В последнее время я частенько сталкиваюсь с таким явлением: многим молодым красноярцам, живущим в начале ХХI века, кажется, что жизнь в их городе лет 30-40 назад, придавленная мощным идеологическим прессом, была бедной и уныло однообразной: одевались серенько, стояли в бесконечных очередях, много работали, а развлекаться не умели; ну, в самом деле: разве могла быть интересной жизнь без компьютера, интернета, сотового телефона? И мнение это подогревается нынешними "продвинутыми" СМИ, которые потихоньку внедряют в головы своих потребителей уверенность в этом.
Я, проживши большую часть жизни там, в ХХ веке, отчасти подтверждаю: да, жизнь была во многом серовата, - и одевались мои современники тогда довольно скромно и однообразно (впрочем, те, кто хотел одеваться ярко, модно, стильно, всегда находили такую возможность и тогда, хотя для этого требовались определенные усилия), и жили в безликих кирпичных и панельных домах, в одинаково тесных квартирах, ездили в разбитых, дребезжащих автобусах, еле втиснувшись в них, питались кое-как, и хорошую или очень нужную книгу достать была большая проблема, и, конечно же, на души тех, кто пытался жить духовной и интеллектуальной жизнью, в какой-то степени давил идеологический пресс.
Гляжу на нынешних - высоких, стройных, красивых - юношей и девушек, мужчин и женщин, ухоженных, хорошо одетых и обутых, гляжу на бесконечные вереницы красивых машин, которыми забиты улицы и в которых ездят эти мужчины и женщины, гляжу на ослепительно яркие витрины магазинов, в которых они покупают себе изощренные блага современной цивилизации, гляжу на сверкающие от обилия света, отделанные дорогими материалами офисы, в которых они работают, на новые многоэтажные дома, в которых они живут, гляжу, как насыщена нынешняя человеческая жизнь бытовой техникой, разнообразием одежды, еды и всевозможных услуг - и думаю о том, как беден был в сравнении с нынешним наш быт!
Но, глядя на нынешнюю жизнь, я далек от зависти к нынешним горожанам, поколение за поколением заполняющим мой город, взамен поколениям уходящим. Прекрасно, - думаю я при этом, - что жизнь меняется, и меняется к лучшему. Так и должно быть! Хотя бывает порой печально и немного обидно за поколения тех моих современников, что уже ушли из жизни или скромно доживают свой век, так и не воспользовавшись нынешними благами, хотя именно их напряженным трудом, умом и творческими усилиями был создан тот экономический потенциал страны, который остался в наследство новым поколениям и на котором строится нынешнее относительное благополучие.
И при этом - странное дело! - я всё чаще вспоминаю о том, сколько ярких, неординарных, интереснейших людей с искрометно индивидуальными, неповторимыми характерами я знавал, видел, встречал именно тогда, 30-40 лет назад, во второй половине ХХ века! Им нет числа! Причем, несмотря на постоянные трудности того времени, люди жили пусть не всегда счастливой, а иногда и вовсе драматической, но - полнокровной и насыщенной событиями жизнью.
Не знаю: может быть, я не в состоянии увидеть чего-то глубинного в характерах нынешних молодых людей за внешними проявлениями их поведения? Но, имея длительный жизненный опыт и возможность благодаря этому сравнивать людей того времени и - нынешних, подозреваю все же, что, будучи внешне более свободными и раскованными, чем их сверстники 30-40 лет назад, нынешние на самом деле - более стандартны душевно и бедны эмоционально. Почему в нынешних меньше естественности и открытости, чем в их сверстниках 30-40 лет назад? Причем вместо открытости у нынешних - постоянная скрытая агрессия, вместо естественной юношеской непосредственности - какая-то нервная взведенность... Думаю, это оттого, что их души нынче слишком прессует перекормленность обилием, переизбытком всеобъемлющей и в то же время пустой, ненужной информации, циничным телевидением, стандартной компьютерной музыкой и внушенными им со стороны чужими стандартами поведения.
В отличие от нынешнего тотального прессинга молодых душ средствами массовой информации, тот, вроде бы, мощный идеологический пресс нашей молодости - во многом мифичен, и слава у него дутая: он был слишком поверхностным, тот пресс: идеологические вожди моей молодости больше делали вид, что управляют умами, и занимались этим по-чиновничьи формально, а люди делали вид, что покорны вождям; так что кто хотел быть подвергнут идеологическому прессингу - тот и был подвергнут, а кто не хотел - тот внутренне оставался совершенно свободным. Эти внутренне свободные люди как правило много читали, и внутреннюю свободу тех, кто читал, поддерживала и подпитывала русская художественная литература, и не только классическая, но и лучшие произведения советской литературы тоже, и их, эти произведения, при желании и небольшом навыке найти было довольно легко.
Ну, а тех, кто не особенно прилежно прикладывался к литературным источникам, поддерживала другая стихия: русский насмешливый ум и неумирающее чувство юмора. Боже, сколько тогда гуляло по свету хлестких, ироничных, до невероятности смешных анекдотов про нас самих и про всю-то всю нашу жизнь, а более всего смешных анекдотов бытовало про политических вождей, начиная с Ленина и Сталина и кончая Хрущевым и Брежневым. Едва ли не каждый рабочий день, помнится, начинали с новых, услышанных накануне анекдотов. Это было истинно народное смеховое искусство, которое поддерживало в нас силы, бодрость и надежду на то, что раз смеемся и хохочем от души - значит, выживем!
Разумеется, я говорю о том времени, взрослым свидетелем которого был сам. Но ведь даже в свирепые сталинские времена, когда я, будучи ребенком, жил с родителями в глухом сибирском селе, в страшном далеке от всех культурных центров - помню, как родители мои, работая в школе и приходя вечером домой, шепотом - чтобы, не дай Бог, не услышали дети! - пересказывали друг другу слышанные анекдоты и тихо смеялись...
Вот поэтому нечто, подобное гордости за моих сверстников и современников, наполняет меня - за то, что они в той нашей относительно скромной жизни умудрялись быть яркими, неповторимыми и внутренне свободными, и я бесконечно благодарен им за то, что они встретились на моем жизненном пути, отдали мне часть своего душевного света и тепла, украсили то наше время своим присутствием и высекли во мне ответные чувства.
Из благодарности к ним за это хотелось бы рассказать о них обо всех. Но моих сил на это не хватит; пришлось делать выбор: писать лишь о тех, кого знал лучше и больше, чем остальных. Об остальных так или иначе рассказано в моих рассказах, повестях и романах - у всех моих литературных героев есть реальные прототипы, и хоть я и стараюсь маскировать их, чтобы прототипы не узнавали себя - хотя бы, по крайней мере, в героях, которые ведут себя не вполне корректно, однако некоторые - узнают; кое-кто из прототипов обижается на меня за это и предъявляет мне претензии. Им я стараюсь объяснять, что да, мол, отчасти я взял что-то и от тебя тоже, но взял и от того человека, и от этого, и от себя самого тоже, и слепил из всех вместе одного героя - такова специфика художественного творчества, черпающего свои краски из бурлящего котла жизни... Но большинство узнающих себя в моих героях относится к этому с пониманием и прощает мне мою дерзость: ладно, мол, ради благого дела - пользуйся!
Однако эта книга, "Портреты. Красноярск. ХХ век" - сборник документальных портретных очерков о тех, кого я хорошо знал (или, как мне кажется, хорошо знал), с которыми мне посчастливилось общаться или даже дружить, причем многие из них уже ушли из жизни, так что эти очерки получились воспоминаниями. Имена одних героев моих очерков хорошо известны красноярцам, других - мало или совсем не известны, или уже забыты. И все же мне очень хотелось, чтобы и очерки эти, и их герои получились предельно достоверными.
Я собирал эту книгу в течение 8 лет. Сначала то были разрозненные очерки-воспоминания об отдельных красноярцах по разным поводам. Потом пришла мысль собрать очерки воедино, чтобы, во-первых, получилась некая панорама жизни Красноярска 60-90-х годов ХХ века (увиденная, разумеется, моим собственным, сугубо субъективным взглядом), а, во-вторых - затем, чтобы рассказать, какими мы все были там и тогда.
Одновременно эта книга - мой подарок Красноярску, который люблю, в котором живу более полувека, приехав сюда молодым инженером-строителем, и горжусь тем, что причастен к созданию современного облика его и как строитель тоже.
Напоследок хотелось бы предварить свои воспоминания одним замечанием. При предварительной публикации некоторых моих очерков-воспоминаний выяснилось, что некоторые родственники выказывают досаду по поводу моих суждений о некоторых же героях моих очерков; этим родственникам хотелось бы, чтобы герои моих очерков выглядели идеальными людьми, лишенными всяких человеческих слабостей и недостатков. На это я могу возразить следующие: единственная и исчерпывающая ценность всяких воспоминаний об известных людях - максимальная правдивость (с субъективной, авторской точки зрения, разумеется), потому что память об этих людях принадлежит не только родственникам, но и истории, пусть, в данном случае, это всего лишь история города или края. При всей любви или, по крайней мере, глубоком уважении к героям моих воспоминаний именно этой цели, правдивости, я добивался в первую очередь, когда писал эти воспоминания. Об этом же предупреждал и в начале моих воспоминаний о В. П. Астафьеве.
При подготовке этих очерков-воспоминаний я еще раз внимательно просмотрел самые яркие и самые известные в истории русской литературы воспоминания: сборник воспоминаний об А. Пушкине, а также литературные мемуары Ф. Кони, И. Бунина, А. Белого, М. Горького. У всех у них принцип максимальной искренности возведен в принцип (с точки зрения авторов, повторюсь я снова).
Именно у этих учителей я и брал уроки мемуаристики.