Глава 4 Продолжение истории священника (Тайные хайвеи)
Глава 5 История Серого Дика
Глава 6 История деда
Глава 7 Ночная сцена, голод
Глава 8 Магазин Тука: ненайденная дверь
Глава 9 Завершение истории священника (Ненайденная дверь)
ЧАСТЬ 3 ВОЛКИ
Глава 1 Секреты
Глава 2 «Доган», часть 1
Глава 3 «Доган», часть 2
Глава 4 Дудочник в пестром
Глава 5 Собрание
Глава 6 Перед бурей
Глава 7 Волки
ЭПИЛОГ ПЕЩЕРА ДВЕРИ
ОТ АВТОРА
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Песнь Сюзанны
Строфа 1. Крушение луча
Строфа 2. Стойкость магии
Строфа 3. Труди и Миа
Строфа 4. «Доган» Сюзанны
Строфа 5. Черепаха
Строфа 6. Галерея в замке
Строфа 7. Засада
Строфа 8. Перекидывание мячей
Строфа 9. Эдди прикусывает язык
Строфа 10. Сюзанна-Миа, раздвоенная девочка моя
Строфа 11. Писатель
Строфа 12. Джейк и Каллагэн
Строфа 13. Хайл, Миа, хайл, Мать
Кода: Страницы из дневника автора
Стивен Кинг
Темная Башня. Том 3
Волки Кальи
Эта книга посвящается Френку Мюллеру, который слышит голоса в моей голове.
Краткое содержание предыдущих книг
«Волки Кальи[1]» — пятая книга долгого повествования, навеянного поэмой Роберта Браунинга «Чайлд Роланд к Темной Башне пришел». Шестая книга, «Песнь Сюзанны», будет опубликована в 2004 г. Седьмая и последняя — «Темная башня», в том же году, но позже.
В первой книге, «Стрелок», рассказывается, как Роланд Дискейн из Гилеада преследует и наконец настигает Уолтера, человека в черном, обманом завоевавшего дружбу отца Роланда, но на самом деле служившего Алому Королю из далекого-далекого Крайнего мира. Для Роланда настигнуть получеловека Уолтера — первый шаг на пути к Темной Башне. Добравшись до нее, он надеется остановить ускоряющееся разрушение Срединного мира и неуклонное уничтожение Лучей, а возможно, и повернуть эти процессы вспять.
Темная Башня — навязчивая идея Роланда, его чаша Грааля, на момент нашей встречи с ним он и живет только потому, что хочет ее найти. Мы узнаем, что Мортен пытался, когда Роланд был еще подростком, устроить все так, чтобы его в бесчестии «изгнали на запад», стремился убрать эту крупную фигуру с доски большой игры, но Роланд, однако, рушит планы Мортена, главным образом, благодаря удачному выбору оружия в испытании на право зваться мужчиной.
Стивен Дискейн, отец Роланда, посылает сына и двух его друзей (Катберта Олгуда и Алена Джонса) в прибрежный феод Меджис в основном потому, что там до него не мог дотянуться Уолтер. В этом маленьком феоде Роланд влюбляется в Сюзан Дельгадо, которая прогневала ведьму. Риа с Кооса завидует красоте Сюзан, она особенно страшна, потому что владеет одним из хрустальных шаров, известных как Радуга Мэрлина, или Магические кристаллы. Этих шаров тринадцать, и самый могущественный и опасный из них — Черный Тринадцатый. Многое случается с Роландом и его друзьями в Меджисе, и хотя им удается спастись (и даже прихватить с собой Розовый шар), Сюзан Дельгадо, красивая девушка в окне, погибает: ее сжигают на костре. Об этом рассказывается в четвертой книге — «Колдун и кристалл». Подзаголовок этого романа: «ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ».
Из цикла книг о Темной Башне мы узнаем, что мир стрелка прочно, пусть и непостижимым образом, связан с нашим миром. Первая из этих связей обнаруживается, когда Джейк, мальчик из Нью-Йорка 1977 г., встречается с Роландом на станции заброшенной дороги через много лет после смерти Сюзан Дельгадо. Между миром Роланда и нашим существуют двери, и одна из них — смерть. Джейк обнаруживает себя на заброшенной станции, после того как на Сорок третьей улице его сталкивают с тротуара под колеса автомобиля и он гибнет. За рулем автомобиля был некий Энрико Балазар. Толкал мальчика маньяк-убийца по имени Джек Морт, представитель Уолтера на нью-йоркском уровне Темной Башни.
Прежде чем Роланд и Джейк настигают Уолтера, Джейк гибнет снова… на этот раз потому, что стрелок, поставленный перед мучительным выбором, — символический сын, или Темная Башня, выбирает Башню. И последние слова Джейка перед падением в пропасть: «Тогда иди… есть и другие миры, кроме этого».
В решающей схватке Роланд и Уолтер сходятся на берегу Западного моря. В ночь долгих переговоров человек в черном предсказывает будущее Роланда с помощью необычных карт Таро. Особое внимание Роланда привлекают три карты: Узник, Госпожа теней и Смерть («но не твоя, стрелок»).
Действие романа «Извлечение троих» (подзаголовок: «ВОЗРОЖДЕНИЕ») начинается на берегу Западного моря, вскоре после того, как Роланд приходит в себя после схватки с Уолтером. На обессиленного стрелка нападает стая плотоядных ползучих чудовищ, омароподобных тварей, и, прежде чем стрелок успевает ретироваться, они наносят ему тяжелые раны. Стрелок теряет два пальца на правой руке. Кроме того, в раны попадает яд. Роланд продолжает свой путь вдоль Западного моря. Он слабеет… возможно, умирает.
Ему встречаются три двери, стоящие прямо на берегу. Все открываются в Нью-Йорк нашего мира, но в разные времена. Из 1987 г. Роланд «извлекает» Эдди Дина, наркомана, подсевшего на героин. Из 1964 г. — Одетту Сюзанну Холмс, женщину-калеку, которой в подземке до колен отрезало ноги: маньяк Джек Морт толкнул ее под приближающийся поезд. Одетта действительно Госпожа теней, в ее мозгу прячется еще одна злобная личность. Эта прячущаяся женщина, агрессивная и коварная Детта Уокер, стремится убить Роланда и Эдди после того, как стрелок перетаскивает ее в Срединный мир.
Роланд думает, что он, возможно, уже «извлек» троих — Эдди и Одетту, поскольку в Одетте «живут» два человека, однако когда Одетта и Детта сливаются в Сюзанну (во многом благодаря любви и отваге Эдди), стрелок понимает, что его предположение ошибочно. Знает он и другое: его мучают мысли о Джейке, мальчике, говорившем перед самой смертью о других мирах.
Роман «Бесплодные земли» (подзаголовок «ИСКУПЛЕНИЕ») начинается с парадокса: для Роланда Джейк одновременно и жив, и мертв. В Нью-Йорке конца 1970-х годов Джейка Чемберза гложет тот же вопрос: жив он или мертв? Какой он на самом деле? Убив громадного медведя, Миа (так звали его древние, боявшиеся его), или Шардика (так назвали его Великие древние, создавшие медведя, который на поверку оказался киборгом), Роланд, Эдди и Сюзанна идут по следу чудовища и находят Тропу Луча, известную как Шардик-Матурин или Медведь-Черепаха. Когда-то таких Лучей было шесть, они проходили между порталами, или вратами, возведенными на границе Срединного мира. В точке пересечения Лучей, в центре мира Роланда, и стоит Темная Башня, связующее звено всех времен и миров.
К этому времени Эдди и Сюзанна более не пленники мира Роланда. Любящие друг друга, сами уже почти стрелки, они становятся полноправными участниками поисков Темной Башни и по своей воле следуют за Роландом, последним стрелком, по Дороге Шардика, Пути Матурин.
В говорящем круге, неподалеку от Врат Медведя, время тает, парадокс самоустраняется и появляется третий «извлеченный». Джейк возвращается в Срединный мир по завершении опасного обряда, когда все четверо, Джейк, Эдди, Сюзанна и Роланд, вспоминают лица своих отцов и вновь знакомятся друг с другом. Вскоре после этого квартет становится квинтетом: Джейк находит себе нового друга, ушастика-путаника, зверька, похожего на помесь енота с сурком, а заодно немножечко с таксой, обладающего зачатками человеческой речи. Джейк называет нового друга Ыш.
Путь приводит пилигримов в Лад, полуразрушенный город с бесконечным конфликтом между деградирующими потомками двух враждующих группировок. По дороге к Ладу они попадают в крошечный городок, Речной Перекресток, где встречают нескольких стариков, выживших из давних времен. Эти прямые потомки Древних людей признают в Роланде пришельца из далекого прошлого, существовавшего до того, как сдвинулся мир, с почетом принимают и стрелка, и его спутников. Старики также рассказывают им о монорельсовом поезде, который до сих пор курсирует из Лада в Бесплодные земли, вдоль Тропы Луча, к Темной Башне.
Джейк напуган этими новостями, но не удивлен. Перед тем как перенестись из Нью-Йорка в Срединный мир, он купил две книги в магазине, принадлежащем некоему Келвину Тауэру. Одна из них — книга загадок с вырванными ответами. Вторая — «Чарли Чу-Чу», детская история о поезде, в которой явственно слышатся отголоски Срединного мира. Ведь слово «чар» означает «смерть» на Высоком Слоге, языке, на котором Роланд говорил в Гилеаде.
Тетушка Талита, матриарх Речного Перекрестка, дарит Роланду нательный серебряный крестик, и путники отправляются дальше. Когда они переходят реку Сенд по дышащему на ладан мосту, Джейка похищает Гашер, умирающий (но очень опасный) бандит. Своего юного пленника Гашер утаскивает под землю, приводит к Тик-Таку, главарю банды седых.
Пока Роланд и Ыш разыскивают Джейка, Эдди и Сюзанна находят Колыбель Лада, ангар, где бодрствует тот самый монорельсовый поезд, о котором говорили старики в Речном Перекрестке. Блейн Моно — последний наземный компонент огромного компьютерного комплекса, расположенного под городом Лад. Блейн обещает отвезти путешественников на конечную станцию монорельсовой дороги… если они загадают ему загадку, которую он не сможет разгадать. В противном случае, говорит Блейн, поездка закончится их смертью.
Роланд спасает Джейка, оставляя Тик-Така умирать, но Эндрю Шустрому удается избежать смерти. Полуослепшего, с жуткой раной на лице, его спасает Ричард Фаннин, который также называет себя Незнакомцем Вне Времени. Фаннин — демон, о котором предупреждал Роланда Уолтер.
Из умирающего города Лада путешественники уезжают на монорельсовом поезде. Тот факт, что мозговой центр, управляющий поездом, — компьютер, расстояние от которого все увеличивается и увеличивается, не имеет ровно никакого значения. Розовая пуля несется по едва держащемуся на опорах рельсу со скоростью, превышающей восемьсот миль в час. Их единственный шанс выжить — загадать Блейну загадку, на которую компьютер не сможет найти ответ.
В первой части романа «Колдун и кристалл» Эдди загадывает компьютеру такую загадку, уничтожает Блейна уникальным оружием человека: алогичностью. Монорельсовый поезд останавливается на станции города, который в этом мире является аналогом города Топика, штат Канзас, нашего мира. Все население города уничтожила болезнь, прозванная «супергриппом». Ка-тет Роланда продолжает свой путь по Тропе Луча (теперь она трансформируется в апокалиптическую версию автострады 70) и видит тревожные надписи. «ДА ЗДРАВСТВУЕТ АЛЫЙ КОРОЛЬ[2]» — гласит одна. «БЕРЕГИСЬ ХОДЯЧЕГО ТРУПА» — предупреждает другая. И, как поймут проницательные читатели[3], имя у Ходячего Трупа очень уж созвучно с Ричардом Фаннином.
Рассказав своим друзьям историю Сюзан Дельгадо, Роланд вместе с ними подходит к дворцу из зеленого стекла, построенному поперек А-70, дворцу, напоминающему тот, что увидела Дороти Гейл в книге «Волшебник страны Оз». Но в тронном зале дворца они находят не Оза Великого и Ужасного, а Тик-Така, последнего беглеца из Лада. Со смертью Тик-Така на сцену выходит настоящий Колдун. Давний заклятый враг Роланда Мортен Броудклоук, известный в некоторых мирах как Рэндалл Флегг, в других как Ричард Фаннин, в третьих как Джон Фарсон (Добрый Человек). Роланду и его друзьям не удается убить этого Мортена Броудклоука, который в последний раз просит их прекратить поиски Темной Башни («В меня он не выстрелит, старина. Ни на что, кроме осечки, не рассчитывай»), но они заставляют его бежать.
После того как странники еще раз заглядывают в Магический кристалл и узнают ужасное: Роланд из Гилеада убил свою мать, решив, что это ведьма Риа, они опять переносятся в Срединный мир, на Тропу Луча. Продолжают путь к намеченной цели, и мы встретимся с ними на первых страницах романа «Волки Кальи».
«Краткое содержание» никоим образом не может служить адекватной заменой первых четырех книг цикла «Темная башня». Если вы не прочитали их до того, как взяли в руки эту книгу, убедительно прошу вас это сделать или отложить роман «Волки Кальи» в сторону. Эти книги — части одного долгого повествования, и лучше прочитать его от начала до конца, чем начинать с середины.
«Мистер, наше дело — свинец»
Стив Маккуин в «Великолепной семерке»
«Сначала улыбка, потом ложь.
На конце — выстрелы».
Роланд Дискейн из Гилеада
Кровь одна и та же в жилах
наших течет.
Гляну в зеркало и вижу,
Там твое лицо встает.
Дай же руку,
И вперед. Свобода нас ждет,
Мальчик мой странник.
Родни Кроуэлл
Сопротивление 19-ти
Пролог
Рунт[4]
1
Тиана облагодетельствовали (пусть и редко кто из фермеров употреблял такое слово) тремя участками земли: Речным полем, на котором его семья выращивала рис с незапамятных времен, Придорожным полем, где поколения Джеффордсов долгие годы сажали свеклу, тыкву и пшеницу, и Сучьим сыном, неблагодарным участком земли, богатым только камнями, мозолями и несбывшимися надеждами. Тиан был не первым Джеффордсом, решившим добиться какой-то отдачи от двадцати акров земли, расположенных за жилищем. Его дед, в остальном совершенно нормальный человек, пребывал в убеждении, что на Сучьем сыне можно найти золото. Мать Тиана верила, что участок годится для выращивания порина — пряности, стоившей немалых денег. Тиан же зациклился на мадригале. Разумеется, на Сучьем сыне мог расти мадригал. Должен расти. Он уже приобрел тысячу семян (и обошлись они ему в кругленькую сумму), которые теперь хранились под половицей в спальне. До посева следующей весной оставалось только одно: подготовить землю на Сучьем сыне. И задача эта была не из легких.
Клан Джеффордсов облагодетельствовали домашним скотом, в том числе тремя мулами, но только безумец мог попытаться использовать мула для вспашки Сучьего сына. Несчастная животина, на которую пал бы выбор, еще до полудня первого дня лежала на земле со сломанной ногой или до смерти зажаленная. Один из дядьев Тиана несколько лет назад лишь чудом избежал такой участи. Он прибежал к жилищу, крича во весь голос, преследуемый пчелами-мутантами с жалами в ноготь длиной.
Они нашли то гнездо (точнее, гнездо нашел Энди, которому любые пчелы нипочем) и сожгли его с помощью керосина, но ведь могли быть и другие. А еще были норы. Множество нор, а норы-то не сожжешь, не так ли? Нет, не сожжешь. Сучий сын находился, как говорили старики, на «шатающейся земле», и норы там числом не уступали камням, не говоря уже по крайней мере об одной пещере, выплевывающей отвратительный, дурно пахнущий воздух. Кто знал, какие демоны и злые духи обитали в ее черных глубинах?
Самые опасные норы находились не там, где их мог увидеть человек или мул. И не думайте, сэй, ни в коем разе. Ноголомы всегда скрывались под островком сорняков или в высокой траве. Если мул наступал на нору, раздавался хруст, словно сломалась ветка в лесу, а через мгновение он уже лежал на боку, ощерив зубы, выкатив глаза, ржал в агонии; не оставалось ничего другого, как избавить его от страданий. А домашний скот в Калья Брин Стерджис берегли и ценили, хотя он и не отличался породой.
Поэтому Тиан запряг в плуг сестру. Почему нет? Тиа была рунтом, следовательно, ни для чего другого практически не годилась. Девушка крупная, как все рунты, она и не возражала. Человек-Иисус любил ее. Старик сделал ей Иисус-дерево, он называл его распятием, и она всегда носила его. Вот и теперь оно болталось взад-вперед, из стороны в сторону, ударяя по потной коже, когда она с силой тянула плуг за собой.
Плуг крепился к ее плечам кожаной упряжью, а позади, вцепившись в железные рукоятки, пыхтел Тиан, вжимая лемех в землю и стараясь не споткнуться об отвалы. Полная Земля подходила к концу, но на Сучьем сыне было жарко, как в разгар лета. Комбинезон Тиа потемнел и промок от пота и плотно облегал ее длинные мясистые бедра. Всякий раз, когда Тиан вскидывал голову, чтобы отбросить волосы, падавшие на глаза, во все стороны летели брызги пота.
— Осторожнее, сука! — крикнул он. — Ты тащишь плуг на валун, который может его сломать. Или ты слепая?
Не слепая, не глухая — всего лишь рунт. Она потянула влево, и сильно. Тиана рвануло следом, и он ударился голенью о большой камень, которого не видел и который, вот уж чудо, не задел плуг. Чувствуя, как первые теплые струйки потекли по лодыжке, Тиан задался вопросом: ну почему Джеффордсов постоянно тянет сюда, к Сучьему сыну? В глубине души он понимал, что толку от посадки мадригала будет не больше, чем от порина, расти тут могла только бес-трава. Если б он захотел, мог бы засадить этой дрянью все двадцать акров. Да только первейшая задача фермера на Новую Землю заключалась, чтобы выдернуть все ее всходы. Она…
Плуг дернуло вправо, потом рвануло вперед с такой силой, что руки Тиана едва не вывернулись из плечевых суставов.
— Эй! — прорычал он. — Полегче, девочка! Если ты мне их оторвешь, заново они не вырастут!
Тиа подняла широкое потное тупое лицо к небу с нависшими над землей облаками и расхохоталась. Человек-Иисус, даже смехом она напоминала осла. И тем не менее это был смех, человеческий смех. Она понимала смысл его слов или реагировала только на интонации? Рунты вообще что-нибудь…
— Добрый день, сэй, — раздался над ухом громкий, начисто лишенный эмоций голос. Его владелец полностью проигнорировал испуганный вскрик, который издал Тиан. — Приятных тебе дней, и пусть долго длятся они на земле. Я вернулся из долгих странствий и теперь к твоим услугам.
Тиан обернулся, увидел стоящего за спиной Энди, все его семь футов, и едва не упал, потому что его сестра вновь шагнула вперед. Ремни хомута вырвались из его рук и обвились вокруг шеи. Тиа, ничего не замечая, сделала еще шаг — у Тиана перехватило дыхание. Энди наблюдал за происходящим с обычной широченной и бессмысленной улыбкой.
Еще шаг, и Тиана сшибло с ног. Копчиком он приземлился на камень, но хотя бы получил возможность дышать. Во всяком случае, на мгновение. Поганое несчастливое поле! Всегда таким было! И всегда будет!
Тиан ухватился за кожаный ремень до того, как он вновь затянулся на шее, и закричал: «Стой, сука! Стой, если не хочешь, чтобы я оторвал твои здоровенные и бесполезные сиськи!»
Тиа тут же остановилась и оглянулась, чтобы посмотреть, с чего столько шума. Ее улыбка стала еще шире. Она подняла мускулистую руку, блестевшую от пота, указала на семифутовую фигуру.
— Энди! — сказала она. — Энди пришел!
— Я не слепой, — пробурчал Тиан и поднялся, потирая задницу. Там у него тоже пошла кровь? Добрый Человек-Иисус, он полагал, что да.
— Добрый день, сэй, — поздоровался с ней Энди, три раза постучал по металлической шее тремя металлическими пальцами. — Длинных дней и приятных ночей.
Хотя Тиа тысячу, а то и более раз слышала стандартный ответ: «И пусть твои продлятся в два раза дольше», — она смогла лишь поднять к небу широкое лицо идиотки и рассмеяться ослиным смехом. Тиан почувствовал щемящую боль, не в руках, не в пораненной ноге, не в ушибленном заде, а в сердце. Он смутно помнил Тиа маленькой девочкой, красивой, шустрой, как стрекоза, умной, сообразительной. А теперь…
Но прежде чем эта мысль окончательно сформировалась, у него возникло дурное предчувствие. И сердце упало. «Что-то случилось, пока я здесь пахал, — подумал Тиан. — Неужто пришло то самое время, хуже которого не бывает?» Пора ведь. Давно пора.
— Энди. — Он повернулся к роботу.
— Да! — Энди улыбался. — Энди твой друг! Вернулся из дальних странствий и к твоим услугам. Хочешь услышать свой гороскоп, сэй Тиан? Сейчас Полная Земля. Луна красная, и в Срединном мире такая луна называется Охотничьей. К тебе придет в гости друг! В делах будет сопутствовать удача! У тебя возникнут две идеи, одна хорошая и одна плохая…
— Плохая заключалась в том, что я решил вспахать это поле, — пробурчал Тиан. — О моем чертовом гороскопе забудь. Чего ты приперся сюда?
В улыбке Энди скорее всего не могла читаться тревога — в конце концов он был роботом, последним в Калья Брин Стерджис и на многие мили и колеса вокруг, но Тиану показалось, что он ее разглядел. Выглядел робот как ребенок-переросток, невообразимо высокий и невообразимо тощий. Руки и ноги серебрились. Голова напоминала стальной бочонок с электрическими глазами. Тело, обычный цилиндр, отливало золотом. На цилиндре, примерно в том месте, где у человека находится грудь, крепилась табличка:
СЕВЕРНЫЙ ЦЕНТР ПОЗИТРОНИКИ
ПРИ УЧАСТИИ
ПРОМЫШЛЕННОЙ КОМПАНИИ ЛаМЕРКА
ПРЕДСТАВЛЯЕТ
ЭНДИ
Назначение: ПОСЫЛЬНЫЙ (много других функций)
Серийный № DNF-44821-V-63
Почему и как эта глупая железяка выжила, хотя остальные роботы исчезли, и исчезли много поколений назад, Тиан не знал и не хотел знать. Энди постоянно мотался на Калье (но никогда не выходил за ее пределы), вышагивая на невероятно тонких серебристых ногах, все высматривал, иногда внутри него что-то щелкало, словно он набирал (а может, наоборот, стирал, кто знает) информацию. Он пел песни, распространял слухи и сплетни, не знающий устали ходок Энди, робот-посыльный; но больше всего ему нравилось сообщать каждому встречному его гороскоп, хотя все давно сошлись во мнении, что гороскопы эти очень уж далеки от действительности.
Но была у Энди еще одна функция, которая воспринималась очень серьезно.
— Почему ты пришел сюда, старый мешок, набитый гайками и болтами? Отвечай мне! Неужели Волки? Они идут из Тандерклепа?
Тиан снизу вверх смотрел на глупое улыбающееся металлическое лицо, пот на его коже превратился в ледяную корку. Он молился всем богам, чтобы железный человек ответил «нет», потом вновь предложил составить гороскоп, готов был даже спеть песню «На зеленом кукурузном поле», все двадцать или тридцать куплетов.
Но Энди, все так же улыбаясь, коротко ответил: «Да, сэй».
— Христос и Человек-Иисус, — вырвалось у Тиана (вроде бы Старик говорил ему, что это два названия одного и того же, но уточнять он не стал). — Как скоро?
— До их прибытия один лунный день, — ответил Энди, продолжая улыбаться.
— От полной до полной луны?
— Практически да, сэй.
Значит, тридцать плюс-минус один или два дня. Тридцать дней до прибытия Волков. И никакой надежды, что Энди ошибается. Никто не мог объяснить, каким образом Энди удается заранее узнавать о прибытии Волков из Тандерклепа, но он это знал. И никогда не ошибался.
— Будь ты проклят со своими плохими новостями! — воскликнул Тиан и пришел в ярость от дрожи в собственном голосе. — Какой от тебя прок?
— Я сожалею, что новости плохие, — ответил Энди. Внутри у него что-то защелкало, синие глаза заблестели ярче, он отступил на шаг. — Не хочешь выслушать свой гороскоп? Сейчас самый конец Полной Земли, когда особенно важно завершить все старые дела и встретиться с новыми людьми…
— Да пошел ты со своими пророчествами! — Тиан наклонился, поднял ком земли и бросил в робота. Камешек, прятавшийся в коме, звякнул, ударившись о металлический бок Энди. Тиа ахнула, потом начала плакать. Энди отступил еще на шаг, его тень длинной полосой двигалась по поверхности Сучьего сына. Но на лице по-прежнему оставалась ненавистная глупая улыбка.
— Как насчет песни? Я услышал очень забавную от Мэнни, далеко к северу от деревни. Она называется «Когда тебе грозит беда, надейся только на себя». — Где-то в чреве Энди зазвучала музыка. — Она начинается…
Пот градом катился по щекам Тиана, штаны, мокрые от пота, прилипли к бедрам. Запах его Тиан терпеть не мог. И Тиа ревела, обратив к небу глупое лицо. А этот идиот-посыльный намеревался исполнить ему какой-то псалом Мэнни.
— Помолчи, Энди. — Ему удалось произнести эти слова ровным голосом, пусть и сквозь стиснутые зубы.
— Сэй. — Робот согласился, замолчал.
Тиан подошел к ревущей сестре, обнял за плечи, вдохнув идущий от нее сильный (но не такой уж и неприятный) запах пота. Ничего противного, просто запах работы и покорности. Он вздохнул, потом начал поглаживать ее по руке.
— Прекрати, хватит орать, дуреха. — Реагировала она не на слова, а на тон, говорил он мягко, так что рыдания пошли на убыль. Бедро Тиа едва не доходило до грудной клетки Тиана (она возвышалась над ним на добрый фут), и любой незнакомец, проходивший мимо и остановившийся, чтобы взглянуть на них, изумился бы, отметив удивительную схожесть лиц и разительное несоответствие роста. Насчет схожести, впрочем, все было понятно: для близнецов это обычное дело.
Он окончательно успокоил сестру, перемежая добрые слова и ругательства: за годы, прошедшие с того дня, как она вернулась с востока рунтом, для Тиана Джеффордса первые не так уж отличались от вторых, и она перестала плакать. А когда по небу пролетела расти, как всегда, с отвратительными криками, Тиа вскинула руку, указывая на нее, и засмеялась.
Новое чувство стало подниматься в Тиане, столь для него нехарактерное, что поначалу он даже не понял, что с ним происходит.
— Это неправильно. — Он облек чувство в слова. — Нет, клянусь Человеком-Иисусом и всеми богами, это неправильно. — Он посмотрел на восток, где холмы уходили в громоздящуюся над горизонтом темноту, которая лишь отдаленно походила на облака. Там лежала граница Тандерклепа. — То, что они творят с нами, неправильно.
— Так ты точно не хочешь услышать свой гороскоп, сэй? Я вижу блестящие монеты и прекрасную черную даму.
— Черные дамы обойдутся без меня. — Тиан начал снимать упряжь с широких плеч сестры. — Я женат, и ты это прекрасно знаешь.
— У многих женатых мужчин есть подружки, — отметил Энди. Как показалось Тиану, с нотками самодовольства в голосе.
— Только не у тех, кто любит своих жен. — Тиан взвалил упряжь на плечо (он сделал ее сам, специально для сестры), повернулся, направился к жилищу. — И в любом случае не у фермеров. Покажи мне фермера, который может позволить себе подружку, и я поцелую тебя в твою блестящую задницу. Давай, Тиа. Ноги в руки и пошла.
— К жилищу? — спросила она.
— Совершенно верно.
— Ленч в жилище? — Она с надеждой посмотрела на него. — Картофель? — Пауза. — С подливой?
— Конечно, — кивнул Тиан. — Почему бы и нет?
Тиа испустила радостный вопль и побежала к дому. В бегущей Тиа было что-то завораживающее. Как однажды отметил их отец, незадолго до удара, после которого он покинул этот мир: «Умная или глупая, где еще увидишь в движении столько мяса?»
Тиан медленно двинулся следом, опустив голову, уставившись в землю, чтобы не угодить ногой в норы, которые его сестра обходила не глядя, словно какая-то ее часть точно знала, где они находятся. А странное новое чувство росло и крепло. Он, конечно, знал, что такое злость. Ее испытывал каждый фермер, терявший корову из-за молочной болезни или наблюдавший, как летний заряд града сбивает почти созревшую пшеницу, но злость, пожалуй, не могла тягаться с этим чувством. То была ярость, а вот ее-то Тиан ощущал впервые. Продолжал идти, так же медленно, с опущенной головой, крепко сжав кулаки. Не замечал, что Энди не отстает ни на шаг, пока робот не сказал: «Есть и другие новости, сэй. К северо-западу от деревни, на Тропе Луча, появились незнакомцы из Внешнего мира…
— На хрен Луч, на хрен незнакомцев, на хрен тебя с твоим вечно хорошим настроением, — рявкнул Тиан. — Отвяжись от меня, Энди.
Энди застыл на месте, окруженный валунами, сорняками и буграми Сучьего сына, неблагодарного участка земли, принадлежащего Джеффордсам. Защелкали реле под металлическим корпусом. Сверкнули глаза. И он решил пойти и поговорить со Стариком. Старик никогда не посылал его на хрен. Старик всегда с радостью выслушивал гороскоп.
И его всегда интересовали незнакомцы.
Энди пошел к деревне и церкви Непорочной Богоматери.
2
Залия Джеффордс не слышала, как муж и его сестра вернулись с Сучьего сына. Не слышала, как Тиа опускала голову в бочку с дождевой водой у амбара, а потом слизывала влагу с губ, словно лошадь. Залия находилась у южной стороны дома, развешивала выстиранное белье и приглядывала за детьми. Она не знала о возвращении Тиана, пока не увидела, что он выглядывает из окна кухни. Удивилась, что он вернулся так рано, и еще больше удивилась, заметив, какое у него лицо. Мертвенно-белое, если не считать двух пятен румянца на щеках и третьего, горящего на лбу, словно клеймо.
Она бросила прищепки, которые держала в руках, в корзину с бельем и направилась к дому.
— Куда идешь, ма? — тут же спросил Хеддон, а за ним эхом откликнулась Хедда: «Куда идешь, ма-ма?»
— Не ваше дело, — ответила Залия. — Приглядывайте за младшими.
— Почему-у-у-у? — завыла Хедда. Нытьем своим она уже достала мать. Ясно было, что очень скоро перегнет палку и получит крепкую оплеуху.
— Потому что вы — старшие.
— Но…
— Закрой рот, Хедда Джеффордс.
— Мы приглядим за ними, ма, — ответил Хеддон. Вот уж кто никогда с ней не спорил. Может, не такой умный, как сестра, но зато послушный. А ум в жизни это еще не все. Далеко не все. — Хочешь, чтобы мы развесили оставшееся белье?
— Хед-дон-н-н-н… — Это уже сестра. Опять завыла. Но времени на них у Залии не было. Она коротко посмотрела на остальных детей. Пятилетних Лаймана и Лию, двухлетнего Аарона. Аарон, голый, сидел в пыли и радостно стучал камнями. Он родился один, редкий случай, и как же ей завидовали женщины всей деревни! Потому что Аарону ничего не грозило. А вот остальные, Хеддон и Хедда, Лайман и Лиа…
Залия внезапно осознала, что могло означать появление Тиана в доме в разгаре дня. Она помолилась богам, попросила их, чтобы они такого не допустили, но, войдя в дом и увидев, как он смотрит на детей, поняла: случилось худшее.
— Скажи мне, что это не Волки. — Она вдруг осипла. — Скажи, что не они.
— Они. — Тиан вздохнул. — Будут здесь через тридцать дней, говорит Энди. От луны до луны. И в этом Энди никогда…
Прежде чем он продолжил, Залия Джеффордс прижала руки к вискам и пронзительно закричала. Во дворе Хедда аж подпрыгнула. И уже сорвалась с места, чтобы бежать в дом, но Хеддон удержал ее.
— Они не берут таких маленьких, как Лайман и Лиа, не так ли? — спросила она его. — С Хеддой и Хеддоном все понятно, но уж моих маленьких они не тронут? Им исполнится шесть только через полгода!
— Волки берут всех старше трех лет, и ты это знаешь, — ответил Тиан. Его пальцы сжимались в кулаки и разжимались. Новое чувство продолжало расти, то самое, более сильное, чем злость.
Залия смотрела на него, на щеках блестели слезы.
— Может, нам пора сказать «нет». — Тиан и сам не узнал собственного голоса, он не говорил — рычал.
— Да разве мы сможем? — прошептала Залия. — Да разве, во имя богов, мы посмеем?
— Не знаю, женщина, но, прошу тебя, подойди сюда.
Она подошла, бросив последний взгляд на своих пятерых детей, игравших во дворе, чтобы убедиться, что все на месте, что Волки их еще не забрали, и лишь потом пересекла гостиную. Дедушка сидел в кресле у потушенного камина, спал, склонив голову набок, из беззубого рта вытекала на подбородок струйка слюны.
Из этой комнаты окно выходило на сарай. Тиан протянул руку.
— Смотри, женщина. Ты хорошо их видишь?
Естественно, она видела. Сестра Тиана, ростом в шесть с половиной футов, скинула с плеч широкие лямки комбинезона, и ее здоровенные груди влажно блестели: она только что вымыла их в бочке с дождевой водой. В дверном проеме амбара стоял Залман, родной брат Залии. Почти семи футов, огромный, как лорд Перт, высокий, как Энди, с таким же тупым, как и у Тиа, лицом. У любого молодого парня, смотрящего в упор на молодую деваху с голыми сиськами, тут же раздуло бы штаны, но только не у Залмана. В штанах у него ничего не могло раздуться. Он был рунтом.
Залия повернулась к Тиану. Они смотрели друг на друга, мужчина и женщина, не рунты, но лишь потому, что так распорядился слепой случай. С той же степенью вероятности ситуация могла повториться с точностью до наоборот: Зал и Тиа стояли бы у окна, наблюдая за крупнотелыми и пустоголовыми Тианом и Залией.
— Разумеется, вижу, — ответила она. — Или ты думаешь, что я слепая?
— У тебя не возникало желания стать такой же, как они? — спросил он. — Чтобы никогда подобного не видеть?
Залия промолчала.
— Это неправильно, женщина. Неправильно. Никогда не было правильным.
— Но ведь с незапамятных времен…
— На хрен незапамятные времена! — воскликнул Тиан. — Они — дети! Наши дети!
— Так ты бы хотел, чтобы Волки сожгли Калью дотла? Оставили нас с перерезанными шеями и выпущенными глазами? Такое уже случалось. Ты знаешь.
Он знал, само собой. Но кто мог исправить неправильное, как не мужчины Кальи Брин Стерджис? Никакой власти, хотя бы шерифа, в этих краях не было. Они жили сами по себе. Даже в далеком прошлом, когда во Внутренних феодах царили свет и порядок. А потом начали приходить Волки и жизнь стала еще более странной. Как давно это началось? Сколько с тех пор сменилось поколений? Тиан не знал, но подозревал, что насчет незапамятных времен Залия погорячилась. Волки совершали набеги на пограничные деревни, когда дедушка был молодым, собственно, они увезли с собой его брата-близнеца, когда дети играли в пыли. «Они взяли его, потому что он был ближе, — рассказывал им дедушка (много раз). — Эл вышел из дома в тот день первым и оказался ближе к ним. Если бы первым вышел я, они бы взяли меня. Слава Богу, этого не случилось!» — Тут он целовал деревянное распятие, которое дал ему Старик, поднимал его к небу и хихикал.
Однако дед дедушки рассказывал тому, что в его время, то есть пять или шесть поколений назад, если Тиан не ошибался в расчетах, никакие Волки не появлялись из Тандерклепа на серых лошадях. Как-то Тиан спросил у старика: «В те времена тоже всегда рождались двойни? Что говорили старые люди в дни твоей молодости?» Дедушка долго думал, потом покачал головой. Он не помнил, чтобы старики такое говорили.
Залия озабоченно смотрела на мужа.
— Ты не в настроении, потому что провел все утро на Сучьем сыне. Успокойся.
— Как я могу успокоиться, если они скоро нагрянут и заберут наших детей?
— Но ты не собираешься сделать что-нибудь глупое, не так ли, Ти? Что-нибудь глупое и в одиночку?
— Нет, — ответил он.
Без малейшей запинки. «Он уже начал строить планы», — подумала Залия, и у нее затеплилась надежда. Конечно, Тиан ничего не мог противопоставить Волкам, никто из них не мог, но он был далеко не дурак. В фермерской деревне, где у большинства мужчин хватало ума лишь на то, чтобы пахать, сеять да убирать урожай, Тиан разительно отличался от остальных. Он мог написать свое имя. Он мог написать: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЗАЛЛИ». Этим, собственно, он и завоевал ее сердце, хотя она не могла прочитать написанное в пыли. Он мог складывать числа, мог перечислять их, идя от большего к меньшему, что, по его словам, куда сложнее. Так, может…
Какая-то ее часть не хотела доводить эту мысль до логического завершения. И однако, когда она подумала о Хедде и Хеддоне, Лии и Лаймане, другая часть начала надеяться на лучшее.
— И что ты задумал?
— Хочу созвать общее собрание. Пошлю перышко.
— Они придут?
— После того как новость облетит Калью, придут все мужчины. Мы все обговорим. Может, на этот раз они решатся вступить в бой. Может, захотят сразиться за своих детей.
Сзади раздался старческий голос:
— Глупая это затея.
Тиан и Залия обернулись к старику. Тот смотрел на них.
— Почему ты так сказал, дедушка? — спросил Тиан.
— Расходясь с такого собрания, как ты планируешь, мужчины, если пьяные, могут сжечь половину страны, — ответил старик. — А трезвые… — Он покачал головой. — Ты не сдвинешь их с места.
— Я думаю, на этот раз ты ошибаешься, дедушка, — стоял на своем Тиан, и Залия почувствовала, как ужас сжимает сердце. Однако огонек надежды не желал гаснуть.
3
Ворчания бы поубавилось, если б Тиан назначил собрание на вечер следующего дня, но он этого не сделал, полагая, что времени у них осталось так мало, что нельзя терять даже один день. И когда он послал Хедду и Хеддона с перышком, они пришли. Как он и рассчитывал.
Зал собраний Кальи находился в дальнем конце Главной улицы, за магазином Тука, рядом с Павильоном, темным и пыльным в конце лета. При обычном раскладе скоро женщины начали бы его украшать, готовясь к празднику Жатвы, хотя в принципе праздник этот никогда не отмечался в Калье с размахом. Детям нравилось смотреть, как соломенные чучела бросают в костер, некоторым смельчакам удавалось урвать свою долю поцелуев, но на том все и заканчивалось. Народ, возможно, и гулял в Срединном и Внутреннем мирах, но не здесь. Здесь людей занимали более серьезные проблемы, чем праздник Жатвы.
Такие проблемы, как Волки.
Некоторые из мужчин, с процветающих ферм на западе и трех ранчо на юге, приехали на лошадях. Эйзенхарт с «Рокинг Би» даже прихватил с собой винтовку, а грудь его крест-накрест перепоясывали патронташи (Тиан Джеффордс, правда, сомневался, что от патронов будет какой-то толк и что из древней винтовки можно стрелять, хотя некоторые таки стреляли). Делегация Мэнни приехала на телеге, запряженной двумя меринами-мутантами: один трехглазый, второй — с большущим розовым наростом на спине. Но в большинстве своем мужчины Кальи приезжали на ослах или волах, одетые в белые штаны и цветастые рубашки. Тычком мозолистого большого пальца они отбрасывали сомбреро на спину, где его удерживали завязки на шее, входили в зал, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, рассаживались по скамьям из некрашеной сосны. В отсутствие женщин и рунтов мужчины заполнили менее тридцати из девяноста скамей. Некоторые переговаривались друг с другом. Никто не смеялся.
Тиан стоял у дверей с перышком в руке, наблюдая, как солнце скатывается к горизонту, как золото все гуще замешивается на багрянце. Когда его край коснулся земли, Тиан еще раз посмотрел на главную улицу. Пусто. Лишь три или четыре рунта сидели на ступенях магазина Тука. Все огромные и годящиеся лишь на то, чтобы ворочать камни. А вот мужчин он больше не увидел — ни пеших, ни на ослах, ни на лошадях. Глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, поднял глаза к небу.
— Человек-Иисус, я в тебя не верю, — сказал он. — Но если ты там, помоги мне. Замолви Богу словечко.
Потом вошел в Зал собраний и захлопнул двери, возможно, чуть громче, чем требовалось. Разговоры смолкли. Сто сорок мужчин, в основном фермеры, наблюдали, как он идет по проходу, в широких штанах, каждый шаг гулко отдается от деревянного пола. Он-то опасался, что перспектива выступить перед всеми мужчинами Кальи вгонит его в ужас, все-таки он — простой фермер, не артист или политик. Но подумал о своих детях, потом посмотрел на мужчин и понял, что без труда может выдержать их взгляды. Перышко в его руке не дрожало. Когда он заговорил, слова слетали с языка одно за другим, складываясь в четкие, связные предложения. Они могли не поддержать его, хотя он надеялся, что поддержат, что дедушка ошибается, но чувствовалось, что слушать они готовы.
— Вы знаете, кто я, — начал он. — Тиан Джеффордс, сын Люка, муж Залии Хуник. У нас пятеро детей, две пары близнецов и еще один сын.
По залу пробежал тихий шепот, возможно, люди говорил друг другу, какие же Тиан и Залия счастливые, что у них родился и единственный ребенок. Тиан подождал, пока вновь установится тишина.
— Я прожил в Калье всю жизнь. Я делил с вами свою судьбу, вы со мной — свою. А теперь прошу, чтобы вы выслушали меня.
— Мы говорим спасибо, сэй, — пробормотали они. Стандартный, нейтральный ответ, но и он воодушевил Тиана.
— Скоро придут Волки. Мне сообщил об этом Энди. Тридцать дней, от луны до луны, и они будут здесь.
Вновь бормотание. Тиан слышал в нем отчаяние и ярость, но не удивление. Когда дело касалось распространения новостей, Энди не было равных.
— Даже те из нас, кто умеет читать и писать, не могут ничего написать, потому что нет бумаги, — продолжил Тиан, — поэтому я не могу сказать с определенностью, когда они приходили в последний раз. Ничего не записывается, вы знаете, все передается из уст в уста, от стариков к молодым. Но я помню, что уже ходил в штанах, следовательно, прошло больше двадцати лет…
— Двадцать четыре, — крикнули из дальних рядов.
— Нет, двадцать три, — возразил кто-то из сидящих впереди. Мужчина поднялся. Рубен Каверра, пухлый, всегда улыбающийся толстячок. Но теперь улыбка исчезла с его лица, на нем отражалась только печаль. — Они взяли мою сестренку, Рут, так что можете мне поверить.
Вновь шепот, на этот раз выражающий согласие. Мужчины могли бы рассесться по всему залу, но предпочли сесть в тесноте, чтобы чувствовать плечо друг друга. Иной раз и в неудобстве есть свои плюсы, отметил про себя Тиан.
— Мы играли под большой сосной перед домом, когда они пришли, — продолжил Рубен. — С тех пор я каждый год оставлял на дереве зарубку. Даже после того, как ее привезли назад, продолжал оставлять. Сейчас их двадцать три, следовательно, прошло двадцать три года, — с этим он сел.
— Двадцать три или двадцать четыре, разницы нет, — вновь заговорил Тиан. — Те, кто был ребенком, когда Волки приходили в последний раз, стали взрослыми, у них самих уже появились дети. Неплохой урожай для этих мерзавцев. — Он помолчал, давая им возможность самим прийти к мысли, которую собирался озвучить. — Если мы позволим этому случиться, если мы позволим Волкам забрать наших детей в Тандерклеп и вернуть рунтами.
— Да что же мы можем сделать? — в отчаянии воскликнул кто-то из мужчин, сидящих в средних рядах. — Они же нелюди! — и по залу пробежал согласный шепот.
Поднялся один из Мэнни, в темно-синем плаще на худых плечах. Взгляд его мрачных глаз обежал сидящих. Они не были безумными, эти глаза, но Тиану показалось, что и здравомыслия в них немного.
— Выслушайте меня, прошу вас.
— Мы говорим спасибо, сэй, — ответили ему уважительно, но сдержанно. Появление Мэнни в деревне — явление редкое, а тут пришли целых восемь, толпа. Тиан радовался их приходу. Если у кого-то и возникали сомнения в серьезности ситуации, лучшего подтверждения, чем приход Мэнни, просто не могло быть.
Дверь Зала собраний открылась, и через порог переступил еще один мужчина. В длинном черном плаще. Со шрамом на лбу. Никто, включая Тиана, его появления не заметил. Все смотрели на Мэнни.
— Послушайте, что говорит Книга Мэнни: «Когда ангел смерти пролетел над Эйджипом, он убил первенца в каждом доме, дверь которого не была помазана кровью жертвенного барашка». Так говорит Книга.
— Да здравствует Книга, — воскликнули остальные Мэнни.
— Может, мы должны поступить так же, — продолжил Мэнни-оратор. Голос звучал спокойно, но на лбу яростно пульсировала жила. — Может, эти тридцать дней нам превратить в праздник для тех, кого могут увести, а потом усыпить их, чтобы они заснули вечным сном, и окропить землю их кровью. И пусть Волки увезут на восток трупы, если будет у них такое желание.