-- Знаешь что? Надоело мне всё это... жажда, кровь, людишки... -- поднял глаза Влад.
-- А мне, думаешь, не надоело это суета ангельская, следить непонятно за кем, да они сами себя сжирают, а я отчитывайся потом перед Богом... -- с таким же взглядом ответил Гавриил.
Они сидели на крыше пятиэтажки, свесив ноги. Была глубокая ночь. Город спал под слабыми ночными своими огнями. Глаза Влада горели красным огнём, клыки мешали закрыть рот, но он уже к этому привык... Гавриил сидел, смотря куда-то в даль, словно его кто-то звал.
-- Гаври, мы же разные с тобой... ты чистый, ты ангел! А я даже не живой... мертвяк просто ходячий, кровосос бесполезный... но мы же понимаем друг друга. Мне вот только одно не понятно, почему ты так не любишь людей? -- нарушил тишину вампир.
Гавриил улыбнулся еле заметной улыбкой, -- наоборот, Влад, наоборот, я их сильно люблю, люблю на столько, что убил бы их всех, чтобы они уже прекратили всё это бестолковое своё существование. Глупо же, жить, умереть, а потом опять жить... Это для него, для Бога, кажется это чем-то понятным, имеющим смысл, мол кто достоин, а кто нет, будто в раю место мало... -- тут он осёкся... прошло минуты три полнейшего спокойствия, -- а с тобой интересно, ты ненавидишь людей, но настолько, на сколько ты ненавидишь себя, даже не питаешься их кровью... почему?
-- Понимаешь, Гаври?... я боюсь их крови... вдруг в ней какая-нибудь зараза... вдруг стану как они... -- у Влада и правда промелькнул страх, в его остекленевших от времени глазах, словно он представил, как кровь человека растекается по его телу.
-- Странный ты, Влад... Ты же раньше такой же, как они были, если бы не заключил сделку с Люцифешкой...
-- Вот-вот, если бы! А я ведь не жалею, что тогда заключил сделку. С одним только пролетел, с бессмертием, не надо было его у него просить... пожил бы, да и помер бы, не смотрел как эти человечешки чего-то там делают, строят...
-- Ты не бессмертен.
-- А, ну да, солнышко, серебро, святая вода... Ничего меня не берёт, понимаешь! Я же первый... Это те кого я покусал, по молодости, вот те уже кто куда сгинул, не осталось уже никого. Даже старик Вовка, и тот недавно нарвался на какого-то священника... а я ему говорил...
-- Точно, а я и забыл...
Снова наступила тишина, тяжёлая, но понятная, нужная. А ветер немного ласкал их на крыше, медленно и приятно. Бледное лицо Влада и белоснежного Гавриила. Ангел поднялся, расправил крылья, потянулся.
-- Блин, затекло то всё как, слушь, светает, мне пора, сейчас мой подопечный проснётся, и надо будет следить, чтобы он туда не угадил или сюда не угадил, а он даже не верит в меня... фу, противно, надоело это их неверие. Ни во что не верят, больные какие-то... да, больные они, собой больные, гордостью больные, свободой. Ну а что я поделаю... ладно, полетел я.
Он спрыгнул с крыши, пролетел пару метров вниз, затем расправил свои белёсые крылья, вспарил и растворился в утреннем тумане. Солнце поднялось, немного обожгло лицо Влада, но тот лишь пощурился.
-- Да, Гаври, прав ты, и всегда был прав. Неверие, глупость, свобода... надоело, нет, чтобы жить... страдают человечешки и всегда страдали, а я что? Тоже страдаю, только по-своему, и ты Гаври страдаешь... все мы страдаем... -- продолжил в одиночестве Влад.
Он так же спрыгнул вниз, развернул плащ с крыльями и полетел куда-то...