Асеева Елена Александровна : другие произведения.

Коло Жизни. Книга Вторая. Бесперечь. (том второй)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Во втором томе книги "Коло Жизни. Бесперечь" вместе с главными героями Есиславой и Крушецем читатель посетит удивительные космические просторы и Отческие недра. Познакомится с волшебным народом, гипоцентавров, прибывших на Землю, для постройки пирамидальных комплексов. И увидит зарождение новых верований, традиций и самого народа, къметов, продолживших после катаклизма жизнь человечества на нашей планете.
  
  Посвящаю моему старшему сыну Григорию,
  источнику научных догадок этой части книги.
  
  
  Глава первая.
  - Хотя бы быть уверенным, что с девочкой все благополучно. С девочкой и лучицей,- низко и нескрываемо недовольно протянул Небо, он почасту так делал, когда был в присутствии Першего и желал, что-то вызнать.
  Братья: Перший, Небо и Асил, ноне находились на космическом хуруле в многоугольной комнате блистающей почти голубым светом, и растерявшей почитай все свои облака, поблескивая гладью стен, свода и пола. Лишь на одной из стен, там где, судя по всему, имелся вход, иногды показывались косматыми вздутиями белые комы облака, однако также скоро исчезающие, будто пугающиеся негодующего взора старшего Раса.
  Асил, как и Перший, ноне в черном сакхи с переливающимися на его материи тончайшими золотыми вкраплениями, при своем венце, где в навершие единожды цвело и плодоносило платиновое древо совсем немного медлил с ответом. Погодя несколько кособоко он глянул на смотрящего в его сторону старшего Димурга, верно вопрошая совета и только после того, как тот едва зримо кивнул, неторопко отозвался:
  - Девочка жива и здорова... ее удел в руках Круча.
  - Здорова?- несколько удивленно вопросил Перший, точно все это время ощущал боль Еси и тому изумлению вторила змея в навершие его венца, как-то дюже громко щелкнув пастью.
  - Теперь здорова,- пояснил Асил и отвел взгляд, от лица старшего Димурга, несомненно, его прощупавшего, уставившись в стекловидную часть комнаты на космическую даль.- Бесицы-трясавицы ее излечили... Я лично, Отец, выслушал их доклад... Тот мальчишка он вельми сильно покалечил девочку, да и Дажба оказался несколько груб.
  - Дажба торопился,- незамедлительно вступился за сына Небо и досадливо дернул рукой, в сторону сидящего слева от него младшего брата, тем движением останавливая его молвь.- Малецык не ожидал, что Сирин-создание подаст столь четкие указания на него о спасении девочки... И в первый миг несколько так растерялся. Потому оставил ее одну на том берегу, не ведая как действовать дальше, когда же лучица подала зов, пришел повторно. Но девочки там уже не было, его кто-то опередил. Малецык по первому решил это был Стынь, но после догадался... Из мальчишки вроде высосали жизнь, а Стынь так никогда не действует.
  - Это был наш любезный Круч,- в голосе Асила прозвучало мощное торжество, словно сын и впрямь содеял, что-то достаточное значимое в глазах всех Зиждителей.
  - Он, просто умница,- мягко отметил Перший и вельми благодушно оглядел младших братьев, нежно им просияв, и тем самым сняв какое-либо напряжение с лица Небо.- Надеюсь, ты, Асил, милый мой, похвалил его за расторопность... и впервые опробованные способности?- старший Атеф торопко кивнул.- Я рад, ибо наша кроха вельми нуждается в поощрении... В твоем поощрении малецык... в твоей поддержке. Ты должен всегда сие помнить и более не допустить повторения пути Опеча.- Черты лица Асила мгновенно болезненно дернулись и с тем самым сотряслось платиновое древо в навершие его венца, колыхнув каждым своим листочком. -Ты должен,- голос Першего многажды понизился, став вкрадчиво-липким, непременно, стараясь заползти в уши обоих младших,- должен понимать, как важен для твоей печищи Круч. Он теперь основа и будущее ее. Ты, всегда мой бесценный, хуже всех боролся за лучицы, и если бы не мои уступки.- Старший Димург прервался, его взгляд полыхнул особой мощью и с тем вроде как пригвоздил все тело младшего брата к креслу так, что замерло не только дымчатое облако под ним, но и весь он сам.- Не было бы твоей печищи... Потому я прошу тебя, ноне прояви особое участие в отношении нашей крохи.
  - Я понимаю, что для меня значит Круч,- низко откликнулся Асил и малозаметно качнул головой, стараясь, вероятно, вырваться из оков сдерживающего его взора старшего брата.- И выполняю все твои рекомендации, Отец... И Отеть, как ты и требуешь, всегда присутствует при нашем с Кручем толковании, хотя и почасту меня раздражает.
  - Вот это и плохо, малецык, что раздражает,- произнес Перший и, наконец, выпустив из своего цепкого взгляда брата, точно в поддержку весьма нежно ему улыбнулся.- Надобно не раздражаться, мой бесценный... Все время себя контролировать... сдерживать... для тех нужд Отеть и была мною создана, и после обретения божественности Кручем тебе подарена.
  - Коли бы я знал, что это такое дотошно-противное создание, никогда б не принял твой дар,- по теплому молвил Асил и широко заулыбался, отчего золотое сияние, поглотив желтовато-коричневый цвет кожи на лице, сделало его сродни Небо.- Даже пожертвовав нашими отношениями, дорогой мой Отец.
  Днесь также купно засияла и кожа лица Першего, видимо, тем оценив шутку Атефа. Ибо Асил в отличие от Небо был всегда более прямодушен и нескрываемо любил Першего, признавая его власть над собой. Он никогда не просил старшего Димурга об уступках, никогда не облыжничал, всегда действуя открыто и достаточно ясно. И все уступки Перший вершил исходя из собственных замыслов. То, что меж братьями произошла размолвка в отношении Круча, скажем так, оставалось на совести Родителя... и при поддержке... при жестком давлении последнего на Асила. Хотя старший Атеф и выполнил указанное Родителем, весьма переживал о случившемся разладе меж ним и Першим и до сих пор чувствовал свою вину пред ним, словно ответил на его чуткость, добро особой неблагодарностью. Потому после перерождения Круча, когда Перший первым прибыл к нему на кумирню, где малецык восстанавливался после Коло Жизни, не только сделал все, чтобы загладить произошедшее огорчение, но и безоговорочно принял поставленные старшим братом условия по воспитанию сына. В том числе, и тот самый дар, в виде Отети.
  - Замечательное создание,- все тем же поучающе довольным тоном продолжил толкование старший Димург, и слегка откинувшись назад приткнул голову к грядушке кресла, чуть-чуть прикрыв очи, однако оставив на левом тонкую щелочку, чтоб все время наблюдать за зримо недовольным Небо.- Его надо было создать для тебя многажды раньше, и тогда не свершилось тех тягостных ошибок. Потому как Круч нежный, хрупкий Бог, с ним надо уметь обходиться. К нему, как и к Огню, Дажбе,- теперь Перший, явственно говорил и для Раса, посему тот малозаметно шевельнул правой рукой, вогнав перста в глубины облокотницы дымчато-голубого кресла, на котором восседал в своем белом сакхи и мощном венце.- Надо найти подход, а не говорить " чего ты растерялся... надобно вернутся моя драгость",- процитировал Димург однозначно молвь Небо, посему у последнего кожа лица много побледнев, утопила в белизне всю золотистость при том купно живописав паутинные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок.- Нужно вспять похвалить, поддержать, и лишь потом скрыто подсказать. Как можно больше внимания и любви, оно необходимо не только Кручу, но и Дажбе... И даже если где-то явный просчет, ошибка, на это не следует указывать, аль поправлять, стоит принять, как есть... Грубые! вы оба такие грубые,- нежданно вельми жестко молвил Перший и той строгой фразой, обрывочно-брошенной, враз снял досаду с лица Небо, и придал тревоги Асилу.- Если с Кручем или Дажбой, что-то произойдет... Родитель, мне давеча объявил, он того от вас, малецыки, более не потерпит. Накажет обоих, не ведаю как тебя Небо, но про Атефов сказал вельми четко. Сказал, что печища брата более не будет существовать, а сыны также, как и он сам, перейдут под мое начало... И хотя я пытался оспорить данное решение, но в этот раз, поверьте, оно стало не по силам, ибо Родитель меня выгнал. Выгнал... Дотоль высказав все про лучицу, вероятно, накипевшее.
  Перший резко смолк, и легохонько затрепетали его полные губы, а змея в венце дюже сердито оглядела сидящих напротив ее носителя Богов, точно в высказанном Родителем были повинны только они. В зале на малость наступило отишье... оно отозвалось от наклонно схваченных меж собой стен, отхлынуло от стеклянного окна, и качнула не только деревцо в венце Асила, но и миниатюрную систему в навершие венца Небо.
  - Я только не понял,- перебивая плавающую округ тишину, вставил Рас. И было зримо, что Бог жаждал перевести тему разговора, в более выгодное для него русло, чтобы его не поучали при младшем брате, абы того он не любил, а напротив оказались пред ним виноватым.- Не понял Перший, зачем вы выпустили севергу в спутник. Почему Родитель ничего не стал пояснять мне, лишь сказал, чтобы хурул находился в готовности.
  В его гласе слышимо звучало огорчение. Теми переливами своего бас-баритона, не менее мощного... властного чем у Першего, в который одначе Небо всяк раз находясь подле Димурга, вплетал нотки подчиненности, непререкаемо соглашаясь со старшинством брата и тем самым, несомненно, пользуясь. Вот и сейчас волоконца огорчения были столь очевидны, что Перший торопливо раскрыл оба свои глаза и нескрываемо обеспокоенно оглядел Раса.
  - Это, мой бесценный, не ко мне вопрос надобно обращать... лишь к Родителю,- не менее спешно откликнулся Димург и, теплотой взора, на первый взгляд такого темного, словно густотой ночного неба окутал расстроенного младшего брата.- Замыслы были Родителя, как ты понимаешь. Он хотел посмотреть на реакцию и поступки младших сынов, особенно Стыня и Дажбы... Так как вельми обеспокоен, их не здоровой привязанностью к человеческому. Впрочем, насколько я его понял, остался доволен поведением Дажбы и, конечно, нашей милой крохи, Круча.
  - А Стыня?- тревожно поспрашал Асил, так как всех Зиждителей до сих пор вельми волновало здоровье младшего Димурга.
  - Мне, представилось, Стынь был несколько неадекватен... неуправляем..,- задумчиво произнес Перший, и рывком подняв левую руку от облокотницы кресла, перстами огладил грань своего округлого подбородка, придавая в том месте особое золотое сияние кожи.- И я, всполошившись, перевел его в коматозное состояние, но Родитель сказал, данное действо оказалось лишним. Малецык вполне здоров и бодр, просто несколько нами избалован, посему и требует своего.
  - Он просто своевольник и упрямец, наш драгоценный Стынь,- полюбовно протянул в отношение младшего Димурга Небо и легохонько улыбнулся, отчего затрепетали кудерьки волос в его усах, прикрывающих уста.- Как и все твои сыны, брат... Как наша бесценная лучица. Ведь, очевидно, гибель континента, близких девочки людей были задуманы Родителем для нее.
  - Не люблю я. Вельми не люблю такие вещи,- нескрываемо огорченно отозвался Димург, и самую толику качнул головой тем самым потревожив покой змеи в навершие венца. Понеже дотоль мирно почивавшая, она торопко раззявила свою пасть, и, выкинув оттуда раздвоенный почти голубоватый, в тон стенам залы, язык ощупала пространство округ себя, при том, право молвить, так и не отворив глаза.- Можно было обойтись меньшими потерями, но Родителя сложно переубедить... Он одним замыслом жаждал наполнить чувствами плоть девочки, и пронаблюдать за Стынем и Дажбой. И если малецыками остался доволен, то явственно разочарован поведением лучицы... Не знаю, что ему там передает Сирин-создание, но Родитель велел мне поговорить о девочке с тобой Асил. И предложить тебе прощупать девочку, заодно и осмотреть лучицу, только, как и понятно, лишь на Земле. Родитель боится, что с лучицей происходит не ладное... Может опять началось отключение, потому как действие плоти какое-то несоответствующее общим поведенческим нормам ее естества.
  - Хорошо, Отец... Я сам осмотрю лучицу, раз этого требует Родитель... Но может просто Есинька, так переживает гибель близких ей людей, не более того?- вопросил не громко Асил, и сей же миг дрогнула каждая частичка его тела, и весь он туго качнулся вперед, подобно охваченный волнением.
  - Может... Мне трудно, что-либо сказать..,- едва слышно додышал Перший и медлительно перевел взор на старшего Раса, выжидательно на него уставившись.
  - Что?- днесь явное негодование проплыло не только в брошенном слове, но и во всей няпряженно-замершей фигуре Небо.- Коли Родитель того требует, как я посмею противоречить Его распоряжениям... Конечно, если необходимо, я разрешаю Асилу прощупать девочку и лучицу.
  - А зачем об этом сказывать таким гневливым тоном, словно оно мое распоряжение?- достаточно мягко вопросил старший Димург и легохонько вздел вверх плечи, таким образом, выражая недопонимание.- Это не моя прихоть... желание... Ежели б я исполнял свои замыслы, мой милый малецык, был подле меня ноне... ноне,- с особой порывистостью отозвался Перший и глубоко вздохнул, однозначно трепетанием всей плоти успокаивая свою горячность и горячность младшего брата.- Родитель... Родитель все делает по своему и совсем не желает слушать меня в отношение лучицы, иноредь наказывая меня за давешнее своеволие... Тем самым делая больно не только мне, но и нашей бесценной лучице. Может потому ноне у нее такое несоответствующее поведение.- Димург медлительно вздел вверх руку и огладил поверхностью длани кожи на лице, перстами смахнув с очей, точно сетчатое плетение паука.
  - Если бы с лучицей, что- то происходило, она, безусловно, подала зов,- наконец озвучил свое недовольство молвью Небо и вельми сердито зыркнул на младшего брата, будто тот был в чем повинен пред ним.- И, несмотря на мощь щита, что установил Асил над одной из долин на континенте своих отпрысков, мы бы этот зов услышали. Ибо даже сейчас, когда лучица такая юная, он довольно-таки звучный. Последний поданный, и вовсе оглушил Дажбу. Представляю, какова будет его могутность в следующей плоти.
  - По поводу следующей плоти,- торопко перебив брата на полуслове, произнес Перший, и, убрав от лица руку, многажды степеннее посмотрел на Богов.- Родитель велел определиться с соперниками как можно раньше. Тем паче существование этой плоти не будет долгим, о том окончательно мне доложили бесицы-трясавицы. И вряд ли девочка достигнет тридцатилетнего по земным меркам возраста. Родитель прямо так и велел, назначить в соперничество старших сынов, более крепких. Потому, я думаю, от нас станет вести соперничество Вежды.
  - А, что толку... кого не назначь, все равно сыны будут действовать во благо твоей печищи, Перший,- и вовсе нескрываемо обидчиво произнес Рас, и на лбу его залегла одна довольно-таки глубокая морщинка, сделав Бога зараз много старше.- Стоит им почувствовать смурь лучицы по тебе.
  - Ты в той смури упрекаешь, что ли брата?- незамедлительно поспрашанием дыхнул Асил и купно свел свои черные, прямые брови, явственно начиная гневаться.- Так ту смурь по Першему... по нашему Отцу ощущают не только сыны, но и мы с Дивным... Ты просто Небо делаешь вид, что не замечаешь, как Дивный нуждается в поддержке Отца.
  Отца... Не только сыны величали так Першего, но и все три старших Бога, вкладывая в сие понимание по мимо его старшинство, трепетное, полюбовное, поучающее отношение кое он всегда проявлял к ним.
  - Тише... тише, малецыки,- непререкаемо властно проронил Димург, узрев, как полыхнули голубыми переливами света очи одного брата и сузились почитай до карих треугольников радужки глаз иного.- Не будем по мелочам горячиться, не надобно... Вы мне все очень дороги. Не только сыны. Не только ты, мой бесценный, Асил, аль малецык Дивный, но и мой любезный Небо. Днесь по поводу Родителя, могу пояснить одно. Он требует участия в соперничестве старших сынов, потому как они более крепкие и сумеют вынести безболезненно столь мощные выбросы зова лучицы, кои как ты понимаешь, милый Небо, в жизни следующей плоти усилятся... Но ежели ты, бесценность, не хочешь, чтобы в соперничестве участвовал Седми, пусть будет Воитель.
  - Седми,- усмехнувшись, вельми умягчено молвил Асил.- Уж кто будет находиться в лучшем положении, так только Седми и Расы. Ибо все знают, как мягок Велет, тем более после давешней размолвки сынов. Велет и вовсе не может чего против слов Седми сказать, дотоль трепетно к нему относился, а теперь и того подавно. Каждое трепетание губ Седми на лету ловит. Ну, а Вежды...
  - Вежды очень любит Седми, в целом, как и всех младших братьев,- закончил за Атефа старший Димург, узрев, что лицо Небо, будто объяло злато-рдяным сиянием. Вероятно Рас, как почасту делал, захотел сказать младшему брату какую грубость.
  - Ну... Седми, так Седми... Как скажешь Отец,- более миролюбиво протянул Небо, может не столько соглашаясь с доводами старшего брата, сколько опасаясь, что прознав про его недовольство, Седми сызнова начнет с ним конфликтовать, будучи по природе мятежным Богом.
  - Значит, договорились,- ласково отметил Перший, и тем теплом слов огладил лица братьев и сами стены залы так, что из той глади стали вылезать круглые, водяные пузыри и медлительно набухать.- Асил побывает на Земле, осмотрит лучицу, прощупает девочку и доложит о состоянии их обоих Родителю... нам же...
  Старший Димург нежданно смолк и напряженно замер, абы резко пробудившаяся в венце змея, теперь сползла с навершия, и, заструившись по ободу, достигла его уха. Казалось чудное создание, не просто сунула розовый язык в ухо Бога, она втиснула туда часть своей треугольной головы и, определенно, зашипела. Аль то зашипели лопающиеся повдоль стен водяные пузыри, наполняя залу шелестящим звуком, мерным вибрированием вращающейся в венце Небо миниатюрной солнечной системы, и сладковатым ароматом благоухающих в навершие древа Асила маханьких цветов.
  
  Глава вторая.
  Есинька меж тем все еще подергивала конечностями. Скрутившая ноги и руки корча, степенно оступая, словно утягивала за собой и саму жизнь из девушки. Сияние теперь уже густо смаглое продолжало рывками вибрировать, вероятно, также захлебываясь кровью текущей сразу изо рта и носа Есиславы. Яркое, ноне прямо-таки золотое полыхание наполнило разом весь лес и резво проявившийся в нем Стынь шагнув к юнице, в доли мгновения подняв ее на руки, прижал к груди.
  - Стынь?!- взбудоражено дыхнул возникший мигом позже Круч и вскинув голову изумленно оглядел раскинувшийся в вышине над кронами деревьев дымчато- плетеный, точно из волоконцев тончайших растений блекло-зеленоватый щит, с разбросанными по его сквозному полотну махами голубыми колокольцами.- Как ты сюда попал?
  - Пришел, как ты понимаешь не без помощи нашего Отца, Господа Першего,- мягко отозвался Стынь, и с теплотой взглянул на того, кто был ему не менее близок чем Крушец.- Круч, посмотри Еси умирает,- болезненно добавил он, и долгим рукавом черного сакхи смахнул с лица девушки юшку и кровавую пену. Торопливо приложившись губами к ее лбу, и тем вдавив смаглое сияние лучицы в глубины головы юницы.
  - Умирает,- тревожно прозвенел, моментально став высоким голос Круча и он немедля шагнув к Стыню, обхватил руками голову Еси да также приник губами к ней, только не ко лбу, а к макушке, единожды с тем коснувшись волос Димурга.
  Прошло не больше минуты, когда доселе вибрирующее сияние, выбрасываемое из головы Есиславы, также рывком осело, словно Крушец потерял сознание... отключился... аль ослабил давление на плоть... А может все же сама плоть ощутила подле себя того, кого любила. И той минуты хватило, чтобы Есинька вернулась к жизни, ее тело, судорожно вздрогнув, будто завело биение сердца и колыхание легких. Девушка зримо туго вздохнула, и с перебоем застучавшее в груди сердце, вернуло блекло-белой коже лица рдяной румянец.
  Стынь медленно отвел губы от лба юницы и внимательно всмотревшись в ее лицо, по-видимому прощупал.
  - Отключилась... Лучица отключилась,- все также тихо молвил Стынь, видимо, страшась спугнуть биение жизни в Есиславе.- Наверно переутомилась.
  Он теперь все с той же степенностью воззрился на Круча, не успевшего отвести губ от макушки головы девушки. И у младшего Атефа разком прерывисто затрепыхали тонкие паутинные сосуды, жилки и нервы под кожей лица, очевидно Стынь прощупал и его. Впрочем, вельми грубо, как делал почасту.
  Нынче на головах Круча и Стыня, не восседали венцы, а значит, они не были защищены от проникновения в собственные мысли старших. И коль Димургу... тут... в лесу ничего не грозило, то Атеф, как младший, оказывался не огражденным от силы брата.
  - Ее не надобно заставлять в такой грубой форме выходить замуж за Омонэква,- протянул неспешно наполняя объемом свой голос Стынь.- Надо было отступить вашим отпрыскам от традиций, не Еси. И потом Круч ты, должен знать девочка уже любит и не может принадлежать иному... Разве она тебе о том не сказывала?
  - Любит,- в тоне младшего Атефа просквозило удивление и какая-та вялость, перемешавшаяся с огорчением. Он медленно отпустил голову Еси испрямился и уставился на Стыня.- Нет, девочка мне ничего не говорила. Она мне не доверяет, так как тебе, ибо чувствует мою слабость.
  - Это не слабость, бесценный мой малецык, просто ты еще очень юн... дитя..,- трепетно произнес Стынь и переложив девушку на левую руку, протянул правую в направление Круча, и нежно притулил ладонь к его щеке.- Все придет со временем и способности, и силы.- Димург явственно ощущал свою значимость в отношении младшего Атефа и сие не только демонстрировал, но и толковал о том.- Ты итак много добился. Вспомнить лишь, как спас Еси от той дряни, что избил ее... Ты, умничка, умничка, мой милый, дорогой. Одначе по поводу Еси, замыслы Асила не верны. Он, судя по всему, не ведает о чувственности девочки, потому ты сам... Сам должен ее прощупать, поколь лучица отключена и плоть в глубоком обмороке.
  Теперь Стынь переместил голову Еси так, чтобы лицо ее непосредственно находилось под нависающим подбородком Круча. Вместе с тем он, слегка обхватил подбородок Атефа правыми перстами, наклонив его голову таким побытом, что взор Бога мгновенно упал на лоб девушки. И тотчас ромбовидные зрачки в очах Круча, многажды увеличившись, поглотили темно-карие радужки, заполонив своей формой и всю склеру.
  - Ты,- погодя дрогнувшим гласом установил Круч, и, оторвав взгляд от лица девушки, переместил его на старшего брата.- Почему любит тебя, Стынь? Разве такое может быть?
  - Конечно, может, мой любезный. Ты же помнишь у кого потомство от Владелины,- незамедлительно ответил старший Димург.- Но я к тому не прикладывал усилий, видимо на девочку так влияла лучица. У которой смурь по нашему Отцу не проходит.
  - Отец,- полюбовно протянул Круч и широко улыбнулся, вероятно, ощущая ту смурь по Першему и внутри себя.
  - Отдай мне девочку малецык... Ей нужен я,- умягчено попросил Стынь и голос его дрогнул, словно он уловил проскользнувшую грусть в Атефе и теперь желал этим воспользоваться, действуя обаче лишь в границах соперничества. Тем не менее, стараясь облыжничать младшего брата. Круч, впрочем, торопко мотнул головой, и тем самым стряс со своего подбородка руку Стыня, каковая медленно сползла и притулилась к голове юницы.- Ежели, ты ее не отдашь,- вкрадчиво произнес Димург, и теперь дрогнула и вся его плоть, вроде страшась за удел девушки.- Она умрет. Если не сегодня, так завтра... Разве ты не понял, что Еси убегала от тебя, мой дорогой. Убегала, чтобы погибнуть. Она не желает себя прощать и думает, что является повинной в гибели Дари. Но если ты ее отпустишь, я отнесу ее к Липоксай Ягы, и он сумеет ей помочь... поддержать.
  - Липоксай Ягы жив?- взволнованно вопросил Круч, и в очах его блеснула неприкрытая радость, а затрепетавшие перста нежно огладили кожу лба и щек на лице девушки.
  - Да, жив, я его спас,- торопко и дюже обрадовано пояснил Стынь, понимая, что нашел прореху в Круче и теперь непременно старался ею воспользоваться.- Он жив и ждет Есиньку, так как я обещал ему ее вернуть. Ему и тем дарицам, каковых я сумел укрыть в Африкии. Послушай Круч, коли ты мне отдашь девочку, я отнесу ее к Липоксай Ягы, и подарю ей свою ласку и нежность. И тогда она оживет, я в том убежден. А ты, сможешь приходить к ней всегда когда того захочешь.
  - Коли ты ее унесешь, не иначе, укроешь,- разумно отозвался Атеф и чуть зримо усмехнулся, но так по-доброму... благостно, словно уже решил все для удела Есиньки.- Укроешь и мне никогда не пробиться сквозь тот щит, даже если его установишь ты, я уже не сказываю про Отца.
  - И не надобно будет биться,- голос Стыня обрел присущую ему властность и силу, в целом, как и вся фигура Бога, став, похоже, многажды крупнее Круча.- Я оставлю тебе проход, укажу, где он есть. И об этом кроме меня, тебя и Отца никто не будет знать. Ибо Отец... Перший... не будет против, чтобы ты приходил к девочке.
  - Асил меня прощупает и все о том вызнает, нет в том никакого смысла,- и вовсе почитай прошептал Круч и резко смолк.
  Замолчал днесь и Стынь, не смея нарушить думы младшего брата, впрочем уже ощущая, что тот в любом случае пойдет на уступки... надо того дождаться. А Круч с нежностью оглядев покрытое испариной лицо девушки, перевел взгляд и обозрел окружающий их лес. Купно в том гае росли махонистые дубы, каштаны, клены, окутанные мощными ветвями и плотными рядьями зеленых листов. Низкие, одначе с не менее толстыми стволами дерева на ветвях, которых росли гладкие, кожистые листы с низу буроватые и малость опущенные к долу, прижимисто охватили собой все свободное пространство леса. Деревья, знаемые и не знаемые Есинькой, наполняли своей скученностью весь этот, кажется, даже и природой чуждый край. Верно, в божественном шаге по земле протекал узкий ручей, узбой которого устилали гладкие голыши, а здоровущие валуны охраняющие подступы к нему были опаханы со всех сторон яркими зелеными мхами. Где-то и вовсе близко, в кроне деревьев звонко наигрывали песенные мотивы птицы... долетали до слуха Бога окрики диких зверей живущих в этих лесах и долине. Тихо раздавался гортанно-холодные разговоры манан, так и не понявших почему Алгома не пожелала выполнить повеление Великого Духа и обрести радость иметь семью и такого заботливого, достойного мужа как Омонэква.
  - Хорошо,- молвил Круч и глаза его заблестели темно-карими переливами точь-в -точь, как у их общего Отца, Господа Першего.- Я разрешаю тебе, брат, ее забрать. И согласно предписаний соперничества в присутствии Сирин-создания передаю удел Есиславы в твои руки.
   Яркий шар почти пурпурного света, нежданно возникнув из ничего, на доли мига наполнил сиянием обоих Богов и плоть девушки, утверждая принятое младшим Атефом решение, и также резко погас. Круч вздел вверх руку, устремляя перста в небосвод, и порывчато ими дернул, тем движением рассекая тугие нити щита созданного Асилом, на самом деле видимый лишь Зиждителями. Пронзительный скрип наполнил не просто весь лес, а, похоже, и всю лощину, так словно раскат грома прокатился слишком низко, и паутинчатый свод вверху над гаем разошелся в стороны, образовав широкий проход. Ибо чрез щит хоть и мог проникнуть Стынь, одначе никак не сумел бы вынести саму драгость, ради которой он и создавался.
  - Спасибо, милый мой малецык,- голос Стыня благодарно огладил черные жесткие волосы младшего Атефа, разделенные на два пробора и схваченные в хвосты.
   Круч в ответ малозаметно кивнул и в мгновение ока Димург золотой искрой пропал из леса. Атеф, еще немножечко оглядывал медлительно сползающиеся меж собой стенки щита, чуть слышно поскрипывающие и потряхивающие бубенцами, тем самым сообщающие своему создателю о прорехе, а после, благодушно просияв, и сам исчез почитай красной каплей с глаз.
  
  Глава третья.
  На одном из спутников четвертой планеты в особой постройке величаемой Богами батурой принадлежащей печище Атефов ноне правила тишина. Смолкли не только многочисленные создания, населяющие и осуществляющие за ней присмотр... молчало и само судно, напоминающее собой форму огромного каменистого утеса с весьма развороченной, словно грубо выколотой вершиной. Все и всё, что наполняло батуру днесь благоразумно сокрылось с глаз старшего из Атефов Бога Асила, каковой несмотря на мягкость иногда бывал вельми гневливым. Тишина такая плотная, непроницаемая витала в многочисленных галереях, расписанных листами, плодами, увитых ветвями аль изогнутыми корневищами... Она наполняла и сами комнатки, горницы, светелки... И особенно тучно поселилась в центральной его части, самом крупном по размеру зале, где задумчиво сидел Круч.
  Это было хоть и не высокое, однако достаточно широкое помещение, по форме схожее с овалом, в котором и пол, и потолок смотрелись ровными и гладкими. Лишь плавные линии стен, будто напоминали собой усеченное яйцо. Их цвет перемещал в себе сразу два сияния бурый и густо-зеленый, порой и вовсе приобретая почти темно-коричневый. Сияния не просто полыхали, они кружили по стенам, инолды степенно спускаясь от потолка к полу. Потолок же вспять казался недвижным и таил в себе бледную голубизну неба, оттеняемую серыми тонкими, паутинчатыми волоконцами растянутыми поверх него и формой своей соответствующей боляхной шестиконечной звезде, на кончиках которой висели крупные шары, перемещающие в собственных глубинах радужность света. Гладкий пол в зале явственно выложили розовым с вкраплениями голубого цвета мрамором. Только это смотрелись не отдельные ее куски, а цельная без каких бы то ни было стыков плита. Посередь залы находился не менее значимого размера пенек, с высокой и широкой щепой торчащей с одного его бока, похоже, заменяющей как таковой ослон. Множество тонких, толстых корней опоясывая сам пенек, чуток приподнимали его на общим уровнем пола, и, расползаясь в разные стороны своими витиеватыми отростками городили и саму гладь мрамора. Сие были мощные в размахе корни, вроде с лощеной, отполированной орехового цвета поверхностью, изредка как-то дюже чудно переплетенные меж собой и с тем образующие сидения со спинками.
  На одном из таких сидений и расположился Круч, нынче в коричневом сакхи, на удивление весьма помятом. Бог и сам был вроде опущенным и зримо расстроенным. Нежданно сияние на стене в том месте, что смотрелась более вытянутой формы, живописуя макушку яйца, резко вздрогнуло. Еще мгновение бурые и густо-зеленые цвета на нем сменились на лазоревый, а блеснувшее лучами зарево, точно выплюнуло из себя удивительное создание.
  Небольшое творение, по-видимому, не выше ростом, чем Есинька вельми было схоже с человеком, в частности с толстой, можно даже молвить жирной женщиной... такого неопределенного возраста, хотя однозначно не молодого. Выпученный живот, вроде как она ко всему прочему находилась еще и на сносях, и вовсе делали не понятливыми ее лета. Однако имея тело, конечности, голову создание этим вельми походило на людское племя. На голове у того существа, кое величали Отеть, волосы топорщились в разные стороны и больше напоминали короткие отростки растений, уже давших поросль, потому и переплетались они столь густо, что создавали нечто в виде зеленых взлахмоченностей. Человеческое тело было много меньшей формы в сравнение с конечностями, вроде его Творец нарочно заложил ту значимую удлиненность рук и ног, сделав саму Отеть достаточно не пропорциональной. Кожа на лице, теле, имела желтоватый оттенок и, казалась зримо влажной, вроде создание, относимое к племени нечисть, дюже сильно потело так, что порой на щеках выступала капель водицы. Вельми приятным, хотя и достаточно плоской формы смотрелось лицо, где почитай не имелось как таковых надбровных дуг и скул. Вместе с тем мягкими, плавными оставались все его черты, скосы, чуть вздернутый небольшой нос, пухлые ярко-красные губы. Удивительными у Отети были по форме и тональности цвета глаза. В отличие от человека они имели ромбического вида прорези, с явственными ровно очерченными сторонами и углами, расположенными не горизонтально надбровным дугам, а вертикально. Потому их уголки вдавались соответственно в щеки и лоб нечисти. Голубизна их цвета наполняла полностью весь глаз, поигрывала легкой зябью, а квадратный зрачок точно плавал в тех волнах... к изумлению, перемещаясь то вправо... то влево, не соблюдая какой-либо синхронности движения с иным зрачком, в соседнем глазе. Отеть была обряжена в зеленый сарафан сшитый из нескольких полотнищ ткани, с широкими лямками края которых украшал мельчайший, желтый янтарь да желтую рубаху, со стоячий воротом расшивной золотыми нитями. А на стопах ее красовались зеленые, один-в-один как у дарицев, калишки.
  Войдя в залу Отеть, торопко огляделась, а приметив зримо расстроенного Круча направилась к нему, зараз делая огромные шаги, своим долгими ногами.
  - Бог Круч,- нежным, воркующим голосом обратилась нечисть к Богу, присаживаясь на вывернутый дугой корень, подле его ног.- Бог Асил хочет с вами поговорить... И прислал меня, узнать желаете ли вы с ним встречи. С вами все хорошо? Вы не хвораете? Ни чем, ни опечалены?
  - Лишь тем, что мог огорчить Отца... Асила,- медлительно отозвался Круч, и в очах его блеснуло волнение.- Думаю, Отец и гневался на батуре ноне, потому что я изменил его замыслы и поступил по своему.
  - Нет. Бог Асил гневался не из-за вас,- незамедлительно молвила Отеть, которой было дозволено и соврать, коль сие касалось состояния Круча.- Он гневался, потому как Бог Усач прислал дурное известие... В Галактике Крепь появилась межзвездная круговерть и теперь Богу Асилу придется вас оставлять и срочно лететь на помощь вашему брату... А вы ведь знаете, как не любит вас оставлять Бог Асил. Тем паче это запретил делать Господь Перший.
  - Круговерть?- переспросил младший Атеф и пронзительно воззрился в лицо создания так, что у того мгновенно увеличились в размерах очи и уголки последних въехали в виски.
  - Ага, круговерть... Наверно вас придется пока отправить на маковку четвертой планеты, к Господу Першему, ибо Бог Асил тревожится, что его отсутствие затянется... Посему Бог нынче и гневался,- продолжила толкование Отеть и закивала своей круглой головой самую малость, сплющенной в макушке и немножко вроде растянутой в районе щек.- Так, что я могу позвать сюда Бога Асила, абы вы обсудили его отбытие, и коли вас беспокоит произошедшее с госпожой Есиславой.
  - Конечно, можешь,- вельми вяло отозвался Круч, словно не очень доверяя молви Отети или все же ощущая за собой вину.- И вообще не зачем, чтобы Отец о встрече со мной договаривался через тебя... к чему это?..
  Впрочем Отеть уже вскочив с корня побежала в направление того места в стене, чрез кое и появилась в зале. Однако на энтот раз она не покинула помещение, а лишь всунув голову, право молвить, точно тюкнувшись в сияние, на доли мига замерла. Таким образом, что бурая полоса, поглотив ее головешку и до середины грудь, оставила со стороны залы токмо другую половину туловища и конечности. Также резко, как Отеть вогнала в стену себя, минуту спустя, она вырвала из недр сияния свою голову и развернулась в сторону Круча. А бурое сияние в стене, медленно сменилось на густо-зеленое, после сызнова полыхнула лазурь и в залу вступил в зареве света Асил. Он неспешно оглядел само помещение, и с теплотой воззрившись на сына, весьма скорой поступью направился к пню, что воочью замещал собой его трон, да тотчас следом за ним поспешила Отеть. И если старший Атеф воссел на свой трон степенно, то создание гулко плюхнулось на завиток корней подле ног Круча.
  - Отец..,- торопко молвил Круч, он явно страшился, что Асил ему станет высказывать и, чтоб того не допустить заговорил о менее значимом.- Зачем, ты, всяк раз свою встречу со мной обговариваешь через Отеть... Разве неможно данное правило никак изменить?
  - Нет, мой милый, никак. Перший на том настаивает. И я не стану менять, что-либо из распоряжений брата,- очень мягко пояснил Асил, и, опершись об ослон-щепу пенька, нежно улыбнулся сыну.- Знаю, все указания нашего Отца направлены, або тебе, моя любезность, было хорошо. Я, что хотел тебе сказать...
  - Прости,- нежданно резко перебив старшего Атефа на полуслове дыхнул Круч, и закрыл лицо расставленными ладонями, стараясь сокрыть свои чувства.- Прости Отец, что расстроил наши с тобой замыслы по поводу Есиньки. Но я уверен, что поступил правильно... Ибо девочка... плоть умерла... Я дотронулся до нее, но сердце не билось, она не дышала... И знаешь Стынь был прав лучица отключилась, никак не откликнулась на наше с ним присутствие.
  - Мой драгоценный... малецык... что ты?- полюбовно протянул Асил... и легохонько стукнул дланью по поверхности своего трона, оный также, как и корни, зрился гладким.
  И немедля сиденье, на котором расположился Круч, энергично дернулось. Корень, что его удерживал, принялся чуть слышимо покряхтывая, втягиваться в поверхность пня. При этом само сидение вместе с Богом начало медленно приближаться к трону. Шибутно качнулась сидящая в ногах Круча на изогнутом корешке Отеть и повалилась в образовавшуюся прореху, гулко плюхнувшись на гладь мраморного пола.
  Сиденье медлительно поравнялось с троном старшего Атефа, остановив свое движение в непосредственной от него близи. Асил торопко обвил руками голову сына, и, притянув его всего к себе, прижал к груди, с тем облобызав лоб и кончики его тонких конической формы перст.
  - Мой бесценный, драгость, любезность... что ты...- умягчено дыхнул Асил, все еще трепетно прикасаясь ко лбу сына и с тем вспенивая на его коже золотое сияние.- Ты не расстроил наши замыслы. Поступил, несомненно, правильно, не стоит так расстраиваться, ведь я давеча говорил. Зачем, сызнова поднимать это толкование.
  На ноги вельми торопко вскочила Отеть, и, повернув в сторону Бога голову, мощно полыхнула нежданно ставшими почти пурпурными очами. Черты ее лица дюже неприветливо исказились и сама кожа пошла крупными пурпурными пежинами. Нечисть стремительно вскинула вверх руку и наотмашь вдарила себя по лбу. Те действия создания окромя Асила никто не видел, потому как Круч сидел к Отети спиной. Впрочем, и старший Атеф по первому на них никак не отреагировал, лишь резко смолк, одначе продолжив голубить рукой волосы сына и явственно... степенно наполняться гневом. Поелику не только коричневые радужки его глаз многажды расширившись и побледнев приобрели желтый цвет, но и тягостно сотряслось платиновое деревце в венце принявшись окрашивать в красные тона не только листочки, но и плоды. Отеть сызнова шибанула себя по лбу дланью, а после на мгновение замерла. Но, вероятно, всего-навсе затем, чтобы предав положенный цвет своей коже и глазам, очень властно сказать одноприродным, бас-баритону Першего, голосом:
  - Прекратите сей же миг гневаться Бог Асил... То недопустимо обок младших Атефов... Возьмите себя в руки и глубоко вздохните.
  - Я гневаюсь только на тебя, противное создание,- незамедлительно отозвался Асил, и крепче прижав к груди сына, точно сокрыл его от собственного недовольства.- Чего ты тут кривляешься, нешто сложно сказать, что хочешь... Зачем всяк раз так юродствовать, смотреть на тебя противно.
  - Значит надо еще раз глубоко вздохнуть, а после выдохнуть, как учил вас Господь Перший,- все тем же голосом старшего Димурга отозвалось создание и само вторя своим словам неспешно задышало.
  - Ох, если бы не Перший... не Отец. И не мое ему обещание, уже бы давно тебя испепелил,- тягостно добавил старший Атеф и медленно расплел свои руки, очевидно, собираясь, не обращая внимание на создание, продолжить толкование с сыном.
  - Не спешно вздох... выдох... Гнев надобно уметь скрутить, не должно, чтобы он вами владел,- дополнила Отеть, переходя с бас-баритона на нежный, воркующий голос, не сводя взора со степенно приобретающего ровное золотое сияние лица Асила.
  Старший Атеф выпустив из объятий Круча, легохонько отодвинул его от себя и ласково оглядел. Несмотря на несколько эмоциональное поведение Отети, благодаря ей Бог уже сообразил о допущенной в разговоре с сыном ошибки и теперь постарался ее исправить.
  - Малецык, - молвил старший Атеф, и нежно огладил кожу щек сына кончиками пальцев.- Мы условились с Першим, что я осмотрю девочку и лучицу, так нам повелел поступить Родитель. Потому что поведение плоти о котором ты мне докладывал не есть нормальное. Это заметили не только мы, но и Сирин-создание. Не думаю, что это проблемы у девочки, скорее всего, что-то происходит с лучицей. И конечно, очень скверно... весьма скверно, мой милый, что у лучицы наблюдалось отключение во время смерти плоти. Я убежден, нам в любом случае пришлось бы отдать девочку Першему. Ибо я никогда не стал бы рисковать ее жизнью, уж итак дюже виноват пред Отцом. Да и потом, бесценный малецык, не только я, но и ты слышишь, как тоскует лучица по нашему Отцу. Сие вельми сложно пропускать через себя. У нашей милой лучицы такая мощная чувствительность... Я ощутил ее еще тогда, в жизни первой плоти, когда встречался с девочкой в капище Небо на земле. И понял вже тогда, что нет смысла за нее по настоящему соперничать. Потому все, что мы ноне делаем, направлено лишь на то, абы лучица возросла и ты, мой ненаглядный, Дажба, Стынь набрались опыта, попробовали свои способности и силы. А по поводу лучицы так я уверен, она выберет печищу Димургов... Если Перший ее не уступит.- Асил на чуток прервался, широко улыбнулся, и все своей любовью заглянув в глаза сына, досказал,- но в этот раз Отец явно никому ее не уступит.
  Чуть слышно вздохнул Круч, вероятно, в очередной раз переживая и свой выбор. Столь для него сложный, на самом деле, давшийся ему с таким трудом. Ведь Круч до последнего мига не мог выбрать печищу в кою желал вступить. Печищу Димургов или Атефов. Он до последнего колебался... За все прожитые человеческие жизни он ни разу, ни видел подле себя никого кроме Атефов и был тем вельми удручен. Со всем тем продолжал трепетно любить Першего, и когда увидел последнего на Коло Жизни, кажется, забыл обо всем, что его связывало с Асилом. Круч до сих пор беспокоился по поводу своего выбора, и то, несмотря на объяснения Асила и Першего, несмотря на поддержку обоих. Он и ноне не был уверен, что вступил в ту печищу, в которую желал. Словно, тогда на Коло Жизни его поступь кто-то нарочно направил в другую сторону... Хотя нельзя сказать, что Круч не любил Асила или кого из Атефов... любил... был привязан и зависим.
  Гулко крякнула Отеть... она так всегда делала, когда хотела обратить на себя внимание, впрочем, Асил по исторгнутому звуку уже ведал, что сейчас она начнет ему жестикулировать. Потому вместо того, чтобы на нее глядеть старший Атеф нежно приобнял младшего сына и ласково молвил:
  - Малецык... любезность моя. Мне надобно отправится в Галактику Крепь. А тебе поколь придется побыть на маковке подле Отца. Я отбуду ненадолго... Всего-навсе проверю, что там и вернусь. Все равно, без согласования с Першим, ничего делать нельзя. Хорошо?
  
  Глава четвертая.
  Есислава с трудом разлепила очи так, словно на них склеились не только реснички, но и сами веки, и с удивлением уставилась в богато украшенный ярким узорчьем, а по углам цветными изразцами свод, совмещающих в себе не только пышные соцветия, но и сочные плоды. Она еще мгновение медлила, степенно обретая себя, а после, резко дернувшись, приподняла голову с подушки и огляделась. Большая комната, где стены были убраны золотым шелком, имела два квадратных окна, а поместившееся посреди широкое деревянное ложе, инкрустированное желтым крупным янтарем, явственно свидетельствовало, что это не детинец, как в первое мгновение показалось Еси. Торопливо поднялся с узкого плетеного кресла и шагнул к ложу Житоваб, знахарь сменивший на посту старого Радея Видящего. Высокий, плечистый мужчина с очень светлым лицом, серыми глазами и пшенично-кудрый, вместе с иными бывший на летучем корабле.
  - Житоваб,- чуть слышно дыхнула девушка, не веря своим глазам и боясь им вообще поверить.- Ты жив?
  - Тише... тише, ваша ясность,- ласково прозвучал баритональный голос знахаря, и он бережно придержал голову юницы, дрогнувшую в шею, со всей заботливостью возложив ее на подушку.- Не надобно только тревожиться. Вы еще слишком слабы... нужен покой.
  - Ты жив?- едва шевельнувшись, проронила Есинька и тело ее надрывно сотряслось, вроде страшась услышать итак очевидное.- А Липоксай Ягы?
  - Если вы успокоитесь, и будете молчать, ваша ясность,- мягко молвил Житоваб и тотчас прикрыл дланью уста девушке, не позволяя тем самым говорить.- Я вам отвечу, только прошу вас, не тревожьтесь. Его святость вещун Липоксай Ягы жив... Как и все, кто был на летучем корабле, поколь вы с него не упали.- Крупные капли слез выскочили из глаз юницы, и, юркнув на щеки, не торопко потекли вниз.- Ваша ясность,- с теплотой дополнил знахарь, утирая щеки Еси мягким ручником.- Прошу вас не плачьте, а то я не позволю поколь вам увидеть его святость, а сызнова напою драголюбовым отваром и вы уснете. И тем самым вельми опечалю вещуна Липоксай Ягы, оно как его святость ожидал вашего пробуждения, желая прижать вас к себе... Прошу вас, успокойтесь.
   Есислава малозаметно кивнула, и глубоко вздохнув, на чуть-чуть сомкнула очи, стараясь тем снять объявшее ее плоть волнение. Житоваб заботливо утер лоб юнице, на котором проступил малым бусенцом пот, и, убрав длань от губ, принялся прощупывать пульс на левом ее запястье. Девушка тотчас открыла глаза, и, узрев улыбку на губах знахаря, и сама засияла, только, кажется, сейчас осознав, что всепоглощающую боль, мучения и горечь оставила позади. Ноне Крушец никак не подавал о себе знать, а в голове хоть и ощущалось напряжение, кое точно давило на самом мозг, однако не имелось как таковой боли. Наконец Житоваб легохонько качнув головой и пристроив руку Еси ей на грудь, негромко молвил:
  - Итак, ваша ясность, я сейчас схожу за вещуном Липоксай Ягы, а вы обещаете мне много не говорить, не плакать и не волноваться.
  - Хорошо,- все же с трудом приоткрывая вялые губы, пролепетала девушка.
   Житоваб в согласие кивнул, и, развернувшись, неспешно направился к двухстворчатым дверям, окрашенным в желтый цвет и украшенных резным рисунком, розового цветка. Есислава неотрывно смотрела как знахарь, приоткрыв одну из створок дверей, пропал за ней. Ее волнение нежданно многажды усилилось так, что болезненно отозвались виски и левый глаз. Она, еще находясь в селении манан, заметила, что левый глаз, тот самый в который пришелся удар кулака Лихаря, стал плохо видеть. Сначала с одного его края появилось пятно, частично прикрывшее видимость. Каковое, степенно разрастаясь, теперь почитай наполовину загородило доступ света. А нынче и вовсе, глаз полностью был зашторен тем белым пятном. Впрочем, вторым, правым глазом Еси видела хорошо. И узрела она как нежданно, а вернее ожидаемо дверь в опочивальню отворилась, днесь уже сразу две створки, и в нее вступил Липоксай Ягы, в белом долгом кахали без рукавов. На самую малость он недвижно замер подле все еще приоткрытой створки и юница, даже одним глазом увидела, как его резко качнуло взад... вперед от волнения.
  - Отец!- звонко вскликнула девушка, и спешно поднявшись с ложа, села, протянув навстречу тому, кого все эти дни так горько оплакивала руки.- Отец!
  Старший жрец немедля сорвался с места, по-видимому, он страшился, что бросившая при расставание в него горькие слова Есинька не пожелает его обнять. Липоксай Ягы в мгновение ока подскочил к ложу девушки, и, приняв в объятия дорогое дитя, стал покрывать ее волосы поцелуями, мешая с ними собственные слезы. Лишь немного погодя, когда первая радость от встречи пригасла, он, наконец, опустился на одр, и все еще не выпуская из объятий юницу, едва слышно дыхнул:
  - Девочка моя... Есинька... душа... жизнь. Я думал, что потерял... потерял тебя моя радость... уже не чаял свидеться, но Бог Стынь сказывал, что вернет тебя.
  - Стынь?- изумленно вопросила Еси и на смену нытью в висках пришла теплота, которая не только сняла всякую болезненную неприятность, но и наполнила всю плоть счастьем.- Он приходил к тебе?
  - Он нас спас, весь летучий корабль,- пояснил Липоксай Ягы и принялся ласково гладить девушку по волосам, изредка целуя в макушку и лоб, да еще теснее прижал к себе.- Когда, ты с тем мальчишкой сорвались,- голос старшего жреца зримо дрогнул.- Огромный камень ударил в борт корабля, и он стал разваливаться. Но потом мы ощутили мощный толчок и очутились сразу в поселении, прямо на площади. Кологривы все погибли...еще там в полете... а ты... Как только я увидел каменную мостовую площади сразу понял, что нас перенесли без тебя моя душа. Сердце мое жаждало разорваться, и грудь тоже, но внезапно я услышал глас Бога Стыня. И он сказал, что ты жива... жива, но поколь в руках иных Зиждителей... а я должен... должен.
  - Ждать,- шепнула Еси и тихо, счастливо заплакала, целуя вещуна в грудь, ощущая под ним бьющееся любовью сердце... такое мощное и сильное... такое для нее дорогое.
  - Да он сказал,- дополнил погодя Липоксай Ягы и прерывисто выдохнул, точно вытолкнув из себя ком подступивший единожды ко рту, носу и глазам.- Он сказал: " Возьми себя в руки Липоксай и жди, жди. Я спас тебя лишь ради Еси, будь теперь терпелив". И я ждал. Я стал терпеливым. А дней пять назад Бог Стынь принес тебя в мой казонок. Нежданно возник в золотом сиянии, и, положив на стол, велел позаботиться и непременно вернуть здоровье. Милая моя девочка, что с тобой случилось? Довол осматривая молвил, что у тебя шрамы на теле, точно кто-то резал кожу.
  - Меня лечили,- вздыхая откликнулась Есинька и замерев в отцовских, заботливых объятиях старшего жреца ощутила, и это впервые после гибели Дари, умиротворенность.- Так лечили... Несколько грубо, однако излечили. Тот мальчишка, Лихарь, он напал на меня и избил, очень сильно.
  - Избил?!- голос Липоксай Ягы болезненно и одновременно гневливо затрепетал, а руки еще сильнее обвили тело юницы, стараясь сокрыть... сберечь ее.- Да... как он смел?.. Дрянь такая, да попадись он мне.
  - Вряд ли отец, ты сможешь его увидеть,- лениво протянула девушка, жаждая, как можно скорее о том рассказать и забыть навсегда.- Мне, кажется, после встречи с Кручем он более никогда не поднимется. Знаешь, я думаю нас, меня и Лихаря, спас Дажба. Спас, когда мы сорвались с корабля и перекинул куда-то на берег... А Стынь... Стынь, наверно, не успел. Как я рада... Как рада, что Стынь спас тебя... Ибо без тебя... вас я более не могла жить, не хотела.
  - Так болела,- с горечью произнес вещун. Он также как и Есиславушка жаждал выговориться тому единственному человеку, которого любил больше жизни. Бережно старший жрец высвободил из объятий тело юницы, и, уложив на ложе, с нежностью воззрился в ее лицо.- Почти пять дней, то озноб, то лихорадка. И не приходила в сознание. Знахари были встревожены, а это все из-за этой дряни... этой мерзости... Не зря он мне сразу не понравился. От него точно веяло низостью и пакостью. Его надо было тогда... еще тогда, когда он появился в нашей жизни...
  Липоксай Ягы тотчас прервался, и тягостно качнулись на его скулах желваки, будто прочертив на коже лица рдяные круги.
  - Нет, болела не из-за него,- ответила Еси и сама с нежностью оглядела тонкие морщинки на лбу и обок уголков очей старшего жреца, две из которых, особенно глубокие, расчертили переносицу, и волосы его светло-русые, на висках днесь подернутые изморозью.- Болела из-за тоски по тебе и дарицам, которые верили, что я принесу им золотые времена, а я вместо этого принесла смерть.
  - Почему ты? С чего решила, что в том повинна ты?- взбудоражено вопросил старший жрец и торопко вздев вверх плечи, пожал ими.- То божьи дела, не твои.
  - Я же вроде как божество,- пояснила Есинька, и, усмехнувшись, перекосила полные свои губы, ноне она в собственной божественности не просто сомневалась, а понимала, что это просто ошибка.
  - Божество, не значит Бог, моя милая девочка,- очень нежно протянул Липоксай Ягы таким тоном вроде говорил не со взрослой девушкой, а все еще с малым дитем, и нежно провел перстами по изогнутым, рыжим бровкам.- Я даже предположу, что Бог Огнь, и не является твоим Отцом. Однако то, что ты с ним связана... Это моя Есинька, моя душа, зримо всем. Божество, это послание Богов. В свитках записано, что приход божества будет величественным, необычным и все принадлежащие к знаниям, дарованным нам альвами белоглазыми, обязаны с должным почтениям принять сие явление. И обязаны создать все условия для благостной жизни божества. Ибо оно божество, точно объединит в себе силы света и тьмы, сравняет понятия добра и зла. И всех служащих этим двум столь разным, противоположным понятиям уравняет своими божественными знаниями. И то, что произошло с Дари, не в твоих силах... не в твоих руках, только в руках Богов.- Вещун теперь нежно огладил перстами губы девушки, а после, наклонившись к ней, поцеловал в лоб, вкладывая той теплотой всю свою любовь.- Одначе всяк раз, моя душа, когда я тебя вижу, касаюсь... я испытываю такой трепет. Подобный трепет возникает во мне при виде всего божественного, обладающего недоступному людскому пониманию, тем не менее существующего. И такие чувства испытываю не я один, або внутри тебя, Есинька... Внутри твоей человеческой плоти, несомненно, живет божественная душа. Не такая как у меня, других дарицев, а великая... величественная как само небо... солнце... природа окружающая нас...
  
  Глава пятая.
  Возвращенная пусть и не в Дари, но к своим людям Есислава вскоре поправилась, физически и нравственно. Конечно пережитое, как и хотел Перший, наполнило ее опытом, чувствами, оставив, как сказали бы люди, глубокие рубцы на ее душе... Однако не обладая как таковой, вероятно теми нравственными рубцами наполнился сам ее мозг. Крушец поколь молчал. Он вообще после произошедшего в селение манан, когда Еси чуть было не умерла, не подавал о себе знать и даже перестал стенать. Правы были Стынь и Круч, предполагая, что он отключился. Может потому в голове у девушки теперь все время царила какая-то тяжесть и точно дымчатость в восприятие происходящего. Видения прошлого более Еси также не посещали, и в целом становилось не ясным хорошо это иль все же плохо.
  Поселение, в котором теперь жили дарицы, было достаточно большим, толи так удачно расположенное в Африкии, толи все же нарочно прикрытое мощью Бога, оно никак не пострадало при катаклизме. Единственно произошедшим с ним стало, перемещение его в значимо жаркое место на Земле. За годы, что поселение возводили, Липоксай Ягы переселил в него достаточное количество людей. Хотя по оставленным белоглазыми альвами законам дарицам не позволялось покидать Дари и селиться вне своего материка. Указание, которое преследовало одну цель, не допустить расселения самих отпрысков Владелины по иным континентам, абы не прозевать вселение в плоть лучицы. Потому дарицы очень редко уходили из Дари. Впрочем, несомненно, уходили, уплывали и населяли как соседние Асию и Амэри... так и более далекую Африкию. Но уходя от своего народа, от эпицентра, очага бытия, такие дарицы степенно теряли и сами традиции, и собственную генетику белого человека, медленно аль вспять быстро растворяясь в населяющих иных континентах желтых, красных, черных племенах. Как и ясно, поколь сие никак не коснулось дарицев, которых переселял Липоксай Ягы. Они все также жили по установленным традициям, соблюдая верования и положенный уклад жизни, может еще и потому как их перевезли в Африкию достаточным количество.
  Вместе с людьми на материк черных попали, как богатства, включая материальные, так и знания. Единственно, что было окончательно утеряно, это кологривы, каковые дотоль жили лишь на Дари. Эти животные погибли большей частью на континенте, а тех, что пытался спасти старший жрец, настигла смерть в воздухе. Как и обещал вещуну, Стынь еще тогда, девять лет назад, привел в помощь дарицам темнокожие народы, не только поселив подле, но и заставив помогать в строительстве селений. Хотя вернее будет сказать привел не Бог Стынь, а те кого он послал. Постепенно темнокожие совсем обвыклись к белым, принявшись проживать в их поселениях, работать и прислуживать без как таковой платы, понеже тот труд в их народе считался почетным.
  Подле широкой, вялотекущей реки располагалось теперь не просто одно, а сразу три мощных селения, находящихся на небольшом удалении друг от друга. Мягкий, теплый климат данного места благоприятствовал росту растительности и лесов, которые со всех сторон окружали реку. Правда, в тех густых зарослях росли большей частью иные деревья к каковым не привыкли дарицы. Дома в селениях по той причине частично строили из дерева, хотя и в малом количестве, потому как на удивление древесина оказывалась плохого качества, оттого старались из нее возводить хозяйственные постройки. Сами же жилища сооружали из необожженного кирпича- сыреца, высушенной на открытом воздухе глины, добываемой в долине. Дом вещуна двухэтажный, но менее величественный, чем в Лесных Полянах, был построен из камня. В нем располагалось много меньше комнат, чем в детинце Дари, с тем обаче также богато убранных внутри.
  Река, что находилась справа от селений, раз в лето разливалась и заполняла водой все проточины, впадины, узбои, наполняя оземь жизнью. Потому леса здесь занимали обширные территории. В них купно росли пальмы, маслины, орешники, каштаны, а также более близкие белым людям кедры, пихты, сосны, иноредь даже дубы. В зарослях тростников у воды обитало множества птиц и животных, в том числе крокодилы, бегемоты, в огромных по площади пальмовых рощах встречались слоны, жирафы, львы, леопарды. За далью лесов, как рассказывали темнокожие люди, простирались бескрайние степи ... более сухие, да и климат там был много суровее, порывистые ветра обдували те земли, рвали на части буйные травы, в холодное время засыпали стылыми дождями и даже снегами. Подле же реки земли оказались не только теплыми, но и плодородными, ибо когда вода разливалась она, заполняя и удобряя их своим илом, сформировала тот самый благодатный слой на котором произрастали привычные для дарицев овощи, зерновые, виноградники.
  Небольшой садик, как и все в сравнении с Лесными Полянами крохотное, был разбит позадь дворца вещуна и выздоравливающая Еси большую часть дня находилась там. В садике росли пальмы, тисы, древовидные папоротники и можжевельники, создающие не только уют, но и тень... сумрак, который так любила юница... верно оттого почасту под деревьями стояла какая-то душная сырость. Небольшая скамейка, поставленная под одним невысоким деревом, сверху была укрыта прозрачным, тканевым навесом. Ее разбили еще в отсутствие Есиславы, по приказу вещуна, который не сомневался в возвращение своей девочки. И теперь девушка подолгу на ней сидела... не только днем, но и вечерами, наслаждаясь тишиной собственного естества и близостью тех, кого любила.
  Не прошло и нескольких дней, после пробуждения, как юница почти полностью оправилась от болезни. Липоксай Ягы теперь, после возвращения Есиславушки домой, почитай не отходил от нее, стараясь не оставлять одну. По большому счету днесь у него осталось совсем мало обязанностей. И если раньше на его плечах лежало управление огромной волостью и в общей сложности континентом Дари, то нынче осталось всего-навсе три поселения. Однако он продолжал, как и допрежь того, возлагать дары Светлым Богам в каменном капище, что было возведено в центре поселения напротив его дворца, значительно меньшим по размеру, да и, коль говорить правдиво, менее величественным.
  На удивление Есиславы Липоксай Ягы никак не изменил традиции, и продолжал славить имена Небо, Асила и только чтить Першего. И вопреки явственному возмущению девушки пояснил ей, что так-де велел ему поступать Бог Стынь, запретив что-либо менять в верованиях до прибытия посланцев Зиждителей. Еси еще в Лесных Полянах спокойно, без последствий для собственного здоровья и зова лучицы, как преемник старшего жреца, стала посещать капище во время службы. Днесь же вернувшись от манан, в категоричной форме отказалась принимать какой-либо статус и появляться капище, так как считала, что в гибели Дари виновен Дажба... Дажба не только Отец дарицев, как они полагали, но и правитель всей Галактики Млечный Путь, как ведала она. Есинька несомненно оправдывала иных Богов Круча и Стыня. Або первый явственно демонстрировал при ней свое не знание по поводу катаклизма. А Стынь... Стынь, не только был возлюбленным, он еще и спас Ксая. А потому юница не сомневалась в благородстве его поступков, думая, что он уберег не только дарицев от гибели, но и своих отпрысков. Просто Есислава не ведала, что население Африкии пострадало не меньше чем на иных континентах. И если центр материка рвали на части землетрясения, бомбардировали куски спутника, и заливало раскаленной магмой вырвавшейся из вулканов, то прибрежные с океаном земли накрыли мощные цунами...Поколь... поколь Бог Стынь спасал того, кого считал спасти более важным.
  Есислава протянула руку и провела пальцами по корзинке высокого растения, вертикально поднявшего свои собранные колосовидные, нежно-розовые соцветия. Столь трепетно колыхающие рыхлыми лепестками, что казалось это и не цветок вовсе, а тончайшие крылья бабочки, желающие взметнувшись, улететь как можно дальше в раскинувшиеся, нынче хрупко- голубые небеса.
  - Почему у этой реки такое странное название Иловай?- вопросила девушка у стоящего подле нее вещуна, не оставляющего ее надолго без собственного присутствия, очевидно, боясь сызнова потерять и тогда не пережить той мучительной разлуки.
  - Иловай, это значит поемный речной залив, мелкий,- медленно протянул Липоксай Ягы, вероятно, лишь сейчас задумавшись о величание реки, обок которой ноне жил.- По-видимому, реку назвали так, потому что в ней очень много ила. И тем илом разливаясь, она устилает, обогащает земли.
  - А кто, отец, дал величание нашим поселениям?- поспрашала Есинька и неспешно поднявшись с корточек, оглянулась, ласково воззрившись на старшего жреца.
  - Скорее всего войвода Переяр,- немедля отозвался Липоксай Ягы и от вполне здорового вида юницы, щечки у каковой самую малость заалели, довольно улыбнулся.- Под его руководством тут возводили поселения. Наверно он и дал названия им. Хотя я точно не знаю, как это произошло, меня сие мало интересовало тогда, еще меньше сейчас. Меня интересует... тревожит только одно, моя милая, это твой глаз. Ибо Довол вельми беспокоится за твое зрение.
  Не мудрено, что и Довол, и Липоксай Ягы волновались за глаз девушки, так как за последние дни белое пятно поглотившее видимость в нем, теперь стало степенно темнеть. И малый краешек слева днесь вже почернел. И если раньше Есинька хоть и не видела, но все же воспринимала свет, нынче тот черный кусочек более не пропускал его. И хотя юница о том никому не сказывала, знахарь Житоваб приметил проблемы с глазом. Довол вместе с местными кудесниками осмотрев левый глаз, пришел увы! к неутешительным выводам, что ее ясность вмале на него ослепнет.
  - Ничего отец,- мягко отозвалась Еси, и, шагнув к старшему жрецу, приникла головой к его груди.- Даже если я не буду видеть одним глазом, у меня останется второй. Такая малая плата за то, чтобы быть подле тебя, мой дорогой отец.
  - Есинька... моя милая девочка,- ласково произнес Липоксай Ягы, целуя девушку в макушку головы, оглаживая дланью ее волосы.- Как можно спокойно так говорить... Это ведь глаз. Нет... надобно предпринять все усилия, что остановить потерю зрения.
  В воздухе ноне вельми нежно пахло цветущими петушками, оные в своем многоцветие росли в данной местности, и в частности в саду вещуна. Легкий ветерок доносил с реки Иловай свежесть воды и едва ощутимый травянисто-кислый дух ила... той самой смеси минеральных и органических веществ, каковым было наполнено не только дно реки, но и сама вода.
  Мощная поступь ног Браниполка, синдика нового центрального поселения Свечи, прервали наступившую тишину, возникшую в садочке. Еси выскользнув из объятий отца, неспешно отступила назад и несколько в бок, и, выглянув из-за плеча вещуна, который резко повернулся в сторону синдика, нежно улыбнулась тому. Она теперь всегда сияла при виде дарицев, поелику была так рада их лицам... и тому, что они есть... живы. То счастье выплескивалось с нее само по себе, точно охватывая всю ее плоть.
  - Ваша святость,- негромко обратился к старшему жрецу синдик.- Простите, что прерываю ваше толкование, но надобно кое-что обсудить. Коли позволите, ваша ясность,- направил уже в сторону Еси синдик и его неказистое лицо, стало таким трепетно- теплым, вроде он увидел собственную дочь оставленную в Лесных Полянах и безусловно погибшую.
  - Побудьте тут, ваша ясность,- благодушно молвил Липоксай Ягы на малость оборачиваясь к девушке и окидывая ее нежным взглядом.- Я скоро вернусь.
  - Хорошо Липоксай Ягы... я подожду тебя,- немедля переходя на более официальный тон, отозвалась Еси, и внутри нее шевельнулось беспокойство... Это чувство теперь всяк раз ее посещало, когда вещун уходил. Чувство, словно предвестник чего-то не хорошего.- Только ты не долго,- днесь это она прошептала для одного старшего жреца и черты ее лица самую толику затрепетали, передавая тем охватившее девушку волнение.
  - Я скоро,- поддерживающе откликнулся Липоксай Ягы, и легонько кивнув, немедля направил свою поступь к внутренним дверям дворца, что едва проступали за стволами деревьев, вслед за ним не менее торопко, не позабыв поклониться божеству, пошел Браниполк.
  Юница какое-то время неотрывно смотрела за удаляющимися фигурами дарицев, ощущая как к легкой дымчатости внутри мозга, прибавилась мощная, разком накатившая волна страха... Страха... сковавшего не только тело, но и губы. Страха, от которого пока не удавалось избавиться, не то, чтобы победить. Когда створки дверей поглотили вещуна и синдика, впустив их во дворец, Еси глубоко вздохнув, огляделась. Успокаивая себя тем, что обок дверей дворца стоит Волег, а сам сад огорожен невысоким частоколом. Да и мананы, к которым она так страшилась попасть ноне до нее не доберутся, будучи на ином континенте.
  Неспешно развернувшись, Есинька направилась по каменной дорожке, проложенной в средине цветника, полюбовно посматривая на высокие с яркими соцветиями петушки, и улыбаясь им, да тем, очевидно, стараясь снять напряжение, что ее охватило.
  - Красивые цветы... Это я велел их тут посадить в свое время, чтобы они могли радовать тебя, моя девочка,- нежданно раздался позади Еси объемный, певучий бас Бога.
  Девушка, тотчас остановившись, туго сотряслась. Надрывистое дыхание от которого на чуть-чуть даже потемнело в глазах и вовсе шибутно закачало юницу вперед... назад. Ноги в коленях дрогнули и, чтобы не упасть, она стремительно оглянулась. В нескольких шагах от нее стоял младший Димург, принявший днесь свой малый рост. Стынь был дюже нарядно одет, словно явился издалека аль нарочно вынаряживался. Потому на нем красовалась голубая рубаха, сверху прикрытая тончайшим, синим плащом, вельми сквозным. Плащ, накинутый на плечи, огибая их с двух сторон, был схвачен на груди крупной серебряной пряжкой, в виде сомкнутого кулака. Стан Зиждителя стягивал широкий пояс плетеный из множества тонких нитей, вмещающих в себя все цвета радуги от красного до синего, волоконца которого чудно переливались. Опоясывая стан по коло на два раза, кушак стягивался на левом боку узлом, и долгие его концы, свешиваясь вниз, достигали почти колен Стыня, касаясь материи голубых шаровар тончайшей, серебристой бахромой, украшенной на завершиях крупными синими топазами. Серебряные сандалии Бога сомкнутые по всей подошве, с загнутыми носами, схватывали тонкими ремешками на семь раз голень и штанины почитай до колена. Не менее богато украшены серьгами были его мочки и ушные раковины, проколами надбровные дуги, в основном сапфирами васильково-синего цвета. Правда ноне Стынь не одел свой венец, впрочем эта роскошь на нем не делала его величественным, суровым Богом, а вспять приближала в нем все человеческое.
  - Стынюшка,- чуть слышно протянула Еси уже, кажется, не в силах и стоять на ногах.
  
  - Да, милая моя девочка, это я,- певуче добавил Стынь и шагнув к девушке, заботливо придержал ее за плечи.- Так желал тебя увидеть... Но был занят... отбывал в соседнюю систему Аринью.
  Есислава медлила еще не более мгновения, а после спешно припал к груди Бога, и, принявшись покрывать ее поцелуями, перемешанными со слезами, зашептала:
  - Ты...ты, мой любый... мой спаситель... ты,- с тем всяк миг... морг подавляя звук в трепете своих губ лобызающих материю рубахи и единожды грудь младшего Димурга.
  Стынь порывисто обнял юницу, вжав в глубины своего естества, а засим обхватив голову ладонями слегка приподняв, развернул ее так, чтобы припасть своими почти золотыми губами к алым устам Есиньки. Прошли лишь доли минуты... в коих растворились все чувства... дуновение ветра и дух, принесенный речной, насыщенной илом воды и Бог подхватив девушку на руки, в мгновение ока пропал вместе с ней из сада... Оставив позади себя колыхание трепетных лепестков петушка нежданно окрасившихся в ярко-алый цвет.
  Низкая волна медленно накатила на чевруй, где песок был нежного желтого цвета и огладив его выровненную поверхность также неназойливо- вяло отпрянул назад, судя по всему, раздумывая создавать новую рябь, аль прекратить всякое движение голубых и словно бескрайних океанских вод. Лучи яркого солнца мягко коснулись тела Есиньки огладив своей любовью, так как дотоль приголубил своими золотыми руками ее Господь Стынь, и прижав к себе нежно поцеловал в губы, очи на миг чуть дольше задержавшись на левом глазе.
  -Что с глазом?- обеспокоенно вопросил Бог девушку, и, прижав к груди ее голову, ласково провел по трепетно-мягкой коже, всяк миг, когда он так делал покрывающейся мурашками.
  Стынь, сидел на песчаном берегу океана, где сине-голубая поверхность вод казалась столь дальней... теряющейся и вроде как входящей той необозримостью в сам свод неба. Бог прижал хрупкое тело юницы к своей груди и все еще целуя, насыщал столь надобной любовью и лаской. Казалось этот небольшой островок, где вельми разрозненно росли невысокие пальмы, и вовсе можно было обойти по кругу, а песок покрывал полностью всю его чуть вспученную плоскость.
  - Что?- переспросила Еси, и, приподняв голову, всмотрелась в скошенный подбородок Бога отсюда снизу явственно смотрящийся темно-коричневым.
  - Я спросил, что у тебя с глазом?- повторил свое поспрашание Стынь и с тем поцеловал ее в левое око.
  - Не знаю,- протянула Есислава, ощущая необыкновенное счастье... наполняющее всю ее плоть.- Я еще там... у манан заметила, что стала плохо видеть на этот глаз. А после возвращения и вовсе, его заволокло пятно.
  - А, что говорят ваши лекари... Или как там вы их называете?- в голосе младшего Димурга явно прозвучала тревога, и он на немного отстранившись от девушки, внимательно ее оглядел.
   Однозначно Бог хотел прощупать Есиньку, но не смел. Боялся испортить их встречу и навредить чем им обоим... не только юнице, но и лучице.
  - Кудесники, говорят, что я ослепну на этот глаз,- достаточно ровно отозвалась девушка так, словно говорила о чем стороннем, что не касалось ее. Она вообще не хотела ни о чем сейчас толковать, хотя и понимала... Надобно непременно рассказать Стыню и о стенаниях, каковые слышались в ее мозгу, и о видениях. Но решила сделать это позже... Сейчас же... только наслаждаться близостью любимого.
  - Наверно, это Лихарь мне разбил глаз... Я помню, он тогда очень больно в него стукнул,- и вовсе почти прошептала Есислава и тотчас смолкла, более не желая о том говорить.
  Кожа на лице Стыня зримо блеснула ярко-рдяным переливом, ослепившим на доли секунд здоровый глас Есиславушки, и ему будто вторила сиянием пряжка, лежащая на песке, венчающая один из углов расстеленного под ними плаща. Очевидно, Бог гневался, и то почувствовала не только девушка, но и он сам и посему желая снять появившееся меж них напряжение, принялся нежно ее целовать... Целовать, свою Еси, в щеки, уста, глаза снимая тем пережитое, какое-либо волнение, придавая уверенности... уверенности не столько в собственных силах, сколько в силах и действах того кто был любим.
  
  Глава шестая.
  - Почему нет, Отец?- голос Стыня днесь, как всегда звучал избалованно-требовательно, и весь он сам точно растеряв божественное, более походил на человека, прохаживаясь по залу на маковке и описывая круги окрест стоящего в средине трона Першего.
  - Моя бесценность, прошу тебя успокоиться, иначе разговора не получится и вместо Шуалина, Ариньи и Солнечной систем ты сызнова окажешься в дольней комнате пагоды,- вельми степенно отозвался Перший.
  Старший Димург медленно поднял правую руку с широкой облокотницы своего трона по краю инкрустированного серебряными вставками и черными крупными жемчужинами, и, направив в сторону сына, легохонько шевельнул удлиненными, конической формы перстами, тем сдерживая его беспокойное движение. Стынь немедля остановился напротив отца, обок наверно нарочно созданного для него серебристо-облачного кресла.
  - Лишь тогда наш разговор наполнится смыслом,- властно и одновременно поучающе прозвучал глас Першего, при том он вельми заботливо оглядел сына не скрывая, что обеспокоен его волнением.- Когда ты, малецык, сможешь откинуть всякую привязанность к девочке и подумать о Крушеце, с которым тебя сплачивает достаточно мощная чувствительность... Мне совсем не по нраву, мой любезный, что ты ступаешь по пути уже дотоль проложенному Дажбой, а именно подменяешь свою привязанность к лучице на чувства к плоти. Тому почасту подвергаются юные Боги, такие к которым относишься ты, кои поколь не могут отделять значимого от непостоянного.
   Стынь все время, что говорил старший Димург неподвижно стоявший, нежданно резко дернул плечами, будто содрогаясь от тех слов, аль просто не желая их воспринимать. Еще миг и он резко шагнул в направление кресла, наполнив гулко-надрывным колыханием всю залу так, что в ней тягостно сотряслись стены, и стремительно упав в его дымчатую, вращающую по коло пористыми слоями сущность, замер. Яростно качнувшееся кресло, дернулось вначале вправо... засим также резво влево... тем своим колыханием стараясь умиротворить Бога и придать ему положенной степенности. В такт движению кресла, кажется, качнулось и золотое сакхи Стыня, и серебристое Першего, и сами зеркальные стены залы.
  Старший Димург и вовсе медлительно опустил, дотоль направленную на сына руку, на локотник трона, и также затих.
  - Я спокоен,- слегка позвякивающим от напряжения голосом отозвался Стынь.
  - Вот и хорошо, что спокоен,- низко ответил Перший. Он какое-то время все еще удерживал отишье в зале, а после и вовсе понизив тональность, почитай до шепота произнес,- ты знаешь, мой милый, как я отношусь к твоим требованиям и желаниям... Весьма критично... Не сомневаюсь, закаханность Богами тебе мешает... И тебе непременно надобно становиться взрослей, научиться сдерживать свои желания, с тем думая допрежь всего о печище и обобщенно о всех Зиждителях... Теперь по поводу девочки. Поколь нельзя приносить ее на маковку. Нельзя, потому как не ясно, что происходит с Крушецом... Сейчас надо выяснить, что чувствует девочка, каковы ее ощущения. И почему она и Крушец столь несоответственно вели себя у манан. И главное, почему сейчас все утихло. Сие надо выяснить не откладывая, потому как того обозрения требует Родитель. Я повелел провести осмотр лучицы и Еси Асилу, но так как случилось не предвиденное, и ты забрал девочку у Атефов, днесь надо за ней понаблюдать. В тот момент ты мог, малецык, принести ее на маковку, по условиям соперничества такое разрешается. Плоть находилась на грани жизни и смерти, и тебе надо было сделать, как я указал... Убежден, Сирин-создание это разрешило. Но так как ты решил подстраховаться, ноне нужно вытянуть как можно больше с девочки... А глаз,- Бог перевел взор с лица сына, и легохонько шевельнув туды- сюды челюстью, вроде вправляя ее дополнил,- глаз на маковке нельзя поправлять. И нет смысла отправлять на Землю бесиц-трясавиц, нужно сделать умнее, а именно вызвать в Млечный Путь тех самых посланцев Богов, чтобы они подготовили все для перерождения лучицы. Думается мне, это произойдет в последующих двух ее человеческих телах не более того... Ну, а гипоцентавры, как ты и понимаешь, сумеют поправить зрение нашей Еси, ибо владеют для тех действ всем необходимым.
  - Гипоцентавры?!- задумчиво протянул Стынь и глубоко вогнал голову в ослон кресла.- Они не успеют,- дыхнул он еле-еле ощутимо.
  Однако даже такое едва ощутимое дуновение губ Бога мгновенно подхватил Перший, оный перевел взор с зеркальных стен, и достаточно мощно взглянул на сына, днесь вогнав и все оставшееся его тело в кресло, точно прибив, одновременно с тем прощупал.
  - Зачем ты это сделал малецык?- впрочем, голос старшего Димурга прозвучал умягчено-благодушно, только очи наполнились тьмой поглотив и склеру, и зрачок.- Мы же с тобой как договаривались? Ты же знаешь, что отпрыски Владелины спасены... и того нельзя было делать. Я же о том попросил.
  - Ребенок будет белым,- очень тихо протянул Стынь и резко вздев руку загородил лоб, стараясь хоть так укрыться от мощи Отца, обаче в том ему не мог помочь даже венец, нынче отсутствующий на голове.- И у Еси будет целое лето спокойной жизни. Даже если окажется, что с Крушецом все благополучно никакие замыслы ее не потревожат.
  - А... моя бесценность, так ты это сделал нарочно... Ты это замыслил,- и вовсе неопределенно проронил Перший так, что стало не ясно рад он таковой самостоятельности сына аль вспять огорчен. Он медленно приподнял руку с облокотницы и перстами зараз огладил очи, нос и уста, стараясь схоронить истинность своих чувств.
  - Да, нарочно,- отозвался младший Димург вкладывая в молвь явный вызов, и тем стараясь оправдать свои действия.- Сделал нарочно, потому как Еси... Еси была такой вымотанной. В ней переплелось все махом: боль, страдание и радость. Она бы не выдержала ваших с Родителем замыслов... и я хотел... и хочу дать ей передышку.
  - Наши замыслы, мой милый, это были наши общие замыслы, оные Родитель несколько подправил,- мягко произнес Перший и теперь и вовсе прикрыл расставленными перстами часть своего лица, особенно очи.
  - Нет, Отец... это не наши с тобой замыслы... А замыслы Родителя, - с горячностью дыхнул Стынь и в тот же миг рывком поднявшись с кресла, шагнул в направление старшего Димурга, стеной нависнув над ним.- Ты знаешь... и Родитель тоже... Я не желал пускать севергу в Землю, ибо понимал, как сильно будет страдать девочка... Да... да я привязался к ней... привязался к Еси... потому что и сам еще не растерял человеческого.- Голос Бога слышимо понизился, сияние кожи поблекло, отчего более значимо проступил ее прямо-таки густо черный цвет.- И все... все людское мне поколь близко.
  Старший Димург незамедлительно поднялся на ноги, и, обняв сына, притянув к своей груди, принялся нежно голубить его черные, будто пушок курчавые волосы.
  - Все... все мой драгоценный,- перебивая сына теплотой своих действ, молвил Перший.- Не надобно о том толковать... Данное нужно пережить... переступить и идти далее... Одначе...
  - Однако еще тогда... в жизни Владелины,- теперь Стынь не говорил, он торопко и сбивчиво шептал, жаждая выплеснуть на того кто был ему близок всю испытываемую им как Богом слабость... На того, кто умел не только понять, выслушать, но и помочь... снять своим мудрым словом, советом, и чувствами все тревожащее.- Еще тогда я, увидев, почувствовав движение жизни в девочке, словно на морг ощутил и свой путь. И ноне оно многажды усилилось... А после того, как Еси была у Атефов, я точно потерял себя... все нахлынуло... все человеческое.
  Перший торопко обхватив голову сына, легохонько отринул ее от себя, и, обозрев его лицо, нежно облобызал ему очи, лоб и сызнова очи... Мягкими касаниями губ, снимая всю марность с его кожи и насыщая ее золотым сиянием.
  - Ты должен успокоиться... и внимательно меня выслушать... внимательно,- голос старшего Димурга звучавший достаточно низко нежданно набрал мощь.
  Он вдруг и вовсе точно зарокотал в своем могутном величие так, что стены залы заколебались. Еще миг, и резко дернувшись, поехал вниз свод, вроде жаждая раздавить стоящих внизу Зиждителей, и с него посыпались на пол шмотки желтых облаков, дотоль ясно освещающих все помещение. Лохмотки облаков как-то дюже стремительно шибанулись о гладь черного пола, в мгновение ока растворившись в нем. Верно еще доли секунд и вся зала погрузилась в густую тьму... непроницаемую... плотную поглотившую фигуры Богов. По-видимому, лишь за тем, что миг спустя в остановившем свое движение и низко нависшем над Димургами своде вспыхнув, замерцала сначала одна... потом другая желтая с почитай красным отливом звезда. Сие блеклое мерцание нежданно многажды усилилось, потому как в своде появилось уже с десяток таких звезд. Они вскоре и вовсе особой скученностью выступили из глубин потолка, заполнив своим мягким, приглушенным сиянием помещение и чуть зримо осветив стоявших Димургов. И только тогда заговорил Перший... вкрадчиво и столь нежно... он той молвью ласкал, лобызал своего сына, не только поучал:
  -Кроме лучицы ноне для нас ничего не существует, мой малецык. Лучица есть общее с тобой Стынь. Она тебя привязывает... не девочка... она... лучица... Наш бесценный, Крушец... Он всеми силами старается быть подле нас... подле тебя, старшего брата, с каковым его столько связывает, вся пережитая обок меня чувствительность. Он посылает тоску по Зиждителям на плоть. Он посылает на плоть чувства к Зиждителям. И девочка проявляет особую чувственность. Ты же, ощущая те чувства, принимаешь их за плотское... Но это, мой милый, не плотское... не человеческое, а ниспосланное Крушецем и предназначенное для нас. Ты Бог и ниспосланное Крушецем, также имеет лишь божественное. Тебе же должно отделить чувствительность к плоти и любить одного Крушеца. Ты должен суметь помочь ему стать Богом, ибо плоть есть ничто, она тленна. Существенен один Крушец для тебя, меня, всех Зиждителей, Родителя... Ему, нашему милому малецыку, надо помочь взрасти, возродиться. Ступай вперед, драгоценность, не оглядывайся, не принимай к своему естеству чуждую тебе чувствительность. Набирайся знаний, мощи, без которой ты не сумеешь стать беспристрастным Творцом, не только созидающим, но и разрушающим. Творцом вечного... безбрежного движения Коло Жизни.
  Полумрак, правящий в зале постепенно поблек. Тусклость мало-помалу сменилась на насыщенность света, а в своде сияющие звезды нежданно тронувшись со своих мест, медленно поползли навстречу друг другу, и вскоре коснувшись таких же точно вытянутых угловых вершин, торопко вклинились в соседей, создав единое полотно. Также скоро они плотно скомковались... сплотились и мгновенно набухли, вроде переполнившись воды. Их общая поверхность нежданно и вовсе забурлила, запузырилась, как густая похлебка, образовывая из собственного месива желто-красные облака, исторгающие из себя свет схожий с сиянием кожи Богов, освещая не только саму залу, но и каждый угловой стык в ней.
  - Ты не будешь ведь,- произнес Стынь и послышалось в той молви просьба... теперь уже не требовательность, а прошение. - Отец не будешь уничтожать семя?
  - Нет... не могу позволить себе такое расточительство, так как слишком трепетно отношусь к твоим силам, мой любезный,- очень ласково ответил Перший, успокоительно огладив сына по голове.- Одначе прошу тебя более не растрачивать свои клетки. В том нынче поверь, не было необходимости, поелику покамест мы не поймем, что происходит с лучицей, никаких замыслов Родитель не позволил бы осуществлять. Да и коль прилетят гипоцентавры, девочка какой-то срок будет находится в покое... Я бы не позволил вмешиваться в ее удел Асилу или Небо, она была бы защищена, потому что постройка храмов вельми важна для Крушеца, как и для нас. Ты же, малецык, своими спутавшимися понятиями и чувствами отнял у Еси несколько лет спокойной жизни. Впрочем, надеюсь, материнство повлияет на плоть благостно и придаст ей мягкости и чувственности, что, в общем, тоже неплохо.- Старший Димург, судя по всему, скрыл в последних словах свое недовольство на замыслы сына, и сказал, значительно ровно, всего-навсе для того, чтоб последний не волновался.- Хотя очень плохо, что теперь ее отпрыски станут жить на разных континентах и когда за лучицу вступит в соперничество Вежды, за ними будет сложнее проследить. Потому белоглазые альвы и оставляли указаниям дарицам не расселяться, чтобы нашим созданиям было легче наблюдать за потомками Владелины. Да и вообще с Крушецем явно, что-то происходит, посему он не подает зов на Родителя... словно всему разучился, али наново захворал.
  - Еси проводила обряды. Перед отключением Крушеца я их прощупал... их обоих. И узрел, что они проводили обряд, только я не понял, так они старались снять волнение, али пытались связаться с Родителем и нами ,- вставил торопливо Стынь и широко заулыбался, нескрываемо радуясь тому, что у девушки, каковую ноне он отстаивал в запасе появились спокойные годы жизни... пусть несколько, но все же, после пережитого и это было чем-то.- Они все время проводили обряды, наверно Отец, щит Асила для них оказался слишком мощным, потому...
  - Нет,- перебивая сына, протянул Перший и теперь уверенный в том, что тот успокоился, выпустил его из своих объятий.- Дело не в щите... совсем в другом... Это воочию не снятие волнения с плоти, або лучица, как и сама девочка в том уже давно не нуждаются, все переключено на зов и видения... Я убежден, по какой-то причине у Крушеца не получается настроить нормальную связь, поэтому такие невнятные толчки... размазанные, раскатистые, что я наблюдал... А то, что малецык отключился во время гибели плоти, еще раз указывает на проблемы в его состоянии. И это меня пугает, и, похоже, также сильно беспокоит Родителя. Потому сейчас надо понаблюдать, и, естественно, как я просил тебя поговорить с девочкой. Ни в коем случае не прощупывай... У вас довольно доверительные отношения, потому потолкуй с ней.- Стынь едва заметно качнул головой, и легохонько изогнул губы, тем верно символизируя Отцу.- Я понимаю,- несмотря на изменение лица сына, продолжил сказывать старший Димург.- Понимаю, что Еси не желает о том говорить, но ты должен... обязан... ради, нашего драгоценного, Крушеца... Сейчас опасно выдергивать плоть на маковку... опасно направлять бесиц-трясавиц... Нужно мягко все узнать и данное действо должен сделать ты... ты... Стынь...
  Младший Димург легохонько вздохнул, точно занятый думами, и медлительно развернувшись, направился вдоль залы. Только сейчас шаг у него был степенным, всякая горячность ушла и из движений его рук, левыми перстами он нежно оглаживал крупный изумруд в перстне на правом указательном пальце, закрывающем почти полностью первую его фалангу.
  - Отец...- вельми робко начал Стынь, и вновь он выступал просителем.- Вскоре у тебя с Небо будет встреча, и если ты заручишься поддержкой Асила, тогда Еси можно будет принести на маковку и одновременно осмотреть Крушеца. А девочке помочь со здоровьем.
  - Что ж, моя бесценность, мне не сложно повторить, коли ты не понимаешь, аль делаешь лишь таковой вид,- протянул Перший и не торопко опустился на свой трон, слегка при том опершись дланями о его покатые облокотницы.- Девочку сейчас нельзя перемещать, лучице нельзя встречаться со мной или бесицами-трясавицами... Еще опаснее вводить обоих в беспамятство... Это не только распоряжения Родителя, но и мое понимание... Тогда, когда девочка чуть не погибла, а Крушец отключился, надо было принести их обоих на маковку... Но ты, решил по другому, хотя я тебя снабдил четкими действиями. Хорошо, я принял твой выбор, впрочем, сейчас приносить их на маковку недопустимо и дело даже не в Сирин-создании, дело в самой лучице... Поколь мы не будем уверены в ее состоянии ничего... ничего предпринимать нельзя.- Бог медлительно оперся спиной о высокий, резной ослон трона и самую малость прикрыл глаза, точно устав от тугодумия али несогласия сына.- И еще... Не думаю, что Небо будет, так трепетно относится к твоей клетке, как я... Небо вне сомнений тебя любит... тебя, но вряд ли он будет также любить то, что ноне растет в Еси. Скажу более, он предпримет все, чтобы плоть потеряла сие семя, потому как хочет, абы лучица рождалась в его отпрысках. Ведь сейчас, как ты понимаешь, сложно будет определить, что дитя родится белым, не черным. Так, что коли хочешь сберечь ту малость жизни в девочке укрой ее дополнительным щитом и более не выноси с под него. Ибо Небо вельми недоволен всем происходящим... Не только замыслами Родителя, но и тем, что Дажбу опередил Круч, а теперь девочка оказалась и вообще у нас. И его недовольство выльется, в поиски Еси... И в тех поисках будут участвовать не только создания Расов, такие как гарцуки, дзяды, но и вероятно особо приближенные помощники брата Рарог-создания ... Насколько я ведаю, они давеча прибыли в Млечный Путь из Галактики Отлогая Дымнушка, их привез малецык Воитель, с каковым ты встречался оногдась на маковке... Потому, мой милый, коли ты не прекратишь выдергивать Еси, ее место будет вмале определено.
  - О... я об этом не знал и не подумал, спасибо Отец, что подсказал,- встревожено произнес Стынь, и на его большой лоб наползла с под низу легохонькая бороздка, вздетая поднявшимися выспрь бровями, сделавшая выражение лица виноватым.- А может ты, Отец, поставишь щит?
  - Нет, - властно отозвался Перший, и легошенько качнув головой, тем самым точно враз отворил дотоль прикрытые веками очи.- Мой щит по условиям соперничества не позволительно ставить. Да и потом Небо знает, как он выглядит... Но он не ведает, как выглядит твой, посему ты можешь быть спокоен. Небо не скоро его найдет, и так как гипоцентавры прилетят сразу в три места на Земле, построят там себе для жизни города, как любят делать, зачаток будет в безопасности... Ну, а потом, когда плод наберет силы, и Небо станет спокоен, что ребенок белый, он его не станет уничтожать. Понеже достаточно сильно привязан к тебе, и побоится расстроить. Так, что глаз, мой милый, все же придется поправлять гипоцентаврам. И да... вот еще, что когда отправишься в систему Шуалина, возьми с собой Круча. Поколь в Млечном Пути нет Асила нужно, чтобы наша кроха, как можно меньше проводила времени обок меня. Оно как, милый малецык, итак слишком от меня зависим. Я страшусь, что когда прилетит Асил, Круч и вовсе не захочет к нему возвращаться... Такое уже было и не стоит тому сызнова повторяться.
  
   Глава седьмая.
  Стыню так и не удалось помочь Есиньке с глазом, хотя в ближайший месяц он не раз проводил толкование с Отцом, впрочем всяк раз слышал один и тот же ответ. Не уступал сыну Перший по причине того, что боялся навредить Крушецу, словно ощущая, что с тем происходит вельми неладное.
  Однако Еси в отличие от Стыня и Липоксая Ягы совсем не тревожил глаз и потеря зрения. За прошедший после первой близости с младшим Димургом месяц девушка и вовсе окончательно перестала видеть. Черное пятно полностью поглотило видимость и остановило движение в самом глазу. Если, что и волновало юницу, это лишь редкий приход Стыня да смена их места встречи. Теперь он уносил ее не на остров затерянный в океане, а на крошечный островок посередь реки Иловай, выглядывающий из воды своим круглым пятачком, поросший невысокой травой и по краю, вроде тына окруженный рядьями ярко-алого петушка.
  Волновал Еси только редкий приход Стыня. Обаче появилось то, что стало ее вельми сильно пугать... И пугать стало с недавнего времени. Ибо давеча в голове девушки давление и туман рассеялись, и вновь появились тягучие стоны. И если раньше Крушец пытался закричать и звал в тех всплесках Отца, днесь слышались только его тягучие стенания, смысл которых юница не понимала. Однако она ощущала, что это связано с той божественной душой, о которой толковал Липоксай Ягы. Право молвить, девушка боялась зримой двойственности меж собой и душой. Так, точно в ней единожды существовало две разные сущности, дотоль бывшими единым целым, а после лечения вакан разделившихся... распавшихся... раздробившихся.
  Есислава понимала, что об этом надо потолковать со Стынем, не только как с возлюбленным, но и Богом. Тем паче тот все время спрашивал ее о жизни у манан, но вместе с тем боялась и вовсе чем-либо с ним поделиться. Думая в данном случае, как присуще человеку, что ее явственная болезнь может расстроить их отношения.
  Тем не менее, Есиньке все же пришлось рассказать о произошедшем у манан, одначе, утаив и про боль во время вмешательства вакан, и про стенания Крушеца. Девушка лишь поведала Стыню о видениях... и поведала, потому как они вновь появились. Днесь видения прошлого приходили с учащающейся частотой, если по первому сие были дымки ушедшего, возникающие раз на дню, вмале они стали проявляться четкими фрагментами... четкими и весьма ясными. Почасту в тех видениях девушка видела многорукую, голубокожую женщину, и, даже ощущала на своей коже ее полюбовные, родительские поцелуи. Реже она зрела белокожую, худую и очень красивую женщину с миндалевидным разрезом очей, в которых и вовсе не имелось ни радужной оболочки, ни зрачка, всего-навсе белая склера наполняла их внутренность, а по ней иноредь кружили золотые спирали, аль они и вовсе меняли цвет на золотистый, такой, каким подсвечивалась кожа Богов. В моменты тех видений Еси ощущала дикую и явно болезненную тоску и тогда слышала те самые тихие стоны.
  - Что это такое? Кто эти женщины?- наконец решившись, рассказала о своих новых видениях Богу Есислава.
  Это произошло, как и понятно, на острове, где разбил приют для их любви Стынь... И где, несмотря на отсутствие какого-либо навеса, всегда царил полумрак и прохлада, будто солнечные лучи обходили его стороной, очерчивая тем самым едва зримую полусферу. Младший Димург, к собственной радости добившийся требуемой от него Отцом доверительности, возлежал на левом боку, подперев голову рукой, и нежно гладил перстами лицо лежащей подле него девушки, проводя по коже ее щечек, выпуклой спинке носа, аль алым устам. Услышав молвь юницы, он напряженно замер, перестав даже голубить ее кожу, остановив движение перста на верхней полноватой губе с четко прорезанными уголками, а после очень тихо ответил:
  - Это женщины из твоего прошлого.
  - Моего?- удивленно переспросила Есислава и Стынь медленно кивнул.
  Когда девушка впервые рассказала о видениях ушедшего у манан, а Стынь передал Першему, последний не просто услышанному расстроился, он зримо испугался. И присутствующие на тот момент в зале Стынь и Круч это увидели. Старший Димург погодя сумел справиться с собственными чувствами и предал взгляду спокойствие, а толкованию властности, потому попросил сына быть более внимательным к тому, что рассказывает девочка и на вопросы ее отвечать предельно правдиво и четко.
  - Разве такое может быть?- погодя вопросила Есинька и нежно улыбнулась золотому сиянию кожи Стыня, сызнова поглотившему все коричневу.- Ведь люди не могут вспоминать свои жизни. По верованиям дарицев душа человека многажды раз перерождается, однако он не может вспомнить события прошлых жизней.
  - Потому как,- Димург на чуток задумался, стараясь подобрать правильность объяснений и нескрываемо тревожно, вероятно, также как давеча в зале слушая его, смотрел Перший, оглядел девушку.- Они те воспоминания... вроде как снимаются... смываются с души.
  - В огненно-солнечной реке Смородине?- повторила юница слова из древнего предания дарицев.
  - Ну, можно и так сказать,- глубокомысленно протянул Стынь, сейчас однако понимая, что сказывать ту самую правду не стоит.
  - А я значит не душа,- чуть слышно продышала Есинька и сомкнула глаза, наслаждаясь теплом этого дня, легкими едва ощутимым касанием о тело любимого.- Я значит эта... как же они говорили... Ах, да, лучица... Внутри меня живет не душа, а лучица, потому я ощущаю эту раздвоенность, да?
  Девушка смолкла, ожидая ответа от Бога, на слова, каковые она вельми хорошо разобрала, прозвучавшие из уст одной и второй женщины из видений. Впрочем Стынь не ответил. Еси медленно отворила глаза и узрела в черных очах Зиждителя испуг... явственный, который точно блеснул крупными боками слез.
  - Почему ты молчишь, Стынюшка?- нежно проронила юница, вкладывая в величания Бога всю свою человеческую чувственность.
  - Ты чувствуешь раздвоенность... давно?- низким гласом поспрашал Димург и девушке показалось, дрогнул не только он, но и столь мужественные черты лица возлюбленного.
  Стынь скоро перевел взор с лица девушки и взглянул на маленькую с ноготок голубую бабочку, нежданно возникшую над алым соцветием петушка, торопливо замахавшую своими махими крылышками. Он явно желал прощупать Еси, но так как это в категоричной форме запретил делать Отец, благоразумно погасил свое желание и перевел взгляд на порхающую бабочку, иль может божественной мощью его взора мгновенно вызванную. В этот раз, однако, не ответила Есислава, она почасту так делала... особенно если это касалось испытанного у манан, и также почасту переводила разговор в иное русло, оное интересовало лишь ее. Вот и сейчас, она, резко поднявшись, села и оглядела омывающую со всех сторон островок зеленую реку, вяло волокущую свои переполненные илом и потому такие тяжелые воды, с тем боясь потревожить общение двух находящихся на нем.
  - Те женщины из видения, имена которых я не уловила,- молвила Есинька продолжая говорить о том, что тревожило ее.- Они называли меня по разному... лучица, госпожа, Владелина... Владелина... Я была в прошлой жизни ею... И если ты даже не ответишь Стынь,- дополнила свою речь девушка неотрывно уставившись на выскочившую из воды блеснувшую своей серебристой чешуей большущую рыбину.- Ничего не изменится. Я теперь уверена, что в прошлой жизни была этой Владелиной... Теперь понимаю, почему Боги ко мне приходят. Огнь, он наверно и есть Отец этой самой лучицы, моей души... естества.
  - Нет не Огнь,- торопливо отозвался младший Димург, и также поднявшись с травы, покрывающей оземь на островке... мелкой, словно мурава.- Огнь предок твоей плоти... Лучица хоть и связана с ним, в целом, как и со всеми Богами, не является его порождением.
  - Значит это Перший... Перший мой Отец,- чуть слышно дыхнула Есиславушка, и торопко развернувшись к Стыню уткнулась лбом в его такую же темно-золотую грудь лишенную волосяного покрова, нежно туда поцеловав.- Перший мой Отец... так я чувствую... слышу... знаю. Ох! как я тому рада!- дополнила она много порывистей, так и не услышав ответа от Бога, каковой всего-навсе полюбовно прикоснулся губами к ее виску.
  После этого разговора Стынь несколько дней к Еси не приходил, сославшись на свое отбытие в соседнюю систему, чем вельми ее расстроил. Впрочем, девушка понимала, что у Бога есть обязанности... Ведь она не знала, что каждый его шаг сейчас контролировался Першим. И старший Димург решил, что покамест надо им обоим воздержаться от встреч. Думая, что может так присутствие Стыня влияет на Крушеца. Предоставляя возможность человеческому, поколь... поколь более значимому взять власть над ними обоими.
  Есислава, несомненно, расстроенная отсутствием любимого меж тем была счастлива подле Липоксай Ягы, человека которого всегда считала своим отцом. Вещун же чья жизнь теперь существовала только в дорогом чаде, старался всеми силами спасти ее зрение. Посему за более чем месяц пребывания обок него Есиньки обратился не только к кудесникам, но и к помощи местных темнокожих шаманов. Право молвить, знания которых были далеки даже от знаний дарицев, посему шаманы никак не могли поправить зрение девушки. Весь этот месяц, что был наполнен для юницы любовными и тайными... тайными даже для Липоксай Ягы, встречами со Стынем, старший жрец готовился к проведению обряда по наречению Есиславы своим преемником и наложению на нее не только статуса, но и обязанностей. Впрочем, девушка о том ни желала, ни говорить, ни даже слушать и всякий раз демонстративно разворачиваясь, уходила. Во-первых, теперь... после пережитого она не собиралась поддерживать верования дарицев, а во-вторых, уже имела любимого, и по той причине не хотела пользоваться положенным старшим жрецам послугами наложниц... а в ее случае наложников.
  Спустя два дня, как произошел разговор на острове меж ней и Стынем, поутру Еси стало рвать. Не пришедшее в свое время очищение юница посчитала временной задержкой, но когда ее стало тошнить, а после и рвать, поняла, что она ждет ребенка... Ребенка от любимого Стынюшки... ребенка который нарушал все традиции дарицев и старших жрецов, к касте которых Есиславу относили.
  
  В эти же дни из Галактики Крепь вернулся Асил и на очередной встрече с братьями, Перший рассказал о видениях девочки. Боги сидели в зале на маковке Димургов, в пухлых сизых облаках, в тон, похоже, плывущим мрачным кучным полотнищам в своде и той молви, что высказал зримо расстроенный старший Димург. Не менее озабоченным смотрелся Асил, потому как круговерть из-за коей его вызвал Усач, оказалась, на самом деле, лишь тонкой пылевой прорехой и могла быть заштопана им самим. Однако самим недовольным в зале был явственно Небо, который по началу долго искал щит, установленный Асилом над Еси, когда же, наконец, его нашли дзяды, выявилось, что Круч отдал девочку Стыню. А теперь еще получалось, что у лучицы и вовсе наблюдаются признаки болезни.
  - Надобно Перший,- молвил Рас, стоило только смолкнуть старшему брату.- Изъять девочку на маковку и осмотреть... Несомненно, с лучицей, что-то происходит. И это не просто какая-то хворьба али отключение, как было в первой жизни. Это может оказаться более серьезным. Я выделяю свой голос на данное действо. Асил, ты, что о том думаешь?
  - Если Отец считает это необходимым,- незамедлительно отозвался старший Атеф.- Конечно мой голос- да!
  И тотчас тягостно вздохнул... Асил был вельми удручен... У него последнее время все складывалось как-то не очень. Не только Усач, так несерьезно подвел его, этой несущественной прорехой. Не только Круч разрушил его замыслы, отдав девочку Стыню и днесь весьма недовольно уходил от Першего. Но теперь выяснялось, что проблемы у лучицы воочью начались с того момента, как она попала к мананам, а значит к нему. Асил, как и все Боги, нынче нуждался в поддержке... И ту поддержку мог оказать один Перший. Он мог и умел убедить, поддержать, но нынешнее его зримое расстройство, лишало сил и самого Асила, посему Бог не только мрачно смотрел на все, а деревце в его венце попеременно краснело, или вспять бледнело, но и тягостно дышал.
  - Успокойся, мой милый,- умягчено произнес Перший, направляя ту молвь Атефу, и явственно ощущая его смурь.- Мы с тобой все обсудим, и осторожные действия Усача, и поведение Круча... Не надобно только так дышать и гневаться, меня сие вельми раздражает... По поводу лучицы, я уже сказал вам. Поколь нельзя девочку перемещать на маковку, абы данное действо может стать опасным. Видения... видения это просто ужасно, это точно болезнь, нарушение всего развития. Но мне непонятно одно, почему лучица не подаст зова... Может все же получился какой-то временный сбой, и вмале все пройдет. Ведь, ты, Небо, говорил, она сама обучалась... Похоже уже тогда, что-то случилось и Кали-Даруга того не определила.
  - Все было выполнено, как велел Родитель,- задумчиво протянул страший Рас, и в голосе его прозвучало огорчение... Огорчение, досада, но всего-навсе на собственные поступки, которые могли принести урон лучице, кои, будто отозвались в поверхности его облачного кресла, где сизость цвета сменилась на свинцовость с белыми крупными чревоточинами.
  - Я, малецык, тебя ни в чем не упрекаю... Уж если кого упрекать только меня,- протянул Перший и провел перстами по коже лица, с тем смахивая оттуда нежданно выплеснувшееся зримое расстройство.- Но думаю, что днесь нельзя торопиться... Надо быть весьма осторожными, посему хочу, чтобы Стынь принес мне отображение девочки. И с ним я отбуду к Родителю... Уверен, Родитель сумеет нам посоветовать, как поступать с лучицей.
  
  Есиньку рвало уже второе утро, а слабость и головокружение соседствовали весь день. Девушка старалась скрыть свое состояние, но Липоксай Ягы его почувствовал и повелел Житовабу осмотреть ее ясность, на что, как и понятно, от последней получил отказ... Отказ, который озадачил знахаря, однако еще больше Липоксай Ягы, вероятно, приметившего частое отлучение своей девочки куда-то... Куда-то без объяснений.
  Одначе бес, прицепленный к старшему жрецу, немедля передал испытанные волнения уже выпущенному из каземата Мерику... А черт в свой черед доложил Господу Стыню... Стынь же, получивший указания от Отца на выполнение того самого отображения, не мешкая прибыл к Есиньке. Бог, в морг, выхватив девушку из сада, унес ее на остров. Очевидно мгновенность переноса, али то, что нынче Еси особенно тошнило, едва ноги ее коснулись поверхности земли, как она торопливо кинулась к воде и туго сотрясаясь, вырвала все, чего так долго удерживала в желудке.
  - Ох, Стынь!- подымаясь с корточек, и утирая мокрые от воды губы ладонью, проронила юница.- Я беременна, понимаешь какой ужас.
  - Ужас?- изумленно повторил младший Димург, и оглядел девушку, одним махом окинув с головы до ног.- Если ты считаешь это ужасом, я моя прелесть, могу избавить тебя от того... от ужаса.
  - Ах! Да, нет! Я не о том,- девушка шагнула к Богу, и, приникнув к груди того, глубоко втянула его дух схожий с ночной прохладой. - Я о том, что теперь делать,- пояснила она.
  - Ежели ты решишь оставить ребенка,- достаточно ровно отметил Стынь, правой рукой обхватив и прижав к себе хрупкое тельце юницы, тем словно заслоняя от замыслов Родителя.- Судя по всему, его будет надобно родить.
  - Конечно, родить, тем более это твое дитя... Твое, мой любый Стынюшка,- спешно проронила Еси, вроде как даже испугавшись, что Бог прямо днесь, по ее столь неразумным словам, лишит того с кем она уже однозначно сроднилась.- Просто, как теперь быть с Липоксай Ягы?.. Как я ему скажу, что жду дитя... и от кого?
  - Ежели ты страшишься того ему поведать,- тотчас молвил Димург, успокоительно поглаживая Есиньку по вьющимся рыжим волосам.- Я ему скажу. И, естественно, объясню, что это мое дитя. И, что это великий дар, ибо Боги вельми редко дарят людям от себя продолжение. И, да, моя радость не тревожься, малыш родится белым. Ну, быть может самую малость смугловатым. Он будет похож на тебя.- Стынь ухватил перстами подбородок юницы, и легохонько вздев ее голову, не скрывая испытываемой нежности к ней, добавил,- на тебя... моя Еси.
  Теплые, вроде как даже обжигающие своим золотым сиянием губы Бога ласково коснулись кожи лица девушки. Они очень трепетно прошлись по щеке и облобызали ее очи.
  - Как твой глаз?- едва слышно дыхнул Стынь.
  - Хорошо,- также тихо отозвалась она.
  Бог всегда при встрече спрашивал про больной глаз, а потому, чтобы не беспокоить его, Есислава торопливо сомкнула оба. Вроде таковым образом затаила внутри себя погибший орган.
  - Ох, Еси..,- мягко произнес Стынь и сызнова коснулся губами лица юницы, поцеловав теперь ее в кончик носа, а после в подносовую ямку.- Глаз уже ничего не видит... Но сие, моя девочка не надолго. Если мне не удастся тебе помочь в ближайшие дни, на оное я вельми надеюсь, вскоре к вам прилетят посланцы Богов, народ гипоцентавров во главе с императором Галактики Северный Венец Китоврасом... Это один из самых значимых народов в нашей Вселенной, и они, безусловно, вернут тебе зрение... И объявят нашего сына прямым отпрыском и телесным воплощением светозарого Бога Солнца, и единожды внуком погибшей Луны. Мальчик будет провозглашен правителем дарицев, источником жизни, покровителем земли.
  - А ты?- взволнованно поспрашала Есислава и отворив глаза, воззрилась в черные, почти лишенные склеры очи Бога.
  - А я... моя радость, буду подле вас,- пояснил вкрадчиво Димург, продолжая меж слов целовать девушку, уже более настойчиво, стараясь заручиться ее согласием.- И никто, кроме тебя и Липоксай Ягы не будут ведать, что темный Бог дарицев Стынь... Зиждитель холода, каковой ноне правит на всех остатках благословенной Дари, сковавший ее снегами и льдами, есть отец этого мальчика... Мальчика которому надо придумать красивое имя. Имя, в коем чувствовалась его божественность, подчиняющая себе не только белых, но и черных людей...- Стынь на немного прервался, и полюбовно прикоснулся к губам девушки, чуть слышно додышав,- но допрежь того, как мы выберем имя, нашему мальчику... Я прошу тебя... прошу, моя милая, разрешить мне тебя прощупать.
  
  Глава восьмая.
  Еси сегодня допоздна засиделась в саду на своей скамейке и это несмотря на обилие комаров. Эти пренеприятные создания порой были столь активны, что нападали на людей и днем. И нынче они нещадно кусали, хотя девушка и натерлась мазью, которая совсем чуть-чуть отпугивали сих надоедливых созданий.
  Но даже вопреки, их явственному и раздражающему жужжание, а иноредь и кусанию Есислава не торопилась к себе в опочивальню. Во-первых, потому как ноне Месяц особенно ярко сиял на небе, наполнившись желто-серебристым светом и тем своим дивным колыхающимся сиянием напоминал юнице Дари, за гибель каковой она все еще ощущала вину. А во-вторых Есинька страшилась вернуться во дворец, ибо знала, что Стынь должен был потолковать о ее беременности с Липоксай Ягы. Девушка, как и понятно, разрешила Богу давеча себя прощупать... И хотя он действовал достаточно мягко, Еси во время того действа потеряла сознание. Посему младшему Димургу не удалось сделать полное отображение состояния лучицы, как требовал Перший... Впрочем и того, что успел сделать Стынь стало поколь достаточным, так успокоительно для сына молвил Перший.
  Есислава пришла в себя еще там, на острове, под жаркими поцелуями Стыня, чрез которые он точно вогнал в нее силы. Посему чувствовала себя хорошо. Если не говорить о почти целой чреде четких видений, что пришли сразу после возвращения во дворец да вовсе какого-то мучительного стенания лучицы, в коих теперь сызнова явственно звучали просьбы о помощи и величания Отца, Кали, иноредь вырывающихся и выстреливающих в мозг острой, хотя и не продолжительной болью.
  Видения погодя прошли, также как и боль... Потому Есинька сейчас и сидела на скамейке, тревожно обдумывая встречу Стыня и вещуна. И страшась ответа Липоксай Ягы на столь неоднозначную новость по поводу ее беременности. И более всего Есиславушка, пережившая духовное одиночество средь чуждого племени, боялась, что старший жрец ее изгонит, так как она нарушила все традиции дарицев... Дарицев, которые всегда в строгости держали своих дочерей, и беременность вне замужества считалась позором для чести всего рода.
  Подолгу, вздев голову, девушка всматривалась в темно-марные небеса, где, будто наперекор яркости Месяца вельми зримо проступали мерцающие звезды такие серебристо-белые, трепетно ее любимые и призывно зовущие к себе.
  - Ты, заметила моя милая,- благодушно произнес идущий по дорожке в направление к скамейке Липоксай Ягы, кажется, в доли мига вышедший из темноты.- Что Месяц после катаклизма стал проходить свой круг обок Земли, много ближе и сам в размерах увеличился, чуть ли не в треть. Наверно его коло движения сдвинулось и ноне стало составлять вже не сорок суток.
  - Нет, отец, я того не приметила,- дрогнувшим голосом отозвалась девушка и поднявшись со скамейки взволнованно уставилась на подходящего старшего жреца.
  - Я тоже не приметил, о том мне доложил Браниполк,- пояснил Липоксай Ягы, и, приблизившись вплотную к юнице, накинул ей на плечи каратайку.- Тут, моя душа, вечерами прохладно, дует с реки, не выходи не одетой... Тем паче днесь тебе надо беречься за вас обоих.
  - Отец,- глас Есиславы и вовсе надрывно сотрясся, и она едва качнулась, ощутив мощную слабость во всем теле.- Ты меня не изгонишь? теперь...когда...
  - Изгоню?- повышая тембр голоса, словно жаждая взорваться от возмущения, протянул старший жрец.- Да, я не смогу засим без тебя жить, моя девочка... моя Есинька... Что ты такое говоришь.
  - Боялась... так боялась, что ты не примешь моего малыша,- чуть слышно додышала Есислава, и, шагнув ближе к вещуну, торопко приникла к нему телом и головой, спрятав... схоронив себя в объятиях человека который любил ее всегда больше жизни.
  - Моя радость... душа... Есинька. Ты для меня дороже всего, что было, есть и будет,- прошептал, целуя девушку в волосы, Липоксай Ягы.- И я никогда не откажусь от тебя и от твоего ребенка. Тем более это сын мною вельми почитаемого и любимого Бога Стыня. Даже не представляю, что это будет за дитя...
  - Мальчик,- тихим наполненным счастьем и радостью голосом отозвалась Еси, и, раскрыв руки, обняла вещуна, отчего каратайка дрогнув, соскользнула с ее плеч. Одначе старшему жрецу удалось не только узреть, но и вовремя подхватив вещь, сызнова вернуть ее на плечи любимого чадо.
  - Стынь, сказал, будет мальчик. И мы даже придумали ему имя,- добавила она воркующе и широко просияла.
  - Мальчик,- ласково откликнулся Липоксай Ягы, целуя юницу в лоб и оглаживая книзу ее встрепенувшиеся от порыва ветра волосы.- Это хорошо... Потому как я еще не воспитывал мальчиков, лишь прекрасную девочку. И какое имя вы придумали нашему мальчику?- вопросил он с явным трепетом, от чувств проскользнувшим по всей его плоти.
  - Ярило. Это значит стремительность, быстрота, сила, свет, восходящее солнце,- молвила Есислава, и слегка отстранившись от вещуна, заглянула в его блестяще-голубоватые от света месяца очи.- Такого имени еще не было у дарицев. Стынь говорил, это имя не принадлежит к людским. Его даруют своим детям создания из иных миров, более высокоразвитых в духовном смысле.
  - Ярило,- протянул Липоксай Ягы, и, склонившись к юнице, вновь поцеловал ее в лоб.
  Он, как и Стынь, приметил, что после возвращения от манан, о которых Еси также неохотно говорила и с ним, голова ее более не озарялась лучами смаглого света. Тем не менее, трепет каковой вещун всегда испытывал, прикасаясь к юнице, кажется, многажды усилился и теперь отдавался в его руках легкой вибрацией.
  - Красивое имя, мне нравится, моя душа,- нежно отозвался старший жрец, и сызнова ощутив ту самую вибрацию, мягко улыбнулся.- И думаю понравится дарицам.
  - Ах, отец, как мы только дарицам объясним, откуда взялась моя беременность... Я о том все время думаю,- взволнованно продышала Есислава и уткнулась лицом в грудь вещуна, пугаясь и единожды радуясь произошедшему.
  - Бог Стынь велел поколь не кому не сказывать о том,- негромко отозвался Липоксай Ягы и бережно обхватив девушку за плечи, не торопко опустив, посадил на скамейку, и сам воссев подле. Он сделал так, понеже ощутил легкий трепет всей плоти девушки, пробежавший с головы до ног.- Не сказывать покуда о ребенке никому. Через полтора, два месяца, не более того, к нам прибудут посланцы Богов, народ,- вещун на малеша смолк, припоминая удивительное величание народа.- Гипоцентавры,- вспомнив, дополнил он.- Они объявят дарицам, что ты ожидаешь божественное дитя, кое является прямым отпрыском и телесным воплощением Бога Солнца. Ну, а дотоль я надеюсь, с тобой все будет благополучно. Бог Стынь велел, коли что-то с тобой будет не так сразу о том ему докладывать.
  - Не так...- прошептала Есинька, припоминая нынешние видения. Обаче не желая расстраивать старшего жреца, тихонько дополнила,- со мной все будет хорошо.
  Вещун и девушка опершись спиной о деревянный ослон скамейки, сверху укрытый мягким тканевым покрывалом замерли, точно расслабившись под лучами Месяца. Есислава успокоено вздохнув, прислонила голову к плечу старшего жреца, ощущая лишь обок него защищенность.
  - Почему только,- погодя, словно самому себе сказал Липоксай Ягы, очевидно то, что его весьма волновало.- Почему Бог Стынь не может своей мощью излечить твой глаз, и вернуть зрение... Ведь силы Зиждителя безмерны.
  - Силы безмерны,- тотчас принялась пояснять девушка, и, повернув голову в сторону старшего жреца, нежно поцеловала его в плечо.- Но в божественных делах все разделено. Каждый занимается тем, что предписано. И Боги никогда не лечат людей... Они вообще не лечат, в том для них нет надобности. Да и силы свои они не должны тратить на такие мелочи. Для тех нужд существуют определенные создания. Стынь, сказал, зрение мне вернут гипоцентавры так, что не беспокойся более о том отец, и по поводу моего здоровья тоже. Меня больше тревожило, что ты можешь посчитать мое положение позором для чести жреческой касты.
  - О, моя дорогая девочка,- ласково молвил Липоксай Ягы и теснее приобняв юницу за стан, привлек к себе.- Я бы никогда... ничего такого не позволил себе подумать, сказать... слишком сильно тебя люблю. Однако дарицы... увы! именно так и подумали бы. Коль бы еще не хуже сочтя, что тобой овладели демоны или бесы.
  Вещун произнес ту молвь и резко прервавшись, смолк, точно озвучил какую глупость подле божества и тому явственно расстроился. И меж отцом и дочерью, не всегда кровными... иногда только духовными, сплоченными жизнью, наступив, поплыло отишье. Лишь слышалось тихое жужжанье... попискивающе-растянутое гудение комаров слетевшихся к пиру на запах человечьей юшки. Откуда-то издалека долетало раскатистое трель...трель.. ту выдуваемое какой-то малой птахой.
  - Знаешь, отец, я хочу тебе кое-что рассказать,- наконец прервав гудение комаров и подавляя окрики птички, произнесла Есинька.- После того как я попала в поселение манан, народа Бога Круча у меня появились видения. После возвращения к тебе они на какое-то время утихли, но сейчас вновь появились и можно молвить участились. Я рассказала Стыню о них и он сказал, это не видения, а события моей прошлой жизни.
  - Прошлой жизни,- едва слышимо повторил старший жрец, и в тембре гласа его прокатилось изумление.
  - Да из прошлой жизни,- молвила юница, и для значимости произнесенного выскользнув из объятий вещуна, воззрилась в его едва озаряемое желтоватым сиянием месяца широкое с крутым лбом лицо.- Нынче и вовсе эти видения оказались такими мощными, яркими... и я многое из них поняла. В той, прошлой своей жизни я была первой женщиной Владелиной. И родила своего единственного сына от Бога Огня. А демон... вернее демоница, имя которой рани Темная Кали-Даруга являлась для той Владелины вроде ты для меня... вроде матери... И Владелина ее очень любила. Такие четкие воспоминания я в них не только видела эту Кали, но и чувствовала ее любовь. Понимаешь о чем я отец?- Глаза Липоксай Ягы зримо в свете Месяца увеличились от удивления, вероятно, втрое.- Демоны,- продолжила говорить девушка,- это не потусторонние силы, оные противостоят Богам Света, исполняя веления Першего направленные на колебание веры и традиций дарицев. Демоны это не странные, неведомые, а зачастую и ужасные существа из преданий встреча с которыми может принести смерть как физическую, так и духовное отклонение от истинных верований. Демоны, отец, это народ, созданный Богом для определенной цели.
  Есислава смолкла, обдумывая, как о видение рассказать более доходчивей вещуну. И вспомнила давешнее видение... такое насыщенное, жизненное. Она застыла в кресле в своей опочивальне, и, сомкнув очи, точно провалилась в события той жизни... не просто услышав молвь, но ощутив и запах, и звуки, царящие окрест нее... вернее окрест Владелины. Сладковато-травные ароматы лугов ударили в нос, а в ушах послышался посвист и перелив песен жаворонка аль соловья.
  - Как и у иных племен,- проплыл низко-мелодичный голос Рани Черных Каликамов и пред очами точно колыхнулась россыпь черных, густых волос плотно укрывающих ее спину.- Таких как белоглазые альвы, гомозули, вьян друды, бесицы-трясавицы, трикстеры, дивьи люди, асанбосамы и многие иные созданные для определенных целей, и демоницы являются творениями Бога. Наш Творец Господь Перший создал нас трех сестер: меня, Калюку-Пурану и Калику-Шатину первыми созданиями Вселенной и для определенной цели... И эта цель воспитание лучицы, самого дорогого, бесценного творения для всех Зиждителей и Родителя.
  - Лучицы?- переспросил Липоксай Ягы, теми поспрашаниями возвращая Еси в эту жизнь.
  А в голове старшего жреца нежданно туго кольнуло... так, что он зримо перекосил уста. Несомненно, бес, восприняв рассказ девушки, передал его по иерархии ввысь, непосредственно Мерику, который освободившись от каземата, с особой тщательностью выполнял все указанное ему Господом Першим.
  - Да, лучиц... Демоны воспитывают лучиц,- добавила Есислава, впрочем, не решившись пояснять вещуну, что лучица и ее душа есть единое целое.- Они демоны и впрямь выглядят несколько необычно. У них четыре руки, три глаза и голубая кожа, одначе это совсем не злобное, как считают дарицы, существо, а вспять очень хорошее... светлое.
  Еси конечно ошибалась, определяя демонам всего-навсе положительную роль, выступая со стороны испытываемых Владелиной чувств. Ведь не Влада... не тем паче она не знали, как в свое время расправилась Кали-Даруга с Братосилом. Не знала, что это племя вообще достаточно жестоко относится к человеческому роду, и не только в данном случае имели значения, испытываемые рани Черных Каликамов старые обиды, но и вообще... вообще демоны не любили людей. Действуя впрочем, всегда лишь в рамках предписаний али установленных законов. Каковые скорее всего на начальном этапе жизни землян, напугали детей и тем предопределили в них развитие того самого не благовидного образа демонов, со временем и вовсе навесившего на них метки отрицательных, злобных существ.
  - Мне кажется... эти видения,- достаточно беспокойно произнес Липоксай Ягы и тягостно вздохнул.- Что-то не совсем нормальное... болезненное и наверно вызванное перенесенными страданиями. Что о них тебе сказал Бог Стынь?
  - Он, похоже, тоже встревожен,- отозвалась Еси и судорожно дрогнула.
  Определенно, ей о том было сложно думать... говорить... Еще сложнее видеть свое (как она считала) прошлое, ощущать испытанные чувства, пережитую радость, горесть и такую трепетную близость, любовь Богов, в первую очередь Расов.
  Есислава и Липоксай Ягы долго еще сидели на скамейке, наблюдая за небесами, где неспешно двигался повдоль небосвода оставшийся одиноким... одиноким на веки, тысячелетия спутник Месяц. Они разговаривали не только о видениях девушки, не только о ее здоровье, но и о том, что составляет, насыщает жизнь... существование любого народа. Они толковали о верованиях... о понятиях добра и зла... света и тьмы... о душе. Они не спорили... не горячились, потому как оба знали много больше чем обычные люди... общаясь... непосредственно соприкасаясь с Одной и Другой стороной бытия.
  
  Глава девятая.
  На следующее утро, когда толком и не рассвело, в приглушенной плотными занавесями опочивальне Есиславы возник Стынь. Он своим мгновенным появлением наполнил все помещение золотыми переливами света, немедля пробудив девушку, которая заснула всего несколько часов назад, по причине новой полосы видений. В этот раз, однако, младший Димург прибыл не один, а вместе со странным существом, коего крепко держал за руку, потому как оно... это самое создание желало вырваться, отчего яростно подергивало ногами, извивалось всем телом и даже верещало. Хотя верещало оно тихо, точно и само того самого своего верезжания боялось, аль боялось им самим разгневать Господа.
  Еси торопливо поднявшись с ложа, села и с нескрываемым удивлением уставилась на прибывших. Ноне Стынь пришел в своем обычном виде, а посему возвышался могутной стеной, почитай касаясь головой свода комнаты, однозначно аквамарин в навершие его венца уперся в него голубой гранью. Посему в сравнение с Богом создание смотрелось низким, если не сказать маленьким. Похожее на женщину, творение было вельми худобитным, точнее даже, тощим, на кости которого, верно, сразу натянули серую кожу. Потому и сами чагравого цвета кости явственно сквозь ту тонкость проступали, и коли на груди вырисовывались округло-выпирающими рядьями ребер, вспять угловато топорщились в суставах на локтях, коленях, плечах и запястьях. Существо было голым, одначе вместе с тем на нем отсутствовали какие-либо признаки пола, волос. Туловище по форме схожее с человеческим, впрочем, имело несколько угловатый скат, из которого, словно из единой макушки, выходили ноги, также весьма худые и завершающиеся здоровущими стопами, лишенными пальцев, вместо каковых там находилась покатая впадина. На голове чем-то напоминающей сычиную, крупной, широкой с ярко выраженным лицевым диском и маленькими, торчащими кверху из навершия ушками, слегка увитыми черными курчавыми волосками, присоседились короткие, серо-дымчатые лохмотчатые волосы, вроде даже несколько их клоков. Само же лицо и вовсе казалось дивным, ибо не имело как такового носа, в том месте у создания просматривалась полусферическая выпуклость, с выступающими, слегка даже вывернутыми устами, да большим единственным глазом. Одначе око, было значимым во всем лице существа, так как не только казалось огромным в размере, но и помещалось в центре лба. Глаз не имел, как таковой радужной оболочки в нем находилась лишь ярко-желтая склера и крупный, квадратный, черный зрачок.
  - Трясца-не-всипуха,- довольно-таки строго протянул Стынь и резким движением руки стряхнул с себя бесицу-трясавицу, швырнув ее в направление ложа Еси.- Тотчас осмотри левый глаз девочки и доложи что с ним.- И уже слышимо только для создания, дополнил,- лучицу не задень, она итак вельми напряжена.
  Трясца-не-всипуха на самом деле по росту не намного выше, чем девушка, шибанувшись об деревянную грядушку ложа, повалившись на ковер, обидчиво всхлипнула, а посем достаточно скоро вскочила на ноги. Всполошено оглядевшись, словно изучая комнату и отступление из нее, она все также нервно ступила впритык к ложу, единожды с тем направив в сторону юницы левую трясущуюся руку, где тонкая кисть переходила в три долгих перста с небольшими бугорками в навершие без ногтей.
  - Еси,- мягко протянул Стынь, узрев как испуганно зыркнула на ту руку девушка.- Приляг, моя милая, Трясца-не-всипуха осмотрит твой глаз.
  Есислава еще малость взбудоражено оглядывала и саму бесицу-трясавицу, и ее руку с тончайше натянутой на ней кожей, а погодя медленно легла на одр, положив голову на подушку. Трясца-не-всипуха теперь и вовсе бесцеремонно уселась на ложе юницы, сдвинув в бок легкое покрывало, и подвела к больному глазу руку. И тотчас подушечки перст точно присосались к нижнему и соответственному верхнему векам, разом оттянув их, широко друг от друга. Еще морг и из единственного глаза бесицы-трясавицы выпорхнул едва зримый дымчато-серый столб, а черный, квадратный зрачок, многажды увеличившись в размерах, растянулся по бокам, приняв форму многогранника. Тот столб света мгновенно достиг больного глаза Есиньки и в нем ярко вспыхнув, заблистали малые крохи полымя, вроде сеяных искорок... только не красного, а вспять серебристого полыхания. Луч света не просто коснулся левого глаза девушки, он словно пробил его насквозь, обдав горячим дыханием не только саму внутренность, но и похоже мозг. Так, что от той болезненности застонала не только плоть, но и лучица, а пред очами и вовсе проплыл колыхающий боками марный туман. Трясца-не-всипуха, вероятно, ощутила боль и слабость юницы, аль увидела марево испарений, потому резко дернула головой, и с тем стремительно переместила влево дымчато-серый столб, только засим втянув и сам луч, и пляшущие в нем серебристые искры в себя. Она неспешно убрала перста от глаза девушки, нежным и ощутимо трепетным движением огладив кожу на ее лбу, и поднявшись с ложа, рывком развернувшись в сторону стоящего Бога скрипуче- писклявым голосом, будто желающим расхныкаться, молвила:
  - Господь Стынь у госпожи контузия глаза. Была тупая травма, скорее всего полученная вследствие удара, каковая вызвала тяжелые осложнения. Произошло кровоизлияние внутри глаза. Кровь свернулась и образовалась соединительная ткань вкруг органа, засим последовала отслойка сетчатки и как итог око погибло.
  - И, что? Столько как всегда болтовни, ничего толком не понять из нее,- весьма раздраженно произнес младший Димург и весь, кажется, сотрясся оттого негодования.
  - Глаз уменьшился в размерах и погиб, объясняю коли вы того не приметили сами Господь Стынь,- еще более плаксиво, можно сказать даже надрывно, дополнила Трясца-не-всипуха.
  - Как помочь?- теперь к металлическому звону в голосе Бога добавилась и особое сияние его кожи не золотое, а иссиня-черное... точно в тон к темно-синему сакхи.- Да, чего ты молчишь образина такая? Нешто все с тебя надобно силой вытягивать? Как вернуть зрение девочке, я спрашиваю.
  - Зрение не вернуть. Нужна пересадка органа,- коротко молвила бесица-трясавица и почему-то гулко зарыдала. К тем стенаниям добавляя еще и глухое кряхтение, точно внутри у нее, что-то рывками рвалось на части.
  - Прекрати немедля рюмить, ты меня тем раздражаешь,- грубо заметил Стынь и не менее недовольно зыркнул на Трясцу-не-всипуху, отчего последнюю тягостно качнуло вправо... влево, а в такт с ней заколыхались плотные занавеси скрывающие вход в комнату теплым солнечным лучам.- У нас на маковке, в какой срок можно помочь девочке?
  - Помочь можно,- с трудом выдавила из себя Трясца-не-всипуха, явно не в состоянии солгать своему повелителю.- Но без разрешения Господа Першего того нельзя сделать. Тем паче Господь Стынь лучица вельми напряжена, это чувствуется даже при беглом осмотре. Господь Перший...
  - Вряд ли сейчас тебе стоит думать о Господе Першем, - перебивая создание, сухо произнес младший Димург и повел головой вправо тем, высвобождая ее от своего мощного взгляда.- Господь Перший ноне у Родителя и вернется явно не скоро. Подумай лучше как буду гневаться я, ежели ты не исполнишь надобное мне... Думаю, и мой дорогой брат, Творец бесиц-трясавиц, не станет вступаться за тебя, узнав, как ты меня расстроила.- Стынь, перевел взор теперь на девушку и нежно ей улыбнувшись, дополнил,- Еси, милая моя девочка, оденься... Мы днесь уходим.
  Трясца-не-всипуха еще раз встревожено огляделась. Очевидно, она искала возможность убежать, но так как позади нее с ложа поднялась девушка и принялась одеваться, туго вздохнув, обреченно свесила свои руки и голову, видимо, смирившись с собственной участью. Есислава меж тем одела на себя годовщину, рубаху из белой ткани, с плечевыми вставками, с небольшим стоячим воротником. Широкие рукава, собранные у запястья, как и вставки, были на годовщине украшены вышивкой выполненной золотой нитью. А также голубую зоновку, юбку, собранную на талии мелкой складкой, да олочики, обувь из кожи без голенища на мягкой подошве.
  - Итак,- наблюдая за тем как одевается юница и при этом зорко поглядывая на замершую бесицу-трясавицу, проронил младший Димург.- Сейчас мы возвращаемся на маковку и там, ты, Трясца-не-всипуха со своими помощницами очень быстро... Очень быстро лечишь мою девочку...
  - Быстро не получится,- чуть слышно скрипнула в ответ Трясца-не-всипуха и теперь резко дернула головой вниз, вроде тем рывком жаждая ее оторвать и избавить себя в целом от гнева Бога.
  - Должно получится,- вельми ровно на этот раз проронил Стынь, и бесица-трясавица спешно кивнула, слегка выгнув при этом не менее долгую, костлявую шею.- И не бойся, я, тебя от гнева Господа Першего сокрою, коли выполнишь как мне надо,- добавил младший Димург и протянул в сторону создания правую руку.
  Трясца-не- всипуха резво шагнула к Богу и схватила его за мизинец, но всего-навсе двумя перстами и как-то не дюже крепко, вроде оставляя себе возможность убежать.
  - Еси, поди ко мне,- обратился Стынь к девушке и теперь он говорил полюбовно, и та нежность была столь насыщенной близкой не к божьим чувствам, а к человеческим.
  Юница уже обувшая олочики на ноги, торопливо обойдя бесицу-трясавицу, приблизилась к возлюбленному. Бог ласково приобнял девушку за плечи, и, прижав ее голову к себе, словно окутав полами сакхи, досказал:
  - Днесь, моя милая, мы отправимся с тобой на маковку... ты только не пугайся.
  Есинька легохонько кивнула и замерла обок могутного тела Бога. А Стынь нежданно густо засиял, заполыхала не просто его кожа, а и материя сакхи, и сам аквамарин в навершие его венца. Мощная волна, словно выплеснувшаяся из плоти Зиждителя объяла своей теплотой девушку и бесицу-трясавицу... Еще миг, и все трое обратившись в горящую золотую искру, покинули опочивальню.
  Прошли доли секунд и Еси глубоко выдохнув, оказалась в огромной четырехугольной зале с зеркальными стенами, и высоким, ровным, фиолетовым сводом по которому перемещались блекло-желтые, пухлые облака. Они медлительно покачивали своими объемистыми, рыхлыми боками и тем приглушенным светом, движением придавали черному гладкому полу и вовсе марное сияние. В зале на маковке никого не было, лишь по полу изредка колыхаясь плыла перьевая сизая дымка, и вместе с тем царствовала плотная тишина, каковая нежданно разрушилась каким-то едва слышимым плямком. Хлюп... хлюп, раздалось вначале в непосредственной близи от Еси, а после также резко смолкло... И только смолкло, одна из стен залы пошла малой зябью.
  Стынь замерший подле девушки, тревожно огляделся, по лицу его в такт движению стены пробежала рябь негодования, ибо справа от него не было бесицы-трясавицы. Он торопливо выпустил из объятий девушку и зыркнув в направление все еще покачивающей зеркальной поверхностью стены, гневливо молвил:
  - Сбежала... Вот же образина. Решила меня облыжничать... Ну, ничего... ничего сейчас я тебе устрою,- голос его на чуток стал мягче, и рука огладила волосы стоящей юницы.- Еси побудь тут, я сейчас найду Трясцу.- Засим прозвучав многажды властнее, почитай прогремел,- Мерик! Мерик тотчас ко мне!
  Аквамарин в его венце ярко полыхнул голубыми лучами света, и поколь Есинька переосмысливая те указания, открывала рот, Стынь мгновенно, все той же искрой, пропал из залы. Своим уходом, враз сдержав трепетание стен, и наполнив это мощное, полутемное помещение непроницаемой тишиной, каковая надавила на всю плоть юницы.
  - Стынь... Стынюшка,- испуганно прошептала Есислава.
  Лишь сейчас осознав, что осталась одна в каком-то божественном зале, а Стынь отправился разыскивать Трясцу-не-всипуху, успевшую сбежать на привычной ей территории. Есинька не в силах не то, чтобы осмотреться от мощи, коя давила на нее, но и толком позвать, недвижно застыла. Ощутив, как внезапно сила этого помещения в сочетании с сумрачностью, заползла в ее плоть и сжала сердце, отчего оно яростно застучало.
  
  Глава десятая.
  Прошло, судя по всему, совсем малое время, в котором девушка попыталась успокоить себя, как та самая стена, что при их появления отдавалась зябью, нежданно пошла мощными волнами. И словно выступив из той колышущейся зеркальности в помещение возник Перший, в черном сакхи, без рукавов, по полотну которого серебрились крупными пежинами звезды, в серебряных сандалиях и в своем величественном венце, где черная с золотым отливом змея таращила в сторону юницы изумрудные очи. Вступив в залу, старший Димург немедля опустил голову и удивленно воззрился на Есиславу, каковая от внезапности его появления резко шагнула назад и единожды в бок, да тягостно вздрогнула.
  - Еси,- негромко дыхнул Перший своим приятным для слуха бас-баритоном.- Как ты тут оказалась?
  Темно-коричневые очи Бога ярко пыхнули светом в направление девушки, и та внезапно почувствовала острую боль в голове. Такую мощную, непереносимую, что не только дрогнули в коленях ноги, но и вся она закачалась взад... вперед... влево... вправо, громко закричав. Еще малость той боли и Есинька вскинула вверх руки, и охваченные тугой корчей пальцы, да обхватила большую поверхность головы, стараясь сокрыть от взгляда Бога лоб и очи. Яркое полыхание смаглого света, уже давно не посещающее девушку, выплеснулось долгим лучом из самой макушки ее головы и трепетно заколыхало сиянием... завибрировало, вроде тухнущий на ветру фитиль свечи. Боль теперь отозвалась и в груди юницы, и в спине, желудке, конечностях. Корча свела не только перста на руках, но и ногах. А после густым туманом проплыло воспоминание...
  Тугая, вязкая капля крови, прокатившись по левой ноздре, выползла из ее недр и юркнула на губу. Юница торопко хмыкнула носом желая вернуть ее обратно, а после утерла юшку левыми перстами.
  - Владочка,- обратился к ней Перший, и голос его был насыщен ни с чем несравнимой теплотой и нежностью,- поди ко мне, девочка.
  - Юшка,- тихонько протянула отроковица, выставляя ладонь, на коей полосой живописалась кровь, к Богу, и, ощущая как еще одна капля крови выскочила из ноздри.- Опять течет юшка.
  - Поспеши... поспеши моя бесценность,- все с той же теплотой в тоне позвал ее Перший, с мягкостью и одновременно властностью коей неможно было противостоять.- Я остановлю юшку.
  Есислава громко кашлянула и теперь на своих губах ощутила густые хлопья юшки, только выскочившие не из носа, а из глубин глотки. Сияние смагло-вибрирующее поглотило видение, и девушка услышала властно-вкрадчивый бас старшего Димурга днесь обращающийся к ней:
  -Еси, девочка моя, успокойся. Ты, слышишь меня, моя милая... Сейчас тебе надо взять себя в руки, и глубоко вздохнуть... Пожалуйста, бесценная моя, глубокий вздох.
  Мощный глас Бога точно влез в уши юницы и наполнил своей массивностью всю ее, притушив сияние и изгнав боль из плоти, оставив лишь колотье в голове. Тугой сгусток крови выплеснулся из горла и переполнил рот Есиньки, а после плюхнулся ей на губы, заливая своей алостью подбородок. И тотчас девушка, прерывисто вздохнув ртом, узрела стоящего недалече, неотрывно смотрящего на нее Першего, да ощутила слабость в теле... дрожание конечностей, перст, из которых ушла корча, и трепетание языка.
  - Умница... какая умница,- прозвучал сызнова голос старшего Димурга, теперь уже не просто взволнованного, а слышимо дрогнувшего.- Слушай меня, Еси... Слушай и выполняй, бесценная моя девочка... Еще раз глубокий вздох и такой же неспешный выдох... Ровнее... Степеннее,- добавил Бог, ибо увидел, как резко затрепыхались окровавленные уста юницы свершающее вздох через рот.- Носом... носом, моя милая... Дыши носом.
  Есинька немедля поправилась, и все еще оставив приоткрытым рот, начала дышать через нос, как и требовал Перший, делая неспешные и более ровные вздохи и такие же выдохи. Однако вместе с налаживанием дыхания ноги судорожно затряслись, теперь не только в коленях, и девушку яростно мотнула вправо... влево.
  - Надобно присесть,- заботливо произнес старший Димург и слегка вздев правую руку, повел ее влево, словно собирая в единое целое перьевую сизую дымку, плывущую по полу.
  И вмале под сгибающиеся колени юницы подкатился круглый ком. Он легохонько толкнул Есиславу и тем движением принял в свое мягкое покачивающееся нутро, с ее падением сотворив в своей поверхности не только сидение, но и локотники, и высокий ослон.
  - Вот теперь я думаю много лучше,- сказал Перший и, наконец, тронулся с места.
  Бог направил свою медлительную поступь к сидящей и малость покачивающейся туды...сюды в облачном кресле девушке продолжая неотступно на нее глядеть. Его взор, точно наполненный марностью, обозревал Есиньку с головы до ног, явно беспокоясь, однако, не смея прощупать. Господь остановившись вельми близко, видимо в шаге, днесь глянул на нее сверху вниз и Есислава разобрала не только цвет его глаз многажды раз за последнее время проскользнувших в видениях, но и, в общем, черты лица.
  - Ты, Перший... да?- чуть слышно вопросила она и внутри ее глотки будто, что-то протяжно забурлило, желая вырваться и плюхнуть кровавым сгустком.
  Еще немного и Еси не смогла справиться с тем кровавым комком, он вместе со слюной вырвался из чуть приоткрытого рта и сызнова залил весь подбородок, да полотно белой годовщины на груди.
  - Тише...тише, моя любезная. Поколь не надо толковать, лишь дышать,- Перший вроде и не говорил, он пел... уж так полюбовно, плавно плыли его слова.- И как я велел глубокий вздох... неспешный выдох... и носом. Ну, же, девочка, слушай меня,- ласково дополнил старший Димург, узрев, что девушка, прикрыв очи, не исполняет указанное.- Слушай меня, моя драгоценная... вздох... выдох и лишь носом.
  Есислава медлила совсем малую толику времени, наслаждаясь таким ей близким, дорогим голосом Бога, а засим принялась дышать в такт его словам. Постепенно колотье в голове сошло на нет, пропало и дрожание плоти, осталась только слабость, будто она долго не ела и легкая дымка пред здоровым глазом, оная как уже ведала Есинька, вскоре истончившись наполнит сам мозг.
  - Молодец... замечательно, ты просто бесценность,- благодушно сказал Перший, стоя в такой близи от юницы, что своей дюжей божественной силой окутывал ее.- Сейчас тебе надо попить чего-нибудь сладкого и все пройдет окончательно... Появятся силы.
  Димург медленно протянул в направлении сидящей девушки руку с зажатым в перстах белым широким ручником, обшитым по рубежу серебристыми нитями.
  - Вытри губы, девочка,- отметил Бог, передавая в руку Есиславы ручник, таким побытом, чтобы не коснуться ее.
  Девушка взяв ручник и приткнув его к губам, однако приметила, что Перший побоялся до нее дотронуться аль просто не захотел, и ощутила внутри себя острую горечь, обманутых надежд.
  -Тебе лучше, Еси?- с нескрываемой тревогой впрочем, вопросил Димург и та его тревога живописалась в едва зримом колебание черт лица.
  - Да, мне лучше, - несколько уклончиво отозвалась Есислава, убирая от губ окровавленный ручник и неотрывно глядя на Першего, страшась, что он также, как Стынь ее покинет или, что еще хуже, заставит унести отсюда тотчас.
  - Как ты сюда попала?- очень мягко поспрашал Бог, стараясь теперь отвлечь от перенесенного юницу.- Хотя... можешь не отвечать. Я итак знаю. Стынь принес сюда, очевидно, решив излечить твой глаз. А где же он теперь?
  - Куда-то ушел,- дрогнувшим голосом ответила Есислава и прикрыла очи, ощущая такую могутную слабость, коя не только оплела всю плоть, но и сделала деревянными стопы ног.
  Яркая золотая искра в морг осветила залу, вызвав своей насыщенностью трепыхание в сомкнутом, здоровом глазе Еси так, что она не сразу его открыла. Когда же открыла, увидела не только враз возникшего Стыня, но и Мерика крепко удерживающего за лодыжку Трясцу-не-всипуху. Несмотря на свой, в сравнение с бесицей-трясавицей малый рост, Мерик был достаточно сильным. Потому плененная Трясца-не-всипуха, цепко обвитая его двумя ручищами, даже не вырывалась, вроде обреченной явившейся на казнь.
  - Отец!- голос Стыня яро дернулся, ибо он первым узрел стоящего пред ним старшего Димурга.
   - Господь Перший!- многажды тягостнее дыхнул Мерик и немедля разжал лодыжку бесицы-трясавицы, упав пред своим Творцом на пузо, оно как согнувшиеся вспять в коленях ноги не смогли удержать его.
  Более одначе восторженно вскрикнула Трясца-не-всипуха, она также как черт повалилась на брюхо, при том вельми горестно захныкав, тем, верно, указывая Зиждителю, как сильно и неправедно была обижена.
  - Да, мой бесценный, прибыл только, что,- нескрываемо нежно произнес Перший, единым взглядом оглядев сына и лежащих на полу созданий, а потом сызнова перевел взор на девушку.
  - Я сейчас унесу Еси,- торопливо проронил Стынь, судя по всему, до конца не осознавший, что в его отсутствие с девушкой, что-то произошло и оттого резво шагнул в ее сторону.
  - Не тронь,- непререкаемо властно дыхнул старший Димург, и повернув в сторону сына голову, силой собственного взгляда останавливая его поступь.- Прошу тебя, малецык, срочно призвать и встретить Небо и Асила у меня к ним разговор.
  Стынь тревожно застывший на месте, торопко оглядел Есиславу, сдержав свой взгляд на покрытой кровью годовщине, и не мешкая, качнув головой, направился вон из залы. Но только не так как раньше пропав из нее искрой, а вроде войдя в зеркальную стену и пустив по той глади рябь борозд. Как только младший Димург покинул залу, Перший воззрился на лежащих недалече на полу созданий.
  - Мерик,- днесь голос Бога наполнился стылостью, коя точно вскинула с пуза черта и поставила на ноги, при сем не забыв низко пригнуть его голову.- Благодари Родителя, что я занят, иначе не избежать тебе повторно каземата. Я отбуду на непродолжительное время, в мое отсутствие проверять состояние Господа Стыня, о всех несоответствиях немедля сообщать по контактной сетке мне... А теперь брысь отсюда, поколь я не передумал.
  Мерик враз качнул своей головой, и вместе с ней дернулось его ухо, кончик которого порос тончайшими перепутанными меж собой розовыми волосками, а рубеж, украшенный девятью крупными густо красными рубинами, в такт тому полыхнул алыми отблесками. Гулко щелкнул черт каблуками своих коротких, с загнутыми кверху носами, фиолетовых сапожек, и развернувшись побежал к стене, в которой дотоль пропал Стынь на ходу помахивая мечом висящим на широком сыромятном поясе огибающим его стан. Это был не малый такой в длину меч, закругленный конец которого доставал до средины лодыжек Мерика. Меч крепился на поясе без каких-либо ножен, словно за серебряную рукоять купно украшенную, как и грибовидное навершие, крупными изумрудами и рубинами. По полотну его плоского клинка, переливающегося золотым мерцанием, шли махонистые долы, кои занимали не меньше трети ширины и немного суживались к завершию.
  - И, да, Мерик,- вслед черту вельми недовольно отметил Перший.- Оболтус ты такой, кинжал сними, сколько можно о том сказывать. Не хватало еще, чтоб тебя с кинжалом увидел Воитель и расстроился, ибо дарил его не тебе воровливая бестолочь.
  Мерик торопко обхватил рукой покачивающийся взад... вперед меч, и, прижав к ноге шибутно пригнув голову нырнул в стену, отчего последняя, точно испугавшись, даже не пустила по зеркальной своей поверхности и малой ряби. И как только пропал черт, гулко всхлипнула дотоль лежащая на полу бесица-трясавица.
  - Ну, чего... чего ты расхныкалась, Трясца-не всипуха,- голос Бога наново зазвучал мягко.- Подымайся и принеси девочке чего-нибудь... У нее шла кровь, и ощущается слабость во всей плоти... Слышишь?- все также благодушно и вместе с тем властно дополнил Димург.
  И бесица-трясавица подскочив на ноги, приоткрыв свой рот, да гулко хлюпнув, отозвалась:
  - Господь Стынь заставил меня осмотреть госпожу. И я значимо почувствовала напряжение лучицы и охватившую ее боль.
  - Боль?- переспросил Перший и теперь каждая жилка на его лице дрогнула, а полные губы затрепетали, так как дотоль трепетала плоть Еси.
  - Да... боль, Господь Перший, очень резкая и сильная,- добавила Трясца-не-всипуха и внимательно зыркнув на сидящую девушку, своим одним оком, поспешила вон из залы, также, как и ушедшие до нее, тукнувшись в стену.
  - Пусть, Стынь отнесет меня домой,- тихо протянула Есислава, потому как он мягкости, что плыла в тоне старшего Димурга при общение с сыном и созданиями, вновь почувствовала огорчение.
  - Немного погодя, моя любезная девочка,- проронил Бог, вложив в каждое сказанное им слово еще больше нежности и теплоты, и тем, снимая горечь девушки.- Я, непременно, отправлю тебя домой, но погодя. Поколь, раз ты прибыла ко мне в гости, прошу тебя задержаться.
  Перший теперь резко вздел руку и тем взмахом, словно сорвал со свода часть облаков да единожды сбросил их позадь себя, где они сформировались в виде пузатого кома, несколько топорщившегося своей угловатой макушке. Неспешно Бог опустился в облачные пары, и одним своим касанием, обратил ком в подобие кресла с высоким ослоном, и покатыми локотниками.
  - А, где твой трон, простой... Как сказал когда-то Седми, у Отца все всегда просто,- молвила поспрашая Еси, узрев как желтоватая поверхность кресла Бога сменила тональность на более землистый цвет.- Тот, что находился в похожем на эту залу помещение. Там еще было ночное небо в своде и звезды... Ты, там принимал Владу.
  И сызнова тугая боль дернула голову юницы и во рту стала ощущаться кисловато-кровавая слюна.
  - Не будем покуда о том говорить,- негромко протянул Перший. Он так и не оперся спиной об ослон кресла, всего-навсе обхватив перстами края облокотниц напряженно замер, взволновано всматриваясь в изменяющиеся от боли черты лица девушки.
   В залу сквозь теперь явственно разошедшуюся на части зеркальную стену вернулась Трясца-не-всипуха, в руках сжимающая высокий прозрачный кубок на золотой ножке с колыхающимся внутри густым голубым напитком. Она торопливо направила поступь к креслу девушки, и, остановившись подле, протянула к ней сразу обе руки. Правую длань бесица-трясавица бережно подсунула под голову Есиньки, и, обхватив ее, немного приподняла с ослона. И тотчас приткнула к ее губам край кубка, принявшись медлительно поить принесенным вязким, сладко-терпким напитком, который не только снял с плоти последней слабость, но, и, надавив, вогнал в глубины желудка всю кровавую слюну. Бесица-трясавица влив в Еси весь отвар, убрала от ее губ кубок и левыми перстами прощупала на правом запястье пульс, заглянула, приподняв верхние веки, в оба глаза. При этом, испустив из своего единственного ока серый, разрозненный, тонкий луч, нежно огладивший кожу лица юницы.
  - Что?- вопросил Перший, стоило бесице-трясавице закончить свой осмотр и положить правую руку девушки на облокотницу.
  - У госпожи вельми мощное утомление, нужен отдых, - торопко отчеканила Трясца-не всипуха своим может и скрипучим, но ноне более не пискляво-хныкающим гласом, и развернулась в сторону, сидящего на супротив Еси, Бога.- Лучицу поколь лучше не колыхать... Наши предположения, думаю, правильны, раз вы Господь Перший тут и вмале отбываете.
  - Отбываю к Родителю и, да, ваши с Отекной предположения правильны,- достаточно низко откликнулся старший Димург, словно стараясь скрыть прозвучавшую боль в голосе.- А, что с глазом у девочки?
  - Орган погиб, зрение восстановить не удастся, Господь Перший, что в целом мы также предполагали. Сейчас лучшее, что можно предложить, это пересадка,- незамедлительно пояснила бесица-трясавица, и вельми гулко вздохнув, самую малость сотряслась всем телом.
  - Ну, об этом позже... позже потолкуем не сейчас. Я улетаю вскоре. Все распоряжения, я уже отдал Отекной, потому как тебя не нашел,- много понизив тембр гласа, досказал Перший и неторопливо притулил спину к ослону кресла, тем самым потревожив дотоль, точно почивающую змею в венце незамедлительно отворившую свои очи и уставившуюся на бесицу-трясавицу.- Выдай свои рекомендации нежити, и снабди их необходимым лекарством в дорогу. Иди, поколь... если, что понадобится, я позову.
  Трясца-не-всипуха шибутно кивнув ноне уже не раз, а как-то значимо многажды, поспешила вон из залы... оставив в ней сидящих друг напротив друга человека и Бога.
  - Что такое пересадка?- вопросила девушка, стоило им остаться в зале вдвоем.
  Одначе Бог все еще неотступно смотрящий на Еси, и в своем могутном росте делая ее совсем хрупкой, никак не отозвался.
  - Почему ты мне не отвечаешь?- в голосе юницы послышалось недовольство и она легохонько вздрогнула, не в силах переносить, как ей показалось безразличие старшего Димурга.- Ты на меня сердит?
  - Сердит?- повторил Перший поспрашания, медленно растягивая слово.- Нет, моя дорогая мне не за что на тебя сердится,- добавил он, вкладывая в свою речь мягкость и вроде поигрывая тональностью звуков.- Я лишь встревожен твоим состоянием, посему отвечаю на те вопросы, кои тебя успокоят, а не принесут дополнительного волнения,- и Бог, наконец, улыбнулся девушке так, что по его полным губам в разных направлениях заструились крошечные золотые искорки.
  Есинька узрела ту легкую зябь кожи Першего, и ощутила внутри мощное желание кинуться к нему, да, припав к груди, как она делала в отношении Липоксай Ягы, ощутить отцовскую любовь, ту самую в которой нуждался Крушец. Взгляд девушки, словно ведомый желанием лучицы просквозив по лицу Бога, прошелся по плечу и застыл на левом предплечье, лежащем на облокотнице. Тело Есиславы резко дернувшись, подалось вперед... туда к долгой, сухопарной руке Першего... Густой дымкой проплыло воспоминание... Темно-коричневая кожа, подсвеченная золотым сиянием на левой руке, смыкающая пред очами пространство густо запылала. Золотые крупные вроде капель искры купно облепили всю поверхность наружного покрова руки, полностью поглотив на ней коричневу. Еще миг и кожа натянувшись дала малую нитевидную трещинку, пролегшую от кончика указательного пальца вплоть до локтевого сгиба, а после резко разорвавшись, раздалась в стороны. И гулко прозвучал бас-баритон, единожды властно и полюбовно дыхнув:" Крушец! В род Оньянкупонг!"
  - Ох!- тягостно дыхнула Еси, враз побелевшими губами, избавляясь от давно минувшего.- Как я устала... Устала от этих воспоминаний.
  Девушка торопко сомкнула очи и глубоко задышала, так как делала всегда, тем изгоняя из головы дымчатость видений. Из правого глаза медленно на щеку выползла капля слезы и прочертив тонкую полоску, впиталась в поверхность кожи.
  - Ну... ну, моя милая, - нежно проронил Перший, тревожно шелохнувшись в кресле.- Не надобно только плакать... Я уверен, вмале все приходящие воспоминания иссякнут, нужно только не волноваться... Еси,- молвил он погодя, явственно желая, чтобы девушка обратила внимание на его слова.- Сейчас в залу прибудут Боги Небо и Асил. Я прошу тебя не пугаться их, а ежели, ты почувствуешь сызнова боль или слабость начни глубоко дышать, как я тебя учил.- Димург на чуть-чуть смолк, и многажды понизив голос, дополнил,- Еси ты меня слышишь? Прошу, открой глаза... посмотри на меня.
  - Когда я на тебя смотрю, вижу свое прошлое... Вижу рождение, рождение твоей лучицы... Твоего Крушеца... И ощущаю его тоску... боль,- звонко отозвалась Есислава, словно обвиняя Бога в испытываемых чувствах, и порывчато замотала головой, похоже, переполнившейся желанием Крушеца прикоснуться к своему Творцу.- Отправь меня домой! К Липоксай Ягы! Чтобы он...он...- глас девушки дрогнув затих и сама она вся замерла, болезненно прикусив нижнюю губу.
  - Тише... тише моя девочка,- весьма настойчиво, если не сказать требовательно произнес старший Димург и та мощь, властность плотно окутала тело юницы слегка вроде как встряхнув.- Не надобно тревожиться, сейчас для тебя это недопустимо. Постарайся сохранять ясность ума и чувств... Думай о том, что близко тебе, о солнце, траве, листве... О брызгах воды, цветах... О малыше, что живет нынче в тебе. Перенаправляй свою тоску на то, что дорого тебе. И не дергай себя, поелику я верну тебя домой, к Липоксаю, только позже. Допрежь того нам придется с тобой кое-куда отправится, чтобы прекратить те болезненные воспоминания.
  - Не хочу! Не хочу никуда отправляться,- обидчиво затрепетали уста девушки.
  И теперь вся ее плоть, не только естество ощутили мощную волну огорчения, досады на Першего... Першего какового так жаждали увидеть, коснуться и каковой оказался таким черствым... черствым в отношении ее Еси, и болезненно стонущего Крушеца. Девушка будто и не замечала нежно-вкрадчивого голоса Бога, его успокоительно-ласкающий тембр, полюбовное величание. Ей, Есиньке, наблюдающей в воспоминаниях его поцелуи, объятия в направление Владелины, стало непереносимо обидно, что Димург был так добр к ней в прошлой, как она считала, жизни и оказался столь равнодушен, холоден в этой.
  - Днесь же... Днесь отправь меня домой!- негодующе продышала Есислава, и, открыв очи, надрывисто дернулась в кресле, верно, пытаясь подняться на ноги и уйти.
  Однако юнице не позволили встать, и не столько Перший торопко вскинувший в ее сторону правую руку, сколько змея в навершие его венца. Она внезапно резко открыла очи, и, обдав ярким изумрудным светом, чуть зримо шевельнула каждой своей чешуйкой, тем самым остудив желание Есиньки подняться. Змея теперь и вовсе широко раззявила рот, высунула оттуда почти рдяной раздвоенный язык, и, ощупав им пространство, раскатисто, что-то зашипела.
  
  Глава одиннадцатая.
  А миг спустя в залу, как допрежь того входила Трясица-не-всипуха, вступили Асил и Небо, вначале младший из четверки Богов следом старший. Оба Зиждителя обряженные в серебристые распашные сакхи, с длинными рукавами да в своих величественных венцах, в одном из которых высилось платиновое древо, а в ином вращалась миниатюрная Солнечная система. Боги, сделав несколько широких шагов по полу залы, резко остановились. И Небо, а за ним и Асил в упор зыркнули на сидящую юницу. Прошел один морг, когда острая боль пробила голову Есиньки, и такая мощная, всепоглощающая, растворившая в себе не только досаду, испуг, но и, похоже, всю плоть. Боль грубо свела корчей руки, ноги, и с особой силу пронзила тело, точно стрела, войдя в макушку и выскочив, из желудка. Есислава не просто застонала, она громко закричала, и сама вся тягостно дернувшись, затряслась, смаглый луч выплеснулся изо рта, глаз, ушей и наново судорожно запульсировал.
  - Не прощупывать! Прекратите оба!- повелительно произнес Перший, обращая ту молвь братьям.
  Старший Димург торопливо поднялся с кресла, и, шагнув к девушке, вдавленной в ослон сизого облака, подергивающей всеми частями тела и единожды головой, стремительно поднял ее на руки. Бог немедля прижал напряженное тельце юницы к своей груди, и слегка развернув голову, приложился устами к ее лбу. Тем действом сразу притушив сияние выбивающееся из головы и вогнав обратно уже было выплюхнувшийся изо рта ком крови, и, несомненно, сняв огорчение от ощущаемого равнодушия Димурга.
  - Что случилось Перший?- встревожено вопросил Небо, также как и младший брат, не смея сойти с места.
  - Лучица не позволяет себя прощупывать,- немедля пояснил старший Димург и приткнул голову уже обмякшей, расслабившейся в его объятиях юницы к своему плечу, теснее прижав ее тельце к груди.- Я, было, испугался, что лучица, таким образом отреагировала на встречу со мной, и потому не рискнул коснуться девочки. Но теперь уверен, сие новый сбой, как мы и предполагали болезнь нашей бесценной лучицы.
  - Надо было, Отец, предупредить нас, что девочку нельзя прощупывать. Мы бы не стали,- взволнованно протянул Асил, и первым тронувшись с места, направился к старшему брату, который точно малое дитятко прижимал к себе притихшую Еси.
  - Нет... я сделал так нарочно, чтобы убедиться в моих предположениях,- неспешно отозвался Перший,- надобно было убедиться.
  Меж тем старший Атеф приблизившись к брату, остановился подле. Он медлительно протянул в сторону головы девушки левую руку и кончиками перст нежно приголубил ее долгие, распущенные волосы. Крупные мурашки махом покрыли тело Есиньки и она тягостно дернулась, от близости тех с коими была едина своим естеством. Глухие рыдания нежданно вырвались из юницы, и горячие потоки слез стали заливать не только ее щеки, но и материю сакхи Першего. Сызнова порывисто вздрогнула вся ее плоть, а посем вроде окаменев, застыла, одначе стенания не прекратив.
  - Ну, милая наша, что ты? Что случилось?- полюбовно протянул Асил и положил на застывшую голову девушки, где волосы встали дыбом, всю ладонь.
  - Вы... вы..,- прозвучало столь низко, смешиваясь с резкими рывками стона, не схожего с мягким голосом Есиславы и тотчас перста у нее на руках и ногах свела мощная корча так, что тело выгнулось дугой в районе позвонка.- Не слышите... Вы меня не слышите... Я кричал... звал... Мне так больно... больно,- низкое шептание срыву потухло и теперь проплыло лишь раскатистое всхлипывание, словно пронзительного стенания.
  - Тише... тише, наш милый малецык... Наша бесценность,- продышал встревожено Перший и припал губами ко лбу девушки.- Прошу умиротворись... мы подле... подле тебя.
  Тело юницы порывисто дернулось и немедля с него спала окаменелость, а с конечностей корча, вновь придав им вялость. А миг спустя прекратились всхлипы и рыдания, точно Еси потеряла сознание... однако все еще слышался вкрадчиво-нежный бас-баритон Першего, трепетно шепчущий в сам мозг:
  - Остынь... моя бесценность... драгоценность... умиротворись... умиротворись...
  
  Трепетные уста старшего Димурга более не касались лба Есиславы, и даже не ощущалось его столь надобной для Крушеца близости, вспять какая та сырость плыла подле нее. А может девушка просто покоилась во влажных, высоких травах неспешно покачивающих своими долгими отростками, усыпанных крупной росой и шепчущих полюбовные величания ей в уши... в мозг... в естество.
  - И, что велел Родитель?- послышался бас-баритон Небо, единый голосу Першего, всего-навсе отличный малой властностью.
  - Велел срочно привезти к нему девочку. Все, что давеча сказывали бесицы-трясавицы, подтвердилось. Наблюдается мощный сбой в кодировках. И теперь нашему малецыку помочь может лишь Родитель... Помочь... спасти от гибели нашего бесценного, дорогого малецыка,- отозвался Перший и тембр его гласа, болезненно дергался при каждом произнесенном слове.- Родитель попытается перекодировать лучицу.
  - Перекодировать,- теперь в такт толкованию старшего брата озабоченно откликнулся Асил.
  Пришедшая в себя Еси, открыла глаза, немного погодя сообразив, что лежит на правом боку, на облачном кресле, том самом оное возникло под ней из собранных мановением руки старшего Димурга сизых испарений. Впрочем, кресло, ноне многажды удлинившись, потеряло ослон и облокотницы, став похожим на широкий топчан. Оный поместился как раз между облачными креслами Першего и Небо, и расположенного напротив дымчатого сидалища Асила. Посему стоило Есиньке открыть глаза, как она увидела лицо старшего Атефа, каковой тотчас нежно ей улыбнулся. Рука Першего, это она понимала по особому чувству тепла, что пробежало по всей плоти, мягко коснулась ее головы. Тем движение Бог самую толику придавил ее к топчану, не позволяя подняться, единожды ласково приголубив дланью распущенные волосы.
  - Ты думаешь, брат, у Родителя получится перекодировать лучицу... Это ведь не вновь рожденная лучица, а уже впитавшая в себя человеческую суть?- нескрываемо тревожно поспрашал Небо, и слегка подавшись вперед с кресла приклонив голову, воззрился в лицо юницы.
  А Еси нежданно резко качнула головой, так как порой изгоняла дымчатые воспоминания, ибо взглянув в лицо Небо, приметила его полную одноприродность черт с Першим. Не только как оказалось голосом, но и образом, сиянием кожи, фигурой Рас был схож с Димургом, а разнился со старшим братом молочностью наружного покрова, цветом волос, брадой, усами и голубыми очами.
  - Не знаю... Ничего не знаю, малецык. Я и сам встревожен, если не сказать более,- Перший прервался, ощутив покачивание головы девушки.
  Он, не мешкая притулил к ее лбу перста, по-видимому, проверяя состояние Крушеца, и тот же миг застыли в своих желтоватых креслах его братья.
  - Впрочем, Родитель был хоть и обеспокоен, но достаточно бодр,- продолжил сказывать Перший немного погодя, все еще не отводя перст от головы девушки.- И успокаивал меня. Указав немедля привезти девочку, або тянуть нельзя. Судя по всему, сбой начался уже давно, и мы его не заметили. Эта порывистость, обрывочность воспоминаний говорит, что коли не принять в ближайшее время мер, девочка тронется умом... Мгновенно выйдет из работы мозг, и нам уже будет не спасти лучицу. Не понимаю... не понимаю, как мы могли пропустить хворь. Ведь перед соперничеством проверяли лучицу бесицы-трясавицы. И я... я лично посылал отображение Кали-Даруге, Родителю и получил от них разрешение...- Перста Димурга легохонько затрепетали и, чтобы волнение не передалось Крушецу, он торопко убрал их от лба, принявшись голубить ей волосы.- Не ведаю, что и подумать, мой бесценный малецык, сколько он перенес боли, тревоги, в первой жизни... И вот наново началось. Я говорил Родителю, что это особая лучица, с особой чувствительностью и не надобно... не надобно с ней так грубо.- Бог слегка качнул головой, тем мановением стараясь скрыть обуявшее его расстройство, отчего вновь потревожил в венце змею, широко раскрывшую свою пасть и вывалившую оттуда голубоватый язык, торопко принявшийся ощупывать собственную треугольную голову.- Родителю порой не втолкуешь ничего... А днесь и вовсе сказал, что коль ему не удастся снять болезненность лучицы, он возьмет ее взращивание на себя. А это значит, нарушит целостность Галактик. Он не позволит нам погубить лучицу, точно не сам в том все время участвовал,- вельми негодующе дополнил Перший, и враз сменил тон на значимо мягкий,- не позволит... Потому предупредил, что коль решит изъять лучицу пойдет на обесточивание Галактик.
  - Когда ты полетишь? Или ты?...- не договаривая, вопросил Небо, и с такой любовью и нежностью оглядел девушку... не прощупывая, однако точно взирая сквозь нее аль в саму глубь ее мозга.
  - Полечу. Конечно, полечу. Не посмею подвергнуть опасности жизнь девочки. Она сейчас бесценна для нас всех,- досказал старший Димург, и, убрав руку от девушки, вероятно оставшись довольным ее состоянием и разрешив тем самым подняться.- Как только все будет готово к полету. И надо решить еще одно затруднение. Нужно, чтобы кто-нибудь из вас отправился со мной, абы девочка была опекаема нами двумя. Это единожды удержит от рывков лучицу, и думаю, успокоит ее во время полета.
  Есислава неспешно поднялась с топчана и сев, тревожно обозрела Богов, понеже слушая их речь, кажется, только сейчас поняла, о чем они говорят... Говорят. Зиждители толковали о Родителе, к которому хотят ее отвезти. Родителю, как сказывал о нем Стынь, Верховному Божеству, Творцу Галактик лежащих окрест Млечного Пути, Истоку и Отцу всех четырех старших Зиждителей.
  - Я не куда не полечу,- негромко отозвалась Еси, ощутив, как дикий страх окутал всю ее плоть и надавил на внутренности. Ибо находится подле этих трех старших Богов, было тревожно. И мощь Зиждителей чувствовалась не только в самом помещение залы, но и в каждом движение, каждом пророненном слове.
  - Успокойся милая, успокойся,- достаточно ровно произнес Перший, и, подняв с облокотницу руку протянул ее в направление юницы.- Пойдешь ко мне, любезная моя девочка?- перста Бога призывно дрогнули.
  Они так легонько затрепетали, что Есислава не увидев, а почувствовав их движение, торопко повернула голову в сторону Димурга и судорожно качнулась. Желая кинуться к тем перстам и утонуть в плывущей любви и одновременно не позволяя того себе сделать, так как, понимала, тогда она уступит требованию Першего и позволит себя увезти от Липоксай Ягы и Стыня. Димург узрев покачивание и борьбу, однозначно проходящую лишь в человеке, оно как Крушец пребывал сейчас в покое, поднялся с кресла, и, шагнув к облачному топчану на котором сидела Есинька, опустился пред ней на присядки. Спешно пыхнув, вроде выпустив из себя дым, собрался в пухлый ком под девушкой облачный топчан и разком, всколыхнувшись, приподнялся вверх так, что лицо ее оказалось напротив лица Бога... Лица такого дорогого... близкого... недоступного... к которому, единожды питали любовь Крушец и Есислава... любовь... И, несомненно, испытывали досаду лучица и плоть.
  - Наша бесценность,- бас-баритон Першего заполнил своей мягкой, низкой певучестью всю залу и, словно заключив в объятия тело, волосы, губы облобызал, так как когда-то делали пальцы демоницы Кали-Даруги.- Тебе нужно. Необходимо полететь со мной к Родителю.- Есиславушка слегка качнула головой, тем не менее, не в силах преодолеть мощь и властность голоса Бога.- Необходимо, чтобы прекратились воспоминания, каковые тебя мучают. Поверь, моя девочка, это будет не долгое путешествие, а после возвращения мы излечим твой глаз, и ты вернешься к Липоксай Ягы здоровой, бодрой, полной сил. Прошу, тебя, Еси согласится и не противится моим велениям. Поелику я не могу нарушить волю Родителя и обязан тебя к нему привезти, но мне не хочется это делать силой или как-то воздействовать на тебя. Мне нужно, чтобы ты по доброй воле согласилась ехать, оно как сие надобно тебе... тебе, Еси.
  - Оно надобно не мне, а вашей лучице,- в гласе девушке послышалась дерзость присущая не Крушецу, а человеку который обладал, по сути своей, непочтительностью к замыслам божьим и почасту поступал, нарушая предписанные ему законы, вскрывая выставленные в нем кодировки, ломая традиции, верования, согласно собственных разумений.- Лучица, лишь она для вас имеет значение... Лучица, которая живет во мне и все это время мучает... изводит меня... дотоль судорогами... теперь воспоминаниями и стенаниями.
  - Ты и есть лучица, вы с ней единое целое... неразделимое,- мягко отметил Перший и удлиненным, конической формы указательным правым перстом провел по коже девушки очерчивая линию от переносицы по спинке носа, губам, подбородку, к шее, остановившись на материи небольшого стоячего воротника годовщины и резко дернув рукой вправо, с тем смахнул с полотна ткани бурые, засохшие пятна юшки.
  - Нет не целое. Не всегда, только порой... Порой Крушец, это я,- слышимо только для Першего прошептала юница, ощущая на лица, где коснулись его перста кожи легкий трепет, точно разбежавшихся в разные стороны мельчайших мурашек.
  Есислава самую малость неотрывно смотрела в крупные очи старшего Димурга, где верхние веки, образовывая прямую линию, прикрывали часть радужной темно-коричневой оболочки занимающей почти все глазное яблоко, окаймленной по краю тонкой желтовато-белой склерой. А после, очевидно, подталкиваемая Крушецом, раскрыла руки, и, обхватив Бога за шею, юркнув вниз прижалась к его груди губами, сомкнув очи, и тем действом разрешая себя увозить. Перший, незамедлительно поднялся на ноги, одной рукой удерживая юницу подле себя, осознавая, что поколь она так близка... она и согласна.
  - Итак, брат,- тотчас молвил Небо, дотоль недвижно замерший в своем облачном кресле, как и старший Атеф, боявшийся спугнуть девушку.- Кто с тобой полетит?
  - Асил,- тоном не терпящим возвращения сказал Димург, принявшись медлительно фланировать вдоль залы прижимая девочку к себе.- Здесь остается Опечь, а его поколь пугает общение с Асилом.
  - Ты, обещал разрешить данную размолвку, Отец. Нам ведь нужно встречаться с малецыком,- удрученно откликнулся Атеф и в такт его приглушенному дыханию затрепетали в венце на платиновом древе все листочки, цветы и плоды, а веточки малешенька качнулись вниз... вверх одновременно всколыхав дымчатые с рыхлыми боками облака в кресле.
  - Конечно, мой дорогой малецык,- согласно отозвался Перший, на чуть-чуть останавливаясь обок сидящего в кресле младшего брата и перстами левой, свободной руки нежно провел по виску и его щеке.- Немного погодя, я все улажу... Но сейчас, моя бесценность, ты должен отправится к себе на батуру, и предупредить Круча и Отеть, что отбываешь... И пусть, малецык, здесь останется Небо. Он знает, как нужно вести себя с Опечем и Кручем, и, конечно, приглядит за Стынем, к каковому нужно иметь подход, ибо он в последнее время стал слишком малоуправляемым. Поколь я был у Родителя, Стынь принес сюда девочку, желая поправить ей глаз. И благом оказалось, что на тот момент Родитель отозвал Сирин-создание, ведь могла пострадать Трясца-не-всипуха, да и наше соперничество оказалось под вопросом.
  Асил незамедлительно обхватил поглаживающую его руку старшего брата, и, приникнув устами к подушечкам его перст, нежно их облобызал. Лишь после того он медленно поднявшись с кресла, доколь, право молвить, застыл обок Димурга, с теплом поглядывая на девушку.
  - Перший,- произнес Небо, также поднимаясь с кресла, да направляя свою поступь к стоящим братьям.- Мы же договаривались,- принявшись толковать мысленно,- договорились насчет отпрысков. Зачем было рвать девочку, ведь отпрысков первой плоти Дажба спас,- и голос его обидчиво звякнул, а в навершие венца яро блеснула золотой искрой звезда, первый признак, что Рас гневается.- Тем паче это клетка Стыня.
  - Стыня?- протянул по забывчивости вслух Асил и насмешливо зыркнул на Небо, словно радуясь тому, что младший Димург разрушил и его задумки.
  - Сие не мои замыслы поверь, милый малецык, и посему не стоит на меня гневаться тем паче сейчас, когда я так расстроен,- отозвался достаточно холодно, хотя также мысленно, Перший, и не менее стыло взглянул на брата, иль тока на его венец, той мощью своего взора останавливая яркое свечение центра миниатюрной системы.- Я сам был недоволен поступком Стыня, но то все последствия предоставленной ему нами... Заметь Небо, нами всеми самостоятельности. Малецык привязался к девочке, и ребенком желал избавить ее от соперничества. Право он не стал разрушать твои задумки, мой дорогой, ибо заложил белую клетку. А вообще, нынче не зачем о том толковать... Так как ничего не ясно, ни в соперничестве, ни в существование плоти, ни в рождение ребенка. Лишь бы не получилось того, чего я так боюсь. И Родитель не изъял у нас лучицу, да тем самым не лишил возможности быть подле нашей драгоценности, и не обесточил с таким трудом обустраиваемые системы. На всякий случай Небо свяжись с Дивным, Велетом и Вежды, и сообщи им о таковом возможном действе со стороны Родителя, и так как он сие свершит без предупреждения, как впрочем, и всегда, пусть малецыки предупредят особо дорогие нам создания о возможном отбытие.
  Перший смолк, и, приголубив волосы девушки, точно проверив ее состояние и состояние лучицы, спустив с рук, поставил на пол. Однако не отпустил от себя, а обхватив тремя перстами, придержал за плечо, одновременно прижав к своей ноге.
  - Ну, вроде бы все решили... Ступайте, и выполните указанное,- сейчас Перший и вовсе сказал авторитарно и вслух, и сразу стало понятным, что он не просто старший Бог, а главный в четверке братьев, слову которого подчиняются безоговорочно.
  - На чем полетим?- поспрашал Асил с нежностью оглядев стоящую обок брата девушку, и неспешно тронул свою поступь к стене.
  - На векошке,- пояснил Димург и резко сомкнул очи, вместе с тем шевельнулась в навершие его венца змея, да сделав стремительный рывок вверх, выхватила из свода желтое волоконце облака, сбросив его под ноги своего носителя. И Еси вместе с тем падение нитевидного дыма услышала продолжительное шипение, вроде перемешивающее в себе отдельные слоги...одначе не очень ясные.- Уже все готово Асил, потому поторопись, мой милый.
  - Я скоро,- дополнил старший Атеф, вже входя в зыбкую поверхность зеркальной стены, поглотившей не только его фигуру, но и каждый листок платинового древа в венце, оставив о себе памятью кружащие широкие круги.
  Небо, подойдя к брату и юнице, опустился пред ней на присядки, и полюбовно воззрившись, неторопко протянул правую руку к ее лицу, указательным перстом едва дотронувшись до кожи лба. И немедля тело девушки, дрогнув, напряглось, тягостно дернувшись, запрокинулась назад голова, и если бы не поддерживающая ее рука Першего, она бы упала навзничь. Руки Еси, окаменев, плотно прижались к телу, и также энергично натянулась каждая жилка и черточка на лице, слегка даже поведя в сторону нижнюю челюсть и тем самым малеша приоткрыв рот.
  - Ты,- едва шепнула Есинька, и густое смаглое сияние, выбившись из-под кожи, наполнило ее голову и лицо.- Ты,- Небо торопко наклонился к юнице стараясь разобрать, что шепчет она, вероятно выдохнутое из недр естества,- обещал, что я когда-нибудь смогу взлететь без крыльев. Но для того нужно было время и долгая поступь моих ног. Ты сказал, что со мной будет все благополучно... Одначе нет... нет... не все благополучно... Плохо было тогда... а я не мог... не мог... не умел сказать... Ноне еще хуже... Ты, думаешь, что время... вроде давеча рожденного родника может нежданно сменить направление и пробить себе новое русло... Ты не прав, я это понял, когда был там, вдали от вас в мироколице, свершая долгое движение. И, днесь, когда так долго взывал к вам...Ибо иноредь поступки столь малого создания, как человека, могут нарушить и божеские замыслы.
  - Крушец... Крушец,- чуть слышно продышал Небо, впервые озвучивая величание лучицы при старшем брате, и голос его даже в том шептание зримо затрепетал, а перст еще сильнее надавил на лоб девочки, боясь разорвать возникшую связь, оная была вызвана болезнью Крушеца.- Наша драгость, бесценность, что с тобой?.. Что? Скажи, поколь можешь.
  - Больно... мне так больно... Я звал... звал,- и вовсе прерывисто зашептали уста Есиньки и вместе с сотрясанием ее головы, стало пульсировать сияние.- Звал... Отец... спасите... вы не слышите... Не слышите меня.
  Голос Еси срыву потух, тягостно сомкнулись глаза, и ноги, как в целом и само тело, немедля ослабли. Небо торопко убрал от головы юницы перст, и, подхватив ее тельце на руки, прижал к своим губам лицо, кожа на котором потеряла смаглое сияние, миг спустя и вовсе побледнев. Бездвижное отишье наполнило залу, в ней замерли Боги, человек, кучные облака, нынче вроде ползущие в своде, в венцах Зиждителей перестала шевелиться змея и вращаться Солнечная систем. Похоже, замерла вся маковка со своими бесчисленными галереями, комнатами, светелками, по форме напоминающая огромный каменный многогранник, покоящийся в основании еще более мощного шестиугольника, и своей неровной поверхностью сливающегося с изрезанной, горной породой четвертой планеты.
  - Крушец, потерпи наш милый малецык, вмале Родитель тебе поможет... И прости нас, что столько было боли,- произнес Небо и поцеловал девушку в лоб, очи, виски... Ту испытываемую им любовь направляя в первую очередь на объятую болезнью лучицу .
  Медленно Рас поднялся с корточек, и, испрямив стан, с волнением взглянул на старшего брата, лицо которого, растеряв золотое сияние, наполнилось густой марностью. Небо трепетно прижал к груди, все еще не пришедшую в себя Еси, и многожды повысив голос, молвил, обращаясь к Димургу:
  - Когда он нас звал? Что с ним случилось?- Перший легохонько качнул головой.- Он заболел уже после катаклизма... Наверно, что- то случилось, когда он был в руках Круча... Возможно Асил не доследил и с ним, что-то произошло. Такая мелочь потеря систем, народов все, что мы сможем восстановить. Но Крушеца... Потерю Крушеца неможно будет пережить не только тебе, но и мне, ибо я слишком сильно к нему привязан.
  И в голосе Небо прозвучала созвучная стенаниям лучицы боль, незамедлительно всколыхнувшая сияние в лице старшего четверки Богов и словно возвернувшая положенной ему властности, силы, уверенности.
  - Все будет хорошо, мой дорогой,- умягчено проронил Перший и ласково погладил брата по правой щеке.- Не тревожься только, абы останешься тут один и я, как ты понимаешь, не смогу, все бросив, явиться по зову... А по поводу малецыка, я назначу проверку. Если не сумеем понять, что с ним случилось из его пояснений... Хотя, видимо, он пытается, что-то рассказать. Я все улажу, мой любезный брат,- теперь голос Димурга и вовсе плыл, лаская златые кудри Раса,- ты только не негодую по пустякам. С сынами будь мягок, проверяй Стыня, встретишь его на маковке и договорись о его появление у тебя. Круча забери к себе на хурул, пусть будет больше с Дажбой... И посещай Опеча, он поколь все время на пагоде, что-то там созидает, не отвлекай его от творения, однако постоянно контролируй. Если я задержусь, вызовешь сюда Вежды.
  - Да, Отец...- согласно отозвался Небо и бережно, как самую большую драгоценность, передал брату юницу.- Все выполню, как распорядился. Ты же в любом случае будешь на связи... Да и я уверен, сыны будут много ровнее, узнав, что происходит с нашим дорогим малецыком.
  Старший Рас шагнул несколько в бок, и с тем склонившись к Димургу нежно коснулся устами оголенной кожи на плече, вкладывая в поцелуй всю свою любовь и почтение. Он все с той же медлительностью, что вообще была присуще его печище, развернулся, и, направившись к стене, на ходу взметнул правой рукой. И тотчас три кресла, распавшись на пухлые дымчатые клоки стремительно воспорили к тем, что все еще наполняли свод, в доли мига слившись с ними в единое целое. А топчан, на котором лежала Еси, также порывисто, распавшись на отдельные долгие полотнища... сизыми испарениями заколыхался над полом.
  
  Глава двенадцатая.
  Уже второй день Боги и Еси летели в векошке к Родителю. В целом девушка, конечно, не понимала, не ощущала идущего времени, это просто Перший или Асил ей поясняли, что прошел час... аль день... наступил вечер, пришла ночь, с тем добавляя "по земным меркам". На основании чего Есислава сделала вывод, что там, где они ноне летят, время двигается как-то по иному. Векошку снаружи она не видела, так как, потеряв сознание в зале маковки, очнулась уже внутри. Подле нее тогда суетилась Трясца-не-всипуха бережно влившая, пред тем, ей кисло-горькое зелье в рот, а после, молвив прохаживающемуся Першему, что госпоже надо отлежаться. Старший Димург на удивление торопко кивнул, и только бесица-трясавица покинула помещение подошел к юнице.
  Помещение, в котором находилась постоянно Есинька и Боги, выглядело достаточно большим с округлыми стенами и сводом, имеющее полусферическую форму, с ровным полом. В комнате и стены, и свод, и пол были белыми... не просто белыми, а с глянцевитым отблеском, слегка приглушающие свои переливы к вечеру, и сызнова насыщающиеся яркостью с утра. С одной стороны помещения поместились четыре мощных кресла, стоящие диагонально друг другу. Кресла сверху были обтянуты материей на ощупь напоминающей аксамит, и сами вроде как не имели каркаса, а посему когда на них не сидели, выглядели бесформенными мешками. Впрочем, стоило лишь на них опуститься они враз принимали надобную для сидящего конфигурацию. Напротив кресел, почитай обок стены для юницы оборудовали небольшое ложе, из одноприродного с креслами материала, не имеющего ножек, ослона и напоминающего растянутый повдоль комковатый топчан. Рядом с ложем стоял низкий, коротконогий многоугольной формы хрустально-черный столик, по рубежу ограненный серебряным окоемом и вставками из фиолетового аметиста, на который Еси долго глядела, не понимая, где могла такой видеть. И только погодя, когда волной дымки пришло воспоминание, осознала, что видела точно такой же столик в доме рани Кали-Даруги, в прошлой жизни. Не менее занимательно выглядел невысокий стул с мягким сидением и высоким ослоном, каковой располагался на одной ножке напоминающей лапу зверя со значимо выступающими вперед золотыми пальцами и загнутыми когтьми.
  Кроме этой общей комнаты Есислава нигде не бывала, выходя из нее лишь по нужде в соседнюю, более узкую, схожую по виду с коконом гусеницы, где и пол имел округлую форму, в каковой она принимала купание. Две нежити, с одинаковым величанием Ночницы, появлялись в положенное время в общей комнате, принося еду, или приготавливая ей купание. Иноредь они приходили по зову Першего, чтобы выполнить одно или иное его указание. Все остальное время подле юницы были Боги, не оставляя ее без присмотра ни на минуты... ни на миг. Ежели Зиждители и покидали помещение, уходя сквозь дымчатую, серебристую завесу, поместившуюся в стене, со стороны кресел, только по одному.
  Ночницы были одинаковыми не только по величанию, но и по внешнему облику, росту, вроде являлись близнецами, имея также много сходства с человеком. Хотя нежить, к подвиду каковых их относили, в отличие от Трясцы-не-всипухи не были худыми, вспять они находились в теле. Отчего у этих существ, просматривались небольшие животики, и по два бугорка, схожих с женскими грудями, прикрытых сверху короткой до бедер распашной серой рубахой, без рукавов, одначе со стоячим воротником. Длинными были пять перст Ночниц поместившихся однако на точно звериных руках, ибо как и нижние конечности, верхние поросли мелкой, спутанной шерсткой. Стопы нежити заменяли козлиные раздвоенные копытца, всегда мягко, бесшумно ступающие по полу, остроносым покрытым шерстью выглядел хвост у созданий, дотягивающийся почти до средины ног. Само же туловище хоть и поросло шерсткой, однозначно имело человеческое происхождение. Несколько пирамидальная голова Ночниц, с достаточно плоской макушкой купно покрывалась длинными черными волосами, заплетенными один-в-один, как у темнокожих людей Африкии, в тонюсенькие косички, схваченные в единый хвост. У нежити на плоском треугольном лице самой значимой чертой была клиновидная, короткая бородка, поместившаяся на самом краешке уголка, что верно замещала подбородок, подпирая своими волосками тонкие губы. Кожа лица, также как и везде, где она наблюдалась была черной, а немного выступающие вперед скулы, словно хоронили внутри и так не шибко большие, однозначно звериные, желтые очи. Маханький, вздернутый нос и отсутствие надбровных дуг, лба, бровей, делало нежить вельми безобразной, можно даже добавить, отталкивающе ужасной. Посему и немудрено, что в верованиях дарицев не только нежить, но и в частности Ночницы считались злокозненными существами, без души и почему-то без плоти, творящими в отношение человека всякие прескверные дела. Нашептывающие пакостные мысли, подталкивающие к дурной дорожке, совращающие души, а изредка и просто творящие всяку гадость и скверну.
  Однако на тех Ночниц, что ухаживали за Есиславой, ничего такого нельзя было сказать. Або эти очень тихие, покладистые существа не только ничего дурного не мыслили против человека, но, как оказалось, не умели и вовсе говорить. Ибо за губами, иноредь приоткрывающимися в улыбке, не было зубов аль какого отверстия, там вспять поместилась розовая заслонка. А сама нежить оказалась немой. В первый раз, узрев такое безобразное создание Есинька испугалась, но успокоенная молвью Першего, вмале перестала на них зариться и вроде как даже привыкла. Хотя и время спустя так и не научилась их различать, что за нее всегда делал старший Димург, когда та или иная нежить входила в комнату, поясняя кто это "Ночница-эка или Ночница-чатур". Тем самым к величаниям нежити добавляя порядковый номер... потому если Ночница-эка носила порядковый номер один, Ночница-чатур, четыре.
  Еси в эти дни почти не разговаривала с Богами, чувствуя обок них не только скованность, но и волнительное напряжение. Хотя Перший и почасту ее окликал, задавал вопросы, тем стараясь снять зажатость юницы. Боги, приняв не только свой самый малый рост, чтобы быть ближе к девушке, всяк раз сами относили ее на ложе, когда она теряла силы от воздействия особо мощных воспоминаний, теперь после посещения маковки приходящих все чаще и с нарастающими рывками. Впрочем, юница продолжала сторониться Зиждителей, лишь прислушиваясь к их речи... по первому показавшейся ей и вовсе чуждо понимаемой, точно сказанной на ином языке. Погодя правда Есислава поняла, что Боги говорят как дарицы, иногда употребляя и впрямь странные звуки... слова.
  Просто это Перший повелел Асилу толковать с ним только на языке землян, приметив как иноредь от их божественной молви озаряется пульсацией кожа девушки. Чтобы отвлечь Еси от мыслей и воспоминаний Димург раскрыл пред ней створку люкарни. И на юницу чрез неширокое, округлое стекло, в полстены глянул тот заоконный мир... иной... космос... или как пояснил Перший облик чревоточины.
  Неотрывно, поколь еще у нее получалось, Есинька смотрела в люкарню... наблюдая за тем, что наполняет изнутри чревоточину, по каковой, словно по коридору меж стен Галактик двигалась векошка. Вот и сейчас Еси лицезрела тот космический мир, пусть показавшийся ей всего-навсе тонким проходом... Ее слегка мутило после сна и плотного, на котором настаивал Перший, завтраке. А пред очами мелькали постоянно закручивающиеся по спирали, выскакивающие из общей центральной точки разнообразные геометрические фигуры: круги, квадраты, ромбы, овалы, единожды с тем плывущие навстречу люкарне. Яркие цвета, также как и фигуры, все время сменяли свою насыщенность, нежданно полыхая черными с синим отливом светом, засим порывчато наполняясь ядренистой зеленью или бледнеющей голубизной. Еще миг и изменившие свой вид долгие островерхие лучи с россыпью по их гладкой поверхности, более темных, зябких пежин, блистающих искр, махунечких брызг, пузырчатых клякс окрашивались в алые цвета. Движение за стеклом ни на миг не прекращалось, а цветовые гаммы и фигуры, кажется, ни разу, ни повторились... Изредка те узорчатые, выстроенные блики становясь яро пурпурными начинали пульсировать, точно всасывая в себя и саму векошку, и люкарню, и девушку. И в такие моменты в голове юницы болезненно трепыхался Крушец, вроде бьющийся там в конвульсиях.
  - Так долго не надобно Еси смотреть в люкарню, голова сызнова закружится,- мягко молвил Перший, он точно ощущал те конвульсии лучицы, и всяк раз повелевал девушке отойти от окна.
  Есислава немедля отвернулась, понеже знала, коль не выполнит распоряжений Бога, тот сомкнет створку. И тогда ей придется просить его открыть люкарню, вместе с тем отвечая на множество вопросов о собственном самочувствие. Обернувшись, девушка воззрилась на сидящего Першего, кресло которого стояло так, чтобы она была все время под его присмотром. Бог нежно улыбнулся и взглядом своих крупных темных глаз, будто огладил кожу лица, отчего Есинька просияла в ответ. Легохонько Перший качнул головой, тем поощряя Асила продолжить прерванный разговор.
  - Знаешь, Отец, как ты мне посоветуешь, так я и сделаю,- не мешкая заговорил Асил, он почасту при Еси величал Першего Отцом, той полюбовной молвью стараясь также снять тревогу с нее.- Но мне, кажется, первый раз Круч может попробовать и сам... В любом случае не я, так кто другой из старших сумеет подкорректировать его творение.
  Есинька, так как старший Димург не сводил с нее взора, тронулась с места, осознавая, что Зиждитель данной настойчивостью указывает ей пройтись. Тошнота снова накатив из желудка, своей муторностью надавила на сам рот девушке так, что она прохаживаясь вдоль стены зыркнула на резную, и точно деревянную дверь ведущую в уборную, обдумывая, что может направится туда, и прекратить это неприятное давление. Но после, глубоко вздохнув, решила поколь сдержаться и прислушаться к явственно интересному толкованию Богов, оные обсуждали вопрос о создании новых существ Кручем. Есинька и вчера, и ноне сдерживала себя во всем... Не только в чувствах, действах, желания, но даже в том, чтобы слушать разговоры Богов, ощущая не просто волнение при них, а какую-то затравленность, словно попала хоть и в величественное, но не доступное ей место... место которого она, будучи человеком, была недостойна.
  - Нет, милый малецык, не стоит Кручу в вопросе с созданиями давать волю.- Перший всегда ласкал словами младшего брата и открыто, что как поняла Еси, было принято среди Зиждителей, голубил перстами его волосы, прикасался к очам или виску губами. В целом данным способом даруя ему свою любовь, заботу и, очевидно, тем так успокаивая.- Круч не тот Бог, которому можно дать свободу действия, за ним нужен глаз да глаз...
  Зиждители были не только при своем малом росте, но и оба находились без венцов. Обряженные в белые, долгополые и с рукавами сакхи, они почитай не имели как таковых украшений. Лишь у Асила черные, прямые и жесткие волосы слева, где они имели достаточную длину и были собраны в тонкую косу скрывающую ухо, переплеталась с серебряным волоконцем, унизанным крупными квадратными фиолето-синими сапфирами. И на левом мизинце у Бога находился крупный серебряный перстень с голубым сапфиром, будто Асил будучи подле старшего брата, всем своим видом жаждал иметь с ним
  как можно больше общего... иметь, и, похоже, сие демонстрировать.
  - Потому Кручу надо открыто сказать, что при создание существа придется соблюдать правила, каковые мною установлены. Все же существо, это не ойкос, который можно безболезненно уничтожить,- проронил, словно, устало Димург, вероятно, он говорил это брату уже не впервой, посему несколько утомился повторять одно и тоже.- Ойкос мы уничтожили и создали новый, но существо, как ты понимаешь, сложно переконструировать, не повредив его суть... И не надобно, чтобы более, тем паче у тебя, мой бесценный, были такие существа, как моя нежить... Которая, не обладая никакими скверными мыслями и поступками, пугает нашу милую девочку одним своим видом.- Бог на миг прервался, ибо обращался к юнице, не оставляя попытки снять с нее скованность,- правда Еси?
  Перший чаще, чем Асил старался завести беседу с девушкой, подзывая к себе, приглаживая растрепавшиеся волосы на голове. Впрочем, Есислава в лучшем случае пожимала плечами или кивала, в худшем старалась уйти от ласки Бога. Она, безусловно, нуждалась в ласке, тепле Першего... в ней нуждалась, и лучица. Но та самая мощная тяга, каковую испытывал Крушец пугала человеческую суть... плоть юницы. Она словно придавливала пред старшим Димургом голову Есиньки, абы в его облике она, как человек, видела не просто Липоксай Ягы, а кого-то многажды роднее и ближе и не могла разобраться в собственных чувствах.
  В этот раз, тем не менее, Еси решила откликнуться на вопрос Зиждителя, желая хоть той молвью снять окутавшую ее тошноту, потому ответила:
  - Нет, сейчас уже не пугают. Хотя они выглядят вельми безобразно. Зачем, мне вот непонятно, одних лишать носа, а этим делать губы, но без рта?
  - Наверно потому как им рты без надобности,- обрадовано молвил Перший, наконец, добившись от юницы нормального ответа и резко повернул в ее сторону голову.
  - Они, что ж не кушают ничего?- теперь уже заинтересованно поспрашала Есислава и тотчас сомкнула рот, ощущая, что разговор вызвал новый прилив тошноты.
  - Почему же не кушают... непременно питаются, - не скрываемо бодро проронил Димург и с тем торопко шевельнулся в кресле, всем своим видом демонстрируя желание толковать. - Ибо без питания не может прожить не одно живое существо. То, которое дышит, думает, ходит, делает. Только у каждого свое питание... К примеру, определенные виды растений питаются растворенными в воде солями, каковые получают из почвы. В свою очередь ими кормятся отдельные формы животных... И у нежити, как всего цельного, понятия материального, имеющего физиологическое строение есть своя еда.
  - Надеюсь это не пороки людские, оные нежить высасывает из заплутавших душ?- вопросом отозвалась девушка, и с тем прикрыла себе рот ладошкой.
  - Тебе дурно?- взволнованно спросил Перший.
   И немедля на юницу воззрился сидящий справа от него Асил, с той же поспешностью согнавший с лица улыбку.
  - Нет, все хорошо,- глубоко вздохнув, ответила Еси, убирая от лица руку и продолжая свое прерванное движение.- Просто слегка мутит, не надо было все же есть... не зря я не хотела.
  Старший Димург нежданно плотно прикрыл очи, словно отключаясь от происходящего на малость. Он почасту так делал, отдавая, таким побытом, поручения своим приспешникам.
  - Так все же чем питается нежить?- несмотря на слабость поспрашала Есислава, оно как любознательность, была основой ее не только божественного, но и человеческого естества.
  - Ну, по поводу вообще нежити сложно сказать,- отозвался миг спустя Перший и медлительно отворил очи.- Ибо Ночницы, это только некие представители нежити, но в частности, быть может, дарицы и не далеки от истины... И нежить в самом деле кормится за счет действ, поступков, чувств человечества. Хотя пороки, недостатки, изъяны, характерные черты, особенности к которым люди относятся с предубеждением аль явным осуждением сложно назвать явственным, осязаемым... Это допрежь того должно сформироваться в вещественное, ощутимое, которое можно сглотнуть, втянуть, всосать... Посему сами пороки нельзя назвать едой, лишь неопределенной субстанцией.
  - Фу, как неприятно, что дарицы не далеки от истины,- молвила Еси, лишь на чуть-чуть сдерживая свой шаг обок кресла Димурга, словно желая, чтобы Бог ее удержал.- Мне бы больше понравилось, если б нежить поедала мошек, а не субстанцию пороков. Мне вообще противно, когда дарицы явственно разделяют мир на добро и зло, свет и тьму, точно сумеют выспаться, если не будет ночи... Ведь в существование человечества и вообще бытия не может быть такого резкого разделения. Я уверена верования дарицев какие-то не полные... придавленные или вообще переписанные чьей-то не умелой рукой.
  Девушка между тем сошла с места, так как старший Димург хоть и желал приголубить ее, в этот раз не решился, чтобы не вспугнуть начавшееся общение. Она неспешно обошла по кругу стоящие кресла, и, дойдя до люкарни, сызнова остановилась напротив нее, воззрившись сквозь стекло.
  - Замечательное предположение,- отозвался, очевидно, довольный словами юницы, Перший.- Это желание переписывать божественные законы всегда появляется в людях, иноредь в начале существования человечества, инолды многажды позже. Тут как кому повезет... Заведомо человек создан нарочно таким, таким самовольщиком... ослушником... И сие отрадно и единожды огорчительно... Как сказал как-то мне Воитель: " Вельми я благоволю, в отличие от иных Богов, к людскому племени, потому как непременно оно меня порадует своей непосредственностью... И как в самом начале пути даруя незабываемых личностей, так и в самом конечном этапе поразив своей ни с чем несравнимой извращенность..." Весьма веская молвь... как думаешь малецык?- обратился с вопросом Димург к задумчивому Асилу, стараясь снять объявшую его кручину.
  - Не знаю Отец... веская нет ли..,- немедля откликнулся старший Атеф, одновременно с тем огладив перстами покатый подбородок и узкие, кремовые уста.- Но я не сторонник всяких там ослушников. Может потому, стараюсь среди людских отпрысков распространять верования, где нет второй, противной сущности и Бог един в своем множестве, созидая как правое, так и левое.
  Есислава дотоль недвижно замершая подле люкарни, и вроде отвлекшаяся от толкования Богов на круживший за стеклом огромный желтовато-салатный квадрат, растянувший свои углы и точно выпустивший зубчатые лучи, резко дернула головой, обретая себя. Она также шибутно развернулась в сторону сидящего несколько диагонально ей старшего Атефа и зримо побледнев, дрогнувшим голосом сказала:
  - Это, Бог Асил ты говоришь про того Великого Единственного Духа в которого верят мананы?- теперь не только голос Есиньки надрывно сорвался, но и вся она тягостно сотряслась.- Они эти мананы... такие холодные, как и их несуществующий дух... Холодные, грубые, дубовые... Вроде умеют любить, рожать детей, и вместе с этим нет в них тепла, мягкости, чувственности. Словно они и не люди, а колючки.
   Юница, рывком смолкнув, спешно заткнула себе рот ладонью и бегом направилась в уборную, услышав позади себя встревожено-властный голос Першего:
  - Малецык, милый мой, сходи, скажи Лядам, чтобы снизили обороты, верно, они делают вид, что не слышат моих указаний. И вели Ночницам принести нашей девочке, что-либо от тошноты.
  
  Глава тринадцатая.
  Когда Еси вышла из уборной, ее слегка покачивало, и как бывало не раз после рвоты, стала болеть голова. Боль возникала в слепом левом глазу и постепенно перемещалась в район виска, чтобы потом и уже почти мгновенно окутать голову, обдав жаром весь мозг. В комнате, кроме стоящего в нескольких шагах от двери Першего, находилась нежить, которая принесла на серебряном, овальном блюде хрустальный кубок с высокими стенками, где зримо колыхалась густо-зеленая жидкость.
  - Надобно прилечь,- мягко, однако, вельми настойчиво молвил Бог.
  Он всегда говорил властно и одновременно ласково, не только с юницей, но и с братом, нежитью. И в повелениях его звучала полюбовная мощь, которой невозможно было не подчинится... пред которой неможно было не склонится. Димург торопливо шагнул вперед, и придержал покачивающуюся девушку за плечо, тревожно ее оглядев с головы до ног.
  - Ночница-чатур,- та самая непререкаемость в виде одного величания выпорхнула из уст Господа в направление нежити.
  Ночница-чатур немедля качнула своей пирамидальной формы головой, и, подскочив к Еси, протянула к ней блюдо с кубком.
  - Выпей девочка,- произнес уже много нежнее Перший и сам, сняв кубок с блюда, поднес к губам юницы, узрев ее нежелание пить.- Сразу станет легче.
  Есислава хоть и не была согласна с Богом, чувствуя, что легче не станет, а вспять, как бы не стало хуже, спорить не стала... вернее не успела. Потому как грань кубка уже коснулась нижней губы и сам он чуть дрогнув, стал наклоняться. Перший всегда действовал настойчиво, особенно если касалось здоровье девочки или лучицы, не давая времени подумать Еси. Именно по этой причине девушке приходилось все, что приносили Ночницы есть и пить. И на этот раз, несмотря на явственное недовольство, Есинька выпила весь терпко-сладкий отвар, и ответила лишь тогда, когда кубок Перший передал нежити.
  - Нет, лежать не хочу... мне уже лучше,- более бодрым голосом дыхнула она.
  - Лучше будет полежать,- терпеливо, впрочем, вновь указывая, сказал Перший и легохонько потянул ее за плечо к ложу.- Векошка вельми разогналась, оттого тебя и мутит. Вскоре обороты снизятся, и тогда ты поднимешься. Ты же не хочешь навредить своему малышу.- Бог совсем редко пользовался этой безотказной формой давления, несомненно, жалея девочку.
  А когда пользовался, она действовала исправно. Вот и сейчас стоило Есиньке услышать про дитя, что теперь жил... рос в ней и был целым, как она думала, со Стынюшкой, и она немедля направилась к ложу. Перший только она пошла к топчану, отпустил дотоль сжимаемое ей плечо. Сбросив с ног плетеные сандалии, с долгими ремешками, огибающими лодыжки, которые в векошке ей предложили вместо олочик, также как золотое сакхи занамест годовщины и зоновки, Еси неспешно опустилась на ложе. Ночница-чатур подступив к девушке, бережно укрыла ей ноги шелковистым, легким покрывалом, и, поправив под головой овальную подушку, все также безмолвно покинула комнату, оставив о себе памятью рябь серебристой завесы, порой напоминающей плотную портьеру, а инолды дымчатую зябь.
  - Этот столик,- только они с Богом остались одни в комнате, молвила Есислава.- Он похож на столик из воспоминаний... воспоминаний связанных с Кали-Даругой.
  Перший, медлительной поступью направившись к ложу, обдал мгновенным взором хрустально-черный столик, да мягко просияв, отозвался:
  - Эта векошка Кали-Даруги. Лишь живица, так я величаю нашу дорогую демоницу, на ней путешествует меж Галактик... Подобные этой есть на каждом судне принадлежащим Димургам, чтобы в надобный момент мы могли послать за Кали-Даругой,- вельми обстоятельно пояснил Перший. Он очень был рад, что девушка продолжила общение, и теперь стараясь расположить к себе, хотел снять ее отчужденность, каковая мешала не только Богу, человеку, но и в первую очередь больному Крушецу.- Малецыки достаточно сильно привязаны к живице...
  - Как и он... Он... Крушец... Так тоскует... тоскует... зовет ее и тебя,- совсем тихо прошептала Есинька и сомкнула глаза, тем подавляя и трепет собственного голоса, и слезы каковые жаждали выплеснуться на щеки. Так-таки, одна слезинка протиснулась сквозь глазную щель и точно почка лениво набухла на внутреннем его уголке.
  Старший Димург не торопко присел на ложе юницы, слегка коснувшись ее руки материей своего белого сакхи. Засим также степенно протянул в сторону лица девушки руку и указательным левым перстом смахнул... аль словно впитал в поверхность своей кожи ту махую слезинку. Острая... такая же как боль, потребность коснуться Бога... вот также не смело... самую толику объяла всю плоть Есиньки, одначе страх, что она того недостойна единожды притушил желание, оставив всего-навсе болезненное нытье в левом глазе и виске.
  - Значит,- продолжил прерванный разговор Перший, стараясь тембром своего голоса приблизить к себе юницу, и ласково огладив кожу ее щеки, положил руки себе на колени.- Мананы, как народ тебе не понравились?
  - Я не хотела огорчить Бога Асила,- ответила Еси, и открыв очи воззрилась в столь близкое лицо Бога и с тем ощутила божественную мощь, закружившую окрест нее... такую могутную, властную, подчиняющую безоговорочно себе, какую никогда дотоль не чувствовала в присутствие сынов Зиждителей.- Просто, мне не понравились мананы... Они такие чуждые мне не только, как люди... Мне чужды их мысли, поступки, образ жизни... А верования у них и вовсе ущербны и я с трудом их понимала.
  - Ну, что им дали, в то они и верят,- разумно пояснил Перший, и также не смело, опасаясь спугнуть наступившее меж ними общение, чуток двинулся в бок, усаживаясь на ложе удобнее.- А по поводу верований в Единственного Духа, это традиционно дарит людям не Асил, а Усач. Милый малецык не больно жалует всякие там религиозные любомудрия, потому дает все просто и четко... Один дух, предки, близость к земле, растениям, животным и все. А мой народ? Тот, что живет в Африкие подле вас ноне, тебе понравился?
  Есислава ответила не сразу, она обдумала слова Бога о верованиях манан, оные и впрямь до сих пор соответствовали выданным им когда-то Усачом установкам, а после, припомнив темнокожих людей Африкии, откликнулась:
  - Нет... Они мне тоже не нравятся. Знаешь, в них живет какая-то непонятная угодливость. И почему они считают, что служить белым это почетное занятие. Да и верования ихние... Они такие же кособокие как у дарицев и манан. Я слышала от шаманки, народа ашти, предание. И в нем когда-то на заре юности человечества верховное божество ашти Оньянкупонг жило рядом с людьми над землей. Однажды одна старая женщина принялась готовить себе толченое блюдо. И так как она слишком старательно толкла свою пищу, то не раз навершием толкушки попадала в Оньянкупонга, ударяя его в глаз, в нос аль в грудь. Оньянкупонг долго терпел данное бесчинство, а после разгневавшись ушел от людей на небо... Оставив свой народ, отпрысков без помощи и защиты... Разве в этом предании есть смысл? Есть ли в нем мудрость, значимость сказанных слов? На кого он рассчитан... на неразумную детвору.
  - Ну, по поводу угодничества темнокожих,- молвил Перший улыбаясь так благодушно, что кожа его лица, наполнившись золотым сиянием, поглотила всю коричневу.- Угодничество у них появилось по замыслу Стыня, посему и имеет такую силу... Малецыку, Стыню было нужно, чтобы ашти помогали дарицам, а для этого необходимо выделить одних над другими... И в первых заложить, неестественно-мощно само почтение... Насчет же предания, можно предположить следующее. Представь, девочка, что по первому какую-то информацию давали детям. Весьма сложно воспринимаемую, каковую они должны были осознать, обдумать много позже, скажем так с летами. Впрочем, с теми летами, они за сей значимый срок, саму точность изложенного подзабыли... Время шло, а сведения, знания передавали, чаще в устной форме, следующим поколениям, несомненно, добавляя туда прикрасы, али испытанное, пережитое самими рассказчиками... И вот, наконец, оно попало в твои руки... В нем вже, кажется, и нет истины, точности, соответствия, одначе все еще присутствуют как таковые знания, надо просто их там разглядеть... В данном же предание знанием является- уход... отбытие верховного божества, которое когда- то жило, а вернее бывало подле людей, в небеса.
  Есинька внимательно слушала молвь старшего Димурга и неотрывно глядела в его такие для нее родные глаза, кои она видела не только в воспоминаниях последние два месяца, но и во снах на протяжении всех двадцати лет. Нежданно она тягостно содрогнулась всем телом так, что густая испарина покрыла лоб и подносовую ямку, и чуть слышно произнесла, точно захлебываясь собственным дыханием:
  - Крушец! В род Оньянкупонг!
  - Что?- взволнованно переспросил Перший, и золотое сияние покинуло его кожу, окрасив ее в марный полутон с легкими рдяными брызгами.
  - Крушец! В род Оньянкупонг!- повторила слабеющим голосом Еси и тело ее наново судорожно дернулось, враз его объяла мощная корча, не только конечности, но и зримо уста.- Ты... ты так сказал... повелел ему... Ему- Крушецу... И он... он,- голос юницы снизился до едва слышимого шороха, губы, как и вся кожа лица, побледнели, можно молвить даже поголубели, глаза остекленело уставились в свод комнаты.- И он... он пытался... ,-теперь заколыхался и шепот, прерывисто выдыхаемый, словно через раз девушкой,- но меня... меня схватили... унесли... Я звал... звал...Отец... тебя Отец...Так больно... мне так больно.
  Тело юницы срыву подпрыгнуло на ложе и мгновенно его покинула корча, обаче вместе с тем голова тягостно дернувшись, запрокинулась назад и из широко раскрывшегося рта выбился яркий луч смаглого сияния, немедля надрывно завибрировавшего. Перший тот же миг, схватив Еси за плечи, поднял с ложа, и, прижав к груди ее напряженную плоть, прильнул губами ко лбу, успокоительно зашептав "умиротвориться". А минуту спустя в комнату чрез завесу вошел Асил, сжимающий в руке серебряный кубок на крохотной ножке и вместе с тем имеющий загнутый тонкий носик, да переплетенную в виде косички ручку. Старший Атеф вельми скоро, ибо ему была присуща торопливость движений, преодолел расстояние от завесы до ложа, и почитай упав пред ним на колени, опустив на пол кубок, обхватил голову девушки руками, также приникнув устами к ее макушке. Мощью своей любви, своим успокоительным шепотом Боги старались сдержать, умиротворить объятого болезнью Крушеца, не позволяя ему вырваться из плоти и тем самым, несомненно, погибнуть. Ибо хворый и вырвавшийся из Еси, здесь в космическом пространстве он мог потеряться. И даже то, что за векошкой неотрывно следовали особые создания Родителя, призванные в случае вылета лучицы поймать ее не значило, что Крушец находится в безопасности. Весь этот перелет, как и мгновенное перемещение, было рискованным шагом... шагом на каковой пошел Родитель потому, как сейчас мог спасти Крушеца один Он.
  Впрочем, стоило Асилу приникнуть к голове Есиньки, и прошептать, что-то полюбовное для Крушеца сияние тотчас погасло, да как бывало почасту рывком. Словно лучица разком теряла сознание или как говорили Боги отключалась. Тело юницы порывчато дернулось и обмякло, в руках Зиждителей, а губы едва слышно выдохнули:
  - Как больно,- и стало уже не понятно, кто молвил эти слова, Есислава или все же Крушец.
  - Милый мой... мой малецык,- с горечью в голосе проронил Перший, и теперь подхватив девушку под колени и шею, посадил к себе на колени, с нежностью прижав к груди.
   Асил уже выпустивший голову юницы, поднял с пола кубок. Он бережно притулил кончик загнутого носика кубка к губам Есиславы и неспешно влил ей в рот находящуюся в нем настойку, чем вернул молочный цвет ее коже. Девушка глубоко вздохнула раз... другой, и стала дышать много ровнее, степенно придавая живости чертам лицам. Медленно убрав от губ край кубка старший Атеф поднялся с колен, однако поколь не решился отойти и все еще внимательно смотрел сверху вниз на приходящую в себя Еси, уже открывшую очи, и легохонько шевельнувшую конечностями.
  - Ты, Бог Перший,- вялым, плохо подчиняющимся языком произнесла юница, с трудом стараясь сфокусировать взгляд на лице Бога.- Так любил ту девочку... ту... Владу.
  -Не будем поколь о том говорить, моя бесценность,- торопливо вставил старший Димург, страшась за состояние не столько плоти, сколько лучицы, и теснее прижал к себе голову девушки, уткнув свое лицо ей в волосы.
  - Будем,- настойчиво дополнила Есислава, и, втянув в себя запах Бога, точно ощутила подле себя Стыня... Так как Перший также пах ночной прохладой... свежестью ночи и стылостью сияющих звезд.- Хочу, чтобы ты знал. Ты любил Владу, я видела и ощущала это в воспоминаниях. Меня же нет... Ты все время был подле Земли и ни разу, ни пожелал меня увидеть, прикоснуться... А я так этого желала... И Крушец... Крушец он так тосковал по тебе. Я для тебя ничего не значу. Ты смотришь сквозь меня... и, кажется, даже сквозь него... А Крушец, он жаждет быть подле... он скучает... И тогда в первой жизни, когда вас разлучили... И он от той боли заболел и сейчас...
  - Милые мои, бесценные как я вас люблю... как мне вы дороги,- трепетно отозвался Перший, целуя девушку в голову, стараясь своей близостью и нежностью снять стенания Крушеца, оные уже не только озвучивались плотью, но были зримо видны Богам.- Но не все от меня зависит... малецык... не все... ни тогда, ни ноне.
  - Не правда! Не правда!- очень четко молвила Есинька и голос ее набрал силу.- Тогда, ты мог забрать его, но не стал, ибо для тебя было важнее благополучие Влады... Днесь все повторяется, однако и я тебе, вам более не нужна... Лишь Стынь и Липоксай Ягы меня любят,- юница прервалась и с дрожью в голосе дополнила,- вы меня увезете и убьете... Родитель убьет меня, поелику для него существенен один Крушец...
  - О, Есинька, что ты такое говоришь?!- вступил в разговор, перебивая сбивчивую молвь девочки Асил, в которой перемешалась обида, боль лучицы и ее собственная досада.- Родитель тебя не убьет. Он вспять хочет спасти вас обоих от гибели. Желает прекратить боли и цепь воспоминаний.
  - Все едино, моя плоть тленна, как и у Влады, оную вы так любили,- дошептала Есислава и от слабости сомкнула очи, хотя та ее молвь в объятиях Першего любящих, отцовских звучала не с болью, а с теплотой и радостью.- Значимым для вас был и есть лишь Крушец,- сейчас девушка говорила от себя.- Более ничего не имеет значения, ни Владу, ни я... Он это знает, но все равно тоскует и боится, разлуки с тобой, Перший... Но он, Крушец, это не всегда я... только иногда... И тогда, когда мы становимся целым, единым целым, я чувствую себя тобой, мой Перший, мой Отец.
  Досказав, Есислава смолкла и замерла, моментально уснув от выпитой настойки и объятий Бога. Его близости, чуткости, заботы, каковую ощущала, и как всякий человек, просто проявляла ревность к той, прежней плоти, коя теперь стала точно ее соперником.
  - Крушец... драгоценный мой,- едва слышно зашептал Перший, не прекращая целовать девочку в лоб, очи, виски и волосы.- Я виноват... Так виноват пред тобой... Я это знаю... Знаю, что вся тобой испытанная боль, страдания, хворь... Весь пережитый испуг случился по моей вине, по желанию обладать тобой, не отпустить от себя. Прости меня, если можешь... если слышишь.
  - Отец... Отец,- умягчено вставил в говор старшего брата Асил, и, наклонившись, облобызал его макушку головы прикрытую курчавыми, черными волосами.- Пожалуйста, успокойся, ты нужен... Нынче нужен лучице, девочке... Если ты сейчас разладишься, нам не удастся довезти лучицу до Родителя. Итак, такая постоянная нагрузка на мозг девочки, мощные куски воспоминаний, все убыстряющееся и более зримая мешанина слов... У лучицы явственно ощущается ухудшение, наверно уже не осталось целостных кодов, оттого такие выплески в мозг Есиньки. И коль не ты, не твоя поддержка малецыка, этот перелет несомненно закончится гибелью их обоих... И Дрекаваки не сумеют его уберечь от вылета из векошки.
  - Да... да, мой любезный, ты прав,- много ровнее отозвался Перший, и, испрямив стан, нежно огладил по волосам юницу, приголубив ее голову, и с тем крепче прижав хрупкое тельце к своей груди.- Ноне во имя Крушеца, надобно создать все условия для плоти... И почаще ее прижимать к себе, голубить, целовать, чтобы она не ревновала нас к Владелине и лучице... Ощущала нашу заботу... Умничка. Она такая умничка... Я все никак не мог понять, почему девочка нас сторонится, а она взяла и все рассказала. Просто золотая плоть... такая умная, любознательная, чуткая. Это явственно предпочтение Крушеца... Я еще в прошлый раз приметил, что малецык благоволит к чувственным, смышленым людям... Мой замечательный, неповторимый Крушец, я также скучаю по тебе.
  Перший все еще прижимая к себе девушку медленно поднялся на ноги и неспешно направился к своему креслу, на ходу легохонько ее покачивая, и продолжая, что-то трепетное шептать в лоб, однозначно желая, чтобы его услышала лучица. Асил развернувшись, молча, смотрел вслед брата с мягкостью и единожды волнением во взоре. Он нескрываемо любил старшего Димурга, сие всегда показывал, и вместе с тем остро от него зависел, от его нежности, напутствия, поддержки. Может потому, стоило лишь Першему опуститься в кресло и усадить на колени, спящую юницу, двинулся к нему, пред тем оставив на столике пустой кубок. Атеф остановился обок кресла Першего и полюбовно оглядел сначала девушку, посем темное лицо брата на которое вельми лениво возвращалось золотое сияние, являющееся признаком всех Зиждителей Вселенной Всевышний.
  - Крушец, ты назвал так лучицу?- погодя поспрашал Асил, однако тот вопрос прозвучал мысленно, иль может на ином недоступном для девушки языке.
  - Да,- также тихо отозвался Перший, и, положив правую руку на облокотницу, притулил на нее голову Еси, чтобы ей было удобно лежать, расправив не только материю сакхи, но выпрямив конечности.- Я дал ему имя... Он меня попросил. Ему не нравилось быть без величания. Сказал мне тогда: " Почему я должен ждать имя. Ждать так долго... Хочу, чтобы дал сейчас... Ведь у всего, что нас окружает, есть название... А лучица это слишком неопределенно."- Старший Димург широко улыбнулся и немедля растянувшиеся полные губы вспенили в целом на его лице сияние.- Как я мог противостоять такой разумности... такой чувственности... Крушец. Ему сразу понравилось это имя. Так, что можно сказать мы выбрали его вместе. Он, чтобы быть чем-то определенным... Я, чтобы привязать его к себе, чтобы не потерять, чтобы он не выбрал какую иную печищу.
  Есислава нежданно глубоко вздохнула, и, шевельнувшись на коленях Бога, отворила очи, пробуждаясь. Ее сны, особенно после настойки, всегда были кратковременными, они несли в себе единственную цель снять напряжение с плоти и умиротворить лучицу, потому пробуждаясь девушка чувствовала себя много бодрей. Сейчас она только мгновение справлялась со своими мыслями, судя по всему, вспоминая последнее, что было пред ее сном, а после перевела взгляд на лицо старшего Димурга и нежно ему улыбнувшись, сказала:
  - Бог Перший,- вкладывая в это величание, каковое Господу когда- то даровал Родитель всю любовь, живущую в ней, как к Творцу всего человеческого, так и Отцу божественного.- Значит этот Оньянкупонг, он не верховное божество, не Бог? А кто тогда?
  Лицо старшего Димурга воочью дрогнуло, похоже, не только каждой черточкой, жилкой, но и, в общем, всей поверхностью кожи. Бог нескрываемо не хотел говорить об Оньянкупонге, боясь болезненной реакции Крушеца, но молчать сейчас, когда девочка, наконец, с ним заговорила было тоже нельзя.
  - Может об этом... Неизвестно каком Оньянкупонге вы поговорите позже,- отметил Асил, он приметил трепыхание лица брата и попытался избавить его оттого неприятного толкования.- Позже, когда ты Есинька не будешь столь слаба и сможешь выслушать Першего.
  -Просто вельми занимательно, получается,- произнесла Еси, выслушав речь Асила, впрочем, не желая уступать Богам. Медлительно она вздела вверх левую руку и прислонила ладонь к правой щеке Димурга, сделав то самое, о чем давно мечтала.- Ты хотел, чтобы Крушец появился в человеческом роду Оньянкупонг, а он этот род у ашти считается божественным.
  - Не род, моя любезная... Оньянкупонг так величают ашти верховное божество,- неспешно роняя слова, пояснил Перший, явно раздумывая о том, что можно рассказать девушке.- Люди из рода Оньянкупонг никогда не жили на Земле... в Млечном Пути... Их роды существуют лишь в определенных Галактиках Димургов: Татания, Сухменное Угорье, Серебряная Льга... В Галактиках Атефов: Становой Костяк, Геликоприон... В Галактиках Расов: Синее Око, Золотая. Есть определенные роды в моих отпрысках, каковыми я дорожу... каковые обладают особыми качественными и нравственными характеристиками. И род Оньянкупонг из тех отпрысков. Одначе каким образом на Земле люди стали поклоняться божеству с величанием этого рода мне не ведомо. Ведь я расселением людей в Млечном Пути не занимался... Тут за всем приглядывал Темряй.
  - А кто воспитывал твоих отпрысков на Земле?- вопросила юница голосом, в котором все еще ощущалась слабость от перенесенного.- Духи? Дажба рассказывал, что когда детей привезли с Золотой Галактики, их тут воспитывали духи... Духи... Выхованок... Батанушко...Ведогонь...- Верно, воспроизводя воспоминания, молвила она и еще плотнее прижала руку к щеке Бога, страшась, убрав ее потерять с ним единение.
  - На начальном этапе, за детьми присматривают особые создания, это не только у Расов, это у всех Богов. И если у Расов- духи, у нас- нежить, у Атефов ометеотли и дзасики-вараси,- произнес Перший и почувствовав, как нежданно резко дрогнула, вероятно ослабнув, рука девушки покоящейся на его щеке торопко ее придержал, чтоб не разрушать витающего окрест них тепла.
  Асил мягко улыбнулся, вложив в сияние своих губ и кожи радость, что отрешенность девочки ушла окончательно, и днесь можно было ожидать более тесного соприкосновения. Бог медлительно обошел кресло брата, и, воссев на соседнее, оперся спиной об его ослон, с прежней теплотой не сводя взора с лица Есиньки.
  -В целом у Зиждителей много разнообразных существ,- продолжил толкования Перший и чуть развернув длань руки юницы, прикоснулся к ней губами.- Одни лечат бесицы-трясавицы у нас, лисуны и водовики у Расов, ваканы и камадогами у Атефов, другие учат... Есть те, которые занимаются выведением и улучшением видов животных, сортов растений, себе подобных и даже человеческих особей.
  - Ваканы,- протянула, точно припоминаючи Есислава, и губы ее такие же полные, как и у Димурга, тягостно дрогнули.- Они так больно лечат,- и в тембре голоса днесь прозвучала горечь, вроде она жаловалась Першему на Атефа.
  - Что ты сказала?- встревожено переспросил Асил, он, сидя справа от брата, мгновенно уловил и саму молвь, и огорчение в ней.
  - Сказала, что ваканы очень больно лечат... Потому я рада, что родилась не среди их народа,- молвила девушка, и теперь затрепетали, и ее рыжие, чуть вздернутые бровки, восстанавливая в памяти испытанную боль и невозможность о ней кому сказать.
  О том, что чувствовала у манан Еси не говорила даже Стыню, но нынче ей так захотелось пожаловать Першему... Першему, который был так близок, так любим... который мог пожурить Асила и приголубить ее.
  - Когда тебя лечили ваканы у манан было больно?- низко поспрашал Димург и наново словно поощряя, поцеловал в ладошку юницу.
  - Больно это не то слово... Больно мне сейчас,- ответила Есинька, теперь жаждая... жаждая рассказать ему... Отцу, все, что так давило... так мучило и терзало эти месяцы.- А потом я увидела воспоминание,- закончила свой сказ девушка,- и мне почудилось, точно кто-то крикнул в голове... И после Крушец молвил : " Больно... Отец... Отец... помогите..." И он стал с тех пор стенать, звать тебя, правда, когда я вернулась к Липоксай Ягы, затих... А где неделю назад опять появились воспоминания и его стоны... Только теперь он стонал так явственно, и я постепенно стала понимать, что он говорит... али шепчет.
  Еси смолкла и тотчас закрыла глаза, так как утомилась от слов, от испытанных чувств и от вновь припомненных переживаний, вместе с тем почувствовав успокоение, будто излитой на того кто сильней, мудрей собственной слабости.
  - Вот тебе на,- протянул мысленно Перший, або губы его не шевельнулись. Он медлительно приподнял руку вместе с головой юницы с облокотницы кресла, и, прижав к груди, весьма многозначительно взглянул на младшего брата.- Вот оказывается когда заболел Крушец, когда его лечили ваканы... Кто из вас: тебя и Круча давал распоряжение ваканам? Кто следил за исполнением и проверял самих бесиц-трясавиц?
  - Отец... Перший,- не только на губах, но и на коже всего лица Асила потухло золотое сияние, и оно враз стало желтовато-коричневым. - Я сам давал указание ваканам, потом их выслушал доклад. Это не они. Что? Что?- последние вопросы Атеф выплеснул вслух, верно, забывшись. Отчего зримо сотряслись нижние конечности юницы, покоящиеся на коленях Бога.
  - Успокойся,- все также мысленно отозвался старший Димург, и нежно огладил на ногах девушки пошедшую рябью материю сакхи.- Не надобно только негодовать и говорить вслух... Может это и не ваканы, они же знали, кто девочка,- Асил яростно кивнул, вроде стараясь и вовсе оторвать от собственной выи голову.- Значит точно не они. В них Вежды прописал особую почтительность к лучицам, особенно моим. Это, скорее всего, людские замыслы. Круч прощупывал тех, у кого жила Еси?
  - Должен был,- сие Асил послал мысленно, но так низко, что Перший едва уловил ту молвь, потому чуть свел свои черные брови и тем самым заложил меж ними тончайшую нить морщинки.
  - Ты, судя по всему, действия малецыка не перепроверил,- теперь слышимо старший Димург дыхнул досадливо и той сокрушенностью вызвал в очах младшего брата неприкрытое расстройство так, что коричневая радужка на них побледнев почитай до желтого цвета, единожды заполнила собой всю склеру.- Очень плохо, мой милый, что не проверил... Думаю, во время вмешательства вакан, Крушец почувствовал, что-то и попытался спасти от гибели девочку. Он уже делал такое в ее жизни и тогда приостановил смерть плоти... Судя по всему, и ноне содеял подобное. Сейчас надо выяснить какие мысли были у тех, кто окружал девочку у манан. Может подлили, что-то в еду, дали съесть какой-то яд, дурман. И сделай, бесценный малецык, это не откладывая, мы должны до прибытия к Родителю все знать.
  - Хорошо,- коротко отозвался Асил и прикрыл глаза, оставив там всего-навсе тонкую щель, не смея взглянуть на того, кто страдал явственно теперь по его недогляду.
  - Эта Уокэнда,- совсем лениво произнесла Есинька, каковая пред тем как уснуть, желала высказать и выяснить тревожащее ее до конца.- Она была такая грубая,- девушка чуток развернула голову, и, притулившись губами к сакхи, и единожды груди Першего досказала,- точно я ей, что-то плохое сделала. Почему Круч меня отнес к ней... к ним... мананам, таким чуждым мне людям? И почему погибла Дари?
  Есислава вопросив, недвижно застыла, перестали двигаться ее губы, колыхаться волосы и в комнате во всей, словно объятой той скованностью замерли, и сами стены, и кресла, и Боги. А миг погодя стало степенно тухнуть сияние стен, тем давая возможность забыться сном юнице, которая однако, ждала ответа.
  - Иногда так надо,- отозвался Перший, так как понимал, что оставить без ответа девочку сейчас не позволительно.- Было надо, чтобы ты пожила среди другого народа, соприкоснулась с их верованиями, традициями. Это полезные знания, опыт, который всегда пригодится. А Дари погибла, потому как всему приходит гибель, не только человеческому, но и божественному... У каждого свой срок бытия. У одних он вельми ограничен, у других растянут, у третьих поколь не определен. Порой это первоначально прописано в условиях существования. Порой лишь предопределено.
  Бог внезапно чуть-чуть подался вперед, и вместе с его движением качнулось кресло. Заколыхались его объемные бока, обтянутые аксамитом, с мягкой, короткой ворсой, и легохонько принялись покачивать в себе Першего и прижатую к его груди девушку. А маленькая в сравнение с маковкой, тем паче с четвертой планетой, точнее молвить, крошечная похожая на овально-вытянутое семечко зерна с округой макушкой и концом, векошка неслась в чревоточине, что насквозь пробила проход среди прозрачных и единожды не просматриваемых галактических стен, плотно подогнанных друг к другу. Двигаясь с огромной быстротой, векошка оставляла позади себя не только долгую радужную полосу света, мгновенно впитывающуюся в стены Галактик, она словно отплевывала комки густого света, лоскуты пламени и ошметки, какой-то весьма твердой породы, схожей с камнем. Все эти отломки, некогда единого целого стен Галактик, отскакивая от своих родителей, превращались в горящие сгустки, болиды, метеориты и вовсе малые по виду. На гладкой поверхности корпуса векошки порой проступали едва зримые бугорки с долгими серебристыми разрезанными на волоконца али сети хвостами. Лишь иноредь можно было разглядеть в них особых существ... Тех самых, что Асил назвал Дрекаваками, которые точно соединяли в себе черты животных, птиц. Ибо имели волчьи тела, мощные крылья и те самые светящиеся хвосты-сети. Дрекаваки достаточно плотно облепив векошку, прилегли на ее гладкую поверхность, напряженно замерев и инолды перекидываясь жуткими возгласами, оные человек назвал бы криками... Еще с десяток таких же созданий, широко раскрыв свои, переливающиеся почти зелеными сполохами пламени крылья летели вслед за векошкой, искусно лавируя меж оставшейся позади нее галактической мелочью.
  
  Глава четырнадцатая.
  Полет векошки, как казалось Есиньке, продолжался уже много дней... Много... Много, словно месяцы... лета. И хотя ее естество являлось божеством, человеческой плоти было присуще желание ходить по твердой земле, глядеть на небосвод: голубой и темно-синий с марными оттенками, встречать и провожать солнце. Посему девушка томилась той замкнутостью, ее изводил болями и дымками воспоминаний Крушец так, что иногда она не сразу понимала, где есть и кто подле. Шел лишь четвертый день полета, как утверждал, успокаивая, Перший... четвертый по земным меркам. Нервозность Еси нарастала, похоже, с каждым оборотом векошки, с каждым вздохом, стоном лучицы, отчего она почасту срывалась на предупредительную молвь Богов. Густое смаглое сияние многажды за день, когда она бодрствовала и не редко ночью, когда спала, вырывалось с под кожи головы, волос, рта, ноздрей, ушей и даже щелей - очей. И тогда Боги слышали уже стенания Крушеца : " Больно... Больно... Отец так больно". Несомненно, тяжелее всего приходилось именно старшему Димургу, который ощущал боль собственной лучицы всем своим божественным естеством и с тем степенно терял золотое сияние кожи, кое возвращалось только тогда, когда в лобызаниях или объятиях ему его передавал Асил.
  Перший и Асил, чтобы унять стенания Крушеца, прижимали девушку к себе, целовали, шептали его имя, успокаивали, просили... в общем, делали все, абы поддержать столь дорогую им обоим лучицу. Боги теперь не только дежурили обок юницы, они терпеливо выслушивали все пропущенные воспоминания, по мере ее состояния, поясняя те или иные беспокоящие отрывки... Отрывки, в которых так ясно проскальзывали имена, лица, поступки, чувства ушедшего. После каковых Есислава страдала физически и нравственно, также почасту плача, раздражаясь, обижаясь.
  Не редко девушка тосковала и не только по Земле, Липоксай Ягы, Стыню, но и на удивление по Кали-Даруге, по Першему. Очевидно, так выплескивалась из нее смурь Крушеца. В такие моменты юница полностью становилась недвижной, корча схватывала ее конечности, а из приокрытого рта сбивчиво выплескивалось имя Кали и Першего. Наверно лучица объятая болезнью, уже плохо соображала, что старший Димург всегда находится подле. Голова юницы болела все время, и если это была не острая боль, то ощутимое нытье, покалывание, иноредь от судороги в конечностях Еси не чувствовала перст на руках, стопы. Боги не просто умиротворяли девушку, так как она в них нуждалась постоянно, они сами растирали принесенными нежитью мазями перста, кормили, поили, и еще чаще носили на руках, точно малое дитятко. Они были терпеливы, мягки, заботливо и не отвечали, вернее даже не замечали, явных срывов юницы, грубости которая порой становилась безотчетной.
  - Когда мы, наконец, прилетим? Я уже устала?- негромко вопросила Есислава.
  Она стояла подле пустого кресла, опершись об грядушку ослона рукой, и смотрела в люкарню, что также, как объятия Першего, могло отвлечь ее от хандры, болезни и дурного расположения духа.
  - Скоро, моя милая, потерпи немного,- отозвался старший Димург прохаживающийся по комнате от кресла до ложа, как теперь знала девушка, внутри нарочно задуманной по желанию и для Кали-Даруги.- Просто тебе вчера было весь день плохо, потому пришлось сызнова снизить обороты векошки, а так бы мы завтра с утра уже прибыли. Одначе теперь полет несколько растянется.
  - Завтра с утра,- проронила Есинька вслед за Богом и надрывно вздохнула, одновременно жаждая, чтобы все скорее закончилось, и с тем страшась этого.- А если бы Стынь в тот день меня не принес на маковку, я ни куда не полетела бы?
  - Полетела бы,- немедля ответил Перший и на маленько остановился недалече от юницы внимательно оглядев ее с головы до ног.- Ты бы все равно отправилась к Родителю. Ведь ты понимаешь, что вам обоим сие необходимо... Если бы ты не болела, я смог перенести тебя мгновенно. Так как это делает Стынь, когда куда-нибудь перемещает. Но сейчас любые резкие толчки опасны для тебя, моя любезная девочка.
  Еси резко обернулась и зыркнув на Бога чуть заметно дернулась. То, что он был так близок и единожды далек, болезненно отдавалось во всей ее плоти, а может лишь в естестве, каковое изредка обретая себя, жаждало воссоединиться со своим Творцом, ворвавшись в левую руку и оставшись там навсегда. В комнате кроме девушки и Першего никого не было, Асил недавно вышел из нее чрез завесу, которая все еще кружила своей дымчатостью. Еси медлила еще чуть-чуть, а после направила свою скорую поступь к стоящему Господу, и, приникнув к его груди головой, крепко обняла. Желание находится подле него, порой становилось таким мощным, всепоглощающим, в такие моменты юницей правил Крушец, способный своей силой уберечь от смерти плоть.
  - Прости меня,- очень тихо протянула Есинька и глубоко вздохнула.
  - За что моя бесценность?- с нежностью в голосе вопросил Перший, приглаживая волосы на голове девушки, каковые она теперь почитай не причесывала, ибо это вызывало острую боль.
  Эта боль выплескивалась будто из недр кожи и мгновенно охватывала всю голову, отчего Еси гулко стонала, посему старший Димург несмотря на ее протесты повелел нежити убрать все гребни из уборной. Днесь осталась только длань Богов, коя вместо гребней приглаживала волосы на голове девочки, полюбовно их распрямляя, або последней вельми не нравилось ходить раскосмаченной. За последние дни полета Есинька перестала смущаться Зиждителей, и не только в разговорах, заботе. Она дозволяла им себя носить на руках, обнимать, целовать и сама тем почасту отвечала, словно сроднившись с ними, ощутив их общую сопредельность ей.
  - За вчерашнее... Асил,- та самая появившаяся соучастность Богов к ее боли, вылилась в то, что Есислава стала и старших Богов величать лишь по имени.- Асил, наверно, огорчился, что я сызнова стала говорить про вакан.
  И впрямь вчера перед сном Еси повела себя вельми грубо. Ее большую часть дня тошнило, а голова к вечеру стала такой тяжелой, будто туда, что-то положили, засим и вовсе резко стал дергать больной левый глаз, первый признак тревоги Крушеца. И случилось это не только из- за усталости плоти, а в первый черед из-за того, что в чревоточине, как пояснил Перший, проходили особый рукав, в каковом часточко трясет, несмотря на сниженные векошкой обороты. Есинька совсем измучилась, посему и выплеснула все накопленное на того, кого в тот миг менее боялась обидеть, на Асила. Она нежданно резко вскочила с кресла, прижала к левому виску и единожды глазу ладонь, и закричала, обращаясь к старшему Атефу, и не потому, что он говорил, а потому как сидел напротив нее:
  - Хватит! Хватит говорить! Не могу, не хочу вас слышать! Лучше бы велел своим ваканам вырвать мне глаз! Чтоб его никогда и не было, чтобы не болел... Все равно дрянь такая ничего не видит!
  Еси стремительно шагнула вперед, но тотчас конечности, позвонок свела болезненная корча, от каковой она, вскрикнув, повалилась на пол. Перший, поднявшийся с кресла синхронно с юницей, успел подхватить ее окаменевшее тело на руки и отнес на ложе. Они вместе с Асилом терпеливо и бережно напоили, потерявшую сознание девушку принесенной нежитью настойкой, а после долго успокаивали Крушеца, который болезненно звал, сквозь едва приоткрытый рот плоти Отца и Кали.
  Одначе поутру, если можно так молвить про сменяющиеся за люкарней многообразные формы и цвета космоса, Есинька пробудившись увидела подле себя Асила. Бог ласково ей улыбнулся, поцеловал в очи и лоб и сказал, что-то нежное, как всегда делал, напоминая тем Липоксай Ягы, чем самым всколыхнул чувство вины за давешнее.
  - Нет, моя дорогая, Асил не огорчился по поводу твоих слов,- мягко произнес Перший, облегченно вздыхая, так как страшился, что ее замкнутость, инолды приходящая, может вылиться в очередную корчу, воспоминание, и как итог потерю сознания.- Он огорчен одним, как и я, твоим плохим самочувствием.
  Старший Димург смолк, полюбовно приглаживая дланью волосы на голове девушке и та тишина, что была присуща только божественной мощи, с коей начинается всякое творение также, как и тьма, поплыла по комнате. Она изредка словно отталкивалась от белоснежных стен, оставляя на их поверхности серые полутона. Порой те полутона превращались в черные, крупные пежины, схожие с пятнистостью живых существ обитающих на Земле, и Есинька притулившая свою голову к груди Бога, улыбалась, так как знала из пояснений Першего, что стены, когда Кали путешествует в векошке, не белые, а темно-синие. Потому как демоница любит темные цвета, присущие обобщенно ее Творцу.
  - Перший,- нежно протянула юница имя Господа, ощущая... испытывая несравненную ни с чем радость, что может находится подле него.- Все хочу спросить... А каким образом, вы, Боги, такие маленькие, слабые... в сравнение не с людьми, а с системами, планетами можете творить мир? Видимый нами мир: леса, поля, реки, озера и сам космический: планеты, звезды, системы.
  - Ну... мы не такие уж маленькие и слабые, даже в сравнение с видимым миром, достаточно мощные,- медлительно отозвался Димург. Он всегда отвечал на ее вопросы, но временами так искусно уводил тему разговора, что девушка не просто не понимала его молви, а точно теряла и саму суть вопрошаемого.- Просто при тебе свои способности мы не выставляем, абы не напугать.
  - Да, нет... Я не о вашем росте, или способности уничтожить без оружия живое существо, которое при мне показал Круч,- немедля вставила Еси, торопясь высказать, выспросить, покуда Бог не перевел толкование.- Я о другом. Вы в сравнение с тем, что я вижу все эти дни такие же махие зернятки, как и векошка в оной мы летим. И каким образом такие малые силы могут творить столь величественное, необъятное как системы, планеты и звезды.
  - Не всегда мощь сосредоточена в размере, габаритах, вместимости и объеме,- произнес Перший и поцеловал юницу в макушку головы, удержав в объятиях, поелику она, дернувшись, явно пожелала их покинуть.- Да и потом, сила... чаще всего таится в частичке... искре... каковая обладает необходимыми качествами для зарождения жизни. Есть множество возможностей творить систему и всегда зачатком рождения, так называемого пахтания материи, будет выступать та самая искорка... Искорка- Бог. Для того, чтобы начался процесс сбивания, можно, к примеру, сомкнуть пространство до определенной, малой кубатуры... И в той сравнительно небольшой емкости сотворить замешивание скопившейся, скучившейся субстанции.
  - Что такое пространство?- медлительно растягивая слова, вопросила Есинька, с трудом не столько понимая, сколько представляя себе, о чем Бог рассказал.
  - Пространство, особая форма материи, которая имеет определенные параметры: объем, размер и свой характерный облик,- пояснил, днесь вельми не понятно Димург, и, прервавшись, прикоснулся губами ко лбу девушки с под кожи, которой неожиданно стал выбиваться дымчатый смаглый свет.- Если сказать доступнее, пространство чем-то напоминает эту комнату. Коль нам удастся, сдвинуть в ней стены она приобретет значимо меньшие размеры, и мы тогда в ней легко и быстро вымоем полы.- Бог часто приближал Есиславу к обыденности человеческой жизни, стараясь, ежели, конечно, хотел объяснить, приводить примеры из людского бытия.- Это самое действие, сдвинуть стены и называется сомкнуть пространство.
  - Разве такое возможно? Сдвинуть стены комнаты, они же изменят свою форму... или у пространства стены не твердые?- Еси словно и не вопрошала, а утверждала, меж тем оглядывая комнату.- А кто из Богов такое может делать?- теперь прозвучал спрос.
  - У пространства, как и у всего стены прочные, но они имеют определенную структуру, посему могут менять и форму, без разрушения собственного естества,- ответил Перший дыхнув сие вроде как в голову юницы и огладив ладонью волосы, стараясь молвью, любовью и близостью снять трепыхание Крушеца.- Из Богов смыкать пространство доступно мне и Дажбе... Дажба вообще уникальный малецык, только он еще юн, посему ему не дозволительно поколь творить многие формы пространства. Только некие из них... За ним надобен глаз да глаз, ибо он, как и все молодые Боги, старается скорее попробовать свои силы. Да и Небо порой толи недосматривает, толи нарочно пропускает действия малецыка.
  - Дажба,- повторила имя Бога Есинька...
  Имя Зиждителя коего вельми любила и ноне на коего все еще досадовала за гибель Дари. Девушка слегка отклонилась от Димурга и заглянула в его темно-карие очи, где радужка сглотнула и сами зрачки, и желтоватую склеру. Засим она трепетно дотронулась до груди Першего, точно тем касанием могла ощутить, оценить его мощь, и, понизив голос до шепота, добавила:
  - Наверно на это способны лишь мощные Боги... А остальные Боги, чем занимаются?
  - Все разделено... У каждого Зиждителя свои способности, возможности и обязанности,- отметил Перший, тревожно оглядывая Еси, потому как она вдруг на малость сомкнула глаза и вроде ослабла в его руках.- Как в целом и у каждого творения Вселенной. У духов, нежити, бесиц-трясавиц, человеческих народов, разнообразных племен, животных, трав. Каждое создание рождено для определенной функции, с нужным количеством кодов, иноредь вложенными законами, и является необходимой частью всего бытия. Нет не нужных, не надобных созданий, все продумано, прописано. Несомненно, порой случаются неполадки в работе системы, планеты, аль отдельного вида... Изредка бывают испорченные создания, с изъяном, но их или чинят, или уничтожают таким образом, чтобы сохранялась гармоничная целостность.
  Есислава внимательно слушала речь Бога, его пояснения, словно вела весь разговор к чему-то более для нее важному. По мере толкования смаглое сияние пробивающееся из-под ее кожи то наполнялось насыщенностью, то наново бледнело. Нынче же и вовсе белая склера в обоих глазах юницы зримо зазолотилась, а само сияние рывками завибрировало, похоже, намереваясь вырваться, аль вспять окончательно померкнуть.
  - Хотела спросить вот о чем,- наконец озвучила она, что ее особенно волновало.- К дарицам, я видела это в воспоминаниях, когда-то привезли девочек, на которых и женились мальчики с Зекрой, создав семьи... продолжив род... И Вещунья Мудрая, царица белоглазых альвов, сказывала тогда Владе, что те девочки они вроде как без душ.- Есинька туго вздохнула, и самую малость, вздела вверх свои рыжие бровки, тем самым воссоздавая слова из воспоминаний,- девочки эти не будут иметь душ, так говорила царица альвов,- дополнила юница.- Того естества, сущности, что составляет мальчиков, ибо они нужны лишь для правки кодов, рождения потомства и заботы о мужьях. Они чем-то будут более близки животным, чем людям, так как умерев не смогут возродиться вновь и иметь иную жизнь. Они созданы для определенной цели, выполнив каковую, исчезнут... Исчезнут... Но выходит и Влада, и я мы тоже без души, поелику Крушец... Крушец, не душа... Он лучица, другая форма жизни... Какая?
  Яркое полыхание нежданно пробилось, и, вырвавшись с под кожи, заполонило всю голову Еси. И тотчас ее тело надрывно дрогнув, ослабло, а голос, сорвавшись, потух. Бог торопко подхватил ее на руки, и, приникнув устами ко лбу, полюбовно зашептал, слышимо для лучицы: " Милый мой, ну, что ты? Что? Потерпи я рядом... подле... потерпи совсем немножко. Умиротворись, успокойся, мой бесценный Крушец, малецык!"
  В комнату скорой походкой вошел Асил и сразу направился к стоящему брату, оно как сияние хоть и трепетало, но не спадало и им все чаще удавалось умиротворять Крушеца только вместе. Старший Атеф, вызванный Першим, понеже они всегда так поступали, коли у лучицы начинался приступ, связываясь меж собой мысленно, еще одна способность Зиждителей, торопко подступил к брату и приник к голове девушки, но уже к макушке. Он не только нежно прикоснулся устами к россыпи рыжих волос Есиньки, но, как и Димург, зашептал, что-то доброе, полюбовное. Прошло не больше минуты, как сияние степенно стало спадать с головы девушки, и она глубоко вздохнув, точно тем обретая себя, отворила очи. Еще мгновение юница приходила в себя, а когда Перший отклонился от нее, ласково на него взглянув, вельми настойчиво молвила:
  - Я права,- так будто и не было того болезненного ее состояния, и она прервалась, абы перевести дух.- Ответь Перший... У меня нет души.
  - Сейчас объясню,- умягчено отозвался Димург. Он, безусловно, не хотел отвечать юнице, и данное нежелание сквозило в его лице так, что кажная жилка на нем зримо колыхнулась, одначе ноне не смел молчать.- Только давай присядем.
  - Нет, ты днесь меня отвлечешь от моего вопроса,- упрямо протянула Есинька и слегка приподняв голову, тем самым покинув полюбовные руки Асила приткнула ее к груди Першего.- Ты так часто делаешь. Не думай, что я того не замечаю. Посему ответь... Я хочу знать... Эти воспоминания про душу, они приходят чаще иных и Крушец...он, после шепчет, говорит и вовсе нечто не вразумительное.
  - Невразумительное?- встревожено переспросил Атеф, и, положив руку на плечо брата, переглянулся с ним, словно нуждался в его божественной поддержке не меньше, чем плоть и лучица.
  - Да. Последние дни, все чаще и чаще вижу воспоминания про тех девочек, про Вещунью Мудрую... И слышу, что он шепчет... стенает и все время про душу,- произнесла Еси и чуть слышно заплакала, роняя слезы вглубь голубой материи сакхи Першего и целуя его разгоряченными губами в грудь.
  - Хорошо, я поясню, ты только успокойся,- продышал старший Димург.
  Он крепче прижал к себе тело девочки, и, прислонив свою щеку к ее голове, нежно покачивая вправо... влево принялся ходить по комнате, неспешной своей поступью умиротворяя плоть и лучицу, а описанным коло, вероятно, успокаивая младшего брата.
  - Большая часть существ, творений созданных Богами,- погодя начал сказывать Перший, и на тот момент Еси прекратив плакать, замерла в Отцовских объятиях Бога, так сильно напоминающих ей объятия ее земного отца Липоксай Ягы.- В том числе и человек однолики,- голос Димурга не только звучал поясняюще... Он плыл, остужая всякую горячность, сдерживая все хлипы и вздохи, стенания Крушеца и явственную удрученность стоящего почитай подле кресла Асила.- Однолики, это значит, состоят всего-навсе из плоти, которая является их основой... Люди считают, что душа, невещественное естество, каковое несет в себе божественный образ и личностные качества, в целом снабжающие али определяющие суть самого человека. И думают, что душа бессмертна, а тело для нее выступает лишь как материальный носитель. Но то, что люди подразумевают под душой, есть нечто иное, как крошечная искорка, которая попадая в плоть... частности в мозг заводит в ней движение жизни. Она сплачивается с мозгом, создает внутри мощные структурные склейки и является чем-то вроде накопителя... Сама искра не несет в себе личностные качества. Она может являться крупинкой от некогда рожденной Богом общей искры, а может быть только отломышком от той самой крупинки... Впрочем, неважно первая это искра, крупинка аль уже отломышек, именно она выступает в роли двигателя... двигателя жизни человека. Она находится в мозгу до смерти, когда по какой-либо причине отключает его работу и покидает плоть, отсоединяет от того самого движения тело. И если даже у человека стучит сердце, функционируют иные органы, но обесточен мозг, такой человек, в сущности мертв. Процессы в самом мозге остановлены, возврата к движению не произойдет. Посему для человека важна сама жизнь, в данном теле он и является личностью, существом, созданием... Второго шанса не будет, другую жизнь не получится прожить, ибо ее не будет... Искра, та самая, которая когда-то дала толчок к бытию, не будет содержать в себе его суть, абы не есть естество... не есть душа... Человек должен жить в данный момент времени, когда рожден, когда он есть и может осознавать себя личностью... Осознавать свое- Я! Он должен жить согласно вложенных в него кодировок и прописанных Богами законов, а именно наполнять свое бытие любовью, трудом, семьей, землей и радостью. Только тогда человек может быть морально удовлетворенным, счастливым, когда живет простотой бытия, уважает себя и тех, кто подле него.
  Перший прервался, так как Есинька сомкнула глаза, словно укаченная теплотой его голоса, подумав, что она заснула. Обаче стоило ему смолкнуть, как она торопко открыла очи, и, прильнув губами к груди Господа, медлительно отстранилась от него, тем самым попросив спустить ее с рук. Старший Димург немедля остановился и также неуверенно склонившись, поставил юницу на ноги, с нежностью оправив на ней золотую материю сакхи и приголубив на голове волосы, впрочем, не отпустив ее от себя, а ласково-настойчиво придержав за локоть.
  - Простота бытия,- задумчиво произнесла Еси, и слегка приподняв голову, воззрилась в лицо Бога.- Так жили те дети... мальчики, которые прилетели с Владой. Предки дарицев.
  - Да,- продолжил толковать Перший,- так жили те мальчики, до тех пор поколь не стали разделять себя на касты. Иногда такое людям удается, не делить общество на касты, не обособлять одних от других, но вельми редко... У Димургов в Галактике Татания в системе Купавки есть планета Палуба, где человечество вельми успешно обитает уже достаточно значимое время. Оно до сих пор не утеряло простоты жизни, и, опираясь на оставленные мною законы, сохраняет разумность бытия. Там нет каст, привилегий, нет разделения на высшие иль низшие сословия. Наверно про них можно сказать, что палубцы счастливые люди... Такие люди не зря проживут свои жизни, оставив после себя здоровое потомство, получив от самого существования радость, любовь, наполненность положительными эмоциями и чувствами, такими как смех и нежность, веселье и упоение... Это то, что касается людей, их рождения и бытия... Но ты... ты, Еси уже не обладаешь искрой, поелику находишься на ином рубеже развития. В тебе наблюдается трехгранность... Основа тебя Крушец впитавший в себя естество Владелины и ты, оную суть он также впитает.- Димург протянул левую руку к голове девушки и трепетно провел по макушке, кажется, той теплотой вспенив дотоль приглаженные волосы.- Естество твоего мозга... И ты на самом деле не тленна. Сущность тебя, твоя личность, твое - Я, останется жить в Крушеце, подле Крушеца. Ты станешь с ним единым целым, с ним и с Владелиной, и одновременно сохранишь свой лик, суть, личность. Крушец будет многогранен, как и иные Боги, оные сутью своей многозначны и многообразны, имеют определенную суть рождения и взращивания, посему и обладают особыми способностями. Каждый лик божества неотделим от целого и первоосновы, они словно дополняют его своим содержанием, придавая определенную тонкость и силу. И единожды каждый лик продолжает содержать собственную суть, отображает личность человека, каковым когда-то был.
   - Значит Крушец,- взволнованно молвила Есинька и тягостно дрогнула, точно намереваясь вырвать из руки Бога свой локоть.- Крушец будущий Бог... Он Бог, как и вы... и твой сын?- Перший медлительно кивнул и еще крепче ухватился за руку девушки, с тем удерживая ее от раскачивания, и не давая возможности отойти от него.- Теперь понятно,- в такт колыханию тела сотрясся голос юницы.- Понятно, почему вы так опекали Владу, почему ваши сыны были подле меня, учили, оберегали... Потому как во мне живет, растет Бог... Я о том догадывалась, о том сказывал Липоксай Ягы, но мне все же не верилось. А теперь вы везете меня к Родителю, чтобы спасти от гибели Крушеца, потому как он заболел. Ведь больна не я... он?- много ровнее вопросила она.
  - Да, болен он,- откликнулся Димург, и зримо успокоенный спросом юницы, провел перстами по ее лбу и очам.- Ты хоть и хрупкая здоровьем, но ноне не больна. А глаз в силах поправить бесицы-трясавицы. Но Крушец, чей частью ты являлась, есть и будешь, нужна помощь Родителя. Только в его силе уберечь его от гибели.
  - Он боится Родителя,- протянула Есислава и вздохнула, проникновенно, вероятно, сочувствуя страху своего естества.- Помнит, как его пленили по распоряжению Родителя... Помнит свой страх, и боится, что вас наново разлучат... Разлучат с тобой Перший, а он этого не сможет теперь перенести, слишком к тебе привязан и тоскует... Крушец шепчет, что Родитель его заберет, а меня уничтожит.
  - Нет!- вставил в толкование девушки и брата свое веское слово Асил.
  Бог довольно быстро преодолел разделяющее их расстояние, и, остановившись обок Есиньки, положил ей на голову ладонь, ибо волосы последней вновь стали озаряться сиянием и приобрели почитай золото-коричневый цвет.
  - Родитель излечит Крушеца,- добавил старший Атеф, стараясь угомонить тревогу человека и лучицы своими объяснениями.- И не станет уничтожать тебя Есинька, наша драгоценная девочка. Так как ты также важна ноне в становление Бога. Ты не должна бояться Родителя, он никоим образом вам не навредит, тем паче сейчас, когда бесценный Крушец так болен. Он вспять вас спасет... И ты, Есинька, не должна разъединять себя и лучицу, вы должны наоборот сплачиваться, быть единым целым. Болезнь Крушеца нарушила ваши связи, потому-то ты стала чувствовать отстраненность от него, раздвоенность, что для вас обоих опасно. Теперь только наш Родитель сумеет помочь. И не ты, не Крушец не должны его бояться, ибо именно страх и вызывает приступы болезни, с каковыми нам все сложнее справляться.
  - Прости меня за грубость Асил,- молвила Есислава, и, отступив от Першего торопко развернулась к старшему Атефу, с нескрываемым огорчением взглянув в его лицо.- Мне очень стыдно за свое поведение. Но иногда я не в силах собой руководить. Он просто шептал... шептал весь день, что-то назойливое, безумное и я... я так...
  - Тише моя девочка,- успокоительно произнес Асил, и, обняв юницу, прижал к себе.- Я не сержусь, все понимаю. Просто ты нам сказывай... все время сказывай о своем и его состоянии, не таись, чтобы мы могли помочь. Мы не смеем тебя прощупывать, або Крушец вельми на то болезненно отзывается, потому лишь ты одна и знаешь... ведаешь как он там.
  Еси сомкнула глаза, успокоенная полюбовными словами Асила, припав к его груди, она и в нем, как и в Першем, находила необходимое для Крушеца умиротворение. Одначе миг погодя внезапно почувствовала легкое покачивание не только тела, но и желудка, и ее словно мотнув, вновь стало подташнивать.
  - Опять прибавили обороты,- недовольно сказал старший Атеф, ощутив своим естеством колебание плоти юницы.
  Он тотчас подхватил Есиславу на руки, и, прижав к себе ее голову, схоронив от стороннего вмешательства в своих объятиях, понес к креслу.
  - Сходи Отец сам к Лядам,- добавил Асил погодя, усаживая девушку на кресло.- И сам прикажи... Они меня слышат только с третьего раза, да и то не надолго, как видишь.
  - Это просто схлестка граней Галактик, потому Ляды и добавляют обороты,- отозвался Перший, одначе все же направился вон из комнаты, пропав в серебристо-клубящейся дымке.
  Асил, между тем поправил сакхи на сидящей Есиславе, одернув материю книзу, и поцеловав ее в лоб направился к креслу напротив, степенно воссев на него. Девушка с тоской воззрилась на колышущеюся завесу, всяк раз когда Перший в ней скрывался, ощущая тугую смурь, в такой момент в ней сходилась в единое ее любовь и тоска по Липоксай Ягы, с любовью и тоской Крушеца к Отцу. Потому Димург оставлял юницу очень редко, лишь тогда, когда она спала или была острая необходимость в его указаниях.
  - Он сейчас придет,- нежно произнес Бог, проследивший за взглядом Еси.- Ты не тревожься. Просто векошка принадлежит печище Димургов и Ляды управляющие ей, меня не больно слушают. Если бы это была моя векошка, Оренды исполнили мои указания беспрекословно.
  - А, что у Атефов тоже есть векошки?- удивленно вопросила Есинька, и, сделав над собой усилие, перевела взор на старшего Атефа.
  - Векошки есть на каждом космическом корабле,- медлительно отозвался Асил, он вообще не любил вдаваться в подробности. Однако никогда не умел, как старший брат незаметно для юницы перевести разговор, потому всегда отвечал неспешно, надеясь, что Перший его прервет и перехватит на себя инициативу. Несомненно, эту привычку переводить особо острые моменты толкования Еси приметила. Она также приметила, что коли Атеф говорил, его ответ был более ясным, понятным для нее, потому всегда когда они оставались наедине задавала ему особые вопросы, стараясь выведать, что не смогла узнать от Першего.
  - Не только у Димургов, Атефов, но и Расов,- продолжил Бог все также не торопко.- Это одно из устройств, каковое есть везде. Неважно пагода это Отца, моя кумирня, зинкурат Небо, или айван Дивного. Ее только вельми редко используют. В основном на них путешествуют демоницы. У Димургов Кали-Даруга, так как является наставником всех сынов Отца. У Расов по большей части ее сестры Калика-Шатина или Калюка-Пурана. Конечно, я не говорю про Седми, который также вскормленник Кали-Даруги... У нас же, у Атефов Кали-Даруга воспитывала Велета и Круча, Калюка-Пурана взращивала Усача, а Стырю Калика- Шатина. Посему малецыки почасту посылают за демоницами, ибо вельми к ним привязаны.
  В этот раз Асил сказывал как всегда четко, выдавая Есиньке достаточно интересную информацию о демоницах, которую она не знала, и которую ей не выдал в свое время Перший. Потому девушка не перебивала Бога, а вопросила всего-навсе тогда, когда он смолк, намереваясь вызнать как можно больше:
  - Значит, Кали-Даруга взращивала и Крушеца,- это был не столько спрос, сколько его прелюдия, чтобы Бог отвлекся.- А почему Кали-Даруга растила так много Богов? Коль я не ошибаюсь без Крушеца восьмерых?
  - Девятерых,- задумчиво отозвался Асил, и расставленными перстами огладил нависающий над лицом лоб, всколыхнув на коже золотое сияние, оное нежданно пошло какими-то долгими полосами.
  - Девятерых?- переспросила Есинька и губы ее зримо дрогнули, понеже болезненно заныл левый висок.
  Сие поспрашание, точно вернуло ощущение реальности Богу, и он спешно вскинув взгляд на девушку, согнал с лица и полосчатое сияние, и задумчивость, достаточно бодро сказав:
  - Кали-Даруга первая из трех сестер. Она воспитывала старших сынов каждой печищи. И ее знания особые, в них заложена определенная способность взращивать, так называемых хрупких... уникальных Богов.
  Старший Атеф немедля прервался, вероятно, стараясь уйти от одного не дюже приятного вопроса, он угодил в не менее опасное место, где поток вопросов Еси становился неисчерпаемым. Бог о том ведал и вельми обрадовался тому, что чрез завесу в комнату вошла нежить с блюдом в руках и направилась к столику.
  - О! Ночница пришла.. принесла тебе покушать,- молвил он теперь вельми скоро, и поднялся с кресла, намереваясь проводить или отнести девушку к столу.
  Есинька одначе решила идти сама. Вообще так почасту бывало, что после приступа у Крушеца, она погодя полностью обретала себя, будто и не теряла силы, не теряла сознания. Потому девочка также поднялась с кресла, впрочем, так как не выяснила всего чего желала, произнесла:
  - А кто такие эти Ляды и Оренды, что управляют векошками? Духи, нежить, бесицы-трясавицы?
  - Они управляют не только векошками, вообще космическими кораблями,- днесь Асил хоть и ответил, но зримо попытался уйти от разговора, посему развернулся в сторону стола, ласково провел дланью по спине Еси, тем поощряя ее идти.- Это не духи, не нежить. Ляды и Оренды иная форма жизни, ничего общего ни имеющая, ни с бесицами-трясавицами, ни с чертями, ни с людьми. Они вообще отличные, созданные не из плоти, и костей, а на вроде разумного устройства. Мне вельми сложно объяснить тебе, на что похожи эти создания...
  - Наверно на антропоморфа,- отметила юница и теперь почитай подталкиваемая Богом в спину двинулась к столу.- Они похожи на антропоморфа, который когда-то украл Владу.
  - Нет... не на него,- теперь однозначно в голосе Асила прозвучала растерянность, он, явственно не знал, как избавиться от вопросов девушки.- Антропоморфы сутью своей машины, а Ляды и Оренды скорее можно отнести к такому органу человека как мозг, ибо обладают разумностью принимаемых решений и особым способом их внедрения, исполнения.
  Когда Есислава в сопровождение Атефа подошла к столику, Ночница уже его накрыла, убрав с блюда покатую крышку, пристроив справа ложку, поправив лежащий чуть левее влажный ручник. Торопко сделав несколько шагов в сторону и назад, она недвижно застыла, не забыв приклонить голову. Стоило юнице опуститься за стол, а вздохнувшему, кажется, всей плотью Асилу отойти и приняться фланировать по комнате, как нежить ретиво подступив к столу, стала наливать в голубо-прозрачную с отвесно загнутыми вверх краями тарелку из глубокой чаши навар. Из коричнево-красноватого густого навара выглянули не только морские гребешки, креветка, рыба, кальмары, но и зеленый листочек терпко-пахнущей травы, густо сдобренной сметаной. Вот еще не раз вызывающее в Еси вопросы, каким образом не только на ее столе появлялась свежая зелень, рыба, мяса, но и иные продукты, каковые она вдруг... почасту именно вдруг хотела съесть. На это Перший в свое время отозвался одной фразой "доставили". Однако пояснять, как именно доставили не стал, как и не стал о том говорить Асил, хотя девушка его не раз спрашивала. Впрочем, она сама предположила, что доставляют пищу на векошку тем самым мгновенным перемещением, по определенному каналу величаемому "коридор пространства... коридор перемещения - малик". Все же старший Атеф был более открыт пред Еси.
  - Кто это?- вопросила Есислава у прохаживающегося Бога, и кивнула на стоящую подле нее нежить.- Ночница-эка или Ночница-чатур?
  Асил на малеша застыл почитай напротив нежити, внимательно всмотрелся в лицо, также пронзительно прошелся взглядом по всей ее получеловеческой-полукозлиной фигуре, и, пожав плечьми, ответил, несомненно, радуясь, что вопрос оказался днесь таким приземленным:
  - Не ведаю, Есинька. Мне их сложно различать.
  - Мне тоже,- согласно поддержала Бога юница, неотрывно глядя в плоское треугольное лицо нежити, где самой значимой чертой была клиновидная, короткая бородка.- Как Отец,- иногда при Асиле девушка так величала Першего, в том поддерживая и его самого, и Крушеца, да и вне сомнений выражая собственные чувства.- Их различает не пойму... У них совершенно одинаковые лица... очи, губы и даже эти бородки.
  Ночница нежданно широко улыбнулась, вероятно, желая придать мягкости своему безобразному лицу, обаче тем самым растянула губы, явив вместо рта плотную розовую перегородку. Есислава немедля перекосила лицо и тягостно сотряслась всем телом. Также торопко девушка перевела взор на тарелку, и, уставившись на выглядывающую из навара креветку, дюже сердито дополнила:
  - И коль не создали рта, нашто было вкладывать в уста улыбку... Уж такое нелицеприятие, после оного и вовсе есть не захочется.
  - Ночница-чатур,- властно и гулко молвил входящий в комнату Перший и кивнул нежити на завесу.- Поди отсюда, и не забудь принести настоя нашей милой девочке.
  Ночница-чатур не мешкая склонилась, не только своему повелителю, но и Асилу, и юнице да пристроив половник подле глубокой мисы, направилась вон из помещения.
  - Зачем Мор, ибо это он, Еси, творил Ночниц, как и большую часть нежити, вложил в их уста улыбку, я не ведаю,- значимо произнес Перший, и, направив поступь к стоящему брату, мгновенно окинул его взором. Димург досадливо качнул головой, судя по всему, прощупав его и оставшись недовольным, как и дотоль откровенностью Атефа. - Я о том его многажды раз спрашивал, но малецык толком ничего не смог пояснить. Он был очень юн, когда создавал Ночниц, первое его творение... Несомненно, горячился, жаждал попробовать свои силы... экспериментировал.- Перший остановился обок брата и нежно огладил его черные, прямые волосы на голове.- Я на тот момент не стал вмешиваться, чтобы не расстроить малецыка, посему и получилось такое нелицеприятное существо. Однако вся остальная нежить выглядит многажды миловидней... Но ежели тебя, моя милая девочка, раздражают улыбки нежити, скажи, и я им запрещу.
  Еси, впрочем, никак не отозвалась, она взяла перстами ложку, и стало лениво водить ею в густом наваре, вылавливая оттуда креветки, которые ей всегда нравились.
  - Нужно, хорошо покушать,- строго молвил Перший... Касаемо пищи Бог всегда говорил строго и властно, оно как если б не эта авторитарность его тона юница и вовсе перестала есть.- Тебе, Еси, нужны силы. Ты сама выбрала блюдо, посему прекращай излавливать там, а кушай все. Человеку, как и любому существу для жизни необходимо питание, без него он ослабнет и погибнет. Потому кушай и возьми...
  Старший Димург резко прервался и устремил взор на лежащий на плоской тарелке нарезанный ровными треугольными кусочками белый и ржаной хлеб. Есислава проследив за взглядом Бога, ухватила левыми перстами ломтик ржаного хлеба, и, протянув в сторону Першего, звонко засмеявшись, молвила:
  - Хлеб... Возьми хлеб, ты хотел сказать,- густой румянец оттого зазвончатого смеха выплеснулся на щеки юницы.- Ты не ведаешь? Не ведаешь Перший, что это хлеб.
  - Просто забыл, как он называется,- по-доброму отозвался Димург, и, протянув в сторону девушки левую руку, как дотоль голубил волосы брата, огладил и ее рыжие кудряшки, широко просияв. Господь был не просто доволен, он обрадовался тому, что девочка засмеялась, впервые за дни их полета да еще так звонко, жизненно.
  - Я же не питаюсь им,- дополнил Перший свое толкование.- А у человечества, его величание столь множественно... Тут и хлеб, и тортиллас, фокачча, рейкялейля, пита, хала, матлу, тамтун, мсеммен, наан... Что порой можно и позабыть каково его название в твоем народе.
  - Ого!- уважительно дыхнула Есислава, мгновенно прекращая смеяться и становясь серьезней.- Сколько ты назвал...- И тотчас опустив руку, добавила,- прости, не хотела тебя задеть.
  -Нет, нет, порадовала своим смехом,- ласково протянул Димург и также нежно провел перстами по лбу и очам, тем будто передавая радость и любовь своему бесценному Крушецу.- Кушай, моя любезная. Нужны силы тебе и малышу, коего ты носишь под сердцем.
  - И Крушецу?- чуть слышно вопросила девушка, ощутив, что тепло Перший днесь подарил не ей, а послал объятой болезнью и столь им дорогой лучице.
  - Крушецу, это не нужно. Он поколь тратит те силы, что были в него вложены,- дополнил Бог.
  Он неспешно убрал от лба Еси руку и немного отступил назад так, чтобы быть подле, наблюдать и одновременно не давить, давая возможность спокойно ей покушать. Вслед за ним шагнул и Асил, став много правее брата, вместе с тем не заслоняя юницы. Левая рука отступившего Першего зримо качнулась вперед...назад, по поверхности кожи пробежало густой зябью золотое сияние. Оно вмиг всколыхнуло широкий, слегка выпячивающий шрам, начинающийся от кончика указательного пальца вплоть до локтевого сгиба на руке, и с тем всколыхнуло желание в юнице припасть к нему. Девушка часто, когда находилась в объятиях Бога, прикладывалась устами к тому шраму, иноредь делая сие не осознанно, под напором чувств Крушеца, который жаждал единения с тем местом, где появился и взрос.
  
  Глава пятнадцатая.
  - Рукав прошли? - вопросил Асил у старшего брата, однако, не озвучивая поспрашание, а посылая его мысленно.
  - Да, миновали,- также доступно лишь для Бога отозвался Перший, наблюдающий за Есиславой, каковая, наконец, принялась есть.- Теперь трясти не будет, хотя я велел Лядам снизить обороты. Нужно, чтобы девочка набралась сил перед встречей с Родителем. Он распорядился, чтобы Еси не была утомленной. Достаточно бодрой, абы могла выдержать перекодировку, так как Родитель постарается сберечь эту плоть... Сберечь плоть и вернуть нам лучицу. Я передал ему страх Крушеца и Он вельми тем расстроился, сказал, чтобы не оставляли ни на миг плоть.
  - Сейчас с ним толковал?- переспросил Асил.
  Боги, разговаривая, не шевелили губами и даже не глядели друг на друга, казалось со стороны их взгляды, помыслы устремлены только на девушку.
  Перший медлительно провел перстами по губам, огладив бледно-алую кожу, на которую самую толику переместил золотое сияние, и все также мысленно додышал:
  - Да, толковал... Он сам связался, спрашивал про состояние Крушеца и девочки, просмотрел отображение.- Бог затих на пару минут, засим перевел взор на брата, слегка при том развернув голову, и молвил,- теперь сказывай, что тебе доложили... И как можно подробнее, малецык, чтобы я ту обстоятельность смог передать Родителю.
  - Коль надо я сам передам,- Асил хоть и ответил мысленно, однако столь низко прозвучал его серебристо-нежный голос, что черты лица Першего зримо колыхнулись, видимо, он напрягся, або уловить их.
  - Нет... тебе не надо..,- очень мягко протянул старший Димург и днесь огладил указательным и среднем перстом очи брата, будто смахивая оттуда что-то.- Я сам передам... Итак, мой бесценный, коротко, но обстоятельно.
  Асил легохонько качнул головой и тем рывком сбросил со своего лица пальцы старшего брата, отчего они, миновавши, огладили поверхность его с легкой горбинкой носа, задержавшись на узких бледно-алых губах. Старший Атеф торопко облобызал подушечки перст брата, и когда тот убрал их, гулко вздохнув, молвил:
  - Иногда Отеть бывает вельми замечательным творением. Столь качественно выполняет все, что я велю... В общем, она указала троллям допросить вакан которые проводили вмешательство, но как мы и предполагали бесицы-трясавицы тут ни при чем. Посем тролли, вместе с маниту прощупали всех манан, и конечно саму шаманку.- На широких выступающих скулах Бога заходили ходором крупные желваки, чем-то напоминающие жернова, всколыхнув сияние и придав ему коричневые полутона.- Это она пыталась отравить Есиньку, подсыпав в ее снадобье, которое указали сварить ваканы, яд змеи. Эта смесь, по замыслу шаманки должна была вызвать разрушение органов, паралич и смерть. Она боялась, что девочка, которой помогает сам Дух, займет ее место... Прости меня... Прости Отец.
  Асил как-то вельми резко прервался, и с тем дернулись не только черты на его лице, но и каждый оранжевый кровеносный сосуд, каждая ажурная нить кумачовых мышц, жилок проступающих сквозь его тончайшую, смуглую кожу.
  - Надо быть внимательней, мой милый,- отозвался Перший, и с нескрываемой горечью пронеслась та мысленная молвь. Он прислонил левую руку к щеке младшего брата и ласково его огладил.- Я же тебе о том говорил. Еще тогда, когда малецык принес к вам на континент Еси. Сказывал, чтобы ты перепроверял все его действия, постоянно контролировал, подстраховывал... Впрочем, тебе это пойдет впрок на грядущее, будешь опасливей, особенно с Кручем. Днесь же надобно успокоиться и понять, что в замыслы Богов могут вмешиваться и людские твари. Я ведь не думал, что тот мальчишка, оного когда-то повелел привести к девочке, с ней такое содеет. Хотел всего-навсе, чтобы Крушец увидел отломышек, это, во-первых... А во-вторых, малецык не должен был впитывать в себя тот яд. И вообще как ему такое на ум могло прийти... Еще тогда, когда девочка была маленькой, и ее убили, а Крушец сберег в ней жизнь. Еще тогда, я повелел сынам поговорить с ним об произошедшем. И Стынь, и Дажба ему о том сказывали... Сказывали, что в случае прямой для него опасности, он должен впитать в себя мозг и покинуть плоть. Но малецык такой упрямец, своевольник, что натворил... что натворил... Такое неблагоразумие в отношение собственного здоровья, собственной жизни.
  Есинька все же доела рыбный навар, хотя все время, что Боги мысленно толковали, долго водила в нем ложкой. Она также скушала пару ломтиков хлеба и немножко свежей, крупной земляники, политой сверху пенисто-взбитым медом. А также выпила принесенное Ночницей горько-пряное снадобье, прекрасно снимающее тошноту. И поколь нежить убирала со стола, поднявшись со стула, отошла в сторонку. Девушка малость смотрела в спину создания, а после негромко сказала, обращаясь к нему:
  - Ночница-чатур.
  - Нет, моя бесценная, это Ночница-эка,- отозвался Перший. Он вместе с Асилом вже отошли и воссели на кресла, однако все также не выпускали из своего обзора юницу.
  - Как ты их различаешь?- вопросила Еси и дернула головой в сторону нежити, выражая тем движение непонимание.- Они так похожи.
  - Нет, совсем разные. На мой взгляд,- благодушно пояснил Перший.
  Бог медлительно перевел взор на люкарню, что, как и младший брат, поместилась напротив него, и задумчиво воззрившись в нее, замер. А за стеклянной стеной люкарни ноне кружили золото-желтые круги по форме напоминающие пятилепестковые цветы, выплескивающие из себя почти рыжие всплески пежин.
  - Ночница-эка,- сызнова обратилась к нежити девушка.
  Одначе нежить, точно не слыша, продолжала собирать со стола посуду. Она вмале накрыла блюдо крышкой, взяла его в руки, и, повернувшись, склонив голову, направилась к завесе. Есинька, лишь Ночница-эка, поравнялась с ней торопко ухватила ее за предплечье, останавливая, и едва слышно дыхнула, почти не открывая рта:
  - А можно мне яблока... такого, чтобы было вельми кислым.
  Нежить энергично вздела голову и удивленно воззрилась на юницу. В ее желтых, схожих со звериными, очах нежданно яро блеснули черные вытянутые зрачки, своим блеском придав итак неблаговидному лицу Ночницы-эка еще большего безобразия, отчего Есислава не только не мешкая убрала от нее руку, но и благоразумно отступила назад. Вероятно предположив, что создание сейчас кинется на нее.
  - Еси,- молвил Перший, не приметивший, что девушка толкует с нежитью, и пробудившийся от собственных мыслей только потревоженный взглядом Асила.- Ты, что-то хотела от Ночницы-эка. Она тебя не слышит,- и тотчас воззрился на девочку.
  - Еще и не слышит? Кошмар,- протянула Есинька, оглядывая голову нежити, у каковой и впрямь не просматривалось ушей.- Не мудрено теперь, что твои народы Перший, такие немногословные, ибо их растили глухо-немые творения.
  Теперь громко засмеялся Асил так, что слегка потряс тем звуком стены комнаты, а днесь окрасившиеся в розоватые полутона круги за векошкой вдарившись в стеклянную люкарню, кажется, и вовсе ее качнули.
  - Малецык тише,- строго дыхнул в направлении брата Перший, одначе и сам широко просиял словам девушки.- Нет, моя любезная девочка, Ночницы не растят детей. Эти создания всего-навсе прислуживают мне. Это первое и совсем не удачное творение Мора, остальных он создавал под моим присмотром, и они получились замечательно-умными созданиями. Ночницы когда-то жили и у Вежды, поелику малецык, вельми любящий брата не смог ему отказать и принял их к себе в услужение... Но погодя Вежды их всех перевел... Точнее их перекроили бесицы-трясавицы и криксы-вараксы, коль мне не изменяет память, создав из них хитников. Которые ноне исполняют все поручения Вежды в его чанди, космическом судне,- пояснил Бог,- и являются достаточно бойкими существами.
  - Надеюсь хитники, выглядят много приличнее Ночниц и Трясцы-не-всипухи,- проронила Еси.
  Девушка с тоской глянула в след так и не дождавшейся распоряжений нежити, да туго вздохнув, досказала свою просьбу уже старшему Димургу:
  - Перший, попроси Ночницу-эку принести мне яблоко, если можно, такого... чтобы было непременно кислым.
  - Почему же ты не попросила раньше?- огорченно вопросил старший Димург, и, отклонившись от ослона кресла, резко дернул головой в сторону уходящей нежити.- Ночница-эка,- дюже властно и одновременно громко молвил он,- принеси девочке свежих кислых плодов.
  Нежить на малость застыла уже почти подле серебристой завесы, повернулась в сторону Бога, и, выслушав его повеления, как-то вельми прерывчато затрясла головой, отчего казалось еще миг и она у нее отвалится.
  - Да, все, что снизит тошноту, ты правильно мыслишь,- ответил, по-видимому, на вопрос Ночницы-эка Перший,- да не тяните с доставкой,- уже и вовсе сурово добавил он.
  Нежить немедля шагнула вперед и пропала в завесе, а Есинька сойдя с места, направившись к креслам, на ходу отметила:
  - Но ты с ними как-то говоришь Перший. Тебя они, что слышат?
  - Несколько по-иному слышат... Не так, как в общем живые существа,- отозвался Бог.
  Он неспешно качнул головой и повел рукой направо, не позволяя девушке, как она хотела подходить к люкарне, а повелевая опуститься в кресло. Еси еще раз взглянула на пульсацию форм и цветовой гаммы за стеклом люкарни, жаждая подойти и насладиться теми видами, но не стала противоречить распоряжению Першего, двинувшись к креслу на которое он указал.
  - Ночницы,- продолжил свои объяснения Димург.- Как бы считывают вибрацию воздуха при движении губ, улавливая их всей поверхностью кожи своего лица. Потому надобно говорить громко и не шептать... Это несколько утомляет... Помню Вежды мне многажды раз жаловался, что ему абы дозваться Ночниц приходилось кричать, чем самым он оглушал другие существа в своем чанди, и у тех появлялись головные боли... Последней каплей в существование Ночниц у Вежды стал случай, когда к нему в гости прибыл Седми. И малецык никак не мог добиться от одной из них исполнения какого-то поручения. Вежды тогда так раскричался, что заболела голова не только у Трясцы-не-всипухи, коя там присутствовала, но, как я понял, и у самого Седми... Ну, а так как Седми вельми скор в общение с теми, кто его не понимает, он просто нежить уничтожил. Как говорится, абы не мешала.- Бог смолк и заулыбался, понеже остановившаяся в шаге от него юница, задорно засмеялась, представив себе только, что озвученную сцену.- Кричать нельзя,- умягчено дополнил Перший.- Шептать тоже, просто громко и четко говорить. Что у Вежды, судя по всему, плохо получалось.
  - Зато хорошо получилось, у малецыка Седми,- низко отозвался Асил и кожа его пошла густыми переливами сияния, он, очевидно, хотел засмеяться, но помня недовольный возглас старшего брата, решил благоразумно сдержаться.
  - Это точно, у Седми получилось замечательно,- согласился Димург, с не меньшим теплом взглянув на Асила.- Седми вообще не приемлет бестолковых аль слишком мудренных существ. Я, конечно, тоже хотел бы избавиться от Ночниц, потому как общаясь с ними выработал дурную привычку говорить громко. На каковую мне не раз жаловалась Кали-Даруга, досадливо отзываясь, что она не глухая... Но, мой милый Мор, с особой тщательностью восстанавливает, всяк раз, Ночниц думая, что они мне вельми надобны, посему я с их бытием уже смирился. А по поводу Трясцы-не-всипухи, это было творение Вежды... И быть может они на твой взгляд, девочка моя, не дюже красивы, одначе уникальны своими врачевательскими способностями. Подобных тем, что живут у Димургов Вежды, создал и для Расов, и для Атефов.
  Еси нежданно резко качнулась вправо... влево, и, вздев руку, надавила перстами на висок, дрогнувшим голосом молвив:
  - Только у Асила они несколько грубо рвут кожу, у меня до сих пор шрам под грудью не прошел... фу,- дохнула туго она.
  Перший торопливо протянул к ней левую руку, и, придержав за предплечье, взволнованно ее оглядел.
  - Все хорошо,- по-доброму глянув на Господа, произнесла девушка, убирая пальцы от виска.- Просто резкая боль... Кажется, она становится все более частой.
  - Мне очень жаль, Есинька, что ты ощутила боль при лечении ваканами,- нежно протянул Асил и его дотоль довольное лицо, также мгновенно, как пронзившая юницу боль приобрело виноватое выражение.- Когда мы прибудем в Млечный Путь, я все твои страдания разъясню. Ну, а шрам милая моя, постепенно рассосется, как и иные.
  Есислава смущенно покосилась на старшего Атефа, внутри ощутив досаду на свои слова, в каковых она сызнова припомнила вину пред ней Бога. Ту виноватость Асил не скрывал не только пред Першим, но и пред девушкой, она наблюдалась в его движениях, в изменение цвета кожи лица, форме глаз, она слышалась в его речи. И было наглядно видно, как он переживает, как мучается от мысли, что по его недогляду с девочкой и как итог с лучицей произошла такая беда... Беда чуть было не стоявшая им жизни и ноне все еще не отступившая, все еще нависающая, пугающая. Еси жаждая переменить ту неприятную для всех тему разговора, нежно огладила левыми перстами расчертивший руку Димурга шрам и с грустью в голосе вопросила:
  - Перший, а почему дарицы величают именно тебя темным Богом? Почему приписывают твоей печище все самые дурные, отрицательные поступки, чувства и деяния? Мор, взять хоть, у них Бог смерти, болезней и разрушения, а на самом деле... Ведь на самом деле все по другому... И нет разлада меж вами Старшими Богами братьями, и не бьетесь вы меж собой, а вспять любите, поддерживаете. Почему вы терпите, что вам Богам навешивают все отрицательные черты.
  - Черты людей, моя бесценная,- проронил неспешно Перший и потянул юницу к себе, желая посадить на колени, обнять и успокоить.
  Одначе Есислава рьяно закачала головой и выпластав руку из удерживающих ее перст Бога направилась к креслу, что стояло справа от него. Опустившись в кресло, каковое мгновенно приняло форму под стать ее фигуре, девушка оперлась спиной об ослон и легохонько вздохнув, от словно не спадающей усталости, взглянула на Першего.
  - Это только черты, мысли людей,- продолжил он толкование, вероятно, успокоенный состоянием юницы.- И мне... В целом, как и вообще Зиждителям безразлично, какие дают и приписывают моей печищи характеристики, поступки люди... Люди, которые являются нашими творениями. Право величаться темным в тех или иных системах, Галактиках попеременно имеем мы вместе с Атефской печищей, коли планеты, как таковые населены всеми нашими отпрысками. Судя по всему белые люди, когда видят в начале своего зарождения Богов с темной кожей приплетают им и темные поступки, творения, обвиняя в своих неверных, ущербных умозаключениях. Не ведаю, почему ноне дарицы решили, что именно Димурги у них темные Боги. Ибо Темряй вельми редко их посещал... На заре жизни, он был в Дари может раз иль два не более. А Дажба никак не мог вложить в детей, что- либо против меня, або очень сильно меня любит, как и я его. Хотя знаешь Еси, людям присуще разделять мир на двоякость... Всем людям, не только белым, черным, желтым, красным, но и иного оттенка кожи, каковой почитай не встречается в Млечном Пути, однако населяет другие Галактики. И совсем не важно, сколько согласно их верований участвует в сотворение мира Богов: один, два, три, четыре. Сущность, кодировка человека такова, что он непременно все разделит... Все и лишь на два цвета: белый-черный, бежевый-чагравый, розовый-синий, кремовый- марный. На добро и зло, которое лишь и существует, что в понимание человека, поелику ни одно иное живое создание такого деления не производит. Люди, они были созданы для определенной цели и поколь успешно ее реализуют, а потому Боги не вмешиваются в их жизнь, не интересуются частными мыслями, поступками, свершениями аль верованиями. У нас много более насущных дел, забот, много более интересных в смысле развития народов, коей сутью является нравственно-духовная составляющая. Человек для этого не приспособлен, его коды тех усовершенствований не имеют, и, достигая определенной ступени материального или морального развития, он, как личность, как общество начинает деградировать... Такое было уже не раз. Таких планет, как Палуба не так уж много в многочисленных Галактиках, еще более многочисленных системах Богов. И если бы не та самая роль, оную людское племя доколь прекрасно выполняет, его бы как такого и не существовало б.
  Перший, несколько растянув последнюю фразу, смолк. Он, очевидно, вложил в нее особый смысл, каковой Еси поняла по своему. Предположив, что то самое взращивание в человеческих особях будущих божеств и предопределяет его сохранность. А в комнате между тем настало отишье. Только крутившиеся за люкарней серые пузыри, похожие на водяные, медленно разрастаясь, всасывали в себя векошку. По их долгим лучам двигались в одном направлении разнообразные по форме сгустки и пятна почти зеленого цвета, словно подсвеченные с под низу густой чернотой. Той самой, что была рождена первой и по своей собственной мудрости уступила часть прав и сил свету.
  Резкая боль наново полыхнула в больном глазу девушки, и она не в силах терпеть, надрывно застонала. Еще доли секунд той боли и она вдруг срыву пробила всю голову, юница торопко уткнула лицо в ладони, ощущая как тягостно залихорадило Крушеца. Ее мозг переполнился не только дымкой, но и плотным воспоминанием, смешав в нем Есиньку, Владу и верно Крушеца.
  - Ом! Господь Перший,- прозвучал низко-мелодичный голос Кали-Даруги и она ласково огладила кожу руки Бога под которой таился Крушец.- Что вы натворили? Что? А коли Родитель о том прознает? Он непременно вас проучит. Ведь такое нарушение Законов Бытия недопустимо. Повинитесь, поколь не выпустили лучицу пред Родителем. Поколь не поздно... И вообще не пойму, как вам удалось скрыть рост лучицы в себе, как того не узрел Родитель?..
  - Кали... Кали... так больно,- болезненно шепнули губы Есиславы, на миг возвращая ее в реальность.
  В реальность, которая наполнилась заботливыми объятиями рук Першего, поцелуями Асила. А после вновь захлестнулась ошметками ярко-лазурных сгустков, схожих с теми, что плескались за стеклом люкарни и переполняли измученный мозг девушки.
  
  
  Глава шестнадцатая.
  Есинька прерывисто дрогнула всем телом и надрывно вздохнув, отворила очи, узрев над собой свод комнаты слегка приглушенного сияния. Не совсем белого, а ближе к серовато-тусклому.
  - Ты, что моя милая?- беспокойно вопросил Асил, сидящий подле девушки на деревянном стуле, давеча нарочно принесенном сюда.
  Бог нежно огладил юнице волосы и прошелся по коже лица мягкими, теплыми подушечками перст.
  - Что случилось?- туго содрогающимся голосом вопросом на вопрос отозвалась Еси.
  - Мы прибыли к Родителю, только, что состыковались,- приглушенно ответил старший Атеф, остановив движение пальцев на лбу девушки и с тревогой оглядывая ее голову.
  Два последние дня полет проходил значительно, спокойно, лишь вчера к вечеру Крушец нежданно запаниковал, и принялся выплескивать в мозг девочки сначала воспоминания, а после корчу в плоть. Судорога скрутила не только перста, лодыжки, лядвеи на ногах, но и пальцы, запястья, предплечья и плечи на руках. Тугой схваткой она свела мышцы меж ребер и сам позвоночник. Сие случилось столь стремительно, что юница резко упав на пол, гулко закричала, судя по всему, закричал и Крушец, и это впервые за месяцы болезни. Его зов был таким мощным и как всегда порывистым, что он оглушил Першего и Асила. Только пару минут спустя, в которых Еси корчилась от боли на полу, а голова ее была точно объята пламенем, старший Димург обрел себя и кинулся к ней. И в этот раз, как поняли оба Бога, им, скажем так, посчастливилось удержать Крушеца, сняв напряжение с него. А Ночницам, весьма расторопным, удалось снять корчу с плоти, растерев мазями и напоив снадобьями.
  Впрочем, эту ночь Есислава провела тревожно, почасту просыпалась, стонала и настойчиво звала то Липоксай Ягы, то Першего, оный и так не отходил от нее, и, успокаивая, прижимал к себе, целовал, снимая хоть не надолго боль и волнение.
  - Уже прибыли,- выдохнула юница и в ее голосе прозвучала радость и одновременно страх.
  Девушка оглядела комнату, в которой ноне она была вдвоем со старшим Атефом да теперь уже и вовсе нескрываемо испуганно поспрашала:
  - А где Отец?
  - Днесь придет, не тревожься. Он пошел к Лядам,- торопливо пояснил Асил и участливо глянул на дрогнувшие от тех слов губы девочки, почасту за дни полета, принимающие сероватый оттенок.- Ты еще можешь поспать, если хочешь. Мы разбудим тебя, когда Родитель скажет.
  - Разве это сон,- досадливо протянула Есислава, подымаясь и усаживаясь на ложе. Она немного подалась корпусом вбок и вперед, приклонила голову да коснулась лбом плеча Бога.- Он шептал всю ночь, что-то совсем бессмысленное. Мне, кажется, еще чуть-чуть и я сойду с ума. Стану, как он шептать безумное.
  Асил ласково провел дланью по волосам девушки, нежно прислонился к ее голове губами, и мягко заметил:
  - Теперь мы подле Родителя. И скоро все закончится. Родитель справится с болезнью Крушеца, поможет вам обоим. Ты только не бойся ничего, хорошо?
  Есинька глубоко вздохнув, ощутила дуновение луговых трав и сладковатый аромат только, что вскопанной земли наполняющий всего Бога. Тепло, любовь не просто источались от Асила, они плыли вкруг них и вроде заботливых рук матери нежно покачивали уставшую девушку.
  - Очень тяжело не бояться,- прошептала юница в плечо Бога, где по гладко-лоснящейся коже без волос, родинок, аль щербинок, пор, пятнышков, шелушения струились, будто с внешней стороны махунечкими капелючешками искорки, составляющие золотое сияние.
  - Не бояться самого Родителя, создателя Галактик, всего сущего и Богов. Каков Он... из себя?- и вовсе едва слышно додышала она и ласково прикоснулась губами к плечу Атефа.
  Легкий аромат луговых трав, что наполнял естество Асила, на мгновение принес воспоминание. Пред очами проплыли раскинувшиеся большими плоскими блюдцами поляны, окруженные девственными лесами али напротив густыми зелеными нивами, окаймляющими своими непроходимыми чащобами пашни, наволоки, займища словом луга, поросшие ярчайшей зеленью трав и поражающие пестротой цветов. Непаханые пожни утопающие в густой травянистой растительности, тонкими отростками, лепестками соцветий словно прикоснулись к ее плоти, облобызали далью раскинувшегося голубого неба. Гулкой болью встрепенулся внутри головы Крушец, острым трепетом отозвалась ему Еси, явственно различившая в тех красотах погибшую Дари.
  Теплота рук Асила, ласковые поцелуи в лоб помогли девушке обрести себя и вернуться в реальность. Она немедля качнула головой, и с тем движением рассеяла дымчатое видение, боль в голове, вновь узрев себя в комнате векошки. Бог еще плотнее прижал к себе юницу, прикоснулся губами к ее очам, левому виску, и негромко произнес:
  - Родитель покажется тебе таким образом, чтобы не напугать. Не будем более о том толковать. Все будет благополучно.
  Есислава согласилась с предложением Зиждителя, понимая, что разговор о Родителе вельми болезненно отражается на Крушеце. И коль он сейчас токмо выплеснул воспоминание, вмале может пустить боль в ее голову аль болезненную корчу в тело. Она уже поняла, из недомолвки Богов, что Крушец спас ее от гибели. То снадобье, которое дала шаманка Уокэнда девушке должно было убить ее, и Крушец, чтоб того не допустить впитал яд в себя, посему и заболел. И если раньше Есислава сердилась на того, кого Боги в ней любили больше, теперь чувствовала к нему любовь и желание оставаться всегда подле. Оставаться... быть частью, его, Крушеца. То, что Уокэнда напоила ее ядом, девушка поняла уже здесь, будучи в векошке. Припомнив явное удивление на лице шаманки, когда после лечения, она пришла в себя, четко назвала и свое, и ее имя, и попросила воды. Чтобы не расстраивать Асила, Есинька рассказала о том случае Першему один-на-один. Старший Димург внимательно выслушал юницу, и немедля прижав ее к груди, ибо на тот момент она сидела у Бога на коленях, поцеловал в лоб и перевел разговор, на сам говор никак не отозвавшись. Впрочем, Еси поняла, что он сделал так нарочно, потому как боялся за них обоих, абы Крушец мог выплеснуть свое болезненное состояние на плоть.
  Есинька еще раз поцеловала Асила в плечо, и, покинув его объятия, развернулась, спуская ноги с ложа, и оттого порывистого движения собственного тела ощущая мощную усталость, если не сказать точнее слабость, вялость.
  - Ты лучше полежи девочка,- нежно, обаче вельми настойчиво проронил Асил, придержав за руку юницу.- Ты очень утомлена, и Родитель тебя не примет. Ибо требовал от нас, чтобы ты была бодрой, способной вынести лечение.
  Есислава все же поставила ноги на гладь пола, каковой казался таким же теплым, как и все, что досель окружало ее, хотя подниматься с ложа не стала, чтобы не огорчать Бога.
  - Хотела посмотреть через люкарню на космос... что там?- пояснила свои желания девушка и легохонько качнулась вперед...назад.
  Асил немедля пересел со стула на ложе и приобняв юницу правой рукой, единожды прижал к себе, стараясь сдержать ее покачивание и передать собственной божественной силы.
  - Люкарня закрыта,- произнес старший Атеф, прислонившись к ее голове щекой, наполнив всю плоть любовью и трепетом.- Я тебе уже говорил, эта векошка Димургов и открыть ее сможет лишь Отец. Люкарня также как и Ляды подчиняется только своему Творцу... Ее вообще не принято открывать, чтобы не вышло какого повреждения от верешков, которые отлетают от галактических стен.
  Серебристо-дымчатая завеса, резко сменила свой цвет на почти пепельный, пошла малой зябью, и выпустила из себя Першего. Он вошел в помещение степенно, и зрелось, что был вельми взволнован и расстроен. Димург медлительно обозрел комнату, однозначно, занятый своими мыслями и на малеша остановив свой взор на лице Еси, не слышимо для нее, дыхнул в сторону брата:
  - Родитель велел снять всякое утомление с девочки. Посему мне придется унести ее в Березань, чтобы малецык отключившись там, мог дать набраться сил плоти. Я буду подле нее, все время... Братьям я сообщил о решение Родителя.
  - Что Родитель сказал по поводу болезни Крушеца?- также мысленно вопросил Асил и черты его лица вместе с сиянием дрогнули.
  - Очень сильно негодовал на меня,- низко отозвался Перший.- Сказал в том, что пришлось испытать малецыку, повинен один я... И он не желает слушать никаких моих советов, поелику сам знает, что лучше для бесценного Крушеца.- Димург прервался и вздев вверх левую руку, огладил перстами очи и лоб, тем стараясь скрыть от брата обуявшие его чувства, а посем уже вслух добавил,- Он, конечно, же прав. Прошу Асил принеси ко мне девочку.
  Старший Атеф тот же миг подхватил девушку на руки, и, поднявшись с ложа, направился к Димургу, достаточно полюбовно прижимая ее к своей груди.
  - Еси,- пояснил Перший уже для юницы, удивленно воззрившейся на него.- Сейчас мы пойдем в Березань, несколько непривычное для тебя место. Где ты отдохнешь и наберешься сил, а Крушец поспит.
  Дойдя до старшего брата, Асил бережно передал с рук на руки девушку, нежно поцеловав ее в макушку и огладив книзу спутанную копну рыжих волос.
  - Хочу посмотреть дотоль, что там за люкарней,- просяще сказала Есислава, укладывая тугую от боли голову на плечо Димурга.
  Перший, неспешно развернувшись, двинулся к стене, обойдя по коло стоящие кресла и остановившись в шаге от люкарни, малозаметно склонил голову вправо. И тотчас, синхронно движению головы Бога заслоняющая стекло белая створка поехала вправо, задвинувшись в саму стену, и открыла пред юницей черно-фиолетовую, безбрежную даль мироздания.
  Чудилось, что на марную поверхность космоса, схожую с водной гладью, лишенной какого-либо колыхания, малыми пятнами нанесли черный цвет. А в центр и вовсе плеснули вязко густую субстанцию, коя стала медленно расходиться по верхнему слою той водицы, закрученной по спирали дымчатой круговертью. Справа от растекающейся черной суводи, впрочем, как и слева, сверху, снизу находились блистающие россыпи нежно-голубых звезд со зримо долгими расходящимися лучами. Звезды инолды смотрелись такими крупными, что их лучи превращались в туманные сияющие участки, скрывающие под собой и обок себя, мощные куски сине-фиолетового полотна космического пространства. Местами звезды, вспять выглядели скоплением мельчайшего просыпанного сквозь сита проса, где значимо были отдельны друг от друга одиночные небесные тела, вероятно, только кажущиеся такими крохами .
  Внушительные сияющие полосы мироздания, где свет колебался от бледно-голубого до насыщенно синего, окружали круговерть слева, и яркими тремя клоками излучения спускались куда-то вниз, словно скатываясь с суводи мешая в местах стыка голубой тон в фиолетовый. Окрашивая и одновременно придавая космической дали лучезарные, пурпурные прорехи лишенные, аль поевшие сами звезды, одначе сберегшие движение, похожее на едва заметное трепетание. Несомненно, тот вид за стеклом люкарни жил, существовал, хотя и казался на первый взгляд лишь живописной картинкой. Впрочем, его мощь, ощутимая даже сквозь стекло, незначительным, медлительным своим ходом, дыханием, колыханием наполнила и векошку, самую малую толику точно ударив в люкарню чуть слышимым дуновением, может пронесшегося там, где-то в безбрежности космического ветра.
  - Ах!- глубоко задышав, наконец, проронила Еси и тело ее дрогнуло.- Как красиво! Как мощно! Что это?
  - Это далекий космос... безбрежность... Отческие недра, где властвует Родитель,- пояснил участливо Перший, ощутив окутавшее девушку волнение.- Мы можем идти?- вопросил он приглушенно, теперь уже не скрывая своей тревоги.
  - Да, пойдем,- вяло произнесла Есислава.
  Она внезапно почувствовала усталость и не столько связанную с болезнью собственного естества, сколько от увиденной мощи за стеклом люкарни. Юница сомкнула глаза, положила голову на плечо Бога и замерла, позволяя себя унести, а внутри ощущая огромное желание неотрывно смотреть на то самое расплывающееся черное пятно суводи в Отческих недрах Родителя. Перший, торопливо, будто страшась, что Еси передумает, направил свою поступь к завесе, едва слышно, чтобы не нарушить легкого колыхания самой векошки, шепнув:
  - Девочка моя, не открывай только глаза, и ничего не бойся. Я подле вас... Подле вас обоих.
  
  Глава семнадцатая.
  Есислава прерывисто вздохнула и на место влажно-стылому воздуху, правившему внутри ее груди, и дотоль резко заскочившему в рот и вроде даже в легкие, пришел сладковато-мятный, теплый пар. Он окутал своей нежностью весь мозг изнутри, заколыхав в нем все чувства, мысли, движения... Еще доли секунд и закачался сначала Крушец, такой явственно проступивший в смаглом сиянии, а после и само тело девушки. Дымчатое воспоминание просквозило столь быстро, оставив всего-навсе расплывчатый облик когда-то виденного. И в нем мельчайшая золотая искорка нежданно пронеслась обок лба юницы, задев своим горящим дыханием кожу на нем. И с той же быстротой вонзилась ей в левую ноздрю, пронзительная боль окутала и сам нос, и лоб, и мозг Еси... И тотчас испуганный, детский плач плотно накрыл пространство округ, однозначно вырвавшись из ее приоткрытого рта. Вероятно, прошла толика времени, когда малое тельце дитяти подняли из покатой люльки на руки, и, прижав к теплой напитанной любовью и молоком груди, принялись укачивать. Теперь и вовсе явственно проступили черты лица женщины с широким, плоским носом, толстыми губами и крупными карими очами, признаком отпрысков Господа Першего, со светлой кожей и русыми волосами, как признак отпрысков его младшего брата Зиждителя Небо.
  Еси отворила глаза, вроде даже ощутив как ее резко перестав качать, положили на теплую землю, дотоль пригретую солнечными лучами, и ощутимо зачем-то толкнули в плечо. Девушка лежала на левом боку, и пред ней покачивались, наклоняясь по единожды прописанному дуновению ветра вправо... влево короткие, рыже-смаглые колоски пшеницы, цветом напоминающие суть сияния Крушеца. Прямостоячие стебли с плоско-линейными листочками едва таращились из золотистого покрова оземи. Тем не менее, явственно смотрелись одиночные янтарного цвета колоски, расположенные на стержне колосьев двумя рядьями и испускающие из себя легкое рыжее сияние. Уходящие вперед пожни пшеницы, где-то вельми не близко сливались с безбрежным бледно-желтым краем раскинувшегося над тем полем небосвода без присущих ему облаков, солнца аль звезд, одначе излучающего легкое едва ощутимое туманное марево, наполненное одновременно светом и теплом, а потому будто парящее.
  Еси ощущая не только сие плывущее окрест нее тепло, но и слабость в теле, кружащую дымку внутри головы медленно поднялась с земли и только когда села, приметила правым глазом сидящего чуть позади Першего. Бог поместился также как и девушка на оземи, подогнув ноги в коленях, и неотрывно смотрел куда-то вдаль. Ноне старший Димург приобрел свой положенный рост и возвышался над Есиславой могутной стеной. Золотое сакхи без рукавов нежно блистало в такт его коже, напрочь потерявшей положенную ей коричневу. Теперь кожа точно обрела свой истинный цвет - золотой... Цвет которым была насыщена вся плоть Бога, и даже черные кудерьки Першего подсвеченные тем полыхание казались ноне тоже златыми, только явственно карими оставались его очи, полностью поглотившие и склеру, и зрачок.
  Вздев вверх голову, Есинька малеша глазела на округлую грань его подбородка, а после, обернувшись, узрела позадь фигуры Бога мощное древо. Высокорослое, с невообразимо боляхным стволом, каковым оно полностью заслонило обзор заднего вида, словно там позадь него ничего и не было. Великолепный в обхвате ствол, оный не сразу удалось бы обойти, был сравнительно ровным. Желтоватая кора на нем без каких-либо изъянов, трещин, выемок аль отслоений имела в неких местах поперечные вытянутые рыжие отвесные полосы, напоминающие чечевички на березе, дотоль растущей в Дари. Дюжей и конической формы с крупными ветвями, что росли частью почитай горизонтально, и лишь кое-где с легким наклоном вниз смотрелась крона дерева. На ветвях таких же желтовато-смаглых располагались золотистые аль вспять молочно-белые, ромбиком, и точно опушенные с обеих сторон, по краю еще и малешенько зубчатые, листочки. Чудилось, они еще и покрыты легким, клейким налетом от которого и поблескивают, под тяжестью которого синхронно трепещут, наклоняясь то вверх, то также единожды вниз. Из земли, подходя к самому стволу, вылезали раскинувшиеся в разные стороны широкие корни. Они своими высокими спинами угловато- сплющенными в навершие и утолщенными ближе к почве, имеющие гладкую поверхность и чудной бледно-красноватый цвет яростно исполосовали подступы к самому древу. Порой на тех вылезших из почвы корнях поместились замершие пучки пшеницы, напоминающие поросшие травами лесные прогалины. Справа и слева от древа, там, где оно массивом своего ствола и кроны не скрывало обзор, лицезрелись злаковые поля с едва шевелящимися колосками пшеницы, поигрывающей янтарной капелью зерен. А верхние ветви дерева точно уперлись в свод неба, аль это просто так казалось, ибо могучая его крона терялась в том сияние.
  Тишина, окутывающая это небывалое место, была поразительной. Ни слышалось, не только пения птиц, стрекота, жужжания насекомых, ни ощущалось даже легчайшего дуновения ветра, будто в этом месте отсутствовало движение и время как таковые. А шевеление трав и листвы проходило под однообразную мелодию... Неспешно наигранную, каким-то изумительным инструментом, сопровождаемую легким гудением и вовсе чудесного, нездешнего голоса. Вельми насыщенно пахло здесь сладостью цветочной пыльцы, чуть ощутимой ночной прохладой и проскальзывающей прелостью опавшей листвы, аль давеча снятого пласта земли... Аромат лугового цветка перемешивался тут с кисловатым духом хвойного леса и солеными брызгами моря... И
  точно волной дуновения проплывали благоухания разломленного надвое ломтя хлеба, материнского молока, и лопнувшего от спелости плода, едва тронутого плесенью.
  - Где мы?- едва слышно вопросила Еси, страшась разрушить царящий кругом мелодичный порядок.
  Девушка медленно дернулась в сторону Бога, и словно упав на его руку, услышала, как прошелестел тихой волной голос, исторгнутый, похоже, не ее устами. Бог нежно поддержал юницу сразу за голову и плечо, ласково ответив:
  - Это Березань. Место, где правит время... Слышишь его? Здесь... И только здесь можно ощутить существование самой развивающейся материи бытия. Бесконечности пространства, которая вмале, при помощи мощи Родителя, выльется во Вселенную новой Галактикой... Быть может Галактикой, предназначенной для Крушеца.
  К едва ощутимому гудению голоса теперь значимо добавилась густота протяжного и однотипного звучания бубна, а миг спустя ему стали вторить высокие гусли, чистые напевы свирели, и несколько скрипучий наигрыш волынки.
  Безграничность...
  Даль этого места казалась безмерной, со зримым колебанием колосков и воочию вздыхающего бледно-желтого небосвода... степенно приближающегося и также медлительно отступающего.
  - По преданию дарицев,- молвила Есислава, и голос ее легчайшим шорохом просквозил меж ней и Господом.- Закончив сотворение мира, Боги поселились в Небесном Саду у Великих гор, в месте называемом Березань. В Березане росла солнечная береза вниз ветвями и вверх кореньями.
  -Ну, как видишь на этот раз,- отозвался Перший и его бас-баритон также, как голос юницы словно пробежав по пожне слабым шорохом растворился в тех бесчисленных янтарных колосках.- Дарицы не далеки от истины. Позади нас растет солнечная береза, а в Березани хоть и не живут Боги, однако Родитель их тут растит... растит и лечит.
  - Мне нынче, приснилась моя мать, оказывается она была из твоих отпрысков Отец,- произнесла Еси, впервые так величая Димурга при нем.- Эйу... ее звали Эйу.
  Девушку нежданно резко качнуло вправо... влево в такт колыхающимся колоскам пшеницы, стелющихся по этому безмерно-монотонному полю. Бог торопливо придержал ее за плечо, и, притулив к своему боку, крепко обнял, словно опоясав стан Есиньки левой рукой.
  - Она была наполовину темной. Была болдырем,- пояснил Перший, и, склонив голову, заглянул юнице в глаза.- Однако я рад, что ты, наконец, увидела собственные воспоминания. Крушец поколь отдыхает, тебе нужно набраться сил перед встречей с Родителем. Надобно, чтобы ты была бодра и прошло утомление...Тебе необходимы силы, абы перенести лечение, посему ты поспи.
  - Знаешь,- вроде, и, не слыша Бога, проронила задумчиво Есинька, наблюдая как золотое сияние округ глаз Першего, переместилось на черные ресницы, в доли секунд придав им собственный цвет. - А я видела как в меня вселился Крушец, ибо была уже ребенком... Скорей всего младенцем, так как слышала собственный крик и чувствовала руки матери, успокаивающие, укачивающие меня. Крушец прибольно обжег мне кожу на лбу, а после вошел в левую ноздрю, горящей искрой... Если бы он пролетел мимо, ноне я бы не была с тобой, Отец... И не была бы его частью... Его... Моего дорогого Крушеца.
  Зримо дрогнули на лице Бога, едва проступающие оранжевые паутинные кровеносные сосуды и ажурные нити кумачовых мышц, жилок явственно показавшись под тончайшей поверхностью кожи, цвет каковой утонул в сиянии медно-желтоватой плоти. И Есислава узрела в очах Першего изумление, столь мощное, граничащее с недоверием, от коего сердце захолонуло от волнения в груди.
  - Я не обманываю,- прошептала огорченно девушка, и затрепетали ее полные губы, словно списанные с губ старшего Димурга.
  - Нет... нет, я не сомневаюсь в твоих словах,- скоро отозвался Перший и ласково перстами правой руки огладил кожу на лбу и выпуклую спинку носика девочки.- Просто поражен... поражен твоим сказом. Понеже Крушец мог вселиться лишь в плоть плода, находящегося во чреве женщины, это прописано в каждой лучице. Абы такое вселение безопасно для ребенка, и не может ему никак навредить. - Бог на мгновение прервался, испрямил спину, и, устремив взгляд вперед, дополнил,- либо это его способности, либо так его тогда перекодировал Родитель... Тогда многое... многое становится понятным... и главное, почему мы его не нашли на Зекрой... И почему пропустили его вселение Керечун, Коловерш и Шликун в этот раз.
  - Он был у Родителя тогда, когда вы его искали на Зекрой,- дыхнула Есинька.
  И теперь сама перевела взор с нависающего над ней округлого подбородка Димурга на раскинувшуюся пошеничную пажить с кланяющимися колосками да колыхающимся дымчатым маревом наполняющим пространство меж ним и бледно-желтым небом. Даль... бесконечная даль иного, творящего материю бытия, будто впорхнула в глубины ее естества погудкой трембита... Трембита духового инструмента на каковом играли в Наволоцкой волости Дари горцы, извлекая из нее печальные и тоскливые звуки... Звуки, словно говорящие о конечности пути любого божеского создания, и не важно, человек ли это, аль мощный континент планеты. Мелодия родимого края, нежно качнула ее, повелевая своим движением прилечь и не в силах противостоять той отеческой воли Есислава опустилась на оземь. Положив подле ноги Першего свою голову, упершись макушкой в его бедро. Бог немедля принялся голубить перстами волосы Есиньки, передавая им обоим свою любовь и заботу.
  - Отец,- погодя окликнула Господа юница, на малость придержав движение перст на ее лбу.- Хочу, чтобы ты мне кое-что пояснил... Что меня тревожит... Там намедни, в векошке, ты говорил, коды человека не имеют усовершенствований, и, достигая определенной ступени материального или морального развития, человек, общество начинает деградировать. Человек... Ты толковал обобщенно о человечестве... обобщенно об обществе, но ведь есть отдельные личности... Отдельные люди, которые восходят на более высокую духовную и нравственную ступень, еще при жизни и сами наполняют существование округ себя светом, теплом и знанием. Помню, в Лесных Полянах был старик, гусляр Бунко. Он не только прекрасно играл на гуслях, пел, но и сам придумывал сказания, мелодию. Бунко был незаурядным человеком, таким светлым, что когда я на него смотрела, мне казалось, за его головой кружит бело-желтое коловидное пятно... Пятно такое же наполненное знанием, и особым взглядом, сиянием, как и сам Бунко. Его музыка, сказания никогда не делили мир на добро и зло, свет и тьму. В них слышалась разумность бытия... И ты, Перший, с Небо были единым целым... У него был сказ... Сказ, который особенно меня поразил. И в том сказание пелось, что вы с Небо, не просто братья, а явились в этот мир одновременно, будучи единым целым...А после, разделившись явили Миру ночь и день, тьму и свет, одначе так и остались общим источником жизни. В том сказе было все так мудро, все понятно... Неужели и он, этот Бунко тоже лишь начальная искра... Искра и не более... Без души, сути, только плоть?- Еси на чуть-чуть смолкла, вспоминая белокожее лицо гусляра с убранными назад точно зализанными, и с тем присыпанными изморозью светло-русыми, долгими волосами.- Нет... Бунко это не плоть. В нем явно жило, что-то иное, не только искра движения. Он так отличался от людей, не только сиянием, виденным мне, но и поступками, и мыслями. Липоксай Ягы не раз бранил его за своевольство с которым он излагал предания дарицев... бранил...
  Есиславушка замолчала, и, вздев руку, обхватила дотоль замерший на ее лбу указательный палец Димурга, да подтянув к своим губам, нежно к нему прильнула, чувствуя наполняющееся легкостью и благодатью собственное тело и дымчатой серостью мозг, судя по всему, желающий погрузиться в грезы.
  - Отец,- окликнула девушка Бога, страшась уснуть и не услышать так волнующего ее ответа.- Почему ты молчишь? Хочу, чтобы ответил мне... хочу разобраться.
  - Я итак,- едва слышимо долетел глас Першего до слуха девочки, вроде он говорил издалека.- Сказал тебе много лишнего, стараясь снять напряжение с Крушеца, и этим мог подвергнуть тебя и твой мозг перегрузке.
  - Пожалуйста,- протянула Еси и многажды раз поцеловала подушечку пальца Господа, все еще удерживаемого рукой.- Пред тем как мы расстанемся... и кто знает, может навсегда, а может лишь надолго. Хочу ведать.
  - Хорошо,- хоть и неохотно, однако достаточно участливо произнес старший Димург, и, склонившись к девочке, нежно облобызал ее висок и правый глаз.- Только не волнуйся. Нужно, чтобы ты была спокойна, иначе Родитель будет нас держать с тобой тут весьма долго. И хотя время тут, течет столь медленно, что его не замечаешь, там за стенами Березани оно движется. Пусть и не столь скоро, но все же движется... Теперь по поводу таких людей как Бунко. Бунко, был прав... Мы с Небо явились в Мир?.. Пусть Мир одновременно. Мы словно были единой плотью, и с тем однако не были целостными, уже тогда обладая присущими нам способностями, качествами. Заключенные в общее, неделимое состояние зиготы, скажем так клетки, одноклеточного зародыша сверху покрытые плотной оболочкой, мы были какое-то время в покое. Когда стенки оболочки обмякли, и мы отделились друг от друга, первым стал ощущать себя личностью, Першим, Господом именно я... Лишь потом, многажды позже малецык Небо... Многажды на взгляд человека и только на миг, по мнению Родителя... Впрочем, если мы вернемся к Бунко. Ты, девочка, верно, приметила его сияние. Ибо сейчас его искра, та самая, которая когда-то завела все функции мозга и в целом плоти приобрела иной вид. Мне сложно объяснить тебе, что вообще после жизни представляет из себя искра, придет время, и ты ее увидишь, поймешь, почему все так задумано. Тем не менее, некие искры в процессе жизни приобретают другую форму, напоминая купно собранный горящий шар, потому и видела ты позадь головы Бунко пятно. Когда такой сгусток набирает сияние, он не отключает мозг... Он его впитывает, обесточивая саму плоть. Покидая тело та самая, величаемая Богами, сияющая искра вылетает в мироколицу... И с этого мгновения она уже не может более вселиться в какой другой мозг, потому как в своем развитие перешла на новый этап. Такие, сияющие искры, в виду особой значимости для Богов, изымаются из мироколицы и переносятся в хранилище. Чтобы в будущем иметь возможность появится, как личность, в каком-нибудь высокоразвитом племени, занимающем определенное место в сонме наших помощников.
  Перший толковал свою молвь неспешно. Он ронял слова, и они словно крупные капли водицы, сбрызнутые с неба на раскаленную полуденным жаром землю, иноредь даже не долетали до низу, замирая где-то в вышине. Так точно замирали и слова Бога, а коль и достигали слуха девушки, становились протяжно колыхающимися... аль сие просто колыхались пред одним видящим глазом Еси колоски пшеницы, перебрасывающиеся с соседними янтарным отблеском.
  - Для таких целей,- между тем продолжал говорить Господь.- Для выявления сияющих искр есть определенные предписания, заложенные в величаемой землянами огненно-солнечной, кипучей реке Смородине. Засим из той реки особые существа незримо для землян приглядывающие за планетой, их изымают. Тех существ, порой по велению Богов зримо показывающихся людям, величают по разному: Моголь, Ногай, Гриб-птица, Гриф-птица. Эти создания представляют из себя смесь каких-то иных видов живых творений. Чаще они наполовину животное с туловищем и ногами льва, наполовину птица с головой и крыльями орла. Помещенная в хранилище сияющая искра со временем может стать представителем племени, к примеру, такого, как белоглазые альвы, гомозули, вьян друды, бесицы-трясавицы, трикстеры, пещерные паны, оньаувы, ометеотли, дзасики-вараси. И тогда у сияющей искры будет иная жизнь, оная уже не закончится с гибелью плоти, а приобретая новые способности, будет степенно... неуклонно расти.- Теперь Бог стал сказывать много живей, толи, желая закончить скорее свое толкование, толи говорил, о том, что интересовало и его... задевало многажды сильнее. А в такт его словам мелодия бытия напевала свои мотивы, и вроде переплеталась с черными кудрями оставляя на них похожие на медовые золотые капли, очевидно, сбрызнутые с ветвей березы.- Только мозг человека вельми редко приобретает состояние сияющей искры. Потому что в нем в естестве такого мозга должны совпасть определенные параметры, такие как гениальность, высокая нравственность, дисциплинированность, ответственность и соблюдение законов предписанных Богами... не людьми, а именно первоначально вложенных основ. Для землян те основы дарили Дажба, Темряй, Усач... Впрочем, девочка моя, такое преображение доступно малому толику людей, и в основном на начальном этапе появления человечества на планете. При дальнейшем развитие людского общества человеку преодолеть воздействие окружающего строя, законов и обычаев почти невозможно, а значит, нет вероятности, преобразить свою искру движения и мозг в сияющую суть.- Перший медлительно склонившись к лицу девушки, облобызал полюбовно ее лоб и ласково добавил,- а теперь спи... Столько слов сказано тобой, столько выслушано, потеряно сил... Родитель будет досадовать на меня.
  Еси вздела вверх перст Бога, который все время удерживала подле своих губ, и, положив его на висок, тем самым обязала гладить волосы. Перший, мягко улыбнулся, и, тотчас принялся полюбовно голубить ее рыжие долгие вьющиеся волосы, а юница, сомкнув очи и ощущая застывше-плывущее состояние Крушеца и сама погрузилась в легкую, зыбчатую, золотую дымку уже без как таковых воспоминаний.
   Она просыпалась еще несколько раз, с каждым таким пробуждением ощущая спадающую усталость и утомление, чувствуя, как наполняется плоть бодростью и силой. Порой ей подолгу не удавалось заснуть. Перший сидящий обок с ней толковал лишь обрывочными фразами, повторяя одну и ту же просьбу попытаться уснуть, и Есиславушка понимала, аль находясь в этом недоступному ее человеческому разумению месту, чувствовала, Родитель сердится на старшего сына... Сердится и за болезнь Крушеца, и за толкование с ней. Легкой дымкой сон изредка спускался, будто стекая вязкой пеленой склеивающей веки с кроны солнечной березы. Инолды он вылезал из золотой земли по первому тугой каплей света, выплескиваясь на прямостоячий стебель пшеницы и степенно перемещаясь по нему ввысь, достигал крайнего в колосе янтарного зернышка... По долгой волосинке, что охраняли со всех сторон сам колосок, настойчиво капля света ползла вверх, лишь затем, чтобы достигнув навершия порывчато дрогнув, разлететься в разные стороны дымчатой круговертью и с тем поглотить сном мозг Есиславы... даровав ее плоти новые силы.
  
  Глава восемнадцатая.
  Сколько времени Есислава и Перший провели в Березани трудно сказать, одначе, несомненно, много. Посему девушка не только там отдохнула, окрепла, но и как ей показалось, набрала веса, хотя в том не был повинен растущий в ней ребенок, похоже, также как и все окрест остановивший свое взросление. Каким образом окрепла Еси, оставалось загадкой для нее, так как все это время она ничего не ела, не пила в Березани и даже, что было и вовсе удивительным, не ходила по нужде.
  Впрочем, в этот раз, открыв глаза, она сразу смекнула, что находится не в Березани, а где-то в другом месте. Еси резко села, с испугом обнаружив, что совершенно голая, и, ко всему прочему, еще и лишена волос. Рывком вскинув вверх руки она ощупала голову, и пришла в ужас, ибо кожа на ней была такой гладкой, точно там никогда дотоль не росли волосы. Чуть слышно вздохнув и в бессилие уронив книзу руки, девушка огляделась. Пред ней пролегал долгий и вельми широкий коридор, где мутно-серые стены слегка дрожали клетчатой более светлой рябью и заполняли собой значительно не высокий свод. Зеркальная полированость пола поражала очи своей словно растянутостью, расплывчатостью единого полотнища. Стремительно вскочив на ноги, поелику в этом огромном, давящем своей серой рябью коридоре теперь она находилась одна, Есинька развернулась и с тем гулко вскрикнув, шагнула назад.
  Так как расширившийся до невообразимых широт, там, впереди, проход глянул на нее, висящей во весь зримый проем восьмилучевой, серо-голубой, пульсирующей звездой. В самой своей сердцевине звезда была густо расчерченная двигающимися по коло змеевидно выгнутыми полосами, напоминающими молнии. Широкие лучи звезды, схожие с лепестками цветка, острыми своими концами вонзались вгладь пола. Их поверхность была кучно испещрена серебристыми символами и знаками ни на миг не прекращающими своего течения. Также пульсирующе-мигающе двигались и сами лучи, степенно расширяющиеся, засим вспять медлительно сужающиеся, одновременно в объеме, длине и ширине. Промежуток меж лепестками заполнялся более темными, стальными полотнищами, схожими по виду со струящейся водой, сбегающей по их краям вниз, в середине вспять вверх, вливаясь в саму суть лучей.
  Лепестки, как и центр звезды, разрезанные молниями, неторопко вращались, описывая коло. Неспешно двигаясь по ходу часовой стрелки они нежданно набирали ретивость, и начинали вращаться с бешенной скоростью. Потом также резко снижали быстроту своего хода и словно выплескивая цвет из лучей смотрелись выступающе- покатыми, а немного погодя всасывали размытые части лепестков вглубь темных, стальных полотнищ. И тогда свет, каковой насыщал и саму звезду, и пространством впереди, становилось более ярким, а в коридоре виделось все также четко как днем на Земле.
  Есислава туго дыша, смотрела на перемещающиеся по глади лепестков символы, спустя пару минут, узнав в неких из них те самые которыми пользовались дарицы, подаренные им когда-то белоглазыми альвами, так величаемую слоговую письменность, начерченную образом "черт и резов". Затем разобрав и другие знаки... очевидно, иные формы, имеющие письменное обозначение слов, слогов, ценных понятий всего того, что составляет суть языка передающего выражение мысли при помощи звука. И с тем подле слоговых письмен увидела вращающиеся руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы.
  Еси степенно стал охватывать тугой ужас, каковой сковал рот, и, похоже, захлестнул собой обитающего в ней Крушеца, гулко застенавшего. Девушка торопливо попятилась назад, ступив сначала одной, посем второй ногой, жаждая и вовсе, развернувшись, убежать. Однако внезапно из дотоль гладкого пола вырвалась, выбросив вверх узкими полосами ржаво-серых отростков, с одной и другой стороны правой стопы, сеть, напоминающая паутину. Она стремительно опутала оголенную кожу ноги, словно срослась с ней. Еще мгновение и паутина не просто переплелась с кожей, она проникла под нее, вглубь плоти и свилась с пепельно-голубыми венами, красными жилками, белыми нервами и красным мясом. Доли секунд спустя направившись вверх по телесам прямо к лодыжке, колену, лядвеи. Есинька срыву дернула окутанной с поверхностью пола ногой, не в силах днесь не то, чтобы ее поднять, но даже шевельнуть перстом, будто намертво слившимся с паутиной... Тотчас, и левую стопу схватили в полон ржаво-серые отростки паутины. Они и вовсе, вероятно, в один вздох опутали кожу, проникли в нутро плоти, смешались с сосудами, нервами, мышцами, и дотянулись до бедер.
  Порывчато всплеснув руками, Еси гулко вскрикнула, впрочем, с тем вылетевшим из недр груди стоном, дымчатые отростки, явившиеся в мгновение ока с правой и левой стены коридора, выбросив петли, плотно обхватили запястья. Единождым махом они растянули ее руки в разные стороны, и немедля вклинились под кожу, обвили плоть, и как днесь увидела Есислава, сами кости, не просто с ними переплетаясь, а словно окукливая каждую жилку, нерв, вену. Также ретиво они опутали предплечья и плечи юницы, придав самой коже вид пепельной-голубизны. Дотянувшись до плечевых суставов отростки, резко дрогнули и с тем одеревенели ноги и руки Есиньки, точно по ним прекратила перемещаться даже сама кровь. Плотное отишье на самую малую толику повисло во всем этом помещение... но только на самую малую толику.
  Внезапно громко хрустнув и разорвав поверхность пола позадь застывшей девушки, из разошедшихся ступенчатых черных внутренностей вырвался и вовсе мощный корень. Он торопко двинулся вверх и вперед, да пробив в районе крестца юницы кожу, врезался в его переднюю вогнутую поверхность. Корень рывком выпустил из себя тончайшую поросль волоконцев обвивших боковые артерии, ветви нервов и впившихся не только в кости, но и купно перемешавшись с нервами, мышцами, хрящами, суставами, связками составляющими позвоночный столб. На удивление кроме страха Есислава не чувствовала боли, хотя вместе с тем ощущала разрыв собственной кожи и слияние с ней чего-то иного, обаче, не чужеродного. От правящего в ней ужаса она, кажется, перестала дышать, когда почувствовала как тонкие отростки корня, полностью опутав позвоночник, и одеревянив все ее тело шевельнулись, где-то в глубинах плоти.
  Еще может минута, и волоконца окутали сетчатой паутиной внутренние органы: легкие, печень, почки, селезенку, матку и, наконец, само сердце. Отчего вмале Есинька разобрала как громко и ритмично, точно ударяя в бубен, оно застучало внутри того сотканного кокона. В свой черед мерно и бесперебойно дышали легкие, свершая степенный вздох воздуха, поступающего через паутины, и протяжно-долгий выдох, выходящий чрез густоту тех нитей.
  Теперь, похоже, запаниковал мозг Еси, аль может всего-навсе Крушец, желающий выплеснуть свой страх чрез плоть, еще поколь ей подчиняющуюся. Девушка торопко раскрыла рот, однако тот же миг услышала властно-теплый голос. Это был даже не голос, а шорох, что порой наполняет лесные просторы своим появлением. В нем слышалось шебуршание сухой переворачиваемой листвы, покачивание ветвей, а может все же колыхание травы, той, которая наполняла елани Земли. Все это слитое во единое целое, а потому такое близкое, родное пропитало само помещение и отозвалось в юнице:
  - Еси...Есинька...Есиславушка,- послышалось сразу со всех сторон.- Тише...тише... тише... Не надобно нервничать. Все хорошо, моя бесценность... моя драгость... моя любезность. Ноне так надо, чтобы при лечении Крушеца не пострадала ты. Чтобы все органы, вся твоя плоть осталась в прежнем, здоровом состоянии. Главное, чтобы ты сейчас оставалась спокойной, не кричала, не слушала Крушеца и не исполняла его желаний. Сейчас он слаб и правишь ты. Потому успокойся, сомкни рот и доверься мне, моя девочка... моя милая, дорогая девочка.
  В том тихом, мерном дуновение девушка уловила голос Першего и единожды Асила, а потому тотчас сомкнула рот... Рот, который поколь подчинялся ей. И пару минут спустя не только иссякла паника в ее мозге, но и в самом Крушеце. Воззрившись в центр звезды, где сейчас соприкасаясь многогранно расчерчивая свинцовую макушку, кружили по коло молнии, порой, словно разрезая друг друга на части. Какое-то время округ Есиславы все было спокойно, несомненно, Родитель давал ей возможность умиротвориться. А засим из пола, прямо в нескольких шагах от нее, разорвав его гладь резко и на части так, что живописались пролегшие во всех направлениях крупные и малые трещины, стремительно вырвавшись, понесся к голове Есиславы ржаво-серый, ребристый корень, в обхвате не толще руки. Он вельми скоро достиг лица юницы и воткнулся в сомкнутые уста, махом надавив на зубы, вроде пригнув верхние из них к небу, а нижние к языку, миг спустя ворвавшись в глотку, окутав ажурными паутинками голосовые связки, трахею. Распавшись вже, по-видимому, во рту на отростки, он направил их движение через нос к ушам, и далее к черепной коробке, укутав своими, как почудилось девушке, клейкими волоконцами сам мозг, кости и очи, потому как нежданно и правый глаз стал видеть мутно, вроде сквозь струящуюся зябь.
  - Еси... Есинька...Есиславушка,- теперь голос... шорох... дуновение прозвучал в самом мозгу.- Ничего не бойся. С тобой все будет благополучно. Я подле тебя... Я с тобой... Я в тебе, моя бесценная драгость.
  И вновь ничего не происходило определенный промежуток времени. Наново правила в помещение тишина и точно бездвижье, а после из макушки звезды вырвалась ярко-серебристая молния, это Есислава узрела даже через мутное видение глаза. Напоминающая стрелу с острым наконечником, усеянная малыми просяными золотыми искорками, вельми плоская по форме, молния понеслась в сторону юницы. В доли мига она достигла ее головы, и, воткнувшись, точнее войдя, малость левее правого виска, чуток выше изгибающейся бровки срыву прошлась справа налево повдоль лба. И девушка услышала едва осязаемый скрип разрезанной кожи и хруст разошедшейся надвое кости. Наконечник молнии, дойдя почитай до левого виска, порывисто дернулась назад, и, выскочив из рассекаемой лобной кости, свалилась на пол, мгновенно превратившись в вязкую субстанцию, коя также скоро впиталась в сие гладкое полотно.
  Две капли крови покинувшие места разреза подле висков медлительно скатившись вниз, прочертили тончайшие полосы на щеках Есиславы, замерев где-то посередь их, вроде остановленные пепельно-голубыми сетями опутавшими плоть лица и слегка приподнявшими саму поверхность кожи. Теперь из свода коридора к голове девушки спустились едва зримые серые нити... столь тонкие, можно даже молвить ажурные, легкие шелковинки. Вроде шевелящих тельцами червей, они дотянулись до лба Еси, как раз до места рассечения, и, внедрившись в верхнюю стенку надреза кожи и черепа, густо облепили своими присосками его край. Днесь послышался гулкий, несколько раскатистый звук, точно кого-то долго чмокали в щеку, и нити энергично-синхронно дернувшись, приподняли вверх свод черепа, образовав узкую щель, чрез которую выбился яркий смаглый свет, прерывисто зарябивший.
  Прошло пару-тройку минут, может чуть больше, когда из кружащей восьмилепестковой звезды, теперь уже из двух острых концов застрявших... затерявшихся в соседних стенах вылетело множество плоских с зигзагообразными краями лент, верно в палец шириной, как-то кучно собранных меж собой, словно пучкообразных. Вскоре, ибо в этом помещение, все двигалось или быстро, или вспять дюже медленно, ленты дотянулись... доплыли... али все же долетели до головы юницы. Две из них вошли сквозь расщелину, как раз по краям разреза, вглубь черепной коробки, и, притулившись к сияющему естеству девушки, резким рывком вырвали наружу Крушеца.
  Тугой смаглый комок сияния с округлой макушкой и тонким изогнутым остроносым хвостиком по полотну коего струились беспорядочно, в разных направлениях, сталкиваясь, наскакивая, схлестываясь и распадаясь серебряные, золотые, платиновые разнообразные по форме символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы. Ленты, дотоль замершие обок головы, стоило лишь двух их собратьям вынуть Крушеца наружу, торопко прилепились своими ротиками- присосками к сияющему его телу и тотчас окаменели... также как до этого одеревенела плоть Есиславы. Они застыли в неподвижном состоянии, зафиксировав в нем и саму лучицу. И девушка теперь смогла узреть, что меж расщелиной на ее лбу и хвостиком Крушеца пролегли сквозные волоконца переплетений, блистающие голубо-золотым светом и сверху, словно присыпанные алой мельчайшей поземкой, такие густые... создающие единую, сплошную сеть.
  Лепестки звезды сейчас перестали кружить по коло и продолжили перемещение по их поверхностям символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, точно ожидая чего-то... Еще вероятно доли секунд и с под каждой отдельной части составляющей клинопись стал пробиваться серебристый свет живописуя более значимое проявление того письма, словно символизируя, что-то Крушецу. Нежданно, стремительно вырвавшаяся из центра звезды серая молния своим острым наконечником, усеянным малыми просяными золотыми искорками по плоскому рубежу, мощно вдарилась в округлую макушку лучицы и единожды все письмена на его сияющем теле замерли, прекратив свое перемещение. И судя по всему, от этого удара Крушец закричал, потому как Есислава расслышала хоть и далекий, но вельми пронзительный свист... схожий с раскатистой, высокой трелью.
  Еще одна острая молния врезалась в макушку Крушеца и немедля письмена, словно встряхнувшись, заняли определенный порядок. Местами выстроившись в рядья, прямые линии, соорудив меж собой особые геометрические фигуры, образы, символы. Новый разряд молнии вызвал новую структуру в построение всех доселе созданных фигур и единожды их сочленение меж собой... и очевидно еще один вопль лучицы.
  С каждым последующим ударом Есислава зрела, как на поверхности сияющего Крушеца выстраивался изумительный по красоте узорчатый рисунок. Она слышала его долгий, болезненный крик, сопереживала его страданиям и с тем ощущала, как и сама теряет силы, крепость, чувствовала охватывающую ее плоть слабость. Вроде как испытываемое Крушецом высасывало и из нее мощь также скоро, как пронзительно тот кричал.
  Очередной разряд вызвал слабое движение в укрупненном выстроенном узорном порядке на теле лучицы, и тот ход отозвался в юнице сбоем в биение сердца, а после болезненно дрогнули пальцы в конечностях, проскочила легкая зябь внутри мозга.
  И Еси тогда внезапно разглядела на месте звезды лицо совершенно мягкой формы, точно правильного круга, пожилого человека, где волнистой была спинка носа и округлым основание. Слегка впалые щеки с чуть выступающими скулами над оными нависала седая прядь волос, напрочь скрывающая очи, также как и густые пепельные усы единились с брадой да таили под собой губы, и сам подбородок. Огромное колообразное облако, впитавшее в себя лепестки звезды, и все остальное пространство, описывая голову, как-то мгновенно выплеснувшись вперед, сглотнуло волосы, а миг спустя и само лицо.
  И тотчас слабо дернулся пред очами Есиславы Крушец в удерживающих его лентах. И новый разряд молнии, выскочив из теперь уже явственно проступившей восьмилучевой звезды, вызвал движение письмен по поверхности сияющего тела лучицы одноприродное тому, что девушка наблюдала в лепестках. Оглушительно вскрикнули от боли Крушец и Есинька. Прерывисто дернулось в груди укутанное в паутину сердце, и мутная дымка поплыла пред ее глазами.
  Немного погодя, не сразу... а именно погодя, когда дымка пред очами так и не рассеялась, Еси, почувствовала, как втолкнули ей вглубь головы подергивающегося, будто объятого жаром Крушеца так, что тем пламенем обдали и сам мозг. И с тем, верно, лопнули перетянутые меж собой нити, дотоль оберегающие мозг юницы, посему незамедлительно пропала мутность окутывающая правый, здоровый глаз, уши явственно обрели слух. Прошел еще морг и изо рта высвобождая трахею, голосовые связки, гортань, да и сам язык вывалился, плюхнувшись вниз ребристый ржаво-серый корень, ноне покрытый малыми рдяными пупырышками. Корень, приземлившись на пол, медлительно уполз в разошедшуюся щель, погасив края трещин. Из средины закрутившей лепестками звезды вырвался плоский луч молния, и наново ринулся в направление головы Есиславы. Серые волоконца, поколь удерживающие свод черепа, резко лопнув, отпустили его, и одновременно с тем молния воткнулась в левую предвисочную кость, и, пройдясь по лобной кости, вызвала осязаемо-слышимое скрежетание и шипение. И тогда сети окуклившие внутренние органы, позвоночник высвободили все из-под своего оберега и втянулись в корень позадь спины. Также вельми стремительно выпустив из пут спину, руки и ноги девушки корни пропали в стенах и полу. Отчего оставшись без опоры и поддержки, Есинька туго качнулась, и, не ощущая своего тела и его частей, упала на гладь пола, не мешкая покато выгнувшегося и тем самым снизив удар об себя.
  Еси упала на грудь и правую щеку отчего пред ее правым видящим глазом проступила серая зеркальная полированость пола по которой, как оказалось, перемещались махунечкими каплями письмена, али может лишь отражались. Широко открытый рот, оставшийся с того мига, как из него выпал корень, юницы вогнал вглубь груди воздух. И Есислава с тем глотком ощутила не просто слабость, а высосанные силы из конечностей, ноне похожие больше на тряпичные, из органов, словно превратившиеся в ошметки. Отчего не просто не удавалось ими шевельнуть, но даже дышалось с трудом.
  Гладь пола нежданно пошла и вовсе ребристой волной, закачав вверх...вниз на себе тело девочки. И в той зеркальной залащенности принялись отражаться, будто спешно выведенные на папирусе, бумаге, пергаменте, бересте, дереве, металле, камне символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, а над недвижно лежащей Еси навис Перший. Он бережно поднял ее на руки, подхватив под колени и спину, прижав тряпичную голову к своей груди, да с волнением вгляделся в черты лица девушки. Нежно покачивая туды...сюды старший Димург понес Есиньку по коридору к находящейся супротив кружащей звезды стене. Бог вошел в густую серебристую завесу, дотоль там не зримую, прислонив лицо Есиньки к плечу и тем самым загородив ее глаз, чуть погодя вступив в белую, полусферическую комнату векошки.
  - Как она?- послышался беспокойный голос Асила, и он торопко шагнул к старшему брату.
  - Очень слаба, ей надо поспать,- тотчас пояснил Перший, и, не останавливая поступи, направился к ложу девушки.- Ночница-эка,- добавил он к стоящей подле столика нежити,- быстро зелье.
  Зиждитель бережно уложил юницу на ложе на спину, поправил под ее головой подушку, прикрыл тело покрывалом. И когда нежить подала ему вытяжки в кубке с долгим носиком, сам напоил Есиславу. Аккуратно придерживая голову и давая возможность девушке справиться с глотанием, что в первый момент ей далось вельми сложно.
  - Что сказал Родитель?- вопросил стоящий подле Асил неотрывно наблюдающий за тягостно смыкающимися очами Еси и ее прерывчатым дыханием.
  - Велел наблюдать за девочкой и Крушецем неотступно,- произнес присевший на ложе старший Димург и нежно утер губы юницы ручником, помогая ей их сомкнуть.- И поколь девочка должна все время спать. Крушец очень тяжело воспринял перекодировку так, что Родителю несколько раз во время курации приходилось прерываться, чтобы дать малецыку набраться сил.- Перший провел указательным перстом по лбу девушки, где на поверхности кожи явственно проступала темно-коричневая, тонкая полоса.- Родителю придется еще раз проверить состояние малецыка, чуть позже, когда плоть будет готова, потому теперь спать. В следующий раз вмешательство будет проводиться в плоть, только когда она будет в бесчувственном состоянии, ибо в бодрствующую опасно. Он хочет потолковать с Крушецом и велел мне присутствовать при том разговоре. Сказал, Крушец очень плотно связан с девочкой, и сейчас ее потеря для него будет не переносима... Потому надобно сделать все, чтобы этого не произошло.
  
  Глава девятнадцатая.
  Еси неспешно... совсем медленно приоткрыла веки. Они сызнова, как в тот раз после лечения Крушеца наполнились тяжестью, и в целом все тело туго болело. Вроде бы еще в прошлое свое пробуждение девушка ощущала бодрость и живость всей плоти, а сейчас наново почувствовала себя худо, точно подверглась избиению... Избиению от которого недужило не только все внутри, но и снаружи так, что боль отдавалась покалыванием по всей поверхности кожи и особо ныл... полыхая лоб. Дотоль Есинька не видела снов, лишь густое марево дыма, но в этот раз сызнова узрела лицо Родителя, по коло окруженное темно-синей, широкой полосой в каковой перемещались не только символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, но также геометрические фигуры, образы людей, существ, зверей, птиц, рыб, растений, не только когда-то виденных, но и не наблюдаемых. Сами образы божественных созданий были разнообразны по цвету, форме и проступали столь четко, что зрелись трепещущие листы на деревьях, поводящие ушами звери и плавниками рыбы, шевелящие губами существа и люди. Высокий и широкий лоб Родителя был слегка вдавлен и по нему пролегали горизонтальны и вертикальные, глубокие морщины, такой же неровной, пепельно-синей, как теперь удалось разглядеть, казалась кожа и на выступающих скулах. Купно собранные густые пепельные брови ноне переплетались с прядью развевающихся волос, прикрывали глубокие сине-марные очи.
  Лежащая на левом боку девушка, меж тем припомнив яркость сна, вгляделась в белые полутона комнаты, также приглушенного в свете, как и стены, и свод.
  - Есинька,- мягко протянул, сидящий на стуле обок ложа Асил и ласково провел дланью по колыхающему колотьем лбу, и всей все еще безволосой голове.
  - Больно,- едва слышно дыхнула Есислава и Бог тотчас отдернул руку от ее головы.- Где мы?- погодя вопросила она, чувствуя, как болезненно онемела спина, и, не имея сил сменить положение тела.
  - Мы в векошке... поколь подле Родителя,- торопливо пояснил Асил, и, почувствовав желание юницы, бережно перевернув ее, уложил на спину, поправляя под головой подушку.- Пить хочешь,- это уже и не было вопросом, а проплыло утверждение, понеже теперь после лечения Атеф, как старший Бог, мог безболезненно ее прощупывать.
  Есиньке не пришлось отвечать, и Асил взяв со столика кубок с долгим носиком, медлительно стал поить ее почитай бурым на вид, одначе мятно-терпким отваром.
  - Мы тут будем еще долго?- поспрашала Еси, отрываясь от кубка и ощущая как значительно помягчели дотоль сухие губы.
  - Столько сколько надо,- отметил Бог и настойчиво допоил юницу отваром.- Чтобы ты набралась сил и смогла перенести возвращение, так распорядился Родитель.
  - Родитель..,- прошептал девушка, и болезненно дернулись ее губы.- Зачем состригли волосы, как же я теперь.
  - Волосы отрастут,- нежность в голосе старшего Атефа поглотила всякое огорчение. Он заботливо утер губы юницы ручником и по теплому ей просиял.- Отрастут вмале... Лишь мы вернемся на маковку в Млечный Путь. Бесицы-трясавицы ту неприятность быстро устранят, не думай поколь о том.
  - Родитель,- сызнова переключаясь на волнительное, заплетающимся языком пролепетала Есислава и глаза ее тягостно дрогнув, сомкнулись.- Он похож на вас всех... На Першего, тебя, Небо и Дивного...
  - Это мы на него похожи, ибо есть его суть,- долетели откуда-то издалека слова до девушки. И стало не понятным, сие молвил Асил... Перший или вдул ей в мозг сам Родитель.
  
  Есислава обретала себя постепенно, и как ей казалось долго. Сначала она не могла даже повернуться на ложе и посему Перший и Асил постоянно ее прощупывающие делали это сами. Ночницы кормили девушку, мыли и переодевали, а, чтобы она не переживала по поводу волос, на голову ей поколь одевали повойник, схожий с детским чепчиком, убор у которого была полуовальная задняя часть и ободок, завязывавшийся под подбородком. Помаленьку в конечности вернулись силы, крепости обрела и сама плоть, настолько, что Еси стала подниматься с ложа и поддерживаемая кем из Богов прохаживаться по комнате векошки. Однако даже и тогда, она большее время отдыхала, и если не спала, то толковала с Першим, который стал теперь предупредительно обманчив, считая, что итак слишком много поведал ей, потому почасту переводил разговоры на безопасные темы. Большей частью Бог выспрашивал юницу о ее мыслях, чем сказывал сам. Время как казалось Есиньке, остановилось теперь и в векошке, точно также как когда-то оно замерло в Березане, куда ей так жаждалось вновь попасть... попасть и обрести там состояние умиротворения.
  Наконец Родитель разрешил Богам отбывать из Отческих недр, сочтя состояние Еси достаточно окрепшим, ибо состояние Крушеца было исследовано многажды раньше и сочтено благостно оправившимся. В этот раз полет юнице показался более скорым, так как во-первых она могла подолгу спать, а во-вторых ее перестали мучить боль и тошнота. Вследствие этого векошка летела на самых высоких оборотах, снижая их лишь в тяжелых местах, как величал их Перший, рукавах.
  Ноне девушка проснулась уже не в векошке, а в каком-то ином месте. Она сразу сие поняла, абы не только цвет комнаты, но и ее форма казалась другой. В этом помещение, стены, имеющие треугольную форму, сходились в одной вершине. Самих стен было пять, пятиугольным смотрелось и основание пола, потому помещение соответствовало образу пятиугольной пирамиды. Поверхность стен поражала своим серебристо-синим, неясно-тусклым цветом. Посередь комнаты, не дюже большой, стояло одначе весьма широкое ложе, без спинки и ножек, и вовсе с исчерна-синего цвета поверхностью на оной были разбросаны ворохом множество подушек. Подле ложа располагалось мощное облачное кресло и часть кучных, клоков дымчатых испарений только не белого, а прозрачно-голубого цвета цепляясь за стены комнаты, тревожно вздрагивали, словно были чем напуганы.
  Хотя и само кресло, прозрачно-голубое, ну, может с более значимой насыщенностью синего цвета, поражало на взгляд своим высоким ослоном и мощными облокотницами. Оно поместилось в комнате таким образом, чтобы сидящий мог все время смотреть на лежащую на ложе девушку. Потому, когда Есислава открыла глаза, первого кого она увидела, это Стыня, вонзившего в облокотницу кресла локоть и подперев перстами и дланью подбородок. Младший Димург явно смотрелся чем-то озадаченный, и думал... думал о том, что было вельми для него неприятным, посему золотое сияние его кожи несколько притухло, и она казалась густо коричневой.
  - Стынюшка,- чуть слышно дыхнула Еси и резко вскочив с ложа, дернула головой, а вместе с ней затрепыхались ее долгие, вьющиеся волосы. Легкой марной дымкой проплыло пред очами темень и девушка слегка качнулась туды... сюды.
  - Тише, тише моя девочка,- торопливо откликнулся Стынь и торопко поднявшись с кресла качнулся своей божественной фигурой в сторону юницы, несомненно, опасаясь за ее состояние.- Не нужно так волноваться, моя Еси.- Бог принял в объятия девушку и прижал к своей объемной груди, нежно приложившись к ее макушке, не к устам, как было допрежь, а всего-навсе к макушке.
  Впрочем, Есислава также не стала целовать Стыня в уста, лишь коснулась губами его груди, сокрытой под серебристой материей рубахи. После перенесенного юнице нужно было время... время, чтобы вернуться в прежнее состояние, состояние близкое человеческому, а не божественному.
  - А где Перший?- вопросила Еси, ощущая особую потребность в том, чтобы видеть именно этого Бога, столь родственного Крушецу.
  - Давеча от тебя ушел,- спешно произнес Стынь и погладил ее по вьющимся, распущенным волосам, оные кажется стали много длиньше, чем были до посещения Родителя.- Но коли ты хочешь, я его позову. Отец велел, ежели тебе понадобится тотчас его призвать.
  - Нет... не надо,- ответила Есинька и миг помедлив, вздела голову вверх, всматриваясь в лицо возлюбленного.- Побуду с тобой, так как вельми за тобой наскучалась.
  Юница нежданно резко подалась ввысь и приникла к жарко-трепетным губам Стыня насыщенным золотым сиянием. Людская чувственность в Есиньке поколь, как благо и для лучицы, оставалась сильней божественности. Стынь стремительно обхватил тело девушки, придерживая ладонью голову, и не торопко опустил ее на ложе, нежно проводя левой рукой зараз по груди и животу. И тем самым движением наполняя плоть трепетанием и присущим только людям любовным желанием, таким уникальным единожды близким к животному потребству и все же приобретающего в слиянии тел неотъемлемую только человеку красоту.
  
  Глава двадцатая.
  На спутнике четвертой планеты приближенной по форме к эллипсоиду, где поверхность состояла из обломков изверженных пород, минералов, стекла, метеоритов и вовсе как-то нелепо поместился огромный каменистый утес с весьма развороченной, словно грубо выколотой вершиной. Казалось, скала гнула куда-то влево весь спутник, тем самым замедляя его вращение округ четвертой планеты. Космическое судно Атефов батура, маскирующаяся под данный утес, ноне вельми зримо мерцала своей каменной поверхностью, точно в ней переливались движущиеся околот планеты, астероиды, кометы, болиды, и иные мелкие небесные тела. Мельчайшие бусенцы света выскакивая на сие покрытие, похоже, пробивали и плотный слой реголита, покрывающего как батуру, так и сам спутник.
  Внутри космического судна ноне было вельми шумно. Неможно сказать, что существа, населяющие ее гамили, понеже это вряд ли позволил почасту пускающий гнев Бог Асил. Просто каждое создание, исполняя положенное ему, переговаривалось и тем самым наполняло многочисленные галереи, расписанные листами, плодами, увитые ветвями аль изогнутыми корневищами, комнатки, горницы, светелки тем работным бытием.
  В центральном зале одного из мощных помещений батуры, по форме схожим с овалом, и пол, и потолок были ровными и гладкими, а в стенах перемещалось сразу два сияния бурый и густо-зеленый, порой и вовсе приобретающий почти темно-коричневый цвет. Сияния не просто полыхали, они точно кружили по стенам, инолды степенно спускаясь от свода к полу. Потолок же вспять казался недвижимым и, ноне, явственно потемнев, таил в себе синюю марность неба, утопив в той мрачности и серые паутинчатые волоконца, повторяющие форму шестиконечной звезды, и крупные шары перемещающие радужность света, допрежь того пристроенные на их кончиках. На могутном пне, заменяющем трон, поместившимся посередь залы с высокой и широкой щепой торчащей с одного его бока, заменяющей как таковой ослон, восседал Асил. Дотоль отходящие от пня корни остались лишь околот него, опоясав по коло, и малость приподняв над общим уровнем мраморного пола, хотя и тут они не расползались по всей поверхности, тем самым высвободив в помещение большую часть пространства.
  Асил опираясь на ослон пня, в серебряном долгополом сакхи, казался явно чем-то огорченным. Впрочем, если говорить точней, он был опечален лишь одним, болезнью Крушеца, которая случилась по вине Круча и недогляду его, как старшего Бога. Без венца, однако, при своем высоком росте Зиждитель должен был бы смотреться могутным, хотя с находящимся в зале существом зрелся так себе... середничком.
  Прямо пред Богом, на освобожденном от корней полу, стояло огромное, в высоту превышающее метра три-четыре, создание, величаемое троллем. Плотное его тело, с зеленой кожей, лоснящейся от влажности, точно он токма вылез из воды, свидетельствовало о силе того существа. Широкими, накаченными были руки, ноги и само туловище тролля, оголенное без признаков пола, волос оно вроде кроилось только для демонстрации мощи. Посему на нем просматривалась массивными взгорьями мышечная масса в конечностях, а овально-сплюснутая голова, растянутая в стороны двумя огромными треугольными ушами, соприкасающимися со всей поверхностью щек, сидела прямо на туловище, отчего плечи входили в подбородочную область. Голова также не имела волос и сверху казалась гладко-лоснящейся, на лице отсутствовало как таковой лоб, скулы и само оно было вельми плоским. Одначе со всем тем крупные очи круглой формы тролля, где оранжевый зрачок пульсирующе поместился в черной склере, придавали лицу довольно-таки злобное выражение. Похожий на загнутый клюв птицы нос не имел основания и осуществлял дыхание чрез одну, широкую ноздрю, потому создание дышало тягостно и шумно. Мясистыми и боляхными, буро-серыми были губы существа, и слегка отвислыми, будто у старца щеки. Обряженный всего-навсе в набедренную повязку, что широкой полосой обматывала бедра и крепилась на талии платиновой пряжкой, тролль более ничем себя не прикрывал, а ноги его заканчивались круглыми стопами с маханькими черными наростами по краю, похожими на ногти.
  В правой вытянутой руке создание держало, словно куклу, шаманку Уокэнду ухватив ее за вздетые вверх раскосмаченные долгие черные волосы. Уокэнда ноне, кажется, растеряла смуглость собственной кожи, некогда оттененную сиянием краски. Под ее открытыми и испуганно уставившимися на сидящего Бога черными глазами пролегли синие круги, обострился орлиный профиль, и зримо впали щеки, будто шаманку дотоль долго били. Да и вся Уокэнда, обряженная в рванную бурую тунику, где толком и не имелось рукавов, выглядела вельми измученной и истощенной. Не было в мочках ее ушей сережек, а руки, досель расписанные от запястьев до локтей, синими символами и вовсе безжизненно посинели. Шаманка висела на собственных волосах, молча, лишь подняв вверх правую руку и ухватившись перстами чуть пониже трехпалой лапищи существа.
  - Что?- нескрываемо недовольно молвил Асил, зыркая сначала на шаманку, потом на тролля.- Чего принес сюда эту дрань, Амате?
  - А, чего с ней делать Бог Асил,- прорычал, едва шевеля своими мясистыми губами, тролль.- Вы ж ничего не велели.
  -Не велел,- голос старшего Атефа и вовсе болезненно затрепыхавшись, тотчас погас.
  - Надобно ее уничтожить Бог Асил,- нежно проворковала Отеть, поместившаяся на чуть вздыбленном корне слева от трона Зиждителя.
  Нынче обряженная в бурый сарафан с широкими лямками, края которых были украшены крупной коричневой яшмой и желтую рубаху, без ворота, да в тон одеянию обутая в калишки, Отеть беспокойно оглядывала Бога, сопереживая его огорчению.
  - Уничтожить,- вяло протянул Атеф и усмехнулся, слегка изогнув узкие губы.- А какой теперь смысл Отеть? Какой?.. Бедный малецык столько пережил боли, Отец Перший столько выслушал назидательного от Родителя... а я... Я весь измаялся за эти дни. И пусть бы Родитель все свое недовольство выплеснул на меня, ибо я того заслужил, так нет!- Голос старшего Атефа резко набрав мощь дрогнул, а вместе с ним качнулась рука тролля, и, открыв рот бесшумно застонала удерживаемая в ней шаманка.- Нет, Отец... Перший он не позволил тому недовольству Родителя излиться на меня. Он выслушал все сам, а после мне сказал, что нужно быть внимательней... Понимаешь Отеть, внимательней.
  Асил торопко повернул голову в сторону сидящего рядышком создания старшего Димурга, каковой относили к нечисти, не столько люди, сколько сами Зиждители, и гулко вздохнув всей плотью так, что затрепетала материя сакхи, уставился на нее.
  - Понимаю, Бог Асил,- не менее скоро затараторила Отеть и днесь в голосе ее послышались едва заметные нотки бас-баритона.- Понимаю... Вам и впрямь, прав Господь Перший, надобно быть внимательней, но и всего лишь. Вас никто ни в чем не упрекает, так как сие была случайность. Если бы не эта склизкая тварь, с госпожой и лучицей ничего б не произошло... Во всем виноват ее извращенный, завистливый мозг, оный надобно уничтожить так, абы более того, что давало ему ход не появлялось на Земле.
  - Так чего уничтожить, али как?- наново отозвался рыком тролль, и шумно вздохнул.
  - Али помолчать Амате,- произнесла вельми повелительно Отеть, точно правящая не только в этой зале, но и вообще в батуре.- Сколько раз тебе говорено, коль я толкую с Богом Асилом, ты узколобый тяжкодум, стоишь и молчишь.
  Тролль взволнованно перевел взор с лица Бога на нечисть, и, приоткрыв рот, вывалил оттуда болотного цвета мясистый язык, сверху покрытый крупными бурыми бородавками.
  - И рот свой сомкни Амате. Сколько раз тебе говорено, абы ты рот держал закрытым, и сим нелицеприятием не пугал Бога Асила и Бога Круча,- немедля отозвалась Отеть и резко передернула плечами.
  В ее ромбического вида очах расположенных не горизонтально надбровным дугам, а вертикально так, что уголки вдавались соответственно в щеки и лоб, голубизна сменилась на более насыщенный цвет. Легкая зябь нежданно энергично качнула туды... сюды квадратные зрачки, каковые, видимо, оглядели зараз всю залу.
  - Однако,- продолжила свои толкования нечисть, узрев как тролль поспешно выполнив ее указания, сомкнул рот.- Все, что случилось с лучицей пойдет вам Бог Асил впрок и вы станете более опасливым в отношение ваших сынов, о чем я всегда сказываю. Ноне же нужно решить две заботы... Первое покончить с этой мокроносой мерзостью, что находится в руках Амате...
  Тролль тотчас шевельнулся, и, протянув в сторону Бога руку с покачивающейся шаманкой, вопрошающе дыхнул:
  - Так, что уничтожить?
  - Смолкни, Амате,- вельми негодующе гаркнула в сторону тролля Отеть, меж тем не прекратив поучать старшего Атефа,- она вельми заплевала всю светелку обок моей горницы. Уж я боялась ее куды в иное место поместить, чтобы Бог Круч не приметил... посему светелку нужно отмыть, а ее...
  Однако нечисть не договорила, ибо в разговор вновь вклинился тролль, теперь дернувший руку, а вместе с ней шаманку на себя:
  - Так, что уничтожить?
  - Уничтожь!- гневливо выпалил Асил.
  - Смолкни!- не менее взбудоражено дыхнула Отеть.
  Но так как старший Атеф повеление молвил первым тролль торопко его и выполнил. Он резко кинул Уокэнду на пол пред собой и срыву, шагнув вперед, левой ногой наступил на нее. Пронзительный скрежет, хруст, словно перемалываемой древесины на морг наполнил всю залу, а после раздался плямк, это стопа Амате сравнялась с поверхностью пола, и огорченный окрик Асила:
  - Что ты наделал?
  Лицо Бога зримо дрогнуло, и он с досадой оглядел и саму залу, и свое серебристое сакхи заляпанное кровью, мельчайшими останками органов шаманки.
  - Уничтожил!- довольно отозвался тролль и еще сильнее вдавил правую стопу, вместе с останками человека в пол.
  - Кх...кх...- продышал Атеф, толи собираясь закашлять, толи зарюмить. Он резко развернулся к явственно опешившей нечисти и показал на свое одеяние, усеянное, как и руки, и лицо ошметками человеческой плоти.- Что за тупое создание? Почему меня окружают такие глупцы?
  Отеть не мешкая вскочила на свои удлиненные ноги, и почитай прыгнув на вспучившийся обок трона и выполняющий роль облокотницы корень, вздев вверх подол своего сарафана, принялась утирать лицо, руки и сакхи Бога. С тем вельми полюбовно успокаивая:
  - Не нужно вот так по мелочам расстраиваться... Сейчас утремся, устраним усяку неприятность и сырость... И все будет благополучно.
  На удивление Асил довольно терпимо воспринял то самое устранение, хотя все же отклонил от нечисти лицо, дав утереть подолом сарафана руки и смахнуть с сакхи кровяные ошметки. Лишь Отеть убрала всякое расстройство с одеяния и кожи Бога, она рывком развернула голову в сторону все еще вдавливающего в пол тролля, и шибутно на него гикнула:
  - Ты, чего Амате такое творишь... Уничтожить, это ж надо понимать как... Это ж надо понимать, что не тут... Не в зале... Не пред Богом Асилом и его пречистым взором. А нут-ка, ступай отседова, да ногу узколобый тяжкодум подыми, абы весь пол не измазать... Да, шибко позови сюда полазников, пущай уберутся туто-ва.
  Тролль незамедлительно поднял ногу, слегка согнул ее в колене и принялся рассматривать месиво, каковое оставил после топтания на полу, где перемешались не только волосы, кости, плоть, но и одеяние шаманки. А после, также медлительно развернувшись и опираясь на испачканную стопу только черными наростами, направился несколько подпрыгивающе, и с каждым шагом встряхивая зал, к стене в том месте, что была более вытянутой формы, точно живописующая верхушку яйца. Тролль тукнулся своей почитай прямой макушкой в нежданно ставшую бурой поверхность стены, вроде как провалившись в ее зябь, оставив о себе напоминанием только марность сияния.
  - Так одну заботу мы убрали,- молвила вельми умягчено Отеть и голос ее наново заворковал.- Теперь о второй.
  - А, что еще есть и вторая?- досадливо протянул Асил и зыркнув на оставшееся от шаманки пятно прикрыл очи.
  В зеленой широкой длани испещренной тончайшими, пурпурными жилками и катушками нежданно словно прокрутилось пред ним изображение долины, где жила Есинька... полутемный вигвам наполненный ненавистью Уокэнды к ней, страхом пред ее могуществом и всепоглощающим желанием непременно уничтожить... сгубить, чтобы не было... не дышало... Ту длань- послание Асил принял от Амате и Отети еще там в векошке, когда они летели к Родителю, а сейчас глянув на слякоть оставленную ногой тролля, тягостно вздохнул. Нечисть явно уловила и томление Бога и его прерывистое дыхание да нежно огладив его собранные в тонкую, недлинную косу волосы скрывающие ухо, поучающе нежно пояснила:
  - Поколь вас тут не было.- Отеть на миг смолкла, ей зримо не хотелось еще больше беспокоить Атефа, но смолчать она, видимо, не могла.- Бог Круч и Господь Стынь колобродничали. Они установили на малом сумэ Господа Стыня какое-то устройство, оное содеял Господь Опечь для них, и летали спервоначалу в систему Горлян, а после озорничали на планете Земля.
  - В смысле озорничали?- взволновано вопросил Асил, и радужка в его глазах стало блекло- желтой, желая, видимо, сплотиться со склерой.
  - Озорничали, уж не ведаю, как в Горляне,- молвила нечисть и теперь убрала удлиненным перстом с черной, прямой брови Атефа кусочек плоти шаманки.- Но на Земле, на одном из континентов, распиливали твердую, скальную породу ильм- лучом. О данном озорстве мне пришлось доложить Зиждителю Небо, каковой изъял у Господа Стыня и Бога Круча устройство, а их самих поселил в хуруле, до вашего прибытия.
  - Иноредь я думаю,- тихо проронил Асил и огладил взлахмоченность волосьев, больше напоминающих отростки растений, на голове нечисти.- Перший... Отец создал тебя Отеть не из-за Круча, а для меня... Для меня, как самого близкого, умного помощника. Спасибо тебе,- благодушно дополнил он и ласково улыбнулся, такому замечательно толковому созданию старшего брата.
  
  Глава двадцать первая.
  В зале на маковке четвертой планеты, свод нынче прикрывали, кажется, и не облака вовсе, а густые желтые испарения, плюхающие вниз тонкими лентами, повисающими в направлении пола и неспешно раскачивающимися взад...вперед. Каковые погодя степенно втягивались спиралевидными полосами обратно в испарения, придавая тем движением последним легкую рябь. Посередь самого помещения на четырех объемных креслах туго спаянных полотнищами серых облаков восседала четверка старших Богов. И если Перший и Небо обряженные в золотые сакхи были при своих венцах, то оба младших словно сговорившись, облеклись в серебристые и вспять сняли свои ореолы власти. Утомленно расстроенным смотрелся не только Асил, но и старший Рас, точно это не Перший, а он давеча прибыл от Родителя на векошке.
  - Как Огнь?- вопросил, нарушая недолго царившую после прихода Асила тишину, Перший, обращая поспрашание к младшему из них.
  - Многажды лучше,- незамедлительно отозвался Дивный, сидящий слева от старшего брата и трепетно ему улыбнулся.- Оногдась он бывал у Родителя, и тот остался доволен его видом... Думаю малецык оправился, и вмале сможет, как сам того желает, отбыть к себе в Золотую Галактику.
  - Не будем торопиться, мой милый,- внимательно выслушав брата, произнес достаточно властно старший Димург, он всегда так говорил, коль они собирались вчетвером, и в его венце змея не менее авторитарно блеснула зелеными очами.- Не куда поколь его не отпускай. По первому я с ним потолкую и увижу. Огнь вельми скрытен, да и времени прошло не так много с момента его лечения... Тем паче Родитель распознал у него такой не благостный рифт естества. Сейчас нужно не торопиться, чтобы не случилось ухудшения... Посему днесь, мой бесценный, держи Огня подле себя. Вскоре я его заберу и слетаю в Северный Венец, чтобы Огня осмотрела Кали-Даруга. Уверен, только после осмотра живицы, мы можем быть спокойны за него... И да,- Бог прервался на малость, лишь для того, чтоб перевести дыхание и огладить подушечками перст левой руки свои полные губы.- Прошу, тебя, малецык доколь к тебе не присоединится Асил, облетай всех сынов...,- добавил он.- Облетай и прощупывай.
  - Присоединится Асил,- изумленно повторил Небо, обидчиво блеснув в сторону старшего брата лучистым светом своих небесно-голубых очей.
  - Да, присоединится вмале,- медленно растягивая слова, отозвался Перший, все еще голубя перстами сияние на губах.- Родитель велел свернуть соперничество за лучицу. Потому я и вызвал сюда тебя, Дивный... Так, что Асил вместе с Кручем отбудет из Млечного Пути, а Седми, с каковым я уже связался, его подменит... Подменит, чтобы я смог ему пояснить все обстоятельно по лучице и согласовать дальнейшие действия... В целом, как и действия Вежды, оный прибудет несколько позднее.
  - Может допрежь того, как ты станешь увязывать действия сынов, нам, наконец, дадут пояснения, по поводу произошедшего?- теперь слышимо прозвучала досада в голосе Небо и черты лица Бога зримо исказились, точно брат его чем задел.
  - Конечно, мой драгоценный малецык, все поясню, ты только не гневись по пустякам,- нескрываемо полюбовно молвил старший Димург, и ласково оглядев всех братьев, устало вздохнул, точно пред тем пронес вельми тяжкий груз.- Просто, мой милый, я очень утомился... Прости, что не принял тебя сразу как прибыл, ибо отправился в дольнюю комнату, поколь девочка была в кувшинке под приглядом бесиц-трясавиц. Много... много было потрачено сил. Так как Родитель, желая меня проучить, заставил присутствовать на втором вмешательстве в плоть и при Его толкование с лучицей, кое как ты понимаешь, несколько меня обесточило.- Досада немедля покинула лицо Небо и он многажды участливее оглядел всю фигуру старшего брата.- Как я уже сказал,- дополнил Перший.- Родитель свернул соперничество за лучицу, ибо... Что ж, будем говорить, как есть, Крушец уже сделал свой выбор. О том он при лечении сказал Родителю... Сказал, что определился с печищей и не потерпит никакого имени кроме Крушеца. Ну, а так как Родитель считает данную лучицу неповторимо-уникальной, чтобы не тревожить малецыка, и повелел прекратить соперничество. Да, и поскольку Родитель оставил Крушеца в этой плоти, не изымая, поелику меж ними днесь наблюдаются вельми крепкие связи, сейчас надо как можно дольше продлить жизнь девочки. Ведь итак понятно, что после лечения, срок бытия плоти значительно снизится, однако нам необходимо время, чтобы наш любезный малецык сумел окончательно оправиться и набраться сил дотоль как покинет ее... Малецык,- голос Першего рывком потух и также резво погасло сияние его кожи. Бог торопко сомкнул очи, глубоко вздохнул...раз...другой, а посем более степенно продолжил,- Крушец очень тяжело перенес лечение... Потому во время второго вмешательства Родитель приставил к нему нимб, чтобы все время за ним наблюдать... не только ноне в плоти, но и погодя в мироколице. Ежели наново начнутся сбои в кодах в мироколице Родитель пришлет птиц гамаюн, они его изловят, и отвезут в Отческие недра. Если будут нечастые сбои, дождемся его вселения, и после сыны перевезут Крушеца в новой плоти к Родителю. И малецык тогда однозначно продолжит взращивание в Березани.
  Старший Димург замолчал, и, вскинув с облокотницы кресла вверх руку, дланью заслонил часть лица, укрыв под ней очи. И тотчас змея в навершие его венца, беспокойно свершив движение по кругу, многажды подавшись вперед и вниз своей треугольной головой, заглянула в лицо своему властителю. Ее раздвоенный, сине-марный язык легохонько прополз сквозь плотно сомкнутые перста, и видимо зашевелился туды...сюды, вроде вторя едва слышимому шипению.
  - Крепкие связи и долгая эта жизнь,- раздраженно продышал Небо, чуток качнув головой и с тем придав особый ход вращению системы в собственном венце.- И Крушец мог бы в следующей жизни стать Богом.
  - Я же говорил, что эта жизнь у плоти не была бы полноценной,- проронил Перший, и, убрав от лица руку, самую толику повел перстами вверх, тем самым повелевая змея занять положенное ей место в навершие венца.- Девочка прожила бы не более семи-девяти асти. Это была не самая лучшая плоть. Просто в кодах Крушеца, как пояснил Родитель, уже давно находился сбой. И, бесценный малецык, именно по данной причине так долго не вселялся, ибо искал плоть паболдыря. Бедный мой Крушец, моя уникальность, очевидно, сие произошло, потому как я в свое время пытался облыжничать Родителя и ему пришлось пережить слишком много волнения.
  Теперь Димург подался назад и с тем вогнал спину и голову глубоко в облачный ослон кресла. И немедля его стенаниям, точно в унисон, отозвался шумным вздохом Асил, все время неотступно глядящий в пол залы. Тонкие желтые ленты единожды выплюхнувшись из облаков синхронно качнулись вправо...влево и нежданно замерли, вероятно, остановленные напряженным молчанием Зиждителей.
  - Дивный, что Родитель обесточил пока мы были у него?- вопросил Перший, беспокойно зыркнув на нескрываемо расстроенного Асила, стараясь несколько разрядить скованную атмосферу залы.
  - Крайние Галактики нашей Вселенной,- отозвался Дивный, распутывающий завитки в своей густой, темно-русой бороде достигающей груди, на концах закручивающейся по спирали в отдельные хвосты.- С правого окоема, покуда ничего важного. Но если Родитель изымет нашу драгость Крушеца,- Бог вложил особую теплоту в величание лучицы,- пострадают с той стороны наши и твои брат Галактические владения... И конечно Северный Венец, он самый близкий к тому окоему.
  - Не допустимо, чтобы пострадал Северный Венец... не допустимо,- тревожно произнес Димург себе под нос и приподнял устало ноги.
  Немедля под ними, выскользнув прямо из сидения кресла, развернулся пухлый облачный лежак, принявший на себя ноги Бога и даже слегка их утопивший в своей перьевитости.
  - Важное теперь для нас спасти Крушеца,- наконец, подал глас Асил и он у него туго затрепыхался. И сам Бог, чуть-чуть шевельнувшись, снял с конечностей, впрочем, как и со всей плоти, казавшуюся окаменелость.- Все остальное несущественно... Коль понадобится, я отдам тебе Отец свою Галактику Геликоприон или Травьянду, какую захочешь, чтобы ты мог переселить туда жителей Северного Венца.
  Старший Димург со всей теплотой на оную был способен, воззрился на Атефа и нежно просияв, молвил:
  - Нет, мой милый, твои Галактики мне не понадобятся... Ты же знаешь, мне есть куда переселить жителей Северного Венца. Просто в этой Галактике находится Пекол, а мне б не хотелось беспокоить Кали-Даругу и девочек каким бы то ни было переселением, всего лишь...- Перший заботливо обозрел брата с головы до ног, словно взглядом огладил его жесткие черные волосы, и мысленно, слышимо ему добавил,- Асил, малецык, коль ты не готов о том, что произошло толковать с братьями, покинь маковку, я сам все утрясу... Только не надобно так переживать, все самое страшное позади, и наш Крушец жив, здоров, сие главное, моя бесценность.
  - Нет, я не уйду, достаточно прятался за твоей спиной,- незамедлительно отозвался Асил, сказав это, однако в слух, тем самым вызвав удивление в лицах Небо и Дивного, и заодно прекратив мысленный разговор с Першим.
  Димург еще малость встревожено смотрел на Атефа, мягко с тем его прощупывая и, вероятно, успокаивая, а после сказал, вже направляя ту речь на всех братьев:
  - Если Крушеца не придется изымать, соперничества не будет и в последующих жизнях. Родитель хочет, чтобы мы как можно меньше вмешивались и проявлялись в будущей жизни плоти малецыка, посему тут будут находиться Седми и Вежды. И это, не мой выбор, а Родителя. Сказал всего-навсе присматривать, создавать более благостные условия жизни, и открыто не проявляться.
  - А Крушец не испугается, что его бросили?- взволнованно дыхнул Дивный, враз перестав приглаживать концы своей бороды.
  - Я не смог переубедить Родителя,- отозвался Перший и малозаметно качнул головой, и одновременно колыхнулись желтые ленты облаков в своде, жаждущие дотянуться до Зиждителей находящихся внизу.- Родитель совсем не желал меня слушать в этом вопросе. Хотя я уверен, Крушец ту разлуку не сумеет правильно воспринять, но Родитель считает сие ему необходимо. Раз не будет соперничества, необходимо все же как-то наполнять эмоциями и чувствами плоть. Родитель был столь не переубеждаем, что я решил смириться... Теперь по поводу ближайших замыслов. Вмале прибудут гипоцентавры, и поколь лучица в плоти начнется возведение пирамидальных комплексов на Земле. Ну, и здоровье девочки перейдет под заботу этого народа. Доселе же она поживет на маковке, бесицы-трясавицы станут наблюдать за здоровьем ее и Крушеца... И, да, Небо, хоть Стынь снимет щит с поселения дарицев на Земле, лучше будет коль Дажба встретится с девочкой тут на маковке, под моим приглядом. Она достаточно долго считала, что Дажба виновен в гибели Дари, и мне пришлось в том ее переубеждать. Посему, чтобы все прошло спокойно и разумно, будет мудрее сделать, как предлагаю я.
  - Хорошо, брат, когда распорядишься, Дажба придет... Хотя малецык, как и понятно, уже жаждет увидеть тебя и девочку,- вельми неспешно отозвался Небо, и затрепетавшее сияние на коже его лица явственно свидетельствовало, что он начал сызнова негодовать.- Может ты все же... Ты, Отец, пояснишь почему заболел Крушец? Почему у него сбились кодировки, ведь не из-за гибели Дари... Я так понимаю, коль ты присутствовал при толковании малецыка и Родителя, он все смог рассказать.
  - Нет, не из-за гибели Дари.., - медлительно, точно нехотя отозвался Перший, делая множественные промежутки меж словами.- Несомненно, Крушец сумел поддержать плоть после произошедшего катаклизма... даже более того.
  Он резко прервался, ибо с его речью оживился Асил и торопко закачал головой, словно тем движением стараясь перенять инициативу объяснений на себя. Перший сомкнул рот и сызнова прикрыл часть лица дланью, оперев перста об надбровные дуги, тем создавая навес меж своим очами и взглядами братьев. И в зале тотчас наступило глубокое отишье, такое какое видимо никогда не царит на планетах, где живут люди и всевозможные мелкие твари, наполняющие тот мир своим жужжанием, стрекотанием, гудением, передвижением. Та тишь в зале плотной пеленой нависла над замершими Богами и своей морокой, напугав, схоронила в облачных телах все дотоль покачивающиеся ленты. Тишина правила совсем недолго, давая времени набраться сил пред тягостным рассказом Асилу.
  - Я виноват в том, что Крушец заболел,- едва подал голос Атеф и к его серебристо-нежному тенору, добавилось ощутимое колебание.
  - Ты?- в два голоса дыхнули Дивный и Небо, упершись пронзительными взорами в лицо брата, определенно, желая его прощупать. Впрочем, Асил ни чем, ни уступал в силе Расам, потому вызнать его мысли им не удалось.
  - Не надобно только испепелять меня взглядом, Небо,- запальчиво молвил Асил... и в той горячности нашел силы справиться с собственным волнением.
  Лицо Атефа на морг истеряв золотое сияние окрасилось в пурпурные переливы, сожрав и присущую ей смуглость так, что не столько увидевший, сколько почувствовавший состояние брата Перший мгновенно и вельми властно произнес:
  - Малецык прекрати гневаться, иначе я сей миг сверну этот разговор.
  Асил не мешкая кивнул и принялся глубоко дышать, тем самым изгоняя из себя гнев и возвращая лицу положенный смуглый, ближе к темной и в то же время отливающий желтизной, цвет кожи подсвеченной общим для всех Зиждителей сиянием. Он еще
   немного медлил, а после обстоятельно рассказал братьям о произошедшем отравлении плоти, и о том каким образом им с Першим это стало известно.
  - Крушец,- теперь заканчивая свою речь, голос Асила и вовсе стал срываться на хрип, зримо дрожали его узкие губы и ходили ходором желваки на скулах.- Сказал Родителю, что пытался спасти плоть, не хотел ее смерти... И не подумал, что будут такие последствия... Скорей всего содеял это рывком с горячностью, которая ему присуща.
  - Поступил как Бог,- полюбовно проронил Небо, внедрив, воткнув свои пальцы вглубь облачных облокотниц, стараясь за счет их сдержать явственно рвущееся в сторону Атефа негодование, похоже, мгновение спустя плеснувшее с кожи его лица густо-золотые переливы света прямо на золотистые волоски усов, брады.- Но, ты, Асил, просто молодец! Как всегда отличился! Отец позволил тебе соперничать вместе с Кручем на равных, что не предоставил ни для Дажбы, ни для Стыня... А ты не перепроверил действия Круча, не прощупал людей окружающих девочку. Как это, собственно говоря, можно понять? Ты, что поленился? Ни придал значения тому, кто подле Есиславы, что ей дадут выпить? И почему твои бесицы-трясавицы не перепроверили состояние плоти? Почему не сработала Сирин-создание?.. Хотя в такие моменты итак ясно, что Сирин-создание отключает свои полномочия, чтобы не навредить лекарям... Вообще, такое ощущение складывается из твоего рассказа, что ты больно, чем оставался занятым, и посему стало не до девочки. Но это не просто девочка, плоть, какой-то там человеческий отпрыск, дух, племя, народ... Это Крушец! Крушец!
  Небо резко поднялся, несмотря на то, что Перший, убрав от лица руку, торопко ею дернул, повелевая вернуться на кресло. Старший Рас даже не глянул на брата, а развернувшись, направил свою поступь к стене, очевидно, намереваясь покинуть залу, на ходу продолжая досадливо бросать в сторону Асила, огорченно приклонившего голову, молвь:
  - Это возмутительно. Сначала Опечь, теперь наша драгость Крушец. И почему вообще тебя Родитель не наказал за Крушеца.
  Старший Рас дойдя до стены уже было шагнул в нее, когда в его прерывисто-негодующую речь вклинился Перший:
  -Небо, вернись обратно,- его непререкаемо - властный голос немедля остановил Раса обок стены, вже пошедшей малой волной.- Мы еще не до толковали, это во-первых... Во-вторых Родитель не наказал Асила, потому как мы все, одни в большей степени, другие в меньшей, виноваты перед малецыком... И коль наказывать нужно начать по первому с меня, понеже все проблемы в здоровье Крушеца связаны с моим своевольством, желанием не разлучаться с ним, держать подле. После наказать тебя, так как это твой недогляд, и желание им обладать в прошлой жизни плоти, чуть было не погубили его... И еще, прошу тебя прекратить упрекать нашего дорогого младшего брата по поводу Опеча. Ошибки свойственны всем... В замыслы Божьи могут вмешаться и твари, оные мы творим. Коль на то пошло,- голос Першего зазвучал оглушительно наполнив той мощью всю залу и пригнув головы братьев.- Ты тоже в свое время взрастил маймыра. И напомню тебе, это была моя лучица, которую по твоей убедительной просьбе я уступил... Уступил и тем самым погубил. Посему более не смей при мне, упоминать про ошибку Асила... Малецык и так вельми расстроен, весь измаялся за время нашего полета... Истомился собственной оплошностью.
  Старший Димург теперь будто пронзил взглядом своих темных очей поглотивших всю склеру стоящего к нему спиной брата, подчиняя его себе, разворачивая и повелевая вернуться на прежнее место. Небо немедля, вроде вошедший в гипнотическое состояние повертался, и неспешно тронувшись с места многажды ровнее поглядев на поникшего Асила, ответил:
  - Крушец... Это такая уникальность. Его мощь ощущается даже сейчас, а чувственность не просто привязывает, она спаивает с ним. Потерять его непоправимо для нас... меня.
  - Естественно, мой милый,- уже тише и много мягче протянул Перший, легохонько кивнув Небо на его кресло.
  И тотчас змея в навершие его венца сделала стремительный рывок вверх, и, вырвав из желтых полотнищ облаков боляхный кусок, рывком бросила его на сидящего Асила. Пенистые испарения, достигнув старшего Атефа, единождым махом обернулись в мельчайшую мгу, купно осыпав той моросью волосы, кожу и сакхи Бога, также моментально сняв с него удрученность и вернув положенную бодрость. Асил много ровнее вздохнул, и, вздев голову, благодарно воззрился на старшего брата.
  - Мы все любим нашего Крушеца,- продолжил толковать Димург, оставшись довольным тем, что один его брат вернулся к креслу, а другой малеша успокоился.- Не только я, ты, Дивный, но и Асил... Малецык все время полета был подле Крушеца и девочки, почасту подменяя меня, особенно когда мы возвращались, и я был несколько утомлен. И Асил желал встречи с Родителем, поелику хотел, чтобы ему высказали, его наказали... Но на тот момент все это являлось не существенным... И не зачем, малецык,- это Перший уже говорил Асилу,- так себя изводить.- Лицо старшего Атефа пошло легкой зябью, точно не только сияние, но и сама кожа на нем взыграла огорчением на себя самого.- Нельзя бесконечно прокручивать собственные ошибки, надо научиться их обдумывать и засим немедля чрез них переступив, идти дальше. Неестественно такое твое волнение, какое было давеча на батуре, и о каковом мне доложили, коим, ты мог, мой милый, напугать нашу кроху Круча.
  Небо, наконец, достиг своего кресла и медлительно на него воссел. Впрочем, так и не взглянул на старшего Атефской печище, не столько продолжая на него серчать, сколько чувствуя, что погорячился в своих высказываниях.
  - А тебе Небо, скажу так, - дополнил свою речь Димург, более авторитарным тоном, вероятно, узрев легкое колыхание облачного кресла, вроде умиротворяющего сидящего на нем старшего Раса.- Порой случается и Божий недогляд. Потому я всегда вам говорил, обязательно приставьте к младшим сынам кого из созданий, чтобы могли докладывать вам о их действиях. Абы не случилось бедствия, такого, что произошел ноне. Согласен, Асилу надобно быть более внимательным к Кручу, ибо малецык, как я смотрю, вельми инертен. Наверно был таким всегда, потому теперь мы все... все... не только Асил, я, но и ты, Небо, и Дивный будем за ним более настойчиво приглядывать, знать, что на него поколь нельзя ни в чем положиться. Судя по всему, Круч был таким ленивым, инертным в последних человеческих личностях и ту нерадивость впитал в себя. Днесь поколь ничего ему не говорим, а погодя... когда девочка умрет я с ним об случившемся потолкую. Здесь также нужно быть осторожным, чтобы ненароком малецыка не надломить. Посему о том, почему заболел Крушец, доколь знаем мы вчетвером, сынам не рассказываем. А после гибели плоти девочки, обстоятельно все обскажем, сначала я всем младшим. Потом вы остальным малецыкам.
  - Отец, сколько Родитель отвел времени плоти девочки?- вопросил Дивный, только старший брат замолчал, спрашивая о том, что, конечно, же волновало ни его одного, а в целом всех Богов.
  - Ничего о том не говорил, моя бесценность,- устало пояснил Перший, и слегка утопив голову в ослоне кресла, прикрыл очи, одначе оставив на левом узкую щель, чтоб за всем наблюдать.- Он был так мной недоволен... Недоволен, что я с ним все время спорил, посему не раз на меня гневался. Я поколь приставил к девочке беса, теперь посмотрю, как на него отреагирует Крушец. Малецык покуда очень слабый и вялый... Вельми медленно восстанавливается, но Родитель считает, что его состояние не внушает опасения. По поводу девочки... Вмале бесицы-трясавицы поправят ей глаз, осмотрят состояние мозга и плода. Так, что в ближайшее время доложат мне о сроке ее жизни. Надеюсь, у нас есть в запасе хотя бы одна асти, на большее, как я понимаю, рассчитывать нельзя.
  Гулко теперь вздохнул Небо и также как старший брат сомкнул очи, потому что таращившаяся на него изумрудными очами змея в навершие венца Димурга, раскрыв пасть, сердито оскалила свои белые загнутые клыки.
  - Отец,- очень нежно продышал Дивный, и, подавшись вперед от ослона, стал много ближе к старшему брату.- Я могу увидеть Крушеца?
  - Конечно, моя любезность,- дыхнул еле слышно Димург, словно засыпая от разговора и утомления, отчего на чуть-чуть перестала подсвечиваться его кожа, как-то мудрено и вдруг остановив блистание в золото-коричневом тоне.
  Дивный теперь медлительно поднялся с кресла, и, подойдя к креслу-лежаку старшего брата, воссел подле его вытянутых ног. Он протянул в сторону лица Першего правую руку и ласково огладив перстами его изогнутые, слегка вздернутые вверх брови, поместившиеся на крупных надбровных дугах да явственно показавшиеся две тонковатые,
  горизонтальные морщинки на лбу своей теплотой, на малость стал и впрямь не старшим Богом, а отроком в обществе более значимых, могучих и заботливых сродников.
  - Отец, скажи Родитель говорил о том, какую печищу выбрал наш Крушец?- поспрашал своим бархатистым баритоном Дивный, остановив перста на полных губах брата.
  Старший печищи Димургов немедля открыл свои очи, с мягкостью взглянул на сидящего обок него младшего, и полюбовно облобызав его перста, все также низко отозвавшись:
  - Нет, малецык... Родитель того мне не сказывал.
  Бог поднял дотоль лежавшую на облокотнице руку и приобняв за шею брата, не торопко приклонив к себе, обнял, теперь прикоснувшись губами к вороху его густых темно-русых волос на голове. Дивный зримо трепетно прижался к груди старшего Димурга, положив на нее голову и недвижно замерши. Прошло совсем немного времени и Перший молвил, словно в саму макушку младшего брата, обращаясь к старшему Расу:
  - Ну, а теперь ты мой драгоценный Небо... Сказывай, что в мое отсутствие чудили тут сыны, и почему оба оказались с нашим прибытием у тебя на хуруле?
  
  Глава двадцать вторая.
  Еси повязала на лодыжках ремешки сандалий и поднялась с ложа, решив изучить эту удивительную пирамидальную комнату.
  - Быть может не стоит поколь вставать,- туго молвил сызнова присевший в кресло Стынь неотрывно наблюдающий за девушкой.- Перший не велел поколь тебе подниматься. И посему непременно на меня рассердится. Вероятно и не только за то, что поднялась,- последнее предложение он не озвучил, а лишь едва дыхнул в след юнице.
  Есислава меж тем робко ступила по серебристо-синему, самую толику прогибающемуся под стопами полу. Ее вдруг резко качнуло вправо и не от движения поверхности пола, а от собственной, все еще ощущаемой слабости. Незамедлительно остановившись, девушка почувствовала плотью сие покачивание не только снаружи, но и легкое трепыхание внутри себя, всех органов, каковое появилось у нее после вмешательства Родителя.
  - Хорошо, что ты не видел меня Стынь лысой,- заговорила Есинька, стараясь снять то самое неприятное колыхание внутри, именно толкованием.- Это было ужасно... Однако Асил, меня успокаивал, сказывая, что как только вернемся на маковку, волосы отрастут.- Юница слегка повела головой, и распущенные волосы пошли малыми волнами по ее спине.- Они стали, кажется, даже длиньше... А ты видел у меня на лбу две полосы?- Еси вздела руку и провела указательным пальчиком по краю лба, слегка задев вздернутые брови.- Весьма меня безобразят, не правда ли?
  -Не правда... Совсем не безобразят. Я их даже не приметил, ибо был очень рад тебя увидеть,- спешно откликнулся Бог, от взора которого не ускользнуло ни покачивание юницы, ни негодование по поводу полос на коже лба.
  Есиславушка суетливо передернула плечами, точно была не удовлетворена ответом возлюбленного, и наново поспрашала:
  - Сколько нас не было?
  - Суток двадцать по земным меркам, не более того,- пояснил Стынь и в его правой брови заиграл переливами света голубой круглый аквамарин вставленный почитай в ее краешек.
  - Нет. Не может того быть. Я помню, что очень долго болела,- отметила девушка, и, почувствовав успокоение собственной плоти, неспешно ступила вперед, приметив как покато выгнулась поверхность пола под ее ногой.- И в Березане мы были достаточно большой промежуток времени. И Родитель,- голос девушки стал глухим,- Он долго меня... меня лечил. Вернее не меня, а Крушеца.
  - Время Еси,- впрочем это сказал не Стынь, а вошедший в комнату через зацепившийся за один их угловых проемов стен долго-вытянутый клок синего облака, Перший.- Обладает той же материальной сутью, что и пространство. Только оно выражается продолжительностью бытия и подчиняется Родителю, который может его свернуть, али вспять развернуть, раздвинуть. В каждом месте, в каждой отдельно взятой Галактике время как мера движения материи перемещается по определенным законам, ибо во всем должно наблюдаться разнообразие. Потому моя бесценная девочка тебе и показалось, что подле Родителя время шло по-иному, абы в некоторых областях Он его ход тормозил, а в Березане оно и вовсе едва шевелилось.
  Бог спешно сделал несколько широких шагов, и, поравнявшись с юницей навис над ней всей своей могутной фигурой, нежно придержав за плечо. А засим уже вельми строго мысленно молвил в направление поднявшегося с кресла сына:
  - Стынь, я ведь тебя просил не трогать ее. Почему ты меня ослушался?
  - Она того вельми желала Отец,- с явным сожалением мысленно отозвался младший Димург и черты его лица, под сердитым взглядом змеи в венце Першего, расстроено зарябили сиянием.
  - Почему, милый малецык, ты не можешь выполнить простой моей просьбы? - теперь строгость сменилась на неприкрытое огорчение. Перший вздел голову и взором, каковым дотоль прощупывал Еси, днесь прямо-таки встряхнул сына, словно вырвав из него все, что хотел.- Неужели не ясно объяснил, воздержись, поколь плоть не наберется сил. Как я теперь поведу девочку к братьям? Что они подумают о твоих поступках?
  - Подумают Отец, что какой я был упрямой и крепколобой лучицей, таковой и остался,- несомненно, осознавая свое непослушание и досадуя на себя, послал, Першему, Стынь и теперь камень аквамарина в его брови как-то мгновенно став густо-красным, превратился в рубин.- И им всем повезло, что я выбрал твою печищу, або они со мной и моим своенравием не справились. Не смогли бы вылечить меня, поднять на ноги и даровать новую жизнь... Только ты, мой дорогой, Отец мог меня спасти и терпеть все мои капризы и хворьбу это долгое время.
  - Хорошо малецык,- теперь Перший заговорил вслух, хотя в тоне его, как и в выражение лица, ощущалась мрачность. Посему голос звучал низко как бас, а коричневая кожа на лице слегка притушила сияние.- Что ты понимаешь не правильность своих поступков. И коль я прошу, что-то в следующий раз исполни. И, да, по поводу твоих колобродств в системе Горлян и на Земле в мое отсутствие, поговорим погодя... Еси,- узрев и вовсе трепетание мясистых губ сына, переместил свое внимание Бог на юницу.- Не надобно было подниматься и ходить. Ты еще слаба... слишком слаба.
  Есислава обхватила скользящую по щеке перстами руку Бога, голубящую ее, и, притулив к ней губы, нежно поцеловала, да весьма виновата зыркнула на него. Юница нежданно дюже остро почувствовала тревогу Першего, она будто отозвалась в ней трепетной зябью и единожды вспомнилось заботливое его лицо, мелькающее пред взором в парящей дымке наполненной болью ею или Крушеца, аль вспять живописавшееся ясным образом.
  - Хочу увидеть Липоксай Ягы,- тихонько озвучила свои мысли Есинька, почасту мешающая тоску к вещуну со смурью по Богу.
  - Скоро увидишь, как только тебе станет легше,- не мешкая ответил старший Димург и также скоро отвлек девушку оттого, что ее могло встревожить.- Днесь тебя хочет увидеть
  Зиждитель Дивный... Ты желаешь с ним встречи, так как он вскоре отбудет из Млечного Пути?
  - Дивный,- протянула Есислава, и, застыв на месте, прислушалась к себе, стараясь понять желание Крушеца, понеже ей стало казаться, что меж ними ноне разрушены всякие связи, витье... те самые сквозные волоконца переплетений, блистающие голубо-золотым светом и сверху присыпанные алой мельчайшей поземкой, такие густые... создающие единую, сплошную сеть.
  - Почему я теперь с трудом понимаю Крушеца?- неожиданно озвучила она свои мысли.- Так будто из меня изъяли кусок и оставили пустоту.
  - Нет, нет,- встревожено молвил Перший и присев на корточки пред девушкой, став многажды ближе, полюбовно обхватил перстами ее плечики.- Это просто временное состояние. Крушец последнее время был очень болен и смешал в тебе и в себе все, образовав какое-то месиво своих воспоминаний и твоей жизни. Нынче он выздоравливает, набирается сил. Ему, как и тебе, нужно время, то каковое течет здесь в Солнечной системе... на Земле своим чередом, определенным ходом.
   Бог потянул к себе девушку, и, прижав к груди, трепетно обнял. И нежно, по-отцовски прикоснулся губами ко лбу, по белой коже которого теперь проходили две темно-коричневые полосы. Одна почти касалась бровей, другая пролегала чуть выше, однако обе они начинались и заканчивались подле висков.
  - Полосы на лбу пройдут?- вздыхая, спросила Еси, ощущая теплоту уст Бога на коже и, похоже, внутри головы.
  - Нет... останутся,- вздыхая в лад юнице, ответил Перший и наново поцеловал ее в лоб, даруя ту любовь теперь уже Крушецу.
  - Пойдем. Я хочу увидеть Дивного,- сказала Есинька и туго дернула правым плечом, смахивая с него, что-то прицепившееся.
  Впрочем, так она продемонстрировала досаду на Родителя... Каковой обладая такой мощью не оставил следов своего вмешательства ни на запястьях, ни на стопах, ни на спине, оные было бы не видно, а расчертил вроде нарочно ей лоб.
  - Тем, отметив тебя, моя любезность, как будущего Бога,- мягко ответил на тревожные мысли девушки Перший, стараясь ее умиротворить и взяв на руки, поднявшись и испрямив стан, еще плотнее прижал к своей груди.
  - Стынь,- теперь старший Димург сызнова молвил мысленно в сторону сына.- Поколь, милый, я занят, прошу тебя, свяжись с Мором. Пусть малецык представит мне все отображения спиральных систем с левого окоема в крайних Галактиках. Полное их структурное разнообразие и светимость в них звезд. Мне кажется, что в следующий раз Родитель обесточит именно тот рубеж нашей Вселенной.
  Стынь порывчато кивнул, стараясь хотя бы своей исполнительностью, столь не похожей на инертность Круча, снять вину за частое своенравие. Обобщенно присущее всем лучицам Першего, как и самому старшему Димургу. А Перший, слегка прижав голову девушки к полотну своего золотого сакхи уже уносил ее в самую большую залу маковки.
  На тот момент, когда старший Димург внес юницу в залу, в ней остались лишь два старших Раса. Асил ушел многажды раньше. Он вышел из залы вместе со старшим братом, чтобы побыть хоть самую малость с ним один-на-один, и получить так ему необходимую сейчас поддержку да дальнейшие указания по поводу Круча. Перший вступив в залу, тотчас направил свою поступь к свободному креслу Асила. Он бережно усадил в него девушку, оперев спиной и головой об ослон, або считал, что поколь той надобно обвыкнуться к правящему в Солнечной системе особому ходу времени быть может ей не ощущаемому, однако текущему по определенно прописанному закону.
  Есислава, как только от нее отошел Перший, медленно направившийся к своему креслу, стоящему как раз супротив, повернула голову направо и оглядела сидящего Дивного, нынче находящегося без венца и посему долгими темно-русыми волосами также на кончиках слегка скрученных в спиральные хвосты купно укрывающих плечи. Внезапно мощная волна любви к этому Богу объяла всю ее плоть, это, по-видимому, Крушец, оживился и таким побытом отозвался на его присутствие, наполнив жизненной силой мозг Есиславы. Девушка широко просияла Дивному и внезапно позадь ее головы вельми зримо вспыхнув, живописалось золотистое коло, точно приткнутое своей серединкой к затылку.
  - Я тебя видела,- отозвалась юница обращаясь к Богу, ибо после пропущенных воспоминаний, посещения Родителя более не чувствовала чего-то значимого при виде Зиждителей.- Видела в прошлой жизни Крушеца... Он очень привязан к тебе и Небо, и почасту тоскует за вами.
  - Еси,- перебил усаживающийся в кресло Перший и сидение торопко выкатило вперед облачный лежак, принимая в объятия ноги Бога.- Я же объяснял тебе, что нельзя теперь разделять себя и Крушеца. Говори от своего имени. Абы ты не сможешь вернуться к Липоксаю, поколь те болезненные признаки у тебя не прекратятся.
  - Забыла,- виновато протянула девушка и удрученно глянула на старшего Димурга, каковой, как и его младшие братья, приметив сияние нимба подле головы мягко тому улыбнулся.
  - Должна помнить, моя милая. Все время исправляй свою речь, следи за собой,- вкрадчиво молвил Перший, вкладывая в каждое слово особое, присущее ему одному повелительное могущество.- Недопустимо, девочка, чтобы по возвращению на Землю ты стала сказывать о себе двояка. Сие напугает не только твоего земного отца, но и людей живущих подле вас. И они могут предположить, что ты безумна. Иль, что тобой овладели демоны да бесы.
  Есинька чуть слышно засмеялась молви Господа, судя по всему, нарочно упомянувшего как первое, так и второе свое создание, чтобы вызвать ее улыбку. Перший знал, как по теплому девочка относится к демонам и ведает, потому как во время полета смогла вызнать у него, как выглядят бесы.
  - Ты, моя милая девочка,- наконец, обратился к девушке Дивный,- позволишь мне к тебе подойти?
  - Только ты не целуй меня в лоб,- торопко молвила Есинька и губы ее обидчиво дрогнули. Она вздела вверх руку и прикрыла ладонью свой лоб.- Как я теперь вообще буду жить с этими ужасными полосами, прямо на лбу,- теперь надрывно сотрясся и голос.
  Есислава вельми переживала, узрев свое изображение еще на векошке в зеркале... словно вновь... и вновь глядючи на эти полосы, испытывала вмешательство Родителя в плоть. И удивляясь лишь одному, почему на лбу оказалось две, не одна полоса.
  - Не надобно расстраиваться,- благодушно прокатился по зале бархатистый баритон Дивного.
  Бог тотчас поднялся с кресла, и, двинувшись к девушке, присел на корточки обок ее сидалища. Он протянул руку, неспешно убрал с ее лба длань, и нежно огладив полосы указательным перстом, сказал:
  - Не надобно только расстраиваться, моя драгость. Коль они тебе не нравятся их всегда можно прикрыть золотым ободом, венком, короной, венцом. Хочешь, тебе это подарят Зиждители. Кто из нас? Расы? Атефы? Димурги?
  Еси совсем чуть-чуть вглядывалась в черты лица Бога в его бирюзовые очи, как и у Першего поглотившие всю склеру, выпуклые, нижние веки, увитые длинными густо закрученными ресницами и вроде проходящими по одной линии прямыми, короткими бровями. Большой рот с удивительными по цвету чермными блестящими губами, купно покрытыми темно-русыми волосками усов и бороды, короткий с вогнутостью в средине и слегка вздернутым кончиком нос все было столь знамо и единожды позабыто. Еще малость девушка медлила, и тем мыслям нынче вторили парящие в своде облака. Сменившие не только цвет на тускло-голубой, но и форму... больше похожую на сетчатый ковер, где перемешивались клоками светлые тона с многажды более темными.
  - Я хочу, - озвучила свои желания юница и перевела взор с Дивного, на лицо его старшего брата.- Чтобы ты Перший подарил мне обод. И он напоминал змею похожую на ту, что сидит на твоем венце.- Еси смолкла, понеже узрела как пронзительно зыркнула на нее та змея. А потом много тише дополнила,- ибо я вельми,- голос ее низко дрогнул, и она тотчас поправилась,- и я, и Крушец мы вельми тебя любим Отец.
  
  Глава двадцать третья.
  Есинька оказавшись на маковке, в короткий срок набралась сил, вероятно, потому как попала в опытные руки мастеров лекарей, каковыми считались бесицы-трясавицы. Хотя, если говорить откровенно, осматривала все это время девушку одна Трясца-не-всипуха, она же поила ее настойками, весь остальной уход поколь продолжали осуществлять Ночницы, к которым также присоединились еще две. Ночница-панча и Ночница-шата, соответственно -пять и -шесть. Стынь в эти дни приходил к юнице вельми редко, чаще у нее бывал Перший или Опечь, в первый миг, поразивший Есиславу какой-то едва зримой зеркальностью глаз. Опечь явственно напомнил кого-то Еси, но кого, она так и не смогла вспомнить. Однако переворошив пропущенные видения, четко припомнила... а припомнив, сказала Першему, что в прошлой жизни Крушеца, Влада с этим Богом не встречалась.
  - Тебе это только кажется,- весьма уклончиво отозвался старший Димург, голубя волосы девушки и тем стараясь успокоить.
  Есислава не стала спорить с Богом, хотя воспоминание в котором впервые Владелина встретилась с Димургами, было слишком мощным. И пред очами ее все еще словно колыхались зеркальные стены, чрез каковые вошли в залу четыре сына Першего. Могутность и ладность фигур Богов сразу потрясли Владу и мгновенно навеяли дотоль посылаемую Крушецом смурь и теплоту. Есинька долго после прокручивала в голове ту первую встречу Владелины с Димургами, и успокоилась лишь погодя, когда прощупавший ее тревоги, Перший пояснил, что Опечь какое-то время находился вне печищ, посему в воспоминаниях отсутствует.
  Как только Еси, по мнению Трясцы-не-всипухи достаточно окрепла, положили провести лечение больного глаза. На этот раз в комнату, как ее величали комлю, пришел Стынь, однако стоило ему сказать о проведения вмешательства, как девушка отозвалась решительным отказом и более того горько заплакала.
  - Нет! нет! не хочу!- прокричала с горячностью на все доводы Господа юница, и, уткнув лицо в раскрытые длани, яростно закачала головой.
  Она сидела на своем ложе, ибо недавно пробудилась, впрочем, успев умыться и покушать.
  - Не заставляй меня Стынюшка... Я уже свыклась с глазом, ничего мне и так терпимо,- погашая в себе слезы и рыдания, проронила девочка.- Но я не смогу пережить еще одного вмешательства... Что? Что теперь мне расчертят щеку, глаз? Чтобы я каждый раз того касаясь вспоминала испытанный мною ужас. Если бы ты знал... знал, что лечение Родителя из себя представляло для меня... ты бы.- Есинька судорожно передернула плечами, и, схватив овальную подушку уткнув в нее лицо, точно подломленное деревце, повалилась на ложе. Продолжая плакать и туго кинув в сторону Бога,- и вообще уйди! Уйди отсюда!
  - Малецык пойди поколь... Сходи к Опечу, мой любезный,- раздался хоть и умягченный, однако не допускающий возражения бас-баритон Першего.
  Старший Димург ноне без венца бесшумно вошел в залу, и неспешно подступив к ложу, опустился на него. Он не мешкая подхватил вздрагивающее тельце юницы на руки и прижав его к груди, единождым действием погасил в нем всякую боль. Стынь, между тем, исполнил распоряжение Отца, и покинул комлю, обаче не скрыв собственной удрученности, по поводу того, что впервые не сумел успокоить девушку.
  - Не плачь моя бесценность,- прошептал, умиротворяя Еси, Перший и убрав от ее лица подушку, ласково прикоснулся губами ко лбу.
  Бог нежно провел перстами по щекам девушки, смахивая оттуда остатки слез, также как и с очей, а после прикоснулся губами к выпуклой спинке носа и наново ко лбу. Першему единственно кому туда себя позволяла целовать Есислава.
  - Не надобно так расстраиваться. Посмотри лучше, что я тебе принес,- в голосе старшего Димурга прокатилась такая теплота, одним духом поглотившая все огорчение Есиньки, снявшая волнение и напряжение с человеческой плоти.
  Перший усадил девочку себе на колени и выставил пред ней мощную, хотя и вельми сухопарную, руку, показав лежащую на длани свернувшуюся по кругу серебристую змею, вцепившуюся в собственный хвост и вогнавшую пасть да белые слегка загнутые клыки глубоко себе в плоть. По первому Есиньке даже показалось, что змея живая и сейчас шевельнувшись, выпустит из своей цепкой пасти хвост да зыркнет в ее сторону крупными желто-янтарными очами. Отчего невольно девушка дернулась вправо и плотнее прижалась плечом к груди Бога. Однако погодя она поняла, что это был лишь мастерки твореный обод, об оном она просила Першего.
  Широкий в три пальца обод должен был полностью не только скрыть полосы, но судя по всему и весь лоб как таковой. Гладкая блестящая чешуя зримо проступала каждой своей пластиночкой, вельми разнообразной по форме, на теле змеи. На округлой голове просматривались не только крупные очи, но и щели для дыхания, что говорило об этом ободе, как о великом произведении. Голова и брюшко змеи имели серовато-серебристый оттенок, а спина почти металлический отлив, что еще больше придавало ей жизненности.
  Есислава несмело протянула навстречу ободу палец и трепетно огладила, ее чешуйчатую поверхность, негромко молвив:
  - Очень красиво, но она не похожа на твою.
  - Это несколько иная змея,- не мешкая пояснил Перший, внимательно оглядывая девушку и тем взором придавая ей бодрости.- Я создал змею таким образом, чтобы ты всегда видела ее истинный вид, все же иные люди будут видеть лишь то, что желают... Чаще всего только серебряный обод.
  Бог нежданно резко тряхнул раскрытой ладонью, и лежащая на ней змея сомкнув промеж себя чешуйки, и впрямь приобрела ровность полотна да плавность граней. Она оставила сиять на своей глади только два ярчайших желтых алмаза.
  - Ты же ведаешь, моя милая, что люди... в частности дарицы, несколько двойственно относятся к змее,- принялся сказывать старший Димург, все еще легохонько покачивая рукой и тем самым заставляя проявляться тому удивительному пресмыкающемуся, аль вновь превращаться ему в обод.- Дарицы считают змею символом царства мертвых, символом Темных Богов. В этом удивительном создание причудливо сплелось в единое целое, как жизнь, так и смерть. Ибо многие змеи обладают уникальной способностью убивать своих жертв при помощи яда, что поступает от особых желез в зубы, расположенные в верхней челюсти.- Теперь Перший перестал покачивать рукой и на ободе явственно живописалась каждая чешуйка, округлость головы, раскрытой пасти и даже двух длинных загнутых зуба вогнанных в плоть змеи.- В верованиях многих людских племен змей осуществляет разделение или наоборот соединение неба и земли. Так у твоего народа есть предание, что при создании Матери Земли, Родитель, абы она не ушла под воду, родил под ней Змея, мощного на коем она упокоилась. В ином сказание дарицев, Черного Змея ведущего битву со светлыми Богами укротив, запрягли в тяжкий плуг и тем проборонив, разделили Землю на два царства, в правом из коих стали править Расы, в левом Димурги. Средь отпрысков Атефской печище бродит предание, что некогда небесный свод упал на оземь, но явившийся Черный Змей, абы спасти свое творение, обвился вкруг них и разъединил... Так, чтобы могла зародиться жизнь на земле и быть поддерживаема при помощи благодати неба. В целом и сама змея, как простая божеская тварь, имеет тоже самое двойственное видение в человеке, коего как ненавидят, боятся, так и уважают, используют в лечение. Змея символ чего-то недоступного, с трудом понимаемого в данном виде.- Днесь Бог провел перстами левой руки по чешуйкам обода, описав круг.- Есть понятия Коло Жизни. Вечного возвращения замкнутого в круг. Поедая себя, змея сызнова возрождается, и тем самым имеет формы бесконечного движения. Только ты, милая девочка, ведаешь, что нет ничего бесконечного, вечного... все имеет завершие, тленность, ограниченность... И даже кажущейся безбрежным космос... Вселенная обладает положенными ему границами опоясывающими его по сплюснуто- конусообразной форме, чем-то напоминающей мышечный орган многих живых существ осуществляющий передвижение крови по сосудам, и величаемый сердцем... Ну, а эта змея... вряд ли поглотив свою плоть, сможет вновь возродится. Однако она заставит о том думать людей узревших ее истинный образ. Ее и твой, моя любезная девочка... Тех отдельных людей каковые быть может, когда-нибудь сумеют достигнуть чего-то большего чем просто искра движения.
  Перший немного подался в бок от девушки и неторопливо водрузил на ее голову серебряный обод, блистающий желтыми алмазами. Опустив его таким побытом, чтобы он краем своим дотянулся до бровей, полностью сокрыв так тревожащие Есиньку полосы.
  - Серебро,- меж тем продолжил толкование Бог, проведя перстом по грани обода, всколыхнув его движением каждую чешуйку на теле змеи.- Среди людских народов считается девственным металлом, связанным с глубоким, сокровенным естеством человека. С его душой. Серебро является символом душевной чистоты. Общение с этим уникальным природным металлом воздействует на людское естество, позволяя погружаться во внутренний, воссозданный лишь мозгом человека духовный мир. Сам материал обладает неповторимой способностью влиять на эмоции человека, пробуждая в нем положительные чувства, вычуры и мечтания. Серебро придает людям подолгу их носящим возможность видеть, ощущать этот мир в его тонкой, божественной сущности. Однако, чтобы это могло произойти, сам человек должен обладать необходимой чувственностью, гениальностью и высоконравственностью.- Старший Димург прервался, долгим взглядом обозрел как сам обод, так и девочку на голове каковой он ноне переливался.- Мне всегда серебро было энергетически ближе. Потому столь безоговорочно и подчинялось,- задумчиво добавил он, точно говоря не Еси, а только Крушецу, оного сам все же отделял от человеческой плоти.
  Девушка внимательно слушающая молвь Зиждителя также как дотоль он, огладила перстами округлую головку змеи поместившейся прямо в центре лба и улыбнулась, оно как ощутила на подушечках точно дыхание жизни того удивительного существа. А в комнате наступившая тишина, густая...плотная... тягучая, которая бывает всего-навсе в божественном помещение, схоронила всяк звук... Оставив слышимо существовать лишь медлительному дуновению дыхания человека, да зацепившемуся за один их угловых проемов стен долго-вытянутому клоку синего облака, преграждающему выход из комли.
  - Знаешь, Перший,- нарушая тишину, произнесла юница, и, будучи все еще несколько отстраненной от него, вздев голову, всмотрелась в глубину его карих, наполненных не тьмой и злобой, как предполагали люди, а вспять мудростью и любовью очи.- Помнишь я рассказывала тебе о разговоре Влады и Вещуньи Мудрой про девочек, что привез Дажба в Дари... Те которые не имели душ... Естества, что составляла мальчиков... Но выходит так она сказывала нарочно, не желая уточнять по поводу искры движения, которая отсутствовала в тех девочках. А тогда, что придало движение их жизни, мозгу.
  - Девочки,- протяжно дыхнул Перший, в первое мгновение, по-видимому, не сразу определив о чем сказывает девушка, посему пронзительно вгляделся ей в лоб.- Ты почему о том поспрашала днесь?- спросил он, и в лице его явно живописалась тревога.
  - Хотела давно задать этот вопрос, но как-то не получалось.- Порывчато пожимая плечами, отозвалась Есислава и словно ощутив не желание Бога о том толковать торопливо добавила,- Влада. Она долго потом думала про этих девочек. Стараясь понять, что такое без души. И потом пришла к мнению, что без души значит, без возможности духовного роста и любования, без способности нравственного взросления. И судя по всему, она была не далека от истины. Но ведь это касалось не столько девочек, сколько в целом человечества... Оно как душ на самом деле нет, а есть искры придающие двигательные... двигательные,- девушка резко смолкла, не ведая как продолжить дальше.
  - Придающие двигательно-поступательное направление деятельности мозга,- дополнил Перший, однако голос его слышимо прозвучал недовольно.
  Бога вельми тревожила та появившаяся в девочке привычка запомнившиеся воспоминания теперь постоянно обдумывать и даже переносить, смешивать с нынешней жизнью. Поступая точно, так как делал во время болезни Крушец. Впрочем, теперь Еси шла много дальше, она выуживала из увиденного отдельные фрагменты, вопросы и с постоянством выспрашивала о них, дотоль пока не получала четкий ответ. Перший боялся, и о том не раз толковал с бесицами-трясавицами, что перегруженный всем пережитым мозг девочки, не выдержав данного напряжения, может дать сбой.
  - Еси не надобно осмысливать те воспоминания. Недопустимо о них думать,- неодолимо требовательно сказал Господь, и, обхватив левой рукой, затылок юницы многажды сильнее вздел вверх ее лицо, полыхнув чернотой собственных глаз.- Недопустимо. Я о том говорил... многажды. Будешь стараться осмыслить воспоминания...
  - И стану безумной,- закончила за Димурга, широко улыбнувшись, Есинька.- Но я не думаю о них... о воспоминаниях. Просто желала узнать, насчет тех девочек.
  - Ох, Еси!- и вовсе ворчливо проронил Перший, отпуская из цепкой хватки своих, конической формы, перст голову девочки.- Ты, как ручеек неспешно несущий свои голубые воды, сквозь кои легко заглянуть в недра и приметить все гладко выстланное каменьями дно. Не надо стараться меня облыжничать. Ты лишь подумала, а я уже все узрел... Узнать, ты желала,- Бог самую толику качнул головой, и тем легохонько шевельнулись на ней короткие, курчавые волосы.- Не зачем те воспоминания в себе крутить пред сном. Думай лучше о ребенке и Липоксае, а не о Кали и Вещунье. Весьма худо, что ты вчера настойчиво пыталась вспомнить имена сподвижниц царицы альвов, и еще хуже, что мучила тем...- Димург резко прервался, не договорив, и много мягче добавил,- не разделяй себя и его. Не обращайся к нему. Вы одно целое. Одно. Он и ты. Только думая о себе в единственном числе ты сможешь сохранить ясность и более не допустить его болезни.
  - Ты сам нас разделяешь,- огорченно откликнулась Есислава, чувствуя, что еще миг и Богу удастся, как и всегда, ускользнуть от ответа.- Но прошу тебя Перший,- дрогнувшим голосом, протянула она,- ответь на мой вопрос... Ответь, а не старайся уйти от него.
  - На твой вопрос,- голос Димурга прокатился по комле низкими переливами, вроде он задумался. Этим раскатистым движением слов Зиждитель предоставлял себе возможность обдумать ответ.- То, что я говорил и говорю тебе... Спущено одной тебе и не должно дойти до людей живущих на планете Земля. Знания порой бывают вельми безжалостными, разрушительно-безжалостными и не всякий их сможет вынести... пережить. Посему они дадены лишь тебе,- юница порывисто кивнула. Перший ласково огладил ее распущенные волосы на спине, прихорашивая на них каждую кудельку.- Те девочки, которых привез Дажба, ты правильно поняла, не имели искры движения. Все функции в их мозге были заведены искусственно вызванной вспышкой, разрядом. Однако они не близки к животным, как говорила Вещунья, созданы для определенной цели, правки генетики мальчиков, да... Но они не были животными, ибо животные творения совершенно иного порядка. Несомненно, животные имеют общие коды с человеческими, как и все, что создано Зиждителями. Но животный мир существует по иным прописанным законам, чем человек. И коды, развитие мозга у них существенно отличается, имея другую структурную суть, хотя может показаться близкую к людской... А теперь все... более ничего не скажу. Думаю мне о том надобно говорить более настойчиво,- и голос Димурга и впрямь прозвучал могуче авторитарно.- Чтобы у тебя, моя девочка, не возникало желания спрашивать о том... о чем поколь рано думать.
  Есислава одначе, кажется, и не приметила пророненной неукротимости в тембре гласа Господа, и, глядя прямо в поверхность серебристо-синей стены, задумчиво вопросила:
  - А кто творит животных из Богов?
  - Ты, меня слышишь Еси,- достаточно строго дыхнул Перший, и, ухватив перстами ее плечики легохонько потряс, махом возвращая в действительность и выводя из задумчивости.- Вельми ты, моя бесценность, любознательна. Посему я не стану отвечать на твои бесконечно выдыхаемые вопросы, а поведу лечиться к бесицам-трясавицам.
  - Нет!- Громко вскрикнула девушка и надрывисто дернулась, пытаясь и вовсе покинуть колени Бога.
  Впрочем, Перший, того будто ожидая, много крепче придержал ее за плечи, не просто останавливая, но и прижимая к своей груди, да вкрадчиво молвил:
  -Моя любезная... Ну, что ты, так кричишь,- голос Бога понизился до проникновенного шепота и медленно заполз в уши. Своей божественной теплотой он наполнил мозг и, видимо, заботливо глянул на притихшего Крушеца все поколь не отошедшего от той бьющей прямо в его макушку молнии Родителя.
  Очи старшего Димурга заполонили черной дымкой, словно поднятой от костра, единственный глаз Есиньки и она широко открыв рот, глубоко вогнала внутрь легких воздух, чуть слышно шепнув:
  - Боюсь.
  - Не нужно бояться,- с нескрываемой теплотой отозвался Перший, и теперь приобнял левой рукой за спину, поддержав ее покачивающуюся плоть.- Ты должна понять главное. Родитель оплел, опутал твои органы, таким образом, абы уберечь их от гибели. Крушец, уже даже сейчас обладает божественной мощью, и она заключается в его зове. То поколь одна из самых значимых его способностей. Подавая зов, мощно-раскатистый, малецык связывается с Зиждителями, с Родителем. Он порой может передать и мощный всплеск видений. Однако зов его столь силен, что если б Крушец не прикрывал собой твой мозг, он бы этой силы не выдержал. Потому надо было тебя укрыть допрежь того, как начать лечение малецыка, ибо если ты помнишь он вельми громко кричал.
  - И бился,- повышая тембр гласа, отозвалась Есислава и передернула плечами так, что по коже сверху вниз пробежали рябью крупные мурашки.
  - Ежели бы Родитель тебя не прикрыл,- дополнил все также заботливо-убеждающе Перший и легкой бороздкой значимо прорезались на его лбу две горизонтальные морщинки, тонкие аки волоконца.- Крушец своим зовом разорвал твои органы. Посему тебя обезопасили от гибели... Хотя ведь больно не было?- Еси порывисто качнула головой.- Только жутко,- установил Бог.- Но днесь не больно, не жутко не будет. Бесицы-трясавицы усадят тебя на кресло, закроют здоровый глаз, чтобы ты ничего не чувствовала, не ощущала, не слышала и поправят больной. Так, что вмале ты сможешь им видеть как допрежь того.
  - В тот раз я помню, Трясца-не-всипуха сказывала,- все еще не согласно протянула девушка, и, воззрившись в лицо Бога узрела те самые, так редко появляющиеся морщинки на лбу, чем-то схожие с ее полосами.- Сказывала, что орган погиб, зрение восстановить не удастся, и нужна пересадка. Что такое пересадка? Это не то, что делал Родитель.
  Перший внимательно вгляделся в лицо Еси, он, похоже, огладил сиянием собственных очей кожу лица, прошелся по щекам, выпуклой, как и у него, спинке носа, полным губам, а после по лбу, что ноне был сокрыт серебряным ободом и по любовно заметил:
  - Ты, очень умная девочка. Умная, наблюдательная, любознательная.- А после дыхнул слышимо для себя, словно на ином языке,- я доволен, что Крушец выбирает такие яркие личности. Выбирает и впитывает,- вслух же дополнив,- оставим все эти мудреные слова принадлежащие бесицам-трясавицам, а сами пойдем.
  Бог обхватил своими могутными дланями Еси подмышки, и, сняв с колен, поставил на пол, враз малешенько выгнувшегося под ее стопами. И своим непререкаемо - властным, авторитарным тоном сказал:
  - Обуйся.
  Девушка еще самую толику времени медлила, успокаивая в себе страх и недовольство, а засим с присущей ей дерзостью, точно взращенной за этот короткий срок самими Зиждителями, проронила:
  - А, я, знаю, кто из Богов творит животный мир. Это ты, Перший, потому на твоем венце змея. Источник собранной мудрости существ и восседает она... Она, змея, такая единожды пугающая и необходимая, которая защищая себя, может напасть, но также проявляя разумность покинуть место опасности.
  - Умница,- голос Димурга выражал особое добросердечие.
  Господь обхватил двумя перстами подбородок юницы, и, повернув в свою сторону и одновременно вздев голову, воззрился в саму ее суть... естество. И глаза его не просто заполнились коричневой, радужка поглотила полностью склеру и зрачки полыхнули особо черным биением света, будто переслав какую весть в глубины мозга девочки.
  - Я давно приметил в тебе,- дополнил он свечение собственных глаз словами,- острый ум... Ум, приправленный любознательностью. Даже поразительно, что такое сразу собралось, столь мягко сочетаясь в тебе, моя милая... А по поводу твоей догадки... Ты права я созидатель животного мира. Но я лишь прописал законы и общие кодировки ген. А выведением и улучшением видов, форм занимаются определенные создания, которых в целом называют прокуды, а в частности люди величают роговой, беспалый, чертенята. Однако ноне у меня появился помощник в этом занятии. Темряй, мой милый малецык, обладает такими же способностями, и он вельми мощный Бог... мощный и очень даровитый. Темряй почасту экспериментирует, создает новые кодовые формы и виды.
  Есинька проникновенно всмотрелась в темное пространство очей Першего с особой теплотой сказавшего о своем сыне и на мгновение тишина, только не та, что правила на маковке, а какая-то иная похожая на разрозненное облако окутало ее мозг. Еще миг и пред очами выросла огромная туманность рыже-огнистого цвета медленно поползшая али растекшаяся по тому черному пространству. И тотчас в ее густоте вспыхнула, упавшая или прилетевшая откуда-то извне и вовсе рдяная брызга.
  - Крушец, милый мой, успокойся,- прозвучал далекий голос... шорох... дуновение наполнившее сам мозг.
  Легкая зябь также скоро развеялась, будто ее смахнул порыв ветра, и Есинька увидела пред собой низко нависающее лицо Першего и черное марево его глаз, перемешанное с сияние кожи.
  - Что это?- тревожно вопросила Есислава, не смея... боясь оторвать взор от лица Бога и с тем, ощутив заструившийся по спине тонкой струйкой холодный пот.
  - Ничего страшного, моя бесценность,- мягко протянул Господь и нежно поцеловал ее в макушку головы.
  
  Глава двадцать четвертая.
  Старший Димург внес Еси, уже без обода, который она оставила в комле, в обширную комнату, вельми неширокую и одновременно долгую, вытянуто-прямоугольную, схожую с коридором, величаемую худжра. Свод в худжре был не высок, а сами стены плавно изгибаясь, вмале сворачивая вправо, словно описывая полукруг, терялись в той кривизне. В комнате, где и стены, и пол, и свод были блекло-лазуревые, не имелось окон али дверей. А входом служила напоминающая вязкую жидкость серебристая завеса, все время колыхающая своей поверхностью, расположенная на стене супротив уводящему в кривизну коридору.
  С правого края стены в ровном ряду стояли на мощных коричневых прямых столбообразных подставках, небольшие люльки, или как их называли, кувшинки, один-в-один похожие на половинки яичной скорлупы. Сами кувшинки, как внутри, так и снаружи смотрелись белоснежными. Гладкая внешняя поверхность люльки лишь по самой грани стенки имела небольшие, серые вздутия, сродные бородавкам. Кувшинки поместились друг от друга на достаточном промежутке, отчего меж них можно было свободно прохаживаться не просто одной, а и двум бесицам-трясавицам, коль понадобится.
  Одна из кувшинок, третья по счету от завесы, имела несколько иной вид. Ибо один ее край тот, что подходил почитай впритык к стене был вздет вверх, а другой опущен. Посему скорлупка ноне напоминала больше кресло, только с весьма округлым ослоном и без облокотниц, хотя с явственно выделенным сидением. Рядом с той люлькой, несколько ближе к самому проходу стояла Трясца-не-всипуха. Тощая, с точно туго натянутой на плоть серой кожей так, что проступали под ней все кости, суставы, колени. Старшая бесиц-трясавиц, только Бог и девушка вошли в худжру, торопливо зыркнув своим одним большущим глазом, пристроившимся во лбу, где в ярко-желтой склере находился здоровущий, черный, квадратный зрачок, резво склонилась. И тем своим поклоном, она словно явила стоящих позади вельми схожих с ней, вернее даже сказать списанных с нее, двух иных бесиц-трясавиц. С такой же худобитной фигурой, цветом кожи, с сычиными головами, на макушке которых торчали маленькие ушки, слегка увитые черными курчавыми волосками, меж коими примостились пучки коротких, серо-дымчатых лохмотчатых волос.
  - О!- недовольно дыхнула Есислава, спущенная Господом с рук, и оглядывающая столь сродных созданий, уважительно склонившихся пред Творцом, как и их старшая.- И эти одинаковые... Чего ж это у вас Перший все бесицы-трясавицы, нежить друг дружку повторяют.
  - Ну, где же моя милая повторяют,- усмехаясь, откликнулся старший Димург и нежно провел перстами по лбу девушки, тем движением успокаивая ее.- Бесицы-трясавицы совсем не похожи на нежить... ничего общего.
  - Да, нет, я не о том,- задорно засмеявшись, отозвалась юница, хотя в ее смехе и слышались надрывно дергающиеся нотки страха пред предстоящим.- Я о том, что и бесицы-трясавицы меж собой схожи. Вот кто из них Трясца-не-всипуха?
  Ближайшая бесица-трясавица тотчас порывчато дернула головой.
  - Эта, моя любезная девочка,- указывая кивком на дернувшееся создание пояснил Перший.- Приглядись, у нее цвет кожи более насыщен серым цветом, как и более густое сияние ока.
  - Неужели нельзя было их раскрасить в разнообразные оттенки, сделать разными лица, или на худой конец хотя бы очи, волосы,- то уже прозвучало не столько вопросом, сколько утверждением и Есинька туго вздохнула.- Выдумки, что ли у Творца не хватило,- совсем тихо шепнула она так, чтобы не огорчить своими словами Бога.
  Старший Димург одначе расслышал шептание девушки и широко просияв улыбкой, легохонько подтолкнул ее вперед. Еси медленно сделал пару шагов навстречу к шустро выпрямившейся Трясце-не-всипухе, даже при ближайшем разглядывание не приметив в цвете ее кожи какого отличия от сродников.
  - Поверь, девочка, те отличия, о которых ты толкуешь совершенно не надобны,- проронил Перший, узрев как, приглашенная взмахом руки бесицы-трясавицы, юница несмело направилась к креслу.- Итак, каждое такое создание оригинально и единично, у каждого неповторимые способности. И когда их творил Вежды он думал именно об этом, а не о том какие у бесиц-трясавиц будут глаза, аль лица. Все едино они бесполые так нашто им эти прелести в виде длинных волос. Трясца-не-всипуха,- теперь Бог обратился уже к старшей бесице-трясавице.- Как закончите, сообщите. Если, что-то нарушится в ваших замыслах, или девочка запаникует, тотчас передадите. Быть предельно трепетными, не пугать, не волновать. - Старший Димург резко прервал свою речь, но всего-навсе для девочки, понеже продолжил толковать с бесицами-трясавицами на не доступном человеческому понимаю языке... Сложные голосовые посылки, излучаемые им через нос и на высоких частотах, не воспринимались человеческим ухом, одначе улавливались бесицами-трясавицами в виде коротких звуковых волн.- Может стоило все же погрузить в сон... Стоит ли рисковать погружая в транс.
  - Господь Перший,- торопко отозвалась Трясца-не-всипуха, также отвечая при помощи высокочастотных звуковых сигналов. Она внезапно недвижно замерла на месте и тягостно затрясла головой так, что остановившаяся обок нее девушка удивленно на нее уставилась.- Мы же поясняли вам, нам нужно вызвать сноподобное состояние, при оном торможением будет охвачена не вся кора головного мозга, а только небольшие его участки. Абы выяснить общую картину его состояния.
  - Ладно... понял,- днесь Перший сызнова заговорил слышимо, и малозаметно качнул головой, точно не переставая тревожиться за девочку, а может не соглашаясь с решением лекарей.- Если возникнет, какая заминка сразу погрузить в сон... А где Дрема? Ее, что Стынь не прислал?
  - Ноне же явится Господь Перший,- скрипуче ответила Трясца-не-всипуха, опять же слышимо для девочки, и, подхватив под руку, принялась помогать ей сесть в кувшинку.- И не волнуйтесь Господь Перший, все будет благополучно.
  - Ты, что уйдешь?- встревожено проронила Есинька и черты ее лица дрогнули, а засим сотряслась и вся плоть. Обаче она все же медленно воссела в глубины люльки, и единожды с тревогой воззрилась на Бога.
  - Девочка моя дорогая,- мягко и убедительно сказал Перший, нежно взглянув на девушку, и тем передавая ей уверенности, да провел дланью по поверхности своих черных волос, одновременно скрывая собственное волнение.- Я не могу тут находиться, ибо у меня есть обязанности, а во-вторых не должен мешать мастерам. Но как только все закончится, приду к тебе. Прошу тебя, не волноваться, все будет благополучно, безболезненно. Ежели, что-то пойдет не так мне сразу о том доложат, и я бхарани спустя буду тут.
  - Ну, хорошо,- усмиряя в себе тревогу, протянула Есислава и кивнула, понимая, что неможно требовать от Зиждителя постоянного присутствия подле себя. Одначе жаждая оправдаться в его глазах, негромко дополнила,- просто это страх.
  - Я понимаю моя бесценность, но ты не страшись,- отметил Бог и еще раз оглядел ее с ног до головы. Он малость еще смотрел на девочку, засим пыхнул короткой волной в сторону старшей бесицы-трясавицы,- жду вас с обозрением,- да неспешно развернувшись, пропал в завесе.
  И немедля в Еси внутри все туго застонало, как всегда при расставании с Богом, к которому она не просто привязалась, а была после пережитого точно прицеплена. И с этим стенанием, сама она, дернувшись вслед ушедшего Першего, поднялась с кресла.
  - Садитесь госпожа, садитесь,- низко скрипнув молвила Трясца- не-всипуха и бережно придержав девушку за левую руку и спину, принялась помогать располагаться в кресле, вернее даже укладываться.
  Вязкость полотна люльки будто втянула в свои глубины тело юницы, враз присосавшись к ее рубахе, коже спины, рукам и голове. Есинька ощутив мгновенно наступившую неподвижность, точнее даже стянутость переплетенную веревками, испуганно зыркнула на бесиц-трясавиц, вставших с одной и иной стороны кувшинки, и с трудом различая, кто из них старшая, надрывно затрепетавшим голосом дыхнула:
  - А, что вы будете делать?
  - Не нужно бояться и тревожиться госпожа,- проскрипела стоящая слева от девушки, по-видимому, Трясца-не-всипуха.- Ни я, ни Огнеястра,- указывая враз тремя перстами с небольшими бугорками в навершие без ногтей на стоящую справа от нее бесицу-трясавицу,- ни Лидиха,- теперь перста указали на ту, что стояла напротив них,- не сделаем вам больно. Все пройдет скоро, и вы ничего не почувствуете. Не стоит волноваться, абы это вредно для вашего плода.
  - Легко сказать, не волноваться,- ворчливо отозвалась Есислава, чувствуя, как от тревоги мелко задрожал во рту язык и резко дернулся в сторону подбородок, а кожа на теле покрылась крупными мурашками.- Если бы ты пережила все, что я... И вакан, и Родителя. Ты бы так не говорила. Вообще удивляюсь, что я тут делаю, надо убежать.
  - О, нет, госпожа, убегать нельзя. Ибо тады Господь Перший будет огорчен в отношении вашего поведения, и весьма сердит на нас,- теперь и вовсе заскрежетала Лидиха, и юница приметила, что хотя бы голосами бесицы-трясавицы разнятся.
  Лидиха неторопливо провела пальцами по краю люльки, нежно так оглаживая ее и тотчас она, дрогнув, мощнее втянула в себя Еси.
  Завеса, скрывающая вход в худжру, пошла малой водовертью и из нее выступило и вовсе маленькое существо, едва ли выше отрока восьми лет. Морщинистой мордашкой создание вельми походило на старушечку, также не отличное от человеческого вида, и на удивление девушки, было обряжено точь-в-точь, как одевалась у дарицев более низкая, простая прослойка людей. А именно в цветастый сарафан, сшитый из семи полотнищ ткани, собранных мельчайшими сборками в верхней его части, широкие лямки которого обшивались цветной тесьмой, да белую с вышивкой по вороту рубаху, прикрывающую руки до локотков. Вместе с тем и кожа, и вещи существа были не яркого, а вспять блеклого, прозрачного цвета посему чрез них просматривалась колыхающаяся зябью завеса. Долгие седые, распущенные волосы, укрывающие голову и часть спины, казались такого же мерклого цвета, а на плоском лице поместился вздернутый кверху нос, столь задранный, что на собеседника попервому зыркали две круглые ноздри, и лишь потом крупные яркие синие глаза, без радужки и зрачка, очерченным по овалу тонкой серой линией был рот с голубыми и широкими губами. Существо неспешной поступью направилось к стоящей Лидихе, а поравнявшись с ней недвижно и как-то враз застыв подле, вздернула ввысь головешку и уставилась в единственный глаз Трясцы-не-всипухи стоящей супротив нее, своими словно обиженно- расстроенными синими очами.
  - Должны тебя ждать, да, Дрема?- пискляво-скрипнула явственно недовольная Трясца-не-всипуха.- Пожалуюсь на твою нерасторопность Господу Першему, каковой шибко быстро тебя вразумит. Как надобно себя вести в отношение к госпоже.
  - Мяне сдержал Господь Стынь, май Творец,- отозвалась мягким, песенным голоском Дрема и вызывающе полыхнула синевой света в сторону старшей бесицы-трясавицы.
  - Чего, ты брешешь? Аки витряник,- туго заскрежетала, точно ломая ледяной настил своим голосом, Лидиха и не менее негодующе, чем стоящая напротив нее Трясца-не-всипуха глянула на создание, относимое дарицами к духам, не всегда добрым.- Господь Стынь ономнясь тут был и гневался, что тебя нет.
  - А..,- наконец отозвалась и Огнеястра, глас у которой был резко-отрывистым. Она глянула на духа сверху вниз, при том порывчато прижала пясти к груди, точно страшась за их существование.- На Дрему нужно пожаловаться Господу Стыню, а не покрывать ее нахальство. И тогда она перестанет думать, что единственна и неповторима, прекратит своевольничать, а будет исполнять все в точности, как велел Господь Перший... Ее самодурничество меня все время выводит из равновесия и раздражает.
  - Сие не самодурничество,- немедля парировала Дрема, обдавая, махом выпорхнувшим из обоих очей, густо-синим сиянием бесиц-трясавиц, отчего они моментально дернули вниз головами, стараясь скрыть от плывущего света не просто очи, а и сами лица.- Сие коловратность. Я вжо прыбыла, як и было загадана, ровна да часу вмешання.
  - Тебя верно пригнал Господь Стынь, а не сама ты явилась. Уж мы знаем, как ты являешься. Да и потом, Господь Стынь прежде чем покинуть худжру, куда намедни приходил, велел сопровождающему его Мерику срочно тебя разыскать и направить сюда,- несогласно скрипнула Трясца-не-всипуха, еще ниже пригнув голову и основательно прикрыв свой глаз.
  - Мерик няхай допрежь таго аки мяне гнаць, сымет кинжал са паясы,- вельми сердито дыхнула Дрема и сияние ее очей многажды усилилось, отчего пред ними даже появилась легкая дымка.- Яно як ня яму було падаравана, и не раз паказано вертать назад.
  - Прекрати тут полыхать,- гулко заскрежетала Лидиха, и, отвернув голову в сторону, воззрилась в поверхность стены.- И мы днесь глаголим не о Мерике, а о тебе.
  - А нечаво мене палохали тады... И сама да таго здольная, и кали вы аще раз,- додышала перешедшим в осиплость голосом Дрема.
  Однако тотчас смолкла, потому как в их толкование встряла Еси, ощутившая, что еще миг и она от этого яркого синего сияния заснет. Да и потом девушка, вельми не любила какие бы то ни было свары, а ноне итак волнуясь, довольно-таки недовольно молвила:
  - Думаю, надо сейчас позвать Господа Першего, чтобы он меня отсюда увел. Ибо мне расхотелось лечиться, да и вы, как я погляжу, несколько заняты перебранкой. В самом деле, чего мне тут делать.
  В комнате дотоль наполненной прерывистым дыханием, исторгаемым через рот бесицами-трясавицами, все резко стихло, а они сами махом испрямив станы, воззрились на девушку, также стремительно потухли очи Дремы. Занятые вероятно привычной для них перепалкой, создания Димургов забылись, кто пред ними и позволили себе много больше, чем было положено.
  - Ах, простите, простите нас госпожа,- одновременно сказали бесицы-трясавицы и Дрема.
  - Тотчас начнем,- торопливо дополнила Трясца-не-всипуха.
  Она нежно провела перстами по голове и лицу юницы, собирая на них локоны волос, и заправила их за уши да зачесала назад, к ослону люльки, впутывая их вглубь того вязкого полотна.
  - Нема треба кликать Господа Першего,- произнесла просяще Дрема и рывком дернула головой.- Ен дужа тады на мяне угневаныя. И вы, госпожа, вже посем мяне не угледзице.
  - Не больно и надо тебя видеть,- откликнулась Есинька и чуть слышно засмеялась, чувствуя, как от перебранки бесиц-трясавиц и духа с нее степенно стало спадать напряжение. - Так как я уже не ребенок, которых дух Дрема любит и даже бывает нежен. Я уже взрослая, а их Дрема не привечает, потому посылает кошмары и дурные мысли во сне... А у меня знаешь Дрема, последнее время были вельми скверные сны.
  Бесицы-трясавицы незамедлительно перевели взгляды с девочки и назидательно зыркнули на Дрему, точно и впрямь она оказалась повинна в тех мучениях. Ночной дух, как верили дарицы, надрывно вздел вверх свои прозрачные плечики и порывчато закачал головой, судя по всему, желая таковым проявлением чувств обелить себя в глазах бесиц-трясавиц. Есислава теперь и вовсе брызнула живым, задорным смехом, отчего он звонким эхом отозвался от стен помещения и, видимо, направил свой полет в теряющийся в кривизне коридор.
  - Ох! Ох!- озвучила свой смех девушка и довольно оглядела всех созданий, стоящих обок ее кувшинки.- Да, я пошутила! Пошутила!
  - А...а..,- многажды ровнее зыркая на духа, протянули бесицы-трясавицы.
  И немедля пришли в движение, засуетившись над полулежащей в кувшинке юницей, все поколь роняющей смех, вроде словив момент того, что она успокоилась, принявшись поправлять ее волосы, голову, ноги, руки и саму материю сакхи, слегка утапливая в вязкой массе кресла. Дрема же поменявшись местом с Лидихой, расположилась в непосредственной близи от головы девушки и загороженная стенкой кувшинки, на малость пропала с поля видимости.
  
  Глава двадцать пятая.
  Дрема нежданно резко дернулась. Вернее дернулась ее голова, тельце и висящие ручки так, словно, что-то подпихнуло дух вверх. Еще один такой неспешный рывок и Дрема однозначно стала расти. Голова медлительно поехала ввысь, а вместе с ней подол сарафана, приподнялся над полом, показав ясно проступающие голубоватые ноги, точь-в-точь повторяющие человеческие. Каковые резкими скачкообразными движениями увеличивались в длину и тем самым приподнимали туловище и голову духа все выше, и выше.
  - Ничего себе,- взволнованно протянула Еси, когда увидела поддергивающуюся голову Дремы подле себя, а после, также срыву промелькнувшее лицо. Еще миг и дух сравнялся ростом с Лидихой.- Ты, что Дрема растешь?- вопросила юница.
  Дрема одначе не ответила, она внезапно также скоро прервала свои энергичные подсигивания, и, нависнув над девушкой головой, ярко блеснула отливом синевы глаз.
  - Будзем кочумать,- повелительно молвил дух.
  Есислава хотела было отказаться оттого указания, впрочем, не в силах отвести очей от лица Дремы, почувствовала, как резко онемели губы и язык, и вся она сама замерла.
  - Я буду личыць, госпожа,- голос Дремы сызнова запел. Точно прокатилась по худжре тонкая трель соловушки, едва слышимая, однако доступная пониманию.- Буду личыць, а вы госпожа глядзице на мяне... У вочи мае...уважлива тока... уважлива,- вкрадчиво пел дух и ему подпевал далекой трелью соловушка или это подыгрывала выводя нежный мотив свирель.
  Очи Дремы внутри набрякли ярким светом, дымчатость не просто опутала ее лицо, она струилась округ него, дотянувшись, лизнула своими парами и единственный глаз юницы. В средине очей духа, где правила синева нежданно появились черные точки и закрутили веретенообразные полосы почти марного оттенка, на стыках с синевой переходящей в вибрирующую черноту.
  - Я буду личыць, госпожа, до даши... И як токмо я кажу даши,- продолжила сказывать Дрема, а свирель ей подыгрывать.- И як токмо кажу даши, вы, госпожа акуницеся у сон. Отже, госпожа, я пачынаю... Эка... два... три... чатур, панча, шата,- степенно стал считать дух.- Сапта, ашта, нава, даша.
  Глаза Еси на мгновение сомкнулись, и немедля широко раскрылись, неподвижно застыв, в целом, как и вся ее плоть, в каком-то окаменелом напряжении. Махонисто раскрылся рот девушки и она туго выдохнула, и тотчас Трясца-не-всипуха вытянула из одной серой бородавки, что на одинаковом удалении друг от друга, опоясывали внешнюю стенку кувшинки, прозрачно гибкий веретенообразный жгутик, в ширину едва достигающий двух перст. Дотянув один из концов того жгутика- трубки до открытого рта юницы, Трясца-не-всипуха, остановила его вытягивание из бородавки и зыркнула на Дрему. Последняя протянула вельми узкую руку с двумя перстами, занимающим положение соответственно большому и указательному человеческим пальцам, в сторону лица девушки. И резко провела ими в непосредственной близи от правого здорового глаза Есиньки, внимательно всматриваясь в рассеивающуюся пред ним пелену. Очи духа степенно приобрели положенную им синь и поглотили в ней и черные точки и саму марность полос.
  -Госпожа, кочумарить,- констатировала Дрема и шагнула в сторону, качнувшись телом и головой туды...сюды.
  А ее место не мешкая заняла Лидиха. И тогда Трясца-не-всипуха бережно придержав левыми перстами зубы юницы, несколько расширила проем меж ними, да принялась медлительно вводить вглубь рта, глотки жгутик, покачивающий своими мягкими, гибкими боками.
  - Може не стоит покуда вводить, а то госпожа и вовсе уснет?- вопросила Лидиха у своей старшей и единожды Огнеястры.
  Трясца-не-всипуха меж тем внедрила в недра гортани жгутик, и, убрав пальцы от зубов, бережно надавила на подбородок девушки, закрывая рот и позволяя придавить саму поверхность и так слишком плоской трубки. И в тот же миг, только зубы и губы Есиславы обхватили жгутик, по нему заструилась голубоватая дымка, выпорхнувшая из иного конца, все еще связанного с серым вздутием на стенке кувшинки.
  - Нет, обережем госпожу и себя,- разумно протянула, отвечая на вопрос помощницы Трясца-не-всипуха.- Неизвестно как плоть отреагирует на наше лечение после вмешательства самого Родителя. Да и таким образом мы будем спокойны за лучицу, ибо ноне ее недопустимо волновать. Слишком, как сказал, Господь Перший она слабенькая.
  Лидиха поколь ее старшая говорила, налепила на здоровый глаз юницы плотный четырехугольник темно-синего вещества слегка трепыхающего своими, как краями, так и срединой. Бережным движением перст она оправила его грани, размазывая по коже и мягким, массирующим мановением вгоняя их рубежи в кожу над бровью, в висок, нос и занимая почти до средины щеку. Укрепив края вещества на коже, Лидиха протянула руки в сторону больного глаза Еси и крепко обхватила веки. Чудилось, что нижнее веко юницы прямо-таки прилипло к перстам правой, а верхнее к левой руки. Резко и достаточно широко бесица-трясавица растянула в стороны веки так, что показалось еще сиг и кожа в уголках порвется, уж так явственно приоткрылся погибший глаз. Впрочем, когда чудилось, что тонкая кожа подле ока юницы начнет рваться, из единственного глаза Лидихи вырвался густой дымчатый столб, в котором перемещались сверху вниз энергично пульсирующие синие лучи. Он словно прошил теми лучами погибший глаз Есиньки, отчего тело последней судорожно вздрогнуло.
  Лидиха еще малость зримо била теми лучами в глаз девочки, а посем также стремительно столб иссяк, впитавшись в кожу ее лица. И днесь и сам глаз Еси, и кожа вкруг него приобрели бело-голубоватый цвет с малым красноватым вкраплением. Веки, и вовсе, растянувшись на значимый промежуток, слегка вывернулись, посему глаз стал более видимым.
  - Веремя,- дыхнула Лидиха.
  Трясца-не всипуха того указания ожидая, спешно подняла вверх обе руки и ее перста, где дотоль находились небольшие бугорки, принялись вытягиваясь, утончаться, единожды делаясь заостренными. Прошло не более пару минут и пальцы старшей бесиц-трясавиц превратились в плоские, чуть загнутые полосы, похожие на лезвие ножа. Трясца-не-всипуха подвела утончившиеся перста к погибшему органу девушки и энергично воткнула их вглубь глазницы. Поместившиеся два пальца с одной стороны глаза, два с другой на чуток застыли недвижно, а из единственного ока старшей бесицы-трясавицы выпорхнул едва зримый дымчато-серый столб, одновременно с этим черный, квадратный зрачок внутри него многажды увеличившись в размерах, принял вид многогранника. Столб света окутал своей дымчатостью погибший орган юницы и в нем ярко вспыхнув, заблистали малые крохи полымя, точь-в-точь сеяных искорок серебристого полыхания.
  Спустя еще пару минут Трясца-не-всипуха резко дернула на себя руки, вырывая из впадины, собственные перста и заключенное в них глазное яблоко девушки с частью повислого и покачивающегося зрительного нерва, тонких сосудов и мышц. Немедля переместив вынутое в округлую мису, поднесенную Огнеястрой. Между тем продолжая освещать дымчато-серым столбом саму глазницу, в каковой точно забурлила пузырями алая юшка.
  Лидиха наново выпустила из своего глаза теперь только дымчатый столб с голубыми пульсирующими лучами внутри. Столбы света на малость перемешались в глазнице Есиславы и с тем остудили кровавые пузыри. И тогда Трясца- не-всипуха взяла из иной кубической мисы, с плотными металлическими стенками, подаваемой Огнеястрой, здоровое глазное яблоко, мягко-перекатывающееся в ее тонких перстах. Бесица-трясавица вложила глазное яблоко во впадину девочки, также глубоко вогнав туда свои плоские перста. И немедля Лидиха потушила свой глаз, впитав в его недра дотоль истончаемый столб света. А спустя полминуты Трясца-не-всипуха рывком выудила перста из недр глазницы, и, погасив собственное око, отступила от люльки, высвобождая там место Огнеястре, уже освободившей руки от мис.
  Тем временем Лидиха вновь выбросила из своего глаза столб, только теперь дым его был не густым, а разрозненным, и сияние слегка желтоватым. Направленный на пересаженный орган столб своим сиянием не только вернул прежний цвет, коже лица девушки, сняв голубизну, красноватые вкрапления, но и придал движение самому глазу. Посему в нем резко расширился, а потом сызнова сжался черный зрачок, и тугая капля слезы неспешно вытекла и застыла в уголке вернувших себе исходный вид век. Лидиха осторожно отпустила веки, бережно свела их меж собой. Огнеястра тот же миг проложила тонкую нитевидную полоску на верхнюю часть века, прямо по рубежу волосков. Склеив той полоской не только веки, но и плотно притулив ресницы к коже так, чтобы глаз было поколь неможным открывать.
  Трясца-не-всипуха вернувшая своим перстам положенный вид, с небольшими бугорками в навершие без ногтей, легохонько наклонившись, обхватила торчащий небольшой рычаг, пристроенный на коричневой столбообразной подставке, и, надавив, потянула его вниз. Кресло-люлька срыву дернувшись, попервому подалось малость вверх, а посем опрокинувши ослон, сотряслось. Но лишь затем, чтобы живописать под лежащей недвижно Есиславой ровную поверхность кушетки, без каких-либо признаков вязкости.
  - Эвонто... ня дужа гэта цыните,- вставила в тишину правящую в помещение Дрема, все то время стоявшая хоть и с бочка Лидихи, однако вельми пронзительно наблюдающая за лицом девушки.- Веремя, аки гутарится.
  Бесицы-трясавицы синхронно закивали. И днесь Огнеястра легким движением своих перст, где явственно просматривались выдвинувшиеся вперед, словно из самих небольших бугорков, остро заточенные смаглые ногти, похожие на лезвия ножа, разрезала материю на сакхи Еси, начиная от груди до подола. Раскрыв получившиеся бортики материи в сторону, бесица-трясавица оголила уже явственно обозначившийся выпирающий живот девушки. Огнеястра подняла вверх правую руку, согнув два крайних пальца, и из макушки среднего немедля вытянулся ноготь, свернувшийся в долгую, узкую трубочку. Око бесицы-трясавицы направленное на живот юницы, выпулило из себя ярко-белый дымчатый луч света и вдарившись о молочную кожу принялось неспешно двигаться вправо-влево... вниз-вверх по телу. Луч вмале остановился в районе пупка Есиньки, и Огнеястра энергично вогнала трубку-ноготь в глубины плоти.
  
  Глава двадцать шестая.
  Перший встревожено глядел на замерших пред ним Огнеястру и Трясцу-не-всипуху. Бог явно желал их прощупать и единожды страшился того, откладывая на потом все, что вскоре эти создания должны были ему открыть... и тем самым либо обрадовать, либо расстроить. Наконец старший Димург оперся спиной об высокий ослон облачного кресла, и, сложив свои сухопарые руки на облокотницы, задумчиво оглядел саму залу маковку, пыхнущие на глазах в своде растущие толи от воды, толи от его беспокойства блекло-желтые облака, освещающие помещение. Также степенно он прошелся взором по лицу не менее встревоженного Небо, сидящего в кресле напротив, и прохаживающегося позадь него Стыня.
  - Итак,- протянул Перший все еще не сводя глаз с сына, об ухудшении состояние которого ему ноне доложил не только Мерик, но и видевшая Бога Трясца-не-всипуха, посчитавшая сие плохим признаком.- Значит, вмешательство прошло успешно, и девочка вмале будет видеть, как и положено?
  - Да, Господь Перший,- торопливо скрипнула Трясца-не-всипуха и порывисто закивала, тем словно оправдывая свое величание как трясухи.- Вмале... Коли считать по земным меркам, в двух-трех оборотах Земли вкруг своей оси с циклом в звездные сутки, госпожа будет видеть и вторым глазом.
  - Хорошо,- торопко перебил бесицу-трясавицу Перший.- Говори короче и проще...Не нужно этих лишний твоих любомудрий, они меня утомляют.- Голос Бога внезапно понизился, словно дальше он и не желал более выспрашивать, и слышать, будто итак понимая, что надежды его не оправдались.- Теперь ты Огнеястра... Хочу знать о состоянии девочки, и как ты понимаешь о ее сроке жизни. Надеюсь вы с Отекной просчитали развитие кодов.
  Огнеястра склонила голову еще ниже, однако не ответила. Не то, чтобы она боялась Бога, просто выправляла свою речь в связи с выданными им Трясце-не-всипухе рекомендациями. Стынь немедля остановившийся, лишь старший Димург вопросил бесицу-трясавицу, сердито зыркнув в ее спину, довольно нервно дыхнул:
  - Что ты все время тянешь Огнеястра. Все из тебя и Отекной надо выуживать.
  - Успокойся, малецык,- вмешался в разгоряченную молвь младшего Димурга Небо и лоб его озабоченно располосовала вельми глубокая морщина.- Не допустимо так тревожиться, что, ты, в самом деле. Ведь знаешь как для тебя это вредно.... Давеча только вышел из дольней комнаты, и вот наново... Наново начал волнение. Перший,- обратился к брату Рас не скрывая беспокойства и одновременно вины в голосе, точно что-то намедни учудил.- Прошу повели Стыню сесть... Во-первых, это его волнение закончится тем же, чем закончилось на хуруле, а во-вторых у меня голова идет волной от его перемещения позадь меня.
  - Малецык,- властно произнес Перший, указывая взором на пустое кресло слева.
  - Прости, Небо,- спешно отозвался Стынь и подойдя к его креслу облокотился о грядушку ослона, с любовью глянув на сидящего в нем старшего Раса. Ноне также как и все иные Боги позабывшего венец и обряженного в белое сакхи, вельми мятое.- Прости, и за то, что случилось на хуруле, и за то, что сейчас тревожусь... Иноредь с тем плохо справляюсь.
  Небо медленно отклонился от ослона кресла, и с не меньшей тревогой и теплотой во взоре оглядев младшего Димурга, очень нежно молвил:
  - Не нужно просить прощение... Это не твоя вина, моя драгость. Это последствия тяжелого надлома, каковой ты пережил, мой милый, дорогой малецык. И я уверен, ты еще очень слаб. Тебе нужна поддержка, забота и особая бережливость спокойствия. Посему не тревожься, коли нет сил выслушать вести о девочке, уйди... Отец, погодя все тебе обстоятельно обскажет, но так волноваться нельзя.
  Рас протянул руку и ласково провел перстами по лежащей на грядушке тыльной стороне пясти молодого Бога, стараясь своей любовью снять с него волнение. Стынь немедля склонился к руке Небо и не менее нежно прикоснулся к его пальцам губами. А Огнеястра, по-видимому, отрегулировав свою речь, резво тряхнув головой, дюже бодренько затараторила:
  - В целом Господь Перший по поводу здоровья госпожи, могу сказать следующее, оно несмотря на перенесенное, довольно крепкое. И доносить, и родить госпожа сможет, и сие поколь никаким образом отрицательно на ее здоровье, сроке жизни не скажется. Впрочем, просчет кодов показал, что вмале начнется постепенное движение в сторону гибели, оное будет прогрессировать через шесть свати, следуя земным меркам около двух лет. Когда по первому появятся эпилептические приступы, каковые спустя выльются в резкое нарушение мозгового кровообращения с повреждением ткани и его функций, и как итог приведут к смерти. К смерти мозга. Однако, коли вами, Господь Перший будет указано мы сумеем предотвратить гибель мозга, до появления каких либо отклонений, чтобы лучица успела впитать естество человеческой плоти. А именно в определенный момент отключим всю мобильность организма, чем недопустим цереброваскулярного заболевания. Так, что у госпожи в запасе менее шести свати. Потом, наилучшем вариантом будет вмешаться, чтобы не начались дизфункции в мозге и как понятно проблемы у лучицы.
  - Два лета,- чуть слышно дыхнул Стынь и в лице его поблекло сияние, а кожа начала наполняться марностью.- Почему так мало... Отец сказывал будет много больше времени.
  - Мы, надеялись, Господь Стынь, что будет больше,- незамедлительно отозвалась Огнеястра и дернув головой вверх уставилась на Першего, который, как делал почасту, прикрыл дланью очи и часть лица, оперев грань руки на лоб, чтоб не показывать испытываемых им чувств.- Но лучица выбрала не самую лучшую плоть... Мы о том докладывали не раз. Посему и проводили вмешательства, пересадив почти все органы. Но проблемы, были и есть в самом мозге. Он с самого рождения был предрасположен к данному заболеванию. И нельзя забывать, что пришлось пережить госпоже за последнее время, вельми не прикрытое воздействие лучицы, выплески боли, стонов, воспоминаний. Мы установили пока блок-костеп внутри затылочной кости черепа обок яремного отростка, но это временное устройство... Да и возможно его придется снять, ибо приметив блок-костеп несколько возбудилась лучица.
  - Возбудилась?- вопрошающе протянул Перший и туго вздохнув, выпустил дуновение сквозь всю поверхность своего белого сакхи.
  - Да, всего-навсе возбудилась,- пояснила Огнеястра и в такт Богу выдохнула шумно и через рот.- Нам пришлось срочно вызвать Отекную, но та успокоила, что напряжения не просматривается, лишь легкое недовольство, испуг. Впрочем, ежели это недовольство сохранится, придется блок-костеп убрать, ибо днесь, как указал в определенье Родитель, недопустимо волновать.
  - Так мало времени, успеет ли Крушец восстановиться? Не собьются ли в нем сызнова коды?- взволнованно вопросил Небо, и также трепетно обхватив подбородок, сжал в кулаке свою курчавую золотую бороду.- Перший, а тебе, что надысь про малецыка говорил Родитель?
  - Пока ничего, мой милый... Я бы тебе передал,- озадаченно проронил старший Димург, не в силах взглянуть на брата и сына, посему лаская их обоих только переливами своего голоса.- Говорил только про девочку, что доколь должна находится на маковке под присмотром бесиц-трясавиц.
  - Нет, Господь Перший, госпоже,- молвила Огнеястра, кажется, теперь не желающая смолкать и что-то бурчащая себе под нос, даже тогда когда толковали меж собой Боги.- Госпоже нужно на Землю. По состоянию плода, вскоре в него должна войти искра. Если это не произойдет в должное время, ребенок родится слабоумным. У него итак проблемы с кодами выявлены, и если еще будет идиотом, вряд ли тогда нам удастся спасти функциональность мозга госпожи.
  - Что?- старший Димург так властно поспрашал, что затрепетали блекло-желтые пузырчатые облака в своде.
  Он также стремительно убрал руку от лица, немножечко подался вперед и тем словно пронзил взором бесицу-трясавицу. У Огнеястры тотчас дрогнули ноги в коленях и она качнувшись вперед...назад рывком повалилась на пол, плюхнувшись прямо на собственную тощую грудь.
  - Встань,- многажды ровнее и мягче молвил Перший,- встань милая девочка.- Бог направил в сторону лежащей на полу бесицы-трясавицы левую руку, и легохонько шевельнул перстами.
  Огнеястра и впрямь, будто поднятая тем едва заметным колыханием божественных перст, торопко, если не сказать, рывком вскочила на ноги и пригнула голову.
  - Каким образом днесь, должна вселиться искра,- размеренно произнес старший Димург, медлительно положив руку на облокотницу кресла.- Плоду должно быть не более двух месяцев по земным меркам.
  -Да... по расположению материнского дна должно быть не более двух месяцев земных мерок,- пояснила Огнеястра и на удивление спешно заморгала, то отворяя свой единственный глаз, то скрывая его под серым веком.- Но плоду уже более трех месяцев, точнее около ста тридцати оборотов Земли вкруг своей оси с циклом в звездные сутки.- Одначе бесица-трясавица не мешкая прервалась, понеже Господь слегка качнул головой, таким побытом высказывая свое недовольство.- Скачок в развитие,- добавила она, миг спустя,- произошел из-за вмешательства Родителя. Слишком большая насыщенность эстрогенами и прогестероном присутствует в сетчатке, в оную были облачены органы госпожи.
  - Кошмар!- резко дыхнул Стынь и с нескрываемой виной взглянул на Першего. Его мясистые губы туго дернулись, а золотой отлив кожи окончательно поглотился марностью, словно он собрался потерять сознание.
  - Ну... ну, дорогой малецык, умиротворись. Сейчас же, а то тебе вновь станет плохо,- торопливо протянул Перший, испугавшись за состояние сына, и малозаметно кивнул на него брату.
  Небо также спешно развернулся в кресле, и, положив руку на тыльную сторону пясти Стыня, крепко ее сжал, и этим мгновенно вдохнул движение в сияние его кожи.
  - Драгость... ну, что ты... Ты сызнова меня хочешь напугать... Успокойся, разве так можно реагировать на все?- полюбовно протянул старший Рас.
  - Успокойся, малецык,- голос старшего Димурга в отличие от тревожных, мягких полутонов Небо зазвучал непререкаемо требовательно и сам он весь стал таковым властным, что обе бесицы-трясавицы низко склонившись, почитай вогнали головы в собственные ноги.- Успокойся, а то я прямо сейчас выполню свое обещание и отправлю тебя на векошке в Северный Венец под наблюдение к Кали-Даруге. Столько сил было потрачено на твое лечение, а ты сызнова принялся своевольничать. Сколько об этом мы будем с тобой толковать... Когда начнем взрослеть... понимать, что можно, а, что в связи с произошедшим, нельзя. И вообще, коль бы ты так грубо не вмешался в замыслы, ноне не стоял бы тут вопрос, столь для меня сложный... Вопрос как поступить с девочкой, абы не навредить Крушецу. Посему малецык прекрати волноваться и успокойся... Ты меня своим непослушанием и излишним беспокойством утомляешь.
  Перший смолк, поелику сказанное им прозвучало не только властно, но и достаточно строго. Однако именно эта строгость вернула степенности взору Стыня, и, судя по всему, успокоила, так как кожа его сызнова ярко зазолотилась, и он много бодрее посмотрел на беспокойно взирающего на него Небо.
  - Отец прав, дорогой мой малецык,- дополнил, поддерживая Першего, старший Рас.- Тебе надо отбыть в Северный Венец, под наблюдение Кали-Даруги. Потому как после произошедшего с тобой отключения в хуруле, я более не уверен, что ты здоров. Думаю, мы поторопились возложить на тебя слишком много обязанностей, а тебе нужно лечение.
  -Нет! нет!- откликнулся Стынь и порывчато тряхнул головой, отчего враз полыхнули блекло-прозрачными огнями белые алмазы усыпающие его ушные раковины и мочки.- Я оправился... Последнее отключение, произошло, потому как я сорвался. Я буду спокоен, обещаю вам.
  - Верится все с большим трудом... С большим трудом, моя бесценность, вериться, что ты будешь спокоен,- благодушно заметил Перший и перевел взор с лица сына на бесицу-трясавицу.- А, что за проблемы с кодами выявлены у ребенка?
   Огнеястра немедля испрямилась и мелко...мелко затрясла головой так, что чудилось еще морг и она у нее отвалится и также скоро зачастила:
  - Не очень существенны, Господь Перший, но есть. Значительно снизился срок жизни и небольшие физические отклонения. В частности выявлено укорочение нижних конечностей в сравнении с туловищем и руками.
  - Это отразится на будущих отпрысках?- поспрашал Небо и еще раз нежно пожав руку Стыня, выпустил ее из цепкой хватки. Бог медленно развернулся и воззрился в полусогнутую спину бесицы-трясавицы, также колыхающуюся в такт голове.
  - Сейчас поколь сложно сказать, надобно веремя. После вселения искры, нужно провести дополнительный забор генетического материала и просчитать коды,- отозвалась Огнеястра, и нежданно прекратив трястись, резко выпрямила спину.- Но думаю те изменения заденут лишь данного ребенка,- добавила она и голос ее прозвучал достаточно четко, несомненно бесица-трясавица была уверена в том, что высказывала.- И обобщенно на отпрысках госпожи не отразятся. Может быть всего-навсе временная задержка в каких-то единичных кодах, что в основном будет применимо к сроку жизни, но спустя пару поколений это выровняется... Поколь коды у ребенка, Господь Перший, поправить не удастся, сие может отрицательно сказаться на лучице, коя и так несколько тревожно воспринимает любой осмотр.
  - Хорошо, Огнеястра, я все понял... Не будем, раз вы советуете, беспокоить нашего бесценного малецыка, ему итак достаточно много пришлось пережить,- протяжно молвил Перший и благодушно улыбнулся бесице-трясавице.- Благодарю вас за работу,- он с той же теплотой посмотрел на Трясцу-не-всипуху, тот же миг испрямившую стан и резко вскинувшую взор на Бога.- И последнее, каков крайний срок возвращения девочки на Землю, чтобы не допустить слабоумия ребенка?
  - Восемь-шесть оборотов Земли,- пояснила Огнеястра, но узрев негодование в крутнувшихся на скулах желваках старшего Димурга, тотчас замолчала и по ее сероватой коже зримо заструились тончайшие, синие паутинки, расчертившие саму поверхность во всех направлениях.
  - Идите,- устало дополнил Перший.
  Бесицы-трясавицы не мешкая поклонились Богу, и торопко развернувшись, вельми скорым шагом, двинулись к зеркальной стене залы, абы тукнувшись в нее головами, мгновенно туда провалится.
  - Стынь, малецык,- обратился Перший к притихшему подле кресла Небо сыну.- В том, что произошло с Крушецом, мой милый, нет твоей вины... Поверь мне и успокойся.- Старший Димург внимательно вгляделся в лицо сына, вероятно, прощупав думы, и, похоже, мысленно огладил волосы, ибо черные кудельки на его голове легохонько заколыхались.- Произошедшее заболевание никак не связано с выпущенной севергой в Дари, так как Крушец совершенно не привязан к человеческому. Он несколько иной, и, что близко тебе, его не волнует. Чем вызвано его заболевание я скажу тебе несколько позже...
  - Когда?- ретиво поспрашал Стынь и убрав с грядушки облокотницы обе руки, положил правую длань на плечо Небо, явственно желая, чтобы его успокоили.
  Старший Рас слегка развернул голову и облобызал каждый перст руки младшего Димурга, после принявшись гладить тыльную сторону его пясти.
  - Позже,- авторитарно отметил Перший, полюбовно обозревая сына и брата. Он малозаметно качнул головой на стены залы, где после ухода бесиц-трясавиц все еще поигрывала в поверхности рябь, и добавил,- а теперь отправляйся к Опечу. Малецык хотел показать и подарить тебе свое создание, оное давеча сотворил... Думаю, оно тебе понадобится и понравится, або вельми тронуло меня. К девочке поколь не ходи, она спит. А мне надо обсудить с братом не касаемо тебя.
  Стынь вельми гулко вздохнул, склонился к голове Небо и трепетно поцеловал его в плотные кучеряшки золотых волос, тем самым поблагодарив за поддержку. Он убрал с плеча Раса руку и направился к зяби зеркальной стены, войдя в нее медленно, точно все еще ожидая, что его остановят, оставив после ухода и вовсе разошедшиеся по всей глади витиевато-кружащиеся круги. Перший проследил взглядом за уходом сына, и все еще не отводя взора от стены, закрыл очи. Его вздернутые кверху черные брови, купно сдвинувшись, нежданно образовали тонкую нить морщинки. Едва зримо он качнул головой, и, открыв глаза, днесь воззрившись на сидящего напротив брата, молвил:
  - Прости, милый, но придется подождать. Отправился не к Опечу, а на пагоду...Ох, этот Стынь... Ноне с ним решу и мы потолкуем с тобой. - Небо медленно кивнул и также замер.
  Прошло не более четверти минуты, как в зале блеснула серебристая искра она вдарилась о черную гладь пола и обернулась Мериком. Черт поднялся с пола на задние лапы, и, повесив повдоль тела, вернее повдоль груди руки застыл. Нынче Мерик был обут в короткие, синие сапожки с загнутыми кверху носами, украшенные по подошве крупными фиолетовыми топазами, стан его огибал широкий сыромятный пояс с застежкой в виде двух сомкнутых кругов, усыпанных мельчайшим изумрудом и бирюзой, а на шее висела толстая, золотая цепь с большим белым алмазом в виде ока в середине. Большое ухо поместившееся на макушке головы, кончик которого порос тончайшими, розовыми волосками ноне украшали девять густо красных рубина. На длинном, тонком, кожистом хвосте, увенчанном кисточкой, поместилась золотая нить с желтым янтарем на самом конце. На каждом из шести пальцев находились золотые, платиновые перстни с аквамаринами, рубинами, изумрудами. Но самым изумительным по красоте и обилию самоцветных каменьев казался висящий на поясе в золотых ножнах кинжал, хотя коли говорить в отношении к росту Мерика меч. Это был не тот кинжал, оный принадлежал Стыню, и подаренный ему Воителем, это было иное оружие. Ибо ножны, как, похоже, и сам клинок оружия, имел глубокую изогнутость в середине, его, также искривленная, рукоять была покрыта платиной, а массивную головку заменял крупный сине-марный сапфир.
  Лишь пред Першим возник Мерик, тот торопко прикрыл очи большим и указательным перстом левой руки и вельми тихо спросил:
  - Что это? У кого украл?
  - Ни у кого, Господь Перший,- вельми бодро, своим приятным на слух баритоном откликнулся Мерик, и с тем торопко обхватив рукоять меча, резко сместил его вместе с поясом на спину, таким образом, укрыв оружие от взора Зиждителя.
  - Ах, ты, безумная бестолочь,- голос старшего Димурга усилился.- До каких пор будешь все воровать... Сколько можно с тобой о том толковать... Ты, что думаешь, я не знаю, что этот дао принадлежит Кручу... Как смел у малецыка украсть?.. Как смел вообще шастать по батуре... А цепь, камни у кого утащил? - Черт днесь резко вскинул вверх правую руку и прикрыл на груди белый алмаз в виде ока, заключенный в плетение золотой цепи.- Если у малецыка Дажбы, не обижайся на меня.
  - Нет, нет Господь Перший,- на одном дыхании произнес Мерик и голос его слышимо вздрогнул.- На хуруле у Зиждителя Небо я ничего не брал... Сие все изъято на батуре... И не в горнице Бога Круча, а только у его созданий, оно как им без надобности.
  - Много ты понимаешь,- все также сурово проронил старший Димург и убрав руку от лица пронзительно зыркнул на стоящего черта, вероятно, пробив его насквозь взором, отчего тот тягостно закачался взад...вперед.- Это ж надо такое сказать,- нескрываемо гневно продолжил говорить Бог,- изъято... без надобности. Вернуть!
  Сейчас и вовсе голос многажды возрос в мощи и не просто толкнул черта, а прямо-таки шибанул его. Да с такой силой, что Мерик подскочив вверх, гулко плюхнулся на пол грудью. Раскатисто затрещали в своде блекло-желтые облака, и махом распавшись на части, явили прятавшуюся под ними ровную, фиолетовую поверхность. Словно мохнатые снежинки посыпались сверху кусками облака, единожды притушив свет в зале и покрыв пол в нем пухлыми, степенно истончающимися бликами.
  - Вернуть не откладывая,- дополнил Перший много тише, поелику от его повеления встревожено дернулся и Небо, дотоль задумчиво и вельми благодушно смотрящий на черта.- Вернуть, но допрежь этого, найти Господа Стыня в пагоде, осмотреть и доложить о состоянии. Если все благополучно отправить к Господу Опечу... Поднимись.
  Зиждитель смолк, предоставляя возможность черту встать на ноги, и когда тот выполнил распоряжение, благоразумно приклонив голову, добавил:
  - Осмотреть, успокоить, доложить. А после отправится на батуру и все вернуть... Перстни ведь не Атефские я вижу... Очевидно, уворованы у малецыка Дажбы.
  - Нет...Господь Перший,- отозвался Мерик, с каждым словом понижая голос. Он воочью не мог не ответить Богу, но вместе с тем хотел, чтобы его не услышали,- изъято многажды раньше... На Пеколе в тереме рани Темной Кали-Даруги, на космическом дацане Зиждителя Седми, на космической базилеке Зиждителя Воителя, на космическом кондо Бога Велета, на космическом чайтье Бога Усача, на космическом чанди Господа Вежды, на космическом вимане Господа Мора, на космическом айване Зиждителя Дивного.
  - И даже у Дивного?- изумленно вопросил вступивший в разговор Небо и легохонько просиял улыбкой, подсветив тем волоски усов и бороды.- Эт, когда ж ты успел, Мерик?
  - Когда вместе с Господом Першим и Господом Стынем посещал Галактику Косматого Змея,- ответил черт, точно не в силах скрыть собственного недостатка, а посему придавая
  своему голосу особую тональность звучания, где слышался неприкрытый стыд в сочетании с виной.
  - Кошмар, как выразился бы мой сын,- раздраженно молвил старший Димург, покачивая головой туды...сюды.- Это не куда не годится... Коли бы не болезнь бесценного Стыня, я б тебя уже давно уничтожил, как испорченное создание... А теперь ступай, противно смотреть на то, что ты украл у малецыков. Еще хуже об этом слышать и ощущать себя Творцом такой воровливой пакости. Брысь!
  Мерик незамедлительно исполнил указание Господа и рывком качнув своим большеньким ухом в котором густо сверкнули красные рубины, мгновенно исчез, лишь самую малость всколыхнув тем дуновением все еще расползающиеся по полу блики упавших туда облаков.
  - Вот же неприятно как,- протянул Перший, разглядывая летящие со свода мохнатые облака, напоминающие снежинки.- Похоже рубины он уворовал у Воителя, а цепь у Дивного.
  - Да, ничего страшного... Пусть пользуется, коль хочется,- вельми благодушно произнес Небо и огладил перстом губы, убирая с них златые волоски, от улыбки несколько вздыбившиеся вверх.- Такое замечательное создание. Если бы не Мерик, не знаю, чтобы я делал... С драгостью малецыком, данное отключение случилось столь внезапно, что испугались не только Дажба и Круч, но и я.
  - Я тебя предупреждал,- негромко отозвался старший Димург.- Что такое с малецыком иногда происходит. Вельми редко, но бывает и связано с волнением... Посему нельзя его... того волнения допускать. Надобно вводить в коматозное состояние самому. Родитель сказал, что погодя это пройдет, нужно подождать.
  Перший поднял вверх в направление свода левую руку, и легохонько повел перстами, собирая в единый пласт куски облаков, прекращая их падение и придавая их поверхности голубоватый отсвет.
  - Одно дело ты рассказывал, Отец,- молвил удрученным тоном Небо и теперь сияние на коже лица его зарябило, также как и дрогнул голос.- А другое это наблюдать... Вельми я тому испугался и растерялся. Наша драгость малецык, как стоял, так и рухнул плашмя... Хорошо, Мерик, был подле, мгновенно его осмотрел, успокоил меня и сынов да распорядился с перемещением в дольнюю комнату. Лишь потом я вызвал бесиц-трясавиц и поколь малецык не подключился, не отходил от него.
  Судя по всему Небо уже не первый раз о произошедшем толковал со старшим братом, не столько ощущая вину от случившегося, сколько стараясь выговориться. Потому Перший слушал не с положенным в таких случаях вниманием, а просто давая младшему снять пережитое волнение.
  - Да, в этом Мерик замечательное творение,- поддерживающе произнес Димург и мягко улыбнувшись брату, воткнул локоть левой руки в облокотницу кресла да прислонился к раскрытой длани щекой, подперев точно разком отяжелевшую голову.- Однако его воровливость меня утомляет. И ладно бы тащил у наших созданий, так нет, ворует и у самих Богов... Вот к примеру обувка появилась у него после посещения дацана Седми, когда Стынь непродолжительное время там гостил. Малецык хоть и не потребовал возвращения, но я точно знаю и те, которые ноне были на Мерике, и иные некогда принадлежали споспешнику Седми, Кукеру. Пряжку он утащил у Велета, а сам пояс у Усача. Впрочем больше всех пострадала живица, когда Стынь у нее находился... Тогда Мерик украл не просто перстни, браслеты, цепи, обувку и одежды Кали-Даруги, но и венец.
  - Венец?- чуть слышно вопросил Небо и гулко хрустнул смехом... именно хрустнул, потому как сие был не продолжительный, однократный прыск.
  - Венец,- медлительно растягивая слова, принялся пояснять Перший.- И коли перстни, браслеты, цепи живице было не жалко, венец, в связи с особой его важностью, пришлось потребовать вернуть. Одначе, чтобы не тревожить Стыня, и не испепелить столь надобного Мерика, Кали-Даруга связалась со мной... И мне пришлось оставить все заботы и прибыть на Пекол. Благо я на тот момент находился недалече в Чидеге... Никогда не забуду выражение полной покорности собственному уделу на лице этой бестолочи, когда он снимал со своей головы венец живицы.
  - Так он, что еще его и носил?- много живее поспрашал старший Рас и теперь засмеялся много громче, выплеснув золотое сияние кожи одновременно на белое сакхи своего одеяния и на вспыхнувшие переливами мерцания волосы.
  - Носил,- протянул Димург и легохонько кивнул, воочью оставшись довольным смеху брата. Он, наверно, рассказал о произошедшем когда-то нарочно, абы снять волнение с Небо.- Да, представляешь, носил... Украл, водрузил на голову и носил... Снимал перед Стынем, чтобы не тревожить. Все демоны и демоницы были, скажем так, несколько ошарашены таковой наглостью этого создания, зная крутой нрав своей рани... Но Кали-Даруга как и по большей частью Боги, хоть я дал распоряжение Мерику все украденное вернуть, похоже не стала забирать свои вещи... Посему не раз можно увидеть на Мерике ее сандалии, аль, что поверь еще хуже, переделанный сарафан. То уже конечно и не сарафан, або размеры несколько не соответствуют его фигуре, однако расцветка и материя явно принадлежали когда-то моей бесценной девочке...- Перший прервался, заботливо оглядел довольное лицо брата, и, отклонив голову от руки, неспешно выпрямил дотоль изогнутую спину.- Днесь оставим Мерика в покое и потолкуем о насущном,- отметил уже не терпящим возражения голосом Бог, укладывая вздетую левую руку на ослон кресла и слегка вдавливая ее в ту пухлую поверхность.- Ты не знаешь, почему Седми до сих пор не прибыл? Что его задержало в Синем Око?- Старший Рас немедля прекратив сиять, торопко закачал головой, и лицо его враз приобрело серьезно-удрученное выражение.- Нужно, чтобы он прибыл как можно скорей, тем паче теперь мы знаем, что у плоти девочки такой короткий срок бытия. Свяжись, пожалуйста, с Дивным... Пусть малецык залетит к Седми и поторопит его.
  - Хорошо, Отец, нынче же свяжусь с Дивным,- старший Рас плотно прижал спину к ослону кресла и его небесно-голубые очи заволокло прозрачно- вибрирующей рябью света, точно они переполнились слезами.- Что собираешься вернуть Есиславушку на Землю? А как же Родитель, опять будет на тебя досадовать.
  - Ну, что ж мой милый,- в голосе Димурга прозвучала горькая отрешенность, каковая струилась в целом в его облике и как-то разом окаменевших конечностях.- Мне не привыкать выслушивать от Родителя. Однако девочку надо вернуть. Теперь этот ребенок, если будет полноценным и продолжит род, в котором сызнова появится Крушец. Да и потом, вмале прибудут гипоцентавры... Давеча Китоврас со мной связывался, докладывал о полете. Они и пронаблюдают за девочкой и ребенком... Начнут постройку пирамидальных храмов, конечно достроить не успеют, но Крушец хотя бы узрит начальный этап того возведения...- Перший на чуток стих и теперь шевельнув перстами правой руки, вырвал махий кусок из облачной облокотницы, принявшись скручивать его об ладонь в тонкую трубочку.- Хотел поговорить с тобой по поводу Асила... Вскоре он вместе с Кручем отбудет, чтобы заняться окоемом крайних Галактик нашей Вселенной и конечно отвлечься от произошедшего с Крушецом. Я уверен, что Родитель в следующий раз, если возникнут какие неполадки, обесточит именно их. Я его о том вопрошал, и Он ответил неопределенно, что скорее всего значит- да. А потому пострадают в первую очередь ваши владения, в частности Галактика Отлогая Дымнушка и Травьянда- Асила... Более там ничего стоящего нет. И так как наш младший брат, будет выполнять мои указания, прошу тебя прекратить с ним всякие свары. Не допустимо, чтобы ты ему высказывал про Крушеца. Я о том говорил еще на нашей общей встрече... Зачем было приходить на батуру и о том с ним толковать.
  - Я прибыл совсем по-другому вопросу,- торопливо отозвался Небо и суетливо вздернул плечами.- Просто он сам о том заговорил... и я не сдержался... и..
  Перший энергично дернул правой рукой и выкинул уже туго скрученный в длинную, плотную серую трубку клок облака вперед. Почитай в три человеческие ладони, тонкая, свитая трубка, выпорхнув из перст Господа, упала на пол. И тотчас принялась раскручиваться против часовой стрелки, превращаясь в темно-сизый хобот ураганного ветра, с узким концом пляшущим по полу, и боляхной в размахе воронкой в навершие. По сизому дымчатому полотну того хобота заюлили яркие рдяные искры и послышались несколько приглушенные голоса Небо и Асила, первого гневающегося, высказывающего, второго явственно защищающегося.
  - Сколько это может повторяться? Пусть Опечь. Пусть Круч... Но Крушеца я тебе не прощу... И не позавидую тогда тебе, коли с милой бесценностью, что-либо случится,- явственно раздался бас-баритон старшего Раса.
  Перший немедля махнул рукой сверху вниз и тем движением закончил вращение воронки. Он той мощью вогнал ее вглубь черного пола так, что она доли секунд вращала блеклыми испарениями прямо по его глади.
  - Как это так не прощу... не позавидую,- медлительно, и вместе с тем строго протянул старший Димург, укладывая руку на облокотницу.- Как ты такое можешь говорить младшему брату? Какое имеешь право его упрекать, стращать? Ты, вообще, знаешь, что с малецыком после услышанного было?
  - Это просто молвь... не более того... гнев,- очень тихо продышал Небо и кожа его лица нежданно пошла пятнами... где просматривались отдельные пежины белого и золотого цвета.
  - Нет,- явно прощупав брата, произнес Перший, понеже его очи наполнившись коричневой поглотили и зрачки, и склеру, выплеснув несильную марность на нос и губы.- Асил мне не жаловался, у меня есть догляд не только обок Стыня, но и подле малецыка... Мне пришлось после вашего разговора его вельми долго успокаивать, абы сие не смогла сделать даже Отеть. Более такое не твори... Никогда. Нельзя вызывать в малецыке постоянное чувство вины, я уже пояснял. Он итак достаточно пережил, выполняя указания Родителя, посему не стоит его теребить, упрекать. Надо помнить, что он старший печищи, и под его началом сыны: Велет, Усач, Стыря, Круч. Их спокойствие, уверенность напрямую зависит от состояния Асила. Ты, знаешь, как мне не было тяжело по поводу поступка брата с Кручем, я не стал, как содеял ты, игнорировать его. Ибо знал, что малецык достаточно порывист и хрупок, и это его окончательно обессилит. Ты же поступаешь с ним как с ровней. Но Асил тебе не ровня, он младший... И это ты должен помнить всегда, не только когда тебе, что-то от него надо.
  - Ты... тоже не всегда помнишь, что он младший,- огорченно протянул Рас, только понималось ту досаду, он направляет не столько на старшего брата, сколько на себя. А сказывает лишь, або оправдать себя в собственных глазах.- Тогда ведь позволил мне его облыжничать.
  - Милый мой, уж больно с вами сложно,- немедля отозвался Перший и слегка приподнял вверх уголки своих полных губ. И днесь понималось, что даже припомненный Расом обман, происходил по спланированному старшим Димургом замыслу.- А облыжничать тогда с Владелиной позволил, чтобы Седми с Асилом и Велетом примирился. Так как знал, коль малецык не добьется своего, продолжит неглижировать всю печищу, не только виновного Асила, но и ни в чем не повинных Велета, Усача, Стырю, с каковыми весь тот срок не общался. А все малецыки, не только бесценность Велет, вельми меня просили уладить данное недоразумение, ибо переживали... Впрочем, как и наш младший брат. Что же касается Крушеца, так я скрывал его появление не столько от вас, своих братьев и сынов, сколько от Родителя. Абы именно с его замыслами не умею, в силу собственной слабости, справиться... Вы же, драгоценный мой малецык, мне не соперники. И ты, сам, понимаешь, коли я пожелаю, любая лучица войдет в мою печищу. А, Крушец. Я боялся, что Родитель наново его изымет у меня и отдаст теперь тебе... И если разлуку с Кручем я смог пережить, то с Крушецем однозначно нет. Он слишком много значил и значит для меня, даже не могу тебе ту чувствительность, ту нашу общность объяснить... Ее надо прочувствовать, поелику она связана с самим его появлением, его рождением, как оказалось...- Димург припомнив о собственной лучице, и вовсе широко улыбнулся, да с теплом посмотрел на брата, лицо которого, притушило все пятна и приобрело положенный бело-золотой оттенок.- Асила больше не смей упрекать, ни в чем... И примирись, поколь он не отбыл, а то будет все время переживать из-за вашего недопонимания. Ему хватит того, что зала батуры теперь восстановлению не подлежит. И это еще благо, что на тот момент Круча не было в батуре, да и я мгновенно явился, только мне сообщили о происходящем. Асилу надо помочь, поддержать, ты же приметил, как инертен, пассивен Круч. Видимо, это сложилось в нем, потому как мы не соперничали за него. Он не общался с нашими печищами, а жил в достаточно спокойной обстановке, и не сумел сформироваться в должной мере. Теперь надо подсказать с его воспитанием брату, а не сварничать.
  - Я примирюсь с Асилом, - согласно отозвался старший Рас и гулко вздохнул, точно только сейчас успокоившись.- До его отъезда. Сходить к нему на батуру? Или лучше позвать к нам на хурул?
  - Как хочешь, милый мой,- умягчено ответил Перший, и, качнув головой, провел поверхностью правой ладони по лицу сверху вниз, будто смахивая оттуда всю утомленность.- Только если будете толковать на хуруле, позови Дажбу. При малецыке ты будешь осторожен в словах и не скажешь нашему брату ничего лишнего, чтобы потом мне не пришлось поправлять еще и хурул.
  Старший Димург замолчал и глубоко вздохнул, при чем заколыхалась не только материя сакхи на груди, но, кажется, и рукава и долгий его подол. Бог явственно переживал и за братьев, и за Стыня, и за Крушеца, но будучи старшим не позволял того себе показать, несомненно, жалея тех кто был зависим от него. Небо неотрывно смотрящий на Першего лишь тот смолк неторопливо кивнул, соглашаясь не только с разумностью его слов, но и с его старшинством... Ощущая в его поступках, мыслях то самое Отцовское, которое верно было присуще ему одному в отношение, как сынов, так и братьев.
  А в своде облака нежданно выстроились в густые узорчатые переплетения, напоминающие многогранные лепестки цветов, и попеременно вспыхивая голубыми аль желтыми всплесками стали посылать ту приглушенность света в глубины залы.
  - Еще,- точно припомнив не менее важное, молвил Перший, и в тех проблесках света его лицо проступило многажды четче, а посем вроде как утонуло в сизости облачного кресла.- Чтобы Стынь не волновался и не участились его отключения, я думаю, что отбуду из Млечного Пути несколько раньше твоего. Завезу его в Северный Венец, пускай Кали-Даруга осмотрит, все же им ноне много пережито. Ты тоже, когда будет подходить время отключения плоти девочки, увези Дажбу, ему это не надо наблюдать... Оставишь данное отключение на контроль Вежды и Седми.
  -Хорошо, Отец, так и сделаю... Хотя, что об этом сейчас толковать, еще время будет,- дыхнул старший Рас, и, опершись обеими руками на локотники кресла медлительно поднявшись с него, испрямился.- Единственно, что стоит сейчас утрясти, это где будет обитать Седми. Дажба желает забрать свой хурул. И я хотел тебя попросить... Попросить, чтобы ты убедил Седми пожить у вас на маковке, с Вежды. Ибо стоит мне о том с ним заговорить, малецык сразу начнет возмущаться и упрямится, требуя свой дацан. А дацан мне нужен в Блискавице.
  - Не тревожься, дорогой мой, я все утрясу с нашим мятежным сыном,- полюбовно отозвался Перший и также как брат не торопко поднялся с кресла.
  
  Глава двадцать седьмая.
  Есислава, как и помышлял Перший, вскоре вернулась на Землю к Липоксай Ягы, несколько ощущая не только собственную избранность, но и уникальность. Оно как из пояснений старшего Димурга узнала, что уже отходила почти половину срока беременности. Господь сам о том ей рассказал, сам успокоил и убедил, что и с ней, и с малышом все благополучно. Еси вначале вельми встревожилась услышанному, но под властностью взора Першего, под уверенностью его тона и полюбовного поглаживания, быстро успокоилась обрадовавшись тому, что вмале у нее родится ребенок и допрежь того она увидит обожаемого ею Липоксай Ягы. Самому вещуну о возрасте плода и вообще отсутствие девушки пояснил Мерик, велевший ни о чем не выспрашивать и принять все как есть, понеже сие есть божественные, не людские дела.
  Впрочем, старший жрец был так рад возвращению своей Есиньки, что ни о чем не стал и спрашивать. Принесенная в сад юница стоило ей узреть вещуна, горько заплакала, ощущая любовь к человеческому отцу и единожды тоску по Отцу Богу. Когда же Липоксай Ягы узнал, что Есислава теперь видит обоими глазами и это позже подтвердили Довол и Житоваб, его счастью не было предела. Как и все люди, вещун не заглядывал в грядущее так далеко как ноне девушка, он думал о ближайших событиях и тем умиротворялся. Ведь в каких-то трех с половиной месяцах должен был родиться Ярило, а в днях прибыть великий народ.
  Великий... вернее, как величал его Мерик, волшебный народ. Ибо данное название происходящее от слова волшба, в буквальном смысле означало воплощения воли и мощи Родителя. Волшба подразумевало гипоцентавров, как созданий чьим Творцом являлся Перший, однако живших по Законам составленным для них самим Родителем. Гипоцентавров должны были встречать в значительном удаление от селений дарицев, в нарочно указанном месте. Куда ранее были высланы темнокожие люди под началом дарицев, каковые занялись расчисткой от леса местности, для приземления космического корабля.
  Вернувшаяся с маковки Есислава чувствовала себя хорошо, тошнота коя иноредь мучает женщин на ранних сроках прошла, и наступила в этом отношение довольно спокойная пора. Правда вельми как-то резко набирающий рост живот, кажется, растущий не по дням, а по часам явственно живописался, а в двух днях появления на Земле внутри него и вовсе кто-то словно прополз. Объявив о себе как о личности, в которой появилась искра давшая движение развитию мозга и теперь, как понятно и самой полноценной жизни человека. Есинька дотоль загруженная болезнью Крушеца и точно с тем потерявшая ощущение жизни, ноне вернувшись к земному отцу, к просторам такой прекрасной планеты, ее раздольям, тихим ночам насыщенным монотонным зовом комара и рыбной совы (живущей в пойме реки, издающей громкие, хриплые крики, переходящие в гулкое завывание), к высокому голубому своду с плывущими по нему марево-кучным облакам упившимися водой... Словом к природе, что содержит в себе основу имени самого Родителя, вновь обрела свою человеческую суть. А вместе с тем материнскую чувственность, дочеринскую привязанность и трепетность любящей женщины. Лишь порой тугой тоской полыхала внутри голова и это, как теперь знала Есислава, волновался Крушец желающий видеть Першего... Крушец все еще ослабший, утомленный, как она ощущала и единожды мощный, спасший юницу от гибели, и потому днесь после пережитого такой близкий для нее. Еси и сама жаждала увидеть Першего, ощутить его ни с чем не сравнимую отцовскую любовь, однако до явственного шевеления во чреве плода, знала, что поколь бывать вне Земли нельзя, абы это не сказалось болезнью на малыше. А потому терпела и в тайне от всех успокаивала Крушеца, ласково величая его... также как и растущего в материнском лоне Ярило. Окутанная любовью Липоксай Ягы девушка ноне могла дарить теплоту этим двум основам ее естества, одной божественной другой чисто человеческой.
   Вещун теперь бдил каждый взмах руки юницы, каждый ее выдох и стон, поелику после пережитой разлуки... сначала одной, и следом другой как-то весь пожух... поседел и с тем растерял желание жить и править. Лишь обок Есиньки его жизнь наполнялась смыслом... Начинало светить солнце и мигать серебристо-синими всплесками звезды.
  Покуда о беременности, как и было задумано, никто из слуг и лекарей не ведал. Широкие сарафаны скрывали от глаз растущего Ярило, а серебристый обод теперь почти не снимаемый укрывал темно-коричневые полосы на лбу. И кроме Липоксая Ягы, пред которым Есинька не сумела, да и не захотела ничего скрывать, их никто не видел. Своему земному отцу, Еси рассказала все. И о том, где была, и как ее душу... именно душу лечил Родитель... И что представляло из себе космическое пространство. Право молвить девушка утаила, чтобы не пугать вещуна и про искру, и про отсутствие души как таковой. Липоксай Ягы был всего-навсе человеком, несомненно, внутри него жила искра, и она была яркой. Может той самой первой отделившейся от общего... Может уже жаждущей набраться сияния и иметь новый этап развития, посему он с особым трепетом воспринял рассказ Есиньки. Вещун не раз потом гладил девушку по волосам, прикасался губами к тем самым полосам, обнимал ее, прижимая к груди, и удивлялся, за что заслужил такое счастье быть подле божества. Он не раз благодарил Зиждителей и особенно Господа Першего, как его уважительно величал Мерик, за возвращение Есиньки домой. Вмале окончательно приняв решение начать возносить хваление и Богу Першему, прекратив уличать его и его сынов во всех темных человеческих... именно человеческих проявлениях.
  В общем Липоксай Ягы решил изменить саму суть верований дарицев, желая исправить то, что как говорил старший Димург, являлось сущностью, кодировкой человека, каковой непременно все разделит и лишь на два цвета белый и черный, на два понятия добро и зло. Старший жрец некогда благословенной Дари, погибшей от северги выпущенной из космического судна Димургов, нынче явственно захотел выправить столь неправедную ситуацию в отношении Бога Першего, как и понятно многого не зная... не понимая главного, что в генах человека та двоякость нарочно прописана. Одначе ноне вещун сам выступал, как истинный человек, мало чем отличаясь от тех, кто ломал устоявшиеся традиции, верования и возможно тем самым нарушал целостность самого общества. Он как бы заводил механизм, который в будущем приводил к образованию множественности религий, учений, к утверждению разнообразных вероисповеданий, течений... И, как итог в большинстве случаев к исчезновению самих имен Богов, отказа от веры в существование высших существ, являющихся Творцами и сутью поклонения, а значит к отрицанию ценности, самого бытия мира, и роли в нем всех живых существ.
  Естественно, сейчас Липоксай Ягы не думал о таких последствиях собственного решения, он даже не мог себе представить, во что в конечном счете это может вылиться. Он просто жаждал справедливости... Справедливости, каковой так ждут люди и каковую сами же разрушают, уничтожают собственным неправильным поведением. Впрочем, если говорить о вещуне, то именно он в данный момент времени стал тем самым источником дальнейшего преображения веры, закладывая своими умозаключениями и изменениями неспешное движение к разрушению устоявшихся верований в частности, а в общем, и самого человечества. Так как попробовавшие раз той трансформации в дальнейшем люди все чаще и чаще будут прибегать к новым изменениям и уже не станет для них основой чувство справедливости, благодарности к Богам, а лишь желание выудить из тех вариаций лучшей доли лично для себя.
  Потому в капище, где дотоль славили Расов, Липоксай Ягы стал на равных чтить Бога Першего, чего никогда раньше не случалось. А многажды позже уже сменив и само слово чтить на славить... Еще совсем чуть-чуть и теперь Першему, как первому Богу стали возносить песнопения, объясняя не только ближайшим жрецам, но и людям, оные собирались подле капища, что Расы оставили без милости дарицев, посему и погибла Дари, ступающая всегда по солнечному пути... " И один Бог... Господь Перший вспомнил о дарицах,- внушал Липоксай Ягы, своим людям,- и послал им не только новые земли, помощников, темных людей, но и новый путь... Новый путь, который после гибели спутника должен именоваться лунным."
  Еси прибывшая на Землю была несказна удивлена тому, что за столь короткий срок ее отсутствия Липоксай Ягы удалось коренным образом поменять мнение о Димургах в поселенцах. Ведь она не знала, что занятый внезапным отключением Стыня, Мерик совершенно не обращал внимание на передаваемые бесом мысли вещуна. Черт вообще на некоторое время прервал связь меж ним и собой, потому как постоянно находился в хуруле, успокаивая старшего Раса, и наблюдая за состоянием своего хозяина, что считал на тот момент самым важным. Ибо несмотря на столь очевидное, отрицательное качество, как воровство никогда не забывал сути своего появления. Именно по той причине, что Мерик умел четко определить состояние Стыня, выдать рекомендации по лечению и снять с него какую либо досаду, волнение, его неблаговидное поведение терпели Боги и Кали-Даруга, умеющая остужать и более горячие создания. Однако потому как какое-то время за старшим жрецом никто не приглядывал, не останавливал и не влиял, он и смог начать те самые преобразования веры. Искренне надеясь, что коли он сравняет обоих Богов, ему вернут и более уже не изымут драгоценную Есиньку... его дочь, душу и жизнь... А дарицам, вернее, днесь они все чаще стали называть себя свеченцы, реплянцы, жиличи по величанию поселений Свеча, Репля, Жиличи, вернут божество... Божество и будущего правителя Ярило, который будет прямым отпрыском и телесным воплощением светозарого Бога Солнца и внуком погибшей Богини Луны, и с тем поведет свой благословенный народ по новому, лунному пути.
  
  Глава двадцать восьмая.
  Есислава и Липоксай Ягы на большом речном судне, называемом солнечная ладья, что в длину было не меньше сорока метров, а в ширину более шести, с низкой осадкой и двумя каютами, расположенными в средине корпуса и на носу, отправились на встречу к прибывающим гипоцентаврам. Солнечная ладья являлась гребным судном, и его движение осуществлялось за счет простой работы гребцов. Два больших рулевых весла поместились по бортам ладьи, снабженные рычагами, они были вельми подвижными. Десять пар весел, взмахивая синхронно, быстро несли ладью вверх по течению реки, с ретивостью достойной летучих кораблей, канувших ноне в вечность. Ибо кологривы, каковые может и выжили при перелете с Дари в Африкию, оторванные от летучего корабля не были перенесены Стынем к свеченцам. И скорее всего существа белоглазых альвов теперь для землян навсегда значились утерянными, в грядущем сохранив сведения о себе всего-навсе в преданиях и сказах.
  Мощная морда, венчающая нос ладьи, точно цельно скроенная с корпусом, тем не менее, была собрана из коротких дщиц, и изображала толи зверя, толи птицу. Удлиненно-округлой формы она завершалась потянутым вперед красным приотворенным клювом, по рубежу усеянным короткими, редкими зубьями. Явственно на той зеленого цвета голове проступали щели глаза, топорщились ввысь отрывочными навершиями долгие, загнутые рога, оные располагались на месте стыка шеи и носа судна, с обратной стороны выступая вроде с под клюва.
  Есинька за эти пятнадцать дней пребывания на Земле значимо набрала в весе, щечки ее округлились, в целом, как и вся фигура. Все сложнее становилось скрывать, что она в положении. Однако словно упреждая возможные пересуды Стынь объявил о прибытии гипоцентавров. И обрадовавшись тому событию вещун и девушка отправились навстречу к ним, хотя того и не требовалось.
  Ладья неспешно достигла пойменного брега и въехала носом на его песчаную поверхность, освобожденную от травянистой поросли, а далее и от самого леса. Вырубленная огромная в размахе просека вела в глубины лесного края. Часть деревьев люди сплавили вниз по течению к своим поселениям, впрочем лишь те, которые вырубались вблизи реки. Часть все еще виднелась по краю просеки подымаясь там невысокими рядьями. Потому как объяснил Липоксаю Ягы, выходящий с ним на связь и почасту толкующий о всяких, несущественных мелочах Мерик они пригодятся для работы, каковую будут производить гипоцентавры. Черт пояснил вещуну, явно сболтнув лишнего, что таковые пирамидальные храмы, возводимые в честь божества будут построены еще в двух частях Земли, где гипоцентавры разобьют себе поселения. Те же, что остановятся в Африкие, будут проживать на сфероиде, так как время у них ограниченно, и они не станут его тратить на благоустройство собственного быта. Под божеством Липоксай Ягы однозначно понял свою Есиньку. Хотя Еси догадывалась, что на самом деле пирамидальные комплексы возводятся в честь Крушеца. Девушка, точно ничего не знала, понеже Перший не разу ей четко на поставленные вопросы не ответил, указав только, что в будущем храмы, сыграют особую роль в становление Крушеца... В будущем, как осознавала Есислава, в котором она скорей всего уже будет только частью естества юного Бога.
  Неспешно спустившись по деревянному мостку с солнечной ладьи, имеющей такое название из-за окрашенности бортов в ярко-желтый цвет и нанесенного на него сверху рдяного изображения небесного светила, Липоксай Ягы и Еси оказались на широкой дороге, не просто освобожденной от дерева, но даже и от пеньков, накатанной и можно даже молвить ровной.
  - Отец, каким образом вам удалось в столь короткий срок очистить местность от леса?- вопросила девушка, оглядывая раскинувшиеся неоглядные просторы земли.
  - Наши люди расчистили только брег реки, а там, в глубинах чернолесья, произошел сильный пожар. Выгорело все вплоть до корней,- ответил вещун и придержал стоящую юницу под руку. Он слегка склонил голову и слышимо для нее сказал,- это случилось дней за пять до твоего возвращения. Люди рассказывали, пожар шел стеной и
  все не исключая меня признали, что это произошло по воли Богов. Так как мы не успели бы расчистить такую площадь ко времени, о котором меня предупреждали.
   Тягостно накренившись на сторону, ибо одно колесо попало в покатую ямку подкатила позолоченная карета, как и многое другое когда-то привезенная в Свечи из Дари. Правда эта карета по размерам была несколько меньше, как и все в Африкии, и в нее были впряжены только два белых жеребца, коих под узду держали жрецы.
  Липоксай Ягы сам открыл дверцу и помог забраться в карету Еси, а после усевшись подле, повелел трогать. Прибывшие с вещуном его ближайшие люди Таислав, Браниполк, Туряк и войвода Переяр все те годы управляющий в Свечах, уселись на лошадей и потрюхали следом. Юница отодвинув в сторону ажурную желтую завесу сквозь открытое окошко обозревала ставший теперь обездоленным край, обдумывая пережитое за последнее время и ощущая не только медленно растущее чудо- Ярило, но и наступившую после лечения глаза бесицами-трясавицами тревожную напряженность. И это напряженность, казалось ей, никак не связана с предстоящими родами, а напрямую зависела от Крушеца.
  Узнавшая столько недоступного, тайного того, что никогда не будет спущено людям Еси теперь настойчиво, как и присуще пытливым умам, желала понять, зачем тогда вообще существует человек. Именно как вид, племя, народ... не важно отдельная личность, аль обобщенно общество. Ведь и так понятно, что не только для взращивания лучиц. Абы насколько Есинька осознавала таких систем, как Солнечная у Богов множество. Галактик только у одних Димургов около двенадцати... Галактик, в которых огромное количество систем, созвездий, а значит и обжитых планет, населенных так-таки человечеством. Тогда в чем же смысл самого рождения, жизни, смерти отдельно взятого человека и людского рода в целом. Почему? Зачем? Боги творят новые системы, и подобно людям взращивающим злаки, овощи, фрукты, населяют их человечеством. Каков смысл в увеличении миров, если гибель людского общества обязательный этап, прописанный в самих кодах человека.
  Есислава, как можно догадаться, спрашивала об этом Першего. Но Бог в этот раз не стал уходить от ответа, а открыто сказал, что поколь в связи с пережитым, на данный вопрос ей ничего не будет молвлено. Девушка, будучи достаточно упряма, и лишь в лучшем смысле этого слова, погодя спросила об этом Стыня, Дажбу, Асила и даже часто приходящего на маковку четвертой планеты Небо, каковому было всегда в радость поговорить с ней. Однако не один из Зиждителей на тот вопрос толком ей ничего не ответил. А Асил и вовсе попросил не спрашивать, ибо дотоль вельми волновался и сейчас все еще с трудом справлялся с собственными тревогами. Асил говорил так удрученно и глубоко вздыхал, что юница решила более не беспокоить его своими поспрашаниями, а вспять прижав голову к груди, замерла, нежно поглаживая серебристое сакхи Бога... ноне... уже ноне проявляя божественную свою суть.
  Иноредь, и сие уже было в основном после возвращения на Землю, Есислава зрела в густых газовых облаках мелькающие обок смаглого тела Крушеца маханькие в сравнение с ним рдяно-золотые искры... искры... напоминающие мельчайшие газовые шары, звезды. Увы! не души. Звезды вспыхивали то серебристыми, то золотыми, то платиновыми лучиками... и были они искрами движения, дарующими полноценную жизнь мозгу. Эти видения не указывали на болезнь Крушеца, ибо он был здоров, сие являлось отголосками воспоминаний, когда-то выплеснутых в мозг Есиславы и теперь пережитых иль точнее слившихся с ним.
  Карета вскоре подкатила к огромной прямоугольной и сравнительно ровной площадке, где зримо просматривалась ее точно спаянная залащенность полотна, малеша черно-бурого сияния. Въехав на край той площадки, карета остановилась. Держащие в поводу жеребцов жрецы гулко прикрикнули на лошадей пугливо зыркнувших в поднебесье, словно увидевших едва проступившее на его голубизне дымчато-круглое пятно али тревожно заржавших оттого, что вкруг них находилось днесь так много людей. И это были не только белые люди, но и темные, стоявшие отдельными группами, также прибывшие встречать гипоцентавров. Есислава выглядывая из окошка рассмотрела, что среди темных людей находилось не только племя ашти, но и иные роды. Сие явственно понималось по количеству стоявших вождей и шаманов на головах которых поместились символы власти, напоминающие уборы манан, короны из перьев, дополнительно украшенные ветвями, цветами, а у некоторых еще и плодами.
  Темные люди, те которые не принадлежали к племени ашти, пришли не одетыми. Из одеяния у них и было, что так плетеные из соломы до колен поневы на женщинах и набедренные повязки на мужчинах, едва прикрывающие срамные места, изготовленные из сухих, размягченных растений. Ашти одначе были одеты, как и свеченцы, в тканевые шаровары, рубахи без рукавов, а женщины в сарафаны. Только и этой одежде они придали некоторые изменения, укоротив длину шаровар и сарафана до колен. Ашти уже давно не ходили голыми, оно как это им решительно запрещал войвода Переяр, хотя продолжали быть по большей частью босоногими.
  
  Глава двадцать девятая.
  Дымчато-круглое пятно в голубом небосводе постепенно наполнилось серебристым светом, вмале живописав свои формы и мощный объем. Мало-помалу опускаясь к земле, корабль гипоцентавров приблизился настолько, что стал четко просматриваться его серебристо-мышиного цвета корпус, отливающий и с тем поигрывающий мельчайшими огнями радужных цветов. По форме это был вельми сдавленный шар, напоминающий сплющенный сфероид, по вытянутому рубежу которого клубился густой голубо-серый дым, каковой окутывал своими испарениями и само судно. Лишь опустившись достаточно близко к земле и зависнув в нескольких десятках метров от нее судно надрывисто, будто дыхнув, испустило из своих граней снопы дымка в разных направлениях, а погодя уже явственно проступили очертания мягких бортов обок которых все поколь кружили разрозненные пары.
  Судно было огромным в своем диаметре и высоте так, что когда оно медленно тронулось на посадку к земле, почудилось и вовсе безразмерным, однозначно занявшим всю освобожденную поляну. Его борта еще немного чадили и едва заметно двигались, описывая вокруг самого корпуса эллипсоид. Стены судна были полировано- гладкими, на них не имелось ни окон, ни дверей, ни вообще каких-либо зримых изгибов, проемов, трещин.
  Степенно приземлившись, корабль напоследок выпустил из себя пары клубчатого дыма, а потом замер... И только спустя пару минут на его корпусе потухли огни. Тотчас судно надрывно сотряслось и тогда из его сфероидного бока навстречу вышедшим из кареты Есиславе, Липоксай Ягы и столпившимся позади них людям рывками, дергаясь, поехала стеклянная лестница. Также неторопливо прорезался над ней в корпусе тонкой линией проем. Немного погодя край лестницы воткнулся в поверхность площадки в шаге от ног Еси. Голубоватая линия проема переместила сияние на саму створку и та также медленно, но уже без рывков, а вспять мягко двинулась вправо, отворив пред изумленно застывшими людьми насыщенный лазурным сиянием коридор, из которого величественно ступая вышли гипоцентавры. Создания Господа Першего, как и все, что творили Зиждители, отличающиеся особыми качествами и конечно внешним обликом, несколько удивительным.
  Это были изумительные даже для Еси существа, единожды сочетающие в себя признаки человека и коня. До торса они имели образ человека с весьма мощным торсом, широкими плечами и мышцастыми руками. Приятными, если не сказать красивыми были лица гипоцентавров, с выступающими носами и крупными глазами. Человеческий торс входил в весьма мускулистую грудную клетку лошади, накаченными смотрелись спина и круп гипоцентавров, мощно- массивными ноги. Отчего создавалось впечатление сие прибыли какие-то тягловые создания, предназначенные для выполнения тяжелой, физической работы.
  Только первый из ступивших на лестницу гипоцентавров смотрелся менее могутным, однако и в нем сохранилась присущая его племени поджарость. Он имел темно-коричневую кожу и вороную масть с проступающими белыми волосками на лошадином теле. Все остальные гипоцентавры, относимые к темнокожим созданиям, берегли в себе темную масть шерсти, волос и кожи. Так, что в основном это были вороные, гнедые, караковые и бурые, но и то почти коричневые, гипоцентавры, в части лошадиных тел. Кожа же человеческих тел темно-коричневая, у одних одначе смотрелась более темной, у иных наоборот много светлее.
  Тот, который спускался первым, в лучах солнца казался и вовсе с пепельно-седой шерстью. Он был в отличие от иных собратьев высоконогим и мохноногим, густая шерсть обрамляла основание его ног и точно сами копыта. Могучий и стройный он шел столь величественно, степенно, что в каждом его шаге ощущалась особая горделивость существа привыкшего править, повелевать, властвовать.
  Одетая на людское тело легкая голубая безрукавка, полы каковой не были сомкнуты, оголяла мощную поросшую густовато-вьющимися волосами грудь. Края безрукавки входили на стане углами в серебристый широкий пояс, усыпанный крупными фиолетовыми сапфирами, справа на коем висели короткие ножны обтянутые кожей и украшенные в навершие и стреловидном кончике серебром. В ножны был вставлен кинжал, фигурная рукоять оного изготовленная из червонного золота, покачиваясь, поблескивала в бликах солнца вставленными в нее крупными изумрудами.
  Длинные, темные с проседью, в тон шерсти, волосы гипоцентавра дотягивались до плеч, слегка прикрывая их своей густотой. Убранные за уши, они обаче стоило ему выйти из корабля, взволнованно заколыхались подхваченные дуновением ветра. По высокому лбу гипоцентавра проходил венец из сомкнутой серебряной ветви с искусно твореными, пальца в два шириной, тонкими листами. С венца на щеки спускались две серебряные подвески, усыпанные крупными черными жемчужинами. На нешироком лице с узким раздвоенным на конце подбородком располагались два больших карих глаза, узкий горбатый нос, толстые пухлые, черные губы.
  Император Галактики Северного Венца Китоврас, а это был именно он, несмотря на седину шерсти и волос смотрелся сравнительно молодым и очень красивым гипоцентавром. В нем значимо проступала мудрость, напоминающая Господа Першего.
  Жилистые оголенные руки Китовраса до плеч купно поросли темными короткими волосами. На каждом пальце правой руки просматривались мощные серебряные перстни, увенчанные массивными камнями синих сапфиров, лишь на большом горел белый алмаз. На левом запястье руки находился плотно ее обхватывающий широкий платиновый браслет, слегка заходящий угловатыми краями на средину тыльной стороны пясти и по коло окружающий до первой фаланги большой палец. В центре этого мощного браслета располагался твореный из черного мерцающего материала боляхный жук с широкоовальным телом, ножками усыпанными темными волосками. Он был столь искусно сделан, что чудился живым и напоминал обитающего в Африкии жука скарабея.
  Все остальные гипоцентавры, идущие следом за своим императором, по большей частью имели короткие волосы, и были обряжены в темно-синие, темно-зеленые, темно-бурые безрукавки. Станы им огибали более скромные пояса, где лишь застежки смотрелись серебряными, аль золотыми. У них не имелось, как и понятно, венцов власти и перстней на пальцах. Зато у всех висели на поясе ножны с кинжалами, у оных рукояти казались серебряными. Сами ножны, в отличие от императорских, были не кожаными, а твореными из прозрачного материала так, что легко сквозь него просматривалось посеребренное лезвие кинжала. И еще у всех гипоцентавров на левой руке находились серебряные браслеты, такие же массивные и с черным жуков в самом центре. Племя Господа Першего было вельми мощным и красивым, точно в них при творении вложили всю приятность человеческого лика и лошадиной статности.
  Еси оглядев неторопливо спускающихся по широким ступеням лестницы гипоцентавров, широко улыбнулась, с теплом подумав о их Творце Першем. Каковой, в отличие от сынов сумел создать столь умный народ единожды таким прекрасным.
  А император гипоцентавров между тем сойдя с последней ступеньки лестницы ступил на площадку, ибо люди высвобождая им место отошли значительно назад, и внимательно их оглядел. Его почти черный взор пробежался по головам темных, белых, а после остановился на ободе девушки. Черты лица Китовраса нежданно резко дрогнули, и он не мешкая приклонил свой стан пред девушкой. Голова его столь низко нагнулась, что спали с плеч кудри волос и укрыли лицо, и незамедлительно все остальные гипоцентавры, даже те которые не спустились с лестницы, недвижно застыв на ней, поклонились юнице.
  - Приветствуем!- отрывисто молвил Китоврас и голос его прозвучал высоко и одновременно певуче.- Вас достопочтенная и всеславная правительница и божество Есислава! Мы народ гипоцентавров прибыли, по божественному указанию великого Господа Галактических Просторов Нашей Вселенной, на планету Земля для возведения пирамидальных храмов, как символа вечной жизни самого Родителя и будущего возрождения молодого Бога!
  - Здравствуйте,- благодушно отозвалась девушка, и, шагнув вперед, протянула в приветствии свою руку.
  Китоврас тот же миг торопливо обхватил ее перстами левой руки, где зримо шевельнул лапками в браслете жук, и приник своими мягкими губами к тыльной стороне ладони юницы. И только после этого, все еще не выпуская ее из своих перст, император испрямился. Его насыщенные жгучими огнями черные очи с теплотой и благоговением воззрились на Еси.
  Липоксай Ягы дотоль, как и иные люди, приветственно склонившийся, пред гипоцентавром, также неспешно вздев голову, не менее мощно ответствовал:
  - Рады вашему прибытию император Галактики Северный Венец на нашу Землю,- вещун желал, верно, сказать еще, что-то, но смолк. Ибо Китоврас медленно перевел взор с лица Есиньки на Липоксай Ягы и обдал его таким презрительным взглядом, точно узрел жука возжелавшего преградить ему дорогу.
  Есислава не просто увидела презрение в очах гипоцентавра, она вроде ощутила его на себе, уж так пренебрежительно искривились черные губы последнего. Рывком, вырвав из трепетных пальцев императора свою руку, и не скрывая огорчения, юница молвила:
  - Это старший жрец вещун Липоксай Ягы. Правитель поселений Свечи, Репля, Жиличи на континенте Африкия. Человек, который меня вырастил и которого я считаю своим отцом,- впервые озвучив при сторонних то, что дотоль принадлежало лишь им.
  - Да, госпожа Есислава,- смятение послышалось в тембре гласа Китовраса, и он многажды теплее взглянул на вещуна и даже легохонько ему кивнул.- Простите, что посмел вас огорчить своим пренебрежением к вашему родителю. Одначе раз Липоксай Ягы тут старший, несомненно, знает, зачем мой народ прибыл на Землю?- вопросил император у старшего жреца и тот откликнулся ответным кивком.
  Або Мерик бывший с ним на связи не только любил воровать, но и отличался особой болтливостью, иногда сказывая много лишнего. Впрочем, в этот раз он был предельно точен, объяснив суть появления гипоцентавров на Земле, и не став рассказывать подробностей о самом строительстве пирамидальных храмов, вероятно, потому как тех подробностей и сам не знал.
  - И поэтому, по распоряжению,- продолжил весьма торжественно Китоврас,- Господа Галактических Просторов Нашей Вселенной Першего,- и днесь глубоко выдохнули не только Еси, Липоксай Ягы, но и иные свеченцы.- Обязан, предоставить нам в помощь людей подчиненных ему.
  Теперь император оглядел стоящих позадь Липоксай Ягы небольшой гурьбой белых, и только потом принялся рассматривать поместившихся справа и слева от сфероида темных. Видно было, как Китоврас с трудом выдавил на свои губы улыбку и неспешно направился вправо. Пройдя совсем немного он поравнялся с одним из вождей у которого корона широкой лентой огибая голову удерживала высокие разноцветные перья, и остановился напротив. Девушка из пояснений вещуна знала, что это вождь одного из мощного племени темных, величаемых куши. Китоврас обдал вождя кушей еще, кажется, более презрительным взглядом и медлительно заговорил на их глухом языке, будто растерявшем звонкие звуки.
  - Банаа дгхведе!- властно молвил Китоврас и одновременно не только вождь, но и иные темные опустились пред ним на колени, согнув спины и уткнув лица в поверхность земли.
  Поколь император, что-то неспешно говорил стоявшим на коленях темным людям, гипоцентавры спустились с лестницы, и, выстроившись в ряд напротив Еси, низко склонили свои головы. В их поклоне, взглядах и улыбках юница ощутила особое благолепие и почитание, точно виденное пред собой, было пределом их мечтаний. Вместе с тем Есислава приметила, что на лошадиных телах гипоцентавров отсутствуют присущие этому виду хвосты. Там, где у лошади находились густые, долгие хвосты, ноне располагались длинные плетки, при ближайшем рассмотрении оказавшимися змеями. Тела сих змей, как и положено, были покрыты чешуйками, окраска которых смотрелась преимущественно серой, бурой, красно-бурой и черной. Вдоль хребта проходила более темного оттенка зигзагообразная полоса. Сам хвост оканчивался уплощенно-округлой головой змеи с узорчатым рисунком, два ярких желтых глаза и вовсе придавали тем пресмыкающимися жизненности. А когда они, нежданно шевельнувшись, раскрыли пасти и выпустили оттуда серебристые раздвоенные языки, девушка окончательно поняла, что это живые существа.
  Китоврас медленной поступью пройдясь обок ряда темных людей, вмале возвернулся к девушке и своим людям. На первую он взглянул ласково, а на вторых много требовательней, хотя и сохранив в своем взоре приятность, словно видеть своих собратьев ему доставляло радость. Император остановился обок Еси и стоящего напротив нее вороного гипоцентавра, очень красивого, с тонкими чертами лица, островатым кончиком носа и чуток выступающими вперед скулами, обряженного в синюю безрукавку.
  -Полкан,- обратился к вороному император,- повели гипоцентаврам осмотреть данную местность. И не откладывая, приступайте к вырубке лесов и подготовке строительной площадки. Ты, знаешь у нас очень мало времени... Я потолковал с темными людьми, они готовы нам помогать, как и велели им Боги. Полкан,- это уже для юницы пояснил Китоврас,- первый логофет в моей империи... Второй по старшенству гипоцентавр после меня.
  Полкан торопливо склонился пред девушкой, и широко улыбнувшись, миг спустя развернулся, да протяжно что-то крикнув гипоцентаврам, мешая человеческую речь и ржание лошадей, поспешил вправо, туда, куда дотоль ходил император. Размахивая на ходу руками, он единожды разрушил выстроенный ряд своих собратьев и, наконец, поднял темных людей с колен.
  - Вы, госпожа Есислава,- произнес достаточно участливо Китоврас все также заботливо оглядывая девушку,- как себя чувствуете? В этой части континента Земли, как я погляжу, довольно жарко. Да и не мудрено, во-первых Земля пережила таковой катаклизм, а во-вторых наблюдается солнечная активность. - Император протянул вперед левую руку, и, расставив широко пальцы, загородил дланью голову юницы от солнечный лучей, создав нечто в виде навеса, еще мягче добавив,- ваш путь проходил...
  Он прервался, давая возможность заговорить Еси.
  -По реке,- тотчас ответила та, уже, и, не ведая о чем может сказать император и ввести еще в большее волнение не только стоящих позадь нее свеченцев, но и Липоксай Ягы.- Мы приплыли на ладье... И это была приятная поездка для меня и отца!
  Есислава нарочно сделала ударение на последнем слове, чтобы Китоврас не смел принижать вещуна. Она знала из объяснений Стыня, что император ведает о сути ее божественного естества и для него, как и для всех гипоцентавров, слово девушки будет законом.
  - Благодарение Господу Першему, что поездка была для вас приятной, госпожа,- ласково отметил Китоврас.
   Император уже уловил в голосе Еси недовольство по поводу проскользнувшего призрения к людям и теперь старался исправить ту оплошность. Он пригласительно взмахнул правой рукой в сторону лестницы, по которой вниз неспешно спускались все новые гипоцентавры и направлялись к раздающему недалече указания Полкану, да еще более умягчено дополнил:
  - Быть может, вы подниметесь,- Китоврас купно свел свои тонкие черные брови, присыпанные по краям белыми волосками, судя по всему задумавшись и подбирая свеченцам правильное величание.- Со своей челядью,- наконец добавил он,- к нам на сфероид. И сможете там отдохнуть, або движение по реке, быть может, и приятно, но все же утомительно.
  - Подняться к вам на сфероид?- повторила Есинька, не ведая как поступить, так как Стынь ничего о том ей не говорил. И давешнее толкование с ним шло о том, чтобы встретить этот народ.
  - Не ведаю, надобно ли мне и моим людям это,- неуверенно произнесла девушка, и, пожав плечами, явственно ощутила в своем животике легкий толчок нарождающейся жизни, чему тотчас просияла.
  - Вам госпожа не просто надо, а скажем так настоятельно необходимо побывать на сфероиде,- низким, хриплым голосом вставил только, что спустившийся с лестницы и остановившийся подле императора гипоцентавр.
  У этого гипоцентавра темно-гнедой масти было лошадиное тело и почти черной кожа, не менее насыщенные черные волосы столь короткие, что торчали своими концами отвесно вверх. Узкое, как и у многих его собратьев, лицо имело вельми выразительно-выдающийся вперед горбинкой нос, а черные глаза, прятались под несколько нависающим широким лбом.
  - Это Кентавр,- представил император заговорившего гипоцентавра.- Мой придворный лекарь.
  - Лекарь?- возбужденно вопросила Есинька и отступила назад, прижавшись к Липоксай Ягы и выйдя из-под создаваемого рукой императора навеса.
  Зримо передернула юница плечами и подумала, что лечение, которое сначала оказывали лучице, потом ей слишком затянулось и очередного вмешательства или осмотра она однозначно не пожелает.
  - Но мне не нужен лекарь, я чувствую себя замечательно,- теперь голос Есиславы зазвенел. Она даже не собиралась скрывать своего негодования, и с тем резко вздев голову, уставилась в нависающих над ней императора и лекаря.- Я вообще... Мы вообще-то ожидали, что ваше прибытие снимет неловкую ситуацию, которая возникла.
  Девушка прервалась, не ведая, каким образом можно молвить гипоцентаврам о ребенке Стыня. Впрочем, они оба уже обо всем осведомленные, торопливо закивали, как-то дюже единовременно.
  - Посему и нужно подняться на сфероид, чтобы мы могли о том объявить,- дополнил император и благодушно улыбнувшись, словно огладил ее по волосам ноне правда заплетенным в косу, что в Дари считалось признаком замужней женщины.
  Еси еще чуть-чуть колебалась, однако приободренная тихим шепотом Липоксай Ягы поступать так, как говорят гипоцентавры, медленно сделала шаг в направлении лестницы. Китоврас не мешкая развернувшись, поравнялся с девушкой, и, протянув к ней свою руку, нежно придержал за локоть. Есислава свершила еще более робкий шаг в сторону широких ступеней, но поддерживаемая с одной стороны императором, а с другой сопровождаемая Кентавром, вмале осмелев пошла более скоро. Впрочем, стоило ей ступить на первую ступень, как сходящие по ее правому рубежу рядком гипоцентавры, чем-то похожие на муравьев, застыв на месте, низко склонили головы и станы. В их поклоне не было и тени подобострастия, вспять ощущалась почтительность, в которой переплелась любовь к общему для них Творцу. Есинька погодя взволнованно обернулась, а увидев идущих следом вещуна и приближенных к нему свеченцев, ибо это были люди в основном проживающие в Свечах, и вовсе успокоилась.
  
  Глава тридцатая.
  Поднявшись по лестнице, Китоврас ввел девушку в широкий, длинный с высоким сводом коридор, словно разделивший сам сфероид на две части. По обеим сторонам того коридора просматривались высокие проемы ориентированные под рост гипоцентавров, не всегда имеющие створки. В неких местах створки, сотворенные из прозрачного материала, по виду схожего со стеклом, все же имелись и тогда через них можно было разглядеть объемные помещения наполненные светом, уставленные разнообразными механизмами, приспособлениями, сделанными из переливающегося, на вроде серебра, платины материала. По форме устройства напоминали треножники или насекомых со множеством ножек, только без тела, коими они купно опутывали комнаты и тянулись к своду... К своду и на следующие этажи сфероида, которых, как пояснил Китоврас, было шесть.
  В самом коридоре белые стены, как и многое иное, что касалось Богов аль ближайших к ним творений, смотрелись замечательно гладкими, без какой-либо шероховатости. Они явственно были изготовлены из металла, поелику не только переливались, но и ярко отражали от своих поверхностей свет, оный испускали укрепленные в самом своде многогранные шары, медлительно свершающие движение вкруг своей оси. Миновав, как показалось девушке сфероид до середины, повернули направо, и вошли в широкую свилку, которые порой располагались в коридоре. И немедля представшая пред ними прозрачная створка двери неторопливо поползла влево, открывая находящейся за ней мощный зал, округлой формы и с прямым ровным сводом, где стены были украшены водянисто-металлической росписью.
  Это, очевидно, был почетный зал, предназначенный для приема гостей, потому как посередь него стояло махонистое, обитое черным бархатом низкое, овальное, возвышенное седалище- ложе. Само сидалище не имело ножек и всем своим дном возлежало на серебристом с голубыми прожилками полу, словно плавно в него вдаваясь гранями. Ложе по торцу венчали резные, вычурные, серебряные столбы, которые меж собой переплетались ажурными золотыми, серебряными волоконцами, живописующими своим начертанием перевернутое Древо Мира, которое дарицы соотносили с Богом Першим , украшенное черными крупными жемчужинами. Такие же ажурные слегка трепыхающие сети, укрывали сидалище сверху, создавая нечто в виде навеса. Усыпанные белыми жемчужинами, они отображали уже символ Бога Небо и Древо Мира . Точно уравнивая меж собой те единые силы являющиеся залогом Равновесия. Наверно поэтому символ Першего поддерживал на себе символ Небо, как младшего брата, что в целом всегда и было в отношениях между Зиждителями.
  Подле того ложа стоял высокий с ослоном и ножками твореный из кости какого-то животного трон. На нем и сама спинка, и сидение были богато декорированы золотой материей, а локотники витиевато загнуты и увенчаны на покатых краях крупными, белыми алмазами.
  - Присаживайтесь, госпожа,- нежно молвил Китоврас, подводя юницу к трону.
  Он ретиво встряхнул головой, отчего тотчас заколыхались его пепельно-седые волосы и белые в них на доли секунд воспорив кверху, точно опахало прочертили и сам воздух, наполненный ярко желтыми лучами, спущенными сверху боляхными шарами медлительно кружащимся повдоль своей оси.
  - На трон, госпожа, воссядьте,- продолжил император свое трепетное величание девушки.- Трон нарочно изготовлен для нашей госпожи.
  Он степенно усадил Есиньку на трон, с невыразимым почтением удерживаемый им локоток положив на облокотницу, и шагнув в направление ложа, с достоинством развернулся. Еще немного он оглядывал вошедших в залу гипоцентавров и людей, а после вельми властно и торжественно молвил, и юнице показалось, он сказал явно заготовленную речь, кою скорей всего дотоль не раз проговаривал:
  - Этот трон, как дар гипоцентавры преподнесли божеству Есиславе и будущему правителю, которого великочтимая госпожа по воле Зиждителей выносит под сердцем и велениями звезд родит. Пожалованный Богами, будущий ваш властитель, фаРао, есть прямой отпрыск и телесное воплощение Светозарого Бога Солнца-Ра и внук Богини Луны.
  Китоврас оглядел своим непререкаемо мощным взглядом стоящих в зале людей, у которых от увиденного и услышанного напряженно замерли лица, сами собой от величия сфероида, данного помещения и прилетевшего народа согнулись спины. Неспешно император опустил на ложе свой круп, таким образом, свесив задние ноги и опираясь лишь на передние, да самую малость, развернул свой человечий стан, чтобы просматривался весь зал. Есинька на миг задумалась, она из пояснений Стыня уже знала, что живут гипоцентавры в Галактике Северный Венец в нескольких системах, центральной из которых является система Волошка, где желтая звезда поддерживающая жизнь величается Ра.
  - Ноне вам белые люди,- продолжил все также торжественно говорить император.- Могущество Богов даровало не только правителя, новые устои жизни... Не иссекаемой своей любовью Боги ниспослали вам и новое величание народа. И отныне вы будете называться къмети, как вобравшие в себя разрозненные названия сохранившихся каст дарицев, таких как жрецы, воины, наратники, сермяжники. Будущий фаРао Ярило правитель къмети и величественных земель Иловай, раскинувшихся справа и слева, вверх и вниз от течения этой могучей реки, принесет со своим рождением золотые времена и подарит спокойную, мирную жизнь. Мы же, гипоцентавры, по распоряжению Господа Галактических Просторов Всевышнего Першего и его брата Зиждителя Галактических Просторов Всевышнего Небо, первооснов всего сущего и Творцов живого, начнем строительство пирамидальных храмовых комплексов, в которых будет заключена вся сущность начального вздоха Богов и знания, каковые достанутся от нас грядущим поколениям землян.
  Император прервался, только в этот раз совсем на чуть-чуть, верно, абы перевести дух, так как, в том теперь Еси не сомневалась, произнес то, что дотоль не раз повторял и словно с трудом запомнил. Он пронзительно оглядел столпившихся белых людей, которым Боги ли? или кто-то другой? подарил новое величание къметов, и, обращаясь к вещуну, дополнил:
  - Посему Липоксай Ягы нам надо обсудить помощь вашего народа, так как темные люди, оным их Бог Оньянкупонг...
  Одначе Китоврас немедля смолк. Ибо Еси услышав столь близкое Крушецу слово и отдающее все еще жаром, надрывно передернула плечами и туго выдохнула, чем и вызвала остановку в толковании императора. И тем самым обратила на себя внимание стоящего недалече и несколько диагонально ее трону, не сводящего с нее взора Кентавра.
  - Вам не хорошо госпожа?- в два голоса вопросили гипоцентавры и беспокойно уставились в ее лицо.
  - Нет... все хорошо. Это я просто... знакомое слово,- отозвалась Есислава. Она повернула голову вправо и негромко, слышимо всего-навсе для императора проронила,- не надобно только так часто вспоминать Бога Першего. Разве вам не сказывали?
  - Сказывали,- протяжно отозвался Китоврас и на его темном лице, в каждой черточке и жилке, воочию живописалось огорчение.
  
  Двое суток назад огромный как покажется землянам, обаче крупиночка, в соотношение с космическими мерками, сфероид, малой искоркой просквозивший по чревоточине меж Галактических стен, пристыковалась к маковке четвертой планеты. Гипоцентавры, коих Перший относил к тем самым интересным в плане развития племенам, чьей составляющей являлось нравственно-духовное развитие, прибыли, как и было указано Стынем, в назначенный срок. И допрежь того как отправится на Землю Китоврас со своими ближайшими людьми, к которым относились Полкан и Кентавр побывали на приеме у своего создателя Господа Першего.
  Пройдя сквозь зеркальную стену, гипоцентавры гулко процокали копытами по черной глади пола, в каковом зыбко мерцали блики огней, долетающие от затянутого пухлыми белыми облаками, кружившими по спирали, своду и тем самым придающие этому в целом мрачному помещению светозарности. Старший Димург обряженный в черное сакхи с венцом на голове восседал на своем деревянном троне, поставленном в центре залы. Высокая резная спинка, которого также как и широкие облокотницы по краю были инкрустированы серебряными вставками и черными крупными жемчужинами. Подле трона опершись обоими локтями о грядушку ослона, вельми с тем широкого, и подпирая ладонями подбородок поместился Стынь. Младший Димург хоть и обряженный в белую рубаху, золотые укороченные шаровары да опоясанный широким кушаком плетеным из множества тонких нитей, вмещающих в себя все цвета радуги от красного до синего, ноне был без венца. И как показалось вошедшему Китоврасу, был не просто расстроенным, а точно только бхарани назад прервавшим свой долгий спор с Отцом, однако так ничего и не сумевший опротестовать, посему и оставшийся разгоряченным. Потому наверно змея в венце Першего изящно выгнув свою голову, едва зримо касалась коротких, черных, курчавых волос младшего Бога золотым кончиком раздвоенного языка, стараясь умиротворить.
  Господь Перший, Творец гипоцентавров, созданных столь давно, что данное племя считалось многажды старшим не только Стыня, но и самого первого из сынов Димурга, Господа Вежды, зрелся также недовольным. И хотя это недовольство Бога не было связано с приходом его любимцев гипоцентавров, однако Перший не сразу смог согнать со своих губ сие досадливое выражение.
  - Приветствую вас мой Творец, Господь Перший и вас Господь Стынь!- дрогнувшим голосом произнес император, ибо он всегда волновался, когда видел в такой близи старшего Димурга, и низко склонился.
  - Здравствуй, мой любезный, Китоврас,- с нескрываемым теплом отозвался Перший и неспешно сняв руку с облокотницы направил ее в сторону остановившегося напротив гипоцентавра.
  Император торопливо шагнул вперед и устами прикоснулся к кончикам пальцев левой руки Бога, где на указательном из них ярко блеснул платиновый, объемный перстень. Это было вельми массивное витое кольцо с крупным шестиугольным камнем оранжево-красного халцедона. Сам камень сверху увивала тончайшая виноградная лоза из зеленой яшмы, по стволу и листкам которой проходили и вовсе филигранной сетью символы, нанесенные мельчайшей изморозью золота. Перший вельми редко одевал браслеты, перстни, цепи, и этот появился на персте, лишь потому как ему его преподнес намедни Асил. Не желая расстроить младшего брата старший Димург днесь носил его не снимая. Китоврас, несомненно, о том ведал и был удивлен не только самому кольцу, но и той надписи в коей Бог Асил, как он понял, о чем-то благодарил старшего брата. Может потому и император несколько задержал свои уста обок кончиков перст Господа, стараясь вложить в них всю свою любовь и трепет.
  - Как прошел полет, мой дорогой?- вопросил Перший, и в голосе его прозвучало особое участие, поелику он ощутил при касании любовь своего творения.
  - Все благополучно Господь Перший,- торопко проронил Китоврас, и неспешно шагнув назад, поравнялся со своими приближенными.- Полет прошел удачно и быстро, потому, как и было нам велено Господом Стынем, прибыли в назначенный срок. Перед самым отлетом из Северного Венца, при вхождении в чревоточину сфероид встретился с кондо Бога Велета.
  - С кондо Велета?- удивленно переспросил старший Димург, возвращая дотоль протянутую руку на облокотницу.- А, что Велета принесло в Северный Венец?
  - Ничего не могу ответить по сути заданного вопроса,- теперь Китоврас, будто обретя уверенность, говорил четко и ровно, глас его более не трепыхался.- Но судя потому как кондо ориентировало полет в созвездие Зозулины Слезки, можно предположить, что Бог Велет направился на Пекол к рани Темной Кали-Даруги. Однако, если потребуется, Господь Перший я свяжусь с замещающим меня в Северном Венце ханом Системы Карнеол Вавилой, и узнаю точно. Або как вы знаете, любое космическое судно, входящее в пределы Северного Венца, передает информацию о своем перемещение в границах Галактики на центральную Систему Волошки, на командный пункт планеты Таврики.
  - Да, нет, мой милый, не беспокой себя тем,- медленно протянул Перший, и огладил свои полные уста перстами правой руки.- Я так спросил... Просто давно не видел малецыка и не общался... Вмале, право молвить, у меня намечается с ним встреча, но это должно было произойти не в Северном Венце. Вспять думал залететь к Велету в Становой Костяк... Хотя хорошо, что ты мне о том сказал, быть может, придется несколько подправить наши с Асилом замыслы...- Бог прервался совсем на чуть-чуть и чему-то мягко улыбнулся.- Однако, я надеюсь,- продолжил он толковать,- ты, мой любезный, понимаешь зачем гипоцентавры вызваны в Галактику Млечный Путь? Не ведаю, сообщил о том вам мой бесценный сын...- Перший как-то вельми резко смолк, согнал с губ улыбку и много недовольно сказал в сторону фыркающего, точно дикий зверь, младшего члена своей печищи, дыхнув слышимо для него,- мой драгоценный малецык Стынь коли ты на него досадуешь можешь покинуть залу и разобраться прямо сейчас... Ибо это твое и мое потворство привело к давешней неприятности. Я понимаю, ты огорчен. Я не менее твоего, но будет поколь о том... Давай сейчас утрясем все вопросы с гипоцентаврами, а после ты вызовешь Мерика и все ему выскажешь... Выскажешь, або бесицы-трясавицы, нежить, анчутки, беспятые одно, а Асил другое. Ты же сам понимаешь не допустимо, чтобы пред Богом нежданно появлялось то, из чего давеча выбрался мой милый брат. Асил итак достаточно напряжен, после пережитого с Крушецом, размолвки с Небо... Не хватало еще, чтобы приходя ко мне, проваливался в щели, из которых неможно выбраться без помощи. Благо малецык в этот раз не разгневался, посему ему и помогли оттуда выбраться столь скоро анчутки и беспятые.
  - Да, Отец, я понимаю,- дюже расстроено и также слышимо для одного старшего Димурга протянул Стынь и гулко вздохнул.
  - Ну, а если понимаешь,- уже вслух произнес Перший и легохонько качнув головой, порывчато дернул вверх левым уголком уст, вроде сгоняя с щеки мошку.- Не стоит тогда фырчать мне в ухо, сие вельми неприятно.
  Стынь покосился в сторону головы Отца, ухо которого находилось чуть ниже его губ и теперь вже лишь огорченно вздохнув, застыл. Оно как оказалось, беспокойство обоих Димургов было вызвано не недопонимание, а новым шалопайством воровливого черта. А змея, в венце Першего, более настойчиво принялась укладывать ровными рядьями волосы на голове младшего Бога.
  - Да, Господь Перший,- наконец вставил Китоврас в поспрашание Бога, так как догадался по доступному только ему пониманию, что Димурги мысленно разговаривали.- Мне ведомо по какой причине... Величественной причине мой народ прибыл в Галактику Млечный Путь,- и лицо его такое же темное, как и у его создателя, просияло улыбкой.- Мы прибыли для постройки пирамидальных храмовых комплексов на планете Земля, в Солнечной Системе. Реставрации храмовых комплексов в иных Галактиках Всевышнего, ибо они в надобное время передадут зов в соседние Вселенные о рождении молодого Бога, оный поколь живет на планете как лучица.
  - Да, для этого вы и прибыли Китоврас,- молвил Перший, и, задумавшись, на малость также как и сын застыл, напряженно вглядываясь в облик императора.
  Старший Димург пронзительно оглядел гипоцентавра так, что тот от той божественной мощи закачался взад... вперед, а по шерсти его лошадиного тела махом начиная от торса и кончая крупом, пробежала мелкая рябь, всколыхнувшая волоконца волосков, словно травы в просторах еланей. Бог, вновь ожив, самую толику коснулся указательным перстом нижней губы, слегка вдавив поверхность оранжево-красным халцедоном в глубины плоти и тем самым вызвав яркий всплеск золотого сияния, прямо-таки окатившего платиновое кольцо.
  - Думаю, вы понравитесь нашей девочки,- негромко дополнил Перший, озвучивая свои думы.- Что будет благом, або ей совсем не понраву бесицы-трясавицы Вежды, нежить Мора и даже Дрема Стыня. Однако ваша могутность и красота, ей придется по сердцу. Наша девочка проживет не более двух лет, а потом, чтобы спасти драгоценную лучицу придется прервать бытие плоти. И сейчас хотелось бы, чтобы жизнь Еси стала по возможности спокойная и ровная. А лучицы, которая оногдась перенесла лечение без потрясений... Девочка ноне ожидает ребенка, которого вы будете принимать. Кентавр слышишь?- вопросил Бог, обращая тот вопрос в сторону лекаря стоявшего слева от императора, да так и не испрямившего своего стана.
  Кентавр был впервые на таком приеме, будучи сравнительно молодым лекарем, а приближенным к императору стал и вовсе только пару десятков асти назад. Потому он дюже волновался, страшась сказать аль сделать, что-то не то, в присутствии Зиждителей, и получить после назидание от Китовраса, для которого все, что касалось Першего становилось священным. Однако услыхав поспрашания старшего Димурга, рывком вскинул вверх голову и торопко ответил:
  - Да, Господь Перший, слышу. Все будет исполнено.
  - Тогда найди, мой милый, к ней подход,- вельми умягчено, и поучающе отметил старший Димург, и не менее благодушно заулыбался, кажется, еще мощнее выплескивая на лицо, и кольцо золотое сияние, так как ему очень понравился юный в сравнении с императором лекарь, которого он также видел впервые.- Не беспокой, не пугай. И помни, девочке за последнее время довелось вынести такое, что не каждому удается даже услышать. Подробности вам обскажет Стынь... Я задержался на маковке всего-навсе для того, чтобы вас поприветствовать, мои дорогие дети, поелику меня ожидает Асил, с каковым мы отбываем из Млечного Пути. Я право молвить, вскоре вернусь, но вы меня не ждите... Отправляйтесь на Землю, так как сроки вельми ограничены по времени.
  Перший неспешно поднялся с трона, змея в навершие его венца, уже оставив в покое волосы младшего Димурга, медлительно сползла к уху своего властителя и тревожно туда зашипела.
  - Стынь,- произнес старший Бог, давая наставления пред тем как уйти.- Значит, как договорились... С гипоцентаврами все обсудить, Мерику высказать и быть обок Опеча... Я обернусь скоро тогда и сможешь слетать куда ты хотел.
  - На Синельку, в Систему Горлян, Отец,- отозвался Стынь и выпрямившись убрал с грядушки ослона руки.
  - Да, моя бесценность, на Синельку,- полюбовно протянул Перший с тем впрочем, не сводя взора с гипоцентавров.- И да... вот еще, что,- это он сказал Китоврасу, и чудилось, с тем прожег взглядом своих черных очей его лицо насквозь,- поменьше на Земле вспоминайте мое имя. Абы белые люди к которым вы направляетесь, верят в мое младшего брата Небо и разделяют нас на две сущности. Небо стремится к абсолютному порядку Мира, а я веду Мир к абсолютному хаосу.
  
  Китоврас днесь вспомнил слова своего Творца Господа Першего, после в более строгой форме сызнова повторенные Господом Стынем прохаживающимся пред ним и его сподвижниками да с трудом скрывающим свое волнение, и загрустил... Загрустил, так как и вообще не понимал, почему люди, не только эти стоящие пред ним, но и те которых он видел раньше на иных планетах, в иных системах, Галактиках (ибо ему удалось построить пирамидальные храмовые комплексы не только для Бога Круча, Зиждителя Дажбы, но даже и для младшего из Димургов Господа Стыня) почему люди все время разделяя, ассоциируют Творцов с двумя противостоящими друг другу понятиями, такими как добро и зло, порядок и хаос, свет и тьма. Почему почасту именно Першему приписывают желание нарушать целостные границы Миров. Ведь и Перший, и Небо, и Асил, и Дивный сыны Родителя, сотворенные Им в определенное время и со своим образом, являются основой существования Галактик и сами взращивая, родят народы, племена, планеты, системы... делая сие общими усилиями и мощью всех трех печищ. И главную, первостепенную роль в том всегда имел именно Господь Перший, будучи старшим и самым, как сказали бы гипоцентавры, даровитым. Может и правда цвет кожи Зиждителей играл столь чудную игру... игру верований человечества. Или все же прав Господь Перший не раз сказывающий, абы успокоить его, что люди созданы такими нарочно, для выполнения определенной роли, посему имеют не просто короткий срок бытия отдельных особей, но и малый срок существования в целом всего вида. Впрочем, нарушать веления обоих Зиждителей, поменьше сказывать о них, Китоврас не собирался, просто все, что досель вылетело из его уст, произошло по забывчивости, так как гипоцентавры часто вспоминают имя своего создателя в толковании, хвалении, таким образом, становясь к нему ближе.
  -Что ж,- наконец, нежно вставил император,- великодушно простите меня госпожа Есислава, за мою забывчивость.
  Лицо Китовраса дотоль посмуревшее в миг посветлело, стоило ему взглянуть на девушку и приметить округлое свечение позадь головы, оное как он уже знал из пояснений Господа Стыня и выдавшей им определение Родителя Трясцы-не-всипухи в отношение лучицы есть нечто иное, как приставленный к ней нимб. Ему уже скажем так пожившему гипоцентавру (и это особой теплотой просквозило внутри его плоти, всколыхнув не только шерсть на туловище, но и сдержав на миг от волнения сердце в груди) сызнова повезло узреть такое чудо как нарождающееся божество. Да и еще, как самый дорогой дар, лучицу вельми им обожаемого Господа Першего... лучицу, быть может последнюю лучицу Творца. Император медленно перевел взор на стоявшего супротив него вещуна и уже с меньшей теплотой добавил:
  -Итак, Липоксай Ягы, темные люди по велению своего Бога, - на этот раз он не стал как-либо его величать.- Приведут нам в помощь своих людей. Их руки нам понадобятся, также как и руки къметинцев. Думаю, что мы разобьем темных на бригады, а къметинцев поставим во главе. Нам понадобятся люди для тяжелых работ, расчистки земель от леса, переплавки деревьев, работы в каменоломнях. Как таковое строительство будут проводить гипоцентавры. Господом,- Китоврас прервался гулко кхыкнул, словно прочищая голос, а посем дополнил,- Богами поставлены весьма короткие сроки постройки пирамидальных храмов. Так, что приступим к обсуждению деталей.
  -Ваше имперское высочество,- обратился к Китоврасу Кентавр и легохонько потряс человечьим торсом, отчего по лошадиному туловищу по шерсти прошлась покатистая волна. Сам лекарь торопко ступил вперед, и, подойдя как можно ближе к трону обоих правителей досказал,- пред тем как вы начнете обсуждать детали с людьми позвольте увести отсюда, как и было обговорено, госпожу Есиславу.
  Лицо девушки несмотря на мягкость говора лекаря и почтительный взгляд покрылось густым румянцем, понеже она стала серчать на гипоцентавров. Несомненно, осведомленные о проблемах с Крушецом нынче они желали, как осознала Еси, возложить болезнь лучицы на ее плечи. Их отношение к ней таило в себе не только обожание, почтение, но и явно несло боязнь, точно они страшились не так взглянув разрушить ее спокойствие навсегда.
  - Допрежь того как я решу Кентавр идти с вами или нет,- достаточно жестко молвила юница,- надо предложить сесть моему отцу, Липоксай Ягы.- Есиньку вдруг словно обожгло раздражением, единожды дыхнувшее на нее обидой за то, что дорогой ей человек все еще стоит.- Мне не нравится, что мы сидим, а отец стоит,- дополнила Есислава, и поднялась с трона.
  И тотчас со своего сидалища - ложа вскочил Китоврас, и как-то беспокойно огляделся. Судя по всему, император привык, что люди пред ним всегда стоят. Однако он минуту спустя справился с собственной растерянностью и кликнул стоящему обок створок караковому гипоцентавру в темно-зеленой безрукавке:
  - Сет призови сюда Полкана и принеси, какое сидение Липоксай Ягы. Я не подумал предложить ему сесть, Господа ради, простите госпожа Есислава!
  И голос Китовраса прозвучал так низко, слышимо выпрашивая у юницы прощение и ощущая собственную неразумность, что та мгновенно прекратила гневаться. Тем временем и вещун обрел свою властность, присущую ему все эти лета по статусу старшего жреца и потерянную на малость при виде столь величественного народа, их изумительного корабля, поколь... а вернее, будучи всегда недоступному разумению человеческого разума.
  - Ничего, ничего Есинька,- молвил Липоксай Ягы, и спина его выровнялась, и сам он стал значимее, горделивей.- Я постою, а ты присядь, милая моя. Тебе нужно отдохнуть, а то лучше сходить с лекарем Кентавром.- Вещун на миг притих, прислушиваясь к распоряжениям, что шептал бес, а после дополнил,- да лучше сходить с лекарем... Сходить поколь мы с его имперским высочеством все обсудим.
  - Нет!- не менее властно отозвалась Еси, теперь гневаясь и на отца, да узрев, как лекарь сделал значимый шаг навстречу ей и пригласительно протянул руку.- С Кентавром я не пойду. Мне это без надобности... и вообще,- юница надрывно передернула плечами, и немедля колыхнулось позадь нее свечение, точно Крушец взволновался внутри головы.- Более не желаю, чтобы меня осматривали, лечили... и тому подобное. Так и передайте,- Есинька несмотря на испуганно-взволнованные лица присутствующих, шагнула вперед. И не мешкая расступились, склонившись пред ней кмътенцы и гипоцентавры, высвобождая проход.- Так и передайте,- досказала она, направляясь к выходу из залы,- Господу Першему!
  
  Глава тридцать первая .
  Есислава, похоже, взбунтовалась. И несомненно в том ее поддержал Крушец, оно как будучи своевольником не желал идти по начертанному пути, по выгрированным на нем и в нем Родителем кодам, всяк раз пробуя свои силы, способности. По своей сути Крушец был вольнодумцем, сущностью которая не может отрицать бытие Бога, являясь частью сего великого Творения, однако совсем тем желает мыслить и поступать лишь по ему ведомому разумению. Еси не просто покинула залу, сфероид, но, и, усевшись в карету, укатила к ладье, что въехав носом на речной брег, ожидала возвращения вещуна и его приближенных. И это несмотря на то, что следом за ней направился Кентавр обеспокоенный не только ее состоянием, но и обуявшим их обоих с Крушецом раздражением, которое, по-видимому, и проявилось в вибрации сияния отбрасываемого нимбом.
  Поднявшись на ладью Есислава скрылась в своей каюте, что располагалась в ее середине, и, закрыв дверь, опустилась на плетеное покачивающееся кресло даже и не приметив ошарашенного состояния команды при виде гипоцентавров. Так как Кентавр не просто пришел следом за каретой девушки, а появился в сопровождении трех гипоцентавров также как Сет обряженных в зеленые безрукавки.
  Внутри юницы все горело от возмущения, поелику ее теперь не просто утомляло, а прямо-таки возмущало это постоянное вмешательство в ее жизнь... тело... естество... и не только знахарей дарицев, не только бесиц-трясавиц, Родителя, но и днесь прибывших гипоцентавров. Точно не существовало более ее мнения, желания, хотения. Да и если говорить честно в глубине сути- мозга Еси совсем не давно, словно после последнего вмешательства и лечения бесицами-трясавицами глаза, появился непреодолимый страх по поводу собственного будущего. Иноредь и вовсе чудилось, что его... того самого будущего у нее нет. Оно, сие будущее стало истончаться еще по мере полета к Родителю и как-то единожды иссякло с возвращением. Дотоль оно явственно существовало... жило... росло в ее животе, а после того как плоть Есиньки разорвали на части и из головы вынули Крушеца грядущее окончательно испарилось. И эти ощущения, о которых юница, ни кому не говорила и даже не озвучивала самой себе ноне, впрочем, в ней властвовали, может потому как их ей посылал сам Крушец.
  Покачиваясь в кресле, Есислава слышала весьма четкое цоканье копыт по палубе ладьи, фланирующего подле надстройки Кентавра, какую-то глухую, испуганную молвь обеспокоенных такой невидалью людей. Припоминалось девушке пережитое, не только полет к Родителю, но и жизнь обок манан, дарицев. Легкими толчками отзывался внутри живота растущий сыночек и нащупав его махую пяточку, сквозь ткань синего крашенного холста дубаса, сарафана где в боковые проймы вшивалось множество крупных клиньев, Еси принялась нежно ее поглаживать. Занятая тем полюбовным занятием юница и не заметила, как задремала.
  Пробудилась она много позже потревоженная недовольно-разгоряченными голосами в первый миг, кажется, заполнившими всю ее каюту, где кроме кресла, да широкого ложа ничего и не было, ибо как и многое другое в Африкии ноне тут все стало небольшим. Девушка отворила поспешно глаза, и, затаив дыхание, прислушалась. Лишь погодя осмыслив, что те голоса не наполняют каюту, а звучат вспять чуть слышно... приглушенно и доносятся, судя по всему, из каюты Липоксай Ягы, что поместилась на носу. Из тех толкований явствовало, что кто-то точно глухо ворча перебирал произошедшее намедни на сфероиде гипоцентавров, перемешивая молвь негодующими словами, а то и просто гулкой бранью. Еси легохонько подалась вперед от ослона кресла и напряженно замерла, вслушиваясь в разговор, оный вроде вели зараз трое.
  - Как это допустимо... как,- горячился один из голосов, в котором Есинька признала Переяра, войводу возглавлявшего все это время строительство поселений в Африкии.- Что мы дарицы... вдруг раз и стали къметинцами, какой Бог спустил нам это величание, новые устои. И почему мы предали, забыли свое величание, вековые традиции даденные нам нашим Отцом Богом Дажбой. А днесь и вовсе дошли до ужаса, сравняв имена Бога Небо и Першего. Вы, думаете вещун Липоксай Ягы, мы дарицы не приметили, как резко повернулась наша вера и в ней на равных стали славить имя Темного Бога. Я конечно, всегда, как и было заложено в наших традициях чтил имя Першего, но не позволю... не позволю говорить о нем как о Творце. Так как Темный Бог это изначальный хаос, символ разрушения и смерти. Слепая стихия зла, обладающая силой, но лишенная Мудрости, а значит неспособная к созиданию вот, что такое Перший.
  - А как же тогда понимать его порождения?- послышался вопрошающий глас, в котором Есинька сразу узнала баритон Таислава.- Ведь если следовать традициям нашей веры Бог Перший произвел на свет не только демонов, бесов, но и детей: Мора, Стыня, Темряя, Вежды старших своих сынов и многих меньших которых мы величаем нечисть, нежить, бесицы-трясавицы.
  - О чем это ты, Таислав?- в голосе Переяра явственно послышался звенящий металлическим уханьем гнев, он порой даже забывал от испытываемого негодования величать, как положено присутствующих в каюте.- Ты... вы говорите о тьме... о темных Богах... о зле.
  - Однако,- это вставил всегда весьма тугой на мысли и тем более молвь Браниполк. И юница поняла, что в каюте вещуна беседующих не трое, а больше.- Это же все творения, создания. Значит, Бог Перший может созидать.
  - Это все творения зла, разрушения, хаоса,- несогласно и уже словно прохрипел Переяр.- Это тьма которая забралась в ваши души, которая погубила Дари.- Войвода говорил торопливо, словно страшился, что его могут перебить или и вовсе заставить замолчать.- А теперь и того больше, эти гипоцентавры такие же черные, как те люди, что помогали строить наши селения тут. И которые однозначно верят не в нашего Бога Небо. Их Бог Перший, хотя они его и называют по-иному. Но у них иные обряды... те самые черные, полуголые пляски перед костром, почитание трупов, проклятия, кровавые ритуалы... Все!.. Все, что чуждо нашей светлой, солнечной вере, на что тягостно смотреть. Император гипоцентавров если вы заметили не раз во время разговора, особенно когда ее ясность покинула судно, верно по забывчивости, упоминал, восхваляя, имя Першего... Всяк раз величая его Господом... Своим видимо Господом... Господь, господин вот кем является Перший для гипоцентавров.
  Переяр на малеша стих и Еси медленно поднявшись с кресла, подошла к стене, что отделяла пространство меж каютами, с тем став ближе к толкующим. Кожа на лбу под ободом, также как и нос, и подносовая ямка у нее покрылись густой испариной, або не слыша вещуна она испугалась, что гневливый Переяр с ним сделал чего-то дурное.
  - И еще,- резко продолжил ронять слова войвода.- Как это так произошло, что по велению Богов божество Есислава вмале родит дитя. Чей это ребенок? От кого он? И как вообще возможно, чтобы у вашего преемника ваша святость был ребенок... Дитя да еще без мужа... без мужчины.
  Есинька порывчато выдохнула застрявший в груди воздух, услышав про себя и своего ребенка. И судорожно передернула плечами, не понимая, почему явно находящийся в каюте вещун молчит.
  - Или все же у этого ребенка есть отец,- дополнил уже по -видимому плохо соображая Переяр.
  Еще миг и послышался громкий удар чего-то обо что-то вельми твердое, отчего разом содрогнулись перегородки в ладье. Девушка испуганно качнувшись оперлась руками об стенку, а во чреве ее ходором заходил туды... сюды маленький Ярило, ибо им обоим показалось, что войвода стукнул их дорогого Липоксай Ягы.
  - Не зря ведь божество Есислава так долго отсутствовала в поселении,- продолжил, сопровождая свою речь особой принятой в среде воинов бранью, Переяр.- А твои... ваши сказы о ее отсутствии были лишь былью... А возвернувшись намедни оказалась в положении... неужели кажется, что люди того не увидели.
  Войвода смолк, и тотчас Есинька задышала ровней. Она ступила к стене как можно ближе и прижалась к ее поверхности обтянутой сверху голубоватой, шелковой тканью лбом, уговаривая, что с вещуном все благополучно, и с тем жаждая услышать его родной, знакомый с детства бас.
  - Знаешь Переяр,- к радости девушки, наконец, заговорил достаточно спокойно Липоксай Ягы.- Сколько раз я за эти лета... Лета, что воспитывал и жил подле божества лицезрел и слышал таких дерзких вольнодумцев... Вольнодумцев оные сомневались в божественности девочки, а после превращались в жалкое жареное месиво, в лучшем случае. В худшем разлетались в мельчайшее крошево, словно переспелый плод, упавший с самой высокой ветви дерева. Так, что тебе вряд ли удастся напугать меня своими кулаками, гневливым зырканьем и слюнями разлетающимися в разных направлениях. Впрочем,- голос Липоксай Ягы набирая силу, одновременно втягивал в себя властность и негодование, какое могло грозить войводе смертью.- По доброте души, я тебя желаю предупредить, что не стоит так громко кричать... Ненароком еще разбудишь мою дорогую девочку Есиславу и напугаешь. Не стоит плеваться тут бранью, ибо те кто всяк морг присматривают за нами могут разом остудить твой горячий пыл. А по поводу ребенка, скажу так. Это ребенок Бога, подаренный нам, къметинцам, как и наше новое величание, как и новые устои, новый континент, новый правитель... Так, точно как когда-то был подарен дарицам первый господин Богдан, сын первой женщины Владелины и Бога Огня.
  Гулким вздохом отозвались произнесенные старшим жрецом имена в девушке, столь близкие ей и Крушецу... виденные в воспоминаниях и порой трудноотделимые от собственных переживаний.
  - Бога?- изумленно протянул Таислав, вкладывая в вопрос особое уважение.- Какого Бога?
  - Мне не позволительно сказывать имя Бога, або сие дар,- совсем тихо пояснил Липоксай Ягы так, чтобы услышать, Есиньке пришлось напрячь слух.- Посему ты прав Переяр у ребенка есть отец... И отец его Бог. А по поводу изменения нашего величания и традиций могу молвить следующее. Несомненно, великий, волшебный народ, гипоцентавры, прибывшие на Землю для постройки храмов, близки к Богу или как они сами говорят к Господу Першему. Гипоцентавры не просто чтят, а восхваляют его имя. А это значит, что достигнув такого развития, которое мы нонче все наблюдали они и знают больше нашего. Потому быть может стоит довериться тем кто более значителен, велик, мудр чем ты, Переяр... Хотя,- старший жрец прервался, и, судя по всему, поднялся со стула, так как Еси уловила легкий скрип ножек о деревянную поверхность пола.- Хотя ежели ты Переяр сомневаешься в могуществе гипоцентавров, озвучь это их императору Китоврасу. Я увезу божество отсюда и ты сможешь спокойно с ним все обсудить. Оно как сразу видно, не только мне, но и иным людям, ее ясность для них значит многажды больше чем для тебя.
  Нежданно гулкое цоканье копыт подымающегося на ладью по деревянному трапу гипоцентавра прервали толкование Липоксай Ягы, и их дробное звучание услышала не только Есислава, но и люди собравшиеся в каюте старшего жреца. Прошло какое-то время и тот кто поднялся на палубу вошел в каюту, ибо послышался и вовсе тихий стон створки впустившей его в помещение судна. Цоканье также резко прекратилось, но лишь затем, чтобы смениться на негодующе-рычащий голос Кентавра:
  - Чего вы дурнятины развели тут свои турусы. Раздребезжались точно алтынники на торжище. Неужели перед уходом со сфероида его имперское высочество не понятно сказал, чтобы следили за собственной болтовней и не беспокоили тем самым драгоценную госпожу Есиславу. А, ты,- Кентавр обратился к войводе, как мгновение спустя поняла юница.- Гнусь Переяр еще раз усомнишься в божественности госпожи или ее сына и будешь наказан. И не так мягкосердечно как сие принято в нашем народе, а так как поступаете вы... вы, люди... Люди которые на протяжении своего существования распинаете своих собратьев на крестах, сажаете их на кол... Помещаете жертву под тяжелый гнет, тем раздавливая его. Ломаете спины, вешаете, сжигаете, отрубаете головы, расстреливаете, пропускаете электрический ток через тело. Словом мы проведем показательное наказание, со всеми присущими вашему людскому племени истязаниями, пытками. Как вы люди это любите, заливая в горло расплавленный металл, сдирая кожу, пригвождая руки, ломая кости, растягивая плоти над растущими побегами бамбука, распиливая, вырывая внутренности... Истязая, измываясь, мучая, как характерно человеческому естеству и с тем получая удовольствие от вида крови мук терзаемого, его стенаний и криков.
  Кентавр замолчал, хотя все еще слышалось его раскатистое дыхание, очевидно, он высказал все, что дотоль так распирало его изнутри. Еси, знала от Стыня, что этот величественный народ, которому сам Родитель прописал законы, достиг особого нравственного и материального развития и не раз возводил те самые пирамидальные храмовые комплексы, заключая в них знания в разных Галактиках, системах, планетах, посему многажды встречался и общался с иными людскими племенами. И она внезапно осознала... И осознала с какой-то тягучей болью, что гипоцентавры презирают саму форму людского существования, не просто отдельно взятого человека... а всех их вместе... в целом. Так как, несомненно, знают лучше человеческую суть. А услышав из уст Кентавра не присущие дарицам пытки и казни поняла, почему во взоре не только император, а и вообще гипоцентавров сквозила такая предвзятость, пренебрежение. Вероятно связанная напрямую с неимоверной людской жестокостью являющейся как таковой их общей сущностью, взращенной ли самими или все же, как и многое другое, только прописанное в генах.
  Есислава медленно развернулась, и, направившись к ложу, устало на него опустилась, опустошенно взглянув на свод укрытый лазурным бархатом. Тугая смурь прокатилась по всей плоти девушки, и надрывистым вздохом вырвалась из уст. Она сомкнула очи и увидела темно-синее, почти черное пространство космоса, усыпанное крупными белыми скоплениями звезд. Ярко пылающие в средине туманными пежинами, эти созвездия по мере удаления от центра теряли свою светозарность, и, соприкасаясь с черной гладью космоса, вливались в нее сине-фиолетовой дымчатостью. Некие из звезд, более крупные, раскидав в разные стороны полоски- лучи, пронзали игольчатыми наконечниками марность той глади. Плотные потоки, словно разлитого по глади воды молока, голубо-белого тумана, схоронившегося повдоль окоема, едва зримо колыхали своими рубежами. Степенно разрастаясь они, кажется, пожирали и саму сине-черную космическую даль и ярчайшие сгустки серебряных пятен на собственном полотне... И в такт тому колыханию звучал легкий наигрыш свирели. Успокаивая изболевшуюся плоть Еси и Крушеца своим чудесным мотивом и необыкновенным видом мироздания.
  Там в космическом пространстве... не просто витала музыка любви посланная Родителем, в той безбрежности властвовала иная мораль и устои, другие законы. А здесь на Земле, и на таких же как она крошечных ошметках планет, крупиц Галактик люди вельми о себе много мыслящие раздребезжались о сущности Богов, об их возможностях, качествах, дарованиях, так точно имели на это право, или умели... были способны на правильные, мудрые рассуждения и как итог выводы.
  
  Глава тридцать вторая.
  Еси, однако, так и не позволила Кентавру себя осмотреть. Хотя он о том ее весьма любезно и не раз просил, убеждая, что выполняет повеление Господа Першего. Это девушка сделала не только потому, что ее основательно утомили осмотры, но и потому как вельми смущенно чувствовала себя среди гипоцентавров. Посему когда они с Липоксай Ягы вернулись в Свечи, и вовсе замкнулась во дворце.
  Выходя гулять лишь в свой садик Есинька порой видела там Стыня... порой оно как и от него, и от Дажбы держалась подальше. Неизменно когда они там появлялись она скрывалась во дворце. И если Дажба ее не преследовал, то настырный Стынь возникал и в комнате юницы. Стараясь поговорить, успокоить и убедить в необходимости общения с гипоцентаврами, ибо они, как пояснял Господь, прибыли нарочно на Землю, чтобы построить комплексы и помочь ей с рождением Ярило. Не менее часто убеждал Еси встретиться с Китоврасом, Кентавром и Липоксай Ягы которому так велел поступать Мерик, и сами гипоцентавры. Однако не увещания Стыня, ни просьбы вещуна, ни сам приход Китовраса или Кентавра не могли снять пролегшего бороздой меж ней и этим племенем острого напряжения. Гипоцентавры прибывали в Свечи во вращающимся по спирали ярко горящем и выпускающем из сопла прозрачные пары дыма устройстве, которое они величали буравчик. Летающее судно, зависая недалече от дворца старшего жреца, выстреливало из створок мощной стеклянной лестнице, как и все, что было связано с этим народом, широкой.
  Еси не хотела... не могла поколь справиться с тем напряжением и тревогой охватывающим как ее, так и лучицу, при виде гипоцентавров, потому что почасту вспоминала, а вспоминая обдумывала слова Кентавра о людской жесткости, которая быть может только сейчас начала набирать свои обороты. Сейчас когда погибла Дари, когда под гнетом гипоцентавров дарицы, а вернее къметинцы изменили веру, обычаи. Сейчас когда белые возглавили руководство над темными людьми, собранными в отдельные бригады, и тем точно предопределили как таковое развитие рабства, яремничества, крепостничества, невольничества. И казалось... уже больно сильно казалось Есиньке, может потому как так думал Крушец, что механизм жестокости людского естества запустили на самом деле Боги, итогом чего вмале станет духовная деградация и гибель самих землян.
  Мысли... уже, по-видимому, не человеческие, а существенно-большие, божественные теребили живой, бодрствующий, и очевидно вечный, в понимании человека, мозг Есиславы. Взращивали те мысли и самого Крушеца, потому на них никак не реагировал Небо, ибо отбывший из Млечного Пути на короткий срок Перший перенаправил беса на него... Перенаправил, и как всегда делал указал на что и как надобно откликаться. И потому поколь Небо, действуя согласно оставленных инструкций, не отзывался. Потому что понимал, его старший брат, общий для всех Богов Отец, Перший, желает вложить в дотоль находящийся в бодрствующей, функционирующей плоти мозг девочки как можно больше мудрости, основой каковой составляют не только знания, но и осмысления их.
  А гипоцентавры между тем сколотив из темных людей бригады, где каждая группа лиц исполняла определенные работы, начали расчистку леса и его переплавку в древесный уголь. Правда нынче работы шли многажды дружнее и быстрее, поелику у гипоцентавров имелись развитые технические устройства, к оным не только темных, но даже и белых людей не подпускали. На тех устройствах работали одни гипоцентавры. Это были похожие на обычные ручные пилы устройства, называемые махнозубки, с удлиненным узким полотном, по контуру которого проходили мельчайшие направленные в разные стороны зубцы. Само полотно, где зубцы смотря по необходимости могли плотно сходиться меж собой образуя единое более широкое лезвие, трансформироваться в пильный диск или удлиняться намного вперед, было укреплено на широких ручках, похожих на квадратные короба. Чтобы пользоваться махнозубкой гипоцентавры всовывали в прорезь короба в задней его панели кисть руки. Сокрытые в глубинах того металлического короба перста, длань и одетый на запястье браслет с жуком в центре и осуществляли движение всего устройства.
  Махнозубки с легкостью пилили деревья, как было нужно, при надобности изменяя полотно лезвия по форме, длине или ширине. Расчищая лес, гипоцентавры не только быстро убирали деревья, но, и, кромсая стволы, превращали их в округлые, небольшие бруски, которые вывозили темные люди на повозках, в основном к местам так называемого сплава. Здесь были установлены круглые невысокие с крышкой и дымоходом печи, выбрасывающие из себя пепельно-прозрачный, точно очищенный от запаха дым. Множество тончайших труб, перемкнутых меж собой, подходили к нижней части сфероида, подпитывая его теплом, который выдыхали печи. Впрочем, как пояснил Китоврас Липоксай Ягы, иноредь бывающему на строительстве, аккумуляционно-впускная машина просто накапливала энергию внутри сфероида для быстрого перелета из Млечного Пути в Северный Венец.
  - В целом,- задумчиво молвил при Липоксай Ягы Китоврас, когда они стояли обок одной из такой печи.- На Системе Карнеол в Северном Венце есть особое топливо, называемое биолеум, с помощью которого происходит зарядка АВМ. Можно было бы прозондировать и Землю на его наличие, но нам некогда сейчас этим заниматься... Погодя возможно Полкан займется данным изучением и работами, но не сейчас.
  Китоврас со временем перестал смотреть презрительно на старшего жреца, и вроде как проникся к нему теплотой, ибо узрел в нем вельми гордого, справедливого, и как он не раз говорил "исключительно достойного человека". Потому почасту при нем говорил откровенно, хотя и вельми не понятно для самого вещуна.
  Теперь множество печей, пыхтя, поедало древо, насыщая своего энергией АВ-машину. За работой печей также следили гипоцентавры, а люди представленные к ним выполняли лишь черную работу, а именно подбрасывали в их широкие жерла поленья, выбирали полученный уголь, убирали предлежащую территорию.
   Есислава, как и понятно, замкнувшаяся во дворце, на расчистке лесов не бывала, хотя если быть честным ее туда и не приглашали. Там покуда ничего существенного, нужного для нее, интересного для Крушеца не имелось. Вырубаемые огромные пространства леса, что дотоль века колыхали своими зелеными кронами, ссыпая вниз крупные, лощеные листы, и дарили жизнь живым существам, ноне, стеная, гибли в пекле огня в жерлах печи... умирали как лишний смыкающий горизонт и землю элемент.
  Очистив необходимую территорию от леса, гипоцентавры извели и сами пеньки, и корни их. Слегка обкопав по коло пни, их сверху обработали густо-желтым раствором, который вмале не только растворил, но и точно переварил саму древесину, создав с землей в тех местах твердые, каменные пятачки. Лишь после того, как в короткий срок был убран лес, гипоцентавры переместили все свои усилия в долину, для добычи глины. И в каменоломни, расположенные в основном вдоль реки, на достаточном удалении от самого строительства, где началась разработка и извлечение горных пород: известняка, песчаника, ангидрита, гипса, да более твердых, таких как гранит и базальт.
  Каменные блоки огромных размеров вырезались другими устройствами, какие сами гипоцентавры называли сръпъ. Они чем- то напоминали махнозубки, имея подобное устройство короба, однако вместо лезвия у них находились узкие пучки света, выбивающиеся вперед на довольно значимую длину и точно растапливающие каменную поверхность горной породы. Сръпы в отличие от бесшумно работающих махнозубок издавали пронзительный скрип, особенно когда распиливали базальт или гранит. Поэтому гипоцентавры, понеже лишь они на них работали, одевали на головы наушники, металлические уплотнения по сгибу замыкающиеся тонким плетеным шнуром.
  На каменоломнях работали также и люди. Они большей частью убирали лишний материал, обмывали при пиление стыки горных пород водой, словом и тут делали всю грязную работу, выполняя роль подмастерьев.
  Для людей, не важно къметий или нет, были возведены недалеко от каменоломней широкие из кирпича-сырца жилища. Длинные, полупрохладные помещения, где люди могли ночевать, лечиться, отдыхать. Гипоцентавры хоть и не скрывали своего предвзятого отношения к людям, почасту демонстрируя сие при строительстве, относились к тем кто с ними работал с заботой. Оказывая необходимое лечение работного люда, как они их звали, и весьма успешно спасая не только здоровье, но и конечности пострадавших при проведение каменных работ. Император повелел Липоксай Ягы и иным темнокожим вождям снабжать своих соплеменников едой, одеждой, что вскоре приняло вид обязательства. И как раньше платили оброк в Дари вещуну на содержание касты жрецов, так ноне он вновь собирал ее, но только затем, чтобы обеспечивать всем необходимым строителей. Сами гипоцентавры не пользовались плодами оброка, не ели пищу землян, не одевали их одежи, словом обходились своими запасами. Они питались на сфероиде, там же и жили, лечились, ночевали, возвращаясь после дневной или ночной работы (ибо трудились безостановочно сутками) туда на буравчиках.
  Прошло больше месяца в положенных сорок дней, как сфероид гипоцентавров приземлился на планете, а этот народ не только изменил уклад жизни пришлых, но и местных людей. Они изменили многие правила, и, высчитав новое обращение сохранившегося спутника, который на своем языке называли Иях, по орбите вокруг Земли, сократили длительность месяца до двадцати девяти с половиной дней, тем самым убавив количество дней в неделе. После разговора на ладье Переяр перестал быть войводой, потому как Китоврас посчитал именно его повинным в напряженности возникшей в Есиславе. Посему бывшего войводу отправили работать на каменоломни. Император уменьшил прислужников и у самого Липоксай Ягы, забрав от него не только Браниполка, Волега, но и Таислава, каковых Полкан поставил старшими на работах в каменоломнях. Теперь Липоксай Ягы сам проводил обряды в капище, куда его сопровождали Довол и Житоваб. Понеже кудесника и знахаря Китоврас оставил приглядывать за Еси, как единственных кому она позволяла себя осматривать. Правда и Житоваб, и Довол днесь слово держали перед лекарем Кентавром, считающим сие знания ущербными, а потому и терпящих их обок божества лишь по причине того, что более она никого к себе не подпускала.
  Жизнь самой Есиславы, как и понятно, не изменилась. Ни одна служанка не была отозвана, питание доставлялось самое лучшее, и порой даже с самого сфероида.
  
  Глава тридцать третья.
  В многоугольной комнате хурула Бога Дажбы нынче желтоватый пол был укутан смаглыми испарениями такими густыми, что утопленная в них нога, полностью скрывалась вплоть до щиколотки. В центральной части комнаты пол имел ровную поверхность, а далее плавно стыкуясь, переходил в степенно подымающиеся наклонные панели, в свой черед упертые в вертикально-отвесные стены, также живописно, и уже без каких-либо угловатых граней сочетающихся с куполом на котором висели только клоками бурлящие почти рыжие испарения. Зала была вельми ярко освещена не только испарениями, но и поступающим голубоватым светом чрез стекловидную стену, словно посланную заглядывающей в ее глубины Землей, укрытой сверху кучевыми белыми полотнищами облаков.
  Такими же пухлыми перьевыми густо меж собой перевитыми были три кресла стоявших полукругом в комнате и единожды повернутые в сторону стеклянной стены. Пройдя сквозь одну из стен, в помещение явился Господь Перший. Ноне он был предельно опрятен, его серебристое сакхи дотягиваясь до поверхности пола, скрывало стопы, обутые в плетеные черные сандалии, одновременно утонувшие в мареве смаглых испарений, при ходьбе Господа колыхающихся тудыли... сюдыли. На голове старшего Димурга в навершие венца восседающая черная с золотым отливом змея с изумрудными очами, задумчиво оглядев комнату и широко раскрыв пасть, демонстративно зевнула. Еще миг и она свернулась по спирали да сомкнув пасть и глаза замерла, вероятно, будучи утомленной.
  Два из кресел были заняты, в них сидели Небо и Седми. Старший Рас в голубом сакхи, одначе без венца, не просто восседал в клубистом желтом кресле, он старался в нем раствориться, вдавив свое тело в ту объемную облачность, иноредь перемешивающуюся с материей и кожей Бога отдельными ошметками. Седми вспять сидел, вроде как нависаючи, согнув спину и подперев голову дланью руки с воткнутым, в приподнявшуюся облокотницу кресла, локтем. Золотая рубаха и черные шаровары на Зиждителе были помятыми, венцом ныне служила лишь тонкая бечевка красного цвета, и в мочке левого уха, как он почасту делал при встрече с Димургами, мерцали капельки бледно-синих сапфиров украшающие ее по всему окоему. Проходя по лбу и затылку цепь- венец Бога удерживал от колыхания пшеничные, прямые, короткие волосы, хотя и они днесь лежали без положенной им ровности. Да и сам Седми смотрелся каким-то помятым, притушившим золотое сияние кожи, молочность которой отдавала легкой серостью, видимо, Бог был утомлен, посему и придерживал отяжелевшую голову. Однако стоило в залу войти Першему, как он значимо оживился в кресле и немедля поднялся на ноги, испрямив свой стан.
  - Не торопись дорогой малецык, я сам подойду,- вельми скоро дыхнул Димург, и, вскинув вперед руку тем движением враз остановил поступь Раса.
  Седми с нескрываемым теплом воззрился на подходящего к нему Першего, на миг его голубо-серые радужки очей с раскиданными по ним синими брызгами по рубежу словно остекленели. Приблизившись к Расу Перший торопко ухватил его за плечи, беспокойно заглянул в лицо, а засим обняв, крепко прижал к груди, нежно прикоснувшись губами к виску. Погодя старший Димург принялся полюбовно гладить Седми по спине, целовать в очи, в выпяченные ноздри вздернутого носа, тем стараясь придать сияния его посеревшей коже.
  - Моя бесценность, почему такой утомленный?.. Так долго не прилетал?..- наконец озвучил свое беспокойство Перший.
  Он отодвинул от себя Седми и сызнова оглядел его с головы до ног, ласково пройдясь перстами по щеке и тем пытаясь вызвать всплески золотого сияния, каковые хоть и последовали, одначе были не сильными и не продолжительными.
  - Небо,- так и не дождавшись ответа от Седми обратился Перший к брату,- что случилось, поколь меня не было? И поколь наша милая любезность находилась в Синем Око?
  - Случилось,- отозвался негромко Небо и голос его слышимо затрепыхался, точно ожидая назиданий от старшего брата.- Неприятности в Синем Око. Нежданно появилась в центральной ее части заверть, сильного излучения, с малым угловым размером в единение со скачкообразным падением плотности. Седми предположил, что произошел мощный всплеск и выход из границ материи находящейся там чревоточины. Но чревоточина оказалась ни при чем, а произошедшее явилось обрывочным колебанием просочившимся из соседней Галактики. Чтобы остановить рост заверти малецык установил в ней ловушечную поверхность, поэтому и задержался в Синем Око.
  - А почему ты, Небо, о том мне рассказал лишь сейчас? Почему не передал как положено, поколь я был у Родителя?- неспешно роняя слова вопросил Перший и заботливо усадив Седми в кресло, развернувшись направился к своему, что стояло как раз супротив, вмале в него опустившись.
  - Потому как Отец, Небо ничего не знал,- торопливо ответил, за старшего Раса, Седми и его звонкий тенор и вовсе прозвучал низко, будто лишившись всех высоких звуков.- Я справился сам... И только давеча сообщил о произошедшем Дивному, встретившись на его айване, когда он залетел в Синее Око поторопить меня. А Небо рассказал о заверти пред твоим приходом Отец,- голос младшего Бога едва слышно дернулся, по-видимому, он знал, что днесь получит взбучку за самоуправство от Першего и этой речью хотел одного, выгородить в его глазах старших Расов.- Да и потом не было смысла вас тревожить тем пустяком.
  Перший вельми гневливо зыркнул на сидящего справа от него Небо, как-то дюже резко втянувшего голову в плечи, а после не менее строго уставившись на Седми, достаточно деспотично молвил:
  - Ты не можешь это решать... Решать есть смысл нас тревожить или нет. Еще слишком молод и неопытен в этих вопросах, обязан немедля сообщать о всех нестандартных ситуациях внутри Галактик. И тем паче не сметь, что-либо предпринимать в их починке или наладке. Разве я тебе о том не говорил Седми? Сколько раз можно остужать твое своевольство?- теперь негодование зримо было послано младшему Расу.
  - Я подумал, Отец,- многажды робея и почасту прерываясь на отдельных звуках, протянул Седми и стих, понимая, что не должен оправдываться.
  - Не смей при мне это говорить,- властно продышал старший Димург и радужки его темных глаз расширившись укрыли всю склеру, и вроде поглотили зрачки, тем самым вытягивая из естества сына Небо все затаенные мысли.- Думаем мы, ты обязан исполнять. С Дивным я, конечно, поговорю, почему он мне не сообщил о твоем самовольстве... А от тебя, моя бесценность, от тебя такого не ожидал... И весьма этому обстоятельству расстроился... весьма.
  Перший легохонько качнул головой и этим движением, пробудил к жизни, дотоль почивающую в навершие венца змею, каковая резко отворила очи. Змея воззрилась на сидящего напротив нескрываемо опечаленного Седми, глаза ее нежданно расширились, и на доли мига явили глубокое марево космоса, где поблескивали белые, игольчатые звезды да вращалось мощное сквозное, дымчатое колесо.
  - Знал, что у вас проблемы с лучицей,- Седми почитай прошептал, не открывая рта, и оттого движения слов едва зримо затрепетали пшеничные волоски в его усах.- Не хотел тебя Отец еще больше чем есть тревожить...
  Димург, кажется, лишь на малость отведя взгляд вправо, резко вернул его обратно, и, упершись им в очи младшего Раса, той просквозившей в нем властностью прекратил молвь последнего, оборвав ее на полуслове. Он степенно прислонился к спинке облачного кресла, и, обхватив расставленными перстами облокотницы, слегка утопив в его перьевитости фаланги, достаточно жестко сказал:
  - Еще раз, Седми, коли ты не желаешь меня слышать. Думаем мы старшие Боги: я, Небо, Асил и Дивный... Вы, наши сыны, лишь выполняете. Никоим образом не участвуете в починке, наладке Галактик, не принимаете решения по выводу аль вводу в действие систем, отдельных звезд или планет. Право сказать, я потрясен твоим поступком. Такое можно ожидать от Темряя или Огня, но не от тебя... От тебя старшего нашего сына... А теперь,- днесь Бог стремительно перевел разговор, потому как на лице Седми ходором крутнулись желваки, и серость кожи полностью поглотила золотое сияние, так он расстроился.- Вкратце и как ты любишь по существу, когда и, что произошло в Синем Око.
  Сын Небо торопливо подался вперед и обстоятельно, скоро поведал Першему о случившемся в Галактике, управлением которой занимался сам, ибо она была создана в честь его появления как Зиждителя.
  - Так, что существование заверти, если она снова проявится в Синем Око, будет крайне малым по временному промежутку, або созданная мной в ловушечной поверхности сверхвысокая энергия не позволит набрать ей необходимую яркость, реакцию и разрыва стены с соседней Галактикой не произойдет,- закончил Седми и теперь устало опершись об ослон кресла спиной, посмотрел в очи старшего Раса, несомненно, ожидая его покровительства.
  -Может стоит мне туда отправится,- вставил Небо, делая вид, что не приметил того взгляда сына, так как нынче и сам нуждался в покровительстве. Зная наверняка, что за самовольство Седми получит гневливое высказывания от Першего, абы тот особенно дорожил его старшим сыном в свое время будучи ему уступленным.- Как думаешь Отец?
  И такое величание Небо сейчас использовал нарочно, чтобы показать старшинство брата и свою в сравнение с ним неопытность, хрупкость, ведая, что проявление им слабости, много снизит недовольство Димурга. И впрямь Перший немедля заботливо-обеспокоенно зыркнул на младшего брата, точно проверяя тем взглядом насколько тот опечален, и только затем откликнулся, снижая в собственном голосе всякое недовольство, вспять придавая ему мягкости:
  
  - Нет, мой милый, не ты... Я свяжусь с Асилом, он и залетит в Синее Око, осмотрит его. Так как это действо в его способностях и знаниях. Да и сейчас малецык находится недалеко от Галактики, посему не надо будет кружить.- Димург вздел левую руку и потеребил оранжево-красным халцедоном вставленным в платиновое кольцо на указательном пальце поверхность верхней губы, вроде проверяя живость сияния на ней.- Ты, Небо, единственное сейчас зачем проследи, чтобы Седми отдохнул в дольней комнате хурула, и поколь я не разрешу оттуда не выходил.- Старший Рас торопко кивнул и с тем всколыхнул на голове золотые волосья, плавно взмахнувшие своими закрученными кудерьками.- И вообще, - задумчиво произнес Перший многажды ласковее рассматривая лицо Седми,- думаю установленная ловушечная поверхность тут не поможет... Ведь в Синем Око эта заверть появляется не в первый раз... Давеча Асил и я сумели ее коллапсировать, посмотрим, что на этот раз. Весьма сие плохой показатель для Галактики, что может привести и вовсе к ее гибели... Тут надобно быть достаточно осторожными. Посему Седми более никаких самовольств,- теперь кивнул и старший сын Небо.- И нужно будет потолковать с Дивным, чтобы облетел и предупредил всех малецыков, не только Расов, но и Димургов о недопустимости такого поведения... Ибо не только Огнь, но и Мор может предположить, как и мой дорогой Седми, что больно взрослый и опытный.
  Перший смолк и в зале наступило отишье, такое плотное будто помещение совсем покинули. Густая тишина разком заколыхала лоскутками облаков, каковые перестав кипеть, срыву дрогнув, медлительно поползли со свода к стенам, або засим направить свой неспешный ход вниз к поверхности пола. Немного погодя Перший тягостно качнул головой, словно опрометчивый поступок Седми нагрузил на нее какую тяжесть, и, пробежавшись выставленными пальцами по глади подбородка, вельми нежно произнес:
  - Теперь, моя бесценность,- несомненно, обращая ту теплоту к младшему Богу.- По поводу твоего прибытия в Млечный Путь. Обрисую создавшуюся ситуацию. После лечения у Родителя Крушец потихоньку оправляется, одначе вследствие вмешательства жизненные показатели плоти уменьшились. Посему в ближайшие два земных лета ее придется отключить от жизнеобеспечения, чтобы не навредить нашей драгоценной лучице. Прекращение соперничества означает, что теперь избранные Родителем Боги станут приглядывать за лучицей. Поэтому в Млечном Пути будете находится ты и Вежды. После обесточивания девочки станете контролировать рождение лучицы. Теперь придется проверять не только прямое потомство Есиславы, но и тех, что остались от Владелины. Для этого организуете и перепроверите все уцелевшее потомство Владелины, днесь переселившееся на континент Асия и Амэри... Поставите каждого на контроль. На Амэри, если сберегся кто, постарайтесь прямые линии оборвать, не нужно, чтобы были паболдыри, ибо там без этого не обойтись. Сделаете так, чтобы Есиславы потомки жили тут в Африкии, Владелины лишь на южных территориях Асии. Дарицы сейчас в основном обживают предгорную территорию, где гипоцентавры строят пирамидальные комплексы... Так, что вам будет на руку, сбить дарицев в одну общую племенную группу, как мы сделали в Африкии. Я, впрочем, убежден, что лучица появится в потомках Есиславы, но не будем рисковать... Спустя какое-то время желательно вывести прямую ветвь Еси и Влады в одно место, чтобы легче было присматривать. И данное переселение дало как итог вливание чистой крови в их отпрысков, но сделать сие надо не раньше три- четыре тъмы... Ну, это обсудим после...- Бог прервался на самую малость, верно отвлекаясь на собственные мысли, али шипение змеи, которая сызнова прилегла на свое свитое по спирали тело и прикрыла наполовину глаза, тем не менее приотворив пасть чуть слышимо зашуршала и едва зримо зашевелила черным языком.- Зова скорее всего не будет. Родитель укажет вам о рождении малецыка,- продолжил свои поучения Перший.- Впрочем, Крушец может вселиться не в плод, а в самого ребенка... Похоже, это у него в способностях, хотя также было заложено в кодировку в свое время Родителем. Но сейчас ничего не ясно, поэтому может сызнова повторится, как было с Еси и Владой. В виду этого Керечун и Коловерш пускай просматривают прямых отпрысков и детей, возрастом не более трех лет... И это делают несмотря ни на что, абы мы были спокойны... И, конечно, не допускать каких сторонних связей. Никаких болдырей, паболдырей, пусть бесицы-трясавицы при таком определение сразу производят выброс плода...Бесценный мой,- по любовно продышал старший Димург и от той теплоты посланной в направлении Седми, последний легохонько передернул плечами и широко улыбнулся так, что живописались его кораллово-красные уста.- Нам важно, чтобы плоть была крепкая, здоровая, без отклонений и с долгим сроком жизни...И если задумкой Родителя было, что в первой плоти Владелины сплетен короткий срок бытия. То произошедшее с Есиславой очевидная досада... Выбрать мозг и плоть в генах оного прописано такое страшное заболевание, Крушец мог лишь исполняя нарушенную кодировку и ориентируясь на собственные предпочтения. Так, что теперь надобно проявить особое внимание на отсутствие тех самых коротких, смешанных связей почасту ведущих к заболеваниям мозга и сердечно-сосудистой системы, как сказала бы Трясца-не-всипуха. И это для тебя с Вежды и тех созданий, что остаются обок вас станет первоочередным заданием.
  На некоторое время в зале вновь наступила тишина... только днесь она не была плотная, вспять того ощущалось движение жизни происходящей в помещении. И не только дыхания Богов от коего колыхались их одежи, но и настырного шипения змеи в навершие венца, и даже вязкого течения облаков степенно днесь ползущих по стенам вверх к своду и с тем будто пухнущих на глазах.
  - Малецык,- обратился Перший к Седми дотоль достаточно внимательно слушающего и не сводящего с его лица глаз.- Ты привез с собой Кукера. Хочу перебросить на него беса с Мерика... Потому как поколь надо приглядывать за Липоксаем... Наверно до его смерти, чтобы контролировать жизнь и воспитание отпрыска девочки.
  - Нет, Отец...- торопко откликнулся Седми и для важности самую толику качнул головой. И тотчас, очевидно, от утомленности подпер ее дланью, уперев локоть в ослон кресла.- Кукера не привез. Небо попросил оставить дацан в Блискавице, и мальчик поколь там... Ибо только ему я могу доверить свое судно. Но если нужно, я вызову сюда Кукера, и он приведет мой дацан.
  Небо дотоль не обращающий на себя внимание, слышимо шевельнулся в кресле и бросил на старшего брата многозначительный взгляд. Перший хоть того взгляда и не воспринял, но верно почувствовал, услышал или уловил волнение брата, потому вельми властно сказал:
  - Вызови одного Кукера. Пусть твой споспешник прибудет в туеске. Когда мы со Стынем и Небо с Дажбой отбудут останешься жить на маковке. Я велю и хранилища пополнят биоаурой, для восстановления тебе хватит... Да и Вежды за тобой присмотрит, абы мне было спокойней. Кукера вызови не мешкая, я хочу в ближайшее время переключить беса, посему пусть поторопится.
  - Хорошо, Отец,- голос Седми звучал ровно, он может и хотел возмутиться решению Першего, но не смел. Все потому как привык ему подчиняться.- А к чему такая спешка, вы же отбудете...
  - В ближайшие пять сватей отбудем я и Стынь, засим Небо и Дажба,- пояснил все тем же не допускающим возражения тоном старший Димург, и лицо его зарябило волнением, всплески сияния были столь мощными, что на доли секунд поглотили саму коричневу кожи.- И дело тут не в спешке, а в том, что как только я перенастрою беса на мальчика Кукера вышлю Мерика в Северный Венец.
  - А как же Стынь?- испуганно вопросил Небо и рывком подавшись с ослона кресла, с тем словно вырвал из его внутренностей продольные ленты ухватившие Бога за плечи.
  - Стынь будет под моим присмотром, а потом я завезу его к Кали-Даруге,- произнес Перший и теперь к ряби на его лице добавилось трепетание чешуек на теле змеи, вероятно, она не менее своего обладателя стала волноваться.- Поколь малецык будет под присмотром живицы, я облечу все Галактики... Надобно многое проверить, не только Синее Око... Но Мерика... Мерика более терпеть не могу... Он поколь в каземате, а там я переправлю его в систему Карнеол на планету Хвангур, чтобы черт побыл в нарочно для того созданных кремниках для неисправимых творений, ожидающих переплавки... Быть может это Мерика образумит, а иначе я его уничтожу... В самом деле, мое терпение себя исчерпало. Поелику не успел я отбыть к Родителю, как это противное создание, отправилось на сфероид к гипоцентаврам и принялось растаскивать все, что по его мнению тем не нужно... К этим не надобным предметам Мерик отнес не только запястный браслет и корону Китовраса, не только пояса, чингалы гипоцентаров, но и вельми ценное устройство на сфероиде, частью которого был крупный лазоревый яхонт. Стараясь стянуть самоцвет Мерик вывел его из работы, вызвал пожар в одном из отделение сфероида так, что пострадали гипоцентавры... И самое, что неприятное... об этом намедни узнал Стынь... Опечу, обаче, удалось успокоить малецыка и самому во всем разобраться... На удивление быстро вернув все похищенное их владельцам, и посадив виновника в каземат. Но Стынь до сих пор зримо опечален и даже не стал просить, как делал дотоль, за Мерика. Милый малецык, ведь не знал, что Мерик ворует... Ну, озорничает это одно, а, что ворует, мы все скрывали... Я, конечно, того не хотел, но коли Стынь обо всем осведомлен, не стал от него скрывать у кого Мерик изъял сапоги, пояс и все остальное... Так, что наш драгоценный малецык, согласился, что дурное качество черта надобно устранять... Сейчас попробуем кремникой на Хвангуре, а если не выйдет придется произвести чистку кодов. Тем паче Трясца-не-всипуха мне не раз говорила, что сие необходимо сделать, ибо бесицы-трясавицы от Мерика весьма страдали, поколь не научились смыкать вход в свои светелки и хранилища.
  - Жалко..,- негромко протянул Седми и вздрогнув вдавил вглубь облачного кресла свое тело и голову. Ослон тот же миг подался назад и несколько накренился, видно Богу становилось все тяжелей сидеть и вести беседы.- Мерик такой умница... Неизменно и незамедлительно реагирует на отключения Стыня, знает как надо себя вести. Умеет успокоить не только малецыка, но и того кто подле него. Когда Стынь был у меня последний раз, у него было резкое отключение... И я тогда понял, какое замечательное творение Мерик... Потом в дольней комнате дацана вел умные разговоры, веселил нашу драгость... Незаменимое, просто незаменимое творение для Стыня. Понимаю, почему наш милый малецык теперь так опечален.
  - Я постараюсь сохранить всю его уникальность,- медлительно растягивая слова, отозвался Перший, придавая и коже своего лица, и чешуйкам на теле змеи спокойности.- Но терпеть такое не собираюсь. Трясца-не-всипуха уже связалась с криксами-вараксами, чтобы они по прибытию Мерика на Хвангур его осмотрели и были готовы к правке кодов... Думается мне это самый лучший вариант. И Стынь не долго будет находиться без черта. Покуда его отвлечет Кали-Даруга, а там и новый Мерик поспеет. Единственно, что может выйти из строя при чистки кодов, это часть естества отвечающая за память, оное днесь нельзя утерять... Не хочу еще больше беспокоить Стыня... как-либо тревожить. Ну, ладно, с Мериком решим... Поколь жду Кукера.- Седми прикрыв глаза мысленно послал Богу ответное- да, точно не имея сил это озвучить.- Небо,- обратился к брату Перший, и тот уже принявший расслабленное положение в кресле сызнова встрепенулся.- Ну, а, что там с нашей девочкой, покуда меня не было. Что сообщает сам бес, почему так и не позволила себя осмотреть гипоцентаврам?
  - Состояние не совсем для меня понятное,- торопко принялся говорить старший Рас. Столь бойко, не похоже на него... Наверно он думал брат спросит его о чем другом, хотя понимал, тот не стал высказывать по поводу самовольства Седми, лишь жалея зримо утомленного малецыка. Однако свое недовольство старший Димург еще ему продемонстрирует, стоит им остаться один-на-один.
  - Девочка явно скучает за тобой, Отец,- продолжил толкование Небо, вновь, и, несмотря на присутствие сына данным обращением, которое чаще использовал оставаясь один-на-один с братом, указывая на собственную хрупкость.- За Асилом, Стынем и Дажбой... Однако не желает видеться с сынами и на приглашение посетить меня отвечает отказом. При виде гипоцентавров чувствует напряжение и, похоже, это испуг не столько плоти, сколько лучицы... Хорошо бы, чтоб ты с ней встретился. Пусть Стынь ее принесет, но ты, конечно, сам решай. Я, как только скажешь, контроль над бесом передам тебе. Мне, кажется, девочка слишком много думает от этого и напряженность.
  Небо огладил свою курчавую златую бороду, приглаживая книзу каждую кудерьку, а после принялся выравнивать и кучеряшки усов, стараясь выложить их ровными рядьями.
  - Хорошо, мой милый, я ее осмотрю и поговорю... И беса заберу нынче,- молвил Перший, принявшись легохонько вгонять в облокотницу кресла левый большой палец этим замешивая движение во всей ее поверхности, мгновение спустя пошедшей витиеватыми спиралями.- Хотя скорее всего не надолго. Так как вмале опять отбуду. Во-первых, мы с Асилом наметили встречу Атефов с Опечем... И малецыки обещали прибыть в его Апикальную Галактику. А во-вторых ореол-венца готов и Родитель ждет у себя Опеча, посему, вероятнее всего, он скоро отбудет. Сначала в Отческие недра к Родителю, потом я присоединюсь к нему и Вежды, и направимся в Апикальную Галактику. А там я думаю его можно оставить на некоторое время одного, лишь под нечастым присмотром Мора. После того как Опечь давеча сумел успокоить Стыня, и разрешить все проблемы с Мериком, абы его на маковке искали не только беспятые, анчутки, но и бесицы-трясавицы... Думаю ему можно чуть-чуть побыть одному. Правда он пока очень сильно утомляется, ведь биоауры для него выделили недостаточно. Потому оставлю не надолго... Так, что любезный мой Небо я отбуду вскоре. Опечь в поездку к Родителю выбрал Вежды, не меня... Оно как малецык о том его просил... Вместе с Вежды к Родителю прибудут Кали-Даругу и Велет, абы они оба жаждут увидеть первыми новый ореол-венца Опеча. И живица, насколько мне известно, уже на кондо Велета. Посему Еси стоит прощупать в ближайшее время, чтобы мы были спокойны и в первую очередь за Крушеца. Да и Седми, думается мне, захочет с ним поздороваться.
  Сын Небо уже было сомкнувший глаза резко их отворив, оторвал от наклоненного ослона голову, и, воззрившись на Першего, рывком кивнул, отчего на его щеки выплеснулось плотными сгустками откуда-то из глубин золотое сияние, словно у больного. И тотчас надрывно сотряслись его плечи, и Бог туго вздохнул.
  - Ох, моя бесценность,- встревожено вскликнул Димург, узрев утомленность сына.- Как ты не благоразумен... какая не обдуманность поступков,- теперь нестерпимо горестно прозвучал его бас-баритон.- Разве можно подвергать себя такой нагрузке... Подвергать свою такую дорогую мне и моему брату жизнь опасности.
  
  Глава тридцать четвертая.
  Небо был прав, Есислава и в самом деле вела себя как-то невнятно. К задумчивости прибавилась отрешенность. Нельзя сказать безучастность, скорее всего мыслительная отрешенность. Желание побыть одной, обдумать услышанное, пережитое, перенесенное и то, что отложил в себе Крушец запечатлеть в собственном мозгу. Потому подолгу она прокручивала в голове яркие события, которым стала очевидцем, али восприняла чрез спущенные воспоминания. Нельзя сказать, что так на нее влиял Крушец, скорей всего это была работа лишь ее мозга. Оно как Еси хоть и скрывала, но так и продолжала разделять себя и лучицу. Не в силах забыть того момента когда сияющий тугой смаглый комок с округлой макушкой и тонким изогнутым остроносым хвостиком вышел из ее головы.
  Те самые прокрученные мысли почасту приносили на себе видение чудного пространства космоса, впервые появившегося у нее пред очами на ладье, сопровождаемого наигрышом свирели. Однако девушка по мере его возникновения стала понимать, что данное изображение не имеет ничего общего с воспоминаниями, а составляет что-то иное... И оттого понимания тревожилась еще больше, предполагая, что это быть может новая полоса болезни Крушеца.
  Прошедший после прибытия гипоцентавров месяц в сорок дней, теперь величаемый старый стиль, Еси почти не виделась с Богами, не только с младшими, но и со старшими, хотя того и желала. А все потому как боялась, что прощупавший ее Небо, узнав о видениях космоса, снимающих все тревоги и словно укачивающих Крушеца, решит изъять уже навсегда девушку с Земли. Посему на приглашения Стыня посетить Небо, подменявшего тот срок Першего, отвечала отказом и торопливым уходом во дворец.
  Яркое солнце пробиваясь через разрозненную крону ветвей и листвы, здесь в Африкии весьма жарко стало пригревать после гибели Дари, словно испепеляя саму оземь и это, как поясняли гипоцентавры происходило вследствие того, что данный континент изменил свое местоположение. Гипоцентавры говорили, что благодаря реке близлежащие земли будут долгое время благоприятны для жизни, но леса вскоре исчезнут, ибо поменявшийся климат сделает почвы сухими, большей частью пустынными. Степенно пропадут многие деревья, растения, уйдут звери и брега самой реки станут со временем более илистыми.
  В такие жаркие дневные мгновения не только, медлительно погибая от духоты, стенали растения, но вздыхали животные и люди. И если звери и птицы прятались еще в живых лесах, людям приходилось привыкать к изменению климата. Ведь не могли они бросить последнего своего пристанища, что возвели собственными руками... к чему были днесь привязаны. Да и потом не пришло того времени, когда их заставят оставить все накопленное, пережитое, построенное и идти вперед, вроде перелетных птиц, чтобы исполнить замыслы Богов... вернее старшего из них Господа Першего.
  Еси опустилась на скамейку, укрытую сверху полупрозрачным навесом, и воззрилась сквозь пожелтевшую листву деревьев на выглядывающий из-под поскрипывающей ветви кусочек голубого неба посеребренного дымкой облака. Яркая крупинка золотого света блеснула, единождым махом отразившись в ее глазах и глади воды маленького прудика, что был разбит в нескольких шагах от скамейки. Этот прудик, чтобы хоть как-то расположить к себе девушку, в самые первые дни своего прибытия, сделали для нее гипоцентавры, по распоряжению Китовраса. Пруд повторял по форме пятиконечную звезду, где края и самим стены были выложены базальтом в переплетении с ребристыми краями голубых камней, величаемых голубит, как пояснили гипоцентавры, привезенные с Северного Венца. Свойствами тех камней являлось поддержание в прудике определенной температуры, а весь лишний нагрев ее выходил марной дымкой из мест стыков базальта и голубита, насыщая воздух мягкой приятной для дыхания прохладой. Еще миг и пред Есинькой появился Стынь при своем малом росте, вместе с тем остающийся мощно-величественным. В этот раз Бог прибыл явно чем-то расстроенный, что виделось по особой темноте его кожи, порой на скулах проглатывающих все золотое сияние.
  - Стынюшка,- нежно протянула девушка, и, поднявшись со скамьи, шагнула навстречу Богу, что было явным признаком хорошего ее настроения.
  - Еси,- также мягко откликнулся младший Димург и ласково приобняв молодую женщину трепетно провел перстами по глазам, носику и устам, в мгновение ока огладив и распущенные волосики, и выпирающий вперед животик, где резким толчком отозвался, словно здороваясь малыш.
  - Слышал? Он почувствовал тебя,- не скрывая своего счастья, молвила Есислава, и, обхватив руку Бога сызнова прижала к животу ощущая, как порывчато застучал сыночек в стенки чрева.
  Стынь мягко улыбнулся и на малость замерев прислушался к биению новой жизни, но верно всего-навсе для того, чтобы порадовать девушку, так как уже в следующий миг ласково произнес:
  - Еси, Перший намедни вернулся на маковку и хочет тебя увидеть.
  - Нет,- туго дыхнула молодая женщина, и, отшатнувшись от младшего Димурга, резко ступила в бок, одновременно выскальзывая из его полюбовных рук.
  И тотчас внутри Есиньки, проскочил, всколыхав не только саму плоть, но и заключенного в голове Крушеца, мощный надрывный страх, также стремительно сменившийся на душащую тоску по старшему Димургу.
  - Почему нет?- объемный бас Стыня зазвучал надсадно, тем он явно желал скрыть своего раздражения, ибо после произошедшего с Мериком, последнее время, ощущал возникающий как-то вельми взрывоопасно гнев.- На приглашения Небо ты постоянно отвечала, нет... Но почему нет и на приглашение Першего?
  - Просто не хочу,- немедля откликнулась девушка и энергично закачала головой, стараясь согнать окутавшую бледность лица.- Да и мне надо уходить... Тут больно жарко... душно... Пойду во дворец там прохладнее и дышать легче,- дополнила Есислава.
  И не мешкая развернувшись, да более не оглядываясь, она поспешила по дорожке во дворец. Оставляя позади себя возлюбленного... Ощущая острую боль от своей отрешенности и поведения, единожды сердясь на Крушеца и себя, понимая, что лишь страх связанный с его болезнью, мешает ей быть подле милого Стынюшки.
  Зиждитель еще чуток неотрывно смотрел в сторону уходящей девушки, а после в мгновение ока обратился в горящую золотую искру, и, свершив едва зримый полукруг, врезался в правую покачивающуюся руку Еси... Так, что миг спустя она, поперхнувшись воздухом, узрела себя в зале маковки. Приглушенный свет облаков, приобретших фиолетовые полутона, свода ноне слегка озаряли помещение с зеркальными стенами и стоящим посредь зала деревянным троном Першего. Искра и здесь свершила коловращательное движение, зараз отразившись в стенах, и словно выпустила из себя
  Есиньку. Ноги девушки коснулись глади пола, а золотая крупинка ярко блеснув, вдарившись в зеркальную стену, пропала.
  - Стынь!- обидчиво вскрикнула вслед Богу Есислава и потрясла головой,
  степенно обретая и собственную плоть и понимание того где оказалась.
  Лишь минуту спустя молодая женщина узрела пред собой трон и сидящего в нем Першего, обряженного в серо-сизое сакхи, одначе без венца. Короткие, черные волосы Бога курчавились днесь много больше, а полные губы живописавшие улыбку густо переливались золотым сиянием.
  - Девочка моя,- по теплому произнес старший Димург и протянул в сторону стоящей девушки поднятую с облокотницы левую руку.- Так рад тебя видеть, моя любезная.
  - Только не прощупывай меня,- спешно дыхнула Есислава и тотчас укрыла лоб и лицо ладонями. Тем самым думая, что спрятала от взора Бога свои мысли и переживания.
  Впрочем, Зиждитель подключив беса на себя, обо всех мыслях и переживаниях молодой женщины уже знал, потому и велел сыну принести ее на маковку, даже против желания.
  - Не буду моя бесценность. Не буду, только не тревожься,- нежность в бас-баритоне Першего уже непросто звучала, она пела, успокаивая Еси своей отцовской любовью.- Подойдешь ко мне? Или я тебя, чем огорчил?
  Димург сие, кажется, и не говорил, он выдыхал с таковой нескрываемой тревогой и любовью, что Есинька порывисто дрогнула. Она рывком убрала с лица руки, и, воззрившись на Першего ощутила острую, пронзительную и всепоглощающую тоску, владевшую ею весь этот срок. И посему более немедля, боясь захлебнуться той смурью, сорвалась с места и кинулась к протянутой руке Бога... Сейчас жаждая одного, хотя бы прикоснуться к трепетно колышущейся коже на кончиках его перст. Старший Димург не менее стремительно выкинул вперед и другую руку да подхватив девушку подмышки, подняв, усадил себе на колени. Он нежно приобнял ее правой рукой, схоронил всю голову в ладони и прижав к груди, замер... застыл...окаменел...
  И поплыла... заколыхалась песнь любви, составляющая Бога и человека... Созидающая и одновременно разрушающая... Преображающая и изменяющая. Основой которой было не только естество Першего, но и плоть Есиславы... Чувственная, трепетная, ласковая плоть девочки, что ноне несла внутри себя одновременно принадлежащее лишь Богам и лишь людям. И в такт той любви медленно колыхали марными полотнищами облака в своде залы, степенно растворяясь в его поверхности.
  - Так соскучилась... так... За всеми Богами,- едва слышимо шепнула Еси и прикрыла очи от наступившего спокойствия, которое, как теперь она понимала, могло быть только обок с Першим, обок Зиждителей да легохонько вздохнула.
  Димург медлительно склонился к девушке и прикоснулся губами к макушке, участливо протянув:
  - Почему тогда не приходила? Небо ведь звал, многажды, как мне было доложено.
  Есинька приподняла голову и уставилась на край нависающего над ней округлого подбородка, озаряемого с под кожи золотым сиянием, рассыпая окрест себя малозаметное полыхание.
  - Наверно Стынь или Дажба тебя чем-то огорчили,- нескрываемо расстроено молвил Перший.
  Днесь Господь хотел, чтобы девочка ему доверилась, только так он мог ее успокоить, поддержать. Потому и вел толкование в таком направлении.
  - Нет, они меня никак не огорчили... просто,- сначала не смело, но затем с тревожным нарастанием в речи произнесла Еси, и тело ее окутанное мощно-властными руками Бога сотряслось. И тотчас внутри дотоль подающий о себе, как о личности толчками Ярило замер.- Просто... я боюсь... боюсь, что,- теперь молодая женщина и вовсе захлебывалась словами.- Боюсь, что войдя на маковку более не увижу Землю... Липоксай Ягы.- Есислава надрывисто дернулась в бок, точно стараясь вырваться из рук Господа, и из глаз ее выплеснулись на щеки слезы.- Опять... опять появились воспоминания... посмотри... посмотри.
  Она резко вздернула вверх голову и в упор зыркнула в лицо Зиждителя, разрешая тому прощупать себя, познать, прочитать... Крупные, почти черные радужки глаз Першего поглотившие и всю желтовато-белую склеру воззрившись в саму суть девушки наполнились мглистой, схожей с космической безбрежностью темнотой. Плотные потоки разлитого по поверхности воды молока выплеснулись точно из самых глубин. А миг спустя голубо-белые туманности едва зримо колыхнули размытыми границами жаждая соединиться с самой сине-черной далью космоса, с ярчайшими скоплениями боляхных в размахе белых пежин, с очами Першего и верно с разгоряченным мозгом Есиньки.
  - Тише, мой милый, тише,- донесся откуда-то издалека голос старшего Димурга, лишь после услышанного возвращая Есиньку в бытие, живописуя наклоненное над ней лицо Бога.- Не нужно о том тревожиться. Надо было давно поговорить со Стынем или прийти к Небо. И рассказать о виденном, и все было бы предельно понятно обсказано. Еси,- тонально пропел старший Димург и девушка более осмысленно воззрилась в его лицо.- Это не воспоминание... нечто другое... Скажем так, абы было понятно... Это вытяжка для твоего мозга.
  - Вытяжка?- удивленно переспросила Есислава и приподняла вверх свои покатые плечики.
  - Да, моя бесценность, вытяжка, снадобье, зелье, настой,- протянул Перший и ласково просияв молодой женщине, сызнова прижал ее голову к своей груди.- Не ведаю, как тебе объяснить доходчивей. Словом это действие лекарства заложенного внутри Родителем, чтобы всякий раз когда охватывала тревога тебе виделась космическая даль... Даль, которая могла бы умиротворить.
  - Значит Крушец не заболел,- успокоительно отозвалась Еси и развернувшись припала лицом к груди Бога схоронив в сизой материи сакхи свое лицо.
  Рябь недовольства пробежала по полным губам Першего, всколыхнув на них золотое сияние. Он ласково провел перстами по голове девушки, прихорашивая на них кудельки волос и досадливо отметил:
  - Опять ты отделяешь себя от собственного естества. Сие делать недопустимо, я уже сказывал,- несомненно, прощупав девушку Бог ведал о том, что она почасту обращается к Крушецу, и сейчас хотел ее в том пожурить.- Вы целое... единое... неразделимое создание. Все время это себе проговаривай... И когда ты будешь данное единение ощущать, ты сможешь понять больна ли ты или нет, сумеешь осознавать собственное состояние.
  - Это все слишком сложно,- глухо отозвалась все еще в сакхи Есинька, и почувствовала, как бойко застучал по стенкам чрева малыш, а после уперся пяточкой, содеяв тем на поверхности живота малую выпуклость.
  Девушка не мешкая огладила свой живот, прикрытый легкой материей сарафана, каковой имел рубашечные рукава до локтя, и широко просияла улыбкой. Густое сияние блекло-смаглого света окружающего голову по коло подсветило и сами рыженькие волосики Еси, придав материи сакхи размывчатые, синие пятна. Бог трепетно взглянул на свечения нимба, и положил свою длань на руку молодой женщины. И тотчас Ярило отозвался особо рьяной дробью своих маленьких ножек.
  - Ишь, какой топотун,- умягчено произнес Перший, и этой короткой молвью наполнил всю плоть девушки зябким состоянием счастья... Таковым счастьем порой Есиславу наполнял Стынь даруя свою близость. Только сейчас сие было иное счастье, напитанное особой любовью, нежностью посланными не только ей, Крушецу, но и этому маленькому человечку.
  -Девочка моя,- участливо произнес старший Димург, все еще поглаживая тыльную сторону длани Есиньки.- А почему ты не позволяешь Кентавру себя осмотреть...узнать каково состояние здоровья твое и малыша?
  Есислава медленно развернулась на коленях Бога, и, прижавшись к его груди спиной и затылком, чуть-чуть вздела вверх голову. И немедля Перший склонил к ней лицо, став одновременно ближе, роднее, и все поколь не прекращая своего общения с малышом, полюбовно отзывающегося их рукам биением жизни, словно стараясь тем расположить, приблизить и его... столь малое, трепетное продолжение плоти девушки.
  - Я чувствую себя хорошо,- тихим голосом пояснила Еси.
  - О том могут судить только лекари,- вкрадчивый голос старшего Димурга понизился до шепота и вроде вполз в уши молодой женщины, приобнял своей божественностью мозг и самого Крушеца так, что плоть ее малозаметно заколыхавшись, качнулась в заботливых отцовских руках.- Лекари оными являются гипоцентавры. Кентавр осмотрит тебя и ребенка. Он будет предельно тактичен, никак не смутит, не напугает. Так как рождение Ярило должен принимать мастер, и лишь гипоцентаврам я могу доверить твою жизнь. И еще... Ты, моя милая, не должна забывать, что ребенок есть клетка Бога и побывал в космических пространствах, подле Родителя. Нельзя подвергать его жизнь опасности сейчас, рисковать его здоровьем, благополучием... Его и, конечно, твоим. Прошу тебя, моя бесценность, не сторониться помощи моих отпрысков, доверится их знаниям. Быть может они тебе не по нраву, али как-то задели? Напугали?
  Господь Перший задал вопросы уже более громче, вкрадчивость покинула его голос, и он прозвучал весьма заинтересованно так, что махом перестав укачивать Еси, пробуждаючи, встряхнул. Девушка резво качнула головой, и, подавшись вперед, попросила спустить ее с колен. Димург незамедлительно подхватив подмышки, слегка приподняв, поставил молодую женщину на пол, обок трона. Неторопко ступив с места, Есислава, направила свой шаг вкруг по зале, с тем обаче припоминая красивые лица, мощные фигуры гипоцентавров, их обходительность с ней, и с задумчивостью ответила:
  - Нет, они не могут быть не по нраву. Очень красивые, умные, сильные, весьма почтительны ко мне... Но они не любят людское племя. Видят в них только дурное. Словно не замечая светлой стороны человека. Однако в любом живом создании присутствует как одно, так и другое, конечно, у кого как... Иноредь в одном перебарывают положительные качества, а в другом вспять только отрицательные.
  - Наверно гипоцентавры судят обобщенно о человечестве, а не об отдельно взятой личности,- протянул Перший, со вниманием слушая девушку, так как понимал ее мысли были дополнены Крушецем.
  - Да, обобщенно о человечестве,- согласно отозвалась Есислава, и, остановившись в нескольких метрах от стены, степенно развернувшись, воззрилась в лицо Бога.- Они судят само человечество... По большому счету возможно гипоцентавры правы, но разве можно забывать об отдельных людях... о личностях... которые,- девушка прервалась, и, припомнив слова некогда сказанные Владелине Вещуньей Мудрой дополнила,- обладают сияющими душами... искрами,- поправила она свою взволнованную молвь в связи с узнанным.- Замечательные люди, каковые своими неординарными способностями, высоким нравственным началом осветят путь ступающим подле них. Лишь, как говорила царица белоглазых альвов, такие люди завоевывают внимание и заботу Зиждителей. Выходит Вещунья Мудрая была не права. Вы, Боги, смотрите в общем на человечество, точно также как и ваши ближайшие помощники. Для вас, как и для них, не существует отдельно взятого человека... личности... Ибо она, та личность, растворяется в месиве человеческого общества... пропадает... исчезает... теряется...
  - Как пчела в улье,- также тихо проронил Перший, и, подняв руку с облокотницы, огладил перстами лицо, на доли минут прикрывая от девушки пробежавший по нему трепет.
  - Или муравей в муравейнике..,- вторила Господу Есинька, осознавая, что невозможно проследить за движением жизни отдельно взятого насекомого в бесчисленных галереях его жилища.
  Невозможно... Да и по большому счету не нужно, понеже сам муравей, пчела, человек должен той жизнью и управлять. Есислава чуть слышно вздохнула, и сызнова тронувшись с места, много ровнее вопросила:
  - Зачем только я не поняла у гипоцентавров вместо хвоста змея?
  - Символ,- ответил Перший и кожа лица его озарившись улыбкой засияла.- Символ, образ который обозначает нравственный облик их Творца. Абы единожды кинутым на гипоцентавров взглядом становилось понятным, кто является их Богом и, что они несут в себе великие знания Первоосновы и Мудрости коя заключена в живых существах, в частности в змее.
  - Это все слишком сложно для человеческого восприятия,- усмехнувшись, отозвалась Есинька, оправляя широкую поневу сарафана на коей залегли мелкие складочки.- Посему люди и думают, что ты Темный Бог. У тебя Перший очень сложные творения, в них одновременно заключена красота и ужас, пугающий естество, мозг человека. Знаешь, что хотела еще у тебя спросить,- произнесла девушка, и Господь откликнулся легким покачиванием головы,- почему Китоврас император Галактики... Неужели весь Северный Венец находится под их управлением... Под управлением ваших созданий?
  - Я уже сказывал тебе, моя дорогая, что у нас есть племена, весьма продвинутые в высоконравственном и техническом отношении,- молвил старший Димург, достаточно сухо... Наверняка он не хотел отвечать, но сейчас, когда девушка шла ему на уступки не желал данное состояние спугнуть.- Гипоцентавры это один из таких народов... И они управляют всей Галактикой, осуществляют за ней надзор, предупреждают о всех нестандартных ситуациях происходящих в Северном Венце. У гипоцентавров порядка десяти населенных их народом систем, подобных солнечной... Али совсем отличной по строению от нее. Правда, на обитаемых планетах они живут малыми поселениями, абы сохранить нетронутость тех миров. Приглядывают также за тем кто посещает Северный Венец, и как жизни иных народов влияют на системы, и Галактику обобщенно. В Северном Венце вообще проживает множество разнообразных созданий, таких как криксы-вараксы, бесицы-трясавицы, черти, демоны, нежить. Некоторое количество систем населено человечеством, впрочем, за ними также наблюдают или, как говорит Вежды, ведут жизнь гипоцентавры... Этот изумительный народ помогает нам не только в Северном Венце, он также не раз взращивал людей на планетах иных систем и Галактик. Обучая человечество врачеванию, как белоглазые альвы, и воинскому, ювелирному, строительному мастерству как гомозули и духи Расов... Словом это уникальный, удивительный народ, каковой развивается вместе со своей Галактикой и с нами Богами.- Перший резко смолк, так точно дотоль сказал, что-то лишнее. Блуждающая на его губах улыбка пропала окончательно, он взглянул на девушку достаточно властно и с той же мощью в голосе добавил,- но об этом всем ты можешь узнать сама у императора. Китоврас так сильно меня любит, он сочтет за счастье общение с тобой, ибо вельми переживает, что ты его сторонишься... Думая, что может каким образом тебя огорчил... А сейчас,- Димург резко перевел тему толкования, так как увидел, что остановившаяся Еси в шаге от него, широко раскрыла рот, намереваясь сызнова спросить,- тебя кое-кто хочет увидеть. Думаю та встреча будет вельми приятной.
  Перший легохонько подался вперед, и, протянув руку, огладил щеку девушки проведя по коже подушечками перст сверху вниз, а посем обхватив ее плечо, бережно повернул, поставив диагонально своему трону. Легкой рябью миг погодя пошла зеркальная стена, смотрящая прямо на Есиславу, и из нее выступил Седми в ярко-красном до колен сакхи. Его короткие, пшеничные волосы не стянутые нынче ободом от движения в стене самую толику всколыхнулись, наполнившиеся мышастым светом глаза полюбовно воззрились на Еси. По коже девушки волной пробежали крупные мурашки, вышедшие вероятно с под обода восседающего на голове, они обдали особой теплотой и радостью всю ее плоть. Есислава с нежностью взглянула на худощавую, как и у Першего, фигуру Бога и широко улыбнувшись, пронзительно вскрикнула:
  - Седми!- и Зиждителям единожды показалось, это вскрикнула не столько девочка, сколько Крушец, таким звоном отозвалось божественное имя в их естествах.
  
  Глава тридцать пятая.
  Есислава выполнила просьбу Першего и уже на следующее утро, после посещения маковки, когда оба гипоцентавра прибыли в буравчике ко дворцу старшего жреца да спустившись по стеклянной лестнице, вступили в залу ожидания, вышла к ним.
  -Император, - несмело начала молодая женщина и резко оборвала свою речь.
  Волнение столь мощно ее окутало, что она порывисто качнулась взад... вперед. И тотчас к ней подскочили оба гипоцентавра и взволнованно придержали под руки.
  - Госпожа, госпожа, успокойтесь,- очень мягко произнес Кентавр, утирая на лбу девушки выступившие капельки пота.- Вам нельзя так нервничать, сие опасно как для вас, так и для вашего малыша.
  - Хотела просто сказать... Перший попросил меня, вас не сторониться и позволить себя осмотреть,- чуть слышно додышала она.
  Ноне в зале ожидания никого кроме нее и гипоцентавров не было. Липоксай Ягы находился в капище, проводя обряд, да и последнее время дворец, как таковой, стал мало обитаем, посему можно было говорить все как есть.
  - Значит, вы разрешите вас осмотреть... Вас и малыша?- обрадовано переспросил Кентавр.
  Лекарь, конечно, ведал о давешнем посещении госпожой маковки и толковании ее с Господом Першим, потому нынче они и прибыли с императором в установленное время. Однако все поколь не верил в налаживании отношение с девушкой, ощущая и теперь уже зная, что услышанные ею именно его слова о жестокости людского племени, таким побытом повлияли на возникшую в ней замкнутость.
  - Да... только я боюсь,- почти выдавила из себя Есислава, впервые при гипоцентаврах озвучивая свое состояние.
  - О, нет, госпожа, вам не надо бояться... Кентавр будет предельно тактичен не только в действиях, но теперь и в своих словах,- произнес успокаивающе Китоврас и вельми строго зыркнул на лекаря.
  Ибо вчера узнав из беседы с Першим о причине возникшей в девочке напряженности, вельми гневался на Кентавра, и не раз высказал ему о полной несостоятельности последнего, как лекаря, так и гипоцентавра.
  Кентавр, впрочем, боясь, что Есислава может передумать, слегка склонив стан, подхватил ее на руки, и заботливо прижав к себе, нежно сказал:
  - Я донесу вас дражайшая госпожа до буравчика, абы вы очень бледны... И обещаю, буду предельно аккуратен.
  И лекарь не мешкая направил свою поступь к летающему устройству, легохонько так вращающему своим дном, похожим на многажды нанизанных объемных кругов, широких у самого его основания и степенно уменьшающихся по мере отдаления. Те круги, сопла, не только свершали коловращательное движение, но, и, выпуская из себя прозрачные пары дыма, медлительно опускались вниз, а минуту спустя также степенно подымаясь вверх, входили в основу дна. Вмале поднявшись по стеклянной с широкими ступенями лестнице, Кентавр внес девушку внутрь буравчика. Створка скрывающая дотоль вход в буравчик как мгновенно отворилась, так не менее скоро сомкнулась, стоило внутрь него вступить гипоцентаврам. И вошедшие оказались в небольшом квадратном помещении с высоким сводом. Серебристыми, залащенными были внутри буравчика стены, пол и потолок и гладь та смотрелась такой поразительно ровной, будто давеча обмытой водой или облизанной чьим мощным языком. По полотну потолка в двух направлениях по краю стыков стен струились ярко голубые огни. Они перемещались синхронно, наподобие мельчайшей капели водицы, каждую отдельную из которых можно было различить.
  С одной стороны помещение по коло огибал высокий стеклянный помост, на котором располагалось подробное объемно-пространственное изображение местности, где нынче жили и строили гипоцентавры, только выполненное в уменьшенном масштабе. Посередь той миниатюрной модели края явственно живописалась пролегающая широкая река, махунечкими шапочками просматривались зеленые дали леса окружающие ее, бурые впадины каменоломен лежащих внизу по течению, селения къметинцев, крошечные хижины черных людей, и огромное пятно освобожденного от деревьев пятачка, где с одного бока поместился миниатюрный сфероид . Все было не просто подробно и обстоятельно сделано, но и выглядело достаточно живым, так что не только колыхали кронами древа в лесу, но и иноредь пускал дым миниатюрный сфероид. Сама модель местности была также насыщенна мельчайшими красными огоньками струящимися повдоль всех нанесенных на нем сооружений, и с тем придающих особую лучистость изображенному рельефу.
  Кентавр отнес и посадил девушку на стул, опирающийся на одну ножку, вельми высокую в сравнении с полом, поместившийся супротив стеклянного поста. На стуле мягком, обитом белым бархатом не менее могутным был ослон, одначе отсутствовали облокотницы. Заботливо поправив под головой спинку стула так, чтобы молодая женщина могла на нее опереться, лекарь обхватил перстами запястье руки и вслушался в ритм ее жизни. А тем временем Китоврас подойдя к помосту, возложил левую руку на миниатюрный сфероид. Таким образом, абы запястье, каковое плотно обхватывал широкий платиновый браслет, слегка заходящий угловатыми краями на средину тыльной стороны пясти и по коло окружающий до первой фаланги большой палец, соприкоснулся с серебристой его поверхностью. Незамедлительно огоньки на макете сменили цвет с красного на голубой, расположенный в центре браслета боляхный жук, с широкоовальным телом, резко дернул ножками усыпанными темными волосками, и, оторвав их от полотна на который дотоль опирался, выкинув в стороны, враз дотянулся до плавной грани сфероида, вроде войдя в ту гладь.
  - А...фр...аад...джугад...сат...фр,- произнес на своем протяжном языке Китоврас.
  И мгновение спустя буравчик чуть слышно зажужжав, самую малость вздрогнул. Жук в браслете императора рывком дернул вспять свои ножки и они, втянувшись в его брюшко, вновь очутились на платиновой поверхности.
  - Все хорошо, госпожа?- вопросил Кентавр, пристраивая дотоль удерживаемую им руку обок другой, и с заботой воззрился в лицо Еси.
  - Куда мы летим? На сфероид?- вопросом на вопрос откликнулась она, с интересом оглядывая и само помещение, с приглушенным светом внутри и модель местности на помосте.
  Китоврас медленно развернулся в сторону девушки, но поколь так и не отходя от помоста, вкрадчиво ответил:
  - Да, госпожа, на сфероид. Только там вас можно осмотреть. Вас и вашего малыша,- он на немного прервался, по его красивому лицу легкой зябью просквозило волнение, оное отозвалось не только в черных, пухлых губах, но и шелохнулось в длинных, темных с проседью волосах.- Господа ради, дражайшая наша госпожа, простите меня и мой народ, коли мы вас огорчили своей предвзятостью к людскому племени.
  Днесь в голосе, движениях императора было столько скорби, неприкрытой печали, что Есинька легохонько вздохнула, сопереживаючи ему. Не менее огорченным выглядел и стоящий подле нее Кентавр, склонивший низко голову. Девушка протянула руку и нежно огладила его короткие, черные, жесткие волосы, да также ласково прошлась перстами по щеке. Лекарь торопко подхватил руку госпожи, и, приникнув к тыльной стороне пясти зримо сотрясся.
  - Нет, не столько огорчили... сколько ошарашили..,- негромко протянула Есислава, теперь явственно идущая на контакт с этим племенем.- Просто я была не готова к тому, что услышала. И мне всегда казалось люди много лучше... И достойны хорошего отношения от Богов.
  - О, госпожа, конечно достойны,- поддерживающе молвил Кентавр, и, подняв голову, воззрился с нескрываемым обожанием на молодую женщину, поколь не выпуская ее руку из своих.- Я просто погорячился, высказываясь на ладье... Не думал, что мои слова произведут такое действие на вас. Простите Господа ради меня.
  - Но потом... после,- с мягкостью глядя на лекаря продолжила говорить Есинька.- Я много думала и поняла. Наверно правы вы, ибо знания ваши много обширнее моих, как и опыт жизни, наблюдения. И мне стало страшно, что люди имеющие столь много общего со мной могут совершать такие казни, подвергать своих собратьев пыткам и получать от этого если не радость, то удовольствие. Я вспомнила, что встречалась с такими людьми. От одного из них пострадала сама, а от другого лучица.
  Девушка смолкла и перевела взор на Китовраса, словно проверяя, ведает ли тот о чем она толкует. И так как император рывком склонил голову, поняла, что тот не просто знает о Крушеце, но и ведает о тех событиях из-за каковых она оказалась у Родителя.
  - К несчастью госпожа людское племя очень жестокое,- негромко пояснил Китоврас, и ухмыльнулся, вроде не в силах сдержать выливающуюся из него правдивость.- И мне не раз случалось с этим встречаться, особенно по младости лет, когда я воспитывал отпрысков Господа Першего в Галактике Весея, созданной Родителем в честь рождения Господа Мора. Иногды та жестокость потрясла мою суть... Посему спустя время я сменил обязанности наставника воинского искусства при взращиваемом человечестве, на градостроителя... А чин императора получил много позже из рук рожденного Господа Стыня. В печище Димургов Господом Першим установлена такая традиция, что рожденный Господь назначает нового императора Северного Венца... И мне посчастливилось построить пирамидальные храмовые комплексы не только Господу Стыню, будучи в чине логофета, но и Зиждителю Дажбе и Богу Кручу, уже держа на своих плечах императорские полномочия. А обязанности наставника я оставил, потому что не сумел совладать с собственными чувствами, принять, как есть саму сущность людского племени... Сущность основой которого, увы! являются в большей степени отрицательные качества. Оные, право молвить, исправить одним воспитанием невозможно, для того, чтобы дурное в человечестве не развивалось необходимо создать особые законы и условия жизни. И, увы! постоянно все это контролировать...- Китоврас горестно вздохнул, и, вздев вверх левую руку, огладил перстами поверхность лба, тем напомнив Еси Першего.- Много позже, когда я уже стал императором,- продолжил толкование погодя Китоврас.- Я попробовал в определенных системах нашей Галактики внедрить данный контроль и четко сформулированные постулаты, законы жизни в людском обществе, одним из основных условием которого являлся примитивный образ существования. И мы добились определенных в том успехов. Нельзя, вероятно, сказать, что люди на тех планетах счастливы, обаче, что довольны собственной жизнью однозначно. И жизнь их наполненная трудом, общением с себе подобными и близостью к природе сравнительно ровная, без потрясений.
  Есислава никак не отозвалась на молвь императора, потому как задумалась. А задумавшись, осознала, что на самом деле Китоврас любит людей, стараясь им помочь, создавая стабильный, спокойный уровень жизни. Верно ощущая, что та самая человеческая ущербность нарочно прописана в их генах. И вместе с тем осознанием, как-то волной пришла теплота к Китоврасу, и, в общем ко всем гипоцентаврам, каковые старались, хоть малой крохе человечества создать ровную без потрясений, войн, голода, болезней жизнь. Потому, когда император оповестил о прибытии и Кентавр вновь поднял ее на руки, не только обняла лекаря за шею, но, и, прижав к его груди голову замерла. Тем движением, теплотой растапливая самой же созданную отрешенность.
  Как такового осмотра, к которому девушка привыкла от знахарей и кудесников, не было. Китоврас проводил Кентавра с Есиславой на сфероид, и, доведя до лекарской половины оставил, пообещав вернуться после осмотра. Лекарь внес девушку в овальной формы комнату, с низким сводом, оный, кажется, задевал головой. Густое белое сияние наполняло не только само помещение, но и стены, потолок, пол так, что Еси почудилось, обок них курится легкий пар, создавая общее дымчатое пространство. Лекарь уложил девушку на ровную белую, плоскую кушетку. Одна из сторон которой упиралась в неширокую, подпирающую свод трубу, гладь которой была расчерчена желтыми искорками на равные промежутки.
  С тем же трепетом, что Кентавр нес, он заботливо поправил ее руки, одернул книзу синий подол сарафана, огладил волосы, а после снял с одного из ряда трубы плоские искорки-ноготки и прилепил их к вискам девушки. Те круглые ноготки, как оказалось, связывались с самим рядом искорок на трубе тончайшими, багряными волоконцами.
  - Сейчас вы поспите, дражайшая госпожа,- ласково произнес Кентавр и широко улыбнувшись, явил ровные, белые ряды зубов, где в верхних резцах блеснули два крупных синих сапфира, вставленных в саму их гладь.- Совсем немного и вмале пробудитесь, только не волнуйтесь. И еще раз прошу вас простить меня за огорчение... Господа ради...
  Эти слова до девушки едва доплыли, ибо она внезапно почувствовала такую слабость, что тягостно сомкнула веки, пред тем приметив, как в помещение, чрез на миг разошедшуюся створку, вступили еще два гипоцентавра. Оба гнедой масти и обряженные в отличие от Кентавра не в зеленую, а в белые безрукавки.
  
  Глава тридцать шестая.
  День спустя, и это всего-навсе по земным меркам, на маковке в залу вошли Китоврас и Кентавр, да не мешкая остановились подле впустившей их в помещение стены. А все потому как в зале Господь Перший, вызвавший их на доклад, был не один. Помимо сидящего на троне старшего Димурга в зале находился поместившийся слева от него в объемном кресле Зиждитель Седми. Сын старшего Раса, как ведал Китоврас, был особо любим его Господом и обобщенно всей печищей Димургов. Воспитанник Кали-Даруги он почасту бывал в Северном Венце, и дацан Седми также не редко бороздил эту удивительную Галактику. Ибо частые его ссоры с Небо приводили Бога искать умиротворение туда, где по собственным замыслам он должен был расти. Китоврас, конечно, был много моложе Седми, но ведал от тех кто жил до него, что этот Бог по младости лет много раз пытался уйти из печищи Расов, и всяк раз возвращался туда под настойчивыми просьбами Дивного и Небо да уговорами Першего. Он возвращался, но только потому как очень любил Першего, расстроить, опечалить которого не мог, абы так был от него зависим. Метание Седми прекратилось сразу, как только в их печище появился Воитель, ответственность пред младшим наложила на поведение Бога обязанности, и он остепенился... Однако не прекратил спорить с Небо, бывать в Северном Венце, словно ища там потерянное. Не однократно в своей жизни Китоврас становился свидетелем, когда к дацану Седми, прицепившемуся обок какой планеты, в их Галактике, пребывала пагода Першего или чанди Вежды. Зиждители которые могли всегда снять с Раса волнение, успокоить его разгоряченные метания, убедить или вспять охладить.
  Вот и сейчас лицо Седми мало того, что смотрелось утомленным, хранило в себе неприкрытую тревогу. Гладь черного сакхи, по подолу усыпанному крупными синими сапфирами, переливалась синхронно мерцающим в левой мочке уха, украшающим ее по всему окоему, более бледным самоцветам. Подле серо-дымчатого кресла на оном Бог восседал, схожего с тоном кружащих крупных барашков- облаков в своде, стоял Кукер. Китоврас также ведал, что это удивительное существо, было создано Господом Першим и подарено Зиждителю Седми в помощь, поддержку. Неизменно соприкасаясь с данным творением Господа, император поражался его уму, степенности рассуждений и особой преданности, которую тот проявлял в отношении к своему хозяину.
  Кукер был малого роста, едва превышая человеческого ребятенка десяти- одиннадцати лет, хотя с тем вельми крепкого сложения. Все тело, руки, ноги, как и сама голова, по форме напоминающая колпак сужающийся к навершию, густо поросли короткой, курчавой черно-белой шерстью. На плотно укрытом шерстью лице просматривались лишь два больших ярко-желтых глаза да круглая дырка вместо рта, края которой огибали сине-сизые долгие усы. На самом лице не имелось лба, скул, аль подбородка, ибо оно казалось вельми плавно-закругленной формы. Мышцастыми были четыре руки создания, и широкими грудь, спина да плечи из которых зараз по две они и выходили, не менее крепкими, плотными ноги. Кукер имел родство с особыми существами, ведущими свой вид от так называемого племени кострубунек. Обряженный в укороченную черную тунику, едва прикрывающую стан, и без рукавов да такого же цвета шаровары, Кукер был обут в короткие черные сапожки с загнутыми кверху носами, украшенными по подошве крупными синими бериллами. На серебряной широкой цепи, огибающей шею кострубуньки, поместился почти с кулак, овальный, бело-черный самоцвет. Он удивительным образом вобрав в себя два эти цвета, перемешал их на своей гладкой, ровной поверхности единожды живописав каждый в отдельности. Кукер стоял подле кресла Седми по стойке смирно и хотя рот, чрез который осуществлялось дыхание, был приоткрыт, не один волосок на его лице не шевелился, точно он дышал через раз.
  Только в залу вошли гипоцентавры, Кукер мгновенно перевел на них свой взгляд и очи его желтые, как и у многих иных существ, не имеющих склеры и зрачка, ярко блеснули. Первый признак, как ведал Китоврас, что кострубунька рад его видеть.
  - Мальчики... идите к нам,- пригласительно молвил Перший, узрев нерешительность гипоцентавров, не желающих беспокоить своего Творца.- Сейчас я договорю с Седми и потолкую с вами.
  Гипоцентавры тотчас ступили вперед, и, подойдя много ближе, остановились в нескольких шагах от беседующих Богов, степенно склонив головы пред ними. Перший легонько повел пальцами правой руки лежащей на широкой, деревянной облокотнице трона по краю инкрустированной серебряными вставками и черными крупными жемчужинами, повелевая тем испрямиться гипоцентаврам и промеж того добавил обращаясь к Расу:
  - Иногда, мой милый, я тебе удивляюсь. Вроде бы взрослый, старший сын Зиждителей и так чудишь. Для тебя это предосудительно... Одно дело недопонимание с Отцом,- Димург всегда в разговоре с Седми называл Небо Отцом, стараясь тем сплотить тех, кто ему был так дорог.- А иное дело ребячество, желание как-то себя проявить... нарисоваться.
  - Нет, Отец, это другое,- чуть слышно отозвался Седми и желваки на его не дюже выступающих скулах зримо засияли золотыми пежинами.- Я просто знал, что ты расстроен болезнью Крушеца, Стыня... желал помочь тебе.
  - Моя бесценность, - тональность в бас-баритоне Першего приобрела особые переливы, наполнившись любовью так, что затрепетали не только губы младшего Бога, но рябью пошла шерсть на телах гипоцентавров и кострубуньки.- Для меня, как и для твоего Отца нет ничего важнее твоей жизни... Я это говорил многажды... многажды раз... Стоит ли повторяться?- Рас отрицательно качнул головой и с тем шевельнулись его пшеничные, короткие волосы.- Тем паче, ты видел сообщение Асила, что это был выплеск материи, вследствие того, что прохудились стенки самого Синего Око, и дело тут не в соседней Галактике, поэтому и образование заверти. А в этом случае ставить ловушечную поверхность не имеет смысла... Попробуем коллапсировать, как просит Небо... Но для этого Асилу понадобится моя помощь, впрочем, об этом потом. Сейчас главное, это твое поведение, твое отношение внутри печищи, каковое мне не может понравится. Твое самовольство, как ты теперь понимаешь, могло привести к тому, что заверть увеличилась бы в размахе и навредила соседним Галактикам. И погубило бы, что еще страшней, тебя нашего драгоценного малецыка.
  Господь сызнова стих, и слышимо вздохнул... И не медля вздохнул Китоврас, ибо понимал, как сильно любит его Творец Седми, как тревожится за него, и это не только отражается в колыхание серебристого сакхи Димурга, но и в зябкой игре золотого сияния на губах и вкруг очей. Перший медленно повернул голову налево, и, оглядев явно виноватое лицо Раса, нежно ему улыбнулся, все также наставительно добавив:
  - Прошу тебя, мой милый, более так не поступать, не подавать дурного примера младшим... Потерять тебя, бесценность. Сама эта мысль для меня не переносима, тем паче после пережитой нашей общей беды.
  Седми дотоль замерше смотрящий на пол, резко дернулся в направлении старшего Димурга, и, склонив голову, приник лбом к лежащей на облокотнице его руке, очень тихо дыхнув:
  - Прости, прости меня Отец... Менее всего хотел расстроить тебя. Более такого не повторится, обещаю.
  Перший незамедлительно склонился к голове Раса и полюбовно облобызал волосы на затылке и макушке, засим он вельми нежно огладил их ровность, и слышимо для сына молвил:
  - Второго Светыча я не перенесу... Ты, это знаешь... Знаешь, как мне дорог,- и вновь говоря вслух продолжил,- вмале мы старшие Боги отбудем из Млечного Пути. И я хочу быть уверенным, что вы оба... Ты и Вежды будете достаточно серьезны к тому, что на вас возложил Родитель. А он не меньше... не больше возложил на вас работу от которой зависит не только пополнение наших печищ новым Богом, но еще и более значимое событие. Абы не было каких-либо искусственных вырей, вторжений из соседних Вселенных у нас должны рождаться Боги. И посему обитающие в иных состояниях создания должны знать, что наш Всевышний живой, населенный, бодрствующий. Это событие весьма важное составляющее нашего бытия... Поэтому ваша дисциплинированность, ответственность сейчас как никогда необходимы, абы своим самовольством вы не навредили нашему драгоценному Крушецу. Это в общем, а в частном, малецык, Кукера мог прислать одного, сам не приходить, отлежаться в дольней комнате.
  - Там ничего нет Отец... хранилище почти пустое,- протянул устало Седми, наконец, поднимая голову с его руки и сызнова откидываясь на ослон своего кресла.- Небо срочно послал веление космической керемети Словуты доставить в Млечный Путь биоауру.
  - Надо же какая неприятность в пагоде тоже, по-моему, ничего не осталось, последнее перед отбытием Опеча, я повелел перекачать в хранилище бурханища,- расстроено протянул Перший, и провел перстами по очам, тем самым скрывая от Раса свое огорчение.
  - Ничего, кереметь скоро прибудет,- успокоительно откликнулся Седми и туго вздохнув, прикрыл глаза, собираясь вроде как уснуть.- Словута был недалеко от Отческих недр, полностью наполнил хранилище и отправил судно к нам... Сам же насколько я ведаю, остался там...Хочет встретить Опеча. Ведь малецык первая лучица, за которую он боролся и Словута вельми к нему всегда был расположен.
  - Он умница... просто умница,- мягко протянул Димург, плохо скрывая, что взволнован за состояние Седми, и посему внимательно всматриваясь в его лицо.- Наш любезный Словута, как и Велет... Лишь Усач и Стыря довольно-таки напряжены. Но если Усач, в меру своей мягкости только напряжен, Стыря явно сердит. Я это почувствовал, когда мы с Асилом залетали к нему в Болотный Утес договориться о готовящейся встрече с Опечем. После я уже сам его посетил, без Асила. Сначала долго ждал в его космическом уляньдянь, а после он столь смурно меня слушал... Ходил по залу туды...сюды... молчал, иноредь мне казалось еще миг и он вообще уйдет. Так и не ответил, как решил поступить, одначе я и без того увидел там такую мешанину боли, огорчения, и даже досады... Намедни, уже сюда в Млечный Путь прислал сообщение, чтобы когда я направился в Апикальную систему завернул к нему, он хочет полететь со мной.
  - Наверно переживает, что был груб с тобой,- отозвался Седми и легохонько улыбнулся, изогнув полную верхнюю и тонкую нижнюю губы, слегка прикрытые волосками.
  - Наверно, потому как прислал сообщение отображением, чтобы я не смог того переживания уловить,- пояснил Перший и теперь перевел взор с Раса на стоящего слева от его кресла кострубуньку.- Кукер поди ко мне, мальчик.
  Кострубунька торопко шагнул вперед и синхронно движению ног замахал своими четырьмя ручками, вскидывая их высоко вверх. Он вельми быстро дошел до трона старшего Димурга, остановился в трех шагах от него и рывком развернувшись, склонил низко голову.
  - Слушаюсь, Господь Перший, ваших распоряжений,- бойким и единожды насыщенно грудным голосом откликнулся Кукер.
  - Да, нет, милый мальчик, распоряжения я тебе уже выдал... беса подключил,- мягко протянул Димург, с нежностью взирая на такое послушное создание, Творцом которого и был.- Сейчас только исполни две вещи.
  Бог прервался, и, протянув руку в сторону кресла Седми, резко дернул перстами в бок. И тотчас из сидения кресла выкатились широким и высоким валом облачные пары, разком приподнявшие ноги Раса, а миг спустя дрогнул на нем и ослон, образовав под его спиной полулежак.
  - Спасибо, Отец,- мысленно послал Першему Седми, и днесь плотнее прикрыв очи, точно погрузился в сон.
  - Первое, сходи ко мне на пагоду и узнай у Ляд, каковы запасы биоауры,- продолжил говорить старший Димург, теперь, верно, успокоившись, что сын удобно прилег.- И второе проследи, абы беспятые благополучно переместили каземат с Мериком на тарель гипоцентавров. И как только сие будет произведено, пусть тарель с ним отбывает в Северный Венец. После обо всем придешь и доложишь. Покуда малецык Стынь на Синельке, воспользуемся его отсутствие и отправим черта на излечение.
  Стоило Першему заговорить о Мерике, как Китоврас, поколь недвижно замерший напротив , гулко вздохнул, ибо днесь считал себя виноватым не только перед своим Творцом, но и пред тем, кто даровал ему титул императора.
  
  Глава тридцать седьмая.
  Вне сомнений произошедшее когда-то со Стынем несчастье, было известно всем приближенным к Димургам существам... Тем паче о том ведал император, потому как был, скажем так, непосредственным свидетелем случившегося отключения молодого Бога, чуть не приведшего его к гибели.
  Тогда Господь Стынь только... только набрался сил после своего перерождения. Он был все еще очень слаб, однако уже тогда жаждал попробовать свои способности. Пагода Димургов, на тот момент находилась в Северном Венце и Перший, оставив сына на ней, сам отправился в центральную ее систему Волошку на родовую планету гипоцентавров Таврика, где они возводили каменную статую в честь рожденного Господа. Будучи весьма близким к этому племени Перший почасту принимал участие в их жизни.
  Вот и в этот раз он оставил Стыня совсем не надолго, и лишь под присмотром Кали-Даруги, каковая должна была прибыть вмале на пагоду. Однако припозднившаяся векошка, задержанная прохождением какого-то Галактического рукава, дала возможность юному Богу побыть одному. И Стынь, сутью которого являлось самовольство, решил испробовать свою способность испепелять. На то время у него не просто не имелось сил на данное действо, но и самое главное знаний. Поэтому мгновенно выкаченные из собственного естества жизненные силы, гулким хлопком отозвавшись от стен пагоды, ударили в самого Стыня, и тем толчком отключили его.
  В тот миг, наверно, Стынь вскрикнул, поелику ту боль ощутили на себе все Зиждители, связанные с ним чрез Родителя. Однако хуже всех было Першему. Китоврас никогда не забудет, как стоящий подле него Творец, смотрящий на уже почти законченную каменную фигуру младшего сына, поставленную в живописной долине в полный рост, и рукой точно придерживающую огораживающие ее сине-голубые скалы, тягостно качнулся. Тугой стон выдохнули его посеревшие губы, и тотчас протяжно и тревожно зашипела в венце черная змея. Наполняя тем шорохом всю долину. Господь, прибывший на Таврику в малом космическом судне периптер, резко вздел руку вверх, и не прощаясь, что было на него не похожим, обратившись в искру, исчез.
  Это потом Китоврас, самолично доставивший к пагоде периптер, узнал, что Господа вызвала рани Темная Кали-Даруга... Кали-Даруга каковая успела, как сказали бы гипоцентавры на счастье, во время пристыковать векошку к пагоде и войти в залу, где погибал младший Димург. Обладая необходимыми качествами, демоница сумела отсрочить гибель естества Бога, и вызвать помощь... в виде своих сестер, Господа Першего и, в ту пору бывшего в Северном Венце, Господа Вежды. Благодаря грамотным действиям рани Черных Каликамов Стынь не погиб. Но его отключение было столь мощным, что юного Господа пришлось срочно доставить в Отческие недра и поместить в Березань. Но даже после Березани выздоровление Стыня заняло долгий промежуток времени, и далось Богам огромными усилиями. Ибо вплоть до перерождения Бога Дажбы под сомнением находилось его как таковое полное восстановление.
  Не только Зиждители, но и все существа помогали, сопереживали, тревожились за Стыня, весь тот, даже в понимании гипоцентавров, долгий срок... и до сих пор с особым трепетом относились к этому Господу. Когда Мерик украл лазоревый яхонт и вызвал пожар на сфероиде от которого пострадали гипоцентавры, император, прибыв на маковку не знал, что его новость о бесчинстве черта вызовет такой всплеск негодования в младшем Димурге. Не знал, потому как дотоль о воровливости данного создания правда скрывалась, о чем увы! не ведал Китоврас .
  - Как украл?- чуть слышно вопросил Стынь и кожа лица его затрепетала от гнева.
  Обок него сидящий на кресле Опечь осуждающе глянул на стоящего напротив него императора. Он хоть также как и Китоврас о том не был осведомлен мгновенно понял, что меньше всех о тех чудачествах черта знает Стынь.
  - Так значит украл,- словно вынося приговор, продышал младший Димург, и, отвалившись на ослон кресла, сомкнул очи.- И верно все, что на нем: камни, пояс сапоги, никакой ни дар, а тоже украдено... Ах, какая мерзость.
   Стынь резко смолк и с тем надрывно задышал, и тотчас с кресла поднялся Опечь. Он почитай подскочил к Стыню, и, обхватив его за плечи, рывком подняв с сидения и, поставив на ноги, прижал к себе. Нежно... полюбовно он принялся целовать младшего брата в висок, лоб, очи, шептать, что-то успокоительное, сближающее... то, что, вероятно, знал лишь он один... переживший одиночество, выстрадавший разобщенность и соединившийся с тем, кого любил более собственной жизни. И Стынь почувствовал те переживания брата, ощутил ту любовь, заботу, теплоту и будто обмяк в руках Опеча, опершись правой щекой об его плечо и став с ним единым, неделимым целым, общим как с Першим... с Вежды... с Мором... с Темряем... с Седми и Велетом, Воителем и Усачом... с Небо и Асилом... как со всеми Зиждителями которым дался таким трудом.
  Стынь покинул залу немного погодя, окончательно успокоенный старшим братом, который попросил его отправиться в дольнюю комнату пагоды, и дождаться там, поколь он все утрясет с Мериком.
  - Господь Опечь, простите Господа ради, я не знал,- дрогнувшим голосом отозвался император, лишь младший Димург покинул залу.
  - Я тоже, мой милый,- лирическим баритон протянул Опечь, прохаживающийся повдоль кресел.- Сейчас все уладим, не тревожься.
  Опечь, наконец, остановился, напротив кресла в котором сидел Стынь, и резко взмахнул левой рукой. И тот же миг купно собранное в облачные пласты кресло, распавшись на долгие лепестки, вытянулось вверх. Порывисто дрогнул один из лепестков и воочию в его навершие живописался наконечник стрелы. Еще миг и лепесток резко изогнул завершие вправо да энергично дернувшись, направил свой полет к стене, не просто стукнувшись в нее, а словно пройдя насквозь ее зеркальную поверхность. И тогда оставшиеся лепестки синхронно поднялись к своду и соединившись со своими собратьями образовали дымчато-серое нависающее полотнище. Бог немедля тронулся с места, принявшись наново прохаживаться вдоль кресла и стоящего недалече Китовраса.
  -Господь Опечь,- сызнова прервал тишину император, не в силах сносить собственную оплошность и вельми переживая за младшего Димурга.- Может стоит послать кого к Господу Стыню, абы с ним чего не случилось.
  - Нет... не надо,- все также мягко отозвался Опечь, меж тем тревожно потирая перстами толстые, рдяные губы.- Отец перед отбытием сказал, что малецык достаточно крепок и не нужно его излишне опекать. Тем паче давеча было отключение у Небо и следующее если и повторится не скоро... Так как оно происходит с определенной частотой, степенно увеличивающей промежутки. Сейчас надо решить с Мериком, который, однако, на мой зов не отозвался, по-видимому, прячется где-то на маковке. Впрочем, я единожды послал распоряжения беспятым, анчуткам и все иным созданиям маковки разыскать этого оболтуса. Подождем...
  Ждать пришлось долго... Верно, коли считать по земному времени, прошло не менее получаса, но не Мерика, не какого-либо иного создания в зале маковки не появилось. И, очевидно, посему шаг Опеча становился более степенным, словно он останавливался. Вне всяких сомнений распоряжения Господа выполняли, понеже оставленный за старшего, Першим, он принял на свои плечи и это, впервые после возвращения к Зиждителям, всю власть и управление маковкой. Несомненно, Мерика искали все, но найти похоже не могли. Наконец Опечь сызнова остановился и взмахом руки поднял вверх распавшееся на комковитые части свое кресло. Один из лепестков какового также стремительно приобрел наконечник в навершие и в целом вид стрелы, да вырвавшись от себе подобных врезался в зеркальную стену, пройдя ее насквозь.
  - Ну, что ж. Попробуем так, Мерик,- произнес Опечь и Китоврас вслушивающийся в тембр голоса Господа не уловил и тени в нем гнева.
  Император ведал о лишь давешнем возвращение в лоно Зиждителей Опеча. Может где-то внутри он и осуждал Бога за самовольство и уход из печищи Атефов, каковое могло закончится, лично для него, вырождением и гибелью, впрочем с тем и понимал... Понимал его желание быть подле Першего. Китоврас и сам постоянно испытывал сие желание... Желание- быть, слышать, видеть своего Господа, абы не просто воспринимал его как Творца, но и ощущал подле него особое спокойствие, любовь и насыщающую всю плоть радость... тихую... размеренную и словно укачивающую.
  Прошло еще немного времени... когда, наконец, зеркальная гладь стены пошла кругами и в помещение запрыгнул антропоморф. Вельми мощное создание, общим обликом напоминающее скелет животного, в частности крупной рыси, было сотворено из ильмза, материала относимого к группе металла, каковой встречался лишь в Северном Венце на планете Таврика. Антропоморф имел темно-серый цвет, скелет его вытянутого туловища держал на себе голову, короткий хвост, а опиралось на мощные, четыре лапы. Покатыми, аль вспять угловатыми были сгибы его скелета на месте перехода лап в туловище, весьма изогнутым позвонок к коему крепились плотно подогнанные широкие полосы ребер, образующие панцирь. Замечательной по виду смотрелась округлая голова антропоморфа, с заметно выступающей лицевой частью и выпуклым лбом. Сам череп довольно крупный и массивный с широко расставленными скулами и огромной пастью (раскрывающейся на все девяносто градусов) демонстрировавшей здоровущие изогнутые клыки намного превышающие в длину и саму челюсть, и ширину головы. Посередине черепа у существа зияла огромная щель из каковой струился сизый дымок, а в прорехах поменьше справа и слева в сероватой склере покачивались с ярко зелеными, крупными радужками и черными зрачками, глаза.
  Только антропоморф вошел в залу, как немедля застыл обок стены, и гулко выдохнул из своей разинутой пасти клубы рыжего дыма. Китоврас знал, что антропоморфы, Творцом которых был Господь Опечь, создавались им еще тогда, когда он жил в печище Атефов. Император не видел его перерождения и взросления, однако уход этого Бога из печищи произошел как раз перед самым появлением Господа Дажбы, а значит он его наблюдал... Тогда как-то разом все совпало и уход Опеча, и болезнь юного Стыня. Может потому, таким долгим было и возвращение этого Бога в лоно Зиждителей. Одно знал точно Китоврас, что Опечь сумел сохранить свою суть лишь благодаря заботе Господа Першего. Потому как именно гипоцентавры, и в частности император, по просьбе их Творца, все время и доставляли к бурханищу Опеча, ту самую жертвуемую старшим Димургом, часть биоауры.
  Самих же антропоморфов в свое время Опечь делал, поелику это были не живые создания, а чисто механические, вкупе с Першим. Эти два Бога вместе подбирали надобный материал, и вкладывали в них те или иные функции, посему костяк антропоморфов создавался из металла, который существует всего-навсе в Северном Венце, на самом деле особой во всех отношениях Галактике.
  - Оками иди сюда,- властно молвил Опечь и губы его зримо дрогнули.
  Крупные, длинные когти на костистых пальцах пронзительно чвакнули, когда антропоморф отскочив от пола в два прыжка покрыв расстояние меж собой и Богом, остановившись напротив, недвижно замер. Высоко вверх задранный короткий хвост, распушил на своем конце мочало мелких, тонких отростков, как ведал император чрез которые Оками принимал сообщение посланные, и указания устные. Китоврас встречался с этим существом не только на бурханище Опеча, когда приходил туда передать какое послание от Першего, но и в космосе, когда на более мелком судне, величаемом тарель, бороздил Галактические просторы и не только Северного Венца.
  - Отпусти,- все также повелительно произнес Димург, так как после возвращения к Отцу вельми охладел к своим созданиям, и помощью их почти не пользовался. Теперь все антропоморфы, как и другие творения Опеча находились на бурханище в так называемой клети. Этот Бог обладал и вовсе поразительными способностями, создавая не столько биологически живых, сколько именно механических существ. Несмотря на то, что и Перший, и Небо, и Дивный вельми ровно относились к тем существам, что долгое время были грабителями в Галактических просторах, сам Опечь более не мог их видеть, жаждая и вовсе уничтожить. И их как таковое существование оставалось возможным лишь потому как старший Димург запретил сыну это уничтожение свершать. " Не надобно горячиться, моя бесценность,- полюбовно тогда протянул Перший, целуя Опеча в очи и висок, прижимая его голову к своей груди.- Они слишком уникальны, в них вложены не только удивительные способности, но и неповторимый материал. Посему пусть поколь находятся в клети. А потом, мы решим, как с ними поступить".
  Слышимо заскрипели тугие ребра антропоморфа и махом поднявшись отвесно вверх, почитай выплюнули из собственных нутрей Мерика. Черт плюхнулся на гладь пола на все четыре конечности и торопко пополз вперед. Однако покинув нависающую над ним фигуру Оками, рывком вскочил на ноги, вернее на подошвы красных, коротких с загнутыми кверху носами сапожек и срыву окаменел, ибо только сейчас узрел пред собой стоящего и вовсе точно стеной Димурга. Опечь неотрывно наблюдающий за движение антропоморфа, а после за чертом, легохонько усмехнувшись, вопросил:
  - Ты, что Мерик не слышал моего зова?
  -Слышал Господь Опечь,- отрывисто выдохнул черт, и шибутно потряс головой, а вместе с ней заколыхалось большое ухо, кончик которого порос тончайшими перепутанными меж собой розовыми волосками, в край коего были вставлены девять камушков голубого лазурита.- Но не смог прийти або ведал, что вы во гневе.
  - Ишь... ты ведал он,- вельми ровно проронил Опечь, несомненно, ему нравилось это чудное, честное и единожды воровливое творение.- Зачем скажи мне на милость, ты, Мерик, шастал по сфероиду... Обокрал императора, гипоцентавров, вывел устройство контролирующее температурный режим в агрегатах из строя, вызвал пожар?
  -Все!.. Все Господь Опечь содеяно абы изъять не надобные в обороте у гипоцентавров вещи,- четко отчеканил черт и широко улыбнулся, отчего лицо его враз покрылось мелкими бороздками морщин, а из лба показались маленькие загнутые рожки, и такие же небольшие клыки выглянули с под верхней губы.
  Похоже, тем видом Мерик желал рассмешить Бога, который хоть и улыбался, но явно был не расположен смеяться и вообще радоваться.
  - Ну, надо же какой умный..,- теперь голос Опеча прозвучал нескрываемо строго, очевидно, он вспомнил, как выходка черта расстроила его младшего брата.- Не надобные в обороте вещи... Понял да, Китоврас... Сие все вам, по мнению Мерика, не нужно.
  - Понял, Господь Опечь,- чуть слышно отозвался император, уже многажды раз пожалев, что пришел на маковку, жаждая справедливости в отношении черта.- Пускай вернет хотя бы яхонт, так как он необходим для слаженной работы всего сфероида. И корону, ибо это дар Господа Першего, все остальное не важно, пусть оставит у себя.
  - Во! слышите слова его имперского высочества, Господь Опечь? Я же говорил оно им не надобно,- обрадовано молвил Мерик и еще сильней заулыбался так, что рожки в его лбу многажды увеличились в длину.
  - Слышу... слышу... недоразумение ты такое,- медленно набирая мощь в голосе отозвался Димург и нежданно и вовсе гневливо дыхнул,- тотчас! Все тотчас вернуть!.. Все, что дотоль было украдено, изъято, взято.
  Голос Опеча прозвучал столь яростно, что могутной волной прокатился по залу и повалил на пол черта, качнул металлического Оками, всколыхнул шерсть на туловище Китовраса. Еще миг и он сотряс, и саму залу так, что со свода посыпались мякишами скомковавшиеся облака, а зеркальные стены густо замерцали своими переливами, с тем точно отразившись в очах Бога. И тогда император приметил, что черные глаза Господа Опеча все же сохранили в себе ту самую долгую отчужденность от Зиждителей, блеснув холодной зеркальностью света.
  Мерик немедля вскочил с пола, и, изогнув спину покатой дугой, широко раззявил свой рот. Отчего не только ужасающе вперед выперли его клыки, но и на локоть вытянулись вверх из лба рожки, к которым ноне можно было применить сравнение рога. Нежданно гулкое хрюканье наполнило всю залу, тело черта сначала задрожало, посем по пепельной шерсти пробежали мельчайшие, голубые искорки, также мгновенно воспорившие ввысь легким сине-фиолетовым маревом, окутавшим все его тело. Еще верно не более пару секунд и Мерик, гаркнув, выплюнул изо рта огромный голубо-фиолетовый камень. Со следующим гарком изо рта черта выскочил, и, звякнув, упал на пол платиновый браслет императора, и серебряная корона в виде ветви с искусно твореными листами, подвески на котором были усыпаны крупными черными жемчужинами. Спина Мерика изогнулась еще более крутой дугой, он наклонил вниз голову и изо рта его вместе с потоками хлюпанья, хрюканья теперь уже посыпались уворованные им вещи. Лязгнув упали чингалы не только вставленные в прозрачные ножны, но также и без таковых, блеснув серебряными рукоятями, сыромятные пояса гипоцентавров, какие-то скрученные в спирали черные с плоскими ручками устройства, сложенные стопочкой бурая и синяя туники, сверху на них повалились вытянутые трубчатые склянки, в которых курился голубоватый дым, в одних, и ярко зеленая жидкость в других. Прямо таки потоком вырвалась россыпь самоцветов, не только бесцветного берилла, красной яшмы, желтого янтаря, но и бирюзы, агата, сапфира, алмазов, изумрудов... Не все мелкие, некие достаточно крупные, а иные и вовсе с хороший кулак. Засим посыпались золотые, серебряные, платиновые и даже медные изделия, разнообразной формы кольца, перстни, подвески, кулоны, серьги, цепи, браслеты. С особо звонким хрюком из недр Мерика вырвались свернутые в рулон синие, белые, серые одежи, а после плюхнулось несколько пар сапог и даже золотые сандалии.
  Черт тягостно качнулся взад-вперед, вздел вверх голову, и, утирая губы рукой, дрожащим голосом произнес:
  - Маковка, пагода очищены... до тайников находящихся на чанди Господа Вежды, дацане Зиждителя Седми, вимане Господа Мора и каабе Господа Темряя, простите великодушно Господь Опечь, не дотянусь... Издохну так сказать.
  
  Глава тридцать восьмая.
   Вот и сейчас тугой болью полоснуло Китовраса, при распоряжениях Господа Першего, по поводу Мерика, ибо многажды раз он уже упрекнул себя за те поиски справедливости на маковке. Которые лично для черта окончились сначала указанием Опеча:
  - Оками отнеси черта в каземат и не спускай с него глаза. Его уделом займется позже мой Отец.
  А после, уже указаниями самого Першего снарядить и выслать тарель вместе с Мериком в Северный Венец.
  - Мой милый,- сразу по приезду вызвав к себе императора на маковку, сказал старший Димург.- Прошу тебя снаряди тарель и под присмотром кого из своих гипоцентавров отправь на Хвангур. И как там пострадавшие ваши от пожара? Быть может нужна помощь бесиц-трясавиц?
  Перший тогда долго успокаивал расстроенного императора, убеждая его, что рад открывшейся правде и осведомленности Стыня по поводу Мерика.
  - Ну, что ты мой любезный... не переживай..,- мягко говорил старший Димург и поглаживал по голове стоявшего подле него Китовраса.- Я уже совсем утомился от этой воровливой бестолочи, и все никак не мог решиться о том сказать малецыку... Благо теперь ничего не надобно скрывать. И да, вели гипоцентаврам забрать свои вещи они поколь у Трясцы-не-всипухи. Там по-моему не только чингалы, пояса, пясти, но и самоцветы с ваших устройств.
  Господь тогда приободрив Китовраса, особенно внимательно выслушал его рассказ о действиях Опеча и довольно засиял. Пред императором, который вельми долго помогал ему уберегать этого сына от смерти, Перший был предельно откровенен.
  - Думаю малецык... вскоре окончательно оправится от пережитого,- произнес Господь и с волнением потер меж собой длани.- Тем паче использовал в поимке этого негодника антропоморфа, да еще и своего любимца. Замечательный показатель, как мыслишь Китоврас?
  - Господь Перший я приметил, что очи Господа Опеча несколько отдают зеркальностью,- негромко протянул Китоврас, ибо доверие всегда исходило не только от Бога, но и от него.- Это последствия биоаурного голодания.
  - Да, я это тоже заметил,- молвил Перший и чуть слышно вздохнул.- Но мы вмале отправим бесценного малецыка к Родителю, а там его встретит мастер... Мастер, наша милая, Кали-Даруга. Она осмотрит Опеча и пропишет лечение. Думаю, это немного погодя пройдет. Мне кажется сие произошло на начальном этапе, когда малецык долго не принимал нашу помощь.
  Так скорее всего и было. Абы сразу после ухода от Атефов Опечь вроде как растворился в одной из Галактик, его местонахождение определить смог лишь Родитель. Были многажды раз посланы сообщения с повелением, просьбой вернуться, но Бог не отвечал. Ни раз были присланы переговорщики, прилетали и сами старшие Зиждители... Все... не только Асил, Перший, Небо, Дивный, но и Вежды, Велет, Седми, впрочем, Опечь никого не подпускал к своему бурханищу. Когда, по мнению Першего, у сына закончилась биоаура он прислал к нему свою пагоду, но Опечь не принял помощь... Позже он также отказался от биоауры присланной ему в космических суднах иных Богов и стал заниматься грабежом. Опечь посылал антропоморфов в действующие Галактики, абы похитить нужную ему для жизни биоауру. И тогда Родитель и самого Опеча, и его существ объявил маймырами, подлежащим уничтожению, запретив своим сынам как-либо помогать и поддерживать непокорного Бога.
  На какое-то время Опечь и вовсе замер, посему Перший на тарели гипоцентавров направился в Апикальную Галактику созданную когда-то Родителем в честь появления данного Бога. В тот раз старший Димург взял с собой императора. Сие была, так сказать, тайная от всех Богов, и, особенно от Родителя, поездка потому и происходила на тарели гипоцентавров. Когда тарель пристыковалась к космическому бурханищу, выдержав атаки антропоморфов, так как эти существа имели не только разные функции, но и размеры, и Перший с Китоврасом вошли в центральную залу управления судном оказалось, что Опечь находится в отключке, именно по причине голодания. Тогда старший Димург сам перенес сына на руках в дольнюю комнату, поколь гипоцентавры перекачивали биоауру с тарели в хранилища бурханища. И не отходил от Опеча, поколь тот не пришел в себя... Еще дольше он уговаривал ослабшего сына принимать его помощь, чтобы оставалась возможность сохранить облик Бога и не выродиться. Договоренность все же была достигнута и с тех пор именно Китоврас, как особо доверенный Господа Першего, доставлял к бурханищу ту самую необходимую для существования биоауру Опечу. После того случая старший Димург подарил императору корону, не только потому как остался благодарен его помощи и преданности, но и потому как тогда на бурханище Китоврас был серьезно ранен, напавшим на него антропоморфов. И после значительное время восстанавливал свои задние ноги, особенно пострадавшие в той стычке.
  Китоврас гулко вздохнул и тотчас с кострубуньки на него перевел взор Перший и ласково улыбнувшись, благодушно молвил:
  - Ну, иди, Кукер выполни мною указанное... Да зайди к Трясце-не-всипухе забери у нее изъятые у Мерика свои вещи.
  Кострубунька резко подогнул в левом колене ногу, упер ее в пол, и, склонившись, дотронулся своей вытянутой макушкой головы почитай до черной его глади, при этом прижав все четыре ладони к груди. Еще малость и он рывком поднялся с колен, туго прижал руки к телу и также скоро, как делал всегда и все, развернувшись, проследовал мимо гипоцентавров. На ходу Кукер едва заметно качнул в их сторону головой, тем самым сообщая, что после исполненного непременно заглянет к императору на сфероид поболтать, да доли минуты спустя пропал в зеркальной стене даже не оставив на ней и малейшей ряби.
  - Ну, а теперь, что нам пояснит о состоянии девочки Кентавр, которому все же удалось ее осмотреть,- медлительно произнес Перший и взгляд его переместился с лица императора и уперся в узкое, скуластое лицо лекаря, единожды вздрогнувшего от ощущения близости своего Творца.
  Зябь смятения одновременно пробежала по его коже едва прикрытой голубо-лазурной безрукавкой и по темно-коричневой шерсти лошадиного туловища, уж так он разволновался. Перший повелительно качнул головой, поощряя говорить, и вторя тому движению, словно живые шевельнулись курчавые волосы на голове Бога, ноне не прикрытые венцом, один из признаков приближенности тех созданий которые пришли к нему на прием. Кентавр сделал робкий шаг вперед, низко склонился и напряженно замер, по-видимому, теряясь с чего начать. Он был еще молодой гипоцентавр и вельми волновался видя Богов, а на приеме у особо почитаемого Господа Першего и вовсе находился лишь второй раз, не мудрено, что растерялся.
  - Ну, что мой многоценный Кентавр,- по теплому молвил старший Димург так и не дождавшись когда заговорит лекарь.- Мы будем сказывать или это придется делать мне допрежь того прощупав тебя.- Гипоцентавр порывчато дернул склоненной головой и единожды словно всем телом.- Поверь мне мальчик, этот рассказ у меня получится многажды хуже, чем у тебя. Посему начнем,- дополнил Перший не сводя настойчивого взора с лекаря.- Итак, наша девочка сама к вам вышла, преодолела возникшее недопонимание и позволила себя увезти на сфероид. Доставив Еси на сфероид, ты, Кентавр благоразумно решил ее усыпить... и со своими помощниками...
  - Произвел обследование,- наконец выдавил из себя дрожащим голосом Кентавр, и, вздев голову, уперся черными очами в лицо Бога.
  - Замечательно,- еще мягче отметил старший Димург и нежно просиял гипоцентавру, подсветив свои полные губы золотыми переливами света.- И дальше... дальше, продолжай мой милый мальчик.
  Чуть слышно фыркнул, что-то весьма недовольное стоящий подле Кентавра император и прерывисто переступил с ноги на ногу. Не только содеяв сие передними, но и задними ногами. Как о том ведал лекарь полностью когда-то восстановленными, вплоть до коленных суставов, уничтоженных вследствие чьего-то нападения.
  - Состояние госпожи достаточно бодрое,- сызнова заговорил Кентавр, ощутив всеми фибрами своего естества, что если не преодолеет страх, будет вельми наказан императором по возвращению на сфероид, который явно сочтет данное молчание грубостью в отношении им горячо любимого Господа.- В целом в физическом ее состоянии не выявлено отклонений. Как и было предложено Огнеястрой, мы удалили блок-костеп внутри затылочной кости черепа обок яремного отростка, так как он тревожил лучицу. И установили на начальный сегмент передней мозговой артерии передающий индикатор, каковой станет сообщать о любых изменениях в работе мозга и в целом всего организма. И своим уникальным строением, в нужное время обесточив себя, отсоединится от артерии. Являясь минимальным по размеру, он не станет беспокоить лучицу. Хотя, как доложила, присутствующая на процедуре Отекная, лучица приметила данное вмешательство, вероятно, сказывается страх от пережитого лечения.
  - Нет, это не страх,- задумчиво произнес Перший, оглаживая свои наполовину прикрытые веками очи.- Это иное. Родитель пояснил, так поколь будет проявляться пережитое лучицей лечение, инолды вызывающее вибрирующее сокращение естества. Вмале это пройдет, не более свати... Я о том просто забыл рассказать Огнеястре, посему можно было не снимать блок-костеп. Малецык просто слишком чувствительный, потому остаются последствия вмешательства. Ну, да ничего, что произвели замену... пусть так.
  Кентавр услышав молвь Бога и вовсе затих, точно дотоль истратив весь свой пыл потух. Он вновь склонил голову и туго задышал.
  - Ну... ну, мой многоценный мальчик,- участливо проронил старший Димург, и, убрав руку от лица, малеша подался вперед, будто жаждая стать ближе к гипоцентаврам.
  И днесь вельми недовольно фыркнул Китоврас, столь приближенный к Господу, словно чувствовавший его волнение. Император не просто был предан Першему до последнего волоска на собственном теле, он его любил до трепета собственного естества. Ибо не мог забыть кому обязан был жизнью... Ведь это лишь благодаря жертве Господа... тогда много времени назад он остался жив. Не только вследствие того, что Перший уничтожил напавшего на него антропоморфа, но, и, пожертвовав собственные силы, остановил гибель его как личности. Эта забота, теплота, любовь и постоянная жертва старшего Димурга на протяжении всего обратного пути из Апикальной Галактики в Северный Венец дала возможность Китоврасу остаться в живых. И о тех тяжелых и единожды счастливых мгновениях своей жизни император никогда не забывал и с особой умягченостью припоминал всяк раз видя Господа Першего.
  - Глубоко вздохни, мальчик и ровнее... степеннее продолжай,- меж тем участливо произнес Перший, обращаясь к лекарю.
  Тем говором, одновременно вселяя в одного гипоцентавра уверенность, а со второго снимая раздражение на своего собрата. Кентавр и впрямь глубоко вздохнул, еще и потому что услышал очередное фырканье своего императора, да, как велел Господь, медленно дополнил:
  - Однако в процессе обследования выявлены значительные нарушения в развитие ребенка. Как допрежь того поясняла мне Огнеястра у чада заметно укоротилась, в сравнении с телом, длина нижних конечностей, что порой случается вследствие прохождения в чревоточине временных воронок. Или, как предположили бесицы-трясавицы, является скачком в общем развитие при вмешательстве Родителя. Словом, ребенок родится весьма нетрадиционного вида, который может напугать госпожу. Поэтому хочу спросить позволения у вас, Господь Перший, на искусственное родовспоможение.
  Резво при той молви шевельнулся в кресле дотоль замерший Седми, и, отворив левый глаз, слышимо лениво вопросил:
  - То есть... искусственное?
  Кентавр рывком вздрогнул, будто не ожидая, что в толкование вклинится Зиждитель Седми, об оном среди гипоцентавров ходило мнение, как о вельми гневливом Боге... любимце Господа Першего. И с тем разком по темно-гнедой шерсти пробежало волной волнение, словно исторгнутое из глубин плоти и покрывшее сверху всего гипоцентавра россыпью мельчайших капель пота. Кентавр вновь глубоко вздохнул и с легким трепетанием в голосе молвил:
  - Предлагаю процедуру чревосечения при рождении ребенка. Мы усыпим госпожу и искусственно изымем чадо из материнского лона. Засим произведем операцию по восстановлению нижних конечностей ребенку. Когда госпожа пробудится, младенец будет ничем не отличим от иных детей людского племени. Шрамы как таковые у чадо сойдут на пятые сутки. Впрочем, госпожа,- голос лекаря все меньше и меньше колыхаясь, становился более авторитарным. Ибо дело свое Кентавр знал, любил и чин получил лишь ввиду, как всегда и было у гипоцентавров, собственной одаренности.- Госпожа не увидит этого убожества и сие никоим образом не отразится на работе мозга.
  - Отец, может этого ребенка умертвить?- поспрашал Седми, слегка развернув голову в сторону Першего, хотя днесь любое движение ему давалось с трудом.
  Просто, как и все Боги, вельми зависимый от старшего Димурга, он предпочел хурул обок Месяца, маковке четвертой планеты. Зная наверняка, что тут его пригреют, окружат заботой и любовью, как сие, верно, умел делать один Перший.
  - Нет, этого никак нельзя делать,- торопко произнес Кентавр относившийся к жизни, не важно к людской или гипоцентавра, как лекарь с особым трепетом.- Госпожа достаточно сильно привязана к ребенку. Это может не благостно отразится на ее психике, итогом чего станет разрушение мозга ранее ожидаемого нами периода.
  Старший Димург малозаметно кивнул в сторону гипоцентавра, тем самым объясняя причину существования и роста этого какого-то истомленного уже во чреве ребенка.
  - Если, что малецык,- досказал Перший, теперь поводя и плечами, словно желая скрыть свое раздражение на появление к жизни данного ребенка.- Если дитя будет больным или отстающим в развитии, после смерти девочки, умертвите его. Недопустимо, чтобы лучица родилась в больных отпрысках, тем паче после перенесенных болезней, ей нужны крепкие, здоровые плоти.
  - Нет, нет,- тотчас вставил Кентавр, словно уже сейчас решалась судьба чадо. И также стремительно потряс головой, единождым махом изобразив беспокойство на своих напоминающих по форме сердечко губах.- Ребенок после операции будет здоров. При особом уходе, вмале догонит своих сверстников в физическом развитие. И потомство от него будет добротное. Я смотрел, Отекная просчитала коды, все физические изъяны не отразились в целом на генетике, и он сможет оставить после себя здоровое потомство. И потом этот ребенок будет предельно умным. У него достаточно большой объем мозга. Он начнет рано говорить, думать. Станет весьма мудрым и мыслящим человеком, однозначно имеющим предрасположенность к талантам, и сие уже прописано в генах. Его потомки будут весьма отличными от общей нормы людьми, обладая сметливостью ума, высоким интеллектом, чувством праведности. Гены у данного чадо очень хорошие, можно сказать даже замечательные... Проблемы со здоровьем выявлены не в общем генофонде, а лишь в отдельных кодах и только этого ребенка,- разгорячено закончил лекарь и протяжно выдохнул.
  - Будет... будет,- недовольно перебил взбудораженную речь гипоцентавра Седми и самую малость изогнул свои кораллово-красные губы усыпанные тонкими пошеничными волосками усов и брады.- Наша драгость несомненно благоволит к уму... Посему и Владелина и Есислава, как я заметил, отличаются пытливостью ума, сообразительностью и неуемной любознательностью. Такое желание познавать я вижу второй раз.- Рас резко прервался, и теперь отворив оба глаза взволнованно воззрился на Першего, вероятно понимая, что ляпнул вельми лишнего. Однако старший Димург будто не приметив того ляпа, благодушно улыбнулся.- И коль ты Отец будешь не против,- погодя продышал уже много тише Седми,- мы сохраним жизнь этому чадо. А его здоровье после отбытия гипоцентавров возьмут под контроль бесицы-трясавицы.- Рас вновь прервался и днесь протянув в сторону Першего руку, мысленно досказал,- как думаешь, Отец? Милый, дорогой мой Отец?
  Старший Димург немедля всколыхнулся всем своим естеством, и, словив протянутую к нему длань сына, полюбовно сжал ее перстами, с не меньшей теплотой отозвавшись одначе вслух:
  - Если, моя бесценность, это вас с Вежды не станет утруждать... Сами решите, как поступить. Ведь со стороны Владелины продолжение есть. Но ежели будет жить потомство Есиславы, Крушец, очевидно, вселится в данных отпрысках... Во-первых, они ближе к нему по естеству девочки, а во-вторых он сам избрал эту плоть и скорей всего предпочтет ее отпрысков любым иным. Хотя, для вас первоочередным станет выявление всех нездоровых связей, с иными народностями.
  Перший замолчал и задумался, конечно, о чем-то своем... совсем не о том, что белые люди толком не успев переселиться в Африкию уже начали кровосмешение с темнокожими. И за столь, в целом короткий срок, не только Таислав, Браниполк, Довол, Житоваб, потерявшие семьи, обзавелись кто скрытно, кто явственно чернокожими женами, но и сам Липоксай Ягы оставшийся без белых наложниц, кои у него были в Дари, выбрал для близости чернокожую женщину.
  - А, что насчет в целом жизнедеятельности мозга нашей девочки?- все также задумчиво-отрешенно спросил старший Димург стараясь скрыть собственное волнение и трепетно пожав, выпустил из перст руку Седми.
  - Мозг пока функционирует стабильно,- бодрым голосом, растеряв всякий испуг, пояснил Кентавр.
  Лекарь слышимо и тягостно выдохнул, собираясь с силами, ибо сейчас собственной молвью, во имя жизни лучицы, подписывал смертельный приговор человеку. Его красивые, острые черты лица вроде как набрякнув округлились, а выступающие скулы тягостно шевельнули желваками.
  - Но Отекная повторно, в присутствии моих спеков,- продолжил свои объяснения, справившись с собственными чувствами Кентавр.- Просчитала покодовое развитие болезни мозга. И я могу посоветовать одно, как и намечалось, остановить в положенный срок всю функциональность организма. Мозговые структуры если это не сделать в должное время восстановить не удастся. Только я бы посоветовал не ждать первых признаков болезни, а отключить плоть госпожи заранее, абы лучица никак не пострадала. Установленный индикатор нам сообщит, что процесс начал свое движение... И помочь, так как мы, гипоцентавры, делаем в случае тожественной болезни, процедурами электрохимией не представляется возможным, абы этим можем навредить лучице... Обобщенно о сроке стабильной жизнедеятельности плоти, я бы сказал полтора лета, по земным меркам, далее тянуть нельзя.
  - Полтора лета очень мало. Нам надо еще время... еще время.. хотя бы девять свати,- смурно откликнулся Перший, не сводя взора с лица лекаря. Однако Кентавр расстроено покачал головой.- Очень жаль... жаль, надеялся, вы меня порадуете и бесицы-трясавицы в своих прогнозах ошиблись, хотя и понимал, что это невозможно.
  Голова Кентавра тяжко дрогнула, и Китоврас тотчас обдал его таким гневливым взором и наново гулко фыркнул, точно лекарь оказался повинен в столь коротком сроке жизни девушки.
  - Ну, ладно,- протянул значительно бодрее Перший, снимая тембром голоса и теплотой взора всякую смурь с лица лекаря и негодование с лица императора.- Только помни Кентавр, что отключение девочки я возлагаю на тебя. Проследишь, чтобы все прошло успешно, и лучица без проблем покинула плоть. На тот момент меня в Млечном Пути не будет, обозрение будешь держать пред Господом Вежды и Зиждителем Седми.
  - Вы улетите Господь Перший?- вступил в толкование Китоврас и будто разобиженный ребенок тягостно застенал, его толстые, пухлые губы, надрывно дрогнув, изогнулись.
  - Да, мой милый, я отбуду,- отозвался старший Димург и откинувшись на ослон прикрыл до тонких щелей свои глаза.- Ты же понимаешь, не могу надолго оставлять Опеча без опеки. Да и надо залететь в Синее Око, вместе с Асилом коллапсировать образовавшуюся заверть. А после собираюсь облететь все Галактики проверить, что и как там. К тому времени, думаю, вы основное на Земле закончите и ты сможешь присоединиться ко мне... Однако до смерти девочки, прошу тебя проявить особое умение в общение с ней. Ибо все, что нынче ты расскажешь ей, особыми знаниями, как ты понимаешь, отложатся в моем малецыке и вашем будущем Господе.
  
  Глава тридцать девятая.
  Есиславу, как и понятно, не предупредили о том, что ей решено провести чревосечение, абы не тревожить. Поэтому Кентавр прибывал ко дворцу в Свечах каждое утро осматривать состояние девушки. Почасту вместе с ним прилетал и Китоврас, каковой по указанию Першего, проявлял то самое требуемое общение с ней... Толкуя обо всем, что ее беспокоило, рассказывая, что интересовало. Любознательность Есиньки, как всегда, была неуемной. Посему ее занимала не только жизнь гипоцентавров, но и развитие самой планеты Земля.
  - Почему на Земле я вижу лишь гипоцентаров мужчин... у вас нет женщин, детей?- вопрошала Еси у императора, восседая на скамейке в своем садочке.
  - Есть и женщины, и дети,- мягко отзывался Китоврас, прохаживающийся повдоль прудика и словно оглядывающий гладь ровно выстланного в нем дна.- Но они не трудятся на строительстве, не владеют воинским или лекарским искусством . Наши женщины в основном заняты воспитанием юных гипоцентавров... воспитанием и их рождением. Скажем так численность женской половины у нас в количественном отношение значительно меньше, чем мужского, это нарочно так заложено в нашей генетике. Потому рождение девочек большая удача для гипоцентавров... Ибо женская половина и есть источник этого самого продолжения. В основном у нас рождается мальчики. Достигнув определенного развития в лечение себе подобных, мы однако не смеем править собственные коды и не вмешиваемся в рождение, оно как это таким образом прописано нашим Творцом. Как говаривается, не трогаем божеского.
  - Каким образом происходит становление планеты?- не менее часто занимал данный вопрос Есиславу, словно ниспосланный ей самой лучицей.
  - Все происходит степенно,- откликался на спрос Китоврас, трепетно разглядывая девушку, позадь головы какой возникало округлое смаглое свечение, указывающее, что Крушец также слушает сие толкование.- Сначала планету Боги создавали путем слепливания, соединения плотного газа, пыли, мельчайших крупинок и вещества, каковой остался от формирования звезды. Искусственна заложенная Зиждителями, прописанная в покодовое развитие внутреннего ядра, Земли, вулканическая деятельность и направленная бомбардировка ее твердыми космическими объектами: астероидами, метеоритами, болидами, аэролитами привела к появлению двух спутников, и наклона самой оси планеты, а также начальной мироколице. На следующем этапе развития Земли прекратился как таковой обстрел небесными телами, уменьшилась вулканическая ее деятельность. Сама планета степенно остыла, а остыв принялась твердеть, образовывая верхнюю оболочку земной коры. Чрез определенный промежуток времени на планету, довезли воду и Зиждители, отвечающие за ее количество, его значимо приумножили, и тут сызнова замешав, заварив из элементов, коими они повелевают, данное химическое соединение. Хотя часть воды на Землю попала еще при первоначальном слепливание и позднее была доставлена астероидами, болидами, кометами, метеоритами. Лишь после этого на Землю завезли мельчайшие формы бактерий, которые вельми длительный срок стали ее единственными жителями, насыщая мироколицу необходимыми газами. Засим, когда атмосфера приобрела определенные признаки планету стали населять более сложными организмами, скажем так многоклеточными. Одначе жизнь на ней поначалу существовала по большей частью в воде, только время погодя появившись на самих материках. Все также неспешно, так как это значимо долгий период, одни виды живых существ и растительного мира завозили и населяли ими планету, абы они могли подготовить почву, атмосферу и обобщенно нормальную жизнедеятельность на ней, а после также уничтожали... Все это творили под непосредственным наблюдением, четверки старших Богов, их Сынов, существа приближенные к ним. Такие как оньаувы Бога Асила, осуществляющие отбор растительного мира, прокуды Господа Першего, отвечающие за отбор животного мира, и конечно Ящер-юши, создания Зиждителя Небо и Зиждителя Дивного, каковые и проводят общий досмотр за планетой и просчитывают ее развитие, заселение, исполняя те или иные замыслы Творцов.
  Разговоры с Китоврасом оказались для Есиславы весьма интересными. Император слыл не только умным, обходительным гипоцентавром, он был предельно внимательным и всегда отвечал честно. Даже если не мог объяснить чего-нибудь, не таясь сказывал, что на данный вопрос не смеет ответить по причине запрета оный наложил Господь Перший. С ним девушке было легко, не ощущалось какого-либо напряжения или оглядки. И нередко забываясь, Еси говорила с ним о Крушеце, отделяя себя от него. В такие моменты император молча выслушивал молодую женщину, а после столь трепетно отзывался о ее естестве, теплотой той, словно сызнова объединяя их в одно целое. Китоврас, как и Кентавр, был предельно внимателен не только к мыслям и чувствам Есиньки, он не менее почтительно относился к биению жизни внутри нее, всегда с удовольствием выслушивая, сопереживая росту Ярило, успокаивая любые возникающие ее волнения.
  Дня за два до предполагаемых родов Китоврас и Кентавр, прибыв на буравчике ко дворцу вещуна, вошли сначала в казанок к Липоксай Ягы, допрежь того выяснив, что сама госпожа утомленная духотой в помещениях ушла в сад.
  Казанок в Африкие сохранил общий вид помещения некогда бывшего у старшего жреца в Лесных Полянах Дари. Расположившийся на первом этаже дворца, порой также величаемого детинец, казанок имел большое окном во всю стену. Мощные деревянные полки в несколько рядьев, на иной стене, хранили в себе аккуратно сложенные свитки и поместились супротив махонистого деревянного стола и стула с вычурно-вырезанными ножками да высоким ослоном, как и сидение, обитого мягкой коричневой материей. Свод в казонке был сводчатым, а сверху декорирован бледно-кремовым бархатом, на полу же лежал с низкой ворсой ковер во всю комнату.
  Войдя в казанок гипоцентавры остановились напротив стола и Кентавр вкратце пояснил вещуну, что состояние здоровье госпожи предполагает успешное рождение ребенка только на их сфероиде, где для того уже все создано. И так как роды могут произойти в ближайшие два- три дня, им нужно ноне вывезти госпожу из Свечей. Липоксай Ягы поднявшийся со стула, стоило только в казанок войти гипоцентаврам, недвижно застыв подле него, обидчиво выгнул губы. Тугой волной пробежало негодование по его лицу и враз словно сгорбившейся фигуре, ибо он уже давно перестал быть старшим жрецом, а вернее правителем в поселениях. Вся как таковая власть теперь находилась в руках этого мощного народа, и в частности императора, коему никто не мог противостоять. Но днесь когда они захотели забрать Есиньку и лишить его радости присутствовать в первые мгновения жизни столь ожидаемого им Ярило, стало и вовсе больно... больно и обманчиво обидно. Китоврас, несомненно, почувствовал это состояние вещуна, и, понимая, что коли они хотят забрать с собой госпожу им необходимо заручиться его поддержкой, умягчено молвил:
  - Липоксай Ягы, ты должен понять, что мы это делаем лишь для госпожи и ее чадо.
  - У ребенка выявлены небольшие отклонения в физическом развитие,- поддержал императора Кентавр.- И в наших возможностях поколь их поправить. Надобно как можно раньше убрать те отклонения, чем самым обеспечив нормальное развитие чадо и не подвергнуть какому бы то ни было психическому потрясению саму госпожу.
  - Как так отклонения. Вы же дотоль говорили, что все благополучно и с чадом, и с Есинькой,- с трудом выдавил из себя Липоксай Ягы и побледнел.
  Холодный пот пробил кожу его лица и купно покрыл лоб, нос, щеки и губы. Он внезапно надрывно качнулся взад...вперед и ноги в коленях его дрогнув, подогнулись, так, что если бы не Кентавр торопко подскочивший и придержавший его за плечо, вещун, очевидно, упал. Лекарь бережно обхватил старшего жреца под руку, усадил на стул, и, нащупав на запястье пульс, подсчитав его биение, недовольно качнул головой.
  - Мы так говорили, чтобы до времени не беспокоить госпожу,- негромко произнес Китоврас, не менее беспокойно оглядев как-то махом ослабшего старшего жреца.
  - Сто восемьдесят ударов,- беспокойно проронил Кентавр, точно тем ставя заключение.- Я уже сказывал тебе Липоксай Ягы, что надо обследоваться у нас на сфероиде, тем паче это вероятно болезнь органов кровообращения. Скорее всего поражение мышцы и клапанов сердца, потому и наблюдается стабильная аритмия и хроническая сердечная недостаточность. Нужно пройти обследование и получить грамотное лечение. Сколько я могу повторять об этом, неужели для того надо привлекать госпожу, чтобы она настояла и как итог тревожилась?
  - Я пью...пью... снадобье ,- протянул ослабшими губами вещун и вздев руку приткнул ладонь к груди вдавливая ее в глубь и тем стараясь снять частое биение сердца.
  - Ваше снадобье - пустое,- раздраженно дохнул Китоврас и порывисто переступил с ноги на ногу.- Это при такой болезни самое настоящее невежество и отсутствие как таковых знаний. Когда-то дарованные вам белоглазыми альвами знания были бесценны... Но время спустя вы не только большей частью их растеряли, но и как вам, людям присуще, многое извратили. Вместо того, чтобы основываясь на тех великих знаниях расти и ступать вперед, вспять откатились назад. Возможно, когда-нибудь вы достигните определенного уровня в лечение своих братьев, но как всегда добьетесь этого вельми извращенными методами... И в общем не думаю, что вы будете полноценно продлевать жизни.
  - Никогда не будут... Уж слишком они много утеряли из знаний альвов, да и гибель континента, непременно, нанесет урон по тому, что им дадено,- мрачно отметил Кентавр.
  Он вынул из висевшего на сыромятном поясе заместа чингала кожаного квадратного кошеля, только с плотными стенками, продолговатую короткую трубку, переливающуюся рдяно-синим цветом с игловидным острием на одном его конце и приплюснуто-плоском закругление на ином. Все еже удерживая руку старшего жреца лекарь приставил к его запястью игловидное навершие, слегка вогнав сам кончик в кожу. И немедля резко нажал на приплюснутое закругление в другом конце трубки. Ярко блеснула пурпурным светом вся поверхность трубки и зримо выстреливший из игловидного конца блестящий луч, который озарив глубины запястья (отчего стали просматриваемы не только плоть, кость, но и каждая мышцы, жилка в ней) попал в пульсирующий красный сосуд. Зыбкое свечение охватило и само запястье, и кисть руки, и предплечье почитай до средины. А малеша спустя скомковалось тонкой рдяной полосой огибая запястье. И тотчас покрытое холодным потом бледное лицо Липоксай Ягы приобрело свой обычный молочно-белый цвет, а на щеках даже выступил легкий румянец. Вещун глубоко вздохнул и с благодарностью взглянул на стоящего подле него Кентавра, уже выпустившего, все поколь объятую сиянием руку и с той же степенностью убравшего в кошель трубку.
  - Днесь,- довольно строго сказал Кентавр, смыкая края своего кошеля, вроде образующих единую поверхность.- Мы займемся госпожой и чадом, а после я настаиваю на твоем лечение. И коли вновь ты начнешь его избегать Липоксай Ягы, придется привезти тебя на сфероид силой, ибо не допустимо, чтобы ты болел.- Вещун было отворил рот, стараясь возразить, но Кентавр негодующе качнул головой и дополнил,- а по поводу чадо... Ты, Липоксай Ягы, вероятно, ведаешь по какой причине отсутствовала давеча на Земле госпожа?
  Кентавр смолк и в упор глянул в голубые побледневшие от переживаний очи старшего жреца. Тот медлил совсем немного, а затем малозаметно кивнул. Так как знал из доверительных рассказов Есиньки, где она побывала, и что видела.
  - Движение в космических пределах,- произнес многажды понижая голос Кентавр.- Порой может не благостно отразится на развитие плода. Потому поверь нам... Будет лучше если ты выполнишь о чем мы тебя просим. А именно передашь на наше попечение заботу о госпоже и ребенке.
  - Хорошо,- чуть слышно дыхнул Липоксай Ягы все же не в силах сдержать своего огорчения и от той досады даже прикусил нижнюю губу.
  - Ну, не надобно только так расстраиваться,- успокоительно молвил Кентавр и теперь сызнова нажатием на уголок открыл, резко выдвинувшуюся узкую выемку в кошели, явившую покоящуюся там голубую каплеобразную капсулу.- Обещаю, ты первый кто увидит госпожу и чадо после родов.- Липоксай Ягы с трудом выдавил на лице улыбку.- А теперь,- он вынул из выемки капсулу, и тотчас стыки кошеля слышимо щелкнув сошлись.- Нужно положить облатку в чашу с водой и дать выпить госпоже.
  - А, что это?- вопросил вещун, протягивая руку и принимая на ладонь голубую облатку.
  - Это снотворное, весьма сильное,- незамедлительно пояснил Кентавр. Он ухватил старшего жреца за плечи и рывком дернув со стула, поставил на ноги.- Как госпожа уснет, позовешь нас. Я ее унесу. Сам не подымай, не нагружай сердце, сие для тебя вредно... Мы поколь будем здесь, в казонке, абы госпожа нас не видела и не волновалась.- Лекарь воззрился пронзительно своими иноредь становящимися жгуче-черными очами и досказал,- ты, Липоксай Ягы, потерпи... Мы здесь, на Земле, надолго не задержимся, не более пяти-десяти лет по вашему. А потом улетим. Улетим, и ты сызнова станешь повелителем. Будешь править своими къметинцами, славить имена Господа Першего и его младшего брата Зиждителя Небо. Будешь растить сына госпожи и ощущать себя счастливым. А покуда... Покуда притерпись,- дополнил он, точно прочитав затаенные мысли вещуна.
  
  Глава сороковая.
  Есинька очнулась от глубокого сна и в первый миг своего пробуждения тягостно проморгавшись, не сразу смогла сообразить, где находится. Серо-стальная, ровная гладь потолка глянула прямо в лицо девушки, и тотчас по ней заструились едва зримые голубые огоньки образуя разнообразные фигуры... выписывая круги, квадраты, трапеции, а то и вовсе лишь отвесно пересекающие друг друга полосы. Такими же ровными, серо-стальными были и четыре стены в этом помещение, и кушетка, что поместилась несколько диагонально двум вытянутым углам, лежащим супротив друг друга. Еси лежала на данной плоской кушетке, расположенной довольно-таки высоко над полом. Под головой молодой женщины слегка приподнятой поместился валик, создающий общее единение с самой поверхностью.
  Последнее, что сейчас припомнила Есинька, было колыхание листвы в высоких кронах деревьев, чаша с водой, принесенная Липоксай Ягы и его полюбовное величание. Белое марево дыма заполонило все после бывшее, и слепящий свет, и легкое покалывание в голове, что вероятно было очередным напоминанием о себе Крушеца. Девушка нежданно вспомнила о Ярило и тотчас порывчато дрогнув, протянула руку в направление живота.
  Миг того движения и точно выйдя из серости стены к ней приблизился улыбающийся Кентавр, обряженный в глухую бело-серую короткую и без рукавов рубаху. Он торопко перехватил руку молодой женщины, и полюбовно сжав ее перста и длань, благодушно вопросил:
  - Как вы себя чувствуете госпожа?
  - Что случилось?- взволнованно переспросила Есислава, ощущая внезапно возникшую внутри живота пустоту и панику в голове.
  - Все благополучно госпожа. Ярило чувствует себя замечательно. Он ожидал вашего пробуждения, ибо хочет кушать,- очень четко и быстро проговорил, точно заготовленную речь, Кентавр и перстами левой руки огладил лоб девушки.
  - Ярило? Родился? Когда?- удивленно поспрашала Еси и свободной левой рукой провела по опавшему животу,- не помню,- совсем тихо прошептала она.
  - Ну, ничего... ничего,- произнес успокаивающе лекарь, пристраивая руку молодой женщине на грудь.
  Кентавр не мешкая развернулся и направился к стоящей в одном из углов комнаты стеклянной трубе, в навершие держащей полуовальную люльку. Стеклянным, широким корпусом труба входила в гладь пола, внутри поблескивая, переливаясь, тончайшими, ажурными сетями. Сама люлька значительно выпирала в сравнение с шириной трубы, имея сверху сомкнутую полусфероидную крышку, под которой лежал плотно укутанный в голубоватую пеленку и с ажурным чепчиком на голове ребенок.
  Кентавр, очевидно, воспользовался состоянием Еси подумавшей, что она забыла о родах, стараясь отвлечь ее и тем скрыть о самом вмешательстве в плоть. Так как при извлечение из плоти госпожи столь нестандартного ребенка, у которого не просто были укороченными ножки, а прямо-таки ущербно-недоразвитыми, и сам тягостно вздохнул. Однако проведенные далее над конечностями чадо операции дали положительный результат... И теперь единственно, что поколь могло напугать госпожу, широкие шрамы, скрывались под пеленкой.
  Лекарь, подойдя к стеклянной люльке, провел пальцем по проложенному в месте стыка корпуса тонкому волоконцу. И крышка, слышимо пыхнув, медлительно открылась, с обратной стороны люльки войдя в ее покатое дно. С особой нежностью вынул оттуда Кентавр мальчика, так как испытывал гордость за жизнь и здоровую функциональность этого малыша. Тихонько пискнул маленький Ярило, подавая о себе знать всему свету. А лекарь более не задерживаясь неспешно понес его к уже усевшейся на кушетке Есиславе, за спиной которой валик разком выдвинувшись и укрупнившись, образовал ослон.
  Красноватое личико Ярило с пухлыми щечками и голубыми очами, где просматривался широкий нос, слегка припухший, вздернутые кверху бровки полюбовной теплотой обдали всю плоть Есиславы. Маханький ротик гулко заплюхал губками, выпрашивая еды.
  - Какой красивый... и крепкий,- ласково прошептала молодая женщина прижимая к груди своего сына и как это делали Боги целуя его в лоб, туда, где под столь хрупким черепом находилась основа самой жизни.
  - Достаточно крепкий и здоровый,- благодушно произнес Кентавр и улыбнулся.
  Лекарь не просто радовался, что удалось возвратить ребенку здоровье... Он чувствовал, что своим умением даровал этой молодой женщине радость благополучного материнства, а мальчику возможность жить. Ощущая, что даже он, только кроха своего народа, смог повлиять на мнение Господа Першего и Зиждителя Седми и изменить быть может сам ход исторического развития землян.
  - А теперь надо покормить маленького Ярило,- и вовсе нежно добавил Кентавр и прикрыл ноги девушки серебристым покрывалом, дотоль свернутого углом и лежащего на краю кушетки.- Вон как наш мальчик хочет кушать... ротик открывает... проголодался... Молока у вас госпожа много, в нем сила и жизнь для вашего сына.
  Есинька на малеша вспомнила жизнь Владелины, рождение ее сына Богдана которого ей не позволили вскармливать, и, ощутив в груди прилив острого покалывания широко улыбнулась. Сейчас она ощущала себя лишь человеческой плотью, которой дарована радость как такового, верно все же божественного, материнства.
  
  Есислава оказалась весьма внимательной и заботливой матерью. Она не только сама кормила своего Ярило, но и по возвращению в Свечи поселив в своей комнате, сама за ним ухаживала, находя в том радость и умиротворение. Конечно, молодой женщине пособляла ее служанка Рогнеда и приставленная к ребенку, по настоянию Кентавра, нянька, Влася. Молодая, красивая девушка однако помогала Есиньке только ночами, днем же маленький Ярило находился под опекой любящей матери.
  Ярило весьма понравился Стыню и Дажбе, они хоть и приходили теперь не часто, всяк раз возникая в ее комнате или саду, одначе подолгу беседовали с ней. Стынь появляясь у девушки, прижимал ее голову к груди, целовал в макушку, все еще ощущая пред ней вину... считая, что своими замыслами возможно сократил как таковую ее жизнь. Впрочем, видя ее светящееся любовью лицо успокаивал себя тем, что последние лета молодая женщина будет счастлива подле малыша и с тем быть может не заметит его отбытия из Млечного Пути. Стынь уже знал, что после отлета направится в Северный Венец в Созвездие Зозулины Слезки на Пекол к Кали-Даруги, каковая сумеет не только снять обуявшую его досаду на выходки черта, но и огорчение по поводу не верно свершенных замыслов.
  А тем временем строители пирамидальных храмовых комплексов, на месте их возведения, установили мощные вращающиеся установки, называемые гипоцентаврами жернова. Каковые представляли из себя огромные бочкообразные посудины, укрепленные на металлических каркасах, где внутри непрерывно вращались разнообразной длины лопасти. Высокая температура, создаваемая купно обвитыми вокруг той бокуры спиралями, поступающая по широкой трубе со сфероида, вместе с вращением лопастей непрерывно перемешивала внутри доставляемый с каменоломни мелкий отсев и особое вязкое вещество, создавая, похожий на каменный, жидкий раствор. Освобожденная от леса огромная в размахе территория в короткий срок приподнялась над общим уровнем земли не менее чем на девять-десять метров при помощи данного раствора, каковой перемещался по широким рукавам и укладывался степенно ровными рядьями.
  И вмале на устоявшейся платформе принялись поднимать пирамидальные храмы, сразу три. Самый крупный и высокий храм, по замыслам гипоцентавров, располагался в середине той платформы, грани стен которого стали возводить строго в пирамидальной форме, ориентировано по сторонам света. В середине той центральной постройки возвышалась широченная в размахе и вельми высокая труба сияющая радужными переливами. Как пояснял для Еси, Китоврас, этот рукав уходил на многие вёрсты в глубины Земли, дотягиваясь до ее сердцевины, основы.
  - Со временем возведения самих стен и внутренних перегородок внутри храма, рукав урежут, а его навершие будет поддерживать гарбху, особое устройство, напоминающее своим видом обычное ложе,- сказывал император.
  Гранитные, массивные блоки тесно укладывались меж собой создавая монолитное сооружение, все лишнее или выступающее тотчас срезалось сръпами, все шероховатости убирались, ибо создавалось ровное полотно стен. Сами блоки, а это были вельми огромные по величине и весу четырехугольные плиты, доставлялись с каменоломни при помощи особых летающих сфер-баранок, с вытянутыми точно диски краями. Небольшие, можно сказать даже маленькие, в сравнение с перевозимыми грузами, светящиеся и вроде как скользящие в воздухе баранки подлетая к гранитному блоку, выпускали долгие волоконца с плотными, клейкими присосками на концах. Те присоски впивались в стенки блоков, и при помощи ударов молота расплющивались об их каменную поверхность. Управляемые со сфероида, как ведала Есислава, светящиеся баранки с легкостью поднимали, всасывая в себя волоконца, притягивая к собственному дну плиты и степенно ими покачивая, с достаточной быстротой доставляли их на место постройки, опуская на растущие стены.
  Два иных пирамидальных храма занявшие относительно центрального несколько диаметральное положение, должны были иметь меньшие размеры, однако даже сейчас, вначале постройки смотрелись грандиозно величественными.
  Теперь строительством в основном занимались сами гипоцентавры, большая часть темнокожих да и къметинцев была отпущена по домам, потому как обладая вельми незаурядной любознательностью люди старались познать и разобраться в поколь недоступной для них технике. Правда, на каменоломнях люди еще оставались, продолжая помогать строителям в уборке лишнего спиливаемого материала, обмывке места стыков горных пород водой, загрузке отсева в широкие чаны, также перевозимые баранками.
  Есислава несмотря на занятость и желание быть подле своего сына почасту ездила с Китоврасом на строительство храмовых сооружений, на том весьма настаивал Перший. Каждый раз поясняющий молодой женщине, при редких встречах, что эти знания будут необходимы им в дальнейшем. Делая особое ударение на слове им... и тем самым словно разъединяя ее и Крушеца.
  Император, который более не вызывал в Еси напряжения, показывая на первые ряды встающих стен настойчиво описывал, как будут выглядеть обобщенно после постройки пирамиды. Имея небольшую вогнутость центральной части стен, пирамидальные храмы сверху облицуют белым известняком, а макушку их увенчают особым передающим устройством посылающим звуковые колебания воздуха.
  Китоврас бережно придерживая за руку Есиславу вел ее по грани стены, выложенной всего-навсе вчера... где и сами блоки, и раствор местами проложенный меж них уже основательно устоялся.
  - Устройства, которые мы называем малозвеки, будут сиять желтовато-розовым цветом, вроде по их поверхности поигрывают, резвясь, лучи солнца,- неторопливо рассказывал император девушке, и уже не впервой, словно впихивая в нее эти знания, он жаждал, абы вся его молвь отчеканилась в самом естестве.- Их макушки ориентированные на северные звезды в Созвездиях Стожары передадут звук мгновенно, лишь вскользь задев подобные сооружения на иных планетах Солнечной системы, Галактиках и своей мощью наполнят Всевышнего. Быть может малозвеки придется убрать с наверший маковок, коли человечество будет развиваться стремительными рывками, как почасту бывает... Но в надобное время, когда придет время обрести божественность вам госпожа, мои гипоцентавры прибудут и установят их. Запомните это...
  - Запомнить,- тихо повторила вслед за Китоврасам Есислава и улыбнулась, подошвой сандалии оглаживая ровные стыки блоков, чрез оные не можно было даже просунуть тонкий отросток.
  - Да, госпожа, запомните, так велел Господь Перший,- проронил император и с теплотой приголубил волосы молодой женщины, которые несмотря на рождение ребенка и собственное взросление нарушая традиции дарицев она носила распущенными.- Гипоцентавры опять же, как это делали всегда, заложат особые знания и пояснения в тайные комнаты внутри пирамидальных храмов. Чтобы в свое время, достигнув определенного уровня, люди могли открыть и сами тайники, и те знания оные придадут поступательное движение развитию науки, техники землян...
  Стены храмов возводились весьма скоро, поелику строителей торопил Перший желающий, або его бесценный Крушец, непременно, запомнил данное строительство, и тем сохранил в себе понимание дальнейшего роста.
  В таком каком-то скором движение прошло первое лето Ярило, который рос крупным, сильным мальчиком с пухлыми щечками и с тем чем-то напоминающий Стыня. Хотя в отличие от Бога не имел ни его цвета кожи, ни волос, ни общих признаков близких к темнокожим людям. Мальчик, несомненно, был смугловатым, но волосики у него смотрелись белокурыми, слегка вьющимися, а глазки поколь не набрав положенного цвета темно-серыми.
  Не только Стынь, но и Дажба, чтобы порадовать Есиславу, приходя к ней почасту брали Ярило на руки, целовали в лоб, и прижимали к груди. Младший Рас, также как и Стынь, знающий о скорой смерти плоти девушки не раз хвалил ее сына, сказывая, что он вырастет достойным человеком, понеже обладает яркой искоркой. Великий человек, с хорошими помыслами и намерениями Ярило безусловно станет замечательным правителем, который будет любить и заботиться о своих къметинцах... Къметинцах, каковые за счет темнокожих рабочих отпущенных с постройки храмов и ставших селиться вокруг селений белых, значительно увеличились численностью. Кукер, выполняющий теперь уже замыслы своего хозяина, Зиждителя Седми, столковался с Китоврасом... И гипоцентавры запретили уход из селений темнокожим людям, обязав их селиться подле и тем самым увеличивая подданных будущему правителю Ярило, и по-видимому, тем смешением образовывая новую ветвь людской расы... той самой къметинской.
  В маленьком Ярило не чаял души Липоксай Ягы. И если вещун в свое время баловал и кахал Есиславу, то ее сына лишь носил на руках, исполняя его и малый писк. Пройдя лечение на сфероиде, на который его все же пришлось вести силой, старший жрец достаточно прибавил в здоровье. Гипоцентавры, делали все, чтобы он смог в ближайшем будущем, перенести смерть своей Есиньки, и, продолжив жизнь, заниматься воспитанием юного фаРао.
  Стынь приходил за эти итоговое лето для жизни Есиславы нечасто, а ноне прибыл в последний раз. Хотя молодая женщина о том не ведала. Просто в днях ожидалось отбытие пагоды из Млечного Пути... Пагоды и чанди прибывшего намедни в нем Вежды. Как и было замыслено, биоауру из чанди перекачали, для восстановления Седми, в хранилище маковки, само же космическое судно Вежды в Северный Венец поведет Стынь, так указал сделать Родитель. А пагода вместе с Першим направится в Галактику Синее Око.
  Стынь, достаточно довольный тем, что впервые отправится в путешествие без присмотра, как он думал, сиял переливами золотого света. Он появился нежданно в саду, где гуляли Есинька и Ярило.
  Молодая женщина присев на скамейку с нежностью наблюдала за прохаживающимся сыном вже на окрепших ножках, не сохранивших каких-либо признаков вмешательства, одначе до сих пор остающихся под опекой Кентавра. Ярило с интересом оглядывал алый цвет петушков, купно росших на круглой клумбе, да гулко вздыхал, радуясь кипящей внутри него и снаружи такой горячей жизни.
  Возникнув на дорожке, Бог принял доступный ему человеческий рост и неспешной поступью направился к скамейке. Девушка не столько услышав, так как Зиждители всегда ходили бесшумно, сколько почувствовав его приход торопливо оглянулась. И немедля поднявшись со скамьи, вместе с сиянием улыбки, поспешила к нему навстречу.
  - Стынюшка,- нежно дыхнула она, и, припав к груди Бога прикоснулась губами к его округлому подбородку.- Тебя давно не было. Я уже соскучилась и за тобой, и за Першим.
  - Отец тоже жаждет тебя увидеть,- не менее мягко ответил младший Димург и приобнял женщину, но в его движениях уже не было ничего человеческого... всего-навсе, как сказали бы люди, холодная медлительность Господа. Очевидно, это успокоительные разговоры с Отцом, обдуманная неправильность поступков, придала Стыню положенную степенность в отношение человеческих существ, оставив лишь трепет и любовь к тому общему, единому, что жило в плоти девушки.
  - Если ты отведешь нашего мальчика,- продолжил говорить Бог, однако всякий раз не отделяя от себя Ярило.- К нянькам, я отнесу тебя к Першему... Так как вмале нам с ним придется отбыть из Млечного Пути.
  - Надолго?- взволнованно вопросила Есислава, хотя и ведала, что Перший очень часто последнее время улетает из Галактики.
  Стынь воззрился в лицо Есиньки, где в зеленых очах зримо проступили слезы, и задохнулся от теплоты которую питал к ней... Вернее не к ней, а к нему... К Крушецу... тому за чьим зарождением и ростом наблюдал, поколь он был в руке Отца. К тому, кто вскоре впитает чувства, переживания, боли, тревоги и саму жизнь, мозг этой девочки, абы потом перевоплотившись в Господа быть в их печище младшим... третьим братом... Братом, ибо Стынь помнил чувственность Крушеца к Отцу и не сомневался, чью печищу изберет, а точнее уже избрал дорогой ему малецык.
  Бог медленно наклонился к голове Еси, и, поцеловав ее в лоб, передал ту свою братскую нежность Крушецу, а ей мягко сказал:
  - Нет, не надолго. Я уверен наше расставание будет коротким.
  
  После отбытия Першего и Стыня, которое Есислава и не ощутила, потому как ей о том не сказали ни Китоврас, ни Дажба, чтобы не волновать, ибо срок отпущенной ей жизни подходил к концу, она еще один раз была на маковке. И сие произошло месяц спустя. В этот раз на маковке находились сразу Небо, Вежды и Седми. Днесь готовилось отбытие Небо и Дажбы, и Седми уже перебрался на маковку Димургов, только давеча придя из дольней комнаты. Слабость старшего сына Расов наблюдалась столь очевидной, что выливалась в постоянные пререкания с Небо и даже с Вежды. И коль Димург к тому относился достаточно степенно, старший Рас был вельми тем расстроен.
  - Ну, почему ты все время на меня гневаешься Седми? Чтобы я не спросил, не сказал тебе, моя драгость?- негромко продышал в направлении сына Небо и слышимо горестно вздохнул.
  И сие воздыхание столь мощно прокатилось по залу маковки, что замерла стоящая и лишь пару минут принесенная сюда Дажбой Есислава. И тотчас из головы молодой женщины вибрируя вырвалось золотисто-белое сияние. Крушец, волновался уже который день. Он как знали Боги, приметил надвигающуюся болезненность в мозгу девочки и таким образом просил у своих сродников помощи, понимая, что только оправившись от хвори, еще достаточно слабый, вряд ли сумеет спасти его от гибели. Индикатор установленный на начальном сегменте передней мозговой артерии дотоль также передал гипоцентаврам и бесицам-трясавицам о наступающем срыве в тканях мозга Есиславы, и как было положено, отключившись, отсоединились от артерии. Словом все подходило к итоговому концу в жизни еще молодой Еси, потому ноне она и была принесена на маковку... Принесена с одной целью, чтобы Боги смогли попрощаться на неопределенное время с лучицей, и Небо, как старший Зиждитель, поговорил с Крушецом о том, почему происходит отключение плоти.
  - Не надо спрашивать... и я не буду гневаться,- вельми досадливо откликнулся Седми.
  Боги расположились в центральной части зала в облачных, купно собранных облаках, таким образом, что в среднем из них сидел Небо, а по правую от него руку поместился его старший сын.
  - Ты, знаешь я пришел, абы увидеться с Крушецом... Увижусь и уйду...- это Седми послал мысленно так, чтобы не слышала молодая женщина, наконец, присевшая напротив них на мохнатый, бирюзовый ком облака, сброшенный со свода взмахом руки Вежды.
  - Небо, прошу тебя, успокойся,- умягчено и также мысленно проронил Димург, и, сняв руку с облокотницы протянув в сторону старшего Раса, ласково огладил перстами тыльную сторону его длани.- Пусть побудет с нами, а после я его сам сопровожу в дольнюю комнату, поколь ты будешь толковать с Крушецом... Давайте сейчас закончим с нашей девочкой, ибо сразу видно, как вельми взволнован наш бесценный малецык.
  И тотчас глаза всех трех Богов уперлись в лицо Есиньки, объятой почитай коричневыми парами дыма так мощно пробивалось из ее головы сияние. Нынче Вежды, крепкий и статный в отличие от обоих Расов, был без венца, как и Седми, обряженный в синюю рубаху и черные шаровары. Его черная кожа отливая золотом, словно подсвечивала легкой желтизной и сами короткие вроде пушка курчавые волосы на голове. Крупные с приподнятыми вверх уголками темные глаза смотрели с особой теплотой, как на сродников Богов, так и на девочку, а толстые губы иноредь озаряемые почти рдяно-смаглыми переливами, слегка изгибались в улыбке.
  Расы немедля перестали обмениваться мысленной молвью и одновременно улыбнулись Есиславе, тем единождым движением своих уст, вспенив золотое сияние на собственной коже. А минутой спустя в залу сквозь зеркальную стену вошли два создания, каковые теперь брали на себя работу прослеживать появление лучицы в плоти. Высокие эти существа смотрелись плотно сбитыми, с долгими руками дотягивающимися до стоп и не менее худобитными ногами. Не только руки, ноги, но и целиком яйцевидное тело их было покрыто густоватой шерсткой. У Коловерша белой, у Керечуна черной. На вытянутой кверху заостренной макушке у обоих восседали похожие на солому плотные волосы. А на узком человечьем лице располагался горбатый нос, ярко горящие багряным светом очи и весьма пухлые плямкающие губы, как будто создания были вельми голодными. Вечные соперники, понеже подчинялись Богам разных печищ, ноне по замыслу Родителя, Коловерш и Керечун должны были во всем сотрудничать, и сейчас запомнить общий образ Крушеца, абы после вселения в плоть мгновенно в ней его распознать.
  - Еси,- по-доброму произнес Вежды, который сидел много ближе к молодой женщине. Хотя точнее будет сказать, это она остановилась возле него, ощущая таким образом близость Вежды и Першего... близость Вежды и Крушеца... которого так и продолжала отделять от себя чувствуя его более властной сутью владеющей не только данной плотью, но и в целом всей ее жизнью.
  - Эти создания, одна из разновидностей многочисленного племени чертей. Их величают Керечун и Коловерш,- продолжил пояснения бархатистым баритоном Вежды.- Они хотят к тебе прикоснуться, коли ты позволишь?
  Есислава с явственным недовольством во взоре оглядела замерших в нескольких шагах от нее чертей, и, скривив губы, негромко отозвалась:
  - Понятно, почему люди приписывают чертям все пакостные поступки, ибо их вид может напугать даже меня привыкшую и не к такому... И зачем я не пойму, Вежды, надо творить существ таким некрасивыми?
  - Это не только наше создание... Димурговский тут один Керечун, а Коловерш принадлежит Расам,- немедля пояснил Вежды и слышимо усмехнулся так, что затрепетали яркие округлые шары облаков в своде, лучисто озаряющие помещение и скрывающие марность самой поверхности потолка.
  Еси неторопливо перевела взор на Небо и, кажется, заглянув в глубь его небесно-голубых радужек, так напоминающих безоглядное небо раскинувшееся над планетой Земля, качнув головой, добавила:
  - А еще сказывали дарицы, про тебя Небо, что ты Творец всего прекрасного. Видели б они это создание вероятно перестали бы так толковать.
  И залу тотчас потряс глухой звук смеха исторгнутый не только Вежды, но и Седми. Боги не стали однако говорить девушке, або это уже не имело смысла, что на самом деле Творцом Керечуна и Коловерша являлся ею любимый Господь Перший.
  Молодая женщина медленно поднялась с комка облаков, и, шагнув к чертям, остановилась подле них. И тогда Керечун, оно как считался более старшим чертом, протянул в сторону ее головы трехпалую, левую руку с вытянуто-долгими перстами завершающимися вороночными полостями и прикоснулся к коже лба... Словно высасывая с под него все знания о внешнем облике столь бесценного, драгоценного, любезного для всех Зиждителей, Родителя и живых существ юного божества Крушеца.
  
  
  Эпилог.
  Легко и быстро я преодолел разделяющую землю и парящую над планетой Земля бело-серую, плотную, газовую оболочку, и вырвался в небосвод. Я достиг атмосферы и того дивного радужного объятого лучами света облака, ощущая страшное огорчение, оттого, что так внезапно прервали бытие моей любимой плоти там внизу на Земле... И твоя молвь, Небо, мне не помогла...
  Я хотел... Жаждал, чтобы вы спасли плоть и даровали ей жизнь. Я был просто уверен, в том, что она могла... еще могла пожить... и мной владела досада на вас всех... вас Богов и тебя Родитель. Черная зала маковки с зеркальными стенами она хранила в себе образ моего любимого Отца, расставание с которым было для меня не выносимо тягостным и каждый раз давалось с таким трудом.
  Я всегда знал, обладая особыми знаниями, что мне нужно время, абы оказаться сызнова обок с Отцом, с братьями. А для того необходима была новая плоть... та самая плоть... мозг...впитав который я смог бы приблизиться к обретению самого себя... себя Крушеца- Господа, Зиждителя, Бога.
  И посему я направил собственный полет, в ожидании распоряжения на вселение, поколь вдоль окоема газовой оболочки Земли, наблюдая подле себя и вовсе ставшие крошечными движущиеся рдяно-золотые искры, оные люди по нелепости, аль вернее в силу собственного скудомыслия называли душами, на самом деле бывшие источниками хода жизни человеческого мозга.
  Вначале моего скорого полета я лицезрел, как мне кажется, одни искры, но погодя, очевидно, присмотревшись, приметил и другие... Несомненно, меньшие по размеру, чем искры, те крупинки, также свершали коловращательное движение. Однако это были не только малые в сравнение с искрами объекты, но и вовсе слабо горящие. Не столько потухшие, сколько точно насыщенные иной составной, газо-пылевого вещества, а потому сияние их казалось приглушенным, неясным, то блекло-голубым, то мрачно-красным, то молочно-серебристым, то бурым. Впрочем, с тем отчетливо на поверхности их тел, схожих с видом планет, я видел многообразие борозд, рытвин, вспученностей, выемок, аль как сказали бы люди, составляющие грани моего естества, это проступали кратеры вулканов, скалы, каньоны, русла рек, узбои текущей лавы, ровные возвышенности, низменности, утесистые горные гряды.
  Сие было вельми занимательное познавание... Как и ясное понимание того, что степенно двигаясь по кругу, я смог втянутый в себя мозг последней плоти распределить в собственном естестве. Так, что ноне я не только значимо вытянул свое дотоль скомковатое, смаглое, пылающее тело, но и образовал выступ в виде округлой головы и долгий хвост, а остаток впитанного истратил на создание пусть и зачаточных, но двух конечностей на туловище, будущих моих рук... Конечно, было слишком мало накоплений, в основе второй плоти, столь надобных для моего роста, но мне показалось, я достаточно рационально распределил и те запасенные крохи.
  Значительно вырос... Я вырос, впитав, переварив в себе сущность Еси. Ее чувства, переживания, боли, тревоги. Все собранное и осмысленное таким бесценным для меня мозгом, при том одначе сохранив целостность ее как личности.
  Я свершил еще один оборот вкруг Земли, теперь придавая быстроты себе зачатками колыхающихся будущих рук, ощущая на кончике моего хвоста прицепившуюся плотным комком хоть и малую, но дюже противную золотую, волокнистую пушинку. Это было похожее на пух осокори тонкое, рыхлое и упругое вещество, где махунечкие волоски собранные меж собой несли на остриях радужно переливающиеся крупинки. Я было пожелал скинуть с себя ту пушинку (вернее будет сказать, приставленный Родителем нимб, передающий о моем состоянии прямо на него всю информацию, ибо оставался вельми на Него сердитым) и с тем резко крутнулся вправо... влево... вверх... вниз. Но нимб был цепко ко мне прилеплен, а я нежданно попал в огромное густое облако, испещренное всевозможными цветовыми лучами света.
  По первому меня точно оглушило и сдержало движение внутри него так, что я повис в тех облачных глубинах не в силах шелохнуться, подобно сызнова захворавшему аль лишенному сил. А после, так как сутью моей были знания, принялся внимательно все оглядывать.
   Из глубин широкого почти ярко-желтого рукава, подымающегося с поверхности Земли, узрел я, как выкинуло в густоту того облака, почти к моему телу, точь-в-точь напоминающую Солнечную, систему, только совсем крошечную, особенно в сравнение со мной. Объятая по коло сферическим полупрозрачным веществом система, на вроде яйца, замыкала в себе в черном мареве: газы, пыль, мелкие частицы, более весомые болиды, метеориты, блекло-голубые, мрачно-красные, молочно-серебристые, бурые крохи- планет, кружащиеся вкруг рдяно-золотой искры поместившийся в центре. Планеты, которые по мере удаления от своей искры набирали в размерах, а посему зрелись их изъеденные рытвинами, углублениями, вспученностями, шишками поверхности.
  Внезапно луч света, наполняющий плотность самого облака, резко вдарил в центр той системы, так как бил в меня Родитель, стараясь выправить сбившиеся коды в естестве. Поток голубого света единождым махом расчленил окружающее систему вещество и словно прицепил к своему острию две получившиеся расколотые половинки яйца да все еще вращающееся подле его стен марево газа, пыли, мелких частиц, болидов, метеоритов, астероидов. Сама структура связывающая звезду-искру и планеты также при ударе распалась. И рдяно-золотая искра, энергично дернувшись, выскочила из удерживающих ее дотоль связей. Более не чем не сдерживаемая, она, сорвавшись с места, понеслась из глубин облака в направлении таких же звезд- искр витающих в мироколице над Землей.
  Еще может морг и, оставшиеся без своей праматери, планеты также порывчато дрогнув, и с тем сойдя с прописанных для них орбит, умчались вслед за искрой. Однако были и те, что замешкались, иль вроде как прицепились за темное марево газа и пыли. И тогда луч рывком подкинул ввысь остатки замкнутого в системе вещества, как и ее саму. Широкая полая труба, со стальными переливами света, нависающая над самим облаком и уводящая из атмосферы в космическое пространство, а далее, как я ведал, соединяющаяся с установленным подле чревоточины мощным накопителем, величаемым Навь, чуть слышно издала тугой звук всасывания. И внутрь ее безбрежных глубин влетела и сама расколотая система, и прицепившиеся обок нее несколько планет. Вслед той, что я наблюдал, в трубу уносились все новые и новые, расчлененные системы с марно-фиолетовыми останками некогда чего-то единого: газа, пыли, мелких частиц, болидов, метеоритов, астероидов. Обаче порой туда затягивало и вовсе синие потухшие яйцевидные структуры, поступающие с Земли по ярко-желтому рукаву, которые в отличие от виденных мною раньше не сияли. Эти мрачно-темные системы казались потухшим куском камня, с изрытой поверхностью так, что луч даже не разбивая их, срыву и сразу отправлял в трубу и в Навь.
  Зачарованно и долго я наблюдал за тем, как раскалывались системы и, несомненно, рождались новые искры движения, те самые крохи-планеты, только теперь не обладающие таким ярким свечением, такой искрометностью, живостью и вероятно неповторимостью. Это были уже новые формы хода, течения, полета, каковые вселившись в человеческий мозг даровали такие качества, как хитрость, изворотливость, алчность, властолюбие. Они несли в себе уже отрицательные мысли, желания и как итог поступки, оные люди ассоциировали со злом... Злом, кое сами же и плодили.
  Нежданно подле меня просквозило огромное рыже-желтое, хотя одновременно и прозрачное существо. Всего-навсе мгновения мне хватило, чтобы безошибочно узнать в нем Гриб-птицу. На мощном теле льва этого создания находилась голова птицы с золотисто-переливающимся загнутым клювом и крупными белыми очами. Два огромных крыла таких же желто-рыжих неспешно подымаясь вверх...вниз поддерживали Гриб-птицу в вышине, а перья точно опирались на облачные испарения. Мощные лапы на концах увенчанные серебряными когтьми были плотно прижаты к телу, отчего казалось, что создание прилегло на облако. Не менее длинный хвост завершался змеиной головой, символ Творца... Творца, моего Отца, Господа Першего.
  Казалось на Гриб-птице, несмотря на прозрачность плоти, явственно просматривалась каждая шерстинка на туловище, каждое перышко на голове и крыльях, хотя и не ощущалось их осязаемости... Безусловно, они были иного материального происхождения, в общем, как и я сейчас...
  Гриб-птица отворила свой клюв и вельми крепко ухватила меня за хвост. И тот же миг уже ее, изогнувшийся плетью, хвост подтянулся ко мне. Змея в завершие хвоста раскрыла пасть и ощупала меня раздвоенным черным языком, по поверхности которого струились разнообразные серебряные символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, принадлежащие Господу Першему. Кончик языка полюбовно прошелся по моему сияющему естеству с головы до ног и ощутимо затрепетал.
  Гриб-птица резво дернулась в бок, и, взяв многажды выше, вмале вылетела в газовую оболочку, где дотоль я летал. Она медленно раскрыла свой клюв и выпустила меня.... Выпустила лететь... туда... вперед... к новым свершениям... Меня, Крушеца, будущего Бога и лучицу моего любимого Отца, сына Родителя, старшего из печищи Димургов, Господа, Зиждителя Першего!
  
  
  КОНЕЦ.
  
  г. Краснодар, май- июнь; ноябрь-декабрь 2013г, июль-сентябрь 2014г.
  
  
  
  Целиком книгу можно купить в интернет-магазинах Литрес, Ozon.ru, ТД "Москва" (moscowbooks.ru), Google Books (books.google.ru), Bookz.ru, Lib.aldebaran.ru, iknigi.net, Bookland.com, на витринах мобильных приложений Everbook, МТС, Билайн и др.
   Пройдя по ссылке:в электронном виде http://www.ozon.ru/context/detail/id/34908831/
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"