Король Мануэл Счастливый взошел на престол Португалии в октябре 1495 г. в возрасте двадцати шести лет, и, поскольку он унаследовал вместе с королевством незавершенную миссию открытию морского пути в Индию, над которым его соотечественники трудились не менее полувека, он вынес этот вопрос на обсуждение в королевском совете в декабре следующего года. Большинство советников выступили против этого предприятия, потому что Индия была слишком далекой страной, чтобы ее завоевать (1); они боялись, что эта попытка окажется не по силам Португалии, и предвидели, что она вызовет зависть других держав, особенно Венеции, чьи коммерческие интересы будут таким образом ущемлены. Некоторые советники, однако, придерживались противоположного мнения, и, поскольку их аргументы соответствовали желанию короля, он поддержал их. В конце концов, Венеция, в страхе перед турками, могла использовать только оружие интриги, и никакая активная оппозиция со стороны других стран была маловероятна.
Мануэл поручил руководство экспедицией Васко да Гаме, дворянину его дома, который был назначен на этот пост в предшествующее царствование. Год его рождения, как и у его дальнего родственника, поэта Камоэнса, который увековечил его в "Лузиадах", точно не известен, но, возможно, он родился в 1460 году; его местом рождения был Синиш, морской порт на юге Португалии, алькайд-мором которого был его отец. Мы мало знаем о его образовании и раннем периоде жизни, но его выбор для завершения работы Бартоломеу Диаша может считаться свидетельством того, что он обладал навыками в военно-морском деле, а также силой характера. Гарсия де Резенде утверждает, что король доверял ему, потому что он служил на его флотах, и в 1492 г. участвовал в захвате французских судов, стоявших в портах Сетубала и Алгарве, в качестве ответной меры за акт пиратства, в то время как Марис, писатель позднейшего времени, говорит, что да Гама так же хорошо знал искусство навигации, как и лучшие кормчие. Это, конечно, преувеличение, но, поскольку мы знаем, что он высадился возле мыса Доброй Надежды, чтобы определить широту, становится ясно, что он обладал определенными техническими знаниями. Это не было, однако, единственной квалификацией, в которой он нуждался, поскольку открытие не было его основным делом; он отправлялся в плавание в качестве посла, чтобы установить дипломатические отношения между королем Мануэлом и индийскими правителями во имя христианства и торговли. Современные писатели описывают его как смелого, упорного и властного человека, гордого и вспыльчивого; венецианский посланник Леонардо да Са Массер, который знал его, называет его жестоким. Однако, несмотря на такие природные недостатки, он проявил как терпение, так и твердость в обращении с уроженцами Востока в Каликуте и в портах захода, и эти качества позволили ему держать под контролем и сохранять доверие своих экипажей в неслыханно долгом плавании через почти неизвестные моря. Его флот состоял из четырех кораблей: флагмана "Сан-Габриэль", которым командовал он сам, а кормчим был Перо де Аленкер; "Сан-Рафаэль" и "Берриу", капитанами которых были его брат Пауло и Николас Коэльо, а кормчими - Жуан де Коимбра и Перо де Эсколар, а также грузового судна. Первые два были кораблями с квадратной кормой и небольшой осадкой, построенными для плавания под руководством Бартоломеу Диаша, и древесина для них была срублена в королевских лесах до смерти Жуана II; "Берриу" был каравеллой с латинской парусной оснасткой того класса, который использовался в экспедициях принца Генриха. Современные историки утверждают, что тоннаж "Сан-Габриэля" и "Сан-Рафаэля" составлял от 100 до 120 тонн, "Берриу" - 50, а грузового судна, как считается, - 200 тонн; но "тонна" в то время отличалась от современной, и если мы умножим цифры на два, то не допустим особого преувеличения; несмотря на это, по словам Дуарте Пашеку, суда были небольшими и построены таковыми преднамеренно из-за берегов и отмелей африканского побережья. "Сан-Габриэль" и "Сан-Рафаэль" имели три мачты с башенными надстройками впереди и сзади и квадратные кормы, а на носу у них была фигура святого покровителя. Существует цветной рисунок судов в манускрипте XVI века, "Memoria das Armadas", хранящемся в Лиссабонской Академии наук. Вооружение состояло из двадцати орудий, некоторые из них заряжались с казенной части; офицеры были облачены в доспехи и носили мечи; рядовые члены экипажей носили кожаные куртки и нагрудники и были вооружены арбалетами, топорами и пиками. Все было тщательно продумано и на снаряжение эскадры понесены большие расходы, но, согласно "Рутейру" (2), который был составлен участником экспедиции, возможно, Алвару Вельо, и содержит ее наиболее достоверное описание, были допущены серьезные ошибки при выборе товаров и предметов для подарков; первые не подходили для индийского рынка, вторые были недостаточно ценны, чтобы придтись по душе богатым восточным владетелям. Невежество объясняет первую ошибку, но не вторую; у короля Мануэла были большие долги и он не потратил бы деньги без надежды на отдачу; экспедиция стоила ему большой суммы, и вопрос о путешествии был сомнительным.
Дон Диогу Ортиз, ученый епископ Танжера, снабдил да Гаму картами и книгами, а Авраам Закуту предоставил астрономические инструменты, подготовил таблицы склонений и, возможно, научил его делать наблюдения. Наконец, часть груза составляли каменные колонны, которых устанавливали в различных пунктах в качестве символов открытия и владения. Экипажи, включая моряков, которые были с Диашем при открытии мыса Доброй Надежды, насчитывали 170 человек, из которых одна треть погибла во время плавания, главным образом от болезненной и отвратительной цинги; также на судах находился священник и осужденные преступники, которых предполагалось задействовать в более рискованных предприятиях (3). Диаш сам сопровождал экспедицию на каравелле на определенное расстояние, а затем направился к Мине.
Когда все было готово к отплытию, то, как пишет Барруш, король Мануэл вызвал капитанов к себе в Монтемор и в присутствии некоторых знатных лиц заявил, что желает открыть Индию ради распространения христианской веры и приобретения богатств Востока. Затем король вручил преклонившему перед ним колени да Гаме белое шелковое знамя с крестом ордена Христа на нем, и командующий экспедицией поклялся высоко нести его перед маврами и язычниками, и во всех опасностях на море, в огне и сражениях охранять и защищать его до самой смерти. Кроме того, он пообещал служить своему королю во время экспедиции с верностью и усердием, соблюдая его приказы, пока не вернется по милости Бога, для служению Которому он был послан. Когда эта торжественная церемония завершилась, он получил свои инструкции, верительные грамоты для вручения Пресвитеру Иоанну и королю Каликута, и копии отчета Ковильяна и других сведений, собранный Жуаном II о восточных странах.
Да Гама и его спутники прибыли в Лиссабон в начале июля 1497 г. и собирались выйти в море, не дожидаясь подходящего сезона, потому что ветры, благоприятные для навигации, тогда были едва ли лучше известны, чем искомая земля. Они провели ночь перед отплытием в молитвенном бдении в часовне Богоматери Вифлеемской на берегу Тежу, расположенной там, где сейчас стоит церковь Жеронимуш, и на следующий день, прослушав мессу, процессией направились на берег, сопровождаемые огромной толпой; моряки несли зажженные свечи, а горожане вторили литании, которую пели священники. Когда они дошли до лодок, все опустились на колени, и викарий из часовни, после прочтения общей исповеди, дал полное отпущение грехов тем, кто мог скончаться во время путешествия, в силу буллы папы Николая V. Все были растроганы, и в описании этой сцены Барруш отмечает, что берег, который был свидетелем многих подобных прощаний, можно назвать берегом слез для уходящих в море, и берегом радости для тех, кто вернулся. Пока на кораблях поднимали паруса, некоторые из провожающих вверяли моряков покровительству Бога, в то время как другие высказывали свое мнение об экспедиции; в красноречивых строфах IV песни "Лузиад" Камоэнс заставляет старика озвучивать всеобщее порицание опасного путешествия.
Отплыв из устья Тежу 8 июля, флот миновал Канарские острова и приблизился к африканскому побережью в Терра Альта. Затем корабли потеряли друг друга из виду в густом тумане и собрались только 26-го на островах Зеленого Мыса; на следующий день они бросили якорь в бухте Санта-Мария на острове Сантьягу, запаслись провизий и отремонтировали реи. Вновь выйдя в море 3 августа, да Гама держал курс на юго-восток, пока не прошел 200 лиг, когда он столкнулся со шквалом и на "Сан-Габриэле" сломалась главная рея; это заставило его лежать в дрейфе два дня и ночь. Чтобы спастись от штиля и течений Гвинейского залива, он решил описать большую дугу через Южную Атлантику к мысу Доброй Надежды, избегая той области океана, где Бартоломеу Диаша застигла непогода, и, соответственно, он направился на юго-запад в неизвестность, следуя по маршруту, аналогичному тому, по которому до сих пор ходят парусные корабли. Адмирал Гаго Коутиньо рассматривает эту решение как доказательство того, что одна или несколько предыдущих экспедиций, о которых не сохранилось никаких письменных сведений, узнали о направлении господствующих ветров. За исключением появления китов и птиц, ничто не нарушало однообразия ежедневно представавшей глазам моряков картины моря и неба до 1 ноября, когда появились признаки того, что недалеко находится земля, и 4-го она действительно появилась в поле зрения. Экипажи надели лучшую одежду, дали залп из бомбард и подняли на кораблях флаги в знак радости; и они вполне могли ее позволить, потому что провели девяносто шесть дней в море с тех пор, как покинули острова Зеленого Мыса. Поскольку они не смогли распознать землю, они снова отошли от нее, и через три дня открыли широкий залив, в который они вошли и назвали бухтой Св. Елены; здесь они остановились на восемь дней, чтобы почистить днища кораблей от ракушек, починить паруса и запастись дровами. Проведя наблюдения с помощью астролябии, моряки пришли к выводу, что находились в пределах тридцати лиг от мыса Доброй Надежды, - ошибка составила всего две лиги. Населявшие эту местность готтентоты были людьми смуглого цвета, одетыми в шкуры и вооруженными ассагаями; здешние собаки и птицы напоминали португальских. Моряки схватили одного туземца, хорошо обращались с ним и затем освободили, в результате чего пришло много других, и вначале между ними и португальцами установились дружеские отношения. Однажды солдат по имени Фернан Велозу получил разрешение пойти вместе с ними, чтобы узнать, как они жили и чем питались, но хотя туземцы угостили его едой из жареного тюленя и корней, они не взяли его в свой крааль. Через час или два его увидели у берега и услышали его крики. Да Гама, всегда пребывавший начеку, немедленно приказал прислать лодку, чтобы забрать Велозу, но его с трудом спасли, потому что туземцы, внезапно ставшие враждебными, преследовали его, и, метая свои ассагаи, ранили капитан-мора и некоторых других. Камоэнс описывает эпизод с оттенком юмора; он рассказывает, что, когда Велозу, который был хвастуном, поднялся на борт, один из его спутников сказал ему: "С этого холма лучше спускаться, чем подниматься"; на что искатель приключений остроумно ответил: "Да, но когда я увидел, как приближается так много этих собак, я ускорил шаг, вспомнив, что вам может понадобиться моя помощь".
16 ноября плавание возобновилось, но из-за встречных ветров португальцы не могли обогнуть мыс Доброй Надежды до 22-го, хотя они увидели его 18-го; 25-го числа флот, стоявший на якоре в бухте Моссел, где они пробыли тринадцать дней, разломал грузовое судно и распределил его содержимое по другим кораблям. Туземцы проявили враждебность к Бартоломеу Диашу, но да Гама нашел их дружелюбными; они дали ему браслеты из слоновой кости в обмен на маленькие колокольчики и красные шапки и продали ему одного из тех тучных быков, на которых привыкли ездить верхом, и мясо которого оказалось столь же вкусным, как португальская говядина. Обе стороны устроили танцы: аборигены на берегу под звуки флейт, моряки в своих лодках, и даже капитан-мор присоединился к этому развлечению. Позже, однако, вспыхнула ссора; туземцы обвинили португальцев в том, что они берут воду для кораблей, и преследовали их, словно собираясь напасть, после чего, чтобы показать свою силу, да Гама высадил вооруженный отряд и дал залп из двух бомбард, грохот которого заставил аборигенов укрыться в зарослях кустарника со своим скотом. На острове в заливе были установлены крест и каменная колонна, но когда флот готовился отчалить, то моряки увидели, что вновь появившиеся туземцы разрушали их.
На праздник Непорочного Зачатия да Гама отплыл, и сразу же столкнулся с одним из частых в тех широтах штормов, который заставил его корабли идти с убранными парусами; по словам Барруша, опасность кораблекрушения была такова, что экипажи больше думали о том, чтобы оплакать свои грехи, чем о навигации. Восемь дней спустя была пройдена река Грейт-Фиш, самая дальняя точка, достигнутая Диашем. В течение следующих нескольких дней течение Агульяс отбрасывало корабли назад, но сильный ветер позволил им преодолеть его, и на Рождество они подошли к земле, получившей название Наталь; было открыто семьдесят лиг нового побережья.
Возможно, чтобы сократить свой маршрут, да Гама взял курс в открытое море, и ушел так далеко от суши, что питьевая вода начала иссякать, еду приходилось готовить на соленой воде, и он был вынужден искать порт. 1 января 1498 г., бросив якорь возле входа в небольшую реку, он встретил со стороны туземцев настолько хороший прием, что назвал эту местность Землей Добрых Людей. Край был густонаселен и, как казалось португальцам, в нем жило больше женщин, чем мужчин, потому что на каждые двадцать мужчин, приходивших к ним, приходилось сорок женщин; возможно, у слабого пола просто было сильнее любопытство. Поскольку здесь было много меди, и туземцы обменивали ее на рубашки, да Гама назвал реку Медной. После пятидневного пребывания он продолжил свое путешествие и вскоре миновал мыс Корриентес, названный так от течений, которые огибают его.
Отныне да Гама покинул страну первобытных дикарей и собирался вступить в контакт с мусульманской цивилизацией в прибрежных городах Восточной Африки, центрах торговли золотом и слоновой костью из внутренних частей континента, населенных смешанной расой, частично арабской и персидской, частично туземной; наиболее значительными из этих городов были Софала, Мозамбик, Килва, Момбаса и Малинди. Он прошел далеко на восток от первого и 25 января прибыл к Риу-де-Бонс-Сигнаиш в Килимане, где, по словам "Рутейру", люди получали удовольствие от посетителей, привозя свои товары для продажи, в то время как португальцы посещали их деревни, чтобы набрать питьевой воды. Один из туземцев, который поднялся на борт, приехал из далекой страны и раньше видел большие корабли; это порадовало сердца моряков, потому что заставило их поверить, что они приближаются к месту назначения. К сожалению, в течение тридцати двух дней, которые участники экспедиции провели там, приводя в порядок свои суда, многие из моряков заболели, а некоторые скончались от цинги. По этому случаю Пауло да Гама, брат Васко, проявил свою доброту и участие, навещая заболевших и раздавая им лекарства, которые он вез для себя. После установки колонны, которая была названа в честь Св. Рафаила, потому что она была привезена на этом корабле, флот продолжил свой путь и встал на якорь на рейде Мозамбика 2 марта; лодки сразу же окружили суда, и, считая пришельцев мусульманами, как и они сами, туземцы без всякой опаски поднимались на борт и принимали португальское гостеприимство. Через переводчика да Гама услышал, что они торговали с арабами, четыре судна которых, нагруженные золотом, серебром, драгоценностями и пряностями, находились в порту, что эти товары изобиловали дальше, так что не было необходимости покупать их, и что драгоценные камни можно было собирать в корзины! Он также узнал, что там лежит богатый остров, половина населения которого была христианами, и что Пресвитер Иоанн жил внутри, но ему принадлежало много городов вдоль побережья, - вести, которые заставили португальцев плакать от радости. Автор "Рутейру" отмечает, что суда, которые он видел, были большими и оснащенными палубами, но не имели гвоздей, доски были скреплены веревками, а паруса сделаны из пальмовых циновок. Их моряки пользовались компасом, квадрантом и навигационными картами.
Султан Мозамбика был предупрежден о вероисповедании посетителей, но поднялся на борт флота и устроил демонстрацию дружбы; он предоставил двух лоцманов, о которых его просили, и да Гама благоразумно договорился с ними, что один должен всегда оставаться на борту, когда другой сойдет на берег. 10 марта корабли перешли к острову Св. Георгия, где была установлена ??колонна, отслужена месса, и, поскольку наступило время поста, некоторые члены экипажей исповедовались и получили святое причастие. Теперь местные жители знали, что они имеют дело с христианами; одного из лоцманов можно было удержать на борту только силой, а другому удалось бежать. Была предпринята попытка побудить да Гаму приблизиться к городу, с целью захватить корабли, но он раскрыл заговор и дал приказ к отплытию; однако течения и отсутствие ветра помешали кораблям отойти от Мозамбика на большое расстояние, и потребность в воде вынудила его вернуться. Тем временем мавры построили частокол вокруг источников, и когда португальцы высадились, они подверглись нападению. В ответ да Гама бомбардировал это место и после пополнения запасов воды отплыл. По пути лживого мавританского лоцмана по приказу капитан-мора высекли плетьми и, возможно, в отместку за это, он провел его флот мимо Килвы, которую да Гама хотел посетить, и держался вдали от побережья, пока они не прибыли в Момбасу 7 апреля. Здесь их ожидало новое предательство; португальцам сказали, что в городе есть христиане, что вызвало у них желание сойти на берег, чтобы услышать мессу вместе с туземными собратьями по вере, но в ночь их прибытия 100 человек, вооруженных ножами, попытались ворваться на борт корабля да Гамы. На следующий день, в Вербное воскресенье, султан Момбасы прислал подарки от двух мнимых христиан и пригласил капитан-мора войти в гавань, после чего последний отправил посланников, чтобы ратифицировать эти мирные заверения; их провели в дом предполагаемых христианских купцов, которые показали им бумагу с рисунком Святого Духа в доказательство искренности своих намерений. Да Гама уже входил со своими кораблями в порт, когда небольшое столкновение заставило "Сан-Габриэль" встал на якорь, после чего мусульманские лоцманы, думая, что их заговор разоблачен, прыгнули в море, и когда некоторые люди, которых Пауло да Гама захватил в Мозамбике, были подвергнуты пыткам, они признались, что им были даны приказы захватить флот. В полночь вооруженные пловцы попытались перерезать якорный канат "Берриу", но были обнаружены. Даже после этого да Гама оставался у Момбасы еще два дня в надежде получить нового лоцмана, но, поскольку он потерпел неудачу в этом, и больные члены команды выздоровели, он снялся с якоря и в канун Пасхи, 14 апреля, достиг Малинди. С его побеленными домами, раскинувшимися вдоль берега залива, город напомнил автору "Рутейру" родину, - он был похож на Алькосете на Тежу, недалеко от Лиссабона, - и португальцев приветствовали так, как не было с тех пор, как они встретили мусульман. Страх перед их артиллерией, вероятно, частично объяснял это; должно быть, власти слышали о том ущербе, который она нанесла дальше на юге. Более того, султан, возможно, надеялся благодаря союзу с королем далекой страны избавиться от верховенства, которое установила Килва над другими прибрежными городами.
По пути из Момбасы была захвачена лодка с несколькими находившимися в ней маврами, и да Гама отправил одного из них к султану, чтобы объявить о своем желании установить с ним дружеские отношения и нанять лоцманов, которые провели бы его корабли к Индии; был получен благоприятный ответ, стороны обменялись подарками, и он приблизился к городу и бросил якорь. Султан послал ему шесть овец и несколько ценных специй и предложил устроить личную встречу, которая состоялась 18-го; он подошел к борту флагмана на гребной лодке, одетый в дамасскую мантию, отделанную зеленым атласом, с великолепным тюрбаном на голове, сидя в выложенном подушками бронзовом кресле под малиновым зонтиком, и его сопровождали музыканты, играя на трубах из слоновой кости. Да Гама спустился в свою пинассу и поговорил с ним через переводчика, но не принял приглашение посетить дворец, сказав, что его повелитель запретил ему сходить на берег, пока он не достигнет Индии; он научился осторожности благодаря своему опыту в Мозамбике и Момбасе. Однако он освободил пленников, захваченных им по пути, что очень понравилось султану, который по окончании своего трехчасового визита совершил обход кораблей среди салюта из бомбард, и на следующий день да Гама сам прошел на лодке вдоль прибрежной части города и стал свидетелем показательного сражения, устроенного в его честь, но снова отказался сойти на берег. В порту стояли четыре судна, которые, как говорят, принадлежали индийским христианам, и когда некоторые из их экипажа поднялись на борт "Сан-Габриэля", они простерлись ниц и молились перед изображением Богоматери у подножия креста, сжимавшего в своих объятиях мертвого Христа. Они, вероятно, думали, что оно представляет одного из их богов, но португальцы увидели в их поступке доказательство общей веры и соответственно радовались. Разумеется, они утвердились в этом убеждении, когда на другой день, увидев, как да Гама подошел на кораблях к городу, те же предполагаемые христиане начали громко восклицать: "Христос! Христос!" - вероятно, "Кришна", второе лицо их Троицы. Во время девятидневной стоянки в Малинди португальцев развлекали потешными боями и музыкальными представлениями, но обещанный лоцман не появился; однако, задержав доверенного слугу султана, да Гама все же добился того, что гуджаратский лоцман ибн Маджид, также принятый за христианина, прибыл на борт, и 24-го флот отплыл в Каликут.
Пройдя несколько дней вдоль африканского побережья, он пересек Индийский океан, и спустя двадцать три дня, 18 мая, стали видны Гаты. В "Рутейру" ничего не говорится об эмоциях, которые наверняка охватили мореплавателей при первом взгляде на Азию, но Камоэнс, прибывший тем же путем полвека спустя и использовавший свой собственный опыт в отношении путешествия да Гама, подчеркивает их облегчение и благодарность капитана Всевышнему:
Услышав это, славный капитан,
Страданьями и бурей изнуренный,
Со вздохом на колени опустился
И к Господу с молитвой обратился.
(Лузиады, песнь VI, 93).
20 мая флот бросил якорь у Каликута и великое предприятие было совершено; португальцы достигли земли изобилия.
Они прибыли в Индию в подходящий момент. Могущество Моголов все еще ограничивалось севером (Династия Великих Моголов была основана в Северной Индии позже, в 1526 г. - Aspar), и они обнаружили, что юго-западное побережье разделено между несколькими небольшими государствами, индуистские правители которых враждовали друг с другом и не возражали против того, чтобы продавать свою продукцию чужестранцам. Одним из этих государств был Каликут, самый важный торговый центр, управляемый саморином, который жил во дворце за городом со своими придворными, состоявшими из священнослужителей-брахманов и наиров, представителей военной касты. Экспортная торговля целиком находилась в руках мусульманских купцов, принадлежащих к двум классам - обращенных туземцев и их потомков, а также недавно прибывших, главным образом арабов и персов, для которых приход христиан представлял серьезную угрозу. Религиозные разногласия и корысть, две мощные причины вражды, побудили их с самого начала противостоять португальцам, и последние должен были принять вызов, если они не хотели отказаться от многолетних планов и мечтаний о будущем богатстве. Не могло быть никакого компромисса между конкурирующими вероучениями и торговцами; один должен был выиграть схватку и вытеснить другого.
В ответ на послание да Гамы, извещавшее о его посольстве, саморин приветствовал его и направился в Каликут. В то же время его лоцманы направили корабли на якорную стоянку у Пандарани, в нескольких милях к северу, из-за ее большей безопасности, и здесь португальцы оставались почти три месяца.
Услышав, что саморин достиг своей столицы, да Гама отправился на берег, чтобы вручить письмо, которое он привез от короля Португалии, взяв с собой тринадцать человек и оставив его брата и Николау Коэльо за старших на кораблях с приказом отплыть домой, если он не вернется. По прибытии в Каликут португальцев проводили в "церковь" и в святилище показали статую, которая, как им сказали, представляла Богоматерь, и, соответственно, они преклонили колени и помолились; здание действительно было храмом, а изображение, возможно, представляло Деваки, мать Кришны. Священники окропили капитан-мора святой водой и дали ему белую землю, которую он передал кому-то другому, пообещав использовать ее позже. Он, возможно, заметил, что она состояла ??из частиц пыли и коровьего навоза, и у него, должно быть, возникли сомнения относительно церкви при виде фресок, нарисованных на стенах, потому что, хотя автор "Рутейру" искренне называет их святыми, он говорит, что у них были зубы, выступающие на дюйм изо ртов, и четыре или пять рук. Тем не менее, из письма короля Мануэла к королю Испании, написанного после возвращения экспедиции, ясно, что португальцы даже тогда были убеждены, что индусы Каликута, хотя и не обладали полным знанием веры, были христианами.
Да Гама совершил триумфальное шествие через город в сопровождении знатного индуса и людей, бивших в барабаны, трубивших в трубы, игравших на волынках и стрелявших из аркебуз; огромная толпа собралась на улицах и устроила такую давку, что португальцам пришлось силой пробиваться во дворец. Когда они предстали перед саморином, они обнаружили, что он лежал на кушетке под позолоченным балдахином, держа в левой руке золотую плевательницу, а слуга подавал ему бетель для жевания из большого золотого сосуда. После того, как посетителям были поданы фрукты, саморин дал частную аудиенцию да Гаме, чтобы он мог объявить о цели своего посольства, и капитан-мор сделал упор на могуществе и богатстве короля Мануэла и усилиях, предпринятых его предками, чтобы открыть Индию, не ради золота и серебра, а потому что они знали, что там существовали христианские правители. Он объявил, что его государь приказал ему не возвращаться, пока он не обнаружит этого христианского правителя под страхом потери головы, и что он желал дружбы с саморином. В конце встречи последний по просьбе да Гамы пообещал отправить послов в Португалию. На следующий день капитан-мор приготовил свои подарки, состоявшие из полосатой ткани, алых капюшонов, шапок, ниток кораллов, футляров для умывальников, сахара, масла и меда. Согласно "Рутейру", торговый агент саморина посмеялся над этими дарами, заявив, что они не годятся для царя, и посоветовал ему преподнести золото; да Гама ответил, что не привез его, потому что он не был торговцем, и предметы были его собственным подарком, а не дарами короля. Он был зол на то, что ему не разрешили передать их, и попросил увидеть саморина, и после большой задержки ему была дана еще одна аудиенция. Саморин отметил, что, хотя да Гама сказал ему, что он из очень богатого королевства, он ничего не привез, и спросил, прибыл ли он искать камни или людей, после чего капитан-мор извинился, сказав, что целью его путешествия было просто сделать открытия. Затем саморин стал просить подарить ему золотую статую Богоматери, которую, как он слышал, привез Гама; последний сказал, что она не из золота, и даже если бы она действительно была золотой, он не расстался бы с ней, потому что Мария провела его через океан и отведет его домой. Затем он передал письмо от короля Мануэла, и, несмотря на свое разочарование, саморин дал разрешение на выгрузку и продажу принесенных им товаров.
Затем да Гама и его спутники отправились обратно в Пандарани, где стояли пришвартованные корабли, но с наступлением ночи им пришлось остаться в странноприимном доме, где их продержали два дня. Когда они попросили лодки, чтобы доставить их на свои корабли, им сказали, что они могут получить их, только если прикажут судам приблизиться к берегу, в противном случае им не позволят отплыть; и затем их попросили снять и отвезти на берег паруса и рули с кораблей. Капитан-мор отважился отказаться от всех этих требований и хотел обратиться с жалобой к саморину; в то же время он тайно послал сообщение Николау Коэльо, чтобы тот перевел корабли в безопасное место. Он не позволял им заходить в порт, потому что боялся, что их захватят. Его мужество и сопротивление, оказанное саморином враждебным предложениям мусульманских купцов, спасли его, и когда товар был доставлен, он был освобожден, но товары не нашли покупателей, потому что мусульмане хулили их, и когда они встречали европейцев на берегу, то плевали на землю, крича: "Португалия! Португалия!" Получив жалобу капитана на такое поведение, саморин доставил товар в Каликут за свой счет, и в конечном итоге он был продан с убытком ради получения образцов индийской продукции.
Индуистское население проявляло дружелюбие к морякам, которые сошли на берег, и в обмен на их доброту и ради установления хороших отношений да Гама приветствовал и кормил тех, кто поднимался на борт, чтобы осмотреть корабли.
Васко да Гама попытался заключить договор с саморином, но потерпел неудачу, потому что советники последнего были подкуплены мусульманскими торговцами, которые объявили португальцев пиратами, поэтому он решил в августе отплыть на родину; сначала, однако, он известил о своем намерении саморина и попросил партию специй для своего господина. В ответ поступило требование об уплате 223 ф. ст. таможенных пошлин; над оставшимися товарами и надзирающими за ним португальцами была установлена ??охрана, а прокламация запрещала лодкам приближаться к кораблям. Возможно, цель этой акции состояла лишь в том, чтобы добиться уплаты пошлин, но да Гама приписал ее враждебности мусульманских торговцев, которые сказали саморину, что если португальцам будет разрешено торговать в Каликуте, другие суда будут избегать его, и страна будет разорена; они также сказали, что чужестранцы не могут ничего дать, а только хотят взять. Капитан-мор узнал от мавра из Туниса по имени Монсаид о существовании заговора с целью убить его, и заключив в тюрьму некоторых индусов высокого ранга, которые поднялись на борт кораблей, он смог вернуть людей, содержащихся под стражей, и часть товаров. В последний момент саморин отправил письмо, обращенное королю Мануэлу, с просьбой прислать золото, серебро, кораллы и алую ткань в обмен на специи и драгоценные камни, и отдал приказ установить колонну, которую Гама привез с собой. В конце августа флот отправился в обратный путь; он увозил Монсаида, чьей жизни угрожала опасность из-за помощи, которую он оказал португальцам, и пять или шесть индийцев, чтобы король Мануэл мог их увидеть и получить информацию о стране. По пути вдоль побережья да Гама установил еще одну колонну, сделал остановку на островах Анджадива для кренгования своих судов и взял на борт еврея, впоследствии известного как Гашпар Индийский или Гашпар да Гама. Из-за штиля и встречных ветров пересечение Аравийского моря заняло почти три месяца, тридцать членов экипажа погибли от цинги, и только семь или восемь человек на каждом корабле еще могли управляться с парусами. В этих условиях дисциплина ослабла, и да Гама думал, что ему придется вернуться в Индию, но в конце концов он поймал попутный ветер, который принес его в поле зрения африканского побережья возле Могадишо 3 января 1499 г., и через четыре дня он достиг дружественного порта Малинди. Здесь он установил еще одну колонну, хотя в настоящее время она не существует. Узнав, что у него недостаточно людей для управления тремя судами, да Гама сжег "Сан-Рафаэль", за исключением носовой фигуры, которую можно увидеть в церкви Жеронимуш (4), и перевел его команду на остальные. 1 февраля он достиг Мозамбика и установил последний падран на острове Святого Георгия. 20 марта "Сан-Габриэль" и "Берриу" вместе обогнули мыс Доброй Надежды, но месяцем позже буря разлучила их; Коэльо продолжил свой путь и вошел в устье Тежу 10 июля, через два года и два дня после отплытия, тогда как капитан-мор отправился на остров Сантьягу. Затем, как утверждается, он отправил флагман в Лиссабон, а своего больного брата отвез на Терсейру на зафрахтованной каравелле (5); там Паулу скончался, а Васко 9 сентября прибыл в Лиссабон и через три дня совершил свой триумфальный въезд в город, проведя предыдущие дни в трауре в связи с постигшей его утратой.
Его дипломатическая миссия провалилась из-за мусульманской интриги, но он открыл морской путь в Индию и привез на родину образцы ее продукции - корицу, гвоздику, имбирь, мускатный орех, перец и драгоценные камни. То, что он совершил, можно было повторить, потому что первый шаг всегда самый трудный, и перед Португалией открывалось сказочное богатство, если только у нее хватит смелости захватить его. Плавание да Гамы в Индию было величайшим из всех свершений, записанных в летописях мореплавания до того времени, и более выдающимся, чем у Колумба, ибо последний не только преодолел намного более короткое расстояние, но, благодаря ветру, мог идти почти прямо с Канарских островов к своей цели.
В научных знаниях да Гама также проявил свое превосходство, точность его карт резко контрастирует с ошибками, допущенными генуэзцем, чьи широты иногда оказываются неправильными на десять градусов, и лишь немногие возьмутся отрицать, что он был человеком героической натуры, когда они примут во внимание достижение, благодаря которому он осуществил мечту принца Генриха Мореплавателя об объединении Востока и Запада. Для нас открытие Америки превосходит все другие по значению, но в конце XV и начале XVI вв. главной целью было достичь стран пряностей, и, следовательно, тогда как результаты путешествий Колумба вызвали разочарование, известие о прибытии португальцев в Каликут возбудило умы людей во всех странах и наполнило их удивлением, завистью или тревогой.
В то время религия арабского пророка приближалась к своему политическому зениту, его приверженцы угрожали Европе завоеванием и отрезали ее от контактов с Востоком; они обложили ее своеобразной податью, потому что контролировали маршруты, по которым лекарственные снадобья и пряности поступали из Индии на Запад. Эти высоко ценимые продукты доставлялись на мусульманских судах в устья Персидского залива и Красного моря, а затем перевозились на верблюдах через владения султанов Турции и Египта в Триполи и Александрию, затем попадали в Италию на венецианских и генуэзских галерах, а отсюда поступали в Брюгге или Антверпен морем, или в города Южной Германия по дороге, через Альпы.
Пряности использовались для того, чтобы сохранить и придать вкус пище в домах знати и богачей, ибо в те дни люди не ценили естественный вкус рыбы, мяса и птицы, но любили есть их сильно приправленными; они также использовались для скрытия следов гниения и способствовали пищеварению, и стоимость этих статей торговли в конце их пути была пропорциональна его длине и множеству земель, через которые они прошли. Богатство, которое эта торговля приносила султанам и Венеции, вызывало зависть у других народов, и желание участвовать в ней было одной из причин, побудивших португальцев к путешествиям, кульминацией которых стало плавание да Гамы.
Открытие морского пути вокруг мыса Доброй Надежды имело важные результаты; оно ослабило ислам, позволив враждебной державе утвердиться у него на фланге, и лишив султанов Турции и Египта значительной части доходов, получаемых ими от транзита через их территории восточных товаров; оно также привело к приобретению Португалией владычества, основанного на господстве над Индийским океаном, и, что касается Европы, к практической монополии на торговлю специями.
Король Мануэл принял армиллярную сферу в качестве своего герба и несколько преждевременно добавил новый титул к своей короне, именуя себя отныне "Господин завоевания, навигации и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии", объяснение которого занимает очень интересную главу у Барруша. Португальцы основали свои претензии на факте открытия и папских уступок, дарованных из-за пролитой ими крови и потраченных денег, и в следующем столетии их дело было умело представлено и отстаивалось выдающимся юристом фреем Серафимом де Фрейташем в его труде "DeJustoImperioLusitanorum", представлявшем собой ответ Гроцию. Если титул, принятый доном Мануэлом, кажется весьма пышным, как и заглавие истории Барруша (6), он звучит скромно по сравнению с титулами некоторых восточных владык, и при Албукерки король действительно господствовал в судоходстве и морской торговле названных стран, хотя на суше его власть никогда не простиралась за пределы побережья. В память о прошлой славе последующие короли Португалии носили титул долгое время спустя после того, как он перестал иметь какое-либо основание. Точно так же британские монархи продолжали называть себя королями Франции и после того, как лишились последнего дюйма французской территории, и "Защитниками веры", - титул, присвоенный папой римским, - когда они перестали быть католиками и пытались уничтожить ту же веру суровыми уголовными законами и кровавыми гонениями.
В знак благодарения Богу король Мануэл построил церковь и монастырь Жеронимуш и щедро вознаградил человека, который первым отправился на корабле из Европы в Индию. Он предоставил ему титул дона, ежегодную пенсию в 1000 крузадо и город Синиш, место его рождения; но орден Сантьяго, которому он принадлежал, отказался с ним расстаться, и да Гаме, наконец, пришлось довольствоваться Видигуэйрой, по которой он получил титул графа, пожалованный ему в 1519 г. Незадолго до его второго плавания король даровал ему другие милости, в том числе еще одну пенсию, звание адмирала Индийских морей и право на импорт товаров с Востока стоимостью до 200 крузадо, так что он стал одним из самых богатых людей в Португалии. Награды не были, как это часто бывает, не пропорциональны оказанным услугам, и их можно справедливо противопоставить случаям предполагаемого пренебрежения королем Мануэлом людей равной ценности.
(1) Это слово, которое использует Барруш, но, как и в заглавии его "Азии", его не следует восприниматься слишком буквально; португальцы не стремились покорить Индию, а только господствовать на побережье и взять в свои руки морскую торговлю специями и лекарственными снадобьями.
(2) Впервые напечатан Диого Копке и доктором Антонио да Коста Пайва в 1838 г. и переведен Э. Г. Равенштейном, "Дневник первого путешествия Васко да Гамы, 1497-1499" (Hakluyt Society, 1898), который приводит карты, показывающие маршрут плавания в Индию и обратно, как он его себе представляет. Его работа имеет большую ценность.
(3) Равенштейн, op. cit. p. 173, приводит список участников.
(4) Статуя архангела высоко ценилась да Гамой и его потомками; она совершила три плавания в Индию вместе с ним, и маркиз де Низа брал ее в своих двух посольствах во Францию в 1642 и 1647 годах.
(5) Автор "Рутейру" резко обрывает свое повествование 25 апреля, потому что, по словам доктора Франца Хюммериха, он высадился в Сьерра-Леоне и вернулся в Лиссабон лишь спустя нескольких лет (Studien zum Roteiro der Entdeckungsfahrt Vascos da Gama в Revista da Universidade de Coimbra, vol. х, 1923). Адмирал Мораиш-и-Соуза считает невозможным, чтобы да Гама совершил такое нарушение долга и дисциплины, что задержался на Азорских островах, вместо того, чтобы поспешить в Лиссабон и сообщить о результате плавания (Sciencia Nautica dos pilotos Portugueses nos seculos XVe XVI). Однако к его точки зрения следует относиться с осторожностью, поскольку он принимает на веру утверждения Гашпара Корреа, которому можно доверять только после того, как он прибыл в Индию и написал о том, что лично видел.
(6) "Об Азии и достижениях португальцев в открытии и завоевании морей и земель Востока".