Игорь Иванович, дознаватель федерального специализированного следственного управления, разглядывал точку на стене. В общем-то и все. Она могла напоминать ему, например, отверстие в черепе или глубокие ожоги на коже. Его жена Галя, проложенная вдоль дивана, с интересом следила за мужем, за точкой на обоях и телевизором.
- Куда смотришь? - ей тоже, в конце концов, хотелось, хоть на миллиметр приблизиться к самой древней мужской тайне рассматривания с выражением благородным всякой ерунды. - Чего говорю, смотришь?
- Ничего, - лениво отозвался Игорь, поворачиваясь обратно к телевизору. Оторвав мужа от созерцания вечности, которая по каким-то причинам была ей недоступна, жена успокоилась наконец. Они вдвоем снова погрузились с головой в молчание, превращавшее их на время в цельную, натуральную семью. Скоро в комнату вошел младший сын - школьник: сутулый, плоский, прозрачный, похожий на смятую пластиковую бутылку. Хрипящим шепотом попросился гулять на улицу.
- Ты уроки сделал? - дежурно спросила мать, не взглянув на сына, и переадресовала. - Пусть отец проверит.
- Мать проверит, - отпихнулся дознаватель.
- Дадите вы мне отдохнуть за целый день?! - фыркнула Галя. - Каждый день готовь, стирай! Не можешь ребенку уделить пять минут!
- Заткнись, - нехотя отмахнулся дознаватель.
- Сам заткнись. Урод, - процедила она так, как будто вкладывала в эти слова какой-то более высокий, духовный смысл. - Я рожаю, я воспитываю, забочусь о них. А ты задницу оторвать свою от кресла не хочешь.
- Ты заткнешься или нет? - наконец повысил свой голос дознаватель и стены в комнате с дыркой на обоях загудели как мембраны. Он поднялся с кресла, сгреб со стола скучные газеты с полуразгаданными кроссвордами и швырнул все это в сторону Гали. Газетные листы затрепетали крыльями на лице жены, которая успела только пронзительно крикнуть, как чайка, и зажмуриться. - На, смотри свой тупой телевизор, сука!
Галя захлюпала носом в подушку и затихла.
Дознаватель вышел из комнаты, побрел по сонному коридору, оплетенному густыми тенями, в детскую.
Старший сын - семнадцатилетний лодырь с выбритыми висками - переписывался по интернету, лежа на кровати, сжимая двумя руками телефон и не особо старался сдерживать свой жизнерадостный верблюжий смех. Зарубежный треш как будто бы расчленял детскую на множество мелких кровавых кусочков гуляша. Младший, Вася, уже сидел примерным пятиклассников за столом. Он не поднимал головы, уставясь, для видимости, в учебник. Вася почему-то думал, что отец не заметит его, увидит его занятым и не станет с ним разговаривать.
- Покажи домашку, - упала широкая мясистая ладонь отца на стол. Вася медленно полез в портфель, долго рылся во внутренностях школьного рюкзака, наконец, нащупал потрепанную зеленую тетрадь с поломанным углом, подал отцу.
- Это что? - спросил отец будто впервые за всю долгую скучную жизнь увидел тетрадь ученика пятого "г" класса.
- Тетрадка, - неуверенно предположил Вася.
- Из жопы? - с любопытством поинтересовался дознаватель. - Не слышу.
Широкое лицо отца, похожее на хлебницу повернулось к старшему:
- Слышь, имбицил, сделай потише.
Старший, не отрываясь от виртуальной переписки, сбросил руку с дивана и крутанул ручку регулятора, осекая металлический звук. Барабаны и гитары сразу сделались маленькими, уползли в самый дальний угол детской.
- Давай дневник.
Вася порылся в завалах на столе, подал дневник. Дознаватель стал его с пристрастием листать, с хрустом перекладывая страницы, просматривая каждую сверху вниз внимательно. Ученик заблаговременно подобрал под стул ноги, вжал голову в туловище, уменьшая тем самым размер поражения.
- Это что? - сунул отец под нос сыну раскрытый дневник, страница в котором была аккуратно оторвана.
- Дневник.
- Порвался?
- Да.
- Сам порвалась?
- Нет.
- Кто порвал? - круглая как гиря ладонь отца раскачивалась перед лицом ученика, отсчитывая то ли остаток отмеренной ему жизнью часов, то ли начало грядущего урагана. - Хорошо. Порвалась и порвалась. На странице же домашка была и расписание, да?
- Да.
- И оценки?
- Да.
- И плохие, и хорошие?
Школьник осекся. Он понимал, что останавливаться в ответах не стоило. Отец работал как микроволновая печь. Если ты не отвечаешь, он начинал испепелять тебя невидимыми лучами, которые через заданное время взрывали тебя изнутри.
- Что, только хорошие были на этой страницы? Были же и плохие, да?
- Да.
Голос отца стал монотонным. Он будто говорил с неохотой, отрывая от себя каждую фразу насильно. Васе даже показалось, что сейчас он уйдет и оставит его в покое. Но тут огромная ручища хлопнула по столу, и отец заорал, будто находился у Васи в голове:
- Вырываешь страницы с двойками, блядский сын!? А знаешь что это такое? Знаешь что это все равно, что подделка документов? Раньше за это расстреливали. А теперь в тюрьму сажают до конца жизни. Ты хочешь в тюрьму? Я тебе устрою. Сейчас позвоню в управление. Машину за тобой пришлют. До конца своих дней, скотина, будешь гнить в тюрьме. Сколько было двоек: одна, две, три?
- Две, - завыл Вася, складываясь весь в вафельную трубочку с какой-то неприятной начинкой внутри. Тонкие губы дрожали часто, невротично.
- И кол был! Был?! Говори!
- Был!
- Твою мать! Если ты еще раз принесешь в дом двойку или вырвешь из дневника страницу я тебя, выродок, в колонию отдам для малолетних преступников. Понял?! Ты у меня, блядский сын, хлебнешь горьких слезок. Никакой улицы, никогда, пока не исправишь все колы и двойки. И запомни, это в последний раз. Сиди и учи.
Крепко шлепнув сына по уху, дознаватель улетучился из детской, сотрясая за собой дверь. Вася, парализованный, со стеклянным, мокрым лицом уставился на запачканные чернилами свои руки. У него не было пока такой огромной воли ненавидеть отца, поэтому он его только боялся. А старший - тот давно находился в безразличном состоянии. Получав в свое время от отца не меньше, он смотрел на мучения брата не без удовольствия. Какая-то мелкая сладкая радость, которую он не мог подавить, разливалась по его сердцу в эти минуты. Хоть и плакал он больше, пожалуй, Васиного в детские свои годы. И Вася помнил, как брат кричал, что убьет их отца, когда вырастет. Но вот он вырос, а выполнять обещание не торопился.
- Василич, эй, - позвал он младшего брата. - Васька, слышишь, чего скажу. Подойди.
- Чего? - насупился Вася, привыкший не ждать от старшего брата ни путного совета, ни умного слова.
Вася в общих чертах представлял, о чем его спрашивают. Он ощутил быстро начинающуюся тошноту. Она росла не в животе, груди, как обычно, а в голове. Вася нарисовал воображением дверь, открыл ее, оказавшись в сыром, просторном, полутемном подвале, без света, без мебели. Сюда доносились посторонние звуки, голос старшего брата, но совсем слабые, рассеянные. И Вася радовался тому, как всех перехитрил. Он вроде бы для них сидел в комнате за столом, а на самом деле никто его теперь не отыщет, не накажет, не станет терзать даже отец.
Выкурив две сигареты на кухне, Игорь вернулся в комнату к жене. Галя с видом покоренного, но непобежденного врага сидела поперек дивана, примирительно поинтересовалась делами младшего и предложила чай. Она была из того рода женщин, которые проигрывали, чтобы заполучить победу. Дознаватель как прежде устроился в кресле, полистал каналы и глубокой ночью со своей бессонницей и мягкими висками подлег к теплой, крупнотелой жене. Серый потолок ловил свет телевизора, посыпая серебряной солью всю комнату сверху. Дознаватель захрапел с открытым ртом.
Среди ночи его разбудила Галя. Она, как сновидение, передала ему телефонную трубку, сказав сквозь зевок, что звонят с работы. Знакомый Игорю голос оповестил, что машину за ним уже выслали, приказал одеваться и выходить. Дознаватель спустился, у подъезда стоял вороной форд с ослепительными белыми фарами.
-2-
Водитель Саша поздоровался с Игорем, натягивая задорную акулью улыбку на необычайно огромный рот с кривыми зубами. Второго пассажира, на переднем сидении, дознаватель не опознал. Представляться тот не торопился. Ему было до сорока лет. Обычный костюм отлично сидел на его военной крупной фигуре. Промахнуться мимо этого лица было невозможно. По всем признаком невоспитанный пассажир являлся федералом того самого департамента, который управлял якобы их управлением. Саша крутанул руль и одновременно стегнул по газу. Машина бросилась вправо, как зверь, рыча проехала по двору, заглядывая в окна первых этажей и выскочила на дорогу. Игоря приятно вдавило в кожаное сиденье.
- Нужна ваша помощь, Игорь. Срочно, - начал костюм, даже не поздоровавшись, не представившись.
- Знаю я вашу срочность, - проворчал дознаватель, рассматривая затылок федерала с нескрываемой нелюбовью. - Работать не хотите. Хватаете вслепую, кто под руку попадается, а мы пыхти потом, читай им каждого.
- У каждого свои задачи, - примирительным тоном съехал федерал. - Мы разыскиваем, арестовываем, а вы производите дознание.
- А прежде чем арестовывать, вас не учили собирать информацию, отслеживать, прослушивать?
- Только давайте вы не будете указывать, как нам работать, - обиделся костюм.
- А чего вам указывать. Вам хоть указывай, хоть на лоб записывай. На вас это все однохуйственно действует.
Форд еще сильнее зарычал мотором. Костюм замолчал, демонстрируя окаменевшим затылком все свое презрение. Саша ловко, как обычно, нырял между утренними редкими потоками автомобилей. Дознаватель закурил первую сегодняшнюю сигарету, приоткрыв окно, впуская острый, шумный ветер шоссе.
Прибыв к двухэтажному зданию управления, вдвоем с федералом они вошли в просторный холл первого этажа, отметились у дежурного и направились в душевые. Из душевых выходила одна дверь в бани. Здесь потели высокие чины. Прямо из предбанника можно было попасть в подвалы управления. Неуютный полумрак подвала плохо освещали развешанные конусы светильников, очерчивающие ровные круги на холодных бетонных полах. Вошедших встречали двое. Один в форме полковника, второй - упитанный жиртрест в штатском, похожий на московского туриста на Северном Кавказе. Последнего звали Толик, он, как и Игорь, служил дознавателем. Вид у Толика был такой, как если бы он бежал километров десять с нагрузкой. Рукава розовой рубашки подвернуты до локтя, на правом - высохшие пятна крови. Такие же пятна, если приглядеться, были и на брюках и туфлях. Оба поздоровались с Игорем за руку. Полковник несколько раз извинился перед Игорем за то, что разбудил. Полковник, Грачев Петр Александрович - руководитель управления дознанием, непосредственный руководитель Игоря - немного рассеяно подчеркнул, что дело действительно важное, иначе бы не побеспокоили.
- Я тут начал объяснять, как раз Игорю задачу, - снова не к месту встрял федерал, вызвав на лице Игоря короткую нервозность, которую заметили его коллеги. - Нам нужно прочитать нашего человека. У нас на все про все не больше трех часов.
- Это у вас не больше трех чесов, уважаемый, - протолкнул сквозь зубы дознаватель.
- Слушайте, - со злобной улыбкой скакнул на месте федерал, - если вас что-то не устраивает, или вы чем-то недовольны - заявление на увольнение и вперед, пожалуйста, делайте что хотите, уходите из дознавателей, идите в опера, если образование позволяет...
Толстый Толя и полковник непроизвольно отъехали от них на полшага, готовясь разнимать схватку. Игорь приоткрыл сонные веки, повернул широким плечом в сторону улыбающегося федерала:
- Мне только твой базар не нравится. А так меня все устраивает. А если хочешь, чтобы я заявление накатал, накатаю. Вырежу у тебя с твоей телячьей спины кожу и твоим говнецом его напишу. Понял?
- Вы все сказали? - продолжал серию злых улыбок федерал. - Тогда, Игорь Иванович. Можете отправляться домой. Вы нам больше не понадобитесь.
- Спокойной ночи, - совершено умиротворенно пообещал дознаватель и стал подниматься по лестнице в баню.
На улице с Сашей-водителем он закурил, успокаиваясь от дыма и пустой болтовни. Поругали всех федералов. Ругал Игорь, поддакивал ему Саша. Саша был кучеряв, поэтому любая произнесенная фраза казалась смешной, даже угрожая покалечить своего врага, он как бы, как казалось со стороны, шутил. Это свойство водителя тоже расслабило дознавателя. Через несколько минут подошел полковник, закурили по второй, начался второй круг обливания помоями федеральных служащих, курирующих их управление. Полковник разводил руками, капитулируя перед Игорем, посмеивался, мол, конечно, молод еще государственный разведчик, неопытен, не наделен правильными понятиями. Грачев пообещал Игорю убрать федерала в сторону, на то время, пока дознаватель будет работать, потому что дело действительно непростое.
Вечером привезли смертницу, которая, под каким углом не раскатывали ее, не читалась, уколы не действовали. Нервы у нее отсутствовали или были предусмотрительно удалены из организма ее товарищами. Террористке известно о местонахождении банды от трех до семи человек. Вот что удалось узнать Толику спустя шесть часов чтения клиентки. А банду надо было накрыть до утра. Поэтому старший дознаватель, Игорь Иванович был так необходим на рабочем месте.
- А этого мудилу мы запрем в кабинете Игната. Пусть мне потом вкручивает начальство, - пообещал полковник Игорю, и тот, ухмыляясь, качнул квадратной головой в знак окончательного примирения. Они вернулись обратно.
Костюма они не встретили, он уже, наверное, был заперт в звуконепроницаемом дознавательском кабинете и орал сейчас в свое удовольствия, угрожая всех вывести на пенсию, на всех написать рапорт. Подвал был разделен на сеть коридоров, часть из которых представляла обычные кабинетные коридоры работников-дознавателей с архивами дел, креслом, техникой. Другие коридоры вели в санитарный блок. Здесь располагалась просторная операционная с вечно пьяными врачами, как называли местных патологоанатомов дознаватели. Врачебный минимум и алкогольный максимум позволял им поддерживать жизнь в клиенте даже против его воли на длительные сроки, необходимые дознавателю для чтения. Здесь же на ржавых металлических стеллажах лежало то, что могло называться людьми или их изуродованными останками. В дальнем углу операционной располагались два бассейна, предназначенные для растворения тех самых останков никому ненужных, пропавших без вести. Грачев прикрикнул на врачей за беспорядок в операционной. Врачи заворчали вначале, что ведь перерыв у них, но заметив с полковником Игоря Ивановича, молча принялись увозить ржавые тележки с телами. Всюду пахло сладковатым запахом крови. Только теперь Игорь окончательно расправил плечи, и складки на его лице распрямились в маленькие красивые лучики.
- Опять та смена за собой не убирает. А мы виноваты. Сколько я уже рапортов на них писал. Что мы волы за ними все вывозить? - сетовали врачи на анатомический беспорядок, выгружая части тела в чаши, где медленно растворялись они.
За просторной светлой операционной начинался низкий зеленый коридор, по правую и левую сторону которого располагались двери зеленых кабинетов - зеленый сектор. Это были специальные двери. Были еще черные двери и белые. За такими дверями проводили обычные дознания молодые следователи или дознаватели, чтение происходили либо быстро, либо долгое время, при этом клиент ничего не мог знать о своей дальнейшей судьбе, убьют его или посадят, или отпустят. Переступая порог двери зеленой, любой клиент знал, что это последняя дверь в его жизни, в которую он вошел. Дверь плотно захлопнулась за ними, как присоска заперев воздух внутри комнаты. Дознаватель ощутил приятный солоноватый вкус на языке, уши заложило от разряжения и тишины, шаги его стали легкие, невесомые. Первое, что бросилось им в глаза огромный Толин зад, летавший над полом. Заметив вошедших, Толя глупо заулыбался, оправдываясь: "Фиксу золотую отковырял. Такое золото сейчас не найдешь".
Игорь брезгливо поморщился и повернулся в другую сторону, где на железном приваренном к полу стуле сидело нечто похожее на полупереваренный кусок сырого мяса. По длинным волосам и небольшим еще уцелевшим грудям можно было догадаться, что это была женщина.
- Помыл бы ты ее хоть что ли, а то не понятно где жопа, где лицо и с чем работать, - тоже рассматривая женщину, бросил Толику Грачев. Полный дознаватель, кряхтя, поднялся на обе пухлые ноги, наполнил водой ведро, нехотя взял грязную половую тряпку в углу подошел к женщине и, плеснув немного сверху из ведра, стал по-хозяйски оттирать ее. Она зашевелилась, издавая звуки скорее насекомого, чем животного. Толик обмакнул грязную пахнущую щами и уксусом тряпку в ведро, принялся с серьезным, недовольным видом приводить в товарный вид подозреваемую, словно мыл во дворе свою старенькую раздолбанную девятку на продажу. Женщина попыталась хватать воздух ртом, но у нее не получалось. Закончив влажную мойку, он насухо вытер террористку ветошью, лежавшей тут же, рядом с ним. Наконец начали проступать черты женского, даже девичьего тела, возможно не состарившегося, юного, свежего несколько часов назад. Лица как такового у ней уже не было, зато оставались две острые груди, пусть в синяках, но все же пока еще целых. На левой ступне свежие следы срезов двух пальцев. Одна рука, в крошку раздробленная, болталась привязанная к стулу, доставляя немалую боль хозяйки. Глаза, в которых сейчас вернулось сознание, усталые, затравленные, как у всех плохо читаемых подозреваемых, чернели блеском еще живым.
- Ну вот, Игоречек, все сам видишь, - пожаловался полковник, передавая дело девушки-террористки из рук в руки.
- Вся гниль в том, что кровь у нее быстрая, - оправдывался Толик.
- Да, кровь истекает, - подтвердил Грачев. - Не сворачивается. Мы ее врачам на реанимацию дважды клали. Все, потом я уже аккуратно, сам.
- Улизнуть от нас хочет, гадина, - посетовал Толик на террористку.
Игорь попросил принести ему чай, а сам углубился в дело. Въедливо, внимательно, он переворачивал страницу за страницей. В это время Толя и Грачев, подробно объясняли, как и чем они пробовали ее прочитать, высказывали свои предположения по поводу дальнейших действий относительно подозреваемой. Девушка, прикрыв истекающий кровью левый глаз, тихо и скромно постанывала в углу на стуле.
- Умная она очень. Уколы на нее не действуют, - начал волнуясь повторяться полковник. - Если не получится ее прочитать, отдадим врачам, может они что с нее слепят, узнаем.
Игорь отхлебнул принесенный ему чай - горячий, с тремя ложками сахара, крепко заваренный такой, какой он любил. Присев напротив задыхающейся от боли девушки, он заглянул в ее неживое лицо как можно осторожнее:
- Как зовут, задержанная?
Задержанная зацепила живым глазом плоскую тяжелую голову дознавателя и плюнула в него кровавой слюной неожиданно ожесточенно.
- Я же говорил, - вздохнул Грачев.
- Справимся, - выправился Игорь, шагая к крану, чтобы умыться.
- Ладно, Игорек, мы пойдем, чтобы не мешать. А ты, Елена Амваровна, - хотел что-то грозно добавить полковник, но передумал. - До утра не управишься - рапортуй.
- Управлюсь, - фыркнул Игорь, забирая с вешалки полотенце, начиная тщательно вытирать каждый палец на правой, затем на левой руке.
-3-
Толик с полковником вышли, прикрыв за собой тяжелую, массивную дверь, которая запиралась, как вакуумная присоска - с характерным забавным чмокающим звуком. Комната загудела угнетающей тишиной. Ни единого отверстия в стенах, кроме маленькой вентиляционной отдушины. Помещение напоминало склеп или место обитания кровавых вурдалаков, не хватало только кучки обглоданных человеческих костей в углу. Попадая сюда, легко теряешь чувство времени. Бетонные стены, пол, потолок, окрашенные в однородный бурый цвет, одинаковые по размеру нарочно так, чтобы через какое-то время пребывания здесь нельзя было с достоверностью сказать, где здесь верх, а где низ, а где бок. Дознаватель засучил рукава рубашки, надел старый испачканный, множество раз стираный фартук - длинный, похожий на хирургический. Руки спрятал в силиконовые перчатки бледно-желтого цвета. Девушка, которую Грачев назвал Елена Амваровна, смирно дожидалась в своем углу, поскуливая в такт капающей из крана в жестяное ведро воды и крови, капающей из ее ран на бетонный пол. Не спеша, расторопно дознаватель принялся выбирать инструменты на железном столике возле умывальника. Крючки, длинные палочки, молотки, пилы и пилочки, клещи звякали, как новогодние игрушки в руках Игоря. Подобрав необходимые рабочий набор, он подошел к девушки и еще раз вытер ее от крови.
- Трахни меня напоследок... А то не хочется невинной погибать, - сквозь дрожь и плач попросила Елена. Взгляд дознавателя совсем изменился, он посмотрел на нее как-то вяло, по-доброму, между его губ скользнула не ухмылка, а сытое довольство, когда бывает, кладешь только первый кусочек швейцарского шоколада в рот и смакуешь приятными ощущениями во рту.
- Ты только развяжи меня. Я тебя так обслужу, как твоя жена никогда не обслужит, - срывалась на истерический крик девушка, чувствуя всеми остатками плоти, как нечто дурное проистекает от добродушного взгляда огромного буйвола в хирургических перчатках.
- Развяжу. Не переживай. Ты, в общем, не бойся ничего, - успокаивал ее дознаватель, перерезая проволоку, которой та была прикручена к стулу. - Сейчас мы поиграем с тобой в одну смешную игру. Веселая и смешная игра.
Девушка закричала заранее, на всякий случай, проклиная всех, предчувствуя возвращение большой боли. Освободившись от привязей, ей сразу стало легче, кровь хлынула по затекшим суставам, к онемевшим конечностям. Сообразив, что ее отвязали, Елена оглядела комнату в надежде найти то, чем можно себя быстро убить. Дознаватель аккуратно на полу раскладывал сложные металлические предметы похожие на медицинские приборы прошлых веков. Слева что-то блеснуло, если это был ланцет, то, возможно, она успеет вскрыть себе артерию на шеи, у нее еще хватит сил, хотя правой руки у нее уже, можно сказать, что и не было. Она соразмерила свои силы для прыжка, повернула голову туда, где копошился сейчас с железяками дознаватель, чтобы убедиться, что он не смотрит в ее сторону, но тот к великой неудаче ее уже шел обратно к ней, перекрывая своим громадным силуэтом весь свет от тусклых ламп.
- Скорее, бежим в облачный лес! - крикнул он ей и дернул за правую руку с такой силой, что Елена на минутку показалась, все залилось красными пузырями боли. Вслед за этим в ушах зазвенели осыпающиеся на мрамор спицы. Непривычная легкость во всем теле отбросила ее не несколько секунд в беспамятство. Елена оглянулась. До самого верха поднималось зернистое небо, состоящее из голубых рисовых наметов, а под ним ломая линию горизонта, будто отлитые из датской пластмассы горбатились кофейные горы. Что-то шуршало у нее под ногами, она опустила голову. Вся поверхность земли, похоже, была усеяна разноцветными драже. Дознаватель не переставал дергать ее за руку, но она не столько перебирала ногами, сколько влеклась, паря над шебуршащей галькой цветных драже. Через минуту она поняла, что можно даже не передвигать ногами, ее все равно будут тащить, как воздушный шар за собой. Невероятные метаморфозы произошли не только с этим миром, но и с дознавателем. Вместо огромного, широкоскулого полицейского Елену тащило крошечное существо похожее на голубого пингвиненка с красным клювом и нелепыми гусиными лапками. Перья пингвина блестели очаровательно, и можно было долго, наверное, ими любоваться. Впереди, прямо туда, куда они бежали, сочно зеленела гигантская трава. Среди нее на тонких золотых мачтах, раскачивались деревья с белокурыми, воздушными, пышными верхушками похожими на сахарную вату. Сперва и впрямь показалось, что лес уходил вершинами в облака. Голубой пингвиненок-дознаватель не переставал дергать ее за руку, поторапливая. Открыв клювик, он часто дышал. Его короткие лапки едва справлялись с таким темпом. Он явно был чем-то сильно озабочен, хотя никакого преследования Елена не видела. На полном ходу они врезались как в воду в прохладные, густые джунгли облачного леса и только тогда остановились.
Сквозь огромные зеленые листья светило в полнеба изумрудное солнце, пахнущее свеженарезанной дыней. Елена принюхалась внимательней - так пахла трава. Девушка, недолго раздумывая, надкусила кусочек, ощутив во рту сахарный вкус астраханской дыни. "Какой хренью они меня накачали, - подумала она, разглядывая свои пушистые розовые руки и ноги, как у медведя. - Да и когда это могло случиться. Не помню. Если бы это произошло, я бы хоть что-нибудь запомнила". А деревья с золотыми стволами оказались и правда металлическими, может быть даже действительно золотыми, с верхушками, утопавшими в пуховой шапке, которая еще сильнее белела на солнце.
Отдышавшись, поклевав стебельки дынивой травы, дознаватель, осторожно протиснувшись между деревьев, тревожно поглядел вдаль, в сторону линии пластмассовых гор.
- Нужно бежать дальше, - пискнул пингвиненок, голосом котенка, - они уже близко, гляди!
Сомнения отпали, они были близко. В радужной пыли конфетной кроши на фоне шоколадных гор, приближались три красных автомобильчика с открытым верхом, загруженные белыми павианами или похожими на них длиннохвостыми обезьянками. Павианы в нетерпении прыгали друг на друга, раскачивали автомобили, истерично визжали и щерили зубы до самых десен. Игорь снова потянул девушку за собой. На этот раз бежать было куда сложнее, из-за непролазной, высоченной травы, часторастущих облачных деревьев. Елена цеплялась за каждый кустик, а пингвиненок был все же полноват, неповоротлив для бега, лапки его путались в траве, цеплялись за сучья, бронзовые корни.
И вот сзади, за их спинами начали доноситься разъяренные окрики белых павианов. Елена оглянулась на ходу, четверо шустрых обезьянок ловко перескакивая со ствола на ствол, преследовали их, нагоняя. Это заметил и Игорь. Ускоряя бег, он еще больше принимался спотыкаться, пыхтел, сопел, поднимался и снова падал.
- Оставь меня, - сопел он через две дырочки в маленьком клювике. - Беги. Мне от них не уйти.
- Я не брошу тебя! - дернула за крыло дознавателя девушка, протаскивая за собой вперед. И тут же она подумала, что, кажется, и ее голос стал немного глуповатым здесь. Она вспомнила голос Пяточка из советского мультфильма про Винни-Пуха.
Бежать с голубым пингвиненком все равно что бежать с воздушным шариком. Его от быстрого бега подкидывало, несло над землей. Девушка двигалась намного проворнее неуклюжего дознавателя. В какой-то момент ей даже показалось, что удастся уйти от преследователей. Пингвиненок довольно смешно пыхтел, стараясь отталкиваться от стволов, и махал свободным крылом.
"Глупенький пингвиненок, воображает, что он ласточка, - подумала, смеясь про себя Елена, но тут же одернула себя. - Блин, что за безумную фигню я несу!"
Силы стали покидать девушку в самом конце этого огромного леса. Выскочив из травы, они покатились кубарем, при этом даже непонятно куда. Увидев перед собой белый блеск воды, Елена приподнялась, отряхнулась, и в ту же секунду отрыгнула назад. Перед ней была река, она змеилась прозрачной лентами, то есть в прямом смысле этого слова. Река кишела змеями, воды в ней не было, только эти прозрачные, длинные гирлянды с черными глазками.
- Не бойся, - подбодрил ее дознаватель, - это наши друзья, они нас не обидят.
- Но я боюсь змей, - неожиданно для самой себе призналась вслух Елена. Она поняла это только сейчас. Раньше она не боялась даже брошенной под ноги гранаты, ее учили не бояться. Командир доказал, что есть вещи похуже страха. Потерять честь - вот, что действительно страшно, жить, как живут свиньи в грехе, а змеи, похожие на прозрачные провода от пылесосов, это просто чепуха. Но убедить себя в этом теперь она не могла.
- Мы перейдем реку, мы спасемся, - кричал ей дознаватель, и будто нарочно за ними в облачном лесу, захрустели кусты, донеслись злые визги их преследователей. - Пожалуйста, скорее.
Он с огромным трудом потащил ее в змеиную реку. Она отбрыкивалась, вопила. На ощупь змейки оказались скользкими, холодными и влажными. Они почти сразу погрузись по голову в змей, зашипевших у самого их уха. Река была не шире обычной улицы. Змейки неприятно щекотали Елену, мелкие лезли в рот и нос, а еще уши. Она часто перебирала своими лапками как собачка, не открывая глаз. Зато дознаватель чувствовал себя свободно, легко тащил подругу через змеиный поток, ныряя и выныривая ловко и грациозно. Обезьяний крик уже раздавался над ними. "Как бы они ни поплыли за нами", - испуганно подумала девушка, еще толком не поняв, чего она боится больше: обезьян или ползающих по ней змей. Дознаватель, словно угадав ее мысли, успокоил: "Снежные обезьяны ни за что не полезут в змеиную реку".
Действительно, выбравшись на берег, они увидели, как павианы со злобными мордочками, помахивая кулаками в их сторону, пытаются залезть в реку, но всякий раз их отгоняют злые шипящие прозрачные змейки, - некоторые вылезали из воды и нападали на павианов у берега. Обезьяны шарахались от них, стряхивали с себя, отбегали подальше с забавными испуганными криками.
Отойдя в сторону и посовещавшись, команда мохнатых преследователей с ненавистью взглянув в сторону Елены и голубого пингвиненка, убралась обратно в облачный лес.
Как только опасность миновала, Игорь с облегчение вздохнул, повалился на спину и блаженно закрыл глаза. Елена присела рядом. Она тоже устала и смотрела в реку. Призрачные змейки жидким стеклом текли справа налево по руслу, отражая в своем ровном спокойном потоке, как в зеркале, деревья и зернистые розовые облака. Она подошла, уже без страха, к берегу реки, чтобы хорошенько поглядеть на себя. Перед ней стояло существо с пушистой шерстью розового цвета. В общем-то, она смахивала на чебурашку из отечественного мультфильма, только ушки у нее были не круглые, а заостренные, вытянутые - вроде как у эльфов. К себя новой Елена еще не привыкла, поэтому критично рассматривала себя со всех сторон, все больше разочаровываясь в увиденном. "Даже жопа плюшевая", - с грустью подумала она и, развернувшись к дознавателю, окликнула его:
- Слышь, мент, или как там тебя? Что за диснейленд ты мне вколол?
- Здесь меня называют пингвиненок Пи-пи, - нехотя ворочал клювом дознаватель.
- И что? Это что мы оба значит обдолбались? - растерялась Елена.
- Послушай, - присел голубой пингвиненок, серьезно посмотрев на девушку, - никто из нас никаких препаратов не принимал. Просто ты пока не можешь привыкнуть к этому месту.
- А как мы тогда сюда попали?! Я только помню, как сидела на стуле! И вот через минуту я бегу рука об руку с говорящим голубым пингвином! И я - это не я, я - это какая-то плюшевая розовая хуйня!
Розовая чебурашка густо заревела, всхлипывая и подвывая. Пингвиненок Пи-пи наморщил свой высокий голубой лобик, нахмурил брови, немного помолчал как бы размышляя:
- Можно сложные вещи объяснить просто, можно простые вещи объяснить сложно, но нельзя простые вещи объяснить еще проще. В любом случае, ты никогда не знаешь, где окажешься в следующую минуту и кем станешь. Жизнь как змеистая река, меняется и течет, меняя нас. Меняемся мы и привыкаем. Здесь не до выебонов. К примеру, ты как стала террористкой?
Услышав знакомую ментовскую тему, Елена мгновенно сгруппировалось, как учили. Это знала она хорошо, просто от зубов отскакивало:
- Очень просто: приняла правильное решение, просветлилась и уверовала в ....
- Ладно, ладно, - остановил ее дознаватель.- До того, как ты стала террористкой-смертницей, ты кем была?
Елена задумалась. Она как-то пару раз вспоминала свою прошлую, неправильную жизнь, но жизнь эта затерлась вместе со всем остальным неправильным в ее голове. Сейчас почему-то хорошо вспомнилась мама, их дом, дедушка, девчонки, мальчишки, школа. Это все вихрем пронеслось, осело огромными хлопьями.
- Помню школу, учительницу. Мы жили с мамой в Каменках. Дедушка ездил продавать картошку в Новгород.
- А какой писатель любимый был у тебя в школе?
- Да я мало читала, - призналась она. - Помню, у мамы какая-то старая книга, автор Шкловский. Там был такой рассказ о любви...
- Вот ты живешь с мамой и дедушкой в Нижегородской области, ходишь в школу, читаешь Шкловского, а в следующее мгновение сидишь привязанная к стулу в подвале без окон с гвоздем вбитом в колено. Разве не удивительно?
- То есть это все с нами в реальности происходит? На самом деле? - шепотом произнесла Елена, оглядываясь на сочные непривычно-приторно-яркие краски нового мира.
- Хорошо, Лен, а что такое "на самом деле"? В чем разница между "на самом деле" и "не на самом деле"? Когда Шкловский писал свое Сентиментальное путешествие, для него это и было "на самом деле".
- Со мной такого раньше не происходило, разве что однажды под какими-то таблетками, да и то не так реально, так красиво. И теперь я не знаю что делать.
- Если не знаешь что делать, ложись и спи.
- Но я не хочу спать.
- Тогда, поедим. Другого выхода из этой ситуации не существует. Бери свой плюшевый зад и лезь на это дерево. На самом верху растут вкусные карамельные вишни.
На этот раз она не стала спорить с дознавателем, покорно полезла на широкий мощный ствол ближайшего дерева. Тут она сделала еще одно открытие: ее лапки имели крохотные острые коготки, как у кошки, идеально подходившие для карабканья по деревьям.
На этом берегу змеистой реки деревья росли толстые, как откормленные коровы, с морщинистой корой, похожей на скорлупу грецкого ореха. Елена забралась в звеневшую на ветре густую листву дерева и только тогда обнаружила плоды, которые прятались на самых высоких ветвях. Размером с теннисные мячи, эти фрукты напоминали спелые черешни или вишни во много раз увеличенные в размере. Вкус - между вишней и абрикосом. Они пахли карамелью из-за косточки. Огромная косточка внутри - девушка попробовала ее - действительно была мягкой карамельной начинкой. Чебурашка аккуратно сбрасывала плоды пингвиненку вниз, но тот был настолько неуклюж, что ронял почти каждый второй. Чебурашка стала озорничать, нарочно целилась в самую макушку дознавателя. Это очень веселило ее. Она забралась на самый верх дерева и оттуда разглядела долину. Река текла с зеленого облака от конца облачного леса. Змеистая река разделяла долину на две части. На противоположной стороне находились пластмассовые горы и пустыня с конфетной долиной, облачным лесом по краю. На их стороне начинались от реки джунгли и не заканчивались до самого горизонта, где стояли сейчас тучи, проскальзывали яркие ужасающие молнии. Где-то недалеко в джунглях Елена заметила струю поднимавшегося вверх дыма. Медленная, слабая струя, как из трубы, ползла к небу.
Когда чебурашка спустилась с дерева, чтобы рассказать обо всем дознавателю, пингвиненок уже мирно сопел среди надкусанных плодов, причмокивая и перебирая ластами во сне. Елена подергала его за красный клюв:
- Идем! Будешь теперь весь день спать?
- Что? - заворчал голубой пингвиненок. - Ты же сама сказала, что не знаешь что делать, а я тем более.
- Теперь знаю. Мы должны идти туда, в лес. Я видела дым от костра. Может там наши друзья.
- А если нет?
- В любом случае, надо найти, где укрыться от дождя. Я видела грозовые тучи.
Нехотя поднявшись, дознаватель для приличия еще немного поворчал, но поплелся за розовой чебурашкой в джунгли, позевывая, почесывая раздутый от сытости живот.
Ощутив свою когтистость, Елена возомнила из себя кошку: прыгала с кочки на кочку, пока Игорь косолапил, стараясь не отстать. С каждой секундой заметно темнело, от того что деревья в глубине джунглей росли гуще, скрывая от его обитателей небесные сокровища.
- Слушай, ты... а зачем обезьяны нас хотели догнать? Зачем они вообще на нас набросились? Что мы им сделали?
- Однажды я попался в их лапы, мне хорошо от них досталось. Нам повезло, что мы от них убежали. Снежные павианы верят, что мир станет лучше, если избавить его от существ непохожих на них. Они думают, мы уродцы и загрязняем землю.
- Как глупо, - сказала Елена, и сама удивилось легкости, простоте своих мыслей.
Джунгли, если этот сборный лес только можно было назвать джунглями, состоял из всяких деревьев. Сосны и пальмы легко соседствовали здесь. Многие деревья росли без названия просто так. Некоторые из них похожи были на подтянутых атлетов, другие на хлипкие плоские декорации. Березы вздрагивали от прикосновения к ним. Под ногам пингвиненка и чебурашки бегали суетливые, чем-то занятые жуки, пауки и гусеницы. Часть гусениц имела черные висячие усы. Жуки носили что-то вроде шляпы, но приглядевшись, можно было понять - это не шляпы, а высокие парики. Насекомые бегали по замысловатым маршрутам. Движение их подчинялось одним им ведомому правилу. Когда дознаватель или Елена наступали на муравья или букашку, собиралась целая делегация насекомых и начинала покрывать великанов чистейшим матом, который потом еще долго висел над джунглями. Над самыми ушами в воздухе носились озорные мушки, они были как мыльные пузыри: одновременно прозрачными и переливались волнистой радугой плывущих янтарных, малахитовых, сапфировых и многих других цветов.
- Скажи, как это, Пи-пи, - позвала дознавателя Елена, заскучав от долгого молчания в дороге. - А как тебя звали там, ну, когда ты был ментом?
- Игорь Иванович.
- А меня Еленой, - немного грустно ответила чебурашка. - Кем ты работал до того как стал ментом?
- У меня никогда не было другой работы. Раньше я работал опером, потом стал дознавателем.
- Тебя не мучает совесть от того, что ты творил с людьми?
- Послушай, Елена, - опять нахмурил лоб и насупил красный клювик голубой пингвиненок. - Однажды ты попробуешь волчий глаз, это такой овощефрукт, растущий на ореховых кустарниках в красную крапинку. Он покажется тебе тухлой рыбой, это его природный вкус. Ты захочешь скорее его чем-нибудь заесть, схватишь с соседней ветки пальмаровый медальон, пахнущий медом, но на вкус, как говно, именно такие на вкус пальмаровые медальоны. Тогда тебе придется выплюнуть все и схватить наугад третий фрукт. Он растет прямо на земле, невзрачен на вид, однако вкуснее плода ты здесь не встретишь. И тогда ты забудешь вкус всех остальных плодов, которые ты пробовала до этого.
- Ты чего хотел сказать? Вроде как все познается в сравнении?
- Ты не поняла, я хочу, чтобы ты не срывала с кустов всякую гадость и пробовала ее.
- А как я узнаю, что можно есть, что нельзя?
- Так я тебе рассказал только что.
- Может быть, я тебе не верю и хочу сама попробовать, что вкусно, а что нет.
- Это не тебе решать. Все на самом деле обстоит иначе. Самые сильные и полезные из них имеют гнилой вкус или запах, чтобы отпугивать едоков. Говорят, что если питаться год пальмаровыми медальонами, у тебя отрастают четыре крыла, как у лошади с трех облаков.
- Значит ты ни о чем не жалеешь, совесть тебя не мучает? Ты такой самый говнистый и сильный.
- Самый сильный - ветровая рысь. А я - просто голубой пингвиненок Пи-пи. Но даже тот самый плод, который ты вкусила, не был сладок.
Елена задумалась. Припомнились облава, безжалостный спецназ, и как ее везли в больницу, лечили неделю. Швы заживали почему-то быстро. А потом снова избивали и рвали на допросах.
Скоро после этого они прибыли к огню, дым от которого увидела Елена с верхушки огромного дерева. На маленькой полянке росли крупные ромашки, лепестки их крутились от ветра вокруг собственного стебля. В центре поляны на небольшом плоском валуне лежал здоровенный полосатый кот и смотрел на них желтыми глупыми глазами. Рядом с камнем в огне догорая, тлела черная крупная птица вроде орла или грифа, паленый запах перьев они почувствовали еще издалека на подходе. Птица была не совсем приготовлена, она скорее только начала жариться, так как вытягивала шею и переворачивалась с одного бока на другой, шевеля конечностями. Увидев, что птица возможно еще жива, Елена живо побежала к ней, расталкивая ромашки, громко призывая на помощь. Заслышав ее безумный крик полосатый кот, поднял уши, опустил усы и хвост, медленно отступил за булыжник, который оказался раза в три меньше него. Прикрывшись маленьким камешком, пушистый великан стал с диким страхом в глазах наблюдать за происходящим. Подбежав к дымящей птице, чебурашка лапами и лежащими ветками постаралась сбить с нее пламя, закидывала птицу землей. К сожалению, это не помогала. Черная птица разгоралась и дергалась еще сильнее.
- Что ты делаешь, дегенератка? - вопила горящая в пламени птица.
- Я спасаю тебя, ты вся горишь! - плакала Елена.
- Я так сплю! Хватит меня колотить, прекрати издеваться надо мной, - кричала черная птица.
Действительно, огонь на глазах угасал сам по себе. Оставался только дым, который клубился из вороньих перьев, теперь выглядевших как новые. Каждое перышко блестело жемчугом. Разве что запах паленой курицы все еще сжимал воздух. Пи-пи молча подошел к ним и поздоровался с черной птицей, потом представил Елене.
- Это Герман, - сказал пингвиненок, указывая на паленую птицу, - это, Герман, Елена.
- Здрасте, - неловко поздоровалась девушка. Герман даже не взглянул в ее сторону. "Обиделся, - подумала она. - Сам виноват, нельзя же гореть так просто среди белого дня, надо предупреждать, надо как-то подальше от всех, чтобы никого не смущать".
- Куда идете? - поинтересовался Герман у дознавателя.
- Пока туда идем, - вздохнул пи-пи и кивнул на Елену.
Герман строго поглядел на розовую чебурашку, резко бросив:
- Тебе нужен адрес.
- Адрес чего? - не поняла Елена.
- Не важно, - задумчиво произнесла черная птица. - Это может быть кочующий адрес или постоянный. У каждого есть адрес, даже если он об это не знает. Смотри.
Встряхнув перья, Герман, поманил кота, все еще трусившего выходить из-за булыжника. Тот нехотя, испугано мяукая, сторонясь гостей, осторожно вышел к своему хозяину. Герман опустил свои крылья на его толстое брюхо, открыв небольшую дверку рядом с левой передней лапой животного. Оказалось кот внутри - уютная и вполне обжитая комната. Черная птица качнула головой и пригласила их зайти во внутрь. Внутри кот оказался даже просторнее, чем снаружи. Елена улыбалась от переполняющего ее сейчас восторга.
- Это мой адрес, он - кочующий, - сказал Герман, присаживаясь в кресло возле миниатюрного камина. - Здесь у всех есть свой адрес. Даже у тебя.
- Но откуда мне знать, где мой? - спросила она, но подумала о том, куда девается дым из кота когда разжигают камин.
- Очень просто. Нужно вспомнить. Ты его не узнаешь, пока не вспомнишь.
- Как я его вспомню, если не знаю.
- Это правда?
- Честное слово.
- Тогда сядь, - указал Герман ей на кресло рядом, - забудь, что не знаешь о нем и вспомни его.
- А если я там ни разу не была.
- Значит, забудь, что ты там ни разу не была. Садись и начинай вспоминать, что ты там была.
Ущипнув себя за ногу, Герман выдернул небольшое черное перышко, повертел его перед глазами и бросил в камин. Мгновенно пламя в очаге вспыхнуло, закружилось спиралью, обдало Елену тлеющим, согревающим теплом. Они долго молчали, разглядывая огонь. Пи-пи присоединился к ним, расположившись на коврике рядом с креслом. Сложив вместе ласты, он запел тягучим переливным голосом песню, напоминавшую шаманские заклинания. Перо черного Германа потрескивало в такт ему. В какой-то момент розовой чебурашке показалось, что она здесь уже была, возле этого костра, с этими голубым пингвиненком и горящей птицей Германом.
- Когда я думаю о своем качающем адресе, я вспоминаю то место, где мне было уютно, где были со мной добры, где были мои друзья счастливы, - произнес глубоким голосом Герман.
Елена следила за необычным огоньком, рожденным от пера черной птицы. Он раздваивался, растраивался, делился на множество мелких язычков. Она вспомнила своего любимого, его квартиру, где они вдвоем любили, молились, мечтали. Любимый говорил, все их дети и они будут скоро жить в таком мире, где не будет несчастных, оскорбленных людей. Друзья помогут, говорил он. Приходили его братья, ее выгоняли гулять на улицу. Когда она возвращалась, любимый уже ждал, у него было все готово. Они ложились, и он рассказывал, как будет хорошо уже скоро. Для него она была даже выше бога, так он говорил. Но эти мысли были кощунственные, и он просил никому не рассказывать об этом. У них было множество тайн от всего остального мира. Она держала его за руку, а он держал ее. Как-то раз он зарядил пистолет, снял с предохранителя, всунул в ее руку и сказал, чтобы она стрельнула прямо в сердце, чтобы поняла, как сильно он ее любит. Она верила ему, она всегда возвращалась в его квартиру. Адрес, тот самый адрес. Он каждый день ждал ее, каждый день у него было море любви и кое-что еще, без чего трудно было жить им обоим в жутком мире.
-4-
Тщательно вымыв руки, дознаватель больше ни к чему не прикасался, даже кран не закрыл. Вода спускалась до пола ровной струей, утекала в трапик. Игорь снял грязный фартук, встряхнул капли с рук, вытер аккуратно каждый палец и вышел в коридор. Часы в операционной показывали без десяти восемь. Операционная была убрана. Врачи уже забросили все тела в соляные ванные и теперь мирно пили в уголке спирт на глазах начальства. Грачев не возражал, он был занят с какой-то группой молодых оперов. Иногда сюда приводили молодых сотрудников, знакомили с особенностями профессии. Солидно расставив ноги, Толя степенно рассказывал какую-то ерунду кучке сопляков. Они, развесив уши, глотали каждое слово. Грачев первым заметил Игоря, молча приветствуя, незаметно отделился от толпы, и подошел к дознавателю.
- Ну что? Адрес есть? - как всегда возбужденно, встревожено встретил его полковник. Конечно, он знал, что адрес у Игоря есть. Это заметно по уставшему, довольному виду, по размякшим плечам, походке, заляпанной кровью рубашке, уверенным движениям.
- Вот, - вытащил он из брюк мятый, оборванный клочок бумаги, замаранный кровью, и протянул начальнику. - На адресе - оружие, взрывчатка, возможно, деньги и наркотики.
- Ясно, - кивнул Грачев, - у тебя кусочек кожи на подбородке.
- Брать нужно сразу, - пояснил Игорь, сковыривая приставший ошметок чужой кожи с лица.
- Время еще есть, - задумчиво произнес полковник.
- Вот, ребята, познакомитесь - один из ведущих работников нашего отдела, - заулыбался Толя всеми клавишами во рту, демонстрируя Игоря новоиспеченным дознавателям, - Игорь Иванович, капитан, старший дознаватель нашего управления. В ходе пятичасовой работы, Игорю Ивановичу удалось получить с террористки активную информацию, которая уже передана в федеральные органы и приведет к раскрытию и предотвращению готовящегося террористического акта.
- А можно посмотреть на эту террористку? - тявкнул кто-то из юнцов.
Толя бросил незаметный кивок Игорю, тот еще более незаметно кивнул в ответ. Ему хотелось поскорее избавиться от этого внимания дюжины хищных мордочек устремленных на него. Толпа помчалась по темно-зеленому коридору к комнате дознания.
Тем временем полковник отдавал уже распоряжения по телефону, громко, нервно и четко посылая кого-то в самые разнообразные неприличные места. Игорь устало закурил, глаза его налились какой-то бесцветной глазурью, от которой мир вокруг сплющился. Выпив с врачами полстакана спирта, он вернулся к начальнику. Кто-то из молодых быстро выбежал из зеленого кабинета в сторону уборной, но не добежал, заблевал пол операционной.
- Это не наш, - решил пояснить Грачев, - федералы прислали за место того, второго... Э, Игоречек тут такое дело, - опустился к его уху полковник. - Помнишь того ночного федерала? Который борзел во всю? Мы же его в кабинете Игнатенко заперли. Думали, до утра посидит, остынет. Он долго стучался в дверь. Часа два. Потом замолк. Но тут пришел Игнат, - не знал, что он сегодня на дежурстве, да он и не должен был сегодня быть. Бессонница у него. Ну, зашел в свой кабинет, а там этот кобель на него прыгнул. Игнатенко среагировал, конечно, сразу...
- Шею сломал? - догадался дознаватель.
- В лицо выстрелил два раз. А потом уже ногой, ногой добил парня... Федерала мне, откровенно тебе скажу, совсем не жалко. Да пусть он хоть какой шишкой геморройной окажется, плевать, такие понты у нас не кидают, здесь им не прокуратура, не юстиция... Как думаешь, а? Докладывать или нет? Они пока сами не поняли, похоже, что с их гусаром приключилось. Может, как-нибудь замнется, забудется? Случайность ведь.
- Надо доложить. Узнают рано или поздно. Тогда долго разбираться не станут - всем крошить кости начнут, - посоветовал дознаватель.
- Это, да, - страдальчески улыбнулся полковник. - Игната жалко, хороший был парень... Игорек, иди, отсыпайся. Работа закончена.
Грачев хлопнул дознавателя по плечу, зашагав бодро прочь по коридору, то пропадая в тени, то проявляясь в свете развешенных под потолком светильников.
Дома дознаватель никого не рассчитывал застать, видеть утром не хотелось никого. Жена ушла на работу. Работала продавцом-кассиром, недалеко в супермаркете. Младший в школе. Старший валялся с ноутбуком на кровати, музыку слушал, сказал, что ему во вторую смену к третьему уроку. Игорь отметил на ходу, что не испытывает к этому малолетнему дебилу никакого чувства сострадания и надежд. Случись, попадется тот на наркоте или еще как в руки к полиции, он пальцем не пошевелит для освобождения сына. Дознаватель сжевал пару холодных котлет с хлебом, запил стаканом водки, горячим крепчайшим чаем с сахаром, вкусно покурил и лег перед телевизором. Скоро заснул.
Сквозь вязкую дрему вечера, Игорь слышал, как пришла его жена. Чем-то раздраженная на работе она гремела за стеной посудой, орала на младшего. Тот принимался реветь, и этим еще сильнее заводил ее. Крик сменялся звонкими оплеухами, пощечинами. Школьник на несколько секунд замолкал, но затем его прорывала с новой силой, он выл и выл. Старший где-то гоготал в комнате у себя, наверное, всем назло. Все это до тошноты напоминало дознавателю о работе. Спать дальше он не мог.
- В школу тебя вызывают, - с ходу выставила перед ним жена, как только он полусонный вошел в кухню. Она короткими, отрывистыми затяжками курила возле раковины, где размораживала курицу, туда же встряхивала пепел по своему обыкновению. Курица приносилась с работы забесплатно, с истекшим сроком годности, пахла тем сладковатым рыхлым запахом операционной, куда свозили отработанный материал.
- Чего стряслось? - закуривая возле окна, вздохнул дознаватель.
- Не знаю. Не признается скотина. Опять, наверное, прогуливает, что еще. Иди, поговори, - и, не дожидаясь ответа, закричала через все стены в доме, - Вася, сюда иди! Отец зовет!
Игорь молча курил и ждал. На зов явился младший с воспаленными опухолями вместо глаз, голова свисала над грудью. Дознаватель с отвращением взглянул на это недоразвитое существо, на источник раздражения его и зуда.
- Я не смогу пойти, у меня завтра инвентаризация, - вставила сразу жена, желая видимо отрезать все пути отступления от ответственности для своего мужа. - Ну, что встал, расскажи отцу, почему твой директор вызывает его в школу.
Игорь знал это выражение на лице людей, передавленных под нажимом следователей или неопытных дознавателей. У человека от страха мозги превращаются в манную кашу без единого комочка. Это регресс в чистом, кристаллическом виде, обратно из человека в обезьяну. Дальше дознаваемый не способен мыслить. Он может повторить за дознавателем фразу слово в слово, со всем, что ему скажут, согласиться, но читать его бесполезно.
- Садись сюда, - миролюбиво пригласил он сына присесть к столу, тот покорно подчинился, как марионетка. - Хочешь чего-нибудь? Чай? Газировки? Кушать хочешь?
Вася крутил головой, вкручивая ее вместе с шей в худые плечи.
- Если сейчас расскажешь все, обещаю... честное слово даю, что за это тебя никто не тронет. А если не признаешься, получишь такого ремня, который ты никогда не забудешь, и это я тебя тоже обещаю... Ты же понимаешь, что я завтра все равно узнаю все что мне нужно. Выпей чай.
Сережа беспрекословно сделал пару глотков остывшего чая из отцовской кружки.
- Молодец, - похвалил отец. - Теперь рассказывай.
- Я ударил... учителя, - уронил мальчик.
- Кого ударил?! - в мгновение взвился до потолка дознаватель.
- Учителя... Ивана Николаевича, - шевелил квадратными губами школьник.
- Ты ударил учителя?! Ладно... Ударил преподавателя?! Ты совсем охренел, сопляк?! Поднял руку на государственного представителя?! Зачем?! За плохую отметку?!
- Нет... Он называл меня тупищей и идиотом... стал потом еще обзывать матом. А все смеялись. Весь класс.
- Так правильно назвал! И ты его избил?!
- Я его ударил.
- Сколько раз?! Сколько раз ты его ударил, сволочь?!
- Один... Один раз.
- Как?! Подожди! Покажи! Ну, ударь меня так же, как его! Сильнее! Сильнее, тварь! Я сказал бей!
Игорю померещилось или стены действительно чернеют, а кухня заполняется тем знакомым мышиным эхом, который встречает каждого дознавателя в его прохладном, сыром кабинете. Отец уже прикидывал куда сейчас треснет так, чтобы не сломать ребенку череп, но нанести наибольшую боль. Тут что-то сухое твердое шлепнуло его по челюсти, и дознаватель пришел в себя. Перед ним цементела бледная от испуга физиономия школьника. Ударив отца, Вася встал с табурета, отпряну назад к стене, ожидая сдачи. Он уже даже заслонился рукой.
- Ладно, - размышлял Игорь, оценив мальчишечий удар - тяжелый, резкий, отцовский. "Не был бы он таким чмом, стал бы приличным человеком", - решил про себя дознаватель.
- Вот, видишь! Честно во всем признался. Я тебе сказал, что не трону? Вот и не трону. Мужчина же должен держать обещания, да?
Вася, впервые ударивший отца, ударивший безнаказанно самого ненавистного человека в его жизни, до сих пор не мог понять случившегося, пребывая в безумном напряжении чувств. Но уже сейчас какая-то твердая почва стала появляться на месте неуверенности, сомнений прежних.
- Ты не тронешь, а мамка все равно изобьет потом, - прошептал Вася, чтобы мама в соседней комнате его не услышала.
- Мамка? - задумчиво произнес дознаватель, доставая бутылку водку из холодильника, наливая полстакана привычным движением, - мамка тоже не тронет. Я ее ночью... зарублю. Вот... И она тебя больше пальцем не тронет... Ну, чего встал? Иди в комнату.
Заплетающимися ногами, школьник вышел из кухни, прошел два с половиной шага по коридору и с грохотом рухнул в обморок...
От дома до школы было метров 300, это два двора или три перекрестка, если по дороге. Отец с сыном шли молча в прохладной, освежающей, бедно-голубой тени утра, это было еще не утро, но уже и не ночь. Игорь курил на ходу, размышляя о вчерашнем, случайно загубленном в стенах дознавательского управления, молодом федерале. Его сын Вася, нахлобученный тяжелым ранцем, возможно, волновался по поводу встречи с директором. Они пришли одни из первых в школу. Школьник указал на директорский кабинет. Дознаватель подтолкнул младшего к двери и открыл. В приемной, которая отделяла кабинет директора от коридора сидела обычно секретарша-методистка. Так рано она на рабочее место не приходила почти никогда, поэтому приемная была пуста, а дверь директорского кабинета приоткрыта. Судя по шуму, директриса сама недавно пришла на работу, стол ее был пуст, а из угла, где размещался шкаф, слышался перезвон вешалок и стук каблуков. Игорь просунулся в приоткрытую дверь, представился. Директриса немедленно пригласила их войти и сесть, сама, скоро уложив волосы перед зеркалом, заняла место в удобном кожаном кресле.
- Хорошо, что, Игорь Иванович, вы пришли. Мне хотелось именно с вами поговорить о Васе, - нежно заговорила директриса. Была она немолодая, строго оформленная женщина. Широкие очки в черной оправе идеально дополняли туго натянутое на затылок лицо, которое заканчивалось собранными в беличий хвост волосами. Строгость костюма шло ее круглому женскому телу с закостеневшей осанкой пианистки, и губам тонким, полными безразличия ко всему человеческому.
- У Васи в последнее время плохо с успеваемостью, - открыла она толстый широкий журнал когтистыми сухими пальцами с черным лаком на ноготках. - Прошлую четверть он учился намного лучше. Сегодня я хотела бы понять, что мешает, Вася, тебе относиться чуточку серьезнее к твоему обучению в нашей школе. Игорь Иванович, вы помогаете сыну с уроками? Проверяете домашнее задание?
- Конечно. Либо я, либо жена. Всегда, - Игорь чувствовал себя неуютно в кабинете директора. Он мог стойко выносить разносы своих начальников, командиров, но оказываясь в школе, его будто сковывала та самая подлая цепь отчаяния, которая знакома всем клиентам дознавательского кабинета, всем преступникам, прошедшем через его чугунные ухваты.
- Вася, скажи нам, тебе что-то или может быть кто-то дома, из класса мешает учиться? - перекинулась с отца на сына директриса.
- Нет, - скучно пробубнил школьник, разглядывая центр земного шара, который предположительно был где-то под столом.
- Видите, - призывала директриса отца поглядеть на удивительного ребенка. - Никогда ни слово не скажет. А потом у нас возникают конфликты с учителями. Да, Вася? Мы поднимаем руку на взрослого человека. Не просто человека, на своего учителя. Вам Вася рассказал о своем вчерашнем поступке?
- Рассказал.
- У нас, скажу вам, такого раньше не было. Не стану врать, что все в школе у нас спокойные, послушные дети. Есть и хулиганы. Да, есть. Мы с ними работаем. С ними работает психолог. Но чтобы ученик ударил своего преподавателя прямо на уроке. Такой дикости у нас еще не было.
- А вы знаете, почему он это сделал?
- Знаю. А вы?
- Я? Я не знаю.
- Разве ваш сын вам ничего не рассказал? А впрочем, ничего удивительного, - она скривила и без того кривые губки, набрала быстро короткий номер и вызвала по телефону преподавателя в кабинет. - Сейчас он сам все расскажет... Это плохо, Игорь Иванович, что ваш сын с вами ничем не делится. Это говорит о том, что вы очень далеки друг от друга. Вы ведь в милиции работаете, насколько я знаю?
- В федеральном розыске.
- Значит, тем более вы должны знать хорошо, что такое воспитание, как важно поддерживать связь между воспитуемым и воспитателем. Вы должны своим примером показывать сыну пример. Вы брали сына на работу хоть раз?