Аннотация: ДОН ГАРСИА ДЕ НОРОНЬЯ, ВИЦЕ-КОРОЛЬ. - ДОН ЭСТЕБАН ДА ГАМА, ГУБЕРНАТОР. 1538-1542
Глава XII.
ДОН ГАРСИА ДЕ НОРОНЬЯ, ВИЦЕ-КОРОЛЬ. -- ДОН ЭСТЕБАН ДА ГАМА, ГУБЕРНАТОР. 1538--1542
Дон Гарсиа де Норонья. - Дон Гарсиа де Норонья, назначенный третьим вице-королем Индии, - честь, которой так и не удостоился его знаменитый дядя, Альбукерке, - был уже пожилым 60-летним человеком, внуком архиепископа Лиссабона, стесненным в средствах и обремененным большим семейством, которое ему нужно было содержать. Он уже бывал раньше в Индии со своим дядей. Чтобы набрать экипажи на 11 кораблей флота, с которым новый вице-король собирался отплыть на Восток, поскольку в Португалии оказалось так мало желающих, были приняты чрезвычайные меры: объявлено, что все преступники, согласившиеся завербоваться на корабли, будут помилованы, а заключенные - выпущены на свободу, за исключением тех правонарушителей, которые виновны в преступлениях против короля и религии. Для осужденных на смерть казнь была заменена бессрочной ссылкой в Индию, а приговоренным к тюремному заключению - высылкой на более или менее длительный срок; в источниках зафиксирован пример некоего Мануэля де Мендоса, который был приговорен к изгнанию из страны сроком на девять лет и которому уменьшили этот срок до трех лет при условии, что он возьмет с собой в Индию двух братьев; условно говоря, один девятилетний срок для одного человека приравняли к трем трехлетним для трех человек. Даже при помощи этих мер собранные экипажи состояли из таких отбросов общества, что их описывали как массу безусых мальчишек-оборванцев и людей, не пригодных ни к чему на свете, у которых не было при себе даже меча.(1)
Еще до того времени в Индию были назначены католические епископы: именно, упоминаются Дуарте Нуниш, титулярный епископ Лаодикеи, который отправился туда в 1515 г.; дон Диого отплыл в Индию в 1520 г.; дон Мартиньо - в 1523 г.; и дон Фернандо Вануэйро (который умер в Ормузе в 1535 г.) - в 1532 г.; но с этим флотом в Индию отбыл дон Жуан д`Альбукерке, первый епископ Гоа, возведенный в сан буллой папы Павла III от 3 ноября 1534 г. Он принял юрисдикцию не только над последователями римско-католической, но также и несторианской церкви. Церковь Св.Екатерины в Гоа была объявлена кафедральным собором. По прибытии в Гоа нового вице-короля 11 сентября 1538 г. он обнаружил в гавани около 70 или 80 судов, которые были собраны для оказания помощи Диу, к осаде которого мы теперь снова должны вернуться.
Крепость Диу стоит на восточной оконечности острова того же названия, тогда как западную его часть занимает город. На дальней стороне протоки, которая отделяет острова Диу от материка, находится пригород Гогала, который со времен Алмйеды был известен португальцам под названием "Вилла-дос-румос". Здесь португальцы воздвигли бастион. На скале посередине протоки был построен изолированный форт, который охранял вход в нее. На северной стороне крепости - единственном месте, доступном для атаки вражеских войск, - находились два восточных бастиона, известных как бастион Гарсиа де Са (вблизи протоки) и Сан-Томас. Бастион Гогала защищал довольно слабый отряд численностью 70 или 80 человек; в крепости и изолированном форте в протоке были размещены более крупные силы. 28 сентября 1538 г. турецкие галеры вернулись после кренгования (очистки корпуса судна от наростов, мешающих движению. - Aspar) из Джафарабада, и медленно продефилировали перед фортом в кильватерном строю под командованием Юсуфа Ахмеда, заместителя Сулеймана-паши, с горделиво развернутыми парусами в красную и белую клетку, "поприветствовав" португальский гарнизон мощным пушечным залпом. Крепость ответила огнем своих орудий, но гарнизон пострадал от собственной пальбы гораздо больше, чем от неприятельских ядер: из-за ошибки, совершенной, когда в форт были доставлены боеприпасы Бахадура, более высококачественный порох для аркебуз оказался смешан с порозом низкого сорта, предназначенным для артиллерийских орудий, и пушки после первого же залпа разорвались, убив нескольких человек из числа орудийной прислуги. В этой неэффективной осаде турецкие галеры действовали крайне вяло; они не только не пытались атаковать каменные стены, но даже не держали блокаду, и легкие лодки непрерывно сновали между ними туда и обратно, подвозя гарнизону крепости подкрепления и боеприпасы.
Основная тяжесть первой атаки пришлась на бастион Гогала; его гарнизон капитулировал только после того, как в результате непрерывного обстрела бастион был превращен в бесформенную груду камней. В соответствии с условиями капитуляции гарнизону разрешено было отступить в форт, но когда сдача произошла, Сулейман хладнокровно нарушил договоренность, сказав, что португальцам лучше будет остаться снаружи крепости, чем внутри, где их ждет неминуемая смерть; все они были отправлены на галеры. После захвата бастиона стороны регулярно обменивались предложениями сдаться и гордыми отказами; и в осажденном гарнизоне насмешливо поговаривали, что герои теперь превратились в жалобщиков, тяжущихся из-за штрафа в суде низшей инстанции. К 4 октября турки построили 6 батарей и разместили на них орудия на расстоянии от 60 до 150 шагов перед той стороной форта, что была обращена к суше; некоторые из установленных ими пушек стреляли ядрами весом от 60 до 100 фунтов. Эта мощная артиллерия полностью подавила огонь португальских пушек.
5 октября мусульмане открыли огонь по бастиону Гарсиа де Са, вскоре после чего они пробили в стене пролом, и в течение всего октября вокруг этой бреши кипели ожесточенные схватки. Вынужденные создавать внутренние линии защиты по мере того, как одна стена за другой в свою очередь рушились под обстрелом вражеских пушек, португальцы в конце концов удерживали только треть первоначального бастиона, но отсюда их так и не смогли выбить. Пролом был узким, и у его основания защитники разожгли большой костер в качестве дополнительного препятствия для штурмующих; некоторые наиболее заслуживающие внимания эпизоды этой великой обороны происходили вокруг этого костра. Португальцы перекрыли самый низкий участок пролома подобием решетки из длинных прутьев, связав их вместе; враги, со своей стороны, пытались при помощи крючьев разбросать их. Снова и снова два направленных с разных сторон крюка сцеплялись друг с другом и затем начиналась жуткая борьба, в ходе которой каждая из сторон пыталась затащить другую в пламя. В то же самое время не проходило и дня без того, чтобы враги не предприняли очередной попытки взять пролом приступом, и часто в один день случалось несколько штурмов; осажденные, таким образом, всегда были вынуждены пребывать настороже, и не знали отдыха, тогда как враги, благодаря своей численности, могли раз за разом посылать в бой свежие силы, подменяя уставших.
Сохранились многочисленные рассказы о личном мужестве и пренебрежении опасностью со стороны отдельных лиц. Так, некий Фонсека в одиночку удержал пролом, сражаясь левой рукой после того, как был ранен в правую мушкетной пулей; Жуан Гиль, маленький паж капитана, бросился в воду за огромным мусульманином на глубину, почти превышающую его рост, но все еще не мог настичь его и оставался в замешательстве, пока не услышал голос своего господина: "Готов, Жуан, готов"; Пентеадо, который покинул место схватки в проломе, чтобы дать хирургу перевязать свою рану, но обнаружив, что ему придется слишком долго ждать свой очереди на перевязку, вернулся в бой и снова получил серьезную рану; но прежде, чем хирург даже увидел его, шум битвы опять-таки его отвлек, и он, с кровоточащей свежей раной, в третий раз оказался в самой гуще боя; один человек, чье имя осталось неизвестным, который в пылу битвы обнаружил, что израсходовал все пули, и тогда выстрелил во врагов собственным шатающимся зубом, чтобы не упустить возможности причинить им хоть какой-то урон.
Женщины и дети не отставали от мужчин в преданности и превосходили их по ярости. Они вымещали свою ярость на пленниках и рабах; в своей самоотверженности они, однако, приняли на себя всю тяжесть работ по заготовке и доставке дров, воды, земли, камней, постройке стен, уход за больными, - словом, делали всё возможное, чтобы освободить солдат от всех забот, кроме непосредственного участия в сражении, но даже в разгар битвы они подносили воду и еду тем, кто сражался на переднем крае, и перевязывали раненых. Донна Изабель де Вейга и Анна Фернандиш, жена хирурга, которая ходила прихрамывая, опираясь на палку, руководили женщинами. (2) Время от времени в форт прорывались небольшие подкрепления, но запасы воды были на исходе и гарнизон сильно страдал от цинги, и когда 4 ноября португальцы отразили генеральный штурм, то в крепости остались лишь 40 боеспособных мужчин, но очень мало пригодного оружия, и единственный порох для ручных гранат, главного оружия португальцев, они вытаскивали из казенников больших пушек.
Длительная оборона, которую держали португальцев, привела к усилению трений между турками и гуджератцами. Благодаря тому, что они имели все в избытке, турки могли даже обходиться без необходимых поставок, и все попытки завоевать симпатию южных мусульман со стороны турок потерпели неудачу. Сулейман-паша забрал свои пушки, погрузил войска на корабли и ушел из-под Диу утром 6 ноября. Не в последнюю очередь его отступление ускорили известия о приближении конвоя фуст с продовольствием и боеприпасами из Гоа, который под влиянием обуревавших его опасений превратился в большой флот самого вице-короля, идущий на выручку Диу. Он бросил на произвол судьбы 400 раненых, и обратный путь турецкой эскадры, возвращавшейся на родину, был отмечен такими же проявлениями варварской жестокости, как и те, что запятнали плавание армады к Диу. После ухода турок гуджератские войска также удалились из окрестностей, сняв осаду. Идущие на выручку португальские силы представляли собой, однако, всего лишь небольшой отряд под командованием Антонио да Сильва, которого с радостью приветствовали уцелевшие солдаты гарнизона; но вскоре между ними вспыхнули серьезные раздоры по поводу того, что именно заставило врагов снять осаду: героическая защита осажденного гарнизона, отразившего все атаки мусульман, или прибытие вспомогательного отряда. Чью бы точку зрения мы не поддержали, оборону Диу бесспорно можно считать одним из замечательных проявлений военного искусства, и у португальской нации есть все основания с полным правом гордиться ею.
Новости об отступлении турок были встречены в Гоа сердитым ворчанием. Гарсиа де Норонья, даровав амнистию преступникам и организовав принудительный заем средств у португальских колонистов, (3) собрал 180 кораблей и 5000 солдат, но не отважился вступить в открытый бой. Рядовой состав был прав с их точки зрения: проблема Гуджерата была только отложена, и редкая возможность нанести полное поражение врагу была упущена из-за робости и нерешительности вице-короля. Антонио да Силвейра, герой осады, встретил теплый прием в Португалии, и слава руководимой им обороны распространилась по всей Европе. О самом Антонио со временем заговорили как о возможном губернаторе Индии, но он был транжирой, что немало подпортило его репутацию; он расточил как собственное состояние, так и имущество жены и умер в нищете.
20 ноября вице-король отплыл в Диу с флотом из 90 кораблей. (4) Он двигался на север крайне неторопливо, каждую ночь становясь на якорь, и достиг Диу только в январе 1539 г. и только с частью своей флотилии, поскольку почти половина кораблей была разбросана или затонула в результате шторма. Руины крепости находились точно в таком же состоянии, в каком их оставили турки, и первая задача вице-короля заключалась в том, чтобы заново отстроить крепость, причем она стала теперь даже еще более прочной, чем прежде. Де Норонья вступил в переговоры с султаном Гуджерата и 11 марта 1539 г. (5) заключил с ним мирный договор. По его условиям, между городом и крепостью должна была быть воздвигнута стена высотой в 4 локтя, доходы от таможни должны были направляться в общий фонд, и 1/3 часть их (6) уплачиваться португальцам. Хотя этот мир и был заключен, отношения с мусульманами, особенно с турками, оставленными Сулейман-пашой, оставались очень напряженными; показательный пример тому - рассказ об охотничьей облаве у Корреа.(7)
Все комбинации, на которые возлагал надежды саморин, что они помогут ему сопротивляться растущей мощи португальцев, потерпели крах; ему пришлось просить свои старых врагов о мире, и, чтобы добиться его, пойти на уступки по всем спорным вопросам. Взамен он получил разрешение отправлять определенные товары на благоприятных условиях в Европу и получать в обмен на них другие товары; но он так и не смог воспользоваться наиболее благоприятным из этих условий - речь идет о торговле перцем, поскольку это подрывало бы королевскую монополию на него, и данный вопрос был оставлен португальскими властями Индии на рассмотрение короля Португалии, который отказался его ратифицировать.
В течение всего этого времени остановка в Индии становилась все хуже и хуже. Вице-король, по его собственным признаниям, прибыл в Индию только для того, чтобы получить достойное вознаграждение за свою пятидесятилетнюю службу. Он никому не платил жалования, т.к. рассчитывал, что правительственные служащие проживут за счет своих должностей. Он продавал все, на что только находился покупатель: должности, право на совершение торговых рейсов или помилование для преступников, и даже когда вице-король заключал сделку с одним человеком, он был готов продать туже самую вещь другому за более высокую цену, не вернув первому покупателю его деньги. На протяжении всего сезона дождей 1539 г. он был так плох, что почти не выходил из своего дома; после окончания дождей его здоровье еще больше ухудшилось, но, несмотря на все это, его единственной заботой, где бы он ни находился - внутри дома или снаружи, был ли здрав или болен, - стало стремление любыми путями добыть еще больше денег, которыми он, учитывая его преклонный возраст и состояние здоровья, все равно не мог бы воспользоваться. (8) Но алчность была не единственным пятном на его репутации. Однажды ночью, в начале апреля 1540 г., в Гоа произошла уличная драка, переросшая в поножовщину, и один человек был убит на пороге дома вице-короля. Хотя настяощий убийца бежал, власти схватили его сотоварища, "нового христианина" ("cristiano nuevo; cristЦo-novo" - так в Испании и Португалии называли выкрестов из среды евреев и мавров. - Aspar) по имени Франсишку де Вейга. Дом вице-короля был осквернен убийством; смертельный удар был нанесен предательски, и поэтому подозреваемый должен был быть повешен без всякого суда и следствия. Напрасно епископ и чиновники указывали на проявленную по отношению к де Вейге несправедливость и ходатайствовали об отсрочке приговора. Хотя вице-король уже был тяжело болен и с трудом передвигался, опираясь на водивших его под руки слуг, он оставался у окна своего дома, пристально глядя на городскую площадь перед ним до тех пор, пока не увидел тело де Вейги раскачивающимся на виселице. В ту же ночь (3 апреля) он умер. Когда были вскрыты бумаги, содержавшие порядок преемственности, оказалось, что новым губернатором будет Эстебан да Гама, второй сын Васко да Гамы, который только что вернулся с поста капитана Малакки.
Эстебан да Гама. - Эстебан да Гама, которому ко времени вступления в должность губернатора было от 35 до 37 лет, впервые отправился в Индию вместе с отцом в 1524 г. Он был в течение пяти лет капитаном Малакки, за это время скопил значительное богатство, и, опасаясь, что его новое достоинство даст повод клеветникам очернить его доброе имя, он дважды поручал государственным чиновникам составить опись его личного имущества: первый раз, когда вступил в должность губернатора, а второй раз - когда передавал дела своему преемнику; в результате оказалось, что пребывание на посту губернатора обошлось ему в 2000 ф.ст., которые он потратил из собственных средств на связанные с исполнением должностных обязанностей расходы. Он был полной противоположностью своему предшественнику, физически и морально; один был ниже среднего роста, второй был исключительно высоким; один был свободомыслящим, пунктуальным и предусмотрительным, другой - полон жадности и жестокости. Эстебан да Гама выяснил, что верфи пустуют, и, чтобы выполнить королевские приказы, в которых предусматривалось совершить рейд на Суэц и сжечь стоявшие там турецкие галеры, ему пришлось оснастить новый флот. Он обеспечил главные крепости всем необходимым для отражения любой внезапной атаки и решил, что если турки не вернутся в Индию до октября 1540 г., он сам отправиться в Красное море, чтобы искать их там.
Наиболее сильное беспокойство губернатор испытывал, однако, из-за состояния самого Гоа. В 1540 г. большой голод, свирепствовавший на протяжении ряда лет по всему Востоку, достиг своей высшей точки; голод затронул также и Гоа, хотя центр португальских владений не относился к наиболее пострадавшим от него областям. На Коромандельском побережье, где голод был особенно страшным, доходило до людоедства, и в португальском поселении Негапатама каждый день находили от 15 до 20 мертвецов, скорее похожих на скелеты. Утверждается, что мужчины и женщины целыми толпами топились в море, лишь бы не встречаться больше с несчастьями земной жизни. (9) Голод распространился даже на восточный берег Красного моря; турецкие галеры никак не могли подготовиться к выходу в море, и турки, оставшиеся в Адене, покинули этот город, перебравшись на восточное побережье Африки, где они оказали помощь шейху Зейлы в войне против абиссинцев. Хотя Гоа, как уже говорилось, не столь сильно пострадал от голода, все же возникшая вследствие него скудость съестных припасов еще больше усугубилась в результате действий Гарсиа де Нороньи, который отказывал или пренебрегал выплатой жалованья государственным служащим. Вследствие этого голода в 1543 г. в Гоа вспыхнула такая эпидемия холеры, что из-за нее на время прекратили отбивать колокольный звон, и в результате возросшей смертности среди населения две церкви были превращены в усыпальницы.(10)
На протяжении всего 1539 г. условия жизни в городе Гоа обстояли очень плохо: 700 человек из его небольшого населения умерли от болезни в течение четырех месяцев, тогда как грабежи и убийства случались почти ежедневно. В 1540 г. положение дел еще более ухудшилось. Одного человека, взятого под защиту губернатором, преследовал его соперник из-за частной ссоры, вспыхнувшей в одной из грязных городских трущоб, и убил почти в самом доме губернатора.(11)
Гонзало Ваш Коутиньо, один из пользовавшихся известностью фидальго, был посажен под арест в тюрьму Гоа вместе с несколькими другими лицами, такими же отпетыми преступниками, как и он сам. С помощью красивой девушки-рабыни Котиньо привлек на свою сторону тюремщика, и в один день, когда все друзья заключенных ожидали снаружи, чтобы придти на помощь, двери тюрьмы оказались настежь открытыми, и средь бела дня узники спустились до самого края воды. Их было так много, что они не смогли поместиться в одну заранее приготовленную лодку, но, некоторые забравшись в лодку, а другие - плывя рядом с ней, все благополучно перебрались на материк и бежали, причем не никто не пытался их остановить. Коутиньо ждал, но так и не дождался помилования, и умер, по-прежнему оставаясь изгоем, на службе у Адил-шаха, чьими войсками он командовал в боевых действиях против собственных соотечественников.
Одна из трудностей, объяснявших такое положение дел, заключалась в клановом духе португальцев. Если правонарушитель мог любым способом заручиться покровительством со стороны кого-либо из фидальго, наказать его было очень сложно. Попытка губернатора образумить фидальго привела к некоторому временному улучшению ситуации, но чувство клановой солидарности было слишком глубоким, чтобы его можно было сразу преодолеть. Так, во время экспедиции Эстебана да Гама в Суэц в одном из пунктов между Суакином и устьем Суэцкого залива, где флот сделал остановку для пополнения запасов воды, два солдата подрались на дуэли и один остался на берегу, так тяжело раненый, что его приняли за мертвого. Его соперник бросился в лодку своего капитана, и эта лодка, сопровождаемая всеми лодками его друзей, отошла от берега и встала на якорь на некотором расстоянии, чтобы защитить предполагаемого убийцу от последствий его деяния. Т.к. раненый вскоре поправился, инцидент сразу же замяли. Эти беспорядки не ограничивались пределами самого Гоа. Во время сезона дождей 1539 г. 150 солдат подняли мятеж в Диу, захватили один из бастионов и направили пушки против собственной крепости; только при помощи подкупа их удалось заставить вернуться к своим обязанностям.(12)
Приготовления к экспедиции в Красное море продолжались в течение сезона дождей, и команды подбирались с особенной тщательностью, т.к. губернатор лично сидел за столом, наблюдая за выплатой аванса завербованным морякам. Отплытию насчитывавшей 72 корабля португальской флотилии предшествовала торжественная проповедь, произнесенная епископом Гоа, и крестный ход, которым на пляже проводили отплывающих. Напутствуемая благословением епископа, армада вышла в море 1 января 1541 г. Жуан де Кастро оставил наиболее ценный отчет об этой экспедиции. (13) 1 февраля весь флот, за исключением одного судна, потерявшегося при переходе через Аравийское море, благополучно прибыл в Массауа, где морское побережье находилось в руках мусульманских племен, чей вождь бежал в страхе перед прибытием португальцев. Эстебан да Гама направил вдогонку за ним послание, в котором требовал дать ему двух лоцманов до Суэца и заплатить 5000 ф.ст., угрожая в противном случае опустошить его страну; но т.к. у вождя не было при себе и 20 ф.ст., то португальцы поняли, что с него нечего взять, позабыли о своей угрозе и удовлетворились двумя лоцманами, обещавшими провести корабли хотя и не до Суэца, но до Суакима. Море за пределами Массауа было пока еще неисследованным для португальских кораблей.
20 февраля Эстебан да Гама, оставив большие корабли в гавани Массауа под началом Мануэля да Кунья дожидаться его возвращения, отплыл к Суакиму. Когда младший брат губернатора, Криштован да Гама, достиг его 22 февраля с отрядом с передовым отрядом, он без боя захватил остров, но оказалось, что местные жители уже успели покинуть город. Суаким произвел на португальцев впечатление своими размерами и явным процветанием. Де Кастро считал, что он вполне может сравниться, если даже не превосходит, со всеми другими портами в отношении безопасности гавани, благоприятных условий для погрузки и разгрузки грузов и тем, что был хорошо укреплен самой природой. Гавань была закрытой со всех сторон, труднодоступной, с илистым дном, имела глубину от 5 до 7 морских саженей и почти не испытывала действия приливов и отливов. Город занимал весь остров, и суда можно было беспрепятственно вытаскивать вперед носом на самый берег и нагружать или разгружать по сходням; (14) Суаким поддерживал торговые связи со всем известным миром. Правитель (шейх) города был торговцем, и размещавшийся в городе гарнизон из 40 турецких солдат, присутствие которого было необходимо для поддержания мира, содержался за счет городского купечества. Султан Турции получал половину таможенных сборов. Губернатор прибыл в Суаким 1 марта, обнаружив, что его брат пытался тем временем взять с города выкуп. 8 марта лагерь, куда бежали горожане, спасаясь от приближения флота, был захвачен без особого сопротивления, и португальцам попала в руки такая огромная добыча, что они сами были поражены. Город и корабли были сожжены, и 10 марта, оставив за собой след дымящихся развалин, авантюристы продолжили свой путь. Задержка в Суакиме роковым образом сказалась на успехе экспедиции, поскольку стремительно распространившиеся вдоль побережья новости об их появлении встревожили все местное население и достигли Суэца как раз вовремя, чтобы турки успели стянуть к городу все наличные войска для его защиты.(15)
Вплоть до конца марта движение португальской эскадры было таким медленным, что стало ясно - чтобы дойти до Суэца, необходимо было провести еще один отбор среди кораблей. Было принято решение, что 16 более легких кораблей и 250 человек экипажа продолжат путь к Суэцу, тогда как остальная часть флота должна была вернуться в Массауа. Это вызвало немалый ропот среди экипажей, и даже произнесенная губернатором образцовая речь не смогла утихомирить недовольных моряков. 14 апреля 1541 г. да Гама достиг Кусейра, описанного, как самое унылое место на земле, лишенное даже клочка зеленой растительности, единственное значение которого заключалось в том, что отсюда пролегал кратчайший путь от Красного моря к Нилу. (16) Здесь экспедиция все же смогла пополнить свои запасы продовольствия. Оставив Кусейр 18-гоа апреля, они пересекли Суэцкий залив от Шаддвала до Тора, куда прибыли 21-го. Город Тор, португальцы пощадили в честь церкви и монастыря Св.Екатерины, принадлежавших греческой церкви, последователи которой составляли важную часть населения этого побережья. Христиане Тора с нескрываемым подозрением отнеслись к появлению своих братьев по вере - португальцев-христиан. Опасаясь, что португальцы попытаются увезти реликвию, которой они больше всего дорожили - тело Св.Екатерины, - с горы Синай, они поведали искусно сочиненную историю. С наигранным горем и рыданиями жители Тора рассказали о долгом преследовании со стороны окружающих арабов, которые за четыре месяца до того изгнали их из города, чтобы увезти тело Св.Екатерины в торжественной процессии в Каир, где оно и хранится с того времени под надежной охраной. Весь рассказ был вымыслом. (17) На обратном пути португальцы больше не заходили в Тор, но пристали к берегу в нескольких милях к югу от него и добыли воду из неглубокого солоноватого колодца, вырытого на побережье. Тем не менее посещение Тора считалось настолько важным событием, что много дворян искали чести быть посвященными в рыцари именно в этом городе, и по специальному приказу Эстебана да Гамы на его надгробном камне в Видигуэйре в качестве одного из самых достопамятных деяний его жизни была высечена надпись, что он был посвящен в рыцари у подножия горы Синая.
Покинув Тор 22 апреля, португальцы увидели Суэц 26-го. Суэц к тому времени представлял собой небольшой поселок из 30 или 40 соломенных хижин, ютившихся среди множества руин древних построек; единственным источником питьевой воды для их обитателей служил солоноватый колодец, расположенный на расстоянии семи миль. Со времени проявления португальцев в Индии город практически утратил свое значение как коммерческий порт, но присутствие там турецких галер в течение последних лет в некоторой степени способствовало его оживлению. Когда португальцы приблизились к городу 27 апреля, они обнаружили 50 галер, вытащенных на берег по обеим сторонам песчаной косы, подход с моря стерегла тяжелая батарея, и канал, прорезанный через основание этой косы, надежно защищал их со стороны суши. (18) Силы врага выглядели настолько подавляющими, что не было сделано ни одной попытки высадиться. 28 апреля, опасаясь, как бы мусульмане не побили их собственным оружием и не напали на них, небольшая португальская флотилия, подгоняемая северным ветром, поспешно направилась в обратный путь к устью Суэцкого залива.
Когда экспедиция бесславно вернулась в начале июня в Массауа, губернатор обнаружил, что во время его отсутствия дела шли из рук вон плохо. Тамошний климат был нездоровым, и среди многочисленных больных многие скончались; еда была очень скудной, и, что хуже всего, даже за деньги на этом негостеприимном побережье невозможно было что-либо достать. Жуан Бермудиш, (19) так называемый патриарха Абиссинии, который возвращался из поездки в Португалию, увлеченно рассказывал о плодородной стране, лежащей за горами, и уверял, что португальцев там встретят с распростертыми объятиями. В конечном итоге 5 дезертиров были повешены, но это суровое наказание не остановило голодных как псы португальцев; они сколотили отряд в составе ста человек, хорошо вооруженных, с флагом и несколькими музыкальными инструментами; попытка Мануэля да Кунья удержать их стоила ему жизни. Но уже при первом ночном переходе изможденных людей, понятия не имевших о том, что необходимо было знать путешествующим по Африке, стали терзать муки жажды, которую нечем было утолить. Они стали легкой жертвой мусульмане, и из всего отряда только два человека сумели избежать смерти, притворившись мертвыми, и вернулись обратно. Эта катастрофа лишила португальцев надежды, но не изменила их участи.
В это время Абиссиния находилась едва ли не в самом отчаянном положении за всю свою историю. Между мусульманским правителем Зелы и абиссинцами на протяжении около десяти лет велись боевые действия, и последние, не в силах противостоять аркебузам мусульман, были разгромлены в нескольких сражениях. Королевское семейство в конце концов нашло убежище в недоступной горной цитадели, известной как "холм иудеев". Когда Эстебан да Гама вернулся в Массауа, он получил письмо с отчаянным призывом как можно скорее придти на помощь абиссинцам. Было принято решение высадить на берег младшего брата губернатора, Криштована да Гама, с отрядом из 400 человек, чтобы выступить на подмогу абиссинцам, и братья в посмледний раз попрощались и расстались 7 июня 1541 г.
Не принимая во внимание саму дерзость и рискованность затеи, экспедиция португальского флота в Красном море, рассматриваемая с точки зрения поставленной перед ней задачи - уничтожить турецкие галеры, - потерпела полный провал. Поскольку силы эскадры были явно недостаточными, чтобы преодолеть даже умеренное сопротивление, единственный шанс на успех заключался в быстроте броска; но португальцы по пути к Суэцу слишком громко заявили о себе и потеряли слишком много времени, останавливаясь для грабежа каждого встреченного города, чтобы можно было рассчитывать на внезапность нападения. Экспедиция Криштована да Гама на помощь абиссинцам, проложившая путь среди неведомых дикарей и отрезанная от всех шансов на получение подкреплений извне, показала, несомненно, все те смелые качества, что позволили португальцам открыть морской путь в Индию, но продемонстрировала также и те отрицательные черты, которые привели к краху их власть. Единственным непосредственным результатом этого налет на Суэц (поскольку он был более не чем грабительским рейдом), за исключением расширения географических представлений, стало то, что турецкие галеры после этого бороздили все Красное море, чтобы задержать португальцев и помешать оказанию какой-либо помощи отряду Криштована да Гамы.
Историю злополучной абиссинской экспедиции можно вкратце изложить здесь. Хотя это предприятие казалось с первого взгляда безнадежным, все же побудительные мотивы, владевшие его участниками, по крайней мере, не были запятнаны никакими корыстными соображениями. Предводитель португальского отряда обладал многими славными качествами своего дяди, Пауло да Гама, который умер на обратном пути из первого плавания в Индию. Смелый до безрассудства, Криштован да Гама в то же время первым после окончания сражений помогал перевязывать раны своих людей. Какой бы трудной ни была работа, он всегда разделял ее тяготы наравне с простыми солдатами. После того, как он погиб, его сподвижники так и не избрали себе другого вождя, поскольку они все еще оставались солдатами Криштована да Гамы и сражались и побеждали в качестве таковых. До 8 августа 1542 г ему сопутствовал успех во всех столкновениях с врагом, но в этот день он был атакован превосходящими силами мусульман. Многие португальцы пали в битве, их лагерь был захвачен, сам же Криштован, раненый в ногу и со сломанной правой рукой, провел ночь, укрывшись в чаще, но на следующий день был взят в плен, подвергнут пыткам и убит. Девять месяцев спустя (февраль 1543 г.) остаток экспедиции - 150 человек - вместе с негусом Абиссинии атаковал и разгромил мусульман, умертвив и вождя, имама Зейлы. В результате этой победы абиссинцы изгнали захватчиков из своей страны и отстояли ее независимость. В январе 1544 г. Мигель де Каштаньоза, летописец экспедиции, (20) вернулся в Индию, и пять других португальцев добрались до Индии в различное время на попутных кораблях. Один из этих последних, известны как Диого Диаш "Пресвитерский", вернулся в 1553 г. в Абиссинию вместе со священником, отправившимся в эту страну, чтобы выяснить, желали ли эфиопские христиане воссоединиться с католической церковью. К этому времени 93 португальца были все еще живы, они осели в Абиссинии и женились на местных женщинах.
Эскадра Эстебана да Гамы миновала Аден 25 июля и на всех парсах поспешила к Гоа, подгоняемая набравшим полную силу юго-западным муссоном. Некоторые самые изношенные суда были отогнаны ветром к побережью Аравии; несколько судов отбились и пропали, но остальные достигли Гоа 8 августа. Флот, который вез Мартина Афонсу де Соузу, нового губернатора, покинул Португалию в 1541 г., но не смог добраться до Индии в том же году. Выбор де Соузы произошел в результате длившихся несколько месяцев интриг, но он не был новичком в Индии, т.к. в течение нескольких лет при губернаторе Нуньо да Кунья являлся командующим индийской морской флотилией. С его флота были сняты солдаты и вооружение, чтобы послать подкрепление в Африку, но его прибытие заслуживает внимания, поскольку он доставил в Индию трех иезуитов: Франциска Ксаверия, отца Пауло Камерино и Манасиаса, пока еще ничем не успевшего прославиться португальца. В Мозамбике, куда флот прибыл слишком поздно, чтобы застать благоприятный для пересечения Индийского океана сезон действия юго-западного муссона, были приняты определенные меры предосторожности, чтобы новости о появлении нового губернатора не дошли до Индии. Алваро д`Атаиде, брат Эстебана да Гама, был даже удален с его корабля и заключен в тюрьму.
Мартин Афонсу де Соуза вышел в море из Мозамбика на быстроходном корабле 15 марта 1542 г., оставив тяжелые корабли плыть за ним следом, и прибыл в Гоа 6 мая. Поведение нового губернатора было до предела бесцеремонным - он не только держал в тайне свое появление, но также без всякого предупреждения разослал агентов, чтобы захватить все бухгалтерские книги и ключи от сундуков с казной, действуя так, словно он хотел вывести на чистую воду банковского клерка-мошенника, а не был новым губернатором, принимавшим полномочия у своего предшественника. К счастью, Эстебан да Гама был человеком большого благоразумия, а король Португалии посредством особого патента наделил его полномочиями коменданта замка Панджим, - в противном случае вновь мог бы разгореться один из тех скандалов, которые уже не раз омрачали смену губернаторов в Португальской Индии. Да Гама оставался в Панджиме, отказавшись от вмешательства в любые споры по делам Индии и отказался даже хлопотать перед новым губернатором об освобождении брата, Алваро д`Атаиде, которого без всяких оснований продержали несколько месяцев в тюрьме. После его возвращения в Португалию он навлек на себя немилость короля, отказавшись подчиниться его воле и вступить в брак с женщиной, которую король подобрал ему в жены; в результате он покинул Португалию и жил и умер в Венеции, так и оставшись холостым. После смерти останки Эстебана да Гамы перевезли в его старый дом в Видигуэйре.
Примечания:
(1) на этом флоте Жуан де Кастро совершил первое плавание в Индию.
(2) Имя Изабель де Вейга появляется у Барруша. Его внук вступил в брак с ее внучкой.
(3) Корреа думал, что в 1550, когда он писал об этом, весь принудительный заем не был выплачен сполна, и больше такого займа не пытались делать. Остается непроясненным вопрос о компенсации убытков хозяевам погибших боевых рабов, которые участвовали в экспедиции.
(4) Жуан де Кастро оставил путевой отчет об этом путешествии, который был опубликован в 1843.
(5) Смотри договор в "Tonibo" Ботельо, p. 229.
(6) Измененная на 1/2 во время Эстебана да Гамы.- "Tonibo" Ботельо, p. 232.
(7) Корреа, IV. 89.
(8) Дон Криштован да Гама в письме к королю от 18 ноября 1540 г. в самых лестных словах отзывается о Жуане де Кастро, который оставался человеком непоколебимой честности, несмотря на "comdysao forte" дона Гарсиа. Смотри "Жизнь Жуана де Кастро" Андраде, изданную Франсишку де Сан-Луишем, p. 313.
(9) Письмо Жуана де Кастро к принцу Луишу, 30 октября 1540 г., Investigador Portuguez, Vol. XVI. p. 279. По его оценкам, голод унес жизни двух третей населения государства Виджаянагар.
(10) Смотри замечательное описание, Correa, IV. 288.
(11) Убийца и его подельник стали пиратами на африканском побережье. Мартин Афонсу де Соуза, когда он остановился в Мозамбике, дал сообщнику свое прощение и отправил его обратно в Индию.
(12) "Я желал бы видеть их мертвыми, а место, на котором стоит крепость, - засеянным солью", сообщает дон Жуан де Кастро. - Письмо принцу Луишу, 30 октября 1540, Investigador Portuguez, Vol. XVI. p. 279.
(13) Напечатано в 1833.
(14) Roteiro, p. 95.
(15) За португальской эскадрой вдоль берега следовали два верблюда и несколько людей. - Roteiro, p. 174.
(16) Roteiro, p. 187. Де Кастро пускается в философские размышления по этому поводу и сообщает, что жители, вероятно, обозлились на португальцев из-за сожжения их жалких лачуг и считали себя живущими в изгнании среди цветущей долины Нила.
(17) Roteiro, p. 200.
(18) Roteiro, p. 214.
(19) Жуан Бермудиш, эта неординарная личность, заслуживает отдельного упоминания. Он оставил Португалию, будучи еще молодым, в 1515, с Лопо Суаришем, и попал в Абиссинию как хирург в свите дона Родриго да Лимы в 1520. Он не вернулся с посольством. Он опубликовал историю своей жизни в 1565 (переиздана в 1875), в которой присутствуют хронологические нестыковки. Он утверждает, что после смерти абуны Марка император Абиссинии избрал его патриархом, со всеми надлежащими церемониями, и послал его через Иерусалим и Константинополь в Рим; что турки задержали их и отрезали часть языка, но, что в конечном счете он достиг Рима, где папа Павел III признал его избрание и подтвердил его. Он прибыл в Португалию в 1535 или 1536, и находился на флоте Эстебана да Гамы. Он не был признан в качестве патриарха всеми абиссинцами, и бежал из этой страны в 1559, вернувшись в Португалию после годичного пребывания на острове Св.Елены, где беглые рабы помешали ему и дальше вести жизнь отшельника, и умер в Португалии, уже в пожилом возрасте, в 1570. В старости у него не было никаких бумаг, чтобы убедить скептиков в истинности своих притязаний, и его память, по-видимому, начинала ему изменять; но больше всего удивляет, что Жуан III Португальский в письме от 13 марта 1546, (академическое издание "Жизни Жуана де Кастро", p. 443), сообщает, что он знает, что Бермудиш является священником, но не имеет никаких полномочий, которые, по его собственному утверждению, он якобы получил от Папы Римского.
(20) Повествование Каштаньозы было переиздано Лиссабонской Академией, в tlie "Collecgao de Opusculos Keimpressos". В качестве иллюстрации португальских судебных методов, сообщается, что Диого де Рейносо, который привез Каштаньозу в Индию, попытался, после своего возращения, снова проникнуть в Красное море вопреки приказам, и был приговорен к смерти. Он сослался на то, что посвящен в духовный сан, но его апелляция была отвергнута за неимением доказательства; затем он сослался на то, что был несовершеннолетним, - судьи удовлетворились этим и помиловали его. Факт заключался в том, что судебный процесс был фарсом, устроенным с целью удовлетворить турок, с которыми португальцы в тот период пытались поддерживать видимость мира; одним из его условий был запрет португальцам посещать Красное море.