Аннотация: Лена Элтанг, Александр Кабанов, Геннадий Каневский, Михаил Гофайзен. Другие возможности. - Таллин: Agia Triada, 2004 (серия "Поэзия нового века"), 192 с.
Покуда есть в русской поэзии Солнце, будут и претенденты на звание планет, с неизбежными сателлитами-эпигонами и притяжением, то есть чувственным и "только своим" влиянием на язык. Быть небесным телом значит иметь орбиту обращения и "скорость убегания" от Солнца, позволяющую не падать ни на него, ни на других гигантов... После союзной катастрофы оттаяли голоса Украины и Прибалтики, исконный Питер держит серебряную марку, как всегда, высоко, Москва еще отходит от шаманства на потребу, такова география. А что с астрономией?
О "сетевых поэтах" сколько ни пиши, все мало. Во-первых, пора отменять термин. Каждым из авторов четверного сборника (перекрестка) издано по книге, они безусловные поэты и находятся в неявной семантической перекличке если не друг с другом, то с постсоветским языком. "Другие возможности" подсвечены предыдущим десятилетием одинокого говорения в пустоту, когда культурное пространство расползлось и не единожды перекроилось таким образом, что окраины заговорили по-русски лучше метрополий, синхронно образовав элегическую "ноту", умеющую органически присваивать и разговорный излом, и далеко не пластическую лексику высоких технологий.
Язык сборника разношерстен: Элтанг, влюбленная в созвучия превыше логических сочетаний, строит поэтику на вышивании вне канвы, в любом направлении (залог свободы), достигает высшего накала эмоции коллажем. Именно сборник выдает в ней созревшую склонность к ахматовской поэме, созданию строфы, могущей связать воедино предметы, людей и события в крайне завуалированной (характерной для поэта) форме. Изыск сам по себе уже соблазн, "возможности" Лены Элтанг широки, ее явно ожидает модернистская эпика. "...такая странная игра / как в быстрой фильме черно-белой / бегут солдатики ура / от крови пленка задубела / и все как будто невзапра..." Взапра-взапра!
Ренессансный Кабанов, весь из праздничных петард корневых просторечий, благоухает Крымом, преображенным в Эльдорадо. Словно Колумб, достигший Парадиза, поэт подбирает цветные смальты к мозаике настроения, собирает пазл дня и неизменно выигрывает у трудной детали напевом. Кажется, это называется "знать жизнь с закрытыми глазами", читатель заряжается оптимистическим вздохом, стоящим на слоговом чуде, и становится полувиден основной секрет стихосложения: удовольствие достигается преображением слова. Впрягаясь в карусель, идиома подпрыгивает и даже может рассмешить, но вслед за звоном монетки слышишь, как кто-то совсем рядом - "Утро туманное, утро седое...": "Индейцы, вернее, скворечник, / Заливистый ливень в саду. / ...Орешник из Греции грешник... / Я слова тебе не найду..." Найдешь-найдешь!
Более традиционным выглядит Каневский. Его стихотворные "полотна" развернуты, моногамны и парадоксально умеют держать эклектику в рамках хорошего вкуса. Глазу слегка мешает графическая громоздкость, но, вчитавшись, ощущаешь и гравитацию этих больших пространств, где строка привязана к строке цельностью и спокойствием повествователя, честно грустящего над Летой, не сбивающегося ни в клоунаду, ни в спекуляции ранних "жоржиков". Дендизм без вызова и... да, в поэзии возможен баратынский ум, сознающий близость экзистенции как наволочку, сквозь которую колются и щекочут ворсинки "Сухой глины".
Сквозной мотив "нелегальных эмигрантов неизвестно какой волны" длит Гофайзен. Под флагом изгнанных из Эдема рождается безмолвный заговор "рыцарей, лишенных наследства". Равноприближенными, то есть чужими, стали города, миры, словно сама История отреклась от своих детей, изгнав их под своды дней и ночей без опоры на краткую память. Однако создать космогонический миф на веяниях сиротства пока не удается. Автор балансирует над терминологией боли, сбивается с рассуждения на сарказм, грозящий разразиться выкриком, но и вся философская лексика не может помочь сверзить с себя липкие лохмотья веры. Гофайзен верует в иссечение искры из отчаяния, и ничто не выкрестит его в обратное. Ноябрь в душе лечится домом в сердце. "Я день за днем, как будто стриж, / Клюю свое тысячелетье, / Отмечен точкой, точкой лишь / У Элохима на планшете..." По зернышку и мука!
Следует заявить, что термины действительно устарели: "Мы" больше не означает "Поколения Хихикс", но и далее станет значить "Поколение О..."!