Аннотация: Мой текст от 2001 года, в итоге вышел в РК как совместная статья с профессором Кан Бон Гу.
Россия и Корея. Параллели развития и исторические уроки
Мой опыт непосредственного знакомства с Республикой Корея начался более десяти лет назад, когда я приехал в Сеул в августе 1990 г., еще до установления дипломатических отношений между нашими странами, как один из трех первых российских студентов Института стран Азии и Африки при Московском Государственном Университете, направленный на годичную стажировку в университет Енсе. Хотя корейский язык я знал достаточно слабо, но уже обладал разносторонними знаниями о стране, полученными в Университете, и был правильно подготовлен к поездке моими наставниками - ведь чтобы всерьез узнать и понять страну, ее надо почувствовать изнутри и полюбить. Благодаря этому, прожив в Сеуле год, я совершенно не чувствовал себя "чужим в чужой стране" и не испытал абсолютно никакого "культурного шока".
Я уезжал из относительно процветающей империи, а вернулся за месяц до августовского путча 1991 года и последующего развала страны.
Следующая продолжительная командировка в РК была у меня в 1994-1995 гг., в разгар правления Ким Ён Сама, а в 2000-2001 гг. я полгода провел на научной стажировке в университете Ханъян в Сеуле - полгода, отмеченные важными преобразованиями как в России, так и в Корее. Таким образом, я могу считать себя свидетелем развития обеих стран, что позволяет мне попытаться сделать короткий анализ того пути, который они проделали за последние 10 лет.
Пути эти имеют много общих моментов. Главный - это переход "от тоталитаризма к демократии". Обе страны находятся в процессе трансформации от традиционного общества, которое теперь принято называть тоталитарным, к демократии европейского образца и "общечеловеческим ценностям", по сути являющимся проявлением американского жизненного и мировоззренческого стандарта.
И российский, и корейский опыт говорят о том, что механический перенос американской модели демократии на любую иную почву чреват негативными изменениями более, чем успехом. Исторически сложившийся набор социальных и культурных напластований требует адаптации любой модели к местным условиям.
При этом в обоих случаях "тоталитарная" система находилась на излете и отчасти сама обеспечила относительно мирный и бескровный характер перехода. Сравним СССР при Сталине, в период расцвета системы, и СССР при Горбачёве, который сам начал процесс перестройки. И потому его можно сравнить с Президентом Ро Тхэ У, который фактически сам ввел во власть своего преемника. Кроме того, обе страны не имеют длительной традиции демократии, аналогичной той, в процессе развития которой к своему нынешнему виду пришли страны Европы. А это влечет за собой непонимание смысла некоторых понятий или не всегда верную адаптацию этих понятий к традиционным условиям России или Кореи.
Стремясь пройти за три года то, что было достигнуто в Европе за триста, и, подобно крестьянину из китайской сказки, который "помогал рису расти", "демократы" не понимают, что для установления парламентской республики требуется иной тип политической культуры и гораздо более развитые традиции демократии, и потому часто совершают ошибки, в результате которых личная свобода начинает восприниматься как вседозволенность, а "политические партии" являются не столько группами, придерживающимися той или иной идеологии (пожалуй, в России единственным исключением является компартия), сколько группировками, сконцентрированными вокруг той или иной политической фигуры и нацеленными на защиту ее интересов во властных структурах.
И в РФ, и в РК переход не закончился до сих пор и сочетается с комплексом проблем, преодоление которых затрудняет тяжелое экономическое положение стран, недостаточным функционированием административной системы и противодействием определенных кругов, которые рассматривают существующую нестабильную ситуацию как способ личного обогащения или удовлетворения политических амбиций.
Кроме этого, наблюдается интересное противоборство двух тенденций (или двух необходимостей). С одной стороны, тяжелое положение страны требует жестких и комплексных мер, в ходе исполнения которых рядовые граждане будут вынуждены неизбежно пожертвовать частью своего личного благосостояния ради блага страны. С другой стороны, как бы "не вовремя", привилась концепция гражданских прав и приоритета интересов личности над интересами государства.
Если раньше постулировалось, что отдельный гражданин должен подчинять свои желания требованиям системы, но теперь, благодаря проникновению новой системы ценностей, гражданин считает, что государство есть система для обслуживания его нужд, и негативно реагирует на призыв потерпеть сейчас ради счастливого будущего. Положение дел с корейским профсоюзным движением и забастовка служащих двух коммерческих банков в конце 2000 г., за которой я с интересом следил, очень хорошо показывают масштаб данной проблемы в Корее.
Естественно, этот процесс сопровождается блоком перемен как в общественной жизни, так и в национальной психологии. Тем более что в обоих случаях в начале этого перехода страны претерпели сильный удар по национальной гордости. Для нескольких поколений советских людей, отдавших жизнь отечеству и выросших во времена величия советской империи, распад СССР и времена 1991-93 годов были Концом Света, когда рушатся все идеалы, все мечты и обесцениваются все накопления, как материальные, так и духовные. Склонен предположить, что для корейского общества кризис 1997 года, поставивший страну в жесткую зависимость от МВФ, оказался не меньшим шоком, ударив не только по благополучию большинства корейцев, но и по национальному престижу,- победное экономическое шествие страны вверх внезапно и резко оборвалось.
Для обеих стран очень важен и вопрос сохранения своей эндемики, своих корней. Вступая в новый миропорядок, и РФ, и РК должны отделять характерные для эпохи глобализации общечеловеческие ценности от целей США, стремящихся навязать миру свою модель взаимоотношений и прикрывающих свои интересы "интересами международного сообщества". Можно сказать, что в настоящее время и РФ, и РК являются зонами особого внимания Вашингтона. Зонами, в которых необходимо обеспечить лояльность в очень вероятном в недалеком будущем противостоянии США и КНР. Раздувая северокорейский ядерный кризис и миф об угрозе мировому сообществу со стороны Пхеньяна, Соединенные Штаты стремятся сделать страны АТР заложниками своей политики. В первую очередь это, конечно, касается Республики Корея, войска которой по американскому плану должны будут понести основные потери в случае начала военного конфликта.
Поэтому в России в целом положительно относятся к курсу нового президента Путина, хотя "демократические" СМИ периодически сравнивают его не только с Пиночетом, но и с Пак Чжон Хи, стараясь заострять внимание не столько на том, какое влияние оказали эти правители на экономику своих стран, сколько на применявшиеся ими "недемократические" методы. Отчасти это вызвано тем, что до недавнего времени российские (а тем более - еще раньше советские) историки не изучали личность Пак Чжон Хи, и настоящий интерес к нему и его политике проявляется только сейчас. И уже понятно, что сравнивать Пак Чжон Хи и Пиночета не стоит - по сравнению с режимом чилийского диктатора режим Пака при всех его перегибах (в значительной степени вызванных особенностями разделенной страны) был гораздо менее кровавым, а мероприятия по подъему экономики страны - гораздо более успешными.
При анализе политической ситуации нынешнее положение в России стоит сравнивать не с РК сегодня, а с РК в конце Второй республики - начале Третьей, когда насущная задача заключалась не столько в установлении демократии, сколько в выведении страны из бедственного положения, до которого ее довели коррумпированные предшественники, и формировании эффективно работающей государственной системы.
Исходя из этого, хорошо видно, что многое из того, что сейчас делает Путин, похоже на то, что 40 лет назад делал Пак. Насколько это возможно, он восстанавливает боеспособность армии и спецслужб, жестко стремясь положить конец политической и уголовной преступности, проводит частые совещания с экспертами, стремится "равноудалить" с политической арены наиболее заметных представителей олигархии, потихоньку подрывая их экономическую власть.
Путина часто критикуют за возврат к социализму и авторитарности, и здесь уместно вспомнить то, что многие методы Пака, включая госзаказ, пятилетние планы, термин "чучхесон" или некоторые особенности политики в области идеологии и культуры, отражали его увлечение социалистическими идеями, которое он "перерос" и сумел творчески приспособить к требованиям времени, заимствовав у социалистического способа хозяйствования и управления действительно полезные элементы.
За время своего президентства Путин безусловно упрочил положение России на международной арене и начал проводить более взвешенную политику, свободную от влияния олигархических фракций. И хотя российское общественное мнение имеет к его правлению достаточно претензий, оно во многом едино в том, что на текущий момент Путин - это лучший политический лидер из числа имеющихся сегодня в России, и реальной альтернативы ему нет.
С другой стороны, опыт Пак Чжон Хи показывает, как легко можно, начав с авторитарных мер, скатиться к тоталитаризму, единственной целью которого станет обеспечение личной власти диктатора. В этим смысле недавнее заявление Путина о том, что он не собирается баллотироваться на третий президентский срок, - позитивный признак.
Но положение Путина сложнее, чем положение Пака. У последнего была хорошая поддержка армии и многочисленных сторонников твердой руки и наведения порядка, и он мог опереться на силу традиции - не секрет, что Корея до сих пор является страной, где элементы конфуцианской культуры, построенной на социальной иерархии, пронизывают многие аспекты как политической, так и общественной жизни. У Путина же пока нет большой и единой команды единомышленников, опираясь на которую, он мог бы эффективно реструктурировать административную, экономическую и партийную систему. Его окружение, или "пул", из которого он может выбирать себе чиновников, состоит из представителей различных группировок, и те, кого привел с собой именно сам Путин, пока не обладают должным влиянием и достаточной компетентностью. Это значит, что, по сравнению с Паком, Путин как бы находится на шаг назад.
Другая проблема связана с отсутствием новой идеологии, вокруг которой должны сплотиться массы. В Корее роль такой идеологии во многом играет национальная традиция, но, в отличие от корейского, российское общество гораздо менее патриархально, и власть традиции в нем почти равна нулю.
Образовавшийся после падения коммунистической идеологии вакуум всерьез так и не был ничем заполнен, а комплекс идей националистического плана в многонациональной России, в отличие от мононациональной Кореи, чреват новым витком осложнений, ибо существует опасность решать проблемы одних народов за счет других или раздувать образ "врага иной национальности". Сейчас предпринимаются попытки вернуть на господствующие позиции религию, но русская православная церковь не предпринимает особенно решительных шагов в области завоевания умов и рассчитывает, что государство сделает за нее все необходимое, прибегая к его помощи даже в борьбе с ересями.
Понятно, что идеологией новой России должен быть свой, особый, путь, привязанный к эндемике многокультурной страны. Отчасти потому новая идеологическая платформа, которую сейчас нащупывает Путин, является как бы смесью символик российской и советской империй. Это хорошо видно по официально принятой новой символике, где двуглавый орел и трехцветное знамя сочетаются с мелодией советского гимна и красным знаменем, сохраняющимся как символ боевой славы в вооруженных силах. Для России был бы очень интересен опыт Республики Корея по культивации национального духа и развитию элементов национальной культуры, поддерживаемых в противовес внешнему влиянию.
Если с политической стороны Россия чем-то похожа на Корею в период Второй Республики, то по уровню социальной проблематики Корея напоминает Россию периода СССР конца 80-х годов.
Социальный кризис, вызванный аберрацией традиционной культуры, уже дает о себе знать. Традиционная корейская модель возвеличивала дисциплину и гармонию и была нацелена на стабильность и общее согласие. Однако, она не оставляла места для личной ответственности и личной инициативы, а индивидуализм считался эгоизмом и воспринимался негативно. Новая, внедряемая с Запада, модель с ее ставкой на индивидуализм косвенно провоцирует асоциальность человека и разобщенность в отношениях между людьми, поскольку любая дружба строится в определенном смысле на толерантности и взаимных уступках.
Под внешним влиянием начинают видоизменяться (и не всегда в лучшую сторону) многие элементы традиционного общества, в том числе семья и школа. Так, например, из системы взаимной заботы принцип "сонбэ-хубэ" ("старший-младший") начал превращаться в систему эксплуатации и издевательств старших над младшими. Экономический кризис больно ударил по нравственному климату в обществе, создав новый для традиционного общества набор проблем нравственно-социального плана, в том числе проблему бездомных, развития в стране преступности (том числе детской), нелегальной проституции, наркомании и т. п.
Хотя сейчас в Корее эти процессы только начинаются, общество уже как бы признало факт наличия наркомании, бездомности, полицейского произвола. Многие проблемы стали достоянием общественности, но еще не приобрели размаха, который они имеют в современной России, где 10 лет назад умышленное убийство с применением огнестрельного оружия считалось чрезвычайным происшествием, расследование которого координировалось на общесоюзном уровне и требовало подключения к делу лучших сыщиков (в Корее ведь так), а сейчас стало рядовой деталью ежедневной хроники происшествий.
Распад семьи и рост индивидуализма среди молодежи, проникновение негативных элементов западной культуры в Корее еще в самом начале, но темп развития этой тенденции по сравнению с Россией может быть гораздо выше благодаря более высокому уровню распространения информационных технологий (особенно - Интернета). Это сочетается с модой на гласность, которая имеет целый ряд аспектов, в том числе значительный рост числа тем, открытых для критики; рост критических публикаций и несколько изменившуюся позицию прессы, в рамках которой не заниматься критикой - значит быть в стороне от процессов демократизации; падение идеологических барьеров на пути зарубежной культуры, хлынувшей бурным потоком через государственные и негосударственные средства массовой информации и иные каналы.
Потому назрела необходимость уже сейчас делать что-то для того, чтобы не опоздать, пока этот комплекс проблем (невзирая на его широкое обсуждение в прессе) еще не представляет серьезной угрозы для общества РК. Его результаты могут сказаться через поколение, когда люди, чье мировоззрение сформировалось не в период "ломки", отойдут от активной деятельности.
Это ощущение сходства усилилось после президентских выборов 2002 г., когда президентом РК стал Ро Му Хён, являющийся политиком новой формации. Лидер "младореформаторов" внутри ДПНТ, он пришел к власти с программой решительных изменений структуры общества, сходных по масштабу с горбачёвской перестройкой. Как и Горбачёв, Ро Му Хён намерен не менять основную форму правления, но собирается нанести удар по традиционным структурам, пронизывающим все современное ему общество страны. Однако, так же как и в случае с Горбачёвым, многие и в РФ, и в РК задаются вопросом, насколько новый президент разработал позитивный аспект своей программы. Иными словами, насколько детально разработан план того, что будет построено взамен разрушенного.
Другая аналогия касается его политики в области безопасности государства. Можно провести условную аналогию между горбачёвскими ставленниками на посту председателя КГБ, и политикой Ро Му Хёна, поставившего на пост руководителя национальной разведслужбы бывшего правозащитника. В результате "дедемонизация" секретной службы, имидж которой был в глазах общественного мнения весьма специфическим, осуществлялась параллельно с комплексом реорганизации и мероприятий, которые способствовали ослаблению безопасности страны. Конечно, ни Америка 80-х, ни КНДР сейчас не строили в отношении своих идеологических противников планов прямой агрессии, но в обоих случаях такое ослабление роли контрразведки сыграло им на руку.
Возникают сомнения и в компетентности команды, которую привел с собой Ро Му Хён. В основном, это люди относительно молодые и не имеющие опыта партийной работы или руководства какими-то структурами. Здесь напрашивается аналогия с "завлабами" времен Гайдара и Кириенко. Понятно, что стране, возможно, нужны люди, способные мыслить незашоренно и привнести в экономику или управление свежие идеи. Вопрос в том, насколько эти идеи выдержат проверку опытом и хватит ли у их авторов компетентности не превратиться в кабинетных теоретиков, пытающихся подогнать жизнь под свои схемы. Российский опыт подсказывает, чем это может закончиться. И хотя в корейском случае страна, скорее всего, может рассчитывать на помощь МВФ, помощь эта может обернуться новым витком жестких требований, способных окончательно превратить Республику Корея в послушную марионетку США.
Таким образом, сравнивая накопления двух наших стран, я наблюдаю много общих черт развития, при этом - каждая из стран выступает для другой и в качестве учителя, и в качестве ученика.
Для Кореи российский опыт отчасти является примером того, "как не надо": не совсем удачный опыт российской гласности может послужить интересным уроком того, как опасно разрушать старые традиции, не задумываясь о том, что придет им на смену. Мне представляется, что если под давлением излишне рьяных сторонников немедленной американизации страны конфуцианская традиция будет слишком быстро расшатана и девальвирована, социальный кризис может оказаться сильнее, чем в России. Пока Корея - это еще страна, где даже ночью и при отсутствии движения транспорта редко кто переходит улицу на красный свет, но сознание людей может измениться очень быстро. Если в России случайная смерть трех человек во время путча 1991 г потрясла всю страну, то в 1993 г. на расстрел Белого дома из танковых орудий люди ходили смотреть, как на представление, а заказные убийства стали деталью практически ежедневной хроники.
Для России корейский опыт является показательным примером того, насколько переход к демократии в стране с укоренившейся иерархической традицией является длительным, насколько не сразу приходит правильное осмысление некоторых понятий. Представляется, что России сейчас могут быть полезны и некоторые методы из арсенала президента Пак Чжон Хи или Президента Ким Дэ Чжуна. Естественно, речь идет не о механическом заимствовании, а о творческом учете опыта, так как прямой перенос корейского пути на российскую почву ни к чему хорошему не приведет. К сожалению, подробно о конкретных примерах того, что, на мой взгляд, Россия могла бы заимствовать у Кореи, не позволяют говорить размеры этой статьи.
Еще один важный урок заключается в том, что на время переходного периода России поневоле придется возвращаться к относительно авторитарному обществу, поскольку перестройка системы в условиях "демократии по-ельцински" чревата полным развалом страны. В похожем положении оказался и президент Ким Дэ Чжун, который, находясь у власти, был вынужден совершать действия, которые он сам, когда был лидером оппозиции, скорее всего критиковал бы.
Мне очень хочется верить в светлое и счастливое будущее наших стран, и я надеюсь, что, внимательно изучив опыт друг друга, и Россия, и Корея сумеют избежать повторения уже совершенных ошибок и преуспеют в построении новой модели общества, соответствующей требованиям нового тысячелетия. Иными словами очень бы хотелось, чтобы президент Путин не повторил бы ошибки Пак Чжон Хи, а президент Ро Му Хён - ошибки Горбачёва.
Представляется, что намечающийся визит президента Ро Му Хёна в Россию, планирующийся на третий квартал 2003 г., может стать важным этапом в укреплении связей между нашими странами. Очень хочется надеяться, что этот визит выйдет за рамки исключительно протокольного мероприятия, главным итогом которого является лишь сам факт его проведения. Верю, что если президент Ро сумеет за проведенное в России время уловить наш опыт движения к демократии и извлечь из него полезные уроки, Республика Корея сможет избежать пороков нашего развития.