Аннотация: Выход Аче на политическую арену в XVI в.
Глава 3.
Выход Аче на политическую арену в XVI в.
А. Возвышение Аче.
Возвышение Аче в XVI в. проявилось в его военных, политических и религиозных достижениях. В своей "Истории Суматры" Марсден писал:
"Ачин (собственно Аче) - единственное королевство Суматры, которое когда-либо достигало такого политического веса в глазах западных народов, что его действия остались запечатлены на скрижалях всеобщей истории... его могущество помешало португальцам получить опору на острове, и его князья принимали посольства от всех великих держав Европы" (1).
Военные достижения.
Среди главных факторов возвышения Аче наиболее заметным было военное могущество, отчасти проявившееся в конфронтации Аче с португальскими эскадрами в 1519 и 1521 гг., как упоминалось в предыдущей главе. Несколько лет спустя войска Аче показали свою силу, завоевав Дайю (1520), Пидир (1521) и Пасаи (1524). Эти военные победы над европейскими войсками ставят вопрос об основаниях и пределах военной мощи Аче.
В целом ашинское военное могущество опиралось на использование артиллерии в комбинации с более традиционным оружием. Ранние военные стычки между Аче и португальцами на ашинской территории привели к тому, что первое разжилось пушками, отнятыми у последних. Впервые ли ашинцы использовали пушки в военной кампании? Т.Искандер убежден, что Мунаввар-шах, король Махкота Алама, использовал артиллерию, захваченную у португальцев, в своей кампании против Дал аль-Камаля (2). Если эти сведения правильны, то военное противостояние Аче и португальцами в 1519 г. не было первым. К несчастью, мы не располагаем никакой более подробной информацией об этом предмете. Однако, здесь следует упомянуть, что между 1000 и 1500 гг. Китай достиг заметных успехов по части производства пушек. В первой половине 15 в., например, знаменитый адмирал Чжэн Хэ командовал эскадрами, совершавшими плавания в Индийский океан, Красное море, и даже к побережью Африки, в состав которых входили крупнотоннажные корабли, оснащенные большим количеством пушек и солдат. Его суда могли нести до 1500 тонн, обладая намного большей грузоподъемностью в сравнении с судами Васко да Гамы водоизмещением 300 тонн, которые пересекли Индийский океан в конце 15 в.(3) Вероятно, поэтому, что Китай, который поддерживал хорошие отношения с государствами этого региона (Аче), поставлял тамошним правителям артиллерию.
Эффективное сочетание артиллерии и традиционного оружия было также основой военной мощи Аче. При захвате Пидира и португальской крепости в Пасаи, например, ашинцы использовали артиллерию, мечи и слонов. Победы Аче в этих военных кампаниях привели к тому, что в его руки попало большое количество португальских пушек. Это удивляло Каштаньеду, который засвидетельствовал, что ашинцы имели больше артиллерийского оружия, чем сами португальцы в Малакке.
Использование слонов также было элементом ашинской военной мощи. В Аче слонов использовали еще до прихода ислама как для военных целей, так и для церемониальных выездов знати. Мусульманские королевства региона унаследовали эту традицию. В 12 в. султан Пеурелака выезжал верхом на слоне, украшенном золотом. Ибн Баттута также наблюдал, что султан Пасаи использовал слонов и даже лошадей для военных целей (4).
К 16 в. Аче с помощью османов и гуджаратцев развил собственные военные технологии. Использование османской артиллерии и участие их солдат и военных советников в каждой военной кампании Аче явилось решающим фактором в росте военного могущества Аче. Соответственно, "в военной технологии Аче был намного более прогрессивным, чем яванские королевства, и его военная тактика и стратегия носили явное турецкое происхождение" (5).
Аче продемонстрировал свою мощь в ходе упорных осад португальской крепости в Малакке в 1537, 1547, 1568, 1573 и 1577 гг., которые заставили португальцев применять вместо наступательной оборонительную стратегию. Однако, ашинцы так и не смогли изгнать португальцев из Малакки. Самое большее, что можно сказать, - что ашинцы "почти преуспели в захвате Малакки у португальцев" (6). Напрашивается вопрос: почему же Аче не смог взять Малакку? Для ответа на него следует проанализировать военную мощь Аче в той мере, в какой нам позволяют это сделать наши источники.
Существуют по меньшей мере три элемента, необходимые для того, чтобы господствовать на море: 1) пушки; 2) военные корабли; 3) военная стратегия.
Выше упоминалось, что до прибытия португальцев народы Азии уже были знакомы с артиллерией, которую привезли из Китая. По своим качествам она, вероятно, до начла 15 в. ничем не уступала западной (7). Когда португальцы в 16 в. прибыли в Индию, они обнаружили, что в Малабаре, Каликуте и Гоа использовались пушки (8). Позднее, в Малакке, Альбукерке захватил около 3000 пушек и 2000 бронзовых огнестрельных стволов малого калибра (9).
Османы, главная опора ашинских военных сил, не могли соперничать с европейскими странами по части стремительного развития военной индустрии. Чиппола писал:
"Они оставались в средневековье, когда уже началась современная эпоха. Они использовали пушки на своих кораблях (хотя и довольно примитивным способом), и использовали парусные суда. Но они продолжали оставаться в сильной зависимости от мускульной силы: они оставались верны старой тактике таранного удара и абордажа, и галеры всегда были становым хребтом их военной силы" (10).
Эту атмосферу засвидетельствовал в Аче Джон Дэвид, английский моряк 17 в. Он сообщает, что султан Аче "имеет большой запас медных пушек, которые они (ашинцы) используют без лафетов, стреляя из них прямо так, как они лежат на земле" (11). "Отсутствие пушечных лафетов", согласно Боксеру, "модно считать признаком неэффективности ашинской артиллерии" (12).
Быстрое развитие технологи в Европе в 15 в. было решающим фактором в совершенствовании военной техники. Эта ситуация была на руку португальцам, которые видели, что их могущество на море было главным фактором успехов их заморской экспансии (13). По словам Чиполлы:
"На протяжении последней четверти 15 в. Португалия стала превосходным рынком для торговцев пушками. Будучи вовлечена в заморскую торговлю и экспансию, португальские потребности в артиллерии всё больше росли и превышали ее собственные мизерные ресурсы, тогда как большая прибыли от заморских коммерческих предприятий обеспечивали платежеспособный спрос. Португальские короли вывозили фламандских и немецких канониров и литейщиков пушек так же, как и сами пушки..." (14).
Превосходство европейского военного снаряжения над ашинской азиатской военной технологией было подлинным. В 1489 г., например, "вооружение португальских кораблей было чем-то совершенно неожиданным и новым в Индийских морях и предоставило португальцам немедленное и решительное преимущество над их индийскими соперниками" (15).
Вторым фактором были военные корабли. Главным судном для морской войны в регионе, согласно сообщению Мануэля Годиньо де Эредиа, португальского уроженца Малакки (1563-1623), были ланчары (16). Это "маленькое судно с одним парусом и прямым парусным вооружением, управляемое двумя веслами, закрепленными на корме..." (17) Другой тип кораблей представляли т.наз. джонки или сомы (Somas) (18). Малайцы называли их "джонг" (19). Эредиа описывал эти джонки как "высокобортные лодки, похожие на грузовые карраки, с двумя рулями и мачтами, и с парусами, сделанными из сплетенных пальмовых листьев и циновок, через определенные промежутки пересеченных бамбуковыми реями, позволяющими команде быстро спускать и поднимать паруса при наступлении штормовых ветров" (20). Именно такую джонку встретил в море между Пасаи и Малаккой направлявшийся в последний город Альбукерке. Как упоминалось выше, этой джонкой командовал Заин ал-Абидин, свергнутый король Пасаи. Гашпар Корреа описывает корабль следующим образом:
"Увидев, что джонка хочет открыть огонь, губернатор подошел близко к ней со всем своим флотом. Галеи начли ее обстреливать, но ядра не причиняли ей ни малейшего ущерба, и она продолжала идти под парусом... Тогда португальские корабли начали стрелять по ее мачтам... и она спустила свои паруса. Из-за того, что она имела высокие борта... наши люди не осмеливались взять ее на абордаж, и наш огонь в целом ей не вредил, потому что ее обшивка состояла из четырех превышающих воображение рядов планок, и самые большие наши пушки не могли пробить больше двух... Увидев это, губернатор приказал подвести свой нао борт-о-борт с ней. Это была "Флор дель Маар", которая имела самую высокую носовую и кормовую надстройки из всех кораблей флота. Когда она поравнялась с джонкой, ее кормовая надстройка едва достигала ее мостика... Команда джонки так хорошо защищалась, что им (португальцам) пришлось снова отойти от нее. [После двух дней и ночей сражения] губернатор решил перебить пушечным выстрелом оба руля, которые имелись у джонки с внешней стороны... [Тогда джонка сдалась]" (21).
Одна из главных характерных черт малайских кораблей, включая ашинские, заключалась в том, что при их строительстве не использовалось железо; также их океанские суда не несли на борту артиллерии. Это подразумевало превосходство португальских судов, которые имели железные части и были оснащены артиллерией. Поэтому, "они были... сравнительно более хрупкими, чем португальские карраки и галеоны, с которыми они вступали в сражения" (22). По этому предмету Чиполла делает вывод, что "главная причина их [мусульман] неудачи кроется в их устаревшей технике войны на море" (23).
Относительно военной тактики малайцев Эредиа сообщает следующее:
"Военные силы малайцев не следуют правильной военной тактике европейцев: они совершают атаки и вылазки хаотической массой; их единственный план - это устроить засаду в узких проходах, лесах и чащобах и затем совершить атаку толпой вооруженных людей: если им приходится отступать с поля боя, они не придерживаются правильного порядка и несут тяжелые потери" (24).
Это утверждение подтверждается тем фактом, что при каждой осаде Малакки Аче располагал бСльшим количеством солдат и даже военных кораблей, чем португальцы. Однако, последние всегда отражали атаки и даже наносили ашинцам чувствительные потери. Снук Хургронже, как упоминалось выше, сообщает, как ашинцы, без всякой военной тактики, бросались прямо на штыки голландских солдат.
Однако, ашинская военная мощь пользовалась уважением не только среди малайских королевств, но и у португальцев, которые "издавна прониклись уважением к ашинцам как к грозным бойцам, которые в течение столетия представляли величайшую угрозу для Малакки" (25). Несколько португал моряков, которые потерпели кораблекрушение на западном побережье Суматры в 1561 г. и которым пришлось сражаться с ашинцами, утверждали, что они (ашинцы) "народ разбойников и пиратов, состоящий из многих наций, и злейшие враги португальцев, и очень отважные воины" (26).
Сильное военное давление Аче на Малакку показывает быстрое развитие его военной мощи, которая была неизвестна в течение первого десятилетия 16 в. Военная помощь от других мусульманских государств, таких, как Османская империя, Гуджарат, Аравия и Абиссиния, сильно ускорила ее развитие. Султан Аче постоянно пытался атаковать Малакку. Султан Али Риайят-шах аль-Кахар, например, описан Коуту как человек, который "никогда не переворачивался на другой бок в своей кровати, не подумав о том, как ему окружить укрепления Малакки" (27). Весь ряд военных конфликтов между двумя нациями на протяжении XVI в. показывает серьезную решимость Аче, после его победоносного изгнания португальцев с северной части Суматры, изгнать из также из Малакки.
Экономическиедостижения.
Рост торговой активности Аче в XVI в. можно проследить по росту его статуса в качестве поставщика природных ресурсов и торгового центра (порта) в западном архипелаге. Банда Ачех, который был известен как Ачех Бесар (Грут-Аче, или собственно Аче), был политическим центром империи, хотя "сам по себе не являлся важным источником экспорта продукции" (28). Пасаи и Пидир были и главными портами, и поставщиками перца. Мы не располагаем подробными сведениями и том, использовались ли эти последние два порта в XVI в. Банда Ачех, как центр политической активности, был, вне сомнения, также и центром торговой деятельности. Рейд упоминает Банда Аче как "коммерческий эмпорий" (29). Итак, порт Банда Аче мог, в некотором отношении рассматриваться как перевалочная база, подобная Малакке, несмотря даже на то, что Малакка, вероятно, по своей значимости перевешивала Аче. Однако, разницу между ними можно четко определить. Аче, кроме своего статуса перевалочной базы, также экспортировал некоторые натуральные продукты, как говорилось выше, и контролировал доходы от важных портов на западном побережье Суматры, которые не получал Малаккский султанат.
Мы не располагаем сведениями о способе организации торговли. Также у нас нет подробной информации относительно экспорта Аче, особенно из Пасаи и Пидира. В первой главе мы упоминали отчеты о торговле в обоих портах в начале XVI в., до военной кампании Али Мугайят-шаха, которые приводит Пиреш. В обоих городах имелись перец, шелк, масло, бензоин и золото. Голландский первопроходец, который посетил Аче в конце 16 в., утверждал, что "мы сможем вести хорошую торговлю в Ачеме: ибо у них есть большой запас перца, за которым каждый год приходит корабль из Сурата и от друКамбея и доставляет его в Красное море" (30). Некоторые португальские источники содержат информацию об ашинских продуктах, которые поступали в Красное море. Около 1585 г. Жорже де Лемос, португальский сторонник завоевания Аче, сообщает, что Аче экспортирует большое количество пряностей, золота и драгоценностей в Красное море (31). В том же году ашинцы "вывозили (главным образом на гуджаратскиъх судах) что-то около 40000 или 50000 кинталов пряностей в Джидду каждый год" (32). Торговая активность в Красном море приносила султану Аче ежегодный доход в размере 3 или 4 миллионов золотых дукатов, в обмен на 30000 или 40000 кинталов перца и других пряностей, которые он отправляет на своих судах" (33).
Политический контроль над западным побережьем Суматры, богатым природными ресурсами, обогащал Аче экономически. Главным предметом торговли было золото, поступавшее из Минангкабау. Его привозили в Аче через порты Тику и Париаман, в большем объеме, чем в Малакку. Во времена Малаккского султаната из Минангкабау и Джохора каждый год вывозилось 9 или 10 бахаров золота (34). Около 1560-х гг. на территории вокруг Тику, Париамана и Индрапури были разбиты новые богатые плантации перца (35).
Известно, что Пасаи производил шелк, который привлек внимание Альбукерке, когда он сделал остановку в этом порту на пути в Малакку в 1511 г. Однако, производство шелка на этой территории "резко пошло на спад в конце столетия, т.к. китайский шелк стал более доступным, и шелковичные деревья постепенно вырубались, уступая место посадкам перца и риса" (36).
К середине XVI в., вследствие падения Малакки, на первое место в архипелаге выдвинулось несколько важных портов, таких, как Аче, бантам на западе, и Бруней и Джохор на востоке. Банда Аче стал космополитичным городом, который посещали различные мусульманские торговцы, включая арабов, трок, персов и абиссинцев. Некоторые приезжали даже из Индии и Пегу (37). Шрёке пишет, что "Ачин, затем, к середине XVI в. стал главной станцией в посреднической торговле мусульманской восточной Азии и Индии с Индонезийским архипелагом, - факт, на который португальцами приходилось лишь взирать полными зависти глазами" (38).
Как государство, которое "было основано на своей торговле и господстве на море" (39), Аче также был обязан своей славой "сбору дани с окружающих областей на побережье и портовых сборов в столице Аче" (40). Следовательно, внутренней части страны уделялось мало внимания. Банда Аче предстает международным городом, который посещало большое количество иностранных торговцев, "все больше и больше втягиваясь в государственную систему Аче, его придворные церемонии, и его войны" (41). Город был настолько космополитичным, что малайский язык, главный язык общения и ЮВА, использовался больше, чем ашинский (42). Джон Дэвис описывал город как "очень обширный, построенный в лесу, так что мы не могли увидеть дома, пока не оказывались рядом с ним. Мы не могли пойти в другое место, но везде находили дома и большое столпотворение людей: так что я думаю, что город простирается на всю землю" (43). В этом городе жили "златокузнецы, литейщики пушек, кораблестроители, плотники, ткачи, шляпники, гончары, водоносы, ножовщики и кузнецы" (44). Французский иезуит также приводит описание города, имеющее следующий вид:
"Представьте себе лес кокосовых пальм, бамбука, хвойных деревьев и бананов, через сердце которого протекает очень красивая река, вся усеянная лодками; поистине, в этом лесу неисчислимое множество домов, построенных из тростника, соломы и древесной коры и расположенных таким способом, что они иногда образуют улицы, иногда же - целые кварталы; разделите эти различные части (города) лугами и рощами; населите этот лес таким же множеством людей, какое вы видите в ваших городах, когда они густо населены, и тогда вы сможете получить близкое к истине представление об Ачене (Аче) и согласитесь, что город такого нового стиля может доставить удовольствие заезжим иностранцам...
Вся окружающая местность носит неухоженный, природный, сельский и даже немного дикий вид. Когда кто-либо становится на якорь, он не видит ни единого следа или признака города, потому что большие деревья, растущие вдоль берега, закрывают все дома" (45).
Город не был укреплен, "ибо Бог дал им отважные сердца и сильный характер, и даровал победы в сражениях со всеми врагами... И город (негери) не укреплен, как то принято в других укрепленных городах, потому что в городе есть очень большое количество боевых слонов" (46).
Рост экономической активности привел к развитию социальных классов. Нет сомнений, что к первому классу относилась правящая семья. Как и в случае Малакки, султаны также принимали участие в торговле. Во второй класс входила элитная группа купцов, называемых "оранг кайя", и духовные вожди (улемы). Обе группы также играли заметную роль при дворе. Дословно "оранг кайя" означает "богатые люди". Этот термин "применялся для обозначения класса знати, который, хотя и не смешивался с обладателями высших чиновничьих рангов, такими, как "оранг бесар", тем не менее обладал влиянием и богатством" (47). Они также имели территориальную власть и занимали административные должности, так же как и должности при дворе. Огюстин де Болье приводит общее описание "оранг кайя":
"Оранг кайя" живут в большой роскоши, и, следуя влечениям свой натуры, склонны к разным причудам, гордыни и спеси. Доставшееся им от предков большое богатство в виде земель, домов в городе, а также золота и серебра позволяет им жить на широкую ногу; ни один король не может приструнить их и ни одна иностранная нация не может ограбить. Город был в шесть раз более населенным, чем сейчас, и настолько людным, что было трудно пройти по улицам. Богатство острова было рассеяно среди многих лиц, и там было столь великое множество купцов, что ни один город в Индиях не процветал так за счет торговли. Более того, здесь не было ни альфандеги [таможни], ни других таможенных сборов, за исключением "тьяпа", так что торговцы могли свободно заниматься своими делами даже в полночь... Орангкайя имеют красивые, просторные, прочные дома, с пушками у деверей, и большое количество рабов - как стражей, так и слуг. Они ходят по году превосходно одетые, с большим свитами, и пользуются уважением людей. Столь великое их могущество в значительной мере умалило королевскую власть, и даже безопасность, поскольку главные орангкайя имеют такую власть и силу, что когда они пытаются возобладать над властью короля, то убивают его, дабы возвести на трон другого. Итак, король считает себя счастливым, если ему удается продержаться на троне хотя бы два года. Если он остается у власти дольше, то некоторые орангкайя подвергаются таким притеснениям и таким строгостям, что от их звания ни чего не остается, кроме титула" (48).
Третий и четвертый классы составляли простолюдины и рабы. Работорговля возросла в связи с простом потребности в рабочей силе для торговли и труда. Накануне прихода португальцев в Малакку в городе было большое количество яванских рабов. Один из богатейших торговцев Малакки, Утама ди Раджа, как сообщают, имел около 8000 рабов (49). Другой причиной стремления обзавестись рабами была потребность в безопасности. Малайцы говорят, что "лучше владеть рабами, чем землями, потом что рабы защищают своих хозяев" (50). Некоторые оранг кайя имели сотни и даже тысячи рабов (51). В Аче, как сообщает Болье, "король использовал их [рабов] для рубки деревьев, добычи камня в каменоломнях, литья пушек и строительных работ" (52).
В 1500-х гг. крупнейшим экспортером рабов была Ява. Однако вскоре после этого времени остров прекращает вывоз своих людей, в связи с распространением ислама, который запрещал продавать рабов-мусульман. Поэтому мусульманские королевства стали привозить рабов с немусульманских территорий. Аче получал рабов из Ниаса, Южной Индии и Аракана; Бантем и Макассар - с Молукк и Малых Зондских островов; Патани - из Камбоджи, Чампы и Борнео (53).
Политические достижения.
История региона, известного теперь как Индонезия, в XVI в. отмечена ростом политической активности некоторых королевств. Этот феномен, по-видимому, был вызван присутствием португальцев в Малакке. Картодирдьо утверждал, что "воздействие португальской торговли привело к интенсификации политической активности среди мусульманских правителей и торговцев" (54).
Аче стал вовлечен в постоянную политическую деятельность вследствие расширения своей власти на восточную и западную части Суматры. Это принесло ему контроль над торговой активностью региона. Способность Аче поддерживать безопасность торговых путей в регионе привлекала мусульманских торговцев из западной Азии и Индии, восточного индонезийского архипелага и даже немусульманских торговцев, таких, как китайцы, которые отдавали предпочтение Малакке из-за того, что торговые пути в Малаккском проливе были небезопасны, и из-за португальской политики взимания сборов.
Аче пытался создать союз с другими мусульманскими королевствами на базе ислама. Выше упоминалось, что этот союз продержался недолгое время, что принесло португальцам политическую победу. Аче и Джапара только раз объединились для совместной атаки. Дружественные политические отношения с Джохором и Бантамом начались в 1574 г., после продолжавшихся несколько десятилетий военных кампаний Аче против португальцев. Но в 1582 г. союз распался. Д.К. Бассет писал: "если бы султан Джохора не считал амбиции Аче такими непомерными и угрожающими, что они препятствовали любому альянсу между двумя государствами, то почти нет сомнений, что португальский гарнизон в Малакке вряд ли уцелел" (55).
В предыдущей главе упоминалось, что Аче отправил своего посла в Стамбул, чтобы завязать более тесные отношения и попросить военной помощи. Эта инициатива позволила Рейду сделать вывод, что именно Аче был инициатором союза с Османской империей (56). Представляется, что в основе готовности османов придти на помощь Аче лежали как религиозные идеалы, так и торговые интересы. Независимо от мотивов, "преимущественно инициатива Аче снова привлекла внимание турок к Индийскому океану, после того, как Сулейман оставил это политическое направление в 1540 г." (57)
Как цитировалось выше, "Бустан ал-Салатин" упоминает, что султан Аче отправил миссию к султану Рума (Стамбул). "Раджа Рум" для малайцев и индонезийцев 16 в. обозначал османского султана, "сильнейшего мусульманского монарха и наследственного обладателя халифского достоинства" (58). Память об этих отношениях до сих пор существует среди ашинцев, которые сохранили ее в устной традиции. Одна из этих устных традиций, наиболее популярная, это история "Лада Са-чупак" (бамбуковая мера перца), которая упоминает об османской артиллерии. В "Хикайят Меукута Аллам", которая приписывается султану Искандеру Муда (1607-1636), эта история изложена следующим образом:
"Он решил направить посла в Стамбул с деньгами для помощи святым местам, потому что султан Турции был величайшим среди мусульманских правителей и заботился о святых местах. Он отправил 3 корабля, нагруженных соответственно "пади", "бера" и перцем. Но в пути им выпало столько трудностей, что они добрались до Стамубал только через 3 месяца, съев за это время весь рис и продав много перца, чтобы закупить продовольствие. Осталась только "Sa-chupak lada". Послы были унижены, но султан Рума проявил великодушие, и отправил их обратно с почестями и большой пушкой, которой он дал сое имя. Он также послал в Аче 12 пахлаванов (военачальников). Они были столь опытными, что с их помощью Искандер Муда построил в Аче большой форт и даже знаменитый "гунунган" (более достоверно приписываемый Искандеру Тани (1636-1641)). Султан Рума посоветовал султану Аче убить пахлаванов, когда они закончат эти работы. Вначале он отказался сделать это, но затем турки оттолкнули всех от себя своей надменностью и были забиты камнями насмерть" (59).
Даже сейчас эта история еще жива в память ашинцев. В одной из поэм ашинской народно-танцевальной традиции, известных как "seudati" (60), есть такие строки:
"Это история панглимы (командира) Ньяк Дома,
Который совершил плавание в землю Рум (Стамубл),
Вернулся домой с пушками "сикупак",
Которые были преподнесены Его сиятельству (султану)" (61).
"Дипломатический контакт 1560-х гг. между турками и Аче, - утверждал Рейд, - достигал высочайшего уровня и сыграл важную роль в последующем направлении турецкой и ашинской политики. Он был увековечен в различных формах малайской и ашинской литературы" (61). Еще одну память об этих отношениях можно увидеть в красном османском флаге, который использовался в Аче (62).
С политической точки зрения оборонительная позиция, которую занимали португальцы при каждом нападении со стороны Аче, соответственно повышала его престиж в глазах малайско-индонезийских королевств. Интенсивные политические связи между мусульманскими королевствами архипелага и другими мусульманскими государствами в западной Азии и Индии, и неудача португальцев поддержать свои политические отношения с некоторыми индусскими королевствами на Яве, по-видимому, ограничивала их пространство для политических маневров. Виекке утверждал:
"С политической точки зрения португальцы добились скромных успехов. Они не имели поселений за пределами Малакки и Молукк. Малакка постоянно находилась под угрозой нападения с тех пор, как Аче стал могущественной державой...
Несмотря на тот факт, что португальские поселения в Малакке и на Молукках постоянно находились в опасности, их коммерческая активность расширялась все больше и больше" (63).
Ведущий центр исламских исследований.
Подобно своим предшественникам, Пасаи и Малакке, Аче в этом столетии был "центром исламских исследований" (64). Несмотря на это, как и в случае с Пасаи, трудно точно определить, какие именно институты существовали в Аче. Главным центром изучения ислама, вероятнее всего, была мечеть, кроме "песантрена" или "дайи". Мечети распространены в регионе так же, как и в других частях архипелага. О конструкции мечети Рейд пишет:
"Мечети обычно строились из дерева и тростника, но в больших мечетях Малакки и Аче по меньшей мере основания и внешние стены были сделаны из камня и глины... Мечети ЮВА в 16 и 17 вв. имели собственные характерные формы, существенно различавшиеся в Аче на западе и на Молукках и Минданао на востоке. Главное здание было квадратным, часто имело веранду (serambi) с восточной стоны, легкие стены, и (обычно 4) массивных столба, поддерживавших сделанную из нескольких слоев тростника кровлю. Стены из прочной каменной кладки обычно окружали весь комплекс". (65)
Занятия по изучению ислама обычно вели улемы, как иностранные, так и местные. В "Бустан ал-Салатин" сообщается, что улемы приезжали в Аче из других стран. Это были шафиитский алим из Мекки, Мухаммед Аздари, который обучал в Аче метафизике. Другой мекканский алим, по имени шейх Абу-л-Хайр ибн Шейх ибн Хаджр также прибыл в Аче. Он написал книгу, озаглавленную "Сейф аль-Кати" и обучал "исламскому фикху" (исламскому праву) в Аче ар ас-Салам. Другим был специалист по "илм усул ал-фикх" (исламской юриспруденции) по имени шейх Мухаммед Йамани. В этой же хронике XVII в. есть сведения, что в Аче приезжал также алим из Гуджерата, шейх Мухаммед Джайлани ибн Хасан ибн Мухаммед, потомок рода курайшитов. Представитель шафиитской школы, Джайлани обучал арабской литературе ("maani", "bayan" и "badi"), фикху и усул ал-фикху (66). Тот факт, что эти исламские учителя приезжали в Аче, показывает, что Аче поддерживал хорошие отношения с другими мусульманскими странами в арабском мире и Южной Азии. Статус города как центра исламской учености и сильное тяготение людей к исламу побудили ашинцев назвать свою землю "вратами Святой Веры" (67).
Ислам был также и политическим фактором, который "оказывал определенное психологическое и социальное влияние на население" (68). Политический ислам представляли исламские учителя, которые оказывали сильное сопротивление султанскому правительству. "Бустан ал-салатин" приводит описание характеров султанов, которые правили после смерти султана Хуксйена (ум.1579). Первым был Раджа Шри Аллам, представленный в неприглядном свете как человек, который не знал, как управлять страной. После убийства Раджи Шри Алама ему наследовал султан Заин ал-Абидин, который также обрисован черными красками. В итоге этого султана через несколько месяцев правления также постигла судьба предшественника (69). Смерть султана привела к власти неместного правителя в лице Ала-ад-дина Мансур-шаха из Перака, который правил Аче в 1579-1585 гг. Он и его семья были привезены в Аче после того, как ашинцы завоевали его родную страну. "Бустан ал-салатин" изображает султана следующим образом:
"Он был очень благочестивым султаном, справедливым в своих суждениях и непреклонным в своих повелениях. Он любил улемов, придерживался закона (шари`а) Мухаммеда, запретил всему своему народу употреблять алкоголь и устраивать петушиные бои, просил всех своих военачальников отращивать бороды, носить халат и тюрбан, просил всех своих подданных совершать пять обязательных молитв, поститься в Рамадан, соблюдать (sunnah) пост и раздавать милостыню (закат)" (70).
Эта ситуация показывает важную роль религиозных деятелей в создании политической атмосферы в Аче. Говоря в целом, во всех мусульманских государствах архаическая приверженность исламским учениям была важным требованием, предъявляемым к султану. Вертхейм пишет, что "принц, достаточно осмотрительный, чтобы не позволить ком-либо усомниться в его преданности вере, победоносный генерал, преуспевающий торговец, - все они пользовались поддержкой исламского права и официально признанных улемов, которые приходили на службу княжеской власти как судьи или советники" (71).
В. Мотивация Аче.
Здесь следует поставить вопрос о природе военного конфликта Аче с португальцами. Может быть интересным начать дискуссию с утверждения, высказанного Р.О.Винстедтом в его книге "История Малайи":
"Вовсе не религия сподвигла Аче вести войну, но португальские непомерные притязания на монополию и то, что они топили ашинские корабли на их пути в Индию и Красное море. Что ашинской политикой руководили торговые и династические амбиции, показывают ее отношения с мусульманской империей Джохор. В 1540 г. Джохор разгромил ашинский флот перед Ару. Затем в 1564 г. султан Аче не только отвоевал Ару, но захватил укрепленный город Джохор-Ламу и увез своего тезку, сына покойного джохорского султана, в Аче, где он умер или был убит" (72).
Многие ученые придерживаются мнения, что ислам занесли на ислам мусульманские торговцы из арабских земель и Индии (73). В своем исследовании по данному вопросу Цезарь Адиб Маджул освещает две главных линии в мусульманской торговой активности: первую представляли купцы, которые играли двойную роль как торговцы и религиозные проповедники, "постоянно живущие в данной области и вступающие в смешанные браки с местным населением и в итоге убеждающие немусульман принять новую веру" (74). Вторую проявляли те торговцы, чья заинтересованность в исламской пропаганде была побочной стороной их торговой и политической активности. Последние были более заинтересованы в мирских делах и участвовали в социальной деятельности, смешанных браках и политических делах. В этом корень последующего выхода нетуземных мусульманских политических сил в регионе, таких, как сайиды в Аче (75). Это не означает, однако, что вторая группа была не заинтересована в исламе.
Представляется, что основную активность в ведении исламской пропаганды проявляла первая группа, большинство членов которой составляли суфии. А.Х.Джонс доказывает, что пропаганду ислама на архипелаге идентифицировали суфийские организации. Он отмечает, что ислам в архипелаге стал набирать силу в форме мусульманских общин (умма) только после XIII в. н.э. Он связывает этот факт с важной ролью, которую играли суфии в сохранении единства уммы после падения Багдада в XIII в. Это приводит его к убеждению, что "движение суфиев было почти идентично с исламским миром на протяжении 500-летнего периода с XIII по XVIII вв., так что его трудно преувеличить, говоря о суфийском периоде в исламской истории" (76).
В своем развитии суфийский ислам приобрел более строгие черты. Главной отличительной чертой суфийских орденов и корпораций (taifah) было единство. Джонс писал:
"Для нашей цели можно охарактеризовать суфиев в том обличье, в котором они представали перед индонезийцами, следующим образом: они были бродячими проповедниками, странствующими по всему известному миру, и приняв добровольный обет бедности; они часто примыкали торговым или ремесленным гильдиям, согласно тому ордену (тарикату), к которому они принадлежали; они обучали сложной синкретической философии, в значительной мере близкой индонезийцам, но подчиненной фундаментальным догматам ислама; они считались колдунами и владели даром исцеления; и, что не менее важно, сознательно или бессознательно, они готовы были сохранить преемственность с прошлым и использовать понятия и элементы доисламской культуры в исламском облачении" (77).
Интересной чертой суфиев было то, что они представляли собой динамичную группу, которая была сосредоточена в городах (78). Кроме обучения исламу, "они также были вовлечены в экономическую деятельность в качестве торговцев, и в политические структуры в тех местах, где они жили" (79). Даже несмотря на то, что лишь некоторые из них занимались торговлей, они были тесно связаны со своими соотечественниками-купцами, которые обладали экономическим могуществом во все прибрежных княжествах: очевидно, их статус как торговцев ускорял распространение ислама на архипелаге, особенно среди индусского населения, которое привлекала в исламе его эгалитарная этика и запрещение обращения в рабство других мусульман (80). Политические интересы также играли определенную роль в их обращении.
В своем более позднем развитии ислам стал символом сопротивления, единства и революции (81). Джихад (священная война) можно было объявить против колонизаторов, таких, как португальцы и голландцы, и языческих племен, населявших внутренние области страны (82). Бруней, например, объявил священную войну против своих соседей, чтобы обратить их население в ислам, подобно тому, как Аче сделал это против язычников-батаков в 1539 г.(83) Быстрое распространение ислама по архипелагу позволило Ван Леуру охарактеризовать его как т.наз. "исламский период" (84) архипелага, особенно с XV в. до колониальной эпохи.
Аче, как мусульманское государство региона, оказал ильное сопротивление колониализму. Основываясь на представлении, что ислам был сильным скрепляющим элементом общества, можно аргументировано утверждать, что ислам был прочным символом, побуждающим дать отпор португальцам и, позднее, голландцам. Опять-таки, здесь следует упомянуть, что торговые интересы также играли немаловажную роль в этой борьбе. Торговые мотивы были настолько существенны, что некоторые мусульманские государства оказались разобщены и в конце концов даже вступили в торговые отношения с португальцами.
Другая постоянная составляющая политики Аче проявлялась в его интенсивных осадах укреплений Малакки. Джохор, главный малайский и мусульманский соперник Аче, стремился быть более прагматичным. Начиная с первой половины 16 в., Джохор демонстрировал враждебность по отношению к Аче. Как упоминалось выше, Джохор, вместе с Пераком и Пахангом, вытеснил Аче из Ару в 1540 г. В 1547 г. они появились в португальской Малакке, чтобы оказать вооруженную помощь португальцев против ашинцев, которые почти добились успеха в захвате Малакки. Здесь следует поставить следующий вопрос: почему же Джохор и его союзники не взяли Малакку, когда им представилась хорошая возможность для нападения на португальцев? Вероятный ответ заключается в том, что их страх и ненависть к Аче перевешивали их желание отвоевать свою родину у колонизаторов и оказались сильнее их исламской солидарности. В 1568 г. они снова прибыли в Малакку на помощь португальцам. Однако, в 1574 г. Джохор заключил дружественный сроюз с Аче. Достаточно подчеркнуть здесь, что Аче проявил исламскую солидарность, когда человек родом из Перака, Ала-ад-дин Мансур-шах, был провозглашен султаном Аче (1579-1585). Таков был любопытный характер ашинского народа, о котором Рейд писал, что "Аче - это полезная модель не только из-за его исторической роли, но также из-за его синтетического характера: формирование новой нации произошло вследствие скорее экономических и политических усилий, чем духовной традиции или этнического единства" (85).
Можно полагать достоверным, что Аче имел двойную цель в своей борьбе с португальцами: "вести войну против неверных (кафиров) и одновременно сражаться с португальцами как соперниками в торговле пряностями, чтобы защитить свою монопольную позицию" (86). Интересно, что в другой работе Винстедт утверждал: "ашинцы были во многом похожи на португальцев, буканьеров, авантюристов и торговцев с внешним налетом религиозности... Но Аче, подобно Португалии, был так же склонен к предрассудкам и так же полон мусульманских миссионеров, мистиков и теологов" (87).
Примечания.
1 Marsden, Sumatra, 398.
2 Iskandar, Hikayat ACeh, 35.
3 William H. MсNeil, The Pursuit of Power: Teсhnology, Armed Forces, andSociety Sinee A.D. 1000 (Chicago: The University of Chicago Press, 1982), 24-62; Carlo M. Cipolla, Guns and Sails in the Early Phase of EuropeanExpansion 1400-1700 (London: Collins, 1965), 104-108.
4 Battuta, Ibn Battuta Travels, 272-276. Более подробно об истории применения слонов в Аче см. M. Junus DjamU, Gadjah Putih Iskandar Muda(Kutaradja: Lembaga Kebudayaan Atjeh, 1957), 58-59.
5 De longh, "The Economie and Administrative History," 88.
6 Siegel, The Rope of God. 4.
7 Cipolla, Guns and Sai/s, 106.
8 C. R. Boxer, "Asian Potentates and Europen Artillery in the 16th-18th Centuries," JMBRAS, vol. 38, pt. 2 (1965), 158-159.
9 Albuquerque, The Commentaries, 127.
10 Cipolla, Guns and Sails, 102. For a more discussion on the war business ln Europe see McNeil. The Pursuit Power. 63-116.
11 John Davis. The Voyages and Works of John Davis, ed ., introd ., and notes by Albert Hastings Markham (New York: Burt Franklin, 1970), 150.
12 Boxer, "Asian Potentates," 163.
13 Cipolla, Guns and Sa;Is, 31.
14 Ibid.
15 K. M. Pannlkar, As/a and Wertern Dominance (London: George Allen & Unwin Ltd., 1970), 29.
16 E. Manuel Godlnho de Eredia, "Description of Malacca and Meridional Indla and Cathay," trans. and notes by J. V. Mills, JMBRAS, vol. 8, pt. 1 (April, 1930), 36.
17 Boxer, The Portuguese Seaborne Empire, 44.
18 Eredia, "Descrlptlon of Malacca," 37.
19 Pierre-Yves Manguin, "The Southeast Asian Ship: An Historical Approach," JSEAS, vol. xi, no. 2 (September, 1980),266.
20 Eredla, "Description of Malacca," 37.
21 Gaspar Correla, Landas da India, vol. 1, 1 (Usbon, 1856), 216-218, in Manguin. "The Southeast Aslan Ship," 267.
22 Boxer, The Portuguese Seaborne, 44; also see Manguin, "The Southeast Aslan Shlp," 268-270: Cipolla. Guns and Salis. 102.
23 Clpolla. Guns and Sails. 101.
24 Eredia. "Description of Malacca," 31.
25 Boxer, "Portuguese Reaction," 417.
26 Castaways' aceounts in A. B. de Sa, Documentacao, Insulindia, Il,1550-1562, 394, 405, 425, in Ibid., 418.
27 Diogo do Couto, DecadaVIII, Caps. 21, 15-17, in Ibid ., 420.
28 Anthony Reid, "Trade and the Problem of Royal Power in Aceh: 1550-1750," in Anthony Reid and Lance Casties, eds., Pre-ColonialState Systems in Southeast Asia: The Malay Peninsula, Sumatra, BaliLombok,South Celebes (Kuala Lumpur: MBRAS, 1979),46.
29 Ibid.
30 Beschrijvinge vande Straten ofte engten van Malacca ende Sunda methaer Omllgghende EylandenlBanckenlOndiepten ende Sanden,воспроизведено в факсимиле на p. 32 of Collectie Dr. W. A. Engelbrecht Lofder Zeevaart, каталог выставки, проходившей в Maritiem Museum, Rotterdam, 1966-67, в Boxer, "Portuguese Reactions," 426-427.
31 Jorge de Lemos, Hystoria dos Cercos, ( Lisboa, 1585), part III, fis. 1-64, в Ibid., 423.
32 Boxer, Portuguese Seaborne, 59.
33 Jorge de lamos, Hystoria dos Cercos, fI. 61, в Boxer, "Portuguese Reactions," 424.
34 Reid, Southeast Asia, 98.
35 Reid, "Turkish Influence," 403-404.
36 Reid, Southeast Asia, 93.
37 Sсhrieke, Indonesian. 43.
38 Ibid., 44.
39 Hall, A Hlstory of South-East Asia. 218-219.
40 H. A. R. Gibb et al. eds. The Encyclopaedla of Islam, New Ed. (lelden: E. J. Brill, 1980), s. v. "Atjeh," by A. J. Piekaar.
41 Reid, "Trade and the Problem of Royal Power in Aceh." 47.
42 Reid, Southeast Asla, 7.
43 Davis, Voyages and works of John Davis, 147 .
44 Ibid., 151.
45 Pere de Premare. S. J ., to Pere de La Chaise. Canton. 17 Feb. 1699, в новом издании Lettres ediflantes et curieuses, ecrites des missionsetrangeres (de la Compagnie de Jesus), vol. 16, 00. V. M. H. De Ouerbeuf (Paris, 1780-83). 344-45, in Reid. I/The Structure of Cities." 241.
46 Iskandar, Hikayat Aceh, 175-176.
47 J. Kathirithamby-Wells, "Royal Authority and the Orang Kaya in the Western Archipelago. Circa 1500-1800." JSEAS, vol. XVII, no. 2 (September, 1986), 260.
48 Augustin de Beaulieu, "Memolres du Voyage aux Indes Orientales," p. 110-111, в Melchlsedech Thevenot, Relations de divers voyages curieux,(Paris, Cramoisy, 1664-6), в Reid, "Trade and the Problem," 47-48.
49 Albuquerque, The Commentaries, vol. 3, 109.
50 Groeneveldt, Hlstorical Notes, 128.
51 Reid, "The Stucture of Cities," 249.
52 Beaulieu, Memoires du Voyage, 108, в Reid, Southeast Asla, 135.
53 Reid, Southeast Asia, 133.
54 Kartodirdjo, "Religious and Economie Aspects," 193.
55 D. K. Basset. "European Influence ln the Malay Peninsula 1611-1786," JMBRAS, vol. 33, pt. 3 (1960), 16.
56 Reid, "Turklsh Influence," 409.
57 Ibid.
58 Ibid., 395.
59 Это фраза Рейда в "Turkish Influence," 397, которая относится к T.Mohammad Saoll, Hikajat Soeltan Atjeh Marhoem (Soeltan IskandarMoeda) (Batavia, 1932),3-11.
60 Zainuddin, Tarikh Atjeh, 219.
61 Reid, Turkish Influence, 411.
62 Anthony Reid., The Contest for North Sumatra: Atjeh, the Nether/andsand Brita/n 1858-1898 (Kuala Lumpur: Oxford University Press, 1969), 3.
63 Vlekke, Nusantara, 100.
64 Hall, A History of South-East Asla. 216
65 Reid, Soutlleast Asia, 67.
88 Iskandar, Bustanu's-Sa/atln, 33-34.
87 HurgronJe, The Achehnese, vol. 2, 19.
88 Werthelm, Indonesian Society, 204.
89 Iskandar, Butanu's-Sa/at;n, 32-33.
70 Ibid ., 33.
71 Wertheim. Indonesian Society. 195.
72 Winstedt, A History of Ma/aya, 81.
73 S. a. Fatimi, Islam Comes to Malaysia, (Singapore: Malaysian Sociological Research Institute Ltd., 1963), 8-36.
74 Cesar Adib Majul, "Theorles on the Introduction and Expansion of Islam in Malaysia," в International Association of Historians of Asia, SecondBiennla' Conference Proceeding (Taipei, Taiwan, October 6-9, 1962), 350.
75 Ibid., 351-359.
76 A. H. Johns, "Sufism in Indonesia," JSEAH, vol. 2, no. 2 (July 1961), 13.
77 Ibid., 15.
78 Ibid ., 21.
79 Majul. "Theories on the Introduction," 372.
80 Weitheim, Indonesian Society, 196-198.
81 Ibid., 204-207.
82 Majul, "Theories on the Introduction," 372"373.
83 Ibid., 390-391.
84 van Leur, Indonesian Trade, 149.
85 Reid, "Trade and the Problem," 55.
86 Kartodirdjo, "Rellgious and Economie Aspects," 183.
87 R. O. Winstedt. "A History of Johore," JMBRAS, vol. 10, pt. 2 (December 1932', 19.