Маша - молодая, лет 27 роскошная девушка. Упругая примерно с головку младенца грудь ее норовит вывалиться из ночной рубашки. Маша по утрам нежно постанывает, долго пробуждаясь. Потягивается, извиваясь всем телом на мятой от секса простыне, выпрастывая из-под одеяла, то пухлую ногу, то слабое круглое плечико. После ванны она выгоняет гостя из своей постели, а сама ложиться поверх нее, как будто только этого и ждала и долго обсыхает. Шлюха она с огромным опытом и вкладывается всей душой. Посещаю я ее не так часто, как бы хотелось мне. Финансы мои мне этого не позволяют. К Маше, конечно, волочется всякий сброд: и студенты и даже школьники и садисты и извращенцы и белые и черные. Она не привередничает, выбирая клиента. Хотя, наверное, у нее по этому поводу давно составлена своя философия. Ее широкое монгольское с огромными грустными еврейскими глазами лицо будто было создано для ласки и ежедневных побоев. Маша дает делать с собой все что угодно. И это чудесно.
Перед каждым приходом клиента девушка тщательно наряжается, укладывает на кожу косметику. Кровать у нее давно застлана свежей простыней, белоснежным хрустящим бамбуковым одеялом. Маша сегодня надела черно облегающее платье, доходящее почти до колен. Ей захотелось поиграть в недоступную монашку, в строгую прокуроршу. Час назад позвонила Светка администратор и сказала, что клиент на всю ночь. И деньги нужно брать сразу, потому что, похоже, какой-то молодняк.
Чтобы не испытывать усталости от ожидания гостя, Маша обычно вязала. Или как сегодня вышивала на панно портреты телевизионных знаменитостей. В дверь позвонили, когда она заканчивала левый глаз Леонтьева. Убрав вышивку глубже в шкаф, она не торопясь встала и, крутя бедрами будто маятником, завиляла к двери. За порогом никого не оказалось кроме мальчика в ярко-синей куртке. Он строго поглядел на черное Машино платье и скривил тонкие крысиные губки.
- Опять ты, герой-любовник? - скрестила руки Маша, от чего ее грудь выдалась вперед на половину своей полноты. Мальчик аккуратно достал из тугого кармана внушительную пачку рублевых купюр и протянул девушке через порог. Маша опустила равнодушный взгляд на купюры и вздохнула:
- Ну, проходи. Поговорим. А то же не отстанешь, я вас знаю, маленьких сученышей.
Гость переступил порог, оказавшись в полутемном коридоре. Сразу же за ним захлопнулась дверь и стало еще темнее. В этой ночи где-то рядом с ним оказалась Маша со своим нежным, ласкающим слегка насмешливым голосом. Словно нарочно задевая грудью и бедром его плечо, она прошла вперед, как бы вводя его в свою квартирку.
- Деньги оставь на тумбочке в коридоре. Снимай куртку. Проходи. Я сейчас чайник поставлю. Тапочки сам найдешь? - совсем по-будничному говорила Маша. Мальчик немного помедлил в прихожей, привыкая к темноте, не спеша снял куртку, нашел внизу под вешалкой тапочки, которые оказались ему велики. В них он прошаркал по коридору в комнату. Маша раскладывала на столе заварник, вазу с печеньем и конфетами.
- Чего стоишь, любовник молодой? Иди руки мой, - увидев его, весело и строго прикрикнула девушка. Первое что он заметил в квартире и особенно бросающееся в глаза здесь в ванной комнате - чистота, такая одинокая чистота, как в дорогих отелях, в которых постоянно останавливались они с отцом во время его поездок. Все эти номера со вкусом обставленные казались одинаково необжитыми. Это делалось нарочно, чтобы не возникало брезгливости по отношению к предыдущим постояльцам. Убранные, чистые комнатки словно шлюхи радовались любому новому гостю.
В комнате Маша уже разливала чай по фарфоровым низким чашкам. Она улыбалась ему как стюардесса пассажиру бизнес класса. Чай дымился в кружках горячими извилистыми стружками.
- А можно мне холодной воды? Не люблю горячий, - присаживаясь к столу, тут же попросил мальчик.
- Я тоже не люблю горячий. Но холодного чай же не бывает, да?
- Почему, бывает. Надо просто положить его в холодильник.
- Тогда придется долго ждать, а я девушка нетерпеливая, - засмеялась Маша, внимательно разглядывая своего юного гостя. - Ну, что опять проблемы в школе?
- Нет. Директриса вроде отстала.
- И чего ты тогда приперся?
- Просто в гости, - пробубнил смущенно мальчик. - У тебя можно тут переночевать? Отец уехал вчера. В доме никого. А завтра воскресенье, все равно в школу не надо, только на плаванье, но его можно и пропустить.
- Тебе чего дома-то не спиться? Тебе сколько лет? Не маленький уже, мужчина взрослый.
- Четырнадцать.
- Или ты решил меня еще и трахнуть, а? Меня за такие дела могут лет на пятнадцать посадить! Так что, Илюша, собирай свои вещи и вали домой. И вот деньги свои забирай.
- Можно я просто у тебя на кухне до утра посижу? - уперся Илья, пальцем он царапал свою ладонь и хмурился на фарфоровую чашку, будто она была виной всех его бед и несчастий. Тонкие крысиные губки напряглись и стали ниточными, лицо заострилось как карандаш.
- Чего тебе надо-то от меня, мальчик? Будешь теперь каждый день ко мне ходить ночевать?
- Только сегодня.
- Задолбал, блин. Ты мне работать мешаешь. Я кто? Я - шлюха, проститутка. А ты живи, ночуй, где хочешь, сученыш, хоть под дверью, но только не в моей хате. Понял?
Сметя все печения и конфеты с чаем, они посмотрели мультфильмы по телевизору. Оба смеялись как сумасшедшие. Маша постелила Илье возле своей кровати на полу, чтобы ему было мягко, бросила второе одеяло. Перед сном выдала новую зубную щетку и полотенце. Илья много ворочался, належивал место. Проститутке тоже не спалось. У нее были легкие деньги, полученные без труда от избалованного богатого мальчика, не пришлось даже потеть, она приняла свою любимую ванну с морской солью, которая должна была вырубить ее в мгновение. Но ей не спалось. Мальчик уже засыпал и вздрагивал во сне как отрубленная культя. Скулы его гудели, горло взвизгивало, точно его резали. Илье снились кошмары.
Высунув голую ногу из-под одеяла, девушка легонько пнула мальчика в бок. Он разбуженный осоловело посмотрел на нее сквозь девять снов.
- Быстро иди сюда на кровать, - шепотом скомандовала она. Илья беспрекословно подчинился. Забрался под одеяло к проститутке, тут же, по-свойски приобняв ее за живот, стал сопеть ей в грудь. Маша тоже аккуратно притянула мальчика рукой и, удостоверившись, что тот крепко спит, сама начала проваливаться в тяжелый, черный как пианино сон.
- А мама-то навещает тебя? - зевала Маша. В шелковом, фиолетовом халатике она, устроившись на кровати, пила свой утренний душистый кофе. Илья с раскинутыми в разные стороны волосами на голове, плохо умытый уплетал оладьи с вареньем, прихлебывая вкусно чай.
- Не. Мама в Москве живет. У нее там другая семья, - с набитым ртом рассказывал мальчик. - Она мне звонит на Новый год и на День рожденье. Ее все равно отец в дом к нам не пустит.
- А сам чего к ней не съездишь. Отец не пускает?
- Нет... Просто... не хочу.
- Но ведь она же все-таки мать твоя. Ты ешь-ешь. Вкусно? А в бассейне потом не утонешь от тяжести? - смеялась Маша.
- Не. Не утону. Я хорошо плаваю, - улыбался и сиял мальчик своим мышиным мелкими глазами.
Самое удивительно не то, что Маша проснулась неожиданно рано для себя, чтобы заставить мальчика идти на занятие в бассейн. Самое невероятно, что раньше она никогда не делала оладьи. Но с первого раза у нее они получились. А еще на те деньги Ильи она могла взять на два дня себе выходные.
Пару дней Маша действительно отдыхала. Звонков не была, чужих клиентов ей Света скидывала, но девушка не брала. Правда потом, почувствовалась нехватка финансов, но тут же, как по волшебству позвонила администраторша и предложила эскорт. Эскорт был у Маши не так часто и стоил он очень дорого. И можно было подумать, что начинается светлая полоса в ее жизни. Водитель довез девушку до высотки, где располагались самые дорогие квартиры в городе. Рядом звенел птицами городской парк. Проститутка вышла из машины в белом облегающем дорогом платье из шифона, в серебристых со стразами открытых туфлях. Все по Ви Ай Пи классу в соответствие с заказом. А перед домом ее уже встречал Илья.
- Ну да, конечно же ты, - плеснула руками девушка. - Кому же я еще нужна на этом свете. Ты чего, сученыш, не мог себе какую-нибудь воспитательницу нанять?
- Мог бы. Но у тебя же опыта жизненного больше, - заулыбался Илья и, схватив за руку проститутку, повлек в парк.
- Хоть бы сказал, что это ты. Я б тогда оделась попроще, - ворчала с высоты своих головокружительных каблуков Маша. - Что теперь подумают про нас?
- Подумают, что ты моя мама.
- Я ведь не такая старая, чтобы быть твоей мамой.
- А выглядишь ты старше своих лет.
- Ага, спасибо, сученыш... Это работа у меня такая. Изнурительная.
Люди и правда оглядывались на них, на эту странную парочку. Маленький мальчик с тонким как бумага лицом, в спортивном костюме и женщина в дорогом вечернем платье на загорелом теле. А ее бюст, увеличенный бюстгальтером до размеров глобальной экологической катастрофы, отделился от хозяйки и гулял вроде как сам по себе, привлекая ненормальное внимание мужчин и женщин. Два раза каблуки девушки попадали в камень. Илья подхватывал Машу за локоть. Она, ругаясь, посылала всех к черту, особенно Илью, наконец, сняла туфли и пошла босиком по нагретой солнцем зеленой траве. Илья последовал этому примеру. Стало разом весело обоим. Маша щекотала мальчика, а он пытался свались ее на газон. Девушка ни за что не валилась, предупредив, что платье ее стоит полторы тысячи баксов, и если он ее уронит на землю, то останется инвалидом на всю жизнь, но в итоге все равно свалилась. Наблюдать за ними было конечно и странно и весело.
- А я второе место занял, - похвастался Илья. - Я же говорил, что хорошо плаваю.
- Молодец. А по виду не скажешь, что ты первоклассный пловец, - хитро улыбнулась Маша.
- Тебя тоже по виду нельзя принять за хорошую женщину.
- А за кого меня можно принять по виду? - захихикала девушка.
- За... секретаршу или стюардессу, - стал размышлять Илья, наверное, припоминая те типажи, которые встречались ему. - За фотомодель.
Маша расхохоталась. Выходило, что она похожа на кого угодно только не на проститутку. Илья никак не мог вообразить, как должна выглядеть шлюха. И подумав, выдвинул предположение, что возможно эти женщины всегда или большую часть рабочего времени должны ходить голые. Маша чуть не разрыдалась от смеха, повалилась на газон, забыв про то, что находиться в дорогом белоснежном вечернем платье. Илья принял обиженный вид и щекотал девушку, чтобы она прекратила над ним смеяться.
- Ты, наверное, самый знаменитый в школе, - немного успокоилась Маша. - Ты ведь пловец. Пловцов все девушки обожают.
- Не в нашей школе.
- Почему это? А у тебя есть друзья?
- Не много. Мы больше так общаемся, онлайн. Или в игры играем по сети.
- Двинутые времена, блин. Как же вы размножаться-то будете? Тоже по сети?
- Маша, а я сегодня в школе девочку одну спас.
- Как так? Расскажи!
- Двое парней стали пинать ее портфель, а я вырвал его и отдал ей.
- И что она тебе сказала?
- Она кричала... я не помню. Они меня, ну те двое, повалили и стали бить. А когда я открыл глаза, уже никого не было.
- Вот же неблагодарная, - искренно вознегодовала проститутка, - ты ее спас, а она слиняла, зараза.
Мальчик говорил, не переставая про своих одноклассников, своих родителей, о командировках отца, о любимых командах по футболу, о недавних фильмах, которые смотрел и обо всем, что только волновало его юное сердце. Они пробыли в парке до самого позднего вечера и Машу начала слегка пожирать прохлада. Парк застудило сумерками. Странная парочка возвращалась к тому самому месту, где они сегодня и повстречались. Илья держал Машу за пальцы крепко, девушка сжимала его небольшую руку. Водитель приехал за Машей почти сразу после звонка. Илья долго уговаривал девушку остаться у него - отец не приедет до завтра. Но Маша отовралась, что у нее клиент на эту ночь. Конечно, это было не так, и она могла бы остаться у Ильи. Получив деньги, девушка молча села в машину и пропала. Забившись в угол заднего сиденья автомобиля, она всю дорогу напряженно о чем-то думала. Ее туфли были у нее в руках, дорогое платье помято, испачкано, испорчено, но этого сейчас она не замечала совершенно.
Петер Эдуардович с героической фамилией Кузнецов занимал по праву кресло генерального директора крупнейшего в стране меди-холдинга. Надо сразу оговориться, что такому человеку как Петру Эдуардовичу было до фени правильной ли он зубной пастой пользуется ежедневно, сколько подвижных головок должно быть на бритвенном станке, каким образом он ежедневно защищает свой иммунитет, какой сок более натуральный, а какой чай высокогорней. И поэтому когда позвонила секретарша и сообщила, что воспитательница его сына Ильи Мария Александровна срочно хочет его видеть, то Петр Эдуардович сильно удивился, наверное, даже подумал, а не вызвать ли охрану. Дело в том, что у его сына, у Ильи было очень много воспитательниц и до развода его с супругой и после. Но сейчас никакой воспитательницы у Ильи не было. Возможно, она была из школы, но ведь там не воспитатели, а учителя, кажется. Хотя с нынешним прогрессом, уловить порядок изменения обозначений предметов и вещей - невозможно. Может быть, учителя теперь воспитателями зовутся.
Только воспитательница Ильи пересекла порог кабинета, как тут же начала кричать на директора российского медиа-холдинга, чем еще больше обескуражила его. Маша обвиняла его в родительском безразличии, невнимании к сыну, нежелании ему помочь. Эти обвинения она формулировала своими словами, как могла, поэтому Петр Эдуардович слышал преимущественно грубый мат в свою сторону. Быстро сообразив, что этот поток не прекратить, он энергично взялся за шариковую ручку и стал что-то тезисно записывать на чистый лист бумаги, при этом кивал головой на каждое пятое-десятое слово Маши и вновь бросался записывать. Девушка заметя, что ее воспринимают настолько почтительно и серьезно, что даже записывают, сменила наконец тон и перешла на более культурные ругательства.
- Как вас зовут, вы сказали? - вставил Петр Эдуардович.
- Маша. Мария Александровна, - поправилась Маша.
- Вы же не из школы Ильи, не из его спортивной секции? Не помню, чтобы я вас нанимал.
- Потому что это он меня нанял! У вас же нет времени на него. А у него одноклассники все еще те чудаки. Да и мать его, вы уж извините, двинутая стерва. Выродила сученыша и смоталась. С кем ему поговорить в жизни, подумайте, блин. Вы чего разве не понимаете? Надо же быть немного сердечнее, он сын ваш. Вы его любите. Он вас тоже любит, хоть и не говорит про это. А с мамой своей он помирится. Знаете, какой он добрый мальчик...
Не выдержав, Маша вылила на Петра Эдуардовича все, что рассказывал, чем делился с ней Илья. Это были не просто мальчишечьи секреты, но секреты их семьи. Петр Эдуардович вытягивался в струну и как будто бы медленно возносился над своим креслом от слышанного. Его глаза загорались слабым электричеством.
- Подождите, подождите! Вы же не воспитательница... - директор встал с кресла, обойдя стол, приблизился вплотную к Маше. - Какая вы к черту воспитательница. Откуда ты знаешь моего сына? И что значит, он тебя нанял?
- Вы что меня не слышали? Я вообще сюда больше не приду, - обиделась девушка, что все ее накипевшие речи свелись к одному базару "да ты кто такая вообще". - Вы бы о сыне своем лучше думали, а не обо мне. Он черте чего творит, пока вы здесь на работе. А я больше не буду с ним нянчиться, не за какие деньги.
- Значит, он тебя нанял, но ты не воспитательница, - покрутил пальцем перед ее лицом Петр Эдуардович. - Да ты не проститутка ли, Мария Александровна?
Такая точная, жестокая догадка так ударили по девушке, что она чуть не ударила в ответ директора российского медиа-холдинга:
- Ну и что? Проститутка! - с вызовом ухмыльнулась Маша. - Сыном своим занимайтесь, папаша. А у меня свои проституточные дела. Так что до свидания!
Уйти красиво не получилось. Петр Эдуардович схватил, развернул, отбросил ее вглубь кабинета, с каждой секундой входя в такое неистовство, что со стороны могло показаться, будто у директора медиа-холдинга отросли клыки и волосы поднялись дыбом. Маша опрокинутая на стол, по-звериному ощерившись на директора, готовая отбиваться немедленно. Теперь уже отец Ильи искусно клал этажи мата прямо на хрупки плечи Марии Александровны. Не обвинял ее, просто обещал посадить на пожизненный срок за совращение малолетнего. Но перед тем, как она дождется своего срока, продолжал обещать Петр Эдуардович, он ей поотрывает самолично все конечности. А потом директор собирался нанять армию кавказцев и среднеазиатов для того, чтобы те ее до смерти поимели, скорее всего, за счет самого директора. Ну и так далее. Когда и как все эти планы он хотел воплотить, отец Ильи не уточнял. Добавив напоследок отползающей на полусогнутых коленях к выходу проститутке, чтобы она даже близко больше не подходила к Илье.
На этом Машины беды не закончились. На следующий день предстоял разговор уже с ее директором, который с ходу заявил, что увольняет Машу и расскажет всем в городе о ее делах с малолетками. Девушка только расхохоталась ему в лицо, за что тут же получила оплеуху, но ее это задело намного меньше, чем разговор с отцом Ильи. Возможно, она представляла, что Петр Эдуардович поймет ее, прозреет от ее пламенных речей и поблагодарит Машу за заботу о единственном сыне. Но это только могло в уме происходить у нее. На самом деле девушка лишилась работы, лишилась репутации порядочной проститутки и половины выплаченных за последние две неделе гонораров, отобранных директором. Будто мало ему Петр Эдуардович заплатил. А еще угрожали посадить ее за растление малолетних. Но этак можно любую шлюху засудит, хоть одна, да и спала с малолеткой раз в жизни. Оставались еще у нее постоянные клиенты, навещавшие Машу не так часто, чтобы кормиться только ими. Маша схватилась за голову и впала в уныние. Сколько бед из одного маленького мальчика. Нельзя было назвать Машу умной женщиной, но она чутко чувствовала свою природу, что ей и когда не хватает, как дети, которые ощущая нехватку кальция жрут со стен известку. В последние дни она остро нуждалась в деньгах. Поэтому просматривая объявления в газете о работе, наткнулась на рубрику о продаже животных. Сразу же созрело намерение завести маленькую собачку. Маша стремительно оделась, вышла в город и купила себе фикус. Где-то она слышала, что фикус приносит удачу. Принесла его домой, поставила посреди стола так, чтобы отфильтрованные стеклом лучи солнца подали на узкие листочки растения. В этот же день позвонил Илья и по телефону был грубо послан к черту. Он не обиделся, позвонил в очередной раз и на следующий день. Жаловался он и на решение отца запереть его дома и всюду водить с охранником, просил робко простить Машу за то, что так получилось. Фикус изо дня в день увядал, какими бы средствами хозяйка его не удобряла. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать и терпеть звонки Ильи. Хотя он конечно ни в чем не был виноват. В конце-то концов, она сама рассказала его отцу про себя.
- Ну, что тебе, блин, нужно?! - негодовала проститутка над опустившимися до земли листьями фикуса. - Я тебя уже три раза пересаживала, вон, смотри земля под ногтями, а ты все равно, козел, подыхаешь. Знаешь, если бы обо мне бы так заботились, я бы не за что не умерла... Может я тебе не нравлюсь? Ты погоди, меня скоро вообще заберут в тюрьму из этого сученыша. Может быть, переставить тебя в другой угол? Не знаю, если бы у меня были дети, допустим, и ко мне пришла такая тетка и сказала бы, что я плохая мать, то я бы послушала ее и поблагодарила. Не веришь? Ну, и правильно. Да, я бы тоже ее к черту послала. Конечно.
Так девушка проговорила с умирающим фикусом весь вечер. Она сидела перед упавшими листьями, тихо бормоча им, и казалась, тоже увядала. Но на утро растение ожило как по волшебству, весело дрожало здоровыми зелеными листочками. Маша не поверила, но очень обрадовалась. Помыла фикус, поговорила с ними, и все началось сначала.
Илья звонил почти каждый день, рассказывая, что случилось у него в школе или дома. Маша делилась своими невероятными историями про понимающий человеческий язык фикус.
И вот как-то звонит ей вечером Илья, но голос не его, а Петра Эдуардовича:
- Я тебе, шалава, сказал, чтобы ты отстала от моего сына? Предупреждал, что засажу тебя в тюрьму? По-хорошему, значит, ты не понимаешь?
Голос звучал грозно. Маша послала его, куда обычно посылала заносчивых мудаков и положила трубку, выключила телефон, а сама сильно испугалась. Вдруг действительно решится и напишет и ее заберут. Осудят, посадят! Но за что? Какие у них доказательства?
Через два дня к ней пришел участковый с нарядом и распоряжением об аресте. Когда ее уводили, Маша смотрела на свою маленькую квартирку, и по глазам видно было, что она не верит в то, что происходит.
Где-то наковыряли какого-то подростка, который сознался, будто неоднократно вступал в половую связь с обвиняемой. Ну что, возможно и вступал, только когда это было. Из изолятора ее перевели в СИЗО и жизнь остановилась. Там терлось множество разнообразной швали. У некоторых блатных был сотовый телефон. Охранники как-то закрывали на это свои зоркие глаза. За отдельную плату можно было позвонить. Маша звонила всем кому только можно. Даже отцу своему набрала, который дочку давно проклял. Все было бесполезно, воздух заканчивался. Илье было сейчас звонить бесполезно, наверно ему папа уже поменял номер. Маша для уверенности набрала его номер:
- Маша это ты?! - закричал во всю трубку Илья. - Ты где? Почему тебя нет дома? Я сегодня убежал из дома. Весь день просидел возле твоего подъезда, колотил в дверь, звонил тебе на телефон. Папа меня ищет везде. Он тебя, если найдет тоже, наверно, не знаю, в тюрьму посадит.
- Ага, сейчас, размечтался твой папаша, что я дура в тюрьму садиться, - хмыкнула Маша.
- Маша, ты где сейчас? Приезжай за мной, Маша...
- Послушай, Илья. Замолчи и выслушай. Во-первых, прекрати уже за мной бегать. Это к хорошему не приводит. Ты уже взрослый и можешь о себе заботиться сам. Во-вторых, немедленно возвращайся домой. Может быть, твой отец и козел, но он тебя любит. Случись с моим сыном такое, если бы ты был моим сыном, и я узнал, что ты с проституткой проводишь время, я бы ее убила, честное слово. И не звони мне больше. Я переехала в другой город. А этот телефон взяла у незнакомой женщины.
- Маша, ну пожалуйста, не бросай меня. Маша, извини меня, только не уходи, - завыл тихо в динамик мальчик.
Девушка и сама еле сдерживалась, на сухом ее лице два влажных глаза, заволокло стеклом. Она сглотнула это острое эти острые осколки стекла, удерживаясь, чтобы и самой не зареветь.
- Я сказала, немедленно возвращайся домой, сученыш! Если тебе скучно, заведи себе фикус или вон собаку чау-чау с синим языком. А у меня дела. Ты же знаешь, что я проститутка, а проститутки ходят голыми весь день и у них много клиентов, которых надо обслуживать. И вообще, у тебя есть мать? Вот ей и звони.
- Ты такая же, как они! Ненавижу вас всех! Чтобы ты умерла! - закричал Илья и оборвал разговор. Маша повернула тяжелую голову к свету и закрыла глаза. Она не слышала от Ильи никогда таких злых слов. Даже когда он говорил про ссоры своих родителей и своих недругов, ребят в школе, его не переполнял такой гнев. Телефон снова зажужжал, это был Илья. Маша посмотрела на номер, и поднесла к уху трубку. Раздался всхлипывающий, жутки голос ребенка:
- Я люблю тебя, мама... пожалуйста не уезжай...
Больше она слышать этого не могла. Она отбросила телефон в сторону и, закусив коленку, зарыдала. Аппарат разлетелся на три части: аккумулятор, корпус и крышку. Ошпаренная Надя, хозяйка телефона сочувственно прибрала разваленный старенький телефон и отошла в сторону. Никто в камере не понимал в чем дело. Но почти все знали, что прожженные проститутки вроде Маши плачут редко и эти слезы они самые настоящие на свете и самые горькие.
При самом хорошем раскладе ей грозило от пяти до десяти поселения, так говорил адвокат. Маша линяла, цвет спадал с нее. Ворочая челюстями, проститутка пережевывала что-то положенное ей в тарелку. В пятницу ветер дул с самого утра в камеру. Сильный порывистый - будет ураган. Ее позвали на свидание. Наверное, Люда, подруга пришла с передачкой или адвокат. Возможно, это все-таки отец приехал навестить дочь. Арестованную вывели из камеры, проводили коротким коридором. В комнате свидания ее усадили за стол прямо напротив Петра Эдуардовича. Выглядел директор медиа-холдинга не совсем так, как в тот раз в своем кабинете. Щетина на лице, помятый невыспавшийся след на лице, руки он положил перед девушкой и задумчиво смотрел в стол. Всю свою вынашиваемую все это время ненависть Маша сейчас направила на этого человека. Она даже не хотела задуматься, для чего он мог явиться сейчас сюда, ей просто хотелось задушить немедленно этого холеного богатого упыря.
- Мы развелись с моей женой, когда Илье было пять лет, - начал издалека директор. - Я волновался за то, что он станет переживать по этому поводу, но... Его мать без труда нашла себе другое место и уехала от нас. А Илья, он ничего не сказал. Она особо не привязывала его к себе, он был больше со мной и няньками. Однажды я спросил, Илья, что ты думаешь, по поводу того, что твоя мама живет в Москве, а ты здесь. Он ответил, ничего. Мой отец тоже рано бросил мою мать, ушел из семьи и в детстве я его просто возненавидел. А потом смирился, подружились даже.
Упырь все еще не смел смотреть на испепеляющий взгляд арестованной, которая, похоже, не слушала, а думала одну какую-то свою мысль.
- Вы, наверное, хотите сейчас кинуться на меня и задушить? - пронзительно угадал заветную мысль девушки Петр Эдуардович. - На вашем месте я бы поступил так же.
- Ты никогда не будешь на моем месте, мудак, - улыбнулась остервенело Маша.
- Я провел небольшое внутреннее расследование, - пропуская мимо ушей тычки проститутки, продолжил отец Ильи. - Для меня это было очень необычно. Вы, Мария Александровна, дважды ходили на собрание родителей в школу Ильи. Трижды посещали его соревнования. Отводили к стоматологу. Временами забирали из школы. Вы, по-моему, даже со всеми родителями из нашего класса передружились. Вы знаете что он любит и не любит, кто ему нравится, кто не нравится... А я, да, я дерьмовый отец. Только дерьмовый отец может довести ребенка до того, чтобы тот подружится с проституткой...
Только теперь Маша задумалась над видом отца Ильи, он был одет в черный свитер, недельная щетина на лице, вид запущенные. Ее дыхание дрогнуло.
- Что случилось с Ильей? - струной задребезжал ее голос.
- Ему уже лучше. Было небольшое нервное потрясение на фоне... больших учебных нагрузок и прочего... Но сейчас все позади. Слава богу... Маша, с вас снимут обвинения не позднее будущей субботы. Понимаю, что простить вы меня не сможете. И за это и за то, что наговорил в кабинете. Но я все-таки спрошу у вас. Мне бы хотелось. Нет. Нам бы очень хотелось, чтобы вы оставались в качестве воспитательницы у Ильи... Он вас очень любит, Маша. Вы для него лучший друг. Я даже вас немного ревную к нему... Что скажите?
- Передайте, пожалуйста, Илье, - сквозь обжигающие горло слезы произнесла Маша и понимая, что больше не сможет вымолвить ни слово, коротко кивнула.