Аннотация: С Димкой было интересно. Он, по сравнению со мной, много чего знал. Был свободолюбивым провокатором и подбивал наш класс на какие ни будь митинги и протесты. Например, против урока, который нам не нравился. Однажды, когда мы в пятом классе в очередной раз вместо занятий, пололи бесконечно длинные гряды сахарной свёклы, Шишов спросил: - А знаете, что делали рабы на сахарных плантациях, когда надсмотрщики их не видели?
ДРУГ МОЙ ДИМКА
Учиться в первом классе было интересно. Только одно обстоятельство портило мне жизнь - почерк. Взрослым он почему-то не нравился, и я была одной из тех, кто дольше всех писал карандашом. А когда, наконец, разрешили перейти на ручку, то мама завела большую толстую тетрадь, в которую заставляла меня переписывать рассказы А. П. Чехова. Не знаю, возможно, благодаря именно этому через двадцать с лишним лет, я написала повесть, но то, что мой почерк с тех пор лучше не стал - факт. Да и к Антону Павловичу, не смотря на его огромный талант, стала относиться как-то с прохладцей.
Во втором классе, когда наша семья переехала в другой город, моя новая учительница сказала, что буквы нужно "выравнивать". Мне же собственные каракули казались вполне приличными. Я их свободно читала, в то время как в письмах взрослых кроме фразы "Здравствуйте, мои дорогие!", ничего разобрать не могла. И у кого после этого плохой почерк?
В этом классе учился круглый отличник Димка Шишов. Умный, начитанный мальчик. Жил в квартале от нас. Поначалу я на него внимания не обращала - этакий пухленький увалень. На переменах не носился вместе со всеми, как угорелый, а сидел за своей партой, раскрыв тетрадь или книжку.
Однажды, скача на одной ноге мимо его стола, я за что-то зацепилась и чуть не грохнулась на пол. Успев ухватиться за стул, я случайно заглянула к нему через плечо, и просто остолбенела. Димка, склонившись над тетрадкой, не просто писал, а точно бусины на нитку, нанизывал буквы на линеечки. Не отрываясь, я стала следить за кончиком его ручки и вдруг поняла, за что меня так ругали взрослые.
На меня это произвело такое впечатление, что я тоже попыталась выводить буквы, как и он. Но старания хватило не надолго. Димка стал для меня в этом деле авторитетом, а я перестала всем доказывать, что пишу хорошо.
Не помню точно, по этой причине, или по какой-то другой, но вскоре мы подружились. У него было отличное чувство юмора. После уроков мы частенько "провожали" друг друга. Подолгу стояли то у одной, то у другой калитки, рассказывали по очереди анекдоты и хохотали.
С Димкой было интересно. Он, по сравнению со мной, много чего знал. Был свободолюбивым провокатором и подбивал наш класс на какие ни будь митинги и протесты. Например, против урока, который нам не нравился. Однажды, когда мы в пятом классе в очередной раз вместо занятий, пололи бесконечно длинные гряды сахарной свёклы, Шишов спросил:
- А знаете, что делали рабы на сахарных плантациях, когда надсмотрщики их не видели? Они молились: "Дай бог дождя, чтоб работать нельзя". Попробуем?
Мы тут же побросали тяпки, а Димка свою пристроил на земле торчком. Все встали на колени вокруг неё, и, смеясь, начали "молиться". Дождь пошёл не сразу, а только на следующий день, и с шутливой молитвой мы это происшествие никак не связали.
Была ещё история (я о ней узнала через много лет). Из девяти месяцев учебного года мы занимались от силы пять, а всё остальное время работали на бескрайних полях Южного Казахстана. Тогда наш правдолюб написал письмо в ООН "Об эксплуатации в СССР детского труда" (хотя, платили нам за этот труд вполне прилично). На почте (слава, Богу) работали нормальные люди, которые прочитали этот "крик души", посмеялись и просто вернули его Димкиным родителям.
Как-то мой друг пришёл с чертежами. Глаза у него восторженно горели:
- Мы с папой будем строить яхту!
На девочку, выросшую в горах и степи, и незнающую, что такое яхта, это не произвело должного впечатления. Но, из вежливости, я за Димку всё-таки порадовалась и заглянула в бумаги. Там было изображено что-то напоминающее лодку.
- Отвезём её на Балхаш, а может даже на Балтийское море. Будешь у нас коком?
Тогда я всё поняла, решила, что предложение интересное и согласилась, при этом, совершенно не умея плавать и боясь глубины.
Не знаю, был ли у нас с Димкой хоть один шанс на осуществление этой затеи?
Вскоре наша семья вновь переехала. Мы поселились в хорошеньком маленьком городке, километрах в ста от Москвы. С подругами из Казахстана я ещё какое-то время поддерживала связь, узнавая из их писем новости.
После десятого класса я поехала поступать в столичный вуз. Компания на абитуре у нас подобралась развесёлая. В перерывах между экзаменами мы мотались по Москве. И вот, на выходе из метро, я почти сталкиваюсь с высоким, стройным парнем-симпатягой, и вдруг понимаю, что это Шишов!
- Димка!
- Томка!
- Вот это номер! Ты как здесь?
- Поступаю. А ты?
- Я тоже. Осталось два экзамена сдать. Сейчас отдыхаем.
- А я к репетитору.
- Ладно, свидимся. Пока. Удачи.
- Тебе тоже удачи.
И разбежались в разные стороны. Не знаю, почему я решила, что мы ещё непременно встретимся? Почему не взяла у него адрес? Почему не дала свой? Возможно из-за того, что всё это произошло слишком неожиданно. Меня торопили ребята, он спешил на занятия. Но с тех пор жизнь нас больше не сводила.
Как я потом узнала от подруг, тем летом он не поступил и уехал в Прибалтику. Там устроился работать журналистом и учился заочно.
Забавно, но через много лет, нежданно-негаданно, я тоже стала корреспондентом.
Не знаю, как дальше сложилась его судьба. Очень хочется верить, что всё у него замечательно - есть любимая работа, дружная семья и возможно даже яхта.