Аннотация: Авантюрный рейд генерала Фредерика Фанстона, увенчавшийся захватом в плен мятежного президента Филиппинской республики Эмилио Агинальдо, практически неизвестен в отечественной литературе...
Пленить президента! Рейд генерала Фанстона на Филиппинах (1901 г.)
Некогда легендарный, а теперь практически позабытый рейд генерала Фредерика Фанстона в марте 1901 г. - одно из ключевых событий американо-филиппинской войны 1899-1902 гг. В военной истории найдется немного эпизодов, которые можно было бы поставить в один ряд с ним по дерзости, рискованности и авантюрности. Рейд Фанстона достиг своей цели: со сравнительно небольшой группой верных ему людей он взял в плен Эмилио Агинальдо, первого президента Филиппинской республики, вождя и вдохновителя "герильяс" - повстанцев, которые вели против американских интервентов упорную партизанскую войну на большей части Филиппинского архипелага. Пленение Агинальдо не привело к моментальному прекращению боевых действий (в отдельных уголках Филиппин сопротивление продолжалось до 1906 г.), но в немалой степени подорвало моральный дух его сторонников и способствовало существенному снижению их накала. Но прежде чем перейти к описанию рейда Фанстона, нелишне сделать краткий экскурс в историю Филиппин.
Филиппинский архипелаг был открыт Магелланом в 1521 г. и колонизирован испанцами под началом Мигеля Лопеса де Легаспи во второй половине XVI в. На протяжении более чем трех столетий Филиппины оставались единственным владением испанской короны в Азии. Испания уделяла мало внимания своей самой отдаленной от метрополии заморской колонии, рассматривая ее исключительно как перевалочную базу для торговли с Китаем и Японией. Следуя системе, уже опробованной в Мексике и других частях Нового Света, испанские колонизаторы разделили земли на Филиппинах среди помещиков-энкомендеро, на которых под страхом суровых репрессий были обязаны работать и платить дань туземцы. Огромным влиянием на Филиппинах пользовалась католическая церковь и духовные ордена иезуитов, доминиканцев, францисканцев и августинцев. Церковные власти ревностно проводили политику обращения туземного населения в католичество, действуя как силой проповеди и убеждения, так и угрозами.
Нельзя сказать, что филиппинцы, и прежде всего крупнейший из местных народов - тагалы, населявшие бСльшую часть Лусона, безропотно мирились со своей участью. На протяжении всего периода испанского господства архипелаг не раз сотрясали восстания. Но испанцы, несмотря на свою малочисленность, пользуясь преимуществом вооружения, дисциплины и военной тактики, сравнительно легко подавляли разрозненные очаги сопротивления. Так продолжалось до второй половины XIX в., когда в рядах метисов и тагальской верхушки возникло понимание, что необходим переход к другим методам борьбы. На архипелаге возникла сеть тайных масонских лож, поддерживавших тесные связи с филиппинскими эмигрантами за границей. После провала всех попыток добиться автономии Филиппин мирным, конституционным путем, тагальские "илюстрадос" (образованные люди) приняли решение взять курс на вооруженное восстание. Была создана подпольная лига "Катипунан", объединившая значительную часть филиппинских патриотов и готовившая почву для свержения испанской власти силой оружия. Во главе "Катипунана" встал молодой метис Андрес Бонифасио, сын мелкого колониального чиновника - испанца и тагалки. Бонифасио в силу своего скромного происхождения, решительности и энергии был кумиром народных масс. Другим претендентом на лидерство в "Катипунане" был Эмилио Агинальдо, глава фракции "Магдало". Он происходил из зажиточной семьи смешанного происхождения (среди его предков были так называемые "сангли" - китайцы, с давних времен проживавшие на Филиппинах и практически ассимилировавшиеся с местным населением). Его отец занимал должность мэра города Кавите. Сам Агинальдо получил неплохое для представителей его общественного класса образование и с молодости увлекся политикой. В отличие от Бонифасио, он был более осторожным, более склонным к уступкам и компромиссам, чем к вооруженной борьбе, хотя не отвергал и ее.
Эмилио Агинальдо, первый президент Филиппинской республики
Восстание началось в августе 1896 г. и вскоре распространилось на бСльшую часть архипелага. Однако на первых порах повстанцам сопутствовали неудачи. Их вооружение - старые кремневые ружья - безнадежно проигрывало магазинным винтовкам, пулеметам и картечным пушкам испанцев; плохо дисциплинированные, не имевшие единого командования отряды ополченцев несли потери в сражениях с вымуштрованными и обученными европейскими войсками. Казалось, восстанию, поднятому "Катипунаном", уготована судьба всех предыдущих. Вдобавок к этому, в рядах самого повстанческого движения возник раскол. Образованные и состоятельные "илюстрадос" во главе с Агинальдо отвергали революционный радикализм Бонифасио и отказывались подчиняться выходцу из слоев бедноты. Раскол между двумя крыльями повстанческого движения вскоре едва не привел к гражданской войне. Но Агинальдо одним ударом избавился от потенциального соперника. Во время одной из встреч с Бонифасио, на которой последний рассчитывал достичь компромисса, Агинальдо обвинил его в предательстве и приказал верным ему солдатам немедленно его расстрелять. После этого, уже никем не ограниченный в своих действиях, Агинальдо провозгласил себя президентом Филиппинской республики.
Но убийство соперника не помогло ему в борьбе за независимость Филиппин. Силам повстанцев приходилось все дальше отступать под ударами испанских войск, и Агинальдо, трезво взвесив все шансы, 14 декабря 1897 г. предпочел заключить соглашение с испанскими властями, по которому обязался сложить свои полномочия, прекратить военные действия и покинуть территорию страны, после чего уехал в Гонконг. Казалось, что новорожденная Филиппинская республика стояла на грани краха, а колониальный режим мог торжествовать победу. Но в этот момент на сцене появилась третья сила, которой никто не ждал - экспедиционный корпус Северо-Американских Соединенных Штатов.
Взрыв крейсера "Мэн", прогремевший 25 февраля 1898 г. на рейде Гаваны, предоставил империалистическим кругам Соединенных Штатов во главе с президентом Мак-Кинли долгожданный повод объявить войну Испании, обвинив ее в организации диверсии. (Заметим в скобках, что "Мэн" взлетел на воздух настолько своевременно, что многие современники заподозрили в этом провокацию, искусно организованную самими же США. Официальный отчет комиссии, расследовавшей обстоятельства происшествия, пришел к выводу, что крейсер случайно наткнулся на одну из мин, которые испанские власти ранее установили у входа в гавань.) Пока американские войска высаживались на Кубе и Пуэрто-Рико, где доживало последние дни испанское господство, эскадра адмирала Дьюи совершила переход через Тихий океан и 1 мая 1898 г. бросила якорь в Манильском заливе. Ее появление было как нельзя на руку Агинальдо, увидевшему в приходе американской эскадры благоприятную возможность избавиться от испанцев руками их противников. Из своего убежища в Гонконге он связался с Дьюи и вскоре прибыл на борт флагмана для личных переговоров с адмиралом, на которых, как уверял впоследствии первый президент Филиппин, главнокомандующий экспедиционным корпусом США пообещал ему даровать независимость архипелагу сразу после капитуляции испанцев. (Дюьи, впрочем, отрицал это.) Фактическим результатом встречи стала поставка американцами повстанцам нескольких сот винтовок нового образца, после чего союзники двинулись на Манилу - американцы с моря, филиппинские повстанцы - с суши. Перед лицом подавляющего неравенства сил командующий испанским гарнизоном принял единственно возможное решение и поднял белый флаг, выговорив перед этим как можно более благоприятные условия капитуляции. 13 августа над губернаторским дворцом Малаканьянг был поднят звездно-полосатый флаг.
Но Агинальдо был жестоко обманут в своих ожиданиях. Что бы там ни обещал ему Дьюи, американцы вовсе не собирались уходить с Филиппин после победы. Согласно условиям Парижского мирного договора, подписанного 10 декабря 1898 г. и официально закончившего войну с Испанией, последняя уступала Филиппины, Пуэрто-Рико и Марианские острова США. Молодой, но растущий как на дрожжах американский империализм не собирался отпускать из своих когтей только что захваченную добычу. На Филиппинах была учреждена военная администрация. В расчетах вашингтонских стратегов не было места ни Агинальдо, ни независимой Филиппинской республике в целом; президент Мак-Кинли и его окружение уверяли, что туземцев необходимо было вначале "цивилизовать" и "привить основы демократии", прежде чем даровать независимость.
В ответ Агинальдо провозгласил декларацию независимости Филиппин, снова объявил себя президентом республики и призвал своих сторонников к борьбе против нового врага. После первых же неудачных полевых сражений, в которых американская армия располагала безусловным преимуществом, сопротивление приняло традиционную для Филиппин форму "герильи", или малой, партизанской войны. Укрываясь в горах и джунглях, действуя небольшими отрядами, искусно маневрируя и скрытно перебрасывая силы из одной провинции в другую, повстанцы наносили войскам США множество мелких, но довольно чувствительных ударов, нападая на отдельные части на марше, на обозы, на небольшие гарнизоны, перерезАли линии связи, атаковали из засад и мгновенно исчезали. Несмотря на это, американцам все же удалось очистить от партизан южную, равнинную часть Лусона. Преследуя Агинальдо, руководившего из своей ставки партизанской войной, они заставили его отступать все дальше и дальше на север, в труднодоступную гористую местность Восточных Кордильер, где его следы на какое-то время затерялись. При всех своих недостатках (многие старые соратники до сих пор не могли простить ему расправу над Бонифасио), Агинальдо с его энергией оставался подлинной душой сопротивления.
Между тем затяжная партизанская война и потери, которые несли войска США в стычках с филиппинцами (к началу 1901 г. они потеряли в общей сложности около 7000 человек убитыми и ранеными), а также ответные акции возмездия, зачастую оборачивавшиеся убийствами мирных жителей и сожжением их деревень, отрицательно влияли на моральный дух "янки" и давали в руки политическим противникам Мак-Кинли в конгрессе из числа партии изоляционистов удобный предлог для постоянной критики этой "заморской авантюры". Стремясь нейтрализовать все громче звучащие осуждающие голоса, правительство Штатов направило на Филиппины специальную миссию во главе с Уильямом Тафтом (будущим президентом). Ее цель состояла в том, чтобы как можно быстрее покончить с партизанской войной и умиротворить архипелаг, объявив о переходе к курсу "ненасильственной ассимиляции". Всем добровольно сложившим оружие повстанцам гарантировалась амнистия, а мирным жителям, лояльным властям, - помощь и защита. Новая тактика, на которую колониальная администрация возлагала большие надежды, принесла довольно ограниченные результаты. Верность Агинальдо или страх перед ним оказались сильнее, чем заманчивые предложения и угрозы американских властей. В итоге среди высших чинов новой колониальной администрации Филиппин, в том числе и у генерал-губернатора Артура Макартура, назрело понимание, что обезглавить восстание удастся лишь после того, как его вождь будет пленен. Однако на пути к этому стояло препятствие. Вот уже более года, несмотря на все усилия разведки, не удавалось установить, где же находится штаб-квартира главы мятежников, хотя и ходили слухи, что он скрывается где-то в обширной долине реки Кагаян на севере Лусона или среди горных хребтов, протянувшихся на сотни миль по обе стороны от нее. Но где точно - никто не знал.
Утром 8 февраля 1901 г. к лейтенанту Джорджу Тэйлору, командиру стрелковой роты 14-го пехотного полка США, дислоцированного в селении Пантабанган, в провинции Нуэва-Эсиха, явился местный мэр Франциско Виллажуан и попросил его принять. Судя по взволнованному виду посетителя, Тэйлор понял, что у него есть важные новости, и незамедлительно исполнил его просьбу. Мэр сообщил, что накануне к нему пришли шесть усталых и голодных филиппинских партизан и объявили, что намерены сложить оружие. Группу возглавлял Сесилио Сегисмундо. Уроженец провинции Илокос Норте, он служил одно время в испанской армии, но с началом восстания в 1896 г. перешел на сторону "Катипунана" и дослужился в рядах повстанцев до ранга капрала. При себе у Сегисмундо был пакет с запечатанными письмами. Внимательно выслушав мэра, Тэйлор попросил привести к нему курьера, и когда тот появился в хижине, служившей американскому лейтенанту импровизированной штаб-квартирой, потребовал от него показать депеши. Исхудавший, одетый в какие-то лохмотья бывший капрал извлек из-за пазухи сверток и передал его лейтенанту. Полустершаяся надпись на пакете плохо читалась, но все же Тэйлор разобрал, что его надо было вручить полковнику повстанческой армии Урбано Лакуне.
Тэйлор догадался, что письма могут содержать важную информацию. Он поблагодарил мэра за верность Соединенным Штатам и постарался как можно быстрее его спровадить. Оставшись наедине с пленником, он на ломаном испанском спросил, может ли он проехать шестьдесят миль до Сан-Исидро, столицы провинции Нуэва-Эсиха, где находился штаб его непосредственного командующего, бригадного генерала Фредерика Фанстона. "Да, сеньор", ответил Сесилио. Не теряя времени, лейтенант в сопровождении филиппинца выехал в путь. Два дня спустя они прибыли в Сан-Исидро. Тэйлор доложил о себе и вкратце объяснил цель своего визита, после чего был сразу же допущен к Фанстону.
Фредерик Фанстон, бригадный генерал армии США
Штаб-квартира Фанстона в Сан-Исидро, провинция Нуэва-Эсиха, Лусон
Биография и карьера Фредерика Фанстона были достаточно необычны для армейской элиты Соединенных Штатов. В юности ничто не предвещало ему той блестящей военной карьеры и известности, которую он заслужил впоследствии. Фредерик родился в 1868 г. в штате Айова, в семье отставного военного, добровольцем принимавшего участие в Гражданской войне на стороне северных штатов. Через некоторое время семья переехала в Канзас, где купила ферму и где его отец вскоре был избран членом местной легислатуры (законодательного собрания). Здесь и прошли детские и отроческие годы Фредерика. По окончании школы он попытался поступить в военное училище Вест-Пойнт - "кузницу кадров" американских вооруженных сил, которая стала первой ступенью для многих будущих офицеров, мечтавших о блестящей карьере, - но был забракован медицинской комиссией из-за невысокого роста (5 футов 5 дюймов = 163 см) и слишком хрупкого, по мнению врачей, телосложения, якобы делавшего его непригодным к тяжелым физическим нагрузкам.
- Я докажу, что вы ошибаетесь! - воскликнул, не сдержавшись, юный Фредерик, но медицинские светила лишь скептически усмехнулись.
Фанстон действительно не собирался сдаваться. Потерпев неудачу в попытке получить офицерское звание в Вест-Пойнте, он поступил в Канзасский университет, где увлекся ботаникой. Так и не окончив университет, Фанстон принял участие в научной экспедиции, организованной по заданию министерства сельского хозяйства для исследования Долины Смерти в Калифорнии в 1891 г. Затем, в разгар "золотой лихорадки", он побывал на Аляске и здесь в одиночку совершил 1500-мильный сплав на каноэ по Юкону. В перерывах между экспедициями он пробовал себя на ниве журналистики и описал свои приключения в серии ярких газетных очерков, благодаря которым его имя впервые получило известность. Но все это были лишь второстепенные занятия, призванные закалить тело и укрепить волю. Фанстон не расставался с юношескими мечтами о военной карьере, и когда в 1896 г. на Кубе вспыхнуло антииспанское восстание, он немедленно увидел в этом шанс для себя. На борту контрабандной шхуны, поставлявшей повстанцам оружие (в то время власти США негласно поддерживали инсургентов, рассчитывая впоследствии занять место хозяев бывших испанских колоний), Фанстон добрался до Кубы и записался добровольцем в повстанческую армию, рассчитывая приобрести здесь тот военный опыт, которого ему пока еще абсолютно не хватало.
Восемнадцать месяцев, проведенных на Кубе, были суровой школой, но Фанстон вышел из нее с честью. В боях с испанцами он отличался неустрашимостью и отвагой и получил от повстанческого генерала Массимо Гомеса звание подполковника - высший чин кубинской армии, когда-либо присваивавшийся иностранцу. Фанстон несколько раз был ранен, но каждый раз довольно быстро выздоравливал и возвращался в строй. Вместе с повстанцами он переносил все тяготы скитальческой жизни в горах, лесах и болотах, где зачастую неделями приходилось страдать от отсутствия привычной пищи, утоляя голод мелкой дичью или свежими побегами похищенного с плантаций сахарного тростника. Физическое истощение и подхваченная тропическая лихорадка серьезно подорвали здоровье Фанстона. Он попросил генерала Гомеса отпустить его на родину для поправки здоровья; последний сначала согласился, но затем передумал, понимая, что его американский подчиненный, с его храбростью и богатым боевым опытом, может весьма пригодиться его войскам. Несмотря на полученный отказ, Фанстон тайком бежал из лагеря повстанцев, но уже на побережье, рядом с условным местом, куда должна была зайти американская шхуна, доставлявшая оружие инсургентам, был задержан испанским патрулем. Больной и истощенный, он был доставлен в Гавану и предстал перед испанским военным трибуналом. Фанстон сумел скрыть свою личность и так искусно ввел в заблуждение испанские власти, выдав себя за рядового "обманутого" волонтера, бежавшего от жестокости кубинских мятежников, что генерал-губернатор Кубы, не желая без нужды портить отношения с США, приказал его освободить.
В декабре 1897 г. Фредерик вернулся в США, где его восторженно приветствовала публика, осведомленная о его участии в кампаниях на стороне повстанцев жадными до сенсаций газетчиками. В глазах многих американцев он был героем, идеальным "волонтером свободы", отправившимся нести "младшим братьям" избавление от колониального ярма. Сам же Фанстон за время продолжительных кампаний на Кубе досконально изучил испанский язык и тактику партизанской войны - знания, весьма понадобившиеся ему впоследствии.
В следующем году, когда разразилась испано-американская война, Фанстон счел постыдным для себя оставаться в стороне и почивать на лаврах. Он принял предложение губернатора Канзаса Джона Лиди поступить на действительную военную службу в рядах армии США и был назначен командующим 20-м полком канзасских волонтеров в том же звании подполковника, что означало признание его боевого опыта и заслуг.
Фанстон прибыл со своим полком на Филиппины в конце 1898 г. К этому времени испано-американская война уже закончилась, но спустя пару месяцев начались военные действия против филиппинских повстанцев. В ходе этой кампании Фанстон демонстрировал те же чудеса храбрости, что и сражаясь бок о бок с кубинскими повстанцами. 20-й полк канзасских волонтеров, которым он командовал, зачастую находился в авангарде боев с филиппинской армией. Так, именно солдаты Фанстона после ожесточенных боев выбили инсургентов из города Малоло, объявленного Агинальдо временной столицей Филиппинской республики после начала военных действий. Преследуя отступавшего противника, канзассцы прижали его к южному берегу Рио-Гранде-де-Пампанга, но филиппинцы успели переправиться через нее по единственному мосту в окрестностях, взорвав его за собой, и заняли сильные укрепленные позиции на северном берегу реки. Двое канзасских волонтеров, переплыв через Рио-Гранде, увели из-под носа бойцов Агинальдо небольшой плот, и Фанстону пришла в голову идея использовать его вместо парома. Он первым бросился на плот, увлекая за собой остальных солдат. С горстью смельчаков, под жарким ружейным огнем противника он переправился через реку и с ходу атаковал повстанцев, сумев закрепиться на небольшом плацдарме на самом берегу и удерживал его в ожидании переправы подкреплений, после чего яростной штыковой атакой выбил филиппинцев из их тщательно оборудованных редутов. За этот и другие знаменательные эпизоды филиппино-американской войны был награжден медалью Почета от Конгресса и произведен в бригадные генералы.
К этому незаурядному человеку и доставил Тэйлор сдавшегося курьера. Оказавшись лицом к лицу с Фанстоном, лейтенант объяснил цель своего визита и вручил генералу пакет, полученный от Сегисмундо. Фанстон перерезал связывавший его шнур и извлек из пакета порядка двадцати писем. Не произнося ни слова, он разложил их на столе в два ряда. В одном были обычные депеши, в другом - личные послания. Все письма были подписаны "Пастор" и "Колон Магдало" - и то, и другое было псевдонимами, которыми часто пользовался Агинальдо, о чем было известно Фанстону. Закончив с этим, Фанстон приступил к допросу пленного курьера. "Кто дал тебе эти письма?" - спросил он на беглом испанском языке, которым в совершенстве овладел за время пребывания на Кубе. "Я не могу сказать..." - пробормотал Сегисмундо. "Кто дал тебе эти письма? Отвечай!" - вторично рявкнул Фанстон, ударив ладонью по столу. "Эль Диктадоре", - наконец дрожащим голосом вымолвил, потупив взгляд, курьер. "Где он находится?" - продолжал допрос генерал. Сегисмундо ответил, что не знает. Пакет был передан ему другим лицом, и курьер, по его словам, ничего не знал о его содержимом.
Генерал приказал Тэйлору увести его и отдать под присмотр адъютанту. Оставшись один, Фанстон принялся внимательно изучать письма. "Эль Диктадоре", в дополнение к двум другим псевдонимам, могло означать только одно - Эмилио Агинальдо, вождя филиппинских повстанцев, местоположение которого вот уже несколько месяцев безуспешно пытались установить американцы. Фанстон сразу понял, что судьба посылает ему беспрецедентный шанс наконец-то отыскать его, взять в плен и тем самым покончить с изнурительной и кровопролитной партизанской войной. Но для этого необходимо было сначала прочитать письма. Они были написаны на тагальском языке и вдобавок зашифрованы, и Фанстон, понимая, что в одиночку не справится с этой задачей, вызвал к себе адъютанта, капитана Смита, и молодого испанца по имени Лазаро Сеговия. Последний был уроженцем Мадрида, служившим несколько лет в испанской армии на Филиппинах; после капитуляции Испании Сеговия предпочел остаться на архипелаге со своей женой-филиппинкой, примкнул к повстанческой армии Агинальдо, но затем, видя, что война приобретает затяжной характер, порвал с "герильясами" и перешел на сторону американских властей. Сеговия был прикомандирован к штабу Фанстона, где, не находясь на действительной военной службе, выполнял обязанности неформального консультанта по сношениям с местным населением.
Фанстон, Смит и Сеговия втроем взялись за расшифровку писем. Понадобились почти сутки напряженных усилий, с небольшими перерывами на чашку крепкого кофе для поддержания бодрости, прежде чем Сеговии удалось найти ключ к шифру. Через несколько часов все письма были дешифрованы и переведены на английский, но ни в одном из них не говорилось о местонахождении ставки Агинальдо. Однако в послании, адресованном полковнику Урбано Лакуне, командующему силами повстанцев в провинции Нуэва-Эсиха, содержался намек, что курьер владеет этой информацией.
Из всех писем только два представляли ценность в глазах Фанстона. Первое было адресовано двоюродному брату президента Филиппин, Бальдомеро Агинальдо. Ему предписывалось принять командование над всеми повстанческими силами на Центральном Лусоне. После этого Бальдомеро должен был отправить отряд из 100 отборных бойцов в штаб-квартиру Эмилио Агинальдо в качестве подкрепления его личной охране. Второе послание предназначалось полковнику Лакуне и извещало о присвоении ему чина бригадного генерала.
Осознав всё значение документов, посланных в его руки судьбой, Фанстон велел привести к нему Сегисмундо, и когда они остались наедине, то без обиняков объявил:
- Я намерен взять в плен Агинальдо, и ты поможешь мне в этом.
Согласно воспоминаниям Фанстона, ему без особого труда удалось убедить курьера раскрыть местонахождение вождя повстанцев, доказав ему, что дело последнего безнадежно. С другой стороны, Эмилио Агинальдо впоследствии утверждал, что к Сесилио применили пытку водой, чтобы добиться выдачи секрета. Последнее кажется сомнительным - не в силу какой-то особой гуманности американцев (сохранились многочисленные документально зафиксированные свидетельства применения пыток военнослужащими армии США по отношению к мирному населению Филиппин), но исходя из того обстоятельства, что Сегисмундо добровольно сдался американскому офицеру, да и впоследствии не вызвал подозрений в своей лояльности. Как бы там ни было, он рассказал Фанстону, что Агинальдо с небольшим штабом и 50 телохранителями нашел убежище в деревне Паланан, в глухой и малонаселенной местности в горах на северо-востоке Лусона, в 10 милях от побережья.
Этого было достаточно для Фанстона, чтобы у него возник рискованный и дерзкий план, который в случае успеха мог закончиться пленением "Эль Диктадоре". Не теряя времени, бригадный генерал приступил к его реализации. Он убедил Сегисмундо помочь ему, заверив, что не собирается причинять вреда Агинальдо. Если вождь мятежников будет пленен и доставлен в Манилу для переговоров с генерал-губернатором, для Филиппин настанет эпоха мира и процветания. Затем Фанстон написал письмо Макартуру, объясняя, каким образом он предполагает схватить Агинальдо, и прося разрешения привести в исполнение свой план. Неделю спустя он получил депешу из Манилы, в которой генерал-губернатор давал добро на предприятие, хотя и предупреждал Фанстона, что считает его опрометчивым и опасным.
У Фанстона имелся еще один немаловажный козырь. Еще в октябре 1900 г. при рейде на штаб-квартиру Лакуны он захватил походную канцелярию полковника инсургентов, а вместе с ней - несколько пустых бланков с реквизитами армейского штаба "бригады Лакуны". Словно предвидя каким-то шестым чувством, что в будущем бланки могут ему пригодиться, Фанстон взял их с собой. Накануне отъезда из Сан-Исидро по его приказу штабной переводчик и писарь Роман Роке, умевший мастерски копировать почерк других людей, подделал на двух таких бланках подпись Лакуны. Осталось лишь продумать и составить текст депеш, чем Фанстон планировал заняться несколько позже.
2 марта Фанстон прибыл в Манилу. Его сопровождал адъютант - лейтенант Бартон Митчелл, Лазаро Сеговия, Сесилио Сегисмундо и капитан Гарри Ньютон, бывший одним из немногих американцев, бывавших в окрестностях Паланана. Для успешного осуществления своего замысла Фанстону нужны были местные солдаты-филиппинцы, которых он собирался выдать за бойцов предполагаемого подкрепления, отправленных Бальдомеро к своему двоюродному брату в Паланан. От степени надежности этих людей в конечном счете зависел весь успех его замысла. И здесь фортуна вновь пришла ему на помощь. По распоряжению Макартура ему была выделена рота "D" первого батальона так называемых скаутов макабебе, в составе 78 человек.
Скауты макабебе были иррегулярным вспомогательным подразделением американской армии. Свое название они получили от селения Макабебе в Центральном Лусоне, недалеко от Манилы. Хотя внешне макабебе практически ничем не отличались от тагалов, их разделяла давняя кровная ненависть. Согласно популярной легенде, они были потомками ацтеков, привезенных некогда на Филиппины испанскими колонизаторами из Манилы. Макабебе никогда не участвовали в антииспанских мятежах и сохраняли нерушимую верность испанцам вплоть до того момента, когда Испания, проиграв войну, отказалась от Филиппин в пользу Соединенных Штатов, после чего сложили оружие. Неудивительно, что когда американские власти вскоре после оккупации архипелага приняли решение создать лояльные им туземные военные подразделения, переименованные в "скаутов", в первую очередь они вспомнили о макабебе. В сентябре 1899 г. лейтенант Мэтью Бетсон с разрешения командующего войсками США на Филиппинах Отиса заново навербовал пять рот скаутов макабебе, зарекомендовавших себя в последующих военных действиях против повстанцев как надежные и храбрые союзники. Именно эти люди, с их "типично филиппинской" внешностью, знанием местного языка и обычаев, и должны были сыграть роль инсургентов. В целях маскировки макабебе вместо своей униформы переоделись в гражданскую одежду, которую носили партизаны, а также сдали свои винтовки системы "Спрингфилд" и получили взамен более старые ружья систем "Ремингтон" и "Краг-Йоргенсен", а также маузеры, находившиеся на вооружении у повстанцев.
Два американских офицера, командовавших ротой "D" - капитан Ричард Хаззард и лейтенант Оливер Хаззард (родные братья), таким образом, также вошли в состав группы Фанстона. Кроме того, в нее вошли еще три коренных филиппинца, которые прежде сражались на стороне "Катипунана", но впоследствии приняли амнистию и сложили оружие: Иларио Тал Пласидо, Доминико Бато и Грегорио Кадхит. Особое значение имело участие в составе экспедиции Тал Пласидо, так как он знал в лицо Агинальдо и, следовательно, мог его опознать при аресте.
По просьбе Фанстона Макартур предоставил в его распоряжение канонерскую лодку "Виксбург", которая должна была доставить участников рейда в намеченный район высадки на восточном побережье Лусона. В целях соблюдения секретности была распространена официальная информация, что он должен был доставить в город Балер двух офицеров и хирурга, уполномоченных провести расследование дошедших до манильских властей слухов, будто повстанцы сожгли живьем попавшего к ним в плен американского солдата. Погрузка всего снаряжения и экипировки, необходимых для экспедиции, проходила под покровом ночи.
Канонерка "Виксбург". Фотография сделана в 1898 г.
Когда все было готово и настало время покинуть Манилу, Фанстон нанес прощальный визит генерал-губернатору Макартуру во дворец Малаканьянг. После традиционных напутствий и пожеланий удачи Макартур неожиданно помрачнел и, пристально глядя в глаза Фанстону, произнес:
- Фредерик, это отчаянное предприятие. Я опасаюсь, что больше никогда вас не увижу.
Фантсон постарался, как мог, развеять опасения вышестоящего командующего, хотя на душе у него тоже было тревожно. Когда он уже готовился покинуть кабинет губернатора, последний задержал его у порога и доверительным тоном сообщил еще одну малоприятную новость. Буквально накануне он получил депешу от военного министерства США с приказом отправить Фанстона обратно на родину. Ввиду того, что Фанстон был только добровольцем, а не кадровым офицером, он мог быть отправлен в отставку в любое время независимо от своего желания.
- Но я получил разрешение на некоторое время отложить исполнение этого приказа, - быстро добавил Макартур.
Фанстон на некоторое время замешкался с ответом, обдумывая услышанное. Он знал, что стремительная военная карьера и популярность нажили ему немало завистников, и что это была явная попытка избавиться от него. Продолжение его военной службы, таким образом, напрямую зависело от результатов задуманного предприятия, сколь бы авантюрным оно ни выглядело. Наконец он сказал:
- Генерал, то, что вы только что мне сказали, сильно меня удручает, и только из чувства лояльности к вам я принял решение взяться за эту явно неблагодарную и почти безнадежную задачу.
"Виксбург" отплыл из Манилы 6 марта 1901 года, и взял курс на юг, через пролив Сан-Бернардино, чтобы обогнуть Лусон. Когда канонерская лодка вышла в открытое море, Фанстон собрал в кают-компании своих спутников, чтобы посвятить их во все детали своего замысла. Это были четыре американца: Митчелл, Ньютон, братья Хаззард; четыре тагала: Сегисмундо, Тал Пласидо, Бато и Кадхит; и испанец Сеговия. План Фанстона заключался в том, чтобы совершить марш-бросок к деревне Паланан, штаб-квартире Агинальдо, с ротой скаутов макабебе, выдав их за первое из подкреплений, отправленных генералом Бальдомеро Агинальдо по просьбе его двоюродного брата, президента Филиппин. Тал Пласидо должен был играть роль их командира, а Сеговия, Бато и Кадхит - его заместителей. Чтобы объяснить присутствие в отряде американцев, была сочинена следующая легенда: по пути на север мнимые повстанцы якобы наткнулись на группу солдат США. Двух они убили, трех ранили, а пятерых, еще способных идти, взяли в плен и решили доставить к Агинальдо в качестве своеобразного "подарка" и трофея. Чтобы придать этой легенде видимость правдоподобия, "Виксбург" должен был высадить отряд Фанстона на восточном побережье Лусона, где-нибудь в глухой местности, где не было людского жилья, а уже оттуда они должны были направиться в Паланан по суше, создав впечатление, будто пришли из провинции Нуэва-Эсиха, перевалив горную цепь Сьерра-Мадре. Добравшись до Паланана, скауты макабебе и возглавлявшие отряд филиппинцы должны были при первой возможности атаковать отряд телохранителей Агинальдо и взять вождя повстанцев в плен.
Следовало надлежащим образом подготовить скаутов, так как малейшая оплошность могла привести к провалу столь тщательно задуманного предприятия. Фанстон поручил братьям Хаззард за оставшиеся до высадки шесть дней досконально отрепетировать с макабебе их роли, чтобы не вызвать никаких подозрений у местных жителей и людей Агинальдо. После высадки они должны были общаться с посторонними и между собой только на тагальском языке (а не на испанском, на котором обычно говорили), и в совершенстве выучить всю сочиненную для них легенду. Пока американские офицеры "натаскивали" скаутов, сам Фанстон вместе с Сеговией составил текст двух писем, которые должны были послужить им своеобразными верительными грамотами и пропуском в лагерь повстанцев (Фанстон диктовал, Сеговия писал). Первое было якобы написано 24 февраля от имени Бальдомеро Агианльдо. В нем двоюродный брат президента подтверждал получение его письма и благодарил за продвижение по службе. Второе, датированное 28 февраля, будто бы исходило от Эмилио Лакуны, извещавшего, что в соответствии с полученным от Бальдомеро приказом отправил свою лучшую роту для усиления охраны "Эль Диктадоре", и что подателю письма можно верить, как ему самому. Письма были составлены настолько искусно, что должны были вызвать безусловное доверие.
Ночью с 13 на 14 марта "Виксбург" бросил якорь недалеко от берега, в 20 милях к югу от городка Касигуран, напротив безлюдного пляжа. Ночь была темная, беззвездная; небо затянули низко нависшие хмурые тучи, время от времени разряжавшиеся дождем. Море также было неспокойно, и канонерская лодка буквально плясала на волнах. Впрочем, такая ненастная погода была даже на руку участникам экспедиции, так как позволяла скрыть высадку от случайных свидетелей, хотя их появление в этой пустынной местности глухой ночью было маловероятным. Для большей предосторожности на "Виксбурге" даже потушили все огни. Скауты макабебе и остальные члены группы Фанстона расселись в две корабельные шлюпки, и, сопровождаемые пожеланиями удачи со стороны капитана, направились к берегу. Несмотря на волны и дождь, высадка прошла без происшествий. Было около часа ночи.
Дождавшись рассвета, участники экспедиции начали марш вдоль берега в Касигуран. Около полудня они повстречали туземную лодку, и Фанстон решил отправить в селение весть об их прибытии. Сеговия написал письмо, в котором извещал мэра Касигурана о цели их визита и просил предоставить им кров и съестные припасы. Доставить послание было поручено Сегисмундо и Грегорио Кадхиту в сопровождении двух скаутов макабебе. Братья Хаззард предупредили обоих скаутов, что при малейшем признаке измены они должны сразу открыть стрельбу и бежать. Но все обошлось благополучно. Мэр Касигурана ничего не заподозрил, и вошедший в селение отряд ждала торжественная встреча. Высыпавшие из домов и столпившиеся вдоль дороги жители с воодушевлением приветствовали скаутов, и с любопытством, смешанным с неприязнью - идущих в середине колонны под видом пленных безоружных американцев. Для большего эффекта на центральной площади городка скаутов макабебе встречал местный оркестр, наигрывавший бравурные марши. "Вся ситуация была настолько нелепой, что мы лишь с большим трудом могли удержаться от смеха", писал в воспоминаниях Фанстон. Но когда в их сторону понеслись угрозы и оскорбления, Сеговия поспешил вмешаться, опасаясь эксцессов, и отвел Фанстона и четырех других офицеров США в специально выделенный для них мэром дом, где приставил к ним надежную охрану из числа скаутов.
Вечером, когда любопытные разошлись и в Касигуране наступила тишина, Фанстон подозвал Тал Пласидо и тихо спросил у него, достал ли он продовольствие для отряда. Тал Пласидо ответил, что, к большому сожалению, в Касигуране не было нужного количества риса, и понадобится как минимум два дня, чтобы доставить его из окрестных деревушек.
- Мы не можем ждать так долго, - покачал головой Фанстон. - Я договорился с капитаном "Виксбурга", что он будет ждать нас на траверзе Паланана 25 марта. Если к этому времени мы не появимся, канонерка уйдет в Манилу. Придется идти налегке.
Когда настало утро, скауты макабебе узнали от местных жителей еще одну тревожную новость, которую немедленно доложили Фанстону. Ходили слухи, что в Паланан прибыл повстанческий генерал Тинио с 400 бойцов. Слух был ложным, но об этом стало известно гораздо позже, а в данный момент Фанстон был не на шутку встревожен известием, так как столь солидное подкрепление, полученное Агинальдо, склоняло бы чашу весов на сторону филиппинцев и грозило полным крахом его плана, рассчитанного на то, что с Агинальдо находилось лишь полсотни телохранителей. Но было уже поздно отменять задуманное, к тому же Фанстон по-прежнему возлагал большую надежду на эффект внезапности. По просьбе Сеговии, умело выступавшего в роли посредника между своими мнимыми пленниками и властями Касигурана, мэр селения нашел несколько человек из числа местных жителей, которые согласились доставить в штаб-квартиру Агинальдо два подложных письма, продиктованных Фанстоном на борту "Виксбурга", а также еще одну депешу от номинального командующего отрядом Тал Пласидо, извещавшую о том, что его группа уже на подходе к Паланану.
Утром 17 марта отряд Фанстона выступил в путь на Паланан. Все запасы продовольствия, которые им удалось благодаря содействию мэра получить в городке, состояли из нескольких сот фунтов риса, небольшого количества высушенного мяса буйволов-карабао и нескольких цыплят. Всего этого могло хватить в лучшем случае на четыре дня. Десяток жителей Касигурана согласился помочь им нести припасы, а один горец из племени игоротов - охотников за головами - стать их проводником.
Следующие пять дней были тяжелым испытанием. Вначале участникам экспедиции пришлось пробиваться сквозь густые джунгли, прокладывая путь с помощью мачете. Дальше они шли вдоль побережья, по узкой песчаной кромке между морем и поросшими почти непроходимыми лесами склонами горного хребта Сьерра-Мадре, тянувшегося параллельно берегу. Проводник-игорот уже на следующий день сбежал, но его заменил один из местных жителей, уверявший, что хорошо знает дорогу. Почти все время лил дождь, и запасы продовольствия намокли, рис превратился в вязкую кашеобразную массу. Чтобы как можно больше растянуть имевшиеся в их распоряжении крайне скудные запасы, Фанстон приказал урезать ежедневные пайки. На пути участникам экспедиции пришлось переправиться не менее чем через шестьдесят рек: некоторые из них были просто ручьями, но другие - настолько глубокими и обладавшими столь стремительным течением, что для переправы через них скауты и прочие участники похода были вынуждены образовать живые цепи, чтобы их не унесло в море. Местами им приходилось пробираться сквозь корни мангровых деревьев, выступавших прямо из воды, а еще кое-где дорогу преграждали массивные валуны, через которые скауты переползали на четвереньках. Когда запасы провианта стали подходить к концу, они руками ловили рыбу и собирали оставшиеся после отлива на берегу ракушки и моллюсков, которых и ели с остатками размокшего риса.
К концу дня 22 марта моральные и физические силы группы, даже закаленных скаутов макабебе, были на пределе. Колонна растянулась почти на милю, утратив всякое подобие походного строя. Усталые, продрогшие, изможденные от голода люди медленно брели вдоль кромки пляжа, с трудом передвигая ноги, увязавшие в мокром песке. Некоторые макабебе настолько ослабли, что на ходу раскачивались из стороны в сторону, словно пьяные, и сотоварищам приходилось поддерживать их за руки. Сам Фанстон, как и другие офицеры, старался держаться, подбадривая других, но и его уверенность в успехе пошатнулась. Впоследствии, вспоминая этот день, он писал: "Казалось невозможным, что это безумное предприятие закончится удачей, и я начал сожалеть, что привел всех этих людей к такому концу".
К счастью, в 5 часов вечера участники экспедиции увидели одинокого человека, стоявшего на пляже и как бы поджидавшего их. Была дана команда сделать остановку, чтобы дать возможность отставшей части колонны подтянуться, после чего Сеговия один отправился на разведку. Встретившись и поговорив с незнакомцем, Сеговия вернулся обратно и, проходя мимо Фанстона, шепнул на испанском: "Все в порядке. Мы их одурачили". Незнакомец оказался гонцом, отправленным Агинальдо, чтобы встретить мнимое "подкрепление". Он передал Сеговии послание от полковника Симона Виллы, начальника штаба мятежного президента, содержащее приказ Тал Пласидо оставить пятерых американцев в Диндунангане под охраной из десяти человек.
Через 2 мили отряд пришел в Диндунанган. Это было не селение, как подумал вначале Фанстон, а место, где тропа из Паланана выходила на побережье. Здесь участники экспедиции увидели старика и нескольких низкорослых туземцев, вероятно, из племени негритосов-аэта, обитавших в горах Восточного Лусона (в отчете Фанстона они названы "пигмеями"), занимавшихся сооружением двух временных шалашей из веток и травы; первый из них предназначался для пленников, а второй - для их охранников. К тому времени уже стемнело. Усталые скауты макабебе и филиппинцы, не чувствуя ног от слабости и голода, сразу же легли спать, тогда как американцы вполголоса беседовали в своем шалаше. Они понимали, что без еды не смогут пройти последние десять миль, отделявшие их от Паланана. Подозвав Тал Пласидо, Фанстон поручил ему написать письмо полковнику Вилле, в котором тот сообщал, что его подчиненные продолжат путь утром, и просил прислать продовольствие, без которого они просто физически не способны двигаться.
Теперь, когда они уже были так близко к цели, Фанстона вновь охватили сомнения. Успешное осуществление его плана зависело от того, чтобы скауты макабебе и американцы одновременно вошли в Паланан. Но как это сделать, если по приказу Агинальдо "пленники" должны были оставаться в Диндунангане? Фанстон опасался, что если они просто нарушат приказ и выступят наутро в Паланан вместе с филиппинскими скаутами, старик и туземцы заподозрят неладное и предупредят Агинальдо, дав ему возможность снова ускользнуть. Наконец, изобретательный ум американского генерала нашел выход. Он приказал Тал Пласидо выбрать самого смышленого капрала-макабебе и оставить его с девятью рядовыми в карауле. Затем Сеговия по его указанию написал послание на тагальском языке, адресованное этому капралу, в котором говорилось, что на тропе, ведущей к Паланану, их встретил гонец от Агинальдо, будто бы изменившего предыдущие приказы и потребовавшего доставить пленных американцев к нему в штаб-квартиру. Фанстон надеялся, что этой уловкой удастся обмануть старика-филиппинца и он не заподозрит обмана.
Ночью по распоряжению Агинальдо участникам экспедиции были доставлены рисовые пайки. Подкрепившись, на рассвете они двинулись к Паланану по узкой, петлявшей среди джунглей тропе. Через час после ухода основной группы в Диндунанган прибежали два скаута-макабебе и вручили капралу послание. Ознакомившись с ним и зачитав вслух людям, отправленным из Паланана построить шалаши для "пленников", он выступил с американцами вдогонку ушедшей вперед колонны.
Тем временем главный отряд скаутов приближался к Паланану. Внезапно недалеко от городка они столкнулись с одиннадцатью вооруженными повстанцами, которые объявили, что идут в Диндунанган, чтобы взять под охрану пленников. Сеговия постарался задержать их, и пока он дружески беседовал с герильясами и угощал их сигаретами, двое скаутов по знаку Тал Пласидо незаметно отделились от отряда и изо всех сил бросились бегом обратно по тропе, чтобы предупредить Фанстона и его группу. Встретив американцев примерно на полдороге, запыхавшиеся от бега разведчики дали понять жестами, что тем надо скрыться в джунглях. Американцы и сопровождавший их десяток макабебе немедленно свернули с тропы и залегли в кустах, стараясь ни единым звуком не выдать своего присутствия. Буквально через несколько минут мимо прошли повстанцы, не знавшие, что американцы, которых они шли "охранять", находятся в каком-то десятке шагов от них! Когда фигуры людей из Паланана исчезли в лесных дебрях, Фанстон не смог сдержать вздоха облегчения. Опасность миновала, можно было продолжать путь.
Во второй половине дня отряд макабебе вышел к реке Паланан. Широкая, разлившаяся после недавних дождей, и слишком глубокая, чтобы перейти ее вброд, она была последним препятствием, отделявшим их от цели. На противоположном берегу виднелись соломенные крыши домишек одноименного городка, группировавшиеся вокруг центральной площади - плазы. Там, на площади, по словам Сегисмундо, и был расположен дом, служивший ставкой мятежного президента. Осталось решить вопрос - как переправиться через реку? К счастью, у берега была привязана небольшая лодка, на которой, вероятно, совершила переправу группа повстанцев, повстречавшаяся скаутам по пути, однако в ней могли поместиться не более восьми человек. Посовещавшись, Сеговия и Тал Пласидо решили переправиться первыми, взяв с собой нескольких макабебе в качестве гребцов, которые затем должны были челночным способом перевезти остальной отряд. Высадившись на берег, они вдвоем направились в селение, приказав макабебе по завершении переправы как можно быстрее последовать за ними.
Пройдя по пустынной в послеобеденный час улочке, украшенной гирляндами и арками из живых цветов (накануне, 22 марта, "Эль Диктадоре" отмечал свой 31-й день рождения), Сеговия и Тал Пласидо вышли на центральную площадь. Здесь, под окнами единственного во всем городке двухэтажного каменного здания, маршировало несколько десятков солдат-филиппинцев с винтовками в руках, разучивая ружейные приемы под руководством командовавшего ими офицера. Они с радостью встретили обоих перебежчиков, которым не составило труда ввести их в заблуждение, в очередной раз повторив выученную назубок басню о том, что они ведут в Паланан подкрепление, присланное генералом Бальдомеро, после чего попросили провести их к Агинальдо.
Дом, в котором был захвачен Агинальдо. Человек в белом кителе, со сдвинутой на затылок шляпой - Лазаро Сеговия, остальные - скауты макабебе.
Пять бывших офицеров филиппинской армии, которые оказали помощь Фанстону в пленении Агинальдо. Слева направо: Грегорио Кадхит, Сесилио Сегисмундо, Иларио Тал Пласидо, Дионисио Бато и Лазаро Сеговия. Фотография сделана в Паланане, 24 марта 1901 г.
Пять американских офицеров, участвовавших в экспедиции. Слева направо: капитан Гарри Ньютон, лейтенант Бартон Митчелл (который взял с собой небольшую фотокамеру), лейтенант Оливер Хаззард, бригадный генерал Фредерик Фанстон и капитан Рассел Хаззард. Фотография сделана в Паланане, 24 марта 1901 г.
Президент находился на втором этаже здания, в комнате с балконом, выходившим на площадь. Вместе с ним присутствовали еще семь офицеров, среди них Сантьяго Барселона, казначей республики, Симон Вилла, начальник штаба, и майор Назарио Альгамбра, командир телохранителей. Представившись, Тал Пласидо начал во всех подробностях рассказывать о походе своего отряда, о случайной стычке с американскими офицерами и их пленении, что вызывало живейший интерес у Агинальдо и его "свиты". Воспользовавшись тем, что их внимание было отвлечено, Сеговия незаметно вышел на балкон. Как раз в этот момент скауты макабебе во главе с Сегисмундо, Бато и Кадхитом длинной колонной выходили на площадь. Подняв голову, Кадхит стал пристально осматривать площадь и центральное здание, и увидел стоявшего на балконе испанца. Обменявшись с ним кивком головы и дождавшись, пока Кадхит, в свою очередь, шепотом пустил по цепочке команду приготовиться, Сеговия подал условный сигнал, взмахнув шляпой и громко крикнув: "Вперед, макабебе! Настало ваше время!" Скауты немедленно вскинули винтовки и дали дружный залп по охране Агинальдо. Неожиданная стрельба посеяла среди них панику. Двое телохранителей были убиты на месте, остальные побросали оружие и бросились врассыпную.
Агинальдо, услышав выстрелы, принял их за приветственный салют в честь новоприбывших. Он подошел к окну, чтобы приказать охране не расходовать понапрасну боеприпасов. В этот момент Тал Пласидо, как тигр, бросился на него с криком: "Вы пленник американцев!", сбил с ног и прижал к полу. Одновременно Сеговия вбежал обратно в комнату с балкона. Оправившись от секундного замешательства, офицеры Агинальдо схватились за оружие, но Сеговия опередил их: выхватив револьвер, он открыл по ним огонь. Двое офицеров были ранены и упали на пол, остальные выпрыгнули из окон и бежали, а Вилла остался вместе с Агинальдо, не пытаясь больше сопротивляться. Оба они были настолько ошеломлены внезапной сменой событий, что почти не понимали, что происходит.
Когда началась стрельба, Фанстон и другие американские офицеры только что переправились через реку. Он опрометью бросился в сторону центральной площади и увидел, как двое скаутов макабебе, прижав стволами винтовок к земле пытавшегося спастись бегством Барселону, спрашивали его, не он ли - Агинальдо? Мгновение спустя из двери штаба выбежал Сеговия, крича на испанском: "Все в порядке, мы его схватили!".
Фанстон поднялся на верхний этаж, где содержался Агинальдо, представился и заверил президента Филиппин, что не намерен причинять ему вреда, и гарантировал, что с ним будут обращаться как с военнопленным.
- Это что, шутка? - в полной растерянности спросил Агинальдо.
- Я не имею привычки шутить такими вещами, господин президент, - ответил Фанстон.
Приняв в свои руки теперь уже официальное командование отрядом, Фанстон распорядился поместить пленника под надежный караул. Остаток этого насыщенного событиями дня и весь следующий участники экспедиции провели в Паланане, отдыхая и восстанавливая силы. Как ни странно, никто из инсургентов, бежавших из городка и скрывавшихся в окрестностях, не попытался освободить Агинальдо: таково было состояние шока, в который повергло их внезапное появление противника в самой ставке президента.
25 марта Агинальдо под эскортом доставили на побережье, где уже ждал "Виксбург". Четыре дня спустя Фанстон со своим пленником прибыл во дворец Малаканьянг в Маниле и представил его губернатору. Макартур принял Агинальдо с подчеркнутыми любезностью и уважением. Ему не составило особого труда убедить бывшего президента Филиппинской республики, что дальнейшее сопротивление бессмысленно и приведет лишь к напрасным человеческим жертвам. В качестве своего рода "бонуса" за сотрудничество с американскими властями он пообещал Агинальдо, что вскоре тот сможет воссоединиться с семьей, с которой не виделся более двух лет. В результате всего через несколько дней после первой встречи с губернатором Агинальло издал прокламацию, в которой призывал своих сторонников сложить оружие. Авторитет экс-президента даже после взятия в плен был настолько высок, что подавляющее большинство повстанцев последовало его совету, хотя последние разрозненные очаги сопротивления на Лусоне были, как сказано выше, подавлены только к 1906 г. По большому счету, американцы могли торжествовать победу.
Дворец Малаканьянг в Маниле - штаб-квартира губернаторов США на Филиппинах, с 1945 г. - резиденция президентов республики
Сенсационные новости о пленении вождя филиппинских герильяс вызвали бурную радость в Вашингтоне. Благодарное правительство щедро вознаградило всех участников авантюры. Фанстон был произведен в ранг бригадного генерала действующей армии - так сбылась его юношеская мечта об армейской карьере. Три других американских офицера также были зачислены на постоянную военную службу и повышены в звании, а Лазаро Сеговия, благодаря помощи и самообладанию которого в опасный момент стал возможен захват Агинальдо, получил вознаграждение в размере 1500 золотых долларов. Наград меньшего размера удостоились также четыре тагала и скауты макабебе, среди которых история рейда на Паланан вскоре обросла легендами и стала некой разновидностью традиционного фольклора.
Дальнейшие судьбы двух главных героев филиппинской авантюры сложились следующим образом. Фанстон в январе 1902 г. вернулся в США в ореоле славы национального героя, его повсюду восторженно принимали и чествовали. Но вскоре над его головой сгустились тучи. Когда стали известны подробности неблаговидных обстоятельств, сопровождавших его рейд, значительная часть американской общественности была охвачена возмущением. На Фанстона обрушился огонь нападок прессы, особенно связанной с изоляционистами. Злоупотребление доверием, подложные письма, маскарад с переодеванием - всё это ставили в вину человеку, фактически покончившему с партизанской войной на Филиппинах. Фанстон, с его прямым и резким характером, не пытался оправдываться - он не считал себя виновным, и полагал, что на его месте любой поступил бы так же. Он не стеснялся в выражениях по адресу своих критиков, и когда в одной из газет появилась обличительная статья, подвергавшая осуждению методы подавления национального движения на Филиппинах, в частности, жестокую расправу над мирным населением острова Самар после нападения местных повстанцев на американский гарнизон, Фанстон публично заявил, что всецело одобряет действия солдат, и добавил, что будь там редактор газеты, не мешало бы и его повесить за компанию с "мятежниками". Подобные заявления вызвали бурю ярости в прессе. Президенту Теодору Рузвельту и другим влиятельным политикам, поддерживавшим Фанстона, пришлось приложить немало усилий, чтобы замять дело. Впрочем, со временем страсти улеглись; ореол славы вокруг Фанстона заблистал лишь еще ярче, а негативные стороны его эпопеи позабылись. Если бы не преждевременная смерть генерала от сердечного приступа в марте 1917 г., то именно он, а не Джон Першинг был бы назначен главнокомандующим американским экспедиционным корпусом на полях Первой Мировой войны в Европе и тем самым, возможно, увенчал себя новым лавровым венком.
Эмилио Агинальдо после капитуляции ушел с политической сцены и вел жизнь частного лица. Последний раз он пытался вернуться к активному участию в политике в 1935 г., после того, как правительство США предоставило Филиппинам автономию. Агинальдо выдвинул свою кандидатуру на пост президента, но проиграл выборы Мануэлю Кесону. Во время Второй Мировой войны Агинальдо, по некоторым сведениям, сотрудничал с оккупировавшими архипелаг японцами, возможно, надеясь с их помощью вновь вернуться к власти, но и здесь не сложилось - Япония потерпела поражение, и победители-американцы отправили Агинальдо в тюрьму по обвинению в коллаборационизме, хотя спустя несколько месяцев амнистировали. Он умер в 1962 г., на 94-м году жизни. Интересно, что расплата за предательский расстрел Бонифасио настигла его - хотя уже после смерти. В 1985 г. Центральный банк Филиппин выпустил новую купюру достоинством в 5 песо с изображением Агинальдо, но в 2017 г., уже в наши дни, на той же купюре его сменил портрет Андреса Бонифасио. Историческая справедливость в конечном счете восторжествовала.
