Ранняя история португальцев и великих морских открытий, совершенных под влиянием импульса, данного принцем Генрихом Мореплавателем, достаточно хорошо известна. В 1498 г., во время правления короля Мануэла I, первые португальские корабли под командованием Васко да Гамы прибыли в Каликут. 7 лет спустя, 25 марта 1515 г., Франсишку де Алмейда отплыл из Тежу, наделенный помпезным титулом вице-короля Индии.
Алмейда не был заурядным пиратом или завоевателем, поскольку обладал всеми качествами государственного деятеля, проводившего дальновидную и мудрую политику. Восточная торговля приносила почти неисчерпаемые богатства казначейству Венеции, и Алмейда, став вице-королем Индии, поставил перед собой цель перенаправить этот золотоносный поток в сундуки короля, своего господина. Все торговые маршруты в водах Индийского океана находились в руках ненавистных для португальцев мусульманских торговцев. Султан Каира был бесспорным господином Красного моря, тогда как турки из Басры держали под своим контролем Персидский залив (ошибка Пириса: турки заняли Ирак позже. - Aspar); именно по этим двум входным "артериям" восточные товары доставлялись на борт кораблей, ожидавших их на берегах Средиземного моря. Итак, цель Алмейды заключалась в том, чтобы направить этот товаропоток в Португалию посредством вновь открытого маршрута вокруг мыса Доброй Надежды; но для ее достижения необходимо было прежде всего установить неоспоримое господство на море. Алмейда прекрасно понимал, что мусульмане не уступят своих позиций, которыми они столь долго владели, без яростного сопротивления, и т.к. и египтяне, и турки обладали и мощными военно-морскими флотами и артиллерией, то для того, чтобы бросить им вызов, необходимо было иметь под рукой лучшие силы, какие только могла выставить Европа. Поэтому Алмейда устремил всю энергию на укрепление своего военно-морского флота и осуждал постройку крепостей, за исключением тех мест, где они были совершенно необходимы для защиты португальских факторий. Он выступал за то, чтобы поддерживать дружеские отношения с индийскими раджами, и заключал с ними союзы, в соответствии с условиями которых они должны были присматривать за факториями и поставлять туда необходимые товары, тогда как португальцы взамен обеспечивали защиту побережья Индии от всех нападений со стороны моря.
В начале ноября 1505 г. Алмейда отправил своего сына Лореншу во главе флотилии из 9 кораблей, чтобы он совершил нападение на корабли мавров, (1) перевозившие специи, которые, по дошедшим до него сведениям, направлялись в Красное море через Мальдивы, в обход португальской блокады. Однако налетевший встречный шквал отбросил корабли Лореншу де Алмейды к побережью Цейлона, около Галле. За два поколения до того Шри Рахула из Тоттагамувы, великий религиозный деятель, (2) чей разносторонний гений с тех пор остался непревзойденным среди сингальцев, воспевал Галле, "где торговые лавки сверкали золотом, драгоценными каменьями и жемчугом, словно были обысканы глубины вод всех океанов, чтобы добыть их". Большая бухта послужила португальцам надежным укрытием, пока они пополняли запасы воды и провианта, после чего снялись с якоря и отплыли к Колон Тоте, всегда упоминавшемуся в португальских источниках под названием Коломбо. Сплошные заросли кокосовых пальм, которые покрывали берег изысканным зеленым ковром, мягкий, насыщенный ароматами пряностей освежающий утренний бриз, изумрудные холмы, увенчанные снежно-белыми дагобами, сверкавшими, подобно серебру под жаркими лучами солнца, и восхитительная свежая растительность над всем этим, - такова была панорама, которая не могла не наполнить восторгом сердца людей, совсем недавно выдержавших тяжелое испытание в борьбе с бушующим океаном. Наконец, 15 ноября флот пристал в гавани Коломбо.
Дома с глинобитными стенами и крытыми соломой крышами, имеющими наклон в сторону моря в качестве своеобразной защиты против бешеных порывов юго-западного муссона, образовали главную улицу города. Высоко над ними поднимались белые стены двух мечетей, отчетливо выделявшиеся на фоне зеленой растительности легкие пироги смелых рыбаков были вытащены на полосу прибрежного песка, и около них шумящая толпа мальчишек и взрослых мужчин распутывала большую сеть с уловом, над которой в кружащем полете носились чайки. К западу от города лежит полоса болотистой земли, которая соединяет лагуну с морем, и за ней, в северном направлении, возвышается мрачный мыс, который образовывал крайний выступ природного крепостного вала, известного под названием "Галбона". Гавань была тесно связана с судоходством; некоторые суда брали на борт слонов (3) и корицу, благодаря которым остров славился по всему Востоку; другие грузили в трюмы копру и свежие кокосовые орехи; здесь свозились на берег бревна атласного дерева и черного дерева для последующей транспортировки на большой рынок Ормуза в Персидском заливе; а чуть поодаль суда, прибывшие из вод Дальнего Востока, выгружали свои товары для переправки в Красное море. Портовая торговля находилась в руках колонии мавров индийского происхождения. Их предки переселились на Шри-Ланку около 500 лет тому назад и были приняты с большим гостеприимством, которым всегда отличалось поведение сингальцев по отношению к чужеземцам, если только эти последние не показывали себя недостойными такого обращения.
О прибытии этой флотилии белых иноземцев немедленно доложили королевскому двору, куда ранее уже доходили слухи о репутации португальцев. Был созван Государственный совет, и решено оказать им дружеский прием. Распорядились также направить послание, чтобы узнать от чужеземцев, что им нужно в гавани короля. Дон Лореншу отвечал, что он был торговцем, слугой короля Португалии, что на Цейлон он попал случайно, сбившись с курса во время бури, и будет рад открыть дружественную торговлю. Король приказал, чтобы португальцы отправили своего представителя, дабы обсудить с ним все вопросы, и офицер по имени Фернан Котрим отправился в путь в сопровождении сингальского эскорта. В течение трех дней он ехал через холмы, переходя вброд многочисленные потоки; на самом деле хитрецы-сингальцы просто морочили ему голову, не желая, чтобы иностранцы узнали, что их столица находится на самом деле не более чем в двух часах езды от моря. "Как паранги (4) шли в Котте", - сингальская пословица, до сих пор сохранившая память об этой уловке.
Котрим добился встречи с министрами короля, которым он объяснил цели появления португальцев. Он уверял их, что португальцы желают всего-навсего вести мирную торговлю. Если король также стремится к этому, он должен каждый год посылать дары в знак дружбы королю Португалии, который, в свою очередь, будет присылать ему взамен свои подарки. Кроме того, португальцы обязались защищать побережье его владений от всех врагов.
Предложение нашло благосклонный прием у короля и его советников, и они согласились на предложенные условия. Котрим вернулся на корабли эскадры и рассказал об успехе своей миссии. Алмейда был весьма доволен, и, чтобы отметить удачное завершение переговоров, приказал дать залп из корабельных орудий в виде праздничного салюта, который немало перепугал мирных жителей порта, принявших его за враждебную демонстрацию.
После этого Алмейда направил на берег другого офицера, Пайо де Соуза, облеченного всеми необходимыми полномочиями для заключения договора с королем. Его привезли в столицу, Джайявардхану Котте, на слоне с теми же мерами предосторожности, что и его предшественника. Королевская резиденция была построена на треугольной насыпи, вершина которой была обращена на север. С двух сторон ее омывали воды Джайяванна-ойя и ее притоков, которые так тесно сближались друг с другом у основания крепости, что ширина узкого перешейка, соединявшего форт с Пита Котте, или городом, едва составляла 50 шагов. Прочные стены крепости были облицованы "кабуком", или латеритом, добывавшихся в расположенных поблизости каменоломнях, и вдобавок, для пущей безопасности, опоясаны водной преградой, - рвом, в котором кишели крокодилы. У основания крепости находился "Перийя Котте", или Передовой Дозор, где дополнительные каменные стены и широкий крепостной ров охраняли вход в цитадель с другой стороны. Внутри находился дворец, к которому вплотную примыкала, - что было в обычае, - трехэтажная Далада Малигава, храм, где хранился драгоценный Зуб Будды. Несколько высокопоставленных лиц, связанных с королевским двором, также проживали внутри крепостных стен. На расстоянии полумили к югу от Перийя Котте город был защищен внушительных размеров крепостным рвом с переброшенным через него мостом.
Шри Рахула в его "Селалихийя Сандесава" оставил прекрасное описание столицы, какой она ему предстала. Для него это был город богов, с величавыми особняками и колокольным звоном, наполненный запахами сандалового дерева и цветов жасмина, где каждая женщина была красавицей, а сердце каждого мужчины - полно восхищения; но было бы слишком опрометчиво утверждать, что в начале 16 в. на Цейлоне был хотя бы один город, превышавший по своим размерам и численности населения крупную английскую деревню наших дней. Города, как правило, являются преимущественно торговыми или ремесленными центрами, но сингальцы никогда не проявляли особой склонности к занятию коммерцией, а их ремесло не поднималось выше уровня кустарных промыслов. Морские порты, такие как Коломбо, Берувала и Келигама, были обязаны своим значением присутствию иностранных торговых колоний, главным образом мусульман по происхождению; сами сингальцы жили на расстоянии от них на земле, которую они обрабатывали. В этом благоприятном климате социальная система была устроена таким образом, что большинство населения довольствовались малым, но не испытывали нужды; каждый сингалец имел достаточно земли для того, чтобы прокормить себя и свое семейство, а обилие лесных массивов давало возможность всем желающим заниматься подсобными промыслами. Сфера денежного обращения была довольно узкой, и количество предметов роскоши, которые можно было бы приобрести за деньги, также было крайне ограниченным.
Дом сингальцев представлял собой лишь временную защиту против капризов погоды. Даже в самых богатых домах не было никаких столов или кресел; вся мебель в лучшем случае состояла из нескольких табуреток. На португальского посланника Соузу, - пока он не попал на территорию дворцового комплекса, - город вряд ли произвел бы особое впечатление. Один или два дома крупных аристократов, которые он миновал по пути в королевский дворец, имели два этажа в высоту, узкие балконы и раскрашенные стены. Строгие законы, ограничивавшие роскошь, которые преобладали на Шри-Ланке не менее чем в Южной Индии, обязывали все остальное население жить, по сути, в простых хижинах с соломенными крышами и глинобитными, но не отштукатуренными стенами. Все великолепие концентрировалось вокруг короля и религии, покровителем, а зачастую и слугой которой он являлся. Великолепие, однако, потрясало разве что своей художественной красотой, а не размахом. Жилые дома всегда были невелики, а отдельные комнаты - тесными и душными. Практика есть и пить прилюдно - как средство общественного наслаждения, - была неизвестна, следовательно, не было необходимости возводить величественные трапезные залы для приема пирующих, а в случае потребности, например, для размещения гостей, собравшихся на свадьбу, всегда можно было без особых хлопот соорудить временную постройку.
Доброжелательно настроенная, но не скрывавшая своего любопытства толпа, собравшаяся, чтобы поглазеть на проезд Соузы через город, должна была состоять в равной мере из мужчин и женщин, поскольку мусульманский обычай затворничества был неизвестен в стране, за исключением разве что женщин из аристократических семейств, которые считали позором, если их видел какой-нибудь посторонний человек, кроме их мужей. И мужчины, и женщины носили длинные волосы, связанные на затылке узлом; мочки ушей у них были проколоты и свисали под весом тяжелых украшений. Ткань, обернутая вокруг талии, - было ли это грубое изделие их собственной страны или тонкий муслин, сотканный на ткацких станках Индии, - представляла собой основную часть мужской одежды. Женщины были одеты почти так же легко, хотя все увешаны драгоценностями, различающимися по качеству в зависимости от кастовой принадлежности их обладательниц. Маленькие дети тогда, как и сейчас, бегали нагишом, без всякой одежды, за исключением, возможно, серебряных цепочек. Большинство девушек вплетали в свои черные волосы цветы, а лица раскрашивали пастой, сделанной из душистой коры сандалового дерева; все они жевали одно сингальское тонизирующее средство - листья бетеля и ломтики орехов арековой пальмы.
Золотые, усыпанные драгоценными камнями шпили, вздымавшиеся над дворцом, притягивали взгляды, когда португальского посла вводили через узкие ворота Сумангала Прасада, массивная арка которых была сделана из тщательно обработанного камня. С дворцовых стрех свисала целая вереница флагов всех цветов, а подвешенные к ним изящные колокольчики при каждом порыве бриза издавали мелодичный звон. Согласно сингальскому обычаю аудиенция проходила при искусственном освещении. Де Соузу повели в большой зал, завешенный персидскими тканями; полумрак, царивший под его сводами, лишь немного рассеивали лампы и факелы, стоявшие на серебряных подставках. Место аудиенции было заполнено сидевшими на корточках фигурами многочисленных придворных, а по обеим сторонам залы выстроились два ряда воинов, с обнаженными мечами и щитами в руках.
В одном конце зала возвышался огромный деревянный пьедестал, своей формой напоминавший голову легендарного чудовища Макары, (5) и увенчанный изображениями беженств, которые восседают над четырьмя частями вселенной. Над ним возвышался белый шатер, в тени которого находился "Львиный трон" Расы Львов. На этом массивном сиденье из слоновой кости, которое достигало в вышину шестиэтажного здания и было обтянуто шитой золотом тканью, восседал Дхарма Паракрама Баху, владыка Цейлона. Верхняя часть его тела была облачена в белую тунику, тогда как его головной убор, который был усыпан жемчужинами и драгоценными камнями, свешивался над обеими его плечами. Вокруг его талии была обернута ткань, расшитая серебром, и ниспадающая до самых его ног, которые были обуты в сандалии, усыпанные рубинами. Его пальцы были унизаны перстнями со множеством рубинов и изумрудов, а уши короля под тяжестью столь же обильно инкрустированных драгоценными камнями золотых подвесок оттягивались чуть ли не до самых плеч.
Пройдя мимо рядов вооруженной стражи, де Соуза остановился на почтительном расстоянии и отвесил королю глубокий поклон. После пышной тирады, восхвалявшей величие короля Португалии и его народа, де Соуза объяснил цели своей миссии. В ответ король, посовещавшись с министрами, пообещал, что разрешит португальцам вывозить с острова 400 бахаров (6) корицы ежегодно, при условии, что они будут защищать побережье его владений от всех вражеских нападений. Послу был вручен "саннас", или королевская грамота, написанная на сингальском языке на листе золота, после чего он получил разрешение вернуться обратно на свой корабль.
"Именно из-за корицы римляне и другие народы появились на Цейлоне; и я опасаюсь, сеньор, что те, кто уже успел ее попробовать, придут вслед за нами, привлеченные ее ароматом". Так писал португальский воин-ветеран Мигуэль Феррейра вице-королю в Гоа, когда он покинул Цейлон в 1540 г. Природа наложила на остров тяжкое проклятие, когда распорядилась, что эта восхитительная пряность не должна произрастать ни в одной другой стране мира. Куст - поскольку он едва ли заслуживает громкого имени дерева, - из коры которого и делается коричная масса, не культивировался специально сингальцами, но рос в дикорастущем состоянии в изобилии в лесах. Торговля корицей всегда представляла собой королевскую монополию, и обязанности по сбору и заготовке корицы были возложены на касту "чамма", представители которой жили довольно замкнуто в своих деревнях, расположенных вдоль южного и западного берегов острова. Каста каждый год должна была поставлять определенный объем корицы, и была разработана сложная система для контроля за людьми и надзора за их работой. Кора высушивалась в форме длинных игл и связывалась в пучки строго установленного веса, которые затем заворачивались в циновки и перевозились в королевский "бангасалаи", или склад в Коломбо. Этот склад находился в ведении чиновника высокого ранга, руководившего продажей корицы на вес иностранным торговцам. Именно благодаря этой торговле король получал бСльшую часть своего дохода. Корицу, хранившуюся в трюмах судов вместе с неупакованным перцем, чтобы предохранить ее от порчи, доставляли в Ормуз или транзитом через Красное море в Европу.
Следующей по своей важности с точки зрения королевских доходов была торговля слонами. Эти животные всегда были, как и в наши дни, собственностью короны, и бродили большими стадами в редконаселенных частях острова. Цейлонские слоны превосходили всех других по своей понятливости, и португальцы, использовавшие впоследствии слонов при работах на верфи в Гоа, утверждали, что их превосходство было подтверждено животными из других частей света, которые "изъявили" цейлонским слонам свое почтение. Сами сингальцы выделяли среди слонов 10 классов, подобно тому, как они признают королевскую касту среди скота и низшую касту у кобр.
Обычный прием поимки слонов состоял в том, чтобы загнать их вовнутрь большого огороженного пространства; но отдельные экземпляры иногда ловили посредством заранее приготовленных приманок. В основном охота на слонов велась там, где еще Птолемей указывал на существование их кормовой базы, а именно, у восточной оконечности Рухуны. Другие охотничьи угодья находились недалеко от самой столицы, но, кроме этого, пойманных слонов в большом количестве пригоняли из засушливых районов на севере и в центре острова; но эти слоны, как считалось, уступали другим по своей смышлености и выносливости. Несколько деревень "специализировались" преимущественно на охоте, и повинности, которые несли их жители, были полностью связаны с поимкой, укрощением и дрессировкой этих толстокожих животных. В Северно-Центральном округе, где изобиловали стада оленей, также находились определенные деревни, поставлявшие толстую веревку, сплетенную из оленьих шкур, которая использовалась для того, чтобы держать на привязи только что пойманных слонов. Торговля слонами велась почти исключительно с Индией. В 17 в. при дворе Великого Могола передвижение верхом на цейлонском слоне было привилегией, которой мог пользоваться только принц королевской крови. Независимо от того, использовались ли слоны для величественного придворного церемониала, или для поездок, или для военных целей, это животное не имело себе равных в этот период истории Востока, и Гаджапаяме Ниламе - "Вождь слонов" - был одним из самых почетных титулов среди высших дворцовых чиновников при сингальском дворе.
Вскоре после возвращения де Соуза обещанный груз корицы привезли в Коломбо на двух небольших слонах, вместе с большим количеством плодов и другой снеди для пополнения запасов провианта на португальской эскадре. Во флотилиях, которые выходили в море из Португалии для совершения открытий, был принят обычай брать с собой каменные колонны, так называемые "падраны", чтобы устанавливать их на берегу вновь открытой земли. Эти падраны были увенчаны крестом, под которым был высечен королевский герб. Дон Лореншу теперь попросил и получил разрешение от короля сингальцев, чтобы высечь такой крест и герб Португалии на валуне, откуда открывался вид на бухту; и этот памятник первого знакомства португальцев с Цейлоном все еще можно увидеть на том же месте, хотя он и содержит ошибочную дату - 1501 год. Помимо этого, на холме за валуном была построена небольшая хижина и посвящена, в качестве часовни, Св.Лаврентию, небесному покровителю Алмейды, в честь которого был также назван мыс. Сделав это, флотилия отплыла прочь, оставив на берегу нескольких португальцев во временной фактории, где они должны были складировать корицу для последующей отправки в Европу.
Король Мануэл был так обрадован новым открытием, что приказал увековечить его на полотне, тогда как при папском дворе в Риме в честь этого события в день Св.Фомы, 21 декабря 1507 г., состоялась торжественная процессия. Следует напомнить, что к тому времени португальцы еще не имели под своей властью ни пяди земли в Азии, и что сам вице-король должен был полагаться на гостеприимство раджи Кочина. Поэтому Мануэл I был убежден, что Цейлон, благодаря своему местоположению и отличному климату, представляет собой наиболее подходящую резиденцию для его наместника в Азии. Время, однако, не благоприятствовало претворению этого плана в жизнь, т.к. вице-король направил всю свою энергию на отражение угрозы со стороны появившегося в индийских водах флота египетского султана, в сражении с которым был разгромлен и убит его сын Лореншу. Фактория в Коломбо была заброшена, и попытка португальцев монополизировать торговлю в этом порту только вызвала негодование у сингальцев и мавров. В течение нескольких лет люди, оставленные в фактории, были отозваны, тогда как спрос на корицу более-менее удовлетворялся за счет торговли или пиратства.
Но правление Дхармы Паракрама Баху не было мирным. Среди его собственных подданных вспыхнули раздоры, и пираты с материка время от времени совершали налеты на побережье острова, пока их не атаковал и не разгромил принц Сакала Кала Валлабха. Вскоре после этого произошло восстание в провинции Уда Рата, где находился у власти некий Викрама Баху, но после двух коротких военных кампаний округ снова был приведен к покорности принцу.
Между тем Алмейду сменил Афонсу де Альбукерке. Захват последним трех крупнейших портов в восточных водах - Гоа, Малакки и Ормуза, - знаменовал собой начало новой политики территориальных приращений. Сказочные богатства, которые могли быть получены от торговли, разожгли аппетиты португальцев, и они были полны решимости закрепить их за собой. Португальцы, однако, понимали всю беспочвенность надежд добиться успеха посредством мирной конкуренции, т.к. восточные князья отдавали предпочтение своим прежним торговым партнерам, мусульманам-"маврам", пользовавшимся прекрасной деловой репутацией. Поэтому местную торговлю следовало уничтожить силой, и постройка португальцами фортов была первым шагом на пути к изгнанию мавров из восточных морей.
Варварские жесткости, которые сопровождали выполнение этой политики, полнейшая бессердечность к человеческой боли и страданиям, - бессердечность, которая не знала никаких различий между мужчинами, женщинами и детьми, - с ужасом обсуждались от мыса Доброй Надежды до Нагасаки. Сам Альбукерке, к счастью, был слишком занят в Индии, чтобы уделять внимание Цейлону, но его преемник, губернатор Лопе Суариш де Альбегария, появился в гавани Коломбо с большим флотом и обратился к королю за разрешением построить форт; он убедил сингальского монарха, ярко расписав преимущества, которые он получит от развития торговли, и значение изгнания мавров из страны, выразив в то же самое время твердое намерение никогда не прекращать вражды с ними.
Мавры обеспокоенно восприняли новый поворот событий, и отправили к королю депутацию, состоявшую из ведущих торговцев, с просьбой, чтобы он не позволял сбить себя с толку лестью губернатора; ссылаясь на опыт, приобретенный ими в Индии, они предупредили короля, чтобы он не верил португальцам, чья единственная цель заключалась в том, чтобы расширить пределы своей страны за счет стран, которые они посетили. Сингальцы, утверждали мавры, слишком поздно поймут, что верховная власть будет вырвана у них. Они подчеркивали собственную верную службу стране, где они нашли гостеприимный прием; они никогда не вмешивались в политические дела, тогда как торговля, которую они вели, принесли Шри-Ланке богатство и процветание; они не пытались навязать кому бы то ни было свою религию, но предупредили короля, что вслед за прибытием португальцев в скором времени последует падение национальной религии. Их страстные увещевания привели население в состояние исступленного возбуждения. Несколько пушек, которые мавры преподнесли королю, были вытащены на берег, и сингальцы открыли из них стрельбу по португальской эскадре; впрочем, поскольку среди них не было хороших пушкарей, ядра почти всегда ложились мимо цели, тогда как ответный огонь португальских корабельных пушек вскоре смел прочь разгневанную толпу. На следующее утро португальцы совершили высадку на берег и построили укрепление, выкопав для его защиты крепостной ров через узкий перешеек. Под защитой этого укрепления они приступили к строительству небольшого форта.
Король, тем не менее, был не расположен вести военные действия; и полученное от него послание, выдержанное в миролюбивом тоне, привело к возобновлению переговоров, которые завершились изданием "саннаса", по которому король обещал поставлять португальцам 400 бахаров корицы, 20 колец, усыпанных рубинами, и 10 слонов ежегодно, в обмен на то же условие, что и раньше, а именно, защиту от врагов. Строительство форта, получившего название Ностра-Сеньора-дас-Виртудес, скоро было завершено, после чего флот отплыл прочь, оставив гарнизон под командованием Жуана де Силвейры.
На северо-западном побережье Цейлона расположены несколько отмелей, издавна притягивавших к себе полные восхищения взгляды всей Азии. Дело в том, что на этих отмелях задолго до прибытия на остров Виджаи находили самый красивый жемчуг. Особенное сияние цейлонских жемчужин народное поверье склонно приписывать, как и в случае с драгоценными камнями, воздействию здешнего солнца; как бы там ни было, факт остается фактом, что жемчужины, которые извлекают в таком количестве из раковин у того же вида моллюсков в Персидском заливе, несравненно уступают цейлонским по своему блеску.
Жемчужные отмели всегда являлись королевской собственностью; но ныряльщики, которые занимались сбором устриц, были уроженцами Южной Индии, а не сингальцами. Доход, который приносила добыча жемчуга, был ненадежным по своей природе, т.к. миллионы устриц, за чьим ростом тщательно наблюдали до тех пор, пока они не достигали подходящей величины, в любой день могли исчезнуть в глубинах безбрежного океана. Сотни лодок, занимавшихся жемчужной ловлей, снаряжались не королем, а частными лицамибыл ненадежным по своей пмчугавской собственнотсью; но нрыяльщики, которые занимались сбьором устриц, были урроженцами е из Ра, и каждый день "улов" делился в соответствии с определенными, признаваемыми всеми, правилами между королем, владельцами лодок и ныряльщиками.
Перед началом ловли жемчуга читались определенные заклинания, для того, чтобы акулы и другие чудовища морских глубин не причинили вреда ныряльщикам, и затем люди погружались в воду. Они привешивали к своим ногам тяжелый камень, чтобы облегчить спуск на глубину с борта лодки. Достигнув дна, они тщательно осматривали его и собирали все устрицы, какие только могли найти, в плетеный мешок, закрепленный у них на поясе. Когда они начинали ощущать шум в барабанных перепонках, они давали условный сигнал, дергая за шнур, привязанный к телу, и их сотоварищи, находившиеся в лодках, вытаскивали их на поверхность. Ловля жемчуга начиналась в середине марта и прекращалась с приходом юго-западного муссона в конце апреля; пока длилась ловля, на пустом берегу шла большая ярмарка, привлекавшая торговцев со всей Азии. Устрицы каждой группы владельцев складывались на берегу на определенных участках, огороженных шипами, и там они лежали до тех пор, прока их плотское содержимое полностью не сгнивало, после чего раковины тщательно осматривались на предмет наличия жемчужин. Собранный таким образом жемчуг сортировали, пропуская через серию из девяти медных сит. Самый красивый жемчуг сразу же резервировали для дворцов индийских владык, а тот, что похуже, а также семенной жемчуг доставляли в Европу, где мавры использовали его (под названием "алджофар") для украшения придворных платьев иберийских красавиц.
По приказу губернатора было подготовлено донесение о возможностях этой жемчужной ловли и о торговых перспективах острова в целом, для отправки в Лиссабон. Также было положено начало тщательному обследованию побережья. В то же самое время неутомимые священники начали трудиться над обращением сингальцев в христианство; ведь в соответствии с буллой папы Александра VI, изданной в 1494 г., одним из условий предоставления португальской короне верховной власти над новооткрытыми землями было распространение в них католической веры.
Король Дхарма Паракрама Баху вскоре после этого умер, и вакантный трон был предложен Сакала Кала Валлабхе; но последний, с редким самоотречением, отклонил оказанную ему честь в пользу сводного брата, Виджая Баху, который и был провозглашен новым королем.
В начале 1520 г. в Коломбо прибыл Лопо де Бриту с отрядом из 400 человек, чтобы сменить Силвейру. Его появление пришлось как нельзя кстати, поскольку глинобитные стены форта уже начали разрушаться под действием проливных дождей Цейлона. В качестве цементирующего раствора португальцы остановились на истолченных жемчужных раковинах, и при помощи подручных средств восстановили стены и казармы. Однако португальцы вызывали к себе такую неприязнь, что местные жители сначала отказывались поставлять им продовольствие, а в конце концов стали убивать всех солдат, появлявшихся за пределами крепостных стен. Гарнизон отплатил сингальцам, совершив нападение на город, и хотя и сумел сжечь часть домов, но был отброшен прочь, потеряв 30 человек убитыми. Напряженность все больше возрастала, т.к. Виджая Баху искренне сочувствовал желанию своих подданных избавиться от португальцев, и сочетание лести и угроз, которое применил к нему де Бриту, лишь на короткое время отсрочило появление перед фортом сингальской армии.
Две армии, стоявшие теперь лицом к лицу, очень резко контрастировали друг с другом. За укрепленными стенами стоял весьма боеспособный отряд профессиональных солдат, которые немногим уступали лучшим европейским армиям. Их было немного, но все они были более или менее ветеранами, носившими защитный доспех, и бСльшая часть их имела огнестрельное оружие. Их враги должны были показаться португальцам просто шумным скопищем, лишенным всякой дисциплины и наводящим ужас только благодаря присутствию боевых слонов, которых можно было видеть в их рядах.
При сложившейся на Цейлоне с самых ранних времен системе землепользования, вся обрабатываемая земля была поделена на "пангу", или наделы, разной величины и значения. Каждый надел включал в себя участок суходолья, который мог быть засажен деревьями, низину, которую можно было засеять рисом, и полосу пустой земли, которая должна быть расчищена под участки, в соответствии с сезонной необходимостью, для менее постоянной обработки. На суходолье находился дом, где проживало семейство арендатора, вокруг которого следовало возделывать кокосовые пальмы, хлебное дерево и другие деревья, которые играли важную роль в домашнем хозяйстве деревенского жителя. Арендатор каждого надела должен был вносить свой вклад в поддержание общего благосостояния, - либо путем личной службы со стороны держателя (называвшейся "раджакарийя"), либо уплатой определенной суммы в деньгах или натурой. Некоторые "пангу" должны были снабжать солдат оружием, состоявшим из луков и стрел, копий и других аналогичных предметов вооружения. Профессиональных солдат не существовало, если не считать так называемых "аттапатту", из которых формировалась королевская гвардия, или опытных индийских наемников, которые служили при дворе.
Когда территорию острова облетал призыв к оружию, земледелец должен был сменить свой плуг на лук, взять с собой скудный рисовый паек и несколько высушенных пальмовых листьев, использовавшихся в качестве импровизированной палатки, и присоединиться к остальным соотечественникам в назначенном сборном пункте. Каждую группу из 20 или 30 человек возглавлял араччис, вооруженный саблей из стали местной выплавки с изображением львиной головы на навершии рукояти, короткой и небольшой по размерам, которая вполне годилась для этой достаточно изнеженной расы. Высшие офицеры были известны как "мудалийяры".
Солдаты группировались отдельно по кастам, и ни один человек, принадлежавший к низшей касте, не мог командовать выходцем из высшей. Другие "пангу" должны были поставлять ножи-секачи, - важный элемент оружия для армии, которая вела главным образом партизанскую войну. Они должны были являться с собственными топорами. Другим поручалось оттаскивать в сторону срубленные деревья, чтобы расчистить путь войскам, и переносить поклажу и боеприпасы. Барабанщики всегда занимали выдающееся положение, поскольку звук барабанного боя не только ободрял людей на марше и во время атаки, но служил также для передачи сообщений на большие расстояния. Кузнецы присылали своих представителей, чтобы ковать и чинить оружие; другие привозили древесный уголь, который требовался для их нужд; в то же время несколько "пангу" должны были выставлять горнистов, трубивших в хриплые раковины. Само собой разумеется, что те люди, чьи обязанности были связаны с уходом за слонами, и те, что были погонщиками этих животных, проходили лучшую и более систематическую подготовку, но, как правило, каждый человек приносил наибольшую пользу в том роде несения службы, который был закреплен за его наделом.
Эта армия была предназначена для оборонительных целей. Каждый человек, которого призывали в ополчение, был обязан отслужить только определенное количество дней, и существовали ограничение на расстояние, какое, как ожидалось, он должен был преодолеть от собственного дома. (7) Существовали тщательно составленные описи различных земельных наделов, и количество мужчин, которых можно было призвать в разное время на военную службу, тоже было хорошо известно. Со смертью держателя надела один из членов его семейства должен был занять его место и продолжать пользоваться "пангувой" на тех же самых условиях. Тот факт, что в семье могло быть несколько трудоспособных мужчин, не играл никакой роли, поскольку именно "пангува", а не отдельное лицо, была ответственна за несение службы, и пока держатель участка продолжал нести службу, срок аренды не мог быть изменен.
Что-либо наподобие униформы в сингальской армии было неизвестно. В условиях тропического климата одежда, за исключением самых простых форм, практически не нужна. Каждый человек одевался как ему было угодно, что, впрочем, не имело на деле особого значения, поскольку сингальцы сражались полуобнаженными, лишь обернув вокруг пояса кусок ткани и подоткнув его сзади. У каждого округа был свой различный флаг, под которым собирались уроженцы этого округа.
Вероятно, в этой пестрой толпе, собравшейся под стенами форта, не было ни одного человека, которому прежде доводилось атаковать обнесенную стенами позицию. Незнакомые с этим типом военных действий, сингальцы двинулись вперед, но медленно; тем не мене шаг за шагом они подтягивались поближе. Был возведен земляной вал и на его гребне установлены несколько сот катапульт, некоторые из них метали деревянные дротики 10 ладоней в длину. Другие катапульты забрасывали крепость зажигательными снарядами, попадавшими на соломенные крыши хижин внутри форта, тогда как с помощью двух бастионов, сооруженных из стволов кокосовых пальм, в изобилии росших поблизости, сингальцы отрезали форт от источников воды, которую с немалым риском приносили извне крепостных стен. Гарнизон отправил губернатору в Кочин просьбу о срочной помощи, однако губернатор в тот момент не мог ничем помочь; он посоветовал де Бриту умиротворить врага, если он сможет сделать это без урона для чести своего сюзерена, короля Португалии, и подождать прибытия подкреплений, достаточных для того, чтобы взять реванш. В остальном он обещал, что, как только установится хорошая погода, первое же судно, которое выйдет из гавани, будет направлено на помощь осажденному гарнизону.
В течение шести месяцев небольшой гарнизон храбро держался, хотя над фортом уже витал призрак голода и отчаянной нужды. Наконец, 4 октября в Коломбо, к неописуемой радости осажденных, пришла галера, и согласованная атака с суши и с моря отбросила сингальцев обратно в город. Они вскоре вернулись при поддержке 25 боевых слонов и предприняли решительную попытку взять укрепление штурмом; но огнестрельное оружие португальцев сделало эту задачу безнадежной, и наконец Виджая Баху отступил с поля боя, после чего португальцы вошли в город и сожгли его дотла. Обе стороны, однако, стремились к прекращению военных действий. Поэтому был заключен мир, и дружеские отношения восстановлены.
Примечания к главе 2.
1. Словом "мавры" португальцы называли всех, кто исповедовал ислам, независимо от национальности.
2. Он занимал должность "Санга Раджи", или "короля священников", с почетным именем Виджая Баху. Его поэма, "Парави Сандесайя", откуда взята эта датировка, написана около 1450 г.
3. В 1500 г. португальцы повстречали корабль из Кочина, который перевозил цейлонских слонов. Его водоизмещение составляло 600 тонн. Водоизмещение "Сан-Габриэля", корабля, на котором Васко да Гама достиг Индии, не превышало 120 тонн.
4. "Паранги" - сингальская форма слова "феринги" - "франки", как называли европейцев по всему Востоку.