Ситуация после смерти Ким Чен Ира и международная обстановка 2011-2012 гг. породила рад предположений о дальнейшем развитии событий в КНДР. Автор рассматривает два сценария развития событий, которые, по его мнению, наименее вероятны, но при этом довольно широко распространены в СМИ.
Ближневосточный сценарий в КНДР
События "арабской весны" 2011 г. дали повод для серии весьма смелых высказываний, посвященных грядущей судьбе авторитарных режимов в других регионах, в том числе в Северной Корее. После этого тема "арабской весны в КНДР" начала муссироваться рядом авторов, не являющихся специалистами по этой стране. Используя некие абстрактные клише и корреляции по внешним признакам, они делают вывод о том, что на фоне падения легитимности режима в КНДР, вызванного сменой власти, там весьма вероятно развитие событий по ливийскому или египетскому сценарию.
Типичный пример этого взгляда - Федор Шелов-Коведяев, бывший первый заместитель иностранных дел Российской Федерации: "... когда весь мир приходит в движение, когда угнетенные народы, угнетенные деспотическими режимами начинают восставать, естественно ожидать, что это может случиться и на Дальнем Востоке, в данном случае в Северной Корее. /.../ Думаю, что через какое-то время можем стать свидетелями того, что все тиранические режимы такого плана будут серьезно поколеблены" . Ему вторит южнокорейский профессор Ян Му Чжин: "Учитывая продолжающуюся волну народных волнений на Ближнем Востоке, логичным будет предположить, что если Южная Корея продолжит психологическую войну против КНДР, то ... режим может оказаться под угрозой" .
Праворадикалы РК даже провели ряд акций, призванных подтолкнуть народ КНДР к данному развитию событий. В общей сложности в КНДР улетело 200 тысяч листовок, призывающих "восстать" и "подобно африканцам" бороться против наследника скончавшегося лидера КНДР Ким Чен Ира .
Но "ближневосточному варианту" препятствует целый набор факторов. Как ни странно, первый фактор, который препятствует развитию событий в КНДР по ливийскому образцу - демографический. Движущей силой революций на арабском Востоке была безработная молодежь, которой в Ливии насчитывалось до 40 % от общего населения страны. Это люди, у которых, с одной стороны, хватает свободного времени, а с другой - возраст их и мироощущение повышают протестные настроения .
Демографическая структура КНДР совсем другая. Тамошняя молодёжь более занята и более "встроена в систему". Большой срок армейской службы, постоянное использование молодежи на "субботниках" не способствует наличию свободного времени, которое является важной предпосылкой для "сытого бунта".
Второй фактор касается "предпосылок революционной ситуации". Как писал А. де Токвиль, люди начинают бунтовать не тогда, когда они живут совсем плохо, а тогда когда они считают своё нынешнее положение худшим, чем возможно; когда они считают, что они могли бы жить лучше, а власть ничего для этого не делает или мешает им . Поэтому проанализируем образ будущего и представления об окружающем мире на арабском Востоке и в КНДР.
И египетская, и ливийская молодежь имела довольно высокий уровень качества жизни и хорошие представления о том, как выглядит жизнь за рубежом. Иными словами, у них была возможность сравнивать свою жизнь с жизнью за границей. Кроме этого, активное посещение интернета и свобода общения в нем потворствуют стремлению распространить эти правила на жизнь вне сети и способствуют созданию системы горизонтальных связей, которые государство не может запретить или ликвидировать. А во время собственно революции интернет используется для быстрого обмена информацией и координации деятельности.
В этом смысле даже южнокорейские эксперты вынуждены отметить, что "Твиттер-революция" в том виде, в котором она происходит на Ближнем Востоке, в Северной Корее невозможна - уже хотя бы потому, что там нет Интернета" .
Но дело не только в том, что для протестов арабского типа требуется, чтобы в каждом доме был доступ во всемирную паутину. В КНДР, несмотря на тяжёлое положение и изменившееся отношение к власти население не воспринимает её главным виновником своих бед. В основном винят природные катастрофы или изменившуюся международную обстановку, которая, собственно, и стала причиной энергетического кризиса, ставшего одной из основных причин всех последующих бед Северной Кореи.
Более того, именно среди людей, осведомленных о положении за пределами страны, присутствует понимание того, что демократические реформы повлекут за собой объединение с Югом, где северокорейцы окажутся людьми второго сорта. Мы знаем о разветвленной сети брокеров, которые занимаются переправкой людей из КНДР в РК. Но подобный канал позволяет двухсторонний обмен информацией, и значительное число северокорейцев узнает не только о материальном благополучии на Юге, но и о социально-психологических проблемах, с которыми сталкиваются там перебежчики с Севера. "Новые северокорейцы" отнюдь не хотят стать южнокорейцами второго сорта, и чем больше они узнают об окружающем мире, тем больше они понимают, что на Юге их, в общем-то, не ждут, и уж тем более не ждут, как равных.
Третий фактор связан с движущими силами революции. Для организации актов, более серьезных, чем спонтанные протесты, требуется определенная инфраструктура или хотя бы прослойка людей, которые в критической ситуации могут такой инфраструктурой стать.
Как мы знаем по Ближнему Востоку, это не обязательно демократическая оппозиция. Она вполне может быть и религиозной. Однако в Северной Корее нет такого многочисленного и хорошо организованного движения как ливийские исламисты или египетские "Братья мусульмане", приверженцы которого составляли основную массу антивластных сил. Данное течение весьма широко распространено, обладает международными силами и средствами, которые в случае выступлений могут создавать инфраструктуру помощи и поддержки, а то и инициировать эти выступления, а также обладают определённым реноме. Кроме того, его идеи довольно просты и хорошо ложатся на психологию безыскусной толпы.
В Северной Корее нет идеологии, которая удовлетворяла бы этим требованиям, и которая могла бы послужить средой для массовых выступлений. Разговоры о массовой демократической оппозиции или "катакомбной церкви" являются фантазиями . Возможно, какое-то количество христиан в стране действительно есть, однако неясно, насколько они организованы и считают свое вероисповедание способом сопротивления режиму . Даже если брать информацию из ангажированных протестантских источников, тайная церковь на Севере в основном подвергается гонениям и не пытается сделать что-то большее. Мы не знаем о попытках "вывесить кресты или рождественские лозунги" даже со слов "Голоса мучеников".
Нет в КНДР и диссидентского движения советского образца, - настолько многочисленного, чтобы его представители могли влиять на общество за пределами своей социальной группы. Та часть "интеллектуальной субэлиты", которая была основным источником кадров для диссидентского движения СССР, в Северной Корее или является частью номенклатуры, работая в ВПК и находясь под жестким контролем, или озабочена исключительно собственным выживанием. У таких "диссидентов" нет возможности официально транслировать свою точку зрения, которой обладали диссиденты в СССР при Горбачеве. Даже Мадлен Олбрайт делает в своих мемуарах вывод о том, что северокорейцы "настолько озабочены элементарным выживанием, что им не до сомнений в правильности устройства, которое, как им кажется, они не могут изменить" .
Лидеров у предполагаемой оппозиции тоже нет. Ни один из тех перебежчиков, которых пытались представить аналогом восточноевропейских диссидентов, также не оказал на международное сообщество (не говоря уже об умах внутри страны) такого пропагандистского влияния, как Сахаров или Солженицын . Об отсутствии альтернативных центров силы говорят не только западные эксперты , но и такие русскоязычные авторы, как А. Ланьков, по мнению которого критика и ворчание идут в адрес отдельных чиновников, а не высших руководителей и всей системы, напоминая "кухонные дебаты" в СССР 1960-х годов .
Четвертый фактор предполагает определенный круг накопившихся проблем внутри правящей элиты, не испытывавшей серьезных вызовов в течение долгого времени и потому во многом существовавшей по инерции. Революция это не только "низы не могут", но и "верхи не хотят", и арабская весна показала нежелание власти идти на действительно жесткие меры, а равно, большую прослойку силовиков, перешедших на сторону оппозиции.
В этом смысле КНДР, конечно, не является идеальной командно-административной системой. Уровень коррупции там достаточен и связан с "параллельной экономикой". Однако в КНДР "разложение власти" допустимо только до определенного предела, продиктованного внешним давлением, а точнее - внешней угрозой. Поскольку конфронтация является реальной, а не существующей только для обработки населения и в воображении идеологов, есть определенный уровень боеготовности и эффективности административной системы, ниже которого опускаться нельзя.
Специфический статус Кореи как разделенной страны также создает существенную эндемику ситуации, поскольку с южнокорейской точки зрения КНДР все еще является территорией, временно отторгнутой мятежниками. Потому государство держало и держит специальный запасной штат чиновников, которые в случае форс-мажора в КНДР должны будут занять там посты от губернаторов провинций КНДР и ниже, а это существенно меняет ситуацию для потенциальных предателей. Как отмечает А. Ланьков, "для египетского бюрократа средней руки или, скажем, армейского майора, понятно: с Мубараком или без него, при исламистах или при демократах, но он по-прежнему будет сидеть в своем департаменте или командовать своим батальоном. Их северокорейские коллеги в этом уверены гораздо меньше. В случае кризиса они могут потерять все (возможно, даже, и жизнь) - и отлично осознают это обстоятельство" .
Иными словами, тем представителям северокорейской номенклатуры, которые в иной ситуации могли бы задуматься о том, чтобы возглавить волну протеста, стать новыми руководителями страны и получить от Запада власть в обмен на более демократическую политику, понятно, что в демократической Корее их места займут управленцы с Юга, а они будут люстрированы согласно Закону о национальной безопасности.
Свою неконкурентоспособность по сравнению с южанами понимают и "новые бизнесмены": повторюсь, чем больше человек знает о Южной Корее, тем больше он не только понимает не только, насколько хорошо там живут, но и то, что в этом раю для него нет места .
Наконец, есть и внешнеполитический фактор. Те режимы, в которых антивластным выступлениям дали развиться во что-то большее, либо, как Египет или Тунис, ориентировались на Запад, отказавший им в поддержке, или как Ливия или Йемен, были "ничьими друзьями" , - самостоятельными государствами, находящимися в шаге от статуса "страны-изгоя", но не имевшие внешнего прикрытия. Между тем, в Бахрейне антивластные выступления были быстро подавлены, и не вызвали у мирового сообщества особенного ажиотажа, несмотря на сравнимый уровень жёсткости и участие войск Саудовской Аравии.
Северная Корея имеет в этом смысле прикрытие в лице Китая и России, которые, как минимум, будут весьма жёстко препятствовать попыткам подливать масла в огонь извне. Китай, конечно, будет более активен, но даже от Кремля будет более естественным ожидать заявлений типа "это внутреннее дело страны, никто не должен вмешиваться".
Причины этого тоже весьма понятны. Любая дестабилизация ситуации на Севере бьет по китайским и российским интересам хотя бы с точки зрения геополитики, не говоря уже о возможных потоках беженцев и необходимости защиты своих национальных интересов в изменившейся ситуации.
Северная Корея как объект для "показательной порки"
Другой сценарий предполагает, что на фоне второй волны мирового экономического кризиса и необходимости сдерживать Китай и Россию Соединенные Штаты и их союзники будут использовать в Северной Корее даже не египетский, а иракский вариант, предполагающий прямое военное вторжение под тем или иным предлогом.
В целом, вероятность того, что для сохранения монополярного миропорядка Соединенные Штаты пойдут на военный конфликт, представляется мне достаточно высокой, однако насколько этот конфликт развернется в Северо-Восточной Азии - вопрос.
В настоящее время американо-северокорейские отношения находятся в фазе колебаний, на которые оказывают влияние и политика КНДР , и отсутствие единства у американского истеблишмента, где можно выделить как минимум три группировки, - "мессианцы", "нераспространенцы" и "прагматики" , которые занимали доминирующие позиции в течение президентского срока Обамы.
Политическая обстановка последних четырех лет показывала, что, хотя давление на Северную Корею было достаточно велико, инициатива/предложение силовых действий исходили от Сеула, в то время как Вашингтон придерживался политики стратегического терпения, означающей желание действовать по обстановке и не демонстрировать излишнее вовлечение в решение проблемы, у которой нет позитивного для США выхода. Кроме того, можно отметить определенный изоляционистский тренд, распространенный даже вреди американских консерваторов, и проявляющийся в осуждении возможного решения Обамы об интервенции в Сирию .
Конечно, это не отменяет продолжающегося давления на Север и того, что если там появятся признаки дестабилизации, Соединенные Штаты будут использовать их с максимальной выгодой для себя. Но вероятность того, что они будут инициатором этой дестабилизации, представляется мне куда меньшей.
Впрочем, даже если решение использовать войну для решения экономических проблем США будет принято, целью вторжения станет не Северная Корея.
При анализе этого вопроса надо исходить из понимания того, что для Соединенных Штатов эта будущая война должна продемонстрировать подавляющее технологическое и стратегическое превосходство Америки над ее противником. Следовательно, обязательным условием должна быть минимизация или полное отсутствие потерь со стороны США (как минимум, во время активной фазы операции ) несмотря на то, что противник должен выглядеть сильным и серьезным - вплоть до страны, имеющей статус ядерной или почти ядерной державы .
Поэтому претендент на роль "мирового злодея" обязан обладать определенным и довольно нетривиальным набором качеств или признаков, которые сделали бы его идеальной мишенью для показательной расправы. Перечислим их и посмотрим, насколько Северная Корея им соответствует.
Наиболее ярким, но при этом, как кажется автору, не самым определяющим фактором является "плохая репутация" в глазах международного сообщества. С этой точки зрения Северная Корея действительно обладает наибольшим "уровнем демонизации". Сказываются и реальные особенности режима, и закрытость страны, которая способствует меньшему уровню проверяемости информации и большей вероятности появления "уток", и коммунистическое прошлое, которое действует как красная тряпка на тех, кто еще живет правилами "холодной войны".
Вплоть до своей смерти Ким Чен Ир стабильно занимал первое место на "параде диктаторов" , однако надо помнить, что в условиях современного медиа-доминирования США раздуть негативный имидж той или иной страны до такого уровня, чтобы силовые действия против нее казались единственной мерой, не очень сложно . Применительно к Северной Корее это потребует меньше усилий, чем в отношении других "претендентов", но плохая репутация это повод для вторжения, но не его причина.
Более важным фактором является то, что, несмотря на раздутый имидж угрозы миру, колосс должен быть на глиняных ногах: у режима должны быть слабая легитимность и армия, не способная справиться с применением против нее современных военных технологий. Все это повышает возможность перекупить нужных людей и шансы того, что распоряжения режима не будут выполняться должным образом, а призывы к сопротивлению агрессорам не встретят всенародную поддержку.
Но в предыдущем разделе мы уже проанализировали устойчивость командно-административной системы Севера, выяснив, что предпосылок для появления масштабной пятой колонны в современной КНДР нет.
То же самое касается и третьей особенности страны-жертвы, - отсутствия союзников. Вторжение не должно вызывать сильного противодействия иных держав, способного затянуть войну или интернационализировать конфликт. Однако мы уже отметили выше, что Северная Корея имеет важное геополитическое значение и находится в сфере жизненно важных интересов Китая. Поэтому логично представить себе, что на активные военные действия в регионе Соединенные Штаты пойдут только тогда, когда будут готовы к военному противостоянию с КНР. Это, как минимум, существенно отдаляет вероятность конфликта, который точно выйдет за рамки локального.
Еще одна важная характеристика - наличие у США потенциальных региональных союзников, на плечи которых можно будет возложить основную тяжесть операций "на земле". Да, со стороны Штатов это будет "война беспилотников", но значительный объем операций по зачистке и удержанию территории должна будет вести чужая пехота. В случае конфликта с Северной Кореей такую роль сыграет армия РК, хорошо мотивированная на объединение страны и хорошо технически оснащенная. Однако современное южнокорейское общество довольно сильно поляризовано, а курс палеоконсерваторов после президентских выборов 2012 года, скорее всего, будет изменен. Участие РК в "операциях поддержки" может вызвать существенный всплеск социального напряжения, с которым официальный Сеул не сможет не считаться.
Наконец, следует учитывать и экономические интересы, способные привлечь экономических лоббистов, которым война будет выгодна. С этой точки зрения Северная Корея с ее относительно бедными природными ресурсами - наименее лакомый кусок.
Понятно, что сегодня Северная Корея не очень устойчива. Однако данная конструкция не может обрушиться сама по себе. Для этого нужны либо форс-мажорные обстоятельства внутри страны, либо резкое усиление внешнего давления. Ни одного, ни другого в ближайшее время пока не просматривается.
Вероятность реализации в КНДР "ближневосточного сценария" мала: у "контркультуры" не было условий для возникновения, у протестного движения нет возможностей для самоорганизации, существует понимание того, что объединение не улучшит ситуацию. Даже если по какой-то причине там начнутся какие-то протесты, за ними будут стоять иные движущие силы, и они пойдут по иному сценарию.
Маловероятным является и начало на полуострове крупномасштабного военного конфликта, инспирированного Соединенными Штатами или их союзниками. Несмотря на высокий уровень демонизации, Северная Корея минимально соответствует набору критериев мишени для маленькой победоносной войны. Потенциальный конфликт имеет высокую вероятность затянуться и пройти в обстановке избыточного напряжения сил, которое обнулит возможную геополитическую выгоду. Поэтому, хотя возможность возникновения конфликта в результате действия случайных факторов или провокации со стороны определенных представителей военных кругов РК не нулевая, это сценарий все-таки надо отличать от осознанного планирования сверху.
А это означает, что в отсутствие возможности для "раскачивания лодки" снаружи и изнутри Северная Корея обладает достаточным запасом устойчивости, как бы это ни было неприятно враждебным ей силам.