Аннотация: По кабакам и мирам. Венчик сонетов/ Ольга Лукас, Евгений Лесин. - М.: Гаятри, 2007. - 128 с.
Всем охреневшим от новых времен, всем севшим на шпагат между детством и недетством - миф. Когда говорят "известный столичный...", ты сам о себе это обычно и говоришь. Как Есенин какой. Тем более, если пьешь. Тем паче, если выпивка со времен Ерофеева, Который Постарше, - сама себе сюжет. Сам творишь себе легенду, рюмку за рюмкой, бутылку за бутылкой - припадаешь на грудь и к чистой правде, и к чистому вымыслу.
О полиморфной Москве, бессмертном спруте улочек и подорожий, о настоящем, носящимся с вариантами грядущего как кенгуру со своим недоношенным детенышем, написан сей анекдот. Поэма о Москве уже есть, а вот сонетов, тем более тематических, еще не было: два героя Лукаса и Лесина (Лукас и Лесин) прихотью non-stop-выпивона и поисками Русской Национальной Идеи (так и видишь, как два мультипликационных человечка идут по бесчисленным коридорчикам, ловя магические сосуды и встречая шуточных монстров) проваливаются в параллельные реальности, "могущие существовать, но покамест не существующие". Столица наша, слава Богу, стоит довольно давно... и на отсутствие кабаков со времен Алексея Михайловича не жаловалась. Каждый кабак - лик. Икона чистой, опять-таки, идеи, что пили всегда, везде и все. В "подвалах Лубянки" и в "Детском мире", на Руси пропитерской и православной, гламурной и физкультурной, фашистской и космической, пацифистской и богемной, крамольно-раздробленной и офисно-бутиковой - повсеместно наличествуют и стол, и дом... да только не может интеллигент, как та самая крыловская стрекоза, взять и напиться в каком-либо идеологическом раю так, чтобы захотелось остаться в нем навек. Прискучивает, хоть и приплачивают ему "кабаков владельцы", а по-старому - целовальники. Так уж взасос, что рот на сторону: все идиотские ("кабацкие") версии нашей треклятой новороссийской реальности оказываются на поверку угрюмой "умственной" шелухой, порождением чьих-то пьяненьких предпохмельных грёз, из которых ни одна каждому конкретному человечку с улицы не подходит. А чуть воссияет Утопия, Счастьице Для Всех и Каждого, икается бедному человечишке, и коли заметят такое его бесчиние и непотребство, то либо в морду двинут, либо расстреливать поволокут. У нас это просто. Мы ж сами родом из Утопии, да еще какой! Всему миру показали... Мы же все счастья ищем! Потому на трезвую голову с нами жить невозможно. Только ругаться и посуду бить. Ты - спервоначалу (накорми, напои, спать уложи) - выпей, проникнись, посиди, соседушку угости, поистаскайся от умственной натуги, до самого Трезвевателя дойди, а вот тогда и суди, что истинно, а что ложно.
Долог ли, короток сказ, а ведёт, мне кажется, к "Климу Самгину". Только в этом мрачном четырехтомнике решительно заявлено, что Рая на земле нет, а русские люди с ивангрознинкой, петрвеличинкой, достоевщинкой и толстовщинкой в левом недреманном глазу навыкате сами себя тиранят похуже всяких наёмных деспотов. И поболе того - сами деспоты. Живут мерой пития. Кто больше всех потребил, того и горка, как в "аглицком парей" из лесковского "Левши". Так из народа, из бредней застольных и полуночных, рождается чудовищная, равнодушная ко всему, кроме "реальных доходов", русская власть: те самые прорассуждавшиеся до душевной изжоги крокодилы со средствами.
Лесин ли с Лукасом, Бабай ли с Баюном, могут лишь приблизительно-гротесково представить нам, что такое наша собственная смута, дебиловатый выбор очередного, на словах прямого и светлого, а на деле - постоянно кривоватенького и подозрительного, как кренделя пьяницы, "русского пути". А - Гаргантюа с Пантагрюэлем, спросите вы, разве о выборе пути французского? Не знаем, во Франции периода ренессансного упадка не проживали. Мы здесь прописаны.