Короля Мануэла нередко обвиняли в скупости, но каким бы ни было его поведение в других случаях, не может быть никаких сомнений в том, что он весьма щедро поступил с мореплавателем, который первым привел корабль из европейского порта в Индию. Эта щедрость была вызвана сенсацией, вызванной открытием океанского пути в Индию, и ожиданием, что вследствие этого в Португалию хлынут огромные богатства; ее поддерживали и настойчивые требования первооткрывателя.
Э. Г. Равенштейн, Журнал первого путешествия Васко да Гамы (1898 г.) (1)
АДМИРАЛ В ОЖИДАНИИ
Теперь мы вступаем в этап продолжительностью примерно двадцать лет, с 1504 по 1523 гг., в течение которого карьера Васко да Гамы традиционно игнорировалась историками. Но эти годы, хотя и плохо задокументированные с точки зрения деятельности Гамы, на самом деле являются решающими, когда Гама изо всех сил пытается использовать свою легенду для защиты своей карьеры, борется против королевской власти и, в конечном итоге, добивается своего рода триумфа. В начале 1504 г., как мы уже отмечали, вернувшийся адмирал получил от короля дополнительные денежные ренты и, кроме того, в ходе самого путешествия он нажил значительное состояние. Дома он упрочил положение своего рода, и один за другим на свет появилось семеро детей (включая его наследника Д. Франсишку), пятеро из которых -- Эштеван да Гама, Педру да Сильва да Гама, Паулу да Гама, Криштован да Гама и Алвару де Атаиде -- сделали карьеру, связанную с Индией. Но ему в равной степени оставалось закрепить права на свою "базу", город Синиш, которую он теоретически получил в 1499 г., но контроль над которой ускользал от него. Мы уже отмечали конфликты 1500-1501 гг. между его людьми и людьми местного алькайд-мора и командора Д. Луиша де Норонья; после этого ситуация еще больше осложнилась, когда сам дон Жоржи взял город под свой непосредственный контроль как алькайд-мор (3). Тем не менее, похоже, что между концом 1503 и 1507 гг. Гама находился в Синише, где построил для себя роскошные дома, а также покровительствовал строительству скитов Сан-Жиралду и Носса-Сеньора-дас-Салас. В документах Ордена Сантьяго, относящихся к концу столетия, по случаю инспекций, проведенных магистром или его представителем, перечислены предметы, преподнесенные адмиралом и его родственниками (его матерью Изабель Содре, его братом Д. Айришем да Гамой, и его шурином, Лопо Мендесем де Васконселушем) различным религиозным учреждениям, а также мелкая недвижимость, подаренная ими (4). Сохраняется впечатление, что это семья со значительным достатком и имуществом, стремящаяся оказать влияние на провинциальный город, которым был Синиш. Гама, по всей вероятности, также приобрел недвижимость в другом месте, особенно в Лиссабоне. Хотя трудно найти упоминания в источниках, мы можем предположить, что он стремился сохранить тесную связь с королевским двором и его политикой, наблюдая за чередой флотов, отправившихся из Тежу после Албукерки: Лопо Суариша де Альбергарии (или Альваренга) в 1504 г., а затем Д. Франсишку де Алмейды в 1505 г.
Мы можем кратко подытожить все доступные сведения о путешествии Лопо Суариша, которое имеет для наших целей некоторое косвенное значение. Заметим, что капитан-майор, позже прославившийся как своего рода "Албукерки наоборот", был важным представителем среднего дворянства, чей отец был канцлером Португалии при Д. Афонсу V; его клан был связан брачными узами с Алмейдами, среди многих других, и он служил капитаном Сан-Жоржи-да-Мина в течение четырех лет, с 1495 по 1499 гг. Он отправился из Лиссабона с флотом из одиннадцати судов, в конце апреля 1504 г., и одним из сопровождавших его капитанов был будущий шурин Васко да Гамы, Лопо Мендес де Васконселуш. Инструкции (regimento), данные Лопо Суаришу, сохранились и явно отсылают его к урокам, извлеченным из опыта Васко да Гамы в ходе его второго путешествия; новости о бедственной судьбе братьев Содре еще не дошли до Португалии (5). В оснащении этого флота, как и того, которым командовал Гама, принимали некоторое участие частные лица: одно из судов здесь (как и в более раннем флоте Албукерки в 1503 г.) принадлежало довольно загадочной Катарине Диаш де Агиар, влиятельной особе при дворе и бывшей некогда торговой партнершей Триштана да Кунья. Обогнув мыс Доброй Надежды в конце июня после нескольких незначительных происшествий, флот в конце июля бросил якорь в Мозамбике, где участники экспедиции нашли письмо от Перо де Атаиде, который (как мы видели) уцелел во время злополучной гибели Содре на островах Курия-Мурия и вернулся в Кералу, но в конце концов скончался от болезни в конце февраля или начале марта 1504 г. в Восточной Африке, на обратном пути в Португалию. Лопо Суариш, похоже, не заходил в Малинди, несмотря на противоположные инструкции; скорее, стремясь поскорее достичь Кералы, он направился прямо к островам Анджедива, где его флот встретил корабли Антониу де Салданья и Руи Лореншу Родригеша Раваско, оставшиеся от армад, отправленных в 1503 г. Эти капитаны, после ряда подвигов на побережье Восточной Африки, провели большую часть начала 1504 года у берегов Южной Аравии, захватывая принадлежавшие мусульманам суда (в том числе одно из аш-Шихра), которые по большей части направлялись в Красное море или из него, после чего встретились с флотом Лопо Суариша в августе 1504 г. Затем вся эскадра направилась в Каннанур, сделав там короткую остановку в сентябре, после чего отплыла в Каликут, откуда тем временем прибыли посланники, чтобы снова начать переговоры с португальцами.
Теперь стоит отметить, что инструкции Лопо Соареша прямо приказывали ему не идти на компромисс с Самудри. В "regimento" говорилось так: "Если случится, что король Каликута отправит послание, чтобы заявить, что он ищет нашей дружбы и хочет возместить причиненный нам ущерб, выслушайте его, но ваш ответ должен быть следующим: что вы не имеете приказа заключить соглашение, а, скорее, причинить ему и всем, кто имеет к нему отношение, как можно больше вреда". Тем не менее, Суариш направился в Каликут, отчасти в ответ на предложения со стороны главы общины маппила Койа Пакки, но вскоре потерял терпение и прибегнул к обычным насильственным методам. Так как его первоначальные требования не были выполнены, португальский флот еще раз обстрелял порт (который уже подвергся целому ряду таких атак с 1500 г.), а затем отправился в Кочин. Купцы этого порта и торговцы из более южных центров Коллама и Каямкулама вместе собрали большой груз пряностей. Лопо Суариш также нашел время, чтобы предпринять довольно крупную атаку на город Кранганор (где собрались войска Каликута), лежащий на границе между Каликутом и Кочином, прежде чем отправиться в Португалию в конце декабря 1504 г. Четыре корабля были оставлены для охраны португальских факторий в Кочине и Каннануре от дальнейших атак; уходящий португальский флот также вступил в морское сражение с эскадрой Каликута (как и Гама во время его отбытия в 1503 г.), но на этот раз у Каппата, то есть между самим Каликутом и Панталаини-Колламом (7). Затем флот вернулся в Лиссабон, по большей части в конце июня и июле, а несколько отставших кораблей прибыли к середине августа 1505 г. Груз был особенно хорошим, хотя, возможно, не таким хорошим, как у флота Гамы в 1503 г.: почти 21 000 кинталов перца, и небольшое количество имбиря, корицы и гвоздики. Во многих отношениях флот следовал образу действий второй экспедиции Гамы и был встречен в Португалии с большим триумфом. Разрыв с Каликутом, достигший нового апогея во время второго плавания Гамы, еще больше усугубился действиями Лопо Соареша. Но между экспедицией 1504-1505 гг. и экспедицией 1502-1503 гг. было два отличия: одно существенное, другое незначительное. Во-первых, флот из четырех кораблей, оставленных в Керале Лопо Суаришем под командованием Мануэла Теллеша де Васконселуша, выполнил поставленную перед ним задачу, в отличие от армады братьев Содре; стоит отметить, что Васконселуш был, в конце концов, племянником Дуарте Гальвана и, следовательно, возможно, ближе по духу к концепции Д. Мануэла, чем Содре. Во-вторых, флот 1504-1505 гг. доставил обратно в Португалию "героя Кочина" Дуарте Пашеку Перейру, который руководил португальскими войсками в защите от Самудри в 1504 году, помогая португальцам сохранить плацдарм в Кочине (8). Таким образом, уже по прибытии первого корабля в начале июля 1505 г. Д. Мануэл приказал организовать публичные торжества в ознаменование "великих побед, одержанных нашими капитанами над королем Калекута и маврами, которые жили в его городе и его стране, после отплытия Афонсо д'Альбокерке и Франсиско д'Альбокерке, и деяний, совершенных упомянутым Лопо Суаришем, который сжег тринадцать его больших кораблей, некоторые из которых были нагружены пряностями, в результате чего погибло также много мавров" (9).
Как обычно, отправленный в Индию в 1505 г. флот уже вышел в море, не дожидаясь возвращения Лопо Суариша. Этот флот, которым руководил Д. Франсишку де Алмейда, снова относительно хорошо задокументирован. Однако инструкции Алмейды, официально названного капитан-майором, но получившего приказ принять титул вице-короля, как только окажется в Индийском океане, сами по себе окутаны некоторой путаницей. Похоже, что первым человеком, чья кандидатура активно рассматривалась (и даже, возможно, назначенным) на этот пост, был могущественный фидалгу Триштан да Кунья, занимавшийся также торговлей, который ранее отправил значительные товары в Индию на борту "Лейтоа Нова", корабля флота Гамы 1502-03 гг. Однако хронисты сообщают, что накануне своего отъезда в Индию в начале 1505 г. Кунья перенес внезапную и загадочную потерю зрения, что сделало его неспособным к путешествию (10). Поэтому его заменил дон Франсишку Алмейда, но в следующем, 1506 г., Кунья настолько выздоровел, что предпринял трудное путешествие в Индию, где затем вступил в ожесточенный конфликт с вице-королем, который зашел настолько далеко, что отпустил несколько саркастических замечаний по поводу его частной торговли (11). Мы можем отметить, что Алмейда перешел из Ордена Сантьяго в Орден Христа в январе 1505 г. и получил грамоту, в которой он был назначен "капитан-майором всего указанного флота и армады и должен был оставаться в указанной Индии в течение трех лет", 27 февраля 1505 г. (12) Рассказы хронистов о замене Куньи Алмейдой, как и о более ранних заменах (например, Кабрала на Гаму в 1502 г.) поэтому, вероятно, не следует воспринимать слишком буквально; они скрывают, по всей вероятности, еще один поворот в придворной политике Д. Мануэла, который привел к ослаблению таких людей, как Кунья и его зять и союзник Лопо Суариш де Альбергариа (чей основной интерес заключался в торговле) и их замене Алмейдой, который - по крайней мере, в начале своего наместничества - обещал проводить энергичную политику строительства крепостей от имени Короны, и даже осуществил часть этих намерений в Килве в 1505 г. Другое дело, что, оказавшись в Индии, он стал все больше и больше смотреть на дело иначе (возможно, под влиянием советников, которые знали азиатскую сцену лучше, чем он), поэтому что его наместничество в конечном счете представляет собой длительный период относительного бездействия. К концу 1506 г. он уже начал манкировать своими обязанностями, а в следующем году неоднозначно отреагировал на слухи о подчинении Ормуза Афонсу де Албукерки: хотя на самом деле, вероятно, без особого энтузиазма (помимо других причин, потому что Албукерки украл славу своего сына, Д. Лореншу), он, тем не менее, заверил Д. Мануэля в льстивых выражениях в письме от конца 1507 г., цитированном выше, что ему не следует больше колебаться или искать совета, а вместо этого "провозгласить себя императором, ибо никогда еще у государя не было столь справедливой причины стать таковым". Вице-король оставался в течение большей части периода своего правления в Кочине (который теперь окончательно стал де-факто португальской штаб-квартирой) в ситуации некоторой напряженности с правителем Кочина, который позже горько жаловался на него Д. Мануэлу (13). Он покинул Кочин только один раз на продолжительное время, чтобы отомстить за смерть своего сына, Д. Лореншу де Алмейды, убитого в знаменитом сражении с флотом мамлюков во главе с Амиром Хусейном Мушрифом аль-Курди при Чауле. Он без энтузиазма относился к открытию торговли с Малаккой (очевидный приоритет в его regimento), не смог заключить союз, предложенный правителями Виджаянагара, и спустил на тормозах идею создания крепости на Шри-Ланке, где, согласно его инструкциям, он мог бы даже устроить свою штаб-квартиру (principal assento) (14). Однако он отправил флот под командованием своего сына Д. Лореншу к западному побережью Шри-Ланки во второй половине 1506 г. (15) Его недоброжелатели в Индии, в частности некий Перо Фернандес Тиноко, неоднократно указывали Д. Мануэлу, что Алмейда больше озабочен торговлей, чем политическими союзами или распространением христианства (16). Мы видим его концепцию, в том виде, в котором она сложилась к концу 1508 г., в знаменитом письме Д. Мануэлу, в котором после объявления о смерти своего сына и своем намерении выступить с военной армадой против Амира Хусейна он добавляет:
"Что касается крепостей, которые вы приказали построить, то чем больше вы построите крепостей, тем слабее будет ваша власть, ибо вся ваша сила опирается на море, и если мы там не будем сильны, мы легко потеряем все крепости, ибо прошлая война [в Керале] была с людьми, которые мало что знали о нем [море], тогда как теперь мы воюем с венецианцами, турками и мамлюками Солдао (17)".
Эти различия в концепциях также привели к весьма бурному процессу передачи власти в Индии: как известно, Д. Франсишку отказался в конце 1508 г. уступить свои полномочия Афонсу де Албукерки, отсрочив приход последнего к власти почти на целый год, до декабря 1509 г. Некоторое значение во всем этом имеет то, что Д. Франсишку всегда пользовался уважением со стороны Гамы и его семьи, и он, со своей стороны, взял за правило внимательно прислушиваться в Индии к мнению избранных клиентов Гамы, а также его хитрого и предприимчивого крестника, новообращенного еврея Гашпара да Гама.
Ясно, что, несмотря на то, что Алмейда, по-видимому, добился определенной королевской благосклонности в 1505 г., сам Гама по-прежнему оставался полностью на периферии событий. Более того, конфликт между королем и адмиралом ни для кого не был секретом. Превосходный и подробный отчет венецианца Лунардо да Ка Массера, проживавшего в те годы в Лиссабоне, особенно интересен не столько описанием плаваний первых девяти португальских флотов в Индийский океан, сколько анализом политической ситуации в Португалии в 1506 г. Отметив важность corregedores и, в первую очередь, vedores da fazenda в политике (подчеркивая позиции барона Алвиту, дона Мартиньо де Каштелу-Бранко и дона Педру де Кастро), он продолжает писать о сановниках, следующих за ними по престижу, а именно secretario-mor, Антониу Карнейро, и escrivao da puridade. Между ведорами и Карнейро по значимости находится следующая фигура:
"Адмирал, то есть капитан-генерал моря, которым является дон Васко да Гамба (так в тексте. - Aspar), тот, кто открыл Индию; это в высшей степени почетная должность, которую сей светлейший король дал упомянутому дону Васко, сделав его адмиралом; даже если он не очень благодарен Его Высочеству, потому что он человек несдержанный, без всякого здравого смысла (homo destemperado, senza alcuna ragione); во время своего путешествия он совершил в Индии много деяний, которые не снискали расположения Его Высочества; но так как он проложил этот путь в Индию и открыл ее, сей светлейший король назначил его адмиралом и даровал ему замок, от которого он получает доход (intrada) в 1500 дукатов; в настоящее время его доход составляет 4000 дукатов, а также у него есть привилегия от Его Высочества, что он может использовать 200 дукатов по пути в Индию, которые он может вложить в покупку любых специй, каких захочет, без уплаты каких-либо пошлин; так что это большой доход, даже если бы у него не было другого: он находился в низком положении (bassa condizione), но в настоящее время стал фидалгу, то есть дворянином (gentiluomo), живет достойно и считается одним из величайших вельмож этого королевства" (18).
Упомянутый "замок", очевидно, был Синишем, который все еще оставался проблематичным, поскольку Д. Жоржи (которого Ка Массер до сих пор называет в 1506 г. своего рода претендентом на перстол) отказывался передать его либо короне, либо Гаме. Имели ли место в 1506 или начале 1507 г. по этому поводу какие-то дальнейшие ожесточенные ссоры? В настоящее время у нас нет документов по этому вопросу, но мы знаем, что в 1507 г. ситуация ухудшилась. Тогда дон Жоржи обратился к королю с петицией о том, что он больше не может допускать вмешательства адмирала в дела этого города, который, в конце концов, все еще принадлежал его Ордену; он желал, чтобы его немедленно выслали из его резиденции. Дон Мануэл теперь сделал резкий поворот и решил, что вообще не будет поддерживать Гаму в этом деле. Королевский приказ (алвара), изданный в Томаре 21 марта 1507 г. и обнародованный доном Жоржи в Сантьяго-де-Касем 26 июня того же года, давал Гаме всего тридцать дней, чтобы покинуть Синиш. Он звучал так:
"Мы, король, доводим до вашего сведения, дон Васко да Гама, адмирал Индий и член нашего Совета, что мы считаем правильным и необходимым, что по определенным причинам, которые движут нами, вам следует в течение тридцати дней после издания этого приказа уехать вместе со своей женой и всеми вашими домочадцами из города Синиш, где вы в настоящее время пребываете. И ни вы, ни ваша жена и домочадцы не могут вернуться или войти в упомянутый город или его пределы, кроме как с разрешения моего горячо любимого и высокочтимого племянника магистра [дона Жоржи]. И если кто-либо из вас войдет в город без его разрешения, со своей семьей или без нее, мы считаем правильным, чтобы вы заплатили 500 крузаду штрафа для пленников [т.е. в качестве выкупа за заложников на Берберийском берегу], и, кроме того, мы оставляем за собой право наказать вас так, как подобает наказывать тех, кто не повинуется приказу своего короля и повелителя..." (19)
В постскриптуме прямо упоминаются "строительные работы" (obra das casas), начатые Гамой в городе (и продолжавшиеся еще в середине 1507 г.), которые должны быть немедленно прекращены. Историки XIX века, такие как Тейшейра де Арагао, считали, что дело было мотивировано злобным доном Жоржи, которого он изображает (в уничижительной сноске к своей работе) как худшего распутника и мота. Возможное политическое значение этой ссоры ускользнуло от его внимания; мы же видим здесь то, что дон Мануэл использовал удобную жалобу с довольно неожиданной стороны, чтобы поставить Гаму на место. Усугублял дело с точки зрения Д. Жоржи тот факт, что где-то в первой половине 1507 г. Гама решил пойти по стопам Д. Франсишку де Алмейды и окончательно перейти из Ордена Сантьяго в Орден Христа. Неясно, надеялся ли он таким образом вернуть себе королевскую милость; но это, конечно, не помогло ему расположить к себе Д. Жоржи. Следовательно, Гама был вынужден вернуть комменды Могелас и Шупаррия, которые он получил от Ордена Сантьяго; последняя уже 9 июня 1507 г. была передана некоему Франсишку де Лемосу (20).
Изгнанный из своей прежней резиденции, адмирал, кажется, переехал в Эвору, где безуспешно пытался в 1508 г. купить себе еще одну небольшую должность, на этот раз в Рибатежу -- должность алькайд-мора Вила-Франка-де-Шира. Но хотя в 1508 г. Д. Мануэл дал разрешение Луишу де Арке, алькайд-мору города, на продажу, сделка, похоже, не состоялась (21). Местная традиция в Эворе склонна связывать Гаму с серией домов с фресками в этом городе, которые, по общему мнению, были написаны по приказу адмирала во время этой фазы "изгнания", особенно с одним на улице Руа де Вальдевинос (22). На этом этапе он продолжал посылать агента для сбора налогов и пошлин, которые были дарованы ему в Синише, Сантьяго-де-Касеме и Виланова-де-Милфонтес, хотя -- как мы видим из предостерегающего письма Д. Мануэла от ноября 1511 г. -- не без определенных трудностей. Его старый орден, Орден Сантьяго, не довольствуясь унижением адмирала, по-видимому, чинил препятствия даже этому процессу (23).
ПРЕДЕЛЫ КОРОЛЕВСКОЙ ЦЕНТРАЛИЗАЦИИ
Теперь мы должны иметь в виду, что эти "темные годы" для Гамы, и особенно период примерно с 1505 по 1514 гг., также были периодом, когда дон Мануэл в наибольшей степени укрепил свое внутриполитическое положение. Нам все еще крайне не хватает подробных исследований на монографическом уровне, которые позволили бы получить истинное представление о взаимоотношениях между королевской властью, государством и гражданским обществом в Португалии в эпоху Д. Мануэла (24). Однако существует достаточно свидетельств того, что Корона в этот период пыталась продолжить некоторые существенные аспекты линии развития централизации, намеченной Д. Жуаном II, при этом значительно расширив ее масштабы. Главной мишенью Д. Жуана была титулованная и земельная аристократия, поддерживавшая открытые или тайные связи с Католическими монархами; он также сопротивлялся увеличению числа титулованной знати и за время своего правления создал только один титул для португальца. На уровне международных отношений его также в значительной степени занимало соперничество с Испанией, будь то в отношении Западной Африки или Атлантики. Однако в процессе реализации своей программы Д. Жуан II стал символом формы персонифицированного, в высшей степени автократического правления в Португалии, о котором вспоминали с благоговением, смешанным с долей ужаса, как о "совершенном принце".
Психологически, а также с точки зрения инструментов, которые он использовал, Д. Мануэл значительно отличался от своего предшественника, как уже предполагает его посмертное официальное прозвище "Счастливый король" (O Rei Venturoso). Во время его правления было создано довольно большое количество новых титулов (восемь новых графов), что свидетельствует о его изменчивом положении в отношении аристократии. Гораздо менее уверенный в своей легитимности, чем Д. Жуан II, он, похоже, пытался править, используя модифицированную систему совещательных органов, которая, однако, в разные моменты связывала ему руки. Одним из возможных ответов на эти тупиковые ситуации было утверждение, что король напрямую руководствовался божественным вдохновением, тактика, которую нужно было использовать с осторожностью, чтобы она была эффективной, и которая, на первый взгляд, вряд ли произвела впечатление на скептически настроенных противников короля. Институтом, который постепенно приобрел значение в этот период, был desembargo do paco, который сопровождал короля и собирался на заседания раз в неделю для рассмотрения назначений магистратов и обсуждения политической и экономической ситуации; при Д. Жуане II desembargo имел лишь консультативное значение. Еще одним широко обсуждаемым учреждением являлся сам Королевский совет; и хотя к настоящему времени было идентифицировано около шестидесяти членов Совета в правление Д. Мануэла (включая Васко да Гаму), до сих пор, похоже, не предпринималось никаких попыток установить их принадлежность к тем или иным политическим фракциям. Мы также понимаем, что влияние при дворе могло осуществляться не только через Королевский совет, но и другими способами. Для справки отметим, что менее половины членов совета имели право использовать приставку "дон"; среди немногих титулованных аристократов из их числа были могущественный vedor da fazenda Д. Диогу Лобо, барон Алвиту, и Д. Жуан Коутиньо, граф Редондо. Для периода правления как Д. Мануэла, так и Д. Жуана III мы имеем следующую общую формулировку, вышедшую из-под авторитетного пера Жана Обена:
"Следует отметить, что Совет был далеко не однородным органом. Великие сеньоры, враждебно настроенные по отношению к королевской бюрократии, сидели бок о бок со своими критиками, letrados, и с фидалгуш самого разного происхождения и образа жизни, призванными присутствовать на заседаниях ради их заслуг. Должность члена Совета в любом случае была по существу почетной. Король правил вместе с очень небольшим числом советников, чаще всего с четырьмя или пятью, а иногда и с меньшим числом. Политические дела решались небольшими комитетами. Когда обсуждался особо значимый вопрос, король советовался с более широкой группой. Так было во время дискуссий о сохранении или оставлении гарнизонов в Марокко [в правление Д. Жуана III]" (25).
Мы можем предположить, что то же самое имело место и тогда, когда при Д. Мануэле обсуждалось решение об отказе или продолжении присутствия в Индийском океане. Но в игру были вовлечены и другие силы. Похоже, что в первое десятилетие царствования происходило неуверенное (иногда просто беспорядочное) "прощупывание" различных элементов равновесия. Так, Д. Мануэл с самого своего вступления на престол стремился заключить союз с Католическими монархами, женившись на одной из их дочерей, предпочтительно на самой старшей, донье Изабель, "девственной вдове", по некоторым современным сообщениям, Д. Афонсу (ум. 1491, сын и наследник Д. Жуана II), но, в противном случае, на их третьей дочери, донье Марии. Этому союзу противостояла одна группа при португальском дворе (в том числе маркиз де Вила-Реал и его сын Д. Фернанду, а также Д. Жуан Мануэл), которая совершенно справедливо опасалась влияния Кастилии на колеблющегося Д. Мануэла, но его поддерживали другие, особенно Д. Фернанду Маскареньяш, Д. Алвару де Португал, а также Д. Франсишку де Алмейда (который после своего пребывания в Испании пользовался большим уважением Католических монархов). В первой половине 1496 г. казалось, что Д. Мануэлу придется довольствоваться младшей и менее престижной из двух сестер, но в конце концов упрямая и мистически настроенная Д. Изабель смирилась. В свою очередь, она (возможно, действуя по настоянию своих родителей) выдвинула ряд предварительных политических условий Д. Мануэлу, который, по-видимому, был готов пойти на компромисс, чтобы приблизиться к испанскому престолонаследию (26).
Брачный контракт был подписан по доверенности (через Д. Алвару де Португал) в конце ноября 1496 г., но только в конце сентября 1497 г., через три месяца после отбытия флота Гамы в Индию, Д. Изабель пересекла границу. Это стечение обстоятельств было любопытным, так как несколько дней спустя наследник, инфант Д. Хуан Кастильский, умер, открыв путь к испанскому престолу для Д. Мануэла и его новой невесты. Таким образом, на короткий период продолжительностью в восемь месяцев Д. Мануэл предстал в необычной роли не только короля Португалии, но и потенциального наследника королевств Кастилии и Арагона. Однако со смертью Д. Изабель при родах в 1498 г. эта возможность была утрачена, к облегчению многих при португальском дворе (27). Затем в 1500 году Д. Мануэл женился на другой незамужней дочери правителей Испании, донье Марии, от которой у него родились сыновья инфанты Д. Жуан (позже Д. Жуан III), Д. Луиш, Д. Фернанду и Д. Энрике. В этом смысле его политика сильно отличалась от политики Д. Жуана II, ибо Д. Мануэл снова и снова стремился использовать свои брачные связи, чтобы укрепить свой престиж. Это, в свою очередь, означало, что при каждых переговорах о браке он подпадал под влияние Испании. Было много споров о том, отражает ли указ об изгнании евреев и мусульман из Португалии, обнародованный в конце 1496 г., влияние на Д. Мануэла Католических монархов, или же он решился на этот поступок suo motu (по собственной инициативе (лат.)). Как бы то ни было, существуют неоспоримые свидетельства того, что Д. Мануэл испытывал в 1496-1497 гг. значительное давление со стороны своей невесты Д. Изабель, которая, по-видимому, рассматривала Португалию как рассадник еретиков и отступников. Кроме того, ясно, что это решение Д. Мануэла не могло не понравиться его будущим родственникам; позже они также использовали свое влияние, чтобы направлять политику Португалии в то или иное русло в соответствии со своими собственными целями. Действительно, как выразился испанский хронист, Д. Фернандо предложил свою дочь Д. Мануэлу в 1500 г., "чтобы португальцы не обратились своими помыслами к новым идеям" (28).
Помощь испанской короны была необходима для того, чтобы португальцы сохранили старейшее из своих заморских владений, то есть территории в Северной Африке. В политике Д. Мануэла, несмотря на растущее значение, которое приобрел Индийский океан, ключевая роль, тем не менее, отводилась Марокко, поскольку Д. Мануэл стремился извлечь выгоду из упадка власти династии Ваттасидов для укрепления португальского контроля над западным Магрибом. В начале XVI в. был предпринят ряд проектов строительства крепостей в местах, расположенных на побережье Атлантического океана, таких как Санта-Крус, Могадор и Сафи, а также, чуть позже, Аземмур и Мазаган, хотя некоторые из них были завершены только относительно поздно в царствование Д. Мануэла. Ключевым игроком в этих действиях был капитан Сафи Нуньо Фернандес де Атаиде, который организовал кампанию с союзниками из числа коренных народов, целью которой было нападение на внутренний центр Марракеша. Чтобы иметь возможность лучше управлять этой деятельностью, Д. Мануэл даже подписал соглашение с представителем Католических монархов в Синтре в 1509 г., чтобы скорректировать разделение зон влияния и будущей экспансии. Основная идея заключалась в том, чтобы атаковать южное "подбрюшье" Марокко с целью в долгосрочной перспективе открыть возможность создания "западного фронта" против исламского господства с центром в Египте и Палестине.
Итак, вот ключевые элементы крестового похода Д. Мануэла против ислама: вторжение в Северную Африку, отправка флотов в Индийский океан и надежда на союзника-христианина (возможно, Пресвитера Иоанна), который напал бы на мамлюков с тыла. Кроме того, в 1500 г. он предложил Папе 8000 человек для возможной совместной христианской армии в Средиземноморье, но вскоре понял, что это означает, что он выглядит нелепо, беднее даже короля Польши. Желая стать более крупным игроком в европейской политике, в 1505 г. он предложил целых 15 000 человек. Но где найти средства для финансирования этих сил с таким количеством других забот в Северной Африке и Индийском океане? В то время из зарубежных предприятий, которыми управляла Португалия, только Мина приносила регулярные и значительные доходы. Два рейса в Индийский океан (Гамы и Лопо Суариша де Альбегарии) принесли значительную прибыль, но на данном этапе ни в коем случае не приходилось рассчитывать на самоокупаемость присутствия в Индийском океане.
Отчасти из-за этого, а отчасти из-за инерционной политической траектории, которую мы отметили, португальская корона начала предпринимать шаги с 1504 г. (но которые принесли конкретные плоды в 1505 г.) по направлению к крупной внутренней реформе, включающей как гражданское, так и военное управление. Краеугольных камней задуманной гражданской реформы было два. Во-первых, существенная реорганизация внутренних фискальных ресурсов путем пересмотра обязанностей и юрисдикции контадоров, упорядочения мер и весов и усиления власти магистратов и инспекторов (juizes de fora, desembargadores и corregedores) над местными фискальными и административными органами власти, которых назначали либо автохтонные коллективы (concelhos и cаmaras), либо помещичья аристократия (senhorios). Полномочия коррехидора, которая распространялась на округ (комарку, которых в Португалии было двадцать одна), были обширными; он должен был ежегодно посещать каждый город и деревню, находящиеся под его юрисдикцией, расследуя мелкие правонарушения и осуществляя надзор над местными чиновниками (29). Как пишет Стюарт Шварц:
"Присутствие juiz de fora и corregedor в городах и деревнях Португалии сигнализировало о попытке монархии ограничить контроль местных органов власти. Один современный наблюдатель в Португалии отметил, что обязанностью коррехидора также было "усмирять группировки и разногласия и сдерживать власть имущих в провинции". И corregedor, и juiz de fora были опорой королевского правительства на местном уровне" (30).
Во-вторых, средние годы правления Д. Мануэла засвидетельствовали введение в Португалии более или менее единообразного правового режима путем упорядочения и пересмотра уставов (forais) всевозможных местных и региональных учреждений и создания упорядоченной системы документации, подвергнутой ревизии с целью устранения несоответствий в интерпретации. Подготовленные таким образом документы должны были храниться в нескольких экземплярах: один у местного сеньора, другой - в коллективном представительном органе (например, камаре) и третий - в центральном архиве (Торре-ду-Томбо). Из этого двойного проекта, описанного выше, вытекают великие труды мануэлинского режима, Ordenacoes Manuelinas (1514 г.) ("Ордонансы Мануэла" (OrdenaГУes Manuelinas), или "Кодекс Мануэла" (CСdigo Manuelino) - свод законов Португальского королевства, осуществленный по инициативе Мануэла I и опубликованный в печатном виде в 1513-1521 гг. - Aspar), а также обширные тексты так называемой Leitura Nova, включавшие как новые документы, касающиеся юридического положения известных лиц, семей и учреждений, так и тщательный отбор старой документации (31). Впервые в Португалии была предпринята попытка внедрить некую разновидность единообразной налоговой системы, которая на тот момент представляла собой хаотическое наслоение различных институтов, отчасти в результате эволюции методов Реконкисты.
Этот проект, как мы легко можем себе представить, имел своих сторонников среди letrados, то есть сословия выпускников университетов, которые служили писцами, учетчиками и экспертами по правовым вопросам (и которые приобрели известность после Коимбрских кортесов в 1385 г.); у него также было большое количество недоброжелателей среди других групп, опасавшихся этой зловещей и надвигающейся тени королевской централизации. Ответственными за осуществление этого предприятия были такие люди, как канцлер-мор Руи Бото, десембаргадоры Жуан Факанья и Руи да Гра, а также кавалер королевского двора, а позже фидалгу Фернан де Пина (брат хрониста Руи де Пина), служившие Д. Мануэлу в его внутренних реформах почти все время его правления (32). В их задачу входила отправка королевских представителей в различные города и поселки, в братства, часовни, больницы и благотворительные учреждения для сбора заверенных экземпляров юридических документов на имущество и доходы, которыми они владели. Рассмотрим, например, задание, данное в июле 1516 г. (несколько поздно в этом процессе) некоему Брасу де Феррейре, посланному Фернаном де Пина в качестве представителя Д. Мануэла в Коларес, Чилейрос и Арруду; он должен был собрать на заседание местных представителей муниципальной палаты (juwizes, vereadores, procurador e o esprivam) в присутствии уполномоченного должностного лица (например, almoxarife или mordomo), а также вызвать сборщиков налогов (rendeiros), занимавших эту должность как в прошлом, так и в настоящем. Кроме того, должны были быть приглашены некоторые уважаемые граждане, осведомленные о налоговых делах, и в их присутствии проведены расспросы о доходах, а также расследованы некоторые конкретные жалобы, полученные относительно сбора налогов. Эти расследования должны были быть проведены во всех подробностях: десятины, налоги на скот, налоги на ремесленников - все это должно было быть тщательно рассмотрено (33).
Очевидно, необходимы дальнейшие исследования, прежде чем можно будет точно определить, как эта задача централизации и упорядочения претворялась в жизнь, начавшись с региона Эстремадура и постепенно распространяясь, шаг за шагом, из крупнейших центров на вторичный и третичный уровни, а с юга и центра - в районы отдаленного северо-востока. Но в каком-то смысле мы являемся свидетелями определенного проявления известного феномена раннего Нового времени: попытки центрального правительства радикально пересмотреть свои отношения с другими, альтернативными центрами финансовой и политической власти в королевстве. Этому сопутствовало создание впечатляющих визуальных репрезентаций королевской власти, в частности, огромных церквей и монастырей в так называемом стиле мануэлиньо, с особой иконографией (часто отражающей мессианские притязания короля) и символикой (34). Здесь присутствовала диалектика фискальной власти и визуального воображения, поскольку Корона не только изменяла ландшафт своей строительной деятельностью, но и собирала деньги через налоговую систему именно для этой цели. Несмотря на свой небольшой размер, случай Португалии усложняется из-за множества задействованных политических институтов. Таким образом, Корона вступила в конфликт не только с крупной территориальной знатью (который, хотя и действительно имел место, но, вероятно, не был основным конфликтом во времена Д. Мануэла), но и с военными орденами (такими как Орден Сантьяго) и, прежде всего, с некоторыми представителями среднего и низшего дворянства, городскими управами и даже с частью зажиточных дворян.
Но у этого конфликта было и второе измерение - военное. Ибо реформы Д. Мануэла распространялись и на эту сферу, где он хотел проводить энергичную политику "модернизации". В этом он был не одинок, ибо даже Д. Хайме, герцог Браганса, с которым он не сходился во взглядах по некоторым другим вопросам, видел необходимость в такой реформе. И снова здесь ощущалось восточное влияние - влияние Испании и северной Италии, где в конце XV и начале XVI вв. был усовершенствован новый стиль пехотной войны и появились армии из наемных профессиональных солдат, вооруженных пиками. Ключевой фигурой был el Gran Capitan, Д. Гонсало Фернандес де Кордова, который сделал армии Католических монархов в Неаполе грозным инструментом, более эффективным, чем даже легендарная швейцарская пехота. Напротив, португальцы свой основной боевой опыт в начале XVI в. получали в Северной Африке, где фидалгу высаживались со своей несколько неорганизованной клиентурой, участвовали в кавалерийских стычках и набегах и все еще представляли себе войну в довольно "средневековом" стиле. Это была традиция, которую они перенесли также в начале XVI века в Индийский океан.
Большое внимание, которое уделяется в военно-исторической литературе распространению огнестрельного оружия в этот период и его социальным и политическим последствиям, несколько затмило значение других организационных изменений. В самой Португалии решение о создании рот алебардистов (halabardeiros, или, в более общем смысле, gente da ordenanca), по-видимому, было принято в 1505 г., и о формировании этих корпусов упоминается в ценном сообщении Ка Массера от 1506 г., процитированном выше (35). Инструкторов для обучения этих рот активно искали среди португальцев, служивших в Неаполе или где-либо еще в Италии; в конце 1506 или начале 1507 г., например, Криштован Лейтао, служивший под началом Д. Гонсало де Кордова еще в 1505 г. (во время кампании в Пизе против флорентийцев), вернулся в Португалию с жалованьем в 200 дукатов (по данным Ка Массера). К началу февраля 1508 г. Д. Нуньо Мануэл был назначен генерал-капитаном всех gente da ordenanca на службе у Д. Мануэла; позже, в августе того же года, король отправил группу из 2500 пехотинцев для участия в неудачной атаке на Аземмур под предводительством Д. Жуана де Менезиша, графа да Тарука, а также в более позднем сражении при Арсиле. Среди этих людей были такие опытные знатоки военного дела, как сам Лейтао и Гашпар Ваш; позже к ним присоединились другие ветераны из Италии, такие как Жуан Фернандес, Перо де Мораис, Жуан Фидалгу и Руи Гонсалвиш, причем двое последних в конечном итоге отправились служить в Азию.
Несмотря на отсутствие успеха в марокканской кампании 1508 г., вербовка опытных бывших наемников и подготовка пехоты продолжались. В 1513 г. большой экспедиционный корпус из 400 кораблей и около 18 000 человек был отправлен под командованием Д. Хайме, герцога Браганса, чтобы добиться захвата Аземмура, и герцог приложил все усилия, чтобы отряды солдат были обучены новой тактике ветеранами войн в Италии. В кои-то веки показалось, что он и Д. Мануэл сошлись во взглядах, но нецелесообразно рассматривать это совпадение взглядов на военную тактику как более широкое совпадение мнений. Д. Хайме (1479-1532) -- все-таки довольно загадочный персонаж из истории правления Мануэла. Бежав с семьей в Испанию в возрасте четырех лет, когда его отец был казнен Д. Жуаном II, он вернулся только в 1496 г. и после этого был назначен предполагаемым наследником Д. Мануэла, сохраняя это положение до рождения у последнего сыновей. В 1502 г. для него был заключен политический брак с Д. Леонор де Мендоса, дочерью испанского герцога Медина-Сидония; вскоре после этого он довольно таинственным образом бежал в Рим и попросил Папу разрешить ему стать членом ордена Пьедаде. В разрешении было отказано, и его уговорили вернуться. Десять лет спустя он обвинил свою жену в супружеской измене с молодым фидалгу, находившимся у него на службе, и зарезал ее в Вила-Викоза в ноябре 1512 г., после чего заперся в подземелье в своем дворце в качестве ежедневной формы покаяния. Экспедиция в Аземмур была более публичной формой снятия с себя вины, в ходе которой самый знатный дворянин Португалии рисковал своей жизнью в военной кампании (36). Однако, как только эта задача была успешно выполнена и Аземмур захвачен в начале сентября 1513 г., Д. Хайме удалился в свои родовые владения в Алентежу, откуда он продолжал выражать скептицизм в отношении глобальной программы Д. Мануэля и продолжил самостоятельную карьеру. В январе 1517 г., например, он получил папскую буллу от Льва X, позволяющую ему преобразовать пятнадцать церквей, находящихся под его юрисдикцией, в коменды Ордена Христа и раздавать их кавалерам по своему усмотрению, без запроса согласия португальской короны. И даже в 1529 г. он все еще выражал недовольство Д. Жуану III по поводу некоторых особенностей политики, которую отец последнего проводил за границей (37).
Если сам герцог и реорганизовал состоявших у него на службе солдат, обучив их "в швейцарском стиле" в 1513 г., его примеру вряд ли последовали другие. То ли из-за саботажа, то ли из-за некомпетентности другие командиры в Марокко отказались использовать копейщиков надлежащим образом. Новобранцы тоже сопротивлялись требуемой дисциплине и часто дезертировали при первой же возможности. Поскольку программа требовала строевой подготовки и, кроме того, требовала, чтобы аристократы, привыкшие сражаться верхом, участвовали в боевых действиях в смешанных порядках с уступавшими им по социальному положению пехотинцами, против этого возражали представители низшей знати (escudeiros и infancoes), как мы видим из широко распространенных беспорядков, которые произошли при попытке возродить систему ordenanca в 1526-7 гг. Подобно мамлюкам из военной касты, описанным Давидом Айалоном в его знаменитой монографии, португальская знать сопротивлялась социальным требованиям новой технологии и возмущалась действиями Короны, которая хотела ее навязать (38). После 1515 г., когда позиции Д. Мануэла ослабли, он был вынужден отказаться от этой военной реформы и даже распустил свою роту алебардщиков.
Но пока длилась великая волна мануэлинских реформ, примерно с 1505 по 1514 гг., Португалия начала проявлять себя на европейской арене как великая держава, поскольку возвращавшиеся из Индии флоты продолжали привозить значительные (если не сказать - поразительные) возвратные грузы. Теперь Венеция была явно потрясена, поскольку Португалия угрожала ее торговому положению на Востоке, а ее отношения с Египтом оказались под угрозой из-за неустойчивого поведения султана Кансу аль-Гури (годы правления 1501-1516). Кроме того, в политике в Западной Азии и Северной Африке намечались серьезные изменения политической конъюнктуры, которые быстро уловила португальская корона. Помимо обычных игроков, османского султана Баязида II и мамлюков, в ситуации неустойчивого равновесия на рубеже XVI в. на сцене появилась тревожная новая сила, а именно, государство шиитов-Сефевидов, которое основал шах Исмаил, одержавший впечатляющие военные победы после 1500 г. сначала в Азербайджане, затем в восточном Ираке и провинции Фарс. Пока Европа пыталась разгадать, кем же является Великий Софи, как обычно называли шаха Исмаила, Д. Мануэл воспользовался беспокойством мамлюков, чтобы оказать на них давление через Родос и Орден Святого Иоанна Иерусалимского. К 1507 г., перед лицом этих многочисленных угроз, мамлюки вступили во временный союз с османами, которые снабжали их военными материалами для подготовки кораблей в Александрии и Суэце, которые должны были использоваться как в Средиземном море, так и против португальцев в Индийском океане.
То, что мамлюки не сразу отреагировали на прибытие португальцев в Индийский океан, может показаться удивительным; но это, вероятно, можно объяснить борьбой за престолонаследие, развернувшейся в Египте в конце долгого правления султана Каит-бея (годы правления 1468-1496). Затем последовала череда четырех быстро сменявшихся султанов, пока к власти в 1501 г. не пришел Кансу аль-Гури. В самом деле, одной из первых реакций Египта на португальцев в Индийском океане является реакция знаменитого, но довольно бестолкового летописца Ибн Ияса, который утверждает (вероятно, буквально, но, возможно, и метафорически), что португальцы разрушили стену (sudd), которую Александр Македонский построил в древности, чтобы совершить плавание вокруг Африки (39). Это утверждение может быть истолковано как лестное для португальских притязаний (сам Дуарте Гальван, как мы видели, был не прочь провести параллель с Александром), но следует также напомнить, что, по крайней мере в исламских преданиях, Александр построил стену, чтобы защитить цивилизацию от нашествия Гога и Магога. Во всяком случае, государство мамлюков, хотя и медленно, но со временем все-таки мобилизовало свои силы. Кроме того, по-видимому, уже в 1505 г. поползли слухи о готовящемся нападении португальцев на Джидду. К ноябрю того же года эмир Хусейн Мушриф аль-Курди был отправлен из Каира в Красное море с задачей в первую очередь укрепить порт, который давал доступ к Мекке. После этого он отплыл с флотом, вероятно, в августе или сентябре 1507 г., его первым пунктом назначения был порт Диу в Гуджарате; хадрамаутские источники говорят об Амире Хусейне как о святом воине (муджахид фи сабил Аллах), который намеревался "вступить в бой с франками, появившимися в Океане, и перерезавшими торговые пути мусульман" (40). Египетский флот, по общему мнению, насчитывавший около двенадцати кораблей и 1500 латников, первоначально в сражении при Чауле в марте 1508 г. одержал довольно убедительную победу над португальским флотом, возглавляемым Д. Лореншу де Алмейдой, сыном вице-короля, который был убит в бою. Весть об этом пришла в Каир в конце того же года, и султан, как рассказывают, приказал три дня подряд бить в городе в барабаны победы, особенно после того, как стало известно, что Амир Хусейн захватил "значительную добычу" (41). Но Амир Хусейн также запросил подкреплений, явно не доверяя своим индийским союзникам, в частности губернатору Диу Малику Аязу, который, опасаясь более далекоидущих намерений египтян, тем временем начал переговоры с португальским вице-королем. Но прежде чем Каир смог что-либо предпринять, португальский флот во главе с самим вице-королем отплыл из Каннанура в Диу через конканский порт Дабхол. Брошенный своими бывшими союзниками из Гуджарата, Амир Хусейн увидел, как его флот был уничтожен 3 февраля 1509 г., и в конце концов вернулся в Каир после многих невзгод только в декабре 1512 г. (42). В конце 1509 года султан Кансу аль-Гури, разгневанный таким поворотом событий, написал письма в Диу, угрожая Малику Аязу расправой за его предательство; по иронии судьбы, в середине 1510 г. в Каир снова прибыли послы от султана Махмуда из Гуджарата и некоторых других неназванных индийских правителей, в очередной раз прося египтян о помощи против "европейских пиратов... которые нанесли поражение Хусейну, командующему египетской экспедицией" (43).
Султан, возможно, поддался искушению, поскольку теперь в его распоряжении был секретный козырь в лице португальского перебежчика Алвару Ваша да Фонсеки. Фонсека несколько лет служил в Кочине писцом в фактории и даже участвовал в обороне Кочина в 1504 г. от войск Каликута (44). В награду он получил в 1506 г. важную должность фактора португальской фактории в Антверпене, но два года спустя, скрывшись со скудными ресурсами фактории, - и пожив какое-то время с куртизанкой в Риме - в конце концов появился в Александрии в то самое время, когда послы из Гуджарата получили аудиенцию в Каире. Султан, кажется, даже обдумывал идею отправить опытного и хорошо осведомленного Фонсеку во главе флота в Индийский океан; в конце концов, другой его высокопоставленный чиновник, переводчик (tarjuman) Тагрибирди, был ренегатом из Валенсии (45). Но в конечном счете из этого ничего не вышло. Египетский флот, который султан строил в заливе Аяс, был частично уничтожен, а частично захвачен в конце августа 1510 г. рыцарями-иоаннитами с Родоса во главе с агентом Д. Мануэла Фреем Андре ду Амаралом. После начала экспансии испанцев в Магрибе, усугубившей его трудности, Кансу аль-Гури (ум. 1516) был вынужден до конца своего правления в основном находиться в обороне. Вместо отправки флотов в Индийский океан, ему суждено было увидеть захват португальцами Ормуза и Сокотры и проникновение в Красное море португальской экспедиции, представлявшей угрозу для Адена и даже для самого Хиджаза.
ГАМА ПРОТИВ АЛБУКЕРКИ?
Если прибытие Д. Франсишку де Алмейды в Индию в 1505 г. знаменует собой формальное начало непрерывного португальского правления в Индии, то после 1509 г. уже происходит настоящее создание португальской морской империи в Индийском океане, когда губернаторство перешло в руки Афонсу де Албукерки. Как мы уже имели случай упомянуть, Гама и Албукерки представляют собой два полюса в португальской националистической историографии (46). Конечно, в эти первые десятилетия XVI в. у националистов есть целая плеяда "героев", начиная от таинственного Кабрала и Дуарте Пашеку Перейры до самого Д. Франсишку де Алмейды, но португальский романтический национализм, тем не менее, уделял самое пристальное внимание Гаме и Албукерки, представляя их обоих провидцами, каждого в своем роде, изо всех сил пытающимися подняться над мелкими махинациями своих современников, и связанных по рукам непоследовательной и даже откровенно подлой политикой Д. Мануэла. Теперь из новейшей историографии совершенно ясно, что Албукерки представлял собой особую тенденцию в португальской политике и вынашивал особые имперские проекты. Близкий по духу к таким идеологам, как Дуарте Гальван, и поддерживаемый способными придворными, такими как ведор да фазенда Д. Мартиньо де Каштелу-Бранко (получивший титул графа Вила-Нова-де-Портимао в 1514 г.), Албукерки воплощал форму королевского централизма в Индийском океане, близкую к универсалистским и мессианским идеалам, которыми руководствовались Д. Мануэл и Гальван. С этой точки зрения блокада Египта была неотложным приоритетом, а военный союз с пресвитером Иоанном Эфиопским -- ее логической предпосылкой. Таким образом, Вавилонский султанат будет уничтожен, а вместе с ним и Мекка, если это возможно. В то же время необходимо было развивать королевскую торговлю пряностями, будь то в западной Индии или в Малакке; повсюду должны были широко использоваться корабли Короны, а не корабли, принадлежащие в значительной степени богатой торговой знати. Для защиты имущества Короны в большом количестве ключевых точек должны были быть построены крепости, и в идеале в них размещены гарнизоны из профессиональных солдат (в "швейцарском стиле", как это называли в ту эпоху), а не клиентов отдельных фидалгу. Прежде всего, в Индийском океане власть должна была быть сосредоточена в руках губернатора и нескольких избранных подчиненных вокруг него (таких, как в случае Албукерки, флорентиец Франческо Корбинелли), а не разделена между несколькими коронными факторами, каждый из которых который независимо переписывался с Короной в Португалии и одновременно претендовал на в значительной степени автономную сферу деятельности. Презирая этих людей, Албукерки доверял советам своих флорентийских союзников (хотя далеко не всех флорентийцев!), обращенных евреев, таких как Франсишку де Албукерки и Александр де Атаиде, и даже местных корсаров, таких как Тимоджи.
Было неизбежно, что эта обширная и довольно амбициозная концепция найдет противников в рядах португальцев в Азии. Для прагматиков мессианский привкус предприятия по разгрому Египта и возвращению Иерусалима (а также союз с Пресвитером Иоанном) не имел особого смысла. В свою очередь, новая централизованная концепция принятия решений напрямую угрожала личным интересам независимых факторов Короны. Что касается вопроса о соотношении торговли Короны и частной торговли, то здесь Албукерки оказался в противоречии не только с ориентированными на торговлю (и пиратство) фидалгу, но и с флорентийцами, такими как Джироламо Серниги, чей корабль Албукерки конфисковал в 1510 г., когда он направлялся в Малакку.
Противников Албукерки можно было найти не только в Азии, но в Португалии. Их возглавлял Д. Диогу Лобо, барон Алвиту и могущественный, - хотя и относительно невысокого ранга, - титулованный дворянин из Алемтежу. Интересно отметить совпадение взглядов барона и его соседа из Алемтежу, Д. Хайме, герцога Браганса, которые в конечном итоге стал разделять и другой уроженец этого региона, Васко да Гама, изгнанный из Синиша и поселившийся сначала в Эворе, а затем в Низе. Адмирал, со своей стороны, даже в этот трудный час продолжал проявлять активный интерес к делам Индии. В апреле 1511 г. его брат, дон Айриш да Гама, отправился в Азию в качестве капитана корабля "Санта-Мария-да-Пьедаде", предположительно входившего в состав флота, которым командовал дон Гарсиа де Норонья (47). На самом деле, однако, корабль дона Айриша и еще один ("Белен", которым командовал Криштован де Бриту) вышли в море через несколько дней после основной части флота, но сумели совершить гораздо более быстрое плавание, прибыв к западному побережью Индии к концу 1511 г. (в то время как остальной флот пропустил сезон муссонов в Мозамбике и не смог пересечь Аравийское море). Гама и Бриту, по-видимому, были тесно связаны между собой и, оказавшись в Индии, воспользовались отсутствием губернатора Афонсу де Албукерки (в то время занимавшегося завоеванием и последующим умиротворением Малакки), чтобы создать серьезные трудности в Каннануре для его капитана Диого Корреа. Албукерки назначил Корреа капитаном Каннанура по собственной инициативе в марте 1511 г., несмотря на то, что у него не было королевских полномочий на этот счет. Он был назначен на эту должность вместо некоего Мануэля да Кунья, который очень недолго был капитаном форта с декабря 1510 г. и близким союзником "кочинской клики" (в которую входили такие люди, как Лореншу Морено, Диогу Перейра, Гашпар Перейра и Антониу Реал), заклятых врагов Албукерки и его планов. Реал, Морено, Перейра и их союзники, естественно, стремились всеми возможными способами дискредитировать Корреа, и в этом им, по-видимому, помогал Д. Айриш да Гама во время его краткого пребывания в Индии. Как сообщал Албукерки в одном из своих писем дону Мануэлу, Гама использовал свое положение и престиж своей семьи, чтобы дискредитировать губернатора, и в его отсутствие собрал большое количество португальцев, которые не хотели помогать Албукерки, и увез их с собой обратно в Португалию в 1512 г. ввиду продолжавшегося отсутствия губернатора в Малакке. Он и Криштован де Бриту также, очевидно, привезли ко двору письма с жалобами от противников Албукерки, что позже вынудило Албукерки защищаться от нападок со стороны Португалии. Также педставляет интерес тот факт, что на обратном пути Гама и Бриту сделали остановку по пути в юго-восточной Африки, чтобы засвидетельствовать свое почтение -- достаточно показательно -- на том месте, где в начале марта 1510 г. был убит Д. Франсишку де Алмейда во время катастрофической и, с португальской точки зрения, совершенно унизительной вылазки против местных чернокожих, когда он возвращался домой (48). Более того, Албукерки утверждал, что Д. Айриш распространял слухи о том, что его собственное положение было ненадежным (мы можем отметить, что в 1512 г., по сути, его первый трехлетний срок на посту губернатора должен был закончиться), и что при дворе рассматривался вопрос о его преемнике. Диого Корреа, как утверждает Албукерки, однажды подвергся презрительным нападкам со стороны министра колаттири, вазира (alguozil) Каннанура, сказавшего, "что он не капитан, и я [Албукерки] не могу назначать капитана, и что дон Айриш сказал, что в этом году должен прибыть адмирал [Васко да Гама], а мне придется уехать" (49). Этот настойчивый слух упоминается Албукерки и в других местах, и в конечном итоге в 1514 г. на смену ему пришел слух о том, что именно Триштан да Кунья приедет в Индию в качестве преемника Албукерки.
Интересно отметить, что два самых известных португальских текста того периода, описывающих торговые сети в Азии, "Suma Oriental" Томе Пиреса и "Книга" Дуарте Барбозы, написаны людьми, находившимися по разные стороны водораздела Албукерки -- Гама (50). Пиреш, родившийся, вероятно, около 1465 г. в Лиссабоне или Лейрии, прибыл в Индию только в 1511 г. (по совпадению, вместе с Д. Айришем да Гамой и Криштованом де Бриту), когда Албукерки уже был губернатором. Он был аптекарем и состоял на службе инфанта Д. Афонсу до смерти последнего в 1491 г.; в Индии, где его первоначально назначили feitor das drogarias в Каннануре, он очень быстро сколотил небольшое состояние, возможно, продавая лекарства. Похоже, Албукерки очень хорошо относился к нему, несмотря на его склонность к обогащению, и к концу 1512 г. его отправили в Малакку, чтобы помогать тамошним капитану и фактору, Руи де Бриту Паталиму и Руи де Араужу. Он оставался в Малакке и ее окрестностях до 1515 г., когда он, по-видимому, более или менее завершил "Suma Oriental"; однако в 1513 г. он совершил торговое путешествие в составе флота Короны на Яву. В 1516 г. Пиреш был назначен главой катастрофического посольства в Минский Китай и закончил свою жизнь там, вероятно, в 1523 г. или вскоре после этого, когда он и его товарищи были приговорены китайскими властями к смертной казни из-за серьезных проступков некоторых из их соотечественников (51).
Пролог "Suma Oriental", посвященный Д. Мануэлу, достаточно ясно показывает, каковы были политические симпатии Томе Пиреса, поскольку он прославляет тот факт, что воинственный португальский флаг так высоко развевается в землях и водах Азии. Что же касается азиатских правителей, то "те, кто является вассалами, живут мирно, а мятежники - боятся и мучаются". Он продолжил:
"И все это вызвано великим могуществом, которым обладает Ваше Высочество, которым обладает и управляет на войне самый великолепный и великий кавалер Афонсу Дальбокерке, ваш капитан-генерал, энергичный, проницательный, способный на войне и самый благоразумный в человеческом отношении, который постоянно и с таким усилием то в верхней Индии, то в Аравии, то между ними не перестает вести войну против имени Мафамеда".
Таким образом, Пиреш оправдывает и превозносит все расходы ("которых никогда не было ни у одного другого христианского короля"), понесенные португальским государством на войну в Индии, во имя крестового похода, который Святая Католическая Вера должна совершить против ложной и дьявольской маврской религии "самого бесславного и лживого Мафамеда".
Противоположную точку зрения представляет Барбоза, который прибыл в Кералу еще в 1500 г. вместе со своим дядей Гонсало Жилем Барбозой и оставался там почти пять десятилетий, лишь с короткими перерывами; он умер в Каннануре, вероятно, между сентябрем 1546 г. и маем 1547 г. (52) Если Пиреш, обладающий складом ума ботаника и классификатора, в своей "Suma Oriental" в первую очередь озабочен описанием торговых сетей и способа управления внутриазиатской торговлей посредством овладения ключевыми пунктами, то Барбозу гораздо больше интересовало своего рода глобальное антропологическое наблюдение, что вытекает из его детальных знаний, в частности, общества Кералы. Вместе со своим дядей он сначала жил в Кочине (куда он вернулся только в 1503 г., во время пребывания там Франсишку де Албукерки), но затем перешел в качестве переводчика (lingua) в Каннанур. В 1506 г. оба Барбоза вернулись в Португалию в соответствии с королевским приказом, и Гонсало Жиль был фактически награжден статусом фидалгу и получил должность командора в Ордене Христа. В 1511 г. Дуарте Барбоза вернулся в Индию, чтобы по-прежнему служить на относительно скромной должности писца в фактории в Каннануре; он находился на корабле Д. Айриша да Гамы, с которым, по-видимому, поддерживал довольно близкие отношения. Отношения Барбозы с Албукерки очень быстро ухудшились, поскольку стала очевидна его связь с другими противниками губернатора. В конце 1511 г. он объединился с Д. Айришем (и фактором Каннанура, Гонсало Мендесом) в попытке подорвать положение назначенного Албукерки капитана этого порта Диогу Корреа.
Позиция Барбозы и его представление о том, какой должна быть португальская политика в Азии, ясно изложены в письме, адресованном им Д. Мануэлу в начале 1513 г. (53). Барбоза начинает письмо с заявления, что он действительно очень хорошо знает Кералу из-за его длительного пребывания ранее и знания местного языка; кроме того, он близко знаком с историей отношений с местными правителями, "торговлей и обычаями, и условиями, установленными адмиралом и подтвержденными другими капитан-майорами, которые были там до сих пор и которые мы должны охранять [из уважения] к королю и народу той страны". Представляя собой прямую атаку на Албукерки и его политику, в письме далее утверждается, что фактории, основанные между 1502 и 1506 гг., следует сохранить, но от всего остального (крепостей, созданных Албукерки в Гоа и Малакке, проекта по созданию новой фактории в Каликуте) следует отказаться. Барбоза совершенно определенно идентифицирует себя как представителя местных интересов, предполагая, что он был тесно связан с некоторыми купцами маппила из Каннанура. Но противодействие Барбозы Албукерки выходило за рамки простых слов, поскольку он также был существенно замешан в любопытном эпизоде, когда эфиопский посол к Д. Мануэлу Авраам (или Матеус, как его также называли) в январе 1513 г. был задержан по обвинению в том, что он мусульманин, содомит и агент мамлюков. В 1507 г., после нескольких неудачных попыток, португальская корона, наконец, отправила трех эмиссаров к эфиопскому двору, в том числе тунисского мусульманина, мориска, обращенного в христианство, и португальца. Высадившись в апреле 1508 г. у мыса Гардафуи, эти люди направились (мориск отдельно, двое других вместе) к эфиопскому двору при обстоятельствах, которые остаются неясными; однако мы знаем, что в конце июля 1508 г. правитель Наод только что умер, и политическая ситуация была нестабильной. Регентша - стареющая новообращенная мусульманка королева Элени - проявила некоторый интерес к заключению союза с португальцами, чтобы лишить мамлюков контроля над Красным морем (54). Однако перипетии посольства (поскольку Авраам-Матеус находился под подозрением с 1513 г. вплоть до своей смерти в 1520 г.) означали, что этот предполагаемый союз не мог принести плодов во время правления Д. Мануэла; конечно, другое дело, действительно ли правители Эфиопии могли существенно изменить баланс сил на Ближнем Востоке. Своими словами и действиями Барбоза (как и Гашпар Перейра, Антониу Реал, Лореншу Морено и другие противники Албукерки) ясно давал понять, что он против всего крестового похода Д. Мануэла, против заключения союза с Эфиопией и уничтожения мамлюков (вместо того, чтобы лишать их части доходов от торговли посредством налетов на корабли, направлявшиеся в Красное море). В конце концов, разгневанный его поведением, Албукерки принял ряд мер против Барбозы; в конце ноября 1513 г. он написал Д. Мануэлу, что приказал отозвать его из Каннанура, "потому что он переводчик (lingua) и причина всех этих мятежей" (55). Отправленный вместо этого в Каликут, где Албукерки удалось основать факторию и крепость (после того, как в начале 1513 г. он спровоцировал убийство Самудри своим братом), Барбоза, по-видимому, быстро снискал расположение тамошнего правителя (56). Когда в мае 1514 г. Албукерки приказал отправить Барбозу в кандалах в Кочин (несомненно, за некоторые дальнейшие проступки), он фактически находился под защитой правителя Каликута. Таким образом, Барбоза пережил период правления Албукерки и в последующие годы продолжил делать карьеру (и, возможно, даже наживать состояние) в Керале.
Если привязанность Барбозы к Васко да Гаме, как своего рода образцу и альтернативе Албукерки, основывалась отчасти на неизвестных нам личных связях (через его дядю или иным образом), то она в равной степени была основана, совершенно очевидно, на широко распространенном в эпоху Гамы мнении о сути португальской экспансии в Азии. В последнее время достаточно часто отмечалось, что противники Албукерки неизменно получали негативную оценку в печати, учитывая героическое мировоззрение португальской историографии. Таким образом, таких людей, как Гашпар Перейра (секретарь португальского правительства в Азии) или Диогу Перейра, довольно часто представляли подлыми интриганами, неспособными постичь величие замыслов Грозного Афонсу. Однако, подвергая сомнению эту точку зрения, мы не должны попасть в другую ловушку, состоящую в том, что люди вроде Барбозы, Перейры или Морено -- и тем более Васко да Гама -- представляли дух "свободной торговли" против деспотичного меркантилизма или являлись защитниками прав местных правителей и торговых князей (раджи Кочина, Маммали Мариккара из Каннанура) против португальского государства по благородным причинам. Напряженность была более сложной, а мотивы более низменными. Чего желала "Кочинская клика", так это привилегированного положения для своего класса, португальской знати среднего звена, как в торговле в Индийском океане, так и в захвате "призов" на море. В этом отношении их концепция была гораздо более ограниченной и, можно сказать, более "прагматичной", чем концепция Албукерки и Д. Мануэла, которые хотели развивать торговлю под контролем Короны на как можно большем количестве путей и построить очень обширную Азиатскую империю, основанную на универсальном христианстве. Но насилие было такой же частью первой стратегии, как и второй, причем основное различие заключалось в форме и уровне систематизации применяемого насилия. Позиция противников Албукерки в конечном итоге, по-видимому, взяла верх, когда он впал в немилость в 1515 г. и его заменил на посту губернатора Лопо Суариш де Альбергариа, двоюродный брат и ставленник барона Алвиту. Вместе с ним "Кочинская клика" тоже поднялась на вершину к новой власти и влиянию. Диогу Перейра, которого Албукерки с позором отправил обратно в Португалию, вернулся секретарем к Лопо Суаришу (и быстро занялся созданием частного торгового флота), в то время как Лореншу Морено даже ненадолго был назначен капитаном Кочина Лопо Суаришем вместо Айриша да Силвы. Силва, в свою очередь, написал длинное и гневное письмо из Малакки в августе 1518 г., осуждая губернатора и заявляя, что он "желает мне много зла, и если бы он мог уничтожить меня, он бы это сделал"; он также предположил, что Лопо Суариш вел крупную частную торговлю в Пуликате на Коромандельском побережье, возможно, через флорентийца Пьеро ди Андреа Строцци (57). Из этого и других писем становится ясно, что во времена Лопо Суариша судоходство Короны до некоторой степени сократилось; уже во флоте, сопровождавшем Лопо Суариша в Индию, некоторые корабли были снаряжены в частном порядке и даже имели королевские лицензии "на торговлю в Индии, где бы они ни пожелали, перевозя товары из одной части в другую" (58). Также, попытки территориальной экспансии на время прекратились.
Есть два исключения из этого последнего правила в период правления Альбергарии. Во-первых, это решение, принятое в последний год его пребывания (и осуществленное в сентябре 1518 г.), о строительстве долго откладывавшейся крепости в Коломбо; но это можно достаточно легко объяснить, ибо ввиду растущей враждебности между португальцами и маппила потребность в крепости даже для защиты частных торговых интересов португальцев из Кочина (которые интересовались корицей из Шри-Ланки) стала весьма насущной. Второе исключение подтверждает правило: это странная экспедиция Лопо Суариша на Красное море в 1517 г. Организованная в исключительно благоприятное для португальцев время, когда османский султан Селим I только что закончил свое завоевание мамлюкского Египта (а регион Красного моря был особенно уязвим), эта экспедиция не принесла никаких результатов. Огромный флот, на борту которого находилось около 1900 португальцев, 600 "малабарцев" и от 600 до 1000 моряков, покинул Гоа в начале февраля 1517 г. и прибыл в Аден 14 марта 1517 г. Здесь, к их удивлению, португальцам оказали доброжелательный прием, дали им воду и припасы, а также лоцманов, которые помогли им доплыть до Джидды; ибо без их ведома правители Адена всего за несколько месяцев до этого отбили нападение мамлюков во главе с Амиром Хусейном (который был казнен вскоре после этого) и Салмана Раиса, который, хотя и находися на службе у мамлюков, на самом деле был "руми", по определениям того времени. Однако Лопо Суариш упустил возможности основать португальскую базу в Адене, если верить ряду современных рассказов. Так, по версии немецкого купца Лазаря Нюрнбергера, находившегося в Азии в то время:
"Считается, что когда в первый раз Лопис Суарис предстал перед Аденом, и жители Адена спросили, хочет ли он напасть на город и каковы его намерения, то, если бы он сказал, что хотел бы захватить город, или если бы потребовал от них платить дань королю Португалии, они бы с готовностью согласились на это, ибо очень боялись руми (Romern) и предпочли бы подчиниться португальцам, а не руми, потому что руми очень плохо обращаются с маврами [арабами]" (59).
Вместо этого Лопо Суариш отплыл в Джидду и, выдержав шторм, в середине апреля бросил якорь в порту. Португальские капитаны посоветовались и, обнаружив, что порт хорошо защищен, решили отказаться от попытки его захватить, вместо этого выбрав более уязвимые цели в Камаране и Зейле. К тому времени, когда они покинули Красное море, губернатор Адена амир Марджан уже не был заинтересован в переговорах с ними, и поэтому флот направился в Ормуз. После шторма у мыса Гвардафуй, нанесшего ущерб флоту, Лопо Суариш прибыл в Ормуз к началу ноября 1517 г. и, наконец, вернулся в Кочин к 8 декабря. Как из-за потерь, так и дезертирства огромные силы, которые он взял с собой, были очень сильно истощены (60). Таким образом, делая вид, что следует полученным в Португалии инструкциям о том, что он должен принять жесткие меры в отношении Красного моря, Лопо Суариш фактически коварно способствовал саботажу всего процесса, предусмотренного Д. Мануэлом. Ощущение этого передает даже Лазарь Нюрнбергер, который на несколько десятилетий предвосхищает критику Гаспаром Коррейей стиля правления Лопо Соареша. Немецкий купец откровенно заявляет, что "в настоящее время в Индии существует очень плохое правительство под властью португальцев (ser bosz regiment in India untter den portugalesern ist)", с плохо оплачиваемыми солдатами, которые, следовательно, постоянно переходили на сторону врага. Он добавляет, что "если Руми прибудут в Индию до прибытия кораблей из Португалии, большая часть португальцев сдастся на милость Руми" (61).
ДОН МАНУЭЛ В ОТСТУПЛЕНИИ
Правительство Лопо Соареша описывалось как этап "разрядки" после строгого режима, который пытался поддерживать Албукерки. При поддержке своего клана, особенно его племянников Д. Жуана да Силвейры и Д. Алейшу де Менезиша, - последний очень активно работал на протяжении трех лет правления губернатора в качестве capitаo-mor do mar (главнокомандующий военно-морских сил (португ.)), - Лопо Суариш стремился свести счеты с теми, кого подозревал в симпатиях к Албукерки. События в Азии в значительной мере отражали ситуацию в метрополии. Между концом 1514 и 1518 гг. политическое положение Д. Мануэла при португальском дворе пошатнулось. Этот факт можно обнаружить по ряду показателей, но объяснить его на деле оказывается несколько труднее. Быстрота завоеваний Албукерки в сочетании с жалобами, которые каждый год приходили в виде писем из Индии, подняли вопросы о природе создаваемой Азиатской империи; степень автономии, которой обладал губернатор (которого некоторые обвиняли в желании стать "герцогом Гоа"), вызывала особенную враждебность. Провал крупномасштабной португальской морской экспедиции в Мамору в Северной Африке в 1515 г., в ходе которой было убито более 4000 португальцев, мог только нанести дополнительный ущерб престижу короля, в то время как сопротивление его политике внутренней централизации уже было отмечено. Самым очевидным признаком неустойчивого положения Д. Мануэла было, конечно, решение сместить Албукерки, принятое в конце 1514 г. вопреки желанию самого короля, королевы Д. Марии и стареющего идеолога мессианского христианства Дуарте Гальвана. Вместо этого сам Гальван был отправлен в начале апреля 1515 г. на флоте, который доставил Лопо Суариша в Индию, чтобы сопровождать эфиопского посла Авраама-Матеуса обратно в его страну в качестве главы ответного посольства. Стареющий Гальван к этому времени стал вспыльчивым и непостоянным в своих суждениях, ожесточенно ссорился с эфиопским посланником и поддался влиянию критиков Албукерки. Он даже написал Д. Мануэлу в начале января 1516 г. с едва завуалированными нападками на недавно умершего Албукерки, обвиняя его в том, что он питал чрезмерные амбиции (62).
Положение дел, очевидно, существенно изменилось с начала 1514 г., когда Д. Мануэл отправил чрезвычайно пышное посольство к Папе Льву X Медичи в Риме, чтобы продемонстрировать свое восточное богатство и подчеркнуть силу, которую кампании Албукерки позволили ему накопить. По иронии судьбы это посольство, возглавляемое Триштаном да Кунья (и секретарем которого считался Гарсия де Резенде), проследовало через Аликанте и Майорку и к середине февраля 1514 г. прибыло на окраину Рима. Вследствие достаточно медленного продвижения главной диковинки посольства - слона, Кунья и его спутники смогли войти в Рим только 12 марта 1514 г., многие из них были в маскарадных костюмах, в "индийском" стиле (63). Помимо слона, явно производившего большое впечатление, посольство везло с собой еще сорок двух зверей (в том числе гепарда из Ормуза), а всего насчитывало сто сорок человек, что повлекло за собой довольно значительные расходы. К апрелю у Куньи начали заканчиваться деньги, что вынудило его брать взаймы на месте и напомнило ему о его друге, "бароне [Алвиту], который сказал мне в Лиссабоне, что посольство в Рим - плохая затея, потому что на него было потрачено много денег, как он хорошо знал" (64). Тем не менее миссия была доведена до конца; 29 апреля Папа подписал буллу, которую стремились получить португальцы. Папа также прислал в ответ щедрые подарки, на что Д. Мануэл ответил в 1515 г., прислав ему корабль, груженный специями, а затем и носорога, подаренного португальскому монарху в 1514 г. султаном Музаффаром из Гуджарата. Символично, что корабль с носорогом, вышедший из Лиссабона в октябре 1515 г., затонул у Генуи в начале февраля 1516 г., что довольно точно отражает положение самого Д. Мануэла в то время.
Проблемы политического, финансового и дипломатического характера стали тяжелым бременем для португальской короны. Тревожной проблемой было возобновление соперничества с Испанией, которое с 1490-х годов Д. Мануэл сдерживал с помощью последовательных браков (его вторая жена, Д. Мария, умерла в 1517 г.). Смерть Фердинанда Кастильского в январе 1516 г. означала, что габсбургский принц Карл V стал соправителем Кастилии и Арагона со своей матерью, психически неуравновешенной Д. Хуаной. Эта преемственность теоретически подразумевалась с 1504-1505 гг. (после смерти королевы Изабеллы Католички), но десятилетие спустя ситуация существенно изменилась. Прибыв в Испанию в сентябре 1517 г., Карл V с определенной решимостью занялся наведением порядка в своем доме. Он также эффективно стремился заново пересмотреть весь вопрос о "разделе мира", заключенный в Тордесильясском договоре, чему способствовало предложение, представленное ему португальцем Фернаном де Магальяйшем, более известным потомству как Фердинанд Магеллан (65).
Магальяйш, родившийся около 1480 г. на севере Португалии, вероятно, отправился в Азию в 1505 г. на флоте Д. Франсишку де Алмейды. Он оставался там в течение восьми лет, участвуя в кампаниях на западном побережье Индии и в Восточной Африке, помимо того, что сопровождал Диогу Лопиша де Секейру в первой неудачной португальской миссии в Малакке в 1509 г. Здесь он сдружился с Франсиско Серраном, позже ставшим португальским фактором на Молуккских островах. В 1510 г. Магальяйш был в Гоа, участвуя в его захвате, а на следующий год снова в Малакке, вместе с Албукерки. В 1513 г. он вернулся в Португалию и принял участие в экспедиции герцога Браганса против Аземмура. Несмотря на эту довольно бурную деятельность, Магальяйш обнаружил, что не может получить желанные награды при дворе Д. Мануэла, возможно, из-за слухов о том, что он довольно беззастенчиво обогатился за счет военной добычи при захвате Аземмура. Как бы то ни было, между 1514 и 1516 гг. он подал королевскому двору не менее двух прошений о продвижении по службе, и оба были отклонены (66). Таким образом, собрав воедино всю информацию, которую он мог получить от людей, имевших опыт пребывания на Молуккских островах, таких как Франсишку Серран, и дополнив ее с помощью космографов Руи и Франсишку Фалейру, а также картографа Жоржи Рейнеля, Магальяйш решил представить проект в Испании, чтобы показать, что Молуккские острова фактически находились в пределах испанской половины раздела мира, сделанного в Тордесильясе.
Географически, конечно, Магальяйш ошибся. Но политический потенциал его проекта был сразу же осознан в Испании, не в последнюю очередь благодаря некоему Диогу Барбозе, крупному португальскому купцу, базировавшимся в Севилье, куда Магальяйш прибыл в конце октября 1517 г., публично отказавшись от своего статуса подданного Д. Мануэла. С помощью Барбозы (на дочери которого он женился), Хуана де Аранды (фактор Каса-де-Контратасьон) и епископа Бургосского Магальяйш сумел добиться принятия своего проекта Карлом V, и между ними был подписан контракт в Вальядолиде 22 марта 1518 г., несмотря на сильную оппозицию со стороны других групп при испанском дворе; экспедиция финансировалась Фуггерами и влиятельным Кристобалем де Аро. Остальная часть истории хорошо известна: отплытие Магальяйша с пятью кораблями из Севильи 10 августа 1519 г., его прибытие в Рио-де-Жанейро в конце того же года, бунт других участников экспедиции против Магальяйша, его нелегкое проникновение в Тихий океан в конце ноября 1520 г. и его смерть на острове Себу 27 апреля 1521 г. Из пяти кораблей только "Виктории" под командованием Себастьяна де Элькано действительно удалось совершить кругосветное плавание, вернувшись в Испанию через мыс Доброй Надежды 6 сентября 1521 г., всего с восемнадцатью членами экипажа.
Васко да Гама тем временем еще как бы ждал своего часа. Однако в первые годы после возвращения Д. Айриша да Гамы из Индии (1512 г.) мы наблюдаем возрождение интереса адмирала к торговле с Индией. Документы из "Casa da India" предполагают, что ему снова удалось в некоторой степени снискать расположение Д. Мануэла, возможно, через могущественного Антониу Карнейро, секретаря короля. Таким образом, в июне 1513 г. Гаме была предоставлена ??привилегия получать деньги и товары из Индии либо за счет собственных средств, либо за счет лиц, присылавших ему товары, и все это без уплаты фрахта или пошлин в Лиссабоне. Естественно, из этого списка были исключены те пряности, на которые действовала королевская монополия. Два года спустя, в августе 1515 года, Гаме было разрешено ежегодно отправлять одного из своих людей в Индию, "чтобы закупать и привозить для него товары оттуда"; этому агенту должны были платить так же, как солдату (67).
В 1514-1515 гг. Гама переселился в область Порталегре, недалеко от испанской границы, как мы видим из письма, написанного им в один из этих лет, в Низе, Антониу Карнейро. В письме упоминаются трое клиентов Гамы, Антониу Лопиш, а также Франсишку и Фернандо Аньес, которых обвинили в браконьерстве и убийстве кабана (возможно, из королевских заповедных угодий или coutos). Гама пишет так:
"Сеньор, Антоньо Лопес, Фернан Аньес и Франсишку Аньес, оруженосцы (escudeyrros), проживающие в Беневенте, -- люди, для которых я хотел бы сделать очень многое. Его Высочество обвиняет их в убийстве кабана (porco), и они сильно боятся гнева Его Высочества. Я был бы очень благодарен вам, сеньор, если бы вы могли получить приказ, подписанный Его Высочеством, по которому он отпускает их на свободу, и они дают более 100 крузаду каждый в залог, поскольку это [обвинение] не соответствует действительности, и они хотят показать, что они невиновны, а так как они благородные люди и не хотят идти в тюрьму, то вы, мой господин, оказали бы мне большую услугу (muyta merce), подготовив этот самый справедливый приказ. Уповаю на Вашу светлость, в Низе, 30 декабря. Адмирал" (68).
Опять же, в августе 1515 г., Гама внес изменение в дарственную грамоту 1504 г., предоставлявшую ему выплату в размере 400 000 рейсов, что еще раз указывает на его местонахождение в Низе: отныне половина этой суммы должна была выплачиваться ему из налога на соль в Низе или, в противном случае, из almoxarifado близлежащего Порталегри (69).
Нам известно, что вскоре после этого, в 1517-1518 гг., Васко да Гама переехал в Лиссабон, поскольку один документ, представляющий второстепенный интерес (на котором, однако, есть его подпись), подтверждает этот факт. Это королевский приказ дона Мануэла некоему Нуньо Вашу, сборщику таможенных пошлин в области между Тежу и Одианой, с просьбой выплатить сумму невестке адмирала, донье Ане де Атаиде, жене Д. Айриша да Гамы. Эта сумма была последней третью из ее приданого в 352 000 реалов, которое ей дала корона; но пометка Васко да Гамы на документе, датированном 31 июля 1518 г., подтверждает, что он получил эту сумму от имени своего брата, а в доверенности (датированной 22 марта 1518 г.) отмечается, что она была написана "в домах резиденции сеньора-адмирала Д. Васко да Гамы" в городе Лиссабоне. Незначительный побочный эффект документа заключается в том, что среди свидетелей в нем указаны капеллан адмирала Перо Ваш и еще один его слуга (criado), Жуан Кордейро. Этот документ также является доказательством тесных и продолжающихся отношений между доном Васко и его братом Айришем да Гамой, о чем мы уже говорили выше (70).
К концу 1518 г. сам Д. Айриш вернулся в Индию, на этот раз в качестве капитана Каннанура. Он вернулся туда с Диого Лопишем де Секейрой, который был назначен губернатором Португальской Индии в феврале того же года, чтобы заменить Лопо Суариша де Альбергариа. Диого Лопиш прибыл в Гоа в середине сентября 1518 г. после быстрого плавания, а затем в следующем месяце отправился в Кералу, чтобы среди прочего посетить Каннанур (71). Д. Айриш был одним из главных фидалгу, посланных в том году, и, похоже, старые жалобы Албукерки на него были либо забыты, либо оставлены без внимания. Сохранилось письмо, написанное им Д. Мануэлу через несколько месяцев после того, как он стал капитаном Каннанура, и в нем содержатся его первые впечатления об Индии после его возвращения. Письмо также интересно как коллективное изложение взглядов семьи Гама на то, как следует управлять Индией. Д. Айриш начинает с того, что отмечает, что в Индийском океане было слишком много больших португальских кораблей; их следует заменить малыми и весельными судами (navios de remos). Затем он отмечает (что косвенно является критикой Диого Лопиша), что губернатор Индии не должен обладать слишком большими неограниченными полномочиями. Наоборот, он должен управлять по обоюдному согласию вместе с тремя или четырьмя другими лицами определенного веса и старшинства, даже если губернатор (capitam mor) остается выше их и не обязан прислушиваться к их советам. Далее письмо переходит к пространственной организации португальской Индии, начиная с Гоа, к которой он относится с большим скептицизмом. Гоа, без сомнения, "очень благородный" и "очень почтенный город", но, по словам Д. Айриша, он представляет огромные расходы для казначейства из-за очень большого числа чиновников, писцов и прочих, которые все живут на широкую ногу ("едят бетель за ваш счет"), да так, что "чиновников там вдвое больше, чем в Лиссабоне"! Одним из решений этой проблемы, как предполагает Д. Айриш, было бы расширение базы доходов путем переговоров с "Адил-шахами Биджапура" ("o Cabajo") о правах на Бардес и один или два небольших острова; однако португальцы ни в коем случае не должны пытаться закрепиться на материке (terrafirme).
Цель, с которой Д. Айриш да Гама приводит этот краткий очерк ситуации, вскоре становится ясной, когда он переходит к следующему пункту своей повестки дня: Кочину. В продолжение точки зрения своих старых союзников, таких как Антониу Реал и Лореншу Морено, Д. Айриш хотел очернить Гоа и подчеркнуть центральное значение Кочина в португальской схеме вещей. "Кочин -- это то, в чем Ваше Высочество больше всего нуждается в Индии", -- недвусмысленно заявляет он, подчеркивая местную торговлю перцем и ее роль в доставке обратных грузов в Европу. Далее в письме выдвигается довольно интересный проект торговли в Индийском океане, но только после рассмотрения вопросов о Камбее и Диу. Д. Айриш, что неудивительно, объявляет себя противником основания факторий или крепостей в Гуджарате (Камбее), утверждая, что любая торговля с этим районом может осуществляться через существующее заведение в Чауле. С другой стороны, отмечает он, с Диу нужно обращаться жестко; местный губернатор, в частности Малик Аяз, который начал строить вооруженные корабли в португальском стиле (navioseartelhariaavossausanca), должен быть вынужден воздержаться. Практика блокады порта патрульным флотом и захвата его кораблей, идущих в Красное море, кажется ему разумной, не в последнюю очередь потому, что она приносит доход. Однако он предостерегает от нападения на сам порт, предпочитая морскую блокаду.
Как только Диу будет подчинен, а "румы" откажутся от их индийских проектов, можно будет привести в действие настоящий план: полностью вытеснить мусульман из торговли в Индийском океане, заменив их христианами и язычниками. Мусульмане, заявляет он, "ваши заклятые враги и всегда будут пытаться причинить вам весь возможный вред". Язычники, с другой стороны, "естественно не желают причинить вам вреда". Действительно, утверждает он, в прежние времена язычники в Индии обращались в ислам, "чтобы извлечь выгоду из этой морской торговли". Д. Айриш предлагает в качестве первого шага осуществить этот план в Каннануре, предложив тамошнему правителю повышенную долю в торговле лошадьми из Ормуза, если только он будет благоволить христианам и язычникам. Но впереди еще один мастерский ход. Поскольку, по мнению Д. Айриша, только в Ормуз ежегодно заходит до двухсот мавританских кораблей, конкуренции со стороны местных христиан и язычников будет недостаточно, чтобы их вытеснить. Реальное решение заключается в том, чтобы позволить "стольким португальских кораблей, сколько они пожелают", ежегодно приходить в Индию для участия во внутриазиатской торговле. Таким образом, предлагается разделение. Корона будет торговать на маршруте вокруг мыса Доброй Надежды и продавать европейские товары в Азии; частные торговцы на кораблях, "хорошо вооруженных артиллерией и вооружением", естественно, возьмут на себя внутриазиатскую торговлю. Таким образом, португальская Корона будет избавлена от расходов и хлопот, а связанные с торговлей риски будут переложены на частных торговцев.
Мы можем быстро пройтись по остальной части письма, касающейся сохранения и укрепления Каннанура как центра португальской торговли и поселений. Каннанур, напоминает королю Д. Айриш, фактически является первым настоящим центром, в котором португальцы обосновались в Индии, и поэтому им нельзя пренебрегать; к началу 1519 г. он находился, по его словам, в плачевном состоянии (72).
АДМИРАЛ НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ УДАР
Назначение Диого Лопиша де Секейры губернатором Португальской Азии в феврале 1518 г. рассматривалось как изменение тенденций, установленных Лопо Соарешем де Альбергарией, и частичное возвращение к политике Албукерки. Конечно, все было гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Как показал Луис Филипе Томас, даже во время правления Лопо Суариша Д. Мануэлу удалось "протолкнуть" некоторые из своих мер, учредив, например, пост ведора да фазенда (финансового интенданта) в Индии в 1517 г. и назначив на этот пост некоего Фернана де Алькагова (73). Этот пост, очевидно, предназначался для сдерживания власти губернатора, поскольку ведор теоретически подчинялся только Короне, а также оставлял за собой право смещать недобросовестных финансовых чиновников в Азии; однако, поскольку Алькагова прибыл в Индию в сентябре 1517 г. и был быстро отправлен обратно в Европу в январе 1518 г. Лопо Суаришем (с которым он вступил в конфликт), на самом деле ясно, что монарху в действительности не удалось навязать свою волю. Точно так же не совсем ясна политическая позиция Диого Лопиша в отношении проектов королевской централизации в Азии. Безусловно, он проводил линию Д. Мануэла в отношении Ормуза, Гуджарата и Красного моря (куда он возглавил экспедицию в 1520 г., снова успешно установив контакт с Эфиопией). Но с некоторых других точек зрения ситуация выглядела не столь однозначно. Либо из-за его ограниченных полномочий, либо из-за отсутствия воли Диогу Лопиш разрешил корсарскую деятельность на Мальдивах и в Бенгальском заливе (например, дело Жуана Морено) и поддерживал довольно хорошие отношения с такими людьми, как Диогу Перейра, открытыми сторонниками участия португальской знати во внутриазиатской частной торговле. Это было особенно любопытно, потому что новый свод правил, обнародованных Короной в феврале 1518 г., подтверждал важность монополий Короны в Азии, а также недвусмысленно запрещал выплату жалованья солдатам и чиновникам товарами, чтобы отбить у них охоту торговать (74).
Если мы предположим, что Диогу Лопиш представлял собой инструмент мануэлинской политики (в отличие от Лопо Суариша, тесно связанного с бароном Алвиту), нам также необходимо решить некоторые запутанные проблемы хронологии. Как мы уже отмечали, период с конца 1514 г. до середины 1518 г. был отмечен значительным отступлением со стороны Д. Мануэла, чему способствовал ряд факторов. В этот период оппозиция начала собираться вокруг наследника, молодого инфанта Д. Жуана; в середине 1517 г. монарх, составляя свое завещание, казалось, уныло смирился с тем, что ему пришлось отложить в долгий ящик свои грандиозные мессианские планы (75). Затем, в 1518 г., Д. Мануэл нанес ответный удар, чтобы, так сказать, восстановить прежнее равновесие мощным символическим жестом. Начались переговоры с Габсбургами о заключении двойного брачного союза: для Д. Мануэла Гийом Шьевр де Круа, могущественный наставник Карла V в этот ранний период, предложил руку Д. Маргариты (наместницы Нидерландов и политической соперницы Шьевра де Круа), в то время как родную сестру Карла Д. Леонор прочили в жёны инфанту Д. Жуану. Д. Мануэл в середине 1518 г. быстро изменил эти планы, женившись на гораздо более молодой Д. Леонор, поступок, который, как неискренне отмечает Дамиан де Гоиш, вызвал очень сильное негодование окружающих инфанта из соображений гордости. Более поздние историки также иногда рассматривали этот по существу политический акт в неоэдипальных терминах, что вряд ли полезно. Однако эта семейная драма произошла через несколько недель после отъезда Диогу Лопиша в Индию; таким образом, в то время, когда был назначен губернатор (в феврале 1518 г.), Д. Мануэл все еще находился в обороне. Следовательно, сопоставляя одно с другим, Диогу Лопиша де Секейру лучше всего рассматривать не как агента Д. Мануэла против внутренней оппозиции, а скорее как компромиссного кандидата. Если, с одной стороны, он временами поступал в соответствии с ожиданиями Д. Мануэла, то, с другой стороны, он был двоюродным братом самого Лопо Суариша и продолжал весьма доверять таким людям, как Д. Алейшу де Менезиш (родственник Лопо Соареша и близкий союзник), которого он оставил ответственным за западное побережье Индии, когда отплыл в Красное море в начале 1520 года.
Но фракционная политика губернатора уходит глубже, чем можно было бы представить. Так, например, неприязнь Диогу Лопеса к Д. Айришу да Гаме отчетливо проявляется в нескольких его письмах. В одном из них, адресованном Д. Мануэлу и написанном в конце декабря 1519 г. он обвиняет брата адмирала и некоего Руи де Мелло в безудержной жадности (cobyga), из-за которой он хотел отстранить их от должностей с реальной финансовой ответственностью. Ходили слухи, что два более ранних капитана, дон Гутьерре де Монрой и Симан да Силвейра, увезли в Португалию состояния в 40 000 и 30 000 крузаду соответственно; но Д. Айриш и Руи де Мелло хотят превзойти их, заявляет он, "не считаясь ни со служением Вашему Высочеству, ни даже со своей честью, и я полагаю, что они не очень довольны мной, потому что я не потворствовал им в этом" (76). В другом месте, отмечая физические улучшения, которые он произвел в крепости Каннанур (которая, по собственной оценке Д. Айриша, находилась в плохом состоянии в 1519 г.), Секейра утверждает, что, несмотря на его действия, Д. Айриш был раздражен (agastado) на него, намекая, кроме того, что это произошло потому, что он не позволил последнему "нагреть руки" в ходе этих работ (77). В общем, если Диогу Лопиш не был целиком против окружения Лопо Суариша (и, следовательно, против определенной тенденции при португальском дворе), с другой стороны, он не был другом Гамы. Таким образом, нельзя сводить двор короля Мануэла и его дворянство к простому бинарному конфликту между теми, кто выступал за и против централизующей линии.
В середине 1518 г., несмотря на свой внутренний государственный переворот, Д. Мануэл все еще оставался меж двух огней. С помощью своего нового матримониального проекта, он, несомненно, укрепил свои позиции в Португалии, но сделал себя уязвимым за границей для Габсбургов; таким образом, в 1519 г. он незамедлительно поддержал кандидатуру Карла V на пост императора Священной Римской империи, а позже, в 1520-1521 гг., поддержал его при подавлении восстания коммунерос в Кастилии (78). Кроме того, к 1518 г. в Португалии не было секретом, что Карл V подписал соглашение с Фернаном де Магальяйшем и что вскоре последует попытка испанцев установить свои права на Молуккские острова. Таким образом, даже если во второй половине 1518 г. положение Д. Мануэла было сильнее, чем в предыдущие три года, монарх все же оставался уязвимым. Именно этой уязвимостью и попытался воспользоваться Васко да Гама.
Наш анализ основан на необычном документе от августа 1518 г., впервые опубликованном Лучано Кордейро в конце XIX в., а именно на письме дона Мануэла, адресованном Гаме. Письмо гласит:
"Адмирал, друг мой! Мы получили ходатайство (requerimento), которое вы подали нам о получении титула графа, который, как вы говорите, мы обещали вам, но который вы присвоили себе, как сочли нужным. Вследствие услуг, которые вы нам оказали, мы не соглашаемся удовлетворить вашу просьбу покинуть пределы нашего королевства, но сим [письмом] мы приказываем вам оставаться в нашем королевстве до конца декабря месяца нынешнего года, и мы надеемся, что к этому время вы осознаете ошибку, которую совершаете, и пожелаете служить нам, как подобает, а не впадать в такую ??крайность. Но если и по истечении этого срока вы будете настаивать на своем намерении оставить наше королевство, мы, хотя это причинило бы нам очень большое огорчение, не будем мешать вашему отъезду вместе с вашей женой, вашими детьми и вашим движимым имуществом. Написано в Лиссабоне 27 августа 1518 г., рукой секретаря. Король" (79).
Давайте разберем текст подробнее. Это ответ на более раннюю петицию Васко да Гамы (к сожалению, до нас не дошедшую), в которой говорилось, что Д. Мануэл должен был даровать ему графский титул, как якобы обещал ранее. В противном случае Гама просил разрешения покинуть Португалию, и очевидно (хотя и не сказано прямо), что его намерение состояло в том, чтобы перейти на службу к Карлу V. Мы можем себе представить, какой эффект это произвело бы, если бы помимо Магальяйша (которому еще предстояло отправиться в плавание), на службе у Габсбургского правителя Испании оказался португальский адмирал Индии. Дон Мануэл явно попал в затруднительное положение. Отказываться вообще в чем-либо уступать адмиралу было опасно, когда уже существовало так много других мощных источников внутренней и внешней оппозиции; кроме того, миф о Васко да Гаме уже существовал в зачаточном виде как в Португалии, так и за границей (как мы видим, например, из сочинений Гарсии де Резенде), и к адмиралу просто нельзя было относиться как к заурядному дворянину или командующему экспедицией. Гама был не просто Педро Алваришем Кабралом.
Таким образом, был достигнут компромисс в ходе процесса, который мы можем лишь мельком увидеть из документов. К середине апреля 1519 г. был издан общий приказ (алвара) о том, что любой из подданных Д. Мануэла может продать имущество адмиралу, что позволило ему (после неудавшегося дела с Вила-Франка-де-Шира) попытаться снова приобрести земельное владение (80). Но решающим вмешательством, по-видимому, было вмешательство Д. Хайме, герцога Браганса, который сам (как мы уже отмечали) не был большим поклонником азиатской политики Д. Мануэла; здесь снова подразумевается политический союз между герцогом и адмиралом. К ноябрю 1519 г. условия договоренности были согласованы. Из земель своего герцогства Д. Хайме должен был выделить города и территории Видигейра и Вила-де-Фрадес, которые он передаст Васко да Гаме; затем они станут территориальной основой для его графского титула, который ему пожалует Д. Мануэл. Поскольку эти территории входили в состав владений Брагансы, права Гамы были бы особенно обширны, и он также был бы в некоторой степени защищен от навязчивого влияния Ordenacoes Manuelinas, которое не распространялось на земли герцога. Вся сделка состоялась в Алентежу, между Эворой (где в то время находились Васко да Гама и Д. Мануэл) и Вила-Викозой, обычной резиденцией Д. Хайме. Первый юридический шаг был предпринят в Эворе 24 октября, когда Д. Мануэл издал алвару, разрешавшую герцогу продать два города Д. Васко, а последнему передать взамен герцогу ежегодный пенсионный доход в размере 400 000 реалов, который он получил от короны в 1504 г. и поступавший от доходов "Casa da Mina". Затем герцог 4 ноября подписал письмо в Вила-Викоза, выдав доверенность некоему Жуану Алвишу, чтобы фактически осуществить сделку. 7 ноября Алвиш находился в (вероятно, временной) резиденции (pousadas omde ora pousa) Гамы в Эворе с женой последнего Д. Катариной де Атаиде и его сыном и наследником Д. Франсишку да Гама. Здесь был составлен подробный акт о продаже (и "уступке") с оговоркой, что помимо уступки пенсии (причитающейся с января 1520 г. и далее) Гама заплатит герцогу 4000 золотых крузаду наличными. Продажа считалась обязательной для наследников как Гамы, так и герцога, хотя в то время они были несовершеннолетними.
Впоследствии королевское письмо, датированное 17 декабря 1519 г. в Эворе, подтверждало сделку, добавляя формулы похвалы адмиралу, который оказал "столь много и столь важных услуг... особенно в открытии Индий и их заселении, из чего проистекали и проистекают великие блага не только для нас и Короны наших королевств и владений, но и всеобщая выгода для их жителей и всего христианства, благодаря возвышению нашей святой католической веры..." И, наконец, 29 декабря 1519 г. была завершена и вторая часть сделки, на этот раз между королем и адмиралом. Представитель Д. Васко, некий Эштеван Лопиш, был отправлен в Видигейру и Вила-де-Фрадес, чтобы формально вступить во владение городами (получив и вернув их ключи), и местные представители публично приветствовали адмирала. В тот же день в Эворе Д. Мануэл, наконец, даровал ему титул графа "города (vila) Видигейра... со всеми почестями, преимуществами, прерогативами, властью, благодатью, привилегиями, свободами и вольностями, которыми обладают графы Наших королевств" (81).
В целом сделка носила компромиссный характер для всех сторон. Новый граф Видигейра был очень обязан герцогу Браганса. Д. Мануэл, со своей стороны, создал графский титул с небольшими финансовыми затратами, поскольку Васко да Гама фактически купил доходы от своего титула, а не получил их от короны. С другой стороны, для Гамы титул означал огромный скачок в плане социального продвижения, поскольку в Португалии в то время было относительно немного титулованных дворян (девятнадцать на момент смерти Д. Мануэла), среди которых было два герцога, два маркиза, граф-епископ и двенадцать других графов. Таким образом, за два десятилетия после своего возвращения из Индии Васко да Гама прошел долгий путь от своего первоначального положения в рядах мелкопоместной знати. Он стал крупной фигурой при дворе в последние годы правления Д. Мануэла. Так, в отчете Гарсии де Резенде об отъезде инфанты Д. Беатрис в Савойю в августе 1521 г. мы находим явное упоминание о графе-адмирале (Almirante) и его сыновьях, Д. Франсишку и Д. Эштеване: также отмечается, что Гама по этому поводу отличился публичной демонстрацией своего богатства благодаря своим экстравагантным расходам (82). В Видигейре, в то время небольшом центре, насчитывавшем всего лишь 327 домохозяйств по переписи 1527 года, Гама попытался развернуть строительство в соответствии со своим статусом и в продолжение того, что он начал в Синише; одним из немногих сохранившихся среди этих проектов является надпись на башне с часами (Torre do relogio), в которой упоминается, что в 1520 г. он повесил на ней колокол. Среди видных жителей города (возможно, с этого времени, но определенно несколько позже) был некий Лореншу Морено, по приказу которого здесь была построена часовня Носса-Сеньора-да-Пьедаде; было бы интересно узнать, не тот ли это человек, что и бывший противник Афонсу де Албукерки? (83)
КОНЕЦ МАНУЭЛИНСКОЙМЕЧТЫ
Ясно, что до самой своей смерти в декабре 1521 г. Д. Мануэл продолжал лелеять определенные мистические представления о своей азиатской империи и в целом вынашивал концепцию португальской экспансии, которая была слишком грандиозной для скудных ресурсов Португалии. Васко да Гама не был одним из тех, кто разделял это видение, которое, напротив, поддерживали такие люди, как Дуарте Гальван и Д. Мартиньо де Каштелу-Бранко, а впоследствии зять Гальвана, Дуарте Пашеку Перейра, в его "Esmeraldo de situ orbis". В годы после 1518 г. возродились некоторые из этих идей, которые вышли из употребления примерно после 1514 г., в частности идея союза с пресвитером Иоанном Эфиопским. Со своей стороны, ортодоксальные богословы в Португалии весьма сомневались в христианстве эфиопов, которое казалось им чрезмерно испорченным иудаизмом. Тем не менее, во время своей экспедиции на Красное море губернатор Диогу Лопиш де Секейра в апреле 1520 г. добрался до побережья Эритреи и еще раз вступил в контакт с подданными эфиопского монарха Лебны Денгеля. Посольство под руководством Д. Родриго де Лимы было отправлено к самому двору.
Новости об этих успешных контактах, по-видимому, достигли Лиссабона к весне 1521 г. Д. Мануэл еще раз увидел в рамках своего милленаристского видения возможность разрушения Мекки, а вместе с ней и уничтожения "злой секты Мафамеде". Таким образом, почти сразу же, в мае или июне 1521 г., был опубликован краткий документ, озаглавленный "Письмо с известиями, дошедшими до короля, нашего господина, об обнаружении Пресвитера Иоанна", с краткими подробностями о действиях Диогу Лопиша и предстоящем союзе с Эфиопией (84). Примерно в то же время Д. Мануэл написал письмо папе Льву X (также изданное в 1521 г. на латыни) со знакомыми нам проектами союза восточного и западного христианства, неминуемого разрушения Мекки (и находившейся там "гробницы" Мухаммеда!), и все это под покровительством папства. В соответствии с этим оптимистичным настроем Д. Мануэл также назначил Мартима Афонсу де Мелу Коутиньо в марте 1521 г. командующим крепостью, которую, по его мнению, следовало построить в Китае. После непродолжительной экспедиции во владения династии Мин в августе 1522 г. (в ходе которой были потеряны три корабля и большая часть экипажа флота) Коутиньо вернулся в Малакку, а затем в Индию, более печальный и умудренный опытом. В 1523 г. ему пришлось горько жаловаться Д. Жуану III на то, что он был "настолько ослеплен сведениями, которые были переданы там [в Португалии] королю, вашему отцу -- да упокоится он на небесах, -- что мне показалось, что, по крайней мере, половина их должна быть правдой, пока я не увидел, что все обстояло наоборот" (85).
Осталось одно крупное наследие, перенесенное с 1521 г. на следующий год и правление. Это была испанская угроза Молуккским островам, против которой Диогу Лопиш де Секейра уже принимал меры предосторожности в 1519 г. Д. Мануэл в своем письме от декабря того же года и его капитан, Афонсу Лопиш да Кошта, получили указание отправить Д. Триштана де Менезиша на Молуккские острова на каравелле; в письме Гарсии де Са из Малакки, датированном августом 1520 г., содержится упоминание о появлении испанского флота (86). В следующем, 1520 году, Д. Мануэл, как сообщается, настаивал на строительстве крепостей на Молукках и Суматре в качестве оборонительной меры, таким образом, используя испанскую угрозу для оправдания военной экспансии в Азии. Это соперничество с Испанией будет оставаться главной темой и в конце 1520-х годов, когда большинство других элементов мануэлинской мечты были отвергнуты, подвергнуты цензуре или значительно изменены. По крайней мере, в одном важном отношении, в 1520-х и 1530-х гг. маятник качнулся в другую сторону; после португальских экспедиций на Красное море теперь настала очередь Португальской Индии жить в страхе перед надвигающимся вторжением "румов" (османов). Мечта о всемирной империи тоже перешла на время от Д. Мануэла к османскому султану Сулейману Великолепному.
Примечания
(1) E.G. Ravenstein, ed., A Journal of the First Voyage of Vasco da Gama, 1497-1499 (London: The Hakluyt Society, 1898), p. 225.
(2) Сухой обзор "основных событий" этих лет, см., например, в официальной биографии J. EstИvao Pinto and Maria Alice Reis, Vasco da Gama (Lisbon, 1969), pp. 71-7. Teixeira de Aragao, Vasco da Gama e a Vidigueira, очень осторожно относится к этому промежуточному периоду; как и JosИ Maria Latino Coelho, Vasco da Gama (Oporto: Lello e Irmao, 1985; перепечатка текста 1882 года).
(3) Неопубликованная Livro das menagens в неназванной частной коллекции, цитируемая в Leite Faria, `Pensou-se em Vasco da Gama', p. 33, n. 112.
(4) "VisitaГam da villa de Sines feita per Dom Jorge", 9 и 15 ноября 1517 г., в AN/TT, CartИriodeSantiago, Livros 160 и 164, частично расшифровано в Brito Rebello, "Navegadores e Exploradores Portuguezes", Doc. 38, с. 158-63; также см. Docs. 39, 40 и 70 той же коллекции.
(5) `Regimento de Lopo Soares' (n.d. 1504), AN/TT, Leis e regimentos sem data, MaГo 1, No. 20, in Bulhio Pato (ed.), Cartas de Afonso de Albuquerque, Vol. III, pp. 185-93.
(6) См. Alexandre Lobato, Da Иpoca e dos feitos de Antоnio de Saldanha (Lisbon: CEHU, 1964), рр. 15-25, для отчета, основанного на хрониках; также современный итальянский отчет в Avelino Teixeira da Mota, A viagem de Antonio de Saldanha e a rota de Vasco da Gama no Atlantico Sul (Lisbon, 1971).
(7) Для подробного отчета см. GeneviИve Bouchon, 'Le premier voyage de Lopo Soares en Inde (1504-1505)', Mare Luso-Indicum 3 (1976), 57-84.
(8) Едкий взгляд на карьеру этого португальского националистического героя см. в Jean Aubin, `Les Duarte Pacheco Pereira', Revista da Universidade de Coimbra 36 (1991), 183-204.
(9) AN/TT, CC, I-5-31, письмо Д. Мануэла викарию-провинциалу доминиканцев, Лиссабон, 10 июля 1505 г., опубликовано в Bouchon, `L'inventaire de la cargaison rapportИe de Inde en 1505', рр. 135-6.
(10) Antonio Alberto Banha de Andrade, Histоria de um fidalgo quinhentista portuguИs: Tristаo da Cunha (Lisbon: Instituto Histоrico Infante D. Henrique, 1974), pp. 50-4, passim.
(11) Cм. письмо Д. Франсишку де Алмейды Д. Мануэлу, декабрь 1507 г., AN/TT, Fragmentos, Caixa 4, Maco 1, No. 67, опубликовано в Antonio Dias Farinha, `A dupla conquista de Ormuz por Afonso de Albuquerque', Studia 48 (1989), 464-5.
(12) AN/TT, Gavetas, VII/10-14, булла папы Юлия I; также AN/TT, Gavetas, XIV/3-14, дарственная грамота Д. Франсишку де Алмейде от 27 февраля 1505 г., Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. III, рр. 599-602.
(13) AN/TT, Gavetas, XV/21-30, `Carta que el-Rei de Cochim escreve a el-Rei de Portugal a respeito da pimenta etc' (nd), in Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. V, стр. 530-3; письмо, вероятно, было написано в самом конце 1509 или начале 1510 года, до катастрофического нападения португальцев на Каликут.
(14) AN/TT, Gavetas, XX/4-15, `Sumarios das cartas que vieram da India' (1506-7), краткое изложение письма дона Франсишку де Алмейды от 27 декабря 1506 года в Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. X, pp. 356-72.
(15) GeneviИve Bouchon, `Les rois de KottИ au dИbut du XVIe siИcle', Mare Luso-Indicum 1 (1971), особенно рр. 74-6. Более раннее обсуждение см. Donald Ferguson, "The discovery of Ceylon by the Portuguese in 1506', Journal of the Ceylon Branch of the Royal Asiatic Society 19 (1906-7), 284-400; и обзор: Flores, `Os Portugueses e o Mar de Ceilao', Part II, ch. 2.
(16) Письма Перо Фернандеса Тиноко Д. Мануэлу от 21 ноября 1505 г. и 15 января 1506 г., AN/TT, CC, I-5-59 и AN/TT, Cartas dos Vice-Reis da India, No. 72, в Bulhao Pato (ed.), Cartas de Afonso de Albuquerque, Vol. II, рр. 341-4; Vol. III, рр. 170-3. Также см. AN/TT, Cartas dos Vice-Reis da India, Doc. 53, недатированное письмо `El Rey de Narcinga' Д. Мануэлу (возможно, от 1505 г.), предлагающее брачный союз между двумя коронами.
(17) Crоnica do descobrimento e primeras conquistas, изд. Луис де Альбукерке, р. 337.
(18) См. "Relazione de Lunardo da cha Masser", опубликованная в Prospero Peragallo, `Carta de El-Rei D. Manuel ao Rei Catholico narrando as viagens portuguezas A India desde 1500 ate 1505 reimpressa sobre o prototypo romano де 1505, vertida em linguagen e anotada. Seguem em appИndice a Relaсao analoga de Lunardo cha Masser e dois documentos de Cantino e Pasqualigo', Memоrias da Academia Real das SciИncias (2a Classe, Lisbon) 6, 2 (1892), 67-98, особенно стр. 89.
(19) AN/TT, Livro dos Copos, fl. 257, in Teixeira de Aragao, Vasco da Gama e a Vidigueira, Doc. 18, pp. 250-2. По иронии судьбы, королевский приказ официально вручил родной дядя Гамы, Жуан да Гама, член ордена Сантьяго.
(20) AN/TT, Ordem de Santiago, Livro de Registo (1505-1507), fl. 130v, proviso от 9 июня 1507 г., опубликованная в Teixeira de Aragio, Vasco da Gama e a Vidigueira, doc. 19, р. 252. Этот документ также был составлен Жуаном да Гамой.
(21) Алвара, от 18 ноября 1508 г., в Biblioteca Nacional de Lisboa, Reservados, Mss. 237, no. 32, опубликовано в Teixeira de Aragio, Vasco da Gama e a Vidigueira, Doc. 20, р. 253.
(22) Cм. исследование Antоnio Francisco Barata, Vasco da Gama em Evora, com varias noticias inИditas (Lisbon: Typographia B. Dias, 1898). Но также см. совсем недавнюю работу, Joao Paulo de Abreu Lima, "Vasco da Gama e os Frescos das "Casas Pintadas" da Cidade de Evora", Panorama (Revista Portuguesa de Arte e Turismo, 4-я серия) 31 (1969), 51-63. Этот специальный выпуск "Панорамы", посвященный четвертому столетию со дня рождения Гамы, представляет собой захватывающий образец националистической пропаганды последних лет существования Estado Novo. ("Estado Novo (Новое государство)" (португ.) - официальное название диктаторского режима Антониу де Салазара в 1933-1974 гг., характеризуемое консервативными, националистическими и крайне-правыми тенденциями. - Aspar.) Не менее забавным аспектом является сравнение "аргонавтов и астронавтов", ведь это происходило в 1969 году, когда Нил Армстронг ступил на Луну!
(23) Национальная библиотека Лиссабона, Reservados, Mss. 244, no. 3, из Лиссабона, 19 ноября 1511 г., опубликовано в Luciano Cordeiro, `De como e quando foi feito Conde Vasco da Gama', in Cordeiro, Questoes Historico-Coloniais, Vol. II, р. 208.
(24) Однако Жан Обен готовит такое исследование (предварительно озаглавленное "D. Manuel, 1495-1521: Le Portugal des DИcouvertes"), которое, несомненно, изменит наше представление о мануэлинском "пейзаже".
(25) Jean Aubin, `La Noblesse titrИe sous D. Joao III: Inflation ou fermeture?', Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 26 (1989), 418.
(26) Весь вопрос подробно обсуждается у Jean Aubin, D. Manuel; я благодарен автору за предоставление мне доступа к соответствующим разделам его рукописи.
(27) Его сын от первой жены Д. Мигел умер в младенчестве, в середине 1500 г.
(28) Zurita, Historia del Rey don Hernando el Catоlico, цитируется в Jean Aubin, `Le Portugal dans l'Europe des Annоes 1500', в L'Humanisme Portugais et l'Europe (Paris: Centre Culturel Portugais, 1984), p. 220, no. 4.
(29) Это не значит, что подобных конфликтов раньше вообще не было; ср. Humberto Baquero Moreno, `A presenga dos corregedores nos municipios e os conflitos de competИncias (1332-1459)', Revista de Historia (Oporto) 9 (1989), 77-88.
(30) Stuart B. Schwartz, Sovereignty and Society in Colonial Brazil: The High Court of Bahia and Its Judges, 1609-1751 (Berkeley: University of California Press, 1973), pp. 5-18, для полезного общего обсуждения (цитата на стр. 7). Тем не менее сопротивление королевской централизации продолжалось и в XVII в.; ср. Antоnio Manuel Hespanha, As vИsperas do Leviathan: Instituicoes e poder politico, Portugal -- sИculo XVII (Coimbra: Almedina, 1994).
(31) См. например, Ordenaсоes do Senhor Rey D. Manuel, 5 vol. in 4 (Коимбра, 1797 г.); также обсуждение в Henrique da Gama Barros, Historia da administracao publica em Portugal, 11 vol. (Лиссабон, 1945-54), особенно Vol. I.
(32) О первом подходе к этим материалам и стоящим за ними людям см. Maria JosИ Mexia Bigotte Chorao, Os Forais de D. Manuel, 1496-1520 (Лиссабон: Arquivo Nacional da Torre-do-Tombo, 1990).
(33) AN/TT, Gavetas, XX/11-27, текст там же, рр. 10-12.
(34) Ср. среди множества других ссылок, Ana Maria Alves, Iconologia do Poder Real no Periodo Manuelino (Lisbon, 1985) и Sylvie Deswarte, Les enluminures de la "Leitura Nova", 1504-1522: Etude sur la culture artistique au Portugal au temps de l'humanisme (Paris, 1977).
(35) Мои рассуждения здесь во многом опираются на работу Жана Обена `Le capitaine Leitao: Un sujet insatisfait de D. Joao III', Revista da Universidade de Coimbra 29 (1983), 87-152.
(36) См. Anselmo Braamcamp Freire, Brasоes da Sala de Sintra, 3 vols., введение. Luis Bivar Guerra (Lisbon: Imprensa Nacional, 1973), Vol. III, pp. 63-6, 343-4.
(37) Письмо из Вила-Викозы, 12 февраля 1529 г., AN/TT, Gavetas, XVIII/10-10, in Silva Rego (ред.), Gavetas, Vol. IX, с. 536-40.
(38) David Ayalon, Gunpowder and Firearms in the Mamluk Kingdom: A Challenge to a Medieval Society (2nd edn London, 1978); также Geoffrey Parker, The Military Revolution: Military Innovation and the Rise of the West, 1500-1800 (Cambridge University Press, 1987).
(39) См. Serjeant, The Portuguese off the South Arabian Coast, p. 25n. Это утверждение типично для общепринятой милленаристской лексики той эпохи, используемой как мусульманами, так и христианами. Интересно, что это повторяется в современной поэме Хорхе Луиса Борхеса ("Лос Борхес"), где его португальские предки описываются как люди, "разрушившие стену Востока".
(40) Serjeant, The Portuguese off the South Arabian Coast, p. 44, цитаты из "Тарих Шанбал" и "Тарих аш-Шихри".
(41) См. Gaston Wiet, trans., Journal d'un bourgeois du Caire, Chronique d'Ibn Iyas, 2 vols. (Paris: Armand Colin, 1955-60), Vol. I, p. 138.
(42) Лучшее обсуждение этого эпизода можно найти в Jean Aubin, `Albuquerque et les nИgotiations de Cambaye', Mare Luso-Indicum 1 (1971), 12-19.
(43) Wiet, Journal d'un bourgeois, Vol. 1, pp. 176-7.
(44) Письмо Алвару Ваша Д. Мануэлу от 24 декабря 1504 г., AN/TT, Gavetas, XV/2-36, in Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. IV, рр. 132-40.
(45) Обсуждение см. в Jean Aubin, `La crise Иgyptienne de 1510-1512: Venise, Louis XII et le Sultan', Moyen Orient et Ocean Indien 6 (1989), 123-5. См. также анонимное письмо флорентийского купца Антониу Карнейро от 10 августа (1510 г.), AN/TT, Gavetas, XV/19-4, in Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. V, рр. 240-1.
(46) Недавнюю биографию Албукерки, которая без особого успеха пытается избежать бремени португальского национализма, см. в Genevieve Bouchon, Albuquerque, le lion des Mersd'Asie (Paris: Editions DesjonquИres, 1992).
(47) AN/TT, CC II-25-5, опубликовано в H. Lopes de Mendonca (ed.), Cartas de Afonso De Albuquerque, Vol. VI, pp. 415-16, mandado от февраля 1511 г. о припасах для корабля дона Айриша, направлявшегося в Индию. Основные подробности путешествия см. в рассказе Barros, Da Asia, DИcada II, Livro 6, Ch. 10, pp. 148-51.
(48) AN/TT, CC, 1-14-12, от 3 декабря 1513 г., в Bulhao Pato (ред.), Cartas de Afonso de Albuquerque, Vol., рр. 181-2.
(49) AN/TT, CC, I-14-11, письмо из Каннанура от 2 декабря 1513 г., там же, Vol. I, рр. 176-7.
(50) Более ранний анализ в этом направлении см. в Luis Filipe Barreto, Descobrimentos e Renascimento: Formas de ser e pensar nos sИculos XV e XVI, 2nd edn. (Lisbon: Imprensa Nacional, 1983), рр. 143-68.
(51) Полный биографический очерк см. в Armando Cortesao, 'Introducao', в ASuma Oriental de TomИ Pires e o Livro de Francisco Rodrigues (Coimbra: Universidade de Coimbra 1978), pp. 10-65. Однако Кортесао, вероятно, преувеличивает продолжительность жизни Пиреша после его заключения в тюрьму в Китае.
(52) См. Georg Schurhammer, `Doppelganger in Portugiesisch-Asien', in Schurhammer, Orientalia, pp. 121-3.
(53) Письмо Дуарте Барбозы, датированное 12 января 1513 г., Каннанур, AN/TT, CC, I-12-56, в Bulhao Pato (ed.), Cartas de Afonso de Albuquerque, Vol. III, стр. 48-51; также см. более позднее письмо того же автора, датированное, 15 января 1527 г., Каннанур, AN/TT, CC, I-37-76.
(54) Подробное обсуждение этого посольства см. в Jean Aubin, `L'ambassade du PrИtre Jean a D. Manuel', Mare Luso-Indicum 3 (1976), 1-56.
(55) AN / TT, CC, I-13-112, письмо из Каннанура, 30 ноября 1513 г., в Bulhio Pato (ред.), Cartas de Afonso de Albuquerque, Vol. I, р. 134.
(56) Ранняя история каликутской фактории, которая в конце концов была ликвидирована в 1525 г., заслуживает более подробного изучения; ср. AN/TT, Nucleo Antigo, No. 755 (56 ff.), включающая "Livro da receita e despesa" (Приходно-расходную книгу (португ.)) поставок на факторию, которая велась с перерывами с марта 1514 г. по октябрь 1515 г. (и ошибочно занесенную в каталог до 1504 г.). Подобные материалы о другой португальской крепости см. в Jean Aubin, 'Ormuz au jour le jour a travers un registre de Luis Figueira, 1516-1518', Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 32 (1993), 15-42.
(57) Письмо без подписи из Малакки, 15 августа 1518 г., AN/TT, Gavetas, XV/21-16, in Silva Rego (ред.), Gavetas, Vol. II, рр. 472-86; однако личность автора ясна из прочтения текста. В письме имеются пробелы, а в отрывке о Короманделе говорится, что у Лопо Соареса есть `cargos e tratos que tem em Paleacate per mao de hum. . . estrangeiro'.
(58) AN/TT, CC, I-17-66, письмо Триштана да Кунья из Лиссабона Д. Мануэлу, 31 января 1515 г., опубликовано в Banha de Andrade, Historia de um fidalgo quinhentista, рр. 219-21; обсуждение см. там же, рр. 46-8. Сам Кунья прислал корабль (один из четырех таких), вероятно, "Санто-Антонио".
(59) Anne Kroell, `Le voyage de Lazarus Nurnberger en Inde (1517-1518)', Bulletin des Etudes Portugaises et BrИsiliennes 41 (1980), 68.
(60) Отчет см. в Jean-Louis BacquИ-Grammont and Anne Kroell, Mamlouks, Ottomans et Portugais en Mer Rouge: L'Affaire de Djedda en 1517 (Cairo: Annales Islamicologiques, SupplИment, 1988), pp. 21-42. О переговорах в Адене см. письмо Диниша Фернандиша де Мелло в Кочине Д. Мануэлу от 2 января 1518 г., там же, рр. 61-3. Ср. Serjeant, The Portuguese off the South Arabian Coast, pp. 50-1, о рассказе Ба Факиха.
(61) Kroell, `Le voyage de Lazarus Nurnberger en Inde', p. 69.
(62) Письмо, цитируемое в Jean Aubin, "Duarte Galvao", Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 9 (1975), 84-5.
(63) Banha de Andrade, Historia de um fidalgo quinhentista, рр. 119-31; см. также Salvatore de Ciutus, Une ambassade Portugalise a Rome au XVIe siИcle (Naple, 1899 г.).
(64) AN/TT, CC, II-266-60, письмо Триштана да Кунья из Рима Антониу Карнейро, датированное 11 апреля 1514 г., в Banha de Andrade, Historia de um fidalgo quinhentista, рр. 212-14.
(65) О более ранних попытках достичь Молуккских островов с запада при Фердинанде Кастильском см. Max Justo Guedes, 'Estreito de Magalhaes', in Albuquerque and Domingues (eds.), Dicionario de historia dos descobrimentos portugueses, Vol. II, с. 640-4.
(66) Несколько иную версию, но схожую по сути, можно найти в тексте Фернандо Оливейры, составленном в середине XVI в. на основе более раннего отчета; ср. Pierre ValiИre, Le voyage de Magellan racontИ par un homme qui fut en sa compagnie (Paris: Centre Culturel Portugais, 1976), pp. 27, 31. Авторитетные биографии Магальяйша см. в Visconde de Lagoa, Fernao de Magalhaes: A sua vida e a sua viagem, 2 vols. (Lisbon, 1938 г.) и Jean DenucИ, Magalhaes, la question des Moluques et la premiere circumnavigation du globe (Brussels, 1911).
(67) Королевские дарственные грамоты, опубликованные Лучано Кордейро, `O prИmio da descobrato: Uma certidao da Casa da India', в Cordeiro, QuestИes Histоrico-Coloniais, Vol. III (Лиссабон, 1936), рр. 129-30.
(68) AN/TT, Cartas dos Vice-Reis, No. 98, опубликовано в Keil, As Assinaturas de Vasco da Gama, рр. 17-18.
(69) Biblioteca da Sociedade de Geografia, Lisbon, Colecсao Vidigueira, Maco I, Doc. 20, пергамент; обсуждение этой коллекции, приобретенной в 1892 г. у Д. Томеша да Гамы, графа Видигейры, см. Rosalina Silva Cunha, Sociedade de Geografia: A Colecсao Vidigueira, Boletim Internacional de Bibliografia Luso-Brasileira 1, 1 (1960), 65-99.
(70) AN/TT, CC, II-76-157, опубликовано в Antonio Baiado, `Vasco da Gama e as suas expediсоes а India (com documentos novos)', в Duas conferИncias no Paco Ducal de Vila Vicosa (Lisbon: Fundacao da Casa de Braganсa, 1956), рр. 40-2.
(71) Ср. интересное письмо Педро де Бастрон Корго Д. Мануэлу, датированное Кочином, 10 ноября 1518 г., AN/TT, Gavetas, XV/12-13, в Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. IV, рр. 386-90. Автор, сопровождавший нового губернатора, осуждает правительство Лопо Суареша и хвалит Диогу Лопеша.
(72) AN/TT, Gavetas, XV/9-11, письмо Айриша да Гамы Д. Мануэлу, Каннанур, 2 января 1519 г., в A. da Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. IV, с. 213-21.
(73) Thomaz, DeCeutaaTimor, p. 454.
(74) Эти документы 1518 г. опубликованы в J.H. da Cunha Rivara, Archivo Portuguez-Oriental, 6 выпусков в 9 частях (Гоа, 1857-1876 гг.), Fasciculo V, Docs. с 6 по 8, рр. 9-11, из поздних копий Исторического архива, Панаджи (Гоа). Как отмечает Томаз (там же), эти правила были впоследствии систематизированы королевским указом от сентября 1520 г. под названием OrdenacoesdaIndia, текст которых см. в Luis Fernando de Carvalho Dias, `As Ordenacoes da India', GarciadaOrta (Special No.) (1956), 229-45. Обсуждение других ограничений вплоть до 1521 г. см. также в Flores, `Os Portugals e o Mar de Ceilao', рр. 169-70.
(75) AN/TT, Gavetas, XVI/2-2, Testamento de el-Rei D. Manuel, 7 апреля 1517 г., in Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. VI, рр. 111-63.
(76) AN/TT, CC, I-25-83, письмо Диогу Лопиша де Секейры, отправленное через Симана де Алкагову, опубликовано в Ronald Bishop Smith, Diogo Lopes de Sequeira (Lisbon: Автор, 1975), с. 35.
(77) См. также AN/TT, Fragmentos, 4-4-3, `Hobras que mamdey ffazer de pedra e caal' Диого Лопиша (н. д. 1520), там же, р. 53.
(78) Aubin, `Le Portugal dans l'Europe des annоes 1500', p. 221.
(79) Лучано Кордейро, `De como e quando foi feito Conde Vasco da Gama', in Cordeiro, QuestИes Histоrico-Coloniais, Vol. I, doc. 7, p. 209 (текст впервые опубликован в 1892 г.). Документ воспроизведен в Teixeira de Aragаo, Vasco da Gama e a Vidigueira, Doc. 23, рр. 257-8.
(80) AN/TT, CC, III-7-20, копия alvara de license, датированная Альмейримом, 16 апреля 1519 г.
(81) Всю документацию с несколькими интересными факсимиле текстов можно найти в Ribeiro, `De como e quando foi feito Conde Vasco da Gama', рр. 209-23. Один из этих текстов, "auto de posse e entreca", находится в Biblioteca da Sociedade de Geografia de Lisboa, Coleco Vidigueira, Maсo I, Doc. 21. Также см. Teixeira de Aragao, VascodaGamaeaVidigueira, Docs. 24, 26, и 27, pp. 258-9, 261-70.
(82) Garcia de Resende, `Hida da Infanta Dona Beatriz pera Saboya', in Crоnica de Dom Joao II e Miscelanea, ed. Verissimo Serrao, pp. 323, 328.
(83) Teixeira de Aragao, Vasco da Gama e a Vidigueira, pp. 160-1.
(84) Armando Cortesao and Henry Thomas, Carta das novas que vieram a el Rei nosso senhor do descobrimento do Preste Joao(Lisboa 1521): Texto original e estudo critico, com varios documentos originais (Lisbon, 1938 г.). Для обсуждения см. также Jean Aubin, `Le PrИtre Jean devant la censure portugaise', Bulletin des Etudes Portugaises et BrИsiliennes 41 (1980), 33-57.
(85) AN/TT, CC, I-30-49, письмо из Гоа от 25 октября 1523 г. в Joao Paulo Oliveira e Costa, `Do sonho manuelino ao realismo joanino: Novos documentos sobre as relacoes luso-chinesas na terceira decada do sИculo XVI', Studia 50 (1991), 121-56 (цитата на стр. 154). Мое обсуждение здесь тесно связано с Костой.
(86) AN/TT, Gavetas, XV/10-2, Гарсиа де Са Д. Мануэлу, письмо от 23 августа 1520 г., в Silva Rego (ed.), Gavetas, Vol. IV, pp. 245-6.