Аннотация: Перевод книги П.Э.Пириса, посвященной истории колониального господства Голландии на Цейлоне (Шри-Ланке). Продолжение монографии того же автора "Португальцы на Цейлоне"
П. Э. Пирис
Цейлон и голландцы
(1658 - 1796)
(Переводвыполненпоизданию: CEYLONANDTHEHOLLANDERS. 1658 - 1796 BY P. E. PIERIS.AMERICAN CEYLON MISSION PRESS. TELLIPPALAI. CEYLON. 1918)
Предисловие переводчика
Монография видного шри-ланкийского историка Пола Эдуарда Пириса (1874-1959) "Цейлон и голландцы", впервые изданная в 1918 г., входит в обширный цикл его исследований, посвященных историческим судьбам Цейлона в Новое время, в период экспансии на остров европейских держав, и является тематическим и хронологическим продолжением более ранней его работы - "Цейлон в португальскую эпоху".
Остров Цейлон (современная Шри-Ланка), который первые европейские мореплаватели, достигшие его берегов, называли "земным раем", практически сразу стал объектом колониальной экспансии и захватнических устремлений западных держав - вначале Португалии, а затем Нидерландов и Великобритании. Европейских завоевателей привлекали богатые природные ресурсы острова, в первую очередь, корица, которая в то время не произрастала больше нигде, кроме Цейлона. Как известно, именно стремление найти места произрастания пряностей, а затем установить монополию на их экспорт в Европу стало одним из главных стимулов, приведших вначале португальцев, а после - их соперников-протестантов в Южную Азию и на Дальний Восток. Неизбежным следствием этого стали многочисленные ожесточенные войны между ними на суше и на море.
Голландцы впервые появились на Цейлоне в 1602 г. Это была экспедиция под командованием Йориса ван Спилбергена, проводившая "рекогносцировку" острова и искавшая возможности установления дружественных политических и коммерческих связей с тогдашним правителем сингальского королевства Канди, Вимала Дхарма Сурьей (1590-1604). Обе стороны быстро нашли общий язык на почве взаимной вражды к португальцам (в то время находившимся под властью заклятых врагов Республики Соединенных Провинций - габсбургских королей Испании). Несмотря на то, что после произошедшего по приказу Вимала Дхармы убийства членов второго голландского посольства Сибальда де Вирта (причиной которого, по сообщению большинства источников, стало оскорбление, нанесенное пьяным голландским адмиралом сингальской королеве), отношения сингальцев и голландцев на определенное время вступили в фазу "заморозки", в 1638 г. новый король Канди, Раджасинха II (1629-1687), по собственной инициативе возобновил их, рассчитывая использовать голландцев с их превосходящим европейским оружием и флотом как союзников в борьбе с португальцами. С этой целью он даже пошел на заключение заведомо неравноправного для сингальцев договора, уступавшего голландской стороне монополию на экспорт корицы, и разрешавшего голландцам сохранять под своей властью отвоеванные у португальцев крепости (хотя и с существенной оговоркой, что это могло произойти лишь с согласия сингальского монарха). Голландцы ловко воспользовались этим разрешением. Изгнав португальцев с острова после затяжной 20-летней войны, они разместили свои гарнизоны в бывших португальских фортах Коломбо, Галле, Негомбо и других, ссылаясь в качестве обоснования на большие финансовые затраты, понесенные ими на "службе" у Раджасинхи. Король Канди был взбешен, но вынужден, в конечном счете, смириться со свершившимся фактом - одних европейских колонизаторов на Цейлоне сменили другие (1).
Владения голландцев на Цейлоне в целом совпадали с португальскими. Как и изгнанные ими соперники, голландцы взяли под свой контроль наиболее плодородную и богатую природными ресурсами часть острова. "Голландия утвердила свое господство над четвертью территории острова: районом Коломбо, Негомбо, провинцией Семь коралов, северо-восточными территориями с центром в Джафне и прилегающей территорией Ванни, юго-западной и южной частью острова с городами Галле и Матара, включая район Хамбантоты, над восточным побережьем с портами Тринкомали и Баттикалоа. Только Кандийское государство сохраняло свою независимость" (2).
При учреждении администрации голландцы также взяли за образец прежнюю португальскую систему, дополнив ее лишь некоторыми присущими им особенностями. Островом управлял губернатор, носивший длинный и пышный титул "Чрезвычайный советник Нидерландской Индии и губернатор и директор острова Цейлон с зависимыми от него владениями", занимавший одно из главных мест в структуре власти Голландской Ост-Индии. Он назначался на неопределенный срок директорами Ост-Индской Компании в Нидерландах и Верховным Советом в Батавии. Губернатору помогал Политический совет, состоявший из восьми членов: директор по доходам (Hoofd Administrated); офицер, командующий войсками; представитель правительства по делам сельских округов (Dessave); казначей (Zoldy, Boekhouder); политический секретарь; главный хранитель дома (Eerste Pakhuismeester); Государственный прокурор (Fiscaal); и торговый комиссар (Negotie Boekhouder) (3). Решения принимались большинством голосов и были обязательны для губернатора. Вместо четырех дисавани (провинций), которые существовали при португальцах, голландцы сочли более удобным для себя разделить подконтрольную им территорию на три крупных административных единицы (командорства) - Коломбо, Галле и Джафна. Последние делились на провинции (дисавани), а те, в свою очередь, на округа (коралы). Во главе провинций стояли голландские чиновники с титулами дисав, тогда как на более низшем уровне была сохранена туземная администрация (4).
Период голландского господства на Цейлоне, продолжавшийся около 140 лет (с 1656/58 по 1796 гг.), т.е. практически столько же, сколько и португальский, был более спокойным и не столь богатым на события. Уже в одном этом видно фундаментальное различие между характерными особенностями обоих народов. Английский историк Дж. Э. Теннент с типично британской резкостью и высокомерием писал об этом так: "Политика голландцев на протяжении всего периода их владычества на острове демонстрирует резкий контраст по сравнению с португальцами. Она характеризуется отсутствием жажды завоеваний и незапятнанностью актами безжалостной жестокости по отношению к сингальцам. На смену фанатичному рвению католических монархов к распространению веры пришли ревностные усилия голландских купцов, направленные на укрепление их торговой монополии; и голландские купцы с униженным смирением терпели оскорбления и бесчинства, совершаемые тиранами Канди против их послов и чиновников. Поддержание мира была настолько важно для укрепления торговли, что никакая провокация, какой бы грубой она не была, не была достаточна, чтобы побудить их к протесту, и не препятствовала деловой рутине в их факториях на побережье" (5).
И действительно, на первый взгляд нельзя не согласиться с мнением, высказанным авторитетным британским ученым. В отличие от португальских фидалгу, считавших себя прямыми наследниками рыцарей эпохи Реконкисты и перенесших на Восток средневековый фанатизм крестоносцев с их неугасимой ненавистью к мусульманам-"маврам" и миссионерским рвением к распространению христианства среди "язычников", голландцы были прежде всего торговцами, заботившимися о том, чтобы свести с прибылью свой бухгалтерский баланс. Если история португальского правления на Цейлоне - это история почти непрерывных военных действий, посредством которых португальские капитан-генералы пытались добиться своей главной цели - полного завоевания Цейлона, то голландцы, с присущими им педантичностью и скрупулезностью, всякий раз подсчитывали свои прибыли и убытки, и когда последние грозили перевесить первые, без особых затруднений смиряли свою гордыню и заискивали перед сингальскими королями, их министрами и наместниками, стремясь выполнить свою главную цель - обеспечить прибыльную и бесперебойную поставку и экспорт корицы, как и других природных богатств острова.
Тот же практицизм отмечал и отношение голландцев к религии. Голландцы были ревностными протестантами, и на завоеванных у португальцев территориях в Азии стремились в первую очередь искоренить католицизм - религию своих европейских соперников, и довольно терпимо относились к туземным верованиям. В отличие от португальцев, они не были одержимы религиозным прозелитизмом и почти не пытались обратить в христианство сингальцев-буддистов и тамилов-индуистов; до тех пор, пока их цейлонские подданные оставались лояльными и выполняли возложенные на них повинности, вопрос их вероисповедания не особенно тревожил голландские власти.
Здесь следует подчеркнуть, что завоевание Цейлона, его колонизацию и последующую эксплуатацию его ресурсов осуществляло не напрямую государство, как это делала Португалия, а голландская Ост-Индская Компания (ОИК), уже при самом своем основании в 1602 г. получившая огромные полномочия в торговой и колониальной сферах, позволявшие считать ее настоящим "государством в государстве". ОИК могла вести войны, заключать союзы с туземными правителями, вербовать солдат и моряков, строить крепости, содержать в них гарнизоны, оснащать флоты, чеканить монету, назначать администрацию колониальных поселений и персонал торговых факторий (6). Начиная свою деятельность как коммерческая компания, ассоциация акционеров-пайщиков, ОИК волей обстоятельств за сравнительно короткий период превратилась в могущественную военную силу. Именно силами ОИК и по ее инициативе осуществлялись все голландские колониальные предприятия в Азии и Африке. Однако сам двойственный статус Компании - как "военного орудия" Нидерландов и как акционерного общества, деятельность которого в первую очередь была направлена на извлечение прибыли - в определенной мере сдерживал голландскую экспансию на Цейлоне. Кроме того, стратегия, выработанная "отцом-основателем" ОИК Яном Питерсзоном Куном в первой четверти XVII в., предполагала, что центр господства Компании в Азии будет находиться на Яве. Цейлону, как и голландским факториям на Малабарском и Коромандельском побережьях Индии, в стратегии ОИК отводилась периферийная роль (7). Не желая чрезмерно распылять свои ресурсы (и усвоив в этом отношении негативный опыт португальцев, чрезмерная "разбросанность" владений которых и невозможность оборонять их имевшимися в наличии ограниченными силами стала одной из причин их краха), голландцы ограничились установлением контроля над морским побережьем Цейлона и всячески избегали втягиваться в тяжелые и дорогостоящие кампании по завоеванию центральной части острова - сингальского королевства Канди - которые не могли принести им никаких ощутимых "дивидендов".
Таким образом, вся политика голландцев в период их господства на Цейлоне находилась под влиянием коммерческих интересов. Там, где португальцы без колебаний прибегали к мечу и насилию, голландские чиновники стремились действовать более гибко, применяя метод "кнута и пряника". С одной стороны, как совершенно правильно отмечает Теннент, они заискивали перед кандийским двором, поддерживая видимость того, что являются всего лишь вассалами сингальского монарха, терпеливо сносили разного рода оскорбления, тратили немалые средства на подкуп сингальских придворных и самих королей, шли на уступки по второстепенным вопросам, и всё это ради того, чтобы добиться своей генеральной цели - установления и сохранения монополии на эксплуатацию и экспорт природных богатств Цейлона, прежде всего, корицы. Для этого голландцы стремились отрезать королевство Канди от доступа к побережью и пресечь экспорт корицы (и других природных богатств Цейлона) через неподконтрольные им порты. С другой стороны, в тех случаях, когда сингальские правители наотрез отказывались идти навстречу "пожеланиям" голландцев, власти ОИК прибегали к более жестким мерам, например, организуя торговую блокаду Канди, чем причиняли ему серьезный ущерб. Сочетая оба этих метода, власти ОИК более или менее успешно проводили свою политику и добивались поставленных целей на протяжении целого столетия, пока глухое недовольство сингальских подданных из-за эксплуатации, которой их подвергала ОИК, не переросло в открытое восстание, которое не замедлили поддержать и король Канди. В этих обстоятельствах у голландцев, при всей их нелюбви к военным действиям, не осталось иного выбора, как нанести военный удар, организовав полномасштабную военную экспедицию под началом барона Люберта Ван Эка, с целью завоевания королевства Канди. Эта единственная попытка голландцев последовать по пути своих предшественников-португальцев закончилась, после первоначальных успехов, сокрушительным провалом, повлекшим за собой тяжелые финансовые и людские потери, после чего стороны были вынуждены вернуться к довоенному статус-кво.
Как и португальцы, голландцы оставили свой след в составе населения Цейлона. В этнической сфере голландское господство на острове способствовало появлению относительно немногочисленной, но достаточно влиятельной группы смешанного происхождения - ланкийских бюргеров. Голландские бюргеры были потомками европейских поселенцев (не обязательно голландцев, среди них встречались также немцы, французские протестанты, скандинавы и т.д.), как правило - гражданских служащих и вышедших в отставку солдат Компании, которые в рамках проводимой голландскими властями политики колонизации получали определенную сумму денег или участок земли для обзаведения хозяйством на подвластной Компании территории. (Впрочем, на Шри-Ланке они не проявляли особой склонности к фермерству и гораздо чаще становились содержателями таверн.) Колонисты женились на туземных женщинах или метисках из португало-сингальских семейств и "постепенно становились социальной опорой голландцев" (8). Вопреки распространенному представлению об особой нетерпимости протестантов к смешанным бракам, голландские власти не подвергали "бюргеров" какой-либо дискриминации. В настоящее время численность голландских бюргеров, живущих как на Шри-Ланке, так и в других странах Азии и Австралии, составляет около 40000 человек.
Голландские власти внесли также свой - и немалый - вклад в развитие сельского хозяйства и инфраструктуры Цейлона. И опять-таки, в отличие от португальцев, печально запомнившихся на острове в основном своими "entradas" (вторжениями), т.е. опустошительными карательными кампаниями и рейдами на сингальскую территорию, сопровождавшимися, помимо огромных человеческих жертв, массовым варварским сожжением деревень, уничтожением полей, кокосовых рощ, разрушением оросительных каналов и других материальных ценностей, рачительные голландцы, напротив, прилагали все усилия к улучшению и развитию сельскохозяйственного потенциала Цейлона. С этой целью, как показывает Пирис, они вновь вводили в сельскохозяйственный оборот заброшенные земельные участки, принимали меры по восстановлению ирригационных систем в засушливой северной части острова (на полуострове Джафна и в области Ванни), прокладывали каналы, заново населяли пустующие деревни, привлекая туда, среди прочего, опытных земледельцев-тамилов из Южной Индии, разбивали сады и плантации, производя эксперименты с высаживанием новых экспортных культур (например, кофейное дерево, табак, кардамон, сахарный тростник и т.д.). Разумеется, эти улучшения в сельском хозяйстве были продиктованы не заботой о повышении благосостояния местного населения - голландские колонизаторы были далеки от филантропических соображений, - а исключительно выгодами Компании, но независимо от субъективных своекорыстных мотивов, экономическая политика ОИК, несомненно, шла на пользу Цейлону и его населению в целом.
Голландцы не обошли стороной и сферу образования. В португальскую эпоху система образования на острове была сосредоточена исключительно в руках духовных орденов, прежде всего, иезуитов, которые обучали своих воспитанников лишь элементарным основам письма, чтения и катехизиса, да и их количество было ничтожно мало. Напротив, голландцы создали на подвластных им территориях достаточно широкую сеть приходских школ, способствуя распространению хотя бы начатков грамотности среди местного населения. К концу XVIII в. на острове функционировало порядка 80 школ. Обучение в них велось на местных языках - сингальском и тамильском, что, несомненно, было прогрессивным явлением (9). Некоторые одаренные туземные ученики даже продолжали образование в семинариях или университетах самой метрополии.
Наиболее весомый вклад голландцы за время своего правления на Шри-Ланке внесли в сферу права. "Римско-голландское право, которое сегодня служит общим законом страны, было введено голландцами во время их правления над побережьем острова. Первоначально применявшееся к бюргерам или голландским колонизаторам и сингальской элите, служащей голландскому режиму, оно было распространено британцами на всех сингальцев из низменных районов и другие этнические группы, у которых не было собственного права. Считается, что применение римско-голландского права, которое подчеркивало идеал моногамного брака и неприкосновенность частной собственности, оказало значительное влияние на трансформацию сингальского общества не только в низинах, но и в отдаленных районах страны, где традиционно преобладали местная сингальская правовая система" (10).
Таким образом, период голландского правления на Цейлоне, если рассматривать его с точки зрения жителей самого острова, несомненно, был более позитивным. Голландцы, в отличие от португальцев, проявили себя скорее как созидатели, а не разрушители, и, если не считать злосчастной экспедиции Ван Эка в 1766 г., были настроены на мирное сосуществование с независимым сингальским королевством, а не на его подчинение и уничтожение.
Но при всем желании избегать конфликтов, господство ОИК на Цейлоне столкнулось с серьезными проблемами, которые, в конечном счете, привели его к краху. "Раковой опухолью, разъедавшей Компанию, была коррупция ее служащих, воспринявших девиз ОИК: скорейшее обогащение любой ценой" (11). Для многих чиновников Компании низкооплачиваемая служба в ее заморских владениях была не более чем удобной возможностью нажить себе состояние за счет занимаемой должности. Цейлон в этом отношении ничем не отличался от других голландских колоний. Особенно серьезные и масштабные злоупотребления происходили в сфере экспортной торговли пряностями - той самой, которую так ревниво оберегала ОИК, объявив (как и португальская корона в XVI в.) своей монополией. Даже те голландские губернаторы, кто не был сам коррумпирован и искренне отстаивал интересы Компании, открыто признавались, что были бессильны справиться с незаконной торговлей, наносившей огромный урон доходам голландских пайщиков ОИК. Как отмечает шри-ланкийский историк С. Арасаратнам, "было прекрасно известно, что большая часть торговли Цейлона велась в частных интересах голландских чиновников. Чем больше пытались ее ограничить, тем больше рос объем незаконной частной торговли. То и дело возникали скандалы, в которых были замешаны высшие чиновники. Они даже занимались контрабандой корицы с острова, несмотря на строгие предписания против этого. Вести контрабандную торговлю арекой и тканями было еще проще в сотрудничестве со многими частными торговцами, которые приезжали из Индии. Торговля тканями была особенно прибыльной, ввиду монополии Компании на рынок сбыта на Цейлоне. Губернатор Беккер обнаружил, что в Галле главные чиновники образовали партнерство, которое они назвали "Малой компанией", чтобы вести незаконную частную торговлю тканями. Другим распространенным злоупотреблением была провозка товаров частным образом от имени отдельных чиновников на судах Компании... Много чиновников, служивших на Цейлоне, возвращались со службы, сколотив капитал главным образом незаконными способами" (12).
Другой тяжелой нагрузкой на бюджет колониальной администрации Цейлона стали военные расходы. Одна лишь кампания Ван Эка и неудавшаяся попытка завоевать королевство Канди пробили огромную брешь в финансах Компании. В то же самое время обострившееся во второй половине XVIII в. соперничество европейских держав в Индийском океане привели к необходимости укрепления портов Коломбо, Галле и Тринкомали, и размещения на острове дополнительных военных сил для внешней обороны. Не имея достаточных собственных контингентов, Компания была вынуждена обратиться к обычной для того времени практике привлечения целых наемных полков во главе с собственными командующими (полки Вюртемберга, Люксембурга и де Мерона). Но требуя для своего содержания больших финансовых затрат, наемники вовсе не горели желанием отдавать свои жизни за чуждые им интересы директоров и пайщиков ОИК. В результате при высадке на Цейлоне англичан в 1795 г. наемники почти сразу капитулировали и перешли на службу к новым завоевателям, что привело к практически бескровной капитуляции голландской администрации, после чего Цейлон подпал под колониальное господство третьей европейской державы - Великобритании.
(1) О начальном периоде голландского проникновения на Цейлон см. более подробно Anthonicz R.G. The Dutch in Ceylon. Vol. I. Early Visits and Settlement in the Island. Colombo. 1929.
(2) Талмуд Э.Д. История Цейлона. 1795-1965. М., 1973. С. 10.
(5) Tennent J.E. Ceylon; an Account of the Island Physical, Historical, and Topographical with Notices of Its Natural History, Antiquities and Productions. Vol. II. L., 1860. P.46-47.
(11) История Индонезии. Часть 1: Учебник. М., 1992. С. 211.
(12) Arasaratnam S. The Dutch Administrative Structure in Sri Lanka // Local Government in European Overseas Empires 1450-1800. P. 130.
Введение
Многие посетители из Европы, начиная с Саара из Нюрнберга (1647-1658), оставили записки о своем пребывании на Цейлоне во времена, когда остров находился под властью Нидерландской Ост-Индской Компании, и самые важные из их повествований переводились на английский язык и время от времени публиковались. Много информации содержится на страницах различных журналов, а важная серия из семи мемуаров, издававшихся с 1903 года ученым государственным архивистом и его способным помощником г-ном Антонисзоном, пролила много света на управление и политику Компании до 1740 года. Сэр Александр Джонстон, главный судья Цейлона с 1811 по 1819 год, оставил после себя ценную коллекцию рукописей, со многими из которых я получил возможность ознакомиться благодаря большой любезности г-на А. В. Винтера из Баддегамы. Кроме того, частные документы в сингальских Валаувах проливают интересный и личный свет на этот период. На основе этого материала был составлен настоящий сборник в надежде, что он предоставит среднему жителю Цейлона, который умеет читать по-английски, связный, достаточно точный и, возможно, небезынтересный рассказ о его стране во время ее перехода от средневековья к современности.
Эта книга является продолжением другой книги "Цейлон и португальцы", написанной для публикации в Англии. Хотя издание этой последней было отложено из-за военных условий, предполагается, что читатель знаком с ее содержанием.
Судейская палата, П. Э. П.
Джафна.
СОДЕРЖАНИЕ
ГЛАВА I
Заговор против Компании. Подвластная ей территория. Принципы администрации. Состояние страны. Сельское хозяйство. Новые отрасли. Отправление правосудия. Обращение в христианство. Ласкарины. Бюргеры. Межрасовые браки. Стремление к миру. Отношение Раджа Синхи. Британцы. Заговор против короля. Его провал. Ван Гунс как губернатор. Компания процветает. Французская компания. Наякер из Мадуры.
ГЛАВА II
Захват Арандоры. Посольство Бистервельта. Французы в Тринкомали. Граф де Ланероль. Взятие Бибилегамы. Климент Магеллиан. Дисава Теннекон. Амбанвела Рала. Любезность короля. Предательство Теннекона. Ванни. Лоуренс Пил в качестве губернатора. Политика компании. Раджа Синха и его подданные. Хангуранкета. Развлечения короля. Его отношение к религии. Его пристрастие к европейцам. Попытки держать его в хорошем настроении. Подобострастие Пила. Хендрик ван Риде. Отречение короля. Поминальная церемония.
ГЛАВА III
Вимала Дахам Сурья. Город Коломбо. Наваратна. Политика нового короля. Отношение Компании. Буддизм. Духовенство. Томас ван Ри. Чалии. Охота на слонов. Арека. Джафна. Чангарапиллаи. Характер тамилов. Посягательство на водоемы. Беспорядки в Джафне. Открытие портов. Рукоположение буддийского духовенства. Доброжелательное отношение двора. Администрация королевства. Военные меры. Раболепие Компании. Отправление правосудия. Корнелис Ян Симонс. Тесавамалаи. Смерть Вималы Дахам Сурьи.
ГЛАВА IV
Нарендра Синха. Закрытие портов. Реформы губернатора Беккера. Состояние государственной службы. Виджаявардхана Мудальяр. Поваренная соль и корица. Джафна. Заговор против короля. Проступок де Бевера. Дружелюбие короля. Огюстен Рампф. Торговые споры. Контрабанда. Чалиа. Дурное управление Вуйста. Верслюйс. Пилат в качестве комиссара. Правление Нарендры Синхи. Беспорядки. Реформа злоупотреблений. Суды. Ван Домбург. Беспорядки среди чалиев. Всеобщее недовольство. Беспомощность Совета. Левке Дисава. Прибытие ван Имхоффа.
ГЛАВА V
Шри Виджая Раджа Синха. Политика ван Имхоффа. Сельское хозяйство. Буддизм. Сарананкара. Сингальская литература. Религиозное возрождение. Католические миссионеры. Миссия в Пегу. Торговые споры. Контрабанда. Беспорядки. Миссия в Сиам. Вступление на престол Кирти Шри Раджа Синхи. Британцы. Религиозная политика короля. Восстановление священнической иерархии. Линдеран де Сарам. Правление Лотена. Ян Шрёдер.
ГЛАВА VI
Обзор администрации Компании. Классы ее подданных. Кумовство. Нечестность. Юридическое администрирование. Земельный совет. Португальский Томбо. Новый Томбо. Классы земель. Туземные чиновники. Взятки за их назначение. Их вознаграждение. Неправильное использование земель Компании. Земли Бадаведили. Подати Компании. Жемчужный промысел. Прочие морские доходы. Виджаявардхана. Кофе. Кардамон. Перец. Арека. Контрабанда. Кокосовые орехи и арак. Приют для прокаженных. Обращение в христианство. Гонения на язычников. Безразличие духовенства. Семинарии. Католические миссионеры. Сопротивление католиков. Критика духовенства. Безнравственность европейцев. Комиссия по вопросам школьного обучения. Образование под властью Компании.
ГЛАВА VII
Браки короля. Влияние Малабара. Думбара Рала и Компания. Охота за корицей. Последовательная подобострастность Компании. Дезертирство. Торговое соперничество. Нарастание более жесткой политики при дворе. Политика в отношении корицы. Тайная политика против короля. Отношение подданных Компании. Волнения среди них. Беспорядки. Заговор против короля. Он поддерживает бунтовщиков. Открытая война. Захват Матары и Ханвеллы. Партизанская тактика сингальцев. Компания стремится к миру. Письмо королю. Прибытие барона ван Эка в качестве губернатора. Миссия Пибуса. Описание столицы. Прием посла. Метод общения. Провал миссии.
ГЛАВА VIII
Оккупация Чилава и Путталама. Провал новой экспедиции. Дальнейшие приготовления. Иллангакон Маха Мудальяр. Новая кампания. Захват столицы. Нападение на Хангуранкету. Отступление ван Эка. Его смерть. Гарнизон взят в блокаду. Мойарт вызван из Джафны. Прибытие Фалька в качестве губернатора. Предпринятые им энергичные меры. Договор в Коломбо. Интриги Фалька. Ратификация договора. Цена войны. Проблемы с Тевера. Чилав. Путталам. Соляная промышленность. Баттикалоа. Джафна. План Муту Раджа Вела. Каналы. Возделывание земель чена. Посадка корицы.
ГЛАВА IX
Дисава и его обязанности. Политика в отношении мудальяров. Отношение к сингальским предрассудкам. Псевдо-бюргеры. Кастовые обязанности. Постановления о роскоши. Терпимость к буддизму. Католики. Волфс из Мекленбурга. Тамилы. Покупка титулов. Домашние обычаи. Посольство в Батавию. Возвращение Зуба Будды. Буддийское возрождение. Беспокойство Компании. Литература при дворе. Литература на Юге. Jeux d 'esprit ("Игры разума" (фр.)). Метрические диаграммы. Король и Компания. Поставка соли. Ванни. Британцы в Тринкомали. Хью Бойд. Смерть короля. Военные приготовления. Смерть Фалька. Абаясинха Маха Мудальяр. Договор с навабом. Британия и Соединенные Провинции. Волнения. Де Мерон в Сабарагамуве.
ГЛАВА X
Отношение компании. Развитие посадок корицы. Медали. Слабость сингальцев к медалям. Сельское хозяйство и ирригация. Водоем Гигантов. Канал Негомбо. Торговля арекой. Охота на слонов. Выращивание хлопка. Государственная служба. Положение сингальцев. Социальные изменения. Джафна. Сингальское королевство. Проблема обмена. Начало боевых действий в Европе. Отъезд ван дер Граафа. Британцы и торговля тканями. Вторжение в Нидерланды. Англичане захватывают Тринкомали. Роберт Эндрюс при дворе. Захват Джафны. Думбара Рала в Мадрасе. Приготовления в Коломбо. Полк де Мерона. Коломбо под угрозой. Положение голландцев. Неприятель перед Коломбо. Переговоры. Конец правления Компании.
Глава I
Занавес, упавший на последней многолюдной сцене средневековой мелодрамы, был снова поднят, чтобы показать изнутри то деловое учреждение, которое создали голландцы для того, чтобы восстановить некое подобие порядка. В Джафне против них был раскрыт заговор, и четырнадцать предполагаемых главарей были приговорены к смертной казни. Считалось необходимым вселить ужас в сердца недовольных, и осужденные были подвергнуты жестоким наказаниям; троих из них распяли на положенных на землю деревянных крестах, и после нанесения ударов ножом в шею и грудь им вспороли живот и извлекли внутренности; затем их сердца вырезали из груди и положили на рты, после чего отрубили головы и выставили на всеобщее обозрение на рыночной площади. Один иезуит был обезглавлен, а еще одиннадцать человек повешены, и их тела оставили разлагаться на виселицах. Совет принял резолюцию, выражавшую в письменном виде благодарность Всевышнему за победу, одержанную над португальцами, и 20 ноября 1658 года было объявлено особым днем благодарения и молебнов о Его дальнейшей помощи: любой, кто не соблюдал этот приказ, немедленно подвергался штрафу в размере 100 риксдолларов.
Территория, которой отныне владела Нидерландская Ост-Индская компания на юге Цейлона, простиралась от Маха Ойя до Валаве-Ганги, таким образом, включая в себя всю дисавани Матара и наиболее ценные части дисавани Сабарагамува, Четырех коралов и Семи коралов, которые когда-то напрямую управлялись из Котте. На суше ее границы были отмечены фортами Ситавака, Ангуруватота и Катувана. На севере все королевство Джафнапатнам, включая Манар, и простирающееся приблизительно до границ Тринкомали, признавало власть Компании, которая, однако, лишь слабо ощущалась в землях Ванни. Река Бентара разделяла сингальские округа, при этом северная часть была передана дисаве с резиденцией в Хулфтсдорпе, за пределами форта Коломбо, а южная - коменданту в Галле, которому подчинялся дисава Матары. В Джафне был свой комендант; в административной иерархии он занимал следующее место сразу после губернатора, который жил в Коломбо; последнего назначало Верховное правительство в Батавии, и ему помогал Политический совет, состоявший из высших должностных лиц на острове. Исполнительные функции выполнялись государственной службой из шести классов, носивших различные звания, связанные с торговлей, такие как "koopman" (купец (голл.)) и "onderkoopman" (младший купец (голл.)). Были организованы советы по отправлению правосудия и распространению образования и христианской религии среди жителей страны; и созданы сиротские приюты и богадельни для помощи нуждающимся среди самих голландцев. Принципы, если их можно было так назвать, которыми руководствовались португальцы в своем дурном управлении оккупированными территориями, были отвергнуты методичными голландцами. Компания сумела создать свое поместье, - правда, находившееся в запустении и лишенное надлежащей заботы, но с большими возможностями и скрытыми ресурсами; теперь они должны были разрабатываться при терпеливом ведении хозяйства и с разумным учетом благополучия местных жителей.
Дела действительно находились в плачевном состоянии. От Негомбо до Валаве-Ганги местность была в значительной степени пустынной и безлюдной; некогда плодородные районы рисовых полей лежали заброшенными, их плотины и каналы были разрушены, а огромные водоемы зияли брешами и были бесполезны. Густой тропический лес рос на месте многих счастливых деревень, которыми любовался в 1505 году Лореншу де Алмейда с борта своего корабля. Даже на дороге вдоль южного побережья паслось столько диких слонов, что она представляла опасность для путешественника, и, даже по самым оптимистическим оценкам, население не превышало 350 000 человек, хотя округ Галле в этом отношении несколько более густо населенным, чем Коломбо. В то же время население Джафны насчитывало 120 000 душ.
Таким образом, вопрос первостепенного значения состоял в том, чтобы страна окупала свои расходы, а не истощала ресурсы Компании, и были предприняты энергичные меры по достижению этой цели. Пришлось увеличить запасы продовольствия, поэтому Компания начала выращивать рис за свой счет. Несколько тысяч тамильских рабов были завезены из Южной Индии, и после того, как их заклеймили клеймом Компании, отправлены возделывать заброшенные рисовые поля; даже работа по укреплению Коломбо считалась второстепенной по сравнению с этим актуальным вопросом. Бедность и долги настолько сильно повлияли на жителей деревни, что многие были вынуждены продать себя в рабство; поэтому было принято постановление, запрещавшее покупать или брать в залог последнее имущество любого лица, которое было необходимо для его пропитания. Были отданы инструкции по ремонту Каттакараи, водоема, некогда снабжавшего водой богатую провинцию Мантота и который, как и многие сотни других, теперь лежал в руинах; его размеры были настолько огромными, что голландцы называли его "Водоем Гигантов" и ожидали, что одних только земель, которые может орошать его вода, будет достаточно, чтобы прокормить весь Север. Шлюзы реки Мусали необходимо было поддерживать в надлежащем порядке, чтобы сохранить водоснабжение, и тамилы полуострова, несмотря на их сильные предрассудки, вынуждены были поселиться в Пунарине и заняться земледелием. За многочисленными колодцами, которые всегда представляли такую ??яркую черту засушливого тамильского королевства, следовало заботиться, а вместо крупного рогатого скота, павшего от болезней или забитого для удовлетворения потребностей солдат-европейцев, были завезены новые стада из Индии.
Другие отрасли хозяйства также не остались в небрежении; из Бенгалии были завезены шелковичные черви, и предпринята попытка начать систематическое выращивание индиго, который находили в дикой природе в некоторых частях острова. Поощрялось выращивание хлопка, а ткачей и красильщиков переманивали с побережья Короманделя, чтобы конкурировать с торговлей, которая составляла такой важный источник тамошних доходов. В целях защиты отечественной промышленности на импортный табак были введены высокие таможенные пошлины; в то время как местный монетный двор выпускал в достаточном количествах медные монеты, которые, хотя и были самыми грубыми, когда-либо виденными на Цейлоне, устраняли одну из основных помех на пути торговли. Однако вряд ли можно было ожидать успеха от этих мер, если бы голландцы не были уверены в искреннем сотрудничестве со стороны туземцев. Тщательное отправление правосудие было вопросом величайшего значения, и голландцы испытывали инстинктивное уважение к закону. Был введен под названием "Статутов Батавии" сборник указов (Placaard) и постановлений, подготовленный Метсёйкером (который после того, как покинул Галле, стал генерал-губернатором), но опытные сингальцы неизменно присутствовали на судебных заседаниях ландраада, которые в основном занимались разрешением земельных споров, чтобы следить за соблюдением всех древних обычаев. Дисава продолжал осуществлять общую и отеческую юрисдикцию в отношении более мелких дел.
На севере португальские чиновики были заменены тамилами, четыре мудальяра были размещены в четырех провинциях полуострова. Особое внимание было уделено кротким и услужливым веллалам, и распространение среди них новой религии осуществлялось без всякой необдуманной спешки. Христианство, которое оставили после себя португальцы, было, в сущности, номинальным по своему характеру и состояло лишь из способности произнести несколько молитв и креститься; действительно, несколько христиан уже обратились за разрешением вернуться к их индуистским обрядам. Таким образом, все должны были обучаться религии, и детей заставляли ходить в школу, чтобы подготовить их к принятию в лоно реформатской церкви. Все были обязаны посещать церковную службу и слушать длинные проповеди энергичного Филиппа Балдеуса и его сотрудников, а отсутствующих наказывали штрафами, которые шли на выплату жалования учителям. Вскоре стало известно, что результаты этих попыток обращения были столь же обескураживающими, как и у португальцев. "Тесаваламай", или обычное право страны тамилов, был оставлен в качестве основы для судебных решений до тех пор, пока он казался созвучным разуму, а все существовавшие в нем недостатки устранялись за счет голландского законодательства. В то же время практика детских браков не поощрялась: дочери голландцев выходили замуж только в возрасте двенадцати или тринадцати лет.
В зарплатных ведомостях Компании числилось около двух тысяч сингальских ласкаринов, и всем им были розданы для содержания земли бадаведили, которые теперь называются аккомодессан. Эти люди все еще продолжали подчиняться приказам дисавы, Пьер дю Пон был первым, назначенным на эту должность в Коломбо. Обязанности дисавы были самыми разнообразными; он отвечал за армию за пределами форта, за содержание дорог и осушение болот, за развитие сельского хозяйства и за общее благополучие своего района. Также ожидалось, что он будет присматривать за тем, чтобы на внешних форпостах каждое утро и вечер читал молитвы хорошо подготовленный младший офицер. Даже мелкие детали были предметом регулирования: были установлены твердые цены на продукты питания, и назначены надзиратели для наблюдения за базарами и рынками. Только благочестивые люди, регулярно посещавшие богослужения, могли получить лицензию, разрешавшую им работать пекарями. Компания не оставляла без внимания необходимость надлежащего содержания собственного персонала. Класс бюргеров, представляющих свободных европейских поселенцев, не находившихся на службе у Компании, должен был поставлять как можно больше кадров; им были предоставлены щедрые земельные наделы с правом свободной торговли во всех поселениях; и по возможности их предпочитали местным жителям при назначении на чиновничьи должности.
Только бюргерам была предоставлена ??привилегия содержать лавки в ущерб их энергичным соперникам - маврам, дальнейшее поселение которых в стране было запрещено. Тем маврам, которые проживали в стране в течение длительного времени, было разрешено остаться, но их занятия ограничивались сельским хозяйством и судоходством. В то же время индийских мавров поощряли посещать порты острова со своими товарами.
Частота, с которой солдаты Компании женились на местных женщинах, была причиной некоторого беспокойства; поэтому было решено, что такие браки не должны разрешаться, если священнослужитель не готов удостоверить, что предполагаемая невеста исповедует христианскую религию. Этих жен заставляли посещать церковные службы один раз в неделю под угрозой прекращения выплаты жалования их мужьям, а дочери, рожденные от таких браков, должны были находиться под тщательным присмотром, чтобы обеспечивать женами следующее поколение. Было очень трудно удержать голландцев трезвыми, и сделана попытка варить слабоалкогольное и полезное пиво из рисового зерна. "Это кажется необходимой мерой, - писал ван Гунс, - потому что мы находим - помоги нам Бог! - что наших мужчин нельзя заставить воздерживаться от пьянства".
Но самым необходимым условием для успешного выполнения новой схемы управления и достижения мира Компании был мир, и чтобы его получить, Компания готова была заплатить практически любую цену. Численность армии была установлена ??на уровне 2000 европейцев в дополнение к местному ополчению, соблюдалась строгая дисциплина, были даны инструкции по укреплению всех крепостей, а на границах держали бдительную стражу. Вожди Ванниа удостоились особого обращения; португальцы удовольствовались тем, что оставили их в покое в их дебрях, при условии, что они будут ежегодно платить дань в виде определенного количества слонов вместо десятин и налогов, которые взимались с остальных жителей Севера; было сочтено удобным продолжать эту политику до тех пор, пока не представится подходящая возможность для их полного подчинения. Компания опасалась, что любые строгие меры могут побудить их броситься в объятия короля, в то время как их можно было использовать в качестве шпионов за сингальцами, в основном с помощью погонщиков-тавалам, которые вели активную торговлю между владениями короля и Джафной. Однако не все они были одинаково благодушны; и главного из них, Кайлу Ваннию из Панангамана, нельзя было убедить принять приглашение ван Гунса явиться к нему; излюбленная политика, которую впоследствии проводили власти Компании, заключалась в разжигании зависти по отношению к нему среди остальных ванниа. Было также дано указание, что с веддами, живущими на границах Ванни, следует обращаться дружеским образом на случай будущих чрезвычайных ситуаций.
Единственным неподдающимся учету фактором был характер короля, который все еще бушевал от ярости, как тигр в клетке. Он поклялся никогда больше не доверять слову купцов, которые его перехитрили, и все же он был благодарен людям, изгнавшим португальцев, разоривших его страну. Поэтому он не только оставался пассивным во время последнего эпизода португало-голландской борьбы за Цейлон - осады Джафны, но даже написал Ван Гунсу в ноябре 1658 года, чтобы выразить свою глубокую признательность за услуги последнего. Он больше не был королем только Канда Уда Рата, Страны над горами, но королем Синхале, страны сингальцев, включавшей почти половину Пата Рата или Нижней страны, которая принадлежала Котте. Его подданные влачили жалкое существование. Их бедность была настолько вопиющей, что детоубийства стали шокирующе частым явлением. Строгость, с которой король запретил любую торговлю с Компанией, вынудила их ограничить свои зарубежные сношения портами Путталам и Коттиар, и они не могли больше полагаться на эту меновую торговлю, благодаря которой прежде удовлетворяли столь многие свои потребности. Их невзгоды усугубились, когда в мае 1659 года голландский гарнизон был размещен в старой португальской церкви в Калпитии, которая контролировала торговлю в Путталаме. Густым лесам было позволено расти не только на его границах, но они разделяли различные провинции, и единственное средство сообщения с внешним миром состояло из узких проходов, которые строго охранялись и закрывались "воротами" из толстых колючих веток, называемыми Кадавату. Среди людей было много недовольства, и король понял, что его популярность идет на убыль. Однако он был слишком поглощен своими обидами, чтобы заботиться о благополучии своих подданных. Заговор с целью его отравления, который был недавно обнаружен и покаран со страшной суровостью, заставил его подозревать всех, и любой подданный, чье влияние, богатство или успех привлекал его внимание, без колебаний устранялся.
Политика, проводимая голландцами, заключалась в том, чтобы любой ценой держать его в хорошем настроении, и их отношение к нему было почтительным, вплоть до подобострастия. К нему неоднократно отправлялись посольства с подарками в виде редких животных и других диковинок, которые он ценил, но ни одному из этих послов король не позволял вернуться. Его увлечением было собрать идеальную "коллекцию" из представителей разных европейских народов, посетивших его владения. Таким образом он собрал большое количество португальцев, голландцев и англичан, в числе которых был Роберт Нокс, взятый в плен в Коттиаре в 1630 году, результатом долгого пребывания в плену которого стало, пожалуй, самое ценное описание жизни сингальцев, написанное иностранцем.
У голландцев были причины для беспокойства: туча, которой суждено было окончательно затмить их господство, уже достигла берегов Цейлона. Последние двадцать лет суда британцев и датчан не были чем-то незнакомым в гавани Коттиара, предоставлявшей такие возможности для их ремонта, которых нельзя было найти ни в одной из индийских гаваней. Сингальцы хорошо относились к иностранцам и позволяли им свободно путешествовать вглубь острова, так что они получили возможность ознакомиться с состоянием страны. Еще в 1658 году директора британской компании в Лондоне получили письмо от одного из своих офицеров, в котором говорилось о желательности создания фактории в Калпитии, чтобы обеспечить себе долю в торговле острова, и этот вопрос получил большой стимул благодаря договору от июня 1661 года, регулирующему условия брака Карла II с португальской инфантой. В нем предусматривалось, что, если одна из договаривающихся сторон сумеет завладеть островом, Коломбо будет отдан Португалии, а Галле - Англии, а торговля корицей разделена между ними. В том же году британские директора приказали направить к Радже Синхе посольство для получения разрешения на строительство фактории и обеспечения доли в торговле корицей, и эти предложения нашли весьма благоприятный отклик у короля.
Голландцы были очень взволнованы этими известиями. В Коттиар были отправлены войска, но вскоре вернулись в результате вспышки болезни; были также предприняты шаги по укреплению Пойнт-Педро. Дон Жуан де Коста, который был их главным советником в отношении переговоров с сингальским двором, настаивал, что англичане и португальцы действовали там согласованно и что следовало ожидать нападения на восточное побережье или на Манар. Сэр Эдвард Винтер, британский агент в Мадрасе, ясно объявил, каковы намерения его компании, и был предупрежден, что вследствие существующих договоренностей между голландцами и королем любое вторжение будет рассматриваться как недружественный акт.
Однако обе нации стремились уговорить короля освободить своих европейских пленников, и их послы появились при дворе в 1664 году. Король находился в Ниламбе, где он тогда проживал в течение долгих промежутков времени для поправки здоровья. Он довел недовольство своих подданных до опасной степени, помешав празднованию их величайшего праздника, Перахеры в этом году, но европейцы нашли его в более благодушном настроении, чем обычно. Английских пленных собрали из разных частей страны, где они проживали, и сообщили, что король рад их освободить, а затем их пригласили поступить к нему на службу. Они колебались, и им предоставили время до следующего утра, чтобы принять окончательное решение.
Тем временем назревал заговор с целью убить короля и посадить на трон его сына. Пугающая комета, которая появлялась в небе на несколько дней, наполнила умы всех людей мрачными предчувствиями. В ночь на 21 декабря, когда пленники были освобождены, двести вооруженных людей собрались в Ниламбе и напали на стражников, стоявших у ворот дворца; большинство из них были убиты, не успев опомниться от неожиданности, а некоторые бежали внутрь дворца и присоединились к королю. Заговорщики преследовали их и заняли дворец. Король с горсткой верных ему людей оказался прижат к стене. Старый воин не разучился владеть оружием, и величие его полубожественной особы внушало страх недовольным, которые не могли набраться достаточно храбрости, чтобы штурмовать это место. В результате на следующее утро король, охраняемый своими людьми, совершил вылазку и, гоня перед собой слонов, чтобы проложить дорогу в джунгли, бежал в цитадель Галауда за Хангуранкетой, в пятнадцати милях от него. Дома сторонников короля были быстро разграблены англичанами, а затем основная масса восставших, число которых значительно увеличилось, поспешила в Сенкадагалу, где жил принц с королевой; они взяли с собой англичан, которых они, в свою очередь, пытались привлечь на свою сторону, хотя и безуспешно.
Повстанцы объявили, что Раджа Синха свергнут с престола вследствие его дурного управления. Они обвинили его в грубых нарушениях международного права при задержании послов иностранных правительств и аресте тех из их подданных, которые прибыли в его страну. Они заявили, что его мстительная политика подорвала торговлю его подданных, а его жестокость была источником опасности для жизни каждого. Соответственно, они провозгласили принца королем в его покоях. Последний, однако, не проявил никакого энтузиазма по поводу этой нежеланной почести. 25 декабря был назначен поход на Хангуранкету, чтобы схватить беглеца, но тем временем принц в сопровождении любимой сестры Раджи Синхи бежал к королю. Среди мятежников возникло замешательство. Некоторые в панике и в такой спешке бежали домой, что дворы дворца были усыпаны монетами, которые они принесли с собой и которые англичане поспешили собрать. Другие начали ссориться между собой; в то время как один знатный вельможа объявил себя сторонником короля и захватил столицу от его имени. С трепетом было отмечено, что в ночь на 21-е число хвост кометы повернулся в противоположном направлении.
Восстание окончилось, и король без труда восстановил свою власть над страной. Повстанцам пришлось жестоко поплатиться за свою опрометчивость; пытки и конфискация имущества были не самым малым из наказаний, которым их подвергли. Несколько буддистских священников, заподозренных в соучастии и принадлежавших к одним из лучших семей страны, были казнены, а их тела брошены в реку. Принц исчез, и долгие годы ни голландцы, ни подданные его отца не могли выяснить, что с ним случилось.
Способный, но высокомерный ван Гунс, который в качестве верховного комиссара в течение некоторого времени не мог работать в гармонии со степенным ван дер Мейденом и который был вынужден дать понять властям в Батавии, что губернатор нашел бремя административных обязанностей слишком тяжелым для своих лет, сам был назначен преемником последнего в сентябре 1662 года. Внутренние распри среди сингальцев были восприняты голландцами с несомненным удовлетворением, особенно после того, как между Соединенными Провинциями и Англией разразилась война. Действительно, их превосходительства в Батавии даже письменно выразили благочестивое мнение о том, что восстание сингальцев было "даром свыше".
Король из-за своего общего недоверия к своим подданным бросился в объятия Компании. По его просьбе отряд голландцев был отправлен в Сабарагамуву и занял большую часть этого округа, а также Трех и Четырех Коралов, в то время как в Руванелле был построен форт, а португальская церковь в Сабарагамуве укреплена. В сентябре 1665 года дю Пон поспешил в Тринкомали, когда до него дошел слух о том, что англичане предполагают захватить этот город и построить там еще один форт. Власти Батавии колебались, так как расширение подвластной территории не соответствовало их политике; но настойчивость ван Гунса взяла верх, и они одобрили то, что он сделал, тем более, что их убедили, что оккупация Руванеллы отдаст в их руки значительную часть торговли арекой из Калпитии в Коломбо. Далее они согласились, что Калпития и Негомбо должны быть надлежащим образом укреплены, а Чилав, который все еще находился в руках короля, должен быть захвачен. В то же время, некоторые небольшие пошлины на ареку были переданы королю, чтобы он и дальше сохранял свое дружественное отношение к голландским интересам.
Дела компании в это время могли считаться процветающими. Первый промысел жемчуга был проведен ван дер Лааном в 1666 году, когда в нем приняли участие 400 лодок. Было подсчитано, что к месту ловли собралась толпа из 200 000 человек, и, поскольку всю питьевую воду приходилось набирать из одного резервуара, он вскоре был заражен, и вспыхнула болезнь, за шесть недель унесшая жизни 1500 человек. В июле того же года отлов девяноста шести слонов в одном краале добавил значительную сумму доходов, в то время как попытки ван дер Лаана увеличить выращивание риса окупились сторицей. Действительно, зерна было так много, что возникло беспокойство, как бы суда, которые привозили его из Индии, а на обратном пути увозили слонов, не перестали приходить на Цейлон, и поэтому было решено все больше и больше передавать выращивание риса в частные руки.
Положение британцев в Мадрасе также было таково, что принесло удовлетворение голландцам, поскольку в 1665 году Винтер с помощью военных сместил своего преемника с должности и узурпировал верховные полномочия; поскольку такое положение вещей продолжалось до 1669 года, внутренние проблемы не позволяли британцам вмешиваться в деятельность Компании на Цейлоне. Однако некоторую обеспокоенность вызвало открытие, что в 1667 году король отправил послов в Мадрас. Голландцы схватили этих людей и отправили обратно, но примерно в то же время король получил письмо от Франсуа Каррона, покорителя Негомбо в 1643 году. Теперь он перешел на службу к французам и был назначен директором могущественной французской Ост-Индской компании, которая была учреждена в 1664 году при содействии Людовика XIV. Компания предполагала основать поселение на Цейлоне, и теперь Каррон написал, чтобы сообщить Радже Синха, что Людовик намеревается в ближайшее время отправить к нему дворянина с подарками. Это, несомненно, привело в восторг короля, который в то же время был раздражен осторожным продвижением голландцев к Арандоре, сцене стольких сражений в португальские времена, в которой они разместили свой гарнизон. Вскоре большое войско сингальцев было направлено против них и наблюдало за их передвижениями, в то время как в октябре 1668 года сингальцы изгнали голландцев из более отдаленных округов дисавани Сабарагамува.
Компания, однако, опасалась быть втянутой в военные действия, поскольку, хотя война с англичанами окончилась, у нее было серьезные осложнения с туземными властителями Южной Индии. Один из них, великий Наякер Мадуры, еще в 1644 году дал им разрешение на строительство фактории в Каялпаттанаме, и когда четырнадцать лет спустя Тутикорин был захвачен у португальцев, Компания унаследовала права последних на так называемые Семь Портов, промысел жемчуга и раковин-чанка в Тутикорине, а также контроль над христианами-парава, которые поставляли ныряльщиков. Договор, заключенный в 1660 году между Наякером и Ван дер Мейденом, подтвердил приобретенные таким образом права Компании, в то же время подчеркнув обязанность парава Жемчужного побережья по уплате таких же взносов правительству Наякера, какие они платили раньше при португальцах. Рамнад образовал южную часть побережья Мадуры и управлялся Тевером, вассалом Наякера и Хранителем Священного Храма Рамешварам. С ним был заключен отдельный мирный договор, текст которого был выгравирован на медной пластине.
Все эти интересы в Южной Индии находились в ведении губернатора Цейлона, и ван Гунс вознамерился обратить парава в реформатскую церковь. Это вызвало сильнейшее сопротивление со стороны католического духовенства, в результате чего многие из них были изгнаны из сферы влияния Компании. Регент Наякера не сочувствовал политике Компании и предоставил убежище священникам, которые обосновались среди соседних язычников и продолжали оказывать свое старое влияние на парава, которых в то же время сильно притесняли агенты Наякера. Они были обложены большими поборами; но Компания, хотя и обнаружила, что ее торговле чинят серьезные препятствия, боялась самоутвердиться и была вынуждена прибегать к взяткам и мольбам, чтобы обеспечить себе право на самые мелкие дела. Маниагар, или откупщик налогов Наякера, мешал ее служащим рубить дрова для собственных нужд; ее письма часто перехватывались; плотникам запрещалось работать на ее судах; ремонт на ее фактории в Тутикорине был остановлен; с крупного рогатого скота, отправляемого в Коломбо, взимались дополнительные пошлины; а развитие ткацкой промышленности, несмотря на ее стимулирование, затруднялось из-за взимания огромных податей с ткачей.
В то время, когда флот Голландии сжигал флот короля Карла в Чатеме, Компании пришлось увидеть, как ее главный резидент Хендрик ван Риде, вынужден платить дань, ее судьи выпороты и оштрафованы Маниагаром, и голландцев отчитывали за то, что они осмелились ездить верхом на лошадях. Была сделана попытка подкупить власти, но к ван Риде, присланному с дорогим подарком, отнеслись с крайним оскорблением. Несколько членов его миссии были избиты, флаг компании брошен в грязь, никакого ответа на письмо, которое они привезли, не было, и посланнику не было дана прощальная аудиенция. Раболепное отношение Компании увеличило высокомерие Маниагара, и после ловли жемчуга 1668 года главный патангатин Манара был арестован, избит и ограблен. Колодцы Тутикорина были взяты под охрану, и голландцы и христиане не могли брать из них воду. Одного голландца, у которого хватило смелости сделать это, приволокли к Маниагару и заставили поклониться ему на коленях. Даже попытка установить ограду вокруг помещений Компании была властно пресечена. В результате в скором времени торговля почти прекратилась, и Компания стала объектом насмешек на побережье.
Власти Коломбо, однако, не удалось убедить принять решительные меры, они лишь умоляли своих агентов выполнять все требования; как следствие, были произведены новые реквизиции в отношении добычи жемчуга, и стянуты вооруженные силы, чтобы угрожать Тутикорину. Ныряльщики были встревожены; в 1669 году промысел не велся; и, наконец, Компания решила применить силу и начала боевые действия, хотя и с явным нежеланием.
ГлаваII
Раджа Синха, чья королева происходила из царствующей семьи Мадуры, был хорошо осведомлен о происходящем; несомненно, он также знал, что англичане снова вступили в борьбу за долю в торговле корицей, и настаивал на том, что Коттиар был свободным портом, где они имели право покупать ценные пряности. Ему нечего было бояться своих подданных, чей дух был полностью сокрушен, и его отношение к голландцам стало отмечаться растущим высокомерием. Чтобы умилостивить его, ему были предоставлены определенные права на судоходство в Коломбо и Галле, но тем не менее в октябре 1670 года он напал и захватил форт в Арандоре, возведение которого он так и не простил, и увел в плен весь его гарнизон. Голландцы возмутились, настаивали на освобождении своих людей, угрожали расправой и закрыли порты Баттикалоа, Коттияр и Калпития. Король остался равнодушным, но когда Хендрик Драак, посланный послом в 1663 году и задержанный им, умер, его тело в сопровождении некоторых голландцев было отправлено в Коломбо с самой пышной церемонией для погребения. В течение многих лет ни один голландец не осмеливался отправиться послом в королевские владения, но в конце концов был найден солдат по имени Хенрикус ван Бистервельт, готовый выполнить опасную миссию.
Выехав из Коломбо 21 февраля 1671 г., Бистервельт был принят королевскими офицерами в Ситаваке и торжественно препровожден в Хангуранкету, потому что король так и не вернулся в Сенкадагалу после восстания. Недавно был раскрыт еще один заговор с целью отравить короля, и виновные повара и другие дворцовые слуги были посажены на кол, повешены или брошены под ноги слонам. Раджа Синха поэтому был дружелюбно настроен по отношению к голландцам, которые, со своей стороны, были готовы до предела заискивать перед ним. Посол внес письмо Компании во дворец, положив себе на голову на золотом подносе, и приветствовал короля смиренными земными поклонами, которые восточный этикет требует от подданных короля. Поэтому ему был оказан радушный прием. Король тепло выразил свое уважение голландцам и пообещал вернуть недавно захваченных им пленников, а также отправить назад задержанных им предыдущих послов. Однако он пожаловался на закрытие портов, и Бистервельт поспешил успокоить его старой формулой, что все это было сделано для лучшей защиты его королевства, а также для наказания тех предателей короля, которые были ответственны за недавние враждебные действия.
Бистервельт был назначен Мохоттиаром короля и получил в дар серебряную чернильницу, песочные часы, стило и нож, которые обычно вручались таким офицерам. Также ему подарили меч, золотую цепь, перстни и другие драгоценности, и подобострастие Бистервельта дошло до того, что он носил присланный ему комплект сингальской одежды в своих покоях на собственной голове. Еда ему ежедневно доставлялась из королевской кухни, его жилище охранял сам Удапалата Дисава, офицер, находившийся в большой милости у короля и, как говорили, спасший ему жизнь во время восстания, и его приглашали на многочисленные аудиенции. Но хотя в таком положении проходил месяц за месяцем, ничего существенного сделано не было. Было ясно, что какими бы ни были чувства самого Раджа Синхи, его Совет был яростно враждебен к голландцам и не поколебался в присутствии посла настаивать на объявлении войны Компании. Король воскликнул, что он никогда этого не допустит, но проницательный датчанин, находившийся при дворе двадцать один год, язвительно заметил, что Компания всегда льстила людям в лицо, но клеветала в спину. Бистервельт, который по образованию не был дипломатом, был вне себя от ярости; он заявил, что, если задержанные послы не будут отправлены обратно, все королевство окажется в блокаде; он вызвал королевских советников на поединок и, наконец, потребовал, чтобы ему разрешили вернуться. Ему холодно сказали, что он может это сделать, и позволили уйти; после некоторой задержки он отправился в обратный путь и, когда 29 октября прибыл в Коломбо, одетый во все атрибуты сингальского чиновника, он удостоился радушного приема и сердечных поздравлений Совета.
Тем временем ужасная буря обрушилась на Соединенные Провинции Голландии и угрожала самому их существованию. Людовик XIV по тайному договору, заключенному в Дувре в мае 1670 года, купил услуги распутного Карла II, который все еще позорил английский престол, и объявил войну Республике; но голландцы, возглавляемые молодым Вильгельмом Оранским, встретили опасность с неукротимым мужеством, которое всегда характеризовало этот народ в моменты испытаний. В марте 1672 года большой французский флот под командованием адмирала де ла Хэй, с которым был неугомонный Франсуа Каррон, появился в Тринкомали и захватил остров у входа во внутреннюю гавань. Затем ко двору было направлено посольство и дружелюбно принято Раджа Синхой, который подарил всю бухту французам, после чего адмирал занял Коттиар, который покинули голландцы. Следом на сцене появился флот последних, в то время как королевские войска собирались на побережье. Однако в рядах французов вспыхнула болезнь, и 9 июля де ла Хэй отплыл, оставив гарнизон в Коттиаре. Вскоре он был вынужден сдаться голландцам, в то время как французский флот с трудом ушел на Коромандельское побережье.
Перед отъездом де ла Хэй отправил ко двору нового посла, графа де Ланароля, дворянина-гугенота. Выбор был неудачным, поскольку граф, несомненно, противопоставляя великолепие величайшего двора в Европе убожеству того, к которому он был приписан, держался с такой степенью высокомерия, которая вряд ли могла способствовать облегчению хода переговоров. Он выехал верхом из Коттиара и, прибыв в Хангуранкету, настоял на том, чтобы проехать мимо дворца, несмотря на возбужденные протесты сингальских придворных, ужаснувшихся нарушению этикета. Король, однако, не обратил на это внимания, и дал послу аудиенцию. Де Ланароля провели во дворец ночью с обычным церемониалом, но он был так раздражен задержкой с его представлением королю, что повернулся спиной и вернулся в свои покои. Король пришел в ярость и приказал наказать посла и его свиту, чтобы научить их поведению, которого следует придерживаться в отношениях с восточными монархами. Посла держали в цепях шесть месяцев, и члены его свиты, нервничая по поводу последствий высокомерного нрава своего главы, умоляли содержать их отдельно от него. Поэтому их приняли на службу к королю, и трем из них поручили ухаживать за его любимой лошадью, в то время как остальным было разрешено поселиться в городе, где они зарабатывали на жизнь, как и многие португальцы, которые там тоже находились, путем перегонки араки и открытия таверн.
Де Ла Хэй так и не вернулся, и де Ланароль был впоследствии помилован королем, который назначил его одним из своих мохоттал, и он женился на сингальской даме при дворе. Их потомки были хорошо известны в разных частях острова.
Эти события очень взволновали голландцев. Они опасались, что мир, к которому они так упорно стремились, все-таки будет нарушен, и поспешили укрепить гарнизоны своих застав. На юге велись боевые действия, но Раджа Синха хранил спокойствие до 1675 года. В апреле того же года ван Гунс передал свою должность сыну Рейклофу ван Гунсу-младшему, который родился в Батавии. Четыре месяца спустя сингальская армия появилась перед фортом, воздвигнутым Компанией в Бибилегаме, и осадила его. Вскоре им удалось отрезать гарнизон от снабжения водой, а затем собрать огромную груду хвороста, которую они подтолкнули к самым стенам, угрожая сжечь весь форт. О дальнейшем сопротивлении не могло быть и речи, и девяносто голландцев и их четыре пушки с триумфом были доставлены Радже Синхе. К первым относились со всем любезностью, и было предпринято несколько попыток убедить их командира поступить на королевскую службу, а орудия были установлены на покрытых богатой резьбой лафетах и оставлены во дворце в качестве трофеев победы.
В Коломбо это нападение вызвало большое беспокойство, поскольку, как сообщалось, сингальцы угрожали Руванелле. Клемент Магеллиан, чалия выдающейся храбрости и неординарных способностей, который был отправлен в корал Белигал, был оставлен своими людьми во время стычки и убит, а его отрубленную голову доставили в качестве трофея королю. Этот человек получил образование у португальских священников и в 1663 году был назначен Маха Виданом над своей кастой вместо Антони Мендиса. Он попытался собрать отряд ласкаринов среди своих сородичей, но попал под подозрение в ведении изменнической переписки с королем, и его предали суду. Он был с честью оправдан и в качестве компенсации назначен мудальяром над всеми ласкаринами из касты чалия, в то время как они завоевали такую ??репутацию в военных действиях против короля, что ему было разрешено увеличить число этих ласкаринов до пятисот человек; однако они подвели его в час нужды. Его смерть стала большой потерей для Компании.
Теннекон, в то время Дисава Семи Коралов, кружил возле Калпитии со своими людьми. На юге дисавани Матара подвергалась угрозе со стороны Сабарагамувы. Говорили, что Баттикалоа восстал, а Арипо, владение которым имело такое значение для защиты мест ловли жемчуга, находился в опасности из-за беспокойства Кайлы Ванниа, действовавшего совместно с Теннеконом. Военные действия свели на нет всю работу, которую Компания столь терпеливо выполняла в мирные годы, и гарнизоны были поспешно выведены с находящихся под угрозой форпостов.
За несколько лет до этого в Семи Коралах появилась загадочная личность, заявившая, что у него есть миссия проповедовать религию Безымянного Бога, уничтожить девалы по всему королевству и утвердить эту новую религию. Король смотрел с угрюмым весельем, пока самозваный пророк обогащался богатством девал, но когда начали шептаться о том, что он был сыном его покойного брата Виджаяпалы, принца Матале, он начал внимательно следить за его действиями, что привело в смущение самозванца. Поэтому последний бежал в Коломбо, где был хорошо принят и жил в свое удовольствие за счет Компании. Там своей проницательностью он приобрел под именем Амбанвела Рала репутацию чародея, которая сохранилась до наших дней. Голландцы сочли, что настал подходящий момент использовать его огромное влияние среди его соотечественников, и в Семь Коралов были отправлены эмиссары, чтобы отвлечь короля, создав движение в пользу самозванца. В то же время по указанию из Батавии королю было отправлено почтительное письмо с просьбой вернуть все округа, которые были заняты Компанией с 1665 года, освободить захваченных им голландцев и снова установить дружеские отношения с Компанией.
Вслед за этим посланием прибыл посол, который взял с собой живого льва в качестве тонкого комплимента королю, чье имя означало "Король-лев". Раджа Синха, однако, не был удовлетворен привезенным ему описанием внешнего вида животного, и не соизволил посмотреть на него. Посла продержали в глухой деревне, пока лев не умер, а затем его вызвали в Хангуранкету. Прошло несколько месяцев без приглашения на аудиенцию, пока, наконец, посол, потеряв терпение из-за долгой задержки, не попытался прорваться во дворец. Он был арестован охраной у входа и по приказу короля задержан на месте на три дня, чтобы научить его терпению, а затем отпущен.
Король проявил большое чувство юмора в своих отношениях с голландцами, и впоследствии послал в качестве ответного подарка за презренного льва свирепого слона гигантских размеров, который когда-то использовался в качестве палача и вышел из-под контроля. Пренебрежение этим подарком посчиталось бы оскорблением для короля, и Компания была вынуждена приобрести двух других слонов, чтобы ухаживать за ним и нести все расходы по его содержанию.
Эти шутки не отвлекали внимание короля от его решимости вести себя как можно более неприятно. Теннекон находился на границе округа Калутара и все его население ушло в королевские владения, в то время как форпосты Компании пришлось покинуть. Серьезно пострадал сбор корицы; в течение восьми лет не производилась ловля жемчуга, и встревоженные торговцы пытались успокоить короля, подарив ему двух прекрасных персидских лошадей. Никто, однако, не явился от имени короля, чтобы принять их, а с другой стороны, был веский повод опасаться, что на границах Трех Коралов готовится враждебная демонстрация. Затем форпосты здесь были эвакуированы, оставив гарнизон в Ситаваке, и вскоре после этого Теннекон появился в корале Сияне, угрожая Мальване.
Он имел репутацию самого способного из королевских военачальников, и считалось, что король с завистью относился к его дарованиям. Во всяком случае, Теннекон вступил в тайную переписку с чиновниками Компании, и 30 октября 1673 года дезертировал в Коломбо со своей семьей и тремя сотнями своих людей. Ван Гунс был в восторге; ренегата ожидал торжественный прием, ему на шею надели большое золотое ожерелье, и предоставили земли для его содержания до тех пор, пока его услуги не могут быть эффективно использованы. Король не выразил никаких чувств по этому поводу и позволил всему имуществу предателя, которое перешло в собственность короны, сгнить на месте.
В следующем месяце Амбанвела Рала бежал обратно к королю; но он не считался очень ценным и вскоре после этого был казнен. Жители Ванни все еще пребывали в беспокойном состоянии, и когда дон Филипп, в то время их самый влиятельный вождь, умер, они избрали его преемника, не обращаясь к властям Джафны. Дела выглядели настолько угрожающим, что было признано необходимым направить в округ военную экспедицию, и этой демонстрации силы оказалось достаточно, чтобы испугать жителей.
Именно в эти тревожные времена немец Пауль Херманн из Галле, врач на службе у Компании, а затем профессор ботаники в Лейдене, заложил основы европейской ботаники на Цейлоне, собрав гербарий, которым впоследствии пользовался Линней. В то же время швед Гримм занимался изучением туземной медицины и лекарств.
К концу 1679 года ван Гунс, которому тогда было всего тридцать семь лет, передал управление Лоренсу Пилу, опытному командиру Джафанапатнама, и отбыл в Индию. Несмотря на проблемы с Раджей Синхой и тревогу из-за войны с Людовиком XIV, завершившейся в июле прошлого года Нимвегенским договором, ван Гунс смог добиться финансового успеха во время своего пребывания в должности. Монополия на торговлю арекой принесла такую ??огромную прибыль, что покрыла расходы на содержание армии, увеличенной до 3400 человек; хлопчатобумажные товары импортировались только Компанией, и помимо прямых доходов от их продажи она получала большую косвенную прибыль, связанную с их использованием в качестве средства обмена для получения ареки. Розничная торговля тканями была достоянием бюргеров. Слонов было много, и их продажа приносила как деньги, так и рис, которым часто платили за животных. Сбор корицы был удовлетворительным, и король разрешал чалиа в поисках коры коричного дерева проникать в дебри корала Питигал без каких-либо возражений.
Труд, посвященный увеличению местного производства риса, был хорошо оплачен, и ван Гунс уверенно выразил свое мнение о том, что заведения Компании на Цейлоне, несомненно, могут содержаться за счет прибыли, полученной от собственной продукции острова. Количество ласкаринов было увеличено до 5000 человек, и они оказались очень полезными во время недавних осложнений; в качестве награды они получили несколько лучших деревень, и их земли были в значительной степени освобождены от повинностей, которыми были обложены земли других. Компания понимала, что, пока она отказывалась отдать Коломбо Радже Синхе, она не могла рассчитывать на постоянный мир, и ее неизменная политика заключалась в том, чтобы задабривать его подарками. Однако были тщательно разработаны планы относительно того, что делать в случае его смерти. Голландцы, следуя по стопам своих злополучных предшественников португальцев, должны были занять Аллауву и Арандору и захватить Нижнюю Страну, одновременно атаковав Чилав с моря. В таком случае многого ожидали от Теннекона и Пунчи Аппухами из Викелии, еще одного отступника, которого назначили дисавой Рухуны и части Матары.
Когда ван Гунс отплыл в Батавию, с ним отправился Роберт Нокс, которому, наконец, после девятнадцатилетнего плена удалось бежать из владений короля. Компания отправила его обратно в Англию, где он написал "Историческое повествование" о своем пребывании на острове, чтение которого оставляет очень тягостное впечатление. Алчность и жестокость Запада вытеснили безмятежность из жизни Востока. Раджа Синха, галантный и рыцарственный воин, превратился в озлобленного и свирепого тирана, одержимого всепоглощающим желанием наказать подобострастных европейских купцов, которые обманули его. Все остальные соображения были подчинены этой страсти; он предпочитал видеть своих подданных бедствующими и лишенными самых обычных жизненных удобств, в то время как орехи ареки, за которые можно было бы покупать для них иностранные товары, гнили, не собранные, под деревьями, чем допустить, чтобы Компания извлекла какую-либо прибыль из его королевства.
Частые заговоры против него сделали его безжалостным, и ни один его выдающийся подданный не мог считать свою жизнь в безопасности; часто применялись жестокие пытки, посажение на кол было обычным явлением, слонам, которых приучили действовать как палачей, всегда хватало работы, и целые семьи истреблялись за измену, действительную или только подозреваемую, одного ее члена. Остальных арестовывали и годами содержали в тюрьме без объяснения причин и предъявления обвинений. Правление Раджа Синха было абсолютно автократическим, и хотя он редко действовал под влиянием спешки или страсти, никто из его советников не мог отклонить его от курса, который он наметил для себя. Ни один чиновник не пользовался безусловным доверием, и никто не знал, какие приказы были отданы другому; каждый шпионил за другим; но простой народ видел, что любые притеснения со стороны чиновников короля быстро карались, потому что король не выносил никакой тирании, кроме своей собственной.
Его постоянной резиденцией отныне была Хангуранкета. Дворец, занимавший большую часть территории, был огорожен прочной глинобитной стеной и упирался в холм, который был местом убежища и куда никто не осмеливался зайти под страхом смерти. Многочисленные дворцовые слуги жили в низких постройках с соломенными крышами внутри стен, где было также несколько многоэтажных зданий, занятых высшими должностными лицами. В собственную резиденцию короля вели искусно вырезанные ворота; окна ее были обложены серебром и черным деревом; а внутри дворца было множество запутанных коридоров, заполненных стражниками, которым запрещалось разговаривать друг с другом. Личная охрана короля состояла из кафров, его слуги были пажами из лучших семей, а за его кухню отвечали женщины его гарема. В качестве меры предосторожности против отравления всю пищу пробовали за три часа до того, как ее подавали королю, чей рацион состоял почти исключительно из овощей. Ран Долия (главная супруга) короля жила в Сенкадагале с отдельным двором, в то время как Якада Долия жила в деревнях недалеко от дворца, куда ни один посторонний не осмеливался войти.
Развлечения, к которым король питал слабость в юности, все еще продолжали ему нравиться. Голландцы знали, что он любил редких животных, и в его зверинце были черный леопард, белый олень и пятнистый слон. Хотя теперь он редко появлялся верхом на лошади, ему нравилось наблюдать за тем, как объезжают его лошадей. Он увлекался охотой верхом на слоне и проводил много времени за кормлением рыб в озере, вырытом по его приказу. Он любил архитектуру и всегда был занят благоустройством дворца. Он гордился своими доспехами и имел несколько красивых ружей местного производства, богато инкрустированных серебром и золотом.
В вопросах религии он был очень терпим. Хотя он сам лишь поверхностно исповедовал буддизм, в Хангуранкете имелась коллегия священников, в состав которой входил его собственный дядя, которая курировала религиозные вопросы. Храмовых деревень по-прежнему было так много, что они серьезно влияли на королевские доходы, поскольку такие деревни освобождались от налогов. Люди питали сильную приверженность к своей религии, и повсюду строились многочисленные маленькие храмы; это были жалкие постройки, обычно из глины, и никоим образом не сравнимые по величию со старыми зданиями, которые были разрушены. Индийские факиры все еще "заведовали" священной вершиной, и целые толпы людей по-прежнему стекались поклоняться дереву Бо среди руин Анурадхапуры. После восстания король никогда не осмеливался препятствовать празднованию Перахеры, хотя сам предпочитал Карти Мангалью, которая отмечалась в честь бога войны, и больше не настаивал на том, чтобы к нему обращались как к божеству. Он уважал христианство, хотя скандалы, разразившиеся вокруг церкви португальцев в Сенкадагале, вынудили его закрыть ее. Даже маврам было разрешено построить там мечеть, которая содержалась за счет небольших взносов с мусульманской общины.
Король по-прежнему любил стойких воинов; он был очень неравнодушен к европейцам и всегда стремился привлечь их к себе на службу. Франсуа Ванденбург получил высшее военное командование до тех пор, пока его не признали виновным в измене и казнили. Ричард Уорнхэм был назначен ответственным за артиллерию и получил несколько деревень для своего содержания. Де Ланароль, как уже говорилось, был возведен в ранг Мохоттала; а посол Компании был назначен главой Коттальбадду, или службы ремесленников, и женат на сингальской даме. Во дворце служили несколько европейцев, и была особая рота европейских солдат под командованием португальца и голландца. Все европейские пленники кормились за государственный счет, пока их численность не привела к появлению серьезной утечки ресурсов скромных деревенских жителей. Европейцы, однако, сочли нехватку говядины большой проблемой, и иезуит Вергонсе, который также был среди них в плену, призвал их убивать соседских коров. Этот священник любил поесть, часто посещал храмы и делил с барабанщиками и ткачами еду, которую приносили там богомольцы. Неудивительно, что Нокс с большим восхищением писал, что на борту судна ван Гунса "каждый раз он ел десять или двенадцать блюд из мяса с разнообразным вином".
Португальцы получили множество торговых привилегий и открыли таверны, где по воскресеньям собирались другие европейцы. Слабость голландцев была хорошо известна, и сингальская пословица, которую сохранил в своей книге Нокс, гласит: "Вино так же естественно для белых людей, как молоко для детей". Приятно отметить, что, несмотря на крайнюю бедность людей, Нокс все же мог сказать: "У них нет ни одного человека из их нации, кто бы попрошайничал, за исключением тех, кто принадлежит к их собственным семьям". Пил продолжал обращаться с королем в манере, рекомендованной ван Гунсом. Было отправлено несколько посольств как из Коломбо, так и из Батавии, чтобы обеспечить мир и добиться освобождения пленников, но король не дал им аудиенции. Львы, тигры, лошади, циветты, соколы, персидские овцы и редкие птицы преподносились, чтобы привести его в хорошее настроение, но безуспешно. Собирать корицу разрешалось до тех пор, пока король под влиянием прихоти не приказал напасть и прогнать сборщиков, когда нижайшее извинение Коломбо позволило получить новое ненадежное разрешение. Ходили слухи, что к границе опять стягивались сингальские войска, и в результате форпосты были снова эвакуированы, а форты Ханвелла и Калутара укреплены. Также шептались о том, что жестокий старый тиран пристрастился к опиуму или к выпивке. Наконец в 1684 году прибыл посол, чтобы объявить о добром здоровье короля, и вскоре после этого посланцы Компании, которые так долго находились в заключении, явились с многочисленными подарками. Однако не было упомянуто о возвращении пленных, по поводу которого Компания так беспокоилась.
Сингальцы теперь вновь вступили во владение некоторыми коралами, которые Компания предлагала сдать, а также соляными Левайяс на юге, не встретив при этом никакого сопротивления. Пил занял самую примирительную позицию; он отправил королю частное послание, в котором признал, что Компания поступила неправильно, удерживая Коломбо, что весь остров принадлежал королю и что голландцы находились там только с целью помочь ему в его защите. Он даже называл себя "верным и нижайшим губернатором" короля, а Коломбо "императорским и непобедимым замком". Эффект был превосходным, и вскоре стало ясно, что король, чье здоровье находилось в тяжелом состоянии, смягчился. Это впечатление усилилось после того, как в 1686 году его верховный священник прибыл с визитом к Пилу. Этот сановник был встречен почти с королевскими почестями, и его сила убеждения была настолько действенной, что возлагались большие надежды на скорейшее решение вопроса о пленниках. Пил подарил Наваратне из Матары, наследнику великого имени, который был главным мудальяром и баснаякой Коломбо, красивую медаль, украшенную драгоценными камнями, в знак признательности баснаяке за его участие в переговорах. Голландцы не были обмануты в своих ожиданиях, и в мае, к их великому удовольствию, появился королевский адигар Асвала Рала с длинной вереницей освобожденных заключенных.
Тем временем Хендрик Адриан ван Рид, назначенный верховным комиссаром Индии, прибыл в Нагапатнам, и Пил отправился туда, чтобы встретиться с ним. Раджа Синха заподозрил, что он сделал это без какого-либо уведомления, и послал Маттамагоду Четти вернуть его. Ван Рид был готов пойти на многочисленные уступки, и в августе Пил, следуя его указаниям, предложил послам короля вернуть всю территорию, занятую с 1665 года; но они ответили, что у них нет от короля полномочий решать этот вопрос.
Раджа Синха, здравомыслящий до последнего, понял, что его конец не за горами. Он созвал Совет министров в Хангуранкете и привел к ним человека с мягкими чертами лица, которого представил как принца Махастану, его сына и наследника престола Ланки. Секрет его существования был хорошо сохранен. Министры молчали; они были преисполнены недоверия, но не осмеливались показывать колебания. Говорят, что грозный самодержец должен был пасть ниц к ногам своего сына и поклясться в верности ему как королю, прежде чем министры признали его.
10 декабря в Коломбо прибыли два посла, чтобы объявить, что принц унаследовал сингальский трон. Последовала великая демонстрация радости; закованные в цепи рабы были освобождены, а все преступники, приговоренные к смерти или наказанию плетью, - помилованы. Пять дней спустя прибыли новые послы с новостями о смерти и кремации Раджа Синхи; они также добавили, что его последние инструкции своему сыну заключались в том, чтобы сохранять дружеские отношения с Пилом, которого он считал достойным доверия человеком, в отличие от других голландцев.
23 декабря 1687 года смерть почившего короля была отмечена в Коломбо поминальной церемонией, сопровождавшейся похоронной помпой, столь дорогой сердцу тевтонцев. Шли длинные шеренги ласкаринов, роты солдат и матросов с опущенными дулом вниз ружьями и волочащимися по земле пиками, перед каждой ротой рабы тянули полевую пушку, и гвардия губернатора в доспехах шествовала перед трубачами и литаврщиками, которые ехали верхом. Затем несли большие штандарты короля, меньшие штандарты, его личное знамя, вели под уздцы лошадей с попонами из черного бархата, с позолоченными шпорами, рукавицами, кинжалом, шлемом, кольчугой и т. д. За ними следовала карета, запряженная шестью лошадьми, все они были увешены королевскими эмблемами - гербом в виде красного льва на золотом поле, королевский конь, герольд в доспехах, меч суверенитета, корона и скипетр. Эти последние несли на подушках дворяне, их охраняли алебардщики и сопровождали солдаты с горящими факелами. Затем шел губернатор, чей шлейф в шесть локтей длиной нес паж, а рядом с ним шествовал посол-сингалец. Политический совет, священнослужители, Совет юстиции и другие официальные лица следовали за ними, в то время как бюргеры и прислуга замыкали шествие.
Эта длинная процессия направилась к церкви, где регалии оставались на столе до вечера; затем их забрали под три мушкетных залпа и королевский салют из всех орудий города и форта и с такими же знаками уважения доставили обратно в дом губернатора. После этой демонстрации уважения к памяти короля, смерть которого наполнила их ликованием, усталых офицеров угостили спиртным и вином и разрешили вернуться в свои дома.
Глава III
10 июля 1688 года от сингальского двора прибыл Маха Мохоттиар, чтобы объявить, что 27-го числа предыдущего месяца новый король опоясался Государственным мечом; он привез с собой ружье из чистого золота в качестве подарка губернатору, и его сопровождала длинная вереница голландцев, которых король с их женами и детьми был рад отпустить на свободу. 15 июля состоялась церемония провозглашения нового короля с балкона здания Совета под именем Вимала Дахам Сурья Маха Раджа под громкие возгласы: "Да здравствует король!"; завершил торжество праздничный фейерверк.
Перестройка Коломбо, начавшаяся в 1656 году, была завершена, и первоначальный город, ныне известный как Старый город или Oude stad, был отделен от замка. Первый в основном занимал место современного Петтахофа и был разделен на двенадцать кварталов; в центре было кладбище, с двух сторон от которого располагался рынок, где можно было купить все, от раба до листа бетеля. На востоке и юге город был сильно защищен валами и озером, кишащим крокодилами; единственный вход находился в северо-восточном углу, у ворот Негомбо, а прилегающий берег моря использовался как рыбный рынок.
Здания внутри стен были в основном португальскими постройками, а в резиденциях проживало несколько европейцев со своими сингальскими женами или местечками. За стенами густые джунгли тянулись в направлении Вольвендала, португальского Агоа-де-Лопо.
Сам замок был отделен от Старого города широким участком болотистой местности, заканчивающейся рвом, в который был превращен первоначальный выход из озера, и защищен с трех сторон озером, морем и заливом соответственно. Дорога соединяла Замок со Старым городом; на юго-западе дорога в Галле проходила через Ворота Галле, а Водные Ворота вели вниз на двадцать ступенек, к заливу. В замке и напротив залива находился дом губернатора, а рядом с ним - дом, предназначенный для размещения сингальских послов. Большинство чиновников проживало в стенах города, хотя лучшая улица, как ни странно, была занята в основном тупасами и сингальцами. Пять бастионов замка были каменными, и канал проходил внутри укреплений и вдоль восточного вала. Суда были вынуждены становиться на якорь в паре миль отсюда из-за песчаной косы у входа в гавань.
Разработанные Компанией планы враждебной демонстрации на границе после смерти Раджи Синхи были отложены, так как ее должностные лица полагали, что они могут получить все, что они хотят, путем дипломатического давления на его неопытного преемника. Они исходили из того, что все договорные обязательства, заключенные с покойным королем, а также сделанное ему предложение вернуть территорию, оккупированную с 1665 года, больше не имеют обязательной силы; но вскоре они получили грубое пробуждение. Пил заявил, что весь остров принадлежит сингальскому королю, и одним из первых действий Вимала Дахам Сурья была отправка посла со своим саннасом о предоставлении Наваратне исторического порта Велигама, сопровождаемого просьбой вручить этот саннас баснаяке перед собравшимися в полном составе членами Совета.
Советники были в замешательстве; они поспешили объяснить, что, описывая голландцев как слуг короля, они не имели в виду ничего, кроме того, что они были на Цейлоне для того, чтобы служить королю. Саннас нельзя было считать действительным; по их словам, какой-то злонамеренный человек, должно быть, предложил подарить порт, чтобы рассердить Компанию; и они намекнули, что это на самом деле король в значительной степени задолжал им за услуги, которые они оказали против португальцев. Однако после долгой дискуссии советники согласились на то, чтобы саннас был официально вручен, как от них требовали, но в то же время Наваратна в частном порядке получил указание вернуть его политическому секретарю.
Вскоре выяснилось, что король не собирался править самовластно, как это сделал его отец. Он, очевидно, с 1664 года непрерывно жил в храме, и у него хватило здравого смысла передать подлинные бразды правления своим министрам, включая Маха Наяку, которые понимали Компанию намного лучше, чем он; а также он получил ценный совет де Ланароля. Позиция, занятая двором, была очень простой: порты Цейлона должны быть открыты, а Компания должна уступить всю территорию, оккупированную с 1665 года, и министры не собирались отступать с этой позиции.
Голландцы, действуя по совету верховного комиссара ван Риде, предприняли попытку того, что сегодня можно было бы назвать блефом. Они решили, что ни при каких обстоятельствах торговля Цейлона не может быть открыта для их соперников. Они заявили, что король должен заключить с ними новый договор и заново обсудить весь вопрос об оккупированной территории. Они соответственно представили условия, которые они предложили положить в основу нового договора, специально зарезервировав для себя исключительную и беспрепятственную торговлю с сингальским королевством, а также право собирать корицу в пределах королевских владений при условии выплаты ему ежегодной субсидии; они также предложили, чтобы оккупированные территории либо остались временно под их властью в качестве залога якобы имевшихся у них исковых притязаний к королю, либо были переданы им на постоянной основе в обмен на полный отказ от всех таких требований.
Однако "Его Императорское Величество", как они обращались к Вимала Дхарме, не торопился; условия были тщательно рассмотрены и были сочтены неприемлемыми. Министры отрицали, что Компания имела право предъявлять какие-либо претензии к королевской казне; король был готов предоставить им необходимое разрешение на сбор корицы, а в остальном он пожелал сначала лично увидеться с губернатором. Это не устраивало Компанию, и был отправлен ответ, что Пил не может по действующим приказам покинуть земли Компании, если на его место не найдется подходящий заместитель; но с этого времени начался обычай ежегодно посылать посла ко двору с обещанной субсидией, чтобы получить официальное разрешение на доступ в сингальское королевство для сборщиков корицы.
Голландцы чувствовали себя неуютно. Жители Нижней Страны в большом количестве стекались ко двору, чтобы получить титулы и отличия от короля, как своего сюзерена, и даже Наваратна из-за его слишком частой переписки с королевскими министрами стал объектом подозрений. Во избежание неприятностей они посчитали целесообразным мирно покинуть горные коралы, а также Три Корала, которые почти лишились жителей. Они были немедленно взяты во владение от имени короля.
Религиозные вопросы усложняли ситуацию, так как король был приверженцем буддизма, а на территории Компании находились святыни, вызывающие почитание всех буддистов. Келания никогда не теряла святости, которой ее наделило посещение Гаутамы Будды, и толпы людей из королевских владений все еще собирались для поклонения в Мулгири Гала. Последний представлял собой великолепный горный храм, расположенный в нескольких милях к северо-востоку от Матара; его святость восходит к древнейшим временам сингальцев, и его окружил новый ореол вследствие веры европейцев в то, что здесь были похоронены Адам и Ева.
В 1682 году Пил принял репрессивный закон с целью остановить язычество и поощрить христианство, и, как следствие, в дисавани Коломбо насчитывалось почти 25000 христиан. Духовенство, однако, было готово признать, что их вероисповедание было не более чем номинальным и что многие сингальцы исповедовали христианство из мирских побуждений, чтобы получить определенные блага от христианского правительства.
Больше всего власти Компании тревожила растущая активность буддистов, которая проявлялась в том, что все больше и больше людей, загнанных в горы по приказу Раджи Синхи, начали возвращаться в Пата Рата. Говорят, что, действуя по намеку из Коломбо, король даже послал требование о восстановлении дагоб в Нижней Стране, возвращении владений и доходов, принадлежавших им при сингальских королях, и свободе вероисповедания для всех сингальцев.
Компания боялась препятствовать буддистам совершать свои обряды в Келании, поскольку она не рискнула бы миром, которого так жаждала, навлекая на себя неудовольствие могущественного Гане Бандара или Маха Наяки. Духовенство было возмущено, так как оно очень верило в эффективность гражданской власти в поддержке Церкви. Протестантские священники спрашивали, какой смысл был в применении репрессивного законодательства в других местах, когда разрешалось беспрепятственно исповедовать буддизм почти в самых окрестностях Коломбо? Однако гражданские власти не пошли у них на поводу; они наказывали христиан, совершавших языческие обряды, но не были готовы запретить язычникам исповедовать свою религию. Таким образом, духовенство приняло политику, которой придерживались португальцы до них, и преобразовало мадуву, которая стояла рядом с руинами древней дагобы в Келании, в школу. Это, однако, не повлияло на уменьшение количества буддистов, приходивших на празднества, после чего духовенство стало настаивать на том, чтобы здесь было основано место христианского богослужения, и в 1692 году получило на это разрешение.
Тем временем король потребовал, чтобы ему была возвращена вся территория Компании, за исключением прибрежных фортов, и суда под его флагом предпринимали неоднократные попытки выйти в море из Путталама. Война казалась неизбежной, и голландцы начали утверждать, что их права на оккупированную ими территорию проистекают не из контракта с королем, а вследствие того, что они завоевали эти земли у португальцев, которые получили их на основе дара Дхармапалы. Они решили отстаивать свои права силой, если потребуется, и, укрепляя свои аванпосты, внимательно следили за всеми высокородными сингальцами в пределах своей юрисдикции.
Тем временем королю отправлялась ежегодная субсидия, хотя она не всегда принималась, потому что иногда подарки оставляли брошенными на дороге. В 1690 году невозможно было собрать никакой корицы, но в следующем году, после долгого перерыва, промысел жемчуга, первый из прибыльного ряда, снова пополнил сундук Компании. Пил очень хотел вернуться на родину; тем не менее, из уважения к явным пожеланиям короля, он согласился остаться на своем посту, пока продолжались переговоры; однако из них ничего не вышло, и в феврале 1692 года он передал управление Томасу ван Ри, уже успевшему много прослужить на острове.
Послушание и такт позволили новому губернатору управлять оккупированными округами в течение пяти лет с гораздо меньшими трениями, чем Пил. Сбор корицы был свободно разрешен, и урожай был настолько велик, что излишки, оставшиеся после того, как ежегодный флот полностью нагрузил свои трюмы, были сожжены, чтобы предотвратить перенасыщение рынка. Чалии, однако, оправдали свою репутацию смутьянов, и большинство из них бежали в королевские владения, жалуясь на притеснение со стороны своих чиновников. Их работа была очень трудной, и даже когда подданные короля не оказывали им сопротивления, опасность, которой они подвергались при сборе специй в лесах, где обитали слоны, была очень велика.
Король приказал им вернуться на голландскую территорию, но нужно было держать их в хорошем настроении; им выдавали запас риса, соли и араки, когда они отправлялись собирать корицу, и каждый получал в дополнение небольшой подарок, когда доставлял то количество, которое был должен. Раздача подарков отмечалась фантастическим танцем мужчин в ужасных или гротескных масках - церемония, все еще популярная на юге острова. Кроме того, чалиям был разрешен свободный проход через паромы, с правом привозить свою продукцию на продажу в город без уплаты пошлины, а также запасаться солью у Левайяс после выполнения раджакарьи.
Сильная засуха, царившая в 1694 и 1695 годах, вызвала много лишений для жителей и потерю десятины для Компании. Торговля слонами, которая все еще велась по правилам, установленным сингальскими королями, приносила хорошую прибыль. Слонов, которых ловил Этбандана Рала в четырех краалях, находившихся на юге, собирали в стойлах в Матаре, которые находились под контролем Гаджанаяки, и где их должны были кормить ветвями кокосовых пальм, банановыми деревьями и травой из окрестных деревень, пока их содержали за счет Компании. Это был обременительный налог для жителей, которые очень обрадовались, когда была введена новая система транспортировки животных морем в Кангесантурай для продажи в Джафне вместе со слонами, пойманными с помощью петель и ям-ловушек на Севере. Ответственность за поставки веток кокосовых пальм теперь была разделена с жителями Джафны; к сожалению, это обстоятельство, в сочетании с засухой, так повлияло на деревья в этой области, что экспорт кокосов прекратился, провинция больше не могла поставлять масло, которое требовалось для нужд Компании, и дефицит пришлось восполнять за счет импорта из Малабара.
Торговля арекой, от которой губернатор получал большие доходы, процветала, но пороки системы, учрежденной португальцами, все еще сохранялись. Земли, на которых не росло ни одного дерева, должны были поставлять фиксированное количество ареки по номинальной стоимости четыре ларина за амунам из 24 000 орехов. Недостача одного года переносилась в качестве задолженности на следующий, и за короткое время бремя стало настолько невыносимым, что владельцы предпочли бросить свои земли и бежать из страны. Помимо этих обязательных поставок Компания закупала всю ареку на рынке по девять ларинов и в некоторых случаях настаивала на том, чтобы в одном амунаме считалось 28 000 орехов, причем излишек в 4000, известный как "орехи Crescentie", был долей губернатора. Были также определенные сады Муттету, принадлежавшие Компании, урожай которых собирали для нее бесплатно.
На протяжении некоторого времени Джафна была источником беспокойства. С "томбо" (кадастром), составленным в 1646 году по приказу дона Фелипе Маскареньяша, небрежно обращались, и от него остались только фрагменты. Поэтому в 1675 году началось составление нового "томбо", и его подготовка вскоре вызвала сильное раздражение. Люди жаловались, что "лахам", единица измерения земли, на основе которой исчислялся земельный налог и которая составляла шестнадцатую часть английского акра, рассчитывалась как четыре вместо восьми мер засеянной площади; те земли, которые были изъяты из старого "томбо", были включены в новый; и те немногие арековые деревья, которые произрастали на их бесплодной почве, были обложены новым налогом.
Компания также была встревожена могуществом, которое приобрела каста веллала в результате ее покровительства. Дон Фелипе Чангарапиллаи, посредник могущественных индийских торговцев слонами, чья добрая воля имела такое большое значение, был главой касты, и его влияние было настолько велико, что все руководящие должности распределялись в соответствии с его желаниями. Правда, он вступил в столкновение с Пилом, когда тот был командующим, и последний приказал арестовать его и всех его родственников и отправить в Коломбо в цепях. Однако Чангарапиллаи бежал в Нагапатам, откуда вскоре вернулся еще более могущественным, чем когда-либо. Поэтому Компания прибегла к излюбленному приему покровительства другой касте, мадапали, чтобы уравновесить могущество велалла и шпионить за ними, в результате чего последние объединились с Ванниями, которые, в свою очередь, становились все более своенравными под тем слабым контролем, который Компания осуществляла над ними.
Жители Джафны должны были поставлять большое количество древесины пальмировой пальмы по номинальной цене, и командующий получал определенные доходы от ее экспорта. Тамильская пословица гласит, что дерево существует тысячу лет в жизни и тысячу лет в смерти, и спрос на эту прочную древесину был настолько велик, что количество ценных женских деревьев, которые одни только приносили плоды, а также давали бОльшую часть тодди и лучшую древесину, значительно сократилось, тем самым поставив под серьезную угрозу основной источник питания людей.
Одним из самых привлекательных качеств тамилов Джафны всегда была их страстная привязанность к земле своей страны. Геологически всего лишь недавнего происхождения, поверхность полуострова состоит из тонкого слоя песка, покоящегося на пласте кораллов и известняка. Места, отличающиеся какой-либо степенью естественного плодородия, встречались редко и являлись предметом активного поиска, и любое земледелие становилось возможным лишь после того, как сначала была искусственно создана почва путем разбивания твердого субстрата, что требовало бесконечного труда.
Гордостью веллала всегда было его мастерство земледельца. То, как он обращается со своей лопатой, сразу отличает его от наемника. Задолго до восхода солнца и долгое время после заката лучших из них можно увидеть работающими в поле, в то время как их жены и дочери, столь изящные в безупречных драпировках и красивых драгоценностях, которые они с хорошим вкусом предпочитают импортным юбкам и шляпам, помогают им носить воду, взятую из колодца, к каждому возделанному клочку земли. Потребности тамилов меньше, чем потребности сингальцев, и все свои сбережения они вкладывают в землю, причем на их собственном ограниченном полуострове. Результат заключается в том, что земля Джафны всегда имела завышенную и постоянно растущую цену, а к 1695 году сообщалось, что эта цена увеличилась в пять раз после изгнания португальцев.
Однако у этой тяги к земле была и обратная сторона. Когда-то по всей стране существовали деревенские водоемы, созданные туземными королями. Во всех направлениях были проложены дороги, потому что Джафна по своей природе всегда была и будет лучше всего снабженной дорожной сетью частью Цейлона. При португальцах и водоемы, и дороги полностью пришли в упадок, и, по крайней мере, в случае с водоемами такое пренебрежение продолжается до наших дней. В результате водоемы постепенно переполнялись и становились объектом посягательств крестьян-соседей, тогда как более влиятельные и могущественные жители начали претендовать на них как свою частную собственность. Пил в 1687 году заявил, что все водоемы находятся в общественном пользовании, но затронутые интересы, особенно интересы семьи Чангарапиллаи, были для него слишком сильны, и ничего нельзя было сделать, чтобы исправить неудовлетворительное положение вещей.
Обладая верным чутьем к тому, что гармонировало с его сияющим небом, тамил любил носить красные одежды; однако Компания обнаружила, что для удовлетворения этого вкуса красильщики ткани крали chaya ver, или корень красителя, который выдавался им за счет Компании, и вследствие этого ношение красной ткани было запрещено. Засуха сказалась на поставках риса, и, хотя предпринимались попытки привлечь бенгальских мавров, торгующих им, в Джафну, они не увенчались успехом, и население полуострова испытало много невзгод. Было завезено более 3500 рабов, чтобы помочь в расширении посевов риса на Севере, но местное предложение всегда оказывалось неравным спросу. Все это вызвало брожение, которое привело к открытым беспорядкам в 1696 году; в таком положении голландским властям приходилось действовать осторожно, и сына Чангарапиллаи (поскольку его отец к тому времени был уже мертв) успокоили подарком в виде лошади и царского зонта, как главу высшей касты.
Настойчивость сингальцев, наконец, была вознаграждена, и в 1696 году Калпития и Коттиар были открыты для индийских торговцев, при этом форты в Баттикалоа и Тринкомали в то же время превращены в мелкие заставы. Европейским судам, однако, не разрешалось заходить в порты Компании, кроме как для того, чтобы пополнить необходимые запасы продовольствия и воды. Двор был очень доволен, и это удовлетворение увеличилось, когда Компания согласилась предоставить судно в распоряжение короля, чтобы доставить группу священников из Аракана.
После смерти Раджи Синхи дела буддистского духовенства находились в очень плохом состоянии, и было объявлено, что на острове невозможно было найти и пяти рукоположенных священников благочестивой жизни. С самого начала своего правления Вимала Дахам Сурья, который возвел новую трехэтажную Малигаву для хранения Зуба Будды, попросил Компанию помочь ему привезти священников, которые были необходимы для восстановления преемственности Маха Вихаре, как его великий тезка сделал еще в начале века. Наконец соглашение было достигнуто; были отправлены два посольства, и второе, состоявшее из пяти послов, вернулось в 1697 году с двумя первосвященниками и тридцатью четырьмя простыми священниками, и в Гетамбе было торжественно совершено рукоположение.
Эффект такого разумного подхода со стороны Компании вскоре стал заметен. До самой смерти короля с ним сохранялись самые теплые отношения; сбор корицы был разрешен до самой Балане Канды, предела Пата Рата; дезертиров, будь то ласкарины или чалии, отправляли обратно на побережье; и даже стремления сингальцев привлечь всю торговлю в Путталам и Коттиар было недостаточно, чтобы нарушить преобладающую гармонию. Вопрос о новом договоре был предан забвению, так как выяснилось, что все дела идут ко всеобщему удовлетворению без санкции любого официального документа.
Король всей душой ненавидел войну, и, к счастью для его народа, спустя сто пятьдесят лет влияние миролюбивого духовенства стало ощущаться в советах его министров. Два адигара, пять маха-дисав и семь сулудисав отвечали за управление страной. Было семь мохоттиаров, которые в основном занимались сбором податей. Номинально каждый мохоттиар отвечал за полк из 900 ласкаринов, которыми руководили мухандирамы, но реакция после резкого отношения Раджа Синхи была настолько велика, что военными вопросами пренебрегали.
Королевская гвардия была вооружена в основном пиками. Насчитывалось едва ли тысяча человек, умеющих обращаться с мушкетом, и не было никого, кто мог бы управляться с пушками. Количество имевшихся в распоряжении сингальцев пушек увеличилось за счет орудий корабля, который сел на мель на восточном побережье. Триста принадлежавших королю слонов с бивнями содержались в основном для церемониальных целей и были распределены между храмами. На границах царило абсолютное дружелюбие, и злополучные сингальцы могли наконец поблагодарить небеса за благословение мира и получить для себя нечто большее, чем самое необходимое в жизни.
Король был вполне доволен; он обращался к губернатору как к одному из его Дугганна Рала, и Геррит де Хере, сменивший ван Ри в 1697 году, продолжал подписываться из "Замка Его Величества в Коломбо". Когда этот губернатор умер, король, охваченный тревогой, приказал принять все меры для защиты интересов Компании и охранять все станции до прибытия преемника.
"Достопочтенные и уважаемые господа" Семнадцать директоров, которые управляли делами Компании из Европы, выразили свое неодобрение чрезмерно раболепному отношению, принятому Пилом, и указали, что условия обращения неприемлемые для христиан, не должны использоваться по отношению к королю, который все еще называл себя божеством; однако ему следовало оказывать все знаки уважения. Это наставление было истолковано в великодушном духе; например, барана, который был отправлен в качестве подарка королю, сопровождали на четыре мили от Джафны дисава и другие чиновники, с ротой солдат и ласкаринов, после того, как им салютовали тремя залпами из ружей и тринадцатью орудиями из Замка.
После пятидесятилетнего опыта Компания была вынуждена признать, что на вопрос об отправлении правосудия, важность которого была полностью признана ею, не было дано удовлетворительного ответа. Особенно это чувствовалось на Севере, где судебные тяжбы были любимым развлечением среди людей, чей интеллект, пусть и не широкий, был на редкость острым и тонким, и чей характер отличался настойчивостью, которую нелегко было обескуражить. Судебные дела, сданные в архив в португальские времена, были вновь открыты, и появление нового командующего послужило прекрасным поводом для пересмотра приговоров, вынесенных его предшественником.
Пренебрежение, проявленное при сохранении судебных протоколов, усугубило эту печальную тенденцию. Обычаи, преобладающие на острове, и которые необходимо было учитывать при принятии решения о правах тяжущихся сторон, были неясными и часто непонятными для чиновников, на которых была возложена обязанность интерпретировать их. Эти люди обычно имели благие намерения и, вероятно, были честны, но служащие Компании были плохими юристами и, как правило, в судебных органах не было никаких сводов законов, которыми они могли бы руководствоваться. Поэтому срочно потребовалась некоторая форма кодификации. Состояние Raad Van Justitie в Коломбо, являвшегося высшим апелляционным судом на острове, было немногим лучше, и Статуты Батавии и местные Placaats, согласно которым должно было осуществляться правосудие, не были знакомы его членам. Злоупотребления прокурора в процедурных вопросах были причиной жалоб даже в это время.
Вероятно, ввиду этих общепризнанных недостатков новым губернатором был назначен Корнелис Ян Симонс, который в то время был вице-президентом Верховного суда в Батавии и получил юридическое образование в одном из университетов Нидерландов. По его приказу был подготовлен тщательный реестр Положений об отправлении правосудия, изданных в Нидерландах, а также в Батавии, и составлена удобная краткая сводка Placaats; эту последнюю надо было публично читать каждый год под надзором фискала.
В то же время Клаас Исаакзон, дисава Джафны, у которого имелся тридцатипятилетний опыт работы на Цейлоне, получил от Симонса указание составить сборник обычаев тамильской страны, - работа, над которой он напряженно трудился почти три года. Сборник, когда он был завершен, был передан двенадцати тамильским мудальярам, ??- все они были высокородные люди, носившие португальский титул дона, - а затем по приказу от 4 июня 1707 года принят в качестве узаконенного свода Тесаваламаи или обычного права страны. Этот сборник, с его причудливыми воспоминаниями о древних матриархальных правах и совместной семейной собственности, следами высокого морального кодекса, в котором первая роль отводилась женщинам, и для сына было делом чести взять на себя необеспеченные долги своего покойного отца, представляет большой интерес для изучающих социальные обычаи, и до сих пор сохраняет силу закона в вопросах наследования, залога имущества и т. д. Более того, в 1704 году Семьдесят шесть правил и приказов, которые преобладали в Джафне, были собраны воедино и официально объявлены действующими.
Мирное и особо не отмеченное событиями правление Вимала Дхарма Сурья, которое оказалось таким благословением для острова, подходило к концу. До самого конца он поддерживал самые дружеские отношения с Компанией и даже письменно выражал признательность за заботу, с которой голландцы охраняли берега Цейлона. Подарки различных диковинок из Нюрнберга, чая из Китая и лошадей из Персии развлекали его, в то время как его послы были довольны экипажами с четырьмя лошадьми, которых голландские власти содержали специально для их перевозки, когда они посещали Коломбо, поскольку их резиденция была перенесена из Замка в Вулвендал. Суда Компании всегда были в его распоряжении, чтобы доставить его посланников в Индию; так, в 1706 году было послано посольство, чтобы привезти принцессу из Мадуры в качестве невесты для его сына, чья собственная мать происходила из этой страны. В мае следующего года он отправился в паломничество, чтобы поклониться Следу Будды на Саманала Канда, преподнеся святилищу большой серебряный зонт; и, снискав таким образом заслугу, он мирно скончался четвертого числа следующего месяца, искренне оплакиваемый всеми.
Глава IV
Новый король, принявший Государственный меч в следующем году под именем Шри Вира Нарендра Синха, был семнадцатилетним юношей, о котором мало что было известно, кроме того, что он, как утверждалось, имел вспыльчивый характер. Наякер Мадуры также был неопытным несовершеннолетним, а Тевер - старым развратником. Хендрик Беккер сменил Симонса в Коломбо, и эта возможность считалась благоприятной для выполнения инструкций, полученных из Нидерландов пятью годами ранее, - еще раз закрыть порты для индийской торговли. Эти инструкции были выполнены, и в то же время было получено разрешение от Тевера разместить гарнизон в Паумбене, чтобы европейские корабли не проходили вдоль побережья через этот проход.
От двора ожидалось ожесточенное противодействие, поскольку сингальцы извлекали большую выгоду из открывшейся для них торговли; но, к всеобщему удивлению, на эту новую меру обратили мало внимания. С кандийским двором поддерживались гармоничные отношения, и Беккер смог в течение девяти лет своего правления без всяких помех посвятить себя реорганизации дел Компании.
Благодаря своей предыдущей службе на Цейлоне он досконально знал о различных существующих злоупотреблениях, которые требовали реформ, и был полон решимости не полагаться на доклады ленивых, предубежденных или нечестных подчиненных, но лично вникать во все вопросы, и, как он сказал, "приподнять завесу с запутанных тайн, представленных перед глазами правителей нечестными слугами".
Положение было тяжелым, поскольку язва, разрушившая власть португальцев, появилась среди чиновников Компании, которые оказались слишком слабохарактерными, чтобы противостоять многочисленным соблазнам незаконного обогащения. В очередной раз самым суровым испытанием оказалась арека, и было обнаружено, что должностные лица активно занимались торговлей этим товаром, конкурируя с Компанией. Для них покупали лучшие орехи на рынке; лесники подстерегали людей из сингальского королевства, которые привозили эти орехи на продажу, заставляли продавать их по заниженным ценам или прогоняли их с места на место; суда, приходящие за арекой, снабжались тем, что им принадлежало, а имущество Компании гнило в подвалах, и его приходилось сжигать.
В то же время на побережье действовала обширная система контрабанды. Торговля тканями, монополия, от которой Компания ожидала столь многого, была подорвана Малой Компанией, которую создали чиновники, чтобы вести конкурентный бизнес. Все эти злоупотребления приходилось жестко пресекать. Происходили серьезные скандалы в администрации дисавани Коломбо, которую пришлось подвергнуть тщательной "чистке".
Положение дел в связи с выращиванием риса в дисавани Матара было еще хуже. Лишь небольшая часть риса, на которую имела право Компания, поступала на склады; лучшие ее земли обрабатывались на благо жителей, а не Компании, в то время как могущественные мудальяры получили себе огромные участки в виде Бадаведили. Земли захватывались со всех сторон без предъявления права собственности и без какой-либо платы за аренду. Голландец, назначенный "Мастером Сева", был, пожалуй, величайшим мошенником из всех, и, кроме того, его уличили в том, что он мешает эффективной работе службы по поимке слонов, которой руководил дон Симон Виджаявардхана Мудальяр, сингалец с благородным характером и выдающимися способностями.
Беккер не колебался. Голландца уволили с должности. Виджаявардхана был назначен ответственным за оба департамента, и дисава сообщил, что от его собственных помпезных визитов на место охоты в будущем можно было бы отказаться. Вскоре Виджаявардхана смог доказать Компании, насколько велика ценность этих древних центров выращивания риса, Гирувайас и Батган; там производилось достаточно риса, чтобы удовлетворить потребности всех голландских поселений на Юге, в то время как доходы, полученные от продажи слонов, быстро увеличивались.
Соль, которую привозили в качестве балласта дхони, приходившие купить ареку, снабжала все побережье, кроме Джафны; эту торговля взяла в свои руки Компания. Сбор корицы был улучшен, и с чалиа обращались с большим снисхождением. Мало того, что были приняты строгие правила, чтобы предотвратить уничтожение коричных деревьев при расчистке лесов под посевы, но и было обеспечено активное сотрудничество короля, и он издал аналогичные приказы в отношении дикорастущей корицы в его королевстве, угрожая смертью любому, кто повредит дерево.
На Севере численность населения увеличивалась, и повсюду распахивались новые земли; поэтому было решено составить новый "томбо", чтобы включить их в налогообложение, и отдано распоряжение продать те, на которые нельзя было доказать законные права. Нет нужды говорить, что этому противостояли интересы всех земледельцев. Коневодство в Недунтиво было прибыльным. Крашение ткани для вывоза в Европу и Батавию проходило удовлетворительно. Были сокращены все ненужные расходы и должным образом проводился аудит для проверки счетов. С разрешения короля слонов доставляли по суше в Джафну, куда съезжались покупатели из Индии, упразднив систему посредников и предотвратив мелкие вымогательства, которые раньше практиковались в отношении иностранцев. Следует помнить, что на самом острове невозможно было найти покупателей, так как слон здесь был бы бесполезен для частного владельца. Долг вежливости по отношению к людям, чьи деньги стремились заполучить, не был забыт, и по завершении сделки купцам подавали бетель и ареку, сбрызгивали розовой водой и одаривали пряностями.
Несмотря на провал добычи жемчуга, поскольку она вообще не проводилась во время правления Беккера, результатом его энергии было то, что никогда раньше и, вероятно, никогда после этого Компания не получала столь обильных прибылей. Единственным источником раздражения был постоянный наплыв мавров, которые, несмотря на все ограничения, продолжали проникать на Цейлон и скупать земли для себя.
Нарендра Синха не пользовался популярностью среди своих подданных, и был составлен заговор с целью убить его и посадить на трон некоего Паттие Бандару, который, как говорили, был членом королевской семьи. Главой заговора был Киривавуле Рала, и с ним были связаны семь других высокопоставленных вельмож из разных частей королевства. Раммалака Рала, однако, узнал о том, что готовилось, и вовремя предупредил короля, так что когда заговорщики ворвались в его спальню и вонзили свои мечи в фигуру, лежавшую под простынями, они обнаружили, что атакуют ствол бананового дерева.
Король ускользнул из Удавату Келе и бежал через реку в Удугода Девале. Говорили, что там "якдесса" (колдунья), к которой он обратился за советом, предсказала, что через семь дней ему будет сопутствовать успех, после чего он поклялся сделать подношение божеству, которое было верховным покровителем святилища, и укрылся в пещере в Поддалгоде в Удасия Паттува. Тем временем заговорщики обыскивали все королевские убежища, пока не узнали, где прячется король, когда восемь главарей заговора и сто двадцать их сообщников направились в деревню. Однако жители были верны королю и с помощью хитрости арестовали всех заговорщиков и привели их связанными к нему. Все они были приговорены к смертной казни, а Паттие Бандара повешен в Талавинне и застрелен веддами из луков. Король не забыл о своем обете, и как говорят, заново отстроил девалу, а Раммалаку осыпал милостями.
К счастью для Компании, его отношения с ней были настолько сердечными, что даже безумное поведение де Бевера, которого отправили послом к его двору в 1714 году, не привело к нарушению гармонии. Этот человек, который был капитаном в армии, был встречен с величайшей любезностью, но посчитал себя обиженным характером подарков, сделанных ему, и вел себя с такой степенью грубости, которая во времена Раджи Синхи повлекла бы за собой немедленное наказание, если не смерть. Он не захотел попробовать угощение, которое ему подали после беседы с королем, и попросил подать его своим рабам. Вместо того чтобы унести подарки со всем благоговением, он связал их в узел у подножия паланкина, которым ему было разрешено пользоваться. Он оскорбил придворных, которых послали сопровождать его, угрожал наказать одного из младших старост и возмутительно оскорбил священника, личность которого считалась почти священной. Компания была в ужасе, когда Гунаратна Мудалияр, который исполнял обязанности переводчика, доложил об этом; де Бевер был арестован сразу же по возвращении, и были принесены нижайшие извинения двору, который больше не обращал внимания на этот вопрос.
Действительно, король находился в таком благодушном настроении, что, когда в следующем году двое Ванни отправили ему послание с просьбой о принятии под его покровительство и оказании помощи против Компании, он вместо того, чтобы выслушать их, приказал арестовать посланцев и отправить их с письмом к чиновникам в Коломбо. Было сочтено, что небольшой демонстрации военной силы достаточно, чтобы подавить угрожающее недовольство, и собственность двух Ванни была конфискована. Далее выяснилось, что из Ванни велась обширная контрабанда, и в Муллативо был построен небольшой форт, чтобы держать ее под контролем. В следующем году прибыло специальное посольство, доставившее указ о назначении Беккера тайным советником короля, как знак признательности Нарендры Синхи за его заслуги. Вскоре после этого его сменил Исаак Огюстен Румпф, еще один чиновник местной администрации.
Однако были признаки того, что король был недоволен ограничениями, которые были наложены на торговлю его подданных, а Кадавату, ведущие на территорию Компании, оставались закрытыми. Жителям не мешали приносить продукты на продажу, но поставка ареки была остановлена. Было сделано официальное требование о свободной торговле в Путталаме, и получен недвусмысленный ответ, что в соответствии с инструкциями из Нидерландов она не может быть разрешена. Последовал естественный результат, так как смелые мавры из Килакараи, которые в основном пострадали от этого запрета, были не готовы смириться с требованиями Компании и высадились на побережье к северу от Кудирамалая.
Это место очень почиталось мореплавателями из-за гробницы святого, которая находилась там, и было известно грекам под названием "Гиппурос", что является переводом местного имени. Это был удобный центр, откуда открывались сообщения с сингальским королевством. Поэтому Компания была вынуждена усилить военную охрану на западном побережье острова и держать шлюп, курсирующий в районе Арипо. Предпринятая от имени короля попытка ловить жемчуг у Чилава была принудительно пресечена, но появление в окрестностях некоторых королевских чиновников с большой свитой потребовало новой демонстрации силы в этом месте.
Тем не менее в 1721 году Румпф имел удовольствие объявить о самых высоких доходах, полученных Компанией за сто лет после захвата Галле в 1640 году.
Впервые в столетии в следующем году состоялся промысел жемчуга, и он повторялся в течение следующих четырех лет; однако в 1723 году корицу собрать не удалось из-за очередного бунта чалия. Они пожаловались на возложенное на них чрезмерное бремя, отказались идти в лес и обратились к королю за защитой. Двор не был готов поддержать их, и Румпф смог заставить повстанцев подчиниться и наказать их, лишив некоторых из предоставленных им привилегий. Сам Румпф умер в этом году, и до тех пор, пока Петрус Вюйст не приступил к управлению в сентябре 1726 года, история голландских владений на Цейлоне не представляла ничего особо примечательного.
Этот молодой человек тридцати лет был уроженцем Батавии, сыном отца-европейца. Три года его правления напомнили худшие дни дона Жеронимо де Азеведо и стали самой черной страницей в истории Компании на Цейлоне. Единственный утешительный вывод состоит в том, что он страдал от мании убийств, развившейся под влиянием его прихода к власти. Стремление двора сохранить мир увеличило его возможности. Он начал со ссоры с гражданскими и военными чиновниками, с которыми обращался самым деспотическим образом, а закончил применением бесчеловечных пыток и убийств. Наконец власти в Батавии пришли к осознанию происходящего, и Стефана Верслуйса послали заменить сумасшедшего, которого в цепях увезли на суд. Специальный трибунал расследовал его дело и приговорил его к обезглавливанию, четвертованию и сожжению его тела и бросанию пепла в море.
Верслуйс прибыл на остров со специальным заданием: навести порядок и восстановить справедливость по отношению к тем, кто пострадал от действий Вуйста. К сожалению, он не удовлетворил ни власти, ни жителей, и вскоре был вовлечен в ссоры с местными чиновниками. За великим наводнением, обрушившимся на Джафну в 1726 году, последовали голод и болезни, как и во времена де Оливейры сто лет назад. Люди повсюду страдали, и это усугублялось высокой ценой на рис. Верслуйса вскоре отозвали, и ему было приказано передать управление Дидерику ван Домбургу, командующему Галле; вместо этого он доверил управление коменданту Джафнапатнама, и ван Домбург обнаружил, что замок Коломбо закрыт для него. Он обратился с жалобой в Батавию, и в декабре 1732 года Якоб Кристиан Пилат прибыл в качестве комиссара для восстановления порядка.
К счастью, с кандийским двором продолжали существовать дружеские отношения, хотя Раммалака и Хулангомува, два адигара, жаловались на закрытие портов. Короля поддерживали в хорошем настроении такими же подарками, как и его деда. Экипаж с четырьмя лошадьми, верблюды и другие любопытные животные со всех концов ценились очень высоко, но не больше, чем парики, которые были отправлены в личное пользование Нарендре Синха, который преждевременно состарился. Его постигла большая потеря, когда в 1731 году склады в Хангуранкете были сожжены, а хранившиеся там сокровища из золота и серебра уничтожены. Король обычно проживал в Кундасале, в нескольких милях от столицы, где он основал очаровательный пригород на берегу реки, но он сохранил свой интерес к столице, где заменил Малигаву, которую построил его отец, красивым двухэтажным зданием.
Однако было очевидно, что недовольство из-за закрытия портов было серьезным, и хотя собственная арека короля покупалась по более высокой цене, чем обычные орехи, Кадавату оставались закрытыми; и когда Пилат призвал послов, посетивших Коломбо в январе 1734 года, открыть их, Доданвала Рала, возглавлявший посольство и являвшийся дисавой Сабарагамувы, ответил, что это не может быть сделано до тех пор, пока торговля в Путталаме не станет свободной.
Это чувство неудовлетворенности распространилось на подданных Компании, и даже в окрестностях Коломбо происходили беспорядки, когда население объявляло себя подданными короля. Беспорядки были особенно заметны в важном корале Сияне, где военные действия были сочтены необходимыми. Некоторые из повстанцев бежали ко двору, где получили земли и разрешение поселиться, в то время как те, кто вернулся, были оставлены безнаказанными по просьбе короля.
Реформа злоупотреблений позволила Пилату активно работать. Многие чиновники были некомпетентны, некоторые - нечестны, большинство ненавидели друг друга и радовались возможности разорить своих соперников. Некоторые были после расследования отстранены от должности. Анализ отчетов суда и Совета по делам сирот привел к тому, что секретари предстали перед судом за хищение, а секретарь первого избежал наказания, покончив с собой в тюрьме.
Судебные разбирательства характеризовались серьезными нарушениями, волокитой и халатностью. Преобладающая система уголовного права, которая соответствовала практике в Европе, была ужасающе суровой. Например, отмечалось, что в 1669 году несчастный четти, который был виновен в том, что сегодня считается просто общественным правонарушением, был приговорен к повешению, а его труп должен быть зашит в мешок и брошен в море. Однако этот приговор был смягчен, и вместо этого он был подвергнут порке под виселицей, заклеймен и отправлен в пожизненное изгнание. В 1751 году женщина по имени Джоана, которую признали виновной в краже рабов, была задушена, привязана к столбу, после чего ее голова была отделена от тела, которое впоследствии приволокли к публичному месту казни, растянули на колесе и оставили там, чтобы его пожрали птицы небесные.
Колесование не было обычным делом, вместо этого было принято ломать бедренные кости преступников железной дубинкой. Как правило, смертный приговор приводился в исполнение путем повешения, а не обезглавливания; обвиняемый не мог быть приговорен к смертной казни до тех пор, пока он не признал свою вину, и созданная этим трудность преодолевалась путем пыток человека, вина которого считалась доказанной, до тех пор, пока от него не удавалось получить признание.
Было установлено, что фискал, ответственный за государственную тюрьму, заключал людей в тюрьму в сторожке ласкаринов по собственному усмотрению, налагая на них штрафы и, доходя до крайности, избивал их плетью, чтобы добиться выплаты. Подчиненные чиновники брали на себя подписание приказов о выдаче товаров из складов Компании, - полномочия, которые принадлежали только губернатору, и естественным результатом этого были серьезные злоупотребления. Среди уроженцев дисавани Коломбо было много недовольства, и не без причины. Требовались такт и терпение, чтобы навести порядок, и Пилат обнаружил, что ему предстоит много работы. Он уехал в начале 1734 года, и ван Домбург возглавил администрацию, когда глухо тлевшее на острове недовольство разгорелось в жестокий пожар.
Проблемы начались с новой забастовки сборщиков корицы, посланных в Семь Коралов; они отказывались работать до тех пор, пока их жалобы на их чиновников не будут расследованы, а взимавшиеся с них поборы отменены. Они особенно жаловались на то, что им приходилось собирать лишнюю корицу для своих дурайя под названием "дурароба" и "хувандирам". Сборщики корицы, работавшие в Трех Коралах, поддержали их требования. Компания обратилась к королю с просьбой применить свою власть к людям, и в то же время попыталась успокоить их, отстранив от должности капитана, заведовавшего сбором корицы. Однако волнение распространилось на сборщиков в округах Галле и Матара, и, как следствие, сбор корицы был невозможен.
Но не только у сборщиков корицы были свои претензии. Правила, принятые для защиты дикорастущей корицы, серьезно препятствовали возделыванию земель чена, от которой сельские жители в основном зависели в получении пищи; штрафы за непосещение школы стали источником притеснения; половина их земель, на которые не могли быть предъявлены документальные права собственности, была объявлена принадлежащей Компании, и владельцы были вынуждены выкупать их по оценочной стоимости; хотя все кокосовые пальмы были обложены пол-айя, или десятиной, была введена еще одна подать, называемая ватубадда. Таким образом, многие трудолюбивые сельские жители превратились в бродяг, а насильственный захват их скота для снабжения продовольствием чиновников вызвал страстное негодование среди людей, которых нельзя было подкупить деньгами, чтобы те отдали животных на убой.
Вскоре вся страна к северу от реки Бентара находилась в мятежном состоянии. Кофейная плантация, которую Компания разбила в Пелиягоде, была уничтожена, хранившаяся на складах Компании арака вылита на землю, а охранявшие ее ласкарины уведены в плен. Отряд солдат был отправлен в погоню, и рядом с Мальваной застрелил нескольких мятежников, которые пытались сопротивляться дубинками и ножами.
Совет, однако, решил, что необходимо удовлетворить почти все требования мятежников, и "дурароба", "хувандирам" и "ватубадда" были упразднены; но хотя основная часть людей вернулась в свои дома, положение дел в коралах Сияне, Хевагаме и Салпити, которые объявили о том, что находятся под защитой короля, было настолько серьезным, что в Батавию была отправлена срочная просьба о выделении трехсот малайских солдат. Также было сделано обращение к королю; но он не проявил сочувствия и ответил, что в результате проведенного им расследования убедился, что проблема была полностью вызвана дурным управлением чиновников Компании.
Тем временем восстание, которым оно стало, распространилось на округа Галле и Матара, и серьезность ситуации возрастала с каждым днем. Военные силы были отправлены в Аттанагаллу, чтобы усмирить корал Сияне, но повстанцы, теперь открыто поддерживаемые Левке Рала, искусным дисавой Трех и Четырех Коралов, с такой яростью атаковали голландцев, что те бросили свои два орудия и поспешно бежали в Мальвану. Повстанцы гнались за ними по пятам, и они отступили к Коломбо, преследуемые возбужденными сингальцами до Пелиагоды, в трех милях от замка Коломбо. Совет не мог придумать лучшего образа действий, чем направить посольство с подарками, чтобы умилостивить короля. Среди всей этой смуты ван Домбург, которому никогда не следовало оставлять свой рабочий стол в Галле, умер в 1736 году; его преемник Густав Виллем, барон ван Имхофф прибыл в июле, а тем временем Совет в Коломбо делал все возможное, чтобы удержать под контролем ситуацию, в то же время с тревогой требуя военной помощи от Батавии.
Ван Имхофф твердо взял дело в свои руки. Сборщики корицы успокоились; Наваратна Мудальяр, сын великого Баснаяки, был сослан в Тутикорин; и от короля было получено отрицание всякой симпатии к мятежникам. Правда, главари восстания нашли убежище в его владениях, но посольство, которое было отправлено к нему в 1738 году с ценными подарками, встретило радушный прием. У короля, однако, было слабое здоровье, и из Коломбо прислали доктора, чтобы за ним ухаживать; но в начале следующего года Нарендра Синха, или Кундасала, как его обычно называли среди своих подданных, умер.
Глава V
Со смертью Нарендры Синхи сингальская династия пресеклась. Следуя обычаю, которому положил начало Виджая, он взял себе супругу, Удумале Деви, из Мадуры. Она была дочерью Питти Наякера, принадлежавшего к касте Вадегай, и впоследствии король женился также на ее двух сестрах. Ни одна из них не родила ему наследника, и поэтому перед смертью он назначил своим преемником на троне их брата, который был известен как Хангуранкета по своему обычному месту жительства.
Это назначение было приемлемо не для всех; король оставил от своей Якада Долии, женщины из касты Гоигама, сына по имени Унамбуве Бандара, у которого была сильная группа сторонников при дворе, настаивавших на законности его прав на наследование. С другой стороны, некоторые придворные испытывали чувство зависти, опасаясь, что вступление на престол Унамбувы приведет к сосредоточению слишком большой власти у его родственников. Дела оставались в неопределенном состоянии почти год, а затем желание Нарендры Синхи взяло верх, и его зять принял Меч Государства под именем Шри Виджая Раджа Синха. Приятно отметить, что Унамбува остался жить при дворе и ему не причинили никакого вреда.
Правление ван Имхоффа и трех его непосредственных преемников закончилось продвижением последнего из них, Юлиуса Валентина Штейна ван Голленессе, на пост генерального директора в Батавии, куда он отплыл в марте 1751 года. Сам ван Имхофф отличался большей широтой взглядов и свободомыслием, чем было обычно среди людей, которых Компания выбирала своими главными представителями на Цейлоне. Он полностью осознавал ценность острова, а также понимал, что невежество и своекорыстие поставили Компанию в крайнюю опасность.
Для полного использования преимуществ, которыми обладал остров, было необходимо исключение всех возможных соперников, но еще более необходимо гармоничное сотрудничество с сингальским двором. Власти Батавии не были готовы встретить трудности этой проблемы, и, несмотря на его желание, ван Имхофф был вынужден прибегнуть к тактике своих предшественников и умиротворять двор подарками.
Невозможно было поверить, что сингальцы будут и дальше молчаливо мириться с существующими договоренностями. Король не получил за свою корицу ничего, кроме ежегодной субсидии в размере нескольких тысяч риксдолларов, в то время как его подданные получали за свою ареку сумму, которая едва покрывала расходы на ее транспортировку. Если, с другой стороны, владения короля развивались бы и производили товары, которые желала купить Компания, обе стороны пожали бы выгоду, и сингальцы вскоре осознали, что преимущество одной было преимуществом другой, и что мир был на пользу обоим.
Поэтому ван Имхофф при каждом удобном случае убеждал в этой точке зрения придворных; он настаивал на том, что это будет более выгодно для короля, чем открытие порта Путталам, к которому они всегда стремились, но на что Компания наотрез отказывалась пойти. Теперь они также требовали возвращения Тринкомали, и ван Имхофф был полон решимости сопротивляться этому, даже силой, если потребуется. Однако он признавал с серьезной озабоченностью, что все сингальцы смотрели на короля как на своего верховного сюзерена, и что ему было очень легко разжечь беспорядки на территориях Компании всякий раз, когда это соответствовало его целям.
В Мадуре последний из наякеров умер в 1732 году, и эта страна на долгие годы пала жертвой соперничающих группировок и иностранных вторжений. В конце концов, в 1743 году она была оккупирована от имени Великого Могола и передана навабу Аркота, который, опираясь на поддержку англичан, поселился в Тричинополи.
Вскоре после своего вступления на престол король женился "для процветания и улучшения мира" на даме из Мадуры, дочери Наренаппы Наякера, который, вероятно, был полигаром или дворянином этой страны, и который вместе с несколькими членами своей семьи сопровождал новую королеву ко двору. Там Левке Рала, член одной из ведущих семей Пата Рата из Четырех Коралов, был самым влиятельным министром. Другой опытный придворный, Мампития Рала, который теперь управлял Сабарагамувой, имел почти такое же влияние.
Приход к власти дравидской династии не уменьшил интереса людей к своей религии, который пострадал при безразлично относившемся к этому вопросу Нарендре Синхе. Возродились старые скандалы, и с мирским процветанием сами священники стали обмирщвленными. Слышались горькие жалобы на то, что принесшие обет бедности люди пытались соперничать со светской знатью в их образе жизни; что якобы нищие монахи, которые должны были просить милостыни, переходя от дома к дому, стыдятся того, что их видят с чашей для подаяний. Король сочувствовал народному чувству, и его горячо поддерживала королева.
Личность, которую в удручающей посредственности сингальской жизни в XVIII веке можно было бы считать почти такой же величественной, уже появилась, чтобы направить народное чувство. Это был Шарананкара, который родился в 1698 году в Веливите в Тумпане и принял священнический сан под именем Саманера в возрасте шестнадцати лет. Вскоре его религиозный пыл разнесся по всей стране. Он вел самый аскетический образ жизни, и, поскольку он жил за счет подаяний, он был известен как Пиндапатика. Его дар красноречия и обаяние проповедника привлекали огромные толпы людей, собиравшихся послушать, как он излагает Дхарму; и после того, как он поселился в Мальватта Вихаре, он стал признанной силой в религиозном мире.
Помимо своей репутации священника, он был самым ученым человеком в Королевстве. Канда Уда Рата мало способствовала прославлению Ланки как центра учености, и в ранний период влияния Компании на Цейлоне вся страна была почти так же лишена литературных плодов, как и в португальскую эпоху. Маха Хатане Кириметияве Мантри, прекрасный панегирик в честь Раджи Синхи, был единственным достойным упоминания литературным произведением во второй половине XVII века, в то время как прозаическое произведение на сингальском языке под названием "Сара Санграхайя", появилось в 1708 году. При дворе Нарендра Синхи было создано несколько высокопарных, санскритских и часто эротических стихов в честь короля, но главное притязание Кундасалы на увековечивание его имени проистекает из того факта, что он оказывал покровительство одному человеку, который сумел сохранить для своего королевства те фрагменты знаний, которые еще существовали. Король поручил Сарананкаре подготовить несколько работ на религиозные темы, а также перевести палийский медицинский труд "Бхесаджа Манджуса". Вокруг него собралась группа энтузиастов-ученых и набожных людей, которым суждено было оставить свой след в истории своих соотечественников.
Богоугодные дела были в моде. Люди сажали деревья бо, ремонтировали храмы и выделяли земли для их обслуживания. Эти пожертвования передавались в ведение смотрителей, которые получали с них продукцию в обмен на обязанность служить священному месту. Общественное мнение было главной защитой от пренебрежения и нечестности со стороны этих людей, и в то же время ожидалось, что королевские чиновники будут разбираться с любым злоупотреблением доверием, а старейшины деревни соберутся и выберут нового смотрителя.
Когда был построен новый храм, самым дорогим предметом были религиозные образы и роспись стен, которой занимались члены касты кузнецов. Этих людей кормили и одевали во время выполнения их работы, а после посвящения храма щедро вознаграждали, обычно натурой. В их вознаграждение часто входили земля и одежда, предметы домашнего обихода и драгоценности, сельскохозяйственные орудия и скот. Затем составлялся "Пин-ваттору" или отчет с описанием характера проделанной работы и представлялся королю, и ему предлагали разделить заслуги благочестивой работы; он часто выражал свое удовлетворение существенной добавкой к пожертвованиям.
С тем свободомыслием, которое было характерно для буддизма, католическим священникам было разрешено беспрепятственно въезжать в королевство и духовно окормлять португальцев, поселившихся там. В 1682 году несколько индийских христиан в Гоа основали "Конгрегацию оратории св. Филиппе Нери", а вскоре к ней присоединился Жозеф Ваш, индиец и уроженец Сальсете. Около 1690 года он прибыл в Джафну в качестве миссионера и успешно проник оттуда в пределы королевства. Из этого центра он организовал католическую миссию, которая доставила Компании много хлопот, поскольку Ваш был человеком исключительной решимости, энергии и изобретательности и, казалось, успевал везде. В Богамбре была построена церковь, и несколько священников собрались там, чтобы помочь Вашу.
Среди них был еще один уроженец Сальсете, Педро Феррао, прославившийся святостью. О нем утверждали, что однажды он вступил в личную борьбу с нечистым; во всяком случае, он обладал некоторыми качествами, которые в средние века считались признаком благочестия, потому что он крайне редко менял свою одежду, и он был столь же нечистоплотным, как Томас Бекет или русский Распутин. Успех этих людей начал привлекать внимание министров. Сообщалось, что их деятельность была направлена ??на ниспровержение религии туземного населения и что деньги в основном использовались для обеспечения так называемых обращений среди беднейших классов сингальцев. В результате король издал приказы об изгнании священников и разрушении их мест богослужения, хотя эти приказы, по-видимому, не выполнялись строго.
Но больше всего беспокоило восстановление буддийского священства, и Компанию с ее политикой ублажать королевский двор убедили доставить сингальское посольство в Пегу, чтобы привезти оттуда новый капитул священников. Депутация отплыла в 1741 году, но все ее члены, кроме Доранагамы Ралы, погибли в результате крушения судна у берегов Пегу.
Однако эта угодливость не сильно помогла Компании, поскольку преемники ван Имхоффа не имели возможности успешно проводить его политику. Раболепие с одной стороны было встречено растущим высокомерием с другой. Дравиды из Индии полностью осознавали важность беспрепятственной торговли, и под их влиянием министры решительно настаивали на снятии всех ограничений. Было отказано в разрешении собирать корицу, проводились рейды на границах дисавани Коломбо, работы, начатые Компанией в Аттанагалле, были принудительно остановлены, а возведение церкви в корале Хапитигам запрещено.
Компания покорно подчинилась всему этому с неизбежным результатом; и большая часть корала Сияне вскоре перешла во владение короля. Разветвленная система контрабанды была организована в сотрудничестве с прибрежными маврами, которые смело доставляли продукты с территории короля на своих лодках по протокам и заводям между Негомбо и Путталамом. На срочный протест, адресованный двору, было дан презрительный ответ, что контрабанда была очень выгодна королю и что, если порт Путталам не будет открыт, Компания может понести еще более тяжелые потери. Поэтому ей пришлось снарядить вооруженные суда, которые должны были постоянно патрулировать побережье, но мавры были более опытными в этих опасных водах, и попытка пресечь их контрабандную деятельность оказалась малоуспешной.
На месте происшествия появился Наренаппа Наякер и попытался силой провести свое судно мимо Калпитии. Отказ позволить ему сделать это рассердил надменного индейца, и он поклялся, что Компания сочтет его настоящим головорезом. Он сдержал свое слово; он арестовал сотрудников Компании в окрестностях: задержал Гаджанаяку, который вез своих слонов в Джафну; прекратил отправку провизии в Джафнапатнам; и прогнал ласкаринов, стоявших на страже. Ситуация выглядела очень угрожающей, так как протест, адресованный двору, не принес никакого возмещения ущерба; соответственно, морем была отправлена рота солдат, чтобы наблюдать за Наякером, когда смерть королевы отозвала его ко двору.
Но неприятности на этом не закончились: чалии снова объявили забастовку и отказались собирать корицу. Было хорошо известно, что это было сделано по инициативе двора, и была подана апелляция к Левке, который при поддержке Мампитии и Удагампахе или Второго Адигара, Саманаккоди возглавлявшего фракцию, которая выступала против Эхелаполы, Паллегампахе Адигара; считалось, что Левке благосклонно относится к Компании, и последняя не преминула потратить свое время на продолжение дружеских отношений. Тем не менее были совершены вторжения в корал Сияне, королевские ваннии разграбили земли Компании в Мусали, среди сборщиков корицы произошла новая забастовка, и посланники, отправленные на переговоры с ними, были жестоко избиты; в то время как на Востоке караульные дома, которые Компания содержала недалеко от Тринкомали, были сожжены дотла.
Тем не менее в 1747 году подобострастная Компания снова завоевала благосклонность двора, предоставив судно в распоряжение еще одного религиозного посольства, которое было отправлено в Сиам через Батавию. В результате король, который в том же году во второй раз вступил в брак, послал губернатору многочисленные подарки. По этому случаю Компания отправила посла, чтобы передать свои добрые пожелания; его приняли с большой добротой, но в августе, когда посол все еще находился при дворе, король заболел и умер.
Когда Наренаппа Наякер сопровождал свою дочь ко двору, он привез с собой двух своих сыновей; старшему из них было около шестнадцати лет, и покойный король, не имевший детей, объявил его своим преемником, и министры согласились с рекомендацией. Управление делами оставалось в их руках до 1751 года, когда новый король, чья физическая красота была источником восхищения для его подданных, принял Меч Государства с именем Кирти Шри Раджа Синха,