5 ноября 1509 г., почти через год после прибытия в Индию, вернувшись из кампаний в арабских морях, Албукерки принял должность губернатора и капитан-генерала португальских владений в Азии. Король Мануэл не пожаловал ему титула вице-короля, который носил его предшественник, - вероятно, по той причине, что у него не было права на почетную приставку "дон" или "сеньор" к своему имени. Власть Албукерки, однако, была столь же обширна, как та, которой обладал Франсишку де Алмейда, и он получил специальный патент, предоставлявший ему право назначать "морадиас", иди дворцовые пенсии, за оказанные услуги. Можно считать несомненным, что за те месяцы, в течение которых он был отстранен от своей должности из-за интриг его врагов с вице-королем Алмейдой, Албукерки досконально изучил положение дел в Индии, поскольку он приступил к реализации ключевых задач своей будущей политики сразу после вступления в должность.
Состояние Южной Индии, и особенно Малабара, было к тому времени очень благоприятным для намерений португальцев. Индийские раджи, за исключением саморина Каликута, всеми силами противодействовали монополии, которую установили моплахи на торговлю в их владениях. Эти арабские торговцы были для народов Южной Индии такими же чужаками, как и сами португальцы. Они обращали в свою веру прозелитов из числа местного населения, как впоследствии пытались делать и португальцы, но раджи и их министры-брахманы довольно косо смотрели на новообращенных мусульман.
Наиболее влиятельным правителем в Южной Индии был раджа Виджаянагара, или Нарсинги. Его могущество было еще велико, но ему угрожали мусульманские государства Декана, которые в конечном счете нанесли Виджаянагару сокрушительный удар в битве при Таликоте в 1565 г. Но в то время, когда Албукерки вступил в должность губернатора, это королевство было еще могущественным и, возможно, с помощью португальцев смогло бы противостоять натиску мусульман.
По отношению к индусам португальцы не испытывали той ненависти, как к последователям ислама. К своему глубокому восхищению, они обнаружили, что христианская религия процветет на Малабарском побережье, и что местные христиане представляли собой преуспевающую и процветающую общину. Они склонялись к мнению, что индусы или кришнаиты исповедовали одну из форм христианства. Основания для такого убеждения были довольно шаткими, но достаточными, чтобы произвести впечатление на пылких христиан, таких, как сам Албукерки. Один из первых замыслов великого губернатора состоял в том, чтобы заключить сердечный союз с индусскими правителями. Дружеские отношения, которые неизменно проявлял по отношению к европейцам раджа Кочина, вызвали ответное доверие, и одним из самых первых шагов Албукерки стала отправка францисканского монаха, брата Луиша, со специальной миссией к радже Виджаянагара. Цель этого посольства заключалась в том, чтобы убедить раджу напасть на саморина Каликута с суши, тогда как португальцы нанесут ему удар с моря; но, помимо этого, Албукерки выражал также общее желание заключить союз с раджей.
Брат Луиш получил указания заявить от имени Албукерки:
"Король Португалии повелел мне оказывать почести и добровольные услуги всем языческим королям этой земли и всего Малабара, а также дружественно обращаться с ними, и не захватывать ни их суда, ни их товары; но я должен уничтожить мавров [мусульман], с которыми я веду непрерывную войну, как, я знаю, воюет также и он; поэтому я готов прийти к нему на помощь с флотом и армией короля, моего сеньора, всякий раз и так часто, как он того пожелает; и я точно также, со своей стороны, выражаю надежду, что он поможет нам со своей армией, городами, гаванями и снаряжением, и со всем, что я мог бы потребовать от его королевства; и корабли, которые стоят в его портах, могут безопасно плавать по всему Индийскому морю, и все португальские флоты и крепости будут оказывать им надлежащие почести и хороший прием".
Албукерки продолжает:
"и потому я намереваюсь изгнать каликутских мавров, людей, от которых саморин получает средства, необходимые для покрытия военных расходов, и после этого я собираюсь уделить внимание делам Гоа, откуда я смогу оказать помощь в войне против короля Декана".
Затем Албукерки добавил, что Ормуз теперь принадлежит королю Португалии, и
"кони из Ормуза не должны завозиться (в Индию) через какие-либо иные места, кроме Батикалы [Бхаткала] или любого другого порта, какой только ему [радже Виджаянагара] угодно будет указать, и не должны поставляться королю Декана - мавру и его врагу".
Эти инструкции делают очевидными намерения Албукерки, его желание заручиться дружбой индусских правителей, и его непримиримую вражду ко всем мусульманам. Он вовсе не вынашивал нелепой идеи, которую приписывал ему Алмейда - установить прямое португальское правление над всей Индией. Он скорее желал выступить в роли борца с исламом и освободителя местных жителей от ига мусульман. В обмен на эту услугу Португалия должна была получить контроль над торговлей Индии с Европой. Его намерения не сильно отличались от тех, которые приписывались англичанам 300 лет спустя, и это - примечательная концепция для государственного деятеля в самом начале XVI в.
Однако прежде, чем Албукерки смог объединить свои силы с индусским раджей Нарсинги для проведения комбинированной операции, он был вынужден, вопреки здравому смыслу, предпринять немедленную атаку против Каликута, без всякой посторонней поддержки. На этой экспедиции против саморина настаивал маршал Фернан де Коутиньо, на том основании, что король приказал ему разгромить Каликут перед возращением в Португалию. Благоразумный Албукерки попытался отговорить маршала, но упрямый молодой дворянин настаивал на своем. Все находившиеся в Индии португальские войска отплыли в Каликут, и 4 января 1510 г. перед городом была произведена высадка. Албукерки хотел сделать после этого остановку, так как люди очень устали и не могли нести свое оружие из-за сильной жары, - но напрасно. Ему пришлось подчиниться желаниям своего опрометчивого родственника, но он, решив сделать все возможное, чтобы обеспечить безопасное отступление к берегу в случае поражения, которое он предвидел, приказал Антониу де Норонье, после сожжения кораблей в пору, остаться в резерве с отрядом в 300 человек. Затем Албукерки направился вслед за маршалом, который быстро проложил себе путь ко дворцу саморина. Когда маршал двинулся вперед,
"против него выступили 20 или 30 наиров, вооруженных саблями и щитами, громко крича по принятому у них обыкновению. Когда он увидел, что они движутся против него, он начал смеяться и сказал Гашпару Перейре, который находился рядом с ним: "И это и есть ваш Каликут, которым вы пугаете всех нас в Португалии?" Гашпар Перейра отвечал, что вскоре ему предстоит изменить свое мнение; поскольку он готов держать пари, что если им удастся в этот день прорваться в резиденцию саморина, то эти низкорослые обнаженные чернокожие доставят им порядочно хлопот. Маршал ответил: "Для меня не представит никаких сложностей справиться с этими людьми". (2)
Португальскому авангарду во главе с маршалом удалось добраться до дворца саморина, но солдаты тут же рассеялись по дворцу с целью грабежа и возник беспорядок. Нагрузившись добычей, португальцы подожгли дворец, но когда начали отступать, то подверглись яростной атаке наиров. Более 80 португальцев погибли при отходе, включая маршала и 10 или 12 старших офицеров. Сам Албукерки был ранен, и все захватчики, вероятно, были бы изрублены на куски, если бы им на помощь вовремя не подоспел резерв под командованием Антониу де Норонья. После этого поражения - самого крупного из всех, которые португальцы терпели в Индии, - Албукерки вернулся в Кочин.
Интересно сравнить рассказ о нападении на Каликут, который приводит шейх Зин-уд-дин в свое исторической работе под названием "Тахафату-уль-муджахиддин", написанной в XVI в.:
"Затем, в четверг, 22-й день месяца рамадан, в 915 году хиджры, франки предприняли вылазку против Каликута, причинили городу большое опустошение и сожгли Пятничную мечеть, построенную Накузом Мискалем; и они напали также на дворец саморина, надеясь захватить его, так как тот. князь в это время отсутствовал, ведя войну в отдаленной части своих владений. Но наиры, которых он оставил в Каликуте, объединились против этих захватчиков, совершили нападение на них и успешно изгнали их из дворца, убив одновременно около 500 человек из их отряда; большое количество врагов также утонуло, а несколько уцелевших спаслись только благодаря поспешному бегству на борт своих кораблей; соизволением Аллаха Высочайшего их планы потерпели полное крушение. Как до того, так и после они совершали различные набеги на владения саморина, сожгли в ходе этих нападений свыше 50 судов, которые стояли вблизи его берегов, и предали мученической смерти свыше 70 правоверных" (4).
После этого тяжелого поражения, которое казалось недобрым предзнаменованием для губернаторства Албукерки, великий капитан вернулся в Кочин, чтобы "залечить свои раны" - в прямом и переносном смысле. Ранение, однако, не смогло подорвать его энергию, и вскоре он заново оснастил свой флот и принял на борт свыше 1000 португальских солдат. С этим флотом он намеревался отплыть в красное море. Дуарте де Лемос, который сменил Албукерки на посту "капитана Эфиопского и Аравийского морей", настойчиво просил губернатора как можно скорее прийти к нему на помощь, ссылаясь на то, что все его корабли были гнилыми и не в состоянии защищать остров и крепость Сокотру. Албукерки был хорошо осведомлен о желании короля Мануэла положить конец мусульманской торговле через Красное море. Первоначально это была его собственная идея, которую он отстаивал перед королем, и ее осуществление было одной из главной целей его политики. Он хотел также вернуться в Ормуз, чтобы наказать визиря Когеатара за его "измену" и упрочить португальское влияние в Персидском заливе. Поэтому он вышел из Кочина с эскадрой из 23 кораблей 10 февраля 1510 г., и по пути к острову Ангедива [Анджадива], откуда он намеревался взять курс на побережье Аравии, он бросил якорь в порту Мергеу [Мирджин]. Здесь он обратился к рассмотрению альтернативного плана кампании, т.е. захвату Гоа, который предложил ему один пиратский капитан из числа уроженцев Индии, по имени Тимоджа, убеждая его, что настоящее время было особенно благоприятным для внезапного нападения на этот центральный порт западно-индийского побережья.
Этот человек, Тимоджа, сыграл весьма важную роль в истории португальского завоевания Индии. Корреа утверждал, что он был мусульманином, а в "Комментариях Албукерки" говорится, что индусом; последняя версия была более правильной. Первым португальским капитаном, который встретился и беседовал с этим пиратом, был Васко да Гама во время своего второго плавания в Индию в 1502 г. Корреа утверждал, что некие корабли,
"фусты, принадлежащие ворам, и ходившие как на веслах, так и под парусами, вошли в реку под названием Онор (Хонавар), где находилось пристанище мавра, который экипировал их, по имени Тимоджа... Этот мавр совершал большой разбой на море, нападая на все встречавшиеся суда; он был чужестранцем и отдавал часть захваченной добычи королю Герсоппы, который был правителем той страны". (5)
Васко да Гама на основе этих сведений сжег различные суда, принадлежавшие Тимодже. Но местный вождь, по-видимому, не проникся к португальцам из-за этого враждебными чувствами, и завязал очень дружественные отношения с вице-королем Алмейдой. Он отправил письмо к Албукерки перед злополучным нападением на Каликут, в котором просил губернатора направить свой флот против Гоа, и когда Албукерки сделал остановку в Мергеу на пути в Красное море, Тимоджа явился в этот порт на переговоры с ним.
"Этот человек, - говорится в "Комментариях Албукерки", - был индийцем по рождению, очень преданным интересам короля Португалии, и, будучи человеком низкого происхождения, став корсаром, возвысился до очень почетного положения". (6)
Он сообщил Албукерки, что правитель Гоа умер и среди его знати возникли очень большие разногласия, что предоставляло благоприятную возможность для нападения на город. Губернатор созвал на совет своих капитанов, и после рассмотрения доводов Тимоджи было принято единодушное решение отложить экспедицию в Красное море и вместо этого совершить атаку на Гоа.
Захват Гоа стал, вероятно, наиболее важным событием правления Албукерки, и причины, которые привели к нему, заслуживают специального рассмотрения. Остров Гоа был расположен у Малабарского побережья примерно на полпути между Бомбеем и мысом Коморин. Он был образован устьями двух рек, и, таким образом, хорошо подходил для обороны. Ко времени захвата Гоа в устье его гавани находилась отмель, которая позволяла судам входить туда во время прилива, оставляя 3 морских сажени глубины под килем, и якорная стоянка была совершенно безопасной. Гоа всегда был крупным торговым центром, и его всегда посещали торговцы различных национальностей. По утверждению некоторых источников, объем местной торговли был даже больше, чем в Каликуте, и, во всяком случае, ненамного уступал ему. Благодаря своему местоположению и удобству, с которым можно было его укрепить, город очень хорошо подходил для того, чтобы стать столицей португальской Индии.
Идеи Албукерки, как уже было сказано, расходились с идеями Алмейды в одном важном пункте. Албукерки хотел установить реальную власть Португальской империи, которая должна была опираться на владение колониями, признающими прямую власть короля Португалии. Алмейда же полагал, что для достижения этой цели достаточно будет обладания сильным флотом, который давал бы Португалии господство на море, и что единственными опорными точками на суше должны быть несколько факторий в торговых городах, защищенных укреплениями от всех нападений. Поэтому Алмейда удовлетворился тем, что построил крепости в Каннаноре, Кочине и Куилоне; но Албукерки считал, что для португальцев было бы постыдным, если бы их штаб-квартиры находились в столицах местных правителей и зависели только от милости последних. Не желая портить вследствие прямого нападения отношения с раджами, которые поддерживали дружбу с португальцами, он, следовательно, решил основать столицу португальских владений в другой части Малабарского побережья, сделав ее полностью независимой от существующих факторий. С географической точки зрения он также считал, что Кочин расположен слишком далеко на юге, чтобы из него можно было эффективно поддерживать португальское господство в Индии; намного более подходящим представлялся в этом плане перенос столицы португальских владений в центральную часть побережья. Гоа представлял собой именно то, что он желал: удобную и безопасную гавань, расположенную в центре Малабара; в то же время завоевание этого города ни в коей мере не нанесло бы ущерб интересам туземных союзников Албукерки.
Было и другое политическое соображение, которым руководствовался Албукерки. До сих пор главными врагами португальцев были мусульманские торговцы, которые, в случае с Каликутом, побудили индусского правителя взять их под свою защиту. Но Гоа действительно находился во владении мусульманского правителя, и его завоевание должно было нанести прямой удар по растущему могуществу мусульман в Индии.
Вплоть до первой половины XIV в. Гоа принадлежал различным индийским династиям, после чего город был завоеван мусульманским навабом Хонавара. Однако, в 1367 г. индусский министр Харихары, раджи Виджаянагара, отвоевал город, и он находился в составе великого индусского королевства Южной Индии в течение более чем семидесяти лет. В 1440 г. жители старого города Гоа обрели независимость и вскоре после этого основали новый город в другой части острова. Со временем Гоа стал крупным центром торговли, особенно конями, ввозившимися туда из Ормуза, и в 1470 г. он был захвачен мусульманским султаном Декана, Мухаммед-шахом II. Радость монарха по случаю этого завоевания была так велика, что он приказал, по словам хрониста Феришты, "в течение семи дней отмечать (взятие Гоа) триумфальным маршем".
В 1472 г. индусский раджа Белгаума, а в 1481 - раджа Виджанагара предприняли неудачные нападения на Гоа. Среди раздоров и смуты, охвативших великий султанат Бахмани после смерти Мухаммед-шаха II, Гоа перешел под контроль мусульманского султаната Биджапур. Основателем этого султаната был Юсуф Адил-шах, сын турецкого султана Мурада II. История его жизни носила весьма романтический характер. При вступлении на трон Мехмеда II мать малолетнего принца спасла его от казни, которой по приказу нового султана были преданы все прочие его сводные братья. Его тайно увезли к торговцу из Савы в Персии, который вырастил его и воспитал. Он принял имя "Савай" по названию места своего воспитания, и португальские историки всегда называли его "Сабайо" или "Кабайо", либо же "Идалькао", версия имени "Адил-шах". Он прибыл в Индию в качестве раба, но быстро поднялся по служебной лестнице от простого солдата до командира телохранителей султанов Бахмани, и в конечном счете был назначен губернатором Биджапура. В 1489 г. он провозгласил себя независимым султаном Бахмани, и под его правлением Гоа, который входил в состав его владений, стал еще более богатым, чем прежде.
Юсуф Адил-шах воздвиг множество красивых построек, включая великолепный дворец в Гоа. Он даже подумывал, как говорят, сделать его своей столицей, и во всяком случае, не подлежит сомнению, что город значительно увеличил при нем свое процветание. Но он притеснял своих индусских подданных; он удвоил взимаемые с них налоги, и, покровительствуя своей собственной вере, навлек на себя ненависть индусов. Когда Тимоджа убеждал Албукерки напасть на Гоа, мусульманский губернатор города, чье имя, Мелик Юсуф Гурджи, португальцы переделали в "Меликуэ Куфегургим", особенно настроил против себя жителей из-за жестокостей, которые творили солдаты турецкого гарнизона. Юсуф Адил-шах был не мертв, как сказал Албукерки Тимоджа, но находился в глубине страны, и время действительно было благоприятным для внезапного нападения. Йоги, или индусские аскеты, предсказали, что чужеземцы, происходящие из далекой заморской страны, должны были завоевать Гоа, и поэтому местное население готово было встретить португальцев без всякого сопротивления.
Под влиянием этих соображений и аргументов Тимоджи Албукерки изменил направление своей военной кампании и бросил якорь в гавани Гоа. 1 марта 1510 г. Антониу де Норонья, отважный племянник Албукерки, со шлюпками португальской эскадры, и две галеры под командованием Диогу Фернандиша де Бейя и Симана де Андраде, и фусты, или небольшие туземные суда Тимоджи, пересекли прибрежную отмель, и взяли штурмом крепость Панджим, которая располагалась при входе в гавань. Затем туда вошли португальские корабли, и 3 марта город Гоа сдался без всякой борьбы (7). Губернатор мусульманского султана и его солдаты обратились в такое стремительное бегство, что многие из них утонули при переправе через реку. Албукерки с триумфом вступил в город и проследовал во дворец Юсуф Адил-шаха; первое, что он сделал, - это назначил Антониу де Норонью капитаном города. Жители города встретили его бурными изъявлениями радости и осыпали дождем из цветов, сделанных из золота и серебра. Губернатор сразу принял меры к тому, чтобы укрепить оборонительные сооружения города; команды кораблей высадились на берег, и как португальцы, так и местные жители приступили к работе по возведению мощной стены вокруг города и цитадели.
Албукерки прекрасно понимал, какое воздействие должно было оказать на других туземных монархов завоевание Гоа. Он принял послов от раджи Виджаянагара, которые недвусмысленно намекнули, что их господин рассчитывает на то, что Гоа должен быть передан ему. Он принял также послов от короля Ормуза и Исмаила, шаха Персии. Эти мусульманские правители направили послов к султану Биджапура, чтобы побудить его присоединиться к общей войне против португальцев. Но когда они узнали о том, что Албукерки захватил Гоа, они ловко изменили цель своих миссий, и вместо этого принялись заискивать перед Албукерки. Губернатор оказал им весьма любезный прием. Он не оставил своих намерений завладеть Ормузом, но хотел наладить хорошие отношения с Исмаил-шахом. Он прекрасно понимал, что Исмаил, величайший из правителей персидской династии Сефевидов, которого португальцы всегда называли "Софи", был шиитом, и вследствие этого врагом турок-осман, которые придерживались ортодоксального ислама.
Албукерки назначил Руи Гомеса в качестве посла к Исмаил-шаху, и вручил ему инструкции, которые показывают широкий диапазон тех приемов и средств, к которым прибегал Албукерки в своей внешней политике. Руи Гомес так и не добрался до персидского двора, будучи отравлен по пути в Ормузе, но часть его инструкций заслуживает цитирования:
"Вы скажете Исмаил-шаху, что король, мой господин, будет рад придти к взаимопониманию и союзу с ним, и окажет ему помощь в войне против султана; и что я, от его имени и по его поручению, предлагаю ему (Исмаилу) флот, армию и артиллерию, которые есть у меня, и крепости, города и владения, которые король Португалии держит в Индии; и я предоставлю все это ему в помощь против Турка" (8).
В своем письме к Исмаил-шаху Албукерки также делает упор на преимуществах, которые могли произойти от союза с Португалией:
"Я верю, - пишет он, - что без особых препятствий Вы сможете приобрести во владение город Каир и все его королевство, и земли, которые от него зависят... Если по воле Бога это соглашение и союз будут ратифицированы, то Вы выступите со всем своим могуществом против города Каира и владений Великого Султана, которые граничат с Вашими собственными, а король, мой господин, двинется к Иерусалиму и отвоюет у него все земли с той стороны" (9).
Эти идеи заслуживают отдельного упоминания, так как они демонстрируют и грандиозный размах планов Албукерки, и его умение пользоваться к своей выгоде раздорами среди врагов христианской веры. Для него было безразлично, были ли мусульмане, ставшие жертвами его нападений, шиитами или суннитами, - все они одинаково были "неверными"; но он вполне был готов использовать одну секту против другой. Он хладнокровно отклонил требование персидского посла, что в Гоа должна быть объявлена главной шиитская форма ислама, а в обращении находиться монеты Исмаил-шаха, но он тем не менее отпустил посла с любезными напутствиями.
Албукерки вскоре был отвлечен от вопросов внешней политики известием о наступлении на Гоа султана Биджапура во главе шестидесятитысячной армии. Как раньше в Ормузе, капитаны не разделяли его взгялдов. Они объявили, что Гоа невозможно будет защищать, и выразили резкое возмущение тем, что Албукерки заставлял их заниматься изнурительными работами по строительству городских стен вместо более выгодной скупки индийских товаров для последующей отправки в Португалию. Новости о прибытии войск Юсуфа Адил-шаха способствовали тому, что противодействие со стороны капитанов еще больше возросло, и голоса тех, кто требовал покинуть город, стали звучать все более громко, но Албукерки, несмотря ни на что, отказался эвакуировать Гоа. Султан Биджапура тем временем вступил с ним в секретные переговоры и обещал уступить любой другой порт в своих владениях, кроме Гоа, и даже намекнул, что готов оставить португальцам и сам Гоа, если Албукерки выдаст ему Тимоджу, который в глазах Адил-шаха был изменником его стране. Едва ли нужно говорить, что это предложение было с презрением отвергнуто. В конечном счете, то ли вследствие нежелания португальских капитанов защищать Гоа, то ли вследствие фактической невозможности обороны, но армия Юсуфа Адил-шаха проложила себе путь на остров Гоа 17 мая 1510 г. Португальцы вначале надеялись, что им удастся удержать цитадель Гоа; но обнаружив, что эта позиция непригодна для обороны, Албукерки приказал сжечь арсенал и обезглавить 150 главных мусульманских пленников, которых он держал в крепости, после чего отвел своих людей на корабли.
Затем флот Албукерки направился вниз по реке, но оказался не в состоянии пересечь полосу отмелей у ее устья из-за погодных условий. Почти три месяца португальский флот стоял на якоре в устье гавани Гоа. Это был один из самых критических моментов в жизни Албукерки, и в течение этого периода он доказал, что обладает самыми блестящими дарованиями опытного командира. Стоя на якоре, португальский флот подвергался обстрелу со стороны артиллерии султана Биджапура, установленной в замке Панджим, откуда португальцы ушли после захвата Гоа вражеской армией. Поэтому Албукерки решил совершить ночную атаку на эту позицию. Бой был ожесточенным. Несколько португальцев были убиты, и лишь ценой неимоверных усилий им удалось 14 июня 1510 г. выбить из замка мусульманский гарнизон.
Вслед за этой успешной экспедицией последовала другая, омраченная только смертью молодого героя флота, Антониу де Норонья. Албукерки получил известия, что Юсуф Адил-шах подготовил множество брандеров, которые он предполагал сплавить вниз по реке и с их помощью сжечь португальский флот. Албукерки отправил отряд разведчиков на лодках для проверки этих сведений. Они подошли к верфи, но при попытке увести одно из вражеских судов, которые все еще стояли на стапелях, Антониу де Норонья был смертельно ранен. Он скончался 8 июля, и, по словам автора "Комментариев",
"Не было ни единого человека во всем флоте, который бы глубоко не скорбел и не оплакивал эту смерть, но особенно его дядя, поскольку он лишился племянника в то самое время, когда он больше всего нуждался в его личной помощи, его совете и его рыцарственном примере... Он был очень смелым рыцарем, и, сколь бы опасным не было положение, в котором он оказывался, никогда не испытывал страха. Он был очень добродетельным, очень богобоязненным и очень правдивым. Он всегда находился бок о бок с Афонсу де Албукерки во всех испытаниях, вплоть до того времени, когда его настиг смертный час. Он умер в возврате 24 лет, 4 года назад покинув Португалию вместе со своим дядей на флоте Триштана да Кунья" (10).
Действительно, никогда еще Албукерки так сильно не нуждался в подсказке и помощи; его флот был заблокирован в гавани и страдал от голода; его люди массово дезертировали в стан противника и становились ренегатами; и его капитаны стояли на грани открытого мятежа. Именно в это время он приказал казнить одного из своих солдат, молодого португальского фидалгу по имени Руи Диаш, - поступок, осужденный поэтом Камоэнсом как самое черное пятно на славе великого военачальника. Албукерки сообщили, что Руи Диаш имел обыкновение навещать мусульманских женщин, которых он привез с собой из Гоа в качестве заложниц. Нет сомнений, что через этих женщин враги получали информацию о состоянии дел на португальском флоте, - и Албукерки приказал Педро де Альпоэму, оидору, т.е. аудитору Португальской Индии, который выполнял обязанности главного судьи, схватить и допросить Руи Диаша, и он был приговорен к повешению. В то время, когда совершалась казнь, некоторые капитаны подняли шум на кораблях, оплакивая то, что они называли "убийством", и один из них, Франсишку де Са, зашел так далеко, что перерезал своим мечом веревку, на которой вешали Руи Диаша. Албукерки сразу принял решение укрепить дисциплину. Казнь Диаша была доведена до конца, а Франсишку де Са, с тремя капитанами, Жорже Фогаса, Фернаном Лопишем де Андраде, и Симаном де Андраде, были арестованы и закованы в железные цепи.
Тем временем дезертиры уведомили Юсуфа Адил-шаха о том, насколько сильно моряки португальской эскадры страдают от болезней и истощения, и этот монарх с истинным благородством предложил послать португальцам продовольствие, сказав, что он хочет победить их мечом, а не голодом. Албукерки решительно отказался принять всякую помощь от своего врага. Он приказал свезти на борт собственного корабля все запасы вина и еды, остававшиеся на флоте, которые берегли для поддержания сил больных, и показал их посланникам Адил-шаха, чтобы убедить их, что португальцы ни в чем не нуждаются. В это тяжелое время оба военачальника соперничали друг с другом в великодушии. Один из этих эпизодов достоин особого упоминания. Юсуф Адил-шах по просьбе Албукерки отказался разрешить перебежавшим к нему португальским дезертирам продолжать спускаться к берегам гавани, чтобы призывать других солдат и моряков последовать их примеру. Наконец, в августе 1510 г. погода изменилась; португальский флот снова получил возможность пересечь отмель и отплыть прочь из Гоа. Но Албукерки был не из тех людей, которые падают духом от единственной неудачи. От единственной нендачи. людей, котоыоре падаюит духом при первой недуаче. ожность пересечть отмель и отплыть прочь из Гоа. порн решил, что Гоа должен стать столицей Португальской Индии, и никогда не отступал от своего замысла, пока не довел его до конца.
Албукерки отплыл из гавани Гоа 15 августа и, к его великой радости, первым, что он увидел, была португальская эскадра из четырех кораблей, которая только что прибыла из Португалии под командованием Диогу Мендеса де Васконселуша. Губернатор на время остановился на островах Анджадива, а оттуда направился в Хонавар (Онор), где встретился и беседовал с Тимоджей, который смог со своими легкими галерами уйти из гавани Гоа раньше более крупных португальских кораблей. Тимоджа сообщил ему, что Юсуф Адил-шах покинул Гоа и отправился в Биджапур через три дня после ухода португальского флота, а также, что как только основные силы мусульманской армии ушли, местное население в окрестностях Гоа подняло восстание. Поэтому Тимоджа стал наставать, чтобы Албукерки предпринял как можно скорее вторую атаку на Гоа; его предложение в точности совпадало с намерением самого португальского командующего. Албукерки затем отплыл на юг, в Каннанор, где его встретил Дуарте де Лемос, ставший его преемником на посту "Капитана Аравийских морей".
Дуарте де Лемос сообщил Албукерки, что его племянник Афонсу де Норонья покинул Сокотру в апреле прошлого года, и больше о нем ничего не было известно. Новости об этой утрате усилили скорбь Албукерки по другому его племяннику, Антонио. Дуарте де Лемос, на правах главного капитана стал просить Албукерки выпустить на свободу капитанов и других фидалгуш, заточенных им в тюрьму за неповиновение в гавани Гоа. Албукерки освободил всех, кроме Жорже Фогаса, которого он считал зачинщиком бунта, и некоторые из тех, по отношению к кому он проявил милосердие, особенно братья Андраде, впоследствии сослужили ему хорошую службу и тем самым оправдали дарованное им прощение.
Находясь в Каннаноре, Албукерки принял посла от Махмуд-шаха Бегарны, мусульманского султана Ахмадабада, сообщившего ему, что судно Афонсу де Норонья разбилось у побережья Гуджарата, и хотя сам Афонсу утонул при кораблекрушении, большинство португальцев спаслось, и в настоящее время содержатся под стражей. Один лишь факт отправки этого посольства показывает, насколько велика была известность, окружавшая к тому времени имя великого португальского губернатора.
Во время этого периода ожидания к Албукерки присоединились две другие португальские эскадры под командованием Гонзалу де Сикейра и Жуана Серрано, благодаря чему общие силы прибывших к нему за год подкреплений возросли до 14 кораблей и 1500 португальских солдат. Но его трудности еще не закончились. Две из этих эскадр, - а именно, Диогу Мендеса и Жуана Серрано, были направлены на Восток с конкретно указанными заданиями: первому из них поручалось совершить плавание в Малакку, второму - исследовать Красное море. Эти капитаны хотели сразу отплыть для выполнения их особых миссий и не проявляли желания оказать помощь Албукерки при повторной атаке на Гоа. Гонзалу де Секейра, со своей стороны, объявил, что его флотилия состояла только из грузовых судов, и что в его обязанности входило только принять на борт товары для Португалии.
Албукерки знал, с каким нетерпением король Мануэл ожидал возвращения своих торговых кораблей, и, подобно Уоррену Гастингсу в позднейшее время (Уоррен Гастингс (1732 - 1818) - первый английский генерал-губернатор Индии в 1773-1785 гг., успешно расширил сферу британского господства на Индийском субконтинте, но по возвращении на родину подвергся обвинениям в превышении власти и тираническом управлении. - Aspar), был вынужден подчинить свои политические цели коммерческим интересам своего нанимателя. Поэтому он отплыл в Кочин, где дал согласие на восшествие на трон нового раджи вместо его скончавшегося дяди, и подготовил груз к отправке в Португалию. Но хотя он и уступил доводам Секейры, он настоял на том, чтобы Диого Мендес и Жуан Серрано сопровождали его в Гоа со своими эскадрами. Дуарте де Лемос был сильно возмущен этим решением, и потребовал, чтобы ему дали возможность вернуться в Португалию, а не на его место крейсирования у входа в Красное море. Албукерки удовлетворил его просьбу и назначил командующим флотилией грузовых судов, которые собирались возвращаться в Португалию.
Затем объединенный португальский военный флот отплыл в Хонавар, где Албукерки почтил своим присутствием бракосочетание его союзника Тимоджи с дочерью раджи Герсоппы. Тимоджа снова принялся убеждать португальского губернатора атаковать Гоа как можно скорее. Он поведал ему, что Юсуф Адил-шах в настоящее время настолько удалился вглубь страны, что он будет не в состоянии оказать помощь городу, а также что гарнизон Гоа состоит не более чем из 4000 турок и персов под командованием военачальника по имени Расул-хан, которого португальцы называли "Рокалкао". В этих обстоятельствах португальский губернатор решил предпринять нападение, и в начале ноября он снова вошел в гавань Гоа с 28 судами, имея на борту 1700 солдат и сопровождаемый многочисленными туземными войсками, принадлежавшими Тимодже и радже Герсоппы.
25 ноября 1510 г. португальцы тремя колоннами пошли на приступ города Гоа. Они добились полного успеха на всех направлениях; турки отчаянно сопротивлялись, и по крайне мере половина из них, или 2000 человек, были убиты в бою. Португальцы потеряли 40 человек убитыми и 150 ранеными. Различные хронисты рассказывают о многих героических деяниях, совершенных португальскими воинами в этой битве, два из которых заслуживают быть упомянутыми здесь, так как они иллюстрируют доблестное поведение португальцев в те дни. Возможно, наиболее поразительное - история дона Жеронимо де Лимы, молодого дворянина, который прибыл в Индию вместе с Алмейдой и остался служить под началом Албукерки. Он был смертельно ранен при штурме ворот крепости.
"И пока он лежал на земле, так сильно раненый, что вот-вот готов был испустить последний вздох, его брат, Жуан де Лима, который бился рядом вместе с другими, подбежал к нему; и когда он обнаружил его в таком состоянии, прислонившегося к стене с опущенной головой, он воскликнул со слезами на глазах: "Что с тобой, брат? Как ты?" Дон Жеронимо отвечал: "Я близок к завершению этого пути, и я рад, что Господу Нашему угодно было потребовать от меня сослужить службу на пользу Ему и королю Португалии". Жуан де Лима захотел остаться вместе с ним, но умирающий отклонил его заботу. "Брат, - сказал он, - тебе некогда оставаться со мной; или и выполняй свой долг. Я останусь здесь и закончу свои дни, поскольку у меня больше осталось сил". Так Жуан де Лима оставил его и бросился в бой, преследуя мавров; и когда крепость была захвачена и мавры отброшены, он вернулся назад, чтобы найти своего брата, и обнаружил его уже мертвым. Я был бы очень рад оказаться на месте любого из этих двух братьев, [добавляет хронист], но я не мог для себя решить, кому из них больше завидовать, - либо Жуану де Лима, поскольку он направился в бой, где мог бы помериться силами с равным себе (по доблести) врагом, либо Жеронимо де Лима, который не захотел, чтобы позаботились о его ранах (хотя они были смертельными, но все же желание жить - естественная вещь для человека), но скорее заботился о том, чтобы его брат снискал себе славу в бою, и не согласился, чтобы он остался позади вместе с ним, в то время как другие фидалгуш и кабальеро продолжали биться с турками внутри крепости. Решение этой задачи я предоставляю тем, кто извлечет уроки из этой истории; пусть они судят, кто из двух братьев наилучшим образом выполнил свой долг" (11).
Другой рассказ иллюстрирует личное восхищение Албукерки воинской доблестью. Мануэл де Ласерда был ранен в лицо стрелой, но тем не менее убил конного турка, завладел его конем и продолжал сражаться со сломанной стрелой, торчащей из его лица и в залитых собственной кровью доспехах. В этот момент турки сплотились и атаковали отряд Ласерды силами 500 человек. Албукерки, узнав об этом сопротивлении, устремился вместе со своим резервным отрядом к опасному месту.
"Как только Мануэль де Ласерда увидел Афонсу де Албукерки, он спешился и отдал своего боевого коня ему. Когда Афонсу де Албукерки увидел, что его броня вся залита кровью, он обнял его и сказал: "Сеньор Мануэль де Ласерда, я заявляю, что в высшей степени завидую вам, так же, как завидовал бы вам Александр Великий, будь он на моем месте, потому что вы смотритесь большим храбрецом при нашей вечерней встрече, чем даже император Аврелиан" (12).
Когда была одержана окончательная победа, Албукерки вознес благодарность Богу и дал обет построить на месте ворот, захват которых дался такой дорогой ценой, церковь Св.Екатерины, поскольку 25 ноября был праздник этой святой. Он также посвятил в рыцари некоторых наиболее отличившихся молодых солдат, среди которых были Фредерико Фернандиш, первым из португальцев ворвавшийся в город, и Мануэл да Кунья, младший сын его прежнего командира, Триштана да Кунья.
Как только португальцы полностью завладели Гоа, Албукерки приказал предать мечу все мусульманское население города без разбора, - мужчин, женщин и детей. Эта жестокая резня покрыла имя Албукерки куда большим позором, чем повешение Руи Диаша, за которое его так сильно осуждал поэт Камоэнс. Она лишь частично может быть оправдана убеждением Албукерки, что мусульмане Гоа предательски повели себя по отношению к нему весной, впустив на остров Юсуфа Адил-шаха. Более вероятно, что основным мотивом, руководившим Албукерки, когда он отдал приказ об этом жестоком массовом убийстве, была ненависть, которую он, подобно истому крестоносцу, испытывал по отношению к религии Пророка. Дома и имущество мусульман Албукерки объявил собственностью победителей, и в течение трех дней его солдаты занимались грабежами. Затем он приступил к работе по восстановлению стен и городских валов, и, особенно, по восстановлению цитадели. Заботясь о том, чтобы не допустить захвата города врагами, как то случилось предыдущей весной, Албукерки всячески подстегивал ход строительных работ и не стеснялся даже лично участвовать в них, подавая пример своим людям. Когда постройка цитадели была окончена, он приказал установить в ней камень с высеченными на нем именами все капитанов, которые участвовали в штурме. Но среди португальских фидалгуш возникло так много раздоров из-за того, в каком порядке должны быть выгравированы их имена, - поскольку каждый хотел, чтобы его имя стояло первым, - что в конечном счете Албукерки потерял терпение и приказал выбить на камне одну-единственную фразу - "Lapidem quem reprobaverunt Фdificantes" - "камень, отвергнутый строителями" (Намек на фразу из Первого послания апостола Петра: "Итак Он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою угла" (1-е Петра, 2:7). - Aspar).
Любопытно сравнить с реальной историей двух захватов Гоа, совершенных Албукерки, рассказ, который приводит мусульманский историк в "Тохфут-уль-муджахиддин", но можно с уверенность утверждать, что подкупа, о котором он сообщает, на самом деле не было.
"Кроме того, - пишет шейх Зин-уд-дин, - франки начали враждебные действия против жителей Гоа и захватили этот город, сделав его своим владением. В то время этот порт был одним из тех, что принадлежали Адил-шаху (мир праху его!); несмотря на это, тем не менее, франки захватили Гоа, избрав его местом пребывания своего правительства в Индии, откуда они намеревались править над ней. Но Адил-шах атаковал этих злоумышленников и отразил их нападение; он, в свою очередь, сделал этот город местом сосредоточения сил ислама. Впоследствии франки (да проклянет их Аллах!) сделали приготовления для второй атаки на Гоа, и подступив к городу с большими силами и напав на него, в конце концов завладели им. Утверждается, однако, что они привлекли на свою сторону некоторых виднейших жителей города при помощи подкупа, и поэтому захват его не представлял для них особых трудностей; и франки, таким образом, снова овладев Гоа, поспешили построить вокруг него протяженные укрепления значительной высоты. После того, как они заполучили этот город, их могущество сильно возросло, и день ото дня становилось все больше; на все воля Аллаха, и ничто не происходит помимо нее!" (14).
Албукерки повторно захватил Гоа в очень благоприятное время, поскольку Адил-шах, его доблестный противник предыдущей весной, умер 5 декабря 1510 г. Его сын, Исмаил Адил-шах, который наследовал ему, был еще мальчиком (в 1510 г. ему исполнилось 12 лет. - Aspar), и наместники различных провинций султаната Биджапур вскоре начали проявлять признаки мятежа. В этих обстоятельствах Камал-хан, главный военачальник и министр Биджапура, вступил, согласно мусульманскому историку Фириште, в переговоры с португальцами и согласился оставить Гоа в их владении при условии, что они ограничатся островом и не будут посягать на прилегающие округа. В "Комментариях Албукерки" ничего не говорится об этой сделке с Камал-ханом, зато они содержат письмо, написанное португальским губернатором юному султану Биджапура непосредственно после второго захвата Гоа. Это письмо любопытное и характерное.
"Вы должны знать, - писал он, - что Сабайо, ваш отец, имел обыкновение захватывать малабарские суда, выходившие в море из портов и гаваней короля, моего господина; вот почему я был вынужден пойти против Гоа и захватить город, и заняться постройкой в нем очень сильной крепости. Я бы искренне желал, чтобы ваш отец был жив и мог знать, что я - хозяин своего слова: независимо от отношения к нему я всегда буду вашим другом и помогу вам против короля Декана (Имеется в виду один из последних султанов распавшегося султаната Бахмани. - Aspar) и ваших врагов; и я прикажу, чтобы всех коней, которых привозят сюда, отправляли на ваши станции и ваши рынки, чтобы вы смогли получить их. Было бы прекрасно, если бы торговцы из вашей страны являлись бы в этот порт с белыми тканями и всевозможными товарами, и привозили вам взамен товары, которые стекаются сюда по суше и по морю, а также коней, и я дам им гарантии безопасности. Если вы желаете моей дружбы, то пусть ваши посланники явятся ко мне с вашими письмами, а я, со своей стороны, пошлю других, которые передадут вам мои письма; если вы выполните то, о чем я писал выше, то с моей помощью вы сумеете завладеть многими землями и станете величайшим сеньором среди мавров. Пожелайте сделать это, поскольку так будет хорошо для вас и вы приобретете большое могущество; и несмотря на то, что Сабайо, ваш отец, мертв, я буду вашим отцом и буду относиться к вам как к сыну" (15).
Завоевание Гоа произвело огромное впечатление на всех монархов западного побережья Индии. Мало того, что мусульманский султан Ахмадабада отправил послов к Албукерки, прося о заключении союза с ним, но и индусский саморин Каликута, до сих пор главный противник португальцев, также запросил мира. Албукерки высокомерно отнесся к последнему: слишком много португальской крови пролилось в Каликуте, чтобы он испытывал желание заключить с ним союзный договор. Он объявил, что пойдет на этот союз при единственном условии - если саморин разрешит португальцам построить крепость в самом сердце Каликута, которая господствовала бы над гаванью. Так как саморин не принял этих требований, которые оставляли бы его столицу и его торговлю на милость португальцев, переговоры были прерваны. Что же касается Махмуд-шаха Бегарны, султана Ахмадабада, то переговоры с ним продолжались в более дружественном тоне. Султан пообещал освободить всех португальцев, потерпевших кораблекрушение вместе с Афонсу де Норонья, и приказал эмиру Хусейну немедленно покинуть его владения. Он даже предложил уступить португальцам остров Диу в качестве места для постройки крепости, но Албукерки в то время не имел в Индии достаточных сил, чтобы принять предложение.
Завоевание Гоа, по своим непосредственным и последующим результатам, было одним из величайших достижений Албукерки на посту губернатора. Оно предоставило португальцам коммерческую и политическую столицу; оно показал соседним правителям, как индусам, так и мусульманам, что португальцы намерены остаться на побережье Малабара в качестве господствующей силы, а не просто торгового сообщества, подобно арабским моплахам; и смелость, проявленная при решительном штурме, а также во время пребывания флота в гавани Гоа, доказала индийцам, что среди них появилась новая воинственная раса. Его последующие результаты столь же важны. В Гоа, благодаря политике преемников Албукерки, сосредоточилась вся торговля Малабарского побережья. Чтобы содействовать процветанию Гоа, португальцы умышленно лишили более ранние торговые центры, такие как Каликут, Кочин и Каннанор, прав осуществлять свободную продажу и покупку товаров; Гоа стал резиденцией вице-королей и губернаторов Португальской Индии; его богатство вошло в пословицу; и хотя слава Золотого Гоа гремела не более столетия (16), но в течение этого периода он был одним из самых великолепных городов на лице земли.
Примечания:
(1) О ранней истории христианства в Индии, см. Hunter's Indian Empire, chapter ix, pp. 229-241.
(2) Инструкции брату Луишу; Albuquerque's Commentaries, vol. ii. pp. 74-77.
(3) Albuquerque's Commentaries, vol. ii. p. 67.
(4) Tohfut-ul-mujahideen, перевод Lieut. M. J. Rowlandson for the Oriental Translation Fund, 1833; pp. 97-99.
(5) "Три путешествия Васко да Гамы", переведено из Корреа, LendasdaIndia: Hakluyt Soc. 1869, p. 309.
(6) Albuquerque's Commentaries, vol. ii. p. 81.
(7) Даты первого захвата Гоа отличаются в разных источниках. В "CommentariesofAlbuquerque" оно датируется 3 марта, vol. ii. pp. 88-92; Корреа, "LendasdaIndia", vol. ii p. 59, утверждает, что оно произошло 1 марта. Барруш, Decade II, Book V, chapter 3, ed. of 1777, pp. 464, 465; Каштаньеда, vol. iii. ed. of 1833, p. 30; и Фариа-и-Соуза, AsiaPortugueza, ed. of 1666, vol. i. p. 137, все датируют это событие 17 февраля.
(8) Инструкции Руи Гомешу; Albuquerque's Commentaries, vol. ii. pp. 114-118.
(9) Письмо шаху Исмаилу; Albuquerque's Commentaries, vol. ii. pp. 111-114.
(10) Albuquerque's Commentaries, vol. ii. pp. 180, 181.
(11) Albuquerque's Commentaries, vol. iii. pp. 13, 14.
(12) Albuquerque's Commentaries, vol. iii. p. 12.
(13) Согласно Баррушу, Decade II, Book V, ch. 11, ed. of 1778, p. 558, и Корреа, Lendas da India, vol. ii. p. 157; но в "Commentaries", vol. iii. p. 137, этот анекдот отнесен к постройке крепости в Малакке.
(14) Tohfut-ul-mujahideen, Rowlandson's translation, pp. 100-102.
(15) Albuquerque's Commentaries, vol. iii. pp. 20, 21.
(16) О последующей истории Гоа см. Hunter's Imperial Gazetteer of India, ed. 1885, vol. v. pp. 101-105.