Аннотация: Об архиепископе Гоа, инквизиции, духовенстве, и церковных обрядах, которые соблюдают там, вместе с другими событиями.
Глава 6.
Об архиепископе Гоа, инквизиции, духовенстве, и церковныхобрядах, которые соблюдают там, вместе с другими событиями.
Поговорив о вице-короле и его положении, будет уместным уделить некоторое внимание архиепископу, первому прелату в Индиях. Тот, который носил этот сан во время моего пребывания в Гоа, принадлежал к ордену Св.Августина, чье облачение он носил; ему было около 50 лет, и он был облечен саном архиепископа уже около 15 или 16 лет. Он пользуется большим уважением благодаря своим благотворительным делам и раздаче милостыни. Он публично раздает милостыню всем нуждающимся, таким же образом, как и вице-король; но он раздает ее чаще, т.к. чаще совершает выезды за пределы сой резиденции. Ему прислуживают за столом так же, [как и вице-королю], ибо было время, кода он совмещал должность вице-короля и архиепископа (1). Он получил титул "ваша светлость", подобно вице-королю; он имеет власть над всем духовенством в индиях и представляет там Папу. Ему подают еду за столом в накрытых блюдах, и он обедает на людях. У них есть обычай кормить за свои столами дюжину людей теми же самыми яствами, [которые они едят сами], но усаживать их ниже, чем сидят сами; но этот архиепископ усаживает их за другим столом, [стоящим] напротив его собственного. Это бывает за обедом и ужином. Ему подают кушанья на серебряной посуде с позолотой, а бедным - на фарфоровой. Эти бедняки - не индийцы, но португальские солдаты и матросы, дошедшие до нужды либо из-за своего пристрастия к азартным играм, либо из-за того, что они не получают жалованья. Когда он находится за столом, дверь его трапезной открыта, и его слуги выбирают и проводят туда 12 человек по своему усмотрению. Забавно видеть, как они наперегонки устремляются к первому месту, и как тот, кто первым успел занять его, не уступает его другим. Я часто обедал там, когда у меня не было денег. Когда же нищих больше 12 человек, остальные ожидают в большом зале, пока архиепископ не поест, а затем некоторым из них выносят остатки с его стола.
Доход этого прелата невероятно велик; у него есть стольник, имеющий состояние в 60000 крузадо, и все другие его слуги и чиновники столь же богаты. Этих слуг называют "Criados"; большинство из них родом из Португалии. Другие [слуги] - рабы, называющиеся "Captivos" (2). Милостыню он раздает не всегда из своего собственного кошелька, но каждый год получает на эти цели большие суммы денег в мелкой монете. Он получает большой доход и подарки от всех других прелатов и представителей духовенства в Индиях. Он держит свой собственный двор и имеет в Гоа собственные тюрьмы; также он осуществляет контроль над инквизицией и получает свою долю от имущества, конфискованного у осужденных ею людей. Архиепископ уделяет много внимания строительству церквей и монастырей, и в основном того, который принадлежит его собственному ордену, каковой монастырь он весьма расширил и преумножил его достояние (3); также за ним закреплена там особая келья, где он уединяется порой от мирских забот на два или три дня подряд. Иногда он уезжает на целых восемь дней в другой монастырь, называемый "Nuestra Senhora del Capbo", который принадлежит капуцинам или отшельникам, [стоящий] на входе в реку. Он отплывает туда по реке в маншуа или небольшом палубном галиоте.
Когда вице-король или архиепископ отправляется куда-либо по реке, их сопровождает несчетное множество маншуа, принадлежащих сеньорам. На борту их играет музыка - корнеты, рожки и другие инструменты; у всех знатных сеньоров имеются такие же. Когда архиепископ следует по улицам [Гоа], его несут в паланкине, в сопровождении многих сеньоров, едущих верхом, и прелатов, каждого [из которых] несут в своем паланкине. Затем следуют пешком множество пажей и вооруженных слуг. Его слуги-португальцы или "Creados" едут верхом. Во время больших торжеств и общественных процессий он идет пешком, облаченный в свои архиерейские ризы, а капеллан или раздатчик милостыни несет перед ним крест, похожий на тот, что я видел в церкви иезуитов, о котором я говорил выше (4). Во дворе его дома и перед ним всегда находится много пажей и стоят паланкинов сеньоров, и других (лиц), которые прибыли повидаться с ним по делам или нанести ему визит. Он никогда не покидает Гоа (5) и никогда не совершает визитов к кому бы то ни было, препоручив эту обязанность епископу (6).
У этого прелата было большое желание вернуться в Португалию, но он не осмелился [самовольно] уехать, поскольку вице-король должен сначала прислать другого ему на смену. Тем не менее, он получил разрешение на отъезд и сделал все необходимые приготовления к нему, запасшись продовольствием и "мателотажем" для более чем сотни людей, кроме его собственного штата, которых было намного больше этого числа; а расходы на пропитание одного человека в пути от Индий до Португалии составляют свыше 300 пердос. Два моих компаньона и я представили ему нашу петицию, дабы он разрешил нам сесть на борт его карраки, на каковую просьбу он ответил милостивым согласием, как и на множество других. Но примерно за месяц до того, как суда были готовы к отплытию, ему пришло в голову перенести свой отъезд на следующий год, и впоследствии я слышал, что он действительно благополучно вернулся в Лиссабон годом спустя (7). Пока я был в Индиях, до меня доходили слухи, что король Испании сильно разгневан на него из-за смерти короля Ормуза, которого он приказал сжечь [на костре] в Гоа, как я расскажу ниже (8). Ибо все португальцы говорили, что он единолично вынес такой приговор, тогда как вице-король (9), и вся знать, и даже инквизиция желали сохранить ему жизнь; но архиепископ настоял на своем при помощи щедрой раздачи пистолей, которых у него водилось с избытком. Со своей стороны, я нашел его добродушным человеком и щедро раздающим милостыню. Он обеспечил нас средствами для покупки (верхней) одежды и рубашек, когда наступило время для нашего отъезда. Он часто беседовал с нами и обходился с нами весьма учтиво. Он был невероятно удивлен, что французы решились обогнуть мыс Доброй Надежды, зная, что короли Франции и Испании находятся в союзе и поддерживают дружеские отношения. Поэтому он считал всех, кто совершает подобное [т.е. нарушение португальских притязаний на монопольное господство в Индийском океане. См.предисловие. - Aspar] пиратами и грабителями, - такого же мнения о нас держались и все другие; и что это не было бы так странно, если бы мы были англичанами или голландцами, врагами их страны и веры. Несмотря на всё это, архиепископ не говорил, подобно остальным, что нас следует повесить, привязав к шеям грамоту и паспорта нашего короля.
Долгое время он вел тяжбу с иезуитами, поскольку они отказывались признавать его главенство, утверждая, что подчиняются только Папе и генералу своего ордена; этот судебный процесс рассматривался в Риме. Когда он выезжает за пределы своей резиденции, над его головой несут большой сомбреро или зонтик от солнца; и стоит отметить, что его зонт, равно как и вице-короля, и других знатных сеньоров, очень великолепен, и обтянут бархатом или другой шелковой материей, а зимой - некой тонкой навощенной тканью, а ручка изящно сработана и раскрашена в золотой и лазурный цвета.
Что касается других прелатов, то они занимают свои кафедры, руководствуясь тем же установлением, что в Испании. Инквизиция (10) состоит из двух духовных особ, к которым относятся с большим почтением и уважением; но один [из них] обладает значительно большим рангом, чем другой, и именуется "Inquisidor Major" ("Главный инквизитор"). Их деятельность носит более строгий характер, чем в Португалии; они часто сжигают на костре евреев, которых в Португалии называют "Christianas noeuos", т.е. "новые христиане". Когда они впервые предстают перед Священным Трибуналом, все их имущество сразу же подвергается конфискации; их редко арестовывают, если они не богаты. Все судебные издержки для тех, кто не имеет необходимых средств, возмещаются за счет средств короля. Но обычно они привлекают к суду только тех, о ком точно знают, что они накопили значительное состояние. Ничто в мире не может сравниться с этим процессом по части его безжалостности и жестокости. Достаточно наименьшего подозрения, малейшего [неосторожного] слова, будь то ребенка или раба, который хочет отомстить своему хозяину, чтобы отправить человека на виселицу; и они [инквизиторы] доверяют ребенку, как бы мал он не был, едва только он научился говорить. Иногда их [жертв инквизиции] обвиняют в том, что они кладут свои распятия в подушки, на которых сидят или стоят на коленях (во время церковной службы); иногда же в поругании образов, или же в том, что они воздерживаются от употребления свиного сала; короче говоря, что они всё еще тайно соблюдают свой древний закон, хотя на людях выдают себя за добрых христиан. Я поистине верю, что нет такого греха, который бы им не приписывали. Смерти предают только богатых, тогда как бедные отделываются определенным покаянием. Самое жестокое и достойное порицание во всем этом деле заключается в том, что любой человек, желающий зла другому, может пойти [к инквизиторам] и обвинить его в любом преступлении. Когда же того арестуют, то ни один друг не осмеливается заступиться за него, или навестить его [в тюрьме] или поднять руку в его защиту, как если бы его обвиняли в государственной измене. В обществе люди не осмеливаются отзываться об инквизиции иначе как с большой похвалой и уважением; и если человек невзначай обронит хоть малейшее слово по ее адресу, он должен сразу пойти, обвинить и донести на самого себя, если он подозревает, что его кто-то мог услышать. В противном случае, если на вас донесет другой, вы сразу будете арестованы. Это - страшная и наводящая ужас вещь, оказаться там хотя бы раз, поскольку у вас нет ни единого ходатая или адвоката, который мог бы замолвить за вас слово, тогда как они [инквизиторы] выступают сразу и в роли судей, и в роли стороны обвинения. Форма следствия такая же, как в Испании, Италии или Португалии. Иногда люди содержатся в заключении два или три года, не зная причины [своего ареста], и в таком месте, где они ни разу не видят ни единой живой души, кроме приходящих к ним служителей инквизиции. Если у них нет средств к существованию, их кормят за королевский счет. Индийские язычники и мавры, какую бы религию они не исповедуют, не подлежат [суду] этой инквизиции, если они не стали христианами, и даже в таком случае с ними не обращаются с такой строгостью, как с португальцами или с "новыми христианами" из Португалии, или другими христианами из Европы. Но если, паче чаяния, индиец, мавр или язычник, житель Гоа, отговорит или воспрепятствует другому перейти в христианство, и если это будет доказано, он будет наказан инквизицией, как человек, заставивший другого отпасть от христианства; такие случаи бывают часто. Причина, по которой они так строго относятся к этим индийцам, заключается в том, что, по их мнению, они не могут быть такими стойкими в вере, как старые христиане; также, что это наказание послужит назидательным примером для остальных, и позволит им не сбиться с пути истинного. По той же причине, далее, они позволяют им сохранять некоторые их мелкие языческие и магометанские предрассудки, например, не есть свинину или говядину, не пить вино, и носить свое прежнее платье и украшения, - как мужчинам, так и женщинам, которые обратились в христианство.
Число всех тех, кого предала смерти инквизиция обычным порядком в Гоа, не поддается подсчету. Я ограничусь единственным примером голландского ювелира или огранщика, который прожил там больше 25 лет и женился на португальской метиске, от которой у него была на редкость красивая дочь брачного возраста, и скопил состояние на сумму около 30 или 40 тысяч крузадо. В это время он поссорился со своей женой, которая из мести обвинила его в том, что он хранит у себя дома книги ложной религии (11), вследствие чего был арестован, а его имущество конфисковано. Половина его была оставлена жене, а другая отошла инквизиции. Я не знаю, что с ним стало, но склонен полагать, что он был казнен, или, в лучшем случае, лишился всего своего имущества; он был голландцем. С одним португальским солдатом, который был дважды женат - в Португалии и в Индии, - обошлись гораздо мягче; но [лишь по той причине, что] он был беден. Они отправили его на своей карраке под арестом в Лиссабон; если бы он был богатым, его никогда не выпустили бы из тюрьмы. В остальном, все другие инквизиционные трибуналы Индий зависят от гоанского (12). Свои приговоры они выносят по дням больших церковных праздников. Затем они заставляют несчастных обвиняемых пройти процессией в рубашках, вымоченных в сере, и разрисованных языками адского пламени; различие между осужденными на смерть и остальными заключается в том, что [у первых] пламя поднимается вверх, а у других - вниз. Их приводят прямо в большую церковь или кафедральный собор, которая является почти что тюрьмой, и там, во время служения мессы и проповеди, к ним обращаются с самыми настоятельными увещаниями [покаяться]. После этого их отводят на поле Св.Лазаря (Campo Sancto Lazaro), где осужденных сжигают на костре в присутствии остальных, которые смотрят на казнь.
Но вернемся к положению духовенства в индиях. Там есть огромное количество [монахов] из всех церковных орденов, которых всех содержит король Испании, кроме тех, которые ходят, испрашивая милостыню, которую им охотно подают в знак благочестия, да и сам король снабжает из некоторым количеством продовольствия. Приходские священники получают равную плату, и король взимает всю десятину, потому что Папа разрешил ему это (13); церковные доходы и пожертвования, собираемые во время богослужений, отходят священникам и викариям. Все лица духовного сана носят рясы из хлопковой саржи, ибо шерсть там слишком редки и дорогой товар, и ее привозят из Португалии, тогда как хлопок очень удобно носить из-за жары. В отличие от наших краев, там крестят, исповедуют, причащают и совершают все таинства монахи из всех церковных орденов, в точности как мирские священники, которых они называют "Clerigos". Туземцев-индийцев и людей разных вероисповеданий рукополагают в священники, но иезуиты не делают этого, потому что у них есть правило, что тот, кто хочет вступить в их орден, обязательно должен быть христианином, родившимся от отца и матери - европейцев. Все священнослужители наживают богатство и получают частные доходы. У иезуитов же всё общее, и когда они отправляются куда-либо в путешествие, то не берут с собой ничего, кроме молитвенника (breviarium). Они только ведут проповедь христианской веры и заведуют колледжами в тех землях, обучая всевозможным наукам, и воспитывая детей, как индийцев-христиан, так и португальцев.
Их основной и главный колледж во всех Индиях - колледж Св.Павла в Гоа (S.Paul de Goa), который был возведен их стараниями напротив их дома и церкви: и все классы содержатся в образцовом порядке. Ученики не заходят в дом отцов; в то же время наставникам не нужно далеко отходить от своего дома, чтобы прийти в классы, не нужно даже переходить улицу. Они часто ставят пьесы и комедии, показывая в них войны и битвы, как в пешем строю, так и на лошадях, и всё в образцовом порядке. По моему подсчету, в этом колледже обучается свыше 3000 учеников. Когда они [иезуиты-учителя] идут на занятия, то прежде, чем войти в класс, они идут слушать мессу в церкви Св.Павла; когда же уроки заканчиваются, все, кто присутствовали в классе, приводят себя в порядок, хором распевая молитвы и литании и повторяя символ веры, да так громко, что это пение слышно по всей улице. Только дети, которым еще не исполнилось 15 лет, поют таким образом; а от 15 и старше уже не делают этого. Это (пение) они ежедневно практикуют с тем, чтобы привлекать к вере язычников.
В каждый церковный праздник, и по воскресеньям после полудня, учителя и другие назначенные иезуиты проходят процессией через весь город с крестами и хоругвями, и поют вместе со всеми их учениками, которые следуют за ними, разбившись по классам, и все поют, молодые и старые. В сопровождении многих жителей [города] они входят в церковь Доброго Иисуса, дом своего ордена, где отец-иезуит обучает их катехизису; и вся церковь с этой целью заставлена скамейками. Женщины также приходят туда, чтобы послушать чтение катехизиса, не пропуская ни единого праздничного дня или воскресенья. Эти отцы-иезуиты никогда не берут с учащихся никаких денег.
Все жители Гоа, приходя на исповедь, требуют, чтобы священник, который их исповедал, выдал им письменное свидетельство для причастия, которые они отдают перед тем, как их допустят к столу. Свидетельство помечено именем Иисуса. Эта мера была введена против "новых христиан", которые достаточно часто идут к причастию, [предварительно] не исповедавшись (14).
В поминальный день все португальцы в Индиях имеют обыкновение посылать, согласно их средствам, хлеб, вино и другие яства на могилы усопших родственников и друзей. Пока идет богослужение, вы можете видеть, как эти могилы заставлены пищей, но затем, когда все удаляются, священники или монахи приходят и забирают ее, и они обязаны молиться Богу за души умерших.
Они постятся в канун Рождества, как и мы, и ужинают в полдень; но перед тем, как идти на всенощную, которая начинается в 12 часов вечера, они садятся за легкий ужин, мало чем отличающийся от обычного, за исключением того, что они не едят ни мяса, ни рыбы; но всё остальное едят и пьют, не боясь греха. Женщины, знатные дамы, а также служанки с нетерпением ждут наступления этой ночи, поскольку, когда все они идут на мессу, то под благовидным предлогом флиртуют со своими воздыхателями. Все улицы в эту ночь увешаны фонарями. В день Рождества во всех церквях устраиваются мистерии с представлением таинства рождения Спасителя, с различными персонажами и животными, разговаривающими между собой, подобно тем, какие мы устраиваем здесь; также там есть куклы, и [декорации в виде] больших скал, и мужчины, которые находятся внутри, заставляют своих персонажей как будто бы действовать и говорить; все приходят посмотреть на это. Даже в большинстве домов и на перекрестках разыгрывают такие мистерии; это более приятное зрелище в то время там, чем в день Св.Иоанна здесь. На всех улицах, площадях и в городских округах расставляются столы, накрытые скатертями из тонко белой бумазеи, на которых разложены всевозможные засахаренные сливы, леденцы, марципаны (15), которые они называют "Rousquillos" (16), изготовленные тысячью разнообразных способов; все покупают эти сладости, чтобы кому-нибудь подарить. Это похоже на ярмарку и продолжается до окончания Двенадцатой Ночи. Этой ночью они гуляют (по городу) и развешивают листы бумаги (escriteaux) с написанными на них пожеланиями "anоbon", т.е. "Счастливого Нового Года!", в сопровождении игры на музыкальных инструментах.
Когда приближается Пасха, то в Святой Четверг и Святую Пятницу устраиваются всеобщие процессии, как во всех владениях короля Испании. Затем толпы кающихся всех сословий нещадно бичуют себя, и ползут на коленях, скрестив руки на груди. Невозможно в полной мере описать все странные и суеверные церемонии и обряды, которые там соблюдаются. Некоторые места в это время, наподобие больниц, снабжают большим запасом уксуса, драже, хлеба, вина и другими подкрепляющими средствами, и большим количеством белого белья. Уксус служит для того, чтобы растирать им тело, еда и питье - для восстановления сил, а белье - для того, чтобы насухо вытереть себя с головы до ног.
Все церкви имеют весьма красивые памятник. Внутри они богато украшены, и стены обтянуты занавесями: мощеный пол устлан травами и цветами, и большими ветками с красивыми широкими листьями со всех сторон. Большинство из этих веток - пальмовые. То же самое соблюдается и снаружи; и всё пространство вокруг церкви, и даже [примыкающие к ней] улицы, которые невероятно чистые, устилают охапками трав, цветов и веток. Ко входу в вышеуказанные церкви ведут колоннады пальм, высаженных с обеих сторон. Всё это делается в дни больших праздников каждой церкви. Для церковной службы у них есть изрядное количество гобоев, корнетов, барабанов, скрипок и других инструментов. Все их праздники заканчиваются накануне в полдень и заканчиваются в полдень самого дня праздника. Вследствие этого они носят более торжественный характер. На всех улицах, и в людных местах, и в церквях, где устраиваются праздники, развешиваются объявления о помиловании и прощении грехов.
Все "новые христиане", как мужчин, так и женщины, носят на шее деревянные четки. Португальцы и метисы носят их в руках, и при общении, делах и других действиях, никогда не забывают перебирать эти четки пальцами. Я не знаю, что они говорят, но я часто видел, как они перебирают их в руке во время игры в кости. У них есть обычай, когда священник во время служения мессы поднимает [над алтарем] причастие, каждый поднимает свою руку, словно показывая на него, и дважды или трижды громко восклицает: "Deos de Misericordia!" ("Господи, помилуй!"), и бьет себя в грудь. Они не освящают хлеб, как мы здесь. Когда их рабы, как мужчины, так и женщины, идут на мессу, то на ногах они носят железные оковы, по крайней мере те, кого подозревают в желании бежать.
Что касается их браков, то человек [до свадьбы] ни разу не видит свою нареченную, кроме как в церкви, куда она часто приходит, и не разговаривает с ней. Она [невеста] красиво одевается по португальской моде, и увешивает себя жемчугами и драгоценностями. Если она нравится ему, он идет назавтра к ней домой со священником и шафером (17). После этого он может пойти и повидаться с ней, но им не позволяют оставаться вместе наедине. Свадьбы происходят обычно во второй половине дня, в обстановке большой торжественности. Жениха иногда сопровождают 80 или 100 всадников на богато убранных лошадях; и вся родня и друзья с обеих сторон помогают [ему]. Невесту сопровождают подобным же образом ее родственницы и подруги, которые несут в паланкинах. В церкви к алтарю ее ведут двое ближайших родственниц, а жениха - двое его ближайших родственников. Эти четыре человека называются "Comperes" и "Commeres" (18). После венчания они провожают молодых обратно домой подобным же образом, в сопровождении группы музыкантов с трубами, корнетами и другими инструментами, играющих на них от церкви до дома, тогда как прохожие осыпают свадебный кортеж множеством цветов, ароматизированной водой, леденцами и сладостями, - все эти вещи предназначаются слугам, которые собирают их. Когда они подходят к дому, жених и невеста, вместе с ближайшими родственниками по женской и мужской линиям и старшими входят внутрь, тогда как молодые друзья новобрачных остаются снаружи. Они тем временем развлекаются, гарцуя на конях в карусели, бегают и прыгают перед домом, бросаются апельсинами и метают друг в друга тростины и солому. Жених, невеста и все остальные, которые вошли в дом, появляются на оконных балконах, откуда они любуются этими забавами. Сделав это, они спускаются и входят в нижнюю комнату, где им преподносят всевозможные фрукты и сладости, наряду с водой из Бангенина. Затем жених со всей возможной учтивостью отпускает гостей. Впоследствии для всех родственников устраивается пир: он продолжается недолго, и все удаляются восвояси.
Обряд крещения у них происходит с такой же торжественностью и церемонностью, как и свадьбы. Священник трижды погружает младенца в освященную воду. У них есть также большое блюдо из серебра с позолотой, полное "rosquilos" или марципанов, сухарей, миндального печенья и других сладостей, с воткнутыми посредине тонкими восковыми свечами, и золотой монетой (19). Всё это предназначено для священника, кроме самого блюда.
Кода наступает день поминовения святого покровителя монастыря или обители, они устраивают большое торжество для большого числа своих друзей. Священники и викарии поступают подобным образом в праздничные дни своих церквей.
Все христиане в Гоа, как португальцы и метисы, так и богатые индийцы, когда идут в церковь, то делают это с большой помпой и блеском, в сопровождении своих слуг, пажей и вооруженной охраны, шествующей строем. Их несут в паланкинах, но, несмотря на это, они не забывают позаботиться о том, чтобы после них вели под уздцы их коней, тогда как их пажи несут сомбреро, кресла или складные стулья, и две бархатных подушки; это - когда они принадлежат к высшему слою общества. Все они носят на боку мечи, и за ними следом идут их слуги и рабы, которых у богатых людей есть до 20 или 25 [человек]. Но они никогда не ходят в церковь без больших четок в руке, и несут подушку, на которую становятся на колени [во время церковной службы]. Словом, они шествуют с величайшей спесью в мире, и отличаются такой надменные, что одному из их слуг приходится брать рукой освященную воду, чтобы передать ее господину или госпоже; но этот слуга должен быть мужчиной или мальчиком, ибо ни женщины, ни девушки не приближаются и не прикасаются к сосуду со святой водой.
Богатые дамы из высшего общества редко ходят в церковь, за исключением дней больших праздников, и в этих случаях превосходно одетые по португальской моде. Их платья по большей части сделаны из шелка, расшитого золотыми нитями, и серебряной парчи, и они украшают себя жемчугом, драгоценными камнями и драгоценностями на голове, руках и талии. Поверх них они носят вуаль из самого прекрасного в мире муслина, ниспадающую с головы до ног. Платье и вуаль девушек бывают всех цветов радуги; но у замужних женщин - [только] черные. Они никогда не носят чулок. Их платья и верхняя одежда доходит до земли: их туфли, или "chapins" (20), открыты сверху и закрывают только подошвы ног; но они полностью расшиты золотом и серебром, расплющенным в виде тонких пластинок, которые доходят до самого низа туфель (chapin), а верхняя части усыпана жемчугом и драгоценными камнями, подошвы же сделаны из пробки и имеют полфута в толщину. Когда они направляются в церковь, их несут в паланкинах, которые отделаны с величайшей роскошью; внутри паланкины обтянуты большими персидскими коврами, которые они называют "Alcatif" (21); некоторые из этих ковров у нас должны стоить не меньше 500 крон. Затем у них есть две или три большие полдушки из бархата или парчи, расшитой золотом и серебром, или из шелка; одна предназначена для головы, другая для ног. За ними, в других паланкинах, в порядке, обусловленном их рангом, несут их детей и камеристок, или "Criadas" (22), которые либо португальские девушки, либо метиски. В каждом паланкине обычно находится не более одного человека, особенно если это господин или госпожа, за исключением того, что временами они берут в один из них своих детей; но что касается других [паланкинов], то в них находятся две особы. Что касается служанок и рабов, они идут следом пешком, и иногда их бывает 15 или 20 человек, богато одетых в шелка разного цвета, с наброшенными поверх большими вуалями из тонкого муслина, которые они называют "Mantes" (23); но они одеваются не по португальской моде, вместо нижних юбок им служат юбки из шелка. У них есть также халаты из тончайшего шелка, называемые "Bajus" (24). Среди них можно увидеть очень красивых девушек из всех народов Индии. Отметим, что мужья посылают туда [в церкви] также своих пажей, в сопровождении одного или двух хорошо одетых людей, португальцев или метисов, которые поддерживают их [жён] под руки, когда они выходят из своих паланкинов: чаще всего этих дам вносят в церковь прямо в их паланкинах, настолько они опасаются, что их увидят посторонние. Они не имеют никаких масок, но все так сильно накрашены и нарумянены, что это выглядит позорным. Тем не менее, не сами дамы боятся попасть на глаза посторонним людям, а их мужья, которые отличаются предельной ревностью. Одна из этих девушек-служанок или рабынь несет один из упомянутых роскошных ковров, или "алькатифов", другая несет две дорогие подушки, третья - красивый позолоченный стул из китайского дерева, бархатную сумку, в которой лежат книга [молитвенник], платок и другие вещи, которые им нужны, красивую "estere" (25), или циновку из прекрасной ткани, которую кладут поверх ковра, и опахало, вместе с другими необходимыми вещами. Когда эти дамы входят в церковь, один или двое человек помогают им, поддерживая под руки, поскольку сами они не могут переступить через порог из-за своей обуви, часто достигающей высоты в полфута над землей (26) и плохо сидящей на ноге. Один из этих мужчин берет немного святой воды, которой она смачивает руки, затем она направляется на свое место, в 40 или 50 шагах от входа, и у нее уходит добрая четверть часа на то, чтобы добраться до него, так тяжело и величаво она ступает: она держит в руке четки из золота, жемчуга и драгоценных камней. Так они ходят [в церковь] сообразно средствам, а не в соответствии с их достоинством. Когда они берут с собой своих детей, то заставляют их идти впереди. Служанки и рабыни очень радуются, когда их госпожи не ходят к мессе, поскольку тогда они идут туда одни, и могут в то же время встретиться со своими кавалерами; и они делают это довольно часто, и никогда не предают и не обвиняют друг друга.
Таковы единственные в своем роде и наиболее замечательные вещи, которые я видел в Гоа: но если бы у меня было желание вдаваться в подробности и подробно рассказать обо всем, что я узнал в течение двух лет или около того, которые я провел там, я бы никогда не закончил свой рассказ. Я ограничусь тем, что вкратце затрону некоторые предметы, предоставляя моим читателям судить обо всем остальном на основе этого.
Относительно разных товаров, которые привозят в Гоа из всех частей Индии, мы поговорим в надлежащем месте, когда перейдем к описанию некоторых стран, откуда они поступают.
Итак, человек, побывавший в Гоа, может быть уверен, что видел все величайшие диковинки Индий, ибо город наиболее известен и знаменит благодарю своему движению товаров от всех индийских наций. Ибо они поставляют туда всё, что производит их собственная страна, как сделанное [человеческими] руками, так и произведенное природой, и другие товары, которые можно найти там в величайшем изобилии. Вы увидите, что туда приходит более 1000 кораблей, нагруженных всевозможными товарами; продовольствие же там стоит намного дешевле, чем где-либо еще; то, что у нас стоило бы 50 су, там стоит не больше 5. Большинство продуктов питания, фруктов, и других лакомств поступает из Декана. Морская рыба там есть в таком изобилии, что ее больше, чем потребно, хотя они едят рыбы больше, чем ямса. Она составляет весь их рацион, и (также стоит отметить) не может храниться больше 24 часов, из-за сильной жары, от которой все тамошние яства очень быстро портятся. На всех улицах и перекрестках вы увидите множество мужчин и женщин, которые варят и жарят рыбу на продажу, которую они готовят с соусом и приправами.
Тем не менее, повторю, что, пробыв два с лишним года в Гоа среди португальцев, я не могу передать или выразить все обиды, оскорбления и дурное отношение, которое мне довелось перенести. И, поистине, я могу не кривя душой сказать, что если бы во время моего путешествия видел хоть малейший шанс вернуться во Францию, то приложил бы намного больше усилий к тому, чтобы изучить и изведать все чудеса и красоты этой страны. Но со дня нашего кораблекрушения и до высадки в Рошели я ни на один миг не надеялся вернуться на родину: вот почему я не особо заботился о том, чтобы нажить себе имущество. Ибо здесь для удовлетворения насущных потребностей нужно очень немногое, и все вещи стоят очень дешево. Тем не менее, я не упускал возможности подмечать много любопытного по части их богатства и торговли, пользуясь тем, что побывал в большинстве частей Индии, как с самими индийцами, так и с португальцами, с которыми я служил на севере и на юге, преследуя пиратов и защищая их побережье, и конвоируя их коммерческие суда во время рейсов туда и обратно. Но я уверяю вас, что если бы португальцы заподозрили, что я склоняюсь к мысли записать что-либо касательно их дел, либо о навигации в Индиях, либо другие сведения об их правительстве и торговле, они никогда не позволили бы мне вернуться, но либо предали бы меня смерти, либо отправили в ссылку, как они поступают со своими преступниками и другими иностранцами. Но я сумел не внушить им ни малейших подозрений на мой счет.
Мне послужил хорошим предостережением пример других, например, то, что произошло со шлюпкой с английского корабля на побережье Мелинде, около острова Занзибар, которую они [португальцы] захватили, (как я опишу в дальнейшем) (27), обнаружив на ее борту человека со свинцовым грузилом в руке, который делал промеры глубины дна и исследовал берег: они предали его жестокой смерти способом, к которому вообще часто прибегают в отношении других иностранцев, и хотя я признаю, что во мне нет особого таланта к лицедейству, все же я сумел убедить их, что не умею ни читать, ни писать, и не понимаю их языка; и чтобы жить среди них, мне пришлось во всем им подчиняться. Так, если кто-либо из них желал мне зла или дурно обращался со мной, я старался во что бы то ни стало примириться с ним и стать друзьями. Таким образом, я пробыл в их окружении около двух с половиной лет (28), не считая времени, которое заняло у меня возвращение из Гоа в Португалию.
Я могу сказать также, что англичане, которые были в Гоа и были захвачены в плен на реке и баре [отмели] Сурата, о чем я расскажу в соответствующем месте (29), поведали мне, что судно нашего адмирала, под названием "Круассан", возвращаясь из Ачена на Суматре, бросило якорь у острова Св.Елены, и что вслед за ним туда прибыло английское судно (30), вышедшее из Индий и нагруженное товарами, но с крайне немногочисленной командой; и что те, кто находился на борту "Круассана", договорились захватить его врасплох, потому что английское судно находилось в намного более лучшем состоянии и не давало такой сильной течи, как другое [т.е. французское], которое было все дырявым, и настолько изношенным, что оно не могло доплыть до Франции, как я слышал. Но один молодой артиллерист, служивший на борту "Круассана", англичанин по национальности, раскрыл их замысел, и [английское] судно под покровом ночи немедленно подняло свои якоря и отплыло прочь вместе с артиллеристом, который предупредил их (о готовящемся нападении). Это привело к тому, что англичане не поддерживают с нами дружеских отношений и презрительно отзываются о нашей нации: все они чрезвычайно гордые и не любят голландцев.
Под влиянием любопытства я попытался также навести справки о помощнике капитана и других наших товарищах, которые бежали с Мальдивских островов в лодке, когда мы потерпели там кораблекрушение, как сказано выше; но я не смог ничего выяснить, кроме того, что оба они скончались в больнице Коулана, вместе с некоторыми другими, а остальные были увезены в Гоа в качестве заключенных, после чего одних некоторых отправили назад в Португалию, а другие пропали без вести вместе с португальскими армиями, и никто в точности не знал, что же с ними случилось. Когда я был в Гоа, туда прибыл несколько человек от имени короля Каликута, чтобы вызволить определенных магометан, которых португальцы держали в плену, захватив их на каких-то арабских судах; по ходатайству саморина они были немедленно переданы на руки его посланникам. Поскольку эти люди в Каликуте были знакомы со мной, они рассказали мне со всей откровенностью обо всем, что произошло в Каликуте со времени нашего пленения, и как королю сразу доложили об этом, и о его большом возмущении против португальцев, которые принесли ему всевозможные извинения, свалив всю вину на капитана, который захватил нас и впоследствии плохо кончил, о чем я уже подробно рассказывал.
Я видел также прибывшую туда барку с островов Дивандуру (31), доверху нагруженную снастями из [волокон] кокосовых пальм; они называют эти веревки "копрой" (Cayro); помощник капитана барки говорил на мальдивском языке, и я видел его на островах Мале, так что мы хорошо знали друг друга и оба были очень рады, встретившись снова. Я часто видел его в доме видного малабарского капитана по имени Кусти Хамеде, его родственника, в городе Бадара.
Именно он сообщил мне новости обо всем, что произошло на Мальдивах со времени моего отъезда, после большого бедствия и смерти короля, (случившейся) в то же самое время, и о восшествии на трон нового короля, и о том, что сейчас страна наслаждается миром, о чем я рассказал выше на должном месте.
Но прежде, чем закончить эту главу, я хочу упомянуть о том, что знал в Гоа одного голландца по имени Мартин д`Омбес (32), который потерпел кораблекрушение на Мальдивах в то время, когда я был там, и с кем мы [снова] встретились в тюрьме в Кочине, как я уже рассказывал; ибо он затем поведал нам со всеми подробностями обо всем, что с ним случилось, а именно, что когда король Мальдив дал ему эту барку, о которой я говорил, он сохранил нажитое им имущество стоимостью более 9 или 10 тысяч крон в золоте, серебре, жемчугах, драгоценных камнях и других дорогих и ценных товарах, которое он взял с собой в Каэль (33), место около мыса Коморин, где находится величавший промысел жемчуга на всем этом побережье. Там он разыскал отца-иезуита, который обычно проживал в этом городе, и который красивыми словами и обязательствами безопасности убедил его идти прямо в Кочин, и дал ему рекомендательное письмо, ручаясь, что с ним не случится никаких неприятностей; но по воле злосчастной судьбы, едва только он прибыл туда, как сразу был схвачен и брошен в ту же самую большую тюрьму, где мы находились в заточении, и провел там два года, испытывая страшные невзгоды; когда же он находился там, отцы-иезуиты обратили его в католическую веру, обязавшись освободить сразу же после его обращения; узнав о богатстве, которым он все еще владел, они дали ему понять, что он мог бы без малейшей опаски доверить его им на хранение, а они в свою очередь будут выделять ему из этих средств столько, и так часто, сколько ему будет нужно, и что тем временем они будут отчислять процент и приличный доход [от этого капитала] на его содержание, и такими вот посулами они выманили у него всё, что ему удалось сохранить; правда, они обеспечили его средствами к существованию, но вовсе не для такой хорошей жизни, как он того хотел. Тем временем, он настаивал на своем требовании, что, поскольку он стал католиком, они должны выпустить его на свободу, как обещали; но они, тем не менее, этого не сделали. Всё вышеизложенное мы узнали из его собственных уст. Но после того, как мы расстались, я узнал от некоторых индийцев из Гоа, христиан и язычников, что этого беднягу наконец освободили из тюрьмы и отправили в Гоа с железными оковами на ногах, и что, когда он потребовал от отцов-иезуитов вернуть ему всё, что он им доверил, они пообещали выполнить его требование, что было достаточно разумно; но для большей гарантии они предложили выплатить [ему] всю сумму в Гоа, посредством векселя, который они выдали ему на имя отца-настоятеля своего ордена; но по воле злополучно судьбы случилось так, что как только этот бедняга отплыл в Гоа, он внезапно распух как бочонок, и в конце концов на полпути между Кочином и Гоа скончался. Что с ним произошло - неизвестно; но индийцы, которые рассказали мне о его участи, нисколько не сомневались в том, что его отравили. Как бы там ни было, таков был злополучный конец этого несчастного голландца, который показывает, как мало людей остается в живых после столь долгих странствий, и сколь разнообразные и трагические испытания выпадают на их долю, и что лишь по особой милости Божьей они возвращаются целыми и невредимыми, как я. Но теперь я перейду к описанию единственных в своем роде и примечательных вещей относительно страны Гоа и ее окрестностей, и португальцев и других людей, живущих там, о чем я поведаю в следующих главах.
Примечания к главе 6.
1. От отъезда M. А. де Кастро в Aче в 1606, до 27 мая 1609, когда его сменил A. Фуртадо де Мендоса.
2. Подразумевая захваченных в плен на войне; похищенные или открыто купленные на рынке рабы назывались просто "escravos".
3. Менезиш приказал построить несколько церквей, среди важнейших из них Св.Алейшу и Святой Троицы. Он расширил и обогатил монастырь августинцев, ордена, к которому принадлежал он сам, и также основал женский монастырь Санта-Моника, и приюты Серра и Марии Магдалины.
4. См. p. 59.
5. Ошибка : автор кажется, не слышал о его знаменитом визите в Малабар в 1599, и синоде в Дампере, когда Менезиш привел несториан к подчинению папе римскому. Он также посетил церкви севера. Другие архиепископы делали то же самое.
6. Он был епископом in partibus (ведающий епархией с нехристианским населением), а не номинальным епископом Гоа (Ривара).
7. Он оставил Гоа в декабре 1610 г., и прибыл в Лиссабон 22 июня 1611. Его возврат отмечен в английском письме из Лиссабона, от 26 июня 1611; три англичанина с кораблей "Гектор" и "Вознесение" вернулись в Европу на той же карраке (Cal. St. Pap. E. I., No. 575).
8. См.главу xviii, где он описан как брат короля Ормуза.
9. Ошибка; в то время не было никакого вице-короля, Менезиш сам был губернатором (смотри главу xviii).
10. Инквизиция впервые была учреждена в Гоа в 1560, упразднена в 1774, восстановлена в 1779 и окончательно закончила свое существование в 1812. Большую известность ей принесло описание, сделанное Деллоном (Relation de l`Inquisition de Goa, Париж, 1688, Eng. Trans., Hull, 1812). Нам она известна главным образом по драматическому изображению аутодафе в "Корабле-призраке" Марриэта. Утверждается, что своей окончательной ликвидацией она обязана д-ру Клавдию Бюкенену, который побывал в Гоа в 1808, и чья работа "Христианские исследования в Азии" вышла в свет как раз в то время, когда Англия обладала сильным влиянием в Португалии. Читателю следует обратиться также к ее описанию, сделанному кармелитом Филиппом Санкта-Тринитате, которые рассказывает, что замарры (особые балахоны, которые надевали на осужденных инквизицией. - Aspar) осужденных были, в его время, расписаны их собственными изображениями среди языков адского пламени и демонов, и что их снимали перед финальной сценой и впоследствии вешали в церкви доминиканцев на память. Филипп и Деллон также указывает, что Пирар пропускает или не замечает, что инквизиторы часто осуждали даже умерших людей, - жуткий обряд! Кости еретика выкапывали из земли и относили на место казни в ящик, а их прежний обладатель был символически представлен чучелом, которое несли над ним на шесте. Смотри процессию, изображенную на гравюре Деллона.
11. То есть протестант.
12. В других частях Индии были только уполномоченные.
13. Так же как в Бразилии и в Испанской Америке.
14. Этот обычай до сих пор в ходу в Португалии, и кажется, представляет собой то же самое, что и предъявление бронзовых "жетонов" в шотландской церкви.
15. Франц. "massеpain". "Марципаны делают из очень маленького цветка, но с добавлением большего количества лещины, кедровых орехов, фисташек, миндаля, и розового сахара" (Markham's Countrey Farme, 1616, p. 585). Смотри также полный рецепт в редкой книге Le Patissier Francois, Амстердам, Elzevir, 1655; также в "Восхищении для дам", 1608. Их делали иногда в форме миндального печенья (которое в Франции все еще называется "massepains"), иногда же в виде больших изделий фантастической формы (которые до сих пор распространены в Германии). На торжествах по случаю свадьбы принца Мантуи, в 1581, были три больших марципановых статуи, каждая четыре пальмы (мера длины, 1/2 фута. - Aspar) в высоту", "1'une figurait le cheval du capitole, au naturel; 1'autre un Hercule avec le lion; et 1'autre une licorne plongeant sa cоrne dans la bouche du dragon" (V. Cervio, II Trinciante, 1593, p. 48).
16. Порт. "Rosquilhos", прилаг.от "rosca". Линсхотен объясняет это слово как "хлеб, запеченный наподобие шкварок" (1, 198).
17. Свидетель на свадьбе.
18. Что касается родителей супругов, их называют "compadres" и "comadres"; для самих супругов они - "padrinhos" и "madrinhas" (Rivara).
19. Монета, теперь шестипенсовик, которую мы кладем в торт, и эта привилегия утрачена для духовенства.
20. Итал. "cioppino". Эта обувь была турецкого или восточного происхождения, и пользовалась большой популярностью в Венеции и Испании в то время. Том Кориат приводит описание этих "chapineys" (подобных тем, которые упоминает Пирар), увиденных им в Венеции в 1611, и Эвелин обнаружил их все еще в моде там в 1646. Венецианцы также называли их "calcagnetti"; см. Molmenti, "Vie Privee Venise", 1882, p. 306; Fairholt, Costume in England, 3-е ed., ii, 72. Примеры можно увидеть в Британском Музее.
21. Исп. и порт. "alcatifa", от араб. "al-qatifah", "ковер" (Dozy et Engelinann, Glossaire).
22. Порт. "criada", женщина, служанка.
23. Порт. "manta", "мантия".
24. Хинди "bazu", "разновидность короткой рубашки, доходящей до бедра, с очень короткими рукавами (если они имелись); иногда открытой в верхней части груди спереди" (Qanoon-e-lslam, p. xv).
25. Порт. "esteira", "ковер".
26. "Многие из этих "chapineys" имеют большую высоту, даже до полуярда; и чем более благородная женщина - тем более высокие ее "chapineys". Всем их женщинам благородного происхождения [в Венеции] и большинству их жен и вдов, которые хоть сколько-нибудь богаты, помогают и поддерживают мужчины или женщины, когда они выходят из дома, чтобы они не упали" (T. Coryate, Crudities). "Elles sont si hautes, qu'en les portant, quelques-unes paraissaient des gcantes; et meme il y en qui ne sont sures de ne pas tomber, moins de bien s'appuyer sur leurs esclavetj" (Casola, Voyage).
27. См. ниже, глава xx. Английское судно называлась "Союз".
28. Фактически, только полтора года, от его прибытия в Гоа в июне 1608 до января 1610, или двадцать месяцев, если считать от его захвата в плен за пределами Каликута.
29. См.главу xx.
30. Это была, вероятно "Сюзанна", из флота Ланкастера, под командой Генри Миддлтона, который вернулся в Англию в июне 1603, два месяц перед Ланкастером. "Круассан", как сообщает Мартин, совершил заход на остров Св.Елены в марте 1603.
31. Лаккадивы, v. s. vol. 1, p. 323.
32. Мартин Домбург (Martin Domburgh). Смотри том 1, pp. 292-3, 430.
33. Кайал, в 6 милях к югу от Тутикорина; "большой и благородный город" (Каиль), сообщает Марко Поло, Bk. iii, ch. 21, смотри Yule, Gloss., s. v. " Gael". Барбоза (Hak. Soc. ed., p. 173), сообщает, что он был центром промысла ловли жемчуга, но принадлежал королю Коллама (Куилона).