Аспар : другие произведения.

Цейлон и голландцы (1658-1796). Перевод книги П. Э. Пириса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод книги П.Э.Пириса, посвященной истории колониального господства Голландии на Цейлоне (Шри-Ланке). Продолжение монографии того же автора "Португальцы на Цейлоне"


П. Э. Пирис

Цейлон и голландцы

(1658 - 1796)

  
   (Перевод выполнен по изданию: CEYLON AND THE HOLLANDERS. 1658 - 1796 BY P. E. PIERIS. AMERICAN CEYLON MISSION PRESS. TELLIPPALAI. CEYLON. 1918)
  
   Предисловие переводчика
  
   Монография видного шри-ланкийского историка Пола Эдуарда Пириса (1874-1959) "Цейлон и голландцы", впервые изданная в 1918 г., входит в обширный цикл его исследований, посвященных историческим судьбам Цейлона в Новое время, в период экспансии на остров европейских держав, и является тематическим и хронологическим продолжением более ранней его работы - "Цейлон в португальскую эпоху".
   Остров Цейлон (современная Шри-Ланка), который первые европейские мореплаватели, достигшие его берегов, называли "земным раем", практически сразу стал объектом колониальной экспансии и захватнических устремлений западных держав - вначале Португалии, а затем Нидерландов и Великобритании. Европейских завоевателей привлекали богатые природные ресурсы острова, в первую очередь, корица, которая в то время не произрастала больше нигде, кроме Цейлона. Как известно, именно стремление найти места произрастания пряностей, а затем установить монополию на их экспорт в Европу стало одним из главных стимулов, приведших вначале португальцев, а после - их соперников-протестантов в Южную Азию и на Дальний Восток. Неизбежным следствием этого стали многочисленные ожесточенные войны между ними на суше и на море.
   Голландцы впервые появились на Цейлоне в 1602 г. Это была экспедиция под командованием Йориса ван Спилбергена, проводившая "рекогносцировку" острова и искавшая возможности установления дружественных политических и коммерческих связей с тогдашним правителем сингальского королевства Канди, Вимала Дхарма Сурьей (1590-1604). Обе стороны быстро нашли общий язык на почве взаимной вражды к португальцам (в то время находившимся под властью заклятых врагов Республики Соединенных Провинций - габсбургских королей Испании). Несмотря на то, что после произошедшего по приказу Вимала Дхармы убийства членов второго голландского посольства Сибальда де Вирта (причиной которого, по сообщению большинства источников, стало оскорбление, нанесенное пьяным голландским адмиралом сингальской королеве), отношения сингальцев и голландцев на определенное время вступили в фазу "заморозки", в 1638 г. новый король Канди, Раджасинха II (1629-1687), по собственной инициативе возобновил их, рассчитывая использовать голландцев с их превосходящим европейским оружием и флотом как союзников в борьбе с португальцами. С этой целью он даже пошел на заключение заведомо неравноправного для сингальцев договора, уступавшего голландской стороне монополию на экспорт корицы, и разрешавшего голландцам сохранять под своей властью отвоеванные у португальцев крепости (хотя и с существенной оговоркой, что это могло произойти лишь с согласия сингальского монарха). Голландцы ловко воспользовались этим разрешением. Изгнав португальцев с острова после затяжной 20-летней войны, они разместили свои гарнизоны в бывших португальских фортах Коломбо, Галле, Негомбо и других, ссылаясь в качестве обоснования на большие финансовые затраты, понесенные ими на "службе" у Раджасинхи. Король Канди был взбешен, но вынужден, в конечном счете, смириться со свершившимся фактом - одних европейских колонизаторов на Цейлоне сменили другие (1).
   Владения голландцев на Цейлоне в целом совпадали с португальскими. Как и изгнанные ими соперники, голландцы взяли под свой контроль наиболее плодородную и богатую природными ресурсами часть острова. "Голландия утвердила свое господство над четвертью территории острова: районом Коломбо, Негомбо, провинцией Семь коралов, северо-восточными территориями с центром в Джафне и прилегающей территорией Ванни, юго-западной и южной частью острова с городами Галле и Матара, включая район Хамбантоты, над восточным побережьем с портами Тринкомали и Баттикалоа. Только Кандийское государство сохраняло свою независимость" (2).
   При учреждении администрации голландцы также взяли за образец прежнюю португальскую систему, дополнив ее лишь некоторыми присущими им особенностями. Островом управлял губернатор, носивший длинный и пышный титул "Чрезвычайный советник Нидерландской Индии и губернатор и директор острова Цейлон с зависимыми от него владениями", занимавший одно из главных мест в структуре власти Голландской Ост-Индии. Он назначался на неопределенный срок директорами Ост-Индской Компании в Нидерландах и Верховным Советом в Батавии. Губернатору помогал Политический совет, состоявший из восьми членов: директор по доходам (Hoofd Administrated); офицер, командующий войсками; представитель правительства по делам сельских округов (Dessave); казначей (Zoldy, Boekhouder); политический секретарь; главный хранитель дома (Eerste Pakhuismeester); Государственный прокурор (Fiscaal); и торговый комиссар (Negotie Boekhouder) (3). Решения принимались большинством голосов и были обязательны для губернатора. Вместо четырех дисавани (провинций), которые существовали при португальцах, голландцы сочли более удобным для себя разделить подконтрольную им территорию на три крупных административных единицы (командорства) - Коломбо, Галле и Джафна. Последние делились на провинции (дисавани), а те, в свою очередь, на округа (коралы). Во главе провинций стояли голландские чиновники с титулами дисав, тогда как на более низшем уровне была сохранена туземная администрация (4).
   Период голландского господства на Цейлоне, продолжавшийся около 140 лет (с 1656/58 по 1796 гг.), т.е. практически столько же, сколько и португальский, был более спокойным и не столь богатым на события. Уже в одном этом видно фундаментальное различие между характерными особенностями обоих народов. Английский историк Дж. Э. Теннент с типично британской резкостью и высокомерием писал об этом так: "Политика голландцев на протяжении всего периода их владычества на острове демонстрирует резкий контраст по сравнению с португальцами. Она характеризуется отсутствием жажды завоеваний и незапятнанностью актами безжалостной жестокости по отношению к сингальцам. На смену фанатичному рвению католических монархов к распространению веры пришли ревностные усилия голландских купцов, направленные на укрепление их торговой монополии; и голландские купцы с униженным смирением терпели оскорбления и бесчинства, совершаемые тиранами Канди против их послов и чиновников. Поддержание мира была настолько важно для укрепления торговли, что никакая провокация, какой бы грубой она не была, не была достаточна, чтобы побудить их к протесту, и не препятствовала деловой рутине в их факториях на побережье" (5).
   И действительно, на первый взгляд нельзя не согласиться с мнением, высказанным авторитетным британским ученым. В отличие от португальских фидалгу, считавших себя прямыми наследниками рыцарей эпохи Реконкисты и перенесших на Восток средневековый фанатизм крестоносцев с их неугасимой ненавистью к мусульманам-"маврам" и миссионерским рвением к распространению христианства среди "язычников", голландцы были прежде всего торговцами, заботившимися о том, чтобы свести с прибылью свой бухгалтерский баланс. Если история португальского правления на Цейлоне - это история почти непрерывных военных действий, посредством которых португальские капитан-генералы пытались добиться своей главной цели - полного завоевания Цейлона, то голландцы, с присущими им педантичностью и скрупулезностью, всякий раз подсчитывали свои прибыли и убытки, и когда последние грозили перевесить первые, без особых затруднений смиряли свою гордыню и заискивали перед сингальскими королями, их министрами и наместниками, стремясь выполнить свою главную цель - обеспечить прибыльную и бесперебойную поставку и экспорт корицы, как и других природных богатств острова.
   Тот же практицизм отмечал и отношение голландцев к религии. Голландцы были ревностными протестантами, и на завоеванных у португальцев территориях в Азии стремились в первую очередь искоренить католицизм - религию своих европейских соперников, и довольно терпимо относились к туземным верованиям. В отличие от португальцев, они не были одержимы религиозным прозелитизмом и почти не пытались обратить в христианство сингальцев-буддистов и тамилов-индуистов; до тех пор, пока их цейлонские подданные оставались лояльными и выполняли возложенные на них повинности, вопрос их вероисповедания не особенно тревожил голландские власти.
   Здесь следует подчеркнуть, что завоевание Цейлона, его колонизацию и последующую эксплуатацию его ресурсов осуществляло не напрямую государство, как это делала Португалия, а голландская Ост-Индская Компания (ОИК), уже при самом своем основании в 1602 г. получившая огромные полномочия в торговой и колониальной сферах, позволявшие считать ее настоящим "государством в государстве". ОИК могла вести войны, заключать союзы с туземными правителями, вербовать солдат и моряков, строить крепости, содержать в них гарнизоны, оснащать флоты, чеканить монету, назначать администрацию колониальных поселений и персонал торговых факторий (6). Начиная свою деятельность как коммерческая компания, ассоциация акционеров-пайщиков, ОИК волей обстоятельств за сравнительно короткий период превратилась в могущественную военную силу. Именно силами ОИК и по ее инициативе осуществлялись все голландские колониальные предприятия в Азии и Африке. Однако сам двойственный статус Компании - как "военного орудия" Нидерландов и как акционерного общества, деятельность которого в первую очередь была направлена на извлечение прибыли - в определенной мере сдерживал голландскую экспансию на Цейлоне. Кроме того, стратегия, выработанная "отцом-основателем" ОИК Яном Питерсзоном Куном в первой четверти XVII в., предполагала, что центр господства Компании в Азии будет находиться на Яве. Цейлону, как и голландским факториям на Малабарском и Коромандельском побережьях Индии, в стратегии ОИК отводилась периферийная роль (7). Не желая чрезмерно распылять свои ресурсы (и усвоив в этом отношении негативный опыт португальцев, чрезмерная "разбросанность" владений которых и невозможность оборонять их имевшимися в наличии ограниченными силами стала одной из причин их краха), голландцы ограничились установлением контроля над морским побережьем Цейлона и всячески избегали втягиваться в тяжелые и дорогостоящие кампании по завоеванию центральной части острова - сингальского королевства Канди - которые не могли принести им никаких ощутимых "дивидендов".
   Таким образом, вся политика голландцев в период их господства на Цейлоне находилась под влиянием коммерческих интересов. Там, где португальцы без колебаний прибегали к мечу и насилию, голландские чиновники стремились действовать более гибко, применяя метод "кнута и пряника". С одной стороны, как совершенно правильно отмечает Теннент, они заискивали перед кандийским двором, поддерживая видимость того, что являются всего лишь вассалами сингальского монарха, терпеливо сносили разного рода оскорбления, тратили немалые средства на подкуп сингальских придворных и самих королей, шли на уступки по второстепенным вопросам, и всё это ради того, чтобы добиться своей генеральной цели - установления и сохранения монополии на эксплуатацию и экспорт природных богатств Цейлона, прежде всего, корицы. Для этого голландцы стремились отрезать королевство Канди от доступа к побережью и пресечь экспорт корицы (и других природных богатств Цейлона) через неподконтрольные им порты. С другой стороны, в тех случаях, когда сингальские правители наотрез отказывались идти навстречу "пожеланиям" голландцев, власти ОИК прибегали к более жестким мерам, например, организуя торговую блокаду Канди, чем причиняли ему серьезный ущерб. Сочетая оба этих метода, власти ОИК более или менее успешно проводили свою политику и добивались поставленных целей на протяжении целого столетия, пока глухое недовольство сингальских подданных из-за эксплуатации, которой их подвергала ОИК, не переросло в открытое восстание, которое не замедлили поддержать и король Канди. В этих обстоятельствах у голландцев, при всей их нелюбви к военным действиям, не осталось иного выбора, как нанести военный удар, организовав полномасштабную военную экспедицию под началом барона Люберта Ван Эка, с целью завоевания королевства Канди. Эта единственная попытка голландцев последовать по пути своих предшественников-португальцев закончилась, после первоначальных успехов, сокрушительным провалом, повлекшим за собой тяжелые финансовые и людские потери, после чего стороны были вынуждены вернуться к довоенному статус-кво.
   Как и португальцы, голландцы оставили свой след в составе населения Цейлона. В этнической сфере голландское господство на острове способствовало появлению относительно немногочисленной, но достаточно влиятельной группы смешанного происхождения - ланкийских бюргеров. Голландские бюргеры были потомками европейских поселенцев (не обязательно голландцев, среди них встречались также немцы, французские протестанты, скандинавы и т.д.), как правило - гражданских служащих и вышедших в отставку солдат Компании, которые в рамках проводимой голландскими властями политики колонизации получали определенную сумму денег или участок земли для обзаведения хозяйством на подвластной Компании территории. (Впрочем, на Шри-Ланке они не проявляли особой склонности к фермерству и гораздо чаще становились содержателями таверн.) Колонисты женились на туземных женщинах или метисках из португало-сингальских семейств и "постепенно становились социальной опорой голландцев" (8). Вопреки распространенному представлению об особой нетерпимости протестантов к смешанным бракам, голландские власти не подвергали "бюргеров" какой-либо дискриминации. В настоящее время численность голландских бюргеров, живущих как на Шри-Ланке, так и в других странах Азии и Австралии, составляет около 40000 человек.
   Голландские власти внесли также свой - и немалый - вклад в развитие сельского хозяйства и инфраструктуры Цейлона. И опять-таки, в отличие от португальцев, печально запомнившихся на острове в основном своими "entradas" (вторжениями), т.е. опустошительными карательными кампаниями и рейдами на сингальскую территорию, сопровождавшимися, помимо огромных человеческих жертв, массовым варварским сожжением деревень, уничтожением полей, кокосовых рощ, разрушением оросительных каналов и других материальных ценностей, рачительные голландцы, напротив, прилагали все усилия к улучшению и развитию сельскохозяйственного потенциала Цейлона. С этой целью, как показывает Пирис, они вновь вводили в сельскохозяйственный оборот заброшенные земельные участки, принимали меры по восстановлению ирригационных систем в засушливой северной части острова (на полуострове Джафна и в области Ванни), прокладывали каналы, заново населяли пустующие деревни, привлекая туда, среди прочего, опытных земледельцев-тамилов из Южной Индии, разбивали сады и плантации, производя эксперименты с высаживанием новых экспортных культур (например, кофейное дерево, табак, кардамон, сахарный тростник и т.д.). Разумеется, эти улучшения в сельском хозяйстве были продиктованы не заботой о повышении благосостояния местного населения - голландские колонизаторы были далеки от филантропических соображений, - а исключительно выгодами Компании, но независимо от субъективных своекорыстных мотивов, экономическая политика ОИК, несомненно, шла на пользу Цейлону и его населению в целом.
   Голландцы не обошли стороной и сферу образования. В португальскую эпоху система образования на острове была сосредоточена исключительно в руках духовных орденов, прежде всего, иезуитов, которые обучали своих воспитанников лишь элементарным основам письма, чтения и катехизиса, да и их количество было ничтожно мало. Напротив, голландцы создали на подвластных им территориях достаточно широкую сеть приходских школ, способствуя распространению хотя бы начатков грамотности среди местного населения. К концу XVIII в. на острове функционировало порядка 80 школ. Обучение в них велось на местных языках - сингальском и тамильском, что, несомненно, было прогрессивным явлением (9). Некоторые одаренные туземные ученики даже продолжали образование в семинариях или университетах самой метрополии.
   Наиболее весомый вклад голландцы за время своего правления на Шри-Ланке внесли в сферу права. "Римско-голландское право, которое сегодня служит общим законом страны, было введено голландцами во время их правления над побережьем острова. Первоначально применявшееся к бюргерам или голландским колонизаторам и сингальской элите, служащей голландскому режиму, оно было распространено британцами на всех сингальцев из низменных районов и другие этнические группы, у которых не было собственного права. Считается, что применение римско-голландского права, которое подчеркивало идеал моногамного брака и неприкосновенность частной собственности, оказало значительное влияние на трансформацию сингальского общества не только в низинах, но и в отдаленных районах страны, где традиционно преобладали местная сингальская правовая система" (10).
   Таким образом, период голландского правления на Цейлоне, если рассматривать его с точки зрения жителей самого острова, несомненно, был более позитивным. Голландцы, в отличие от португальцев, проявили себя скорее как созидатели, а не разрушители, и, если не считать злосчастной экспедиции Ван Эка в 1766 г., были настроены на мирное сосуществование с независимым сингальским королевством, а не на его подчинение и уничтожение.
   Но при всем желании избегать конфликтов, господство ОИК на Цейлоне столкнулось с серьезными проблемами, которые, в конечном счете, привели его к краху. "Раковой опухолью, разъедавшей Компанию, была коррупция ее служащих, воспринявших девиз ОИК: скорейшее обогащение любой ценой" (11). Для многих чиновников Компании низкооплачиваемая служба в ее заморских владениях была не более чем удобной возможностью нажить себе состояние за счет занимаемой должности. Цейлон в этом отношении ничем не отличался от других голландских колоний. Особенно серьезные и масштабные злоупотребления происходили в сфере экспортной торговли пряностями - той самой, которую так ревниво оберегала ОИК, объявив (как и португальская корона в XVI в.) своей монополией. Даже те голландские губернаторы, кто не был сам коррумпирован и искренне отстаивал интересы Компании, открыто признавались, что были бессильны справиться с незаконной торговлей, наносившей огромный урон доходам голландских пайщиков ОИК. Как отмечает шри-ланкийский историк С. Арасаратнам, "было прекрасно известно, что большая часть торговли Цейлона велась в частных интересах голландских чиновников. Чем больше пытались ее ограничить, тем больше рос объем незаконной частной торговли. То и дело возникали скандалы, в которых были замешаны высшие чиновники. Они даже занимались контрабандой корицы с острова, несмотря на строгие предписания против этого. Вести контрабандную торговлю арекой и тканями было еще проще в сотрудничестве со многими частными торговцами, которые приезжали из Индии. Торговля тканями была особенно прибыльной, ввиду монополии Компании на рынок сбыта на Цейлоне. Губернатор Беккер обнаружил, что в Галле главные чиновники образовали партнерство, которое они назвали "Малой компанией", чтобы вести незаконную частную торговлю тканями. Другим распространенным злоупотреблением была провозка товаров частным образом от имени отдельных чиновников на судах Компании... Много чиновников, служивших на Цейлоне, возвращались со службы, сколотив капитал главным образом незаконными способами" (12).
   Другой тяжелой нагрузкой на бюджет колониальной администрации Цейлона стали военные расходы. Одна лишь кампания Ван Эка и неудавшаяся попытка завоевать королевство Канди пробили огромную брешь в финансах Компании. В то же самое время обострившееся во второй половине XVIII в. соперничество европейских держав в Индийском океане привели к необходимости укрепления портов Коломбо, Галле и Тринкомали, и размещения на острове дополнительных военных сил для внешней обороны. Не имея достаточных собственных контингентов, Компания была вынуждена обратиться к обычной для того времени практике привлечения целых наемных полков во главе с собственными командующими (полки Вюртемберга, Люксембурга и де Мерона). Но требуя для своего содержания больших финансовых затрат, наемники вовсе не горели желанием отдавать свои жизни за чуждые им интересы директоров и пайщиков ОИК. В результате при высадке на Цейлоне англичан в 1795 г. наемники почти сразу капитулировали и перешли на службу к новым завоевателям, что привело к практически бескровной капитуляции голландской администрации, после чего Цейлон подпал под колониальное господство третьей европейской державы - Великобритании.
  
   (1) О начальном периоде голландского проникновения на Цейлон см. более подробно Anthonicz R.G. The Dutch in Ceylon. Vol. I. Early Visits and Settlement in the Island. Colombo. 1929.
   (2) Талмуд Э.Д. История Цейлона. 1795-1965. М., 1973. С. 10.
   (3) Anthonicz R.G. The Dutch in Ceylon. Р. 180.
   (4) https://www.britannica.com/place/Sri-Lanka/Dutch-rule-in-Sri-Lanka-1658-1796
   (5) Tennent J.E. Ceylon; an Account of the Island Physical, Historical, and Topographical with Notices of Its Natural History, Antiquities and Productions. Vol. II. L., 1860. P.46-47.
   (6) См. правительственную хартию Ост-Индской Компании https://rupertgerritsen.tripod.com/pdf/published/VOC_Charter_1602.pdf , а также Берзин Э.О. Юго-Восточная Азия в XIII-XVI вв. М., 1982. C. 19.
   (7) См. Холл. Д. Дж. Э. История Юго-Восточной Азии. М., 1958. С. 213.
   (8) Талмуд Э.Д. История Цейлона. С. 11.
   (9) Иванов Л. Очерки экономической истории Шри-Ланки (XVI - начало ХХ века). М.,1978. С. 77, 78.
   (10) Hussein A. Dutch heritage of Sri Lanka http://www.infolanka.com/org/srilanka/cult/53.htm
   (11) История Индонезии. Часть 1: Учебник. М., 1992. С. 211.
   (12) Arasaratnam S. The Dutch Administrative Structure in Sri Lanka // Local Government in European Overseas Empires 1450-1800. P. 130.
  
   Введение
  
   Многие посетители из Европы, начиная с Саара из Нюрнберга (1647-1658), оставили записки о своем пребывании на Цейлоне во времена, когда остров находился под властью Нидерландской Ост-Индской Компании, и самые важные из их повествований переводились на английский язык и время от времени публиковались. Много информации содержится на страницах различных журналов, а важная серия из семи мемуаров, издававшихся с 1903 года ученым государственным архивистом и его способным помощником г-ном Антонисзоном, пролила много света на управление и политику Компании до 1740 года. Сэр Александр Джонстон, главный судья Цейлона с 1811 по 1819 год, оставил после себя ценную коллекцию рукописей, со многими из которых я получил возможность ознакомиться благодаря большой любезности г-на А. В. Винтера из Баддегамы. Кроме того, частные документы в сингальских Валаувах проливают интересный и личный свет на этот период. На основе этого материала был составлен настоящий сборник в надежде, что он предоставит среднему жителю Цейлона, который умеет читать по-английски, связный, достаточно точный и, возможно, небезынтересный рассказ о его стране во время ее перехода от средневековья к современности.
   Эта книга является продолжением другой книги "Цейлон и португальцы", написанной для публикации в Англии. Хотя издание этой последней было отложено из-за военных условий, предполагается, что читатель знаком с ее содержанием.
  
   Судейская палата, П. Э. П.
   Джафна.
  
   СОДЕРЖАНИЕ
  
   ГЛАВА I
  
   Заговор против Компании. Подвластная ей территория. Принципы администрации. Состояние страны. Сельское хозяйство. Новые отрасли. Отправление правосудия. Обращение в христианство. Ласкарины. Бюргеры. Межрасовые браки. Стремление к миру. Отношение Раджа Синхи. Британцы. Заговор против короля. Его провал. Ван Гунс как губернатор. Компания процветает. Французская компания. Наякер из Мадуры.
  
   ГЛАВА II
  
   Захват Арандоры. Посольство Бистервельта. Французы в Тринкомали. Граф де Ланероль. Взятие Бибилегамы. Климент Магеллиан. Дисава Теннекон. Амбанвела Рала. Любезность короля. Предательство Теннекона. Ванни. Лоуренс Пил в качестве губернатора. Политика компании. Раджа Синха и его подданные. Хангуранкета. Развлечения короля. Его отношение к религии. Его пристрастие к европейцам. Попытки держать его в хорошем настроении. Подобострастие Пила. Хендрик ван Риде. Отречение короля. Поминальная церемония.
  
   ГЛАВА III
  
   Вимала Дахам Сурья. Город Коломбо. Наваратна. Политика нового короля. Отношение Компании. Буддизм. Духовенство. Томас ван Ри. Чалии. Охота на слонов. Арека. Джафна. Чангарапиллаи. Характер тамилов. Посягательство на водоемы. Беспорядки в Джафне. Открытие портов. Рукоположение буддийского духовенства. Доброжелательное отношение двора. Администрация королевства. Военные меры. Раболепие Компании. Отправление правосудия. Корнелис Ян Симонс. Тесавамалаи. Смерть Вималы Дахам Сурьи.
  
   ГЛАВА IV
  
   Нарендра Синха. Закрытие портов. Реформы губернатора Беккера. Состояние государственной службы. Виджаявардхана Мудальяр. Поваренная соль и корица. Джафна. Заговор против короля. Проступок де Бевера. Дружелюбие короля. Огюстен Рампф. Торговые споры. Контрабанда. Чалиа. Дурное управление Вуйста. Верслюйс. Пилат в качестве комиссара. Правление Нарендры Синхи. Беспорядки. Реформа злоупотреблений. Суды. Ван Домбург. Беспорядки среди чалиев. Всеобщее недовольство. Беспомощность Совета. Левке Дисава. Прибытие ван Имхоффа.
  
   ГЛАВА V
  
   Шри Виджая Раджа Синха. Политика ван Имхоффа. Сельское хозяйство. Буддизм. Сарананкара. Сингальская литература. Религиозное возрождение. Католические миссионеры. Миссия в Пегу. Торговые споры. Контрабанда. Беспорядки. Миссия в Сиам. Вступление на престол Кирти Шри Раджа Синхи. Британцы. Религиозная политика короля. Восстановление священнической иерархии. Линдеран де Сарам. Правление Лотена. Ян Шрёдер.
  
   ГЛАВА VI
  
   Обзор администрации Компании. Классы ее подданных. Кумовство. Нечестность. Юридическое администрирование. Земельный совет. Португальский Томбо. Новый Томбо. Классы земель. Туземные чиновники. Взятки за их назначение. Их вознаграждение. Неправильное использование земель Компании. Земли Бадаведили. Подати Компании. Жемчужный промысел. Прочие морские доходы. Виджаявардхана. Кофе. Кардамон. Перец. Арека. Контрабанда. Кокосовые орехи и арак. Приют для прокаженных. Обращение в христианство. Гонения на язычников. Безразличие духовенства. Семинарии. Католические миссионеры. Сопротивление католиков. Критика духовенства. Безнравственность европейцев. Комиссия по вопросам школьного обучения. Образование под властью Компании.
  
   ГЛАВА VII
  
   Браки короля. Влияние Малабара. Думбара Рала и Компания. Охота за корицей. Последовательная подобострастность Компании. Дезертирство. Торговое соперничество. Нарастание более жесткой политики при дворе. Политика в отношении корицы. Тайная политика против короля. Отношение подданных Компании. Волнения среди них. Беспорядки. Заговор против короля. Он поддерживает бунтовщиков. Открытая война. Захват Матары и Ханвеллы. Партизанская тактика сингальцев. Компания стремится к миру. Письмо королю. Прибытие барона ван Эка в качестве губернатора. Миссия Пибуса. Описание столицы. Прием посла. Метод общения. Провал миссии.
  
   ГЛАВА VIII
  
   Оккупация Чилава и Путталама. Провал новой экспедиции. Дальнейшие приготовления. Иллангакон Маха Мудальяр. Новая кампания. Захват столицы. Нападение на Хангуранкету. Отступление ван Эка. Его смерть. Гарнизон взят в блокаду. Мойарт вызван из Джафны. Прибытие Фалька в качестве губернатора. Предпринятые им энергичные меры. Договор в Коломбо. Интриги Фалька. Ратификация договора. Цена войны. Проблемы с Тевера. Чилав. Путталам. Соляная промышленность. Баттикалоа. Джафна. План Муту Раджа Вела. Каналы. Возделывание земель чена. Посадка корицы.
  
  
   ГЛАВА IX
  
   Дисава и его обязанности. Политика в отношении мудальяров. Отношение к сингальским предрассудкам. Псевдо-бюргеры. Кастовые обязанности. Постановления о роскоши. Терпимость к буддизму. Католики. Волфс из Мекленбурга. Тамилы. Покупка титулов. Домашние обычаи. Посольство в Батавию. Возвращение Зуба Будды. Буддийское возрождение. Беспокойство Компании. Литература при дворе. Литература на Юге. Jeux d 'esprit ("Игры разума" (фр.)). Метрические диаграммы. Король и Компания. Поставка соли. Ванни. Британцы в Тринкомали. Хью Бойд. Смерть короля. Военные приготовления. Смерть Фалька. Абаясинха Маха Мудальяр. Договор с навабом. Британия и Соединенные Провинции. Волнения. Де Мерон в Сабарагамуве.
  
   ГЛАВА X
  
   Отношение компании. Развитие посадок корицы. Медали. Слабость сингальцев к медалям. Сельское хозяйство и ирригация. Водоем Гигантов. Канал Негомбо. Торговля арекой. Охота на слонов. Выращивание хлопка. Государственная служба. Положение сингальцев. Социальные изменения. Джафна. Сингальское королевство. Проблема обмена. Начало боевых действий в Европе. Отъезд ван дер Граафа. Британцы и торговля тканями. Вторжение в Нидерланды. Англичане захватывают Тринкомали. Роберт Эндрюс при дворе. Захват Джафны. Думбара Рала в Мадрасе. Приготовления в Коломбо. Полк де Мерона. Коломбо под угрозой. Положение голландцев. Неприятель перед Коломбо. Переговоры. Конец правления Компании.
  
   Глава I
  
   Занавес, упавший на последней многолюдной сцене средневековой мелодрамы, был снова поднят, чтобы показать изнутри то деловое учреждение, которое создали голландцы для того, чтобы восстановить некое подобие порядка. В Джафне против них был раскрыт заговор, и четырнадцать предполагаемых главарей были приговорены к смертной казни. Считалось необходимым вселить ужас в сердца недовольных, и осужденные были подвергнуты жестоким наказаниям; троих из них распяли на положенных на землю деревянных крестах, и после нанесения ударов ножом в шею и грудь им вспороли живот и извлекли внутренности; затем их сердца вырезали из груди и положили на рты, после чего отрубили головы и выставили на всеобщее обозрение на рыночной площади. Один иезуит был обезглавлен, а еще одиннадцать человек повешены, и их тела оставили разлагаться на виселицах. Совет принял резолюцию, выражавшую в письменном виде благодарность Всевышнему за победу, одержанную над португальцами, и 20 ноября 1658 года было объявлено особым днем благодарения и молебнов о Его дальнейшей помощи: любой, кто не соблюдал этот приказ, немедленно подвергался штрафу в размере 100 риксдолларов.
   Территория, которой отныне владела Нидерландская Ост-Индская компания на юге Цейлона, простиралась от Маха Ойя до Валаве-Ганги, таким образом, включая в себя всю дисавани Матара и наиболее ценные части дисавани Сабарагамува, Четырех коралов и Семи коралов, которые когда-то напрямую управлялись из Котте. На суше ее границы были отмечены фортами Ситавака, Ангуруватота и Катувана. На севере все королевство Джафнапатнам, включая Манар, и простирающееся приблизительно до границ Тринкомали, признавало власть Компании, которая, однако, лишь слабо ощущалась в землях Ванни. Река Бентара разделяла сингальские округа, при этом северная часть была передана дисаве с резиденцией в Хулфтсдорпе, за пределами форта Коломбо, а южная - коменданту в Галле, которому подчинялся дисава Матары. В Джафне был свой комендант; в административной иерархии он занимал следующее место сразу после губернатора, который жил в Коломбо; последнего назначало Верховное правительство в Батавии, и ему помогал Политический совет, состоявший из высших должностных лиц на острове. Исполнительные функции выполнялись государственной службой из шести классов, носивших различные звания, связанные с торговлей, такие как "koopman" (купец (голл.)) и "onderkoopman" (младший купец (голл.)). Были организованы советы по отправлению правосудия и распространению образования и христианской религии среди жителей страны; и созданы сиротские приюты и богадельни для помощи нуждающимся среди самих голландцев. Принципы, если их можно было так назвать, которыми руководствовались португальцы в своем дурном управлении оккупированными территориями, были отвергнуты методичными голландцами. Компания сумела создать свое поместье, - правда, находившееся в запустении и лишенное надлежащей заботы, но с большими возможностями и скрытыми ресурсами; теперь они должны были разрабатываться при терпеливом ведении хозяйства и с разумным учетом благополучия местных жителей.
   Дела действительно находились в плачевном состоянии. От Негомбо до Валаве-Ганги местность была в значительной степени пустынной и безлюдной; некогда плодородные районы рисовых полей лежали заброшенными, их плотины и каналы были разрушены, а огромные водоемы зияли брешами и были бесполезны. Густой тропический лес рос на месте многих счастливых деревень, которыми любовался в 1505 году Лореншу де Алмейда с борта своего корабля. Даже на дороге вдоль южного побережья паслось столько диких слонов, что она представляла опасность для путешественника, и, даже по самым оптимистическим оценкам, население не превышало 350 000 человек, хотя округ Галле в этом отношении несколько более густо населенным, чем Коломбо. В то же время население Джафны насчитывало 120 000 душ.
   Таким образом, вопрос первостепенного значения состоял в том, чтобы страна окупала свои расходы, а не истощала ресурсы Компании, и были предприняты энергичные меры по достижению этой цели. Пришлось увеличить запасы продовольствия, поэтому Компания начала выращивать рис за свой счет. Несколько тысяч тамильских рабов были завезены из Южной Индии, и после того, как их заклеймили клеймом Компании, отправлены возделывать заброшенные рисовые поля; даже работа по укреплению Коломбо считалась второстепенной по сравнению с этим актуальным вопросом. Бедность и долги настолько сильно повлияли на жителей деревни, что многие были вынуждены продать себя в рабство; поэтому было принято постановление, запрещавшее покупать или брать в залог последнее имущество любого лица, которое было необходимо для его пропитания. Были отданы инструкции по ремонту Каттакараи, водоема, некогда снабжавшего водой богатую провинцию Мантота и который, как и многие сотни других, теперь лежал в руинах; его размеры были настолько огромными, что голландцы называли его "Водоем Гигантов" и ожидали, что одних только земель, которые может орошать его вода, будет достаточно, чтобы прокормить весь Север. Шлюзы реки Мусали необходимо было поддерживать в надлежащем порядке, чтобы сохранить водоснабжение, и тамилы полуострова, несмотря на их сильные предрассудки, вынуждены были поселиться в Пунарине и заняться земледелием. За многочисленными колодцами, которые всегда представляли такую ??яркую черту засушливого тамильского королевства, следовало заботиться, а вместо крупного рогатого скота, павшего от болезней или забитого для удовлетворения потребностей солдат-европейцев, были завезены новые стада из Индии.
   Другие отрасли хозяйства также не остались в небрежении; из Бенгалии были завезены шелковичные черви, и предпринята попытка начать систематическое выращивание индиго, который находили в дикой природе в некоторых частях острова. Поощрялось выращивание хлопка, а ткачей и красильщиков переманивали с побережья Короманделя, чтобы конкурировать с торговлей, которая составляла такой важный источник тамошних доходов. В целях защиты отечественной промышленности на импортный табак были введены высокие таможенные пошлины; в то время как местный монетный двор выпускал в достаточном количествах медные монеты, которые, хотя и были самыми грубыми, когда-либо виденными на Цейлоне, устраняли одну из основных помех на пути торговли. Однако вряд ли можно было ожидать успеха от этих мер, если бы голландцы не были уверены в искреннем сотрудничестве со стороны туземцев. Тщательное отправление правосудие было вопросом величайшего значения, и голландцы испытывали инстинктивное уважение к закону. Был введен под названием "Статутов Батавии" сборник указов (Placaard) и постановлений, подготовленный Метсёйкером (который после того, как покинул Галле, стал генерал-губернатором), но опытные сингальцы неизменно присутствовали на судебных заседаниях ландраада, которые в основном занимались разрешением земельных споров, чтобы следить за соблюдением всех древних обычаев. Дисава продолжал осуществлять общую и отеческую юрисдикцию в отношении более мелких дел.
   На севере португальские чиновики были заменены тамилами, четыре мудальяра были размещены в четырех провинциях полуострова. Особое внимание было уделено кротким и услужливым веллалам, и распространение среди них новой религии осуществлялось без всякой необдуманной спешки. Христианство, которое оставили после себя португальцы, было, в сущности, номинальным по своему характеру и состояло лишь из способности произнести несколько молитв и креститься; действительно, несколько христиан уже обратились за разрешением вернуться к их индуистским обрядам. Таким образом, все должны были обучаться религии, и детей заставляли ходить в школу, чтобы подготовить их к принятию в лоно реформатской церкви. Все были обязаны посещать церковную службу и слушать длинные проповеди энергичного Филиппа Балдеуса и его сотрудников, а отсутствующих наказывали штрафами, которые шли на выплату жалования учителям. Вскоре стало известно, что результаты этих попыток обращения были столь же обескураживающими, как и у португальцев. "Тесаваламай", или обычное право страны тамилов, был оставлен в качестве основы для судебных решений до тех пор, пока он казался созвучным разуму, а все существовавшие в нем недостатки устранялись за счет голландского законодательства. В то же время практика детских браков не поощрялась: дочери голландцев выходили замуж только в возрасте двенадцати или тринадцати лет.
   В зарплатных ведомостях Компании числилось около двух тысяч сингальских ласкаринов, и всем им были розданы для содержания земли бадаведили, которые теперь называются аккомодессан. Эти люди все еще продолжали подчиняться приказам дисавы, Пьер дю Пон был первым, назначенным на эту должность в Коломбо. Обязанности дисавы были самыми разнообразными; он отвечал за армию за пределами форта, за содержание дорог и осушение болот, за развитие сельского хозяйства и за общее благополучие своего района. Также ожидалось, что он будет присматривать за тем, чтобы на внешних форпостах каждое утро и вечер читал молитвы хорошо подготовленный младший офицер. Даже мелкие детали были предметом регулирования: были установлены твердые цены на продукты питания, и назначены надзиратели для наблюдения за базарами и рынками. Только благочестивые люди, регулярно посещавшие богослужения, могли получить лицензию, разрешавшую им работать пекарями. Компания не оставляла без внимания необходимость надлежащего содержания собственного персонала. Класс бюргеров, представляющих свободных европейских поселенцев, не находившихся на службе у Компании, должен был поставлять как можно больше кадров; им были предоставлены щедрые земельные наделы с правом свободной торговли во всех поселениях; и по возможности их предпочитали местным жителям при назначении на чиновничьи должности.
   Только бюргерам была предоставлена ??привилегия содержать лавки в ущерб их энергичным соперникам - маврам, дальнейшее поселение которых в стране было запрещено. Тем маврам, которые проживали в стране в течение длительного времени, было разрешено остаться, но их занятия ограничивались сельским хозяйством и судоходством. В то же время индийских мавров поощряли посещать порты острова со своими товарами.
   Частота, с которой солдаты Компании женились на местных женщинах, была причиной некоторого беспокойства; поэтому было решено, что такие браки не должны разрешаться, если священнослужитель не готов удостоверить, что предполагаемая невеста исповедует христианскую религию. Этих жен заставляли посещать церковные службы один раз в неделю под угрозой прекращения выплаты жалования их мужьям, а дочери, рожденные от таких браков, должны были находиться под тщательным присмотром, чтобы обеспечивать женами следующее поколение. Было очень трудно удержать голландцев трезвыми, и сделана попытка варить слабоалкогольное и полезное пиво из рисового зерна. "Это кажется необходимой мерой, - писал ван Гунс, - потому что мы находим - помоги нам Бог! - что наших мужчин нельзя заставить воздерживаться от пьянства".
   Но самым необходимым условием для успешного выполнения новой схемы управления и достижения мира Компании был мир, и чтобы его получить, Компания готова была заплатить практически любую цену. Численность армии была установлена ??на уровне 2000 европейцев в дополнение к местному ополчению, соблюдалась строгая дисциплина, были даны инструкции по укреплению всех крепостей, а на границах держали бдительную стражу. Вожди Ванниа удостоились особого обращения; португальцы удовольствовались тем, что оставили их в покое в их дебрях, при условии, что они будут ежегодно платить дань в виде определенного количества слонов вместо десятин и налогов, которые взимались с остальных жителей Севера; было сочтено удобным продолжать эту политику до тех пор, пока не представится подходящая возможность для их полного подчинения. Компания опасалась, что любые строгие меры могут побудить их броситься в объятия короля, в то время как их можно было использовать в качестве шпионов за сингальцами, в основном с помощью погонщиков-тавалам, которые вели активную торговлю между владениями короля и Джафной. Однако не все они были одинаково благодушны; и главного из них, Кайлу Ваннию из Панангамана, нельзя было убедить принять приглашение ван Гунса явиться к нему; излюбленная политика, которую впоследствии проводили власти Компании, заключалась в разжигании зависти по отношению к нему среди остальных ванниа. Было также дано указание, что с веддами, живущими на границах Ванни, следует обращаться дружеским образом на случай будущих чрезвычайных ситуаций.
   Единственным неподдающимся учету фактором был характер короля, который все еще бушевал от ярости, как тигр в клетке. Он поклялся никогда больше не доверять слову купцов, которые его перехитрили, и все же он был благодарен людям, изгнавшим португальцев, разоривших его страну. Поэтому он не только оставался пассивным во время последнего эпизода португало-голландской борьбы за Цейлон - осады Джафны, но даже написал Ван Гунсу в ноябре 1658 года, чтобы выразить свою глубокую признательность за услуги последнего. Он больше не был королем только Канда Уда Рата, Страны над горами, но королем Синхале, страны сингальцев, включавшей почти половину Пата Рата или Нижней страны, которая принадлежала Котте. Его подданные влачили жалкое существование. Их бедность была настолько вопиющей, что детоубийства стали шокирующе частым явлением. Строгость, с которой король запретил любую торговлю с Компанией, вынудила их ограничить свои зарубежные сношения портами Путталам и Коттиар, и они не могли больше полагаться на эту меновую торговлю, благодаря которой прежде удовлетворяли столь многие свои потребности. Их невзгоды усугубились, когда в мае 1659 года голландский гарнизон был размещен в старой португальской церкви в Калпитии, которая контролировала торговлю в Путталаме. Густым лесам было позволено расти не только на его границах, но они разделяли различные провинции, и единственное средство сообщения с внешним миром состояло из узких проходов, которые строго охранялись и закрывались "воротами" из толстых колючих веток, называемыми Кадавату. Среди людей было много недовольства, и король понял, что его популярность идет на убыль. Однако он был слишком поглощен своими обидами, чтобы заботиться о благополучии своих подданных. Заговор с целью его отравления, который был недавно обнаружен и покаран со страшной суровостью, заставил его подозревать всех, и любой подданный, чье влияние, богатство или успех привлекал его внимание, без колебаний устранялся.
   Политика, проводимая голландцами, заключалась в том, чтобы любой ценой держать его в хорошем настроении, и их отношение к нему было почтительным, вплоть до подобострастия. К нему неоднократно отправлялись посольства с подарками в виде редких животных и других диковинок, которые он ценил, но ни одному из этих послов король не позволял вернуться. Его увлечением было собрать идеальную "коллекцию" из представителей разных европейских народов, посетивших его владения. Таким образом он собрал большое количество португальцев, голландцев и англичан, в числе которых был Роберт Нокс, взятый в плен в Коттиаре в 1630 году, результатом долгого пребывания в плену которого стало, пожалуй, самое ценное описание жизни сингальцев, написанное иностранцем.
   У голландцев были причины для беспокойства: туча, которой суждено было окончательно затмить их господство, уже достигла берегов Цейлона. Последние двадцать лет суда британцев и датчан не были чем-то незнакомым в гавани Коттиара, предоставлявшей такие возможности для их ремонта, которых нельзя было найти ни в одной из индийских гаваней. Сингальцы хорошо относились к иностранцам и позволяли им свободно путешествовать вглубь острова, так что они получили возможность ознакомиться с состоянием страны. Еще в 1658 году директора британской компании в Лондоне получили письмо от одного из своих офицеров, в котором говорилось о желательности создания фактории в Калпитии, чтобы обеспечить себе долю в торговле острова, и этот вопрос получил большой стимул благодаря договору от июня 1661 года, регулирующему условия брака Карла II с португальской инфантой. В нем предусматривалось, что, если одна из договаривающихся сторон сумеет завладеть островом, Коломбо будет отдан Португалии, а Галле - Англии, а торговля корицей разделена между ними. В том же году британские директора приказали направить к Радже Синхе посольство для получения разрешения на строительство фактории и обеспечения доли в торговле корицей, и эти предложения нашли весьма благоприятный отклик у короля.
   Голландцы были очень взволнованы этими известиями. В Коттиар были отправлены войска, но вскоре вернулись в результате вспышки болезни; были также предприняты шаги по укреплению Пойнт-Педро. Дон Жуан де Коста, который был их главным советником в отношении переговоров с сингальским двором, настаивал, что англичане и португальцы действовали там согласованно и что следовало ожидать нападения на восточное побережье или на Манар. Сэр Эдвард Винтер, британский агент в Мадрасе, ясно объявил, каковы намерения его компании, и был предупрежден, что вследствие существующих договоренностей между голландцами и королем любое вторжение будет рассматриваться как недружественный акт.
   Однако обе нации стремились уговорить короля освободить своих европейских пленников, и их послы появились при дворе в 1664 году. Король находился в Ниламбе, где он тогда проживал в течение долгих промежутков времени для поправки здоровья. Он довел недовольство своих подданных до опасной степени, помешав празднованию их величайшего праздника, Перахеры в этом году, но европейцы нашли его в более благодушном настроении, чем обычно. Английских пленных собрали из разных частей страны, где они проживали, и сообщили, что король рад их освободить, а затем их пригласили поступить к нему на службу. Они колебались, и им предоставили время до следующего утра, чтобы принять окончательное решение.
   Тем временем назревал заговор с целью убить короля и посадить на трон его сына. Пугающая комета, которая появлялась в небе на несколько дней, наполнила умы всех людей мрачными предчувствиями. В ночь на 21 декабря, когда пленники были освобождены, двести вооруженных людей собрались в Ниламбе и напали на стражников, стоявших у ворот дворца; большинство из них были убиты, не успев опомниться от неожиданности, а некоторые бежали внутрь дворца и присоединились к королю. Заговорщики преследовали их и заняли дворец. Король с горсткой верных ему людей оказался прижат к стене. Старый воин не разучился владеть оружием, и величие его полубожественной особы внушало страх недовольным, которые не могли набраться достаточно храбрости, чтобы штурмовать это место. В результате на следующее утро король, охраняемый своими людьми, совершил вылазку и, гоня перед собой слонов, чтобы проложить дорогу в джунгли, бежал в цитадель Галауда за Хангуранкетой, в пятнадцати милях от него. Дома сторонников короля были быстро разграблены англичанами, а затем основная масса восставших, число которых значительно увеличилось, поспешила в Сенкадагалу, где жил принц с королевой; они взяли с собой англичан, которых они, в свою очередь, пытались привлечь на свою сторону, хотя и безуспешно.
   Повстанцы объявили, что Раджа Синха свергнут с престола вследствие его дурного управления. Они обвинили его в грубых нарушениях международного права при задержании послов иностранных правительств и аресте тех из их подданных, которые прибыли в его страну. Они заявили, что его мстительная политика подорвала торговлю его подданных, а его жестокость была источником опасности для жизни каждого. Соответственно, они провозгласили принца королем в его покоях. Последний, однако, не проявил никакого энтузиазма по поводу этой нежеланной почести. 25 декабря был назначен поход на Хангуранкету, чтобы схватить беглеца, но тем временем принц в сопровождении любимой сестры Раджи Синхи бежал к королю. Среди мятежников возникло замешательство. Некоторые в панике и в такой спешке бежали домой, что дворы дворца были усыпаны монетами, которые они принесли с собой и которые англичане поспешили собрать. Другие начали ссориться между собой; в то время как один знатный вельможа объявил себя сторонником короля и захватил столицу от его имени. С трепетом было отмечено, что в ночь на 21-е число хвост кометы повернулся в противоположном направлении.
   Восстание окончилось, и король без труда восстановил свою власть над страной. Повстанцам пришлось жестоко поплатиться за свою опрометчивость; пытки и конфискация имущества были не самым малым из наказаний, которым их подвергли. Несколько буддистских священников, заподозренных в соучастии и принадлежавших к одним из лучших семей страны, были казнены, а их тела брошены в реку. Принц исчез, и долгие годы ни голландцы, ни подданные его отца не могли выяснить, что с ним случилось.
   Способный, но высокомерный ван Гунс, который в качестве верховного комиссара в течение некоторого времени не мог работать в гармонии со степенным ван дер Мейденом и который был вынужден дать понять властям в Батавии, что губернатор нашел бремя административных обязанностей слишком тяжелым для своих лет, сам был назначен преемником последнего в сентябре 1662 года. Внутренние распри среди сингальцев были восприняты голландцами с несомненным удовлетворением, особенно после того, как между Соединенными Провинциями и Англией разразилась война. Действительно, их превосходительства в Батавии даже письменно выразили благочестивое мнение о том, что восстание сингальцев было "даром свыше".
   Король из-за своего общего недоверия к своим подданным бросился в объятия Компании. По его просьбе отряд голландцев был отправлен в Сабарагамуву и занял большую часть этого округа, а также Трех и Четырех Коралов, в то время как в Руванелле был построен форт, а португальская церковь в Сабарагамуве укреплена. В сентябре 1665 года дю Пон поспешил в Тринкомали, когда до него дошел слух о том, что англичане предполагают захватить этот город и построить там еще один форт. Власти Батавии колебались, так как расширение подвластной территории не соответствовало их политике; но настойчивость ван Гунса взяла верх, и они одобрили то, что он сделал, тем более, что их убедили, что оккупация Руванеллы отдаст в их руки значительную часть торговли арекой из Калпитии в Коломбо. Далее они согласились, что Калпития и Негомбо должны быть надлежащим образом укреплены, а Чилав, который все еще находился в руках короля, должен быть захвачен. В то же время, некоторые небольшие пошлины на ареку были переданы королю, чтобы он и дальше сохранял свое дружественное отношение к голландским интересам.
   Дела компании в это время могли считаться процветающими. Первый промысел жемчуга был проведен ван дер Лааном в 1666 году, когда в нем приняли участие 400 лодок. Было подсчитано, что к месту ловли собралась толпа из 200 000 человек, и, поскольку всю питьевую воду приходилось набирать из одного резервуара, он вскоре был заражен, и вспыхнула болезнь, за шесть недель унесшая жизни 1500 человек. В июле того же года отлов девяноста шести слонов в одном краале добавил значительную сумму доходов, в то время как попытки ван дер Лаана увеличить выращивание риса окупились сторицей. Действительно, зерна было так много, что возникло беспокойство, как бы суда, которые привозили его из Индии, а на обратном пути увозили слонов, не перестали приходить на Цейлон, и поэтому было решено все больше и больше передавать выращивание риса в частные руки.
   Положение британцев в Мадрасе также было таково, что принесло удовлетворение голландцам, поскольку в 1665 году Винтер с помощью военных сместил своего преемника с должности и узурпировал верховные полномочия; поскольку такое положение вещей продолжалось до 1669 года, внутренние проблемы не позволяли британцам вмешиваться в деятельность Компании на Цейлоне. Однако некоторую обеспокоенность вызвало открытие, что в 1667 году король отправил послов в Мадрас. Голландцы схватили этих людей и отправили обратно, но примерно в то же время король получил письмо от Франсуа Каррона, покорителя Негомбо в 1643 году. Теперь он перешел на службу к французам и был назначен директором могущественной французской Ост-Индской компании, которая была учреждена в 1664 году при содействии Людовика XIV. Компания предполагала основать поселение на Цейлоне, и теперь Каррон написал, чтобы сообщить Радже Синха, что Людовик намеревается в ближайшее время отправить к нему дворянина с подарками. Это, несомненно, привело в восторг короля, который в то же время был раздражен осторожным продвижением голландцев к Арандоре, сцене стольких сражений в португальские времена, в которой они разместили свой гарнизон. Вскоре большое войско сингальцев было направлено против них и наблюдало за их передвижениями, в то время как в октябре 1668 года сингальцы изгнали голландцев из более отдаленных округов дисавани Сабарагамува.
   Компания, однако, опасалась быть втянутой в военные действия, поскольку, хотя война с англичанами окончилась, у нее было серьезные осложнения с туземными властителями Южной Индии. Один из них, великий Наякер Мадуры, еще в 1644 году дал им разрешение на строительство фактории в Каялпаттанаме, и когда четырнадцать лет спустя Тутикорин был захвачен у португальцев, Компания унаследовала права последних на так называемые Семь Портов, промысел жемчуга и раковин-чанка в Тутикорине, а также контроль над христианами-парава, которые поставляли ныряльщиков. Договор, заключенный в 1660 году между Наякером и Ван дер Мейденом, подтвердил приобретенные таким образом права Компании, в то же время подчеркнув обязанность парава Жемчужного побережья по уплате таких же взносов правительству Наякера, какие они платили раньше при португальцах. Рамнад образовал южную часть побережья Мадуры и управлялся Тевером, вассалом Наякера и Хранителем Священного Храма Рамешварам. С ним был заключен отдельный мирный договор, текст которого был выгравирован на медной пластине.
   Все эти интересы в Южной Индии находились в ведении губернатора Цейлона, и ван Гунс вознамерился обратить парава в реформатскую церковь. Это вызвало сильнейшее сопротивление со стороны католического духовенства, в результате чего многие из них были изгнаны из сферы влияния Компании. Регент Наякера не сочувствовал политике Компании и предоставил убежище священникам, которые обосновались среди соседних язычников и продолжали оказывать свое старое влияние на парава, которых в то же время сильно притесняли агенты Наякера. Они были обложены большими поборами; но Компания, хотя и обнаружила, что ее торговле чинят серьезные препятствия, боялась самоутвердиться и была вынуждена прибегать к взяткам и мольбам, чтобы обеспечить себе право на самые мелкие дела. Маниагар, или откупщик налогов Наякера, мешал ее служащим рубить дрова для собственных нужд; ее письма часто перехватывались; плотникам запрещалось работать на ее судах; ремонт на ее фактории в Тутикорине был остановлен; с крупного рогатого скота, отправляемого в Коломбо, взимались дополнительные пошлины; а развитие ткацкой промышленности, несмотря на ее стимулирование, затруднялось из-за взимания огромных податей с ткачей.
   В то время, когда флот Голландии сжигал флот короля Карла в Чатеме, Компании пришлось увидеть, как ее главный резидент Хендрик ван Риде, вынужден платить дань, ее судьи выпороты и оштрафованы Маниагаром, и голландцев отчитывали за то, что они осмелились ездить верхом на лошадях. Была сделана попытка подкупить власти, но к ван Риде, присланному с дорогим подарком, отнеслись с крайним оскорблением. Несколько членов его миссии были избиты, флаг компании брошен в грязь, никакого ответа на письмо, которое они привезли, не было, и посланнику не было дана прощальная аудиенция. Раболепное отношение Компании увеличило высокомерие Маниагара, и после ловли жемчуга 1668 года главный патангатин Манара был арестован, избит и ограблен. Колодцы Тутикорина были взяты под охрану, и голландцы и христиане не могли брать из них воду. Одного голландца, у которого хватило смелости сделать это, приволокли к Маниагару и заставили поклониться ему на коленях. Даже попытка установить ограду вокруг помещений Компании была властно пресечена. В результате в скором времени торговля почти прекратилась, и Компания стала объектом насмешек на побережье.
   Власти Коломбо, однако, не удалось убедить принять решительные меры, они лишь умоляли своих агентов выполнять все требования; как следствие, были произведены новые реквизиции в отношении добычи жемчуга, и стянуты вооруженные силы, чтобы угрожать Тутикорину. Ныряльщики были встревожены; в 1669 году промысел не велся; и, наконец, Компания решила применить силу и начала боевые действия, хотя и с явным нежеланием.
  
   Глава II
  
   Раджа Синха, чья королева происходила из царствующей семьи Мадуры, был хорошо осведомлен о происходящем; несомненно, он также знал, что англичане снова вступили в борьбу за долю в торговле корицей, и настаивал на том, что Коттиар был свободным портом, где они имели право покупать ценные пряности. Ему нечего было бояться своих подданных, чей дух был полностью сокрушен, и его отношение к голландцам стало отмечаться растущим высокомерием. Чтобы умилостивить его, ему были предоставлены определенные права на судоходство в Коломбо и Галле, но тем не менее в октябре 1670 года он напал и захватил форт в Арандоре, возведение которого он так и не простил, и увел в плен весь его гарнизон. Голландцы возмутились, настаивали на освобождении своих людей, угрожали расправой и закрыли порты Баттикалоа, Коттияр и Калпития. Король остался равнодушным, но когда Хендрик Драак, посланный послом в 1663 году и задержанный им, умер, его тело в сопровождении некоторых голландцев было отправлено в Коломбо с самой пышной церемонией для погребения. В течение многих лет ни один голландец не осмеливался отправиться послом в королевские владения, но в конце концов был найден солдат по имени Хенрикус ван Бистервельт, готовый выполнить опасную миссию.
   Выехав из Коломбо 21 февраля 1671 г., Бистервельт был принят королевскими офицерами в Ситаваке и торжественно препровожден в Хангуранкету, потому что король так и не вернулся в Сенкадагалу после восстания. Недавно был раскрыт еще один заговор с целью отравить короля, и виновные повара и другие дворцовые слуги были посажены на кол, повешены или брошены под ноги слонам. Раджа Синха поэтому был дружелюбно настроен по отношению к голландцам, которые, со своей стороны, были готовы до предела заискивать перед ним. Посол внес письмо Компании во дворец, положив себе на голову на золотом подносе, и приветствовал короля смиренными земными поклонами, которые восточный этикет требует от подданных короля. Поэтому ему был оказан радушный прием. Король тепло выразил свое уважение голландцам и пообещал вернуть недавно захваченных им пленников, а также отправить назад задержанных им предыдущих послов. Однако он пожаловался на закрытие портов, и Бистервельт поспешил успокоить его старой формулой, что все это было сделано для лучшей защиты его королевства, а также для наказания тех предателей короля, которые были ответственны за недавние враждебные действия.
   Бистервельт был назначен Мохоттиаром короля и получил в дар серебряную чернильницу, песочные часы, стило и нож, которые обычно вручались таким офицерам. Также ему подарили меч, золотую цепь, перстни и другие драгоценности, и подобострастие Бистервельта дошло до того, что он носил присланный ему комплект сингальской одежды в своих покоях на собственной голове. Еда ему ежедневно доставлялась из королевской кухни, его жилище охранял сам Удапалата Дисава, офицер, находившийся в большой милости у короля и, как говорили, спасший ему жизнь во время восстания, и его приглашали на многочисленные аудиенции. Но хотя в таком положении проходил месяц за месяцем, ничего существенного сделано не было. Было ясно, что какими бы ни были чувства самого Раджа Синхи, его Совет был яростно враждебен к голландцам и не поколебался в присутствии посла настаивать на объявлении войны Компании. Король воскликнул, что он никогда этого не допустит, но проницательный датчанин, находившийся при дворе двадцать один год, язвительно заметил, что Компания всегда льстила людям в лицо, но клеветала в спину. Бистервельт, который по образованию не был дипломатом, был вне себя от ярости; он заявил, что, если задержанные послы не будут отправлены обратно, все королевство окажется в блокаде; он вызвал королевских советников на поединок и, наконец, потребовал, чтобы ему разрешили вернуться. Ему холодно сказали, что он может это сделать, и позволили уйти; после некоторой задержки он отправился в обратный путь и, когда 29 октября прибыл в Коломбо, одетый во все атрибуты сингальского чиновника, он удостоился радушного приема и сердечных поздравлений Совета.
   Тем временем ужасная буря обрушилась на Соединенные Провинции Голландии и угрожала самому их существованию. Людовик XIV по тайному договору, заключенному в Дувре в мае 1670 года, купил услуги распутного Карла II, который все еще позорил английский престол, и объявил войну Республике; но голландцы, возглавляемые молодым Вильгельмом Оранским, встретили опасность с неукротимым мужеством, которое всегда характеризовало этот народ в моменты испытаний. В марте 1672 года большой французский флот под командованием адмирала де ла Хэй, с которым был неугомонный Франсуа Каррон, появился в Тринкомали и захватил остров у входа во внутреннюю гавань. Затем ко двору было направлено посольство и дружелюбно принято Раджа Синхой, который подарил всю бухту французам, после чего адмирал занял Коттиар, который покинули голландцы. Следом на сцене появился флот последних, в то время как королевские войска собирались на побережье. Однако в рядах французов вспыхнула болезнь, и 9 июля де ла Хэй отплыл, оставив гарнизон в Коттиаре. Вскоре он был вынужден сдаться голландцам, в то время как французский флот с трудом ушел на Коромандельское побережье.
   Перед отъездом де ла Хэй отправил ко двору нового посла, графа де Ланароля, дворянина-гугенота. Выбор был неудачным, поскольку граф, несомненно, противопоставляя великолепие величайшего двора в Европе убожеству того, к которому он был приписан, держался с такой степенью высокомерия, которая вряд ли могла способствовать облегчению хода переговоров. Он выехал верхом из Коттиара и, прибыв в Хангуранкету, настоял на том, чтобы проехать мимо дворца, несмотря на возбужденные протесты сингальских придворных, ужаснувшихся нарушению этикета. Король, однако, не обратил на это внимания, и дал послу аудиенцию. Де Ланароля провели во дворец ночью с обычным церемониалом, но он был так раздражен задержкой с его представлением королю, что повернулся спиной и вернулся в свои покои. Король пришел в ярость и приказал наказать посла и его свиту, чтобы научить их поведению, которого следует придерживаться в отношениях с восточными монархами. Посла держали в цепях шесть месяцев, и члены его свиты, нервничая по поводу последствий высокомерного нрава своего главы, умоляли содержать их отдельно от него. Поэтому их приняли на службу к королю, и трем из них поручили ухаживать за его любимой лошадью, в то время как остальным было разрешено поселиться в городе, где они зарабатывали на жизнь, как и многие португальцы, которые там тоже находились, путем перегонки араки и открытия таверн.
   Де Ла Хэй так и не вернулся, и де Ланароль был впоследствии помилован королем, который назначил его одним из своих мохоттал, и он женился на сингальской даме при дворе. Их потомки были хорошо известны в разных частях острова.
   Эти события очень взволновали голландцев. Они опасались, что мир, к которому они так упорно стремились, все-таки будет нарушен, и поспешили укрепить гарнизоны своих застав. На юге велись боевые действия, но Раджа Синха хранил спокойствие до 1675 года. В апреле того же года ван Гунс передал свою должность сыну Рейклофу ван Гунсу-младшему, который родился в Батавии. Четыре месяца спустя сингальская армия появилась перед фортом, воздвигнутым Компанией в Бибилегаме, и осадила его. Вскоре им удалось отрезать гарнизон от снабжения водой, а затем собрать огромную груду хвороста, которую они подтолкнули к самым стенам, угрожая сжечь весь форт. О дальнейшем сопротивлении не могло быть и речи, и девяносто голландцев и их четыре пушки с триумфом были доставлены Радже Синхе. К первым относились со всем любезностью, и было предпринято несколько попыток убедить их командира поступить на королевскую службу, а орудия были установлены на покрытых богатой резьбой лафетах и оставлены во дворце в качестве трофеев победы.
   В Коломбо это нападение вызвало большое беспокойство, поскольку, как сообщалось, сингальцы угрожали Руванелле. Клемент Магеллиан, чалия выдающейся храбрости и неординарных способностей, который был отправлен в корал Белигал, был оставлен своими людьми во время стычки и убит, а его отрубленную голову доставили в качестве трофея королю. Этот человек получил образование у португальских священников и в 1663 году был назначен Маха Виданом над своей кастой вместо Антони Мендиса. Он попытался собрать отряд ласкаринов среди своих сородичей, но попал под подозрение в ведении изменнической переписки с королем, и его предали суду. Он был с честью оправдан и в качестве компенсации назначен мудальяром над всеми ласкаринами из касты чалия, в то время как они завоевали такую ??репутацию в военных действиях против короля, что ему было разрешено увеличить число этих ласкаринов до пятисот человек; однако они подвели его в час нужды. Его смерть стала большой потерей для Компании.
   Теннекон, в то время Дисава Семи Коралов, кружил возле Калпитии со своими людьми. На юге дисавани Матара подвергалась угрозе со стороны Сабарагамувы. Говорили, что Баттикалоа восстал, а Арипо, владение которым имело такое значение для защиты мест ловли жемчуга, находился в опасности из-за беспокойства Кайлы Ванниа, действовавшего совместно с Теннеконом. Военные действия свели на нет всю работу, которую Компания столь терпеливо выполняла в мирные годы, и гарнизоны были поспешно выведены с находящихся под угрозой форпостов.
   За несколько лет до этого в Семи Коралах появилась загадочная личность, заявившая, что у него есть миссия проповедовать религию Безымянного Бога, уничтожить девалы по всему королевству и утвердить эту новую религию. Король смотрел с угрюмым весельем, пока самозваный пророк обогащался богатством девал, но когда начали шептаться о том, что он был сыном его покойного брата Виджаяпалы, принца Матале, он начал внимательно следить за его действиями, что привело в смущение самозванца. Поэтому последний бежал в Коломбо, где был хорошо принят и жил в свое удовольствие за счет Компании. Там своей проницательностью он приобрел под именем Амбанвела Рала репутацию чародея, которая сохранилась до наших дней. Голландцы сочли, что настал подходящий момент использовать его огромное влияние среди его соотечественников, и в Семь Коралов были отправлены эмиссары, чтобы отвлечь короля, создав движение в пользу самозванца. В то же время по указанию из Батавии королю было отправлено почтительное письмо с просьбой вернуть все округа, которые были заняты Компанией с 1665 года, освободить захваченных им голландцев и снова установить дружеские отношения с Компанией.
   Вслед за этим посланием прибыл посол, который взял с собой живого льва в качестве тонкого комплимента королю, чье имя означало "Король-лев". Раджа Синха, однако, не был удовлетворен привезенным ему описанием внешнего вида животного, и не соизволил посмотреть на него. Посла продержали в глухой деревне, пока лев не умер, а затем его вызвали в Хангуранкету. Прошло несколько месяцев без приглашения на аудиенцию, пока, наконец, посол, потеряв терпение из-за долгой задержки, не попытался прорваться во дворец. Он был арестован охраной у входа и по приказу короля задержан на месте на три дня, чтобы научить его терпению, а затем отпущен.
   Король проявил большое чувство юмора в своих отношениях с голландцами, и впоследствии послал в качестве ответного подарка за презренного льва свирепого слона гигантских размеров, который когда-то использовался в качестве палача и вышел из-под контроля. Пренебрежение этим подарком посчиталось бы оскорблением для короля, и Компания была вынуждена приобрести двух других слонов, чтобы ухаживать за ним и нести все расходы по его содержанию.
   Эти шутки не отвлекали внимание короля от его решимости вести себя как можно более неприятно. Теннекон находился на границе округа Калутара и все его население ушло в королевские владения, в то время как форпосты Компании пришлось покинуть. Серьезно пострадал сбор корицы; в течение восьми лет не производилась ловля жемчуга, и встревоженные торговцы пытались успокоить короля, подарив ему двух прекрасных персидских лошадей. Никто, однако, не явился от имени короля, чтобы принять их, а с другой стороны, был веский повод опасаться, что на границах Трех Коралов готовится враждебная демонстрация. Затем форпосты здесь были эвакуированы, оставив гарнизон в Ситаваке, и вскоре после этого Теннекон появился в корале Сияне, угрожая Мальване.
   Он имел репутацию самого способного из королевских военачальников, и считалось, что король с завистью относился к его дарованиям. Во всяком случае, Теннекон вступил в тайную переписку с чиновниками Компании, и 30 октября 1673 года дезертировал в Коломбо со своей семьей и тремя сотнями своих людей. Ван Гунс был в восторге; ренегата ожидал торжественный прием, ему на шею надели большое золотое ожерелье, и предоставили земли для его содержания до тех пор, пока его услуги не могут быть эффективно использованы. Король не выразил никаких чувств по этому поводу и позволил всему имуществу предателя, которое перешло в собственность короны, сгнить на месте.
   В следующем месяце Амбанвела Рала бежал обратно к королю; но он не считался очень ценным и вскоре после этого был казнен. Жители Ванни все еще пребывали в беспокойном состоянии, и когда дон Филипп, в то время их самый влиятельный вождь, умер, они избрали его преемника, не обращаясь к властям Джафны. Дела выглядели настолько угрожающим, что было признано необходимым направить в округ военную экспедицию, и этой демонстрации силы оказалось достаточно, чтобы испугать жителей.
   Именно в эти тревожные времена немец Пауль Херманн из Галле, врач на службе у Компании, а затем профессор ботаники в Лейдене, заложил основы европейской ботаники на Цейлоне, собрав гербарий, которым впоследствии пользовался Линней. В то же время швед Гримм занимался изучением туземной медицины и лекарств.
   К концу 1679 года ван Гунс, которому тогда было всего тридцать семь лет, передал управление Лоренсу Пилу, опытному командиру Джафанапатнама, и отбыл в Индию. Несмотря на проблемы с Раджей Синхой и тревогу из-за войны с Людовиком XIV, завершившейся в июле прошлого года Нимвегенским договором, ван Гунс смог добиться финансового успеха во время своего пребывания в должности. Монополия на торговлю арекой принесла такую ??огромную прибыль, что покрыла расходы на содержание армии, увеличенной до 3400 человек; хлопчатобумажные товары импортировались только Компанией, и помимо прямых доходов от их продажи она получала большую косвенную прибыль, связанную с их использованием в качестве средства обмена для получения ареки. Розничная торговля тканями была достоянием бюргеров. Слонов было много, и их продажа приносила как деньги, так и рис, которым часто платили за животных. Сбор корицы был удовлетворительным, и король разрешал чалиа в поисках коры коричного дерева проникать в дебри корала Питигал без каких-либо возражений.
   Труд, посвященный увеличению местного производства риса, был хорошо оплачен, и ван Гунс уверенно выразил свое мнение о том, что заведения Компании на Цейлоне, несомненно, могут содержаться за счет прибыли, полученной от собственной продукции острова. Количество ласкаринов было увеличено до 5000 человек, и они оказались очень полезными во время недавних осложнений; в качестве награды они получили несколько лучших деревень, и их земли были в значительной степени освобождены от повинностей, которыми были обложены земли других. Компания понимала, что, пока она отказывалась отдать Коломбо Радже Синхе, она не могла рассчитывать на постоянный мир, и ее неизменная политика заключалась в том, чтобы задабривать его подарками. Однако были тщательно разработаны планы относительно того, что делать в случае его смерти. Голландцы, следуя по стопам своих злополучных предшественников португальцев, должны были занять Аллауву и Арандору и захватить Нижнюю Страну, одновременно атаковав Чилав с моря. В таком случае многого ожидали от Теннекона и Пунчи Аппухами из Викелии, еще одного отступника, которого назначили дисавой Рухуны и части Матары.
   Когда ван Гунс отплыл в Батавию, с ним отправился Роберт Нокс, которому, наконец, после девятнадцатилетнего плена удалось бежать из владений короля. Компания отправила его обратно в Англию, где он написал "Историческое повествование" о своем пребывании на острове, чтение которого оставляет очень тягостное впечатление. Алчность и жестокость Запада вытеснили безмятежность из жизни Востока. Раджа Синха, галантный и рыцарственный воин, превратился в озлобленного и свирепого тирана, одержимого всепоглощающим желанием наказать подобострастных европейских купцов, которые обманули его. Все остальные соображения были подчинены этой страсти; он предпочитал видеть своих подданных бедствующими и лишенными самых обычных жизненных удобств, в то время как орехи ареки, за которые можно было бы покупать для них иностранные товары, гнили, не собранные, под деревьями, чем допустить, чтобы Компания извлекла какую-либо прибыль из его королевства.
   Частые заговоры против него сделали его безжалостным, и ни один его выдающийся подданный не мог считать свою жизнь в безопасности; часто применялись жестокие пытки, посажение на кол было обычным явлением, слонам, которых приучили действовать как палачей, всегда хватало работы, и целые семьи истреблялись за измену, действительную или только подозреваемую, одного ее члена. Остальных арестовывали и годами содержали в тюрьме без объяснения причин и предъявления обвинений. Правление Раджа Синха было абсолютно автократическим, и хотя он редко действовал под влиянием спешки или страсти, никто из его советников не мог отклонить его от курса, который он наметил для себя. Ни один чиновник не пользовался безусловным доверием, и никто не знал, какие приказы были отданы другому; каждый шпионил за другим; но простой народ видел, что любые притеснения со стороны чиновников короля быстро карались, потому что король не выносил никакой тирании, кроме своей собственной.
   Его постоянной резиденцией отныне была Хангуранкета. Дворец, занимавший большую часть территории, был огорожен прочной глинобитной стеной и упирался в холм, который был местом убежища и куда никто не осмеливался зайти под страхом смерти. Многочисленные дворцовые слуги жили в низких постройках с соломенными крышами внутри стен, где было также несколько многоэтажных зданий, занятых высшими должностными лицами. В собственную резиденцию короля вели искусно вырезанные ворота; окна ее были обложены серебром и черным деревом; а внутри дворца было множество запутанных коридоров, заполненных стражниками, которым запрещалось разговаривать друг с другом. Личная охрана короля состояла из кафров, его слуги были пажами из лучших семей, а за его кухню отвечали женщины его гарема. В качестве меры предосторожности против отравления всю пищу пробовали за три часа до того, как ее подавали королю, чей рацион состоял почти исключительно из овощей. Ран Долия (главная супруга) короля жила в Сенкадагале с отдельным двором, в то время как Якада Долия жила в деревнях недалеко от дворца, куда ни один посторонний не осмеливался войти.
   Развлечения, к которым король питал слабость в юности, все еще продолжали ему нравиться. Голландцы знали, что он любил редких животных, и в его зверинце были черный леопард, белый олень и пятнистый слон. Хотя теперь он редко появлялся верхом на лошади, ему нравилось наблюдать за тем, как объезжают его лошадей. Он увлекался охотой верхом на слоне и проводил много времени за кормлением рыб в озере, вырытом по его приказу. Он любил архитектуру и всегда был занят благоустройством дворца. Он гордился своими доспехами и имел несколько красивых ружей местного производства, богато инкрустированных серебром и золотом.
   В вопросах религии он был очень терпим. Хотя он сам лишь поверхностно исповедовал буддизм, в Хангуранкете имелась коллегия священников, в состав которой входил его собственный дядя, которая курировала религиозные вопросы. Храмовых деревень по-прежнему было так много, что они серьезно влияли на королевские доходы, поскольку такие деревни освобождались от налогов. Люди питали сильную приверженность к своей религии, и повсюду строились многочисленные маленькие храмы; это были жалкие постройки, обычно из глины, и никоим образом не сравнимые по величию со старыми зданиями, которые были разрушены. Индийские факиры все еще "заведовали" священной вершиной, и целые толпы людей по-прежнему стекались поклоняться дереву Бо среди руин Анурадхапуры. После восстания король никогда не осмеливался препятствовать празднованию Перахеры, хотя сам предпочитал Карти Мангалью, которая отмечалась в честь бога войны, и больше не настаивал на том, чтобы к нему обращались как к божеству. Он уважал христианство, хотя скандалы, разразившиеся вокруг церкви португальцев в Сенкадагале, вынудили его закрыть ее. Даже маврам было разрешено построить там мечеть, которая содержалась за счет небольших взносов с мусульманской общины.
   Король по-прежнему любил стойких воинов; он был очень неравнодушен к европейцам и всегда стремился привлечь их к себе на службу. Франсуа Ванденбург получил высшее военное командование до тех пор, пока его не признали виновным в измене и казнили. Ричард Уорнхэм был назначен ответственным за артиллерию и получил несколько деревень для своего содержания. Де Ланароль, как уже говорилось, был возведен в ранг Мохоттала; а посол Компании был назначен главой Коттальбадду, или службы ремесленников, и женат на сингальской даме. Во дворце служили несколько европейцев, и была особая рота европейских солдат под командованием португальца и голландца. Все европейские пленники кормились за государственный счет, пока их численность не привела к появлению серьезной утечки ресурсов скромных деревенских жителей. Европейцы, однако, сочли нехватку говядины большой проблемой, и иезуит Вергонсе, который также был среди них в плену, призвал их убивать соседских коров. Этот священник любил поесть, часто посещал храмы и делил с барабанщиками и ткачами еду, которую приносили там богомольцы. Неудивительно, что Нокс с большим восхищением писал, что на борту судна ван Гунса "каждый раз он ел десять или двенадцать блюд из мяса с разнообразным вином".
   Португальцы получили множество торговых привилегий и открыли таверны, где по воскресеньям собирались другие европейцы. Слабость голландцев была хорошо известна, и сингальская пословица, которую сохранил в своей книге Нокс, гласит: "Вино так же естественно для белых людей, как молоко для детей". Приятно отметить, что, несмотря на крайнюю бедность людей, Нокс все же мог сказать: "У них нет ни одного человека из их нации, кто бы попрошайничал, за исключением тех, кто принадлежит к их собственным семьям". Пил продолжал обращаться с королем в манере, рекомендованной ван Гунсом. Было отправлено несколько посольств как из Коломбо, так и из Батавии, чтобы обеспечить мир и добиться освобождения пленников, но король не дал им аудиенции. Львы, тигры, лошади, циветты, соколы, персидские овцы и редкие птицы преподносились, чтобы привести его в хорошее настроение, но безуспешно. Собирать корицу разрешалось до тех пор, пока король под влиянием прихоти не приказал напасть и прогнать сборщиков, когда нижайшее извинение Коломбо позволило получить новое ненадежное разрешение. Ходили слухи, что к границе опять стягивались сингальские войска, и в результате форпосты были снова эвакуированы, а форты Ханвелла и Калутара укреплены. Также шептались о том, что жестокий старый тиран пристрастился к опиуму или к выпивке. Наконец в 1684 году прибыл посол, чтобы объявить о добром здоровье короля, и вскоре после этого посланцы Компании, которые так долго находились в заключении, явились с многочисленными подарками. Однако не было упомянуто о возвращении пленных, по поводу которого Компания так беспокоилась.
   Сингальцы теперь вновь вступили во владение некоторыми коралами, которые Компания предлагала сдать, а также соляными Левайяс на юге, не встретив при этом никакого сопротивления. Пил занял самую примирительную позицию; он отправил королю частное послание, в котором признал, что Компания поступила неправильно, удерживая Коломбо, что весь остров принадлежал королю и что голландцы находились там только с целью помочь ему в его защите. Он даже называл себя "верным и нижайшим губернатором" короля, а Коломбо "императорским и непобедимым замком". Эффект был превосходным, и вскоре стало ясно, что король, чье здоровье находилось в тяжелом состоянии, смягчился. Это впечатление усилилось после того, как в 1686 году его верховный священник прибыл с визитом к Пилу. Этот сановник был встречен почти с королевскими почестями, и его сила убеждения была настолько действенной, что возлагались большие надежды на скорейшее решение вопроса о пленниках. Пил подарил Наваратне из Матары, наследнику великого имени, который был главным мудальяром и баснаякой Коломбо, красивую медаль, украшенную драгоценными камнями, в знак признательности баснаяке за его участие в переговорах. Голландцы не были обмануты в своих ожиданиях, и в мае, к их великому удовольствию, появился королевский адигар Асвала Рала с длинной вереницей освобожденных заключенных.
   Тем временем Хендрик Адриан ван Рид, назначенный верховным комиссаром Индии, прибыл в Нагапатнам, и Пил отправился туда, чтобы встретиться с ним. Раджа Синха заподозрил, что он сделал это без какого-либо уведомления, и послал Маттамагоду Четти вернуть его. Ван Рид был готов пойти на многочисленные уступки, и в августе Пил, следуя его указаниям, предложил послам короля вернуть всю территорию, занятую с 1665 года; но они ответили, что у них нет от короля полномочий решать этот вопрос.
   Раджа Синха, здравомыслящий до последнего, понял, что его конец не за горами. Он созвал Совет министров в Хангуранкете и привел к ним человека с мягкими чертами лица, которого представил как принца Махастану, его сына и наследника престола Ланки. Секрет его существования был хорошо сохранен. Министры молчали; они были преисполнены недоверия, но не осмеливались показывать колебания. Говорят, что грозный самодержец должен был пасть ниц к ногам своего сына и поклясться в верности ему как королю, прежде чем министры признали его.
   10 декабря в Коломбо прибыли два посла, чтобы объявить, что принц унаследовал сингальский трон. Последовала великая демонстрация радости; закованные в цепи рабы были освобождены, а все преступники, приговоренные к смерти или наказанию плетью, - помилованы. Пять дней спустя прибыли новые послы с новостями о смерти и кремации Раджа Синхи; они также добавили, что его последние инструкции своему сыну заключались в том, чтобы сохранять дружеские отношения с Пилом, которого он считал достойным доверия человеком, в отличие от других голландцев.
   23 декабря 1687 года смерть почившего короля была отмечена в Коломбо поминальной церемонией, сопровождавшейся похоронной помпой, столь дорогой сердцу тевтонцев. Шли длинные шеренги ласкаринов, роты солдат и матросов с опущенными дулом вниз ружьями и волочащимися по земле пиками, перед каждой ротой рабы тянули полевую пушку, и гвардия губернатора в доспехах шествовала перед трубачами и литаврщиками, которые ехали верхом. Затем несли большие штандарты короля, меньшие штандарты, его личное знамя, вели под уздцы лошадей с попонами из черного бархата, с позолоченными шпорами, рукавицами, кинжалом, шлемом, кольчугой и т. д. За ними следовала карета, запряженная шестью лошадьми, все они были увешены королевскими эмблемами - гербом в виде красного льва на золотом поле, королевский конь, герольд в доспехах, меч суверенитета, корона и скипетр. Эти последние несли на подушках дворяне, их охраняли алебардщики и сопровождали солдаты с горящими факелами. Затем шел губернатор, чей шлейф в шесть локтей длиной нес паж, а рядом с ним шествовал посол-сингалец. Политический совет, священнослужители, Совет юстиции и другие официальные лица следовали за ними, в то время как бюргеры и прислуга замыкали шествие.
   Эта длинная процессия направилась к церкви, где регалии оставались на столе до вечера; затем их забрали под три мушкетных залпа и королевский салют из всех орудий города и форта и с такими же знаками уважения доставили обратно в дом губернатора. После этой демонстрации уважения к памяти короля, смерть которого наполнила их ликованием, усталых офицеров угостили спиртным и вином и разрешили вернуться в свои дома.
  
   Глава III
  
   10 июля 1688 года от сингальского двора прибыл Маха Мохоттиар, чтобы объявить, что 27-го числа предыдущего месяца новый король опоясался Государственным мечом; он привез с собой ружье из чистого золота в качестве подарка губернатору, и его сопровождала длинная вереница голландцев, которых король с их женами и детьми был рад отпустить на свободу. 15 июля состоялась церемония провозглашения нового короля с балкона здания Совета под именем Вимала Дахам Сурья Маха Раджа под громкие возгласы: "Да здравствует король!"; завершил торжество праздничный фейерверк.
   Перестройка Коломбо, начавшаяся в 1656 году, была завершена, и первоначальный город, ныне известный как Старый город или Oude stad, был отделен от замка. Первый в основном занимал место современного Петтахофа и был разделен на двенадцать кварталов; в центре было кладбище, с двух сторон от которого располагался рынок, где можно было купить все, от раба до листа бетеля. На востоке и юге город был сильно защищен валами и озером, кишащим крокодилами; единственный вход находился в северо-восточном углу, у ворот Негомбо, а прилегающий берег моря использовался как рыбный рынок.
   Здания внутри стен были в основном португальскими постройками, а в резиденциях проживало несколько европейцев со своими сингальскими женами или местечками. За стенами густые джунгли тянулись в направлении Вольвендала, португальского Агоа-де-Лопо.
   Сам замок был отделен от Старого города широким участком болотистой местности, заканчивающейся рвом, в который был превращен первоначальный выход из озера, и защищен с трех сторон озером, морем и заливом соответственно. Дорога соединяла Замок со Старым городом; на юго-западе дорога в Галле проходила через Ворота Галле, а Водные Ворота вели вниз на двадцать ступенек, к заливу. В замке и напротив залива находился дом губернатора, а рядом с ним - дом, предназначенный для размещения сингальских послов. Большинство чиновников проживало в стенах города, хотя лучшая улица, как ни странно, была занята в основном тупасами и сингальцами. Пять бастионов замка были каменными, и канал проходил внутри укреплений и вдоль восточного вала. Суда были вынуждены становиться на якорь в паре миль отсюда из-за песчаной косы у входа в гавань.
   Разработанные Компанией планы враждебной демонстрации на границе после смерти Раджи Синхи были отложены, так как ее должностные лица полагали, что они могут получить все, что они хотят, путем дипломатического давления на его неопытного преемника. Они исходили из того, что все договорные обязательства, заключенные с покойным королем, а также сделанное ему предложение вернуть территорию, оккупированную с 1665 года, больше не имеют обязательной силы; но вскоре они получили грубое пробуждение. Пил заявил, что весь остров принадлежит сингальскому королю, и одним из первых действий Вимала Дахам Сурья была отправка посла со своим саннасом о предоставлении Наваратне исторического порта Велигама, сопровождаемого просьбой вручить этот саннас баснаяке перед собравшимися в полном составе членами Совета.
   Советники были в замешательстве; они поспешили объяснить, что, описывая голландцев как слуг короля, они не имели в виду ничего, кроме того, что они были на Цейлоне для того, чтобы служить королю. Саннас нельзя было считать действительным; по их словам, какой-то злонамеренный человек, должно быть, предложил подарить порт, чтобы рассердить Компанию; и они намекнули, что это на самом деле король в значительной степени задолжал им за услуги, которые они оказали против португальцев. Однако после долгой дискуссии советники согласились на то, чтобы саннас был официально вручен, как от них требовали, но в то же время Наваратна в частном порядке получил указание вернуть его политическому секретарю.
   Вскоре выяснилось, что король не собирался править самовластно, как это сделал его отец. Он, очевидно, с 1664 года непрерывно жил в храме, и у него хватило здравого смысла передать подлинные бразды правления своим министрам, включая Маха Наяку, которые понимали Компанию намного лучше, чем он; а также он получил ценный совет де Ланароля. Позиция, занятая двором, была очень простой: порты Цейлона должны быть открыты, а Компания должна уступить всю территорию, оккупированную с 1665 года, и министры не собирались отступать с этой позиции.
   Голландцы, действуя по совету верховного комиссара ван Риде, предприняли попытку того, что сегодня можно было бы назвать блефом. Они решили, что ни при каких обстоятельствах торговля Цейлона не может быть открыта для их соперников. Они заявили, что король должен заключить с ними новый договор и заново обсудить весь вопрос об оккупированной территории. Они соответственно представили условия, которые они предложили положить в основу нового договора, специально зарезервировав для себя исключительную и беспрепятственную торговлю с сингальским королевством, а также право собирать корицу в пределах королевских владений при условии выплаты ему ежегодной субсидии; они также предложили, чтобы оккупированные территории либо остались временно под их властью в качестве залога якобы имевшихся у них исковых притязаний к королю, либо были переданы им на постоянной основе в обмен на полный отказ от всех таких требований.
   Однако "Его Императорское Величество", как они обращались к Вимала Дхарме, не торопился; условия были тщательно рассмотрены и были сочтены неприемлемыми. Министры отрицали, что Компания имела право предъявлять какие-либо претензии к королевской казне; король был готов предоставить им необходимое разрешение на сбор корицы, а в остальном он пожелал сначала лично увидеться с губернатором. Это не устраивало Компанию, и был отправлен ответ, что Пил не может по действующим приказам покинуть земли Компании, если на его место не найдется подходящий заместитель; но с этого времени начался обычай ежегодно посылать посла ко двору с обещанной субсидией, чтобы получить официальное разрешение на доступ в сингальское королевство для сборщиков корицы.
   Голландцы чувствовали себя неуютно. Жители Нижней Страны в большом количестве стекались ко двору, чтобы получить титулы и отличия от короля, как своего сюзерена, и даже Наваратна из-за его слишком частой переписки с королевскими министрами стал объектом подозрений. Во избежание неприятностей они посчитали целесообразным мирно покинуть горные коралы, а также Три Корала, которые почти лишились жителей. Они были немедленно взяты во владение от имени короля.
   Религиозные вопросы усложняли ситуацию, так как король был приверженцем буддизма, а на территории Компании находились святыни, вызывающие почитание всех буддистов. Келания никогда не теряла святости, которой ее наделило посещение Гаутамы Будды, и толпы людей из королевских владений все еще собирались для поклонения в Мулгири Гала. Последний представлял собой великолепный горный храм, расположенный в нескольких милях к северо-востоку от Матара; его святость восходит к древнейшим временам сингальцев, и его окружил новый ореол вследствие веры европейцев в то, что здесь были похоронены Адам и Ева.
   В 1682 году Пил принял репрессивный закон с целью остановить язычество и поощрить христианство, и, как следствие, в дисавани Коломбо насчитывалось почти 25000 христиан. Духовенство, однако, было готово признать, что их вероисповедание было не более чем номинальным и что многие сингальцы исповедовали христианство из мирских побуждений, чтобы получить определенные блага от христианского правительства.
   Больше всего власти Компании тревожила растущая активность буддистов, которая проявлялась в том, что все больше и больше людей, загнанных в горы по приказу Раджи Синхи, начали возвращаться в Пата Рата. Говорят, что, действуя по намеку из Коломбо, король даже послал требование о восстановлении дагоб в Нижней Стране, возвращении владений и доходов, принадлежавших им при сингальских королях, и свободе вероисповедания для всех сингальцев.
   Компания боялась препятствовать буддистам совершать свои обряды в Келании, поскольку она не рискнула бы миром, которого так жаждала, навлекая на себя неудовольствие могущественного Гане Бандара или Маха Наяки. Духовенство было возмущено, так как оно очень верило в эффективность гражданской власти в поддержке Церкви. Протестантские священники спрашивали, какой смысл был в применении репрессивного законодательства в других местах, когда разрешалось беспрепятственно исповедовать буддизм почти в самых окрестностях Коломбо? Однако гражданские власти не пошли у них на поводу; они наказывали христиан, совершавших языческие обряды, но не были готовы запретить язычникам исповедовать свою религию. Таким образом, духовенство приняло политику, которой придерживались португальцы до них, и преобразовало мадуву, которая стояла рядом с руинами древней дагобы в Келании, в школу. Это, однако, не повлияло на уменьшение количества буддистов, приходивших на празднества, после чего духовенство стало настаивать на том, чтобы здесь было основано место христианского богослужения, и в 1692 году получило на это разрешение.
   Тем временем король потребовал, чтобы ему была возвращена вся территория Компании, за исключением прибрежных фортов, и суда под его флагом предпринимали неоднократные попытки выйти в море из Путталама. Война казалась неизбежной, и голландцы начали утверждать, что их права на оккупированную ими территорию проистекают не из контракта с королем, а вследствие того, что они завоевали эти земли у португальцев, которые получили их на основе дара Дхармапалы. Они решили отстаивать свои права силой, если потребуется, и, укрепляя свои аванпосты, внимательно следили за всеми высокородными сингальцами в пределах своей юрисдикции.
   Тем временем королю отправлялась ежегодная субсидия, хотя она не всегда принималась, потому что иногда подарки оставляли брошенными на дороге. В 1690 году невозможно было собрать никакой корицы, но в следующем году, после долгого перерыва, промысел жемчуга, первый из прибыльного ряда, снова пополнил сундук Компании. Пил очень хотел вернуться на родину; тем не менее, из уважения к явным пожеланиям короля, он согласился остаться на своем посту, пока продолжались переговоры; однако из них ничего не вышло, и в феврале 1692 года он передал управление Томасу ван Ри, уже успевшему много прослужить на острове.
   Послушание и такт позволили новому губернатору управлять оккупированными округами в течение пяти лет с гораздо меньшими трениями, чем Пил. Сбор корицы был свободно разрешен, и урожай был настолько велик, что излишки, оставшиеся после того, как ежегодный флот полностью нагрузил свои трюмы, были сожжены, чтобы предотвратить перенасыщение рынка. Чалии, однако, оправдали свою репутацию смутьянов, и большинство из них бежали в королевские владения, жалуясь на притеснение со стороны своих чиновников. Их работа была очень трудной, и даже когда подданные короля не оказывали им сопротивления, опасность, которой они подвергались при сборе специй в лесах, где обитали слоны, была очень велика.
   Король приказал им вернуться на голландскую территорию, но нужно было держать их в хорошем настроении; им выдавали запас риса, соли и араки, когда они отправлялись собирать корицу, и каждый получал в дополнение небольшой подарок, когда доставлял то количество, которое был должен. Раздача подарков отмечалась фантастическим танцем мужчин в ужасных или гротескных масках - церемония, все еще популярная на юге острова. Кроме того, чалиям был разрешен свободный проход через паромы, с правом привозить свою продукцию на продажу в город без уплаты пошлины, а также запасаться солью у Левайяс после выполнения раджакарьи.
   Сильная засуха, царившая в 1694 и 1695 годах, вызвала много лишений для жителей и потерю десятины для Компании. Торговля слонами, которая все еще велась по правилам, установленным сингальскими королями, приносила хорошую прибыль. Слонов, которых ловил Этбандана Рала в четырех краалях, находившихся на юге, собирали в стойлах в Матаре, которые находились под контролем Гаджанаяки, и где их должны были кормить ветвями кокосовых пальм, банановыми деревьями и травой из окрестных деревень, пока их содержали за счет Компании. Это был обременительный налог для жителей, которые очень обрадовались, когда была введена новая система транспортировки животных морем в Кангесантурай для продажи в Джафне вместе со слонами, пойманными с помощью петель и ям-ловушек на Севере. Ответственность за поставки веток кокосовых пальм теперь была разделена с жителями Джафны; к сожалению, это обстоятельство, в сочетании с засухой, так повлияло на деревья в этой области, что экспорт кокосов прекратился, провинция больше не могла поставлять масло, которое требовалось для нужд Компании, и дефицит пришлось восполнять за счет импорта из Малабара.
   Торговля арекой, от которой губернатор получал большие доходы, процветала, но пороки системы, учрежденной португальцами, все еще сохранялись. Земли, на которых не росло ни одного дерева, должны были поставлять фиксированное количество ареки по номинальной стоимости четыре ларина за амунам из 24 000 орехов. Недостача одного года переносилась в качестве задолженности на следующий, и за короткое время бремя стало настолько невыносимым, что владельцы предпочли бросить свои земли и бежать из страны. Помимо этих обязательных поставок Компания закупала всю ареку на рынке по девять ларинов и в некоторых случаях настаивала на том, чтобы в одном амунаме считалось 28 000 орехов, причем излишек в 4000, известный как "орехи Crescentie", был долей губернатора. Были также определенные сады Муттету, принадлежавшие Компании, урожай которых собирали для нее бесплатно.
   На протяжении некоторого времени Джафна была источником беспокойства. С "томбо" (кадастром), составленным в 1646 году по приказу дона Фелипе Маскареньяша, небрежно обращались, и от него остались только фрагменты. Поэтому в 1675 году началось составление нового "томбо", и его подготовка вскоре вызвала сильное раздражение. Люди жаловались, что "лахам", единица измерения земли, на основе которой исчислялся земельный налог и которая составляла шестнадцатую часть английского акра, рассчитывалась как четыре вместо восьми мер засеянной площади; те земли, которые были изъяты из старого "томбо", были включены в новый; и те немногие арековые деревья, которые произрастали на их бесплодной почве, были обложены новым налогом.
   Компания также была встревожена могуществом, которое приобрела каста веллала в результате ее покровительства. Дон Фелипе Чангарапиллаи, посредник могущественных индийских торговцев слонами, чья добрая воля имела такое большое значение, был главой касты, и его влияние было настолько велико, что все руководящие должности распределялись в соответствии с его желаниями. Правда, он вступил в столкновение с Пилом, когда тот был командующим, и последний приказал арестовать его и всех его родственников и отправить в Коломбо в цепях. Однако Чангарапиллаи бежал в Нагапатам, откуда вскоре вернулся еще более могущественным, чем когда-либо. Поэтому Компания прибегла к излюбленному приему покровительства другой касте, мадапали, чтобы уравновесить могущество велалла и шпионить за ними, в результате чего последние объединились с Ванниями, которые, в свою очередь, становились все более своенравными под тем слабым контролем, который Компания осуществляла над ними.
   Жители Джафны должны были поставлять большое количество древесины пальмировой пальмы по номинальной цене, и командующий получал определенные доходы от ее экспорта. Тамильская пословица гласит, что дерево существует тысячу лет в жизни и тысячу лет в смерти, и спрос на эту прочную древесину был настолько велик, что количество ценных женских деревьев, которые одни только приносили плоды, а также давали бОльшую часть тодди и лучшую древесину, значительно сократилось, тем самым поставив под серьезную угрозу основной источник питания людей.
   Одним из самых привлекательных качеств тамилов Джафны всегда была их страстная привязанность к земле своей страны. Геологически всего лишь недавнего происхождения, поверхность полуострова состоит из тонкого слоя песка, покоящегося на пласте кораллов и известняка. Места, отличающиеся какой-либо степенью естественного плодородия, встречались редко и являлись предметом активного поиска, и любое земледелие становилось возможным лишь после того, как сначала была искусственно создана почва путем разбивания твердого субстрата, что требовало бесконечного труда.
   Гордостью веллала всегда было его мастерство земледельца. То, как он обращается со своей лопатой, сразу отличает его от наемника. Задолго до восхода солнца и долгое время после заката лучших из них можно увидеть работающими в поле, в то время как их жены и дочери, столь изящные в безупречных драпировках и красивых драгоценностях, которые они с хорошим вкусом предпочитают импортным юбкам и шляпам, помогают им носить воду, взятую из колодца, к каждому возделанному клочку земли. Потребности тамилов меньше, чем потребности сингальцев, и все свои сбережения они вкладывают в землю, причем на их собственном ограниченном полуострове. Результат заключается в том, что земля Джафны всегда имела завышенную и постоянно растущую цену, а к 1695 году сообщалось, что эта цена увеличилась в пять раз после изгнания португальцев.
   Однако у этой тяги к земле была и обратная сторона. Когда-то по всей стране существовали деревенские водоемы, созданные туземными королями. Во всех направлениях были проложены дороги, потому что Джафна по своей природе всегда была и будет лучше всего снабженной дорожной сетью частью Цейлона. При португальцах и водоемы, и дороги полностью пришли в упадок, и, по крайней мере, в случае с водоемами такое пренебрежение продолжается до наших дней. В результате водоемы постепенно переполнялись и становились объектом посягательств крестьян-соседей, тогда как более влиятельные и могущественные жители начали претендовать на них как свою частную собственность. Пил в 1687 году заявил, что все водоемы находятся в общественном пользовании, но затронутые интересы, особенно интересы семьи Чангарапиллаи, были для него слишком сильны, и ничего нельзя было сделать, чтобы исправить неудовлетворительное положение вещей.
   Обладая верным чутьем к тому, что гармонировало с его сияющим небом, тамил любил носить красные одежды; однако Компания обнаружила, что для удовлетворения этого вкуса красильщики ткани крали chaya ver, или корень красителя, который выдавался им за счет Компании, и вследствие этого ношение красной ткани было запрещено. Засуха сказалась на поставках риса, и, хотя предпринимались попытки привлечь бенгальских мавров, торгующих им, в Джафну, они не увенчались успехом, и население полуострова испытало много невзгод. Было завезено более 3500 рабов, чтобы помочь в расширении посевов риса на Севере, но местное предложение всегда оказывалось неравным спросу. Все это вызвало брожение, которое привело к открытым беспорядкам в 1696 году; в таком положении голландским властям приходилось действовать осторожно, и сына Чангарапиллаи (поскольку его отец к тому времени был уже мертв) успокоили подарком в виде лошади и царского зонта, как главу высшей касты.
   Настойчивость сингальцев, наконец, была вознаграждена, и в 1696 году Калпития и Коттиар были открыты для индийских торговцев, при этом форты в Баттикалоа и Тринкомали в то же время превращены в мелкие заставы. Европейским судам, однако, не разрешалось заходить в порты Компании, кроме как для того, чтобы пополнить необходимые запасы продовольствия и воды. Двор был очень доволен, и это удовлетворение увеличилось, когда Компания согласилась предоставить судно в распоряжение короля, чтобы доставить группу священников из Аракана.
   После смерти Раджи Синхи дела буддистского духовенства находились в очень плохом состоянии, и было объявлено, что на острове невозможно было найти и пяти рукоположенных священников благочестивой жизни. С самого начала своего правления Вимала Дахам Сурья, который возвел новую трехэтажную Малигаву для хранения Зуба Будды, попросил Компанию помочь ему привезти священников, которые были необходимы для восстановления преемственности Маха Вихаре, как его великий тезка сделал еще в начале века. Наконец соглашение было достигнуто; были отправлены два посольства, и второе, состоявшее из пяти послов, вернулось в 1697 году с двумя первосвященниками и тридцатью четырьмя простыми священниками, и в Гетамбе было торжественно совершено рукоположение.
   Эффект такого разумного подхода со стороны Компании вскоре стал заметен. До самой смерти короля с ним сохранялись самые теплые отношения; сбор корицы был разрешен до самой Балане Канды, предела Пата Рата; дезертиров, будь то ласкарины или чалии, отправляли обратно на побережье; и даже стремления сингальцев привлечь всю торговлю в Путталам и Коттиар было недостаточно, чтобы нарушить преобладающую гармонию. Вопрос о новом договоре был предан забвению, так как выяснилось, что все дела идут ко всеобщему удовлетворению без санкции любого официального документа.
   Король всей душой ненавидел войну, и, к счастью для его народа, спустя сто пятьдесят лет влияние миролюбивого духовенства стало ощущаться в советах его министров. Два адигара, пять маха-дисав и семь сулудисав отвечали за управление страной. Было семь мохоттиаров, которые в основном занимались сбором податей. Номинально каждый мохоттиар отвечал за полк из 900 ласкаринов, которыми руководили мухандирамы, но реакция после резкого отношения Раджа Синхи была настолько велика, что военными вопросами пренебрегали.
   Королевская гвардия была вооружена в основном пиками. Насчитывалось едва ли тысяча человек, умеющих обращаться с мушкетом, и не было никого, кто мог бы управляться с пушками. Количество имевшихся в распоряжении сингальцев пушек увеличилось за счет орудий корабля, который сел на мель на восточном побережье. Триста принадлежавших королю слонов с бивнями содержались в основном для церемониальных целей и были распределены между храмами. На границах царило абсолютное дружелюбие, и злополучные сингальцы могли наконец поблагодарить небеса за благословение мира и получить для себя нечто большее, чем самое необходимое в жизни.
   Король был вполне доволен; он обращался к губернатору как к одному из его Дугганна Рала, и Геррит де Хере, сменивший ван Ри в 1697 году, продолжал подписываться из "Замка Его Величества в Коломбо". Когда этот губернатор умер, король, охваченный тревогой, приказал принять все меры для защиты интересов Компании и охранять все станции до прибытия преемника.
   "Достопочтенные и уважаемые господа" Семнадцать директоров, которые управляли делами Компании из Европы, выразили свое неодобрение чрезмерно раболепному отношению, принятому Пилом, и указали, что условия обращения неприемлемые для христиан, не должны использоваться по отношению к королю, который все еще называл себя божеством; однако ему следовало оказывать все знаки уважения. Это наставление было истолковано в великодушном духе; например, барана, который был отправлен в качестве подарка королю, сопровождали на четыре мили от Джафны дисава и другие чиновники, с ротой солдат и ласкаринов, после того, как им салютовали тремя залпами из ружей и тринадцатью орудиями из Замка.
   После пятидесятилетнего опыта Компания была вынуждена признать, что на вопрос об отправлении правосудия, важность которого была полностью признана ею, не было дано удовлетворительного ответа. Особенно это чувствовалось на Севере, где судебные тяжбы были любимым развлечением среди людей, чей интеллект, пусть и не широкий, был на редкость острым и тонким, и чей характер отличался настойчивостью, которую нелегко было обескуражить. Судебные дела, сданные в архив в португальские времена, были вновь открыты, и появление нового командующего послужило прекрасным поводом для пересмотра приговоров, вынесенных его предшественником.
   Пренебрежение, проявленное при сохранении судебных протоколов, усугубило эту печальную тенденцию. Обычаи, преобладающие на острове, и которые необходимо было учитывать при принятии решения о правах тяжущихся сторон, были неясными и часто непонятными для чиновников, на которых была возложена обязанность интерпретировать их. Эти люди обычно имели благие намерения и, вероятно, были честны, но служащие Компании были плохими юристами и, как правило, в судебных органах не было никаких сводов законов, которыми они могли бы руководствоваться. Поэтому срочно потребовалась некоторая форма кодификации. Состояние Raad Van Justitie в Коломбо, являвшегося высшим апелляционным судом на острове, было немногим лучше, и Статуты Батавии и местные Placaats, согласно которым должно было осуществляться правосудие, не были знакомы его членам. Злоупотребления прокурора в процедурных вопросах были причиной жалоб даже в это время.
   Вероятно, ввиду этих общепризнанных недостатков новым губернатором был назначен Корнелис Ян Симонс, который в то время был вице-президентом Верховного суда в Батавии и получил юридическое образование в одном из университетов Нидерландов. По его приказу был подготовлен тщательный реестр Положений об отправлении правосудия, изданных в Нидерландах, а также в Батавии, и составлена удобная краткая сводка Placaats; эту последнюю надо было публично читать каждый год под надзором фискала.
   В то же время Клаас Исаакзон, дисава Джафны, у которого имелся тридцатипятилетний опыт работы на Цейлоне, получил от Симонса указание составить сборник обычаев тамильской страны, - работа, над которой он напряженно трудился почти три года. Сборник, когда он был завершен, был передан двенадцати тамильским мудальярам, ??- все они были высокородные люди, носившие португальский титул дона, - а затем по приказу от 4 июня 1707 года принят в качестве узаконенного свода Тесаваламаи или обычного права страны. Этот сборник, с его причудливыми воспоминаниями о древних матриархальных правах и совместной семейной собственности, следами высокого морального кодекса, в котором первая роль отводилась женщинам, и для сына было делом чести взять на себя необеспеченные долги своего покойного отца, представляет большой интерес для изучающих социальные обычаи, и до сих пор сохраняет силу закона в вопросах наследования, залога имущества и т. д. Более того, в 1704 году Семьдесят шесть правил и приказов, которые преобладали в Джафне, были собраны воедино и официально объявлены действующими.
   Мирное и особо не отмеченное событиями правление Вимала Дхарма Сурья, которое оказалось таким благословением для острова, подходило к концу. До самого конца он поддерживал самые дружеские отношения с Компанией и даже письменно выражал признательность за заботу, с которой голландцы охраняли берега Цейлона. Подарки различных диковинок из Нюрнберга, чая из Китая и лошадей из Персии развлекали его, в то время как его послы были довольны экипажами с четырьмя лошадьми, которых голландские власти содержали специально для их перевозки, когда они посещали Коломбо, поскольку их резиденция была перенесена из Замка в Вулвендал. Суда Компании всегда были в его распоряжении, чтобы доставить его посланников в Индию; так, в 1706 году было послано посольство, чтобы привезти принцессу из Мадуры в качестве невесты для его сына, чья собственная мать происходила из этой страны. В мае следующего года он отправился в паломничество, чтобы поклониться Следу Будды на Саманала Канда, преподнеся святилищу большой серебряный зонт; и, снискав таким образом заслугу, он мирно скончался четвертого числа следующего месяца, искренне оплакиваемый всеми.
  
   Глава IV
  
   Новый король, принявший Государственный меч в следующем году под именем Шри Вира Нарендра Синха, был семнадцатилетним юношей, о котором мало что было известно, кроме того, что он, как утверждалось, имел вспыльчивый характер. Наякер Мадуры также был неопытным несовершеннолетним, а Тевер - старым развратником. Хендрик Беккер сменил Симонса в Коломбо, и эта возможность считалась благоприятной для выполнения инструкций, полученных из Нидерландов пятью годами ранее, - еще раз закрыть порты для индийской торговли. Эти инструкции были выполнены, и в то же время было получено разрешение от Тевера разместить гарнизон в Паумбене, чтобы европейские корабли не проходили вдоль побережья через этот проход.
   От двора ожидалось ожесточенное противодействие, поскольку сингальцы извлекали большую выгоду из открывшейся для них торговли; но, к всеобщему удивлению, на эту новую меру обратили мало внимания. С кандийским двором поддерживались гармоничные отношения, и Беккер смог в течение девяти лет своего правления без всяких помех посвятить себя реорганизации дел Компании.
   Благодаря своей предыдущей службе на Цейлоне он досконально знал о различных существующих злоупотреблениях, которые требовали реформ, и был полон решимости не полагаться на доклады ленивых, предубежденных или нечестных подчиненных, но лично вникать во все вопросы, и, как он сказал, "приподнять завесу с запутанных тайн, представленных перед глазами правителей нечестными слугами".
   Положение было тяжелым, поскольку язва, разрушившая власть португальцев, появилась среди чиновников Компании, которые оказались слишком слабохарактерными, чтобы противостоять многочисленным соблазнам незаконного обогащения. В очередной раз самым суровым испытанием оказалась арека, и было обнаружено, что должностные лица активно занимались торговлей этим товаром, конкурируя с Компанией. Для них покупали лучшие орехи на рынке; лесники подстерегали людей из сингальского королевства, которые привозили эти орехи на продажу, заставляли продавать их по заниженным ценам или прогоняли их с места на место; суда, приходящие за арекой, снабжались тем, что им принадлежало, а имущество Компании гнило в подвалах, и его приходилось сжигать.
   В то же время на побережье действовала обширная система контрабанды. Торговля тканями, монополия, от которой Компания ожидала столь многого, была подорвана Малой Компанией, которую создали чиновники, чтобы вести конкурентный бизнес. Все эти злоупотребления приходилось жестко пресекать. Происходили серьезные скандалы в администрации дисавани Коломбо, которую пришлось подвергнуть тщательной "чистке".
   Положение дел в связи с выращиванием риса в дисавани Матара было еще хуже. Лишь небольшая часть риса, на которую имела право Компания, поступала на склады; лучшие ее земли обрабатывались на благо жителей, а не Компании, в то время как могущественные мудальяры получили себе огромные участки в виде Бадаведили. Земли захватывались со всех сторон без предъявления права собственности и без какой-либо платы за аренду. Голландец, назначенный "Мастером Сева", был, пожалуй, величайшим мошенником из всех, и, кроме того, его уличили в том, что он мешает эффективной работе службы по поимке слонов, которой руководил дон Симон Виджаявардхана Мудальяр, сингалец с благородным характером и выдающимися способностями.
   Беккер не колебался. Голландца уволили с должности. Виджаявардхана был назначен ответственным за оба департамента, и дисава сообщил, что от его собственных помпезных визитов на место охоты в будущем можно было бы отказаться. Вскоре Виджаявардхана смог доказать Компании, насколько велика ценность этих древних центров выращивания риса, Гирувайас и Батган; там производилось достаточно риса, чтобы удовлетворить потребности всех голландских поселений на Юге, в то время как доходы, полученные от продажи слонов, быстро увеличивались.
   Соль, которую привозили в качестве балласта дхони, приходившие купить ареку, снабжала все побережье, кроме Джафны; эту торговля взяла в свои руки Компания. Сбор корицы был улучшен, и с чалиа обращались с большим снисхождением. Мало того, что были приняты строгие правила, чтобы предотвратить уничтожение коричных деревьев при расчистке лесов под посевы, но и было обеспечено активное сотрудничество короля, и он издал аналогичные приказы в отношении дикорастущей корицы в его королевстве, угрожая смертью любому, кто повредит дерево.
   На Севере численность населения увеличивалась, и повсюду распахивались новые земли; поэтому было решено составить новый "томбо", чтобы включить их в налогообложение, и отдано распоряжение продать те, на которые нельзя было доказать законные права. Нет нужды говорить, что этому противостояли интересы всех земледельцев. Коневодство в Недунтиво было прибыльным. Крашение ткани для вывоза в Европу и Батавию проходило удовлетворительно. Были сокращены все ненужные расходы и должным образом проводился аудит для проверки счетов. С разрешения короля слонов доставляли по суше в Джафну, куда съезжались покупатели из Индии, упразднив систему посредников и предотвратив мелкие вымогательства, которые раньше практиковались в отношении иностранцев. Следует помнить, что на самом острове невозможно было найти покупателей, так как слон здесь был бы бесполезен для частного владельца. Долг вежливости по отношению к людям, чьи деньги стремились заполучить, не был забыт, и по завершении сделки купцам подавали бетель и ареку, сбрызгивали розовой водой и одаривали пряностями.
   Несмотря на провал добычи жемчуга, поскольку она вообще не проводилась во время правления Беккера, результатом его энергии было то, что никогда раньше и, вероятно, никогда после этого Компания не получала столь обильных прибылей. Единственным источником раздражения был постоянный наплыв мавров, которые, несмотря на все ограничения, продолжали проникать на Цейлон и скупать земли для себя.
   Нарендра Синха не пользовался популярностью среди своих подданных, и был составлен заговор с целью убить его и посадить на трон некоего Паттие Бандару, который, как говорили, был членом королевской семьи. Главой заговора был Киривавуле Рала, и с ним были связаны семь других высокопоставленных вельмож из разных частей королевства. Раммалака Рала, однако, узнал о том, что готовилось, и вовремя предупредил короля, так что когда заговорщики ворвались в его спальню и вонзили свои мечи в фигуру, лежавшую под простынями, они обнаружили, что атакуют ствол бананового дерева.
   Король ускользнул из Удавату Келе и бежал через реку в Удугода Девале. Говорили, что там "якдесса" (колдунья), к которой он обратился за советом, предсказала, что через семь дней ему будет сопутствовать успех, после чего он поклялся сделать подношение божеству, которое было верховным покровителем святилища, и укрылся в пещере в Поддалгоде в Удасия Паттува. Тем временем заговорщики обыскивали все королевские убежища, пока не узнали, где прячется король, когда восемь главарей заговора и сто двадцать их сообщников направились в деревню. Однако жители были верны королю и с помощью хитрости арестовали всех заговорщиков и привели их связанными к нему. Все они были приговорены к смертной казни, а Паттие Бандара повешен в Талавинне и застрелен веддами из луков. Король не забыл о своем обете, и как говорят, заново отстроил девалу, а Раммалаку осыпал милостями.
   К счастью для Компании, его отношения с ней были настолько сердечными, что даже безумное поведение де Бевера, которого отправили послом к его двору в 1714 году, не привело к нарушению гармонии. Этот человек, который был капитаном в армии, был встречен с величайшей любезностью, но посчитал себя обиженным характером подарков, сделанных ему, и вел себя с такой степенью грубости, которая во времена Раджи Синхи повлекла бы за собой немедленное наказание, если не смерть. Он не захотел попробовать угощение, которое ему подали после беседы с королем, и попросил подать его своим рабам. Вместо того чтобы унести подарки со всем благоговением, он связал их в узел у подножия паланкина, которым ему было разрешено пользоваться. Он оскорбил придворных, которых послали сопровождать его, угрожал наказать одного из младших старост и возмутительно оскорбил священника, личность которого считалась почти священной. Компания была в ужасе, когда Гунаратна Мудалияр, который исполнял обязанности переводчика, доложил об этом; де Бевер был арестован сразу же по возвращении, и были принесены нижайшие извинения двору, который больше не обращал внимания на этот вопрос.
   Действительно, король находился в таком благодушном настроении, что, когда в следующем году двое Ванни отправили ему послание с просьбой о принятии под его покровительство и оказании помощи против Компании, он вместо того, чтобы выслушать их, приказал арестовать посланцев и отправить их с письмом к чиновникам в Коломбо. Было сочтено, что небольшой демонстрации военной силы достаточно, чтобы подавить угрожающее недовольство, и собственность двух Ванни была конфискована. Далее выяснилось, что из Ванни велась обширная контрабанда, и в Муллативо был построен небольшой форт, чтобы держать ее под контролем. В следующем году прибыло специальное посольство, доставившее указ о назначении Беккера тайным советником короля, как знак признательности Нарендры Синхи за его заслуги. Вскоре после этого его сменил Исаак Огюстен Румпф, еще один чиновник местной администрации.
   Однако были признаки того, что король был недоволен ограничениями, которые были наложены на торговлю его подданных, а Кадавату, ведущие на территорию Компании, оставались закрытыми. Жителям не мешали приносить продукты на продажу, но поставка ареки была остановлена. Было сделано официальное требование о свободной торговле в Путталаме, и получен недвусмысленный ответ, что в соответствии с инструкциями из Нидерландов она не может быть разрешена. Последовал естественный результат, так как смелые мавры из Килакараи, которые в основном пострадали от этого запрета, были не готовы смириться с требованиями Компании и высадились на побережье к северу от Кудирамалая.
   Это место очень почиталось мореплавателями из-за гробницы святого, которая находилась там, и было известно грекам под названием "Гиппурос", что является переводом местного имени. Это был удобный центр, откуда открывались сообщения с сингальским королевством. Поэтому Компания была вынуждена усилить военную охрану на западном побережье острова и держать шлюп, курсирующий в районе Арипо. Предпринятая от имени короля попытка ловить жемчуг у Чилава была принудительно пресечена, но появление в окрестностях некоторых королевских чиновников с большой свитой потребовало новой демонстрации силы в этом месте.
   Тем не менее в 1721 году Румпф имел удовольствие объявить о самых высоких доходах, полученных Компанией за сто лет после захвата Галле в 1640 году.
   Впервые в столетии в следующем году состоялся промысел жемчуга, и он повторялся в течение следующих четырех лет; однако в 1723 году корицу собрать не удалось из-за очередного бунта чалия. Они пожаловались на возложенное на них чрезмерное бремя, отказались идти в лес и обратились к королю за защитой. Двор не был готов поддержать их, и Румпф смог заставить повстанцев подчиниться и наказать их, лишив некоторых из предоставленных им привилегий. Сам Румпф умер в этом году, и до тех пор, пока Петрус Вюйст не приступил к управлению в сентябре 1726 года, история голландских владений на Цейлоне не представляла ничего особо примечательного.
   Этот молодой человек тридцати лет был уроженцем Батавии, сыном отца-европейца. Три года его правления напомнили худшие дни дона Жеронимо де Азеведо и стали самой черной страницей в истории Компании на Цейлоне. Единственный утешительный вывод состоит в том, что он страдал от мании убийств, развившейся под влиянием его прихода к власти. Стремление двора сохранить мир увеличило его возможности. Он начал со ссоры с гражданскими и военными чиновниками, с которыми обращался самым деспотическим образом, а закончил применением бесчеловечных пыток и убийств. Наконец власти в Батавии пришли к осознанию происходящего, и Стефана Верслуйса послали заменить сумасшедшего, которого в цепях увезли на суд. Специальный трибунал расследовал его дело и приговорил его к обезглавливанию, четвертованию и сожжению его тела и бросанию пепла в море.
   Верслуйс прибыл на остров со специальным заданием: навести порядок и восстановить справедливость по отношению к тем, кто пострадал от действий Вуйста. К сожалению, он не удовлетворил ни власти, ни жителей, и вскоре был вовлечен в ссоры с местными чиновниками. За великим наводнением, обрушившимся на Джафну в 1726 году, последовали голод и болезни, как и во времена де Оливейры сто лет назад. Люди повсюду страдали, и это усугублялось высокой ценой на рис. Верслуйса вскоре отозвали, и ему было приказано передать управление Дидерику ван Домбургу, командующему Галле; вместо этого он доверил управление коменданту Джафнапатнама, и ван Домбург обнаружил, что замок Коломбо закрыт для него. Он обратился с жалобой в Батавию, и в декабре 1732 года Якоб Кристиан Пилат прибыл в качестве комиссара для восстановления порядка.
   К счастью, с кандийским двором продолжали существовать дружеские отношения, хотя Раммалака и Хулангомува, два адигара, жаловались на закрытие портов. Короля поддерживали в хорошем настроении такими же подарками, как и его деда. Экипаж с четырьмя лошадьми, верблюды и другие любопытные животные со всех концов ценились очень высоко, но не больше, чем парики, которые были отправлены в личное пользование Нарендре Синха, который преждевременно состарился. Его постигла большая потеря, когда в 1731 году склады в Хангуранкете были сожжены, а хранившиеся там сокровища из золота и серебра уничтожены. Король обычно проживал в Кундасале, в нескольких милях от столицы, где он основал очаровательный пригород на берегу реки, но он сохранил свой интерес к столице, где заменил Малигаву, которую построил его отец, красивым двухэтажным зданием.
   Однако было очевидно, что недовольство из-за закрытия портов было серьезным, и хотя собственная арека короля покупалась по более высокой цене, чем обычные орехи, Кадавату оставались закрытыми; и когда Пилат призвал послов, посетивших Коломбо в январе 1734 года, открыть их, Доданвала Рала, возглавлявший посольство и являвшийся дисавой Сабарагамувы, ответил, что это не может быть сделано до тех пор, пока торговля в Путталаме не станет свободной.
   Это чувство неудовлетворенности распространилось на подданных Компании, и даже в окрестностях Коломбо происходили беспорядки, когда население объявляло себя подданными короля. Беспорядки были особенно заметны в важном корале Сияне, где военные действия были сочтены необходимыми. Некоторые из повстанцев бежали ко двору, где получили земли и разрешение поселиться, в то время как те, кто вернулся, были оставлены безнаказанными по просьбе короля.
   Реформа злоупотреблений позволила Пилату активно работать. Многие чиновники были некомпетентны, некоторые - нечестны, большинство ненавидели друг друга и радовались возможности разорить своих соперников. Некоторые были после расследования отстранены от должности. Анализ отчетов суда и Совета по делам сирот привел к тому, что секретари предстали перед судом за хищение, а секретарь первого избежал наказания, покончив с собой в тюрьме.
   Судебные разбирательства характеризовались серьезными нарушениями, волокитой и халатностью. Преобладающая система уголовного права, которая соответствовала практике в Европе, была ужасающе суровой. Например, отмечалось, что в 1669 году несчастный четти, который был виновен в том, что сегодня считается просто общественным правонарушением, был приговорен к повешению, а его труп должен быть зашит в мешок и брошен в море. Однако этот приговор был смягчен, и вместо этого он был подвергнут порке под виселицей, заклеймен и отправлен в пожизненное изгнание. В 1751 году женщина по имени Джоана, которую признали виновной в краже рабов, была задушена, привязана к столбу, после чего ее голова была отделена от тела, которое впоследствии приволокли к публичному месту казни, растянули на колесе и оставили там, чтобы его пожрали птицы небесные.
   Колесование не было обычным делом, вместо этого было принято ломать бедренные кости преступников железной дубинкой. Как правило, смертный приговор приводился в исполнение путем повешения, а не обезглавливания; обвиняемый не мог быть приговорен к смертной казни до тех пор, пока он не признал свою вину, и созданная этим трудность преодолевалась путем пыток человека, вина которого считалась доказанной, до тех пор, пока от него не удавалось получить признание.
   Было установлено, что фискал, ответственный за государственную тюрьму, заключал людей в тюрьму в сторожке ласкаринов по собственному усмотрению, налагая на них штрафы и, доходя до крайности, избивал их плетью, чтобы добиться выплаты. Подчиненные чиновники брали на себя подписание приказов о выдаче товаров из складов Компании, - полномочия, которые принадлежали только губернатору, и естественным результатом этого были серьезные злоупотребления. Среди уроженцев дисавани Коломбо было много недовольства, и не без причины. Требовались такт и терпение, чтобы навести порядок, и Пилат обнаружил, что ему предстоит много работы. Он уехал в начале 1734 года, и ван Домбург возглавил администрацию, когда глухо тлевшее на острове недовольство разгорелось в жестокий пожар.
   Проблемы начались с новой забастовки сборщиков корицы, посланных в Семь Коралов; они отказывались работать до тех пор, пока их жалобы на их чиновников не будут расследованы, а взимавшиеся с них поборы отменены. Они особенно жаловались на то, что им приходилось собирать лишнюю корицу для своих дурайя под названием "дурароба" и "хувандирам". Сборщики корицы, работавшие в Трех Коралах, поддержали их требования. Компания обратилась к королю с просьбой применить свою власть к людям, и в то же время попыталась успокоить их, отстранив от должности капитана, заведовавшего сбором корицы. Однако волнение распространилось на сборщиков в округах Галле и Матара, и, как следствие, сбор корицы был невозможен.
   Но не только у сборщиков корицы были свои претензии. Правила, принятые для защиты дикорастущей корицы, серьезно препятствовали возделыванию земель чена, от которой сельские жители в основном зависели в получении пищи; штрафы за непосещение школы стали источником притеснения; половина их земель, на которые не могли быть предъявлены документальные права собственности, была объявлена принадлежащей Компании, и владельцы были вынуждены выкупать их по оценочной стоимости; хотя все кокосовые пальмы были обложены пол-айя, или десятиной, была введена еще одна подать, называемая ватубадда. Таким образом, многие трудолюбивые сельские жители превратились в бродяг, а насильственный захват их скота для снабжения продовольствием чиновников вызвал страстное негодование среди людей, которых нельзя было подкупить деньгами, чтобы те отдали животных на убой.
   Вскоре вся страна к северу от реки Бентара находилась в мятежном состоянии. Кофейная плантация, которую Компания разбила в Пелиягоде, была уничтожена, хранившаяся на складах Компании арака вылита на землю, а охранявшие ее ласкарины уведены в плен. Отряд солдат был отправлен в погоню, и рядом с Мальваной застрелил нескольких мятежников, которые пытались сопротивляться дубинками и ножами.
   Совет, однако, решил, что необходимо удовлетворить почти все требования мятежников, и "дурароба", "хувандирам" и "ватубадда" были упразднены; но хотя основная часть людей вернулась в свои дома, положение дел в коралах Сияне, Хевагаме и Салпити, которые объявили о том, что находятся под защитой короля, было настолько серьезным, что в Батавию была отправлена срочная просьба о выделении трехсот малайских солдат. Также было сделано обращение к королю; но он не проявил сочувствия и ответил, что в результате проведенного им расследования убедился, что проблема была полностью вызвана дурным управлением чиновников Компании.
   Тем временем восстание, которым оно стало, распространилось на округа Галле и Матара, и серьезность ситуации возрастала с каждым днем. Военные силы были отправлены в Аттанагаллу, чтобы усмирить корал Сияне, но повстанцы, теперь открыто поддерживаемые Левке Рала, искусным дисавой Трех и Четырех Коралов, с такой яростью атаковали голландцев, что те бросили свои два орудия и поспешно бежали в Мальвану. Повстанцы гнались за ними по пятам, и они отступили к Коломбо, преследуемые возбужденными сингальцами до Пелиагоды, в трех милях от замка Коломбо. Совет не мог придумать лучшего образа действий, чем направить посольство с подарками, чтобы умилостивить короля. Среди всей этой смуты ван Домбург, которому никогда не следовало оставлять свой рабочий стол в Галле, умер в 1736 году; его преемник Густав Виллем, барон ван Имхофф прибыл в июле, а тем временем Совет в Коломбо делал все возможное, чтобы удержать под контролем ситуацию, в то же время с тревогой требуя военной помощи от Батавии.
   Ван Имхофф твердо взял дело в свои руки. Сборщики корицы успокоились; Наваратна Мудальяр, сын великого Баснаяки, был сослан в Тутикорин; и от короля было получено отрицание всякой симпатии к мятежникам. Правда, главари восстания нашли убежище в его владениях, но посольство, которое было отправлено к нему в 1738 году с ценными подарками, встретило радушный прием. У короля, однако, было слабое здоровье, и из Коломбо прислали доктора, чтобы за ним ухаживать; но в начале следующего года Нарендра Синха, или Кундасала, как его обычно называли среди своих подданных, умер.
  
   Глава V
  
   Со смертью Нарендры Синхи сингальская династия пресеклась. Следуя обычаю, которому положил начало Виджая, он взял себе супругу, Удумале Деви, из Мадуры. Она была дочерью Питти Наякера, принадлежавшего к касте Вадегай, и впоследствии король женился также на ее двух сестрах. Ни одна из них не родила ему наследника, и поэтому перед смертью он назначил своим преемником на троне их брата, который был известен как Хангуранкета по своему обычному месту жительства.
   Это назначение было приемлемо не для всех; король оставил от своей Якада Долии, женщины из касты Гоигама, сына по имени Унамбуве Бандара, у которого была сильная группа сторонников при дворе, настаивавших на законности его прав на наследование. С другой стороны, некоторые придворные испытывали чувство зависти, опасаясь, что вступление на престол Унамбувы приведет к сосредоточению слишком большой власти у его родственников. Дела оставались в неопределенном состоянии почти год, а затем желание Нарендры Синхи взяло верх, и его зять принял Меч Государства под именем Шри Виджая Раджа Синха. Приятно отметить, что Унамбува остался жить при дворе и ему не причинили никакого вреда.
   Правление ван Имхоффа и трех его непосредственных преемников закончилось продвижением последнего из них, Юлиуса Валентина Штейна ван Голленессе, на пост генерального директора в Батавии, куда он отплыл в марте 1751 года. Сам ван Имхофф отличался большей широтой взглядов и свободомыслием, чем было обычно среди людей, которых Компания выбирала своими главными представителями на Цейлоне. Он полностью осознавал ценность острова, а также понимал, что невежество и своекорыстие поставили Компанию в крайнюю опасность.
   Для полного использования преимуществ, которыми обладал остров, было необходимо исключение всех возможных соперников, но еще более необходимо гармоничное сотрудничество с сингальским двором. Власти Батавии не были готовы встретить трудности этой проблемы, и, несмотря на его желание, ван Имхофф был вынужден прибегнуть к тактике своих предшественников и умиротворять двор подарками.
   Невозможно было поверить, что сингальцы будут и дальше молчаливо мириться с существующими договоренностями. Король не получил за свою корицу ничего, кроме ежегодной субсидии в размере нескольких тысяч риксдолларов, в то время как его подданные получали за свою ареку сумму, которая едва покрывала расходы на ее транспортировку. Если, с другой стороны, владения короля развивались бы и производили товары, которые желала купить Компания, обе стороны пожали бы выгоду, и сингальцы вскоре осознали, что преимущество одной было преимуществом другой, и что мир был на пользу обоим.
   Поэтому ван Имхофф при каждом удобном случае убеждал в этой точке зрения придворных; он настаивал на том, что это будет более выгодно для короля, чем открытие порта Путталам, к которому они всегда стремились, но на что Компания наотрез отказывалась пойти. Теперь они также требовали возвращения Тринкомали, и ван Имхофф был полон решимости сопротивляться этому, даже силой, если потребуется. Однако он признавал с серьезной озабоченностью, что все сингальцы смотрели на короля как на своего верховного сюзерена, и что ему было очень легко разжечь беспорядки на территориях Компании всякий раз, когда это соответствовало его целям.
   В Мадуре последний из наякеров умер в 1732 году, и эта страна на долгие годы пала жертвой соперничающих группировок и иностранных вторжений. В конце концов, в 1743 году она была оккупирована от имени Великого Могола и передана навабу Аркота, который, опираясь на поддержку англичан, поселился в Тричинополи.
   Вскоре после своего вступления на престол король женился "для процветания и улучшения мира" на даме из Мадуры, дочери Наренаппы Наякера, который, вероятно, был полигаром или дворянином этой страны, и который вместе с несколькими членами своей семьи сопровождал новую королеву ко двору. Там Левке Рала, член одной из ведущих семей Пата Рата из Четырех Коралов, был самым влиятельным министром. Другой опытный придворный, Мампития Рала, который теперь управлял Сабарагамувой, имел почти такое же влияние.
   Приход к власти дравидской династии не уменьшил интереса людей к своей религии, который пострадал при безразлично относившемся к этому вопросу Нарендре Синхе. Возродились старые скандалы, и с мирским процветанием сами священники стали обмирщвленными. Слышались горькие жалобы на то, что принесшие обет бедности люди пытались соперничать со светской знатью в их образе жизни; что якобы нищие монахи, которые должны были просить милостыни, переходя от дома к дому, стыдятся того, что их видят с чашей для подаяний. Король сочувствовал народному чувству, и его горячо поддерживала королева.
   Личность, которую в удручающей посредственности сингальской жизни в XVIII веке можно было бы считать почти такой же величественной, уже появилась, чтобы направить народное чувство. Это был Шарананкара, который родился в 1698 году в Веливите в Тумпане и принял священнический сан под именем Саманера в возрасте шестнадцати лет. Вскоре его религиозный пыл разнесся по всей стране. Он вел самый аскетический образ жизни, и, поскольку он жил за счет подаяний, он был известен как Пиндапатика. Его дар красноречия и обаяние проповедника привлекали огромные толпы людей, собиравшихся послушать, как он излагает Дхарму; и после того, как он поселился в Мальватта Вихаре, он стал признанной силой в религиозном мире.
   Помимо своей репутации священника, он был самым ученым человеком в Королевстве. Канда Уда Рата мало способствовала прославлению Ланки как центра учености, и в ранний период влияния Компании на Цейлоне вся страна была почти так же лишена литературных плодов, как и в португальскую эпоху. Маха Хатане Кириметияве Мантри, прекрасный панегирик в честь Раджи Синхи, был единственным достойным упоминания литературным произведением во второй половине XVII века, в то время как прозаическое произведение на сингальском языке под названием "Сара Санграхайя", появилось в 1708 году. При дворе Нарендра Синхи было создано несколько высокопарных, санскритских и часто эротических стихов в честь короля, но главное притязание Кундасалы на увековечивание его имени проистекает из того факта, что он оказывал покровительство одному человеку, который сумел сохранить для своего королевства те фрагменты знаний, которые еще существовали. Король поручил Сарананкаре подготовить несколько работ на религиозные темы, а также перевести палийский медицинский труд "Бхесаджа Манджуса". Вокруг него собралась группа энтузиастов-ученых и набожных людей, которым суждено было оставить свой след в истории своих соотечественников.
   Богоугодные дела были в моде. Люди сажали деревья бо, ремонтировали храмы и выделяли земли для их обслуживания. Эти пожертвования передавались в ведение смотрителей, которые получали с них продукцию в обмен на обязанность служить священному месту. Общественное мнение было главной защитой от пренебрежения и нечестности со стороны этих людей, и в то же время ожидалось, что королевские чиновники будут разбираться с любым злоупотреблением доверием, а старейшины деревни соберутся и выберут нового смотрителя.
   Когда был построен новый храм, самым дорогим предметом были религиозные образы и роспись стен, которой занимались члены касты кузнецов. Этих людей кормили и одевали во время выполнения их работы, а после посвящения храма щедро вознаграждали, обычно натурой. В их вознаграждение часто входили земля и одежда, предметы домашнего обихода и драгоценности, сельскохозяйственные орудия и скот. Затем составлялся "Пин-ваттору" или отчет с описанием характера проделанной работы и представлялся королю, и ему предлагали разделить заслуги благочестивой работы; он часто выражал свое удовлетворение существенной добавкой к пожертвованиям.
   С тем свободомыслием, которое было характерно для буддизма, католическим священникам было разрешено беспрепятственно въезжать в королевство и духовно окормлять португальцев, поселившихся там. В 1682 году несколько индийских христиан в Гоа основали "Конгрегацию оратории св. Филиппе Нери", а вскоре к ней присоединился Жозеф Ваш, индиец и уроженец Сальсете. Около 1690 года он прибыл в Джафну в качестве миссионера и успешно проник оттуда в пределы королевства. Из этого центра он организовал католическую миссию, которая доставила Компании много хлопот, поскольку Ваш был человеком исключительной решимости, энергии и изобретательности и, казалось, успевал везде. В Богамбре была построена церковь, и несколько священников собрались там, чтобы помочь Вашу.
   Среди них был еще один уроженец Сальсете, Педро Феррао, прославившийся святостью. О нем утверждали, что однажды он вступил в личную борьбу с нечистым; во всяком случае, он обладал некоторыми качествами, которые в средние века считались признаком благочестия, потому что он крайне редко менял свою одежду, и он был столь же нечистоплотным, как Томас Бекет или русский Распутин. Успех этих людей начал привлекать внимание министров. Сообщалось, что их деятельность была направлена ??на ниспровержение религии туземного населения и что деньги в основном использовались для обеспечения так называемых обращений среди беднейших классов сингальцев. В результате король издал приказы об изгнании священников и разрушении их мест богослужения, хотя эти приказы, по-видимому, не выполнялись строго.
   Но больше всего беспокоило восстановление буддийского священства, и Компанию с ее политикой ублажать королевский двор убедили доставить сингальское посольство в Пегу, чтобы привезти оттуда новый капитул священников. Депутация отплыла в 1741 году, но все ее члены, кроме Доранагамы Ралы, погибли в результате крушения судна у берегов Пегу.
   Однако эта угодливость не сильно помогла Компании, поскольку преемники ван Имхоффа не имели возможности успешно проводить его политику. Раболепие с одной стороны было встречено растущим высокомерием с другой. Дравиды из Индии полностью осознавали важность беспрепятственной торговли, и под их влиянием министры решительно настаивали на снятии всех ограничений. Было отказано в разрешении собирать корицу, проводились рейды на границах дисавани Коломбо, работы, начатые Компанией в Аттанагалле, были принудительно остановлены, а возведение церкви в корале Хапитигам запрещено.
   Компания покорно подчинилась всему этому с неизбежным результатом; и большая часть корала Сияне вскоре перешла во владение короля. Разветвленная система контрабанды была организована в сотрудничестве с прибрежными маврами, которые смело доставляли продукты с территории короля на своих лодках по протокам и заводям между Негомбо и Путталамом. На срочный протест, адресованный двору, было дан презрительный ответ, что контрабанда была очень выгодна королю и что, если порт Путталам не будет открыт, Компания может понести еще более тяжелые потери. Поэтому ей пришлось снарядить вооруженные суда, которые должны были постоянно патрулировать побережье, но мавры были более опытными в этих опасных водах, и попытка пресечь их контрабандную деятельность оказалась малоуспешной.
   На месте происшествия появился Наренаппа Наякер и попытался силой провести свое судно мимо Калпитии. Отказ позволить ему сделать это рассердил надменного индейца, и он поклялся, что Компания сочтет его настоящим головорезом. Он сдержал свое слово; он арестовал сотрудников Компании в окрестностях: задержал Гаджанаяку, который вез своих слонов в Джафну; прекратил отправку провизии в Джафнапатнам; и прогнал ласкаринов, стоявших на страже. Ситуация выглядела очень угрожающей, так как протест, адресованный двору, не принес никакого возмещения ущерба; соответственно, морем была отправлена рота солдат, чтобы наблюдать за Наякером, когда смерть королевы отозвала его ко двору.
   Но неприятности на этом не закончились: чалии снова объявили забастовку и отказались собирать корицу. Было хорошо известно, что это было сделано по инициативе двора, и была подана апелляция к Левке, который при поддержке Мампитии и Удагампахе или Второго Адигара, Саманаккоди возглавлявшего фракцию, которая выступала против Эхелаполы, Паллегампахе Адигара; считалось, что Левке благосклонно относится к Компании, и последняя не преминула потратить свое время на продолжение дружеских отношений. Тем не менее были совершены вторжения в корал Сияне, королевские ваннии разграбили земли Компании в Мусали, среди сборщиков корицы произошла новая забастовка, и посланники, отправленные на переговоры с ними, были жестоко избиты; в то время как на Востоке караульные дома, которые Компания содержала недалеко от Тринкомали, были сожжены дотла.
   Тем не менее в 1747 году подобострастная Компания снова завоевала благосклонность двора, предоставив судно в распоряжение еще одного религиозного посольства, которое было отправлено в Сиам через Батавию. В результате король, который в том же году во второй раз вступил в брак, послал губернатору многочисленные подарки. По этому случаю Компания отправила посла, чтобы передать свои добрые пожелания; его приняли с большой добротой, но в августе, когда посол все еще находился при дворе, король заболел и умер.
   Когда Наренаппа Наякер сопровождал свою дочь ко двору, он привез с собой двух своих сыновей; старшему из них было около шестнадцати лет, и покойный король, не имевший детей, объявил его своим преемником, и министры согласились с рекомендацией. Управление делами оставалось в их руках до 1751 года, когда новый король, чья физическая красота была источником восхищения для его подданных, принял Меч Государства с именем Кирти Шри Раджа Синха,
   Левке по-прежнему оставался у власти, и поддерживались дружеские отношения с Компанией, которая с тревогой следила за событиями в Индии. Там французы и англичане вели войну, и английский адмирал Боскавен завел конфиденциальную переписку, изложенную в самых лестных выражениях, с губернатором, и пытался убедить его помочь английской компании; но голландец был слишком умен, чтобы позволить втянуть себя в военные действия.
   В 1749 году король женился на дочери Надукатту Сами Наякера, невеста была привезена на Цейлон на судне, принадлежащем Компании, и вместе с ней прибыли ее родители и другие родственники, которые все устроились при дворе. Король осознавал тот факт, что только буддист мог быть королем сингалов, и с энтузиазмом посвятил себя религии своего народа. Хотя рукоположенных священников не было, послушников собирали и поощряли, ремонтировали храмы, открывали залы для проповедей и переписывали и распространяли религиозные книги. Король посещал древние святилища, слонов и лошадей приносили в дар Великому Бо, а в Махиянгане отмечали праздник Эсала Перахера, который "все люди считали способствующим процветанию" и проводили с большой пышностью, причем сам король принимал участие в шествии.
   Паракрама Баху Великий был образцом, на который равнялся Кирти Шри; он посетил Полоннаруву и вернулся с решением: "Я тоже пойду прекрасным путем, выполняя обязанности королей".
   Народ был сильно взволнован; религия была на устах каждого. Саманта Кута - Шри Пада, Священный След Стопы - был изъят из-под опеки буддийского духовенства Раджей Синхой из Ситаваки и передан индийским анди, "которые натирали пеплом все свои тела, тем самым предвещая, что они обратятся в пепел от огня ужаснейшего ада". Это оскорбление остро чувствовалось и никогда не было прощено, и теперь король забрал его у анди и назначил его хранителем самого уважаемого человека в своем королевстве, Сарананкару. В то же время большая деревня Куттапития в Навадун Корале, некогда Ниндагама, принадлежавшая Симао Пинхао, мужественному португальскому мужу внучки Раджи Синхи, была посвящена служению Следу Стопы.
   Послы, отправленные покойным королем в 1747 году, прибыли в Батавию и, оставив подарки, которые они привезли с собой, продолжили свое путешествие в Сиам, чтобы выяснить, можно ли здесь найти священников, принадлежавших к толку Маха Вихаре. Они вернулись из своей поездки только для того, чтобы узнать, что их король мертв. Поэтому чиновники Компании посоветовали им не предпринимать никаких дальнейших действий до тех пор, пока не будут известны пожелания нового короля, и поэтому они отправились обратно домой. Однако немногие из них добрались до своей страны, поскольку большинство из них погибло во время путешествия.
   Эти неоднократные неудачи не ослабили пыл религиозной партии. Эхелапола был стойким сторонником Шарананкары, и в результате их совместных усилий новая миссия, состоявшая из пяти послов и шестидесяти одного слуги, отплыла в августе 1750 года из Тринкомали с письмом королю Сиама. Едва избежав гибели во время шторма, посланники прибыли в Батавию, где неблагоприятные ветры задержали на шесть месяцев. Когда они наконец достигли Сиама, король встретил их с отрадной добротой, и сохранилось яркое описание их поездки.
   Группа священников во главе с Упали Маха Теро сопровождала их в опасном обратном путешествии, а в ночь на субботу, в день полнолуния месяца Эсала в 2299-м году после смерти Будды, в присутствии короля, Коббьякадуве Унансе, Шарананкара и четверо других были торжественно приняты в Упасампадава. "И таким образом, по прошествии многих лет, это торжество Великого Рукоположения, которым так долго пренебрегали на Ланке, совершилось снова среди ликования народа, под триумфальный грохот барабанов, мелодий и пяти видов музыки, а также рев пушек".
   В течение трех лет было рукоположено семьсот священников и несколько тысяч молодых людей из благородных семей поступили в храмы как послушники. Шарананкара был возведен в высокий ранг Сангха Раджа, или Главы всего духовенства, должность, которая, по-видимому, оставалась вакантной ??после смерти Шри Рахулы и была возложена на религиозное учреждение страны. Когда сиамские священники наконец вернулись домой, послы, которые сопровождали их обратно, взяли с собой модель Зуба Будды в качестве подарка от сингальского короля благочестивому королю Сиама Дхармаке. Подарок был с благодарностью принят, и новая группа священников отправилась на Цейлон в октябре 1755 года. Они привезли с собой, как и их предшественники, многочисленные религиозные книги и богатые приношения для Священного Зуба.
   В начале 1751 года Левке внезапно скончался после возвращения из посольства в Коломбо, и его место занял Думбара Рала. Ван Голленессе уехал в марте, а шесть месяцев спустя на остров прибыл в качестве губернатора Йохан Гидеон Лотен. Политика мира с сингальским двором строго соблюдалась, и Линдеран де Сарам, persona grata у министров, был назначен Маха Мудальяром с именем Карунаратна. Он был племянником Виджая Шривардхана Маха Мудалияра, который до 1736 года оказывал Компании большие услуги в переговорах с двором. Карунаратне была подарена великолепная медаль, украшенная драгоценными камнями, и ее латинская надпись свидетельствовала не только о признании Компанией его преданности и рвения, но и об учености нового губернатора, который имел некоторую репутацию как естествоиспытатель.
   Правление Лотена по независящим от него причинам оказалось неудачным. В стране вспыхнула чума, унесшая много жизней. За ней в мае 1755 года последовал циклон, уничтоживший ценные плантации. Вследствие этого серьезно пострадали внутренние доходы, и среди людей появилось много беспокойства. Кроме того, возникли трения с администратором Hoofd, должностным лицом, которому было поручено осуществлять верховный надзор над торговлей Компании. Он был обвинен в Совете в пренебрежении своим долгом и мелочами, после чего последовала бурная сцена, обостренная личными обвинениями. Обвиняемый, который бросил вызов губернатору, чтобы он сделал все, что в его силах, и резко поклялся, что готов рискнуть всем, наконец, был отстранен от должности.
   Беспокойство губернатора усилилось, когда от двора поступило официальное требование о предоставлении доли в торговле слонами. Были даны уклончивые ответы, но министры отказались откладывать подобное и раз за разом повторяли свое требование; в конечном счете они стали настаивать на открытии порта Путталам. К властям Батавии обратились за инструкциями. Они колебались и изощрялись, но, наконец, набрались храбрости и дали решительный ответ. В начале 1757 года Ян Шрёдер, уроженец Гамбурга, сделавший карьеру в рядах армии, прибыл в качестве преемника Лотена, и они вдвоем передали сингальским послам, находившимся тогда в Коломбо, окончательное решение, отказавшись удовлетворить любую просьбу.
  
   Глава VI
  
   "Кувшин, которым так часто зачерпывали воду, постепенно стал негерметичным и разбился в моей руке от гневного толчка недовольного двора", - писал Шредер, покидая остров в марте 1762 года. Проницательный ван Имхофф предсказал вероятный результат политики Компании, и на несчастье Шредера катастрофа произошла во время его правления. Со времени изгнания португальцев прошло сто лет, и, прежде чем рассказать об инциденте, который привел к приближающемуся кризису, удобно сделать паузу и спросить, оправдывала ли Нидерландская Компания свое существование.
   Голландцы объявляли, как обычно, елейно, что Бог доверил им особую миссию по завоеванию и, между прочим, по эксплуатации язычников, и вполне возможно, что некоторые голландцы действительно в это верили. Эксплуатация Цейлона была основной целью Компании; эта цель сделала необходимым существование мира и предоставление населению возможности развивать в определенных направлениях скрытые ресурсы, находящиеся в их распоряжении; и результатом была такая степень мира и благополучия, которые составляли удовлетворительную противоположность тому положению вещей, которое царило при португальцах. Запрещалось угнетение или насилие исключительного характера, кроме тех случаев, когда оно было продиктовано требованиями компании торговцев, которые желали высоких дивидендов.
   Естественно, Компания предпочитала, чтобы все доходные должности занимали европейцы, и почти все нации Европы были представлены у нее на службе и известны местным жителям под общим именем голландцев. Официально европейцами считались только люди, родившиеся в Европе. Детей от отца-европейца, родившихся на острове, называли pusties, а детей pusties, называемыми casties, считали туземцами. Было признано, что такие туземцы были менее компетентны, чем европейцы, и, поскольку с ними не могло возникнуть никаких вопросов о возвращении домой, им платили по более низкой ставке, чем европейцам. Метисы (Mestici) были потомками смешанных браков с азиатскими расами. Мужчины всех этих классов, а также тупасы и потомки освобожденных рабов одевались одинаково; в то время как среди женщин метиски, тупассы и освобожденные рабыни носили собственный костюм, который отличался от того, что носили остальные.
   Поскольку на месте не было признанного органа, уполномоченного проверять действия исполнительной власти, вряд ли стоит говорить о том, что акты кумовства были общеизвестно обычным явлением. Например, поваренок из Европы, который был домоправителем у губернатора, был назначен комендантом форта Негомбо, в то время как бывший портной был назначен на аналогичную должность в Тринкомали. Зять влиятельного чиновника, действительный или будущий, был уверен в том, что ему будет оказано предпочтение, и для новых назначений легко находились оправдания.
   Штат чиновников был чрезмерно раздут, а денежные довольствия, рисовые и другие пайки, выдаваемые всем служащим Компании, сильно истощали ее ресурсы. Система льгот, унаследованная от португальцев, оказала угнетающее влияние на торговлю; ожидалось, что каждый продавец Компании допустит завышение цены, которая в случае перца составляла 12%, и это превышение было разделено между некоторыми привилегированными должностными лицами.
   В системе администрации преобладало мошенничество, и ван Голленессе пришлось отдать приказ о привлечении к суду нескольких видных государственных служащих. "Кто любит правду, - писал Шредер, обращаясь к ним, - не может отрицать, что большая часть была разбужена мною как бы от сна лени и беспечности, и я не давал им заснуть постоянным подстрекательством и энергичными увещеваниями, угрозами и штрафами". Действительно, известно, что один командир в Джафанапатнаме избавил себя от необходимости думать, передав своему секретарю чистый лист, подписанный им самим внизу, для заполнения такими приказами, которые, по мнению секретаря, соответствовать.
   Компания на Цейлоне, как ни странно, не оправдала репутацию юридической грамотности Соединенных Провинций. В 1751 году губернатор все еще мог жаловаться на то, что чиновники Верховного суда не знали законов, и, как следствие, их приговоры часто отменялись при рассмотрении апелляции в Батавии. Злоумышленники и нелицензированные прокторы оказывали такое же дурное влияние в судах, как и сейчас.
   "Если есть какой-либо административный вопрос в отношении туземцев Цейлона, который можно назвать сложным и почти неосуществимым, так это вопрос о владении и закладной земле". Это мнение было высказано ван Имхоффом в 1740 году, и ни одно правительство еще не нашло в себе мужества разрешить эту ситуацию. Он обнаружил, что Ландраад прекратил свое существование, кроме Матары, и ожидалось, что трудолюбивый торговец, занимавший должность Дисавы, будет разбираться с этим чрезвычайно сложным предметом в дополнение к его многочисленным другим коммерческим и административным обязанностям. В результате земельные споры обычно передавались местным уполномоченным, и, как и при португальской власти, вскоре выяснилось, что настоящим судьей в этих случаях был переводчик Дисавы или Аттапатту Мудалияр.
   Те злоупотребления, которых всегда следует ожидать, пока государственные служащие не способны вести общественные дела на языке, используемом в обществе, преобладали повсеместно. Вдобавок имела место задержка с отправлением правосудия, которая была не менее пагубна, чем беззаконие, и земли, являвшиеся предметом спора, долгие годы оставались невозделанными до вынесения решения. Поэтому Ван Имхофф призвал восстановить Ландраад как в Галле, так и в Коломбо, и его рекомендация была принята. Были открыты два новых суда, которые заседали два дня в неделю для рассмотрения земельных исков, и ежемесячные отчеты о проделанной работе отправлялись губернатору. Этим судам было строго предписано доводить до сведения правительства любой случай (перед.на рассм.пр-ва любое дело), когда инструкции, которыми они должны были руководствоваться, противоречили обычаям страны.
   Томбо Джафны поддерживался и обновлялся каждые пятнадцать лет, последняя редакция была осуществлена в 1754 году; был подготовлен головной томбо для округа Манар; но на юге положение вещей было неудовлетворительным. Достаточно рано обнаружилось, что один из самых надежных способов обезопасить преследуемое должностное лицо - это отказать в публичном доступе к публичным реестрам; соответственно де Хере "светлой памяти" приказал сжечь португальский Томбо из Коломбо, над которым Антан Ваш Фрейре столько лет трудился век назад. С тех пор не было предпринято никаких систематических усилий по приготовлению нового томбо, хотя существовали различные местные кадастры, посвященные второстепенным вещам, таким как арека и корица, пока в 1739 году не начались работы в дисавани Матара.
   Подготовленный Томбо представлял собой реестр, содержащий сведения о всех людях и земельной собственности в стране, сгруппированные по провинциям и районам. Его изучение сразу показало всю протяженность оккупированной территории, численность населения, повинности, которые жители должны были нести в пользу Компании, подати, которые они должны были платить за свои земли, категории, в соответствии с которыми оценивались земли, права владельцев, какие бадаведили и другие привилегии, которыми они пользовались, и какие незанятые земли были доступны для использования.
   В том случае, если земли, принадлежащие Компании, были засеяны с ее согласия, Компании имела право на получение трети продукции, а при отсутствии согласия - на ее половину. Где никакие документальные права собственности не могли быть подтверждены, они рассматривались как земли Компании, засеянные без ее согласия. Существовали различные категории земель паравени, которые ближе всего подходили к понятию безусловного права собственности (tenure in fee simple); при наличии документов, подтверждающих, что все требования Компании были оплачены или что земли были переданы без каких-либо повинностей в качестве вознаграждения за оказанные услуги, рента не взималась. Самая большая группа этой категории состояла из служебных земель паравени, которые считались подчиненными раджакарьи или служению правительству в зависимости от касты и происхождения. Такие земли переходили к наследникам их держателя с теми же повинностями, как и у него, и не могли быть заложены или проданы. В тех случаях, когда арендатор получал повышение в более высокий ранг при назначении на должность мудальяра, повинности, связанные с этими землями, должны были выполняться замещающим лицом или заменяться на уплату ренты. Земли "малапала" представляли собой те, которые отошли к правительству в связи с отсутствием наследников, а "нилапала" - те, от которых отказались либо из-за их неплодородия, либо из-за вспышки оспы, либо по какой-либо аналогичной причине. Все такие земли снова оказывались в распоряжении Компании, которая перераспределяла их, обычно как Бадаведили.
   Что касается рисовых полей, то те, от которых Компания получала прибыль, состояли из древнего королевского Муттетту, который жители должны были бесплатно возделывать для его пользы, а также полей Анд и Оту, с которых земледельцы платили половину и одну десятую часть урожая соответственно как долю Компании. И ван Голленессе, и Шрёдер подчеркивали преимущества, которые дает пересадка ростков падди, но без всякого результата.
   Подготовка Томбо была связана с большими усилиями и продвигалась с задержками; оппозиция, в основном пассивная, встречалась со всех сторон: Совет был занят резолюциями о принудительной регистрации, а свободная передача собственности сильно затруднялась. Коломбо Томбо, начатый в 1742 году, был завершен к августу 1759 г., когда было приказано немедленно его пересмотреть. Три года спустя Томбо Галле был почти завершен; в то время как Матара, который был начат в первую очередь и вызвал наибольшие неприятности, пришел к преждевременному завершению, как будет видно позже.
   Эффективное управление страной зависело от эффективности местных вождей и старост, через которых все административные действия должны были быть выполнены. Во главе каждого корала стоял мудальяр, который отвечал за ласкаринов Корале, а также Корале Видане, теперь называемый Корала, который заботился о доходах Компании, контролировал обработку земель и собирал налоги. Коралам помогал Ату Коралас, а виданы были назначены на группы деревень.
   Возникла тенденция к необоснованному увеличению количества этих чиновников, и все они должны были быть обеспечены. Главный недостаток системы назначений возник из-за того общепризнанного факта, что взяточничество в значительной степени способствовало получению должностей, вследствие чего не всегда отбирались лучшие люди, в то время как, естественно, успешные кандидаты рассчитывали окупить свои расходы за счет вымогательств с жителей деревни. Нездоровая тяга к мелким титулам и отличиям, влекущая за собой, как обычно, подрыв независимости и самоуважения, была столь же сильной тогда, как и сейчас, и все, кто был связан с вечеринками в офисе, рассчитывали, что их не забудут.
   Ван Имхофф посоветовал сократить количество этих должностей; где возможно, он совмещал должность коралы с должностью мудальяра, а также предлагал, чтобы в более важных подразделениях атукорал был повышен до ранга мохундирама. Он беспокоился о том, чтобы жалобы на них не убирались под сукно, а тщательно расследовались, поскольку он понимал, как часто возникали причины для жалоб и как трудно, если не невозможно, деревенскому жителю было доказать свою правоту против кого-либо, находящегося у власти.
   Вознаграждение, выплачиваемое этим чиновникам, было сочтено чрезмерным. По этому поводу не существовало фиксированного правила, и сумма была оставлена ??на усмотрение губернатора. Мудальяр, получивший обширную бадаведиллу, не беспокоился о возделывании менее плодородных земель или о том, чтобы использовать то, что у них было, с максимальной пользой. Не было ничего необычного в том, чтобы отдать целую деревню одному человеку, как это было принято при сингальских королях, и в таком случае получатель дарения получил право на получение всей выручки, которую Компания использовала для получения от этого, при условии уплаты небольшой квартплаты.
   Таким образом, были отданы почти все коралы Пасдун и Галле, и посягательства были совершены даже на Гампаху и Веке, два древних Габадагама, которые имели такую ??ценность для обеспечения гарнизонов Негомбо и Ханвеллы. Деревенским майоралам, настоящим земледельцам, которым предстояло выполнять тяжелые обязанности, не уделялось должного внимания, в результате чего их число неуклонно уменьшалось, поскольку люди предпочитали переходить в сословие ласкаринов, когда они получали удобные бадаведили и не были обременены службой.
   Ван Голленессе следовал указанным принципам Ван Имхоффа и сократил количество должностей безжалостной рукой. Он также разработал схему распределения земель Бадаведили, указав, сколько должен получать каждый государственный служащий, от 20 амунамов Маха Мудалияр до 20 бера деревенского барабанщика или Гам беравайя. Более того, он принял меры, чтобы вернуть Компании или внести в учетную пошлину все земли, которые были переданы без достаточных оснований или по заниженной стоимости. Тогда же было постановлено, что в будущем никакие саннасы о передаче земли не должны были быть написаны на пальмовом листе, а только на бумаге, подписанной самим губернатором, за исключением случая, когда бадаведили давали ласкаринам.
   Старый орган мудальяров с их обширными земельными пожалованиями прекратил существование к тому времени, когда он покинул должность, и остались только престарелый Антонан де Сарам Мудальяр, отец Маха Мудальяра, и Тилакаратна из Матары, сын отступника Пунчи Аппухами; в результате Компании вернулось большое количество ценных земель. Также был отдан приказ сократить количество ласкаринов, чьи обязанности в то время заключались в основном в доставке сообщений и поимке беглых рабов; в 1745 году количество "ранчу" для дисавани Коломбо было установлено в размере ста пяти. Ремесленникам, таким как плотники и пильщики, которые получали оплату за свои услуги, бадаведили не предоставляли.
   Шрёдер не смог сообщить о значительном улучшении трудного вопроса о местных чиновниках, но он был готов увидеть, что обвинения против них часто безосновательно выдвигались сторонами, заинтересованными в создании вакансий. Одно время он был склонен рекомендовать, чтобы эти должности передавались по наследству в более достойных семьях, но, осознав, что это исключит большое количество людей, чьи претензии имели право на рассмотрение, он воздержался от этого.
   Помимо уже упомянутых платежей рисом, существовало множество других источников дохода, которые, хотя и не имели большого материального значения, тем не менее, представляли интерес. Это были прежде всего "альфандиго" или таможенные сборы; поляйя, состоящая из десятины от урожая со всех кокосовых пальм; и декум, который имел характер подушного налога натурой. Арендная плата за тодди и араку никогда не приносила особой прибыли. Потом были базарная рента, и сборы с добычи жемчуга, рыбачьих лодок и сетей. Компания имела различные сады, в том числе табачную плантацию в Негомбо и кокосовую плантацию из пятнадцати тысяч деревьев в Галкиссе, которые сдавались в аренду, а также определенные права на добычу драгоценных камней в округе Матара и в дисавани Коломбо.
   Местность, где встречались драгоценные камни, находилась в основном в пределах королевских владений и тщательно охранялась; никакая добыча полезных ископаемых не была разрешена без его особого распоряжения, и все найденное было зарезервировано для его использования; всякая торговля драгоценными камнями не поощрялась, хотя иногда факиры переправляли через границу ценные образцы контрабандой. Огранкой драгоценных камней занимались мавры Матары. Кроме того, в Джафне производилось тиснение ткани и брокерские сборы на табак и пальмовый сахар. В Манаре выпас скота в ложах водоемов был источником прибыли, и некоторые сборы выплачивались ги или маслом. Также продавалось право веять песок на месте добычи жемчуга. Возможно, не менее интересным был налог, взимаемый со скромного мавра и четти, который хотел носить свободные тапочки, называемые Папюсом, сандалии или любую другую обувь.
   Первоначально большая часть податей собиралась от имени Компании, но было сочтено более выгодным сдавать их на откуп, и в Коломбо это делалось каждый август на публичном аукционе.
   С 1732 года промысел жемчуга не велся. Следует понимать, что прибыль, которую Компания получала от промысла, происходила не напрямую от выловленных раковин, а косвенно за счет сборов с лодок, участвовавших в ловле; сборов, различающихся в зависимости от религии, оплачиваемых ныряльщиками; импортных пошлин и др. Действительно, как правило, Компании было очень трудно получить жемчуг даже путем покупки из-за острой конкуренции со стороны индийских торговцев. Эти прибыли должны были быть сопоставлены с большими расходами на организацию рыбного промысла и содержанием охраны, вероятностью вспышки болезни среди большой толпы, а также уверенностью в большом количестве контрабанды и нарушении обычной торговли Компании.
   Ввиду всего этого ван Имхофф рекомендовал продать право промысла жемчуга на открытом аукционе. Его совет был принят, право на добычу жемчуга в течение тридцати дней с участием 600 человек было продано, и в течение пяти лет после 1746 года Компания получала большую прибыль без какого-либо риска. Это вызвало большой интерес у сингальского двора, и в 1750 году двадцать одно королевское судно появилось у Чилау и стало заниматься добычей раковин. Суда Компании крейсировали вокруг, потому что голландцы не были готовы признать право короля ни на какие ............. или на какие-либо раковины; к счастью, ничего не было найдено, и, таким образом, удалось избежать осложнений. Во времена Шрёдера добычи жемчуга не было.
   Среди других источников дохода с моря были раковины-чанк, которые импортировались в Индию; каури с Мальдив, которые пользовались большим спросом в Европе для африканских работорговцев; и шкуры акул, которые экспортировались для обтягивания рукояток мечей японских даймё. Однако было признано, что богатство Цейлона заключается в его сельскохозяйственных продуктах. Растущий спрос на кофе, появившийся среди европейцев в середине XVII века и быстро изменивший их социальные нравы, привлек внимание Компании к возможности его выращивания на острове, и в сентябре 1720 года Румпф издал прокламацию, сформулированную со всем искусством современного рекламного агента, призывавшую людей взяться за его выращивание. Преимущества нового продукта вскоре были осознаны, и условия, предложенные Компанией, были более либеральными, чем обычно в ее сделках: поскольку главная трудность, с которой она столкнулась при убеждении туземцев заняться возделыванием любой новой культуры, заключалась в их небезосновательном страхе, что это повлечет за собой новые обязанности перед правительством.
   Выращивание кофе стало быстро расширяться, и снова энергичный Виджаявардхана получил от Компании выгравированное на золотой пластине признание проявленного им рвения. Мудалияр умер вскоре после этого, проработав на Компанию сорок шесть лет.
   Для наблюдения за выращиванием кофе был назначен специальный чиновник, но вскоре он оказался источником притеснений для людей, которые должны были снабжать его и его помощников провизией во время его частых поездок. Поэтому туземные чиновники единодушно потребовали от Пилата упразднить эту должность, пообещав увеличить объемы поставок кофе, если они будут освобождены от его поборов; должность была упразднена, а поставки из Коломбо были немедленно увеличены вдвое, пока в 1739 году экспорт кофе не достиг величины в сто тысяч фунтов. Объем производства кофе на Яве и в Вест-Индии к тому времени достиг таких размеров, что цена сильно упала, и Компания начала препятствовать выращиванию. В результате плантации скоро оказались в запущенном состоянии, а ягоды лежали несобранными на земле, потому что люди еще не научились пить кофе. Затем на Яве разразилась разрушительная война, продолжавшаяся с 1741 по 1758 год, и поставки настолько сократились, что Шрёдер получил приказы скупить все имеющееся кофе, и этого перспективы предприятия снова были радужными.
   Кардамон поступал почти исключительно из страны короля, через Матару, и проблемы с двором так повлияли на поставку, что этот товар практически исчез из торговых деклараций; поэтому Верслуйс попытался убедить жителей округов Галле и Матара выращивать лучший, но меньший малабарский сорт, хотя и без особого успеха. Затем Компания увеличила цену, которую она была готова заплатить, и, таким образом, смогла сохранить довольно удовлетворительный объем поставок. Ван Имхофф, однако, обнаружил некоторые малабарские растения, растущие в Ханвелле, в саду Пауло Алвиса Мудалияра, способного и энергичного вождя корала Хевагам, и последнему было приказано разбить плантацию. Это распоряжение было исполнено, и ван Голленессе смог сообщить о большом росте, хотя белые муравьи, к сожалению, повредили сад в Эсватте. Выращивание кардамона распространилось на коралы Сияне и Пасдун, но проблемы, вызванные белыми муравьями, были настолько велики, что в 1757 году из Батавии было получено указание прекратить попытки.
   Перец был еще одним продуктом, который сначала португальцы, а затем голландцы предприняли несколько попыток выращивать, так как он приносил большую прибыль, и каждый год требовалось большое количество перца для упаковки экспортируемой корицы. Верслуйс проявил большой интерес к этому делу, и ван Имхофф попытался убедить кандийский двор также поддержать его усилия. Многие сингальцы воспользовались энтузиазмом Компании, чтобы получить для себя большие участки хорошей земли по соглашению о посадке лоз перца, и эти земли затем использовались для других целей.
   Несмотря на сильное сопротивление, выращивание перца постепенно распространилось; дон Бастиан, Митригала Видане, основал две плантации, которые описывались как два самых красивых сада в корале Сияне, хотя корала, который завидовал его успеху, попытался свести на нет его работу, отказав в предоставлении кули, которые находились в его распоряжении. Сильнейшая засуха 1750 года сильно повредила большую часть насаждений. Была сделана попытка заставить людей с помощтю указов заняться выращиванием, но Шрёдер указал, что он сделал гораздо больше для увеличения предложения, умеренно подняв закупочные цены и хорошо относясь к производителю, чем его предшественники, обращаясь к принуждению. В 1753 году экспорт перца почти достиг цифры в 300 000 фунтов.
   Арека продолжала приносить огромную прибыль, и в 1746 году было экспортировано более 18000 амунамов; но система, по которой она собиралась, и небольшая цена, предложенная Компанией владельцам, убили всякое желание увеличить предложение; с другой стороны, очень часто весь урожай, превышавший объем, необходимый для выполнения обязанностей перед Компанией, оставался гнить под деревьями, как не стоящий труда по его сбору. Поэтому Компания обратилась к некоторым маврам из Галле и Матары и доверила им сбор ареки, пообещав щедрую плату за любое количество, сданное сверх обязательных поставок Компании.
   На прибыли несколько повлияла конкуренция английской ареки из Аче, но гораздо больше - контрабанда, которая все еще смело велась. Способ справиться с ней, предложенный некоторыми, заключался в отмене монополии и открытии торговли для всех желающих, при условии уплаты пошлины в целях получения дохода; но такая схема слишком опережала свое время, чтобы найти одобрение у властей.
   Выращивание кокосовых орехов быстро увеличивалось не только вдоль морского побережья к югу от Коломбо и на полуострове Калпития, но и внутри острова. Посадка вместе с кокосами лесов, которые могли содержать корицу, не пользовалась особой популярностью, поскольку доход от кокосовых орехов был невелик. В самом деле, Шредер горько жаловался: "Там, где раньше были разбиты палатки двадцати или тридцати сборщиков (корицы), теперь нет ничего, кроме кокосовых пальм". Владельцы производили дистилляцию араки из продуктов своих деревьев, заплатив небольшую плату арендодателю тодди, и экипажи кораблей и гарнизоны снабжались этим спиртом, который, "при условии умеренного употребления, приносит нашим людям столько же пользы, сколько и вреда, если употреблять его в больших количествах". Главный центр перегонки араки находился на побережье от Коломбо до Матары и простирался на три мили вглубь суши; к северу от Коломбо "перегонные кубы" использовались, как и во времена сингальских королей. Привилегия арендатора араки деморализовать непьющее население ограничивалась ограниченной арендуемой площадью вокруг городов и военных лагерей; ввоз спиртного во внутреннюю часть острова был запрещен, и ожидалось, что старосты будут следить за исполнением запрета. Как правило, таверны приходилось закрывать в 8 часов вечера; они были признаны центрами скопления игроков и бродяг и местами, где можно было удобно сбыть украденное имущество.
   Однако были и другие аспекты деятельности Компании, помимо коммерческой, которые необходимо учитывать. Еще в 1685 году главный врач обратил внимание властей на вызывающую тревогу распространенность болезни, описываемой как проказа, среди детей голландцев от их туземных жен или жен-метисок. Были предприняты шаги по изоляции зараженных, и во времена Симонса в Хендале было построено просторный лепрозорий, которое используется по сей день.
   Рвение, которое когда-то характеризовало попытки Компании обучить людей и обратить их в "истинную реформатскую веру", исчерпало себя, и опыт жителей деревни в отношении благословений, которые, как ожидалось, принесет религия иностранцев, оказался далек от того, чтобы разрушить его унаследованную любовь к древней религии его предков. Формулы, которым португальский священник учил как единственной истинной религии, сегодня вполне могли вызвать улыбку. Но тот священник вдохновлялся страстным, хотя, возможно, и не всегда скрупулезным, миссионерским рвением, которое по-прежнему влекло его на территории, которой отныне управляла Компания. Последовали репрессивные меры, и в 1699 году по приказу ван Риде все католические церкви и тайные молитвенные собрания были закрыты; но для чиновников Компании стало шоком, когда восемь лет спустя они обнаружили, что большая часть тридцати пяти церквей в Джафне была хорошо снабжена языческой литературой.
   Невозможно было игнорировать тот факт, что туземцы в душе были язычниками. К примеру, все Ванниа были крещены, но их более чем подозревали в том, что они "дьяволопоклонники" (вероятно, имелось в виду, индуисты), и их решительный отказ допустить европейцев в свои дома усугубил подозрение. Беккер пытался применить действие закона и в прокламации от 6 июня 1711 года заявил, что, поскольку "четкие инструкции, которые мы постоянно издаем, чтобы рассеять тьму, окружающую людей этой страны, к нашему неизмеримому горю и великому неудовольствию, день ото дня не соблюдаются и нарушаются, мы считаем целесообразным пробудить то внимание, которого требует наша благословенная религия". Это должно было быть достигнуто постановлением, что всякий, кто будет застигнут на месте совершения языческих обрядов или украшения языческих образов, или принимал участие в индуистских церемониях, немедленно подлежал аресту и как телесному наказанию, так и строгому заключению. В то же время всем священникам, исполняющим обязанности в Дейвалайях, было приказано покинуть территорию Компании.
   Никто не обращал особого внимания на прокламацию, которая была поддержано последующим приказом, запрещавшую христианам вступать в брак с буддистами. Это тоже было признано недостаточно эффективным, и в 1760 году было сочтено необходимым внести в Статутный свод постановление о том, что, если женщина-христианка сожительствует с мужчиной-язычником, их обоих необходимо высечь до крови, заклеймить, присудить к пожизненным каторжным работам в цепях, конфисковать все их имущество и обратить в рабство их детей. Однако в школе Нанаяккара в Матаре, предназначенной для высокородных аппухами, не удалось найти ни одного из желанных детей, тогда как домой к ним приходили буддийские священники, которые наставляли их в вере.
   Общественное наказание старост за допуск языческих обрядов имело мало эффекта, пока высшее духовенство не проявляло особой энергии. Голландцам не хватало рвения португальцев, и о них нельзя было говорить как миссионерах. Священник был немногим больше, чем государственный служащий; его ежегодный визит доставлял сельскому жителю столько же неудобств и расходов, сколько и визит налогового инспектора. Деревни, славившиеся своими жирными курами и хорошей бараниной, которую жители должны были поставлять бесплатно, никогда не испытывали недостатка в служении этого духовенства, которое часто брало с собой своих жен, а население должно было снабжать необходимыми носильщиками паланкина; в то же время они часто отказывались от посещения более отдаленных и менее привлекательных населенных пунктов, пока для этой цели не были изданы конкретные приказы. Более того, священнослужителям было запрещено крестить рабов, поскольку ни один христианин не мог быть рабом; следствием этого было то, что к большинству домашних хозяйств была прикреплена группа распутных мужчин и женщин, которые оказывали на детей глубоко пагубное влияние.
   Кристоф Лангханс, уроженец Бреслау, который жил на Цейлоне в 1696 году, выразил мнение, что, как португальцы потеряли остров из-за своей чрезмерной гордыни, так и голландцы могут однажды разделить ту же судьбу в результате их чрезмерной алчности и их пренебрежения обучать язычников христианству. Они оправдывались за свою халатность в этом отношении, заявив, что "Провидение Господа могло не желать обратного". Была предпринята некоторая попытка исправить это обескураживающее положение вещей. Прекрасная церковь была построена в форте Джафанапатнам, где Церковь Богоматери Чудес была снесена в 1692 году, а еще одна воздвигнута в 1723 году в древней столице Котте. Как в Джафне, так и в Коломбо были открыты семинарии для подготовки молодежи из уважаемых семей к священнослужению; первая из них была вскоре закрыт, а вторая продолжала существовать как одно из учреждений, пользующихся поддержкой целого ряда губернаторов.
   Студентов, обучавшихся в ее стенах, было очень мало, и их тщательно отбирали; губернатор и члены Совета обычно присутствовали на их экзамене - фактически в одном году ответственное духовенство отказалось проводить экзамен, потому что за ними не прислали губернаторскую карету. Ван Имхофф записал, как он восхищался тем, как смуглые молодые люди, которые мало или совсем не знали голландский, разговаривали на латыни или изучали греческий. Ежегодные отчеты отправлялись "Господам XVII" в Европу, и избранные студенты завершали свое обучение в университетах Голландии, хотя "Господа XVII" в 1700 году отклонили это предложение, потому что подобная схема оказалась неудачной в Батавии. Виджая Шривардана Маха Мудалияр одно время преподавал в стенах семинарии Коломбо; а Хенрикус Филипсзон, сын доверенного лица ван Голленессе - Маха Мудалияра Пандитаратны, отправился из нее в Утрехт и Амстердам и вернулся в качестве проповедника, чтобы трудиться среди своего народа.
   Тем не менее христианство добилось лишь небольшого успеха; причины, которые сегодня действуют так пагубно, с одинаковой силой действовали во время правления Компании, и Пилат, ван Имхофф и ван Голленессе горько жаловались, что невозможно найти священников, которые могли бы проповедовать людям на их родном языке. Люди не могли думать о Боге, к которому нужно было обращаться на иностранном языке, и именно здесь дальновидная католическая церковь, которая быстро установить местное служение, куда бы оно ни пошло, обрела свою силу.
   Несмотря на все свои усилия, Компания не смогла сдержать снисходительное влияние этой церкви. Она пыталась искоренить папизм, наказывая его приверженцев, запрещая священникам крестить туземцев и рассматривая прием священника как уголовное преступление. Как и в случае мусульман и язычников, их браки не считались законными, если они не соответствовали правилам Компании. Но настойчивость священников-метисов из Гоа не могла быть остановлена, и у них было много последователей по всему побережью от Джафны до Матары.
   Верно, что религия новообращенных носила довольно поверхностный характер. Якоб Хаафнер из Галле, немец с большим опытом работы в восточных поселениях Компании, побывавший на Цейлоне в 1782 году, заявил, что они мало знали о христианстве, кроме как креститься и бормотать молитву, - та самая критика, которая не утратила своей силы за прошедшие сто лет. Элиас Паравачини де Капелле из Бреды, который провел более тридцати лет в различных частях Цейлона, высказал аналогичное мнение относительно муккува из Путталама. Как правило, мало что было сделано, кроме введения новых песнопений и новых церемоний вместо старых.
   Тем не менее, существовали общины, готовые занять смелую позицию по вопросу о свободе совести. Например, в 1750 году католики Негомбо представили мемориал, написанный на тамильском языке, в котором, заявляя о своей твердой приверженности религии, принятой их предками двести лет назад, они протестовали против того, чтобы их детей заставляли изучать в школах принципы, против которых они возражали, а также жаловались, что их заставляли под угрозой крупных штрафов отправлять своих детей в такие школы. Консистория, которой был передан мемориал, рекомендовала строго соблюдать существующие правила против папизма и не признавать католические крещения и браки, а также потребовала, чтобы никто, кроме протестантов, не назначался старостами.
   Совет, который не всегда работал в согласии с консисторией, указал в ответ, что давать советы по вопросам управления не в ее компетенции; он объявил, что будет очень сожалеть, если будет вынужден назначать на должности только протестантов, и, в свою очередь, посоветовал духовенству достаточно хорошо выучить туземные языки, чтобы иметь возможность влиять на людей против папы Римского.
   В связи с этим католики стали более агрессивными; в Путталаме и Калпитии один священник приобрел большую репутацию, изгнав саранчу и жуков, повредивших кокосовые пальмы; в Калутаре проводились публичные демонстрации реликвий и религиозные процессии, пока глава католиков не был арестован и сослан. В Негомбо они оскорбляли духовенство и прибегали к открытому насилию. В 1757 году в ответ на отчет школьной комиссии Совет приказал снести некоторые часовни, которые были построены там, когда людям, отправленным для выполнения этой работы, противостояла толпа женщин. Поэтому дисава послал несколько ласкаринов, чтобы добиться соблюдения приказа; недалеко от Топпу на них напала большая группа рыбаков, и пришлось вызвать военных. Некоторые из вожаков бунта были арестованы, но Топпу и Паллансена были найдены брошенными, и их жители собрались на острове на границах территории Компании; их не смогли уговорить вернуться, и после этого военные снесли строения, из-за которых произошли беспорядки, и ушли.
   В том же году юноша, посланный из семинарии продолжать обучение в Лейден, опубликовал в Голландии памфлет, вызвавший большой скандал. Он заявлял, что священники работали не из любви к Богу, а просто ради выгоды; он обвинял их в апатии; он заявил, что только их праздность мешает им изучать туземные языки; и утверждал, что, если бы не усилия ван Имхоффа, церковь на Цейлоне была бы почти мертвой. Эти жестокие нападки на них вызвало оживленные дискуссии среди духовенства, которые горько упрекали откровенного юношу за его неблагодарность, с которой он подверг такой??критике тех, у кого учился. Спустя несколько лет писатель вернулся в сан священнослужителя, отказавшись от своих наблюдений и восстановив братское чувство.
   Помимо безразличия духовенства, скандальная жизнь некоторых европейцев, в том числе высокопоставленных людей, оказалась таким же камнем преткновения на пути обращения, как и во времена португальцев. Частная жизнь ван Домбурга, когда планировал губернатор, имела настолько сомнительный характер, что в Батавию пришлось посылать серьезные отчеты по этому поводу. Вполне естественно, туземцы не могли понять, почему то, что считалось уголовным правонарушением, если совершено ими, осталось незамеченным, когда его совершил голландец. Европейская община в Коломбо, насчитывавшее тысячу душ, была настолько расслабленной, что едва ли пятьдесят из них присутствовало на церковной службе в воскресенье. Завершение строительства в 1749 году дворянской церкви в Вольвендале мало что изменило.
   За образование страны отвечала школьная комиссия. Этот орган наблюдал за всеми туземными христианами, решал их супружеские вопросы и следил за надлежащей подготовкой школьных "томбо". Это были реестры, содержащие сведения о семейной истории каждого человека; показывавшие, кем и чем были его родители и семья; когда он родился, крестился и женился, какое у него образование, когда он умер и какую семью он оставил. Школьная комиссия назначила двух инспекторов, которые посещали школы один раз в год, чтобы отчитываться о достигнутом прогрессе, проверять реестры и проверять штрафы, которые произвольно налагали на жителей деревень, чтобы убедить их посещать школу и церковь. Кроме того, они крестили детей и венчали христиан, чьи церковные оглашения о вступлении в брак были опубликованы в прошлом году. Такая публикация даже сама по себе стала рассматриваться как неформальный обряд, дающий право будущим супругам жить как муж и жена в ожидании совершения ежегодной религиозной службы.
   Школьная комиссия не всегда проявляла энергию, и на протяжении пяти лет до 1703 года вообще ни разу не проводила заседаний. Школы по всему острову были заброшены, здания во многих случаях разрушались, и из них крали даже самые балки. После периода вспышки энергии проблемы 1735 года почти полностью уничтожили всю школьную деятельность. Ван Имхофф, однако, проявлял активный интерес к этой теме, и открытие типографии в 1736 году считается началом больших перемен к лучшему. В ней издавались различные поучительные книги и трактаты, но практических улучшений не было.
   В 1760 году база обучения в семинарии Коломбо была расширена, чтобы позволить одаренной молодежи обучаться там и становиться затем главными старостами и школьными учителями, и для этой цели были заново составлены правила. В то же время их подготовка к церковному служению не приветствовалась.
   Похоже, что не было предусмотрено никаких условий для обучения девочек, но что было еще более примечательно, так это халатность Компании по отношению к сыновьям своих европейских служащих. Эшельскрун, немец с большим опытом работы на Востоке, опубликовал в 1784 году краткий отчет о Цейлоне, в котором обратил внимание на это упущение. Восток был нездоровой атмосферой для европейских детей; немногие родители имели возможность отправить их в Европу для получения образования, в то время как подавляющее большинство позволяло им расти в своих домах, насколько это было возможно. Их главными товарищами были окружавшие их многочисленные рабы, и в основном от этих рабов подрастающее поколение голландцев впитало их взгляды на жизнь.
   Лесть и подобострастие были их повседневной пищей, и постепенно они научились считать себя настолько выше окружающих, что им не нужно было приобретать даже немного книжных знаний или должным образом готовиться к будущей службе. В тех немногих случаях, когда для них все же удавалось найти надлежащего наставника, влияние домашних рабов вскоре разрушало воздействие такого нравственного учения, которое он им передавал. В результате родившиеся на Цейлоне голландцы быстро деградировали, и их амбиции не выходили далеко за рамки еды и питья. Учителя, которых можно было найти в школах, были, если следует доверять Эшельскруну, так называемые "капелланы, которые прибывают с кораблями из Европы, или еще чаще - просто мастеровые, таким как пекари, сапожники, стекольщики и т. д."
  
   Глава VII
  
   Кирти Шри Раджа Синха женился, помимо своей первой королевы, на двух других, дочерях Габбедатуры Наякера и Рамы Наякера, и родственники новых королев сопровождали их ко двору, пока он не принял "романтическое лицо, а именно малабарское лицо", как заметил Шредер. Это правда, что королевскими министрами по-прежнему оставались сингальские дворяне, но реальная сила, стоящая за троном, состояла из его малабарских родственников. Главным из них был его собственный отец, Наренаппа Наякер, решительный и находчивый человек и строгий приверженец дисциплины. Король наблюдал за сингальскими чиновниками с величайшей завистью, опасаясь любого сговора среди них; за ними следили малабарцы, которые занимали самые прибыльные должности и для содержания которых требовался большой доход.
   Мампития, ныне достигший преклонного возраста и ослепший, пользовался большим влиянием при дворе, и его зрелый опыт и здравые суждения всегда вызывали уважение. Король, у которого не было детей от королев, взял в качестве своей Якада Долию дочь сына Мампитии, покойного Бинтенн Дисава. Она родила ему сына и двух дочерей, и страстная привязанность короля к ней значительно укрепила положение Мампитии.
   Шрёдер неоднократно предпринимал попытки заручиться доброй волей ведущих министров, но в конце концов был вынужден с сожалением признать, что, за одним исключением, их моральная честность устояла перед его уговорами. Исключение составил Думбара, который все еще отвечал за Три и Четыре Корала. Все контакты с министрами, за исключением ежегодного письма ко двору, осуществлялись либо дисавой Коломбо, либо Маха Мудалияром через этого дисаву короля и, как следствие, его репутация очень дорого обходилась Компании. Поэтому Думбара Рала получал от нее ежегодное пособие в размере шести тысяч рикс-долларов, и, кроме того, ему время от времени присылались ценные подарки.
   Вопрос в том, играл ли Думбара на доверчивости Компании или нет, ибо, когда дело дошло до кризиса, он показал себя способным и заслуживающим доверия слугой короля; но пока он намекал, что пособие может быть увеличено с выгодой для обеих сторон.
   Единственная мысль, которая поглощала внимание должностных лиц Компании, желавших снискать одобрение директоров в Европе, заключалась в том, как получить десять тысяч тюков корицы, которые требовались каждый год и составляли основную статью доходов Компании. Эта озабоченность привела к унизительному положению вещей, которое остро ощущал Шрёдер. "Во всей Индии, - писал он, - ни один продукт не находится в таком плачевном состоянии... Если бы кто-то знал, какие трудности и неудобства это причиняло, как Компания раз за разом унижалась перед капризным двором из-за этой маленькой полоски коры и то, что мы из-за этого перенесли, можно признать, что сбор корицы в конечном итоге зависел от сумасбродного государя и прихотей его алчных придворных".
   Каждый год приходилось посылать специальное посольство, чтобы, с отвращением преклонить колени, испросить право собирать ее в королевских владениях, и каждый год корицу приходилось приносить, как "головешку из огня" с изжогой и беспокойством о том, успеют ли ее доставить к сезону плавания.
   Не успевали преодолеть одну трудность, как изобретательность придворных создавала другую, пока пряность, в конечном счете, не доставляли на территорию Компании. Чалиа служили удобным орудием для беспокойства голландцев; по намеку двора они исчезали во владениях короля, где до них невозможно было добраться, а без них невозможно было собирать корицу. Часто их приходилось заманивать обратно обещаяниями, что даже главарь не понесет наказания; но "губернатор предпочел бы рискнуть всем и даже пожертвовать частью своего имущества, чем не отправить корицу".
   Аналогичная тактика применялась и в случае со слонами; каждый год нужно было получать разрешение, чтобы привести их в Джафну через королевские владения, но как только они достигнут границы, мелкие чиновники создавали препоны, и всевозможные задержки, ссылаясь на необходимость обращения в штаб-квартиру. Точно так же, когда нужно было вырубить лес возле Баттикалоа, где он рос в изобилии, выяснялось, что разрешение на вырубку - не то же самое, что разрешение для лесорубов войти в королевство, или разрешение увезти срубленную древесину. Поскольку письмо из Баттикалоа могло дойти до Коломбо только через четыре недели, серьезность этой тактики для Компании вполне можно понять.
   Дезертирство подданных Компании было настолько частым, что военнослужащим запрещалось переходить Кадавату без пропуска; каждому, кто арестует таких дезертиров, обещали вознаграждение в размере десяти риксдолларов и половину этой суммы, если дезертир был рабом. Та же проблема из-за этих людей возникала с королем, и только от случая к случаю его уговаривали выдать нескольких рабов или сборщиков корицы, обычно при условии, что они не будут наказаны; это, естественно, способствовало дезертирству.
   Часто король по прихоти закрывал свои Кадавату и запрещал вывоз зерна из своей страны и, таким образом, причинял беспокойство подданным Компании. Причину всего этого найти нетрудно. "Двор в течение последних девяти лет сначала запрашивал, затем требовал, затем настаивал, а теперь уже самым наглым образом пытался заставить нас предоставить ему долю в теперь уже существенных и значительных монополиях и отраслях торговли Компании, а именно: арекой и слонами", - жаловался Шрёдер.
   Перемена была очень велика с тех пор, как Компания полагала, что двор можно "одурачивать внешней пышностью, ласками и комплиментами". Придворные наякеры принесли с собой богатейший опыт Индии, и министры уже не были готовы позволить своей стране быть дойной коровой на благо Компании или разрешить последней контролировать все побережье.
   Шрёдер видел разумность их требований; он признал, что там, где это казалось сингальцам стоящим, не возникало никаких трудностей в отношении поставки товаров. Он ожидал, что, если за корицу, вывозимую из королевских владений, заплатят, все будут довольны. Он мог видеть даже дальше; на собственной территории Компании название корицы было ненавистным. Оно только напоминало людям суровые меры против уничтожения дикорастущих деревьев, ограничения на освоение ценных земель, вторжения грубых чалиев на частную собственность и вообще неудобства и убытки. Даже ворон, которые способствовали распространению диких семян корицы, было запрещено убивать, несмотря на весь причиненный ими ущерб. Поэтому каждый с удовольствием уничтожал ненавистное дерево всякий раз, когда мог безопасно сделать это, а запасы корицы, доступные на территории Компании, убывали со скоростью, вызывающей тревогу.
   Шрёдер указал, что если разрешить всем желающим выращивать корицу, при условии, чтобы они продавали продукцию Компании по разумной фиксированной цене, то больше не придется беспокоиться о поставках. Его взгляды были неприемлемы для батавских властей, и вместо награды он получил частный выговор.
   Следующей лучшей политикой, действительно единственной возможной для того, чтобы избежать применения силы, была политика угождения королю, который называл их своими "верными голландцами, стражами своего побережья". Таким образом, сингальский взгляд на отношения, существовавшие между Королем и Компанией, изложен автором "Махавансы": "Голландцам, которые были влиятельными торговцами, доверили во времена Раджи Синхи защиту острова, и продолжали выполнять обязанности посланников королей Ланки. У них был обычай каждый год привозить ценные подарки с большим почетом и большой процессией".
   Шрёдер рассматривал дело с другой точки зрения. "Мы не сможем и шелохнуться, - жаловался он, - а тем более извлекать должную пользу из этого завоевания, если мы не будем постоянно, до тошноты, льстить и обхаживать двор; и хотя мы это обычно называем "поддерживать двор в хорошем настроении", это ведет к большой деградации достопочтенной Компании, которой раньше так боялись в этой стране, но которой теперь почти постоянно приходится изображать безобидного маленького пуделя".
   В то же время, указал он, необходимо использовать все проверенные временем средства, принятые для ослабления короля; все разногласия при дворе, все недовольство среди его подданных должны были поощряться и использоваться в интересах Компании. Однако выяснилось, что сейчас, когда дисавы были ответственны непосредственно перед двором, сделать это было труднее, чем в прежние времена, когда они были феодальными князьями, лишь в некоторой степени контролируемыми королем, которому они оказывали лишь определенные номинальные услуги.
   У короля было два брата, младший из которых родился на Цейлоне, и между ними существовали самые нежные отношения. Они получили статус суб-королей и даже могли пользоваться королевским зонтиком, и им оказывались почти королевские почести. Они искренне сочувствовали буддийским наклонностям своего брата и сами принимали активное участие в строительстве монастырей и обучении священников. "Эти три брата, - говорит автор Махавансы, - получившие и разделившие между собой царство, не боролись друг с другом за величие. Они жили вместе в одном городе и были привязаны друг к другу, как свои собственные тени. Я говорю, что это поистине чудо".
   Более того, раболепие Компании создавало опасное положение среди ее подданных. Они были одержимы идеей, что их настоящим господином был король, что они служили Компании только с его разрешения, и что по его приказу такая служба должна быть прекращена. Между ними и двором велась доверительная переписка, благодаря которой двор был хорошо осведомлен обо всем, что происходило. Опасность такого сношения между представителями одной расы была признана, но всеми усилиями Компании не удалось ее сдержать. Сам Карунаратна навлек на себя подозрения Шрёдера, и, несмотря на то, что такие действия могли оскорбить двор, в 1758 году он был внезапно арестован и сослан на Мыс (Доброй Надежды. - Aspar), откуда не вернулся в течение многих лет. Стало ясно, что король может с величайшей легкостью нарушить все планы Компании, и что если последняя не будут готова "танцевать под дудку короля", по его кивку пламя восстания распространится от корала к коралу.
   Беспорядки, особенно на юге, начались с начала пребывания Шрёдера у власти; они были пресечены суровым обращением с главными старейшинами и возложением на них ответственности за любую вспышку насилия; в то же время был изгнан Теннекон Мудалияр, внук великого дисавы, который был Гаджанаякой в ??Матаре.
   Тем не менее, среди населения нарастало чувство ожесточения, особенно в результате жестких мер, принятых Шрёдером, чтобы вернуть Компании земли, которые долгое время принадлежали деревенским жителям, но документальные права на которые отсутствовали. То, как исчезли наиболее ценные публичные документы, должно было научить офицеров Компании, что нельзя ожидать, что сельские жители сохранят свои свитки из пальмовых листьев в течение любого времени в хижинах, подвергавшихся нашествию термитов. Сам свирепый де Азеведо за полтора века до этого признал обоснованность заявлений об утрате таких документов.
   Целые округа на территории Компании были заброшены по приказу Раджи Синхи, а их жители ушли в горы; эти люди теперь возвращались, чтобы найти свои земли заросшими лесом или занятыми другими. Это было причиной множества тяжб перед ландраадом и большого сопротивления "томбо". Из-за крайней нищеты сельских жителей их невозможно было заставить выкупить ту долю своих земель, на которую претендовала Компания, и, соответственно, люди в сопровождении военных отправлялись в сельскую местность, чтобы срубить выращенные ими кокосовые пальмы.
   Ситуация была настолько плохой, что в некоторых частях дисавани Коломбо жители пригрозили покинуть свои дома и уйти, вместо того, чтобы подчиниться новым поборам. Также было большое недовольство по поводу способа, которым арендаторы собирали сборы с рисовых полей. Наконец, в 1760 году разгневанные жители подняли всеобщее восстание, которое быстро распространилось по всем сингальским провинциям и приняло настолько радикальный характер, что Компания оказалась на грани краха.
   В течение нескольких месяцев страна находилась в руках бунтующей толпы, которая сжигала школы и странноприимные дома и разрушила даже дом Ландраада в Галле. Чтобы усугубить ситуацию, чалия, вероятно, действуя по намеку двора, сожгли собранную ими корицу и бежали во владения короля. Сингальцы обратились к королю с просьбой загладить их обиды, и он заступился за них перед Компанией. К концу года дела были в менее тревожном состоянии.
   К счастью для Компании, король был занят своими проблемами. Либо в результате махинаций из Коломбо, или из-за неприязни придворных к дравидийскому королю, был составлен заговор с целью убить Кирти Шри и посадить на трон юношу из королевской семьи, который был рукоположен в священники в Сиаме. Заговорщики пригласили короля послушать проповедь Баны в Пойя Малува и по дороге надеялись заманить его в ловушку. Все было готово, была приготовлена ?? ловушка со смертоносными шипами китула и арекового дерева и замаскирована под листьями подорожника, покрытыми тканью, когда король получил сведения о том, что замышлялось.
   Осведомителем был Гопала Мудиянсе, член мусульманской семьи врачей, проживавших в Четырех Коралах, занимавшей видное положение даже во времена португальцев, который, похоже, передал эту новость Галегода Рала. Было проведено расследование, и заговорщики арестованы. Второй Адигар Саманакодди и трое главарей заговора были казнены в Ампитии. Сангха Раджа и Тиббатувава, Маха Наяка Мальватты, подозревались в соучастии; первый был помещен под стражу в Кехелелла, а второй в Бинтенне. Гопала получил в награду земли Моладанды Рала, одного из заговорщиков, а Пилима Талаува назначен вторым Адигаром, поскольку Галегода сменил Эхелеполу после смерти последнего, которая произошла примерно в это время. Энергия и решительность, с которыми Наренаппа Наякер действовал во время кризиса, значительно укрепили его позицию при дворе.
   Теперь король открыто принял сторону повстанцев, и в начале 1761 года вооруженные люди хлынули через границы. Шрёдер растерялся. Единственное, чего Компания стремилась избежать, так это войны, и действительно, она была совершенно не готова к военным действиям. Ее гарнизоны состояли из людей, которые были присланы из Европы под именем солдат, но очень немногие из них когда-либо раньше владели мушкетом, не говоря уже о каких-либо практических знаниях военного дела. Они бездельничали со своими сингальскими сожительницами, которые оказывали на них столь сильное влияние, что женщинам приписывали использование любовных зелий. Хотя рядовой солдат мог дослужиться до должности штабного офицера, тем не менее, как жаловался Шрёдер, "имя солдата многим кажется низким и обычным". Артиллерией руководили восемьдесят человек, из которых констебли ничего не знали, кроме нескольких цифр из их инструкций, в то время как их помощники умели только поджигать запал; не было никого, кто умел бы обращаться с мортирой или наводить орудие. На всю страну не нашлось ни одного способного инженера, а топографы были настолько невежественны, что местность еще не была нанесена на карту, а различные маршруты были малоизвестны.
   Власти Коломбо колебались, но сингальцы не оставили им времени для размышлений. Палингупана Рала с людьми Увы устремился на юг. Дон Константин Эканаяка, чей отец и дед были мудальярами и адигарами Матары, и который, кроме того, имел большое влияние на семьи Виджаявардханы и Теннекона, перешел на сторону короля. Форт Матара был взят штурмом, его гарнизон перебит, а артиллерия с триумфом увезена. Все, что там находилось, включая новый "томбо", который был подготовлен с таким большим трудом, а также португальский "томбо" из Матары, было уничтожено.
   Затем сингальцы двинулись дальше и расположились лагерем на некотором расстоянии от города; здесь они были застигнуты врасплох отрядом, посланным морем, после чего бросили захваченные орудия и отступили. Еще один отряд напал на Калутару. Сам Думбара Рала руководил армией, выступившей против Ханвеллы, которая, в свою очередь, была взята штурмом, и весь гарнизон был предан мечу, за исключением двух офицеров, взятых в плен. Все окраины, кипящие недовольством, были оккупированы от имени короля, а Коломбо практически взят в блокаду.
   Два сингальских военачальника вернулись в свою страну и, пав ниц к ногам короля, доложили ему о своих успехах. Каждый получил в награду бивень слона, меч, отделанный золотом, золотое ожерелье и обширные участки земли.
   Тем временем в Индию были отправлены срочные призывы о помощи, и из Короманделя и Малабара спешно переправлялись подкрепления. За нанесенное Компании оскорбление нужно было отомстить, и она решила атаковать короля в пределах его собственных границ.
   Сингальцы перестали быть воинстенным народом; обученных солдат было немного, хотя около двора находилось около тысячи человек, вооруженных по-европейски; у них не было ни одной пушки и немного Кодитувакку. Однако они не забыли того, чему их научили португальские войны: лучшая стратегия - нанести противнику как можно больше потерь при минимальных потерях для себя. Они знали каждый дюйм их покрытой лесом страны; им была знакома каждая тропа; каждая трещина в скалах, где человек мог укрыться, была подготовлена ??для защиты. Их естественный инстинкт партизанской борьбы снова проявил себя.
   Армия вторжения, обремененная обозом, плохо обеспеченная проводниками, с небольшим опытом ведения войны и плохо организованная, достигла окраин гор и принялась расчищать дороги с топором в руках, поскольку здесь не было иных путей, кроме самых крутых троп. Скрытые за деревьями меткие сингальские стрелки, снабженные ружьями собственного производства, и их лучники начали беспокоить голландских солдат, не подвергая себя особой опасности. Первыми жертвами стали барабанщики, поскольку именно они вдохновляли туземных рекрутов, а также передавали приказы на большие расстояния; говорили, что после двух дней в лесу не осталось ни одного барабанщика. Затем наступил черед офицеров, выделявшихся своей формой, которую им вскоре пришлось сменить на одежду рядовых.
   Сумерки, которые, как ожидалось, должны были принести некоторое облегчение, только усугубили положение голландцев, поскольку лагерные костры издали выдавали измученных солдат, в то время как сингальцы укрывались в лесной чаще под покровом темноты. Большие деревья, оставленные наполовину подрубленными, падали на них в самых неожиданных местах. Когда голландцы вступали в любое из многочисленных ущелий, сверху на них с грохотом скатывались валуны. Обоз и запасы боеприпасов вскоре были отрезаны от основных сил. Утверждалось, что половина вторгшейся армии была уничтожена, а деморализованные выжившие поспешно отступили, побежденные врагом, которого они даже ни разу не видели.
   Батавские власти были в смятении. В течение ста лет они успешно избегали войны; они были готовы заплатить почти любую цену за обеспечение мира и отправили соответствующие инструкции. Королю тоже не нравилось продолжение военных действий, и он намекнул, что перемирие не будет нежелательным.
   Петрус Альбертус ван дер Парра только недавно вступил в должность генерал-губернатора Нидерландов в Индии, и 8 декабря 1761 года письмо, адресованное им королю, прибыло в Коломбо на корабле компании "Спаренрик". В честь этого случая все суда в гавани были украшены флагами от восхода до заката, и ряд высших должностных лиц были посланы на борт, чтобы охранять письмо, которое лежало там на серебряном подносе, обтянутое золотой парчой. Когда они покинули борт корабля, команда заняла верфи и трижды крикнула "Ура", в то время как "Спаренрик" дал салют из девятнадцати орудий, который был подхвачен всеми остальными судами. При высадке образовалась процессия, которая двинулась между двойным строем солдат под триумфальными арками. Первым шел местный полк с развевающимися знаменами, за ним следовали барабанщики и трубачи. Потом шествовали драгуны и гренадеры со своими знаменами и музыкой, сопровождая дисаву из Коломбо, несущего письмо на голове. По обе стороны от него шли два офицера с зажженными факелами; в то время как прачки расстилали на земле белое льняное полотно, по которому должны были ступать дисава и носители покрытого полотном ящика с подарками. Другие гренадеры, драгуны и ласкарины завершили эскорт.
   Губернатор в сопровождении Совета ожидал процессии у ворот Дома правительства, где губернатор сам принял письмо и передал его под салют наземной батареи и всех судов в гавани в приемную, где его заперли в специальном сундуке, который днем ??и ночью охраняли драгуны и ласкарины с обнаженными мечами, пока его не увезли из Коломбо.
   Принимая во внимание такое отношение Компании, вряд ли можно было ожидать, что двор уменьшит свои претензии. Напряжение не ослабело, когда в марте 1762 года на смену Шредеру пришел знатный Ян Люберт, барон Ван Эк, имевший репутацию храброго солдата; потому что он не стремился заслужить неизвестные ему почести на поприще дипломатии. Пока он спешно собирал всех солдат, которых можно было выделить из голландских гарнизонов в Индии, сам двор обратился в том же направлении за помощью. Обращение к навабу Карнатика было несколько пренебрежительно отклонено, поскольку, как он впоследствии объяснил, король был просто старым или деревенским джентльменом из Мадуры. С другой стороны, устное обращение к агентам британской компании в Форт-Джордже, похоже, встретило другой прием, и 18 мая Пибус, член Совета, появился в Ганноруве, проехав через Коттиар. Дневник, который он вел во время своего визита, сохранился и представляет интерес как подлинная запись придворного этикета того времени.
   Сенкадагала Шривардхана Пура - официальное название столицы, которую португальцы, путая столицу с княжеством - Канда Уда Рата, - обычно называли Кандия. Ее положение в долине, между грядами высоких холмов, естественно повлияло на ее развитие. Она состояла из двух главных улиц длиной в милю каждая, идущих с севера на юг и соединенных поперечными улицами. Дворец находился на юге, упираясь в густой лес, который был специально сохранен в качестве убежища, и имея большое ограждение с северной стороны. Большинство домов в наиболее важной части города были крыты черепицей и построены у подножия холмов, как правило, на высоте нескольких футов над улицами. Каждую ночь около 8 часов звонили в колокол, и после этого никто не мог выходить на улицу без света.
   Пибус поселился в Ганноруве в Танаяме, которая содержалась там для использования посла Компании. Она состояла из дома с глинобитными стенами и соломенной крышей, построенного по сингальской моде вокруг открытой площади, с множеством небольших апартаментов, а также складами для подарков, которые обычно привозило с собой посольство. Посередине площади находилась нечто вроде святилища, где письмо, адресованное королю, хранилось под белой тканью. 24-го числа Пибус был принят королем на аудиенции. Он выехал из Танаямы в 7 часов пополудни среди приветственных залпов из огнестрельного оружия и бой барабанов, письмо королю, которое лежало на серебряном подносе между несколькими складками белого полотна, несли перед ним под шелковым балдахином. Все шли пешком, Пибус и сопровождающий его министр шествовали, держась за руки; и только за полчаса до полуночи, уставшие и голодные, заляпанные грязью, вызванной сильным проливным дождем, они оказались в пределах видимости от дворца.
   Здесь процессия остановилась до тех пор, пока не было получено разрешение от короля проследовать дальше, что она и сделала, пока не достигла внешних ворот дворца. Пибусу было приказано стоять лицом к воротам, пока не появится министр и не проводит его вовнутрь, после чего он снял шляпу и вошел. Вторые ворота привели их в квадратный двор, где стояли несколько лошадей и слонов в богатой сбруе; Пибусу пришлось снять обувь, и его принял Паллегампахе Адигар, который с множеством приветственных речей провел его в другой двор. Здесь находились двенадцать алебардистов в белых кабайях, или длинных пальто, доходящих до колен, занимали этот двор, который, в свою очередь, вел в Зал аудиенций, вход в который был скрыт белой занавеской. Теперь Пибус взял серебряный поднос в руки и поднял его над головой, а затем занавес раздвинулся, открывая находившуюся за ним вторую занавесь красного цвета.
   Таким образом, шесть занавесок подряд поднимались так, пока не стал виден дверной проем, скрытый еще одной белой занавесью. Наконец, она тоже была отодвинута в сторону, и посланник увидел короля, сидящего на покрытом красивой резьбой позолоченном троне, который стоял на возвышении в три фута высотой. Король был одет в роскошный золотой накидку, поверх облегающего жилета, с широким вышитым золотом поясом вокруг его талии. На его голове была алая шапочка, увенчанная маленькой украшенной драгоценными камнями короной; рядом с ним был кинжал, украшенный драгоценными камнями, а большой широкий меч с украшенной драгоценными камнями рукоятью был прислонен к трону. На ногах у короля были туфли из малинового бархата и золота, а над ним висел балдахин из белого шелка.
   Как только последний занавес был отдернут, придворные шесть раз простерлись ниц на земле, в то же время призывая благословение на короля, который кратко ответил на их приветствие. Пибус стоял с подносом на голове, пока его не потянули вниз за полу сюртука и не заставили встать на одно колено. Эта церемония повторялась четыре раза, группа постепенно продвигалась, пока не достигла края большого персидского ковра, расстеленного перед троном. Затем Пибус поднялся и, встав на колени на самой нижней ступеньке помоста, протянул письмо королю, который его принял. После этого он отступил к краю ковра и снова опустился на колени, пока ему не разрешили сесть так, как ему было удобно, чему он был очень рад.
   Большой тускло освещенный зал, в котором проходил прием, был полностью задрапирован белой тканью, а декоративные арки, украшенные рюшами (ruffs) из белой и красной ткани, называемой "Reli-pallan", разделяли его в длину и образовывали проходы с обеих сторон. По бокам зала сидели три человека, державших в руках "Ран Авуда" или Золотые Руки Короля; узкая полоска ткани висела у них под подбородками, и ими они прикрывали рот всякий раз, когда им приходилось приближаться к трону. Последовавший за этим разговор носил чисто формальный характер и заключался в обмене любезностями. Король обращался к Адигару, который стоял на коленях у подножия трона; он простирался ниц и передавал вопрос одному из дисав, который находился рядом с Пибусом. Дисава, в свою очередь, передавал его присутствовавшему здесь малабарскому врачу, который адресовал его на тамильском переводчику Пибуса, а тот повторял его Пибусу на английском. Каждый задаваемый вопрос и каждый полученный ответ немедленно записывались секретарем, который сидел за квадратным столом, на котором стояла восковая свеча и были разложены письменные принадлежности. Наконец аудиенция закончилась, и измученный посол получил разрешение удалиться, достигнув Танаямы с восходом солнца.
   Последовавшие за этим переговоры ни к чему не привели; это неудивительно, поскольку британская компания не собиралась помогать королю. Ее инструкции Пибусу заключались, во-первых, в том, чтобы получить разрешение основать поселение на Цейлоне и, во-вторых, выяснить, каких уступок можно было добиться от короля. Придворные, однако, оказались столь же искушенными, как и Пибус; они указали, что король просил британской помощи, и хотели знать, какую цену за нее придется уплатить. Вслед за этим Пибус составил длинное изложение своих требований, которое, в случае их удовлетворения, предоставило бы англичанам те же привилегии, которыми пользовались голландцы.
   После того как эти требования были рассмотрены, Пибусу был задан вопрос, придут ли англичане на помощь королю, если они будут выполнены; он не смог дать однозначного ответа, и на этом дело закончилось, Пибуса отправили обратно на свой корабль со всеми церемониями.
  
   Глава VIII
  
   Между тем боевые действия не прекращались. Правда, директора в Европе искренне стремились к миру и посылали соответствующие инструкции, но ван Эк не подходил для ведения деликатных переговоров. Королю, со своей стороны, нелегко было отдать территорию, которую он оккупировал, и война стала неизбежной. Чилав и Путталам были атакованы с моря и без особого труда захвачены, а в 1763 году большая армия снова двинулась в путь через горы. Вместе с ним прибыла группа мавров, которых сильно привлекла высокая зарплата и обещание освобождения от половины ульяма, или повинности, которую они должны были оказывать Компании.
   Вся экспедиция шла плохо. Сезон был выбран неудачно; проливные дожди сделали продвижение через пояс лесов чрезвычайно трудным; мало было предусмотрено для перевозки багажа и боеприпасов или для поддержания линии связи. Авангарду армии удалось достичь холмов, но он был отброшен с тяжелыми потерями. Он соединился с основной частью армии, но положение дел было настолько безнадежным, что войска были рады поспешно отступить к Коломбо.
   Результат был унизительным для голландцев, и сингальцы были рады повторению своего успеха. Пока Компания была занята незнакомой боевой задачей, иностранные купцы воспользовались возможностью, чтобы посягнуть на ее торговлю, и сорока четырем их судам было разрешено прийти на Цейлон в течение двенадцати месяцев. Оставить поражение неотомщенным было невозможно, и директора, хотя и с большой неохотой, дали согласие на подготовку новой экспедиции. Все необходимое было привезено из Батавии; Ванни из Катукуям Патту и Коттиара под влиянием посулов объявили себя на стороне Компании. Двести человек заняли залив Венлоос, чтобы не допустить оказания какой-либо помощи извне; и туземные рекруты были тщательно организованы.
   В 1762 году был проявлен более либеральный дух по отношению к католикам, и была признана законность их крещения и их право на вступление в брак перед специальными уполномоченными. Как следствие, священники приложили все усилия, чтобы обеспечить носильщиков для предполагаемой экспедиции, которую некоторые из них сопровождали лично. Дон Жуан Иллангакон, наследник еще одного великого имени, был отправлен в ссылку на Мыс по подозрению в соучастии в беспорядках в Галле, но через два года правительство Батавии приказало его вернуть. Благодаря своему происхождению, а также богатству, которое считалось огромным, он обладал большим влиянием, которым Эку очень хотелось заручиться для поддержки Компании. Поэтому он назначил Иллангакона полевым Маха Мудальяром, надеясь, что его личные интересы хотя бы сохранят его верность. Экспедиция не прошла без некоторого уныния, и дон Симон Дисанаяка, который командовал ласкаринами из Галле и Матары, составил свое завещание перед началом экспедиции 2 декабря 1764 года, оставив свои два меча и золотую цепь, полученные от короля, своим трем малолетним сыновьям.
   Наконец все было готово, и в воскресенье 13 января 1765 года ван Эк выступил из Коломбо во главе армии, в которую входили большие силы малайцев. Вторая армия двинулась в путь из Путталама, а к 12 февраля авангард, состоявший из 1200 человек, включая кавалерию и артиллерию, отбросил сингальцев и занял Веуду. Ходили слухи о том, что короля предали его военачальники; и вскоре после этого Адигар и некоторые другие придворные явились в голландский лагерь и вступили в переговоры с ван Эком. Однако это не остановило его продвижение. Перевал Галагедера, защищаемый шестью батареями и небольшим каменным фортом, был занят, и 16 февраля армия захватчиков быстро продвигаясь вперед, достигла сада удовольствий королей в Катугастоте на берегу Махавели Ганги.
   Постоянные и срочные послания теперь приходили от короля, который очень беспокоился, что захватчики войдут в его столицу. Ван Эк был настолько доволен достигнутым успехом, что написал в Коломбо, чтобы объявить, что королевство было завоевано, и что побежденные сингальцы были вынуждены просить мира и получить его в качестве подарка от Компании; поэтому он попросил, чтобы была проведена особая молитвенная служба и благодарение Всемогущему Богу за милость, которую он оказал оружию Компании.
   Действительно, король был готов пойти на самые щедрые уступки, лишь бы его столица не была осквернена враждебной оккупацией. К сожалению, предложенные им благоприятные условия не были приняты, поскольку Йохан Герард ван Ангелбек, политический секретарь, подчеркнул важность восстановления престижа Компании, который так сильно запятнали недавние события. Действуя по его совету, ван Эк настаивал, среди прочего, на том, что король должен оплатить военные издержки в размере двухсот тысяч пагод, с ежегодной данью слонами, и что вдобавок он должен сложить свою корону и снова быть коронован как вассал Компании.
   Излишне говорить, что эти условия были отвергнуты, и король приготовился продолжить борьбу до конца. Драгоценная реликвия Зуба Будды, охраняемая его верными служителями, уже была перевезена в безопасное место. Братья короля вместе с королевами, их младшей сестрой и самыми ценными из королевских сокровищ скрылись в одном из таинственных убежищ, которые были подготовлены на случай крайней нужды. Невозможно было забрать чиновников Компании, которые были в плену, и им нельзя было разрешить воссоединиться со своими друзьями. В результате капитан Матары был казнен, а двум другим офицерам позволили застрелиться. Затем король удалился в Хангуранкету, и противник переправился через реку вопреки совету военачальника полковника Фебера.
   Ван Эк проследовал прямо во дворец, где основал свою штаб-квартиру.
   Это великолепное здание было построено в последнее царствование, и на его разграбление ушло три дня. Голландцы захватили много добычи, состоявшей из золота и серебра, драгоценных камней и дорогих тканей; и с деревянных дверей были сняты покрывающие их серебряные пластины. Однако Компания ничего не получила от всего этого богатства, которое в основном пошло на обогащение офицеров. Затем был разграблен дворец Кундасала, и 24-го девятьсот человек были отправлены в Хангуранкету в погоне за королем. Они успели только увидеть, как сингальцы исчезают за горами со своими гружеными слонами, поскольку король отступил в Бадуллу; тогда они разграбили и подожгли дворец, после чего начали возвращаться.
   Однако сингальцы терпеливо ждали своего часа; каждый проход и тропа были перегорожены засеками; из каждой чащи летели стрелы и пули от невидимого врага; и вскоре голландцы превратились в беспорядочную толпу, спасающуюся бегством. Наконец, полумертвые от усталости и голода и с тяжелыми потерями они добрались до своей штаб-квартиры, и ван Эк осознал, что совершил серьезную ошибку. Соответственно, он послал королю три послания подряд, предлагая принять условия, предложенные королем, но его письма были возвращены непрочитанными. Тем временем было сделано все, чтобы опустошить страну. Все живое, носившее имя сингальцев, было убито; все, что можно было сжечь, сожжено; и все, что можно было уничтожить, уничтожено. Храмы в окрестностях столицы были особыми объектами вражеской алчности; к счастью, священники во главе с Сангха Раджей вовремя сбежали, забрав с собой свои драгоценные книги и реликвии.
   Сингальцев нельзя было принудить; не было видно никаких признаков капитуляции. Болезнь, которая в прошлом так часто оказывалась верным союзником, снова пришла им на помощь, и 4 марта Ван Эк был рад вернуться в Коломбо. Священный Зуб был для него недоступен, но он взял с собой в память о своей пирровой победе большую серебряную Карандуву, - ковчег, в котором он хранился, а также золотой хаудах, в котором его обычно носили в процессии. Его отступление, каким оно стало, прошло не без особых проблем. Дороги кишели бандами враждебных сингальцев, но, к счастью, Дассанаяка, мудалияр из корала Хапитигам, знал тайную тропу, по которой голландцы смогли ретироваться в Семь Коралов.
   Ван Эк оставил в сингальской столице гарнизон из 1800 человек под командованием де Фебера в ожидании прибытия Мартена Рейна, некогда портного, который был назначен комендантом. 28 февраля де Фебер сам отправился в Коломбо, и по дороге он получил известие, что Ван Эк, находившийся в очень подавленном состоянии после своего возвращения, внезапно скончался; многие считали, что в приступе отчаяния он покончил с собой.
   Для сингальцев нетрудно было понять тайну этого печального конца многообещающей карьеры. "Там этого глупого предводителя вражеских войск постигло страшное и ужасное безумие, которое было вызвано силой богов, а также силой заслуг короля, так что он бесславно покинул этот прекрасный город и был поглощен огнем Смерти. И все воинства врага, которые пришли под руководством этого глупого человека, стали бессильными и беспомощными, и их настигли бедствия. Некоторые стали жертвами болезней, другие сильно пострадали от голода, одни были убиты в битве, а другие отправились в горные твердыни. Так были уничтожены и обращены в бегство эти враги, гнуснейшие из всех людей".
   Таков величественный рассказ автора Махавансы.
   Дело выглядело очень серьезным; сингальцы были повсюду, и, когда Фебер удалился, он вывел гарнизоны на линии сообщения до Висинавая, таким образом оставив Рейна и его людей изолированными в самом сердце вражеской страны. Они были плохо снабжены продовольствием и вскоре оказались полностью отрезаны от внешнего мира; в Коломбо поняли, что их позиция крайне критична, и с ними невозможно связаться с помощью письма. Сам Рейн был серьезно болен, приближались муссонные дожди, и к 11 апреля рассерженные сингальцы подошли к границе в Ситаваке, отомстив всем и всем, кто принадлежал Компании.
   Были составлены планы освободить Рейна от блокады, двинув войска по злополучному маршруту через перевал Балане, и отправлены срочные сообщения престарелому Энтони Мойяарту, который находился в Джафанапатнаме, чтобы тот приехал и взял в свои руки дела в Коломбо. Однако боевые действия не прекратились, и осажденный гарнизон неуклонно таял от болезней и голода, поскольку сингальцы понимали, что для них нет необходимости подвергать себя риску.
   В августе Иман Вилем Фальк прибыл в качестве губернатора; ему было тогда всего двадцать девять лет, он родился в Коломбо в 1736 году, а его мать, дочь губернатора Малакки, была уроженкой Самаранга. Молодой casti, смуглая кожа которого принесла ему прозвище "Ворона", получил прекрасное образование в Утрехте, и вскоре стало ясно, что он был одним из самых способных администраторов Компании, которых когда-либо присылали на Цейлон. Он взял в руки сложную ситуацию; были начаты переговоры с сингальским двором; и 10 августа министрам было направлено примирительное письмо. Были приняты меры для демонстрации военной силы на различных участках границ; и за границей распространились слухи о том, что Компания намеревалась свергнуть короля и что его преемник уже выбран и передан на попечение губернатора. В то же время были предприняты усилия, чтобы заручиться симпатией жителей побережья, и в октябре Дассанаяка, который, вероятно, спас Ван Эка и его эскорт от гибели, был награжден медалью и цепью в знак признательности Компании, и ему разрешили иметь четырех барабанщиков в качестве знака отличия.
   К счастью для замыслов нового губернатора, продолжительные военные действия серьезно прервали возделывание полей во владениях короля, и его подданные оказались на грани голодной смерти. В декабре прибыл посол от короля, и Фальк увеличил нажим, который он оказывал. Все склады соли были обысканы и уничтожены; в то время как Три, Четыре и Семь Коралов разорены от края до края. Гарнизон Тринкомали продвинулся в Бинтенне; другой отряд под командованием майора Дюфло занял Матале, где население умирало от голода. Дворец, который имелся у короля в этом округе, сгорел дотла; склад из 15000 мешков селитры, которую терпеливо собирали на протяжении многих лет из отложений летучих мышей, был найден в пещере и уничтожен.
   Народ был совершенно истощен, и среди самих министров было заметно недовольство. Теперь Фальк занял примирительную позицию и отослал королю великую Карандуву и золотые хаудахи. Эта тактика оказалась эффективной: скудным остаткам гарнизона было разрешено вернуться в Коломбо, и пять уполномоченных во главе с Думбарой Рала прибыли от двора, чтобы обсудить условия мира. Истощенное состояние их слуг, которые тщательно экономили все, что могли, из провизии, поставляемой им службой снабжения Компании, убедительно доказывало, до какого края нужды дошли подданные короля. Переговоры от имени Компании вели ван Ангелбек и Годфрид Леонард де Кост, способный дисава из Коломбо, и после долгих споров проект нового договора был подписан в Коломбо в 19.30 14 февраля 1766 года.
   По этому соглашению, которое содержало двадцать пять статей, Компания была признана сувереном над округами, которыми она владела до начала войны. Более того, король уступил ей все оставшееся побережье, на расстоянии 1 говва вглубь страны, а Компания обязалась ежегодно выплачивать ему доход, получаемый с этой территории. Он был признан верховным повелителем над остальной частью острова, а вся остальная территория, занятая Компанией во время войны, должна была быть возвращена ему. За его подданными было оставлено право брать столько соли, сколько они захотят, у Левайя, Путталама и Чилава, в то время как Компания получила привилегию собирать корицу во всей Нижней Стране, принадлежащей королю, а именно, Сабарагамуве, и Трех, Четырех и Семи Коралах до Балана. Корицу, растущую к востоку от Балана, должны были собирать подданные короля и продавать по фиксированной ставке исключительно Компании, которая получила вдобавок монополию на торговлю слоновой костью, перцем, кардамоном, кофе, орехами и воском.
   Подданные двух договаривающихся сторон могли вести между собой неограниченную торговлю с правом въезда на территории друг друга для этой цели, при этом Компания обязывалась закупать для короля такие товары, которые ему нужны были, из зарубежных стран. Взамен он согласился снабжать Компанию в Баттикалоа и Тринкомали всей необходимой древесиной и выдать всех голландцев, которых он держал в плену, вместе с пушкой, захваченной в Ханвелле. Также в договор было включено положение о возвращении беглых рабов и выдаче преступников.
   Компания обязалась защищать королевские владения от любой внешней агрессии и не заключать никаких соглашений с какой-либо иностранной державой, которые могли бы нанести ему ущерб; в то время как король пообещал не заключать никаких договоров с другими европейскими державами или индийскими князьями, и выдавать всех европейцев, прибывающих на его территорию. Унизительный обряд, который до сих пор заставляли совершать послов Компании, когда им давалась аудиенция, в конце концов упразднили, и в будущем на таких приемах с обеих сторон должны были соблюдаться одни и те же церемонии.
   До последнего существовали опасения, что переговоры потерпят неудачу; стороны не могли договориться о том, чье имя должно указываться первым, но в конечном счете удалось достичь компромисса, по которому было постановлено, что название каждой из сторон договора должно быть поставлено первым в том экземпляре, которая останется у этой стороны. Сингальцы настаивали на обмене всех трофейных орудий и дезертиров, но голландцы ответили отказом; тем более что предатели из числа подданных короля действовали в качестве проводников для их армии. Сингальский перевод договора был подготовлен Иллангаконом и проповедником Филипсзоном и подвергнут дословной проверке комиссарами; оригинал, который должен был быть подписан королем, был начертан на позолоченном пергаменте.
   Фальк конфиденциально предложил уполномоченным включить в договор пункт, запрещавший всем малабарцам занимать должности в королевстве; сингальские посланники выразили свое восхищение этим предложением, но сказали, что еще не пришло время для его реализации; они многозначительно добавили, что думают, что это произойдет в ближайшее время, если они смогут рассчитывать на помощь Компании. Фальк также узнал от них, что при дворе была сильная тайная группа, которая поддерживала претензии некоего принца Килакараи на сингальский трон; он был сыном сестры королев Кундасалы и утверждал, что его мать тоже была замужем за этим королем.
   На следующий день после подписания проекта уполномоченные выехали обратно в сопровождении де Коста, которому было поручено получить ратификацию короля. Дюфло было приказано покинуть Матале, что он был рад сделать, так как все находившиеся с ним европейцы были больны.
   Король подписал договор в Хангуранкете. Де Кост обратился с просьбой о том, чтобы его подписали министры, но в этом ему категорически отказали: подписи короля была достаточно, и договор в Баттикалоа был подписан только Раджа Синхой. Де Кост вернулся в Коломбо с окончательным документом и слоном с бивнями, которые ему подарил король. За ним последовало письмо, в котором король возражал, что только его миролюбие побудило его подписать столь несправедливое соглашение, как настоящий договор; он жаловался на потерю морского побережья, отказ голландцев вернуть ему захваченные орудия и беглых подданных и заявил, что сделает дальнейшие представления в Батавию по этому вопросу.
   Долгожданная цель политики Компании была наконец достигнута, и король отрезан от всех иностранных сношений. Его королевство отныне зависело во всём, что нельзя было произвести на месте, от хорошего настроения должностных лиц Компании, и торговые отношения его подданных должны были регулироваться ее требованиями. Но этот успех был куплен недешево. Бернанд, швейцарец, который был одним из самых выдающихся служащих Компании, подсчитал, что война стоила десяти миллионов флоринов и нескольких тысяч жизней; она нарушила ее торговлю и сильно замедлила развитие земледелия; но, прежде всего, она вызвала ненависть двора и сделала необходимым содержание вооруженных сил, на которые уходила большая часть выручки. Однако на данный момент перспективы Компании казались радужными, и она смогла решить тревожные вопросы, волновавшие Южную Индию, которые долгое время вызывали беспокойство.
   Еще до прибытия ван Голленессе возникли разногласия с Тевером, и Компания была вынуждена закрыть свою факторию в Килакараи. Ссора, во многом связанная с вопросом о контрабанде ареки, была улажена около 1747 года, и фактория была восстановлена. Одиннадцать лет спустя Тевер снова напал на факторию и захватил корабли Компании на своем побережье, и затруднения Шрёдера возросли из-за этих враждебных действий, которые, однако, завершились в марте 1759 года возвращением того, что было раньше изъято. Фальку повезло, что в то время в Рамнаде правил ребенок, и 24 января 1767 года он заключил соглашение с Тамотарамом Пиллаи, опекуном и регентом Тевера, по которому проход Памбен был продан Компании при условии права жителей Тевера на его неограниченное использование.
   Два успешных промысла жемчуга дали Фальку хороший шанс навести порядок на Цейлоне после беспорядков, вызванных недавней войной. Первым шагом было организовать какое-то управление во вновь приобретенных районах. Граница возле Чилава была расчищена и демаркирована серией прочных столбов с эмблемой Компании. Был отдан приказ укрепить жалкий маленький форт в городе и отремонтировать большой ирригационный узел сингальцев; ибо репутация его богатых полей была такова, что из Калутары и Велитары в Чилав приходили дхони за рисом. Ценные перечные сады, принадлежащие королю, теперь были переданы в собственность компании. Удупенкарай, когда-то главное гнездо контрабандистов, был важным рыболовным центром, который снабжал большую часть сингальского королевства соленой рыбой, а к северу от Каймела производился хороший табак. В самом Чилаве большинство жителей были рыбаками; они были разделены на две соперничающие фракции, и по древнему обычаю одна снабжала главного чиновника форта речной рыбой по утрам, а другая - морской рыбой по вечерам. Это различие сохранялось даже в "ранчу" ласкаринов, которое выросло среди них.
   В Путталаме было мало сингальцев; большинство жителей составляли мавры, тогда как муккува, поселившиеся здесь раньше мавров, занимали второе место по численности и были либо номинальными христианами, либо мусульманами. Вождями округа были Ванниа, которых считали принадлежавшими по расе к мукувва. Первоначально их было двенадцать, которые сформировали Рата Сабхава под председательством Канакапулле и виданы, назначенного королевским дисавой. Должность Ваннии передавалась по наследству, и земли, принадлежавшие им, были освобождены от раджакарьи, в то время как они имели право на получение определенных сборов от посевов сельских жителей. У них не было собственной специальной юрисдикции, но ожидалось, что они будут расследовать и разрешать небольшие споры. Фальк призвал этих ванний и вождей мавров предварительно составить изложение обычаев, преобладающих в стране, и постановил, чтобы ландраад, который он сейчас учредил, отправлял правосудие в соответствии с ними. Уголовные преступления подлежали наказанию в соответствии с сингальской практикой.
   Самой важной отраслью промышленности в округе было производство соли, в основном для потребления в пределах королевства, в то время как рыболовство, как в озере, так и в открытом море, давало средства к существованию для многих. Восемь дхони были заняты в первой отрасли, и были четко определенные правила, регулирующие привилегию закидывать сети и т. д. Глубоководную рыбу обычно солили и сушили, а остальную использовали для немедленного употребления. Там было неплохое местное производство хлопка, и женщины ткали много грубой ткани. Комендант Путталама получил различные льготы в виде таваламов, соли, арендной платы за араку и судебных штрафов.
   На восточной стороне острова ландраад был основан в Баттикалоа, где также существовал Совет вождей, подобный Совету Ванний в Путталаме. Дань слонами взималась с различных мелких вождей, в том числе некоторых из Таманкадува, которые к тому времени признали власть Компании. Большие надежды возлагались на возможности Баттикалоа с его богатой почвой и трудолюбивым населением, но Фальк понял, как ван Гунс указал в 1671 году, что форт должен был быть построен не на Пулияндиву, а южнее, где было безопасное побережье и глубокая вода. Старый форт Коттияра теперь не представлял особой ценности, в то время как растущее могущество британцев в Индии сделало защиту внутренней гавани Тринкомали неотложной задачей.
   В Джафне утомительная задача по укреплению форта все еще продолжалась в соответствии с планом, разработанным неким Бройером; вследствие этого повинность "улиам", которую должно было нести население, была удвоена, но достигнутый прогресс был незначительным, поскольку тамил, работающий по принуждению, очень хорошо знал, как добиться минимума результата за максимальное время. Были также трудности с доставкой извести и камня, хотя пласт породы, лежащий под рвом, был взорван порохом, чтобы получить необходимый материал. В интересах коменданта было стимулировать экспорт древесины пальмиры, и, следовательно, все еще существовала большая тревога по поводу влияния вырубки деревьев на продовольственное снабжение людей.
   Шрёдер предложил осушить Уппу Ару в Джафне и возделывать его, и с этой целью он потребовал проведения обследования; от этого плана, однако, отказались ввиду неблагоприятного мнения, высказанного некоторыми из запрошенных авторитетов. В Коломбо де Кост посвятил себя благоустройству большого участка Муту Раджа Вела, который, по оценкам, составлял 6000 акров, ценность которого в вопросе обеспечения достаточного количества риса для Коломбо была давно признана Компанией. Предпринятая им попытка улучшения существующего сингальского канала привела к затоплению земли соленой водой, и теперь поля опустели. Де Кост взялся за решение этой проблемы, а также затопления этой территории водой из рек и застоя воды. Он построил серию плотин, шлюзов и каналов и добился такого успеха в своих усилиях, что в 1767 году смог объявить о завершении работа, и губернатор распорядился разделить территорию на наделы и назначить специального начальника земледелия. Ему подчинялись двенадцать гоев-виданов, которым в качестве служебного знака были вручены трости с серебряными набалдашниками. Стоимость улучшений должна была быть покрыта за счет второй десятины с посевов. Но через несколько лет схема оказалась неудачной, и земля снова была заброшена.
   Был открыт канал, соединяющий Негомбо с Маха Ойей, а в 1771 году проложен еще один от Котте до озера Моратува через Недимале. Завершение этого последнего было отмечено вручением медали Даниэлю Алвису Самарасинхе, энергичному мудальяру из корала Салпити, который в основном отвечал за работу. Оба этих канала нужно было очищать и углублять определенному количеству арендаторов, обязанных нести трудовую повинность. Была признана необходимость разрешить вырубку гуры в тех коралах, где рисовые поля были менее плодородными, и такое выращивание было разрешено, хотя и на строго оговоренных условиях. Ни одна хена не могла быть очищена без специального разрешения, и до того, как разрешение было предоставлено, землю должны были осмотреть комиссары при содействии чалиа, и в нем было бы отказано, если в пределах моргена были обнаружены шесть подходящих для очистки коричных деревьев. Дикорастущая корица в изобилии росла там, где когда-то была засеянная земля, и, следовательно, одно и то же место не разрешалось расчищать чаще, чем раз в пятнадцать или двадцать лет. Выращивание "аму" было запрещено, так как эта зерновая культура считалась вредной для корицы. С урожая, выращенного на землях хена, платили десятину Компании.
   Раздавались горькие жалобы на правила защиты корицы, выращиваемой на частных землях, из-за чего люди оставляли ценные сельскохозяйственные земли невозделанными. Была назначена комиссия для расследования этого вопроса, и было дано разрешение на расчистку таких земель при условии, что корица, растущая на них, не будет повреждена в процессе. Ожиданиям, связанные с увеличением поставок корицы в результате нового договора, не суждено было сбыться, так как король не был готов утруждать себя сбором этой пряности в своих владениях за небольшую цену, которую была готова заплатить Компания, и поставки быстро уменьшились. Соответственно, Фальк попытался выращивать это растение, и его первый эксперимент, который был проведен в Марадане в Коломбо в 1769 году, оказался настолько успешным, что всем местным старейшинам было приказано разбить аналогичные сады, при этом владельцам самых успешных из них были обещаны медали. Самарасинха снова отличился и получил желанную награду, в то время как Викрамасинха из Негомбо был одарен серебряным мечом и возведен в ранг мудальяра.
  
   Глава IX
  
   Дисава продолжал пользоваться большим авторитетом в глазах деревенского жителя. Дисава Коломбо называл себя Маха Дисава Сабарагамувы, Семи Коралов и Нижней Страны Коломбо, и по его округам его сопровождал "ранчу" ласкаринов под командованием араччи, с его знаменами, пятью барабанами, рогом и трубой. Только он и командиры Галле и Джафны имели право на то, чтобы бить в их барабаны в пределах Кадавату Коломбо, до Крокодиловых Ворот с одной стороны, и КоУупитии с другой, и в пределах Замка ему было разрешен эскорт из шести ласкаринов. В дополнение к своей зарплате и столовому содержанию он держал важную Габадагаму Махары, а также получал определенные штрафы, процент от чаевых, выплачиваемых определенным государственным служащим, и бесплатные продукты, когда он совершал поездку по округу. Когда приказ о назначении нового губернатора оглашался публике, он получал денежное довольствие в виде 72 бутылок sack (белое сухое вино, импортировавшееся из Испании или Канарских островов. - Aspar), одной бочки пива и 190 банок "двойной араки" из сада Компании в Галкиссе с долей сахара, говядины, бекона, специи и пшеницы. Его обязанности были такими же разнообразными, как и раньше; например, мусульманин не мог жениться без его разрешения под страхом быть закованным в цепи.
   Старшие чиновники, находившиеся под его началом, а именно мудальяры, коралы, Маха Виданы и мохундирамы, назначались губернатором; но, как и во времена сингальских королей, мелкие старосты получали свои назначения от дисавы, и он имел право наказывать их даже кнутом или ротангом, или заковывать в цепи. Эту крайнюю власть нужно было использовать осторожно; как указывал опытный де Кост в 1770 году: "Они должны позаботиться о том, чтобы не оскорблять их, впадая в гнев, в присутствии людей, не говоря уже о том, чтобы избивать их, потому что из-за такого обращения они теряют уважение своих подчиненных, и самого дисаву презирают туземцы, которые от природы ненавидят всех людей, не умеющих держать себя в руках". Как правило, дисава занимал свой пост сроком на пять лет.
   Компания намеренно поставила перед собой цель уничтожить могущество мудалияров, и, как правило, они существенно утратили свой авторитет по сравнению с первоначальным положением, а их военные обязанности были в значительной степени заменены административными. Они должны были наблюдать за тем, как распределяются находившиеся под их контролем ласкарины по различным сторожевым постам, контролировать вывоз древесины, срубленной за счет Компании, и ремонтировать школьные здания. Они также участвовали в охоте на слонов, которая проводилась в Алут Куру Корале, заботились о надлежащем возделывании сельскохозяйственных культур в своих округах и предоставляли адукку и пехидун для послов и должностных лиц, включая священнослужителей, во время их поездок. Во время войны они поставляли людей для переноски боеприпасов. Некоторые из мудальяров были богатыми и влиятельными людьми, и поэтому Компания ревностно следила за ними. Недавно был подготовлен новый реестр ласкаринов, и предприняты усилия по сокращению числа этих людей, у которых было мало обязанностей в мирное время. Обязанность носильщиков кодитувакку была отменена, и люди из касты кодитувакку в будущем должны были носить оружие. Это вызвало большое недовольство, так как переноска тяжестей считалась унизительной задачей; но симпатия, с которой когда-то относились к предрассудкам туземцев, быстро исчезла.
   Их недовольство приписывалось ложной гордости, так же как и их ревность по отношению к почести белой ткани. Установленная политика теперь заключалась в том, чтобы разрушить все эти чувства, оторвать людей от их прошлого, максимально денационализировать их: было нормально придерживаться этих обычаев, пока считалось необходимым льстить и обманывать туземцев, но это время прошло, и теперь они должны были понять, что их главная миссия в жизни - обеспечивать дивиденды для Компании. "Здравый смысл подсказывает, - сказал де Кост, - что все эти деревенские пышности и величие должны быть отменены, чтобы избавить туземцев от впечатления, будто обычаи сингальцев и их королей гораздо более почтенные, чем наши".
   Специальный Placaat регулировал то, как туземцы должны были одеваться на своих праздниках. Люди, которые были обязаны выполнять повинности перед Компанией в силу своей кастовой принадлежности, часто носили европейскую одежду и выдавали себя за бюргеров, чтобы уклониться от повинностей, и поэтому было предписано, что никто не будет освобожден от них, если не представит официальное свидетельство о своей принадлежности к сословию бюргеров, написанное на бумаге с печатью. Только женщины семи высших каст имели право носить жакеты; они также могли свободно украшать себя драгоценностями; но от тех, кто должен был служить в домах касты гоигама, требовалось воздерживаться от ношения украшений, чтобы не нанести оскорбления хозяевам.
   Нанаяккара и Намбукара Аппухами из касты гоигама считались знатными, а Сафрамадо Аппухами, которых часто выдвигали мудальяры, использовались в качестве конной гвардии в васале губернатора и дисавы и несли тент, под которым шли в процессии послы. Рыбаки из Негомбо и Калутары были обязаны загружать и разгружать суда, а рыбаки из Моратувы и Панадуры были прикреплены к предприятиям плотников и повозников. Деревенский кузнец, цирюльник и прачка могли причинить столько же раздражения аппухами, отказавшись выполнять свои важные обязанности, как они до сих пор причиняли веллала из Джафны. Гончары из таких отдаленных мест, как корал Хапитигам, должны были работать на кирпичном заводе Компании недалеко от Келании, но им платили за их труд.
   В Коломбо имелись лицензированные арены для петушиных боев, а птицам, как правило, к ногам прикрепляли металлические шпоры: петушиные бои пользовались большим успехом у малайцев, с их сильным пристрастием к азартным играм; в сельской местности людям разрешалось по случаю праздников устраивать петушиные бои в собственных садах. Вследствие увеличения числа грабежей и убийств был издан Placaat, согласно которому нарушители, обнаруженные после наступления темноты в пределах городских стен, будут застрелены на месте. Обязанности гробовщиков на похоронах, основание, на котором должны были быть вызваны родственники в таких случаях, а также количество траурных плащей и шляпных лент, которые можно было использовать, были в такой же степени предметом регулирования, как и вопрос о том, может ли дочь парикмахера носить чулки, когда выйдет замуж. После 1769 года на продажу огнестрельного оружия и боеприпасов были введены строгие ограничения.
   В вопросах религии начало проявляться более терпимое отношение, отчасти из-за безразличия, а отчасти из-за необходимости, и власти больше не препятствовали религиозным обрядам буддистов Келании, Аттанагаллы и Вараны. Мулгиригала до сих пор сохраняла свою древнюю святость, и Фальк неоднократно посещал ее. Он обладал достаточно широким кругозором, чтобы понимать необходимость считаться с религиозными взглядами туземцев, и пригласил священников просветить его по этому поводу. В случае с мусульманами религия и закон тесно связаны, и Фальк подготовил разъяснение об обычаях мавров в отношении наследования и постановил, что они должны соблюдаться на правах закона. Что касается католиков, влияние гоанцев продолжало быть настолько велико, что он выразил мнение, что оно должно быть каким-то образом уничтожено, и согласился, что для достижения этой желаемой цели туземцы-протестанты должны получать предпочтение при назначении на должность. На самом деле это не имело большого значения, поскольку большинство местных вождей тайно были стойкими буддистами, а кастовые различия соблюдали даже те, кто исповедовал христианство, что побуждало их настоять на том, чтобы им были предоставлены отдельные места богослужения.
   На Севере тамилов больше не притесняли за то, что они были индуистами, при условии, чтобы они не содержали открыто храмы и не проводили религиозные процессии. Отчет о состоянии дел среди них оставил Иоганн Кристофель Вольфс, сын скромного немецкого торговца из Мекленбурга, который прибыл на Цейлон в 1749 году девятнадцатилетним юношей. Он оставался на острове еще почти двадцать лет, большую часть времени проведя в Джафнапатнаме, где его настойчивость, рассудительность и способность безропотно терпеть пинки и зуботычины начальства обеспечили ему быстрое продвижение по службе в Компании. В 1782 году, вернувшись на родину, он опубликовал на немецком языке краткий отчет о своем пребывании на Цейлоне.
   Он всегда с сочувствием относился к тамилам, от которых видел много простой доброты в дни своей безвестности и чей язык стремился выучить; действительно, он был одним из немногих европейских писателей, которые достаточно понимали людей, чтобы замолвить за них доброе слово. Они по-прежнему одевались в примитивном стиле своих предков, и мужчины, и женщины, как правило, были обнажены выше пояса, хотя достойные люди набрасывали себе на плечи кусок льняной ткани. Тамилы заботливо сохраняли длинные свисавшие мочки ушей, которые почти исчезли среди сингальцев, и строго соблюдали кастовые различия.
   То мелкое семейное тщеславие, которое так часто свойственно маленьким и изолированным общинам и до сих пор представляет столь характерную черту тамильской жизни, было обращено Компанией к своей выгоде. Эквивалент дворянского патента, подписанного связыванием серебряной налалпаты и присвоением титула дона, всегда можно было купить у нее за умеренную сумму, которая, как заявляет Вольфс, в конце концов опустилась до десяти риксдолларов. Каждый веллала, который мог позволить себе деньги, был возведен в дворянское звание, и это дало возможность браминам, их соперникам, выставить их претензии на публичное осмеяние. Результатом было много ссор и тяжб.
   Отец был самодержцем своей семьи; брачные договоренности, которые он заключил для своего сына, должны были быть безоговорочно выполнены под угрозой лишения наследства. Поиск мужа для дочери или сестры был первой обязанностью гражданина, и с этой целью часто большая часть имущества отдавалась дочерям в качестве приданого. Такого приданого нельзя было тронуть за долги отца, которые потом переходили на сыновей, хотя проявлялось нетерпение из-за того, что считалось несправедливым правилом. Глава семьи был наделен большими полномочиями по усыновлению.
   С точки зрения миссионерской деятельности тамилы были откровенно признаны просто крещеными язычниками. Священнослужитель посещал приходы один раз в год, но только для венчания, крещения и проверки школьных книг, в то время как большая часть церквей была заброшена или использовалась как стойла для скота. То же самое стремление к учебе, которое до сих пор отличает тамильских мальчиков, и их поразительная память и арифметические способности произвели такое же впечатление на Вольфса, как и голые ноги мужчин. Школьные учителя исполняли функции нотариусов, составляя все формальные акты и сохраняя их копии. Брамины сжигали своих мертвецов и закапывали пепел в горшках, в то время как другие тамилы хоронили тела в неглубоких могилах на церковных дворах, без гробов, а просто завернув в отрез ткани.
   Тем временем с заключением мира король вернулся в свою столицу. Те, кто верно служил ему во время войны, были щедро вознаграждены, а вероломные мавры, которые отплатили за гостеприимство, оказанное им в его стране, оказанием помощи врагу, были изгнаны из нескольких округов. Затем он отправил четырех послов, включая Капуватту и храброго Палингупану, в Батавию, чтобы они представили тамошним властям его возражения против недавнего договора; им был оказан очень торжественный прием, но они не смогли добиться изменения условий. И Капуватта, и Палингупана умерли на обратном пути, и кольцо с бриллиантом, которое было подарено первому, было передано королю. После этого он приказал вставить драгоценный камень в лоб прекрасного усыпанного драгоценными камнями украшения в виде птицы, которое готовилось в качестве подношения Зубу Будды, чтобы Капуватта мог пожать заслугу этого дара.
   Теперь он со страстным энтузиазмом обратился к поддержке религии. Прежде всего, необходимо было вернуть Зуб Будды на его надлежащее место в новой Малигаве, которую он построил для него рядом со своим дворцом. В течение трех лет Зуб тайно хранился в пещере в Кевулгаме под присмотром Рамбуквелле Унансе и его верных потомственных слуг. И теперь Карандува, оскверненная прикосновением врага, была покрыта сусальным золотом и усыпана драгоценными камнями, весь город был очищен и освящен, и снова с величайшей торжественностью и всей пышностью, которые могло показать королевство, драгоценная реликвия была возвращена на голове короля и снова помещена ??в ее святилище.
   Там она продолжала быть объектом его непрекращающегося обожания; этой эмблеме его народа не отказывали ни в чем, что могло бы доставить удовольствие уму человека или добавить достоинства его окружению. Самые сладко пахнущие цветы, самые ароматные спелые фрукты, самая изысканная еда; золото, серебро и драгоценные камни, лошади и слоны, слуги и служанки из богатых селений были предложены ей щедрой рукой. Король не хотел, чтобы счастье и заслуга поклонения реликвии ограничивались немногими; не раз торжественная тайна, окружавшая его, отбрасывалась, и он выставлял ее на публичное обозрение, поднимая в своей руке на золотом лотосе.
   Гангарама Вихаре, которую король построил, а Ван Эк разрушил, была восстановлена ??с большим великолепием; в Кундасале была возведена новая вихара; Риди Вихаре, основанный Дутугамуной, был перестроен в грандиозном масштабе; и рвение короля давало знать о себе не только во всем его королевстве, но и на всем острове.
   Это было источником немалого беспокойства для Компании, поскольку все наяки или верховные жрецы на ее территории обращались ко двору, чтобы получить свои назначения от короля, и, как следствие, были его горячими сторонниками. Было известно, что влияние, которое они оказывали на самых могущественных мудальяров, велико, и поэтому было сочтено необходимым строго следить за последними, в то же время заботливо сохраняя доброжелательность первых.
   Школа, которую Сангха Раджа собрал вокруг себя, ревностно занималась изучением пали, и было написано множество книг, посвященных этому предмету. Аттарагама Бандара, самый известный из его учеников-мирян, до сих пор считается авторитетом. Тиббатуваве король доверил задачу сопоставить сингальские версии "Махавансы" с копией, полученной из Сиама, и привести повествование в соответствие с записями своего двора. Были составлены отчеты о различных миссиях, которые отправлялись в Сиам, и подготовлен "Катикаивата" или Свод правил для руководства поведением священства. Моратота, один из учеников Сангха Раджи, был назначен наставником брата короля, который впоследствии взошел на трон как Раджа Адхираджа Синха; принц оказался способным учеником и получил много похвал за свою работу, "Асадриса Джатакая". Сангха Раджа умер в 1778 году; небольшая дагоба в Ампитии хранит его прах, а история его жизни была описана в стихах Мункотуве Рала по просьбе Моратоты. Это произведение, называемое "Сангхараджа Вата", было завершено в 1782 году. Единственной другой литературным деятелем, представлявшим интерес при дворе, был Дунувила Гаджанаяка Ниламе, который был автором некоторых остроумных эротических стихов, а также "Дунувила Хатане".
   Это возрождение литературы в королевстве сопровождалось аналогичным и более плодотворным движением на Юге под вдохновением Ситинамалуве Даммаджоти из Вехелле, автора сборника ценных комментариев к "Балаватаре". В Матаре по-прежнему жили великие семьи, такие как Эканаяки, Теннеконы и Иллангаконы, желавшие играть роль щедрых меценатов. Некоторые члены этих семей сами были неплохими учеными; они, как часто жаловались голландцы, получали образование дома у буддийских священников, с помощью которых сказывалось литературное влияние Раджи Сангхи. Тилакаратна Мудалияр, внук ренегата Пунчи Аппухами, составил ценный труд, известный под названием "Бхешаджа Нидана", а в 1768 году Дисанаяка Мудалияр написал свою "Макараддаджа".
   Священники, такие как Дхаммананда из Кирамбе, создали великолепные поэтические произведения, основанные на рассказах из джатак (Джатаки - древнеиндийские притчи о земных перевоплощениях Будды. - Aspar). Они демонстрируют исключительную утонченность в подготовке и мастерство в технике, но страдают недостатком, который присутствует во всем более позднем сингальском искусстве. Поэт чувствовал себя вынужденным следовать некоторым почтенным условностям и жертвовал оригинальностью ради демонстрации своей учености. Проверка хорошей поэзии заключалась не только в том, отмечена ли она теми милостями, которые считаются таковыми на всех языках, а также были ли эти чары выражены в определенных формах, продиктованных древними канонами, которым никто не осмелился бросить вызов.
   В сингальской поэзии, хотя богатые образы, избранный язык и мелодия звука высоко ценились и художественно использовались, были также другие украшения, которые обращались к уму любопытных и вызывали, возможно, преувеличенное восхищение. Лучшим представителем последних был Самараджива Паттаяме Лекама, рассеянный гений, чьи любовные стихи, опубликованные в 1768 году, принесли ему большую репутацию. Двумя годами позже Самарасекера из Катуваны выпустил "Кав Мини Мальдама", стихотворение, основанное на рассказе из джатак, которое занимает одно из первых мест в более поздней сингальской поэзии. Обращение к Сарасвати, покровительнице искусств, открывшее стихотворение, так оскорбило тщеславного Иллангакона, которому поэт подарил ее экземпляр, что он коротко посоветовал автору обратиться к богине за ожидаемой наградой. Самараджива поспешил воспользоваться неудовольствием Маха Мудалияра, предложив ему свою "Кав Мини Кондала", тоже произведение, основанное на рассказе из джатак и наполненное блестящим jeux d 'esprit. Например, его аллитерации состоят не только из букв, но и из слогов, слов и даже из целых строк, как, например, когда стих состоит из одной и той же строки, повторяющейся четыре раза, причем каждое повторение имеет разное значение. Стих за стихом рифмовались не только в конце строк, но и в середине. В некоторых куплетах вторая половина строки образуется записью первой половины в обратном направлении. Работы Паттаяме Лекама - кладезь этих гениальных ухищрений.
   "Кав Муту Хаара" из Маниратны из Салиэллы, написанная в 1784 году как памятник ребенку из семьи Эканаяка, также основана на рассказе из джатак и принадлежит к лучшим произведениям того периода. Барана Ганитайя, написавший "Нилакобо Сандесая", еще одну из группы стихотворений, основанную на строках "Мега Дхуты"; и Гаджаман Нона, самая известная поэтесса среди сингальцев, завершают список главных писателей школы Матары в восемнадцатом веке.
   Помимо упомянутых выше поэтических приемов, очень популярны были метрические головоломки. Они были сформированы путем размещения букв на диаграммах, которые можно было читать в разных направлениях. Возможно, самым известным из них была "Баранама Габасака", которая была составлена Каратотой Дхаммарама Унансе из Верагампиты. Этот священник имел репутацию ученого, и губернатор Фальк обращался к нему за информацией о буддизме, а также считался авторитетом в астрономии. "Габасака" состояла из диаграммы, которая при чтении в четырех направлениях образовывала шестнадцать тщательно отточенных стихов, восхваляющих Будду. Она была подарена в 1786 году Радже Адхирадже Синхе, и изобретательный автор был вознагражден даром обширной пустоши Паллебеддегама в корале Атакалан.
   Ежегодные посольства Компании ко двору по-прежнему продолжались, хотя от послов больше не требовалось проходить через все унизительные старинные церемонии, которым подвергался Пибус; и в 1769 году она помогла доставить четвертую супругу короля на остров из Индии. Тем временем она столкнулась с новой неприятностью; ибо могущественный наваб Карнатика, подчинивший Тевера и поддержанный англичанами, выдвинул претензии на долю в промысле жемчуга. Компания была возмущена, но находилась не в том положении, чтобы дать выход своему возмущению, и вступила в длительные торги, никоим образом не убедив наваба смягчить свои требования.
   Не исключено, что король получал тайную поддержку с той же стороны, так как было хорошо известно, что британцы по-прежнему зарились на остров; и он, похоже, отправил посольство в Танджор в 1772 году. Во всяком случае, в 1775 году от двора была получена просьба о доле в ловле жемчуга, а в следующем году требование было повторено, подкрепленное просьбой о возвращении части побережья. Оба требования были наотрез отвергнуты.
   Компания не выполнила свое согласие на свободный доступ сингальцев к солеварням в великодушной манере. В течение двухсот лет контроль над запасами соли был целью, к которой стремились европейцы на побережье, и Компания, наконец обеспечившая его, решила использовать его наилучшим образом. Правда, сингальцам разрешалось уносить соль, но не позволялось забирать ее больше, чем было достаточно для их текущих нужд, из опасения, что они будут хранить ее в своей стране. Чтобы предотвратить это, большую часть образовавшейся соли бросали обратно в море.
   Череда неурожаев на Севере, в результате которых жители Джафны оказались на грани голода, усугубила проблемы Компании. Более того, ванния постепенно становились все более и более независимыми и вызывающими в своем поведении, пока, наконец, в Ванни ничего нельзя было сделать без их согласия. Поэтому Компания решила взять этот округ под свое прямое управление, и эта задача была поручена лейтенанту Нагелю, который ранее имел опыт работы в Манаре. Это было сделано не без особых проблем, особенно со стороны приверженцев двух Ванниччи, Нелла Наччи и Чинна Наччи. Первый из них был назначен в 1765 году главой важного округа Панангаман, на смену брату своей матери дону Каспару Налла Мапане, который был отстранен от должности три года назад по обвинению в неповиновении. Чинна Наччи бежал к королю, но вскоре вернулся и обосновался в Муллайтиву, а Ванни был передан Нагелю для управления за его собственный счет при условии уплаты Компании ежегодной дани в виде риса. Ему было разрешено содержать небольшой военный контингент для полицейских целей, и его управление этим пустынным регионом считалось успешным. Он оставил после себя важный отчет об истории и ресурсах района.
   Тем временем разразилась война между Англией и ее американскими колониями, которые в феврале 1778 года заключили наступательный и оборонительный союз с Францией. Вскоре к ним присоединилась Испания, и ссора с Нидерландами по вопросу о праве на обыск флота последних привела их в лагерь противников Англии. Конфликт распространился на Индию, и Компания, которая согласно своей конституции отвечала за защиту своей территории, была вынуждена нанять три полка наемников из Европы по разорительной цене. Однако было уже слишком поздно, и фактории Компании на Южном побережье были быстро захвачены. В ноябре 1781 года Нагапатнам пал, а затем британский флот под командованием сэра Эдварда Хьюза проследовал в Тринкомали, куда прибыл 4 января 1782 года.
   Компания давно осознавала важность укрепления этой ценной гавани, но не могла позволить себе санкционировать необходимые расходы. В результате Тринкомали был захвачен без проблем, а форт Остенбург с гарнизоном из четырехсот человек сдался за пару дней.
   План британцев состоял в том, чтобы как можно скорее захватить Коломбо и, перекрыв торговлю корицей Компании, заставить ее уступить всю свою территорию. Если бы погода не позволила кораблям плыть в Коломбо, они намеревались занять Джафну как второй по значимости город на острове. Ожидалось, что король с радостью окажет любую помощь в надежде вернуть то, что он потерял в 1766 году, и вместе с флотом в качестве посла ко двору отправился некий Хью Бойд, блестящий, но небогатый ирландец, которого когда-то считали автором "Писем Юния" ("Письма Юния" (или Юниуса) - собрание открытых писем анонимного полемиста с критикой правительства Георга III, опубликованных в 1772 г. - Aspar) и выдвинувшийся в качестве второго секретаря лорда Макартни, нового губернатора Мадраса. 5 февраля Бойд выехал из Тринкомали с большой свитой, но до этой даты король умер.
   Кирти Шри любил лошадей и гордился своим умением управлять ими; он ехал по улицам своей столицы на энергичном животном, подаренном ему голландцами, когда с ним произошел серьезный инцидент, который после нескольких месяцев страданий закончился смертельным исходом. Поскольку он не оставил детей от своей Ран Долии, трон наследовал его младший брат под именем Раджа Адхираджа Синха.
   Миссия Бойда закончилась неудачей. Правда, нового короля с большим трудом удалось убедить согласиться снабдить британские войска провизией, но министры, после своего опыта переговоров с Пибусом, отказались обсуждать вопрос о союзном договоре или о военных действиях против Компании, кроме как с послом, уполномоченным самим королем Англии. Бойд, обнаружив, что дальнейшее промедление вряд ли принесет пользу, выехал в обратный путь к своему кораблю. Тем временем Хьюз, который вернулся в Мадрас за провизией, оставив гарнизон в Тринкомали, был перехвачен французским флотом под командованием адмирала Сюффрена, и 15 февраля между ними произошло долгое, но безрезультатное сражение. К 26 марта Бойд был в Тринкомали, где был усилен гарнизон; поскольку его корабль уже отбыл, он немедленно отправился в путь на небольшом зафрахтованном им судне, но на пути, к несчастью, попал в руки Сюффрена, который 12 апреля снова атаковал британский флот в заливе. Обе стороны понесли серьезные потери: британцы - 567 человек, а затем французы отступили.
   Однако британцы не получили от короля помощи; они испытывали такие трудности с продовольствием, что лишь с большим трудом смогли удержать своих сипаев от дезертирства. Тем не менее, их суда крейсировали в окрестностях Манара и делали морской путь на запад опасным. Поэтому Компания, ожидая высадки в Чилаве, где форт фактически превратился в руины, послала туда гарнизон и расставила сигнальные огни по всему побережью до Коломбо, чтобы предупредить о приближении врага.
   В самом Коломбо под руководством бывшего геодезиста по имени Раймерс началось строительство сложных дополнений к укреплениям, которые частично сильно обветшали, но это, как предполагалось, было просто предлогом для ограбления Компании. Предположение ни в коем случае не было невероятным; во всяком случае в вооруженных силах преобладала исключительно слабая дисциплина. Форты в Негомбо и Путталаме находились в разрушенном состоянии; гарнизону, состоящему в основном из тупасов и малайцев, было разрешено разместиться среди жителей соседней деревни; а основная часть форта Путталам была занята француженкой и ее дочерью.
   27 августа Сюффрен, отремонтировавший свои корабли в Галле и Баттикалоа, неожиданно появился перед Тринкомали и приступил к высадке людей и постройке артиллерийских батарей. Через три дня форт сдался, и гарнизону разрешили вернуться в Мадрас. Это не сильно улучшило его положение, поскольку Сюффрен со своей штаб-квартирой в Тринкомали смог блокировать Мадрас, пока его жители не стали страдать от всех ужасов голода. Британские планы полностью провалились, и голландцам повезло, что так произошло. Служащим Компании нельзя было доверять, и Ракет, командующий в Джафнапатнаме, вел переписку с врагом; собственно говоря, он уже подготовил все условия капитуляции, и только то, что британцы не сумели вовремя прибыть, позволило голландцам еще на несколько лет сохранить этот город. Тринкомали был окончательно возвращен Компании в 1784 году вместе с остальными их факториями в Индии, лишенными всех укреплений.
   5 февраля 1785 года Фальк скончался в своей загородной резиденции в Мальватте около Нагалагамы после непродолжительной болезни, а два дня спустя Вильгельм Якоб ван дер Грааф, очень способный офицер, который в то время был командующим Галле, взял на себя управление администрацией. В следующем месяце престарелый Абаясинха из Галле был назначен Маха Мудалияром; он как Мудалияр гвардии Галле стал известен в смутные времена Шрёдера, который с благодарностью записал свои обязательства перед ним на золотой пластине. Теперь ему вручили еще одну медаль и цепь, и вплоть до своей смерти в 1794 году он продолжал оказывать большое влияние на губернатора.
   Через руки этого Маха Мудалияра проходила вся переписка с министрами сингальского двора, поскольку недавние неприятности с британцами создали тяжелую ситуацию. Двор успешно настоял на том, чтобы унизительные церемонии, которые были отменены в 1766 году, были возобновлены послами Компании, и потребовал возвращения западного побережья. Последнее Компания не уступила, и отношения между сторонами становились все более напряженными.
   Отношение наваба к ловле жемчуга увеличивало трудности губернатора; в 1785 году с его агентом был заключен договор, но наваб отказался его выполнять. Следствием этой проблемы было то, что с 1768 года не велось никакого промысла. К счастью, губернатор Мадраса, сэр Арчибальд Кэмпбелл, был личным другом ван дер Граафа и оказал свое влияние на наваба с таким хорошим эффектом, что 7 июля 1788 года в Коломбо был заключен договор между губернатором и агентом наваба Джеймсом Бьюкененом, по которому Компания уступила навабу половину промысла Тутикорина и право на отправку тридцати шести лодок для участия в Цейлонском промысле. Более того, его представителю на промысле было разрешено поднимать свой собственный флаг и содержать отдельную военную охрану при условии, что он будет соблюдать правила добычи жемчуга, установленные Компанией. Уступки были очень тяжелыми, но Компания была рада прийти к какому-то урегулированию изнурительного спора.
   Тем временем ситуация в Европе кардинально изменилась. 15 апреля 1788 года в Гааге был заключен договор, по которому британцы обязались оказывать помощь поселениям, принадлежащим Соединенным Провинциям, в случае военных действий с Францией, а в сентябре 1789 года лорд Корнуоллис написал из Форт-Уильяма, чтобы заверить ван дер Граафа в своем стремлении эффективно выполнить это обещание. Порожденное таким образом чувство дружбы ван дер Грааф использовал для получения риса из британских поселений для помощи Цейлону, который снова страдал от дефицита продовольствия. В следующем году лорд Корнуоллис, в свою очередь, обратился к губернатору с просьбой о помощи против Типпу Султана, который напал на раджу Траванкора, союзника британцев, а также умолял его внимательно следить за действиями французов.
   Эти последние вели переговоры с королем Канди, который просил их о защите против Компании. Жители района Чилав, которым управляли из Коломбо, были обеспокоены; они настаивали на назначении своего начальника, и ван дер Грааф был вынужден согласиться, поскольку было обнаружено, что противодействие приводило только к беспорядкам и бегству жителей к королю. В дисавани Коломбо произошли серьезные вспышки недовольства, и даже Гирувайя пребывали в смятении.
   Стало ясно, что сингальцы на территории Компании по-прежнему всецело уважают приказы короля и что к присутствию его вооруженных сил относятся с ужасом. Было обнаружено, что ласкарины, отправленные охранять солеварни на западе, братались с людьми короля и продавали им свои боеприпасы. Компанию беспокоили неоднократные вспышки оспы, унесшие много жизней; страну короля, к счастью, спасли от заражения густые леса, охранявшие ее границы. Не хватало риса, а спрос на свежее мясо, чтобы накормить увеличившуюся армию, был настолько велик, что цена на животных, которых привозили из района Мунессерам, почти удвоилась.
   В конце концов, король закрыл свои Кадавату, и возникли опасения, что военных действий больше не удастся избежать. Ван дер Грааф, похоже, вступил в изменническую переписку с Пилима Талаува, сыном Адигара Кирти Шри Раджи Синхи, который был теперь дисавой. Детали неясны, но губернатора, похоже, убедили, что он сможет овладеть Сабарагамувой, и в июне 1791 года полковник де Мерон со своим полком швейцарских наемников, который находился на службе Компании, при поддержке большого отряда голландцев, малайцев и ласкаринов продвинулся в эту дисавани. Ожидалось, что Пилима Талаува присоединится к нему, но в сельской местности не видно было ни души, и нельзя было найти ни крошки еды. Де Мерон, который двинулся к Кендангомуву, оказался отрезанным среди болота, на протяжении трех дней подвергаясь проливным дождям, которыми хорошо известен округ. Ничего не оставалось, кроме как немедленно отступить в Ситаваку, в то же время послав сообщение ван дер Граафу, ожидавшему развития событий в Ханвелле, с просьбой прислать ему помощь; говорили, что только счастливый случай спас его армию от разгрома.
  
   Глава X
  
   Совет в Батавии, чьи опасения по поводу финансов Компании значительно усилились из-за вторжения датских и американских судов в восточные воды, был встревожен угрожающим положением дел; он также был обеспокоен своими отношениями с раджей Коччи, который был союзником британцев; соответственно, в 1792 году он послал четкие инструкции, что следует избегать войны с королем, что бы ни случилось. Положение было унизительным, когда, к счастью, король по собственному желанию открыл свои Кадавату. Приближался сезон сбора корицы, но ван дер Грааф не хотел посылать обычное посольство для получения разрешения. Когда к министрам обратились по этому вопросу, они дали понять, что разрешение не может быть предоставлено без ежегодного посольства, и в 1793 году Компания должна была довольствоваться корицей со своей собственной территории.
   Это было менее сложно из-за положительных результатов, которые принесли попытки выращивать эту пряность. Туземцы охотно взялись за работу, и количество садов, посаженных для Компании, росло так быстро, что возникла очень серьезная трудность, как сохранить их свободными от сорняков. Абаясинха в этой связи предложил поручить чалиям распоряжаться земельными участками, за счет продукции которых они могли бы платить свой долг: этот план был принят Советом в 1791 году и вскоре имел блестящий успех. Андрис Мендис и Динес де Зойса, Мудалияр и Маха Видан Махабадды, соответственно, оказали большую помощь, и удостоились горячих похвал от губернатора. Эверияватта была посажена Мендисом, а Кадирана - де Зойсой, и были веские основания ожидать, что очень скоро Компания станет независимой от поставок корицы из королевских владений.
   Не только члены касты сборщиков корицы интересовались работой; например, Второй Маха Мудалияр, Виджаясекара Абаяратна, племянник Линдерана де Сарама, основал большую плантацию в Дематагоде, а также посадил перец и кофе в важных Виданешипс Келании и Амбатале. Всем им Компания выразила свою благодарность, вручив золотые цепи и медали.
   У сингальцев был инстинкт, свойственный людям, чей кругозор не выходил далеко за пределы их деревень; их тяга к таким знакам чести была чрезмерной, хотя источником почестей больше был не полубожественный король, а торговец с ежемесячным жалованьем и пособиями. Золотой саннас был отличием, которого редко удостаивались даже представители королевской крови, и нечто от его гламура придавало притягательную силу медалям, которые имели дополнительную привлекательность, так как их можно было носить на себе. Компания очень хорошо понимала, как использовать эту безобидную слабость, которая стоила ей очень мало, в свою пользу. Любопытно думать, что, несмотря на распространение западных идей и обычаев, это стремление все еще держится настолько прочно, что нередки случаи, когда частные лица дарили такие знаки уважения своим друзьям, которые даже выставляли их напоказ на общественных мероприятиях.
   Подобную награду Фальк дал Бандаранаке, мудальяру корала Сияне, чьего прадеда Мохотти Аппухами губернатор ван Гунс специально рекомендовал в 1663 году своему преемнику. Бандаранака посадил Сиямбалапе, и снова стал известен во время недавних проблем с двором; и ван дер Грааф пожаловал ему, в то же время, что и Абаяратне, вторую медаль и титул Маха Мудалияр.
   На юге возделывание земель поощрялось тем, что при назначении мудалияров им среди прочего ставилось условие, согласно которому они должны засеять определенную площадь в течение установленного времени. Энтузиазм, проявленный по поводу корицы, был настолько велик, что в Коломбо возникла нехватка рабочей силы для выращивания риса. Однако была построена насыпь для защиты большого участка полей в Грандпассе, и стоимость работ возложена на собственников, которые получили от этого выгоду. Было предложено построить плотину от Амбатале до Панадуры с целью увеличения продовольственных ресурсов Коломбо. Губернатор Овербек, который проявлял большой интерес к выращиванию риса, предложил построить еще одну плотину в Биагаме и канал в корале Пасдум в 1742 году.
   Пилат поднял вопрос об осушении важной деревни Дивитуре, но власти Батавии не желали брать на себя расходы; они заявили, однако, что, если жители выполнят эту работу за свой счет, Компания в какой-то момент в будущем даст им такое признание, которого они заслуживают. Несмотря на такое обескураживающее отношение, в работе был достигнут некоторый прогресс, и рассматривалась новая схема осушения этой деревни и Гангабода Патту путем отвода Джин Ганга через новое русло около Баддегамы в озеро Хиккадува. Была предпринята попытка вернуть в сельскохозяйственный оборот большой участок низменной и заболоченной земли, оцениваемый в тысячу амунамов, который лежал между Полату Ойя и Матара. С этой целью были прорыты каналы и возведены плотины ценой больших затрат, но здесь снова возникли те же трудности, что и в Муту Раджа Вела, и было обнаружено, что невозможно исключить засоление почвы.
   Гирувайас получил большую выгоду благодаря тому, что на ее урожайные поля была отведена вода Нилвала-Ганги, и это способствовало также защите низовий этой реки от тех катастрофических наводнений, которые были характерной чертой тропических рек. Бёрнанд открыл канал в Баттикалоа, и работа была столь успешной, что доход округа от падди вырос в четыре раза, и, кроме того, большие площади земель под кокосовые пальмы стали доступны для возделывания; но все остальные территории к востоку находились в небрежении, поскольку Компания так и не смогла заставить себя потратить деньги, которые требовались для ирригации.
   В 1793 году был подготовлен отчет о большом водоеме Маха Сена в Ганталаве, который даже в его заброшенном состоянии мог снабжать водой 3000 паррахов (Паррах - цейлонская мера объема сыпучих тел, равная ок. 25 л. В данном случае, очевидно, имеется в виду площадь земли, с которой можно было получить такое количество зерна. - Aspar), хотя поставки воды происходили с перебоями. Тампалакамам был занят в 1766 году и имел довольно большое тамильское население, которое относилось к водоему с религиозным преклонением. Сам округ был сильно запущен, и вялые попытки Компании привести дела в порядок были прерваны оккупацией окрестностей вначале британцами, а затем французами. Некоторые вооруженные кафиры, которые бежали от последних, долгое время занимались грабежами и убийствами по всему округу, и население целых деревень пускалось в бегство при приближении этих чернокожих разбойников, пользующихся репутацией каннибалов. Здесь часто болели тифом; время от времени происходили вспышки оспы; и единственным средством было бегство из зараженных деревень, поскольку всякая медицинская помощь здесь отсутствовала. Старостам, которые помогли подчинить округ Компании, было позволено бесконтрольно угнетать своих людей; они взимали большие штрафы, пока никто уже не никто осмеливался демонстрировать какие-либо признаки богатства, и требовали от жителей деревень принудительной поставки рабочей силы, не обращая никакого внимания на то, что они нужны были для работы на полях; они оказывали мало помощи в организации тех совместных усилий, которые были необходимы для обработки полей в лесу. Крестьянин, который, как правило, был обременен долгами, не был уверен даже в сроке аренды своих земель, так как староста мог отнять землю у одного и отдать другому по собственной прихоти.
   Приносившие богатый урожай земли Караччи были объектом не доведенных до конца планов со времен Овербека, тогда как сам ван Гунс обратил внимание на "Катта-караи", "Водоем Гигантов". Ничего не было сделано, пока Фальк не предпринял попытку заставить отремонтировать водоем тамилов из Джафны, которые были обязаны нести трудовую повинность "улийам"; они, однако, вскоре разбежались и работа была оставлена. Ван дер Грааф приказал провести новую кадастровую съемку, и предложил разрабатывать земли вокруг водоема частной компании, но в силу инструкции, полученной из Батавии в 1792 году, этот план также был отменен, и ряд деревень по-прежнему занимали ложе водоема.
   Естественная линия водных путей сообщения, которая была доступна на западном побережье, была заблокирована в нескольких милях между Каймелом и Маравилой, и вследствие этого товары приходилось перевозить по суше ценой больших затрат. В случае с товарами Компании, это бесплатно делали "падуво" в качестве их раджакарьи. В 1790 году было выдвинуто предложение устранить препятствие, но из-за проблем с королем вопрос был оставлен.
   Сам Чилав находился в удовлетворительном состоянии. Рисовые поля процветали; были разбиты ценные сады перца, кофе и кокосов; а маниок, завезенный Ван дер Граафом с помощь католического священника, значительно увеличил продовольственные запасы населения.
   В 1778 году Компания перестала покупать ареку напрямую у производителей; теперь любой мог свободно приобретать у них ареку при условии, что он перепродаст ее Компании по твердо устанавливаемой время от времени цене. Компания, в свою очередь, продавала этот продукт почти с 200 %-ной прибылью, а в течение срока полномочий ван дер Граафа чистая выручка только от ареки составляла в среднем 79 000 флоринов в год. Подданные короля тоже пользовались преимуществами более высоких цен от прибрежных купцов, и ван дер Грааф предложил снова взять эту торговлю под контроль Компании. Что касается слонов, с учетом больших затрат труда, которые можно было бы более выгодно использовать другими способами, он считал, что прибыль от охоты была скорее мнимой, чем реальной. Более того, неприятности с англичанами серьезно помешали ловле слонов на севере. Его идея заключалась в том, чтобы покупать животных у частных слоноловов в Ванни и Баттикалоа и продавать их за границу, и контракт, основанный на этой схеме, был заключен с Вайтилингамом Четти, богатым арендатором из Джафны, который в течение нескольких лет занимался добычей раковин чанк. Он думал, что охота на слонов в Матаре должна быть ограничена целью сдерживания роста их поголовья, когда они начинали причинять неудобства жителям. Публикация "Естественной истории" Бюффона привела к гораздо более интересной переписке с опытными туземцами Юга относительно привычек и истории жизни животного. Сохранился подробный отчет о трюках, выполненных в 1786 году дрессированным слоном в Королевском дворце для развлечения послов Компании.
   С 1758 года рисовый сбор взимался непосредственно за счет компании, но было обнаружено, что это привело к большим убыткам из-за нечестности комиссаров, которые должны были оценивать урожай. Поэтому ван дер Грааф снова начал отдавать налог на откуп.
   Большой интерес вызвали выращивание и производство хлопка, и в 1793 году некий Джон Вервик, который утверждал, что имеет опыт работы в Южной Индии, предложил план по развитию хлопководства в Джафне. Он требовал для себя процент от прибыли и полной свободы действий в отношении рабочей силы всякий раз, когда он был вынужден "обращаться с ними без всякого снисхождения за плохое поведение". Ткачи были привезены и поселились в Чилаве, Коломбо и Матаре, и большое количество ткани производилось в Баттикалоа, Манаре и Путталаме, но основную часть хлопка приходилось получать от Семи Коралов и Нувара Калавая. В Калутаре была открыта сахарная плантация, и полковник де Мерон производил сахар и ром между Коломбо и Галкиссой.
   Хотя ван дер Грааф сократил количество полков наемников до двух, тем не менее, возросшие военные расходы продолжали оставаться серьезным препятствием для прогресса. Директора настаивали на получении дохода из всех мыслимых источников, но расходы всегда превышали доход, полученный на местном уровне, и дефицит приходилось покрывать за счет прибыли от торговли корицей в Европе, которая предназначалась для выплаты дивидендов.
   Ситуация усугублялась некомпетентностью чиновничьего аппарата; беды, столь частые в колониях в целом, изобиловали при голландцах, и Цейлон считался удобным местом, куда можно было легко "сплавить" тупиц, распутников и банкротов, имевших влияние на директорат Компании. Согласно древнему сингальскому обычаю, при назначении староста платил мудальяру, чье влияние позволило ему получить должность. Эта практика приобрела скандальные масштабы, но губернаторы и дисавы, которые, в свою очередь, ожидали и получали от мудальяров знаки благодарности, аналогичные по своей природе, но соразмерные их собственному более высокому положению, сочли удобным закрыть глаза на нее. К счастью, положение дел еще не усугубилось из-за лишения старост их бадаведили.
   Фальк и после него его преемник изо всех сил пытались побороть эту практику, но вес всего административного аппарата был брошен на чашу весов против них. Оба этих способных губернатора много сделали для улучшения финансов, настаивая на честности во всех департаментах, вводя разумный порядок в администрации, борясь с расточительностью и упрощая сбор доходов. Их усилия увенчались изрядным успехом, и ван дер Грааф смог уменьшить напряжение, вызванное военными расходами; утверждалось, что он увеличил местный доход наполовину.
   Принимая все во внимание, положение сингальцев, живших на голландской территории, улучшилось после изгнания португальцев. Число подданных Компании увеличилось, но все еще почти не подлежало сомнению, что оно составляло менее полумиллиона. Бедность крестьян по-прежнему была очень велика; денег было мало, и почти вся торговля находилась в руках бюргеров. Компания, несомненно, была требовательным хозяином, но она гарантировала неоценимое благо мира. Ужасные истории португальских времен теперь стали воспоминанием о прошлом, и сельский житель был уверен, что хотя бы часть его труда достанется ему самому. Он имел достаточную степень личной безопасности и разумную вероятность в беспристрастном отправлении правосудия. Его дети имели возможность немного научиться читать и писать, и никто не мог произвольно выгнать его из жилища. Это было большим плюсом.
   В случае с высшими сословиями эффект был больше. Их социальные манеры и обычаи менялись, но не с такой быстротой, как при португальцах. Межрасовые браки, которые были столь обычным делом во времена последних, больше не поощрялись; и сомнительно, чтобы хоть дюжина сингальцев взяла себе жен из числа голландок.
   С начала века смешанные браки официально не поощрялись, поскольку считалось, что у двух поколений европейцев, сменившихся после оккупации Галле в 1640 году, родилось достаточно дочерей, чтобы удовлетворить требования голландцев. Ни один респектабельный сингалец, за исключением, пожалуй, одного или двух побывавших в Европе, не носил европейский костюм; в 1741 году две знатные старые девы лишили наследства молодого человека, который был их ближайшим родственником на основе того, что он перенял европейскую одежду и манеры. Маха Мудалияр все еще появлялся перед губернатором босиком и никогда не садился в его присутствии.
   Прочные дома заняли место глинобитных мазанок их дедов, и это было особенно характерно для таких городов, как Коломбо и Матара. В этих домах можно было увидеть хорошую мебель из кальмандра и черного дерева, хотя и в ограниченном количестве; хороший фарфор и превосходное венецианское стекло тех времен до сих пор привлекают коллекционеров в чуланы их потомков. Драгоценности, которые носили женщины, и качество которых деградировало при португальцах, теперь были заменены удивительно искусными копиями европейских образцов, украшенными бриллиантами и изумрудами. Шкатулка из слоновой кости или панциря черепахи, инкрустированная золотом, была столь же необходимой принадлежностью для знатной дамы, как серебряный чайный сервиз в наши дни.
   Рисовые поля по-прежнему составляли важнейший вид земельной собственности; однако количество кокосовых плантаций быстро увеличивалось, хотя размер отдельных земель был невелик; плантация площадью в сто акров считалась необычно большой. С 1780 года большой спрос на араку привел к значительному увеличению количества винокурен на побережье, а их владельцы заработали много денег. К 1796 году цена на орехи выросла до 12 риксдолларов за тысячу, хотя высокая стоимость транспортировки в Коломбо сказалась на прибылях.
   Голландец любил свою еду, и его жена хорошо ее готовила, а более богатые сингальцы старались не отстать от них в этом, хотя и на большом расстоянии. Мы читаем о сингальских поминках, где, согласно "моде Коломбо", скорбящим подавали "вино, пиво, бекон, сыр, масло, хлеб, джин, бренди, другие виды вина и сладости". На их столах можно было увидеть серебряные ложки и вилки, а их комнаты освещались не только высокими медными лампами, которые все еще используются, но и стеклянными шарами, подвешенными к крыше и содержащими фитиль, плававший в кокосовом масле. Рабы в основном использовались в качестве домашней прислуги, хотя, возможно, не в такой степени, как среди европейских чиновников; двадцать один из них был упомянут по имени в завещании Абаясинхи.
   На свадьбах и похоронах, которые проводились в соответствии с христианскими обрядами, обычно соблюдались обычаи голландцев, и корончи, или коронация невесты по ее возвращении из церкви в родительский дом, обряд, существующий до сих пор, - это пережиток тех времен. Однако среди нехристиан продолжались старые сингальские брачные церемонии; невесту и жениха возводили на поруву (Широкий деревянный помост, на котором совершаются основные свадебные обряды у сингальцев. - Aspar), покрытую белым коленкором, которую посыпали рисом, и после того, как жених дарил невесте золотую цепочку и ткань, их большие пальцы связывали нитью, а затем новобрачных поливали водой или молоком. Между ними, как правило, также совершался обмен кольцами.
   Одна только Джафна не продвинулась на волне процветания, хотя даже в то время она имела репутацию провинции, где чиновники могли быстрее всего сколотить самые большие состояния; ее население, несмотря на непрестанное трудолюбие, становилось все беднее, и в погашение долгов здесь было продано больше земель, чем в любой другой части страны.
   Вероятно, менее полумиллиона душ составлял тот остаток сингальцев, который все еще хвалился номинальной независимостью под властью дравидийского монарха. О нем мало что можно было сказать, кроме того, что он все еще существовал, ибо борьба Востока против вторжения Запада, которая велась так долго и так упорно, почти закончилась. Законы и обычаи не изменились с тех пор, как был заброшен Котте, и Алагияванна воспевал славу Ситаваки в правление Раджи Синхи. Застой, интеллектуальный, материальный и моральный, угнетал его, как кошмар; жизнь была долгим тяжелым прозябанием, утомительной борьбой за еду и немного одежды, облегчение которой приносила только радость от посещения храма, с его богато раскрашенными, а иногда и красивыми фресками. Уют и изящества жизни были неизвестны; о том богатстве, которое можно было найти на морском побережье, здесь и не слышали. Торговля была крайне скудной, и та немногая, что существовала, монополизировалась людьми, находившимися у власти; средства связи были самыми примитивными; мануфактур практически не существовало, а количество монет в обращении было строго ограничено; денежный доход короля, вероятно, был меньше, чем у некоторых мудальяров, служивших Компании.
   Общественные работы были почти неизвестны, хотя многое было сделано для религиозных построек. Сингальцу было мало на что надеяться и не к чему стремиться; у него не было стимула выращивать больше продуктов, чем было необходимо для удовлетворения самых элементарных жизненных потребностей; он был полон благодарности, если сама его жизнь была в безопасности, а его плантация избежала разграбления; он был счастлив, если ему удавалось заработать мелкую монету, продав свои орехи. Помимо этого, у него не было никаких перспектив. Это удручающая картина, но наследие великого прошлого сохранило в себе семена будущих возможностей.
   Существовал один вопрос, который препятствовал общему процветанию голландской колонии, и это был вопрос обмена. С самого начала Компания принимала в качестве валюты различные монеты. В обращении находились не только сингальские серебряные риди или ларины, медные масса и золотые фанамы, а также различные португальские монетные выпуски Гоа и Коломбо, но даже персидские, немецкие и испанские монеты. Самыми популярными были тонкие медные дуиты, которые выпускались различными провинциями Нидерландов и импортировались на Цейлон в больших количествах вместе с небольшой долей серебряных стиверов, шиллингов, флоринов и дукатонов. Золотые пагоды чеканились на монетном дворе Тутикорина, который находился под контролем Коломбо, а различные другие пагоды Южной Индии были приняты в соответствии с их металлической ценностью по сравнению с дукатоном. Местная медная чеканка состояла из толстых стиверов, тридцать из которых весили фунт, и с большой прибылью чеканились на острове, а также двухстиверных монет и долей стивера. Несколько серебряных рупий также выпустили Фальк и ван дер Грааф.
   Товары, необходимые для проведения расчетов, ввозились в основном из Нидерландов и Батавии на судах Компании, и их стоимость оплачивалась за счет векселей тех стран, от которых Компания получала прибыль. Импорт из Индии частично уравновешивался экспортом с Цейлона, но оставалось отрицательное торговое сальдо, которое приходилось оплачивать золотом и серебром.
   Количество драгоценных металлов в стране было крайне невелико, и ввиду финансовых затруднений, возникших после 1780 года, ван дер Грааф задумал выпустить бумажные деньги в виде банкнот под названием "Kredit Brieven", которые подлежали оплате на предъявителя медью по фиксированной ставке. Все платежи из казначейства производились этими банкнотами или медью, и за короткое время запас серебряных и золотых монет, доступных для экспорта в Индию, был исчерпан. Поэтому губернатор приступил к продаже этих монет на открытом аукционе, а через десять лет дукатон, который в соответствии с правилами Компании стоил всего восемьдесят стиверов, продавался уже за сотню. В то же время в случае денежного перевода в Голландию казначейство настояло на том, чтобы по крайней мере половину суммы нужно было передать в виде серебра.
   Этот обмен производился по первоначальному курсу, и чиновники, переводившие свою зарплату в метрополию, получали прибыль; тогда как цена на зерно, хлопок и аналогичные предметы первой необходимости, импортировавшиеся из Индии, росла очень быстро, и местный потребитель сильно пострадал. Первоначально обменный курс был установлен по стоимости дукатона, но теперь медная монета стала настоящим стандартом, и обмен был скорректирован в соответствии с фактической стоимостью меди, содержащейся в стивере. Эта медь сильно обесценилась, и в 1787 году монеты стали чеканить из старых латунных ружей, которые были переплавлены для этой цели, что усложнило ситуацию.
   К концу 1793 года на Цейлон стали доходить тревожные слухи о том, что Франция объявила войну Нидерландам и Англии, и ван дер Грааф с тяжелым сердцем снова обратился к тем военным вопросам, которые были так противны Компании. Имевшиеся в наличии силы состояли из 4000 пехотинцев, включая полки наемников де Мерона и Вюртемберга, с 700 артиллеристами. Были также два небольших отряда хорошо обученных ласкаринов под командованием Маха Мудальяра в Коломбо и Атапатту Мудальяра в Галле соответственно, а также некоторые мавры в Баттикалоа. Был отдан приказ держать форты в готовности к возможным боевым действиям, и Тринкомали был передан в распоряжение британских военных кораблей. Карикал и Пондичерри вскоре были заняты британскими войсками, но французские фрегаты курсировали в водах Индии; и ван дер Грааф при отправке 800 человек для помощи в защите индийского побережья должен был обратиться в Форт Св. Георгия за эффективной защитой на море.
   Тем временем он получил назначение на пост генерального директора в Батавии, а 10 января 1794 года его тесть, ван Ангелбек, прибыл с Коромандельского побережья, чтобы сменить его на этом посту. Ван дер Грааф отплыл в августе, всего через четыре месяца после того, как он вместе с ван Ангелбеком препроводил тело своего доверенного лица Маха Мудальяра в могилу. Абаясинха умер в возрасте семидесяти пяти лет и был похоронен со всеми почестями, которые обычно оказывались его высокому положению; шестнадцать служащих Компании отнесли его гроб к могиле, над которой рота солдат произвела три залпа. На следующий день на его место был назначен Абаяратна, второй Маха Мудальяр.
   Едва ван дер Грааф покинул страну, как начались неприятности с англичанами. Последние долгое время с завистью смотрел на богатую торговлю хлопковыми тканями Южной Индии, которую держали в своих руках голландцы, и теперь сделали смелую попытку заполучить часть этой торговли для себя. Вслед за этим в августе голландцы захватили британское судно с грузом тканей, заявив о своей монополии на торговлю в соответствии с рядом договоров, начиная с 1690 года, и права давности (prescriptive right). Они утверждали, что их право было признано даже в договоре, который Бьюкенен подписал от имени навабов, и что договор был заключен при активном посредничестве самого губернатора Кэмпбелла. Поэтому они настаивали на том, чтобы все суда, торгующие на этом побережье, получали от них паспорта, а также подвергались обыску.
   Лорд Хобарт, находившийся в Мадрасе, отказался признать это заявление. Он утверждал, что Наякер не может связывать своих преемников подобным образом; даже если бы он мог, наваб, который наследовал ему по праву завоевания, не только не был связан его действиями, но и сам по предыдущим договорам не мог вступать в какое-либо соглашение с европейской державой без согласия британцев; а британцы, сказал он, отказались ратифицировать договор Бьюкенена. После долгих споров в июне 1795 года ван Ангелбек согласился на предложение лорда Хобарта передать дело на рассмотрение в Европу.
   Тем временем в декабре 1794 года французы вторглись в Нидерланды; наследственный штатгальтер бежал в Англию в поисках безопасности, и в Соединенных Провинциях была учреждена новая Батавская республика в союзе с Францией. Едва лишь последняя депеша со ссылкой на индийский спор покинула Коломбо, когда пришло свежее письмо от Хобарта. К нему было приложено письмо последнего штатгальтера, написанное в Кью и датированное 7 февраля 1795 года, в котором он просил ван Ангелбека допустить людей и корабли его Британского Величества в свои поселения в его ведение и относиться к ним как к союзникам, прибывшим защищать поселения от французов.
   На основании этого письма Хобарт потребовал немедленного передать ему контроль над всеми поселениями с заверением, что они будут возвращены, когда независимость Штатов будет восстановлена ??всеобщим миром. Он обещал сохранить существующие законы и обычаи, не вводить новых налогов и оставить внутреннюю торговлю полностью свободной; все чиновники будут продолжать служить до тех пор, пока не станет известно о желании британского короля, и люди перешли бы к власти на существующих условиях. В заключение он заявил, что военные силы уже начали движение к Тринкомали на случай оказания сопротивления предлагаемой оккупации.
   27 июля Совет ответил, что штатгальтер ничего не сказал о передаче поселений британцам; но он был готов оказать всяческую помощь их судам и принять гарнизоны в Коломбо и Тринкомали, при условии, что власти Мадраса возьмут на себя расходы по их содержанию до того времени, пока ситуация в Европе не будет урегулирована.
   Посланник Хобарта, майор Агню, и два голландца сразу же выехали с этим ответом в Тринкомали, куда уже прибыл британский флот под командованием коммодора Райнера с небольшой армией под началом полковника Стюарта. 2 августа связь была открыта майором Форнбауэром, командовавшим фортами, когда прибыл Агню с ответом губернатора. Британцы были готовы принять предложенные условия, но Форнбауэр отказался согласиться на том основании, что письмо подписали не члены Совета, а только ван Ангелбек.
   После этого Стюарт высадил своих людей в двух милях от форта, потеряв фрегат, который ударился о подводную скалу. Небольшой гарнизон оказал стойкое сопротивление; малайцы, используя тактику, похожую на тактику гуркхов, ворвались на одну из британских батарей, убили артиллеристов и заклепали орудия. Огонь со стен привел к некоторым потерям в рядах британцев, но по прошествии трех недель в укреплениях образовалась брешь, и Форнбауэр, один из немногих храбрых офицеров Компании, был вынужден сдаться. Согласно условиям капитуляции, подписанной 26 августа, гарнизону было позволено покинуть крепость со всеми военными почестями. Пять дней спустя пал и форт Остенберг, и британские войска были отправлены занять Баттикалоа.
   Сингальский двор с большим удовлетворением следил за событиями и снабжал британцев провизией. Роберт Эндрюс, старший торговец на службе у их компании, сопровождал экспедицию на Цейлон, где ему было суждено оставить после себя недобрую славу. 15 сентября он выехал из Тринкомали с письмом от лорда Хобарта к королю, который дал ему аудиенцию 29-го числа с тем же церемониалом, что и в случае с Пибусом.
   Пилима Талаува и Эраввавала, адигары и Совет министров показали себя способными деловыми людьми. Первая просьба Эндрюса состояла в предоставлении места, принадлежащего королю, где его компания могла бы построить форт и факторию; он настаивал на том, чтобы это было место, на которое голландцы не могли иметь права собственности. В ответ министры хитроумно потребовали гарантии, что ничего, отнятое у голландцев, им не будет когда-либо возвращено. Эндрюс не смог выполнить это требование, но предложил вместо этого вернуть королю внутренние районы, отнятые у него силой. Он также требовал той же торговой монополии, что и голландцы; но министры, согласившись отдать предпочтение британцам, оставили за собой право продавать продукцию любой другой нации, которая была готова заплатить более высокую цену.
   Эндрюс попытался получить копию договоров, заключенных с голландцами, но получил отказ. Предварительные условия договора были подписаны 12 октября, и он вернулся в Тринкомали с Думбарой Рала, сыном завоевателя Ханвеллы, и еще одним послом, который был уполномочен продолжить переговоры в Мадрасе.
   Тем временем британские войска высадились в Пойнт-Педро и, соединившись с подкреплением из Нагапатнама, двинулись на Джафнапатнам. 28 сентября Стюарт направил гарнизону, который был сокращен до нескольких сипаев и офицеров-инвалидов, призыв к капитуляции; о сопротивлении не могло быть и речи, и прекрасный форт, на возведение которого было потрачено столько денег и труда, сдался без единого выстрела.
   12 ноября Думбара Рала прибыл по суше в Джафну, откуда сингальская миссия, состоящая из более чем сотни душ, отплыла на корабле на континент. Откровенность лорда Хобарта, который прямо заявил, что решение о полном изгнании голландцев могло быть принято только в Европе, вызвало горькое разочарование у сингальцев, но после долгих споров в пятницу, 12 февраля 1796 года, был подписан договор. Он предусматривал, среди прочего, уступку места для фактории, преференции в торговле, возвращение королю всей территории, оккупированной силой, с некоторыми солеварнями и ограниченным правом внешней торговли, а также защиту буддийской религии. Этот договор должен был быть ратифицирован королем в течение фиксированного срока, но к тому времени, когда Думбара Рала вернулся ко двору, произошли очень большие изменения.
   С падением Тринкомали Совет осознал, что боевых действий больше не удастся избежать, и началась активная подготовка к защите Коломбо. Артиллерия была перераспределена так, чтобы господствовать над всеми пунктами, с которых ожидалась опасность, были построены свежие батареи, окружающая местность была очищена от деревьев и домов, которые могли препятствовать действиям орудий, и мавры были организованы в три роты кули. Резервуары внутри форта были заполнены питьевой водой, а все частные колодцы были очищены и приведены в порядок. Было собрано большое количество домашнего скота и созданы склады с сушеной рыбой, рисом и аракой, а жителям окружающей местности, искавшим убежища в городе, было приказано принести с собой провизию, которой хватило бы как минимум на шесть месяцев. Корицу, собранную на разных окраинах, привозили на склады в Коломбо, хотя в Галле значительную ее часть пришлось оставить из-за отсутствия транспорта.
   Примерно в это же время из Батавии прибыли два корабля с официальной информацией о договоре, заключенном между Голландией и Францией, после чего всем боеспособным солдатам было приказано вернуться в Коломбо из Джафны, Ванни и Манара. Через несколько дней после сдачи Джафны Агню прибыл в Коломбо с другим письмом от Хобарта, в котором он сообщил ван Ангелбеку, что граф де Мерон, владелец полка, носившего его имя, перешел на службу к англичанам по соглашению, заключенному 30 марта, и потребовал, чтобы люди были переданы ему.
   Агню поселили внутри форта, и ван Ангелбек гостеприимно принял его, с которым он обедал каждый день; таким образом, он имел возможность наблюдать с балкона губернатора все приготовления, которые были сделаны для сопротивления врагу. Несмотря на вызывающий ответ, который Ангелбек сразу же отправил Хобарту, его отношение к полку было примечательно. Многие из них были французами или голландцами и не хотели поступать на службу к британцам, но губернатор, как говорили, уговаривал их уйти. Суда для их перевозки отсутствовали, и шлюпы Компании были предоставлены в их распоряжение за небольшую плату, в то время как больные, которые не могли путешествовать, содержались в госпитале Компании и находились под присмотром, как если бы они все еще находились на ее службе.
   После ухода этого полка Совет решил покинуть Галле, а артиллерия и боеприпасы были переброшены в Коломбо. Британские суда курсировали вокруг побережья и даже высаживали людей за провизией; береговые батареи, соответственно, укомплектовывались в ночное время, но были даны строгие инструкции, что нельзя стрелять из оружия без четкого приказа губернатора. Суда проходили и проходили мимо, довольно близко подходя к Коломбо ночью, но приказа открыть огонь так и не последовало. Французское судно под командованием голландера вошло в гавань, и командир предложил захватить британские суда, если они будут снабжены артиллерией для орудий, но это предложение не было принято.
   В январе 1796 года армия полковника Стюарта была собрана в Рамешвараме, а 10-го отплыла оттуда в открытых лодках. Каждый вечер люди высаживались на берег для отдыха, и не встречали никакого сопротивления. Офицеры Компании, отвечавшие за Калпитию и Чилав, в спешке отступили в Коломбо, и их примеру последовал военный отряд, посланный в Каймел. Ни одного солдата не было видно в квадратном форте Негомбо, который был построен с особой целью - защищать главный район острова, где выращивали корицу. Британцы заняли крепость, где к ним присоединился Викрамасинья Мудальяр, сумевший организовать постоянное их снабжение провизией.
   Восхитительное плодородие и здоровый климат страны очаровали вновь прибывших; со всех сторон раскинулись красивые кокосовые рощи и богатые поля, рыба и продукты были в изобилии, население было многочисленным и трудолюбивым, а торговые суда часто посещали небольшую гавань. Достаточно хорошая дорога, вероятно, лучшая из построенных Компанией на Цейлоне, соединяла город с Коломбо. Не было предпринято никаких попыток воспрепятствовать продвижению армии, и Стюарт достиг Келани-Ганги без сопротивления.
   Среди голландцев воцарилось моральное разложение. Их постигло то возмездие, которое неизбежно ожидает коммерческую нацию, не имеющую иного идеала, кроме эксплуатации чужой страны ради собственного обогащения. Единственной целью голландца было скорейшее накопление богатства. Неукротимая храбрость, некогда бросавшая вызов могуществу Филиппа Испанского, растворилась под жаром тропического солнца. Если верить капитану Роберт Персивалю, прибывшему в этом самом году на Цейлон, голландец начинал свой день с джина и табака, а заканчивал его табаком и джином. В перерывах он ел, бездельничал, предавался обязательной сиесте, и немного занимался делами. Женщины, проводившие большую часть своего времени за жеванием бетеля и сплетнями на португальском со своими рабынями, не соответствовали несколько требовательным стандартам привередливого капитана.
   Несмотря на уход полка де Мерона, более 2500 европейцев, малайцев, мавров и сипаев все еще могли защищать Коломбо. Вдобавок было пятьсот свирепых чалиев, обученных работе среди лесов, и ласкаринов. Столь сильные войска, сражающиеся за стенами, вполне могли противостоять вторгшейся армии в течение длительного времени. Ожидалось, что переправа через Келани-Гангу будет надежно защищен батареями, которые господствовали над ней со стороны Коломбо. Войска Компании заняли берег реки от Пас-Бетала, арены стольких кровопролитных боев между сингальцами и португальцами, вплоть до Нагалагамы. Стюарт потратил два дня на подготовку, пока 9 февраля основная часть обороняющихся сил не отступила к Мутвалу, и в 5 часов вечера британцы начали переправляться. По ним было произведено несколько выстрелов из ближайшей батареи, а затем люди побросали ружья в воду и скрылись. Британцы беспрепятственно пересекли реку на бамбуковых плотах и ??заняли прочную позицию, где их могли поддержать корабли с моря. Было известно, что войска короля также приближались к Коломбо с востока, чтобы помочь им. Внутри форта все было в беспорядке, дисциплина перестала существовать, офицеры не стремились подставиться под вражеские пули, а люди потеряли боевой дух. Постепенно различные подразделения полевой армии отступали, пока не собрались в Кортебоуме, опираясь на лес, который тогда существовал по соседству. К гавани подошел вражеский фрегат, после чего из батарей был открыт огонь, но командующие были немедленно арестованы за то, что сделали это без приказа губернатора.
   12 февраля в 3 часа утра отряд малайцев, чья тактика и острые крисы одинаково вызывали у британцев опасения, выступил из Коломбо. К ним присоединились несколько дезертиров из полка де Мерон, а также храбрый француз, полковник Раймон, из полка покойного Люксембурга. Утверждалось, что некоторые из голландцев сопровождали малайцев, но не дальше внешней стены. Последовавшая попытка застать врага врасплох не увенчалась успехом, и малайцы были отброшены, а сам Раймон смертельно ранен. Затем британцы двинулись к Кортебуму, после чего ворота Крокодилов были закрыты, и все военные отступили в замок, оставив за собой несколько малайцев.
   13-го англичане подошли к воротам и расположились лагерем у руин португальской батареи. Люди, которые в 1656 году сражались на этой батарее за обладание этим прекрасным островом, действительно были совсем иного склада, чем те, кто, прячась за стенами Коломбо, все еще претендовал на этот желанный приз. Ван Ангелбек открыл тайные переговоры. Никакого дальнейшего сопротивления оказано не было, и единственный переполох был вызван парой буйволов, случайно забредших в британские линии; потому что была подана тревога, и часовые, открывшие бепорядочную стрельбу, имели несчастье убить двоих своих людей.
   В час пополудни 14-го числа майор Агню появился у ворот Крокодилов, и карета ван Ангелбека доставила его в Замок, где он был принят Советом: после долгой беседы он вечером вернулся в лагерь. Ходили дикие слухи о немедленном прекращении боевых действий, и войска подняли мятеж, опасаясь, что их предадут. Рано утром 16-го из разных частей форта началась стрельба, направленная по дому губернатора, но вскоре было объявлено, что боевые действия прекращены. В 10 часов утра владения Компании на острове были переданы англичанам, и их военные силы с неповрежденными бойцами и мятыми туниками вышли из замка.
   И тогда, и после смерти ван Ангелбека ходил слухи, что он продался британцам. Это вполне могло быть правдой; во всяком случае, он сжег меньше пороха для защиты Коломбо, чем Ян Шрёдер сжег в честь одного письма к сингальскому королю.
  
   Глоссарий
  
   Адигар - первоначально судейский чиновник, но впоследствии стал обозначать двух главных министров короля.
   Адукку - приготовленная провизия, которую поставляли чиновникам.
   Алдеар - от португ. "aldea" - "деревня".
   Анди - индийский факир.
   Аму - "вараку" на тамильском, зерно низкого качества
   Амунам - как мера измерения сухих тел, составляет от 4 1/2 до 6 бушелей. Площадь, необходимая для посева амунама семян, была главной единицей измерения земли; в то время как 24000 орехов обычно составляли амунам ареки.
   Аппухами - человек благородного происхождения; так обычно называли сыновей мудальяров.
   Аттапатту - первоначально отборные войска, образовавшие королевскую гвардию.
   Бадаведили (голл. "Accommodessan") - земли, переданные государственным служащим на их содержание во время пребывания в должности.
   Бана - учение Будды.
   Баснаяка - высокопоставленный местный чиновник, выступающий в роли глашатая европейского чиновника.
   Бо - дерево ficus religiosa, благодаря которому Будда достиг совершенного знания.
   Булат Сурулла - горсть листьев бетеля, в которую обычно заворачивался денежный подарок.
   Кабук - порода камня, латерит.
   Чалия - каста, в основном занимавшаяся сбором корицы.
   Дагоба - храм из кирпичной кладки, воздвигнутый над реликвией.
   Девала - храм индуистского божества, которому поклонялись буддисты.
   Дисавани - провинция, управляемая дисавой.
   Дугганна Рала - придворный.
   Дурароба - подать корицей в пользу дурайи.
   Дурайя - староста касты чалия.
   Эсала - июль-август.
   Этбандана Рала - начальник охоты на слонов.
   Фактория - склад, в котором собирали товары для торговли.
   Габадагама - королевская деревня.
   Гаджа Наяка - титул, означающий "повелитель слонов".
   Гане Бандар - то же самое, что и Маха Наяка.
   Гоигама - главная каста сингальцев.
   Говва - сингальская мера расстояния, около четырех миль.
   Хена - земля под лесом и расчищенная для возделывания через долгие промежутки времени.
   Хувандирам - подать, подобная дурароба.
   Кадавату - терновые ворота, используемые для закрытия и охраны проезжей части.
   Карандува - колоколообразное хранилище реликвии.
   Карти Мангалая - религиозный праздник, проводимый в честь бога войны.
   Китол - пальма с крепкой древесиной, Caryota Urens.
   Кодитавакку - маленькая пушка, которую могла нести пара человек.
   Крааль - ограждение из балок для ловли слонов.
   Лахам - тамильская мера измерения сухих тел, также использовалась подобно амунаму как мера площади.
   Ларин - монета персидского происхождения, представляющая собой серебряный слиток, согнутый в форме крючка.
   Левайя - солеварня на Южном побережье.
   Мадапали - каста тамилов.
   Мадува - строение в виде большого сарая.
   Магул Порува - украшенная платформа, на которой проводится церемония бракосочетания.
   Маха Наяка - главный первосвященник.
   Малигава - букв. "сооружение, состоящее из нескольких этажей". Это обычное название Храма Зуба Будды.
   Мохоттиар, Мохоттала - секретарь.
   Мохундирам - офицер. Слово, вероятно, не сингальского происхождения. Оно часто использовалось как почетный титул для обращения к ювелирам и малайцам.
   Морген - голландская мера площади, составляющая около 2 акров.
   Мудальяр - главный военный, командующий "хевайо" или сингальской милицией, которых европейцы назвали ласкаринами. Двадцать пять ласкаринов образовали "ранчу" под руководством араччи.
   Муккува - каста рыбаков тамильского происхождения.
   Муттетто - земли, принадлежащие хозяину деревни.
   Налалпата - металлическая повязка, которую прикрепляли ко лбу при присвоении звания.
   Парава - каста рыбаков из Южной Индии, которые работали ныряльщиками на промысле жемчуга.
   Патангатин - термин, обычно используемый для вождей парава и подобных им каст.
   Пехидун - продукты, поставляемые в качестве раджакарьи.
   Перахера - главный религиозный праздник сингальцев, названный так из-за процессий, которые были важной частью празднования.
   Пинда патика - тот, кто питается едой, которую просит в качестве подаяния.
   Plakaat - законодательный акт.
   Полайя - налог, взимаемый с кокосовых пальм.
   Рала - почетный титул, которым удостаивали людей высокого происхождения.
   Ранчу - группа примерно из двадцати пяти ласкаринов под управлением араччи.
   Ран Долия - старшая супруга короля, в отличие от Якада Долия, младшей королевы из касты гоигама.
   Рата Сабха - Совет ведущих людей Раты.
   Саманера - не прошедший обряд рукоположения буддийский монах.
   Саннас - королевский дар.
   Сулу Дисава - суб-дисава, управлявший второстепенной провинцией.
   Танаяма - дом, использовавшийся как место отдыха в путешествии.
   Тавалам - вьючный скот, обычно использовавшийся для перевозки грузов.
   Томбо - реестр земель и людей.
   Упасамадава - буддийское посвящение.
   Ведды - вероятно, аборигены Цейлона, раса, похожая на бушменов Австралии.
   Видана - надзирающий офицер; существовали разные степени видан.
   Ванни - малонаселенная область, расположенная примерно между Анурадхапурой и полуостровом Джафна. Им управляли полунезависимые вожди, называвшиеся Ванния (Wanichchi, женский род).
   Васала - резиденция короля, иногда так же называлась резиденция более мелких чиновников.
   Вато Бадда - налог, взимаемый с посевных площадей.
   Веллала - главная каста тамилов Джафны.
   Якдесса - тот, кто, как считалось, обладает определенными магическими способностями; обычно священник-мирянин в Девалайе.
  
   Библиография
  
   1) Описания Цейлона
  
   Johann Jacob Saar of Nuremberg, (1647- 1658), tr. by Ph. Freudenberg. R. A. S. Ceylon xi.
   Philip Baldaeus, (1656-1665) Amsterdam 1672, tr. in Churchill's Voyages, iii.
   Robert Knox, (1659-1679) London 1681.
   Wouter Schouten of Haarlem, (1661-1664) tr. by Ph. Freudenberg, R. A. S. Cey. xi.
   Albrecht Herport of Berne, (1663-1665) tr. by I. Cey. Lit. Reg.
   Christoph Schweitzer of Wurtemberg, (1675-1682) tr. by S. L. London 1700.
   Aegidius Daalmans of Antwerp, (1687-1689) tr. by D. W Ferguson. R. A. S. Cey. x.
   Christoph Langhansz of Breslau, (1695-1696) tr. by D. W, Ferguson, iii Cey. Lit. Reg.
   Johan Christopel Wolfs of Mecklenburg, (1749-1768) tr. by? London 1785.
   Charles Peter Thunberg of Upsala, (1777-1778) in Travels in Europe, Africa and Asia. London 1796.
   Paul Eschelskroon, (1782 ? ) appended to the English tr. of Wolfs.
   Jacob Haafner of Halle (1782-1784) tr. fom a French tr. by D. W. Ferguson, v Cey. Lit. Reg.
   Travels on Foot through Ceylon, tr. by ? London 1821.
   Robert Percival, 1796 London.
   Anthony Bertolacci, London 1817.
   John Davy (1816-1820) London 1821.
   From Welsh's Military Reminiscences, reprinted ii Cey. Lit. Reg.
   H. Suckling ("An Officer, late of the Ceylon Rifles") London 1876.
  
   2) Мемуары
  
   Ryclof Van Goens, Jr., (1675-1679). tr. by Sophia Pieters, Colombo, 1910.
   Thomas Van Rhee, (1692-1697), tr. by S. Pieters, Colombo, 1915.
   Hendrick Zwardecroon, (1694-1697), tr. by S. Pieters, Colombo, 1911
   Cornelis Joan Simons, (1703-1907), do (Sophia Anthonisz) Colombo, 1914
   Hendrick Becker, (1707-1716), tr. by S. Pieters, Colombo, 1914
   Jacob Christian Pielat, (1732-1734), tr. by S. Pieters, Colombo 1905
   Gustaaf Willem Baron Van Imhoff,( 1736-1740), tr. by S. Pieters, Colombo 1911
   Julius Valentyn Stein Van Gollenesse, (1743-1751), Johnston Mss. tr. by?
   Jan Schreuder, (1757-1762), Johnston Mss. tr. by?
   Willem Jacob Van de Graaf, (1778-1794), Tr. by ? 1 Cey. Lit. Reg.
   Burnand, once Chief of Batticaloa, 1809, iii, iv. Monthly Lit. Reg.
  
   3) Дневники
  
   Bystervelt's Embassy, 1671, tr. by F. H. de Vos, Jr., R. A. S. Cey. XL
   Gerrit de Heere, 1697, tr. by Sophia Anthonisz, Colombo 1914.
   Schnee's Embassy, 1731, by Wijayasriwardhana Maha Mudiyanse, tr. by P. E. Pieris, R. A. S. Cey. XXI.
   Kirti Sri Raja Sinha's Embassy to Siam, 1751, tr. by P. E. Pieris, R. A. S. Cey. XVIIL
   Pybus' Embassy, 1762.
   Van Eck's Expedition, 1765, tr. by A. E. Buultjens, R. A. S. Cey. XVL
   Iman Willem Falck, 1767, (report on circuit) Johnston Mss.
   Boyd's Embassy, 1782, printed in the Miscellaneous Works of Hugh Boyd, edited by Lawrence Campbell. 2 vols, London, 1800.
   Don Adrian de Alwis, Mudaliyar, 1774-1794, in Some Sinhalese Families, by P. E. Pieris.
   Andrew's Embassy, (1795-1796), Ed. by J. P. Lewis, C M. G. R. A. S. Cey. XXVL
   Dagh Register, Batavia, 1661. Extracts from, tr. by F. H. de Vo8, IV. Cey. Lit. Reg.
  
   4) Отчеты о
  
   The Chalias, by Johannes Stafforts to Governor de Heere, c. 1700, Johnston Mss.
   The Colombo Disawani, by G. L. de Coste, Disawa, 1770, Johnston Mss.
   Puttalam District, by Elias Paravacini di Capelli, 1775, Johnston Mss.
   Chilaw District, by Drieberg, 1798? Johnston Mss.
   The Peace Negociations, by Governor Falck, March 1766. Johnston Mss.
   Kantalai Tank, by J. G. Fornbauer, 1793, tr. by George Lee, i Cey. Lit. Reg.
   The Pearl Fishery, by George Lee, (1658-1797) ii.iii. Cey. Lit. Reg.
   The Dutch Records, by R. G. Anthonisz, Colombo 1907.
   The Education Establishments of the Dutch, by J. D. Palm. R. A. S. Cey. 1846-7.
   The Dutch Church in Ceylon, by J. D. Palm, R. A. S. Cey. 1847-8.
  
   5) Корреспонденция
  
   Относительно Muturajawela, iii Cey. Lit. Reg.
   Капитуляция Коломбо, iii Cey. Lit. Reg.
   С Британской Ост-Индской Компанией, (1788-1795) iv Cey. Lit. Reg.
   О Раджа Синхе II, tr. by D. W. Ferguson, R. A. S. Cey. xviii.
   J. G. Van Angelbeek to the Governor at Fort William, June 1797, Johnston Mss.
  
   6) Рукописи
  
   Illangakon, Sinhalese and Dutch, various.
   Tilakaratna. Dutch, various.
   In European Languages in the India Office, by C. C. Blagden, London 1916.
   Sinhalese, in the British Museum, by D. M. de Zilva Wickremesinghe, London, 1900.
   Extracts from the Wellesley, by A. E. Buultjens, iii Cey. Lit. Reg.
   Resolutions of Council, various, Johnston Mss.
   Rajawaliya, continued up to 1815, palm leaf, with Mr. L. A. Samarakkoddy, Advocate.
   Goens, ... Instructions by Ryckloff van, (1653--1661), tr. by Sophia Pieters, Colombo, 1908
   Joinville, . . . Narrative of the Negociations of the Court of Kandy with the British Government of Ceylon, by Joseph, tr. by W. Tolfrey, Johnston Mss.
   Tombe, . . . The surrender of Colombo, by C. F. de La, tr. by N. (Mrs. C. A. Lorensz) v Cey- Lit. Reg.
   Strachan . . . Elephants in Zeylan, by, extracted from Philosophical Transactions xxiii, 1704, Printed in ii Cey. Lit. Reg.
   Alwis, . . . Introduction to the Sidath Sangarawa, by James de, Colombo, 1852.
   Fetch, . . . Grimm's Laboratorium Ceylonium, by T., in Ceylon Antiquary, vol. iii.
   Ferguson, . . . Joan Gideon Loten, by D. W,, R. A. S. Cey. xix.
   Tibbatuwawe . , . The Mahawansa, continuation of, by, Maha Nayaka Unanse, c. 1775 tr. by L. C. Wijesinghe, Colombo.
   Beknopte Historie, (1602-1757), anonymous, Colombo 1760, tr. by R. A. S. Cey. xi
   O Oriente Portugues, Goa, Upham . . . Sacred auid Historical Books of Ceylon, edited by Edward, 3 vols. London 1833.
   Lawrie . . . Gazeteer of the Central Province, by Sir A. C., 2 vols. Colombo, 1896.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"