Астахов Андрей Львович : другие произведения.

Крестоносец часть 7. Фор-Авек, Рейвенор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание книги. Рабочий текст. Возможны изменения и правки, поэтому прошу делать свои замечания.

  
  Часть 7 Фор-Авек, Рейвенор
  
  
  1. Мятеж
  
  
   В вечер нашего возвращения из Карлиса в Фор-Авек пришла снежная буря - первая в этом году. И теперь ветер, разыгравшийся над городом, рвет в клочки дымы из каминных труб, воет над стенами крепости, стучит в витражные окна, швыряется в них горстями мокрого снега, однако это куда лучше, чем зловещий туман, от одного воспоминания о котором мороз идет по коже. Вот и пришла моя первая зима в новом мире. Интересно, сколько еще зим мне суждено здесь встретить?
   И еще, в моей комнате стало очень уютно. Горят большой камин с низкой чугунной решеткой и две дюжины свечей в настольных и стенных подсвечниках, а запах сырости и затхлости сменил чудесный аромат душистых трав и цветов - Элика варит кевелен, эльфийский пунш. Первую пробу мы уже сняли - это что-то особенное. Надо было видеть, как у Домаша засверкали глаза, когда он пригубил свой кубок. Котелок опустел моментом, и Элика готовит вторую порцию.
  - В наши дни немногое связывает нас с землей, - говорит она, отмеривая травяные порошки маленькой золотой ложечкой. - Кевелен - одна из таких нитей, которые не дают нам забыть о нашем прошлом. О том, что у нас когда-то была своя земля.
  - Придет день, и у виари снова будет родина, - говорю я.
  - Родина! - вздыхает Элика. - Для многих поколений виари родина - это океан. Наверное, именно поэтому мы так ревностно относимся к своей свободе.
  - Вы прямо цыгане какие-то.
  - Цыгане? Что значит "цыгане"?
  - Это народ в моем мире, у которого нет своей страны. Они вечные кочевники, переезжают с места на места все время.
  - В твоем мире, - задумчиво повторяет Элика. - Ты никогда не рассказывал о нем.
  - А стоит ли?
  - Мне интересно. У вас все так же, как у нас? Или по-другому?
  - Совершенно по-другому. Хотя добро и зло, пожалуй, везде одинаковое. Но вот виари у нас нет.
  - Ага, есть цыгане, - смеется Элика. - А ты - кем ты был в своем мире?
  - Простым гражданином. А почему ты спросила?
  - Да так, захотелось узнать о тебе больше.
  - Это еще зачем?
  - Я ужасно любопытная. И потом, очень важно, кто у тебя начальник, - тут Элика с самой озорной усмешкой подмигнула мне и, повернувшись к Домашу, крикнула: - Так ведь, пан Домаш?
   Байор вздрогнул, оглядел нас блуждающим взглядом. То ли кевелен так подействовал на почтенного роздольца, то ли тепло, то ли усталость, то ли все сразу, но последние четверть часа байор Домаш очевидно кимарил, свесив голову на грудь и время от времени посапывая и всхрапывая, как мирно спящий скаковой жеребец.
  - А? - только и сказал он.
  - Сейчас будет еще кевелен, - сказала Элика и всыпала свои травяные порошки в котелок, над которым уже появился пар.
  - Матерь пресвятая, преблагая охранительница! - пробормотал Домаш и, сделав жест, отгоняющий злых духов, вновь закрыл глаза.
  - Устал, милсдарь? - спросил я, понимая, что если с Домашем не разговаривать, он неминуемо уснет.
  - Морит чего-то меня, - ответил рыцарь. - Ишь ты, вьюга какая на дворе разыгралась! Ветер так и стучит ставнями.
  - Так месяц больших снегов наступил, - сказала Элика, помешивая варево. - По нашему древнему календарю начался Улле, последний месяц в году. Месяц зимнего солнцестояния.
  - Что там у меня в имении сейчас деется? - внезапно произнес Домаш. - Ой, приеду, что не так будет, все канчуков отведают!
  - Вот и готово, - объявила Элика, аккуратно подхватила котелок и поставила на стол. Домаш сразу забыл о своем имении и нерадивой челяди, оживился, придвинулся ближе к столу, и буквально выхватил кубок из ручек Элики.
  - Нектар райский, воистину! - вздохнув и подняв глаза к потолку, провозгласил он после первого глотка. - Вторая партия еще лучше первой! На коленях буду просить любезную чародейку Элику дать мне рецепт сего волшебного напитка!
  - Рецепт-то простой, сударь, а вот с травами для него возни много. Меня научила кевелен варить моя бабушка - так вот, она двадцать четыре вида трав и цветов использовала, это один из самых простых рецептов. В него входят вереск, рута, мелисса, крапива, цветы акации, шиповника и жасмина, плоды барбариса, корни имбиря и мандрагоры, ивовая кора и еще кое-какие травы, которые люди не используют, а мы, виари, знаем об их полезных свойствах тысячелетия. Есть кевелен, в который добавляется сорок четыре вида травяных экстрактов, а есть виарийский грог, в который добавляют, помимо прочего, молоко дюгоня и морскую соль.
  - Вино, мед, водка и молоко? - Домаш одобрительно почмокал губами. - Правильное сочетание, панна чародейка, самое правильное. А вот соль ни к чему.
  - И еще травы., - продолжила Элика свою мысль - Наши девушки собирают их всего несколько дней в году, в одних и тех же местах на побережье Кланх-О-Дора и Калах-Денара. Собирать нужно на заре, когда на травы ляжет первая роса. Цветы, листья и корневища сушатся потом отдельно, а растирают их в порошок в особых деревянных ступках. Мы говорим, что хороший кевелен - это не только напиток, но еще и эликсир здоровья и долголетия.
  - И напоминание о родине, так? - спросил я.
   Глаза Элики сразу потемнели.
  - Конечно, - сделав паузу, ответила она. - Все, что напоминает нам о родине, священно для нас.
  - Благодать! - Домаш допил свою порцию, крякнул, вытер ладонью усы. - Могу ли я просить еще немного?
  - Разумеется, пан Домаш, - Элика наполнила кубок роздольца. - Неужто у вас в Роздоле не варят что-либо подобное?
  - Варят, еще как варят! У нас, почитай, что ни дом, то шинок, - сообщил Домаш, сделав смачный глоток. - Мед и брагу из зерна повсеместно ставят. Иной умелец из браги такую сивуху выгонит, что до гузна прожигает, коли выпьешь - простите покорно! У нас как говорят: "Коль роздолец пить не хочет, значит, помер или спит".
  - Знакомая песня, - сказал я со смешком.
  - Правильная песня! - присовокупил Домаш. - Без медовухи или доброго хлебного вина роздолец будто без души. А коли меда или зерна не станет, так и из прочих даров господних живительную влагу добывают - из репы, например, свеколки, патоки, яблок. Слыхал я, что в одной деревушке близ Проска смерды сивуху из коровьего навоза наловчились гнать, так ядреная, говорят, была - с полукварты валила! - Тут Домаш широко и сладко зевнул. - Ой, прямо тело все поет!
  - Да ты спишь, пан Домаш, - ввернула Элика.
  - Истинно сплю, такой покой несказанный во всем теле, как у чада в утробе материнской...Перед глазами все плывет.
  - Иди спать, сударь, - сказал я. - Отдыхай.
  - Охохохошеньки! - протянул Домаш, вытягиваясь в кресле. Протянул Элике опустевший кубок и с самой счастливой улыбкой добавил: - На посошок!
  - Чары? - спросил я, когда роздолец удалился нетвердой походкой, унося в кубке свой "ночной колпак".
  - Чары, - призналась Элика. - Хочу побыть с тобой наедине.
  - Элика, послушай... наверное, я не должен этого тебе говорить, наверное, это обидит тебя, но я...
  - Считаешь, что я хочу затащить тебя в постель? - Тут эльфка неуловимым движением метнулась ко мне, присела на поручень моего кресла и провела тыльной стороной пальцем по моей щеке. - Нет, ты ошибаешься. Я не интересуюсь твоим телом. Мне интересна твоя душа, Эвальд.
  - Моя душа?
  - Я хочу понять, как так случилось, что салард влюбился в девушку из моего народа. И более того, почему Домино ответила тебе взаимностью.
  - Разве это так трудно понять?
  - Между твоим народом и моим веками существует пропасть. Я не знаю, чтобы кто-то рискнул преодолеть ее.
  - Я люблю Домино. Я влюбился в нее сразу, как только увидел. Ее невозможно не полюбить, она такая...
  - Красивая? - Элика усмехнулась. - Женщины салардов бывают красивее нас. Многие мужчины моего народа так считают.
  - Они не понимают, какое сокровище им даровано.
  - Странный ты. Тебя удивляет, почему я так интересуюсь миром, из которого ты пришел. Задумайся, почему.
  - Не знаю.
  - Ты необычный. Ты не похож на салардов мира Пакс. Ты слишком мягок. Я чувствую в тебе совершенно женскую мягкость и сентиментальность. Даже не знаю, нравится мне это или нет.
  - В чем же проявляется моя мягкость?
  - Во всем. В том, как ты говоришь, ведешь себя, как обходишься с людьми. Теперь я понимаю, почему твои недруги добились твоего назначения на Порсобадо. Они не сомневались, что ты с твоим характером не сможешь противостоять тем вызовам, которые тебя ожидают. Ты сломаешься, и это будет концом твоей карьеры.
  - Это еще как посмотреть, - буркнул я, несколько задетый словами Элики.
  - Тебе придется измениться, Эвальд. Этот мир жесток. Ты выбрал в нем путь воина - путь силы и жестокости. Твои враги не простят тебе ни слабости, ни колебаний.
  - Я учту. Может быть, ты ошибаешься, считая, что я свалился вам на голову из рая.
  - А разве не так?
  - Мой мир далеко не рай. Когда я попал сюда, первым моим впечатлением было изумление, насколько же Пакс похож на мой мир, каким он был лет эдак семьсот-восемьсот назад. Мы называем ту эпоху средневековьем. В нашей истории это было время фанатиков и героев. Время благородных паладинов и жестоких завоевателей, которые вырезали целые города. Вот только магии у нас не было и нет. Не было вампиров и оживших мертвецов, хотя некоторые считают, что сверхъестественные силы и в моем мире существуют.
  - Нет магии? - Элика улыбнулась. - Как же вы живете без нее?
  - У нас есть техника. В моем мире без техники никуда. У нас есть машины, которые летают по воздуху и плавают под водой, перевозят людей без помощи лошадей и передают на тысячи лиг изображение и звук. У нас есть Интернет. Это огромная паутина, которая оплела весь мир. Сегодня почти у каждого человека моего мира есть предмет, который называется компьютер. Это удивительный прибор, Элика. Он помогает делать тысячи вещей. С его помощью можно писать книги, находить нужные знания, рисовать картины, сочинять музыку. Интернет связывает все эти тысячи тысяч компьютеров в единое целое. И каждый день десятки миллионы людей общаются друг с другом при помощи компьютера. Ты можешь написать письмо своему другу на другом конце мира, и оно будет доставлено через секунду. Можешь послать ему или ей свой образ - мы называем это фотографией. - Тут я вздохнул. - Знаешь, я иногда жалею, что у меня нет с собой камеры. Я бы показал тебе, что это такое. Я бы сфотографировал тебя, а потом показал бы тебе твой портрет.
  - А зачем? Ты можешь просто позвать меня, и я приду. И ты сможешь посмотреть на меня, а не на мое изображение.
  - Вот в этом и все дело, - сказал я, пораженный тем, насколько точно Элика угадала мои собственные мысли. - Люди в моем мире постепенно теряют способность общаться друг с другом. Они разговаривают через Интернет, даже если живут друг от друга в сотне шагов. Они перестают читать книги, писать стихи, ходить друг другу в гости, собираться в компании. Их вполне устраивает общение с виртуальными призраками в их компьютере. Некоторые из них настолько ушли в виртуал, что сутками сидят в этой паутине, забыв обо всем. Это как болезнь, от которой нет лекарства. И иногда мне казалось, что наш мир - это царство бесконечного одиночества.
  - Ты был одинок?
  - Нет, у меня были хорошие друзья. Один из них оставил мне в наследство этот меч, - я показал на клеймор, лежавший на покрывале моей кровати. - Мне повезло. А еще я встретил Домино.
  - Она не часть твоего мира.
  - Тогда я этого не знал. Мы встретились с ней случайно, и ее прелесть и хрупкость поразила меня. Она так прекрасна, что я бы ушел за ней даже в ад.
  - Красота и хрупкость обманчивы. Домино совсем не та, кем кажется.
  - Для меня она лучше всех.
  - И ты безоглядно кинулся в любовь?
  - В нашем мире любовь считается великой ценностью. Влюбленным завидуют, и это большая удача встретить свою половину, потому что наш мир слишком велик. Но миллионы людей одиноки, даже если считают, что у них кто-то есть. Вместо того, чтобы заботиться друг о друге, они гонятся за благополучием, проводят жизнь в бесконечной погоне за деньгами и тратят их на покупку бесчисленных вещей, без которых в нашем мире многие просто не могут прожить.
  - Вот, - сказала Элика с удовлетворением в голосе, - Кажется, я поняла одну из твоих особенностей. Ты наделен способностью сострадать и понимать чувства других людей. Давно я не встречала саларда с такой тонкой душой.
  - Это комплимент?
  - Это приговор для тебя. В мире Пакс тонкая душа - это погибшая душа. В нашем жестоком мире нет места тонким чувствам.
  - А вторая особенность?
  - Твоя никчемность.
  - Ого! - Я почувствовал злость. - Хочешь сказать, что я ни на что не гожусь?
  - Именно так. Взять хотя бы твой меч. Ты говоришь, он достался тебе от твоего друга в наследство. Твой друг был рыцарем?
  - Нет. В нашем мире уже много столетий нет рыцарей.
  - Тогда почему твой друг ходил с мечом?
  - Да не ходил он с мечом! - разозлился я. - В нашем мире никто не ходит с мечами, понимаешь? Мой друг был романтиком, человеком, который убежал от окружающей его серой жизни в свой мир, придуманный. В мир фантазии. Он заказал этот меч знакомому кузнецу, потому что всегда мечтал иметь такое оружие. Это мечта, понимаешь?
  - Просто иметь меч?
  - Да именно так, просто иметь меч. Тебе этого не понять.
  - Почему же, я все понимаю. Твой друг был таким же никчемным человеком, как и ты.
  - Не смей так говорить про Андрея Михайловича! - взорвался я. - Он был хороший человек.
  - Вот, самое то слово. Он был хороший человек. Мирный, добрый, умный - верно?
  - Да, именно такой.
  - И ты точно такой же. Добрый, мягкий человек с тонкой душой. Сколько человек в этом мире ты убил, Эвальд?
  - Я не уби..., - тут я вспомнил про схватку с кочевниками и осекся. - Мне кажется, я еще никого не успел убить.
  - Кажется? - Глаза Элики хищно сузились. - А тебя уже хотели убить, и не раз. Хотя ты ни для кого не представлял угрозы. Тебя дважды хотели убить из-за твоего превосходного меча. Домино рассказывала нам про то, как бурмистр в Холмах едва не натравил на вас своих холопьев. Второй раз кочевники хотели ограбить и убить вас. Я ведь многое знаю о тебе, Эвальд.
  - И причем тут моя никчемность?
  - Ты не хищник, - с усмешкой сказала эльфка. - Ты иногда напоминаешь мне волка, которого щенком взяли в дом и воспитали ласковой комнатной собачкой. Думаешь, я не замечала, как ты на меня порой смотришь? Ты хочешь меня, это читается в твоем взгляде, но даже самому себе боишься в этом признаться. Может быть, в душе ты испытываешь желание, гнев, ярость, жажду крови, но ты не позволяешь им прорваться наружу, крепко держишь их в узде. Твой мир сделал тебя беззубым, Эвальд. И твоего друга, который мечтал о мече. Если бы он хотел быть настоящим воином, он бы стал им, а не держал бы у себя под подушкой великолепный меч, от которого толку было меньше, чем от моей пилки для ногтей. Все вы, жители твоего мира, испытываете сильные чувства, но не можете их реализовать - почему?
  - Плохо же ты знаешь мой мир, ведьма, - сказал я. Опьянение и злость сделали свое дело, и меня понесло. - Бедные вы, страдальцы, детишками своими платите за свою гребаную свободу! Веками платите. Чего же не восстали, не дали своему желанию освободиться выход? Вы-то чего свои желания не реализуете, а? У вас жестокий мир, согласен. Но в нашем мире крови, горя и смерти не меньше, чем в вашем, уж поверь. Куда больше у нас случается смертей. Когда мой дед был ребенком, у нас была война. В ней погибло шестьдесят миллионов человек за шесть лет. Шестьдесят миллионов, слышишь ты? Да во всем вашем сраном Паксе столько народу не наберется, если даже с вампирами считать! Людей убивали как скот, тысячами тысяч. И не тупо резали ножами, как в вашем мире, хотя и такого было в избытке. Их убивали индустриально. Знаешь, что это такое? Специально строили огромные комлексы, где все было до мелочей просчитано - как быстро, эффективно и с наименьшими затратами прикончить много народу, да еще на этом заработать. Как говорится, мертвое дело - живая копейка! Привозили туда людей, и начиналось. По нескольку сот душ - женщин, мужчин, детей, стариков, - загоняли в особые комнаты и душили там газом. А потом перерабатывали, как убоину. Жир на мыло, волосы на матрацы и рыболовные сети, кожу на перчатки, кости на удобрение, золотые зубы на переплавку. И так партия за партией. По десять-двенадцать тысяч душ изо дня в сутки, сечешь? А под занавес двумя атомными бомбами снесли к хренам собачьим два города вместе с жителями. И до того в нашей истории много интересного и веселого было: и пирамиды из черепов, и рабство, и башни из людей, переложенных известью, и целые рощи из посаженных на кол пленников. Мы, саларды, как ты нас зовешь, в любом мире умеем убивать с фантазией. Но после той, последней войны, у нас появилось такое оружие, которое не дало нам больше воевать. Просто не позволило. Кто бы его в новой войне ни применил, кирдык пришел бы всем. И вот лет эдак семьдесят уже мы живем тихо и спокойно. Так, постреливаем друг в друга понемногу, но на большую войну не отваживаемся.
  - Ну, видишь, - ввернула Элика, - опять же не решаетесь на что-то великое. Это и есть никчемность.
  - Правильно говоришь, может, мы стали никчемными, изнеженными, расслабленными, но хоть одной стоящей вещи научились - мы начали ценить хорошее. Хорошую жизнь стали ценить до паранойи, потому что в нашей истории было слишком много темного и кровавого, такого, что забыть бы надо, да не выходит. Понимаю, что ты думаешь - ты считаешь, что это страх. Да, страх. Инстинкт самосохранения. Наш мир отделяет от самоубийства одно нажатие кнопки. После наших ужасов ваши протухшие вампиры, Нашествия, напыщенные индюки-фламеньеры с их гонором, "грандиозные" сражения, где пара тысяч мужиков, обвешанных железом, мутузят друг друг друга в чистом поле палками по черепам, кажутся мне доброй сказкой, которую любящая мамочка рассказывает малышу на ночь! Может, когда-нибудь и ваш Пакс станет похожим на мой мир - в лучшем смысле слова. Но для этого вам очень сильно придется постараться и подружиться с головой, а не с чувствами, которые, как ты говоришь, не надо держать при себе. А если не сможете побороть в себе свою ненависть, свою гордыню и свои предрассудки - повторите нашу историю. И может, твой народ, еще добрым словом помянет времена, когда платил живую дань магистрам Суль!
  - Ну, вот таким ты мне нравишься куда больше, - с удовлетворением в голосе сказала эльфка. - Со звериным блеском в глазах, со сжатыми кулаками и ненавистью в голосе. Оказывается, тебя можно завести. Но для этого тебя все время приходится зажимать в угол. Как тогда, в Паи-Ларране. Я ведь знаю, что там случилось. И одобряю твой поступок. Только помни, что если ты не станешь другим, всякий в этом мире будет считать своим долгом обоссать твой цветок.
  - Пусть попробует. Вот тогда и посмотрим, кто никчемен, а кто нет.
  - Конечно, ведь ты за Домино готов всем глотку перегрызть.
  - Готов и перегрызу. И давай не будем говорить о Домино. У меня душа болит, когда я думаю о ней. Мы сидим здесь в тепле и безопасности, а она находится где-то во враждебном городе. Ей нужна защита, моя помощь, а я...
  - Сиди! - властно приказала эльфка, взяв меня за руку. В ее глазах и голосе появился лед. - Вот еще одно доказательство того, что ты совершенно не знаешь свою возлюбленную. Если Домино и нужна чья-то помощь, то только не твоя.
  - Элика, ты всерьез хочешь меня разозлить?
  - Не раздувай ноздри, как рассерженный бычок, и послушай меня. Домино - маг, арас-нуани. Причем боевой маг. Она одна стоит сотни воинов, если не тысячи, и так просто ее никому не одолеть. С холодом, голодом, страхом и одиночеством мы, виари, умеем справляться куда лучше вас, салардов. Оставь свои глупые причитания. Сейчас, в эту бурю, ты ее все равно не отыщешь. Просто схватишь смертельную простуду, и мне придется насыщать твою кровь волшебным огнем, а это очень больно! На вот, выпей, - Элика протянула мне кубок с остывшим кевеленом. - И расскажи еще о своем мире.
  - Нечего больше рассказывать. Не хочу. Вообще, давай закончим этот разговор.
  - Хорошо. Тогда я пойду спать. Я устала, и кевелен шумит у меня в голове. Надо отдохнуть.
  - Уходи.
  - Ну, тогда аррамен-эрай, мальчик. Постарайся запомнить, что я тебе сказала.
  - Пошла вон, пока я окончательно не разозлился.
   Эльфка только хмыкнула и, взяв со стола кубок с недопитым пуншем, вдруг размахнулась и швырнула его в стену. Кубок со звоном отскочил от стены и подкатился к моим ногам. Подхватив свой плащ со стула, Элика, не обрачиваясь, вышла из комнаты и силой хлопнула дверью, заставив меня вновь испытать прилив раздражения.
   Наверное, мне не надо больше пить это эльфийское пойло. Что-то оно на меня плохо действует. Или все дело не в кевелене, просто этой стерве удалось меня по-настоящему разозлить?
   Да пошла она! Никчемный. Я тебе покажу "никчемный"...
   А я-то, дурак, думал, что в этом мире у меня появился друг. Оказалось, нет. С друзьями мне пока не везет.
   Ой, мать, как я их всех тут ненавижу! Если бы не Домино...
   Да, если бы не Домино. Только ее существование придает всему этому кошмару смысл. Иначе...
   Я пнул лежавший на ковре кубок носком сапога, и он отлетел к камину. В моем кубке еще оставалось немного кевелена - я допил его. Дрова в камине почти прогорели, а ветер за окнами, казалось, стал еще свирепее. Котелок на столе с недопитым и еще не остывшим виарийским пуншем распространял тонкий приятный запах весенних трав.
   А вот взять сейчас и пойти искать Домино! Назло этой эльфийской язве Элике, назло всем тем, кто считает меня слабаком и мямлей. Найти ее и...
   "Умереть", - сказал чужой и холодный голос в моей голове.
  - А вот ни хрена! - ответил я голосу и потянулся к котелку с кевеленом, чтобы вновь наполнить свой кубок.
  
  
   ************
  
  
   Вначале мне показалось, что я сплю. Но потом я с замиранием сердца понял - нет, не сон!
   Первое, что я почувствовал - это колебание воздуха, легкое и почти неуловимое, как слабое дуновение сквозняка. Чуть трепещущие огоньки прогоревших свечей мигнули и погасли, выпустив струйки дыма. А потом появилась она. Вошла неслышно, как ночная тень, бесшумно ступая по ковру, и остановилась у моей постели. Подняла руки и сбросила с головы широкий капюшон своего длинного темного плаща.
  - Аррамен, милый, - услышал я голос, от звука которого моего сердце сжалось от счастья.
   Я продолжал лежать. Это все лишь видение, это сон, говорил я себе. Только поднял голову с подушки и смотрел на нее. Мне не верилось, что такое возможно.
  - До... Домино?
  - Я испугала тебя, любимый?
  - Ты... ты как сюда попала?
  - Ах, Эвальд! - вздохнула она. - Ты все время забываешь, что я арас-нуани. Мне нетрудно сделать так, чтобы меня никто не заметил.
  - Домино! - Я вскочил, бросился к ней, сжал ее в объятиях, обжигаясь влажным холодом ее насквозь промокшего плаща, прижал ее к себе, нашел ее губы - холодные, отдающие солью, - и буквально застонал от счастья.
  - Милая моя! Маленькая моя! Боже мой, наконец-то! - повторял я, покрывая поцелуями ее лицо, волосы, шею. - Ты не сон, нет! Домино, моя Домино! Я ведь думал... я думал...
  - Я знала о том, что ты приехал на Порсобадо, - шептала Домино, - я почувствовала это сразу, как только ты сошел на берег. Ты сердишься на меня?
  - За что?! - Я сжал ее замерзшие пальчики в своих ладонях, начал дышать на них, чтобы согреть. - Это я виноват перед тобой. Я должен был искать тебя с самого начала!
  - Я очень виновата перед тобой и Эликой. Не пришла к тебе сразу, как только ты появился в Фор-Авек. Не объяснила тебе ничего. Но так было нужно.
  - Домино, я не могу поверить, что это ты!
  - Ты думал, что я умерла, я знаю. Дуззар сказал тебе, что все погибли, так?
  - Я не поверил ему. Я верил, что ты жива.
  - Ты рад меня видеть?
  - Я?! Я счастлив, я весь дрожу! Я так долго искал тебя, так мучился без тебя!
  - Ты стал фламеньером, - сказала Домино с легкой грустью в голосе. - Видишь, во что я тебя втянула?
  - Домино, милая, ради тебя я готов на все. Но... ты вся дрожишь. Ты вся мокрая. - Я выпустил ее, заметался по комнате в поисках сменной одежды для Домино. Потом сообразил, что ни черта не найду, пока не зажгу свечи. Огниво и трут лежали на столике у моей кровати. Я схватил их, начал высекать искру, и тут услышал:
  - Эвальд, я пришла проститься.
  - Что?! - Я не поверил своим ушам. Мое сердце, еще мгновение назад пылавшее счастьем, будто бросили в ледяную воду. - Проститься?
  - Я пришла поговорить с тобой. Ты выслушаешь меня?
  - Почему ты говоришь о прощании?
  - То, что случилось с Карой и со мной, очень сильно все изменило.
  - Причем тут Кара?
  - Она погибла. Она пожертвовала своей жизнью ради будущего моего народа.
  - Домино, сладкая моя, я не пойму, какое отношение это имеет к тебе и ко мне.
  - Самое прямое, - она сбросила промокший плащ с плеч, шагнула ко мне и взяла за руку. - Прошу тебя, не зажигай свет. Нельзя, чтобы нам помешали.
  - Хорошо.
  - Тебе ведь сказали, кто я?
  - О чем ты?
  - Элика, сестра Кары. Она ведь сказала тебе, что я Гленнен-Нуан-Нун-Агефарр?
  - Да, я знаю это. Но это не имеет никакого значения. Я...
  - Постой, - Домино коснулась моих губ кончиками пальцев. - Ты не понимаешь, что это значит. Я сама об этом не подозревала, пока Кара не сказала мне. Это приговор для меня, Эвальд. В древности, когда мой народ был могущественным, наши маги знали, как обуздать темную силу Нун-Агефарр. Но в наши дни это искусство потеряно. Когда придет мой час, я стану глайстиг - Немертвой. Меня ждет темная сторона бытия.
  - Это неважно. Я люблю тебя...
  - Эвальд, я не могу оставаться с тобой. Между нами всегда будет мое проклятие и мой долг.
  - Постой, подожди! - Я протянул к ней руки, помотал головой, чтобы побороть волнение и отчаяние. - Дай мне сказать. Я не верю, что все так плохо. Мы что-нибудь придумаем. Мы нашли друг друга, и теперь меня в этом проклятом мире ничего не держит. Мы вернемся в мой мир. Ты снова откроешь для нас проход между мирами, и мы отправимся обратно. Там нет магии, нет всяких дурацких пророчеств. Ты будешь обычной девушкой, свободной от всяких предопределений, а я буду любить тебя так, как никто никого никогда не любил! Ты мне веришь?
  - Конечно, Эвальд, - я не мог видеть ее лица в темноте, но по тембру голоса догадался, что она улыбается.
  - Ну, вот и отлично! - воодушевился я. - Сейчас же собираемся и валим из этого замка. Что тебе надо для того, чтобы вернуть нас в мой мир?
  - Постой, ты не выслушал меня до конца.
  - Нет, нет, я больше ничего не хочу слушать! Мы все решили, да?
  - Нет, - сказала она мягко, но меня это "нет" пронзило, как копье. - Я не могу бросить свой народ на произвол судьбы.
  - Причем тут народ? Они и без тебя прекрасно проживут.
  - Магистры Суль ищут меня. Теперь, после всего случившегося на Порсобадо, они поняли, кто я такая. Кара ценой своей жизни дала мне передышку. Она отвлекла Дуззара и агентов Суль и позволила мне найти Харрас Харсетта и передать его моим соплеменникам. Артефакт должен быть у моего народа, нельзя, чтобы он оказался у фламеньеров или у магистров Суль. Но у всего своя цена, Эвальд. Я должна сделать то, чего от меня ждут виари.
  - Ты нашла артефакт?
  - Затем Кара и взяла меня в эту экспедицию. Она поняла, кто я, скрыла это от Охранительной Ложи и сумела добиться моего назначения в ее группу. Поначалу мы старательно изображали поиски виарийских артефактов в руинах Айлифа, но долго обманывать Дуззара мы не могли. Надо было спешить. Еще до нас в Фор-Авек прибыл один из наших кораблей. Капитан Амель Варин был посвящен в план Кары и согласился нам помочь. А еще в экипаже Варина была одна девушка...
  - И что?
  - Эта девушка пожертвовала собой. Запомни ее имя, ее звали Джалин Улайд. Только благодаря ей я осталась жива. Она добровольно пошла на верную смерть, заменив меня в последней экспедиции в Айлиф. В той экспедиции, когда Кара и ее спутники были убиты подручными Суль.
  - Как же Дуззар не заметил подмены?
  - Немного магии и грима. Большинство салардов не особенно присматриваются к женщинам виари, а уж Дуззара вообще никакие женщины не интересуют, он любит мужчин, так что принял бедняжку Джалин за меня. В то время, когда Кара выполняла свой долг, я выполняла свой. Я нашла место в Фор-Авек, о котором она говорила, и там был Харрас Харсетта. Чтобы забрать его с собой, мне пришлось разрушить Сосуды покоя и освободить Неупокоенных. По-другому было нельзя, неприкосновенность Сосудов была связана с артефактом. Мне очень жаль, что так получилось. Я знаю, что неупокоенные причинили тут много зла. Но не волнуйся, призраки больше не побеспокоят Фор-Авек. Мне удалось найти способ упокоить их.
  - Значит, это твоя работа? - Я присвистнул. - Напугали они нас, твои призраки. А Дуззар, рожа лживая, сказал, что это он их освободил.
  - Дуззар не может смириться с тем, что его обманули. Придумывает для себя оправдание. Кара, умничка бедненькая, обвела его вокруг пальца, так он выкручивается перед магистрами, говорит, будто специально освободил души мертвых, чтобы создать вам, как ты говоришь, геморрой.
  - О, черт! - вырвалось у меня. - Моя Домино! Вот теперь я знаю, что это ты. Моя маленькая виари!
  - Смешной салард! - хихикнула она. - Ты мне все лицо обслюнявил!
  - Домино, Домино, Домино! И где же ты была все это время?
  - На корабле Варина. Амель спрятал меня.
  - И ты по-прежнему прячешься у него? Это очень опасно. Другой ваш капитан, Брискар, сказал нам, что Варин готов выдать тебя вербовщикам.
  - Варин не имеет такой власти. Судьбу Гленнен-Нуан-Нун-Агефарр будет решать совет глав домов виари.
  - Твою судьбу, Домино!
  - Да, мою, - просто сказала она. - Это их право. Не забудь, что я беглая арас-нуани, и этим все сказано.
  - Какой еще, к чертям, совет?
  - Среди виари никогда не было единства. Некоторые наши дома давно служат сулийцам верой и правдой. Например, дом Туасса ад-Руайн или дом Фейн. Варин мой дядя, и он намерен созвать в ближайшее время совет глав домов, чтобы решить, как нам быть дальше. Если меня передадут вербовщикам, - а это очень возможно, - все капитаны примут решение служить Суль. Виари окончательно станут слугами Неназываемой Бездны, а я этого не хочу.
  - Этого не будет, - сказал я жаром, опустившись перед Домино на колени. - Я знаю, что мы должны сделать. Ты станешь моей женой. Я прошу тебя выйти за меня замуж, Домино. Я люблю тебя. И я буду драться за тебя со всем миром.
  - Ты готов взять в жены будущую глайстиг?
  - Я хочу взять в жены девушку, которую люблю больше жизни. Я никому не позволю отнять тебя у меня. И никто не посмеет выдать этим гнусным некромантам жену фламеньера.
  - Это не нам с тобой решать, милый. Но, как странно, ты будто прочел мои мысли!
  - О чем ты?
  - О нас. О тебе и обо мне.
  - Так ты согласна стать моей женой?
  - Эвальд, поднимись с колен.
  - Ты не ответила мне.
  - Я знаю, какое решение они примут, - шепнула Домино. - Меня отдадут вербовщикам, потому что так надо. Но очень скоро сулийцы поймут, что я не та беспомощная девочка, за которую некому было вступиться.
  - Ты хочешь сказать...
  - Да, - она сделала легкое движение рукой, и что-то с тихим звяканьем упало на ковер у наших ног. - Ты мой защитник. Ты защитишь меня, любимый. Я не хочу больше носить пояс невинности. Я буду твоей женой сегодня. И прошу тебя, будь сегодня таким, чтобы я не пожалела о своем решении!
   Я обнял ее, глубоко, как пловец, вынырнувший на поверхность, вдохнул тонкий запах морской свежести, дождя, мяты и вереска, идущий от ее волос. Нашел ее губы. Ответив на мой поцелуй, Домино опустила лицо и отстранилась от меня.
  - Ты боишься? - шепнул я.
  - Твои прикосновения, твои поцелуи - они такие... Но я боюсь тебя разочаровать и...
  - Я люблю тебя.
  - Я знаю. Погоди, я сама.
   Она неловко, дрожащими пальцами, распустила завязки на плаще, потом сняла платье. Я вновь привлек ее к себе, обжигаясь ее теплом, начал целовать и сразу ощутил вкус соли.
  - Ты плачешь?
  - От счастья. Не останавливайся, прошу тебя.
   Я подхватил ее на руки - боже мой, какая же она легкая, маленькая, хрупкая! - положил на постель. Ее горячие ладони легли мне на плечи. Сказать было нечего, да и говорить было незачем. В такие секунды слова не нужны.
   В подобные мгновения вообще ничего не нужно, потому что у тебя есть главное, ради чего рождается и живет в этом мире человек.
   Любовь.
   Никогда я еще не был так счастлив. Каждая клеточка моего тела пела от счастья. И мне хотелось, чтобы Домино чувствовала то же самое. Чтобы она поняла, как безумно я ее люблю, как жажду быть с ней. Как волнуют и радуют меня ее близость, ее красота, ее нежные неловкие прикосновения и ласки. Чтобы любой страх и любое сомнение навсегда ушли из ее сердечка.
  - Люби меня, Эвальд. - шепнула она. - Laenar a muin, mi a`Raynn. Мне нравится, как ты это делаешь.
   Так, как ты этого достойна, сказал я себе, гладя бедра девушки и разводя их в стороны. Так, как велит мне любовь.
   Нежно. Бережно. Безумно. Алчно. Ненасытно.
   Так, чтобы в последний миг моей жизни, когда Курносая, явившись по мою душу на поле боя или зайдя в больничную палату, где я буду ждать ее прихода, призывно поманит меня своей костлявой лапой, я бы с улыбкой вспомнил не что-нибудь, а именно эту ночь - главное событие моей уходящей навсегда жизни.
   Зимнюю ночь в замке Фор-Авек, в которую я был бесконечно счастлив.
  
  
   ************
  
  - Домино?
  - Да, милый?
  - Я люблю тебя.
  - Я знаю.
  - Ты останешься со мной.
  - Я не могу.
  - Ты останешься со мной.
  - Ты этого хочешь?
  - Больше всего на свете.
  - Любимый, и я этого хочу. Но я не могу оставаться в Фор-Авек. Все слишком сложно. Я потратила слишком много времени на Порсобадо. Я обязана довести работу Кары до конца. Варин должен доставить Харрас Харсетта на совет домов. И я должна быть на совете. Должна, понимаешь?
  - Мне плевать на артефакт. Мне нужна только ты.
  - А мне ты.
  - Домино, я никуда тебя не отпущу. Новой разлуки я не вынесу.
  - Вынесешь. Ты сильный. И я сильная. И наша любовь поможет нам. Ты ведь любишь меня? Тогда ни о чем не спрашивай и поцелуй меня. Да, вот так. А теперь сюда. Еще, милый, еще! Тебе ведь хорошо со мной?
  - Домино, я счастлив.
  - Ne vai luttea ain martier uthar geh allaihn.
  - Что это значит?
  - Это пословица. Точно перевести на ваш язык нельзя, но смысл такой: "Лучше умереть вдвоем, чем жить одному". Этой ночью я поняла, что это так.
  - Домино, не уходи!
  - Я и не ухожу. Девушки виари самые преданные, они никогда не изменяют своим возлюбленным. Только будь ласков со мной. Прижми меня к себе покрепче и поцелуй еще раз...Мы теперь вместе. Навсегда. Навечно. До последнего часа.
  
  
   **************
  
   Светлеет. Тьма за окнами обрела серый оттенок. Зола в камине давно остыла и стала белой.
   Под утро я заснул. Совсем ненадолго, на несколько минут, как мне кажется. Может быть, это были чары Домино. И я не смог помешать ей уйти. Она ушла, покинула меня, оставив в моей комнате запах эльфийских цветов и унося с собой мое сердце. И мое счастье, такое светлое и бескрайнее, закончилось.
   Короткая зимняя счастливая ночь уходит. Первая по-настоящему прожитая ночь в моей жизни.
   Я лежу в осиротевшей постели и думаю о том, как же я мог жить прежде, не испытывая таких чувств. И та, прежняя, настоящая жизнь теперь кажется мне сном. Будто не со мной все это было. Я родился, учился, работал, встречался с друзьями, ходил в кино и на дискотеки, запоем читал толстые книги, и считал, что это и есть настоящая жизнь. Пока не появилась Домино, а вместе с ней и любовь. И я понял, что жизнь без любви - это просто эрзац, жалкая симуляция жизни. Крысиные бега, в которых нет ни смысла, ни толку. Мне повезло в жизни, я обрел высшую из истин.
   Ту самую любовь, которая теперь дает мне право называть себя мужчиной.
   Мне очень хочется думать о будущем. О нашем будущем. Теперь я знаю, что оно есть. Потому что иного будущего, чем с ней рядом, я себе не представляю. Я весь этот мир переверну с головы на ноги, но Домино больше никогда не придется тайком уходить из нашей спальни под утро.
   Ай-ай-яй, милорд фламеньер, да ты плачешь! Чертов слабак!
   Нет, все не так. Это не слабость. Это горечь, гордость и счастье. Эта ночь изменила все - и меня, и этот мир. И мой путь по этой несчастной земле еще не закончен.
   И мне остается верить, что придет день, когда Домино и меня уже ничто не разлучит. Ни долг, ни война, ни смерть.
  
  
   ***************
  
  - Милорд! Милорд шевалье!
   Это Лелло. Вид у него самый виноватый - наверняка парень считает, что разбудил меня, колотя в мою дверь с такой силой.
  - Милорд, простите, что разбудил вас, - сказал оруженосец. - Мессир Пейре велел сообщить вам, что прибыл гонец из Дроммарда - это город на севере острова. У него важные новости.
  - Что такое?
  - Я так понял, милорд, что-то случилось. Вам помочь одеться?
  - Не надо, - сказал я, просовывая руку в рукав дублета. - Где этот гонец?
  - Он ждет в рыцарском зале.
  - Разбуди Элику и лорда Домаша, и пусть идут в зал.
  - Слушаюсь, милорд.
   Когда я вошел в зал, гонец, невысокий молодой человек в заляпанном грязью суконном камзоле и высоких сапогах, беседовал с Пейре де Тороном. От него на версту разило конским потом; видимо, спеша сюда, он ни на секунду не покидал седла. Завидев меня, он тут же бросился ко мне навстречу.
  - Милорд шевалье! - Лицо гонца было бледным, в обведенных тенями ввалившихся глазах светились страх и надежда. - Я Бернье Мален, помощник шерифа Дроммарда. У меня плохие известия с севера.
  - Какие известия?
  - Мятеж, милорд. Хойлы восстали и убивают имперцев.
  - Вот так просто взяли и восстали?
  - Хойлы говорят, что мстят за бойню, которую имперцы устроили несколько дней назад в Карлисе. Якобы ваши люди, милорд, перебили в Карлисе всех жителей и сожгли деревню.
   Ага, вот оно в чем дело! Опять штучки Дуззара. Проклятый предатель, похоже, объявил мне полномастшабную войну...
  - Хорошо, я понял, - сказал я, знаком предлагая гонцу сесть: было видно, что он от усталости еле держится на ногах.
  - Три дня назад все было еще спокойно. Все началось внезапно и сразу во многих местах. Похоже, хойлы давно готовились к этому. Вот письмо его милости шерифа, - гонец поднялся со скамейки, вытащил из своей поясной сумки свиток пергамента и с поклоном подал мне.
   Я развернул свиток. Все, что написал шериф Дроммарда, гонец уже пересказал мне на словах. В конце письма была слезная мольба о немедленной помощи городу.
  - Есть жертвы?
  - Сотни, милорд. Мятежники не щадят ни женщин, ни детей. Я своими глазами видел по дороге сюда, что они творят. Это не описать словами. Даже звери не способны на такую жестокость.
  - Почему шериф сам не может подавить мятеж? - спросила за меня Элика, которая быстрой походкой вошла в зал, пока я читал письмо. - Ведь это его прямая обязанность!
  - У него слишком мало людей, миледи, - ответил гонец - Своей главной задачей он считает защиту Дроммарда. В городе две тысячи жителей, а еще сотни беженцев, спасающихся от зверств мятежников. Если хойлы возьмут город, начнется резня. Вся надежда только на вас.
  - Что-нибудь еще?
  - Милорд, простите меня за дерзость, но... - тут лицо гонца задергалось, и он разрыдался в голос, размазывая слезы и грязь по лицо руками. - У меня в Дроммарде жена, двухлетняя дочка! Я не переживу... если они...если их...
  - Успокойтесь, - от слов этого человека у меня сжалось сердце. - Мы немедленно начнем действовать. Лелло, - сказал я появившемуся сквайру, - позаботься об этом господине. Обеспечь ему горячую еду и постель.
  - Конечно, милорд.
   Бернье Мален поклонился и посмотрел на меня с бесконечной благодарностью.
  - Да благословит вас Воительница, милорд! - сказал он и пошел за Лелло к выходу.
  - Вот и вызов, - сказала Элика. - Чего-то подобного я ожидала.
  - Где Домаш? - спросил я. - Мне нужно его присутствие.
  - А мое тебе не нужно? - язвительно спросила эльфка. - Ты даже не поздоровался со мной.
  - Элика, сейчас неподходящий момент для выяснения отношений.
  - Ты какой-то другой сегодня, - сказала Элика. - Какой-то... повзрослевший.
  - Об этом потом. Пейре, поторопите Домаша!
  - Эвальд, что случилось? - настаивала Элика.
  - Ничего, - я твердо решил, что ни слова не скажу чародейке о том, что произошло ночью. Не ее это ума дело. - Все в порядке. Где Домаш?
  - Я здесь, пан фалменьер, - роздолец вошел в зал, на ходу поправляя одежду. - Что за спешка? Случилось чего?
  - Случилось. На севере острова начался мятеж. Бунтовщики вот-вот возьмут Дроммард.
  - Вот оно что! - Домаш принял самую вызывающую позу. - Тогда в бой.
  - И я так думаю. Не будем тратить времени впустую. Шериф просил о помощи - надо помочь.
  - У тебя есть план? - спросила Элика.
  - Я знаю, что мятеж спровоцирован. И сильно подозреваю, что это сделал Дуззар.
  - Опять этот песий сын? - поморщился Домаш. - И когда уже мы ему голову отрежем?
  - И что мы будем делать? - Элика с интересом посмотрела на меня.
  - Одно знаю точно: оставлять Фор-Авек без охраны нельзя. Дуззар считает, что я сгоряча брошусь разбираться с мятежниками, сам поскачу на север, так ведь?
  - А разве ты не возглавишь отряд? - удивился Домаш. - Я бы возглавил. Когда еще выпадет оказия размяться!
  - Весьма здраво, - похвалила Элика. - Значит, ты уже принял решение, я так понимаю?
  - Дуззару нужна Домино. Ему нужен артефакт. А это значит, что все эти беспорядки на севере лишь отвлекающий маневр. Главный удар будет нанесен тут, в Фор-Авек. Пейре, как далеко от города Лосская долина?
  - Полтора десятка верст на северо-восток, прямо за лесом, милорд, - ответил командир стражи.
  - Настоящее осиное гнездо под боком. Два-три часа, и мятежники у стен беззащитного Фор-Авек, который дурачок-шевалье бросил со всеми людьми, спеша на помощь Дроммарду, - я усмехнулся. - Дуззару нельзя отказать в тактическом таланте. Но мы его перехитрим. Пан Домаш, ты, кажется, хотел подраться?
  - Истинно так, пан Эвальд. Хоть сейчас готов.
  - Пейре, мы с вами примерно одного роста и сложения, - сказал я командиру стражи. - Вам предстоит сыграть роль шевалье, отбывающего на север. Наденете мой плащ и закрытый шлем. Байор Домаш и госпожа Сонин будут сопровождать вас.
  - Я готов, милорд, - сказал с легким поклоном де Торон (Уважаю людей, которые не задают ненужных вопросов!)
  - Погоди, - вмешалась Элика, которая выглядела ужасно недовольной, - ты собрался отправить меня из Фор-Авек?
  - Именно так, дорогая, - с ледяной улыбкой ответил я. - Во-первых, Пейре может понадобиться помощь мага. Во-вторых, ваше присутствие убедит Дуззара, что это я покинул Фор-Авек - он полагает, что я без вас и шагу не ступлю. Не сомневаюсь, что мерзавец уже тут и готовит главный удар.
  - Думаешь, справишься без меня? - спросила Элика, и я понял, что она в бешенстве.
  - Справлюсь, - ответил я и повернулся к Пейре. - Возьмете с собой всех копейщиков и стражников. Я напишу для вас грамоту, которая убедит шерифа, что вы действуете как мой легат.
  - Я исполню все, что вы мне скажете, милорд.
  - Пейре, если все, о чем говорил гонец, подтвердится, разрешаю вам применить самые жестокие меры, - сказал я, помолчав. - Дайте понять мятежникам, что всякий, кто поднял руку на женщин и детей, этой руки лишится. Вместе с головой.
  - Не беспокойтесь, милорд, я сделаю все, чтобы научить хойлов уважать закон, - ответил де Торон.
  - Отлично. Подберите людей и собирайтесь в дорогу.
  - Значит, ты все решил за меня? - спросила Элика. - Думаешь, я позволю тебе это?
  - Дамзель Сонин, кажется, вы забыли, что я - шевалье Фор-Авек, и мои приказы должен исполнять тут каждый, - ответил я. - Так что будьте любезны выполнять то, что от вас требуется.
  - Ты сошел с ума! - Элика засверкала глазами. - Ты отдаешь Пейре почти всех людей. С кем ты собрался защищать город?
  - Это мое дело. Прошу, ни о чем не спрашивай и делай то, что я тебе говорю. Помоги Пейре в Дроммарде, это все, что от тебя требуется.
  - Ты просто безумец.
  - Да, я такой. А еще никчемный слабак. Поплачь над моей могилой, когда хойлы прирежут меня, если хочешь.
   Эльфка побледнела и, ни слова не сказав, выбежала из зала. Домаш посмотрел на меня очумелыми глазами.
  - Однако! - сказал он.
  - Иди, пан, собирайся в дорогу. Время не ждет.
  - Истинно так, - Домаш поклонился и вышел следом за Эликой. В зале кроме меня остались два стражника и Лелло. Парень явно ждал дальнейших указаний.
  - Седлай Шанса и свою лошадь, Лелло, - велел я. - Мы едем в порт.
  
  
  
  2. Au forter a Matra Bei!
  
  
   Ветер налетал порывами, поднимая волну и раскачивая баркас. В лицо летели охапки снега и ледяные брызги. Но я не чувствовал холода. От волнения меня охватила лихорадочная дрожь.
   Впереди, в белесой снежной мгле, показался темный, почти призрачный силуэт эльфийского корабля, стоящего на якоре в полумиле от берега. По моей команде Лелло запалил припасенный факел и принялся размахивать им над головой. На корабле увидели, зажгли сигнальный фонарь, который приветливо замигал нам сквозь пелену летящего снега.
  - Эй, саларды! - крикнули с корабля. - Какого дьявола вам тут надо?
  - Я шевалье Фор-Авек, - закричал я. - Хочу говорить с капитаном Брискаром.
   Капитан ждал меня в своей каюте. Он был удивлен - я увидел это в его глазах. Он явно не ожидал моего визита.
  - Надо же, мой знакомый фламеньер вновь гость на моем корабле, - сказал он. - Видимо, в виари появилась нужда?
  - Именно так. Мне нужна помощь.
  - Ты просишь о помощи виари?
  - Больше некого.
  - Верно, ты и впрямь попал в сложную ситуацию.
  - Во-первых, скажи мне, где корабль капитана Варина.
  - Ничем не могу помочь тебе, фламеньер. "Манта" Варина стояла на якоре в Ливернесской бухте, это чуть восточнее порта, но сегодня на рассвете корабль покинул бухту и ушел в море.
  - В такую погоду?
  - Она нам не помеха.
  - Ты мне лжешь, Брискар.
  - Докажи это, - эльф сверкнул глазами. - Вы, саларды, любите обвинять других во лжи, хотя сами лживы насквозь. В любом случае, Варин уже далеко. Я знаю, что тебе нужно от Варина. Если ты за этим пришел, разговора не будет. Тебе лучше покинуть мой корабль.
  - Да, я хотел узнать о Варине. Но не только.
  - Что же еще, фламеньер?
  - Я хочу нанять тебя и твоих людей.
  - Нанять меня? - Брискар посмотрел на меня, как на сумасшедшего. - Нет, тебе впрямь лучше уйти, пока я не приказал выбросить тебя за борт.
  - Ты не понял. Я заплачу, - я бросил на стол мешок с золотом де Фаллена. - Здесь сто монет. Полагаю, это хорошая плата за работу, которую я прошу сделать.
  - И какова же работа?
  - На севере начался мятеж хойлов. Они убивают имперских поселенцев, но это только начало. Я уверен, что мятежников направляет рука Суль. Их главная цель - захватить Фор-Авек.
  - Какое мне дело до распри между салардами?
  - Агенты Суль ищут Домино и Харрас Харсетта. Домино - моя жена. И я буду ее защищать.
  - Жена? И когда это вы успели пожениться, фламеньер?
  - Сегодня ночью. Домино пришла ко мне в замок, и мы провели ночь вместе.
   Брискар не ожидал этих слов. Он был поражен, и я это заметил, хоть эльф и старался сохранить невозмутимый вид.
  - Она сама к тебе пришла? - спросил он, наконец.
  - Да, Брискар. Теперь ты понимаешь, что все изменилось.
  - Я ничем не могу тебе помочь, правда. Варин действительно покинул Фор-Авек этим утром. Домино была на его корабле.
  - Я верю тебе. И знаешь, почему? Я уверен, что это Домино заставила Варина так поступить. Она не хотела, чтобы я искал ее.
  - Вы поссорились с ней?
  - Нет. Но Домино считает своим долгом исполнить мечту Кары Донишин. Она хочет, чтобы Харрас Харсетта навсегда остался у твоего народа. Я верю ей, и поэтому спокоен. Я знаю - она выполнит то, что считает нужным выполнить, и мы будем вместе.
  - Ты редкий человек, фламеньер. - Брискар перевел взгляд на кожаный мешок с деньгами, который я бросил на стол. - О какой работе ты говорил?
  - У меня мало воинов. Я отправил часть своих людей в Дроммард, чтобы остановить там насилие и навести порядок. Мне нужны еще воины для защиты города от возможного нападения мятежников. Я хочу нанять тебя и твоих моряков.
  - Мы, виари, однажды поклялись никогда не вмешиваться в людские войны.
  - Кривишь душой, Брискар. Я знаю, что твои соплеменники из домов Туасса ад-Руайн и Фейн служат сулийцам. И потом, разве так важно для наемника, на чьей стороне воевать? Я плачу деньги за ваши услуги. Или считаешь, что сто золотых - малая плата за вашу помощь?
  - Это хорошие деньги. Очень хорошие, - Брискар посмотрел на меня с интересом. - Но если мы выступим против хойлов, нам в будущем будет не так безопасно посещать эти берега. Стоит ли жертвовать большим ради малого?
  - То есть, ты мне отказываешь. Жаль. Я думал, мы договоримся.
  - Погоди, - Брискар схватил меня за руку, которую я протянул к мешку с золотом. - Ты мало что знаешь о моем народе. Да, часть виари перешла на службу магистрам Суль, но это они сделали добровольно. Каждый в этой войне выбирает свою сторону.
  - Домино ее уже выбрала. И я тоже. И тебе придется рано или поздно сделать выбор, Брискар. Нельзя вечно плавать по океану и делать вид, что в мире ничего не происходит.
  - Ты уверен, что мятеж подстроен сулийцами?
  - Я знаю это наверняка. Это дело рук предателя, погубившего Кару Донишин. Ты говоришь о том, что хойлы будут настроены против вас враждебно, если ты поможешь мне. Но в будущем, если хойлы вырежут всех имперцев на Порсобадо и захватят остров, сможешь ли ты спокойно заходить в здешние бухты и порты, даже если сегодня останешься в стороне? Подумай над этим, капитан.
  - Ты умеешь убеждать, - Брискар выпустил мою руку, взял со стола мешок, подбросил его на ладони и швырнул на свою койку. - Договорились, фламеньер. Что надо делать?
  - Присоединиться ко мне в Фор-Авек. Немедленно. Только надо сделать это незаметно. Наверняка в городе у Дуззара есть осведомители.
  - У меня сорок моряков, все отличные лучники.
  - Именно лучники мне и нужны. Вместе мы поставим зарвавшихся мародеров на место.
  - У тебя есть план действий?
  - Точного плана пока нет, только задумка. Теперь, когда ты согласен помочь, я смогу до мелочей продумать, как встретить гостей.
  - Знаешь, фламеньер, если бы кто-нибудь мне сказал, что я стану воевать на стороне салардов, я бы зарубил наглеца, - Брискар слабо улыбнулся. - Но ты мне нравишься. И тебя любит моя родственница, так что ты вроде как бы и мне родня. Мы будем готовы через полчаса. Отправляйся на берег и жди нас. Мы присоединимся к тебе, слово капитана Брискара!
  
  
   **************
  
  
   Прошло четыре часа с того момента, как Пейре, облаченный, как рыцарь-фламеньер, в моем плаще и с моим щитом за спиной, Домаш, Элика и тридцать воинов сопровождения покинули цитадель. Сделали это открыто, вихрем пронесясь по улицам города на глазах сотен горожан. Возможно, об отъезде шевалье и его отряда на север уже знают в Лосской долине, и Дуззар довольно потирает руки. Это хорошо, очень хорошо. Это значит, что долго ждать нам не придется.
   Полмили дороги, ведущей к воротам Фор-Авек с севера, просто идеальное место для засады. Дорога очень узкая, две повозки не разъедутся, справа и слева вдоль обочин - лес, скалы и нагромождения валунов. Тяжелый мокрый снег, наметенный ветром за ночь, очень затрудняет ходьбу. Убежать по такому снегу далеко не удастся. Тщательно, чтобы не оставлять следов, мы с сержантом Ригосом осмотрели место будущего боя.
   Надеюсь, что мне хватит людей. У меня под рукой десять арбалетчиков Матьена Ригоса и сорок виари капитана Брискара. Плюс я сам и Лелло. Как только я изложил капитану свой план, он тут же увел своих моряков в лес. Наверняка они уже заняли позиции вдоль дороги. Двух конных разведчиков Ригос выслал в дозор еще час назад. Теперь нам остается только ждать.
  - Холодно сегодня, - говорит Ригос, глядя на серое темнеющее небо. - Скоро стемнеет. Долго сидеть в засаде не получится.
  - Можешь разрешить людям немного выпить - для храбрости и для согрева. Только не напейтесь.
  - Все будет в порядке, ваша милость, не беспокойтесь.
  - Нам болтов хватит? - спрашиваю у сержанта.
  - Надеюсь, ваша милость, - отвечает Ригос. - Мои парни стреляют хорошо, попусту стрел не тратят. У каждого есть по два колчана, в каждом по дюжине стрел. Так что должно хватить. Если, конечно, на нас тысячная толпа не навалится. Кто его знает, сколько этих хойлов сюда заявится? Только вот...
  - Что, Матьен?
  - Я насчет виари этих. Вы в них уверены, милорд?
  - Как в самом себе.
  - Ну, это хорошо, - с явным облегчением говорит сержант. - Тогда пойду я готовиться.
  - И еще, Матьен - не упустите Дуззара. Плачу пять золотых за голову этого подонка.
  - Будет сделано, ваша милость.
   Я возвращаюсь к месту, где меня ждет Лелло с нашими лошадьми. Отсюда дорога видна очень хорошо - белая лента в темных проплешинах непокрытой снегом земли между деревьями. Сегодня, если случится то, о чем я думаю, снег на дороге окрасится совсем в другой цвет, и дай Бог, чтобы не нашей кровью...
  - Смотрите, милорд! - вскрикивает Лелло, показывая на дорогу.
   В нашу сторону по дороге несутся галопом два всадника. Это наши разведчики. Подскакав ближе, они осаживают коней и кричат:
  - Идут!
  - Сколько их? - кричу я.
  - Много, милорд, очень много!
  - Вас заметили?
  - Нет, милорд. Кажется, нет.
  - Начинается, - шепчу я и надеваю на голову шлем, подаренный сэром Робертом. Сердце начинает биться еще быстрее, во рту появляется противная сухость.
  - Лелло, держись рядом, - говорю оруженосцу.
   Парень кивает. Я замечаю, что он прячет от меня глаза. Наверное, не хочет, чтобы я видел, что он боится.
  - Лелло, - говорю я, - все будет хорошо.
  - Да, милорд, - отвечает оруженосец.
   Вокруг нас быстро сгущаются зимние сумерки.
  
  
   **************
  
  
   Они появились даже быстрее, чем я ожидал.
   Безликая, черная людская масса, вытянувшаяся в колонну на зимней дороге, ощетинившаяся острым железом и освещенная десятками факелов. Железом, которым они собирались убивать моих солдат и беззащитных жителей города. Факелами, которыми они собрались жечь дома горожан. Они были еще далеко, но я ощутил их запах, принесенный ветром - вонь заскорузлого мужского пота, дешевой сивухи, смоляной гари и тухлятины.
   Запах погрома.
   Интересно, Дуззар с ними или...
   Колонна приближалась. Уверенно и торопливо. Наверняка эти люди (люди ли?) считают, что их некому остановить.
  - Лелло, сигнал! - скомандовал я, хватаясь за луку седла и вставляя ногу в стремя.
   Оруженосец поднес к губам мундштук рога. Протяжный серебристый звук пролился в вечерний воздух. И миг спустя нам ответили боцманские флейты виари.
  - Au forter a Matra Bei! - закричал я, выносясь на дорогу из нашего укрытия.
   Десятки стрел и болтов разрезали сумерки и посыпались на колонну погромщиков. Я видел, как линия факелов распалась на отдельные огни, услышал вопли мятежников. И в этих воплях был ужас.
   Мы с Лелло промчались по дороге, и я пустил коня прямо в лоб толпы. В свете факелов я мог видеть их лица - перекошенные от злобы и страха, заросшие бородами, забрызганные кровью, которая уже проливалась литрами на утоптанный снег. Сразу несколько хойлов повернулись в нашу сторону, вытягивая мне навстречу насаженные торчком косы. Шанс разбросал их в стороны. Хрустнули под копытами моего коня чьи-то ребра. Шанс завертелся на месте, позволяя мне рубить мечом во все стороны, и я с бешеной хищной радостью ощущал, как мой клинок впивается в немытые тела погромщиков. Раз за разом, раз за разом.
   Воющие и мечущиеся хойлы теперь окружали меня со всех сторон. А я раздавал удары. Рыжему верзиле с топором отхватил руку - я видел, как половина предплечья с кистью отлетела в сторону. Верзила взвыл, упал в снег, разбрызгивая кровь из культи. Хойлу, который пытался ослепить моего коня факелом, разрубил шею. Клеймор Андрея Михайловича был достаточно длинным для того, чтобы я мог достать из седла любую тварь, пытавшуюся приблизиться ко мне на расстояние удара. Какой-то храбрец с яростным криком нацелил на меня ржавую рогатину - я отбил его выпад эфесом и рубанул сверху, с потягом, разваливая погромщику череп надвое. Брызги крови летели мне прямо в лицо, во рту появился медный привкус. От истошного воя, хлюпанья, скрежета и хруста подкатила неодолимая тошнота. Несколько хойлов, побросав оружие, ударились в бегство - я нагнал их и остановил. Навсегда остановил. Толпа передо мной провалилась, остались одни разбросанные по снегу трупы и вопящие раненные. Факелы шипели и гасли, стало темно, но в этой темноте стрелы моряков капитана Брискара находили свои цели с убийственной точностью - ах, не учел Дуззар, что я найму эльфов, а они в темноте видят не хуже, чем днем!
   Да, я совсем забыл про Дуззара. Нельзя, чтобы эта сволочь ушла...
   Темная фигура, выросшая будто из-под земли перед мордой Шанса, метнулась ко мне, вопя на одной ноте. Я будто в замедленной съемке увидел, как в мою сторону летит наконечник старого китового гарпуна.
   Может быть, я успел бы среагировать. Уклониться, увернуться, отбить гарпун клинком. Шансов было, как говорят англичане, fifty-fifty. Но Лелло опередил меня. Он оказался между мной и гарпуном, и я услышал его вскрик. Убийца не успел выдернуть гарпун: я не позволил...
  - Лелло!
   Я подхватил мальчишку, который упал на шею своего коня, перетащил его на Шанса и дал шпоры жеребцу. Рев и вопли уничтожаемой толпы оказались позади.
   Лелло был еще жив, когда я снял его с коня и уложил его на снег. В темноте я не мог видеть его лица и его глаз - только слышал, как он хрипит.
  - Лелло! - простонал я.
  - Ми...милорд... хол..лодно!
   Он икнул, забрызгав меня кровью, и перестал хрипеть. Черная дикая ярость бросила меня в жар, выступила слезами на глазах.
  - Без пощады! - заорал я. - Без пощады!!!!
   Мой крик никто не слышал. Может быть, только Шанс. Все звуки в этом мире заглушил безумный рев хойлов, погибающих под стрелами моих воинов.
   Лучшая музыка для моего слуха.
  
  
  
  
   Когда все закончилось, пошел крупный снег. И лес вокруг нас наполнился воем волков, почуявших пролитую кровь и много человеческой мертвечины.
   Эльфы ушли, не прощаясь. Просто ушли. Да и к лучшему, что мне не пришлось обмениваться впечатлениями о минувшем сражении с капитаном Брискаром. Мне было нечего ему сказать. Разве что поблагодарить за помощь. Но можно ли благодарить за ТАКОЕ?
  - Милорд! - Сержант Ригос выглядел, как заправский мясник. Куртка в брызгах крови, рукава засучены, в правой руке широкий кинжал. - Пойдемте, вам надо посмотреть.
   Перешагивая через разбросанные на дороге трупы погромщиков, мы подошли к месту, где стояли несколько арбалетчиков с факелами. При их свете я увидел в куче трупов Дуззара. Все верно, я не ошибся - это он привел сюда этих ублюдков. Инквизитор лежал на спине, оскалив зубы в гримасе боли и ярости. Эльфийская оперенная стрела угодила ему прямо в правый глаз.
  - Значит, не ушла гадина, - сказал я, опускаясь на корточки у трупа. - Не ушла.
   В поясной сумке Дуззара я нашел кошелек с несколькими золотыми монетами, перочинный ножик, походную чернильницу и свернутый в трубку лист пергамента. Я развернул его. Пергамент был чистый, но я вспомнил о записке, которую мы прочли в конторе Атеньера. Надо дождаться возвращения Элики и показать этот свиток ей.
  - Что с ним делать? - спросил Ригос.
  - Ничего, - я встал, сунул свиток в свой кошель. - Он хотел скормить нас упырям, так пусть теперь сам кормит волков. Заслужил.
  - Да, милорд. Может, отрезать ему голову и выставить над воротами? Пусть все видят, что ждет предателей.
  - Да. Это будет справедливо.
  - Будет сделано, милорд.
  - Возьмите, Матьен, - я протянул сержанту найденные у Дуззара золотые. - Разделите между всеми.
  - Благодарю покорно, ваша милость.
  - Вы закончили?
  - Да, милорд. Никого в живых не оставили. Все мертвы. Если кто и сумел сбежать, далеко не уйдет - полон лес волков.
  - Тогда помогите мне доставить Лелло в цитадель.
  - Конечно, милорд...
   Ворота Фор-Авек были открыты. И за воротами нас уже ждали сотни людей, выстроившихся в цепочку по обе стороны улицы. Весь город пришел встретить нас. И вот тут у меня встал ком в горле. Жители Фор-Авек не кричали "Ура!" или "Слава!", не махали нам руками, не бросали в воздух свои шляпы и колпаки. Как только мы вошли в город, все эти люди молча, одновременно, как по команде, обнажили головы и опустились на колени прямо в мокрый снег и грязь. Все разом. Склонив головы.
  - Встаньте, люди! - крикнул я. - Вы не рабы, а я не ваш король. Встаньте!
   Горожане подчинились. По толпе прошел тихий ропот и смолк. Стало очень тихо. И лишь изредка, проезжая по этому затихшему скорбному живому коридору, я слышал плач младенцев и всхлипывания женщин, увидевших мертвого Лелло, которого шесть стрелков Ригоса несли на солдатском плаще, слышал тихие голоса, благодарившие меня:
  - Спасибо вам, милорд, спасибо!
  - Да благословит вас Матерь-Воительница, милорд шевалье!
  - Благословенны будьте, милорд шевалье! Вы спасли меня и моего ребенка...
  - Без вас нас бы всех убили. Спасибо вам!
  - Бедный мальчик! Упокой Матерь его душу...
  - Спасибо вам, спасибо! Да хранит вас Матерь!
  - Вот они, наши мальчики! - Нетрезвая, пестро одетая девица выскочила из толпы и кинулась на шею Ригосу. - Живы, хвала Матери! Сегодня всем дам бесплатно!
   Послышались смешки, толпа оживилась. Шок у этих людей начал проходить.
  - Вина! - закричало сразу несколько голосов. - Выпьем за здоровье императора и нашего шевалье!
  - Вина! - подхватили в толпе. - Слава! Слава!
   Ну вот, началось, подумал я. Сегодня эти люди будут праздновать свое избавление от смерти. Сегодня в Фор-Авек будет весело. Всем будет весело, кроме меня.
   Оказывается, у любой победы бывает очень горький привкус.
   Привкус невосполнимой потери.
  
  
   *****************
  
  
   Отряд, посланный мной на север, вернулся через неделю. Пейре лучше меня справился с заданием - он уничтожил основные силы мятежников и не потерял ни одного человека. Но, главное, Элика вернулась живой и невредимой. И с обидой на меня. Никаких эмоций при встрече, только сдержанное, издевательски-почтительное приветствие ("Целую руки, милорд шевалье!"). Сойдя с коня, эльфка тут же потребовала приготовить ей ванну и ушла в свои покои.
   Отчет де Торона был по-военному сухим и лишенным красочных тошнотворных подробностей. Зато пана Домаша было не унять, особенно после того, как в замковой трапезной, где я распорядился накрыть стол для де Торона и его людей, он принял на грудь пару ковкалей местной полынной водки.
  - Ох, и веселый был поход, пан Эвальд, ну и поход! - рассказывал он, брызгая слюной и сверкая глазами. - Вовремя мы поспели, нечего сказать. В самую точку поспели, истинно! Бродяги уже со свсей округи к Дроммарду собрались, и было их там, что псов на собачьей свадьбе. Город обложили кольцом и ворота принялись ломать огроменным бревном на манер тарана. А тут мы объявились, яко с неба свалились, ха-ха-ха! Ну, мессир де Торон и атаковал с ходу. Мудрое было решение, я бы тоже так поступил, клянусь честью своей и имением! Встали мы клином и вдарили прямо на мост, туда, где большинство этих бездельников около тарана роилось. Надо было это видеть, милостисдарь Эвальд - мужепесы эти, как увидели наше приближение, так таран свой поиметый бросили и в ров начали со страху прыгать. А мы их - мечами да секирами по головам! Да и дамзель Элика чары на них напустила какие-то, отчего ужас их несусветный охватил, и впали они в полное расстройство духа. Так что о сопротивлении никто из этих стервецов и не помыслил, только о пощаде просили, но мы помнили, что ты нам наказал и потому... - Тут Домаш ударил ладонью по столу. - Эх, давно мой меч столько крови не пил, как в тот день! Всех вырезали, поголовно. Из сотни один не ушел. Дюжину мятежников, впрочем, мессир Пейре взял в плен, да и то затем, чтобы шерифу для показательной экзекуции передать. А уж шериф, шериф-то! - Домаш захохотал. - Видел бы ты, милостисдарь, как он выбежал нам на встречу и чуть ли не копыта у лошадей от радости целовал! А потом пир у себя в усадьбе закатил горой, чтобы нас за героизм наш и помощь неоценимую отблагодарить и почествовать! Наутро просыпаюсь я, а на площади уже молодцов-ребеллянтов вешают. Не стал его милость шериф волынку тянуть, быстро это дело организовал. Народу на радость, воронам на угощение.
  - Я уже сообщил в Рейвенор о бунте и о том, что было сделано лично мной, - сказал я. - Теперь непременно сообщу и о ваших заслугах, судари. А сейчас отдыхайте, я ненадолго оставлю вас...
   Дверь в комнату Элики была открыта. Эльфка уже переоделась в чистую одежду - ее дорожный костюм был брошен в корзину у двери. Она сидела у растопленного камина с книгой в руке и никак не отреагировала на мое появление.
  - Ты не пришла обедать, - сказал я, закрыв за собой дверь. - В чем дело?
  - Я не голодна, - Элика даже не посмотрела на меня. - И мне хочется побыть одной.
  - Этот пергамент я нашел у Дуззара, - сказал я, положив на стол свиток из сумки инквизитора. - Взгляни на него. Похоже, опять шпионское донесение. Это может быть важно.
  - Хорошо.
  - Ты ничего не хочешь мне сказать?
  - Нет, ничего. Нам не о чем говорить.
  - Ты так считаешь?
  - Я все знаю, - Элика все-таки отложила книгу и посмотрела на меня. - Я знаю, что Домино была здесь. И ты мне об этом не сказал.
  - Это наши с ней дела. Прости, но тебя они не касаются.
  - Ах, Эвальд, ды даже не понимаешь, что ты натворил! Когда я вызвалась перед Охранительной Ложей сопровождать тебя в Фор-Авек, я сделала это для того, чтобы уберечь тебя от роковых ошибок. И не смогла.
  - О каких ошибках ты говоришь?
  - В первую очередь о твоих отношениях с Домино.
  - Еще раз повторяю - моя личная жизнь...
  - Личная жизнь! - взорвалась эльфка. - Глупец! Ты настолько одержим своими страстями, что не понимаешь очевидного. Харрас Харсетта должен был попасть в Рейвенор, в хранилище Ложи. Нельзя было отдавать его виари, нельзя!
  - Объясни, почему.
  - Потому что теперь у магистров Суль появился повод окончательно уничтожить мой народ. И виноваты в этом ты и твоя подружка.
  - Домино здесь не при чем.
  - Ты так считаешь? Зря. Твоя любовь сделала тебя слепым. Хочешь, я скажу тебе, чего ты добился? Ты вообразил, что твоя любовь поможет сблизить виари и людей. Что твоя связь с наследницей дома Зералина окажется залогом будущего союза между моим народом и империей. Но ты забыл об одной простой вещи, мальчик - ты действуешь, как представитель ордена. Как фламеньер. Твои решения и действия мои соплеменники воспринимают как решения и действия воина, представляющего империю. Ты вводишь их в заблуждение.
  - Мне наплевать на империю. Меня заботит только Домино и наше счастье.
  - Это понятно. Ты ослеплен любовью. Не сомневаюсь, что ваше свидание с Домино не ограничилось только разговорами.
  - Это не твое дело, Элика, - я начал злиться.
  - Конечно, не мое. Только вот что я тебе скажу, мой милый салард: ваша... ночь любви может иметь самые неприятные последствия для всех. Пока Домино была девственницей, ее способности Нун-Агефарр не могли быть полностью реализованы. Но теперь все изменилось. Женская темная природа Домино благодаря тебе вырвалась на свободу и стала могучей подпиткой для ее магических способностей. Теперь она полноценная, освобожденная от всех мистических ограничений Гленнен-Нуан-Нун-Агефарр. И я не знаю, радоваться этому или пугаться.
  - Ты лжешь. Ты говорила мне как-то, что сила Нун-Агефарр может покинуть Домино, если она вступит в связь с мужчиной. Именно поэтому нам не давали видеться и общаться.
  - Нун-Агефарр непредсказуема. Да, она может покинуть арас-нуани, но может и возрасти стократно, если девочка вступит во взрослую жизнь. Риск слишком велик.
  - И вы хотели оставить Домино старой девой?
  - Зачем? Если бы экспедиция на Порсобадо прошла успешно, Кара нашла бы Харрас Харсетта с помощью Домино, а потом избавила девочку от ее страшного дара при помощи найденного артефакта.
  - Кара мертва. Ее убили слуги Суль.
  - Я бы ее заменила! Прокляни тебя предки, неужели ты не понимаешь простейших вещей? Я прибыла с тобой на этот остров не затем, чтобы показывать тебе в купальне свою задницу или пить с тобой кевелен! У меня была одна задача - отыскать Кару и ее практикантов живыми или мертвыми. Убедиться, что Кара, Домино и артефакт не попали в лапы магистров.
  - И чтобы случилось, попади они к магистрам?
  - Большая беда. Этого нельзя было допустить.
  - Замечательно, - сказал я с иронией. - Нам осталось бы только доложиться - так мол и так, маги мертвы, эльфийская волшебница и артефакт у сулийцев. Дружно готовимся к концу света.
  - Это был бы идеальный вариант для твоих врагов в братстве, Эвальд. В этом случае твоя миссия была бы объявлена проваленной - со всеми вытекающими для тебя последствиями. Так что радуйся, что Кара оказалась умнее Дуззара.
  - А если бы мы нашли магов живыми, и артефакт был бы доставлен в Рейвенор?
  - Ложа при помощи артефакта смогла бы избавить Домино от магического дара. Это, помимо прочего. И тогда опасность была бы устранена, и все получили бы все, что хотели.
  - Конечно, - сказал я. - Империя получила бы видимость мира с Суль и могущественный артефакт. Магистры Суль получили бы Домино, потерявшую свою силу, а может и сам артефакт, который стал бы нахрен никому не нужен. Может, заплатили бы за них империи золотом, которого у сулийцев много. Ты получила бы благодарность и награду своего начальства. Спрашивается - что получил бы я?
  - Карьерный рост. Репутацию в братстве. И расположение очень влиятельных людей в Рейвеноре.
  - То есть, я не получил бы Домино при любом раскладе?
  - Эвальд, иногда мне хочется смеяться, когда я слышу тебя, а иногда хочется тебя ударить. Неужели эта девочка так много значит для тебя?
  - Я люблю ее.
  - Есть еще политика. Интересы империи.
  - Знаешь, Элика, я даже не знаю, что сказать. Спасибо, ты раскрыла мне глаза. Я и раньше догадывался, что ваша сраная империя - это всего лишь колосс на глиняных ногах, а братство фламеньеров - сборище тупых чванных ублюдков, давно утративших свою силу. Теперь мне все ясно вдвойне: вы боитесь магистров Суль. Боитесь до дрожи в коленках и потому закрываете глаза на все, что они делают. На позорную дань, которую твой же народ веками платит этим упырям. На то, что эмиссары Суль не таясь, орудуют в ваших землях, плодя в них вампиров и прочих тварей. Клянусь, я начинаю понимать Дуззара! Вы, как живым щитом, прикрылись несчастными виари и покорно делаете то, чего от вас хотят сулийцы - готовите крестовый поход на восток, против Тервании. В этой войне империя и алифат измотают друг друга, и придет время магистров. Вот тогда начнется новое Нашествие, которое уже никто не сможет остановить. Сэр Роберт понял это и пытался хоть как-то этому помешать, но впал в немилость и пожертвовал жизнью, чтобы остановить зло, расползающееся по империи. Но командоры плевать хотели на сэра Роберта и его верность долгу. - Я перевел дыхание, от волнения мне не хватало воздуха. - А теперь вам плевать на судьбу несчастной девочки, на мою любовь - вы просто используете нас, а потом отшвырнете, как обглоданную кость! Но вам это не зачтется, милые мои. Суль не оценит ваших иудиных поцелуев. Мы все станем их рабами, если они победят. Так кто из нас слеп, Элика? Кто из нас предатель?
  - Наверное, кое в чем ты прав. Но мы ничего не можем изменить.
  - Не хотим, - я сделал ударение на слове "хотим". - Вы все время рассматриваете худший вариант развития событий. Но есть и другой.
  - Конечно, - хмыкнула Элика. - Отдать Домино тебе, убедить императора и братство объединиться с виари, может быть, еще и с терванийцами, и вместе противостоять магистрам. Ты это хотел сказать?
  - А почему бы нет? Сэр Роберт и я сражались бок о бок с терванийцами против упырей в Баз-Харуме. Чтобы защитить Фор-Авек, я нанял моряков капитана Брискара, и они помогли мне справиться с мятежниками. Очень помогли. Пропасть, разделяющая народы, не так велика, как кажется.
  - Высокий Собор не пойдет на союз с виари. Он возможен лишь в одном случае: империя должна признать права виари на земли, когда-то принадлежавшие моему народу. На провинции Калах-Денар и Кланх-О-Дор. Высокий Собор даже не захочет обсуждать этот вопрос. А уж тем более командоры не согласятся на союз с Терванией. И если начнется война с Суль, мой народ будет уничтожен окончательно. И в этом будет твоя вина. Ты своими действиями приближаешь эту войну.
  - Я делал то, что должен был сделать. Я защищал мирных людей.
  - Наверное, это судьба, - печально сказала Элика. - Я ни в чем тебя не обвиняю. Очень скоро ты будешь объяснять свои поступки Высокому Собору, и тебе придется быть очень убедительным, Эвальд. Но сейчас речь не об этом. Подумай о Домино. Если бы она захотела остаться с тобой, она бы осталась. Но она выбрала другой путь. Догадываешься, какой?
  - Элика, давай без шарад.
  - Если совет домов виари получит убедительные доказательства того, что Домино является Блайин О"Реах, наследницей королевской крови, перед ними встанет трудный выбор. Передача Домино магистрам будет де-факто означать, что все дома виари признают себя вассалами Суль. Неизбежен станет союз между Суль и моим народом. Как тебе такой вариант?
  - А если совет откажется выдавать Домино?
  - Война с сулийцами будет только вопросом времени. И это будет война на учнитожение. Кого приведешь на помощь своей возлюбленной, Эвальд? Пьянчужку-роздольца? - Элика помолчала, потом внезапно кинула свою книжку в пламя камина. - Домино все понимает. Она умная девочка. Я знаю, она любит тебя, Эвальд, сильно любит. Хотела бы я полюбить кого-нибудь так, как она. Но королевская кровь - гордая кровь. Домино никогда не позволит, чтобы ее народ пострадал из-за нее. Однажды она пыталась противостоять своей судьбе, выбрала бегство. В твой мир, Эвальд. Но после того, как Кара сказала ей, кто она такая, Домино больше не будет прятаться и спасаться бегством. Она будет со своим народом и примет свою судьбу. Боюсь, что эта судьба незавидна.
  - Я найду ее, Элика, - я схватил эльфку за плечи. Странно, но на этот раз Элика даже не пыталась влепить мне по физиономии или вырваться. - Я не позволю причинить ей зло. Никому не позволю. Я буду драться за нее до конца. И мы будем вместе.
  - Тогда... - тут Элик замялась, и я с удивлением увидел в ее глазищах уже знакомые мне озорные искорки, - тогда ты ведь не откажешься от моей помощи, верно?
  - Значит, ты со мной? - Я был изумлен.
   Элика ничего не сказала, только высвободилась из моих рук и отвернулась. Я заглянул ей в лицо - на глазах у нее появились слезы.
  - Почему ты плачешь?
  - Потому что. Уходи, Эвальд. Ненавижу, когда кто-то видит, когда я плачу.
  - Я огорчил тебя?
  - Нет, - тут она вытерла слеза пальцами и улыбнулась. - Ты дал мне надежду...
  
  
   ******************
  
  
   Письмо доставил в цитадель человек с корабля, вошедшего в порт в день зимнего солнцестояния. Всего три строчки, написанные твердым уверенным почерком:
  
   "Магистр де Ганнон умирает. Жду тебя с новостями с Порсобадо, о которых просил. Все дела передай своему заместителю. Будь осторожен и никому не доверяй. О.Ф."
  
  - Капитан велел передать вам, милорд шевалье, что корабль будет готов к отплытию через три часа, - сказал матрос. - Каюты для вашей милости и ваших спутников готовы. У вас будут еще какие-нибудь пожелания к моему капитану?
  - Нет, - ответил я, пряча письмо. - Ступайте.
   Итак, наступает час "Икс". Час выборов нового великого магистра. И час моего позора или славы. Оливер де Фаллен ждет меня в Рейвеноре с новостями. Что ж, у меня есть, что сказать Высокому Собору - и не только им. Есть, чем удивить высших сановников братства.
   В Фор-Авеке мне осталось сделать только три дела.
   Сообщить байору Домашу, что с этого момента он назначается комендантом крепости до прибытия нового шевалье.
   Предупредить Элику, что мы отправляемся в путь.
   И собрать свои вещи.
  
  
  
  - Шевалье Эвальд де Квинси де Латур, маркиз Дарнгэм!
   Я вошел в зал, наполненный народом. Десятки пар глаз посмотрели на меня. Я поклонился, как и полагалось по этикету - сначала пустующему креслу великого магистра, затем правой части зала, где сидели командоры, верховный имперский инквизитор Тома де Лиссард, верховные маги Охранительной Ложи, легат императора и орденские шевалье, после левому крылу, где сидели рыцари-выборщики, представители городских магистратов и общин. Встретился взглядом с Оливером де Фалленом - великий подскарбий братства сидел справа от императорского легата. Кресло рядом с де Фалленом было пустым: это было мое кресло.
  - Займите свое место, шевалье! - провозгласил церемониймейстер самым спесивым тоном.
   Я прошел направо, метя начищенный паркет полами своего плаща и сел рядом с де Фалленом.
  - Вы готовы? - шепнул скарбничий.
  - Да, милорд.
  - Отлично. Сейчас будет говорить де Бонлис. Это должно быть интересно...
  - Великий маршал пресвятого братства фламеньеров Ногарэ де Бонлис де Ретур, вам предоставляется слово! - объявил церемониймейстер.
   Маршал неторопливо вышел в центр зала, взошел на подиум для ораторов. Принял самую важную позу и заговорил негромко и медленно, точно хотел, чтобы каждое его слово впечаталось в наше сознание.
  - Милорды, члены большого совета и подданные его величества императора Ростиана! - начал он. - В начале своей речи я бы хотел выразить свою искреннюю скорбь по поводу кончины моего доброго друга, великого магистра святого братства Матери-Воительницы, светлейшего брата Эльмара де Ганнона. Он был славным воителем и прекрасным рыцарем, честным, отважным и бескомпромиссным. Именно под его водительством мы отвоевали у язычников и терванийских наймитов Роздоль и покончили с набегами на наши восточные границы. Именно благодаря мудрому руководству брата Эльмара наша Матерью хранимая империя вкушала долгие годы благословенного мира и спокойствия. Однако все мы смертны, и ныне брат Эльмар покинул нас, дабы присоединиться к Четырнадцати избранным Матерью и небесному воинству героев братства. Пришло время подумать, кто займет его место в братстве и станет хранителем наших священных традиций. И я безмерно горд тем, что в своем духовном завещании брат Эльмар указал мое имя. Позвольте же мне, воздав дань памяти светлой памяти моего покойного друга, выступить перед вами с речью, в которой я, как кандидат на должность великого магистра, изложу свои планы и свое видение нашего общего будущего!
   Де Бонлис говорил долго. Наверное, не меньше часа. Речь его была выспренной и витиеватой, в ней было много воды и несущественных подробностей, но эмоциональных моментов в ней тоже было предостаточно. Особенно когда маршал заговорил о Тервании. Лицо его изменилось, глаза загорелись фанатичным огнем. И если вначале он говорил тихо, то теперь чуть ли на крик сорвался.
  - У самых наших границ ныне стоят последователи веры, враждебной нам! - вещал маршал. - Все мы помним, как терванийцы поддерживали кочевников Диких степей во время войны за Роздоль. Все мы видели у кочевников терванийское оружие и видели трупы терванийских наемников, воевавших против нас в той войне. Ныне же нет между нами войны, но нет и мира! В Дикой степи последователи еретического учения возрастают в числе, и многие гланы кочевников присягнули на верность алифу Тервании. Возводятся могучие крепости, в которых стоят сильные гарнизоны, караванные пути к Мосту Народов стали небезопасны для наших караванов. Но главное - сама Матерь предупреждает нас о грядущих потрясениях. - Бонлис с ловкостью заправского фокусника извлек из складок своего роскошного шитого золотом фламеньерского плаща книгу "Золотых Стихов Наследия". - Откроем священное писание и прочтем в главе девятой стихи двенадцатый и тринадцатый: "Язычники, ведомые черной силой, поднимут знамена свои и бросят вызов Правде моей, и тень нового Нашествия падет на святую землю, если не задушат праведные змею в ее норе!" Разве не о нынешних временах это сказано? Разве не подобно нашествие еретиков и неверных нашествию нежити, которые были в прошлом? Душа еретика мертва, ибо отринуто в нем Божественное, и подобен он трупу - так говорит писание! Посему вижу я будущее братства в борьбе с богопротивным учением, наползающим с востока и с последователями его, кои подобны саранче, пожирающей наши посевы. И клянусь честью своей и мечом своим, что не буду знать ни минуты покоя, пока мерзкая саранча не будет стерта с лица земли, и да поможет в том Пресвятая Матерь Воительница!
   Речь маршала понравилась. Больше половины зала встретили ее возгласами одобрения и аплодисментами. Поклонившись собранию, Ногарэ де Бонлис прошествовал к своему месту и опустился в кресло. Вид у него был очень самодовольный.
  - Великий скрабничий пресвятого братства фламеньеров Оливер де Фаллен де Оврилак, вам предоставляется слово! - провозгласил церемониймейстер, выйдя на середину зала.
  - Желаю успеха, - шепнул я. Де Фаллен кивнул и направился к подиуму.
  - Благодарю милорда маршала за его проникновенную и прекрасную речь, - начал скарбничий, - и тоже хочу выразить свои соболезнования по поводу кончины нашего общего доброго друга, магистра Эльмара де Ганнона. И вот что мне припомнилось в связи с этим: ровно двадцать один год назад, в этот же самый день, девятый день после Зимнего Солнцеворота, я, тогда еще совсем молодой рыцарь братства, имел честь слушать в этом зале речь Эльмара. Он был одним из кандидатов и излагал нам свое видение будущего братства. Это была славная речь, в которой было много горькой правды и надежды. И я хочу обратиться к вам, братья, к тем, кто вместе со мной слышал эту речь - помните ли вы слова Эльмара де Ганнона?
   Де Фаллен сделал паузу и обвел зал взглядом. Ему не ответил никто.
  - Что ж, наверное прошло слишком много времени с тех пор, и многое стерлось в вашей памяти, - продолжил он. - Но я вот запомнил, что говорил в тот день будущий магистр братства. И какими словами он закончил свою речь.
  - И какими же, милорд скрабничий? - не выдержал де Бонлис, который, сверкая глазами, подался в своем кресле вперед.
  - Вот эти слова. Это цитата из "Золотых Стихов", одна из заповедей, оставленных нам Матерью-Воительницей, священная для каждого верующего и для каждого фламеньера: "Есть жизнь и есть смерть. Не ищите для себя вечной жизни, ибо она обращается вечной смертью и тьмой. Искореняйте то, что противно жизни, иначе Тьма поглотит вас, и станете вы добычей праха. Не заключайте ни мира, ни сделок с тем, что противно жизни, или Навь поглотит вас без остатка." Двадцать один год назад покойный Эльмар де Ганнон закончил свою речь именно этими словами.
  - Я их не помню, - сказал презрительно де Бонлис.
  - Милорд маршал, реплики с места недопустимы! - вмешался распорядитель.
  - Прошу прощения, - де Бонлис не усидел, вскочил на ноги. - Я лишь хотел сказать, что не понимаю, зачем милорд скрабничий упоминает все это.
  - Затем, что я выслушал вашу кандидатскую речь, собрат маршал, и понимаю, куда вы обращаете взгляд братства. Вы ждете смертельного удара с востока. Понимаю ваше беспокойство. Но стоит ли бояться врага, который слишком очевиден? К тому же врага, который никак не проявляет своей враждебности к нам?
  - О чем это вы? - нахмурился маршал.
  - О терванийцах. Да, их крепости вырастают неподалеку от наших границ, и кочевники Дальних степей охотно принимают их веру. Но с той самой поры, как мы победили кочевые племена в роздольской войне, терванийцы ни разу не беспокоили нас. Они не вторгались в наши земли, не подсылали к нам тайных шпионов, не пытались рассорить нас и наших соседей, не убивали наших купцов и не искали повода к войне с нами. И вот вам доказательство, - де Фаллен повернулся к восседавшему в кресле Луису де Аврано. - Милорд, вы ведь привезли новый договор из Бар-Ясина. Не могли бы вы огласить его?
  - Охотно, - де Аврано встал. - Его величество алиф Башир Второй признает неделимость Ростианской империи и Роздоля. Он считает, что империя и Терванийский алифат не являются врагами.
  - И вы верите им? - де Бонлис презрительно рассмеялся. - Вы верите еретикам и безбожникам? Да они завтра же нарушат все договоры с нами, если им это будет выгодно.
  - Возможно, - ответил де Фаллен. - Но пока они этого ни разу не делали.
  - Еретики готовятся к походу против нас. Иначе зачем они строят крепости у наших границ и обращают кочевников в свою веру? Численность последователей Аин-Тервани растет с каждым часом. В книгах Шо-Джарифа сказано: "Несите истину всем народам!". Это о многом говорит, не так ли?
  - Я не силен в вопросах богословия, но, помнится, и Матерь призывала нести нашу веру язычникам.
  - Вот! - Маршал направил на де Фаллена указательный палец. - Вы сами ответили на свой вопрос. Истинная вера не может мириться с еретическим лжеучением. Или Свет, или Тьма. Потому все еретики должны быть истреблены. Верно ли я говорю, монсиньор де Лиссард?
  - Именно так, маршал, - ответил великий инквизитор.
  - Прекрасно, - де Фаллен слегка улыбнулся. - Я ждал этих слов. И хочу спросить отца-инквизитора - какой вид ереси, согласно нашему святому учению, считается наиболее омерзительным и недопустимым для человека?
  - Писание говорит ясно: черная магия худшее из зол, - ответил инквизитор. - Ничто так не оскверняет человека, как принятие силы Нави через чернокнижие и служение чернокнижникам.
  - И этих слов я ждал. Благодарю вас, отец-инквизитор. А теперь я прочту вам одну записку, которую мне привез с Порсобадо шевалье де Квинси. Вы все знаете, что там случилось. Эта записка очень многое вам объяснит, господа.
  - Протестую! - де Бонлис поднял руку. - Все документы, связанные с мятежом на Порсобадо, не относятся к делу.
  - Может, мы все-таки ее зачитаем? - с улыбкой спросил де Фаллен. - Уверяю вас, это очень интересная записка. Писал ее погибший в ходе мятежа инквизитор Фор-Авек, брат Дуззар. Записка не была отправлена адресату, и шевалье де Квинси нашел ее на теле инквизитора.
  - Переписка членов святейшей инквизиции является одним из государственных секретов! - загремел главный инквизитор, испепеляя де Фаллена взглядом. - Никто не смеет оглашать ее! Запрещаю под угрозой проклятия!
  - Вы не можете проклясть фламеньера, сударь, так что успокойтесь, - ледяным тоном ответил де Фаллен, извлек письмо Дуззара и показал его собранию. - Письмо написано магическими чернилами и на сулийском языке. Вот что в нем говорится: "Новый шевалье отправился на север. Вечером я буду в Фор-Авек и поговорю с Варином по-другому. Вы получите все. Прошу еще денег для моих друзей из Лосской долины". Интересное письмо, не так ли?
  - Где доказательства, что это писал Дуззар? - Главный инквизитор привстал в кресле.
  - Вот они, - де Фаллен вытащил письмо, найденное нами у Атеньера. - Еще одно письмо, написанное тем же почерком, опять же на языке Суль и такими же чернилами и оставленное Дуззаром мэтру Атеньеру, управляющему торговой компанией в Фор-Авек. Атеньер подтвердил, что часто доставлял подобные письма от Дуззара анонимным получателям в Агерри и других городах, за что ему передавали для Дуззара крупные суммы денег. Читаем: "Продолжаю поиски ассистентки, ищу контактов с ушастыми. Атеньер дал тысячу гельдеров, возместите ему расходы". Милорд инквизитор, у вас наверняка есть записи, сделанные рукой Дуззара, так почему бы не сравнить почерки?
  - Вы хотите сказать, что брат Дуззар служил магам Суль?
  - Именно это я и говорю. Все, что случилось на Порсобадо, начиная с исчезновения Кары Донишин и ее группы и заканчивая мятежом хойлов, была устроено агентами Суль, и Дуззаром в первую очередь. Доказательств этому не счесть. Так что имейте смелость признать, что Дуззар оказался предателем. За что и поплатился.
  - Конечно, - крикнул де Бонлис, пытаясь перекричать оживившийся зал, - и я знаю, кто привез эти "доказательства"! Человек без роду, без племени, по стечению обстоятельств ставший фламеньером и вашим агентом, милорд скарбничий! Человек, происхождение которого не позволяет считать его человеком чести.
  - Негодяй, изувечивший моего сына! - заорал поднявшийся с места де Хох Лотарийский. Он, оказывается, тоже был тут. - Наконец-то я до тебя доберусь, прощелыга!
  - Хоть сейчас! - крикнул я в ответ.
   В зале начался самый настоящий бардак. Несколько человек удерживали де Хоха, который пытался пробраться ко мне, де Лиссард что-то кричал великому скарбничему, но в общем гуле ничего не было слышно. Правда, через пару секунд взревели фанфары, и зал быстро успокоился. Может быть, еще и потому, что вдоль рядов появилась вооруженная имперская стража.
  - Я могу продолжать? - спросил де Фаллен и повернулся к маршалу. - Да, печально, что держатель моего стремени в ваших глазах выглядит жалким простолюдином, хотя вы сами объявили ему о принятии в братство. Но, может, мы выслушаем человека, происхождение которого безупречно?
  - С удовольствием! - с вызовом крикнул де Бонлис.
  - Тогда я официально заявляю, что снимаю свою кандидатуру в пользу брата Берни де Триана, великого персекьютора братства фламеньеров! - заявил де Фаллен. - И передаю слово ему!
   Зал затих в напряжении. Такого поворота точно никто не ожидал - и я в том числе. Великий персекьютор тем временем покинул свое кресло и взошел на подиум. Он поклонился де Фаллену, а потом всем нам. Это был невыский, худощавый человек с бледным узким лицом и темными, коротко стриженными седеющими волосами.
  - Я подтверждаю все, что сказал с этого подиума милорд де Фаллен, - сказал он. - И готов рассказать многое другое, о чем вы не знаете, а мне по службе положено знать. И, в подтверждение слов милорда скарбничего, прошу выслушать еще несколько свидетелей, которые могут дать важные сведения. Хоть у нас не суд, а выбора магистра, мы должны знать всю правду. Пусть введут смотрителя маяка в Карлисе!
   Смотритель вошел. Он долго не мог начать говорить, но когда де Бонлис прикрикнул на него, заговорил, Он рассказывал о том, как в их деревне примерно три недели назад появился человек, назвавшийся имперским инквизитором. Как он напустил порчу на жителей деревни и превратил их в чудовищ. Сам он спасся только потому, что спрятался на маяке, и крепкая кованая дверь выдержала натиск тварей. Как видел потом с вершины маяка все, что происходило в деревне - приезд отряда во главе с господином шевалье (тут смотритель поклонился мне), как они разговаривали с чернокнижником, погубившим жителей деревни, и как потом, в начавшихся сумерках, начался бой. Упомянул смотритель и про корабль виари, который увидел с маяка в море недалеко от берега.
  - А потом началось это восстание, - сказал в конце смотритель. - Люди думали, что жителей Карлиса убили имперцы, но это не так. Это все сделал тот человек, который был там до них. Он превратил их в ходячих мертвецов, уж не знаю как. А обвинил во всем шевалье. Мои соплеменники поверили ему и восстали, глупцы. Вот и все, что я знаю.
   Следующим свидетелем был шериф Дроммарда - разодетый и яркий, как фазан. Он во всех подробностях рассказал о подавлении мятежа близ Дроммарда, не забыв упомянуть и о своих скромных заслугах. И последней церемониймейстер вызвал в зал Элику.
   Эльфка вошла стремительной легкой походкой - прекрасная, с покрытыми жемчужной сеткой волосами, в накидке, отороченной белоснежным мехом. Проходя мимо меня, Элика улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй. В этом зале, полном чопорных высокородных дворян, ее поступок выглядел настойщим хулиганством.
   Слушая Элику и наблюдая за тем, какая злоба разгорается в глазах маршала де Бонлиса и главного инквизитора, я понял, что мы победили. Исход выборов магистра был предрешен. Нам оставалось лишь дождаться итогов голосования.
  
   *****************
  
  
  
   Итоги выборов магистра были объявлены уже ближе к ночи.
   Из четырнадцати человек, имеющих право выбирать великого магистра, шестеро проголосовали за Ногарэ де Бонлиса, восемь - за Берни де Триана.
  - Считайте, что первый бой мы выиграли, Эвальд, - сказал мне де Фаллен. - Но де Бонлис так просто не сдастся. Идея крестового похода очень популярна среди братьев. Берни придется трудно первое время.
  - Почему вы сняли свою кандидатуру в пользу Берни? - задал я вопрос, который весь день не давал мне покоя.
  - Потому что Тьма надвигается на нас. - Оливер де Фаллен помолчал. - Император Алерий благодарит вас за службу. Думаю, скоро вас вызовут в его резиденцию. Вас заметили, и это очень хорошо.
  - Меня это мало волнует, сэр. Сейчас я больше всего хотел бы найти свою жену.
  - Ого, вы женаты? Когда успели?
  - Я говорю о Домино, сэр. О Брианни Реджаллин Лайтор.
  - Кстати, о вашей... жене. Я говорил с императором. Его величество очень интересует идея... хм... расширения контактов с виари. Пора пересмотреть наши взаимоотношения с Морским народом. Это очень важно для нас. Рано или поздно виари придется выбирать, на чью сторону встать. Мы не заинтересованы в том, чтобы знания и боевые таланты этого народа были использованы против нас.
  - Наконец-то! - вздохнул я. - Неужели мои мысли кто-то прочитал?
  - Отношения виари и империи хорошими не назвать, тому много причин. Идея союза с виари родилась давно, но у нас не было человека, который мог бы стать посредником в этом трудном и деликатном процессе. Готовы взять на себя эту роль, шевалье?
  - Все, что угодно, лишь бы вновь встретиться с Домино.
  - Пока это только мои идеи, навеянные вашими подвигами на Порсобадо. Помните наш разговор в гостинице? Я тогда и не подозревал, насколько вопрос Морского народа может быть важным для империи. Конечно, всему свое время. Император еще не принял окончательного решения. В ближайшее время вам придется вернуться в Фор-Авек и там продолжить службу. Если, конечно, новый великий магистр что-нибудь для вас не придумает. Но сначала отдохните неделю-другую. У вас усталый вид.
  - У меня нет времени на отдых, сэр. Я буду искать Домино. Элика Сонин обещала мне помочь.
  - Прекрасно. Вы редкий человек, Эвальд. Нечасто встречаешь такую любовь и преданность.
  - Я просто очень люблю ее, милорд.
  - Конечно. Уже поздно, идите отдыхать. Если вам нужны деньги, дайте мне знать, и я ссужу вас любой суммой. - де Фаллен протянул мне руку. - И еще раз благодарю вас за ваше мужество и находчивость. От своего имени и от имени своих друзей.
  - Не стоит, сэр. Но в следующий раз, прошу вас - не используйте меня в темную.
  - Хорошо, - улыбнулся скарбничий. - Идите спать, у вас глаза пьяные и красные...
   Назария встретил меня в дверях, с подносом и зажженной свечой. На подносе стоял кубок с горячим глинтвейном.
  - О, как хорошо! - После холодного ветра и мокрого снега на улице глинтвейн был абсолютно в тему. Я выпил несколько глотков и почувствовал приятное тепло по всему телу. - С Новым годом, Назария!
  - Простите, милорд?
  - Все в порядке. Спасибо за глинтвейн.
   Бедный добрый Назария! Разве только объяснить ему, что сегодня девятый день после Солнцеворота. В моем мире это тридцать первое декабря. Новый год. Здесь Новый год празднуют первого сентября.
  - Назария! - крикнул я из своей комнаты.
   Старик немедленно появился на пороге.
  - Могу я вас попросить накрыть на стол? - спросил я.
  - Конечно, милорд. Что прикажете вам подать? У нас есть копченое мясо, зелень, пирог с рыбой и яичными желтками, яблочное пюре по-лотарийски, немного хлеба и еще две бутылки вина. Если желаете, я мог бы разгореть мясо на сковороде.
  - Не стоит. Тащите все сюда. Я голоден.
  - Слушаюсь, милорд.
   Конечно, я все бы на свете отдал за то, чтобы вместо Назарии рядом со мной в этот вечер была бы Домино. Моя Домино, моя любовь, моя единственная и неповторимая. Мне остается только надеяться, что очень скоро я смогу встретиться с ней.
  - Я люблю тебя! - шепчу я пламени свечи на столе.
   Говорят, как встретишь Новый год, так и проведешь. Я встречаю его в одиночестве. Без любимой.
   А может быть все будет как раз наоборот. Ведь я по гороскопу Дракон, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения, и наступает мой год, год Дракона!
   Да, все именно так. Не стоит верить в приметы. Надо думать о чем-нибудь хорошем. Тем более, что Назария уже накрыл на стол и откупоривает бутылки.
   А это значит, что жизнь продолжается. И после всего пережитого за последние месяцы я имею право верить в то, что она изменится в лучшую сторону.
  - Выпьете со мной, Назария?
  - Как будет угодно милорду, - старик подает мне кубок с вином, сам берет второй. - За что желает выпить милорд?
  - За что? За ночь Белтан. За встречу в книжном магазине, которая изменила мою жизнь. За моих друзей, живых и мертвых. И за любовь.
  - Прекрасный тост, милорд.
  - Самый лучший, - сказал я и выпил вино.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"