Артлегис Марина : другие произведения.

Честный обмен

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь. На это можно выменять все, что угодно. Но нужно быть осторожной - время тает стремительно. Кто знает, сколько ему отмерено? Сколько можно потратить? Еще есть чувства - любовь, дружба... Ненависть, наконец. О-о, ненависть очень сильное чувство! Настоящая, сжигающая душу ненависть может быть смыслом жизни, ее стержнем... Это очень хороший товар для обмена! Но это редкость. Люди нынче не те... Их чувства мелки и несерьезны. Где любовь, за которую кто-то готов отдать душу? Где пылающая ярким костром ненависть? Такая, чтоб отомстить врагу ценой собственной жизни. Все измельчало... Встретились-разбежались, поссорились-помирились... Ты сама должна знать, что есть у тебя. Что ты готова отдать...
  
   1
  
   "Помогу исполнить мечты. Ведьма Вероника Ивановна. Улица Омская, дом 7. Вход со двора". Инга перечитала объявление два раза. Перевернула газету, нашла дату выпуска. Не первое апреля. Опять пробежала глазами три строчки. Мелкий шрифт, раздел "услуги" - объявление ничем не отличалось от сотен других, напечатанных на последней странице еженедельника "Жизнь города". Ничем, кроме содержания. Соседние объявления предлагали перевезти грузы, написать курсовую, помыть окна. А это...
  - Ведьма Вероника Ивановна, - вслух произнесла Инга. - Бред какой-то.
   Она вышла в коридор и сунула бесполезную газету в стопку таких же, приготовленных для кошачьего туалета. Настроение испортилось. За последние несколько лет мир сильно изменился. На каждом шагу встречались гадалки, ясновидящие, потомственные колдуньи и прочие сказочные персонажи. Соседка взахлеб рассказывала, как навела порчу на любовницу мужа и та заболела неизлечимой болезнью. А муж, подлец этакий, нашел себе другую, но к соседке так и не вернулся. Даже мама, которую Инга всегда считала здравомыслящим человеком, купила "ультразвуковой уничтожитель сглаза". Теперь маленькая черная коробочка, работающая от двух пальчиковых батареек, круглосуточно облучала родительскую квартиру. Инга пыталась обсудить это с отцом, но он считал, что раз нет вреда - пусть мать развлекается.
   В общем, мир сошел с ума. Инге порой казалось, что homo sapiens вымирает как вид. Поэтому дурацкое объявление, напечатанное в уважаемой газете совершенно вывело девушку из себя.
   Она попыталась отвлечься, начала мыть посуду, но короткий текст не шел из головы. Любимая кружка выскользнула из рук. Выгребая из раковины осколки, Инга сильно порезалась. Когда в испачканную кровью раковину закапали слезы, стало ясно, что на сегодня дела лучше отложить.
   Она заклеила порез пластырем, налила себе зеленого чая и села на диван перед телевизором. Басик моментально устроился на хозяйских коленях и довольно заурчал.
  - Балдеешь, плюшка? - почесывая кота за ухом, спросила Инга. - Хорошо тебе - ты читать не умеешь. А у меня все настроение испорчено. Что делать-то, а, Бас? О! Точно, надо кино хорошее посмотреть. Так, что у нас тут есть?
   Выбор пал на "Человека дождя". Этот фильм, просмотренный не меньше десяти раз, всегда действовал безотказно. Вот и сейчас - спустя полтора часа Инга забыла о нелепом объявлении.
   Она приняла душ, чувствуя, как горячая вода смывает осадок от неудачного дня, почистила зубы и забралась под теплое одеяло. Басик улегся в ногах, вибрируя и урча, как маленький трансформатор. Во сне Инга летала.
  
   Спустя неделю Ингу после второго урока вызвал директор.
  - Ингуша, девочка, выручай! Надо документы отвезти срочно, а секретарь, как назло, заболела. У меня сегодня комиссия из РОНО, так что... - Борис Николаевич развел руками.
   Бодрый пятидесятилетний дядька когда-то, двадцать лет назад, вел в 11-а русский и литературу. Тогда он был молод, водил класс в походы, пел под гитару и рассказывал анекдоты. Инга была любимой ученицей: отличница, все переменки - с книжкой в руках. После окончания школы выбор - куда пойти учиться - перед ней не стоял. Конечно, в педагогический! Спустя пять лет Инга вернулась в родную школу учителем. А еще через восемь лет Борис Николаевич занял пост директора. Они так и остались друзьями. Инга частенько забегала в малогабаритную однушку на краю города обсудить книжные новинки, рассказать о своих проблемах, посоветоваться насчет трудных учеников. Понятно, что директор обратился с просьбой именно к ней.
  - Борис Николаевич, у меня ведь уроки еще, - только и сказал Инга.
  - Ничего, я замену поставлю. Вон, Антонина Григорьевна сегодня свободна. Давай, девочка, поезжай. Смотри - вот бумаги, их надо отвезти на Омскую пять. Там контора, у нас с ней договор на охрану заключен. "Аспект" называется. Они подпишут, и ты назад все привези. Ладненько?
  - Конечно, Борис Николаевич.
   Как только директор произнес "Омская пять", в голове у Инги прозвенел тревожный звоночек. Смутное воспоминание мелькнуло и исчезло, оставив царапающее чувство раздражения. Так бывает, если кто-то проведет железкой по стеклу - звук уже затих, а мурашки по спине еще бегут.
   Инга взяла папку с бумагами, оделась и вышла на улицу. Стояла по-ноябрьскому отвратительная погода. Под ногами хлюпала густая жижа. Вдоль узкой тропинки, виляющей посреди нечищеного тротуара, громоздились неопрятные, серые сугробы. Летящие мимо машины обдавали зазевавшихся прохожих потоками грязной воды. Серое небо бетонной плитой нависало над головами бледных, измученных людей.
   Улица Омская находилась всего в получасе ходьбы. Инга благополучно нашла охранную контору и подписала необходимые документы. Не прошло и пятнадцати минут, как она снова оказалась на улице. И тут неприятное ощущение вернулось, принеся с собой воспоминание. Газета, нелепое объявление, ведьма Вероника... как там ее... Сергеевна? Адрес, указанный в объявлении - Омская, дом семь - это же совсем рядом.
   Инга оглянулась. Прямо перед ней висела табличка с цифрой три, рядом та самая контора - пятый дом. Следующий - номер семь. Ноги сами понесли девушку в ту сторону. Дом как дом - пятиэтажный, старый, с низкой темной аркой посередине. Инга прошла сквозь нее и очутилась в маленьком дворике-колодце. Голый асфальтовый пятачок, четырехугольник облупившихся стен, немытые окна... С ними было что-то не так. Спустя мгновение Инга поняла, что они расположены в странном беспорядке. Вот два больших окна рядом, затем, выше и чуть правее, одно маленькое, а еще выше и левее - три круглых окошка, какие рисуют дети под крышей домика с трубой.
   Инга так увлеклась разглядыванием необычных окон, что не сразу заметила дверь в дальнем углу двора. Когда-то она была покрашена в коричневый цвет, но с тех пор прошло немало времени - краска почти вся слезла, обнажив серые растрескавшиеся доски. Форма двери даже отдаленно не напоминала прямоугольник. Ее перекосило самым причудливым образом. Оставалось загадкой, как вообще может закрываться такая сюрреалистическая конструкция.
   Инга подошла и машинально подергала ручку - заперто. Но стоило отойти на пару шагов, как за спиной раздался... не зловещий скрип, а вполне мирный щелчок открывшегося замка. Инга вздрогнула и резко обернулась. Приоткрытая дверь слегка покачивалась, словно приглашая. Инга осторожно потянула за ручку и заглянула внутрь: матовая бордовая кожа, золотые шляпки декоративных гвоздиков... В голове учительницы литературы всплыли бессмертные строки: "Вот парадный подъезд. По торжественным дням, одержимый холопским недугом, целый город с каким-то испугом припадает к заветным дверям..."
   Она не удержалась и тихонько погладила мягкую, теплую кожу. От этого осторожного прикосновения дверь вдруг бесшумно приоткрылась. Инга испуганно потянулась к ручке - прикрыть - и услышала строгий женский голос:
  - Входите же! Ну!
   От неожиданности она послушно шагнула внутрь и очутилась в просторном коридоре, уходящем куда-то вдаль. По обеим сторонам тянулись одинаковые белые двери, на полу лежал серый тонкий ковролин. Перед растерявшейся Ингой стояла женщина лет сорока. Деловой костюм, стянутые в пучок на затылке волосы, очки в простой железной оправе, высокие каблуки - секретарь? Руководитель? Инга растеряно пробормотала:
  - Извините, я, наверное, не туда... я просто...
  - Вы по объявлению?
  - Да... То есть, нет. Я просто зашла... Я читала объявление, но...
  - Идите за мной, - женщина, не оглядываясь, зашагала по коридору.
   Инге ничего не оставалось, как пойти следом.
   Строгая женщина остановилась.
  - Проходите, я сейчас, - она распахнула одну из дверей слева.
   Инга шагнула внутрь. Небольшой светлый кабинет напоминал приемную психоаналитика. Кожаная кушетка у стены, стол, пара стульев, чахлые цветы на окне. Сзади негромко хлопнула дверь и женщина, обойдя Ингу, села за стол.
  - Присаживайтесь, - она указала рукой на ближайший стул.
  - Нет, спасибо. Боюсь, вы меня неправильно поняли, - Инга сбилась и замолчала.
   На лице у женщины было написано вежливое внимание. Длинные ногти, ярко накрашенные пронзительно-фиолетовым лаком, легонько постукивали по столешнице.
  - Я зашла случайно, - опять начала Инга. - Я оказалась рядом и вспомнила, что видела этот адрес в газете.
  - Случайностей не бывает, - заметила женщина.
  - То есть как - не бывает? - опешила Инга. - Я же говорю...
  - Я слышу, что вы говорите. Но это неправда. Вы пришли по объявлению, - отрезала женщина.
  - Ну, знаете!.. - Инга вскочила и направилась к двери, твердо решив прекратить этот фарс.
  - Постойте! - в голосе прозвучало нечто такое, отчего Инга замерла, не решаясь сделать последний шаг.
  - Вам хочется счастья, - это не был вопрос. - Вы живете одна, с котом. Работаете в школе, воспитываете чужих детей и мечтаете о собственных. Вам тридцать пять. Молодость ушла, а счастья нет. Я могу помочь вам.
   На ослабевших ногах Инга вернулась. Шепотом спросила:
  - Откуда?... Кто вы? Зачем?...
  - Я - ведьма, - буднично пояснила женщина. - Вероника Ивановна.
  - Но...
  - Да - ведьм не бывает. Но я-то есть. Вам еще что-нибудь рассказать для убедительности? - Инга торопливо замотала головой. - Хорошо. Тогда к делу. Вы хотите исполнить свои мечты?
  - Да, но...
  - Никаких но! В любом случае, вы ничего не теряете. Если все это чушь - просто вернетесь домой и забудете обо мне. А вдруг сработает? - женщина улыбнулась.
   Ингу передернуло - так могла бы улыбнуться акула, перед тем, как слопать зазевавшегося купальщика.
  - Итак. Я научу вас делать обмен.
  - Что?..
  - Обмен. То, что вам не нужно - на то, что вы хотите. Значит так. Складываете... Ах, да. Чуть не забыла: оплата - пять лет жизни. Согласны? Это не дорого - что такое пять лет безрадостного существования по сравнению с возможностью получить все, что угодно. Согласны?
  - Да, - смирилась Инга.
   Она знала, что с ненормальными лучше не спорить, поэтому решила дождаться удобного момента и просто сбежать. Эта женщина пугала ее до обморока. Но выяснять, откуда та узнала детали ее жизни, совершенно не хотелось. Хотелось убежать и навсегда выкинуть из головы последние пол часа.
  - Складываете пальцы вот так. Ну-ка, попробуйте... Хорошо. И говорите: "Предлагаю честный обмен". И называете, что на что меняете. Например - куртку на пальто. Одно условие - обмен должен быть равноценным. Понятно?
   Инга слабо кивнула. Голова кружилась, воздуха не хватало. Она испугалась, что сейчас хлопнется в обморок и кошмарная женщина сможет делать с ней все что захочет. Из последних сил она вежливо сказала:
  - Я все поняла. Спасибо. Я могу идти?
  - Да, конечно, - равнодушно ответила женщина, которая сосредоточенно копалась в ящике стола, потеряв всякий интерес к посетительнице.
   Инга с трудом преодолела бесконечный коридор и оказалась на улице. Несколько глотков влажного холодного воздуха принесли заметное облегчение. Оглянулась - позади тянулась глухая потрескавшаяся стена.
   Дорогу домой Инга не запомнила. Едва попадая по телефонным кнопкам, она позвонила Борису Николаевичу и сообщила, что заболела. Директор заволновался, велел лежать, лечиться и ждать его. Инга выронила телефон, упала на кровать и отключилась.
   Борис Николаевич приехал к вечеру и страшно перепугался, обнаружив приоткрытую дверь квартиры. Ингу он обнаружил в темной спальне, дрожащей под тремя одеялами . Директор с трудом разыскал в чужой квартире градусник и сунул его Инге подмышку. Через пару минут столбик ртути замер на отметке сорок. Борис Николаевич вызвал неотложку, позвонил Ингиной маме и заметался по квартире, разыскивая жаропонижающее. Врачи приехали быстро, вкололи девушке литическую смесь, написали список необходимых лекарств и умчались по следующему вызову. К приезду мамы Инга крепко спала. Борис Николаевич передал Елене Владимировне рекомендации врачей в обмен на слова благодарности, и удалился.
  
   Инга болела долго. Целую неделю градусник упорно показывал сорок. Максимальными дозами нурофена температуру удавалось ненадолго сбить до тридцати восьми. Мама дежурила у постели, варила морс и куриный бульон, с ложечки вливала все это в рот больной, несколько раз за ночь меняла пропотевшие футболки и простыни. Обеспокоенный Басик путался у нее под ногами, пытаясь помочь и постоянно норовил улечься Инге на грудь.
  Когда через семь дней градусник показал тридцать семь и пять, Елена Владимировна заплакала от радости.
  - Ты чего, мам?... - прошептала бледная Инга.
  - Господи, я уж не знала, что и думать! Врачи одно твердят - вирус. А какой вирус - неделю ребенок горит! Завтра хотела в церковь идти, свечку ставить. Все равно схожу - поблагодарю.
  - Ладно, тебе, мам. Обычный грипп. Или ОРЗ. Я уже... - Инга заснула на полуслове.
   С этого дня она медленно пошла на поправку. Очень медленно. Субфебрильная температура держалась еще месяц. Врачи разводили руками - организм ослаблен, витаминов не хватает, надо хорошо питаться и больше отдыхать.
   Неделя, проведенная в жару, совершенно выпала из Ингиной жизни. Всё, что она помнила - звонок директору, а сразу после этого - плачущая мама с градусником в руке. Хотя нет, было еще одно воспоминание, но Инга решительно гнала его от себя, считая галлюцинацией, вызванной высокой температурой. Однако больной бред был до жути реальным...
  
   ...Инга открывает глаза и понимает, что лежит в своей кровати. Вокруг густая темнота, только на полу четкий прямоугольник лунного света. В комнате кто-то есть. Чуть повернув голову, Инга обнаруживает сливающийся с темнотой силуэт за спинкой кровати. Вдруг яркий луч выхватывает фигуру из темноты - Инга узнает Веронику Ивановну.
  - Что ж вы хотели, женщина? - спрашивает ведьма с легким раздражением в голосе. - Пять лет жизни нельзя отдать безболезненно. Впрочем, обмен был честным, не так ли?
   Инга хочет что-то спросить, попросить, закричать.... Но страшная гостья растворяется во мраке. Не уходит, нет. Сначала медленно гаснет луч света. Потом - непонятно, как - фигура исчезает. Инга с облегчением закрывает глаза и проваливается в сон...
  
   Она проснулась и первым делом бросила взгляд туда, где стоял темный силуэт: спинка кровати плотно примыкает к стене - ладонь не просунешь; чуть выше висит гитара - память о юности, кострах и походах. "Просто сон", - с облегчением подумала Инга. И с этого момента твердо знала, что никакой ведьмы в квартире не было.
   Визит на Омскую улицу она помнила. Но со временем впечатление от него как-то... потускнело. Стало казаться, что ничего загадочного и пугающего тогда не произошло. Ну, зашла по ошибке в какую-то контору. Ну, встретила не вполне нормальную женщину. Бывает. Мало ли вокруг странных людей? Не ведьма же там была, в самом-то деле!
   Эта нехитрая психотерапия довольно быстро восстановила душевное здоровье Инги. Чего нельзя было сказать о здоровье физическом. Она с трудом доползала от кровати до туалета и обратно. После каждой такой вылазки требовалось не меньше получаса, чтобы успокоилось колотящееся сердце, и перестали дрожать ноги. Она уставала от всего - от разговора, от жевания, от чтения... Не добавляли сил ни свежие, полные витаминов фрукты, ни с любовью приготовленные Еленой Владимировной паровые котлетки и полезные овощные супчики. Инга послушно жевала и глотала, не чувствуя вкуса еды, только чтобы не обижать маму. И спала, спала, спала...
  - Видите ли, голубушка, - спустя месяц втолковывал старичок-профессор, найденный по знакомству. - Организм ваш непосредственно с болезнью вполне уже справился. И сейчас мы наблюдаем классическую картину начинающейся депрессии. Вы вполне можете вернуться к работе - не в полную силу, конечно - но хотите ли вы этого? Нет? Вот, видите! А надо! Надо, голубушка, взять себя в руки и потихоньку, потихоньку... С директором вашим я имел честь разговаривать - милейший человек. Он готов предоставить вам все условия для постепенного, так сказать, возвращения в мир. Так что, дорогая моя, сегодня четверг, вот с понедельника и приступайте. Увидите - это только на пользу пойдет.
  
   Вечером в воскресенье, собирая вещи для завтрашнего рабочего дня, Инга чувствовала себя странно. Все предстоящее казалось нереальным - работа, коллеги, ученики. Почему-то никак не удавалось вспомнить лица детей. Она вздохнула и достала из шкафа любимый жемчужно-серый костюм. Мелькнуло ощущение неправильности. Инга нахмурилась, пытливо разглядывая наряд - пиджак чистый, брюки отглажены, пуговицы на месте... Так и не определив источник беспокойства, она решила примерить костюм - может зеркало добавит ясности.
   До пиджака дело не дошло: стоило застегнуть и отпустить брюки, как они оказались на полу - за время болезни Инга страшно исхудала. Она стала доставать из шкафа вещи и прикладывать их к своему иссохшему телу. Но и без примерки было понятно, что вся одежда ей безнадежно велика.
   Инга села на кровать и заплакала. Жалость к себе, страх перед завтрашним днем, неудавшаяся жизнь - все это смешалось в одно огромное чувство несправедливой обиды. Через минуту Инга громко рыдала, вздрагивая всем телом и размазывая по лицу слезы и сопли. Мама уехала к себе, так что утешать и жалеть девушку было некому. Истерика выдохлась нескоро. Но после нее стало гораздо лучше. Рыдания совершили то, над чем тщетно бились старичок-профессор, мама и Борис Николаевич - Инга снова захотела жить.
   Она умылась холодной водой и вернулась к шкафу. Быстро подобрала наиболее прилично смотревшийся на истощенном теле наряд. Выпила зеленого чаю, думая о том, что надо при первой же возможности купить что-нибудь из одежды, и отправилась спать. На душе у нее, впервые после встречи с ведьмой, было легко.
   Старичок-профессор оказался прав - работа действительно пошла ей на пользу. Ученики, всегда хорошо относившиеся к доброй учительнице, искренне обрадовались ее возвращению. Коллеги-женщины, перманентно борющиеся с лишним весом, смотрели даже с некоторой завистью, а мужчины старались придержать перед Ингой дверь и поднести сумки. Больше всех радовался, конечно, Борис Николаевич. Все время, пока Инга болела, он регулярно навещал ее, приносил интересные книжки и смешные холостяцкие гостинцы - печенье в круглых цветастых коробках, большие шоколадки в яркой обертке и красивые, но абсолютно невкусные яблоки. Первое время Инга часто ловила на себе его внимательный взгляд. Он, как бы между прочим, заглядывал в класс во время урока, спрашивал о каком-нибудь пустяке и удалялся. Ей была приятна эта тщательно скрываемая забота.
   Дни быстро мелькали в суете дел и обязанностей, вскоре жизнь вошла в привычную колею - работа, магазин, дом. Инга постепенно окрепла и даже слегка поправилась - так что покупать новую одежду не пришлось.
   Приближался Новый год. Город засверкал елками и гирляндами, магазины наперебой предлагали купить подарки, по телевизору анонсировали новогодние огоньки. На Ингу толпы людей, ошалело бегающих по магазинам, навевали только грусть. Ей не для кого было, волнуясь и стараясь угодить, готовить сюрприз "под елочку". Мама всегда любила практичные подарки - посуду, полотенца, кухонную технику. Отец вообще мало значения придавал праздникам. Новый год Инга собиралась встречать с Басиком. Как и предыдущие несколько лет.
   Впрочем, один человек все-таки занимал ее мысли в предпраздничные дни. Борис Николаевич. Как ни странно, старый учитель был ей ближе, чем родители. Инга искренне любила маму и папу, но... с ними было неинтересно. А с директором она могла часами обсуждать новый спектакль Молодежного театра, или смотреть старую французскую комедию, смеясь и чувствуя упоительное родство душ.
   Порадовать верного друга было и просто, и сложно одновременно. Просто, потому что у него была страсть - фигурки кошек всех цветов и размеров. Не меньше полутора сотен кошек, котят и котов украшало все горизонтальные поверхности в однокомнатной квартирке Бориса Николаевича. Сложность же заключалась в том, что статуэтки директор собирал уже много лет, а друзья, коллеги и ученики регулярно пополняли его коллекцию. Найти редкий экземпляр, не представленный на домашней выставке учителя, было практически невозможно. Зато каждая новая кошка приносила столько радости! Стоило обойти полгорода, чтобы увидеть загоревшиеся глаза и услышать восхищенное: "Какая прелесть! Ингуша, девочка, вот порадовала старика!".
   До праздника оставалось меньше недели, а подходящая фигурка никак не попадалось. Инга уже отчаялась, но после работы привычно тащилась по магазинам, с трудом передвигая гудящие ноги. Неоном сверкали витрины, блестела и переливалась разноцветная мишура, звучала веселая музыка. Чувствуя, что силы на исходе, Инга повернула к выходу из торгового центра. И увидела маленький магазинчик со скромной вывеской "Подарки для всех". Она толкнула стеклянную дверь и очутилась в крохотном салоне, тесно заставленном стеллажами со всякой всячиной. Тут были вазы и вазочки, статуэтки и кальяны, сабли и старинного вида пистолеты... Инга прошлась вдоль витрины, скользя взглядом по нагромождению изящных и громоздких предметов. "Не то", - устало подумала она. Внизу, у самого пола мелькнул изящный серый силуэт. Инга присела и не поверила своим глазам. В дальнем углу полки, почти не видная из-за ряда аляповатых матрешек, стояла крохотная фигурка кошки.
  - Что-нибудь показать, женщина? - вяло поинтересовалась молодая продавщица.
  - Да, вон та фигурка... Кошка. Сколько стоит? - замирая от предчувствия удачи, спросила Инга.
  - Которая? А... Сейчас посмотрим. Много товара. Я наизусть-то не помню все. Там ценник должен быть, - продавщица легко опустилась на корточки и маленьким ключом открыла витрину.
  - Так... Вот - две пятьсот. Будете брать?
  - Я... посмотрю? - упавшим голосом попросила Инга.
   Девушка равнодушно протянула фигурку и удалилась за прилавок. Инга, чуть не плача, рассматривала очаровательную вещицу. Металлическая скульптура, высотой не больше пяти сантиметров, изображала кота - Инга была уверена, что это именно кот - стоящего на задних лапах. Передние лапы зверь положил на небольшую скамеечку, морду вытянул вверх, словно пытаясь рассмотреть что-то. Небольшая фигурка удивительно точно передавала силу и грациозность зверя. Металл был обработан так, что дымчато-серая шкура кота казалась мягкой и пушистой. Чудо, а не подарок. Но две с половиной тысячи - нереальная сумма для скромной учительницы.
   Инга со вздохом вернула скульптуру. Проследила, как девушка убирает ее обратно на нижнюю полку и закрывает витрину на ключ. Продавщица давно потеряла интерес к безденежной покупательнице, а Инга все стояла, глядя на несбывшееся чудо и смаргивая слезы. Она и сама не могла бы объяснить, что же так зацепило ее в маленькой статуэтке. Но уверенность, что этот кот должен принадлежать ей крепла с каждой секундой. Инга уже забыла, что искала подарок директору. Ей хотелось иметь фигурку для себя.
   За спиной раздался негромкий размеренный стук. Инга вздрогнула и оглянулась. Продавщица, демонстративно поглядывая на часы, нетерпеливо постукивала по стеклянному прилавку длинными, ярко-фиолетовыми ногтями. Инге на мгновение показалось, что мир вокруг как-то... расфокусировался, поплыл. Четкими оставались только пять фиолетовых овалов, размеренно отбивающие четкий ритм: тук, тук-тук, тук-тук-тук, тук...
   Словно в трансе, Инга сплела пальцы в замысловатую фигуру и быстро проговорила:
  - Предлагаю честный обмен. Этого кота на... - она замялась, на зная, что равноценного может предложить взамен. - На... мою книжку.
   Книга, долго разыскиваемая по книжным развалам и купленная с большим трудом, под заказ, лежала в сумке. Вчера вечером Инга как раз дочитала до середины, и ей не терпелось вернуться к захватывающему повествованию.
   Непослушными руками она медленно расстегнула сумочку - книжка спокойно лежала на своем месте. Инга перевела взгляд на витрину - кот продолжал тянуться к чему-то невидимому. За стеклом, за красно-черно-золотыми матрешками.
   Вдруг накатила горячая волна нестерпимого стыда - за безумную выходку, недостойную умного взрослого человека. Она повернулась и быстро вышла из магазина. Не глядя по сторонам, торопливо зашагала к дому - укрыться, спрятаться, придти в себя в тишине и покое привычного замкнутого мирка.
  
   Инга устало опустилась на пуфик в коридоре. По спине бегали противные колючие мурашки, в груди что-то мелко дрожало. "Не хватало еще опять заболеть" - испуганно подумала она. Встала, набрала полную ванну. Морская соль с тихим шипением растворилась в горячей воде, над кружкой с зеленым чаем поднялся легкий парок, та самая книга ждала на стиральной машине ... Инга разделась и с наслаждением погрузилась в воду.
   Густой еловый запах облаком наполнил ванную комнату. Расслабленное тело парило в горячей невесомости. Инга откинула голову на бортик и слизнула с верхней губы каплю пота. Глоток терпкого чая
  и книга послушно раскрылась на заложенной странице. Инга быстро заскользила глазами по строчкам и... ничего не поняла. Вернулась немного назад. Опять перешла на следующую страницу... Одна часть текста никак не подходила к другой. Предложение, начинавшееся там и заканчивающееся тут, не имело смысла.
   После нескольких безуспешных попыток разобраться с этой загадкой, Инга догадалась взглянуть на номера страниц. Все разъяснилось. После сто пятьдесят пятой сразу шла двести восемьдесят восьмая. Середины у произведения не было.
  - Понятно, почему обмен не состоялся, - усмехнулась Инга. - Кому нужна неполноценная книжка. Да... сегодня явно не мой день.
   Небрежно зашвырнув бесполезную вещь на стиральную машину, она закрыла глаза и задремала. Разбудил ее шершавый маленький язык, старательно вылизывающий щеки и лоб.
  - Ба-а-ас... Басик! - отмахнулась Инга. - Отстань!
   Кот недовольно фыркнул и удалился, обиженно подергивая хвостом. Сон ушел вместе с ним. К тому же вода успела остыть, а вкусный аромат морской соли выветрился. Инга вздохнула и потянулась за полотенцем.
  
   Инга зябко поежилась и зарылась носом в воротник пальто. Раннее утро - зимние сумерки, тусклые пятна фонарей, пронизывающий ветер. Внимательно глядя под ноги - гололед - она мелкими шажками засеменила к остановке троллейбуса. Cправа мелькнул яркий блик. Недоумевая, от чего мог отразиться рассеянный свет далекого фонаря, Инга сделала шаг к обнесенному невысоким заборчиком газону. Там, где летом весело цвели ноготки и анютины глазки сейчас возвышался грязный сугроб, щедро усыпанный окурками и прочим мелким мусором. На верхушке этого символа городской зимы лежала нарядная коробочка, кокетливо обвязанная узкой золотой лентой. Держась одной рукой за забор, и неловко балансируя на носочках, Инга с трудом зацепила кончиками пальцев скользкий кончик ленты и подтащила находку к себе. Повертела в руках, рассматривая красную блестящую фольгу. Похоже, кто-то, не распаковывая, выкинул полученный подарок в окно. Другого объяснения быть не могло. Если бы презент выпал из сумки зазевавшегося прохожего, он бы валялся на тротуаре. А в центр занесенного снегом газона коробка могла попасть только из окна. "Или ее туда специально закинули", - подумала Инга.
   Рассудив, что, раз подарок оказался не нужен тому, кому предназначался, она имеет на него все права, Инга, сгорая от любопытства, принялась сдирать фольгу. Запихнула скомканную обертку в карман и потянула вверх плотно прилегающую картонную крышку. Внутри лежала статуэтка. Та самая. Вставший на задние лапы кот призывно блестел изумрудными глазами.
   Инга растерянно огляделась по сторонам - может, это чья-то шутка. Двор был абсолютно пуст. Да и кто бы мог так пошутить? Ни один человек на свете, если не считать равнодушной девушки-продавщицы, не был свидетелем ее вчерашних страданий над приглянувшейся безделушкой. Значит... Что?
  - Сработало? - прошептала Инга.
   Она положила фигурку на раскрытую ладонь и медленно провела указательным пальцем по холодной металлической спине. Кот сверкнул глазами, рассматривая новую хозяйку.
   Весь день Инга чувствовала себя не в своей тарелке. Она рассеяно слушала ответы учеников, машинально объясняла новый материал и не отрывала взгляд от лежащей на столе сумки. Как только класс пустел, она извлекала фигурку и с неослабевающим интересом рассматривала до самого звонка. Только когда за дверью раздавался топот множества ног, Инга торопливо прятала статуэтку обратно в темную тряпочную глубину. До следующей перемены.
   Еле дотерпев до конца шестого урока, учительница раньше детей выскочила из класса и, на ходу просовывая руки в рукава пальто, побежала домой.
   Там Инга поставила статуэтку в центр пустого кухонного стола, села на табуретку и попыталась соединить в сознании два мира - материальный, в котором жила до сих пор, и волшебный, неожиданно открывшийся перед ней.
  - Ладно! - заявила она спустя полтора часа. Привычка разговаривать вслух с самой собой появилась у Инги с тех пор, как она стала жить одна. - Это может быть просто совпадение. В жизни бывает всякое. Никакое кино не сравнится. Нужен еще один эксперимент!
   Решимости хватило ненадолго - до ближайшего торгового центра. В окружении ярких витрин, праздно шатающихся людей и сидящих у дверей охранников, все предыдущие рассуждения показались полной нелепостью. Как могла взрослая образованная женщина, поверить в существование ведьм, заклинаний и исполнение желаний? Инга развернулась, чтобы вернуться в нормальную, привычную жизнь, как вдруг ей стало нестерпимо жаль стремительно исчезающего чуда. Она закусила губу и вошла в первую попавшуюся дверь.
   Судьба занесла ее в канцелярский магазин. На полках лежали ручки, карандаши, фломастеры, точилки, степлеры - разная офисная мелочевка. "Ну, тут и выбрать-то нечего", - с облегчением подумала Инга и вышла в центральный холл. Лихорадочное возбуждение, охватившее ее в квартире, прошло. Уже не думая об экспериментах, просто по инерции она пошла вдоль стеклянных витрин, разглядывая выставленный товар.
   В глаза бросилась яркая вывеска: "Все по 35 рублей". Инга засмотрелась на бегающие по контуру букв огоньки и вспомнила строгий голос: "Обмен должен быть равноценным".
  - Да уж, этот магазинчик как раз для меня, - усмехнулась она и подошла ближе.
   Колючие ершики, пластмассовые мисочки, мочалки, бумажные салфетки... Инга сплела пальцы:
  - Предлагаю честный обмен. Вот такой контейнер с крышечкой на... поварешку, - ляпнула она первое, что пришло в голову.
   Названный предмет и не подумал волшебным образом переместиться куда-либо, а Инга с легким сердцем отправилась домой. Материальность окружающего мира была восстановлена.
   В кухне она легко улыбнулась миниатюрному коту:
  - Ну что, котище, кто же тебя выкинул, такого красивого? Знаешь, пожалуй, я все-таки подарю тебя Борису. Он будет рад. А меня ты немного смущаешь, уж извини.
   Кот загадочно промолчал. Инга достала из холодильника маленькую кастрюльку с остатками супа и поставила на плиту. Достала из ящика половник, помешала суп и прошла в комнату.
  
   Запах гари заставил Ингу поморщиться и чихнуть. Она метнулась на кухню и обнаружила в клубах едкого дыма закоптившуюся до черноты кастрюлю, с одного бока которой свисала непонятная черная сосулька. Быстро выключив плиту, и прихваткой сбросив раскаленную кастрюлю в раковину, Инга включила холодную воду.
  - Это что за дрянь? - она осторожно потрогала пальцем бугристые наплывы. Поварешка! Черный пластмассовый половник остался в кастрюле. И просто-напросто расплавился.
   Инга вздохнула, и тут ее посетило новое озарение - предложенная на обмен книжка оказалась испорчена, поварешку постигла та же участь... Совпадение? Вряд ли. Она бросилась перерывать кухонные шкафы в поисках миски с синей крышечкой. Ничего. Обыскав квартиру, Инга сдалась и во второй раз списала происшествие на досадную случайность. Утром, по пути на работу, она на всякий случай внимательно осматривала все попадающиеся на пути сугробы. Но ничего похожего на миску так и не встретила.
  
  
  
   Пять дней пролетели незаметно. Наступил Новый год. Праздничную ночь Инга провела в компании Басика и телевизора. Выверено-душевная речь президента, бой курантов, одни и те же лица артистов по всем каналам...
   Первого января Инга вышла из дома пораньше, чтобы по дороге к родителям успеть навестить Бориса Николаевича. Директор пришел в восторг от изящной кошачьей фигурки.
  - Ингуша, откуда такая красота? Я, как коллекционер, знаю, сколько это должно стоить! Зачем ты так?
  - Не волнуйтесь, Борис Николаевич. Я ее купила... по случаю. Недорого совсем. Рада, что вам нравится. С Новым годом!
   Кофе с кусочком торта и Инга отправилась к родителям. Там уже собрались ближайшие родственники - две пожилые тетки, сестры отца, мамин двоюродный брат с женой и сынишкой и старенькая Ингина прабабушка - бойкая подслеповатая старушка восьмидесяти четырех лет. Родня у Инги, как на подбор, была шумной, суетливой и очень добродушной. Постоянные подшучивания друг над другом, смешанные с искренней заботой и любовью, назойливая, но искренняя забота - нечастое общение с родственниками неизменно поднимало настроение.
   Подняли первый тост - С Новым годом! - и началось вручение подарков. Через полчаса Инга стала обладательницей двух копилок в виде свиньи - символа наступившего года, трех кухонных полотенец с изображением, опять же, свиньи, и собственного портрета. Рисунок был выполнен пятилетним племянником Вовкой и вполне мог сойти за еще одно изображение наступающего года. Инга крепко расцеловала смутившегося мальчика и заверила его, что в жизни совсем не такая красивая.
   Подошла мамина очередь. Раздав порцию безделушек с новогодней символикой, мама протянула Инге яркий пакет:
  - Я знаю, ты так не любишь, но... просто не могла удержаться. С праздником, доченька!
  - Спасибо, мам, - Инга заглянула внутрь.
  - ...такая удобная вещь - и на работу с собой можно хоть бутерброды, хоть салатик брать. Ты ж целый день голодная ходишь, - голос матери доносился издалека.
   В пакете лежали четыре пластиковых контейнера - белые матовые миски с синенькими крышечками. Одна из них совершенно точно та самая. Инга не могла вспомнить, был ли на витрине выставлен набор. Может, она просто не обратила внимания? Или та миска все-таки стояла одна?
  - Мам, ты где это купила?
  - В магазине, - растерялась мама. - Где же еще?
  - Я понимаю, что в магазине. В каком? Около моего дома?
  - Да нет, вроде... Не помню что-то, - мама задумалась. - А, может и да... А что, деточка?
  - Нет, ничего, мам. Все в порядке. Просто интересно стало. Спасибо, мне очень нравится!
   Мама расцвела облегченной улыбкой, и праздник покатился своим чередом. Закуски, салаты, горячее, чай с тортом... Инга держала на лице улыбку, участвовала в общей беседе, смеялась. И думала. Эксперимент, вроде бы удачный, оставил неприятное ощущение. Слишком уж все получилось... случайно. Сгоревшая поварешка и подаренная почти через неделю после этого мисочка слабо походили на чудо.
  
   Еле дотерпев до конца застолья, Инга поспешила домой. Нужно было как следует продумать дальнейшие действия. Она уже почти не сомневалась, что происходит нечто невероятно. Еще несколько месяцев назад, услышав подобную историю, Инга лишь раздраженно отмахнулась бы - опять мистический бред. Но теперь все изменилось. Ей вдруг захотелось поверить в сказку. Не просто поверить - очутиться внутри нее.
  - Последняя проверка, - строго сказала Инга внимательно слушающему Басику. - Если и в этот раз получится - значит все. В смысле - все правда. Что же придумать, Бас?
   Кот, устав изображать внимание, сильно оттолкнулся лапами от хозяйских коленей и взлетел на книжный стеллаж. Вернее, попытался взлететь. Свободного места оказалось слишком мало, восемь пушистых килограмм рухнули на пол, увлекая за собой половину лежащего на одной из полок. Возмущенно мяукнув, Басик гордо стряхнул со спины бумаги, ленточки и открытки. Задрал хвост и удалился на кухню.
   Инга присела на корточки. Подняла лежащую сверху броскую глянцевую листовку: "Отдых в тропическом раю - теперь доступнее!". Перевернула твердый прямоугольник - зеленый остров, окруженный ярко-синей водой, шикарный отель, сияющий разноцветными огнями, груда незнакомых фруктов на белой скатерти...
  - А что... - протянула Инга. - Уж остров-то мне случайно точно не обломится. Попробуем?
   Она открыла рот и... закрыла. "Обмен должен быть равноценным". Что равноценного могла предложить за отдых в раю простая учительница?
  - Предлагаю честный обмен. Зимние каникулы на отдых на острове, - на всякий случай Инга ткнула в приглянувшуюся картинку
   Ничего не произошло. Впрочем, по предыдущему опыту было понятно, что желание исполняется не сразу. Поэтому Инга спокойно отправилась спать. Лежа в кровати, она представляла море, солнце и пальмы с широкими веерами листьев.
   Разбудила ее сильная качка. "Плыву на остров. Получилось" - сонно подумала Инга. Открыла глаза и обнаружила, что находится в своей кровати. Которая почему-то сильно раскачивается. Попытка встать не удалась - тело не слушалось, придавленное к кровати свинцовой тяжестью. "Что..." - успела подумать Инга и ее накрыла бархатная волнующаяся темнота.
   Утром и кровать и прочая мебель вели себя вполне прилично, а Инга обнаружила, что заболела. Тело покрылось небольшими волдырями, температура подскочила к сорока, в голове вязко плескалась боль. Врач скорой помощи - районная поликлиника в праздники не работала - диагностировал ветрянку. Выразил сочувствие: дескать, взрослые очень тяжело переносят детскую болячку. Велел сбивать температуру, мазать волдыри зеленкой и не чесаться. Последнее оказалось самым мучительным. Нестерпимо зудящая сыпь появилась даже во рту. Инга металась по квартире, как муха в банке и готова была биться головой об стену, лишь бы прекратить эту пытку.
   Приехала мама. Опять кормила, ухаживала, ходила в магазин. Борис Николаевич только звонил, опасаясь навещать ученицу, так как не был уверен, что болел ветрянкой в детстве. Кроме невыносимого зуда, высокой температуры и дикой слабости, у Инги болели все суставы. Она с трудом могла перевернуться с боку на бок, а по квартире передвигалась, тяжело опираясь на мамино плечо.
   На третий день болезни мама вручила Инге большой запечатанный конверт:
  - Вот, в почтовом ящике было. Адрес твой и фамилия.
   Инга равнодушно вернула письмо:
  - Мам, посмотри сама. Реклама, небось, какая-то.
   Елена Владимировна осторожно надорвала краешек конверта, вытащила несколько листков. Просмотрела, держа руку с бумагами на отлете. Тяжело вздохнула и отложила письмо на край стола.
  - Ну, что там? - спросила Инга.
  - Да так, пустяки, - мама поднялась со стула и направилась к дверям.
  - Мама! Что там? - Инга мгновенно почувствовала напряжение в родном голосе.
  - Ну... - замялась мама. - Путевку тебе предлагают. Ты все равно болеешь. Ерунда, в общем.
  - Дай я посмотрю.
   Мать нехотя сунула бумаги в требовательно протянутую руку. Инга заскользила глазами по строчкам: "... Рады сообщить... в результате розыгрыша... ваш номер... приз - путевка на остров Маэ..." Инга подняла глаза:
  - Мам?... Это что... правда?
  - Детка, ну сама подумай - какая разница? Да и не может быть такого, чтобы путевки бесплатно раздавали. Обман какой-то! Давай сюда, я выкину!
   Инга отдернула руку с листками. Опять начала читать, уже более внимательно: "...последний срок реализации выигрыша - 10 января 20.. года...". Инга откинулась на подушку - листочки веером рассыпались по полу - и засмеялась:
  - Десятое января!.. Последний срок!.. А я вся в прыщах!.. Вот уж сбылось, так сбылось!.. Ай да колдовство!..
  - Инночка... - мама наклонилась и озабоченно потрогала лоб дочери. - Ты ляг. Отдохни. Температура опять? Плохо тебе, доченька?
  - Нет, мам. Мне хорошо. Смешно просто.
  - Что ж смешного? Обидно ведь... - удивилась мама.
  - Да ладно, мам, чепуха! - Инга опять коротко рассмеялась. - Отдых на острове! Надо же быть такой дурой! Не волнуйся, мам, я в порядке. Устала что-то. Посплю.
   Она отвернулась к стенке и натянула одеяло на голову.
  
   Как только болезнь отступила, Инга занялась изучением полученного дара. До самой весны она меняла. Все на все. Результат почти всегда был положительным. Почти - потому что пару раз предложенный обмен, видимо, оказался неравноценным. В таких случаях раздавался противный дребезжащий звук, слышный только Инге, и с выбранными вещами ничего не происходило.
   Когда же условия обмена считались выполненными, начиналось самое интересное. Инге ни разу не удалось предугадать, что произойдет. Неизменным оставалось одно - она лишалась одной вещи и приобретала другую. Но каким путем...
   Обмен "шариковая ручка на резинку для волос". Бархатная резинка, украшенная стразами и люрексом, соскочила с головы стоящей перед Ингой на эскалаторе девушки спустя несколько секунд после произнесения кодовой фразы. И упала в раскрытую сумку, откуда Инга как раз доставала носовой платок. Девушка, словно не замечая рассыпавшихся по плечам волос, сошла с движущейся лестницы и растворилась в толпе. Инга, чувствуя легкое смятение - она впервые попросила вещь не с витрины магазина, а принадлежащую конкретному человеку - решилась рассмотреть добычу только придя домой. И обнаружила, что из ручки, предложенной на обмен, вытекла вся паста. Резинку, густо покрытую синими чернилами, пришлось выкинуть. Как и сумку - отмыть липкие потеки не удалось. Вместе с сумкой жертвой эксперимента пал только что купленный проездной, почти новая помада и кошелек со ста рублями.
   Обмен "чайник на чайник". Простой металлический чайник, который нужно было ставить на плиту, чтобы вскипятить воду. Он не расплавился, забытый на конфорке, не начал протекать. У него просто отвалилась ручка. Инга, в этот момент наливающая чай, здорово ошпарила ногу крутым кипятком. Присмотренный же ею в магазине современный белый электрический агрегат с неоновой подсветкой не оказался в один прекрасный день под дверью квартиры. Просто через несколько дней Инга, прихрамывая на обожженную ногу, зашла в магазин и увидела вывеску "Магазин закрывается. Распродажа". И купила стоящий полторы тысячи чайник за двести рублей. Практически даром.
   И так далее. Обмен далеко не всегда приносил неприятности. Иногда одна вещь просто терялась, а вторую Инге дарили на какой-нибудь нелепый праздник. Типа Дня святого Валентина. Или подруга покупала выбранное Ингой на обмен платье, а дома оказывалось, что ей не идет фасон. Наряд отдавался Инге, потому что "не выбрасывать же".
   Жизнь превратилась в волшебную сказку. Каждое утро Инга открывала глаза и пыталась угадать, что ждет ее сегодня. И никогда не угадывала. Но иногда сказка становилась страшной...
  
  
  - Что-то, девочка, неудачный год у тебя выдался, - сказал Борис Николаевич.
   Он, как и все работники системы образования, имел в виду учебный год. Инга вздохнула.
  - Борис Николаевич, вы в колдовство верите?
  - В каком смысле? - директор растерянно моргнул.
  - В прямом.
  - Вообще-то, нет... Но я не совсем понимаю... Если бы ты потрудилась развернуть свой вопрос...
  - Борис Николаевич... - засмеялась Инга. - Вы же не на уроке! Ладно, разворачиваю: верите ли вы, что можно... загадать желание и оно исполнится? Ну... при выполнении определенных условий.
  - А-а-а... Ну, если так... В прямую связь - загадал-получил - я, конечно же, не верю. Я, деточка, материалист старой закалки. Это сейчас все можно - и колдовать и порчу наводить, а тогда... Но я верю в материальность мысли.
  - Это как? Типа - материализация чувственных идей? - Инга хмыкнула.
  - Что-то вроде. Из своего жизненного опыта я, Ингуша, вынес некоторые знания. И одно из них - если чего-то очень - Очень! - сильно хотеть, это сбудется. Вот в такое исполнение желаний я верю. А ты что, в колдуньи решила податься? Не ожидал от тебя такого интереса, не ожидал...
  - Да я так... Подумалось просто... Давайте, Борис Николаевич, чайку попьем?
  
  
  
   Солнечный май накрыл лабиринт серых Питерских улиц. Исчезли последние островки грязного льда. Газоны желтели мать-и-мачехой, деревья окутала зеленая дымка молодой листвы. Инге вдруг наскучили эксперименты. В один из выходных дней она зачем-то съездила на улицу Омскую. Двери на месте не оказалось. Инга провела рукой по шершавой растрескавшейся стене. И ничего не почувствовала. Не оглядываясь, она вышла на залитую солнечным светом улицу, словно вынырнула из тягучей подводной глубины. Глубоко вдохнула теплый, вкусно пахнущий весной воздух и пошла прочь.
   Стремительно приближалось лето. Пролетели майские праздники: прогрохотали электричками, битком набитыми остервеневшими дачниками, отгремели салютом, отцвели черемухой. Инга с тоской ожидала скорого двухмесячного отпуска. Денег на поездку куда-нибудь у нее не было, семьи, требующей забот и внимания, тоже - родители, слава Богу, пока что пока что в уходе не нуждались. Даже друзей, кроме старого учителя у девушки не имелось. Ее ждали шестьдесят дней пустоты.
   Незадолго до конца учебного года Инга сказала себе:
  - Ну, что, дорогая? Надо что-то делать. Этак и помереть можно. От скуки.
   Она подошла к окну и взглянула на школьный двор. Стайка одиннадцатиклассников оккупировала три сдвинутые скамейки. Молодые люди - назвать их детьми не поворачивался язык - курили и весело матерились. Инга отчаянно позавидовала им - раскованным, общительным, легким. Вспомнила пионерский лагерь, костры, печеную картошку...
  - Предлагаю честный обмен, - словно со стороны услышала она. - Вернуться в то время на... это лето.
   Еще последний звук не сорвался с губ, а Инга уже пожалела о своем поступке. Не в силах представить, каким образом колдовство может вернуть ее в прошлое, она очень хорошо знала, что может означать "на это лето". Что угодно. Три месяца в гипсе, в реанимации, в тюрьме... Она с надеждой прислушалась - может, обмен сочтут неравноценным? Тишина. Досадливо вздохнув, Инга схватила сумочку и вышла из кабинета.
   По дороге домой она внимательно смотрела под ноги, по сторонам и на крыши домов, чтобы вовремя заметить надвигающуюся опасность. Только когда дверь квартиры захлопнулась, стало несколько спокойнее. Но ненадолго. Не включая телевизор - вдруг взорвется, не вскипятив чайник - можно ошпариться, не приняв душ - в ванной так скользко, Инга села на диван и заплакала. Ей было страшно.
   В следующие несколько дней так ничего и не случилось. Страх притупился. Не исчез, но стал привычным. Инга по-прежнему была настороже, не ходила по безлюдным улицам в темноте, принимала ванную, взяв с собой телефон, и спускалась по лестницам, крепко держась за перила. Но прошла неделя, другая, наступила пора экзаменов и она почти поверила, что на этот раз обошлось, заклинание не сработало.
  
   Пятнадцатого июня подошел Борис Николаевич. Окинул Ингу странным взглядом:
  - Девочка моя, тут такое дело... Ты куда-нибудь собиралась поехать? На время каникул.
  - Нет, вы же знаете - мне некуда. На дачу к родителям разве. А что?
  - Да вот, хотел тебе предложить вожатой в лагерь. Наши ребятишки едут на море на два месяца - пятый класс - вот с ними.
  - Так у них же классный руководитель есть, - удивилась Инга. - Алена Игоревна, кажется? Она что, не едет со своими детьми?
  - Она... не может. Несчастье у нее. Мужа машина сбила. В реанимации он, надолго. А путевки все уже куплены, документы оформлены. Послезавтра отъезд.
   Инга похолодела:
  - Машина... Я... Зачем я?
  - Зачем что, Ингуша? Так ты поедешь? Барышня ты свободная, семейными обязательствами не отягощенная
  - Почему именно я?
  - Кого-то же надо отправить с детьми. А у тебя год такой был... тяжелый. Хорошо бы тебе отдохнуть. Ты же не виновата, что так получилось. Судьба.
  - Судьба... - прошептала Инга.
  - Что? - не расслышал директор. - Согласна?
  - Да, конечно, Борис Николаевич, - подняла голову Инга. - Спасибо вам.
  
   Время до отъезда пронеслось, как скорый поезд мимо глухого полустанка. Лихорадочные сборы, переоформление документов, пристраивание Басика маме. Только оказавшись в самолете, Инга посмотрела в иллюминатор на стремительно уменьшающиеся дома и заплакала. И поклялась что никогда - никогда! - не произнесет больше страшную фразу.
   Первую неделю она чувствовала себя мошенницей, обманом пробравшейся в чужой рай. Но постепенно царящее вокруг ощущение бесконечного праздника захватило Ингу. Сверкали и гремели дискотеки, шумело и обдавало солеными брызгами теплое море, один за другим мелькали походы, экскурсии, соревнования - дети отдыхали. Невозможно было грустить и рефлексировать в окружении счастливых мордашек. Чувство вины, лежащее на душе тяжким грузом, почти исчезло после звонка Бориса Николаевича - муж Алены Игоревны пошел на поправку, врачи давали хороший прогноз.
   В последний вечер, сидя в кругу ставших родными ребятишек у огромного прощального костра, Инга не верила, что все это было на самом деле. Отпуск, приближения которого она ждала с такой тоской, оказался самым замечательным за последние несколько лет. Чувство вины испарилось окончательно - необратимого не случилось, пострадавший оправился, о ее роли в происшедшем никто не знал.
   Она вернулась домой и с радостью окунулась в работу - началась подготовка к новому учебному году. Крылья, выросшие за ее спиной, легко носили Ингу по пустым школьным коридорам и по пыльным, остывающим от летней жары улицам. "Что ни делается - все к лучшему" - мудро заметил Борис Николаевич. Инга только счастливо улыбнулась в ответ.
   Седьмого ноября она неожиданно для себя решила сходить на салют. Доехала на метро до Василеостровской и пешком отправилась на стрелку. Толпа вокруг, множество обнимающихся и целующихся парочек, родители с детьми, продавцы воздушных шаров - все это создавало праздничное настроение. Инга словно вернулась в детство, когда с родителями ходила на демонстрации. Тогда на улицах появлялись передвижные тележки, с которых торговали пирожками и лимонадом, а на мешковатые серые и черные пальто прицеплялись ярко-красные бантики. Громко играла музыка, привычно-угрюмые лица горожан освещались улыбками. Иногда дедушка доставал на работе для маленькой Инги шарик, надутый газом. Его нужно было крепко держать за ниточку, чтобы не улетел, а он весело плясал над шумной толпой.
   Сейчас летающие шарики продавались на каждом углу, ларьков и тележек, предлагающих еду и напитки, было предостаточно. И, все-таки, Инга на некоторое время почувствовала себя маленькой девочкой. Может, поэтому она не отвернулась, не прошла мимо, а открыто улыбнулась и взяла протянутое незнакомым парнем мороженое в яркой обертке.
  - Угощайтесь, девушка! Вас как зовут, кстати?
  - Спасибо. Меня Инга. А вы всем девушкам мороженое раздаете?
  - Нет,- засмеялся парень. - Только вам. Вы мне с первого взгляда понравились. Я Петр. Можно с вами погулять?
   Это прозвучало так... наивно. Инга работала в школе и неплохо знала нравы современной молодежи. Сейчас не принято было "гулять". Подростки теперь "тусовались", "перепихивались" и "колбасились".
  - Ну, давайте погуляем, - улыбнулась она.
   С Петром оказалось легко и уютно. Он сразу признался, что поссорился со своей девушкой.
  - Чепуха какая-то получилась, - с детской обидой рассказывал он. - Пошли, говорит, в ресторан, посидим. Я ей говорю: на салют же пришли, чего в кабаке сидеть? А она - тебе денег жалко? Не в этом дело же! В любой день можно в ресторан пойти, а салют-то редко! Хотя, денег тоже немного у меня!
   Он засмеялся. Инга вежливо улыбнулась - настроение потихоньку портилось. Открытый и простой мальчик Петя был явно не пара для тридцатишестилетней учительницы. А тот продолжал болтать, не замечая изменившегося настроения спутницы.
  - Я, вообще-то, всего год в Санкт-Петербурге. Работать приехал. С Урала, между прочим. Фирма наша тут филиал открыла, ну директор меня и отправил. Мне здесь нравится. И город красивый и девушки, - он заглянул Инге в лицо. - Ты, например. Ничего, что я на ты?
  - Ничего. Петя, тебе сколько лет, если не секрет?
  - Двадцать семь. А тебе? Двадцать пять? Угадал?
  - Ну... почти... - промямлила Инга. - Пришли уже. Ого, сколько народу! Не пробиться к набережной.
  - Спокойно!
   Петр крепко взял Ингу за руку и, легко раздвигая толпу, потянул за собой. Через несколько минут перед ними оказался гранитный парапет набережной. Грянул первый залп. В небе расцвели сказочные цветные фонтаны. Толпа закричала, задвигалась и Инга чуть не упала. Тогда Петр поставил ее перед собой и обнял, растопырив локти. Инга оказалась в кольце мужских рук, надежно защищающих от толчков. Она замерла. Осторожно повернула голову - Петр, как ни в чем не бывало, смотрел в темное, подсвеченное огнями небо и вместе со всеми громко кричал "ура". Он почувствовал ее движение, опустил лицо и подмигнул. Затем снова уставился в небо.
   Инга отвернулась. Ослепительные вспышки померкли, крики людей отдалились. Мир сузился до размеров живого кольца, охватившего ее. Это было глупо, несерьезно, стыдно, но это было именно так.
   Грандиозный салют закончился слишком быстро. Народ повалил прочь от реки. Петр опустил руки, и Инга сразу почувствовала себя голой и беззащитной.
  - Тебе куда? - поинтересовался парень.
  - На метро.
  - А-а-а... А мне по набережной, - он махнул рукой. - Тебя проводить?
  - Да нет, спасибо. Я доберусь, - вежливый тон, которым был задан вопрос, разом отрезвил Ингу. - Счастливо. Спасибо за компанию. Приятно было познакомиться.
  - Эй! - крикнул Петр вслед удаляющейся женщине. - Телефон-то дашь?
   Инга, не оборачиваясь, отрицательно помотала головой.
  
   Жизнь выцвела, как старая кинопленка. Мир вокруг стало серо-коричневым, размытым. Детский смех раздражал, музыка превратилась в какофонию, мяуканье Басика - в мерзкий вой. Инга слонялась по пустой квартире, стремительно погружаясь в пучину депрессии. Она позвонила Борису Николаевичу, наплела что-то про плохое самочувствие и взяла неделю за свой счет.
   Директор звонил каждый вечер, интересовался, как самочувствие. После двадцати лет общения, он по голосу понимал, что дело плохо, но помочь был не в силах. Инга решительно отказывалась идти на контакт. Мамины робкие попытки выведать причину грусти категорически пресекались. Инга, как больной, умирающий зверь, забилась в нору и ждала. Либо выздоровления, либо конца.
   Впервые за тридцать шесть прожитых лет она так остро почувствовала свое одиночество. Раньше ей удавалось в какой-то мере даже гордиться этим, цитируя с юности запавшее в душу стихотворение: "Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало". Теперь все изменилось. Короткая прогулка с Петром вывернула наизнанку представления Инги о главном и второстепенном, о жизни и счастье. Вдруг оказалось, что независимость и гордость не могут сравниться с упоительным чувством защищенности и... принадлежности кому-то.
   Инга мучительно сражалась сама с собой. До боли, до впившихся в ладонь ногтей, до скрипа стиснутых зубы, она боролась с рвущимися наружу словами: "Предлагаю честный обмен...". Выменивать счастье, любовь, радость - это было так унизительно, нечестно и... грязно. Инге хотелось настоящего - случайной встречи, вспыхнувшей между двумя людьми искры, осторожного, смущенного сближения. К тому же, она поклялась, что больше никогда...
   На седьмые сутки борьба закончилась полной капитуляцией Инги. Завтра предстоял выход на работу - директор честно предупредил, что при дальнейшем отсутствии потребуется больничный, а Инга, как назло, была совершенно здорова физически. Она представила, как входит в учительскую, видит направленные со всех сторон сочувственные взгляды, слышит участливые вопросы... И все это - ложь! Все это - фальшь! Никому на самом деле не интересно как она себя чувствует, жива она или мертва, счастлива или подавлена. Да, Борис Николаевич, да, мама, папа... но это все не то! Инга с пронзительной ясностью поняла, что у каждого должен быть кто-то. Кто ждал бы с работы, волновался и доставал звонками в случае задержки. И наливал бы горячий чай: "Сиди-сиди, ты же устала", и подтыкал одеяло, и легонько целовал засыпающие глаза...
  - Предлагаю честный обмен... - Инга даже оглянулась - кто это сказал? А губы сами произносили слова, рука сама складывалась в знакомую фигуру. - Настоящую любовь на... на мои драгоценности!
  Тр-р-р!
  - На... все мои книжки!
  Тр-р-р!
  - На квартиру!
  Тр-р-р!
  - На работу! На летний отпуск! На все свободное время!..
  Тр-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р!
   Инга упала лицом в подушки, скорчилась, вцепилась в волосы и не зарыдала - завыла. Отчаянный, бесслезный вой перешел в истерику. Она долго каталась по кровати, молотила кулаками, и, кажется, билась головой об стену. Потом, обессилев, лежала, вздрагивая всем телом, и смотрела воспаленными, сухими глазами в потолок. Наконец встала и прошла в кухню.
   Включила воду, наполнила чайник. В оцепенении дождалась, когда он закипит, заварила чай. Привычный ежевечерний ритуал: пакетик - в мусор, три ложки сахара в чай, размешать, ложечку на блюдце. Выпила залпом, обжигая губы, нёбо, горло... Вернулась в комнату, собрала сумку для завтрашних уроков, погладила блузку, почистила костюм... Приняла душ, надела пижаму. Легла в кровать, натянула одеяло на голову и моментально заснула. Она знала, что сделает завтра.
  
   Шесть уроков прошли мимо Инги, сосредоточенной на одной цели. Дети чувствовали странное состояние учительницы и сидели притихшие, словно напуганные. На переменке заскочил Борис Николаевич, посмотрел тревожно, однако расспрашивать не решился. Ей было все равно.
   По дороге из школы она остановилась у газетного киоска и скупила все сегодняшние издания. Пришла домой, в пальто и в сапогах прошла на кухню. Села за стол и стала листать страницы с объявлениями. Знакомого текста не оказалось. Инга спокойно сложила газеты в стопку, убрала, и только тогда разделась и поела.
   Теперь ее ежедневный маршрут обязательно включал киоск Роспечати. Газет выходило много, в разные дни недели, так что почти всегда удавалось купить несколько свежих экземпляров. Объявления, поданного Вероникой Ивановной, не было ни в тоненьких, двухстраничных листках, ни в толстых, типа "Реклама-шанс" или "Из рук в руки". Помня о первом случае, Инга внимательно изучала также последние странички обычных газет - "Аиф", "Комсомолка", "Деловой Петербург"... Тщетно. Так прошло три недели. Несколько раз она ездила на улицу Омскую. Разочарованно проводила ладонью по глухой стене и уходила ни с чем.
   Сосредоточившись на своей цели, Инга не заметила, как наступила зима. Под ногами зачавкал мокрый снег, темнота опускалась на город с каждым днем все раньше, промозглый холод в квартире сменился уютным теплом от нагревшихся батарей. В один из дней, выбросив на помойку очередной мешок бесполезных газет, Инга поняла - надо что-то менять в алгоритме своих действий.
   Она подошла к окну. Вечерняя улица жила своей жизнью - крохотные фигурки пешеходов, стремительные огоньки проносящихся машин, черные скелеты облетевших деревьев... От дыхания на оконном стекле образовался запотевший кружок. Инга машинально провела пальцем... Возникла буква, другая... "ПЧО" - с удивлением прочитала Инга. Болезненно нахмурилась... И криво усмехнулась, прозревая.
  - Ну да... - она улыбнулась сидящему на подоконнике коту. - Какая же я идиотка, верно, Бас? Ладно. Предлагаю честный обмен...
  
  
  
   На третьем уроке что-то несильно стукнуло Ингу в плечо. Она подняла глаза от раскрытого журнала и оглядела притихший класс. На краю стола лежал бумажный самолетик, сложенный из газетного листа. Инга даже не стала разворачивать его, просто убрала в сумку и продолжила вести урок. Только придя домой, она с удовлетворением прочитала знакомые строки: "Помогу исполнить мечты. Ведьма Вероника Ивановна". Правда, адрес был указан другой - Ленинский проспект, дом восемьдесят восемь, помещение триста двадцать пять. Это не имело значения. Главное, что все получилось. А золотой крестик, подаренный бабушкой за неделю до смерти - "Храни тебя Бог, деточка" - и ускользнувший в отверстие слива вместе с оборвавшейся цепочкой... Всего лишь украшение.
   Спустя два часа Инга стояла перед зданием, похожим на завод времен развитого социализма. Огромный параллелепипед, густо усеянный рядами окон, занимал не меньше квартала. Внушительная дверь, притулившаяся точно по центру этого монстра архитектуры, терялась на фоне бесчисленного множества светящихся прямоугольников. Инге вспомнился Оруэлл, "1984".
   Внутри стоял турникет и деревянная, наполовину застекленная будка с дедулей-вахтером.
  - Вы куда направляетесь, барышня? - строго поинтересовался он.
  - В триста двадцать пятую.
  - Документик имеется?
  - Да... наверное... - растерялась Инга - к такому повороту она не была готова. К счастью, паспорт оказался в сумочке.
  - Ага. То-то же, - буркнул дедок, старательно записывая данные в толстый потрепанный журнал. - Проходите. Порядок должен быть, сами понимаете. Время сейчас такое...
   Инга устремилась в глубину здания. Пришлось изрядно поплутать угрюмыми коридорами и лестницами, соединяющимся друг с другом по какой-то сложной и нелогичной системе чтобы, наконец, оказаться перед ободранной фанерной дверью с табличкой "325". Инга собралась, как перед прыжком в холодную воду, и постучала.
  - Да-да. Входите!
   Она сделала шаг внутрь и остолбенела. Растерянно оглянулась - позади был кусок скучного, крашенного тускло-желтой краской коридора. А внутри комнаты... Темно-красный пушистый ковер под ногами, стены, густо увешанные пучками высушенных трав, повсюду чучела животных. Справа встал на дыбы медведь, слева изготовилась к прыжку оскаленная рысь, а еще белки, зайцы, птицы, и даже кот, отвратительно похожий на Басика. В центре - большой круглый стол, накрытый красной бархатной скатертью с тяжелыми золотыми кистями, свисающими до пола и заставленный десятком зажженных свечей в причудливых подсвечниках.
   За столом сидела женщина. Инга нахмурилась. Это была совсем не та строгая секретарша, что в прошлый раз. Свободное цветастое платье, рассыпанные по плечам густые черные волосы, ярко накрашенные глаза. Только ногти были такими же вызывающе-фиолетовыми.
  - Извините, - пробормотала Инга. - Я... по объявлению. Мне Веронику Ивановну.
   Хозяйка кабинета молчала, с интересом разглядывая женщину. Когда та уже готова была заплакать, она заговорила низким, рокочущим голосом:
  - Я слушаю.
  - Мне... Веронику Ивановну... В-ведьму.
  - Я вас слушаю, - раздельно повторила женщина. - Вы недовольны? Что-то не работает?
  - Вы... меня помните? Но... это же... не вы...
  - Это я. Вы видите то, к чему готовы. Сегодня вы пришли за колдовством, - широкий жест охватил интерьер комнаты - свечи, чучела, красный и черный цвет.
  - Д-да... Да, - постепенно обретая уверенность, проговорила Инга. - Я... хотела уточнить. Про заклинание.
  - Что именно? У вас проблемы?
  - Да... то есть не совсем... Просто... Мне нужно знать: что на что можно менять? Точно.
  - Я же говорила - обмен должен быть равноценным. Это единственное условие.
  - Да, но... как узнать, что равноценно... любви? Счастью?
  - Ах, вот оно что... Быстро же вы разобрались. Обычно проходят годы, прежде чем человек переходит от шуб и драгоценностей к чувствам. Умная девочка.
   Инга услышала саркастические нотки в голосе ведьмы, вскинула голову, приготовилась что-то сказать... Властный жест остановил готовые сорваться с губ слова:
  - Не надо. Я объясню. Что самое ценное у каждого человека?
  - Жизнь?
  - Правильно. Жизнь. На это можно выменять все, что угодно. Но нужно быть осторожной - время тает стремительно. Кто знает, сколько ему отмерено? Сколько можно потратить? Еще есть чувства - любовь, дружба... Ненависть, наконец. О-о, ненависть очень сильное чувство! Настоящая, сжигающая душу ненависть может быть смыслом жизни, ее стержнем... Это очень хороший товар для обмена! Но это редкость. Люди нынче не те... Их чувства мелки и несерьезны. Где любовь, за которую кто-то готов отдать душу? Где пылающая ярким костром ненависть? Такая, чтоб отомстить врагу ценой собственной жизни. Все измельчало... Встретились-разбежались, поссорились-помирились... Ты сама должна знать, что есть у тебя. Что ты готова отдать.
  - Но...
  - Больше мне нечего сказать. Остальное зависит только от тебя.
   .Ведьма замолчала. Инга поняла, что продолжения не будет. Она встала, неловко буркнула: "До свидания" и пошла к двери. Уже взявшись за ручку, замешкалась, открыла рот... Вышла, так ничего и сказав.
   Кот встретил хозяйку с задранным хвостом: терся об ноги, урчал, мяукал. Инга скинула пальто и сапоги, подхватила тяжелый пушистый ком - Басик расслабленно свисал лапами - и прошла в комнату. Она легла на диван, пристроила тарахтящее мохнатое тело у себя на животе. Кот немедленно принялся "топтать" передними лапами, полузакрыв глаза и демонстрируя крайнюю степень блаженства.
  - Балдеешь, плюшка... - пробормотала Инга, машинально почесывая животное за ухом. - Что же у меня есть? А, Бас?
   В ответ зверь ткнулся хозяйке в подбородок, лизнул щеку колючим влажным языком.
  - Да, я знаю, что ты меня любишь, - рассмеялась Инга.
   Нахмурилась, обеими руками схватила кошачью морду и внимательно посмотрела в прищуренные желтые глаза с вертикальными черточками зрачков. Притянула к себе не сопротивляющегося зверя, поцеловала мокрый холодный нос:
  - Прости...
  
  
  
   Резкий неприятный запах в квартире чувствовался уже с порога. Посреди кухни красовалась приличных размеров лужа.
  - Ты чего, Бас? Заболел, что ли? Котенком на пол не писал, а тут... - ласково ворчала Инга, вытирая безобразие.
   Испорченная тряпка полетела в мусорное ведро. Инга сразу же вытряхнула его содержимое в лестничный мусоропровод и тщательно вымыла руки. Затем подошла к забившемуся в угол коту. Басик выгнулся дугой, распушил хвост и зашипел на протянутую хозяйскую руку.
  - Эй! Что с тобой? Это же я.
   Мелькнула стремительная кошачья лапа и на белой коже легли четыре быстро набухающих кровью царапины.
  - С ума сошел! Бас!
   Кот прошипел еще одно ругательство и метнулся под диван. Оттуда донесся утробный звук - не то вой не то мявк. Инга так и осталась сидеть на корточках. На полу, между ярко-красных пятен вдруг появились несколько прозрачных капель. Инга поднесла здоровую руку к лицу и с удивлением обнаружила, что плачет.
   Следующие дни превратились в сплошной кошмар. Кот обгадил всю квартиру - одежду, обувь, мебель. Перебил посуду, привычно оставленную на столе. Сбросил с полок и изорвал несколько книг. Он ничего не ел и остервенело бросался на хозяйку, как только та оказывалась в зоне досягаемости. Инга боялась возвращаться домой, передвигалась по квартире, как по полю боя, вытирала бесконечные лужи и задыхалась от неистребимого запаха кошачьей мочи.
   Последней каплей стал ночной бросок Басика со шкафа в лицо спящей женщине. К счастью для нее, острые как иголки когти прошли в сантиметре от глаз. Глубокие рваные раны на щеке пришлось зашивать в больнице. Оттуда же Инга позвонила Борису Николаевичу.
   Не вытирая слез, насквозь промочивших свежую повязку, она смотрела, как слегка дрожащие старческие руки берут покорного кота, закрывают в переноске, поглаживают мокрый нос сквозь пластиковую решетку... Вдвоем они отвезли Басика в приют. Другого выхода не нашлось - мама наотрез отказалась брать кота, знакомых, желающих принять его, у Инги не было. В унылом казенном помещении, пахнущем зверями и хлоркой, неопрятная пожилая женщина равнодушно выдала Инге бланк заявления о сдаче животного. Спокойно открыла переноску - кот доверчиво устроился в незнакомых руках - и удалилась по длинному полутемному коридору.
   Изуродованное лицо неожиданно оказалось благом - это было законное основание не ходить на работу. Да и вообще не показываться на люди. Инга сидела дома, выбираясь только в магазин и в травмпункт.
  Прошла неделя, глубокие раны потихоньку заживали. Душевная рана продолжала кровоточить.
  - Да-а, красавица... Кто ж тебя так? Шрамики останутся, - молодой симпатичный врач легко прикасался к подживающим ранкам холодными пальцами.
  - Кот, - одними губами ответила Инга. - А что делать... со шрамами?
  - Ну, что... "Контрактубексом" мазать. Посмотрим через пол годика, может, пластику делать придется. Где работаешь-то, травмированная?
  - В школе.
  - О-о-о... Так тебе шрамы-то пригодятся - детишек непослушных пугать. Ты, если кто-то хулиганит, сразу лицо вот так делай, - доктор состроил зверскую рожу.
   Инга улыбнулась. Доктор был очень милым - примерно ее возраста, худой, внимательные серые глаза, смешной короткий ежик волос.
  - Это не наш метод, - ответила Инга, засмеялась и ойкнула от боли в щеке.
  - Тихо-тихо. Ты лицом-то не шевели особо пока. Ну, все. Сейчас повязочку наложим и порядок. Иди, красавица, отдыхай.
  - Спасибо...
  - Даниил Сергеевич.
  - А я Инга.
  - Очень приятно. Ну, давай. Послезавтра увидимся.
   Инга вышла из кабинета. Улыбка сбежала с лица, как капля с оконного стекла. Это было не то. Приятный мужчина, веселый, неглупый. Наверняка Инга ему понравилась. Но в ней самой ничего не дрогнуло. Сердце не пропустило удар, в груди не свернулся тугой комок волнения, щеки не залила краска... Не то.
  
  - Девушка, можно с вами познакомиться?
   Инга раздраженно скривилась. Пожилой мужичок в распахнутой куртке, в сбитой набекрень шапке, скалился во весь рот и призывно махал одной рукой. В другой была крепко зажата полупустая бутылка пива. Потенциального кавалера заметно покачивало. Инга отвернулась и пошла своей дорогой.
   Это успело превратиться в рутину. Мужчины, юноши и старики - все жаждали познакомиться, проводить, помочь, поднести сумки. За последние полтора месяца она слышала подобные фразы не меньше ста раз. Сейчас, когда шрамы на лице стали почти незаметны - спасибо доктору, подсказавшему чудесную мазь - Инга даже перестала смущаться и прятать в капюшон правую половину лица. Если поначалу она каждый раз вздрагивала и с надеждой смотрела в глаза очередному кавалеру, то теперь лишь мельком окидывала взглядом и шла дальше. Все это было не то.
  
  
  
  - Алло. Могу я поговорить с Ингой. Соловьевой, - абсолютно незнакомый голос в телефонной трубке.
  - Я слушаю. А кто...
  - Инга! Это Маша. Маша Назарова! Узнала?
  - Маша?.. Машка!!
  - Ну! Привет! Как жизнь? Мы тут встречу решили организовать. Просто так, без юбилея, без повода. Придешь?
  - Я... да, наверное...
  - Никаких наверное! Приходи! Все наши будут. Ну... почти все.
  - А... Люська? Комаровская...
  - Ты чего, не в курсе, что ли? Она ж за границу свалила! Выскочила за какого-то австралийца... или бельгийца... В общем, неважно - за импортного хрена! И отчалила. А ты не знала? Вы ж дружили раньше - не разлей вода. Поссорились что ли?.. Ладно, не хочешь - не говори. Значит так...
   Инга послушно записала адрес ресторана, дату и время встречи. Повесила трубку и задумалась. Одиннадцатый "а" не собирался ни разу за девятнадцать лет, прошедших со дня выпуска. Инга, хоть и жила недалеко от квартиры, в которой выросла, за прошедшие годы не общалась ни с кем из одноклассников. Да и не стремилась. Друзей в школе, кроме Люськи, у нее не было. А Люська...
  
  
   История была банальна до отвращения. Подружились они в седьмом классе. Как думалось - на всю жизнь. Вместе сбегали с уроков, доверяли друг другу страшные девчоночьи тайны, ссорились и мирились. После выпуска все осталось по-прежнему. Виделись, конечно, реже - Инга училась в институте, Люська пошла в ателье работать. Но оставались дискотеки, белые ночи, выезды на природу, походы в кино... Обе подруги - стройные, симпатичные - неизменно пользовались успехом у противоположного пола.
   А потом Инга встретила Гену. Очень худой, нескладный парень в странной одежде подошел к ней на улице и спросил, который час. Инга на ходу поддернула рукав плаща, бросила: "Без пяти шесть" и застучала каблуками дальше... "Девушка, - сказали за спиной. - Вы зачем такая красивая?"... Так все и началось.
   Генка, на год младше Инги, как раз доучивался на последнем курсе ВоенМеха. "Лимита! - презрительно округляла губы Люська. - Ему прописка нужна. Ты что, не понимаешь? Ему иначе в свой Мухосранск возвращаться! Да эти приезжие на любую кинутся, лишь бы коренная" Инга не верила. Это не могло быть правдой. Люська просто не знала, не понимала, не видела... Глаз его, когда он ждал Ингу на стылом осеннем ветру возле входа в кинотеатр и вдруг замечал в толпе знакомый силуэт... Слов: "Иди сюда... Вот так...", и потом - темнота, сладкий обморок, полет и... Нет, так не играют. Так живут.
   Сказка длилась почти три года. Генка доучился, но не уехал - снял для них двоих комнатку в коммуналке, нашел работу. И была настоящая семейная жизнь. Чудесные выходные - обнявшись, лежать на продавленном диване, смотреть глупый сериал и много целоваться. Настоящие праздники - устроить любимому сюрприз, на покупку которого долго откладывать со скромной зарплаты. Короткий отпуск - лес, палатка, гитара, романтика...
   Люська очень болезненно переживала отдаление Инги. Не то чтобы та перестала общаться с подругой, но... "Я сегодня с Генкой к родителям, извини... Ой, мы уже билеты купили, в субботу не получится..." Люська обижалась, бросала трубку, кричала, что подруга ее предала. Потом звонила. Извинялась, говорила, что болеет, не может выйти из дома, кто бы привез ей лекарства... Инга вздыхала, целовала Гену и тащилась в аптеку...
   Потом она узнала, что беременна. Предвкушая, как расскажет все Генке, как он растеряется, а потом обрадуется, она бежала домой. Очень кстати получилось уйти пораньше - в эту субботу старшие классы были на экскурсии и после третьего урока Инга освободилась. По дороге заскочила в магазин и, плюнув на экономию, купила хорошего вина - надо же отметить!
   Дальше все было, как в бездарном слезоточивом сериале. Стоны за дверью, два сплетенных тела на том самом диване, слезы, объяснения... Возвращение к родителям. Аборт. Люськины крики в телефонной трубке: "...просто хотела тебе показать! Все они такие! Скажи спасибо, что не слишком поздно!"... На самом деле, поздно. После этого эпизода жизнь Инги как-то... остановилась. Личная жизнь. Ей снились кошмары по ночам, накатывали беспричинные слезы, пропал аппетит. Мужчинам Инга вдруг перестала быть интересна. Внутри нее угасла какая-то искра. И больше не зажглась.
  
   Инга вздрогнула, возвращаясь в сегодняшний день. "Не пойду, - решила она. - Что там делать? На кого смотреть? Нет, не пойду".
  
   Она собиралась домой, когда в кабинет заглянул Борис Николаевич:
  - Здравствуй, девочка. Как твои дела?
  - Хорошо. Сочинение сегодня с девятыми писали, - она с трудом подняла толстую стопку тетрадок. - Вот, пошла проверять. Домашнее задание, так сказать.
  - Да-да... Ты на встречу-то идешь?
  - Как... Откуда вы?..
  - Да вот, Машенька вчера позвонила, говорит: приходите, Борис Николаевич, будем рады вас видеть, вы у нас любимый учитель были, - директор засмеялся. - А то я не помню, как всем классом мои уроки прогуливали. Когда контрольная намечалась.
  - Я не прогуливала, - протестующе подняла руки Инга. - Ну... может, один раз.
  - Да ладно, дело прошлое. Так ты идешь?
  - Не знаю... Нет, наверное.
  - Почему? Неужели неинтересно на одноклассников посмотреть? Мне и то интересно, а ты с ними десять лет провела.
  - Да так... Чего смотреть-то? У меня и денег нет на рестораны...
  - Брось, Ингуша. Не придумывай. Я у Маши спросил - всего-то по полторы тысячи скидываются. А кто не может - она сказала, ничего страшного, пусть так...
  - Ну вот еще! За чужой счет по кабакам расхаживать! Ладно, Борис Николаевич, я подумаю.
   Вечером Инга перебирала старые школьные фотографии. В какой-то момент ей показалось, что эта встреча - не такая уж плохая идея.
   У входа в ресторан стояли пушистые голубые елочки в кадках, лежал ковер - чистый, будто и нет вокруг грязно-слякотной питерской зимы. Инга преодолела минутный порыв развернуться и сбежать, потянула на себя резную тяжелую створку. Чернокожий швейцар с улыбкой принял скромное пальтишко, метрдотель у входа в зал взглянул вопросительно.
  - Я на встречу... одноклассников, - пробормотала Инга. Ходить по ресторанам она совершенно не привыкла.
   Банкетный зал оказался небольшим и уютным, разноцветные воздушные шары создавали ощущение праздника. В глубине возвышалась небольшая сцена, на которой четверо музыкантов настраивали инструменты. Перед сценой простиралось открытое пространство, видимо, для танцев, а остальную площадь занимали столы, стоящие буквой "П". Народу было не много - во главе стола сидел Борис Николаевич, рядом с ним пожилая химичка - Эльвира Владимировна. Человек десять мужчин и женщин, на первый взгляд совершенно незнакомых, сидели и стояли небольшими группами.
   Инга неловко прошла вдоль стола, не зная, куда себя деть. Высокая стройная красавица обернулась, тряхнула длинными платиновыми волосами:
  - Инга!! Привет! Ты что? Не узнаешь меня?!
  - Ленка?.. Колонкова?
  - Ну да! Давай к нам! Ты как вообще? Рассказывай!
   Неожиданно вокруг оказались знакомые лица. Стоило немного присмотреться и в посторонних людях проявлялись черты мальчишек и девчонок, сидевших за соседней партой, списывавших контрольных, дергавших за косички. Это было смешно и приятно. Все вокруг были Ленками, Петьками, Васьками и Алками. Рассказывали о себе, показывали фотографии мужей, жен и детей, вспоминали школьные проделки. Зал постепенно наполнялся. Назарова поднялась на сцену и объявила:
  - Прошу всех рассаживаться! Опоздавших не ждем, начинаем вечер.
   Дальше пошли тосты, воспоминания, разговоры...
  - Борька, подлец, ты помнишь, как ручку у меня спер? Трехцветную!..
  - А как монетку в замок засовывали, а? А Елена Владимировна стоит перед дверью: Ребята, вы не видели, кто нахулиганил?..
  - Да я ж в тебя влюблена была, как кошка. Ты что, не замечал ничего? Вот балбес! Может и сложилось бы у нас чего...
  - А я нормально устроился. Директором сейчас. Да, контора солидная. Командировки постоянно - Париж, Лондон, Милан...
  - А Ирка-то, представляешь - выгнала его. Поганой метлой. А он, сволочь, к Алке побежал. Ишь, сидит, улыбается, змеюка!..
   Инга слушала, ела, пила и чувствовала себя на удивление свободно. Хвастаться ей было нечем - карьера учительницы вряд ли могла вызвать восхищение у одноклассников. Оказалось, что многие неплохо устроились - у кого-то процветало свое дело, кто-то занимал руководящие посты в крупных компаниях. Инга скромно помалкивала, с интересом разглядывая окружающих.
   Борис Николаевич встал и поднял микрофон:
  - Дорогие ребята... - торжественно начал он.
   Двери распахнулись, пропуская запоздавших гостей.
  - Да уж! Ничего не изменилось за восемнадцать лет! - сказал директор. - Судариков, Донской, и Второв! По-прежнему опаздывают.
   Трое мужчин, рассмеялись. Пошли вдоль стола, шумно здороваясь, пожимая руки, обнимаясь. Инга замерла, чувствуя, как по спине разливается холод.
  - Так, это у нас кто? - Уверенные руки взяли ее за плечи и развернули. - Инга Соловьева. Привет.
   Инга очень близко увидела разметавшиеся темные кудри, яркие синие глаза, капризно изогнутые тонкие губы... Мишка Судариков, ее школьная безответная любовь, широко улыбнулся, мимолетно чмокнул ее в щеку и пошел дальше. Инга осталась сидеть, не чувствуя ничего, кроме горящей кожи на щеке. Там, где при ярком свете можно было разглядеть тщательно замаскированные светлые полоски шрамов.... Там, где коснулись прохладные мягкие губы.
   Опоздавшие расселись, и праздник пошел своим чередом. Мимо Инги. Она не слышала голосов, невпопад отвечала на вопросы, слепо таращилась на чьи-то фотографии... И не смотрела в дальний угол стола, где сидел Мишка. До этого вечера Инга была уверена, что все забылось, перегорело. Да, любила, страдала, звонила и молчала в трубку. Да, краснела, украдкой смотрела во время уроков и писала наивные стихи. Но это было так давно... Почти два десятка лет пролетело. И вдруг, в один момент взрослая женщина превратилась в зажатую шестнадцатилетнюю девочку, не смеющую поднять глаза на своего кумира.
   Она на мгновение вынырнула из омута переживаний и обнаружила, что народ вовсю веселится. Музыканты наяривали зажигательную мелодию, на пятачке перед сценой изгибались в танце фигуры. Алла Ромина, хохоча, кружила запыхавшегося Бориса Николаевича, Вовка Донской пытался изобразить нечто вроде твиста, остальные прыгали кто во что горазд.
   Скрипнул отодвинутый соседний стул.
  - Скучаешь? Как жизнь вообще? Чем занимаешься?
   Инга медленно повернулась. Мишка открыто смотрел на нее.
  - Так... нормально все. Работаю в школе, в нашей... А ты как?
  - А, - махнул он рукой. - Пойдем, потанцуем.
  - Я...
  - Пошли-пошли! - Мишка крепко схватил растерявшуюся женщину за руку и вытащил на танцпол.
   Инга скованно задвигала плечами, невпопад притоптывая и чувствуя себя коровой на льду. Очень кстати ритмичное бумканье барабанной установки сменилось тягучей мелодией. Инга с облегчением направилась обратно за стол.
  - Куда? - уверенная рука легла на талию, другая сжала холодную ладошку. - Потанцуем, красавица?
   Они медленно закачались под гитарный плач. Мишка улыбался и не отводил взгляда от лица партнерши. Инга смотрела в сторону.
  - Знаешь, ты мне ужасно нравилась. Тогда. Я только не решался подойти. Ты все время была такая... серьезная.
   От удивления Инга забылась и посмотрела ему прямо в глаза.
  - Правда?
  - Конечно. Помнишь, я у тебя браслет отобрал? Потом хранил его. Не смог вернуть.
   Инга спрятала лицо, уткнулась в широкую грудь. Сквозь громкую музыку услышала стук сердца.
  - Пойдем отсюда, Ин?
  - Куда?
  - Не важно. Покатаемся. Я на машине.
   Держась за руки, они выскочили из зала, как школьники, сбегающие с урока. На улице Мишка достал крохотный брелок, нажал кнопку. Приземистая белоснежная Тойота с наглухо тонированными стеклами радостно пикнула, моргнула желтыми огоньками.
  - Прошу, - кавалер распахнул дверь.
   В салоне витал запах кожи и едва уловимый аромат хорошего мужского одеколона. Мягкое сиденье приняло Ингу в свои объятия, глухо чпокнула закрывающаяся дверь. Мишка сел на водительское место, повернул ключ в замке зажигания. Торпеда расцвела огнями, подул быстро теплеющий воздух, зазвучала музыка. Автомобиль бесшумно тронулся с места и полетел сквозь пустынные ночные улицы.
   Инга не могла потом вспомнить, о чем они говорили во время этой гонки. Черный асфальт стелился под колеса, огни города сливались в длинные светящиеся полосы. В такт несущейся из динамиков музыке раскачивались дома, деревья и столбы. Время свернулось бесконечной лентой Мебиуса.
   Потом оказалось, что машина стоит. Перед капотом неподвижно лежит черная гладь воды, разрезанная пополам мерцающей лунной дорожкой. Тишину рвал на части гитарный перебор и сильный мужской голос пел, обращаясь прямо к Инге:
  
  Выбери любую из дальних звезд.
  Ведь ты еще, наверное, не жил всерьез.
  И о тебе еще никто не пел с такой тоской...
  Милый мой, время уходит!..
  
  "Да...", - согласилась с голосом Инга и повернулась к Мишке:
  - Поехали ко мне.
   Он не удивился:
  - Адрес?
  
   2
  
   Инга проснулась и подумала: "Сегодня". Ее разрывали противоречивые чувства. Радость: сегодня день рождения, а, значит, поздравления, подарки, праздник. Грусть - приближающаяся старость сделала еще один шажок. Страх и решимость - предстоял важный разговор с Мишкой.
   В декабре мир неузнаваемо изменился. Размеренная скучная жизнь превратилась в волшебную сказку. Белая машина с хищно зализанными контурами распахивала дверцу и уносила Ингу в чудо. Бильярд, боулинг, горнолыжный склон, коттедж на берегу залива, казино, рестораны: китайские, японские, мексиканские, индийские... Оказалось, что совсем рядом существует другой мир, даже не параллельный, а. скорее, перпендикулярный серым будням, одиноким вечерам и пустым выходным.
   Инга откинула одеяло, голая подошла к окну и, улыбнулась. Миниатюрное растение, густо усыпанное белыми цветочками, воинственно топырило острые длинные шипы.
  
  - Это - ты, - сказал Мишка, осторожно вытаскивая из-за пазухи горшок.
  - Почему? - засмеялась Инга, рассматривая подарок. Глянула на этикетку, прочитала: - Молочай Миля. Смешной какой! Милька!
  - Цветы, видишь, какие... Ай! - на пальце выступила капелька крови. Сунув его в рот, Мишка неразборчиво пробормотал: - Вот! Я и говорю: это - ты!
  
   Теперь Инга каждое утро здоровалась с колючим цветастиком. Будто с Мишкой. Сейчас она аккуратно, чтобы не уколоться, дотронулась до светлых, мягких иголок на макушке и прошептала:
  - Привет, Миль. Все будет хорошо, правда?
   Она умывалась, причесывалась, готовила скромный завтрак - кофе с бутербродами - и вспоминала. Выменянная на преданность Басика любовь оказалась замечательной. Безумный секс, долгие задушевные разговоры, маленькие, приятные сюрпризы, а главное, родной, любимый человек рядом.
   Порой Инге казалось, что она знает Мишку так же хорошо, как себя. Она могла угадать, что он скажет в следующую минуту, как улыбнется или нахмурится, когда вдруг, без причины потянется обнять ее. Но иногда...
  
  ...В один из февральских вечеров они возвращались со склона. Инга уже неплохо стояла на лыжах и даже начала получать удовольствие от катания. Ноги приятно гудели, теплый воздух из печки навевал сон. Когда до дома оставалось минуть десять езды, Мишка спросил:
  - Кисеныш, у тебя еда-то есть?
  - Не-а... - сонно помотала головой Инга.
  - Ну так давай в магазин заедем. Что ты хочешь? Креветки с пивом? Или, может, форель пожарим? Вина сухого купим, а?
  - Да мне все равно. А ты как?
  - Я за рыбу, - машина уже свернула с дороги и медленно скользила по забитой стоянке перед супермаркетом.
   Мишка, продолжая рассуждать о предстоящем ужине, заметил свободное место совсем рядом с дверью магазина и включил поворотник. В этот момент подъехавшая с другой стороны красная Мазда прибавила газу и юркнула на облюбованное местечко.
  - Козел! Ты что делаешь?!! - Мишка в ярости ударил по рулю, недовольно загудел клаксон.
   Судариков сделал движение вылезти из машины, Инга испуганно схватила его за рукав:
  - Не надо! Ты что? Перестань, Миш...
   Он обернулся. Бешеный взгляд, плотно сжатые губы, красные пятна на щеках.... Инга отчетливо поняла - сейчас он ее ударит. Инстинктивно отодвинулась, вжалась в сиденье... Мишка с силой провел рукой по лицу. Усмехнулся:
  - Ты чего? Испугалась?
   Инга молча кивнула.
  - Да ладно, что я - псих, что ли! Пусть живет, урод.
   Мишка еще раз шлепнул по рулю, коротко бибикнул и отъехал. Второе свободное место удалось найти только в дальнем углу стоянки. Любовники направились к супермаркету. Сначала Инга опасливо косилась на спутника, но он вел себя, как ни в чем не бывало, и она успокоилась. Когда до огромных стеклянных дверей оставалась пара шагов, Мишка небрежно бросил:
  - Подожди.
   Он уверенно прошел вдоль стены, наклонился, подобрал пустую бутылку. И коротко размахнувшись, с силой швырнул в лобовое стекло той самой красной Мазды. Инга застыла, растерянно глядя, как Мишка поворачивается, небрежно вытирает испачканную руку о джинсы и, широко улыбаясь, идет обратно. Обнимая остолбеневшую подругу за плечи, он сквозь услужливо распахнувшиеся стеклянные двери увлек ее в свет и тепло магазина.
   Только в торговом зале Инга внезапно очнулась и резко остановилась посреди прохода:
  - Зачем? Ты... это же...
  - Успокойся, - Мишка погладил ее по голове. - Спасибо пусть скажет, что я не один. А то бы эта бутылка в морду ему полетела!
   Голубые глаза жестко прищурились, сжатый кулак мелькнул перед Ингой. Она отшатнулась.
  - Ну, все... все. Пошли рыбки купим, вина... Я больше не буду.
   Со временем этот случай как-то поблек. Судариков был таким заботливым, внимательным и ласковым... Инге стало казаться, что произошла какая-то ошибка. Может, она что-то не так поняла... Наверное, ей просто показалось, и ничего страшного не произошло...
   Подобные выходки повторялись еще дважды или трижды. Каждый раз Инга с ужасом понимала, что совершенно не знает, что за человек на самом деле находится рядом с ней, целует ее, дарит подарки и ласково называет "кисеныш". Но потом неприятные мысли исчезали, растворялись в круговороте праздника, в который превратилась ее жизнь.
   Сегодня Инга с особым нетерпением ждала прихода Мишки. Две недели назад у нее случилась задержка. Позавчера она купила в аптеке тест на беременность. И долго сидела в туалете, уставившись на четкие синие полоски. Потом торопливо оделась, сбегала в аптеку и купила еще несколько тонких розовых коробочек. К вечеру перед ней лежало шесть одинаковых картонок с двумя синими черточками на каждой
   Инга еще не успела понять, что она чувствует. Никаких известных ей признаков беременности не было - ни тошноты, ни изменения вкусовых пристрастий. Любимые джинсы по-прежнему свободно болтались на бедрах. Все это было... странно. Словно не с ней. Но вчера, уже засыпая, Инга приняла твердое решение рассказать обо всем Мишке.
   Пронзительно запиликал дверной звонок. Инга бросила удивленный взгляд на часы - рановато для гостей - накинула яркий шелковый халатик и пошла открывать. За дверью стояла очень высокая, очень худая девушка модельной внешности. За руку ее цеплялась маленькая девочка. Темные густые кудряшки, пронзительно-голубые глаза, тонкие, капризно изогнутые губы... Ингу охватило смутное предчувствие надвигающейся беды.
  - Вы Инга? - спросила девушка.
  - Да, но...
  - Я бы хотела с вами поговорить. Можно войти?
   Инга почему-то посторонилась, пропуская гостью. Та не спеша сняла куртку, кроссовки, раздела ребенка и вопросительно взглянула на хозяйку:
  - Где мы можем?..
  - А в чем дело? Вы кто?!
  - Давайте на кухне? - девушка прошла мимо оторопевшей от такой наглости хозяйки и села на табуретку, обнимая одной рукой прильнувшую к ней девочку.
   Инге ничего не оставалось, как последовать за ними, лихорадочно вспоминая, есть ли у нее телефон районного отделения милиции. В голове крутились истории о воровках, маскирующихся под соседей, цыганах, под гипнозом выманивающих деньги и прочие страшилки.
  - Меня зовут Жанна, - представилась девушка. - А это - Элька. Эльвира. Михайловна.
  - Что?..
  - Миша - мой муж. Я не буду устраивать сцен, не бойтесь. Не собираюсь вцепляться вам в волосы, бить посуду и все такое... Я просто хотела поговорить. Он всегда изменял мне. И будет изменять, наверное. Такой уж тип... кобель, - девушка усмехнулась. - А вот Эльку он обожает. И вряд ли уйдет от нас. Я просто хотела, чтобы вы знали. А то всякое бывает. Зайдет у вас слишком далеко, а потом... вены резать, снотворное глотать... Я уж насмотрелась. Мы почти семь лет вместе.
  - Но... А как же... А вы...
  - Вы хотите сказать, почему я с ним? - Инга утвердительно дернула головой. - Люблю, наверное. Да мне и некуда деваться-то. Институт я бросила, не доучилась. Думала - за мужем, как за каменной стеной, к чему время тратить. Потом Элька родилась. У нас диабет. В садик нельзя, я все время при ней. Мы одни не выживем. Вот так.
   Инга пустыми глазами смотрела на девушку, спокойно излагающую ужасные вещи. Ребенок, жена, все время изменяет, диабетик, вены резать... Слова крутились в голове, гулко отдавались в ушах, но ничего не значили. Просто набор звуков. Стоило разрешить им наполниться смыслом - и мир рухнет, придавив тяжелыми острыми обломками Ингу вместе с крохотным существом внутри нее.
   Но мозаика складывалась сама, кусочки один за другим вставали на свои места. Мишка никогда на рассказывал о своей жизни, отделывался ничего не значащими фразами, переводил разговор на другое. Они всегда встречались или у Инги или на нейтральной территории - коттеджи, гостиницы, рестораны... Мишка всегда звонил и приходил сам, Инга не знала ни его телефона, ни адреса. За полгода любовник так и не изъявил желания познакомить ее со своими родителями, друзьями, коллегами...
  - Уходите... пожалуйста... - попросила Инга.
   Девушка хотела что-то сказать, взглянула на Ингу и передумала. Вышла в коридор - девочка, как привязанная, тащилась следом - зашуршала одеждой...Спустя минуту хлопнула входная дверь. Инга закрыла лицо руками. Слез не было. На пустынном берегу сознания выброшенными рыбками трепыхались обрывки мыслей: "Как же так?... Ребенок... Одной не справиться... Сволочь, гад! Ненавижу!... Почему? За что?... Любимый..."
   Она прошла в комнату, остановилась у окна. Глядя сухими глазами на трогательные беленькие цветочки, скрывающие острые шипы, произнесла:
  - Предлагаю честный обмен...
  
  
   В женскую консультацию она пришла в начале июля. Закончив осмотр, врач равнодушно бросила:
  - Одевайтесь.
   Инга медленно натянула трусики, легкие летние брюки, села к столу. Доктор что-то быстро и неразборчиво писала в карточке. Инга молча ждала. Наконец, гинеколог закрыла тонкую тетрадку, и принялась заполнять разнокалиберные бумажки:
  - Так, эту кровь - у нас с восьми до десяти, натощак. Это и это - в поликлинике сдадите. Из вены, на РВ - здесь, по пятницам, с трех до шести...
  - Подождите, - перебила Инга. - Вы не поняли. Мне направление на аборт.
   Врач оторвалась от бумаг и впервые за весь прием посмотрела пациентке в лицо.
  - Какой аборт? - глаза за толстыми стеклами очков наполнились брезгливым недоумением. - Четырнадцать-пятнадцать недель! Опоздали вы, женщина. Медицинских показаний нет. Теперь только рожать. Первый у вас? Ребеночек-то?.. Понятно. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
  
   Инга остановилась в двух шагах от крылечка женской консультации и растерянно огляделась по сторонам. Дрожал раскаленный воздух над асфальтом, ветер гонял по тротуару пыльные смерчи. Мимо шли люди. Девушки в мини-юбках, мужчины с пивом в руках, беззаботные каникулярные дети... Инга с неожиданной злостью подумала, что все они живут нормальной, настоящей жизнью. Без всяких чудес и заклинаний, зато с родными и близкими людьми рядом. Каждого кто-то ждет, каждый к кому-то спешит...
  - Почему? - тихо спросила она, а память услужливо подсунула картинку из недавнего прошлого...
  
  
  ...Второй звонок в дверь прозвучал в шесть вечера. Инга неторопливо пошла открывать. По дороге остановилась у большого зеркала, окинула себя придирчивым взглядом. Все правильно: вечернее платье струится до самого пола, скрывая тонкие высокие каблуки, тщательно уложенная прическа, изысканный макияж. Она готова.
   На пороге стоял букет... показалось в первое мгновение. Потом из-за огромного вороха длинных бордовых роз высунулось Мишкино лицо.
  - Поздравляю тебя, кисеныш! Подожди, я сам занесу.
   Он скинул ботинки, прошел в кухню и сгрузил цветы на пустой стол.
  - Ф-фу! Все руки исколол!
  - Куда же их поставить?..
  - Ведро есть? Тащи!
   Кое-как устроили роскошные цветы в старом железном ведре посреди комнаты. Инга почувствовала себя продавщицей в цветочном магазине.
  - Ну что, ты готова? Поехали!
   Автомобиль послушно рванул вперед и через несколько минут замер у входа в ресторан. Тот самый, где они встретились каких-то полгода назад. Играли музыканты на сцене, висели разноцветные воздушные шары. В центре зала стоял небольшой столик, накрытый на двоих.
   Официант разлил шампанское по высоким узким бокалам. Мишка протянул руку, накрыл широкой ладонью холодные Ингины пальцы.
  - Я... прошу тебя... Предлагаю тебе... - он коротко рассмеялся. - Чего-то я... волнуюсь. В общем, давай поженимся.
   Инга молча, внимательно смотрела на него. Под этим взглядом он вдруг занервничал, суетливо захлопал по карманам. С радостным возгласом вытащил красную бархатную коробочку:
  - Вот, - тонкое, почти белое колечко с выложенным прозрачными камушками сердечком выделялось на черном фоне. - Ты согласна?
   Инга осторожно достала кольцо. Надела на безымянный палец. Застыла, глядя на руку, ставшую как будто чужой.
  - Да,- почему-то шепотом сказала она и закрыла глаза.
   Судариков переехал к ней с одной спортивной сумкой. Зарегистрировать брак официально все как-то не складывалось. "Это же просто штамп! - горячился Мишка. - Главное - что мы вместе! К чему формальности?" Сначала Инга все время ждала, что он скажет правду, все объяснит, покажет фотографию дочки... Затем поняла, что ничего этого не будет. Она так и не рассказала о беременности. Теперь она уже не была уверена, что хочет этого ребенка. И этого мужчину.
  
   Инга насилу выплыла из тягостного сна, содержание которого мгновенно улетучилось из памяти, оставив после себя лишь влагу на щеках и тяжесть в груди. В сером призрачном свете белой Питерской ночи комната казалась окутанной туманом. Над ухом раздавался храп, тяжелая мужская рука прижимала Ингу к дивану, воздуха не хватало. Еле выдравшись из раскаленных объятий - от Мишки несло жаром, как от включенного на полную мощность обогревателя - она вышла на кухню. Маленькими глотками прихлебывая из стакана вкусную холодную воду, с досадой подумала о том, что придется вернуться, снова лечь рядом с горячим потным телом...
   Она поняла, что уже давно - неделю? две? месяц? - не чувствует ни любви, ни нежности. Только глухое раздражение. В этот момент, стоя обнаженной посреди кухни, слушая громкий храп за стеной и глядя на размеренно падающие в раковину капли воды, Инга решила сделать аборт
  
  
   Сидя на пыльной скамейке около женской консультации, она отчаянно искала выход из той ловушки, в которую сама себя загнала, в очередной раз выпустив на волю ведьмин дар. Как ни странно, отданные в обмен на безраздельное владение Мишкой десять лет жизни на этот раз не обернулись тяжелой и продолжительной болезнью. Иногда ей казалось, что заклинание не сработало, и Мишка сам ушел из семьи. А иногда - что стройная девушка с ребенком была просто брошенной любовницей, сделавшей неудачную попытку избавиться от соперницы... Выяснить это Инга так и не решилась. А теперь уже и не хотела.
   Вечером она сообщила Мишке, что ждет ребенка. И с отстраненным любопытством наблюдала за его реакцией. Бурная радость сожителя, имела явный оттенок растерянности. Он старательно улыбался и произносил положенные слова: "Кисеныш! Это же здорово! Что ж ты молчала?!". А в глазах - мучительное усилие, тщетная попытка вспомнить что-то важное. Инге было все равно. Ее ребенок имел такое же право на полноценную семью, как и чужая девочка с темными кудряшками и синими глазами.
   Беременность протекала легко. Будущая мама почти не прибавляла в весе и прекрасно себя чувствовала. Но депрессия постепенно затягивала ее в свои сети. Инга старалась как можно меньше бывать дома, подолгу гуляла в парке или просто по пыльным летним улицам, ходила по магазинам, с натужным интересом рассматривая микроскопические, словно кукольные, ползунки и распашонки.
   Закончилось лето. Потянулись трудовые будни. Стало немного легче. Сообщать коллегам об изменениях в своей жизни Инга не стала. Да и чем хвастаться? Гражданским браком? Беременностью в тридцать семь лет? В курсе ее жизненных перипетий был только верный друг - Борис Николаевич. Он не осуждал Ингу, но и не выказывал особой радости за нее. Эта тактичность при каждой встрече с директором оставляла странное чувство. Так невидимая глазу заноза отзывается мимолетной болью при случайном касании и совершенно не замечается в остальное время. Незаметно для себя Инга до минимума сократила общение с директором, перестала приходить в гости, забегать на переменах. Тот не навязывался, понимая, что у нее сейчас есть более важные интересы, чем беседы со стариком. За какие-то полтора месяца их общение свелось к узкому кругу служебных проблем.
   Так прошла осень и наступила зима. Приближалось время родов. Инга даже слышать не хотела об уходе в декрет. Ей до сих пор не пришлось купить ни одной новой вещи - маленький аккуратный животик прекрасно помещался в обычных брюках и юбках. В декабре врач решительно заявила:
  - Давай-ка заканчивай этот трудовой подвиг, милая! Ты что, хочешь на глазах у своих учеников рожать? Отдохни чуток, купи все, что нужно... Выспись, наконец, потом не скоро удастся.
  
   Схватки начались рано утром. Мишка отвез жену в роддом, откуда был решительно ею выпровожен:
  - Езжай, милый. Я сама справлюсь. Да, я уверена. Все будет хорошо. Пока.
   Проводив глазами широкоплечую фигуру, Инга испытала заметное облегчение. Спустя несколько часов она еще успела порадоваться, что решила рожать одна - плакать, кричать и умолять об анестезии привычных ко всему врачей было совсем не стыдно. Потом мыслей не стало, только волны схваток, накатывающие на тело, как морской прилив - медленно и неотвратимо.
   Роды оказались длительными. Инга промучилась почти сутки. Под конец, уже ничего не соображая от боли, плавая в густом красном тумане, она непослушными губами прошептала:
  - Пре... дла... га... ю...
   В тот момент разумной ценой за прекращение пытки могла показаться даже собственная жизнь, не говоря уже о чужой. Тупая, страшная сила неумолимо раздирала тело изнутри. Что-то чуждое, беспощадное рвалось на волю, не жалея ни себя, ни ее. Сквозь дикие крики - кто так кричит? неужели, я? - доносились голоса врачей:
  - Давай... Давай, милая! Ну, же! Еще чуть-чуть! Молодец!
   Неожиданно боль исчезла. Схлынула. Ушла обратно в океан. На берегу изломанной куклой осталось валяться Ингино тело, беспомощное и бесчувственное. "Спасибо..." - подумала она, соскальзывая в пустоту...
  
  
  ...В эту минуту пожилой мужчина выронил поднесенную ко рту кружку. Ударившись о край стола, она разлетелась на две неравные части. Горячий чай выплеснулся на колени, но этого Борис Николаевич уже не почувствовал. Смерть от обширного инфаркта было мгновенной и безболезненной...
  
  
  
   На живот Инге плюхнулось что-то теплое, скользкое, живое. Акушерка взяла ее руку, положила сверху:
  - Держи, мамаша. Не урони, смотри. Мальчик.
   Мокрый комок слабо шевельнулся, раздался негромкий скрипучий писк. Инга вернулась к жизни. Через силу приподняла голову и увидела скрючившееся крохотное существо, перемазанное кровью и слизью.
  - Ванечка... - прошептали искусанные в кровь губы.
   Мир изменился. Земная ось, дрогнув, наклонилась в другую сторону. Планеты поспешно сходили со своих орбит. Солнце, неторопливо сдвинулось и поплыло по кругу. Быстрее, еще быстрее кружилась вселенная, послушно выстраиваясь вокруг нового центра, хаотично сучащего тоненькими кривыми ручками-ножками и слепо разыскивающего мамину грудь.
   Ингу ударило изнутри. Ей показалось, что из нее во все стороны бьет ослепительный свет. В одно мгновение она превратилась. Из женщины - в мать.
   Вдруг стержень, на котором отныне держался ее мир, исчез. Чужие, враждебные руки схватили ребенка и унесли. Инга рванулась всем телом, жалобно вскрикнула.
  - Тише-тише, мамочка. Сейчас взвесим, помоем и принесем. Не волнуйтесь, лежите спокойно, я же шью.
   Она сжалась, закуклилась, ушла в себя. Сосредоточилась на ожидании, не обращая внимания на уколы боли, дикий холод, царящий в родилке и бессмысленную толкотню белых силуэтов вокруг. Очередной безликий манекен вошел в дверь и Инга, еще не видя, потянулась навстречу, раскрылась - там был свет, тепло, любовь... Еще несколько мучительных минут, пока она переползала с кресла на кровать, пока белая фигура - медленно, издевательски медленно - шла от двери к ней, и тугой кулек наконец-то примостился под боком. Опять раздался придушенный писк. Инга вскинулась, беспомощно заметалась глазами - что? Ему плохо?! Что делать?!
  - Да не волнуйтесь вы так, мамочка! Вот так... грудь достаем... и в ротик вкладываем... Вот и умничка. Ишь, трудится, богатырь!
   Палата опустела, Инга, задыхаясь от счастья, смотрела на сопящую пуговку носа, нахмуренный лобик с прилипшей темной прядкой, плотно сомкнутые веки с иголочками ресничек... Неожиданно они дрогнули, открывая мутные серые зрачки. Инга наклонилась, осторожно поцеловала тугую красную щечку и заплакала. Впервые за много месяцев.
   Женщина, всю беременность не испытывавшая ни малейших чувств к растущему внутри существу, мгновенно превратилась в образцовую мать. Ее не тяготили ночные вставания, долгие бессмысленные блуждания по улицам с коляской и полная оторванность от прежней жизни. Ванечка оказался чудным ребенком. Он строго придерживался режима, спокойно и подолгу лежал в кроватке, если мама находилась поблизости. Проблема была только одна - малыш совершенно не нуждался в прикосновениях. Даже не любил их. Стоило взять невесомое тельце на руки, как он начинал беспокоиться, недовольно крутиться, и вскоре раздавался сердитый плач. Это если Ванечку брала мама. В ответ на прикосновение чужих рук протестующий крик раздавался моментально. Инга очень страдала от этого. Ее терзало неудовлетворенное желание потискать, прижать к себе, зацеловать всего - от круглых розовых пяток до вихрастой темной макушки. Выплескивая невостребованную любовь, она стремилась окружить ребенка самым лучшим - всегда чистые, отглаженные с двух сторон ползунки, рубашонки и комбинезончики; вымытые три раза в день полы по всей квартире; самое дорогое и качественное питание... И ждала, ждала, ждала... Когда, наконец, в серых глазках промелькнет узнавание, а тонкие губы раздвинутся в улыбке.
   Полгода, годик, полтора... Ничего не менялось. Нет, ребенок рос и развивался. Научился ползать, затем ходить, хватать предметы, и всему остальному, что положено уметь в соответствующем возрасте. Говорить он стал даже раньше многих сверстников. Но так и не научился улыбаться. По-прежнему избегал прикосновений. Никогда не смотрел в глаза.
   "Все дети разные. Всему свое время", - как заклинание, твердила Инга, успокаивая зарождающуюся тревогу. Едва малыш научился крепко стоять на ногах, она гордо вышла с ним на детскую площадку во дворе. В воображении мелькали умилительные картины: карапузы в ярких комбинезонах дружно копошатся в песочнице, лепят осыпающиеся куличи, со смехом летят с горки...
   Ее хватило на три попытки. В окружении других малышей Ванечка застывал, сжимался от ужаса и низко опускал лицо. Стоило играющему ребенку случайно задеть его или взять его игрушку, он обхватывал голову руками и начинал пронзительно визжать на одной ноте. Испуганные мамы торопливо оттаскивали детей, неодобрительно косясь на Ингу. А та садилась на корточки на расстоянии вытянутой руки от сына и, не прикасаясь - будет только хуже - дрожащим голосом уговаривала:
  - Тише, малыш. Пожалуйста, успокойся. Посмотри - вот твоя лопатка, ее никто не трогает. Не надо, солнышко, не кричи, пожалуйста.
   И плакала, сидя у кроватки со спящим сынишкой - почему? За что? Что делать? Не жалея времени, Инга ночами вырезала картинки из журналов и клеила развивающие плакаты, рисовала карточки с буквами и цифрами, завесила все стены в квартире таблицами и пособиями, и помногу занималась с малышом. И ждала, ждала, ждала...
   К двум годам Ванечка свободно считал в пределах тысячи, мог безошибочно разложить все бочонки с цифрами по карточкам лото, правильно назвать время, показанное на электронных часах, и сложить пазл из сотни кусочков. Но по-прежнему отводил взгляд в сторону, или смотрел сквозь собеседника, почти не реагировал на обращенную к нему речь, постоянно стремился остаться в одиночестве. Он не обращал внимания на дорогие, красивые игрушки, но мог часами сидеть в кроватке, разглядывая узор на простыне. Или перекладывать небольшие клочки бумаги из одной кучки в другую. Или играть с обрывком веревки. "Все дети разные..." - затершиеся от частого употребления слова больше не успокаивали, превратившись в бессмысленный набор звуков.
   В два с половиной года Инга решилась пойти к психологу.
   Молодой мужчина с сочувственным взглядом терпеливо выслушал сбивчивый рассказ:
  - Понимаете, он вообще-то очень умный мальчик... и стихи, и считает... Вот только в садик скоро, а он детей боится... Не то чтобы боится, а... не умеет, может, просто играть вместе... А так-то все в порядке...
   Затем последовало несколько странных, на взгляд Инги, вопросов:
  - Показывает ли Ваня пальцем на предметы? Любит, чтобы его обнимали, брали на руки? Любит ли залезать вверх по лестнице?
   Психолог выслушал ответы и, сохраняя на лице доброжелательно-заинтересованное выражение, повернулся к Ванечке. Недоумение Инги росло - специалист не попросил ребенка рассказать стишок, показать, что он умеет, а вместо этого стал общаться с ним, как с годовалым малышом. Указывая на лампу, твердил:
  - Смотри, там лампа.
   Попросил налить понарошку чай в игрушечную чашку, показать, где мишка... Инга пару раз вскакивала, пыталась подсказать, помочь, но психолог протестующее поднимал ладонь и ей приходилось усаживаться обратно в кресло. Наконец, он ласково сказал Ванечке:
  - Посиди здесь, хорошо? Мы с мамой поговорим.
   Мужчина поманил Ингу за собой и переместился в дальний конец кабинета, на большой кожаный диван. Она села рядом и бросила любящий взгляд на сына, который послушно замер на маленьком детском стульчике.
  - Видите ли... - начал врач. - Мы, как правило, не ставим диагнозов в таком возрасте. Так что я могу говорить только о предположениях...
   Он принялся что-то объяснять, сказал, что тестирование необходимо повторить через месяц... Инга слушала, не отрывая взгляда от Ванечки. Тут впервые прозвучало слово "аутизм". Она резко повернулась к психологу:
  - Что? Нет! Нет...
   Ровным, хорошо поставленным голосом, мужчина принялся говорить. Полились непонятные термины: синдром Аспергера, эмоциональная индифферентность, аффективные переживания, социальная адаптация... Вскоре Инга отключилась от несущегося мимо сознания мутного потока заумных фраз. В голове черной дырой, бездонной воронкой закручивалось одно слово: "Аутизм... Аутизм... Аутизм...". В эту воронку стремительно и неотвратимо уносились Ингины мечты, надежды, желания...
   Она подняла глаза на психолога:
  - Нет. До свидания. Пойдем, Ванечка, нам пора.
  
   Началась борьба. С собой - за то, чтобы признать проблему и научиться с ней жить. С Ванечкой - бесплодные, выматывающие попытки сделать его "нормальным", таким, как все. С болезнью - лучшие психиатры и психологи, горы прочитанной литературы, три попытки устроить Ванечку в садик - частный, специальный и обычный, долгие походы по врачам и шарлатанам, многочасовое общение с родителями таких же детей на форумах и конференциях. Прошло еще два года, прежде чем Инга поняла, что впереди - путь вниз. Теперь она очень хорошо представляла, что ждет ее сына - долгая, скорее всего, безуспешная адаптация к школе, издевательства и насмешки одноклассников, неприятие учителей, спецшкола, коррекционные классы, исключение из нормальной жизни и, в итоге - деградация.
   Это было невыносимо! Почему именно ее ребенок? Самый лучший, самый любимый, самый красивый, самый... самый... Почему не тот отвратительный соседский карапуз с вечными капризами и кривлянием? Не младенец, лежащий в коляске у курящей и потягивающей пиво мамаши? Почему?
   Эту несправедливость, эту чудовищную ошибку нужно было исправить. Любой ценой. Оставался только один вопрос: какой? Что равноценно психическому здоровью? Чем измерить ценность нормальной жизни? На что выменять долгие благополучные годы? Инга, не задумавшись отдала бы свою жизнь, но... Оставить сына...
   Она смогла принять решение. Единственно возможное и единственно правильное.
  
   Через месяц Ванечка, испугавшись на улице большой собаки, впервые в жизни подбежал к маме и сам прижался к ней. Через два - сидел у нее на коленях и слушал сказку. Через год на утреннике в детском саду Инга, не вытирая слез, хлопала танцующим на сцене детишкам. Ванечка - третий слева в первом ряду - старательно тянул носок и вскидывал руки, не попадая в такт.
   По дороге домой, крепко держа маленькую ладошку, Инга слушала восторженный рассказ о прошедшем празднике и думала, что все сделала правильно. Все честно.
  
   Еще на лестнице в нос ударил запах пригоревшей еды. Стоило открыть дверь и зловоние сделалось невыносимым. По квартире густыми клубами плавал синий дым, оглушительно гремела музыка, горели все люстры и светильники. "Опять" - устало подумала Инга. Хорошее настроение погасло, как спичка под дождем.
  - Иди к себе, сынок, - ласково подтолкнула она Ванечку. - Поиграй пока. Я скоро позову тебя кушать, хорошо?
   Ситуация была привычной - мальчик послушно скрылся в комнате и захлопнул дверь. Инга разулась и пошла в кухню. Смертельно пьяный Мишка валялся на полу, на плите исходила дымом сгоревшая кастрюля, в которой недавно был борщ, в углу, над холодильником, надрывался телевизор. Инга выключила конфорку и бросила зашипевшую кастрюлю в раковину. Переступила через мужа, подошла к телевизору. Щелкнула черная кнопка, в квартире воцарилась тишина.
  - Сука... Из-за тебя все... Всю жизнь мне... - на мгновение открылись мутные, налитые кровью глаза, потом немытая голова с отчетливым стуком упала и раздался громкий храп.
   Не обращая внимания на тело под ногами, Инга открыла холодильник. Задумчиво обвела взглядом пустые полки. К счастью, в глубине завалялось два яйца и остатки батона. Быстро соорудив яичницу с кусочками булки, удалось обеспечить едой хотя бы сына. Сама же она слегка приглушила привычное чувство голода стаканом воды из-под крана и понесла тарелку в комнату.
  - А ты, мам? Давай пополам.
  - Спасибо, родной. Я поела... там, на кухне. Пока готовила. Кушай, радость моя, - она старательно улыбнулась в ответ на подозрительный взгляд мальчика.
   Голодный ребенок сдался быстро. Инга смотрела, как он старательно подбирает крошки, жмурится и тихонько мычит от удовольствия. А память упорно возвращала ее в прошлое...
  
   О том, что Мишка играет в автоматы, она узнала случайно, спустя почти полгода после произнесения заклинания. Денег в доме становилось все меньше, а муж быстро превращался в грубого и злого на весь мир психопата. Ему не везло. Впрочем, Инга не думала, что подобное слово вообще уместно в такой ситуации. Разбогатеть, дергая за рычаг "однорукого бандита" или нажимая на кнопки карточного автомата не удавалось еще никому. Даже если на игрока сваливался какой-то выигрыш, он моментально улетал в ту же прорезь для жетонов, в надежде на еще большую удачу.
   Вскоре Мишка начал пить. Заливать водкой неудавшуюся жизнь, ворчливую жену, ребенка, которого он по-прежнему считал идиотом. Он совсем перестал приносить деньги, и Инге пришлось пойти работать. На скромную зарплату учительницы она кормила и одевала себя, сына и - вынужденно - опротивевшего мужа. Вскоре из дома стали пропадать вещи: скромные драгоценности, книги, даже детские игрушки. На барахолке у метро можно было продать все что угодно. На любой товар рано или поздно находился покупатель. Кое-что удалось спасти, вовремя отправив к родителям, но минимальный запас необходимого для жизни приходилось держать под рукой и, открывая шкаф, Инга никогда не знала, что там увидит - одежду или пустые полки.
   Потом Мишка потерял работу, друзей, все. Выносить из дома стало практически нечего, и он рылся по помойкам, собирал пустые бутылки, иногда устраивался куда-то грузчиком или подсобным рабочим, но надолго не задерживался. Деться Инге от мужа - они все-таки зарегистрировали брак - было некуда. Свою квартиру Мишка при разводе оставил прежней жене с дочкой. Один раз, в приступе полного отчаяния, Инга попыталась сбежать к родителям. Но жизнь вчетвером в крохотной однокомнатной хрущевке оказалась ничуть не лучше своего, привычного уже домашнего ада. Она вернулась. И стала жить. Просто жить. Любить и растить ребенка, защищать его от отца, работать, поддерживать нищенский быт. И находить маленькие радости - в трехдневном отсутствии загулявшего мужа, в непропитой любимой блузке, в найденной паре яиц, чтобы накормить сына...
   Инга ни о чем не жалела. Ванечка - ее радость, любовь, солнце, вселенная - стоил всего этого кошмара. Сияющие умные глазенки, непослушные темные вихры, тонкие ноги в синяках... Корявые детские рисунки на ободранном холодильнике... Сонный голос из кровати: "Мамочка, ты самая лучшая!"...
   Осознание своей вины в превращении благополучного бизнесмена в опустившегося пьянчужку не позволяло Инге сделать следующий шаг - избавиться от Мишки с помощью того же заклинания. Но терпение человеческое не безгранично. С каждым месяцем она все чаще задумывалась о таком способе решить проблему. Чудом обретенное Ванечкой психическое здоровье ежедневно подвергалось риску из-за лицезрения пьяных выходок отца. Пока еще Мишка не дошел до того, чтобы поднять руку на жену или сына, но Инга понимала, что это неизбежно...
  
  
   Ванечка отодвинул пустую тарелку:
  - Спасибо, мам. Я наелся.
  - Что будем делать? - она с усилием вернула на лицо улыбку.
  - Давай нарисуем море. Синее-синее. И кораблик. И дельфинов. Да, мам?
  - Конечно, сынок.
   Лист бумаги, разноцветные баночки с гуашью - и открывается совсем другой мир. В нем ярко светит желтое солнце, плещутся синие волны и весело прыгают черные блестящие дельфины.
  - Мам, а мы на море поедем? Когда-нибудь... - любуясь рисунком, спросил мальчик.
  - Конечно, сынок, - Инга закусила губу, чтобы не расплакаться. - Спать пора, радость моя. Пошли зубки чистить.
   Обнимая посапывающего малыша, она потихоньку соскальзывала в сон, когда за стеной раздался грохот, звон бьющейся посуды и взрыв ругани. В дверь гулко бухнуло несколько раз - ногой - и матерные раскаты удалились в сторону кухни. Послышался звук падения грузного тела и через минуту - раскатистый храп.
   Инга, медленно, словно против воли, сплела пальцы:
  - Предлагаю...
   И замолчала. Неожиданно нашелся выход из тупика. Простой, устраивающий всех, а, главное, совершенно реальный. Не доведя заклинание до конца, она уронила руку на подушку и моментально заснула.
  
   Через две недели Мишка переехал в квартиру Ингиных родителей, а мама с папой - к Инге, благо в пору успешного ведения бизнеса Мишка успел поменять ее однокомнатную квартирку на просторную двушку. Больше не надо было замирать от страха, открывая дверь. Оставленные на виду вещи перестали исчезать в трясине блошиного рынка. Ванечка научился бегать по квартире и есть на кухне... А, главное, не пришлось приносить никого в жертву. Оказалось, что достичь желаемого можно и без помощи колдовства.
   Инга уволилась из школы и устроилась продавцом на вещевой рынок. Никакого морального удовлетворения, зато в два раза больше денег. Постепенно удалось приодеться, купить Ванечке новые игрушки, и даже отдать его в платную секцию большого тенниса. А в последнее лето перед школой вывезти сына на море. И все было точно так, как когда-то на детском рисунке - волны, солнце, дельфины и счастье...
  
  
   Инга затаила дыхание и старательно вывела кремом: "10 лет". Оценила свою работу, слизнула с пальца сладкую каплю. Аккуратно воткнула десять тоненьких свечек и отнесла торт в комнату, где все было готово к приему гостей - блестящие хрустальные стаканы, тарелки с нарисованными машинками, ваза с фруктами, бутылки лимонада, разноцветные бутербродики-канапе... Инга водрузила свое произведение в центр стола, сделала шаг назад и еще немного полюбовалась. Озабоченно взглянула на часы - Ванечка с одноклассниками должен появиться с минуты на минуту.
   Не зная чем занять себя до прихода ребятишек, она достала с полки альбом и принялась рассматривать старые фотографии сына. Вот Ванечка совсем кроха - толстые щеки, ручки в перевязочках, голая розовая попка... Вот постарше - пустой взгляд в сторону, неестественно напряженная поза... Фотографии из садика - костюм мушкетера, красный колпачок гномика, картонные ушки и нарисованные усы...
   Над последней карточкой - месяц назад снимали в школе - Инга невольно улыбнулась. Обычный четвероклассник - волосы растрепаны, длинная царапина на щеке, щербатая улыбка... Она осторожно погладила лицо на бумажном прямоугольнике кончиками пальцев. Шепнула:
  - Ванечка, жизнь моя... Тебе уже десять лет, малыш...
   Сердце пропустило удар, что-то неприятное мелькнуло на краю сознания - и пропало... Инга нахмурилась, пытаясь поймать ускользнувшую мысль, но тщетно. Она недовольно тряхнула головой и вложила снимок обратно в прозрачный кармашек. Потянулась убрать альбом на полку, как вдруг тишину расколол пронзительный звонок. Альбом упал на пол, раскрылся и, подходя к телефону, Инга никак не могла оторвать взгляд от той самой школьной фотографии, оказавшейся на развороте.
  - Алло.
  - Соловьева Инга Васильевна? - спросил незнакомый мужской голос.
  - Да, - почему-то пересохло в горле. Она откашлялась и повторила громче: - Да, это я. В чем дело?
  - Капитан Игнатьев, - представился голос. - Соловьев Иван Михайлович - ваш сын?
  - Да...- Инга опустилась на стул, стиснула ледяными пальцами пластмассовую трубку.
  - Тут несчастный случай произошел... Пьяный водитель... Надо подойти...
   "Жизнь моя... Десять лет..." - негромко прозвучало в наступившей тишине. Реальность покрылась паутиной тонких трещин и беззвучно разлетелась острыми блескучими осколками. Трубка стукнулась об стол, продолжая что-то бубнить. Инга заворожено следила, как медленно падает последний осколок - с отраженной в нем тонкой розовой свечкой, слегка наклонившейся к волнистому кремовому нолику... И ничего не стало...
  
  
  
   Инга плеснула дешевую водку в смешную детскую кружку с нарисованным медвежонком и заплетающимся языком произнесла:
  - В-ванечкин-на это... кружечка. За него.
   Собутыльники - двое мужиков диковатого вида - молча, не чокаясь, опрокинули стаканы. Не все ли равно, за что пить? На пьяные слезы "училки" давно не обращали внимания. Главное - у нее была своя, свободная хата и много денег. Утирая выступившие на глазах слезы, Инга налила по новой...
  
  
  
   Отец умер в тот же день, что и Ванечка. Услышал страшную новость и молча осел у стены. На заснеженном кладбище, стоя перед двумя гробами - большим и маленьким - Инга не плакала. Пустой, как когда-то у сына, взгляд смотрел сквозь черную толпу. Губы беззвучно шевелились, складываясь в слова:
  - Десять лет жизни - на Мишкину любовь... Честный обмен... Десять лет - на любовь... Обмен...
   Вот почему она не заболела тогда - обещанное забрали только сейчас.
   Вернувшись в пустую квартиру с кладбища, Инга деловито полезла в шкаф, достала длинную капроновую веревку и смастерила петлю. Балансируя на стуле, закрепила ее на верхней перекладине Ванечкиного спорткомплекса, накинула на шею... И поняла, что не сможет.
   Но и жить дальше было невозможно. Три дня после похорон она не спала, не ела, не разговаривала. Когда отчаявшаяся мама готова была обратиться к психиатрам, Инга нашла выход. Оказалось, что спиртное отлично глушит боль. Стоило выпить и вскоре наваливалось тупое оцепенение. Но алкогольный наркоз был краток и требовал постоянной подпитки...
  
   Прошло три года. Мишка давно умер - отравился поддельной водкой - и квартира родителей по наследству отошла Инге. На вырученные от ее продажи деньги она и существовала.
  
  - Слышь, за Новый год давай выпьем! - потребовал один из мужиков.
  - Так рано ж еще... - неуверенно возразил второй.
  - Эй! Молчать! - повысила голос Инга. - День рожденья сегодня. Ванечкин. За него и пьем.
  - Да ты достала уже со своим Ванечкой! Он помер давно - чего теперь пить-то? - неосмотрительно ляпнул первый мужик.
  - Что-о?! А ну, пошли отсюда, сволочи неблагодарные! Уроды помойные! Вон!
   Оставшись в одиночестве, Инга допила оставшуюся водку, глядя на фотографию сына.
  - Видишь, как оно... получилось, - пожаловалась она улыбающемуся мальчику. - Все из-за нее. Из-за ведьмы этой! Будь она проклята! Отомстить? А ведь верно! Чего она... радуется там...
   Инга вскочила. Ее повело в сторону, ищущая опору рука смахнула со стола кружку с медвежонком. Женщина уставилась на разлетевшиеся осколки, прошипела сквозь зубы:
  - Сука колдовская, - и шатаясь, вышла из кухни.
   Она сложным зигзагом брела по пустынной ночной улице. Без пальто, без шапки. Размахивала руками и громко выкрикивала угрозы в адрес ненавистной ведьмы. Вдруг оказалось, что она уже не идет, а лежит. Мягкий, неприятно холодный сугроб обволакивал ее и не давал встать. Потом холод ушел. Стало тепло, легко и немножко грустно. Вот только вспомнить, почему грустно, никак не удавалось.
   "У меня было важное дело. Очень важное" - она с трудом приоткрыла глаза и увидела перед собой высокий темный силуэт. Сконцентрировалась. "Да это ж она - ведьма проклятая!" - память вернулась. Инга хотела что-то сказать... сделать... Но обнаружила, что не может пошевелиться. Фигура ведьмы задрожала, расплываясь, и... исчезла. Инга отключилась.
  
  
  
   Темнота. Пустота. Два голоса.
  - Что тут у нас?
  - Бомжиха, похоже. Алкогольное отравление. В сугробе ночь провалялась. Конечности отморожены напрочь. Неделю у нас лежит. Гангрена началась.
  - Ампутация?
  - Похоже на то.
  - Думаешь, выживет?
  - Вполне. Сердце здоровое. Организм не сильно изношен - не так давно пьет, видимо. Я думаю, выживет.
  - Ладно, готовьте к операции.
   Голоса затихли, отдаляясь. В темноте возникла крутящаяся воронка. Она звала, тянула к себе, в бездонную пустоту, в абсолютное ничто... "Аутизм" - всплыло в голове...
  
   Когда Инга очнулась в следующий раз, ей удалось осмотреться. Белый потолок. Слева - наполовину закрашенное окно. Справа - перевернутая бутылка с мутной жидкостью и тонкая свисающая трубка. Проследив за ней взглядом, Инга обнаружила воткнутую в сгиб локтя иголку. "Капельница. Больница". Очередная волна мягко увлекала за собой, а где-то далеко прозвучало, как эхо: "Ампутация... Бомжиха...".
  
  
  - Ну, что, милая... Давай-ка покушаем... - равнодушный голос привычно выговаривал ласковые слова.
   Голову Инги приподняли, губы раздвинула ложка, в рот полилась противная тепловатая жидкость с сильным рыбным привкусом. Инга инстинктивно выплюнула гадкое пойло и открыла глаза.
  - Здрасти! - возмутилась пожилая санитарка. - Это что за фокусы? Плеваться она мне будет! Ну и сиди голодная!
   Крупная оплывшая фигура в заношенном белом халате удалилась. Инга с трудом приподнялась на кровати и принялась с болезненным интересом осматривать себя. На первый взгляд все было в порядке. Она испустила вздох облегчения и откинулась на тощую больничную подушку. Калейдоскопом замелькали картины прожитой жизни: Мишка, сперва веселый, уверенный в себе, затем - пьяные бессмысленные глаза, мат, дрожащие руки; Ванечка - изломанное детское тело в снежной каше; Застывшее папино лицо на белом атласе; Мамины глаза, полные слез...
  - Что я наделала... - еле слышно выдохнула Инга. - Предлагаю честный обмен...
   Выпутывая правую руку из простыни, она торопливо нашептывала заветные слова. Осеклась. Ниже локтя бугрилась неаккуратная повязка, запятнанная кровью. Дальше ничего не было. Кисти не было. Стиснув зубы и задыхаясь, Инга выпростала из-под белого полотна вторую руку. И увидела еще одну повязку.
   Культями она попыталась скинуть простыню, чтобы увидеть ноги. Не смогла, заплакала от отчаяния, забилась, выворачиваясь на кровати, и вдруг упала на пол. От удара перехватило дыхание, выскочившая из вены иголка пронзила руку острой болью. Не обращая внимания на боль - ноги?! - Инга уперлась обрубками, пачкая кровью серый линолеум, приподнялась... Увидела. И закричала. Завыла без слов, жутко, на одной ноте.
   Прибежала та самая санитарка. Увидела катающуюся по полу и воющую женщину, от души выматерилась и кое-как принялась затаскивать пациентку обратно на койку. Ее привязали, вкололи успокоительное, вернули на место капельницу. Все это было неважно. "Складываешь пальцы вот так... - звучал в голове голос ведьмы. - Пальцы... вот так...". У жалкого человеческого обрубка не было пальцев. Не было заклинания. Не было будущего.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"