Сервис Роберт : другие произведения.

Сталин. Биография

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  Роберт Сервис
  СТАЛИН
  Биография
  
  
  Предисловие
  
  
  Франческо Бенвенути, Адель Биаги, Джеффри Хоскинг и Арфон Рис прочитали проект и, как уже много раз в прошлом, внесли неоценимые предложения. Катя Андреева (о Второй мировой войне), Дж &##246;рг Баберовски (о ‘национальном вопросе’), Йорам Горлицки (о годах после 1945), Марк Харрисон (о советской экономике), Джордж Хьюитт (о грузинском языке и культуре), Стивен Джонс (о грузинском марксизме и культуре), Джон Клир (о евреях) и Дэвид Пристленд (о 1930-х годах) прочитали несколько глав. Я также ценю советы по конкретным вопросам от Боба Аллена, Розамунд Бартлетт, Владимир Булдаков, Боб Дэвис, Норман Дэвис, Саймон Диксон, Ричард Эванс, Исраэль Гетцлер, Али Гранмайе, Ритта Хейно, Рональд Хингли, Владимир Какалия, Олег Хлевнюк, Владимир Козлов, Слава Лакоба, Мелвин Леффлер, Хью Лунги, Розалинд Марш, Клэр Мурадиан, Закро Мегрешвили, Саймон Себаг Монтефиоре, Сильвио Понс, Эл Рибер, Дэвид Сондерс, Гарри Шукман, Питер Стикленд, Мартин Стугарт, Рон Суни, Стив Уиткрофт, Джерри Уайт, Фейт Вигзелл и Джеки Уилкокс. Я благодарен Мэтью Хингли за создание компакт-диска с моими речами Сталина с частотой вращения 78 оборотов в минуту и Владимиру Какалии за подарок некоторых из этих дисков. Джорджина Морли, Кейт Харви и Питер Джеймс, со стороны редакции, неизменно помогали своими предложениями по улучшению. Я благодарен Хью Фримену, Джорджу Хьюитту, Рону Хиллу и Брайану Пирсу за то, что они обратили мое внимание на ошибки, которые были исправлены в этом издании в мягкой обложке.
  
  Книга была подготовлена в результате дискуссий в Институте российской истории Академии наук, Институте всемирной истории и Российском государственном архиве социально-политической истории, а совсем недавно было полезно обсудить вопрос о Сталине в Международном летнем университете близ Гагры в Абхазии и в Национальной библиотеке в Тбилиси. (Сталину, студенту близлежащей духовной семинарии в конце 1890-х годов, было запрещено пользоваться этой библиотекой.)
  
  Центр изучения России и Евразии Колледжа Святого Антония создал ни с чем не сравнимые условия для исследований. Мои коллеги Арчи Браун, Алекс Правда и Джеки Уилкокс постоянно давали советы и подбадривали. Я также извлек пользу из проводимых нашим Центром по понедельникам семинаров, на которых обсуждались несколько моих докладов, касающихся вопроса о Сталине. Библиотекари Оксфорда Джеки Уилкокс и Анджелина Гибсон присматривали за материалами, публикуемыми в России. Симон Себаг Монтефиоре великодушно поделился со мной своими заметками о неопубликованных мемуарах Кандиде Чарквиани. Хайнц-Дитрих Лöмы и Шон Морком раздобыли для меня другой материал. Лиана Хварчелия и Манана Гургулия, организаторы Абхазского летнего университета совместно с Рэйчел Клогг и Джонатаном Коэном из "Ресурсов примирения", обеспечили мне доступ на дачу Сталина на Холодной реке, Рэйчел Полонски - в квартиру Молотова в центре Москвы: моя благодарность всем им. Закро Мегрешвили помогал мне в получении и переводе грузинских политических мемуаров; Элин Хеллум перевела статью из шведской газеты на английский.
  
  Ряд влиятельных интерпретаций Сталина и его карьеры отличается поразительной однородностью по нескольким основным чертам, которые давно пора оспорить. Цель этой книги - показать, что Сталин был более динамичной и разнообразной фигурой, чем принято считать. Сталин был бюрократом и убийцей; он также был лидером, писателем и редактором, теоретиком (в некотором роде), немного поэтом (в молодости), поклонником искусства, семьянином и даже очаровашкой. Другая насущная причина написания этой биографии заключается в том, что двери российских архивов были приоткрыты с конца 1980-х годов. Трудности с доступом сохраняются, но теперь можно изучить многие пыльные уголки жизни и карьеры Сталина. Также появились документальные коллекции, которые еще не вошли во всеобъемлющую биографию. Историки и архивисты Российской Федерации, в частности, проделали значительную работу, которая еще предстоит широко обсудить.
  
  Жизнь Сталина поднимает вопросы исторического подхода. Большинство сообщений делятся на одну из двух категорий. Некоторые из них были сосредоточены на его личности, мотивах и влиянии их на политику и общество; другие освещают общую историю СССР и других стран и принимают как должное, что мы уже знаем большую часть того, что нам нужно о нем как личности. Ни одна из категорий не является адекватной сама по себе, и в следующих главах я предлагаю синтез. Таким образом, хотя изучение своеобразной личности Сталина жизненно важно, в равной степени необходимо проанализировать среду, в которой он вырос и политическое и иное давление, под которым он действовал. Рассказы также делятся на те, которые подчеркивают специфику данного периода, и те, которые выделяют более устойчивые факторы в его карьере и истории его партии. Эта книга призвана преодолеть эту искусственную дихотомию. Таким образом, хотя детальное расследование Большого террора необходимо, необходимо также рассмотрение всего комплекса обстоятельств, вызванных Октябрьской революцией (и, действительно, более ранними ситуациями). Цель состоит в том, чтобы свести воедино то, что обычно называют интенционализмом и структурализмом, а также объединить то, что можно назвать синхронным и диахроническим подходами.
  
  Несколько разделов книги были посвящены изучению записей из архивных файлов и недавних документальных коллекций: о детстве Сталина в Гори; о его образовании; о его ‘Кредо’ 1904 года; о его кампании вооруженных ограблений; о его пребывании в Сибири; о его деятельности в 1917 году, в Гражданской войне и в советско–польской войне; о политике 1922-1933 годов; о его браках; о его мотивах Большого террора; о его руководстве во Второй мировой войне; и о его речах и маневрах в 1952-1953 годах. В ходе этого процесса были обнаружены значительные фактические данные. Главы также переосмыслите некоторые важные аспекты его жизни: грузинское национальное происхождение; его культурное развитие; политический авторитет Сталина до, во время и вскоре после Октябрьской революции; разрыв с Лениным в 1922-3 годах; истоки и последствия Большого террора; странно обезличенный ‘культ’; стиль правления и ограничения его деспотической власти; и многогранность его политической карьеры. Заключительный момент заключается в том, что книга задумана как общее описание и анализ. С момента своего рождения в 1878 году и до своей смерти в 1953 году Сталин был человеческим землетрясением. Каждый выдающийся эпизод его жизни требует пристального внимания. Но также необходимо иметь в виду взаимосвязь его самого и его времени на протяжении долгого — в общем, слишком долгого —существования.
  
  Один личный опыт, полученный в ходе исследования, выделяется на фоне других. В декабре 1998 года я брал интервью у Киры Аллилуевой, племянницы Сталина, в ее квартире на севере Москвы для радиопрограммы, которую я готовил вместе с Шейлой Диллон из Би-би-си. Отказ Киры Аллилуевой быть озлобленной заключением ее дяди в тюрьму — и ее стремление к жизни и веселью — это яркое воспоминание. По этому случаю она подарила мне экземпляр стихотворений своего дяди. (Первые главы показывают, почему стихи Сталина важны для понимания его личности.) Это был первый раз, когда я встретил человека, близко знавшего Сталина. (Попытка в 1974 году взять интервью у Лазаря Кагановича, которого я заметил в московской библиотеке имени Ленина, натолкнулась на резкий отказ. Тем не менее, попробовать стоило.) Настойчивость Киры Аллилуевой в том, что все многочисленные стороны Сталина необходимо понять, прежде чем его можно будет постичь, является принципом, лежащим в основе этой книги.
  
  
  Оксфорд, июнь 2004
  
  
  
  Примечание о воспроизведениях
  
  
  Сталин много раз менял свое имя до Первой мировой войны и только в 1912 году начал постоянно называть себя Сталиным. В интересах ясности я называл его Джугашвили до 1912 года, а затем Сталиным, хотя многие знакомые знали его по прозвищам (Сосо, Сосело и Коба) и псевдонимам (включая Ивановича и нескольких других) как до, так и после этого года. И хотя при крещении его назвали Йосеб Джугашвили, я в основном использовал более знакомое имя Иосиф Джугашвили. Имена других грузин даны с помощью обычной транслитерации на английский, но без диакритических знаков. Территория к югу от Кавказского хребта представляет собой номенклатурную трудность. Чтобы подчеркнуть его внутреннюю значимость, особенно в первой части книги, я называю его Южным Кавказом, а не — как на русском географическом и административном языке — Закавказьем; исключением из этого правила являются официальные советские обозначения, такие как Закавказская федерация. Что касается транслитерации с русского, я использовал упрощенную версию системы Библиотеки Конгресса США с оговоркой, что концевые сноски даны в соответствии с полной системой. Даты приведены в соответствии с календарем, официально используемым в то время в России. Власти использовали юлианский календарь до 1918 года, когда перешли на григорианский.
  
  
  Карты
  
  
  
  
  1. Кавказ: Север и Юг в 1921 году
  
  
  2. Последняя ссылка Сталина, 1913-17
  
  
  
  3. Места, связанные с карьерой Сталина
  
  
  4. СССР и Восточная Европа после Второй мировой войны
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  Революционер
  
  
  1. СТАЛИН, КАКИМ МЫ ЕГО ЗНАЛИ
  
  
  Иосиф Сталин - одна из самых печально известных фигур в истории. Он отдавал приказы о систематическом убийстве людей в массовых масштабах. В годы своего могущества и помпезности, с конца 1920-х годов до своей смерти в 1953 году, он олицетворял советский коммунистический порядок. Октябрьская революция 1917 года в России привела к установлению однопартийной диктатуры с одной идеологией, которая послужила моделью для преобразования обществ на трети поверхности земного шара после Второй мировой войны. Хотя Ленин основал СССР, именно Сталин решительно укрепил и стабилизировал эту структуру. Без Сталина Советский Союз мог бы распасться за десятилетия до того, как его демонтировали в 1991 году.
  
  После смерти Ленина в 1924 году большинство людей были удивлены, когда Сталин вышел победителем из последовавшего конфликта между лидерами партии. К концу десятилетия он отверг компромиссы, на которые партия неохотно пошла, чтобы выжить у власти после гражданской войны в бывшей Российской империи. Сталин повел Советский Союз в направлении индустриализации. Миллионы крестьян погибли во время коллективизации сельского хозяйства. Сеть трудовых лагерей была расширена, и Сталин укрепил свой деспотизм с помощью Большого террора конца 1930-х годов. Операция Гитлера "Барбаросса" против СССР в 1941 году катастрофически застала Сталина врасплох. Но Красная Армия дала отпор и со Сталиным в качестве верховного главнокомандующего разгромила вермахт. После Второй мировой войны СССР утвердил свое господство над восточной половиной Европы. Репутация Сталина, к добру это или ко злу, достигла своего апогея. Когда он умер в 1953 году, его оплакивали миллионы сограждан, у которых было множество причин ненавидеть его и его политику. Он покинул Советский Союз мировой державой и промышленным колоссом с грамотным обществом. Он оставил в наследство институты террора и идеологической обработки, которым мало кто мог соперничать по масштабам. История СССР после его смерти была в значительной степени серией попыток сохранить, модифицировать или ликвидировать его наследие.
  
  Сталин не оставил мемуаров. До конца 1920-х годов никто не удосужился написать о нем больше, чем краткий очерк. Те, кто напечатал эти слова, презирали его. Непревзойденный летописец России 1917 года Николай Суханов назвал его ‘серой, унылой фигурой’.1 Троцкий и его сторонники, такие как Борис Суварин и Исаак Дойчер, высмеивали Сталина как бюрократа без собственного мнения или даже личности; такой же линии придерживались лидеры других революционных партий — меньшевики и социалисты-революционеры, — которые были вынуждены эмигрировать за границу.2 Несмотря на разнообразие своих политических ориентаций, все эти авторы сходились во мнении, характеризуя преемника Ленина. Отсутствие таланта у Сталина казалось им аксиомой. Его недостатки считались очевидными. Сталин не жил как é эмигрант é до падения имперской монархии в результате Февральской революции! Он не был ни полиглотом, ни достойным оратором! Он был простым администратором! Такие характеристики предлагались в качестве доказательства того, что он заслуживал второсортного статуса среди лидеров партии. Даже дружественные товарищи в десятилетие после Октябрьской революции думали, что его единственной сильной стороной было управление и что важные государственные решения следует оставлять им, а не Сталину.3
  
  Амбициозный и обиженный, Сталин принялся приукрашивать свою репутацию. В 1920 году он подчеркнул, что Ленин при их первой встрече в 1905 году произвел на него впечатление незаметной фигуры. Цель была ясна. Сталин указывал, что это был человек того типа, который основал коммунистическую партию и которому он стремился подражать: он предлагал автопортрет. Но эффектность была не для него. Помощник Сталина Иван Товстуха в 1924 году составил биографический очерк, в котором упомянул свои должности во время Октябрьской революции и Гражданской войны;4 но это вряд ли было колоратурным произведением. Всегда Сталин и его соратники подчеркивали его стремление вписаться в политический коллектив. Самодовольные политические деятели Советского Союза — Лев Троцкий, Григорий Зиновьев, Лев Каменев и Николай Бухарин — были противопоставлены скромному генеральному секретарю партии.
  
  Возобновив свое восхождение на политическую вершину, Сталин добился того, чтобы от его имени были сделаны более весомые заявления. Появились утвержденные биографии, каждая из которых была более агиографичной, чем предыдущая. В 1938 году был опубликован грандиозный отчет, написанный марионетками Центрального комитета партии и анонимно отредактированный Сталиным.5 В главах он был представлен как современный гений мирового коммунизма; и растущей тенденцией было изображать его равным Ленину как лидера партии, представителя марксистской теории и глобального государственного деятеля. Этот образ был подхвачен на Западе комментаторами, впечатленными прогрессом в промышленности и образовании, достигнутым в СССР в 1930-х годах. С 1941 года, когда СССР вступил в борьбу с нацистской Германией, восхваления Сталина были безграничными. Журнал Time назвал его Человеком года, которому единственному хватило упорства привести свою страну к военному триумфу. После Второй мировой войны, когда разразилась холодная война и западные союзники превратили его из героя в злодея, число поклонников Сталина резко сократилось. И все же среди его критиков было мало тех, кто все еще считал его посредственностью. Почитаемый или ненавидимый, он был признан одним из выдающихся политиков двадцатого века.
  
  Некоторые видели в нем подлинного преемника Ленина, который вел автомобиль революции по дороге, проложенной Лениным. Другие считали его великим предателем ленинизма. Играя на национальных интересах России, он изображался как мало отличающийся от императоров прошлого. Предположительно, Сталин хотел достичь главным образом тех целей, которые ускользали от величайшего из Романовых.6 Такое желание нашло отражение во внешней политике Сталина по экспансии на запад. В СССР это приняло форму привилегирования этнических русских в отношении должностей, образования и статуса. Сталин изображался как представитель традиционного российского империализма.
  
  Другой образ Сталина представлял его главным образом как жаждущего власти убийцу. Предположительно, как только он получил верховную власть, скрытые психотические побуждения были высвобождены, и началась бойня 1930-х годов. Некоторые утверждали, что этого не могло произойти, если бы доктрины и практика советского однопартийного государства уже не были внедрены; но они также настаивали на том, что погром не произошел бы в 1937-198 годах, если бы обезумевший диктатор не контролировал партию и политическую полицию.7 Сталин не просто сажал в тюрьму и убивал. Применяя физические и психические мучения к своим жертвам, он унижал их самым унизительным образом. Он получал от этого глубокое удовлетворение. Хотя он сам не бил тех, кого полиция держала в тюрьме на Лубянке, он поощрял самые жестокие меры. Ему доставляло удовольствие держать в постоянном страхе даже своих ближайших соратников. Определения безумия противоречивы, но, несомненно, личность Сталина была опасно поврежденной, и эта личность поставляла высокооктановое топливо на пути к Большому террору.
  
  Или он был просто бюрократической посредственностью, защищавшей интересы административных кадров однопартийного государства? Согласно этой интерпретации, администраторы в партии, полиции и экономических комиссариатах стремились расширить свою власть и привилегии. Уже в 1920-х годах они отказались от своих революционных обязательств. Таким образом, Сталин понял, чего они хотели, и использовал свое положение в Секретариате Центрального комитета для выполнения их желаний. Как высший бюрократ СССР, он тоже должен был извлечь выгоду из такого исхода. То, что административные кадры должны были прийти к обладанию этой властью, объяснялось глубокой напряженностью в советском государстве и обществе. Октябрьская революция 1917 года была совершена от имени рабочего класса и беднейших слоев крестьянства. Но этим группам не удалось утвердиться у власти. Возникшая в результате напряженность создала ситуацию, которая предоставила возможности ‘бюрократии’. Беспринципные и хорошо дисциплинированные функционеры партии и государства неуклонно формировали из себя касту, отдельную от остального общества, и серое возвышение Сталина было их главным воплощением.8
  
  С момента смерти Сталина в 1953 году не прошло и года без публикации еще одной биографии. В течение трех десятилетий материал был общим для всех: мемуары, старые и новые, вместе с файлами, извлеченными из архивов по приказу Никиты Хрущева ëv — преемника Сталина в Кремле — когда он столкнул Сталина с пьедестала коммунистического уважения с середины 1950-х годов. Затем, в 1985 году, Михаил Горбач ëv стал Генеральным секретарем партии. Горбач ëv возобновил кампанию против Сталина и всех его работ, и был обнародован поток документальных данных. Но большинству ученых потребовался приход к власти Бориса Ельцина в 1991 году, чтобы получить доступ к архивам. Это был бурный период для проведения исследований. Немыслимое стало реальностью: Центральный партийный архив на улице Пушкина в Москве был открыт для независимого изучения, и огромное количество фондов было рассекречено.9 Этому процессу предстоит пройти долгий путь, и время от времени случался регресс. Но любое сравнение с предыдущими годами благотворно. Теперь стало возможным исследовать политическую, идеологическую, культурную и частную жизнь Иосифа Сталина с такой степенью интимности, которая ранее была невозможна.
  
  Писатели в России воспользовались своей возможностью. Их предшественником был советский диссидент-коммунист Рой Медведев, написавший донос на Сталина в середине 1960-х годов.10 Книге было отказано в публикации в СССР, и она распространялась там только в незаконных экземплярах. Ее основной анализ не был новым: Медведев утверждал, что Сталин был циником и бюрократом с неадекватной личностью, который задушил революционные идеалы Ленина. При Горбачеве были предприняты дальнейшие попытки проанализировать Сталина. Дмитрий Волкогонов, показывая, что Сталин был кровожадным диктатором, призвал также признать его достоинства как промышленника и военного лидера.11 Более поздние биографы в России возражали против такой двусмысленности, и Эдвард Радзинский опубликовал популярный отчет, в котором акцентировал внимание на психотических особенностях своего субъекта.12 Добавляя новые фактические детали, Волкогонов и Радзинский в своих анализах не предложили ничего, чего еще не было бы на Западе.
  
  Сами западные историки в значительной степени перестали пересматривать базовую общепринятую точку зрения, сложившуюся в период с 1920-х по 1950-е годы. Различия между отчетами касались конкретных аспектов его личности, взглядов или политики. Споры были весьма напряженными. Были даже споры о том, был ли Сталин ответственен за попытки Большого террора. Американский ученый Дж. Арч Гетти предположил, что террористические меры государства возникли не по инициативе Сталина, а в результате давления, оказываемого группой членов Политбюро с постоянной целью повысить уровень промышленная экспансия и возмущение пассивным сопротивлением низших эшелонов партии и правительственных чиновников-дом.13 Утверждалось, что Сталин был всего лишь посредником во власти среди кремлевских политиков. Предположительно, он спровоцировал массовые убийства только для того, чтобы соответствовать твердым мнениям, выраженным в высшей правящей группе. Это было экстраординарное заявление. Даже длинный ряд авторов, отрицавших, что жертвы ГУЛАГа действительно исчислялись миллионами, возлагали решающую ответственность на Сталина.
  
  В настоящее время практически все авторы признают, что он инициировал Большой террор. Исключения, однако, не лишены поддержки. Среди них есть те русские националисты, которые испытывают ностальгию по советской победе во Второй мировой войне и сожалеют о распаде СССР. Многие грузины тоже возмущаются любым нападкам на своего самого знаменитого соотечественника, даже если они признают, что он совершил ужасающие злоупотребления в отношении советского общества. Тем не менее, среди остальных из нас остается много разногласий. Есть несколько способов, которыми я надеюсь осветить темные уголки жизни Иосифа Сталина. Один из них включает в себя рассмотрение внимательно следите за его воспитанием, семейной жизнью, женами, детьми и другими родственниками. До недавнего времени это было трудно: Сталин позаботился о том, чтобы исключить упоминания о своей частной жизни из опубликованных материалов. Он также казнил или посадил в тюрьму многих, кто его хорошо знал. Даже его невестка Анна Аллилуева, которая тщательно предоставила свой черновик мемуаров для его комментариев, была брошена на Лубянку. Личность Сталина была загадочной при его жизни, как он и предполагал; и многие из наиболее известных источников о нем, особенно мемуары Троцкого и Хрущева ëv, предлагали рассказы, пропитанные политической враждебностью.
  
  С конца 1980-х годов стало возможным провести более тщательный анализ. Личная жизнь и окружение Сталина были исследованы Саймоном Себагом Монтефиоре и Миклосом Куном.14 Его предпочтения в еде и досуге не были радикально ненормальными, по крайней мере, до тех пор, пока он не достиг деспотической власти. Многие в его окружении считали, что его враги преувеличили недостатки его личности. Такая информация открывает путь к пониманию его общественной карьеры. Я не приношу извинений за то, что усилил обследование его в школе, в семинарии, в первых партийных группах и в кругу его семьи. Его состояние здоровья и психологический портрет также заслуживают внимания. Такой материал способствует оценке его мотивов и поведения в его общественной карьере.
  
  Другой темой книги является степень влияния Сталина до смерти Ленина. Ни одна биография не может не принизить его уже развитые навыки политика. В этой книге использованы политические и психологические прозрения Роберта Такера, Адама Улама, Роберта Макнила и Рональда Хингли.15 Однако даже в этих работах предполагалось, что до 1917 года Сталин мало что значил среди большевиков. Такер утверждал, что отношение Сталина к Ленину вплоть до 1930-х годов сводилось к простому поклонению герою.16 Неоспоримое господство Ленина также является ключевой темой исследования Роберта Слюссера, который охарактеризовал Сталина в 1917 году как "человека, который пропустил революцию".17 Предположительно, Сталин был мальчиком на побегушках у Ленина до и во время 1917 года. Тот же подход сохранялся и в отношении лет после Октябрьской революции, поскольку биографы настаивали на том, что Сталин был суровым бюрократом в закоулках большевизма. Самое большее, что его изображали как ленинского смутьяна - человека, которого посылали в чрезвычайные ситуации с особым поручением из Кремля. Но редко верится в возможность того, что членство Сталина в высших органах большевистской партии и советского правительства показывает, что он уже был признанным членом коммунистической правящей группы. В следующих главах ставится под сомнение это устоявшееся историческое мнение.
  
  И биографы, справедливо подчеркивая, что с 1930-х годов Сталин стал обладать огромной властью, обычно опускают упоминание о том, что он не был всемогущим. Ему приходилось управлять механизмом системы власти, которую он унаследовал. Он мог модифицировать ее, но он был неспособен преобразовать ее, не разрушив основы ‘советской власти’. Во время Большого террора 1937-1988 годов он стремился устранить тенденции в политике, которые ограничивали влияние центрального командования: клиентелизм, местничество и административное пассивное сопротивление. Он также пытался ликвидировать обструктивные тенденции, пронизывающие советское общество который противодействовал политике Кремля. Не только администраторы, но и рабочие и колхозницы нашли способы защититься от Москвы и ее требований. Введение Сталиным новой политики с конца 1920-х годов сопровождалось корректировками коммунистического порядка. Но эти корректировки вызвали синдром расхождения интересов, который препятствовал дальнейшим основным изменениям. Принято изображать Сталина как беспрепятственного деспота. Без сомнения, он мог проводить внутреннюю и внешнюю политику без противоречий в Политбюро. Но я покажу, что его личное правление зависело от его готовности сохранить административную систему, которую он унаследовал. Ему также пришлось во многих отношениях ассимилироваться с ментальным мировоззрением народа Советского Союза, если он хотел продолжать править им, не провоцируя восстания.
  
  Сталин, верховный блюститель советского порядка, также был его заключенным. Для того, чтобы деспотически править посредством коммунистической диктатуры, ему пришлось ограничить свой порыв устранить практику, которая препятствовала установлению совершенной системы вертикального командования. Каким бы могущественным он ни был, его полномочия не были безграничны. Это соображение не является точным научным соображением, но помогает понять превратности его карьеры. До конца своей жизни он стремился поддерживать советский порядок в состоянии контролируемой агитации. Стремясь сохранить личный деспотизм и партийную диктатуру, он стремился разрушить тенденции к стабилизации, которые могли вступить в противоречие с его более масштабными целями. Но ограничения власти существовали даже для Сталина.
  
  Цели Сталина в любом случае проистекали не только из его психологических побуждений и практических расчетов, но и из его мировоззрения. Марксизм был руководящей философией на протяжении всей его взрослой жизни. Но это была не единственная составляющая в его мышлении. Его грузинское происхождение, культурные интересы и церковное образование наложили свой отпечаток. Русские национальные традиции также приобретали растущее значение, особенно с 1930-х годов. Он не был оригинальным ученым. Отнюдь: его немногочисленные нововведения в идеологии были грубыми, сомнительными разработками марксизма. Иногда нововведения проистекали скорее из политического эгоизма, чем из интеллектуальной искренности. Но в искренности увлечения Сталина идеями сомнений быть не может. Он читал жадно и активно. Его включение националистических тем в официальную советскую идеологию следует рассматривать таким, каким оно было. Сталин применил национализм, который он считал близким по духу. Это не был национализм церкви, крестьянина и деревни. Это был даже не национализм царей; ибо, хотя он превозносил Ивана Грозного и Петра Великого, он поносил большинство других правителей прошлого. Сталин был русским национализмом государства, технологий и нетерпимости, атеизма, городов, военной мощи. Это был настолько своеобразный сборник, что фактически являлся его собственным изобретением — и он в значительной степени совпадал с советским марксизмом в том виде, в каком он развивался после смерти Ленина.
  
  Тем не менее, он продолжал быть прагматичным, и его способность решать крупные международные вопросы с лидерами великих держав мира привела некоторых историков к выводу, что Сталин был государственным деятелем в традициях царей. В этом что-то было. Сталин стремился, чтобы американские и европейские лидеры воспринимали его всерьез и добивались уступок советским интересам за столом переговоров. Он также пытался понять сложность проблем самого СССР в области управления, экономики и общества. Он был правителем с большим усердием и вмешивался в мелочи политики, когда мог.
  
  Однако оставался вопрос о его вменяемости. Одержимость Сталина личным контролем была настолько экстремальной и жестокой, что многие задумывались, не был ли он психопатом. Рой Медведев, советский историк–диссидент, отрицал, что Сталин был сумасшедшим.18 Роберт Такер тоже придерживался осторожной позиции и утверждал, что Сталин, хотя и не был клинически сумасшедшим, имел личность, поврежденную пережитым в детстве. Роберт Конквест согласился, но подчеркнул нездоровую склонность Сталина к мести и убийствам. Все это поднимает вопрос о природе ‘врагов’, которых Сталин стремился устранить. Были ли они фантомами его воображения, не существовавшими в объективной реальности? Медведев, Такер и Конквест согласны с тем, что он был глубоко дезадаптированной личностью. То, насколько своеобразно он вел себя в своем близком кругу, становится все яснее с тех пор, как открылись двери архивов. Атмосфера в его семье в 1920-е годы была очень напряженной, а тот факт, что его жена Надежда была психически неуравновешенной, усугублял ситуацию. В политике он был исключительно подозрительным, мстительным и садистским. У Сталина было серьезное расстройство личности.
  
  Но было ли его поведение просто отражением грузинского воспитания? Идеи личного достоинства и мести были широко распространены на его родине, особенно в сельской местности. Практически каждый биограф предполагал, что это оказало влияние на его последующую карьеру. Но культура Грузии не была ни единообразной, ни неизменной. В Гори и Тбилиси Сталин впитал идеи, которые были отвергнуты другими, и исключительное приписывание его личных и политических качеств его национальному происхождению неуместно. Дисфункциональность семьи Джугашвили была отмечена его друзьями. Его собственный странный характер усугубился более поздним опытом недооценки его товарищами по революционному движению; а принципы и практика коммунизма подтвердили его более жесткие тенденции. (Все ведущие большевики потворствовали Красному террору в 1918 году: это была еще одна причина, по которой они были склонны игнорировать экстремизм Сталина до конца 1920-х годов.) На него также оказали влияние книги, которые он прочитал о предыдущих российских правителях, особенно об Иване Грозном; и он комментировал книгу Макиавелли Принц . Было много взаимодействующих факторов, которые способствовали необычайной свирепости Сталина.
  
  И все же, хотя он преувеличивал силу и намерения оппозиции ему, такая оппозиция не была незначительной по своему потенциалу. В предполагаемом безумии Сталина был метод. Конквест и Медведев указали на существование групп внутрипартийных критиков.19 Гетти указала, что Сталин был недоволен пассивным сопротивлением его политике среди партийных чиновников в провинциях.20 Хлевнюк выразил свою постоянную озабоченность по поводу прошлых и нынешних членов коммунистического центрального руководства.21
  
  Цель этой книги - показать, что опасения Сталина были шире и глубже, чем его озабоченность внутрипартийной критикой. У него действительно было множество врагов. Ни у кого из них не было особых шансов против него. Его побежденные оппоненты сплетничали против него, а некоторые подчиненные в партии сформировали небольшие группы для организации заговора против него. На партийных съездах было много делегатов, которые считали, что его власть стала чрезмерно увеличиваться после Первой пятилетки 1928-32 годов. В более широком смысле, за пределами партии у множества людей были причины затаить на него обиду: большевики, исключенные из партии; священники, муллы и раввины; меньшевики и социалисты-революционеры; националисты среди нерусских — и действительно среди русских; крестьяне; даже рабочие и солдаты. Его непопулярность была столь же велика, как и его власть на пике, и тот факт, что он поощрял культ личности для себя, означал, что никто в стране не мог не признать его личной ответственностью за политику, которая принесла стране страдания. Это была ситуация, которая вряд ли могла улучшиться в ближайшем будущем. В самый момент своей политической победы у Сталина было много причин для беспокойства.
  
  Следующие главы предлагают исчерпывающий портрет Сталина в его время. В них исследуется не только то, что он сделал, но и почему он это сделал и как ему было позволено это делать. Он рассматривается одновременно как лидер, администратор, теоретик, писатель, товарищ, муж и отец. Анализируются его социальное происхождение, образование, национальность и способы работы и досуга. Сталин как психологический тип также нуждается в рассмотрении — и в расчет принимаются его привычки повседневной жизни, а также масштаб его политических маневров и государственной мудрости.
  
  Было выдвинуто обвинение в том, что такой подход чреват ‘очеловечиванием’ коммунистических лидеров. Я признаю себя виновным. Сталин проводил кампании резни, которые были описаны словами, не входящими в лексикон нашего вида: чудовищный, дьявольский, рептильный; но урок, который следует извлечь из изучения нескольких самых кровожадных политиков двадцатого века, заключается в том, что неправильно изображать их как существ, совершенно несравнимых с нами. Это не только неправильно: это еще и опасно. Если такие люди, как Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун и Пол Пот, представлены как бывшие ‘животные’, ‘монстры’ или ‘машины для убийства", мы никогда не сможем распознать их преемников. Сталин во многих отношениях вел себя как ‘нормальный человек’. На самом деле он был очень далек от того, чтобы быть ‘нормальным’. У него было огромное желание доминировать, наказывать и убивать. Часто он также вел себя с туповатой угрозой наедине. Но он также мог быть обаятельным; он мог вызвать страсть и восхищение как у близких товарищей, так и у огромной аудитории. При случае он мог быть скромным. Он был трудолюбив. Он был способен на доброту к родственникам. Он много думал о благе коммунистического дела. До того, как он начал их убивать, большинство коммунистов в СССР и в Коминтерне считали, что он действует в приемлемых рамках политического поведения.
  
  Конечно, они упустили из виду другую сторону Сталина. Это была сторона, которая стала во многом очевидной после Октябрьской революции. Он убил неисчислимое количество невинных людей в Гражданской войне. Он стал причиной сотен тысяч смертей в годы Первой и Второй пятилеток. Он был государственным убийцей задолго до того, как развязал Большой террор. Пренебрежение к его склонностям кажется необъяснимым, если не принимать во внимание сложного человека и политика, стоящего за ‘серым пятном’, которое он представлял множеству наблюдателей. Сталин был убийцей. Он также был интеллектуалом, администратором, государственный деятель и партийный лидер; он был писателем, редактором и государственным деятелем. В частном порядке он был, по-своему, преданным делу, а также вспыльчивым мужем и отцом. Но он был нездоров душой и телом. У него было много талантов, и он использовал свой интеллект, чтобы разыгрывать роли, которые, по его мнению, соответствовали его интересам в любой момент времени. Он ставил в тупик, ужасал, приводил в ярость, привлекал и очаровывал своих современников. Однако большинство мужчин и женщин его времени недооценивали Сталина. Задача историка - исследовать его сложности и предложить, как лучше понять его жизнь и времена.
  
  
  2. СЕМЬЯ ДЖУГАШВИЛИ
  
  
  Официальная биография Сталина появилась в 1938 году. Его ранняя жизнь была описана в пяти начальных предложениях:1
  
  
  Сталин (Джугашвили), Иосиф Виссарионович родился 21 декабря 1879 года в городе Гори Тифлисской губернии. Его отец Виссарион Иванович, грузин по национальности, происходил из крестьян села Диди-Лило Тифлисской губернии и был сапожником по профессии, который позже стал рабочим обувной фабрики Адельханова. Его мать Екатерина Георгиевна происходила из семьи связанных крестьян Геладзе в деревне Гамбареули.
  
  Осенью 1888 года Сталин поступил в Горийское духовное училище. В 1894 году Сталин окончил школу и поступил в православную духовную семинарию в Тифлисе.
  
  
  Советские средства массовой информации на момент публикации книги заваливали граждан СССР экстравагантными заявлениями от его имени; но годы детства и юности привлекли к себе мало внимания.
  
  Коммунисты эпохи Сталина обескураживали рассказы, которые касались личных аспектов их жизни. Для них политика была превыше всего. Но Сталин отличался чрезвычайной даже по меркам его партии щепетильностью, и он вызвал авторов своей биографии в Кремль, чтобы обсудить их проект.2 Очевидно, по его настоянию всего два коротких абзаца охватили его ранние годы. Последнее, чего он хотел, будучи грузином, правящим русскими, - это проливать яркий свет на свое национальное происхождение. Были и другие причины, по которым его детство смущало его. Будучи человеком из несчастливой семьи, он не хотел, чтобы мир узнал о том ущербе, который это нанесло ему, — и он был очень далек от того, чтобы гордиться своим отцом. Будучи революционером и воинствующим атеистом, он пренебрег признанием вклада, внесенного имперским режимом и православной церковью в его личное развитие. Бережливое отношение к фактам послужило еще одной цели. Окутывая себя тайной в глазах советских граждан, Сталин надеялся усилить народное восхищение собой как правителем. Из своих исследований российской истории он знал, что наиболее эффективные цари имели ограниченные знания о своей частной жизни и мнениях. Ограничивая то, что могли написать его биографы, он стремился повысить уважение советских граждан.
  
  Фальсификация далась ему легко. Первое предложение этой официальной биографии было ложью, потому что Иосиф Джугашвили вошел в эту жизнь не 21 декабря 1879 года, а 6 декабря 1878 года. Правда была установлена путем поиска в приходских архивах в Гори.3 Неясно, почему он пошел на этот обман. Но это не было ошибкой: Сталин всегда был осторожен в таких деталях. На таком расстоянии во времени мы можем только строить догадки. По-видимому, он начал лгать о своем дне рождения после окончания Духовной семинарии в Тбилиси, и, возможно, его мотивом было уклонение от призыва в армию: несомненно, многие грузины в те годы подделывали записи с этой целью. Другая возможность заключается в том, что он просто пытался запутать полицию относительно того, когда он вступил в революционное движение.4
  
  О некоторых вещах он сказал правду. Его отец Бесарион (или Виссарион по-русски) действительно был сапожником, женатым на Кетеван (или Екатерине по-русски), и они жили в Гори. Джугашвили были подданными русских царей. Окончательное завоевание Кавказского региона произошло только в середине 1860-х годов после захвата исламистского мятежника Шамиля дагестанскими имперскими войсками в 1859 году. Части Грузии не полностью утратили свой автономный статус до второй половины девятнадцатого века. Это был правитель восточной Грузии Ираклий II, который в 1783 году потребовал, чтобы его королевство стало российским протекторатом. Дальнейшие территориальные объединения последовали с территории грузин. Цари неуклонно отменяли соглашения о предоставлении исключений из модели правления в остальной части своей империи. Были созданы гарнизоны. Автокефалия Грузинской православной церкви была отменена в 1811 году. Русским крестьянам дали землю в Грузии. Преподавание грузинского языка было ограничено в школах и семинариях. Грузинская пресса была стеснена. Российские администраторы и командиры, посланные на Южный Кавказ, лишили грузин их национального достоинства.
  
  Маленький городок Гори в центральной Грузии расположен на берегу быстрой реки Мтквари (или Куры, как ее называют русские). Он окружен холмами. На самом высоком из них, к северу, возвышается большой средневековый форт — Гористихе, — который в девятнадцатом веке был почти таким же большим, как город, над которым он возвышался: его зубчатые стены и башни тянутся, как огромный осьминог, вниз по склонам. Долина в Гори широкая, а близлежащие холмы поросли орешником, грецким орехом, елями и каштанами. В ясные дни вдалеке видны горы Кавказа. При Иосифе был мальчиком, население перевалило чуть за двадцать тысяч. Большинство церквей в городе принадлежали Грузинской православной церкви; но там также проживало много армян, несколько сотен русских и несколько евреев — и была даже религиозная колония духоборов.5 лучшее местное образование, доступное только мальчикам, предлагалось в Духовной школе. Большая часть занятости в Гори была связана с торговлей с крестьянами, которые приезжали в город с мешками винограда, картофеля, помидоров, орехов, гранатов и пшеницы, а также со своим скотом, свиньями и овцами. Город находится более чем в пятидесяти милях по дороге от столицы Грузии Тбилиси, до которой пешком добирались два дня. В Гори была большая бедность. Это было нормой для крестьян на протяжении веков; но и для большинства дворян в конце девятнадцатого века настали трудные времена.
  
  В Гори не было крупных предприятий; в его экономике доминировали ремесла и торговля. Лук, чеснок, огурцы, сладкий перец, капуста, редис, картофель и баклажаны росли в идеальном климате, а вино "Атенури", производимое из винограда сорта Атени, высоко ценилось. Овцы и крупный рогатый скот, содержавшиеся на небольших фермах на склонах холмов, славились своей сочностью. В самом Гори процветала торговля кожей и шерстью, а ремесленники изготавливали обувь, пальто и ковры. Магазины и ларьки были повсюду. Большинство владельцев были портными, сапожниками и плотниками. Профессиональные занятия были в основном ограничены священниками и учителями. Полицейские следили за порядком. Было несколько таверн, где мужчины находили утешение в бутылке. Это была сцена, которая мало изменилась с тех пор, как русские вошли в Грузию по просьбе ее различных правителей с конца восемнадцатого века. Но даже Гори менялся. В 1871 году здесь появилась железнодорожная станция у реки Мтквари. Поезда позволяли пассажирам добираться до Тбилиси за два-три часа. Коммерческое и промышленное освоение этого района было всего лишь вопросом времени.
  
  Грузины, как и джугашвили, одевались просто. Женщины носили длинные черные юбки, а когда они были в церкви, то надевали головные платки. Священники были в черных сутанах. Другие мужчины были не более яркими. Черные пиджаки, рубашки и брюки были обычным делом, и на мужчин из рабочего класса не оказывалось давления, чтобы они выглядели элегантно. Мужчины ожидали, что будут управлять своими семьями при полном повиновении своих жен — а Бесарион был печально известен своим дурным характером и жестокостью. Женщины выполняли всю домашнюю работу, включая приготовление пищи. Это было одно из великолепий старой Грузии, кухня которой была потрясающей сочетание вкусов восточного Средиземноморья и Кавказа. Среди выдающихся блюд были осетрина в гранатовом соусе, острый шашлык из свинины и баклажаны с ореховой пастой. Основные салаты также были превосходны. Кутаисское сочетание помидоров, лука, кориандра и молотых грецких орехов само по себе было вкусным блюдом. Но бедные семьи, даже если бы они сохранили связи с сельской местностью, редко имели бы возможность питаться такой пищей в полном объеме. Фактически такие люди, как джугашвили, питались бы в основном бобами и хлебом. Жизнь для большинства жителей Гори была тяжелой, и было мало перспектив на улучшение.
  
  17 мая 1874 года Бесарион женился на девятнадцатилетней Кетеван Геладзе. Ее отец умер, когда она была маленькой, и ей с матерью приходилось выживать как могли в маленькой деревушке Гамбареули.6 Кетеван— известная семье и знакомым как Кеке, быстро забеременела. На самом деле у нее было два сына до приезда Джозефа. Первым был Михаил, который умер, когда ему был всего один год. Затем пришел Георгий, но он тоже умер молодым. Один Иосиф пережил раннее детство. 17 декабря 1878 года его отвели в церковь, где он был крещен протоиереем Хахановым и катехизатором Квиникадзе.7
  
  При крещении его назвали Иосифом, и все знали его как уменьшительное Сосо. О самых ранних годах его жизни известно немногое — фактически вообще ничего. Можно было ожидать, что мать и отец Иосифа, пережив потерю двух сыновей в младенчестве, относились бы к третьему с особой заботой и привязанностью. Это также соответствовало бы грузинской традиции обожать новорожденного в семье. В воспитании детей грузины больше похожи на итальянцев и греков, чем на народы северной Европы. Бесарион Джугашвили был исключением, потому что он никогда не проявлял к своему сыну никакой доброты. Кеке пыталась компенсировать это. Несмотря на то, что она была строгой и требовательной матерью, она заставляла его чувствовать себя особенным и одевала его так, как позволяли ее финансы. Бесариона это возмущало. Кеке всем сердцем желала, чтобы Иосиф получил образование и стал священником, в то время как Бесарион хотел, чтобы он был сапожником, как и он сам. Почти с самого начала у Джугашвили были несчастливые отношения; и приезд Джозефа не только не облегчил ситуацию, но и усугубил напряженность между ними.
  
  Бесарион обладал темпераментом, который часто выливался в гневное насилие по отношению к своей жене. Его коммерческие амбиции не увенчались успехом. Его сапожная мастерская не шла в ногу со временем, производя обувь в европейском стиле, а не традиционную грузинскую обувь, которая становилась популярной нормой.8 Что бы он ни пытался, всегда заканчивалось неудачей, а отсутствие успеха как независимого ремесленника и потеря уважения со стороны местных жителей, вероятно, усугубили его склонность к вулканическим вспышкам. Его пьянство вышло из-под контроля. Он проводил больше времени, потягивая вино в таверне Якоба Эгнаташвили, чем выполняя свои семейные обязанности.9
  
  Кеке, согласно большинству свидетельств, была набожной женщиной. Она посещала церковь, консультировалась со священниками и очень хотела, чтобы ее сын стал одним из них. Но ходили слухи, которые представляли ее в ином свете. Серго Берия, сын начальника сталинской полиции с 1938 года, писал, что его бабушка, которая подружилась с Кеке в преклонном возрасте, рассказывала об одной распутной женщине, у которой в непристойных разговорах была фраза: ‘Когда я была молодой, я убирала дом для людей, и когда я встретила симпатичного мальчика, я не упустила возможности’. Когда Бесарион не смог предоставить денег на нужды семьи, Кеке якобы вышла и продала свое тело.10 Менее экстремальной версией было то, что, хотя она не была серийно неразборчивой в связях, у нее был роман с одним из выдающихся личностей Гори. Обычными кандидатами были хозяин таверны Якоб Эгнаташвили и начальник местной полиции Дамиан Давришеви.11 Как это не является необычным в такой ситуации, доказательств не хватает; но косвенные улики заполнили пробел для сплетников. Когда Сталин пришел к верховной власти, он повысил сыновей Эгнаташвили до высокого ранга, и это иногда воспринимается как знак особого родства с ними.12
  
  Отцовство Сосо также иногда приписывали Дамиану Давришеви. Сын Дамиана Иосиф, друг детства Иосифа Джугашвили, не мог не заметить их физического сходства; и в дальнейшей жизни Иосиф Давришеви не исключал возможности, что они были сводными братьями.В конце 1950-х годов было проведено 13 расследований с целью сбора изобличающих свидетельств о Сталине; и власти были не прочь выяснить, был ли образ Кеке как богобоязненной простой крестьянки мифом. Если бы его мать можно было облить грязью, часть ее попала бы на него. Но ничего подобного найдено не было.
  
  И все же, если слухи такого рода были распространены в детстве Сталина, они вряд ли могли успокоить беспокойный разум Бесариона. Они вполне могли быть основным мотивом его пьянства, хулиганства и домашнего насилия. Известный как Безумный Бесо, он попадал в переделки, когда его бизнес приходил в упадок. Он скатывался к плохому, и Кеке, как могла, находила утешение в местной церкви. Она также зарабатывала на жизнь, работая уборщицей и швеей: она была полна решимости не допустить, чтобы ее вспыльчивый, некомпетентный муж тяготил семью. Бесо сам видел, что не было никакого его ждало коммерческое будущее в Гори. Как и другие ремесленники, он искал работу в растущем промышленном секторе Тбилиси. Там он устроился чернорабочим на крупную обувную фабрику Эмиля Адельханова в 1884 году. Рабочий день был долгим, зарплата низкой. Бесо продолжал сильно пить, и нет никаких признаков того, что он переводил много денег домой Кеке. Его визиты в Гори не приносили жене и сыну утешения: пьянство и насилие - это все, чего они могли ожидать от расточителя. Чем больше он деградировал, тем больше Кеке находила эмоционального и духовного убежища в стенах приходской церкви.
  
  Существуют и другие версии происхождения Иосифа. Самое странное предполагает, что один из самых известных этнографов и исследователей того времени, благородный Николай Пржевальский, имел незаконную связь с Кеке Джугашвили и что Иосиф был продуктом. Это не только маловероятно : это физически невозможно. Пржевальского даже не было в Грузии в то время, когда был зачат Иосиф Джугашвили.14 Во всем этом нет ничего удивительного. По мере того, как правители из малоизвестных слоев общества становятся знаменитыми, о них обычно складываются легенды, и часто пускаются слухи о том, что в действительности их происхождение было более знаменитым, чем казалось.
  
  Вариант этого состоит в том, что лидер был не той национальности, о которой заявлялось. В случае со Сталиным поговаривали, что он был вовсе не грузином, а осетином. Это позволило бы проследить родословную семьи Джугашвили (но не Геладзе) до гор за северной границей Грузии. Само имя вполне могло иметь негрузинский корень именно такого рода. Народы Кавказа веками перемещались по региону, и даже в сонном городке Гори были свои чужаки задолго до того, как туда вторглись русские. Однако за историей об осетинском происхождении скрывается намек на то, что это объясняет дикость последующей тирании Сталина, поскольку горные народы широко считаются менее цивилизованными, чем городские жители долин. Более того, для некоторых грузин такая генеалогия снимает с них стыд за то, что они связаны со столь печально известным деспотом. Ни один из его школьных друзей не упоминает ничего из этого в своих мемуарах, но внимание почти наверняка было привлечено к этому в его детстве.15 Хотя Иосиф Джугашвили вырос, гордясь принадлежностью по происхождению и культуре к грузинскому народу, он, возможно, с раннего детства скрывал свое отличие от большинства других мальчиков в городе.
  
  Истории, рассказанные Сталиным друзьям и родственникам начиная с 1930-х годов, являются одним из основных источников о том, что происходило в его детстве. И все же вряд ли нужно подчеркивать, что он был закоренелым лжецом — и даже когда не лгал прямо, он часто преувеличивал или искажал правду. Его обычный рассказ о детстве был наполнен вспышками пьяного насилия со стороны Бесариона, но ко всем его рассказам следует относиться с осторожностью. Когда в 1931 году писатель Эмиль Людвиг спросил Сталина о его детстве, он решительно отверг предположения о плохом обращении: "Нет, - утверждал он, - мои родители были необразованными людьми, но они обращались со мной совсем неплохо".16 Это расходилось с другими его воспоминаниями. Он рассказал своей дочери Светлане о том, как он противостоял своему отцу и бросил в него нож, когда Кеке подвергался очередному избиению. Нож не попал в цель. Бесарион бросился на юного Джозефа, но был слишком медлителен, чтобы поймать его. Джозеф убежал и был спрятан соседями, пока гнев его отца не иссяк.17
  
  Воспоминания его друзей без исключения подтверждают, что Бесо был груб со своим сыном. Кеке, по сообщениям, тоже был не прочь задать ему трепку.18 Если это было правдой, то в семье Джугашвили царило насилие, и маленький Джозеф, должно быть, вырос, полагая, что это естественный порядок вещей. Возможно, он противоречил этому, когда давал интервью Людвигу, потому что чувствовал, что его проверяют на предмет психологического происхождения его политической суровости. Никакой психоаналитической изощренности не требуется. Как и многие, над кем издевались в детстве, Иосиф вырос в поисках других, над кем он мог бы издеваться. Не каждый, кого избивали родители, приобретает характер убийцы. И все же некоторые делают, и, похоже, что делают больше , чем это справедливо для общества в целом. Что усугубило последующее развитие Джозефа, так это то, что жестокость его отца не была ни заслуженной, ни предсказуемой. Едва ли удивительно, что он вырос с сильной склонностью к негодованию и возмездию.
  
  Кеке Джугашвили была строга с ним, но также окружала его вниманием и привязанностью. В неосторожный момент с командующим советской армией Георгием Жуковым во время Второй мировой войны он сказал, что она не выпускала его из виду, пока ему не исполнилось шесть лет. Он также сказал, что был болезненным младенцем.19 Это было мягко сказано. Примерно в возрасте шести лет он стал жертвой оспы. Его мать была в бешенстве. Оспа часто была смертельной болезнью, и какое-то время казалось, что она его потеряет. Бедные семьи, такие как Джугашвили, не могли позволить себе визиты к врачам и их лекарства. Большинство людей в Гори в любом случае сохранили веру в сельские способы борьбы с болезнями. Женщина—целительница - позже Сталин называл ее знахаркой, говоря по—русски, - была вызвана для лечения Иосифа. Несмотря ни на что, он выздоровел. Последствия были ограничены оспинами на лице. Иосифу Джугашвили едва удалось спастись. Это должно было стать закономерностью в последующие годы. Хотя Иосиф был склонен к болезням, его физическая стойкость помогла ему выстоять.20
  
  Неудивительно, если кризис усилил материнскую заботу. Разочарование Кеке в муже вылилось в завышенные ожидания от ее Иосифа — и тот факт, что он был ее единственным выжившим ребенком, усилил ее озабоченность им. Кеке была типичной грузинской женщиной того периода. У нее не было реальной возможности вырваться из порочного круга бедности. Лучшее, что она могла сделать, это немного подрабатывать уборкой и шитьем для более обеспеченных семей. Это облегчило бы бедность. Но основное улучшение пришлось бы отложить до следующего поколения. Иосиф был ее единственной надеждой.
  
  И все же она не могла вечно держать его в доме. У Джозефа был свой собственный взгляд на вещи, и он хотел, чтобы его приняли другие мальчики. Однако, как только Иосиф начал выходить на улицы, ему пришлось столкнуться с другим испытанием. Мальчики в Гори создали банды в каждом маленьком районе. Было много драк. Было сильное смешение различных национальных групп. Уважение проявлялось к тем парням, которые могли постоять за себя в соревнованиях по борьбе, организованных вне поля зрения взрослых. Кулачные бои были обычным делом. Иосифу, который был привязан к завязкам передника своей матери, потребовалось время, чтобы заявить о себе . Его современник Котэ Чарквиани писал: "До того, как его записали в школу, не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не поколотил его, и он либо возвращался домой в слезах, либо сам кого-нибудь избивал".21 Но, как отметил Чарквиани, Джозеф был полон решимости одержать победу. Независимо от того, сколько раз его сбивали с ног, он поднимался и дрался дальше. Он нарушал правила, если это помогало ему победить. Джозеф был хитрым. Он также был амбициозен: он хотел возглавить банду и был обижен, когда не добился своего.
  
  Но его мать продолжала обожать его и указывать ему направление церковной карьеры; и он был вынужден подчиняться всякий раз, когда она была рядом с ним. Регулярное посещение церкви было обязательным. Вскоре он привлек внимание влиятельных фигур в городе. Иосиф был богобоязненным и умным человеком. Он был именно таким мальчиком, которого священники хотели принять в Горийскую духовную школу, особенно в свете желания его матери, чтобы он стал священнослужителем. Иосифу дали место летом 1888 года, когда ему шел десятый год. Его учеба должна была начаться в сентябре.
  
  Несмотря на то, что семья Джугашвили была бедной, Иосифу был дан шанс, который получали всего несколько десятков мальчиков в городе: он собирался получить образование. Он получал небольшую стипендию в три рубля в месяц.22 Его портрет в начале учебы взят из мемуаров Вано Кецховели:23
  
  
  Я... увидел, что среди учеников стоял незнакомый мне мальчик, одетый в длинную ахалухи [простую одежду для тела из ткани], доходившую до колен, в новых сапогах с высокими голенищами. Он был туго перетянут толстым кожаным ремнем вокруг талии. На голове у него была черная матерчатая фуражка с лакированным козырьком, который блестел на солнце.
  
  
  Больше никто не носил ни ахалухи, ни таких ботинок, и другие ученики столпились вокруг него из любопытства. Очевидно, его мать очень хотела одеть своего сына как можно лучше; она нянчилась с ним с самого рождения. Сама она никогда не ходила в школу и, вероятно, не понимала, что, одевая его по-другому, она не делала ему никаких одолжений в глазах его сокурсников.
  
  Постепенно он начал противостоять ей. Оказавшись вне поля ее зрения, он снял свой белый воротничок и смешался с другими мальчиками на улицах.24 Он придерживался того же распорядка в школе. Все сообщения из первых рук свидетельствовали о его драчливости по отношению к соперникам. Но он также был набожен, трудолюбив и полон решимости добиться успеха, и путь, по которому он шел, давал ему шанс выбраться из нищеты, в которой он жил дома.
  
  Его ум и трудолюбие были признаны. Знакомые отмечали его особенности: он был непостоянным, хитрым и обидчивым. Но никто еще не чувствовал, что эти черты проявляются в ненормальной степени. У него было более суровое воспитание, чем у большинства других мальчиков в городе, и ему многое прощалось. Только оглядываясь назад, можно было заметить, что коктейль из необратимого вреда, нанесенного его личности. Отец плохо обращался с ним и ненавидел его. В то же время мать относилась к нему как к совершенно особенному человеку; от него многого ожидали. Будучи единственным ребенком в семье, он был избалован. Это может иметь только усилило его негодование по поводу того, как его отец обращался с ним. Шумиха, поднятая вокруг него Кеке, на некоторое время защитила его от грубых игр местных мальчишек. Но желание проявить себя не было из него вытравлено, и повторяющееся насилие его отца дало ему конкурирующий образец того типа человека, которым он хотел быть. Хотя он хотел стать священником, он также хотел доказать свою жесткость. Он не знал справедливости от своего отца; он не проявил бы ее к тем современникам, которые встали у него на пути. Он не был самым сильным бойцом на своих улицах, но компенсировал это, используя методы , которых избегали другие. Его постоянным желанием было подняться на вершину и остаться там: это было одно из немногих взглядов, разделяемых его отцом и матерью, хотя и по-разному.
  
  Воспитание юного Джугашвили не предопределило карьеру Иосифа Сталина. В его личности и родительском отношении было слишком много противоречий, чтобы можно было предсказать хоть один возможный результат. Многое другое должно было произойти, прежде чем произошло психологическое урегулирование, и это включало в себя его особый опыт, а также события в более широком мире. И все же без детства, пережитого Иосифом, не было бы Сталина. Чтобы дерево выросло, должно было быть семя.
  
  
  3. ВОСПИТАНИЕ СВЯЩЕННИКА
  
  
  Джозефу потребовалось время, чтобы в полной мере воспользоваться предоставленными ему образовательными возможностями. Не владея русским языком дома, он два года посещал подготовительные классы. Но он оказался быстрым учеником и уже достаточно знал язык, чтобы превзойти класс для начинающих. Он начал полный курс обучения в сентябре 1890 года.1 Бесо Джугашвили никогда не нравилась идея о том, что его сын станет ученым. На каком-то раннем этапе обучения Иосифа в Горийской духовной школе,2 между Бесо и Кеке произошла ужасная ссора. Разгневанный Бесо восторжествовал и забрал Иосифа с собой обратно в Тбилиси, чтобы тот работал на обувной фабрике Адельханова. Джозеф должен был стать подмастерьем и отказаться от плана Кеке, чтобы он стал священником.3 Бесо был пьяницей и неудачливым ремесленником; но в его поведении не было ничего необычного. Он настаивал на том, что то, что было достаточно хорошо для него на работе, в равной степени подходило и для его потомства.
  
  Власти отнесли обувную фабрику Адельханова к числу самых приличных в Грузии по отношению к ее восьмидесяти работникам, поскольку, в отличие от конкурирующих фабрик, на ней имелись собственные медицинские учреждения. И все же большинство людей считали Эмиля Адельханова, открывшего свое предприятие в 1875 году, жестоким эксплуататором своей рабочей силы. Заработная плата была низкой, а условия особенно суровыми для мальчиков — действительно, те же власти беспокоились о большом количестве подростков, нанятых Адельхановым, и о последствиях для их здоровья и воспитания в мрачном прямоугольном здании.4 Адельханов не был филантропом. Когда в конце века условия торговли обернулись против него, он немедленно сократил заработную плату. Результатом стала ожесточенная забастовка.5 Однако для Бесо Джугашвили сокращение расходов Адельханова на вербовку несовершеннолетних было определенной привлекательностью. Дополнительные деньги, какими бы незначительными они ни были поначалу, пригодились бы: Иосиф мог бы начать платить сам. Он не стал бы часто бывать в центре Тбилиси с его дворцами, соборами и великолепными магазинами. Они поселились в дешевой комнате в районе Авлабари на левом берегу реки Мтквари и каждый день проходили мимо тюрьмы Метехи и по мосту на извилистые мощеные улочки района Ортачала, где находилась фабрика. Первое столкновение Джозефа с капитализмом было грубым, суровым и удручающим.
  
  И все же он не мог не заметить, насколько Тбилиси отличался от Гори. Вокруг обувной фабрики Адельханова существовало смешение культур. Помимо конкурирующей обувной фабрики "Манташëв" существовали синагоги для тбилисских евреев, несколько армянских церквей и полдюжины грузинских церквей. Неподалеку находились серные бани, которыми пользовался великий русский поэт Александр Пушкин в начале века. Вся территория, включая участок реки Мтквари с мягким журчанием, пролегала через горячие источники, которые ценились за их лечебные свойства. Во время работы на заводе Иосифу Джугашвили показывали, что существует более широкий мир опыта, чем он мог себе представить, будучи школьником в Гори.
  
  Если бы Бесо продолжал преобладать, не было бы Сталина — и мировая история была бы другой. Чтобы подняться на вершину Российской коммунистической партии в 1920-х годах, было необходимо владеть беглым и правдоподобным пером; и как бы он ни обижался на священников, которые учили его, Джозеф был в неоплатном долгу перед ними за свое образование. Он также был обязан отказу своей матери признать поражение. Любя своего ушедшего сына, она отправилась к священникам в Гори и попросила их помочь ей заставить Бесо освободить Джозефа от работы на фабрике . Бесо смягчился, и через несколько месяцев Иосиф вернулся за свою парту в Духовной школе. Неудивительно, что за этот короткий период он не стал искусным сапожником. Его задачи ограничивались сбором и переноской для взрослых на фабрике. Но он достаточно насмотрелся на современное производство, чтобы избежать повторения подобного опыта. Это оказалось его единственной возможностью непосредственно ознакомиться с работой на производстве, но он ни разу не упомянул об этом в печати. Хотя в последующие годы ему предстояло писать о "рабочем классе" и "фабричной системе", он в основном опирался на беседы, которые у него были с рабочими такого сорта, каким он никогда не стал.
  
  Бесо Джугашвили начал исчезать из жизни Кеке и Иосифа. Неизвестно, сколько раз, если вообще возвращался, он в Гори. Что несомненно, так это то, что он никогда больше не жил там подолгу. Похоже, его одолело пьянство, когда он переходил с работы на работу. Существует легенда, что Иосиф убил Бесо. Об этом не было найдено ни малейших доказательств, и правда, вероятно, была гораздо более прозаичной. Бесо, запутав свою жизнь, справился самостоятельно. Он работал на заводах, пил в тавернах и в конце концов потерял всякий контроль над своей жизнью. По некоторым сведениям, он умер на рубеже веков; но есть вероятность, что Бесо, одинокий и обездоленный, умер от цирроза печени в 1909 году.6
  
  В отсутствие Бесо Джозеф вернулся к исключительной заботе своей матери. Неясно, как Джозеф справился с распадом брака своих родителей и уходом отца. Но сохранились подсказки. Когда он публиковал стихи в 1895-6 годах, среди его псевдонимов было ‘Бесошвили’. Это был явно не случайный выбор. В одной из его ранних статей также не упоминалось о том, как капиталистическая экономика подвергла независимых ремесленников огромному коммерческому давлению и вынудила большинство из них бросить свои мастерские и устроиться на работу на фабрику. Вывод напрашивается сам собой. Джозеф этого не сделал разделял амбиции своего отца в отношении него. Ему не нравилось, когда его били. Он пришел в ярость из-за несдержанных требований и поведения Бесо. Но Иосиф был вдумчивым, а также чувствительным ребенком. Когда он начал мыслить как марксист, он пришел к выводу, что Бесо - жертва истории.7 Этого, безусловно, не произошло бы, если бы в глубине души Джозеф не сохранил чувства привязанности и понимания к своему отцу. Это может показаться парадоксальным. Сталин, жертва Бесо, хранил теплые мысли о человеке, который жестоко с ним обращался. В этом нет ничего необычного. Тот факт, что Бесо ушел из его жизни, вероятно, помог Джозефу привести в порядок свои воспоминания.
  
  Вернувшись в Гори, Иосиф возобновил жизнь церкви, школы и улиц. Это был насыщенный событиями период. Однажды, стоя у церкви, Иосиф был сбит фаэтоном. Это была повозка, запряженная лошадьми, обычно с двумя или тремя сиденьями для пассажиров, примитивными подвесными обручами и простым набором оглобель. Открытая для воздуха, это была одна из самых дешевых повозок. Кучер в тот день в Гори не справился со своей лошадью. Фаэтон понесло в сторону толпы у церковной стены, и молодой Иосиф Джугашвили вовремя не убрался с дороги. Это мог быть несчастный случай со смертельным исходом.8
  
  Хотя левая рука и ноги мальчика были сильно повреждены, он быстро восстановился.9 Вскоре он снова пошел в школу. Физический вред, однако, был постоянным. Рука Иосифа осталась укороченной и лишенной гибкости. Это должно было стать причиной, по которой его не призвали в императорскую армию в 1916-17 годах. Таким образом, неуправляемая лошадь, растоптав горийского юношу, сыграла важную роль в спасении его от потенциального уничтожения в Великой войне. Несчастный случай сделал его неуклюжим и, по-видимому, стеснялся своей внешности. К списку добавился еще один пункт психологического стресса. Травма также не способствовала его мастерству в испытаниях на прочность среди мальчишек города. Но он был полон решимости проявить себя. Одноклассник Иосиф Иремашвили вспоминал, как молодой Джугашвили продолжал использовать грязные методы, чтобы выигрывать свои борцовские поединки.10 Его не удовлетворяло ничто, кроме руководящей должности. Он терпеть не мог, когда его друг Дэвид Мачавариани возглавлял их уличную банду. Иногда он уходил и присоединялся к другой банде, вместо того чтобы выполнять приказы Мачавариани. Именно такое поведение привело к тому, что он стал известен своим ‘плохим характером’.
  
  Когда это ни к чему его не привело, он принял руководство Дэвида Мачавариани. Как и всем остальным, ему пришлось пройти серию испытаний на посвящение, чтобы присоединиться к банде. Потенциальные члены должны были доказать свою храбрость, отправившись в длительную пробежку, совершив акт воровства и подчинившись избиению ремнем. Другими членами банды были Петр Капанадзе и Джозеф Давришеви.11 Молодой Джугашвили никогда не забывал те дни и должен был поддерживать связь с Питером, когда они были стариками.12 Эти друзья вспоминали Иосифа как довольно неуклюжего. Он так и не освоил традиционные танцы Грузии. лекури (которая была известна в России как лезгинка) оставалась ему не по силам. Среди городских мальчишек было соревнование за ее хорошее исполнение. Когда другой парень справился с этим лучше, Иосиф перешел на сторону своего соперника и поставил его в тупик.
  
  Его мать начала работать швеей у Давришеви, и Иосиф Джугашвили начал часто видеться с Иосифом Давришеви. Несколько дней они взбирались на крепость над городом, чтобы посмотреть на птиц, живущих на стенах. Но у них не всегда получалось ладить. Иосиф Джугашвили был не прочь украсть еду у своего друга. Когда разгорелся спор, отец Давришеви вышел и подал им другое блюдо. Джугашвили оправдывал свой проступок тем, что говорил своему другу, что это гарантировало, что они должны получать вдвое больше обычной суммы.13 Иногда, однако, он слишком сильно испытывал свою удачу. Стремясь показать, каким он был крутым, он вызвал на поединок более сильных парней. Потерпев десять поражений в драке с парнем из другой банды, он был жестоко избит. Его мать забрала его домой и пожаловалась начальнику полиции Давришеви, но он ответил: "Когда глиняный горшок сталкивается с железным, трескается именно глиняный горшок, а не железный".14
  
  Проступки Иосифа не ограничивались его драками с другими мальчиками. Способный ученик в школе был уличным негодяем. Среди его жертв была умственно отсталая женщина по имени Магдалена. Его сообщницей в преступлении была юная Давришеви. У Магдалены была персидская кошка, и двое парней дразнили ее, привязывая к ее хвосту сковородку. В день ее именин они пробрались к ней на кухню, когда она была в церкви, и украли огромный пирог.15 Дело было улажено без излишней суеты, но Давришеви, которая вряд ли могла претендовать на невиновность, пришла к выводу, что это показало, что Иосиф Джугашвили был странным и отвратительным человеком с самого начала. Другой мемуарист детства, Иосиф Иремашвили, пришел к тому же мнению. И Давришеви, и Иремашвили возлагали главную ответственность на своего друга. Точно так же они утверждали, что Джугашвили играл ведущую роль, даже если он так и не достиг своей цели - руководства бандой. Молодой Джугашвили был сварливым, непостоянным и амбициозным; он также был разочарован: он так и не вытеснил Дэвида Мачавариани из банды. Но, по-видимому, он не смирился с такой ситуацией. Его это возмущало. У него был талант, и он хотел, чтобы другие признали это. Он не хотел тянуть время. Другие должны были проявлять к нему большее уважение, чем он получал в настоящее время.
  
  В формировании его характера был и более широкий аспект. Он вырос недалеко от гор Грузии, где сохранялись традиции кровной мести, и было высказано предположение, что его склонность к насилию, заговорам и мести проистекала из этой культуры. Здесь есть очевидная трудность. Большинство грузин, поступавших в учебные заведения в позднеимперский период, были склонны приспосабливаться к менее традиционному мировоззрению. Если культура горных склонов действительно оказала на него влияние, то Джозеф отличался тем, что не смог отойти от нее. Не все грузины были одержимы мстительный. Обычный акцент на компенсации за нанесенный ущерб не обязательно должен был включать принцип "око за око и зуб за зуб". Переговоры между преступником и жертвой обиды — или их родственниками — были другим способом решения проблемы. В мстительности Джозефа было что-то совершенно необычное. Когда он вырос, он был печально известен своей чертой характера: ему нравилось сокрушать своих соперников — простого поражения никогда не было достаточно. В грузинской массовой культуре большое значение придавалось чести. Это включало в себя верность семье, друзьям и клиентам. Иосиф, напротив, не чувствовал никаких долгосрочных обязательств ни перед кем. Позже ему пришлось казнить родственников мужа, коллег-ветеранов-лидеров и целые группы коммунистов, покровителем которых он был. Внешне он был хорошим грузином. Он никогда не переставал чтить поэзию, которую любил в юности. Придя к власти, он устраивал роскошные званые обеды на кавказский манер. Ему нравилось кутить; он качал детей на коленях. Но у него отсутствовало чувство традиционной чести. Если он сохранил ряд взглядов и обычаев из своего детства, было много таких, от которых он отказался. История двадцатого века была бы намного менее кровавой, если бы Иосиф Джугашвили был лучшим грузином.
  
  На него оказала влияние не только массовая культура, но и грузинская литература. Он любил национальную классику, особенно эпическую поэзию XIII века Шота Руставели (которого грузины почитали как своего Данте).16 Другим любимым произведением был рассказ Александра Казбеги "Отцеубийство" , который был опубликован с большим успехом в 1883 году: Джозефу он понравился. Главного героя звали Коба. Сюжет включал эпизоды из истории великого сопротивления, возглавляемого Шамилем против российской императорской власти в 1840-х годах. Коба был абреком . Этот термин подразумевает не просто грабителя, но человека с гор, бесстрашно враждебного любой власти. Абреки живут своей хитростью, а также насилием, но не нападают на обычных людей. Их кодекс чести позволяет и поощряет их быть безжалостными. То, за что они наказывают, - это предательство. Они не ожидают, что жизнь будет легкой или Бог спасет их от несчастий; а Отцеубийство наводило на мысль, что предательства со стороны друзей и знакомых можно ожидать только. Но месть сладка; абреки всегда будут преследовать до смерти тех, кто причинил им зло. Коба заявляет: ‘Я заставлю плакать их матерей!’
  
  Абреки нанесли гражданскому обществу больший ущерб, чем допустил Казбеги. Как грузинский городской рассказчик, он стремился показать, что в старых обычаях Кавказа было определенное благородство. Русские писатели, такие как Пушкин, Лермонтов и Толстой, также включали кавказских разбойников в свои произведения, но редко — до "Хаджи-Мурата" Толстого в 1912 году — давали убедительный внутренний взгляд на умонастроения горных разбойников. Казбеги не принадлежал к их классу как литературная фигура, но его непосредственная популярность у грузинских читателей была огромной. Его отношение к сопротивлению Шамилю игнорировало упоминание о его исламистских целях. Он дал грузинам чувство национальной ценности. Казбеги предлагал восхитительный портрет жестоких традиций гор: кровной мести, личной чести и жизни вне закона. Это был романтический взгляд, более экстремальный в своих частных аспектах, чем все, что предлагалось у Вальтера Скотта, лорда Байрона или Александра Пушкина. Казбеги подразумевал, что доминирующие ценности в городах Грузии — христианство, торговля, образование, право и администрация — уступали диким верованиям и обычаям гор.
  
  Гори расположен в долине, и его жители не были грубыми горцами, которые жили воровством, похищениями и убийствами. Один из его школьных друзей, однако, вспоминал, какое впечатление произвела на Иосифа работа Казбеги:17
  
  
  Коба был идеалом Сосо и образом его мечты. Коба стал Богом Сосо, смыслом его жизни. Он хотел быть вторым Кобой, таким же бойцом и героем, как он, покрытым славой… С тех пор он называл себя Коба, он абсолютно не хотел, чтобы мы называли его каким-либо другим именем.
  
  
  Литературные произведения допускают различные толкования. История Казбеги необычайно прямолинейна, а последующая озабоченность Сталина местью и личной честью указывает на то, что основное послание было успешно передано.
  
  Именно в этой связи следует интерпретировать одно из самых ужасных событий детства Иосифа. Когда он был школьником, двое "бандитов" были повешены на виселице в центре Гори.18 Это событие оставило глубокий след в сознании мальчика, и много лет спустя, когда были опубликованы биографические подробности о нем, он позволил воспроизвести рассказ о повешении. Его биографы часто приводили его воспоминания о событиях как свидетельство его психологической особенности. Вряд ли можно отрицать, что у Иосифа развилось серьезное расстройство личности. Но он был не единственным свидетелем или воспоминателем о повешении. Это было самое замечательное событие в Гори за последнюю четверть девятнадцатого века. Произошло следующее. Двух жителей гор преследовал полицейский верхом на лошади, который пытался завладеть их коровой. Они оказали сопротивление. В завязавшейся стычке они застрелили его. Столкновения между бандитами и полицией не были чем-то необычным в Гори и окрестностях. Перестрелки происходили нередко. Городские жители чаще всего принимали сторону, противостоящую полиции. Ненависть к властям была широко распространена. Защита семьи, собственности и родной деревни считалась оправданной независимо от имперского законодательства. Итак, когда захваченных разбойников приговорили к смертной казни, общественный интерес — и не только Иосифа — был очень велик.19
  
  Начальник полиции Давришеви предвидел возможные беспорядки возле виселицы и запретил своему собственному сыну выходить на улицу. Иосиф Джугашвили отправился туда в сопровождении двух других друзей. Что они увидели? Популярность осужденных побудила власти приказать барабанщикам выйти маршем на площадь и поддерживать шум. Приговор был объявлен на русском языке. Это тоже вряд ли было хорошо продумано, чтобы успокоить настроение зрителей. Кто-то бросил камень из толпы, когда палач, защищаемый солдатами, отправился по своим делам. Вспыхнули беспорядки. Полиция была на грани паники, поскольку бандитов вздернули. Смерть наступила не сразу. Веревки были завязаны неэффективно, и жертвам потребовалось невыносимо много времени, чтобы истечь из жизни.20 Жители города не думали, что наказание соответствует преступлению. Злодеи не нарушили местный кодекс чести: они защищали то, что считали своим. Они были местными героями. Молодой Давришеви, сам сын одного из высших должностных лиц города, назвал их "святыми мучениками".21 Когда Джозеф и его товарищи присутствовали на повешении, они прониклись общей атмосферой.
  
  Это не означает отрицания того, что Иосиф обладал необычной склонностью к насилию в отношениях с врагами. Империя применяла меры наказания к своим непокорным подданным. Жители Гори были возмущены этим, но ничего не могли сделать, чтобы остановить процесс. Ни Иосиф, ни его друзья не оставили записей о своих впечатлениях. Но не было бы невероятным, что он пришел к выводу, что государственная власть была важнейшим определяющим фактором в жизни общества и что, если в обществе собирались произойти какие-либо фундаментальные изменения, потребуется сила, чтобы противостоять существующему положению вещей. Возможно, он также думал, что суровое наказание правонарушителей помогло укрепить режим. Конечно, в его ранние годы мало что препятствовало взгляду на человеческие дела без места целенаправленному насилию.
  
  Иосиф закончил свой курс в конце летнего семестра 1894 года, и Правление Горийского духовного училища рекомендовало его для перевода в Тифлисскую духовную семинарию, и оформление документов было налажено.22 Его поведение на улицах не было воспроизведено в классе, где он был хорошо воспитанным мальчиком, а также быстрым учеником, заслужившим теплые похвалы. Он быстро выучил русский, даже если его акцент оставался сильно грузинским; он усвоил арифметику, литературу и Библию. Его школьная успеваемость в Гори была образцовой, и он обладал потрясающей памятью и подвижным интеллектом. Он регулярно посещал церковь и обладал неплохим певческим голосом, что является преимуществом для начинающего священника, поскольку в православных церковных службах всегда особое внимание уделялось хоровому пению. Проповеди были редки, а пастырские обязанности вне литургии - немногочисленны. Иосиф был исполнителен. В Гори его помнили как ‘очень набожного’. Один из его сокурсников, когда в 1939 году его попросили поделиться воспоминаниями, сказал, что Иосиф пунктуально посещал все богослужения и руководил церковным хором: "Я помню, что он не только исполнял религиозные обряды, но и всегда напоминал нам об их значении".23
  
  Несмотря на трудности, вызванные болезнью и занятостью на заводе, он не отставал от других учеников. Школьный совет был впечатлен. Полученный им свиток поставил ему самые высокие оценки по всем предметам, кроме арифметики. (Это не было постоянным недостатком: в дальнейшей жизни он действительно был внимателен и эффективен в проверке статистических таблиц, предлагаемых ему подчиненными.)24 Председатель Правления поставил на свитке отметку "отлично" напротив категории поведения. По другим предметам он также получил высшие оценки: Ветхий Завет, Новый Завет, православный катехизис, литургия, русский с церковнославянским, грузинский, география, почерк и русская и грузинская церковная музыка. По древнегреческому он получил четверку вместо пятерки.25 Но недостатки были незначительными. Иосиф Джугашвили с отличием окончил курс Горийского духовного училища. Грузинский церковный мир лежал у его ног. Но он был мальчиком со сложным характером, из-за которого многие знакомые чувствовали себя неловко. Будучи талантливым в учебе, он хотел, чтобы им восхищались как крутым парнем на улицах. Он любил свою мать и принимал ее амбиции в отношении него, и все же он был умным и обладал собственным умом. Священники высоко отзывались о нем. И все же его друзья, когда начали писать мемуары, вспоминали о нем то, что имело отголоски в его дальнейшей карьере. Возможно, они все выдумали или преувеличили. Но, вероятно, они были правы в том, что Иосиф Джугашвили явно был Сталиным в процессе становления.
  
  
  4. ПОЭТ И БУНТАРЬ
  
  
  Иосиф Джугашвили в возрасте пятнадцати лет уехал в Тбилиси в сентябре 1894 года. На этот раз он поступил не на обувную фабрику Адельханова, а в Тифлисскую духовную семинарию. Тифлис был общепринятым иностранным вариантом грузинского названия Тбилиси; оно использовалось не только в русском, но и в других европейских языках. Основанная российскими имперскими властями Тифлисская духовная семинария находилась в начале улицы Пушкина в самом центре города. Иосифу Джугашвили, несмотря на бесплатное питание и проживание, приходилось платить за обучение. Это было бы проблемой, если бы он не мог регулярно зарабатывать пять рублей за пение в Сионском соборе у реки Мтквари.1 Он был не единственным выпускником Горийского духовного училища, который уехал в Тбилиси. Вместе с ним в семинарии учились его сверстники из Гори, в том числе Петр Капанадзе, Иосиф Иремашвили, Вано Кецховели и М. Давиташвили.2 (Иосиф Давришеви, чей отец получал приличную зарплату, мог позволить себе обучение в Первой классической гимназии в Тбилиси.) Одиночество не должно было стать проблемой для Иосифа Джугашвили.
  
  Он прибывал в столицу российской имперской державы на Южном Кавказе. Тбилиси в конце девятнадцатого века был крупнейшим городом в этом регионе Российской империи с населением 350 000 человек — только Баку на Каспийском море с населением 220 000 человек был отдаленно близок по размерам. Вице-король жил там и управлял десятками народов региона, от северных склонов Кавказского хребта до границы с Османской Империей, от имени императора Николая II. Цари восточной Грузии не зря выбрали Тбилиси своей столицей. Как и Гори, он располагался на берегу реки Мтквари, который тянулся на север от гор Турции; еще более важным в предыдущие века был тот факт, что он проходил через один из древних караванных путей, которые обеспечивали торговлю между Центральной Азией и Европой. Укрепляя постоянное место Грузии в составе Российской империи, правительство Санкт-Петербурга построило Военно-Грузинскую дорогу из Владикавказа в Тбилиси. Этот маршрут проходил с севера на юг. (Железная дорога, связывающая Южный Кавказ с Россией, шла из Баку вверх по Каспийскому побережью.) Два армейских корпуса базировались в гарнизоне на восточном берегу Тбилиси. Завершив завоевание региона в первой половине девятнадцатого века, Романовы выделили персонал, средства связи и силы, необходимые для его удержания.
  
  В Тбилиси, в отличие от Гори, проживало многонациональное население, в котором сами грузины составляли меньшинство. Наряду с ними были русские, армяне, татары, персы и немцы. Русские жили в центре на западном берегу. Армянский и персидский базары находились неподалеку. У грузин был свой район на другом берегу реки. К северу от них жили немецкие иммигранты, которые переехали туда, в основном из Вюртемберга, по приглашению императора Александра I.
  
  Таким образом, Иосиф столкнулся с конфликтом культур, гораздо более интенсивным, чем в Гори. В русском квартале в центре находились городская ратуша, дворец вице-короля, штаб-квартира Генерального штаба, Православный собор и другие церкви, Имперский банк, Публичная библиотека и Военный музей. Улицы были прямыми, здания высокими и недавно построенными. Немецкий квартал отличался чистотой и общественным порядком. У армян и персов, которые были крупными предпринимателями города, были шумные базары, где торговали столовым серебром, коврами и специями. Грузинские лавочники специализировался на бакалее, рыбе и обуви. В юго-восточной части города находились фабрики и тюрьма, знакомые ему по работе у Адельханова. В столичном районе Дидубе также было крупное железнодорожное депо и ремонтные работы. Город кишел русскими солдатами в высоких сапогах, мужчинами-татарами в зелено-белых тюрбанах (и их женами-блондинками) и немцами, тщательно одетыми в среднеевропейском стиле. Сами эти жители были затмеваемы великолепием торговцев с гор Кавказа в их традиционных костюмах: осетин, кабардинцев, чеченцев и ингушей.
  
  Грузины имели лишь ограниченное влияние на дела города. Назначенцы Санкт-Петербурга, обычно русские, руководили администрацией и вооруженными силами. Банковское дело находилось в руках русских и евреев, а крупнейшими коммерческими предприятиями владели армяне. Российская иерархия доминировала в Грузинской православной церкви с тех пор, как в 1811 году император Александр I санкционировал ее присоединение к Русской православной церкви. Тифлисская духовная семинария, в которую поступил Иосиф, подчинялась церковным властям Санкт-Петербурга.
  
  Семинария представляла собой большое здание с приподнятым портиком из ионических колонн, увенчанным фронтоном. Построенный сахарным миллионером Зубалишвили, он был выкуплен у него в 1873 году Русской православной церковью и переоборудован для церковного использования. Фасад был архитектурно грубым. К портику не вели ступени, которые были установлены скорее для показа, чем для практической функции. На народы Кавказа должно было произвести впечатление величие имперской власти, и семинария символизировала сюзеренитет Романовы руководили как духовными, так и мирскими делами региона. Остальная часть здания напоминала казарму.3 В ней было четыре этажа. Рядом со входом находились раздевалка и трапезная. На первом этаже находился большой зал, который был превращен в часовню. Второй и третий этажи занимали классные комнаты, а четвертый был отдан под общежития. d écor был простым, и семинаристам не было места для уединения. Открытый коридор соединял общежития; личные вещи были на виду. Сутаны, учебники и Библия были стандартной выдачей. Как и их собратья на Головинском проспекте в Первой классической гимназии, семинаристов готовили к служению Богу, царю и Империи.
  
  На момент прибытия Джугашвили экзархом Грузии был архиепископ Владимир. Ректором с 1898 года был русский Гермоген. Инспектором семинарии был грузин по фамилии Абашидзе. Российское духовенство не было известно либеральными политическими и социальными убеждениями. Назначенцы в Грузинский экзархат были еще более реакционными, чем принято в России, и некоторые из них в последующие годы публично отождествляли себя с делом русского национализма. Многие из них были ярыми антисемитами, пропагандировавшими идеи, которые сейчас можно признать протофашистскими. Действуя в Грузии, они считали своим долгом искоренять признаки грузинской национальной самоуверенности.4 Они довели эту нетерпимость до крайности. В Тифлисской духовной семинарии грузинский язык был строго ограничен, и студенты должны были говорить и писать по-русски, иначе им грозило наказание. Протоиерей Иоанн Восторгов, оказавший влияние на политику церковного образования по всей Российской империи, дал обоснование этому. Он утверждал, что Тбилиси был в высшей степени многонациональным и что нет смысла отдавать предпочтение грузинскому языку перед другими языками.5 Некоторые священники менее учтиво называли грузинский "грязным языком".6
  
  Правила были строгими. Семинаристам разрешалось появляться в городе всего на час в день. Требовались жесты уважения к ректору и его сотрудникам. Дисциплинарное взыскание осуществлялось из кабинета инспектора Абашидзе, расположенного слева от фойе. Негодяи наказывались одиночным заключением. Власти вербовали осведомителей из числа семинаристов, чтобы пресекать неподчинение. В здание допускались только разрешенные книги. Шкафчики регулярно проверялись. Еда была простой, и только те, кто жил в квартирах, получали облегчение от диеты, в значительной степени состоящей из бобов и хлеба. Семинаристы рано ложились спать вечером и рано вставали утром. Шок, испытанный Джозефом и его товарищами-новичками, трудно преувеличить. В Гори они всегда могли приходить и уходить после школы, когда им заблагорассудится. Режим ректора Гермогена запрещал все это. Что усугубляло положение Иосифа, так это его возраст. Он был уже во второй половине подросткового возраста, когда покинул Гори. Часто в Семинарию принимали мальчиков на тринадцатом году жизни. Будучи на три года старше обычных семинаристов-первокурсников, Иосиф был менее податливым.
  
  Его биографы склонны недооценивать качество учебной программы. Причина обычная: они некритично воспроизвели то, что враги Сталина в революционном движении опубликовали по этой теме. Для них он был невеждой с неадекватным образованием. Сам Сталин усиливал это впечатление. Будучи революционером, он не любил привлекать внимание к выгодам, которые он получал от имперского порядка. На самом деле в Тифлисскую духовную семинарию поступали только очень способные мальчики, и школьное образование было поставлено на более высокий уровень, чем в менее престижных церковных учебных заведениях. В Тбилиси было две такие семинарии: одна для грузин, другая для армян; они привлекали молодежь, которой не хватало средств для поступления в Первую классическую гимназию. Действительно, некоторые родители записывали своих мальчиков в семинарии, зная, что этот курс может быть использован в качестве квалификации для получения светского высшего образования.
  
  Учебная программа помогла сформировать личность, которая стала Сталиным. Считалось само собой разумеющимся, что русский и церковнославянский языки уже были освоены.7 Студенты Тифлисской духовной семинарии, будучи лучшими новобранцами из местных грузинских школ, должны были изучать широкий круг предметов. Христианское профессиональное образование поначалу не было преобладающим: изучались не только русская литература и история, но также греческий и латынь.8 Конечно, педагогика имела политическую ориентацию. Светская литература была выбрана из произведений, которые, как считалось, поддерживали имперское правительство; а курс истории был основан на учебнике Д. И. Иловайского, приоритетом которого было восхваление царей и их завоеваний.9 Стандартная учебная программа требовала, чтобы ученики освоили Анабасис Ксенофонта и к четвертому году обучения смирились с Апологией Платона и Федоном .10 Хотя учебная программа по светским предметам была не такой обширной, как в гимназиях, она давала ученикам довольно широкое образование по европейским стандартам того времени.
  
  Иосиф начал хорошо. На экзаменах за первый курс он получил самые высокие оценки по всем предметам, кроме одного:11
  
  
  Священное Писание 5
  
  Русская литература 5
  
  Светская история 5
  
  Математика 5
  
  Грузинский язык 5
  
  Латинский –
  
  Греческий 4
  
  Церковнославянское пение 5
  
  Грузино-имеретинское пение 5
  
  
  Из-за учебы в Гории греческий язык был у него слабее, чем по другим предметам (и, возможно, позднее поступление в семинарию помешало ему начать изучать латынь).
  
  В последующие годы обучения в семинарии усилился акцент на христианской вере и практической подготовке к священству. На шестом курсе у Иосифа Джугашвили был только один еженедельный урок греческого языка и никакой русской светской литературы, истории или какой-либо науки или математики. Пробел был заполнен церковной историей, литургией, гомилетикой, догматикой, сравнительным богословием, нравственным богословием, практической пастырской работой, дидактикой и, как и прежде, Священным Писанием и церковным пением.12 Учебная программа раздражала молодых семинаристов. Все разрешенные произведения русской литературы предшествовали Александру Пушкину. Другими запрещенными классическими произведениями были романы Льва Толстого, Федора Достоевского и Ивана Тургенева. Грузинская поэзия и проза были запрещены. Даже Шота Руставели, поэт XIII века, был запрещен.13 Учебная программа и правила Тифлисской духовной семинарии ущемляли национальные чувства и культурные устремления, и у ректора не было иного ответа, кроме как усилить свою зависимость от надзора и наказания. По мере того как Иосиф Джугашвили прогрессировал из года в год, его симпатии смещались на сторону тех, кто бил вопреки правилам. Умный и патриотичный, он отказался принять условия. Тайно он беседовал с семинаристами, которые чувствовали то же самое. При любой возможности они подрывали навязанный режим.
  
  Личностное развитие Иосифа имело давнюю традицию. В течение нескольких лет после своего основания семинария доставляла неприятности властям. Мятежи были постоянными. Сильва Джибладзе, будущий марксист, был исключен в 1884 году за физическое нападение на ректора. Два года спустя некий Ларгиашвили, семинарист из Гори, пошел еще дальше и зарезал ректора.14 Во время Великого поста 1890 года, когда Иосиф Джугашвили еще учился в Горийском духовном училище, тбилисские семинаристы объявили забастовку. Наскучив бесконечными обедами из бобов, они отказывались посещать уроки, если не изменить рацион питания. Среди лидеров забастовки были Ноэ Жордания и Пилипе Махарадзе.15 Жордания должен был стать лидером грузинского меньшевизма, а Махарадзе - ведущим грузинским большевиком. Их требования были расширены, чтобы включить преподавание на грузинском языке и курсы по грузинской истории и литературе. Бойкот занятий продолжался неделю, и Жордания и Махарадзе выпустили рукописный журнал, агитируя за постоянную поддержку.16 В 1893 году вспыхнула еще одна продовольственная забастовка, приведшая к изгнанию Акакия Чхенкели, Владимира Кецховели и Северьяна Джугели. Все они прославились как марксисты. Миха Цхакая и Исидор Рамишвили также присоединились к марксистскому движению после окончания семинарии.17
  
  Русская православная церковь стала лучшим вербовочным агентством для революционных организаций. Каждый год конкретные жалобы семинаристов были одними и теми же: ограниченная учебная программа, очернение грузинской культуры, суровая дисциплина и отвратительные обеды во время Великого поста. Антагонизм священников ко всему светскому, национальному и современному был просто контрпродуктивным. Ректор Гермоген и инспектор Абашидзе выполняли за него работу Карла Маркса.
  
  Во времена Джозефа в семинарии не было забастовок. Но сопротивление правилам было систематическим, и он быстро присоединился к повстанцам. Их умы жаждали интеллектуальной пищи, выходящей за рамки меню официальной учебной программы. Бродя по городу, они находили то, что хотели. Семинаристы боялись доноса, если брали неодобрительные книги из ближайшей публичной библиотеки. Вместо этого они обратились в редакции "Иверии" и "Квали" и в книжный магазин Закарии Чичинадзе. Там они могли читать и говорить о вещах, запрещенных священниками. "Иверия" была отредактирована поэтом и комментатором Ильей Чавчавадзе. Призывая к культурной свободе Грузии, Чавчавадзе избегал всего, кроме самых мягких требований социальных и экономических реформ. Квали Георгия Церетели был более радикальным. Выходящий каждую субботу, он привлек внимание критично настроенных интеллектуалов из самых разных кругов, включая как аграрных социалистов, так и марксистов (а в январе 1898 года Церетели передал редакторство Ноэ Жордании без каких-либо политических условий).18 Закария Чичинадзе симпатизировал социалистам. У Чавчавадзе, Церетели и Чичинадзе было много разногласий, когда они соглашались с необходимостью некоторых реформ и с тем, чтобы грузины боролись за достижение этой цели. Они понимали, что ключ к успеху лежит в их кампании по завоеванию сердец и умов молодежи, подобной Джозефу.
  
  Как редакторы и издатели они были очень предприимчивы. Имперская цензура была неоднородным явлением. Жесткая и навязчивая в Санкт-Петербурге, она была более бездельной в Грузии и Финляндии. Жесткий контроль над идеями в Семинарии не был распространен за пределами ее стен. Хотя откровенно националистические работы привлекали к себе внимание, разрешалось публиковать произведения на социальные, экономические и исторические темы. Более того, до начала века считалось, что главная опасность для Романовых исходит от этих интеллектуалов который призывал к вооруженной борьбе, региональной автономии или даже отделению от Российской империи. Чавчавадзе не бросал прямого вызова монархии или общественному порядку. Но марксистов тоже считали не слишком угрожающими, поскольку они, по-видимому, были озабочены социальными и экономическими проблемами; никто из них не требовал территориальной автономии Грузии, а тем более независимости. Главный цензор в Тбилиси Георгий Жирули весело признался в своем незнании марксизма. В такой обстановке можно было вести оживленные публичные дебаты. Марксистам в России приходилось довольствоваться толстыми журналами, издаваемыми в Санкт-Петербурге, и периодически выходящими éэмигрантскимиé газетами.19 Дебаты о душе грузинской нации были напряженными, поскольку консерваторы, либералы и социалисты соперничали друг с другом.
  
  Иосиф Джугашвили был более уверен в себе, чем большинство первокурсников семинарии. Он начал писать свои собственные стихи и вскоре после прибытия в Тбилиси начал пытаться опубликовать их. Его темами были природа, земля и патриотизм. Илья Чавчавадзе ценил его талант. Первое печатное стихотворение Иосифа, "На луну", появилось в журнале "Иверия" в июне 1895 года. Квали Георгия Церетели с не меньшим энтузиазмом относился к своей работе, а Иосиф — писал под такими псевдонимами, как "Я". Дж-Швили" и "Сосело", чтобы избежать разоблачения ректором и инспектором, опубликовали шесть стихотворений в 1895-6.20
  
  Стихотворение "Утро" было трогательным произведением, написанным в романтическом литературном стиле, общепринятом в то время в грузинских литературных кругах:21
  
  
  Розоватый бутон раскрылся,
  
  Устремляясь к бледно-голубому фиалковому
  
  И, колеблемый легким ветерком,
  
  Ландыш склонился над травой.
  
  
  Жаворонок пропел в темно-синем,
  
  Полет выше облаков,
  
  И сладкозвучный соловей
  
  Спел песню детям из кустов
  
  
  Цветок, о моя Грузия!
  
  Пусть на моей родной земле воцарится мир!
  
  И пусть вы, друзья, прославите
  
  Наша Родина путем изучения!
  
  
  Никто не стал бы утверждать, что в переводе это высокое искусство; но в грузинском оригинале это имеет языковую чистоту, признанную всеми. Темы природы и нации понравились читателям. Педагог Якоб Гогебашвили, имевший контакты с революционерами в Тбилиси,22 так высоко ценил это стихотворение, что включил его в более поздние издания своего школьного учебника "Родной язык" (деда эна ).23
  
  В стихах Иосифа чувствовался националистический оттенок, хотя он сдерживал себя, чтобы не раздражать тбилисского цензора. Его образами были образы многих писателей в угнетенных странах Европы и Азии того времени: гора, небо, орел, родина-мать, песни, мечты и одинокий путешественник. Ближе всего он подошел к раскрытию своей политической ориентации в работе без названия, посвященной ‘поэту и певцу крестьянского труда графу Рапаэлю Эристави’. Для Иосифа Эристави отождествлял себя с бедственным положением бедных тружеников грузинской сельской местности.24
  
  
  Не зря народ прославил вас,
  
  Вы переступите порог веков —
  
  О, если бы моя страна могла подняться.
  
  
  Эристави, родившийся в 1824 году, был этнографом и фольклористом, а также поэтом. Его сосредоточенность на необходимости социальных и экономических реформ сделала его несомненным противником статус-кво в Российской империи. По словам одного из товарищей Иосифа по семинарии, стихотворение, посвященное Эристави, было истолковано как революционное по содержанию.25 Это может быть преувеличением. Но Джозеф, несомненно, предлагал работу, предназначенную для критики статус-кво.
  
  Легенда об отвергнутом грузинском юноше была плодом воображения Сталина. Его приветствовала грузинская культурная элита. Как только он покинул Гори, пути назад не было, кроме каникул. Тбилиси сулил реализацию амбиций. Его друзья, независимо от того, происходили они из богатых или бедных семей, чувствовали то же самое. У них было страстное желание оставить след в мире за пределами города, где они родились.
  
  Позже Сталин рассказал, что он и его товарищи пробрались в магазин Чичинадзе и, испытывая нехватку средств, тайком переписали запрещенные тексты в свои блокноты. Предположительно, они сделали это в реле, чтобы облегчить боль в своих руках. Менее вероятную ситуацию трудно представить на хорошо организованном предприятии. (Не то чтобы это помешало биографам принять историю за чистую монету.) Чичинадзе был на стороне тех, кто выступал против российского истеблишмента в Тбилиси. Когда семинаристы пришли в его помещение, он, несомненно тепло приветствовали их; и если копирование имело место, то, должно быть, с его прямого или косвенного разрешения.26 Распространение идей было более важным для столичной интеллектуальной элиты, чем простая прибыль. Это была битва, в которой либералы едва ли могли не победить. Магазин Чичинадзе был сокровищницей книг того сорта, о которых мечтала молодежь. Иосифу Джугашвили нравился роман Виктора Гюго "Девяносто третий год". Он был наказан за то, что пронес его тайком в семинарию; и когда в ноябре 1896 года проверка обнаружила у Хьюго Труженики моря Ректор Гермоген назначил "длительное пребывание" в одиночной камере.27
  
  По словам его друга Иремашвили, группа также раздобыла тексты Маркса, Дарвина, Плеханова и Ленина.28 Сталин рассказал об этом в 1938 году, утверждая, что каждый член комитета заплатил по пять копеек за то, чтобы одолжить первый том "Капитала" Маркса на две недели.29 Как бы им ни нравились Илья Чавчавадзе и Георгий Церетели, они не были в интеллектуальном плену у них. Некоторые работы Маркса и его последователей были легально опубликованы в Российской империи. Другие тайно передавались из рук в руки. Православная церковь проиграла борьбу за сохранение лояльности своих наиболее активных семинаристов в столице Грузии. Настоящая борьба развернулась между различными политическими и культурными течениями за пределами Семинарии. Чавчавадзе, консервативный реформатор, надеялся на возрождение национальной культуры; Церетели, радикальный либерал, нацеленный на проведение базовых социально-экономических реформ. Однако к 1890-м годам им пришлось конкурировать со сторонниками различных направлений социализма. Марксизм в Грузии был на подъеме, и Иосифа Джугашвили уже привлекали его принципы.
  
  Когда его пребывание в Тифлисской духовной семинарии подходило к концу, Иосиф полностью отдалился от властей. Он перестал усердно учиться со второго курса, когда занялся писательством и издательской деятельностью.30 Он также отдалялся от мира литературы. Несмотря на покровительство Ильи Чавчавадзе и Георгия Церетели, он больше не стремился быть поэтом. Он отказался от возможности присоединиться к грузинской культурной элите. Вместо этого он углубился в изучение социализма, политики и экономики. Пронесшись подобно маленькому метеору по тбилисской литературной сцене в 1895-6 годах, он так же внезапно исчез. Похоже, что он полностью прекратил сочинять стихи. Мало кто, кроме его издателей и близких друзей по семинарии, подозревал, что он когда-либо что-либо публиковал. (Когда Якоб Гогебашвили переиздал "Утро" в 1912 году, это было под оригинальным псевдонимом.)31 Джугашвили искал образ жизни, отличный от того, который предлагали либо священнослужители, либо тбилисские литературные круги. Начало проявляться его альтер-эго в качестве воинствующего с грубым голосом из глубин общества; и, насколько большинству людей было известно, эта личность была единственным Джугашвили, который существовал.
  
  Он ненавидел дисциплинарный режим в семинарии. 28 сентября 1898 года он был в центре группы, уличенной в чтении запрещенных материалов. Джозеф даже делал заметки об этом.32 Инспектор Абашидзе, раздраженный нарушениями, сообщил:
  
  
  Джугашвили, Иосиф (В.И.) в ходе обыска имущества некоторых учеников пятого курса несколько раз высказывался инспекторам, высказывая в своих комментариях недовольство по поводу обысков, проводимых время от времени среди семинаристов. В одном из них он утверждал, что подобные поиски не проводились ни в одной другой семинарии. В целом ученик Джугашвили груб и неуважителен к лицам, облеченным властью, и систематически не кланяется одному из учителей (А. А. Мураховскому), о чем последний часто докладывал инспекторам.
  
  Объявлен выговор. По приказу отца настоятеля заключен в камеру на пять часов.
  
  
  Поведение Джозефа почти напрашивалось на неприятности, а реакция настоятеля усугубляла напряженность в молодом человеке. Это был только вопрос времени, когда Джозеф откажется от своего священнического призвания.
  
  Он продержался почти до конца курса. Для этого были прагматические причины. Листок бумаги, подтверждающий завершение обучения в семинарии, даже если бы он отказался принять сан священника, дал бы ему квалификацию (если бы у него были необходимые деньги), чтобы стать студентом одного из университетов Российской империи. Но у Иосифа не было частного источника дохода и он не был связан ни с одной организацией, которая могла бы его поддержать. Ему пришлось бы самому зарабатывать на жизнь с нуля. Следовательно, его исчезновение из поступление в Тифлисскую духовную семинарию в мае 1899 года, когда предстояло сдавать последние экзамены, было актом экзистенциального выбора. Он не оставил никаких объяснений своего решения властям. В последующие годы он делал вид, что был исключен за "марксистскую пропаганду";33 но реальность заключалась в том, что он ушел по собственному желанию. Он был своевольным человеком. Он утратил свою религиозную веру и начал открывать для себя другой способ интерпретации мира в марксизме. Он также был импульсивным. С Иосифа Джугашвили было достаточно: он покинул священническую среду на своих условиях. Он всегда хотел, чтобы мир функционировал в соответствии с его желаниями. Если он оставил после себя беспорядок, очень плохо. Он принял свое решение.
  
  Он питал отвращение к имперским властям. У него была национальная гордость. В Тбилиси он откликнулся на интеллектуальный подъем грузинской общественной жизни в конце девятнадцатого века. Он уже считал себя человеком выдающихся способностей. Он уже продемонстрировал свои амбиции, опубликовав свои стихи.
  
  Контуры более поздней личности Иосифа уже проявляли себя. Он был предан самосовершенствованию посредством ежедневной учебы. Его способность к тяжелой работе, когда он считал такую работу полезной, была огромной. Императорский орден дал ему полезное широкое образование, хотя образование, основанное на христианской литургии и лояльности царю. Он был грамотен и умел считать; у него был приятный стиль в поэзии. В свободное время он начал знакомиться с более широкими представлениями об обществе и изучать марксистские тексты. Он также читал русские и европейские классические романы. Он, очевидно, был способен поступить в университет и обладал острым аналитическим умом. Его проблемой было, что делать со своей жизнью. Отказавшись от христианства, у него не было впереди карьеры, а его семье не хватало ресурсов и желания, чтобы дать ему возможность выбрать альтернативную профессию. В течение следующих нескольких лет ему пришлось потратить много энергии, пытаясь решить фундаментальный вопрос для повстанцев в Российской империи: что делать? Другой вопрос также занимал его ум: с кем это делать? Молодому Джугашвили, только что окончившему Тифлисскую духовную семинарию, еще предстояло сформулировать свои ответы.
  
  
  5. МАРКСИСТСКИЙ ВОИНСТВУЮЩИЙ
  
  
  Окончив семинарию, Иосиф Джугашвили должен был без промедления найти оплачиваемую работу. Гори его не привлекал. Только Тбилиси предлагал серьезные возможности, и Иосиф в любом случае хотел совмещать работу с революционной деятельностью. Некоторое время он зарабатывал на жизнь, давая частные уроки;1 но 28 декабря 1899 года друзья помогли ему устроиться на работу в Физическую обсерваторию на Михайловской улице. Он проработал там три месяца. Это был его единственный период постоянной работы до Октябрьской революции. Джозеф купил русский перевод книги сэра Нормана Локьера "Астрономия", впервые опубликованная в 1874 году, для справки.2 Его ежедневные обязанности требовали, чтобы он четыре раза регистрировал температуру и погоду. Единственной технической необходимостью было прочитать магнитную ленту, которую ему нужно было подписывать каждый день, прежде чем отправлять ее в архив Обсерватории.3
  
  Он время от времени ночевал в Обсерватории с октября, когда Вано Кецховели — его школьный друг в Гори — начал там работать. К концу года М. Давиташвили, еще один горийский школьный друг и бывший семинарист, присоединился к ним в одной комнате.4 Стесненные условия смягчались тем фактом, что Давиташвили часто останавливался у родственников в городе. Затем, в январе 1900 года, Иосифу и Вано выделили двухкомнатную квартиру на первом этаже с видом на красивый сад в задней части здания. Вскоре они приняли бывшего семинариста В. Бердзенишвили в качестве другого жильца.5 Человек были враждебны имперскому порядку и хотели революционных перемен. Квартира стала местом встреч других инакомыслящих. Улица Михайловского была самой оживленной левобережной магистралью Тбилиси, так что друзья могли приходить и уходить, не вызывая подозрений. Среди тех, кто установил контакт, был старший брат Вано Кецховели Ладо (который был исключен из семинарии в 1893 году).6 Джозеф и Ладо поладили, несмотря на разницу в годах. Оба были волевыми и амбициозными. Они были практическими организаторами в процессе становления. Это был вопрос времени, когда они захотят выйти за рамки своих дискуссий в Физической обсерватории.
  
  Отвергнув Семинарию и ее нормативный кодекс, Джозеф хотел выглядеть как жесткий, несентиментальный революционер. Его отец работал на фабрике. То же самое вкратце было и с Иосифом: ему не нужно было, чтобы кто-то учил его нравам рабочего класса в Российской империи. Иосиф отказался надеть типичный костюм-тройку теоретика марксизма:7
  
  
  [Он] носил простую черную русскую рубашку с красным галстуком, типичным для всех социал-демократов. Зимой он также надевал длинное коричневое пальто. Из головного убора он носил только русскую кепку… Никто не видел его иначе, как в мятой рубашке и нечищеных ботинках. В целом он стремился показать, что его мышление не было буржуазным.
  
  
  Его неряшливость свидетельствовала о намеренном неприятии ценностей ‘среднего класса’. Но в то же время существовала сложность. Покрой его рубашки был русским, но тот факт, что она была черной, выдавал в нем грузина. Национальная неоднозначность отражала желание жить на его собственных условиях. Он хотел казаться "пролетарием", в то время как его самого принимали за ‘интеллектуала’. Для рабочих он был учителем и организатором; для образованных товарищей он был организатором и потенциальным учеником.
  
  Группы марксистов в Тбилиси рылись в поисках нужных им политических текстов. Работы Маркса, Энгельса, Лассаля и Дикштейна, а также Георгия Плеханова и Александра Богданова были тщательно изучены в 1890-х годах.8 Также были изучены работы о предыдущих поколениях русских революционеров, о Парижской коммуне 1871 года и о Французской революции.9 Среди марксистских групп была одна, возглавляемая Львом Розенфельдом и Суреном Спандаряном. Розенфельду суждено было стать более известным под своим псевдонимом Каменев. Каменев и Спандарян позже станут товарищами Джугашвили. Каменев был учеником Первой классической гимназии. Его отец был ведущим инженером и предпринимателем, который помогал строить нефтепровод из Баку в Батуми. Он уверенно читал лекции по марксистской теории. Джугашвили посетил одно из них по предложению своего горийского друга Давришеви и был впечатлен.10 Это была ситуация исторической иронии: Каменев, сыгравший определенную роль в привлечении его к марксизму, должен был быть расстрелян сталинской политической полицией (известной в то время как НКВД) в 1936 году. Во всяком случае, эти бывшие ученики семинарии и классической гимназии чувствовали, что есть мир, который нужно исследовать. Рабочие составляли его аналитическое ядро, но еще не были опорой марксистской деятельности.
  
  Хотя он был привязан к помещению Обсерватории на долгие часы каждый день, задания Джозефа вряд ли можно было назвать обременительными; он мог читать все, что хотел, находясь на дежурстве. Это была приятная перемена по сравнению с Семинарией. Он продуктивно использовал свой досуг. Среди недавно опубликованных книг, которые он приобрел, был Краткий курс экономических наук Александра Богданова . Не все работы в его растущей библиотеке были марксистскими. Джозеф также купил "Общую философию души" у русского аристократа-изгнанника середины девятнадцатого века Александра Герцена. Он также не отказался от своего интереса к грузинской, русской и европейской литературе. Но марксизм был в центре его планов на будущее. Он всегда все делал с определенной целью. В данном случае цель была ясна. Джозеф планировал возродить свою писательскую карьеру, внеся свой вклад в марксистские дискуссии в Грузии.
  
  Лучшей из возможностей для него на рубеже веков была газета "Квали", которая была передана удивленному Ноэ Жордании в 1898 году (и которая опубликовала несколько стихотворений Джугаш-вили до того, как он отказался от литературных амбиций). Квали оказал влияние на грузинскую интеллигенцию своим критическим анализом социальных и экономических условий. Кавказское управление имперской цензуры проявило мягкий подход к Квали, и Жордания прямо упрекнул главного цензора, когда тот возразил против конкретного выпуска газеты.11 И все же именно Иосиф Иремашвили, который, как и Джугашвили, отказался от получения образования священника, первым предложил Квали статью . Джугашвили поздравил своего друга с его статьей по аграрному вопросу.12 Тем временем Иремашвили отметил, как усердно Джугашвили учился. На столе в квартире Обсерватории лежала стопка работ Плеханова и Ленина (чье настоящее имя было Владимир Ильич Ульянов) — Джугашвили уже был поклонником Ленина.13 Джугашвили еще не был готов что-то сказать. Он стал осторожен. Вместо этого он занялся пропагандистской деятельностью среди рабочих Тбилиси. Это было нормой для интеллектуалов-марксистов. Получая образование по трудам Маркса и Энгельса, они популяризировали марксистские идеи среди железнодорожников, сапожников и рабочих текстильных фабрик. Джугашвили было поручено руководить двумя рабочими кружками.14
  
  Прогресс Иосифа был нарушен в ночь с 21 на 22 марта 1901 года. Полиция провела обыски в нескольких домах, населенных марксистами, и Обсерватория была в их списке. Иосиф находился под наблюдением практически с момента начала работы там.15 Несколько его друзей по всему городу были арестованы, но его самого не тронули. Это был не последний раз, когда ему везло (что позже дало повод для подозрения, что он был агентом имперской политической полиции, Охранки).16 Но, очевидно, он не мог вернуться в Обсерваторию без риска быть задержанным. Он выбрал существование в бегах. Его решение было принято. Он жил ради революции и знал, что это повлечет за собой частые неприятные эпизоды. Тюрьма и ссылка были в конечном счете неизбежны. В течение следующих нескольких недель он переходил от дома к дому политических единомышленников.
  
  Грузинские марксисты серьезно относились к развитию своей страны. Но Грузия создавала проблемы. Большинство грузин не считали себя в первую очередь грузинами. Они считали себя принадлежащими к той или иной крупной этнической группе в Грузии, и некоторые из них, особенно мингрелы, говорили на своем собственном языке. Но грузинские марксисты верили, что поощрение национального самосознания ускорит политическое развитие и, в конечном счете, распространение социалистических идей. Другая трудность была геополитической. Марксисты могли видеть, что грузинское независимость отдала бы страну на милость Османской империи. Марксизм в любом случае учил их видеть спасение не в отделении от России, а в продвижении рабочего класса во всех странах. Все они хотели, чтобы марксизм стал объединенной силой, независимо от национальной принадлежности на всем Кавказе. Грузин, армян и азербайджанцев следует поощрять к совместной борьбе против монархии Романовых и ее политического и социального строя. Марксисты Кавказа также должны присоединиться к Российской социал-демократической рабочей партии, основанной в 1898 году, которая охватывала всю Российскую империю.
  
  Влияние марксизма среди инакомыслящих интеллектуалов и рабочих росло с середины 1880-х годов. Они были вдохновлены идеями, разработанными политическим éмигрантом é Георгием Плехановым, который предположил, что капитализм быстро развивается по всей империи и что рабочий класс является той группой общества, которая лучше всего способна положить конец монархии Романовых и инициировать изменения, которые в конечном итоге приведут к достижению социализма. Другие социалисты придерживались более ранней русской традиции, от которой отказался Плеханов. Это были революционеры, которые в основном стремились крестьянство, призванное свергнуть деспотический порядок в государстве и обществе. Такие революционеры, руководимые Виктором Черновым, должны были сформировать Партию социалистов-революционеров в 1901 году. Чернов разделял идеи марксистов, но утверждал, что социальная структура Российской империи еще не изменилась так сильно, как утверждал Плеханов; он также считал, что промышленные рабочие мало отличаются в социальном и культурном отношении от крестьянства. В Российской империи также активно действовали либеральные политические группы. Первоначально их возглавлял П.ëтр Струве, который начал общественную жизнь как марксист. В 1905 году они должны были создать Конституционно-демократическую партию. Конституционные демократы (или кадеты) выступали за либеральную демократию и капитализм как решение проблем страны.
  
  Марксисты, однако, доминировали в общественных дебатах в Грузии. Они одержали победу над либералами и консерваторами, которые уже существовали там. Социалисты-революционеры не приобрели последователей на Южном Кавказе. Главными соперниками марксизма были социал-федералисты, грузинские социалисты с ярко выраженной националистической ориентацией, которые требовали преобразования Российской империи в федеративное государство с Грузией в качестве одного из составляющих ее субъектов. Но социал-федералистам не удалось привлечь на свою сторону большинство несогласных. Ноэ Жордания был доминирующим голосом среди грузинского Марксисты. Он обладал сильной личностью, моральной силой и талантом обращения с пером.17 марксизма в Грузии, который в значительной степени был продуктом его идей и деятельности. Жордания тоже понимал, что независимость грузин подвергнет их вторжению Османской империи. Он не был неуязвим, чтобы бросить вызов его власти. Пилипе Махарадзе, Миха Цхакая и другие марксисты считали его слишком мягким по отношению к грузинским либералам. Но Жордания видел в грузинских марксистах лидеров национального движения против политической и экономической системы царизма. С этой целью он сотрудничал со всеми течениями антиромановского мнения в Грузии. Именно это побудило либерала Георгия Церетели передать владение Спасибо ему.
  
  Друг Джугашвили Ладо Кецховели соглашался с критиками Жордании и стремился противодействовать этой тенденции практическими действиями. Кецховели выступал за создание подпольной газеты. Хотя у Квали были свои применения, оно не могло распространять полноценное революционное послание из-за боязни имперской цензуры.18 Кецховели и Джугашвили в целом выступали за более жесткие формы "подпольной" организации, чем одобрял Жордания. В то время как Жордания надеялся расширить возможности для простых рабочих присоединиться к марксистам и внести активный вклад в партийную жизнь, его молодые критики считали рискованным упускать власть из рук опытных организаторов, таких как они сами. Этот спор затронул всю российскую социал-демократическую рабочую партию на рубеже веков. Уже были заметны зачатки раскола, произошедшего в 1903 году между большевиками и меньшевиками. Существовало соглашение о том, что методы подпольной партийной деятельности должны соблюдаться. За этим пунктом наблюдались симптомы раскола, который в последующие годы стал зияющей раной в грузинском марксизме.
  
  Ладо Кецховели избавился от контроля Жордании, основав нелегальную марксистскую газету "Брдзола" ("Борьба") в Баку на каспийском побережье. Жордания препятствовал любому подобному предприятию в Грузии , опасаясь поставить под угрозу публикацию Квали . Для Кецховели реакция Жордании была еще одним свидетельством того, что тбилисское марксистское руководство шло на слишком много компромиссов. Население Баку включало русских, армян и грузин, а также азербайджанское большинство. Он быстро нашел прессу в Баку19 и, подделав документы, якобы полученные от губернатора Елизаветграда, он смог заставить владельцев продолжить печатание.20 Хитрый и решительный, он создал газету на грузинском языке такого типа, какую хотел. Экземпляры были разосланы марксистским группам по всему Кавказу. Позже Джугашвили делал вид , что был одним из основателей Брдзолы . На самом деле это была работа исключительно Кецховели. Джугашвили также преувеличил степень антагонизма между ними обоими и Жорданией. Напряженность, безусловно, существовала и возрастала; но сотрудничество продолжалось, и Кецховели в конце концов обратился к Жордании с просьбой написать передовицу для одного из выпусков Брдзолы.21
  
  Тем временем Джугашвили доставлял неприятности в столице Грузии. Тифлисский комитет Российской социал-демократической рабочей партии был пронизан политическими и личными разногласиями. (Грузинские марксисты, никогда не стремившиеся к отделению от Российской империи, называли свою столицу русским названием Тифлис.) Но Джугашвили все испортил. В одном из мемуаров, без прямого упоминания его имени, говорится о "молодом, бестолковом товарище из интеллигенции, “энергичном” во всех вопросах’. Согласно этому отчету, этот человек, "ссылаясь на конспиративные соображения, а также на неподготовленность и отсутствие [политической] сознательности среди рабочих, выступил против приема рабочих в комитет".22 Марксисты Тбилиси восприняли это как неприятное мнение, неприятно высказанное — и контекст делает практически несомненным, что Джугашвили был тем товарищем, о котором идет речь. Другой современник, Григол Уратадзе, более прямо писал, что Джугашвили предстал перед своими товарищами и был признан виновным как "клеветник".23
  
  В ноябре 1901 года, после того как Городской комитет отстранил его от пропагандистской работы в Тбилиси, Джугашвили уехал в Батуми на побережье Черного моря, стремясь распространять свои идеи в более восприимчивой среде. Но многим марксистам в Батуми он не понравился. Джугашвили продолжал разглагольствовать о грехах деятельности и бездействия Тифлисского комитета. Это было достаточно плохо. Но товарищи в Батуми не могли вынести его "личной капризности и склонности к деспотическому поведению".24 Примечательно здесь то, что возражения были высказаны не столько политике, сколько отношению и манерам поведения. Неприязнь к знакомым была его отличительной чертой с юности. Честолюбие тоже было характерной чертой. Но он хотел подняться до революционного возвышения на своих собственных условиях; и всякий раз, когда другие ставили его в тупик, он говорил им, что они неправы и глупы. Он был умным молодым человеком, который думал, что у него есть ответы на трудности, с которыми сталкивались марксистские пропагандисты на Южном Кавказе. Подчеркивая необходимость тайной деятельности, незаконной пропаганды и контроля над рабочими, Джугашвили был ожидающим большевиком.
  
  Он не был неэффективен в Батуми. Он работал с коллегами-марксистами и рабочими трубопроводов и портов, чтобы поднять восстание против работодателей. Был установлен контакт с вероятными новобранцами в партию. Предприятия Ротшильдов и Манташеви были его любимыми местами. В то же время он поддерживал связь с Кецховели, находящимся в сотнях миль к востоку, в Баку. В Батуми вспыхнули забастовки, в которых были замешаны Джугашвили и его группа. Он делал то, к чему его побуждали идеология и политика. Он также был вовлечен в организацию демонстрации протеста рабочих 8 марта 1902 года. Они требовали освобождения лидеров забастовки, заключенных в тюрьму несколькими днями ранее. Демонстрация имела фатальные последствия. Городские власти запаниковали при виде шести тысяч разгневанных марширующих рабочих, и войска открыли по ним огонь. Были убиты пятнадцать демонстрантов. Последовало масштабное расследование Охранки. Были сотни арестов. Полицейские шпионы проникли в батумскую марксистскую организацию, и обнаружение местонахождения Джугашвили было лишь вопросом времени. 5 апреля он был взят под стражу и содержался в Батумской тюрьме.
  
  Один из местных жителей, Хашим Смирба, сожалел об отъезде Джугашвили. Джугашвили некоторое время скрывался вместе с ним. Хашим, крестьянин, который, вероятно, был абхазом, проникся к нему симпатией и выразил сожаление, что он не мусульманин: "Потому что, если бы ты принял мусульманскую веру, я бы нашел тебе семь красивых женщин в жены".25 Эта сцена была пересказана, чтобы показать, что Джугашвили всегда отличался общительностью. Но Смирба был пожилым крестьянином, стоявшим вне революционного движения. Тот факт, что несколько рабочих свидетельствовали в пользу Джугашвили спустя десятилетия после его пребывания в Батуми, был, несомненно, знаменательным. Он держался особняком. Он был самодостаточен и не хотел полагаться на других, когда в этом не было необходимости. Он уже был чем-то вроде одиночки.
  
  Джугашвили в любом случае больше не зависел от доброй воли товарищей в Батуми или Тбилиси. Он поддерживал тесный контакт со своим другом Кецховели в Баку. Его статья "Российская социал-демократическая партия и ее ближайшие задачи", освещавшая многие политические и организационные вопросы того времени, была главной во втором номере "Брдзолы" .26 Кецховели не возражал. Хотя он оставался главным редактором, он признавал, что у него лучше получалось организовывать, чем писать или редактировать. Они составляли динамичную пару. Брдзола добился издательского успеха в подпольном марксистском движении по всему южному Кавказу. Согласно собственному рассказу Сталина, его привлекла жизнь писателя, и он серьезно подумывал о том, чтобы оставить подпольную политическую деятельность и поступить в университет — и не только как студент, но и как профессор.27 (Он никогда не объяснял, кто бы заплатил за него.) Другой аспект его ранней литературной карьеры продолжал преследовать его в старости. Таково было ‘мирное’ содержание нескольких его работ. Даже в Брдзола, не беспокоясь о цензуре, избежал прямого призыва к революции.
  
  По сообщениям, Кецховели ругал его за излишнюю умеренность; но Джугашвили должен был утверждать, что до расстрела рабочих в Батуми в марте 1902 года его сдержанный тон был оправдан. Затем все изменилось: ‘Тон был изменен’. Никогда больше Джугашвили не сдерживался в споре с противниками марксизма в Грузии или Российской империи в целом.28 Кецховели и Джугашвили открывали для себя, что их основные склонности не были присущи ни им, ни Грузии. В декабре 1900 года несколько русских éэмигрантовé марксистов по инициативе Ленина основали "Искра" в Мюнхене. Ее сторонники выступали за подпольную политическую деятельность как ключ к будущему влиянию. Одним из контактов "Искры" на Южном Кавказе был Лев Гальперин, работавший на Брдзолу . Материалы начали поступать из Германии в Батуми в 1901-1922 годах.29 "Искра" проводила кампанию за контроль над Российской социал-демократической рабочей партией. Его идеи были более развиты, чем у Кецховели. Ленин и его товарищи не хотели компромисса со средним классом. Они призывали к созданию воинственных, хорошо организованных групп. Они выступали за централизацию, дисциплину и доктринальную ортодоксальность. Брдзола, однако, был разгромлен Охраной еще до ареста Джугашвили: 14 марта 1902 года вся редакция и группа поддержки, за исключением Абеля Енукидзе и Богдана Кнунянца, были взяты под стражу в Баку.30
  
  В то время как группа Брдзола томилась в тюрьмах Батуми и Баку, Ноэ Жордания продолжал разрабатывать стратегию и тактику грузинского марксизма. И Жордания, и Ленин считали, что родители—основатели марксизма в Российской империи - Георгий Плеханов, Павел Аксельрод и Вера Засулич — не смогли разглядеть преимуществ обращения к крестьянству. Ленин стремился привлечь сочувствие крестьян, предлагая вернуть полоски земли, потерянные помещиками-дворянами в результате Указа об освобождении 1861 года. Многие российские марксисты сочли это предложение слишком снисходительным к крестьянству; они предпочитали ортодоксальный акцент на агитации среди рабочего класса. Но Жордания критиковал Ленина за недостаточную смелость. Вместо этого он настаивал на том, чтобы все сельскохозяйственные земли перешли в руки крестьян. Династические, церковные и дворянские поместья должны быть экспроприированы. Большинство грузинских рабочих имели связи с сельской местностью. Грузия была преимущественно аграрным обществом. Не только это: Жордания призывал грузинских марксистов выходить среди крестьян и вербовать их в ряды организованного марксизма.31 Его товарищи очень быстро откликнулись на его призыв. Кампания принесла свои плоды. Нигде больше в Российской империи крестьяне не были так готовы прислушиваться к марксистам. Марксисты могли похвастаться своей гегемонией над грузинской политической оппозицией монархии Романовых.
  
  Джугашвили не одобрял стратегию Жордании. Он согласился с тем, что крестьянам следует пообещать передачу всех сельскохозяйственных земель и что предложение Ленина было слишком робким. Но ему не нравилась идея направить столько пропаганды и организации на крестьян. Он настаивал на необходимости действовать среди ‘рабочих’. Он также подчеркнул необходимость того, чтобы марксисты сообщали и объясняли превратности рабочего движения за пределами Российской империи, особенно в центральной и Западной Европе.32
  
  Что касается еще одного пункта разногласий с Жорданией, то, однако, он всегда проявлял необычайную сдержанность. Джугашвили все еще был далек от того, чтобы полностью отказаться от своего грузинского патриотизма. Он хотел, чтобы в Грузии была сформирована отдельная марксистская партия. В то время как Жордания стремился к региональной организации, охватывающей весь Кавказ, независимо от его древних национальных и этнических границ, Джугашвили требовал территориального разграничения Грузии в партии.33 Разница между Жорданией и Джугашвили была большой; она была еще больше между Джугашвили и теми другими товарищами, такими как Миха Цхакая, которым предстояло стать большевиками. Цхакая соглашался с тем, что книги, брошюры и газеты должны были быть написаны на грузинском языке — иначе ни один грузинский рабочий не познакомился бы с марксизмом, — но, как и другие радикальные марксисты, он чувствовал, что озабоченность Жордании национальным и культурным развитием Грузии отдает национализмом. Идея Джугашвили о территориально разграниченной организации на Южном Кавказе показалась столь же дурно пахнущей радикалам, которые поддерживали марксизм, потому что она предлагала путь к современности и отказ от националистической розни.
  
  Такая идея на самом деле имела более широкое распространение в Российской социал-демократической рабочей партии. Еврейский бунд — марксистская организация, базирующаяся на западных окраинах Российской империи и занимающаяся исключительно работой среди евреев, — подверглась критике со стороны группы "Искра" за требование территориальной автономии внутри партии, несмотря на тот факт, что в том же регионе проживали другие этнические группы. (Марксисты на Южном Кавказе избегали подобных просьб от имени одной национальной группы.) Эта просьба обсуждалась на Втором съезде партии в августе 1903 года. Когда Представители "Искры" выступили против любого такого национально-территориального принципа организации, бундовцы вышли. Своенравный и независимо мыслящий, Джугашвили рисковал прослыть марксистом, который не мог принять приверженность Российской социал-демократической партии интернационализму.
  
  Джугашвили, однако, не испугался. Он начал оставлять о себе известность. Вынужденно переехав из Тбилиси, он не приобрел репутации близкого по духу товарища; но это не помешало ему навязывать себя. В Батуми он нашел группу рабочих, готовых поддаться влиянию его призыва к революционной деятельности; и он помог организовать забастовки и демонстрации против монархии. Из Батуми он поддерживал связь с Баку, а Джугашвили совершенствовал свои навыки в марксистской пропаганде. Срок заключения в Батумской тюрьме сократился его литературная карьера была короткой, но он продолжал обсуждать свои противоречивые стратегические наклонности и публиковать статьи о них.34 Он провел там год, прежде чем его перевели в Кутаиси. Переведенный обратно в Батуми, он, наконец, осенью 1903 года был направлен в южную часть Средней Сибири. Пунктом назначения была Новая Уда в Иркутской губернии, куда он прибыл 27 ноября. Он бежал в начале 1904 года и направился в Тбилиси. (Для этого потребовалось две попытки. В первый раз он по глупости не смог снабдить себя теплой одеждой для сибирской зимы, и его поймали с сильно обмороженными ушами и лицом.)35 Вторая попытка увенчалась успехом. Из Тбилиси он исколесил вдоль и поперек Южный Кавказ.
  
  Григол Уратадзе, сокамерник по Кутаисской тюрьме, оставил полезные воспоминания о Джугашвили в эти годы. Он писал много лет спустя после того, как Джугашвили стал Сталиным и диктатором СССР; и эти двое мужчин были давними политическими противниками. Тем не менее мемуары заслуживают определенного доверия, поскольку Уратадзе не делал вид, что Джугашвили уже казался потенциальным диктатором. Уратадзе начал со слов: ‘Как личность Сталин не имел особых отличительных черт’. Но затем он противоречил сам себе:36
  
  Он был очень сухим человеком; можно даже сказать, что он был иссушенным. Например, когда нас выпускали на улицу для упражнений и все мы отдельными группами направлялись в тот или иной угол тюремного двора, Сталин оставался один и ходил взад-вперед своими короткими шагами, и если кто-нибудь пытался заговорить с ним, он открывал рот в своей холодной улыбке и, возможно, произносил несколько слов. И эта необщительность привлекла всеобщее внимание.
  
  Это было необычное поведение для заключенного, у которого была лишь ограниченная возможность общаться с другими. Он прибыл в Кутаисскую тюрьму как единственный "интеллектуал" в группе заключенных, переведенных из Батуми.37 Однако он не помогал поддерживать их моральный дух и не искал контактов с интеллектуалами из своей собственной партии.38
  
  Кутаисская тюрьма с ностальгией вспоминалась как "университет" для своих заключенных.39 заключенных-марксистов читали книги и обсуждали идеи. Джугашвили, однако, держался особняком. Его странность произвела впечатление на Уратадзе:40
  
  
  Он был неряшливым, а рябое лицо делало его не особенно опрятным на вид… В тюрьме он носил бороду и зачесывал назад длинные волосы. У него была крадущаяся походка, он делал короткие шаги. Он никогда не открывал рта, чтобы рассмеяться, а самое большее - чтобы улыбнуться. И размер улыбки зависел от объема эмоций, вызванных в нем конкретным событием; но его улыбка никогда не превращалась в смех во весь рот. Он был совершенно невозмутим. Мы прожили вместе в Кутаисской тюрьме более полугода, и я ни разу не видел, чтобы он волновался, терял контроль, сердился, кричал, ругался или — короче говоря — проявлял себя в каком-либо ином аспекте, кроме полного спокойствия. И его голос в точности соответствовал ‘ледяному характеру’, который приписывали ему те, кто его хорошо знал.
  
  
  Если бы это было единственное подобное свидетельство о нем, его было бы легко отвергнуть. Но оно согласуется со всем, что говорилось о его личности до и после периода заключения.
  
  Сбежав наконец из Новой Уды, он вернулся к своим товарищам-большевикам в настроении навязать свое видение.41 В его отсутствие в Российской социал-демократической рабочей партии произошли фундаментальные изменения, и Ленин на какое-то время вышел победителем. На Втором съезде партии, который проходил в Брюсселе и Лондоне с июля по август 1903 года, группа Ленина "Искра" нанесла поражение другим течениям. Но в момент своего триумфа искровцы распались. Сторонники Ленина выступали за особенно строгий набор условий для членства в партии. Его бывший соратник Юлий Мартов, который помог ему изгнать Бунд, оказался в меньшинстве. Мартов согласился с необходимостью тайности, централизма, дисциплины и идеологического единства. Но, как и Жордания в Грузии, он не одобрял политику, направленную на ограничение числа членов партии. Мартов был убежден, что Ленин перешел к авторитарной и контрпродуктивной организационной кампании. Они и их сторонники голосовали друг против друга. Ленин победил и назвал своих последователей мажоритариями (большевиками или большевиками), а Мартов в порыве самоотречения позволил своим мужчинам и женщинам называться миноритариями (меньшевиками или меньшевиками).
  
  Подробным новостям о перевороте на Втором съезде партии потребовалось время, чтобы просочиться обратно в Грузию. Раскол между большевиками и меньшевиками среди ссыльных не был воспроизведен в Тбилиси. То же самое было верно в большинстве российских городов. Но две общие тенденции, тем не менее, проявились по всей Российской империи, и Грузия не была исключением. Миша Цхакая был одним из первых, кто объявил себя большевиком. Джугашвили тоже встал на сторону Ленина. Но, бежав из Новой Уды, он не был тепло встречен в Тбилиси. Причиной был его часто повторяемый призыв к созданию автономной грузинской партии. Ему был подготовлен решительный упрек, и он столкнулся с угрозой быть вышибленным из большевистской фракции до того, как она была должным образом сформирована. Ему был предоставлен выбор: если он хотел остаться с большевиками, он должен был написать заявление о своих убеждениях, чтобы его проверили ведущие товарищи на предмет ортодоксальности.42 Это был унизительный опыт для такого гордого человека, как Джугашвили. Но он был реалистом. Ему пришлось проявить себя дисциплинированным, ортодоксальным большевиком. Если он хотел вернуть себе признание, он должен был отречься, заняться тем, что позже, когда он правил СССР, стало известно как самокритика. Было изготовлено семьдесят экземпляров его "Кредо", которые были разосланы другим радикальным марксистам в Грузии. ‘Кредо’ окончательно отвергло кампанию за создание грузинскими марксистами собственной автономной партии — и его отречение увенчалось успехом: он пережил ожидаемое порицание.
  
  В 1920-х годах он должен был послать эмиссаров на Кавказ, чтобы проследить за копиями "Кредо", написанного им в 1904 году.43 Почти наверняка он все их уничтожил. (В предисловии к первому тому его собрания сочинений, написанному в 1946 году, редакторы утверждали, что все до единого экземпляры были утеряны.)44 Но неопубликованные мемуары Сергея Кавтарадзе, который был тбилисским большевиком и был связан со Сталиным после Октябрьской революции, в общих чертах указывают на то, что было в "Кредо" Джугашвили.45 После того, как он отрекся, облако подозрений все еще клубилось над его головой. Даже его обещание не повторять своих ошибок не смогло утихомирить критику. Его называли "грузинским бундистом"46 (это было своеобразное название для человека, которого многие впоследствии заклеймили как антисемита). Цхакая обошел радикальных марксистов и выступил в защиту Джугашвили.47 Он выжил и продолжал процветать в большевистской фракции. Он был энергичным, решительным и амбициозным. Он был изворотливым: он не принимал идеи просто так, как говорят другие; он менял свою политику только тогда, когда на него оказывалось сильное давление. Он был сварливым и склонным к заговорам. Он сохранил сильное чувство, что следует уважать национальную чувствительность грузин и других народов. Он начинал в тени Ладо Кецховели, но начал выделяться своими собственными взглядами и деятельностью. Никто из грузинских марксистов не сомневался в его таланте.
  
  События в Российской империи собирались испытать его революционный характер. Крестьяне с начала века страдали от неблагоприятных коммерческих условий; они также продолжали возмущаться количеством земли, принадлежащей дворянству. Рабочие требовали повышения заработной платы. Среди интеллигенции было недовольство отказом императора и его правительства реформировать политическую систему. Несколько нерусских национальностей — особенно поляки, финны и грузины — были недовольны обращением с ними в Санкт-Петербурге. В сельской местности нарастали волнения. Частота и интенсивность промышленных забастовок возрастали. Формировались подпольные политические партии и профсоюзы. Именно в этой ситуации в 1904 году Николай II решил начать войну с Японией. Одним из его расчетов было то, что короткая победоносная война возродит престиж монархии Романовых. Это была глупая ошибка. Слишком быстро российские вооруженные силы обнаружили, что японцы, которые за последние годы нарастили свой военный и промышленный потенциал, более чем достойны их.
  
  
  6. ПАРТИЯ И КАВКАЗ
  
  
  К началу 1905 года императорская монархия столкнулась с чрезвычайной ситуацией. 9 января в Санкт-Петербурге состоялась политическая демонстрация. Ее целью было вручить императору петицию о предоставлении общих гражданских прав. Результатом стала резня, когда силам безопасности было приказано открыть огонь по демонстрантам. Были убиты десятки людей. Николай II не был виноват в кровавой бойне, но по всей стране его считали ответственным. Полиция и армия беспомощно наблюдали за проведением митингов протеста. Вспыхнули забастовки. Польша и Грузия были очагами беспорядков. Крестьяне двинулись, чтобы заявить о себе против помещичьей знати. Монарх и его министры, уже дискредитированные поражениями в незаконченной войне с Японией, внезапно показались уязвимыми. Рабочие сами избирали свои советы. Вооруженные силы вдоль Транссибирской магистрали были в мятежном настроении. Усилия Охранки были тщетны: политические партии действовали, испытывая все меньший страх перед арестом, и хотя их контакты с большинством людей в предыдущие годы были слабыми, они быстро завоевали доверие населения. Это была проба сил с режимом Романовых, беспрецедентная со времен восстания Пугачева 1773-5.
  
  Для Российской социал-демократической рабочей партии сюрприз был таким же большим, как и для любой другой политической группы. Ленин в Швейцарии был застигнут врасплох; то же самое произошло с его последователями в Санкт-Петербурге и остальной части Российской империи. И все же большинство эмигрантов с осторожностью относились к возвращению до тех пор, пока Николай II не опубликовал свой Октябрьский манифест, обещающий реформы. Тем временем революционные активисты были предоставлены сами себе. Большевики провели самозваный Третий съезд партии в Лондоне в апреле 1905 года и определили свою общую стратегию. Их целью было вооруженное восстание и формирование временной революционной диктатуры. Они стремились к полной экспроприации земель, принадлежавших монархии, церкви и дворянству.
  
  Джугашвили не было среди грузинских участников: он еще не развеял сомнения относительно него среди большевиков. Именно его друг и старший товарищ Миха Цхакая возглавлял группу "Страна", и Цхакая не преминул раскритиковать растущий культ Ленина в большевистской фракции. В этом был практический аспект. Многие делегаты Конгресса, возражая против нежелания Ленина перенести базу Центрального комитета в Россию, думали, что эмигрантам стало слишком комфортно за границей; и им удалось добиться согласия на такой перевод. Джугашвили вернувшись в Грузию, был среди тех, кто утверждал, что для успеха революции в Российской империи необходимо сосредоточить максимум ресурсов. Он возвращался к своим обязанностям еще до революционных вспышек. Он побывал в Баку и Кутаиси, прежде чем обосноваться в Тбилиси. Он публиковал статьи в недавно основанном журнале "Пролетарии Брдзола" ("Пролетарская борьба’), в том числе одну по национальному вопросу, которая оставалась в рамках официальной большевистской линии. Он писал большевикам в эмиграции. Когда после Кровавого воскресенья 9 января 1905 года начались забастовки и демонстрации, он с головой ушел в писательство и организацию — и он был лидером большевистского Тифлисского комитета, политика вооруженного восстания которого окончательно отделила их от городских меньшевиков. Иногда это вовлекало его в открытые споры о соответствующих достоинствах большевизма и меньшевизма; в других случаях он выдвигал общие марксистские аргументы против местных соперников партии: анархистов, социал-федералистов и социалистов-революционеров. Куда бы он ни пошел в столице Грузии, он был в гуще событий.
  
  Однако для многих из его товарищей он все еще был чрезмерно готов идти на компромиссы по ‘национальному вопросу’. Когда он отказался помочь им в их споре в Кавказском союзном комитете партии в соответствии с политикой местных большевиков, Сергей Кавтарадзе обвинил его в ‘предательстве’. Но Джугашвили был непоколебим. Для него Кавтарадзе и другие не смогли разделить вопросы первостепенной и второстепенной важности. ‘Я не намерен вступать в спор с профсоюзным комитетом по этому поводу… Но вы поступайте, как вам нравится. С этими словами он закурил дешевую сигарету и не мигая уставился на Кавтарадзе; он хотел, чтобы его критики знали, что им больше не будут помыкать. Кавтарадзе понял этот жест и никогда его не забудет.1 Джугашвили был человеком, который вступал в сражения только тогда, когда были приличные шансы на их победу. Идеологическая прямота - это все было очень хорошо. Но практические результаты также были важны, и ненужных ссор следовало избегать. Его трудность заключалась в неспособности собрать вокруг себя группу последователей. По его мнению, грузинские большевики были слишком жестки в своем ленинизме, тогда как грузинские меньшевики проводили неправильную политику.
  
  Когда революция пришла на Южный Кавказ, она застала региональные власти врасплох не меньше, чем в других местах. И. И. Воронцов-Дашков был назначен вице-королем и оказался в неблагоприятной ситуации. Забастовки и демонстрации затронули почти все города и промышленные поселения. Сопротивление имперским войскам было широко распространено. Сильнейший революционный импульс исходил от Ноэ Жордания и грузинских меньшевиков, которые позиционировали себя как марксисты и национальные защитники против российской власти. Деревни Гурии в западной Грузии были особенно восприимчивы к привлекательность меньшевизма. Но повсюду на Кавказе происходили национальные волнения. По обе стороны горной цепи появились ранее подавленные лидеры, бросившие вызов Николаю II и его правительству. Не везде конфликт характеризовался напряженностью с Санкт-Петербургом. Межэтническая напряженность, долгое время сдерживаемая российскими вооруженными силами и смирительной рубашкой растущей капиталистической экономики, переполнила чашу терпения общества. На Северном Кавказе на первый план вышел религиозный традиционализм, а насилие между исламистами и их соперниками усилилось. Вокруг великого нефтяного города Баку взаимная ненависть армян и азербайджанцев вылилась в ужасное насилие, когда азербайджанцы-мусульмане вырезали армян-христиан, несмотря на меры предосторожности, принятые Воронцовым-Дашковым.2
  
  Армянами в Баку, как и в Тбилиси, руководили люди с наибольшим достатком, тогда как азербайджанцы, как правило, были беднейшей частью рабочей силы. Воронцов не недооценивал трудностей и решил свести к минимуму применение насилия, чтобы обеспечить восстановление имперского порядка на Южном Кавказе.3 В других частях Российской империи в последней четверти 1905 года вооруженные силы работали интенсивно. Рабочие советы подвергались энергичному подавлению, и вооруженное восстание Московского Совета было безжалостно подавлено. Крестьянские мятежники подвергались облавам. Мятежные города в ‘русской’ Польше были приведены к повиновению. Мятежники в армии и на флоте были арестованы и расстреляны. Грузия восстала. Жордания и его меньшевики, а также большевики, такие как Джугашвили, ликовали. Их организации пополнились новобранцами. Они перестали скрывать свою деятельность, и вице-король неуклонно перешел к сочетанию силы и консультаций. Грузинские марксисты доминировали на политической сцене. Они стремились к отделению не больше, чем большевики. Судьба Грузии, по их оценке, была связана с революционными событиями в России.
  
  Но Джугашвили сделал свой выбор: стратегия большевиков казалась ему наиболее похвальной. Что поражало в нем его знакомых, так это необычайная полемическая грубость. У него было мало остроумия. Его речи, какие он произносил, были сухими и агрессивными. Он решительно поддерживал большевизм и глубоко ненавидел меньшевиков, с которыми сталкивался. "Против них, - заявил он, - хороши любые методы!"4 Он отличился своими практическими способностями; и, за исключением Льва Троцкого, который возглавлял Петербургский Совет с осени 1905 года, он сыграл гораздо более влиятельную роль в событиях того бурного года, чем любой другой член первого партийного политбюро, сформированного после Октябрьской революции. Джугашвили часто дискутировал с грузинскими меньшевиками. Он выступал на рабочих собраниях. Он был одним из самых продуктивных авторов для пролетариев Брдзолы . Он всегда призывал марксистов противостоять вспышкам международного насилия. Он энергично продвигал политику большевиков и призывал к свержению монархии путем восстания, которое привело бы к власти временное революционное правительство. Марксисты должны объединить рабочих и крестьян в политический союз. Компромисс со средним классом по меньшевистской модели должен был быть отвергнут.
  
  И все же перспективы большевизма на Южном Кавказе никогда не были более мрачными. Джугашвили удрученно писал Ленину в мае:5
  
  
  Я запоздал со своим письмом, товарищ. Не было ни времени, ни желания писать. В течение всего периода было необходимо путешествовать по Кавказу, выступать в дебатах, подбадривать товарищей и т.д. Повсюду меньшевики переходили в наступление, и нам нужно было дать им отпор. У нас почти не было персонала (а сейчас их очень мало, в два-три раза меньше, чем у меньшевиков), и поэтому мне нужно было выполнять работу трех человек… Наше положение таково. Тифлис почти полностью в руках меньшевиков. Половина Баку и Батуми также с меньшевиками… Гурия в руках соглашателей, которые решили перейти на сторону меньшевиков.
  
  
  Очевидно, он думал, что товарищ в Женеве должен знать горькую правду о фракционном балансе среди марксистов на южном Кавказе. В течение года меньшевизм под эгидой Жордании выдвигался вперед в качестве ведущей силы восстания Грузии против имперской монархии. Большевизм был в незначительном меньшинстве среди грузинских революционеров. Таким образом, Джугашвили выбрал фракционную преданность, которая, казалось, обрекала его на безвестность. Крестьянство по всей Грузии последовало за меньшевиками; и хотя он продолжал утверждать, что их стратегия отвлекала внимание от пропаганда и организация среди рабочего класса, он был гласом вопиющего в пустыне. Должно быть, он в какой-то степени винил слабость большевизма в Грузии в его неспособности — несмотря на его совет в 1904 году — представить фракцию в качестве защитника национальных интересов. Сам он, однако, не был бесконечно гибким. Он тоже хотел сосредоточить революционную деятельность на городах, рабочих и марксистской ортодоксии. Большевизм преуспел лучше всего на Южном Кавказе, где была хорошо развита промышленность. Так было в Баку. Но Джугашвили не отчаивался: он принял обдуманное решение о том, что основная стратегия большевиков была правильной и что рано или поздно она восторжествует. До конца года он предсказывал неизбежность свержения монархии Романовых. Как и все большевики, он заявил, что для достижения этой цели необходимы насильственное восстание и революционная диктатура.
  
  Николай II начал паниковать в октябре 1905 года. Рабочие сформировали свои собственные советы, которые начали с организации забастовок и пришли на смену официальным органам самоуправления. Крестьяне выступили против помещичьей знати, незаконно выпасая скот и воруя древесину из лесов. В Польше и Грузии власти были близки к потере контроля. По совету графа Витте Николай II издал свой ‘Октябрьский манифест’, обещающий реформы. В последующие недели стало ясно, что это потребует создания избранного парламента, известного как Государственная дума, а также Основного закона, который установит рамки, определяющие и ограничивающие полномочия императора, правительства и Думы. Эти уступки позволили выиграть время и поддержать монархию; и хотя большевики приступили к организации восстания в Москве, вооруженные силы неуклонно восстанавливали власть по всей империи.
  
  Революционное нетерпение Сталина не угасло: он продолжал отстаивать бескомпромиссную приверженность стратегии большевизма. Его растущий успех в Тбилиси был настолько велик, что он был естественным выбором в качестве делегата на фракционную конференцию, проведенную большевиками в Тампере (Таммер-форс) в Финляндии в середине декабря 1905 года. Именно там он наконец встретился с Лениным. Согласно его более позднему рассказу, он был ошеломлен невзрачной внешностью лидера большевизма. Джугашвили ожидал увидеть высокого, уважающего себя человека. Вместо этого он увидел человека не крупнее его самого и без высокомерия, присущего выдающимся éмигрантамé.6 Конференция в Тампере оказалась неудобной для Ленина. Большинство большевиков, включая Джугашвили, отвергли его предпочтение фракции для участия в выборах в Государственную Думу. Их целью было вооруженное восстание и установление ‘революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства’, и они не видели смысла тратить энергию на выборы, назначенные на условиях Николая II. Требование Ленина о тактической утонченности оставило их равнодушными. Став большевиками, потому что им нравился ленинский радикализм, они были разочарованы тем, что их лидер уже шел на компромисс с институтами имперского порядка. Сам Ленин пошел на попятную, чтобы не потерять своих сторонников на Конференции.7
  
  Джугашвили был проникнут нынешними фракционными настроениями. Он все еще развивался как политик. Его трудности с грузинскими большевиками в 1904 году показали, что ему не хватало стратегической гибкости (и он продолжал предлагать компромиссы в политике в последующие годы). Но в 1905 году он жил и дышал идеями вооруженного восстания и революционной диктатуры. Он искренне верил, что имперскую монархию можно заменить. Поэтому он отказался одобрить политику установления политического порядка, предписанного Николаем II. На самом деле все большее число большевиков пришло к осознанию своей ошибки, не последовав совету Ленина. Сам Ленин решил оказать дальнейшее давление на свою фракцию, согласившись на воссоединение с меньшевиками на партийном съезде — он не мог выносить такого количества большевиков, считающих себя более ‘ленинцами’, чем он сам. Такой шаг был также вызван тем фактом, что две группировки, несмотря на сохранение раздельного существования в эмиграции, часто сотрудничали в Российской империи.
  
  Местом проведения Четвертого съезда партии был выбран Стокгольм. Джугашвили был единственным большевиком среди шестнадцати делегатов, отобранных для представления Грузии. Они тайно пробрались через Москву и Санкт-Петербург в Хельсинки. Оттуда, переодевшись учителями на экскурсии, они сели на пароход до порта å бо. В этот момент они разделились на более мелкие группы.8 Джугашвили сел на пароход Wellamo и отплыл в столицу Швеции. Для него были приняты меры, чтобы он остановился в отеле "Бристоль" вместе с другим большевиком Климентом Ворошиловым. ‘Заговорщические’ схемы большевиков были раскрыты стокгольмской полицией. Множество пришельцев инопланетного вида без очевидных коммерческих или профессиональных целей не могли не привлечь внимания. Джугашвили был задержан и допрошен комиссаром Могреном, констеблем и переводчиком по имени Алексей. Он представился как Иван Иванович Виссарионович и заявил, что был политическим беженцем и национал-демократом. Он заверил полицию, что его не финансируют финны (что вызывало беспокойство шведских органов безопасности в те годы). Он также пообещал регулярно отчитываться перед ними во время своего пребывания. Он указал, что намеревался съездить в Берлин перед возвращением домой. Джугашвили, как и другие, был освобожден как безобидный посетитель.9
  
  Затем он развлекался вместе с остальными членами делегации большевистской фракции. Его скромные расходы были покрыты партией. Это был первый период, который он провел за пределами Российской империи. Партия поддерживала братские отношения со шведскими социал-демократами и с их помощью добилась использования Народного дома для проведения съезда. Была предпринята небольшая попытка помешать Охране узнать об этом событии — и в любом случае у Охраны было много информаторов, и она получала подробные отчеты о действиях верхушки Российской социал-демократической рабочей партии независимо от мер предосторожности, принятых революционерами. Каждая фракция обсуждала свои внутренние дела. Были также переговоры между фракциями. Атмосфера была дружеской, хотя у делегатов не было времени осмотреть большую часть города, кроме своих гостиниц и Народного дома. Однако для Джугашвили это не имело значения. На протяжении многих лет он читал статьи светил Российской социал-демократической рабочей партии — Плеханова, Аксельрода, Ленина, Мартова, Богданова и Маслова. (Александр Богданов, философ и организатор, стал почти таким же влиятельным среди большевиков, как сам Ленин.) Теперь Джугашвили увидел их собранными в одном большом зале. Согласованной задачей было уладить проблемы между большевиками и меньшевиками, а также выработать общую политику, и Джугашвили смог сыграть свою роль.
  
  Выступая за воссоединение, Ленин не разоружался политически. Он поддерживал большевистский центр отдельно от любого партийного органа, включающего меньшевиков. Он также продолжал санкционировать вооруженные ограбления большевиков как средство сбора наличных денег в политических целях. Четвертый конгресс запретил обе эти вещи. Ленин и его соратники публично согласились, в действительности игнорируя запрет, и Джугашвили, как главный организатор большевистской кампании грабежей и вымогательства в Грузии, был неотъемлемой фигурой в этом систематическом обмане.
  
  Именно на Четвертом съезде Джугашвили, используя в качестве псевдонима Ивановича, выдвинул свое заявление о том, что восходящие лидеры партии воспринимают его всерьез. Он был избран в комиссию, которая проверяла мандаты делегатов. Он также поставил под сомнение достоверность сообщений грузинских меньшевиков о ситуации в Грузии. Это вызвало споры. Однако его собственная речь была подвергнута сомнению меньшевиками, и его попросили оправдаться. Он крикнул в ответ: "Я дам вам свой ответ в свое время!"10 Он заявил: ‘Ни для кого не секрет, что в развитии общественно-политической жизни России наметились два пути: путь квазиреформ и путь революции’. Что касается Джугашвили, то меньшевики по глупости переняли идеи, отвлекающие их от марксистской стратегии:11
  
  
  Напротив, если классовые интересы пролетариата ведут к его гегемонии и если пролетариат должен идти не в хвосте, а во главе текущей революции, то самоочевидно, что пролетариат не может удержаться ни от активного участия в организации вооруженного восстания, ни от захвата власти. Такова ‘схема’ большевиков.
  
  
  С уверенностью фанатика он свободно нападал на ветеранов российского марксистского движения, включая Плеханова и Аксельрода.12
  
  Он также активно участвовал в дебатах по "аграрному вопросу", и его вклад был упомянут другими авторами.13 Специалист по меньшевизму П.ëтр Маслов предложил провести кампанию за ‘муниципализацию’ земли как средство обращения к крестьянству. Такая схема передала бы пахотные земли в собственность районных советов. Ленин, напротив, расширил свои идеи, предложив национализацию земли; он хотел, чтобы землей владело центральное правительство. И Маслов, и Ленин хотели экспроприировать помещичьи земли без компенсации и дешево передать все поля в распоряжение крестьянства. Они стремились оговорить условия этого владения. Но большинство большевиков, следуя некоему С. А. Суворов считал предложение Ленина таким же непрактичным, как и предложение Маслова. Среди них был Джугашвили. Выйдя на трибуну, он привел доводы в пользу того, чтобы просто позволить крестьянам захватывать землю без ограничений. Это позволило бы союзу рабочего класса и крестьянства стать реальностью, и марксистам удалось бы конкурировать с социалистами-революционерами за народную поддержку в сельской местности.14 Суворов и Джугашвили хотели, чтобы земля была объявлена ‘общей собственностью всего народа’. Внутренний спор большевиков, однако, не вышел из-под контроля, потому что меньшевики имели большинство на съезде и муниципализация земель стала официальной политикой партии.
  
  И снова Джугашвили уверенно высказался в пользу большевизма, не соглашаясь автоматически со всем, за что выступал Ленин. Он признал его лидером своей фракции. Но его послушание не было слепым: Джугашвили считал, что его непосредственный ежедневный опыт пребывания в Российской империи позволяет ему быть в более близком контакте с революционными возможностями, чем эмигранты.
  
  В любом случае, у Джугашвили была причина вне политики чувствовать себя бодрым: он нашел женщину, на которой хотел жениться. Ему было под тридцать, и большинство его друзей уже состояли в браке. Женщиной, которая привлекла его внимание, была Кетеван Сванидзе. Это была сестра Александра, друга по Духовной семинарии. Александр Сванидзе, как и Джугашвили, был большевиком; поэтому Джугашвили мог бы положиться на ее понимание требований жизни революционера. Ухаживание было быстрым. лет Кетеван работала швеей у французской портнихи мадам Эрвье в тбилисском районе Сололаки. Разыскиваемый полицией, Джугашвили должен был быть осторожен в своих свиданиях с ней; но, к счастью для него, работодатель Кетеван оказался доброй душой и позволил ему встретиться со своей любовью в задней комнате магазина. Однако однажды мадам Эрвье почти пожалела о своей снисходительности, когда в поле зрения появился лейтенант П.ëтр Строев в сопровождении двух рычащих немецких собак, выведенных для охоты на человека. Она бросилась предупредить его, и он в самый последний момент скрылся через черный ход.15 Кетеван обладала прекрасной фигурой и была отзывчивой и доброй женщиной; и она была довольна жизнью у очага и в домашнем очаге: у нее не было амбиций активно участвовать в революционном движении. Что она в нем нашла, неизвестно. Никто в семье Сванидзе, которая стала заметной в советской общественной жизни в 1930-х годах, не упоминал об этом. Возможно, она считала его очень смелым после безрассудного поступка у кутюрье. В любом случае он был физически стройным и умственно развитым, и, как он показал в последующие годы после ее смерти, его внешность и личность привлекали многих женщин.
  
  Кетеван и Джозеф соблюдали религиозные приличия и 16 июля 1906 года дали брачные обеты в рамках полной грузинской православной церемонии в Сионском соборе на северном берегу Мтквари. Если священник знал, что несколько свидетелей в собрании были воинствующими атеистами (и несостоявшимися семинаристами), он молчал об этом. После свадьбы был традиционный грузинский прием. Еды и вина было в изобилии, а тамадой (тамадой) был старейший большевик Грузии Миха Цхакая.16 Ожидания Джугашвили были обычными: в обязанности Кетеван входило готовить для него, убирать и подметать их комнаты и обеспечивать его потомством — и, похоже, Кетеван была полностью довольна таким положением дел. Это было в характере Джугашвили. Ему никогда не нравилось, что родственники или друзья могли иметь над ним интеллектуальное преимущество. У супругов должным образом родился сын 18 марта 1907 года. Они назвали его Якоб.17
  
  Роль мужа не связывала его, и он продолжал заниматься писательством и организацией в Тбилиси. Среди написанных им работ была длинная серия статей на тему "Анархизм или социализм".18 Среди результатов его организационной деятельности были доходы, полученные преступным путем, поскольку Джугашвили, используя Семена Тер-Петросяна в качестве главаря большевистских грабителей, руководил серией вооруженных краж.19 В начале 1907 года, все еще находясь в столице Грузии, он помог основать газету Мнатоби (‘Факел’). Как и Ленин, он приветствовал брошюру немецкого теоретика марксизма Карла Каутского о движущих силах и перспективах русской революции, которая непреднамеренно поддержала идею большевиков о революционном союзе рабочих и крестьян; и Джугашвили написал предисловие к грузинскому изданию. К тому времени Джугашвили был ведущим большевиком Грузии. Сомнения в его доктринальной ортодоксальности остались в прошлом. Как в Грузии, так и в Финляндии, где продолжал функционировать большевистский центр, его заслуги были признаны коллегами по фракции. Однако политическая судьба большевизма на его родине была удручающей; и когда он услышал, что Пятый партийный съезд должен был состояться в апреле 1907 года в Лондоне, он знал, что меньшевистские участники будут оспаривать его право представлять тбилисские марксистские группы. Он интенсивно работал за небольшую практическую награду, за исключением повышения авторитета среди большевиков.
  
  Ожидая ссоры из-за своего делегатского мандата, Джугашвили отправился в Лондон по документам ‘мистера Ивановича’. Поскольку он еще не был видной партийной фигурой за пределами Грузии, у организаторов Конгресса не было причин размещать его рядом с лидерами — Плехановым, Аксельродом, Лениным и Мартовым — в Блумсбери, принадлежавшем к среднему классу. Вместо этого он присоединился к массе делегатов в Ист-Энде. На рубеже веков там тысячами проживали еврейские семьи иммигрантов из Российской империи (и, подобно ирландцам, составляли значительное меньшинство).20 Это было лучшее место для делегатов, где они могли избежать внимания со стороны Особого отдела. Они также могли снять дешевое жилье, и не имело большого значения, не говорили ли они по-английски.
  
  Он никогда не рассказывал о своих лондонских впечатлениях. Возможно, его визит был слишком мимолетным и напряженным, чтобы он мог составить о себе определенное мнение. Ему выделили комнату на Джубили-стрит, 77 в Степни. Съезд проходил в Братской церкви в трех милях к северу на углу Саутгейт-роуд и Балмес-роуд.21 Таким образом, воинствующие атеисты в Российской империи обсуждали свержение Романовых в месте христианского поклонения, обычная паства которого состояла из пацифистов и последователей художника, писателя и умеренного социалиста Уильяма Морриса.22 Каждую ночь, возвращаясь в свою комнату, он занимался писательством и планированием. Его домовладельцем был русскоговорящий сапожник, вероятно, еврей, бежавший из Российской империи. Свидетель его краткого пребывания оставил нам свой рассказ. Это был парень по имени Артур Бэкон, который зарабатывал полпенни в округе, выполняя мелкие поручения. Он часто приходил в дом сапожника, чтобы выгрести решетку и наполнить ее углем и щепками для растопки, и Джугашвили использовал его, чтобы передавать сообщения различным большевистским делегатам, находившимся поблизости. Жена сапожника надписала конверты, поскольку английский Джугашвили не позволял писать имена.
  
  Хотя юный Бэкон, повзрослев, проголосовал за консерваторов, он вспоминал мистера Ивановича с нежностью. Джугашвили нравились ириски, которые мальчик приносил с собой. У мальчика была финансовая причина для благодарности: вместо обычных полпенни он получил монету в два шиллинга за передачу сообщения товарищу.23 Поскольку это было на 4700 процентов выше текущего показателя, финансовая сообразительность Джугашвили была не такой, какой могла бы быть.
  
  В то время как он оставил свой след на Стокгольмском конгрессе, преследуя лидеров меньшевиков и дистанцируясь от ленинской аграрной политики, он мало что сделал, чтобы отличиться в Лондоне. Как и ожидалось, разгорелся спор по поводу его мандата. В конце концов ему разрешили присутствовать на съезде без права голоса.24 Возникли дальнейшие процедурные споры. Три дня были потрачены на споры о повестке дня. Ситуация осложнилась тем, что в слушаниях приняли участие различные организации из "национальных" пограничных районов — поляки, латыши, армяне и евреи—бундисты. Следовательно, ни большевики, ни меньшевики не имели твердого большинства, и за кулисами велось много дискуссий, чтобы достичь соглашения. Ленин предложил Жордании и грузинским меньшевикам сделку, по которой они могли бы беспрепятственно вести партийные дела в Грузии в обмен на то, что они не встанут ни на чью сторону против большевиков в Российской социал-демократической рабочей партии в целом. Жордания отказался.25 Если бы Джугашвили услышал об этом предложении, он вряд ли был бы доволен. Сговор Ленина с Жорданией разрушил бы все, за что Джугашвили боролся на южном Кавказе с тех пор, как стал большевиком. Это также научило бы его тому, что регион не был чрезвычайно важен для руководства большевизма. Столкновение между Лениным и Джугашвили было бы неизбежно.
  
  Большевики на съезде в любом случае подверглись критике за сохранение своего отдельного Центра, за совершение вооруженных ограблений и за то, что не поделились партийными средствами с меньшевиками. Большевики, однако, были столь же агрессивны. Хотя теперь они считали желательным участвовать в выборах в Думу, они отвергли идею сотрудничества с либералами в палате; они обвинили меньшевиков в предательстве революционного дела. Слушания были крайне противоречивыми. Был сформирован Центральный комитет из пятнадцати членов. Пятеро были большевиками и четверо меньшевиками. Баланс сил поддерживался ‘национальными’ организациями в партии. Объединенная центральная газета "Социал-демократ" должна была быть возрождена. Но это никого не обмануло. Российская социал-демократическая рабочая партия была домом, разделившимся между собой.
  
  
  7. В БЕГАХ
  
  
  Иосиф Джугашвили вернулся с Лондонского конгресса к революции, которая отступала. Его карьера в течение следующих нескольких лет отражала ситуацию. Он выбрал Баку в качестве своей базы и в течение нескольких месяцев организовывал, писал и редактировал от имени фракции среди нефтяников. Ведущие большевики Южного Кавказа придерживались мнения, что Тбилиси, будучи административным и культурным центром Кавказа, уступал по возможностям, которые он предоставлял для пропаганды и организации такого рода, которые могли бы способствовать большевистскому делу. Он отправился туда со Степаном Шаумяном.1 Он высмеивал меньшевиков Грузии за их озабоченность более отсталыми жителями и экономикой его родины: его собственное политическое развитие продолжалось.2 Но Охранка догнала его. 25 марта 1908 года он был арестован во время операции под псевдонимом Гайоз Нижерадзе и заключен в тюрьму Баилов на окраине Баку.
  
  Последовали годы заключения, ссылки, побега и повторного ареста. 9 ноября его препроводили в Вологду на русском севере. Это была маленькая провинциальная столица, известная только своим кружевоплетением, в 370 милях к востоку от Санкт-Петербурга. По прибытии ему было приказано перебраться более чем на четыреста миль на восток, в Сольвычегодск, старинный город в пятнадцати милях от ближайшей железной дороги на реке Вычегда. Прибыв 27 февраля 1909 года, он немедленно спланировал побег. 24 июня ему это удалось, и, пробыв несколько дней в Санкт-Петербурге, он вернулся на юг года на Кавказе и снова работал в качестве подпольного большевистского организатора в Баку и Тбилиси. Но на свободе он пробыл недолго. 23 марта 1910 года он был схвачен полицией и заключен в тюрьму Баилов. На этот раз его псевдонимом был Захар Мелихьянц. Прошло шесть месяцев, прежде чем власти вынесли ему приговор (и тем временем он успел написать "Письмо с Кавказа", которое было опубликовано в центральном органе партии "Социал-демократ" в Париже).3 23 сентября его отправили обратно в Сольвычегодск. 27 июня 1911 года ему разрешили переехать в Вологду.4 6 сентября он совершил еще один побег под видом некоего П. А. Чижикова. Он прибыл в Санкт-Петербург, где связался со своим старым другом из Тбилиси Сергеем Аллилуевым.5 Охрана, однако, была проинформирована. Он был арестован 9 сентября и 25 декабря повторно отправлен под конвоем в Вологду.
  
  Имперские власти подавляли революционное движение. Крестьянские мятежники были отданы под военный трибунал и казнены. Промышленные забастовки были подавлены. Мятежи в имперской армии и флоте были жестоко подавлены. Там, где провинции оставались неспокойными, губернаторам и военным командирам были предоставлены чрезвычайные полномочия. Революционная агитация была безжалостно подавлена, и главные лидеры социалистических партий — Российской социал-демократической рабочей партии и Партии социалистов-революционеров — вернулись в Швейцарию и другие европейские страны, чтобы перегруппировать свои силы до следующего крупного политического кризиса.
  
  Николай II не отменил Основной закон, который он санкционировал в начале 1906 года. Но он сожалел, что разрешил избирательную систему, которая вернула большой социалистический контингент как в Первую, так и во Вторую Государственные думы. 3 июня 1907 года Столыпин, его премьер-министр, изменил систему таким образом, чтобы создать консервативное большинство в Третьей Государственной думе, которая должна была собраться в ноябре. Столыпин, однако, также видел необходимость аграрной реформы. Работая губернатором в Саратовской губернии, он рассматривал сельскую земельную коммуну как источник хроническая социальная нестабильность; он ввел законодательство, позволяющее крестьянам создавать самостоятельные фермерские хозяйства. Он финансировал программы по стимулированию миграции на целинные земли в Сибири. Столыпин с согласия императора стремился к рабочим отношениям с Третьей Государственной думой, особенно с октябристской партией, возглавляемой Александром Гучковым. Он также разрешил дальнейшее существование местных профсоюзов и прессы, которая уже не была такой неуклюжей, как до 1905 года. Однако открытая революционная пропаганда и организация продолжали пресекаться. Правление Столыпина было решительной, разумной попыткой сохранить имперский порядок. Его ненавидели не только революционеры, но и те при дворе, кто подозревал, что его сотрудничество с Думой умаляет полномочия императора. Но Столыпин выжил. Российская социал-демократическая рабочая партия, насчитывавшая весной 1907 года 150 000 членов, быстро сократилась до нескольких тысяч, когда государство восстановило контроль.6
  
  Жизнь Джугашвили была заполнена товарищами, шпионами, полицейскими, подругами и помещиками-крестьянами. Все делалось исходя из предположения, что неосторожное слово может привести к аресту. Дружеские знакомые могли оказаться полицейскими осведомителями. Охранка, несмотря на то, что была небольшой организацией, хорошо расходовала свои ресурсы и внедрилась во все революционные партии. Джугашвили мог доверять только своим самым старым друзьям и ближайшим родственникам.
  
  Он привык заботиться о себе сам; и хотя у него были жена и маленький сын, партийные обязанности продолжали удерживать его вдали от дома после возвращения с Пятого съезда партии. Такому семейному спокойствию, которое у него было, внезапно пришел конец 22 ноября 1907 года, когда после нескольких недель страданий умерла Кетеван. Вероятной причиной был туберкулез. Иосиф и Кетеван были женаты менее двух лет. Ее смерть пошатнула его самообладание. Его школьный товарищ Иосиф Иремашвили сопровождал его на церковных похоронах и записал сцену в Тбилиси, когда вдовец крепко взял его за руку: "Сосо, это существо смягчило мое каменное сердце; она скончалась, и вместе с ней ушли мои последние теплые чувства к людям!’ Затем Джугашвили приложил правую руку к груди и заявил: "Здесь все так пусто, так невыразимо пусто!"7 Иремашвили заключил:8
  
  
  Я выразил свои соболезнования Кобе. Это было сделано настолько честно и искренно, насколько я мог это сделать, но я знал, что после этого у Кобы не осталось никаких моральных ограничений и что с тех пор он полностью отдастся своим фантастическим планам, которые были продиктованы исключительно амбициями и жаждой мести.
  
  
  Тяжелая утрата, по словам Иремашвили, имела глубоким следствием ужесточение его отношения к остальному человечеству.9
  
  Иремашвили написал свои мемуары спустя годы после бегства из Советской Грузии; вряд ли он мог вспомнить точные слова Иосифа на церковном дворе. Он также стал личным и политическим врагом Сталина и хотел продать как можно больше экземпляров его книги. Возможно, он приукрасил правду? В других воспоминаниях о периоде до 1917 года изображен другой Иосиф Джугашвили: замкнутый, скрытный, неразговорчивый и бесстрастный.10 И все же, даже если Иремашвили немного преувеличил или выдумал, его не следует сбрасывать со счетов. Он знал Джугашвили с раннего детства и знал все об эмоциональной стороне его личности. Они вместе учились на семинарах, когда Джугашвили писал стихи в романтическом ключе. Более того, они были грузинами, присутствовавшими на православных похоронах, и Иосиф Джугашвили вел себя традиционно, показывая семье и друзьям, как глубоко он оплакивает свою жену.
  
  Комментарий Джугашвили, о котором сообщают, в любом случае является клише, которое указывает на вдовца, больше озабоченного собой, чем Кетеван или своим сыном. Он даже не потрудился пожить с ней в последние месяцы ее болезни. Однако то, что Иосиф был потрясен ее смертью, не подлежит сомнению. Что менее правдоподобно, так это то, что это единственное событие стало решающим в превращении его в человека, жаждущего кровной мести человечеству в целом. В его долгой жизни было много таких событий. Его друзья и соратники отмечали, как каждое событие делало его более жестким в отношениях с миром. Иремашвили заявил, что еще до смерти Кетеван было очевидно, что Иосиф относился с презрением ко всем, кроме своей матери, жены и сына.11 Ее кончина оставила его с маленьким сыном Якобом. И все же он не позволил тяжелой утрате помешать политической деятельности. Выбрав жизнь убежденного революционера, он не собирался позволять родительским обязанностям обременять себя. Для этого требовалась полная личная свобода, и он попросил своих родственников, Сванидзе, избавить его от Якоба. У Кетеван было три сестры и брат. К облегчению Джозефа, эти родственники были рады взять мальчика на воспитание. Они также поддержали Джозефа, когда у него закончились деньги.12
  
  Должно быть, он с сожалением сравнивал себя с éмигрантами é большевиками в их маленьких колониях в Швейцарии и Франции. Большинство ведущих эмигрантов могли жить на частные доходы. Они могли посещать библиотеки, писать письма друг другу и ездить в отпуск, не беспокоясь о том, следит ли за ними Охранка. (Полицейские агенты в их среде не сильно изменили повседневные привычки эмигрантов, хотя все знали об их существовании.) У них было время писать и возможности публиковаться. Они могли встречаться с иностранными революционерами. Им не нужно было влачить жалкое существование, постоянно находясь в бегах. Им не угрожали тюрьма или сибирская ссылка.
  
  Не считая своих товарищей, Джугашвили был один в мире. Он ничего не видел о своей матери, которая все еще находилась в Гори. Его отец давно потерял связь. Не то чтобы это помешало Иосифу думать о нем. В одной из своих ранних статей он предложил следующий отчет:13
  
  
  Давайте возьмем простой пример. Только представьте сапожника, у которого была крошечная мастерская, но он не смог выдержать конкуренции с более крупными начальниками и закрыл свою мастерскую и, возможно, ушел работать на обувную фабрику, принадлежащую Адельханову в Тифлисе. Он поступил на работу к Адельханову не для того, чтобы стать постоянным наемным работником, а скорее для того, чтобы сэкономить немного денег, отложить небольшой капитал и вновь открыть свою мастерскую. Как вы видите, у этого сапожника уже есть пролетарское состояние, но его сознание еще не пролетарское: оно насквозь мелкобуржуазное.
  
  
  Эти детали настолько близки к образу жизни его отца, что Джозеф, несомненно, описывал его. Судьба Бесо была несчастливой. После разрыва с Кеке и Джозефом он продолжал работать и пить в Тбилиси, и Джозеф позже утверждал, что его зарезали в драке в таверне в 1909 году.14
  
  Если Иосиф и оплакивал его, то не оставил никаких следов этого; на самом деле даже неизвестно, как быстро он узнал о смерти Бесо. Джугашвили в этот период был сосредоточен на том, чтобы избежать ареста. Он был искусен в методах. Но его повторяющийся успех в срыве работы полиции снова привел к слухам о том, что у него были сомнительные связи с имперскими властями. Был ли он сотрудником Охранки? Меньшевик Исидор Рамишвили в 1905 году обвинил его в том, что он ‘правительственный агент, шпион и провокатор’.15 Такие необоснованные истории повторялись годами. Было даже утверждение, что досье Охранки на него было распространено по всей партии в 1920-х годах и что Сталин спровоцировал Большой террор в конце 1930-х годов главным образом для того, чтобы устранить тех, кто был посвящен в то, что знал о его работе.16 Фактически, самый тщательный анализ доказательств не дает серьезных оснований полагать, что Джугашвили был агентом полиции. Это не означает, что ему не удалось использовать те связи, которые у него были с Охраной. Его много раз арестовывали и допрашивали. Вполне вероятно, что он обронил информацию, которая изобличила бы врагов его фракции или даже его соперников внутри фракции. Периодически поступали запросы, в частности, об аресте Степана Шаумяна, и, по-видимому, некоторые товарищи-большевики пытались вызвать Джугашвили на партийный трибунал. Арест и ссылка избавили Джугашвили от этой участи.17 Шаумян был другой выдающейся фигурой большевизма на южном Кавказе; убрать его с дороги было бы в характере амбициозного Джугашвили.
  
  И все же Охранка предпочитала держать своих главных информаторов подальше от тюрьмы; и Джугашвили, хотя иногда он получал легкие приговоры, находился в заключении или ссылке слишком часто и надолго, чтобы быть сотрудником полиции. Ему пришлось провести Великую войну вплоть до Февральской революции 1917 года в Сибири, хотя государственные власти могли бы продуктивно использовать его, если бы он действительно работал на них.
  
  Тайная политическая деятельность была сложной и требовательной, а руководящее положение Джугашвили требовало, чтобы у него был широкий круг знакомств и источников информации. Среди них были товарищи; они были незаменимы, если нужно было сохранить прочное революционное ядро. Но ему также приходилось искать информацию на более широкой равнине. Живя в рабочих районах, где было много информаторов и где заключение в тюрьму представляло постоянную опасность, революционный лидер должен был полагаться на свой ум — а Джугашвили был примечателен своим количеством контактов. Грузинский меньшевик Артем Джио оставил отчет об облаве на марксистских боевиков в Тбилиси. Ворвавшись в квартиру друга, Джугашвили был поражен, обнаружив там поджидавшего его Джио. ‘Я просто не ожидал этого’, - воскликнул он: "Как это случилось? Разве вас не арестовали?"18 Джио объяснял, как он избежал участи других, когда вошел незнакомец. Джугашвили успокоил Джио: ‘Ты можешь говорить свободно и смело… Он мой товарищ’. Вновь прибывший оказался грузином, работавшим полицейским переводчиком. Он поспешил сообщить Джугашвили последние новости: несколько близких товарищей (в том числе будущий тесть Джугашвили Сергей Аллилуев) были взяты под стражу. На самом деле вечером уже был выделен отряд для ареста Джугашвили. Переводчик, однако, был смущен присутствием Джио и, как только он передал свою информацию, убежал.19
  
  Это был малоизвестный, но значительный эпизод в карьере Джугашвили. Это показало, что он занялся довольно неортодоксальным делом; ибо его переводчик был не борцом с марксизмом, а, по словам Джугашвили, "великим националистом".20 Переводчик так ненавидел российское имперское правление, что охотно помогал другим противникам царизма: он намеренно неправильно переводил слова, чтобы уберечь грузинских боевиков от неприятностей. Мемуары Джио были необычными. Большевики традиционно изображались как не имеющие никакого отношения к полиции, и нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что его книга была опубликована в 1925 году в Ленинграде только потому, что фракционный противник Сталина Зиновьев контролировал прессу в этом городе и хотел очернить его репутацию. И все же совершение революции в Российской империи требовало разнообразных талантов и гибкого морального кодекса. Джугашвили обладал необходимыми качествами.
  
  Тем не менее это была опасная игра. Другим контактом Джугашвили был некий Корнев. Джугашвили передал кодовые слова, которые Джио должен был использовать при встрече с Корневым. И все же Корнев показался Джио хитрым, который подумал про себя: "Либо он агент Охранки, либо большой трус!"21 Хотя он работал в портновской мастерской, Корнев, очевидно, не имел опыта кройки и шитья. Все в нем было подозрительным. Отсюда был небольшой шаг к выводу, что "в его руках была ниточка, с помощью которой он [думал] внедриться в наши организации".22 Джио извинился и скрылся; инстинкты подсказывали ему, что доверенным лицом Джугашвили был полицейский шпион и что самого Джугашвили одурачили. Возможно, так оно и было. Другая возможность заключается в том, что Джугашвили был более готов, чем большинство революционеров, рисковать жизнями своих товарищей. Эгоистичный и расчетливый, он оценивал ситуации с точки зрения своих личных интересов. Люди имели для него значение только в той мере, в какой он мог использовать их на благо дела или для собственного политического продвижения и личного комфорта и удовольствия. Его безрассудство в подпольной революционной работе сочеталось с другими проявлениями его личности.
  
  Если отношения Джугашвили с полицией сохраняют некоторую загадочность, то больше не должно быть никаких сомнений относительно другого темного аспекта его деятельности. Перед Великой войной было выдвинуто обвинение в том, что он участвовал в организации вооруженных ограблений и что он продолжал эту деятельность даже после того, как Пятый съезд партии запретил ее. Доказательства этого долгое время оставались шаткими. Джугашвили, однако, никогда прямо не отрицал своего участия в этой преступной деятельности. В течение многих лет он просто подавлял общественный интерес к этому вопросу; и когда он пришел к верховной власти, он подавил все упоминания об этом.
  
  Его обязанности в Грузии от имени большевизма выходили далеко за рамки чисто политической деятельности. Он также был вовлечен в организацию ‘бывших’. Это была партийная аббревиатура для обозначения экспроприаций или, более прямолинейно, грабежей. Во время революции 1905-6 годов по всей Российской империи существовало множество марксистских групп, участвовавших в попытках финансировать партию путем краж из банков. Среди них были большевики, и Грузия была центром их усилий. Для этого были веские причины. Бандитизм был обычным явлением в горах, и общественное мнение было очень далеко от того, чтобы считать его достойным презрения. в традициях абрек, который воровал и убивал, наживаясь на официальной власти и раздавая часть своих неправедно нажитых доходов местной бедноте, оставался сильным. (Это было в основе романа Александра Казбеги "Отцеубийство", которым так восхищался молодой Иосиф Джугашвили.) Большевики в Грузии считали, что они направляют подобные обычаи в русло аналогичной альтруистической цели: захвата прибылей капитализма в пользу партии, преданной делу народа. Недавний съезд партии решительно запретил организацию бывших. Но большевистский центр продолжал требовать, чтобы они были предприняты. Ленин и его товарищи нуждались в деньгах.
  
  Джугашвили был человеком, ответственным за операции грузинских большевиков, а исполнителем был армянин Семен Тер-Петросян, который маскировался под псевдонимом Камо.23 Джугашвили и его школьный друг Джозеф Давришеви возглавляли соперничающие группы политических грабителей из домов на горе Давида в Тбилиси. Полиция знала, что происходит. Один из протеже отца Джозефа Давришеви, начальника горийской жандармерии Дамиана Давришеви, некий Давыдов, отвечал за охрану порядка в этом районе. Желая мирной жизни, Давыдов попросил Джозефа Давришеви не создавать проблем на его поле — и Давришеви предположил, что аналогичный подход был применен к Джугашвили. Давришеви был способным и смелым, и, хотя он принадлежал к социал-федералистам (которые были социалистами, но также антимарксистами и открытыми националистами), Джугашвили пытался склонить его к переходу к большевикам. Давришеви отказался. (Грузинские большевики, конечно, подозревали Джугашвили в пристрастии к грузинскому национализму. Было ли его обращение к Давришеви еще одним доказательством в их пользу?) Джугашвили и его товарищи-большевики, во всяком случае, не обратили внимания на просьбу Давыдова. Инциденты на горе Давида повторились. Две группы продолжали увеличивать финансирование своей партии путем убеждения, мошенничества, вымогательства и вооруженного ограбления. Владельцев предприятий было легко запугать. Даже предпринимательская семья Зубаловых, построившая здание, которое позже стало Духовной семинарией, выделяла финансовые субсидии Давришеви.24 Джугашвили умолчал об именах своих поставщиков. И все же не исключено, что Зубаловы, одну из дач которых в подмосковье он должен был занимать со своей второй женой с 1919 года, уступили требованиям большевиков в период революционного подъема.
  
  Они осуществили свой величайший переворот на Ереванской площади почти в пределах видимости Духовной семинарии в Тбилиси 12 июня 1907 года. Камо прибыл в переодетом виде имперского генерала в комфортабельном экипаже, запряженном лошадьми. Они знали, что дилижанс должен был доставить большое количество банкнот. В охрану были брошены бомбы. Камо и его сообщники подобрали полотняные мешки с четвертью миллиона рублей внутри, а сам Камо на полной скорости уехал на своей карете, воспользовавшись хаотичной, кровавой сценой. Доходы от ограбления он привез на базу большевистского центра в Куоккале в Финляндии. Ленин был в восторге.
  
  Незадолго до этого Джугашвили совершил краткую поездку в Берлин25 — вероятно, это включало в себя какие-то консультации с большевистским руководством за границей. Впоследствии Ленин, Джугашвили и Камо пожелали сохранить все, что касалось ограбления, в строгом секрете. Джугашвили и Камо чувствовали себя особенно уязвимыми, поскольку несколько марксистов в Тбилиси знали, кто организовывал ограбления. Меньшевики, все еще имевшие перевес над большевиками в Грузии, приступили к расследованию в ноябре 1907 года. Во главе комиссии, созданной для суда над подозреваемыми участниками, была поставлена Сильва Джибладзе. У самого Джибладзе было далеко не святое прошлое; он был исключен из Тифлисской духовной семинарии за физическое нападение на ректора.26 Но он подвел черту под нарушением политики партии. Вне всякого разумного сомнения, Джугашвили был идентифицирован как éсмертный приговор, стоящий за делом на Ереванской площади.27 Однако к тому времени Джугашвили нигде не было видно. Опасаясь, что его будет разыскивать полиция или от него потребуют отчета перед меньшевиками, он бежал и скрывался в Баку.28 меньшевиков должны были заявить, что он был исключен из партии.29 Ясно то, что большевики, заработав так много денег на грабежах, прекратили эту преступную деятельность и что Джугашвили стал еще более заметным в политике большевизма на Южном Кавказе. Он и Камо оставались друзьями и часто виделись во время и после 1917 года. Они справедливо считали, что с большим усердием выполняли указания Ленина.
  
  Джугашвили поставил своей задачей уничтожить меньшевизм на Южном Кавказе. Эта фракционная борьба имела для него такое же значение, как организация революционной деятельности среди бакинских рабочих и надзор за экспроприациями. Его рвение и интеллект вывели его на передний край большевизма в регионе. В Грузии он был "известен как второй Ленин".30 Он регулярно высмеивал гордость меньшевиков за их успехи в отношениях с грузинским крестьянством в 1905-6 годах. Таким образом, он заявил, что классовая борьба была лучше организована в Баку на Каспийском побережье с его большой концентрацией жителей рабочего класса. В то время как Жордания и меньшевики направляли свою энергию на деятельность среди грузин в Грузии, Джугашвили вращался среди русских, армян и азербайджанцев, а также людей своей национальности. У него была неподдельная наглость, он даже утверждал, что меньшевики в Тбилиси неохотно вступали в полемику с большевиками. Это было несправедливо: Жордания всегда был готов принять любой подобный вызов. Но Джугашвили не пытался быть справедливым. Он хотел дискредитировать меньшевизм и использовал любой материал, который попадал под руку. В целом он обвинял Жорданию в одержимости легальной деятельностью, что было равносильно политике закрытия подпольной партийной сети.31
  
  Жордания возразил, что меньшевики не упустили из виду ни Баку, ни рабочий класс, но на самом деле были там сильнее большевиков.32 Правда лежала где-то между Жорданией и Джугашвили. Меньшевики считали Грузию своей цитаделью. Тем не менее, они также работали в других местах, включая Баку, и временами были более эффективными, чем большевики. Но различия в стратегии разделяли фракции. В то время как большевики действовали почти исключительно среди рабочих, меньшевики очень серьезно относились к другим классам, таким как крестьянство. Меньшевики гораздо охотнее, чем большевики, использовали Государственную Думу как инструмент политической организации и пропаганды. Большевики, несмотря на неудачу революции 1905-1906 годов, сохранили мечту об организации вооруженного восстания против имперской монархии.
  
  Джугашвили был передовым нападающим на меньшевизм в одном из регионов, наиболее важных для революционного дела в Российской империи. Его непримиримость была именно тем, чего Ленин хотел от последователя. Сам Джугашвили приобрел более широкий взгляд на политику после посещения крупных партийных собраний в Тампере, Стокгольме и Лондоне, и его предпочтение работе в Баку, а не в Тбилиси, было значительным. Он больше не считал себя в первую очередь грузинским марксистом; его роль превратилась в роль марксиста, который мог работать где угодно на Южном Кавказе или в империи в целом. Выступая с докладом о Пятом съезде партии, он прокомментировал:33
  
  
  Национальный состав Съезда был очень интересным. Согласно статистике, евреи составляют большинство во фракции меньшевиков, за ними следуют грузины и русские. Однако во фракции большевиков русские составляют большинство… за ними следуют евреи, грузины и т.д. Один из делегатов-большевиков (я думаю, это был товарищ Алексинский) в шутку заметил, что меньшевики - евреи, тогда как большевики - это подлинно русская фракция; таким образом, не повредит, если мы, большевики, устроим небольшой погром в партии.
  
  
  Это один из первых признаков того, что Джугашвили осознал важность революционной пропаганды, вербовки и организации среди крупнейшей национальной группы в империи - русских.
  
  Комментарии Джугашвили позже были использованы против него как доказательство антисемитизма. Они, безусловно, были грубыми и бесчувственными. Но они едва ли выражали ненависть ко всем евреям — или даже ко всем грузинам. Он, грузин, повторял то, что русский большевик сказал о русских и евреях. В течение многих лет в будущем он был другом, соратником или лидером бесчисленного множества отдельных евреев. Что имело значение для Джугашвили, так это ход истории; он понимал, что, если имперская монархия будет свергнута, русские а также евреев и грузин нужно было поощрять к тому, чтобы они играли активную роль. Более того, он опубликовал свой комментарий за три десятилетия до уничтожения гитлером евреев Восточной Европы. Джугашвили до Великой войны, возможно, и не питал особой симпатии к евреям как к евреям, но и против них он не возражал. Действительно, таково было его отношение ко всему человечеству. Он не любил и не ненавидел отдельные народы; его руководящим принципом было судить о том, как их можно поощрять или заставить способствовать созданию государства и общества того типа, который он одобрял. Несмотря на эти оговорки, комментарий имел бесчувственный оттенок. Погром есть погром. Он означал массовое насилие народа против евреев. Джугашвили, по меньшей мере, отпустил неприятную политическую шутку. Он также косвенно предполагал, что еврейскому влиянию в Российской социал-демократической рабочей партии следует противодействовать. Его интернационализм не был однозначным обязательством.
  
  Тем не менее его собственная национальная самоуверенность была на спаде, и он начал писать не по-грузински, а по-русски. Его первая такая статья появилась после возвращения из Лондона в бакинской большевистской газете "Бакинский рабочий" .34 С тех пор он ограничивался своими грузинскими публикациями письмами к товарищам и родственникам. Он в значительной степени перестал писать на своем родном языке для политической общественности. Для грузинских большевиков это был привычный шаг. Принадлежность к рядам большевизма предполагала приверженность интернационализму и использованию русского языка в рамках организованного марксизма по всей империи. Некоторое время он самостоятельно изучал эсперанто. Для Джугашвили и многих молодых революционеров этот язык, изобретенный польским еврейским ученым Людвигом Заменхоффом, стал бы одной из культурных основ социалистического порядка, который они хотели создать во всем мире.35
  
  Во всяком случае, не подозрения в антисемитизме Джугашвили больше всего беспокоили его знакомых в то время. Семин Верещак знал его по тюрьме Баилов под Баку и был поражен его личной злобностью. Джугашвили продолжал натравливать одного заключенного на другого. В двух случаях это было связано с насилием:36
  
  
  Молодого грузина избивали в коридоре политического блока [тюрьмы]. Все, кто мог, присоединились к избиению тем, что попалось под руку. По блоку разнеслось слово: провокатор!… Каждый считал своим долгом наносить удары. Наконец пришли солдаты и прекратили избиение. Окровавленное тело отнесли на носилках в тюремную больницу. Администрация заперла коридоры и камеры. Прибыл помощник прокурора, и было начато расследование. Никто не был признан виновным. Стены коридора были залиты кровью. Когда все успокоилось, мы начали спрашивать друг друга, кого это мы избили. Кто знает, что он провокатор? Если он провокатор, почему его не убили?… Никто ничего не знал и не понимал. И только много времени спустя стало ясно, что слух начался с Джугашвили.
  
  
  В другом случае преступник, известный как Митька Грек, зарезал молодого рабочего. Предположительно, Джугашвили сказал Греку, что этот человек был шпионом.37
  
  Революционеры не испытывали угрызений совести, устраняя тех, кто доносил на них или препятствовал их деятельности. Особенность Джугашвили, однако, заключалась в том, что он делал такого рода вещи втихаря. Обычный допрос обвиняемого не проводился. Джугашвили просто принял решение и спровоцировал действия.38 Он поставил своих товарищей-заговорщиков на путь опасности, оставаясь при этом в стороне от содеянного. Он был решительным, безжалостным и в высшей степени уверенным в себе. И все же он был также храбрым. Это обычно упускается из виду теми, кто стремится приписать ему все возможные недостатки. Даже его недоброжелатель Семен Верещак признал, что Джугашвили вел себя мужественно и с достоинством перед лицом властей. В день Пасхи 1909 года подразделение солдат ворвалось в политический блок, чтобы избить всех заключенных. Джугашвили не выказывал страха. Он решил показать солдатам, что их жестокость никогда не сломит его. Сжимая в руке книгу, он высоко держал голову, когда они стреляли в него.39
  
  Такое поведение было достаточно необычным, чтобы Верещак вспоминал о нем с благоговением. Другие обычные аспекты поведения Джугашвили были менее привлекательными. Он пережил смерть своей жены с неподобающей поспешностью и всякий раз, когда выходил из тюрьмы, с энтузиазмом гонялся за юбкой. Стройный, молчаливый и уверенный в себе, он всегда был привлекателен для женщин. Он завел подругу, Татьяну Сухову, в Сольвычегодске в 1909 году. Он прибыл туда в южной одежде, неподходящей для суровой зимы русского севера. Сухова выручила его; она даже дала ему денег и помогла бежать.40 Во время другого своего пребывания в Сольвычегодске он встречался с местной школьницей Пелагеей Онуфриевой. В то время ей было всего семнадцать лет. Это было не последнее из его сексуальных завоеваний среди подростков41 года, и не все его товарищи одобряли это ни тогда, ни позже. Еще менее желательным было его обращение с Марией Кузаковой. Ей принадлежал один из больших деревянных домов в Сольвычегодске, где он нашел жилье. Кузакова была молодой крестьянской вдовой. В свое время она произвела на свет ребенка, которого окрестила Константином. Вопрос об отцовстве почти не вызывал сомнений. Те, кто видел Константина взрослым, отмечали, насколько он был похож на Сталина внешне и даже физическими движениями.42
  
  Джугашвили не собирался стоять рядом с матерью и ребенком. Он рассматривал женщин как средство сексуального удовлетворения и домашнего уюта. Ему нравилось отдыхать с ними в обществе, только если они обладали качествами, которые он находил подходящими. Его партнеры должны были поддерживать и не бросать вызов. Его требованием к женщине было, чтобы она была предана ему одному, и Кузакова на какое-то время его устраивала. Однако его связь нарушила кодекс. Как и другие революционеры, большевики верили, что у них есть миссия построить лучший мир на принципах коллективного блага. Джугашвили эгоистично использовал Кузакову для удовлетворения своей похоти, и ни тогда, ни позже он не считал такое отношение предосудительным. Таким образом он коротал свой срок у реки Вычегда до 27 июня 1911 года, когда ему разрешили переехать в Вологду. Он отправился в Котлас и поехал по новой железной дороге на запад. Он больше никогда не видел Сольвычегодск.
  
  
  8. В ЦЕНТРЕ ПАРТИИ
  
  
  Éмигрантыé лидеры Российской социал-демократической рабочей партии не сразу признали Иосифа Джугашвили талантливым лидером. Состав элиты не был высечен на камне, но без покровительства одного из ее членов любому было трудно присоединиться к ней. Джугашвили не помог себе, оставаясь на Южном Кавказе и в России. На собраниях в Тампере и Стокгольме он был откровенен в своих мнениях. Каждый раз он возражал Ленину,1 который был единственным лидером, который, вероятно, когда-либо предлагал включить его в состав Центрального комитета. Ленин по-прежнему был сосредоточен на России; он даже был готов оставить Грузию местным меньшевикам, если только они согласятся не совать свой нос в дела российского марксизма.2 Джугашвили выразил несогласие. Для него промышленная и коммерческая экспансия в Баку, Тбилиси и Батуми придала региону значение, равное регионам центральной и северной России; и он не менял этого отношения до тех пор, пока большевистская фракция не предоставила ему работу в другом месте. Что уже было ясно, так это его готовность отстаивать свое мнение на партийных собраниях за пределами региона. Он присоединился к марксистскому движению не для того, чтобы похоронить свой разум под гнетом официальной политики.
  
  Продвижение по службе, когда оно пришло, исходило из рук Ленина. После многих лет непростого и неоднородного сотрудничества с меньшевиками Ленину было достаточно. К 1911 году недостатки совместного участия в партии с ними, а также с различными нерусскими региональными организациями перевесили преимущества. По сути, он планировал превратить большевистскую фракцию — или, скорее, тех большевиков, которые остались верны ему, — в Российскую социал-демократическую рабочую партию и обращаться со всеми другими фракциями так, как если бы они поставили себя вне рядов партии.
  
  Меньшевики осудили то, что Ленин санкционировал ограбления банков как средство финансирования большевизма. Они также хотели получить свою долю денег, причитающихся партии в целом, из наследства, полученного от двух сестер по фамилии Шмидт. Но Ленин стремился удержать все средства в руках большевиков. Это была не единственная проблема. Нерусские марксистские партии — поляки, латыши и литовцы и еврейский бунд — создавали проблемы, критикуя его политику. Даже внутри большевистской фракции существовало несогласие. Ленин исключил Александра Богданова из ее среды только для того, чтобы обнаружите, что многие большевики продолжали считать такой раскол ненужным и контрпродуктивным. Никогда не испытывавший недостатка в уверенности и хитрости, Ленин созвал собрание в Праге. Несмотря на то, что все участники, кроме пары человек, были сторонниками ленинцев, он назвал это партийной конференцией. По сути, он отказался даже от видимости сотрудничества в рамках той же партии, что и меньшевики. Разбирательство началось в январе 1912 года. Раскольническая тактика Ленина привела делегатов в замешательство, и некоторые не уклонились от осуждения его навязчивой éмиграционнойé полемики. Но он добился своего. Был избран Центральный комитет партии, и Ленин начал действовать так, как будто меньшевиков не существовало.
  
  Джугашвили в то время застрял в Вологде; но город находился на прямом железнодорожном пути в Санкт-Петербург, и Ленин был далек от того, чтобы забыть его. В 1911 году Ленин провел ‘партийную школу’ в Лонжюмо под Парижем, и Джугашвили был одним из тех, кого он хотел видеть рядом с собой. "Такие люди, как он, - сказал он грузинскому меньшевику Георгию Уратадзе, - это именно то, что мне нужно".3 Лонжюмо был тихой деревушкой, где Ленин разработал программу лекций и нанял нескольких лекторов-марксистов, помимо себя, для обучения молодых большевиков тонкостям партийной доктрины и истории. Целью было привить студентам непоколебимую преданность большевизму; и Джугашвили, которому еще предстояло оставить свой след как большевистскому писателю на высших уровнях фракции, был естественным выбором. Другим грузинским большевиком, находившимся в поле зрения Ленина, был будущий соратник Джугашвили Серго Орджоникидзе, который учился в Лонжюмо и произвел на него впечатление. Однако, так или иначе, Джугашвили не получил приглашения. Возможно, Ленину просто не удалось уговорить кого-либо поехать с посланием в Вологду. Орджоникидзе, во всяком случае, произвел на Ленина в Лонжюмо такое впечатление, что он доверил ему практические мероприятия по созыву Пражской конференции.4
  
  Если бы Джугашвили посещал курсы Лонжюмо, ему, возможно, поручили бы это задание. Он почти наверняка отправился бы в Прагу и, возможно, даже был бы избран в Центральный комитет. У него был более широкий спектр навыков, особенно как у писателя и редактора, чем у его друга Орджоникидзе. И все же такое избрание не пошло бы ему на пользу. В новый Центральный комитет вошел некий Роман Малиновский, который был платным агентом Охранки. Все те члены Центрального комитета, которые вернулись в Российскую империю, за исключением Малиновского, были арестованы в течение нескольких недель. В том же 1912 году Малиновский, ведущий профсоюзный деятель среди металлистов Санкт-Петербурга, выдвинул свою кандидатуру от большевиков в Четвертую Государственную Думу и одержал убедительную победу. Охранке удавалось оставаться в курсе самых влиятельных органов большевизма — Центрального комитета и думской фракции — и влиять на их дискуссии.
  
  Арест большинства вернувшихся членов Центрального комитета, однако, изменил судьбу Иосифа Сталина. Упустив шанс посетить партийную школу в Лонжюмо или Пражскую конференцию, он был доступен для деятельности на самом высоком уровне большевистской фракции. Ленин видел в нем человека, который мог действовать для него в нескольких качествах. Джугашвили был организатором с хорошей репутацией. Он никогда не жаловался на задания: его способность к напряженной работе уже была хорошо известна. Хотя у него были разногласия с Лениным по вопросам политики, он не был необычно в этом, и в любом случае в 1911-12 годах они сходились во мнениях по большинству практических вопросов, затрагивающих большевиков. У него было базовое понимание марксистской теории. Он был беглым писателем и способным редактором. У него была прямолинейная манера поведения всякий раз, когда кому-то приходилось подталкивать человека или комитет к соблюдению официальной линии фракции. Ленин и Григорий Зиновьев, которые временно находились в Париже перед переносом зарубежной базы Центрального комитета в Краков, на польских землях Габсбургской монархии, решили кооптировать Джугашвили (или Ивановича, как они в настоящее время называли его) в Центральный комитет. Серго Орджоникидзе был направлен в феврале 1912 года в Вологду, чтобы лично сообщить ему эту новость.5
  
  Связь с эмиграцией была медленной, и Ленин беспокоился: ‘Об Ивановиче нет никаких известий. Что с ним случилось? Где он сейчас? Как он?"6 К тому времени Джугашвили был классифицирован как один из редких полезных товарищей. Но Ленину не стоило беспокоиться. Орджоникидзе легко нашел кооптированного товарища в Вологде и сообщил ему, что Центральный комитет хочет, чтобы он бежал из города и работал одним из его главных руководителей в Российской империи. Наконец-то он присоединился к элите большевистской фракции.
  
  Джугашвили покинул Вологду по фальшивым документам 29 февраля 1912 года. Его первое пребывание было на Кавказе. Там он написал материал, оправдывающий формирование нового Центрального комитета, несмотря на тот факт, что меньшевики и другие фракции Российской социал-демократической рабочей партии были незаконно исключены из ее состава. Он сосредоточил свои усилия в Баку и Тбилиси. Но его новые обязанности означали, что он больше не должен был ограничиваться одним регионом Российской империи. 1 апреля он уехал по договоренности с Лениным в Москву, где встретился с Орджоникидзе. Затем он отправился в Санкт-Петербург. Его обязанности были обременительными и важными. Он писал для большевистской газеты "Звезда" и помогал редактировать ее; его свободное владение литературой высоко ценилось находящимися в тяжелом положении столичными большевиками. В то же время он поддерживал связь с депутатами-большевиками Третьей Государственной думы, стремясь основать более популярную ежедневную газету "Правда" ("The Truth"). Джугашвили стал ее редактором. В штаб-квартире газеты было три рабочих помещения, а у печатного станка было два помещения в другом месте.7 Вряд ли можно сказать, что он держался вне поля зрения Охраны. Ему оставалось надеяться, что полиция по своим собственным причинам не захочет его арестовывать.
  
  "Правда" впервые появилась 22 апреля 1912 года, и Джугашвили опубликовал в этом номере статью ‘Наши цели’. Он поступил так, как ему сказали из Крак ów, и вошел в ядро петербургского большевистского руководства. Правда была легальной ежедневной газетой фракции. Его целью было заручиться поддержкой большевизма среди промышленных рабочих во времена растущего народного недовольства царем и работодателями. Шахтеры, бастовавшие на Ленских приисках в Сибири, были расстреляны властями 4 апреля. Волна демонстраций протеста прокатилась по империи. В Санкт-Петербурге царило смятение. Длительный период затишья в рабочем движении с 1906 года подходил к концу. Большевистские активисты начали превосходить меньшевиков в политических призывах.", следовательно, большевики перестали быть полезным Охране как разделяющей силе в Российской социал-демократической рабочей партии. Возможно, не было совпадением, что были отданы приказы об аресте Джугашвили, как только "Правда продаваться. Правда еще не была извлечена из архивов Министерства внутренних дел. Джугашвили был арестован 22 апреля и помещен в Дом предварительного заключения в столице. 2 июля его отправили под конвоем в Нарымский округ близ Томска в Западной Сибири, где он был приговорен оставаться в течение трех лет. После долгого путешествия в "арестантском вагоне" по Транссибирской магистрали до Томска его посадили на борт парохода "Колпашевец" и повезли вниз по великой реке Обь в направлении Нарыма.
  
  До своего заключения Джугашвили писал более интенсивно, чем в любой предыдущий период своей жизни. Также в этот период некоторые из его юношеских стихов были перепечатаны в последнем издании грузинской литературной антологии Якоба Гогебашвили "Родной язык " .8 Но он никому об этом не рассказывал. (Нет даже уверенности в том, что он сам знал об этой публикации.) Все же произошло лишь несколько проблесков его поэтической стороны. В прокламации, которую он написал к первомаю 1912 года, он заявил:9 ‘Природа пробуждается от зимнего сна. Леса и горы зеленеют. Цветы украшают луга и пастбища. Солнце светит все теплее. Мы чувствуем в воздухе новую жизнь, и мир начинает танцевать от радости.’ Это был последний романтический порыв, который он допустил в печати. До конца своей жизни он никогда не повторял такого хлесткого многословия. Действительно, прошло много времени с тех пор, как он позволял себе подобным образом.10
  
  Та же прокламация не относилась ни к одному из регионов Российской империи, кроме России. Она была направлена исключительно на русских рабочих и призвал их ‘поднять знамя России [русской ] революция’. Этому нельзя придавать слишком большого значения при интерпретации. (Не то чтобы это остановило некоторых биографов от попыток.) Джугашвили работал в российской столице, писал по-русски и обращался к российским промышленным рабочим. Естественно, Россия была в центре его послания, чего не было бы, если бы он все еще находился в Тбилиси. Тем не менее примерно в это время произошел заметный сдвиг в его политической персоне. Его основным псевдонимом с 1912 года был Сталин. Это было безошибочно русское имя, происходящее от слова, обозначающего сталь. )........... ( Хотя это был не первый раз, когда он обращался к русскому языку для фальшивой идентификации, обычно он возвращался к грузинскому. Однако теперь он создавал свой имидж в Российской социал-демократической рабочей партии и больше не хотел, чтобы его знали просто как человека с Кавказа. Он делал все больший акцент на необходимости общего решения проблем Российской империи; и он хотел сыграть комплексную роль в этом решении.
  
  Сталин лично, конечно, не вызывал доверия как русский. Он знал, что выглядит, звучит и ведет себя в ‘южной’ манере. Он почитал грузинскую литературную классику. Он никогда не был бы русским. И, вопреки распространенному мнению, он на самом деле не пытался.11 Если бы он действительно хотел дегрузинизировать свой политический профиль среди большевиков, он бы перестал писать по ‘национальному вопросу’. Евреи вроде Зиновьева и Каменева хотели прослыть интернационалистами и вряд ли когда-либо обращали внимание на свое этническое происхождение. Сталин тоже хотел, чтобы его считали интернационалистом; он также стремился к тому, чтобы к нему серьезно относились в российской социалистической политике. Но он продолжал призывать партию продвигать интересы нерусских при будущей социалистической администрации. Его брошюра 1913 года "Национальный вопрос и социал-демократия" должен был многое сделать для повышения своей репутации в партии; это также укрепило его отношения с Лениным, который в письме писателю Максиму Горькому назвал его "замечательным грузином".12 Ясно то, что Сталин давно перестал делать особый акцент на грузинах в своих заявлениях по национальному вопросу. Когда он что-либо писал или говорил, он относился к ним не лучше и не хуже, чем к другим нерусским народам. Он не предлагал своим согражданам никаких перспектив на повышение, в то время как сам оставался грузином по внешности, акценту, манере поведения и остаточной культуре.
  
  Это мало что значило для Сталина, когда он под охраной добирался до Нарыма. Он пробыл несколько дней в Колпашево, деревне, где несколько ведущих большевиков жили в ссылке. Среди них были Михаил Лашевич и Иван Смирнов. Сталин также встретился со своим другом-большевиком Семеном Суриным, а также со своим знакомым по Баиловской тюрьме Семеном Верещаком: он поужинал с ними, восстановил силы, а затем отправился на северо-восток вдоль реки Обь к назначенному месту назначения в Нарыме.13 Это было не самое худшее место ссылки в Российской империи. Нарым, в отличие от городов на более северной широте, находился как раз в зоне земледелия. Но условия могли быть и получше. Зима была суровой. Экономическая жизнь в основном вращалась вокруг охоты и рыбной ловли. Контакты с Санкт-Петербургом были нечастыми и находились под наблюдением полиции.
  
  Коллега по Центральному комитету Яков Свердлов приветствовал Сталина в Нарыме и предложил ему комнату. Они не очень ладили. Нарушилось даже соглашение о работе по дому. В то время как Свердлов стремился к наведению хоть какого-то порядка, Сталин был неряшлив и эгоистичен. Они согласились занять этот пост, и тот, кто остался, должен был наводить порядок в доме. Годы спустя они сравнили воспоминания о том, как Сталин вышел из этого соглашения:14
  
  
  Сталин: Мне нравилось выползать на почту в [день Свердлова, чтобы сделать это]. Свердлову приходилось присматривать за домом, нравилось ему это или нет — поддерживать огонь в печи и делать уборку… Сколько раз я пытался обмануть тебя и увильнуть от работы по дому. Я [также] просыпался, когда подходила моя очередь, и лежал неподвижно, как будто спал.
  
  Свердлов: И вы думаете, я не заметил? Я заметил слишком хорошо.
  
  
  Хотя Свердлов добродушно рассмеялся, в то время он не счел это приятным. Поведение Сталина было вдвойне эгоистичным. Кто бы ни шел на почту, он встречался с другими товарищами и получал передышку от уныния ссылки. Все находили условия удручающими, а эгоцентризм Сталина вызывал всеобщее возмущение.
  
  Они вдвоем планировали бежать из Нарыма, чтобы возобновить подпольную политическую деятельность. Их поощрял в этом Центральный комитет в Кракове. Существовало два ‘бюро побега’, одно в Колпашево, другое в Нарыме. Свердлов предпринял первую попытку, но был пойман под Томском. Затем Лашевич совершил рывок, за ним 1 сентября последовали Сталин и Свердлов.15 Это была насыщенная поездка. Они разработали хитроумный план, требующий, чтобы миниатюрный Свердлов прятался в корзине для белья. К Сталину подошел жандарм, который попытался осмотреть корзину, воткнув в нее штык. Сталин заставил его прекратить, подкупив его. Эта история, рассказанная Сталиным три десятилетия спустя, не может быть проверена.16 Но она не является неправдоподобной. Скрывающиеся революционеры регулярно эксплуатировали неэффективность и продажность имперских служб правопорядка.
  
  Сталин и Свердлов остановились у семьи Аллилуевых в Санкт-Петербурге.17 Они быстро восстановили связи с партийными организациями в империи и с ‘иностранной’ частью Центрального комитета в Кракове. Все это время они должны были держаться по крайней мере на шаг впереди Охранки. Избирательная кампания в Четвертую Государственную Думу была в самом разгаре, и Сталин остался в столице, чтобы помогать большевикам и направлять их деятельность. Он также снова начал писать для Правды . 19 октября он опубликовал передовую статью о "Волеизъявлении делегатов избирателей"; а Ленин напечатал свою статью "Наказ петербургских рабочих" в газете "Социал-демократ" éмигрантé" . В день выборов, 25 октября, большевики добились успеха, получив шесть мест. Необходимость координации была первостепенной, и Сталин в последнюю минуту совершил поездку к большевикам в Москву, чтобы посовещаться с Романом Малиновским и другими вновь избранными лицами. С окончанием избирательной кампании не менее срочно было укрепить контакт с Кракомów. Сталин, ненадолго вернувшись в Санкт-Петербург и убедившись, что приготовления к заседанию Думы приняты, в начале ноября купил билеты на поезд в Польшу. Он собирался проконсультироваться с Лениным. Впервые они встретились как товарищи по Центральному комитету.
  
  Поездка запомнилась Сталину. Когда поезд приблизился к границе с австрийской Польшей, он обнаружил, что находится в вагоне с пассажиром, читающим вслух русскую националистическую газету. Он не мог удержаться от того, чтобы не заорать на него: ‘Зачем ты читаешь эту чушь? Вам следует почитать другие газеты!’18 Выйдя из поезда, он должен был получить помощь при пересечении границы в Кракове. Он бродил по рынку, пока не наткнулся на дружелюбного сапожника. Сталин пустил в ход свое обаяние: ‘Мой отец тоже был сапожником, у меня на родине, в Грузии’. Сапожник, отказавшись от какого-либо вознаграждения, отвез Сталина к себе домой, накормил его и в сумерках сопроводил извилистой дорогой через холмы в австрийскую Польшу.19
  
  Он прибыл как раз к встрече членов Центрального комитета и трех депутатов Думы от большевиков. Сталину это не понравилось. В ноябре у большевиков был план организовать однодневную политическую забастовку и демонстрацию у Таврического дворца в Санкт-Петербурге. Когда меньшевики выступили против этого как опасного и непродуктивного, большевистская фракция отступила. Ленин услышал об этом в Krak ów и подготовил гневную статью.20 Его дурное настроение не успело иссякнуть до того, как три депутата Думы прибыли в Польшу. Сталин согласился с тем, что большевистская фракция совершила ошибку, но он сомневался, что лучший способ привести их в соответствие - это запугать их:21
  
  
  Ильич рекомендует "жесткую политику" для группы из шести [депутатов большевистской думы] внутри фракции, политику угроз большинству фракции, политику апелляции к рядовым, выступающимпротив большинства фракции; но Ильич уступит, поскольку самоочевидно, что [большевистская] шестерка еще недостаточно развита для такой жесткой политики, что они не готовы и что необходимо начать"с усиления" шестерки, а затем использовать их для разгрома большинства фракции, как Илья [Муромец] использовал ударную установку. Татарин, чтобы бить татар.
  
  
  Сталин верил, что большевики могут одержать победу над меньшевиками в думской фракции. Он присутствовал на заседании фракции и мог засвидетельствовать, что это осуществимо. Убеждение действительно могло сработать. Сталин считал Ленина неумелым и плохо информированным, настаивающим на тактической непримиримости.22
  
  В гораздо более дружеских отношениях со Сталиным был Лев Каменев, их знакомый по тбилисским временам, а также член Центрального комитета. Чувствуя себя одиноким в Кракове, Сталин написал ему то, что можно назвать только billet-doux:23 ‘Я целую тебя по-эскимосски в нос. Дьявол меня забери! Я скучаю по тебе — клянусь в этом, как собака. Здесь не с кем, абсолютно не с кем поговорить по душам, черт бы тебя побрал. Не могли бы вы так или иначе приехать сюда, в Крак ów?’ Все еще укрепляя свои позиции в руководстве Российской социал-демократической рабочей партии, он обращался к потенциальным друзьям, которые могли бы ему помочь.
  
  Вернувшись ненадолго в Санкт-Петербург, Сталин работал с шестью депутатами Думы от большевиков, прежде чем снова отправиться в Край ów в конце декабря для дальнейшей встречи Центрального комитета с думской группой большевиков. Он пробыл за границей самое долгое время в своей жизни и установил более дружеские отношения с Лениным. Тем не менее, несмотря на то, что его пригласили поужинать с Лениным и его женой Надеждой Крупской, он настоял на том, чтобы найти ресторан. Озадаченный такой реакцией, Ленин отправился на его поиски. Он застал его за едой с бутылкой пива на столе. С тех пор Ленин позаботился о том, чтобы у него дома был алкоголь, и они возобновили свои политические беседы в светской обстановке. Тем временем поведение Сталина стало материалом для местной непристойности. Заказывая еду на русском языке на железнодорожной станции на линии между Краковом ów и Закопане, он заметил, что другие клиенты вошли в ресторан и их обслужили, пока его заставляли ждать. Он получил свой суп после чрезмерного ожидания. Оскорбленный, он перевернул миску вверх дном и вышел. Ленину пришлось объяснять ему, предположительно партийному эксперту по национальному вопросу, что полякам не нравилось говорить по-русски.24
  
  Ленин умел расположить большевиков к себе в обществе, и Сталин постепенно успокаивался. Они без конца беседовали. Сталин соответствовал требованиям Ленина как типичный большевик. Он был жестким и безропотным. (Пока что Сталин не проявлял своей склонности к жалости к себе и разглагольствованиям.) Он, казалось, соответствовал стереотипу рабочего класса. Он также был убежденным революционером и сторонником большевистской фракции. Сталин, несомненно, был умным человеком, и Ленин, который был вовлечен в полемику с Жорданией и другими меньшевиками по национальному вопросу, призвал Сталина взять тайм-аут от своих обязанностей, чтобы написать пространную статью на эту тему. Уже в 1910 году Ленин цитировал Сталина (под псевдонимом К.С.) как более авторитетного комментатора по Кавказу, чем более известный Жордания.25 Теперь он призвал его углубить свои исследования и опубликовать результаты.
  
  Имея это в виду, Сталин во второй половине января 1913 года отправился в Вену, где он мог пользоваться библиотеками с более полным собранием марксистской литературы, чем имелось в Кракове. Он прожил несколько недель с товарищами-большевиками на южной окраине города, недалеко от дворца Шöнбрунн, в квартире на первом этаже на Ш öнбруннершлоссс-штрассе. Товарищи Сталина подготовили для него много книг. Ему дали письменный стол и диван.26 (Сталин никогда не возражал против того, чтобы спать на самых простых каркасах.)27 В течение нескольких недель он читал в венских библиотеках и писал свою работу в квартире. Он часто консультировался с местными товарищами по поводу немецкоязычных текстов Бауэра, Каутского и марксистского журнала Die Neue Zeit .28 Сталин был человеком с миссией. Он жил национальным вопросом и распространялся о нем даже на общественных мероприятиях. Шестилетняя Галина, дочь его хозяев-большевиков, заскучала во время их прогулок по ухоженным паркам Вены: "Вы опять говорите не о нации!"29 лет Сталин, оторванный от своего сына Якоба в Грузии, относился к Галине так же, как и к другим жизнерадостным детям. Она была ему под стать: она не поверила ему, когда он со своим сильным акцентом в шутку пообещал привезти ей "зеленого шоколада" с Кавказа.30
  
  Перед возвращением в Россию он сделал обширные заметки и дописал большую часть текста своей брошюры. Первоначально он опубликовал статью "Национальный вопрос и социал-демократия" в Санкт-петербургском марксистском журнале "Просвещение".31 Вернувшись в столицу в середине февраля 1913 года, Сталин возобновил свою роль в сложной игре, которую вели революционные партии и Охранка. Полиция давно смирилась с тем, что политика тотального подавления революционного движения не сработает, и действительно, они действовали исходя из этого осознания с 1880-х годов. (Проблема заключалась в том, что Охранка могла менять правила игры по своему желанию, и результатом могла стать тюрьма или ссылка для отдельных революционеров.) Сталину приходилось идти на обычный риск. На этот раз он остановился не в менее пикантных районах столицы, а в центре, на Шпалерной улице, 44, в съемной квартире депутатов большевистской думы Ф. Самойлов и Александр Бадаев.32 Охранке было известно, что Сталин выполнял инструкции руководства éэмигрантовé в Крак óв — или, по крайней мере, что он делал это в той степени, в какой хотел. Сталин понял, что Охранке известно, кто он такой и что замышляет. Охранка надеялась получить подсказки о более широких кругах большевистской деятельности; Сталин стремился не давать никаких подсказок, продолжая вести думскую фракцию к желаемой цели.
  
  Очевидно, его присутствие в Санкт-Петербурге не было секретом. В любой момент его могли арестовать. С благословения Ленина он руководил деятельностью фракции в столице. Однако он вряд ли мог расхаживать с важным видом. Ему приходилось быть осторожным. Факт его добровольной безвестности в 1912-13 годах заставил многих продолжать считать, что он был ничтожеством среди большевиков до Великой войны. Такая идея была серьезно искажена. Он поднялся на вершину Центрального комитета и видел, что его таланты заключаются в работе, которую он мог выполнять в Российской империи.
  
  Неизбежное произошло 23 февраля 1913 года. Сталин отправился на бал по случаю Международного женского дня на биржу автомата Калашникова. Это было большое событие, и многие боевики направлялись туда же. Охранка, однако, решила, что пришло время его арестовать. Очевидно, Малиновский сообщил своим контролерам о местонахождении Сталина в тот день, и по прибытии его схватили и надели наручники. Он закончил свою пространную статью "Национальный вопрос и социал-демократия" (которая позже была переиздана как Марксизм и национальный вопрос) и доставил его в столичное отделение "Просвещения".33 Это был легально издаваемый марксистский журнал, в котором публиковались материалы по доктринальной теории и современному анализу. Тот факт, что редакторы журнала приветствовали его статью, был сигналом о его растущем значении среди марксистов Российской империи. Статья была сочтена достаточно впечатляющей, чтобы ее выпустили в виде брошюры. Сталин также оставил статью, гораздо более краткую, для Правды .34 Это был доклад о ‘Положении в социал-демократической фракции в Думе’. Ее содержание оправдывало жесткую линию, занятую большевиками по сравнению с меньшевиками. Сам Сталин был выведен из строя в столичном доме предварительного заключения.
  
  Он не должен был знать, что не вкусит прелестей свободы еще ровно четыре года; потому что именно в Международный женский день в 1917 году в столице забастовали работницы текстильной промышленности и выковали первое звено в цепи, которая несколькими днями позже свергла имперскую монархию. С момента его ареста и до отречения Николая II больше никаких работ Сталина напечатано не было. Едва он успел проникнуть в центральные помещения большевистской фракции, как был брошен на произвол царского правосудия. Он знал, чем рискует. Периодические аресты и ссылки были нормой для революционеров, которые не эмигрировали. Должно быть, он надеялся, что его снова отправят куда-нибудь вроде Сольвычегодска или Нарыма и что Центральный комитет позволит ему сбежать и вернуться к своим важным политическим функциям. Его не отдадут под суд. Его ближайшее будущее зависело от полиции. Сталин ждал решения со свойственной ему стойкостью.
  
  
  9. КОБА И БОЛЬШЕВИЗМ
  
  
  Джугашвили ни в коем случае не был выдающимся мыслителем. Это не вызвало бы удивления, если бы его последователи не превозносили его как фигуру универсального интеллектуального значения. У него всегда было много недоброжелателей. Большинство первых были людьми, которые — по крайней мере косвенно — предполагали, что они сами были выдающимися мыслителями. Они вводили себя в заблуждение. Едва ли какая-либо ведущая фигура в Российской социал-демократической рабочей партии внесла оригинальный интеллектуальный вклад. Плеханов, Ленин и Троцкий были блестящими синтезаторами идей других — и не все эти другие были марксистами. Каждый доводил свой личный синтез до своеобразной крайности. Это было справедливо и в отношении Бухарина, который изо всех сил старался углубить марксистскую перспективу в свете современной философии, социологии и экономики. Только Богданова можно отнести к категории оригинальных мыслителей. Предложенная Богдановым смесь Маркса и Энгельса с эпистемологией Эрнста Маха привела его к отказу от экономического детерминизма в пользу динамичного взаимодействия объективных и субъективных факторов в социальной ‘науке’. Он внес серьезный вклад своей работой о важности идей для управления обществами их элитами на протяжении всей истории человечества. Эмпириомонизм Богданова был проявлением силы .1
  
  И все же другим ведущим фигурам удалось убедить своих товарищей в том, что они тоже имеют исключительное культурное значение. Сталин перед Великой войной не предъявлял к себе подобных претензий. И в последующие годы он не предполагал, что внес оригинальный вклад. Он всегда утверждал, что был просто верным ленинцем.2 Он называл себя практиком , имея в виду, что он был скорее практическим революционером, чем теоретиком. Когда он опубликовал ‘Анархизм или социализм’ в 1906-1907 годах, многие читатели подумали, что он вряд ли мог быть подлинным автором. Его школьный друг Давришеви предположил, что это написал другой большевик, возможно, товарищ Джугаш-вили Сурен Спандарян. Но Спандарян поправил Давришеви. Это действительно была статья Сталина.3 ‘Анархизм или социализм’ не была блестящей работой. Сталин в частном порядке признал это после Второй мировой войны (когда его комментарий был расценен как чрезвычайно скромный).4 Тем не менее, на момент публикации это была работа практического значения. Это было упущено из виду его биографами, которые проигнорировали тот факт, что анархисты были активны в Тбилиси на рубеже веков. Грузия была признана местом, где должен был произойти фундаментальный вызов имперской монархии. éмигранты é лидеры анархистов направляли пропагандистов с миссиями в Тбилиси. Сталин набросился на доступную литературу по марксизму, прежде чем написать свой срочный ответ.5
  
  Фактически он придерживался генеральной линии большевизма до Великой войны. Он поддерживал принципы строгой партийной дисциплины, сформулированные в книге Ленина "Что делать?". ; он также разделял ленинскую точку зрения на революционные этапы, диктатуру и классовые союзы в 1905 году. Конкурирующие версии марксизма в Российской империи, по его словам, были предательством веры. Он подчеркивал необходимость руководства и революционного авангарда и во избежание ‘хвостизма’. Авангард должен организовать восстание и захватить власть. Он также не боялся выступать против проектов, выдвинутых самим Лениным, и делать это в открытых дебатах. Однако по большинству вопросов он соглашался с Лениным; а Ленин, со своей стороны, остро нуждался во вкладе Джугашвили в решение национального вопроса. В то время как у меньшевиков было несколько теоретиков, которые писали о национальностях в империи, у большевиков был только Джугашвили (или Сталин, как его неизменно называли публично с этого периода и далее). Неудивительно, что Ленин относился к нему с теплотой.
  
  Хотя некоторые аспекты его мышления проявились только в годы его правления, маловероятно, что они еще не существовали. Сталин вырос, когда имперские страны по всему миру применяли неприкрытую военную силу. Верховодила сила, основанная на технологическом и организационном превосходстве. Британская империя занимала пятую часть земной поверхности. Наступил век крови и стали. Капитализм торжествовал. Марксисты верили, что социализм добьется дальнейшей победы и что сам капитализм обречен на поражение. Считалось, что новый этап в истории человечества неизбежен. Радикальные марксисты ожидали гражданской войны между средними классами и рабочими классами в глобальном масштабе. Из такого конфликта вышло бы благо для следующих поколений. Марксизм оправдывал принесение в жертву миллионов человеческих существ в погоне за революцией.
  
  После окончания военного конфликта ожидалось создание идеального общества. Бедные унаследуют землю. Этого можно было достичь с помощью ‘пролетарской диктатуры’. Необходимость в репрессивных методах сохранялась бы до тех пор, пока сопротивление старых имущих классов не было бы подавлено. Хотя диктатура была бы безжалостной, Сталин и другие большевики не ожидали особых неприятностей. Они верили, что численный и организационный вес пролетариата вскоре сокрушит всю оппозицию. Старое общество будет уничтожено, а классовые привилегии искоренены. Государство внедрите "современность" во все сферы жизни, и это была бы современность, превосходящая существующие капиталистические варианты.6 установило бы всеобщее бесплатное школьное образование. Материальное производство было бы стандартизировано; расточительность капитализма была бы преодолена. Каждый гражданин имел бы доступ к работе, пище, крову, здравоохранению и образованию. Этот воинственный набор идей устраивал Сталина. Он жил ради конфликта. Он постоянно хотел доминировать над окружающими. Он также нашел идеологию, которая соответствовала этой склонности. Все в большевизме соответствовало его целям: борьба, репрессии, пролетарская гегемония, внутрипартийное соперничество, лидерство и современность; и он уже видел себя настоящим лидером в партии, которая сама стремилась повести ‘пролетарские массы’ в дивный новый мир.
  
  И все же Сталин не был слепо послушным ленинцем. По нескольким важным вопросам он считал Ленина заблуждающимся и говорил об этом. На конференции большевиков в финском промышленном городе Тампере в декабре 1905 года он выступил против ленинского плана партии выдвинуть кандидатов на предстоящих выборах в Первую Государственную думу. Как и большинство делегатов, Сталин считал, что участие большевистской фракции в избирательной кампании было пустой тратой времени — только позже, как и многие большевики, он пришел к идее Ленина.7 Однако он не изменил своего мнения по ‘аграрному вопросу’. Ленин выступал за то, чтобы ‘революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства’ после свержения монархии передала все сельскохозяйственные земли в государственную собственность. Сталин продолжал считать это наивным и нереализуемым. Вместо этого он предложил, чтобы диктатура позволила крестьянам захватывать землю и делать с ней все, что они захотят.8 Он также считал, что требование Ленина о радикальном разрыве с меньшевиками в Государственной думе просто сбило бы с толку и разозлило думских большевиков. И Ленин, и Сталин были фанатиками и прагматиками. В важных случаях они расходились во мнениях о том, где должно заканчиваться рвение и начинаться прагматизм. Их взаимное несогласие касалось вопросов оперативного суждения, а не революционных принципов. Тем не менее, подобные вопросы интенсивно обсуждались внутри большевизма. Ленин ненавидел своих последователей, интерпретирующих ленинизм без его руководства. Сталин был одним из тех ведущих большевиков, которые не боялись отстаивать свое мнение, не выходя из фракции.
  
  У него также были сомнения относительно интеллектуальных приоритетов Ленина в философии. В 1908 году Ленин опубликовал работу по эпистемологии, материализму и эмпириокритицизму . В основе ее была яростная атака на его ближайшего сотрудника Александра Богданова. Он возражал против очевидного философского релятивизма Богданова. Для Ленина было аксиомой, что ‘внешний мир’ существовал независимо от его познания индивидуальным человеческим разумом. Следовательно, ‘Реальность’ была объективным, различимым феноменом. Ленин утверждал, что марксизм представляет собой неопровержимый свод знаний об обществе. Он настаивал на том, что разум функционирует подобно фотографическому аппарату, точно регистрирующему и передающему данные абсолютной истины. Любое отступление от таких предпосылок, утверждал он, подразумевало отход от марксистского материализма и открывало интеллектуальные ворота философскому идеализму и даже религии. Богданов, чья приверженность каждому утверждению Маркса и Энгельса была далека от абсолютной, подвергся критике как враг марксизма.
  
  Сталин думал, что Ленин тратит свое время на темы, имеющие второстепенное значение для революции. В письме Владимиру Бобровскому из Сольвычегодска в январе 1911 года он назвал эпистемологический спор ‘бурей в чайной чашке’. Обычно он высмеивал éэмигранта éс.9 Сталин считал, что Богданов проделал убедительную философскую работу и что "некоторые конкретные ошибки Ильича [были] правильно отмечены".10 Он хотел, чтобы все большевики сосредоточились на крупных практических темах, и их было много, которые необходимо было обсудить, прежде чем можно было сформулировать соответствующую политику. Сталин был готов критиковать "организационную политику редакции" Пролетария .11 Этот совет по указанию Ленина исключил Богданова из своего состава. Сталин выражал свое несогласие не только с ленинской эпистемологией, но и со своим энтузиазмом раскалывать фракцию на все более мелкие части. Он посоветовал умерить полемику. Сталин посоветовал лидерам двух сторон во фракционном споре — Ленину и Богданову — согласиться с тем, что "совместная работа и допустима, и необходима".12 Такая идея мотивировала Сталина в последующие несколько лет. Действительно, он поддерживал это на протяжении всего 1917 года; ибо, когда Ленин потребовал суровых дисциплинарных мер против Каменева и Зиновьева, именно Сталин возглавил оппозицию ему.
  
  Итак, в то время он был тем, кого называли примирителем внутри большевизма. Он презирал махинации éэмигрантов é и хотел, чтобы большевики, где бы они ни жили, держались вместе. Это был вопрос приоритетов. Философия была не так важна, как совершение революции. Для этой цели было важно удержать большевиков вместе, и Ленину нельзя было позволить поставить под угрозу такую цель.
  
  И все же Ленин терпел Сталина, и большая часть его положительного отношения объясняется брошюрой Сталина "Марксизм и национальный вопрос " . Более поздние враги Сталина бесцеремонно отвергли эту работу. Поговаривали, что Сталин либо не писал ее на самом деле, либо написал только с решительной помощью других. Предположительно, его автором-призраком был Ленин. То, что Ленин и другие помогали со своими предложениями по проекту, неоспоримо. Это вполне нормальная процедура для здравомыслящих авторов: лучше иметь необходимую критику до, чем после публикации. Другая гипотеза заключалась в том, что неспособность Сталина читать на иностранных языках, за исключением нескольких фраз с помощью немецко–русского словаря, означала , что он не мог читать работы австрийских марксистов, фигурирующие в его сносках. Однако любой, кто читал "Марксизм и национальный вопрос", знает, что большинство ссылок на книги Отто Бауэра, Карла Реннера и других сделаны на широко доступные русские переводы. Другой момент заключается в том, что Ленин был автором, которым гордились. Если бы он действительно написал книгу, он опубликовал бы ее под одним из своих псевдонимов.
  
  Ленину нравился марксизм и национальный вопрос, потому что Сталин соглашался с ним в основном решении. Дополнительным преимуществом было то, что Сталин был не русским, а грузином. На рубеже веков марксисты Габсбургской монархии — особенно Бауэр и Реннер — утверждали, что империя была лоскутным одеялом из национальностей и что национальные государства невозможно аккуратно вырезать из него. Их ответом было предложить каждой нации собственный представительный орган в центре империи с миссией по укреплению национальных интересов. Меньшевики при поддержке еврейского бунда, а также Ноэ Жордании приняли план Бауэра в качестве будущей основы государственного устройства в Российской империи после свержения Романовых. Сталин, однако, придерживался официальной позиции большевиков, согласно которой нерусским должна быть предоставлена административная автономия в районах, где они проживали в концентрации. Обычными примерами были финны в Финляндии и украинцы на Украине. Таким образом, большевики надеялись сохранить централизованное государство, соглашаясь при этом с национальными и этническими устремлениями.
  
  Сталин не просто повторял ранние труды Ленина. В "Марксизме и национальном вопросе" есть отрывок, который заслуживает пристального внимания, поскольку в нем говорится о Грузии. Она заслуживает того, чтобы ее процитировали полностью:13
  
  
  Возьмем грузин. Грузины в годы, предшествовавшие Великим реформам [1860-х годов], жили на общей территории и говорили на общем языке, но, строго говоря, они не составляли нацию, поскольку, будучи разделенными на целый ряд княжеств, отрезанных друг от друга, они не могли вести общую экономическую жизнь и столетиями вели войны между собой и опустошали друг друга, разжигая вражду между персами и турками. Эфемерное и случайное объединение княжеств, которое успешному царю иногда удавалось осуществить, в лучшем случае касалось лишь поверхности административной сферы — и оно быстро разрушилось из-за капризов герцогов и безразличия крестьян.
  
  
  Вот и вся идея о том, что грузины были исконной нацией, полностью развившейся до их включения в состав Российской империи.
  
  Аргументация Сталина продолжалась следующим образом:14
  
  
  Грузия как нация сформировалась только во второй половине девятнадцатого века, когда крах феодального права и подъем экономической жизни страны, развитие средств коммуникации и зарождение капитализма установили разделение труда между регионами Грузии, окончательно разрушили экономическую изоляцию княжеств и связали их в единое целое.
  
  
  Это грубая материалистическая история, но она обладает убедительностью в рамках аналитической структуры, созданной Сталиным для изучения государственности. Для того, чтобы считаться нацией, грузины должны были делиться не только своим ‘психическим’ происхождением и территорией, но и своей экономической жизнью.
  
  Это не было оригинальным утверждением грузинских марксистов. Жордания тоже всегда подчеркивал, что многие регионы крошечной Грузии разделены резкими контрастами.15 Однако между Жорданией и Сталиным была разница в акцентах. В то время как Жордания хотел, чтобы большинство жителей Грузии ассимилировались с грузинской идентичностью, Сталин продолжал признавать, что грузинизация далека от завершения. И Жордания, и Сталин были социалистами-интернационалистами. И все же Сталин не ошибся, когда выделил националистические составляющие во взглядах — какими бы подсознательными они ни были — своих противников-меньшевиков. Сталин, в частности, задавался вопросом, следует ли считать мингрелов и аджарцев, живших в западной Грузии, грузинами.16 Что мы должны сделать из этого? Первый урок, несомненно, заключается в том, что Сталин был более чувствительным аналитиком своей родной Грузии и окружающего региона, чем обычно думают. (Не то чтобы мы должны его слишком жалеть: в последующие годы он превратился в самого жестокого правителя, которого знал Кавказ со времен Тамерлана — и, конечно, именно поэтому его прежняя изощренность была упущена из виду.) В любом случае он отверг политику меньшевиков как предлагающую упрощенные решения, основанные на неточных демографических данных.
  
  Сталин подчеркивал, что государственность была случайным явлением. Она могла прийти с капитализмом. Но при меняющихся условиях она также могла исчезнуть. Некоторые национальные группы могли ассимилироваться с более могущественной нацией, другие - нет. Сталин был тверд в этом вопросе:17
  
  
  Не может быть никаких сомнений в том, что "национальный характер" не является каким-то постоянным данным фактом, а меняется в зависимости от условий жизни… И поэтому легко понять, что нация, как и любое историческое явление, имеет свою собственную историю, свое начало и свой конец.
  
  
  Следовательно, для марксистов любой нации было бы бессмысленно постоянно отождествлять себя с этой конкретной нацией. История была в движении. Будущее было за социализмом, многонациональными государствами и, в конечном счете, глобальным человеческим сообществом.
  
  Сочиняя о марксистах, Сталин много говорил о себе и своих развивающихся взглядах. Молодой поэт, который призывал соотечественников-грузин ‘прославлять нашу Родину учебой’, исчез.18 На его месте был интернационалист, борющийся за дело пролетариата всех наций. Сталин марксизма и национального вопроса не рассматривал русских как проблему. Описывая современную Грузию, он утверждал:19
  
  
  Если кампании репрессий [со стороны правительства] затронут ‘земельные’ интересы, как это произошло в Ирландии, широкие крестьянские массы вскоре соберутся под знаменем национального движения.
  
  Если, с другой стороны, в Грузии нет по-настоящему серьезного антирусского национализма, то это прежде всего потому, что там нет русских помещиков или русской крупной буржуазии, которые могли бы подпитывать такой национализм среди [грузинских] масс. То, что существует в Грузии, - это антиармянский национализм, но это потому, что там есть армянская крупная буржуазия, которая, сокрушая мелкую и пока еще слабую грузинскую буржуазию, подталкивает последнюю к антиармянскому национализму.
  
  
  Анализ Сталина указал на сложность национального вопроса в Российской империи. Он предполагал гармоничное объединение русских и грузин в рамках одного многонационального государства.
  
  Очевидно, он предполагал, что Российская империя, когда революция наконец свергла Романовых, не должна распадаться на отдельные государства. Даже русская Польша, которая Маркс и Энгельс хотели получить независимость вместе с другими населенными поляками землями, по мнению Сталина, должна была остаться с Россией.20 Его эмпирическое правило состояло в том, что следует предлагать ‘право на отделение’, но не следует поощрять ни одну нацию к его реализации.
  
  Что двигало Сталиным, так это стремление направить ‘отсталые нации и народности в общее русло более высокой культуры’. Он выделил эту фразу курсивом в своей брошюре. Предложение меньшевиков о "национально-культурной автономии" позволило бы наиболее реакционным религиозным и социальным силам усилить свое влияние, и социалистический проект был бы отброшен назад на годы:21
  
  
  К чему ведет [‘национально-культурная автономия’] и каковы ее результаты? Давайте возьмем в качестве примера закавказских татар с их минимальным процентом грамотности, их школами, возглавляемыми всемогущими муллами, и с их культурой, пронизанной религиозным духом… Нетрудно понять, что организовать их в культурно-национальный союз означает поставить во главе их мулл, отдать их на растерзание реакционным муллам и создать новый бастион для реакционного отупения [закабаления] татарских масс их самым злейшим врагом.
  
  
  Точка зрения Сталина была не лишена правдоподобия.
  
  Затем он задал несколько уместных вопросов:22
  
  
  А как насчет мингрелов, абхазов, аджарцев, сванов, лезгинцев и других, говорящих на разных языках, но не имеющих своей литературы? Как относиться к таким народам? Возможно ли организовать их в национальные союзы? Но вокруг каких ‘культурных вопросов’ они могут быть ‘организованы’?
  
  Как насчет осетин, которых осетины Закавказья ассимилируют (но пока далеки от полной ассимиляции) как грузин, в то время как осетины Северного Кавказа частично ассимилируются как русские, а частично развиваются дальше, создавая свою собственную литературу? Как их можно ‘организовать’ в единый национальный союз?
  
  К какому национальному объединению следует отнести аджарцев, говорящих по-грузински, но живущих турецкой культурой и исповедующих ислам? Не должны ли они быть "организованы" отдельно от грузин на основе религиозных вопросов и вместе с грузинами на основе других культурных вопросов? А как же кобулецы? Ингуши? Ингилойцы?
  
  
  У Жордании не было ответа на подобные вопросы.
  
  Встречное предложение Сталина касалось регионального самоуправления, как советовал Ленин с 1903 года. Это было бы предпринято таким образом, чтобы предоставить каждой этнической группе, какой бы маленькой она ни была, право пользоваться своим собственным языком, иметь свои собственные школы, читать свою собственную прессу и исповедовать свою собственную веру.23 Реакция на Сталина и Ленина была резкой, и возглавил ее грузинский антагонист Сталина Жордания. Для Жордании важным моментом было то, что капиталистическое экономическое развитие разбросало нации по обширным территориям. Поэтому было непрактично защищать национальные права на чисто территориальной основе. Следовательно, ленинизм был доктриной "старого мира".24 Другое утверждение Жордании состояло в том, что "русская часть партии", под которой он подразумевал большевиков, была нечувствительна к остроте национального угнетения в Российской империи.25 По правде говоря, большевики и меньшевики лучше умели критиковать друг друга, чем предлагать решение, которое каким-либо образом не привело бы к угнетающим результатам. Если бы украинцам предложили региональное самоуправление в большевистском стиле, у евреев и поляков на Украине были бы основания для беспокойства. Если бы украинцы получили право на межтерриториальную самоорганизацию в меньшевистском стиле, перспективы центрального наднационального правительства стали бы хаотичными. Сталин и Жордания бились над вопросом, не имеющим окончательного теоретического решения.
  
  В целом, однако, спор велся с интеллектуальной строгостью, несмотря на то, что формулировки обеих сторон были невоздержанными. Комментарий Сталина о Кавказе был воспринят всерьез даже теми, кто с ним не соглашался. Он не сказал ничего оскорбительного, за исключением ушей самых крайних националистов. Действительно, позже на его брошюру обратили мало внимания, когда его враги искали компромат на него.
  
  Исключением были отрывки из книги "Марксизм и национальный вопрос", посвященные евреям. Согласно его категориям, евреев нельзя было рассматривать как нацию, потому что они не жили на отдельной территории. У них был язык — идиш — и собственная религия; и они сознавали свое еврейство. Но вопрос территории был решающим для Сталина, и он довел большевистские идеи о государственности до их логического завершения. его атака на еврейский Бунд была прямой:26
  
  
  Но [национально-культурная автономия] становится еще более опасной, когда она навязывается ‘нации’, существование и будущее которой подвергается сомнению. В таких обстоятельствах сторонникам национальной автономии необходимо охранять все особенности ‘нации’, включая не только полезные, но и вредные, до тех пор, пока ‘нация может быть спасена’ от ассимиляции и ‘может быть защищена’.
  
  Бунд неизбежно был вынужден вступить на этот опасный путь. И по этому пути он действительно пошел.
  
  
  Сталин отметил, что в то время как другие марксистские партии призывали к всеобщему праву наций говорить на своем родном языке, иметь свои собственные школы и следовать своим собственным обычаям, Бунд упоминал только евреев. Таким образом, по его мнению, она превратилась в националистическую организацию.27
  
  Он раскритиковал зацикленность Бунда на идиш и еврейской субботе. Он отметил, что некоторые бундовцы даже хотели создать отдельные больницы для евреев. Все это шло вразрез с желанием марксистов объединить национальные группы трудящихся в единую политическую организацию. Для Сталина было бы чересчур предлагать, чтобы всем еврейским рабочим было разрешено сокращать часы работы с сумерек пятницы до сумерек субботы.28
  
  Все это подлило масла в огонь полемики: меньшевики и бундовцы были взбешены его анализом. Но Сталин стоял на своем и опубликовал пояснительную самозащиту в том же журнале.29 Так случилось, что большинство лидеров меньшевиков были евреями. Нападки Ленина на них вызвали обвинение большевиков в антисемитизме.30 При этом упускался из виду тот факт, что несколько большевистских лидеров тоже были евреями - у самого Ленина был дедушка—еврей.31 Но внешность в политике имела такое же значение, как и реальность, и отказ Сталина от требований евреев о признании государственности и права на самоуправление казался еще одним случаем враждебности большевиков к евреям. Также всплыли истории о том, что Сталин делал антисемитские замечания в частном порядке. Против этого выступает неопровержимый факт, что евреи были среди друзей и соратников Сталина до и после Великой войны. Однако еврейский бунд был на другой стороне от большевиков в большинстве споров в Российской социал-демократической рабочей партии перед Великой войной. Сталин и Ленин стремились напасть на бундовцев и их устремления. Фракционные соображения, а также идеология были вовлечены в большевистско–меньшевистский спор. Было бы трудно признать Сталина виновным в антисемитизме просто за то, что он написал в своем "Мейстерверке" по национальному вопросу.
  
  
  10. ОСИП Из СИБИРИ
  
  
  Месяцы ожидания закончились, когда полиция Санкт-Петербурга приговорила Иосифа Сталина к четырем годам ссылки. 2 июля 1913 года его вывели из тюрьмы и посадили в арестный вагон, направлявшийся в Сибирь. Осужденных обычно сопровождали друзья и родственники, которые кричали поддержку с платформы через зарешеченные щели в бортах вагона. Однако никто в столице не пожелал попрощаться со Сталиным. Его жена Кетеван была мертва, а его мать далеко в Гори; и семье Аллилуевых, известным как активные сторонники большевиков, было бы опрометчиво приезжать на вокзал., он не успел подняться на вершину большевистской фракции, как его состояние рухнуло наземь. Будучи лидером большевизма в Санкт-Петербурге и отвечая как за деятельность думской фракции, так и за редакционную линию Правды он был низведен до положения одного арестованного революционера из сотен. На Сталина надели наручники. Он спал на жесткой деревянной койке. Его и его товарищей кормили и поили, как скот, пока поезд двигался на восток через евразийскую равнину. Они смотрели сквозь зарешеченные щели, когда поезд тронулся. Через несколько минут после отъезда они потеряли из виду последнюю достопримечательность российской столицы - купол Исаакиевского собора. Их ждали тундра и тайга Сибири.1
  
  Правительство с беспокойством наблюдало за тем, как лозунги большевизма привлекали недовольных заводских рабочих, а большевики, подобные Сталину, представляли угрозу имперскому порядку по мере расширения забастовочного движения в промышленности. Было также отмечено судимость Сталина. У министра внутренних дел не было причин проявлять снисходительность к этому ведущему революционеру, который несколько раз совершал побег из предыдущих мест ссылки. Он и его товарищи были отправлены в Туруханский уезд Енисейской губернии на крайнем северо-востоке Сибири. Репутация Туруханска была ужасной. Это было место заключения для тех революционеров в предыдущие десятилетия, которые нарушили условия отбывания наказания. По сравнению с этим периоды пребывания Сталина в ссылке в Новой Уде, Сольвычегодске, Вологде и Нарыме могли показаться приятными. Ни одно место при имперской администрации не было более мрачным, чем Туруханск.2
  
  Площадь Енисейской провинции, занимавшей почти шестьсот тысяч квадратных миль, была больше, чем площадь Великобритании, Франции и Германии вместе взятых. Она простиралась от города Енисейск на север вниз по реке Енисей до Северного Ледовитого океана. Население Туруханского района было немногочисленным. До Первой мировой войны в нем насчитывалось менее пятнадцати тысяч жителей, и большинство из них принадлежало к племенам, которые жили там веками. В Монастырском, столице округа, насчитывалось менее пятидесяти домов (хотя нью-йоркская и монреальская меховая компания Revillion имела там филиал, а добыча графита велась дальше на север).3 Климат был суровым. Зима с ее частыми снежными бурями длилась девять месяцев; температура иногда опускалась до шестидесяти градусов ниже нуля, а дневной свет был непродолжительным. Лето принесло свои неудобства, потому что солнце едва село, а комары прокусили одежду. Сельское хозяйство было невозможно, поскольку земля оставалась промерзшей независимо от времени года. Мука и овощи ввозились из более мягкого климата России, а животноводство было неизвестно. Жители Туруханского района добывали пропитание охотой и рыбной ловлей.4
  
  Бежать из отдаленных деревень было исключительно трудно. Телеграфная линия, заканчивающаяся в Монастырском, облегчала полицейское наблюдение.5 Тундра была настолько тяжелой, что полет на запад к реке Обь или на восток к реке Лена не был реалистичным вариантом. Те, кто пытался бежать по реке, сталкивались с опасностями иного характера. Путь на север был трудным, особенно на обширном участке за Полярным кругом. Власти проверяли личности всех пассажиров, лодок было мало, а вода таяла всего несколько недель в год. Альтернатива, направленная на юг, была немногим лучше. Пароход находился под постоянным наблюдением; и когда кто-нибудь переезжал на лодке или собачьих упряжках из деревни в деревню, крестьянам было приказано сообщать об этом в полицию.6 От Монастырского до Енисейска было более шестисот миль, а от Енисейска до Красноярска - 170 миль. Шансы пройти незамеченным весь путь вверх по реке до Красноярска были невелики. Как место заключения Монастырское было почти таким же эффективным, как Остров Дьявола или Алькатрас.7 У Сталина и его товарищей по заключению было достаточно времени, чтобы обдумать это во время путешествия по Транссибирской магистрали, пока они не добрались до Красноярска.
  
  Оттуда они отправились вниз по реке на пароходе. До Монастырского Сталину предшествовал Яков Свердлов, коллега по Русскому бюро Центрального комитета и знакомый по более раннему периоду ссылки. Оба были распределены административным распоряжением по деревням вокруг Монастырского: Сталин отправился в Костино, Свердлов - в Селиваниху.8 Костино находилось в десяти милях, а Селиваниха - в трех милях от Монастырского.
  
  Большая колония революционеров жила в соседних деревнях. Большинство из них прибыли недавно. До революции 1905 года Министерство внутренних дел отправляло таких осужденных в Тобольск, Нарым или Якутию. Из таких мест оказалось легко бежать. Плохо оплачиваемых полицейских и обедневших крестьян редко было трудно подкупить небольшой взяткой. В 1890-х годах Туруханский район использовался с перерывами — там отбывал наказание будущий лидер меньшевиков Юлий Мартов. Ко времени прибытия Сталина революционная колония разрослась. Ссыльные принадлежали главным образом к тем партиям, которые считались наибольшей угрозой политическому и гражданскому порядку; к ним относились не только большевики и меньшевики, но также анархисты и социалисты-революционеры. Следовательно, Монастырское было ульем идеологического разнообразия. Споры обычно проходили без излишней полемики. Ссыльные составили свое мнение о преданности партии. Каждая партия вела общие книги и располагала общими удобствами среди своих членов. Передавались сообщения из России; делались просьбы от имени людей, у которых было плохое здоровье или у которых закончились деньги. Революционеры сохраняли интеллектуальную бдительность в ожидании возможного возвращения к политической работе после освобождения.
  
  Хотя условия содержания под стражей при Романовых были плохими, они и близко не были такими репрессивными, как изображал Сталин в 1930-е годы. Революционеры могли поддерживать свой дух на общественных собраниях. Кто-то даже сочинил ‘Туруханский марш’. Его слова были скорее волнующими, чем поэтичными, а припев звучал следующим образом:9
  
  
  Смело, братья, смело
  
  Давайте встретим грозу зла
  
  С нашим смехом
  
  И песня, которая смелая!
  
  
  ‘Злая буря’ относилась не столько к местной погоде, сколько к деспотичному царскому режиму. Каждый ссыльный боевик, страстно желая покинуть Сибирь и свергнуть Романовых, легко находил комнаты для аренды. Каждый получал стипендию в размере пятнадцати рублей в месяц. Этого было достаточно для оплаты аренды, которая стоила около двух рублей, и основных продуктов питания.10 Но дичи было много, и революционеры закупили оборудование для рыбной ловли и капканы. Они также могли работать на местных крестьян.11 У многих изгнанников были родственники в России, которые присылали деньги; другие — одним из которых был Сталин — полагались преимущественно на субсидии своей партии. В Туруханске был не самый суровый каторжный режим, но и легким он не был.
  
  Член Центрального комитета Свердлов приветствовал Сталина. Они знали и не любили друг друга по совместной ссылке в Нарымском округе в 1912 году. Сталин был таким же погруженным в себя, как и раньше, и отгородился от всех. Он проигнорировал обычай давать подробный отчет об общей политике и перспективах революции на основе недавнего непосредственного опыта в России. Другие сосланные большевики были лишены актуальной информации, которую мог предоставить только он.
  
  Через несколько месяцев после прибытия Сталина и Сталину, и Свердлову было приказано двигаться дальше на север. Новый губернатор Енисейской губернии в середине марта 1914 года перевел двух своих большевиков в еще более отдаленное место. Он был предупрежден об их планах побега.12 Сталин попытался развеять подозрения, написав Малиновскому 10 апреля 1914 года:13
  
  
  Очевидно, кто-то или иное распространяет слух, что я не останусь в ссылке до конца моего срока. Чушь! Я сообщаю вам и клянусь, как собака, что я останусь в ссылке до конца срока (до 1917 года). Иногда я думал об отъезде, но теперь я отверг эту идею, отверг окончательно. Причин много, и, если хотите, я когда-нибудь напишу о них подробно.
  
  
  В том же письме он предложил публиковать в Правде статьи об "Основах марксизма" и "Организационной стороне национального вопроса".14 Но Охрану не обманули. Ленин хотел, чтобы Сталину и Свердлову помогли покинуть Сибирь, и в Монастырское для них поступали большие суммы денег от товарищей по партии из России.15
  
  Сталину и Свердлову было бы лучше, если бы Центральный комитет посылал деньги не напрямую им, а посредникам. В любом случае в Центральный комитет проникли шпионы. Агент охранки Малиновский, с которым Сталин переписывался, сообщил Департаменту полиции в Санкт-Петербурге в ноябре 1913 года о намерении организовать побег. Сталин и Свердлов были важными задержанными. По административному распоряжению их должны были переселить в унылую деревушку Курейка.16 Там они были бы единственными осужденными, а большинство жителей были бы остяками.
  
  Оба были подавлены. Какой бы шанс у них ни был добраться вверх по реке до Красноярска, в Курейке он практически исчез бы. У Свердлова была особая причина чувствовать себя подавленным, как он объяснил в письме своей сестре Сарре:17
  
  
  Иосифа Джугашвили и меня переводят на сто километров севернее, на восемьдесят километров за Полярный круг. На месте нас будет только двое, и у нас будет два охранника. Они усилили наблюдение и отрезали нас от почты. Почта приходит раз в месяц с курьером, который часто опаздывает. На практике происходит не более восьми или девяти доставок в год.
  
  
  Их географические знания были ошибочными. К северу от Монастырского было два места под названием Курейка. То, которое имел в виду Свердлов, находилось у одноименной реки далеко за Полярным кругом. Губернатор указал другую Курейку, которая находилась на западном берегу реки Енисей чуть ниже линии. Тем не менее, это было в семидесяти пяти милях вниз по реке от Монастырского, и этого было вполне достаточно, чтобы испортить им настроение.18
  
  Хотя местоположение было не таким плохим, как они опасались, оно было достаточно плохим. Сталин внес свой собственный вклад в неприятности. В Монастырском он завладел книгами, завещанными местным большевикам товарищем по ссылке Иннокентием Дубровинским. Когда Сталин переехал в Курейку, он просто забрал книги с собой. Другой большевик, Филипп Захаров, вышел выразить ему протест, и с ним обошлись "более или менее так, как царский генерал принял бы рядового солдата, который осмелился предстать перед ним с требованием".19
  
  Сталину и Свердлову не нравился шум семьи Курейка, у которой они жили. У них не было керосина, и им приходилось пользоваться свечами, если они хотели читать долгой зимой.20 Но хуже всего были отношения между ними. Свердлов писал:21 ‘Одна вещь заключается в том, что у меня нет комнаты для себя. Нас двое. Со мной грузин Джугашвили, старый знакомый, с которым я познакомился в предыдущей ссылке. Он прекрасный парень, но в повседневной жизни слишком большой индивидуалист.’ ‘Индивидуалист’ было ругательным словом среди марксистов, которые требовали подчинения личных склонностей коллективным потребностям. Доведенный до отчаяния, Свердлов решил переехать; в мае 1914 года он написал другу:22
  
  
  Со мной товарищ. Но мы слишком хорошо знаем друг друга. Более того, и это самое печальное, человек обнажается перед вами в условиях ссылки и заключения и становится обнаженным во всех мельчайших деталях. Хуже всего то, что он виден исключительно с точки зрения ‘деталей повседневной жизни’. Здесь нет места для раскрытия крупных черт характера. Сейчас я живу в отдельной квартире от ком[раде], и мы редко видимся.
  
  
  Свердлова перевели обратно в Селиваниху в конце сентября по состоянию здоровья.23
  
  Сталин тем временем жил по-своему, эгоцентрично. Он всегда положил глаз на девочек-подростков, но когда он поселился в семье Перепрыгиных, он повел себя довольно скандально, соблазнив четырнадцатилетнюю дочь. Не только это: она забеременела от него. Даже в этом слабо управляемом районе было невозможно сохранить все в тайне. В дело вмешалась полиция. Сталин был допрошен, и в должное время ему пришлось согласиться жениться на несчастной девушке. Это спасло его от судебного преследования.24 Впоследствии он аннулировал соглашение. Для Сталина отношения были не более чем способом облегчить сексуальные разочарования в изгнании. Он жил как феодальный рыцарь среди обедневшей семьи Перепрыгиных и брал то, что ему нравилось, когда ему заблагорассудится. Он действовал так, как будто у него были права без обязательств. Он презирал все человеческие поступки, кроме своего собственного.
  
  Его политическая активность была ослаблена тем фактом, что его почтовая связь с миром за пределами Курейки была прерывистой.25 Это сильно раздражало, потому что в Европе разразилась война. Убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда сербским националистом в июле 1914 года спровоцировало общий дипломатический кризис. Австрийское правительство предъявило Сербии унизительный ультиматум. Россия, которая отступила от края пропасти в предыдущих чрезвычайных ситуациях на Балканах, решила встать на сторону Сербии. Экспансии Австрии в регионе нужно было, наконец, противостоять. Сложность заключалась в том, что Германия решила поддержать Австрию в случае балканского кризиса. Российская императорская армия провела мобилизацию, и Николай II отказался ее свергнуть, когда немцы предъявили ультиматум Санкт-Петербургу. Российские войска хлынули через Восточную Пруссию к Берлину. Австрия оккупировала Сербию. Франция и Соединенное Королевство выполнили свои договорные обязательства и объявили войну на стороне России Германии и Австро–Венгрии. Германская имперская армия оборонялась на востоке и, нарушив нейтралитет Бельгии, вторглась в северную Францию. Без чьего-либо намерения началась европейская война.
  
  Это происходило в то время, когда Сталин и его товарищи по изгнанию не могли принимать участия в кампании, развязанной Лениным и его сторонниками против участия России в войне против центральных держав. Действительно, Ленин из безопасной Швейцарии призывал всех марксистов работать на разгром войск Николая II. На заводах организовывались забастовки, особенно в столице (которая была переименована в Петроград, потому что считалось, что Санкт-Петербург звучит слишком по-немецки). Большевики распространяли антивоенную пропаганду среди русских военнопленных в немецких и австрийских лагерях. Ведущие большевистские писатели обсуждали политические и экономические мотивы воюющих сторон в петроградской прессе. Охранка активно мстила, и местные большевистские группировки неоднократно подвергались разгону; и хотя Ленин был неутомим, он потерял многих сторонников из-за деморализации, а также из-за тюремной системы.
  
  Сталин, однако, не беспокоился о таких опасностях; он хотел вернуться к активным действиям в России и был сильно расстроен своим продолжающимся изгнанием. Он написал Малиновскому, обращаясь за помощью к партии:26
  
  
  Приветствую тебя, друг!
  
  Мне немного неудобно писать, но потребности обязывают. Не думаю, что я когда-либо сталкивался с такой ужасной ситуацией. Все мои деньги пропали, у меня какой-то зловещий кашель, сопровождающийся усиливающимися заморозками (37 градусов ниже нуля), общее ухудшение здоровья; и у меня нет запасов хлеба, сахара, мяса, керосина: все мои деньги ушли на текущие расходы, одежду и обувь. Без такого магазина здесь все такое дорогое: ржаной хлеб стоит 4 миллиарда копеек за фунт, керосин - 15 копеек, мясо - 18 копеек, сахар - 25 копеек. Мне нужно молоко, мне нужны дрова, но... деньги, у меня нет денег, друг. Я не знаю, как я переживу зиму в таком состоянии… У меня нет богатых родственников или знакомых, и мне абсолютно не к кому обратиться, поэтому я обращаюсь к вам, и не только к вам, но также к Петровскому и Бадаеву.
  
  
  Он просил, чтобы эти депутаты Думы—большевики — Малиновский, Петровский и Бадаев - прислали деньги из ‘фонда репрессированных’, который содержали они и депутаты-меньшевики. Может быть, они могли бы выслать ему шестьдесят рублей?
  
  Сталин выразил надежду, что Николай Чхеидзе — лидер думских депутатов—меньшевиков - мог бы благосклонно отнестись к нему как к земляку-грузину.27 Это было послание отчаяния: грузинские меньшевики никого так не ненавидели, как Сталина. Тем временем он приводил в порядок свои мысли в Сибири. Он читал запоем; у него не было времени печалиться о своей судьбе.28 Кооптированный в Центральный комитет в 1912 году, он продолжал получать финансовую помощь банковскими переводами из Петрограда. Несмотря на назойливое внимание Охранки, большевистская фракция не переставала поддерживать отношения со Сталиным, Свердловым и другими.29 Местная полиция контролировала такие сделки. Регулярность переводов, не являвшаяся секретом для Министерства внутренних дел, естественно, породила подозрение, что Сталин тайно планировал побег. Ему пришлось бы давать взятки полицейским и оплачивать железнодорожные билеты, если бы это было успешным.
  
  Если ему когда-нибудь удастся вернуться в Петроград, он знал, что может рассчитывать на помощь Сергея и Ольги Аллилуевых (чья младшая дочь Надя должна была стать его второй женой после Октябрьской революции). Он нежно писал Ольге 25 ноября 1915 года:30
  
  
  Я очень благодарен Вам, глубоко уважаемая Ольга Евгеньевна, за ваши добрые и чистые чувства ко мне. Я никогда не забуду вашего заботливого отношения ко мне! Я с нетерпением жду момента, когда меня освободят из ссылки и я смогу приехать в Петербург [так большевики продолжали называть столицу] и лично поблагодарить вас и Сергея за все. Мне осталось самое большее два года.
  
  Я получил посылку. Спасибо. Я прошу только об одном: не тратьте больше на меня; вам самим нужны деньги. Я буду рад, если время от времени вы будете присылать открытки со сценами природы и тому подобное. Природа в этом проклятом районе ужасающе бесплодна — река летом и снег зимой - это все, что здесь есть от природы, и я схожу с ума от тоски по пейзажам природы, даже если они только на бумаге.
  
  
  Сталин не часто вел себя изящно, но он мог, когда хотел.
  
  Он не был полностью отстранен от активной политики. Судебный процесс над думской фракцией большевиков и ее советником Львом Каменевым в начале 1915 года в Петрограде привел к краху большевизма. Обвинения касались как политики, так и революционного этикета. Вместо того, чтобы просто осудить имперское правительство, Каменев дистанцировался от ленинской политики, согласно которой лучшим результатом войны для европейского марксистского движения было бы поражение русских вооруженных сил от немцев. Несмотря на это, Каменев не смог избежать сибирской ссылки. По прибытии в Туруханский район его снова посадили о ‘партийном процессе’. Слушания проходили в Монастырском, на них присутствовали Свердлов и Сталин, а также члены думской фракции большевиков. Большинство участников предпочли поддержать политику Ленина.31 Сталин дружил с Каменевым; они оставались в этих отношениях на протяжении всей их сибирской ссылки и в течение нескольких лет впоследствии. Сталин, однако, высмеял неудачу Каменева на открытом судебном заседании в Петрограде, чтобы продемонстрировать солидарность с официальной политикой фракции. Вероятно, у Сталина были сомнения по поводу призывов Ленина к ‘гражданской войне в Европе" как реалистичной политики как в военном, так и в политическом отношении; но Каменева нужно было вернуть в строй. Дисциплина есть дисциплина. Каменев совершил нарушение и должен был понести наказание.
  
  Сталину начала нравиться жизнь в Курейке. Он занялся рыбной ловлей: это принесло улучшение его рациона, а также подлинное удовольствие. Он брал уроки у остяков и вскоре, по его собственному признанию, научился этому лучше, чем сами остяки. Предположительно, они спросили его, в чем его секрет.32 В любом случае, он был принят местными жителями и стал известен как Осип (или, что менее приятно, как Рябой Оська).33
  
  Рыбалка в сибирской ссылке могла быть опасной, как он позже вспоминал:34 ‘Случилось так, что буря застигла меня на реке. Одно время казалось, что мне конец. Но я добрался до берега. Я не верил, что доберусь туда: река была в большом волнении’. В другой раз поднялась снежная буря. Он хорошо провел день у воды вместе с остяками из своей деревни и получил большой улов осетрины и морского лосося.35 По глупости он ушел домой раньше других. Буря, известная в Сибири как пурга, разразилась внезапно. Поворачивать назад было слишком поздно, и до Курейки предстоял долгий путь в условиях почти полной слепоты. Если бы он был благоразумен, он бы бросил рыбу. Но рыба была его пищей в течение месяца; и в любом случае Сталин был упрям. Он тащился сквозь сильный снегопад, опустив голову навстречу пронизывающему ветру. При свете новолуния ему показалось, что он заметил неподалеку темные фигуры; он окликнул их, полагаясь на местную традицию помогать незнакомцам в беспорядке. Но фигуры двинулись дальше. На самом деле это были жители деревни со своими собаками, которых он оставил ранее; и когда они увидели покрытую снегом жестикулирующую фигуру, они доверчиво предположили, что это водяной демон. Сам Сталин не был уверен, что эти фигуры были человеческими существами, и не пытался догнать их.36
  
  Он брел дальше один. Существовала явная вероятность, что он не смог бы найти деревню, даже если бы пережил холод. Но он добрался туда. К сожалению, он все еще был призраком в белом, от бородатого лица до ботинок. Тащась к ближайшей хижине, он представлял собой странное зрелище. ‘Осип", - закричал один из жителей деревни, в испуге прижимаясь к стене, - "это ты?’ Сталин ответил: ‘Конечно, это я. И это не лесной дух!’37 Миллионов крестьян в Российской империи сохраняли древние языческие суеверия, даже если они принадлежали к православной церкви или какой-либо другой христианской конфессии. Вера в духов, чертей и ведьм была широко распространена, и в восточной Сибири Церковь мало повлияла на народные представления. Сталину еще раз напомнили, что он жил в обществе, где идеи Просвещения были еще слабо распространены. Он оттаял; он ел и пил. Затем он лег в постель и проспал восемнадцать часов.38
  
  Он рассказал другую из своих историй много лет спустя. На приеме в Кремле в 1935 году он рассказал, как сидел на берегу реки, когда мужчины деревни отправились на рыбалку в начале весеннего половодья на реке Енисей. Когда они вернулись, им не хватало одного человека. Они не обратили на это внимания; но Сталин допросил их, и ему сказали, что пропавший человек утонул. Что поразило Сталина, сказал он, так это то, как мало они думали о смерти. Если бы он не упомянул эту тему, они бы вернулись в свои хижины без комментариев. Сталин обдумал это событие. Он был уверен, что если бы заболела корова, они бы вышли и попытались спасти ее. Но потеря человека для них была ‘тривиальностью’. Суть была в том, сказал он, что создать человека было легко, тогда как животные представляли собой более сложную задачу.39 Это была бессмыслица. Возможно, Сталин тоже так думал; но тот факт, что он повторил это примерно два десятилетия спустя, означал, что он либо верил в это, либо выдумал и решил, что это соответствует его нынешним политическим интересам: в середине 1930-х годов он хотел подчеркнуть важность сохранения большевистских кадров.40
  
  Сталин с нежностью вспоминал о своем пребывании в ссылке. Несмотря на то, что он утверждал в своих умоляющих письмах товарищам по партии, в целом он был здоров. К нему относились как к уважаемому приезжему члену общины. Впервые он долгое время жил в тесном контакте с негрузинами и неинтеллектуалами. Большинство из них были остяками, но было и несколько русских. Этот опыт сослужил ему хорошую службу, когда годы спустя он стал их политическим сюзереном. Всю оставшуюся жизнь он рассказывал о днях, проведенных в Сибири, о рыбалке, климате, разговорах и людях. Эти переживания, несмотря на то, что он оказался там против своей воли, подняли его. Он наслаждался удивлением и восхищением, проявленными к нему жителями деревни Курейка. Они знали, что он был "южанином", но понятия не имели, где находится Грузия. Они видели, что он любил книги: в культуре устной традиции это само по себе выделяло его как человека особенного. Даже его трубка была предметом благоговения. Сидя вечером в хижине, он передавал ее по кругу, чтобы другие могли затянуться. Гости деревни специально заглядывали сюда, чтобы попробовать этот необычный для местных жителей способ курения. Побеседовав с известным революционером среди них, они ушли счастливыми.41
  
  Очевидно, что контакт с центральным руководством большевистской фракции становился все сложнее во время Великой войны. В 1915 году Сталин и Сурен Спандарян, коллега по Центральному комитету, написали Ленину. Сталинская часть письма звучала следующим образом:42
  
  
  Мои приветствия вам, дорогой Владимир Ильич, самые теплые приветствия! Привет Зиновьеву, привет Надежде Константиновне! Как дела, как ваше здоровье? Я живу по-прежнему, я жую свой хлеб и заканчиваю половину предложения. Это скучно, но что с этим можно поделать? А как у тебя дела? Ты, должно быть, веселее проводишь время… Недавно я прочитал статьи Кропоткина — старый негодяй совсем выжил из ума. Я также прочитал небольшую статью Плеханова в Речи — какая неисправимая, болтливая старуха! Эх!… А ликвидаторы со своими депутатами [Думы]-агенты Вольного экономического общества? Их некому поколотить, черт знает! Неужели они не останутся безнаказанными вот так?! Подбодри нас и сообщи, что скоро появится орган, который задаст им хорошую трепку прямо в глотку — и без передышки.
  
  
  Это была напыщенная речь человека, желающего продемонстрировать свой воинственный стиль своему лидеру. Ссылки на избиения повторялись. Разочарования от изгнания сошли со страниц. Сталин надеялся произвести впечатление на Ленина, что, когда закончится срок его ссылки, он сможет стать для него полезной правой рукой в российском политическом подполье; но он не упускал возможности напомнить Ленину, насколько различны были их обстоятельства.
  
  У Сталина в ссылке были свои яркие моменты, но в целом она выявила в нем самое худшее. Он был эмоционально неуравновешенным человеком: окружающие его люди также могли подвергнуться резкости его языка или просто ежедневной бесчувственности и эгоизму. Он принадлежал к революционной партии, которая ставила личное удовлетворение выше потребностей коллективного блага. Это была партия, которая также ценила товарищеский юмор. На самом деле Сталин не был необщительным. У него были друзья. Он любил пошутить и был забавным подражателем. Но его друзьям пришлось признать его превосходство. У Сталина была глубокая потребность доминировать. Вот почему его товарищи по ссылке находили его невыносимым. Вблизи с ним было больно иметь дело; пребывание в Сибири привлекло всеобщее внимание к нетрадиционным сторонам его характера, которые при других обстоятельствах они упускали из виду из-за предполагаемой пользы, которую он принес делу революции.
  
  
  11. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕТРОГРАД
  
  
  Калейдоскоп жизни Сталина получил два резких поворота зимой 1916-17 годов. Первый был неприятным опытом, второй принес восторг. В декабре, когда имперская армия пополнилась новыми призывниками, правительство расширило систему призыва. Министры решили использовать даже политических осужденных. Это был трудный шаг. Такие люди были освобождены от призыва на войну на том основании, что они будут вести враждебную пропаганду среди военнослужащих. Принудительный призыв всегда был проблематичным. В 1915 году призыв мусульман вызвал восстание в российской Средней Азии. Тем временем боевые действия против центральных держав превратились в довольно статичное состязание, и потери были огромными по обе стороны окопов. Тем не менее моральный дух в императорской армии оставался крепким. Первые узкие места в военном производстве, транспорте и снабжении были устранены. Верховное командование планировало ввести новшества в попытке организовать успешное наступление, и генералу Брусилову был предоставлен шанс проявить себя. На фронте не было недостатка в продовольствии или снаряжении. Но требовалось больше людей. Сталин был среди тех революционеров, которым было приказано пройти медицинское обследование с целью его включения в армию Николая II.
  
  Им пришлось отправиться в Ачинск. Это был город, расположенный в миле к северу от Транссибирской магистрали и в сотне миль к западу от Красноярска. Сталину, Каменеву и другим большевикам, а также множеству меньшевиков, эсеров и анархистов, находившихся в ссылке в Туруханском округе, пришлось совершить трудное путешествие вверх по Енисею до Красноярска в самые холодные месяцы северной Сибири. Это заняло бы недели. Ни один из отобранных людей не поддерживал военные цели имперского правительства (хотя многие меньшевики и социалисты-революционеры с готовностью поддержали бы демократическое правительство после правления Романовых в защите страны).1
  
  Сталин попрощался в Курейке и отправился в Монастырское. Нет никаких признаков того, что он хоть как-то задумывался об эмоциональном разрушении, которое он оставил после себя в семье Перепрыгиных. В Монастырском он присоединился к группе других потенциальных призывников. Начальник полиции выстроил их в шеренгу на улице, и их приветствовали товарищи, которые знали, что, возможно, никогда больше их не увидят. Пароходы не могли ходить зимой, и путешествие вверх по Енисею совершалось на санях, запряженных собаками, от деревни к деревне. Перед отправлением кто-то подбежал к ним. Это было заместитель бухгалтера в офисе компании "Ревиллион", который принес мандолину и гитару, которые забыли взять большевики.2 Сталин любил петь. Поездка не обошлась без отдыха. Однако температура всегда была на несколько градусов ниже нуля, а ветер бил в лица путешественников. Долгое путешествие из Курейки в Ачинск было одним из самых изнурительных, которые когда-либо совершал Сталин. По прибытии в Ачинск он был худее, чем за многие годы; а долгие зимние ночи на глубоком севере придали его лицу отчетливую бледность.3 но ему понравилось. Партия останавливалась во многих маленьких деревушках. Сталин пел сколько душе угодно и, вопреки правилам, произносил политические речи на открытых собраниях.4
  
  Его настроение упало по прибытии в Красноярск, когда он столкнулся с возможностью призыва на военную службу. У него оставался только один вариант. Это было сделано для того, чтобы попросить разрешения у своего охранника Кравченко провести там неделю, прежде чем отправиться в штаб призыва.5 Просьба была удовлетворена. (Давал ли он взятку Кравченко?) Однако он волновался напрасно. Армейские врачи не допустили его к военной службе из-за поврежденной правой руки. Он никогда не носил винтовку во имя Царя и Родины.
  
  Поскольку срок его ссылки истекал в середине 1917 года, ему было разрешено остаться в Ачинске вместе с другими революционерами, не допущенными к военной службе. Среди них был его друг Лев Каменев. Сталин часто посещал арендованный Каменевым дом. Большевик Анатолий Байкалов позже дал непривлекательную картину этой сцены. Сталин постоянно курил трубку в дороге. Он набил его махоркой, острым табаком, любимым рабочими и крестьянами. Дым и запах раздражали жену Каменева Ольгу. По словам Байкалова, ‘она чихала, кашляла, стонала, умоляла’ Сталина затушить трубку, но он игнорировал ее. Это было типичное поведение. Он превратил грубое поведение в форму искусства, когда женщины предъявляли нежелательные требования. Он ожидал от них восхищения и уступчивости — и тогда он мог быть очаровательным. Но никто в юбке, даже хорошенькая Ольга, не собиралась ему приказывать.6 Возможно, не помогло то, что Ольга была умной и красноречивой и что она была сестрой Троцкого, заклятого врага большевиков. Окончание его изоляции в Курейке не улучшило его настроения или манер; его неотесанность возрастала прямо пропорционально снижению признательного уважения, которого он жаждал.
  
  Его знакомые мало что могли оценить. Сталин был неразговорчив и угрюм. Хотя он внимательно слушал, он почти не участвовал в дискуссиях о войне и международных отношениях. Вместо этого Байкалова привлекло живое присутствие Каменева и понимание аргументов;7 и, более чем два десятилетия спустя, Байкалов вспоминал, что Каменев отклонил редкие комментарии Сталина "краткими, почти презрительными замечаниями".8
  
  У Каменевых и Байкаловых были предрассудки, которые мешали им понять, что Сталин не был невеждой. Они были прекрасными собеседниками. Они происходили из состоятельных семей, в которых такие обмены были нормой: отец Каменева был инженером и бизнесменом, отец Байкалова - владельцем золотого рудника. И Каменев, и Байкалов получили образование в гимназиях.9 Они были культурно уверены на публике, в то время как Сталин все еще с запинками говорил по-русски,10 и четыре года среди остяков никак не улучшили его языковые способности. Байкалов выразил сожаление по поводу неспособности Сталина быть остроумным. (Интеллектуалы должны были быть блестящими собеседниками.) Каменев и Байкалов также недооценили достоинства молчания. Слушая Каменева, Сталин чувствовал, что учится. Всю свою жизнь он посвятил накоплению знаний. Его внимательность, память и аналитические способности были острыми, как бритва, даже если он не хвастался этим перед другими; и хотя его марксизму не хватало дальнобойности других большевистских лидеров, он работал над расширением своих возможностей. В любом случае, когда Сталин был среди людей, которые поощряли его расслабиться, он был восхитительным поставщиком шуток и мимики. Он также прекрасно понимал русский язык на странице и был превосходным редактором русскоязычных рукописей.11 Его недооценивали, и он тихо возмущался этим фактом.12
  
  Это не имело бы значения в анналах российской и мировой истории, если бы второе событие не развернуло его зимой 1916-17 годов. Причиной стали политические беспорядки в Петрограде. Николай II провел несчастливое Рождество. Единственным светлым пятном стало наступление Брусилова в декабре 1916 года, которое отбросило немцев на несколько миль назад. Это был давно назревший военный успех России. Но остальные новости были мрачными. Лидеры консервативной и либеральной партий в Четвертой Государственной думе все более открыто говорили о необходимости смены режима, если вооруженные силы когда-либо нанесут поражение центральным державам. Один из них, Александр Гучков, подстрекал генералов к государственному перевороту. Репутация династии была разорвана в клочья. Распутин, "святой человек", который помог облегчить последствия гемофилии наследника престола Алексея, был убит в декабре, но истории о нем — его азартных играх, распутстве, богохульстве и политической продажности — продолжали цепляться за Николая и императрицу Александру. На самом деле сомнительно, что либералы или консерваторы могли бы добиться гораздо большего. Затягивание войны создало огромную и неизбежную нагрузку на транспорт и администрацию; это также сделало неизбежным печатание денег для финансирования военных действий, а это неизбежно должно было вызвать инфляцию. Николай II разогнал Думу 26 февраля 1917 года. Он был полон решимости удержать ситуацию.
  
  Это могло бы сработать, если бы общественное мнение не было так враждебно настроено к Романовым. Крестьяне жаловались на фиксированные цены на зерно и на дефицит промышленных товаров в результате приоритета, отдаваемого производству вооружений и военной техники. Солдатам гарнизона не нравилась возможность того, что их могут мобилизовать на фронт. Рабочие были недовольны ухудшением условий жизни и труда. Даже если бы они получили более высокую заработную плату, эффект был испорчен девальвацией валюты. В декабре 1916 года произошли забастовки на заводах, которые были жестоко подавлены. И все же обиды остались.
  
  Революционеры в Ачинске не знали, что в последнюю неделю февраля 1917 года в Петрограде повторился промышленный конфликт. Неприятности вспыхнули среди работниц текстильной промышленности в Международный женский день и быстро распространились на рабочую силу Путиловского оружейного завода. Отправка войск гарнизона для сдерживания толпы была контрпродуктивной, потому что солдаты приняли сторону бастующих и либо присоединились к ним, либо сдали оружие. Порядок в столице рухнул. Полиция бежала, генералы запаниковали. Политики в разогнанной Четвертой Государственной думе почувствовали, что наконец-то появилась возможность свести счеты с монархией Романовых, но им не хватило смелости предпринять какие-либо действия. Даже революционные партии оказались в затруднительном положении. Подавление декабрьских забастовок заставило их задуматься. Подпольные сети меньшевиков, большевиков и социалистов-революционеров еще не были восстановлены, и моральный дух все еще находился на низком уровне. Но пыл забастовщиков был неутолим, и вскоре появились требования о создании Петроградского Совета.
  
  Николай II поздно осознал масштабы оппозиции. Когда он спешил обратно из Могилева в Петроград, ему сказали, что игра уже закончена. Он последовал совету Верховного командования; он консультировался со спикером разогнанной Государственной думы Михаилом Родзянко. Сначала он хотел сохранить династию, передав трон своему сыну, страдающему гемофилией Алексею. Никто при дворе не счел это разумным. Затем он обратился к своему брату великому князю Михаилу, но Михаил отклонил предложение. Николай II уступил и 2 марта отрекся от престола к всеобщему восторгу по всей империи. Охваченные эйфорией толпы людей вышли на улицы всех городов.
  
  Новости доходили до Сибири по телеграфным линиям быстрее, чем газеты могли доставляться по железной дороге. Большевистская группа в Ачинске ликовала. Николай Кровавый был свергнут. Династии пришел конец. Революционеры в городе собрались вместе, независимо от партийной принадлежности, сразу после того, как стало известно об отказе великого князя Михаила. Последовала оживленная дискуссия. Чувствуя необходимость внести активный вклад в политический исход, многие изгнанники подписали телеграмму, поздравляющую великого князя с его гражданским поступком. Сталин позже утверждал, что его друг Каменев поставил свою подпись. Каменев категорически отверг обвинение; и даже Сталин признал, что Каменев немедленно пожалел о своем поступке. В марте 1917 года, в любом случае, Каменев и Сталин договорились о своих стратегических целях. Временное правительство было сформировано 3 марта с санкции Петроградского Совета, возглавляемого меньшевиками. Премьер-министром был бы либерал князь Георгий Львов, а либералы, особенно конституционно-демократические (или кадеты), доминировали в кабинете. Только один социалист, эсер Александр Керенский, стал министром. Первоначальный большевистский план установления ‘революционно-демократической диктатуры’ был сорван, и Каменев и Сталин были готовы — как большинство меньшевиков, большинство социалистов-революционеров и многие большевики — оказать Временному правительству свою поддержку при условии, что министры провозгласят основные гражданские свободы и ограничатся оборонительной войной против центральных держав.
  
  Большевики в Ачинске так быстро, как только смогли достать билеты, направились из Красноярска по Транссибирской магистрали в Москву, а затем в Петроград. Главными среди них были Каменев, Сталин и бывший депутат Думы Матвей Муранов. Впечатления сильно отличались от предыдущей поездки каждого к месту ссылки. Они путешествовали как обычные пассажиры, а не в арестантском вагоне. Из-за их недавнего задержания недалеко от магистрали они собирались добраться до Петрограда раньше большинства других ведущих ссыльных, не говоря уже о éмигрантах. Каменев и Сталин, в частности, были преданными союзниками; они согласовывали политику, и Сталин не стремился воскрешать старое дело о поведении Каменева на процессе 1915 года. Их намерением было захватить контроль над Центральным комитетом большевиков в столице. Они стремились наверстать годы, потерянные в сибирском заключении.
  
  12 марта 1917 года они втроем сошли с поезда на Николаевском вокзале в восточно-центральной части Петрограда. Шел легкий снег, но Сталин и его спутники этого почти не замечали. Курейка приучил их к гораздо худшему. Наконец-то они вернулись в Петроград! В руках Сталин нес плетеный чемодан среднего размера; его личных вещей было немного, и у него не было сбережений на свое имя. На нем был тот же костюм, в котором он уезжал в июле 1913 года.13 Единственное портновское отличие заключалось в том, что на ногах у него были валенки. Это были длинные сапоги с подкладкой, которые русские носили зимой.14 Он выглядел изможденным после долгой поездки на поезде и заметно постарел за четыре года ссылки. Уехав молодым революционером, он возвращался ветераном политики средних лет. Сталин написал, чтобы предупредить своего старого друга Сергея Аллилуева об их приезде.15 Он ожидал, что он будет на станции и, возможно, передаст сообщение в Русское бюро Центрального комитета. Попутчики и железнодорожный персонал приветствовали Сталина, Каменева и Муранова как героических борцов против павшего режима. Ожидался почетный прием в Петрограде.
  
  На самом деле на Николаевском вокзале никто не появился. Не было ни оркестров, ни речей, ни церемониального сопровождения в штаб-квартиру партии в доме бывшей любовницы императора Матильды Ксешинской.16 Им пришлось самим заботиться о себе. Когда они уехали из столицы в Сибирь, они были членами Центрального комитета и ожидали, что к ним будут относиться с должным почтением. Их ждал неприятный сюрприз.
  
  Тот факт, что Шляпников и Молотов, возглавлявшие Бюро, не поздоровались с ними, не был случайностью. Каменев, Муранов и Сталин ожидали, что им предоставят места в Бюро наряду с существующими членами, которые имели гораздо более низкий статус в большевизме; но у Бюро были другие соображения. Если Сталин был готов закрыть глаза на нарушение Каменевым революционного этикета, Бюро не было настолько снисходительным. Он согрешил; он не проявил раскаяния. Также может показаться, что репутация Сталина за бескомпромиссное поведение предшествовала ему. Борьба за лидерство в русском бюро была неизбежна. , в этом был и политический аспект. Русское бюро под руководством Шляпникова и Молотова возражало против любой поддержки, какой бы условной она ни была, Временного правительства. Они выступали за открытую оппозицию. Они также знали, что было много большевистских боевиков не только в районах столицы, но и в провинциях, которые чувствовали то же самое. Они редактировали новую фракционную газету Правда на этой основе и стремился привлечь всех большевиков на свою сторону. Они и так были не в восторге от прибытия Каменева, а когда узнали, чью сторону он — вместе со Сталиным и Мурановым — принимает в текущих политических дебатах, они были полны решимости избежать присвоения им звания.
  
  Позиция прояснилась 12 марта, когда Бюро решило включить в состав только тех новых членов, "которых оно считает полезными в соответствии со своим политическим кредо’.17 Муранов легко попал в эту категорию и получил место. Затем на рассмотрение поступило дело Сталина:18
  
  
  О Сталине сообщалось, что он был агентом Центрального комитета в 1912 году и поэтому был бы желателен в составе Бюро Центрального комитета, но в свете определенных личных особенностей, которые являются основными для него, Бюро Центрального комитета приняло решение пригласить его [присоединиться] на место советника.
  
  
  К Сталину отнеслись пренебрежительно. Даже его карьера была представлена в ложном свете; ибо он был не простым ‘агентом’ Центрального комитета, а кооптированным полноправным членом с 1912 года. Какие именно ‘черты’ раздражали Бюро, не уточнялось. Его коварство в политических и личных отношениях, вероятно, сыграло на нем свою роль. Каменеву, однако, было полностью отказано в приеме в члены: ему было разрешено вносить вклад в "Правду" только при условии, что он делал это анонимно; от него также требовалось дать удовлетворительное объяснение своего прошлого поведения.19
  
  Сталин направился в квартиру Аллилуевых после заседания Бюро. В 1915 году он написал Ольге Аллилуевой, что навестит их, как только закончится его ссылка.20 Когда он нанес свой визит, единственная дочь Анна была дома. Ее родители и брат Павел были на работе, а младшая дочь Надя брала урок игры на фортепиано в другом месте. Ее брата Федора (или Феди) тоже не было дома.21 К концу дня вернулась вся семья Аллилуевых. Они проговорили со своим посетителем до поздней ночи. Ему предложили кровать в гостиной, где также спал Сергей; а Ольга и девочки удалились в спальню. Джозеф произвел на всех положительное впечатление. Анна и Надя были им очень увлечены. Шестнадцатилетней Наде особенно нравилось его веселье. Шум из спальни потревожил Сергея, которому на следующий день предстояло работать на электростанции. Но Джозеф вмешался от имени девочек: ‘Оставь их в покое, Сергей! Они всего лишь подростки… Позволь им посмеяться!"’На следующий день, прежде чем отправиться в Русское бюро, он спросил, может ли он поселиться у них. Квартира была недостаточно большой для всех, но он пользовался такой любовью, что семья решила поискать квартиру побольше. Анне и Наде дали задание. Иосиф был не менее настойчив: "Пожалуйста, не забудьте оставить для меня комнату в новой квартире".22
  
  Приоритетом Сталина было разобраться со своим положением в русском бюро. После ухода от Аллилуевых он поспешил в штаб-квартиру и поднял шум. На этот раз он добился большего успеха. Результатом стало согласие найти работу для Каменева на том основании, что большевистские эмигранты, предположительно включая Ленина, продолжали высоко ценить его. Сталин был включен в редакционную коллегию "Правды". Каменев присоединился к нему 15 марта, и в тот же день Сталин был назначен в Президиум бюро.23 Настойчивость и опыт принесли свои плоды. Молотова вытолкнули из Бюро.24 Очевидно, произошел ожесточенный спор, и Шляпников и Молотов проиграли. Правда начала придерживаться линии, одобренной Сталиным и Каменевым, и Русское бюро перестало требовать смещения Временного правительства.
  
  Позиция Сталина и Каменева вскоре стала для них позором, и Сталин извинился за свою неспособность занять более радикальную точку зрения; но он не был таким умеренным, как любили представлять его более поздние враги, особенно Троцкий. Это правда, что он отказался публично нападать на меньшевиков. Столь же неоспорима поддержка Сталиным политики простого "давления" на Временное правительство.25 Тем не менее, он последовательно осуждал тех меньшевиков, которые выступали за прямую защиту страны. Сталин требовал большего; он предложил, чтобы большевики сотрудничали только с меньшевиками, которые приняли линию Циммервальдской и Кинтальской конференций и активно выступали за прекращение Великой войны. Он не хотел единства любой ценой.26 Более того, он хотел, чтобы Петроградский Совет продолжал запугивать Временное правительство. Совет, заявил он, должен работать над тем, чтобы объединить "столичную и провинциальную демократию" и "в необходимый момент превратиться в орган революционной власти, мобилизующий все здоровые силы народа против контрреволюции". Непосредственной целью было обеспечить, чтобы Временное правительство не перешло на сторону контрреволюции. Необходим был скорейший созыв конституционного собрания.27
  
  Сталин также не преминул затронуть тему, не затронутую Правдой до его возвращения: национальный вопрос. Он потребовал языкового равенства для нерусских народов. Он призывал к региональному самоуправлению. Больше, чем любой другой большевик в Петрограде в марте 1917 года, он понимал, что большевизм должен быть обращен к народам пограничных земель. Он сознательно выступал против разговоров о федерализме.28 Ортодоксальные большевики стремились к формированию унитарного государства, и Сталин согласился с этим; но ‘самоопределение’ было возможно в рамках политики, которую он и Ленин предлагали до войны. "Национальный гнет" должен был быть искоренен, а Временное правительство как кабинет, преследующий интересы капитализма, не проявило необходимого сочувствия.29
  
  Каменев и Сталин продолжили свою боевую программу на неофициальном собрании большевиков и меньшевиков со всей страны, которое состоялось в конце марта 1917 года. Русское бюро выбрало его для выступления на совместных дебатах о Временном правительстве. Его критика режима после Романовых была убийственной:30
  
  
  Элиты — наша буржуазия и западноевропейская — собрались вместе для изменения режима, для замены одного царя другим. Они хотели легкой революции, подобной турецкой, и небольшой свободы для ведения войны — маленькой революции для большой победы. И все же низшие слои — рабочие и солдаты — углубили революцию, разрушив основы старого порядка. Таким образом, действовали два течения — снизу и сверху, — которые выдвинули два правительства, две разные силы: 1) Временное правительство, поддерживаемое англо-французским капиталом, и 2) Совет рабочих и солдатских депутатов. Власть была разделена между этими двумя органами, и ни один из них не обладает всей полнотой власти. Напряженность и конфликт между ними существуют и не могут не существовать.
  
  
  Сталин закончил словами о желательности политического разрыва с "буржуазией" и о том, что "единственным органом, способным захватить власть, является Совет рабочих и солдатских депутатов во всероссийском масштабе".31
  
  Состоялось отдельное заседание большевиков. Именно здесь Каменев осудил горячую поддержку Временного правительства официальными меньшевиками и призвал поддержать Петроградский Совет.32 Большевики и меньшевики, после всех их организационных разногласий с 1903 года, снова принадлежали к одной партии. Они были двумя крупнейшими фракциями в Российской социал-демократической рабочей партии. На центральном уровне у них были отдельные органы, но по всей стране — особенно за пределами Петрограда — они работали вместе. Это была неустойчивая ситуация. Правое крыло меньшевизма выступало за энергичную национальную оборону, в то время как все большевики хотели энергичной кампании за многосторонний мир. Каменев и Сталин планировали разрешить ситуацию, призвав антизащитнических меньшевиков отделиться от правого крыла своей фракции.
  
  Среди большевиков Каменев был откровенен в своих расчетах:33
  
  
  Неправильно забегать вперед и упреждать разногласия. Без разногласий нет партийной жизни. Внутри партии мы переживем мелкие разногласия. Но есть один вопрос, в котором невозможно объединить не поддающееся объединению. У нас есть единая партия вместе с теми, кто объединился на основе Циммервальда и Кинталя, то есть с теми, кто выступает против революционного оборончества.
  
  Мы должны объявить меньшевикам, что это желание является лишь желанием группы людей, собравшихся здесь, и не является обязательным для всех большевиков. Мы должны пойти на собрание и избегать представления конкретных платформ. [Мы должны сделать это] в рамках желания созвать конференцию на основе антизащитничества.
  
  
  Такое заявление, сделанное за три дня до прибытия Ленина в Петроград, указывает на то, что Каменев и Сталин были очень далеки от мягкого отношения к меньшевизму. Неявно они стремились к расколу на основе политики в отношении войны и мира, которая неизбежно привела бы партию к прямому конфликту с Временным правительством.
  
  Это была правдоподобная стратегия, и только потому, что большевики в течение нескольких недель начали действовать в одиночку, а затем, месяцы спустя, совершили свою Октябрьскую революцию, смелость стратегии Каменева–Сталина была забыта. И Каменев, и Сталин после 1917 года были вынуждены отказаться от своей стратегии, поскольку более радикальная политика захвата власти без помощи меньшевиков была превращена в один из священных пунктов большевистской истории. Этот эпизод в любом случае важен, поскольку он проливает свет на карьеру Сталина. Он и Каменев, несмотря на враждебность Русского бюро, ворвались в возглавил фракцию и разработал стратегию, которая, если бы она была продолжена, могла бы создать партию радикальной оппозиции Временному правительству. В марте и апреле преданность фракций была чрезвычайно неустойчивой. Умная идея заманить левых меньшевиков в объятия большевиков имела солидный политический потенциал. Каменев и Сталин были оба ловкими и решительными. Они видели гораздо больше о России двадцатого века, чем Ленин; они окунулись в атмосферу революционной политики в Петрограде после Февральской революции. Их план кампании за радикальную политику в отношении мира, хлеба, земли и правительства имел потенциал для огромной популярности.
  
  Ленин был категорически не согласен. Находясь в Швейцарии, он писал свои "Письма издалека", в которых требовал свержения Временного правительства. Первоначальная стратегия большевизма, провозглашаемая с 1905 года, заключалась в том, чтобы рабочие свергли монархию и установили временную революционную диктатуру, объединив все социалистические партии, которые осуществили бы все мыслимые гражданские свободы и установили капиталистическую экономику. Ленинская стратегия устарела с формированием возглавляемого либералами временного правительства и провозглашением им гражданских свобод. Ленин никогда должным образом не объяснял, почему он вдруг решил, что Россия готова ко второму великому запланированному этапу своего революционного развития— а именно к ‘переходу к социализму’. Но он настаивал на том, что это была единственно верная политика большевизма. Он получил шанс бороться за свои идеи, когда в конце марта германское правительство разрешило ему и группе антивоенных русских марксистов проехать через Германию в Скандинавию, прежде чем отправиться в Петроград.
  
  Ему предшествовали телеграммы, и Русское бюро подготовило подходящее приветствие. Каменев вместе с другими ведущими большевиками из Петрограда выехал встречать его в Белоостров, когда поезд ненадолго остановился на финско–российской административной границе 3 апреля. Ленин не стеснялся в выражениях. Он назвал Каменева инициатором условной поддержки Русским бюро Временного правительства и от души проклял его.34 (Сталин избежал подобной тирады только потому, что не поехал в Белоостров с группой встречающих.)35 Настроение Ленина не улучшилось, когда поезд прибыл после полуночи на Финляндский вокзал в Петрограде. Он в очередной раз гневно осудил кабинет Львова и был резок по отношению к лидеру меньшевиков Николаю Чхеидзе, который возглавлял делегацию Петроградского Совета, направленную приветствовать его как известного вернувшегося революционера. Затем он отправился в Таврический дворец, где выступил перед собранием фракций большевиков и призвал к изменению стратегии. Ленина выслушали с недоверием. Но ему не позволили помешать; снова на совместном заседании большевиков и меньшевиков он заявил, что любой компромисс с Временным правительством недопустим. Ленин был в ярости все 4 апреля, а Каменев и Сталин бессильно наблюдали. Из доминирующих лидеров они превратились в зрителей.
  
  Членам Русского бюро, которых оттеснили Каменев и Сталин, это доставило удовольствие. Наконец-то у них был кто-то с достаточным авторитетом среди большевиков, чтобы требовать ультрарадикализма. Они были в восторге от Ленина и его идей, которые он сократил до нескольких сотен слов и опубликовал в качестве своих Апрельских тезисов . Во фракции было много других людей в других частях страны, которых в равной степени раздражала политика условной поддержки временного правительства. Большевизм всегда выступал за революционный экстремизм. Для тех большевиков в Петрограде и по всей стране, которые одобрили оказание условной поддержки Временному правительству, приход Ленина был сродни быку, вломившемуся в посудную лавку. Каждый большевик, с обеих сторон дебатов, был потрясен видом возвращающегося лидера, полного желчи и уверенности; и уже было ясно, что членам партии пришлось делать окончательный выбор между конкурирующими стратегиями Каменева и Ленина.
  
  Сталин, как и многие другие, сразу перешел на точку зрения Ленина. Он никогда не утруждал себя обоснованием своего решения. Переходя с собрания на собрание в те первые дни после своего прибытия в Петроград, Ленин сплотил ультрарадикалов и уговорил сомневающихся. Это была политическая демонстрация силы . Но в то же время для Ленина было меньше трудностей, чем казалось в то время. Большевизм всегда придерживался экстремистской программы. Действительно, до 1917 года фракция предполагала формирование ‘временной революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства’ в случае свержения имперской монархии. Правительство кадетов всегда было ненавистной возможностью в сознании большевиков. Каменев и Сталин, сторонники сделки с элементами меньшевистской фракции, всегда имели скрытые мотивы. 4 апреля Сталин изменил свою позицию, но не до такой степени, чтобы резко превратиться из ‘умеренного’ в ‘экстремиста’. И, поддавшись ленинскому порыву, он не принял предложения Ленина во всей их полноте. Он продолжал верить, что Ленину еще многое предстоит узнать о революционной России (и даже о нереволюционной Европе!).
  
  И все же он не мог не видеть разницы между Каменевым и Лениным. Каменев был старшим большевиком Сталина, его другом и союзником. Но Ленин был настоящим лидером. С апреля 1917 года до медицинской нетрудоспособности Ленина в 1922 году Сталин хранил ему верность. У них часто были непростые отношения. У них были споры каждый год вплоть до смерти Ленина. Но между февралем и октябрем они хорошо ладили; и Ленин взял Сталина под свое покровительство и способствовал его карьере в большевизме.
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  Лидер партии
  
  
  12. 1917 ГОД
  
  
  Месяцы между Февральской и Октябрьской революциями были судьбоносными для России. Политика стала свободной и заметной. Петроград был увешан красными флагами и лишен полиции. Его празднества были праздниками социалистического руководства столичного Совета рабочих и солдатских депутатов. ‘Интернационал’ исполнялся в торжественных случаях. Повсюду была бравада, и социализм был на пике популярности. Временное правительство под руководством либерала Георгия Львова управляло страной только с разрешения Петроградского Совета. Крайне правые политические силы исчезли после падения монархии. Порядок на улицах поддерживался ‘массовыми организациями’, такими как Красная гвардия. Офицеры научились консультироваться со своими войсками. Общественная жизнь была посвящена служению народу. Дух товарищества требовался на всех официальных мероприятиях. Если нужно было принимать решения, предполагалось, что им будут предшествовать дебаты и что рабочие, крестьяне и солдаты должны иметь влияние на то, что было решено. Советы возникали в городах по всей стране. Избранные низшими слоями общества, они вмешивались в государственные дела всякий раз, когда их лидеры — меньшевики и социал-революционеры — считали, что органы центрального или местного управления противоречат соглашению с Временным правительством о всеобщей гражданской свободе и оборонительной войне.
  
  Сталин работал с Лениным над подготовкой конференции большевиков в конце апреля. Он был одним из многих ведущих большевиков в Петрограде и провинциях, изменивших свое мнение под влиянием дебатов, начатых Лениным. Они присоединились к тем другим большевикам, которых всегда возмущало оказание малейшей поддержки Временному правительству. Несколько меньшевиков даже перешли в большевизм в знак презрения к политике своего официального руководства, и вся Межрайонная организация, которая ранее была антибольшевистской, присоединилась к большевикам в мае.1 Разрыв между большевиками и меньшевиками всегда был большим, но за первоначальным расколом "эмигрантов" в 1903 году последовало несколько попыток воссоединения; и хотя Пражская конференция 1912 года вновь расколола Российскую социал-демократическую рабочую партию, большевики и меньшевики во многих городах России продолжали сотрудничать друг с другом в течение многих недель после Февральской революции. Но неуклонно учитывались радикальные различия в политике, и большевистская и меньшевистская фракции окончательно превратились в совершенно отдельные партии.
  
  Сталин, даже приняв Апрельские тезисы Ленина, не принял всю политику лидера. Ленин требовал государственной собственности на землю. Сталин продолжал утверждать, что это оттолкнуло бы крестьян, которые хотели бы иметь полный контроль над сельской местностью.2 Он настаивал, что земля должна быть передана крестьянству без каких-либо условий,3 и, возможно, он думал, что, как только Ленин получит непосредственный опыт работы в российских условиях, он поймет, в чем дело. Сталин также избегал более провокационных ленинских лозунгов о войне. Как и Каменев, Сталин не призвал солдат и рабочих превратить существующую "империалистическую войну" в "европейскую гражданскую войну" между европейскими пролетариями и их буржуазией.4 Каменев и Сталин понимали, что если большевики хотят увеличить свою популярность, они должны подчеркнуть, что они единственная партия в России, которая может принести мир. Не менее примечательным было то, что Сталин избегал таких терминов, как "диктатура пролетариата".5 Он прислушивался к настроениям в обществе. Рабочие и солдаты рассматривали падение монархии как установление порядка свободы и демократии. Идеи диктатуры считались характерными для монархии, свергнутой в феврале 1917 года. Сталин защищал свои идеи — и в конечном итоге не ему, а Ленину пришлось изменить свою позицию.6
  
  Тем временем Временное правительство столкнулось с трудностями. Война затягивалась, и казалось, что российские армии все больше уступают немецкому врагу. Ухудшалось положение в экономике. Поставки продовольствия сократились. Заводы закрывались из-за того, что металл, нефть и другое сырье не доставлялись. Банки перестали спасать промышленные предприятия. Гражданская административная система, которая и без того скрипела от напряжения военного времени, начала рушиться. Транспорт и связь стали ненадежными. В то же время требования общественного мнения усилились. Рабочие требовали повышения заработной платы и гарантированной занятости. Солдаты в гарнизонах поддерживали политику мира: они были в ужасе от возможности перевода на передовую. Крестьяне хотели повышения цен на свой урожай; они также настаивали на владении всеми сельскохозяйственными угодьями и прекращении войны. Владельцы магазинов и ремесленники требовали защиты от интересов крупного бизнеса. Украинцы, финны и грузины хотели доказательств того, что власти в Петрограде не ставят их в невыгодное положение. Временное правительство пошло на уступки. Он ввел третейские суды для разрешения производственных споров. Он повысил цены на зерно. Он не обращал внимания на неподчинение гарнизонов. Он предоставил огромную автономию местным органам самоуправления. Оно обещало провести выборы в учредительное собрание при первой возможности.
  
  Министры отказывались санкционировать дальнейшие реформы до тех пор, пока не потерпят поражение центральные державы. Проблема, проявившаяся после Февральской революции, заключалась в том, что Временному правительству не хватало возможностей обуздать те группы общества, которые требовали немедленного проведения реформ. Разрешение Петроградского Совета сыграло решающую роль в создании первого кабинета министров, и советы, фабрично–заводские комитеты, армейские комитеты и сельские земельные коммуны начали ограничивать способность министров управлять страной. Вооруженные силы были лишены возможности выполнять волю временного правительства из-за того, что солдаты гарнизона игнорировали приказы, которые им не нравились. Полиция всегда была бесполезна в противостоянии гражданскому неповиновению — и в любом случае она фактически самораспустилась после свержения имперской монархии.
  
  Если у Сталина и были какие-то сомнения относительно следования Ленину, они были развеяны событиями в Петрограде. Министр иностранных дел Павел Милюков направил дипломатическую ноту в Лондон и Париж, в которой подтверждал, что военные цели России остались такими же, какими они были при Николае II. Поскольку эти цели включали территориальную экспансию за счет Османской империи, среди рабочих и солдат столицы возникло сильное народное отвращение. Временное правительство пришло к власти при поддержке Петроградского Совета при четком понимании того, что война должна была вестись оборонительно, и этот экспансионизм был отвергнут. 20-21 апреля меньшевистское и эсеровское руководство Петроградского Совета провело политическую демонстрацию против кабинета министров. Подобные демонстрации происходили в городах по всей стране. Некоторые большевики в Петрограде призывали к вооруженному восстанию против Временного правительства, и Ленину пришлось отречься от них как от представителей своей партии. Тем не менее, все дело Милюкова сыграло на руку Ленину. Многим еще не убежденным большевикам, а также растущему числу рабочих и солдат казалось, что он оказался прав и что меньшевики и эсеры были виноваты в том, что доверились Временному правительству.
  
  Мнение в большевизме окончательно повернулось в пользу Ленина, поскольку он заручился поддержкой тех, кто был оттеснен Каменевым и Сталиным в марте. Ленин добился этого, навязав слушателям и читателям свой статус и личность, и у него было то преимущество, что многие большевики-ветераны, хотя и не развивали в точности его идеи о стратегии, чувствовали себя неловко, предлагая Временному правительству, возглавляемому либералами, даже условную поддержку.7 Каменев тоже примкнул к нему. Ленин, со своей стороны, отказался от некоторых из своих наиболее возмутительных лозунгов. Он больше не требовал превращения ‘империалистической войны в гражданскую войну в Европе’. Он временно перестал публично призывать к "диктатуре" и "войне за независимость".8 Хотя Ленин еще не внес всех изменений, которых требовала российская политическая обстановка, Каменев верил, что он не был революционным фанатиком, каким казался на Финляндском вокзале. Сталин придерживался того же мнения. Отбросив свое прежнее примиренческое отношение к Временному правительству, он стал безоговорочным сторонником ленинизма. Милюков завершил работу за Ленина; и когда 24 апреля началась конференция большевистской партии, он знал, что победа будет за ним.
  
  На Конференции Ленин и Каменев собрались вместе, чтобы выступить за безоговорочную оппозицию Временному правительству. Они также требовали решительных мер по прекращению Великой войны. Ленин продолжал продвигать свою политику национализации земли, и Конференция проголосовала в его пользу. Сталин, несмотря на то, что в "Правде" приводились противоположные доводы, придержал язык. Вскоре он почувствовал себя оправданным: в середине лета Ленин пришел к убеждению, что земля должна быть передана крестьянству путем ‘социализации земли’.
  
  Сталин и Ленин были союзниками по национальному вопросу еще до Великой войны, и именно Сталин выступил с докладом на Конференции. Оба стремились сделать большевиков привлекательными для нерусских в бывшей Российской империи. Результатом, однако, стали самые ожесточенные дебаты Конференции. Большинство в подготовительной комиссии проголосовало против Сталина и за Георгия Пятакова. Большинству большевиков не нравилась приверженность Ленина и Сталина национальному самоопределению, включая даже возможность отделения от бывшей Российской империи. Казалось, что официальная политика игнорировала интернационалистические принципы и потворствовавший им национализм; это, по-видимому, пренебрегало как глобальными экономическими тенденциями, так и интересами мирового рабочего класса. Политика большевиков предположительно должна была отдавать пролетарской революции приоритет над национальным самоопределением. По словам Ленина, Пятаков недооценил ненависть к России и русским в пограничных землях. Враждебность рассеялась бы только в том случае, если бы украинцам и финнам сказали, что они имеют право на независимость. Он предсказал, что такое предложение ослабит антироссийские чувства и примирит не только Украину и Финляндию, но также другие нерусские территории с продолжением союза с Россией.
  
  Сталин поднял эти темы и добавил еще одну. Какая бы политика ни была сформулирована для бывшей Российской империи, утверждал он, она будет иметь последствия за рубежом. Если бы было видно, что большевики прилично обращаются со своими национальными меньшинствами, они поощряли бы национально-освободительные движения по всему миру. Эта политика действовала бы как ‘мост между Западом и Востоком’. Вдохновляющий вклад Сталина победил в тот день.9 Ему нужна была поддержка Ленина и Зиновьева. Тем не менее он хорошо зарекомендовал себя в первом докладе, с которым он выступил на партийной конференции. Он не дрогнул, когда его выбрали для личной критики. Это пришло от ветерана грузинского большевизма Пилипе Махарадзе, который поинтересовался, как Сталин отнесется к ‘сепаратистским устремлениям’ народов Южного Кавказа. Махарадзе также задавался вопросом, может ли создание местных администраций на национально-территориальной основе решить проблему сложного национального смешения в Грузии и в других местах.10 В тот самый момент, когда Сталин наслаждался ролью партийного эксперта по национальному вопросу, другой грузин поднялся на ноги, чтобы бросить ему вызов. Сталин не позволил своему раздражению проявиться. Он сосредоточил свой огонь на Пятакове и Дзиереżй ńски и игнорировал язвительные вопросы Махарадзе. Пятаков был молодым большевистским теоретиком, который критиковал революционную стратегию Ленина на протяжении всей Великой войны; Дзиерżй ńски только недавно присоединился к большевикам из польской марксистской организации и никогда не принимал официальную политику большевиков по национальному вопросу.
  
  Однако без поддержки Ленина Сталин, возможно, все еще не был бы избран в Центральный комитет. Большинство делегатов едва знали его; пришлось уточнить, что одним из его других псевдонимов был Коба: не все еще знали его как Сталина. Но его основной проблемой была возможность того, что кто-то может повторить возражения, высказанные в его адрес в марте. Вмешался Ленин: ‘Мы знаем ком[раде] Кобу очень много лет. Мы часто видели его в Кракове, где у нас было наше бюро. Его деятельность на Кавказе была важной. Он хороший чиновник во всех видах ответственной работы."С этой рекомендацией он снова мог дышать, и ему не пришлось сталкиваться с оппозицией, противостоящей менее известным, но все еще противоречивым кандидатам, таким как Теодорович, Ногин, Бубнов и Глебов-Авилов. Ленину также не пришлось произносить довольно длинную защитительную речь, которую он должен был посвятить кандидатуре Каменева. Сталин поднялся на вершину партийной лестницы: он занял третье место после Ленина и Зиновьева по голосованию за Центральный комитет.11
  
  Интенсивность политической работы была лихорадочной с того момента, как Сталин прибыл в Петроград. Обычный день включал совещания в офисах Центрального комитета в особняке Ксешинской. Часто они продолжались до глубокой ночи. Сталин не принадлежал к числу ораторов партии; по словам одного из его соратников, "он избегал произносить речи на массовых собраниях".12 Его недостатки были очевидны. Его голос не был слышен без микрофона13, и он говорил с сильным акцентом. Он не декламировал и не чванился, как прирожденный актер. Если требовался докладчик от Центрального комитета, выбор обычно падал на Григория Зиновьева (или Льва Троцкого и Анатолия Луначарского, которые летом присоединились к большевикам). Время от времени Ленин тоже появлялся на открытом собрании, преодолев свою первоначальную неуверенность. Сталин избегал подобных функций, если только Центральный комитет специально не просил об этом. Выработка политики и организация были его предпочтительными видами деятельности. Ему также нравились задачи , связанные с редактированием Правды . Хотя его работа велась за кулисами, она не ограничивалась внутренним управлением партии. Эта роль выпала Якову Свердлову, который возглавлял Секретариат Центрального комитета. Сталин поднимался в партии, а остальные члены партии этого еще не замечали. Но те, кто пришел к выводу, что он был "серой пустотой", просто продемонстрировали свое невежество в центральной партийной жизни.14
  
  Он не удосужился переехать к семье Аллилуевых, как было условлено в марте.15 Тем не менее, они оставили комнату свободной для него, и дети Аллилуевых — особенно Анна и Надя — с нетерпением ждали его прихода. Как и другие большевистские лидеры, он спал, где и когда мог. Он заводил новых друзей. Он также встречался с женщинами, которые ему нравились. Это было беспорядочное, изнуряющее существование, но оно не было лишено социальных удовольствий.
  
  Тем временем Временному правительству не удалось избежать неприятностей после апреля. Среди его проблем был конфликт между его либеральными и социалистическими членами. Меньшевики Ираклий Церетели и Михаил Скобелев и социалист-революционер Виктор Чернов настаивали на том, чтобы Финляндии и Украине было предоставлено региональное самоуправление. Кадеты ушли 2 июля, вместо того чтобы принять ответственность кабинета. Военный министр-революционер Александр Керенский несколькими днями ранее начал наступление против центральных держав. Последовал политический кризис. Большевики, поставив Временное правительство в неловкое положение весной, хотели снова прощупать политическую почву. 4 июля они организовали массовую демонстрацию протеста. Их лозунгом было ‘Вся власть Советам!’, и они стремились свергнуть правительство. Моряков Кронштадтского гарнизона пригласили принять участие с оружием в руках. Временное правительство, поддерживаемое меньшевиками и социалистами-революционерами, запретило демонстрацию. Но народное недовольство было таково, что в Петрограде продолжали собираться толпы. В последний момент Центральный комитет большевиков испугался применения властями превосходящей силы и попытался отменить демонстрацию. Однако с Временного правительства было достаточно. Финансовые связи Ленина с правительством Германии были разоблачены, и был выдан ордер на его арест. Петроградские большевики скрылись, когда такие ведущие фигуры, как Лев Троцкий, Лев Каменев и Александра Коллонтай, были взяты под стражу.
  
  Аллилуевы предоставили свою пустующую комнату в распоряжение Ленина. Скрываясь от властей в ‘июльские дни’, он сначала нашел убежище у большевистского активиста Николая Полетаева. Но Полетаев как бывший депутат Думы был хорошо известен, и Ленин был благодарен за то, что переехал к Аллилуевым. Он оставался там несколько дней, прежде чем организовать побег на север, в сельскую местность в Разливе. Маскировка была необходима. Он решил избавиться от бороды и усов. Сталин, приехавший к Аллилуевым проводить его, выполнял задание главного парикмахера партии.16 лет (прошло несколько лет, прежде чем он стал главным мясником.) Когда Ленин посмотрел в зеркало, он был доволен: ‘Теперь все очень хорошо. Я выгляжу совсем как финский крестьянин, и вряд ли кто—нибудь меня узнает".17 В то время как Ленин жил у Аллилуевых, Сталин переехал к другим холостякам Вячеславу Молотову и П&##235;тр Залуцкому — а также к Ивану Смилге и его жене - в более просторную квартиру на Петроградской стороне.18 Молотов и Сталин оставили свои споры в прошлом после того, как Сталин признал: "Вы были ближе всех к Ленину на начальном этапе, в апреле".19 Однако в их отношениях возникла новая напряженность. В старости Молотов вспоминал, что, когда они жили в одной квартире, Сталин переманил у него подружку — некую Марусю.20
  
  Примерно через неделю после отъезда Ленина Сталин, несмотря на опасения, что его присутствие может поставить под угрозу семью,21 переехал к Аллилуевым. К тому времени они переехали в более центральный район и снимали квартиру побольше на Десятой Рождественской улице, 17. В доме было три комнаты, кухня и ванная, а лестница во все здание была ‘роскошной’ и обслуживалась консьержем в униформе. На пятый этаж, где жили Аллилуевы, поднимался лифт. Сталину выделили отдельную комнату.22 Большую часть времени он был один, поскольку Анна и Надя уехали из Петрограда на летние каникулы, а Федя работал так же усердно, как их родители Сергей и Ольга.23 Он привез свои немногочисленные пожитки — рукописи, книги и немного одежды — в плетеном чемодане. Ольга суетилась вокруг Иосифа (как она его называла), настаивая на том, чтобы он купил новый костюм. Когда Иосиф сослался на нехватку времени, она и ее сестра Мария пошли и купили ему такой. Он попросил их вложить в пиджак несколько термопрокладок. Он также сказал, что из-за инфекции горла ему неудобно носить обычный воротничок и галстук. Ольга и Мария были более чем счастливы побаловать его, и Мария пришила к костюму два вертикальных бархатных воротничка. Хотя он не выглядел денди, его внешность, безусловно, стала элегантнее.24
  
  Надя вернулась в Петроград к началу учебного семестра в конце лета. Ей исполнилось шестнадцать только в сентябре, но она уже была сыта по горло учебой и вынуждена была мириться с определенным количеством поддразниваний из-за симпатий ее семьи к большевикам.25 Вернувшись в квартиру на Десятой Рождественской, она почувствовала страсть к домашней работе. Однажды шум передвигаемых столов и стульев вывел Сталина из его комнаты: ‘Что здесь происходит? Что за суматоха? О, это ты! Теперь я вижу, что настоящая домохозяйка взялась за работу!’ Это сбило с толку Надю, которая спросила: ‘В чем дело? Это плохо?’ Сталин быстро успокоил ее: ‘Определенно нет! Это хорошая вещь! Наведите порядок, продолжайте… Просто покажите остальным!"26
  
  Сталину нравилась женщина, которая вела домашнее хозяйство. Он также ожидал и нуждался в том, чтобы им восхищались, и искал анклав в своей очень напряженной политической жизни, где он мог бы расслабиться. Возможно, ему начинала нравиться Надя. Возможно, он был более чем в два раза старше ее, но это не мешало ему общаться с девочками-подростками в Сибири. Однако какое-то время он продолжал вести себя по отношению к ней почти как отец по вечерам. Он читал молодым Аллилуевым "Хамелеон’ Чехова и другие рассказы и декламировал Пушкина. Максим Горький был еще одним фаворитом. Когда появлялись друзья молодежи, с ними ему тоже было весело.27 Перед тем, как лечь спать, он возобновлял свою работу; и иногда он так уставал, что засыпал с еще горящей трубкой: однажды он подпалил простыни и чуть не поджег квартиру.28 Но сочетание работы и семейной атмосферы было ему по душе. Это был новый опыт (если не считать периодов ссылки). Ему было под тридцать. У него редко была оседлая жизнь среди людей, которые его любили. Среди Аллилуевых он наконец нашел убежище. Разрыв в его чувствах закрывался; едва ли было сюрпризом, что вскоре он взял в жены кого-то из членов семьи.
  
  Тем не менее, ему приходилось многое делать самому. Семья Аллилуевых была занята каждый день, и передвижения Сталина в любом случае были непредсказуемыми. Поэтому он покупал себе еду по дороге с работы. На углу десятой Рождественской улицы он останавливался у ларька и покупал буханку хлеба и немного копченой рыбы или колбасы. Это составляло бы его ужин — или, если партийные дела были напряженными, пропущенный обед.29
  
  Однако политика была главным объектом его привязанностей. Он нашел удовлетворение своим глубочайшим побуждениям во власти и престиже. Он не отказался от своих амбиций теоретика марксизма. Но в настоящее время его склонности были связаны с практическими делами, такими как помощь в руководстве Центральным комитетом, редактирование Правды и планирование маневров большевиков в Петрограде. Неприятный прием, оказанный ему Русским бюро в марте, остался далеко позади; он прочно утвердился в центральном руководстве партии. Он работал как сумасшедший. Его работа в Центральном комитете и в В "Правде" он так много писал ручкой или карандашом, что на пальцах его правой руки появились мозоли.30 Вместе с работой пришел авторитет. Ленин и Зиновьев были беглецами. Троцкий, Каменев и Коллонтай находились в тюрьме. Руководство партией перешло в руки Сталина и Свердлова, поскольку они были единственными членами внутреннего ядра Центрального комитета, которые все еще находились на свободе. Такая ситуация привела бы многих в замешательство. Но Сталин и Свердлов были переполнены уверенностью, стремясь возместить ущерб, нанесенный партии июльскими днями, — и Сталин наслаждался шансом продемонстрировать, что у него есть политические способности, которые мало кто в партии пока в нем замечал.
  
  К началу тайного шестого съезда партии в конце июля не было никаких сомнений в выдающемся положении Сталина среди большевиков. Центральный комитет выбрал его для представления официального доклада, а также другого доклада ‘о политической ситуации’. Вспышки прошлой взаимной враждебности больше не беспокоили Сталина и Свердлова. Как секретарь Центрального комитета Свердлов не представлял собой достойного соперника Сталину. Действительно, Свердлов был администратором по преимуществу и хотя его также можно было призвать произносить зажигательные речи своим раскатистым басом, у него не было стремлений к независимой политической персоне: он предоставил другим придумывать политику. Это был партнер по сердцу самому Сталину, когда он стремился к всеобщему вниманию в большевистской партии.
  
  Июльские дни в Петрограде оказали разрушительное воздействие на партию в провинциях, и делегаты из провинций ворчали, что Центральный комитет неправильно управлял делами в столице и не учел потребностей остальной части партии. Сталин выступил неустрашимо. Критика, по его словам:
  
  
  сводится к комментариям о том, что Центральный комитет не поддерживал контактов с провинциями и сосредоточил свою деятельность в Петрограде. Обвинение в изоляции от провинции не лишено оснований. Но не было возможности охватить всю провинциальную сеть. Обвинение в том, что Центральный комитет действительно превратился в Петербургский комитет, имеет частичную обоснованность. Так оно и было. Но именно здесь, в Петрограде, кипела российская политика.
  
  
  Разобравшись с возражениями, он настоял на том, чтобы Съезд сосредоточился на будущей стратегии. В настоящее время советы оставались под контролем меньшевиков и социалистов-революционеров, и Ленин, все еще скрывавшийся в Финляндии, хотел отказаться от лозунга ‘Вся власть советам!". Сталин спокойно сопротивлялся этому шагу. Он понимал, что если партия собирается завоевать популярность, ей необходимо проецировать себя как энергичного агента ‘массовых организаций’.
  
  Сталин также внес заметный вклад в дискуссию ‘о политической ситуации’. Евгений Преображенский, многообещающий молодой делегат (который должен был присоединиться к Центральному комитету в 1919 году), хотел, чтобы больше внимания уделялось необходимости революций в других странах Европы. Сталин не согласился:31
  
  
  Не исключена возможность, что Россия может оказаться той самой страной, которая прокладывает путь к социализму. До сих пор ни одна страна не пользовалась такой свободой, как Россия, и не пыталась установить рабочий контроль над производством. Более того, база нашей революции шире, чем в Западной Европе, где пролетариат непосредственно противостоит буржуазии в полной изоляции. Здесь рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства. Наконец, аппарат государственной власти в Германии функционирует несравненно лучше, чем несовершенный аппарат нашей буржуазии, находящейся в зависимости от европейского капитала. Мы должны отказаться от устаревшей идеи о том, что только Европа может указать нам путь. Есть догматический марксизм и есть творческий марксизм. Я стою на почве последнего.
  
  
  Это заявление приобрело значение несколько лет спустя, когда Сталин, к тому времени генеральный секретарь партии, потребовал, чтобы политика партии была направлена на построение "социализма в отдельно взятой стране".32
  
  Политика за пределами большевистской партии быстро менялась. Александр Керенский, ставший премьер-министром после июльских дней, стремился восстановить политический порядок. Он провел Государственную конференцию, чтобы заручиться поддержкой партий и других общественных организаций. Среди тех, кого хорошо приняли на Государственном совещании в правых политических кругах, был главнокомандующий Керенского Лавр Корнилов. Керенский и Корнилов разработали план переброски фронтовых частей в Петроград (где войска в гарнизонах были заведомо ненадежны). В последний момент, 28 Август, Керенский неоправданно подозревал Корнилова в подготовке государственного переворота. Корнилову было приказано держать свои войска на фронте. Это убедило Корнилова в том, что Керенский больше не годится для управления страной в условиях войны, и он решил свергнуть его. В Петрограде началась паника. Военные ресурсы Керенского были слабы, и он полагался на социалистических агитаторов, которые встречали поезда и отговаривали войска от повиновения Корнилову. Среди столь необходимых агитаторов были как большевики, так и меньшевики и социалисты-революционеры. Корнилов был арестован. Керенский выжил, но уже казалось, что его дни сочтены.
  
  И большевизм снова вырос как открытая политическая сила. Однако он больше не делал этого под двойным руководством Сталина и Свердлова. 30 августа Центральный комитет рассмотрел конфиденциальную просьбу Зиновьева вернуться к работе. В этом был риск. Не только Зиновьев может быть арестован, но и его восстановление в Центральном комитете может спровоцировать новую атаку на партию со стороны властей. Зиновьеву сказали, что Центральный комитет "прилагает все усилия, чтобы он был как можно ближе к партийной и газетной работе".33 Это не отпугнуло Зиновьева, и он присутствовал на заседании Центрального комитета уже на следующий день.34 Центральный комитет признал, что ему нужен революционный лидер с его талантом. То же самое было верно и в отношении Троцкого, даже если многие большевики продолжали относиться к нему враждебно. Освобожденный из тюрьмы, он жаждал оказать влияние на общественность. 6 сентября Центральный комитет произвел новые кадровые перестановки. Редакционная коллегия "Правды", ранее возглавлявшаяся Сталиным, была расширена за счет включения Троцкого, Каменева, Сокольникова и представителя Петербургского комитета. Троцкому также было поручено помогать редактировать "Просвещение" и войти в Центральный исполнительный комитет Съезда Советов. Хотя Сталин тоже был назначен в Центральный исполнительный комитет, его недостатки как оратора означали, что ведущей фигурой партии в нем будет Троцкий.35
  
  Недели пребывания Сталина под политическим солнцем закончились. Следующей задачей Центрального комитета была организация большевиков для Демократического совещания, созванного Александром Керенским. Это должно было произойти в Александринском театре 14 сентября, и Каменев был выбран главным большевистским оратором. Сталин вошел вместе с Троцким, Каменевым, Милютиным и Рыковым в комиссию, которая составляла декларацию партии.36 Конференция Демократического государства собрала социалистические партии со всей бывшей империи. Среди меньшевиков и социалистов-революционеров росло недовольство неспособностью Временного правительства облегчить социальное бедствие и отказом активизировать реформы. Александр Керенский становился почти таким же их сторонником, каким он уже был для большевиков. Стратегия Центрального комитета заключалась в том, чтобы убедить делегатов Конференции Демократического государства в том, что Керенского необходимо заменить социалистическим правительством. Меньшевики и социалисты-революционеры оставались во главе большинства советов в городах России, даже несмотря на то, что и Петроградский, и Московский Советы попали в руки большевиков. Поэтому декларация призывала всех социалистов, включая большевиков, объединить свои силы для достижения общих целей. Это было согласовано при условии, что это соответствовало стратегическому компромиссу, принятому Лениным в Финляндии.
  
  Конкретные требования большевиков были всеобъемлющими, и это неизбежно привело бы к спорам с меньшевиками и социалистами-революционерами. Стремясь создать общесоциалистическую администрацию, большевистский Центральный комитет настаивал на том, что политика должна быть радикальной. Помещичьи земли должны были быть экспроприированы. Должен быть введен рабочий контроль и национализирована крупная промышленность. Народам мира должен быть предложен ‘всеобщий демократический мир’. Должно быть провозглашено национальное самоопределение. Должна быть создана система всестороннего социального страхования.37
  
  На что Центральный комитет не рассчитывал, так это на то, что Ленин перестал верить — если вообще когда—либо верил - в возможность мирного революционного развития. 15 сентября Центральный комитет обсудил его письмо с требованием начать подготовку к вооруженному восстанию.38 Он ничего не сказал о всесоциалистической коалиции. Его задачей было свергнуть Керенского и создать революционную администрацию. Его разочарование в бегах вылилось в письменные формы. Из-под его пера в Хельсинки вышли статьи, в каждой из которых оговаривалось, что большевистская фракция не должна идти ни на какие компромиссы на Конференции демократического государства: время для разговоров закончилось. В книге "Марксизм и восстание" он призвал к "немедленной передаче власти революционным демократам во главе с революционным пролетариатом".39 Его призыв к восстанию вызвал ужас у нескольких членов Центрального комитета. На том же заседании Центрального комитета разгорелась жаркая дискуссия, и Сталин подтвердил свою поддержку Ленина, предложив разослать письмо по наиболее важным партийным организациям для обсуждения; но Центральный комитет в конце концов решил сжечь письмо и сохранить только один экземпляр для архивов. Это было согласовано шестью голосами против четырех.40
  
  Политика большевистской партии по центральному вопросу о государственной власти менялась. Радикальное мнение укрепилось благодаря возвращению Троцкого к открытой деятельности. Более того, по всей стране было много социалистических лидеров и активистов, которые добивались смещения временного правительства. Все больше и больше городских советов, профсоюзов и фабрично-заводских комитетов приобретали большевистское большинство в конце сентября и начале октября. Рано или поздно нужно было ответить на вопрос: собираются ли большевики захватить власть? Если да, то когда они это сделают? И если бы они это сделали, действовали бы они в одиночку или в составе какого-то социалистического союза? Сталин, однако, сделал свой выбор. Он больше не видел смысла в каком-либо компромиссе с меньшевиками. (Троцкий совершил тот же переход.) Его будущее было связано с большевиками и только с ними. Его положение в Центральном комитете большевиков было прочным, но он почти не обладал политическим авторитетом вне его рамок. Он был одним из самых влиятельных и в то же время одним из самых малоизвестных большевиков. Если бы он умер в сентябре 1917 года, никто — наверняка — не написал бы его биографию.
  
  
  13. ОКТЯБРЬ
  
  
  Петроград в октябре 1917 года был более спокойным, чем когда-либо со времен падения Романовых. Школы и офисы функционировали без перебоев. Магазины открывались нормально. Почта и трамвайные системы работали бесперебойно. Погода становилась прохладной; люди тщательно укутывались перед выходом на улицу, но снега пока не было. В российской столице царило спокойствие, и бурные массовые митинги остались в прошлом. У ведущих большевиков, замышлявших восстание, были причины для беспокойства. Что, если Ленин ошибался и народные настроения отвернулись от поддержки революционной смены режима?
  
  И все же скрытые слои политики менялись. Ленин, скрывавшийся в Хельсинки с середины июля, был разочарован отказом Центрального комитета большевиков организовать восстание против временного правительства. Инстинкт подсказал ему, что пришло время действовать, и он решил рискнуть и тайно вернуться в Петроград. Большевистским лидерам, которые тайно встречались с ним в столице, пришлось выдержать гнев его требований о восстании. Он смягчал их для конфронтации в Центральном комитете 10 октября. Присутствовали двенадцать членов. Все знали, что будут неприятности. Протокол встречи был записан скупо — и это означает, что от вклада Сталина не сохранилось и следа. Во всяком случае, решающие заявления, по-видимому, были сделаны Свердловым и Лениным. Свердлов в качестве секретаря Центрального комитета был хранителем информации об организационном состоянии партии и политической привлекательности по всей стране. Убежденный аргументами Ленина в пользу восстания, он придал позитивный блеск своему докладу, подчеркнув рост числа членов партии. Это дало Ленину его шанс: ‘Большинство населения теперь за нас. Политически ситуация полностью созрела для передачи власти".1
  
  Два члена Центрального комитета большевиков выступали против Ленина. Одним из них был Каменев, который никогда не был радикалом среди большевиков ни в 1917 году, ни ранее во время войны. Другим, что удивительно, был Зиновьев, который был адъютантом Ленина в эмиграции до Февральской революции.2 Каменев и Зиновьев вместе перенесли спор на Ленина. Они отвергли его чрезмерный оптимизм и указали, что большевикам еще предстояло победить во многих городских советах. Они подчеркнули, что сторонники партии на выборах были практически ограничены городами. Они подвергли сомнению предположение о том, что остальная Европа была на грани революции. Они опасались начала гражданской войны в России.3
  
  И все же голосование прошло в пользу Ленина десятью голосами против двух. Сталин был среди его сторонников; он полностью оставил свою связь с Каменевым в прошлом. Он был убежден, что пришло время захватить власть. О его настроении можно судить по статье, которую он опубликовал в "Рабочем пути" ("Рабочий путь" — это была преемница "Правды" и находилась под его редакционным контролем). Сталин возлагал большие надежды:4
  
  
  Революция жива. Подавив корниловский ‘мятеж’ и расшатав фронт, он облетел города и оживил фабричные районы — а теперь распространяется по сельской местности, сметая ненавистные подпорки помещичьей власти.
  
  
  Это не было явным призывом к восстанию. Сталин не хотел давать Керенскому повод для повторного закрытия большевистской прессы; но он предупредил, что действия Корнилова были первой попыткой контрреволюции и что за ними последуют другие. Коллаборационизм, под которым он подразумевал помощь, оказанную Временному правительству меньшевиками и социалистами-революционерами, был признан политически несостоятельным. Кадеты были показаны как ‘гнездо и распространитель контрреволюции’. Советы и армейские комитеты должны подготовиться к отражению "второго заговора корниловщины’. Сталин был непреклонен в том, что "вся мощь великой революции" была доступна для борьбы.5
  
  16 октября Центральный комитет собрался снова. На заседание были приглашены представители органов большевистской партии в Петрограде и провинциях. Ленин снова выступил за восстание. Он утверждал, что момент созрел, несмотря на сообщения о том, что рабочие без энтузиазма относились к захвату власти. Ленин утверждал, что ‘настроение масс’ всегда изменчиво и что партия должна руководствоваться доказательствами того, что ‘весь европейский пролетариат’ на ее стороне. Он добавил, что российский рабочий класс перешел на сторону большевиков после дела Корнилова. Против него выступали члены Центрального комитета, вдохновленные Каменевым и Зиновьевым. Критики Ленина отрицали, что большевики были достаточно сильны, чтобы выступить против временного правительства, и что революционная ситуация существовала где-то еще в Европе. Даже Петроград был ненадежной цитаделью большевизма. Зиновьев утверждал: "Мы не имеем права рисковать и ставить на кон все сразу".6
  
  Сталин поддерживал Ленина:7
  
  
  Можно было бы сказать, что необходимо ждать [контрреволюционного] нападения, но должно быть понимание того, что такое нападение: повышение цен на хлеб, отправка казаков в Донецкий округ и тому подобное - все это представляет собой нападение. До каких пор мы должны ждать, если военного нападения не произойдет? То, что предлагают Каменев и Зиновьев, объективно ведет к возможности организации контрреволюции; мы пойдем на бесконечное отступление и проиграем всю революцию.
  
  
  Он призвал Центральный комитет "больше верить": "Здесь есть две линии: одна линия держит курс на победу революции и опирается на Европу, другая не верит в революцию и рассчитывает только на то, что останется в оппозиции".8 Свердлов и другие члены Центрального комитета также пришли Ленину на помощь; и хотя Троцкий отсутствовал из-за своих обязанностей в Военно-революционном комитете Петроградского Совета, Ленин выиграл дебаты после полуночи. Голосование снова прошло десять к двум в его пользу.
  
  Ленин снова скрылся и рассылал гневные письма товарищам по Смольному институту. Это была бывшая средняя школа для девочек в центре столицы, где базировались Петроградский Совет и центральные органы различных партий, включая большевиков. Ленин продолжал настаивать на вооруженных действиях. Керенский обдумывал свои варианты и пришел к выводу, что необходимы решительные действия, прежде чем большевики выступят против него." возросла 18 октября, когда Каменев нарушил партийную дисциплину, изложив аргументы против восстания в радикальной левой газете "Новая жизнь".9 Не раскрывая точно, что решил большевистский Центральный комитет, он делал очень тяжелые намеки. Ленин написал в Смольный институт письмо с требованием исключить "штрейкбрехеров" Каменева и Зиновьева из партии.10 19 октября Зиновьев вступил в процесс с письмом к Напряженность в "Рабочем путче . Ее содержание расходилось с позицией, которую он так недавно отстаивал. Зиновьев утверждал, что Ленин исказил его позицию и что большевикам следует "сплотиться и отложить наши споры до более благоприятных обстоятельств".11 Неясно, что именно имел в виду Зиновьев. Возможно, он хотел иметь возможность продолжать обсуждение этого дела в Центральном комитете (в то время как Каменев, несомненно, нарушил конфиденциальность и поставил под угрозу безопасность партии).
  
  Эта размолвка попала в руки Сталина как главного редактора "Рабочего пути " . Он решил принять примирительный ход Зиновьева и напечатать его письмо.12 Но ни Зиновьев, ни Сталин не объяснили, как Каменев и Зиновьев как противники вооруженных действий могли сотрудничать с Лениным, Троцким и теми, кто был привержен восстанию. 20 октября Центральный комитет вынес решение. Это было пламенное заседание и первый случай, когда Сталин и Троцкий серьезно поссорились друг с другом. Троцкий был резок. Сталин, настаивал он, допустил ошибку, опубликовав письмо Зиновьева. Сокольников, редактор сталинской газеты "Рабочий путь", отрицал свою причастность к редакционному решению. Сталин был разоблачен как лицо, ответственное за это.13 Каменев вышел из состава Центрального комитета в отчаянии от политики восстания. Сталин продолжал поддерживать политику Ленина, но унизительные дебаты побудили его подать заявление об уходе из редакционной коллегии.14
  
  Он восстановил самообладание только тогда, когда его просьба была отклонена. Казалось, на этом дело и кончилось; никто не знал, как глубоко он возмущался любым ударом по его самооценке — и Троцкому в 1940 году пришлось заплатить самую высокую личную цену. С точки зрения большевистской политической стратегии остается неясным, почему Сталин был снисходителен к Каменеву и Зиновьеву. Он никогда не объяснял своих мыслей. Но это соответствовало бы его обычному отношению рассматривать Каменева и Зиновьева как союзников в борьбе за сведение влияния Троцкого к минимуму. Растущая склонность Ленина к Троцкому была угрозой авторитету Центрального Ветераны Комитета. Другая возможность заключается в том, что Сталин почувствовал, что противники восстания в конечном счете останутся в партии. Милютин быстро вернулся в русло официальной политики. Возможно, Сталин считал, что разобщенная партия не сможет провести необходимые вооруженные маневры против Временного правительства. Во всяком случае, 21 октября он вернулся в Центральный комитет в наилучшей форме. Сталин, а не Троцкий, составил повестку дня предстоящего Второго съезда Советов. По его плану Ленин должен был говорить о "земле, войне и власти", Милютин - о рабочем контроле, Троцкий - о "текущей ситуации", а сам Сталин - о "национальном вопросе".15
  
  На том же заседании Центрального комитета Сталин был включен в список десяти членов, назначенных для усиления Исполнительного комитета Петроградского Совета. Он был в центре политических операций.16 Он уже принадлежал к Военно-революционному комитету. Он также имел большое влияние в Центральном комитете партии и, несмотря на разногласия из-за Зиновьева, был одним из его наиболее доверенных лидеров.
  
  Временное правительство первым вступило в борьбу с большевиками. Утром 24 октября по приказу Керенского войска прибыли на территорию "Солдата" и "Рабочего пути", сломали некоторые механизмы и захватили оборудование. Присутствовал Сталин. Он наблюдал, как издание, которое он подписал в печать, было изъято, а у дверей выставлена вооруженная охрана. Вряд ли его могли удивить меры Керенского. В анонимной редакционной статье Сталина говорилось:17
  
  
  Существующее правительство помещиков и капиталистов должно быть заменено новым правительством, правительством рабочих и крестьян.
  
  Существующее псевдоправительство, которое не было избрано народом и которое не подотчетно народу, должно быть заменено правительством, признанным народом, избранным представителями рабочих, солдат и крестьян и подотчетным их представителям.
  
  Правительство Кишкина–Коновалова должно быть заменено правительством советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
  
  
  Кишкин был министром внутренних дел, Коновалов - министром промышленности. Сталин рекомендовал читателям "организовывать ваши встречи и избирать ваши делегации", заканчивая призывом: "Если все вы будете действовать твердо и непреклонно, никто не посмеет сопротивляться воле народа".18 Революционный замысел был очевиден, даже если Сталин прагматично воздерживался от его озвучивания.
  
  Предположительно, это были его редакторские обязанности, которые помешали ему посетить Центральный комитет в тот же день. Троцкий тоже отсутствовал, но это не помешало ему очернить Сталина как человека, который избегал участия в решениях и деятельности, связанных с захватом власти.19 Ходила история — и сохранила свою хождение, — что Сталин был "человеком, который пропустил революцию".20 Считалось, что доказательство заключается в поручениях, данных Центральным комитетом своим собственным членам. Вот список поручений:21
  
  
  Бубнов В. В. – железные дороги
  
  Дзирżй ńлыжи – почта и телеграф
  
  Милютин – продовольственные запасы
  
  Подвойский (изменен на Свердлова после возражения Подвойского) – наблюдение за временным правительством
  
  Каменев и Винтер – переговоры с левыми эсерами [которые были крайними радикалами партии социалистов-революционеров]
  
  Ломов и Ногин – информация в Москву
  
  
  Троцкий думал, что это продемонстрировало маргинальность Иосифа Сталина для планируемого исторического события.
  
  И все же, если включение в список имело решающее значение, почему были опущены Троцкий и Ленин? И если приверженность восстанию была критерием, почему Центральный комитет привлек Каменева? Дело было в том, что Ленину приходилось скрываться, а Троцкий был занят в Военно-революционном комитете. У Сталина как редактора газеты также были задачи, которые занимали его, и эти задачи были не маловажными. Как только у него появилось время, он вернулся в Смольный институт и присоединился к своим ведущим товарищам. Там ему немедленно дали работу, отправив вместе с Троцким проинформировать делегатов-большевиков, которые прибыл в здание на Второй съезд Советов. Сталин рассказал об информации, поступающей в офисы Центрального комитета. Он подчеркнул поддержку восстания со стороны вооруженных сил, а также беспорядок во Временном правительстве. Сталин и Троцкий хорошо выполнили свою задачу. В Центральном комитете признали необходимость тактической утонченности. Следовало избегать преждевременного восстания; и для того, чтобы заручиться молчаливым согласием левых эсеров, было разумно действовать так, как будто каждая мера была просто попыткой защитить интересы Революции от ее воинствующих врагов.22
  
  Ситуация в Петрограде была опасно нестабильной. Войска направлялись из-за пределов столицы на помощь Военно-революционному комитету, который уже контролировал центральное почтовое отделение. Сталин был уверен, что можно создать условия для восстановления "Рабочего пути", несмотря на облаву на прессу ранее в тот же день.23 Все будет зависеть от соотношения сил, собранных на следующий день Военно-революционным комитетом и Временным правительством. Керенскому предстояла решающая проба сил.
  
  Сталин вернулся на ночь в квартиру Аллилуевых. Времени на шутки или рассказывание историй не было. Он устал. Тем не менее, он выполнил свои обязанности более чем удовлетворительно. Анна Аллилуева слышала, как он говорил: "Да, все готово. Мы начинаем действовать завтра. Все районы города в наших руках. Мы захватим власть!"24 Он прилег на последние несколько часов безмятежного отдыха, который у него был в течение нескольких дней. Он спал не очень долго. Перед рассветом 25 октября было созвано экстренное заседание Центрального комитета, на котором должен был присутствовать Сталин. Присутствовали даже ‘забастовщики’ Каменев и Зиновьев. Протоколы не сохранились после Октябрьской революции, но повестка дня, несомненно, должна была быть посвящена практической стороне захвата власти. Военное планирование было завершено, и состоялось обсуждение нового революционного правительства, его персонала и его декретов. Ленину было поручено разработать декреты о земле и мире. Когда настал момент, Совет народных Комиссаров должен был суметь четко сформулировать свои цели.25
  
  Тот факт, что Сталина не просили руководить какими-либо вооруженными действиями, увековечил легенду о том, что он ни на что не рассчитывал в Центральном комитете. Это делается для того, чтобы игнорировать более широкий размах встречи. Военно-революционный комитет уже определился с гарнизонами и красногвардейцами. Функции Сталина ранее не позволяли ему участвовать в такой деятельности, и было бы глупостью вводить его в должность в последний момент. Тем не менее, на встрече также обсуждался вопрос о том, что должно было произойти, когда позднее в тот же день Временное правительство было объявлено свергнутым. Сталин принял участие в размышления на рассвете. Он уже знал, что ему предстоит выполнить огромные задачи, когда рассветет.26 Ожидание усилилось. Он и его товарищи по Центральному комитету во время разговора хватали еду и питье. Они продолжали советоваться друг с другом. Они приветствовали посланцев со всего Петрограда и посылали других с поручениями. Хотя их глаза были красными от недостатка сна, они были очень сосредоточены. Это было лучшее время в их жизни. Вот-вот должна была быть провозглашена диктатура пролетариата, и революция должна была распространиться по всей России и вскоре вспыхнуть в Европе.
  
  События 25 октября 1917 года были историческими по любым стандартам. Действуя через Военно-революционный комитет Петроградского Совета, Троцкий и другие большевистские лидеры контролировали гарнизоны столицы и направляли верные им войска на захват почтовых и телеграфных отделений, правительственных зданий и Зимнего дворца. В ночь с 24–го на 25-е Ленин вернулся в Смольный институт, чтобы возобновить руководство Центральным комитетом. Именно он уговаривал и приказывал большевикам придерживаться согласованной цели. Власть нужно было захватить без промедления. фактом. По всей столице Военно-революционный комитет захватил важные административные здания и коммуникации. Тем временем сотни делегатов собрались на открытие Второго съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. По настоянию Ленина было выдвинуто предложение о свержении Временного правительства. Он чувствовал, что на Съезде могут возникнуть проблемы, если захват власти не станет свершившимся и он продолжал убеждать своих товарищей по Центральному комитету действовать. Временного правительства больше не было. Хотя большевики не составляли абсолютного большинства на съезде, они, без сомнения, были самой крупной партией, а меньшевики и социалисты-революционеры были настолько раздосадованы ночными событиями, что ушли. Власть удобно перешла в руки большевистской партии.
  
  У Сталина не было заметной для общественности роли. Он не выступал на съезде. Он не руководил Военно-революционным комитетом. Он не передвигался по Петрограду. Как бы он ни наслаждался политикой революции в предыдущие месяцы, в ту историческую ночь его было мало видно. Что характерно, он справлялся со своими заданиями и не совал нос в дела других. Вот свидетельство Ф.ëдора Аллилуева:27 лет
  
  
  Во время октября [захвата власти] товарищ Сталин не спал пять дней. Раздавленный усталостью, он наконец заснул, сидя в кресле за своим столом. Восхищенный Луначарский на цыпочках подошел к нему, когда он спал, и поцеловал его в лоб. Товарищ Сталин проснулся и долго весело смеялся над А. В. Луначарским.
  
  
  Такая веселость кажется странной, только если верить более поздним мифам о нем. Когда он вернулся из Сибири, знакомые предупреждали о неприятных чертах его характера, и они обсуждались на апрельской партийной конференции. Но в последующие месяцы он приобрел лучшую репутацию. Ни разу его не заметили за дурной характер, бесчувственность или эгоцентризм. Если что-то и было выдвинуто против него, так это то, что он слишком поддерживал Ленина в национальном вопросе.
  
  Он выполнял свою работу — важную партийную работу — с усердием и эффективностью. Вместе со Свердловым он руководил Центральным комитетом в июле и августе. Он редактировал центральную партийную газету вплоть до захвата власти в октябре. С апреля он помогал осуществлять прагматическую корректировку политики партии в соответствии с народными требованиями. Он чувствовал себя как дома в среде революционной России; и когда он вернулся в квартиру Аллилуевых, его встретили поклонники. Он писал, редактировал, обсуждал и планировал с рвением.
  
  Состав новой революционной власти отражал это. 26 октября было объявлено о создании Совета народных комиссаров — или Совнаркома в его русской аббревиатуре. Название было совместной идеей Ленина и Троцкого. Ленин был в восторге: "Это замечательно: от этого ужасно пахнет революцией!"28 Большевики хотели избежать ассоциации с ‘капиталистической’ политической культурой с ее кабинетами, министрами и портфелями. Был бы не премьер, а председатель. Это был бы Ленин. Народным комиссаром по внешним связям был бы Троцкий. Рыков, Шляпников, Луначарский, Милютин и Ногин были другими первоначальными членами. Сталин тоже был в списке. Его должность была недавно изобретена и не имела прецедента при Николае II или Керенском. Сталин должен был стать народным комиссаром по делам национальностей. Хотя его функции и полномочия еще не были определены, основной целью было создание института с целью привлечения нерусских в бывшей империи на сторону Совнаркома. Когда "Правда" возобновила публикацию, Сталин был освобожден от должности редактора. Его энергию пришлось приберечь для Центрального комитета, Совнаркома и его собственного Народного комиссариата. Положение Сталина в центре революционной политики было подтверждено.
  
  Первоначально Ленин надеялся разделить посты с левыми социалистами-революционерами, которые были впечатлены решимостью большевиков провести немедленную аграрную реформу в интересах крестьянства. Но переговоры быстро зашли в тупик. Ленин менее стремился к коалиции с меньшевиками и другими социалистами-революционерами. Но многие в Центральном комитете большевиков считали иначе; действительно, большинство большевиков в Петрограде, а также в провинциях полагали, что свержение временного правительства было произведено во имя установления революционного правительство, объединяющее все социалистические партии. В течение нескольких дней Центральный комитет большевиков вел с ними переговоры. Ленин и Троцкий хотели их сломить; и когда это должным образом произошло, несколько народных комиссаров выразили свое отвращение, уйдя из Совнаркома. Среди них были Рыков, Милютин и Ногин. Все это произошло на фоне чрезвычайной политической и военной ситуации. Возглавляемый меньшевиками союз железнодорожников угрожал забастовкой до тех пор, пока не будет сформирована широкая коалиция. Керенский, сбежав из Зимнего дворца, собрал отряд казаков и двинулся на Петроград. В провинциальных городах происходили вооруженные столкновения, поскольку большевики, стремившиеся поддержать Совнарком, противостояли своим противникам.
  
  Железнодорожники не смогли проявить требуемой решимости, и Керенский потерпел поражение на Пулковских высотах. Провал коалиционных переговоров, как бы сильно он сам ни был виноват, дал Ленину предлог для консолидации чисто большевистского центрального правительства. В ноябре левые социалисты-революционеры осознали практическую ситуацию и согласились присоединиться к Совнаркому в качестве младшего партнера в двухпартийной коалиции. Ленин стал видеть Сталина во все более ярком свете. Сталин никогда не колебался. Ленин попросил его объяснить официальную линия партии большевикам, приехавшим в Петроград на Второй съезд Советов.29 Он также заставил его подписать декреты Совнаркома, подтверждающие закрытие газет, враждебных революционному правительству.30 Сталин сопротивлялся призывам выйти из состава Совнаркома, когда большевики достигли монополии на власть. Таких личностей в Центральном комитете большевиков было немало. Ленину нужны были все доступные таланты; и, стремясь доминировать в Совнаркоме, он не считал невыгодным иметь Сталина и других в качестве противовеса харизматичному Троцкому.
  
  
  14. НАРОДНЫЙ КОМИССАР
  
  
  В указе о его назначении народным комиссаром по делам национальностей была указана его фамилия Джугашвили-Сталин. Огласка доставила удовольствие человеку, еще не известному большинству граждан. Ленин и Троцкий были выдающимися фигурами в Совнаркоме и Центральном комитете большевиков; Зиновьев, Каменев, Бухарин и Луначарский также были знамениты. Однако, несмотря на недавно достигнутую известность, Сталин продолжал работать в тени других лидеров. Федор Аллилуев, который был его первым личным помощником, должен был вспомнить:1
  
  
  В те дни товарища Сталина по-настоящему знал только узкий круг людей, которые сталкивались с ним по работе в политическом подполье или преуспели — после октября [1917] — в том, чтобы отличать настоящую работу и настоящую преданность делу от болтовни, шума, бессмысленной болтовни и саморекламы.
  
  
  Сталин признал, что другие добились большего признания в период между Февральской и Октябрьской революциями. Он признал, что был не очень хорошим оратором. Но он превратил это в скальпель, чтобы резать своих соперников. По его оценке, он не хвастался и не выпендривался, а сосредоточился на практических делах.2 Но Сталину нравилось говорить подобные вещи о себе, а не слышать их от других людей, и сочинения Фëдора были отправлены в архив неопубликованными.
  
  Сталину нужна была его хитрость. В его учреждении не только не хватало персонала: у него даже не было финансов или собственных офисов. Его сотрудникам приходилось работать в помещениях Смольного института за неимением чего-либо более просторного. Средств не хватало, потому что все банковские работники бастовали. Сталин послал своего заместителя Станислава Пестковского просить о выделении субсидии у Троцкого, который завладел банкнотами из главного сейфа бывшего министерства иностранных дел. Когда Сталин и Пестковский наконец изолировали подходящее здание, они прикрепили к стене грубое объявление о том, что оно принадлежит Народному комиссариату по делам национальностей.3
  
  Положение не улучшилось и после того, как советское правительство в марте 1918 года переехало в Москву, чтобы выйти из зоны непосредственной военной угрозы Германии. Несмотря на протест Сталина, Народному комиссариату были отведены помещения в двух отдельных зданиях на разных улицах. Он прибегнул к отчаянной мере - реквизировал гостиницу "Грейт Сибирь" на Златоустинской улице. Но Высший совет народной экономики, возглавляемый Николаем Осинским, опередил его. Сталин и Пестковский не стали мириться с этим. Они сорвали объявление Осинского и повесили свое собственное. Зажигая спички, чтобы найти дорогу, они вошли в здание с черного хода. Но Осинский пожаловался в Совнарком, и Сталину пришлось съехать. "Это был один из немногих случаев, - вспоминал Пестковский, - когда Сталин потерпел поражение".4 Было даже трудно собрать персонал. Большинство большевистских активистов не хотели иметь ничего общего с органом, деятельность которого предполагала уступки национальным чувствам — даже Пестковскому не нравилось быть связанным с ним.5 Сталин все больше полагался на семью Аллилуевых и попросил младшую сестру Федора Надю работать его секретарем.6 Однажды она была школьницей, которой надоели уроки в гимназии,7 на следующий день она стала сотрудницей революционного правительства.
  
  Неопределенность партийной политики по-прежнему вызывала беспокойство. Хотя цели большевиков были объявлены, подробные меры так и не были сформулированы. Сталину было предоставлено самому разбираться в деталях реализации политики по национальному вопросу. Его большим преимуществом в выполнении этой задачи было то, что он пользовался доверием Ленина. Когда Ленин отправился в отпуск в Финляндию в конце 1917 года, отношения правительства с украинской региональной властью — Радой — были крайне напряженными. Генерал Каледин собирал и обучал контрреволюционные силы на юге России. Ситуация на Южном Кавказе накалялась. Революционные волнения в Эстонии требовали внимания. Некоторые большевистские лидеры поднялись до уровня обязанностей, возложенных на них в Совнаркоме; другие не справлялись или проваливали свою работу. Сталин преуспевал в выполнении своих обязанностей.
  
  Конечно, Ленин возглавлял коллективное руководство большевиков. Даже Троцкий стоял в его тени. Сталин неохотно признал, что Ленин был центром правительственной машины Совнаркома, и 27 декабря он направил ему срочную просьбу вернуться из отпуска в Финляндии, чтобы помочь в Петрограде.8 Ленин настоял на том, чтобы Сталин справлялся самостоятельно; он продолжил свой краткий отпуск с женой Надеждой и сестрой Марией. Сталин продолжал подтверждать цели, которые он и Ленин отстаивали до Октябрьской революции. Для всех народов бывшей Российской империи должно было произойти национальное самоопределение. Следует подтвердить, что русским не будет предоставлено никаких привилегий. Каждый народ будет иметь право и ресурсы для развития своей собственной культуры, создания школ на своем родном языке и управления собственной прессой. Свобода религиозных убеждений и организаций была бы гарантирована. (Исключением было бы то, что церкви, мечети и синагоги потеряли бы свою обширную земельную собственность.) Для тех национальных и этнических групп, которые сосредоточены в определенной области, существовало бы региональное самоуправление. Русские как народ почти не упоминались. Было объявлено, что эпоха империи подошла к концу.
  
  Ленин и Сталин разработали эти необычные обещания, чтобы развеять подозрения среди нерусских в том, что большевики будут дискриминировать их. Предлагая право на отделение, Совнарком пытался заверить нерусских в том, что революционное государство будет одинаково относиться ко всем национальным и этническим группам. Следствием, которого все твердо ожидали, было бы то, что другие нации решили бы, что русским можно доверять. Огромное многонациональное государство должно было быть сохранено в новой и революционной форме.
  
  Из этой схемы были исключения. Следуя прецеденту Временного правительства, Ленин и Сталин согласились с доводами в пользу независимости Польши. Было бы глупо действовать иначе. Вся Польша находилась под властью Германии и Австрии. Совнарком признавал свершившийся факт; он также пытался подчеркнуть, что, в то время как центральные державы подчинили поляков, революционное правительство в Петрограде стремилось к их политическому и экономическому освобождению. Была одна область Романовых, где можно было привести практические доказательства такой приверженности. Это была Финляндия. Отношения между российскими и финскими марксистами всегда были теплыми, и большевики пользовались предоставленными для них конспиративными квартирами. Партия большевиков поддерживала неуклонное движение общественного мнения в Финляндии в сторону кампании за массовую автономию от российского правительства. Никто не требовал полной независимости. И все же Ленин и Сталин, к изумлению всего мира, побудили финнов занять такую позицию. Делегация финских министров была приглашена в российскую столицу, и 23 ноября (или 6 декабря по григорианскому календарю, принятому Совнаркомом в начале 1918 года) была подписана официальная декларация об отделении. Это была политика, не имеющая аналогов в истории. Бывшая имперская держава настаивала на том, чтобы одна из ее зависимостей, нравилось ей это или нет, вышла из-под ее контроля.
  
  Мотивы Ленина и Сталина были менее снисходительными, чем казалось. Оба чувствовали, что у финских марксистов был бы отличный шанс добиться господства в независимой Финляндии. Это позволило бы большевикам и их товарищам в Финляндии возобновить тесные оперативные связи и, в конечном счете, вновь включить Финляндию в состав многонационального государства, управляемого из Петрограда. В политике Совнаркома был еще один аспект. Это был расчет на то, что единственный акт отделения от бывшей Российской империи стал бы прекрасной пропагандой в пользу социалистической революции в других местах, особенно в восточной и восточно-центральной Европе.
  
  Ленин и Сталин также начали модифицировать свои идеи, чтобы повысить привлекательность партии для регионов, населенных в основном народами, которые не были русскими. Отбросив старые большевистские аргументы, они стали сторонниками федерализма. Они воздержались от объяснения того, что они подразумевали под федерализмом. Их враги указывали, что новая политика неудобно сочеталась с постоянной приверженностью большевизма централизму и диктатуре; но ни Ленина, ни Сталина критика не беспокоила: они пришли к выводу, что если большевики расширят свою власть на пограничные районы в бывшей Российской империи им пришлось поддержать федерализм. Старый друг Сталина из Гори Давришеви, социал-федералист, всегда хотел превратить Российскую империю в социалистическую федерацию. На самом деле Ленин и Сталин не были обращены к федералистским принципам. У них не было намерения превращать Украину, Грузию и другие страны в равноправных членов федеративного союза. Но они хотели, чтобы их пропаганда оказала влияние, и были готовы изменить свою терминологию. Центральный контроль над ‘пограничными землями’ оставался императивом. По сути, Ленин и Сталин надеялись очаровать их и вернуть к власти из российской столицы. Они украли лозунги, но их собственные основные идеи и цели остались нетронутыми.
  
  По мере расширения территории, находящейся под советским контролем, по крайней мере в городах, Народный комиссариат по делам национальностей приобрел дополнительное значение. Сталин председательствовал на собраниях, когда его не отвлекали другие обязанности в правительстве и партии, и он уполномочил Станислава Пестковского и Ивана Товстуху вести дела в его отсутствие. В Народном комиссариате были созданы десятки отделов для заботы о конкретных национальностях. Энергичное руководство Сталина преодолело назревающие проблемы, и провинции начали ощущать результаты в первые месяцы 1918 года." Он выделял средства национальным и этническим группам для создания изданий на их языках. Школы были созданы по тому же принципу. Эта тенденция зародилась при Временном правительстве; большевики энергично укрепляли ее и поставили в центр своей пропаганды. Центральная газета "Жизнь национальностей (“Жизнь национальностей”), был создан для распространения информации в тех частях страны, где присутствие большевиков было слабым. Был разработан план предоставления местного самоуправления народам, которые составляли большинство в каком-либо конкретном регионе, и Сталин надеялся основать татаро–башкирскую Республику на берегу реки Волги. Он делал все возможное от имени Центрального комитета, чтобы показать, что строится подлинно интернационалистское государство.9
  
  Другие большевики были введены для представления интересов наций, к которым они принадлежали.10 Но членский состав был неустойчивым, а заседания - хаотичными, и часто назначенцы были новичками в партии. Департаменты часто не могли сотрудничать друг с другом. Вскоре также было признано, что функционеры могут использовать Народный комиссариат для более решительного отстаивания интересов своих стран, чем предполагал Совнарком.11
  
  Существовала опасность, что ситуация может выйти из-под контроля. Сталин обнаружил это рано. Смышленый молодой татарин по имени Султан-Галиев вступил в партию в ноябре 1917 года. Беглый писатель и оратор, он был очевидным кандидатом на работу в Народный комиссариат. Султан-Галиев стремился поднять знамя революции среди мусульман в целом. К сожалению, его оказалось трудно регулировать. Будучи комиссаром по делам мусульман во внутренней России, он быстро раздражал других сотрудников Народного комиссариата по делам национальностей своими инициативами, и его лояльность большевизму была поставлена под сомнение.12 Действительно, его кампания по распространению социализма среди верующих мусульман в конечном итоге привела его к предложению о создании пантюркистской республики, отдельной от контроля Совнаркома. (Он был арестован в 1923 году и казнен во время Большого террора.) Хотя Султан-Галиев был печально известным источником неприятностей для большевиков, он был не единственным новобранцем в партию, которого считали чрезмерно терпимым к национализму и религии. Сталин и Ленин пошли на риск, настаивая на попытке привлечь нерусских к большевизму посредством различных уступок. В 1917 году они заслужили критику на Апрельской партийной конференции; а в 1918-19 годах трудности реализации политики уже были очевидны. Работа в Народном комиссариате была гвоздевым ложем.
  
  Сталин не дрогнул. На Третьем съезде Советов в январе 1918 года он гордился провозглашением правительством ‘права всех народов на самоопределение путем полного отделения от России’. Он положительно сравнил Совнарком по национальному вопросу с Временным правительством и его ‘репрессивными мерами’. По словам Сталина, конфликты, вспыхнувшие после Октябрьской революции, были вызваны столкновениями по поводу классов и власти, а не по поводу государственности.13 Тем не менее его позиция подвергалась критике со стороны социалистов-революционеров за то, что он ‘проникнут централистской властью’. Он не привел никаких аргументов: он сказал, что страна стоит перед простым выбором между "националистической контрреволюцией с одной стороны и советской властью с другой".14
  
  Его способность противостоять лидерам других партий, а также его редакторский опыт и компетентность в национальном вопросе сделали Сталина очевидным выбором — наряду со Свердловым — для председательства на заседаниях комиссии по разработке Конституции Российской социалистической Федеративной Советской Республики (или РСФСР). До Октябрьской революции о деталях не задумывались. Даже общие принципы оставались неясными: Ленин и Сталин выступали за федерализм, обходя стороной то, что это означало бы. Вне поля зрения фанатиков в его народном комиссариате что касается дел национальностей, Сталин признал, что многие нерусские группы вообще не выдвигали требований автономии: Россию не терзали националистические распри. Сталин признал, что даже татары и башкиры, которым он хотел предоставить автономную республику, проявляли ‘полное безразличие’. Поэтому он хотел избежать конкретизации национальных аспектов Конституции, пока сохранялась такая ситуация.15, но для того, чтобы привлечь на свою сторону нерусских, нужно было вставить что-то существенное, и Свердлов и Сталин настаивали на этом, несмотря на противодействие большевистских левых.16 Большевики должны были быть прагматичными в распространении власти и идеологии Революции. Национальный вопрос предоставил возможность привлечь новообращенных в социализм.
  
  Это не спасло Сталина от личных нападок. У левых социалистов-революционеров были представители в комиссии, и они не удержались от критики его. А. Шрейдер возразил, что у него не было принципиальной приверженности национальным правам и он использовал федералистскую риторику, чтобы замаскировать империалистические цели. Официальная политика большевиков якобы мало отличалась от мер Николая II:17
  
  
  Структуры Сталина - типичная империалистическая конструкция; он типичный кулак [богатый крестьянин], который без смущения заявляет, что он не кулак. Товарищ Сталин настолько привык к такому положению, что даже в совершенстве усвоил империалистический жаргон: ‘Они просят у нас, а мы им даем’. И— конечно, по словам Сталина— если они не обращаются с просьбой, то мы им ничего не даем!
  
  
  Это была клевета; ибо Сталин предлагал автономию даже национальным группам, не требующим ее. Легко представить, что случилось со Шрейдером в последующие годы. Сталин многого в жизни не забывал. Будучи главным преследователем кулаков с конца 1920-х годов, он не одобрял, когда его сравнивали с кулаком или любым другим ‘врагом народа’; и он никогда не прощал пренебрежения.
  
  Его чувствительность была разоблачена в марте 1918 года. Именно тогда лидер меньшевиков Юлий Мартов опубликовал статью о прошлых грехах большевиков, упомянув, что Сталин был исключен из своей собственной партийной организации перед Великой войной за организацию вооруженных ограблений банков. Сталин предъявил Мартову обвинение в Московском революционном трибунале за клевету.18 То, что Сталину стоило затратить столько энергии на попытки опровергнуть утверждение Мартова, было признаком его продолжающегося чувства неуверенности на вершине политики. У него было грузинское чувство личной чести; более того, оно у него было в преувеличенной форме. Мартов запятнал его репутацию. Сталин добился того, что его имя было оправдано большевистским судом. (Было заметно, что Сталин не отрицал причастности к организации ограблений: он не стал рисковать своей рукой, рискуя тем, что Мартов может вызвать свидетелей.)19 Московский революционный трибунал вынес решение в пользу Сталина, но не раньше, чем Мартов раскопал другие позорные эпизоды из прошлого Сталина. Он упомянул, что товарищи по тюрьме в Баку судили Сталина за участие в кампании ограблений; Исидор Рамишвили был вызван в качестве свидетеля. Мартов также привел историю о том, что по приказу Сталина рабочий был избит до полусмерти.20
  
  Дело о клевете было чрезмерной реакцией сверхчувствительного человека. Если бы Сталин не поднял шума, вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание на то, что написал Мартов. Негодование Сталина не закончилось с завершением судебного процесса. Когда в 1922 году Ленин попросил его перевести средства в Берлин для оказания медицинской помощи умирающему Мартову, Сталин наотрез отказался: ‘Что, начать тратить деньги на врага рабочего класса? Найдите себе для этого другого секретаря!"21
  
  Это был не единственный аспект его внутренней жизни, проявившийся за эти месяцы. Обсуждая нации и административные структуры в Конституционной комиссии, он решительно заявил: ‘Евреи - не нация!’ Сталин утверждал, что нация не могла бы существовать без определенной территории, где ее народ составлял большинство жителей. Это всегда было его мнением,22 и это исключало возможность предоставления евреям "автономной региональной республики", подобной той, которую он предлагал для других.23 Было ли это свидетельством ненависти к евреям за то, что они евреи? Сталин отличался от Ленина тем, что он никогда — ни разу — не говорил о необходимости избегать антисемитских импульсов. Тем не менее, в его Народном комиссариате по делам национальностей был свой еврейский отдел, который финансировал газеты на идише, клубы и ансамбли народного пения. В течение следующих двух десятилетий в его окружении было много евреев. В значительной степени он просто придерживался догматической версии марксизма. Но, вероятно, за этим стояло нечто большее. Ничего нельзя доказать, но, вероятно, он чувствовал себя неловко в отношениях с евреями, потому что они не поддавались административному контролю по простому территориальному признаку — и у него также было растущее соперничество с несколькими лидерами еврейского происхождения в его партии: Троцким, Каменевым и Зиновьевым.
  
  В любом случае в отчетах комиссии едва ли упоминается Ленин. Вопросы обсуждались по существу в рамках идей большевиков и левых социалистов-революционеров. Сталин был самостоятельным человеком. Действительно, имя Ленина упомянул левый эсер М. А. Рейснер. Его возражение состояло в том, что проект Сталина отражал "анархические" тенденции, воплощенные в недавно опубликованной работе Ленина "Государство и революция" . Ответ Сталина был явно язвительным:24 ‘Здесь упоминается товарищ Ленин. Я решил позволить себе отметить, что Ленин, насколько я знаю — а я знаю очень хорошо, — сказал, что проект [самого Рейснера] никуда не годится!’ Остальные члены комиссии согласились и приняли проект Сталина с его защитой национально-территориальных административных единиц.25 Формулировки его коллеги Свердлова были заменены формулировками, предложенными Сталиным.26 Свердлов был человеком, наиболее ответственным за внедрение общих структур управления в Советской республике после Октябрьской революции. Это был еще один признак постоянно растущего значения Сталина среди большевиков, а его опыт в национальном вопросе давал ему возможность подниматься все выше и выше.
  
  Хотя он и был редким большевистским умеренным человеком в национальном вопросе, он постоянно был крайним в своей пропаганде государственного насилия и диктатуры. Сталин был убежден, что против врагов Совнаркома следует применять суровые меры. Он был в апокалиптическом настроении: "Мы определенно должны прямо сейчас хорошенько поколотить кадетов, иначе они хорошенько поколотят нас, поскольку это они открыли по нам огонь".27 Насилие, диктатура и централизм чутко спали в российском политическом сознании — и многие консерваторы, либералы и социал-демократы уже начинали думать, что они были неправы, придерживаясь после Февральской революции принципов всеобщих гражданских прав, постепенности и демократии. Большевизм никогда не нес такого тормозящего наследия. Тех большевиков, которые стремились к мягкой революции, обычно можно было убедить согласиться с доводами в пользу авторитаризма. Убеждать Сталина не было необходимости.
  
  Большевики всегда небрежно говорили о терроре и его использовании для революционного управления. И все же, пока власть не попала в их руки, было неясно, насколько остро они будут к нему прибегать. Если и были какие-то сомнения по этому поводу, Ленин и Троцкий быстро развеяли их в течение нескольких недель после того, как они свергли Временное правительство. Ленин учредил Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ЧК в ее русской аббревиатуре) - и он позаботился о том, чтобы она оставалась вне регулярного надзора Совнаркома. В последующие годы он поддерживал почти все просьбы Феликса Дзиера żй ń ски и других руководителей ЧК о разрешении расширить применение методов государственного террора. Не каждый большевистский лидер одобрял такое развитие событий. Каменев справа и Бухарин слева от восходящего партийного руководства настаивали на том, что насилие должно быть применено на более предсказуемой основе и должно быть сокращено по масштабам. Сталин никогда не был одним из таких. Террор привлекал его, как пчелу к благоухающему цветку. До Октябрьской революции 1917 года он ни разу не высказал своего мнения по этому вопросу, однако его предпочтение произвольному государственному насилию быстро стало очевидным. Когда большевики в Эстонии телеграфировали ему об уничтожении "контрреволюционеров и предателей", он ответил с горячим одобрением: "Идея концентрационного лагеря превосходна".28
  
  Государственный терроризм уже стал постоянным элементом его ментальной обстановки. Это взывало к его грубой личности. Но влечение было не только психологическим; оно также основывалось на наблюдении и идеологии. Сталин и другие большевики выросли в эпоху, когда великие державы мира использовали террор против покоренных ими народов; и даже когда террор был исключен как метод, эти державы без колебаний вели войны, стоившие огромных человеческих жизней. Такими средствами они распространили превосходную экономическую систему по всему миру. Эта система защищалась применением суровой власти. Пострадали колониальные народы. Рабочие классы имперских держав сами подвергались эксплуатации и угнетению. Великая война привела к обнищанию многих, в то же время обогатив немногих. Суть для Сталина заключалась в том, что насилие было эффективным оружием капитализма и должно было быть принято советским революционным государством для его собственных целей. Придя к власти в России, большевики должны были быть реалистами. Большевистское руководство считало, что Парижская коммуна 1871 года потерпела неудачу из-за отсутствия жестокости. Большевики не повторили бы ошибки. Даже если бы они ожидали, что их революция будет легче, чем она оказалась, они всегда были готовы ответить огнем на огонь. Сталину не нужно было никого убеждать в этом.
  
  И все же именно во внешней политике Ленин больше всего ценил Сталина. Ленин и Троцкий на рубеже Нового года поняли, что им не хватает вооруженных сил, чтобы нести социализм в центральную Европу путем ‘революционной войны’. И все же, в то время как Троцкий хотел придерживаться приверженности партии войне за независимость, Ленин пришел к выводу, что политику следует изменить. Когда Германия и Австро–Венгрия предъявили ультиматумы Совнаркому, Ленин призвал Центральный комитет большевиков подписать сепаратный мир. Большинство членов Центрального комитета — а также вся Партия левых социалистов-революционеров — отвергли его аргумент о том, что приоритетом должно быть сохранение советского государства. Для них сепаратный мир означал бы предательство интернационалистических идеалов. Лучше погибнуть, сражаясь за европейскую социалистическую революцию, чем вступить в сговор с грабительско-капиталистическими правительствами центральных держав.
  
  Сталин всегда скептически относился к прогнозам неминуемых революций в остальной Европе, и неспособность пролетариата в других частях Европы восстать против своих правительств его не удивила. Склонность к стратегическим и тактическим компромиссам, которую он всегда проявлял во внутрипартийных делах, теперь была применена к политике революционного государства. Если центральные державы не могли быть свергнуты революцией или побеждены в войне, разумной альтернативой было подписать с ними мир. Фактически это уже было мнение Ленина, которого репутация соглашателя во внутренних партийных распрях была слабее, чем у Сталина, но он всегда настаивал на необходимости гибкости маневра в более широком поле политики. Свердлов, Каменев, Зиновьев и несколько других членов Центрального комитета стояли плечом к плечу с Лениным. Но голосование в Центральном комитете было в значительной степени против них на предварительном обсуждении 11 января 1918 года. Троцкий одержал победу, отстаивая политику, основанную на следующей формуле: ‘Мы прекращаем войну, мы не заключаем мир, мы демобилизуем армию."Это, по его предположению, имело то достоинство, что он избежал невыносимого компромисса с силами международного империализма.29
  
  Ленин придерживался своих аргументов, не персонифицируя свою критику. Сталин был менее скован. Как и большинство других ведущих большевиков, он не любил Троцкого и не доверял ему, и на той же встрече он дал волю своим чувствам:30
  
  
  Позиция товарища Троцкого - это вообще не позиция. На Западе нет революционного движения: фактов не существует, а есть только потенциал — и мы не можем действовать на основе простого потенциала. Если немцы начнут наступление, это усилит контрреволюцию здесь [в России]. Германия сможет напасть, поскольку у нее есть свои собственные корниловские армии, своя гвардия. В октябре мы говорили о нашем ‘крестовом походе’, потому что нам сказали, что простое упоминание слова ‘мир’ вызовет революцию на Западе. Но это оказалось неоправданным.
  
  
  Это был первый удар в политической борьбе, которая закончилась только в августе 1940 года, когда советский агент Рэм Меркадер вонзил нож для колки льда в череп Троцкого в Койоаке в Мексике.
  
  Несмотря на это, поддерживающее заявление Сталина разозлило Ленина. Он возразил против комментария о том, что на Западе не существовало "массового движения", и сказал, что большевики были бы "предателями международного социализма, если бы [они] изменили [свою] тактику из-за этого’. Ленин хотел заверить сторонников войны за независимость в том, что если когда-либо будет казаться, что разрыв мирных переговоров подтолкнет немецкий рабочий класс к революции, то "мы должны пожертвовать собой, поскольку действующая немецкая революция будет намного мощнее нашей".31 Дело было не столько в том, что Сталин сказал, что революционные инициативы невозможны на Западе. Он также не заявлял об этом в 1917 году.32 Тем не менее, он не хотел делать ставку на ‘европейскую социалистическую революцию’ — и для Ленина это был слишком большой компромисс с революционной стратегией, которую он разработал в партии до октября 1917 года. В то время эти трения не имели большого значения. Ленин нуждался во всех возможных сторонниках. В последующие дни Сталин снова и снова голосовал на стороне Ленина.33 Его позиция всегда заключалась в том, что большевикам нужно быть практичными: они не смогут победить немцев в военном отношении, и новорожденное советское государство будет сокрушено, если с центральными державами не будет заключен сепаратный мир.
  
  Он был таким же неистовым, как Ленин. 18 февраля 1918 года он заявил Центральному комитету протест: ‘Формальный вопрос излишен. Необходимо сделать заявление прямо по существу вопроса; немцы атакуют, у нас нет сил; давно пора прямо сказать, что переговоры должны быть возобновлены!"34 Он живо оценил вооруженную мощь врага: ‘Им нужно всего лишь открыть ураганный огонь на пять минут, и у нас на фронте не останется ни одного солдата. Мы должны положить конец этой бессмыслице".35 23 февраля он увещевал: ‘Вопрос стоит так: либо поражение нашей революции и развал революции в Европе, либо мы получаем передышку и укрепляемся. Революцию на Западе удерживает не это. Если дело в том, что у нас нет средств остановить нападение Германии вооруженной силой, мы должны использовать другие методы. Если Петроград придется сдать, это не будет означать полной капитуляции или загнивания Революции. Выхода нет: либо мы получаем передышку, либо это гибель Революции".36
  
  Ленинцы получили большинство в Центральном комитете только 23 февраля. К тому времени немецкие условия ужесточились. Сепаратный мир потребовал бы от Совнаркома отказа от суверенитета над западными границами бывшей Российской империи. Это был, по выражению Ленина, непристойный мир. Украине, Литве, Латвии и Эстонии было позволено попасть в руки центральных держав. половина людских, промышленных и сельскохозяйственных ресурсов владений Николая II должна была быть брошена в маленьком прифронтовом городке Брест-Литовске, если Совнарком хотел избежать свержения немцами. Ни одна другая политическая партия в России не согласилась бы на такие условия. Партия левых социалистов-революционеров, уже раздраженная насильственной экспроприацией на местах зерна, произведенного крестьянами, вышла из коалиции Совнаркома и организовала неудачное государственный переворот, при котором выступление против большевиков в июле 1918 года. Тем не менее Ленин и его последователи продолжали придерживаться выбранной стратегии. Брест-Литовский мирный договор был подписан 3 марта 1918 года. Для Ленина мир предоставил большевикам ‘передышку’ для укрепления и расширения Революции у себя дома и для подготовки революционной войны в Центральной Европе, которая до сих пор была непрактичной. Начала формироваться Красная армия; и Троцкий, который осудил сепаратный мир, согласился стать народным комиссаром по военным делам. Другие большевистские противники договора вернулись в Центральный комитет и Совнарком.
  
  Назначения Сталина весной 1918 года подтвердили его высокий статус в восходящем руководстве партии. Во внутренних и внешних делах он придерживался Ленина. Он не делал этого подобострастно. В споре в Брест-Литовске он придерживался иной точки зрения, чем Ленин; и, вопреки общепринятому стереотипу о нем, это продолжало оставаться верным и после подписания договора. Когда в мае немецкие армии перешли согласованную демаркационную линию между Россией и Украиной, он пересмотрел весь мирный договор. В отличие от Ленина, он предложил возобновить вооруженные действия. Он передал это дело в Центральный комитет и Совнарком.37 Но Ленин выиграл дискуссию без участия Сталина, и разногласия между ними исчезли. Ленин, в свете будущих событий, должен был извлечь урок из этого эпизода, что его народный комиссар по делам национальностей был политиком, который знал себе цену и был полон решимости постоять за себя. Сталин отстаивал свой угол в Центральном комитете и доминировал в своем Народном комиссариате. Его компетентность и приспособляемость были проверены в огне Октябрьской революции, которая еще не была обеспечена. Его пропаганда безжалостных мер была столь же свирепой, как и все, что выдвигалось Лениным, Троцким или Дзержинским. Он ожидал, что другие поймут, что он может предложить для блага дела.
  
  
  15. НА ФРОНТ!
  
  
  31 мая 1918 года Сталину было дано новое важное задание. Поставки продовольствия в Россию достигли критически низкого уровня, и Совнарком был близок к панике. Было принято решение отправить двух наиболее способных организаторов партии, Сталина и его предыдущего оппонента-большевика Александра Шляпникова, закупать зерно на юге советской республики. Поволжье и Северный Кавказ были традиционными районами изобилия сельского хозяйства, и Сталину и Шляпникову были предоставлены все полномочия добывать продовольствие везде, где его можно было найти. Сталин должен был выступить за Царицын, Шляпников - за Астрахань.
  
  Его помощники Аллилуевы в Народном комиссариате по делам национальностей должны были сопровождать его. Федор должен был приехать в качестве его помощника, а Надя - в качестве секретаря. Они прибыли со своим багажом на Казанский вокзал в Москве два дня спустя. Их и их красноармейскую охрану ожидал хаос. Попрошайки и карманники кишели в зале бронирования и на платформах. Было также много ‘мешочников’, которые ездили в Москву продавать муку, картофель и овощи на черном рынке. Иногда пассажирам приходилось сутками сидеть без дела, прежде чем они могли сесть в поезд. Атмосфера была неистовой. Когда были сделаны объявления об отъезде, возникла спешка занять место в коридоре. Каждое купе было битком набито людьми, и разочарованные владельцы билетов часто забирались на крыши вагонов и ехали без защиты от летней жары или зимнего холода. У Сталина была пачка документов, свидетельствующих о его приоритете над другими пассажирами. Но народному комиссару по делам национальностей пришлось выйти из себя, прежде чем вокзальные чиновники предоставили ему и его группе купе. Перед ним предстала еще одна демонстрация крайнего беспорядка революционной России.1
  
  Путешественники из Москвы, после многочисленных остановок в пути, достигли места назначения 6 июня.2 Царицын, позже названный Сталинградом, а теперь — с тех пор, как Хрущев посмертно осудил Сталина — Волгоградом, был одним из городов на реке Волге, построенных в конце XVII века в качестве казачьих форпостов. Во многих отношениях это было ничем не примечательное место. Он даже не был столицей провинции, а подчинялся административным властям Саратова. Тем не менее, географически и экономически Царицын имел стратегическое значение. Город занимался региональной торговлей зерном, древесиной и скотом. Это было также жизненно важное предприятие. Расположенный на первом большом повороте Волги для судов, следующих вверх по реке в центральную Россию из Каспийского моря, Царицын с момента своего основания был крупным перевалочным пунктом. Строительство железнодорожного сообщения повысило его значение. Главная линия проходила прямо на юг от Москвы до Ростова-на-Дону, а ответвление было построено от Козлова до Царицына и далее до Астрахани на Каспийском побережье. Также были проложены железнодорожные пути от Царицына на запад до Ростова-на-Дону и на юго-восток до Тихорецкой развязки и гор Северного Кавказа. Контроль над Царицыном и его окрестностями позволил бы Совнаркому обеспечить продовольствием обширную территорию.
  
  Поручение Совнаркома Сталину состояло в том, чтобы улучшить снабжение зерном. В Царицыне ему предшествовал Андрей Снесарев, бывший генерал императорской армии, перешедший на сторону красных. Функции Сталина и Снесарева должны были дополнять друг друга. Совместное применение политической и военной мощи считалось наилучшим методом обеспечения Москвы и Петрограда хлебом.3
  
  Совнарком недооценил своего народного комиссара. Сталин интерпретировал свои обязанности по закупкам зерна, которые зависели от использования Красной Армии, как дающие ему право командовать всеми военными командирами в регионе. Отказ от службы рядовым в Императорской армии не заставил его сомневаться в том, что он возьмет на себя командование Северо-Кавказским фронтом. Месяц спустя он сообщил Ленину:4
  
  
  Вопрос о поставках продовольствия естественным образом переплетен с военным вопросом. Для пользы дела мне нужны все военные полномочия. Я уже писал об этом и не получил ответа. Тогда очень хорошо. В этом случае я сам, без формальностей, свергну тех командиров и комиссаров, которые губят дело. Вот как меня подталкивают интересы дела, и, конечно, отсутствие клочка бумаги от Троцкого меня не остановит.
  
  
  Сталин жадно хватался за предоставленную ему возможность. Его известность в Москве и близко не могла сравниться с известностью его самых выдающихся товарищей в Совнаркоме и Центральном комитете партии. Для него это была ситуация, когда он мог проявить свой характер в военном и политическом отношении. Он был полон решимости принять вызов.
  
  К середине 1918 года по всей Советской республике существовало несколько угроз большевикам. В Новочеркасске готовилась русская ‘добровольческая армия’. Им руководили генералы Алексеев и Корнилов, бежавшие из Петрограда и планировавшие наступление на Москву. Добровольческая армия была первой из самозваных Белых армий, которые выступили против социализма и интернационализма и стремились восстановить общественный порядок, существовавший до 1917 года, путем военного уничтожения красных. В сентябре другая вооруженная группа под командованием социалистов-революционеров была вытеснена из Казани — в семистах милях к северу от Царицына — Красной Армией. Реорганизованная Троцким система командования и вербовки уже доказывала свою эффективность. И все же полки социалистов-революционеров не были разгромлены. Отступая к Уралу, они перегруппировались, и к ним присоединились офицеры того типа, которых Алексеев и Корнилов собирали на юге. В ноябре в Омске произошел переворот, и адмирал Колчак избавился от эсеров и реорганизовал армию на своих условиях. Эти армии осудили большевизм как предательство Матери-России. Казаки во главе с генералом Красновым атаковали большевиков и их сторонников в районе к югу от Царицына. Они были хорошо экипированы и обладали высоким моральным духом; они ненавидели ленинский Совнарком за его социализм, атеизм и враждебность к национальным традициям. Назначение Сталина подвергло его личной опасности — и он и его товарищи по Аллилуеву никогда не были в неведении о рисках.5
  
  Более поздние враги не обратили внимания на мужество, которое он проявил в Гражданской войне. Физически он не был трусом; он отодвинул Ленина, Каменева, Зиновьева и Бухарина в тень, отказавшись уклоняться от опасности военного времени. И все же он вряд ли был героем войны, и его последующие восхвалители перестарались в своем изображении его как гениального полководца, который спас Октябрьскую революцию на берегах Волги.
  
  Задание Сталина на юге было важным. Без продовольствия советский режим был обречен. Немецкая оккупация Украины, а также присутствие Алексеева и Корнилова в Ростове-на-Дону опасно сузили сельскохозяйственную базу советского государства. Рейды Краснова к концу июля нарушили связь с Царицыном. Юг России и Северный Кавказ были важнейшими районами производства пшеницы, и Ленин в Москве был полон решимости устранить узкие места в закупках и отправке. Белые армии были не единственной угрозой. Многие местные вооруженные группировки также вмешивались в торговлю и дорожное движение; и хотя некоторые из них были простыми бандитами, у других были политические или религиозные мотивы. Национальности региона хотели автономии от Москвы. Распад российского государства в 1917 году дал им возможность вернуться к самоуправлению, а также к разбою. Сталин взвалил на свои плечи тяжелое бремя, которому было поручено восстановить поставки зерна из этого неспокойного региона. Но он никогда не дрогнул; он с гордостью нес свои обязанности и передавал свою решимость своим попутчикам.
  
  Власти Царицына думали, что он будет действовать как зловещее "око Москвы".6 Они ошибались. Сталин продемонстрировал полное пренебрежение к инструкциям из столицы. Сразу по прибытии он приступил к чистке Красной Армии и продовольственных служб от ‘специалистов’ среднего класса, которых он коллективно ненавидел. Это было вопиющим нарушением официальной политики. Сталин не утруждал себя возможными возражениями Ленина: "Я гоню всех вперед и проклинаю всех, кого мне нужно". Он называл специалистов "сапожниками".7 Это была важная метафора для сына сапожника, который хотел доказать свою доблесть в качестве командующего армией; это также было нарушением линии, утвержденной Центральным комитетом.
  
  Несмотря на то, что у него были только полномочия комиссара по снабжению продовольствием, Сталин навязал себя всем военным и гражданским властям в окрестностях: Андрею Снесареву, командующему Северо-Кавказским фронтом; Сергею Минину, председателю Царицынского Совета; и Камилю Якубову, руководителю миссий по снабжению продовольствием в регионе. Если Сталин хотел прославиться как боец, он должен был сделать что-то необычное. Белые перерезали железнодорожную линию между Царицыном и Котельниково. Сталин отважился на опасность, отправившись на разведку ситуации. Это было нетипично для он: до конца Гражданской войны и на протяжении всей Второй мировой войны он избегал любых подобных авантюр.8 Но из Царицына он поехал на бронепоезде в Абганерово-Зутово, где ремонтная бригада восстанавливала линию. Рискуя своей жизнью, он вернулся через два дня с улучшенной репутацией.9 Возвращения в Царицын, когда Сталин созвал городских чиновников и, демонстрируя свой авторитет члена Центрального комитета партии и Совнаркома, объявил о полной реорганизации военного командования в Царицыне. Он делал ставку на превосходство на Северо-Кавказском фронте.
  
  Он проницательно привлек на свою сторону товарищей-большевиков. Одним из них был Сергей Минин. Другим был Климент Ворошилов, которому не терпелось принять командование на местах, несмотря на отсутствие у него военного опыта. Оба были более чем счастливы присоединиться к Сталину в формировании своего собственного Военного совета для наблюдения за операциями в регионе (который был переименован в Южный фронт). 18 июля Сталин и его новые соратники направили Ленину телеграмму с требованием уволить Снесарева и утвердить их Военный совет.10
  
  Просьба была удовлетворена. Ленин и его товарищи в Москве согласились с тем, что более тесная координация военных и экономических мер была жизненно важна в Царицыне для обеспечения безопасности поставок продовольствия. Сталин был в восторге. Устроившись не в гостинице, а в изолированном железнодорожном вагоне, остановленном за городским вокзалом, он выглядел новым человеком. По прибытии в Царицын он позвал сапожника, чтобы тот заказал пару черных сапог до колен к его черной тунике. Сапожник подошел к железнодорожному вагону и снял мерки. ‘Ну, ’ спросил Сталин, - когда они будут готовы?"" "Через пять лет дней", - ответил сапожник. Сталин воскликнул: ‘Нет, вы не можете так думать! Ну же! Мой отец мог шить две пары таких сапог в день!"11 Этот анекдот показывает, как мало Сталин разбирался в сапожном деле. Тем не менее, с лета 1918 года и до дня своей смерти одежда военного образца была для него нормой. Сталин стал известен не только своими длинными ботинками, но и светлой туникой без воротника. Он навсегда отказался от костюмов, обычных рубашек и обуви.12 у него появилась солдатская выправка. Он носил оружие. Он перенял бойкую манеру держаться как командир. Это было для него очень благоприятным событием; Сталину нравилось в Царицыне, несмотря на опасности.13
  
  Он также обрел удовлетворение в своей личной жизни. Надя Аллилуева, которая сопровождала его из Москвы, была больше не просто его секретарем, но стала его женой. Согласно рассказу их дочери много десятилетий спустя, они уже жили как супружеская пара в Петрограде после Октябрьской революции.14 Хронологическая точность невозможна. Большевики в те дни отвергали свадьбы как буржуазный балаган. Несомненно то, что по возвращении из Сибири он не собирался соблюдать целибат. Было много женщин-большевичек, которые привлекали его внимание, и он встречался с несколькими в 1917 году.15 Но он хотел оседлой домашней жизни, которой мешало его кочевое существование. (Его совместное проживание в Сибири носило сеньориальный характер.) В порыве страсти они вместе отправились служить Революции на Северо-Кавказский и Южный фронты.
  
  Иосиф был лидером коммунистической партии, а семья Нади была предана делу партии. Он был забавным и все еще в расцвете сил, и, вероятно, его талант вести политические дела понравился Наде. Тот факт, что семейная жизнь Аллилуевых постоянно нарушалась революционными обязательствами, возможно, также привлек Надю к пожилому мужчине, который, казалось, предлагал надежность. Возможно, она видела в нем отца, которого почти не видела в детстве.16 Надя не разглядела грубоватого эгоизма Джозефа. Джозефу, однако, еще предстояло стать свидетелем симптомов психической неустойчивости Нади.17 Поэтому, пока он светился теплотой ее восхищения им, она наслаждалась его вниманием. Не будучи красавицей, у нее были длинные темные волосы, разделенные пробором посередине и собранные в пучок; губы у нее были широкие, а глаза дружелюбные, даже если зубы "торчали".18 Ему нравились женщины с полной фигурой, как у Нади. Его не беспокоило, что она была вдвое моложе его. Он больше читал, чем она, и видел больше жизни, и он, конечно, думал, что всегда будет доминировать в браке. Аллилуевы оказывали ему помощь, и все они хорошо ладили с ним. Он обретал не только жену, но и — наконец —то - стабильную и поддерживающую его большую семью.19
  
  В его положении в Царицыне было только одно, что раздражало Сталина. Это было вмешательство в его деятельность из Москвы, и никто не раздражал больше, чем Троцкий. Сталин сформировал Революционный совет Южного фронта 17 сентября. Он немедленно получил приказ от Троцкого, своего военного начальника как председателя Военно-революционного совета Республики, прекратить оспаривать его решения.20 Сталин телеграфировал Ленину, что Троцкого не было на месте и он не смог разобраться в обстановке по всему региону:21
  
  
  Дело в том, что Троцкий, вообще говоря, не может обойтись без шумных жестов. В Бресте [Литовске] он нанес удар по делу своей невероятно ‘левой’ жестикуляцией. Что касается вопроса о чехословаках, то он аналогичным образом навредил общему делу своими шумными дипломатическими жестами в мае месяце. Теперь он наносит еще один удар, говоря жестами о дисциплине, и все же вся эта троцкистская дисциплина в действительности сводится к тому, что самые видные лидеры на фронте войны заглядывают в зад военным специалистам из лагеря ‘беспартийных’ контрреволюционеров…
  
  
  Сталин напомнил Ленину, что у Троцкого было антибольшевистское прошлое; его негодование по поводу надменного политического нарушителя было очевидным. Троцкому, по его мнению, нельзя было доверять.
  
  Сталин призвал к суровым мерам:
  
  
  Поэтому я прошу вас в свое время, пока еще не слишком поздно, убрать Троцкого и поместить его в жесткие рамки, поскольку я боюсь, что необдуманные команды Троцкого, если они будут повторяться… создаст разногласия между армией и командным составом и полностью разрушит фронт…
  
  Я не любитель шума и скандалов, но чувствую, что если мы немедленно не возьмем в руки поводья, чтобы обуздать Троцкого, он погубит всю нашу армию в угоду ‘левой’ и ‘красной’ дисциплине, которая вызовет отвращение даже у самых дисциплинированных товарищей.
  
  
  Этот анализ понравился ведущим большевикам, которые знали историю Французской революции. Военный лидер, Наполеон Бонапарт, захватил власть и отверг большую часть социального радикализма, привнесенного Максимилианом Робеспьером. Троцкий казался наиболее вероятным военным кандидатом на такую роль в драме Октябрьской революции в России. Среди членов партии было острое раздражение по поводу его настойчивости в приеме на работу бывших офицеров императорской армии. Троцкого также поносили за то, что он расстреливал политических комиссаров за неповиновение или трусость. Неофициальная военная оппозиция начала объединяться против него в конце 1918 года.
  
  И все же у Троцкого были основания ужасаться событиям в Царицыне. Ленин начал принимать его сторону. Сталин был для себя законом на Южном фронте. Это не всегда был закон, разделяемый официальным партийным руководством. Ленин настаивал на том, что для победы в Гражданской войне необходимо привлечь на сторону красных среднего российского крестьянина (а не только самого бедного из них). Приоритетом должно было быть убеждение, а не насилие. Заявления Ленина были полны противоречий. Он создал крайне непопулярные "комитеты сельской бедноты", чтобы внедрить "классовую борьбу" в сельской местности, а также мобилизовал крестьян и экспроприировал зерно с помощью вооруженных городских отрядов. Но, конечно, в то же время он был настроен завоевать поддержку среди массы крестьянства.
  
  Сталин был менее двусмысленным, чем Ленин. Сила для него была правильной, эффективной и экономной в расходовании ресурсов. Он сжигал деревни, чтобы запугать соседей и заставить их подчиниться требованиям красных. Террор был предпринят против тех самых крестьян, которых официальная пропаганда изображала как один из двух столпов советского государства. Сталин относился к казакам, в частности, как к врагам. Термин "деказачатизация" был в ходу.22 Сталин писал в письме своему старому сопернику-большевику Степану Шаумяну:23
  
  
  По отношению к дагестанским и другим бандформированиям, которые препятствуют движению поездов с Северного Кавказа, вы должны быть абсолютно беспощадны. Ряд их деревень следует поджечь и сжечь дотла, чтобы научить их не совершать налетов на поезда.
  
  
  Это было в традициях жесточайшей имперской армии под командованием генерала Ермолова на Кавказе в начале девятнадцатого века и генерала Алиханова в Грузии в 1905 году.24 Сталин приказывал Шаумяну провести кампанию образцового террора. Когда ‘банды’ действовали против поездов, близлежащие деревни должны были быть стерты с лица земли. Должно было распространиться сообщение о том, что только полное подчинение спасет населенные пункты от жестокости Красной армии. Желая примирить нерусские национальные группы по всей стране, он, тем не менее, предписал жестокие меры против тех из них, кто не смог сдержать антибольшевистские вспышки.
  
  Он подвергал своих собственных призывников в Красную Армию, включая русских, суровой дисциплине. Мало утруждая себя убеждениями, он предполагал, что они никогда не помогут красным, если не будет применена сила.25 Он бросал армии в бой без особой осторожности. Он действовал так, как будто явное численное превосходство могло принести победу. Его не волновало, что погибло гораздо больше краснокожих, чем белых солдат. Ленин прокомментировал безрассудное пренебрежение к жизням на Южном фронте; и хотя он не упомянул Сталина по имени, было очевидно, кого он считал ответственным.26 Ленин снял с Троцкого всякую вину за руководство Красной Армией и подтвердил политику Центрального комитета в отношении набора имперских офицеров.27 Троцкий послал своего помощника Алексея Окулова выяснить, что происходит в Царицыне. Его доклад был тревожным. Сталин, уволив имперских офицеров с их командных постов, арестовал десятки из них и держал на барже на реке Волге. Среди них был Снесарев, которого он обвинил в том, что он возглавлял заговор с целью саботировать военные действия красных и помогать белым.28 Очевидным намерением Сталина было потопить баржу и всех, кто был на борту.29 Снесарев по приказу Москвы был освобожден, и Военно-революционный совет Республики передал его командованию Западным фронтом. Разъяренный Сталин продолжал вместе с Ворошиловым требовать санкций против якобы контрреволюционных офицеров. Ворошилов должен был заявить, что, если бы он и Сталин не действовали так, как они действовали в Царицыне, белые захватили бы всю Украину.30
  
  Сталин страстно верил, что заговоры были повсеместны в России. У него уже была склонность подозревать, что заговоры существовали, даже когда не было прямых доказательств. Он был не одинок в этом. Ленин и Троцкий также вскользь упоминали об организованных связях среди врагов партии; и Троцкий имел печально известную готовность обращаться даже с активистами большевистской партии как с предателями, если они принадлежали к полкам Красной Армии, которые не подчинились его приказам. Сталин был больше похож на Троцкого, чем притворялся. Когда в сентябре 1918 года в Царицын не поступило достаточное количество боеприпасов, он взвыл Ленину: "Это какая-то небрежность или предательство в официальной форме [форменное хищничество ]".31 По мнению Сталина, когда что-то шло не так, всегда должен был действовать орган преднамеренного зла. Следовательно, предатели должны были существовать даже в руководстве народных комиссариатов в Москве.
  
  Сталин применял насилие, включая террор, в большем масштабе, чем это одобряло большинство других центральных коммунистических лидеров. Только Троцкий с его требованиями расстреливать политических комиссаров вместе с армейскими офицерами в случае несанкционированного отступления был отдаленно близок к нему по кровожадности — и Троцкий также ввел римскую политику уничтожения полков, которые не смогли выполнить вышестоящие команды. Сталин и Троцкий неизменно игнорировали просьбы вмешаться от имени лиц, арестованных ЧК. Даже Ленин, который сопротивлялся большинству попыток Каменева и Бухарина установить контроль над ЧК, иногда помогал в таких случаях.32 Однако энтузиазм Сталина к практически неизбирательному насилию заставил даже Троцкого казаться сдержанным человеком. Это была черта, о которой его товарищи на свой страх и риск забыли в 1930-х годах.
  
  Между Сталиным и Троцким также существовал контраст в их принципиальном отношении к большевизму. Троцкий, который присоединился к большевикам в конце своей карьеры, уделял партии мало внимания. Сталин много размышлял о месте партии в советском государстве. Во время гражданской войны он повсюду носил с собой второе издание книги Ленина "Государство и революция". В этой книге ничего не говорится о коммунистической партии в период перехода к социализму. Сталин знал об этом пробеле. Делая пометки на полях, он спрашивал себя: "Может ли партия захватить власть против воли пролетариата?" Нет, этого не может быть и не должно быть".33 Он добавил: "Пролетариат не может достичь своей диктатуры без авангарда, без партии как единственной [партии]".34 Ленин не говорил ничего подобного в "Государстве и революции". Но Сталин, как и Ленин, модифицировал и развивал свои идеи с октября 1917 года. Партия стала высшим государственным институтом. Сталин был среди многих большевиков, которые стремились включить это в коммунистическую доктрину. Теория заключалась в том, что пролетариат будет управлять своим собственным социалистическим государством. Беспокойство Сталина отразилось в его комментарии о том, что "партия не может просто заменить диктатуру пролетариата".35
  
  Однако во время Гражданской войны ему не хватало времени на написание брошюр; и ни одна из его статей для Правды не имела такого размаха, как те, что были написаны Лениным, Троцким, Зиновьевым и Бухариным. Но он продолжал размышлять о крупных темах. Среди них особое место занимала политика партии в национальном вопросе. Другой была институциональная структура советского государства. Доклад, который он написал в январе 1919 года вместе с Дзиером żи ńски о военной катастрофе в Перми, был исследованием хаотических отношений внутри вооруженных сил, партии и правительства и между ними. Их рекомендации оказали влияние на принятые решения о создании партии в качестве высшего органа государства и упорядочении передачи полномочий от партии ко всем общественным институтам.36 Только тот факт, что более поздние пропагандисты Сталина выдвигали преувеличенные претензии к докладу, заставил историков не заметить его важности. По правде говоря, он был вдумчивым и решительным политическим деятелем, и Ленин ценил его за это.
  
  Это была поездка, во время которой Сталин подружился с личным помощником Дзиераżи ńски Станисом łав Реденсом. Надя сопровождала Сталина в Пермь, и вскоре Реденс влюбился в ее старшую сестру Анну и женился на ней. Реденс стал ведущей фигурой в ЧК.37 Личная, политическая и военная жизнь большевиков в Гражданской войне была переплетена, и Сталин не был исключением. Его недавний брак никак не повлиял на его общественную деятельность; Гражданскую войну он провел в основном на фронтах или вблизи них. Отозванный в Москву в октябре 1918 года, он возобновил свою работу в Центральном комитете партии и Совнаркоме. Но к декабрю его снова не стало. Белая армия адмирала Колчака ворвалась в уральский город Пермь и уничтожила там части Красной Армии. Сталин и Дзирżйńски были направлены для проведения расследования причин военной катастрофы. Они вернулись и сделали свой доклад в конце января 1919 года. Сталин снова оставался в Москве, пока в мае его не отправили в Петроград и на Западный фронт против вторжения генерала Юденича из Эстонии. В июле он перешел на другой участок того же фронта под Смоленском. В сентябре его перевели на Южный фронт, где он оставался до 1920 года.38
  
  Сталин был сам себе закон. Когда в середине 1919 года его перевели в Петроград на Западный фронт, он проявил жуткую изобретательность в борьбе с беспорядками и неповиновением. Красная Армия на Западном фронте совершенно не произвела на него впечатления. Почти сразу после его прибытия Третий полк перешел на сторону белых. Сталин был безжалостен. 30 мая он телеграфировал Ленину из Смольного института, что арестовывает ренегатов и дезертиров, коллективно обвиняет их в государственной измене и превращает их расстрел в публичное зрелище. Теперь, когда все увидели последствия предательства, утверждал он, количество актов предательства сократилось.39 Не все были в восторге от вмешательства Сталина. Алексей Окулов, переведенный на Западный фронт после разоблачения злодеяний Сталина в Царицыне, снова вставил ему палки в колеса. 4 июня Сталин гневно телеграфировал, требуя, чтобы Ленин сделал выбор между Окуловым и собой. Существующие условия, разглагольствовал он, были "бессмысленными"; он пригрозил покинуть Петроград, если его ультиматум не будет выполнен.40
  
  Его военная деятельность была сосредоточена в Военно-революционных советах при различных фронтах, а с 1919 года он вступил в них в качестве назначенца Центрального комитета партии. Его боевые действия включали в себя отдачу приказов: он никогда напрямую не прибегал к физическому насилию. Его неопытность была тотальной, и никто не смог найти доказательств того, что он читал книги по ведению войны41 (в то время как Ленин изучал Клаузевица, а Троцкий освещал Балканские войны до 1914 года в качестве газетного корреспондента). Но он безумно стремился проявить себя как командир. Центральный комитет признал его ценность, последовательно используя его на Южном фронте, Западном фронте, снова на Южном фронте, Юго-Западном фронте и Кавказском фронте. Качествами, которые заслужили его похвалу, были его решительность, целеустремленность, энергия и готовность брать на себя ответственность в критических и непредсказуемых ситуациях.
  
  За это пришлось заплатить определенную цену. Сталин ненавидел действовать в команде, если только он не был ее лидером. Был только один товарищ-коммунист, перед которым он мог бы повиноваться, и это был Ленин. Даже Ленин считал его ничтожеством. Сталин был тщеславен и чрезвычайно обидчив. Он ненавидел Троцкого. Он ненавидел всю имперскую офицерскую элиту. У него была почти жалкая потребность чувствовать, что его ценят, и, снимая фуражку с козырьком Красной Армии, он объявлял о своей отставке. Его эгоизм был таков, что он был готов игнорировать приказы, даже если они исходили от Центрального комитета или его внутренних подкомитетов. Он был крайне своенравен. Однажды определившись с курсом действий, он управлял ими так, как ему заблагорассудится. Он потратил чрезмерно много времени Центрального комитета, требуя увольнения командиров и изменения стратегии и тактики. Его применение репрессивных мер к социальным группам, враждебным советскому государству, было чрезмерным даже по стандартам коммунистического руководства в России военного времени; и еще в большей степени, чем Троцкий, он был склонен считать врагом народа любого, кто не проявлял к нему уважения.
  
  Общепринятое представление о восхождении Сталина к верховной власти не убеждает. На самом деле он не проводил большую часть своего времени в кабинетах в период гражданской войны и не укреплял свое положение в качестве выдающегося бюрократа советского государства. Безусловно, он был членом Центрального комитета партии; он также был народным комиссаром по делам национальностей. Ни на той, ни на другой должности его обязанности не ограничивались простым администрированием. По мере того, как усложнялись государственные дела, ему предоставлялись новые высокие посты. Он возглавлял комиссию по разработке Конституции РСФСР. Он стал ведущим политическим комиссаром на ряде военных фронтов в 1918-19 годах. Он регулярно участвовал в принятии решений об отношениях с Великобританией, Германией, Турцией и другими державами; и он занимался планами создания новых советских республик в Эстонии, Латвии и Литве. Он проводил расследование краха Красной армии под Пермью. Когда Центральный комитет партии создал свои собственные внутренние подкомитеты в 1919 году, он был выбран как в Политическое бюро (Политбюро), так и в Организационное бюро (Оргбюро). Ему было предложено возглавить Рабоче-крестьянскую инспекцию при ее создании в феврале 1920 года.
  
  Он был далек от того, чтобы соответствовать бюрократическому стереотипу, он был динамичным лидером, который принимал участие почти во всех основных дискуссиях по политике, военной стратегии, экономике, безопасности и международным отношениям. Ленин звонил или телеграфировал членам Политбюро всякий раз, когда в воздухе витал спорный вопрос.42 В высших государственных структурах было мало уголков, где влияние Сталина было неизвестно; и Политбюро часто обращалось к нему, когда внезапно возникала чрезвычайная ситуация. Другие великие лидеры — Ленин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Свердлов, Дзержинский и Бухарин — имели стабильные рабочие места, которые они занимали на протяжении Гражданской войны и после нее. В большинстве случаев эта работа включала публичные выступления — и Троцкий в Красной Армии делал это с удовольствием и к огромному одобрению. Был также престиж видных лидеров, участвовавших в захвате власти в октябре 1917 года: Ленин, Троцкий и Свердлов были примерами. Поскольку большевиками руководили доктринеры, престиж также рос у тех, кто писал бегло и часто. Ленин, Троцкий, Каменев, Зиновьев и Бухарин продолжали публиковать книги во время Гражданской войны. Сталин не мог конкурировать на этих аренах. Он всегда был в движении. Он был плохим оратором в любом формальном смысле и имел мало возможностей писать.
  
  Его заслуги, как правило, недооценивались, хотя он был неотъемлемой частью восходящей политической группы. Проблема заключалась в том, что ему еще предстояло осознать свою значимость в глазах группы, партии или общества в целом. Лишь изредка он позволял проявиться своему негодованию. В ноябре 1919 года он попытался уйти с поста председателя Военно-революционного совета Южного фронта. Встревоженный Ленин поспешил добиться решения Политбюро, чтобы умолять его пересмотреть. Сталин был слишком полезен, чтобы от него отказывались. И все же то, что было привлекательным для Ленина, было ужасающим для врагов большевизма. Сталин в Гражданской войне был ранней версией деспота, который спровоцировал Большой террор 1937-198 годов. Только потому, что все другие коммунистические лидеры применяли политику насилия после Октябрьской революции, его неадекватная личность не выделялась полностью. Но это не оправдание. Никого, кто был знаком со Сталиным в 1918-19 годах, не должно было удивлять его последующее ‘развитие’.
  
  
  16. ПОЛЬСКИЙ КОРИДОР
  
  
  Гражданская война в России между красными и белыми закончилась к концу 1919 года. Как только Красная Армия завоевала российские земли, захват отдаленных регионов бывшей империи был вопросом времени. Красные загнали последнюю белую армию под командованием генерала Антона Деникина на Крымский полуостров. Деникин передал свое командование П. ëтр Врангелю, который мгновенно изменил политику в отношении гражданского общества. Среди них было обещание крестьянам, что земля не будет возвращена дворянству после гражданской войны. Реальная политика была запоздалой, если белые хотели улучшить свои военные перспективы. Тем не менее материальное и тыловое положение войск под командованием Врангеля было безнадежным, если только красное политическое и военное командование не допустило фундаментальной ошибки. Люди Врангеля готовились к побегу за границу.
  
  Победа в Гражданской войне побудила коммунистических лидеров искать возможности распространить ‘советскую власть’ на Запад. У них чесались руки распространить революцию. В марте 1918 года Ленин — с помощью Сталина, Каменева, Зиновьева и Свердлова — призвал партию проявить терпение в то время, когда большинство большевиков хотели ‘революционной войны’. Но еще до военного краха Германии в ноябре 1918 года Ленин отдал приказ организовать массовые поставки призывников и зерна, чтобы Красная Армия могла нанести решающий удар по Германии.1 Экспансионистские идеи не исчезли с подписанием Брест-Литовского договора. Коммунистический интернационал (известный как Коминтерн) был создан по инициативе Ленина в Петрограде в марте 1919 года для открытия, расширения и координации деятельности коммунистических партий в Европе и по всему миру. Руководство большевистской партии в Кремле направило советников и финансистов правительствам, ненадолго созданным в Мюнхене и Будапеште, и Красная Армия была бы предоставлена, если бы позволили боевые действия в Гражданской войне в России.2 Летом 1920 года Ленин облизал губы, размышляя о ситуации в Чехословакии, Румынии, Венгрии и северной Италии. Казалось, что цепь западного капитализма в Европе наконец-то будет разорвана. Ожидалась военная кампания по "советизации" таких стран.3
  
  Действительно ли у большевистских лидеров были ресурсы, чтобы спровоцировать создание братских социалистических государств? Их ответ должен был быть отрицательным: бывшая Российская империя находилась в экономическом и административном беспорядке. Но триумф в Гражданской войне породил чрезмерную самоуверенность среди большевиков. Они проводили белых, и британские и французские экспедиционные силы были выведены. Кто мог теперь противостоять им? В их умах было и второе соображение. Советское государство было изолировано. Распространение Октябрьской революции было не просто целью: это была базовая потребность, вытекающая не только из идеологии, но и из практической дилеммы. Политбюро — и даже осторожный Сталин согласился с этим — признало, что Революция будет оставаться под угрозой, пока у нее не появятся союзные государства на Западе.
  
  Во время первых кампаний Гражданской войны оперативное допущение состояло в том, что иностранная территория начиналась на границах бывшей Российской империи. По этой причине Политбюро действовало так, как будто ожидало, что Красная Армия отвоюет пограничные земли, как только боевые действия в России будут доведены до конца. В 1920 году прогресс казался очень удовлетворительным. Азербайджан и Армения были поставлены под каблук — и Сталин и его друг Серго Орджоникидзе регулярно участвовали в стратегических и политических дискуссиях на самом высоком уровне.4 Но Балтийский регион оставался проблемой. Предпринимались попытки создать советские республики в Эстонии, Латвии и Литве; но в каждом случае происходили контрперевороты, и эти страны восстановили свою независимость в 1918-19 годах.5 Эстония установила полноценные дипломатические отношения с РСФСР в феврале 1920 года. Международная ситуация была нестабильной. Большевики не воспринимали западные пограничные районы, так же как и южные, как чужие места, и Сталин придерживался этой точки зрения с заметным упорством.6 Но то, что случилось с такими странами, будет зависеть от того, что произошло в более широких рамках войны и мира в Европе. Большевистским лидерам пришлось принять решение о постоянной политике.
  
  Ситуация достигла апогея в результате вооруженного конфликта между Польшей и РСФСР. Столкновения происходили в разгар гражданской войны, и польский главнокомандующий Йозеф Пи łсудский давно стремился к созданию федеративного союза с Украиной. Весной 1920 года П.И. Судский нанес удар вглубь территории Украины. 7 мая его войска заняли Киев, застав врасплох офицеров Красной Армии, ожидавших на автобусных остановках. Совнарком призвал к отечественной оборонительной войне. Верховное военное командование принял Сергей Каменев, а его главным командующим фронтом был двадцатипятилетний Михаил Тухачевский. Добровольцев встали под знамена Красной Армии. Киев был отбит 10 июня и, после соглашения с литовским правительством, совместным наступлением был захвачен Вильнюс и передан Литве. Наступлению красных практически не встретилось сопротивления. Британское правительство предупредило советское руководство, чтобы оно остановило свои войска, но Центральный комитет партии 16 июля принял стратегическое решение перенести войну на польскую территорию, и Ленин сообщил об этом Сталину и другим в тот же день.7 (Сталин, находившийся в Харькове на востоке Украины, не смог присутствовать.)8 Военное командование Западного фронта готовилось форсировать реку Буг и двигаться на Варшаву. Европейская социалистическая революция манила к себе, и 23 июля Политбюро учредило Временный польский революционный комитет под руководством Юлиана Маршлевского.9
  
  Британское правительство пыталось предотвратить распространение коммунизма, призывая к мирным переговорам и предлагая установить новую границу между советским государством и Польшей. Это была Линия Керзона, названная в честь министра иностранных дел Великобритании в 1920 году. Продвижение Красной Армии в центральную Европу должно было быть остановлено. Политбюро более серьезно отнеслось к подобным инициативам в начале войны, когда казалось, что Пьер Судский одерживает победу. Но стремительный марш красных по Украине изменил позицию Ленина, и он начал выступать за вторжение в Польшу.
  
  Сталин был без энтузиазма. Все лето он предупреждал о возрождении военного потенциала белых в Крыму и сомневался в разумности нападения на поляков, пока Врангель оставался угрозой.10 Даже Троцкий и Радек, выступавшие против Ленина из-за Брест-Литовска, были смущены позицией Ленина.11 Возражения Сталина не ограничивались его хроническим скептицизмом по поводу европейской социалистической революции и его озабоченностью Врангелем. Он сомневался в том, что Красная Армия была должным образом скоординирована и организована. Он беспокоился о протяженности и прочности линий снабжения.В 12 от своей базы с красными войсками на Украине у него были основания думать, что он знает, о чем пишет. Советское государство было защищено от нападения белых. Планы военного прорыва в Польшу и Германию были нереалистичны. Сталин неоднократно упоминал об опасности, исходившей от Врангеля из Крыма.13 Он также напомнил Ленину, что нельзя недооценивать силу национализма среди польского рабочего класса. Сталин был удивлен тем, что Ленин, обычно его союзник по национальному вопросу, не почувствовал опасности, ожидающей Красную Армию в этом отношении. Он хотел, чтобы к решению о войне или мире с Польшей применялась осторожность, использованная в Брест-Литовске в 1918 году.
  
  Ленину нельзя было помешать. Он никогда не рассматривал революционную войну как грубую завоевательную войну. Скорее, это было его предположение, что рабочие по всей Европе должны были восстать в поддержку Красной Армии. Он ожидал, что левые элементы в европейских социалистических партиях встанут на сторону коммунистов и будут устранены препятствия к созданию революционных правительств. В Красной Армии было всего тридцать пять дивизий. Императорская армия собрала почти сто дивизий против Германии и Австро–Венгрии в начале Первой мировой войны. Ленин отмел это в сторону. Классовый конфликт в Европе с лихвой восполнил бы недостатки Красной армии. Жребий был брошен Политбюро. Варшава была бы взята, и путь был бы расчищен для наступления на Берлин, где, как верил Ленин, красные обнаружили бы политический беспорядок, которым они могли бы воспользоваться. Немецкие коммунисты должны заключить союз с немецкими крайне правыми, чтобы отменить Версальский договор 1919 года, по которому у Германии были отобраны территории и колонии, наложены крупные репарации и ограничено ее военное восстановление. Тогда они должны были бы обратиться против своих правых врагов, и было бы установлено революционное государство.14
  
  Проиграв дискуссию на большом расстоянии от Политбюро, Сталин принял решение. Действительно, у него появилось стремление проявить себя в предвыборной кампании. В предыдущие месяцы он потратил много времени на очередной спор о своем назначении и связанных с ним обязанностях. В ноябре 1919 года он предпринял характерную попытку запугать Ленина и Политбюро, пригрозив уйти в отставку.15 Его объяснение было более красочным, чем обычно: "Без этого моя работа на Южном фронте станет бессмысленной и ненужной, что дает мне право или, скорее, обязанность уехать куда угодно — даже к дьяволу, — лишь бы не оставаться на Южном фронте".16 Политбюро, уже привыкшее к его вспышкам гнева, отвергло его ультиматум.17 В январе 1920 года Южный фронт был преобразован в Юго-Западный фронт с задачей защиты Украины как от поляков, так и от крымских войск Врангеля. Но Сталина в феврале перевели на Кавказский фронт. Ему это не понравилось;18 он хотел действовать там, где судьба Революции находилась под серьезной угрозой: его возмущало, что к нему относились как к человеку с Кавказа, чей опыт ограничивался кавказскими делами. 26 мая упорство Сталина было вознаграждено, когда его направили на Юго-Западный фронт, где ожидались бои с поляками.
  
  12 июля Ленин отправил ему послание в Харьков:19
  
  
  Я прошу Сталина 1) ускорить подготовку к бешеной интенсификации наступления; 2) сообщить мне его (Сталина) мнение. Я лично считаю, что [предложение Керзона] - это чистое надувательство с идеей аннексии Крыма.
  
  
  Ранее скептически относившийся к польской кампании, Сталин телеграфировал о своем эйфорическом согласии:20
  
  
  Польские армии полностью разваливаются, поляки потеряли свои связи и администрацию, а польские приказы, вместо того чтобы поступать по их адресу, все чаще попадают в наши руки; короче говоря, поляки переживают крах, от которого они не скоро оправятся.
  
  
  Сталин высмеял предложение лорда Керзона о перемирии, за которым последовали мирные переговоры в Лондоне:21
  
  
  Я думаю, что империализм никогда не был так слаб, как сейчас, во время поражения Польши, и мы никогда не были так сильны, как сейчас. Поэтому, чем тверже мы будем себя вести, тем лучше будет и для нас, и для международной революции. Отправьте решение Политбюро.
  
  
  Ленин и Сталин, сторонники осторожности в Брест-Литовске в 1918 году, стали поджигателями войны в большевистском руководстве.
  
  По мнению Сталина, было крайне важно ‘использовать максимум, что мы можем’, прежде чем могло произойти какое-либо прекращение огня. Он намеревался захватить Львов óвт.22 Это было его личным предпочтением: падение Львова ó Вт не только пошло бы на пользу советскому делу, но и принесло бы ему славу завоевателя города. Проблема заключалась в том, что, как и предупреждал Сталин, силы Врангеля оставались серьезной угрозой. Сталин обычно призывал к политике расстрела военнопленных белых офицеров до единого.23 Узнав, что дела Красной Армии в Крыму идут неважно,24 он приписал эту неудачу трусости советского главнокомандующего Сергея Каменева. Его мысли были сосредоточены на славе в Польше, когда он и его командный состав продвигались на запад.25
  
  Сталин и Ленин также предприняли предварительное планирование того типа Европы, который они рассчитывали организовать, когда произойдет захват власти социалистами. От их грандиозных замыслов захватывает дух. Перед Вторым конгрессом Коминтерна Ленин настаивал на необходимости всеобщей федерации, включающей Германию, и он ясно дал понять, что хочет, чтобы экономикой такой федерации ‘управлял единый орган’. Сталин отверг это как непрактичное:26
  
  
  Если вы думаете, что когда-нибудь добьетесь вступления Германии в федерацию с теми же правами, что и Украина, вы ошибаетесь. Если вы думаете, что даже Польша, которая была создана как буржуазное государство со всеми его атрибутами, вошла бы в Союз с теми же правами, что и Украина, вы ошибаетесь.
  
  
  Ленин был разгневан. Смысл комментария Сталина заключался в том, что соображения национальной гордости побудят Россию и Германию оставаться отдельными государствами в обозримом будущем. Ленин послал ему "письмо с угрозами", в котором обвинил его в шовинизме.27 Целью Ленина было создание Союза советских республик Европы и Азии. Его видение ‘европейской социалистической революции’ не менялось с 1917 года. Но Сталин стоял на своем. Политбюро должно было признать реалии государственности, если распространение социализма в Европе должно было увенчаться успехом.
  
  Эти обсуждения были гипотетическими, поскольку Красная армия еще не вошла в Польшу, не говоря уже о создании революционного правительства в Варшаве. Сам Сталин стал причиной одной из оперативных загвоздок. Это произошло, когда он приказал своим военным и политическим подчиненным рассматривать Lw ów как их приоритет. Он не упомянул, что такое командование нарушило бы общий стратегический план, одобренный Троцким и Тухачевским во время предвыборной кампании и Лениным в Москве. Сталин игнорировал приоритет, отдаваемый этими другими захвату Варшавы; вместо этого он отвел вооруженные силы Юго-Западного фронта от линии сближения с войсками Западного фронта.
  
  Битва за Варшаву происходила на четырех участках. Продолжавшаяся с 12 по 25 августа, она решила исход войны.28 Первоначальный план Тухачевского состоял в том, чтобы атаковать еще раньше, прежде чем поляки успеют перегруппироваться для защиты своей столицы. Его потери были значительными. Поставки и подкрепления вряд ли ожидались. Измученная Красная Армия, преследуемая польскими жителями, должна была одержать очень быструю победу, иначе потеряет все.29 ПиłСудский ухватился за свой шанс. На последовательных участках он отражал наступление красных. Сергей Каменев, Верховный Главнокомандующий, планировал наступать на двух фронтах: Западном под командованием Тухачевского и Смилги и Юго-Западном под командованием Егорова и Сталина. Каменеву не удалось скоординировать их. Юго-Западному фронту по-прежнему было поручено защищать советское государство от Врангеля из Крыма: поэтому он был направлен сразу в двух разных направлениях. Более того, 22 июля Егоров указал направление своего марша на Люблин и Lw ów и ежедневно увеличивал разрыв между собой и Тухачевским. Это был путь к путанице и спорам, а Сталин никогда не был тем, кто воздерживался от усугубления сложной ситуации.
  
  Красная армия остро нуждалась в пересмотренном стратегическом плане. Такой план мог быть разработан только на самом высоком политическом уровне. 2 августа Политбюро решило разделить Юго-Западный фронт на две части и передать половину своих сил Западному фронту, а другую половину - реформированному Южному фронту, которому было поручено защищать Украину от Врангеля.30 Однако никаких действий не последовало до 14 августа, когда Сергей Каменев отдал приказ о немедленной переброске войск с Юго-Западного фронта.31
  
  Непрактичность предписания Каменева привела Сталина в ярость. Егоров и Сталин уже были вовлечены в наступление на Львов еще до начала битвы за Варшаву. Хотя расстояние между Варшавой и Львовом по прямой составляет двести миль, география региона делала невозможными быстрые передвижения войск. Местность была болотистой и бездорожной. Жители Польши почти поголовно относились враждебно к красным, которых считали еще одной силой русского вторжения. Сталин, который всегда был скор на критику профессиональных военных, унаследованных от императораАрмия, недвусмысленно сказал Каменеву: "Ваш приказ бессмысленно расстраивает операции Юго-Западного фронта, который уже начал свое наступление".32 Когда Егоров послушно выполнил приказ Каменева, Сталин отказался отменить последнюю диспозицию и оставил эту задачу своему заместителю Р. Берзиньшу.33, но кавалерийская армия сподвижника Сталина Семенова была активно вовлечена в бои в окрестностях, и только 20 августа наступление на Львов было прекращено.#243;w К тому времени битва за Варшаву приближалась к своему катастрофическому завершению для Тухачевского и Западного фронта.
  
  То, что Сталин вел себя буйно, реагируя на изменение стратегии, бесспорно. Но вскоре его обвинили в чем-то более серьезном. Поговаривали, что одержимость военной славой заставила его утаить войска от Тухачевского. Поэтому он оказался виновником поражения красных. Это слишком строгий приговор. На самом деле он не блокировал переброску войск: он просто отказался поставить свою личную контрподпись. Конечно, он не был невиновен. 12 августа он поддержал развертывание Кавалерийской армии против Lw ów, несмотря на то, что знал о намерении Политбюро разделить силы Юго-Западного фронта между Западным и Южным фронтами. Даже в этом случае маловероятно, что силы, переданные Западному фронту, достигли бы Варшавы вовремя для сражения, даже если бы Сталин не одобрил операцию "ЛВ".34 Однако, не нарушая субординации, он, несомненно, многое сделал — и, должно быть, сделал это сознательно — для того, чтобы Каменев и Тухачевский практически не смогли осуществить какие-либо дальнейшие передислокации сил Юго-Западного фронта. В этом отношении он действовал так же, как и на протяжении всей Гражданской войны. Он вел себя так, как будто обладал монополией на суждения военных и что те, кто выступал против него, были либо дураками, либо мошенниками.
  
  К тому времени, когда осада Львова была снята, Сталин был далеко. Вернувшись в Москву на заседание Политбюро 19 августа, он в ярости пытался оправдаться. Присутствовали и Ленин, и Троцкий. Бои перед Варшавой продолжались; Врангель продвигался из Крыма на север. В то же время у красных частей на Кавказском фронте появилась возможность продвигаться через Азербайджан в Персию. Вся военная ситуация менялась в трех направлениях. Пунктом номер один, однако, была стратегическая неразбериха, оставшаяся после Lw ów . Сталин решил, что политическая атака - лучшая форма защиты: он подверг критике всю кампанию. Он подчеркнул пренебрежение, которому подверглись армии, противостоящие Врангелю, и отметил, что результатом может стать возобновление Гражданской войны в России. Его стремительный натиск привел к результату; ибо, несмотря на контрдонесение Троцкого, Политбюро решило "признать фронт Врангеля главным".35 За неделю, когда судьба польской кампании была на волоске, это была необычная фраза. По внешним признакам, Сталин разгромил своего врага Троцкого в Политбюро и обеспечил стратегическую переориентацию, за которую он выступал.
  
  И все же его триумф был не тем, чем казался. В Политбюро не было признания того, что планы и поведение Сталина в советско–польской войне были адекватными. Ленин и Троцкий продолжали обвинять его. Намек на остроту спора был дан пунктом ниже по списку повестки дня, который касался позиции Сталина. После некоторого обсуждения ему был официально предоставлен двухнедельный отпуск.36 В очередной раз он заявлял об истощении и, без сомнения, чувствовал, что его недооценивают. Это была модель поведения, сложившаяся во время Гражданской войны всякий раз, когда ему не удавалось добиться своего.37
  
  Гнев Сталина продолжал закипать. Он не взял отпуск38 года и не отказался от своего дела против Верховного командования и его покровителя Троцкого. Он чувствовал себя униженным, и когда 1 сентября он вернулся в Политбюро, он потребовал собственного отстранения от ‘военной деятельности’. Никто всерьез не ожидал, что он будет служить в Красной Армии после окончания военных действий в Польше; но просьба была удовлетворена, и Сталин покинул Военно-революционный совет Республики.39 Он жаждал стать членом с момента его создания. Но он больше не стал бы участвовать в ней, если бы его совет был отвергнут. Он отказывался забывать то, что он считал оскорблениями, от которых он страдал. На том же заседании Политбюро состоялось поспешное обсуждение внешней политики, и Троцкий успешно предложил "политику компромиссного мира с Польшей".40 Для Сталина это было тяжело перенести. Троцкий и Верховное командование были в его глазах ответственны за бесхозяйственность в войне. Теперь Троцкий, очевидно, хотел насладиться похвалами мирного времени. Сталин предостерегал против всей польской кампании. Он забил тревогу по поводу Врангеля. Его попросили вести два военных фронта, как если бы они были одним, а затем попросили вести еще один фронт.
  
  На несколько дней он погрузился в те дела, за которые его больше всего уважали до Гражданской войны. Политбюро по его наущению планировало обратиться к коренным народам Кавказа за счет казаков. Решение было принято в принципе, и Сталину было предложено контролировать выполнение от имени Москвы.41 Он также взял на себя ответственность за сложное башкирское дело. Башкирский революционный комитет проявил нелояльность к советскому государству, и несколько членов были арестованы. Сталин предложил перевести их в Москву для допроса.42 Это была важная политическая работа. Но в то же время Сталин не хотел, чтобы его знали как грузина, специализирующегося на национальном вопросе. Он сам принадлежал к Центральному Комитету и Совнаркому и хотел, чтобы это признавалось. У него были свои взгляды на общую политику. Он чувствовал, что знает о политике и обществе в провинции столько же, сколько кто-либо другой. Негодование росло, как ржавчина на железном гвозде. Как и все в Политбюро, он также ощущал физическое и эмоциональное воздействие своих усилий последних нескольких лет. В отличие от других, он чувствовал, что его недооценивают. Ничто не указывало на то, что по мере приближения ДЕВЯТОЙ партийной конференции его чувства будут щадиться.
  
  Ленин прибыл на Конференцию 22 сентября и продемонстрировал непривычное раскаяние. Нужно было посмотреть правде в глаза: это было ‘глубокое поражение, катастрофическая ситуация’. Секретный проект ‘советизации Польши’ обернулся катастрофой. Красную Армию, вместо того чтобы приветствовать польские рабочие и крестьяне, отбросил ‘патриотический подъем’. Так как же произошел просчет? Ленин признал, что он думал, что Германия кипит и что Польша будет просто плацдармом на пути к Берлину. Он также признал: "Я ни в малейшей степени не претендую на знание военной науки’. Он признал, что перед Красной Армией была поставлена невыполнимая задача. Вероятно, Политбюро следовало принять предложение Керзона и договориться о мире. Лучшим вариантом было подать в суд на заключение договора и ждать поворота событий "при первой удобной возможности".43
  
  Последняя отставка Сталина была чересчур тяжелой для напряженного Ленина. Властность и непостоянство Сталина казались чрезмерными; Троцкий, напротив, казался, по крайней мере, надежным в условиях кризиса. Троцкий воспользовался своим шансом и резко раскритиковал заслуги Сталина в советско–польской войне и обвинил его в "стратегических ошибках".44 Информация от вернувшихся политических комиссаров подтвердила это обвинение, и Ленин повторил его на первых заседаниях.45 Политбюро было раскрыто как гнездо зависти и критики. Нескольким присутствующим было известно, что Ленин был менее чем откровенен о своей собственной роли в déb âcle. Основной ошибкой вообще было вторжение в Польшу, и это была в первую очередь ошибка Ленина. Действительно, Троцкий и Сталин предупреждали его о возможных последствиях. Троцкий утверждал, что Красная армия уже истощена, Сталин - что поляки восстанут против вторжения.46 Некоторые делегаты Конференции действительно напрямую критиковали Ленина, и заседание закончилось яростным спором. Когда на следующий день слушания были возобновлены, Сталин настоял на праве на ответ. Это была краткая речь. Отметив, что он с самого начала выражал сомнения по поводу вторжения, он не стал оправдываться за свое поведение во время предвыборной кампании, и Конференция перешла к другим вопросам.47
  
  С точки зрения Сталина, это было очень неудовлетворительно. У него был шанс доказать свою правоту, но в последний момент он его упустил. И долговременный эффект заключался в том, что главную ответственность за катастрофическую кампанию в Польше возложили исключительно на него самого. В прошлом между ними возникали ожесточенные споры. Решение о захвате власти в октябре 1917 года и отказ от создания в ноябре 1917 года правительства широкой социалистической коалиции вызвали возмущение в Центральном комитете, и в течение нескольких недель ряд членов Центрального комитета отказывались входить в правительство вместе с Лениным. Спор в Брест-Литовске был еще более шумным: Бухарин и его сторонники всерьез подумывали о формировании правительства без Ленина. Но спор по поводу советско–польской войны внес новый элемент. Сталина, ведущего члена правящей группы, обвинили в неподчинении, личных амбициях и военной некомпетентности. Это был замечательный список недостатков.
  
  Нерешительную реакцию Сталина трудно объяснить. Он был чрезвычайно гордым человеком. Он был слишком ревнив — ревнив до непомерной степени. Он глубоко обижался на критику и легко поддавался пренебрежению. Он также был очень драчливым. Так почему же он решил пробормотать несколько слов о предыстории вторжения, а затем вернуться на свое место? Если бы сапог был на другой ноге, ни Ленин, ни Троцкий не преминули бы произнести длинную речь в самооправдание.48 Вероятно, Сталин чувствовал себя на слабой почве и в последнюю минуту потерял уверенность в себе. Были неопровержимые доказательства того, что он вел себя плохо, и в любом случае это был не первый раз, когда упоминалось о его упрямстве. На Восьмом съезде партии Ленин сделал ему выговор за использование тактики, которая привела к гибели слишком большого числа солдат Красной армии.49 Разница на Девятой партийной конференции заключалась в том, что о нем не было сказано ничего положительного, чтобы уравновесить негативное. Он был опозорен; никто из его друзей не потрудился выступить от его имени. Он не видел смысла продлевать свои страдания, затягивая дискуссию. Он терпеть не мог, когда его видели нытиком.50 Его постоянной потребностью было казаться жестким, решительным и практичным.
  
  И все же он не собирался прощать и забывать. Обвинение Троцкого добавило еще одну обиду к списку причин для раздумий Сталина. Единственное, что удивительно в этом эпизоде, это то, что он не питал неприязни к Ленину. Сталин продолжал до конца своих дней выражать восхищение им. Высказывались сомнения в том, что Сталин рассматривал Ленина не только как героя, но и как заместителя отца, которому следует подражать.51 Это выходит за рамки доказательств. Было много случаев до и после октября 1917 года, когда Сталин яростно конфликтовал с Лениным. Но в его фундаментальном уважении к Ленину серьезных сомнений нет. Не было ни почтения, ни тем более подобострастия; но Сталин освободил Ленина от обращения, которое он приберегал для остальной части человечества, — и он выжидал удобного момента, чтобы отомстить Троцкому.
  
  
  17. С ЛЕНИНЫМ
  
  
  Разногласия между Лениным и Сталиным рассеялись, как снег на солнце. Причина была политической. В ноябре 1920 года Троцкий напал на советские профсоюзы, и внезапно Ленину понадобилась помощь Сталина. Традиционному профсоюзному движению, по словам Троцкого, не было места в революционном государстве; его аргументация заключалась в том, что Совнарком защищал интересы трудящихся и что профсоюзы должны быть конституционно подчинены его командам. Это предложение разозлило рабочую оппозицию, которая проводила кампанию за то, чтобы дать рабочему классу возможность контролировать фабрики, шахты и другие предприятия. Ленин возражал против рабочей оппозиции и на практике ожидал, что профсоюзы будут подчиняться партии и правительству. И все же требование Троцкого о формальном введении такого порядка без необходимости оскорбило бы рабочих. Ленин тщетно пытался заставить Троцкого отступить. Фракции собрались вокруг Троцкого и Ленина, когда они писали яростные брошюры и выступали на шумных собраниях. Хотя Бухарин сформировал ‘буферную группу’ между двумя сторонами, эта группа тоже стала фракцией. В бой вступила не только рабочая оппозиция, но и демократические централисты (которые с 1919 года вели кампанию за восстановление демократических процедур в партийной жизни). Партия была охвачена ожесточенным конфликтом, длившимся долгую зиму 1920-1.
  
  Ленин привлек Сталина для организации сторонников в провинциях. Сталин выполнял функцию, выполненную Свердловым во время Брест-Литовского конфликта в 1918 году. Особое усилие было приложено для дискредитации других фракций. Правила партии были нарушены, но не попраны; Ленин знал, что Сталин, которого он дразнил как "дикого фракционера", сделает все необходимое для победы.1 Секретариатом Центрального комитета руководили Преображенский, Крестинский и Серебряков, которые симпатизировали Троцкому и Бухарину. Поэтому Сталин послал доверенных сторонников Ленина в провинцию, чтобы привлечь к себе сторонников и указать, как организовать кампанию против Троцкого. Пока Сталин устраивал дела в Москве, Зиновьев путешествовал по стране, выступая с речами от имени Ленина. Троцкий совершил аналогичное путешествие; но по мере приближения Десятого съезда партии в марте 1921 года стало ясно, что победа будет за ленинцами. Сталин координировал работу фракции, когда ее делегаты собрались в Москве. Ленинцы составили свой собственный список кандидатов для избрания в Центральный комитет. Это было отрадно для Сталина. Троцкий, который был на хорошем счету у Ленина во время советско–польской войны, попал в немилость.
  
  Фракционность отвлекла большевиков от осознания фундаментальной угрозы их власти. Взбунтовались гарнизоны войск. Фабричные рабочие в главных промышленных городах России объявили забастовку. И по всему государству были проблемы с крестьянством. Целые провинции на Украине, в Поволжье и Западной Сибири восстали против диктатуры большевистской партии. Требования мятежников, забастовщиков и деревенских бойцов были в целом одинаковыми. Они хотели многопартийной демократии и прекращения реквизиций зерна. Восстание в Тамбовской губернии крестьянство наконец образумило Политбюро, и 8 февраля 1921 года его члены приняли решение о важном изменении политики. Реквизиции зерна должны были быть заменены поэтапным налогом натурой. Крестьянам было бы предоставлено торговать остатками своего урожая на местных рынках. Эта новая экономическая политика ослабила бы недовольство сельских жителей и позволила бы Красной Армии подавлять восстания. Политических уступок не было: целью было спасти советское государство в его существующей форме от разрушения. Была создана комиссия для разработки полной политики для рассмотрения на Десятом съезде партии. В Политбюро не было разногласий. Чтобы избежать катастрофы, необходимо было изменить меры.
  
  Партийный съезд, начавшийся 8 марта, прошел на удивление спокойно. Новая экономическая политика (или НЭП) в ее зачаточной форме была одобрена почти единогласно, и ленинцы без труда выиграли дебаты о профсоюзах. Сталин организовал фракцию, когда сторонники прибыли в Москву. Критике со стороны рабочей оппозиции был дан легкий отпор; ни Александру Шляпникову, ни Александре Коллонтай не удалось расшевелить Конгресс призывами к рабочему классу оказывать большее прямое влияние на политику в Кремле и на условия на рабочем месте. Причина легкой победы Фракция Ленина имела мало общего с возвышением Ленина или хитростью Сталина.2 28 февраля морской гарнизон Кронштадта, расположенный в тридцати пяти милях от петроградского побережья, поднял мятеж. Эти моряки в 1917 году были среди самых ярых сторонников партии. Мятеж потряс Конгресс, заставив признать, что весь советский режим находился под серьезной угрозой. Делегаты Конгресса добровольно присоединились к войскам, посланным для подавления Кронштадтцев. Троцкий возглавил военное наступление на Кронштадт. Единство было всем. Ленину практически никто не возражал, когда он заявил, что НЭП — отступление от экономической системы времен гражданской войны, которая стала известна как "Военный коммунизм’, — должен сопровождаться политическими репрессиями. Никакая фракционная деятельность в партии не была бы разрешена, и все фракции должны были самораспуститься.
  
  После съезда Ленин попросил Сталина обеспечить контроль ленинской группы над центральным партийным аппаратом. Из-за других его обязанностей — в Политбюро, Оргбюро, Народном комиссариате по делам национальностей и рабоче-крестьянской инспекции — это не должно было стать его первоочередной задачей, но существенно увеличило бы его объем работы. Он с некоторой неохотой согласился руководить отделом агитации и пропаганды в Секретариате Центрального комитета.3
  
  Однако этот аспект политической деятельности был жизненно важен для правящей партии в государстве, нацеленном на навязывание единой идеологии. Среди проблем было большое количество задействованных институтов. Самым влиятельным был Народный комиссариат просвещения, заместителем руководителя которого была жена Ленина Надежда Крупская. Возмущенная попыткой Сталина утвердить авторитет партии, она обратилась к Ленину. Сталин прямо написал Ленину:4
  
  
  То, с чем мы здесь имеем дело, является либо недоразумением, либо случайным подходом… Я истолковал сегодняшнюю вашу записку на мое имя (в Политбюро) как то, что вы ставите вопрос о моем уходе из отдела агитпропа. Вы помните, что эта работа в агитации и пропаганде была навязана мне (я не искал ее). Из этого следует, что я не должен возражать против своего собственного ухода. Но если вы задаете вопрос именно сейчас, в связи с описанными выше недоразумениями, вы поставите и себя, и меня в неловкое положение — Троцкий и другие подумают, что вы делаете это ‘ради Крупской’ и что вы требуете ‘жертвы’, что я готов быть ‘жертвой’ и т.д. — что нежелательно.
  
  
  Терпение Сталина лопнуло. Это было очевидно из его одновременной просьбы уйти в отставку из Народного комиссариата по делам национальностей.5 Он хотел и нуждался в том, чтобы его ценили. Просьба об отставке была его обычным способом сигнализировать об этом. Ленин понял код и пошел на попятную. Сталин был слишком важным членом своей команды, чтобы ему позволили уйти.
  
  Ленин не доверял Троцкому после профсоюзного спора. Его также беспокоило то, что Троцкий хотел усилить влияние государственного экономического планирования в условиях НЭПА. Троцкий был не единственной проблемой для Ленина; все центральное руководство осложняло ему жизнь. Когда даже глава советского профсоюзного движения Михаил Томский отказался следовать линии партии, Ленин призвал к его исключению из Центрального комитета.6 Руководящая группа не была столь раздробленной с 1918 года. Когда просьба Ленина была отклонена, он был в растерянности и не возражал сказать об этом. Плохое состояние здоровья нескольких его товарищей, поскольку огромное физическое напряжение последних лет сказалось, усугубило ситуацию. У Зиновьева было два сердечных приступа. У Каменева было хроническое заболевание сердца. Бухарин был очень болен, а Сталин страдал от аппендицита. В отсутствие этих решительных сторонников НЭПА Ленину одному пришлось осуществлять меры, принятые Политбюро.7 Он очень хотел, чтобы Сталин снова был на его стороне. Завербовав его на сторону ленинцев в профсоюзном споре, Ленин поддержал предложение назначить его генеральным секретарем Российской коммунистической партии.
  
  Год, проведенный Молотовым во главе Секретариата, не был успешным;8 действительно, после смерти Свердлова в марте 1919 года никто не справлялся с этой работой.9 Ленин был разочарован. Он и Молотов регулярно вступали в сговор на заседаниях Центрального комитета. Передавая сообщение Молотову, он приказал: ‘Вы собираетесь выступить с речью — что ж, высказывайтесь как можно резче против Троцкого!’ Он добавил: ‘Разорвите эту записку!’ Последовала яростная ссора между Молотовым и Троцким, который знал, что Молотова подставили.10 В 1921 году у Ленина возникли проблемы со здоровьем. Он сомневался в способности Молотова обуздать Троцкого в его отсутствие. Ленин пришел к выводу, что в партийном оргбюро и Секретариате следует установить более жесткий контроль.
  
  Именно в такой атмосфере на Одиннадцатом съезде партии в марте–апреле 1922 года неофициально обсуждалась кандидатура Сталина на пост Генерального секретаря партии с Вячеславом Молотовым и Валерьяном Куйбышевым в качестве его помощников-секретарей. Евгений Преображенский, один из союзников Троцкого, предвидел, что грядет. Заняв трибуну, он возмутился многочисленностью должностей Сталина.11 Преображенский жаловался на то, как Сталин накапливал чрезмерную центральную власть; но прежде всего он утверждал, что человек с таким количеством постов не мог эффективно выполнять все свои функции. Во всяком случае, на Съезде не было официального решения о должности генерального секретаря; и когда этот вопрос обсуждался на следующем пленуме Центрального комитета 3 апреля, была подана жалоба на то, что Ленин и его близкие соратники предвосхитили дебаты, согласившись назначить на эту должность Сталина. По-видимому, Ленин написал "Генеральный секретарь" рядом с именем Сталина в списке кандидатов, которые он выдвинул для избрания в Центральный комитет.12 Но Каменев сгладил ситуацию, и назначение Сталина было подтверждено при условии, что он делегирует гораздо больше полномочий своим заместителям в Рабоче-крестьянской инспекции (или Рабкрине) и Комиссариате по делам национальностей. Партия должна была быть на первом месте.13
  
  Традиционно предполагалось, что Сталин был назначен на этот пост, потому что он был опытным бюрократом с необычной способностью не скучать от административной работы. Факты этого не подтверждают. Он был редактором Правды в 1917 году и близким человеком Ленина, определявшим политику, сразу после Октябрьской революции. Он провел большую часть Гражданской войны в качестве политического комиссара. В 1920 году он участвовал в военной кампании на Украине и в Польше; и хотя в Москве у него были посты в партийном оргбюро, Народном комиссариате по делам национальностей и рабкрине, у него никогда не было много времени, чтобы уделять им. Более того, Сталин был известен своим беспокойством, когда административные совещания в столице затягивались. Но, конечно, ему пришлось пережить многие из них, как и Ленину, Каменеву, Зиновьеву, Троцкому и другим лидерам. Они возглавляли государство, которое еще не было консолидировано. Если бы они не следили за выполнением административных решений и надзором за ними в той же степени, что и за формированием политики, государство развалилось бы еще до того, как они были приняты. Причина, по которой Ленин выбрал Сталина, была не столько административной, сколько политической. Он хотел, чтобы один из его союзников занял пост, имеющий решающее значение для поддержания его политики.
  
  Ленин подчеркивал, что должность генерального секретаря не была эквивалентна высшему руководству партии и что у партии никогда не было председателя.14 Он был мягкотел. Он имел в виду, что он сам останется единственным доминирующим лидером. Ленин и Сталин много раз ссорились до, во время и после Октябрьской революции.15 Это было нормой в Центральном комитете. Ленин был уверен, что он не потеряет контроль над ситуацией.
  
  Сталин согласился с широкими линиями НЭПА. Он не считал себя простым администратором и свободно высказывал свое мнение по всему спектру дебатов внутри руководства; и, вопреки более поздним представлениям о нем, его осторожность во внешней политике не примиряла его с полным воздержанием от риска за границей. Даже после заключения англо-советского договора в марте 1921 года он выступал за отправку военных инструкторов и поставок в Афганистан с целью подрыва Британской империи.16 Он также продолжал рассматривать новые прибалтийские государства — особенно Латвию и Эстонию — как территории, незаконно отторгнутые от России, "которые входят в наш арсенал как неотъемлемые элементы, жизненно важные для восстановления экономики России".17 Ложна идея о том, что Сталина вряд ли могло меньше волновать, если бы советское государство оставалось постоянно изолированным. Он принимал изоляцию как факт политической и военной жизни, который еще нельзя было изменить. В такой ситуации, по его мнению, Политбюро должно было продолжать послевоенное восстановление как можно лучше до тех пор, пока не появятся новые революционные возможности за рубежом. Такой его позиция оставалась и в последующие годы.
  
  Но Сталин, как и Ленин, хотел избежать неприятностей в обозримом будущем. Ленин увидел шанс для советского государства прийти к взаимопониманию с Германией. Переговоры между европейскими державами были созваны в Генуе на севере Италии. К РСФСР и Германии относились как к государствам-изгоям, и Ленин предпринял попытки заключить между ними отдельный торговый договор. Он был должным образом подписан в близлежащем Рапалло в апреле 1922 года. Оба государства имели в виду нечто большее, чем просто торговлю. Германия, которой Версальский договор помешал перевооружиться, организовала испытания военной техники и тайную подготовку армейских подразделений на советской земле. Другие члены Политбюро, особенно Зиновьев, неохотно признавали, что ‘революционный подъем’ в Европе пошел на убыль. Несмотря на Рапалльский мирный договор, Коминтерн в 1923 году по указке Зиновьева поощрил вооруженное восстание против германского правительства в шестую годовщину захвата власти большевиками в Петрограде. Сталин не имел никакого отношения к подобным авантюрам.
  
  Однако рабочее соглашение между Лениным и Сталиным уже подверглось серьезному испытанию. Поводом послужило внезапное ухудшение здоровья Ленина 25 мая 1922 года, когда он перенес обширный инсульт, восстанавливаясь после операции по извлечению пули, застрявшей у него в шее после покушения на его жизнь в августе 1918 года. Ленин потерял подвижность правой стороны тела; он не мог ясно говорить, и его разум был явно спутан. Группы врачей, в том числе хорошо оплачиваемые специалисты, привезенные из Германии, консультировались между собой о природе болезни Ленина. Мнения разделились. Среди рассматриваемых возможностей были наследственные заболевания сердца, сифилис, неврастения и даже последствия недавней операции на шее. Были времена, когда Ленин полностью терял надежду и думал, что его ‘песня спета’. Но с помощью своей жены Нади и сестры Марии Ульяновой он психологически взял себя в руки. Он принимал посетителей, чтобы быть в курсе государственных дел.
  
  На посту генерального секретаря Сталин был самым частым из них. Он не был другом. Ленин был невысокого мнения о нем вне их политических отношений. Он сказал Марии, что Сталин был ‘неразумным’. Он также сказал, что Сталин был "азиатом". Ленин также не мог мириться с тем, как Сталин жевал свою трубку.18 Ленин был привередливым человеком, типичным для своего профессионального класса; он ожидал, что товарищи будут вести себя с вежливостью европейского среднего класса. Он обратился к языку национального превосходства. Сталин был не просто грузином, но выходцем с Востока, неевропейцем и, следовательно, низшим. Ленин не сознавал своих предрассудков: они проявлялись только тогда, когда он терял бдительность. Эти предрассудки способствовали тому, что до тех пор он не мог понять, что Сталин может быть ведущим кандидатом на его место. Когда Ленин думал о власти в партиях, у него была склонность предполагать, что только те, кто хорошо укоренен в доктрине, имели большие шансы. Он полагал, что единственными фигурами, заслуживающими внимания в любой партии, были ее теоретики. Классическим примером была его одержимость Карлом Каутским. Как до, так и во время Великой войны он переоценивал влияние Каутского на немецкое марксистское движение. Хотя Каутский был влиятельной фигурой, он был очень далек от формирования политики Германской социал-демократической партии.19
  
  В любом случае Сталин был посредником Ленина с далеким миром кремлевской политики, пока Ленин выздоравливал в деревне Горки, в двадцати милях к югу от Москвы. Когда Сталин должен был прибыть туда для одной из их бесед, Ленин просил свою сестру Марию принести бутылку приличного вина для гостя. Сталин был занятым человеком; к нему нужно было относиться должным образом. Мария недавно изучала фотографию, чтобы запечатлеть Ленина на камеру, и она сфотографировала Сталина с ним во время одного из его частых визитов.20 Они вдвоем прекрасно ладили и беседовали на террасе. Было несколько вопросов, которые при других обстоятельствах были бы решены в пользу Ленина в Центральном комитете; его отсутствие вынудило его доверить свои дела Сталину. Но была одна просьба, которая вызвала у Сталина большой трепет. Ленин перед инсультом попросил Сталина снабдить его ядом, чтобы он мог покончить с собой, если его когда-нибудь парализует. Он повторил просьбу 30 мая. Сталин вышел из комнаты. Снаружи был Бухарин. Они вдвоем посоветовались с Марией. Они согласились, что Сталин, вместо того чтобы категорически отказываться, должен вернуться к Ленину и сказать, что врачи поставили оптимистичный диагноз, который делает самоубийство совершенно неуместным.21 Эпизод прошел, и Сталин возобновил свои поездки, чтобы держать Ленина в курсе политики в столице.22
  
  Ленин был сварливым пациентом и обратился к Сталину за помощью в увольнении тех врачей, которые его раздражали:23
  
  
  Если вы оставили Клемперера здесь, то я, по крайней мере, рекомендую: 1) депортировать его из России не позднее пятницы или субботы вместе с Ферстом, 2) поручить Рамонову вместе с Левиным и другими использовать этих немецких врачей и установить за ними наблюдение.
  
  
  Троцкий похвалил ‘бдительность’ Ленина, но — как и все Политбюро — проголосовал за то, чтобы отклонить просьбу. Восемьдесят других ведущих большевиков подвергались немцам жестокому обращению. Депортация была бы смехотворной мерой.24 Капризность Ленина росла. Раздраженный отказом своих товарищей согласиться с его предпочтениями в политике, он предложил полную реорганизацию Центрального комитета. Его абсурдным предложением было уволить большинство его членов. Ветеранов следует немедленно убрать и заменить на Вячеслава Молотова, Алексея Рыкова и Валерьяна Куйбышева. Тогда ушел бы не только Сталин, но и Троцкий, Каменев и Зиновьев.25
  
  Физическая слабость Ленина и политическая бездеятельность расстраивали его. Его тирады были вызваны раздражением от того, что он слышал об изменениях в официальной политике. В каждом случае он обнаруживал, что Сталин с ним не согласен. Спор о внешней торговле назревал с ноября 1921 года.26 Хотя Ленин поощрял расширение частного сектора в условиях НЭПА, он подвел черту под отменой государственной монополии на коммерческий импорт и экспорт. Другие члены Центрального комитета, возглавляемые наркомом финансов Сокольниковым и поддерживаемые Сталиным, считали это непрактичным. Сокольников был прав. Скрипучая государственная бюрократия была неспособна использовать все возможности для торговли за границей. Границы не были надежно закрыты; контрабандисты вели бизнес беспрепятственно и не облагались налогами со стороны властей. Если бы целью НЭПА было восстановление экономики, тогда разрешение на расширение пределов законного частного участия во внешней торговле помогло бы. Ленин отказался слушать. Для него стало символом веры превратить советское государство в экономическую крепость против проникновения неконтролируемых влияний из-за рубежа.
  
  Ленину пришлось искать друзей за пределами своей предыдущей группы. Сокольников был с ним. Также решительно на его стороне был народный комиссар внешней торговли Лев Красин; но Красин имел небольшой вес в Центральном комитете партии. Самым влиятельным сторонником позиции, сходной с позицией Ленина, фактически был человек, который сам утверждал, что Ленин устранил слишком большое государственное регулирование от управления экономикой у себя дома: Троцкий.
  
  Растущий союз по расчету между Лениным и Троцким формировался очень медленно. С обеих сторон сохранялись подозрения относительно текущих экономических мер. Но тем временем второй вопрос внес неурегулированность в отношения Ленина со Сталиным летом 1922 года, когда начались конституционные дискуссии о будущем советского государства. Ленину казалось крайне важным, чтобы советские республики, созданные с 1918 года, были объединены на равных условиях в федеративную структуру. Формально должно было создаться впечатление, что, хотя государством будут управлять из Москвы, коммунистические правители отвергли все тенденции ‘великорусского шовинизма’. РСФСР, какой бы огромной она ни была, была бы всего лишь одной советской республикой наряду с советскими республиками Украиной, Белоруссией и Закавказской Федерацией. Ленин хотел, чтобы новое федеративное государство называлось Союзом советских Республик Европы и Азии. Это всегда было его целью. (Он объяснил это в своей конфиденциальной переписке со Сталиным в середине 1920 года.)27 Ленин не стремился ослабить влияние большевиков в Коминтерне. Но его среднесрочная цель была подлинно интернационалистической, и он думал, что название и структура проектируемого федеративного государства должны отражать это.
  
  Сталин, однако, хотел расширить РСФСР на всю территорию, удерживаемую советскими республиками, и предоставить Украине, Белоруссии и Закавказью тот же статус, что и существующим ‘автономным республикам’ РСФСР, таким как Башкирская Автономная Советская Социалистическая Республика. Государство оставалось бы обозначенным как РСФСР. Сталин мог бы возразить, что он всего лишь предлагал то, о чем большевики всегда говорили, что они обеспечат в своем социалистическом государстве: ‘региональную автономию’. Ленин и Сталин давно утверждали, еще до Великой войны, что это будет задачей партии. решение проблем ‘национальных меньшинств’. Сталин хотел помешать советским республикам предоставлять привилегии тем нациям, в честь которых была названа каждая такая республика. Именно по этой причине он предложил, чтобы советские республики, образованные в Азербайджане, Армении и Грузии в 1920-19 годах, были объединены в Закавказскую федерацию в составе РСФСР. Это был его прием, призванный остановить выход местных национализмов из-под контроля, как это происходило в предыдущие годы. Он рассматривал требование Ленина о формальной федеральной структуре как имеющее потенциал подорвать весь государственный порядок. С характерной резкостью он отверг это как ‘либерализм’.
  
  Сталин продолжал планировать ‘автономизацию’. Его соратники Сергей Киров и Серго Орджоникидзе успешно оказали давление на коммунистическое руководство Азербайджана и Армении, чтобы оно одобрило его план в сентябре 1922 года. То же самое сделал и Закавказский региональный комитет.28 Но Грузинский Центральный комитет, которому всегда не нравился этот план и который знал, что это еще больше уменьшит его низкую популярность в Грузии, отверг его. Были также признаки того, что коммунистическое руководство Украины и Белоруссии — и даже, по-своему, армянское руководство — приняло это лишь с большой неохотой.29 лет Сталин нанес ответный удар, заявив, что невыполнение его предложений приведет к продолжению "полного хаоса" в делах советского правительства.30 23 сентября он провел этот план через комиссию партийного оргбюро.31 Известие об этом дошло до Ленина, который 26 сентября разговаривал непосредственно со Сталиным.32 Ленин настаивал на том, чтобы внести изменения в проект, принятый комиссией Оргбюро. Он призвал к отказу от ‘автономизации’. Ленин снова потребовал создания Союза советских республик Европы и Азии; он продолжал настаивать на том, чтобы Россия (в форме РСФСР) присоединилась к этой федерации наравне с другими советскими республиками.33
  
  Ленин получал информацию от Буду Мдивани и других грузинских коммунистов. Сталин терял хватку. Мдивани ранее был на хорошем счету; именно Сталин организовал его назначение председателем Революционного комитета Грузии в июле 1921 года вместо внутрипартийного критика Сталина Пилипе Махарадзе.34 Ленин начал принимать сторону грузинских коммунистических лидеров, когда они не соглашались со Сталиным. И все же Ленин не прошел весь путь с Мдивани. Он по-прежнему поддерживал Сталина в вопросе о необходимости создания Закавказской федерации как средства подавления проявлений национализма на Южном Кавказе; а Сталин, со своей стороны, отказался от своего требования к РСФСР ‘автономизировать’ другие советские республики. Он сделал это неохотно: когда Каменев посоветовал пойти на компромисс, он ответил: "Что требуется, на мой взгляд, так это твердость в отношении Ильича’. Каменев, который знал своего Ленина, возражал и утверждал, что это только ухудшит положение. Сталин наконец уступил Каменеву: ‘Я не знаю. Пусть он поступает так, как считает разумным".35 Согласованным названием государства должно было быть Союз Советских Социалистических Республик (или СССР). Сталину эта идея не понравилась, но он перестал выдвигать возражения.
  
  У него были причины чувствовать себя разочарованным Лениным. Разделявшие их вопросы не имели первостепенной важности, несмотря на то, что было сказано Лениным в то время (и несмотря на то, что писали историки впоследствии).36 Сталин и Ленин пришли к согласию по основным вопросам политики. Ни один из них не ставил под сомнение желательность однопартийного государства, его идеологическую монополию или его право использовать диктаторские и террористические методы. Они согласились с временной необходимостью НЭПА. Они также достигли негласного соглашения о том, что у Сталина была важная работа в центральном партийном аппарате по блокированию продвижения троцкистов и ужесточению всего административного порядка. Ленин доверял ему такие задачи. Сталин также был товарищем, которому он доверился, когда хотел покончить с собой. Всякий раз, когда требовалась жесткость или коварство, Ленин обращался к нему. Ни разу не возникал вопрос об основных принципах, разделявших их, и они хорошо работали вместе со времен профсоюзного спора. Ленин странно вел себя летом 1922 года, прежде чем поссорился со Сталиным. Но именно Сталину пришлось иметь с ним дело. Его трудности с Лениным стали бы испытанием для терпения святого.
  
  Их ссоры из-за Грузии и государственной монополии на внешнюю торговлю касались вопросов второстепенной важности. Ленин не требовал независимости для Грузии; его просьбы от имени грузинских коммунистов касались степени автономии, которую им следует предоставить: это был почти спор о политической косметике. У Сталина также были веские доводы в пользу того, что грузинский коммунистический режим был далек от беспристрастности в своем обращении с негрузинами. Закавказская федерация была правдоподобной схемой предотвращения национального угнетения в Грузии, Армении и Азербайджане. Внешнеторговый спор тоже был далеко не таким четким, как утверждал Ленин. Государственная монополия не смогла помешать росту контрабанды и валютных спекуляций; и Сталин и его сторонники были правы в том, что это привело к потере государственных доходов. И все же, хотя Сталин был возмущен вмешательством Ленина, он не мог помешать Старику большевизма продолжать так, как ему нравилось, в той мере, в какой позволяло его физическое состояние.
  
  
  18. НАЦИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ
  
  
  Сталина раздражало, что Ленин отвернулся от него по национальному вопросу. Их сотрудничество в попытке решить его началось еще до Великой войны, и Ленин не смог бы справиться без него. Хотя Сталин не искал благодарности, у него были основания ожидать более аргументированного обмена мнениями. Разногласия между ними по поводу политики не были чем-то новым.1 Но Ленин и Сталин были согласны относительно стратегической ориентации правления в советском многонациональном государстве. Сталин был народным комиссаром по делам национальностей и специалистом Политбюро по совокупности вопросов, касающихся государственности, религии и территориальных границ на протяжении всей Гражданской войны. Когда его военные обязанности закончились, он сохранил контроль над решениями по национальностям. Когда руководство начало планировать постоянное конституционное устройство страны, ему была отведена центральная роль. Этой задачей всерьез занялись в 1922 году.
  
  Совнарком давно выработал свою точку зрения по нескольким аспектам ‘национальной’ политики. Нерусским было разрешено иметь собственные школы и прессу, и многообещающих молодых сторонников большевиков из каждой национальной группы готовили к занятию ведущих политических постов. Сталин руководил политикой, хотя во время Гражданской войны он часто отсутствовал в Москве. Заседания коллегии Народного комиссариата по делам национальностей в его отсутствие носили хаотичный характер. Иногда они также были шумными и слишком долгими, когда он присутствовал. Его заместитель Станислав Пестковский вспоминал:2
  
  Неудивительно, что он иногда терял терпение. Но ни разу он не показал этого на самих встречах. В тех случаях, когда запас его терпения истощался в результате наших бесконечных споров на наших собраниях, он внезапно исчезал. Обычно он делал это необычайно ловко. Он говорил: ‘Я вернусь через минуту’. Затем он исчезал из комнаты, уходил и прятался в одном из укромных уголков Смольного [института] или Кремля.
  
  Еще не настало время, когда ожидание неудовольствия Сталина заставляло всех дрожать в своих ботинках. Сталин был всего лишь одним большевистским лидером среди других. Только Ленину с его большим личным авторитетом могло сойти с рук порицание негодяев.
  
  Когда Сталину это очень надоело, он выполз из самого Совнаркома. (Вот и весь миф о великом бюрократе с неистощимым терпением.) Пестковский, который знал привычки Сталина лучше, чем кто-либо другой, получал инструкции выманить его из его логова: "Я пару раз заставал его в квартире товарища матроса Воронцова, где Сталин, растянувшись на диване, курил трубку и обдумывал свои тезисы".3 Были времена, когда Сталин страстно желал быть переведенным на фронты Гражданской войны и уйти от болтовни в своем комиссариате.
  
  Кардинальные решения по национальному вопросу в любом случае принимались центральным партийным руководством. По мере того как Красная Армия восстанавливала центральную власть над отдаленными регионами бывшей Российской империи, кремлевскому руководству требовалось разъяснять и распространять политику, чтобы максимально повысить ее привлекательность для нерусских. Это была трудная задача. В 1917 году именно рабочие и солдаты России наиболее решительно проголосовали за большевиков. Бушующей Красной Армии не удалось развеять подозрения в российском империализме, и поток указам Народного комиссариата по делам национальностей потребовалось время, чтобы оказать положительное влияние. Еще одна проблема была вызвана международной ситуацией. Хотя западные союзники вышли из состава бывшей Российской империи в конце 1919 года, региональные державы в Восточной Европе и Западной Азии продолжали представлять военную угрозу, и Политбюро было обеспокоено тем, что Великобритания и Франция могут использовать такие державы для свержения советского коммунизма. Турцию, Финляндию и Польшу боялись как потенциальных захватчиков. В этих условиях Центральный комитет и Политбюро в 1919 году создали независимые советские государства на Украине, в Литве и Белоруссии, а в 1920-1 - в Азербайджане, Армении и Грузии. Коммунистические лидеры в Москве надеялись таким образом доказать, что их приверженность национальному самоопределению была подлинной.
  
  Разделение Азербайджана, Армении и Грузии на отдельные государства произошло из-за межнациональной вражды в антибольшевистской Закавказской федерации, созданной после Октябрьской революции. До прихода к власти в Баку в 1918 году пантюркистской мусаватистской партии формально такого места, как Азербайджан, не существовало.4 Границы Азербайджана, Армении и Грузии оставались спорными при ранней советской администрации. Тем не менее, были приобретены зачатки государственности. Вторгшиеся большевики намеревались закрепить их.
  
  Именно Сталин разработал декреты о признании советских республик в Эстонии, Латвии и Литве в декабре 1918 года.5 Он принял их как временную меру; позже он назвал это политикой "национального либерализма".6 Практическая реализация была сложной. Ощущалась нехватка местных большевистских лидеров и активистов, и часто те большевики, которые приезжали из данной местности, были евреями, а не имели титульной национальности. Сталина привлекали к обсуждению, даже когда он не мог присутствовать на заседаниях в столице. Ему было предоставлено право личного вето в отношении того, следует ли объявлять организацию "Хüммет" новой Коммунистической партией Азербайджана. Считалось, что только Сталин знал, можно ли доверять гуннистам как территориальной власти.7 По мере того, как Гражданская война подходила к концу, встал вопрос о постоянном конституционном будущем. У Сталина не было сомнений. До этого между РСФСР и советскими республиками существовали двусторонние договоры. Они были склонены в пользу гегемонии РСФСР; и в любом случае Центральный комитет партии контролировал коммунистические партии в этих других республиках.8 Централизованное государство, управляемое из Москвы, уже было реальностью. Сталин хотел привести правительственные структуры в соответствие с партийными, включив советские республики в состав РСФСР.
  
  Вначале он добился своего. ‘Союзный договор’, заключенный между РСФСР и Украинской Советской Социалистической Республикой после Гражданской войны, объединил их народные комиссариаты в военных, экономических и транспортных делах — и народные комиссариаты РСФСР получили власть над украинскими. И все же Центральный комитет не одобрил его фундаментальную цель всеобъемлющей инкорпорации.9 Его главным оппонентом в том случае был Каменев. Но Ленин тоже стал критиком. Обнаруживалась линия разлома в их длительном сотрудничестве. Ленин сделал вывод из истории гражданской войны, что формальные конституционные уступки пограничным районам должны быть сохранены. Советские республики на Украине и в других местах должны были быть сохранены. Чего хотел Сталин, так это расширить РСФСР и превратить Украину в одну из ее внутренних ‘автономных республик’. Назревал огромный спор.
  
  Создание автономных республик началось во время гражданской войны, и эта политика широко применялась с 1920 года, когда национально-территориальный принцип местного самоуправления был распространен на башкир, татар, киргизов, чувашей, марийцев, калмыков, вотов и карело-финнов.10 Это было достигнуто не без противоречий. Предоставление власти коренным национальным группам раздражало русских жителей автономных областей и краев, которые чувствовали, что их низводят до статуса граждан РСФСР второго сорта. И все же Политбюро пошло на попятную, чтобы было видно, что оно улучшает условия для нерусских. Немало городов с преимущественно русским населением были включены в состав автономной республики специально для того, чтобы республика могла стать экономически и административно самостоятельной.11 Все это привело к сложным дискуссиям в Москве, и простые ответы редко предлагались. Большевики пытались деимпериализовать старую империю, не допуская ее распада на отдельные национальные государства. Не было моделей для копирования. Они создавали прецедент, и Сталин был признанным специалистом Политбюро в этом вопросе.
  
  Его участие часто было непростым. Татаро–Башкирская республика, созданная в составе РСФСР в 1919 году, быстро пришла в упадок. Татары и башкиры не были лучшими друзьями, а местным русским жителям не нравилось чувствовать себя исключенными из сферы влияния. Межэтническое насилие оставило шрамы на всем регионе. Красная Армия должна была быть развернута для восстановления порядка, и Сталин разумно решил, что татары и башкиры должны иметь отдельные национально-территориальные единицы. Основная ориентация политики была сохранена. Сталин продолжал создавать автономные республики, даже если это означало оскорбление местных русских.12
  
  Ни один регион не ставил перед ним более сложных проблем, чем его родной Кавказ. Этническое смешение — как на северной, так и на южной сторонах горного хребта — было интенсивным, а хроническое соперничество - острым. Сталин не мог заниматься этим исключительно из Кремля, и 14 сентября Политбюро поручило ему миссию на Северный Кавказ. После разочарований советско–польской войны ему был предоставлен большой простор для инициативы.13 Это была та миссия, которая ему нравилась. Прибыв в регион, он одобрил существующую Горскую республику: ему понравилась ее способность объединять чеченцев, осетин, кабардинцев и других. Но он не включил в нее казаков.14 Большая часть проблем на Северном Кавказе возникла из-за имперской практики расселения казаков, потомков русских крестьян-беженцев, в деревнях в качестве средства контроля над коренными народами. Горская республика с их участием вряд ли была бы эффективной. В октябре 1920 года Сталин хвастался Ленину, что он учинил "образцовое наказание нескольким казачьим поселениям" за их мятежную деятельность.15 Несмотря на его более позднюю репутацию, Сталин не испытывал особой симпатии к русским, и его продолжение этнических чисток казачества отражало это.16
  
  Присутствуя на Съезде народов Терека в ноябре 1920 года, Сталин рассматривал будущие конституционные механизмы:17
  
  
  Какой тип автономии будет предоставлен Горской республике?… Автономия может быть разнообразной: есть административная автономия, которой обладают карелы, черемисы, чуваши и немцы Поволжья; есть также политическая автономия, которой обладают башкиры, киргизы и татары. Автономия Горской республики носит политический характер.
  
  
  Он явно имел в виду, что народам северного Кавказа будет позволено не только управлять своими собственными территориальными единицами, но и преследовать в них свои национальные интересы.
  
  Сталин объяснил свою политику Десятому съезду партии в марте 1921 года, представляя дебаты по национальному вопросу. В своей речи он противопоставил западную Европу, где национальные государства были нормой, и восточную Европу, где Романовы, Габсбурги и Гогенцоллерны правили огромными многонациональными государствами. Сталин преувеличивал национальную однородность государств на Западе, но он был прав в том, что смешение наций было более плотным на Востоке. Во всяком случае, он заявил, что антиимперская борьба усилилась после Великой войны, поскольку Турция , в частности, поддерживала движения за национальное освобождение в колониях европейских держав. Но предположительно только Советская Россия могла сделать что-либо практическое. Сталин заявил:18
  
  
  Суть национального вопроса в РСФСР состоит в ликвидации унаследованной от прошлого отсталости национальностей (экономической, политической, культурной), чтобы дать возможность отсталым народам догнать центральную Россию в отношении государственности, культуры и экономики.
  
  
  Он определил две опасности. Первая была очевидна для любого, кто, подобно ему, был выходцем с окраин Российской империи. Это был ‘русский великодержавный шовинизм’. Другой проблемой был национализм нерусских за пределами России, и Сталин подчеркнул, что этот национализм широко разделялся местными коммунистами. Российской коммунистической партии пришлось противостоять обеим опасностям.
  
  "В советском федеративном государстве, - заявил Сталин, - больше нет ни угнетенных национальностей, ни правящих: национальный гнет ликвидирован".19 Речь была нетипично расплывчатой по содержанию. Сталин, возможно, был слишком занят, чтобы подготовить его должным образом, организуя ленинскую фракцию в профсоюзной полемике. Он также страдал от мучительных болей в животе.20 С другой стороны, он обладал огромной работоспособностью и всегда собирал силы для громкой речи. Вероятно, что, зная, как быстро разгораются страсти по национальному вопросу, он стремился смягчить ситуацию.
  
  Если таково было его намерение, оно не увенчалось успехом. Критики выстроились в очередь для атаки. Они критиковали Сталина за то, что он выступил с абстрактным докладом "вне времени и пространства" и за то, что он слишком уступил требованиям "мелкобуржуазных" националистов, недостаточно упорно борясь с руссоцентризмом.21 На самом деле у Сталина были проблемы независимо от того, что он говорил. Некоторые делегаты хотели децентрализации и большего пространства для национального самовыражения. Другие, желая более жесткой централизации в Москве, критиковали предполагаемое потворство национализму со времен Октябрьской революции. Самого Сталина обвинили в ‘искусственном насаждении белорусской государственности’. Этот комментарий привел его в ярость. Его ответ гласил:22
  
  
  Это неправда, потому что белорусская государственность действительно существует; у нее есть свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа выше можно только на его родном языке. Такие речи произносились пять лет назад об Украине, об украинской государственности. И не так давно люди говорили, что украинская республика и украинская государственность были немецким изобретением. Между тем ясно, что украинская государственность существует и что развитие ее культуры является обязанностью коммунистов.
  
  
  Сталин не собирался допускать, чтобы вся политика, разработанная им самим и Лениным, была высмеяна, опорочена или отброшена.
  
  Его аргументы были демографическими и политическими. Он предсказывал, что города Украины вскоре перестанут быть русскими, когда их наводнят приезжие украинцы, точно так же, как Рига когда-то была преимущественно немецким городом и постепенно латышизировалась. Во-вторых, он утверждал, что, если когда-либо послание марксизма будет принято на окраинах бывшей Российской империи, оно должно быть передано на языках, которые были бы понятны и близки по духу получателям. Идея о том, что Сталин был "великорусским шовинистом" в 1920-х годах, является бессмыслицей. Больше, чем любой другой большевистский лидер, включая Ленина, он боролся за принцип, согласно которому каждый народ в советском государстве должен иметь возможности для национального и этнического самовыражения.
  
  И все же было дьявольски трудно претворить принцип в жизнь. Кавказ продолжал беспокоить Политбюро; и какая бы общая схема к нему ни была применена, это имело бы последствия для всей конституционной структуры советского государства (или государств). Когда Грузия пала под ударами Красной Армии в марте 1921 года, большевики вернули себе столько территории бывшей Российской империи, сколько они могли иметь до аннексий 1939-40 годов. Польша отбросила красных в битве на Висле. Эстония, Латвия и Литва упразднили свои советские республики и добились их независимости. Политбюро решило, что этого не должно произойти на Кавказе. Были созданы советские республики в Азербайджане, Армении и Грузии, и Москва неуклонно усиливала свой контроль над регионом. Все старые проблемы, однако, были воспроизведены там. Ветеранов-большевиков было мало, а народная поддержка коммунистических режимов была слабой. Религиозные традиции были сильны. Обычные социальные иерархии были прочны. Более того, Красная Армия вошла в регион, который с 1918 года разрывался на части в результате жестокого вооруженного конфликта. Были трансграничные войны. Также имели место преследования национальных меньшинств внутри каждого государства. Были проведены этнические чистки.23 Политбюро еще не пришло к окончательному соглашению.
  
  Существовало несколько возможностей. Каждый небольшой район мог быть преобразован в провинцию РСФСР. Преимущество этого заключалось бы в административной аккуратности и централизованном контроле. Другим вариантом было бы создание нескольких советских республик по образцу Украины во время гражданской войны. Таким образом можно было бы поступить не только с Грузией, Арменией и Азербайджаном, но и с Абхазией, Дагестаном, Чечней и другими частями северного Кавказа. Еще одной возможностью было возродить недолговечную антибольшевистскую Закавказскую федерацию 1918 года в качестве просоветского образования — и, возможно, включить в его состав Северный Кавказ. Ни до, ни после Октябрьской революции никакого плана не существовало. Сталин в 1920-1, однако, выступал за включение северного Кавказа в состав РСФСР; он также стремился сохранить советские республики Грузию, Армению и Азербайджан, одновременно вынудив их войти в Закавказскую федерацию (которая сама стала бы подчиненной частью РСФСР). Он никогда не объяснял, почему он исключил Северный Кавказ из своей схемы для остальной части Кавказа. Но, вероятно, он хотел иметь защищаемую границу для РСФСР от потенциального вторжения турок или союзников. Причину, по которой он склонялся к созданию Закавказской федерации, легче понять: это был способ обеспечить прекращение межгосударственных и межэтнических конфликтов в регионе. Грузии, Армении и Азербайджану нельзя было доверять как отдельным советским республикам.
  
  Летом 1921 года Сталин, который выздоравливал в Нальчике на северном Кавказе,24 наконец совершил поездку на Южный Кавказ. До этого делами региона занимался он сам в Кремле и Кавказское бюро партии, базирующееся в Тбилиси. Руководителями Бюро были его друзья Серго Орджоникидзе и Сергей Киров, и Орджоникидзе настаивал на том, что присутствие Сталина необходимо для решения многих насущных проблем.25 Это был его первый визит в Грузию со времен, предшествовавших Великой войне. Он не питал иллюзий относительно того, какой прием ему окажут. Даже многие среди грузинских большевиков всегда недолюбливали его, и его идентификация с ‘российскими’ оккупационными вооруженными силами — Красной Армией — мало способствовала улучшению его положения среди грузин в целом. Но Сталина это не остановило. Если Орджоникидзе и Киров как представители Кремля не смогли бы этого сделать, член Политбюро Сталин принудил бы к принятию необходимых решений.
  
  Кавказское бюро было разделено по различным территориальным вопросам. Наряду с постоянным давлением со стороны грузинского коммунистического руководства с целью включения Абхазии в Грузинскую Советскую Республику, со стороны азербайджанского коммунистического руководства в Баку было выдвинуто требование о том, чтобы Карабах, населенный армянами анклав, примыкающий к Азербайджану, стал частью Азербайджана; и армянские коммунисты яростно выступали против этого на том основании, что Карабах должен принадлежать Армении. Править Кавказом никогда не было легко после войн, которые велись между азербайджанцами и армянами с 1918 года. Но в целом, по мнению Сталина, азербайджанские власти следовало умиротворить. Его главным мотивом был революционный прагматизм. Центральный комитет партии в Москве придавал первостепенное значение завоеванию поддержки Коммунистического Интернационала по всей Азии. Снисходительность большевиков к ‘мусульманскому’ Азербайджану была бы с одобрением отмечена в странах, граничащих с новыми советскими республиками. В любом случае, Москва обхаживала турецкое правительство Кемаля-паши; в последние годы турецкие армии бесчинствовали в Грузии, Армении и Азербайджане и продолжали представлять угрозу советской безопасности: умиротворение Азербайджана считалось эффективным способом заставить Стамбул замолчать.
  
  Это создавало проблемы на будущее. Если бы вопрос был разрешим без учета ситуации в остальной Азии, Сталин, вероятно, оставил бы Карабах в составе Армении, несмотря на протесты Азербайджана. Он также, будь его воля, на том же заседании Кавказского бюро передал бы Абхазию Грузии с правами внутренней автономии.26 Но абхазские большевистские лидеры Ефрем Эшба и Нестор Лакоба, которые вели переговоры о заключении договора между РСФСР и Турцией Кемаля-паши,27 активно лоббировали это в Москве и создали свою Абхазскую Советскую Республику. Меньшевистское правительство Грузии аннексировало Абхазию и жестоко обращалось с ее народом. Эшба и Лакоба настаивали на том, что реинкорпорация их страны в Грузию бросит тень непопулярности на большевизм; и, столкнувшись с этой кампанией, Сталин пошел на попятную и позволил им создать советскую республику. Однако он мог сделать это только ценой раздражения Центрального комитета Грузинской партии (который также утверждал, что большевизм вызовет враждебность народа, если он уступит Эшбе и Лакобе).
  
  Ему предоставили доказательство этого, когда он выступил перед городской партийной организацией в Тбилиси 6 июля. Эта аудитория уже была зла на него, и его речь сделала все только хуже. Сталин утверждал, что грузинская экономика была неспособна к послевоенному восстановлению без конкретной помощи России.28 Это было одновременно неправдой и оскорбительным; поскольку западные инвестиции и торговля могли бы помочь возродить промышленность и сельское хозяйство в стране. Интеллектуально он был на более твердой почве, когда утверждал:29
  
  
  Теперь, по прибытии в Тифлис [Тбилиси], я был поражен отсутствием былой солидарности среди рабочих различных национальностей Кавказа. Среди рабочих и крестьян развился национализм и усилилось недоверие к товарищам другой национальности; антиармянский, антитатарский, антигрузинский, антирусский и любой другой национализм, который вы любите упоминать.
  
  
  Но этот аргумент тоже не прошел успешно. По сути, Сталин предупреждал грузинских коммунистических лидеров и активистов, что они должны показать себя достойными поддержки Москвы. Абхазы, осетины и аджарцы действительно пострадали при меньшевистском правительстве, которое относилось к их землям как к провинциям исторической Грузии. Они настаивали на том, что абхазы были грузинским племенем, несмотря на то, что их язык совершенно не связан между собой. Если мы хотели достичь гармонии, грузинское коммунистическое руководство должно было подать пример.
  
  Сталин столкнулся с еще большими неприятностями на массовом митинге рабочих, на котором он выступил в Тбилиси. Вернувшегося сына Джорджии слушали молча, когда он объяснял аргументы в пользу советизации. Это контрастировало с отношением к Исидору Рамишвили, свергнутому министру внутренних дел-меньшевику и старому личному врагу Сталина, которого встретили продолжительной овацией.30 Характер у Сталина был вспыльчивый, и под охраной своих чекистов он выбежал из дома. Вся его политическая карьера в Тбилиси была полна отказов. Этот последний эпизод был слишком унизительным. Как обычно, он сублимировал свое негодование, нападая на других. Он возложил личную ответственность за скандал на Пилипе Махарадзе, председателя Революционного комитета Грузии. Махарадзе был уволен и заменен Будуу Мдивани.31 В то время Сталин чувствовал, что привел к власти в Грузии более лояльного и сговорчивого большевика. И, конечно, он недооценил своего человека. Мдивани оказался далеко не сговорчивым назначенцем; и именно он с постели больного подтолкнул Ленина к действиям против Сталина по национальному вопросу.
  
  Бурный спор между Лениным и Сталиным в 1922-3 годах имел тенденцию скрывать тот факт, что Сталин придерживался общего соглашения, которого они достигли после того, как он пошел на уступки, которых требовал Ленин. Решение о создании Союза Советских Социалистических Республик было ратифицировано 31 декабря 1922 года, а новая Конституция официально вступила в силу в начале 1924 года. Федеральная система была всего лишь ширмой. Политбюро Российской коммунистической партии принимало основные решения в отношении каждой советской республики. У Сталина был свой собственный растущий уклон в пользу России и русских. И все же предоставление власти, престижа и усиления другим народам оставалось нетронутым. Советские республики были сохранены, а автономные республики множились. Национальные и этнические группы пользовались свободой руководить издательствами и школами на своих языках, а Сталин и его сподвижники предоставили филологам ресурсы для разработки алфавитов для языков нескольких малых народов Кавказа и Сибири, чтобы можно было начать школьное обучение. Партия также пыталась привлечь в партию молодых рекрутов из числа коренного населения. Сталин изложил это на конференции, проведенной Центральным комитетом с участием "национальных" республиканских и провинциальных коммунистических лидеров в июне 1923 года.32
  
  Это был экстраординарный эксперимент. Политбюро, несмотря на то, что не допускало возможности отделения какого-либо региона СССР, продолжало пытаться продемонстрировать всем внутри страны и за рубежом, что Октябрьская революция создала условия для окончательного решения национальных проблем. Сталин не просто следовал политике. Он верил в нее и был одним из самых преданных ее представителей. Его грузинское происхождение и ранняя марксистская деятельность привели его к идее о том, что народы бывшей Российской империи необходимо обучать, подвергать идеологической обработке и вербовать, если марксизм хочет занять корень среди них. Он и Ленин встретились по этому поводу в 1912-13 годах. Сталин не просто играл с такими идеями. Еще до 1917 года он понимал важность национальных языков и национальных кадров для продвижения коммунизма. Он отбросил некоторые ранние идеи, но продолжал настаивать на том, что марксизм должен включать серьезную приверженность решению национального вопроса. Его ссоры с Мдивани и грузинским коммунистическим руководством были вызваны не "шовинизмом" (как утверждал Ленин в то время, а Троцкий повторил позже), а конкретным набором возражений против безрассудного пренебрежения Мдивани желаниями Москвы и интересами негрузин в Грузии.33
  
  Официальные меры по национальному вопросу всегда вызывали отвращение у многих коммунистических лидеров, и именно Сталину пришлось принять на себя основную часть поношений. Троцкий, Зиновьев и Каменев согласились с официальной линией. Однако, будучи евреями, они чувствовали себя неспособными играть заметную роль в дебатах о государственности. Хотя Бухарин время от времени делал замечания, он тоже держался в стороне от всеобщего внимания. И таким образом, Сталин, несмотря на обвинение Ленина в том, что он был великорусским шовинистом, оставался главным ответственным за политику партии. Мдивани и другие грузинские коммунистические лидеры быстро поссорились с ним. Создание Закавказской федерации было для них слишком горькой чашей, из которой они не могли испить, и манипуляции Сталина в 1922 году навсегда оскорбили их. Не в первый раз с 1917 года он брался за несвойственные ему задачи, которых другие избегали.
  
  
  19. ЗАВЕЩАНИЕ
  
  
  Напряженность в отношениях между Сталиным и Лениным продолжала нарастать осенью 1922 года. Сталин не был настроен на примирение. В интервью для Manchester Guardian он упрекнул Ленина в искажении содержания политики партии :1 ученик отчитывал своего учителя. Ни один член Политбюро, за исключением Троцкого, не писал Ленину так прямолинейно. Эти придирки усилили опасения Ленина по поводу Генерального секретаря, и он забеспокоился о том, чтобы оставить коммунистическую партию Сталину. Когда его надежда на физическое выздоровление угасла, он продиктовал серию заметок, которые должны были быть обнародованы в случае его смерти.2 Они были озаглавлены ‘Письмо к Съезду’, потому что он хотел, чтобы их зачитали на следующем съезде партии. Это заметки, известные истории как Завещание Ленина.
  
  Суть заключалась в предложениях, которые он сочинил 25 декабря 1922 года о товарищах по партии - лидерах Сталине, Троцком, Зиновьеве, Каменеве, Бухарине и Пятакове. Молотов был одним из лидеров, недовольных тем, что его исключили из списка:3 Ленин оставил запись в истории. На самом деле основное внимание в Завещании уделялось двум лицам в списке:4
  
  
  Товарищ Сталин, став Генеральным секретарем, сосредоточил в своих руках безграничную власть, и я не уверен, что ему всегда удастся использовать эту власть с должной осторожностью. С другой стороны, товарищ Троцкий, как показала его борьба против Центрального комитета в связи с Народным комиссариатом путей сообщения, отличается не только своими выдающимися талантами. Он, несомненно, лично является наиболее способным человеком в нынешнем Центральном комитете, но у него чрезмерная самоуверенность и чрезмерная озабоченность чисто административной стороной дел.
  
  
  Ленин подробно остановился на соперничестве между Троцким и Сталиным:5 ‘Эти два качества двух выдающихся лидеров нынешнего Центрального комитета способны вызвать непреднамеренный раскол [в партии], и если партия не примет мер для предотвращения этого, раскол может произойти неожиданно’. Он утверждал, что раскол в партии поставил бы под угрозу существование советского режима.
  
  Ленин продолжал: "Наша партия опирается на два социальных класса, и это то, что делает возможной ее нестабильность и делает неизбежным ее крах, если между этими двумя классами не удастся достичь соглашения".6 Опасность, которую он имел в виду, заключалась в том, что Троцкий и Сталин будут продвигать политику, благоприятствующую различным классам — рабочему классу и крестьянству, — и что это вызовет раздоры, которые подорвут режим.
  
  Многим партийным чиновникам, которые были посвящены в Завещание, этот анализ показался эксцентричным. Они признавали изоляцию советского государства в международной системе и не забыли об иностранном вмешательстве в Гражданскую войну. Они также могли понять, почему Ленин выбрал Троцкого как человека, который мог внести разлад в центральное руководство партии. Но озабоченность Ленина Сталиным вызвала удивление. Согласно отчетам ГПУ (как называлась ЧК с 1921 года), общественное мнение предполагало, что Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Бухарин или даже Дзиртски являются наиболее вероятными победителями в борьбе за политическую преемственность.7 Даже внутри правящей группы Сталина все еще не воспринимали так серьезно, как следовало бы. Ленин, однако, наконец получил свою оценку; и 4 января 1923 года, когда спор из-за Грузии стал ожесточенным, он продиктовал дополнение к своей характеристике:8
  
  
  Сталин слишком груб; и этот недостаток, который вполне терпим в нашей среде и в отношениях между нами, становится невыносимым на посту Генерального секретаря. Поэтому я предлагаю товарищам подумать о том, как сместить Сталина и на его место назначить кого-то другого, кто отличается от товарища Сталина во всех других отношениях тем, что обладает единственной превосходной чертой - быть более терпеливым, более лояльным, более вежливым и внимательным к товарищам, менее капризным и т.д.
  
  
  Смысл Ленина пробился сквозь его шаткий синтаксис: он хотел отстранить Сталина от должности генерального секретаря.
  
  Его план был ограниченным по масштабам. Он не предлагал отстранить Сталина от центрального партийного руководства, тем более от партии в целом. К такой идее отнеслись бы с тем пренебрежением, с которым отнеслись к его просьбе в июле 1922 года уволить большинство членов Центрального комитета.9 Ленин также не был идеальным политическим астрологом своего времени. В Завещании не было абсолютно ничего, предсказывающего масштабы террора, который последовал за 1928 годом. Ленин, ведущий сторонник государственного террора в Гражданской войне, не сумел распознать потенциал Сталина в еще более глубоком применении террора в мирное время. Завещание 1922-3 годов ограничивалось попыткой лишить Сталина его самого важного административного поста.10
  
  Материалы по грузинскому делу были переданы Ленину для ознакомления. Он составил свое мнение о приговоре: Сталин и его соратники были виновны в великорусском шовинизме, даже несмотря на то, что Сталин, Орджоникидзе и Дзержинский сами не были русскими. Уже в конце предыдущего года в статье по национальному вопросу Ленин признал:11
  
  
  Я, кажется, безмерно виноват перед трудящимися России за то, что недостаточно энергично и достаточно резко вмешался в пресловутый вопрос об автономизации, официально известный, кажется, как вопрос о союзе советских социалистических республик.
  
  
  Он также продиктовал статью о бюрократии в органах партии и правительства, в которой выступил с резкой критикой Рабоче-крестьянской инспекции. Информированным наблюдателям было очевидно, что Сталин, возглавлявший Инспекцию, был его главной мишенью. Редакторы "Правды" оговорили статью Ленина в ее опубликованном виде;12 но общий замысел был сохранен. Ленин написал еще одну статью ‘Лучше меньше, но лучше’, в которой требовал немедленного продвижения обычных промышленных рабочих на политические посты. Его обоснование состояло в том, что они одни обладали позициями, необходимыми для создания гармонии в Центральном комитете партии и прекращения бюрократической практики. И снова это было послание, предназначенное нанести ущерб Сталину.
  
  Ленин продолжал писать под диктовку Марии Володичевой и Лидии Фотиевой. Хотя он, кажется, перестал упоминать деликатные вопросы в присутствии Нади Аллилуевой, он не предпринял никаких других мер предосторожности, кроме как приказал своим секретарям держать все при себе и запереть его бумаги. Именно так он планировал свержение человека, которого считал величайшей опасностью для революции. Чрезмерная самоуверенность Ленина — тот самый недостаток, который он приписывал Троцкому, — не покинула его.
  
  Он был бы менее беззаботным, если бы лучше знал своих секретарей. Володичева была смущена содержанием его продиктованных записей 23 декабря и проконсультировалась со своей коллегой Фотиевой, которая посоветовала ей отнести копию не кому иному, как Сталину. Сталин был шокирован, но не сдержался. Накануне у него произошла ссора с Крупской, когда он узнал, что она помогала Ленину общаться с Троцким и другими о текущей политике. Поведение Крупской противоречило приказам Политбюро и Сталина, которого просили обеспечить соблюдение режима человек, указанных врачами Ленина, высказывались в ее адрес нецензурной бранью. Крупская заявила, что она одна знала, что лучше для Ленина с медицинской точки зрения. Если бы Ленину было отказано в политических контактах с другими лидерами, его выздоровление затянулось бы еще больше. В таких выражениях она написала Каменеву, добавив, что никто в партии никогда не обращался к ней так грубо, как Сталин. Но она не сказала Ленину, боясь расстроить его; и Сталин не пытался отнять у Ленина право диктовать. Он возмущался тем, что его обвиняли, когда он всего лишь выполнял приказы Политбюро;13 но он разумно предположил, что вопросы, разделяющие его и Ленина, поддаются окончательному разрешению.
  
  Однако несколько недель спустя Крупская выпалила Ленину, как Сталин вел себя по отношению к ней. Ленин был взбешен. Хотя он сам часто ругался,14 он подвел черту под словесными оскорблениями женщин. Поведение Сталина оскорбило его, и 5 марта 1923 года он продиктовал резкое письмо:
  
  
  У вас хватило бесцеремонности вызвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она даже дала вам согласие забыть то, что было сказано, этот факт, тем не менее, стал известен через нее Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен так легко забывать о том, что было сделано против меня, и само собой разумеется, что я считаю, что то, что было сделано против моей жены, также было сделано против меня. Поэтому я прошу вас подумать, согласны ли вы взять свои слова обратно и извиниться или вы предпочитаете разорвать отношения между нами.
  
  
  Сталин был ошеломлен. Он пытался навести мосты с Лениным, позволив ему продолжать диктовать и проводить исследования, даже несмотря на то, что итоговые статьи причиняли ему боль. Он попросил сестру Ленина Марию Ульянову вступиться за него: ‘Я люблю его всем сердцем. Скажи ему это каким-нибудь образом’. Держа письмо в руках, Сталин пытался сказать себе: ‘Это говорит не Ленин, это его болезнь!’
  
  Он нацарапал нерешительный компромисс. ‘Если бы моя жена вела себя неправильно и вам пришлось бы наказать ее, - писал он, - я бы не считал это своим правом вмешиваться. Но поскольку вы настаиваете, я готов извиниться перед Надеждой Константиновной.’ Поразмыслив, Сталин переработал послание и признался, что накричал на Крупскую; но он добавил, что он всего лишь выполнял свой долг, возложенный на него Политбюро. Он добавил:
  
  
  И все же, если вы считаете, что поддержание ‘отношений’ требует от меня ‘отказаться" от вышеупомянутых слов, я могу отказаться от них, тем не менее отказываясь понимать, в чем здесь проблема, в чем состоит моя ‘вина’ и чего, в частности, от меня требуют.
  
  
  Всякий раз, когда он начинал извиняться, он заканчивал тем, что сыпал соль на рану. Трудно представить, как, черт возьми, Сталин думал, что такое послание успокоит Ленина. Но он был гордым человеком. Он не мог заставить себя проявить большее раскаяние и был близок к тому, чтобы дорого заплатить.
  
  Однако этого не произошло. 10 марта, взволнованный спором, Ленин перенес сердечный приступ. Внезапно Сталину больше не нужно было беспокоиться о том, что Ленин непосредственно ведет кампанию против него. Ленина увезли в подмосковный особняк в Горках, чтобы никогда не возвращаться. Он был беспомощным калекой, за которым ухаживали его жена Надя и сестра Мария; и хотя врачи говорили им, что не все потеряно, Надя перестала им верить. За состоянием его здоровья по-прежнему следили службы безопасности. Донесения оперативников ГПУ в Кремль дали Сталину понять, что с ним все ясно: Ленин не поддавался лечению; его смерть была только вопросом времени.
  
  Продиктованные Лениным мысли, однако, оставались угрозой. Умирающий лидер приказал напечатать их в нескольких экземплярах, и об их существовании было известно членам Политбюро и секретарям в кабинете Ленина. Не все в Политбюро были дружелюбны к Сталину. Отношения между Троцким и Сталиным никогда не были хорошими, и Сталин мог ожидать неприятностей с этой стороны. Что, однако, говорило в пользу Сталина, так это то, что Каменев, Зиновьев и другие предвидели сильную заявку Троцкого на верховную власть. Сталин был ценным сообщником которого они не хотели отстранять от должности генерального секретаря. Они знали о его недостатках так же хорошо, как и Ленин; они также были менее осведомлены о его способностях и амбициях, чем Ленин стал: поэтому они недооценили трудности, с которыми они могли столкнуться в обращении с ним в предстоящие годы. Это означало, что если Сталин умело разыграет свои карты, он все еще может пережить бурю. Следующий съезд партии — Двенадцатый — был назначен на апрель 1923 года. Политбюро стремилось показать, что режим мог эффективно функционировать в отсутствие Ленина. Троцкому была предложена честь выступить с политическим докладом от имени Центрального комитета, но он отказался. Вместо этого его сделал Зиновьев. Об остальном разбирательстве Зиновьев, Каменев и Сталин договорились между собой заранее.
  
  Сталин, однако, дал организационный отчет. Он с умом принял предложение Ленина о структурных реформах Центрального комитета партии и Центральной контрольной комиссии; но в то время как Ленин хотел продвинуть простых рабочих в состав этих органов, Сталин отдавал предпочтение местным партийным лидерам рабочего происхождения, которые больше не работали на фабриках или шахтах. Таким образом, Сталин контролировал бы процесс и выхолащивал намерения Ленина.
  
  Он также выступил с докладом по национальному вопросу. Он искусно подбирал слова и говорил как человек, идущий в атаку. Он осудил как великорусский национализм, так и национализмы нерусских народов. Он предположил, что политика партии была правильной с точки зрения доктрины, политики и практики — и косвенно он предположил, что он просто продвигался по линии, обозначенной Лениным. Будуу Мдивани встал, чтобы сказать, что Сталин и его соратники вели дела несправедливо.15 Однако к тому времени у Сталина было время организовать свою оборону и заставить лидеров южного Кавказа подвергнуть Мдивани обстрелу. Зиновьев тоже встал на сторону Сталина, требуя, чтобы Мдивани и его сторонники отмежевались от грузинского национализма. Бухарин утверждал о необходимости избегать оскорбления нерусских национальных чувств; но он также не смог указать, что Сталин действовал как препятствие для успеха официальной политики. Даже Троцкий воздержался от открытой атаки на Генерального секретаря, несмотря на поощрение, которое он получил от Ленина. Тем не менее, давление на Сталина было сильным, и с некоторой долей жалости к себе он заявил, что не хотел делать доклад по национальному вопросу. Как обычно, он представлял себя просто выполняющим обязанности, возложенные на него руководством.
  
  И он пережил это испытание. Он заплатил определенную цену: ему пришлось принять несколько поправок к проекту резолюции, и большинство из них предоставляли нерусским больше прав, чем ему хотелось. Однако дело Грузии было отклонено, и Сталин пережил Конгресс. Завещание оставалось под замком. Это могло быть раскрыто Конгрессу, но его союзники Зиновьев и Каменев заблокировали такой шаг.16 Для генерального секретаря, который был на грани исключения из Центрального комитета, это стоило отпраздновать как победу. Зиновьев, Каменев и Сталин, казалось, управляли партией и государством как триумвират.
  
  Троцкий упустил свою возможность вызвать недовольство. В последующие годы его сторонники критиковали его неспособность воспользоваться своим шансом на Двенадцатом съезде партии. Несомненно, у него было мало тактической тонкости во внутрипартийных делах. И все же сомнительно, сделал бы он себе одолжение, порвав с остальными членами Политбюро. Слишком много лидеров на центральном уровне и в провинциях считали его фигурой, подобной Бонапарту, которая могла бы повести вооруженные силы против главных целей революции. Его антибольшевистское прошлое говорило против него. Его послужной список Гражданской войны, который включал политику расстрела провинившихся большевистских лидеров в Красной Армии, не был забыт. Более того, несколько его восхищенных подчиненных в Военно-революционном совете Республики — как и он сам — не принадлежали к большевикам до 1917 года; а некоторые из них вообще не были революционерами. У Троцкого была периодическая тенденция к нервозности во время испытаний на прочность в партии. Он также осознавал, что любая попытка сместить члена Политбюро была бы истолкована как заявка на верховную власть еще до того, как Ленин скончался. Троцкий решил дождаться лучшего случая в предстоящие месяцы.
  
  Соперничество фактически выросло среди его врагов, как только Съезд закончился. Каменев и Зиновьев защищали Сталина, потому что хотели помочь против Троцкого. Но они были сбиты с толку индивидуальными инициативами, предпринятыми Сталиным в течение нескольких недель после сердечного приступа Ленина. Зиновьев, живший в далеком Петрограде, возражал против принятия решений без консультаций. Во время Гражданской войны и после нее для Ленина было обычным делом запрашивать мнение членов Политбюро по телефону или телеграммой, прежде чем определять политику. Сталин пошел навстречу своим предпочтениям по Редакция "Правды", о национальном вопросе в СССР, о Ближнем Востоке и о Коминтерне. Он становился слишком большим для своих царицынских сапог, и Зиновьев стремился обращаться с ним жестко. Находясь в Кисловодске на Северном Кавказе, Зиновьев созвал совещание с другими ведущими большевиками, находившимися в отпуске неподалеку. Среди них были Бухарин, Ворошилов, Лашевич и Евдокимов. Хотя Лашевич и Евдокимов были его доверенными сторонниками, работавшими с ним в Петрограде, Ворошилов был клиентом Сталина, который, вероятно, передавал содержание бесед Генеральному секретарю. Возможно (как предполагало большинство), Зиновьев был наивен. Более вероятно, однако, что он думал, что Ворошилов будет посредником, который донесет до Сталина сообщение о том, что он должен изменить свое поведение или пострадать от негативных последствий.
  
  30 июля он написал Каменеву:17
  
  
  Вы просто позволяете Сталину издеваться над нами.
  
  Факты? Примеры?
  
  Позвольте мне!
  
  1) Национальный вопрос.
  
  … Сталин назначает полномочных представителей Центрального комитета (инструкторов)
  
  2) Конвенция Персидского залива. Почему бы не проконсультироваться с нами двоими и Троцким по этому важному вопросу? Времени было достаточно. Кстати, я должен отвечать за Народный комиссариат иностранных дел…
  
  3) Коминтерн…
  
  В.И. [Ленин] посвятил Коминтерну добрых 10 процентов своего времени… И вот появляется Сталин, бросает быстрый взгляд и принимает решение. А Бухарин и я - ‘мертвые души’: нас ни о чем не спрашивают.
  
  4) Правда
  
  Этим утром — и это стало последней каплей — Бухарин узнал из личной телеграммы Дубровского, что редакционный совет был заменен, не поставив его в известность и не спросив Бухарина…
  
  Мы больше не будем этого терпеть.
  
  Если партии суждено пройти через период (вероятно, очень краткий) личного деспотизма Сталина, пусть будет так. Но я, например, не намерен скрывать все это свинское поведение. Все платформы ссылаются на ‘триумвират’, полагая, что я не самая важная фигура в нем. На самом деле никакого триумвирата нет, есть только диктатура Сталина.
  
  
  По мнению Зиновьева, время действовать было запоздалым.
  
  Он преувеличивал власть Генерального секретаря. Простое голосование в Политбюро под председательством Каменева все еще могло сдержать Сталина; и когда Зиновьев не смог присутствовать на заседаниях, было бы нетрудно настоять на предварительном ознакомлении с его мнениями. И все же он был прав относительно растущего желания Сталина добиваться своего без оглядки на коллег-членов Политбюро. Сталин видел необходимость тактического отступления. Он согласился — и действительно, казалось, поощрял — изменения в составе центральных партийных органов. Его критики видели, как часто он назначал своих сторонников на руководящие посты за пределами Москвы. Он присутствовал на заседаниях Оргбюро, на которых решались подобные вопросы. Решение было очевидным. Троцкий, Зиновьев и Бухарин были назначены в Оргбюро. Они могли выступать против планов Сталина, когда хотели.18
  
  Это не имело большого значения. Обычно приводится причина в том, что Троцкий и Зиновьев не смогли оценить важность посещения Оргбюро, в то время как Сталин был довольным участником. И все же основной вопрос заключается в том, почему Троцкий и Зиновьев, определив источник бюрократической власти Сталина и потребовав для себя членства в Оргбюро, не довели свои действия против него до конца. Этот вопрос, однако, поднимает еще один. Была ли готовность Сталина высиживать совещание за совещанием самой важной причиной его способности победить их? Ответ, безусловно, должен быть отрицательным. Троцкий, Каменев и Зиновьев не то чтобы проводили время, не обремененные обязанностью посещать бюрократические совещания. Весь советский порядок был бюрократическим, и встречи административных чиновников были нормой. Руководящие органы Центрального комитета были переформированы главным образом с целью нанесения шока Генеральному секретарю. Его коллеги-члены Политбюро думали, что смогут продолжить свои индивидуальные кампании по смене Ленина. Каждый ожидал управлять своей административной иерархией без вмешательства других. Карьера Сталина не была прервана, но его политический капитал был сведен к минимуму.
  
  Ему помогли события. Все члены Политбюро, включая Троцкого, хотели сохранить единство в центральном руководстве партии. Изолированные и обиженные по всей стране вне партии, они с готовностью демонстрировали на публике фронт согласия. Ленин еще не был мертв, хотя лидеры в Кремле знали, что его шансы на выздоровление невелики. Противники Сталина в Политбюро не хотели раскачивать лодку коммунистической партии, пытаясь выбросить Сталина за борт.
  
  Тем не менее, разногласия продолжались за кулисами. Они усугубились проведением экономической политики Каменевым, Зиновьевым и Сталиным. В середине 1923 года внезапно возник дефицит поставок продовольствия в города. Это было результатом того, что Троцкий назвал ‘кризисом ножниц’. Цены на промышленные товары с 1913 года выросли в три раза по сравнению с ценами на сельскохозяйственную продукцию. Таким образом, раскрылись лезвия экономических ножниц. Крестьяне предпочитали хранить зерно в сельской местности, а не продавать государственным закупочным агентствам. Они запасали часть своего урожая. Они лучше кормили себя и своих животных. Они производили больше водки для себя. Чего они отказались сделать, так это уступить дорогу большевикам, которые сделали товары обрабатывающей промышленности такими дорогими. Большинство членов Политбюро уступило требованиям сельских жителей и снизило цены на промышленную продукцию. Колеса обмена между городом и деревней снова пришли в движение. Троцкий не преминул раскритиковать своих соперников за неэффективное управление экономикой; он видел в них оправдание своих опасений по поводу НЭПА как потенциального инструмента для отхода от целей Октябрьской революции и удовлетворения требований крестьянства.
  
  Товарищи Троцкого по партии, левые, выступили против развивающегося характера Новой экономической политики в октябре 1923 года. Евгений Преображенский и другие подписали Платформу сорока шести, критикуя организационную и экономическую политику восходящего партийного руководства. Они требовали более широкой свободы дискуссий и более глубокого вмешательства государства в промышленное развитие. В ноябре 1923 года Троцкий присоединился к несогласным с серией статей, озаглавленных ‘Новый курс’. Тринадцатая партийная конференция в декабре обвинила эту левую оппозицию в нелояльности. Восходящие лидеры больше, чем когда-либо, нуждались в Сталине в качестве противовеса Троцкому; вся критика лета была законсервирована — и Зиновьев больше не говорил о необходимости ограничения административной автономии Сталина. Подавление фракционной активности в провинциях, по их мнению, лучше всего было оставить в его руках. Они также доверили ему представить дело против Троцкого на Конференции. На этот раз они не хотели такой чести. Они знали, что Сталин мог посмотреть Троцкому в глаза и дать ему политическую пощечину — и, возможно, они рассчитали, что Сталин не пойдет на пользу себе, если будет казаться, что он сеет раздор, в то время как они, казалось, были выше требований фракционной борьбы.
  
  Сталин был более чем готов оказать услугу, подвергнув критике Троцкого. Его слова были резкими:19
  
  
  Ошибка Троцкого состоит в том, что он противопоставил себя Центральному комитету и выдвинул идею о себе как о сверхчеловеке, стоящем над Центральным комитетом, над его законами, над его решениями, так что он дал основание определенной части партии вести свою работу в направлении подрыва доверия к Центральному комитету.
  
  
  Конференция была триумфом Сталина. Ленин заболел, в то время как Троцкий колебался, а Каменев и Зиновьев аплодировали. Сталин добился его реабилитации.
  
  И хотя Завещание предостерегало от раскола между ним и Троцким, Сталин пошел дальше и осудил Троцкого. Ленин, если бы он выздоровел, не принял бы оправдание Сталина в том, что он всего лишь делал то, о чем просили остальные члены Политбюро. И все же Сталин никогда не падал ниц перед Лениным и не имел причин чувствовать себя обиженным с его стороны. Он сдерживал свое негодование по поводу обращения с ним; это было не то поведение, которое он часто демонстрировал. Предположительно, он понимал, что, скорее всего, Ленин был слишком болен, чтобы физически поправиться; и в любом случае он продолжал испытывать подлинное восхищение умирающим лидером. Сталин ограничился наблюдением за тем, что происходило в особняке Горького, где телохранители и медсестры отчитывались перед Дзиером żи ńски, который, в свою очередь, держал его в курсе.20 Неприятности еще не миновали Сталина. Надежда Крупская могла прибегнуть к своим старым уловкам, зачитывая Правда передовицы о раскольнических выступлениях на Тринадцатой конференции. Таким образом, Ленин мог бы узнать, что предсказанная им размолвка между Сталиным и Троцким уже произошла. И все же Сталин ощущал влияние. Гордый своим выступлением на Конференции, он был верховным лидером в процессе становления и начинал уверенно держаться.
  
  
  20. ВОЗМОЖНОСТИ БОРЬБЫ
  
  
  Ленин умер от сердечного приступа 21 января 1924 года. Сталин, которому была оказана честь организовать похороны, получил дополнительную безопасность на своем посту. Политбюро приняло решение о чрезвычайном обращении с трупом. Оно должно было быть забальзамировано и выставлено на постоянную экспозицию в мавзолее, который должен был быть возведен на Красной площади. Крупская тщетно возражала против квазирелигиозного подтекста. Сталин был настроен на ‘возведение мавзолея’ основателя большевизма. Несколько ученых добровольно предложили свои услуги, и раса объединилась, чтобы найти химический процесс для выполнения этой работы. Троцкий поинтересовался, следует ли ему возвращаться из Тбилиси, куда он прибыл по пути в Сухум на Черном море, чтобы поправиться после тяжелого приступа гриппа. Сталин телеграфировал, что его возвращение не является ни необходимым, ни возможным, поскольку похороны состоятся 26 января. Совет имел враждебные намерения: Сталин знал, что Троцкий привлечет к себе всеобщее внимание, если появится в Москве на церемонии. Троцкий отправился в Сухум, где его приветствовал сторонник Сталина Нестор Лакоба. Дзиерżй ńски, который принял сторону Сталина в грузинском деле, уже послал инструкции, чтобы никто не беспокоил Троцкого во время его пребывания на государственной даче.1
  
  Много говорилось о желании Сталина и Дзиер żй ń ски убрать Троцкого с дороги. Предположительно, отсутствие Троцкого на похоронах разрушило его шансы стать преемником Ленина на посту верховного лидера партии, в то время как руководство Сталиным похоронной комиссией дало ему решающее преимущество. Это неубедительно. Хотя много лет спустя Троцкий стал жаловаться на обман Сталина, он не утверждал, что это имело большое значение. Делая ставку на собственное выздоровление, Троцкий оставался в Сухуме в течение нескольких недель, прежде чем отправиться на поезде обратно в Москву.
  
  На самом деле похороны состоялись 27 января, и Сталин нес гроб вместе с Каменевым, Зиновьевым, Бухариным, Молотовым, Дзиртом, Томским и Рудзутаком. Он вышел в своем квазивоенном кителе. Вместе с другими он произнес речь. Она включала в себя серию клятв, заканчивающихся словами:2
  
  
  Уходя от нас, товарищ Ленин оставил нам в наследство верность принципам Коммунистического Интернационала. Мы клянемся вам, товарищ Ленин, что не пожалеем собственных жизней для укрепления и расширения союза трудящихся всего мира — Коммунистического Интернационала!
  
  
  Он был не единственным, кто использовал религиозные образы3, и его речь все еще не была речью отточенного оратора. Значение речи заключалось в другом. Сталин, наконец, заговорил как человек, который мог обратиться ко всей партии. Действительно, он говорил так, как будто от имени партии. Он выходил на центральную сцену — и у него хватило наглости задрапироваться флагом лояльности к человеку, который хотел разрушить его карьеру. Мало кто предполагал, что он будет действовать с таким апломбом.
  
  Центральный комитет отложил свои споры, по крайней мере публично. Большевики часто говорили об угрозе, исходящей от других политических партий. Это был преувеличенный страх после гражданской войны; организованная оппозиция большевизму достигла своего пика. И все же глава ГПУ Феликс Дзирżй ń-ский и Сталин не теряли бдительности, полагая, что меньшевики, социалисты-революционеры или даже "черносотенцы" (которые организовывали антисемитские погромы перед Великой войной) могут организовать "контрреволюционные" выступления против большевиков.4 Их отношение отражало осажденный, подозрительный взгляд коммунистических лидеров. Они застали врасплох своих противников, захватив власть в результате Октябрьской революции, и были обеспокоены тем, что нечто подобное может произойти с ними самими.
  
  Сталин тесно сотрудничал с ГПУ после возвращения с советско–польской войны.5 Это отражало взаимозависимость партии и полиции, а также его личную озабоченность соображениями безопасности. Советская диктатура поддерживалась репрессиями, и ни один большевик — даже такие "мягкие", как Каменев и Бухарин, — не смог оценить зависимости режима от ГПУ. Когда Сталин начал демонстрировать свою уверенность, вдова Ленина Крупская временно изменила свое поведение по отношению к Генеральному секретарю. Она больше не говорила то, что о нем думала. Она также не могла помешать появлению в печати исторических конфет о его карьере. Ее авторитет в Народном комиссариате просвещения был на исходе.6 Чтобы заявить о себе, она представила себя главным летописцем Ленина в его время. Она предприняла это также как средство справиться с тяжелой утратой: она написала набросок биографии Ленина в течение нескольких недель после его смерти. В мае она отправила письмо Сталину с вопросом, что он думает о ее проекте.7 Сталин, у которого были свои причины наладить с ней отношения, ответил одобрительным письмом. Конечно, он внимательно прочитал статью, поскольку взял на себя труд исправить ошибочную дату.8
  
  Сталин и Крупская позиционировали себя как верховного жреца культа Ленина. Образ Ленина был вездесущ. Петроград был переименован в Ленинград, и книги и статьи о нем были выпущены в огромных количествах. Парадоксально, что этот новый культ потребовал цензуры работ Ленина. Комментарии Ленина, расходившиеся со сталинской политикой, были запрещены. Нельзя было допустить, чтобы Ленин когда-либо совершал ошибки. Примером была речь на ДЕВЯТОЙ партийной конференции, в которой Ленин признал, что война в Польше была ошибкой, и заявил, что ‘русские войска’ было недостаточно для построения коммунизма в России.9 Это было удержано от публикации. Сталин также подвергал цензуре свои собственные произведения, чтобы укрепить свою репутацию неизменной лояльности. На праздновании пятидесятилетия Ленина в 1920 году хвалебная речь Сталина включала ссылку на прошлые ошибки в суждениях. Десять лет спустя, когда к Сталину обратились за разрешением перепечатать речь, он отказался: ‘Товарищ Адоратский! Речь точно переписана по существу, хотя и требует некоторой правки. Но я бы не хотел ее публиковать: некрасиво говорить об ошибках Ильича".Одних 10 Христианство должно было уступить место коммунизму, и Ленин должен был быть представлен обществу как новый Иисус Христос. Он также должен был быть представлен как типично русский, если призыв коммунизма должен был распространиться среди самой большой национальной группы. Сталин запретил упоминать о смешанном этническом происхождении Ленина — тот факт, что прадед Ленина был евреем, держался в секрете.11
  
  Тем временем Сталин стремился выдвинуть себя в качестве теоретика. У него не было времени написать длинную статью с тех пор, как до 1917 года; и ни один большевистский лидер не воспринимался всерьез на верхушке партии, если он не вносил вклад в вопросы доктрины. Несмотря на множество других требований к его времени и интеллекту, он составил и — в апреле 1924 года — прочитал курс из девяти лекций для партийных активистов-стажеров в университете имени Свердлова под названием "Основы ленинизма".
  
  Быстро выпущенная в виде брошюры, она была произведением умелого сжатия. Сталин избегал эффектности аналогичных попыток Зиновьева, Троцкого, Каменева и Бухарина, которым в частных беседах нравилось его унижать. Был также пущен слух о том, что, насколько слова Сталина заслуживают внимания, он заимствовал содержание брошюры некоего Ф. Ксенофонтова. На самом деле Сталин был беглым и вдумчивым писателем, хотя и не был стилистом. Его толкование доктрин Ленина было кратким и по существу, а его лекции были организованы в логической последовательности. Он делал то, чего Ленин не предпринимал от своего имени, и в целом ему удалось систематизировать разношерстные труды, речи и политику, составляющие творчество Ленина на протяжении всей жизни . Он отрицал, что большевистские идеи применимы исключительно к "российской действительности". Для Сталина Ленин разработал доктрину универсального значения: "Ленинизм", - провозгласил он, 12
  
  
  это марксизм эпохи империализма и пролетарской революции. Точнее, ленинизм - это теория и тактика пролетарской революции вообще и теория и тактика диктатуры пролетариата в частности.
  
  
  Сталин утверждал, что Ленин был единственным великим наследником традиций Маркса и Энгельса.
  
  Он изложил ‘учение’ Ленина с катехизической аккуратностью. Именно это качество вызвало снисхождение его соперников; но оно вызвало одобрение у молодых марксистов, слушавших лекции. Нельзя сказать, что брошюра была однозначной по содержанию. Краткое изложение Сталиным ленинской теории действительно демонстрировало подлинную точность расплывчатости. Он подчеркивал определенные темы. Цитируя Ленина, он утверждал, что "крестьянский вопрос" должен быть решен путем неуклонного движения к крупным сельскохозяйственным кооперативам.13 Он призвал партию игнорировать скептиков, которые отрицали, что этот переход завершится достижением социализма. Он также рассматривал национальный вопрос, утверждая, что только установление социалистической диктатуры может устранить угнетение наций. Капитализм якобы распространял национальную и этническую ненависть как средство разделения и управления планетой.
  
  Сталин мало говорил о темах, имеющих общепринятое значение для марксистов. Он редко обращался к ‘рабочему вопросу’. Он сделал лишь несколько кратких замечаний о всемирном социализме. Но он снова начал, впервые со времен, предшествовавших Великой войне, вносить свой вклад в марксистские теоретические дискуссии. Он делал успехи в своей карьере. И все же в бочке меда была ложка дегтя. Ленин установил, что его Завещание должно быть доведено до сведения следующего съезда партии в случае его смерти. Крупская, несмотря на это, примирившись со Сталиным, почувствовала более высокий долг перед памятью своего мужа и поставила вопрос перед центральным партийным руководством.14 Тринадцатый съезд партии был назначен на май 1924 года. У Сталина были причины для беспокойства. Даже если бы Крупская ничего не предприняла, существовала опасность, что Троцкий увидел бы тактическое преимущество в том, чтобы сделать это за нее. Сталин не мог автоматически рассчитывать на поддержку Каменева и Зиновьева: история с Кисловодском показала это. Все его достижения за последние несколько месяцев были бы потеряны, если бы на съезде были проведены открытые дебаты и была принята резолюция в соответствии с советом Ленина назначить нового генерального секретаря.
  
  Сталину повезло, поскольку Центральный комитет партии при поддержке Каменева и Зиновьева постановил, что Завещание должно быть зачитано только главам провинциальных делегаций. Если бы Каменев и Зиновьев все еще не беспокоились о Троцком, они могли бы сделать для Сталина. Но вместо этого они высказались в его защиту. Сталин сидел бледный как мел, когда Завещание было открыто ограниченной аудитории. Но жало было извлечено из политической плоти Сталина. Зиновьева Троцкий, испуганный тем, что так скоро после смерти Ленина вызовет раскол, отказался передать борьбу "тройке" Сталин, Зиновьев и Каменев. Любовный характер, изнеженный решением, что он должен представить политический отчет Центрального комитета, который Ленин регулярно делал до своей последней болезни. Таким образом, была упущена лучшая возможность положить конец дальнейшему приходу Сталина к власти. Возможно, Сталин эффективно защитил бы себя. Зиновьев и Каменев не были очень популярны, и поведение Сталина на этом этапе не пользовалось широкой дурной славой в партии. И все же Сталину нравилось сражаться с позиции силы, и в те несколько дней на съезде он был наиболее слаб. Представление о том, что он был обязан своим выживанием своим выходкам в качестве гимнаста на трапеции , неверно. Его спасла система подстраховки, предоставленная временными союзниками Зиновьевым и Каменевым, и неспособность Троцкого атаковать.
  
  Его собственные выдающиеся моменты были немногочисленны. Он представил организационный отчет с обычным суровым набором структурных и числовых деталей; но он не вмешивался в остальные открытые слушания. Самый опасный момент наступил, когда он выступал с докладами по национальному вопросу на длительных закрытых заседаниях. Теперь, когда ведущие делегаты знали о критике Ленина у смертного одра, это была чувствительная тема. Его враги-грузинские коммунисты выстраивались в очередь, чтобы нанести ему удар. Однако Сталин не дрогнул. Вместо того, чтобы извиниться, он произнес энергичную апологию официальной политики.
  
  Чувство обиды уменьшилось, но не исчезло. Внутреннее напряжение тройки раздражало его: он знал, что Зиновьев и Каменев смотрят на него свысока и что, будь у них шанс, они бы его бросили. Его здоровье тоже было слабым. Чувствуя себя униженным, Сталин последовал своему обычному курсу: он попросил освободить его от обязанностей. В письме Центральному комитету от 19 августа 1924 года он утверждал, что ‘честная и искренняя’ работа с Зиновьевым и Каменевым больше невозможна. Он утверждал, что ему нужен был период выздоровления. Но он также попросил Центральный комитет исключить его имя из Политбюро, Оргбюро и секретариата:15
  
  
  Когда срок [выздоровления] подойдет к концу, я прошу назначить меня либо в Туруханский округ, либо в Якутскую губернию, либо куда-нибудь за границу на какую-нибудь незаметную должность.
  
  Все эти вопросы я попросил бы Пленум решить в мое отсутствие и без объяснений с моей стороны, поскольку я считаю вредным для дела давать объяснения помимо тех комментариев, которые уже были даны в первом разделе этого письма.
  
  
  Ему предстояло вернуться в Туруханск как обычному провинциальному боевику, а не как руководителю Центрального комитета, которым он был в 1913 году. Сталин требовал более сурового понижения в должности, чем даже указано в Завещании.
  
  Он был психологически сложным. В том, что он намеревался вернуться в северную Сибирь, можно усомниться. Но он был импульсивен. Когда его гордость была задета, он потерял самообладание. Даже предложив свою отставку, он шел на огромный риск. Он делал ставку на то, что его демонстрация смирения побудит Центральный комитет, в который входили некоторые из его друзей, отклонить его просьбу. Ему нужно было ввести своих врагов в заблуждение. Уловка сработала идеально.
  
  Центральный комитет сохранил его на посту генерального секретаря, и окончательное сведение счетов между Сталиным, Каменевым и Зиновьевым было в очередной раз отложено. Вернувшись осенью из отпуска, он восстановил самообладание. Перед заседаниями Политбюро он консультировался с Каменевым и Зиновьевым. Если Зиновьев был в Москве, они втроем встречались в частном порядке, а затем, в конспиративной манере, прибывали в Политбюро по отдельности. Сталин проявил наглость, пожав руку своему заклятому врагу Троцкому, когда они приветствовали друг друга. Он также сдерживал любое проявление личных амбиций. Каменев, а не Сталин, возглавил Политбюро после смерти Ленина.16 Тем не менее, Сталин уже заботился о своем будущем. Когда его соперники не смогли присоединиться к нему в Оргбюро, он был волен заменить их назначенцами, которые были ему более по душе. Группа Сталина сформировалась под его руководством; это было похоже на уличную банду, которой ему не дали руководить, когда он был мальчиком в Гори.17 Никто не был важнее Вячеслава Молотова и Лазаря Кагановича. Оба были секретарями Центрального комитета; они также периодически возглавляли тот или иной из его отделов и помогали Сталину в Оргбюро. А когда в апреле 1925 года украинская коммунистическая политика стала вызывать беспокойство Кремля, Кагановича отправили в Киев, чтобы он стал первым секретарем Коммунистической партии Украины.
  
  Сталин также создал свиту сторонников в Центральном комитете. Среди них были Серго Орджоникидзе, Климент Ворошилов, Семен Буденный, Сергей Киров и Андрей Андреев. Все эти люди были верны ему, но не раболепствовали и называли его Коба.18 У некоторых в прошлом были с ним разногласия. Молотов поссорился с ним в марте 1917 года. Каганович критиковал организационную политику Центрального комитета в 1918-19 годах, а Орджоникидзе никогда не мог поджать губы, когда у него что-то было на уме.19 Андреев даже был рабочим оппозиционером. Буденный и Ворошилов служили под его началом в Царицыне; Орджоникидзе и Киров были его подчиненными на Кавказе. Андреев произвел на него впечатление административной работой в начале 1920-х годов. Банде потребовалось время, чтобы сплотиться, и Сталин никогда не позволял ее членам воспринимать свое положение как должное. Даже царицынцам нужно было продолжать доказывать свою ценность в его глазах. Сергей Минин и Моисей Рухимович, закадычные друзья на Южном фронте, стали казаться такими же бесполезными, как затвердевшая краска. Минин перешел на сторону оппозиции восходящему руководству партии, и Сталин больше не имел с ним ничего общего. Минин покончил с собой в 1926 году. Когда вскрылась некомпетентность Рухимовича в организации перевозок, Сталин уволил его как "самодовольного бюрократа".20
  
  Он требовал от членов банды эффективности, а также лояльности. Он также отбирал их по их индивидуальным качествам. Он не хотел, чтобы рядом с ним был кто-то, кто превосходил его интеллектуально. Он отбирал людей с революционной приверженностью, подобной его собственной, и задавал стиль своей безжалостной политикой. Ни один из них не заслужил неодобрения за беспощадность к врагам. Он создал атмосферу конспирации, дружеских отношений и грубого мужского юмора. В обмен на их услуги он заботился об их интересах. Он заботился об их здоровье. Он не обращал внимания на их слабости до тех пор, пока их работа оставалась незатронутой, и они признавали его слово законом.
  
  Вот что писал Амакян Назаретян о работе "под твердой рукой Кобы":21
  
  
  Я не могу обижаться. У него можно многому научиться. Узнав его поближе, я проникся к нему необычайным уважением. У него характер, которому можно только позавидовать. Я не могу обижаться. Его строгость прикрывается внимательностью к тем, кто с ним работает.
  
  
  В другой раз он добавил:22
  
  
  Он очень хитер. Он тверд как орешек, и его не расколоть одним махом. Но сейчас у меня совершенно другое мнение о нем, чем то, которое было у меня в Тифлисе. Несмотря на его, так сказать, рациональную дикость, он мягкий человек; у него есть сердце, и он умеет ценить достоинства людей.
  
  
  Лазарь Каганович разделял это одобрение:23
  
  
  В первые годы Сталин был мягким человеком… При Ленине и после Ленина. Он через многое прошел.
  
  В первые годы после смерти Ленина, когда он пришел к власти, все они нападали на Сталина. Он многое вынес в борьбе с Троцким. Затем его предполагаемые друзья Бухарин, Рыков и Томский также напали на него…
  
  Было трудно избежать жестокости.
  
  
  По мнению Кагановича, личность Сталина отвечала обстоятельствам, не им созданным.
  
  Он не поощрял внимание к своему национальному происхождению. В провинции его сторонники использовали тот факт, что его главные противники — сначала Троцкий, а затем Каменев и Зиновьев — были евреями. Сам он никогда не упоминал об этом, но не мешал другим поднимать этот вопрос.24 У него были свои причины для осторожности. Не только евреи, но и поляки, грузины и армяне имели присутствие в центральном и местном руководстве большевистской партии, непропорциональное демографии СССР, и в стране росло недовольство этим фактом. Более того, Сталин все еще говорил с сильным акцентом. Троцкий выразился об этом с типичной язвительностью: "Русский язык всегда оставался для него не только языком наполовину иностранным и импровизированным, но - что гораздо хуже для его осведомленности — традиционным и натянутым".25 Пренебрежения к его лингвистическим способностям не были редкостью в 1920—х годах.26
  
  И все же никто другой из восходящего центрального руководства не зарекомендовал себя столь эффективно. У Бухарина были последователи в партии, но не было консолидированной сети клиентов. У Зиновьева была такая сеть, но большинство его клиентов базировались в Ленинграде. Каменев никогда не был большим покровителем. Единственным лидером, способным сравниться со Сталиным в формировании клиентской группы, был Троцкий. Он по-прежнему привлекал внимание членов Межрайонной группы, присоединившейся к большевикам в мае 1917 года, и привлекал поклонников во время Гражданской войны в качестве народного комиссара по военным делам. Левая оппозиция, нападая на Политбюро в последней четверти 1923 года обратилось к нему за вдохновением. Среди них были Евгений Преображенский, Леонид Серебряков, Николай Крестинский, Адольф Иоффе и Кристиан Раковский. И все же Троцкому не хватало повседневной доступности Сталина. У него было то высокомерие, которое раздражало десятки потенциальных сторонников. Он также был лишен сталинской тактической хитрости и драчливости, и среди последователей Троцкого было подозрение, что болезни их кумира в критические моменты фракционной борьбы имели психосоматическое измерение. И все же у него было достаточно много сторонников, чтобы сразиться со Сталиным и победить его, если бы ситуация была иной. Проблема заключалась в том, что Троцкий проиграл первые раунды конкурса. Он всегда заходил сзади по очкам.
  
  Сталин продолжал боксировать осторожно. Поражение левой оппозиции зимой 1923-1944 годов было достигнуто в открытом бою. Троцкий и левая оппозиция атаковали, а Сталин, Зиновьев, Каменев и Бухарин нанесли ответный удар. У Сталина не было особой необходимости увольнять троцкистов и заменять их людьми, лояльными восходящему руководству партии.27 Тем не менее Оргбюро и Секретариат, а также Политбюро в высшей инстанции в последующие месяцы воспользовались своим правом менять должности. Восходящее руководство партии манипулировало различными административными рычагами в своих интересах. Постепенно левые теряли оставшиеся ключевые посты в партии, правительстве, армии и полиции. Увольнения сопровождались понижениями в должности, которые часто включали переезд в отдаленные части СССР. На самом деле это была легкая форма изгнания, при которой восходящее руководство укрепляло свою власть. Левые также были подорваны в доктринальном плане. Отдел агитпропа Секретариата обнародовал прошлые споры между Лениным и Троцким. Его различные дополнения напечатали десятки брошюр против Троцкого; и Сталин, как заядлый читатель, нацарапал адъютанту муара на обложке работы об Октябрьской революции: "Скажите Молотову, что Тр [отский] солгал о Ленине по поводу способов организации восстания".28
  
  Он был в высшей степени конспиративным. По словам секретаря Политбюро Бориса Бажанова, на столе Сталина было четыре телефона, но внутри стола находилось еще одно устройство, дававшее ему возможность подслушивать разговоры десятков самых влиятельных коммунистических лидеров. Он мог сделать это, не проходя через кремлевский коммутатор, и собранная им информация, должно быть, предупредила его о любых маневрах, предпринимаемых против него.29 Личных помощников, таких как Лев Мехлис и Григорий Каннер, осуществляли любые темные предприятия, которые он придумывал.30 Он был безжалостен к своим врагам. Когда Каменев спросил его о вопросе получения большинства в партии, Сталин усмехнулся: ‘Знаете, что я думаю по этому поводу? Я считаю, что кто и как голосует в партии, не имеет значения. Что чрезвычайно важно, так это то, кто подсчитывает голоса и как они регистрируются".31 Он имел в виду, что ожидал, что центральный партийный аппарат будет подтасовывать цифры голосования, если когда-либо они пойдут против него.
  
  Такого рода замечания создали Сталину репутацию беспринципного бюрократа. Он упивался своей изворотливостью в разговорах со своими коллегами. Но в нем было гораздо больше. У него был потенциал настоящего лидера. Он был решительным, компетентным, уверенным в себе и амбициозным. Выбор его, а не Зиновьева или Каменева возглавить обвинение против Троцкого на Тринадцатой партийной конференции показал, что это начали понимать другие члены Центрального комитета. Он выходил из тени. С последних месяцев 1924 года он показал готовность продолжать нападки на Троцкого, не удерживая на своей стороне Зиновьева и Каменева. Каменев допустил ошибку, сославшись на ‘нэпманскую Россию’ вместо ‘нэповской России’. Так называемый нэпман, как правило, был частным торговцем, который воспользовался экономическими реформами с 1921 года и которого ненавидели большевики. Сталин воспользовался оговоркой Каменева в партийной прессе. Примерно в то же время Зиновьев охарактеризовал советский режим как ‘диктатуру партии’. Сталин как генеральный секретарь партии решительно отверг этот термин как описание политической реальности.32 Каменеву и Зиновьеву было поставлено в известность, что они должны сами о себе позаботиться. Осенью 1924 года Сталин выступил против их ведущих сторонников. И. А. Зеленского сменил на посту секретаря Московской городской партячейки сторонник Сталина Николай Угланов.33
  
  Стратегические факторы вступали в противоречие между Сталиным, с одной стороны, и Зиновьевым и Каменевым - с другой. Сталин хотел отстаивать аргументы в пользу возможностей ‘построения социализма’ в СССР даже во время НЭПА. Это противоречило аргументу Троцкого, изложенному в Уроках октября 1924 года, о том, что Октябрьская революция прекратит свое существование, если не будет поддержана сотрудничеством с социалистическими режимами в Европе. Троцкий распространял свои дореволюционные идеи о необходимости ‘перманентной революции’. Сталину его брошюра казалась одновременно антиленинской по доктрине и пагубной на практике для стабильности НЭПА. Бухарин, ярый сторонник левых взглядов в большевистском руководстве во время Гражданской войны, согласился со Сталиным и был вознагражден повышением в звании до полноправного члена Политбюро после Тринадцатого съезда партии. Он и Сталин начали действовать вместе против Зиновьева и Каменева. Бухарин, размышляя о политике партии после Ленина, полагал, что НЭП предлагал рамки для более мирного и эволюционного ‘перехода страны к социализму’. Он пренебрег традиционной партийной враждебностью к кулакам и призвал их ‘обогащаться’. Он стремился к умеренности репрессивных методов в обращении государства с обществом и хотел сделать акцент на идеологической обработке городского рабочего класса. Он рассматривал крестьянские кооперативы как основу для ‘социалистического строительства’.
  
  Сталин и Бухарин отвергли Троцкого и левую оппозицию как доктринеров, которые своими действиями приведут СССР к гибели. Стремление левых к более активной внешней политике может спровоцировать ответное вторжение западных держав. Торговля была бы разрушена вместе с советскими планами капиталовложений. Более того, троцкистское требование увеличения темпов промышленного роста могло быть реализовано только путем увеличения налогообложения более обеспеченного слоя крестьянства. Единственным результатом был бы разрыв связи между крестьянами и рабочим классом, рекомендованной Лениным. Обострение социальной и экономической напряженности могло привести к распаду СССР.
  
  Зиновьев и Каменев чувствовали себя неуютно из-за столь резкого поворота к рыночной экономике. Они все еще боялись Троцкого. Они также хотели сохранить связь между крестьянами и рабочими. Но они не желали одобрять эволюционную программу Бухарина; им не нравилось движение Сталина к доктрине, согласно которой социализм может быть построен в одной стране, — и они кипели от негодования по поводу непрекращающегося накопления власти Сталиным. Зиновьев и Каменев были уязвимы для обвинения в предательстве большевистского Центрального комитета в октябре 1917 года. Они должны были доказать свой радикализм. Это был только вопрос времени, когда они бросят вызов своим союзникам по борьбе с Троцким Сталину и Бухарину. Сталин был готов и ждал их. Большинству наблюдателей он казался более спокойным, чем во время тех ранних споров, когда он выходил из себя во внутрипартийных спорах. Но это было не так. Сталин был таким же злым и свирепым, как всегда. Что изменилось, так это то, что он больше не был аутсайдером и жертвой. Сталин доминировал в Оргбюро и Секретариате. Вместе с Бухариным он возглавлял Политбюро. Он мог позволить себе сохранять внешнее спокойствие и застать своих врагов врасплох.
  
  Он продолжал действовать таким образом. Он с трудом выдержал критику Ленина. Он должен был показать другим, что он не такой черный, каким его малюют. Его банда в центральном руководстве партии помогла бы ему. Но он должен был остерегаться других. Дзиер żй ńски не был ему обязан никакими одолжениями. Крупская, после своих ранних заигрываний со Сталиным, держалась особняком. На самого Бухарина нельзя было положиться; он продолжал дружелюбно разговаривать с Троцким, Зиновьевым и Каменевым, даже критикуя их политику. Политика большевиков находилась в опасном движении.
  
  
  21. Иосиф И НАДЯ
  
  
  Борьба между фракциями коммунистической партии была также борьбой за личное превосходство. Троцкий, Зиновьев, Бухарин и Сталин - каждый чувствовал себя достойным преемником Ленина, и даже у Каменева были амбиции. Сталину надоело видеть своих соперников, расхаживающих с важным видом по публичной сцене. Он признавал, что они были хорошими ораторами и что он никогда не сравнится с ними в этом. И все же он гордился — в свойственной ему хрупкой, сверхчувствительной манере - тем, что его вклад в большевизм носил главным образом практический характер: он считал, что практики, как и он сам, были становым хребтом партии. практики смотрели на Ленина как на орла, который разбрасывал своих противников, как простых цыплят. Сталин казался невпечатляющим для тех, кто его не знал, да и для многих, кто знал; но он уже был полон решимости войти в историю как второй орел партии.1 Он не просто разбрасывал своих соперников за престолонаследие: при любой возможности он нападал и разрывал их на куски. В беседе с Каменевым и Дзиртом żи ńски в 1923 году он объяснил свое общее отношение: "Величайшее наслаждение - определить своего врага, подготовить все детали удара, утолить жажду жестокой мести, а затем отправиться домой спать!"2
  
  Таким был человек, который взял Надю Аллилуеву в жены после Октябрьской революции. Церемонии бракосочетания не было, но их дочери Светлане сказали, что ее родители жили как супруги с неопределенного времени до перевода советского правительства из Петрограда в Москву в 1918 году. (По-видимому, официальная регистрация состоялась только 24 марта 1919 года.)3 В то время Наде было меньше половины его возраста, и он был ее революционным героем; и ей еще предстояло узнать, что суровые черты его характера были присущи не только врагам коммунизма.
  
  Сначала все шло хорошо. Александра Коллонтай, которая познакомилась с Надей зимой 1919-20 годов, была впечатлена ее "чарующей красотой души", а также поведением Сталина: "Он уделяет ей большое внимание".4 Но неприятности уже витали в воздухе. Иосиф хотел жену, которая считала бы ведение домашнего хозяйства своим приоритетом; это было одним из достижений Нади, которое привлекло его внимание в 1917 году.5 Надя, однако, хотела профессиональной карьеры. Будучи дочерью ветерана большевистской войны, она выполняла важные технические задания от имени партии во время Гражданской войны. Хотя у нее не было профессиональной квалификации, она получила среднее образование и показала себя компетентным клерком в то время, когда политически надежных секретарей было мало.6 Вскоре она научилась расшифровывать телеграммы, передававшие конфиденциальную информацию советским лидерам, включая ее мужа.7 Ленин включил ее в свой личный штат.8 До осени 1920 года Иосиф чаще отсутствовал в предвыборной кампании, чем дома, предоставив Наде полностью посвятить себя обязанностям в Совнаркоме. Она настолько сблизилась с Ленинцами, что, если Надежда Крупская собиралась в поездку, она просила ее покормить их кошку. (На Ленина нельзя было положиться.)9 Надя вступила в партию, предполагая, что ее участие в большевистской администрации на самом высоком уровне будет продолжаться.
  
  Ее надежды рухнули, когда Иосиф вернулся с советско–польской войны и семейных забот стало больше. Иосиф хотел спокойной домашней обстановки в конце своего рабочего дня, когда бы это ни было. Ситуация достигла апогея в конце зимы 1920-1. Надя, беременная с июня 1920 года, продолжала работать, вынашивая ребенка. Сам Иосиф тяжело заболел. Во время Гражданской войны он часто жаловался на свои недомогания, а также на "истощение".10 Никто не воспринимал его всерьез, потому что обычно он делал это, когда пытался уйти в отставку в сильном раздражении. Шурин Ф.ëдор Аллилуев, увидев его перед Десятым съездом партии, отметил, каким усталым он выглядел. Сталин согласился: ‘Да, я устал. Мне нужно уехать в лес, в лес! Расслабиться, как следует отдохнуть и выспаться!"11 Он взял несколько выходных. Только когда он отошел к постели после Конгресса, медицинская помощь стала очевидной необходимостью. Профессор Владимир Розанов, один из кремлевских врачей, диагностировал хронический аппендицит. Розанов сказал, что проблема, возможно, существовала в течение дюжины лет; он едва мог поверить, что Сталин был в состоянии стоять прямо. Срочная операция была жизненно важна.
  
  Операции по поводу аппендицита в тот период часто приводили к летальному исходу. Розанов беспокоился, что процедура может заразить брюшину Сталина; он также считал его опасно худым.12 Первоначально из-за его ослабленного состояния была введена местная анестезия. Однако боль стала невыносимой, и операция была завершена только после приема дозы хлороформа. После того как Сталина отпустили домой, он лежал на диване, читал книги и выздоравливал в течение следующих двух месяцев. Когда ему стало лучше, он отправился на поиски компании. К июню он был признан годным. Встретившись с Михаилом Калининым в дискуссии с другими большевиками о НЭПЕ, он объявил о своем возвращении к работе: ‘Лежать одному невыносимо, поэтому я встал: скучно без товарищей".13 Это мнение легко можно было бы включить в любой сборник воспоминаний о Сталине; но остальная часть истории Федора Аллилуева была слишком неловкой для Сталина, чтобы разрешить ее публикацию. Он не позволял людям обнаружить, что он когда-либо был кем угодно, только не крепким духом и телом.
  
  Болезнь и выздоровление Иосифа совпали с рождением их первенца. Василий Сталин родился в Москве 21 марта 1921 года. Радость Нади по поводу его благополучных родов была омрачена тем фактом, что Джозеф усилил давление на нее, чтобы она посвятила себя домашнему хозяйству. Никто с ее стороны семьи не помогал ей: все они, включая ее мать Ольгу, были погружены в политическую деятельность. Ольга в любом случае вряд ли была образцом для воспитания детей. Когда Надя и другие дети Аллилуевых были маленькими, им часто приходилось самим о себе заботиться , в то время как их родители занимались своей профессиональной жизнью и революционной деятельностью.
  
  Надя не могла обратиться за помощью к другой стороне семьи: мать Иосифа Кеке категорически отказалась переезжать в Москву. В июне 1921 года, после выздоровления после операции по удалению аппендицита, Сталин отправился по партийным делам на юг, в Грузию, и посетил Кеке. Сын приветствовал свою мать без той теплоты, которую можно было ожидать после их долгой разлуки.14 Она знала, что у нее на уме, и не удержалась от вопроса: "Сынок, на твоих руках нет ни капли царской крови, не так ли?"’Переступая с ноги на ногу, он осенил себя крестным знамением и поклялся, что не принимал в этом никакого участия. Его друг Серго Орджоникидзе выразил удивление этим религиозным рецидивом; но Сталин воскликнул: ‘Она верующая! Я молю Бога, чтобы наши люди верили в марксизм так же, как они верят в Бога!"15 Они были далеки друг от друга много лет; и хотя он уклонялся от прямого ответа, ее вопрос к нему показал, что она знала, что пропасть веры будет продолжать разделять их. Будучи христианкой, Кеке имела основания сказать своему сыну, что Красный Кремль - не место для нее. Для ее безопасности и комфорта Сталин поселил ее в одной из квартир для прислуги в старом дворце вице-короля в Тбилиси. Будуу Мдивани прокомментировала, что местные власти усилили охрану в отношении нее: "Это для того, чтобы она не родила другого Сталина!"16
  
  Но Иосиф не вернулся без сопровождения. В Грузии он также разыскал своего сына Якова от первой жены Кетеван. За Яковом ухаживали брат Кетеван Александр Сванидзе и его жена Мария. Иосиф едва знал тринадцатилетнего Якова, но хотел наконец взять его под свою опеку — или, по крайней мере, под опеку Нади. На этом расширение семьи не закончилось. Ведущий большевик Ф. А. Сергеев, псевдоним Артем, погиб в авиакатастрофе в июле 1921 года, оставив маленького сына. В партии было принято, чтобы таких сирот воспитывали другие большевики, и это то, что сделали сталины. Юноша Артем Сергеев жил с ними до совершеннолетия (и стал генерал-майором Красной Армии во время Второй мировой войны).17 Сталин также интересовался воспитанием Николая Патоличева, сына товарища, который, по сообщениям, погиб у него на руках во время советско–польской войны 1920 года.18 Юного Патоличева в семью не взяли. Тем не менее в течение нескольких месяцев численность семьи Сталиных увеличилась с двух до пяти.
  
  Надя занималась домашним хозяйством, в то время как ее занятой муж сосредоточил свою энергию на политике. Она наняла няню для Василия; она также нанимала прислугу. Сама она была похожа на терьера, добывающего сырье для кухни. Кремлевский административный режим, управляемый старым другом Сталина Авелем Енукидзе, выделил квоту продуктов питания для каждой семьи, проживающей в городе. Иосифу, здоровье которого беспокоило его на протяжении всей гражданской войны, рекомендовали диету с большим количеством мяса птицы. В результате он приобрел ежемесячное право на пятнадцать цыплят, головку сыра и пятнадцать фунтов картофеля. К середине марта 1921 года, за несколько дней до родов, семья уже съела десять из пятнадцати цыплят. (Либо птицы были необычайно маленькими и худыми, либо у сталиных был лошадиный аппетит.) Надя написала запрос на увеличение квоты.19 (Еще до того, как она вышла замуж за Иосифа, она знала, как обращаться с советской бюрократией: в ноябре 1918 года, после того как Аллилуевы переехали в Москву, она написала Якову Свердлову с просьбой предоставить им комнату получше.)20 В последующие годы она обращалась с новыми просьбами. Одним из них была просьба о создании нового детского сада; в тот раз ей было отказано.21
  
  Желание Нади работать вне дома было обычным явлением среди молодых женщин-большевичек, которые сочетали в себе преданность делу революции и женскую эмансипацию. Она не возражала против надзора за домашним хозяйством, пока у нее были слуги и она могла продолжать работать в кабинете Ленина. Двойная роль была очень тяжелой, а отсутствие поддержки со стороны Джозефа делало ее едва выносимой. Он часто опаздывал, возвращаясь в кремлевскую квартиру. У него были грубые манеры, а в раздражении он выражался нецензурной бранью. Его речь не ограничивалась фразами типа ‘Иди к дьяволу!’ Ненавидя, когда ему противоречат, он использовал самые грязные ругательства в адрес своей жены. Его грубые манеры были экстремальными, и нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что он в какой-то степени компенсировал личную неуверенность. Повредив в детстве руку, он не смог участвовать в обычных детских забавах. Императорская армия отвергла его по физическим причинам во время Великой войны. Сталин хотел, чтобы его считали человеком для мужчин. На самом деле, по словам его внучатого племянника Владимира Аллилуева, у него были тщательно ухоженные ногти и "почти женские пальцы".22 Были ли у него какие-то остаточные сомнения в своей мужественности по современным критериям? Если были, то расплатилась за это Надя.
  
  Как и большинство его современников-мужчин, Сталин ожидал, что жена будет повиноваться. Здесь он был разочарован, поскольку Надя отказалась быть кроткой. Споры между ними были частыми более или менее с самого начала их длительного совместного проживания. У нее тоже были свои капризы. Действительно, теперь ясно, что у нее были проблемы с психикой. Возможно, они были наследственными. Похоже, что какая-то шизофрения затронула предыдущие поколения ее семьи со стороны матери; а у ее брата Федора после остро травмирующего события после Гражданской войны, когда бывший грабитель банков Камо организовал сцену, в которой он угрожал застрелить его, случился нервный срыв, от которого он так и не оправился.23 У Нади был переменчивый темперамент, и, хотя она по-прежнему любила Иосифа, брак между ними продолжал быть напряженным, несмотря на периоды спокойствия.
  
  Кто-то в центральном партийном аппарате решил, что Надя не подходит для членства в партии. Ходили слухи, что это был не кто иной, как Иосиф. В декабре 1921 года ее исключили из партии: это был позор для любого, кто работал так, как она, в аппаратах Совнаркома. В конце концов, она могла потерять работу. Обвинение состояло в том, что она не прошла различные тесты, применяемые ко всем членам партии, и не потрудилась подготовиться к ним. Она также не помогала в повседневной партийной работе; это было тем менее приемлемо, что она была "человеком интеллигенции’. Только один член Центральной контрольной комиссии высказался в ее защиту, хотя сам Ленин тепло высказался в ее поддержку.24 Надя умоляла дать ей еще один шанс и обещала приложить больше усилий в том направлении, в котором это требовалось. Первоначально было принято решение "исключить ее как балласт, совершенно не заинтересованный в партийной работе"; но в конце концов Центральная контрольная комиссия разрешила ей сохранить второстепенный статус "кандидата" в члены партии.25 Она могла бы обойтись без этих затруднений в течение года, полного проблем; но, по крайней мере, окончательное решение позволило ей продолжать работать в ведомстве Ленина без единого пятнышка в послужном списке.
  
  Невозможно доказать, что Иосиф стоял за попыткой отобрать у нее партийный билет; и Надя никогда прямо не обвиняла его. Но он принадлежал к Политбюро и Оргбюро и уже вмешивался в работу Секретариата в 1921 году:26 он мог бы замолвить за нее словечко, если бы захотел. Но она выжила. Сталин смирился с ситуацией и больше не вмешивался в ее профессиональные устремления. Она выполняла функции одного из секретарей Ленина, даже когда Ленин и Сталин поссорились. Крупская даже попросила ее связаться с Каменевым от имени Ленина по поводу грузинского дела.27 Было бы странно, если бы Надя держала это в секрете от своего мужа. Возможно, он наконец начал видеть преимущества наличия работающей жены.
  
  Дома Надя была суровой матерью и отказывала детям в открытой привязанности, которую она проявляла к Иосифу. Соблюдались строгие стандарты поведения. Яков, который едва знал своего отца до переезда в Москву, плохо отреагировал на это. Работа удерживала Джозефа вдали от квартиры, и связь между ними так и не укрепилась. Такой интерес, который он проявлял к своему сыну, как правило, подразумевал давление. Он подсовывал ему книги и ожидал, что он их прочтет. "Яша! - написал он на обложке книги Б. Андреева "Покорение природы", - обязательно прочти эту книгу!"28 Но именно Наде приходилось ежедневно иметь дело с Яковом, и, как указывалось в ее письме матери Иосифа в октябре 1922 года, она находила его невыносимым:29
  
  
  Крепко целую тебя и передаю привет от Сосо: он очень здоров, чувствует себя очень хорошо, много работает и помнит о тебе.
  
  Яша [то есть Яков] учится, балуется, курит и не слушает меня. Васенька [то есть Василий] тоже балуется, оскорбляет свою маму и тоже не слушает меня. Он еще не начал курить. Джозеф обязательно научит его курить, так как он всегда дает ему затянуться своей папироской.
  
  
  Папироска - это сигарета с пустой трубкой на конце, которая действует как мундштук, позволяя курить в перчатках при минусовой температуре. В характере Иосифа было ожидать, что Надя будет поддерживать дисциплину, в то время как он сам ее нарушал.
  
  В жизни, тем не менее, была своя приятная сторона. После советско–польской войны Сталины жили в двух местах: в своей кремлевской квартире и на даче, которую они называли Зубалово, рядом со старой лесопилкой в Усово под Москвой. По странному совпадению, владелец дачи принадлежал к деловой семье Зубалишвили, которая построила общежитие, ставшее Тифлисской духовной семинарией. Вероятно, Сталину и его соседу Микояну понравилось, что они жили в домах, построенных промышленником с южного Кавказа, против которого они когда-то помогали руководить забастовками.30
  
  В 1919 году несколько дач в том же районе были переданы в государственную собственность, и сталинцы заняли Зубалово-4. Сталин, у которого никогда не было собственного дома,31 года вырубил деревья и кустарники, чтобы превратить свой участок в место по своему вкусу. Рядом протекала река Москва, где летом дети могли купаться. Это было прекрасное место, которое могло бы появиться в пьесах Антона Чехова; но в то время как Чехов описывал, как старое сельское дворянство было вытеснено нуворишами , это был случай, когда нувориши были изгнаны революционерами. Злорадствуя по поводу вынужденного отъезда Зубалишвили, Сталин не стеснялся создавать такой же буржуазный стиль жизни. Когда они могли, вся семья Сталиных уезжала в Зубалово. Они собирали мед. Они искали грибы и землянику. Джозеф стрелял в фазанов и кроликов, и семья ела то, что он убил. Дом Сталиных был открыт, и гости оставались там столько, сколько хотели. Бадинни и Ворошилов часто заглядывали к Джозефу, чтобы выпить и спеть. Орджоникидзе и Бухарин были другими, кто провел там время. Надя и дети особенно любили Бухарина с мягкими манерами: он даже привез с собой ручную серую лисицу и нарисовал деревья у дачи.32
  
  Летом они проводили отпуск на юге СССР, обычно на одной из многочисленных государственных дач на берегу Черного моря. Сталину присылали материалы с курьером всякий раз, когда ему требовалась консультация. Но он умел получать удовольствие. На его столе всегда было много кавказских блюд и вин, и посетителей было много. Грузинские и абхазские политики выстраивались в очередь, чтобы снискать расположение. Его московские дружки, если они останавливались на близлежащих дачах, навещали семью; и пикники устраивались в горах или на берегу моря. Хотя Сталин не умел плавать, он также любил свежий воздух и пляж.
  
  Он также использовал отпуск как время, позволяющее его телу восстановить силы. Здоровье Иосифа всегда беспокоило его, и с 1917 года он прибегал к различным традиционным методам лечения. Ревматизм его руки и надоедливый кашель — вероятно, вызванный курением трубки - часто упоминались в его письмах.33 Однажды он остановился в Нальчике, высоко на северном Кавказе. Это было место, которое посещали больные туберкулезом.34 Но конкретные жалобы Сталина были иными; а из-за ревматизма, который поражал его руку каждую весну, Микоян посоветовал ему попробовать горячие ванны в Мацесте близ Сочи на побережье Черного моря.35 Сталин попробовал это и обнаружил, что воды в Мацесте действуют "намного лучше, чем грязи Ессентуков".36 Ессентуки были одним из курортных городов Северного Кавказа, известным лечебными свойствами своей почвы. Во всяком случае, Сталин в основном предпочитал проводить летние каникулы в Сочи.37 С 1926 года он отдал себя в руки доктора Ивана Валединского, большого сторонника ‘курортологии’. Когда летом Сталин отправился на юг, он положил в карман инструкции от Валединского: ему было велено принять дюжину ванн в Мацесте, прежде чем возвращаться домой. Сталин попросил разрешения скрасить свое пребывание рюмкой-другой бренди по выходным. Валединский был строг: Сталин мог пропустить стаканчик по субботам, но определенно не по воскресеньям.38
  
  Возможно, доктор забыл, что воскресенье не было священным для атеиста. В любом случае Сталин никогда не был доверчивым пациентом; у него была своя упаковка лекарств, и он использовал их по своему усмотрению, невзирая на советы врачей.39 Сомнительно, что он согласился со всем, что указал Валединский. Но, несомненно, он чувствовал себя лучше, чем раньше. Горячие ванны облегчили боль в его суставах, а аспирин, прописанный Валединским, уменьшил боль в шее. Обследование сердца в 1927 году подтвердило, что в целом он здоров.40
  
  Более тревожными для Сталина, чем его периодически ухудшающееся здоровье, были его растущие трудности с Надей. Периоды спокойствия и нежности прерывались взрывами взаимного раздражения. Надя и дети проводили время с ним на юге; и они с Джозефом писали друг другу, если по какой-то причине она не могла там остаться.41 Ее отсутствие стало нормой, как только она начала посещать студенческие курсы в Промышленной академии: начало семестра совпало с ежегодным отпуском ее мужа. Их письма друг к другу были нежными. Он называл ее Таткой, а она его Иосифом. Она заботилась о нем: ‘Я очень прошу тебя беречь себя. Я целую тебя глубоко-глубоко, как ты поцеловал меня, когда мы прощались".42 Она также написала его матери от имени Иосифа, сообщив новости о детях и передав небольшие подробности о жизни в Москве. Сам Сталин писал в Грузию нечасто. Он был слишком занят политическими делами, и в любом случае он почти не беспокоился о своих кровных родственниках в течение многих лет. Обычно его письма матери были краткими до резкости и заканчивались такой фразой, как "Живи тысячу лет!"43 Надя делала для него все, что могла, но она никогда не могла получить от мужа той признательности и понимания, которых так жаждала.
  
  Его суровость деморализовала бы самый оптимистичный настрой. Психическое состояние Нади ухудшилось, и она была подвержена приступам отчаяния. Флирт Сталина с другими женщинами, вероятно, сыграл свою роль в этом. В секретарском аппарате Политбюро была красивая молодая женщина, Тамара Хазанова, которая подружилась с Надей; она приходила в кремлевскую квартиру и помогала с детьми. В какой-то момент могло показаться, что она понравилась Сталину и он преследовал свой интерес.44
  
  Надя погрузилась в уныние. Она выразила свои мысли в письме своей подруге Марии Сванидзе, сестре первой жены Иосифа:45
  
  
  Ты пишешь, что тебе скучно. Ты знаешь, дорогой, что везде одно и то же. У меня нет абсолютно ничего общего ни с кем в Москве. Иногда кажется странным после стольких лет не иметь близких друзей, но это, очевидно, зависит от характера. Более того, странно, что я чувствую себя ближе к нечленам партии (женщинам, конечно). Очевидное объяснение заключается в том, что такие люди проще.
  
  Я очень сожалею, что снова связываю себя новыми семейными делами. В наши дни это не очень легко, потому что обычно многие новые предрассудки кажутся странными, и если ты не работаешь, то на тебя смотрят как на ‘старую женщину’.
  
  
  ‘Новые семейные дела’ - так Надя странно называла свою последнюю беременность. Из-за этого ей пришлось отложить получение необходимой квалификации для профессионального трудоустройства. Записаться на какой-нибудь учебный курс оставалось ее мечтой. Она посоветовала Марии придерживаться такого же отношения, иначе она будет тратить свое время на выполнение чужих поручений.46
  
  Ребенок, которого она ждала, родился 28 февраля 1926 года; это была девочка, и они назвали ее Светланой. Надя, однако, по-прежнему была полна решимости освободиться от домашней жизни, и осенью 1929 года она поступила в Промышленную академию в центре Москвы на курс, специализирующийся на производстве искусственных волокон. Дом Сталина был оставлен на попечение слуг и нянь.
  
  Каждое утро она покидала Кремль и направлялась в Промышленную академию. Она оставила позади все привилегии. Она также покидала среду среднего возраста и присоединялась к людям своего возраста. Большинство студентов не знали, что Надя Аллилуева была женой Генерального секретаря партии — и даже если они знали это, они не вели себя по отношению к ней по-другому. Надя отправилась в путь без шофера или телохранителя, воспользовавшись тем же видом транспорта, что и ее сокурсники. Она написала Джозефу об очень утомительном путешествии 12 сентября 1929 года:47
  
  
  Сегодня я могу сказать, что дела пошли лучше, так как у меня был письменный экзамен по математике, который прошел хорошо, но в целом все не так успешно. Если быть точным, я должен был быть в I [промышленной] академии к девяти часам и, конечно, я вышел из дома в 8.30, и что случилось, но трамвай сломался. Я начал ждать автобуса, но его не было, и поэтому я решил взять такси, чтобы не опоздать. Я сел в него, и, разрази меня гром, мы проехали всего 100 ярдов, а такси остановилось; в нем тоже что-то сломалось.
  
  
  Утверждая, что находит этот каталог поломок оборудования забавным, она слишком усердно ссылалась на то, что это ее убедило. У Нади были высокие стандарты во всем, и ее раздражало ухудшение условий. Она позаботилась о том, чтобы Джозеф узнал что-нибудь о жизни, с которой сталкиваются обычные столичные жители: шум, беспорядок.48
  
  Даже Иосиф иногда сталкивался с подобными неприятностями для себя. Однажды в конце 1920-х годов они с Молотовым прогуливались за пределами Кремля по какому-то делу. Молотов никогда не забывал, что за этим последовало:49
  
  
  Я помню сильную бурю; валил снег, и мы со Сталиным шли по Мэн èге. У нас не было телохранителя. Сталин был одет в меховую шубу, высокие сапоги и шапку-ушанку. Никто не знал, кто он такой. Вдруг к нам пристал нищий: ‘Дайте нам немного денег, добрые господа!’ Сталин полез в карман, вытащил десятирублевую бумажку и протянул ему, и мы пошли дальше. Нищий, однако, крикнул нам вслед: ‘Ах вы, проклятые буржуа!’ Это рассмешило Сталина: ‘Просто попытайся понять наш народ. Если ты даешь им мало, это плохо; если ты даешь им много, это тоже плохо!’
  
  
  Но в целом он был изолирован от переживаний такого рода.
  
  Однако Надю беспокоило то, что он отрезал себя от постоянных семейных обязательств. Дома он был вспыльчивым и властным. Она подозревала его в интрижках с привлекательными женщинами, которые попадались ему на пути. В остальном он редко думал о чем-либо, кроме политики. Он чувствовал себя реализованным не в их кремлевской квартире или в Зубалово, а в своем кабинете в нескольких сотнях метров через Красную площадь на Старой площади. Именно здесь с 1923 года располагался Центральный комитет. У него был кабинет на верхнем этаже, рядом с Молотовым, Кагановичем и другими.50 Сталин проводил там большую часть дня, а часто и значительную часть вечера. Надя не ворчала на него за то, что он предоставлен самому себе, но она чувствовала, что его поведение дома — когда он был там — оставляло желать лучшего. Ее несчастье было понятно. У Сталина не было никаких интересов вне работы и учебы, за исключением случайных охотничьих вылазок. В отличие от Молотова и других его приближенных, он не играл в теннис или кегли. Он даже не ходил в кино. Брак Иосифа и Нади выглядел как развод, ожидающий своего часа.
  
  
  22. ФРАКЦИОНЕР ПРОТИВ ФРАКЦИЙ
  
  
  1925 год обострил споры в Политбюро. Личные пререкания переросли в полномасштабный фракционный конфликт, поскольку Зиновьев и Каменев перешли в открытую оппозицию Бухарину и Сталину. Они спорили по поводу внутренней организации партии, а также по поводу международных отношений. Официальные аграрные меры также были весьма противоречивыми. Бухарин в своем энтузиазме по поводу Новой экономической политики сказал более зажиточным крестьянам: "Обогащайтесь сами!"1 Это вряд ли совпадало с высказываниями Ленина о кулаках на протяжении многих лет. Даже в своих последних продиктованных статьях Ленин предвидел неуклонное движение крестьянства к системе сельскохозяйственных кооперативов; он никогда прямо не отстаивал мотив прибыли как двигатель возрождения сельского хозяйства. Союзник Сталина Бухарин, по-видимому, подрывал основные ленинские идеи, и Зиновьев и Каменев не просто были оппортунистами, критикуя это. В целом они возражали против растущих компромиссов в Новой экономической политике в том виде, в каком она была разработана. Сталин и Бухарин держались вместе, чтобы расправиться со своими фракционными противниками. Сражаясь против Троцкого и левой оппозиции, они боролись против Зиновьева и Каменева, когда те призывали к более радикальной интерпретации ‘союза рабочего класса с крестьянством’. На карту было поставлено выживание НЭПА.
  
  Столкновения произошли в Центральном комитете в октябре 1925 года. Зиновьев и Каменев прибыли с заверениями в поддержке со стороны Григория Сокольникова, народного комиссара финансов, и вдовы Ленина Надежды Крупской. В тот раз большинство было у Сталина и Бухарина. Но ни Зиновьев, ни Каменев не потеряли своих сторонников на высшем уровне партии. Поэтому Сталин решил открыто напасть на них на Четырнадцатом съезде партии в декабре 1925 года. Он сделал это ловко, открыв, что однажды они пытались заставить его согласиться на исключение Троцкого из партии. Ханжески отрицая свою собственную склонность к бойне, Сталин объявил:2
  
  Мы за единство, мы против разделки. Политика разделки нам отвратительна. Партия хочет единства, и она достигнет этого вместе с товарищами Каменевым и Зиновьевым, если это то, чего они хотят, — и без них, если они этого не хотят.
  
  Хотя Ленин критиковал его собственную личность как грубую и сеющую разногласия, он ухитрился предположить, что угроза раскола партии олицетворялась тем, что стало известно как ленинградская оппозиция.
  
  Каменев выразился резко:3
  
  
  Мы против создания теории "Вождя" [вождя]; мы против превращения кого бы то ни было в ‘Вождя’. Мы выступаем против Секретариата, фактически объединяя политику и организацию, стоя над политическим органом. Мы за идею внутренней организации нашего руководства таким образом, чтобы существовало действительно всемогущее Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, а также чтобы Секретариат был подчинен ему и технически выполнял его указы… Лично я полагаю, что наш Генеральный секретарь - не та фигура, которая может объединить вокруг себя старое большевистское высшее командование. Именно потому, что я часто говорил это лично товарищу Сталину, и именно потому, что я часто говорил это группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на Съезде: я пришел к выводу, что товарищ Сталин неспособен выполнять роль объединителя большевистского верховного командования.
  
  
  Сторонникам Сталина и Бухарина это предупреждение показалось экстравагантным. Но Каменев был прав. Он понимал, что под поверхностью дружеских отношений между Сталиным и Бухариным Сталин стремился стать непревзойденным лидером партии.
  
  Зиновьев отплатил Сталину за нарушение тайны их бесед разглашением деталей кисловодского эпизода, когда даже некоторые друзья Сталина обсуждали желательность урезания его полномочий;4 но он полагался на свои риторические обороты, чтобы добиться своего, и обычных аплодисментов больше не последовало. Хотя Зиновьева перехитрили, он не мог винить во всех своих несчастьях Генерального секретаря. Именно Зиновьев запустил двигатель взаимной подозрительности. Если кто и проявлял чрезмерные амбиции, то это был он. Пока ему было мало что противопоставить политике дуумвирата Сталин–Бухарин, управляющего Политбюро. Зиновьев и Каменев могли бы бормотать о недостатках режима, но до недавнего времени они были столпами, поддерживающими его фронтон. Когда Зиновьев выступил с содокладом к официальному докладу Сталина для Центрального комитета, он пожаловался на обращение с ним со стороны Сталина и предостерег от дальнейших компромиссов с крестьянством, продвигаемых Сталиным и Бухариным. Но что бы он сделал на их месте, было неясно.
  
  Зиновьев и Каменев поставили себя в неловкое положение по отношению к большинству партийных лидеров и активистов. Они восстановили фракционность в партии в опасное время. Едва Троцкий потерпел поражение, как они раскололи восходящее руководство партии. Партия была ненадежна по всему СССР. Его победа над белыми в Гражданской войне лишила его иллюзий относительно своей изоляции в стране. Рабочие, не принадлежащие к большевистским рядам, были широко недовольны. Крестьяне были далеки от благодарности большевикам за НЭП; существовало глубокое негодование о продолжающихся нападках на Русскую православную церковь. Многие представители технических профессий, работая в советских учреждениях, стремились к тому самому "термидорианскому вырождению", которого боялась партия. Термидором был месяц 1794 года, когда были свергнуты якобинцы, возглавлявшие французское революционное правительство, и радикальным социальным экспериментам был положен конец. Большинство творческой интеллигенции продолжало рассматривать большевизм как чуму, которую необходимо уничтожить. Многие нерусские, обретя независимость от России в Гражданской войне, желали отстаивать свои национальные притязания за пределами, допускаемыми Конституцией СССР. ‘Нэпманы’ заработали большие деньги во время нэпа, но стремились к более предсказуемой коммерческой среде. У более богатых крестьян — так называемых кулаков — были те же стремления. В тени общественной жизни также скрывались легионы членов запрещенных политических партий: меньшевиков, социалистов-революционеров, кадетов и многочисленных организаций, созданных представителями различных национальностей.
  
  Партия чувствовала себя окруженной врагами в своей собственной стране, и советское коммунистическое руководство, включая Сталина, остро осознавало, что введение централизованного однопартийного государства еще не привело к революционным изменениям во взглядах и практике на более низких уровнях партии, государства и общества. Политика формулировалась в основном без консультаций за пределами Кремля. Открытая оппозиция ограничивалась последовательными внутренними противостояниями в большевистской партии. Другие тенденции, когда бы они ни проявлялись открыто, энергично подавлялись ОГПУ (так ГПУ было переименовано в 1924 году). Члены Политбюро без исключения осознавали, что они руководят государством с несовершенными методами правления. Социальный, национальный и религиозный антагонизм к большевизму был широко распространен. Даже у партии были свои недостатки: фракционная борьба и административное пассивное неповиновение, а также снижение идеологического пыла в самых нижних эшелонах были очевидны. Кто бы ни победил в борьбе за место Ленина, перед ним немедленно встала бы более серьезная задача: сделать управление СССР более плотным и необратимым. Сталин имел власть над формулированием политики и подбором кадров; ему удалось разгромить своих главных индивидуальных врагов в партии. Он еще не превратил советский порядок в систему власти, олицетворяющую повсеместное повиновение и энтузиазм.
  
  Ощущение того, что в любой момент против СССР может быть объявлен капиталистический ‘крестовый поход’, усилило его фундаментальную озабоченность. Иностранные государства вторглись в Советскую Россию в 1918-19 годах и могут сделать это снова. По общему признанию, СССР имел торговые договоры с Соединенным Королевством и другими государствами. Он подписал Рапалльский договор с побежденной Германией. Коминтерн постепенно наращивал число и силу аффилированных коммунистических партий. Якобы не было никакой угрозы миру. Даже французы, которые подняли шум из-за советского отказа от долгов Николая II и Временного Правительство было не в настроении начинать вторжение. Однако до тех пор, пока СССР был единственным социалистическим государством в мире, сохранялась дипломатическая напряженность, которая могла резко перевернуть ситуацию с ног на голову и Советский Союз мог подвергнуться вторжению. Большевики были готовы к военным вспышкам на своих границах. Они верили, что поляки не вторглись бы на Украину в 1920 году, если бы вторжение не было спровоцировано западными союзниками (и хотя это было неправдой, действительно имел место военный сговор с французскими военными советниками и дипломатические переговоры с британцами).). Если бы британцы и французы сами не предприняли крестовый поход против СССР в 1920-х годах, думали большевики, они вполне могли бы вооружить и развернуть армии вторжения по доверенности. Вооруженные силы Польши, Финляндии, Румынии и даже Турции рассматривались в качестве кандидатов на такую роль.
  
  И все же именно в такой ситуации, когда на СССР давили враги изнутри и за пределами его границ, Зиновьев и Каменев выбрали путь, уже протоптанный Троцким. Даже без выступлений Сталина против них они казались угрожающе нелояльными. В 1925 году при 147-миллионном населении насчитывалось 1 025 000 большевиков.5 Как признавали большевики, они были каплей в море; и было признано, что массовые кампании по вербовке во время и после гражданской войны создали партию, в которой было несколько тысяч опытных лидеров и активистов и подавляющее большинство, которые мало отличались политическими знаниями и административным опытом от остального общества. Зиновьев и Каменев, казалось, были чрезмерно амбициозны, и им предстояло заплатить за это высокую цену.
  
  Сталин продолжал выпускать работы, объясняющие его цели. Ему пришлось доказать свою идеологическую состоятельность; и среди его различных достижений было продолжение его лекций в университете имени Свердлова: в 1926 году он опубликовал книгу "Вопросы ленинизма" . (Это условно переводится как Проблемы ленинизма .) Ее содержание мало изменило мнение ведущих большевиков о том, что Сталин был лишенным воображения интерпретатором ленинских доктрин. Более исследовательские брошюры и статьи были подготовлены другими. Троцкий писал о проблемах повседневной жизни, Преображенский - об экономическом развитии, Бухарин - об эпистемологии и социологии. В проблемах ленинизма почти не было ничего такого, чего нельзя было бы легко найти в основных опубликованных работах Ленина. Это действительно была работа по кодификации и ничего больше. В то время внимание привлекала только одна составляющая книги: утверждение Сталина о том, что социализм может быть построен в одной стране. До тех пор официальная большевистская партия исходила из предположения, что Россия не сможет сделать это самостоятельно. Действительно, считалось само собой разумеющимся, что, пока капитализм оставался могущественным во всем мире, даже в самой развитой социалистической стране будут существовать серьезные ограничения на достижимость огромного социального и экономического прогресса.
  
  Таково было мнение Ленина, и он выражал его в своей внешней политике. Когда это было возможно, он пытался распространить революцию на запад с помощью пропаганды, финансовых субсидий, советов или войны. Он неоднократно настаивал на том, что восстановление экономики России будет химерической целью, если не будет получена немецкая помощь, будь то социалистическая или капиталистическая. Следовательно, его программа предусматривала, что большевики начнут строить социализм в России в расчете на то, что государства за рубежом, особенно Германия, в конечном итоге помогут завершить строительство. В сентябре 1920 года он заявил об этом на Девятой партийной конференции. Одних только "русских сил", настаивал Ленин, было бы недостаточно для этой цели; даже восстановление экономики, не говоря уже о дальнейшем экономическом развитии, могло бы занять от десяти до пятнадцати лет, если бы Советская Россия оставалась изолированной.6
  
  Сталин, однако, утверждал, что построение социализма было вполне осуществимо даже тогда, когда не существовало братского социалистического государства. Великому кодификатору пришлось здесь прибегнуть к уловкам. Ему приходилось искажать опубликованные тексты Ленина и, используя свой организационный авторитет, предотвращать появление позорных неопубликованных речей и сочинений. Таково было презрение, с которым его враги относились к его трудам, что они не снизошли до разоблачения его неортодоксальности; и действительно, только в ретроспективе его еретическое учение приобрело какое-либо практическое значение. В 1920-х годах это не имело прямого влияния на практическую политику. Все сторонники НЭПА считали само собой разумеющимся, что СССР должен был самостоятельно продолжать ‘социалистическое строительство’ в то время, когда никакого другого социалистического государства не существовало. Вопрос о том, насколько большевики смогут добиться успеха в этом, казался излишне абстрактным.
  
  Другие претенденты на лидерство также выпустили книги, объясняющие ленинизм остальным членам партии: Троцкому, Зиновьеву, Каменеву и Бухарину. Каждый ссылался на авторитет Ленина и утверждал, что разработал последовательную ленинскую стратегию. Ни в одной из этих работ не было ничего интеллектуально поразительного, но каждый автор умел производить впечатление выдающегося интеллектуала. Троцкий, когда ему было скучно в Политбюро, доставал французский роман и демонстративно читал его самому себе. Он был высокомерен даже по стандартам Политбюро. Но его презрение к ‘невежественному’ и ‘плохо образованному’ Сталину разделялось всеми. Чего они не смогли понять, так это того, что Проблемы ленинизма, помимо еретического пункта о ‘социализме в одной стране’, были компетентным изложением работы Ленина. Она была хорошо построена. В ней содержались четкие формулировки. Это был образец педагогической уравновешенности: идеи были представлены и тщательно объяснены с разных точек зрения. Были затронуты почти все основные темы деятельности Ленина за всю его жизнь. Краткое изложение книги было признано в то время, и оно вошло в несколько последующих изданий.
  
  Соперники Сталина совершенно недооценили его решимость доказать, что они были неправы в своем низком мнении о нем. Он понимал, в чем заключались его недостатки. Он плохо знал немецкий, еще меньше английский и совсем не знал французского. Поэтому он возобновил свои попытки самостоятельно выучить английский.7 У него не было ораторского таланта. Поэтому он усердно работал над своими речами и никому не позволял писать их за него или редактировать его черновики. Его марксизму не хватало эпистемологической осведомленности. Поэтому он попросил Яна Стена еженедельно обучать его принципам и методам современной марксистской философии.8
  
  Тем временем Сталин выделял себя на вершине партии. Его идея о ‘социализме в одной стране, взятой отдельно’ была плохим ленинизмом; но она задела за живое многих членов партийного комитета, которым не понравились утверждения Троцкого о том, что Октябрьская революция зачахнет и умрет, если социалистические захваты власти не произойдут в других могущественных странах европейского континента. Сталин, убежденный сторонник НЭПА, ухитрился намекнуть, что он глубоко верил в базовый потенциал прогресса в СССР без иностранной помощи. Социализм в одной стране был проявлением идеологических наклонностей.9 Не менее важными были определенные тенденции в мышлении Сталина. Его приверженность НЭПУ становилась все более двусмысленной. Он никогда не следовал примеру Бухарина в том, чтобы горячо одобрять это; и все чаще он подчеркивал необходимость более высоких уровней инвестиций в государственную промышленность и все более высокого налогообложения более богатых крестьян. Он также продолжал настаивать на продвижении рабочих с завода на административные должности; его ненависть к "буржуазным специалистам" оставалась постоянной.10 В соответствии с официальной политикой партии он назначал на партийные посты на основе очевидной преданности большевизму до 1917 года.11
  
  Дело в том, что такая конфигурация тенденций в идеологии и политике все больше привлекала партийных лидеров в Москве и провинциях. Сталин пришел к верховной власти не исключительно с помощью рычагов бюрократических манипуляций. Безусловно, у него было преимущество, поскольку он мог заменять местных партийных секретарей лицами по своему выбору. Верно также, что режим в партии позволял ему контролировать дебаты в Центральном комитете и на партийных съездах. Но такие активы были бы для него бесполезны, если бы он не смог убедить Центральный комитет и съезд партии в том, что он является подходящим политиком, за которым они могли бы следовать. Не только как администратор, но и как лидер — в мыслях и действиях — он, казалось, соответствовал этим требованиям лучше, чем кто-либо другой.
  
  Сталин и Бухарин готовились к последней решительной кампании против внутрипартийной оппозиции. Они всегда ненавидели Троцкого и в своей частной переписке радовались растущему успеху в его унижении. Но они также сохраняли определенный страх перед ним. Они знали, что он талантлив и решителен; они знали, что у него остались личные сторонники в партии. Троцкий оставался опасным врагом. Они меньше уважали Зиновьева, но видели, что он тоже по-прежнему представлял угрозу. Еще более опасным был эффект сближения Троцкого и Зиновьева. По мере того, как Зиновьев критиковал Бухарина и Сталина с позиций левого крыла, разногласия среди оппозиционеров уменьшались. Объединенная оппозиция была сформирована в середине 1926 года. Когда Сталин услышал, что Крупская симпатизирует Зиновьеву, он написал Молотову: ‘Крупская - раскольница. Ее действительно нужно избить как раскольницу, если мы хотим сохранить единство партии".12 Двумя годами ранее он приветствовал ее поддержку, защищаясь от последствий Завещания Ленина. Пережив это чрезвычайное положение, он намеревался расправиться с ней так же сурово, как и с другими ведущими членами Объединенной оппозиции.
  
  К середине 1926 года была подготовлена сцена для сведения счетов, и Сталин рвался в бой. Когда Троцкий пробормотал Бухарину, что он ожидает, что большинство партии будет на его стороне, Генеральный секретарь написал Молотову и Бухарину: ‘Как мало он знает и как низко он оценивает Бухарина! Но я думаю, что скоро партия набьет морду Тр [оцкому], Грише [Зиновьеву] и Каменеву и превратит их в ренегатов, подобных Шляпникову".13 Он обвинил их в том, что они ведут себя еще менее лояльно, чем рабочая оппозиция Шляпникова. Им нужно было противостоять. Зиновьева следовало уволить из Политбюро. Восходящему руководству партии нечего опасаться: "Я заверяю вас, что это дело пройдет без малейших осложнений в партии и стране".14 Зиновьева следует убрать первым. Троцкого можно было бы оставить на потом.15
  
  Группа Сталина в руководстве была к тому времени хорошо организована. Сам Сталин мог позволить себе остаться на берегу Черного моря, когда 3 июня 1926 года в течение шести часов бушевал ожесточенный спор о тезисах, предложенных Зиновьевым.16 Сталин хотел полного контроля над своей группой. Он хотел быть в курсе событий и регулярно передавал инструкции своим подчиненным. Но он создал систему, которая позволяла ему быть хозяином положения, даже находясь в отпуске. Он заявлял о себе во все большей степени. В сентябре 1926 года он написал Молотову, указав на существенные оговорки в отношении своего союзника и предполагаемого друга Бухарина: "Бухарин свинья и, несомненно, хуже свиньи, потому что он считает ниже своего достоинства написать пару строк".17 Примерно в то же время он также сказал о своем помощнике Микояне: "Но Микоян - маленький утенок в политике, способный утенок, но тем не менее утенок".18 Из всего этого следовало, что Сталин считал себя единственной незаменимой силой в кампании против Объединенной оппозиции. По его собственным мнению, никто другой не мог успешно координировать и руководить восходящим руководством партии в грядущих фракционных конфликтах. Он поставил своей целью обрекать Троцкого и Зиновьева на окончательное поражение.
  
  И все же напряжение постоянной полемики сказалось на нем. Свободный в своих обвинениях в адрес Объединенной оппозиции, он был задет тирадой личных оскорблений, которые ему самому пришлось вынести. Он был чрезвычайно чувствительным хулиганом. Когда ситуация стала для него невыносимой, он последовал своему примеру в первые годы после октября 1917 года и попытался уйти в отставку. 27 декабря 1926 года он написал председателю Совнаркома Алексею Рыкову: ‘Я прошу вас освободить меня от должности генерального секретаря Центрального комитета. Я утверждаю, что я больше не могу работать на этом посту, что я не в состоянии больше работать на этом посту.’ Он предпринял аналогичную попытку подать в отставку 19 декабря 1927 года.19 Конечно, он хотел, чтобы его убедили отказаться от подобных заявлений о намерениях — и действительно, его соратники поступили так, как он хотел. Но маска полного самообладания и уверенности в себе слетела в эти моменты.
  
  Колебания Сталина были временными и порывистыми. Объединенную оппозицию еще предстояло разгромить, и он вернулся к работе в качестве генерального секретаря партии с драчливостью, за которую им восхищались его соратники. Сталин и Бухарин были готовы к борьбе (хотя Бухарин имел тревожную тенденцию продолжать дружески разговаривать со своими оппонентами). Политический конец для Троцкого, Зиновьева и Каменева наступил на удивление быстро. Весной 1927 года Троцкий составил амбициозную "платформу", подписанную восемьюдесятью тремя оппозиционерами (включая его самого), в которой содержалась яростная критика грехов восходящее партийное руководство. Он требовал более ‘революционной’ внешней политики, а также более быстрого промышленного роста; и если ранее он выражал озабоченность по поводу ‘бюрократизации’ партии, то теперь он и его сторонники настаивали на том, что необходимо провести всеобъемлющую кампанию демократизации не только в партии, но и в советах. Утверждалось, что только с помощью такого комплекса мер были бы достигнуты первоначальные цели Октябрьской революции. Таким образом, для Объединенной оппозиции Политбюро разрушало все, за что выступал Ленин. Требовалась отчаянная борьба за то, чтобы вернуть принципам партии первостепенное значение в текущей политической повестке дня.
  
  Сталин и Бухарин руководили контрнаступлениями в течение лета 1927 года. Их воинственное настроение усиливалось их острым осознанием того, что Объединенная оппозиция, выдвигая обвинения в невыполнении Политбюро революционного долга, также обвиняла своих членов в простой некомпетентности. Политбюро было намерено твердо держаться по мере усиления международных осложнений. Британское консервативное правительство искало металлолом в течение нескольких месяцев, и когда полицейский обыск в англо-советской торговой компании Arcos выявил компрометирующие улики, Соединенное Королевство полностью разорвал дипломатические отношения и выслал советского посла в мае. В следующем месяце был убит советский посол в Польше. Не в первый раз в СССР были опасения войны. ОГПУ усилило бдительность в борьбе с подрывной деятельностью и вредительством. Неприятности накатили обильные и быстрые. В середине июля из Китая пришли новости о том, что лидер националистов Чан Кайши в апреле устроил резню коммунистов в Шанхае. В то время как ничто из того, что произошло в Лондоне и Варшаве, не было виной Политбюро, Сталин и Бухарин несли прямую ответственность за политику, навязанную Коминтерном китайскому коммунистическому руководству. До недавнего времени они настаивали на союзе с Чан Кайши вопреки желаниям китайских коммунистов; теперь, в августе 1927 года, они разрешили им организовать восстание против Чан Кайши. Объединенная оппозиция упрекала Политбюро в полном отсутствии эффективного надзора за внешней политикой СССР.
  
  Сталин, однако, как обычно, отправился в отпуск на юг. Он предполагал, что сможет оставить Центральную контрольную комиссию под председательством Орджоникидзе заниматься дисциплинированием оппозиции. Ему регулярно пересылали документы. То, что он читал, приводило его в ярость. Каким-то образом Зиновьеву и Троцкому удалось превратить расследование Центральной контрольной комиссии в возможность бросить вызов Центральному комитету. И Орджоникидзе, казалось, потерял контроль над развитием событий. ‘Позор!" - писал Сталин Молотову в ожидании более агрессивной позиции, которую займут люди, которых он оставил отвечать за Москву.20
  
  В июне и июле он пересыпал свои письма подробными инструкциями как по Великобритании, так и по Китаю.21 Тем не менее, он не отводил глаз от внутренней угрозы: с Троцким нужно было разобраться. Сталин обсудил с Молотовым и Бухариным вопрос о том, не лучше ли депортировать их врага в Японию.22 Было принято решение действовать поэтапно. На объединенном пленуме Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии в октябре 1927 года некоторые из сторонников Троцкого кричали, что Политбюро хоронит Завещание Ленина. Сталин был готов к ним:23
  
  
  Оппозиция думает ‘объяснить’ свое поражение личными факторами: грубостью Сталина, бескомпромиссностью Бухарина и Рыкова и так далее. Это скупое объяснение! Это не столько объяснение, сколько суеверный вздор… В период между 1904 годом и февральской революцией [1917] Троцкий все это время вращался в компании меньшевиков и проводил кампанию против партии Ленина. За этот период Троцкий потерпел целую серию поражений от партии Ленина. Почему? Возможно, причиной этого была грубость Сталина? Но Сталин еще не был секретарем Центрального комитета; [Сталин] в то время был отрезан и отдалился от зарубежных частей, ведя борьбу в подполье, в то время как борьба между Троцким и Лениным разыгрывалась за границей. Так где же именно в этом проявилась грубость Сталина?
  
  
  Его поведение на пленуме было шедевром убеждения. Он напомнил оппозиции, что ранее он отверг призывы к исключению Троцкого и Зиновьева из Центрального комитета. ‘Возможно, ’ язвительно предположил он, ‘ я переборщил с “добротой” и совершил ошибку’.
  
  Объединенный пленум исключил Троцкого, Зиновьева и Каменева из Центрального комитета. 14 ноября 1927 года Троцкий и Зиновьев были полностью исключены из партии, и это решение было ратифицировано Пятнадцатым съездом партии в декабре. Ось Сталин–Бухарин восторжествовала. Их версия революционной политики внутри страны и за рубежом возобладала после десятилетия постоянной фракционной борьбы среди большевиков. Бухарин поддерживал дружеские отношения со своими побежденными противниками. Но Сталин отказался идти на компромисс. На Пятнадцатом съезде партии было объявлено о дальнейшем исключении семидесяти пяти оппозиционеров, включая Каменева. Сталин и Бухарин предотвратили острую угрозу НЭПУ. Никто не предполагал, что в течение месяца политическое урегулирование будет разрушено и что два победителя станут врагами. В январе 1928 года Новая экономическая политика была на грани срыва Генеральным секретарем партии.
  
  
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  Деспот
  
  
  23. ПРЕКРАЩЕНИЕ НЭПА
  
  
  Внезапно в конце 1920-х годов Сталин растоптал Новую экономическую политику, как разъяренный бык. Экономический компромисс, предложенный ленинским политбюро семью годами ранее, был отвергнут. Массовое насилие было использовано для введения системы коллективных хозяйств. Началась форсированная индустриализация. Усилились преследования кулаков, нэпманов и ‘буржуазных специалистов’. Политика тоже претерпела изменения. Внутрипартийный режим был еще более ужесточен, и были возобновлены показательные процессы над выжившими лидерами умирающих соперничающих партий. Началось наступление на все виды националистических тенденций.1 Границы культурного самовыражения были резко сужены, и организованная религия стала объектом жестоких нападок. Спорное соглашение, существовавшее с 1921 года, распалось.
  
  Сталин инициировал изменения после того, как дефицит поставок зерна стал критическим в конце 1927 года. 6 января 1928 года Секретариат разослал секретную директиву с угрозой увольнения местных партийных лидеров, которые не смогли применить "суровые наказания" к хранителям зерна.2 Сталин дал волю своим чувствам в письме Сергею Сырцову и сибирскому партийному руководству:3
  
  
  Мы считаем, что это путь к панике, к повышению цен — наихудшей форме бартера, когда совершенно невозможно удовлетворить потребности деревни, полной крестьян, товарными запасами зерна: это усиливает способность могущественного слоя деревни сопротивляться… Крестьянин не отдаст свой налог на основании редакционной статьи в Правде — обязательные графики имеют для него решающее значение.
  
  
  Сибирские коммунисты были поставлены в известность о том, что требуется немедленное увеличение закупок зерна. В отличие от Украины и Северного Кавказа, в Сибири, которая поставляла треть советского экспорта пшеницы, лето было теплым. Сталин был полон решимости отобрать зерно у его владельцев-кулаков. Он и избранная группа партийных функционеров отправились поездом из Москвы 15 января 1928 года. Такие политики, как Микоян, Киров, Жданов, Шверник, Постышев и Косиор, совершали подобные поездки в сопровождении тысяч партийных чиновников в сельскохозяйственные регионы СССР.4
  
  Государственные закупки зерна сократились всего до 70 процентов от общего объема, полученного годом ранее. Трудности возникли из-за неправильного управления экономикой со стороны Политбюро. С 1926 года было введено несколько мер по выжиманию дополнительных доходов из частного сектора. С кулаков взимался классовый налог: налоговые поступления от них выросли более чем на 50 процентов в 1926-7 годах. ‘Злонамеренное’ накопление промышленной и сельскохозяйственной продукции было в 1926 году признано уголовным преступлением по статье 107 Уголовного кодекса. На перевозки частных грузов по железным дорогам были введены дополнительные сборы. Правительство экспроприировало множество частных мукомольных заводов. Эти меры последовали за переориентацией ближайших экономических задач, предложенной Сталиным и Бухариным на Четырнадцатом съезде партии в декабре. Политика партии была направлена на ускоренный темп индустриализации посредством неуклонного расширения накопления государственного капитала. Этот акцент был подтвержден в июле 1926 года. Госплану — Государственному плановому комитету, который отвечал за составление плана экономического развития страны, — было приказано готовиться к ситуации, когда предприятия станут объектом более строгого инструктирования и надзора. Были предприняты шаги в направлении подчинения всей экономики центральному правительству.5
  
  Члены Политбюро стали проявлять нетерпение по поводу нэпа; и когда они повернули политику в направлении радикальных перемен, они посвятили себя социалистическим и индустриализирующим целям создателей Октябрьской революции. Сделав выбор в пользу быстрых и фундаментальных перемен, они активизировали трансформацию СССР в направлении ‘современности’. Остатки старого порядка должны были быть искоренены. Раздраженные Троцким, они хотели продемонстрировать свои полномочия. Они также знали, что медленные темпы экономических преобразований создали благодатную почву для пропаганды Объединенной оппозиции среди партийных лидеров в провинциях6 — и, несмотря на непрерывную политическую централизацию с середины 1918 года, у восходящих лидеров были причины опасаться внезапной вспышки сопротивления их превосходству. Но они верили в то, что делали. Сталин жил ради большевизма; но он сочетал идеологическую приверженность с чувствами по отношению к своим соперникам — ревностью, озлобленностью и мстительностью, — которые были далеки от чистоты.
  
  Предсказуемым следствием экономических мер 1926 года стало разрушение рыночной экономики. Еще до того, как подорвать корни НЭПА, Сталин — вместе с Бухариным вплоть до январских экспроприаций 1928 года — причинял им серьезные страдания. Они потревожили сад еще раньше, снизив цены на продукцию государственных заводов в качестве средства разрешения "кризиса ножниц" в 1923 году. Эффект был кумулятивным. Сообщалось о нехватке товаров, поскольку торговцы скупали все, что было в наличии. Три года спустя Сталин и Бухарин также снизил цены, которые они были готовы платить за зерно. Результатом стало снижение сбыта урожая зерновых. Два ведущих человека в Политбюро соревновались друг с другом в некомпетентности. Только один из них, Бухарин, осознал ошибочность своего поведения, указав Центральному комитету, что розничные цены необходимо повысить, чтобы избежать катастрофы. Сталин повернулся к нему лицом. С него было достаточно: НЭП в первые годы своего существования восстановил экономику, но не смог обеспечить промышленный прогресс темпами, достаточными для членов Политбюро. Пленум Центрального комитета в феврале 1927 года поддержал меры, принятые в предыдущем году.
  
  Сталин и Бухарин подорвали экономику, а Сталин отказался признать их колоссальную ошибку. О чем он думал в 1927 году? Сталин никогда подробно не объяснял свою стратегию. Некоторые предположили, что он просто хотел власти и был вынужден вступить в бой с Бухариным на территории, где он мог рассчитывать на то, что тот займет позицию, расходящуюся с мнением в более широких партийных кругах. Это возможно. Но более правдоподобное объяснение состоит в том, что Сталин, договорившись с Бухариным о более воинственном подходе к индустриализации, отказался отступать. У него была притупленная способность к суждениям. НЭП всегда оставлял неприятный привкус во рту у Сталина и многих ведущих большевиков в центре и на местах. Периодически возникающие чрезвычайные ситуации держали их в напряжении. В 1922 году был ужасный голод, а в 1923 году в торговле произошел "кризис ножниц". Партия пыталась выжать больше из рабочих на фабриках и шахтах путем рационализации производственного процесса. Но этого никогда не было достаточно, чтобы удовлетворить критиков из политических левых. Разными способами оппозиционеры — демократические централисты, Рабочая оппозиция, Левая оппозиция, Ленинградская оппозиция и Объединенная оппозиция — раздражали Политбюро, критикуя его за идеологическую трусость и предательство.
  
  НЭП достиг большего, чем допускали его критики. Объем промышленного и сельскохозяйственного производства к 1926-1977 годам, по большинству оценок, полностью или почти вернулся к уровню последнего года перед Великой войной; и советское государство увеличивало объем инвестиций в капитальные проекты. Казалось, что НЭП способен обеспечить умеренные темпы экономического развития в предстоящие годы. Также была значительная политическая и социальная стабильность. Партия, ОГПУ и Красная Армия обладали неоспоримой властью. В 1924 году произошло грузинское восстание; были также волнения в Центральной Азии. Но в остальном там царило спокойствие. Подавление общественного инакомыслия было эффективным.
  
  Оставался вопрос, были ли темпы экономического развития достаточными для того, чтобы СССР мог защитить себя от потенциальных внешних врагов. К концу 1920-х годов считалось, что главными опасностями являются Великобритания (которая разорвала дипломатические отношения в мае 1927 года), Франция (которая продолжала требовать погашения старых государственных займов России) и Япония (которая с жадностью присматривалась к советским владениям на Дальнем Востоке). Было сомнительно, что Красная Армия была достаточно хорошо оснащена, чтобы справиться с кем-либо из них в войне. Хотя промышленное развитие продолжалось, технологический разрыв между Советским Союзом и наиболее развитыми экономиками Запада увеличивался. Большевики пришли к власти, твердо веря в жизненную необходимость науки и техники как средств социалистического прогресса. Через десять лет после Октябрьской революции в СССР не произошло ничего, что говорило бы о том, что разрыв вскоре может быть ликвидирован. США и Германия стремительно продвигались вперед. Сталин и его соратники были обеспокоены постоянными неудачами советского режима.
  
  Настроение партии основывалось не только на расчетах экономического развития. Нэпманы сколачивали состояния, мало производя. В сельской местности снова появилась зажиточная прослойка крестьян, которых большевики называли кулаками. Священники, имамы и раввины распространяли слово Божье. Марксистско–ленинский атеизм был непопулярен. Отдельные слои интеллигенции, особенно среди нерусских народов, культивировали националистические идеи. Уступки по национальному вопросу поощрялись после Октябрьской революции и усилились при НЭПЕ. На Украине велась систематическая кампания ‘Украинизации’ школ, прессы и государственного персонала. Аналогичные мероприятия были предприняты в других советских республиках. И все же национализм был на подъеме повсюду в СССР и опережал распространение социалистического сознания. Основная политика Ленина и Сталина имела впечатляющие обратные последствия. Москва ответила в 1926 году одобрением мер по депортации ряда религиозных и племенных лидеров в Азербайджане.7 по ужесточению решения национального вопроса одновременно с ужесточением экономической политики. Соратник Сталина Каганович, возглавлявший Коммунистическую партию Украины в 1925-1966 годах, обсуждал меры по депортации поляков из западных пограничных районов во внутренние регионы СССР. Его целью было предотвратить проникновение на Украину разведывательных органов П.И. Судского.8
  
  Та же партия, которая совершила Октябрьскую революцию от имени рабочего класса и беднейших крестьян, наблюдала за обществом, в котором набирали силу капитализм, религия и национализм. Даже ряды партии вызывали беспокойство. Число членов в 1927 году, после интенсивной вербовочной кампании, возросло до 1 200 000. Хотя это было значительное общее число, оно скрывало официальные опасения по поводу того, что качество призывников с точки зрения идеологического рвения и достижений в образовании оставляло желать лучшего.9
  
  Именно на этом фоне с середины 1920-х годов были введены дестабилизирующие экономические меры. Сталин долгое время имел склонность к экономической автаркии. Он полагал, что если государственная политика не приведет к локальному промышленному росту, то это неуместно. Он написал Молотову в июне 1925 года:10
  
  
  Либо мы решим [этот серьезный вопрос] правильно в интересах государства, рабочих и безработных, которых можно было бы развернуть в расширенном производстве, либо, если мы не решим его правильно, мы потеряем десятки миллионов — помимо всего остального — в интересах иностранных производителей.
  
  
  В то время как Бухарин выступал за медленную индустриализацию и пытался препятствовать требованиям ускорения, Сталин демонстрировал растущее разочарование. Партнерство Сталина и Бухарина распадалось, хотя ни один из них еще не предвидел, что вот-вот произойдет решающий разрыв. Они все еще хорошо ладили в Политбюро. Они также встречались в социальном плане. Но идеи Сталина укреплялись. В декабре 1926 года он отрицал, что СССР потребуется пятьдесят или более лет, чтобы сравняться по объему экономики с иностранными капиталистическими державами. Действительно, он заявил, что можно и нужно предпринять "гигантские шаги" вперед.11
  
  Вклад Сталина в обсуждение экономической политики до января 1928 года носил взвешенный характер, и — если не считать его разрешенных нападок на внутрипартийную оппозицию — после смерти Ленина его внешнее поведение было спокойным. У его соперников было какое-то оправдание для неправильного понимания ситуации; но это была не та ошибка, которую они собирались безболезненно повторить. Сталин действовал хитро. Он ни словом не обмолвился Бухарину о войне в сельской местности, которую собирался начать. Проведя два дня взаперти на Транссибирской магистрали со своим помощником Александром Поскрышевым и другими, он, тем не менее, был в драчливом расположении духа. (Поскрëбышев был последним из личных помощников Сталина и должен был оставаться на этом посту до 1953 года.) Любой, кто вставал на пути Сталина в его поездке, должен был подвергнуться жестокому обращению. По прибытии в Новосибирск он приказал арестовать ‘антисоветски настроенных’ кулаков. Квоты на закупку зерна должны были быть выполнены. Началась кампания по ‘расширению создания’ коллективных хозяйств.12 В Западной Сибири и на Урале были собраны отряды для сбора квот, установленных для сбора зерна. Вооруженные до зубов, они выезжали на фермы и забирали все, что попадалось под руку. Как и в 1918-20 годах, большевики входили в деревни, созывали крестьянские собрания и требовали немедленного подчинения под дулом пистолета.
  
  Сталин вернулся в Москву 6 февраля 1928 года с вагонами зерна, изъятыми у ‘кладовщиков’. Правда отметила это достижение.13 Казалось, что линия Сталина восторжествовала без сопротивления в центральном партийном руководстве. Он и другие лидеры настаивали на том, что "крестьян-середняков", а также кулаков, необходимо принудить к сдаче урожая.14 Бухарин был возмущен. Изменение политики было предпринято в провинциях без предварительной санкции Политбюро или Центрального комитета. В истории партии не было прецедента. Сталин прибыл в Москву как вор со своей добычей; вместо того чтобы признать свое преступление, он ожидал, что его добродетель будет оценена. Политбюро было в смятении. Ее члены перестали разговаривать друг с другом за пределами официальных встреч. Когда Сталину высказывали претензии по поводу его политики, он становился сердитым и властным. Бухарин пожаловался ему на его поведение 16 апреля. Сталин написал в ответ: “Вы не заставите меня молчать или скрывать свое мнение своими воплями о "моем желании учить всех ”. Будет ли когда-нибудь положен конец нападкам на меня?"15 В этих словах драчливая смесь самодовольства и чрезмерной чувствительности.
  
  Сталин понимал, как использовать ситуацию. Он хотел ускорить коллективизацию сельского хозяйства и запланированную государством индустриализацию. Большинство партийных чиновников никогда не чувствовали себя комфортно в условиях НЭПА. У них чесались руки перейти к более ‘революционной’ линии. В комсомоле — молодежной организации партии — также было много активистов, которые жаждали, чтобы Политбюро отказалось от компромисса. Эта тенденция была обнаружена и в ОГПУ: многие полицейские чиновники стремились установить режим с большим контролем над неуправляемым обществом. В Красной Армии были ведущие командиры, стремившиеся к экономические преобразования и прекращение ограничения их бюджетных возможностей.16 Хотя сельское хозяйство было в центре инициативы Сталина в январе 1928 года, он связывал себя с гораздо более широкой повесткой дня. Как и его сторонники в партии и других государственных органах, он хотел ускорить и углубить преобразования в стране. Приоритетными направлениями должны были стать промышленность, школьное образование, городское строительство и социалистическая идеологическая обработка. Государство должно было стать более проницательным, а традиционные привязанности к религии и государственности должны были исчезнуть. СССР должен был превратиться в военную державу, которая могла бы себя защитить.
  
  Выйдя за рамки сельскохозяйственной политики, Сталин организовал судебный процесс над инженерами и ‘промышленными специалистами’, в том числе несколькими иностранцами из Шахты в бассейне Дона. Им было предъявлено обвинение в преднамеренном саботаже. Официально ОГПУ под руководством Генриха Ягоды проводило независимое расследование. В действительности обвинителем и судьей был Сталин. Процедуры расследования игнорировались. Генеральный секретарь партии приказал избивать арестованных, добиваясь признания в вымышленных преступлениях. Он перезагружал механизм советской политики. Он сломил сопротивление промышленных специалистов — менеджеров, инженеров и планировщиков — требованиям ускорения промышленного роста. Через шахтинских истцов он возбудил дело о широкомасштабном саботаже. Тень подозрения пала на специалистов по всему СССР.
  
  Сталин позволял другим делать его грязные дела. Он избегал призывов к казни обвиняемых по Шахтинскому делу. Он маневрировал так, чтобы добиться своих результатов, защищая чистую репутацию.17 Тем временем Госплан готовил директивы для всей экономики СССР. Совнарком дал инструкции на этот счет в июне 1927 года, и работа подходила к завершению летом 1928 года. Первый вариант Пятилетнего плана был намечен к обнародованию в октябре. Целевые показатели выпуска были поразительно высокими: предполагалось, что производство капитальных товаров увеличится на 161 процент, а потребительских товаров - на 83 процента.18 Все отрасли экономики должны были быть поставлены под государственный контроль. Хотя приоритет был отдан развитию тяжелой промышленности, Политбюро ожидало, что одновременно повысится уровень жизни населения в городах. Также ожидалось, что будет изготовлено сто тысяч тракторов для использования в сельском хозяйстве и передано в распоряжение колхозов, которые должны были быть созданы. Доходы для этой чрезмерно оптимистичной схемы должны были поступать от основных бенефициаров НЭПА. Сталин хотел взимать дань с более обеспеченного крестьянства. Бухарин назвал это ‘идиотской безграмотностью’.
  
  Бухарин в апреле добился на пленуме Центрального комитета решения, осуждающего ‘перегибы’ в недавней практике закупок. Когда Центральный комитет вновь собрался 4 июля, в его официальной резолюции было взято обязательство по НЭПУ и даже обещано повышение цен на зерно.19 Однако проблемой для Бухарина был провал его мер по восстановлению экономической стабильности. Крестьяне отказались выдавать запасы зерна. Насилие обострило отношения между деревнями и административными властями. В любом случае нехватка промышленных товаров для покупки не побудила крестьянство вернуться на рынок.20 Политбюро надеялось облегчить проблемы путем импорта пшеницы; но этого было слишком мало и слишком поздно, чтобы ликвидировать дефицит продовольствия. В нем также ничего не говорилось о трудностях с крестьянами. Тем временем в городах по-прежнему не хватало зерна и овощей. Политбюро не могло игнорировать ежемесячные отчеты: СССР пережил зиму недоедания в городах.
  
  Чего Бухарин не ожидал, так это реакции нескольких влиятельных лидеров. Он ожидал, что Ворошилов и Калинин будут критиковать то, что произошло на Урале и в Сибири.21 Даже Орджоникидзе иногда проявлял нелояльность к Сталину за кулисами.22 Бухарин продолжал надеяться, что ему удастся привлечь на свою сторону таких людей, как руководитель ОГПУ Ягода, а также остальных членов партии. Возврат к военному коммунизму должен был быть разоблачен таким, каким он был.23 Тем не менее, Сталин привлек их всех на свою сторону. (Говорили, что слабость Калинина к балеринам позволила Сталину оказывать на него давление.) К лету 1928 года Бухарин впал в неистовство. Он даже начал беспокоиться, что Сталин вернет Каменева и Зиновьева в публичную политику в качестве полезных союзников. Бухарин пытался убедить Каменева предотвратить это. ‘Разногласия между нами и Сталиным, ’ сказал он ему, - во много раз серьезнее, чем все те, что были у нас с вами. Правые… хотел восстановить Каменева и Зиновьева в Политбюро".24 Попытки Бухарина были признаком паники. Он не смог заручиться достаточной поддержкой на высших партийных уровнях. Его единственными видными союзниками против Генерального секретаря были Рыков, Томский и Угланов.
  
  И все же Бухарин верил, что ‘урало-сибирский метод’ будет отвергнут и что рыночные механизмы ленинского нэпа восстановятся. Поначалу его оптимизм казался оправданным. ‘Эксцессы’, о которых сообщалось в ходе кампании экспроприации, были официально осуждены, и были опубликованы опровержения того, что ‘чрезвычайные меры’ подразумевали отказ от НЭПА. Хотя Сталину удалось настоять на том, чтобы более сильная приверженность скорейшей коллективизации также была включена в публичные заявления, было широко распространено мнение, что он нанес себе политический ущерб.
  
  Бухарин не сдавался. Написав непостижимую прозу большую часть своей взрослой жизни, он спустился на землю и опубликовал ‘Записки экономиста’. Бухарин критиковал идеи ‘сверхиндустриализации’. По его словам, они были троцкистскими и антиленинскими. Он утверждал, что только сбалансированная, устойчивая взаимосвязь между интересами промышленности и сельского хозяйства обеспечит здоровое экономическое развитие.25 В "Заметках" не было ничего, что противоречило бы тому, что говорил Сталин до 1928 года; и поскольку Сталин все еще избегал отречения от НЭПА, Бухарину не требовалось специального разрешения, чтобы опубликовать то, что он хотел, в надежде нейтрализовать политика, которого он стал считать советским Чингисханом.26 Но он также недооценил Сталина, предположив, что все, что его интересовало, - это сохранение власти.27 То, что началось как кризис с поставками продовольствия, приобрело другие масштабы. Группа Сталина в Политбюро и Центральном комитете не собиралась удовлетворяться изменениями в сельскохозяйственных мерах. Они хотели быстрого промышленного прогресса и военной безопасности. Они хотели сокрушить национализм и религиозность. Они стремились искоренить враждебность к советскому режиму, и от остатков старых имущих классов следовало избавиться. Необходимо было создать города, школы и кинотеатры. Социализм должен был распространяться как идея и практическая реальность.
  
  Сталин и Бухарин конфликтовали при каждой встрече. Находясь в состоянии повышенного ожидания, Сталин применил свою программу к международным отношениям. Теперь он отрицал, что "капиталистическая стабилизация" восторжествовала, и заявил, что мировая экономика столкнулась с еще одной фундаментальной чрезвычайной ситуацией. Он решил, что это должно быть отражено в мировом коммунистическом движении. Перед Шестым конгрессом Коминтерна в июле 1928 года Сталин заявил, что антикоммунистические социалисты в Европе - члены лейбористских и социал—демократических партий - были злейшими врагами социализма. Он назвал их ‘социал-фашистами’. Бухарин был в ужасе: он понимал, какую опасность представляют европейские ультраправые. Понимая качественную разницу между консерватизмом и фашизмом, он хотел, чтобы нацисты Гитлера были главным объектом политической атаки коммунистической партии Германии. Но Сталин заручился поддержкой, необходимой в Политбюро для изменения политики в Коминтерне. Внутренний разрыв с НЭПОМ приобрел внешний аспект. До тех пор официальной линией считалось, что мировой капитализм стабилизировался после Великой войны. Теперь Сталин настаивал на том, что начался ‘третий период’, когда капитализм вступил в свой окончательный кризис, и что в Европе вот-вот появятся революционные возможности.
  
  Этот вопрос обсуждался в Политбюро в течение года или двух, но никаких серьезных изменений в практических инструкциях Коминтерна коммунистическим партиям Европы не последовало. Желая свергнуть Бухарина, Сталин был лично заинтересован в изменении политики. Но, вероятно, за этим было нечто большее. У Сталина были сомнения по поводу "европейской социалистической революции" 1917-18 годов. Тем не менее, его скептицизм был абсолютным, и иногда его большевистские инстинкты брали верх. Стремясь к преобразованию СССР, он, возможно, возвращался к радикальному типу. Однако с середины 1928 года группа Стейна приказала коммунистам по всему континенту занять позицию, занятую большевиками в 1917 году. Крайний радикализм снова стал доминирующим, и Коминтерн, по наущению Политбюро, изгнал сомневающихся и колеблющихся — а также троцкистов — из рядов своих партий. Мировой коммунизм готовился к неминуемому революционному перевороту.
  
  Сталин, настаивая на том, что в Европе вот-вот вспыхнут революции, продолжал настаивать на том, что Российская коммунистическая партия должна сосредоточиться на построении ‘социализма в одной стране’. Его враги восприняли это как доказательство того, что Сталин был лицемером или растяпой. Троцкий напомнил всем о неуклюжих инструкциях Сталина Коммунистической партии Китая в 1927 году; Бухарин был сбит с толку таким поворотом в политике. В изменении политики Сталина не было фундаментального парадокса. Его противоречивая приверженность социализму в одной стране не подразумевала элементарного пренебрежения необходимостью международная революция. Сталин никогда не переставал признавать, что СССР столкнется с проблемами безопасности до тех пор, пока одна или несколько великих держав земного шара не совершат революцию советского типа. Однако это не означало, что он был готов рискнуть прямой интервенцией в Европу; он все еще боялся спровоцировать крестовый поход против СССР. Но он больше не стремился сдерживать коммунистические партии Германии, Франции и Италии, которые не скрывали своего разочарования в связи с настойчивыми требованиями Коминтерна сотрудничать с социал-демократическими и лейбористскими партиями в их странах.
  
  Он редко что-либо делал по одной-единственной причине. Будучи союзником Бухарина до 1928 года, Сталин возложил на него большую часть руководства Коминтерном. У Бухарина было много сторонников на руководящих должностях в зарубежных партиях. Изменив политику и изгнав инакомыслящих, Сталин смог привести к власти своих людей. Склонный к капризам, Бухарин рассматривал отставку как средство оказания давления на Сталина.28 После Октябрьской революции Сталин часто предлагал свою собственную отставку с занимаемых постов; но он не стал бы относиться к Бухарину со снисхождением, которого удостоился сам. Его единственная идея победы заключалась в сокрушении и унижении врага.
  
  Для него уже была подготовлена значительная почва. Продвигаясь к всеобъемлющей государственной собственности и регулированию, восходящее партийное руководство двигалось назад, к советской экономической системе периода Гражданской войны. Высший совет народного хозяйства был создан для контроля за всей экономической деятельностью после Октябрьской революции.29 Банковский и промышленный секторы были захвачены государством во время гражданской войны, и многое впоследствии было сохранено. Госплан был создан в феврале 1921 года. После начала реализации Первого пятилетнего плана Сталин и его соратники предположили, что на основе этого преобразования они разрабатывают просчитанную стратегию. Слово ‘план’ подразумевало, что это было так. Такой стратегии в какой-либо определенной форме не существовало, и на пути к трансформации было много зигзагов. Политика модифицировалась, а иногда и отказывалась от нее. Цели экономического роста, которые были однажды объявлены, часто менялись. И все же Сталин не был без компаса, когда выбросил НЭП за борт. Хотя ему не хватало продуманной стратегии, он всегда обладал набором оперативных предположений, и эти предположения разделяли многие в центральном и местном партийном руководстве.
  
  Рано или поздно, как считал даже Николай Бухарин, рынок должен был быть устранен из экономики, а враждебные социализму социальные элементы — кулаки, нэпманы, духовенство, ‘буржуазные специалисты’, националисты и сторонники всех других политических и культурных течений — должны были каким-то образом исчезнуть. Потребность в экономике, полностью принадлежащей государству, и обществе, управляемом государством, была общей целью ведущих большевиков. Они не дрогнули перед применением силы. Закаленные своим опытом до и после Октябрьской революции 1917 года, они были более чем готовы обеспечить подчинение грубыми методами. Разочарования от НЭПА были огромны. Военная угроза из-за рубежа не ослабевала, а технологический разрыв между СССР и Западом рос. Более того, лояльные сторонники восходящего партийного руководства были смущены оппозиционерами, которые заявили, что они предали цель Революции, возглавляемой Лениным. Такой менталитет предлагал рамки допущений, внутри которых Сталин мог вносить свои разрозненные предложения с 1928 года и рассчитывать на существенную поддержку в партии в целом.
  
  Сталин начинал с базовых представлений о мире. Они возникли в результате его своеобразной и искаженной реакции на свое грузинское происхождение, на свой опыт революционного подполья и на большевистский вариант марксизма. Какой бы вопрос ни решался, он никогда не был озадачен до такой степени, чтобы колебаться. Его аксиомы не предписывали политику в деталях. Думая и командуя в соответствии со своими фундаментальными идеями, он мог мгновенно принимать решения. Любая конкретная ситуация иногда могла потребовать длительного изучения — и Сталин усердно работал даже после Второй мировой войны, чтобы сохранить себя хорошо информирован. Но большинство ситуаций можно было решить без большой работы; действительно, Сталин мог позволить себе оставить их своим подчиненным и потребовать отчетов о том, что было решено. Он окружил себя такими людьми, как Молотов и Каганович, которые разделяли его предположения, и он продвигал других, которых можно было научить усваивать их (или соглашаться с ними из честолюбия или страха). Именно этот внутренний мир предположений дает ключ к разгадке загадочной способности Сталина маневрировать в меняющихся ситуациях 1930-х годов.
  
  Во время Первой пятилетки СССР претерпел радикальные изменения. Впереди были кампании по распространению коллективных хозяйств и ликвидации кулаков, священнослужителей и частных торговцев. Политическая система должна была стать более жесткой. Насилие было бы повсеместным. Российская коммунистическая партия, ОГПУ и Народные комиссариаты укрепили бы свою власть. Остатки бывших партий были бы искоренены. ‘Буржуазные националисты’ были бы арестованы. Гулаг, который представлял собой сеть трудовых лагерей, подчинявшихся Народному комиссариату внутренних дел (НКВД), будет расширен и станет незаменимым сектором советская экономика. Были бы основаны десятки новых городов. Были бы созданы тысячи новых предприятий. Произошел бы большой приток людей из деревень, поскольку фабрики и шахты стремились заполнить свои рабочие места. Программы ликвидации неграмотности получили бы огромное государственное финансирование. Продвижение рабочих и крестьян на административные должности было бы широко распространено. Культивировался бы энтузиазм по поводу отказа от политических, социальных и культурных компромиссов. Марксизм–ленинизм стал бы интенсивно пропагандироваться. Изменение стало бы делом рук Сталина и его соратников в Кремле. Их заслуга была бы в этом, а их вина - в этом.
  
  
  24. ТЕРРОР-ЭКОНОМИКА
  
  
  Сталин в 1929 году был полон решимости изменить экономические структуры и практику СССР. Госплан был зажат в политических тисках и ему было приказано выпускать все более амбициозные версии Первого пятилетнего плана. Политбюро постановило, что цели должны быть достигнуты в течение четырех, а не пяти лет, и должностным лицам Госплана было приказано выполнить гигантскую задачу по внесению изменений в схемы, касающиеся промышленности, сельского хозяйства, транспорта и торговли страны. Предупреждения экспертов против чрезмерного оптимизма были проигнорированы. Были построены целые новые города, такие как Магнитогорск. Начались раскопки Беломорско–Балтийского канала. Были расширены машиностроительные заводы в Москве и Ленинграде; были проложены новые шахты на Украине, Урале и в бассейне Кузнеца. Миллионы крестьян были привлечены к растущей рабочей силе. Квалифицированные рабочие стали менеджерами. Заводы были переведены на семидневную рабочую неделю. Американская и немецкая технология была куплена на доходы, полученные от роста экспорта зерна. Иностранные фирмы заключали контракты на создание новых заводов и помощь в обучении советского персонала. Были расширены образовательные учреждения. Продвигалась молодежь. Были проведены масштабные экономические преобразования.
  
  Предполагалось, что заработная плата в промышленности вырастет примерно вдвое, но стремительный рост цен на продовольствие свел на нет любой такой прирост, особенно после введения нормирования хлеба в начале 1929 года. Жилищное строительство сильно отставало от потребностей растущего городского населения. Поставив перед собой цель построить сто тысяч тракторов, соображения безопасности побудили Политбюро и Госплан увеличить долю бюджета, выделяемого на вооружения. Потребности потребителей также были снижены по мере увеличения потребностей в угле, чугуне, стали и оборудовании.1
  
  Насильственно изымая зерно из рук крестьянства с января 1928 года, Политбюро проигнорировало призыв Бухарина вернуться к Новой экономической политике и начало обозначать его идеи как правое отклонение от марксистско–ленинских принципов. В 1929 году это привело к массовой коллективизации сельского хозяйства. В 1920-х годах существовало много видов коллективных хозяйств. Сталин выбрал два типа для внедрения. ‘Высшим’ типом были совхозы, земля которых принадлежала государству, а рабочие были просто сельским эквивалентом наемной фабричной рабочей силы. Другим типом были колхозы. По-русски это означало ‘колхоз’; отличие от совхоза состояло в том, что колхозы официально арендовали землю у государства и соглашались поставлять государству фиксированную норму урожая. В то время как работникам совхоза выплачивалась обычная заработная плата, работникам колхоза платили в соответствии с количеством дней, которые они вносили в хозяйство. Реальная разница для крестьян была минимальной. Политика Политбюро, о которой было публично объявлено, заключалась в том, что вступление в любой тип колхоза должно быть на добровольной основе. Местным партийным комитетам было приказано вести пропаганду, поощряющую это явление. Как только Бухарин был исключен из Политбюро в ноябре 1929 года, Сталин усилил кампанию.2
  
  Политбюро неоднократно повышало темпы реализации. Процесс ускорился даже летом, поскольку власти стремились закупать необходимое зерно в деревнях по ценам, возмущавшим крестьян. В статье Сталина от 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции, утверждалось, что многие сельские домохозяйства видели преимущество коллективных хозяйств без необходимости принуждения со стороны государства; и это контрастировало с предложениями Объединенной оппозиции.3 Для разработки имплементации была создана комиссия Политбюро. Целью было сделать приоритетным создание коллективных хозяйств в Нижнем Поволжье (которое славилось плодородием). Крайний Север России должен был стать последним регионом, подвергшимся тотальной коллективизации в 1933 году. Это был короткий график, но он стал короче. Центральные и местные кадры, которые выступали за отсрочку, были решительно отвергнуты. Инструкции держались в секрете и были расплывчатыми; и партийные и правительственные функционеры, обеспокоенные тем, что их могут счесть недостаточно послушными, приступили к введению тотальной коллективизации с немедленным эффектом.4
  
  В июле 1929 года официальной политикой оставалось то, что террора следует избегать и что кулаков, а также большинство крестьянства следует привлекать в колхозы. Сталин, однако, ничего этого не хотел. В декабре 1929 года он объявил, что кулакам следует запретить становиться работниками колхозов. Его слова были резкими:5
  
  
  Теперь у нас есть возможность провести решительное наступление на кулаков, сломить их сопротивление, ликвидировать их как класс и заменить их производство производством колхозов и совхозов… В настоящее время раскулачивание проводится самими массами бедноты и крестьян средней полосы, которые проводят тотальную коллективизацию. В настоящее время раскулачивание в районах тотальной коллективизации - это не просто административная мера. В настоящее время раскулачивание является неотъемлемой частью создания и развития коллективных хозяйств. Когда отрубают голову, никто не тратит слез на волосы.
  
  
  30 января 1930 года Политбюро хладнокровно одобрило ликвидацию кулачества как класса. В феврале была разослана директива Центрального комитета. Были определены три категории кулаков. Первое состояло из отдельных лиц, подлежащих отправке в концентрационные лагеря, второе - в отдаленные районы СССР и третье - в другие части их провинции. Политбюро призвало одновременно подвергнуть нападкам религиозные организации.6 Управление ОГПУ осуществлялось таким же образом, как и экономикой. Регионам были выделены квоты на раскулачивание, а также были прописаны направления на северный Урал и Казахстан. Политбюро утвердило график операций.7
  
  Сталин, как и другие большевики, ненавидел кулаков. Похоже, он чувствовал, что крестьянство не вступило бы в совхозы и колхозницы, если бы не боялось последствий сопротивления. Репрессии против значительного меньшинства привели бы к этому — и в любом случае он, вероятно, искренне верил, что кулаки серьезно подорвут работу коллективных хозяйств. К июлю 1930 года раскулачиванию подверглись более 320 000 домохозяйств. Насилие было огромным. Превосходящие силы властей, которым помогла внезапность кампании, одержали верх. Весь уклад сельской жизни был предан забвению.8
  
  Уже в 1927 году Политбюро санкционировало использование принудительного труда для расширения добычи золота. В следующем году эта инициатива была переведена на рубку леса.9 Сталин издавал постановления об использовании концентрационных лагерей не только для социальной реабилитации заключенных, но и для определения того, какой вклад они могли бы внести в валовой внутренний продукт в регионах, где нелегко было найти бесплатную рабочую силу. Он никогда не отказывался рассматривать такие лагеря как центральный компонент правления коммунистической партии; и он не дрогнул перед тем, как отдать приказ об арестах и начальнику ОГПУ Владимиру Менжинскому создать постоянную организационную структуру. Среди жертв были категории людей, которых он боялся и к которым испытывал неприязнь. Члены запрещенных политических партий занимали первые места в списке. В поле зрения Сталина также были ‘буржуазные националисты’, священники и частные торговцы, а также непокорные эксперты-экономисты. Его метод был продолжением методов, разработанных в Шахтах. Ведущие лица и группы в ‘антисоветских’ категориях были преданы показательному суду. Целью было запугать всех их последователей и сочувствующих, чтобы они отказались от мыслей об оппозиции на случай, если их тоже могут арестовать.
  
  Череда таких судебных процессов произошла в 1929-30 годах. Они требовали большой политической изобретательности, а главный импульс придавал Сталин. Историки Сергей Платонов и Евгений Тарле были арестованы и привлечены к так называемому делу Академии наук, которое привело к осуждению несуществующего Всенародного союза борьбы за возрождение России в июле 1929 года.10 Фиктивная Промышленная партия, включая инженера Леонида Рамзина, предстала перед судом в ноябре 1930 года. Трудовой крестьянской партии, также несуществовавшей, было предъявлено обвинение в декабре 1930 года; главными обвиняемыми были экономисты Александр Чаянов и Николай Кондратьев.11 В феврале и марте 1931 года состоялся суд над так называемым Союзным бюро меньшевиков с Николаем Сухановым в качестве главного обвиняемого.12 За пределами РСФСР проходили судебные процессы над националистами. Многие из них до недавнего времени были фигурами политического истеблишмента. Но всякий раз, когда Сталин и его соратники улавливали запах национализма, они прибегали к судебным процедурам. Украина, Белоруссия и Кавказ, северный и южный, подвергались аналогичным судебным разбирательствам. Пытки, диковинные обвинения и заученные наизусть признания стали нормой. Сотни обвиняемых были либо расстреляны, либо приговорены к длительным срокам тюремного заключения.13
  
  Стратегия Сталина заключалась в том, чтобы добиться значительного усиления политического контроля по мере усиления его общего революционного наступления. Его рвение подчинить себе все слои ‘специалистов’ усилилось. Руководители промышленных предприятий, юристы, учителя и военные офицеры были против него. Красная Армия чудом избежала суда над своими командирами, но одних допросов, в которых участвовал лично Сталин, было достаточно, чтобы напугать офицерский корпус до смерти. Отдельные генералы, однако, подверглись преследованиям. Как и Красная Армия, Русская православная церковь — а также другие христианские деноминации и, действительно, ислам, иудаизм и буддизм — избежали показательного судебного процесса. Но это не означало, что репрессии были прекращены. Нападения на религиозных лидеров стали настолько частыми и систематическими, что Лига воинствующих безбожников ожидала, что вера в божества будет искоренена в течение нескольких лет. Преследования были жестокими, и к 1941 году в своих приходах оставалась только двенадцатая часть священников Русской православной церкви.14
  
  Тем временем по мере расширения административной прослойки происходило продвижение по службе недавно обученных рабочих и крестьян. Среди молодых рабочих были обнаружены добровольцы-коллективисты. Вооруженные и прошедшие идеологическую обработку, эти так называемые "25 000 человек" отправились в деревни, чтобы расправиться с "классовым врагом".15 Расширился набор в партию. К 1931 году в нем насчитывалось 1 369 406 полноправных членов.16 Распространились грамотность и умение считать. Произошел повторный всплеск революционного духа, когда режим распространил сообщение о том, что в СССР создается социализм, в то время как за рубежом капитализм вступает в свой окончательный кризис. Крах на Уолл-стрит в октябре 1929 года сделал это сообщение правдоподобным в то время. Безоговорочные энтузиасты политики Политбюро существовали повсюду. Даже многие, кто ненавидел насилие и очернение, были готовы поверить, что создается новый и лучший мир. В партии почувствовали облегчение от того, что, наконец, были предприняты действия. Группа Бухарина имела так мало организованной поддержки, что не заслуживала названия правой оппозиции. Конец НЭПА приветствовался. Местные партийные секретари стали мини-сталинами, принимающими все фундаментальные решения по всему спектру государственной политики, а тот факт, что почти вся экономика была так или иначе передана в руки государства, означал, что их полномочия никогда не были так велики.17
  
  Продвигая индустриализацию и коллективизацию, Сталин не упускал из виду тот факт, что он правил бывшей империей. В речи на конференции промышленных функционеров 4 февраля 1931 года он заявил: ‘В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм и власть в наших руках, у народа — и у нас — есть отечество, и мы будем защищать его независимость".18 Патриотизм возвращался в список официальных приоритетов. В то время как общество раскалывалось на части политическими инициативами конца 1920-х годов, Сталин понимал, что для сплочения народа СССР необходим какой-то цемент.
  
  Диапазон измененной политики был велик, и в каждом случае чувствовалась вмешивающаяся рука Сталина. Даже на ‘философском фронте’ он был активен. 9 декабря он посетил Институт красной профессуры. Несколько академиков, включая Абрама Деборина, были известны как сторонники Бухарина. Сталин требовал большей воинственности от своих последователей в партийной ячейке института: ‘Все, что вы здесь написали, верно; проблема в том, что еще не все сказано. В критической части можно сказать гораздо больше. Вы дали здесь правильную оценку , но она слишком мягкая и неудовлетворительная’. Затем он добавил: ‘У вас есть силы? Сможете ли вы справиться? Если у вас есть силы, вам нужно немного поколотить".19 Сталин был полон решимости расколоть орешек интеллектуального сопротивления своей политике. Он говорил о группе Деборина:20
  
  
  Они занимают доминирующие позиции в философии, в естествознании и в нескольких тонких вопросах политики. Вы должны быть в состоянии понять это. В вопросах естествознания черт знает что они делают; они пишут о вейсманизме и т.д. и т.п. — И все это преподносится как марксизм.
  
  Необходимо их разбросать и перерыть весь этот навоз, который накопился в философии и естествознании.
  
  
  Сталин относился к философам в партийной ячейке как к войскам, которые будут развернуты в кампании против врага.
  
  Мотив был очевиден: "Что это за марксизм, который отделяет философию от политики, теорию от практики?"21 Сталин был несколько непоследователен. В другом месте своего комментария он обвинил Бухарина и Деборина в том, что они прикрывают свою политику философской аргументацией. Но его не беспокоили его противоречия. Он хотел, чтобы культурная жизнь была очищена от всех следов оппозиции его политике. Должны были быть введены ограниченность, жесткость и ритуализм. Ленина должны были воспитать как неоспоримую тотемическую фигуру в кампании. Его Материализм и эмпириокритицизм, эта грубая работа по эпистемологии, которую Сталин отклонил, когда она появилась в 1909 году, была бы возведена в ранг философской классики, и всем философам пришлось бы принимать ее постулаты как аксиому.22
  
  Однако даже Сталин не мог полностью игнорировать огромные разрушения в сельском хозяйстве, вызванные его политикой. Предупрежденные об ожидающей их участи, крестьянские общины на Украине, Северном Кавказе, юге России и Центральной Азии взялись за оружие. Городские отряды коллективистов столкнулись с яростным сопротивлением. Красная Армия, несмотря на первоначальные официальные опасения по поводу лояльности своих призывников, успешно подавляла такие восстания; и нигде повстанцам не удавалось организоваться на такой обширной территории, как в конце Гражданской войны. Но введение коллективных хозяйств привело к глубокому негодованию. Антагонизм к властям был неискореним, и миллионы крестьян, которые были вынуждены отказаться от своей собственности и обычаев, отказались от сотрудничества. Производительность упала. Система, предложенная в качестве постоянного решения проблем сельского сектора экономики, могла бы дать больше зерна для городов, но это происходило под дулом винтовки, и опасность продолжения массовой коллективизации нынешними темпами стала очевидной.23
  
  Несколько человек из окружения Сталина во время поездок по стране были свидетелями ужасающих последствий этой политики. (Они сделали это, не призывая к изменению генеральной линии: они не были бухаринцами.) Сталин не отступал от генеральной линии аграрной политики. Самое большее, что он мог бы признать, это то, что местное осуществление было чрезмерным и что чиновники в провинциях неправильно понимали политику центра. 2 марта 1930 года в "Правде" была напечатана его статья "Головокружение от успеха", в которой критиковались чрезмерно рьяные коллективисты:24
  
  
  Отсюда следует, что задача партии состоит в том, чтобы закрепить достигнутые успехи и планомерно использовать их для дальнейшего движения вперед.
  
  Но успехи имеют свою темную сторону, особенно когда они достигаются ‘легко’ и, так сказать, методом ‘неожиданности’.
  
  
  Он лживо настаивал на том, что его намерением всегда было, чтобы коллективизация проводилась по добровольному принципу. К тому времени доля сельскохозяйственных хозяйств СССР, объединенных в колхозы, возросла примерно до 55 процентов.25 Сталин утверждал, что местные партийные чиновники были виновны в ‘перегибах’ и ‘искажениях’. В отличие от Объединенной оппозиции, он заявил, что центральное партийное руководство не намеривалось навязывать коллективизацию силой и декретами.
  
  ‘Головокружение от успеха’ включало в себя чудовищное лицемерие. Хотя он был в первую очередь виноват в недавнем ускорении, Сталин не признавал своей вины. В течение целого года он побуждал партийных чиновников запугивать крестьян в колхозах. Он издавал устрашающие директивы о раскулачивании. Он увольнял и подвергал позору политиков, критиковавших темпы коллективизации; даже его закадычные друзья в Политбюро навлекли на себя его гнев. Но у него был высоко развитый инстинкт политического самосохранения. Озлобление против него было сильным в обществе. Пришло время возложить вину на тех, который добросовестно выполнял его пожелания. Ему это сошло с рук. Сбитые с толку чиновники низшего звена позволили многим миллионам домохозяйств вернуться к традиционному землевладению. Быстро доля коллективных хозяйств в сельском хозяйстве СССР начала падать: к началу июня их было всего двадцать три.26 однако Сталин, хотя и был готов тактически отступить, был тверд в своей стратегии: советское сельское хозяйство следовало в кратчайшие сроки принудить к коллективизму. После лета кампания по тотальной коллективизации была возобновлена, и в 1932 году около 62 процентов домохозяйств, занятых в сельском хозяйстве, принадлежали к коллективным хозяйствам. В 1936 году этот процент должен был возрасти до девяноста.27 Это было достигнуто за счет значительно возросшей силы, применяемой с большей точностью, чем раньше. Результатом стали беспорядки в сельской местности. Сочетание насильственного изъятия запасов зерна и насильственной реорганизации фермерского хозяйства и занятости привело к голоду на обширных территориях.
  
  Экономическая предпосылка политики публично не раскрывалась, но Сталин ясно дал это понять в инструкции Молотову: ‘Максимально увеличьте экспорт зерна. Это основа всего. Если мы экспортируем зерно, кредиты будут получены".28 Несколькими днями позже, в августе 1930 года, он повторил это сообщение на случай, если его содержание не было полностью принято. Микоян самодовольно докладывал об уровне закупок пшеницы по всему СССР. Для Сталина это было невыносимо. Смысл был в том, чтобы продолжать повышать этот уровень и ‘дико форсировать’ экспортную торговлю зерном.29 Ничто иное, как истеричная кампания по сбору и продаже пшеницы за границу, не удовлетворило бы его.
  
  Снова и снова он возвращался к тактическим, временным отступлениям, подобным тому, что произошло с ‘Головокружением от успеха’. Во время отпуска на берегу Черного моря в августе 1931 года он сам увидел достаточно, чтобы понять, что коллективизация довела до голода ряд районов западной Грузии’. Но характерно, что он обвинил постоянных представителей партии и ОГПУ: "Они не понимают, что украинские методы заготовки зерна, необходимые и разумные в зерновых районах, неосмотрительны и вредны в незерновых районах, в которых, к тому же, нет промышленного пролетариата."Он даже выразил сожаление по поводу ареста сотен людей — не совсем обычная реакция в карьере Сталина.30 Сталин рекомендовал немедленно отправить зерно в западную Грузию. Вопреки тому, что часто думают, Политбюро под его руководством часто принимало подобные решения о чрезвычайной помощи. Но всегда учитывалась главная стратегическая цель и в конечном итоге применялась повторно. Индустриализация и коллективизация были двумя сторонами одной медали. Государству было необходимо конфисковать зерно для экспорта, чтобы финансировать расширение добычи полезных ископаемых и обрабатывающей промышленности. Сталин не оставил ни у кого в Кремле сомнений по этому поводу.
  
  Он изложил доводы в пользу ускорения экономических преобразований бешеными темпами в речи на конференции промышленных чиновников и менеджеров 4 февраля 1931 года:31
  
  
  Замедлить темпы означало бы отстать. А отстающих бьют. Мы не хотим быть побежденными. Нет, это не то, чего мы хотим. История старой России состояла, среди прочего, в том, что ее непрерывно били за ее отсталость. Ее били монгольские ханы. Ее били турецкие беи. Ее били шведские феодальные правители. Ее били польские паны. Ее били англо-французские капиталисты. Ее били японские бароны. Все задали ей трепку за ее отсталость. За военную отсталость, за культурную отсталость, за государственную отсталость, за промышленную отсталость, за сельскохозяйственную отсталость. Они избили ее, потому что это было выгодно и могло быть сделано безнаказанно. Вы помните слова дореволюционного поэта: ‘Ты несчастна, ты изобильна, ты могущественна, ты бессильна, матушка Россия’.
  
  
  В языке была эмоциональная насыщенность, которой он не пользовался со времен похорон Ленина. Звучные фразы били по сердцу, как молот. Патриотический призыв был безошибочным. Простая метафора ‘избиения’, повторяемая снова и снова, передавала остроту предстоящей борьбы.
  
  Сталин предупреждал свою аудиторию: ‘Таков закон эксплуататоров: бей отсталых и слабых. Закон волка капитализма. Вы отсталый, вы слабы — значит, вы неправы и поэтому вас можно победить и поработить".32 Решение, настаивал он, было неотразимым:33
  
  
  Мы отстали от передовых стран на пятьдесят-сто лет. Мы должны сократить этот разрыв за десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас раздавят.
  
  Это то, что диктуют нам наши обязательства перед рабочими и крестьянами СССР.
  
  
  У него не было сомнений в том, чего можно достичь. На приеме в честь Первомая в 1933 году он должен был заявить:34
  
  
  Если русские вооружены танками, авиацией и морским флотом, они непобедимы, непобедимы.
  
  Но они не могут продвигаться вперед, плохо вооруженные, при отсутствии техники, и в этом заключается вся история старой России.
  
  
  Голос Лидера в его речи 1931 года перед промышленными чиновниками и менеджерами подтвердил, что колебаний не будет. Курс на быструю индустриализацию и коллективизацию был установлен, и отклонений от него не было. Лидер, партия и государство были полны решимости достичь намеченной цели. Требовались твердость и мужество. Но Сталин был уверен в себе. В фразе, которую быстро подхватили официальные пропагандисты, он заявил: ‘Нет крепостей, которые не могли бы быть взяты штурмом большевиками’. Оглядев аудиторию, он перешел к финалу своей речи:35
  
  
  Мы выполнили ряд тяжелейших задач. Мы свергли капитализм. Мы построили крупную социалистическую промышленность. Мы повернули середняка на путь социализма. Мы сделали самое важное с точки зрения строительства. Осталось еще немного: изучить технологию и овладеть наукой. И когда мы это сделаем, у нас будут темпы, о которых в настоящее время мы не смеем даже мечтать.
  
  И мы сделаем это, если действительно захотим!
  
  
  Сталин был бюрократом, заговорщиком и убийцей, а его политика была чудовищного вида. И все же он также вдохновлял. Никто, слушавший его в тот раз, не мог не быть впечатлен его выступлением.
  
  Он призывал своих подчиненных, как в республике, так и в провинциях, а также в Москве, осуществить гигантскую политическую и экономическую трансформацию. Он знал, что не может знать всего, что происходит. Он был искусен в том, чтобы заставить тысячи чиновников проявить требуемое рвение, установив общую политику или установив фиксированные квоты поставок. Многие подчиненные были потрясены ‘перегибами’. Но многие другие — из убежденности, страха или амбиций — охотно сотрудничали. Как только проект был сформулирован в 1928-9 годах, чиновники во всех советских учреждениях конкурировали друг с другом за получение доли возросших ресурсов. Они также стремились к власти и привилегиям, которыми их заманивали в качестве приманки. Направление политики было предельно ясным, и они хотели воспользоваться путешествием, в которое собирались вступить.36
  
  Его призыв был успешным. Первый пятилетний план, рассчитанный до конца 1933 года, был выполнен на год раньше срока. Национальный доход почти удвоился с 1927-8 налогового года. Валовой объем промышленного производства вырос на замечательные 137 процентов. В промышленности производство средств производства выросло еще более впечатляюще - на 285 процентов. Общая численность занятой рабочей силы выросла с 11,3 миллиона при Новой экономической политике до 22,8 миллиона. К этим цифрам следует относиться с осторожностью. Сталин и его соратники никогда не гнушались заявлять о своих достижениях больше, чем следовало; и действительно, они сами получали информацию из низших эшелонов партии и правительства, которая систематически вводила их в заблуждение. Сбои в экономике были повсюду.37 подчиненные на Украине, юге России и в Казахстане голодали. Гулаг переполнялся заключенными. Тем не менее экономические преобразования не были выдумкой. СССР при правлении Сталина был решительно направлен в направлении превращения в индустриальное городское общество. Это было его главной целью. Его авантюра окупилась для него, хотя и не для миллионов его жертв. Магнитогорск и Беломорско–Балтийский канал были построены ценой жизней заключенных ГУЛАГа, украинских крестьян и даже истощенных, переутомленных фабричных рабочих.
  
  
  25. ВОСХОЖДЕНИЕ К ГОСПОДСТВУ
  
  
  Однажды Сталин выступал перед партией как паладин Новой экономической политики Ленина. Будучи генеральным секретарем партии, он приказал провести обыски в архивах и разоблачил все разногласия между своими врагами — Троцким, Каменевым, Зиновьевым и Бухариным — и Лениным. Сам Сталин сильно поссорился с Лениным в 1922-3 годах. И все же, когда американский сторонник Троцкого Макс Истман опубликовал документы по этому спору в 1925 году, Сталин добился, чтобы Политбюро приказало Троцкому отвергнуть их как подделки. Неявно он заявлял, что он один преданно поддерживал пламя памяти Ленина.
  
  Благоразумие удержало его от объявления об отмене НЭПА. Более того, в экономике в его новых мерах было больше, чем намек на идеи Троцкого. Сталину лучше было притворяться, что он продолжает наследие Ленина. В то же время, однако, он хотел утвердить свой статус верховного лидера партии. Уже было недостаточно выступать в роли голоса своего хозяина: Сталину пришлось навязать свою собственную персону. Прекрасный шанс представился во время празднования его пятидесятилетия в декабре 1929 года.1 "Правда" разразилась шквалом хвалебных речей о его прошлом и настоящем вкладе в революционное дело. Ничего подобного не было с пятидесятилетия Ленина в апреле 1920 года, когда Сталин был в числе ведущих восхвалителей. Сталин умел злорадствовать. Он пережил шквал порицаний по поводу Завещания Ленина и последующей общественной критики в течение десятилетия. На банкете в честь Сталина он выслушал серию речей, в которых перечислялись его достоинства и достижения. Недооцененный Генеральный секретарь достиг вершины Всесоюзной коммунистической партии, Советского государства и Коммунистического Интернационала.
  
  Он вел себя властно. Ранее он был известен своим здравым смыслом и казался таким "демократичным" по сравнению с большинством других партийных лидеров.2 Молодой Никита Хрущев никогда не забывал впечатления, которое Сталин произвел на него на Четырнадцатом съезде партии в 1925 году. Его украинская делегация попросила Сталина сфотографироваться с ними. Фотограф Петров выкрикивал инструкции относительно позы, которую он хотел. Сталин язвительно заметил: ‘Товарищ Петров любит командовать людьми. Он командует людьми, хотя сейчас это здесь запрещено. Хватит командовать людьми!’3 Хрущев и его друзья были в восторге: Сталин казался одним из них. Они думали, что это была пролетарская революция, и партией, которая ее совершила, руководил выходец из рабочего класса. Но пропасть между ним и его последователями увеличивалась. Он требовал полного повиновения и часто вмешивался в их частную жизнь. Испытывая неприязнь к бороде Кагановича, он приказал ему сбрить ее и пригрозил сделать это самому ножницами своей жены Нади.4 Вероятно, Сталин хотел, чтобы Политбюро отождествлялось с безбородой современностью, но у него был жесткий способ достижения своих целей.
  
  Он взобрался на зиккурат власти, вершиной которого было Политбюро. Его члены принимали важнейшие решения по политической, экономической, национальной и военной политике. В повестку дня Политбюро регулярно включались вопросы культуры, религии и права. У Сталина не было соперников среди его членов. Среди них были Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович, Анастас Микоян и Серго Орджоникидзе. Хотя Сталин и занимал доминирующее положение в Политбюро, он не возглавлял его. Сохранялась традиция, согласно которой эту задачу должен был выполнять председатель Совнаркома.5 Сталин понимал инстинкты партии. Подобно римскому императору Августу, который избегал присвоения себе титула короля (rex ) при создании монархии, он принес личное тщеславие в жертву реальности верховной власти. Его основной титул был Генеральный секретарь партии, а иногда он просто подписывался как секретарь.6 Его самыми важными сторонниками были Молотов и Каганович. Оба были решительными и идеологически преданными политиками — и Сталин неуклонно навязывал им свою волю. Они называли его Боссом (Хозяином). (Они сделали это так, чтобы он не слышал. Хотя он позволял нескольким старым товарищам называть его Коба, он все больше предпочитал, чтобы коллеги-политики обращались к нему ‘товарищ Сталин’ или ‘Иосиф Виссарионович’.) Едва ли какой-либо важный вопрос Политбюро был решен вопреки его желаниям.
  
  Он никогда не прекращал работать, даже во время отпуска на берегу Черного моря. Его личные помощники ездили с ним, и он решал важные вопросы, требующие его немедленного решения по телеграмме. Молотов и Каганович поддерживали регулярные контакты. Сам Сталин продолжал консультироваться с другими коммунистическими лидерами на побережье: они выстраивались в очередь, чтобы встретиться с ним. Но это было второстепенным эпизодом главной драмы. Москва была главной заботой Сталина, и он позаботился о том, чтобы два человека, которых он оставил в столице, разделяли его общее видение того, какого рода революция желательна. Он сделал правильный выбор.
  
  Когда он тоже был в Москве, Сталин возлагал большую ответственность на Молотова и Кагановича. Он все реже беспокоился о созыве Политбюро. С семидесяти пяти заседаний в 1924 году их число сократилось до пятидесяти трех в 1928 году и снова до двадцати четырех в 1933 году. Решения принимались путем опроса членов по телефону, и это облегчало его способность манипулировать и контролировать.7 Обычно Оргбюро и Секретариат возглавлял Каганович. В сентябре 1930 года Сталин написал Молотову о необходимости избавиться от Рыкова и назначить Молотова на его место.8 Другие члены окружения Сталина были недовольны — и, возможно, также завидовали — планом продвижения Молотова по службе, и Ворошилов предложил, чтобы сам Сталин возглавил Совнарком, чтобы добиться ‘объединения руководства’. Молотову не хватало "даров стратега".9 Насладившись похвалой, Сталин отверг совет и передал этот пост Молотову. Он хотел сосредоточить свою энергию на партии и Коминтерне, зная при этом, что Молотов будет преданно выполнять поставленные перед ним задачи.
  
  Оргбюро, Секретариат и Совнарком занимались вопросами, которые должны были передаваться в Политбюро в случае возникновения внутренних разногласий. Сталин был в курсе всего, что касалось общей политики или его личных интересов. Трем лидерам в любом случае приходилось держаться вместе. Советская экономика попала в водоворот форсированной индустриализации и насильственной массовой коллективизации. Народные волнения были обычным явлением. Внутрипартийная оппозиция была разгромлена, но не ликвидирована, и сохранялось опасение, что Зиновьев, Каменев, Бухарин или даже Троцкий могут вернуться, чтобы воспользоваться ситуацией.
  
  Сторонники Сталина также руководили различными народными комиссариатами и другими государственными учреждениями. Половинчатости не было места. Если сторонники хотели сохранить свои посты, они должны были полностью подчиняться. В сентябре 1929 года его шурин-чекист Станис łав Реденс довел до сведения Сталина новость о том, что глава ОГПУ Владимир Менжинский наказал своих чиновников за ‘болезненные явления’ в их работе. Это была попытка затормозить осуществление официальной политики. Сталину нужны были рвение и результаты, а не процедурная регулярность. Он написал Менжинскому, указав"зло" его путей.10 Заместитель Менжинского Генрих Ягода рискнул подвергнуться аналогичному упреку год спустя, когда написал Сталину о "грубом принуждении бедных и середняцких крестьян вступать в колхозы".11, что Сталин также продолжал оказывать давление на Центральную контрольную комиссию партии. Это был орган, который рассматривал дела о неповиновении политике партии; он также должен был защищать большевиков от чрезмерно могущественного центрального партийного аппарата, но эта функция была утрачена. Сталин использовал Центральную контрольную комиссию при Орджоникидзе, чтобы покончить с оппозиционными группами, и он не замедлил упрекнуть своего союзника Орджоникидзе в недостатке рвения в преследовании нарушителей спокойствия.12
  
  Совместные заседания Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии также использовались как средство подтверждения политики, которую предпочитал Сталин. Он прибегал к этому трюку всякий раз, когда думал, что может столкнуться с критикой в Центральном комитете. Результат был для него удовлетворительным. ОГПУ, Центральная контрольная комиссия и Центральный комитет были органами, которые контролировали всю советскую общественную жизнь, и они находились под руководством Сталина и его руководящей группы.
  
  Победив левую оппозицию и правый уклон, Сталин позволил отдельным оппозиционерам вернуться в общественную жизнь на строгих условиях. Если они подавали прошение о реабилитации, он требовал, чтобы они отреклись, как обвиняемые еретики перед испанской инквизицией. Требовалась презренная общественная самокритика, и довольно часто ее добивались. Многих троцкистов, в частности, привлекал высокий приоритет, придаваемый быстрому промышленному росту; никогда не будучи принципиальными демократами, они забыли о своих требованиях восстановления демократии в партии и советах и присоединились к группе Сталина. Среди них были Пятаков и Преображенский. Не то чтобы Сталин собирался доверять им, независимо от того, что они говорили публично. В сентябре 1930 года он написал Молотову:13
  
  
  Необходимо некоторое время поддерживать тщательное наблюдение за Пятаковым, этим подлинно правым троцкистом (вторым Сокольниковым), который сейчас представляет самый вредный элемент в составе блока Рыкова-Пятакова плюс кондратьевско-пораженческие настроения бюрократов из советского аппарата.
  
  
  Сталина беспокоила перегруппировка фракций. Его оперативным кодом было: однажды оппозиционер, всегда оппозиционер. Если бы ему дали повод повторно изгнать противников из общественной жизни, он вряд ли проявил бы доброжелательность.
  
  Эта тенденция видеть заговорщические связи среди тех, кто не был на его стороне, была обнаружена в записке, которую он отправил Орджоникидзе в 1930 году. ОГПУ провело допросы большого числа бывших офицеров императорской армии и обнаружило, что некоторые из них возлагали свои политические надежды на Михаила Тухачевского. Хотя не было найдено ни малейших доказательств того, что Тухачевский планировал государственный переворот , подозрения Сталина усилились:14
  
  
  В любом случае, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и подвергся особой обработке со стороны антисоветских элементов из рядов правых. Это то, что следует из материалов [допросов]. Возможно ли это? Конечно, это возможно, раз это не удалось исключить. Очевидно, что правые готовы пойти на все, вплоть до военной диктатуры, если только это освободит их от государственной власти, от колхозов и совхозов, от большевистских темпов развития промышленности.
  
  
  У Сталина не было сомнений: Тухачевский, Кондратьев и Бухарин были ведущими фигурами в этом нелояльном "лагере" правых.15 Только после того, как ОГПУ выполнило свою работу, он позволил себе поверить, что Тухачевский был "чист на 100%".16
  
  Он вбивал свои идеи, как железные болты, в умы своих соратников. Молотов, Орджоникидзе, Каганович, Ворошилов и несколько других были его доверенными лицами, и его скрытой целью было сформировать фанатичную кремлевскую банду, преданную ему как боссу. Всех, кто вставал у него на пути, исключали. В октябре 1930 года он обиделся на народного комиссара финансов. Он написал в Политбюро, приказав: ‘Повесить Брюханова за яйца за все его нынешние и будущие грехи. Если у него выдержат яйца, считайте его оправданным в суде; если они не выдержат, утопите его в реке".17 Сталин нарисовал Брюханова, подвешенного в воздухе и прикрепленного к блоку веревкой, которая тянула его пенис и яички обратно через ноги. Иногда, однако, он направлял свои насмешки на самого себя. В письме Ворошилову в марте 1929 года он высмеивал свой собственный грандиозный образ: "Мировой лидер [Вождь]? Иди трахни его мать!’18
  
  И все же, хотя Сталин мог таким образом издеваться над собой, он не позволял членам банды делать с ним то же самое: его достоинство имело для него большое значение. Так же как и его авторитет. Именно он решал, кто может вступить в банду, а кто должен покинуть ее. Он также сказал банде, кто ее враги. Он убедил членов считать своих критиков худшими ренегатами. Действительно, к 1932 году он велел Кагановичу заставить "Правду" "грубо и резко проклинать" не только меньшевиков и социалистов-революционеров, но и правых уклонистов и троцкистов как сторонников реставрации капитализма.19 Намерение было очевидным. Сталин и кремлевская банда должны были считать себя единственным хранилищем политической мудрости и социалистической приверженности. Народ СССР следует убедить в том, что только восходящее партийное руководство действительно попытается обеспечить общество материальным и социальным благополучием и что антисталинисты потащат страну вниз и вернут к старым недобрым временам жадных фабрикантов, банкиров и землевладельцев. Поэтому очернение оппонентов следует довести до фантазии о том, что Бухарин и Троцкий были в сговоре с капиталистическим Западом.
  
  Сталин превратил всю критику в свой адрес в драму. Малейшее отклонение от его желаний рассматривалось как личное предательство и политическая измена. Он передал это отношение своим последователям и заставил их объединиться против тех, кого он хотел свергнуть. Находясь в отпуске в сентябре 1929 года, он направил членам Политбюро Молотову, Ворошилову и Орджоникидзе гневную записку:20
  
  
  Вы читали речь Рыкова? На мой взгляд, это представляет собой речь беспартийного советского бюрократа, замаскированную тоном кого-то "лояльного’ и ‘сочувствующего’ Советам. Ни слова о партии! Ни слова о правом уклоне! Ни слова о достижениях партии, которые Рыков грязно приписывает себе, но которые на самом деле были достигнуты в борьбе с правыми, включая самого Рыкова… Я обнаружил, что Рыков продолжает выполнять для вас функции председателя [Политбюро] по понедельникам и четвергам. Это правда? Если это правда, то почему вы разрешаете такую комедию? Кому это нужно и с какой целью?
  
  
  Молотов немедленно подчинился: ‘Для меня очевидно… что Ст [алин] прав. Мое единственное несогласие заключается в том, что мы “укрываем” Рыкова. Мы должны, однако, исправить этот вопрос, как предложил Ст [алин]".21
  
  Сталину, советскому политическому двойнику Аль Капоне, было легко находить новых членов банды.22 Поскольку его прежним сторонникам не хватало рвения или эффективности, он продвигал других. Некоторые из них были одними из самых непривлекательных фигур в советской общественной жизни. Андрей Вышинский, бывший меньшевик, стал главным прокурором в 1935 году. Его основное положение о том, что признание (которое можно было получить с помощью пыток) было королевой методов судебного доказывания, было музыкой для ушей Сталина. Лаврентий Берия, первый секретарь парткома Закавказской Федерации до своего продвижения в 1938 году к руководству НКВД (с 1934 года в состав которого вошло ОГПУ), имел склонность лично избивать своих заключенных. Николай Ежов, неразборчивый в связях бисексуал и алкоголик, был еще быстрее, чем Сталин, склонен делать худшие выводы о людях. Сталин должен был назначить его шефом НКВД в 1936 году. У других, таких как Никита Хрущев, который возглавлял Московский городской комитет партии с 1935 года, были достойные стороны; но это не помешало ему внести свою лепту в убийство во время Большого террора.
  
  Сталин не упускал из виду Коминтерн. Бухарин руководил его Исполнительным комитетом от имени Политбюро после кончины Зиновьева. После размолвки между Сталиным и Бухариным в 1928 году этот орган стал предметом разногласий, и Бухарин был исключен из Исполнительного комитета в апреле 1929 года. Некоторое время Сталин полагался на Дмитрия Мануильского и Осипа Пятницкого, которые руководили им в Коминтерне. Они привлекли к ответственности основные европейские коммунистические партии. Жесткая иерархия контролировала то, что происходило в немецком, итальянском и французском коммунизме. Система командования была усилена присутствием в Москве ведущих и пользующихся доверием лидеров, прикомандированных из своих родных стран. Среди них были Эрнст Мейер, Пальмиро Тольятти и Морис Торез. Но Коминтерн не ограничивался контролем на расстоянии. Агентов посылали на длительные задания. Таким образом, венгр Ойген Фрид был направлен в Париж и поддерживал регулярные контакты с Политбюро Французской коммунистической партии; и коммунисты во Франции мало что предпринимали без предварительной санкции, полученной от него.23 Коминтерн находился под строгим контролем с момента своего основания в 1919 году; но степень вмешательства возросла в 1930-х годах, поскольку Сталин стремился гарантировать, что ничто, предпринятое коммунистами за границей, не нанесет ущерба интересам того, что он пытался сделать в СССР.
  
  Сталину было нелегко выступить с аргументированной критикой. На самом деле ему это вообще не приходило в голову. Он был политическим уличным бойцом: никаких ограничений не было. Он считал, что этого требовала ситуация. Хотя он создал смешной образ своих врагов, его опасения по поводу собственного положения и своих соратников не были полностью нереалистичными. Они отвели руль политики от нэпа и взяли курс на быстрые и насильственные экономические преобразования. Банде пришлось взять на себя ответственность за последствия. Они могли не ждите пощады, пока они не смогут гарантировать увеличение экономического и военного потенциала. Имело смысл шантажировать критиков на случай, если что-то пойдет не так. Цитируя слова Ленина на Десятом съезде партии в 1921 году, Сталин сказал Кагановичу, что фракционное несогласие с линией восходящего руководства приведет к возникновению "белогвардейских" тенденций и "защите капитализма".24, что Ленин ничего подобного не сказал. Но для Сталина это не имело значения: он хотел обострить осадный менталитет, уже испытанный его коллегами-членами Политбюро, и повторение нелепых обвинений соответствовало этому желанию.
  
  Реабилитируя нескольких раскаявшихся членов Объединенной оппозиции, Сталин не проявлял снисхождения к непримиримому Троцкому. В январе 1929 года Политбюро обсуждало, что делать с человеком, который был способен причинить им больше всего неприятностей. Из ссылки в Алма-Ате Троцкий вызывал волну возмущения в Москве. Оставшиеся в живых сторонники бережно хранили его память в надежде, что его возвращение к власти не будет надолго отложено. Даже члены окружения Сталина убеждали его вернуть Троцкого, поскольку основная официальная экономическая ориентация была тем, что давно рекомендовал Троцкий (и Аарон Солц сказал Орджоникидзе, что Троцкий внесет больше разума в политику).25 Троцкий не сказал Сталину ни слова о компромиссе, который, со своей стороны, опасался, что, пока он не избавится от своего старого врага, всегда будет существовать опасность, что Троцкий воспользуется любыми трудностями, возникшими в ходе Первой пятилетки.
  
  Однако Сталин еще не призывал к его физической ликвидации. Ни один большевик-ветеран не был казнен за политическое инакомыслие. Альтернативой Алма-Ате была депортация из СССР. Уже летом 1927 года Сталин рассматривал возможность отправки его в Японию.26 Политбюро приняло свое решение 10 января 1929 года, и Троцкий был исключен за "антисоветскую работу".27 Местом назначения была выбрана Турция. Троцкий и его семья отправились в плавание через Черное море на пароходе Ильич . Политбюро рассчитало, что партии Коминтерна будут избегать его (каким он был) и игнорировать мировые капиталистические державы (каким он был). Но Троцкий не закончил. Он начал издавать регулярный Бюллетень оппозиции из-за границы. Исключенный из партии и страны, он ничего не терял. Что приводило Сталина в замешательство, так это то, что контакты Троцкого с СССР оставались непрерывными. В Бюллетене сообщалось о разногласиях в центральном руководстве партии. Троцкий знал московские политические сплетни; он также порылся в памяти в поисках примеров глупости и подлости Сталина и описал их в своей автобиографии28 — и он знал, что Сталин ненавидел, когда его высмеивали или критиковали. Распространение бюллетеня было тайным, но это также имело место с большевистской фракцией до 1917 года. Депортация не была лекарством от болезней троцкизма.
  
  Сталин не повторил ошибку, выпустив лидера оппозиции из своих лап. Летом 1929 года он узнал, что Виссарион Ломинадзе и несколько других большевиков второго ранга критиковали стиль и политику его руководства. В следующем году возникли новые проблемы. Ломинадзе беседовал также с председателем Совнаркома РСФСР Сергеем Сырцовым. Сталин сделал наихудший из возможных выводов, написав Молотову:29
  
  
  Я посылаю вам два сообщения [допрошенного информатора] Резникова об антипартийной — и по существу право-уклонистской - фракционной группировке Сырцова–Ломинадзе. Немыслимая подлость. Все детали указывают на то, что сообщения Резникова соответствуют действительности. Они играли с государственным переворотом , они играли в Политбюро, и они закончили полным крахом.
  
  
  Подозрения Сталина были слишком фантастичны даже для Молотова, и Ломинадзе и Сырцов были просто уволены из Центрального комитета.
  
  Атмосфера политической охоты на ведьм сгущалась. Николай Бауман был уволен из Секретариата Центрального комитета за мягкое примирение с бывшими членами Объединенной оппозиции. Сталин, Молотов и Каганович были нервными. Их политика была сопряжена с огромной авантюрой. Стремясь укрепить режим и углубить революцию, они атаковали широкий фронт врагов в политике, экономике и обществе. Это потребовало энергичного развертывания партии, вооруженных сил и ОГПУ. Руководители этих учреждений должны были заслуживать доверия. Каждое учреждение должно было быть усилено кадровыми и материальными ресурсами для выполнения своих задач. Но по мере того, как власть государства возрастала, возникла опасность того, что такие лидеры обладали растущей способностью подрывать Политбюро. Равнодушные последователи были бесполезны для Сталина. Достаточно было бы одной недвусмысленной поддержки.
  
  Твердость, проявленная Сталиным в 1930-19 годах, не смогла отбить охоту к конфиденциальной критике в высших эшелонах партии. Хотя группа Сырцова-Ломинадзе была распущена, возникли другие небольшие группировки. Одна из них состояла из Николая Эйсмонта, Владимира Толмачева и А. П. Смирнова. Разоблаченные осведомителями в ноябре 1932 года и допрошенные ОГПУ, они признались в словесной нелояльности. Но Сталину этого было недостаточно. Объединенный пленум Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии в январе 1933 года осудил лидеров за то, что они сформировали "антипартийную группировку", группировка" и воспользовался случаем, чтобы сделать выговор Рыкову и Томскому за поддержание контактов с "антипартийными элементами".30 но не успевала расправиться с одной группировкой, как обнаруживалась другая. Мартемьян Рютин, московский окружной партийный функционер, ненавидел личную диктатуру Сталина. Он и несколько друзей-единомышленников собрались у них дома для вечерних бесед, и Рютин выпустил брошюру с требованием отстранить Сталина от должности. Рютин был арестован. Сталин, истолковав брошюру как призыв к покушению, настоял на казни Рютина. В конце концов его приговорили к десяти годам заключения в ГУЛАГе.31
  
  Сталин никогда не забывал слабости и не упускал шанса нанести ответный удар. Он ждал столько, сколько было необходимо, чтобы воспользоваться своим шансом. Каждое высокое дерево, которое он срубал, тешило его эго, пострадавшее от многих лет недооценки и насмешек. У него была необыкновенная память, и он записывал своих будущих жертв в очень длинный список. Он распространял свое недоверие на своих союзников и подчиненных. Сталин требовал полной лояльности. Его дочь Светлана, написавшая благоговейные мемуары в 1967 году, вспоминала:32
  
  
  Если он изгонял из своего сердца кого-то, кого знал давно, и если в душе он уже переводил этого человека в ряды "врагов", с ним невозможно было вести разговор об этом человеке.
  
  
  Это был его путь. Однажды ставший врагом, всегда остается врагом! И даже если он был вынужден по внутрипартийным причинам проявить милосердие, он всегда намеревался утолить свою жажду мести в должное время.
  
  Бухарин запоздало оценил это. До 1928 года он довольствовался тем, что рядом с ним был его грубый, агрессивный товарищ. Когда он поссорился со Сталиным, он знал, что вернуть его расположение будет трудно. Тем не менее он продолжал попытки организовать свое возвращение к общественной жизни. Он писал умоляющие письма Сталину. Он продолжал посещать и оставаться на даче Сталина в Зубалово, подолгу беседуя с Надей Аллилуевой и играя с их детьми. Однако, по глупости, он продолжал выбалтывать свои подлинные взгляды другим лидерам оппозиции. Иногда он делал это по телефону. Он и не подозревал, что ОГПУ предоставило Сталину расшифровки своих телефонных разговоров. Бухарин, Каменев и Зиновьев предоставляли материалы, которые сделают окончательное возмездие Сталина поистине ужасным. Он знал, что их лесть и почтение были неискренними.
  
  Его ближайшие соратники были в равной степени полны решимости укрепить власть своей банды. Но почти всегда в ходе Первой пятилетки именно Сталин проявлял инициативу в преследовании или подавлении врагов группы. Никто не был более подозрительным и агрессивным. И все же его неадекватная личность была не единственным действующим фактором. Хотя он преувеличил масштабы непосредственной угрозы руководящей группе, у него и его соратников были причины для беспокойства. Троцкий действовал за границей. Бухарин стал редактором правительственной газеты Известия (‘Новости’) в 1934 году; Зиновьев и Каменев вернулись к известности примерно в то же время. Альтернативное руководство в ожидании переформировалось. Опыт большевистской партии в 1917 году показал, как быстро небольшая политическая группа может перевернуть страну с ног на голову. Сталину приходилось быть начеку. Тот факт, что мелкие сошки среди его собственных сторонников — Ломинадзе, Сырцов, Эйсмонт, Толмачев и Смирнов — оказались нелояльными, еще больше раздражал его.
  
  Более того, выражения отвращения по поводу ‘крестьянских вопросов’ были обычным явлением в Красной Армии. Поскольку вооруженные силы навязывали официальную аграрную политику, это не могло не вызывать беспокойства. Солдаты широко ненавидели колхозы. Ходило множество слухов. В 1930 году по Московскому военному округу разнеслась история о том, что Ворошилов убил Сталина.33 Подтекст был очевиден: существовало страстное желание перемен в политике. Идентифицировав себя как главного героя радикальных перемен, Сталин сделал себя мишенью непопулярности.
  
  На всех уровнях власти в СССР было недовольство. Региональные партийные чиновники испытывали растущее беспокойство по поводу непредсказуемых и жестоких наклонностей Сталина; они не одобряли возможность того, что он может продолжать оказывать на них давление с целью повышения темпов экономического роста — а Первый пятилетний план сделал таких чиновников более могущественными, чем при НЭПЕ. Партия была авангардным институтом Пятилетнего плана. По мере того как государство передавало частные секторы экономики в свою собственность и по мере расширения экономики в целом, каждый региональный партийный чиновник приобрел огромный авторитет. Однако вместе с этим авторитетом пришла огромная ответственность. Многие чиновники, обеспокоенные введением Кремлем производственных квот и знакомые с огромным беспорядком и недовольством в своих регионах, жаждали периода сокращения, а не продолжения быстрых преобразований. Руководство нескольких народных комиссариатов в Москве и провинциях испытывало аналогичное беспокойство по поводу Сталина и Политбюро. Советское государство, хотя и получило многое от политики Первой пятилетки, было далеко от того, чтобы примириться с бездумным принятием любой политики, ниспосланной свыше.
  
  Под стратосферой партийного и правительственного официоза находились миллионы недовольных. Тысячи оппозиционеров ждали падения Сталина. За пределами рядов большевизма было еще больше непримиримых. Большинство социалистов-революционеров, меньшевиков и кадетов прекратили политическую деятельность; но они были готовы снова начать действовать, если представится такая возможность. То же самое было верно в отношении боротьбистов, дашнаков, мусаватистов и многих других национальных партий, которые были подавлены во время Гражданской войны. Затем были священники, муллы и раввины, которые подверглись преследованиям со стороны большевиков, и, хотя после Октябрьской революции эмигрировало до трех миллионов человек, оставалось много бывших аристократов, банкиров, промышленников, землевладельцев и лавочников, которые продолжали желать краха советского государства.
  
  Годы государственного насилия и народных невзгод углубили резервуар гнева на режим. Кулаки и их сторонники были убиты и депортированы. Промышленные менеджеры и другие специалисты подвергались преследованиям. ‘Буржуазные националисты’, в том числе русские, были заключены в тюрьму. Оставшиеся религиозные лидеры подверглись преследованиям. В Москве и провинциях были организованы показательные судебные процессы. Система исправительно-трудовых лагерей содержала миллион заключенных. Целые зоны на севере России, в Сибири и Казахстане были заселены невольными колонистами, которые жили и работали в условиях, едва ли лучших тюремных. Враждебность к режиму проявлялась не только к тем, кто подвергся аресту или депортации. Крестьяне в коллективных хозяйствах, особенно в районах голода, ненавидели сельскохозяйственную систему, навязанную деревням. Рабочие были раздражены неспособностью властей выполнить свое обещание повысить уровень жизни населения. Даже среди недавно назначенных администраторов в политике и экономике было много тех, кому не нравились жесткие методы режима. Демонстрация послушания не говорила всей правды. Множество людей пострадали от карательных, произвольных действий советского порядка, и на них можно было рассчитывать в поддержке практически любого движения против Сталина и его политики.
  
  Официальные пропагандисты представляли ситуацию не так, и попутчики по всему миру повторяли их триумфальное самодовольство; действительно, идея о том, что у Сталина не было внешних причин чувствовать себя неуверенно, стала стандартным взглядом на состояние советской политики к началу 1930-х годов. Диктатуры, однако, не застрахованы от политической нестабильности, и большевистские лидеры чувствовали, что важные слои общества вытеснили бы их, если бы представилась такая возможность. Сталин одержал несколько побед. Он инициировал форсированную индустриализацию и коллективизацию, сопровождавшиеся массовыми репрессиями. Он навязал цели ‘социализма в одной стране’. Он подавил бывшую внутрипартийную оппозицию. Он стал диктатором СССР во всем, кроме названия. Он и его соратники не были без поддержки. Продвигаемые по службе пользовались своими новыми привилегиями. Члены комсомола и молодые партийные активисты были в восторге от проекта революционных преобразований. Деятели культуры восхищались кампанией по борьбе с неграмотностью. Военнослужащие наслаждались укреплением вооруженных сил. Существовало понимание того, что, в то время как экономика западных стран была подорвана последствиями краха Уолл-стрит, СССР добивался значительного промышленного прогресса.
  
  Сталин и его соратники не продержались бы у власти без такой поддержки. Пока было неясно, перевешивает ли поддержка враждебность в государстве и обществе. На данный момент никто не мог бросить вызов Сталину. Он достиг желанной вершины власти. Но вершина была незащищенным местом, и оставалось посмотреть, заплатит ли он за то, что достиг этого высокого положения.
  
  
  26. СМЕРТЬ НАДИ
  
  
  Сталин становился все более изолированным от повседневной жизни в СССР по мере того, как росла забота о его личной безопасности. У него больше не было открытого офиса в Секретариате. Он не посещал ни одного колхоза. Предположительно, во время отпуска в Абхазии он однажды отправился инспектировать рынок; но власти Сухума, желая произвести на него впечатление, убедили владельцев прилавков снизить цены на время его визита: таким образом, он не смог узнать о высокой стоимости жизни.1 В любом случае, он никогда не инспектировал строящиеся заводы и шахты; и когда он отправился инспектировать Беломорканал, о его поездке было объявлено в прессе всего через несколько дней после того, как она состоялась.2 ОГПУ задержало потенциального убийцу, Якова Огарева, за пределами Кремля в ноябре 1931 года. Огарев, однако, был настолько удивлен неожиданным появлением Сталина на Красной площади, что не успел вытащить свой револьвер.3 Одни только соображения безопасности не объясняли того, что Сталин скрылся из виду. Факт состоял в том, что он создал политическую структуру, которая больше не требовала, чтобы он выбирался наружу. Будь то в кремлевском кабинете или на своей даче, он мог отдавать приказы и подталкивать своих подчиненных к их выполнению.
  
  Политическая изоляция не сделала ничего, чтобы уменьшить напряжение в его семье. Его сын Яков пытался покончить с собой в 1929 году; это была неудачная попытка, которая вызвала у Сталина скорее презрение, чем сочувствие. Супружеские отношения с Надей были напряженными. Он был чрезвычайно груб с ней и никогда не признавал своей вины. Вполне возможно, что у Сталина продолжали быть странные связи с молодыми коммунистами; и, даже если он был верен Наде, она не всегда верила ему и сходила с ума от ревности. И все же он никогда не шел на компромисс в личных отношениях, тем более с женщинами. Отношение Иосифа было не единственной причиной, по которой она разозлилась. Другим фактором было ее психическое состояние. Хотя его точная природа остается неясной, вероятно, в наши дни его классифицировали бы как разновидность шизофрении. Дни тишины чередовались со взрывной агрессией. Сталин никогда не мог быть уверен, что его ждет в кремлевской квартире или на Зубаловской даче — и его бесчувственность к ее бедственному положению доводила ее до отчаяния. Надя всегда была волевой. Сталин был любовью всей ее жизни, и, в отличие от других членов ее семьи, у нее не было внебрачных интрижек. Чувствуя себя отвергнутой и недооцененной, она больше не могла этого выносить в 1926 году и сбежала в Ленинград, намереваясь развестись с Иосифом.4
  
  И все же она уступила его мольбам и предприняла еще одну попытку вступить в брак. Она больше не хотела иметь детей; по словам ее дочери, она уже сделала два аборта.5 Сталин не препятствовал ей зарегистрироваться в качестве студентки Промышленной академии. Письма между мужем и женой были нежными. Его распорядок дня был установлен: каждое лето он отправлялся на юг РСФСР. Обычно местом назначения был Сочи на северо-восточном побережье Черного моря. Надя заполняла свои письма новостями о детях, домашнем хозяйстве, погоде и своих успехах в учебе.
  
  Сталины решили проконсультироваться по поводу ее психического состояния с иностранными медицинскими экспертами. После заключения Рапалльского мирного договора в 1922 году посещение немецких клиник и курортов членами советской элиты стало нормой. Сталин был одним из немногих, кто пренебрег этой привилегией; не доверяя врачам и не любя зарубежные страны, он никогда не рассматривал возможность поездки за границу для лечения. Георгий Чичерин, его комиссар по иностранным делам, упрекнул его: "Как было бы хорошо, если бы вы, Сталин, изменили свою внешность и некоторое время путешествовали за границей с настоящим переводчиком, а не с тенденциозным. Тогда бы вы увидели реальность!’6 Но Сталин одобрил поездку Нади. Не меньше, чем его жена, он срочно хотел, чтобы она вылечилась. Однако даже для нее разрешение должно было прийти свыше. Партийному оргбюро и Секретариату потребовалось с апреля по июль 1930 года, чтобы обработать ее просьбу, поддержанную ее московскими врачами, провести месяц в Германии. Окончательная санкция была подписана Сталиным, Молотовым, Кагановичем и И. Н. Смирновым.7 Сталин договорился с Надей о том, чтобы она отправляла ему личные письма дипломатической почтой.8 Во время поездки она встретила своего брата Павла и его жену Евгению; и после осмотра врачей она вернулась как раз к началу семестра в Промышленной академии в сентябре.9
  
  Медицинские документы отсутствуют;10 но, по словам племянницы Нади Киры Аллилуевой, диагнозом было сращение черепных швов.11 Иосиф писал ей нежные письма. На протяжении всех этих месяцев — до, во время и после ее путешествия — он использовал сентиментальный код, который они выработали за эти годы, пропуская определенные буквы из фраз типа "много раз крепко целует".12
  
  Ее здоровье, однако, не улучшилось. В 1932 году она обратилась к советским врачам за советом по поводу того, что, по-видимому, было жалобами на живот. Обсуждалось, что они были результатом более раннего аборта.13 Похоже, что запланированная хирургическая операция была отложена по медицинским показаниям. Об этом она рассказала своей кремлевской горничной Александре Корчагиной.14 Надя волновалась так же сильно, как и всегда; и хотя она больше не предпринимала попыток освободиться от мужа, брак оставался неустроенным. Она едва ли могла его беспокоить. В период, когда он и его пропагандисты расхваливали важность фильмов, Джозеф не стал утруждать себя тем, что повел ее в кино. Когда он не пил со своими неотесанными товарищами, он продолжал флиртовать с женщинами. Дети не приносили Наде утешения. Строгая и требовательная, она почти не обнимала их, как принято в других семьях. Только когда они были врозь, Иосиф и Надя восстановили теплые отношения. Это было слабым утешением для женщины, которая должна была оказывать максимум психологической поддержки своему мужу, даже не имея возможности рассчитывать на его взаимность.
  
  Надя не ограничивала свою помощь семейными делами, но также поддерживала его политически. Ходили слухи, что, как и ее доверенное лицо Бухарин, она ненавидела кампанию по коллективизации сельского хозяйства. На самом деле она была женой, ревниво охранявшей политическую позицию своего мужа. 2 мая 1931 года она написала Серго Орджоникидзе о делах Промышленной академии. Она утверждала, что предписание Сталина о подготовке ‘технических специалистов’ правильного типа игнорировалось. Тем не менее, она настаивала на том, чтобы ее сокурсники не знали, а письмо было уничтожено.15 лет она доносила на людей в Промышленной академии в поддержку линии правящей клики страны.
  
  Однако двойные проблемы, связанные с ее состоянием здоровья и отношениями с Джозефом, поставили ее на грань срыва. Удивительно только то, что никто должным образом этого не понял. Близкие друзья, такие как Тамара Хазанова (к настоящему времени замужем за Андреем Андреевым) и жена Молотова Полина Жемчужина, знали о ее проблемах, но не могли понять глубины ее страданий. Надя чувствовала себя ужасно одинокой. Она находила определенные социальные ситуации очень тревожными. Она была склонна расстраиваться, когда Иосиф собирался вместе со своими дружками и их женами. Традицией правящей группы было собираться на ужин в кремлевской квартире Ворошиловых по случаю празднования годовщины Октябрьской революции 7 ноября. (Совнарком принял григорианский календарь в 1918 году, переместив дату на тринадцать дней и тем самым изменив месяц, в котором произошла революция.) Всегда было чрезмерное употребление алкоголя и много грубых подшучиваний. В 1932 году Надя приложила особые усилия, чтобы одеваться так, чтобы выглядеть наилучшим образом. Это не повлияло на поведение Джозефа. Поздно вечером он флиртовал с женой Александра Егорова, которая служила вместе с ним на советско–польской войне. Наталья Егорова была одета в гламурное платье и вела себя кокетливо. Очевидно, он проделал свой грубый трюк, скатав кусочек хлеба в шарик и запустив им в нее. Надю охватила ревность, и она выбежала с собрания. Свидетели пренебрежительно отнесли это к ее "цыганской крови".16
  
  Существуют другие версии того, что произошло перед ее отъездом. В одной из историй говорится, что Сталин накричал на Надю, используя фамильярную форму ‘ты’ по-русски, и что она возразила против этого. Другая версия заключается в том, что он бросил в нее зажженную сигарету. Но наиболее вероятная версия заключается в том, что он действительно строил глазки Наталье Егоровой и что Надя больше не могла этого выносить. То, что произошло дальше, записано более определенно. Полина Жемчужина выбежала за ней на холодный ночной воздух. Надя была необычайно напряжена, и Полина повела ее по территории Кремля, пытаясь успокоить. Затем Надя отправилась одна в семейную квартиру, а Полина вернулась на вечеринку.17
  
  Мысли Нади погрузились в экзистенциальную тьму. Несколькими годами ранее ее брат подарил ей пистолет; несмотря на то, что он выглядел как игрушечный (как позже вспоминал Сталин), это было смертоносное оружие.18 Сев на кровать, она направила пистолет себе в сердце и застрелилась. Ее труп обнаружила утренняя горничная. Охваченный паникой домашний персонал позвонил Абелю Енукидзе. Как член Центрального комитета и администратор сайта Кремля, он обладал полномочиями принимать решения о соответствующих действиях. Так получилось, что Енукидзе был также крестным отцом Нади.19 Без колебаний он приказал разбудить Сталина. Сталины стали спать в разных комнатах, и Иосиф, по-видимому, не подозревал о последствиях своего плохого поведения предыдущей ночью. Были вызваны врачи, чтобы установить причину смерти. Это не должно было занять много времени: Надя выстрелила себе в сердце. Когда после полудня профессора Розанов и Кушнер провели вскрытие, тело было разложено на кровати. Рядом был маленький револьвер. Смерть, должно быть, наступила мгновенно и, по их заключению, произошла восемь-десять часов назад. Надя покончила с собой. Розанов и Кушнер начали писать свой краткий отчет в час дня.
  
  Политики решали, что сообщить общественности.20 Говорить правду считалось неуместным из-за боязни уронить престиж Сталина. Вместо этого "Правде" было предложено сообщить, что Надя умерла от последствий аппендицита. Жены наиболее видных руководителей подписали письмо с соболезнованиями Сталину. Это тоже было опубликовано в газете. Была выбрана похоронная комиссия во главе с Абелем Енукидзе. За запряженной лошадьми повозкой, везущей ее гроб, должен был следовать кортеж. Скорбящие собирались на Красной площади в три часа дня 12 ноября и шли через весь город к кладбищу Новодевичьего монастыря. Такие случаи вызывали официальную озабоченность, и ОГПУ было поручено организовать и обеспечить безопасность судебных разбирательств. Оркестры должны были быть предоставлены ОГПУ и Красной Армией. У могилы должна была состояться короткая церемония. Выступали двое: Каганович как секретарь Московского городского комитета партии и Калашников, представитель Промышленной академии, где она училась.21 Сталин предоставил подробности другим. Его публичное выступление в день похорон должно было стать тяжелым испытанием, и он не вызвался произнести надгробную речь перед тем, как гроб был предан земле.
  
  Несмотря на то, что многие впоследствии предполагали, он присутствовал на церемонии. Кортеж скорбящих пешком прошел через город. В тот день не было снега. Толпы выстроились вдоль улиц. На кладбище открытый гроб сняли с повозки и опустили в твердую землю. Речь Кагановича кратко упомянула покойного и закончилась просьбой о том, чтобы члены коммунистической партии выполняли обязанности, возложенные на них вследствие личной утраты Сталина. Калашников произнес хвалебную речь Наде как прекрасной и преданной ученице.22 Похороны закончились через несколько минут. Сталин и его товарищи возвращались на лимузине в Кремль. Над могилой Нади был установлен простой надгробный камень, где он остается по сей день.
  
  Когда Промышленная академия обратилась к Сталину за разрешением ознакомиться с ее рабочими материалами, он немедленно согласился и попросил Анну Аллилуеву, сестру Нади, ускорить это. Не для Сталина было обычное собственничество вдовца. Он велел Анне осмотреть сейф с помощью Тамары Хазановой.23 Дочь Нади Светлана должна была заявить, что была оставлена предсмертная записка; но Светлана узнала только много лет спустя, что ее мать умерла от собственной руки, и ее мемуарам в любом случае не всегда можно доверять. В любом случае вряд ли можно предположить, что такая записка обязательно все объяснила бы. Ясно то, что официальное подавление информации в 1932 году послужило лишь подпитке слухов. В дипломатических кругах ходили слухи, что она покончила с собой.24 В стенах Кремля ходили оживленные сплетни. Это была опасная деятельность. Александра Корчагина, горничная Иосифа и Нади, была осуждена другим домашним персоналом Кремля за то, что сказала, что ее убил Сталин; она была приговорена к трем годам исправительных работ на Беломорско–Балтийском канале. Корчагина утверждала, что это ее собственные разоблачители сделали такое заявление о Сталине.25 Сами разоблачители были арестованы в ходе зачистки вспомогательного персонала Кремля в 1935 году.26
  
  Бесспорно, Сталин был глубоко потрясен. "Я был плохим мужем", - признался он Молотову: "У меня никогда не было времени сводить ее в кино".27 Вряд ли это было полным признанием масштабов помощи, которую он должен был бы оказать Наде. Но это свидетельствовало о некоторой степени раскаяния. Примечательно, что это также подразумевало, что обстоятельства, а не его собственное поведение, определили его вклад в трагедию. Он также думал столько же о себе, сколько и о своей покойной жене. Его эгоцентризм рос. В течение нескольких недель он напрямую обвинял ее и беспокоился о судьбе их детей. Вспомнилось покушение на собственную жизнь молодого Якова Джугашвили, и за ужином со своими друзьями он выпалил: "Как могла Надя, которая так сильно осуждала Яшу за такой шаг, пойти и застрелиться?" Она сделала очень плохую вещь: она сделала из меня калеку’. Александр Сванидзе, его шурин от первого брака, попытался успокоить его, спросив, как она могла оставить двух своих детей без матери. Сталин был зол: ‘Почему дети? Они забыли ее в течение нескольких дней: это меня она сделала калекой на всю жизнь!’ Но потом он предложил: "Давайте выпьем за Надю!"28
  
  Постепенно он стал относиться к самоубийству Нади менее снисходительно:29
  
  
  Дети росли без матери, вот в чем была проблема. Няни, гувернантки — какими бы идеальными они ни были — не могли заменить им мать. Ах, Надя, Наденька, что ты сделала и как сильно ты была нужна мне и детям!
  
  
  Он сосредоточил свои мысли на вреде, причиненном детям и, прежде всего, самому себе. Погрузившись в самоанализ, он никому не доверял. Он сказал детям, что их мать умерла естественной смертью. Несмотря на то, что внешне он был жестким и ледяным, внутреннее настроение Сталина было обидчивым.
  
  В течение нескольких недель были опасения, что он тоже может покончить с собой. Он был бледен и невнимателен к своим повседневным нуждам. Его характерное приземленное чувство юмора исчезло. Прошли недели, прежде чем он начал приходить в себя. В поисках общения он обратился к своим коллегам по Политбюро. Киров был особым приятелем. Всякий раз, когда Киров приезжал из Ленинграда, он навещал Орджоникидзе; но часто Сталин звал его к себе, и Киров ночевал там.30 Микояна также часто приглашали. Это привело Микояна в замешательство, чью жену Ашкен нелегко было убедить в том, что он действительно остановился там, где сказал. Вскоре Микояну пришлось начать отклонять просьбы Сталина, и Сталин обратился к Александру Сванидзе.31 Он остро нуждался в поддержке и обществе знакомых людей. Правитель Советского Союза был одиноким вдовцом. По словам Лазаря Кагановича, он уже никогда не был прежним человеком. Он замкнулся в себе и ужесточил свое отношение к людям в целом.32 Он больше пил и ел, иногда сидя за столом по три-четыре часа после того, как провел целый день в своем кабинете.33
  
  И все же он пока не вымещал злость на семье и друзьях своей покойной жены. (Это появилось позже.) Аллилуевы старались поддерживать с ним связь, не слишком злоупотребляя его временем и удобством. Отец Нади Сергей написал ему, спрашивая, может ли он все еще поехать и погостить на Зубаловской даче. У него было слабое здоровье, и он надеялся выздороветь в сельской местности.34 Просьба, написанная через два месяца после смерти Нади, вывела Сталина из состояния погруженности в себя. Действительно, это вывело его из себя: ‘Сергей! Ты странный человек! Какого рода “разрешение” вам нужно, когда у вас есть полное право приезжать и проживать в “Зубалово” без всякого “разрешения”!"35 Он приветствовал других членов семьи Аллилуевых, и Евгения — невестка Нади — приложила усилия, чтобы у него была общественная жизнь. Сванидзе тоже захаживали к нему при любой возможности. Кровь лилась рекой как для Сталина, так и для них.
  
  И все же Зубалово напоминало о годах его женитьбы. Другая дача за пределами Москвы казалась разумной идеей, и Сталин нашел архитектора с идеями, которые показались ему близкими по духу. Мирон Мержанов проектировал загородные дома с толстыми, мрачными стенами, как будто они были предназначены для того, чтобы стоять как неприступные крепости. Без того, чтобы Надя отговаривала его, Сталин заказал резиденцию, которая лучше служила местом работы, чем семейным очагом. Был найден сельский уголок недалеко от Кунцево, к западу от Москвы. Он находился всего в семи милях от Кремля, и до него можно было добраться за несколько минут на служебном лимузине. Сталин получил дачу, о которой мечтал. Там был большой зал для совещаний, а также несколько спален и комнат для послеобеденного чаепития, бильярда и киносеансов. Строительство было завершено к 1934 году; Сталин быстро обустроился там и перестал ночевать в кремлевской квартире. Дача стала известна как Ближняя (‘Близлежащая дача’). Еще одна была построена дальше и называлась ‘Дальняя дача’, но Ближняя была его любимой. Мержанову приходилось быть терпеливым со своим покровителем. Как только была возведена Ближняя, Сталин потребовал переделок, вплоть до того, что потребовалось пристроить второй этаж.36 лет Он постоянно думал о том, как превратить маленький сельский замок в свою мечту.
  
  У него был беспокойный и несчастный дух. Хотя он жил по собственному выбору отдельно от своей семьи, ему было некомфортно оставаться одному; и Москва, где он провел большую часть лет своего второго брака, никогда не собиралась позволять ему забыть прошлое. Он с нетерпением ждал своих каникул на юге. Хотя они с Надей проводили там каникулы вместе, студенческие обязательства в последнее время удерживали ее в Москве. Вдоль побережья между Сочи и Сухумом уже существовали государственные дачи, и Мержанов был занят заказами на проектирование новых.
  
  Почти все отпуска Сталина после 1932 года проходили в Абхазии. Хотя он жил один на разных местных дачах, он проводил время весело. Вино лилось рекой, а столы ломились от яств. Его верным спутником был Нестор Лакоба. Во время фракционных споров 1920-х годов Лакоба уберегал Коммунистическую партию Грузии от влияния оппозиции. Он сражался в Гражданскую войну и был метким стрелком из охотничьего ружья; Сталина забавляло, что Лакоба пристыдил командиров Красной Армии, когда они отправились на охоту в горы.37 Более того, Лакоба был сиротой и, как и у Сталина, имел трудное детство; и он тоже учился в Тифлисской духовной академии.38 Он был грубоватым кавказцем, который позаботился о том, чтобы у Сталина было время насладиться прелестями Кавказа: пейзажами, дикой природой, винами и кухней. Даже когда Сталин останавливался в Сочи, за абхазской границей в РСФСР, Лакоба приезжал его навестить. В 1936 году, когда у Лакобы возникли политические проблемы с высшим партийным руководством в Закавказской Федерации и его лишили права покидать Сухум без разрешения, Сталин был в ярости. Какими бы ни были местные политические интриги, он хотел компании Нестора Лакобы.39
  
  Первый отпуск после смерти Нади запомнился во многих отношениях. 23 сентября 1933 года Сталин и его телохранители отправились на морскую прогулку из Сухума. Внезапно они подверглись ружейному обстрелу с берега. Его главный телохранитель Николай Власик бросился на Сталина, чтобы защитить его, и попросил разрешения открыть ответный огонь. Тем временем лодочник направился прочь из этого района. Первым предположением было, что это была попытка покушения; но правда оказалась более приземленной. Абхазское НКВД с подозрением отнеслось к лодке, которая прибыла не из этого района, и предположило, что иностранцы замышляют что-то недоброе. Береговая охрана призналась в содеянном и взмолилась о пощаде, и Сталин рекомендовал применить к ним только дисциплинарные меры. (Во время Большого террора дело было раскопано, и они были либо расстреляны, либо отправлены в лагеря принудительного труда.)40
  
  Власть и возвышение Сталина привлекли внимание политиков Южного Кавказа. Его присутствие было ниспосланной небом возможностью произвести на него впечатление. Среди тех, кто жаждал быть принятым Сталиным, был Лаврентий Берия. В 1933 году он был первым секретарем Закавказского комитета партии и одним ясным летним утром нашел предлог навестить Сталина перед завтраком на даче у Черного моря. Берия опоздал. Сталин уже был внизу, в кустах под зданиями, и, когда Берия впервые увидел его, он, к своему огорчению, увидел, что Сталина сопровождал Лакоба. Не то чтобы это мешало Берии подхалимничать. После завтрака Сталин заметил: ‘Этот дикий кустарник нужно убрать, он мешает саду’. Но попытки вырвать корни потерпели неудачу, пока Берия, выхватив топор у приезжего москвича, не применил его сам. Берия убедился, что Сталин услышал его слова: "Я могу срубить под корень любой куст, на который укажет владелец этого сада, Иосиф Виссарионович".41 Он почти добровольно вызвался провести чистку для Сталина. Немногие из этих дружеских встреч были лишены политического содержания. Сталин, даже находясь в отпуске, не мог оградить себя от амбиций интриганов.
  
  Однако большинство его посетителей были партийными и правительственными функционерами региона. Никто, даже Молотов или Каганович, не был таким приятелем, каким был Киров; а Лакоба был больше похож на сезонного арендодателя, чем на настоящего близкого человека. Воздвигнув баррикады против психологического вторжения, Сталин ограничился игривым отдыхом. Он сажал племянниц на колено. Он пел православные богослужебные песнопения под рояль. Он ходил на охоту, приглашал посетителей поиграть в бильярд и приветствовал присутствие родственниц. Но как личность он стал тверже. Лед проник в его душу. Молотов и Каганович, которые безмерно восхищались им, не могли понять, что им двигало. Позже они сказали, что он сильно изменился после смерти Нади. Но в тех же работах подчеркивается то, что делало его исключительным: сила воли, ясность видения, выносливость и мужество. Молотов и Каганович всегда наблюдали за ним со стороны. Они благоговели перед Сталиным. Хотя они тоже были своенравны и решительны, они ценили того, кто обладал этими качествами, до уникального уровня интенсивности. Когда он вел себя странно, они давали ему презумпцию невиновности. Они думали, что он заслужил право на любую психологическую особенность теми услугами, которые он оказал СССР.
  
  Большинство из них до конца 1930-х годов не видели причин интересоваться психическим состоянием своего лидера. Несомненно, Сталин ранее довел их до безумия приказами активизировать политические и экономические кампании. И все же политика была политикой восходящего партийного руководства, и отрицательная сторона личности Сталина в значительной степени игнорировалась. Прежние знакомые были более проницательными. Сокурсники в Гори и Тбилиси, а также многие товарищи по партии до 1917 года отмечали его гипертрофированное чувство важности и чрезмерную склонность обижаться. И когда Ленин использовал его в качестве политического комиссара в Гражданской войне или генерального секретаря партии, он знал, что со Сталиным потребуется осторожное обращение, если его непостоянство и грубость не повредят интересам Революции. Затем, в начале 1930-х годов, Сталин начал требовать смертной казни для своих противников в коммунистической партии. Если самоубийство Нади и изменило его, то только для того, чтобы подтолкнуть на путь, по которому он шел всю свою жизнь.
  
  
  27. ЧАРОДЕЙ СОВРЕМЕННОСТИ
  
  
  Сталин и его соратники стремились превратить СССР в промышленный и военный мегалит. Они были боевиками. Они боролись за изменение общества сверху донизу. Они боролись за ‘культурную революцию’. Их кампания, по их мнению, требовала преобразования всего синдрома взглядов и поведения в стране в духе Просвещения в целом и марксизма в частности. Война велась против общепринятых идей. Религия должна была быть искоренена, а националистические пристрастия распущены. Интеллигенция в области искусства и науки должна была быть подчинена ударам или же отброшена. Цель состояла в том, чтобы коммунизм стал общепринятой идеологией и чтобы сталинский вариант марксизма–ленинизма был установлен в качестве ее ядра. Он не внезапно обнаружил эту склонность. В 1920-х годах он призывал обучать молодых коммунистов занимать руководящие посты и распространять идеи партии.1 Все поколение ветеранов-большевиков разделяло его точку зрения. Они верили, что достижение социализма требует фундаментального разрыва со старым обществом и элитами, которые формировали в нем мнения.
  
  Сталин, как и каждый коммунист, настаивал на том, что культура не ограничивается стихами Пушкина, а охватывает грамотность, умение считать, гигиену, кров, пищу, добросовестность и эффективность. Политические проповеди, которые он и его коллеги-лидеры произносили на "культурном фронте", вызывали почти религиозный экстаз. Писателей называли ‘инженерами человеческих душ’. Его марксистская вера сочеталась с воинственным духом. Никто не недооценивал трудностей кампании, поскольку Сталин призывал борцов за культуру выполнить поставленную задачу. На Семнадцатом съезде партии в январе–феврале 1934 года он заявил, что ожесточенные бои еще впереди:2
  
  
  Враги партии, оппортунисты всех мастей, национал-уклонисты всех мастей были разгромлены. Но остатки их идеологии продолжают жить в головах отдельных членов партии и часто дают о себе знать… И почва для таких наклонностей, несомненно, существует в нашей стране, хотя бы потому, что у нас все еще есть промежуточные слои населения в городе и сельской местности, которые представляют собой питательную среду для таких наклонностей.
  
  
  Требовались пыл и драчливость: Сталин начал войну, которую он был полон решимости выиграть.
  
  Большинство наблюдателей предположили, что его конечной целью было просто ‘догнать’ Запад. Это означает недооценку его целей. У него был гораздо более всеобъемлющий проект, и атмосфера его правления, которая вызвала большой народный энтузиазм, непостижима без этого проекта. Когда Сталин говорил о необходимости введения "современность" (современность ) в СССР, что он имел в виду нечто большее, чем слепое подражание развитых капиталистических странах. Современность в советском стиле, по его оценке, была бы совершенно превосходной.
  
  Он и остальные члены Политбюро были приверженцами марксизма. Утопический уклон в их мышлении вышел на первый план в начале 1930-х годов; они думали, что советская современность поднимет человечество на более высокий уровень существования не только за счет устранения плохих старых традиций в России, но и за счет создания вещей, не имеющих аналогов на Западе. Безработица уже была ликвидирована, и вскоре разрыв в материальных условиях между городом и деревней был бы ликвидирован.3 Было бы гарантировано всеобщее обеспечение продовольствием, жильем, образованием и здравоохранением. Большевики всегда утверждали, что капитализм по своей сути является расточительной экономической системой по сравнению с социализмом. Маркс и Ленин писали, что промышленники и банкиры неизбежно проявляли интерес к уничтожению конкурентов и блокированию технологического прогресса в ущерб народным чаяниям и требованиям. В сталинском СССР ресурсы не собирались расходоваться непродуктивно. Требовалась добродетель для стандартизации продуктов и услуг. Высшим благом был принцип общедоступности. Сталин был враждебен, по крайней мере публично, к сохранению производственных подсекторов, специализирующихся на предметах роскоши. Индивидуализация выбора сознательно преуменьшалась. Приоритетом для ‘нового советского человека’ было принятие обязательств членства в ‘коллективе’.
  
  Сталин отстаивал идеи такого рода в речах и статьях. Он воплощал их в своих публичных выступлениях и поведении. Его солдатская форма, то, что он избегал слова ‘я’, то, что он отдавал приказы от имени соответствующих партийных органов, а не от своего собственного, даже отсутствие у него ораторских приемов: все эти черты помогли донести мысль о том, что советская современность в конечном счете восторжествует и принесет беспрецедентную пользу трудящемуся человечеству.
  
  Восходящее партийное руководство расчистило большую почву для культурных преобразований. Первый пятилетний план сопровождался жестокими кампаниями против религии, и Красная Армия и 25 000 человек арестовывали священнослужителей и кулаков с одинаковым рвением. Религия должна была быть искоренена. Многие церкви, мечети и синагоги были закрыты. Из 73 963 религиозных зданий, открытых до 1917 года, к апрелю 1936 года было разрешено функционировать только 30 543.4 Национализм всех мастей также был растоптан ногами. Элиты различных национальных и этнических групп были объектами сильного подозрения, включая даже многих людей, которые в предыдущие годы примыкали к коммунистам. Показательные процессы над ведущими ‘буржуазными националистами’ проводились с 1929 года. Лиге воинствующих безбожников было предоставлено роскошное финансирование. Когда Николай Скрипник, большевистский украинский лидер, который решительно продвигал интересы своей нации, покончил с собой, официального сожаления выражено не было. Времена изменились, и СССР направлялся к преобразованиям, которые, по мнению ветеранов-большевиков, назрели. Частные типографии были закрыты. Поездки между СССР и зарубежными странами стали невозможны без санкции политических и полицейских органов. Восходящие лидеры пытались оградить страну от всех идеологических влияний, кроме своего собственного. Основные культурные предпосылки большевизма наконец-то должны были осуществиться.
  
  Такие предположения были более плюралистичными до Октябрьской революции, чем позже. После 1917 года директивная сторона большевизма одержала верх над другими его тенденциями, а экстремизм Сталина и его приспешников возобладал над взглядами, которые когда-то поддерживались остальными членами Политбюро. Насилие и грубость новой кампании в рамках "культурной революции’ были замечательными.
  
  Не была упущена из виду и высокая культура как арена борьбы. Вмешательства Сталина ранее носили конфиденциальный характер, а в 1920-х годах именно Троцкий и Бухарин были известны своими контактами с творческой интеллигенцией. Троцкий написал книгу "Искусство и революция" . Теперь Сталин пытался навязать себя. В 1930 году он вынес постановление по политической истории большевизма до 1914 года.5 Его подчиненные все чаще вмешивались в дела искусства и науки через отдел агитации и пропаганды Секретариата. Давно прошел тот период, когда Анатолий Луначарский (умерший в 1933 году) или Надежда Крупская могли определять основные направления политики через Народный комиссариат просвещения. Сталин был полон решимости создать культуру, высокую и низкую, соответствующую государству и обществу, которые он строил. Он расширил свои контакты с интеллектуалами. Он смотрел спектакли и балет больше, чем раньше. Он продолжал читать романы, книги по истории и конспекты современной науки. Он заставил своих соратников сделать то же самое. Культурная трансформация должна была направляться так же решительно, как и основные изменения в экономике и политике.
  
  Он приветствовал нескольких интеллектуалов в качестве своих случайных спутников. Это тоже было изменением по сравнению с предыдущими годами, когда рядом с ним были только его политические друзья, не считая поэта Демьяна Бедного. Максим Горький, которого он соблазнил вернуться из добровольной ссылки в 1931 году, часто бывал на даче Сталина. Среди других посетителей были романисты Михаил Шолохов и Алексей Толстой.
  
  Однако, как бы высоко он ни ценил Горького как писателя, государственные соображения никогда не выходили у него из головы. Горький был известен на Западе, и его можно было превратить в украшение СССР. По возвращении его приветствовали как великого пролетарского интеллектуала. Сталину за все это было что-то нужно. В 1929 году он убедил Горького посетить Соловецкий лагерь военнопленных; он даже уговорил его стать соавтором книги о строительстве Беломорканала.6 Горького обманули, заставив поверить, что предпринимаются гуманитарные усилия по реабилитации осужденных рабочих. Он также председательствовал на Первом съезде писателей в 1934 году и приложил руку к созданию Союза писателей. Одобрение Горького помогло Сталину поставить искусство в СССР под жесткий политический контроль. Цена, которую пришлось заплатить Сталину, заключалась в том, что ему пришлось выслушать жалобы писателя на жестокое обращение властей с различными представителями интеллигенции. Но, к счастью для Сталина, Горький умер летом 1936 года. Распространился слух , что НКВД отравил его за то, что он слишком часто приставал к Генеральному секретарю. Как бы то ни было, его смерть позволила Сталину превратить Горького в культовую фигуру в официальном искусстве СССР.
  
  Шолохов и Толстой тоже имели дело со Сталиным. "Тихий Дон" Шолохова был одним из немногих хороших произведений советской межвоенной прозы, в которых не нападали на основы коммунизма. Действие романа разворачивается в казачьих станицах юга России и изобилует региональными идиомами. Роман представлял собой сагу о гражданской войне. В его первом издании содержались эпизоды, которые, как считалось, были снисходительны к белым. Шолохов, изменив текст по мере необходимости, вошел в классический канон режима. Он также выпустил продолжение "Поднятая целина" о кампании коллективизации. Это было эстетически менее впечатляюще; это также усилило подозрение, что он украл большинство глав "Тихого Дона" у покойного казачьего писателя.7 Несмотря на это, Шолохов не был раболепствующим халтурщиком. Он был в ужасе от того, чему стал свидетелем в сельской местности, когда казаков жестоко загоняли в колхозы. Неоднократно он писал Сталину, указывая на это. По мере того как на юге России нарастал голод, переписка с обеих сторон становилась все более напряженной.8 Писем Шолохова свидетельствуют о его мужестве; общение с ним Сталина свидетельствует о признании того, что лояльные интеллектуалы выполняли полезную для него функцию, поднимая трудные вопросы, никогда не угрожая его политическому положению. Ни одному политику такая дерзость не сходила с рук.
  
  Другим писателем, к которому прислушивался Сталин, был Алексей Толстой, писатель-патриот и племянник писателя девятнадцатого века. Толстой пришел к мысли, что большевики выполнили историческую задачу воссоединения России, расправились с ее внешними врагами и приступили к запоздалой индустриализации. Романист подкидывал Сталину идеи о преемственности имперской и коммунистической моделей правления. По словам Толстого, долгом Генерального секретаря партии было твердо придерживаться традиций Ивана Грозного и Петра Великого. Иван и Петр использовали жестокие методы, преследуя интересы страны. Толстой стучался в открытую дверь: Сталин, страстно изучавший русскую историю, уже видел связь с царствованиями Ивана и Петра.9
  
  Он знал, что ему нравилось в искусстве, а также в исторической науке. В театре он восхищался Днями Турбиных Михаила Булгакова с момента его премьеры в 1926 году. Это была пьеса о смене приверженцев на Украине во время гражданской войны. Преданность Сталина демонстрировала готовность понимать ход боевых действий в терминах, гораздо менее упрощенных, чем в официальных учебниках истории: Булгаков изображал не только красных, но и белых в сочувственных тонах. В балете Сталин предпочитал "Лебединое озеро" Чайковского более новым музыкальным и хореографическим произведениям. Значение этого - вопрос спекуляций. Возможно, он просто хотел показать себя энтузиастом классического танца и в любом случае не находил ничего привлекательного в советской хореографии. То же самое было и с музыкой. Хотя он начал посещать симфонии и оперы, немногие современные композиторы вызывали его восхищение. Поэзия ныне живущих писателей тоже не представляла для него особого интереса. Поэт Владимир Маяковский, покончивший с собой в 1930 году, был превращен — подобно Горькому — в художественный тотем режима. Сталин почтил его память только на словах. (Ленин утверждал, что во времена нехватки бумаги выделять средства на его стихи было возмутительно.) Генеральный секретарь питал непреходящую любовь к грузинской поэтической классике, исключая современные советские стихи.
  
  На протяжении многих лет над ним издевались как над человеком, лишенным чувств к искусству. Его враги утешали себя поражением, привлекая внимание к его интеллектуальной ограниченности. Они зашли слишком далеко в своих насмешках. Сталин также должен был винить себя, поскольку он намеренно скрывал свой образовательный уровень, поэтические достижения и круг интеллектуальных интересов,10 и его словесные переписки с большинством писателей и художников обычно касались политических вопросов.
  
  На самом деле пламя подлинной эстетической оценки Сталина не погасло. Он проявлял это, особенно когда возникали вопросы об искусстве в его родной Грузии. Когда Шалва Нуцубидзе в середине 1930-х годов составил и перевел на русский язык антологию грузинской поэзии, Сталин не смог удержаться, чтобы не взглянуть на напечатанный черновик. Его пожизненный энтузиазм к поэзии вернулся, и он карандашом нацарапал предложенные поправки на полях.11 Нуцубидзе и Сталин составляли странную пару. Нуцубидзе был ученым, который отказался вступить в партию; сам его проект по выпуску грузинской литературной антологии мог послужить предлогом для его ареста. Но двое мужчин хорошо поладили, и Нуцубидзе оценил предложения Сталина как реальные улучшения.12 Сталин не позволил предать огласке свою помощь. Он также не давал постоянного одобрения попыткам возродить свою славу второстепенного грузинского поэта. Некоторые из ранних стихов попали в печать, и это не могло произойти без его санкции. Но сомнения возобладали. Стихи не были широко переизданы во время его пребывания у власти и не появились в его многотомных трудах, опубликованных после Второй мировой войны. Государственные соображения возобладали над тщеславием. Сталин, вероятно, пришел к выводу, что романтическая поэзия его юности исказит его образ Человека из стали. Предположительно, он также хотел задать литературный тон тому времени. О культуре следовало судить с точки зрения текущих политических требований.
  
  Литература, живопись и архитектура были искусствами, которые легче поддавались такому упрощенному анализу, чем музыка. Сталин хотел двух вещей одновременно. Он желал культуры для ‘масс’; он также стремился распространять высокую культуру. Он хотел, чтобы достижения СССР превзошли все достижения за рубежом. Настаивая на многовековом величии России, он приобщил русских писателей и композиторов девятнадцатого века — Пушкина, Толстого, Глинку и Чайковского — к социалистическому проекту после 1917 года. У него был личный энтузиазм по отношению к Достоевскому, которого он считал блестящим психологом;13 но откровенная реакционная политика Достоевского и мистическая религиозная вера оказались слишком велики даже для того, чтобы Сталин одобрил переиздание его произведений. Либретто опер Глинки были переписаны, а многие произведения Пушкина и Толстого были запрещены. Несмотря на это, большая часть дореволюционного художественного наследия с его консервативными, либеральными и аполитичными элементами была доступна общественности. Культурная программа Сталина представляла собой неустойчивую смесь. Он мог убивать художников по своему желанию, и все же его политика была неспособна создать великое искусство, если он намеренно или бессознательно не упускал из виду, по крайней мере в некоторой степени, то, что на самом деле делали его художники.
  
  Культура в целом привлекала его случайные — и непредсказуемые — вмешательства. Помощник Сталина Лев Мехлис позвонил карикатуристу "Правды" Борису Ефимову в 1937 году и велел ему немедленно прибыть в Кремль. Подозревая худшее, Ефимов симулировал грипп. Но ‘он’ — Сталин — настаивал; Ефимов мог отложить визит максимум на день. На самом деле Сталин просто хотел сказать, что, по его мнению, Ефимову следует прекратить рисовать японских фигурок с выступающими зубами. ‘Определенно", - ответил карикатурист. "Зубов больше не будет".14 Столь же прямое вмешательство Сталина было и в производство фильмов. Борис Шумяцкий, народный комиссар, отвечавший за советское кино до своего ареста в 1938 году, понимал, что Генеральный секретарь был единственным рецензентом, к которому следовало относиться серьезно.15 У Сталина на его дачах под Москвой и на берегу Черного моря были установлены кинопоказы. Такие фильмы, как "Ленин в октябре", были одними из его любимых; но он любил, чтобы зрителей развлекали, а также обучали. Он не возражал против эскапистской мелодрамы вроде цирка ; и поскольку пропаганда стала подчеркивать патриотизм, Сталин приветствовал фильмы "Иван Грозный" и "Александр Невский" режиссера Сергея Эйзенштейна. Это была услуга, которой Айзенштейн одновременно наслаждался и боялся: он знал, что Сталин с яростью набросится на любые сцены, которые, по его мнению, противоречат текущей официальной политике.
  
  Такие выдающиеся художественные произведения, которые были созданы в 1930—х годах, — за очень немногими исключениями - появились на свет вопреки ему. Произведения Анны Ахматовой, который написал ее замечательный элегический цикл стихов "реквием" в 1935-40, были запрещены из-под пресса. (Только во время Второй мировой войны, когда ее стихи оказались полезными для поднятия общественного духа, Сталин несколько смягчился.)16 Этот шедевр русской прозы, "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова, после его смерти остался в ящике его стола и не был полностью опубликован в Советском Союзе до 1975 года. Сталин терроризировал даже гения русской классической музыки середины века Дмитрия Шостаковича, которого обвиняли в написании произведений, которые никто не мог насвистывать. Шостакович был вынужден ‘признать’ свои ошибки; действительно, его Пятая симфония 1937 года стала известна как ‘Ответ советского художника справедливой критике’. К музыке, однако, относились менее сурово, чем к другим видам искусства. Несмотря на охвативший его ужас, Шостакович продолжал писать и исполнять свои симфонии . Было напечатано всего несколько прекрасных литературных произведений. Среди них были два романа Шолохова и несколько рассказов Андрея Платонова. Но в целом правление Сталина нанесло ущерб и без того пострадавшей художественной среде СССР.
  
  Большой террор 1937-198 годов был направлен на то, чтобы запугать большинство интеллектуалов и заставить их открыто сотрудничать с государством или просто не высовываться. Лишь очень немногие из них бросили вызов власти. Осип Мандельштам в 1934 году зачитал антисталинское стихотворение на частном вечереée:17
  
  
  Мы живем, глухие к земле под нами,
  
  В десяти шагах от нас никто не слышит наших речей,
  
  
  Но где это так много, как недоговоренность
  
  Будет упомянут кремлевский человек с гор.
  
  
  Его пальцы жирные, как личинки
  
  И слова, окончательные, как свинцовые гири, срываются с его губ,
  
  
  Его тараканьи усы хитро прищуриваются
  
  И голенища его ботинок блестят.
  
  
  Вокруг него сброд тонкошеих вождей — заискивающих
  
  Полулюди, с которыми он мог бы поиграть.
  
  Они ржут, мурлыкают или подвывают
  
  Как он болтает и показывает пальцем,
  
  
  Один за другим подделывает свои законы, которые будут отброшены
  
  Как подковы на голове, в глазу или в паху.
  
  
  И каждое убийство - это удовольствие
  
  Для широкогрудого осетина.
  
  
  В последней строке воспроизведен (недоказанный) слух о том, что Сталин имел осетинское происхождение.
  
  Среди слушателей в тот вечер был осведомитель, и поэт был арестован. Однако даже Сталин не был уверен, что с ним делать. Его инстинктом было казнить его; но вместо этого он позвонил другому великому поэту, Борису Пастернаку, и спросил, был ли Мандельштам действительно замечательным талантом. Пастернак был в сильном замешательстве: если бы он сказал "да", его тоже могли арестовать; но сказать "нет" означало бы обречь своего друга и соперника на ГУЛАГ. Пастернак дал двусмысленный ответ, побудивший Сталина саркастически прокомментировать: "Если бы у меня был друг-поэт, который попал в беду, я бы бросился на стену, чтобы спасти его!"’18 Мандельштам был отправлен в ГУЛАГ в 1938 году. Список прекрасных художников, которые были расстреляны или заключены в тюрьму, удручающе длинный. В 1930-е годы погибло больше великих интеллектуалов, чем выжило. Исаак Бабель, автор замечательных рассказов о красной кавалерии в советско–польской войне 1920 года, был жертвой. Как и театральный режиссер Всеволод Мейерхольд. Даже Михаил Булгаков, чьи пьесы нравились Сталину в 1920-х годах, был повержен в пучину депрессии. Он умер сломленным человеком на свободе в 1940 году. Анна Ахматова страдала, несмотря на то, что ее никогда не арестовывали: вместо нее полиция забрала ее сына Льва. В отличие от Булгакова, она стойко переносила свое положение.
  
  Репрессии коснулись также науки и естественных наук. Среди жертв показательных процессов в 1929-31 годах были такие историки, как Сергей Платонов, которых обвиняли в русской националистической деятельности. Евгений Тарле, который позже стал одним из любимых историков Сталина, был заключен в тюрьму. Литературная критика была еще одной опасной научной областью. Хотя Сталин включил поэзию и прозу девятнадцатого века в свою программу культурной революции, он не собирался разрешать публикацию неортодоксальных интерпретаций. Научное преподавание и исследовательская деятельность также подвергались преследованиям всякий раз, когда он видел в них угрозу режиму. Список выдающихся деятелей, которые были репрессированы, длинный. В нее входили биолог Николай Вавилов, авиаконструктор Андрей Туполев и физик Лев Ландау.
  
  Такое отношение к ученым страны вступало в противоречие с официальной кампанией по выдвижению СССР в авангард научного прогресса. И все же Советский Союз был политическим деспотизмом, и у Сталина были предрассудки, которые он навязывал даже в тех областях человеческих исследований, где у него не было никакого опыта. У него также было предубеждение в пользу ученых, которые происходили из рабочего класса или крестьянства и, независимо от их ограниченного образования, бросали вызов общепринятым идеям. В дальнейшем его привлекала любая научная идея, которая казалась близкой по духу грубая версия марксистской эпистемологии и онтологии, которую он поддерживал (и которую он изложил в главе о диалектическом материализме в истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): краткий курс .19) Самым печально известным случаем был Тимофей Лысенко, самозваный генетик, который утверждал, что способен выводить новые сорта растений, изменяя их климатическую среду. Опытные генетики, такие как Вавилов, протестовали против того, что Лысенко игнорировал десятилетия доказательств того, что растения не передают свои приобретенные в окружающей среде характеристики от одного поколения к другому. Лысенкоизм был ублюдочной формой ламаркианских положений о естественном отборе. Вавилову не удалось заинтересовать Сталина; Лысенко пленил его энтузиазм. Результатом стала катастрофа для советской генетики и отправка Вавилова в исправительно-трудовой лагерь.
  
  Многие ученые и артисты, которые процветали при Сталине, были третьеразрядными. Председателем Союза писателей СССР был бездарный Александр Фадеев, а не Булгаков или Пастернак; и Союз композиторов СССР возглавлял посредственный Тихон Хренников, а не музыкальный гений Дмитрий Шостакович. Политическая надежность была тем, что считалось с отделом агитпропа Партийного секретариата. Организации выдавали отдельным лицам разрешения на деятельность в Советском Союзе; они могли строить или ломать карьеру своих членов. Они распоряжались денежными средствами, продуктовыми наборами, санаториями и дачами. Их лидеры — Фадеевы и Хренниковы — посещали общественные мероприятия, устраиваемые Сталиным. В каждой советской республике были свои профсоюзы. Кремль вручал награды. Не только ученые, но и авиаторы, футболисты, оперные певцы и даже цирковые клоуны надеялись их получить. Ежегодные Сталинские премии приносили престиж и солидный чек на банковский счет. Сталин был архитектором этой системы контроля и вознаграждения. Он осуществил культурную революцию по своему выбору и гордился достижениями при своем правлении.20
  
  К 1939 году около 87 процентов советских граждан в возрасте от девяти до сорока девяти лет были грамотными и умели считать. Процветали школы, газеты, библиотеки и радиостанции. Число фабрично-заводских ученичеств чрезвычайно возросло. Университеты кишели студентами. Аграрное общество было ориентировано в направлении ‘модернизации’. Культурная революция не ограничивалась распространением технических навыков; она также была направлена на распространение науки, урбанизма, промышленности и современности в советском стиле. Взгляды и манеры должны были измениться.21 Школа, газеты и радио трубили об этом официальном приоритете. Советские представители — политики, ученые, учителя и журналисты — утверждали, что СССР был маяком просвещения и прогресса. Капиталистические государства изображались как леса невежества, реакции и суеверий. Физика, балет, военная техника, романы, организованный спорт и математика в СССР рекламировались как свидетельства уже достигнутого прогресса.
  
  СССР во многих отношениях вытащил свое общество из колеи традиционализма. Но процесс не был однонаправленным. Марксизм–ленинизм, несмотря на свои претензии на ‘научный анализ’, опирался на предположения, унаследованные от предыдущих веков. Это было особенно верно в отношении образа мышления Сталина. Он так и не смог искоренить суеверное мировоззрение, с которым столкнулся маленьким мальчиком; и его взгляды были перенесены на культурную жизнь в целом, как только он получил верховную власть. Официальная советская мысль, консолидировавшаяся в Гражданской войне, постулировала существование чуждые, вредоносные силы, действующие против общего блага. Заговоры предположительно формировались повсюду. Видимость искренности всегда должна была подвергаться сомнению. Предполагалось, что иностранные агентства были повсеместны в СССР. Такое мышление началось не со Сталина. Ленин во время Кронштадтского восстания и в других случаях приписывал вспышки инакомыслия и сопротивления деятельности капиталистических держав за рубежом. Однако при Сталине этот способ восприятия стал еще более кардинальной чертой. Проверка политических и экономических утверждений на эмпирических данных прекратилась; открытое обсуждение научной модели прекратилось. Заявления из Кремля служили каббалой режима. С любым, кто отказывался признать существование извергов, использующих дьявольские методы для свержения режима, следовало обращаться как с неверным или еретиком, заслуживающим суммарного наказания.
  
  Был получен свод магических предписаний. Его тексты не были трудами Маркса, Энгельса или даже Ленина. В советской культуре с конца 1930-х годов доминировали История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): краткий курс и официальная биография Сталина. Отрывкам из обоих книг придавался квазибиблейский авторитет. Марксизм–ленинизм в целом и его сталинская версия в частности воспроизводили менталитет, характерный для крестьянского традиционализма. Обычаи в сельской местности были связаны с верой в духов, демонов и колдунов. Колдовство было нормальным явлением, и регулярно использовались заклинания, чтобы отгонять зло (или наносить его врагам). Этот синдром пронизывал сталинизм и его культуру. Не используя термин, Сталин предположил, что черной магии нужно противостоять, если силы хорошо — марксизму–ленинизму, коммунистической партии и Октябрьской революции суждено было выжить и процветать. Не каждый романист, ученый или учительницы смирились с таким идиотизмом. Совсем наоборот: лучшие достижения культуры при Сталине были лишены этого. Но в ключевых секторах, особенно в школах, печатных и радиовещательных средствах массовой информации, он мог очень эффективно навязывать шаблон. Несмотря на свои достижения в культуре двадцатого века, СССР возвращался к старым формам мышления. Сталин, далекий от того, чтобы быть чистоплотным титаном современности, был деревенским колдуном, который держал своих подданных в темном рабстве.
  
  
  28. СТРАХИ ПЕРЕД ПОБЕДОЙ
  
  
  Даже когда в 1932 году Первый пятилетний план приближался к завершению, напряжение в экономике и обществе становилось невыносимым. Голод усилился на Украине, юге России, Северном Кавказе и Казахстане. Восстания в сельской местности не были полностью подавлены. Нападения на отряды коллективизации, чиновников ОГПУ и местные советы продолжались. Сотни тысяч крестьянских семей, которых силой вынудили вступить в колхозы, покинули сельскую местность, чтобы не терпеть дальнейших лишений.1 Проблемы начали распространяться на города. В текстильном городе Иваново были организованы забастовки и демонстрации против режима.2
  
  Как и Ленин в 1921 году, Сталин видел необходимость временного экономического отступления. Разница заключалась в том, что, в то время как Ленин ввел Новую экономическую политику главным образом из страха перед всеобщим восстанием крестьянства, именно рабочие привели Сталина в чувство. Если бы индустриализация была сорвана, были бы подорваны основы его власти. Было признано, что проблемы в городах и деревнях взаимосвязаны. С мая 1932 года крестьянам было разрешено продавать излишки сельскохозяйственной продукции на так называемых колхозных рынках. В период с августа 1932 по февраль 1933 года запланированные государством квоты сбора зерна были сокращены с 18,1 до 14,9 миллиона тонн.3 Промышленная составляющая отступления проявилась в замедлении темпов капиталовложений во время Второй пятилетки. Безудержный порыв к расширению производства на заводах и шахтах должен был замедлиться.4 Наконец-то внимание было уделено условиям жизни граждан. В 1933-1977 годах планировалось увеличить производство промышленных потребительских товаров на 134 процента, а сельскохозяйственного производства - на 177 процентов. Площадь жилья должна была увеличиться на две пятых.5 Очевидно, он начинал понимать смысл. Цель состояла в том, чтобы избежать второго стремительного роста капитальных проектов и закрепить уже достигнутые успехи.
  
  В Политбюро было больше дискуссий о промышленности, чем о сельском хозяйстве. Сталин знал, что думает о сельской местности, даже несмотря на то, что чувствовал необходимость идти на уступки. Промышленная политика поставила его в затруднительное положение, и он слушал дебаты в Политбюро, когда Молотов и Каганович выступали за замедление темпов вопреки пожеланиям Орджоникидзе в Народном комиссариате тяжелой промышленности. Инстинкты Сталина тянули его к Орджоникидзе, но он все больше выступал против него. На январском пленуме Центрального комитета 1933 года Сталин объявил о снижении целевого показателя промышленного роста до 13-14 процентов.6
  
  Давление на общество было лишь умеренно ослаблено. Сокращение сельскохозяйственных сборов мало что сделало для предотвращения голода, поскольку урожай 1932 года, сильно пострадавший от погоды, был плохим. Уступки Сталина крестьянам имели свои пределы; и настойчивое требование сохранить экспорт зерна сохранялось. Уголовные наказания за неповиновение были ужесточены как никогда. 7 августа по его личному наущению крестьяне, укравшие хотя бы горсть зерна, были приговорены к смертной казни или тюремному заключению сроком минимум на десять лет.7 В то время, когда крестьяне в нескольких регионах были в таком отчаянии, что некоторые обратились к каннибализму, это был указ необычайной жестокости даже для Сталина. Дрожжами в хлебе реформ были репрессии. Он также поручил ОГПУ следить за тем, чтобы кулаки и "спекулянты" не воспользовались сделанными уступками.8 Полиция, армия и партия использовались для обеспечения того, чтобы основные экономические и политические изменения, введенные с 1928 года, оставались неизменными. Сталин полностью отвечал за экономическую политику. Малейший признак несогласия со стороны коммунистических лидеров в Москве или провинциях вызывал его немедленный выговор. Результатом стало то, что ни разу после второй половины 1932 года ни один из членов Политбюро не осмелился оспорить ни одно из его решений.9
  
  Временами Сталин казался сбитым с толку злоупотреблениями и хаосом, которые он вызвал своей политикой. В письме Кагановичу и Молотову в июне 1932 года он упомянул, что партийные комитеты на Украине и Урале грубо распределяли централизованно установленные квоты на закупку зерна между низшими территориальными единицами каждой провинции. Он спросил, почему такие комитеты не учитывают местные особенности.10 Но для выполнения квот, введенных из Москвы, провинциальные администраторы мало что могли сделать, кроме как использовать грубые и готовые методы. На местном уровне они делали только то, что Сталин делал в Кремле. Будучи отрезанным от сельских и административных реалий, он предположил, что проблема заключалась в местной некомпетентности или озорстве.
  
  И все же сообщения о плохом урожае и распространяющемся голоде заставили даже Сталина, с комфортом проводившего отпуск на берегу Черного моря, сократить сборы зерна в Украине в середине августа; и как только его санкция была заручена, Политбюро вдвое сократило свои квоты, чтобы облегчить трудности.11 (Не то чтобы он перестал чувствовать себя разочарованным лидерами республиканской партии в Киеве: он сдержал свое обещание Политбюро, что в конечном итоге они будут сняты.)12 Сталин также разрешил снизить квоты на заготовки в Поволжье, на Урале и в Казахстане после сбора урожая 1933 года.13 Но его послабления были временными и частичными. Когда Каганович в сентябре 1934 года потребовал еще одного снижения украинских квот на зерно, Сталин возразил:14
  
  
  Я считаю это письмо тревожным симптомом, поскольку оно показывает, что мы можем соскользнуть на неверный путь, если вовремя (то есть немедленно) не перейдем к твердой политике. Первое понижение было необходимо. Но это используется нашими чиновниками (не только крестьянами!) как первый шаг, за которым должен последовать второй шаг, направленный на оказание давления на Москву с целью дальнейшего снижения.
  
  
  Члену Политбюро Кагановичу напомнили, что общая направленность политики должна быть сохранена.
  
  Паллиативные меры 1932-3 годов не возымели немедленного эффекта. Даже сниженные квоты сбора оставили крестьянству меньше пшеницы и картофеля, чем им требовалось для пропитания. Они ели ягоды, грибы, крыс и мышей; а когда все это было съедено, крестьяне жевали траву и кору. Вероятно, шесть миллионов человек умерли от голода, который был прямым следствием государственной политики.15 Были объявлены дальнейшие меры. Типовой устав колхоза, принятый в 1935 году, разрешал каждому хозяйству иметь от четверти до половины гектара личного участка.16 Этот дополнительный стимул для негосударственного сектора экономики был сигналом об ужасных условиях для советских потребителей. Без частного сельскохозяйственного производства, пусть и в очень ограниченных рамках, условия были бы еще хуже. Крестьяне влачили существование в самых тяжелых условиях даже после окончания голода в 1933 году. Но жизнь большинства рабочих в городах была ненамного лучше. В реальном выражении заработная плата в городах оставалась ниже, чем до Первой пятилетки. Индустриализация и коллективизация бросили общество в водоворот голода, миграции и Гулага. Но Сталин и его Политбюро отказались от самой экстремальной политики экономических преобразований, и многие чиновники и большинство граждан надеялись, что безумному хаосу 1928-32 годов пришел конец.
  
  Семнадцатый съезд партии, состоявшийся в январе и феврале 1934 года, заранее приветствовался как Съезд победителей. Внешне среди делегатов царило единодушие. Прямой критики восходящего партийного руководства сделано не было. Доклад Сталина Центральному комитету был встречен восторженным одобрением; его содержание уверенно охватывало как внешнюю, так и внутреннюю политику. Он гордился ‘победами’, достигнутыми с 1928 года. Была навязана быстрая индустриализация и коллективизация сельского хозяйства. Большевистская оппозиция слева и справа была подавлена. Приоритет был отдан социализму в одной стране. Центральный комитет отличался больше перечислением долгосрочных целей, чем определением непосредственной политики.
  
  Делегаты ограничились публичными обращениями от имени конкретных населенных пунктов или секторов экономики. Некоторые просили скорректировать существующие меры; но открытого обсуждения голода на Украине или общей промышленной политики не было.17 Однако за кулисами раздавался ропот по поводу методов и амбиций Сталина. Республиканским и провинциальным партийным чиновникам в последние годы приходилось нелегко, поскольку они стремились выполнить требования Политбюро и Госплана. Они не возражали против дополнительных полномочий и привилегий, которые все это принесло. Но перспектива режима постоянного давления была для них нежелательна. Совершенно независимо от их личных интересов, они считали, что необходим период консолидации. В отсутствие открытых возможностей некоторые из них — по крайней мере, согласно нескольким источникам — обратились к члену Политбюро Сергею Кирову с просьбой рассмотреть возможность принятия от Сталина должности генерального секретаря. Другие мемуары предполагают, что, когда проходило голосование за Центральный комитет, Сталин выступил плохо и что Кагановичу, который отвечал за подсчет голосов, пришлось подтасовать результаты, чтобы обеспечить переизбрание Сталина. Если это было правдой, то на призыв арестованного Рютина был дан ответ, и Сталину грозило политическое забвение.18
  
  Сталин дал основания для беспокойства по поводу того, что пламя его жестокости не погасло. Соглашаясь с необходимостью экономической консолидации, он не преминул привести доводы о необходимости бдительности и репрессий всякий раз, когда обнаруживались враги народа. Он заявил, что внутрипартийные оппозиционеры "перешли в лагерь яростных контрреволюционеров и вредителей на службе иностранного капитала".19 бывших оппозиционеров лишь недавно были вновь приняты в партию. Из доклада Центрального комитета Сталина следовало, что он не был полностью убежден в том, что урегулирование должно быть постоянным, и он угрожающе связывал внутрипартийную оппозицию с предательской деятельностью на государственном уровне. Неудивительно, что многие делегаты сочли опасным оставлять его на посту Генерального секретаря.
  
  События за кулисами съезда остаются загадочными. Те, кто принимал в них непосредственное участие — Киров и Каганович — никогда не разглашали подробностей. Большинство незначительных участников должны были исчезнуть во время Большого террора, и никаких официальных записей о том, что произошло на Съезде, сделано не было. Киров должен был посмертно приобрести репутацию умеренного политика в Политбюро. Мало что подтверждает это, кроме нескольких жестов в направлении увеличения поставок хлеба в Ленинград, где он был городским секретарем партии.20 Все члены Политбюро стремились защитить свои сферы деятельности от разрушительного воздействия общей политики, и Киров не был исключением. И если к Кирову действительно обращались на съезде, он, вероятно, рассказал Сталину о той поддержке, которую он получал от делегатов. Киров не вел себя как лидер в процессе становления и не подавал никаких признаков своих крайних амбиций. Невозможно однозначно доказать, что голосование Съезда за новый Центральный комитет унизило Сталина. Все, что можно с уверенностью сказать, это то, что многие чиновники разочаровались в нем и что они, возможно, зарегистрировали это в своих избирательных бюллетенях. У Сталина, со своей стороны, были причины для беспокойства, независимо от историй о Кирове и голосовании в Центральном комитете. Одержав победы на всех фронтах в ходе Первой пятилетки, он узнал, что множество товарищей-победителей отказались предоставить ему карт-бланш на то, чтобы действовать так, как он пожелает.
  
  Какое-то время он мало реагировал, и более умеренный облик официальной политики сохранялся. Полиции стало труднее произвольно арестовывать специалистов, работающих в экономике. Более того, ОГПУ было включено в состав Народного комиссариата внутренних дел. Некоторые современные наблюдатели надеялись, что это приведет к укрощению репрессивного рвения чекистов. Тысячи людей, арестованных в конце 1920-х годов, начали возвращаться из трудовых лагерей и возвращаться к свободной жизни. Экономика неуклонно направлялась к достижению целей Второй пятилетки в атмосфере, не запятнанной предшествующей истерией.
  
  Но затем произошло нечто, нарушившее политическое спокойствие. 1 декабря 1934 года Киров был застрелен наемным убийцей. Леонид Николаев, вероятно, раздраженный флиртом Кирова с его женой, вошел в Смольный институт и убил его насмерть. О Ленинградском НКВД уже сообщалось за разгильдяйство в сентябре 1934 года,21 и его последующая некомпетентность была закономерной. Сталин был потрясен, побелевший и жесткий — или, по крайней мере, таким он казался другим в то время. Николаев числился бывшим зиновьевцем. Его быстро допросили, включая сеанс в присутствии Сталина, а затем расстреляли. С его полицейскими кураторами быстро происходили загадочные происшествия — и хотя руководство НКВД в Ленинграде было привлечено к дисциплинарной ответственности за свои оплошности, наказание для большинства из них было далеко не суровым.22 Года Сталин издал указ, санкционирующий формирование тройки, которая могла вершить "правосудие" в упрощенном порядке, без обращения в суды. Была заложена основа для расширения государственного террора. Бывшие оппозиционеры были арестованы и допрошены. Зиновьев в частном порядке предположил, что Сталин использовал бы убийство как предлог для проведения собственной кампании репрессий по образцу деятельности Гитлера в Германии.23 Сталин присутствовал на похоронах Кирова, выглядя мрачным и решительным. Даже его близкие соратники задавались вопросом, как он собирается справиться с ситуацией; но все предполагали, что будут применены суровые меры.
  
  Мгновенно распространился слух, что Сталин потворствовал ликвидации Кирова. Он был известен предпочтением репрессивных мер, и ходило множество историй о том, что Кирова предлагали заменить на посту генерального секретаря. Предположительно, за убийством стоял Сталин. На самом деле все доказательства являются косвенными, и никаких доказательств так и не было найдено. Что неоспоримо, так это то, что Сталин не испытывал угрызений совести по поводу радикальных мер. Он еще не убил близкого соратника, но убийство Кирова могло стать первым таким случаем; и даже если он не отдавал приказа об убийстве, именно он больше всего выиграл от этого. Смерть Кирова позволила ему обращаться с бывшими оппозиционерами так, как он предполагал в своем докладе Центральному комитету Семнадцатому съезду партии.
  
  Зиновьев и Каменев были взяты под стражу НКВД в Москве и обвинены в организации террористического заговора со своими сторонниками-оппозиционерами. Сталин никогда не переставал беспокоиться о способности левой и правой оппозиции вернуться к власти, особенно если их идеи находили отклик среди нынешних партийных чиновников. Подавление последовательных группировок под руководством Ломинадзе, Эйсмонта и Рютина не вселяло оптимизма. В Москве и провинциях вполне могли скрываться другие. Более того, Сталин знал, что Бухарин, Каменев и Зиновьев не теряли надежды на восстановление власти., Он вел наблюдение за ними через средства подслушивания политической полиции.24 года Он знал, что они ненавидели и презирали его. Бухарин, открыто выражая уважение к Сталину, в частном порядке осуждал его. Каменев и Зиновьев вели себя крайне презрительно. А Троцкий был на свободе за границей, редактируя Бюллетень оппозиции и посылал своих эмиссаров в СССР. Сталин знал, что, несмотря на то, что они притворялись, его враги по партии чувствовали, что у них много общего друг с другом. Существовала явная вероятность того, что они создадут тайную коалицию, чтобы подорвать Сталина и его Политбюро. Способность Троцкого поддерживать контакты была хорошо установлена. Когда шестьдесят восемь его сторонников были арестованы в Москве в январе 1933 года, ОГПУ обнаружило тайник с последними статьями Троцкого.25
  
  Во всем обществе также наблюдался всплеск негодования последствиями политики Сталина. Крестьяне были загнаны в колхозы и ненавидели новую сельскохозяйственную систему, а сотни тысяч кулацких семей подверглись жестокому обращению. Рабочие, которых не удалось продвинуть на руководящие посты, испытали резкое ухудшение своих условий. Заработная плата, еда и кров редко были лучше, чем элементарные. На высших уровнях социальной системы горечь тоже была сильной: инженеры, интеллектуалы, эксперты по экономике и даже менеджеры затаили обиду из-за притеснений, которым они подвергались. Чувство гражданского недовольства было глубоким и широко распространенным. Бывшие члены других партий, а также потерпевшие поражение коммунистические оппозиционеры были возмущены применяемыми против них враждебными санкциями. Целые национальные и религиозные группы молились о чуде, которое сняло бы бремя сталинской политики с их плеч. По всему СССР было много человеческого материала, который при изменении условий мог быть использован для переворота против его Политбюро.
  
  Зиновьев и Каменев отказались ‘признаться’ в заговорщической организации. Но, столкнувшись с длительным тюремным заключением, а также постоянным отстранением от участия в коммунизме, они раскололись и признали политическую и моральную ответственность за действия Николаева. Политбюро — или, скорее, Сталин — решило, что Зиновьев был более опасным из двух. Зиновьеву дали десять лет, Каменеву пять. НКВД на этом не остановился. Шестьсот шестьдесят три бывших сторонника ленинградской оппозиции были схвачены и сосланы в Якутию и другие районы Восточной Сибири.26 Обвинения бывших внутренних оппозиционеров продолжались. Троцкий регулярно подвергался оскорблениям в "Правде " и Известиях . Одновременно с вынесением приговора Зиновьеву и Каменеву было объявлено, что должен был состояться обмен партийными билетами. Целью было отсеять членов партии, которые не смогли выполнить минимум своих обязанностей, или вели себя неподобающим образом, или даже когда-то принадлежали к внутрипартийной оппозиции. Никаких судебных последствий для тех, у кого должны были изъять членские билеты, не предвиделось. Но был дан сигнал, что кампания преследований, которая до сих пор ограничивалась бывшими лидерами оппозиции и их сторонниками, не должна была остановиться у ворот партии. Все должны были доказать свою лояльность Политбюро или рисковать изгнанием и понижением в должности.
  
  Угрожающий характер обмена партийными билетами был воплощен в секретной директиве, разосланной Секретариатом партии 13 мая 1935 года.27 Сталин был неистовствующим. Секретариат объяснил, что такие карточки попали в руки авантюристов, врагов партии и откровенных шпионов. В партию проникли чуждые и антисоветские элементы. 20 мая Политбюро приняло директиву, в которой указывалось, что все бывшие троцкисты без исключения за пределами тюрем или трудовых лагерей должны автоматически отправляться на принудительные работы в Гулаг минимум на три года.28 Месть Сталина своим старым противникам и недоброжелателям назревала годами. Теперь она проявилась в своей первобытной ярости. 20 ноября был достигнут следующий этап, когда заключенным Зиновьеву и Каменеву, а также депортированному Троцкому были предъявлены обвинения в шпионаже в пользу враждебных иностранных держав.
  
  Члены группы Сталина отождествляли историческую оппозиционную деятельность с нынешней государственной изменой. Героев-ветеранов коммунистической партии осуждали как наемных агентов западных интересов. Они были похожи на кроликов, оцепеневших от страха при приближении лисы. Бегство в любом случае было невозможно. Все, на что они могли надеяться, это на то, что остальные члены Политбюро каким-то образом удержат Генерального секретаря.29 Но политическое настроение не было обнадеживающим. Сталин незаметно вернулся к предположению, что самым надежным способом укрепления как его личного положения, так и оживления экономического развития было оказание сильного давления на Госплан и Народные комиссариаты с целью повышения темпов промышленного производства. Предвидя противодействие, он стремился использовать усилия отдельных работников, чтобы бросить вызов традиционным методам производства. Сообщалось, что в Донском бассейне шахтер Алексей Стаханов в августе 1935 года за один шестичасовой рабочий день добыл 102 тонны угля. Это в четырнадцать раз превышало норму, установленную руководителями шахты. Сталин воспринял это как демонстрацию того, что пассивное сопротивление Второму пятилетнему плану продолжалось. Стаханова вызвали в Москву и осыпали почестями и подарками. Стахановское движение распространилось на все отрасли экономики, даже на фермерские хозяйства и железные дороги.
  
  Стахановцы не могли побивать рекорды без того, чтобы менеджеры не принимали специальных мер для них. Другие работники были вынуждены оказывать вспомогательную поддержку. Это нарушило структуру общего производства, и на объемах производства это негативно сказалось. Более того, стахановцы срезали углы в своих усилиях. Результатом часто была сломанная техника. Однако Сталин игнорировал доказательства. От научных подходов к производству отказались, поскольку возобладал энтузиазм по поводу получения рабочими привилегий за счет увеличения выпуска продукции.30
  
  Для специалистов в области экономики — менеджеров, бригадиров, инженеров и плановиков — все могло обернуться плохо, если бы подозрение в их адрес, поощряемое стахановским движением, приняло карательную форму, применяемую к бывшим оппозиционерам. Это было закрытое дело. Сталин в 1935 году не ограничивал свою страсть к преследованиям двойными репрессиями против бывших партийных оппозиционеров и нынешних подозреваемых членов партии. Он также обратил свой гнев на целые социальные категории граждан. НКВД было приказано очистить Ленинград от людей, которые в силу своей профессии или статуса до 1917 года считались внутренне враждебными по отношению к СССР. Аристократы, землевладельцы, бизнесмены и их семьи тысячами высылались в небольшие города и деревни с минимумом личного имущества. К концу марта из Ленинграда 31 было депортировано более одиннадцати тысяч человек, и эта политика была воспроизведена в других крупных городах. Политбюро под руководством Сталина начало очищать города от предполагаемых антисоветских элементов во многом таким же образом, как это было сделано в сельской местности путем раскулачивания с 1929 года.
  
  Тем не менее, нынешние специалисты, хотя и подвергались преследованиям на работе, не подвергались серьезным преследованиям, если только они явно не препятствовали официальным мерам. Они извлекали выгоду из желания отдельных лиц из окружения Сталина поддерживать их. Орджоникидзе, народный комиссар тяжелой промышленности с 1932 года, защищал своих менеджеров и планировщиков не только потому, что считал, что их порочат, но и потому, что понимал, что не смог бы выполнить квоты своего учреждения на пятилетний план без их опыта.
  
  Преимущества экономической консолидации так или иначе начинали проявляться. Объем производства стали в 1935 году более чем вдвое превысил объем производства в 1932 году.32 Второй пятилетний план, как и первый, периодически корректировался по мере его выполнения. Среди неизбежных изменений было увеличение бюджета на производство вооружений после того, как Гитлер стал канцлером Германии в январе 1933 года, и СССР был вынужден предположить, что вскоре может начаться война с Третьим рейхом.33 Это, очевидно, подразумевало отсрочку достижения целей, поставленных перед потребительскими товарами. Но в целом Кремль был удовлетворен достигнутым прогрессом. Хотя политика разрабатывалась и объявлялась в атмосфере кризиса, члены Политбюро, включая Сталина, в своей переписке или дискуссиях не создавали впечатления, что, по их мнению, их целям оказывалось серьезное активное сопротивление или что успехи в экономическом развитии не были достигнуты. Прогресс продолжался в 1936 году и далее. Валовой объем промышленного производства в 1937 году, последнем году Второй пятилетки, увеличился на три пятых по сравнению с выпуском в 1932 году. Даже сельское хозяйство начало оправляться от травм коллективизации. Валовая продукция сельского хозяйства выросла примерно вдвое за тот же период.34
  
  Деятельность самого Сталина все еще была неоднозначной. В 1935-196 годах он руководил разработкой новой Конституции СССР. Он привлек к работе многих ведущих деятелей политики и культуры; даже Бухарин в своей редакции в "Известиях" внес свой вклад в ранние варианты.35 Однако окончательная власть оставалась за Сталиным и Политбюро. На практике это означало "Сталин". И Сталин, безжалостный преследователь бывших оппозиционеров и так называемых ‘бывших людей’, санкционировал предоставление полных гражданских прав в соответствии с Конституцией всем советским гражданам, независимо от их социального, религиозного или политического происхождения. Было провозглашено всеобщее равенство обращения. Советским гражданам были гарантированы оплата труда, питание, образование, кров и занятость. Ни одна другая конституция в мире не была столь обширной в тех льготах, которые она предоставляла. В то время, когда все его политические маневры были наиболее непрозрачными, Сталин в 1936 году предстал перед наблюдателями загадочной личностью. Конституция была настолько всеобъемлющей в большинстве своих положений, что некоторые думали, что он прибегает к уловкам. Возможно, она была разработана главным образом для доверчивых иностранных глаз в интересах международных отношений СССР. Возможно, он также задумывал это как пропаганду у себя дома, не имея серьезного намерения реализовать ее содержание в обозримом будущем. Сталин долгое время скрывал угнетение и эксплуатацию в Советском Союзе и утверждал, что страна является раем для большинства ее граждан.
  
  Представляя Конституцию в ноябре 1936 года, Сталин провозгласил: ‘Социализм, который является первой фазой коммунизма, в основном достигнут в нашей стране’. Отказавшись от своей прежней идеи о том, что сопротивление коммунизму становилось все более ожесточенным по мере того, как росли достижения режима, он приветствовал отмену лишения избирательных прав старых политических, экономических, социальных и религиозных элит в 1918 году. Но он не терпел возражений против ориентации Политбюро. Конституция определяла СССР как ‘социалистическое государство рабочих и крестьян’. Несмотря на свои конституционные права, гражданам не разрешалось ниспровергать советский порядок. Сталин, приукрашивая различные пункты, открыто заявил, что ослабления коммунистической диктатуры не будет.
  
  Некоторые граждане, однако, не смогли понять практических пределов реализации Конституции. Жалобы и доносы направлялись в Кремль исходя из предположения, что власти действительно привержены всеобъемлющим гражданским правам.36 Конечно, большинство людей видели иллюзию насквозь. Предоставление полных гражданских прав ‘бывшим людям’ означало, что они в лучшем случае получили права угнетенной части советских граждан — и официального намерения изменить эту базовую ситуацию не было. СССР управлялся произвольно и с массовыми репрессиями. Большинство людей мало чего ожидали от новой Конституции. На траурном митинге кто—то крикнул: "Одна собака — Киров - была убита. Это все еще оставляет в живых другую собаку, Сталина".37 Возмущение в сельской местности было ужасным.38 Мало кто из граждан ожидал, что Конституция принесет им большие преимущества. Хотя коммунистическая партия не упоминалась ни в одном из его пунктов, политическая монополия партии явно сохранялась до тех пор, пока Сталин оставался у власти. Избирательная система была такой же фикцией, как и ее советская предшественница. НКВД положил свои отчеты на стол Сталина. Что бы он ни планировал с помощью Конституции, у него не оставалось сомнений в том, что ему не удалось одурачить большинство людей. Все знали, что партия и полиция намеревались установить такую же жесткую диктатуру, как и раньше.
  
  Другие события второй половины 1936 года показали, что Сталин был далек от удовлетворения политическими условиями. Его меры, всегда жестокие, опускались до глубин разврата. 29 июня 1936 года из Секретариата в местные партийные органы было направлено секретное сообщение, в котором утверждалось о раскрытии ‘террористической деятельности троцкистско–зиновьевского блока’. Очевидно, судебные приговоры предыдущего года не удовлетворили Сталина, и в августе Зиновьеву и Каменеву были предъявлены обвинения на московском показательном процессе. Они должным образом признались в том, что руководили, в сговоре с Троцким за границей, Антисоветский троцкистско–зиновьевский центр, систематически совершавший убийства в СССР. Бадëнни по-идиотски предложил заставить Коминтерн схватить Троцкого и отправить его обратно для суда с двумя главными обвиняемыми.39 Зиновьев и Каменев были уже сломленными людьми до их жалкого появления в суде. По приказу Сталина они подвергались постоянным оскорблениям и насмешкам на протяжении всего процесса. Приговором суда был расстрел. Зиновьеву и Каменеву сказали, что, если они признаются в участии в ‘заговоре’ Кирова в 1934 году, их приговоры будут смягчены. Но Сталин обманул их. Рано утром следующего дня, прежде чем могла быть рассмотрена какая-либо судебная апелляция, их вывели из камер и расстреляли.
  
  Столь же зловещими были кадровые перестановки в НКВД. Ни Генрих Ягода, ни его предшественник Владимир Менжинский не всегда нравились Сталину. Ему приходилось подталкивать их к крайним формам действий, за которые он выступал с конца 1920-х годов. Они не были его ставленниками, хотя в конечном счете никогда не отказывались выполнять его приказы. Ягода пытался втереться в доверие, сообщая Сталину каждый раз, когда обнаруживался новый тайник с троцкистскими материалами.40 Но Сталину этого было недостаточно. Он хотел, чтобы во главе НКВД стоял кто-то, кто был бы способен предвидеть его желания, а не реагировать на них, иногда медленно и не очень эффективно.
  
  26 сентября 1936 года он думал, что нашел этого человека в Николае Ежове. Ягода был уволен по решению Политбюро, и Ежов занял его место. Ежов был партийным чиновником, который неуклонно продвигался по служебной лестнице с 1917 года. В 1927 году он поступил на работу в Отдел заданий и документации Секретариата партии, став его руководителем в 1930 году. На момент своего назначения народным комиссаром внутренних дел он был одновременно секретарем Центрального комитета партии и председателем Комиссии партийного контроля. Сталин видел его за работой и оценил его фанатичную приверженность искоренению противников восходящего партийного руководства. В 1935 году Ежов, при поддержке Сталина и редакторской помощи, подготовил ‘теоретическую работу’ о внутрипартийных оппозициях, которая никогда не публиковалась. Озаглавленная ‘От фракционности к открытой контрреволюции’, она усилила угрозу для всех — особенно для лидеров, — которые когда-либо были не в состоянии принять линию политики Сталина. Быть оппозиционером в прошлом стало тем же самым, что быть виновным в государственной измене в настоящем.41 После назначения народным комиссаром внутренних дел Ежова попросили посвящать девять десятых своего времени НКВД.42
  
  С декабря 1934 года у Сталина была законодательная и организационная основа для расширенного государственного террора в форме тройки . Он широко, но урывками практиковал террор в 1935-1946 годах. Он также проявлял определенную степень сдержанности, как и его соратники, и его правление все чаще характеризовалось экономическим прогрессом и социальным затишьем. Но негодование было глубоким в обществе, даже несмотря на то, что активное сопротивление было подавлено. Хотя за оппозиционерами и ‘бывшими людьми’ велась охота, многим удалось избежать поимки. Между Троцким и его последователями сохранялись связи; Бухарин был не единственным ведущим бывшим лидером оппозиции, который надеялся на смену кадров и политики на вершине советской политики. Пока что жертвы Сталина, по крайней мере в ходе Второй пятилетки, попадали в ограниченные категории. Но не было никакой гарантии, что так будет всегда.
  
  Ранняя карьера Сталина, особенно во время Гражданской войны и во время Первой пятилетки, указывала на опасность ситуации. У него всегда было искушение жестоко свести счеты с ‘врагами’, и он злился, когда его окружение не могло указать ему на них. У него никогда не было недостатка в стремлении проявить инициативу. Наибольшую опасность он представлял, когда чувствовал опасность для себя и советского порядка. Рано или поздно Сталин, самый решительный водитель машины террора, снова возьмется за руль и повернет ключ. Годы с конца 1932 по конец 1936 года были свидетелями случайного зажигания и резкого движения вперед. Механизм прерывисто реагировал на указания Сталина. Когда он поворачивал ключ, результат был непредсказуемым. Иногда батарея разряжалась и требовала подзарядки. В других случаях пробки были слишком влажными, и все, чего он мог добиться, - это короткого шипящего звука. Но на самом деле автомобиль был пригоден для движения; и когда в 1937 году обстоятельства были более благоприятными, водитель мог завести его и поддерживать на полной скорости, пока не решал остановить год спустя.
  
  
  29. ПРАВЛЕНИЕ НАРОДАМИ
  
  
  Коммунистическая партия управляла многонациональным государством. Русские составляли 53 процента населения, и Сталин пытался ассоциировать себя с русской нацией.1 Эта его тенденция усилилась в 1920-х и начале 1930-х годов. Сталин и Ленин поссорились, когда Ленин потребовал более мягкого обращения с грузинским коммунистическим руководством, чем это одобрял Сталин.
  
  Юный Василий Сталин однажды сказал своей сестре Светлане: "Но ты знаешь, наш отец раньше был грузином".2 Мальчик вырос в России, говорил по-русски и думал о своем отце как о русском. Василий совершал детскую ошибку: Сталин волшебным образом не стал русским. Это правда, что Сталин однажды назвал себя "обрусевшим грузинскимазиатом" и отрицал, что он был "европейцем".3 Это была редкая попытка национального самоописания после Октябрьской революции, но к ней следует относиться с осторожностью. Грузия, по мнению географов, относится к Азии, поскольку расположена к югу от вершин Кавказа. Следовательно, сочетание ‘грузинский’ и ‘азиатский’ вызывает недоумение. Предположительно, это в какой-то степени проистекало из грузинского чувства культурного превосходства над народами Востока. В любом случае Сталин употребил эту фразу не публично, а на частном званом обеде в квартире Ворошилова. Он выпалил это, беззаботно извиняясь перед болгарским коммунистом Георгием Димитровым за то, что тот прервал его речь перед гостями. Называя себя азиатом, что является уничижительным термином среди европейцев, Сталин использовал юмор, чтобы разрядить атмосферу. Как всегда, его комментарии следует интерпретировать в свете обстоятельств их выражения.
  
  И все же в остроте Сталина была доля внутреннего правдоподобия. Родившийся грузином, он сохранил привычки и взгляды своей родины и продолжал ценить грузинскую классическую поэзию. Но на него также произвели впечатление правители великих азиатских империй. Он запоем читал о Чингисхане. Его опыт общения с Россией тоже запечатлелся в его сознании. Он восхищался русской литературой девятнадцатого века. Он гордился прошлым и нынешним могуществом России. Его возмущала потеря таких территорий, как Сахалин, которые принадлежали Российской империи. Ему нравилось находиться среди русских так же, как и среди грузин. Вероятно, его субъективная идентичность не была ни исключительно русской, ни исключительно грузинской, но представляла собой текучую, неуловимую смесь того и другого. В этом нет ничего необычного. Многие люди, путешествующие из страны в страну, частично ассимилируются в новых культурах, не отказываясь от культуры своего воспитания. Более того, Сталин был социалистом-интернационалистом. Будучи марксистом, он считал идеи государственности временным и противоречивым явлением: они одновременно усиливали и искажали существующие в них общества. Сомнительно, что Сталин чувствовал необходимость закрепить в собственном сознании национальную идентичность. Скорее, его приоритеты были сосредоточены на управлении и преобразовании СССР и обеспечении своего личного деспотизма.
  
  Эти приоритеты подтолкнули его к изменению политики в национальном вопросе, независимо от сложностей его собственной идентичности. Несмотря на аресты отдельных лиц за русский национализм в ходе Первой пятилетки, он одновременно приказал средствам массовой информации избегать оскорбления национальных чувств простых россиян и сделал конфиденциальный выговор поэту Демьяну Бедному за высмеивание склонностей русского народа.4 Сталин и Каганович, отдавая приказ о сносе храма Христа Спасителя в центре Москвы в 1932 году, уточнили, что это должно быть сделано без публичного объявления и ночью: они не хотели, чтобы стало известно, что команду отдали грузин и еврей.5 Когда в 1938 году появилась официальная биография Сталина, после второго предложения в книге не было упоминания о его грузинском происхождении.6
  
  У него были причины беспокоиться о недовольстве русского народа тем, что им правят политики-иностранцы. Хотя НКВД, а ранее ОГПУ, похоже, мало сообщали об этом, Сталин всю жизнь проявлял чувствительность к подобным вопросам. На подпольном плакате было изображение двух отрядов воинов, стоящих друг против друга на другом берегу реки. Одна из них была еврейской бандой, возглавляемой Троцким, Каменевым и Зиновьевым, в то время как другая была грузинской и ею командовали Сталин, Орджоникидзе и Енукидзе. Под изображением была надпись: "И славяне вступили в спор о том, кому править в Старой России".7 В окружении Сталина действительно было несколько нерусских, и не все из них были грузинами. Видными среди них в начале 1930-х годов были Каганович (еврей) и Микоян (армянин). Следовательно, Сталин с опаской относился к общественному мнению. Избиение российского крестьянства, его православной церкви и деревенского образа жизни вызвало огромную враждебность к режиму. Более того, акцент официальной пропаганды делался на важности Сталина в формировании политики. Это не оставляло сомнений в его личной ответственности. Крестьяне ненавидели его, и никакая пропаганда не могла смягчить их чувства.8
  
  К тому времени режим отказался от многих своих первоначальных возражений против русских традиций. Основоположником советской исторической науки в 1920-х годах был Михаил Покровский, который изобразил столетия до 1917 года как эпоху угнетения Россией других народов в империи. Ни один император или генерал не был наделен никакими положительными качествами. Вся социальная система рассматривалась как препятствие социальному прогрессу. С середины 1930-х годов все это изменилось. Ивана Грозного и Петра Великого превозносили как инициаторов административного порядка, экономического прогресса и внешнего влияния. Полководцев Александра Суворова и Михаила Кутузова приветствовали как спасителей России и Европы от французской тирании. В то время как к кавказским повстанцам когда-то относились как к героям, историки начали подчеркивать, что российское имперское правление принесло много пользы пограничным землям. Также были отмечены научные и культурные достижения России. Говорили, что химик Менделеев и физиолог Иван Павлов (который умер только в 1936 году) превосходили своих зарубежных коллег. Классика русской литературы девятнадцатого века издавалась огромными тиражами, а столетие со дня смерти Александра Пушкина было с помпой отпраздновано в 1939 году. В сталинском СССР больше не было приемлемо издеваться или очернять Россию и русских.
  
  Вместе со Ждановым и Кировым Сталин руководил подготовкой соответствующих исторических текстов.9 Новая ортодоксальность заключалась в том, что СССР укреплял лучшие традиции российского имперского патриотизма и просвещения, не воспроизводя негативных черт царизма. Необходимо было воспитывать гордость за страну. Многое из этого было циничной пропагандой, направленной на то, чтобы завоевать расположение русских. Но к тому времени это, вероятно, подействовало на чувства, близкие Сталину. После парада в честь двадцатой годовщины Октябрьской революции в 1937 году он выступил на частном ужине в кремлевской квартире Ворошилова, на котором присутствовали пара десятков ведущих политиков и военачальников:10
  
  
  Русские цари совершили много плохих поступков… Но есть одна хорошая вещь, которую они сделали: они создали огромное государство отсюда до Камчатки. Нам было завещано это государство. И впервые мы, большевики, сделали это государство сплоченным и укрепили его как унитарное и неделимое государство не в интересах крупных землевладельцев и капиталистов, а скорее в интересах трудящихся и всех народов, составляющих это государство.
  
  
  Сталин был способным актером и, возможно, не поверил ни единому слову из этого. Но вероятность такова, что заявление с его своеобразной смесью марксистско–ленинских и российских имперских настроений отражало его подлинное мнение.
  
  Он также реагировал на течения, витавшие в политическом воздухе. Лица русской национальности, как правило, занимали место побежденных противников сталинской фракции. Евреи проигрывали. В свете его продолжающейся связи с друзьями-евреями (если действительно кого-то можно было назвать его другом), было бы трудно назвать его антисемитом; и все же факт оставался фактом: его главные враги Троцкий, Зиновьев и Каменев — видные члены ленинского Политбюро — были евреями по происхождению. Во всех иерархиях государственного управления русские продвигались по службе. Даже в нероссийских советских республиках они получали посты. В отличие от этого, нерусские редко занимали высокие посты за пределами районов, где их нация не составляла большинства местного населения. С середины 1930-х годов в системе лагерей ГУЛАГ содержались ‘буржуазные националисты’ всех национальностей, кроме русских. Русский язык почитался. Это стало обязательным во всех школах и учреждениях, хотя советским республикам одновременно разрешили продолжать преподавать и местный язык. Алфавиты других языков были изменены. Латиница и арабская письменность уступили в большинстве языков место алфавитам, основанным на кириллической модели.11
  
  Многие предполагали, что Сталин, разочарованный простым искажением марксизма–ленинизма, добился его отказа. éЭмигрантé лидер русских фашистов Константин Родзаевский, убедившись в том, что сталинизм и фашизм тождественны, вернулся из Харбина в СССР после Второй мировой войны. (Это был не самый мудрый ход Родзаевского: его застрелили по прибытии в Москву.)12 Так был ли Сталин объективно русским националистом, даже если субъективно он не отстаивал такую позицию? Несомненно, с середины 1930-х годов он добивался возвышения русских над другими народами Советского Союза. Русских предпочитали назначать на высокие государственные должности. Русскому языку отводилось почетное место в школьной программе. Средства массовой информации восхваляли русских писателей, военачальников и даже некоторых императоров. Завоевание этих других народов войсками Российской империи рассматривалось как благо для их общего развития.
  
  Восхваление России и русских сопровождалось жестоким обращением с несколькими другими народами СССР. Украинцы и казахи считали, что Сталин подвергал их геноциду. Оба испытывали крайние трудности в результате насильственной коллективизации сельского хозяйства, навязанной Москвой. Казахи, кочевой народ, были вынуждены селиться в колхозах. Украинцы всегда были земледельческим народом. Внезапно в их деревни вторглись ОГПУ и 25 000 человек, и после депортации кулаков оставшиеся жители были вынуждены заняться коллективным хозяйством система. Казахи и украинцы страдали хуже, чем русские в большинстве районов России. Причина была аналогичной: у казахов была культура, которая еще не приняла сельское хозяйство, тем более коллективное; среди украинцев было много домохозяйств с заметной приверженностью к преимуществам личных подсобных хозяйств. Казахи и украинцы должны были намеренно сильно пострадать от кампании коллективизации, начатой в конце 1920-х годов.
  
  Первоначально отношение Политбюро к обоим народам объяснялось экономическими и культурными причинами, а не национальными. Но как только кампания началась, Сталин и его соратники были готовы к любой возможности того, что "буржуазные националисты" могут встать во главе сельского сопротивления. Казахские племенные и религиозные лидеры постоянно подвергались преследованиям. Репрессии также применялись на Украине не только против кулаков, но и против священников, писателей и ученых.
  
  Украина, однако, продолжала вызывать у Сталина политическую озабоченность, даже несмотря на то, что в 1932-3 годах он был готов снизить квоты на сбор зерна по всей республике. По мере продолжения коллективизации и деклассирования и ухудшения материальных условий сотни тысяч крестьян пытались бежать в регионы СССР, где снабжение продовольствием было более надежным. Среди беженцев были украинцы, которые, по данным ОГПУ, несли бациллу национализма. Реакция Политбюро, спровоцированная Сталиным, заключалась в том, чтобы дать указание украинским коммунистическим властям закрыть Границы республики для торговли людьми с 22 января 1933 года. Та же политика изоляции была применена к Кубанскому району Северного Кавказа, где в прежние годы поселилось много украинцев: Сталин хотел помешать им распространять националистические идеи за пределами своих деревень.13 В предыдущем месяце, 14 декабря 1932 года, Политбюро постановило, что традиционная партийная политика набора преимущественно украинских кадров в партию и правительство на Украине и в районах, населенных украинцами, в других местах применялась слишком механически. Предполагаемым результатом стало проникновение в государство ‘буржуазно-националистических элементов’. Политбюро распорядилось провести гораздо более тщательный политический отбор продвигаемых по службелиц.14
  
  Эти меры, принятые после арестов и судебных процессов над украинскими деятелями культуры конца 1920-х годов,15 были жестокими и дискриминационными; и хотя Сталин не стремился к уничтожению всех украинцев и казахов, он, безусловно, стремился искоренить из их среды всю реальную и потенциальную оппозицию. Конечной целью, однако, было превратить Украину и Казахстан в экономически эффективные советские республики. Поэтому он позволил обоим народам сохранить свою культуру, хотя и в гораздо более ограниченной форме, чем в десятилетие после Октябрьской революции. Если бы Украинскую Советскую Социалистическую Республику можно было сделать неотъемлемой частью СССР, она представляла бы собой экономическую модель, которая завоевала бы поклонников коммунизма в Восточной Европе.16 Плодородный Казахстан также мог бы стать республикой, которой завидовали бы за границей, особенно мусульмане. Коллективизация, раскулачивание, декликализация и игнорирование голода были ужасающими способами возвысить Украину и Казахстан как образцы коммунистического порядка, но они имели хоть какой-то смысл в рамках мировоззрения сталинского марксизма–ленинизма.
  
  Не во всех интерпретациях Сталина как националиста он фигурирует как русофил. Некоторые думают, что его снисходительность к русским была слепой по отношению к его стремлению повысить престиж и положение грузинской нации. Предположительно, он был далек от того, чтобы быть русским националистом, но сохранил патриотический энтузиазм своей юности. Он никогда не одобрял отделение Абхазии от Грузии в конституционных соглашениях 1921-1922 годов, несмотря на то, что с удовольствием проводил отпуск на абхазском побережье.17 В 1931 году он вынудил своего друга Нестора Лакобу согласиться на включение Абхазии в состав Грузинской Советской Республики. Большинство грузин считали Абхазию провинцией исторической Грузии, и многие из них чувствовали благодарность Сталину за его действия. После присоединения Абхазия подверглась культурному наступлению на грузинизацию, особенно после убийства Лакобы в декабре 1936 года.18 Абхазский алфавит был принудительно изменен на систему, основанную на грузинской письменности. Обучение на абхазском языке было ограничено. Грузинские чиновники были переведены в абхазскую партию, правительство и полицию. Произошла демографическая реструктуризация, поскольку мингрелы, проживавшие в западной Грузии, получили жилье и рабочие места в Абхазии с 1937 года.19
  
  Сам Сталин не терял интереса к культурным занятиям своей юности. Он способствовал публикации старых грузинских литературных классиков. Он продолжал читать великую эпопею тринадцатого века "Рыцарь в шкуре пантеры" Шота Руставели. Он разрешил переиздание "Отцеубийства" Александра Казбеги, рассказа о бандитизме в горах, который вдохновлял его в детстве. Именно этот культурный интерес побудил Сталина потратить время на чтение антологии грузинской поэзии Шалвы Нуцубидзе и внесение в нее поправок.20
  
  Однако эти явления не означают, что Сталин был грузинским националистом. Такая интерпретация плохо сочеталась бы с его политикой в конце гражданской войны, с завоеванием Грузии в 1921 году, с преследованиями грузинского коммунистического руководства в 1922 году и, прежде всего, с нападениями на грузинских крестьян, священников, деятелей культуры и политиков с конца 1920-х по конец 1930-х годов. Тот факт, что многие грузины впоследствии забыли об этом, не меняет этой записи. Отношение Сталина, вероятно, лучше всего можно объяснить ссылкой на его давно известный подход к национальный вопрос в целом. Со времен марксизма и национального вопроса в 1913 году его аксиомой было то, что народы без активной прессы и литературы не следует называть нациями.21 Его предпосылкой было то, что такие народы должны быть выведены на более высокий культурный уровень, будучи связанными с соседними развитыми нациями. Эта роль могла быть выполнена в Абхазии путем усиления грузинского влияния; и хотя он хотел, чтобы украинцы и белорусы поднялись выше благодаря внедрению русской культуры, его личный опыт подсказывал ему, что с грузинами, не являющимися славянами, нельзя было разумно обращаться таким образом: грузинское национальное сознание было слишком сильно развито, чтобы это было возможно.
  
  Сталин повысил статус русских в СССР и отдавал предпочтение некоторым нациям больше, чем другим; и он делал это по целому ряду идеологических и прагматических причин. СССР был государством, переживающим экономические и социальные преобразования. У Сталина были предвзятые представления о том, как справляться с возникающими проблемами. Но ему также приходилось реагировать на обстоятельства, которых ни он, ни кто-либо из его окружения не предвидели. На протяжении 1930-х годов он находил временные решения старых и новых проблем.
  
  И все же у Сталина было не больше шансов ампутировать марксизм–ленинизм, чем отрезать себе пальцы. То, что он делал, больше походило на бритье бороды, поскольку основная идеология была оставлена в значительной степени нетронутой. Сталин отличался своеобразием в тех аспектах русской национальной идентичности, которые он выбирал для одобрения. Он отказался включать аспекты, которые занимали видное место в идеологии большинства признанных националистов в девятнадцатом и начале двадцатого веков. Они восхваляли религиозную веру русского народа, его сельские обычаи, а также простоту и красоту их деревень. Российское крестьянство — его бесхитростность, выносливость и отсутствие уважения к остальному миру — лежали в основе исторического национализма. Ничто из этого не предстало в позитивном свете в мышлении Сталина. Он углубился в российское прошлое в поисках прецедентов коммунистической озабоченности государственной властью, сильными правителями, террором, индустриализацией, городами, секуляризмом и организационным гигантизмом. Тенденции в этом направлении существовали в некоторых интеллектуальных кругах до 1917 года, но не в точно такой же форме. Версия русского национализма, которую он допускал, возникла в основном из его собственной головы.22
  
  Конечно, существовала другая идеология, которая воспевала диктатуру, милитаризм, города, гигантизм и недоверие к Западу и высмеивала крестьян, деревню и христианство. Этой идеологией был марксизм–ленинизм. Что сделал Сталин, так это свел различные версии русской национальной идентичности к одной, очень своеобразной — и это была та, которая максимально совпадала с марксистско–ленинскими представлениями в том виде, в каком они развивались с 1917 года. Россиян поощряли наслаждаться чувством государственности, но строго отговаривали от изучения этого. Власти считали, что знают, какая национальная идентичность хороша для русского народа, и наказывали попытки предложить альтернативы.
  
  Более того, от русских ожидали, что они будут в такой же степени советскими, как и русскими. Точно так же, как цари Романовы воспитывали в народе верность Российской империи больше, чем какой-либо национальной идее, так и Сталин вызвал смешение многонациональной гордости за СССР больше, чем однозначный национализм.23 Он произнес импровизированную речь на ужине в квартире Ворошилова 7 ноября, и среди прочего он заявил:24
  
  
  Старая Россия теперь превращена в СССР, где все народы равны. Страна сильна собственной властью, армией, промышленностью и колхозным сельским хозяйством. Среди равных государств в СССР именно русская нация является самой советской и самой революционной.
  
  
  Он не объяснил, почему русские были более лояльны Октябрьской революции и Советскому Союзу, чем другие нации. Но выделялись два фактора. Первый заключался в том, что Советский Союз был основан на российском территориальном ядре. Другой причиной было то, что русскому народу были предоставлены преимущества, которых не было у других. Тем не менее Сталин не хотел, чтобы они превращались в националистов. Он все еще боялся русских. Следовательно, в то время как у других народов были свои коммунистические партии, он скрывал это от РСФСР. Их национальные чувства должны были быть направлены на слияние советской и российской идентичностей. Таким образом, он смог бы заручиться их поддержкой, не выпуская неконтролируемого джинна национализма на волю.
  
  Что также ясно, так это то, что русификация имела свои пределы в других советских республиках. СССР оставался многонациональным государством, и Сталин по-прежнему стремился побудить нерусских ассимилироваться в советском порядке. Для этого ему нужно было, чтобы школы и пресса использовали местные языки и чтобы доступ был открыт для продвижения местных национальных групп. Необходимо было воспитывать национальную гордость. Таким образом, украинский поэт Тарас Шевченко, умерший в 1861 году, прославлялся по всему Советскому Союзу. Похожие тенденции наблюдались в Грузии и других советских республиках Южного Кавказа по мере признания национальных литературных деятелей. Процесс приучения народов Центральной Азии к ассимиляции своих чувств с территориальными единицами, разграниченными границами Казахстана, Киргизстана, Таджикистана, Узбекистана и Туркменистана, также продолжался; и белорусы, чье национальное самосознание было слабо развито до 1917 года, продолжали обладать собственными школами и прессой.
  
  Это огромное скопление народов, удерживаемых вместе в рамках революционного государства, требовало новых форм правления. Сталин ошибочно изображается просто как царь в красной одежде. Во многих отношениях он как нельзя более отличался от Николая II. Верно, что и Сталин, и император Николай, за исключением нескольких походов на балет, редко появлялись на публике, за исключением случаев большой государственной церемонии. Но Николай и его жена регулярно отправлялись в места, излюбленные крестьянами для христианского паломничества. Они были увлечены с удовольствием присутствовал на перезахоронении преподобного Серафима Саровского в сельской местности России летом 1903 года.25 Тем, что Сталин регулярно никуда не ездил, кроме как на свою дачу или в отпуск. Он не снизошел до приема групп крестьянских просителей, как это делали цари. Ленин понимал, что такая деятельность помогала ему оставаться в курсе того, что происходило в стране в целом, и повышать свою популярность. Сталин избегал этой практики задолго до того, как начал беспокоиться о своей личной безопасности: он должен был знать, что крестьяне — и, вероятно, большинство рабочих тоже — завалили бы его жалобами на ужасные условия в стране.
  
  В его уединении было исключение. Невестка Мария Сванидзе записала в своем дневнике об инциденте в день рождения его дочери в ноябре 1935 года. Светлана хотела прокатиться на новом московском метро, и Мария должна была сопровождать ее и ее брата Василия. В последнюю минуту Сталин сказал, что присоединится к ним вместе с Молотовым. Каганович был сбит с толку. Хотя он заранее заказал десять билетов, он был встревожен последствиями для безопасности, связанными с известием о том, что Сталин будет задействован. Когда они прибыли на Крымскую площадь, стены недавно открытой станции метро еще не просохли, но ею уже пользовались обычные пассажиры. Случайные прохожие заметили Сталина, когда для него и его спутников готовились к поездке в отдельном вагоне с собственным паровозом, и когда они вышли на станции "Охотный ряд", ближайшей к Кремлю, попутчики разразились овациями. Вернувшись на свои места в вагоне, они поехали дальше по Кольцевой линии, пока Сталин не решил, что пора возвращаться домой.26
  
  Такую экскурсию мог бы предпринять Николай II, если бы он все еще находился на троне. Но обычно поведение Сталина контрастировало с его практикой. Он выступал с речами и писал статьи о советской и мировой политике, в то время как Романовы предоставили своим епископам произносить проповеди: цари, как правило, не описывали своих намерений. Николай II был верующим христианином; как правитель, он не чувствовал необходимости объяснять свою веру тем, кто не входил в его семью. Сталин был другого склада. В 1920-1930-е годы он много времени проводил за работой над рукописями. Это была тяжелая, неустанная работа. Он отказался от услуг машинисток-стенографисток: он думал, что они слишком много суетятся. Он старательно писал своей рукой, предпочитая не отвлекаться. Ни у одного императора со времен Екатерины Великой не было такого пристрастия к писательству — а императрица Екатерина писала в основном конфиденциальным корреспондентам, таким как Вольтер и Дидро: Сталин сочинял свои литературные произведения для всего мира. Романовы были в общем и целом внимательны к своим министрам. Сталину нравилось унижать своих подчиненных; он травмировал и убил многих из них. Он редко бывал вежливым и никогда не был безобидным. (Часто, когда он включал обаяние, он заставлял их задуматься, какую дьявольщину он готовит.) Он до безумия напугал свое окружение. Со времен Ивана Грозного и Петра Великого ни один российский правитель не стремился к такому эффекту.
  
  Еще одно различие между Сталиным и царями в их стилях правления носило социальный характер. Неоднократно он настаивал на частных собраниях, что его политический успех объясняется поддержкой "масс":27
  
  
  Я не отрицаю, что лидеры имеют значение; они организуют и ведут массы. Но без масс они ничто. Такие люди, как Ганнибал и Наполеон, погибли, как только потеряли массы. Массы решают успех любого дела и историческую судьбу.
  
  
  Цари так не говорили. Действительно, в июне 1937 года Сталин пошел дальше. Привыкший поднимать тосты за здоровье народных комиссаров, он хотел, чтобы уважение было оказано ‘десяткам тысяч’ мелких и средних руководителей: ‘Они скромные люди. Они не выдвигаются вперед и едва различимы. Но было бы слепотой не замечать их".28
  
  Он резко выразил это отношение 7 ноября 1937 года на обеде в честь годовщины Октябрьской революции, где произнес речь, не зафиксированную в прессе. Практики, заявил он, были посредниками, которые поддерживали связь между Кремлем и массами. Его соперники в советском руководстве в 1920-х годах были более популярны; но они упустили из виду необходимость развивать карьеру функционеров низших рангов. Когда Димитров и другие попытались похвалить его лично, он ответил хвалебной речью в адрес практики .29 Он был убежден, что разгром внутрипартийной оппозиции, за которым последовали чистки последних месяцев, избавил этих лидеров от высших эшелонов дореволюционного общества. Он сказал это в июне 1937 года военным командирам после ареста и казни Тухачевского.30 Сталину не терпелось доказать, что он и его оставшиеся в живых соратники лучше, чем привилегированные бывшие эмигранты, способны понимать нужды рабочего класса и крестьянства. Они сами были выходцами из низов — или, по крайней мере, многие из них были. Ни один император Романовых не мог похвастаться отсутствием генеалогического совершенства.
  
  И все же в эпизоде с московским метро был момент, когда умы вернулись к имперской эпохе. На станции "Охотный ряд" группа Сталина вышла из поезда, чтобы опробовать эскалатор. Тем временем пассажиры на платформе протиснулись в его вагон и остались, когда Сталин вернулся и поезд тронулся дальше:31
  
  
  Все было очень трогательно. Дж[Жозеф] был мягко улыбаясь все это время, его глаза были добрыми [добрые ], добрый и нежный. Я думаю, что его тронули, при всей его трезвости, любовь и внимание, проявленные народом к своему лидеру [вождю]. В этом не было ничего искусственного или формального. Он как бы сказал по поводу устроенных ему оваций: народу нужен царь, то есть человек, которому они могут низко поклониться и во имя которого они могут жить и работать.
  
  
  Это замечание, по-видимому, относится не исключительно к русским;32 вероятно, Сталин имел в виду все массы бывшей Российской империи, когда говорил это. Тем не менее он раскрыл кое-что важное о своем понимании правления в СССР. По мнению Сталина, менталитет большинства советских граждан еще не был изменен Октябрьской революцией. Ими нужно было управлять, по крайней мере до некоторой степени, традиционным способом. И это означало, что им нужен был ‘царь’.
  
  Сталин был заядлым читателем книг об Иване Грозном и Петре Великом. Он восхищался их силовыми методами и потворствовал жестокости во имя интересов государства. Очевидно, что некоторые цари были более подходящими образцами, чем другие. Даже Ивану Грозному не хватало того, чтобы быть зеницей ока. Для Сталина Иван был слишком бессистемным в подавлении своих врагов. В более общем плане, однако, он перенял определенные методы правления у царей. Большинство правителей из династии Романовых сохраняли ореол таинственности. Чрезмерное выставление себя на всеобщее обозрение могло принизить достоинство и авторитет императорского трона. Сталин придерживался этой традиции. Возможно, он делал это потому, что знал, что его речь звучит не совсем по-русски. На самом деле были императоры Романовы, у которых была та же проблема: Екатерина Великая была немецкой принцессой из домов Ангальт и Гольштейн. В случае Сталина сложность усугублялась тем фактом, что у него, грузина, правящего Россией, было окружение, в котором было много людей, которые также не были русскими. Более того, Сталин изменил свой политический стиль. У него больше не было открытых рабочих часов, когда обычные партийные активисты могли прийти и проконсультироваться с ним. Он не фотографировался с делегациями провинций на партийных съездах; он не выносил свои идеи на публичное обсуждение.
  
  Сохранилось лишь несколько следов его ‘общительности’. Несмотря на огромную загруженность, Сталин все еще находил время для того, чтобы писать личные записки людям, которые писали ему о всевозможных мелочах. Когда семидесятилетняя крестьянка Фекла Коршунова прислала письмо с просьбой разрешить подарить ему одну из своих четырех коров, он ответил:33
  
  
  Спасибо, мама [матушка], за твое любезное письмо. Мне не нужна корова поскольку у меня нет фермы — я государственный служащий [sluzhashchii ], я служу людям, как могу, и работники редко имеют подсобные хозяйства. Мой совет тебе, мама, береги свою корову и сохраняй ее в память обо мне.
  
  
  Этот маленький ответ - перышко на шкале его добродетелей; он значительно перевешивается шкалой, на которой записаны показатели его убийственной мизантропии. Но это показывает, что даже в годы террора он был способен на доброту к незнакомым людям.
  
  Несмотря на ограничение числа своих публичных выступлений, Сталин не мог избежать произнесения речей и записи их для советской кинохроники. Партийные обычаи можно было выхолостить, но не отказаться от них полностью. Чтобы подтвердить свою легитимность в качестве преемника Ленина, ему приходилось выступать на партийных съездах с основными докладами, а также писать статьи и брошюры, разъясняющие последние версии марксистско–ленинской доктрины. Он так и не стал выдающимся оратором. Ему не хватало чувства времени; часто казалось, что он ускоряется или замедляется без всякого чувства за то, что он говорил.34 Когда он что-то подчеркивал, он делал это с неуклюжей строгостью. Однако его примитивность как оратора также работала на него. Сталин писал свои собственные слова; его послание всегда было тщательно обдумано. Он произносил речь с резкой прямотой. Он был больше похож на генерала, обращающегося к своим войскам, чем на политика — или временами он был похож на священника, зачитывающего фрагмент литургии, детали которой перестали занимать все его внимание. Попыток оживить подобные мероприятия было немного. Если когда-либо и присутствовал юмор, то сильно саркастичный; а анекдоты, почерпнутые из его непосредственного опыта, отличались редкостью.
  
  На самом деле он также не придерживался патерналистских манер. Ни одному Романову, даже более диким, таким как Петр Великий, так не хватало светского обаяния на публичных мероприятиях. Сталин до конца своей жизни сохранял нерафинированное поведение стереотипного большевика-ветерана. Ни один большевик не был более похож на царя, чем он; но он все еще был большевиком.
  
  
  30. РАЗУМ ТЕРРОРА
  
  
  Сталин часто лгал миру, когда одновременно лгал самому себе. Если он когда-либо называл кого-то предателем, он манипулировал не только умами других. Желая поверить в худшее о конкретных людях или группах, он позволил своему языку соскользнуть с установленного факта на желаемую реальность. Это прослеживается в сообщении, которое он отправил Кагановичу в августе 1934 года после неудавшегося мятежа командира дивизионной артиллерии Нахаева:1
  
  
  Он, конечно (конечно!), не сам по себе. Его следует припереть к стене и заставить рассказать — разгласить — всю правду, а затем наказать со всей строгостью. Он — он должен быть — польско–германским агентом (или японским). Чекисты становятся смешными, когда обсуждают с ним его "политические взгляды" (и это называется допросом!).
  
  
  В то время Сталин находился в отпуске на берегу Черного моря, в сотнях миль от Москвы. Об инциденте с Нахаевым он узнал только из телеграмм. Ему сказали, что Нахаев обманом втянул его войска в восстание; не было никаких доказательств, чтобы обвинить Нахаева в более широком заговоре. Что касается деятельности Нахаева в качестве ‘польско–германского агента’, то это было надуманное предположение. Сталин состряпал историю для себя и других, а затем попытался нанести налет осуществимости.
  
  Он редко демонстрировал свои умственные процессы публично. Он не вел дневника, и письма к его жене Наде мало что добавляют к тому, что известно о его сокровенных мыслях: самое большее, он кратко упоминал о своем здоровье, настроении или погоде. Больше подсказок к его расчетам появляется из его переписки с Молотовым, Кагановичем и другими политиками. Часто содержание было подозрительным, заговорщическим и мстительным.2 Он не верил, что неприятности произошли случайно или по ошибке. Он предполагал, что заговорщики действовали повсюду, и их нужно было обнаружить и наказать.3 Переписка Сталина показала, что он властен в достижении своих целей. Давая указания членам Политбюро, он редко спрашивал их мнения, но всегда требовал полного выполнения. Веря в коммунизм, он не доверял коммунистам и не уважал их.
  
  Троцкий записал свои воспоминания (и это стало одним из его основных занятий после депортации из СССР в 1929 году). Молотов, Каганович и Микоян написали содержательные мемуары.4 Дочь Сталина и некоторые родственники его мужа также описали свой опыт.5 Иногда Сталин в их присутствии выбалтывал что-то, что дает нам фрагмент мозаики его мышления. Это могло быть случайное заявление Молотову или близкому родственнику; в равной степени это могла быть импровизированная речь или тост на частном банкете.6 Конечно, было бы глупо забывать, что, когда он говорил, он обычно что-то скрывал. Сталин всегда наблюдал за людьми так, как будто они могли быть его врагами. Он постоянно представлялся людям с определенной целью. Он заранее решал, чего он от них хочет, и приспосабливал свое поведение к этому. Он редко повышал голос, а его самообладание было легендарным среди его окружения.7 Даже многие личные досье являются неоднозначными свидетельствами о работе ума Сталина. Тем не менее, он выдавал себя по крупицам; доступно достаточно для последующих поколений, чтобы строить правдоподобные догадки.
  
  Что всегда было интригующим, так это то, как сдержанный бюрократ 1920-х годов превратился в массового убийцу.8 Эта загадка является результатом аналитической лени. Даже ученые-антикоммунисты скопировали блестящий портрет Сталина, сделанный Троцким.9 Тем не менее, Троцкий высказал своекорыстное мнение. Вспоминая Гражданскую войну, он особо подчеркнул, что Сталин организовал заговор против политики партии в отношении организации Красной Армии; он не упомянул о жестоком терроре, творимом Сталиным в то время. Сам Троцкий был энтузиастом террора во время гражданской войны и не имел стимула осуждать поведение, которое он тоже проявлял. Ему также не нравилось признавать, что он должен был быть в состоянии предсказать, как Сталин мог вести себя в 1930-х годах.
  
  Склонность Сталина к насилию, чрезмерная даже по большевистским нормам, проявилась вскоре после Октябрьской революции. Во время Гражданской войны он сжигал целые деревни вблизи Южного фронта, чтобы вселить страх в крестьянство.10 Он арестовывал офицеров Императорской армии в красных войсках под малейшим предлогом и грузил их на баржу на реке Волге: только вмешательство Москвы в последнюю минуту помешало ему утопить их.11 Даже у рядовых призывников Красной Армии были основания для страха. Сталин и его товарищи на Южном фронте были безрассудны в своих оперативных распоряжениях: людские потери в войсках, находившихся под их командованием, были неоправданно высоки. Ленин, признавшись, что он не был военным экспертом, упрекнул его за это на Восьмом съезде партии в марте 1919 года.12 Горстка безжалостных товарищей собралась вокруг него, как будто он был главарем их банды. Его друзья вступали в заговор вместе и заступались друг за друга всякий раз, когда интересы банды оказывались под угрозой. Сталин был готов заплатить любую цену жизнями для достижения своих целей. Всеми жизнями, кроме своей собственной. Для Сталина высшим критерием политического суждения была необходимость защищать и укреплять свою личную власть.
  
  Он был в своей стихии, когда действовал в хаотичной обстановке. Трюк, который он довел до совершенства во время Гражданской войны, заключался в создании атмосферы подозрительности и фанатизма, не сдерживаемого моральными угрызениями совести. Он ставил общие цели, не уточняя, как они должны были быть достигнуты. Его главным условием было то, что цели будут достигнуты; и если для принятия мер требовалось разбивать головы, он не возражал. В то время как мир бешено вращался, один Сталин оставался спокойным и непоколебимым. Именно так нравилось Сталину во время гражданской войны. Его послужной список как политического и военного лидера был известен в то время, но впоследствии игнорировался.
  
  И все же, хотя Сталин был безжалостен и циничен, он также был по-своему оптимистичен. Он регулярно избавлялся от соратников, которые ставили под сомнение его политику. Его предположение состояло в том, что всегда можно было легко найти людей для замены тех, кто был преднамеренно убит или кто был непреднамеренно потерян в хаосе. "Когда народ ясно выражает свои желания, - сказал он характерным дельфийским выражением, - начинают появляться люди".13 Он был страстным сторонником молодежи и талантов и предполагал, что новобранцы из рабочего класса и крестьянства смогут быстро справиться с большинством специализированных задач. Эксперты среднего класса, по его мнению, были проклятием, и никто не был хуже офицеров императорской армии. Троцкий оговорил, что продвижение по службе должно осуществляться только на основе профессиональных критериев; Ленин время от времени колебался, но он тоже не хотел избавляться от отдельных лиц только из-за их классового происхождения, если требовался подлинный опыт. Сталин был настоящим энтузиастом партийного руководства в выборе исходя из классовой предпосылки. Он серьезно воспринял ленинский тезис о том, что коммунистические лидеры должны высвободить потенциал низших социальных слоев старого общества и что задачи социалистического управления на самом деле были проще, чем утверждали ‘буржуазные специалисты’.
  
  Такое мировоззрение не было уникальным среди большевиков, хотя Сталин придерживался его с таким фанатизмом, какого не проявлял ни один другой большевик. Не только Молотов и Каганович, но и другие его близкие соратники разделяли его общие взгляды. Они присоединились к Сталину, когда карабкались вверх по скользкому полюсу советской политики в 1920-1930-х годах. Его врагами были и они, и они знали, что их судьба будет решена, если он откажется от власти. Подобно Сталину, они считали фракционных оппонентов ‘свиньями’ и ‘отбросами’; и они начали соревноваться в требовании суровых санкций. Ворошилов в письме Сталину в 1934 году назвал Троцкого, Каменева и Зиновьева "ужасными мелкими личностями, предателями, кончеными людьми"; и он добавил: "Эта ядовитая и жалкая мразь должна быть уничтожена".14
  
  Энтузиазм соратников Сталина в отношении политических репрессий проистекал из традиций большевизма. Дискурс советского государства всегда был экстремистским по тону и содержанию. Такие термины, как ‘антисоветские элементы’ и ‘враги народа’, были в обиходе со времен Гражданской войны. Было широко распространено представление о том, что целые социальные категории заслуживают сурового преследования. Террористические методы были одобрены и "теоретизированы" Лениным и Троцким.15 Показательные процессы и систематическая фабрикация обвинений были обычным делом с тех пор, как лидеры социалистов-революционеров были арестованы и осуждены в 1922 году.16 Практика обвинения тех, кто выступал против большевиков, в прямых связях с иностранными правительствами и их разведывательными агентствами была распространена после подавления Кронштадтского мятежа в 1921 году. Кампания арестов во время Первой пятилетки возродила такие тенденции. Чувство, что люди должны были выбирать быть либо за Октябрьскую революцию, либо против нее, было универсальным среди большевиков; и все они знали, что советское государство было осаждено силами мирового капитализма. Сталин и его соратники были людьми жестокими. Но их породила партия, лишенная благородства .
  
  Его соратники не просто заискивали перед Сталиным, когда использовали такие выражения. Конечно, они стремились угодить Боссу, и некоторые из них были карьеристами. Но многие из них служили ему и уважали его еще и потому, что разделяли многие его идеи. Это было особенно верно в отношении Молотова и Кагановича. Большой террор, хотя и был спровоцирован целеустремленным руководством Иосифа Сталина, был также отражением — пусть и искаженным отражением — мировоззрения большевизма, навязанного партии к середине 1930-х годов. У группы вокруг Сталина был свой жаргон и взгляды. Его члены вносили предложения в определенной обстановке. Сталин собрал новых соратников, которые были близки к его основной ориентации. Примечательным примером был Ежов, который начал работать в Секретариате Центрального комитета в 1930 году. Даже новички-карьеристы, вероятно, усвоили некоторые из основных принципов.
  
  И все же Сталин был движущей силой в узком кругу. Он гордился своим положением в СССР; и когда он смотрел за границу, было мало людей, к которым он относился с восхищением. Адольф Гитлер был одним из немногих. Повод выразить свое уважение Сталину представился в июне 1934 года, когда фюрер приказал германским вооруженным силам — вермахту — арестовать и убить членов СА. Это был акт политического массового убийства. СА была военизированным подразделением нацистской партии в период ее прихода к власти, а ее лидером был сподвижник Гитлера Эрнст Рюнг. Когда Röhm начал критиковать сговор Гитлера с немецким политическим и экономическим истеблишментом, он подписал свидетельство о смерти для себя и своей организации. Сталину понравились новости о Ночи длинных ножей: ‘Какой отличный парень! Как хорошо он это провернул!"17 нужно было знать одного. Но он сказал это в непринужденной беседе с Микояном: значение замечания Сталина показалось ему зловещим только в ретроспективе. Возможно, другие члены банды говорили подобным образом. Что было характерно для Сталина, так это то, что каждое слово, сказанное им о Гитлере, он произносил со страстной интенсивностью и был готов действовать таким же образом, когда появлялась возможность.
  
  Психологические и интеллектуальные предпосылки для склонностей Сталина были закрыты от общественности. Он очень восхищался Лениным. Но среди других объектов его восхищения был Иван Грозный. Большинство образованных людей в СССР пришли бы в ужас от этого. Царь Иван ассоциировался с произволом и террором, а также с неустойчивой личностью. Но Сталин думал иначе. В течение многих лет он размышлял о жизни и правлении царя шестнадцатого века.
  
  На приеме в Кремле 8 ноября 1937 года Сталин обвинил ведущих оппозиционеров в планировании территориального распада СССР в сговоре с Германией, Великобританией, Францией и Японией. Он поклялся уничтожить их всех. Если кто-либо пытался отделить малейший кусочек советской территории, он заявлял: ‘он враг, проклятый враг государства и народов СССР’. Затем наступил кульминационный момент:18
  
  
  И мы уничтожим каждого такого врага, даже если он окажется старым большевиком! Мы уничтожим весь его клан, его семью! Мы будем безжалостно уничтожать каждого, кто своими действиями и мыслями (да, и мыслями тоже) посягает на единство социалистического государства. За полное уничтожение всех врагов, как их самих, так и их клана!
  
  
  Вряд ли это было марксистским по стилю или содержанию. Возможно, это было следствием крайнего отношения Сталина к своему воспитанию в Грузии, где, по крайней мере в горах, сохранялись традиции кровной мести? Это не может быть единственным объяснением. Хотя грузинские традиции, возможно, побуждали его искать мести за любой ущерб, они не предполагали, что уничтожение целых больших семей было желательным.19 Более вероятным влиянием было прочтение Сталиным ранней российской истории — он долгое время с энтузиазмом читал биографию Ивана Грозного Р. Виппера.20 Посвятив себя уничтожению не только отдельных лидеров, но и их родственников, Сталин воспроизводил взгляды Ивана Грозного.
  
  Он продолжал размышлять о пружинах человеческих устремлений. Он ставил одну черту характера выше всех остальных: "Ленин был прав, говоря, что человек, которому не хватает смелости действовать в решающий момент, не может быть настоящим большевистским лидером".21 Он написал это в письме Кагановичу в 1932 году. Два года спустя подобное чувство всплыло в одном из его кратких посланий своей матери: ‘Дети передают вам свое почтение. После смерти Нади, конечно, моя личная жизнь тяжелая. Но пусть будет так: мужественный человек всегда должен оставаться мужественным".22 Вероятно, Сталин выражал себя искренне. (Возможно, он также пытался убедить себя в своей доблести.) На всех знакомых производила впечатление его сила воли. Даже своенравный Каганович был гибок в достижении своих целей. Но этого было недостаточно для Сталина, который хотел казаться не просто сильным духом, но и мужественным. Такая добродетель должна была оставаться доминирующей темой в его мышлении; он должен был подчеркнуть необходимость этого в самой последней речи, которую он импровизировал Центральному комитету в октябре 1952 года, всего за несколько месяцев до своей смерти.23
  
  О стиле его мышления можно судить по заметкам, которые он сделал в издании материализма и эмпириокритицизма Ленина 1939 года . Сталин изучал этот суровый труд по эпистемологии, несмотря на все практические государственные вопросы, которые ему приходилось решать. Он разбросал комментарии на полях. Сталин наслаждался полемическими выпадами Ленина, записывая такие фразы, как ‘Ха! Ха!’ и даже ‘Ой, мама! Ну что за кошмар!"24 Его мысленная фиксация на Ленине была очевидна по тому, как он неоднократно переписывал имя Ленина латинским шрифтом.25 Но самое интригующее - это то, что он написал на форзаце в конце книги:26
  
  
  ПРИМЕЧАНИЕ! Если человек является:
  
  1) сильный (духовно),
  
  2) активный,
  
  3) умный (или способный),
  
  тогда он хороший человек, независимо от любых других ‘пороков’.
  
  1) слабость,
  
  2) лень,
  
  3) глупость
  
  это единственное, что [sic] можно назвать пороками.
  
  
  Из всех реакций на материализм и эмпириокритицизм Ленина эта, безусловно, самая странная. Трудно поверить, что именно чтение книги спровоцировало комментарии Сталина; вероятно, он просто использовал форзац как удобное место для идей, которые пришли ему в голову.
  
  Сталин, общаясь с самим собой, использовал религиозный язык духа, греха и порока. Человеческие устремления, по-видимому, можно было выразить только в таких терминах: очевидно, марксизм сам по себе не справился бы с этой задачей. Сталин возвращался к дискурсу Тифлисской духовной семинарии; его раннее обучение в школе оставило неизгладимый отпечаток.
  
  Содержание комментария, однако, глубоко нехристианское; оно больше напоминает Никколо Макиавелли и Фридриха Ницше, чем Библию. Для Сталина критерием добродетели была не мораль, а эффективность. Людей следовало оценивать по их внутренней силе, усидчивости, практичности и сообразительности. Любые пятна на щитке карьеры были простительны, если сопровождались значительными достижениями на службе общему делу. Более того, показателен тот факт, что чертами характера, которые презирал Сталин, были слабость, праздность и глупость. Сталин, массовый убийца, спокойно спал по ночам. Ему было не по себе от ношения государственной короны: он обожал власть. Но он также был требователен к себе. Он стремился к действию и хотел, чтобы оно основывалось на здравом суждении, и он не мог мириться с ленью и отсутствием разумной приверженности. Он предлагал себе похвалы истории. Судя по его собственной долгой и кровавой карьере в революционной политике, ему не в чем было упрекнуть. Но, подобно кальвинисту шестнадцатого века, он чувствовал необходимость постоянно спрашивать себя, действительно ли он соответствует своим собственным строгим стандартам. Каким бы грубым и прямолинейным он ни был среди своих соратников, у него случались приступы самоанализа. Но он не мучил себя. Сам процесс определения критериев оценки, по-видимому, развеял те сомнения, которые у него были в отношении самого себя. Он превратился в свой собственный миф.
  
  Тот факт, что он записал свои замечания в экземпляре работы Ленина, возможно, не был случайностью: Сталин оценивал себя по ленинским стандартам.27 Влияние было не просто идеологическим. Сталин близко видел Ленина и неизменно уважал и даже чтил его память. Но язык, использованный в записях, не был особенно ленинским. Возможно, стиль аморализма Сталина произошел не от марксизма–ленинизма, а от гораздо более раннего набора идей. Он прочитал "Принца" Макиавелли и прокомментировал свой собственный экземпляр. (Увы, экземпляр исчез из архивов.)28 Его настойчивость в отношении важности мужества вполне могла вытекать из высшего требования Макиавелли к правителю, а именно, что он должен проявлять верность ù . Это слово с трудом поддается переводу ни на русский, ни на английский; но оно отождествляется с мужественностью, стремлением, отвагой и превосходством. Сталин, если это верно, считал себя воплощением макиавеллиевской верностиù .
  
  У него был сложный склад ума. Он был личностью, склонной к недоверчивым фантазиям, и, к сожалению, у него была возможность нанести себе психологический ущерб, преследуя миллионы своих людей. Он повсюду видел врагов; вся его когнитивная тенденция заключалась в предположении, что любая незначительная проблема в его личной или политической жизни была результатом злонамеренного человеческого вмешательства. Его также тянуло подозревать о существовании заговоров самого широкого характера. Он не ограничивал это отношение СССР. Размышляя об антибританском индийском национальном конгрессе в 1938 году, он заверил приемную Ньюли избранные делегаты Верховного Совета СССР в 1938 году заявили, что более половины из них были "агентами, купленными на английские деньги".29, что у британского правительства были платные информаторы, не подлежит сомнению. Но идея о том, что столь значительная часть населения регулярно осуждала Махатму Ганди, лишена смысла, хотя она может указывать на состояние ума ее сторонника. В СССР, где его слово было законом, Сталин редко соглашался допустить возможность того, что конкретная жертва могла действовать в одиночку. Он предпочитал связывать своих ‘врагов’ с заговором, распространенным по всему миру и связанным с разведывательными службами враждебных иностранных держав. Его соратники усиливали его склонности. Они всегда чувствовали себя политически осажденными.
  
  Это чувство усилилось после того, как они изгнали партийную оппозицию и провели в стране кампании невероятной жестокости. Они относились ко всем людям, которые сопротивлялись или просто критиковали их, как к мусору, подлежащему уничтожению. Не все из них жаждали террора, но некоторые жаждали, и многие другие были добровольными коллаборационистами. У каждого из этих соратников были причины бояться. Глубокое негодование во всем советском обществе было реальным, и они не могли быть уверены, что альтернативное политическое руководство не возникнет и не свергнет их.
  
  Сталин не страдал психозом (это слово, которое в настоящее время врачи предпочитают для обозначения безумия). В отличие от людей, которые классифицируются как психически больные, у него не было эпизодов, которые мешали ему выполнять повседневную работу. Он не был параноидальным шизофреником. И все же у него были тенденции к параноидальному и социопатическому расстройству личности. В нем было что-то очень странное, как рано или поздно заметили его близкие товарищи: он не мог полностью контролировать себя. Неловкость в его присутствии не была новым явлением. С детства его друзья, признавая его положительные качества, отмечали глубоко негениальную сторону. Он был необычайно обидчив и мстителен. Он годами нянчился со своими обидами. Он был в высшей степени небрежен в отношении последствий насилия, которое он санкционировал. В 1918-20 годах и с конца 1920-х годов он терроризировал главным образом людей, принадлежавших к социальным группам, враждебным Октябрьской революции; с середины 1930-х годов он начал преследовать не только такие группы, но и лично известных ему людей — и многие из них были ветеранами партии. Товарищи. Его способность натравливать друзей и подчиненных и подвергать их пыткам, принудительному труду и казни свидетельствовала о глубоко расстроенной личности.
  
  В его прошлой жизни были факторы, которые, должно быть, толкнули его на этот путь. У него было грузинское чувство чести и мести. Мысль о том, чтобы поквитаться с противниками, никогда его не покидала. У него была большевистская точка зрения на революцию. Насилие, диктатура и террор были методами, которые он и соратники-ветераны партии считали нормальными. Физическое уничтожение врагов было для них полностью приемлемым. Личный опыт Сталина усилил эти тенденции. Он так и не смог преодолеть их: побои в детстве, карательный режим семинарии, пренебрежение к нему как к молодому активисту, порицание его таланта в революции и гражданской войне и покушение на его репутацию в 1920-х годах.
  
  Это не вся история. Обстановка вокруг него в 1930-е годы действительно была угрожающей. Его собственная политика, конечно, сделала это таким образом. Тем не менее у него было достаточно оснований чувствовать, что ему и его режиму угрожает опасность. В конце 1920-х годов он ввел порядок, который вызывал всеобщее и глубокое отвращение по всей стране. Его речи не оставляли сомнений в том, что официальная политика была его рук делом. Его культ подтвердил это впечатление. Кулаки, священники и нэпманы пострадали во время Первой пятилетки. В этом не было ничего странного предположить, что миллионы жертв, если они выжили, жаждали свержения Сталина и его режима. Он знал, что его соперники хотели избавиться от него и считали его ненадежным, глупым и опасным. Он привык планировать самостоятельно и отказываться от соратников при малейшем признаке того, что они отказываются идти вместе с ним. Он видел врагов повсюду и намеревался жестоко расправиться со всеми ними, как бы долго ему ни пришлось ждать. Ситуация была чрезвычайно опасной. Сталин был чудаком. Культура, жизненный опыт и, вероятно, основные черты личности также делали его опасным.
  
  Более того, при всей своей общительности Сталин был одиноким человеком — и те друзья, которых он заводил, либо испытывали недостаток в лояльности, либо умирали. У него больше не было стабильности в семье или постоянной эмоциональной поддержки. Его первая жена умерла молодой. Его жизнь в качестве тайного партийного организатора была нарушена и неудовлетворительной, и он обнаружил, что завести друзей в изгнании практически невозможно. (Не то чтобы он очень старался.) Его вторая жена покончила с собой; и среди его лучших друзей у власти был убит Киров, а Орджоникидзе в конечном итоге выступил против его стратегических идей. Одинокий опять же, у Сталина не было душевного покоя. Он был человеческим взрывом, ожидающим своего часа.
  
  Существовал порочный круг во взаимодействии между тем, что происходило в стране, и тем, что он думал об этом. Его политика привела к ужасающей ситуации. Миллионы людей погибли в ходе коллективизации на Украине, юге России, Северном Кавказе и Казахстане. Репрессии были массовыми в городах и сельской местности. Уровень жизни населения резко упал. Сопротивление приняло форму сельских восстаний и промышленных забастовок, и восходящее партийное руководство не могло полностью зависеть даже от вооруженных сил. И все же вместо того, чтобы изменить свою политику, Сталин применил большее насилие к задачам управления. Насилие, в свою очередь, вызвало еще большее негодование, и это побудило Сталина, и без того глубоко подозрительного и мстительного правителя, усилить и расширить применение государственного принуждения. Ситуация выявила в нем самое худшее. На самом деле в нем было много плохого, что проявилось задолго до того, как он пришел к деспотической власти. Объяснять - не значит оправдывать: Сталин был самым порочным человеком, который когда-либо жил. У него был ум, который находил террор в больших масштабах глубоко близким по духу. Когда у него была возможность реализовать свои идеи, он действовал с варварской решимостью, имеющей мало параллелей в мировой истории.
  
  
  31. ВЕЛИКИЙ ТЕРРОРИСТ
  
  
  Если разум Сталина имел предрасположенность к массовому террору, остается объяснить, почему он резко усилил и расширил репрессивные меры в последние месяцы 1936 года. В течение двух лет он приводил в действие механизм государственного насилия. Он сокрушил активные критические группировки. Он арестовал тысячи бывших членов Объединенной оппозиции и убил Зиновьева и Каменева. Он депортировал десятки тысяч ‘бывших людей’ из крупных городов. Он до отказа наполнил систему лагерей Гулаг реальными и потенциальными врагами режима. Его личное превосходство было неоспоримо. Он подкупил свое окружение, чтобы оно приняло его основные требования в политике; и когда он почувствовал отсутствие полного подчинения, он с легкостью заменил персонал. Процедурные механизмы были упрощены после убийства Кирова. Сталин по-прежнему формально консультировался с Политбюро, но его членов просто попросили одобрить меры, которые НКВД продолжил применять через свою тройку . Партийное правление перестало функционировать обычным образом.
  
  Следующий шаг в направлении того, что стало известно как Большой террор, был сделан на декабрьском пленуме Центрального комитета 1936 года.1 Сталин спустил своих собак с поводка и натравил их на Бухарина и ветеранов-правых. Ежов возглавлял группу, заявляя, что Бухарин знал все о террористических планах и действиях (несуществующего) Троцкистско–зиновьевского блока. Схема была очевидна. Ежову было поручено расширить сеть бывших жертв оппозиции и заклеймить всех их как находящихся в сговоре друг с другом и работающих на иностранные державы. Бухарин месяцами жил в страхе, что произойдет нечто подобное. Когда это произошло, это застало его врасплох. Он все еще был редактором "Известий ". Он писал статьи, которые, если читать между строк, можно было истолковать как предупреждения о последствиях политики Сталина; но он держался подальше от контактов с оставшимися в живых представителями левой оппозиции. Он годами не имел ничего общего с Зиновьевым и Каменевым. Тем не менее, Сталин и Ежов охотились за ним. Бухарин потребовал очной ставки с теми из заключенных Ежова, которые обвиняли его. Это было устроено в присутствии Сталина и Политбюро. Вытащенный с Лубянки Евгений Куликов заявил, что Бухарин возглавлял союзный центр.2 Георгий Пятаков пошел дальше, утверждая, что Бухарин регулярно поддерживал связь с известными троцкистами, такими же, как он сам.3
  
  Бухарин еще не был арестован, но с декабря 1936 по июль 1937 года сеть репрессий раскинулась еще шире и достигла полного списка категорий жертв. НКВД арестовывал сторонников оппозиции как левого, так и правого толка. Оно захватило существующих должностных лиц в партии, правительстве, армии и всех других общественных институтах. Оно выступило против больших групп общества, которые имели связи с дореволюционной элитой. В результате были задержаны члены бывших антибольшевистских партий, духовенство и бывшие кулаки. В пограничных районах СССР были задержаны и депортированы несколько национальных групп. Определив категории репрессий, механизм террора НКВД продолжал работать в полную силу до ноября 1938 года.
  
  Несомненно одно: именно Сталин спровоцировал кровавую бойню 1937-198 годов, хотя в СССР существовало распространенное мнение, что в основном это была не его вина. Предположительно, его соратники и советники убедили его, что только самые крайние меры спасут государство от разрушения; и в последующие десятилетия это представление продолжало распространяться среди горстки авторов.4 Но это был самообман. Сталин начал и поддерживал движение к Большому террору. Ему не нужно было, чтобы его подталкивали другие. Он и никто другой был организатором тюремного заключения, пыток, каторжных работ и расстрелов. Он прибегнул к террору на основе большевистских доктрин и советских практических прецедентов. Он также обратился к нему по внутреннему психологическому принуждению.5 И все же, хотя ему не нужно было большого искушения калечить и убивать, у него была на уме стратегия. Когда он действовал, его жестокость была такой же механической, как барсучий капкан. Сталин знал, за кем он охотился во время Большого террора и почему. В его убийственной деятельности была основная логика. Это была логика, которая имела смысл в рамках личных установок, которые взаимодействовали с большевизмом в теории и на практике. Но он был деспотом. То, что он думал и приказывал, стало доминирующим фактором в том, что делалось на высшем уровне советского государства.
  
  Главным среди его соображений была безопасность, и он не делал различия между своей личной безопасностью и безопасностью своей политики, руководства и государства. Молотов и Каганович в своем старческом маразме утверждали, что у Сталина были оправданные опасения по поводу возможности прихода "пятой колонны" на поддержку сил вторжения в случае войны.6 Сталин дал несколько намеков на это. Он был потрясен легкостью, с которой генералу Франко удалось привлечь сторонников во время гражданской войны в Испании, разразившейся в июле 1936 года.7 Он намеревался не допустить, чтобы это когда-либо произошло в СССР. Такое мышление в какой-то мере объясняет, почему он, веривший в эффективность государственного террора, обратился к интенсивному насилию в 1937-198 годах. И все же он, вероятно, почувствовал бы побуждение к террору даже без давления международной ситуации. Он почувствовал побуждение к террору до конца 1930-х годов. Внутри партии было много недовольства им и его политикой, и действительно, массовый гнев охватывал всю страну. Хотя его власть была огромной, он никогда не мог позволить себе роскошь самодовольства. Нельзя было сбрасывать со счетов возможность того, что острое недовольство выльется в успешное движение против него. Революционный разрыв Сталина с нэпом вызвал толчки, которые были далеки от того, чтобы утихнуть. Под поверхностью спокойствия и послушания в государстве и обществе кипело глубокое негодование, которое уже давало ему повод для беспокойства.
  
  Итак, если его реакция на Гражданскую войну в Испании была подходящей, то вся политическая и социальная ситуация в СССР за последние несколько лет была пороховой коробкой. Сталин был близок к тому, чтобы сказать это в послании, которое он и Жданов отправили с Черного моря Кагановичу и Молотову 25 сентября 1936 года:8
  
  
  Мы считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначить ком[раде] Ежова народным комиссаром внутренних дел. Ягода явно показал, что не справляется с задачей разоблачения троцкистско–зиновьевского блока. ОГПУ отстает в этом вопросе на четыре года.
  
  
  Зажигая спичку, Сталин необязательно имел заранее определенный план не больше, чем у него был план экономических преобразований в начале 1928 года. Хотя категории жертв накладывались друг на друга, не было никакой неизбежности в том, что он решил действовать против них всех за этот небольшой промежуток времени. Но пороховая бочка валялась где-то на виду. Это должно было быть зажжено, и Сталин, соблюдая все категории одну за другой, применил пламя.
  
  Бывший союзник Троцкого Георгий Пятаков был арестован до продвижения Ежова по службе. Пятаков эффективно работал заместителем Орджоникидзе в Народном комиссариате тяжелой промышленности. Орджоникидзе в дискуссиях после декабрьского пленума Центрального комитета 1936 года отказался верить выдвинутым против него обвинениям в терроризме и шпионаже. Это была битва, которую Сталин должен был выиграть, если он хотел продолжить свою кампанию репрессий. На Пятакова оказывалось психологическое давление, чтобы заставить признаться в изменнических связях с контрреволюционными группами. Он раскололся. Вывели на интервью Орджоникидзе в присутствии Сталина подтвердил свои показания НКВД. В конце января 1937 года состоялся второй большой показательный процесс. Пятакова, Сокольникова, Радека и Серебрякова обвинили в том, что они возглавляли антисоветский троцкистский центр. Расхождения в доказательствах были значительными, но суд не дрогнул, приговорив Пятакова и Серебрякова к смертной казни, в то же время назначив длительные сроки заключения Радеку и Сокольникову. Тем временем брат Орджоникидзе был расстрелян по указанию Сталина. Сам Орджоникидзе не выдержал: 18 февраля 1937 года после ожесточенной перепалки со Сталиным он ушел в свою квартиру и застрелился. В Политбюро больше не было никого, кто хотел бы противостоять Сталину и остановить механизм репрессий.9
  
  Самоубийство Орджоникидзе произошло в ходе пленума Центрального комитета, который продолжался до марта 1937 года. Сталин, не прикрываясь Ежовым, утверждал, что троцкистско–зиновьевский блок создал агентство по шпионажу, саботажу и терроризму, работающее на немецкие разведывательные службы.10 Ежов повторил, что троцкисты, зиновьевцы и правые действовали в единой организации, и Сталин с согласия пленума поручил ему провести тщательное расследование.11 Сталин также угрожал тем, кто занимал посты в партии. Он стремился разрушить систему клиентуры, которая препятствовала функционированию вертикальной административной иерархии:12
  
  
  Что это значит, если вы берете с собой целую группу приятелей? Это означает, что вы приобрели определенную независимость от местных организаций и, если хотите, определенную независимость от Центрального комитета. У него есть своя группа, и у меня есть своя группа, и они лично преданы мне.
  
  
  Звонил тревожный звонок для чистки партии и полиции. Бухарин был арестован 27 февраля, Ягода - 29 марта. Тем временем массовые исключения из партии продолжались вплоть до лета. Маршал Тухачевский был арестован 27 мая вместе с большинством членов Верховного командования. Вооруженные силы были добавлены к партии и полиции в качестве подозрительных институтов. Тухачевский был застрелен 11 июня; он подписал признание окровавленной рукой после ужасного избиения.
  
  В СССР вырубали высокие маки. 23 июня был созван очередной пленум Центрального комитета. Ежов доложил о своих расследованиях. Бесстыдно фабрикуя доказательства, он сообщил, что был раскрыт Центр центров, объединяющий правых, меньшевиков, социалистов-революционеров, Красную Армию, НКВД, зиновьевцев, троцкистов и провинциальных партийных лидеров. Это был предполагаемый заговор самого грандиозного масштаба. Говорили, что не только антибольшевики и бывшие большевистские оппозиционеры, но и нынешние партийные лидеры готовили заговор с целью свержения Сталина и его товарищей; и Ежов подразумевал, что только его собственная бдительность предотвратила переворот.13
  
  Сталин хитро руководил процессом. Он снова ухитрился спрятаться за инициативами Ежова и сделать вид, что сам он не имеет никакого отношения к планированию репрессий. Но поскольку против членов Центрального комитета предпринимались шаги, для него было невозможно ничего не говорить; и в любом случае его легко выводила из себя открытая критика арестов. На июньском 1937 году пленуме Центрального комитета Г. Н. Каминский, народный комиссар здравоохранения, возразил: ‘Таким образом, мы уничтожаем всю партию’. Сталин рявкнул в ответ: "А вы случайно не дружите с этими врагами!"’Камински занял принципиальную позицию и придерживался ее: ‘Они абсолютно не мои друзья."Сталин ответил ему: "Что ж, в таком случае это означает, что ты ягода того же поля, что и они".14 Другим храбрым человеком был Осип Пятницкий, ведущий советский функционер в Коминтерне, который яростно выступал против предложения казнить Бухарина и обвинял НКВД в фабрикации своих дел. Сталин приостановил разбирательство и собрал Политбюро, чтобы обсудить вспышку гнева. Ворошилов и Молотов отправились к Пятницкому, чтобы убедить его взять свои слова обратно. Пятницкий отказался. Когда Центральный комитет вновь собрался, Ежов осудил Пятницкого как бывшего агента Охранки, и дни Пятницкого были сочтены. Сталин завершил пленум 29 июня. Он сокрушил всю оппозицию и призвал Центральный комитет исключить из своих рядов тридцать пять действительных членов и кандидатов в члены. Потрясенный Центральный комитет проголосовал "За".15
  
  Получив обеспокоенное одобрение Центрального комитета, Политбюро 2 июля приняло постановление о проведении окончательной чистки от ‘антисоветских элементов’. Не только предполагаемое руководство (полностью вымышленное) Центр центров должен был быть ликвидирован, но даже целые социальные категории должны были быть уничтожены.16 Это коснулось бы бывших кулаков, меньшевиков, эсеров, священников, большевистских оппозиционеров, членов нерусских партий, солдат Белой армии и освобожденных обычных преступников. Приказ № 00447 был составлен Сталиным и Ежовым и санкционирован Политбюро 31 июля. Кампания должна была начаться 5 августа, и Сталин дал понять о своем намерении контролировать ее, отказавшись от своего обычного отпуска на Черном море. Ежов, часто консультируясь с ним, установил общесоюзную квоту для осужденных. С продуманной точностью он определил, что должно быть арестовано 268 950 человек. Процедуры включали бы судебный фарс; жертвы должны были предстать перед революционными тройками партии и полиции и, без права защиты или апелляции, быть признаны виновными. Также было точно указано, сколько человек должно быть отправлено на принудительные работы: 193 000 человек. Остальные, 75 950, должны были быть казнены.
  
  Тот факт, что он приказал убить почти троих из каждых десяти человек, арестованных по приказу № 00447, опровергает предположение о том, что массовые чистки Сталина в середине 1937 года были мотивированы главным образом стремлением к рабскому труду.17 Несомненно, предприятия НКВД нуждались в такой рабочей силе для выполнения своих задач по строительству, добыче полезных ископаемых и производству. Но Большой террор, хотя и преследовал экономическую цель, систематически расточал человеческие ресурсы. Массовые убийства демонстрируют, что интересы безопасности были на переднем крае мышления Сталина.
  
  25 июля 1937 года он и Ежов также издали Приказ № 00439, который распространил сеть террора на еще одну категорию людей. Немецкие граждане и советские граждане немецкой национальности подлежали аресту. В приказе не была указана квота: НКВД было поручено просто продолжить операцию по собственной инициативе. Фактически 55 000 человек получили карательные приговоры, и они включали 42 000 расстрелов.18 Сталин решил, что некоторые типы иностранцев были для него так же опасны, как кулаки и другие ‘антисоветские элементы’. Он не ограничился проживанием немцев в СССР. После них пришли поляки, бывшие эмигранты из китайского города Харбин, латыши и несколько других народов. ‘Национальные операции’ такого рода продолжались до конца 1937 года и весь 1938 год.
  
  Вывод напрашивается сам собой. Сталин решил разобраться с объектами своих забот о безопасности в результате продолжительной серии массовых арестов и убийств НКВД. Периодически вносились дополнения в квоты, установленные для операции против ‘антисоветских элементов’, и в список национальностей, отмеченных как враждебные. Лидеры в провинциях не были обескуражены обращением за разрешением увеличить число жертв, подлежащих аресту. Сталин писал телеграммы, поощряя энтузиазм убийц. Не сохранилось ни одного документа, свидетельствующего о том, что он пошел другим путем и пытался остановить поток арестов, пыток, и убийство. Когда Красноярский региональный комитет партии написал ему о пожаре на зернохранилище, он просто ответил: ‘Судите виновных в ускоренном порядке. Приговорите их к смерти".19 местным лидерам не было предписания проявлять осторожность в репрессиях против ‘правильных’ людей. Он всегда делал упор на то, чтобы заставить своих подчиненных с рвением осуществлять Большой террор. От персонала партии, правительства и всех других учреждений были отрезаны толстые кровавые куски. Прошел слух, что единственный способ спасти свою жизнь, если это вообще возможно, - это с готовностью выполнять приказы о репрессиях.
  
  Даже Кагановичу пришлось отстаивать свою правоту перед ним, когда Сталин возразил против его прошлой связи с ‘врагом народа’ маршалом Ионой Якиром. Каганович набрался смелости указать, что именно Сталин рекомендовал ему Якира десять лет назад.20 Никите Хрущеву, секретарю Московского комитета партии, угрожали аналогичным образом, когда Сталин обвинил его в том, что он поляк. В то время, когда польских коммунистов-эмигрантов в Москве регулярно расстреливали, Хрущев, по понятным причинам, стремился доказать, что он настоящий русский.21
  
  Участие Сталина оставалось прямым и глубоким, когда его посланцы отправились в главные центры, чтобы руководить увольнениями и арестами местных лидеров. Одним из этих посланцев был член Политбюро Андреев, раскаявшийся член рабочей оппозиции, чье прошлое требовало беспрекословного выполнения приказов. Он побывал в таких городах, как Челябинск, Краснодар, Самара, Саратов, Свердловск и Воронеж, а также в таких советских республиках, как Белоруссия, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан.22 Андреев быстро решил, кого арестовать и кем их заменить. Но он проконсультировался со Сталиным, прежде чем приступить к осуществлению своих планов. Из Сталинабада в Таджикистане он сообщил, что ‘враги работали здесь в основном и чувствовали себя при этом довольно свободно’. Сталин телеграфировал в ответ 3 октября 1937 года:23
  
  
  Мы санкционируем Протопопова как первого секретаря [партии], Искандерова как второго, Курбанова как главного [летчика] Совнаркома, Шагодаева как главного [летчика] Центрального исполнительного комитета.
  
  Эшор и Фролов должны быть арестованы. Вам нужно уехать вовремя, чтобы вернуться сюда, в Москву, на пленум Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии 10 октября.
  
  Пусть Бельский через несколько дней отправится в Туркмению, чтобы провести чистку. Он получит инструкции от Ежова.
  
  
  Андреев, Маленков, Жданов и другие совершили поездку по различным регионам, проводя политику своего хозяина.
  
  Хотя было физически невозможно подтвердить каждую операцию, проведенную в конкретных населенных пунктах, Сталину все же удалось изучить 383 "альбома" предполагаемых жертв, переданных ему Ежовым во время Большого террора. Только в этих альбомах содержались имена около 44 000 человек. Чем выше статус жертвы, тем более вероятно, что Ежов запросит подпись Сталина, прежде чем продолжить. От Сталина, занятого человека, ожидалось, что он будет просматривать списки и отмечать галочкой рекомендуемые предложения всякий раз, когда он замечал знакомое ему имя и имел предпочтения в отношении того, что следует сделать. Он делал это со своим обычным усердием; нет никаких признаков того, что он возражал против того, чтобы делать что-то в ‘альбомной манере’. Он также все время привязывал остальных членов Политбюро к процессу. У Молотова, Кагановича, Ворошилова и других спрашивали их одобрения, и они часто добавляли к своим именам свои риторические обороты. ‘Дайте собаке собачью смерть!’ было одним из штрихов Молотова. Сталин все еще избегал брать на себя исключительную ответственность. Очевидно, у него сохранилось остаточное беспокойство о том, что ему не сойдут с рук те безобразия, которые он организовывал. Вынудив своих товарищей попустительствовать этим мерам, он хотел, чтобы они продолжали формальное соучастие.
  
  Тот факт, что Сталин избрал мишенью миллионы людей, которые не нарушили ни одного закона, имел оперативные последствия. То же самое касалось и его решимости провести чистку во всех государственных учреждениях. В этой ситуации было крайне важно получить согласие и сотрудничество от должностных лиц партии, правительства и полиции, которые в противном случае могли бы сорвать процесс — и, как выяснилось, многие из них были обречены заплатить за свое согласие собственной жизнью. Предположительно, именно по этой причине Сталину было необходимо, чтобы судебные процессы, какими бы ложными и краткими они ни были, состоялись. Не только это: он чувствовал себя обязанным получить доказательства преступления. Каким-то образом он должен был продемонстрировать выжившим во время Большого террора, включая людей, которых он вывел из безвестности, что ужасное государственное насилие было оправдано. Уместно сравнение с нацистской Германией. Когда немецкие службы безопасности устраивали облавы на евреев, цыган, гомосексуалистов и умственно отсталых, не было никакого секрета в антагонизме режима по отношению к ним. Гитлер хранил молчание о масштабах арестов и судьбе тех, кто был арестован; но эта застенчивость была направлена на то, чтобы избежать ненужной оппозиции среди граждан рейха: ему не было необходимости, поскольку он видел вещи, притворяться, что жертвы были шпионами или диверсантами. Их арестовали именно потому, что они были евреями, цыганами, гомосексуалистами или умственно неполноценными.
  
  Такой подход не подходил для Сталина. Кулакам, священникам, меньшевикам, немцам, харбинцам и троцкистам не хватало народного антагонизма по отношению к ним, который Гитлер разжигал против своих жертв. Нужно было показать, что они представляют собой злокачественное присутствие в респектабельном, лояльном советском обществе. Сталин управлял государством террора. Тем не менее, даже для него существовало требование сохранять доверие должностных лиц, чьи жизни он сохранил. Не имело большого значения, что его дело против жертв было изначально неправдоподобным. Имело значение то, что Стенографисты могли бы записать, что, насколько это касалось государства, был проведен надлежащий юридический процесс. Возможно, в этом был личный подтекст. Для Сталина было характерно видеть мир в черно-белых тонах. Промежуточных цветов для него не существовало, и он безоговорочно верил, что те люди, которым, как он чувствовал, он не мог доверять, действительно активно и заговорщически работали против него и его политики. Следовательно, по психологическим причинам он тоже требовал, чтобы можно было доказать, что его жертвы поступали неправильно; и поскольку у НКВД не было материальных доказательств, единственным вариантом было заставить предполагаемых шпионов и диверсантов признать свою вину. Интересы государства сошлись воедино с извращенными целями неуравновешенного лидера.
  
  Якобы он действовал так, потому что ему были представлены доказательства того, что НКВД разоблачил ‘врагов народа’ — империалистических агентов, подрывников и контрреволюционеров. Сталин был настолько подозрителен, что, вероятно, убедил себя в том, что многие из тех, кого он приговорил к Гулагу или расстрелу, действительно были виновны в подобных преступлениях против государства. Ближе всего к тому, что он стал свидетелем результата своего варварства, он подошел, когда устроил конфронтацию между каким-то сломленным лидером, готовым ‘признаться’, и каким-то другим лидером, на которого доносили, но который еще не был арестован. Во время конфронтации с Куликовым в декабре 1936 года Бухарин был подобен бабочке, увидевшей иглу, готовую пригвоздить его к доске.
  
  И все же, хотя Сталин, по-видимому, получал удовлетворение от таких столкновений, он организовывал их только в период, когда ему все еще требовалась санкция его товарищей по Политбюро для вынесения конкретных приговоров. После начала 1937 года он отказался от них, поскольку в них больше не было необходимости. На протяжении последних месяцев 1937 года чистки продолжались. Они затронули как центральных, так и местных функционеров, а также ‘обычных’ людей. Были объявлены награды героическим палачам в НКВД. Имя Ежова стало вторым после имени Сталина в официальном рейтинге. 16 декабря настала очередь Абеля Енукидзе и других обвиняемых предстать перед Военной коллегией как шпионов, буржуазных националистов и террористов. Это было сделано тайно и в срочном порядке. Все они были расстреляны.24
  
  В марте 1938 года настала очередь Бухарина. Вместе с ним на скамье подсудимых оказались еще трое, входивших в Центральный комитет партии во времена Ленина: Алексей Рыков, Николай Крестинский и Кристиан Раковский. Ягода также был обвиняемым, как и несколько фигур помельче. Третий большой показательный процесс был организован теми ведущими фигурами в НКВД, которые еще не пережили Большой террор. Обвинения были такими же странными, как и раньше. В частности, утверждалось, что Бухарин в 1918 году готовил заговор с целью убийства Ленина и Сталина и захвата власти. Он парировал это конкретное обвинение, принимая политические ответственность за антисталинские заговоры, предположительно существовавшие в конце 1930-х годов. Крестинский был менее сговорчив. При своей первой явке в суд он отказался от своих тюремных показаний. На следующий день, выглядя еще более изможденным, он вернулся к показаниям, согласованным с его похитителями. Почти все обвиняемые были жестоко избиты. Бухарин был избавлен от этого, но был явно сломленным человеком. Из своей тюремной камеры он написал записку Сталину: ‘Коба, почему тебе нужна моя смерть?’ Но Сталин хотел крови. Постоянно консультируясь с главным обвинителем Андреем Вышинским и Василием Ульрихом в конце рабочего дня суда, он распорядился, чтобы мировая пресса была убеждена в правдивости признаний до вынесения приговоров.25 Многие западные журналисты действительно были обмануты. 13 марта был объявлен приговор: почти все подсудимые должны были быть расстреляны.
  
  Два дня спустя Сталин одобрил дальнейшую операцию по чистке ‘антисоветских элементов’. На этот раз он хотел, чтобы по всему СССР было арестовано 57 200 человек. Из них, как договорились он и Ежов, полностью 48 000 должны были быть быстро судимы тройками и казнены. Ежов, к тому времени уже имевший опыт руководства подобными операциями, относился к своим обязанностям с энтузиазмом. Весной, летом и осенью 1938 года кровавая бойня продолжалась, поскольку мясорубка НКВД выполняла свою ужасную задачу от имени Сталина. Положив руку Ежова на рычаги управления и приказав ему запустить машину, Сталин мог поддерживать ее в рабочем состоянии столько, сколько ему было удобно.
  
  Сталин никогда не видел подвалов Лубянки. Он даже мельком не видел мясорубку операций. Ежов просил и получал огромные ресурсы для своей работы. Для ее завершения ему требовалось нечто большее, чем его исполнительные чиновники в НКВД. Большой террор требовал стенографисток, охранников, палачей, уборщиц, мучителей, клерков, железнодорожников, водителей грузовиков и осведомителей. Грузовики с надписью "Мясо’ или ‘Овощи’ вывозили жертв в сельские районы, такие как подмосковное Бутово, где были подготовлены поля смерти. Поезда, часто проезжавшие через города ночью, перевозили заключенных Гулага на Крайний Север России, в Сибирь или в Казахстан в вагонах, предназначенных для перевозки крупного рогатого скота. Несчастных в пути плохо кормили и поили, а климат — ужасно холодный зимой и чудовищно жаркий летом — усугублял мучения. Сталин сказал, что не хочет, чтобы заключенным НКВД предоставлялось лечение в домах отдыха. Скромных удобств, которые были доступны ему в Новой Уде, Нарыме, Сольвычегодске или даже Курейке, систематически лишали. По прибытии в трудовые лагеря их постоянно держали голодными. Диетологи Ежова выработали для них минимальный рацион калорий для выполнения тяжелой работы на лесозаготовках, добыче золота или строительстве зданий; но коррупция в Гулаге была настолько повсеместной, что заключенные редко получали полный паек — и Сталин не предпринимал никаких зарегистрированных попыток выяснить, какие условия были для них на самом деле.
  
  Хаос Большого террора был таким, что, несмотря на настойчивые требования Сталина о том, чтобы каждая жертва подвергалась официальному разбирательству тройки, количество арестов и казней точно установлено не было. Хаос исключал такую точность. Но все записи, какими бы разными они ни были в деталях, указывают в одном и том же общем направлении. В общей сложности, по-видимому, в 1937-198 годах НКВД арестовало примерно полтора миллиона человек. В конечном итоге было освобождено только около двухсот тысяч. Попасть в пасть НКВД обычно означало столкнуться с ужасным приговором. Тройки усердно работали над своей ужасающей задачей. Сложилось впечатление — или ему позволили сложиться, — что Сталин использовал почти всех арестованных в качестве подневольных работников в Гулаге. На самом деле НКВД получил инструкции доставлять около половины своих жертв не в новые лагеря в Сибири или на севере России, а в места расстрелов за пределами большинства городов. Примерно три четверти миллиона человек погибли под градом пуль за этот короткий двухлетний период. У Большого террора была своя ужасающая логика.
  
  
  32. КУЛЬТ БЕЗЛИЧНОСТИ
  
  
  Культ Ленина блестел, как масляная пленка над темным океаном советской действительности в конце 1930-х годов. Сталин всегда руководил его обрядами. Именно он организовал выставление тела советского лидера в Мавзолее. Он организовал публикацию мемуаров Ленина и помог создать Институт Ленина. Он поклялся в вечной верности идеям и практике Ленина. Во время Новой экономической политики он утверждал, что является простым учеником великого человека.
  
  ‘Биография’ помощника Ленина Ивана Товстухи в 1927 году на самом деле была просто перечнем его арестов, мест ссылки, основных публикаций и официальных должностей. Хотя в нем упоминалась поддержка Сталиным Ленина против Каменева и Зиновьева в октябре 1917 года, не было упоминания о последующих фракционных кампаниях, и он был указан просто как "один из секретарей Центрального комитета партии с 1922 года": его полный титул Генерального секретаря был опущен.1 С приходом Сталина к политическому господству в конце 1920-х годов все это начало меняться. После того, как Бухарин и правый уклон потерпели поражение, он требовал признания не только как партийный администратор. 21 декабря 1929 года (предполагаемый) пятидесятилетний юбилей Сталина был отмечен под фанфары государственной церемонии.2 Даже если он был застенчив (и на самом деле он опасался выставить себя на посмешище, допуская чрезмерную похвалу),3 политический эгоизм диктовал необходимость признания в средствах массовой информации в период, когда лидеры оппозиции выступали с резкой критикой. Сталин стремился к своему собственному личному культу.
  
  Он продолжал выражать восхищение своим предшественником. Хотя он позволял другим использовать термин ‘марксизм–ленинизм–сталинизм’, сам он избегал его. Сталин даже отказался санкционировать полное издание своего собрания сочинений (в то время как Троцкий уже опубликовал двадцать один том своих сочинений, прежде чем впал в немилость). Выступая на крупной московской конференции по пропаганде в 1938 году, он осудил попытки поставить его на один уровень с Лениным как партийного теоретика. Его Основы ленинизма, настаивал Сталин, были всего лишь работой по толкованию. Оригинальность мысли принадлежала Ленину, и именно поэтому имело смысл говорить о марксизме–ленинизме, а не только о марксизме. Но учителя не следует путать с учеником.4
  
  Тем не менее он часто позволял своему сиянию затмевать ореол, окружавший его предшественника. Сравнения двух людей начали проводиться за счет Ленина. Историк партии Емельян Ярославский высказал мнение, что Сталин был более решительным из двух лидеров и что причина заключалась в чрезмерном количестве лет, проведенных Лениным в эмиграции.5 Но обычно принижение статуса Ленина производилось визуальным способом, а не в текстах. В день Нового 1931 года в "Правде" на первой странице был помещен портрет Сталина в линию, а Ленин фигурировал в ней только как имя, напечатанное на баннере.6 Похожее изображение использовалось для подчеркивания величия Сталина в "анналах советского коммунизма" в день Нового 1937 года.7 Линейным рисункам по-прежнему предпочитали карикатуры. Правда всегда избегала публиковать юмористические репортажи о партийных лидерах. (Иностранные политики-антикоммунисты, однако, считались честной добычей.) Эта традиция сохранялась на протяжении 1930-х годов. Никакому легкомыслию не позволялось ущемлять достоинство Сталина; и всякий раз, когда его изображение появлялось в советских газетах, это происходило в контекстах, подтверждающих его высший статус. Заказанные фотографии должны были создавать впечатление о вдохновляющем гении, обладающем решимостью и мудростью изменить облик государства и общества в СССР, и редакторы и цензоры тщательно соблюдали их.
  
  Фотографии часто носили с собой. Среди самых известных была фотография, на которой он подхватил на руки маленькую Гелю Маркизову, когда она подарила ему букет.8 Ее яркое улыбающееся лицо украшало многие книги в последующие годы. Мало кто из читателей знал, что ее родители погибли во время Большого террора вскоре после ее знаменательного дня. Но Сталин получил то, что хотел. Он смог представить себя как самого теплого друга для всех детей в стране.
  
  Он стремился отождествлять себя с молодежью в целом. Правда опубликовала множество фотографий, на которых он приветствует героев труда, науки или исследования. Проницательно, что он не всегда монополизировал публичность. Типичная первая полоса газет отводила почетное место молодым героям момента: шахтерам-стахановцам или рабочим-металлистам, дояркам-рекордсменкам, исследователям географии или авиаторам дальнего плавания. Гражданам предлагалось поверить, что государство, возглавляемое Сталиным, имело динамичную ориентацию на науку, образование, меритократию и патриотизм. Сталин особенно привлекал авиаторов. Когда о его встречах с людям с выдающимися достижениями, советским летчикам уделялось больше места, чем любой другой категории людей. Он любил встречаться с ними: "Вы знаете, что я буду сражаться как тигр, чтобы никто не мог обидеть наших летчиков!";9 и они, по понятным причинам, были довольны его вниманием и медалями, которые они получили от него.10 появилась книга, посвященная празднованию, он поделился аплодисментами с советскими гражданами, выходящими за рамки ближайшего круга влиятельных политических лидеров, он укрепил свой имидж скромного человека из народа. Для Сталина преимущество авиаторов и исследователей заключалось в том, что они действовали вдали от общественного внимания. Напротив, промышленные менеджеры и партийные боссы были широко непопулярны, и действительно, Сталин регулярно критиковал их всякий раз, когда (его собственная) политика вызывала недовольство. Провинившиеся подчиненные служили громоотводом, который переносил политический ущерб на других.
  
  Сталин также стремился ассоциировать себя с руководителями официальных организаций и предприятий на более низких уровнях советского государства. Арестовывая множество старших должностных лиц в 1930-х годах, он обращался с воззваниями к тем, кто помоложе, кто занял их место. Долгое время представлявший себя практиком , он заявил на кремлевском приеме для функционеров металлургической и угледобывающей промышленности 30 октября 1937 года:11
  
  
  Я собираюсь предложить несколько своеобразный и нетрадиционный тост. По нашему обычаю, мы поднимаем тост за здоровье [кремлевских] лидеров, вождей, начальников и народных комиссаров. Это, конечно, неплохо. Но помимо крупных лидеров существуют также лидеры среднего и мелкого масштаба. У нас их десятки тысяч, этих лидеров — как мелких, так и средних. Они скромные люди. Они не выпячивают себя и практически незаметны. Но с нашей стороны было бы слепотой не замечать их. Ибо от этих людей зависит судьба производства во всей нашей народной экономике.
  
  
  Он тонко подбирал слова, чтобы не принижать себя до уровня своей аудитории. Он не оставлял сомнений в том, что был одним из ‘больших лидеров’, а культ Вождя подтверждал, что он был крупнейшим из них. Эта смесь самоутверждения и скромности завоевала друзей и оказала влияние на кремлевскую элиту, партию и народ.
  
  Сталину нравилось, когда видели, что он ограничивает культовую феерию. Поклонение должно было быть бурным, но не абсолютно нелепым по своей масштабности. Он часто делал выговор своим подчиненным, если они, не в силах угадать его мнение, переходили границы лести. Его разозлила попытка опубликовать его статьи за годы, предшествовавшие Первой мировой войне. Сталин написал Кагановичу, Ежову и Молотову в августе 1936 года, когда он был в отпуске на берегу Черного моря, прося их помощи в предотвращении публикации.12 (Очевидно, он мог отдать прямой приказ, и ему немедленно подчинились бы; но Сталин также хотел произвести впечатление на Политбюро, что он остается членом политической команды.) Он продолжал язвительно комментировать то, что о нем писали. Сталин воскликнул одному из своих врачей, М. Г. Шнейдоровичу, по поводу неточностей в советских газетах: ‘Послушайте, вы умный человек, доктор, и вы должны понимать: в них нет ни слова правды!"Врач начинал чувствовать, что пользуется доверием Лидера, пока Сталин не добавил, что врачи были такими же ненадежными, как журналисты, — и у врачей были средства и возможность отравить его!13
  
  Берия, тем не менее, мог опубликовать историю организаций большевистской партии в Закавказье. Это получило санкцию Сталина. Книга Берии опровергла общепринятое мнение о том, что только марксисты Санкт-Петербурга или эмиграции оказали решающее влияние на судьбу партии. Хотя содержание было в основном историческим вымыслом, тема исторического значения пограничных земель привлекла к себе внимание с запозданием. (Однако Берия не был подлинным автором: он заказал и присвоил текст, а затем расстрелял авторов.) Главный кавказский соперник Берии, Нестор Лакоба подготовил отчет о жизни Сталина на побережье Черного моря на рубеже веков.14 Также появилось несколько мемуаров о Сталине в сибирской ссылке.15 Однако было мало подробностей об эпизодах его возвышения в Российской социал-демократической рабочей партии перед Великой войной и обстоятельствах его кооптации в Центральный комитет в 1912 году. Многое оставалось скрытым, и Сталин сохранял это таким образом. Тайна служила его цели: люди, естественно, были бы склонны предполагать, что он был более важен, чем это было на самом деле. Он расширил пространство для этого, удалив своих врагов из истории большевизма. Постепенно те другие большевики, которые были близки к Ленину до Октябрьской революции, были исключены из учебников — и в большинстве случаев они были физически ликвидированы.
  
  Грандиозное признание продолжало расти. На Шестнадцатом съезде партии в июне 1930 года Сталина приветствовали ‘бурными, продолжительными аплодисментами, перешедшими в продолжительную овацию’. Конгресс поднялся на ноги с криками ‘Ура!’ То же самое произошло на Семнадцатом съезде партии в январе 1934 года, когда раздались оглушительные овации и крики ‘Да здравствует наш Сталин!’ К Восемнадцатому съезду партии в марте 1939 года, после Большого террора, даже это было сочтено недостаточным. Организаторы съезда организовали скандирование ‘Ура нашему вождю, учителю и другу товарищу Сталину!’
  
  Биографии Сталина появлялись густо и быстро. Книга французского писателя Анри Барбюса "Жизнь генерального секретаря" 1935 года была переведена на русский язык и поступила в продажу в СССР.16 Именно Барбюс ввел в оборот фразу: ‘Сталин - это Ленин сегодняшнего дня’. Но даже Барбюс не вполне нравился Сталину. Именно это неудовольствие привело его в 1938 году к тому, что Центральный комитет поручил "Сталин: биография" , в которой рассказывалось о его жизни от рождения в маленьком городке Гори до наших дней. Было подтверждено его огромное значение в большевистской теории и практике. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): краткий курс появился в том же году и охватывал периоды истории коммунистической партии вплоть до конца 1930-х годов. В течение многих лет существовали конкурирующие версии истории советского коммунизма. Некоторые из них получили одобрение Центрального комитета, а их авторы — Николай Попов, Емельян Ярославский и Андрей Бубнов — получили крупные авторские гонорары. И все же потребовалось единственное официальное заявление, когда непоколебимая ортодоксальность была вопросом жизни и смерти. Для подготовки такой работы была собрана команда авторов под руководством В. Г. Кнорина, Ю. М. Ярославского и П. Н. Поспелова.
  
  Сталин тоже работал над ней за кулисами; он не только написал главу в Кратком курсе, но и пять раз редактировал весь текст книги.17 Была прослежена линия законной преемственности от Маркса и Энгельса через Ленина к Сталину. Тенденциозность и лживость были отличительными чертами книги. По каждому пункту, по которому возникали споры среди революционеров-марксистов, высказывалось предположение, что доступно только одно подлинное выражение марксизма и что Ленин и его последователь Сталин последовательно принимали его. История советского коммунизма трактовалась в манихейских терминах. Были силы справедливости, возглавляемые ленинизмом, и силы обмана и предательства при антибольшевистских партиях — социалистах-революционерах, меньшевиках, анархистах и националистах всех типов, — а впоследствии и большевистские группировки, враждебные Сталину. В кратком курсе осуждались ‘троцкисты, бухаринцы, националистические уклонисты и другие антиленинские группы’. Ленин ни разу не допустил ошибки в доктрине или стратегии. По счастливой случайности ему наследовал человек, столь же непогрешимый, как и сам Сталин.
  
  К двум ведущим персонажам Краткого курса относились по-разному. Обычно предполагается, что книга позволила Сталину вытеснить Ленина в мифологии советского коммунизма.18 Это неправда. Несмотря на создание собственного культа, он все еще считал полезным признавать превосходство Ленина.19 Это было очевидно при рассмотрении ранней истории партии. В то время как официальная биография уделяла внимание карьере Сталина как молодого революционера, его имя почти не появлялось в начальных главах Краткого курса .20 Во всей книге было сорок девять цитат из работ Ленина, но только одиннадцать из них были сделаны Сталиным. Очевидно, Сталин все еще ощущал постоянную потребность укрыться мантией памяти о Ленине.21 Отношение к Октябрьской революции примечательно в этом отношении. На страницах книги, посвященных захвату власти, избегалось какое-либо упоминание о Сталине.22 (Последующие поколения историков пропустили это; действительно, возникает вопрос, удосужились ли они прочитать Краткий курс .) Дело в том, что Сталин в конце 1930-х годов, несмотря на доминирование на советской политической сцене, счел желательным установить некоторые ограничения для поклонения собственному величию. Даже Лидеру приходилось соблюдать осторожность.
  
  Более того, в работах о Сталине было мало такого, что создавало бы о нем яркое впечатление. Обычно официальные восхваления приписываются ‘культу личности’, поскольку именно этот термин использовал Никита Хрущев ëv, когда он посмертно осудил Сталина в 1956 году. Более точным переводом с русского было бы ‘культ личности’. Таким образом, в биографии 1938 года излагались мельчайшие подробности первой половины жизни Сталина, прежде чем перейти к перечислению его действий на уровне политики. Семье, школе и родному городу его детства уделялось мало внимания. Описания его карьеры в подпольных большевистских комитетах перед Великой войной не поощрялись; даже его карьера во время Октябрьской революции, Гражданской войны, НЭПА и пятилетних планов почти не освещалась ни в биографии, ни в Краткий курс . Он пресекал все исторические и литературные попытки объяснить, как он пришел к тому, что он думал, или сделал то, что он делал до наступления своего деспотизма. Вместо этого он стремился заставить писателей, художников и кинематографистов представить его как воплощение партии, а не как заслуживающего доверия действующего лица в истории. Несмотря на повышенное внимание государственных средств массовой информации к Сталину, в общественное достояние было допущено крайне мало сведений о его происхождении, образовании, убеждениях, поведении или расчетах.
  
  Его личная жизнь тоже оставалась особенно уединенной. До 1932 года в газетах никогда не упоминалось, что он был женатым человеком. Когда он появился на вершине Мавзолея Ленина, его сопровождали исключительно коллеги-ведущие политики. В Правде было сделано лишь краткое сообщение о смерти Нади.23 Такое же отношение было и к матери Сталина. В Правде были опубликованы короткие статьи о его визите к ней в 1935 году, незадолго до ее смерти, также сообщалось о ее похоронах.24 В остальном его личная жизнь тщательно охранялась. Существовало несколько исключений. В 1939 году В. Камински и И. Верещагин опубликовали серию статей о ранней жизни Сталина, в которые вошли краткие воспоминания некоторых его школьных друзей и документы, касающиеся его образования.25 Также появились некоторые личные документы о периодах ареста и тюремного заключения Сталина.26
  
  Продолжающийся аскетизм культа Сталина требует комментариев. Одна из возможностей заключается в том, что он осознал, что большинство аспектов его прошлой и настоящей жизни вряд ли могли привлечь к нему внимание окружающих — и поэтому он опустил занавес над ними. Это возможно, но маловероятно. Сталин был мастером исторической фальсификации, и простые факты не помешали бы ему придумать полностью вымышленную биографию. Другая возможность заключается в том, что Сталин был просто лишен воображения; и поскольку он, в отличие от Гитлера, у которого был Геббельс, был главным создателем своего культа, это может объяснить ситуацию. Но Сталин был окружен соратниками, которые стремились доказать ему свою полезность. Неправдоподобно, что ему не предлагались альтернативные идеи. Наиболее правдоподобным объяснением является то, что Сталин все еще считал, что жесткая экономия наилучшим образом соответствует культурной атмосфере России, а также настроениям мирового коммунистического движения. После Семнадцатого съезда партии в 1934 году его перестали называть Генеральным секретарем, а вместо этого назначили секретарем Центрального комитета партии. Более того, до 6 мая 1941 года он решительно отказывался становиться председателем Совнаркома , несмотря на то, что это была работа Ленина. Он даже не мог поддаться искушению создать для себя пост председателя в Политбюро партии. Не был Сталин и главой государства. Эту должность продолжал занимать Михаил Калинин в качестве председателя Центрального исполнительного комитета Съезда Советов. Письма восходящему коммунистическому руководству часто адресовались не Сталину, а Калинину или им обоим.27
  
  Тем не менее, он доминировал в центральной общественной жизни СССР. Люди жили или умирали по его прихоти. Политическая, экономическая, социальная и культурная деятельность была обусловлена его склонностями того времени. Он был искусным руководителем людей и распорядителем делами в советском государстве. Но Сталин всегда был хитер. Он узнал о преимуществах проявления скромности. Лучше, заключил он, позволить думать, что он не жаждал ни власти, ни престижа. Повлиял ли на него его интерес к карьере Августа, первого из римских императоров? Август никогда бы не принял титул короля, несмотря на то, что, очевидно, стал основателем династической монархии.28
  
  Сталин, конечно, хотел преклонения, и культ был экстравагантен в его восхвалении; ограничения, налагаемые им, были прагматически мотивированы. Он понял, что приобрел бы больше поклонников, если бы остановил себя — и было видно, что он остановил себя, — воздержавшись от самых крайних заявлений, выдвигаемых кремлевскими подхалимами. Контроль процесса был для него решающим. Он остерегался опасности позволять людям восхвалять его по собственной инициативе и — каким бы странным это ни казалось — запретил дискуссионным кругам (кружкам ) знакомиться либо с Кратким курсом, либо с его официальной биографией. Причина, которую он привел, заключалась в том, что он не хотел, чтобы гражданам, уставшим после трудового дня, приходилось выходить вечером. В разговоре с ленинградским партийным пропагандистом он приказал: "Пусть у них будет спокойная жизнь!"29 Но это было неискренне. Члены партии должны были ходить на собрания после работы в качестве политической обязанности. Реальной целью Сталина, несомненно, было полное ограничение дебатов. Тексты двух книг сами по себе были довольно простыми и могли быть быстро изучены отдельными лицами, читающими в одиночку. И как только они прочитали и переварили тексты, они могли участвовать в церемониях и фестивалях, которые власти организовывали со скрупулезной тщательностью на улицах, на заводах и в офисах.
  
  Культ, безусловно, имел свои успехи. Семидесятиоднолетняя женщина-текстильщица была приглашена на празднование Октябрьской революции на Красной площади в 1935 году, но из-за близорукости не смогла мельком увидеть Сталина. Столкнувшись с Орджоникидзе, она воскликнула: ‘Послушайте, я скоро умру — неужели я действительно не смогу его увидеть?’ Орджоникидзе сказал ей, что она не собирается умирать, и, когда она шла дальше, подъехала машина, из которой вышел Сталин. Она захлопала в ладоши: ‘Эй! Смотрите, кого я увидела!’ Сталин улыбнулся и скромно сказал: ‘Какая хорошая вещь! Самый обычный человек!’Старуха разрыдалась: ‘Ты наш мудрый, наш великий ... и теперь я увидела тебя… теперь я могу умереть!’ Сталин, подумав на ходу, ответил: ‘Зачем тебе умирать? Позволь другим идти и умирать, пока ты продолжаешь работать!"30
  
  Этот небольшой эпизод показывает, что многие граждане, особенно те, кто испытывал благодарность к властям, испытывали непреодолимое желание почитать его. (Это также указывает на то, что Сталин, даже если ему нравилась такая лесть, отреагировал довольно резко: его главной заботой было уговорить старую женщину продолжать трудиться годами после достижения пенсионного возраста!) Более того, люди были гораздо более склонны к поклонению ему, когда находились в толпе, на которую влияла официально созданная атмосфера. Не только неискушенные граждане, но и многие политики и интеллектуалы испытывали внутреннюю потребность превозносить его. Они считали себя благословенными, даже если встречались с ним лишь мельком. Писатель Корней Чуковский вряд ли был прирожденным сталинистом. Сбитый с толку литературой, которую требовал от авторов Сталин, он занялся написанием сказок для детей. Несмотря на это, в его дневнике 1936 года записано следующее впечатление от конгресса:31
  
  
  Внезапно появились Каганович, Ворошилов, Андреев, Жданов и Сталин. Что, черт возьми, случилось с залом! И ОН замер, несколько усталый, задумчивый и величественный. Чувствовалось огромное привыкание к власти, силе и в то же время что-то женственное и мягкое…
  
  
  То, что Чуковский был очарован ‘грациозной улыбкой’ Сталина, многое говорит о влиянии культа.
  
  И все же успех был не таким большим, как надеялся Сталин. Среди крестьянства, в частности, была повсеместная неприязнь к нему, и многие сельчане считали его — грузина, атеиста, интернационалиста — настоящим Антихристом. К концу 1930-х годов общественное мнение в сельской местности было настолько отчаянным, что многие крестьяне всерьез надеялись на войну с Германией, исходя из предположения, что только военное вторжение свергнет советский коммунизм с власти и откроет возможности для деколлективизации.32 Такая враждебность распространялась не только на сельских жителей. В письме протеста с орфографическими ошибками, отправленном ему и Калинину пятьюдесятью ленинградскими рабочими в марте 1930 года, говорилось:33
  
  
  Ни у кого нет симпатий к советской власти, и вас считают палачами русского народа. Почему мы должны так резко браться за пятилетний план, когда мы стали бедными после такого богатства, какое было у нас в России — давайте просто возьмем пример сахара, который раньше скармливали свиньям, а теперь его нельзя найти даже за деньги, а тем временем наши дети голодают, и им абсолютно нечего дать поесть.
  
  
  Период Первой пятилетки был непосредственно связан со Сталиным в массовом сознании. Он приписывал себе заслугу за промышленную и культурную революцию тех лет. В результате все знали, кто виноват в трудностях.
  
  Насколько широко и глубоко была распространена такая ненависть - вопрос, на который никогда не будет дан удовлетворительного ответа. НКВД регулярно составлял отчеты о общественном мнении, но их язык и направленность оставляли желать лучшего. Органы безопасности были заинтересованы в том, чтобы встревожить Сталина. Их власть и престиж основывались на их способности убедить его, что только их бдительность защищает государство от миллионов внутренних врагов. (Не то чтобы его обычно приходилось долго убеждать.)
  
  И все же, несомненно, многие советские граждане, такие как женщина-текстильщица, любили Лидера. Условия не ухудшились для всех в 1930-е годы. Стали доступны рабочие места, предлагающие повышенную зарплату, жилье и потребительские товары для продвигаемых по службе. Отказ Сталина от принципа равенства в советском строе создал для них привлекательную перспективу. Обычно выходцы из рабочего класса или крестьянства, его бенефициары с трудом могли поверить в свою удачу. Они заменили элиту, которую уничтожали по его приказу. Пропаганда была грубой, но она работала с учетом личный интерес продвигаемых. Они были амбициозными, яркими и послушными молодыми мужчинами и женщинами, которые хотели преуспеть в мире. Школьная система укрепила идею о том, что Сталин вывел СССР на путь всеобщего прогресса. Излишне говорить, что даже у пропагандистов могли быть свои сомнения. Некоторые аспекты в нем и его политике могли нравиться, а другие не одобрялись. Многие люди надеялись, несмотря на все доказательства, что от политики террора в конечном итоге откажутся. Возможно, думали они, Сталин скоро увидит необходимость реформ — и некоторые думали, что насилие прекратится, когда он откажется от советников, которые вводили его в заблуждение.34
  
  Сталин зависел от этого на ïветерана é. Он вряд ли мог заставить прошедшего чистку кулака, священника или партийного оппозиционера полюбить его. Он не мог ожидать, что множество недоедающих, переутомленных фабричных рабочих или колхозников будут петь ему дифирамбы. Но, бесспорно, некоторые из них восхищались им. И, прежде всего, члены нового административного слоя хотели остаться с ним, поскольку он дал им их место под солнцем. Он преобразовал экономику и создал военную мощь. Он был Вождем, Начальником. Велико было имя Сталина в умах бенефициаров сталинского государственного порядка.
  
  
  33. ЖЕСТОКАЯ ОТСРОЧКА ПРИГОВОРА
  
  
  Большой террор внезапно закончился 23 ноября 1938 года. Неофициально это событие было отмечено увольнением Ежова из НКВД и приходом к власти его заместителя Лаврентия Берии. До тех пор не было предпринято никаких серьезных попыток остановить кровавую бойню. Все, кто был рядом со Сталиным, знали, что кампания арестов, пыток и казней пользовалась его активной поддержкой: было опасно выступать за изменение политики, в то время как он, казалось, придерживался определенной цели.
  
  Уже появились признаки того, что некоторые в окружении Сталина хотели остановить механизм террора. Маленков начал покушение на пленуме Центрального комитета партии в январе 1938 года; он сделал это незаметно, выразив сожаление по поводу большого количества ошибок при исключении из партии в предыдущем году.1 Удалось избежать прямой критики арестов и казней. Придерживаясь темы внутрипартийных процедур, Маленков упрекнул местных лидеров в исключении из партии ни в чем не повинных коммунистов. Все знали, что речь шла не только о потере членского билета партии. Изгнанных большевиков неизменно отправляли в ГУЛАГ или расстреливали. Маленков позже утверждал, что оказывал давление на Сталина, чтобы тот прозрел. Если так, то это был бы единственный раз, когда он сделал это. Маленков был креатурой Сталина, и немыслимо, чтобы Сталин не санкционировал инициативу Маленкова; и в любом случае, кроме решения более осторожно обращаться с высылками, механизм террора еще не был приторможен. Тем не менее у Сталина, очевидно, росли сомнения относительно Ежова. Он проявил это типично косвенным образом, когда 21 августа 1938 года Ежову в дополнение к его нынешним обязанностям был передан Народный комиссариат водного транспорта. Это косвенно предупредило его, что у него отберут НКВД, если он не сможет удовлетворить Лидера.
  
  Ежов понимал, в какой опасности он находился, и его распорядок дня стал беспокойным; он знал, что малейшая ошибка может оказаться фатальной. Однако каким-то образом он должен был показать себя Сталину незаменимым. Тем временем ему также пришлось смириться с назначением нового заместителя наркома НКВД, амбициозного Лаврентия Берии, с июля 1938 года. Берия до этого был первым секретарем Коммунистической партии Грузии; его широко боялись на Южном Кавказе как коварного заговорщика против любого соперника — и почти наверняка он отравил одного из они, лидер абхазских коммунистов Нестор Лакоба, в декабре 1936 года. Если бы Ежов оступился, Берия был готов занять его место; действительно, Берия был бы более чем счастлив подставить Ежову подножку. Ежедневное сотрудничество с Берией было похоже на пребывание в мешке с диким зверем. Напряжение, испытываемое Ежовым, становилось невыносимым. Он начал сильно пить и в поисках утешения прибегал к связям на одну ночь с женщинами, с которыми сталкивался; а когда это не удавалось удовлетворить его потребности, он навязывался мужчинам, с которыми сталкивался в офисе или дома. Поскольку он был в состоянии обеспечить свое будущее положение, он начал собирать компрометирующие материалы на самого Сталина.
  
  Трудно представить, как Ежов вообще мог воспользоваться подобными документами. Его поведение свидетельствовало о том, в какое отчаяние он, Железный комиссар, впал. Зная, что его могут арестовать в любое время, он ежедневно впадал в истерику. Его судьба зависела от того, хотел ли Сталин изменить политику или сменить персонал. Чтобы выжить, шефу НКВД нужно было, чтобы Сталин посвятил себя постоянному государственному террору, а Ежов все еще был у руля.
  
  Дальнейшее ослабление влияния Ежова было обнаружено 23 октября 1938 года, когда писатель Михаил Шолохов добился аудиенции у Сталина, чтобы пожаловаться на расследование НКВД.2 Сталин унизил Ежова, потребовав его присутствия. 14 ноября от Сталина поступил приказ провести чистку НКВД от лиц, ‘не заслуживающих политического доверия’. На следующий день Политбюро подтвердило директиву партии и правительства о прекращении дел, расследуемых в настоящее время тройками и военными трибуналами. 17 ноября Политбюро решило, что враги народа проникли в НКВД.3 Такие меры обрекли Ежова на гибель. Он пил все сильнее. Он обращался к большему количеству бойфрендов для сексуального удовлетворения. Он неосторожно высказывался о политике.4 Он был психологически подавлен, поскольку Сталин все чаще обращался с Лаврентием Берией как с будущим главой НКВД. Собирались волки. На вечерней встрече со Сталиным, Молотовым и Ворошиловым 23 ноября Ежов признался в своей некомпетентности в поимке врагов народа; его отставка была принята.5 Ежов сохранял свои другие посты в Секретариате Центрального комитета и Народном комиссариате водного транспорта в течение нескольких месяцев. Но дни его помпезности и авторитета прошли.
  
  Берии было поручено навести порядок в НКВД и поставить его под контроль партии. Безжалостный и компетентный, ему можно было доверить расхлебывать беспорядок, оставленный Ежовым. Берия не был ангелом. В отличие от Ежова, он принимал активное участие в избиениях и держал трости для использования в своем кабинете. И все же у него был более твердый характер, чем у его предшественника, и они со Сталиным инициировали ряд реформ. Разрешение на применение пыток на допросах не было отменено, но, согласно директиве от января 1939 года, было ограничено "исключительными" случаями.6 На Ежова было собрано досье, который в последний раз появился на публике 21 января 1939 года. Он был арестован в апреле и казнен в следующем году. Вся система троек была демонтирована. Кошмар 1937-198 годов закончился; в народе его называли ‘Ежовщиной’. Это устраивало Сталина, который хотел снять вину со своих плеч. И все же, хотя процедуры террора были сокращены, они не были отменены. Партия не контролировала НКВД на центральном и местном уровнях на ежедневной основе. Пытки продолжали применяться. Неистовая атмосфера Большого террора рассеялась, но сталинский СССР оставался кровожадным сумасшедшим домом — и большинство ведущих безумцев утвердились у власти.
  
  Смещение Ежова произошло после того, как Сталин начал допускать дискуссии в своем окружении о злоупотреблениях властью. Прошло два года арестов и казней, и было известно, что значительная часть жертв не принадлежала к категориям людей, которые можно охарактеризовать как ‘антисоветские элементы’. Также вполне возможно, что Ежов ввел Сталина в заблуждение относительно аспектов процесса. Карьера и жизнь Ежова зависели от его способности убедить Сталина в том, что арестовываются и ликвидируются подлинные антисоветские элементы и враги народа. Деятельность Ежова подвергала риску всех.
  
  Точно так же, как многие люди в то время и несколько последующих комментаторов предположили, что Большой террор был начат не по инициативе Сталина,7 так и возникла идея о том, что процесс полностью вышел из-под его контроля, как только он начался. Сталин, вполне возможно, не смог предвидеть катастрофические перегибы НКВД при Ежове. Более того, местные полицейские органы, несомненно, меньше заботились об аресте лиц, подпадающих под обозначенные социальные категории, чем о соблюдении установленных для них численных квот. Репрессии 1937-198 годов постоянно сопровождались ‘неправомерными’ арестами. Злоупотребления и перегибы были повсеместны. Верно и то, что многие по-настоящему антисоветски настроенные личности пережили Большой террор и отдали себя в распоряжение немецкого оккупационного режима в 1941 году. Гитлеровским войскам было нетрудно обнаружить кулаков, священников и другие антисоветские элементы, которые предназначались для ликвидации в ходе советских террористических операций. В этой степени верно, что цели Сталина были сорваны. ‘Чистка’ СССР от всех его врагов, реальных или потенциальных, не была полностью успешной, несмотря на один из самых тщательных репрессивных проектов в мировой истории.
  
  И все же его неспособность достичь всех своих целей во всей их полноте едва ли является доказательством того, что он не преуспел в очень значительной степени. Тот факт, что множество людей было ошибочно арестовано, не имел значения ни здесь, ни там. По сути, Сталин применял к судебной системе то, что он уже разработал для экономической системы. Управление большинством секторов общественных дел в СССР было хаотичным. Была навязана политика и были установлены количественные целевые показатели с жесточайшими карательными санкциями в случае невыполнения целевых показателей. Именно так регулировались темпы промышленного роста в Первый пятилетний план. Коллективизация сельского хозяйства направлялась таким же образом. Суть заключалась в том, что вся административная система действовала исходя из предпосылки, что чиновникам низшего звена должны быть предоставлены точные числовые показатели. Сталин и Политбюро знали, что информация, доходившая до них с мест, часто была ненадежной. Дезинформация была основным недостатком советского порядка. Точно так же, как отходы возникали при промышленном производстве, с ненужными человеческими потерями можно было смириться при Большом терроре. До тех пор, пока Сталин достигал конечной цели - уничтожения большей части той массы недовольных личностей, которые могли оставаться угрозой, он не испытывал угрызений совести по поводу причиненного им хаоса.
  
  Несомненно, он стал деспотом страны. Он устранил врагов в каждом учреждении. Даже партия не удержала его. Одним из главных результатов Большого террора было резкое снижение власти и статуса партии. Сталин превратил себя в неоспоримый индивидуальный центр государственной власти. Он был самым личным автократом. Он подошел ближе к тотальному деспотизму, чем почти любой монарх в истории. Он имел власть над советским государством; ни одно государственное учреждение не могло подтолкнуть его к решениям, которые он считал неподходящими. Большая политика была твердо в его руках, и, непредсказуемым вмешательством в мелкие государственные дела, он заставил всех должностных лиц пытаться предвосхитить его желания. Более того, государство держало свой народ в состоянии травмирующего раболепия. Гражданское общество едва существовало. Только Русская православная церковь сохранила малейший след автономии от государства — и это едва ли было большой автономией, когда были убиты десятки тысяч священников. Все остальные учреждения и ассоциации подчинялись требованиям центральных политических властей. Сталин стабилизировал свой деспотизм и его структуры с помощью Большого террора, и повсеместный контроль со стороны однопартийного государства был глубоким и непреодолимым.
  
  И все же это не было тоталитарной диктатурой, как ее обычно определяют, потому что Сталину не хватало способности, даже на пике своей власти, обеспечить автоматическое всеобщее выполнение своих желаний. Он мог без труда проводить чистки среди персонала. Но когда дело дошло до избавления советского порядка от многих неформальных практик, которые ему не нравились, он добился гораздо меньшего успеха. В таких случаях он был подобен человеку, пытающемуся чиркнуть спичкой о кусок мыла.
  
  Ограничения на его правление продолжали существовать. В 1937 году он сообщил Центральному комитету партии, что намерен искоренить сеть политического патронажа в СССР. Тем не менее клиентские группы выжили. Политика СССР продолжала включать покровительство — и во многих частях страны это означало связи, основанные на семьях и кланах. Существовали также местные ‘гнезда’ функционеров, возглавлявших партию, советы и другие общественные институты. Технические и социальные препятствия на пути к четкой вертикальной системе государственной власти сохранялись. Функционеры, продвигавшиеся по службе в конце 1930-х годов, как бы сильно они восхищался Сталиным, видел, что крайне важно соблюдать осторожность в сообщениях в Москву. Дезинформация снизу оставалась основным местным требованием самозащиты. Пресса, судебная система и рынок лишь слабо противостояли провинциальным политическим институтам при НЭПЕ; они имели значительно меньший вес — если вообще имели какой—либо вес - после 1928 года. Ситуация мало изменилась после 1938 года. Клика Сталина не могла знать все с желаемой точностью. Продвинутые функционеры стремились пользоваться своими привилегиями. Сталину нужно было хорошо относиться к ним в материальном плане; он не мог постоянно полагаться только на террор.
  
  У него было четкое понимание этого. Он сознательно продвигал молодые кадры из рабочего класса на высокие посты. В то время как во Франции и Великобритании старики цеплялись за власть, Сталин привел новое поколение на смену стареющим ветеранам Октябрьской революции — и он был доволен своим достижением.8 Он продвигал молодых людей по всем ступеням партийной и правительственной лестницы. Это долгое время было одной из его целей, и он достигал ее самыми жестокими методами. В конце Большого террора он стремился удержать сторонников на своей стороне. Сохранялась система постепенных льгот и привилегий. Чем выше ступень, тем больше награда. Сталин подкупил их, вынудив к соучастию в убийствах. Административные бенефициары чисток имели фиксированный более высокий доход и гарантированный доступ к товарам и услугам, недоступным остальной части общества. Даже если они не в буквальном смысле заняли место покойников, они, безусловно, завладели их квартирами, дачами, картинами, коврами и пианино. Они наняли им учителей, шоферов и нянь. Продвигаемые чиновники принадлежали к привилегированной элите.
  
  Сталин хотел успокоить умы чиновников, все еще опасавшихся, что он может возобновить террор. На торжественном Восемнадцатом съезде партии в марте 1939 года в его общем докладе была поднята тема:9
  
  
  Правильный подбор кадров означает:
  
  Во-первых, ценить кадры как золотой запас партии и государства, лелеять их, проявлять к ним уважение.
  
  Во-вторых, знать кадры, тщательно изучать достоинства и недостатки каждого кадрового чиновника, знать, как способствовать развитию способностей чиновника.
  
  В-третьих, культивировать кадры, помогать каждому растущему чиновнику подняться выше, не жалеть времени на терпеливое обращение с этими чиновниками и ускорение их роста.
  
  В-четвертых, продвигать новые, молодые кадры смело и своевременно, не позволяя им стоять на том же старом месте или зачерстветь.
  
  
  Его обращение к недавним выдвиженцам было пылким. Неназванные участники дискуссии, по его словам, считали, что государству лучше ‘ориентироваться на старые кадры’ со всем их опытом. Но Сталин настаивал на том, что более мудрый курс был выбран им самим.10 Не в последний раз он создавал впечатление, что у сторонников его продвижения не было более верного друга, чем он сам.
  
  Создав новую административную элиту, он хотел их преданности. Именно для них больше, чем для любой другой группы в обществе, он приказал опубликовать Краткий курс. Действительно, вся ‘научно-техническая интеллигенция’ была в поле его зрения. Признавая, что у них было ограниченное время для чтения в конце рабочего дня, он снабдил их легко усваиваемым текстом, который объяснял и оправдывал существование советского порядка.11 Это была также та группа в обществе, которую после Большого террора он и Жданов пытались завербовать в партию. Рабочим больше не предоставлялся привилегированный доступ к членству. Набор должен происходить по заслугам и полезности для дела социализма.12
  
  Провозглашался технократический императив, и Сталин выдвигал себя в качестве лидера недавно реформированного СССР. С типичной ложной скромностью — и даже жалостью к себе — он делал вид, что бремя единоличного руководства каким-то образом было возложено на него. Временами он жаловался на это. В то время как другие советские лидеры занимались делами вверенных им учреждений, он уделял внимание всему спектру дел. На званом ужине в 1940 году он был довольно слащавым:13
  
  
  Но я один занимаюсь всеми этими вопросами. Никто из вас даже не думает об этом. Я должен оставаться один.
  
  Да, я могу учиться, читать, следить за событиями каждый день. Но почему вы не можете этого делать? Вам не нравится учиться, вы продолжаете жить самодовольно. Вы растрачиваете наследие Ленина.
  
  
  Когда Калинин возразил, что у них всегда не хватало времени, Сталин воскликнул: ‘Нет, дело не в этом! Люди с мокрыми ушами не хотят учиться и переучиваться. Они слушают меня, а затем оставляют все как было раньше. Но я покажу многим из вас, если потеряю терпение. И вы знаете, как я могу это сделать!’ Это был фарс: Сталин запер бы любого члена Политбюро, сующего свой нос в то, что он считал исключительно своим делом, под замок.
  
  Однако, желая, чтобы его политике следовали, Сталин требовал, чтобы его подчиненные высказывали откровенные, мгновенные мнения. Время от времени он выслушивал каждого из них самостоятельно и интересовался вариантами. Для Сталина члены Политбюро были бесполезны, если только они не могли выдвинуть идеи о новых мерах. Период его правления характеризовался постоянными чрезвычайными ситуациями. Это создало арену для дискуссий, которые свели бы с ума большинство людей. Сталин постоянно выискивал признаки слабости или предательства. Если они казались ему хитрыми, он говорил им об этом; и у него был талант заставать их врасплох. Сталин всегда задавался вопросом, был ли подчиненный "искренним". Он не мог мириться с тем, что официальная пропаганда называла ‘двурушничеством’. Его идеальным соратником по коммунистической партии был безжалостный, динамичный, прямой и преданный человек. Ему также нравились люди, вышедшие ‘из народа’. Не все его подчиненные, даже после того, как закончился Большой террор, принадлежали к рабочему классу или крестьянам по происхождению. Действительно, Молотов, Жданов и Маленков по происхождению явно принадлежали к среднему классу. Но общий тон в окружении Сталина никогда не был благородным, и всем его подчиненным приходилось участвовать в проявлениях грубой мужественности, которая нравилась Боссу.
  
  Как и все хулиганы, Сталин воплощал в жизнь свои фантазии. Если когда-либо кто-либо из этих советских лидеров был неискренен в своем поведении по отношению к своим близким, то это был сам Босс. Он был наименее прямолинейной личностью из всех них. Ему бы не понравилось, если бы ему задавали колкие вопросы, которыми он пронзал других. Определяя личное предательство как самое отвратительное преступление, он выводил наружу беспокойство о своих подчиненных, отражающее кардинальную черту его собственного характера. Наконец-то его грубое расстройство личности проявилось без ограничений. Он мог до предела потакать своим параноидальным, мстительным наклонностям, и ничто, кроме успешного внутреннего переворота, военного завоевания или его преждевременной смерти, не могло спасти других от его убийственных прихотей.
  
  На протяжении 1930-х годов Сталин доминировал в Политбюро и остальном советском политическом руководстве; но Большой террор поднял его на беспрецедентную высоту над другими лидерами. Во всем, кроме названия, он был деспотом. Его соратники продолжали уважать его, даже восхищаться им. Но они также жили в смертельном страхе. Немногие осмеливались противоречить ему даже в частной беседе. Только Молотов был достаточно уверен в себе, чтобы не соглашаться с ним по поводу политики — и даже ему приходилось проявлять осторожность в своих формулировках и поведении. Остальные были еще более осмотрительны. Это была дьявольски трудная задача , потому что Сталин часто намеренно скрывал то, что он действительно думал. Члены Политбюро были вынуждены высказывать свое мнение, не зная заранее о его намерениях. Мастер запугивания и мистификации всегда держал их в напряжении. Он убил брата Кагановича Моисея и понизил в должности жену Молотова. Он продолжил арестовывать ее, а также жен Калинина и Андреева. Физическая опасность не исчезла из Политбюро. Пожирая других членов их семей, кремлевская акула давала понять, что ее аппетит к жертвам не был удовлетворен. Они ничего не могли принимать как должное.
  
  Большинству из тех соратников, кто пережил Большой террор, удалось прожить естественный срок своей жизни. Молотов, Каганович, Микоян, Ворошилов и Жданов были со Сталиным с 1920-х годов и оставались на его стороне, по крайней мере, до тех пор, пока он не начал выступать против некоторых из них после 1940-х годов. Продвинутые новички — Маленков, Хрущев, Вышинский и Берия — оставались с ним до конца его жизни. Правящая группа начала успокаиваться. С конца 1938 года ни один член Политбюро не был арестован, пока Вознесенский не был посажен в 1949 году. Ни один генерал Красной Армии не был взят под стражу, более того, до июньских поражений 1941 года. Но память о том, что произошло ранее, не исчезла. Все правители остро осознавали, что они оставались на своих постах исключительно по прихоти своего верховного повелителя.
  
  Он действовал самостоятельно. Среди тайн советской административной переписки есть отчет НКВД за 1940 год, который Берия передал Сталину. Главный вывод состоял в том, что ГУЛАГ с лихвой окупил себя как сектор советской экономики: "Вся система лагерей и трудовых колоний полностью окупает себя, и никаких субсидий заключенным (1 700 000 человек), их охране или лагерному аппарату не требуется".14 Берия был в процессе создания и, возможно, уже знал, что верно обратное. Но режим укреплялся; Сталин не рассматривал никаких фундаментальных изменений в том, что он построил. Он был силен и уверен в себе. Он был перегружен работой. Он укрепил государство как главный рычаг политических и экономических перемен. Он никогда не верил в стихийный позитивный потенциал народа. Он хотел, чтобы рабочие и крестьяне поддерживали режим, работали на пределе своих физических возможностей и разоблачали ‘врагов’. Он весело говорил о пользе лагерей и казней. На Восемнадцатом съезде партии он ликовал по поводу того, что, хотя 98,6 процента избирателей поддержали режим после суда над Тухачевским в середине 1937 года, после вынесения приговора Бухарину в марте 1938 года эта доля возросла до 99,4 процента.15
  
  Это был комментарий человека, который чувствовал, что в значительной степени преуспел. Он достиг достаточной степени своих целей, чтобы знать, что его личный деспотизм и его замысел относительно советского порядка были в безопасности, по крайней мере, в обозримом будущем. В последующие годы ему и Политбюро предстояло внести незначительные изменения, поскольку они стремились скрепить стены перед лицом непредвиденных штормов. Основной дизайн остался нетронутым; и те наблюдатели, которые интерпретировали изменения в терминах принципиально разных периодов, едва ли убедительны. Имеет ли смысл говорить о ‘позднем сталинизме’ или ‘высоком При сталинизме датой демаркации следует считать окончание Большого террора в 1938 году. Сталин продолжал возиться с чертежами своего архитектора. Отношения между партией, народными комиссариатами и вооруженными силами претерпели изменения до, во время и после войны. Он манипулировал рамками, позволявшими русской национальной идентичности и культурному и религиозному самовыражению; он также приспособил свой культ к социальной атмосфере того времени. Экономическая политика неоднократно видоизменялась. Внешняя политика часто корректировалась. Сталин не называл свою архитектуру "сталинской", но был не прочь, чтобы другие использовали этот термин. Этот порядок господствовал до дня его смерти — и во многих отношениях он должен был пережить его.
  
  
  
  ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  Военачальник
  
  
  34. МИР На ВИДУ
  
  
  Сталин -лидер был многогранен. Он был массовым убийцей с психологическими навязчивыми идеями. Он думал и писал как марксист. Он вел себя как более безжалостные российские правители предыдущих веков. Он был партийным боссом, администратором, редактором и корреспондентом. Он был отцом семейства и радушным хозяином на своей даче, а также ненасытным читателем и интеллектуальным самоучкой. В зависимости от обстоятельств он демонстрировал все эти аспекты сразу или скрывал некоторые, демонстрируя другие. У него была способность разделять и подразделять себя. Множество форм Сталина производили впечатление на его соратников, приводили их в замешательство и страх — и действительно, это был один из секретов его успеха в сохранении господства над ними.
  
  Его послужной список как международного государственного деятеля всегда был противоречивым. Историческое жюри большинством голосов вынесло вердикт о том, что его озабоченность советским экономическим развитием и политической консолидацией отвлекла его внимание от иностранных дел. Некоторые обвиняли Сталина в том, что он ничего не знал о событиях за границей и ему было наплевать на них. Построение ‘социализма в отдельно взятой стране’ было одним из его главных лозунгов, и отстаивание Генеральным секретарем этого приоритета породило ошибочное представление, как в то время, так и позже, о том, что его не беспокоило то, что происходило в остальном мире. Общим предположением было то, что он и его товарищи по Политбюро отказались от проекта всемирной социалистической революции. Это сказали его оппоненты Троцкий и Бухарин, и их точка зрения вызвала кивок большинства последующих комментаторов. В том, что Сталин сосредоточился на ситуации внутри СССР, сомнений нет. Но это не означало, что он пренебрегал внешней политикой. Он также не позволил ей формулироваться без его активного вмешательства: он продолжал придавать ей тот высокий приоритет, который она имела для него в 1920-х годах.
  
  Сталин всегда много думал о международных отношениях и внешней безопасности СССР. Во время Гражданской войны на нем лежала ответственность за политику на Кавказе и в Балтийском регионе. В 1920 году он обсуждал с Лениным будущее Европы под социалистическим управлением. Сталин высказал свои соображения о военных и политических аспектах кампании Красной Армии в Польше; он также выступил с предложениями о расширении советского влияния вдоль всей границы от Турции до Афганистана. В условиях Новой экономической политики, далекий от того, чтобы заниматься фракционными и бюрократическими вопросами, он принимал активное руководящее участие в принятии решений Политбюро по Великобритании, Германии и Китаю.
  
  Детальная разработка политики по-прежнему оставалась на усмотрение учреждений, обладающих необходимым опытом: Народного комиссариата иностранных дел и Коминтерна. Когда Георгий Чичерин ушел в отставку по состоянию здоровья в 1930 году, его место занял Максим Литвинов, несмотря на то, что в последнее время не был связан со Сталиным;1 и когда после Седьмого Всемирного конгресса в 1935 году был создан пост Генерального секретаря Исполнительного комитета Коминтерна, Сталин обратился не к таким адъютантам, как Молотов или Каганович, а к болгарскому коммунисту Георгию Димитрову, которого он едва знал, но который приобрел всемирную известность после того, как был предан суду в нацистской Германии. Сталин публично упоминал внешнюю политику в своих политических докладах от имени Центрального комитета, но не написал ни одной существенной статьи на эту тему. И все же, когда всплывали важные вопросы, внутренняя группа Политбюро консультировалась между собой.2 Сталин наблюдал, регулировал и направлял. Он посылал инструкции. Ни одно важное решение не принималось до того, как он давал свое одобрение. И все же он обычно не засучивал рукава и не вмешивался в мелочи осуществления, как он делал во внутренних делах.
  
  Эта отстраненность от повседневного руководства Народным комиссариатом и Коминтерном, а также конфиденциальность дискуссий на высшем уровне (которая сохранялась в течение десятилетий после смерти Сталина)3 поддерживали тайну намерений Политбюро. За границей было много спекуляций. Военная мощь СССР росла устойчивыми темпами. Каждый первомайский парад свидетельствовал о том, что советское государство восстанавливает свои позиции в качестве важной европейской и азиатской державы.
  
  И все же, что Сталин хотел сделать в мире? Если судить по его собственным речам и статьям, он смотрел на мировую политику через призму марксизма–ленинизма и отвергал любое предположение о том, что советская внешняя политика была основана на эгоистичном прагматизме СССР как единого государства. Неоднократно он заявлял о своем долгу идеям Владимира Ленина. На съездах он ссылался на это как на главное наследие партии. Ленин утверждал, что до тех пор, пока капитализм будет существовать во всем мире, империалистическое соперничество будет повторяться. Экономическая конкуренция между развитыми промышленными державами неизбежно приведет к к дипломатическим конфликтам и открытым войнам. Те державы, у которых не было заморских колоний и неформальной зависимости, были вынуждены искать доступ к рынкам своих более удачливых соперников. Вторая мировая война — и, возможно, дальнейшие глобальные войны — были бы неизбежным результатом. В своем обращении к Восемнадцатому съезду партии Сталин поднял эту тему. Дипломатические и военные конфликты 1930-х годов казались ему подтверждением ленинского анализа во всех деталях: капитализм по своей сути был неспособен поддерживать мир на всем земном шаре.
  
  С этой точки зрения договоры, подписанные в конце Великой войны, были рецептом для будущего военного взрыва. Германия была унижена в Версале в 1919 году, и ее решимость вновь заявить о себе будет вызывать постоянные проблемы. США, одержавшие победу в Первой мировой войне, были заинтересованы в развале Британской империи и ограничении японского влияния в Тихоокеанском регионе. По всей Европе и Азии в международных отношениях были гноящиеся раны, которые могли привести к войнам. Предположительно, проблема заключалась в живучести глобальной капиталистической экономики. СССР тем временем оставался государством-изгоем. Когда Лига Наций впервые собралась в январе 1920 года, она отказала советскому режиму в предоставлении места. Более того, послевоенные договоры создали государства-преемники в Восточной Европе, враждебные Октябрьской революции. Воспринимаемая Политбюро опасность заключалась в том, что каким-то образом эта нестабильная ситуация могла вылиться в крестовый поход против СССР.
  
  Для Сталина, как и для Ленина до него, основной целью советской политики безопасности было не ввязываться в конфликты между капиталистическими державами. С середины 1920-х годов Сталин подчеркивал озабоченность построением ‘социализма в отдельно взятой стране’. Это не означало, что он призывал к пацифизму или предусматривал постоянное воздержание от военной деятельности; на самом деле он с нетерпением ожидал возможности того, что Красная Армия может воспользоваться трудностями в отношениях между капиталистическими державами в результате их войн. Он никогда не отзывал своего заявления в Проблемы ленинизма в том, что советскому государству требовалось больше революций, чтобы обезопасить себя от возможности иностранной военной интервенции и свержения.4 По большей части он подчеркивал другой аспект мысли Ленина, а именно, что СССР должен стремиться держаться подальше от мировых войн. Как он выразился, он и его коллеги-лидеры не собирались ‘таскать каштаны из огня’ от имени капиталистических держав.
  
  Такие соображения определяли советскую внешнюю политику в межвоенный период. Но они носили обобщенный характер и привели многих современных политиков и дипломатов — и последующих авторов — к предположению, что Сталин был прагматиком, оставившим идеологию позади. Это сложная тема. Это правда, что, если принять во внимание кульбиты в советской дипломатической деятельности, Ленин и Сталин проявляли мало последовательности. Во времена Ленина в 1918 году был подписан Брест-Литовский мирный договор, и некоторые наблюдатели, в том числе многие коммунисты, рассматривали это как отказ от Революционные цели большевиков. Тем не менее, Красная Армия вторглась в Польшу в 1920 году и начала ‘войну за независимость’. Подобная непоследовательность была очевидна с конца 1920-х годов. Сначала Сталин использовал Коминтерн, чтобы проинструктировать коммунистические партии Европы считать социал-демократические и лейбористские партии своими злейшими врагами; но затем он настоял, чтобы коммунисты вступали в ‘народные фронты’ с такими партиями. Конечно, марксистско–ленинский акцент на важности гибкости в советской внешней политике вряд ли был чем-то особенным: это почти универсальная характеристика дипломатии независимо от времени, места или политической ориентации. Марксизм–ленинизм после 1917 года заново изобретал древнее колесо международных отношений.
  
  И даже когда Сталин казался ‘идеологическим’, он никогда не упускал из виду практические соображения. СССР был изолированным государством, структура политики и экономики которого бросала вызов мировым капиталистическим державам. Враждебность к Советскому Союзу привела к военному вмешательству в Гражданскую войну; это привело Политбюро в постоянную готовность к возможному повторению. Сталин и его соратники были прагматично заинтересованы в прекращении своей международной изоляции; они искали возможности для революционного самоутверждения. Существовало несколько способов изменить фундаментальную ситуацию, за исключением уничтожения наследия Октябрьской революции. По крайней мере, СССР пришлось бы вновь ввести рыночную экономику и признать долги российских правительств до октября 1917 года.
  
  Ничто в Сталине не предполагало, что он задумался бы о таком шаге. Обвиненный Троцким в предательстве Октябрьской революции, он действительно исказил и уничтожил большую часть ленинского наследия. Но в некотором роде он оставался ленинцем, привнося личный аспект в свое управление международными отношениями. Он действовал так, как будто политика была в основе своей вопросом разоблачения и нейтрализации заговоров внутри страны и за рубежом. Ленин был не прочь поставить под сомнение мотивы иностранных государств; в марте 1921 года он не преминул сфабриковать обвинение в том, что Кронштадтские мятежники были в союзе с правительствами, враждебными советскому государству. Более того, Сталин почти не делал различий между типами капиталистического государства. Он был одинаково готов иметь дело с фашистами, либеральными демократами и социалистами в правительствах за рубежом; политика народного фронта основывалась на прагматических суждениях, а не на идеологических предпочтениях. И все же это ничем не отличалось от позиции Ленина, который в 1920 году призвал немецких коммунистов заключить союз с немецкими крайне правыми как средство подрыва Веймарской республики и разрыва Версальского договора. Троцкий в изгнании преувеличивал расхождение во взглядах Ленина и Сталина на советскую внешнюю политику.5
  
  Но как Сталин мог воплотить эти принципы в жизнь? В начале 1930-х годов у него не было конструктивной программы внешней политики, за исключением его цели дать возможность СССР выжить. Он не формировал события, а вместо этого реагировал на них. Это оставалось правдой, пока советскому государству, само существование которого было вызовом другим мировым державам, было доступно мало вариантов союза. Лучшее, на что мог надеяться Сталин, - нейтрализовать угрозы крестового похода против СССР. Он был взволнован признаками экспансионизма на своих границах. На севере и юге угроза была незначительной, но на востоке предзнаменования были ужасными. В декабре 1931 года японцы вторглись в Маньчжурию и создали марионеточное государство Маньчжоу-Го под пятой Квантунской армии. В Токио господствовал милитаризм. Кремль был обеспокоен тем, что это могло стать прелюдией к нападению на СССР через Сибирь.
  
  Во время Первой пятилетки Сталин видел причины надеяться на развитие событий на западе. На самом деле между политикой внутри страны и политикой за рубежом было много общего: в начале 1930-х годов она была чрезвычайно радикальной в обоих случаях. Коммунистические партии по всей Европе поощрялись к продолжению политической атаки против своих правительств. Были одобрены ультралевые кампании. Коминтерн, который проявлял осторожность в Германии после провала там революции и устранил лидеров левых, которые симпатизировал Троцкому, начал кампанию против тех, кого обвинял в ‘правизне’. Основой оптимизма Сталина были острые проблемы в мировой экономике. Крах Уолл-стрит в 1929 году вызвал хаос в каждой капиталистической стране. В то время как Политбюро и Госплан планировали и добились значительного увеличения советского промышленного производства, рынки в Северной Америке и Европе пришли в замешательство — и ни одна страна не была так экономически подорвана, как Германия. Коммунисты в главных городах Германии воспользовались политическим преимуществом, заявив, что Великая депрессия ознаменовала окончательный кризис капитализма во всем мире. Сталин согласился с этой интерпретацией, которая соответствовала давним предсказаниям и анализу большевизма.
  
  Так получилось, что во время избирательной кампании в Рейхстаг в июле 1932 года он дал указание Исполнительному комитету Коминтерна приказать Коммунистической партии Германии относиться к социал-демократам, а не к гитлеровской НСДАП, как к главному врагу. Гегемонии левых политических сил следовало отдать предпочтение перед борьбой с нацизмом. Эта вопиющая ошибка воспринимается как свидетельство того, что у него не было серьезного взгляда на общую ситуацию в Европе. Немецкие коммунистические лидеры были встревожены его инструкцией, и к нему была направлена делегация. Когда они заявили, что опасность, исходящая от нацистов, была самой серьезной, он возразил, что принял это во внимание. Сталин понимал, что Гитлер может преуспеть на выборах. Его ответ посетителям, среди которых был Франц Нейман, был резким. Он утверждал: ‘Не думаете ли вы, Нойманн, что, если националисты придут к власти в Германии, они будут настолько поглощены Западом, что мы сможем построить социализм в мирных условиях?’ Под этим он, по-видимому, имел в виду, что нацисты как принципиальные противники Версальского договора вызовут хаос в Европе. Он, по-видимому, верил, что результат, вероятно, пойдет на пользу Коминтерну в деле распространения революции на запад от России.6
  
  Фактически побежденный лидер правого уклона Бухарин предвидел, что Гитлер окажется гораздо более агрессивным и эффективным лидером, чем предполагал Сталин; и этот прогноз подтвердился, когда фюрер, развивая свой успех на выборах, стал канцлером Германии в январе 1933 года. Он разорвал Рапалльский мирный договор. Он прекратил сотрудничество вермахта с Красной Армией. Он нанес удар по большевистской политической и идеологической угрозе Европе. Было показано, что содержание "Майн кампф" не было отклонением от нормы, поскольку Гитлер утверждал себя в Европе. Оценка Сталиным политических тенденций в Германии оказалась опасно наивной. Угроза с Запада стала такой же острой, как и угроза с Востока, и Германия и Япония стали двумя центрами изменений в советской внешней политике на оставшуюся часть десятилетия. Сталин мало обращал внимания на Северную Америку, за исключением поощрения более тесных коммерческих связей между СССР и США. О Южной Америке, Африке и остальной Азии он мало что мог сказать. Политбюро продолжало избегать рискованных революционных инициатив. Производство вооружений сохранялось в качестве первоочередной задачи. В Москве состоялись обсуждения по выработке внешней политики, адекватной германскому экспансионизму.
  
  Политбюро, потрясенное успехами Гитлера в Германии, предприняло шаги по укреплению безопасности Советского Союза. Одно из таких улучшений было достигнуто в том же году, когда США объявили о своем решении дипломатически признать СССР. Это отвечало интересам американского бизнеса за рубежом. Потратив годы на усиление советского влияния в Европе, Сталин получил окно в Новый мир.7
  
  Тем временем Красная армия была усилена на Дальнем Востоке на случай, если Токио попытается использовать свою маньчжурскую квазиколонию в качестве базы для вторжения в СССР. Сталин не забыл о японских вторжениях в восточную Сибирь до того, как большевики выиграли Гражданскую войну в России. Что касается Германии, то здесь было больше возможностей для маневра. Народный комиссар иностранных дел Максим Литвинов утверждал, что сближение со всеми антифашистскими партиями Европы и формирование народных фронтов были необходимы для советских интересов. Это пользовался поддержкой Георгия Димитрова, который был освобожден из немецкой тюрьмы в феврале 1934 года и получил политическое убежище в СССР. Димитров возражал против официальной характеристики лидеров и членов других социалистических партий как "социал-фашистов".8 Хотя идеи исходили от Литвинова и Димитрова, санкция должна была исходить от Политбюро и, в частности, от Сталина. Франция была признана страной в Европе, которую нужно было втянуть в советские объятия. Как и СССР, Франция чувствовала угрозу со стороны внешней политики Гитлера; для Сталина было разумно предположить, что примирение между СССР и Францией устроит оба правительства.
  
  Сталин также принял совет Литвинова принять политику ‘коллективной безопасности’. На Семнадцатом съезде партии в январе 1934 года он выразил удовлетворение улучшением дипломатических отношений с Францией и Польшей. Хотя он отрицал, что это подразумевало отмену враждебного отношения СССР к Версальскому договору, он возражал против заявленных антисоветских притязаний нацистских лидеров и не предлагал Германии оливковую ветвь. Его надежды в то время были связаны с США (и даже с Японией, которую, как он думал, можно было склонить к сотрудничеству с СССР). ‘Мы стоим’, - сказал Сталин,
  
  
  за мир и по делу мира. Но мы не боимся угроз и готовы ответить поджигателям войны ударом на удар. Любой, кто хочет мира и стремится установить с нами деловые отношения, всегда будет пользоваться нашей поддержкой. Но те, кто пытается напасть на нашу страну, получат сокрушительное возмездие, чтобы в будущем научить их не совать свои свиные рыла на нашу советскую грядку.
  
  В этом суть нашей внешней политики.9
  
  
  Но он не сказал, как эти цели могут быть достигнуты. Было ясно, что советские лидеры искали выход из своей изоляции.
  
  Формирование народных фронтов предполагало поддержку коммунистами правительств антифашистской коалиции. Наконец-то была признана угроза со стороны нацистской Германии уникального порядка. Димитров утверждал, что Коминтерн должен был быть реорганизован, чтобы справиться с этим. В октябре он утверждал, что Коминтерн был чрезмерно централизован. Коммунистическим партиям за рубежом, писал он Сталину, следует предоставить свободу автономно реагировать на национальные условия.10 Это не означало, что у зарубежных коммунистических партий будет выбор относительно того, создавать ли народные фронты. Им было безапелляционно сказано организовать их.11 Димитров писал о второстепенных вопросах; он хотел, чтобы стороны занимались повседневными делами, не передавая их постоянно наверх. Он надеялся на небесные пироги. Призывая к независимости этих партий, он не разорвал цепи их продолжающегося подчинения.
  
  Сталин одобрил эти идеи Димитрова без особых изменений. Димитров оказался плодотворным источником идей, позволивших коммунистическим партиям СССР и Европы адаптироваться к быстро меняющимся политическим и военным реалиям. Сталину не удалось выдвинуть собственные новаторские идеи. Тем не менее, такие изменения, которые вносились во внешнюю политику, должны были иметь его личное разрешение; и хотя Димитров возглавлял Коминтерн, у него и Литвинова были другие проблемы. Сталин не ограничивал инициативы СССР в международных отношениях контактами с левоцентристскими партиями. Он также хотел примирения с французским правительством Гастона Думерга. Советское руководство неуклонно продвигалось к политике, основанной на договорах о ‘коллективной безопасности’. Имея это в виду, Сталин разрешил своим дипломатам подать заявку на вступление СССР в Лигу Наций и обеспечить его вступление в нее в сентябре 1934 года. Не только Франция, но также Чехословакия и Румыния были объектом советских заигрываний.12 Сталину помогал общий страх перед возрождением Германии при Гитлере. Существование Третьего рейха напугало эти государства, и все они рассматривали возможность преодоления своего фундаментального отвращения к отношениям с СССР. Потенциал Красной армии как антинацистской силы в восточной и Центральной Европе сделал переговоры с Кремлем более привлекательными, чем когда-либо после Октябрьской революции.
  
  Среди наблюдателей было много разногласий по поводу целей Сталина. Некоторым казалось, что он неуклонно продвигался к более традиционной российской повестке дня во внешней политике. Конкретные договоры и союзы не имели для них значения: такие вещи всегда менялись в каждом поколении. Но набирала силу идея о том, что Сталин отказался от интернационалистической цели ленинизма и желал признания СССР великой державой, не заинтересованной в перевороте мировой политической и экономической системы. Другие приняли это как истину, но квалифицировали суждение. Им казалось очевидным, что как геополитическое положение Советского Союза, так и личные предпочтения Сталина диктовали склонность к сближению с Германией в ущерб хорошим отношениям с Великобританией и Францией. Однако такой анализ был оспорен теми, кто считал, что Сталину не хватало умственной подготовки, чтобы быть кем-то иным, кроме реактивного государственного деятеля мирового масштаба.
  
  Они недооценили его вдумчивую способность приспосабливаться и степень его разрыва с марксизмом–ленинизмом. Столь же очевидно, что он стремился избежать ошибок, допущенных под руководством Ленина. На званом обеде, на котором присутствовал Георгий Димитров, он сказал гостям, что Ленин был неправ, призывая к гражданской войне в Европе во время Великой войны.13 Он также занялся изучением истории международных отношений, и по его инициативе в Москве в 1930-х годах было опубликовано много научных исследований по этому вопросу. Вписывая эту информацию в рамки своего мировоззрения, он сохранял готовность сохранять гибкость советской внешней политики. Ленин пришел к власти с таким отношением. Сталин был впечатлен и стремился подражать ему. Точно так же, как Ленин выдержал смертельную дипломатическую пробу силы с Германией в 1917-18 годах и выдержал ее, Сталин был полон решимости доказать свой характер в состязаниях 1930-х годов. По мере роста угроз в Европе и Азии он хотел быть интеллектуально подготовленным. Он знал, что без таких знаний его можно застать врасплох; и у него не было желания отдавать себя как невинного в руки Народного комиссариата иностранных дел или Коммунистического интернационала.
  
  Гражданская война разразилась в Испании в июле 1936 года, когда фашистский генерал Франсиско Франко поднял восстание против республиканского коалиционного правительства Диего Баррио (которое получило власть от народного фронта). Франко обратился за помощью к Германии и Италии. Оба согласились, и гитлеровские люфтваффе получили опыт бомбардировок городов и деревень. Тем временем Франция и Соединенное Королевство, симпатизируя избранному правительству, сохраняли позицию нейтралитета. Испанское правительство сплотило все возможные силы среди левых политических сил. Коммунисты Испании, в частности, поддерживали это.
  
  В Москве пришло время принять решение о том, вмешиваться или нет, как это уже сделали Гитлер и Муссолини. Развертывание красных воинских частей было невозможно на таком расстоянии. Но революционные традиции побудили Сталина благосклонно отнестись к просьбе Мадрида о помощи. То же самое касалось осознания того, что, если не будет оказано сопротивления немецкой самоуверенности, Европа в целом окажется беззащитной перед экспансионистскими целями Третьего рейха. Бездействие было бы воспринято как признак того, что политика народного фронта не имела смысла. Финансы и боеприпасы были отправлены на корабле в Испанию из Ленинграда. Одновременно Коммунистический интернационал направил лидера Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти под псевдонимом Эрколи руководить деятельностью испанских коммунистов. Тольятти и его коллеги-политические и военные эмиссары столкнулись с хаосом. По приказу Сталина они стремились превратить испанскую коммунистическую партию в ведущую левую силу, фактически не входя в правительственную коалицию. Политика народного фронта была сохранена, и Москва неодобрительно относилась ко всем разговорам о захвате власти коммунистами . Димитров стал самостоятельным человеком, возглавив реализацию генеральной линии, согласованной в Кремле: он знал, что игнорировать голос своего хозяина небезопасно.14
  
  Когда вооруженные силы республики были вынуждены Франко отступить, испанское правительство настаивало на вступлении коммунистов в коалицию. Сталину пришлось позвонить для получения согласия, а затем Димитров отправил тактические инструкции лидеру коммунистов Хосе é Диасу. В конечном итоге главой правительства стал глава социалистической партии Ларго Кабальеро. К марту 1937 года Сталин стал явно нервничать из-за того, что его втянули в военную борьбу внутреннего значения, не имея возможности контролировать последствия, и сообщения об эффективности коалиции и ее армии не были обнадеживающими. Его инстинктом было вывести войска из Испании и распустить "Интернациональные бригады" на тот случай, если Германия и Италия также уйдут; но в данный момент он настаивал на слиянии коммунистической и социалистической партий в Испании.15 Это немедленно стало политикой Коминтерна. И все же межпартийные переговоры в Испании достигли небольшого прогресса: годы взаимного антагонизма нельзя было сбрасывать со счетов в одночасье. Не помог ситуации и Сталин, направив агентов НКВД для поиска и ликвидации испанских троцкистов. Недоверие со стороны левых политических сил быстро росло по мере того, как члены ПОУМ, лояльные идеям Троцкого, подвергались облавам. Испанская коммунистическая партия безжалостно укрепляла свое влияние в правительстве.
  
  Ситуация менялась из месяца в месяц, и социалисты отказывались выполнять указания Испанской коммунистической партии. К февралю 1938 года Сталин пришел к выводу, что коммунисты должны уйти из правительства. Димитров в Москве и Тольятти в Испании подчинились решению, несмотря на замешательство, которое оно должно было вызвать в антифранкистском альянсе.16 Политическая напряженность среди левых не была придумана Сталиным на пустом месте. Но он сделал их убийственно худшими, чем они должны были быть; и если кто-то думал, что его обвинения против внутренних жертв в СССР были просто инструментом деспотизма, не имеющим для него подлинного значения, они были разочарованы событиями в Испании. Были развернуты точно такие же политические преследования. Сталин был полон решимости ликвидировать крайне левые элементы на стороне республиканцев, прежде чем они смогут заразить испанскую коммунистическую партию своими болезненными целями. Конечно, в Испании было много левых, которые по своей профессии были троцкистами, анархистами или независимыми коммунистами. Сталину не нужно было обдумывать варианты: он знал, что должен был прижечь рану крайне левого плюрализма. Испании собирались помочь на условиях его политического убийства.
  
  Гражданская война к тому времени решительно повернулась в пользу Франко. К марту 1939 года она закончилась. Республиканцы проиграли затяжную борьбу с реакционными силами, поддерживаемыми немецким и итальянским фашизмом. Троцкий критиковал политику Сталина как чрезмерно осторожную. Для Троцкого Гражданская война в Испании предоставила одну из тех регулярных возможностей распространить революцию на запад от СССР и подорвать крайне правые политические силы по всей Европе. Сталин, однако, помнил о рисках, которым подвергался при любом решительном вмешательстве. Он всегда боялся нанести удар французам и британцам правительства в руках генерала Франко. Слишком очевидная коммунистическая гегемония над испанской правительственной коалицией могла легко привести к этому. Но он и Коминтерн, по крайней мере, что-то сделали, и вряд ли республиканцы продержались бы так долго, если бы он не санкционировал участие Испанской коммунистической партии. Его троцкистские критики обвиняли его в чрезмерном прагматизме в управлении советской внешней политикой. Они игнорировали ограниченные ресурсы, доступные СССР. В экономическом, военном и — прежде всего — географическом отношении у него не было серьезных шансов сделать больше, чем он достиг в то время.
  
  Однако, если он не мог сделать гораздо больше, чтобы помочь, он, безусловно, мог бы сделать меньше, чтобы помешать. Его поведение по отношению к испанским политическим левым, особенно при подавлении ПОУМ, по праву заслужило осуждение Джорджа Оруэлла в дани уважения Каталонии . Ибо Сталин действовал в рамках своих предположений. Он не мог представить, как революционное движение может быть должным образом мобилизовано, если оно не будет очищено от ненадежных элементов. В то самое время, когда он избавлялся от таких людей в СССР, он был полон решимости исключить их из рядов Коминтерна. Дело Революции зависело бы от внутреннего здоровья крайне левых политических сил. Троцкисты были заразными паразитами. Агенты Коминтерна Сталина сражались за дело советской внутренней политики в горах и на равнинах далекой Испании.
  
  
  35. ПОДХОДЫ К ВОЙНЕ
  
  
  Внутренняя политика, государственная безопасность и внешняя политика были переплетены в конце 1930-х годов. Сталин арестовал сотни тысяч безобидных советских граждан, имевших сомнительное национальное происхождение. Поляки, финны, китайцы и корейцы, проживавшие в приграничных районах рядом с государствами своих сограждан, регулярно депортировались в другие отдаленные регионы СССР. Даже греков, живущих в советских республиках на берегу Черного моря, в сотнях морских миль от Греции, постигла эта участь.1 Политика советской государственной безопасности имела национальное и этническое измерение. Продвигая прессу и школьное образование для нерусских в советском многонациональном государстве, Сталин проявлял сильную враждебность к некоторым из них. То, что стало известно как этническая чистка, не было чем-то новым для СССР. Политбюро проводило подобную политику в отношении казаков на Северном Кавказе в конце гражданской войны.2 Предложения о чистке по национальному признаку вновь появились в начале Пятилетнего плана.3 Но сталинские депортации, аресты и казни во время и после Большого террора достигли более высоких масштабов национальных и этнических репрессий.
  
  Применение этой политики не исключало коммунистов с карточками в Советском Союзе. Стремление Сталина обезопасить страну от подрывной деятельности из-за рубежа дошло до того, что он уничтожил изгнанников из Коммунистической партии Польши в Москве. Польские коммунисты вызывали у него особое подозрение. Некоторые из их лидеров симпатизировали советской внутренней оппозиции в 1920-х годах. Еще раньше многие из них встали на сторону лидера польских марксистов и теоретика Розы Люксембург против Ленина перед Великой войной. Сталин в любом случае всегда беспокоился об угрозе, которую представляла Польша для СССР. Отчеты НКВД Ежова легко убедили его в том, что в сообщество польских эмигрантов проникли спецслужбы западных капиталистических держав. В ноябре 1937 года у Сталина и в мыслях не было обращаться с людьми индивидуально: он потребовал роспуска всей партии. Димитров, сам болгарский изгнанник в Москве, послушно подчинился и написал Сталину за советом по процедурам. Сталин ответил прямым требованием, чтобы Димитров проявил чувство срочности: "Роспуск запоздал примерно на два года".4 Несколько польских коммунистических лидеров уже побывали на Лубянке. НКВД быстро подобрал оставшихся, и большинство заключенных были расстреляны.
  
  Послушание Димитрова не спасло Коминтерн от подозрений Сталина. Десятки функционеров в его Исполнительном комитете, а также в различных отделах были казнены. Никаких исключений не было предоставлено эмиссарам, служившим в Испании, которые преданно уничтожали ПОУМ. Сталин и Ежов обманом вывезли многих из них из Мадрида и приказали убить. Сталин был резок с Димитровым, возмущенный тем, что "все вы в Коминтерне рука об руку с врагом".5 В Москве он мог провести чистку, какую хотел. За границей он заставил Димитрова заставить свободно действующие коммунистические партии — хотя их было немного — во Франции, Испании, Италии, Соединенном Королевстве и США — изгнать членов, которые отказались поддерживать официальную линию или которые в прошлом симпатизировали противникам Сталина. Эта карательная атмосфера пронизывала всемирное коммунистическое движение. Сталину нужна была только такая поддержка за границей, которая была безошибочно лояльной.
  
  Когда республиканцы потерпели поражение в гражданской войне в Испании, интерес Сталина вернулся к Французской коммунистической партии и ее политике по отношению к социалистическому правительству Льюиса Блюма. Лидер французских коммунистов Морис Торез, как и его коллеги в других странах Европы, опасался поворота к народному фронту; но, приняв его, он предложил войти в кабинет Блюма в 1936 году. Разрешение приходилось искать в Москве. Когда Москва возражала, Торез подчинялся Москве.6 Кремль всегда находился под жесткой опекой, и командовал Сталин. Главным ограничением его маневров было качество информации, поступавшей к нему из Исполнительного комитета Коминтерна, а также из Франции и других стран; и такие лидеры, как Торез, как бы они ни старались угодить Сталину, облекали свои послания в ткань своих политических предпочтений. Сталин был уверен в созданной им системе принятия решений. Он также действовал в соответствии со своими общими предположениями о глобальных событиях. Признавая важность международных отношений, он не мог позволить себе тратить на них большую часть своего времени, если хотел добиться внутренней трансформации, к которой стремился, — и в конце 1930-х годов проведение кровавых массовых чисток оставалось его первоочередной задачей. Только чрезвычайно решительный лидер мог действовать так, как он действовал на европейской и азиатской политической сцене.
  
  Это было очевидно при его вмешательстве в дела Коммунистической партии Китая. Сталин продолжал требовать, чтобы Мао Цзэдун поддерживал союз с Чан Кайши. Хотя Мао считал, что Сталин переоценил китайское националистическое движение — Гоминьдан, возглавляемое Чан Кайши, он остро нуждался в финансовой и политической помощи из Москвы. Сталин потребовал тактики ‘единого фронта’, и Мао пришлось согласиться. После подавления Гоминьданом в 1927 году Коммунистическая партия Китая перегруппировалась. Долгий поход был предпринят в 1934 году к северу от Китай, где Мао укрепил поддержку партии в деревнях. Гоминьдан и Коммунистическая партия Китая оставались крайне враждебными друг к другу. Взаимная подозрительность вылилась в спорадические вспышки насилия. Гражданская война была предотвращена только внешней угрозой, исходящей от милитаристской Японии. Японцы, оккупировавшие Маньчжурию в 1931 году и создавшие марионеточное государство Маньчжоу-Го, явно планировали дальнейшую территориальную экспансию. Сталину, который, как обычно, мыслил широкими геополитическими категориями и желал укрепить непосредственную безопасность СССР, казалось, что Мао и Чан лучше всего отказаться от соперничества; таков был совет, который Коминтерн давал китайским коммунистам на протяжении середины 1930-х годов.
  
  Мао продолжал уклоняться от линии Коминтерна. Ни один иностранный лидер коммунистической партии до Второй мировой войны не проявлял такого упрямства (как это расценивал Сталин). Люди Мао ненавидели политику союза с Чан Кайши и хотели освободиться от нее как можно скорее. И все же, когда Чан был захвачен независимым китайским военачальником, они оказались вынуждены послать Чжоу Эньлая, чтобы добиться его освобождения. Они должны были это сделать, иначе столкнулись с потерей важнейших военных поставок из СССР. Коммунистическая дисциплина восторжествовала.7
  
  Ситуация изменилась в июле 1937 года, когда японцы вторглись в собственно Китай. Пекин и Шанхай быстро сдались их войскам. Китайская Красная Армия возобновила более кооперативное отношение к Гоминьдану в национальных интересах. И все же объединенные силы Китая не могли сравниться с Японией. Армия завоевателей пронеслась по всей стране, устраивая массовые убийства мирных жителей в городах. Сталин пообещал китайским коммунистам оружие и финансы. Он также реорганизовал свои собственные пограничные районы. Именно в эти годы Сталин отдал приказ об этнических чистках корейцев и китайцев, проживавших на советском Дальнем Востоке. Региональное руководство НКВД было заменено, и Красная Армия была приведена в боевую готовность на случай любой угрозы со стороны японской Квантунской армии в Маньчжоу-Го. Две стороны, советская и японская, заставляли друг друга гадать о своих геополитических притязаниях. Частые пограничные стычки усугубляли ситуацию, и 25 ноября 1936 года японцы подписали Антикоминтерновский пакт с Германией и Италией. Беспокойство в Кремле было острым. Сталин не видел смысла в дипломатических уступках, и когда Квантунская армия столкнулась с советскими войсками в мае 1939 года при Номонхане, он ответил огнем на огонь. Началась война. Красная Армия на Дальнем Востоке была усилена танками и авиацией. Командующий Георгий Жуков был направлен для руководства кампанией.8
  
  Карты на востоке, юге и западе были перекроены милитаризмом. Лига Наций оказалась неэффективной, когда Япония захватила сначала Маньчжурию, а затем Китай. Международные протесты не смогли спасти Эфиопию от итальянского завоевания; и Германия, после активного вмешательства в гражданскую войну в Испании, аннексировала Австрию и Чехословакию. Однако до Номонхана Красная Армия больше сражалась против советских крестьянских повстанцев, чем против внешних врагов СССР. Наконец-то состоялось великое испытание промышленных и военных приготовлений Сталина.
  
  Несмотря на раны Большого террора, Красная Армия хорошо себя зарекомендовала. Точно так же, как русские ожидали легкой победы над уступающим врагом в 1904 году, японцы ожидали военного краха СССР. Умный и адаптивный, Жуков многому научился из немецких учебных программ, проводившихся на территории СССР до 1933 года. Как и Тухачевский, он считал танковые соединения необходимыми для современной сухопутной войны. Его прибытие на Дальний Восток придало импульс советской наступательной стратегии. Он был свидетелем уничтожения Сталиным Верховного командования и знал, что ничто иное, как всеобъемлющая победа над японцами позволила бы НКВД держаться от него подальше.9 Его единственным преимуществом было то, что Сталин, как это было со времен Гражданской войны, не скупился на предоставление людей и снаряжения своим командирам. Жуков планировал превосходить противника в ресурсах, прежде чем использовать их. К августу 1939 года он собрал такие силы и мог начать запланированное наступление. Сталин настороженно наблюдал за происходящим через призму докладов, поступавших к нему от командующих армиями и управления военной разведки. В то время как Жуков нуждался в доверии Сталина, Сталину нужен был успех Жукова в кампании.
  
  За самим Сталиным ухаживали Великобритания и Франция, поскольку их правительства искали способы сдержать Гитлера посредством соглашения с СССР. Однако в этих инициативах не было особой срочности. Министерство иностранных дел Великобритании отправило чиновника среднего звена на пароходе в Ленинград вместо того, чтобы доставить его самолетом, и чиновнику не было разрешено проявлять какую-либо дипломатическую инициативу. Сталин, подстраховывая свои ставки в европейской дипломатии, предпринял решительный шаг, дав Берлину понять, что он не был бы против подхода со стороны немцев.
  
  Он уже потратил массу драгоценных ресурсов на распространение внутреннего государственного террора на зарубежные страны. Уничтожение троцкистов и анархистов в Испании было лишь частью его репрессивного рвения. Были совершены покушения на антикоммунистически настроенных русских эмигрантов в Европе. Отдельные коммунистические критики Сталина также подвергались нападкам. Самой большой добычей из всех был Троцкий. Советские разведывательные органы придавали огромное значение финансированию и организации покушений на его жизнь., перемещаемый из одной страны в другую, он, наконец, нашел убежище в Койоак на окраина Мехико. Больше не являясь основной угрозой для Сталина в Кремле, Троцкий приводил его в ярость, публикуя Бюллетень оппозиции и организовал Четвертый Интернационал. Первым нападением на него в Койоаке án руководил художник по росписи Давид Альфаро Сикейрос. Оно провалилось, и Троцкий усилил меры безопасности. Но Сталин был одержим своим желанием убить его. Второе нападение было организовано более тонко. Агенту НКВД Раму Меркадеру удалось проникнуть в дом Троцкого, выдавая себя за его последователя. 20 августа 1940 года ему представилась возможность, которой он ждал на вилле, и он вонзил альпинистский ледоруб в голову Троцкого.
  
  Охота на смертельного врага Сталина потребовала значительного отвлечения ресурсов от других задач шпионажа.10 Тем не менее советская шпионская сеть не была неэффективной в 1930-е годы. Многие европейские антифашисты рассматривали коммунизм как единственный оплот против Гитлера и Муссолини. Небольшое, но значительное число из них добровольно перешли на службу в СССР. Сталин и НКВД могли также рассчитывать на регулярные отчеты коммунистических партий Европы и Северной Америки.
  
  Это обеспечило советское руководство информацией для формулирования своей внешней политики на основе надежных знаний о вероятной реакции из-за рубежа. В Японии, Германии и Соединенном Королевстве у НКВД были шпионы высокого уровня с исключительным доступом к государственным секретам. Проблема заключалась не в предоставлении информации, а в ее обработке и распространении. Сталин настаивал на том, чтобы отчеты дипломатических и шпионских агентств были доступны лишь небольшой горстке сотрудников. Была создана внутренняя группа Политбюро для наблюдения, обсуждения и принятия решений. Но его подозрительность по отношению к коллегам-политикам в Кремле была настолько велика, что он часто никому другому не позволял просматривать доступные отчеты. Поскольку кризисы в международных отношениях множились и углублялись до 1939 года, это означало, что действия СССР в решающей степени, даже в гораздо большей степени, чем в Германии, зависели от одиноких расчетов Лидера. Одновременно он также изучал отчеты по всему спектру внутренней политики, касающейся политики, безопасности, экономики, общества, религии, государственности и культуры. Его время на тщательное изучение материалов, поступавших из-за рубежа, было ограничено. Репортаж всегда был противоречивым по содержанию; он также отличался разной степенью достоверности. Недоверие Сталина к своим соратникам означало, что он впустую использовал преимущества, предоставляемые его разведывательной сетью.11
  
  Он также был виновен в том, что Народный комиссариат иностранных дел превратился в тень своего прежнего "я". В результате Большого террора были уволены сотни квалифицированных сотрудников. Репрессиям, в частности, подверглись евреи. Результатом стало то, что после 1937-198 годов каждый функционер в Москве и посольствах избегал говорить что-либо, что могло бы вызвать неприятности. Сильных, прямых советов Сталину избегали.
  
  Стальные нервы потребовались Сталину и его коллегам по Политбюро, когда они следили за событиями в Европе и Азии в 1939 году. Его личное вмешательство в дипломатические дела становилось все более частым, и 5 мая 1939 года он официально оформил ситуацию, сменив руководство Совнаркома. Сталин впервые назначил себя председателем. Этому шагу он до тех пор сопротивлялся; с 1930 года он был доволен тем, что Молотов возглавил правительство. Мрачная картина международных отношений заставила его изменить мнение. Молотов, однако, не был отброшен, а назначен в Народный Комиссариат иностранных дел. В конце концов, в 1941 году Максим Литвинов был назначен послом в США. Его известное предпочтение системе коллективной безопасности против фашистской угрозы в Европе, по-видимому, ограничило советские дипломатические возможности в середине 1939 года. Была открыта дверь для более гибкой внешней политики в отношении нацистской Германии, если бы представилась такая возможность. (Тот факт, что Литвинов был евреем, был еще одним препятствием для примирения с Гитлером.) Молотов был старшим приспешником Сталина, а также русским. Был дан еще один сигнал о том, что Сталин считает, что в ближайшее время произойдут чрезвычайно важные события.
  
  Это привело к предположению, что он разыгрывал долгосрочную карту с целью заключения сделки с Германией. Это было традицией советской внешней политики. Когда социалистическая революция не смогла вспыхнуть в Берлине после октября 1917 года, Ленин настойчиво стремился возродить советскую экономику с помощью немецких концессионеров. Без немецкой помощи, будь то социалистической или капиталистической, он видел мало шансов на восстановление промышленности и сельского хозяйства по всей стране. Рапалльский мирный договор 1922 года в какой-то степени продвинулся в этом направлении. Была ли у Сталина похожая ориентация? Это, безусловно, крайне маловероятно. Он ввел Первый пятилетний план, чтобы освободить СССР от зависимости от любой иностранной поддержки, даже если в течение нескольких лет импорт американских и немецких технологий должен был продолжаться.
  
  Наблюдения Сталина за миром после краха Уолл-стрит подтвердили набор его идей. Ему капитализм казался изначально нестабильным. Однако он также был по-прежнему опасен. До тех пор, пока Красная Армия не стала непререкаемой силой на двух континентах, советской дипломатии надлежало маневрировать в направлении соглашений с иностранными державами. Даже Германия, несмотря на то, что в гражданской войне в Испании она была на противоположной стороне, не обязательно была непримиримой. Как и Япония, Германия была постоянным геополитическим фактором, который следовало учитывать в его расчетах. Но он все больше чувствовал, что СССР промышленные и военные достижения позволяли проводить более активную внешнюю политику. В 1920-х годах, когда военачальники Маннергейм и Пи łсудский находились у власти в Финляндии и Польше, Политбюро постоянно беспокоилось об их грабительских намерениях. В последующее десятилетие эти опасения уменьшились. Красная Армия была силой, с которой приходилось считаться. В 1939 году ее войска находились в состоянии войны с Японией и держались самостоятельно. Народный комиссариат иностранных дел мог вести дела с приграничными государствами — Финляндией, Эстонией, Латвией, Литвой, Польшей, Румынией и Болгарией — с позиции силы. Их потенциал нанести ущерб СССР был бы реализован только в том случае, если бы они объединили свои усилия. Но после прихода Гитлера к власти они были больше озабочены возможностью быть завоеванными немцами, чем мыслью о свержении большевизма в Москве.
  
  Германия, однако, могла действовать независимо. Великобритания и Франция потворствовали ее последовательным кампаниям экспансии. Советские дипломатические попытки организовать сопротивление были отвергнуты. Сталин предложил помощь Чехословакии перед ее уничтожением в марте 1939 года. Было ли у него серьезное намерение ввести Красную Армию, сомнительно. Он делал публичное заявление об антифашизме СССР, зная, что британия и Франция вряд ли выступят против Гитлера. Сами чехословаки неохотно принимали советские вооруженные подразделения на своей земле. Весной и летом 1939 года Гитлер усилил давление на Польшу. Очевидно, он положил глаз на Данциг на Балтийском побережье. Польша находилась под военной угрозой, и все же ее политики отказались вступить в союз с СССР. Советско–польская вражда была неустранимой чертой расчетов Варшавы. В этих обстоятельствах неудивительно, что Сталин начал обдумывать, не предпочтительнее ли заключить сделку с Гитлером, чем полностью оставаться в стороне от событий в Восточной Европе.
  
  Сталин полагался главным образом на военную мощь, отчеты разведки и дипломатическую утонченность, чтобы довести дело до конца. Коминтерн был слабым источником помощи. Китайские коммунисты были неспособны победить японцев, и им еще предстояло сокрушить Гоминьдан. Немецкие коммунисты были мертвы или находились в концентрационных лагерях, а некоторые были эмигрировали в СССР. Коммунизм как политическая сила в центральной и Восточной Европе был поставлен на колени. В Испании и Италии он тоже потерпел поражение. В остальном мире, включая Северную Америку, он по-прежнему мало что значил. В Соединенном Королевстве это было незначительным раздражителем статус-кво, главным образом для британской лейбористской партии. Только в одной стране, Франции, коммунистическая партия сохранила массу последователей. Но французские коммунисты были всего лишь одной партией левого толка. Хотя они могли организовывать промышленные забастовки и политические демонстрации, они были главным разрушительным фактором в национальной политике. Сталина часто критиковали, особенно Четвертый Интернационал Троцкого, за то, что он отвернулся от Коминтерна в 1930-х годах. Реальность заключалась в том, что мировое коммунистическое движение давало мало надежды на совершение революций.
  
  Даже если бы разразилась революция, это привело бы к осложнениям для советской военной политики и политики безопасности. В последние годы десятилетия у СССР было мало вариантов. Сталин, который всегда скептически относился к прогнозам европейского революционного подъема, сразу же выразил уверенность в деятельности советского государства. Это не означало, что он отказался от веры в неизбежность социалистической революции во всем мире. Он думал, что глобальный "переход" в конечном итоге произойдет так, как было предсказано Марксом, Энгельсом и Лениным. Но он реалистично оценивал нынешнюю слабость мирового коммунистического движения; и будучи человеком, которому нравилось оперировать широкой программной схемой в любой момент времени, он доверял своей армии, своим разведывательным органам и — прежде всего — самому себе и своему подчиненному партнеру Молотову.
  
  Сталин и Молотов, с их ограниченным дипломатическим опытом, взяли на себя двойную ответственность; и хотя Молотов иногда противостоял Сталину в вопросах идеологии,12 они никогда не конфликтовали по вопросам внешней политики. Но эта общность увеличила опасность для страны. Сталин едва ли мог создать более опасный механизм, при котором могли приниматься государственные решения. Он один принимал высшие решения. От остроты его ума зависела судьба его страны и мир в Европе и на Дальнем Востоке. Большинство лидеров потеряли бы сон из-за такого бремени ответственности. Не Сталин. Он был в высшей степени уверен в себе теперь, когда ликвидировал тех выдающихся интеллектуалов, которые заставляли его чувствовать себя раздраженным и - глубоко в глубине души — неадекватным. Он быстро учился и гордился своим мастерством в деталях. У него никогда не было недостатка в силе воли. Остальные члены Политбюро, напуганные чистками 1937-198 годов и погруженные в другие свои обширные функции управления, оставили внешнюю политику Боссу. Внутренняя группа постоянно оставалась вне дискуссий. И все же его компетентность и решительность произвели впечатление на членов организации. Это была ситуация, которая влекла за собой катастрофу. Катастрофа не заставила себя долго ждать с визитом.
  
  
  36. УЖИН "ДЬЯВОЛЫ"
  
  
  Рано утром 24 августа 1939 года произошло событие, которое потрясло мир, когда СССР и Германия заключили десятилетний пакт о ненападении. Церемония состоялась в кабинете Молотова в Кремле в присутствии Сталина,1 и два министра иностранных дел — Молотов и Риббентроп - поставили свои подписи. Шесть лет взаимного поношения между Советским Союзом и Третьим рейхом закончились. Правда перестала поносить Гитлера и нацизм в своих передовицах, а Гитлер прекратил критику ‘иудео-большевизма’. Антигерманские фильмы были изъяты из советских кинотеатров; антисоветские брошюры и книги были сняты с полок немецких книжных магазинов. Две диктатуры, которые поддерживали противоположные стороны в гражданской войне в Испании, заключили друг друга в объятия.
  
  Сталин в кителе с загнутыми ушами смотрел через левое плечо Молотова, когда тот подписывал документ. Подобно Ленину с Брест-Литовским договором, он держался в стороне на случай, если все обернется плохо. Сталин был в восторге от того, как развивались события с момента прибытия Риббентропа на Центральный аэродром накануне. Риббентроп прибыл в Кремль в середине дня, где его встретили Сталин и Молотов. Для Риббентропа это было признаком того, что советское руководство действительно серьезно заинтересовано в сделке с Третьим рейхом. Дипломатические ноты передавались между Берлином и Москвой в течение трех недель. Риббентроп приехал, чтобы предложить соглашение об урегулировании советско–германских отношений от Балтийского моря до Черного. Непосредственной целью Гитлера было вторжение в Польшу, но это предприятие было бы опасным без участия СССР. Фюрер уполномочил Риббентропа заключить договор о ненападении между Советским Союзом и нацистской Германией. Предлагаемый договор предусматривал разделение северных регионов Восточной Европы на две зоны советского и германского влияния; в нем также излагалась схема увеличения взаимовыгодной торговли. Риббентроп прилетел в Москву, чтобы подчеркнуть, что Гитлер, несмотря на то, что он автор "Майн кампф", был серьезен.
  
  Готовность Сталина заключить такое соглашение с нацистской Германией была усилена нерешительностью дипломатических усилий альтернативных могущественных партнеров. К середине августа перспектива союза с Великобританией и Францией исчезла, и с каждым днем любое немецкое предложение становилось все более заманчивым. Молотов по указанию Сталина направил конфиденциальную ноту с согласием на дипломатические переговоры. Нетерпение Германии росло. Гитлеру нужно было вторгнуться в Польшу и подчинить ее себе до наступления зимы. 19 августа Сталин дал понять, что Москва готова принять Риббентропа. Сближение проходило в такой спешке, что у Гитлера не было времени присутствовать на нем — или, возможно, он в любом случае не поехал бы в Москву.
  
  Сталин, однако, был доволен. Три часа спокойных переговоров днем 23 августа оставили только один спорный вопрос. Это касалось судьбы Латвии. Гитлер поручил Риббентропу сохранить Латвию с ее влиятельным немецким меньшинством в зоне влияния Германии. Но Сталин и Молотов были непреклонны. Старые имперские границы были чем-то вроде заботы для Сталина. Существовал также фактор стратегической безопасности. Если бы Гитлер захватил Латвию, он бы территориальным клином врезался в пограничные земли СССР. Переговоры были прерваны в 18.30. для Риббентропа удалился, чтобы проконсультироваться со своим фюрером. Гитлер быстро уступил, и Риббентроп вернулся в Кремль, чтобы сообщить новости Сталину. Сталин, который обычно, когда хотел, был бесстрастен как камень, не мог перестать трястись. Но он взял себя в руки, и когда две группы завершили работу над текстом договора, Сталин достал бутылки и предложил тост ‘за здоровье фюрера’. Риббентроп ответил взаимностью от имени фюрера.2 Глубокой ночью состоялась официальная церемония, на которой Сталин ухмылялся из-за плеча Молотова. Трезвеннику Гитлеру рассказали об этом в его убежище "Орлиное гнездо" над Берхтесгаденом, и он позволил себе небольшой бокал шампанского.3
  
  Гитлеру нужны были гарантии того, что СССР не будет препятствовать его завоеванию большей части Польши. Это был временный компромисс: он не отказался от своей цели возможного вторжения в СССР. Но как насчет самого Сталина? В свете того, что произошло в 1941 году, когда Гитлер отдал приказ об операции "Барбаросса", был ли он благоразумен, поступив так, как поступил в 1939 году?
  
  Это поднимает вопрос о том, была ли у Сталина реальная альтернатива. Очевидно, примирение с Германией было его личным решением после консультаций с Молотовым. Сотрудники Народного комиссариата иностранных дел не получали предварительного предупреждения и их не просили готовить справочные материалы.4 В центральных ежедневных газетах не было никаких намеков. Помимо Молотова, внешнеполитическая группа в Политбюро, в которую входили Маленков, Берия и Микоян, оставалась в неведении относительно этого вопроса.5 Если когда–либо и существовало доказательство того, что Сталин был готов пойти на огромный риск, то оно было предоставлено нацистско-советским соглашением. Придя к решению, более того, он не соизволил объяснить другим свои расчеты. По правде говоря, в то время существовало только два основных варианта советской внешней политики: соглашение с Гитлером или соглашение с Францией и Соединенным Королевством. Мир с Гитлером дал бы Сталину период передышки, чтобы продолжить наращивание советской военной мощи. В отличие от этого, не было ясно, были ли французы и британцы всерьез заинтересованы в сделке. Тот факт, что британцы послали всего лишь чиновника Министерства иностранных дел среднего ранга для ведения переговоров в Москву летом 1939 года, глубоко обескуражил Кремль.
  
  Сталин, опасаясь опасной изоляции, считал, что сделка с Германией была единственным вариантом на столе переговоров. Ему пришлось преодолеть идеологические ограничения: нацисты были величайшим врагом мирового коммунизма. И все же Сталин не позволил доктрине помешать ему. Марксизм–ленинизм в любом случае не проводил фундаментального различия между типами капиталистических государств. Для Сталина все подобные государства — будь то либерально-демократические или фашистские — были в основе своей плачевными. Когда он перешел к политике народного фронта в 1934 году, он просто делал практический расчет на то, что Третий рейх представлял собой немедленную угроза СССР в Европе. Это не исключало конечной возможности договора с Гитлером больше, чем Ленин исключал возможность временного вооруженного сговора с немецкими протонацистами в середине 1920 года.6 более того, Ленин тоже хотел, чтобы советское государство избежало втягивания в мировую войну между капиталистическими государствами. Основой политики СССР должно быть то, чтобы великие державы вели любую будущую мировую войну между собой, а Красная Армия использовала любую ситуацию, которая может возникнуть. Если требовался договор о ненападении, чтобы держать руки Гитлера подальше от СССР и побудить Германию направить свои вооруженные силы против Франции и Соединенного Королевства, Сталин был готов пойти на этот шаг.
  
  Он не верил, что простой договор обеспечит мир для Советского Союза. Он также знал, что Гитлер был грозным потенциальным врагом. Молотов должен был напомнить:7
  
  
  Было бы неправильно сказать, что он недооценивал его. Он видел, что Гитлеру каким-то образом удалось за короткое время организовать немецкий народ. Была большая коммунистическая партия, и все же она исчезла — она была уничтожена! И Гитлер забрал людей с собой, и немцы сражались во время войны таким образом, что это было ощутимо. Итак, Сталин с его беспристрастным подходом к рассмотрению большой стратегии относился ко всему этому очень серьезно.
  
  
  В этом есть доля правды. Марксисту было необходимо публично подчеркнуть, что нацизм поддерживался главным образом средним классом. И все же Сталин знал, что ему противостоит фюрер, люди которого стояли за ним. У него также не было оснований полагать, что Гитлер быстро сокрушит армии Франции после победы над Польшей. Как и большинство наблюдателей, советские лидеры предполагали, что Третий рейх столкнется с трудностями на Западе и что это позволит СССР продолжать подготовку к войне вместо того, чтобы воевать с вермахтом.
  
  В Договоре о ненападении было два раздела: один был публичным, другой секретным. Публичный раздел предусматривал, что СССР и Германский рейх договорились не воевать друг с другом ни по отдельности, ни совместно с другими державами. Споры между ними должны были разрешаться путем переговоров или, если это оказывалось неэффективным, арбитражной комиссией. Договор предусматривал, что, если любая из сторон вступит в войну с другой державой, никакой поддержки этой другой державе оказываться не должно. Договор должен был оставаться в силе в течение десяти лет с возможностью продления на пять лет. СССР и Германия должны были увеличить свою торговлю на взаимовыгодной основе. Однако секретный раздел договора был еще более значительным. Его пункты разграничивали ‘сферы интересов’ советского и германского режимов в Восточной Европе. Было признано, что Германия обладает свободой действий от своей существующей восточной границы до Литвы. Влияние в Польше должно было быть разделено между СССР и Третьим рейхом. Не говоря об этом прямо, Гитлер и Сталин намеревались оккупировать их "сферы" и свести их к прямому политическому раболепию.
  
  Гитлер быстро осознал свою геополитическую цель. 1 сентября 1939 года был начат блицкриг против Польши. В течение нескольких дней польское военное сопротивление было подавлено. 27 сентября пала Варшава. Британское и французское правительства, к некоторому удивлению Гитлера, предъявили ультиматум Берлину в первый день войны. Гитлер проигнорировал его. К ужасу немцев, Сталин сначала отказался санкционировать ввод Красной Армии на территорию, которая, по общему мнению, входила в советскую сферу интересов. Причина заключалась в том, что СССР и Япония продолжали воевать на Дальнем Востоке, и военный риск развертывания войск в восточной Польше был слишком велик, пока две страны не согласились заключить мир 15 сентября. Двумя днями позже Красная армия вступила на польскую территорию. Второе соглашение — Договор о дружбе, сотрудничестве и демаркации — было согласовано 28 сентября. Сталин потребовал, чтобы не только Эстония и Латвия, но теперь и Литва были частью советской сферы. Он стремился как вернуть земли Российской империи, так и обеспечить компактную зону обороны для СССР. Гитлер, который уже подумывал о нападении на Францию, быстро согласился.
  
  Вступили в силу установленные Сталиным процедуры борьбы с ‘врагами народа’. Были арестованы политические, экономические и культурные лидеры. Армейские офицеры тоже были арестованы. Некоторые были расстреляны, другие отправлены в трудовые лагеря в Сибири и Казахстане. НКВД, извлекая уроки из Большого террора, тщательно подготовился, составив списки людей, подлежащих аресту. Сталин хотел быть уверен, что действия полиции ударили именно по тем группам, которые он определил как враждебные советским интересам. Он и Берия не ограничивались преследованием отдельных лиц. Арестовывались целые семьи и депортирован. Польша была первой страной, пострадавшей.8 Следующими на повестке дня были Эстония, Латвия и Литва, поскольку Сталин и Молотов приказали своим правительствам подписать пакты о взаимопомощи. Аналогичный приказ был передан Финляндии. Преследовалась цель консолидации всего региона под советской гегемонией. Проблема заключалась в том, что Финляндия, которая была дипломатически близка к Германии, не желала сдаваться. Переговоры прекратились. Сталин сформировал временное правительство с базирующимися в Москве финскими коммунистами, и 30 ноября Красная Армия атаковала, уверенная, что скоро достигнет Хельсинки.
  
  Финны, однако, держались стойко. Красные, измученные последствиями Большого террора, сражались упорно, но некомпетентно. Зимняя война превратилась в кровавый тупик в северных снегах. Финское правительство понимало, что полное поражение Красной Армии было за его пределами. Обсуждения были возобновлены, и в марте 1940 года был подписан мирный договор. Реалистичные финны отказались от значительной территории и нескольких военных баз. Советская граница с Финляндией была перенесена на сотни миль к северу от Ленинграда. Сталин достиг своих целей, но ужасной ценой. Погибло сто двадцать семь тысяч солдат Красной Армии.9 Что более важно для Сталина (которого не волновало количество смертей), военная мощь СССР оказалась слабее, чем думал мир. Если советские вооруженные силы не смогли сокрушить Финляндию, что бы они смогли сделать против Третьего рейха, если бы когда-нибудь разразилась война с Гитлером?
  
  В Кремле был всеобщий шок. Ожидалось, что Красная Армия с такими большими силами без труда отбросит финнов и позволит создать Финскую Советскую Республику, которая подаст заявку на включение в состав СССР. Сталин был вне себя от ярости. Он упрекнул Ворошилова. Выпивка и старая дружба развязали Ворошилову язык. Несмотря на Большой террор, он сохранил чувство личной чести и не желал принимать критику со стороны Лидера, который в последние годы контролировал каждое крупное решение, касающееся безопасности и обороноспособности. Ворошилову было достаточно: он взял тарелку с молочным поросенком и грохнул ею об стол.10 Такого рода вспышка гнева обрекла бы большинство людей на ГУЛАГ. (Обычно они попадали в ГУЛАГ задолго до того, как у них хватало духу накричать на Лидера.) Однако война дала Сталину повод подвести стратегические итоги и потребовала реорганизации Красной Армии. Сталин отправил в отставку неадекватного Ворошилова и назначил Семена Тимошенко, профессионального командира, возглавить Народный комиссариат обороны.
  
  Срочность задачи была продемонстрирована летом 1940 года, когда вермахт ворвался через Нидерланды во Францию, принудив Париж к капитуляции и экстренной эвакуации британских войск с пляжей Дюнкерка. Падение Соединенного Королевства казалось неизбежным. Тимошенко, с согласия Сталина, вернула чувство гордости советскому офицерскому корпусу. Политическое образование было сокращено пропорционально требуемой военной подготовке. Были разработаны планы строительства новой линии оборонительных сооружений вдоль границ, разделяющих германскую и советскую сферы интересов. Для достижения этой цели оказалось необходимым передать Эстонию, Латвию и Литву под контроль СССР. Не должно было повториться финское déb âcle. Была разыграна краткая шарада. Случаи ‘провокации’ были организованы для того, чтобы у Кремля был предлог вмешаться. Прибалтийских политиков нужно было запугать. Министры были вызваны из столиц Эстонии, Латвии и Литвы. Сталин и Молотов были хулиганами с многолетним опытом. Гостям Москвы не оставили выбора, кроме как согласиться на аннексию. Молотов рявкнул министру иностранных дел Латвии: "Вы не вернетесь домой, пока не поставите свою подпись под вхождением в состав СССР".11 Три правительства были беспомощны в военном отношении. Сопротивление привело бы к национальной катастрофе.
  
  Уступчивость, конечно, также привела бы к катастрофе, поскольку Эстония, Латвия и Литва, несомненно, подверглись бы такому же обращению, как восточная Польша. На самом деле методы хулиганства не сразу привели к подписанию просьб о включении в состав СССР. Таким образом, Красная Армия выдвинула свои силы для достижения целей Сталина, а подразделения НКВД, некоторые из которых действовали в Польше, были близко позади. Поддерживался принцип конституционализма. Член Политбюро Андрей Жданов, тесно поддерживавший связь со своим хозяином Сталиным, был направлен в Прибалтику для выполнения его приказов за кулисами. Полицейские аресты происходили под прикрытием затемнения в новостях. Казни и депортации последовали после того, как советские СМИ объявили о новых выборах. Баллотироваться разрешалось только кандидатам, принадлежащим к коммунистам или, по крайней мере, поддерживающим их. В июле парламенты собрались в Таллине, Риге и Вильнюсе и заявили о полном согласии с пожеланиями Москвы. Все подали прошение, как того требовал Сталин, о включении в состав СССР. Для проформы Сталин отказался принять этих троих в тот же день. Литва вошла в состав СССР 3 августа, Латвия - двумя днями позже, а Эстония - на день позже.
  
  Сталин играл в геополитическую игру изо всех сил. Коммунистические политические перспективы в Европе исчезли. Для Сталина, закоренелого оппортуниста, это не было проблемой. Не переставая верить в превосходство коммунизма над капитализмом, он ждал следующего шанса продвинуть свой вид диктатуры за границей. Литва, Латвия и Эстония были не единственными местами, которые находились в поле его зрения как находящиеся в зоне особого интереса СССР. Сталин и его представители настойчиво указывали на Румынию и Болгарию таким образом. Он также не преминул заявить, что Турция попала в советскую зону гегемонии. И Сталин, поставляя обильные квоты зерна и масла Германии, находящейся в состоянии войны с Францией и Соединенным Королевством, потребовал взамен немецкие технологии. Берлину пришлось санкционировать продажу истребителей "Мессершмитт", танка Panzer-III и крейсера "Лютцов"; он также показал советским специалистам планы строительства линкора "Бисмарк".12 У Сталина репутация человека, обманутого Гитлером. Не так все представлялось Берлину в 1939-40 годах. Сталин заключил жесткую сделку и настоял на ее полном выполнении. Когда он продвигал свое дело, рискуя усилить напряженность в отношениях между Москвой и Берлином, Гитлер назвал его "хладнокровным шантажистом".13
  
  Отношение Сталина изменилось не из-за того, что ничего не произошло в Восточной Европе или на Дальнем Востоке. Крах Франции летом 1940 года изменил все. Советское военное планирование основывалось на предположении, что Гитлер столкнется с более эффективным сопротивлением французских вооруженных сил, чем это было в Польше. Геополитика в Европе перевернулась с ног на голову. Немногие наблюдатели давали Соединенному Королевству большие шансы на выживание в последующие месяцы. Для Сталина последствия были ужасными. Вермахт выглядел так, как будто был близок к выполнению своих задач на Западе. Ей больше не грозила бы война на два фронта, если бы она обратила свою мощь против СССР. Отношения Сталина с Гитлером немедленно отразили последствия краха Франции. Свирепый с августа 1939 года, он начал умиротворять. Войну с Германией нужно было предотвратить любой ценой.14
  
  Умиротворение практиковалось без какого-либо явного заявления об изменении позиции. Но недавно обнародованные заявления Сталина за кулисами свидетельствуют о его тревогах. На обеде в честь годовщины Октябрьской революции в Кремле 7 ноября 1940 года он выразил свое потрясение военными событиями. Он не ограничился французским déb âcle. Советско–японская война выявила слабые места в военно-воздушных силах страны, если не в ее танках. Зимняя война с Финляндией прошла для СССР гораздо хуже, выявив грубые недостатки в организации и планировании. Тогда дипломатические последствия для Германии разгромил Францию в ходе летней кампании и отбросил британцев обратно за Ла-Манш. Сталин был резок: "Мы не готовы к войне такого рода, какая ведется между Германией и Англией".15 Молотов вспоминал, как примерно в то время он пришел к выводу, что "мы сможем противостоять немцам на равной основе только к 1943 году".16 были огромными. Гитлера нужно было заверить в том, что намерения советских военных были исключительно мирными. Его запросы на сырье должны были удовлетворяться, даже если немецкие технологии не были немедленно доступны в обмен: задержка поставок, на которую когда-то жаловались, теперь была простительной.
  
  Когда дипломатический мир погрузился во тьму в первой половине 1941 года, Сталин пересмотрел некоторые из своих политических суждений. Он уже добавил к русским национальным составляющим в марксизме–ленинизме. Постепенно, наблюдая за странами Европы, находившимися под властью нацистов, он пришел к выводу, что полезности Коминтерна пришел конец. Если коммунизм собирался привлечь широкое общественное мнение, его следовало рассматривать как движение, проявляющее чувствительность к местным национальным чувствам. Возможно, Сталин также срочно хотел заверить Гитлера в том, что советский экспансионизм был несуществующим стремлением. Он упомянул об этом Димитрову в апреле 1941 года; коммунистические партии, по его утверждению, 17
  
  
  их следует сделать абсолютно автономными, а не секциями Коминтерна. Они должны быть преобразованы в национальные коммунистические партии с различными наименованиями: рабочая партия, марксистская партия и т.д. Название не важно. Важно то, что они пускают корни в своем народе и концентрируются на своих собственных специфических задачах… Интернационал был создан во времена Маркса в ожидании приближающейся международной революции. Коминтерн был создан во времена Ленина в аналогичный момент. Сегодня для каждой страны в качестве высшего приоритета выдвигаются национальные задачи. Не держитесь крепко за то, что было вчера .
  
  
  Димитрову фактически сказали, что его работа устарела.
  
  Это не означало, что Сталин отказался от веры в конечный всемирный успех коммунизма; но то, что Димитров слышал косвенным образом, было суждением о том, что военная ситуация в Европе стала настолько сложной и опасной, что поддерживать скоординированное коммунистическое движение под руководством Коминтерна больше не было выгодно СССР. Сталин не оставлял надежды контролировать деятельность других коммунистических партий. Вместо этого он сделал предварительное заключение, что его политика умиротворения Германии будет усилена, если он установит дистанцию между своим правительством и Коминтерном. Только начало войны с Германией отсрочило роспуск Коминтерна Сталиным.
  
  И все же Сталин, стремясь умиротворить Гитлера, хотел поддерживать моральный дух своей собственной Красной Армии. 5 мая 1941 года он выступил на церемонии награждения выпускников военных академий в Москве. Его слова, о которых в то время не сообщалось в прессе, были воинственными. Вместо обнадеживающих слов, которые он произнес в средствах массовой информации о Германии, он заявил:18
  
  
  Война с Германией неизбежна. Если ком [раде] Молотову удастся отсрочить войну на два-три месяца с помощью М [инистики] Ф [орейнских] дел, это будет нашей удачей, но вы сами должны отправиться в путь и принять меры по повышению боеготовности наших войск.
  
  
  Сталин призвал советские вооруженные силы готовиться к войне.19 Он объяснил:20
  
  
  До сих пор мы проводили мирную, оборонительную политику, и мы также воспитывали нашу армию в этом духе. Правда, мы кое-что заработали за наши труды, проводя мирную политику. Но теперь ситуацию нужно изменить. У нас сильная и хорошо вооруженная армия.
  
  
  Сталин продолжал:
  
  
  Хорошая защита означает необходимость нападения. Нападение - лучшая форма обороны… Сейчас мы должны проводить мирную, оборонительную политику с применением нападения. Да, защита с применением нападения. Теперь мы должны переучить нашу армию и наших командиров. Воспитывать в них дух нападения.
  
  
  Было ли это — как некоторые предположили — показателем намерения напасть на Германию в ближайшем будущем? Несомненно, у него не было угрызений совести по поводу нанесения удара друзьям и союзникам в спину. Гитлер чувствовал и действовал точно так же, и нацистская пропаганда о жизненном пространстве и славянских унтерменшах не была забыта в Кремле. Для Сталина имело бы стратегический смысл нанести удар Гитлеру до того, как Гитлер смог бы вторгнуться в СССР. Верно также, что Жуков и Тимошенко набрасывали планы такого наступления.
  
  Однако ничто из этого не доказывает, что Сталин действительно планировал свое собственное наступление в ближайшем будущем. Церемония вручения военных дипломов в Европе и Азии в середине 1941 года вряд ли была поводом для политического лидера умерить боевой настрой будущих офицеров. Их нужно было подготовить к войне; они также должны были видеть, что у них есть политическое руководство, готовое вести войну. Более того, со стороны Сталина было бы упущением не дать указаний Жукову и Тимошенко планировать наступление. Всем армиям необходимо осуществлять многократное планирование , и Красная Армия не была исключением. Сталин хотел быть в состоянии справиться со всеми возможными непредвиденными обстоятельствами. Он реалистично оценивал необходимость по крайней мере пары лет, прежде чем его войска смогут сразиться с немцами. Он не исключал возможности нападения на Германию, если и когда вермахт покажется слабым. Марксистско–ленинская традиция во внешней политике предписывала, что СССР должен использовать политическое, экономическое и военное соперничество между капиталистическими державами. Так вели себя государства всех видов с незапамятных времен. Если Германия выглядела слабой, советский горный орел спикировал бы вниз и забрал свою добычу.
  
  Следовательно, приоритетом Сталина в мае и июне 1941 года было не дать Гитлеру повода начать войну. Генеральному штабу еще предстояло разработать окончательный всеобъемлющий план обороны.21 Дипломатическое и экономическое умиротворение оставалось главным в сознании Сталина. Анализ военных специалистов в Берлине и Москве указал на важность начала таких военных действий в начале лета, чтобы разрушить обороноспособность СССР до наступления зимы; и Сталин надеялся, что все это было правильно. Гитлеру помешали вторгнуться в Советский Союз в подходящее время из-за беспорядков в Югославии с весны. Но в Берлине уже было принято секретное решение: Гитлер собирался напасть, как только соберет достаточные силы в оккупированной немцами Польше. Его уверенность основывалась на незнании советского военного потенциала. Скрытность Сталина означала, что немцев держали в неведении относительно истинной силы СССР. К тому времени, когда такая информация начала поступать в Берлин, было слишком поздно убеждать Гитлера отменить вторжение.22
  
  Сталин вопреки всему надеялся, что его дипломатические маневры приносят плоды с приближением середины лета. Он игнорировал растущий поток информации о том, что Гитлер замышляет недоброе на своих границах. Жуков впадал в бешенство. В середине июня он предпринял одну из своих постоянных попыток заставить Сталина отказаться от политики умиротворения. Сталин сердито набросился на него: ‘Что ты задумал? Вы пришли сюда, чтобы напугать нас идеей войны, или вы действительно хотите войны? Разве у вас недостаточно медалей и званий?’23 Это был удар ниже пояса, который заставил Жукова выйти из себя даже по отношению к Сталину. Но момент прошел, а политика умиротворения была продолжена. Таким образом, условия для величайшей военной катастрофы двадцатого века были невольно подготовлены в высшей степени уверенным в себе Лидером в Кремле.
  
  
  37. БАРБАРОССА
  
  
  За час до рассвета 22 июня 1941 года германские вооруженные силы начали операцию "Барбаросса". От Гитлера не было предупреждения; это был классический блицкриг, и Сталин в это время лежал в постели на своей Ближней даче. Во время дипломатического кризиса последних недель он рассудил, что разведывательные источники, предсказывавшие немецкое вторжение, были просто провокацией. Тимошенко как народный комиссар обороны и Жуков как начальник Генерального штаба считали, что он ошибся, и всю прошлую ночь не спали на дежурстве. В 3.30 утра они получили сообщения о сильном обстреле вдоль советско–германской границы. Они знали, что это было за что: начало войны. Тимошенко приказала Жукову позвонить в Ближнюю по телефону. Жуков послушно попросил сонного Власика, начальника телохранителя Сталина, разбудить Вождя.1
  
  Подобно школьнику, отвергающему доказательство простой арифметики, Сталин не верил своим ушам. Тяжело дыша, он буркнул Жукову, что никаких контрмер предпринимать не следует.2 У немецких армий не было более сговорчивой жертвы. Единственной уступкой Сталина Жукову было встать с постели и вернуться в Москву на лимузине. Там он встретился с Жуковым и Тимошенко вместе с Молотовым, Берией, Ворошиловым и Львом Мехлисом.3 (Мехлис был партийным бюрократом, который выполнял многие задания Сталина во время Большого террора.) Бледный и сбитый с толку, он сидел с ними за столом, сжимая в руках пустую трубку для утешения.4 Он не мог смириться с тем, что ошибался насчет Гитлера. Он пробормотал, что начало военных действий, должно быть, было вызвано заговором внутри вермахта. Всегда должен был существовать заговор. Когда Тимошенко возразила, Сталин парировал, что ‘если бы было необходимо организовать провокацию, немецкие генералы разбомбили бы свои собственные города’. Нелепо, но он все еще пытался убедить себя, что ситуация обратима: ‘Гитлер, конечно же, не знает об этом’. Он приказал Молотову связаться с послом Шуленбургом, чтобы прояснить ситуацию. Это было последней соломинкой, когда разразился Армагеддон. Шуленбург фактически уже запросил интервью с Молотовым в Кремле. Тем временем Тимошенко и Жуков продолжали умолять Сталина разрешить организовать вооруженные контрмеры.5
  
  Шуленбург, который пытался отговорить Гитлера от вторжения, принес недвусмысленные военные новости. Молотов доложил Сталину: ‘Германское правительство объявило нам войну’. Сталин тяжело опустился в свое кресло, и последовало невыносимое молчание. Это было нарушено Жуковым, который выдвинул меры по сдерживанию сил противника. Тимошенко поправила его: ‘Не задерживать, а уничтожать’. Однако даже тогда Сталин продолжал настаивать на том, что советские сухопутные войска не должны нарушать территориальную целостность Германии. Директива № 2 была отправлена в 7.15 утра6
  
  Немцы роились, как саранча, на западных границах СССР. Никто, за исключением, возможно, Сталина, всерьез не ожидал, что Красная Армия быстро оттеснит их к реке Буг. Произошла военная катастрофа беспрецедентного масштаба в войнах двадцатого века. Сталин все еще не мог взять себя в руки. Он был явно расстроен и не мог сосредоточиться на насущных вопросах. Когда Тимошенко вернулся из Народного комиссариата обороны для совещания, Сталин отказался его видеть. Политика даже в этот момент должна была быть на первом месте, и он настоял на том, чтобы заседание Политбюро состоялось приоритет. Наконец, в девять часов утра Тимошенко разрешили представить план создания Верховного командования. Тем временем Политбюро поручило Молотову выступить по радио в полдень.7 Сталин все еще чувствовал себя дезориентированным. Если бы он захотел, он мог бы сам назвать адрес. Но шок и смущение отвлекли его. Однако он был полон решимости оставаться в центре событий — и он знал, что Молотов не подведет его у микрофона. Сталин не тратил время на возмущение тем, что Гитлер сделал с ним. Война началась всерьез. Он и СССР должны были победить в ней.
  
  Как он позволил себя обмануть? В течение нескольких недель вермахт сосредоточивал силы на западных берегах реки Буг, поскольку десятки дивизий были переброшены из других частей Европы. Люфтваффе направили эскадрильи самолетов-разведчиков над советскими городами. Обо всем этом было доложено Сталину его управлением военной разведки. В мае и июне Тимошенко и Жуков постоянно оказывали на него давление, требуя санкционировать диспозицию для начала боевых действий. Рихард Зорге, советский агент в посольстве Германии в Токио, поднял тревогу. Уинстон Черчилль посылал телеграммы с предупреждением Сталину. Шпионы СССР в Германии упоминали о ведущихся приготовлениях. Даже Коммунистическая партия Китая предупредила Москву о намерениях Германии.8
  
  И все же Сталин принял решение. Отвергнув предупреждения, он поверил в свое собственное суждение. То, что Сталин допустил ошибку, не подлежит сомнению. Тем не менее, было несколько смягчающих обстоятельств. Сталин ожидал, что рано или поздно начнется война с Германией. Как и военные планировщики всего мира, он был поражен легкой победой Гитлера над Францией. Успех, достигнутый вермахтом на Западе, вероятно, должен был привести к принятию любого решения фюрером повернуть на восток и напасть на СССР. Но у Сталина были некоторые основания полагать, что немцы не рискнули бы напасть в 1941 году. Хотя Франция была унижена, Гитлер не нанес британцам смертельного удара. Его вооруженные силы также столкнулись с трудностями на Балканах весной, когда действия против немецкой оккупации Югославии отвлекли войска, необходимые для операции "Барбаросса". Сталин продолжал придерживаться убеждения, что успешное вторжение в СССР должно было начаться самое позднее в начале лета. Судьба Наполеона в 1812 году показала важность победы над русскими без необходимости тащиться по снегу. К середине июня 1941 года казалось, что опасность немецкого крестового похода миновала.
  
  Некоторые агенты советской разведки также отрицали неизбежность нападения Германии. Туман сообщений запутал расчеты Сталина.9 Он усугубил ситуацию, настаивая на том, чтобы быть единственным арбитром достоверности данных. Нормальная обработка информации в СССР была запрещена.10 Сталин чрезмерно полагался на свою личную интуицию и опыт. Не только коллеги-политики, но и народный комиссар обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Жуков держались в неведении относительно сообщений посольств и разведывательных агентств.11 Немцы воспользовались ситуацией, распространяя дезинформацию; они многое сделали, чтобы заставить Сталина поверить, что военная кампания не за горами. Таким образом, Сталин в первые месяцы 1941 года двигался по двойному пути: он скрупулезно соблюдал условия своего пакта с нацистской Германией, одновременно заявляя собраниям советской политической и военной элиты, что, если немцы нападут, они будут отбиты со свирепой эффективностью. Он пошел на крупную авантюру с безопасностью своей страны. Осторожный во многих отношениях, Сталин верил в свою способность читать руны намерений Гитлера, не обсуждая доказательства с кем-либо еще.
  
  Сталин был потрясен операцией "Барбаросса", но Молотов всегда защищал Босса от обвинений в том, что тот потерял сознание от напряжения:12
  
  
  Нельзя сказать, что он развалился на части; конечно, он страдал, но не показывал этого. У Сталина определенно были свои трудности. Было бы глупо утверждать, что он не страдал. Но он изображен не таким, каким он был на самом деле — он представлен как раскаявшийся грешник! Ну, конечно, это абсурд. Все эти дни и ночи, как всегда, он продолжал работать; у него не было времени развалиться на части или потерять дар речи.
  
  
  Книга посетителей Сталина подтверждает, что он не впал в пассивность.13 Жуков тоже настаивал на том, что выздоровление Сталина было быстрым. На следующий день он, безусловно, взял себя в руки, и в течение следующих нескольких дней он гораздо больше походил на себя прежнего. Сила воли помогла ему справиться. У него не было выбора. Неспособность разгромить германские вооруженные силы была бы фатальной для коммунистической партии и советского государства. Октябрьская революция была бы подавлена, и Россия оказалась бы в руках немцев.
  
  23 июня Сталин работал без отдыха в своем кремлевском кабинете. В течение пятнадцати часов подряд, начиная с 3.20 ночи, он консультировался с членами Верховного командования. Центральное военное планирование имело решающее значение, и он позволил своим политическим подчиненным выполнять их задачи, в то время как сам сосредоточился на своих собственных. Затем в 18:25 он попросил устных отчетов у политиков и командиров. Молотов был с ним практически все время. Сталин собирал максимум необходимой информации, прежде чем отдавать дальнейшие приказы. Записано, что посетители приходили к нему до 1.25 ночи следующего дня.14
  
  Верховное командование, или Ставка — термин, использовавшийся при Николае II во время Первой мировой войны, — также было учреждено 23 июня. Первоначально Сталин не был склонен становиться его формальным главой. Он не стремился называть себя лидером военных действий, которые находились в катастрофическом состоянии. Итак, именно Тимошенко в качестве председателя возглавляла Ставку, в которую входили Сталин, Молотов, Ворошилов, Буденный, Жуков и Кузнецов. Другие также пытались убедить Сталина разрешить его назначение Верховным главнокомандующим. Он отказался, хотя на практике действовал так, как будто принял этот пост. В целом состав Ставки был сформирован им,15, и было заметно, что он настаивал на том, чтобы ведущие политики принадлежали к этому военному органу. Не только Молотов, но также Ворошилов и Буденный были в основном деятелями коммунистической партии, которым не хватало профессионального опыта для управления современной военной машиной. Таким образом, Тимошенко, Жуков и Кузнецов были в меньшинстве. Сталин не допустил бы, чтобы какое-либо важное решение принималось без участия политиков, несмотря на его собственные грубые ошибки последних нескольких дней. Он вызвал генералов к себе в кабинет, навел справки о ситуации к западу от Москвы и дал свои инструкции. В его превосходстве не было сомнений.
  
  Он подгонял себя и других в максимальном темпе до ранних часов 29 июня, когда Молотов, Микоян и Берия покинули его последними. (В.Н. Меркулов, возглавлявший организацию государственной безопасности в течение нескольких месяцев, ушел за несколько минут до этого.)16 В этот момент он начал вести себя загадочно. Его визит в Министерство обороны двумя днями ранее был трудным. Когда Тимошенко и Жуков показали ему оперативные карты, он был потрясен масштабом катастрофы для Красной Армии. Преодолев свое недоумение по поводу операции "Барбаросса" 21 июня, он перенес рецидив. Коллеги-члены Политбюро, Совнаркома и Ставки понятия не имели, что с ним произошло. Когда на Ближнюю дачу позвонили, его главный помощник Поскрëбышев заявил, что не знает, где он был. И все же он действительно прятался на той даче. Командирам и политикам было предоставлено продолжать войну с Германией, насколько это было возможно. Никто за пределами Ближней не знал, жив он или мертв.
  
  Немецкое наступление ускорилось на советских границах. Обученные Сталиным подчиняться его прихотям, его военные и политические подчиненные пытались управлять своими учреждениями так, как будто ничего странного не происходило. Но они беспокоились о том, чтобы что-то предпринять, не согласовав это с ним заранее. Ситуация менялась с каждым часом. Санкция Сталина была необходима в течение многих лет, и Ставка нуждалась в его присутствии в центре событий. Что он делал? Одна из возможностей заключалась в том, что его моральный дух упал настолько низко, что он чувствовал себя неспособным продолжать работать на своем посту. У него было много причин чувствовать себя плохо из-за своего недавнего выступления. Другая возможность заключается в том, что он стремился внушить своим подчиненным, что, как бы плохо он ни выступал, он оставался незаменимым лидером. Сталин был заядлым читателем книг об Иване Грозном и в какой-то степени отождествлял себя с ним. Царь Иван однажды покинул Кремль и удалился в монастырь; его целью было заставить бояр и епископов осознать фундаментальную необходимость того, чтобы он продолжал править. Через несколько дней к царю вышла делегация, умоляя его вернуться в Кремль. Возможно, Сталин придумал похожую ситуацию.
  
  Правда никогда не будет известна, поскольку Сталин никогда не рассказывал об этом эпизоде. Его подчиненные в конце концов набрались смелости выяснить, что происходит. Николай Вознесенский, восходящая звезда органов государственного планирования, был в гостях у Микояна, когда от Молотова поступил звонок с приглашением присоединиться к нему. Маленков, Ворошилов и Берия уже были у Молотова, и Берия предлагал создать Государственный комитет обороны. Микоян и Вознесенский согласились. Предполагалось, что этот Государственный комитет обороны заменит власть как партии, так и правительства и будет возглавляться Сталиным. Это была первая крупная инициатива за многие годы, которую кто-либо из них предпринял, не спрашивая его предварительной санкции.17
  
  Загвоздка заключалась в том, чтобы заставить Сталина согласиться. Группа решила выехать в Ближнюю, чтобы напрямую обратиться к нему с предложением. Когда Молотов в последние дни поднял проблему ‘прострации’ Сталина, Вознесенский собрался с духом: ‘Вячеслав, ты иди первым, а мы будем сразу за тобой’. Микоян истолковал это как нечто большее, чем план поездки. Вознесенский говорил, что, если Сталин не сможет взять себя в руки, его место должен занять Молотов. Приехав на дачу, они нашли его обмякшим в кресле. Он выглядел ‘странным’ и ‘настороженным’, совершенно не похожим на Лидера, к которому они привыкли. "Зачем, - пробормотал он, ‘ вы пришли?’ Микояну показалось, что Сталин подозревает, что его собираются арестовать. Но затем Молотов, его старый товарищ, выступил от имени всех, объяснив необходимость создания Государственного комитета обороны. Сталин все еще не был успокоен и спросил: ‘Кто его возглавит?’ Молотов сам назвал имя Сталина. Даже тогда Сталин казался удивленным и просто сказал: ‘Хорошо’. Лед таял. Берия предложил, чтобы четыре члена Политбюро присоединились к нему в Государственном комитете: Молотов, Ворошилов, Маленков и Берия. Сталин, восстановив свое доверие, хотел добавить Микояна и Вознесенского.18
  
  Берия возражал, что Микоян и Вознесенский были незаменимы для работы в Совнаркоме и Госплане. Вознесенский гневно восстал против Берии. Сталин был в своей стихии: его подчиненным было больше интересно спорить друг с другом, чем соперничать с ним. Было получено согласие Государственного комитета из пяти членов с предоставлением Микояну широких полномочий по организации поставок, а Вознесенскому - по координации производства вооружений.19 Решение было подтверждено в прессе 1 июля.20 И Сталин вернулся к руководству. Предположение о том, что Молотова могли заменить на Сталина, могло привести к смерти их всех; это держалось от него в секрете. В любом случае это был случай, который Сталин вряд ли забыл. Берия считал, что рано или поздно посетители дачи поплатятся за то, что увидели его в момент глубокой слабости.21
  
  10 июля, после подталкивания Жукова среди прочих, Сталин позволил назначить себя Верховным главнокомандующим. Он был осторожен даже в этом, и присвоение звания скрывалось от средств массовой информации в течение нескольких недель. Причина его неловкости не разглашалась, и он никогда не обсуждал это со своими близкими. Но трудно избежать вывода, что Сталин хотел избежать слишком тесной ассоциации в массовом сознании с катастрофой на фронте. Если бы поражения продолжались, из-за него полетели бы другие головы. Ему потребовалось еще больше времени, чтобы принять официальное руководство Ставкой. Только 8 августа он согласился стать ее председателем. Было ли это еще одним признаком того, что он узнал из биографий первого римского императора Августа, что реальная власть имеет большее значение, чем титулы? Что бы это ни означало в отношении Сталина к своему образу, это явное свидетельство того, что он наконец-то подумал, что Красная Армия оправилась от своих катастрофических первых дней в полевых условиях против немцев. Были организованы зачатки эффективной обороны, и на смену хаосу пришли порядок и действенность: Сталин мог, наконец, рискнуть и взять на себя всю полноту верховной ответственности; и действительно, неспособность сделать это поставила бы под сомнение его приверженность.
  
  Тем, кто заплатил высшую цену за то, что раздражал Сталина, даже не видя его в подавленном настроении на даче, был командующий Западным фронтом Дмитрий Павлов. Оказавшийся в безвыходной ситуации из-за бесхозяйственности Сталина в военной сфере до 22 июня 1941 года, Павлова сделали козлом отпущения за военный успех Германии. Ошибаться свойственно человеку, и Сталин ошибался в колоссальных масштабах. Он прощал себя, но не других; и когда он совершал ошибку, вина ложилась на других. Павлов был арестован, предстал перед военным трибуналом и приговорен к смертной казни. Именно этого, по мнению Сталина, он добивался, это трудно понять. Приговор не получил широкой огласки. Скорее всего, Сталин просто делал то, что стало его обычной практикой, и он хотел, чтобы его командиры боялись его. Но, возможно, он также осознавал необходимость избегать падения морального духа всего офицерского корпуса. Поэтому он выбрал компромисс. Он добился своей жертвы, но воздержался от довоенного сценария пыток, показательного процесса и принудительного признания. Это было слабым утешением для несчастного Павлова, но это был первый слабый признак того, что Сталин понимал необходимость скорректировать свое поведение в горниле войны.
  
  Тем временем гитлеровский вермахт продолжал неистовствовать в глубине советской территории. Германский стратегический план состоял в том, чтобы продвигаться по равнинам и болотам западной границы СССР и в течение нескольких недель оккупировать основные европейские регионы. Казалось, что они вот-вот оправдают все ожидания фюрера. Опытные танковые соединения прошли по обширной территории, сталкиваясь с отважными, но неэффективными оборонительными операциями. Минск, столица Белоруссии, пал 29 июня, Смоленск - 16 июля. Между Смоленском и Москвой не было крупного городского центра. Отчаявшись в существующем командовании на своем Западном фронте, Сталин отпустил Тимошенко и Жукова, чтобы они на месте перестроили ситуацию и усилили сопротивление. Было достигнуто некоторое замедление немецкого наступления против группы армий "Центр". Но танковые соединения одновременно прокладывали себе путь к Ленинграду на севере и Киеву дальше на юг. Уже вся Польша, Литва и Белоруссия находились под властью генерал-губернаторства, назначенного Гитлером. Казалось, что ничто не могло спасти ‘советскую власть’. Операция "Барбаросса" была предпринята вооруженными силами, которые завоевали каждую страну в Европе, на которую они напали. Для кампании против СССР было собрано более трех миллионов человек. В распоряжении Гитлера было более трех тысяч танков и двух тысяч самолетов. Силы безопасности следовали по пути своих побед: айнзатц-коммандос уничтожали всех, кого считали враждебными Новому порядку. Все было спланировано и доведено до очевидного совершенства.
  
  Москву и Ленинград охватила паника, когда тысячи жителей пытались уехать до прихода немцев. Среди беженцев были партийные и правительственные функционеры. Сталин был безжалостен. Берия, которому был поручен общий надзор за вопросами безопасности в Государственном комитете обороны, был уполномочен создавать заградительные отряды на окраинах столицы и вершить правосудие без суда и следствия над теми, кто пытался бежать. Стратегические распоряжения были сделаны, когда Государственный комитет учредил верховные командования для Северо-Западного и Юго-Западного фронтов. Уверенность Сталина в военном профессионализме не созрела. Хотя он назначил Тимошенко на Западный фронт, он оговорил, что Ворошилов должен возглавить Северо-Западный фронт, в то время как Буденный принял Юго-Западный фронт.22 Ворошилов и Буденный, его товарищи по гражданской войне, не снискали лавров в советско–финской войне, и все же Сталин был рядом с ними. Партийные комитеты и советские исполнительные комитеты в провинциях были переданы непосредственно под руководство Государственного комитета и получили приказ укреплять дух сопротивления. Предполагалось интенсивно проводить призыв мужчин в Красную Армию. Необходимо было увеличить производство вооружений, ужесточить трудовую дисциплину и обеспечить поставки продовольствия из деревень. Как это делалось, Сталину было безразлично. Его заботили только результаты.
  
  Огромное количество военнопленных попало в руки немцев: только в битве за Минск было захвачено более 400 000 военнослужащих Красной Армии. Советские военно-воздушные силы в западных пограничных районах были уничтожены, главным образом на земле, в первые два дня боевых действий. Транспортные связи были разрушены. Когда Смоленск был оккупирован, у штаб-квартиры партии не было времени сжечь свои документы. СССР потерял свои советские республики на западных окраинах, поскольку Украина, Белоруссия, Литва, Латвия и Эстония оказались под властью Германии. СССР потерял половину своего промышленного и сельскохозяйственного потенциала и почти такую же долю своего населения. Моральный дух в неоккупированных зонах был низким. Гражданское управление было хаотичным. Немецкие бомбардировщики продолжали разрушать жилые дома за много миль от линии наступления вермахта. В Москве нарастала паника. Многие правительственные чиновники пытались бежать. Ни речь Молотова 22 июня, ни выступление Сталина одиннадцатью днями позже не убедили большинство людей в том, что успешная оборона возможна.
  
  В СССР также не было недостатка в гражданах, которые были довольны тем, что, казалось, происходило. Многие на западных окраинах приветствовали войска вермахта как освободителей. Украинские крестьяне приветствовали их традиционным хлебом-солью. Цель Сталина искоренить возможность пятой колонны посредством Большого террора оказалась неэффективной. Все, чего он добился, - это разжигания огня озлобления своим правлением. Крестьянство жаждало освободиться от мук колхозной системы. Они были не единственными. В маленьких и поселках, особенно среди людей, которые не были русскими или евреями, было много наивного о целях Гитлера. Это было неудивительно, поскольку немецкая оккупационная политика еще не была прояснена, и некоторые нацистские функционеры видели преимущество в поиске добровольного сотрудничества в завоеванных регионах Советского Союза путем демонтажа всего порядка, созданного с 1917 года. Были вновь открыты церкви. Магазины и мелкие предприятия снова начали функционировать. Гитлер по глупости отклонил любые дальнейшие предложения в этом направлении. Ко всем славянским народам следовало относиться как к Унтерменшах, пригодных только для экономической эксплуатации в интересах Третьего рейха. Вермахту и СС было поручено выжимать рабочую силу и сырье из Украины, как будто страна была лимоном.
  
  Военные действия в СССР начали координироваться. Партийным функционерам было приказано выступать на заводских собраниях и сообщать рабочим, что немцев вот-вот остановят. К советским гражданам должны были быть предъявлены огромные требования. Рабочий день был удлинен, трудовая дисциплина еще более ужесточена. Угроза нацизма была бы рассеяна. СССР собирался победить, а Третий рейх, несмотря на то, что казалось обратным, проиграть. Советский режим действовал бы на войне так же безжалостно, как и в мирное время.
  
  И все же было трудно поверить нескольким настоящим оптимистам. Предполагалось, что официальные представители говорили только то, что им было приказано сказать. Люфтваффе бомбили Москву к 21 июля. Месяц боев поставил Советский Союз на колени. Группа армий "Север" приближалась к Ленинграду, и, поскольку падение Москвы казалось неминуемым, Гитлер и его генералы начали подумывать о передаче сил группе армий "Юг", чтобы обеспечить предстоящее завоевание Киева. Советские беженцы, хлынувшие в центральную Россию, принесли с собой рассказы о военных успехах Германии, которые подорвали "Правду" Настаивал на том, что Красная Армия прекращает отступление. Гитлер добивался того, чего немецкие военачальники Людендорф и Гинденбург угрожали сделать, если Ленин и коммунисты не подпишут сепаратный договор в Брест-Литовске в начале 1918 года. Огромные экономические ресурсы попали под немецкую оккупацию для использования в войне против СССР. По приказу Сталина была предпринята попытка эвакуации заводов и рабочей силы; а красные войска и НКВД, отступая, проводили политику выжженной земли, чтобы свести к минимуму выгоду для вермахта. Гитлер готовил себя к тому, чтобы стать хозяином Востока.
  
  
  38. БОРЬБА НА
  
  
  Осень 1941 года была мрачной для русских. Великобритания больше года в одиночку противостояла Германии, и теперь СССР присоединился к ней в еще большей опасности. Британцы не могли направить значительную финансовую помощь, вооружение или войска. Хотя фронт между вермахтом и Красной Армией был всего лишь одним из фронтов Второй мировой войны, в то время это была фактически отдельная война. Фронт еще не был стабилизирован эффективной советской обороной. В октябре немецкие войска, прорвавшись через равнины и болота к востоку от реки Баг, собирали силы за пределами Москвы для последнего удара по столице СССР. Важнейшие решения необходимо было принимать в Кремле. Первоначальный план предусматривал эвакуацию всего правительства в Куйбышев на Волге. Сталин должен был уехать поездом, а забальзамированное тело Ленина, заново пропитанное химикатами, было подготовлено для поездки в Тюмень в Западной Сибири. Москва, по всей видимости, должна была пасть перед захватчиками до наступления зимы. Никогда со времен вторжения Наполеона в 1812 году российская столица не сталкивалась с таким тяжелым положением — и Сталин, в отличие от Александра I, вряд ли мог ожидать, что Гитлер дарует ему жизнь в случае все более вероятной победы Германии.
  
  И все же линия держалась. Жуков, начальник штаба Ставки, был переведен на поле боя для обороны Москвы. В последний момент Сталин решил остаться в столице. Санкционируя отъезд нескольких народных комиссариатов в Куйбышев, он решил, что Жуков может одержать победу, и дал указание ведущим политикам оставаться с ним в столице. Он не мог бы придумать лучшего пропагандистского материала. Прошел слух, что Лидер отказывается покидать столицу. Сопротивление собирались оказать все, от членов Ставки до рядового пехотинца и заводского рабочего.
  
  Первое испытание решимости Сталина пришлось на конец года, когда Ставка обсудила вопрос о глубокой обороне. Жуков был прирожденным подвижником вперед; он никогда не испытывал большего удовлетворения, чем при организации красных сил для нападения на вермахт. Но он также был профессиональным военным. Стратегические шансы противостоять немецким войскам, наступающим на Киев, были минимальными, и Жуков — как и другие командующие — пришел к выводу, что оставление украинской столицы позволит сохранить людские и материальные ресурсы, которые можно было бы использовать на более позднем этапе войны. Он поручил это Сталину на свой предсказуемый риск. Сталин был зол. ‘Как, - спросил он, - вы могли даже подумать о том, чтобы сдать Киев врагу?’ Тем не менее Жуков стоял на своем: "Если вы думаете, что начальник генштаба не может говорить ничего, кроме абсолютной чуши, то ему здесь нечего делать".1 Тем не менее Сталин остался при своих порывах, и был отдан приказ защищать Киев до последнего. Тимошенко, обычно боявшаяся оскорбить Сталина, рассматривала возможность вывода войск из Киева, не сообщив об этом Сталину. (Это, очевидно, было бы самоубийственной мерой для Тимошенко.) Атака, атака и еще раз атака: таков был способ Сталина отразить нацистское вторжение. Итак, по настоянию Сталина вооруженным силам в столице было приказано готовиться к решительным действиям. Гражданским лицам было приказано оставаться позади.
  
  Вермахт продвигался вперед. Что поражало его командиров, так это советская отвага, решительность и гибкость. Их учили относиться к русским как к унтерменшам, но они обнаружили, что народы СССР, включая русских, были далеки от примитивности. Сталин все еще не сдвинулся с места в вопросах стратегии. Оставление крупных городов было для него проклятием. Ему еще предстояло узнать, что стратегический отход может способствовать необходимой перегруппировке. Он действовал как военный невежда, точно так же, как в середине 1941 года проявил себя дипломатическим невеждой. 19 сентября Киев неизбежно пал под натиском более крупных и лучше организованных сил вермахта.
  
  Стратегических вариантов у Красной армии было немного. Пока вермахт владел инициативой, Ставке приходилось реагировать на действия Германии. Командирам было приказано удерживать свои нынешние позиции. Ставка решала, какие сектора экономики больше всего нуждаются в переброске резервов. Пока Жуков работал над планом кампании, Сталин заставлял своих политиков увеличивать объемы производства для вооруженных сил. В 1942 году в СССР были совершены удивительные подвиги. На Урале были восстановлены заводы и рабочая сила, эвакуированные из западных регионов СССР. Тем временем промышленные предприятия центральной России были активизация деятельности. Восполнялись тяжелые потери 1941 года. Это было сделано с обычной для Сталина беспощадностью. Лозунг ‘Все для фронта!’ был реализован почти до буквы. Промышленность, и без того в значительной степени ориентированная на военные нужды до 1941 года, производила практически исключительно для нужд вооруженных сил. Потребительские товары перестали производиться. Советская экономическая мощь была настолько успешно направлена на военные нужды, что за последние шесть месяцев 1942 года она достигла уровня производства, которого немцы достигли только за весь год. Цифры были замечательными. За это полугодие СССР приобрел пятнадцать тысяч самолетов и тринадцать тысяч танков.2
  
  Цену заплатили другие секторы экономики. Сельскому хозяйству было отказано в ресурсах. Когда молодых мужчин призвали в вооруженные силы, а молодых женщин отправили на работу на заводы, условия в колхозах резко ухудшились. Многие фермы прекратили производство или управлялись трудом женщин, давно вышедших из поры своей юношеской энергии. Тем не менее, правительственные квоты на закупки сохранялись, чтобы солдаты и рабочие могли быть накормлены. Результатом стало еще большее обнищание сельской местности. Государственный административный приказ, который сообщал о массовых достижениях в производстве танков и самолетов, был катастрофой для сельского хозяйства. Пропагандисты Сталина — и многие более поздние комментаторы — подчеркивали, что его политика чудесно проявила себя во время войны; они могли добиться этого, только умолчав о фермах в неоккупированных регионах.
  
  И все же патриотический дух был неугасим. Пропаганда усилила сопротивление, опубликовав подробности немецких зверств. Правда не стала ‘официальным изданием’, однако ей не нужно было выдумывать ложь о вермахте и СС. Как только советское военное сопротивление начало усиливаться, московские средства массовой информации сосредоточились на зверствах немцев. Евреев, цыган и коммунистов расстреливали без оглядки. Убийства и мародерство опустошали западные пограничные районы СССР. Хотя немцы разрешили вновь открыть большинство церквей и некоторые частные магазины на Украине, они в целом относились к стране как к месту грабежа. Регулярно изымались урожаи, и немецкие оккупанты сочли колхозы слишком полезным инструментом заготовки зерна, чтобы от них отказываться. В начале операции "Барбаросса" в Берлине разгорелись дебаты о политике оккупации. Несколько официальных лиц призывали к осмотрительности в стремлении нейтрализовать оппозицию в западных регионах СССР путем предоставления экономических и социальных уступок. Гитлер пресек эти разговоры. Для него главной целью вторжения было осуществление его идеологической мечты. Вермахту, СС и гражданской администрации было приказано обращаться со славянскими унтерменшами как с человеческим ресурсом, который можно эксплуатировать до смерти.
  
  На Сталина это, по-видимому, никак не повлияло. Он не смог предвидеть всю мощь нацистской жестокости; но даже когда до него доходили донесения из-за немецких позиций, он держал язык за зубами. Он говорил только в общих чертах о немецких зверствах (в то время как Черчилль и Рузвельт подчеркивали массовое пренебрежение международными законами о войне). Сталин сам вел войну, как и проводил политику, с присущей ему безмерной жестокостью. НКВД бесчинствовал по всей Эстонии, Латвии и Литве, убивая или арестовывая целые слои населения. Именно в ходе операции "Барбаросса" впервые со времен гражданской войны он столкнулся с врагом, столь же готовым использовать террор против ни в чем не повинных мирных жителей.
  
  Сталин в любом случае мало задумывался над этим вопросом.3 Призывая своих соотечественников вести ожесточенную войну любой ценой, он не был заинтересован в том, чтобы заострять внимание на ужасающей силе и безжалостности вермахта. Он и Ставка ладили с планированием, организацией и контролем военных действий. Они были жесткими людьми по любым стандартам. Те коммунистические лидеры, которые отличались мягкостью мышления — Бухарин, Каменев, Томский или Рязанов — погибли во время Большого террора. В Ставке или Государственном комитете обороны не было таких настроев. Если у кого-то из них и были сомнения по поводу суровости Сталина по отношению к своим собственным силам, они помалкивали о них. Обе стороны в германо–советском конфликте нападали друг на друга, не считаясь с Женевской конвенцией. С военнопленными обращались зверски. Были разработаны стратегия и тактика, которые не щадили ни солдат, ни гражданских лиц. Ограничения, которые характеризовали боевые действия между Германией и западными союзниками, никогда не преобладали на фронте с Красной Армией. Военные действия вернулись к той колоссальной жестокости, которую в последний раз видели в Европе во время религиозных войн семнадцатого века, и Сталин был в своей стихии.
  
  То, что СССР пережил ту первую ужасную зиму 1941-1942 годов, в то время казалось чудом. США вступили в войну против Германии в 1941 году. Западные союзники Сталина, несмотря на их публичную браваду, не дали ему большого шанса; и хотя Вашингтон обещал поставки оружия и других товаров по системе Ленд-лиза (которая откладывала любые платежи до окончания военных действий), до СССР мало что доходило до последних месяцев 1942 года. Советскому Союзу пришлось справляться с нацистской Германией самостоятельно, в то время как Гитлер мог рассчитывать на растущую поддержку Италии, Венгрии, Румынии и Словакии.
  
  Трезвая оценка была менее неблагоприятной для шансов Сталина. Довоенный анализ, которым делились в Берлине и Москве, гласил, что немцам нужно было атаковать к началу лета, если они хотели победить. Фактическая военная кампания подтвердила этот анализ. Вермахт, после массированного продвижения в западные пограничные районы СССР, был остановлен под Ленинградом и Москвой; ему не удалось захватить центр России, богатый нефтью Баку и транспортные пути по Волге. СССР сохранил достаточные людские и материальные ресурсы для продолжения сопротивления агрессору. Вермахт действовал в более суровых условиях, чем предполагал Гитлер. Последние месяцы 1941 года были ужасно холодными. Немецкие линии связи и снабжения были перегружены: Гитлер не продвинулся достаточно далеко, чтобы добиться окончательного успеха, но зашел слишком далеко, чтобы поддерживать свои вооруженные силы в приличном состоянии. Кроме того, военная техника Германии не была сконструирована в соответствии с требованиями суровой русской зимы. Шансы начали склоняться в пользу СССР, несмотря на непреходящие последствия просчетов Сталина в отношении операции "Барбаросса".
  
  У Сталина открылось второе дыхание, несмотря на то, что непосредственная ситуация была глубоко обескураживающей. Вермахт рыскал, как пантера, под Москвой и Ленинградом. Запасы продовольствия в неоккупированных частях СССР сократились наполовину в результате установления немецкого контроля над Украиной. Бассейн Дона тоже был захвачен, а вместе с ним исчезло три четверти доступа страны к углю, железу и стали. На территориях, удерживаемых Германией, находились месторождения других металлов; к ним относились медь, марганец и алюминий. Число потенциальных призывников в Красную Армию сократилось из-за скорости и глубины наступления вермахта. Более того, на территориях, удерживаемых Советским Союзом, царил большой хаос. Миллионы беженцев хлынули в центральную Россию. С запада в Москву прибывали поезда с вагонами, доверху набитыми оборудованием эвакуированных заводов.
  
  Верховный Главнокомандующий обратился к инстинкту. Наступление, настаивал он своим измученным генералам, было предпочтительнее обороны. Даже Сталин признавал, что это было невозможно под Москвой и Ленинградом. Но он думал, что его карты указывают на слабость Германии в бассейне Дона. Генералы и комиссары предупреждали его, что логистика и география неблагоприятны; но они ничего не добились. Сталин утверждал — или, скорее, он предполагал и не заботился о том, что другие возражали против него, — что почти любое действие лучше пассивности. В апреле 1942 года, когда снег сменился грязью, Сталин отменил Ставку и заставил своих военных специалистов организовать наступление на востоке Украины с целью захвата Харькова. Это было бы первое серьезное советское контрнаступление. Это было спланировано с вопиющей неосмотрительностью, и немецкие спецслужбы заранее знали об этом. Вермахт принял необходимые меры и ждал; он также заранее знал о плане Сталина вернуть Крым. Захлопнулась стратегическая ловушка. Несмотря на возражения своих советников, Сталин настоял на наступательных действиях, и Красная Армия направила свои танки прямо в пасть поражению.
  
  Гитлер нанес сокрушительный удар по советским вооруженным силам, и Харьков остался в руках врага. Гитлер продолжал мыслить грандиозными категориями. Война для немецких войск в Северной Африке шла хорошо, и было вполне разумно предположить, что вермахт, наступающий с юга и севера, вскоре захватит весь Ближний Восток и завладеет его нефтью. Японцы, союзники Гитлера, быстро продвигались вдоль западного побережья Тихого океана. Ни одна страна не могла выстоять против Японии; европейские имперские державы — Британия, Франция и Голландия — терпели поражение в азиатской борьбе. Гитлер уверенно выбрал Сталинград (ранее известный как Царицын) в качестве своей следующей цели.
  
  Сталин приказал удержать город любой ценой. Существует много необоснованных комментариев о том, что и он, и Гитлер преувеличивали стратегическое значение Сталинграда. Сталин находился там в течение нескольких месяцев в 1918 году, и его пропагандисты рассматривали Царицынскую кампанию как решающую для исхода Гражданской войны. Говорят, Гитлера привлекло нападение на Сталинград, потому что город носил имя Сталина. Чувства и символика, вполне возможно, способствовали немецкой решимости взять Сталинград и советской воле к сопротивлению. Но основная причина решения Гитлера была стратегической. Сталинград находился в районе, жизненно важном для материально-технического обеспечения военных действий СССР. Контроль Германии над средним Поволжьем отрезал бы СССР от поставок нефти в Баку и Грозный. Его обладание также позволило бы немцам прорваться через Волгу в юго-восточную Россию и опасно сократить доступ Москвы к зерну и картофелю. Альтернативой было бы сосредоточиться на захвате Москвы, чтобы доминировать над транспортным и административным центром всего СССР. Но решение Гитлера было разумным, даже если это был не единственный доступный ему вариант.
  
  Германия и ее союзники начали Сталинградскую кампанию 28 июня 1942 года. Они быстро достигли и взяли Воронеж. Затем пал Ростов. Казалось, что Сталинград обречен, и уверенный в себе Гитлер разделил наступающие силы, чтобы захватить нефть северного и Южного Кавказа. Донесения в Москву были болезненным чтением для Ставки. Паника охватила жителей юга России. Чтобы предотвратить повторение паники, охватившей столицу в июле 1941 года, 28 июля 1942 года Сталин издал приказ № 227 "Ни шагу назад!". Его условия, зачитанные войскам на местах, но утаенные от Советские СМИ требовали повиновения под страхом сурового наказания. Отступление, если на него не было четкой санкции Кремля, должно было рассматриваться как государственная измена. Удерживаемую советами территорию следовало защищать любой ценой. ‘Паникеров’ и ‘трусов’ ожидало суровое обращение: их либо расстреливали на месте, либо переводили в так называемые штрафные батальоны (где у них было мало шансов выжить). Приказ № 227 был отредактирован и подписан Сталиным. Ни у одного военнослужащего не осталось сомнений в его решимости заставить Красную Армию сражаться, не уступая ни пяди.
  
  И все же, когда Сталин отказался послать подкрепление в Сталинград, он не полагался на приказ № 227. Он опасался отвода своих резервов от Москвы и Ленинграда. Войска немецкого командующего Фридриха Паулюса неумолимо продвигались к Сталинграду. Сталин снова повернулся к Жукову. Неявно он признавал, что допускал ошибки на Украине и юге России, которые в конце концов он призвал исправить своего самого энергичного офицера. В награду за его достижения Жуков был назначен заместителем Верховного главнокомандующего. После краткого визита на фронт Жуков выделялся изменившимся набором военных диспозиции. В частности, он призвал направить резервы в Сталинград. Этот план был согласован в сентябре 1942 года, и Жуков и новый начальник генштаба Александр Василевский проработали детали со Сталиным. Постепенно Верховный Главнокомандующий учился работать с коллегами из Ставки. Был разработан план широкого контрнаступления — операция "Уран". Были собраны резервы, и защитникам Сталинграда, отрезанным немцами, было приказано продержаться до конца. Целые районы города были превращены в руины в результате постоянных бомбардировок люфтваффе. Василий Чуйков был назначен новым советским командующим, но Гитлер полагал, что Паулюс вскоре овладеет Сталинградом.
  
  Жуков и Василевский совещались со Сталиным и другими командующими на каждом этапе их планирования. Это было результатом растущего уважения Сталина к их профессиональному опыту. Жуков доложил Сталину о своих непосредственных наблюдениях вблизи фронта. Когда он давал рекомендации по поводу оперативных недостатков, ему приходилось мириться с тем, что Сталин разглагольствовал о современной войне.4 Тем не менее, в целом Сталин вел себя достойно. Он предложил отложить операцию "Уран", если подготовка не была начата в полном объеме.5 Это был не тот Сталин, которого видели ранее во время войны.
  
  Окончательные решения по операции "Уран" были приняты 13 ноября. Жукова и Василевского успокаивал тот факт, что румынские, а не немецкие войска будут стоять по ту сторону линии советского наступления; у них также было численное превосходство в людях и вооружении. Сталин внимательно слушал, медленно попыхивая трубкой и поглаживая усы.6 Входили и выходили члены Государственного комитета обороны и Политбюро. Общий план был пересмотрен несколько раз, чтобы все лидеры могли понять свои обязанности. Жуков и Василевский, выступая за это контрнаступление, напомнили Сталину, что немцы почти наверняка перебросят войска из Вязьмы для усиления сил Паулюса. Поэтому они предложили синхронное контрнаступление Красной Армии севернее Вязьмы. Сталин дал свое согласие: ‘Это было бы хорошо. Но кто из вас собирается заняться этим вопросом?’Жуков и Василевский разделили обязанности между собой, и Сталин приказал Жукову на следующий день отправиться в Сталинград, чтобы проконтролировать последние приготовления перед операцией "Уран". Сталин оставил дату начала кампании Жукову.7 Жуков и Сталин были почти так же уверены, как и полны решимости. На этот раз немцы будут разбиты.
  
  Операция "Уран" имела первоначальный успех 19 ноября, но затем была остановлена немецкой обороной. Сталин, по словам Жукова, разослал десятки телеграмм, в которых истерично призывал своих командиров сокрушить врага.8 Это был его старый способ обращения с подчиненными: их нужно было поддерживать в бешеном темпе, иначе Сталин разозлился бы. Тем временем Гитлер направил Эриха фон Манштейна, одного из своих лучших генералов, для прорыва советских линий вокруг Сталинграда. Но Сталин также научился терпению. Помогло то, что география региона была ему хорошо известна. Это уменьшало вероятность того, что он будет навязывать явно непрактичные идеи. Но все же Сталин проявлял "чрезмерную нервозность" в Ставке.9
  
  В декабре 1942 года Государственный комитет обороны принял решение назначить Константина Рокоссовского единоличным командующим фронтом. До этого Сталин проявлял некоторую сдержанность на совещаниях по планированию, и удивленный Жуков замолчал. Сталин воскликнул: ‘Почему вы молчите? Или дело в том, что у вас нет собственного мнения?’ Жуков, который потратил недели на формирование группы командования в Сталинграде, указал, что эти командиры, особенно Андрей Еременко, обиделись бы. Но Сталин принял решение: ‘Сейчас не время обижаться. Позвоните Еременко и сообщите ему решение Государственного комитета обороны".10 Еременко действительно воспринял это плохо, но Сталин отказался говорить с ним. План и личный состав, наконец, были на месте. Бои вокруг Сталинграда достигли пика интенсивности. Город был превращен в лунный пейзаж; едва ли хоть одно здание осталось нетронутым. Боеприпасы и продовольствие были на исходе. Ледяная волжская зима сделала условия жизни солдат с обеих сторон едва переносимыми: многие из них страдали от обморожения и недоедания. Советские войска, однако, были снабжены несколько лучше, чем немцы и их союзники. Гитлеру не удалось решить проблему растянутых линий связи. Несомненно, у Красной Армии было преимущество.
  
  Гитлер в целом слишком легкомысленно относился к трудностям в Сталинграде, пока Паулюс не был отрезан Донским фронтом Константина Рокоссовского и Юго-Западным фронтом Николая Ватутина. Единственным вариантом для Паулюса была попытка прорыва; но Гитлер, который думал, что люфтваффе будут снабжать немецкие войска до тех пор, пока Манштейн не сможет нанести сокрушительный удар, отклонил его предложение. Жуков и Василевский предвидели все это. Они заполнили брешь между Паулюсом и Манштейном массой бронетанковых дивизий. С этой позиции они намеревались нанести два стратегических удара. Цель операции "Сатурн" состояла в том, чтобы вернуть Ростов-на-Дону, в то время как операция "Круг" завершила бы взятие Сталинграда и уничтожение сил Паулюса. Этот двойной план был слишком амбициозным. Это позволило Манштейну стабилизировать свой фронт и угрожать советским осаждающим Сталинград. Сами по себе Жуков и Василевский могли бы отреагировать более гибко. Но Сталин заглядывал им через плечо. Как только он почувствовал запах победы, он не смог сдержаться. Результатом стало то, что красные напрасно сражались до изнеможения — и немцам дали второй шанс.
  
  И все же советские войска перегруппировались. Манштейну не удалось сокрушить их оборону, и Рокоссовский смог повернуть свои дивизии против Паулюса. Вермахт пережил судьбу, которую он обычно уготовил своим врагам. Нацистская пропаганда убедила немецких солдат, что они будут сражаться с толпой унтерменшей во имя европейской цивилизации; вместо этого превосходящая сила, которая была хорошо вооружена, хорошо организована и хорошо руководима, довела их до жалкого состояния.
  
  Другие военачальники, возможно, спустились вниз, чтобы стать свидетелями некоторых действий. Сталин решительно остался в Москве. Реальностью войны для него были его беседы с Жуковым, изучение карт и приказы, которые он выкрикивал по телефонной линии испуганным политикам и командирам. Он не был свидетелем деградации войск Паулюса и не читал о ней. Они мерзли и голодали, ловили крыс и жевали траву и древесную кору в пищу. Конец приближался, и Паулюсу предложили сдаться. Уличные бои загнали его глубоко в город. Рукопашный бой продолжался до тех пор, пока Паулюс не сдался, и 2 февраля 1943 года немецкое сопротивление прекратилось. Сталинград снова был советским городом. Немецкие потери были больше, чем на любом предыдущем театре Второй мировой войны: 147 000 из них были убиты и 91 000 взяты в плен. Красная армия потеряла еще больше людей. Но она добилась гораздо большего другими способами. Миф о непобедимости вермахта был развенчан. Гитлеру явно не хватало элементарных навыков полководца. В то время как советские граждане когда-то сомневались, сможет ли Красная Армия выиграть войну, теперь все думали, что у нее может быть шанс.
  
  Сталин был щедр к своим командирам. Жуков и еще пятеро были награждены орденом Суворова 1-й степени. Сталин произвел себя в маршалы Советского Союза. Он убедил себя, что прошел проверку в пылу сражения и добился всего, чего от него требовали. Его реальной ролью было быть координатором и подстрекателем. Он объединил военные и гражданские ведомства советского государства. Опыт был предоставлен командирами в Ставке, а мужество и выносливость исходили от офицеров и рядовых Красной Армии в условиях почти невероятных лишений. Материальное оборудование производилось плохо питавшимися заводскими рабочими, которые трудились без жалоб. Продовольствие обеспечивали колхозники, которым самим едва хватало зерна и картофеля, чтобы прокормиться. Но Сталина не смущали сомнения в себе. Всякий раз, когда он появлялся на публике и когда его фотографии появлялись в кинохронике или в прессе после Сталинграда, он надевал маршальский мундир.
  
  
  39. СПЯЩИЙ НА ДИВАНЕ
  
  
  Немецкое вторжение лишило Сталина присутствия его семьи. Его сыновья Яков и Василий находились на военной службе. Яков был лейтенантом 14-й бронетанковой дивизии, Василий - очень молодым командующим ВВС. Якова постигла ужасная участь. Вермахт захватил его в плен под Витебском в 1941 году, его личность была установлена, и он содержался как ценный пленник. Гитлер одобрил предложение выкупить его за одного из ведущих немецких генералов. Немцы допрашивали его в надежде услышать то, что могло быть использовано, чтобы поставить в неловкое положение его отца. Яков, несмотря на свои юношеские проступки, оказался стойким заключенным и заступился за Сталина и СССР. Сталин выдержал ситуацию и наотрез отказался от немецкого предложения. И все же ситуация глубоко беспокоила его; он попросил Светлану оставаться в его спальне несколько ночей подряд.1 только Жуков осмелился спросить о Якове. Сталин прошел около ста шагов, прежде чем ответить, понизив голос, что он не ожидал, что Яков выживет в плену. Позже за обеденным столом он отодвинул в сторону еду и заявил с редкой интимностью: ‘Нет, Яков предпочтет любую смерть предательству Родины. Какая ужасная война! Сколько жизней нашего народа это унесло! Очевидно, что у нас будет мало семей без погибших родственников".2
  
  Приказ № 270, который был отредактирован и уточнен Сталиным, 3 запрещал советским военнослужащим позволять брать себя в плен. Военнопленные Красной армии автоматически относились к категории предателей. И все же Сталин снял вину со своего сына Якова. Тем не менее в его душе было железо: он хотел, чтобы политику "не сдаваться" воспринимали всерьез, и не мог позволить, чтобы его сына видели потворствующим.
  
  Отношения между Сталиным и его сыновьями были плохими задолго до войны. Яков продолжал раздражать своего отца, даже отказываясь вступать в коммунистическую партию. Сталин послал за ним и возмутился: ‘А ты мой сын! Как я выгляжу? Я, генеральный секретарь Центрального комитета?" У тебя может быть сколько угодно мнений, но подумай о своем отце. Сделай это для меня". Этот аргумент дошел до Якова, и он вступил в партию.4 Но они мало виделись друг с другом, и Сталин никогда не замедлял делать выговоры. Похожая ситуация была и с его младшим сыном Василием, которому потребовалось больше обычного времени, чтобы пройти отбор в офицерский корпус советских военно-воздушных сил (которые были любимым подразделением вооруженных сил для отпрысков членов Политбюро). Говорят, что Сталин жаловался: "Тебе давно следовало получить диплом Военной академии". Сообщается, что Василий огрызнулся: "Ну, у тебя тоже нет диплома".5 Возможно, эта история является апокрифической. Но в этом есть доля психологической правды. Сталин всегда пытался произвести впечатление на других как человек, разбиравшийся в армиях и военной стратегии. Только его сын осмелился бы указать на дилетантские основы его военных знаний.
  
  До войны Светлана была зеницей его ока. Строгие стандарты поведения Нади были смягчены после ее смерти,6 и за Светланой ухаживали воспитатели и домработница Катерина Тиль. Медсестра расчесывала ей волосы. Однако общий надзор за ее распорядком дня был возложен на главного телохранителя Сталина Николая Власика.7 Сталин был слишком занят, чтобы часто видеться с ней; в любом случае, по его мнению, "чувства - дело женщин".8 Чего он хотел от своих детей, так это того, чтобы они доставляли ему удовольствие в тех случаях, когда проводили время вместе. Он, в свою очередь, хотел доставить им удовольствие. Яков и Василий не соответствовали этим требованиям: ни один из них не усердствовал в школе и не вел себя со смесью уважения и легкомыслия, которая требовалась от него. Но Светлана соответствовала всем требованиям. Он писал ей письма, выдавая себя за ее ‘первого секретаря товарища Сталина’. Она писала ему приказы, такие как "Настоящим я приказываю вам разрешить мне пойти с вами в театр или кино". На это он ответил: "Хорошо, я повинуюсь".9 Как записала в своем дневнике за 1934 год Мария Сванидзе, невестка Сталина от его первого брака, Светлана обожала его: ‘Светлана все время терлась об отца. Он гладил ее, целовал, восхищался ею и кормил со своей ложечки, с любовью выбирая для нее самые вкусные лакомства".10
  
  Отношения между отцом и дочерью ухудшились после операции "Барбаросса". К подростковому возрасту она заинтересовалась мужчинами, и это выявило его вспыльчивую сторону. Когда она показала ему свою фотографию в одежде, которую он счел нескромной (а у него были строгие представления на этот счет), он выхватил ее у нее и порвал.11 Он ненавидел, когда она красила губы. Когда она захотела переночевать на даче Берии, где она была частой гостьей, он приказал ей немедленно возвращаться домой: "Я не доверяю Берии!"12 Сталину было известно о склонностях Лаврентия Берии к молодым женщинам. Хотя она навещала сына Берии Серго, Сталин не стал рисковать и назначил сотрудника службы безопасности, известного Светлане как дядя Климов, ее сопровождающим.
  
  Дискомфорт Светланы усилился от того, что она узнала об истории своей семьи. Ее тетя Анна сказала ей, когда ей исполнилось шестнадцать лет, что ее мать Надя умерла не от естественных причин, а покончила с собой. Светлана была шокирована тем, что услышала; ее отец всегда избегал этой темы.13 Анна больше ничего не рассказала Светлане: она уже пошла на большой риск, нарушив доверие Сталина. Светлана обратилась к своему отцу за дополнительной информацией. По словам Серго Берии, которому она призналась, реакция Сталина была обидной. Его возмущало то, как Светлана продолжала рассматривать фотографии Нади. Когда она спросила его, была ли ее мать красивой, он ответил более бесчувственно: ‘Да, за исключением того, что у нее были зубы, как у лошади’. Он добавил, что другие женщины Аллилуева хотели переспать с ним. Это тоже вполне могло быть правдой, но это было болезненное сообщение для Светланы. Он закончил объяснением: ‘По крайней мере, твоя мать была молода, и она действительно любила меня. Вот почему я женился на ней".14
  
  Примерно в это время Светлана начала встречаться с киносценаристом Алексеем Каплером. Более неподходящего бойфренда невозможно было себе представить. Каплер был бабником, у которого была череда романов. Он был вдвое старше Светланы. Он также был евреем — а Сталин еще до войны пытался отождествлять себя и свою семью с русскими. Каплер был невероятно нескромен. Он приобрел западные фильмы, такие как "Королева Кристина" (с Гретой Гарбо в главной роли) и "Белоснежка и семь гномов" Уолта Диснея и показал их Светлане. Он передал книги Эрнеста Хемингуэя, которые тогда не были опубликованы в СССР. Каплер вручил ей — девушке, которая любила литературу — экземпляры стихотворений Анны Ахматовой, которая была в официальной опале до войны.
  
  Каплер заставил Светлану почувствовать себя желанной женщиной, и она по уши влюбилась в него.15 Сталин, услышав о развитии событий от Власика, знал, чем все может обернуться. Разве он сам не соблазнял девушек в Сибири? Разве он не увез женщину вдвое моложе себя в Царицын в 1918 году и не воспользовался своим зрелым обаянием? Нужно было что-то делать. Сталин решил, что лучше всего — на этот раз — не арестовывать этого человека, а отправить его в качестве корреспондента "Правды" на фронт под Сталинград.16 Было простым совпадением, что Каплера должны были отправить в Сталинград, где Сталин и Надя Аллилуева провели несколько месяцев. Сталин хотел напугать Каплера, назначив его на близость прямого военного конфликта. После Большого террора такого вмешательства Кремля было достаточно, чтобы напугать кого угодно, но Каплер продолжал, несмотря ни на что. Он не только не сдался под давлением, но и отправил в Москву статьи с явными намеками на свои отношения со Светланой. "В данный момент в Москве, - писал он в одном из них, - несомненно, идет снег . Из вашего окна видна зубчатая стена Кремля’. Такое безрассудство привело Светлану в чувство, и она прервала контакт с Каплером.17
  
  Но ее сердце осталось с ним, и когда он вернулся из Сталинграда, они снова начали встречаться. Они целовались и обнимались, несмотря на то, что их сопровождал дядя Климов. Бедный Климов чувствовал себя проклятым, если сообщил об этом, и проклятым, если не сделал этого. Узнав о происходящем, Власик в гневе послал чиновника с приказом выдворить Каплера из Москвы. Однако, что достаточно необычно, Каплер послал его к черту.
  
  Наконец вмешался Сталин. ‘Я знаю все", - сказал он Светлане. ‘Все ваши телефонные разговоры, вот они!’ Он похлопал себя по карману, который был набит расшифровками. Он никогда не говорил с ней так презрительно. Глядя ей в глаза, он крикнул: ‘Ваш Каплер - английский шпион; он арестован!’ Светлана закричала: "Но я люблю его!" Сталин потерял самообладание и усмехнулся: "Ты любишь его!"’Он дважды ударил ее по лицу. ‘Ты только подумай, няня, до чего она дошла! Идет такая война, а она со всем этим связана!’ Поток непристойностей лился с его губ, пока его гнев не утих.18 Она порвала с Каплером, и ее отец, казалось, добился своего. Но его победа была иллюзорной. Не успела она избавиться от Каплера, как обратила свое внимание на сына Берии Серго. Отец и мать Серго были в ужасе от опасностей, которые могли возникнуть из-за таких отношений, и сказали ему держаться от нее подальше. Мать Серго Нина была откровенна со Светланой: ‘Вы оба молоды. Сначала ты должна найти работу. И он смотрит на тебя как на сестру. Он никогда не женится на тебе".19 Светлана осознала реальность и посмотрела в другую сторону. Весной 1944 года, после краткого ухаживания, она вышла замуж за одного из друзей своего брата Василия, Григория Морозова. На этот раз Сталин был более сдержан. Хотя он отказался пригласить Морозову на Ближнюю дачу, он позволил браку состояться.
  
  Он не мог контролировать абсолютно все и, пока шла война, не пытался. Разочаровавшись в своей семье, он позволил своим мыслям вернуться к Грузии и друзьям своего детства. Он никогда не забывал их, несмотря на годы отсутствия прямого контакта. Из тысяч рублей в его нераспечатанных платежных пачках он перевел деньги Петру Капанадзе, Григолу Глуржидзе и Михаилу Дзерадзе. (Он был характерно точен: 40 000 рублей за первого и по 30 000 каждому за остальных.) Верховный Главнокомандующий подписался Сосо.20
  
  После самоубийства Нади он продолжал встречаться со старыми друзьями и родственниками, но все заметили, каким одиноким он становится. Он принимал Аллилуевых и Сванидзе на Ближней даче до конца 1930-х годов. Большой террор изменил это. По приказу Сталина Марию Сванидзе арестовали в 1939 году и отправили в трудовой лагерь. Ее муж Александр Сванидзе также стал жертвой НКВД: он был арестован в 1937 году и расстрелян в 1941 году. Александр вел себя под пытками с необычайным мужеством и отказался признаться или просить о пощаде. Хотя Сталин пока не трогал ближайших родственников своего покойного второго жена, их супругам не так повезло. Станис Ав Реденс, муж Анны Аллилуевой, был арестован в 1938 году.21 Анна получила разрешение выступить по его делу вместе со своими родителями в присутствии Сталина и Молотова. Но в день их встречи ее отец Сергей Аллилуев отказался ехать с ними. Сталин воспринял это плохо, и судьба Реденс была решена.22, даже те из внешнего окружения Сталина, кто избежал тюремного заключения, жили в постоянном страхе перед тем, что могло с ними случиться. И все же, как и все в кремлевской элите, они были мотыльками, летящими рядом с источником света; они были неспособны свернуть со своих орбит.
  
  Во время войны было бы мало времени для семейного веселья, даже если бы Сталин уже не разрушил жизни своих родственников. Те часы, которые он получал для отдыха — а их было немного, — он проводил в компании командиров и политиков, которые случайно оказывались под рукой. Эти мероприятия были преимущественно мужскими, и выпивка подавалась так же щедро, как и еда. Тем не менее, он ограничил количество вечеров, которые посвящал удовольствиям. Он сосредоточил свою бодрствующую энергию на руководстве военными действиями.
  
  То, что Сталину удавалось справляться с сильными физическими нагрузками, замечательно. На протяжении 1930-х годов он испытывал приступы плохого самочувствия. Его продолжала беспокоить шейная артерия. За его кровообращением следили несколько врачей; но почти всем им он не доверял: он убедил себя, что горячие минеральные ванны - лучшее лекарство от любых недугов. В 1931 году у него было сильное воспаление горла сразу после принятия вод в Мацесте, и у него была температура 39 ® C. Через пять лет последовала стрептококковая инфекция. Его личная врач Владимир Виноградов был настолько обеспокоен, что отправился проконсультироваться с другими специалистами о желательном лечении. Сталин был слишком болен, чтобы принять участие в праздновании Нового 1937 года. И снова в феврале 1940 года у него поднялась очень высокая температура и начались обычные проблемы с горлом.23 жизнь До 1941 года, однако, он мог рассчитывать на длительные перерывы для восстановления сил. Обычно он проводил несколько недель на берегу Черного моря, давая своему организму время оправиться от изнурительного графика, который он установил для себя в Москве. Это было невозможно после операции "Барбаросса". На протяжении всех военных действий, за исключением тех случаев, когда он ездил в Ялту и Тегеран для переговоров с лидерами союзников или когда он совершал широко разрекламированную поездку в район фронта,24 Сталин оставался в Москве или ее окрестностях. И он работал сам, как собака.
  
  Напряжение было очевидным. Его волосы поседели. (Жуков недостоверно сказал, что они были белыми.)25 У него были мешки под глазами из-за недостатка сна. Чрезмерное курение усугубило растущие проблемы артериосклероза. Не то чтобы он прислушивался к советам врачей изменить свой стиль жизни. Табак и алкоголь были его утешением, и в любом случае, известно, что медицинские эксперты, которые его осматривали, не советовали менять образ его жизни. Они боялись этого — или, возможно, они не видели ничего плохого в его поведении: не каждый врач в тот период был таким суровым, как их нынешние преемники. Следовательно, Сталин неумолимо загонял себя в могилу раньше, чем предписывала ему биологическая наследственность.26
  
  Сталин жил странной жизнью после самоубийства своей жены, но у других в его окружении были еще более странные жизни. Берия был насильником молодых девушек. У других в Кремле был вкус к женщинам, хотя прямого физического принуждения не было. Абель Енукидзе, казненный в 1937 году, был печально известен тем, что нанимал на работу привлекательных молодых женщин, которых он затаскивал в постель. Калинин питал склонность к балеринам, Булганин - к оперным дивам. Говорили, что Хрущев регулярно ухаживал за женщинами. Сексуальная история советской элиты включала беспорядочные половые связи со стороны нескольких лидеров, и некоторые из них имели не ограничивались половыми сношениями с женщинами. Ежов был бисексуалом и иногда находил утешение и с мужем, и с женой в браке. Такие люди использовали свою политическую власть для получения удовлетворения. Как они знали, их могли арестовать в любой момент. Многие из них также находили облегчение в выпивке. Жданов и Хрущев были пьяницами героического масштаба. Вечер для них не был полным без бурдюка водки и бренди, и Ежов часто бывал пьян к позднему утру. Террор вознес странных людей на вершину советского порядка, а давление сделало их еще более странными.
  
  Может показаться удивительным, что им вообще удавалось функционировать как политикам. Но это упустило бы суть. Хотя они предавались сексуальным и алкогольным излишествам, даже если бы не стали советскими политиками, несомненно, их также толкало в этом направлении давление — и опасности — их работы.
  
  Жизнь Сталина до операции "Барбаросса" по сравнению с ней была флегматичной, но она не была лишена женского общения или пьянства. Правдоподобная сплетня заключалась в том, что Сталину нравилась свояченица его покойной жены Нади Евгения. Она довольно часто виделась с ним в течение нескольких месяцев после самоубийства. Другой, кто сделал это, была Мария Сванидзе.27 Это не было одобрено мужем Марии Александром, который думал, что это может привести к сплетням. Мария не делала секрета из того факта, что "любила Иосифа и была к нему привязана".28 Она была хороша собой и работала на сцене певицей:29 лет она едва ли могла не привлечь внимание Сталина. Но больше всего сплетен было о Евгении. На самом деле Евгения, чей муж Павел Аллилуев умер в 1938 году, быстро вышла замуж за изобретателя по имени Николай Молочников. Хотя сомнительно, что у нее и Сталина были сексуальные отношения, остается подозрение, что Евгения ушла с Молочниковым, чтобы избежать более тесных отношений со Сталиным. Ее дочь Кира непрозрачно сказала: "Она вышла замуж, чтобы защитить себя".30 Но сыновнее благочестие не позволило ей сказать, хотела ли она избежать внимания Сталина. Известно, что впоследствии Сталин звонил ей несколько раз и что во время Второй мировой войны он попросил ее сопровождать Светлану и других родственников, когда они эвакуировались из Москвы. Евгения отказала в его просьбе на том основании, что ей нужно подумать о своих ближайших родственниках.31
  
  В конце 1930-х годов ходили слухи о других кандидатах в его любовницы; поговаривали даже, что он тайно женился снова. Человека, который, как говорили, был его женой, звали Роза Каганович. Это утверждение было распространено немецкими нацистскими СМИ. Предположительно Роза была прекрасной сестрой Лазаря Кагановича. Это была сплошная ложь. У Лазаря Кагановича была только одна сестра, Рахиль, которая умерла в середине 1920-х годов.32 Другое предположение состояло в том, что Сталин взял в постель дочь Лазаря Кагановича Майю. Безусловно, она была хороша собой. Но достоверных доказательств нет. Лазарь Каганович не был ханжой, и у него, пенсионера, не было причин притворяться, что у его дочери не было никаких отношений со Сталиным, если это было неправдой.33
  
  Что не вызывает сомнений, так это то, какой жизнью наслаждался Сталин среди своих друзей-мужчин. Он любил петь с Молотовым и Ворошиловым в сопровождении Жданова на фортепиано. Молотов происходил из музыкальной семьи и умел играть на скрипке и мандолине. Когда он находился в административной ссылке в Вологде перед Великой войной, он пополнил свое каторжное содержание, присоединившись к группе мандолинистов, которая ходила по местным ресторанам и кинотеатрам. У Жданова тоже были культурные корни, и он участвовал в веселье на даче, а у Ворошилова был приличный голос. Все они в детстве заучивали церковную музыку и, игнорируя свои атеистические убеждения, исполняли гимны, которые им нравились.34 Голос Сталина держался хорошо, и он все еще мог исполнять партии баритона.35 Он также пел для своей дочери Светланы и своих племянников и племянниц Аллилуевых. Кира Аллилуева вспоминала, как он качал ее на коленях и исполнял свои любимые мелодии.36 Несмотря на то, что позже она была заключена в тюрьму и сослана его полицией, она продолжала испытывать привязанность к своему дяде. Его веселость в частной обстановке не исчезла с самоубийством его жены.
  
  Другой формой досуга был бильярд. Когда Аллилуевы бывали в гостях, Сталин иногда играл против старшего брата Нади Павла. Обычно это было веселое мероприятие, но не всегда. Павел стал настороженно относиться к Джозефу. Домашнее правило гласило, что проигравший в любом матче должен был после этого залезть под стол. Однажды вечером в 1930-х годах Павел и Иосиф проиграли матч Александру Сванидзе и Станисуłав Реденсу. Павел предвидел опасное негодование и приказал своим сыновьям ползать от имени себя и Сталина. Но присутствовала дочь Павла Кира. "Это, - воскликнула она с детской праведностью, ‘ против правил. Они проиграли, пусть заползают!’ Испуганный Павел подошел к ней и ударил кием. Нельзя было допустить, чтобы Сталин чувствовал себя униженным.37
  
  Ему также приходилось проявлять снисходительность на званых обедах. Ему самому нравилось флиртовать с женщинами, и, вероятно, с некоторыми из них он спал. Было бы поразительно, если бы такой эгоист не воспользовался своими возможностями хотя бы с некоторыми из многих женщин, которые были доступны. Но он не одобрял публичную распущенность (что является одной из причин, почему его сексуальная жизнь после 1932 года остается загадочной). Однако его лицемерная чопорность в отношении женщин сопровождалась откровенным пристрастием к запоям. Он фактически навязывал своим гостям коньяк и водку, а затем отступал и ждал, чтобы они не выболтали какой-нибудь секрет, находясь под воздействием алкоголя. Сам он из предосторожности пил вино из бокалов того же размера, что и другие для водки. Еще одним из его трюков было пить вино цвета водки, в то время как другие пили крепкие напитки. (Он признался в этой стратагеме Риббентропу в 1939 году.)38 Поставив своих гостей в неловкое положение, он хотел смотреть и слушать, а не напиваться. Он любил розыгрыши и грязные анекдоты, и у любого, кто отказывался присоединиться к ним, были неприятности. Среди его наиболее детских трюков было положить помидор на сиденье члена Политбюро. Хлюпающий звук всегда вызывал слезы смеха у него на глазах.
  
  Такие вечеринки продолжали проводиться и после 1941 года, хотя случались они реже. Они принадлежали к тайной жизни кремлевских правителей. Единственными свидетелями, не считая небольшого числа слуг, были коммунистические эмиссары из Восточной Европы, которые прибыли в Москву в последние годы войны. Воспитанные в представлении о Сталине как о суровом персонаже, они всегда были ошеломлены вульгарностью происходящего. Сталин, должно быть, подозревал, что такой будет реакция большинства людей. Хотя он заказал много выпивки для Черчилля и Рузвельта, он никогда не позволял себе обычных шуток в их присутствии.
  
  Он также наряжался для встреч с лидерами союзников. Но это было исключение. С другими посетителями он не видел необходимости выглядеть элегантно. Он продолжал расхаживать по территории Ближней дачи в своем любимом пальто времен Гражданской войны, которое было покрыто мехом как внутри, так и снаружи. В качестве альтернативы он мог бы надеть свою обычную шубу (которая также была приобретена после Октябрьской революции). Когда слуги тайком попытались избавиться от нее, его не обманули: "Вы пользуетесь возможностью каждый день приносить мне новую шубу, но этой шубе еще десять лет.’Он был не менее привязан к своим старым ботинкам.39 Жуков отметил, что он набивал свою трубку не каким-либо особым табаком, а начинкой из сигарет "Герцеговина Флор", доступных во всех киосках. Он сам распутывал сигареты.40 Один восходящий молодой чиновник, Николай Байбаков, был ошеломлен его убогостью. Его ботинки были не только ветхими; у них даже были дыры на носках. Байбаков упомянул об этом личному помощнику Сталина Поскрëбышову, который сказал ему, что Сталин вырезал отверстия, чтобы уменьшить трение на его мозолях.41 Все, что угодно, лишь бы не проходить регулярный осмотр у врача!
  
  Хотя он иногда распускал волосы, Сталин провел большую часть войны, перегруженный работой. Большинство ночей проводил в своем импровизированном кабинете глубоко под станцией метро "Маяковский". Дни были долгими и изнурительными, и обычно он спал не в кровати, а на диване. Ни один правитель России со времен Николая I, этого самого сурового из Романовых, не был столь бережлив в своих привычках. Сталин знал о прецеденте,42 и превратил себя в человеческую машину для победы в Великой Отечественной войне.
  
  
  40. НА СМЕРТЬ!
  
  
  Победа под Сталинградом в феврале 1943 года сделала поражение вермахта возможным, но еще не определенным. Силы Гитлера на Востоке были решительными и хорошо оснащенными. Они держали Ленинград в осаде. Ледовая дорога, связывающая город с остальной Россией, подвергалась постоянным бомбардировкам. Москва тоже оставалась в опасности. Любая стратегическая ошибка или ослабление патриотической приверженности имели бы пагубные последствия для СССР.
  
  Красная Армия стремилась завершить Сталинград полной победой. Растущая готовность Сталина прислушиваться к советам Ставки и Государственного комитета обороны принесла свои плоды. Хорошо, что он изменил свои взгляды, хотя бы на время войны. Манштейн спешно собирал дивизии вермахта после сталинградского поражения для кампании, которую он назвал операцией "Цитадель". Продвигаясь из Украины, он намеревался противостоять Красной Армии на большом выступе ее южного фронта под Курском на российско-украинской границе. Манштейн планировал быстрые действия. Но Гитлер запретил ему начать наступление и захватить Ставку врасплох. Гитлер, как и Сталин, усвоил, что тщательная подготовка каждой кампании имеет решающее значение; непреднамеренно он давал красным время подумать и отреагировать. Это должно было сыграть на руку Ставке. Однако, к сожалению, осторожность Сталина была лишь эпизодической. Инстинкт нападать при любой возможности в нем не умер. Узнав, что вермахт сдерживается, он не мог ничего с собой поделать: он потребовал, чтобы Ставка без промедления организовала массированное наступление.
  
  Жуков не потерпел бы ничего из этого; он представил доклад в Ставку, настаивая на том, что глубокоэшелонированная оборона была лучшим вариантом: кровавое, но надежное истощение было предпочтительнее более кровавой и рискованной атаки — и Жуков предсказал, что Курск станет местом, где произойдет решающее сражение.1 12 апреля состоялось совещание в Ставке. Сталин грубо уступил предложению Жукова, которое было поддержано его военными коллегами Александром Василевским и Алексеем Антоновым.2 Немецкие намерения быстро стали ясны, когда пятьдесят лучших дивизий Гитлера были выдвинуты на атакующую позицию, как и предсказывал Жуков. Однако в мае Сталин передумал и снова высказался в пользу превентивного наступления. Жуков, Василевский и Антонов были непреклонны и отстаивали свое мнение в Ставке.3 Сталин согласился с результатом и поторопил Жукова и Василевского принять непосредственное командование. К 4 июля неизбежность немецкого нападения была очевидна Жукову, который приказал Рокоссовскому привести согласованный план в действие. Сталин был проинформирован об этом решении без предварительных консультаций. Это был смелый жест автономии со стороны Жукова, но ему это сошло с рук. Сталин воспринял новость без своей обычной злобы: "Я буду в Ставке, ожидая развития событий".4
  
  Когда рано утром на следующий день начались военные действия, Жуков был погружен в выполнение задачи реагирования на неожиданные распоряжения немцев. Это Сталин позвонил ему, а не наоборот: "Ну, как дела? Они начали?’ Жуков просто ответил: "Они начали".5 Сталину пришлось выждать время и держать себя в руках. Судьба СССР была в руках Красной Армии, и он больше не мог сделать из Москвы ничего такого, что могло бы повлиять на исход битвы.
  
  Танки вермахта продвинулись вперед в первые два дня, но затем советские позиции выстояли. Жуков и Манштейн изо всех сил пытались перехитрить друг друга. Безжалостная тактика Жукова была эффективной. Вместо того, чтобы ждать, пока его артиллерия разгромит врага, прежде чем бросить на него свои танки, он предпринял оба действия одновременно. Советские потери были огромными; но хотя немцы понесли меньше потерь, они с трудом могли себе это позволить в свете растущей нехватки людей и припасов. У Жукова, по его собственной оценке, было на 40 процентов больше войска, на 90процентов больше вооружения, на 20процентов больше танков и на 40 процентов больше самолетов.6 расточительных ресурсов, хотя он и расходовал их, он подсчитал, что немцам грозила катастрофа, если они не одержат быстрой победы. Успех немцев никогда не был вероятен. В соответствии с давно разработанным планом Красная Армия контратаковала как с Брянского, так и с Западного фронтов. Вермахт был отброшен назад. Сталин не мог удержаться от требования интенсификации наступательных операций, и, как обычно, Жукову выпало уговорить его выделить время на физическое восстановление и тактическую перегруппировку. Споры разрастались, и Сталин выдвинул множество оскорбительных обвинений.7 Но Жуков был сделан из прочного материала и его поддерживала уверенность в неминуемом триумфе. В августе у него был момент славы, когда он смог доложить в Ставку о своем окончательном успехе.
  
  Немцам не удалось выиграть битву на Курской дуге. Красная армия не одержала победы в общепринятом смысле, потому что вермахт провел спланированное и упорядоченное отступление. Таким образом, окончательного завершения битвы не было. Но Гитлер потерпел стратегическое поражение просто потому, что не смог победить. После Курска вермахт неуклонно продвигался на запад. Моральный дух Красной армии рос по мере того, как падал дух немцев. СССР мобилизовал свой огромный резерв солдат-крестьян, в то время как у немцев и их союзников заканчивались бойцы. Советские заводы достигли пика производства и развивались более быстрыми темпами, чем промышленные мощности Германии. Сталин и его Ставка считали, что поражения, понесенные немецким оружием под Курском, ознаменовали начало конца гитлеровского Нового порядка в Европе.
  
  Советские военачальники были правы в том, что Сталин внес в победу на Курской дуге меньший вклад, чем они сами. Однако они видели только военную сторону его деятельности: они мало знали о других его вмешательствах в военные действия СССР. Ставка не имела никакого отношения к внешней политике, политической организации, культурной и социальной политике или экономической мобилизации. Сталин вмешивался во все эти сферы, и его влияние было глубоким. В 1941-2 годах это уже привело к нескольким корректировкам, которые он считал необходимыми в интересах СССР. Огромные территориальные потери в начале войны месяцев привели к коллапсу поставок продовольствия, поскольку украинская пшеница, картофель и сахарная свекла попали в руки немцев. Хотя никаких директив издано не было, власти ослабили свои усилия по борьбе с черным рынком сельскохозяйственной продукции. Исключением были города, находящиеся в блокаде, такие как Ленинград, где НКВД наказывал любого, пойманного за уличной торговлей. Но рыночная экономика все шире внедрялась в советский порядок, поскольку партия и муниципальные власти признали, что крестьяне, приносящие мешки с овощами на продажу, помогают уменьшить недоедание в городах;8 и Сталин, который гневно выступал против попрания законов о торговле в 1930-х годах, хранил молчание по этому поводу во время войны.
  
  Он также понимал необходимость расширения границ культурного самовыражения. Многим интеллектуалам, которые вызывали подозрения у властей, говорили, что государство приветствует их творческие заслуги. Примечательными среди них были поэт Анна Ахматова и композитор Дмитрий Шостакович. Ахматова была замужем за поэтом Николаем Гумилевым ëv, который был убит как антисоветский боевик в 1921 году; ее сын Лев все еще томился в тюрьме, а ее произведения годами не публиковались. Но начитанные члены общества вспоминали о ней с любовью. В интересах Сталина было разрешить читать ее работы по радио и на концертах. Это разрешение не было огульным. Предпочтение отдавалось тем ее стихотворениям, в которых подчеркивались достижения русского народа. Шостакович усвоил урок своих проблем перед войной и отказался от сопровождения своей музыки словами. Он написал партитуру своей седьмой (ленинградской) симфонии, работая ночным пожарным. Это произведение было признано зрителями премьеры в 1942 году за его великолепие.
  
  Дешевые издания русской классики распространялись на фронте. Сталин как писатель также принадлежал к советскому литературному пантеону, и комиссары раздавали его брошюры войскам; но на самом деле он не был любимым автором мужчин на действительной службе. Режим признал это и умерил свою настойчивость в размещении его творчества в центре своей пропаганды.
  
  Сталин также отказался от "Интернационала" как государственного гимна СССР (или национального гимна) и провел конкурс на новый. Победителем стал Александр Александров с мелодией, которая будоражила душу. Слова были добавлены Сергеем Михалковым и Гарольдом Эль-Регистаном, и они были одними из самых эффективных предметов в арсенале официальной пропаганды. Первый куплет гласил:9
  
  
  Нерушимый союз свободных республик
  
  Был связан Великой Русью.
  
  Да здравствует единый, могущественный Советский Союз
  
  Создан по воле народа!
  
  
  Второй куплет укреплял патриотизм в верности Октябрьской революции:
  
  
  Сквозь бурю солнце свободы сияло над нами
  
  И великий Ленин осветил нам путь:
  
  Сталин воспитал нас — он вдохновил нас на верность народу,
  
  К труду и к героическим подвигам!
  
  
  Гимн вызвал подлинный эмоциональный резонанс у поколения военных лет; вряд ли это была культурная ‘уступка’, поскольку в нем содержался гимн Сталину; но он свидетельствовал о том, что власти понимали, что космополитизм, воплощенный в "Интернационале", мало что сделал для того, чтобы заставить русских сражаться за Родину.
  
  Еще более важными были решения Сталина в отношении Русской православной церкви. К 1939 году было всего около ста мест поклонения, все еще открытых для верующих.10 Ни один монастырь не пережил советских лет. Десятки тысяч священников были убиты во время Гражданской войны, Первой пятилетки и Большого террора. Люди, тем не менее, верили в Бога. Когда в 1937 году в СССР проводилась перепись населения, около 55 процентов населения отвергли устремления атеистического государства и объявили себя религиозными верующими — и, естественно, истинная доля верующих должна была быть намного больше.
  
  Сталин, бывший ученик Тифлисской духовной семинарии, приветствовал патриотическую позицию действующего Патриарха Сергия. Он также был доволен пожертвованиями, собранными в церквях для производства вооружений. Танковая колонна Дмитрия Донского появилась из этого источника. Сталина вполне устраивало то, что Русская православная церковь ужесточала воинскую приверженность своих прихожан. Было тихо разрешено вновь открывать здания для религиозных целей. Сталин официально утвердил эту позицию, пригласив действующего патриарха Сергия на встречу с ним в Кремле 4 сентября 1943 года. Сергей приехал, задаваясь вопросом, почему его точно ждали.11 Сталин вел себя так, как будто между советским государством и Русской православной церковью никогда не было никаких разногласий. Он весело спросил Сергея, почему тот приехал с таким небольшим количеством священников. Сергей преодолел искушение сказать, что он мог бы легко собрать больше священнослужителей, если бы Сталин не потратил предыдущее десятилетие на их аресты и казни. Однако атмосферу разрядило предложение Сталина о том, что в обмен на прекращение преследований и определенную свободу проведения богослужений Церковь должна признать легитимность советского государства и избегать критики его внутренней и внешней политики.12
  
  Сроки этой уступки никогда не были объяснены Сталиным; он даже не разрешил "Правде" сделать публичное объявление. И все же это был конкордат во всем, кроме названия. Это привело к предположению, что мотивирующим фактором могла быть внешняя политика. Сталин собирался встретиться с Рузвельтом и Черчиллем на Тегеранской конференции. Высказывалось предположение, что очевидное ослабление антирелигиозных преследований, как считалось, могло позволить ему добиться от западных союзников более выгодных условий.13
  
  Это было бы более правдоподобно, если бы он одновременно ослабил давление на другие христианские конфессии, особенно на те, которые имеют организации на Западе. Но Сталин открыто отдавал предпочтение Русской православной церкви. Объяснение, вероятно, связано с его расчетами относительно правления в СССР. Встреча с действующим Патриархом произошла вскоре после Сталинградской и Курской битв. Красная армия собиралась начать наступление, чтобы вернуть западные пограничные земли. Гитлер разрешил христианским конфессиям, включая Украинскую автокефальную церковь, функционировать под немецким оккупация. Свободу вероисповедания, попробовав ее снова, было бы трудно быстро подавить. Восстанавливая ограниченную автономию Русской православной церкви, Сталин позволил ей возобновить управление зданиями, которые не принадлежали ей с 1920-х годов. Когда советские вооруженные силы с боями пробивались в Украину и Белоруссию, храмы были переданы во владение Русской православной церкви. Очевидно, Сталин решил, что верующих-христиан будет легче контролировать, если ими будет руководить Сергий, который был избран Патриархом на Синоде, состоявшемся в сентябре 1943 года. Сталин ничего не оставлял на волю случая. Он назначил Г. Карпова членом Правительственного совета по делам Русской православной церкви для наблюдения за отношениями с ней. Сталину нужен был его фунт мяса.
  
  В международном коммунистическом движении произошло еще одно изменение в политике. В начале 1941 года Сталин вернулся к своему стремлению упразднить Коминтерн. Повернувшись к Димитрову, он поручил ему организовать необходимые формальности. На заседаниях Исполнительного комитета Коминтерна в мае 1943 года иностранные коммунистические лидеры безропотно согласились с требованиями Сталина.14 Он утверждал, что пришел к выводу, что было ошибкой пытаться — как это делал Ленин — управлять мировым коммунистическим движением из единого центра. Он сам повторил ошибку, и в результате их враги обвинили коммунистические партии в том, что ими руководит Кремль. Сталин хотел, чтобы они могли апеллировать к своим соответствующим партиям без этого альбатроса на шее.15
  
  Вряд ли нужно подчеркивать, что Сталин лицемерил. У него не было ни малейшего намерения ослаблять свою политическую власть над иностранными коммунистическими партиями. Предоставляя им видимость автономии, он стремился держать их на коротком поводке. Генерального секретаря Коминтерна Георгия Димитрова просто перевели бы в Международный отдел Секретариата Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии. Его обязанности держались бы в секрете и по существу не изменились. От Димитрова всегда ожидали, что он будет советовать Сталину и повиноваться Ему в отношении мирового коммунистического движения и та же ситуация сохранялась и после роспуска Коминтерна. Это дает ключ к пониманию причин, побудивших Сталина принять это поразительное решение. В то время и впоследствии ходили слухи, что он пытался заверить западных союзников в своих намерениях. Но вряд ли это могло быть главным мотивом. Период, когда Сталину больше всего нужно было взывать к их доверию, уже прошел. СССР был наиболее слаб перед Сталинградом и Курском, когда вермахт надеялся выиграть войну. И все же Сталин ничего не делал в течение двух лет. Он выжидал, пока победа Красной Армии не начала казаться вероятной.
  
  Время вряд ли было выбрано случайно. Сталин и его советники строили планы в отношении Европы после войны. Иван Майский и Максим Литвинов, смещенные с поста послов в Лондоне и Вашингтоне, поделились своими идеями. Димитров добавил свою. Молотов был постоянно доступен. Все напряженно думали о том, что можно было бы сделать, чтобы максимально повысить безопасность и мощь коммунизма на западе. Подпольные коммунистические группировки едва сводили концы с концами в первые годы советско–нацистского военного конфликта. Пока СССР находился в обороне, все, что могли сделать иностранные стороны советского Приветствовалась попытка Коминтерна саботировать Новый порядок Гитлера в Европе. Но в середине 1943 года эти ограничения на амбиции пришлось снять. Сталин хотел заручиться поддержкой коммунистических партий в восточной и восточно-центральной Европе. Сами партии были хрупкими — и он не помог ситуации, уничтожив в 1938 году как можно больше польских товарищей. Красная Армия была готова вернуть западные пограничные районы СССР, какими их территория оставалась до нацистско–советского дипломатического соглашения от августа 1939 года. Действительно, она собиралась захватить большинство стран к востоку от Германии, и Сталин знал, что их коммунисты считались агентами Москвы. Для них и для него было жизненно важно притворяться, что они не были марионетками Москвы. Роспуск Коминтерна был основным предварительным условием.
  
  Это означало, что коммунистические партии должны были найти способы идентифицировать себя не только как интернационалистов, но и как защитников национальной повестки дня. Сталин позаботился о том, чтобы это было понято среди иностранных коммунистических лидеров, проживавших в Москве, а также среди тех, кто поддерживал контакты из своих стран. Герои, символы, стихи и песни националистического толка должны были быть усвоены коммунизмом; и он предполагал, что таким образом повысится местная привлекательность коммунистических партий. Это было предпринято для русских в СССР; это нужно было повторить в странах, которые Красная Армия собиралась завоевать. Коммунизм не был ни просто международным движением, ни только российским; по указке Сталина он стремился приобрести разнообразие национальных красок.16
  
  Это была уступка, маскирующая воинственные цели. Другие изменения в политике во второй половине 1943 года были осуществлены менее скрытно. Среди них было подтверждение марксизма–ленинизма. Русское национальное чувство отнюдь не было отвергнуто. Герои старой России — те, кто был приемлем для режима, — были сохранены: Иван Грозный, Петр Великий, Суворов, Ломоносов, Пушкин и Толстой. Но пределы должны были соблюдаться. И по мере того, как война подходила к концу, Кремль начал подчеркивать советские мотивы. Патриотизм выдвигался как более высокая ценность, чем интернационализм, и Была утверждена ‘братская дружба’ советских народов. Космополитизм стал ругательным словом. Любое проявление восхищения обществами и культурами Запада строго каралось. Зависимость советских вооруженных сил от джипов, взрывчатых веществ и другого военного оборудования, поставляемого в СССР США по условиям ленд–лиза, была объектом подозрений Сталина. Приток высококачественной иностранной продукции мог подорвать официальные советские хвастовства. В 1942 году преступление "восхваление американской технологии" было добавлено к юридическому кодексу СССР, и людей могли бросать в лагеря Гулага просто за то, что они оценили джип.17 Сталин стремился изолировать советское сознание от иностранного влияния в то самое время, когда росли надежды на объединение Красной Армии с ее западными союзниками в Германии для разгрома нацистской власти.
  
  Были опробованы идеи повышения привлекательности Красной Армии в восточной и восточно-центральной Европе. Среди них был панславизм. Это было представление о том, что славяне, независимо от национальности, в политическом и культурном отношении имели много общего. Александр III и Николай II использовали это для усиления влияния Российской империи в Болгарии и Сербии. Сталин разрешил создавать группы, посвященные объединению славян в борьбе против Гитлера.18 Он предоставил немарксистскому историку Евгению Тарле платформу для продвижения этой идеи. Для Сталина СССР — в отличие от Российской империи — практиковал панславизм (или славянофильство, как он его называл) на уникальной основе: ‘Мы, новые славянофилы—ленинцы - большевики-славянофилы, коммунисты — выступаем не за объединение славянских народов, а за их объединение’. Для Сталина такой союз имел решающее значение, если славяне хотели решить извечную проблему защиты от немцев.19
  
  Намерение было очевидным: завоевание восточной половины Европы было бы облегчено, если бы СССР мог рассчитывать на симпатии в тех странах, которые выходят за рамки обычного электората коммунистических партий. Это было сделано двумя последними Романовыми с большим успехом в дипломатических отношениях с Болгарией и Сербией, и Сталин рассчитывал использовать это аналогичным образом. Однако в ней содержались пагубные недостатки, которые были разоблачены почти сразу же, как он разыграл панславистскую карту. Не все славяне принадлежали к православной церкви или имели традиционное чувство связи с русскими. Поляки и чехи, будучи католиками, помнили столетия антагонизма. Более того, не все народы восточной и восточно-центральной Европы были славянами. Панславизм был прямой угрозой венграм, румынам и немцам. (Эстонцам, латышам и литовцам это не понравилось, но они в любом случае собирались вновь присоединиться к СССР.) Сталин придерживался этой политики вплоть до разгрома нацистской Германии. Это было признаком его ошибочности. Не все его изменения в политике военного времени были успешными. Это также продемонстрировало острое понимание того, что кампания по установлению мира должна была быть развернута задолго до окончания войны. У Сталина не было иллюзий относительно предстоящих трудностей.
  
  Доказательство того, что у его панславизма были скрытые мотивы, заключается в развитии советской внутренней политики. Мотив Родины доминировал в официальных заявлениях, и неуклонно грубость антиинтернационализма возрастала. Александр Фадеев, председатель Союза писателей СССР, резко осудил ‘безродный космополитизм’. 20 Сталин публично не комментировал эту инициативу; но тот факт, что провокационная статья Фадеева стала неоспоримой линией партии, является доказательством того, что эта шовинистическая версия патриотизма получила одобрение Сталина и действительно была им спровоцирована. Среди тех групп, которым наиболее явно угрожало обвинение в космополитизме, конечно, были советские евреи. Сталин уже играл с одним из самых грязных инструментов правления: антисемитизмом.
  
  Это заслуживает рассмотрения теми, кто хочет разобраться в Сталине и советской политике. Общественная жизнь в СССР военного времени не была однородной. Не было и внезапного перерыва в 1945 году. Конечно, Сталин пошел на уступки во время войны; но некоторые из них — особенно в отношении православной церкви и Коминтерна — действительно относились к программе усиления, а не ослабления государственного давления. Сталин уступал, когда это было необходимо, но отказывался от своих ограниченных компромиссов, как только у него появлялся шанс. Его поведение было загадочным для тех, кто его окружал. Им казалось, что он был более открыт, чем в прошлом, военным советам и религиозным и культурным традициям страны. Они надеялись, что произошло какое-то обращение и что такое поведение продолжится после победы в войне. Они обманули сами себя. В 1943 году и даже раньше было много признаков того, что Сталин уступил только тактически. Те, кто знал его близко, особенно коллеги-члены Государственного комитета обороны, не заметили ничего, что указывало бы на то, что Босс хотел реформ; они понимали, что недавние послабления не обязательно будут постоянными. Они были правы.
  
  Однако остальная часть советского общества — или, по крайней мере, те из его членов, которые хотели думать о нем как можно лучше, — оставалась в неведении. Война не оставила им времени на размышления. Они сражались, работали и искали пропитание. Они приветствовали ослабление давления, но ожидали гораздо большего. Действительно, тысячи русских военнопленных, вырвавшись из-под власти сталинского режима, решили, что Сталин тоже враг, и вызвались помочь немцам победить его под руководством генерал-лейтенанта Андрея Власова. Но подавляющее большинство попавших в плен вермахта отказались переходить на другую сторону.21 Как и другие граждане СССР, они вопреки всякой надежде надеялись, что по окончании войны произойдут глубокие реформы. Суровость, которая была терпима в битвах с нацизмом, будет расценена как ненужная и невыносимая, как только Германия потерпит поражение.
  
  Люди обманывали самих себя. Сталин пошел только на те уступки, которые были жизненно важны для продолжения успешных военных действий. Основной советский порядок остался нетронутым. С начала операции "Барбаросса" Сталин приказал НКВД применять безжалостные наказания к военным "трусам" и "уклонистам" от работы. Любой признак отклонения от полного повиновения влек за собой немедленное возмездие. Органы государственного планирования направляли имеющиеся ресурсы на вооруженные силы за счет гражданских лиц, которых едва хватало на пропитание. Вертикальные цепочки командования были ужесточены. От центрального и местного политического руководства требовалось неукоснительное выполнение каждого указа из Кремля. Однопартийная диктатура подвергалась окончательному испытанию и была реорганизована таким образом, чтобы использовать имеющиеся в ее распоряжении полномочия с максимальным эффектом. Партия, в частности, приобрела значение как организация, координирующая отношения между Красной Армией и правительственными учреждениями в каждом населенном пункте; это была также партия, которая разработала пропаганду для укрепления морального духа солдат и гражданских лиц. И все же СССР оставался ужасающим полицейским государством, и основные структуры принуждения оставались на месте. Никакие информированные граждане не должны были ожидать от Сталина чего-то другого. Он слишком долго правил, руководствуясь страхом, чтобы можно было сомневаться в том, как он поведет себя при возобновлении мира.
  
  
  41. ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ
  
  
  Человек с больной левой рукой, которого не призвали на военную службу в Первую мировую войну и которого критиковали за военные промахи как в Гражданской войне, так и в советско-польской войне, командовал государством, находящимся в состоянии войны с нацистской Германией. Сталин в Москве противостоял Гитлеру в Берлине. В сознании обоих мужчин это была личная дуэль, а также столкновение идеологий и государственных систем. Ни одному из них не хватало веры в себя, чтобы руководить своими военными действиями.
  
  Советскому военачальнику потребовалось время, чтобы понять, как обращаться с общественным мнением. Молотов сделал первоначальное заявление о войне от имени политического руководства 22 июня 1941 года. Другим героем дня был диктор радио Исаак Левитан, чей сочный бас олицетворял народную волю сопротивляться немецкому вторжению любой ценой. Когда наконец 3 июля, через одиннадцать дней после начала военных действий, Сталин выступил с обращением к советским гражданам, он приспособил свой язык к чрезвычайным ситуациям военного времени. Вот его вступительные слова:1
  
  
  Товарищи! Граждане!
  
  Братья и сестры!
  
  Бойцы нашей армии и флота!
  
  Я обращаюсь к вам, друзья мои!
  
  
  Многие отмечали, что Сталин возвращался к традиционному русскому дискурсу, обращаясь к ‘братьям и сестрам’. Это правда. Но что обычно упускается из виду, так это то, что он начал свою речь с обращения к товарищам и гражданам (и по крайней мере один слушатель отметил цезуру между ‘Граждане! Товарищи!" и "Братья и сестры").2 Он также не стремился отождествлять себя исключительно с русскими. Перечисляя народы, которым угрожала Германия, он упомянул не только русских, но и "украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и другие свободные народы Советского Союза".3
  
  Слушатели были благодарны за признаки того, что готовится решительная защита. Писательница Екатерина Малкина услышала речь и была вдохновлена ею; а ее домашняя прислуга была так тронута, что расплакалась. Малкина написала подруге:4
  
  
  Я забыл рассказать вам далее о речи Сталина, когда я слушал ее, мне показалось, что он был очень расстроен. Он говорил с такими большими паузами и часто пил много воды; было слышно, как он наливает ее и глотает. Все это усиливало эмоциональное воздействие его слов. В тот же день я пошел и записался в добровольческую армию.
  
  
  Несколько человек, которые слышали его в тот день, забыли этот опыт.
  
  Нащупывая подходящий способ общения, он иногда блестяще преуспевал:
  
  
  Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Конечно, немецко-фашистские силы - это действительно непобедимые силы, о чем постоянно трубят хвастливые фашистские пропагандисты?
  
  Конечно, нет! История показывает, что непобедимых армий не существует и никогда не существовало. Армия Наполеона считалась непобедимой, но она была разгромлена по очереди русскими, английскими, немецкими войсками. Германская армия Вильгельма во время первой империалистической войны также считалась непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск и, наконец, была разгромлена англо-французскими войсками. То же самое следует сказать и о нынешней немецко-фашистской армии Гитлера. Эта армия пока не встретила серьезного сопротивления на европейском континенте. Только на нашей территории это встретило серьезное сопротивление.
  
  
  Эти слова были произнесены непреклонным тоном, который подтверждал, что борьба будет вестись с немцами. Вызов был брошен в ответ Гитлеру и вермахту.
  
  Риторика Сталина была прискорбно нереалистичной в отношении того, с каким врагом столкнулась Красная армия. Он предупреждал людей, что в случае неспособности СССР разгромить вермахт их ждет порабощение "немецкими князьями и баронами".5 Он игнорировал специфическую природу Нового порядка нацизма. Не принцы и бароны, а гауляйтеры и СС были силовиками Третьего рейха. На Востоке были установлены расовое насилие, передвижные газовые фургоны и концентрационные лагеря, и все же Сталин ни разу не упомянул о них. Первая мировая война запечатлелась в его сознании. Он также был потрясен памятью о Гражданской войне. В своей речи на Красной площади 7 ноября 1941 года — в годовщину Октябрьской революции — он разглагольствовал об иностранных "интервентах", как будто они и нацисты представляли угрозу для советского государства равной важности.6 Столь же далекими от фактов были его заявления о том, что Германию сотрясали "голод и обнищание".7 Сталин извлекал на свет устаревшие клише заявлений большевистской партии. Когда советские солдаты и гражданские лица вступили в непосредственный контакт с вермахтом и СС, они сами убедились, что у нацизма были методы и цели уникальной отталкивающей направленности. Репутация Сталина как пропагандиста была выше, чем его деятельность.
  
  Приспособляемость Сталина действительно имела пределы. Регулярные выступления Уинстона Черчилля в парламенте и еженедельные радиопередачи Франклина Рузвельта контрастировали с советской практикой. Сталин выступил всего с девятью публичными обращениями военного времени любой длины. Он не писал для газет. Хотя он мог бы заставить других сочинять для него статьи, он отказался публиковать от своего имени то, чего не написал сам. Информация о нем в целом была скудной. Он упускал возможность за возможностью вдохновлять людей вне формата, который он предпочитал.
  
  Правда продолжала упоминать его с культовым почтением. Фотографам редко разрешалось его фотографировать; в прессе публиковались в основном старые фотографии, и даже они использовались редко.8 Как будто было принято решение относиться к нему как к бестелесному символу военных усилий СССР, а не как к живому Верховному главнокомандующему. Продолжали выпускаться плакаты, бюсты и флаги. Буклеты с его наиболее известными статьями и речами продавались по низким ценам. Комиссары вооруженных сил читали лекции о политической политике и военной стратегии, а также о личном руководстве Сталина. Он не допускал, чтобы подробности его деятельности освещались в средствах массовой информации. Он продолжал управлять своим публичным имиджем на своих собственных условиях, и он никогда не чувствовал себя комфортно от частого общения с обществом, которое лидеры западных союзников находили благоприятным. Он также не изменил своего мнения о том, чтобы позволить подчиненному — как Гитлер поступил с Геббельсом — создавать для него публичный имидж. Как и до войны, Сталин сохранял прямой контроль над тем, что говорилось от его имени.
  
  И все же его склонность к затворничеству сохранила по крайней мере некоторые преимущества и не была столь вредна для режима, как это было бы в другом месте. Многие советские граждане пришли к выводу, что политическими и военными учреждениями государства руководил мудрый патриарх. Возможно, это больше помогло, чем помешало военным усилиям. Сталин был неумел в вопросах самоутверждения или общественного успокоения. Его характерной склонностью на больших собраниях и в радиопередачах было демонстрировать свирепость. Если бы люди видели его чаще, иллюзия его благонамеренной проницательности могла бы развеяться. Его уединение позволило им поверить в такого Сталина, какого они хотели. Они могли убедить себя, что все проблемы межвоенного периода разрешатся, как только немцы будут побеждены. В народе было огромное ожидание, что победоносный Сталин санкционирует ослабление советского порядка. Миллионы людей поняли его неправильно. Но их ошибка помогла им продолжать бороться за победу, несмотря на ужасающие трудности.
  
  За границей его секретность работала еще лучше. О нем было мало известно. До войны он ставил в тупик даже многих московских дипломатов.9 Наибольший интерес проявляли коммунисты, но лояльные члены Коминтерна не выходили за рамки благочестия, предлагаемого официальной биографией; а ренегаты, такие как троцкисты, которые знали намного больше, составляли громогласное, но игнорируемое меньшинство. Широкая общественность на Западе едва ли была лучше информирована после нацистско–советского пакта в августе 1939 года. Дэвид Лоу, карикатурист лондонского Evening Standard опубликовала замечательные изображения обнимающихся Сталина и Гитлера, в то время как каждый держит кинжал за спиной другого. Сталин был представлен как злобный тиран. И все же именно Гитлер, а не Сталин привлек внимание западных комментаторов. Такая ситуация сохранялась до операции "Барбаросса". Именно тогда Сталин стал героем воюющих против нацистов стран. Тот же факт уменьшил стимул совать нос в темные уголки карьеры Сталина. Если его Красная армия сопротивлялась, его нужно было поддерживать, а к его сторонникам-коммунистам в западных странах нужно относиться как к патриотам, а не подрывникам. Британские дипломаты и журналисты прекратили любую критику. Сталин был их новым кумиром.
  
  Когда США вступили в войну в декабре 1941 года, восхищение перешло Атлантику. В следующем году журнал Time назвал Сталина Человеком года. Ярко отмеченная благодарность:10
  
  
  Поездка мировых сановников в Москву в 1942 году вывела Сталина из его непроницаемой оболочки, показала приятного хозяина и эксперта по разыгрыванию своих карт в международных делах. На банкетах для таких людей, как Уинстон Черчилль, У. Аверелл Гарриман и Уэнделл Уилки, Хозяин Сталин пил свою водку неразбавленной, разговаривал точно так же.
  
  
  В более общем плане в редакционной статье говорилось:
  
  
  Человек, чье имя по-русски означает "сталь", чьи несколько английских слов включают американское выражение "крутой парень", был человеком 1942 года. Только Иосиф Сталин в полной мере понимал, как близка была Россия к поражению в 1942 году, и только Иосиф Сталин в полной мере знал, как он довел Россию до конца.
  
  
  Этот комментарий задал тон западным описаниям его до конца войны. В начале 1940 года он уже был удостоен почестей журнала Time как Человек года.11 Но если раньше его восхваляли как мастера умных, прагматичных маневров, то в настоящее время акцент делается на прямоте и непоколебимости. Его приветствовали как государственного деятеля, с которым Запад мог вести дела. Черчилль держал свои оговорки при себе в интересах Большого альянса. Культ на родине приобрел свои дочерние святилища в странах капитализма — и на Западе он был таким же расплывчатым и вводящим в заблуждение, как и у себя на родине.12
  
  Вне поля зрения общественности Сталин был такой же сложной личностью, как и всегда. Опытный лицемер, он мог принять любое настроение, которое считал нужным. Он мог очаровать жабу с дерева. Молодые общественные деятели, выдвинутые в конце 1930-х годов, были особенно восприимчивы. Одним из таких был Николай Байбаков. Что поразило Байбакова, так это "деловой подход и дружелюбие’ Сталина. Во время обсуждения в его кабинете он расхаживал по комнате и время от времени бросал проницательный взгляд на своих собеседников. У него было несколько уловок в рукаве. Одним из них было организовать дискуссию между экспертами, не раскрывая заранее своих предпочтений. Байбаков также напомнил, что Сталин никогда не вел дискуссий, пока не изучит доступный материал. Он был хорошо информирован по многим вопросам. Он редко повышал голос и почти никогда ни на кого не кричал и даже не выражал раздражения.13
  
  Байбаков смотрел на прошлое сквозь розовые очки; остальная часть его рассказа указывает на то, что интервью могли быть ужасающими событиями. Сталин, назначая его ответственным за нефтяные объекты Кавказа, изложил свои условия:14
  
  
  Товарищ Байбаков, Гитлер прорывается на Кавказ. Он заявил, что если он не захватит Кавказ, то проиграет войну. Необходимо сделать все, чтобы нефть не попала в руки Германии. Имейте в виду, что если вы оставите немцам хотя бы одну тонну нефти, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите объекты преждевременно, и немцы их не захватят, и мы останемся без топлива, мы также расстреляем вас.
  
  
  Вряд ли это было самое ‘деловое и дружелюбное’ из предписаний; но Байбаков, оглядываясь назад, думал, что обстоятельства требовали такой жестокости. Набравшись смелости в присутствии Сталина, он спокойно ответил: ‘Но вы не оставляете мне выбора, товарищ Сталин’. Сталин подошел к нему, поднял руку и постучал себя по лбу: ‘Выбор за вами, товарищ Байбаков. Вылетайте. И обдумайте это вместе с Баденом и примите решение на месте".15
  
  Другой случай был подслушан генералом А. Е. Головановым в октябре 1941 года. Он был в Ставке, когда Сталину позвонил по телефону некий Степанов, армейский комиссар на Западном фронте. Телефонная трубка Сталина имела встроенный усилитель, и Голованов смог прослушать разговор. Степанов от имени генералов Западного фронта попросил разрешения отвести штаб к востоку от Перхушково из-за близости линии фронта. Это была просьба такого рода, которая привела Сталина в ярость, и разговор продолжался следующим образом:16
  
  
  Сталин: товарищ Степанов, выясните, есть ли у ваших товарищей лопаты.
  
  Степанов: Что это, товарищ Сталин?
  
  Сталин: Есть ли у товарищей лопаты?
  
  Степанов: Товарищ Сталин, какого рода лопаты вы имеете в виду: типа, используемого саперами, или какие-то другие?
  
  Сталин: Не имеет значения, какого типа.
  
  Степанов: Товарищ Сталин, у них есть лопаты! Но что им с ними делать?
  
  Сталин: товарищ Степанов, передайте своим товарищам, что они должны взять свои лопаты и вырыть себе могилы. Мы здесь не покидаем Москву. Ставка останется в Москве. И они не собираются переезжать из Перхушково.
  
  
  Обычно ему не приходилось утруждать себя сарказмом. Воспоминаний о Большом терроре было достаточно, чтобы отбить охоту у большинства военных и политических работников обращаться к нему подобным образом.
  
  Атмосфера страха и непредсказуемости вынуждала почти всех подчиняться любым требованиям Сталина. Лишь немногие советские лидеры осмеливались возражать против того, что он говорил. Двое из них были Георгий Жуков и Николай Вознесенский. Однако Сталин запугивал даже Жукова. Он также выводил его из себя. Сталину, отметил Жуков, потребовалось время, чтобы понять необходимость тщательной подготовки военных операций профессиональными командирами. Он был похож на "кулачного бойца" в дискуссии, когда лучших результатов можно было добиться более товарищескими методами.17 Он также был произвольным при назначении и замене командиров, действуя на основе неполной информации или дурных предложений. Моральный дух командиров был бы выше, если бы он не вмешивался таким образом.18
  
  Другие подчиненные Сталина научились не высовываться. ‘Когда я пришел в Кремль", - сказал Иван Ковальëv о своем военном опыте на посту народного комиссара путей сообщения,
  
  
  Молотов, Берия и Маленков обычно находились в кабинете Сталина. Раньше я чувствовал, что они мешают. Они никогда не задавали вопросов, а сидели там и слушали, иногда делая пометки. Сталин был бы занят раздачей инструкций, разговорами по телефону, подписанием бумаг ... а эти трое продолжали бы сидеть там.19
  
  
  Из дневника посетителей Сталина становится ясно, что эти трое виделись с ним чаще, чем с любыми другими политиками. У Микояна была теория на этот счет. Он выдвинул гипотезу, что Сталин держал Молотова в своем кабинете, потому что боялся того, что Молотов мог бы вытворить, если бы ему позволили побыть одному.20 Микоян был прав, даже если он преувеличивал это. Сталину приходилось вовлекать других в государственные дела, а они, в свою очередь, должны были знать, что происходит. Излишне добавлять, что ему было наплевать на то, что главные государственные лидеры устанут как собаки к тому времени, когда доберутся до своих народных комиссариатов и начнут, наконец, заниматься своими делами.
  
  Он не доверял никому из своих политиков и командиров. Даже Жуков, его любимый военачальник, был объектом его беспокойства: Сталин поручил Богдану Кобулову из НКВД установить в его доме подслушивающее устройство. По-видимому, то же самое было сделано со старыми товарищами Сталина Ворошиловым и Буденным. Его подозрения были безграничны.21 Отдав приказ о казни Дмитрия Павлова в первые дни войны, Сталин был немногим более доволен Иваном Коневым, преемником Павлова на Западном фронте. Неспособность Конева немедленно остановить немецкое наступление была достаточной причиной, чтобы усомниться в его лояльности. Сталин был полностью за то, чтобы расстрелять его. Жуков не был другом Конева, но считал такую судьбу совершенно незаслуженной. Ему пришлось умолять Сталина смягчиться.22 Жукова учили, что абсолютно ни один командир не может быть уверен в должности и жизни.
  
  Сталин знал, что не может обойтись без Жукова с октября 1941 года. Немецкий танковый корпус достиг окраин Москвы, и немецкие бомбардировщики пролетели над городом. Советские регулярные войска были спешно выдвинуты навстречу угрозе. Паника овладела умами простых граждан, и НКВД устроил облавы на тех, кто пытался бежать. Заводы и конторы почти не закрывались на время сражения. Сталин и Жуков совещались:23
  
  
  Сталин: Вы убеждены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Скажите мне честно, как коммунист.
  
  Жуков: Мы обязательно удержим Москву.
  
  
  Заверив Верховного главнокомандующего в том, что Москва не падет, Жуков должен был выполнить свое обязательство, невзирая на трудности.
  
  Посылая телеграммы Сталину и звоня ему с места событий, Жуков обращался к нему ‘Товарищ Верховный Главнокомандующий’.24 Номенклатура была типичной советской мешаниной: Жукову приходилось обращаться к нему не только как к командиру, но и как к товарищу-коммунисту. В ответ Сталин соблюдал приличия. Даже в чрезвычайных ситуациях он часто избегал отдавать приказы от своего имени. Созваниваясь со своими генералами на различных фронтах, он был склонен произносить примерно такие фразы, как "Комитет обороны и Ставка настоятельно просят принять все возможные и невозможные меры".25 Жуков вспоминал эти уклончивые тонкости много лет спустя.
  
  Он также вспоминал, как Сталину нравилось использовать псевдонимы. Между ними были моменты товарищества, когда боевые действия шли в пользу СССР, и он уважал Жукова (несмотря на то, что держал его под наблюдением). Жуков и он разработали согласованный код для обмена сообщениями по наземной линии или телеграммой: Сталина звали ‘Васильев’, а Жукова ‘Константинов’. Сталин использовал этот псевдоним до 1917 года, и, возможно, это означало своего рода самоидентификацию с Россией. Вымышленные имена в любом случае были чем-то вроде игры: было мало шансов, что немецкие разведывательные службы будут одурачены псевдонимом, особенно тем, которым пользовался Сталин в прошлом. И все же не следует судить Сталина слишком строго. (Есть множество других причин предъявить ему обвинение без искусственного раздувания числа.) Давление на них двоих было огромным, и неудивительно, что ‘товарищ Верховный главнокомандующий’ утешал себя прозвищами. В более легкие моменты он знал, как воодушевить, а также как запугать своих военных подчиненных.
  
  Однако его не побудили бы ознакомиться с условиями на фронте; на самом деле он почти не покидал Москву, если не считать совершенно неизбежных поездок на конференции союзников в Тегеране и Ялте. Призывая своих командиров к дерзости, он не рисковал своей личной безопасностью. Было одно исключение, о котором много трубили в прессе. В 1942 году он совершил поездку на фронт, якобы для того, чтобы следить за ходом кампании. Когда он оказался на расстоянии тридцати или сорока миль от зоны активных боевых действий, его встретили военные командиры на Минском шоссе, которые сообщили ему, что они не могут гарантируйте его безопасность, если он отправится дальше. Сталин, должно быть, знал, что они скажут это. Это было самое близкое, к чему он приблизился, место непосредственных действий на войне. Он никогда не видел выстрела. Но он придал большое значение беседе со своими командирами и, должным образом продемонстрировав разочарование, вернулся в Кремль. Официальная пропаганда придавала этому путешествию большое значение. Правда сообщила об этом так, как будто Сталин действительно добрался до фронта и отдал командованию фронта столь необходимые приказы по стратегии и тактике.
  
  Микоян рассказал менее лестную историю об этом путешествии. ‘Сам Сталин, - писал он, - не был храбрейшим из людей’. Предположительно, Сталин, разговаривая со своими командирами, почувствовал настоятельный зов природы. Микоян предположил, что это, возможно, был смертельный страх, а не нормальные эффекты пищеварения. Сталину в любом случае нужно было срочно куда-то идти. Он спросил о кустах на обочине дороги, но генералы, чьи войска незадолго до этого освободили зону от немецкой оккупации, не могли гарантировать, что там не было оставленомин. "В этот момент, - записал Микоян с запоминающейся точностью, ‘ Верховный Главнокомандующий на глазах у всех спустил штаны и сделал свое дело на асфальте. На этом его “рекогносцировка фронта” была завершена, и он сразу же вернулся в Москву".26
  
  Избегание ненужного риска было одним, и Сталин довел это до крайности. Но вряд ли справедливо по отношению к Сталину утверждать, что он был трусом. Вероятно, его поведение было вызвано скорее чрезмерной оценкой собственной незаменимости для военных действий. Он смотрел на своих военных и политических подчиненных и думал, что они не справятся без него. Он также не побоялся личной ответственности после того, как оправился от шока 22 июня 1941 года. Он жил или умер благодаря своим успехам в руководстве армией и правительством. Он истощил каждую косточку в своем теле для этой цели. И Жуков приписывал Сталину то, что он компенсировал свое первоначальное военное невежество и неопытность. Он продолжал учиться во время боевых действий, и благодаря своей исключительной способности к тяжелой работе он смог подняться до уровня, на котором он мог понимать большинство военных сложностей в Ставке. Позже Хрущев изобразил Сталина в карикатуре на то, что он пытался следить за кампаниями на маленьком глобусе, который он держал в своем кабинете, и это изображение было воспроизведено во многих последующих рассказах. На самом деле Сталин, пугая своих командиров и часто предъявляя к ним совершенно нереалистичные требования, заслужил их профессиональное восхищение.
  
  В руках Сталина находились не только военные распоряжения, но и договоренности по всему гражданскому сектору общества и экономики. Он следил за всеми ресурсами и записывал детали в маленькую записную книжку. Он всегда стремился к тому, чтобы его подчиненные бережно относились к ресурсам, уже находящимся в их распоряжении. Все, от производства танков до валютных резервов, регистрировалось им, и он был скуп на дополнения к тому, что уже было закреплено за учреждениями. Его ведущим соратникам было поручено предпринять то же самое подход к своим собственным подчиненным: Молотов к танкам, Микоян к поставкам продовольствия, Каганович к транспорту, Маленков к самолетам и Вознесенский к вооружениям. Маленькая записная книжка управляла их жизнями.27 Сталин был стержнем советских военных усилий. Две стороны этих усилий, военная и гражданская, держались раздельно. Сталин не хотел, чтобы командующие вмешивались в политику и экономику, равно как и вмешательство политиков в Ставке; и когда он проводил заседания Государственного комитета обороны, именно он свел две стороны вместе.
  
  
  42. БОЛЬШАЯ ТРОЙКА
  
  
  Жизненные интересы СССР, США и Соединенного Королевства совпали после событий июня и декабря 1941 года. Черчилль предложил помощь Сталину, как только началась германо–советская война. Соглашение было подписано 12 июля 1941 года. Британская делегация во главе с лордом Бивербруком в сопровождении американского дипломата Аверелла Гарримана вылетела на переговоры со Сталиным в сентябре. Когда в декабре началась война между Германией и США, между Вашингтоном и Москвой начались переговоры. Был создан Объединенный комитет начальников штабов для координации американских и британских операций. Лидеры стран-союзниц — Черчилль, Рузвельт и Сталин — вскоре стали известны как "Большая тройка".
  
  Великий альянс был раздираем взаимными подозрениями. Шла глобальная война, и распределение ресурсов между полями сражений в Европе и Азии еще не было согласовано. Также должны были проводиться консультации по стратегическим операциям. Поскольку боевые действия между Третьим рейхом и СССР продолжались, американцам и британцам нужно было решить, когда открывать ‘второй фронт’ в Западной Европе. Существовал также вопрос о взаимной помощи. И СССР, и Великобритания смотрели на США, крупнейшую экономическую державу мира, как на источник оборудования, продовольствия и финансовых кредитов. Правительства должны были договориться об условиях этого. Цели войны также должны были быть уточнены. Между американцами и британцами существовала постоянная напряженность, поскольку у Вашингтона не было желания поддерживать Британскую империю в случае победы союзников. Точно так же ни американцы, ни британцы не хотели развязывать Сталину руки в его отношениях с Восточной Европой. Союзники также не обсуждали, что делать с Германией после Гитлера. Таковы были дилеммы, которые в конечном итоге потребовали бы участия высших руководителей.
  
  Большая тройка поддерживала контакт посредством телеграмм и посольств. Однако прямые переговоры также были желательны. Проблема заключалась в том, что Рузвельт был физически неполноценен, и частые длительные авиаперелеты были для него слишком изнурительными. Черчилль, однако, был любителем путешествий с энтузиазмом. Британский премьер-министр пересек Атлантику, чтобы встретиться с Рузвельтом в заливе Плацентия в августе 1941 года и в Вашингтоне в декабре того же года. Он совершал еще более опасные полеты для проведения переговоров со Сталиным в Москве в августе 1942 и октябре 1944 годов (которые включали остановки в Гибралтаре, Каире, Тегеране и на аэродроме в Куйбышеве).
  
  Сталин, одержимый желанием контролировать все в Москве и не желая рисковать путешествиями по воздуху, выступал против любых таких поездок всякий раз, когда он мог их избежать. Молотов как народный комиссар иностранных дел был направлен в Берлин в 1940 году. Он также летал в Великобританию над Балтикой и через Северное море в мае 1942 года; его недоверие к вероломному Альбиону было настолько велико, что он спал с револьвером под подушкой. Сталин эгоцентрично ожидал, что другие пойдут на риск. Его неподвижность выводила из себя Рузвельта и Черчилля. Рузвельт описал великолепие пирамид в Гизе убедить советского лидера вылететь в Каир.1 Как он отметил, он сам был готов путешествовать, даже несмотря на то, что Конституция США ограничивала время, которое президент мог проводить за границей.2 Сталин не мог бесконечно откладывать встречу "Большой тройки"; и после отказа от Каира, Багдада и Басры он согласился на Тегеран в ноябре 1943 года. Это было недалеко от СССР, и он заверил себя, что советское посольство в иранской столице может гарантировать безопасность. В противном случае он отказался выезжать за пределы территории, находящейся под советской юрисдикцией. Следующая конференция состоялась в Ялте на юге РСФСР в феврале 1945 года. Сталин привык работать по ночам и спать большую часть дня. Ему пришлось вернуться к более традиционному графику встреч с Рузвельтом и Черчиллем.3
  
  Сталин сам подготовился к путешествию. В 1941 году он приказал оснастить специальный железнодорожный вагон, который позволил бы ему продолжать работать во время путешествия. При весе в восемьдесят три тонны он был сильно бронирован. Внутри было все необходимое — кабинет, гостиная, туалет, кухня и помещение для телохранителей, — обставленное в солидном стиле, который он предпочитал. В экипаже не было ничего роскошного; тяжелое дерево и металл интерьера выдавали лидера, который не любил безделушки и требовал, чтобы ему были гарантированы условия регулярной работы. Вагон FD 3878 был похож на передвижной кремлевский офис.4
  
  Соглашения с западными союзниками были заключены задолго до того, как Сталин использовал свой новый объект. СССР срочно нуждался в поставках. Черчилль предложил помощь после начала операции "Барбаросса", и военные конвои были отправлены в Северный Ледовитый океан. Но сами британцы полагались на американские суда снабжения. Поэтому для советского правительства было важно, как только Гитлер объявил войну США, обратиться за помощью к Рузвельту. На самом деле в американских интересах было выполнять такие просьбы, если это означало, что Вермахт был бы ослаблен усилившимся сопротивлением Красной Армии. Уже действующее соглашение о ленд–лизе с Соединенным Королевством было распространено на СССР. Кредиты, военное снаряжение и продовольствие предназначались для советских нужд. Поставки в СССР осуществлялись арктическими конвоями в Мурманск или через границу с Ираном. Война с Японией на Тихом океане исключила другие маршруты. Однако американские джипы, спам, сахар и порох постепенно заполняли жизненно важные пробелы в производстве. Гибель британских судов была частым явлением при атаках немецких подводных лодок, но Сталин считал, что уровень потерь не заслуживает комментариев, когда Красная Армия отдавала жизни миллионов своих солдат в борьбе с немцами.
  
  Другая вещь, взволновавшая Сталина, оставила его еще менее удовлетворенным. Он хотел, чтобы западные союзники организовали открытие второго фронта в Европе как средство ослабления давления на его собственные вооруженные силы. Он никогда не упускал случая потребовать от США и Великобритании большей срочности. Будучи новичком в антигитлеровской военной борьбе, американцы беззаботно говорили о том, что справятся с этим к концу 1942 года. Черчилль был более осмотрителен и во время своего визита в Москву в августе 1942 года достал карту Западной Европы, чтобы объяснить огромные логистические трудности морского вторжения из Британии. Сталин продолжал насмехаться над ним: "Неужели у британского военно-морского флота нет чувства славы?’5 Черчилль был готов уехать в Лондон без дальнейших обсуждений. С него было достаточно гневных требований советского лидера. Видя, что он зашел слишком далеко, Сталин пригласил его на еще один дружеский ужин, и кризис сошел на нет. Рузвельт и его советники, когда они ознакомились с военной логистикой, согласились с убедительностью аргументации Черчилля; и Сталину пришлось признать, что до тех пор, пока они не будут готовы и не пожелают провести свои корабли через Ла-Манш, он ничего не мог сделать, чтобы заставить их поторопиться.
  
  Хотя Сталин продолжал упрекать Черчилля и Рузвельта в своей переписке, он также мог быть тактичным. 14 декабря 1942 года Рузвельту, от которого он зависел в финансовых вопросах и военных поставках, он написал:6
  
  
  Позвольте мне также выразить уверенность в том, что время прошло не зря и что обещания об открытии второго фронта в Европе, которые были даны мне Вами, господин Президент, и господином Черчиллем в отношении 1942 года, будут выполнены и в любом случае будут выполнены в отношении весны 1943 года…
  
  
  Это не имело никакого значения. Американцы и британцы отказались торопить свои приготовления.
  
  Их упрямство усилило настоятельную необходимость для Сталина принять их приглашение на встречу "Большой тройки". Так была организована Тегеранская конференция. К тому времени Черчилль хорошо знал своих партнеров по союзничеству, но Сталин и Рузвельт никогда не встречались. Советский и американский лидеры начали очаровывать друг друга. Они хорошо поладили. Сталин вел себя наилучшим образом, производя впечатление на президента как человека, с которым он мог бы иметь дело. И Сталин, и Рузвельт хотели видеть распад Британской империи, и Рузвельт сказал это, когда они были наедине. Рузвельт гордился тем, что понимал, как обращаться со Сталиным, который казался ему грубым, но надежным переговорщиком; ему и в голову не приходило, что Сталин способен использовать свое собственное дружелюбие в соответствии со своими целями. К середине войны Рузвельт был болен. Его энергия и интеллектуальная хватка были на исходе. На Тегеранской и Ялтинской конференциях Сталин максимально использовал свои дружеские отношения с Рузвельтом и пытался вбить клин между ним и Черчиллем. Ему не всегда это удавалось. Но он сделал достаточно хорошо, чтобы помешать Черчиллю настаивать на более жесткой линии в отношении советских притязаний в Восточной Европе.
  
  И все же с Черчиллем тоже пришлось примириться. Черчилль был самым громким в мире сторонником крестового похода против Советской России в гражданской войне. Он назвал большевиков бабуинами и призвал ‘задушить’ Октябрьскую революцию в ее колыбели. Сталин поднял этот вопрос в веселой манере. Черчилль ответил: ‘Я был очень активен во время интервенции, и я не хочу, чтобы вы думали иначе’. Когда Сталин изобразил улыбку, Черчилль отважился спросить: ‘Вы простили меня?’ Дипломатичный комментарий Сталина заключался в том, что "все это в прошлом, а прошлое принадлежит Богу".7
  
  Западные лидеры Большого альянса могли в любом случае рассчитывать на королевское обращение à советскийíэтик, когда они совершали поездки для встречи со Сталиным. Именно Черчилль получил самый роскошный прием, отправившись в Москву. В октябре 1944 года Молотов в качестве народного комиссара по внешним связям устроил грандиозную вечеринку, на которой столы ломились от еды и вина. Британская официальная группа от души поела перед отъездом на концерт в зале Чайковского. Оркестр сыграл Пятую симфонию Чайковского и третью Рахманинова. Сталин согласился поужинать в тот вечер в британском посольстве. Они с Черчиллем хорошо поладили на званом обеде, и дружелюбие Сталина было таким, что он прошел в нижние комнаты, чтобы остальные приезжие британцы могли его видеть. Они произносили за него тосты, прежде чем он возвращался к новой порции еды и питья. Обычно Сталин предотвращал опьянение, выпивая вино цвета водки, в то время как другие пили крепкие напитки. Он признался в этой стратагеме Риббентропу в 1939 году.8 Но в ту ночь он позволил себе хорошо смазаться, прежде чем покинуть логово англосаксонской капиталистической реакции в четыре часа утра.9 По обычаю, в этот час Сталин бодрствовал, но его британские хозяева этого не знали: у них осталось впечатление радушного гостя, разделившего настроение мероприятия.
  
  Подобное гостеприимство было проявлено на Тегеранской конференции, и это создало атмосферу согласия между "Большой тройкой" по важным решениям. Сталин, Рузвельт и Черчилль были полны решимости не допустить, чтобы Германия когда-либо снова стала угрозой миру во всем мире. Они согласились, что наиболее эффективным шагом было бы развалить государство,10 а некоторые в окружении Рузвельта хотели зайти так далеко, что началась принудительная деиндустриализация страны. Границы в восточной и центральной Европе также привлекли внимание в Тегеране. Озабоченность Сталина советской безопасностью побудила Черчилля предложить перекройку европейской карты. Он продемонстрировал это с помощью трех спичек. Очевидно, он думал, что без наглядного пособия ему не донести свою точку зрения до кавказцев. Черчилль хотел сдвинуть Польшу и Германию на запад.11 Западная граница СССР, по его оценке, должна заканчиваться линией, предложенной в середине 1920 года лордом Керзоном (которая, как указал Энтони Иден, практически совпадала с тем, что было известно на Западе как граница Риббентроп-Молотов – Молотов не возражал).12 СССР был бы расширен за счет Польши. Польша получила бы компенсацию за приобретения в восточной Германии.13 Чтобы гарантировать свою континентальную безопасность, Сталин также потребовал, чтобы город-порт КöНигсберг перешел во владение СССР, и Рузвельт и Черчилль согласились.14
  
  Сталину пришлось скорректировать свой распорядок дня для достижения своих целей; в то время как он мог запугать всех ведущих советских политиков и военачальников, чтобы они приняли его ночной стиль работы, он не мог ожидать, что Рузвельт и Черчилль будут вести переговоры при свечах. Сталин разыгрывал свою партию с апломбом, подкрепленным тайным преимуществом, которым он обладал перед своими собеседниками в Тегеране: он прослушивал их разговоры. Сын Берии Серго писал об этом:15
  
  
  В 8 часов утра Сталин, который ради такого случая изменил своим привычкам (обычно он работал ночью и вставал в 11 утра), принял меня и остальных. Он тщательно готовился к каждому из наших заседаний, имея под рукой досье по каждому интересовавшему его вопросу. Он даже зашел так далеко, что поинтересовался подробностями тона бесед: ‘Он сказал это с убежденностью или без энтузиазма? Как отреагировал Рузвельт? Он сказал это решительно?’ Иногда он удивлялся: ‘Они знают, что мы их слышим, и все же они говорят открыто!"Однажды он даже спросил меня: ‘Как ты думаешь, знают ли они, что мы их слушаем?’
  
  
  Даже при том, что западные делегации работали, исходя из предпосылки, что советские разведывательные службы, возможно, прослушивали их, Сталин, возможно, был менее озадачен Рузвельтом и Черчиллем, чем они были озадачены им.
  
  Во время поездки Черчилля в Москву в октябре 1944 года возникла острая необходимость продолжить разговор о будущем Европы. Черчилль искусно затронул этот вопрос: ‘Момент был подходящий для бизнеса, поэтому я сказал: “Давайте уладим наши дела на Балканах”.’Черчилль взял быка за рога и набросал свое предложение на чистом листе бумаги. Он предложил арифметическое распределение зон влияния между СССР, с одной стороны, и Соединенным Королевством и США - с другой. Это было пресловутое "соглашение о процентах":16
  
  
  -
  
  
  %
  
  
  -
  
  Румыния
  
  
  90
  
  
  Россия
  
  10
  
  
  Другие
  
  Греция
  
  
  90
  
  
  Великобритания (по согласованию с США)
  
  10
  
  
  Россия
  
  Югославия
  
  
  50–50
  
  
  -
  
  Венгрия
  
  
  50–50
  
  
  -
  
  Болгария
  
  
  75
  
  
  Россия
  
  25
  
  
  Другие
  
  Сталин подождал перевода, взглянул на бумагу, а затем взял свой синий карандаш из бронзовой подставки и поставил большую галочку. Последовала долгая пауза: оба человека чувствовали, что решают нечто исторически важное. Молчание нарушил Черчилль: ‘Не может ли показаться довольно циничным, если казалось, что мы решили эти вопросы, столь судьбоносные для миллионов людей, таким бесцеремонным образом? Давайте сожжем эту бумагу’. Но Сталин был невозмутим и сказал: "Нет, вы сохраните ее".17
  
  Позже Черчилль в разговоре с британским послом назвал его предложение ‘непослушным документом’. Сталин передумал по поводу деталей и попросил усилить влияние в Болгарии и Венгрии. В обоих случаях он требовал 80 процентов для СССР. Министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден с согласия Черчилля согласился с этой поправкой на встрече с Молотовым.18 Соглашение о процентах обросло мифологией. Например, распространилась легенда о том, что Сталин и Черчилль поделили между собой всю Европу и что их разговор предопределил все территориальные и политические решения, впоследствии принятые союзниками. На самом деле ‘непослушный документ’ был предварительным двусторонним соглашением о действиях в ближайшем будущем. В нем многое оставалось недоговоренным. Не было упомянуто о Германии, Польше или Чехословакии. Ничего не было сказано о политической и экономической системе, которая будет установлена в какой-либо стране после войны. Предполагаемый послевоенный порядок в Европе и Азии еще предстояло прояснить, и соглашение о процентном соотношении не связывало рук США. Президент Рузвельт, не получив согласия, мог принять или отвергнуть его по своему усмотрению. Однако на самом деле его желание сохранить мир в СССР до поражения Германии было настолько велико, что он без возражений приветствовал ‘непослушный документ’.
  
  К тому времени, когда Большая тройка встретилась в Ялте 4 февраля 1945 года, им было необходимо срочно ухватиться за суть планирования послевоенной Европы и Азии. Для Сталина это был также повод для советских властей продемонстрировать свою сообразительность . Каждая делегация останавливалась во дворце, построенном для царей. Аристократическому британскому премьер-министру это не понравилось. Черчилль сказал, что ‘худшее место в мире’ не было бы открыто даже за десятилетие исследований. Продолжительность путешествия вряд ли могла раздражать этого заядлого путешественника. Ялта находится на Крымском полуострове. До 1917 года это было одно из любимых мест отдыха высокопоставленных лиц имперского государства. Сталин любил все побережье от Крыма до Абхазии — и трудно удержаться от замечания, что Черчилль потворствовал английскому снобизму.
  
  Ялтинская конференция приняла решения огромной важности, и Сталин был в самом разгаре. Он попросил наградить его за обещание вступить в войну против Японии после грядущей победы над Германией. В частности, он потребовал от Германии репараций на сумму в двадцать миллиардов долларов. Это вызвало споры, но западные лидеры уступили Сталину. Более горячо обсуждался вопрос об обращении с Польшей. По настоянию Рузвельта и Черчилля будущее польское правительство должно было представлять собой коалицию, объединяющую националистов, а также коммунистов. И все же им не удалось разоблачить Сталина в деталях. Коварный Сталин хотел развязать руки в восточной и восточно-центральной Европе. Рузвельт и он были в дружеских отношениях и иногда встречались в отсутствие Черчилля. Будучи младшим партнером западных союзников, Черчиллю приходилось мириться с ситуацией, извлекая из нее максимум пользы; и когда Сталин потребовал южный Сахалин и Курильские острова — известные японцам как их Северные территории — в обмен на вступление в войну на Тихом океане, Черчилль был так же доволен, как и американский президент, уступкой. Сталин и Черчилль также откликнулись на страстную просьбу Рузвельта о создании Организации Объединенных Наций по окончании войны. Для Рузвельта, как и для Вудро Вильсона после Первой мировой войны, было крайне важно создать орган, который улучшил бы перспективы глобального мира.
  
  Западные союзники находились в незавидном положении. Хотя Германия была на грани поражения, никто не мог сказать, как долго сможет продержаться Япония. Более того, американским и британским силам в Европе было сказано, что они сражаются в союзе с Красной Армией. Не только Правда, но и западные учреждения улучшили личный имидж Сталина. Не успел СССР вступить в войну с Третьим рейхом, как британская пресса заменила критику похвалой. По случаю дня рождения Сталина в декабре 1941 года Лондонский филармонический оркестр, ранее не известный как организация коммунистического фронта, сыграл концерт в его честь.19 Общественное мнение, более широкое на Западе, было глубоко благодарно Красной Армии (как и следовало ожидать) и, что менее оправданно, относилось к Сталину как к ее храброму и славному воплощению. Военная конфронтация западных союзников с СССР была бы сложной как в политическом, так и в военном отношении. Тем не менее, можно было бы сделать больше, чтобы оказать давление на Сталина; и хотя Черчилль был тверже Рузвельта, даже он был слишком мягок.
  
  На самом деле худшие разногласия между "Большой тройкой" в Ялте произошли не во время официальных переговоров. Рузвельт после выпивки за ланчем сказал Сталину, что на Западе он известен как дядя Джо.20 Обидчивый советский лидер чувствовал себя объектом насмешек: он не мог понять, что его прозвище указывает на высокую степень неохотного уважения. Уязвленный этим откровением, его пришлось уговаривать остаться за столом. Использование прозвищ в любом случае относилось не только к Сталину: Черчилль называл себя ‘Бывшим моряком’ в телеграммах американскому президенту.21 Сталин был не прочь покопаться в Черчилле. На одном из совместных обедов "Большой тройки" он предложил, чтобы союзники, чтобы предотвратить возрождение немецкого милитаризма после войны, расстреляли пятьдесят тысяч офицеров и технических экспертов. Черчилль, зная кровавый послужной список Сталина, поймал его на слове и прорычал, что предпочел бы быть застреленным сам, чем ‘запятнать свою собственную честь и честь моей страны таким позором’. Рузвельт попытался разрядить атмосферу, сказав, что казни сорока девяти тысяч членов немецкого офицерского корпуса было бы вполне достаточно. Черчилля затошнило от подшучивания, он направился к двери, и Сталину и Молотову пришлось вернуть его обратно, которые извинились за то, что, по их словам, было шуткой.22
  
  Британский премьер-министр по-прежнему не был убежден в том, что Сталин шутил; но он ни на минуту не рассматривал возможность выхода из Ялтинской конференции. Как и на предыдущих встречах, он — как и Сталин и Рузвельт — видел, что союзникам нужно держаться вместе или держаться порознь. Когда в адрес одного из них были нанесены личные оскорбления, какими бы преднамеренными они ни были, остальным приходилось приглаживать взъерошенные перья. На самом деле, худший словесный обмен со Сталиным был у одного из окружения Черчилля, генерала Алана Брука. Это произошло на банкете во время Тегеранской конференции , когда Сталин поднялся, чтобы обвинить Брука в неспособности продемонстрировать дружбу и товарищество по отношению к Красной Армии. Брук был готов к нему и ответил в том же духе, что, по-видимому, на войне "правда должна сопровождаться ложью"; далее он утверждал, что испытывает ‘подлинное товарищество’ по отношению к военнослужащим советских вооруженных сил. Сталин принял ответный удар в подбородок, заметив Черчиллю: ‘Мне нравится этот человек. Он звучит правдиво".23
  
  Каким бы умным он ни был, Сталин не был дипломатическим гением. Тем не менее, у "Большой тройки" были противоречивые интересы, и он воспользовался этим. Сталину дали его дюйм, и он намеревался пройти милю. В его сознании уже сформировалась идея о том, что СССР должен завоевать территорию в восточной половине Европы, чтобы создать буферную зону между собой и любым западным агрессором. У Сталина было достойное рабочее партнерство с измученным Рузвельтом; и хотя он и Черчилль не доверяли друг другу, они чувствовали, что могут продолжать вести переговоры за столом переговоров. Многие в Польше и другие сочли, что это сотрудничество зашло слишком далеко. Польское правительство в изгнании предупреждало об амбициях Сталина, но тщетно. Однако 12 апреля Рузвельт умер. Сталин, человек, едва ли склонный к сентиментальным вспышкам, направил теплое письмо с соболезнованиями в Вашингтон. Он оплакивал не столько смерть товарища по "Большой тройке", сколько крах рабочих политических отношений. Личная дипломатия устранила многие препятствия, которые могли подорвать трехсторонний военный союз с 1941 года. Сталину нравилось, что Черчилль и Рузвельт воспринимали его Всерьез как политика во время военных действий, и их встречи повысили его самооценку. Преемник Рузвельта, вице-президент Гарри Трумэн, имел более правую репутацию. Сталин предвидел более жесткие методы обсуждения мировых дел в будущем.
  
  
  43. ПОСЛЕДНИЕ КАМПАНИИ
  
  
  Наконец, летом 1944 года западные союзники были готовы открыть второй фронт. Операция "Оверлорд" началась 6 июня, когда американские, британские, канадские и другие силы под командованием Дуайта Эйзенхауэра высадились на пляжах Нормандии на севере Франции. Это была десантная операция огромной смелости и хитрости. Обманув вермахт относительно точного места, армии союзников вынудили немцев отступить. Если бы Сталин начинал такое наступление на Востоке, он потребовал бы, чтобы западные союзники атаковали немцев одновременно. И все же он не торопил свои приготовления больше, чем американцы и британцы в предыдущие годы. Восточным аналогом должна была стать операция "Багратион". Имя было выбрано не случайно: Багратион был одним из самых успешных военачальников Александра II в 1812 году; он также был грузином, как и Верховный главнокомандующий СССР. Огромные немецкие силы оставались на востоке, 228 дивизий по сравнению с 58 дивизиями, стоявшими перед Эйзенхауэром и Монтгомери. 22 июня, после месяцев подготовки Жуковым и Василевским, началась операция "Багратион". Прошло ровно три года после того, как немцы потерпели поражение за рекой Буг в ходе операции "Барбаросса". По всему протяженному фронту были задействованы глубокие, сложные комбинации танков и авиации.1 На Востоке и Западе было ясно, что заключительные сражения войны в Европе были неизбежны.
  
  Следующим полем боя стали Припятские болота между Белоруссией и Польшей, и Сталин купался в лучах славы, полученной благодаря успеху его военных профессионалов. 22 июля войска Рокоссовского форсировали Буг. Ставка сосредоточила наступление Красной армии в направлении Варшавы и Львова. Последний раз Сталин участвовал в боях за территорию в 1920 году, и на этот раз он полностью отвечал за действия Красной Армии. Когда 27 июля пала Львов, вермахт отступил за реку Висла. Ни у Гитлера, ни у его генералов не было серьезной стратегии, способной переломить судьбу Третьего рейха. Немецкие войска столкнулись с перспективой войны против грозных врагов на двух массивных фронтах. Западные союзники прокладывали себе путь к Арденнам, в то время как Красная Армия могла видеть Варшаву в свои бинокли.
  
  Вермахт отразил наступление Красной Армии не только в Польше, но и во всех странах Восточной Европы. Очевидным искушением после того, как Красная Армия форсировала Буг, было отдать приказ о преследовании врага до Варшавы. Против этого был расчет на то, что советские войска еще не завершили отвоевание прибалтийских государств и что Гитлер подготовил массированную оборону в самой Польше. У Ставки были причины позволить Красной Армии отдохнуть и пополнить запасы для трудного форсирования Вислы. Сталин также нуждался в уверенности, что никакого удара по Варшаве не будет подвергнуть свои войска наступлению немцев из Румынии. Хотя он изгнал вермахт с советской территории, он понимал, что впереди серьезная военная кампания.2 Еще одной проблемой была слабость советской разведки в отношении ситуации в Польше. В значительной степени в этом был виноват Сталин. Уничтожив тысячи польских коммунистов в Москве во время Большого террора, он лишил себя агентов, которые могли быть внедрены в тыл в 1944 году. А его убийственное поведение по отношению к бежавшим полякам в 1939-41 годах усилило общее подозрение к нему в Польше.
  
  На самом деле польское антигерманское сопротивление тайно готовило восстание в Варшаве, и планы находились на продвинутой стадии. Националисты, далекие от желания приветствовать Красную Армию, надеялись свергнуть нацизм в Варшаве без советского вмешательства. Целью было не допустить, чтобы Польша стала жертвой СССР после освобождения от Германии. Военную организацию возглавляла Армия Крайовая, и Варшавское восстание началось 1 августа. Это было смелое, но обреченное начинание. Немцы ввели вермахт, и постепенно повстанцы были отброшены и разгромлены. Боевые действия были закончены ко 2 октября.
  
  Длительный период восстановления сил и перевооружения Красной Армии вызвал много негативных комментариев как в то время, так и в последующие годы. Армия Крайовая, планируя разгромить немцев в Варшаве силами поляков, отчаянно просила советскую поддержку и почти ничего не получила. Не то чтобы вопрос о более раннем военном вмешательстве не был поднят в Москве; действительно, более ожесточенной дискуссии в Ставке не было со времен Курской битвы. К сожалению, почти ничего не известно о том, кто что сказал, пока не закончилось Варшавское восстание. Жуков, военный профессионал, был все еще настаивал на необходимости длительной паузы в начале октября. Молотов занял противоположную сторону, потребовав немедленного наступления. Берия сеял смуту среди спорщиков, получая удовольствие от натравливания одного члена Ставки на другого. Сталин предсказуемо склонился к Молотову: он предпочитал действовать. Но Жуков настаивал. В конце концов Сталин уступил, хотя и со свойственной ему нелюбезностью.3 Жуков выиграл дебаты за счет нагромождения проблем в его отношениях со Сталиным в конце войны. Красная армия сосредоточилась на восточном берегу Вислы и оставалась там до конца года.
  
  То, что Сталин сказал Жукову, вероятно, не в полной мере отражало его мысли. Изнуренное состояние Красной Армии было лишь одним из факторов, которые следовало взвесить на весах. Сталин уже искал способы обеспечить политическое господство над Польшей во время и после войны. Его опыт советско–польской войны 1920 года убедил его, что полякам нельзя доверять, потому что их патриотизм перевешивал классовое сознание. ‘Однажды поляк, всегда поляк", возможно, было его девизом в общении с ними и их элитами. Он был полон решимости, чтобы какое бы польское государство ни возникло из конец войны остался бы под гегемонией СССР. Это означало, что правительство éэмигрантов é, базирующееся в Лондоне, должно было рассматриваться как нелегитимное и что с любой вооруженной организацией, созданной поляками в Польше, следовало обращаться аналогичным образом. У Сталина не было стимула относиться к полякам с сочувствием. Он отдал приказ об убийстве тысяч пленных польских офицеров в апреле 1940 года в Катынском лесу в России. Он не больше хотел выживания политической и военной элиты Польши, чем стремился сохранить элиты в Эстонии, Латвии и Литве — и он долго практиковался в искусстве решения общественных проблем посредством физической ликвидации тех, кто их воплощал.
  
  У Сталина также были объективные стратегические причины для отказа начать раннее наступление за Вислой. Гитлер и его командиры в августе относились к Красной Армии как к самому опасному врагу и оставили подавление Варшавского восстания своим подразделениям безопасности, в то время как вермахт сосредоточился у реки, чтобы отразить любую попытку Рокоссовского переправиться. Немецкие власти были уверены, что смогут легко подавить польских повстанцев. Однако, что было непростительным в военном отношении в поведении Сталина, так это его отклонение всех польских просьб о помощи после начала Варшавского восстания 1 августа 1944 года. Черчилль обнаружил грязную работу и упрекнул Кремль.4 британских самолета, базировавшихся в Италии, были отправлены для доставки припасов полякам. Но Сталин был непоколебим, и Красная Армия не сдвинулась с места.
  
  Варшавское восстание не было ни скоро, ни легко подавлено. В то время как Красная Армия воспользовалась возможностью отдохнуть, восстановиться и пополнить запасы, Армия Крайовой поляков занялась своими делами. Повстанцы были гибкими, хорошо организованными и предельно решительными. Немцы понятия не имели, как их сдерживать, пока не был отдан приказ стереть районы восстания с лица земли. У Сталина могли быть обоснованные сомнения в том, что помощь польским повстанцам посредством высадки морского десанта через Вислу решительно ослабит вермахт. Но если бы это была большая группа русских или украинцев Если бы партизаны восстали против Третьего рейха, он, несомненно, сбросил бы оружие и продовольствие для их использования и разбомбил немцев. Его предотвращение помощи Варшаве включало в себя взвешенное решение о будущем Польши. Сталин уже сформировал Временное правительство. Это был кабинет, назначенный Кремлем и обязанный ему, который он намеревался привести к власти после поражения Германии. Других польских лидеров, какими бы популярными они ни были по всей стране, следовало держать подальше от центра событий. Сталин стремился править Польшей через своих коммунистических марионеток. Чем больше повстанцев было уничтожено немцами, тем ближе он подходил к своей цели. Проклятия Черчилля по поводу военных и политических мер Сталина были оправданными.
  
  Тем не менее Черчилль должен был внушить Сталину на их встрече в Москве в октябре 1944 года, что у него нет никаких подозрений в том, что Красная Армия была намеренно оттянута назад.5 Сплоченность Большого альянса имела приоритет. Вермахт, несмотря на то, что находился в обороне на Востоке и Западе, не утратил своей стойкости. Союзники знали, что им предстоит борьба, поскольку немцы, несмотря на ворчание по поводу военных и экономических неудач Гитлера, стояли на стороне своего фюрера. Черчилль и Сталин понимали важность того, чтобы первыми добраться до Берлина. Завоевание территории дало бы завоевателю возможность устанавливать условия мира. Рузвельт и Эйзенхауэр считали по-разному; их стратегия основывалась на желании свести к минимуму потери со своей стороны, а не участвовать в гонке за то, чтобы добраться до Берлина первым. Сталин был полон решимости выиграть гонку, даже если американцы откажутся участвовать в соревнованиях. Он был обеспокоен тем, что США и Соединенное Королевство могут заключить сделку с немцами о прекращении боевых действий. Это могло бы привести к совместному крестовому походу против Советского Союза; и даже если бы этого не произошло, немцы могли бы капитулировать перед западными союзниками и лишить Советский Союз послевоенных завоеваний. Сталин отобрал своих лучших полевых командиров — Рокоссовского, Конева и Жукова — для усиления кампании по захвату столицы Германии.
  
  Красная Армия по его приказу начала Висло–Одерскую операцию 12 января 1945 года. Хотя его Красная Армия превосходила численностью вермахт в три к одному, воля немцев к сопротивлению не ослабла. 1-й Украинский фронт Конева прорвался вперед на южном крыле военной группировки, которая растянулась по всей протяженности польских земель. 1-й Белорусский фронт Жукова наступал на севере. Когда немецкая оборона рушилась, Жуков мог доложить, что он удерживал берега реки Одер. Немцы, которые не отступили, оказались в ловушке. Кöнигсберг и его население были отрезаны. На своем пути проходя через Польшу, Красная Армия столкнулась с ужасными зрелищами, когда входила в концентрационные лагеря. Свидетельства массовых убийств были уничтожены в Белжеце, Собиборе и Треблинке, но в Освенциме (Освенцим) у убегающих немцев не было времени скрыть тюремное заключение, принудительный труд, голод и убийства. Советские солдаты действовали бы яростно даже без такого опыта. Зверства немцев в СССР носили систематический характер с начала операции "Барбаросса", а советская пропаганда военного времени притупила любую сохраняющуюся чувствительность к немцам как к народу. Продвигаясь в центральную Европу, Красная Армия пришла в неистовство; ее войска грабили и насиловали, почти не сдерживаемые ее командирами.
  
  Красные войска действовали почти без дискриминации по национальному признаку. Жестоко обращались не только с немцами, но и с другими народами, и Сталин отказался наказать нарушителей. Напрасно лидер югославских коммунистов Милован Джилас жаловался ему. "Ну что ж", - ответил Сталин:6
  
  
  представьте себе человека, который сражался от Сталинграда до Белграда — более тысячи километров по собственной опустошенной земле, по мертвым телам своих товарищей и самых дорогих людей. Как может такой человек нормально реагировать? И что такого ужасного в том, что он развлекался с женщиной после таких ужасов? Вы представляли себе Красную Армию идеальной. А она не идеальна и не может быть… Важно то, что он борется с немцами.
  
  
  Джилас, воевавший на Балканах и не отличавшийся деликатностью, едва мог поверить своим ушам.
  
  Не заботясь о том, как его солдаты вели себя вне службы, Сталин был полон решимости, что они должны взять столицу Германии. Он обманул западных союзников относительно своего намерения. 1 апреля 1945 года, когда он согласовывал свои военные планы в Москве, он телеграфировал Эйзенхауэру, соглашаясь с тем, что советские и западные силы должны стремиться сойтись в районе Эрфурта, Лейпцига и Дрездена; и он добавил: ‘Берлин утратил свое прежнее стратегическое значение. Поэтому советское верховное командование думает о выделении сил второго уровня на берлинскую сторону".7 Усугубляя ложь, он предложил нанести ‘главный удар’ во второй половине мая. Одновременно он приказал Жукову и Коневу ускорить подготовку.8 Черчилль забеспокоился еще больше. С политической точки зрения, по его мнению, было жизненно важно встретиться с Красной Армией как можно дальше на востоке. Но ему не удалось получить положительный ответ от Рузвельта до того, как советские войска снова пришли в движение. 19 апреля они прорвали оборону вермахта между реками Одер и Нейсе. 25 апреля они достигли окраин Потсдама под Берлином. Это было в тот же день, когда дивизии Конева вступили в непосредственный контакт с Первой армией США в Торгау на реке Эльба. И все же красные добрались до Берлина первыми. Жуков одержал верх над Коневым в их гонке. 30 апреля Гитлер, осознав безнадежность своего положения, покончил с собой. Последовала безоговорочная капитуляция.9
  
  Многие дивизии вермахта сдались американским и британским войскам 8 мая, тогда как Жуков получил такие предложения только на следующий день. Крах военной мощи Германии позволил Сталину повернуться лицом к востоку. СССР никогда не мог быть в безопасности, пока на его границах находилась агрессивная Япония. Он должен был сослаться на ‘позор’, навалившийся на Российскую империю в результате поражения в морском сражении при Цусиме в 1905 году. Токио ввел войска на советский Дальний Восток в ходе гражданской войны. Япония вторглась в Маньчжурию в 1931 году и подписала Антикоминтерновский пакт в 1936 году. В 1938 году между Японией и СССР разразилась война, в ходе которой произошли крупнейшие танковые сражения, когда-либо виденные в мире. Только в середине 1941 года японские правители решили начать экспансию на юг вдоль побережья Тихого океана, а не на запад через Сибирь.
  
  Западные союзники, вынужденные экономно расходовать свои людские и материальные ресурсы, продолжали нуждаться в помощи Красной Армии. Были все признаки того, что японцы готовились защищать свою территорию до последнего солдата. Сталин в Ялте добился от Рузвельта и Черчилля обещания, что СССР получит Курильские острова в случае победы союзников. Это все еще было целью Сталина после победы в Европе. Ставка провела быструю подготовку к вступлению Красной Армии в войну на Тихом океане. Пострадав от японского экспансионизма в 1930-х годах, Сталин намеревался обеспечить мирное урегулирование, которое навсегда защитило бы интересы СССР на Дальнем Востоке. Почти полмиллиона военнослужащих были переброшены по Транссибирской магистрали на советский Дальний Восток. И все же Гоминьдан под руководством Чан Кайши отказался принять условия, которые были выдвинуты Сталиным западным союзникам. Сталин провел дальнейшие переговоры с китайцами и привел ничем не приукрашенный довод в пользу уступок со стороны Китая и территории со стороны Японии. В противном случае, утверждал он, японцы оставались бы опасными для своих соседей: ‘Нам нужны Дайрен и Порт-Артур в течение тридцати лет на случай, если Япония восстановит свои силы. Мы могли бы нанести по нему удар оттуда".10
  
  Однако к 16 июля 1945 года американцы успешно испытали свою атомную бомбу в Аламогордо. Также стало ясно, что японцы будут сражаться за каждый дюйм своих островов, и президент Трумэн рассматривал ядерное оружие как желательное средство избежать массовых потерь среди вторгшихся американских войск. Он больше не видел причин поощрять советское военное вмешательство. Увидев, как Сталин обманул Рузвельта в Берлине, он не собирался снова поддаваться на обман. Американская политика в отношении СССР в любом случае неуклонно ужесточалась. Чего Трумэн, однако, не стал бы делать, так это отзывать конкретные обещания Рузвельта в Ялте Сталину относительно Китая и Японии: он не хотел создавать прецедент для нарушения межсоюзнических соглашений. Сталин этого не знал. Ему еще предстояло проверить искренность Трумэна как партнера по переговорам. Он чувствовал, что, если Красная Армия не вмешается быстро, американцы вполне могут отказать ему в Курильских островах после поражения Японии. Сталин хотел полной безопасности для СССР: ‘Мы закрыты. У нас нет выхода. Япония должна оставаться уязвимой со всех сторон, с севера, запада, юга, востока. Тогда она будет молчать"11 Гонка за Берлин уступила место гонке за Курилы.
  
  Сталин, Трумэн и Черчилль встретились на Потсдамской конференции 17 июля. На этот раз не было споров о выборе места проведения; лидеры "Большой тройки" хотели насладиться победой в центре павшего Третьего рейха. Пока Сталин ехал своим поездом из Москвы, Трумэн совершил долгое путешествие через Атлантику и присоединился к Сталину и Черчиллю в Берлине. Встречи проходили в Цецилиенхофе. Личное партнерство военного времени уже закончилось, когда Рузвельта заменил Трумэн. Возможно, Рузвельт в любом случае перестал бы потакать Сталину в свете американских глобальных амбиций после мировой войны. Конечно, Трумэн уже чувствовал это.
  
  Другое крупное изменение в "Большой тройке" произошло в ходе Потсдамской конференции. 26 июля британские выборы привели к власти лейбористскую партию. Черчилль уступил свое место на переговорах своему заместителю премьер-министра Клементу Эттли. Новое правительство относилось к Сталину не мягче, чем Черчилль, и Потсдамская конференция превратилась в пробу сил между США и СССР, причем британцы регулярно поддерживали американцев. Несколько тем были сложными: японская кампания; условия мира в Европе; границы и правительство Польши. Американцы, поддерживаемые обладая монополией на технологии создания ядерного оружия, они больше не стремились к советской военной помощи на Дальнем Востоке. На этот раз именно Сталин подчеркнул необходимость участия СССР. По Европе было достигнуто соглашение о демаркации союзниками зон оккупации. Но разногласия остались. Было решено передать детали для разрешения Совету министров иностранных дел. Польшу, однако, нельзя было отодвинуть в сторону. Конференция по настоянию Сталина выслушала аргументы Временного правительства, спонсируемого СССР. Американцы и британцы неоднократно жаловались на советские манипуляции и политические репрессии в Варшаве. Западные союзники ожидали, что Сталин будет уважать независимость Польши и способствовать демократическим реформам.
  
  И Трумэн, и Сталин знали, что американская атомная бомба была готова к применению, но Трумэн не знал, что об этом знал Сталин. На самом деле советский шпионаж точно докладывал в Москву, и в этом случае Сталин не разуверил своих агентов. Когда Трумэн сообщил ему об американском технологическом прогрессе, Сталин приготовился быть невозмутимым — и Трумэн был поражен его хладнокровием. В тот же период Сталин держал своих командиров за пуговицы, призывая их продолжить советское наступление против Японии. Но технические причины препятствовали любому изменению графика, и Сталин сдерживал склонность настаивать на невозможном. Западные союзники все чаще игнорировали его. Трумэн, Черчилль и Чан Кайши выдвинули свой собственный ультиматум японскому правительству из Потсдама. Со Сталиным никто не советовался.12
  
  Вернувшись в Москву, Сталин продолжал приставать к Василевскому в Ставке. Ответ Василевского заключался в том, что советские войска будут готовы атаковать японцев не позднее 9 августа. Но даже это было слишком поздно. Трумэн принял решение дать указание американским бомбардировщикам провести их первую военную операцию с применением ядерного оружия. 6 августа B-29 взлетел с острова Тиниан, чтобы сбросить бомбу на Хиросиму. Был достигнут новый этап человеческой деструктивности, когда целый город был превращен в руины одним военным налетом. Сталин все еще надеялся внести свой вклад в победу. Через два дня 7 августа он подписал приказ советским войскам вторгнуться в Маньчжурию. Но его снова опередили. Отказ японцев просить мира побудил Трумэна санкционировать еще один бомбардировочный налет B-29 8 августа. На этот раз целью был Нагасаки. Результат был тот же: город мгновенно превратился в руины, а население было уничтожено. Японское правительство по приказу императора Хирохито капитулировало 2 сентября 1945 года. Сталин проиграл гонку за Токио. Маньчжурская кампания все еще продолжалась, как планировалось в Москве, и Квантунская армия подверглась нападению. Но на самом деле судьба Японии находилась в руках президента Трумэна.13
  
  Единственным рычагом, оставленным Сталину в дипломатии, была его бесстрастность. На приеме в честь Аверелла Гарримана и дипломата Джорджа Кеннана 8 августа он сделал вид, что его не волнует судьба Хиросимы и Нагасаки. Он также продемонстрировал осведомленность о попытках Германии и Великобритании создать атомную бомбу. Очевидно, он хотел сообщить Трумэну, что советские шпионы информировали Кремль о развитии военных ядерных технологий по всему миру. Он намеренно проговорился, что у Советского Союза был свой собственный проект создания атомной бомбы.14 Сталин безупречно сыграл выбранную им роль. Американские дипломаты очень хорошо знали, что советская политическая элита была подавлена бомбардировками Хиросимы и Нагасаки. Превосходство СССР перед США и Соединенным Королевством как державой-победительницей было поставлено под сомнение, и огромные жертвы, принесенные по всему Советскому Союзу в 1941-5 годах, вскоре могли оказаться малоэффективными для его граждан. Сталин выиграл много раздач, не имея тузов, чтобы закончить игру.
  
  
  44. ПОБЕДА!
  
  
  Рано утром 9 мая 1945 года диктор радио Исаак Левитан зачитал новости, которых все ждали с нетерпением. Война с Германией закончилась. Волнение населения росло в течение нескольких дней. Когда настал этот момент, празднования были бурными; они проходили по всему СССР и во всех странах, которые боролись с Новым порядком Гитлера. Советское правительство устроило вечером в Москве фейерверк, но люди начали свои гуляния несколькими часами раньше. Миллионы людей заполнили центральные районы. Повсюду танцевали и пели. Любой мужчина в зеленой форме Красной Армии имел равные шансы быть обнятым и расцелованным. Толпа собралась у посольства США, когда раздалось скандирование: ‘Ура Рузвельту!’ Американский президент настолько отождествлял себя с Великим альянсом, что мало кто помнил, что он умер в апреле. Поведение было безудержным. Имели место случаи беспробудного пьянства; полиция не обратила внимания на молодых людей, мочившихся на стены гостиницы "Москва". Рестораны и кафетерии были забиты посетителями, где еды было мало, но водки было в избытке.1 Была радость от того, что нацизм был сокрушен гусеницами танков Красной Армии.
  
  Дочь Сталина Светлана позвонила ему после радиопередачи: ‘Папа, поздравляю тебя: победа!’ ‘Да, победа’, - ответил он. ‘Спасибо. Тебя тоже поздравляю. Как дела?’ Отчуждение отца и дочери растаяло под влиянием момента.2 Хрущеву повезло меньше. Когда он сделал аналогичный телефонный звонок, Сталин упрекнул его. ‘Он дал понять, ’ предположил Хрущев, ‘ что я отнимаю у него драгоценное время. Ну, я просто застыл на месте. Что это было? Почему? Я воспринял все это плохо и основательно проклял себя: зачем я ему позвонил? В конце концов, я знал его характер и не мог ожидать от этого ничего хорошего. Я знал, что он захочет показать мне, что прошлое уже было этапом, через который мы прошли, и что теперь он думает о великих новых делах".3
  
  Сталин выступил с ‘обращением к народу’, начавшимся словами: ‘Товарищи! Мужчины и женщины-соотечественники!"4 Исчезли более мягкие акценты его радиопередачи в начале операции "Барбаросса". СССР был спасен, и наконец можно было развевать ‘великое знамя свободы народов и мира между народами’. Великая Отечественная война закончилась.5 Но, если его стиль был торжественным, он был также любезен, по крайней мере, для его российских слушателей. На банкете для командиров Красной Армии 24 мая он заявил:6
  
  
  Товарищи, позвольте мне предложить последний тост.
  
  Я хотел бы предложить тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа, потому что это выдающаяся нация из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
  
  Я предлагаю этот тост за здоровье русского народа, потому что в этой войне он заслужил всеобщее признание как ведущая сила Советского Союза среди всех народов нашей страны.
  
  
  Ранее он никогда однозначно не поддерживал ни одну нацию из многих, составлявших СССР. Многим россиянам казалось, что печь войны выплавила из него все неблагородные металлы и создала безупречного лидера, заслужившего их доверие и восхищение.
  
  Это были резкие слова, поскольку Сталин боялся русских не меньше, чем гордился ими. Но ему было выгодно возводить русский народ на еще более высокий пьедестал официального уважения, чем до войны. Интуитивно, казалось бы, он понимал, что ему необходимо придать легитимность национальному патриотизму, менее квалифицированному марксизмом–ленинизмом. По крайней мере, он делал это какое-то время. (И, возможно, даже Сталин немного увлекся эйфорией момента.) Произошло то, что летом 1941 года казалось совершенно немыслимым. Гитлер был мертв. Почти вся восточная половина Европы находилась под советским военным контролем. США и Соединенное Королевство рассматривали СССР как совместного арбитра судеб мира.
  
  Предположительно, Сталин хотел, чтобы Гитлера поймали живым, и был раздосадован его самоубийством, и ходила история о том, что Жуков поклялся выставить его напоказ в клетке на Красной площади. Возможно, именно так командир мог бы похвастаться перед своим политическим наставником. Но маловероятно, что Сталин допустил бы такое зрелище: он все еще хотел избежать ненужного оскорбления своих союзников. Целью США и Соединенного Королевства была методичная денацификация немецкой общественной жизни, и они надеялись убедить немцев отказаться от своей привязанности к Гитлеру. В последний раз завоеватели унижали своих вражеских лидеров таким образом во время триумфов, дарованных успешным римским полководцам. Обманутый тем, что ему не удалось поймать свою жертву живой, Сталин приказал своим разведывательным органам доставить ему физические останки. Это было сделано в смертельной тайне; как только было установлено, что обугленные части обгоревшего трупа возле бункера Гитлера принадлежали фюреру, они были доставлены в советскую столицу. Чувство срочности у Сталина проистекало из политических соображений. На немецкой земле не должно было остаться ничего, что могло бы впоследствии стать центром пронацистской ностальгии.
  
  Своеобразным образом это был непроизвольный жест уважения к Гитлеру, поскольку Сталин подразумевал, что его мертвый враг все еще опасен. По отношению к большинству других лидеров в мире, кроме Черчилля и Рузвельта, он испытывал в лучшем случае снисхождение. (Что он думал о Муссолини, остается загадкой, но единственным итальянцем, которого он воспринимал всерьез, был лидер коммунистической партии Пальмиро Тольятти.) Преемник Черчилля Клемент Эттли не произвел особого впечатления на его сознание. Даже Трумэн не смог произвести на него впечатление. В то время как Рузвельт возбудил его личное любопытство, он едва ли задумался о своем преемнике. В записях бесед Сталина нет ничего, что указывало бы на высокую оценку талантов Трумэна. Он был более признателен Черчиллю. И все же Соединенное Королевство, как продемонстрировали ему экономические эксперты Сталина, такие как Джено Варга, больше не было той силой в мировых делах, которой оно когда-то было. Черчилль мог пыхтеть, но дом СССР не падал. Сталин считал себя одной из выдающихся фигур истории. Когда он сталкивался с властными персонажами своего типа, такими как Мао Цзэдун, он отказывался обращаться с ними прилично. Мао прибыл в Москву в декабре 1949 года после захвата власти в Пекине, и ему не слишком вежливо сказали, что СССР ожидает от Китая крупных уступок. В любом случае Сталин, поднявшийся на вершину послевоенного величия, не собирался позволять товарищу-коммунисту соперничать с его престижем. Повелитель мирового коммунизма и лидер государства-триумфатора, он желал в одиночестве купаться в лучах мирового признания.
  
  Днем, назначенным для празднования победы над нацизмом, было 24 июня 1945 года. На Красной площади должен был состояться парад перед десятками тысяч зрителей. Победоносные полки, вернувшиеся из Германии и Восточной Европы, должны были пройти триумфальным маршем перед Кремлевской стеной. Сталину было сказано, что он должен занять почетное место на белом коне в традиционной русской манере. (Именно так российские генералы проводили военные парады по Тбилиси.) Был найден арабский скакун, на которого Сталин попытался сесть верхом. Результатом стало унижение. Сталин неуместно ткнул жеребца шпорами. Жеребец встал на дыбы. Сталин, безуспешно схватившись за гриву, был сброшен на землю. Он повредил голову и плечо и был в отвратительном настроении, когда поднимался на ноги. Плюнув в гневе, он заявил: ‘Пусть Жуков возглавит парад. Он старый кавалерист".7 За несколько дней до парада он вызвал Жукова, который вернулся из Берлина, и спросил, может ли тот управиться с лошадью. Жуков принадлежал к Красной кавалерии в Гражданскую войну; но его первым побуждением было возразить, что парад должен возглавлять Сталин как Верховный главнокомандующий. Не раскрывая своих трудностей с верховой ездой, Сталин ответил: "Я слишком стар, чтобы руководить парадами. Ты моложе. Ты ведешь их".8
  
  Церемониальные мероприятия были тщательно организованы в сам день. В то время как Сталин и другие политические лидеры стояли на вершине Мавзолея Ленина у Кремлевской стены, маршал Жуков проехал по Красной площади, чтобы отдать ему честь. Все военные усилия Советского Союза в период с 1941 по 1945 год были высоко оценены. За Жуковым маршировало по полку с каждого фронта войны. Все отдавали честь Сталину. Многолюдная толпа, составленная из людей, которых власти хотели наградить, одобрительно взревела. Кульминационный момент церемонии наступил, когда знамена побежденного вермахта пронесли по мощеной площади, чтобы опустить прямо перед Сталиным. Погода была не из лучших; накануне прошел ливень.9 Но аплодисменты Сталину и войскам советских вооруженных сил рассеяли мрачность. Он достиг вершины своей карьеры и был признан отцом народов СССР.
  
  24 июня все шло по плану, если не считать не по сезону дождя, и советский порядок казался крепче, чем когда-либо. Красная Армия доминировала до реки Эльба. Восточная и восточно-центральная Европа находились под советским военным и политическим контролем, и, пока продолжалась война на Тихом океане, красные силы готовились принять участие в последнем наступлении против Японии. СССР также тайно активизировал свои исследования технологии, необходимой для создания атомной бомбы. Его военная промышленность уже была способна снабжать его вооруженные силы всем необходимым для поддержания советской власти и престижа. Политическая и экономическая система, консолидированная перед Второй мировой войной, оставалась нетронутой. Партия, министерства и полиция обладали твердой властью, и задачи мирного восстановления промышленности, сельского хозяйства, транспорта, школьного образования и здравоохранения казались вполне по силам СССР. Иерархия и дисциплина были на пике своего развития. Моральный дух в стране был высок. Сталинский деспотизм казался неприступной цитаделью.
  
  На следующий день на кремлевском приеме для участников Парада Победы он торжествовал:10
  
  
  Я предлагаю тост за тех простых, заурядных, скромных людей, за "винтики", которые поддерживают в рабочем состоянии наш великий государственный механизм во всех областях науки, экономики и военного дела. Их много; имя им легион, потому что таких людей десятки миллионов.
  
  
  ‘Народ’ для него был всего лишь винтиками в государственном механизме, а не отдельными людьми и группами из плоти и крови с социальными, культурными и психологическими потребностями и устремлениями. Государство имело приоритет над обществом.
  
  И все же Сталин, создавая образ всемогущества советского государства, сам в это не верил. У СССР были грандиозные проблемы. Он приказал органам безопасности собрать информацию с целью предъявления советскому Союзу требований о выплате репараций при следующем совещании союзников. Были составлены каталоги разрушений. Двадцать шесть миллионов советских граждан погибли во Второй мировой войне. Сталин не был невиновен: его политика тюремного заключения и депортации увеличила общее количество (как и его катастрофическая политика коллективизации сельского хозяйства, которая подорвала способность СССР прокормить себя). Но большинство жертв погибло на фронте или под нацистской оккупацией. По сообщениям, около 1,8 миллиона советских гражданских лиц были убиты немцами в РСФСР; вдвое больше было зарегистрировано на Украине.11 Погибшие были не единственными человеческими потерями в СССР. Миллионы людей были тяжело ранены или недоедали, их жизни были разрушены безвозвратно. Бесчисленное множество детей остались сиротами и сами добивались своего без государственной поддержки или частной благотворительности. Целые районы на западном приграничье обезлюдели настолько, что прекратилось сельское хозяйство. Советский Союз заплатил высокую цену за свою победу, и потребуются годы, чтобы восстановиться.
  
  Когда НКВД завершил свои задачи по каталогизации (не прекращая при этом выполнять обязанность по аресту всех врагов Сталина и государства), масштабы катастрофы стали ясны. В зоне СССР, ранее находившейся под немецкой оккупацией, едва ли хоть одна фабрика, шахта или коммерческое предприятие избежали разрушения. Вермахт был не единственным виновником: Сталин после 22 июня 1941 года принял политику выжженной земли, чтобы лишить Гитлера материальных ценностей. Однако последующее отступление Германии в 1943-4 годах происходило в течение более длительного периода, и это дало вермахту время для проводил систематические разрушения. Отчет, составленный НКВД, почти не поддается проверке. Не менее 1710 советских городов были стерты с лица земли немцами вместе с примерно семьюдесятью тысячами деревень. Даже там, где вермахту не удавалось поджигать целые города, ему удавалось сжигать больницы, радиостанции, школы и библиотеки. Культурный вандализм был настолько всеобъемлющим, насколько Гитлер мог это сделать. Если у Сталина был кризис с наличием человеческих ресурсов, то он столкнулся с не менее ужасающим набором задач в результате опустошения материальной среды.
  
  Не только это: структура административного контроля была гораздо более шаткой, чем до войны. Перемещенные лица были повсюду; и по мере возвращения войск из Европы хаос усиливался. Ни одному изображению этого не разрешалось появляться в газетах или кинохронике. Акцент по-прежнему делался на храбрости и эффективности Красной Армии в Германии и других оккупированных странах центральной и Восточной Европы. Реальность была совсем иной. Легче всего советский порядок был восстановлен в крупных городах, особенно в тех, которые никогда не находились под немецким правлением. Но интенсивная концентрация на военных задачах в Великой Отечественной войне привела к ослаблению тех аспектов гражданского управления, которые не были тесно связаны с борьбой против немцев. В зоне, ранее оккупированной вермахтом, организационные проблемы были острыми. Местами было трудно поверить, что советский порядок когда-либо существовал, поскольку крестьяне вернулись к образу жизни, предшествовавшему Октябрьской революции. Частная торговля и общественные обычаи возобладали над коммунистическими требованиями. Приказ Сталина был неоспорим в Москве, Ленинграде и других крупных городах, но в небольших населенных пунктах, особенно в деревнях (где все еще жила большая часть населения), рука властей была недостаточно длинной, чтобы влиять на повседневную жизнь.
  
  И, несмотря на триумф Красной Армии в Европе, в нескольких странах, находившихся под советской оккупацией, были проблемы. Военные, силовые, дипломатические и политические ведомства СССР, и без того напряженные до предела еще до 1945 года, должны были каким-то образом справляться с обязанностями по поддержанию мира. Югославия была необычной в той мере, в какой ее собственные внутренние войска под командованием Тито освободили ее от немцев. В других местах красные сыграли решающую роль в разгроме вермахта. Победа оказалась проще, чем оккупация. Мало кто в центральной и Восточной Европе хотел подчиняться коммунистическому правлению. Сталин и Политбюро знали, насколько эффективно коммунисты были ликвидированы Гитлером и его союзниками и как мало поддержки национал-коммунистические лидеры в московской эмиграции имели на своей родине.
  
  Каким-то образом Сталину пришлось изобрести способ завоевать симпатии населения в этих оккупированных странах, одновременно решая огромное количество неотложных задач. Необходимо было найти запасы продовольствия. Необходимо было восстановить экономику и создать постнацистскую администрацию. Чиновников нужно было проверять на политическую благонадежность. Разрушенные города и поврежденные автомобильные и железные дороги должны были быть восстановлены. В то же время Сталин был полон решимости добиться репараций от бывших вражеских стран, не только Германии, но также Венгрии, Румынии и Словакии. Это неизбежно осложнило задача завоевания популярности для себя и для коммунизма. Западные союзники были еще одной трудностью. У них существовало понимание того, что грубая линия проходила с севера на юг в Европе, отделяя советскую зону влияния от зоны, в которой будут доминировать Соединенные Штаты, Великобритания и Франция. И все же не было ясности относительно прав держав-победительниц навязывать свои политические, экономические и идеологические модели странам, которые они оккупировали. Победители также не уточнили, какие методы правления являются приемлемыми. По мере того как пепелище войны оседало, напряженность в отношениях между союзниками росла.
  
  Глобальное соперничество союзников неизбежно должно было усилиться после того, как они сокрушили своих немецких и японских врагов. Армии Сталина приняли на себя основную тяжесть военного бремени в Европе, но американская мощь также была решающей и там росла. На Дальнем Востоке Красная армия до последних нескольких дней вносила незначительный вклад. Более того, Соединенные Штаты были единственной в мире ядерной державой. Управление послевоенным мировым порядком представляло много угроз для советской безопасности — и Сталин быстро осознал опасность.
  
  Если его режим был непопулярен за границей, он был ненамного более привлекательным для советских граждан. В этом был парадокс. Несомненно, война сотворила чудеса с его репутацией в СССР; его широко считали воплощением патриотизма и победы. Даже многие, кто его ненавидел, стали относиться к нему с элементарным уважением — и когда были опрошены перебежчики из Советского Союза, выяснилось, что некоторые основные ценности, пропагандируемые властями, нашли одобрение. Приверженность бесплатному образованию, жилью и здравоохранению, а также всеобщей занятости имела непреходящую привлекательность. Но ненавистников в СССР, безусловно, было много. Вооруженное сопротивление было широко распространено в Эстонии, Латвии, Литве, западной Белоруссии и западной Украине. Это были недавно аннексированные территории. В других странах режим контролировал ситуацию гораздо дольше, и мало кто из граждан осмеливался организоваться против Сталина и его подчиненных. Большинство из тех, кто это делал, были молодые люди, особенно студенты, которые не помнили о Большом терроре. В университетах были сформированы небольшие подпольные группировки. Как правило, они были посвящены очищению марксистско–ленинской идеологии и поведения от сталинского налета: государственная идеологическая обработка заставила самых способных молодых людей одобрить Октябрьскую революцию. В эти группировки было легко проникнуть и ликвидировать.
  
  Более тревожной для властей была преобладающая в обществе надежда на то, что за достижением военной победы последуют огромные политические и экономические перемены. Сталин изучал русскую историю; он знал, что вступление русской императорской армии в Париж в 1815 году после поражения Наполеона привело к политическим беспорядкам в России. Офицеры и солдаты, испытавшие большую гражданскую свободу во Франции, уже никогда не были прежними, и в 1825 году произошел мятеж, который едва не сверг Романовых. Сталин был полон решимости избежать любого повторения того восстания декабристов. Красная Армия, штурмовавшая Берлин, была свидетелем ужасных событий в восточной и центральной Европе: газовых камер, концентрационных лагерей, голода и разрушения городов. Влияние нацизма было безошибочным. Но те, кто служил солдатам, также увидели иной и привлекательный образ жизни. Функционировали церкви и магазины. Товары были доступны, по крайней мере в большинстве городов, которые в СССР продавались только на предприятиях, предназначенных для элиты. Рацион питания был более разнообразным. Крестьяне, если и не были хорошо одеты, то не всегда выглядели нищими. Повсеместная регламентация СССР также отсутствовала в странах, по которым они прошли маршем. Это включало саму Германию.
  
  Сталин не получал подробных отчетов по этому поводу: органы безопасности давно усвоили, что они должны сообщать ему правду в идеологически приемлемых выражениях, и Сталин не хотел слышать о том, что жизнь за границей была более благоприятной. То, что ему сообщили агентства, было достаточно тревожным. Трофеи, привезенные солдатами, включали всевозможные товары - от ковров, пианино и картин до граммофонных пластинок, чулок и нижнего белья. У солдат Красной Армии вошло в привычку коллекционировать наручные часы и, как правило, носить их все одновременно. Даже гражданские лица, которые не переехали за пределы старых советских границ, но находились под немецким военным правлением, имели опыт иного образа жизни, который не был во всех отношениях неблагоприятным. Церкви, магазины и небольшие мастерские были восстановлены после первоначального успеха операции "Барбаросса". У таких советских граждан не было ни военной добычи, ни опыта зарубежных поездок; но их ожидания того, что в СССР что-то изменится, были сильны. Действительно, по всему Советскому Союзу было распространено мнение, что войну стоило вести только в том случае, если за ней последуют реформы.12
  
  Итак, под развевающимися красными флагами победы скрывались опасность и неуверенность для Сталина и его режима. Он понимал ситуацию острее, чем кто-либо из его близких в Кремле. Именно это осознание, а также постоянная сварливость сделали его таким резким с Хрущевым после падения Берлина. Он видел, что впереди наступили критические времена.
  
  И все же он не был бы человеком, если бы его время от времени не переполняли теплые чувства. На впечатляющих церемониях он выпячивал грудь. Поток иностранных высокопоставленных лиц, приезжавших в Москву в конце Второй мировой войны, уловил его настроение. В таких случаях он позволял гордости брать верх над заботой. Сталин, Красная Армия и СССР выиграли войну против ужасного врага. Как обычно, он сравнил нынешние условия с теми, которые преобладали при его уважаемом предшественнике. Это было очевидно из того, что он сказал югославским посетителям:13
  
  
  Ленин в свое время и не мечтал о том соотношении сил, которого мы достигли в этой войне. Ленин считался с тем фактом, что все собирались напасть на нас, и было бы хорошо, если бы какая-нибудь отдаленная страна, например Америка, могла оставаться нейтральной. Но теперь оказалось, что одна группа буржуазии пошла войной против нас, а другая была на нашей стороне. Ленин раньше не думал, что возможно оставаться в союзе с одним крылом буржуазии и бороться с другим. Это то, чего мы достигли…
  
  
  Сталин гордился тем, что он продвинулся на один этап дальше, чем Ленин считал возможным. В то время как Ленин надеялся сохранить советское государство, удерживая его от межкапиталистических военных конфликтов и позволяя великим капиталистическим державам сражаться друг с другом, Сталин превратил СССР в самостоятельную великую державу. Его сила была такова, что США и Соединенное Королевство были вынуждены обратиться к нему за помощью.
  
  Как долго, однако, продержался бы альянс после окончания военных действий с Германией и Японией? На этот счет Сталин был спокойно уверен, когда встречался с польской коммунистической делегацией:14
  
  
  Слухи о войне чрезвычайно интенсивно распространяются нашими врагами.
  
  Англичане [sic] и американцы используют своих агентов для распространения слухов, чтобы напугать народы тех стран, политика которых им не нравится. Ни мы, ни англо-американцы в настоящее время не можем начать войну. Все сыты войной по горло. Более того, у войны нет никаких целей. Мы не готовимся нападать на Англию и Америку, и они тоже не рискуют этим. Никакая война невозможна по крайней мере в ближайшие двадцать лет.
  
  
  Несмотря на то, что он публично говорил о милитаристских тенденциях западных союзников, он ожидал длительного периода мира с 1945 года. Советскому Союзу и дружественным ему государствам в Восточной Европе пришлось бы нелегко. Разруха, вызванная войной, и осложнения послевоенной консолидации на долгие годы истощили умы и энергию коммунистического движения. Но СССР был в безопасности в своей крепости.
  
  Для многих, особенно для тех, кто не знал об убийственной деятельности Сталина, не было бы победы Советского союза во Второй мировой войне, если бы не его вклад — и, возможно, Германия навсегда осталась бы на задворках европейского континента. В СССР его признание также усилилось, хотя было бы неверно думать, что можно установить точную степень одобрения его деятельности. Также было бы неверно предполагать, что большинство граждан испытывали к нему простые чувства. На протяжении всей войны он сдерживался от отождествления себя с конкретными политическими и социальными установками. Он допустил эту ошибку во время коллективизации сельского хозяйства в конце 1920-х годов, и маневр самоустранения под названием ‘Головокружение от успеха’ не спас его от позора крестьянства. Поэтому не всем было ясно, кто именно несет ответственность за ужасы советского военного времени, которых можно было избежать. Миллионы граждан были готовы дать ему презумпцию невиновности: они хотели ослабления режима и предполагали, что это произойдет по мере окончания войны.
  
  Сталина любили больше, чем он имел право ожидать. В своих более расслабленных настроениях он любил сравнивать себя с лидерами союзников. Его качества, как он говорил другим, включали ‘ум, анализ, расчет’. Черчилль, Рузвельт и другие были другими: ‘Они — буржуазные лидеры — обижены и мстительны. Нужно держать чувства под контролем; если позволить чувствам взять верх, ты проиграешь".15 Это было впечатляюще прозвучать из уст Лидера, чья собственная склонность к насилию была чрезмерной. Но Сталин был не в настроении для самокритики. На конфиденциальной встрече с болгарскими коммунистами он высмеял Черчилля за то, что тот не смог предвидеть своего поражения на парламентских выборах в Великобритании в июле 1945 года — а Черчилль, по словам Молотова, был иностранным политиком, которого Сталин уважал больше всего. Вывод был очевиден: Сталин убедился в собственной гениальности. Он был хозяином сверхдержавы, начинающей выполнять свое предназначение. Его имя было таким же славным, как победа, которую праздновали коммунистическая партия и Красная Армия. Мировая известность пришла к сыну сапожника из Гори.
  
  
  
  ЧАСТЬ ПЯТАЯ
  Император
  
  
  45. НАНЕСЕНИЕ УДАРА
  
  
  Разум Сталина был остановленными часами. В 1945 году не было ни малейшего шанса на то, что он удовлетворит народное стремление к реформам. Его представления о политике затвердели, как сталактиты. Он знал, что делал. Если бы он ослабил режим, он поставил бы под угрозу свое личное превосходство. Это соображение имело для него большее значение, чем свидетельство того, что его режим правления подрывал цель долговременной экономической конкурентоспособности и политического динамизма. Сталин мыслил строго в рамках своего мировоззрения и оперативных предположений. Привычки деспотизма обезболивали его от человеческих страданий. Человек, который ежедневно переваривал множество фактов, игнорировал информацию, которую находил неподходящей.
  
  Только его смерть или полная физическая нетрудоспособность могли подтолкнуть механизмы к реформированию. Он вполне мог умереть в первой половине октября 1945 года, когда у него возникли проблемы с сердцем.1 Годы брали свое. После революции у него были проблемы со здоровьем, а Вторая мировая война нанесла тяжелый урон. В возрасте шестидесяти шести лет его физический расцвет давно миновал. Его проблемы с сердцем держались в государственной тайне, и он взял двухмесячный отпуск;2 но в межвоенные годы для него в этом не было ничего необычного. Даже члены его окружения не были посвящены в подробности его состояния — им просто оставили догадываться, что он страдает от болезни, не имеющей большого значения. Кроме его врача Владимира Виноградова, никто не имел ни малейшего представления о медицинском прогнозе. Члены Политбюро знали, что им следует воздерживаться от любого проявления любознательности. Для Сталина было бы опасно думать, что они знали о его растущей слабости. Он бы немедленно заподозрил, что готовится переворот против него. Ему нужна была лишь искорка сомнения относительно отдельных лиц, чтобы промелькнуть в его уме, прежде чем передать их полиции безопасности.
  
  Несмотря на упадок сил, он мог продолжать править СССР с помощью существующих институтов, персонала и процедур. Личное превосходство Сталина основывалось на сохранении однопартийной диктатуры. Идеократия и террор оставались незаменимыми инструментами его деспотизма — и он никогда не колебался в своей решимости поддерживать его. Он не отступил от своих намерений в отношении более широкого мира и нацелился на дальнейшее укрепление позиций СССР как великой державы. Он укрепил советскую гегемонию над странами на западных границах: зона Европы была завоевана Красная Армия должна была быть крепко зажата в его руках; и нужно было изыскивать возможности для расширения влияния СССР в Азии. Выиграв войну против Третьего рейха, Сталин не собирался уступать мир западным союзникам. На встрече со своим ближайшим окружением он приказал им "нанести сильный удар" по любому предположению о желательности "демократии" в СССР.3 По мнению Сталина, демократические устремления в советском обществе были печальным следствием сотрудничества с США и Соединенным Королевством с 1941 года. Западные политики после 1917 года опасались распространения революционной бациллы из России; Сталин с 1945 года боялся, что его СССР заразится контрреволюционными инфекциями: парламенты и рынки, по его мнению, были зараженными продуктами капиталистического порядка, которым нужно было помешать проникнуть в его страну своему яду.
  
  Он поддерживал мирные отношения со своими западными союзниками и стремился извлечь экономическую выгоду за счет расширения торговли и займов. Он позволил расширить сферу общественных дебатов после войны. Он рассматривал меры по расширению поставок промышленных потребительских товаров. Тем не менее, он уже сделал такую ориентацию вспомогательной для достижения других приоритетов. Сталин не позволял ничему встать на пути укрепления военной мощи и безопасности страны — и он приступил к выделению огромных ресурсов на приобретение своего собственная атомная бомба и подчинение Кремлю восточной и восточно-центральной Европы. Вопрос был не в том, будет ли Сталин править умеренно или жестко, а в том, насколько жестко он решит править. Связь между внутренней и внешней политикой была тесной. Жестокость в СССР имела последствия за рубежом. Не менее важной была вероятность того, что любое ожидаемое ухудшение отношений с западными союзниками побудит его усилить репрессивные меры внутри страны.
  
  Сталин депортировал несколько кавказских национальностей в дебри Казахстана в 1943-4 годах. Он арестовал различные элиты Эстонии, Латвии и Литвы, когда он вновь присоединил эти государства в 1944 году; жертвы были либо расстреляны, либо брошены в ГУЛАГ, либо захоронены в сибирских поселениях. Раскулачивание и декликализация были кроваво навязаны, и 142 000 граждан этих новых советских республик были депортированы в 1945-9 годах.4 Сталин поручил разведывательным органам работать над поимкой любого, кто был нелояльен к нему и государству. Он проводил советских военнопленных через ‘фильтрационные’ лагеря после их освобождения из немецкого плена. Поразительные 2 775 700 бывших солдат Красной Армии были подвергнуты допросу после репатриации, и примерно половина из них оказалась в трудовом лагере.5 Повсюду полиция и партия искали случаи неподчинения. Марксистско–ленинская пропаганда вновь приобрела известность к концу войны, и этот акцент сохранялся и после 1945 года. У граждан СССР не должно было остаться никаких иллюзий: довоенный порядок собирался быть восстановлен с удвоенной силой.
  
  Советские вооруженные силы и органы безопасности были заняты внутри собственных границ СССР. Даже задача обеспечения армии продовольствием была трудной.6 Сопротивление было интенсивным в тех регионах, которые находились за пределами СССР до Второй мировой войны. Партизанская война в защиту государственности, религии и социальных обычаев была интенсивной в Эстонии, Латвии, Литве, западной Белоруссии и западной Украине. Сталин был не единственным в кремлевском руководстве, кто считал, что требуется массированное возмездие. Распространился слух, что новые границы СССР являются постоянными и обсуждению не подлежат и что его гражданам придется смириться с этим фактом или понести карательные последствия. Сталин превращал страну в военный лагерь. Приняв титул генералиссимуса — подобно одному из своих героев Суворову — 28 июня 1945 года, он обозначил порядок, который собирался ввести в советскую общественную жизнь. Восхвалялись форма, воинская повинность и вооружение. Передовицы "Правды" были полны предписаний подчиняться партии и правительству. Средства массовой информации регулярно подчеркивали необходимость государственной обороны. Не было ощущения, что мирное время продлится долго. Официальные СМИ настаивали на том, что от общества потребуются дальнейшие жертвы.
  
  Тем временем СССР контролировал половину Европы, укрепляя победу, достигнутую над нацистской Германией. Красная Армия и НКВД ограничили ‘освобожденные’ народы рамками политики, благоприятствующей местным коммунистическим партиям. Сталин готовился к такому исходу в течение нескольких лет. Бывшим дипломатам Максиму Литвинову и Ивану Майскому, которых он уволил, сочтя их слишком мягкими по отношению к западным союзникам, по-прежнему предъявлялись обвинения в подготовке конфиденциальных документов о будущем как Европы, так и Большого альянса.7 Поражение Германии заставило срочно выработать практические ориентиры для гегемонии СССР в Восточной Европе. Сталин принял дифференцированную стратегию. В Германии он стремился максимизировать свое влияние в Пруссии, которая находилась в советской зоне оккупации, не вызывая дипломатического конфликта со своими союзниками. В других странах он обладал большей гибкостью, но все еще должен был действовать осторожно. Коммунистов было мало за пределами Югославии, и у них было лишь небольшое число последователей. Поначалу Сталин действовал осторожно. Вводя коммунистов в коалиционные министерства, он избегал установления абсолютных коммунистических диктатур.
  
  Внешняя политика Сталина за пределами стран, находящихся под прямым контролем Советского Союза, была сложной. Она никогда не переставала развиваться. Он не решался раздражать других членов Большого альянса; он не хотел подвергать опасности свои завоевания в восточной и восточно-центральной Европе, не обладая военным потенциалом, способным сравниться с американским. Он также стремился извлечь максимальную выгоду из отношений военного времени с США. Обломки войны оставили СССР мало возможностей для экспорта зерна, нефти и древесины, чтобы оплачивать импорт машин и технологий, как это делал Сталин в 1930-х годах. Американский государственный заем оказал бы огромную помощь, и в течение нескольких лет это оставалось одной из его главных целей.
  
  Одновременно он и Молотов намеревались максимизировать советское влияние во всем мире. Кровь погибших во время войны советских людей, по их мнению, дала Москве право заявить о себе так же, как это сделали Вашингтон и Лондон. Восточная половина Европы не была пределом их притязаний. После того, как итальянская империя Муссолини рухнула, Сталин поручил Молотову настаивать на том, чтобы недавно освобожденная Ливия была объявлена советским протекторатом. Он также не спешил выводить Красную армию из северного Ирана, где азербайджанцы составляли большинство населения. В Кремле ходили разговоры о присоединении территории к Советскому Азербайджану — азербайджанское коммунистическое руководство было особенно заинтересовано в этом.8 Неизвестно, всерьез ли Сталин ожидал, что западные союзники уступят. Возможно, он просто рисковал своей рукой. В любом случае он был достаточно реалистичен, чтобы видеть, что СССР не ослабит ‘англо-американскую гегемонию’ в большинстве районов земного шара, пока его ученые не разработают бомбы такого типа, которые были сброшены ВВС США на Хиросиму и Нагасаки. Как и Гитлер, Сталин не смог понять разрушительный потенциал ядерного оружия. Он намеревался исправить ситуацию, поставив члена Политбюро Берию во главе советской исследовательской программы. Задача состояла в том, чтобы дать СССР возможность без промедления догнать американцев.
  
  Другие заключенные Кремля были не менее жестокими, чем Сталин; у них больше не было бы своих должностей, если бы они не доказали, что соответствуют его аморальным стандартам. Однако их знание условий в СССР заставило некоторых из них усомниться в желательности довоенной политики. В конце концов Сталин стал свидетелем того, насколько плохи были дела. Летом 1946 года он отправился на машине к Черному морю. Караван его автомобилей продвигался медленно. Дороги были в ужасном состоянии, и Сталин и его гости вместе с сотнями охранников останавливались во многих городах. Его приветствовали местные коммунистические лидеры, которые сделали все возможное, чтобы показать свою доблесть в восстановлении страны после разрушения 1941-5 годов. На Украине, где нехватка зерна уже перерастала в голод, Сталину подавали изысканно приготовленную еду. Каждый вечер его стол ломился от мяса, рыбы, овощей и фруктов. Но попытки маскировки не сработали. Своими глазами он мог видеть на обочинах дорог, что люди все еще живут в ямах в земле и что повсюду валяется мусор военного времени — и это, по словам его домработницы Валентины Истоминой, заставляло Сталина нервничать.9 Если бы он путешествовал в своем железнодорожном вагоне FD 3878, он бы не увидел этого.
  
  Он преодолел эти опасения. Он не собирался менять политику только потому, что большинство граждан после изнурительной войны были голодны и обездолены. Он был уверен, что сможет продолжать вводить государственный бюджет, который сводил бы к минимуму внимание к народному благосостоянию. Члены Политбюро вскоре поняли это. Если они хотели повлиять на программу партии и правительства, им приходилось с осторожностью относиться к тому, как они излагали свои идеи Лидеру — и иногда они переоценивали уровень его терпимости. Несколько идей были вынесены на общественное обсуждение после 1945 года. Членам Политбюро приходилось делать это с осторожностью, если они хотели выжить не только в политическом, но и в физическом смысле. Но они также были бесполезны для Сталина, если не могли предложить стратегический взгляд на трудности СССР. Он требовал этого от своих подчиненных; им не разрешалось просто проводить существующую политику. У Сталина был талант заставлять их раскрывать то, что было у них на уме. Это было не очень сложно, поскольку он имел власть над их жизнью и смертью. В то же время они знали это и все же должны были притворяться перед ним и перед самими собой, что они не знали . Пока Сталин был жив, они должны были играть в игру по его правилам.
  
  Некоторые из них — Берия, Маленков и Хрущев — позже продемонстрировали понимание того, что степень репрессивности режима была контрпродуктивной. В этом был экономический аспект. Когда были составлены годовые отчеты, стало предельно ясно, что система принудительного труда в ГУЛАГе обходилась государству дороже, чем оно получало в виде доходов; и для повышения производительности в лагерях начали вводиться денежные стимулы.10 Вряд ли это было удивительно. Негодяи, которые работали с недостаточным питанием и медицинским обслуживанием в Сибири и на севере России, действовали не так эффективно, как свободные мужчины и женщины. Более того, чтобы держать их в плену, требовался огромный легион администраторов, охранников, железнодорожников и секретарей. Эта система неофициального рабства была не самым рентабельным способом получения древесины, золота и урана. Но никто не мог позволить себе сказать это напрямую Лидеру из-за боязни присоединиться к бандам рабовладельцев. Но правда о Гулаге была известна в высшей правящей группе.
  
  Другие части программы Сталина также занимали умы нескольких членов Политбюро. Позже Маленков стал сторонником развития легкой промышленности; он особенно выступал за необходимость увеличения приверженности промышленности производству потребительских товаров. Впоследствии Берия был обеспокоен тем, что официальная политика продолжала оскорблять тех, кто не принадлежал к русской нации; он также возражал против жесткого контроля над культурным самовыражением. Хрущев, с его пониманием элементарных потребностей большинства граждан, чувствовал , что аграрная реформа жизненно необходима. О внешней политике высказывать свое мнение было еще опаснее; и после первоначальных дебатов о шансах мирового коммунистического движения Сталин пресек их: ведущим советским политикам после смерти Сталина — снова это были Берия и Маленков — оставалось настаивать на том, что Третья мировая война станет катастрофой для человечества. Под поверхностью официальной политики существовало понимание того, что что-то должно было измениться. Несколько членов Политбюро понимали, что жесткость марксизма–ленинизма–сталинизма после войны не обеспечивала постоянного решения. Ситуация должна была измениться не только для блага членов Политбюро, но и для того, чтобы сохранить власть и престиж СССР.
  
  Однако, пока Сталин был жив, его политика была неоспорима. Он не был полностью негибким, и некоторые "компромиссы" военного времени сохранялись. Он не отказался от взаимопонимания военного времени с Русской православной церковью. Те церкви, которые были вновь открыты во время войны, продолжали функционировать, и Патриарх согласился выступить в качестве неофициального представителя ‘мирной политики’ советского правительства — и Русская православная церковь охотно заняла здания, которые ранее принадлежали другим христианским конфессиям.
  
  Сталин также сохранял идеологическую благосклонность, проявленную к русским в военное время. Это было очевидно из учебников истории. До 1941 года все еще было приемлемо проявлять уважение к тем, кто сопротивлялся расширению Российской империи. Шамилю, мусульманскому священнослужителю, сражавшемуся с армиями Николая I и Александра II в Дагестане и Чечне, воздавали должное как антицаристскому герою. После Второй мировой войны его репутация постоянно очернялась. Действительно, каждый деятель дореволюционного прошлого, который не смог приветствовать царские армии , был осужден как реакционер. Россия якобы принесла культуру, просвещение и порядок в свои пограничные земли. Обращение с Шамилем было лакмусовой бумажкой развития политики по национальному вопросу. То же самое касалось визуальной символики городского пейзажа. К празднованию восьмисотлетия основания Москвы в сентябре 1947 года Сталин заказал памятник князю Юрию Долгорукому для установки на улице Горького. Его мускулистость в кольчуге была призвана внушать благоговейный трепет перед величием средневековой Московии.11 Тост Сталина за русскую нацию 24 мая 1945 года не был мимолетной фантазией.
  
  Даже границы культурного самовыражения были такими же широкими, как и во время войны. В искусстве и науке ситуация оставалась несколько более свободной, чем до Великой Отечественной войны. Композитор Шостакович и поэтесса Ахматова по-прежнему писали пьесы для публичного исполнения. Ученые тоже продолжали извлекать выгоду из условий труда, которые были менее строгими, чем до войны.
  
  Уровень материального обеспечения советских граждан продолжал занимать умы Сталина и его правительства; они по-прежнему осознавали высокий уровень ожиданий народов СССР после победы в войне. Изначально Сталин не планировал экономику дефицита. Хотя он установил жесткий контроль над политикой, он по-прежнему стремился расширить поставки продовольствия и промышленных товаров через розничную торговлю. Несколько правительственных постановлений подтвердили эту цель в 1946-8.12 Было много разговоров о стимулировании производства и распределения потребительских товаров, и было признано, что потребуется некоторая реорганизация коммерческих структур.13 Для того, чтобы это произошло, также необходимо было положить конец инфляции военного времени. В декабре 1947 года партия и правительство внезапно объявили о девальвации рубля. Сбережения граждан автоматически сократились до десятой части того, что у них было. В том же месяце был принят указ об отмене системы продовольственных книжек: советские граждане должны были покупать все, что могли, на рубли, которые были у них в кармане или под матрасом.14
  
  СССР был не единственным государством, предпринявшим решительные действия по послевоенному восстановлению экономики. И все же немногие правительства вели себя так безразлично к трудностям, создаваемым для потребителей. Объявления делались внезапно и без предупреждения. Сталин всегда правил таким образом. Он ожидал, что "народ" послушно примет то, чего он требовал. Хотя он вызвал раздражение миллионов граждан девальвацией валюты, он едва ли привел их к разорению: причина, по которой у них было так много денег, заключалась в том, что они не могли найти товары, на которые их можно было потратить. Его собственные сбережения были обесценены декретом о девальвации; но он никогда не был материалистом. Нераспечатанные пачки денег были найдены на его Ближней даче, когда он умер. Для Сталина имело значение не богатство, а власть. В любом случае он и его ближайшие подчиненные были защищены сетью специальных магазинов от любых неблагоприятных финансовых последствий. Сталин долгое время запугивал тех, кто докладывал ему, чтобы они преуменьшали новости о трудностях. В 1947 году по всей Украине разразился ужасный голод. Хрущеву пришлось иметь с этим дело как партийному боссу в Киеве. Обращаясь к Кремлю за помощью, он был осторожен, чтобы Сталин не заключил, что он смягчился. Поэтому Сталин не слышал, насколько плоха ситуация.15
  
  Однако даже осторожные слова Хрущева доставили ему неприятности: "Сталин прислал мне самую грубую, оскорбительную телеграмму, в которой говорилось, что я подозрительный человек: я писал меморандумы, пытаясь показать, что Украина не может выполнить свои государственные закупки [квоты], и я запрашивал возмутительное количество продовольственных карточек, чтобы накормить людей".16 Сталин не был ответственен за засуху, которая погубила урожай 1946 года. Но он оставался основателем и директором колхозной системы, и его яростное отклонение просьбы о помощи Украине делает его виновным в гибели миллионов людей во время голода конца 1940-х годов. Имели место случаи каннибализма. Этот опыт запечатлелся в сознании Хрущева. Он пришел к пониманию идиотской жестокости советского экономического порядка. Сталин был неспособен на такую реакцию. Как и Ленин, он ненавидел любые признаки того, что считал сентиментальностью; и и Ленин, и Сталин в первую очередь были склонны предполагать, что любые сообщения о трудностях в сельской местности были результатом того, что крестьяне обманом заставляли городские власти потакать им.17
  
  Не то чтобы Сталин и его центральные подчиненные контролировали все. Они сосредоточились на восстановлении власти над теми секторами государства и общества, где власть преобладала до 1941 года. Иногда, но не всегда, это приводило к изменению содержания политики. И все же вряд ли имеет смысл называть этот период периодом ‘высокого сталинизма’, хотя некоторым западным ученым нравилось утверждать, что послевоенные годы были уникальными. На самом деле действия Сталина были в основном реакционными: он возвращал советский порядок к шаблону, который он более или менее ввел до операции "Барбаросса". И все же общество в России и на ее окраинах никогда полностью не регулировалось Кремлем. Старая смесь регламентации и хаоса сохранялась. Несколько групп общества более открыто заявляли о своих желаниях, чем до войны. Наиболее очевидными, конечно, были партизаны на недавно аннексированных территориях на западе СССР. Гулаг тоже больше не бездействовал. Арест украинских и прибалтийских диссидентов привнес в трудовые лагеря непримиримый элемент, поддерживаемый религиозной верой и национальной гордостью, который едва ли был замечен в комплексе Гулаг до войны.
  
  Если тоталитарное государство не могло остановить протесты и забастовки в своих зонах содержания под стражей, значит, что—то было не так - и нескольким кремлевским лидерам было известно об этом, даже если они держали это знание в секрете от Сталина. Беспорядки в Гулаге происходили, несмотря на усиление репрессивных кампаний. Даже в более устоявшихся частях СССР существовали аспекты убеждений и поведения, которые упорно оставались неподвластными политическим манипуляциям. Органы принуждения во время войны сосредоточили свои усилия на искоренении пораженчества. И все же многие люди, особенно молодежь, просто хотели наладить свою личную жизнь без вмешательства государства. Западная музыка и, в некоторых случаях, даже западная мода на одежду были переняты молодежью.18 Отчуждение московских студентов, в частности, было ярко выражено. И квалифицированные рабочие также отказывались поддаваться на уловки официальной пропаганды; они знали свою ценность для промышленных предприятий, которым были даны инструкции резко увеличить производство. Трудовая дисциплина, которая больше не подкреплялась столь суровыми юридическими санкциями, как в довоенные годы, редко приводилась в исполнение.
  
  Было опасно представлять Сталину отчеты о явлениях, в которых он мог обвинить человека, делавшего репортаж. Его соратники подвергали себя цензуре в общении с ним.19 Он правил через институты и назначенцев, которых он сам создал. Он никогда не посещал фабрику, ферму или магазин в послевоенные годы (за исключением поездки на рынок в Сухуме; в 1930-е годы это также ничем не отличалось).20 У него не было посетителей вне политической среды, за исключением краткого пребывания его друзей детства на одной из его черноморских дач.21 Он познал СССР и мировое коммунистическое движение на бумаге в виде декретов, докладов и доносов. Он не мог знать всего.
  
  Неспособность Сталина искоренить апатию, хаос и неповиновение продолжалась. На нем лежала главная ответственность за решение нанести удар по народным стремлениям к некоторому постоянному ослаблению советского порядка. Предположения о том, что в конце войны начнутся перемены, оказались жестоко обманутыми. Возникает вопрос о том, была бы ли жизнь рабочих, колхозников и администраторов радикально иной, если бы Сталин умер в момент военной победы. Об ответе можно только догадываться, но трудно понять, как такой режим мог остаться у власти, если бы он не смог продолжать применять жестокие репрессии. Разрушение городов, деревень и целых секторов экономики легло огромным бременем на государственный бюджет. Ситуация усугублялась соображениями безопасности. Гонка по разработке ядерного оружия должна была обойтись Советскому Союзу чрезвычайно дорого. Хотя дружественные дипломатические отношения с США и даже американская финансовая помощь могли бы облегчить ситуацию, основная проблема осталась бы: обществу, стоящему ниже уровня центральной и местной элиты, поэтому, скорее всего, было бы предложено взвалить на себя бремя в виде отсрочки улучшения условий жизни — и без ГУЛАГа и органов полиции безопасности эту ситуацию невозможно было бы сохранить.22
  
  Соратникам Сталина нужно было сохранить силу репрессий, если они хотели выжить. Это не исключало умеренности многих политических мер; и фактически его соратники спокойно предложили ряд изменений в экономической, национальной и внешней политике. Но никто из них не был процедурным демократом или сторонником рыночной экономики. Они были у Сталина в личном рабстве. Но не только его устрашающий характер помешал попыткам радикальной реформы. Советский порядок имел свои собственные внутренние императивы. Оно никогда не было таким адаптивным, как капиталистические общества на Западе, а условия после Второй мировой войны сделали его негибкость сильнее, чем когда-либо. Сталинизм переживет Сталина.
  
  
  46. НАЧАЛО ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ
  
  
  Отношения СССР с миром капитализма всегда были нестабильными. Октябрьская революция 1917 года потрясла мировой порядок подобно землетрясению, и эти толчки были отмечены в политике и дипломатии как большевиков, так и их врагов на Западе. Ни одно правительство не думало, что соперничество может вечно оставаться неразрешенным. Аксиомой было то, что постоянное сосуществование невозможно и что в конечном итоге восторжествует та или иная сторона. И все же коммунистические лидеры согласились с тем, что прямого военного конфликта следует избегать. Трумэн, Эттли и Сталин согласились на это без необходимости обсуждать это; и когда приезжие иностранные коммунисты спросили мнения Сталина, он настаивал, что Третьей мировой войны, которую он и они как марксисты–ленинцы считали неизбежной, не будет. Он считал, что его воля и суждения превосходят таковые у его коллег на Западе. Он также верил в большую внутреннюю силу коммунистического порядка в потенциальном конфликте с капиталистическими государствами. Коммунизм быстро распространился в Европе и Азии. Технология создания ядерного оружия была слабостью советского союза, но он что-то делал с этим. Он выделил ресурсы для достижения паритета своих вооруженных сил и стремился догнать США по военной мощи.
  
  Соглашения СССР с западными правительствами, начиная с торговых договоров 1921 года и далее, рассматривались всеми с обеих сторон как подлежащие приостановлению. Последующие события подтвердили этот подход. В 1924 году Соединенное Королевство разорвало договор, подписанный с Совнаркомом в 1921 году. Японцы в 1938 году и немцы в 1941 году вступили в войну с СССР, несмотря на более ранние соглашения. Коалиция, которую Сталин сформировал с Великобританией и США во время Второй мировой войны, с самого начала характеризовалась напряжением и подозрительностью. Лидеры Большого альянса жили на нервах. Только их общий антинацистский интерес поддерживал их дружеские отношения. Коммунизм и капитализм непросто относились друг к другу.
  
  Однако это не объясняет, почему коалиция распалась, когда и каким образом это произошло. Сталин всю войну разглагольствовал о вероломстве своих иностранных партнеров; и у Трумэна было мало иллюзий относительно безжалостных амбиций советского лидера. Это был не просто вопрос столкновения идеологий и личностей. У государств Большого альянса были разные интересы. Соединенное Королевство хотело сохранить свою империю в неприкосновенности, в то время как СССР и США стремились к ее демонтажу. США стремились к гегемонии в Европе и на Дальнем Востоке: это не могло не взволновать советское политическое руководство после затяжной борьбы с Германией и Японией. И все же СССР подчинил восточную и восточно-центральную Европу своему прямому господству, несмотря на обещание Великого альянса освободить все нации от военного порабощения. Тот факт, что советская экономика, за исключением сектора вооружений, находилась в руинах, укрепил уверенность Трумэна. США поигрывали мускулами своей финансовой и промышленной мощи по всему миру, и до 1949 года у США было атомное оружие, а у СССР его не было. Это была опасная мировая ситуация. Практические шаги Сталина и Трумэна должны были быть тщательно просчитаны, если мы хотели избежать военного конфликта.
  
  Сталину дали понять о грядущих трудностях даже тогда, когда немцы шли к поражению. Помощь по ленд-лизу была прекращена без предупреждения 8 мая 1945 года, и кораблям в открытом море было приказано вернуться в США. СССР выполнил свою военную задачу для американцев; теперь он должен был показать, что заслуживает любой дальнейшей помощи. Американские действия в Западной Европе соответствовали этой схеме. Как открытая, так и тайная поддержка оказывалась политическим группам во Франции и Италии, стремившимся подорвать рост коммунистического влияния. На пропаганду генералом Франко дела Гитлера закрывали глаза, поскольку Испания тоже оказалась под американской гегемонией. Британцы помогали силам роялистов в Греции в разгроме крупных вооруженных формирований коммунистов. Администрация Трумэна преследовала военные и экономические интересы американского капитализма на всех континентах. Военно-воздушные базы были приобретены в Африке и Азии.1 Про-вашингтонским диктатурам помогли прийти к власти в Центральной и Южной Америке. Британцы и американцы вмешались на Ближнем Востоке, чтобы гарантировать им доступ к дешевой нефти и бензину. Американскому генералу Дугласу Макартуру были предоставлены полномочные полномочия в Японии до тех пор, пока он не сможет создать государство в соответствии с политической ориентацией США.
  
  Британская империя находилась в упадке, и Сталина не могло удивить, что американцы стремились распространить свою политическую и военную гегемонию на максимальное число стран. Когда проявилась слабость Соединенного Королевства, мировая политика превратилась в соперничество между СССР и США. Сталину приходилось осторожно маневрировать. Переговоры об основании Организации Объединенных Наций начались в Сан-Франциско в апреле 1945 года. Сталин хотел, чтобы СССР стал членом Совета Безопасности и обеспечил себе право вето в нем. Молотов вел переговоры по приказу Сталина. Это не был благоприятный опыт, поскольку американцев больше не беспокоила чувствительность их советских собеседников.2
  
  Политика СССР прояснилась в 1946 году. К тому времени Черчилль был уже не у дел, но его речь в Фултоне, штат Миссури, 5 марта отвергла любые попытки примирения. Черчилль говорил о ‘железном занавесе’, опущенном в центре Европы Сталиным и коммунистическим руководством. Уступки СССР должны прекратиться. Черчилль по частям резюмировал то, что сказал Трумэн с самого начала своего президентства. Но это оставило пробел в англо-американской стратегической мысли. Она была заполнена телеграммой, отправленной из Москвы американским дипломатом Джорджем Кеннаном 22 февраля. Кеннан утверждал, что Западные союзники должны стремиться ‘сдерживать’ своего глобального противника, а не применять военную силу. Путем дальнейшего развития ядерного оружия американцы также могли бы удержать СССР от авантюризма и агрессии. Это было ядром американской государственной доктрины на протяжении последующих лет, и любой член руководства США, который оспаривал ее, был смещен. Президент Трумэн становился все более напористым в своих дипломатических отношениях. Британцы были скорее помощниками, чем лицами, принимающими решения, но они одобрили новую ориентацию; и Сталин, регулярно получавший информацию от своих разведывательных органов, знал, что его активность в мировых делах была ограничена, если он хотел избежать вооруженной конфронтации с более сильным врагом.
  
  1947 год повернул Великий альянс к открытой дисгармонии. Несколько событий усилили взаимную антипатию. Каждый кризис укреплял веру ведущих политиков, включая Трумэна и Сталина, в то, что их хроническая подозрительность к конкурирующей державе и ее лидеру была оправдана. Возобновить сотрудничество было бы непросто. Союзники ввязались в холодную войну. Трумэн и Сталин раздраженно отзывались друг о друге. Каждый чувствовал, что военная победа дает ему силы усилить влияние своего государства в мире и гарантировать, что его сопернику — будь то в Вашингтоне или в Москве — ничего не сойдет с рук .
  
  СССР продолжал поигрывать мускулами после Второй мировой войны, не ввязываясь в драку. Предотвращение Третьей мировой войны было высшим непосредственным приоритетом. На Дальнем Востоке было сделано мало. Сталин признал, что американцы имели неоспоримый контроль над Японией и ее политическим и экономическим развитием; он удовлетворился владением Курильскими островами, полученными в соответствии с Ялтинскими соглашениями. Он также пришел к выводу, что длительная оккупация Северного Ирана войсками Красной Армии поставило бы под угрозу отношения с США. В Западные союзники неоднократно требовали вывода советских вооруженных сил, и в апреле 1947 года Сталин наконец согласился на это. Иранское правительство продолжило подавлять сепаратистские движения на севере своей страны. Но Советская армия отступила, чтобы никогда не вернуться. Одновременно Сталин пытался оказать давление на Турцию с целью добиться территориальных уступок. В данном случае решительная защита турецкого суверенитета президентом Трумэном спасла ситуацию от перерастания в чрезвычайную. Химерические амбиции Сталина превратить Ливию в протекторат СССР также были тихо оставлены после того, как британский министр иностранных дел Эрнест Бевин пришел в ярость на переговорах с советскими дипломатами.3
  
  Серьезные неприятности начались 5 июня 1947 года, когда государственный секретарь США Джордж Маршалл объявил об экономической помощи европейским странам, пострадавшим от нацистской агрессии. Предложение было также направлено СССР, и первоначальный план Сталина состоял в том, чтобы представители Болгарии и Румынии присутствовали на последующей ознакомительной встрече в Париже с целью сорвать ее; но он передумал, убедившись, что организуется ‘западный блок против Советского Союза’.4 Маршалл намеревался подорвать советскую гегемонию над странами Восточной Европы путем предоставления им американской финансовой помощи. Министерство иностранных дел в Москве изучало, действительно ли будут выделены средства СССР на его послевоенное восстановление. Ответ заключался в том, что американцы сделали открытые рынки условием оказания помощи. Как знали Трумэн и Маршалл, никогда не было ни малейшего шанса, что Сталин и его соратники согласятся на такие ограничения. План Маршалла был связан с геополитическими целями США, и они включали резкое сокращение влияния СССР в Европе. Даже Джено Варга, который предположил возможность парламентского пути к коммунизму в Европе, рассматривал План Маршалла как кинжал, направленный на Москву.5 Умеренности в советской внешней политике пришел конец. Так началась Холодная война, названная так потому, что в ней никогда не было прямого военного конфликта между СССР и США.
  
  Завоевав Восточную Европу, Сталин не отказался бы от своих завоеваний. Он придерживался традиционного взгляда на безопасность, основанного на буферных государствах. Бомбардировщики дальнего радиуса действия и ядерные ракеты вскоре сделали этот подход устаревшим. В нем также не учитывалось огромное бремя, которое взял на себя СССР, оккупировав эти страны и став ответственным за их внутренние дела. Большинство коммунистических лидеров в Восточной Европе предвидели реакцию Сталина и прервали переговоры с американцами в Париже.
  
  Тем не менее, чехословацкое правительство, в состав которого входили министры-коммунисты, стремилось отправиться в Париж для обсуждения предложений Маршалла. Делегация во главе с Клементом Готвальдом была принята в Москве 10 июля 1947 года. Сталин был в ярости:6
  
  
  Мы были поражены тем, что Вы решили принять участие в этом собрании. Для нас этот вопрос - вопрос о дружбе Советского Союза с Чехословацкой республикой. Хотите вы этого или нет, вы объективно помогаете изолировать Советский Союз. Вы можете видеть, что происходит. Все страны, которые имеют дружественные отношения с нами, воздерживаются от участия в этом собрании, в то время как Чехословакия, которая также имеет дружественные отношения с нами, участвует.
  
  
  Лидер коммунистов Готвальд оставил своего либерального министра иностранных дел Яна Масарика на произвол судьбы. Масарик попросил Сталина учитывать зависимость чехословацкой промышленности от Запада; он добавил, что поляки хотели поехать в Париж. Но Сталин был непоколебим. Сопротивление рухнуло, и Масарик умолял Сталина и Молотова помочь чехословакам сформулировать текст их отказа от участия. Сталин просто посоветовал ему скопировать болгарскую модель. Масарик сохранил остатки национальной гордости, указав, что правительство не будет собираться до следующего вечера; но в заключение вся делегация поблагодарила Сталина и Молотова за "необходимые советы".7
  
  Сталин бросал грязь в лицо США, и мир был его свидетелем. За одну ночь Трумэну стало легче добиваться своего с правительствами, которые сомневались в ужесточении американской линии в отношении СССР; ему также помогли в его кампании по убеждению Конгресса США в том, что финансовая помощь, по крайней мере, Западной Европе, входит в число объективных интересов США. Сталин был поставлен на грань стратегического решения. Он столкнулся с определенным вызовом: американский президент хотел подчинить гегемонии своей страны как можно большее число европейских государств и привести польза для его промышленных и коммерческих корпораций. Экономика СССР оставалась в отчаянном положении, и у американцев не было объективных стимулов содействовать ее восстановлению. Даже в этом случае Сталин мог бы справиться с ситуацией более тонко. Вместо того, чтобы швырять условия обратно в лицо Трумэну, он мог бы затянуть переговоры и доказать всему миру, что за кажущимся альтруизмом плана Маршалла скрывался американский эгоизм. Но Сталин принял решение. Он больше никогда не встречался с Трумэном после Потсдама и не стремился к этому. Он также не мог утруждать себя переговорами с западными дипломатами. США бросили перчатку, и он ее поднимет.
  
  Несмотря на это, американцы отказались идти дальше в попытках отделить Восточную Европу от СССР. Политика сдерживания была истолкована как подразумевающая признание того, что такие страны попадают в зону советского влияния. Шансы освободить эти страны были самыми высокими в 1945 году. Общественным мнением Запада можно было манипулировать, но только до определенной степени два года спустя. Американцев и британцев учили уважать ‘дядю Джо’; им также говорили, что война закончится, когда Германия и Япония будут побеждены. Нелегко было бы побудить британских или американских солдат начать боевые действия в середине 1947 года.
  
  Советский ответный удар на американскую инициативу не заставил себя долго ждать. В сентябре 1947 года в Скларской гавани в Польше была созвана конференция коммунистических партий. Сталин не соизволил присутствовать. Приказав создать жесткую систему координации по телефону и телеграммой, он послал Жданова от своего имени. Жданов был хорошо проинструктирован и связывался с Москвой всякий раз, когда возникало что-либо непредсказуемое. Организационной целью было создание Информационного бюро (или Коминформа) для координации коммунистической деятельности в странах Восточной Европы, а также в Италии и Франции. По мере ухудшения отношений с США Сталин отозвал разрешение на переход различных стран к коммунизму. Прозвучал призыв к ускорению коммунизации в Восточной Европе; а в западной Европе французским и итальянским партиям был сделан выговор за их нежелание отказаться от своей парламентской ориентации (хотя именно Сталин спровоцировал это!). Завершение установления жесткого коммунистического порядка было целью к востоку от Эльбы. У Сталина были свои амбиции и в других местах. Он намеревался подорвать "англо-американскую" гегемонию в Западной Европе единственным подручным политическим средством: воинственностью коммунистической партии.8
  
  И все же вопиющее американское вмешательство в итальянские выборы посредством субсидий Христианско-демократической партии оказалось эффективным. В двух половинах Европы вооруженные лагеря бывших союзников противостояли друг другу. Двусмысленность, однако, сохранялась в отношении Германии, где США, СССР, Соединенное Королевство и Франция имели оккупационные силы в своих соответствующих зонах. Каждая из этих держав также контролировала свой собственный сектор в Берлине, который находился в зоне действия СССР.
  
  Сталин, раздраженный и разочарованный развитием событий, решил при первой возможности прощупать решимость Запада. Советские представители предложили сформировать объединенное правительство Германии. Условием для этого была бы демилитаризация Германии. Казалось, что Сталин хотел либо коммунистической, либо нейтральной Германии в качестве своей дальнейшей цели. Он также стремился к увеличению репараций СССР. 24 июня 1948 года Сталин начал блокаду американской, британской и французской зон города. Будучи не в состоянии обеспечить Германии тот вид, который он считал приемлемым, он решил отрезать восточную зону оккупации СССР от остальной части страны. Советская армия патрулировала границу. Конфронтация была неизбежна, но Сталин сделал ставку на то, что западные союзники не захотят рисковать войной. Он просчитался. Американцы и британцы доставляли грузы в свои сектора Берлина, и именно Сталину самому предстояло решить, начинать ли военные действия. Воздушные перевозки в Берлин продолжались до мая 1949 года. Сталин сдался. Решимость Запада подверглась испытанию и оказалась слишком твердой. Отношения между СССР и США ухудшились. Западная инициатива открыла Федеративную Республику Германия в сентябре 1949 года. В октябре Кремль в ответ санкционировал создание Германской Демократической Республики.
  
  Это была неспокойная обстановка. Как и все остальные, Сталин был удивлен конкретными событиями и ситуациями, и большая часть его времени была потрачена на реагирование на последовательные чрезвычайные ситуации. Однако не произошло ничего, что поставило бы под сомнение его общие оперативные предположения о глобальной политике. Он не ожидал милостей от американцев, и План Маршалла подтвердил его самые мрачные подозрения. Фраза, сказанная Ждановым на учредительной конференции Коминформа о существовании ‘двух лагерей’ в постоянной, неизбежной конкуренции, оказалась пророческой. Первым, кто сформировал открытый военный союз, был капиталистический лагерь. Организация Североатлантического договора (НАТО) возникла в апреле 1949 года. Под руководством США в нее входили Великобритания, Франция, Италия, Канада, Бельгия, Голландия, Португалия, Дания, Норвегия, Исландия и Люксембург. Греция и Турция присоединились три года спустя, а Федеративная Республика Германия - в 1955 году. Большинство стран Северной Америки и Западной Европы присоединились к НАТО: это был мощный и слаженный альянс с очевидной, но невысказанной целью отражения любого советского нападения; и для всех его европейских членов его великое достоинство заключалось в том, что американское правительство и вооруженные силы были вовлечены в их усилия удержать Советскую армию за железным занавесом. В 1936 году был заключен Антикоминтерновский пакт; в 1949 году был создан Антикоминтерновский пакт во всем, кроме названия.
  
  Опасения Запада по поводу безопасности усилились 29 августа 1949 года, когда советские ученые успешно испытали свою собственную атомную бомбу. Берия использовал энергичного Игоря Курчатова в качестве технического руководителя проекта. Курчатов собрал команду способных физиков. Советские разведывательные службы передали секретные материалы, изъятые их агентами у американцев, и это ускорило прогресс. Поискам урана способствовала отправка сотен тысяч репатриированных военнопленных на рудники в Сибири. Немногие пережили этот опыт. К середине 1949 года СССР на своих собственных рудниках, а также на месторождениях в Чехословакии приобрел достаточное количество плутония и урана-235, чтобы приступить к созданию советской бомбы.9
  
  Сталин проявлял активный интерес. Главные фигуры исследовательского проекта были вызваны к нему на продолжительное совещание. Каждый должен был отчитаться о своих успехах, и Сталин засыпал их вопросами. Михаилу Первухину пришлось объяснить ему разницу между тяжелой водой и обычной водой.10 Он рассказал Сталину то, что тому нужно было знать. Не изучая физику в Тифлисской духовной семинарии, Лидер начал с самого элементарного понимания научных принципов. Его невежество ранее было совершенно опасным для ученых. Недавно перечитав "Материализм и эмпириокритицизм" Ленина, он был убежден, что пространство и время являются абсолютными, неоспоримыми концепциями во всех человеческих начинаниях. (Это контрастировало с его отрицанием полемики вокруг той же книги перед Первой мировой войной как "буря в чайной чашке".)11 Поэтому физику Эйнштейна следовало рассматривать как буржуазную мистификацию. Проблема заключалась в том, что такая физика имела решающее значение для завершения проекта атомной бомбы. Берия, разрываясь между желанием выглядеть идеологическим апостолом Сталина и желанием создать для него атомную бомбу, решил, что ему нужно разрешение Босса, чтобы советские физики могли использовать уравнения Эйнштейна. Сталин, всегда прагматик в вопросах власти, дал свое жизнерадостное согласие: ‘Оставьте их в покое. Мы всегда можем расстрелять их позже".12
  
  Курчатов и его команда провернули это в пустыне за пределами Семипалатинска в Казахстане — и, к его изумлению, когда на горизонте собралось грибовидное облако, его обнял Берия. Такое проявление эмоций было беспрецедентным. Но Берия, который провел последние четыре года, угрожая Курчатову, жил под той же тенью, которую отбрасывал Сталин. Неудачное испытание бомбы могло привести к его смертному приговору. Вместо этого он мог сообщить об успехе в Кремль. Сталин тоже был в восторге. СССР был открыт для элиты мировых ядерных держав, и сам Сталин мог прийти на любые будущие дипломатические переговоры как равный американскому и британскому лидерам.
  
  Это, в свою очередь, убедило его в том, что СССР должен занять уверенную позицию в мировой политике. Были и другие причины его кипучести. Коммунистическое порабощение Восточной Европы не только произошло без серьезных неудач, но и Коммунистическая партия Китая захватила власть в Пекине в октябре 1949 года. Коммунизм захватил треть земной поверхности. Мао Цзэдун одержал свою победу, несмотря на нежелание Сталина поддержать его в борьбе с националистом Чан Кайши. Результаты революции в Китае не смягчили позицию Сталина отношение к Мао: он ожидал, что новое коммунистическое государство подчинится высшим интересам мирового коммунизма, очерченным Москвой. На практике это означало признание приоритета советских потребностей над китайскими. Сталин продолжал рассматривать как право СССР удерживать Порт-Артур в качестве военной базы и доминировать в Маньчжурии. Военное превосходство СССР и его готовность оказать экономическую помощь заставили Мао прикусить язык, когда он совершил длительный визит в Москву в декабре 1949 года. Прямые переговоры между Мао и Сталиным стали непростыми, когда Сталин с самого начала ясно дал понять, что он не будет отменять советско-китайский договор 1945 года, который был заключен в момент крайней слабости Китая и до захвата власти коммунистами.13
  
  Мао не получил всей военной и экономической помощи, к которой стремился. Сталин заверил его, что Китаю пока не угрожают иностранные державы: "Япония все еще не встала на ноги и поэтому не готова к войне".14 Как обычно, он добавил, что США не настроены на большую войну. Сталин, надеясь отвлечь своего китайского товарища кампанией, которая не нарушила бы советско–американских отношений, посоветовал Пекину ограничиться завоеванием Тайваня и Тибета. Разочарование Мао росло. Придя к власти в Китае всего за несколько недель до этого, он находился практически под домашним арестом на правительственной даче под Москвой, когда они со Сталиным совещались. Но затем, 22 января 1950 года, Сталин внезапно изменил свою позицию и сообщил Мао о своей готовности подписать новый китайско-советский договор.
  
  Возникает вопрос о том, кто или что было виновато в развязывании холодной войны. Президент Трумэн сыграл свою роль. Его высказывания были враждебны по отношению к СССР и коммунизму. План Маршалла, в частности, был составлен таким образом, что было почти немыслимо, чтобы Сталин не обиделся. Однако поначалу даже Молотов был склонен принять помощь.15 Трумэн был полон решимости продвигать американское экономическое дело в мире; он также испытывал искреннюю озабоченность по поводу угнетения, которое сделки его предшественника со Сталиным распространили на восточную Европу. Экономика США не пострадала от войны, и общество, которое, за исключением его солдат, не имело непосредственного опыта ее ведения. Его государство и народ были привержены рыночной экономике. Его группы экономических интересов стремились получить доступ ко всем странам мира. Это была военная держава, превосходящая любого соперника. США не угрожали объявить войну СССР, но они действовали, чтобы максимизировать свою гегемонию в мировой политике, и результатом стал набор напряжений, которые всегда могли перерасти в дипломатическую конфронтацию или даже Третью мировую войну.
  
  Оставались предположения, что, если бы переговоры военного времени потребовали от Сталина большего, ситуация могла бы и не возникнуть; однако не только Рузвельт, но и Черчилль взяли на себя обязательства перед ним, которые было трудно отменить, если только англо-американцы не были готовы полностью порвать со Сталиным. Даже Черчилль был против военного вторжения за согласованные границы между зонами гегемонии СССР и его западных союзников. У Черчилля была долгая память. В конце Первой мировой войны многие социалистические и трудовые активисты имели активно выступал против военной интервенции в Советскую Россию после гражданской войны. Но с 1945 года Соединенным Королевством управлял Эттли, и ни один значимый общественный деятель не выступал за вторжение через реку Эльбу. У Трумэна и Эттли вполне могли возникнуть проблемы с мобилизацией народной поддержки для любой подобной акции. Войска США и Великобритании были обучены рассматривать советские войска как союзников. Гражданские лица слышали ту же пропаганду. Германия и Япония были определены как единственные враги, и задача ориентирования общественного мнения в пользу активных военных мер была бы чрезвычайно сложной. Шанс был упущен в Ялте, Тегеране и Потсдаме — и даже на этих трех конференциях союзников было бы непросто добиться успеха без проблем дома.
  
  США и СССР были великими державами, которые предполагали, что постоянное непревзойденное сосуществование было маловероятной перспективой. Более того, Сталин был более активным, чем Трумэн, в ухудшении положения. Он захватил территорию. Он насаждал коммунистические режимы. Он в любом случае считал само собой разумеющимся, что столкновения с ‘мировым капитализмом’ неизбежны. Действительно, он был морально более готов к войне, чем американские и британские лидеры. Холодная война не была неизбежной, но она была весьма вероятной. Удивительно то, что она не переросла в горячую войну.
  
  
  47. ПОДЧИНЕНИЕ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
  
  
  После Второй мировой войны в действия СССР в оккупированной советским союзом Восточной Европе практически не вмешивались. Трумэн и Эттли ворчали, но они не выходили далеко за рамки соглашений в Тегеране, Ялте и Потсдаме. Сохранялась негласная договоренность о том, что СССР мог продолжать свою военную оккупацию и политическое господство, в то время как США, Великобритания и Франция устанавливали свой контроль на Западе. Сталин был мало знаком со своей обширной зоной. Он побывал в Кракове, Берлине и Вене во время своей поездки перед Первой мировой войной, но его последующий интерес был был ограничен внутренними делами Коминтерна. Тем не менее, он быстро учился, когда события требовали знаний. Уже во время Второй мировой войны, когда Гитлер оккупировал соседние с СССР страны, Сталин учел ситуацию, проконсультировавшись с Димитровым и Литвиновым. Он также признавал, что, если коммунистические партии не примут более очевидный национальный имидж, им никогда не удастся привлечь внимание своих избирателей. В 1941 году он планировал упразднить Коминтерн. В 1943 году эта цель была достигнута. Однако за кулисами Международный отдел Секретариата Центрального комитета партии повсюду командовал иностранными коммунистическими партиями. Приказы, отданные однажды, выполнялись.
  
  Озабоченность Сталина странами региона росла по мере приближения окончания войны. В Москве он принимал представителей коммунистических партий. В январе 1945 года он обсуждал экономическую помощь, военную диспозицию и даже официальный язык, границы и внешнюю политику югославского государства с эмиссарами Тито. Проинформированный об их желании сформировать огромную федерацию с Болгарией и Албанией, он призвал к осторожности. Он постоянно уговаривал югославских лидеров, которые были более самоуверенны, чем другие в Восточной Европе, поинтересоваться его мнением перед крупномасштабными действиями.1
  
  После войны в Москву регулярно поступали доклады и запросы, и Сталин продолжал встречаться с посетителями-коммунистами. Его способность принимать импровизированные решения была экстраординарной. В 1946 году он даже назначил сроки выборов в Польше на следующий год.2 Президент Польши Боулзłав Берут начал свою дискуссию со следующего поклона: "Мы отправились к вам, товарищ Сталин, как к нашему большому другу, чтобы сообщить о нашем рассмотрении хода событий в Польше и проверить правильность нашей оценки политической ситуации в стране".3 Его контролю над Восточной Европой способствовала консолидация организационной сети коммунизма по всему региону под защитой советских вооруженных сил. Годы подчинения, усиленного террором, обеспечили соблюдение. Коммунистические лидеры, за исключением югославов и, возможно, чехов, также знали, насколько слабой была их поддержка в их странах: зависимость от военной мощи СССР имела решающее значение для их выживания. Новые полицейские органы были созданы по советской модели, и Москва внедрилась в них и контролировала их. Советские дипломаты, сотрудники службы безопасности и командиры следили за Восточной Европой так, как если бы это была внешняя империя СССР.
  
  Проблемы ожидали Кремль по всему региону. Коммунисты в Восточной Европе подвергались преследованиям до и во время Второй мировой войны. Их организации были слабыми, а их членов было немного. Большинство их лидеров в народе считались советскими марионетками. Коммунизм рассматривался как русская чума, и роспуск Коминтерна не развеял этого впечатления. Делу национал-коммунистов не помогло то, что СССР конфисковал промышленные активы Германии, Венгрии, Румынии и Словакии в качестве военных репараций. Присутствие советской полиции безопасности и Красной Армии — а также продолжающееся грубое недостойное поведение советских войск усугубили ситуацию. Еще одной проблемой для коммунистических партий была высокая доля товарищей-евреев в их руководстве. Антисемитизм в Восточной Европе не был прихотью нацистов, и евреи в коммунистическом руководстве из кожи вон лезли, чтобы не казаться благосклонными к еврейскому народу: действительно, они часто провоцировали репрессии против еврейских групп.4 Однако у Сталина не хватало терпения к трудностям, с которыми сталкивались иностранные коммунистические партии. Он определил политическую линию; и если возникали проблемы, он ожидал, что их разрешит Молотов или кто-то другой из подчиненных.
  
  Сталину и его подчиненным в СССР и Восточной Европе не было недостатка в уверенности в себе. История помогла им. Устанавливая недемократические политические системы в Восточной Европе, они в большинстве случаев действовали в соответствии с местными традициями. Почти во всех странах региона в период между мировыми войнами были авторитарные правительства, даже диктатуры. Чехословакия была исключением; все остальные, даже если они начинали с демократической системы после Первой мировой войны, уступили жестким формам правления.5 Кремлю было выгодно, что этим странам еще предстояло устранить социальные и экономические препятствия на пути меритократического прогресса. Реакционные армейские корпуса и богатые квазифеодальные землевладельцы обладали огромной властью. Развитие народного образования было прерывистым. Христианскому духовенству не хватало открытости к ‘прогрессивным’ идеям о социальных изменениях. Бедность была широко распространена. Инвестиции иностранного капитала всегда были низкими, а нацистская оккупация привела к дальнейшему ухудшению условий. Освободив Восточную Европу от цепей этого прошлого, коммунистические администрации могли рассчитывать на определенную степень народного согласия. Национализация промышленности и расширение образования широко приветствовались. Возможности продвижения по службе для тех, кто принадлежал к низшим социальным слоям, были с нетерпением встречены.
  
  Таким образом, в Восточной Европе было меньше препятствий для коммунизации, чем было бы в Западной Европе. Сталин был уверен, что найдет поддержку к востоку от реки Эльба, даже несмотря на то, что коммунистические партии до недавнего времени были хрупкими в регионе. В Кремле предполагали, что, как только начнется процесс реформ, коммунизация наберет обороты сама по себе.
  
  Коммунисты в Югославии, выиграв гражданскую войну при незначительной помощи Москвы, не делили власть ни с какой другой партией и поощряли албанских коммунистов вести себя подобным образом. В других странах процесс развивался медленно. Монархи были смещены в Румынии и Болгарии, и во всех государствах региона настаивали на включении коммунистов в правительство; но в большинстве случаев кабинеты были коалиционными. Польша была больным местом. Временное правительство, созданное Сталиным, неохотно приняло членов базирующегося в Лондоне правительства в изгнании; но коммунисты продолжали преследовать всех своих соперников. Крестьянская партия Станиса ł ав Мико ł Айчика постоянно подвергалась преследованиям. Выборы проводились в других странах со значительным использованием злоупотреблений, что позволило коммунистам добиться большего успеха. Коммунисты правили Румынией при Петру Грозе. В Венгрии Сталин столкнулся с большими трудностями. Выборы в ноябре 1945 года вернули огромное антикоммунистическое большинство во главе с Партией мелких землевладельцев. Коммунисты, однако, занимали многие руководящие посты и при поддержке советских оккупационных сил проводили аресты. В Чехословакии было проще. Президент Бенеš, либерал, выступал за дружественные отношения с СССР, и на выборах 1946 года коммунисты стали крупнейшей единой партией, набрав 38 процентов голосов. Коммунистический лидер Клемент Готвальд стал премьер-министром.
  
  Однако события 1947 года — План Маршалла и Первая конференция Коминформа — изменили всю атмосферу. Холодная война разразилась в своей наиболее интенсивной форме. Восточноевропейские коммунистические партии обнаружили, как все изменилось, на Первой конференции Коминформа в Склярска Пор ęба в польской Силезии. Маленков был направлен в качестве главного представителя Сталина и произнес утомительную вступительную речь, в которой заявил, что после войны было напечатано миллион экземпляров официальной биографии Сталина.6 Присутствовал также Жданов. Он и Маленков выполняли роль уст и ушей Сталина на Конференции. Жданов сделал решающий комментарий от имени Кремля, когда заявил, что в мировой политике существуют ‘два лагеря’. Одного возглавлял СССР, другого - США. Предположительно, СССР возглавлял прогрессивные силы мира. Американцы не были заинтересованы в промышленном восстановлении Европы; Трумэн стремился ни к чему иному, как к подчинению континента капиталистическим магнатам своей страны.7 План Маршалла был уловкой, разработанной для достижения этой цели Уолл-стрит; это было не что иное, как кампания по укреплению глобальной гегемонии США.8
  
  Конференция протекала с неприятностями. Югославы жаловались, что итальянцы не вели себя с революционной твердостью. Они обвинили греков в отсутствии приверженности повстанческому движению.9 Очевидно, что они действовали в сговоре с Москвой; Сталин настаивал на том, чтобы возложить вину на итальянскую и греческую стороны, хотя они выполняли его приказы. Маленков и Жданов выполнили его указания в точности. По мнению Сталина, План Маршалла разрушил возможность прочного взаимопонимания с США, и американцам, если они надеялись дестабилизировать восточную Европу, пришлось бы смириться с тем, что СССР попытается сделать то же самое в Западной Европе. Коминформ не был возрождением Коминтерна; но он охватывал коммунистические партии в странах, где угроза желаниям западных союзников была острой: членство включало не только страны, оккупированные Красной Армией, но также Италию и Францию.
  
  Сталин максимально использовал имеющиеся возможности. Он потребовал ежедневного брифинга о ходе событий за сотни миль отсюда, в Скларской Гавани, и, отправив Маленкова и Жданова, которые были товарищами, но никогда не были друзьями и союзниками, он получил бы конкурирующие источники информации. Он стремился перехватить международную инициативу и нарушить невозмутимость Вашингтона. Было объявлено соревнование между ‘двумя лагерями’. Ни слова несогласия не прозвучало из уст участников; страх оскорбить отсутствующего Сталина был первостепенным. Поправки к резолюциям возникали главным образом из изменения в сознании советского руководства, и эти изменения нуждались в санкции Сталина и получили ее. Основное внимание было уделено Европе. Сталин разобрался с ситуацией, не нарушая статус-кво в других частях мира. Вот почему он резко отклонил просьбу китайских коммунистических лидеров присутствовать. Целью конференции Коминформа было ответить на вызов, брошенный Планом Маршалла. Действуя осторожно в первые два года после победы над нацизмом, Сталин указал коммунистам в западной и Восточной Европе, что должна быть принята более воинственная программа.
  
  Хотя он преуспел в своей задаче с помощью Югославии, Югославия доставила ему беспокойство в течение нескольких месяцев после Первой конференции. Тито не ограничивался делами своей страны. Он приставал к Сталину с просьбой оказать помощь греческим коммунистам в их гражданской войне против монархистов (которых британцы обильно снабжали и усиливали в военном отношении); он также агитировал за создание балканского федерального государства, в котором он, очевидно, рассчитывал доминировать. Он потребовал более быстрого перехода к коммунистической политике во всей Восточной Европе , чем Сталин считал желательным. Сталин решил исключить его из Коминформа и объявить о его судьбе в назидание тем коммунистам в Восточной Европе, у которых возникло искушение проявить подобную жестокость. Сталин, используя Молотова и Жданова в качестве своих представителей, всерьез начал кампанию против Тито в марте 1948 года. Югославских коммунистов обвиняли в авантюризме, региональной самоуверенности и отклонении от марксистско–ленинских принципов. Сталин также упрекнул Тито за то, что тот совал нос в политику в Австрии, где Советская армия была в числе оккупирующих держав.10
  
  Жесткая линия выразилась в росте политической воинственности коммунистов по всему региону. Польские выборы прошли под аккомпанемент запугивания и фальсификации результатов выборов. Боулзłав Берут стал президентом, и началась всеобъемлющая коммунизация страны. Вłадыс łав Гому łка, генеральный секретарь партии, был признан слишком сопротивляющимся требованиям Сталина о более быстром проведении экономической и социальной политики в советском стиле и был арестован как титоист. Коммунисты поглотили другие социалистические партии, чтобы сформировать Польскую объединенную рабочую партию. В Венгрии были арестованы лидеры партии мелких землевладельцев, и в 1947 году мошеннические выборы привели коммунистов к власти. Социал-демократов устранили, вынудив их объединиться с коммунистами в Венгерскую партию рабочего народа. В Чехословакии коммунисты манипулировали полицией до такой степени, что некоммунисты ушли из правительства. Были проведены новые выборы, и коммунисты, столкнувшись с несколькими оставшимися в живых соперниками, одержали подавляющую победу. Бенеš уступил место Готвальду на посту президента в июне 1948 года. В Болгарии был распущен Аграрный союз , а его лидер Никола Петков казнен. В большинстве случаев коммунисты присвоили себе монополию на власть. Георгий Димитров, премьер-министр с 1946 года, умер в 1949 году, и его шурин Валько Червенков занял его место. После советско-югославского раскола албанское коммунистическое руководство под руководством Энвера Ходжи объединилось с Москвой и казнило титовских ‘уклонистов’.
  
  Все это происходило на фоне сталинского натиска на югославов. Лèсе-величествоé Тито обсуждался на Второй конференции Коминформа, которая открылась в Бухаресте 19 июня 1948 года. Югославы не присутствовали. Сталин снова отказался присутствовать, но Жданов и другие делегаты буквально следовали его повестке дня. Проект Балканской федерации был свернут; Югославия должна была оставаться в пределах своих границ. Не было недостатка в коммунистических лидерах, стремившихся подвергнуть югославов критике. Французский представитель Жак Дюкло отомстил за обвинения, направленные в его адрес на Первой конференции; Пальмиро Тольятти из Италии, все еще страдающий от требования Тито присоединить Триест к Югославии, выступил с обвинением в шпионаже.11 Тито превратился из коммунистического героя в капиталистического агента. Югославский вопрос доминировал на заседаниях, и Сталин поддерживал ежедневную связь со Ждановым. Результатом стало резкое неприятие Тито и его партии. Югославских коммунистов упрекали в антисоветских, контрреволюционных, троцкистских (и бухаринских!), оппортунистических, мелкобуржуазных, сектантских, националистических и контрреволюционных тенденциях. Их критиковали на каждом шагу. Было объявлено, что они поставили себя вне семьи братских коммунистических партий и, следовательно, вне Коминформа.12
  
  Со стороны других коммунистических партий не было слышно ни звука оппозиции Сталину и Кремлю. Когда советская пропагандистская машина заработала, Тито был изображен фашистом в коммунистической одежде и новым Гитлером Европы. Вскоре все югославское политическое руководство было названо агентами иностранных разведывательных служб.13 Выяснялись последствия вызова Москве. Восточный блок был сформирован во всем, кроме названия. За исключением Югославии, страны Европы к востоку от реки Эльба были превращены в подчиненные образования, и все они были втиснуты в форму советского порядка. Политическому плюрализму, каким бы ограниченным он ни был, пришел конец. Экономическая политика также претерпела изменения. Темпы коллективизации сельского хозяйства ускорились в большинстве стран. Действительно, по всему региону коммунистические партии увеличили инвестиции в проекты тяжелой промышленности. С СССР были налажены тесные коммерческие связи. Восточный блок стремился к автаркии, при этом приоритет отдавался экономическим интересам, обозначенным Сталиным. Совет экономической взаимопомощи (СЭВ) был образован в январе 1949 года для контроля и координации развития событий. Весь регион, включая оккупированную Советским Союзом Германскую Демократическую Республику, был заключен в единую военную, политическую и экономическую крепость. Восточный блок был внешней империей СССР.
  
  В обмен на послушание подчиненные страны снабжались нефтью и другими природными ресурсами по ценам ниже мировых рыночных. Но в целом Советский Союз получал и другие непосредственные выгоды, и Сталин и Молотов не скрывали своего удовольствия. Хотя они раскритиковали фултонскую речь Черчилля о железном занавесе, их действия соответствовали описанию, данному бывшим премьер-министром Великобритании. Точно так же, как СССР был помещен в карантин перед Второй мировой войной, восточная Европа была намеренно отрезана от Запада в годы после 1945 года.
  
  Коммунизм торжествовал, и его лидеры праздновали свою победу. Однако необходимо было прояснить технический момент. Никто еще не объяснил, как новые коммунистические государства должны были вписываться в марксистско–ленинскую схему исторических этапов. Сталин настаивал на том, чтобы они оставались формально независимыми странами (и он отвергал ранние предложения о том, чтобы их просто присоединили к СССР, как это было сделано с Эстонией, Латвией и Литвой). Он также хотел подчеркнуть, что СССР был зачинателем мирового коммунистического движения и был на более продвинутом этапе своего продвижения к коммунизму, чем новички. Это было своего рода послание, которое он распространял на всех фронтах в Москве. Сталин утверждал, что достижения советского Союза, особенно России, затмевают достижения любой нации на земле. В его глазах его военные и политические силы были носителями высшей формы цивилизации в регионе, пострадавшем от столетий реакционного правления. Советская гордость, даже высокомерие, были в зените. Страны Восточного блока должны были стать братскими государствами. Но у них не должно было остаться никаких сомнений в том, что они были младшими братьями. Старшим братом был СССР.
  
  Также одним из принципов марксизма–ленинизма было то, что революционный социализм обычно — фактически повсеместно, согласно "Государству и революции" Ленина — требовал диктатуры пролетариата для искоренения пережитков капитализма. Это то, что предположительно произошло в России с Октябрьской революцией. Такая диктатура могла ожидать фанатичного сопротивления, подобного тому, которое оказывали белые в Гражданской войне. В течение многих лет советские теоретики утверждали, что такой результат был нормальным. Однако в конце 1940-х годов ситуация была иной. Красная Армия принесла революцию в Восточную Европу своими танками и авиацией в 1944-1945 годах. У среднего класса в этих странах не было реальных шансов восстановить капитализм, и вооруженное восстание против советских вооруженных сил было бы самоубийством. Российский исторический шаблон не был скопирован.
  
  Поэтому Сталин решил по-другому обозначить новые коммунистические государства. Это была та задача, которая ему нравилась в его роли главного идеолога мирового коммунизма, и, по-видимому, он едва ли удосужился проконсультироваться по этому вопросу со своими коллегами. Он ввел хитрую номенклатуру. Вместо того, чтобы называть эти государства пролетарскими диктатурами, он ввел новый термин: ‘народные демократии’. Этим он ухитрился намекнуть, что их путь к социализму будет более гладким, чем это было возможно в России. Он имел в виду не только предотвращение гражданских войн. Он также подразумевал, что диапазон народного согласия простирался за пределы рабочего класса до многих крупных социальных групп. Крестьяне и городской низший средний класс пострадали при многих довоенных режимах по всему региону, и реформы, вдохновленные коммунистами, имели значительную привлекательность. Земля была перераспределена. Было предоставлено бесплатное всеобщее образование. Социальные привилегии высших слоев общества были ликвидированы, и молодым людям, которые в противном случае могли бы подвергнуться дискриминации, были расчищены пути продвижения по службе. Такой термин, как "народная демократия", подчеркивал принципиальную приверженность коммунистических партий проведению реформ, которые давно назрели; это был мастерский ход идеологической привлекательности.
  
  Однако этот термин заключал в себе огромный обман. Хотя демократия повсюду несовершенна, обычно она включает в себя практическое обеспечение законных и мирных избирательных процедур. Такого обеспечения не было нигде в Восточной Европе. Даже в Чехословакии имело место политическое насилие до того, как коммунисты пришли к власти. В тех странах, где коммунисты продолжали позволять другим партиям быть младшими членами правящих коалиций, не допускалось никакого принципиального отступления от желаний местного коммунистического руководства. Имели место массовые фальсификации на выборах. Хотя коммунисты имели некоторую популярность, она всегда была строго ограниченной. Сохранялось точное подозрение, что такие коммунисты в любом случае должны были выполнять инструкции, исходящие из Кремля.
  
  По мере введения системы репрессий Сталин стремился повысить степень надежного подчинения. Он сделал это в соответствии с его вовлечением в антиеврейскую кампанию в СССР после того, как он поссорился с израильским правительством.14 Коммунистических партий были вынуждены выбрать еврея из своей среды, предать его показательному суду и казнить. В странах Коминформа начались грязные судебные процессы, и, без сомнения, многие коммунистические лидеры в регионе рассчитывали, что действия против евреев принесут им национальную популярность. Однако окончательный вердикт был вынесен в Москве. Лáсл ó Райк в Венгрии, Рудольф Слáнск ý в Чехословакии и Ана Паукер в Румынии: все были признаны виновными без малейших доказательств того, что они работали на иностранные разведывательные агентства. Всех расстреляли. Советское проникновение в эти государства означало, что советские посольства, МВД (которое было органом-преемником НКВД) и Советская армия направляли высшую политику по своему усмотрению. Только одна страна оставалась в стороне от этой схемы. В Польше давление со стороны Москвы заключалось в том, чтобы привлечь Гомуłка к суду как шпиона и расстрелять его. Но остальная часть польского коммунистического руководства, заключив его в тюрьму, отказалась привести в исполнение смертный приговор. Не все в Восточной Европе в точности следовало по пути, начертанному для этого Иосифом Сталиным.
  
  Но что замышлял Сталин? Конечно, он имел зуб на евреев с 1949 года, и его поведение и дискурс становились все более грубыми.15 Но Гому łка был поляком без еврейского происхождения — и среди лидеров, которые посадили его в тюрьму, были такие евреи, как Берут и Берман. Вероятно, Сталин также выступал против националистических тенденций в коммунистическом руководстве Восточной Европы. Гому łка, как известно, выступал против ускорения процесса коммунизации в Польше и настаивал на том, что польские национальные интересы должны быть защищены при любой возможности. Но Райка в Венгрии, Слáнск ý в Чехословакии и Паукера в Румынии вряд ли можно было обвинить в потворстве национализму. Вероятно, глупо расследовать конкретный набор политических грехов, обнаруженных Сталиным. Если брать за основу результаты показательных процессов в Венгрии, Румынии и Чехословакии, то он, несомненно, имел в виду политическое подчинение Восточной Европы.
  
  Выбор жертв не имел большого значения, пока они были лидерами коммунистов. До этого приоритетом коммунистического руководства в каждой стране внешней империи было преследование тех элементов общества, которые выступали против коммунизации. Старая элита в политике, экономике, церкви и вооруженных силах была выбрана для ареста с последующим принудительным трудом или казнью. Коммунистическим партиям пришлось внедрить своих членов во все государственные учреждения. Им пришлось копировать базовую архитектуру советского государства и поддерживать тесные двусторонние отношения с Москвой. Будучи малочисленными в 1945 году, они были вынуждены быстро превратиться в массовые партии. Их задачей была идеологическая обработка, вербовка и управление в ситуации, когда они знали, что большая часть населения их ненавидит. Однако они сами всегда вызывали подозрения у Лидера в Кремле. До окончания Второй мировой войны он считал их слишком доктринерскими и приказал им попытаться отождествить себя с интересами своих соответствующих наций. Затем, когда была создана базовая коммунистическая архитектура, его акцент изменился, и он обратился к тому, чтобы заставить их преуменьшать национальные аспекты политики. В Восточном блоке должен был преобладать монолитизм. Руководящим принципом должно было стать полное повиновение, и нужно было показать пример — как видел вещи Сталин — нескольким ярким ранним звездам Коминформа.
  
  Этот процесс был тщательно изучен Сталиным в отчетах МВД, которые он получал из столиц Восточной Европы. Пытки, ранее предназначенные для некоммунистов, были применены к Райку, Паукеру и Слáнскý. Избиения были ужасающими. Жертвам было обещано, что их жизни будут сохранены, если только они признаются на открытом судебном заседании в сфабрикованных против них обвинениях. Здесь опыт Лубянки вступил в свои права. Методы, разработанные против Каменева, Зиновьева, Бухарина и Пятакова, применялись в застенках и залах суда Будапешта, Бухареста и Праги. Не все западные журналисты раскусили ложь о Большом терроре конца 1930-х годов. Ошибка не повторилась после Второй мировой войны. Средства массовой информации в Северной Америке и Западной Европе осудили судебные процессы. Сталин был справедливо обвинен как настоящий преступник в ходе судебного разбирательства.
  
  Напуганные коммунистические лидеры сохраняли внешнюю уступчивость, и никто не знал, могут ли показательные процессы оказаться прелюдией к более масштабным чисткам. Тем временем Восточный блок присягнул на верность Октябрьской революции, СССР и его лидеру Сталину. В его честь были названы города. Его работы появлялись на всех языках региона. Его политика пользовалась официальным уважением. Однако под поверхностью народное негодование было огромным. Религиозная нетерпимость коммунистических властей вызывала отвращение. Отказ направлять достаточные ресурсы для удовлетворения потребностей потребителей раздражал целые общества. Культурные ограничения раздражали интеллигенцию. Ни одно коммунистическое правительство не предлагало реальной перспективы перемен, и все они твердо считались советскими марионеточными ансамблями. Страны Западной Европы периодически проявляли раздражение по поводу гегемонии США; но гнев по поводу правления СССР был шире и глубже в Восточной Европе. Без советской военной оккупации и проникновения МВД ни один коммунистический режим к началу 1950-х годов не продержался бы дольше , чем несколько дней. Сталин приобрел региональную буферную зону, которой он так жаждал, но только ценой превращения этих стран в регион постоянной подавляемой враждебности к его целям. Его политическая победа в 1945-1948 годах в конце концов оказалась пирровой.
  
  
  48. СТАЛИНСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ
  
  
  Отложив работу в Ставке в 1945 году, Сталин вернулся к обычной общественной жизни. Его возможности были сужены его собственными действиями. В середине 1930-х годов он обратился за компанию к многочисленным семьям Аллилуевых и Сванидзе. Но затем он убил или арестовал нескольких из них, и оставшиеся в живых находились в состоянии психологического шока, не способствующего атмосфере званого ужина.
  
  Немцы застрелили Якова. Василий был раскрученным расточителем, который раздражал коллег-офицеров советских ВВС и чьи пьяные вечеринки навлекли остракизм со стороны его отца. Светлана приносила мало радости. После разрыва с Каплером она решила склонить к женитьбе сына Берии Серго — маловероятное предприятие, поскольку Серго уже был женат. Потерпев неудачу, она вместо этого вышла замуж за Григория Морозова против воли Сталина в 1943 году. Брак был бурным, и весной 1947 года было принято решение о разводе. Тем летом Сталин пригласил ее провести с ним несколько недель в Холодной Реке на берегу Черного моря.1 У него была дача, построенная для нее ниже по крутому склону от его собственной, гораздо большей дачи.2 Хотя это был приятный жест, они не собирались жить в одном доме: они были раздражительны в обществе друг друга. Вскоре она обратила свое внимание на сына Жданова Юрия, и пара поженилась в 1949 году. Сталин не проявил особого энтузиазма даже по поводу этого безупречного брака и отказался присутствовать на церемонии; и хотя он привез детей Светланы на дачу, его интерес к ним был мимолетным. Светлана и Юрий быстро поссорились и расстались. Она выводила Сталина из себя. Люди, которых он хотел интегрировать в свой эмоциональный мир, должны были соответствовать его ожиданиям или быть отвергнутыми из-за его привязанностей.
  
  Сталин оставался нуждающимся человеком: одиночество его не устраивало. Он справлялся, шутя со своими телохранителями на даче. Он дразнил начальника своей телохранительницы Власика и своего главного помощника Поскрëбышева. Он беседовал со своей экономкой Валентиной Истоминой; и даже если слухи о том, что она была его любовницей, остаются недоказанными, он находил утешение в ее обществе.
  
  Однако эти контакты не сделали его счастливым человеком, и его мысли вернулись к более ранним периодам его жизни. В 1947 году он написал некоему В. Г. Соломину, которого знал по Туруханскому району во время Первой мировой войны:3
  
  
  Я все еще не забыл вас и друзей из Туруханска и действительно никогда не должен забывать их. Я посылаю вам шесть тысяч рублей из моей депутатской зарплаты [Верховного Совета]. Это не такая уж большая сумма, но она все равно будет вам полезна.
  
  
  На каникулах в Холодной Реке осенью 1948 года он впал в откровенную ностальгию и распорядился принять меры, чтобы его горийские одноклассники могли остановиться у него. Были приглашены Петр Капанадзе, М. Титвинидзе и Михаил Дзерадзе. Поначалу, когда они прибыли, возникло замешательство. Капанадзе растопил лед, выразив соболезнования по поводу смерти этого ‘бедного мальчика’, сына Сталина Якова. Сталин ответил, что он был всего лишь одним из миллионов родителей, потерявших родственника. Капанадзе, у которого были дела, уехал через несколько дней. На последующих вечерах было много пения, но Титвинидзе и Дзерадзе начали нервничать еще до истечения недели. Сталин спросил, не скучно ли им. Титвинидзе ответил, что они знают, что у него много работы. Сталин понял намек. Вскоре они собрали чемоданы и после теплого прощания отправились домой в Грузию.4 Он осознал, что прошлое не может быть восстановлено искусственными средствами, и он никогда больше не видел своих друзей.
  
  Его подчиненные из Политбюро чаще бывали гостями у Черного моря или на Ближней даче. Его званые обеды теперь почти всегда были посвящены исключительно мужским делам. Для политиков приглашение означало постоянное расположение и продолжительную жизнь. За многочасовой едой и питьем обычно следовал показ фильма. Сталину также все еще нравилось петь эти церковные трио с Молотовым и Ворошиловым — в сопровождении Жданова на фортепиано, — хотя его голос утратил свою силу и точность.5 В остальном, однако, ужины были шумными. Как и раньше, он пытался безнадежно замариновать своих гостей. В честь высоких гостей произносились бесконечные тосты, а Сталину, несмотря на его возражения, нравилось получать похвалу.
  
  И все же мягкая сила гостеприимства на дачах могла затвердеть в одно мгновение. Как слишком хорошо знали его политические гости, босс использовал случаи гостеприимства, чтобы развязать языки. Многие нуждались в небольшом поощрении. Редактор "Правды" Леонид Ильич ëv никогда не забывал, как в последний раз он ездил в Ближнюю. Сталин позвонил ему в полночь, пригласив его обсудить готовящуюся статью. Там он наткнулся на Берию, Маленкова и Молотова, отдыхавших с Лидером. После часовой работы все переместились за богато накрытый обеденный стол. Ильичуëv налили бокал грузинского вина, в то время как Берия налил себе бренди и предложил тост за Сталина. Предусмотрительно, поскольку он еще ничего не ел, Ильичëv выпил только половину стакана и взял кусочек, чтобы перекусить. Но Берия заметил нарушение этикета: "Вы должны осушить свой бокал, когда пьете за товарища Сталина.’Когда Ильичëv пробормотал свое оправдание, Берия воскликнул трагическим тоном: ‘Товарищ Сталин, вы позволите мне выпить за ваше здоровье, осушив его бокал?’ Глаза Сталина насмешливо сверкнули, но он ничего не сказал. Ильичëv крепко сжал свой стакан. Берия попытался вырвать стакан у него, крича: "Я хочу выпить за товарища Сталина!" Но Ильичëv удержал стакан и выпил его содержимое.
  
  Сталин язвительно объявил, что следующий тост должен быть за Берию, и спросил, почему Ильич ëv, казалось, неохотно присоединился к нему. Редактор "Правды" потерял дар речи от страха. ‘Что ж, тогда, товарищ Ильич ëv, ’ отважился поддразнить Сталин, ‘ я осушу ваш маленький бокал и выпью за нашего многоуважаемого друга Лаврентия’. Ильич ëv не мог позволить себе остаться в стороне от тостов и, напившись, стал объектом всеобщих насмешек. Когда забрезжил свет, Маленков помог ему надеть пальто и сесть в ожидавшую его машину.
  
  Сталин спросил членов Политбюро, что они думают об Ильичеëv как редакторе. Он использовал дурачество, чтобы дать профессиональную оценку. Берия высказал мнение, что Ильич ëv говорил слишком свободно; Маленков добавил, что нужен был ‘более солидный’ человек. Протрезвев, редактор обнаружил, что его уволили.6 Тем не менее, он никогда не обвинял Сталина; он полностью не понимал, что именно с помощью этого социального устройства Сталин тщательно изучал и унижал своих приспешников. Те, кто был ближе к Сталину, были лучше осведомлены о происходящем. Пока он разделял Политбюро, его господство было прочным. Ревность, непонимание и споры были обычным набором инструментов деспота. Члены Политбюро все это понимали, но ничего не могли с этим поделать, разве что убить его. Если когда-либо такая мысль приходила в голову его подчиненным, они быстро отметали ее. Авантюра была бы в целом слишком рискованной, потому что его охраняли люди, лично ему преданные. Даже если бы группа политиков объединилась в заговор, всегда существовала вероятность того, что остальные объединились бы против них. Арест был бы неизбежен.
  
  Действия Сталина оставались жестокими, несмотря на попытки умиротворить его, и он систематически подрывал позиции тех, кто обладал властью и видным положением после войны.7 Его методы были характерно изощренными. Жена Молотова Полина Жемчужина была арестована в 1949 году. Жемчужина была еврейкой, и Сталин возражал против теплого приема, оказанного ею израильскому посланнику Голде Меир в Москве.8 Молотов воздержался при голосовании Политбюро по ее исключению из партии, но затем извинился перед Сталиным:
  
  
  Я заявляю, что, обдумав этот вопрос, я голосую за это решение Центрального комитета, которое соответствует интересам партии и государства и учит правильному пониманию партийности. Более того, я признаю свою тяжелую вину в том, что не удержал Жемчужину, близкого мне человека, от ошибочных шагов и связей с антисоветскими еврейскими националистами, такими как Михоэлс.9
  
  
  Молотов был не единственным лидером, лишенным партнера по браку. Елена Калинина и Тамара Хазан — жена Андрея Андреева — долгое время находились в трудовых лагерях (хотя Калинина была освобождена как раз к моменту смерти мужа).10
  
  Советским политикам пришлось стать мастерами заискивания. После разногласий со Сталиным в декабре 1945 года Молотов заверил его: ‘Я постараюсь своими делами стать достойным вашего доверия, доверия, в котором каждый честный большевик видит не только личное доверие, но и доверие партии, которое мне дороже моей жизни’. Его "грубая, оппортунистическая ошибка" состояла в том, что он позволил воспроизвести выдержки из речей Черчилля в Москве.11 Вряд ли этот вопрос имел большое значение, но Сталин отказывался смотреть на это таким образом. ‘Никто из нас, ’ рявкнул он телеграммой из Абхазии, - не имеет права предпринимать односторонние действия, предполагающие изменение нашего курса политики. И все же Молотов присвоил это право себе. Почему и на каком основании? Не потому ли, что подобные уловки входят в его план работы?"12 Микояну тоже пришлось смириться, когда Сталин был разгневан решениями о закупках зерна:13
  
  
  Я и другие, конечно, не можем ставить вопросы так, как это можете вы. Я приложу все усилия, чтобы научиться у вас правильной работе. Я сделаю все, чтобы извлечь необходимые уроки из вашей суровой критики, чтобы это помогло мне в будущей работе под вашим отеческим руководством.
  
  
  Какой-то отец! Какие-то сыновья! Руки Молотова и Микояна были обагрены кровью жертв советской государственной политики, и все же им тоже приходилось пресмыкаться. Они знали, что должны обращаться к Сталину так, как если бы он был суровым, но справедливым патриархом СССР — и, возможно, они смогли бы выжить.
  
  Отцовские функции Сталина включали регулярное унижение, и он был изобретателен в этом отношении. Молотов пригласил польского коммунистического лидера Якуба Бермана на вальс на одном из званых вечеров у Сталина. Это нарушение мужественных условностей понравилось и устроило Сталина. Молотов вел неуклюжего Бермана, в то время как Сталин председательствовал у граммофона. Берман должен был придать эпизоду позитивный оттенок: вальс с Молотовым был шансом не нашептывать советскому министру иностранных дел сладких словечек, а пробормотать "то, что нельзя было произносить вслух".14 Он ухитрился забыть, как его и Молотова унижали на радость Сталину.
  
  Власть Лидера включала в себя хронометрическое регулирование. Обед подавался ближе к вечеру, около четырех-пяти часов, а ужин назначался не ранее девяти часов. Так жил Сталин, и всей правящей группе приходилось приспосабливать свои коллективные биологические часы к его привычкам.15 Каганович подражал ему с точностью до минуты.16 Молотов справлялся, немного вздремнув днем; его самообладание было таким, что он, как известно, объявлял своим помощникам: ‘Сейчас я собираюсь отдохнуть в соседней комнате в течение тринадцати минут."Он встал с дивана, как автомат, и вернулся ровно через тринадцать минут.17 Все знали, что Лидер работал с раннего вечера и далее; все в высших слоях советской элиты должны были делать то же самое — и их семьям приходилось мириться с этим как с ценой, которую приходилось платить за поддержание жизни и привилегий. С коммунизацией Восточной Европы график рабочего дня изменился и там. По всему СССР и вплоть до Берлина, Тираны и Софии ведущие фигуры в партии и правительстве не осмеливались отходить от телефонной трубки. Сталин мог звонить в любое время ночи вплоть до раннего утра.18
  
  Поскольку отпуска Сталина на юге становились все длиннее, он часто прибегал к телеграммам. Он не мог детально контролировать весь государственный механизм. Для него это давно было очевидно. ‘Я не могу знать всего", - сказал он Ивану Ковалеву ëv, министру связи после Второй мировой войны. "Я обращаю внимание на разногласия и возражения и выясняю, почему они возникли и в чем они заключаются".19 Сталин объяснил, что его подчиненные постоянно что-то скрывали от него и что они всегда находили компромисс за кулисами, прежде чем докладывать ему. Для него это было равносильно заговору. Только Вознесенский выступал против такой практики — и Сталин восхищался им за это. Сталин ненавидел ‘неискренность’ других членов Политбюро. Он мог не замечать конкретных случаев обмана, но он знал, что они могут обмануть его, и он действовал, исходя из предположения, что им нельзя доверять. Результатом было то, что Сталин, истощенный энергией, искал расхождения между рассказами одного лидера и другого.20 Любое несогласие, скорее всего, лежало на линии разлома в политике. Сталин нашел экономичный способ проникать в секреты того, что делалось в коридорах Кремля.
  
  Информация также поступала к нему по секретным каналам. ‘Органы’, известные с марта 1946 года как МГБ и находящиеся отдельно от МВД, регулярно сообщали о подслушивании разговоров советских лидеров. Он знал, что другие члены Политбюро были лично амбициозны; и поскольку они репрессировали миллионы по его приказу, он предположил, что они могут составить жестокий заговор против него. На протяжении всей войны с Германией он приказывал устанавливать подслушивающие устройства в квартирах военнослужащих. Эта практика применялась к растущему списку гражданских политиков. К 1950 году даже Молотов и Микоян прослушивались.21
  
  Другим из его методов было культивирование зависти среди своих подчиненных. Происходили постоянные пререкания, и только Сталину было позволено выступать арбитром. Он редко позволял высшим политическим лидерам надолго оставаться на определенном посту. В Кремле ничего не было решено: Сталин видел, что отсутствие работы у его потенциальных преемников способствовало его способности доминировать над ними. Московская политическая карусель время от времени сбрасывала с себя некоторых людей, и выжившим регулярно приходилось слезать с одного места и пересаживаться с другого. Одного этого было недостаточно. Слабое здоровье Сталина не позволяло ему осуществлять тщательный высший надзор, который он осуществлял в 1930-х годах и во время Второй мировой войны. Ему нужен был надежный человек, который был бы его глазами и ушами в руководстве, точно так же, как Ленин обратился к нему за помощью в апреле 1922 года. Сталин действовал хитро. В любой момент времени после 1945 года у него был политический фаворит, и он иногда намекал, что фаворитом был выбранный им преемник. Но такая милость никогда официально не оказывалась, и Сталин возвышал отдельных людей только для того, чтобы позже низвергнуть их . Никто не мог ухватиться за рычаги власти таким образом, чтобы приобрести способность вытеснить Сталина.
  
  Рычагов было много. В 1946 году Совет министров (в том же году переименованный в Совнарком) состоял из сорока восьми министерств и комитетов, каждый из которых отвечал за большой сектор государственных функций.22 Сталин перестал возглавлять его. Вместо этого он усилил акцент на ‘кураторстве’. Это была система, при которой на каждого ведущего сподвижника Сталина возлагалась ответственность за группу учреждений.23 Сталину, желавшему переменчивости и расплывчатости в качестве окончательной гарантии своего правления, нужно было убедиться самому, что государство соответствует его заявленным намерениям. Кураторы были его решением. Они часто встречались с ним и никогда не знали, когда он может подвести их под удар, потому что одно из их учреждений дало ему повод для беспокойства. Каждая группа институтов была объектом соперничества. Члены Политбюро хотели иметь как можно больше институтов; это было знаком одобрения Сталина, а также дарованием реальной власти. Сокращение числа свидетельствовало о том, что на конкретного соратника пала тень неодобрения — или даже смертельной подозрительности Лидера. Его соратники находились под постоянным, интенсивным давлением. Они всегда боялись, что какая-нибудь глупая оплошность одного из их собственных подчиненных может иметь неблагоприятные последствия для них самих. Это могло произойти в любое время, потому что Лидер культивировал зависть среди всех них.
  
  Он также призывал их принять его собственный свирепый стиль руководства: на пленуме Центрального комитета партии в марте 1946 года он заявил: "Народный комиссар должен быть диким животным; он должен работать и нести прямую ответственность за работу".24 Правление, которое Сталин рекомендовал народным комиссарам и их кураторам, было совсем не похоже на модель бюрократической жизни, описанную социологами со времен Макса Вебера и Роберто Михельса. Даже в его последние годы, когда советский порядок стабилизировался и во многих отношениях окаменел, он сохранял воинственные и динамичные качества.
  
  Политика была медвежьей ямой. Члены Политбюро могли кусать и царапать друг друга так жестоко, как им хотелось, пока они добивались результата, которого требовал Сталин. Только в присутствии Сталина они были вынуждены умерить свое поведение. Политбюро перестало собираться во время войны, и довоенная традиция не была возобновлена.25 Сталин продолжал консультироваться с другими лидерами неформальными методами. Ему всегда нравилось, когда ведущие фигуры в Политбюро писали, телеграфировали или звонили по телефону о своем согласии с его предпочтениями в политике. Оргбюро и Секретариат, а также Совет министров и его Президиум совещались в его отсутствие. Съезд партии, который имел высшую формальную власть над всеми партийными органами, не созывался до 1952 года. Сталин рассчитывал править по неофициальным каналам; он знал, что нарушение институциональной упорядоченности помогло продлить его личный деспотизм. Он мог вмешаться приказом по своей прихоти. Он намеренно навязывал своим подчиненным противоречивую схему работы. Они, в отличие от него, должны были скрупулезно соблюдать административные процедуры. В то же время они должны были добиваться практических результатов независимо от свода правил. Давление было непрекращающимся. Это был тот способ, который ему нравился, и другие лидеры не осмеливались возражать.
  
  Тот факт, что Сталин часто уезжал из Москвы, заставил многих современников (и последующих комментаторов) предположить, что он теряет контроль над властью. Это было ошибочное представление. По крупным вопросам международной, политической и экономической повестки дня мало что ускользало от его осуждения; и кремлевские политики в целом были слишком напуганы им, чтобы пытаться обмануть его. Структура правления в центре и на местах также продолжала привлекать его внимание. В конце войны четыре органа имели огромное значение. Это были правительство, партия, полиция безопасности и армия. Сталину нужны были все они. Ему также требовалась ситуация, в которой ни один институт не стал бы настолько доминирующим, чтобы угрожать его положению. Самой очевидной угрозой после Второй мировой войны была Красная Армия, и военный герой страны Георгий Жуков немедленно попал под его подозрение.
  
  Не успел Жуков возглавить парад победы на Красной площади и завершить военные переговоры союзников с Эйзенхауэром и Монтгомери в Берлине, как его вывели из поля зрения. У Сталина было много компрометирующих материалов против него. Органы безопасности доложили Кремлю, что Жуков похитил эшелон с награбленным из Германии. Список был огромен, включая 3420 шелков, 323 меха, 60 картин в позолоченных рамах, 29 бронзовых статуэток и рояль.26 Это был установившийся обычай в красных оккупационных войсках. Практически каждый командир мог быть привлечен к ответственности по аналогичным обвинениям. Сталин поиграл с идеей судебного процесса, но в июне 1946 года ограничился переводом победителя под Курском и Берлином в Одесский военный округ (из которого он, в свою очередь, был уволен в феврале 1947 года). Правда постепенно перестала придавать большое значение именам маршалов. Полиция была уполномочена усилить надзор за офицерским корпусом. Несомненно, Красная Армия (переименованная в Советскую Армию в 1946 году) оставалась жизненно важной для решения задач поддержания политического контроля в СССР и Восточной Европе; она также получала щедрые бюджетные средства, поскольку Госплан все больше смещал центральное экономическое планирование в пользу военных расходов. И все же Сталин по-прежнему стремился держать вооруженные силы под своим гражданским контролем.
  
  Органы безопасности тоже попали под подозрение. Здесь метод Сталина был иным. Берия в мирное время, в отличие от Жукова, был слишком полезен, чтобы от него отказываться. И все же Сталину было выгодно заменить его в руководстве полиции. Берия слишком много знал и имел слишком много клиентов, которых он назначал на этот пост. Поэтому Сталин назначил Берию ответственным за советский проект создания атомной бомбы и ввел молодых людей в Министерство государственной безопасности (МГБ) и Министерство внутренних дел (МВД). Назначенным в МВД в декабре 1945 года был Сергей Круглов, а Алексею Кузнецову был поручен надзор за вопросы безопасности решались от имени Политбюро; Виктор Абакумов стал главой МГБ в мае 1946 года. Хотя преемственность административного руководства была желательна в теории, более высоким требованием Сталина была его неприкосновенная личная власть. Начальник полиции, занявший свой пост, мог представлять для него острую опасность, тем более что МГБ располагало вооруженными силами, которые могли быть задействованы при нормальном ходе событий. Сталин также сохранил свое собственное параллельное агентство безопасности в форме Особого отдела. Он в значительной степени полагался на Поскребышева, который держал его в курсе всего, важного для его интересов. Он также позаботился о том, чтобы начальник его телохранителей Власик был обязан самому себе и никому другому. Это было полицейское государство, где правитель постоянно недоверял своей полиции.
  
  Тем не менее, он одновременно сильно полагался на МГБ и МВД. Без их оперативной эффективности было бы трудно подорвать авторитет руководства Советской армии. Советский бюджет продолжал выделять огромные ресурсы органам безопасности. В Гулаге по-прежнему добывалась важнейшая доля алмазов, золота и древесины страны, а урановые рудники разрабатывались после 1945 года трудом заключенных. Действительно, зависимость Сталина от органов безопасности росла по мере того, как он усиливал политику, которая разрушала надежды большинства граждан на политическое и экономическое послабление. Принуждение общества было чрезвычайно важным.
  
  Однако даже Сталин не прогнозировал будущее СССР, в котором МГБ и МВД были бы эффективным правительством. Совет министров сохранил эту функцию. Растущая сложность экономики требовала специальных знаний, которых не хватало органам безопасности. Совет министров также стремился освободиться от чрезмерной опеки со стороны партийных органов: несколько ведущих политических деятелей придерживались технократического императива. Это была старая дискуссия, которая занимала мысли Сталина на протяжении 1930-х годов. Как и ранее, он колебался между двумя решениями. Одним из них было уступить министерскому лобби и положить конец вмешательству партии. Эту ориентацию особенно поддерживал Георгий Маленков. Другим решением было расширить и укрепить полномочия партии, если не до уровня конца 1920-х годов, то, по крайней мере, в ущерб Совету министров в 1940-х годах. Среди сторонников этой ориентации был Андрей Жданов. Сталин в первые годы после Второй мировой войны положительно склонялся в сторону Жданова. Но затем Жданов попал в немилость, и он начал оказывать поддержку Маленкову.27
  
  Аргументы, с структурной точки зрения, были тщательно взвешены. Жданов и его друзья могли указать, что Совет министров, предоставленный самому себе, не мог гарантировать идеологическую правильность сталинизма. Без этого Октябрьская революция была подорвана и смысл существования СССР был разрушен. Советский Союз не смог бы выжить на одних только технократических импульсах. Однако у другой стороны дебатов были не менее веские аргументы. СССР функционировал в мире интенсивной военной и экономической конкуренции. Если бы партийные доктринеры держали в руках кнут над министерскими специалистами, способность страны сравняться с США и их капиталистическими союзниками была бы снижена. Придирчивая опека партии связала бы одну из рук Советского Союза за спиной в соперничестве, которое дало бы Западу преимущество.
  
  Сталина не нужно было убеждать в том, что СССР должен был стать более конкурентоспособным или что идеологическая обработка и политический контроль были важны. Его государство не могло обойтись ни без правительства, ни без партии; и даже когда он отдавал предпочтение одному из них перед другим, он не делал выбор окончательным. Институциональная напряженность работала на его личную выгоду. Столкнув два органа в соперничестве, он укрепил свое положение арбитра. Но это, в свою очередь, означало, что ему пришлось довольствоваться более низким уровнем административной эффективности, который в противном случае ему бы понравился. Он исходил из предпосылки, что каждое учреждение преследовало свои интересы за счет других. Постоянное соперничество привело к систематическим обструкциям. Запутанные полномочия правительства, партии и полиции порождают массу бюрократической волокиты, которая замедляет процессы обсуждения и реализации. Динамизм был введен, когда сам Сталин отдавал прямой приказ или когда он позволял влиятельной группе подчиненных осуществлять желаемую инициативу. Но Сталин знал, что не может знать всего. Сеть центральных институциональных органов хорошо работала для поддержания его деспотизма; она была менее эффективной в обеспечении гибкого, действенного правления. Сталин дорого заплатил за свой деспотизм.
  
  
  49. ПОЛИТИКА И ЧИСТКИ
  
  
  Сталин не ограничивал свою политическую деятельность в Кремле манипулированием существующими центральными структурами и натравливанием ведущих политиков друг на друга. В опасные послевоенные годы приходилось постоянно обсуждать политику. Внешняя и внутренняя ситуация постоянно менялась, и Сталин не мог справиться без консультаций со своими коллегами-лидерами. Ему пришлось признать, что существуют пределы тому, что он мог узнать о мире своими одиночными усилиями. Он также не мог безопасно полагаться исключительно на свое собственное суждение. Было прагматично санкционировать степень расхождения во мнениях среди его подчиненных до определения политики. Разногласия между лидерами были не только неизбежны: они были также желательны. В этом не было секрета; члены Политбюро понимали, как ими манипулируют. Но они также видели, что если они не смогут занять определенную позицию при обсуждении дел, Сталин может решить, что они больше не представляют для него никакой пользы. В то же время они должны были избегать высказываний, которые могли бы его рассердить. Если не считать его убийства, они оставались в его власти — и его скрупулезное внимание к деталям его личной безопасности делало крайне маловероятным, что покушение на его жизнь будет успешным.
  
  Ведущие соратники Сталина в любом случае были одновременно заняты выполнением своих институциональных обязанностей. На каждого из них ложилась огромная ответственность, а их власть и привилегии были, по крайней мере, некоторой компенсацией за порабощенное состояние их работы. Ими также двигало патриотическое рвение и, в некоторых случаях, идеологическая приверженность. Они действовали под контролем Сталина в течение многих лет. Вряд ли стоит удивляться, что он продолжал доминировать и эксплуатировать их точно так же, как они своих подчиненных.
  
  И поэтому Сталин часто перетасовывал колоду руководства, когда отдельные люди завоевывали или теряли его доверие в битвах, которые он допускал по поводу политики. Одним из лидеров, которого он понизил в должности вскоре после войны, был Вячеслав Молотов. Наряду с Кагановичем и Микояном Молотов был его самым продолжительным подчиненным. Поначалу все казалось хорошо. Когда Сталин отправился в отпуск на юг в октябре 1945 года, он оставил четверку Молотова, Берию, Микояна и Маленкова отвечать за Кремль.1 Но почти наверняка он искал предлог для нападения на Молотова, и инцидент с публикацией отрывков из речей Черчилля дал ему то, чего он хотел. Возможно, Сталина возмущала военная слава Молотова, а также его популярность как этнического русского. Британская пресса, должно быть, еще больше усугубила ситуацию, предположив, что Молотов напрягает мускулы, чтобы прийти к власти.2 Бенефициарами кончины Молотова были Маленков и Берия, которые в марте 1946 года были повышены — на редком пленуме Центрального комитета партии — до полноправных членов Политбюро, и имя Маленкова появилось после имени Сталина в составе Оргбюро и Секретариата.3 Молотов не был уволен с поста министра иностранных дел до марта 1949 года, но его пребывание на посту заместителя Сталина уже закончилось.
  
  И все же, хотя Сталин был обижен и подозрителен, даже он еще не хотел полностью избавиться от Молотова. Когда Трюгве Ли, генеральный секретарь Организации Объединенных Наций, посетил Сталина в Москве в мае 1950 года, Сталин отозвал Молотова, чтобы тот принял активное участие в обсуждениях.4 Опыт Молотова был пока слишком полезен, чтобы им пренебрегать. Его формальный статус был подорван, но его фактическое влияние, несмотря на сокращение, все еще было далеко не ничтожным. Он оставался членом Политбюро и, что более важно, постоянным гостем на обедах на даче Сталина. Сталин вел долгую игру.
  
  В поисках противовеса новой власти Маленкова он обратился к Андрею Жданову, которого в апреле 1946 года назначили ответственным за Управление пропаганды в Секретариате партии. Положение Жданова укрепилось благодаря одновременному назначению Алексея Кузнецова, который работал вместе с ним в Ленинграде, главой кадрового управления Секретариата. Маленков знал, что ему нужно будет оглянуться через собственное плечо.5 Действительно, едва он поднялся, как был повержен. В мае 1946 года Политбюро уволило его из партийного секретариата. Сталин обвинил его в неспособности улучшить качество производства самолетов. его место занял Н. С. Патоличев.6 Время Маленкова в sun было коротким; однако, как и Молотов, он не был полностью отстранен от деятельности Кремля (по крайней мере, после его возвращения с задания в советских республиках Центральной Азии). Пока что жонглирование кадровым составом после войны не повлекло за собой ничего, кроме очевидной потери престижа и влияния. Маленков не был арестован, но его клиенты в партии и правительстве были отстранены от должностей и часто заменялись лицами, связанными со Ждановым в то время, когда он работал в Ленинграде. Звезда Жданова была в зените.
  
  Почему именно Сталин внезапно изменил свои предпочтения, остается загадкой. Возможно, его искренне раздражали разоблачения небрежных стандартов в авиастроительной отрасли. Возможно, однако, он искал любой предлог, чтобы держать все Политбюро в напряжении — и не было ни одного члена Политбюро, который в конечном итоге не вызвал бы его неодобрения. Возможно, любовь Сталина к Жданову также сыграла свою роль; Молотов вспоминал: "Сталин любил Жданова больше всех остальных".7 Со Ждановым по правую руку Сталин выступил против Микояна. Это были не первые их разногласия за последние годы. В 1944 году Сталин "грубо" отклонил предложение Микояна предоставить восстановленным колхозам Украины семена зерновых для озимого сева: он обвинил Микояна в "антигосударственных действиях".8 В декабре 1946 года это переросло в постоянную враждебность со стороны Сталина, когда он обвинил его в поддержке шагов по уступке условиям США для увеличения взаимной торговли.9
  
  Никто не был в безопасности. Центральный комитет партии по просьбе Сталина ввел ленинградца Вознесенского в состав Политбюро в феврале 1947 года. Но Сталин в то же время ввел Николая Булганина в члены: он не хотел, чтобы ленинградская группа пользовалась непревзойденной властью в центре. Действительно, он никогда не позволял новому балансу надолго нарушаться. Склонение чаш весов было характерной чертой его правления, и он вряд ли смог бы сохранить Жданова в качестве своего постоянного фаворита. Молотов и Микоян, однако, исчезли из поля зрения. Приглашенные отобедать со Сталиным в Мюссери в 1948 году, они были задеты небольшой сценой с участием Поскрëбышев. В середине трапезы Поскрëбышев внезапно повернулся к Сталину и сказал: "Товарищ Сталин, пока вы были в отпуске здесь, на юге, Молотов и Микоян в Москве организовывали заговор против вас".10 двух обвиняемых, понявших, что Сталин подстроил эту сцену; и когда они заявили о своей невиновности, Сталин принял их протесты. Но они так и не вернулись в его пользу. По словам Микояна, ‘капризность’ Сталина стала очевидной только в последние годы войны. Микоян обманывал самого себя. Он не смог вспомнить, что Сталин, находясь у власти, всегда упивался произвольными методами. Разница заключалась в том, что Микоян, после карьеры пользовавшийся благосклонностью Сталина, лишь недавно стал их жертвой.
  
  Если Микоян и был прав, то это заключалось в том, что Сталин с последних лет войны начал вести себя более странно, чем когда-либо, по отношению к своему окружению в социальной среде. Они боялись его до 1941 года. Они никогда не могли предсказать, что он может над ними подшутить и арестовать. Но по мере приближения победы в войне и возобновления дружеского поведения Сталина ему нравилось играть с их чувствами. Они сочли это признаком ухудшения, а не постепенного расширения существующей тенденции. Они были выжившими политиками, но неискушенными психологами, несмотря на их опыт работы с его настроениями на протяжении нескольких десятилетий.
  
  Кремлевская политика начала благоприятствовать Маленкову и Берии, когда в августе 1948 года Жданов умер после длительного лечения в клинике. Страдая алкоголизмом и сердечными заболеваниями, он годами был болен. Но распространился слух, что врачи убили его. Один из медицинских работников клиники, Лидия Тимашук, подала жалобы на плохое обращение, которому он подвергался. Хотя кабинет Сталина получил досье на Жданова, никаких действий за этим не последовало — возможно, он на самом деле не изучал его в то время. Он в любом случае перестал проявлять благосклонность к Жданову на несколько месяцев, и теперь он наделил полномочиями Маленкова и Берия, чтобы после его смерти провести расследование политической ситуации в Ленинграде. Маленков, аппаратчик с детским лицом и избыточным весом, с ужасающим послужным списком во время Большого террора, утверждал, что нашел доказательства заговора, направленного против Сталина и Кремля. Сталин был достаточно убежден в том, что ленинградцы не подчинялись политике, чтобы санкционировать массовую политическую чистку в руководстве партии и правительства города. В 1950 году последовали казни. Маленков вернулся в Кремль в качестве фаворита Сталина на следующие несколько лет.
  
  Не все ленинградские политики поддерживали стремление Жданова расширить политические функции партии. Но многие поступали так, и город имел репутацию убежища для тех, кто сохранил приверженность важности партии, идеологии и обузданию технократических тенденций в обширном аппарате Совета министров.11 Против Жданова выступили Маленков и Берия, которые выступали за большую свободу действий министерств в решении задач экономического возрождения. На обязательном непрозрачном языке они подчеркивали предпочтение назначения специалистов во главе дел. Должен преобладать опыт, а не идеология. Разделение между двумя сторонами было не совсем четким. Берия и Маленков не выступали за отстранение партии от руководства страной. Оба также были связаны с органами репрессий, хотя Берия перестал руководить органами безопасности с 1945 года. В какой-то степени их мнения отражали интересы учреждений, которые они возглавляли в настоящее время, — и это было справедливо также для Жданова. Но спор внутренней важности разделил их. Сталину пришлось бы как-то его разрешить.
  
  Ленинградское дело было первой кровавой чисткой коммунистической политической элиты с 1938 года. Депортации, аресты и казни после Второй мировой войны были направлены против определенных социальных категорий, особенно ведущих фигур в общественной и экономической жизни недавно аннексированных прибалтийских государств. Сталин также отправлял возвращающихся военнопленных на принудительные работы в лагеря Гулага. Но заключение ленинградцев в тюрьму было иным, потому что жертвы принадлежали к высшим эшелонам власти в СССР. На этот раз он не утруждал себя показательными процессами. Сотни партийных и правительственных функционеров были брошены в тюрьму и расстреляны. Среди них были член Политбюро Николай Вознесенский, секретарь Центрального комитета Алексей Кузнецов, премьер-министр РСФСР Михаил Родионов и первый секретарь Ленинградской парткомиссии П.ëт.Р. Попков.
  
  Хотя Сталин не раскрывал своих мотивов, о мотивах Маленкова и Берии можно легко догадаться. Их всегда возмущал авторитет Жданова и его политическая клиентура в Ленинграде. Советская общественная жизнь была змеиной ямой, а Маленков и Берия были двумя ее анакондами. У них появилась возможность задушить соратников Жданова. Но почему Сталин согласился? Вероятно, его возмутило то, как Вознесенский выступил против него в военное время; Вознесенский также был единственным членом Политбюро, написавшим книгу-бестселлер после войны. Вполне возможно, что его растущий статус политика раздражал Сталина так же, как Жуков раздражал его как командира. В любом случае, когда выяснилось, что Вознесенский утаил важные данные Госплана, у Маленкова, который всегда ненавидел его лично, появился шанс12 обвинить его в безответственном и даже предательском поведении.13 Было также установлено, что Вознесенский утаил информацию о несоответствиях между государственными экономическими планами и реальной экономической ситуацией. Откровенный Вознесенский был показан обманщиком. Хотя все в политическом руководстве были лживы, Вознесенскому не повезло, его разоблачили. По мнению Сталина, член Политбюро не мог совершить более гнусного проступка, чем не быть честным с ним.
  
  Другие ленинградцы также оскорбляли Сталина. Руководство Ленинграда, ‘города-героя’ во время Великой Отечественной войны, культивировало местный патриотизм. Столица Российской империи со времен правления Петра Великого, она оставалась соперницей Москвы после переноса резиденции правительства в Москву в марте 1918 года. Жители Ленинграда думали, что пережили немецкое наступление больше благодаря собственной решимости, чем помощи из Кремля. Город начинал казаться столицей России в советском многонациональном государстве — СССР— базирующемся в Москве.
  
  Руководство партии и правительства в городе начало подавать признаки того, что выходит за рамки, одобренные Сталиным.14 Как бы ему ни нравилось включать национальную гордость русских в доктрину и политику, он никогда не переставал беспокоиться о возможном росте национализма среди них. Ленинградская политическая элита не смогла осознать закономерности ситуации. Кузнецов организовал розничную ярмарку в Ленинграде для всех частей РСФСР без разрешения Кремля, и Родионов призвал создать специальное "Бюро по РСФСР".15 Вознесенский не работал в Ленинграде с довоенных времен; но Сталин почувствовал в нем националистическую жилку и сказал Микояну: "Для него не только грузины и армяне, но даже украинцы - ненастоящие люди".16 Более того, ленинградцы, включая Жданова, с энтузиазмом относились к югославам после Второй мировой войны. Тито и югославы выступали за более радикальную коммунизацию Восточной Европы.17 В то время Сталин не возражал; но когда они с Тито поссорились, известная склонность Жданова — даже если в то время ее одобрял Сталин — возможно, заставила его заподозрить, что ‘вторая столица’ СССР была гнездом предательства. Вознесенский пользовался большим расположением в военное время, а Кузнецов в 1948 году даже упоминался Сталиным как его возможный преемник.18
  
  На самом деле они не угрожали Сталину. Ни один ленинградский лидер явно не стремился продвигать дело русских националистов. Единственным серьезным источником беспокойства было то, что они пытались создать автономные основы для РСФСР в составе СССР. Но всегда крайне осторожный, Сталин ничего не оставлял на волю случая. Ленинградцы были арестованы, допрошены и расстреляны. Они не были сплоченной группой с единой и согласованной программой; и у некоторых из них — в частности, у члена Политбюро и председателя Госплана Вознесенского — были интересы, которые противоречили акценту Жданова на достоинствах партии. Но в политических дискуссиях после войны достаточно многие из них были единодушны, чтобы их можно было рассматривать как потенциальную ориентацию внутри высшего правящего круга.19
  
  Ленинградское дело не остановило спор о политике. Безусловно, положение министерского аппарата укрепилось в ущерб партии, и подготовленные специалисты в экономическом и социальном секторах общественной жизни — и даже в политических — остались без внимания партии и полиции. Поигравшись с мерами по повышению уровня жизни населения, Сталин вернулся к старым приоритетам. Холодная война наложила колоссальную бюджетную нагрузку на и без того пострадавшую советскую экономику. Были приняты меры для максимального увеличения производства тяжелой промышленности, и ресурсы были в изобилии посвященная вооруженным силам и оружейным заводам, а также разработке ядерного оружия. Были сделаны ксенофобские заявления о мировых делах; мало что осталось от ограничений, характерных для Большого альянса. Культурное послабление военного времени было отменено, и преследование творческой интеллигенции возобновилось. Все русское вызывало экстравагантные похвалы. Марксизм–ленинизм в его своеобразном сталинском варианте был в центре пропаганды прессы, радио и школьного образования. Карательные процедуры были ужесточены; заключенные, освобожденные по истечении их сроков заключения в ГУЛАГе, были повторно арестованы и либо отправлены обратно в лагеря, либо переведены в спецпоселения.
  
  Сталину нравилось, когда мир верил, что дебаты по основным аспектам политики перестали быть необходимыми и что в СССР существует народный консенсус. Таким образом, любой пересмотр ‘линии дня’ был в лучшем случае пустой тратой времени, а в худшем - ересью и опасностью для государственных интересов. Предположительно, идеи Сталина были в точности идеями партии и рабочего класса. Тем не менее некоторые члены его окружения считали, что некоторые сферы общественной жизни требуют реформ. Маленков считал, что производству легкой промышленности следует уделять приоритетное внимание, несмотря на ухудшение отношения между США и СССР. Берия согласился (и после смерти Сталина он сотрудничал с Маленковым в стремлении способствовать примирению между бывшими военными союзниками). Вероятно, Маленков и Берия также согласились с тем, что разрыв с Югославией был нежелательным. Маленков, однако, был менее склонен, чем Хрущев, признавать существование чрезвычайной ситуации в сельском хозяйстве в СССР. Он также отказался признать опасность, указанную Берией, которая была вызвана обострением национальных чувств среди нерусских народов. Высшее руководство было пронизано подавленными спорами по целому ряду текущих направлений политики.
  
  Одно дело для Сталина было разработать своеобразную структуру советского политического руководства, и совсем другое - сохранить ее. Играя с судьбами своих подчиненных, он рисковал дестабилизировать весь государственный порядок, как это произошло в 1937-1988 годах. Институтам, контролирующим общество, экономику и культуру, необходимо было поддерживать свою власть. Общество было запугано, но оно было способно вспыхнуть восстанием: история народных восстаний в Российской империи послужила предостережением против самодовольства властей. Это был не единственный расчет Сталина. Он знал, что, если он уберет своих подчиненных в ходе одной большой чистки, он навлечет на себя дурную славу. Он выбрал их всех, и его суждения будут поставлены под сомнение. Более того, Сталину также приходилось опасаться реакции своих намеченных жертв. Если бы он заставил их испугаться его намерений, они могли бы предпринять попытку государственного переворота. Поэтому он действовал против отдельных лиц, а не против всей группы. Сталин не был всемогущим. Ему нужно было действовать осторожно, действуя против своих подчиненных поэтапно.
  
  Существует образ Сталина как правителя, который показывает его как беспрецедентного в истории деспота. Больше, чем Людовик XIV, он мог точно заявить: "Я тот, кто есть я. ’Большой террор привел к полной победе. Прочный институт верховной власти — партия - была завоевана его кровавыми методами, и впоследствии он мог делать более или менее все, что ему заблагорассудится. Все учреждения находились в постоянном соперничестве друг с другом на уровне, значительно более низком, чем императорский трон Сталина. Учреждения, безусловно, имели значение. Но они получали свои приказы с небесных высот, не имея возможности изменить содержание. Они функционировали как административные конвейерные ленты Сталина, их задачей было выполнять любые поручения, которые он ставил на каждый конкретный день. Руководители учреждений занимали свои посты исключительно по его прихоти, и они выполняли свои обязанности в соответствии с буквой его выраженной воли. Следовательно, учреждения и лидеры были простым продолжением заявленных пожеланий и намеков Сталина. Политика в любом общепринятом смысле прекратилась. СССР управлял административный гигант, хозяином которого был рябой маленький психопат. Согласно таким образам, Сталин был тоталитаризмом в человеческом обличье.
  
  Центральные органы были не единственной проблемой. У каждого учреждения были свои внутренние противоречия. Центр соперничал со своими местными филиалами. Лидеры в Москве пытались повысить свой авторитет, назначая своих личных сторонников на должности более низкого уровня. Патронаж был нормализован как политическое явление. Сталин мог ослабить его влияние, поместив соперников в определенные учреждения; но он не мог полностью устранить его, и после окончания Большого террора не считал своим делом пытаться. Он мог также вводить своих собственных назначенцев в провинциальные эшелоны власти. И все же для всего этого требовалось много энергии. Сталин обладал этим в 1930-х годах, даже если он делал выбор, основанный скорее на догадках, чем на знакомстве с функционерами — он перестал встречаться с делегациями провинций как нечто само собой разумеющееся в конце 1920-х годов. На самом деле он редко вмешивался в огромный процесс нецентральных назначений после 1945 года. Он был слишком стар и измучен, и его мысли были заняты другим: грандиозной внешней и экономической политикой, корейской войной, мировым коммунистическим движением и своим политическим превосходством.
  
  Сталинское правление оставалось таким же противоречивым, как и прежде. Огромная власть перешла к Сталину и его подчиненным в Политбюро, и только святые или дураки критиковали право на власть или содержание их политики. Выборы были фикцией. Консультации с общественным мнением никогда не проводились. Обязанностью советских граждан было прислушиваться к приказам и соглашаться с доктринами. Иерархическое командование стало нормальным и первостепенным аспектом управления, и любой, кто бросал вызов такому развитию советского порядка — и даже многие из тех, кто не осмеливался бросить ему вызов, — был уверен, что окажется прижатым к стене или в трудовой лагерь. Огромная, активная мощь государства была непреодолима, и мало кто пытался сопротивляться. Всего лишь горстка отважных российских студентов собралась в университетах и обсудила планы возвращения идеологии и практики к истинному ленинизму. Религиозные диссиденты тоже продолжали проводить тайные собрания. Некоторые интеллектуалы продолжали писать, несмотря на отсутствие перспективы публикации. Вооруженные партизанские группы на Украине и в странах Балтии, хотя и уменьшились, еще не были ликвидированы. Но по всему лицу СССР силы сопротивления сталинизму были слабы. На задворках этого могущественного государства сидел Иосиф Сталин — Сосо для своих престарелых школьных друзей, Иосиф для Аллилуевых, Босс для Политбюро и Отец народов для своих подданных. Руки деспота продолжали крепко сжимать рычаги власти; и пока он дышал, его нельзя было сдвинуть с места.
  
  Внешность не обманывала: он был неоспоримым деспотом. Но эта внешность настолько ослепляла, что скрывала его слабости. На низших уровнях государства и общества нарушения иерархического принципа носили системный характер. Не только в политике, но и во всех административных слоях СССР имели место воровство, коррупция, кумовство, неформальное покровительство, неверная отчетность и общий беспорядок. Защищались региональные, институциональные и местные интересы. Советский порядок платил рабочим и колхозникам гроши, но не смог навязать модель соблюдения трудовых норм, общепринятую на Западе. В задачах микроменеджмента эта тоталитарная система потерпела полный провал.
  
  Сталин не подавал никаких признаков того, что знал об этом. Ни разу после Второй мировой войны он не посетил завод, ферму или даже административный офис. Он правил своим умом. Встречаясь со своими коллегами-политиками, он пытался вытянуть из них ту информацию, которую они умудрялись от него скрывать. Он устраивал званые обеды. Он поддерживал регулярные контакты со своими органами наблюдения. Он отдавал приказы и посылал телеграммы с угрозами. Он перекрыл каналы распространения доктрины и мнений, отличных от его собственных. Он организовал аресты. И все же его "всемогущество" не позволило ему усовершенствовать пирамидальный порядок., его инспекторы постоянно находили неуместными нижние уровни структуры, но они давно перестали говорить ему полную правду. Когда ему было объявлено о дефектах, это было по правилам предположить, что действовали саботажники, диверсанты или иностранные агенты. Никто не осмеливался настаивать на том, что проблема была присуща советскому порядку и политике, введенной и реализуемой Сталиным. Это был окончательный порочный круг. Сталин знал только то, что хотел знать. Его подчиненные пытались говорить ему только то, что он хотел или что они хотели, чтобы он знал. Лидер, обладавший самой проникающей властью из всех современных правителей, был отгорожен от модальностей советского порядка на его нижних уровнях. Хозяин всего, что он наблюдал, он видел лишь малую часть реалий своей страны и контролировал еще меньше.
  
  
  50. ПОКЛОНЕНИЕ ИМПЕРАТОРУ
  
  
  Сталин иногда заявлял, что его смущает экстравагантность его культовых ритуалов. Он просил ограничить восхваления и ворчал своим пропагандистам, что они их переступают. В 1945 году, обсуждая планы выхода первого тома своего собрания сочинений, он предложил ограничить тираж тридцатью тысячами экземпляров из-за нехватки бумаги. Другие участники встречи убедили его согласиться на триста тысяч экземпляров, утверждая, что общественный спрос будет огромным.1 Годом позже на аналогичной встрече, посвященной обсуждению проекта второго издания своей биографии, Сталин также проявил осторожность. Лесть вызвала у него раздражение:2
  
  
  Что должен делать читатель после прочтения этой книги? Опуститься на колени и помолиться мне!… Нам не нужны идолопоклонники… У нас уже есть учение Маркса и Ленина. Никаких дополнительных учений не требуется… Нигде четко не сказано, что я ученик Ленина… На самом деле я считал и продолжаю считать себя учеником Ленина.
  
  
  Необходимо было учитывать будущее революции, марксизма и СССР. ‘А что, ’ воскликнул Сталин, - если меня больше не будет рядом?"… Вы не будете прививать любовь к партии [посредством этого проекта]… Что произойдет, когда меня здесь не будет?"3
  
  И все же Сталин не препятствовал фанфарам всерьез: либо он играл в психологические игры, либо его больше не беспокоило сохранение жесткого контроля в области пропаганды. В 1946 году его собрание сочинений вышло первым тиражом в полмиллиона экземпляров. Только к концу 1947 года было издано миллион экземпляров исправленной биографии — и одновременно было выпущено в печать десять миллионов экземпляров Краткого курса истории партии.4 Поклонение Сталину стало государственной отраслью (и сам Сталин отказался от своей нерешительной попытки ограничить тираж).
  
  Существовал жесткий иконографический контроль. Эпизод 1946 года иллюстрирует карательную заботу, проявленную к изображению Лидера. Художница В. Ливанова нарисовала плакат ‘9 мая — всемирный праздник Победы" для московского издательства "Арт". В соответствии с обычной процедурой редакторы проверили ее на визуальные качества и политическую достоверность, прежде чем отправить цензору И. Н. Клейнеру в Главлит, центральный орган цензуры. Но затем все пошло не так. Редакция не стала дожидаться решения, а отправила плакат для печати в оккупированную советским союзом зону Германии. По когда копии плаката были отправлены обратно для распространения в СССР, были обнаружены две ошибки. Одна из них заключалась в том, что было всего пятнадцать баннеров, представляющих советские республики СССР, вместо шестнадцати. Другое, связанное со Сталиным: у его маршальской звезды было шесть точек вместо пяти. Расследование показало, что ошибки были допущены самой Ливановой, а не злодеями в Германии (как подозревалось). Сам Главлит попал в беду из-за того, что не проявил должной осторожности. Кляйнер был уволен, и перепуганное руководство Главлита, пытаясь доказать свою лояльность, попросило о подчинении Министерству внутренних дел.5
  
  Этим небольшим ошибкам приписывалось пагубное значение. Враги советского строя могли призывать к расчленению СССР путем сокращения числа официальных знамен. Возможно, здесь содержался подразумеваемый призыв к Украине отделиться от СССР и обрести независимость. Что касается изображения маршальской звезды Сталина с шестью точками, это может наводить на мысль о заговоре с целью представить его как друга международного еврейства, поскольку Звезда Давида также имела шесть точек.6
  
  Культ был центром системы верований марксизма–ленинизма–сталинизма. Хотя у него не было вероучения, его приверженцы должны были строго придерживаться шаблонной терминологии и образов. Такие тексты, как "Капитал" Маркса и "Государство и революция" Ленина, функционировали подобно Евангелиям, а "Краткий курс" и официальная биография Сталина были эквивалентны Деяниям Апостолов. Аккуратность в отношении слов и изображений напоминала христианские церковные традиции бывшей Российской империи — и на Сталина, который до двадцати одного года посещал Тифлисскую духовную семинарию, вполне могли повлиять, сознательно или нет, его воспоминания о непреклонной приверженности православной Церкви установленным обрядам, литургии и изображениям.7 Иконописцы изображали священные фигуры в соответствии с жестко предписанными правилами. Возможно, это послужило источником необычайно тщательного контроля за общедоступными материалами о Сталине. Если это действительно было так, то это, должно быть, усилило предрасположенность марксистско–ленинских доктринеров обеспечить верность текстам Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, чтобы искоренить любые следы неортодоксальности. Средневековое христианство и вульгарный марксизм представляли собой мощную смесь.
  
  Установившаяся безличность образов Сталина была загнана в узкоколейку. Ни одному члену Политбюро не разрешалось выставлять на всеобщее обозрение профиль, который мог бы отвлечь людей от обожания Лидера. Соратники-ветераны, такие как Молотов, Каганович и Микоян, стали заметны только тогда, когда выполняли особые обязанности: ни один из них даже не был упомянут в книге Николая Вознесенского "Военная экономика СССР" ; и о них не упоминалось в главах, добавленных к послевоенным изданиям "Краткого курса" и официальной биографии Сталина.8
  
  Вождь зорко следил за продуктами советской пропаганды. Его неудовольствие вызвал даже роман Александра Фадеева "Молодая гвардия", удостоенный Сталинской премии. Это был бестселлер о партизанах-подростках, работавших в тылу Германии во время войны. Их храбрость, решительность и патриотизм нашли отклик в сердцах читателей, и книга была особенно популярна среди молодежи в СССР. Но Сталин передумал. Необычно, что он не прочитал текст до присуждения премии. Илья Эренбург вспоминал о ярости вождя, когда он увидел, как рвался фильм, снятый по роману: ‘Здесь были молодые люди, брошенные на произвол судьбы в городе, захваченном нацистами. Где была комсомольская организация? Где было руководство партии?’9 Смысл для Сталина состоял в том, чтобы все понимали, что победа в войне была обеспечена институциональными рамками и руководством, обеспечиваемыми государственными иерархиями. Ни отдельные люди, ни даже большие социальные группы не могли быть изображены как действующие автономно. Была навязана кодифицированная версия исторической реальности. Анафеме подвергалась любая работа, показывающая, как советские граждане эффективно сражаются против вермахта без прямого контроля административной иерархии, простирающейся вниз от Кремля.
  
  Сама война стала для него чем-то вроде смущения. Празднование годовщины Дня Победы было приостановлено после 1946 года и возобновлено только после его смерти. Мемуары генералов, солдат и гражданских лиц были запрещены. Сталин хотел контролировать, манипулировать народной памятью и направлять ее в нужное русло. Реальность военного времени могла нарушить его планы относительно послевоенного режима. Мысли о том, как люди справлялись и боролись без ссылки на авторитет Сталина, были опасны.
  
  Второе издание его официальной биографии, представленное под оглушительные фанфары в средствах массовой информации в 1947 году, добавило материал о Великой Отечественной войне и роли Сталина в ней. Поправки были также внесены в существующие главы. Хотя авторы в целом преувеличивали утверждения, сделанные о нем, было одно исключение. В то время как в первом издании утверждалось, что до 1914 года его восемь раз арестовывали и семь раз ссылали, во втором цифры были сокращены до семи и шести соответственно. Но в остальном новое издание представляло собой еще более экстравагантный панегирик, чем предыдущий. Раздел о Второй мировой войне почти не упоминал никого, кроме Сталина, и его единственная короткая поездка в район фронта рассматривалась как решающая для успеха Красной Армии. Повествование было немногим больше, чем список сражений. Упоминались правительство и армия. Но драма, в той мере, в какой она существовала в главах, была сосредоточена на решениях и вдохновении, исходящих от Сталина. В книге полностью отсутствовал отчет о трудностях обсуждения в Ставке или о вкладе других лидеров и народа в целом. Детали карьеры Сталина во время войны были упущены из виду; к нему относились как к воплощению государства и общества в победе. Даже больше, чем до Второй мировой войны, он был иконой без индивидуальности. Сталин, партия, Красная Армия и СССР были представлены как неотличимые друг от друга.10
  
  Сталин был все ближе к тому, чтобы лишить Ленина его основного статуса в Советском Союзе. Указания на это были в его предисловии к первому тому собрания сочинений. Он выразил удивление по поводу того, что Ленин, который разработал компоненты своей расширенной марксистской теории социалистической революции в 1905 году, полностью не обнародовал этот факт до 1917 года.11 Ранее официальные пропагандисты были обязаны настаивать на том, что ленинская политика развивалась непрерывной линией позитивных изменений. Сталин к 1946 году предполагал, что Ленин упустил один-два трюка.
  
  Его рост престижа за счет Ленина принимал и другие формы. Официально заказанные картины создавали визуальное представление о том, что величайшим из двух коммунистических лидеров был Сталин. Это было сделано довольно тонко. Обычно Сталин стоит уверенно, с трубкой в руке, когда он объясняет вопрос политической стратегии жадно слушающему Ленину: как будто роли учителя и ученика поменялись местами. Помимо невероятности подчинения Ленина, было его известное отвращение к любому, кто курил в его присутствии. году Михаила Чиаурели еще одним нереалистичным штрихом стала растущая тенденция художников изображать Сталин был выше Ленина. Фактически они были примерно одного роста. Само собой разумеется, что физические недостатки Сталина тщательно игнорировались. С каждым годом после Второй мировой войны в исторических репрезентациях он все больше походил на крепкого, зрелого спортсмена. Та же линия проводилась в фильмах. В незабываемом 1919 Сталина невозмутимо распределяющим решения. Изображение показывает его исключительным в своем отказе поддаваться панике. Всегда кажется, что он выступает за ‘правильное’ решение, вызывающее всеобщее признание. Выживание советского государства представляется главным образом достижением Сталина.
  
  Это было сделано обдуманно. Политика руководства была глубоко репрессивной; выборы и консультации с обществом в целом отсутствовали. Народные стремления к государству и обществу иного типа были сильны, и советские лидеры рассматривали их как угрозу. Была введена в действие схема идеологической обработки, призванная укрепить панцирь старого режима. Сила сама по себе не сработала бы. Сталин уже был воплощением советского порядка, и его обращение к гражданам СССР было глубоким и масштабным даже среди миллионов людей, которые ненавидели его политику. Это явление невозможно оценить количественно: отчеты полиции безопасности импрессионистичны и искажены грубыми предрассудками, а независимые открытые опросы массового мнения не проводились. Но реакция на смерть Сталина в марте 1953 года, когда народное горе приняло широко распространенную истерическую форму, указывает на то, что уважение и даже привязанность к нему были существенными. Он воплощал гордость за военную победу. Он выступал за промышленную мощь и культурный прогресс. Даже если бы он не хотел культа своего величия, такой культ пришлось бы изобрести.
  
  Общественная жизнь функционировала исходя из предпосылки, что все хорошее в СССР проистекало из талантов и благодеяний Иосифа Сталина.12 Среди проявлений культа была Книга о вкусной и здоровой пище, эпиграфом к которой послужила следующая цитата из него: "Определяющая особенность нашей революции состоит в том, что она дала народу не только свободу, но и материальные блага и возможность комфортной и культурной жизни".13 Ни одно научно-популярное произведение не могло появиться без упоминания о его гении. История, политика, экономика, география, лингвистика и даже химия, физика и генетика считались недостаточно изученными, если они не включали в себя его руководящие идеи.
  
  И все же в глубине души этому деспоту недоставало подлинной уверенности в своей внешности. Его одряхлевшая левая рука, изрытое оспой лицо и невысокий рост, по-видимому, мешали ему наслаждаться своим культом так сильно, как он мог бы это сделать в противном случае. Он одновременно любил и ненавидел излишнюю лесть. Он также понимал, что редкость свежих изображений с его стороны служила поддержанию общественного интереса. Фамильярность могла вызвать апатию или презрение. По этим причинам он решил наложить технические ограничения на свою иконографию в большей степени, чем это делали большинство современных иностранных правителей. Он предпочитал, чтобы его рисовали, а не фотографировали. Несмотря на это, ему не нравилось позировать придворным художникам; и когда его рисовали, он ожидал, что его эстетически идеализируют и политически обеляют. Шли годы, количество изображений, получивших его одобрение, сокращалось. Отказавшись от новых фотографий, он продолжал публиковать те, которые были одобрены до Второй мировой войны: это было справедливо даже для второго издания его официальной биографии (в котором были сильно обработанные аэрографом версии фотографий, опубликованных с 1920-х годов).14
  
  Существовала пара исключений. Биография включала фотографию, на которой он машет рукой с кремлевской стены, и картину, на которой он изображен в форме генералиссимуса; но хотя на обеих он выглядел старше, чем на более ранних снимках, влияние возраста было искажено. На картине его усы казались темными, и даже волосы на голове имели лишь намек на седину. На лице не было изъеденной оспой кожи. Китель сидел на нем с неестественной аккуратностью, а медали на груди, включая маршальскую пятиконечную звезду, выглядели так, как будто они были приклеены к плоской доске. Эта картина художника Б. Карпова использовалась в плакатах, бюстах и книгах.15 Была также фотография, на которой он сидел со своими коллегами—маршалами; но его изображение было таким маленьким по сравнению со страницей, что его лицо и тело были едва различимы - и в любом случае аэрографы снова поработали: его плечи были неправдоподобно широкими, и он казался крупнее других фигур на фотографии.16
  
  Время от времени предпринимались попытки "очеловечить" его образ. Наиболее заметными были мемуары, подготовленные оставшимися в живых Аллилуевыми. Анна Аллилуева и ее отец Сергей, гордящиеся прошлым своей семьи, записали свои впечатления о Сталине до Октябрьской революции. Они были опубликованы в 1946 году.17 Книга Сергея появилась посмертно: он умер, измученный годами тяжелого труда, беспокойства и семейной трагедии, в июле прошлого года. Анна осознавала риски, связанные с написанием статей о Сталине, и официально обратилась к Маленкову, чтобы убедиться, что книга получит благословение Сталина.18 Тексты были хвалебными и прошли цензуру.19 Но Сергей проговорился, что знал Сталина как Сосо Джугашвили. Он также упомянул, что первая попытка Сталина избежать административной ссылки в Новую Уду зимой 1903-4 годов была омрачена элементарной ошибкой: Сталин забыл взять с собой теплую одежду, а его лицо и уши были сильно обморожены.20 В мемуарах Анны содержится еще больше подробностей о личной жизни Сталина. Она рассказала, как поврежденная рука помешала ему быть призванным на Первую мировую войну. Она рассказала, что после Февральской революции 1917 года он похудел и постарел и что, когда он переехал жить к Аллилуевым, ему нравилось дразнить семейную служанку. В мемуарах сообщалось, что Сталин спал в одной комнате с Сергеем в конце лета. В них также описывалось его одобрение усердия Нади Аллилуевой по уборке квартиры. И в ней содержался комичный рассказ о любви Сталина к своей трубке: Анна вспомнила, что он заснул с зажженной трубкой и сжег простыни.21
  
  Вскоре Сталин пожалел, что санкционировал книги Аллилуева. Анна была арестована в 1948 году и приговорена к десяти годам лагерей за клевету на него. Он проигнорировал ее письмо ему о том, что она одобрила проект перед публикацией и что она не сделала ничего плохого.22 Она с трудом могла поверить в происходящее. Она написала ему, защищая свою семью и ее послужной список. Косвенно она обвинила ‘дорогого Джозефа’ в неблагодарности: ‘Но есть люди, которых наша семья просто спасла от смерти. И это не преувеличение, а истинная правда, которую очень легко доказать".23 То, что она могла послать такое сообщение Лидеру, является признаком ее храбрости или глупости. Перед Второй мировой войной погибло достаточно родственников Сталина, чтобы она могла знать, к какому человеку обращалась.
  
  Хотя овдовевшая Ольга Аллилуева, которой Сталин выразил искреннюю благодарность в 1915 году, не подвергалась преследованиям, она впала в тяжелую депрессию. Надя покончила с собой в 1932 году, Павел умер в 1938 году, а Федор так и не оправился от психической травмы, полученной от шутки, сыгранной с ним Камо в конце Гражданской войны. Никто из детей Ольги или зятьев не остался на свободе в послевоенные годы. Вдова Павла Евгения не спасла себя, снова выйдя замуж и уехав из окружения Сталина: она была арестована годом раньше Анны и понесла такое же наказание. Ольга была безутешна: она умерла сломленной старушкой в 1951 году. Так Сталин вознаградил Аллилуевых за те услуги, которые они оказывали ему до Октябрьской революции. Родственники мужа Сванидзе уже получили от него особые выражения благодарности. Александр Сванидзе был арестован во время Большого террора и расстрелян в 1942 году; у его жены Марии случился сердечный приступ, когда он узнал об этом. Не только они, но и две сестры первой жены Сталина Кетеван — Мария и Александра — погибли до окончания Второй мировой войны. Единственными близкими родственниками, которые жили, не опасаясь ареста, были его дети Светлана и Василий. Они были исключениями: закономерность заключалась в том, что семейная связь со Сталиным привела к репрессиям.
  
  Проблема, с которой столкнулись Аллилуевы, заключалась в том, что они слишком хорошо его знали. Он хотел освободиться от своей личной истории. Он все чаще выбирал статус государственной иконы в ущерб реалистичному изображению самого себя. Он становился все более отстраненным и загадочным. Это правда, что он иногда появлялся в Мавзолее Ленина, чтобы посмотреть на Октябрьскую революцию или первомайские парады. Но лишь немногим зрителям удалось увидеть его мельком. Обычно полиция и маршалы парада гнали всех через Красную площадь как можно быстрее.24
  
  То, чего людям не хватало в непосредственном общении со Сталиным, они часто восполняли в выражениях преданности ему. Универсальный гений отца всех народов должен был признаваться по каждому торжественному случаю в школах, на предприятиях и в офисах. Благодарность за его жизнь и карьеру должна была проявляться. Правда ежедневно цитировала его произведения. Его фотографии, старые, отретушированные для текущего дня, регулярно публиковались, а иногда картины доставали из магазина и превращали в изображения, похожие на фотографии. Ничто из этого не повредило его репутации, поскольку так мало людей действительно встречались с ним: он стал далеким божеством. Встречи всегда начинались с восхваления Лидера. Память о прошлом, когда он не был правителем, была ограничена небольшим меньшинством советского общества. В СССР или в других странах, где был установлен коммунизм, не было ничего, что считалось бы незатронутым его гением. Его изображения были развешаны по стенам на работе и в доме. Его биографию обычно рассказывали молодежи по важным поводам. Мало того, что его называли Богом на земле, Сталин обожествлял себя.
  
  В 1949 году, когда он (неточно) праздновал свое семидесятилетие,25 из-за него поднялся огромный шум. Он предпринял вялую попытку остановить выходящую из-под контроля ситуацию, сказав Маленкову: ‘Даже не думайте о том, чтобы вручить мне еще одну звезду!’ Под этим он подразумевал, что у него было достаточно наград (и он продолжал сожалеть, что позволил называть себя Генералиссимусом: когда Черчилль спросил его, как его называть, маршалом или Генералиссимусом, Сталин ответил Маршал).26 Не было никаких шансов, что Маленков воспримет это проявление смирения всерьез. К великому дню были подготовлены хвалебные книги воспоминаний. Статьи множились в газетах. В сам день, 21 декабря, над Кремлем был запущен огромный воздушный шар, и на него было спроецировано изображение усатого лица Сталина. Шествия в его честь были организованы вдоль и поперек СССР. Фестиваль продолжался до вечера в Большом театре, когда гости из советской политической элиты и из-за рубежа собрались, чтобы отдать дань уважения Лидеру. Это было одно из редких появлений Сталина, и те, кто видел его, были удивлены тем, каким физически ослабленным он казался: их кормили картинками из культа, и они были не готовы к человеческой реальности. Могло ли действительно быть так, что высохший старик перед их глазами был Великим Сталиным?
  
  И все же они свыклись с тем, что увидели. Они вернулись к восхищению. Сталин мог быть пожилым, но в их глазах он оставался выдающейся фигурой в истории СССР с конца 1920-х годов. В 1930-х годах он проводил кампанию по модернизации, индустриализации и образованию, и — как они думали — ему это удалось. Его руководство принесло победу над нацистскими ордами. Он был твердой рукой у руля внешней политики в бурях холодной войны. Если у аудитории и были сомнения в его величии, они быстро их развеяли. Многочасовые выступления укрепили сообщение о том, что в зале присутствовал лучший из ныне живущих политиков мира. Лидер за лидером превозносили его значение для коммунизма. На сцене, украшенной знаменами и цветами, выступали иностранные коммунистические светила, такие как Мао Цзэдун, Пальмиро Тольятти и Долорес Ибн Рури (которая находилась в изгнании в Москве со времен гражданской войны в Испании). Позади них был развернут огромный портрет Сталина. Сам он время от времени улыбался и хлопал ораторам. Хотя его жесты вряд ли можно было назвать экспансивными, он был довольным человеком. Все коммунистическое движение воздавало ему почести.
  
  Культ Сталина, повелителя всего, что он окружал, распространился далеко за пределы советских границ. На плакатах и в прессе его изображение было заметным, и неспособность коммунистических лидеров Восточной Европы поддерживать общественное почитание была немыслима. Такое отношение усваивалось отдельными лидерами региона всякий раз, когда они вступали с ним в прямой контакт. К беседам со Сталиным относились так, как если бы подданные допускались на аудиенции к императору. Венгерский премьер-министр Ференц Надь в начале их обмена репликами выпалил: "Венгерский Венгерское правительство признало, что через год после освобождения [страны] оно должно прийти к генералиссимусу Сталину, чтобы выразить свою благодарность за освобождение Венгрии, за свободу венгерской политической жизни и за независимость венгерской родины".27 Надь был не одинок. Премьер-министр Польши Болеслав Берут заявил: "Мы пришли к вам, товарищ Сталин, как к нашему большому другу, чтобы высказать наши соображения по поводу хода событий в Польше и проверить правильность нашей оценки политической ситуации в стране".28 Сталину обычно нравилось это униженное подчинение его воле. Но иногда сообщения ему не нравились, и когда он делал выговор лидеру румынских коммунистов Георгиу-Дежу за ошибочную политику, Дежу ничего не оставалось, как "признать ошибочность своих взглядов".29
  
  Никто не оспаривал это, за исключением, на расстоянии, югославского коммунистического лидера Тито. Хотя страх перед советскими контрмерами против коммунистического руководства Восточной Европы, должно быть, сыграл свою роль, среди них также было искреннее восхищение Сталиным. Большинство из этих коммунистических партий в любом случае были бы быстро ликвидированы, если бы Советская армия не находилась в оккупации. Они сильно зависели от доброй воли Сталина, и они это знали. Даже Мао Цзэдун, одержавший победу в гражданской войне в Китае при небольшой поддержке и даже при большом препятствовании со стороны Сталина, сохранял восхищенную позу на публике по отношению к лидеру СССР. К 1952 году, когда в Москве собрался Девятнадцатый съезд партии, похвалы в адрес Сталина со стороны иностранных лидеров были прямо-таки липкими. Его приветствовали криками: ‘Слава великому Сталину!’ Статуи, маленькие металлические бюсты и плакаты повторяли работу восхваления. До конца своих дней он слышал гимны в свой адрес как лидера мирового коммунистического движения.
  
  
  51. ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
  
  
  Пропагандистская война между СССР и западными союзниками усилилась. Советские дипломаты относились к своим американским и британским коллегам как к врагам, и это чувство было взаимным. Культурные контакты прекратились. Страны Восточной Европы, а также коммунистические партии Западной Европы подчинились приказам Кремля. На Западе Сталина изображали как самого злобного диктатора из ныне живущих, такого же злобного, как немецкий фюрер, которого он победил. В то же время Правда очернила Трумэна и Эттли, охарактеризовав их как людей с глобальными амбициями — и соответствующими методами, — которые разработал Гитлер. Обе стороны разделяли предположение о том, что Третья мировая война может начаться между государствами, которые до 1945 года были объединены в вооруженной борьбе против вермахта. По всему миру существовали два лагеря, вооруженные до зубов и соперничающие за превосходство.
  
  Однако ни один из лагерей не стремился к военному конфликту. Даже Сталин, чья мрачная аксиома заключалась в том, что Третья мировая война может быть отложена, но в конечном счете неизбежна,1 не хотел доводить США до драки с СССР. Но события укрепляли его решимость противостоять американцам. Совпадение приобретения Советским Союзом атомной бомбы и захвата власти коммунистами в Китае изменило баланс сил в мире. Хотя американская оружейная технология по-прежнему опережала своего соперника, Сталина больше было нелегко запугать в дипломатических обменах. Правда с гордостью объявила об этом достижении. США изображались как милитаристская угроза миру во всем мире, а советское государство выдвигалось в качестве единственной державы, способной противостоять американским притязаниям. Более того, китайская революция означала, что геополитика Азии, в частности, уже никогда не сможет быть прежней. Первоначальная готовность Мао Цзэдуна подчиниться Сталину в интересах получения экономической помощи особенно обрадовала Москву. Через четыре года после окончания Второй мировой войны Советский Союз восстанавливал свое право на то, чтобы к нему относились как к мировой державе наравне с США.
  
  Немногие подарки, конечно, приходят без упаковки; и Сталин знал, что возрождающаяся мощь Китая под руководством коммунистов потенциально может осложнить его государственную политику. Мао мог бы заявить о себе, как китайский Тито. Мировое коммунистическое движение, до тех пор в значительной степени единое, подверглось бы резкому напряжению. Могло бы произойти прямое столкновение между Китайской Народной Республикой и СССР. Или ситуация могла бы ухудшиться более косвенно. Китайская Народная Республика могла начать действовать в международных отношениях без консультаций с Кремлем и все же каким-то образом втянуть СССР в неблагоприятные последствия.
  
  Учитывая все это, Сталин направил своего министра связи Ивана Коваля ëv в Пекин, чтобы посмотреть, насколько внимательно китайские коммунисты следуют его рекомендациям. Необычно, что он показал доклад Коваля ëv Мао.2 Мотивы Сталина вряд ли можно было назвать товарищескими. Вероятно, он хотел произвести впечатление на Мао, что СССР знал о политике Китая больше, чем Мао представлял. Коваль ëv показал, что было предпринято мало серьезных усилий для привлечения китайского рабочего класса к революционному делу. Он упомянул, что земельная реформа была географически неоднородной. На Коваля ëv также не произвела впечатления идеологическая подготовка партийных кадров. Действительно, он отметил напряженность в пекинском руководстве. Коваль ëv прямо сказал Сталину, что некоторые лидеры были настроены не только антиамерикански, но и антисоветски. Было слышно, как близкий соратник Мао Чжоу Эньлай задавался вопросом, почему, если Пекину говорят избегать раздражения США, он должен отвергать предложения Югославии, объявленной в черный список.3 Было много причин вызвать подозрения у Сталина, и он дал понять Мао, что, если Китай не будет придерживаться советской линии, помощь из Москвы не поступит.
  
  Дипломатические отношения между США и СССР не были разорваны, но и Москва, и Вашингтон понимали, что мировая политика вступила в период усилившейся неопределенности. Сталин особенно хотел обеспечить советские интересы в отношении à коммунистического Китая. Он начал так, как собирался продолжать. Опустошенный десятилетиями гражданской войны Китай срочно нуждался в иностранной экономической помощи, и СССР был единственным возможным источником ее получения. Сталин намеревался заключить жесткую сделку. Довольствуясь тем, что подталкивал Китай к распространению коммунистического политического влияния в Восточной Азии, он потребовал от Китая признания главенства Советского Союза в мировом коммунистическом движении.
  
  Однако события на Дальнем Востоке побудили его рискнуть перейти к наступательной внешней политике. С момента освобождения Кореи от японской оккупации там периодически шла гражданская война, и в 1948 году на полуострове возникли два отдельных государства. Тот же американский военный щит, который защищал Японию, защищал Южную Корею со столицей в Сеуле. Тем временем в Северной Корее существовало коммунистическое правительство, базирующееся в Пхеньяне, которое обращалось за помощью к Москве. Противостоящие друг другу армии имели обильные запасы снаряжения и советников; и оба корейских государства вели себя так, как предположение, что рано или поздно произойдет окончательное возобновление военных действий. Лидер корейских коммунистов Ким Ир Сен отправился в Москву в марте 1949 года и запросил значительное увеличение помощи, чтобы он мог напасть на юг.4 отказался Сталин, посоветовав корейским товарищам продолжать приготовления, но сражаться только в случае вторжения. Ким Ир Сен, однако, хотел начать войну и продолжал действовать провокационно по отношению к Сеулу. Он отказался прекратить делать представления Сталину. В марте 1950 года он вернулся в Москву и страстно доказывал, что юг был там для захвата. Если Китай мог быть объединен при Мао Цзэдуне, утверждал он, Корея была готова к подобному обращению при Ким Ир Сене.
  
  Сталин обычно парировал подобные требования иностранных коммунистических лидеров, но Ким Ир Сен задел его за живое, и Сталин внезапно уступил. Вряд ли убедительность корейца привела к повороту: Сталин был слишком осмотрителен для этого. Многое произошло с 1945 года. Приобретение СССР как собственного потенциала создания ядерной бомбы, так и мощного коммунистического союзника в Китае побудило его думать, что ему больше не нужно слабо действовать против США.
  
  Он сильно недооценил революционный потенциал коммунистической партии Китая. Он признался в этом в присутствии болгарского и югославского лидеров на кремлевской дискуссии 10 февраля 1948 года. Согласно дневнику Димитрова, он сказал:5
  
  
  Я также сомневался в том, что китайцы смогут добиться успеха, и я посоветовал им прийти к временному соглашению с Чан Кайши. Официально они согласились с нами, но на практике они продолжали мобилизовывать китайский народ. И тогда они открыто выдвинули вопрос: ‘Должны ли мы продолжать нашу борьбу? У нас есть поддержка нашего народа’. Мы сказали: ‘Хорошо, что вам нужно?’ Оказалось, что условия там были очень благоприятными. Китайцы оказались правы, а мы ошибались.
  
  
  Сталин играл роль лидера, который осознает собственную ошибочность, чтобы добиться своего на Балканах. Но стиль запугивания был для него более естественным. Китайская Народная Республика, с ее военным и экономическим потенциалом, могла бы стать горсткой внутри мирового коммунистического движения, а Мао Цзэдун мог бы стать его кошмаром. Так что на этот раз он, вероятно, выпалил то, что думал на самом деле.
  
  С запозданием он увидел необходимость более тактично обращаться с Мао. Ким Ир Сен выступил со своей последней просьбой в тот момент, когда Сталин был наиболее склонен к тому, чтобы его мнение изменилось; и в любом случае Сталин не мог быть уверен, что китайцы не поддержат Ким Ир Сена даже независимо от согласия СССР. Сталин не раскрыл своих расчетов. Молотов к тому времени был в полуофициальной опале и больше не был посвящен в его мысли, и все в Министерстве иностранных дел просто выполняли приказы Сталина.
  
  Таким образом, на их встречах в Москве в апреле и мае 1950 года Сталин одобрил просьбу Ким Ир Сена поддержать возобновление войны корейскими коммунистами. И Сталин, и Мао позволили убедить себя в том, что военная кампания будет короткой и успешной.6 Советское оружие, боеприпасы и другое оборудование доставлялись в Корею по Транссибирской магистрали. Ким Ир Сен начал свое наступление 25 июня. Превосходя во всех секторах военных ресурсов, корейские коммунистические силы продвинулись на юг и захватили Сеул три дня спустя. Казалось, что основная предпосылка беседы Сталина с Ким Ир Сеном вот-вот должна была осуществиться, поскольку была достигнута быстрая победа, прежде чем остальной мир успел моргнуть. Но два собеседника-коммуниста допустили глубокий просчет. Трумэн был шокирован, но не сдержался. Вместо этого он приказал своим дипломатам обратиться в Совет Безопасности Организации Объединенных Наций и добиться голосования за вооруженное вмешательство, чтобы предотвратить захват Южной Кореи. Эта задача была облегчена предыдущей ошибкой Сталина, который, возражая против дальнейшего признания режима Чан Кайши на Тайване законным китайским правительством и его права занимать место Китая в Совете Безопасности, бойкотировал этот орган. В отсутствие советского вето Совет Безопасности одобрил американское предложение. Сталин отклонил совет своего министерства иностранных дел отменить бойкот, чтобы помешать американцам и их союзникам высадиться с легитимностью, предоставленной санкцией Организации Объединенных Наций.7
  
  Такого хамства он не проявлял с 1941 года. Силами Организации Объединенных Наций, в основном американскими, командовал генерал Дуглас Макартур. Их быстрое развертывание стало возможным благодаря американской оккупации соседней Японии, и к концу сентября они уже остановили наступление коммунистов и отвоевали Сеул. В следующем месяце они пересекли 38-ю параллель и вторглись в Северную Корею. Ким Ир Сен был в отчаянии; у него не было альтернативы, кроме как обратиться к Сталину за прямой военной помощью, хотя он знал вероятный ответ. Мао Цзэдун действовал с меньшей неохотой, поскольку предполагал, что война между США и Китайской Народной Республикой была всего лишь вопросом времени. Китайцы решили оказать помощь корейским коммунистам, прежде чем проконсультироваться со Сталиным. Но Мао все еще ожидал, что Кремль отправит оружие для использования двенадцатью дивизиями, которые вот-вот будут отправлены Китаем.8 Весть об успехе Макартура дошла до Москвы; она была передана Сталину на берегу Черного моря. Он проявлял любопытный полуотчужденный надзор за интересами советской безопасности, несмотря на его способность поддерживать связь по телефону и телеграммами. Когда он был на юге, у него не было ни одной из тех неистовых бесед с глазу на глаз с политическими и военными лидерами, которые были его обычным делом во время Второй мировой войны. Внезапно кризис на Корейском полуострове углубился, и Сталину пришлось принять стратегическое решение. Ким Ир Сен потребовал срочной дополнительной помощи, указав на то, что без помощи коммунисты вскоре проиграли бы всю войну.
  
  У Сталина был выбор: либо удовлетворить просьбу Ким Ир Сена, либо просто выйти из войны, пока ситуация полностью не вышла из-под контроля. Проблема заключалась в том, что геополитика, несомненно, изменилась бы в пользу США, если бы не было поддержано дело корейских коммунистов; и унижение для Сталина и СССР было бы огромным, поскольку ни для кого не было секретом, что советская тайная помощь Ким Ир Сену уже была существенной. Это был сложный момент. Проклиная себя за то, что в начале года поддался на уговоры Ким Ир Сена, он вряд ли мог подвести его во время кризиса. Однако ему также приходилось остерегаться эскалации враждебности между СССР и США до такой степени, что между ними могла вспыхнуть открытая война. Он выбрал вариант хитрости. 1 октября он отправил телеграмму в Пекин, призывая Мао перевести ‘шесть или семь дивизий’ на 38-ю параллель. Это была линия широты, которая политически разделяла Корею пополам. Если бы коммунисты смогли отразить наступление американцев в тот момент, Ким Ир Сен удержал бы территорию респектабельных размеров. Любой ценой Сталину нужно было избежать прямого столкновения между силами США и СССР, продолжая защищать советские геополитические интересы. Мао нужно было убедить в том, что только китайцы должны взять на себя такую ответственность за оборону Северной Кореи. Казалось странным, что Сталин, недавно потеснивший Мао Цзэдуна в качестве лидера и без того могущественной военной и экономической державы, так легко сбросил с себя бремя войны. Как мог Сталин замкнуть круг?
  
  Он сделал это главным образом силой аргументации. В письме в Пекин он заявил:9
  
  
  Конечно, я должен был считаться с тем фактом, что, несмотря на свою неподготовленность, Соединенные Штаты все еще могут втянуться в большую войну по соображениям престижа; следовательно, Китай был бы втянут в войну, и СССР, который связан с Китаем пактом о взаимопомощи, также был бы втянут в войну. Должны ли мы этого бояться? На мой взгляд, нам не следует, поскольку вместе мы будем сильнее Соединенных Штатов и Великобритании… Если война неизбежна, пусть это произойдет сейчас, а не через несколько лет, когда японский милитаризм будет восстановлен в качестве союзника США и когда у Соединенных Штатов и Японии будет готовый плацдарм на [азиатском] континенте в виде Кореи Ли Сын Мана.
  
  
  Наглость этого дела очевидна. Тем не менее, по сути, он утверждал, что у американцев не хватит духу ввязываться в драку. Но если это было правдой, почему Сталин настаивал на том, чтобы китайцы сражались за него?
  
  Китайская Народная Республика в любом случае испытывала постоянный ужас от того, что ее территориальная целостность окажется под угрозой, если Ли Сын Ман, корейский политик, поддерживаемый американцами на юге страны, будет править всей Кореей. Последовали напряженные переговоры. В то время как Сталин пытался заставить китайцев сражаться на Дальнем Востоке от имени мирового коммунизма, Мао и его товарищи стремились получить максимальное количество советской техники. Обе стороны были близки к тому, чтобы прекратить свои переговоры о Корее.10 Балансирование Сталина на грани войны 12 октября включало отправку письма, в котором Ким Ир Сену сообщалось, что война проиграна и что ему следует эвакуировать свои войска в безопасное место в Китае и СССР.11 На следующий день Мао уступил, и Сталин смог объявить Киму, что корейские товарищи вскоре получат крупное подкрепление китайскими войсками. Теоретически войска должны были состоять из добровольцев, но на практике они состояли бы из дивизий, набранных непосредственно из Народно-освободительной армии. 19 октября они форсировали реку Ялу и вступили на корейскую территорию. Через несколько дней они вступили в бой с силами, возглавляемыми американцами.12 Они сражались с помощью, обещанной Сталиным. Советское вооружение и амуниция поставлялись в изобилии; а что касается истребителей, то Сталин был настолько заинтересован в надлежащем обращении с самолетами, что предоставил своих собственных летчиков, одетых в китайскую форму.
  
  Сталин после некоторых колебаний подчинился. То, что началось как война на дальнем краю Азии, могло перерасти в глобальный конфликт, когда победоносные члены Великого альянса вцепятся друг другу в глотки. Сталин не раскрыл своих расчетов, но, вероятно, на него повлияло сочетание факторов. Он не хотел, чтобы американское марионеточное государство Корея находилось у его границ. Он не хотел, чтобы СССР потерял престиж в мировом коммунистическом движении, когда Китайская Народная Республика помогла другой коммунистической державе. Он , возможно, также чувствовал, что у Мао был серьезный шанс осуществить то, что не удалось Киму. Логистика военных поставок была проще для Китая и СССР, чем для США. Возможно, Сталин также предполагал, что американские войска будут скованы и истощены в Корее, даже если они не потерпят полного поражения. Основное предположение Сталина состояло в том, что мировую войну можно отложить, но ее нельзя сделать предотвратимой. Однако, какие бы у него ни были расчеты относительно ситуации в Корее, он никому не сказал, что это было. Как и в августе 1939 года, когда Риббентроп начал ухаживать за Кремлем, он был в состоянии игнорировать мнения других; и у него вошло в привычку оставлять мало следов своего мыслительного пути к каждому важному решению. Это помогало ему продолжать заставлять остальной мир гадать. Чем более загадочным он был в глобальной политике, тем меньше вероятность, что его будут принимать как должное.
  
  События в Корее усложнились по мере того, как Сталин и его сподвижники размышляли, что делать. В игру вступили более широкие факторы. Прагматик Сталин был также человеком идеологических предпосылок, и он искренне верил, что договоры, подписанные в конце Второй мировой войны, были документами, которым суждено было быть разорванными, когда мир погрузится в Третью мировую войну. Тем временем нужно было воспользоваться шансами расширить коммунистическое влияние. Шпионы Сталина привели его к выводу, что Трумэн не станет вмешиваться, чтобы спасти непопулярное правительство юга.13 В августе 1949 года СССР приобрел эффективное ядерное оружие, и США пришлось обращаться с ним более осторожно. Китайско-советский союз еще больше повысил глобальный вес Москвы — и действительно, Сталину пришлось принять во внимание тот факт, что Мао Цзэдун был вполне способен оказать активную поддержку Ким Ир Сену независимо от пожеланий Сталина: у Мао была большая свобода выбора, чем даже у Тито.
  
  Вступление Китая в Корейскую войну склонило чашу весов в пользу коммунистического дела. Народно-освободительная армия Мао переправилась через реку Ялу в Корею 19 октября 1950 года, и кампания Макартура столкнулась с серьезными проблемами, особенно после прибытия советских авиационных частей в следующем месяце.14 Движение к мировой войне продвинулось еще на одну ступеньку 31 декабря, когда китайские войска продвинулись на юг и пересекли 38-ю параллель. Сеул был взят в следующем месяце. Макартур потребовал разрешения перенести боевые действия на китайскую землю. В это время ни Сталин, ни Мао не были настроены на компромисс. Собственный сын Мао был мобилизован на войну. (Он был убит в бою.)15 Казалось, что американцы вот-вот проиграют войну на Корейском полуострове.16
  
  Тем временем Сталину приходилось иметь дело с Европой, и он был особенно обеспокоен Италией и Францией. Греция уже прочно засела в сознании Сталина: он не вмешивался в гражданскую войну там, возмущался требованиями греческих коммунистов разрешить действовать так, как будто социалистический захват власти был возможен, и оставил Афины на растерзание репрессивному рвению правительства Александроса Диомидиса. Италия и Франция были другим делом: их коммунистические партии доставляли ему гораздо меньше хлопот, и было легко подавить тех из их лидеров, которые всерьез подумывали о восстании в Риме и Париже. По мере ухудшения отношений с западными союзниками они стали пешками в европейской игре Сталина. Хотя его стратегией оставалось избегание войны с США, он не возражал ставить американцев в неловкое положение везде, где мог. По этой причине он требовал более решительной политики для Итальянской коммунистической партии и Французской коммунистической партии. Это было объяснено представителям Италии и Франции на Второй конференции Коминформа в июне 1948 года. Как обычно, Сталин и советские лидеры не признали ни одной ошибки со своей стороны. Вместо этого Тольятти, Торез и их подчиненные были обвинены в том, что не увидели необходимости в более радикальных мерах, чем ранее предусматривал Кремль.
  
  К началу 1950-х годов влияние Сталина на мировые дела было слабее, чем в предыдущие годы. Бушевала корейская война, и с участием советских пилотов и военной техники она могла перерасти в Третью мировую войну. Китайская Народная Республика все усложнила, подтолкнув Сталина к борьбе до победного конца; Мао Цзэдун своим поведением показал, что он может быть таким же независимым от Москвы, как Тито, — и ставки в зарубежных авантюрах Китая были действительно очень высоки. Сталин даже не мог контролировать все коммунистические партии в Европе. Когда он вызвал Пальмиро На предложение Тольятти покинуть Италию и занять руководящий пост в Коминформе он получил резкий отказ. Тольятти хотел провести итальянскую коммунистическую партию через сложности послевоенной итальянской политики и не был заинтересован в том, чтобы подвергать свою жизнь риску, работая в непосредственной близости от Сталина. Тем временем Тито невозмутимо оставался на высшем посту в Белграде. В других странах Восточной Европы царила тишина политического кладбища; но в Народных демократиях под поверхностью было далеко не тихо: возмущение захватом власти коммунистами в этих странах было глубоким, и только угроза безоговорочных репрессий поддерживала порядок при Сталине.
  
  И все же именно Корейская война представляла самую смертельную опасность для советских интересов. Сталин не мог игнорировать преимущество американцев в количестве ядерного оружия и в близости их зарубежных авиабаз к СССР. Возможно, однако, он знал о намерениях Трумэна больше, чем кто-либо предполагал в то время. В британском истеблишменте существовали советские агенты. Среди них были Ким Филби и Дональд Маклин. Когда премьер-министр Клемент Эттли прилетел в Вашингтон в начале декабря 1950 года, чтобы выразить протест по поводу конфиденциальных американских дискуссий об использовании ядерных бомб в корейской войне, президент Трумэн заверил его, что будут применены только обычные вооружения. Весьма вероятно, что Маклин, глава американского отдела Министерства иностранных дел, сообщил эту новость в Москву. Таким образом, Сталин должен был знать, что Трумэн не искал борьбы.17 Даже в этом случае все еще могла начаться мировая война с применением обычных вооружений; и не было никакого способа гарантировать, что та или иная сторона в отчаянный момент не прибегнет к своему ядерному арсеналу. Хотя он не был абсолютно безрассудным игроком, Сталин также не отличался осторожностью. Он рисковал многим, гораздо большим, чем следовало бы, если бы он действительно считал мир во всем мире высшим приоритетом.
  
  Третья мировая война не разразилась. Но ситуация развивалась в опасной близости к тотальному глобальному конфликту; и большая ответственность лежала на плечах Сталина. Если бы он не финансировал и не снаряжал Ким Ир Сена, гражданская война в Корее не могла бы возобновиться с той интенсивностью, которой она достигла.
  
  
  52. ВОЖДЬ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛ
  
  
  Вождь сохранил свои интеллектуальные интересы. Он говорил людям, что читает до пятисот страниц в день,1 и книги, которые он выбирал, были из тех, которыми он наслаждался годами. Среди них был Жерминаль Майля Золя, которого он открыл для себя подростком.2 Он продолжал любить средневековый грузинский эпос Шота Руставели "Рыцарь в шкуре пантеры" .3 Рано обнаружив своих фаворитов, он не отказался от них и в старости, а его возобновившаяся поддержка генетика-мошенника Тимофея Лысенко продолжала препятствовать прогрессу советской биологии и угрожать жизни и карьере академических и политических оппонентов Лысенко.4
  
  Марксизм, архитектура, лингвистика, генетика и международные отношения были среди интеллектуальных интересов Сталина. Исторические работы особенно привлекали его. Он продолжал писать как о прошлом России, так и об анналах Месопотамии, Древнего Рима и Византии.5 Когда ему хотелось, он беседовал с физиками, биологами и другими учеными. Он изучал романы, получившие ежегодную Сталинскую премию, и слушал граммофонные записи народной и классической музыки до того, как они появились в магазинах (и давал им оценки от ‘хороших’ до ‘ужасных’). В Москве он посещал балеты, оперы и концерты. У него были оборудованы дачи, чтобы он мог просматривать советские фильмы перед их публичным выходом. Волга! Волга! это был его любимый фильм.6 Он читал, слушал и смотрел в основном для личного удовольствия и самообразования. Иностранные современные писатели не привлекали его. Живущие писатели должны были быть советскими. Не то чтобы это спасало их от его гнева, если он не одобрял одну из их книг. Он никогда не стеснялся высказывать все, что он думал о культурных артефактах, независимо от того, много ли он знал об этом предмете. Никто в СССР не был в состоянии игнорировать его пристрастия. Если когда-либо существовал одержимый интеллектуальный дилетант, то этим человеком был Сталин.
  
  Однако с 1946 года он произнес всего три публичных речи, и две из них длились всего несколько минут.7 Его статей было мало, и он не публиковал брошюр после войны вплоть до "Марксизм и проблемы языкознания" в 1950 году.8 Ни разу после окончания гражданской войны он не писал меньше для прессы. Следствием этого стало то, что его нечастые небольшие статьи служили руководством для того, что другие участники коммунистической общественной жизни в стране и за рубежом могли печатать или транслировать.
  
  Тем не менее он ясно дал понять о своем желании противостоять моде на восхищение иностранной культурой и наукой. Когда президент Трумэн прислал ему несколько бутылок Coca-Cola, Сталин отреагировал сердито и приказал ученому-кулинару Митрофану Лагидзе разработать превосходный газированный напиток на основе груш для отправки взамен. (В кои-то веки уместна некоторая симпатия к Сталину.)9 Восхваляя только достижения СССР, Сталин стремился еще глубже заключить СССР в интеллектуальный карантин. Главное исключение из этого правила держалось в секрете: он в значительной степени полагался на научно-технический шпионаж, чтобы украсть иностранные открытия, необходимые для развития советской военной и промышленной мощи. В остальном руководящим принципом было то, что все иностранное было неполноценным и наносило ущерб. Имея это в виду, он вызвал Александра Фадеева и двух коллег по литературе, Константина Симонова и Бориса Горбатова, в Кремль вместе с Молотовым и Ждановым 13 мая 1947 года. Фадеев, председатель Союза писателей СССР, ожидал обсудить политику авторских отчислений за книги. Но у Сталина был скрытый мотив. Как только политика в отношении гонораров была улажена, он передал письмо Фадееву, чтобы тот зачитал его вслух собравшимся. Содержание касалось возможного противоракового препарата, разработанного двумя советскими учеными, которые передали подробности о нем американским издателям.10 Фадеев был в ужасе, когда Сталин проделал свой трюк, расхаживая взад-вперед за спинами своих гостей. Когда Фадеев повернулся к нему, вид Сталина — сурового и настороженного — взволновал его еще больше. Сталин заявил: ‘Мы должны искоренить дух самоуничижения’.
  
  Фадеев с облегчением услышал, что у него не было неприятностей, а ему доверили кампанию против иностранного влияния и моды. Министерство иностранных дел не могло бы этого сделать без ухудшения отношений с Западом.11 (Хотя бы на этот раз очевидцы могли зафиксировать конкретные расчеты Сталина.) Сталин планировал завершить закрытие советского интеллектуального сознания. Его собственное сознание уже было изолировано от иностранного влияния. Теперь он планировал систематическое воспроизведение своего мышления по всему СССР.
  
  Симонов записал слова Сталина:12
  
  
  Но вот тема, которая очень важна и которой писатели должны интересоваться. Это тема нашего советского патриотизма. Если вы возьмете средних представителей нашей интеллигенции, научную интеллигенцию, профессоров и врачей, то в них недостаточно воспитывалось чувство советского патриотизма. Они занимаются неоправданным пресмыкательством перед иностранной культурой. Все они чувствуют себя все еще незрелыми и не вполне стопроцентными личностями; они привыкли к положению вечных учеников.
  
  
  Сталин продолжил:13
  
  
  Это отсталая традиция, и ее можно проследить от Петра Великого. У Петра было несколько хороших идей, но слишком много немцев вскоре утвердились; это был период пресмыкательства перед немцами. Просто посмотрите, например, на то, как трудно было [русскому эрудиту XVIII века] Ломоносову дышать, на то, как тяжело ему было работать. Сначала это были немцы, затем французы. Было много пресмыкательства перед иностранцами, перед дерьмом.
  
  
  Хотя Сталин был поклонником Петра Великого, он позиционировал себя как правителя, способного окончательно искоренить синдром чувства неполноценности, характерный для русской интеллектуальной жизни с петровской эпохи.
  
  Ко Второй мировой войне он перестал обманывать себя, что сможет усилить свой контроль над советским порядком, но во многих отношениях он гордился тем, что ему удалось укрепить.14 Он признал, что должны были произойти большие перемены, прежде чем коммунизм Маркса, Энгельса и Ленина мог быть реализован. Тем не менее, он вставлял свои собственные необычные идеи. В 1920-х годах он, конечно, вызвал споры, заявив, что социализм может быть построен в одной стране, окруженной враждебными капиталистическими государствами. Это противоречило убеждению большевистских теоретиков, включая Ленина, что должно быть более одного мощного государства, приверженного социализму, прежде чем такое строительство может быть завершено. Перед войной Сталин пошел дальше, предположив, что построение коммунизма — идеальной безгосударственной формы общества, о которой мечтали марксисты до его появления, — может быть начато в СССР самостоятельно.15
  
  Сталин объяснил свою идею Восемнадцатому съезду партии в марте 1939 года: ‘Должно ли наше государство сохраниться и в период коммунизма? Да, оно сохранится до тех пор, пока не будет ликвидировано капиталистическое окружение и не будет ликвидирована опасность военного нападения из-за границы".16 Он не дал никаких указаний на то, как государство, как предвидел Ленин в "Государстве и революции" в 1917-18 годах, ‘отомрет’. Молотов обратил внимание Сталина на эту теоретическую несостоятельность. Корень проблемы можно проследить до утверждения в Конституции СССР 1936 года о том, что советское государство функционировало по принципу "от каждого по его способностям, каждому по его работе". Как утверждал Молотов, это не было реальным положением дел в СССР. Социализм еще не был близок к завершению. Особенно неправильно было относиться к колхозам как к социалистической форме экономики. В управлении обществом существовала огромная несправедливость. Молотов также отверг все утверждение о том, что социализм может быть доведен до конца в одной стране. Строительство могло начаться; его можно было продолжить. Но оно не могло быть доведено до конца.17 Сталин понял, что говорил Молотов, но отмахнулся от него: "Я признаю теорию, но я понимаю такие вещи: это жизнь, а не теория".18 Жизнь, какой ее видел Сталин с конца 1930-х годов, требовала распространения гордости за существующий государственный и общественный порядок, даже если это означало запятнать чистоту ленинских доктрин.
  
  Он получал огромное удовольствие от советских достижений. Когда он и глава коммунистической партии Грузии Акакий Мгеладзе смотрели на карту, он размышлял:19
  
  
  Давайте посмотрим, что у нас здесь есть. На севере у нас все в порядке и нормально. Финляндия уступила нам дорогу, и мы продвинули границу от Ленинграда вверх. Балтийский регион, состоящий из истинно русских земель! — снова наш; все белорусы теперь живут с нами, а также украинцы и молдаване. На западе все нормально.
  
  
  Он был не менее доволен востоком: ‘Что мы здесь имеем?… Курильские острова теперь наши, Сахалин полностью наш: разве это не выглядит хорошо! И Порт-Артур, и Дальний [Дарьен] оба наши. Китайская железная дорога наша. Что касается Китая и Монголии, то все в порядке’. Единственной границей, раздражавшей его, была южная. Предположительно, у него чесались руки заполучить Дарданелльский пролив и, возможно, также северный Иран. Он стал стремиться к восстановлению границ Российской империи и рассматривать внешнеполитические цели Романовых как свои собственные; и работы по истории Московии и Российской империи, включая классическую серию томов Николая Карамзина девятнадцатого века, стали для него все более привлекательными.
  
  Страсть Сталина ко всему русскому стала гипертрофированной. Читая книгу В. В. Пиотровского "По следам древних культур", он наткнулся на имя "руса" в разделе, посвященном ассирийцам. Он принял это к сведению,20 очевидно, решив, что это слово может дать ключ к пониманию истоков русской государственности. Все, что имело хоть малейшую связь с Россией, привлекало его внимание. Подобно пожилому наблюдателю за поездами, которому нужно в последний раз увидеть паровой двигатель, прежде чем бросить хобби, он превратился из энтузиаста в фанатика.
  
  Немногим авторам не удалось вызвать у него критики. Пиотровский был среди них. На полях страницы, где автор утверждал, что является пионером в историографии культуры, Сталин усмехнулся: "Ха-ха!"21 Сталин целенаправленно просматривал книгу Пиотровского. Заметки, которые он сделал о древних языках Ближнего Востока, были важны для него, поскольку он намеревался написать пространную статью по лингвистике. Сказать, что это вызвало удивление у советской интеллигенции, было бы преуменьшением. Ожидалось, что, когда он снова возьмется за перо, он выскажет свои мысли о политике или экономике. Но Сталин пошел своим путем. В ходе своего обширного чтения он наткнулся на работы Николая Марра. Член Российской Императорской академии до 1917 года, Марр примирился с советским государством и приспособил свои теории к разновидности марксизма, популярного в Советском Союзе в 1920-1930-е годы. Марр утверждал, что марксисты должны внедрять ‘классовые принципы’ как в лингвистику, так и в политику. Язык следовало рассматривать как специфический для класса и как творение того класса, который оказался у власти. Это была официальная ортодоксия, которую Сталин решил свергнуть.
  
  Статьи появились в Правде летом 1950 года и были собраны в брошюру под названием марксизм и проблемы языкознания . Университетские факультеты по всему СССР прекратили все, что они делали для изучения идей Сталина.22 Многое из того, что он написал, было здоровым противоядием от текущих идей в советской лингвистике. Марр утверждал, что современный русский язык был буржуазным явлением при капитализме и должен быть воссоздан как социалистический феномен при диктатуре пролетариата. Сталин считал это чушью. Он настаивал на том, что язык уходит своими корнями в более ранний период времени; в большинстве обществ он действительно сформировался до капиталистической эпохи. Недавние изменения в русском языке касались главным образом введения новых слов в лексикон и отказа от старых слов по мере изменения политических и экономических условий. Грамматическая чистка также имела место. Но русский язык, написанный и произнесенный Александром Пушкиным в начале девятнадцатого века, мало чем отличался от языка середины двадцатого века.23 Хотя у некоторых классов был свой жаргон, а в некоторых регионах - свой диалект, основной язык был общим для всех русских.24
  
  Мотивы Сталина ставили в тупик тех политиков и интеллектуалов, которые привыкли к его полемическим выступлениям по вопросам мировой политики, политической диктатуры и экономических преобразований. Его обычная угроза была едва заметна. Гнев проявился только однажды. Это произошло, когда он сказал, что, если бы он не знал об искренности конкретного писателя, он бы заподозрил преднамеренный саботаж.25 В остальном Сталин придерживался приличий терпеливого, скромного учителя.
  
  Марксизм и проблемы языкознания несправедливо игнорировались. Несмотря на обращение за советом к ведущим лингвистам, таким как Арнольд Чикобава, Сталин написал эту работу самостоятельно; и он ничего не делал бесцельно.26 Речь шла далеко не только о лингвистике. Содержание также показывает его неизменный интерес к вопросам российской государственности. В какой-то момент он авторитетно заявил, что истоки "русского национального языка" можно проследить до Курской и Орловской губерний.27 В наши дни мало кто из лингвистов согласился бы с этим мнением. Но это сохраняет значение в советской истории, поскольку демонстрирует желание Сталина укоренить русскость на территории РСФСР. Это было особенно важно для него, потому что некоторые филологи и историки считали Киев на современной Украине местом происхождения русского языка. Более того, он использовал язык русских как пример долговечности и прочности национального языка. Несмотря на все вторжения в страну и различные культурные наросты, русский язык сохранялся на протяжении веков и вышел ‘победителем’ над усилиями по его искоренению.28 Часто восхваляя произведения Александра Пушкина, Сталин не оставил в своем сердце сомнений в особой природе России и русских.
  
  И все же это увлечение ‘русским вопросом’ не исключало озабоченности коммунизмом и глобализмом. Сталин фактически утверждал, что в конечном итоге национальные языки исчезнут по мере того, как социализм охватит мир. На их месте возник бы единый язык для всего человечества, эволюционировавший из "зональных" языков, которые, в свою очередь, произошли от языков отдельных наций.29 Широко распространенное мнение о том, что идеология Сталина превратилась в чистый национализм, не может быть обосновано. Он больше не поддерживал идею эсперанто. Но его нынешнее рвение преувеличить достоинства России не положило конец его марксистской вере в то, что конечная стадия мировой истории приведет к созданию общества постнационального глобализма.
  
  Тем не менее, именно его рвение к России и Советскому Союзу занимало больше всего места в его интеллектуальных рассуждениях. Это было ясно из его самой последней книги. Он написал ее собственной рукой, отказавшись, как обычно, диктовать свои мысли секретарю.30 Книга, появившаяся незадолго до Девятнадцатого съезда партии в 1952 году, называлась "Экономические проблемы социализма в СССР" . Это последовало за публичным обсуждением темы, начатым по указанию Сталина в ноябре 1951 года; и в рамках подготовки к своему собственному вкладу он поручил Маленкову ознакомиться с недавними работами по политической экономии. За свою карьеру Маленкову приходилось выполнять множество трудных задач, но мгновенное усвоение всего корпуса марксизма было одной из самых трудных.31 Сталин признал, что у него не было ни времени, ни энергии — ни даже, возможно, интеллектуальных способностей — для составления новаторского общего конспекта по политической экономии. Но указать предпочитаемые им рамки в той мере, в какой это касалось СССР, было вполне в его умственных силах. Он стремился дать ориентиры для политики, которая, как ожидается, сохранится на многие годы вперед. Экономические проблемы социализма были задуманы больным лидером как его интеллектуальное завещание.32
  
  В книге излагается несколько предполагаемых ересей, которых советские марксисты должны были избегать. Прежде всего, Сталин выступал против тех, кто думал, что экономические преобразования могут быть осуществлены простым применением политической воли. Сталин утверждал, что "законы" развития обусловливали то, что было возможно при социализме в той же степени, что и при капитализме.33 Здесь демонстрировалось чудовищное лицемерие. Если когда-либо и предпринималась попытка преобразовать экономику с помощью чистой воли и насилия, то это было в конце 1920-х годов под руководством Сталина.
  
  Но в 1952 году Сталин был полон решимости избежать дальнейших беспорядков. Он очень хотел положить конец спекуляциям о том, что колхозы вскоре могут быть превращены в полностью государственные и управляемые государством коллективные хозяйства (совхозы). В обозримом будущем, настаивал он, существующая организационная структура сельского хозяйства будет сохранена. Идеи о строительстве ‘агрогородков’ также должны были быть отложены в сторону. Аналогичным образом он продолжал настаивать на том, что инвестиции в сектор производства средств производства в промышленности должны иметь приоритетное значение в государственном бюджете СССР. Хотя увеличение объема товаров, производимых для советских потребителей, было приоритетом, оно по-прежнему должно было занимать второе место после станков, вооружения и грузовых автомобилей и даже чугуна и стали в целом. Сталин писал исключительно об экономике. Это не был общий трактат по политической экономии. Однако, рекомендуя неуклонное взросление, а не какой-либо резкий перелом в экономической политике и структурах, он предложил твердое неявное обоснование существующей политической системы. Сталин был доволен своими трудами за последние несколько десятилетий. Политические институты, процедуры и отношения, которые уже существовали, должны были сохраняться при жизни Лидера и долгое время спустя.
  
  Однако в международных отношениях он ожидал более динамичного развития. Сталин поставил два вопроса:34
  
  
  а) Можно ли утверждать, что известный тезис, изложенный Сталиным перед Второй мировой войной об относительной стабильности рынков в период общего кризиса капитализма, остается в силе?
  
  б) Можно ли утверждать, что известный тезис Ленина, изложенный им весной 1916 года, о том, что, несмотря на загнивание капитализма, ‘в целом капитализм растет неизмеримо быстрее, чем раньше’, остается в силе?
  
  
  Как главный теоретик мирового коммунистического движения, Сталин ответил следующим образом: ‘Я не думаю, что возможно делать это утверждение. В свете новых условий, возникших в связи со Второй мировой войной, оба тезиса следует рассматривать как утратившие свою силу".35 Он посмотрел на восток в поисках объяснения:36
  
  
  Но в то же время произошел откол Китая и других народно-демократических стран Европы от капиталистической системы, которые вместе с Советским Союзом создали единый мощный социалистический лагерь, противостоящий лагерю капитализма. Экономическим результатом существования двух противоположных лагерей стало то, что единый, всеобъемлющий мировой рынок распался, в результате чего у нас теперь есть два параллельных мировых рынка, также противостоящих друг другу.
  
  
  Сталин утверждал, что мир изменился благодаря численному росту коммунистических государств. Территориальное сокращение глобального капиталистического рынка не прекратится, а наоборот, усилит соперничество между капиталистическими экономиками.37 Хотя Германия и Япония потерпели поражение в военном отношении, они восстановятся в промышленном и коммерческом плане, чтобы яростно конкурировать с США, Соединенным Королевством и Францией. У самих победителей были противоречивые интересы. США стремились стать доминирующей капиталистической державой земного шара и стремились положить конец империям своих западных союзников. Следовало ожидать Третьей мировой войны. Сталин сформулировал это догматично: "Чтобы устранить неизбежность войны, необходимо уничтожить империализм".38 В старости он придерживался убеждения, что капитализм обречен. Он также продолжал верить, что социализму присуща способность способствовать технологическому прогрессу. Это была старая марксистская идея. Для Маркса и Ленина было аксиомой, что капиталистическое развитие в конечном итоге зайдет в тупик и будет активно препятствовать производству промышленной продукции, приносящей пользу всему человечеству.39
  
  Однако аспект мысли Сталина, который привлек наибольшее внимание, - это его отношение к евреям. В его опубликованных работах нет неопровержимых доказательств антисемитизма. Его отрицание перед Первой мировой войной того, что евреи были нацией, было сделано по техническим соображениям; нельзя доказать, что он определил национальность специально для того, чтобы исключить евреев.40 Он не отказался предоставить еврейскому народу право на культурное самовыражение после Октябрьской революции; более того, его Народный комиссариат по делам национальностей выделял деньги и средства группам, продвигающим интересы евреев.41 Однако обвинения против него также включали обвинение в том, что его сторонники выдвигали на первый план антисемитские темы в борьбе против Троцкого, Каменева и Зиновьева в 1920-х годах.42 В своей семье он выступал против флирта своей дочери с еврейским режиссером Алексеем Каплером.43 Однако тот факт, что его последователи использовали антиеврейские чувства во внутрипартийных спорах, не делает его лично антисемитом. Более того, у него, как у отца, было много причин отговаривать Светлану иметь что-либо общее с распутным Каплером средних лет.
  
  Его кампанию против ‘безродного космополитизма’ нельзя автоматически отнести к ненависти к евреям как к евреям. Он агрессивно выступал против каждого народа в СССР, разделяющего государственность с народами иностранных государств. Греки, поляки и корейцы пострадали от его рук перед Второй мировой войной по этой причине.44 Кампании против космополитизма начались, когда отношения между Советским Союзом и США резко ухудшились в 1947 году.45 Поначалу евреи не были главной мишенью. Но это недолго оставалось правдой. Теплый прием был оказан двадцатью тысячами евреев Голде Меир в московской синагоге в сентябре 1948 года после основания Израиля как государства.46 Это привело в ярость Сталина, который начал рассматривать евреев как подрывные элементы. Тем не менее, его мотивами была реальная политика, а не внутреннее предубеждение, хотя в эти последние годы некоторые из его частных заявлений и публичных действий, несомненно, напоминали грубый антагонизм по отношению к евреям.
  
  И все же Берия и Каганович, который был евреем, простили своего хозяина за антисемитизм.47 (Не то чтобы они были моральными арбитрами в чем-либо.) Конечно, Каганович временами чувствовал себя неловко. Окружение Сталина отличалось грубым юмором. Однажды Сталин спросил: "Но почему у вас такое мрачное лицо, когда мы смеемся над евреями?" Посмотрите на Микояна: когда мы смеемся над армянами, Микоян смеется вместе с нами над армянами’. Каганович ответил:48
  
  
  Видите ли, товарищ Сталин, вы хорошо разбираетесь в национальных чувствах и характере. Очевидно, что в характере евреев выражался тот факт, что их часто били, и они реагировали как мимоза. Если к нему прикоснуться, он мгновенно закрывается.
  
  
  Сталин смягчился, и Кагановичу, едва ли не самому чувствительному из людей, было позволено держаться подальше от подшучиваний. Этот эпизод сам по себе не оправдывает Сталина; и следует добавить, что некоторые из его высказываний в адрес других людей в начале 1950-х годов были крайне злобными в отношении советских евреев. Возможно, он превратился в антисемита в самом конце. Или, возможно, он использовал грубые выражения, чтобы заручиться политической поддержкой. Он был слишком непроницаем, чтобы вынести вердикт.
  
  Что ясно, так это то, что ум Сталина несводим к одному измерению. Некоторые видят в нем русского националиста. Для других движущей силой его идей был антисемитизм. Другая школа мысли постулировала, что в той мере, в какой у него были идеи, они были идеями реального политика; эта версия Сталина предстает в различных обличьях: первый - лидер, который преследовал традиционные цели царей, второй - оппортунистический государственный деятель, стремящийся встать в один ряд с лидерами других великих держав. И есть некоторые — в настоящее время их удивительно мало — которые описывают его как марксиста.
  
  Интеллектуальная мысль Сталина на самом деле представляла собой смесь тенденций, и в каждой из них он проявлял себя индивидуально. Став взрослым, он начал смотреть на мир через марксистскую призму, но это был марксизм ленинского варианта — и он приспособил этот вариант, временами искажая его, по своему вкусу. Марксизм Ленина был соединением доктрин Маркса с другими элементами, включая российский социалистический терроризм. Отношение Сталина к ленинизму было столь же избирательным; и, подобно Ленину, он не хотел признавать, что что-либо, кроме чистейшего наследия Маркса и Энгельс заложил основы своего марксизма–ленинизма. Но его идеи о правлении, несомненно, характеризовались идеями русской государственности, империи, международной геополитики и щедрой дозой ксенофобской гордости. В любой момент времени эти тенденции имели место в его сознании, даже если только члены его окружения имели представление о круге его источников. Он не систематизировал их. Сделать это означало бы привлечь его к раскрытию того, как много он почерпнул у мыслителей, отличных от Маркса, Энгельса и Ленина. В любом случае он уклонялся от кодификации идей, которые, как он чувствовал, ограничили бы его свободу действий, если бы их когда-либо хотели высечь на камне.
  
  Сталин был вдумчивым человеком и на протяжении всей своей жизни пытался осмыслить вселенную такой, какой он ее нашел. Он многому научился и мало что забыл. Однако его образование привело лишь к нескольким основным изменениям в его идеях. Ум Сталина был аккумулятором и отрыгивателем. Он не был оригинальным мыслителем или даже выдающимся писателем. И все же он был интеллектуалом до конца своих дней.
  
  
  53. БОЛЬНОЙ ДЕСПОТ
  
  
  Состояние здоровья Сталина неуклонно ухудшалось. Проблемы с сердцем с конца 1945 года вынудили его неделями находиться вдали от Кремля. Он больше не мог справляться с прежним бременем служебных обязанностей. Хроническое переутомление накладывало свой отпечаток. Достигнув политического превосходства, он мог бы смягчить свой распорядок. Но Сталин был целеустремленным человеком. Он бил себя так же сильно, как и своих подчиненных. Он не мог и дня провести в праздности, как не был способен долететь до Луны. Сталин, в отличие от Гитлера, был пристрастен к административным деталям. Он также был крайне подозрителен в своем непрерывном поиске признаков того, что кто-то может пытаться изменить его политику или сместить его с поста лидера.
  
  Его предыдущая история болезни включала аппендицит, болезненные мозоли, ларингит и, вероятно, псориаз.1 Его хроническое недоверие к медицинской профессии не принесло ему пользы. По общему признанию, даже Сталин не мог полностью обойтись без врачей; но кремлевские специалисты нервничали, когда лечили его, и часто происходили аресты лиц, обвиняемых в отравлении членов Политбюро и других видных общественных деятелей. Доктор Мощенцева предложила странный и довольно неправдоподобный рассказ. Когда Сталина привезли в клинику для лечения "огромного абсцесса" на ноге, по сообщениям, его лицо и тело были накрыты одеялом, и ей было приказано отогнуть только нижний край. Лишь позднее она узнала личность своего пациента.2 Меньше повезло личному врачу Сталина Владимиру Виноградову. В январе 1952 года, после осмотра Лидера, он посоветовал ему уйти из политики, чтобы предотвратить смертельный ущерб его здоровью. Откровенный диагноз Виноградова разозлил Сталина, который не мог стать пенсионером, не рискуя подвергнуться возмездию со стороны того, кто стал его преемником. Диагноз постоянной слабости мог побудить его подчиненных ополчиться против него. (Он, безусловно, дал им оправдание.) Виноградова бросили на Лубянку в ноябре. Медицинская помощь Лидеру могла дорого обойтись его врачам.3
  
  Сталин не игнорировал свои проблемы со здоровьем. С середины 1920-х годов он проводил длительные летние каникулы на берегу Черного моря, полагаясь на письма и телеграммы, чтобы поддерживать контакт с политиками в Кремле. Даже находясь в отпуске, он продолжал давать общие указания своим высшим подчиненным. После 1945 года отпуска стали более продолжительными. В 1949 году он провел три месяца в своих резиденциях на юге; в 1950 и 1951 годах его пребывание в Абхазии длилось почти пять месяцев.4
  
  Он пытался продлить жизнь и карьеру, совмещая отдых на Черном море с поездками на дальние расстояния. В 1936 году он построил для себя дачу в Холодной Реке к северу от Гагры на абхазском побережье. Это было толстостенное каменное сооружение, спроектированное его придворным архитектором Мироном Мержановым. В нем были столовая, зал для совещаний, бильярдная, чайная и несколько спален — как наверху, так и внизу - и ванные комнаты. (На самом деле Сталин продолжал спать на диване, предпочитая его многочисленным кроватям.)5 Акцент был сделан на советской солидности, а не на роскоши. Единственными импортными товарами были немецкие душевые принадлежности и итальянский бильярдный стол. Хотя ковры были лучшего качества, чем все, что можно было приобрести в советских магазинах, они были беднее, чем те, что продавались на тбилисских рынках времен его детства. Он приказал обшить деревянными панелями всю дачу, и стены каждой комнаты были покрыты различными лакированными породами дерева. Помимо бильярдной, главным развлечением Сталина была длинная галерея с кинопроектором и экраном, выдвигающимся из стены. Воду откачивали из ручья на дне долины непосредственно к югу. Внешние стены дачи (и это также относилось к соседней даче его дочери) были выкрашены в камуфляжно-зеленый цвет.6
  
  Медленно передвигавшийся на ногах, к началу 1950-х Сталин был похож на горгулью, спрыгнувшую с водосточного желоба средневековой церкви. Его лицо приобрело мрачную бледность. Его волосы давным-давно поседели, как побитый непогодой песчаник. Он больше не устраивал приемов для выдающихся иностранных гостей и перестал беспокоиться о своей внешности. Его одежда была еще более потрепанной, чем когда-либо. Сталин жил так, как ему нравилось. Ели скрывали здания от посторонних глаз. Когда бы он ни находился в резиденции, полторы тысячи охранников обеспечивали его уединение и безопасность. Он один спал в жилой части дачи,7 и он обычно откладывал выбор спальни до последнего момента из-за страха быть убитым.
  
  Сталину нравилось работать днем и ночью; в его распорядке дня ничего не менялось, пока он окончательно не рухнул в 1953 году. Он так и не научился плавать и редко спускался по 826 ступенькам к дороге у побережья. Местом его удовольствий был сад. На Холодной реке он мог отвлечься от политических забот, которые беспокоили его в часы бодрствования. С балкона на краю сада он мог смотреть на Черное море, спокойное и почти без волн в конце летних месяцев. Воображая себя садовником, он посадил лимонные и эвкалиптовые деревья перед домом. Лимонное дерево было единственным растением, пережившим суровую зиму 1947-8 годов; оно остается там и по сей день.8 На своих абхазских дачах он мог без суеты производить свои политические расчеты. Он также мог наслаждаться таким Кавказом, какой хотел для себя. Это был Кавказ без яркого человеческого разнообразия и бурной деятельности городов Грузии, Армении, Азербайджана или Абхазии. На Холодной реке или на берегу озера Рица не было ничего, кроме дач, гор, неба и моря. Это был контролируемый, уединенный Кавказ, где единственными вторжениями были те, которые он разрешил Поскрëбышову и Власику.
  
  Восстанавливался ли он на юге или отдыхал в Ближней, Сталин стремился сохранить свой упадок в секрете. Он регулярно взвешивался. Он глотал таблетки и капсулы с йодом — без медицинского наблюдения — чтобы взбодриться.9 Он принимал воды на черноморских курортах и время от времени посещал сауны в Москве (что он считал равносильным физическим упражнениям: он давно отказался от активного отдыха). Сталин считал предметом гордости в торжественных случаях быстро подниматься по ступеням Мавзолея на Красной площади, прежде чем помахать толпе.10 советских граждан поощряли верить, что правитель страны оставался здоровым и жизнерадостным. Сам Сталин подшучивал над теми из своего окружения, кто позволил себе расправиться физически. Он травил Хрущева ëv и Маленкова за их полноту. Он высмеивал других по соображениям вкуса. Козлиная бородка Булганина забавляла его. Он смеялся над Берией за отказ носить галстук, хотя сам бы никогда его не надел; он также возражал против пенсне Берии: ‘В нем ты похож на меньшевика. Для полноты картины нужна лишь небольшая цепочка!"11
  
  Возраст не смог смягчить его характер. Всякий раз, когда он признавался, что чувствует свой возраст, его подчиненные протестовали, говоря, что он просто незаменим. Но он продолжал обсуждать возможность ухода от власти, несмотря на его жестокое обращение с Виноградовым за то, что тот сделал именно это предложение. В 1946 году он посоветовал членам Политбюро подумать о том, как подготовить следующее поколение к приходу к власти. По словам Кагановича, он также выразил желание уйти в отставку. Молотов был его предполагаемой заменой: "Пусть Вячеслав сделает работу".12 Это вызвало ужас: Кагановичу не нравилась перспектива уступить Молотову. Однако однажды оказанная милость Сталина в любом случае могла быть отозвана. Он играл, как кошка с мышами в Политбюро. В 1947 году он приказал каждому из его членов выбрать пять или шесть подчиненных, которые могли бы в конечном итоге заменить их. Микоян предоставил требуемый список имен, утверждая при этом, что отдельных лиц продвигали по службе слишком рано. У ветеранов не было стимула помогать новичкам; на самом деле их можно было простить за то, что они намеренно препятствовали им, и, вероятно, именно это и произошло. В течение года новички, обнаружив свою неопытность, были отстранены от должности.13 Они могли считать себя счастливчиками, что все еще были живы.
  
  Однако, поддразнивая своих ведущих подчиненных, Сталин искренне хотел сбросить с себя многие тяготы; в частности, он делегировал подчиненным рутинное управление советской экономикой и административными порядками. Он сократил количество дней, в течение которых принимал посетителей, со 145 в последний год войны до тридцати семи в 1952 году.14 Но он был полон решимости остаться лидером.15 Он не только сохранил контроль над общей политикой, но и сохранил за собой возможность вмешиваться в конкретные дела по своей прихоти; и каким бы больным он ни был, он никогда не позволял принимать без него ни одно важное решение в международных отношениях. Он продолжал получать кипы бумаг из Москвы, пока находился на берегу Черного моря. Дела полиции безопасности оставались одной из его забот.16 Его всегда сопровождал Александр Поскребышев, глава особого отдела Секретариата Центрального комитета партии. Поскрëбышеву во время войны было присвоено звание генерал-майора, и Сталину нравилось подшучивать над ним, обращаясь к нему "Верховный главнокомандующий".17 Их отношения хозяина и собаки были решающими для Сталина. Поскрëбышев разбирался с телеграммами, приходившими на дачу, и решал, какие из них требуют внимания Сталина. В случае возникновения чрезвычайной ситуации Поскрëбышев был уполномочен прервать ужин своего хозяина независимо от других гостей и проконсультироваться с ним о желательном ответе.18
  
  Во время своих длительных абхазских визитов Сталин готовил для гостей роскошный стол. Большинство из них были политиками из Москвы или с Кавказа. Беседы велись на самые разнообразные темы. Его обеды и поздние завтраки оставались основой его деспотизма. Он использовал их для переговоров со своими соратниками, чтобы отдать предпочтение тому или иному из них и посеять страх и разжечь зависть среди остальных. Среди принятых традиций конца 1940-х годов были тщательно продуманные тосты за его здоровье и его достижения. Считалось невежливым отказываться подчеркните его решающую роль в подготовке СССР ко Второй мировой войне и в приведении ее к победе в 1945 году. На каждой даче он организовал обильный запас вин, бренди и шампанского; он также держал запас сигар и сигарет. Сталин, всю жизнь куривший трубку, был неравнодушен к затяжке сигаретой.19 Ему особенно нравилось общество молодых местных чиновников, и он охотно рассказывал о своей юности. На склоне лет, особенно в присутствии новых знакомых, он не мог удержаться от того, чтобы не приукрасить эти истории причудливыми преувеличениями; и его обаяние и чувство юмора покорили их.
  
  Эти молодые люди из партии и правительства жадно выясняли его желания. Абхазский партийный руководитель Акакий Мгеладзе спросил Сталина о его предпочтениях в вине. Среди красных вин Лидер упомянул свое любимое - хванчкару, изготовленную крестьянским способом. Это удивило Мгеладзе, который предполагал, что Сталин выберет знаменитого атенури или хидистави из его родного Гори. (Грузины гордятся виноградом местности, где он выращивается.) Сталин объяснил, что на самом деле для пользы Молотова он запас Хидистави. Другим его любимым красным вином было чхавери.20 На завтрак он ел простую кашу на молочном бульоне; на обед и ужин предпочитал супы и рыбу — необычно для кавказца, он не испытывал особой тяги к мясу.21 Он обожал бананы (и становился очень сварливым, когда ему предлагали бананы более низкого качества).22 Когда все было приготовлено, он вел себя как хозяин в грузинской манере и часто вообще обходился без слуг. Гости подавали сами из буфета. Напитки были расставлены на соседних маленьких столиках.23
  
  Озорные аспекты сталинских званых обедов сохранялись. В бокалы наливали водку вместо вина. Иногда в чью-нибудь тарелку незаметно насыпали перец. Это была не просто шалость. Как и прежде, Сталин хотел держать людей на взводе. Ему нравилось, если пьяный гость ляпал что-нибудь нескромное. Он хотел иметь компромат на всех.24 Однако он также мог вести себя галантно. Когда грузинский актер Багашвили высказал мнение, что жене Берии Нине нужно сбежать из "ее золотой клетки", Берия отказался реагировать, несмотря на намек на то, что она вела жизнь, лишенную достоинства. Она чувствовала себя оскорбленной. Сталин понял ее реакцию. Пересекая комнату, он взял ее за руку. ‘Нина, - сказал он, - это первый раз, когда я целую руку женщины’. В тот вечер Берия получил супружеский выговор, и Сталин заслужил благодарность разгневанной женщины.25 Вполне возможно, что он действовал лицемерно; но если так, то его поведение было эффективным; и поскольку он был человеком деспотической власти, те, кого он пытался очаровать, обычно давали ему презумпцию невиновности.
  
  Тем не менее, Сталин неуклонно избавлялся от тех, кто был его ближайшим окружением с середины 1930-х годов. Даже Власик был уволен в апреле 1952 года, а Поскребышев - в январе 1953 года. Другой мишенью для Сталина был Берия. Якобы они были в прекрасных отношениях. Сталин оказал ему честь в 1951 году, доверив произнести главную речь на Красной площади на праздновании годовщины Октябрьской революции. Берия подозревал, что Сталин замышляет недоброе. Его обеспокоило замечание Лидера о том, что ему не нужно было заранее показывать ему текст обращения.26
  
  Берия предположил, что его подставляют, чтобы сказать что-то, что может быть использовано против него. Он слишком хорошо знал методы Сталина, и события быстро доказали, что он был прав, проявляя осмотрительность. Через два дня после юбилейного парада резолюция Центрального комитета осудила ‘мингрельскую националистическую группу’. Берия не был назван в резолюции, но его мингрельское происхождение подтолкнуло его к дальнейшим действиям — и действительно, в резолюции указывалось, что базирующаяся в Париже меньшевистская организация, возглавляемая Евгением Гегечкори, который был дядей жены Берии, руководила шпионской сетью в Грузии.27 Мингрелы - это народ с языком, настолько отличным от "стандартного" грузинского, что Сталин никогда его не понимал.28 (Это, конечно, нисколько не развеяло его недавно возникших подозрений относительно них.) У Берии было несколько таких среди его политических клиентов, и — с согласия Сталина — он раздал землю мингрелам в Абхазии за счет абхазцев. Поскольку зимой 1951-1942 годов продолжались аресты видных мингрельцев, Берия ожидал, что вскоре присоединится к ним. Хотя Сталин прекратил чистку весной 1952 года, Берия отметил, что обычно он был скорее вежлив, чем дружелюбен. Это были неприятные предзнаменования. Бывший глава НКВД опасался, что он может вернуться на Лубянку при обстоятельствах, не зависящих от его выбора.29
  
  В сентябре были арестованы несколько кремлевских врачей, первый из многих. Это последовало за конфиденциальным разоблачением лечения Андрея Жданова, который умер в 1948 году. Автором была доктор Лидия Тимашук. Ее донос, отправленный вскоре после кончины Жданова, был изъят из архивов и использован в качестве основания для чистки профессоров медицины в Кремлевской клинике. Правда опубликовала статью, разоблачающую ‘убийц в белых халатах’. Это вызвало панику среди элиты медицинской профессии. Профессор Евдокимов, зубной врач Сталина и в течение многих лет глава кремлевского отделения челюстно-лицевой хирургии, неделю не выходил из дома, опасаясь, что за ним приедет полиция.30
  
  Евдокимов вернулся в свою квартиру измученный. Вероятно, он догадался, что власти хотели арестовать врачей еврейского происхождения. Фамилии большинства жертв указывали на то, что они были евреями. ‘Безродный космополитизм’ регулярно осуждался со все возрастающей интенсивностью. Евреи по всему Советскому Союзу подвергались преследованиям. Их увольняли с ответственных постов. Их поносили на работе. Антисемитские насмешки на улицах стали обычным явлением, и никто не был привлечен к ответственности. Для защиты жертв требовалось мужество от любого. Кампания, которое никогда официально не обозначалось как направленное против еврейских граждан, набирало силу. Многие ведущие евреи были взяты под стражу полицией. Соломон Михоэлс, лидер Еврейского антифашистского комитета СССР (образованного во время Второй мировой войны), погиб в автокатастрофе по приказу Сталина в 1948 году; Еврейский антифашистский комитет был распущен, а остальные члены его руководства арестованы и расстреляны.31 но жена Молотова Полина Жемчужина, которая находилась в заключении и ссылке с 1949 года, была все еще жива. Она была выбрана как еврейка, которая может оказаться в центре предстоящего показательного процесса. Полиция безопасности возобновила ее допрос. Ходили слухи, что готовились меры по депортации всех советских евреев в Еврейскую автономную область, созданную в Биробиджане в Восточной Сибири в 1928 году (когда Сталин и Политбюро наконец пришли к выводу, что те евреи СССР, которые хотели сохранить культуру своих предков, должны иметь собственную территорию).
  
  Действительно ли Сталин намеревался осуществить всеобщую депортацию евреев в начале 1950-х годов, остается неизвестным, хотя это широко рассматривается как факт; и никаких убедительных доказательств не появилось.32 Однако ситуация развивалась быстро. Ни один еврей в СССР не мог чувствовать себя в безопасности. Предчувствие погромов росло. Каганович, будучи евреем по происхождению, нервничал. Возможно, Сталин избавил бы его от причастности к заговору врачей. Но прецеденты не были обнадеживающими. Как только начались чистки, никто не знал, чем они могут закончиться. Молотов и Микоян уже были низвергнуты с небес. Поскольку Жемчужина находилась в тюрьме, Молотов долгое время опасался худшего. И Молотов, и Микоян были отстранены от своих руководящих постов, даже хотя они оставались членами Политбюро. Но для них это было написано на стене. Одолжение, однажды отмененное, редко оказывалось снова.
  
  Когда в октябре 1952 года он приступил к завершению подготовки к Девятнадцатому съезду партии, у Сталина были припасены сюрпризы. В августе состоялся пленум Центрального комитета. Это дало ему возможность оценить все руководство партии и правительства, и он не преминул призвать отдельных лиц критиковать проекты директив друг друга до того, как они были вынесены на Съезд. Это была также возможность для подающих надежды молодых лидеров привлечь его внимание. Среди них был Михаил Первухин, в то время заместитель председателя Совета министров. Две недели спустя Сталин позвонил ему рано утром в воскресенье. Он спросил Первухина, почему тот предложил поправки к директивам на пленуме Центрального комитета, а не в Совете министров. Первухин объяснил, что ему мешал тот факт, что директивы уже были приняты в Бюро Совета министров. Для Сталина это пахло заговором, особенно когда он узнал, что Берия, Маленков и Булганин по очереди возглавляли Бюро. Он всегда стремился разрушить коалиции среди своих подчиненных. Маленков и Булганин оставались в его хороших книгах, но Сталин ничего не оставлял на волю случая. По его указанию откровенный Первухин был назначен членом Бюро.33
  
  Затем Сталин попросил наказанного Маленкова выступить с политическим докладом Центрального комитета. Сам он был слишком слаб. С 1925 года никто, кроме Сталина, не выполнял эту задачу. Когда Каганович спросил его об этом, Сталин хитро ответил, что ему нужно "продвигать молодежь".34 Это тоже едва ли было хорошей новостью для Кагановича; но для Молотова и Микояна это было хуже. На совещании по планированию работы Сталин предложил исключить их из Президиума Конгресса как ‘неактивных членов Политбюро’. Когда слушатели восприняли это как шутку, Сталин настаивал, что он имел в виду то, что сказал.35 На самом съезде Сталин говорил мало, довольствуясь тем, что доставлял удовольствие своей аудитории, занимая видное место на трибуне. Уже проводимая политика подтверждалась хвалебными речами ораторов. И все же расхождения в Политбюро были заметны для ушей более информированных делегатов. Маленков говорил от имени легкой промышленности, Берия - от имени нерусских, а Хрущев - от имени сельского хозяйства. Все это было сделано эзоповым языком. На первый взгляд создавалось впечатление, что Сталин и Политбюро были близки в своих мнениях, как два слоя краски.
  
  Его подчиненные, конечно, знали, что он не сумасшедший и посетил Конгресс не только для того, чтобы стать его политическим украшением: он также слушал и наблюдал, как хищная птица. Сталинский консерватизм был в порядке вещей. Отказ согласиться с церемониальными восхвалениями политики партии и правительства был бы самоубийственным. Доклад Маленкова полностью переступил порог реализма с его утверждением о том, что проблема поставок зерна в СССР была решена ‘окончательно и навсегда’. Но такое нарушение границ было безопаснее для оратора, чем малейший признак инакомыслия.
  
  На пленуме Центрального комитета после съезда 16 октября 1952 года прозвучал последний устный залп Сталина. В сопровождении других лидеров он вошел в Свердловский зал под овации. Он произнес речь, длившуюся полтора часа; он сделал это без записей и окинул свою аудиторию испытующим взглядом.36 Его главной темой, не объявленной, был он сам. Он подразумевал, что ему недолго осталось жить в этой жизни. Он вспоминал об опасностях начала 1918 года, когда враги окружали молодое советское государство со всех сторон: ‘А что насчет Ленина? Что касается Ленина, пойдите и перечитайте, что он сказал и что написал в то время. В той невероятно тяжелой ситуации он продолжал рычать. Он рычал и никого не боялся. Он ревел, ревел, ревел!’37 Говоря о Ленине, он на самом деле описывал себя и свой вклад в революцию. ‘Как только мне поручили это [задание], я его выполняю. И не для того, чтобы мне приписали все заслуги. Я не был так воспитан".38 Когда член Центрального комитета с гордостью подтвердил, что он был учеником Сталина, Сталин вставил: "Мы все ученики Ленина!"39 Это было самое близкое, к тому, чтобы оставить политическое завещание. Вместо того, чтобы давать рекомендации по конкретной политике, он перечислил качества, необходимые советскому руководству после его смерти. К ним относились мужество, бесстрашие, личная скромность, выносливость и ленинизм.
  
  Его непосредственной целью было разоблачить слабости некоторых потенциальных преемников. В отличие от Ленина, он откупоривал бутылки со своим гневом, осыпая оскорблениями головы своих жертв. Молотов и Микоян были главными жертвами. Сталин продолжал разглагольствовать с обвинениями в трусости и непоследовательности, утверждая, что их поездки в США вызвали у них преувеличенное восхищение американской экономической мощью. Он вспомнил случаи, когда Молотов хотел смягчить требования колхозов о поставках зерна. Молотов вынес выговор , не ответив. Микоян, однако, решил, что необходима активная оборона, и занял трибуну, чтобы ответить.40 членов Политбюро уже знали о враждебности Сталина к Молотову и Микояну, но это было новостью для других ведущих членов.
  
  Сценарий был близок к завершению для окончательного сведения счетов. Молотов, Микоян и Берия жили в страхе. Центральный комитет учредил Президиум в качестве своего главного исполнительного органа вместо Политбюро. Сталин зачитал список предложенных членов. Весь список был принят без обсуждения.41 У нового партийного президиума должно было быть внутреннее бюро, и в него не были назначены ни Молотов, ни Микоян.42 (Берия получил место, но это не было серьезным утешением; он знал, что Сталин часто работал с ножом для нарезки салями, когда начинал чистку.) Когда Президиум собрался 18 октября, Маленков был назначен главой постоянной комиссии по иностранным делам, Булганин должен был курировать "вопросы обороны", а Шепилов должен был возглавить комиссию по "идеологическим вопросам".Несмотря на то, что Сталину было 43 года, он все еще занимался чтением докладов, планированием своих маневров и посещением важнейших совещаний — и, как и в 1937 году, он упустил возможность взять отпуск на весь этот год. За оставшиеся недели 1952 года Бюро заседало шесть раз, и на каждом заседании присутствовал Сталин.44 Большая часть заседаний была посвящена кадровым расстановкам. Но было также обсуждение дела явно зловещего характера. Сталин поднял вопрос "о саботаже в медицинской работе"; он также потребовал отчета "о положении в МГБ СССР".45
  
  Сталин хотел привязать официальный партийный орган к повозке своего заговора. Необходимо было снизить риск государственного переворота против него. Продвигаясь медленно и получая официальные санкции на каждом этапе пути, он также надеялся убедить более молодых и, следовательно, менее опытных членов Бюро, что его меры основаны на веских доказательствах. Убийце нужно было обеспечить себе алиби, и легендарное коварство не покинуло его.
  
  Его опытные сообщники дрожали от страха. Не только Берия, но и Маленков, Хрущев и Булганин знали по опыту, что они не могли предположить, что Сталин в конечном итоге не уберет и их. Ему нельзя было доверять : это было очевидно для всех. Дела становились плохими. 21 декабря 1952 года Молотов и Микоян, после долгих колебаний, решили отправиться на Ближнюю дачу Сталина, чтобы поздравить его с днем рождения. Они делали это в течение многих лет, и, хотя он недавно проявил враждебность по отношению к ним, они думали, что враждебность может возрасти, если они нарушил обычай. Они ошиблись. Визит разозлил Сталина, и другие члены Президиума посоветовали Молотову и Микояну держаться подальше от его поля зрения.46 Все равно все его поведение сбивало с толку и пугало всех. Очевидно, что он уже не был тем человеком, которым был когда-то. После его смерти его соратники должны были отметить как психологическое, так и физическое ухудшение в нем. Они отметили наступление непредсказуемости, которую они назвали ‘капризной’. Ранее он оставался довольно лояльным к группе лидеров, которую он создал в конце 1930-х годов; Ленинградское дело 1949-50 годов было исключением, а не правилом, в послевоенные годы.47 Но он пришел, чтобы оказать услугу или отказаться от нее с произволом, который привел их в ужас.
  
  Итак, что замышлял Лидер? Был ли за действиями, которые он предпринимал, великий план? Будет ли ликвидация нескольких ветеранов — и преследование всех евреев — означать конец любой запланированной чистки? Мог ли человек, чей физический упадок был очевиден, довести подобную чистку до конца? Его ближайшим соратникам, независимо от того, были они им разоблачены или нет, казалось, не имело смысла гадать о точных мотивах. Сталин убивал коллег-политиков в течение многих лет. Он не утратил этой привычки с наступлением дряхлости.
  
  
  54. СМЕРТЬ И БАЛЬЗАМИРОВАНИЕ
  
  
  Когда 1952 год подходил к концу, 21 декабря Сталин устроил вечеринку по случаю дня рождения в большой приемной на своей Ближней даче.1 Босс был полон решимости хорошо провести время и пригласил ведущих политиков. Его дочь Светлана также присутствовала. Фотографии советских детей покрывали стены. Сталин также распорядился повесить картины со сценами из произведений Горького и Шолохова.2 Было выпито много. Граммофон всю ночь напролет играл народную и танцевальную музыку, и Сталин отвечал за выбор дисков. Это было веселое мероприятие.
  
  И все же двое гостей выглядели мрачными. Одним из них был Хрущев, который ненавидел танцевать и называл себя ‘коровой на льду’. Озорно Сталин призвал его исполнить энергичный украинский гопак . Возможно, Босс, который в детстве не смог освоить лекури,3 получал извращенное удовлетворение от своего смущения. Другим человеком, которому не понравился вечер, была Светлана. В возрасте двадцати шести лет, уже дважды замужем и мать, она не могла выносить, когда ей указывали, что делать, и отклонила его просьбу потанцевать с ней. Его укороченная рука обычно мешала Сталину выступать, но в тот вечер он выпил бокал или два. Когда Светлана возразила, он пришел в ярость. Схватив ее за рыжие волосы, он потащил ее вперед. Ее лицо покраснело, а глаза наполнились слезами боли и унижения. Другие гости сочувствовали ей, но ничего не могли поделать. Хрущев, все еще страдающий от собственного смущения, никогда не забывал эту сцену: ‘[Сталин] ходил взад-вперед, раскинув руки. Было очевидно, что он никогда раньше не танцевал’. Но он не судил Сталина строго. ‘Он вел себя так жестоко не потому, что хотел причинить боль Светлане. Нет, его поведение по отношению к ней действительно было выражением привязанности, но в той извращенной, грубой форме, которая была ему свойственна".4
  
  Другие гуляки беспокоились о чем-то гораздо худшем, чем быть вытащенными за волосы на танцпол. Вероятная неминуемость политической чистки взволновала их всех. Правда 13 января 1953 года опубликовала редакционную статью о ‘Злобных шпионах и убийцах, маскирующихся под профессоров медицины’. Сталин отредактировал текст.5 Хотя он все это время оставался на Ближней, он не был простым зрителем сложной политической драмы.6 Члены партийного президиума — так было переименовано Политбюро — читали "Правду" с замиранием сердца. Напряжение достигло критической точки. 28 февраля Сталин пригласил Маленкова, Берию, Хрущева и Булганина посмотреть с ним фильм на даче. Сталин, как всегда, был радушным хозяином. Еда и питье были обильными. Члены президиума партии, выпив полный бурдюк грузинского вина, старались не говорить ничего, что могло бы рассердить Лидера. Когда ужин закончился, Сталин велел слугам открыть кинотеатр в галерее первого этажа. Вечеринка закончилась в четыре часа утра 1 марта.7 Никто из уходящих грандов не вспомнил, что Сталин выглядел больным. По словам Хрущеваëv, они оставили его хорошо смазанным и в хорошей форме.8 Этого следовало ожидать после долгой ночи кутежей.
  
  Когда лимузины его гостей скрылись в темноте подмосковья, Сталин отдал быстрый приказ своей охране. Один из них, Павел Лозгачëv, доложил о содержании своему начальнику Ивану Хрусталю ëv. Сталин объявил, что идет спать и что они могут уйти с дежурства и поспать; он также приказал, чтобы охранники не беспокоили его до тех пор, пока он не позовет их в свои комнаты.9
  
  С середины утра 1 марта среди охранников, пришедших на дежурство, росло беспокойство, потому что Сталин не позвал их внутрь. Так было заведено годами. Группа, известная как мобильная группа охраны, патрулировала Ближнюю дачу. Каждая смена охраны чередовалась между двумя часами дежурства и двумя часами отдыха, чтобы поддерживать бдительность. Позиции охраны вокруг дачи были обозначены номерами.10 Необычный запрет Сталина беспокоить его оставался в силе, и все же все они знали, что их обвинят, если произойдет что-то неподобающее. Его привычкой было просить стакан чая с ломтиком лимона поздним утром. Он был регулярным, как часы. Заместитель командующего Михаил Старостин занервничал из-за того, что такой просьбы не поступало.11 На даче не было вышестоящего начальства, к которому можно было бы обратиться. Поскрëбышев и Власик больше не занимали своих постов, и было неясно, кто в Президиуме партии, если вообще кто-либо, мог и отменил бы личный приказ Сталина. Это была ситуация, которая пошла на пользу Сталину, когда он был в форме. Он был готов заплатить роковую цену за свою необычайную концентрацию власти.
  
  В 18.30 на даче зажегся свет. Патрулирующие охранники вздохнули с облегчением при виде этого признака жизни, предположив, что с Лидером, должно быть, все в порядке. Они предположили, что из-за позднего пробуждения он занимался массой своих обязанностей. Однако Сталин так и не вышел из своей комнаты. Он не потребовал еды и не отдал приказов что-либо делать. Никто не видел его мельком. Поэтому охранники оставались в недоумении по поводу того, что им делать дальше. Около 10 часов вечера для Сталина прибыла посылка из офисов Центрального комитета в Москве. Это вынудило группу безопасности принять решение. После обмена мнениями было решено, что Павел Лозгачëv должен отнести посылку Сталину. Нервно войдя в комнату, он наткнулся на шокирующую сцену. Сталин осел на пол. Хотя он не совсем потерял сознание, он не мог говорить и описался. Очевидно, у него был инсульт. Наручные часы Сталина лежали на полу рядом с ним, показывая половину седьмого. Охранники резонно предположили, что Сталин упал в тот более ранний момент вечером, когда он включал свет.12
  
  Никто не осмеливался сделать самую очевидную вещь и вызвать врача. Нуждаясь в указании вышестоящего начальства, охранники позвонили министру государственной безопасности Сергею Игнатьеву в Москву. Даже Игнатьев почувствовал себя не в своей тарелке и позвонил Маленкову и Берии. Все на даче отчаянно желали получить приказы. Все, что они сделали по собственной инициативе, - это подняли Сталина с пола, перенесли на диван и укрыли одеялом.13
  
  Получая новости Игнатьева от Маленкова, члены Президиума задавались вопросом, близка ли окончательная кончина Сталина. Но как именно они действовали, до сих пор остается неразгаданной загадкой. Не только коллеги-политики Сталина, но и его охрана много лет держали рот на замке по поводу этого эпизода — и воспоминания со временем ухудшились. Превратности борьбы за политическую преемственность также оказали искажающее влияние на записи. Победителем стал Хрущ ëV. Берия был казнен в декабре 1953 года, а Маленков, проиграв Хрущеву, не был склонен записывать свои показания. Хрущев и Светлана Аллилуева остались единственными свидетелями, которые могли свободно давать свои показания до того, как старость затуманила их память. К сожалению, ни Хрущев, ни Аллилуева не были прочь пофантазировать, чтобы преувеличить свои знания и добродетели. Это была парадоксальная ситуация. Сам Сталин жестко регламентировал публикацию подробностей о своей жизни; их скудость и ненадежность были чрезвычайными. Однако предоставление этих подробностей стало еще менее надежным с того дня, как он потерял этот контроль. Даты, процедуры, личности и события ясны, как бочка дегтя, в период с 28 февраля по 5 марта 1953 года.
  
  Самый полный отчет поступил от Хрущева В. По его словам, несколько из них отправились на дачу рано утром 2 марта. Предположительно, в их число входили Маленков, Берия, Булганин и Хрущев. Неизвестно, совершили ли они — или некоторые из них — повторный визит, прежде чем решили обратиться за медицинской помощью.14 По какой-то причине прошло несколько часов, прежде чем врачи были вызваны для оказания помощи Сталину. Точное время их появления оспаривается. Светлана, которую вызвали с урока французского языка,15 лет, поставила ему 10 "а".м. в своих мемуарах; но в более правдоподобном отчете охранника А. И. Рыбина, который был там в то время, указано, что это было в 7 часов утра16 В любом случае ясно, что члены Президиума не спешили организовать такую помощь. Это породило подозрение, что они намеренно позволили состоянию Сталина ухудшиться. Это возможно, поскольку все они были потенциальными жертвами чистки. Но, возможно, его политические подчиненные просто были слишком напуганы, чтобы вмешаться раньше. Если бы он выздоровел, они заплатили бы высокую цену за то, что действовали так, как будто они были ответственны за страну. Это правдоподобная гипотеза. И все же они, несомненно, медлили до преступной степени — и, возможно, они уже были лучше осведомлены о хроническом характере его плохого здоровья, чем показывали.
  
  Врачи обнаружили, что Сталин был весь в собственной моче. Они раздели его и тщательно вытерли раствором на основе уксуса. В какой-то момент его вырвало кровью; дыхание Чейнса-Стокса стало характерным для него затрудненным. Серьезность его состояния была очевидна. Сами медицинские эксперты находились в состоянии стресса, зная, что случилось с врачами, которые не смогли удовлетворить советских политиков. Они быстро выяснили худшее. Правые конечности Сталина были полностью парализованы. Хотя они делали, что могли, его перспективы были невелики. До полудня они ставили клизмы, хотя никто всерьез не ожидал положительного эффекта.17
  
  Проблема для Президиума заключалась в том, что, если Сталин выздоровеет, они могут быть прокляты, если не смогут помочь его выздоровлению, и прокляты, если вмешаются без его разрешения. Осторожность была жизненно важна. Было очевидно, что необходимо узнать больше о его состоянии. К сожалению, после арестов врачей по заговору в камерах Лубянки можно было найти лучших медицинских специалистов в Москве. То, что последовало за этим, было трагикомедией. К заключенным профессорам (которые предположительно были одними из самых злостных предателей) подошли и спросили о вероятных последствиях для пациента с диагнозом, как имеющие дыхание Чейнса–Стокса. После нескольких недель пыток они были сбиты с толку необычным поворотом, принятым их допрашивающими. Яков Раппопорт кратко ответил, что это был очень "серьезный симптом", подразумевая, что смерть была наиболее вероятным результатом.18 были ли предприняты медицинские шаги на основе такой информации, неизвестно. Но члены Президиума, по крайней мере, получили уверенность в том, что они могут свободно планировать политическую преемственность. Свидетельство их глаз было в любом случае довольно убедительным: Сталин находился в ужасном состоянии, а лечащие его врачи были явно настроены пессимистично. Теперь самые выдающиеся врачи страны, содержавшиеся на Лубянке, независимо подтвердили свое впечатление.
  
  4 марта они начали договариваться. Не было никакой процедурной традиции и никаких правил; Сталин старательно снимал этот вопрос с повестки дня. Главные лидеры почувствовали, что легитимность достанется им только в том случае, если они смогут претендовать на преемственность, и они созвали экстренное заседание Центрального комитета партии. Это позволило ветеранам Президиума избежать угрозы со стороны членов, выдвинутых после Девятнадцатого съезда в октябре 1952 года. Некоторые ветераны находились в лучшем положении, чем другие. Молотов не мог претендовать на верховную власть после нападения Сталина на него в октябре 1952 года. Маленков и Берия проявили инициативу. В окружении ветеранов Президиума (за исключением Булганина, который дежурил у постели Сталина) Маленков открыл заседание, объявив, что Сталин серьезно болен и что прогноз неблагоприятный, даже если он переживет нынешний медицинский кризис. Центральный комитет слушал молча и с тревогой. Затем кафедра была передана Берии, который предложил, чтобы Маленков немедленно занял пост председателя Совета министров вместо Сталина. Это было согласовано, и короткое заседание было объявлено закрытым.19
  
  Однако Сталин еще не скончался, и члены Президиума поспешили обратно на Ближнюю дачу, где он тонул безвозвратно. Они наблюдали, как перед их глазами проносились их прошлые жизни: пятилетние планы, Большой террор и Великая Отечественная война. Сталин олицетворял их коллективную карьеру. Они принимали активное участие в консолидации советского государства, его военной и промышленной мощи, а также в его территориальной экспансии и политической безопасности. За возможным исключением Берии, они благоговели перед умом и опытом Сталина и в то же время просто боялись его. Он околдовал их, даже травмируя их. Когда он лежал, распростертый на диване, они не могли быть уверены, что каким-то сверхчеловеческим усилием он не оживет и не вернется к тому, чтобы снова доминировать в общественной жизни. Те самые люди, которые отправили миллионы людей на смерть в ГУЛАГ под руководством Сталина, трепетали при виде старика, полубессознательного и инертного, чья жизнь ускользала. До конца он держал их в рабстве. Все еще оставалась возможность, что он может прийти в себя достаточно, хотя бы на мгновение, чтобы отдать приказ об уничтожении их всех. Даже с умирающим Сталиным нельзя было шутить.
  
  На даче царило напряженное положение. Берия, взяв на себя ответственность за безопасность, ввел карантин в зоне вокруг Ближней, поскольку велось наблюдение за пациентом. Утром 5 марта его снова вырвало кровью.20 Как позже обнаружили врачи, у него было обширное желудочное кровотечение. Его общее состояние здоровья в течение многих лет оставляло желать лучшего, и его артерии затвердели. У его постели собрались врачи и политики. Светлана была единственным близким членом семьи на даче. Присутствующие по очереди подходили к его распростертому телу, чтобы выразить свое почтение. Они брали его за руку, ища какой-нибудь признак его намерений по отношению к ним. Наиболее примечательным было поведение Берии, который обслюнявил руку Сталина в елейном проявлении личной преданности. В 9.50 утра Лидер подавился своим последним вздохом. Его не стало.
  
  Некоторые бросились в объятия друг друга. Обезумевшая Светлана нашла утешение в объятиях Хрущеваëv. Слугам разрешили осмотреть труп. Пострадали даже члены Президиума, которые за несколько часов до этого определялись с политикой после Сталина. Закончился целый период в их жизни, а также в истории их страны. Они не были бы людьми, если бы не были потрясены пережитым. Только один человек обладал полным присутствием духа. Это был Берия, который вел себя как пантера, выпущенная из клетки. Больше не елейный и не скорбный, он крикнул: ‘Хрустальныйëв! Автомобиль!’21 Берия помчался в Кремль, чтобы завершить упорядоченную политическую преемственность, в которой ему предстояло играть ведущую роль. В то время как другие утешали Светлану или плакали у постели Сталина, нужно было многое сделать, и Берия задавал темп. В отличие от Молотова и Микояна, его не называли нежелательным потенциальным лидером. Мингрельское дело не упоминалось в Центральном комитете, и, насколько было известно его членам, Берия до конца был на хорошем счету у Сталина. Битва за преемственность шла полным ходом.
  
  Группа безопасности стала почетным караулом, стоявшим у мертвого лидера. На дачу прибыл черный катафалк, и охранники внесли его в него для передачи в специальный институт, где регулярно проверялось состояние тела Ленина и тело Сталина готовили к похоронам. Командир гвардии Хрусталев остался у руля.
  
  В 8 часов вечера 5 марта Центральный комитет партии вновь собрался во главе с Хрущевым. Члены Президиума знали, что им нужно убедить всех присутствующих в том, что Сталин умер естественной смертью.22 Трибуну предоставил министру здравоохранения СССР А. Ф. Третьякову за подробное медицинское разъяснение. Хрущев, избегая дебатов, огласил предложения Бюро Президиума. Маленков был предложен на пост председателя Совета министров. Берия был бы одним из его первых заместителей и возглавил бы Министерства внутренних дел (МВД) и государственной безопасности (МГБ). Хрущев оставался секретарем Центрального комитета партии. Ветераны старшего поколения не были проигнорированы. Ворошилов должен был стать председателем Президиума Верховного Совета СССР. Молотов, который сохранил свое положение в умах коллег-лидеров, несмотря на нападки Сталина на него, станет первым заместителем председателя Совета министров (как это сделал не только Берия, но и Булганин). Ключевыми фигурами, однако, были Маленков, Берия и Хрущ-Ч.ëв. Это было обозначено в решении поручить им задачу приведения документов Сталина ‘в необходимый порядок’. Каждое предложение было единогласно одобрено, и встреча длилась всего сорок минут.23 Конкретные пожелания Сталина отвергались. Он планировал свержение Берии, а также Молотова и Микояна. Маленков, однако, видел в Берии полезного союзника, и Хрущев временно смирился с свершившимся фактом .
  
  Маленков, Берия и Хрущев знали Сталина в те годы, когда от него зависела их жизнь или смерть. У них не было политического опыта, свободного от страха, что он может приказать их арестовать. Берия заставил своего сына Серго выучиться на пилота и изучить международные воздушные маршруты на случай, если семье понадобится бежать.24 У Берии, Молотова, Ворошилова, Микояна и Кагановича были причины благословить расставание Сталина с этой земной жизнью. Другие, такие как Хрущев и Маленков, должно быть, беспокоились, что угроза Сталина в конечном итоге может быть направлена и на них. Весь Президиум дрожал от страха в течение нескольких месяцев. Ближайшие подчиненные Сталина были очень заинтересованы в его кончине и в заговоре с целью ускорить ее наступление. Причины смерти остаются неясными. Хотя вскрытие было проведено, отчет так и не был найден. Этого было бы более чем достаточно , чтобы вызвать подозрения. Более того, десять врачей, которые ухаживали за ним в конце, составили историю его болезни. Однако она была завершена только в июле (и стала доступна лишь недавно).25 Правдоподобным выводом было то, что Сталин умер от естественных причин. Но задержка в составлении была странной, как и потеря документа о вскрытии: возможно, скрывалось что-то важное.
  
  Приговор должен оставаться открытым. Одна из возможностей заключается в том, что он был убит, вероятно, при попустительстве Берии и Хрусталя ëпротив. Метод, обычно рекламируемый как яд, подмешанный в еду Сталина; другое предположение состоит в том, что Берия организовал проникновение своих людей на дачу и убийство лидера с помощью смертельной инъекции. В одной странной версии утверждается, что человек, умерший в доме на Ближней, был не Сталиным, а его двойником; но это тоже надуманное предположение, полностью лишенное доказательств (и действительно, без объяснения того, почему, если труп принадлежал двойнику, Сталин не вернулся, чтобы отомстить заговорщикам).
  
  Тело отнесли на первый этаж института на носилках, и медицинский персонал сменил охранников, которые все еще находились в шоковом состоянии — многие были в слезах. Хрусталев остался один, когда другие охранники спустились вниз, в вестибюль. Вставная челюсть Сталина была удалена и передана командиру охраны на хранение. Как и Ленина, Сталина должны были забальзамировать. Он усложнил эту задачу в 1952 году, арестовав Бориса Збарского, который много лет заведовал лабораторией Мавзолея.26 Но химия давным-давно была записана для использования другими. Тем временем труп Сталина был уложен в катафалк на Красной площади.27 Те же охранники сопровождали тело в Колонный зал Дома союзов с Красной площади, где оно оставалось до дня похорон.28 Был отдан приказ превратить мавзолей Ленина в место совместного упокоения Ленина и Сталина. В этом не было ничего неожиданного, хотя Сталин не давал никаких указаний. В течение двух десятилетий его превозносили как величайшего из ныне живущих людей. Президиум просто предположил, что с его трупом должны поступить так же, как Сталин поступил с Лениным в 1924 году.
  
  Радио и газеты объявили о его смерти 6 марта. Общественное потрясение было огромным, поскольку никаких предварительных намеков на его физический упадок не было дано; и действительно, в предыдущие годы не было никаких комментариев по поводу общего ухудшения его здоровья. Собирались толпы. Москвичи спешили взглянуть на останки диктатора перед похоронами. Поезда и автобусы из отдаленных провинций были битком набиты пассажирами, жаждущими увидеть лежащего в гробу Сталина. На метро и автобусах все приехали в центр столицы, а затем с мрачным нетерпением поднялись пешком на мощеную площадь. 8 марта в человеческая масса стала слишком большой, чтобы полиция могла ее контролировать. Слишком много людей стекалось со всех сторон. Началась паника, многие пытались повернуть назад. Результат был катастрофическим. Тысячи людей были растоптаны и тяжело ранены, а число людей, получивших смертельную асфиксию (о которой умолчали газеты), исчислялось сотнями. Даже в гробу Вождь не утратил способности наугад посылать смерть своим подданным. У этой трагедии был еще один аспект: она указывала на пределы государственного контроля даже в СССР. Большую часть времени демонстрировалось внешнее подчинение приказам ; но поверхность общественного спокойствия была непрочной, и МВД нервничало, запрещая обычным людям делать то, что они хотят, в первые пару дней после выхода новостей в эфир.
  
  Похороны состоялись 9 марта. Это был холодный, сухой, серый день поздней зимы. Солнце не выглянуло. Стоял сильный мороз.29 Народу было много. Короткие поездки по столице заняли несколько часов. Власти разрывались между желанием узаконить связь с его памятью и обеспечением порядка на улицах. Императорский режим стал крайне непопулярен, когда тысячи зрителей были случайно затоптаны насмерть на Ходынском поле в день коронации Николая II. Не следовало бы допускать повторения подобного события с кончиной Иосифа Грозного.
  
  Любой другой исход, кроме мирной церемонии, дал бы понять, что преемники Сталина не смогли управлять страной: им пришлось проявить себя такими же стальными людьми, как покойный лидер. У катафалка в Колонном зале Дома союзов был боковой занавес с надписью ‘Пролетарии всех стран, соединяйтесь!’ Видны были только голова и плечи Сталина. Его глаза были закрыты. На него были направлены мощные прожекторы. Официальным фотографам периодически разрешалось приближаться и снимать событие. Играли оркестры. Женский хор, одетый в черное, пел панихиды. В 10.30 часов утра Президиум партии вошел под аккомпанемент государственного гимна СССР. Впереди шел Маленков, партнером которого был представитель КИТАЯ Чжоу Эньлай. Орудийный лафет вывез гроб из Колонного зала вверх по склону к Красной площади, где его ожидал недавно реконструированный мавзолей Ленина–Сталина. Тело сняли с орудийного лафета и перенесли на носилки снаружи здания. Члены Президиума и почетные гости поднялись на вершину Мавзолея.30 На Красной площади собралась огромная толпа. Были установлены микрофоны и усилители, чтобы все могли слышать церемонию. Венки были сложены высокими грудами. (Композитор Сергей Прокофьев умер в тот же день, когда Сталин и его скорбящие обнаружили, что в магазинах не осталось цветов, потому что все поспешили засвидетельствовать свое почтение Вождю.) Завершалась политическая эпоха.
  
  Подразделения Советской Армии прошли маршем по Красной площади. МВД, как обычно, организовало охрану за барьерами для толпы. Военные оркестры сыграли традиционные панихиды. Сотни тысяч москвичей вышли отдать последние почести; и в отличие от первомая или 7 ноября, когда их рабочие организации напрямую принуждали их принять участие в подобных церемониях, народное стремление присутствовать в исторический день было безошибочным.
  
  Было произнесено три панегирика. Маленков, Молотов и Берия произнесли их с вершины Мавзолея. Те, кто находился рядом с ораторами, могли заметить различия между ними: только лицо Молотова выражало искреннюю скорбь. Берия говорил с резкой сухостью (и позже был упрекнут за это своей женой Ниной).31Известность Молотова указала политически хорошо информированным людям, что на вершине советской политики уже ощущались толчки: труп Сталина едва успел остыть, как его бывший главный сообщник был вновь принят в правящую группу. Иностранные гости не ограничивались коммунистами. Почетное место занимали ветераны коммунистической партии Чжоу Эньлай, Пальмиро Тольятти, Долорес Ибн рурри и Морис Торез; но среди других участников церемонии был лидер итальянских социалистов Пьетро Ненни. В Москву посыпались соболезнования от иностранных правительств. Старые соперники Сталина по переговорам Черчилль и Трумэн прислали соболезнования. Газеты коммунистических стран подчеркивали, что самого высокого гиганта в истории больше нет. На Западе реакция прессы была более разнообразной. И все же, хотя его преступления против человечности были зафиксированы, мало кто из редакторов пожелал оставить это событие без упоминания о его роли в экономическом преобразовании своей страны и победе над Третьим рейхом. Это была более мягкая участь, чем он заслуживал.
  
  Мировое коммунистическое движение, однако, не ставило под сомнение его заслуги перед человечеством. Тот, кто отдал приказ о строительстве мавзолея Ленина, собирался присоединиться к основателю Советского Союза в смерти. Бальзамировщики завершили свою работу. Его труп был выпотрошен и пропитан жидкостью, состав которой оставался в секрете. Был заказан стеклянный шкаф. Внутренняя планировка прямоугольного гранитного сооружения была изменена, в то время как масоны изменили его название на Мавзолей Ленина–Сталина. Иосиф Виссарионович Джугашвили, известный истории как Сталин, был похоронен.
  
  
  55. ПОСЛЕ СТАЛИНА
  
  
  Приливная волна реформ обрушилась на политику Сталина в СССР в первую неделю марта 1953 года. Его преемники выступили против него посмертно после десятилетий послушания. Ни один член партийного президиума не выступал за полное сохранение его наследия; даже коммунистические консерваторы, такие как Молотов и Каганович, одобрили какие-то новшества. Изменения, сорванные Сталиным, наконец стали возможными. И все же дебаты не выплеснулись в общество. Это было запрещено. Последнее, чего хотели восходящие лидеры партии, это позволить обычным советским гражданам или даже функционерам низшего звена государства влиять на то, что решалось в Кремле.
  
  Молотов и Каганович не смогли помешать реформаторским проектам Маленкова, Берии и Хрущеваëv. Маленков хотел увеличить выплаты колхозам, чтобы увеличить сельскохозяйственное производство; он также выступал за то, чтобы отдать приоритет инвестициям в легкую промышленность. Хрущев хотел распахать целинные земли в СССР и покончить с существовавшей десятилетиями неопределенностью в отношении поставок хлеба. Маленков и Берия были привержены идее мирного сосуществования с США: они опасались, что холодная война может обернуться катастрофой для человечества. Берия желал сближения с Югославией; он также стремился отменить привилегии для русских в СССР и расширить границы культурного самовыражения. Маленков, Берия и Хрущев согласились с тем, что общественная жизнь должна строиться на менее насильственной и произвольной основе, чем при Сталине. Они поддержали освобождение политических заключенных из трудовых лагерей. Они тихо запретили официальным средствам массовой информации произносить обычные грандиозные восхваления Сталину. Если его политика должна была смениться, больше не имело смысла продолжать относиться к нему как к полубогу.
  
  Президиум партии осторожно обращался с его физическим наследием. Когда Ленин умер в 1924 году, Сталин стал хранителем его трудов и решал, что следует публиковать, а что скрывать от посторонних глаз. Он опубликовал свои собственные Основы ленинизма . Он добивался легитимности всего, что делал, ссылаясь на работы Ленина. Преемники Сталина знали это. С санкции Центрального комитета партии 5 марта 1953 года1 они реквизировали его книжную коллекцию и анонимно распространили большую ее часть по различным публичным библиотекам. В Институте марксизма–ленинизма осталось всего несколько сотен книг. Многие его письма и телеграммы были сожжены, а большинство черновиков его статей и книг исчезли.2 Последнее издание его собрания сочинений было приостановлено как неполное.3
  
  Письменный стол Сталина на Ближней даче хранил тревожные тайны. В нем лежали три листа бумаги, которые он спрятал под газетой в выдвижном ящике. Одним из них была записка от Тито:4
  
  
  Сталин: прекратите посылать людей убивать меня. Мы уже захватили пятерых из них, одного с бомбой, другого с винтовкой… Если вы не прекратите подсылать убийц, я отправлю одного в Москву, и мне не придется посылать второго.
  
  
  Так один гангстер писал другому. Никто другой так не противостоял Сталину; возможно, именно поэтому он сохранил записку. Он также сохранил последнее, что написал ему Бухарин: ‘Коба, почему тебе нужна моя смерть?’ Хотел ли Сталин испытать дрожь удовлетворения, перечитывая это? (Невозможно поверить, что у него сохранилось какое-то искаженное чувство привязанности к Бухарину.) Третьим пунктом было письмо, продиктованное Лениным 5 марта 1922 года, содержащее требование к Сталину извиниться перед Крупской за его словесное оскорбление в ее адрес. Это было его последнее послание от Ленина, и оно было самым ранящим. Он не сохранил бы его в письменном столе, если бы оно не отозвалось эхом в пещерах его разума.
  
  Партийные лидеры держали эти три пункта в секрете. Но они изменили общественное мнение после смерти Сталина, и Правда прекратила восхвалять его. Статьи критиковали ‘культ личности’. Хотя они были переполнены цитатами из работ Сталина, не требовалось большого напряжения памяти, чтобы вспомнить, что его культ был самым грандиозным в истории. В то время как в Президиуме партии обсуждалась новая политика, Берия отпраздновал свое возвращение к руководству Министерством внутренних дел, собрав магнитофонные записи бесед Сталина с сотрудниками правоохранительных органов. Пленки доказывали, что Сталин планировал террор до конца. Берия организовал ознакомление членов Центрального комитета со стенограммами.5
  
  Реформаторы столкнулись с дилеммой: если бы они объявили о каком-либо отказе от наследия Сталина, их законные притязания на власть были бы поставлены под сомнение; но если бы они не спешили менять какую-то политику, у них могли возникнуть проблемы из-за игнорирования недовольства общества. Была еще одна трудность. Сталина почитали многие из тех людей — а их были миллионы, — которые ненавидели его репрессии. Деспот все еще применял свои чары после смерти. Реформаторы должны были вести себя твердо и компетентно. Признаки паники могли стать вызовом всему советскому порядку. Большинство в Президиуме стремилось изменить политику Сталина, не подвергая его прямой критике.6 На заседаниях Центрального комитета партии они просто намекали на непредсказуемость и капризность Сталина в последние годы его жизни. Это произошло на пленуме в июле 1953 года после ареста Берии по сфабрикованному обвинению в том, что он был агентом британской разведки. На самом деле руководство опасалось, что Берия жаждал своего личного превосходства, а также планировал реформы, которые казались чрезмерно радикальными. Именно Берия, а не Сталин, был признан ответственным за прошлые преступления и злоупотребления, и он был казнен в декабре 1953 года.7
  
  Семья Сталина пережила резкое изменение обстоятельств. Его дочь Светлана благоразумно сменила фамилию. Будучи студенткой, она была известна как Светлана Сталина, но после его смерти она стала называть себя Светланой Аллилуевой.8 Низко склонившись перед преемниками своего отца, она спасла себя от неприятностей. Василий Сталин был неспособен к такому приспособлению. Он был печально известен своими пьяными вечеринками и развратом. Его отец фактически отрекся от него, но только после смерти Лидера Василий был привлечен к ответственности и арестован за дебоширство и нецелевое использование государственных средств. Дни его привилегий подошли к концу.
  
  Министерство внутренних дел было передано под контроль партии после падения Берии. Границы культурного самовыражения продолжали расширяться. Маленков и Хрущев продолжали продвигать реформы, одновременно борясь за личное превосходство. Цены, выплачиваемые колхозам за урожай, были повышены. Целинная почва Казахстана была вспахана для увеличения объемов сельскохозяйственного производства. Произошло сближение с Югославией Тито. Были сделаны попытки США ослабить международную напряженность. Корейская война была доведена до конца. Дискуссии в Центральном комитете стали в меньшей степени определяться необходимостью демонстрировать недвусмысленную поддержку каждого действия Партийного президиума. Хотя СССР оставался однопартийной диктатурой, атмосфера всеобщего страха разрядилась. Соперничество между Маленковым и Хрущевым продолжало расти. Берию боялись в равной степени за его реформистский радикализм и его личную безжалостность. Маленкову не хватало его щегольства, и Хрущев, пользуясь своей репутацией победителя Берии, через пару лет стал верховным лидером в Президиуме.
  
  По его инициативе комиссия изучила материалы о чистках сталинского периода. У Хрущева ëv, когда он искал порочащие улики о Маленкове, также были более широкие планы. Несколько членов Президиума партии возражали против любых дальнейших реформ. Чтобы закрепить свое господство, Хрущев поднял вопрос о Сталине на Двадцатом съезде партии в феврале 1956 года. Когда прозвучали комментарии об опасности дестабилизации советского порядка, он возразил: ‘Если мы не скажем правду на съезде, мы все равно будем вынуждены сказать правду когда-нибудь в будущем. А затем мы не будет людей, произносящих речи. Нет, вместо этого мы будем людьми под следствием!"9 На закрытом заседании Конгресса он осудил Сталина как чудовищную личность, отправившую тысячи людей на смерть и порвавшую с ленинскими традициями в руководстве и политике. Список обвинений не был исчерпывающим. Хрущев сосредоточил свой доклад на деятельности Сталина с момента смерти Кирова в 1934 году и далее. Он избегал критики основных политических и экономических структур, созданных в конце 1920-х годов, и он ничего не сказал о терроре, проводимом Сталиным во время Гражданской войны и Первого пятилетнего плана. Желая втереться в доверие к нынешним партийным и правительственным чиновникам, он создал впечатление, что их предшественники были главными жертвами Большого террора 1937-198 годов.
  
  Аудитория Конгресса погрузилась в ошеломленное молчание. Хрущев достиг своей цели: он затруднил своим советским оппонентам нападки на его руководство и политику, не делая вид, что выступает за возврат к государственному террору. И все же существовала проблема. Именно Сталин основал коммунистические государства в восточной половине Европы. Дискредитировав Сталина, Хрущев восстановил линию легитимности в Советском Союзе, идущую от Ленина и Октябрьской революции. Это было не так в Восточной Европе, где именно Сталин установил коммунизм. Доклад Хрущева был политическим взрывом там. Забастовщики организовали демонстрации протеста в Польше. К октябрю 1956 года в Венгрии вспыхнуло народное восстание.
  
  Противники реформы нанесли ответный удар в Президиуме партии в июне 1957 года, потребовав смещения Хрущева с поста первого секретаря партии. Но Центральный комитет защитил его, и после нескольких лет дальнейшей борьбы он выступил с еще более сокрушительной атакой на Сталина на двадцать Втором съезде партии в октябре 1961 года. Старой большевичке Доре Лазуркиной предоставили трибуну. Согнутая годами Лазуркина рассказала, как тень Ленина явилась ей во сне с требованием уединиться в Мавзолее на Красной площади. Это чувство вызвало бурные аплодисменты. Дело было сделано глубокой ночью, и забальзамированное тело Сталина было вынесено из Мавзолея и захоронено под Кремлевской стеной; простой бюст и колонна были установлены над его могилой только годы спустя. Историкам было приказано поискать в архивах доказательства того, что Сталин часто ссорился с Лениным и всегда вел себя жестоко. Сталинград был переименован в Волгоград. К культу Ленина присоединился растущий культ Хрущеваëv. В 1959 году появился новый учебник истории партии.10 Те коммунисты, которые восхищались Сталиным, хранили молчание или рисковали быть исключенными из рядов партии. Лишь несколько коммунистических партий за рубежом выразили несогласие. Главной среди них была Коммунистическая партия Китая. Мао Цзэдун при жизни ненавидел Сталина, но считал, что политика реформ Хрущева v привела к слишком большому разрыву с тем типом коммунизма, который поддерживали как Сталин, так и Мао. Этот контраст усилил напряженность, приведшую к расколу между СССР и Китайской Народной Республикой.
  
  Хрущев был отстранен от власти в 1964 году. Политбюро партии (так был переименован Президиум) отвергло более своеобразную его политику внутри страны и за рубежом; оно также подавляло особое мнение более жестко, чем при Хрущевеëv. Но это была модификация программы Хрущева, а не возврат к полному сталинизму. Новый генеральный секретарь партии Леонид Брежнев никогда не помышлял о терроре или индивидуальном деспотизме. ‘Стабильность кадров’ стала лозунгом. Однако за кулисами Политбюро серьезно рассматривало вопрос о реабилитации исторического образа Сталина в 1969 году по случаю его дня рождения. Была подготовлена хвалебная передовица в "Правде". Только вмешательство лидеров итальянской и французской коммунистических партий в последнюю минуту предотвратило публикацию. (Однако было слишком поздно, чтобы помешать Монгольской коммунистической партии напечатать это, поскольку Улан-Батор находится в более раннем часовом поясе.)
  
  И все же желание реабилитировать Сталина сохранялось. В июле 1984 года — менее чем за год до прихода к власти Михаила Горбачева — Политбюро обдумывало этот вопрос. Старшие члены сохранили привязанность к нему и враждебность к Хрущевуëv:11
  
  
  Устинов: Оценивая деятельность Хрущева, я бы пошел на костер, как говорится, за свое мнение. Он причинил нам большой вред. Только подумайте, что он сделал с нашей историей, со Сталиным.
  
  Громыко: Он нанес непоправимый удар по позитивному имиджу Советского Союза в глазах остального мира…
  
  Тихонов: А что [Хрущевëv] сделал с нашей экономикой? Меня самого заставляли работать в [областном] совете народного хозяйства!
  
  Горбачëв: И [что он тоже сделал] с партией, разделив ее на промышленные и сельские партийные организации!
  
  Устинов: Мы всегда были против совета народного хозяйства. И, как вы помните, многие члены Политбюро Центрального комитета высказывались против позиции [Хрущеваëv]. В связи с сороковой годовщиной Победы над фашизмом я хотел бы предложить обсудить еще один вопрос: не следует ли нам снова назвать Волгоград Сталинградом? Миллионы людей восприняли бы это очень хорошо.
  
  
  На момент смерти Сталина Устинов был министром вооружений, Громыко был послом в Соединенном Королевстве, а Тихонов - министром черной металлургии.
  
  Идея реабилитации ни к чему не привела, потому что Горбач ëv, который избегал говорить что-либо о Сталине в Политбюро, стал Генеральным секретарем партии в марте 1985 года. Движение ускорилось, чтобы снова посадить Сталина на скамью обвиняемых. Был описан огромный масштаб его злоупотреблений, которые были лишь частично раскрыты при Хрущеве ëV. ‘Административно-командная система’, установленная Сталиным, была осуждена. Фильмы, романы и поэмы, а также исторические труды указывали в том же направлении. Горбачëv призвал интеллигенцию убедить общество в том, что полное отречение от сталинского наследия жизненно важно для возрождения советского общества. Процесс вышел из-под его контроля, поскольку несколько критиков Сталина настаивали на том, что Ленин тоже был виновен в фундаментальных злоупотреблениях. Они проследили административно-командную систему до истоков СССР. Однако та же открытость обсуждения позволила некоторым интеллектуалам восхвалять Сталина. Неоднократно провозглашалась его роль в обеспечении индустриализации в 1930-х годах, а затем и победы во Второй мировой войне.
  
  И все же пути назад не было. Горбачëv продолжал критиковать Сталина как одного из величайших преступников в истории. Когда СССР распался в конце 1991 года и Российская Федерация стала отдельным государством, Борис Ельцин продолжил проклинать Сталина — и, в отличие от Горбачева, он в равной мере отверг Ленина и Сталина. Так продолжалось до 2000 года, когда президентом стал Владимир Путин. Дед Путина работал на кухнях у Ленина и Сталина. Президент Путин не хотел слышать о злоупотреблениях властью в 1930-1940-х годах; вместо этого он хотел похвалить достижения советского государства в те десятилетия.12 ‘Очернение’ прошлого снова вызвало неодобрение. Путин символическим жестом восстановил старый государственный гимн СССР, хотя и с новыми словами. Он с любовью говорил о своей собственной ранней карьере в КГБ, органе-преемнике сталинского управления полиции безопасности.13 Целью Путина была не реабилитация Сталина, а скорее подтверждение преемственности, связывающей Российскую империю, Советский Союз и Российскую Федерацию. Однако этот процесс избавил тень Сталина от мучений впервые с конца 1980-х годов. Путин низвел его до статуса исторической фигуры, предоставив ученым самим выносить свой вердикт. Это было величайшим унижением для давно умершего диктатора. Пока его осуждали посмертно, он оставался живой силой в московской политике. Сталин страдал от позора официального пренебрежения.
  
  Однако в обществе он не был забыт. Несмотря на разоблачения о его деспотизме, остаточная ностальгия по Сталину и периоду его правления сохранялась. Опросы общественного мнения в 2000 году подтвердили это. Когда его спросили, к какому периоду истории двадцатого века они относятся с наибольшим восхищением, большинство респондентов выбрали годы правления Брежнева. Правление Хрущева получило одобрение 30процентов. Революция набрала 28, а правление Николая II - 18процентов. И все же деспотизм Сталина, набравший 26 процентов, не был плохим. Отрицательное мнение о деспотизме было еще выше - 48 процентов процентов, но тот факт, что более четверти респондентов отвергли обвинения в адрес сталинского правления, был удручающим для тех российских общественных деятелей, которые стремились к изменению общественных настроений.14 Не все были добры к его памяти. Существовали семьи, члены которых торжественно поднимали тост за здоровье ‘американского доктора’ Чейн-Стокса в каждую годовщину смерти Сталина. Они вспоминали о смертельной проблеме с дыханием, диагностированной в Ближней в марте 1953 года. (На самом деле врачей было два, Чейн и Стоукс, и они были не американцами, а ирландцами.)15 Действительно, миллионы советских граждан регулярно плевали в его память, в то время как политики переключались между публичным полуобличением и, по крайней мере во многих случаях, частным восхищением.
  
  За рубежом падение его репутации было стремительным и почти повсеместным. Коммунистический порядок рухнул в Восточной Европе в 1989 году, и в каждой стране никто не мог говорить или писать в защиту Сталина, не вызвав массового общественного недовольства. На Западе большинство коммунистических партий давным-давно отреклись от сталинизма. ‘Еврокоммунизм’ в Италии и Испании критиковал и Ленина, и Сталина с 1970-х годов. Западные коммунистические партии в любом случае распались с распадом СССР, и то, что они думали о сталинском периоде, больше не представляло особого интереса. Даже в Китайской Народной Республике, где формально сохранялось всеобщее уважение к Сталину, представители подчеркивали трудности, которые он создавал для особых интересов Китая. Только в одной маленькой стране было много широко распространенных поклонников Сталина. Это была его родная Грузия, которая восстановила свою независимость в Новом 1992 году. Грузины часто забывали о его жестоком обращении с их предками. Его прославляли как грузина с мировой известностью, который приручил русских и преподал им урок государственного управления — и этого было достаточно, чтобы спасти его от проклятия. Как его статуи, так и усыпальница в доме его детства стоят в Гори нетронутыми и почитаемыми. Оставшиеся в живых родственники, особенно внуки, которые не знали его лично, поддерживают его культ. Ветераны коммунистической партии Грузии чтят его память.
  
  Это не уникальная судьба лидеров-убийц. Чингисхана почитают в Монголии. У Гитлера есть поклонники в Германии и других странах (включая даже Россию). Люди помнят то, что они хотят, в тех обстоятельствах, в которых они вспоминают; они всегда выбирают и часто изобретают свои воспоминания. В случае со Сталиным те, кто с любовью думает о нем — по крайней мере, многие из них - реагируют на презрение, проявленное к достижениям их самих или их родителей до 1953 года. Подобно Путину, они хотят удалить пятно с имени своих семей. Они также реагируют на неприятности своего положения в России после коммунизма. Они чувствуют, что Сталин дал им гордость, порядок и предсказуемость; они упускают из виду тот факт, что его правление характеризовалось систематическим угнетением. Его эпоха стала обнадеживающей выдумкой для тех людей и групп, которые ищут миф для жизни в настоящем. Даже многие люди, чьи предки были расстреляны или заключены в тюрьму по приказу Сталина, находили утешение в сказочных историях о правителе, который допустил несколько ошибок, но обычно правильно определял основное направление государственной политики.
  
  Это очевидно любому, кто посещает Москву. Ниже от Красной площади, рядом с памятником Человеку èге, находится здание, которое раньше было музеем Ленина. В начале 1990-х годов он стал излюбленным местом сбора самых разных сторонников сталинизма. Прохожие могли послушать, как пожилые русские осуждают все, что произошло в стране с 1953 года. Отдельные люди продавали газеты, отвергая весь ход истории от Хрущева до Ельцина. (Среди сталинистов были еще более странные личности, рекламировавшие травяные лекарства от СПИДа.) Их идеи представляли собой путаницу. Сталинисты ненавидят евреев, масонов и американцев. Они поддерживают русский национализм, выступая за восстановление многонационального государства. Они воспевают социальную жертвенность. Они - жалкая кучка, погруженная в ностальгию, и полиция воздерживается от их ареста, даже несмотря на то, что их дикие заявления противоречат российской Конституции 1993 года.
  
  Власти действовали так, как будто предполагали, что почтение к Сталину исчезнет по мере вымирания старшего поколения. И все же, что будет учитываться в общественном мнении, так это степень успеха, достигнутого российским правительством в улучшении условий жизни большинства граждан. Такое улучшение кажется далеким. Зарплаты низкие, а демонстративное потребление богатого меньшинства, известного как ‘новые русские’, вызывает глубокое негодование. Москва процветает, в то время как большинство городов и почти все деревни чахнут. Около трети общества живет ниже признанного ООН уровня бедности. Политическая и у экономических элит нет стратегии для осуществления быстрых преобразований, в то время как крайне правые и крайне левые партии утверждают, что простые решения действительно существуют. И Либерально-демократическая партия Владимира Жириновского, и Коммунистическая партия Российской Федерации под руководством Геннадия Зюганова упоминали имя Сталина как фигуры, которой в свое время гордилась страна. Они утверждают, что без него СССР не стал бы промышленной и военной державой, способной победить гитлеровскую Германию. Ни одна из партий не получила большинства на выборах в Президенты или Государственную Думу; и хотя ностальгия по Сталину сохраняется, большинству россиян претит перспектива возвращения к политике насилия. Однако до тех пор, пока российское общество не станет материально более комфортным, грозный образ Иосифа Сталина будет размахивать на знаменах, поднятых политиками-экстремистами.
  
  Он продолжает разжигать споры в России. Сталин завещал своим преемникам консолидированную систему правления. Лично он оставался преданным Ленину, и его правление сохранило и укрепило ленинский режим. Однопартийное государство, установленное большевиками в течение нескольких месяцев после Октябрьской революции, прочно закрепилось. Усилилось исключение альтернативных идеологий из общественной жизни. Инструменты диктатуры, террора и политизированной судебной системы были смазаны маслом и заточены, а общество и экономика продолжали рассматриваться как ресурс, который нужно мобилизовать по команде Кремля. Экономический контроль государства, существенный со времен гражданской войны, был резко ужесточен. Считалось, что партия лучше всех знает прошлое, настоящее и будущее. История, как говорили, марширует в такт барабанному бою Ленина и Сталина.
  
  Преемственность между деспотизмом Сталина и более ранним советским периодом была кардинальными чертами истории страны — и историки, которые с любовью писали о существенном контрасте между Лениным -гуманистом-идеалистом и Сталиным-Людоедом, отвели глаза от исторических записей. Сталин был увлеченным учеником Ленина. Но между ними были и контрасты. Сталин делал свой собственный выбор, и некоторые из них почти наверняка отличались от тех, которым отдал бы предпочтение Ленин, проживи он дольше. К этому приговору должно быть приложено предостережение. Ленин был непредсказуем в своих политика, хотя его основополагающие предположения мало изменились. Тем не менее, даже Ленин вряд ли сделал бы выбор в пользу хаотичного насилия Первой пятилетки и коллективизации сельского хозяйства. Не то чтобы Ленин был постоянно терпелив с крестьянами, священниками, нэпманами и националистами: у него были свои моменты неустойчивости. Но он обладал определенной степенью сдержанности, которой не разделял Сталин. Ленин не переусердствовал с преследованием внутрипартийного инакомыслия. Его превосходство в партии было таково, что ему не нужно было устранять нарушителей спокойствия истребительными методами. Террористические кампании Сталина 1930-х годов были чрезмерными даже по стандартам большевизма, и Ленин, несомненно, не стал бы их ни поощрять, ни одобрять.
  
  И все же ни Ленин, ни Сталин не были полностью свободными деятелями. Они были ограничены природой созданного ими режима, а действия Сталина с конца 1920-х годов были обусловлены критическими проблемами, возникшими в связи с НЭПОМ. Ленин и Сталин возглавляли партию, враждебную рыночной экономике, политическому плюрализму и культурной, религиозной и социальной терпимости. Они создали однопартийное государство с единой идеологией, осажденное капиталистическими державами; существовал предел тем видам политики, которые они могли принять.16 Без диктатуры СССР как коммунистический строй развалился бы. Обладая свободой выражения мнений или частного предпринимательства, оно столкнулось бы с оппозицией; и если бы оно не наращивало свою промышленную и военную мощь, оно рисковало бы быть завоеванным иностранным хищником. Институты и практика, доступные для решения таких трудностей, не были бесконечно податливыми. Руководящим принципом должно было стать иерархическое государственное командование. Административный надзор и карательные санкции были бы необходимы для обеспечения соблюдения; и повторное обращение к мобилизационным кампаниям, моральным призывам и чисткам — мирным или нет — было бы неизбежно.17
  
  Сталин не мог действовать в одиночку. Руководя разрушением НЭПА, он пользовался широкой поддержкой в центральном и местных комитетах коммунистической партии. Энтузиазм по поводу усиления государственного контроля разделялся в партийных структурах, политической полиции, вооруженных силах и комсомоле в конце 1920-х годов. Но набор целей - это не то же самое, что план. У Сталина не было грандиозного плана, и у его сторонников его тоже не было. Тем не менее, он действовал, исходя из основных предположений, которых они придерживались совместно с ним. Тем не менее он не просто слушал музыку своего времени и приспосабливал свое поведение к ее ритмам. Сталин был не просто бюрократом. Он был человеком, движимым амбициями и идеями. Общие предположения были преобразованы им в политику, соответствующую его невоздержанному характеру и деспотическим наклонностям.
  
  По мере роста его авторитета потребность в поддержке со стороны его первоначальных ближайших соратников уменьшалась. Он всегда мог заменить их, если они его раздражали. Он проводил политическую, экономическую и культурную политику со все большей невозмутимостью. Большой террор был спровоцирован и контролировался им. Решение подписать пакт с нацистской Германией было его решением. Методы, выбранные Сталиным для руководства советской военной машиной, также были его собственными. Ему принадлежал выбор во внешней и внутренней политике после войны. Действительно, вся архитектура советского государства, после того как оно было консолидировано в конце 1920-х годов, была Деятельность Сталина основывалась на замысле Ленина. Однако даже Сталину приходилось сдерживать себя. Он должен был действовать в рамках коммунистического порядка. Он возражал против сетей покровительства в политике и администрации в целом. Он знал, что не может доверять информации, доходящей до него снизу. Он критиковал отсутствие добросовестности среди рабочих и крестьян. Он был раздражен слабым воздействием марксистско–ленинской пропаганды режима. Но ему приходилось оперировать имеющимися в его распоряжении людскими, материальными и институциональными ресурсами. Большой террор укрепил и обезопасил его деспотизм, но он также показал ему опасность кампании за полный личный контроль. Хотя его методы оставались навязчивыми, жестокими и безжалостными, его цели стали более реалистичными после 1938 года.
  
  То, что он преуспел в такой значительной степени, проистекало из его умения сформировать центральную команду из готовых, хотя и напуганных подчиненных. Ему также удалось продвинуть миллионы молодых мужчин и женщин на все уровни общественной деятельности, которые оказывали ему свою поддержку в обмен на власть и комфорт, которые они получали от него. Более того, он правил так много лет, что те молодые люди, которые в его время проходили школьное обучение, оказались под влиянием пропаганды; и победа во Второй мировой войне усилила эту тенденцию. Вероятно, лишь меньшинство в обществе искренне восхищалось им. Тем не менее, многие молчаливые критики уважали его за политику благосостояния и патриотизма: Сталин совершал чудовищные поступки, и все же отношение народа к нему не было полностью негативным.
  
  Но каково его место в истории его страны и мира? Без Сталина и его правления СССР остался бы хрупким государством с ослабевающим контролем над своим обществом. Сталин модифицировал ленинизм, его практику и взгляды точно так же, как Ленин подвергал марксизм своей своеобразной адаптации. Весь этот процесс — от Маркса и Энгельса до Ленина и через него до Сталина — включал в себя комбинацию усиления и выхолащивания. Ленин завел коммунизм в тупик; Сталин загнал партию в него. При Сталине ни один аспект общественной и частной жизни не был исключен теоретически или реальность вмешательства центрального государства. Коммунисты самым решительным образом преследовали цели всеобъемлющей модернизации — и Сталин, как и все коммунисты, утверждал, что версия современности его партии превосходит все известные другие. Он многого добился: урбанизации, военной мощи, образования и советской гордости. Его СССР мог похвастаться впечатляющими достижениями. Он стал образцом для радикальных политических движений — и не только коммунистических — во всем мире. И в то время перед Второй мировой войной, когда либерально-демократическое правительство явно не смогло эффективно противостоять фашизму, Сталин, казалось, создал правдоподобную альтернативу (по крайней мере, до заключения Договора о ненападении в сентябре 1939 года).). Если бы это было не так, он никогда бы не получил поддержки, необходимой ему для выживания и процветания.
  
  Его положение в общественном мнении было сложным вопросом. Бесчисленное множество людей сочли возможным одобрить несколько основных провозглашаемых целей режима, скрывая это от других. Более того, победа в войне превратила Сталина в воплощение патриотизма, мировой мощи и светлого будущего для страны. И такова была его деспотическая власть, что бесчисленное множество людей прожили свою жизнь, исходя из предположения, что они должны принять политические структуры и официальную идеологию. Конечно, многие миллионы ненавидели его в 1930-х годах и продолжали ненавидеть до конца его дней. Но сторонники того или иного рода, безусловно, существовали широко среди людей в СССР.
  
  Тем не менее Сталин загнал советский порядок не только в тупик, но и в стену в его конце. Его система командования достигла немедленного подчинения за счет общего консенсуса. Кампании террора травмировали целые поколения. Большинство людей игнорировали официальную политику и все активнее вовлекались в практику клиентелизма, местничества, мошенничества и препятствования. Как он сам признавал, у его власти были пределы. Ленинизм в любом случае был явно ‘несовременным’ во многих отношениях, и Сталин преувеличил это среди его особенностей. СССР в 1930-1940-х управлялся так, как будто всегда существовал единственно правильный набор политических мер. Сталин относился к дебатам снизу как к опасности для желаемого единодушия, и он арестовывал и убивал, чтобы обеспечить господство. Погибали как потенциальные, так и явные враги. Результатом стал водоворот убийств, который оставил после себя страх, недоверие и самоустранение. Примат государственных интересов привел к политической иммобилизации, поскольку стремительный переход Сталина к промышленным и культурным преобразованиям зашел в тупик. Образ мыслей и действий его режима в конечном счете препятствовал динамичному, неограниченному развитию событий, характерному для либерально-демократических капиталистических стран. Он спас и укрепил советский порядок за счет того, что сделал его устойчиво конкурентоспособным по сравнению с его главными соперниками.
  
  Советский Союз был тоталитарным государством, но это не означало, что оно характеризовалось совершенным централизованным управлением. Далеко не так. Чем больше Сталин концентрировал в своих руках власть над конкретными областями политики, тем с большим отсутствием уступчивости он сталкивался в других. Его СССР представлял собой смесь исключительного порядка и исключительной беспорядочности. До тех пор, пока главными официальными целями было наращивание военной и тяжелой промышленной мощи, реальность ситуации скрывалась от него, его сторонников и даже врагов. Сталин имел лишь самое смутное представление о проблемах, которые он создал.
  
  И все же он был гораздо более сложным человеком, чем принято считать. Как политик он знал, как избирательно преподносить себя различным группам. Большая часть мира знала, что он был решительным, безжалостным и кровожадным человеком и что он преследовал цель превращения СССР в глобальную военную и промышленную державу. Ни для кого не было секретом, что он обладал навыками заговорщика и бюрократа. Парадоксально, но эффект его официального культа часто был контрпродуктивным. Если советские пропагандисты говорили, что он был исключительной личностью, критики делали противоположный вывод и предполагали, что он, должно быть, был ничтожеством. Но исключительным он, безусловно, был. Он был настоящим лидером. Им также двигала жажда власти, а также идеи. Он был по-своему интеллектуалом, и его уровень литературного и редакторского мастерства впечатлял. О его психологических чертах всегда будут споры. Его политика представляла собой смесь расчетливой рациональности и дикой нелогичности, и он реагировал на отдельных людей и на целые социальные категории с чрезмерной подозрительностью по большинству стандартов. У него была параноидальная жилка. Но большую часть времени он не казался безумным тем, кто был к нему близок. Идеология, практика и институты, которые он унаследовал, позволили ему дать выход своей хронической порочности.
  
  Сталин не был явным психопатом и никогда не вел себя так, чтобы быть неспособным выполнять свои общественные обязанности. Как семьянин, гость и друг он был груб. Но до конца 1930-х годов его поведение редко бывало настолько странным, чтобы другие не находили его компанейским. В молодости он писал стихи и продолжал петь на званых обедах до глубокой старости. Он посылал деньги своим друзьям детства в Грузию. Есть те, кто хочет, чтобы ‘монстры’ в истории были представлены как отдельный вид. Это заблуждение. Таких личностей, как Сталин, к счастью, немного, и они далеко друг от друга в описанном прошлом — и без Октябрьской революции было бы на одного меньше: выход Сталина из ссылки и безвестности на мировую арену власти, славы и влияния был бы невозможен, если бы его партия не совершила Октябрьскую революцию и не скрепила институциональные, процедурные и доктринальные основы, которые ему предстояло использовать. Такие личности, когда они появлялись, обычно демонстрировали близкие по духу "обычные" черты, даже совершая акты невыразимого насилия. История редко преподносит однозначные уроки, но это один из них.
  
  
  
  Глоссарий
  
  
  Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) — название коммунистической партии с 1952 года.
  
  Большевики — фракция Российской социал-демократической рабочей партии, которая была сформирована Лениным в 1903 году и консолидирована как отдельная партия в 1917 году.
  
  Центральный комитет — высший партийный орган, избираемый на партийных съездах для руководства партией до следующего такого съезда.
  
  Центральная контрольная комиссия — партийный орган, созданный в 1920 году для надзора за справедливым управлением коммунистической партией.
  
  ЧК — Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
  
  Коминформ — международный орган, основанный в 1947 году предположительно для облегчения консультаций между коммунистическими партиями Восточной Европы, Франции и Италии. На самом деле он использовался для навязывания воли Москвы этим партиям.
  
  Коминтерн — сокращение от Коммунистического интернационала.
  
  Коммунистический интернационал — международный орган, основанный в Петрограде в марте 1919 года для координации и направления всего мирового коммунистического движения. Он был распущен в 1943 году.
  
  Совет министров — орган управления, преемник Совета народных комиссаров, созданный в 1946 году.
  
  Совет народных комиссаров — правительство, созданное Лениным и большевиками в ходе Октябрьской революции. Обычно известное под аббревиатурой Совнарком.
  
  Демократические централисты — фракция большевиков, образованная в 1919 году, которая призывала к восстановлению внутренних демократических процедур в партии.
  
  ГПУ — название ВЧК с 1921 года. Полное название - Главное политическое управление.
  
  ГУГБ — русская аббревиатура Главного управления государственной безопасности: так называлось ведомство ОГПУ после его включения в состав НКВД в 1934 году.
  
  Гулаг — Правильно, аббревиатура должна быть ГУлаг; это сокращение от Главного управления лагерей.
  
  Ильич — одно из прозвищ Ленина, использовавшееся его политическими соратниками.
  
  Кадеты — сокращение от конституционно-демократической партии. Это была главная российская либеральная партия, созданная Павлом Милюковым в 1905 году.
  
  Коба — одно из юношеских прозвищ Сталина, которое он продолжал использовать как марксистский боевик и лидер до 1917 года.
  
  Гоминьдан — китайское националистическое движение, возглавляемое Чан Кайши.
  
  Левая оппозиция — большевистская фракция, возглавляемая Троцким с 1923 года, приверженная ускорению промышленного роста и дебюрократизации партии.
  
  Ленин — основной псевдоним большевистского лидера. При крещении его назвали Владимиром Ильичем Ульяновым.
  
  Меньшевики — фракция Российской социал-демократической рабочей партии, первоначально возглавляемая Мартовым и основанная на Втором съезде партии в 1903 году.
  
  МГБ — министерство государственной безопасности, организация-преемница НКГБ с 1946 года.
  
  МВД — министерство внутренних дел, организация-преемница НКВД с 1946 года.
  
  НКГБ — Народный комиссариат государственной безопасности. Так называлось управление полиции безопасности; так оно называлось в 1941 и еще раз в 1943-6 годах.
  
  НКВД — Народный комиссариат внутренних дел, созданный после Октябрьской революции. В 1934 году в его состав вошло ОГПУ.
  
  ОГПУ — орган-преемник ГПУ и ЧК с 1924 года. Он формально объединил все ГПУ различных советских республик, когда возник СССР. Полное название на английском языке - Объединенное главное политическое управление.
  
  Оргбюро — внутренний орган Центрального комитета партии, отвечающий за организационное руководство партией в период между заседаниями Центрального комитета.
  
  Политбюро — внутренний комитет Центрального комитета партии, уполномоченный руководить партией в период между заседаниями Центрального комитета.
  
  Рабкрин — сокращенное название Рабоче-крестьянской инспекции. Созданная в 1920 году, она возглавлялась Сталиным до декабря 1922 года.
  
  Красная Армия — Рабоче-крестьянская Красная Армия, сформированная в 1918 году.
  
  Правый уклон — сторонники Бухарина, выступавшие против отмены НЭПА в 1928 году.
  
  РСФСР — Российская социалистическая Федеративная Советская Республика. Основанная в 1918 году, она стала составной республикой СССР в 1924 году. В 1936 году она была переименована в Российскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику.
  
  Российская коммунистическая партия (большевики) — название большевистской партии с 1918 года.
  
  Российская социал-демократическая рабочая партия — марксистская партия Российской империи, образованная в 1898 году. В 1903 году ее руководство раскололось на две фракции, большевиков и меньшевиков. После неоднократных попыток воссоединения партия в 1917 году распалась на две отдельные партии.
  
  Социал-федералисты — грузинская социалистическая партия, выступавшая против марксизма и выступавшая за национальное и территориальное единство Грузии в федеративном государстве в границах Российской империи.
  
  Социалисты-революционеры — партия, созданная Виктором Черновым и другими в 1901 году в традициях тех революционеров Российской империи, которые смотрели главным образом на крестьян как на руководящую силу революции и на деревенскую земельную коммуну как на будущую основу социалистического общества.
  
  Сосело — одно из юношеских прозвищ Сталина.
  
  Сосо — главное юношеское прозвище Сталина.
  
  Советская армия — название Красной Армии с 1946 года.
  
  Совнарком — правительство, созданное Лениным и большевиками в результате Октябрьской революции. Сокращение от Совета народных комиссаров.
  
  Ульянов, Владимир Ильич — первоначальное имя Ленина до того, как он взял революционные псевдонимы.
  
  Объединенная оппозиция — фракция, образованная в результате объединения Левой оппозиции и Ленинградской оппозиции в 1926 году.
  
  Вермахт — немецкая армия.
  
  Белые армии — различные армии, которые выступали против Красной Армии с 1918 года. Их командиры и солдаты были настроены антисоциалистически и с недоверием относились к либерализму и парламентаризму.
  
  Рабоче-крестьянская инспекция — полное название учреждения, обычно известного как Рабкрин.
  
  Рабочая оппозиция — большевистская фракция, возникшая в конце Гражданской войны и призывавшая как к внутренней демократизации партии, так и к предоставлению рабочим и крестьянам полномочий по контролю над своими секторами экономики.
  
  
  Примечания
  
  
  1. Сталин, каким мы его знали
  
  
  1. Н. Суханов, Записки о русской революции .
  
  2. См., в частности, Б. Суварин, Сталин: аперçу исторической точки зрения Больша é ; Л. Троцкий, Сталин. Оценка человека и его влияния ; Т. Дан, Происхождение большевизма: к истории демократических и социалистических идей в России после освобождения крестьян .
  
  3. Никто, кроме Ленина и Троцкого, не был более снисходителен к нему в 1920-х годах, чем Бухарин, который заплатил за это высшую цену. Остается объяснить, почему соратники-лидеры в свое время не признали его потенциальной важности. Ответ, который они сами дали в то время, заключался в том, что они проглядели его политическую хитрость. Отвергнув Сталина как невежественного офисного клерка, они не ожидали его безжалостных навыков в конспирации и маневрировании. Так не пойдет. Необходимо подчеркнуть элементарный момент, что у побежденных соперников Сталина был стимул предполагать, что их обманул мастер-обманщик, который не был похож на них самих и не обладал собственными талантами.
  
  4. ‘Сталин (Джугашвили), Иосиф Виссарионович’.
  
  5. Иосиф Виссарионович Сталин (1-е изд.).
  
  6. Г. Городецкий, Великая иллюзия .
  
  7. Р. Конквест, Большой террор . Конквест, подчеркивая психологические странности Сталина, утверждает, что он не был сумасшедшим.
  
  8. Книга троцкиста Исаака Дойчера "Сталин после Второй мировой войны" включила основные идеи довоенного троцкистского и меньшевистского анализа карьеры Сталина, но, в отличие от биографии Троцкого, настаивала на том, что личная диктатура Сталина привела к институциональным и образовательным изменениям, которые в конечном итоге могли бы способствовать достижению подлинно коммунистических целей. Е. Х. Карр в биографической виньетке предложил аналогичную интерпретацию, подчеркивая, в большей степени, чем Дойчер, задачу, выполненную Сталиным в общей "модернизации" России: Социализм в одной стране, 1924-1926, том 1, стр. 174-86. Однако даже Троцкий подчеркивал, что Сталин руководил изменениями в СССР, которые будут иметь последствия вне его постоянного контроля.
  
  9. Р. У. Дэвис, Советская история в эпоху Ельцина .
  
  10. Р. Медведев, Пусть история рассудит.
  
  11. Д. Волкогонов, Сталин: триумф и трагедия .
  
  12. Э. Радзинский, Сталин .
  
  13. Дж. А. Гетти, Истоки великих чисток .
  
  14. С. Себаг Монтефиоре, Сталин: при дворе Красного царя ; М. Кун, Сталин: неизвестный портрет .
  
  15. А. Улам, Сталин ; Р. Макнил, Сталин. Человек и лидер ; Р. Хингли, Сталин ; Р. Такер, Сталин .
  
  16. Р. Макнил, Сталин. Человек и лидер ; Р. Такер, Сталин, стр. 133-7.
  
  17. Р. Слюссер, Сталин в октябре: человек, который пропустил революцию.
  
  18. Р. Медведев, Пусть история рассудит.
  
  19. Р. Конквест, Большой террор; Р. Медведев, Пусть история рассудит .
  
  20. Дж. А. Гетти, Истоки великих чисток .
  
  21. О. В. Хлевнюк, 1937–i гг.
  
  
  2. Семья Джугашвили
  
  
  1. Иосиф Виссарионович Сталин (1-е издание), стр. 5. Чтобы избежать сокращений и изменений в этой ранней главе, я транслитерировал грузинскую фамилию Сталина как Джугашвили, хотя, строго говоря, ее следовало бы переводить как Джугашвили, когда она взята из русского текста официальной биографии.
  
  2. Смотрите записи о встрече 23 декабря 1946 года, сделанные участником В. Д. Мочаловым: Слово товарищу Сталину, стр. 469-73. Я обязан Арфону Рису замечанием о неприязни большевиков к личным биографическим отчетам.
  
  3. РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 61, стр. 1.
  
  4. Я благодарен Стивену Джонсу за то, что он поделился со мной своими мыслями по этому поводу.
  
  5. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 90. См. также А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина? , стр. 90.
  
  6. Р. Медведев, Семья Тирана, стр. 5.
  
  7. Там же , стр. 4.
  
  8. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 27.
  
  9. Там же.
  
  10. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 21.
  
  11. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , pp. 27–8. Другим человеком, упомянутым в качестве биологического отца Сталина, был некий Джулабови: там же. Р. Брэкман недавно утверждал, что Сталин был внебрачным сыном священника по имени Эгнаташвили: Секретное досье Иосифа Сталина , стр. 4; но большинство первоисточников точно называют Эгнаташвили владельцем местной таверны.
  
  12. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 242-3.
  
  13. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , pp. 27–9.
  
  14. Р. и Ж. Медведев, Неизвестный Сталин , с. 265.
  
  15. Я благодарен Стивену Джонсу за обсуждение этого вопроса со мной.
  
  16. Сочинения, т. 13, с. 113.
  
  17. С. Аллилуева, Толко бог Один, стр. 313.
  
  18. Там же.
  
  19. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 215.
  
  20. А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина, стр. 95.
  
  21. Там же.
  
  22. Мемуары Г. И. Элизабедашвили в книге "Сталин: в воспоминаниях и документах эпохи", стр. 12.
  
  23. ГФ ИМЛ, фонд 8, оп. 2, ч. 1, д. 24, стр. 191, цитируется в А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина, стр. 97.
  
  24. Там же ; и Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 38.
  
  
  3. Воспитание священника
  
  
  1. На это указывает А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина, стр. 97.
  
  2. Там же, стр. 100-1.
  
  3. В. Каминский и И. Верещагин, Детство и юность вождя, стр. 28 и 43-4; см. также А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина?, стр. 100-1.
  
  4. Ф. Е. Махарадзе и Г. В. Хачапуридзе, Очерки по истории рабочего и крестьянского движения в Грузии, с. 143-4. Эта часть книги была написана исключительно Махарадзе.
  
  5. Там же , стр. 144.
  
  6. РГАСПИ, ф. 71, оп. 10, д. 275. См. М. Кун, Сталин: неизвестный портрет , стр. 18.
  
  7. В "Сочинении" есть скрытое описание материальных проблем Бесо, том 1, стр. 318.
  
  8. Инциденты с катанием на коньках и борьбой также были обвинены: см. А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина, стр. 95. Но фаэтон, безусловно, самая правдоподобная история.
  
  9. А. Островский предполагает, что несчастный случай, возможно, предшествовал получению Сталиным школьного образования: там же, стр. 99.
  
  10. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , p. 5.
  
  11. Дж. Давришеви, Ах! Се по-риголетийски, стр. 71 и 73.
  
  12. См. Ниже, стр. 522.
  
  13. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 39.
  
  14. Там же , стр. 82.
  
  15. Там же, стр. 43-4.
  
  16. Там же , стр. 61.
  
  17. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , p. 18.
  
  18. В. Каминский и И. Верещагин, Детство и юность вождя, стр. 48.
  
  19. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 59.
  
  20. Там же.
  
  21. Там же.
  
  22. РГАСПИ, фонд 558, оп. 4, д. 61, стр. 1.
  
  23. А. Челидзе, ‘Неопубликованные материалы из биографии товарища Сталина’, стр. 19.
  
  24. Я не говорю, что его арифметический надзор осуществлялся беспристрастно. Напротив, он намеренно манипулировал официальными цифрами производства зерна в конце 1920-х годов.
  
  25. РГАСПИ, фонд 558, оп. 4, д. 61, стр. 1.
  
  
  4. Поэт и бунтарь
  
  
  1. Сталин в преклонном возрасте описал К. свое раннее пребывание в Тбилиси Чарквиани. Я черпаю эту ссылку из примечаний к мемуарам Чарквиани, которыми любезно поделился со мной Саймон Себаг Монтефиоре: стр. 2a. Смотрите также Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи, стр. 18.
  
  2. Исторические места Тбилиси. Путешественник по местам, связанным с жизнью и деятельностью И. В. Сталина, стр. 30-1.
  
  3. Я благодарен Питеру Стрикленду за его советы по европейской архитектуре девятнадцатого века.
  
  4. См. М. Агурский, ‘Церковное прошлое Сталина’, стр. 3-4.
  
  5. Там же, стр. 6.
  
  6. В русском оригинале было "собачий язык", что буквально переводится как "собачий язык". Однако в любом переводе это было очень оскорбительно для грузин.
  
  7. Т. Дарлингтон, Образование в России, стр. 286.
  
  8. Там же, стр. 287.
  
  9. Н. Жордания, Моя жизнь, с. 8.
  
  10. Т. Дарлингтон, Образование в России, стр. 288.
  
  11. РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 17, стр. 1.
  
  12. Т. Дарлингтон, Образование в России, стр. 286.
  
  13. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , pp. 16–17.
  
  14. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 113.
  
  15. Н. Жордания, Моя жизнь, с. 11.
  
  16. Там же , стр. 12.
  
  17. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 58-9.
  
  18. Н. Жордания, Моя жизнь, стр. 25 и 27. Ранее Жордания отклонил приглашение Ильи Чавчавадзе редактировать "Иверию": он хотел полной политической автономии.
  
  19. Там же, стр. 29-30.
  
  20. Исторические места Тбилиси , стр. 25.
  
  21. Иверия, № 23 (1895).
  
  22. Н. Жордания, Моя жизнь , с. 31.
  
  23. деда эна (под ред. Ю. Гогебашвили: издание 1912 года).
  
  24. И. Сталин, Стихи, стр. 3. В нескольких биографиях Сталина ошибочно предполагается, что посвященным был Георгий Эристава, поэт, сосланный в польские провинции Российской империи в 1832 году.
  
  25. М. Кун ссылается на архивы, свидетельствующие о том, что коллега-семинарист назвал стихотворение "Эристави" по содержанию "революционным": см. Сталин: неизвестный портрет , стр. 77.
  
  26. Более правдоподобной версией этой истории было то, что семинаристы обычным образом брали книги напрокат за плату и по очереди переписывали их от руки: Мемуары М. Чиаурели о беседе со Сталиным в Фейдере (ред.), Встречи с товарищем Сталиным, стр. 156-7.
  
  27. Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи, стр. 24.
  
  28. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , p. 20.
  
  29. ‘И. В. Сталин о “Кратком курсе по истории ВКП (б)”. Стенограмма выступления без участия пропагандистов Москвы и Ленинграда, Исторический архив, № 5 (1994), стр. 12.
  
  30. Смотрите результаты в РГАСПИ, f. 558, op. 4, dd. 48 и 665.
  
  31. Ю. Гогебашвили, деда эна (1912). В Государственном доме-музее И. В. Сталина в Гори также хранится издание 1916 года в зале I.
  
  32. Записи учеников Тифлисской семинарии за 1898-9 гг.: РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 53, стр. 1.
  
  33. Отчет Сталина в 1931 году, воспроизведенный в Исторических местах Тбилиси, стр. 29.
  
  
  5. Марксистский воинствующий
  
  
  1. Иосиф Виссарионович Сталин: биография (2-е изд.), стр. 10. Поскольку такое занятие вряд ли делало честь Сталину как марксистскому боевику, это, вероятно, правда.
  
  2. Зал I, ГДЗ.
  
  3. Посмотрите магнитную ленту и различные письменные записи в зале II, GDMS.
  
  4. Исторические места Тбилиси. Путешественник по местам, связанным с жизнью и деятельностью И. В. Сталина, стр. 30-1.
  
  5. Там же, стр. 32.
  
  6. Ладо Кецховели: Сборник документов и материалов, стр. 174-5.
  
  7. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , p. 24.
  
  8. А. Джио, Жизнь сотрудника, стр. 25 (пишет о группе, возглавляемой знакомой Сталина Сильвой Джибладзе).
  
  9. Там же , стр. 54.
  
  10. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 111.
  
  11. Н. Жордания, Моя жизнь, с. 29-30.
  
  12. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , p. 25.
  
  13. Там же.
  
  14. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 66-7.
  
  15. См. Э. Смит, Молодой Сталин, стр. 78.
  
  16. См. Ниже, стр. 72-4.
  
  17. Смотрите готовящуюся к печати историю грузинского марксизма Стивена Джонса, глава 4. Краткое изложение идей Н. Жордании появилось в его "Национальном вопросе", Борба, № 2 (1914), стр. 26-31.
  
  18. Выступление Сталина на встрече в Кремле 28 декабря 1945 года, записанное В. Д. Мочаловым: Слово товарищу Сталину, стр. 461.
  
  19. А. Енукидзе, "История организации и работы незаконных типографий Р.С.Д.Р.П. (большевиков) на Кавказе за время с 1900 по 1906 г." в Технике большевистского подполья, стр. 20.
  
  20. Л. Б. Красин, "Большевистская партийная техника", там же, стр. 10.
  
  21. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 193; А. С. Енукидзе, "История организации и работы незаконных типографий Р.С.Р.П. (большевиков) на Кавказе", стр. 20-5; Н. Жордания, Моя жизнь, стр. 35.
  
  22. С. Т. Архомед, Рабочее движение и социально-демократия на Кавказе, стр. 81-4.
  
  23. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского общества-демократа, стр. 66-7.
  
  24. С. Т. Архомед, Рабочее движение и социально-демократия на Кавказе, стр. 81-4.
  
  25. Сталин и Хасим (1901-1902 гг.) . Важность этого рассказа была установлена М. Куном, Сталин: неизвестный портрет , стр. 49-50. Моя благодарность Джорджу Хьюиту за совет относительно абхазской номенклатуры и вероятной национальности крестьянина.
  
  26. И. В. Сталин, Сочинения, т. 1, с. 11-31.
  
  27. См. Отчет Сталина на встрече в Кремле 28 декабря 1945 года, записанный В. Д. Мочаловым: Слово товарищу Сталину, стр. 461.
  
  28. Там же, стр. 462.
  
  29. А. Енукидзе, ‘История организации и работы незаконных типографий’, стр. 28.
  
  30. Там же.
  
  31. Н. Жордания, Моя жизнь, с. 30.
  
  32. И. В. Сталин, Сочинения, т. 1, с. 7 и 9.
  
  33. С. Кавтарадзе, цареулис пурцебли, том 1, стр. 17-20. Я благодарен Закро Мегрелешвили за его помощь в переводе этих важных для меня мемуаров.
  
  34. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 70.
  
  35. С. Аллилуев, Новый путь, стр. 109.
  
  36. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 68.
  
  37. Там же, стр. 66.
  
  38. Там же , стр. 65.
  
  39. Там же.
  
  40. Там же, стр. 66.
  
  41. С. Кавтарадзе, цареулис пурцебли, том 1, стр. 17.
  
  42. Там же , стр. 18.
  
  43. Там же, стр. 20; Отчет Сталина, сделанный на конфиденциальной встрече ведущих официальных пропагандистов 28 декабря 1945 г.: см. Заметки В. Д. Мочалова в "Слове товарища Сталина", стр. 463.
  
  44. И. В. Сталин, Сочинения, том 1, стр. x: комментарий анонимной редакционной группы Института Маркса–Энгельса–Ленина.
  
  45. С. Кавтарадзе, Цареулис пурцебли, том 1, стр. 17-20.
  
  46. Там же, стр. 18.
  
  47. Там же.
  
  
  6. Партия и Кавказ
  
  
  1. С. Кавтарадзе, цареулис пурцебли, том 1, стр. 24.
  
  2. Революция 1905 года в Закавказье, стр. 70-1.
  
  3. Там же , стр. 89.
  
  4. С. Верещак, "Сталин в тюрме", часть 2, День , 24 января 1928 года.
  
  5. Переписка В.И. Ленина и руководимых им учреждений РСДРП с местными партийными организациями, 1905-1907, т. 2, ч. 1, с. 294.
  
  6. Правда , 24 апреля 1920 года. Действительно ли это была первоначальная реакция Сталина на Ленина, является предметом спекуляций, поскольку, описывая Ленина положительно в таких выражениях, он неявно рекомендовал аудитории себя, а также Ленина в апреле 1920 года. Тем не менее, это не такая уж невероятная реакция.
  
  7. Б. Горев, "За кулисами первой революции", стр. 16-17; И. В. Сталин, Правда, 24 апреля 1920.
  
  8. Редакционное примечание Р. Марковой, Четверостишие (об ”объединительном) издании РСДРП (издание 1949 года), стр. 34.
  
  9. М. Стугарт в своей колонке "Запросы читателей", Dagens Nyheter , 22 марта 2004 года.
  
  10. Четверостишие с ”езд , стр. 116.
  
  11. Там же, стр. 224.
  
  12. Там же, стр. 311.
  
  13. Там же, стр. 78-9, 81 и 116.
  
  14. Там же, стр. 78-9 и 224.
  
  15. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 228.
  
  16. В. Аллилуев, Хроника одной семьи, стр. 108.
  
  17. Смотрите отчет М. Куна, Сталин. Неизвестный портрет , стр. 342-3.
  
  18. См. Ниже, стр. 92-4.
  
  19. См. Ниже, стр. 75-6.
  
  20. У. Дж. Фишман, Ист-Энд, 1888, стр. 131-72
  
  21. Е. Емельянов в Сталине. К шестидесяти годам со дня рождения , с. 197.
  
  22. См. К. Веллер К. "Не будь солдатом!" , стр. 85.
  
  23. Daily Express , 5 января 1950 года.
  
  24. Пятый (лондонский) съезд РСДРП, стр. 121.
  
  25. Н. Жордания, Моя жизнь , с. 53.
  
  
  7. В бегах
  
  
  1. Р. Г. Суни, ‘Подмастерье революции’, стр. 373-4.
  
  2. Дискуссионный листок. Приложение к центральному органу "Социал-демократ" (Париж), 24 мая/7 июня 1910, стр. 26-7. Вероятно, он написал это до ареста. Ответ Ноэ Жордании был включен в тот же номер, стр. 28-30.
  
  3. Там же, стр. 26-8.
  
  4. Красный архив, № 2 (1941), стр. 14 и 17-18.
  
  5. А. Аллилуева, Воспоминания, стр. 109.
  
  6. Пятый (лондонский) съезд РСДРП , стр. 87.
  
  7. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , p. 40.
  
  8. Там же , стр. 39.
  
  9. Там же. Давид Мачавариани, один из школьных друзей Иосифа Джугашвили, подтвердил — после Второй мировой войны — глубокие последствия смерти своей жены: Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 35.
  
  10. См. выше, глава 1.
  
  11. J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens , p. 39.
  
  12. С. Кавтарадзе, цареулис пурцебли, том 1, стр. 99.
  
  13. И. В. Сталин, Сочинения, т. 1, с. 314-15.
  
  14. РГАСПИ, ф. 71, оп. 10, д. 275. Полный отчет см. М. Кун, Сталин. Неизвестный портрет , стр. 18.
  
  15. С. Талаквадзе, К истории коммунистической партии Грузии, стр. 118.
  
  16. Р. Брэкман, Секретное досье, стр. 133-5, 186-93 и 281-9.
  
  17. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 67.
  
  18. А. Джио, Жизнь сотрудника, стр. 67.
  
  19. Там же , стр. 69.
  
  20. Там же , с. 70.
  
  21. Там же, стр. 70 и 72.
  
  22. Там же , стр. 73.
  
  23. Дж. Давришеви, Ах! Се по-риголетийски, стр. 174 и 199. Сталин также признался Кандиде Чарквиани, что ‘бывшие’ совершались его партийной группой: см. стр. 14 его неопубликованных мемуаров.
  
  24. Давришеви, Ах! Ce qu'on rigolait bien , стр. 175-6 и 188-9.
  
  25. И. В. Сталин, Сочинения, т. 13, с. 222: интервью с Эмилем Людвигом.
  
  26. См. выше, стр. 36-7.
  
  27. РГАСПИ, ф. 332, оп. 1, ed.kh . 53. Этот источник впервые обсуждался М. Куном в книге "Сталин: неизвестный портрет", стр. 77-9.
  
  28. См. Б. Николаевский, ‘К истории “Большевистского центра”’, том 1, стр. 68: Документы Николаевского, Библиотека Колледжа Святого Антония, Оксфорд.
  
  29. Р. Арсенидзе, Новый журнал, № 72 (1963), стр. 232; Ю. Мартов, Вперед, № 51, 31 марта 1918; Правда, 1 апреля 1918.
  
  30. См. мемуары Семена Верещака ‘Сталин в тюрме’.
  
  31. К. С. [И. В. Сталин], "Письмо с Кавказа", Дискуссионный листок. Приложение к центральному органу "Социал-демократ", № 2, 24 мая/7 июня 1910, стр. 26-7.
  
  32. Ан [Н. Жордания], "По поведу, писма с Кавказа", там же, стр. 28.
  
  33. И. В. Сталин, Сочинения, т. 2, с. 50-1.
  
  34. Значение этого лингвистического переключения было впервые отмечено А. Рибером, ‘Сталин, человек пограничья’, стр. 1676.
  
  35. С. Верещак, ‘Сталин в тюрме’.
  
  36. Там же.
  
  37. Там же.
  
  38. Там же.
  
  39. Там же.
  
  40. См. М. Кун, Сталин: неизвестный портрет , стр. 98.
  
  41. Там же, стр. 115-17.
  
  42. См. Отчет об интервью, проведенных Л. Васильевой, Дети Кремля , стр. 168-9 и 176.
  
  
  8. В центре партии
  
  
  1. См. выше, стр. 61 и 66.
  
  2. Н. Жордания, Моя жизнь , с. 53.
  
  3. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 234.
  
  4. Всероссийская конференция Рос. Соц.-дем. Раб. Партия 1912 года : смотрите введение Р. К. Элвуда, стр. xx–xxi.
  
  5. См. М. Кун, Сталин: неизвестный портрет , стр. 130.
  
  6. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 48, с. 53.
  
  7. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 197.
  
  8. деда эна (ред. Ю. Гогебашвили: издание 1912 года). Стихотворение, о котором идет речь, называлось "Утро".
  
  9. И. В. Сталин, Сочинения, т. 2, с. 219.
  
  10. Он перестал проявлять свой романтический аспект после окончания Тифлисской духовной семинарии: см. Выше, стр. 40-1.
  
  11. Несомненно, лучшей работой по трансформации политического и "личного" образа Сталина является "Сталин, человек с окраин" А. Рибера, в которой подчеркиваются искусственные качества его саморепрезентации 1900 года, а не только 1912 года. Однако я полагаю, что Сталин после 1912 года, вместо того чтобы стать кем-то вроде русского, принял двунациональную личность, которая в любой момент времени могла сделать акцент либо на русском, либо на грузинском аспекте.
  
  12. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 48, с. 162. Содержание брошюры см. Ниже, стр. 96-100.
  
  13. С. Верещак, ‘Сталин в тюрме’.
  
  14. А. С. Аллилуева, Воспоминания, стр. 115.
  
  15. С. Верещак, ‘Сталин в тюрме’.
  
  16. Сталин рассказал эту историю А. Е. Голованову незадолго до Тегеранской конференции 1943 года. Голованов, в свою очередь, рассказал ее Феликсу Чуеву: см. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 202.
  
  17. А. С. Аллилуева, Воспоминания, стр. 113.
  
  18. Там же , стр. 115.
  
  19. Там же, стр. 116.
  
  20. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 22, с. 207-9. Статья на тот момент не была опубликована.
  
  21. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 16.
  
  22. Там же.
  
  23. Там же.
  
  24. Последние речи Сталина, стр. 301. Похожую историю он рассказал Кандиде Чарквиани: см. Его неопубликованные мемуары, стр. 25.
  
  25. Н. Ленин, ‘Заметки публициста’, стр. 9.
  
  26. РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 647, с. 432.
  
  27. См. Ниже, стр. 441.
  
  28. РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 647, с. 432-3.
  
  29. Там же , стр. 433.
  
  30. Там же.
  
  31. Содержание брошюры обсуждается ниже, стр. 96-100.
  
  32. Ф. Самойлов, ‘О Ленине и Сталине’: РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 659, стр. 1.
  
  33. Просвещение, № 3-5 (1913).
  
  34. И. В. Сталин, Сочинения, т. 1, с. 368-72: ‘Положение в социально-демократической фракции’. Она была опубликована в Правде 26 февраля 1913 года.
  
  
  9. Коба и большевизм
  
  
  1. Богданов развивал идеи, которые, если бы он стал более широко известен, заставили бы задуматься мыслителей 1960-х годов, ставших известными как постмодернисты. Хотя он настаивал на том, что "культура’ никогда не является просто отражением экономических производственных отношений, он также утверждал, что коллективные идеи, действительно идеи, которые отражают интересы конкретных социальных групп, информируют и обусловливают то, что есть и может быть мыслимо в обществе. У Богданова не было ответов на все вопросы. Тем не менее, на рубеже веков его На творчество не обращали внимания за границей и замалчивали у себя дома, а пренебрежение к его идеям отсрочило философскую кончину модного постмодернизма.
  
  2. См. Ниже, стр. 357-8.
  
  3. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 212.
  
  4. Слово товарищу Сталину, стр. 462: из записей, сделанных В. Д. Мочаловым при встрече со Сталиным 28 декабря 1945 года.
  
  5. Даже Давришеви признал это: Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 212.
  
  6. См. также ниже, стр. 300.
  
  7. См. выше, стр. 62-3.
  
  8. См. выше, стр. 63.
  
  9. С. Шаумян, Избранные произведения, т. 1, с. 267.
  
  10. И. М. Дубинский-Мухадзе, Шаумян, с. 156.
  
  11. Ф. Д. Кретов, Борба В. И. Ленина за сохранение и укрепление РСДРП в годы столыпинской реакции, стр. 141.
  
  12. И. М. Дубинский-Мухадзе, Шаумян, с. 156.
  
  13. "Социально-демократическая и национальный вопросы" в И. В. Сталине, Сочинения, т. 1, с. 295.
  
  14. Там же.
  
  15. См. Выше, стр. 53. Я благодарен Стивену Джонсу за его помощь в формулировании этого параграфа. Смотрите также главу 8 его будущей "истории грузинского марксизма до октябрьской революции".
  
  16. "Социально-демократическая и национальный вопросы", "Просвещение", № 5 (1913), стр. 27.
  
  17. И. В. Сталин, Сочинения, т. 1, с. 296.
  
  18. См. выше, стр. 38.
  
  19. И. В. Сталин, Сочинения, т. 1, с. 307.
  
  20. Там же, стр. 313.
  
  21. Просвещение, № 5 (1914), стр. 27.
  
  22. Там же.
  
  23. Там же, стр. 32-6.
  
  24. Ан [Н. Жордания], "Национальный вопрос", Борба (Санкт-Петербург), № 2, 18 марта 1914, стр. 31.
  
  25. Там же , стр. 26.
  
  26. Социально-демократический и национальный вопросы, Сочинения, т. 1, с. 340.
  
  27. Там же, стр. 340-1.
  
  28. Там же.
  
  29. "К национальному вопросу: еврейская буржуазная и бундовская культурно-национальная автономия", Просвещение, № 6 (июнь 1913), стр. 69-76.
  
  30. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 258.
  
  31. См. Р. Сервис, Ленин: биография , стр. 16-18.
  
  
  10. Осип из Сибири
  
  
  1. Б. И. Иванов, Воспоминания рабочего большевика, стр. 21.
  
  2. Н. Л. Мещеряков, Как мы жили в ссылке, с. 63.
  
  3. А. В. Байкалов, “Туруханский ”бунт" политических ссылок", стр. 56; Атлас азиатской России , карта 56.
  
  4. Атлас азиатской России , карты 48-51 и 54-5.
  
  5. Атлас азиатской России , карта 58а; С. Спандарьян (Тимофей), Статьи, письма, документы, 1882-1916, стр. xxxviii (примечание редакции).
  
  6. А. В. Байкалов, ‘Туруханский ”бунт" политических ссыльных", стр. 51-2.
  
  7. См. Отчет Г. Кеннана, Сибирь и система ссылки, том 1, стр. 329 и том 2, стр. 43.
  
  8. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 18.
  
  9. Н. Л. Мещеряков, Как мы жили в ссылке, с. 75.
  
  10. А. В. Байкалов, ‘Туруханский ”бунт" политических ссыльных", стр. 53 и 57.
  
  11. А. В. Байкалов, ‘Туруханский ”бунт" политических ссыльных", стр. 53.
  
  12. Отчет от 27 апреля 1914 года в "К 20-летию смерти Я. М. Свердлова", Красный архив, № 1 (1939), стр. 83-4.
  
  13. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 19.
  
  14. Там же.
  
  15. См. А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина? , стр. 400-1.
  
  16. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 19.
  
  17. Я. М. Свердлов, Избранные произведения, т. 1, с. 266.
  
  18. Это было ясно, хотя и неявно, в С. Спандарьяне (Тимофей), Статьи, письма, документы, стр. xxxviii (примечание редакции). Насколько я знаю, ни в одной биографии Сталина не указано, что письмо Свердлова содержало элементарное заблуждение или что, следовательно, Сталин не жил на реке Курейка к северу от Полярного круга.
  
  19. Ю. Трифонов, Отблеск костра (Москва, 1966), стр. 47-8 в книге Р. Медведева, Пусть история рассудит, стр. 5-6.
  
  20. Я. М. Свердлов, Избранные произведения, т. 1, с. 268-9.
  
  21. Там же, стр. 268
  
  22. Там же, стр. 276-7.
  
  23. Там же, стр. 289.
  
  24. Известия, 8 декабря 2000 г.; "И. В. Сталин дал слово жениться", Источник, № 4 (2002), стр. 74. См. Также А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина?, стр. 407.
  
  25. Я. М. Свердлов, Избранные произведения, т. 1, с. 289.
  
  26. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 18.
  
  27. Там же.
  
  28. РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 647, с. 434.
  
  29. Там же, ф. 558, оп. 1, д. 4235, стр. 1 и д. 4337, стр. 1.
  
  30. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 20.
  
  31. Б. И. Иванов, Воспоминания рабочего большевика, с. 120-1.
  
  32. А. С. Аллилуева, Воспоминания, с. 167.
  
  33. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 298.
  
  34. А. С. Аллилуева, Воспоминания, стр. 168.
  
  35. Ф. С. Аллилуев, ‘В чистке’ (неопубликованные мемуары): РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 115. Рассказ Аллилуева был основан на том, что сказал ему Сталин.
  
  36. Там же, стр. 120 и 122.
  
  37. А. С. Аллилуева, Воспоминания, с. 189.
  
  38. Ф. С. Аллилуев, ‘В чистке’ (неопубликованные мемуары): РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 123.
  
  39. Застольные речи Сталина. Документы и материалы, стр. 82-3.
  
  40. Там же , стр. 83.
  
  41. Ф. С. Аллилуев, ‘В чистке’ (неопубликованные мемуары): РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 112.
  
  42. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 21.
  
  
  11. Возвращение в Петроград
  
  
  1. А. С. Аллилуева, Воспоминания, с. 166; В. Швейцер, Сталин в туруханской ссылке, с. 40-7.
  
  2. Б. И. Иванов, Воспоминания рабочего большевика, стр. 160.
  
  3. А. С. Аллилуева, Воспоминания, стр. 165.
  
  4. Б. И. Иванов, Воспоминания рабочего большевика, стр. 160.
  
  5. Там же.
  
  6. А. В. Байкалов, Я знал Сталина , стр. 28-9.
  
  7. Там же , стр. 29.
  
  8. Там же.
  
  9. Там же , стр. vii.
  
  10. Там же , стр. 28.
  
  11. См. выше, стр. 84 и ниже, стр. 361.
  
  12. См. Ниже, стр. 359.
  
  13. А. Аллилуева, Воспоминания, стр. 165: это были мемуары, написанные почти три десятилетия спустя. Анна увидела его позже в тот же день, 12 марта 1917 года.
  
  14. Ф. Аллилуев, "От Москвы до Царицына". (Встречи с Т. Сталиным)’: РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 14.
  
  15. А. Аллилуева, Воспоминания, стр. 165.
  
  16. Там же.
  
  17. "Протоколы и резолюции ЦК РСДРП (б) (март 1917 г.)", VIKPSS, № 3 (1962), стр. 143.
  
  18. Там же.
  
  19. Там же.
  
  20. РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 55, с. 1-2.
  
  21. А. Аллилуева, Воспоминания, с. 166.
  
  22. Там же, стр. 168-70.
  
  23. "Протоколы и резолюции ЦК РСДРП (б) (март 1917 г.)", VIKPSS, № 3 (1962), стр. 146 и 148.
  
  24. А. Г. Шляпников, Семнадцатый бог, т. 2, с. 180; Молотов. Полудержавный властитель , стр. 214.
  
  25. "О войне", Правда, 16 марта 1917 года.
  
  26. "На пути к министерским портфелям", Правда, 17 марта 1917 года.
  
  27. "Об условиях победы русской революции", Правда, 18 марта 1917 года.
  
  28. "Об изменении национальных ограничений", Правда, 25 марта 1917 года.
  
  29. Там же См. также "Против федерализма", Правда, 28 марта 1917 года.
  
  30. "Протоколы Всероссийского (мартовского) собрания партийных работников, 27 марта–2 апреля 1917 г.", ВИКПСС, № 5 (1962), стр. 111-12.
  
  31. Там же , стр. 112.
  
  32. Там же, № 6, с. 137.
  
  33. Там же , стр. 140.
  
  34. Ф. Ф. Раскольников, ‘Приезд тов. Ленина в Россию, Пролетарская революция, № 1 (1923), стр. 221.
  
  35. См. убедительные комментарии Р. Слюссера, Сталин в октябре, стр. 49-50.
  
  
  12. 1917 год
  
  
  1. Для элементарного изучения этого малоисследованного феномена см. Р. Сервис, Партия большевиков в революции, стр. 47.
  
  2. См. выше, стр. 63.
  
  3. "Земле — крестьянам", Правда , 14 апреля 1917 года.
  
  4. См., например, "О войне", Правда, 16 марта 1917 года.
  
  5. О (временном) отходе Ленина от такой терминологии см. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь, том 2, стр. 223-8.
  
  6. Там же.
  
  7. Р. Сервис, Большевистская партия в революции , стр. 46, 53-4.
  
  8. См. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь , том 2, стр. 223-8.
  
  9. Седьмая (апрельская) всероссийская конференция РСДРП (большевиков), стр. 227.
  
  10. Там же, с. 225.
  
  11. Там же, стр. 228.
  
  12. С. Пестковский, ‘Воспоминания о работе в Наркомнаце (1917-1919 гг.)’, стр. 126.
  
  13. Там же, стр. 124.
  
  14. См. Отчет И. Гетцлера о значении фразы Суханова в "Николае Суханове" , стр. 82-5.
  
  15. См. выше, стр. 120.
  
  16. А. С. Аллилуева, Воспоминания, с. 183-5.
  
  17. Черновик воспоминаний А. С. Аллилуевой: РГАСПИ, ф. 4, оп. 2, д. 45, с. 6.
  
  18. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 216.
  
  19. Там же, стр. 216-17.
  
  20. Там же, стр. 297.
  
  21. А. С. Аллилуева, Воспоминания, с. 184-5.
  
  22. Там же, стр. 169-70.
  
  23. Там же, с. 175.
  
  24. Там же, стр. 185-6.
  
  25. Там же, с. 187.
  
  26. Там же, с. 186.
  
  27. Там же, с. 190.
  
  28. Там же, с. 191.
  
  29. Ф. С. Аллилуев, ‘От Москвы до Царицына. Встречи с Т. Сталиным’ (неопубликованный машинописный текст): РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 15.
  
  30. Там же.
  
  31. Шестой съезд РСДРП(б), стр. 250.
  
  32. См. Ниже, стр. 244.
  
  33. Протоколы Центрального комитета РСДРП (б). Август 1917–февраль 1918, стр. 32.
  
  34. Там же , стр. 39.
  
  35. Там же , стр. 46.
  
  36. Там же , стр. 49.
  
  37. Там же, стр. 52-3.
  
  38. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 34, с. 239-41.
  
  39. Там же, с. 246.
  
  40. Протоколы Центрального комитета РСДРП (б). Август 1917–февраль 1918, стр. 55.
  
  
  13. Октябрь
  
  
  1. Протоколы Центрального комитета , стр. 84-6.
  
  2. См. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь , том 2, стр. 252-4.
  
  3. См. Их заявление от 11 октября 1917 года: Протоколы Центрального комитета, стр. 87-92.
  
  4. Рабочий путь, № 32, 10 октября 1917.
  
  5. Там же.
  
  6. Протоколы Центрального комитета , стр. 99.
  
  7. Там же , стр. 101.
  
  8. Там же.
  
  9. Новая жизнь , 18 октября 1917 года.
  
  10. Протоколы Центрального комитета, стр. 113.
  
  11. Там же, с. 114.
  
  12. Там же , стр. 115.
  
  13. Там же, стр. 107
  
  14. Там же.
  
  15. Там же, стр. 118.
  
  16. Там же, стр. 117.
  
  17. И. В. Сталин, Сочинения, т. 3, с. 389.
  
  18. Там же, с. 390.
  
  19. Л. Троцкий, Сталин. Оценка человека и его влияния, стр. 225-6.
  
  20. Р. М. Слюссер, Сталин в октябре, стр. 239.
  
  21. Протоколы Центрального комитета , стр. 120.
  
  22. М. П. Жаков, ‘Письмо М. Жакова’, стр. 88-93.
  
  23. Там же.
  
  24. А. С. Аллилуева, Воспоминания, стр. 61.
  
  25. См. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь , стр. 262.
  
  26. Меня не убеждает попытка Р. Слюссера принизить роль Сталина в октябре 1917 года в книге "Сталин в октябре", главы 6-7. Но я хотел бы выразить свою признательность эмпирическому исследованию книги.
  
  27. Ф. С. Аллилуев, ‘Встречи с Т. Сталиным’ (неопубликованный машинописный текст, н.д.): РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 668, с. 39.
  
  28. Л. Д. Троцкий, Сталин. Оценка человека и его влияния , стр. 352.
  
  29. Протоколы Центрального комитета, стр. 134: заявление, подписанное совместно 3 ноября 1917 года.
  
  30. ГДМС, зал 2.
  
  
  14. Народный комиссар
  
  
  1. Ф. С. Аллилуев, ‘Встреча’ (неопубликованный машинописный текст, н.д.): РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 668, с. 30.
  
  2. См. Ниже, стр. 359. Мемуары Федора Аллилуева, тем не менее, остались неопубликованными, предположительно потому, что Сталин предпочитал скрываться от своего имени, а не позволять другим делать это за него.
  
  3. С. Пестковский, ‘Воспоминания о работе в Наркомнаце (1917-1919 гг.)’, стр. 129-30.
  
  4. Там же.
  
  5. Там же, стр. 127.
  
  6. Смотрите неопубликованный отчет Ф. С. Аллилуева: ‘В Москве. (Встречи с Т. Сталиным)’, РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 18.
  
  7. А. Аллилуева, Воспоминания, с. 187.
  
  8. РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 5397, стр. 2.
  
  9. Заседание Коллегии, пункт 8, 21 апреля 1918 года: ГАРФ, ф. 1318, оп. 1, д. 1, стр. 11.
  
  10. ГАРФ, ф. 1318, оп. 1, д. 1, стр. 3/1a: Коллегия Народного комиссариата по делам национальностей, 15 февраля (2 марта) 1918 года.
  
  11. Смотрите недатированную дискуссию коллегии на недатированном заседании: GARF, f. 1318, op. 1, d. 1, стр. 52-5.
  
  12. Заседание Коллегии, пункт 5, 8 марта 1919 года: ГАРФ, ф. 1318, оп. 1, д. 2, стр. 94-5.
  
  13. Третий Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, стр. 73.
  
  14. Там же, стр. 74 и 78-9.
  
  15. Комиссия по разработке Конституции РСФСР: ГАРФ, ф. 6980, оп. 1, д. 3, стр. 12 (5 апреля 1918).
  
  16. Там же (10 апреля 1918).
  
  17. Там же, стр. 22 (12 апреля 1918).
  
  18. Правда, 1 апреля 1918 года.
  
  19. См. выше, стр. 75-6.
  
  20. РГАСПИ, ф. 558, 2, д. 42. Об этом файле см. М. Кун, Сталин: неизвестный портрет, стр. 82-3.
  
  21. "М. И. Ульянова об отношениях В. И. Ульянова и И. В. Сталина", ИЦКПСС, № 12 (1989), стр. 197.
  
  22. См. выше, стр. 100-1.
  
  23. Комиссия по разработке Конституции РСФСР: ГАРФ, ф. 6980, оп. 1, д. 6, стр. 38 (19 апреля 1918). Русской фразой здесь было автономная областная республика .
  
  24. Там же, стр. 10.
  
  25. Там же , стр. 12.
  
  26. Там же, стр. 1.
  
  27. Протоколы Центрального комитета , стр. 150.
  
  28. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 36.
  
  29. Протоколы Центрального комитета, стр. 173.
  
  30. Там же, с. 171.
  
  31. Там же, с. 172.
  
  32. См. выше, стр. 136.
  
  33. Протоколы Центрального комитета, стр. 178 (19 января 1918).
  
  34. Там же, стр. 200.
  
  35. Там же, стр. 202.
  
  36. Там же, стр. 212.
  
  37. ГАРФ, ф. Р-130, оп. 2, д. 1(3), п. 4 (3 апреля 1918).
  
  
  15. На фронт!
  
  
  1. Ф. С. Аллилуев, ‘В пути. (Встречи с Т. Сталиным)’, РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 18.
  
  2. И. В. Сталин, Сочинения, т. 4, с. 116.
  
  3. См. А. Зимин, У истоков сталинизма, 1918-1923, стр. 134.
  
  4. И. В. Сталин, Сочинения, т. 4, с. 120-1.
  
  5. Ф. С. Аллилуев, ‘В Царицыне. (Встречи с Т. Сталиным)’, РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 663, с. 20-2.
  
  6. Ф. С. Аллилуев, ‘Обед у Минина’: РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 668, с. 57.
  
  7. И. В. Сталин, Сочинения, т. 4, с. 118.
  
  8. Если бы Сталин повторил свое рискованное поведение после поездки в Абганерово-Жутово, об этом наверняка прозвучали бы фанфары в мемуарах, написанных в годы его правления.
  
  9. Ф. С. Аллилуев, ‘Т. Сталин на бронепоезде’: РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 668, с. 90.
  
  10. РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 258, стр. 1.
  
  11. Ф. С. Аллилуев, ‘Встречи со Сталиным’: РГАСПИ, ф. 558, оп. 4, д. 668, с. 39.
  
  12. Там же , стр. 38.
  
  13. Там же , стр. 35.
  
  14. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 90.
  
  15. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 297.
  
  16. А. Аллилуева, Воспоминания, с. 170.
  
  17. См. Ниже, стр. 289-91.
  
  18. Посмотрите ее фотографию с сестрой Анной и шурином Станисомłав Реденсом: РГАСПИ, ф. 558, оп. 2, д. 193.
  
  19. О браке см. Ниже, стр. 230-1.
  
  20. К. Е. Ворошилов на Царицынском фронте. Сборник документов , стр. 64.
  
  21. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 52.
  
  22. См. Доклад В. П. Антонова-Овсеенко Ленину: там же, стр. 60.
  
  23. Правда, 20 сентября 1963 года.
  
  24. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien , p. 221.
  
  25. ITsKKPSS, № 11 (1989), стр. 163.
  
  26. Там же, стр. 169.
  
  27. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь , том 3, стр. 79-81.
  
  28. К. Ворошилов, Сталин и Красная армия, стр. 104.
  
  29. ITsKKPSS, № 11 (1989), стр. 157.
  
  30. Там же, стр. 161-2.
  
  31. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 51.
  
  32. ITsKKPSS, № 6 (1989), стр. 146 и № 12 (1989), стр. 169-70; Г. Леггет, ЧК, стр. 162-3.
  
  33. Сталинский экземпляр книги Н. Ленина "Государство и революция" (Петроград, 1919), внутренняя сторона: РГАСПИ, ф. 558, оп. 3, д. 156.
  
  34. Там же , стр. 28.
  
  35. Там же , внутренний клапан.
  
  36. Документы Троцкого, 1917-1922, том 1.
  
  37. В. Аллилуев, Хроника одной семьи: Аллилуевы. Сталин, стр. 9.
  
  38. См. Ниже, стр. 178-9.
  
  39. РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 627, стр. 1.
  
  40. Там же.
  
  41. С. В. Липицкий, ‘Сталин в гражданской войне’, стр. 98.
  
  42. См. R. Service, Большевистская партия в революции , стр. 101-2 и 123-5.
  
  
  16. Польский коридор
  
  
  1. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 50, с. 186.
  
  2. Там же, стр. 285-6. См. также замечания Бéла Куна, процитированные из архивов в В. М. Холодковский, ‘В. И. Ленин и международные отношения нового типа’, стр. 88.
  
  3. См. Речь Ленина на Девятой партийной конференции, РГАСПИ, ф. 44, оп. 1, д. 5, стр. 11-18, 20-1, 27-8; и его заметки, цитируемые в "Известиях", 27 апреля 1992 года.
  
  4. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 15, п. 3 и д. 103, п. 8.
  
  5. ITsKKPSS, № 2 (1990), стр. 158.
  
  6. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 51, с. 240.
  
  7. ITsKKPSS, № 1 (1991), стр. 119-22.
  
  8. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 96, п. 2.
  
  9. Там же, ф. 558, оп. 1, д. 4200, стр. 1.
  
  10. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь , т. 3, с. 120.
  
  11. И. В. Сталин, Сочинения, т. 4, с. 332-3.
  
  12. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 149-50: телеграммы Ленину и Троцкому.
  
  13. См. Р. Сервис, Ленин: биография , стр. 406-8.
  
  14. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 110.
  
  15. К. Е. Ворошилов, Сталин и вооруженные силы СССР, стр. 23.
  
  16. История СССР, т. 3, кн. 2, с. 364.
  
  17. РГАСПИ, ф. 558, д. 1470, стр. 1.
  
  18. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 51, с. 237-8.
  
  19. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 142.
  
  20. Там же, стр. 143.
  
  21. Там же, стр. 147 и 150.
  
  22. Там же, с. 150.
  
  23. Там же, стр. 150-1.
  
  24. Там же, стр. 151-2.
  
  25. Речь Сталина на секции Двенадцатого съезда партии по национальному вопросу, 25 апреля 1923 г.: ITsKKPSS, № 4 (1991), стр. 171.
  
  26. Там же.
  
  27. См. Н. Дэвис, Белый орел, Красная звезда, стр. 200.
  
  28. См. Оценку Нормана Дэвиса (совместно с Пи ł Судски) в там же, стр. 208-10.
  
  29. С. М. Буденный, Проидëновый путь, т. 2, с. 304.
  
  30. См. Н. Дэвис, Белый орел, Красная звезда, стр. 213-14.
  
  31. С. М. Буденный, Проидëновый путь, т. 2, с. 310-11.
  
  32. Там же, стр. 303.
  
  33. См. Н. Дэвис, Белый орел, Красная звезда, стр. 218-19.
  
  34. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 103, п. 1а.
  
  35. Там же, пункт 5.
  
  36. См. выше, стр. 172-3.
  
  37. Таким образом, он присутствовал на заседаниях Политбюро 25 и 26 августа, 6, 14 и 15 сентября 1920 г.: РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 104-9.
  
  38. Там же, д. 106, п. 19.
  
  39. Там же, пункт 10.
  
  40. Там же, д. 107, п. 2; д. 108, п. 1.
  
  41. Там же, д. 108, п. 9.
  
  42. Там же, ф. 44, оп. 1, д. 5, с. 33, 35 и 36.
  
  43. Девятая конференция РКП(б), стр. 26.
  
  44. Там же , стр. 79.
  
  45. C. Цеткин, Erinnerungen an Lenin (Вена, 1929), стр. 20-1; И. В. Сталин, Сочинения, том 4, стр. 323-4 и 333.
  
  46. Девятая конференция РКП(б) , стр. 82.
  
  47. Это, по сути, то, что сделал Троцкий на Десятом съезде партии в конце ‘профсоюзной дискуссии’, и действительно, то, что Ленин упреждающе пытался сделать на Девятом съезде партии.
  
  48. См. выше, стр. 170.
  
  49. Речь Ленина в честь дня рождения: Правда , 24 апреля 1920 года.
  
  50. См. R. C. Tucker, Сталин как революционер , стр. 122-30.
  
  
  17. С Лениным
  
  
  1. А. Микоян, Мысли и воспоминания о Ленине, стр. 139.
  
  2. См. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь, том 3, стр. 181 и 207.
  
  3. РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 5193, стр. 2.
  
  4. Там же. Сталин писал на бумаге для писем Рабкрина, возможно, стремясь показать Ленину, что у него много другой работы для выполнения: там же, стр. 1.
  
  5. Протокол заседания Политбюро, 24 ноября 1921 г.: там же, ф. 17, оп. 3, д. 234, п. 10.
  
  6. РГАСПИ, ф. 46, оп. 1, д. 3, с. 18.
  
  7. Там же.
  
  8. Там же, ф. 5, оп. 2, д. 8, с. 24.
  
  9. См. R. Service, Большевистская партия в революции, chaps. 5–7.
  
  10. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 261.
  
  11. Одиннадцатый съезд РКП (б), стр. 84-5; РГАСПИ, ф. 17, оп. 2 д. 78, п. 1-i-b, стр. 1.
  
  12. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 240: так вспоминал Молотов в старости.
  
  13. См. дискуссию на пленуме Центрального комитета, 3 апреля 1922 г.: РГАСПИ, ф. 17, оп. 2, д. 78, пункт 1 (i/b).
  
  14. А. Микоян, Так было, стр. 369.
  
  15. См. выше, стр. 63, 128 и 168-9.
  
  16. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 214.
  
  17. Там же, стр. 227.
  
  18. Н. А. Угланов, "Воспоминания", Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 7, с. 72.
  
  19. См. Р. Сервис, Ленин: биография , стр. 248 и 293-4.
  
  20. РГАСПИ, ф. 16, оп. 3с, д. 20, с. 61.
  
  21. "Воспоминания М.И. Ульяновой": там же, стр. 11-12.
  
  22. Доклады начальника особого отдела охраны Ленина: там же, оп. 2s, д. 39, стр. 26, 45, 55, 61, 76 и 89.
  
  23. Там же, ф. 17, оп. 2, д. 25993.
  
  24. Там же.
  
  25. ITsKKPSS, № 4 (1991), стр. 188. Ленин был готов разрешить Каменеву, Зиновьеву и Томскому стать только ‘кандидатами в члены’.
  
  26. Протокол заседания Политбюро, 10 ноября 1921 г.: РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 228, п. 2.
  
  27. См. выше, стр. 179-80.
  
  28. ITsKKPSS, № 9 (1989), стр. 195, 197 и 198.
  
  29. Там же, стр. 195 и 197.
  
  30. Там же, стр. 198-9.
  
  31. Там же, стр. 200.
  
  32. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, с. 211.
  
  33. Там же, стр. 211-12.
  
  34. РГАСПИ, ф. 64, оп. 2, д. 7, с. 133.
  
  35. ITsKKPSS, № 9 (1989), стр. 209.
  
  36. Аргумент о том, что Ленин и Сталин в 1922-3 годах пришли к согласию по основным вопросам, см. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь, том 3, стр. 298-303.
  
  
  18. Нация и революция
  
  
  1. См. выше, стр. 63, 128 и 168-9.
  
  2. С. Пестковский, ‘Воспоминания о работе в Наркомнаце (1917-1919 гг.)’, стр. 128.
  
  3. Там же.
  
  4. Э. Олла-Реза, Азербайджан и Арран, стр. 28-31. Я благодарен Али Гранмайе за его совет по этому вопросу.
  
  5. ГАРФ, ф. Р-130, оп. 2, д. 2(5): Заседания Совнаркома 7, 21 и 30 декабря 1918 года.
  
  6. ITsKKPSS, № 9 (1989), стр. 199.
  
  7. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 15, пункт 3: совместное заседание Политбюро и Оргбюро, 19 июля 1919 года.
  
  8. Верховный съезд РКП (б), стр. 425.
  
  9. РГАСПИ, ф. 17, оп. 2, д. 48, стр. 1; см. также там же, стр. 3-4.
  
  10. См. Г. П. Лежава, Между Грузией и Россией, стр. 69.
  
  11. Окончательного решения территориальных вопросов иногда приходилось ждать, пока Сталин передаст дело в Политбюро: см., например, РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 58, п. 28.
  
  12. ITsKKPSS, № 2 (1990), 164 и № 7 (1990), стр. 163.
  
  13. РГАСПИ, ф. 17, оп. 112, д. 93, с. 30.
  
  14. Там же , стр. 33.
  
  15. Цитируется по Р. Х. Гутову, Совместная борьба народов за советскую власть, стр. 469.
  
  16. См. также выше, стр. 169.
  
  17. РГАСПИ, ф. 17, оп. 112, д. 43, с. 33.
  
  18. Десятый съезд РКП(б), стр. 184.
  
  19. Там же, стр. 184-5.
  
  20. См. Ниже, стр. 231.
  
  21. Десятый съезд РКП (б), стр. 201-6 (В. П. Затонский) и стр. 206-9 (А. И. Микоян).
  
  22. Там же, стр. 213.
  
  23. See J. Baberowski, Der Feind ist überall , p. 163.
  
  24. Об аппендиците у Сталина см. Ниже, стр. 231.
  
  25. См. Г. П. Лежава, Между Грузией и Россией, стр. 92.
  
  26. См. С. Лакоба, Очерки политической истории Абхазии, стр. 83-4.
  
  27. Там же, стр. 81-3.
  
  28. И. В. Сталин, Сочинения, т. 5, с. 94.
  
  29. Там же , с. 95.
  
  30. С. Кавтарадзе, цареулис пурцебли, том 1, стр. 56. Д. М. Ланг описывает событие как еще более бурное, но опускает ссылку на источник: см. Современную историю Грузии, стр. 239. См. также С. В. Хармандарьян, Ленин и становление закавказской федерации , стр. 104, где он ссылается на личное дело Г. А. Галояна.
  
  31. С. В. Хармандарян, Ленин и становление закавказской федерации, стр. 85.
  
  32. Основы национальной политики РКП(б), особенно стр. 100.
  
  33. См. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь , том 3, стр. 291-3.
  
  
  19. Завещание
  
  
  1. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 268: 13 ноября 1922.
  
  2. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, с. 343-8.
  
  3. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 195.
  
  4. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, с. 345.
  
  5. Там же, стр. 344-5.
  
  6. Там же, стр. 344.
  
  7. В. П. Данилов, ‘Сталинизм и советское общество’, стр. 170.
  
  8. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, с. 346.
  
  9. ITsKKPSS, № 4 (1991), стр. 188.
  
  10. Я благодарен Франческо Бенвенути, с которым я обсуждал этот вопрос в течение многих лет, за его настойчивость в том, чтобы заставить меня прояснить интерпретацию.
  
  11. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, с. 356.
  
  12. Правда , 25 января 1923 года.
  
  13. Он сказал это Кагановичу в 1922 году: Так говорил Каганович , стр. 191.
  
  14. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 283.
  
  15. Двенадцатый съезд РКП(б), стр. 164-6.
  
  16. Там же, стр. 821.
  
  17. ITsKKPSS, № 4 (1991), стр. 179-91.
  
  18. См. Р. В. Дэниэлс, Совесть революции, стр. 208.
  
  19. Сочинения, т. 6, с. 14.
  
  20. РГАСПИ, ф. 16, оп. 2с, д. 39, с. 16-124.
  
  
  20. Возможности борьбы
  
  
  1. См. Письмо Дзиераżйń ски, цитируемое С. Лакобой, Очерки политической истории Абхазии , стр. 103.
  
  2. Правда , 30 января 1924 года.
  
  3. См. Н. Тумаркин, Ленин жив! стр. 153.
  
  4. РГАСПИ, ф. 76, оп. 3, д. 287, стр. 7 и 19.
  
  5. См. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ-НОГПУ–НКВД. Январь 1922–декабрь 1936, стр. 11-12.
  
  6. См. выше, стр. 188.
  
  7. РГАСПИ, ф. 12, оп. 2, д. 41, стр. 2.
  
  8. Там же, стр. 3.
  
  9. Там же, стр. 17, 27 и 38.
  
  10. Там же, ф. 558, оп. 1, д. 3112, стр. 1.
  
  11. Там же, ф. 17, оп. 1, д. 471: письмо А. И. Ульяновой Сталину, 28 декабря 1932 года.
  
  12. Об основах ленинизма в И. В. Сталине, Сочинения, т. 6, с. 71.
  
  13. Там же, стр. 135-7.
  
  14. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, с. 593-4.
  
  15. Родина, № 7 (1994), стр. 72.
  
  16. Б. Бажанов, Бажанов и проклятие Сталина , стр. 34-5.
  
  17. См. выше, стр. 26.
  
  18. Исключением в этом списке был Каганович, который всегда использовал официальное "вы" (вы) в разговоре и письме, и даже в письмах к нему обращались "товарищ Сталин": см. Сталин и Каганович. Переписка, 1931-1936 гг. , passim .
  
  19. См. О. Хлевнюк, Сталин и Орджоникидзе, стр. 28 и 34-41; Р. Сервис, Партия большевиков в революции, стр. 106-8.
  
  20. Сталин и Каганович. Переписка, 1931-1936 гг., стр. 109.
  
  21. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 256.
  
  22. Там же, стр. 263.
  
  23. Так говорил Каганович , стр. 35.
  
  24. См. Р. Сервис, Большевистская партия в революции, стр. 196.
  
  25. Л. Троцкий, Сталин: оценка человека и его влияния , стр. 22. Я скорректировал перевод.
  
  26. У. Х. Рооболь, Церетели: демократ в русской революции, стр. 13.
  
  27. См. Р. Сервис, Большевистская партия в революции, стр. 196.
  
  28. РГАСПИ, ф. 558, оп. 3, д. 93: Личная копия Сталина Э. Квиринга, Ленин, Заговор, Октябрь (Харьков, 1924).
  
  29. Б. Бажанов, Бажанов и проклятие Сталина , с. 39-40.
  
  30. Там же , стр. 37.
  
  31. Там же , стр. 57.
  
  32. И. В. Сталин, Сочинения, т. 6, с. 257-8 и т. 9, с. 77 и 79. См. Э. Х. Карр, Социализм в одной стране, том 2, главы. 11 и 16.
  
  33. См. Р.В. Дэниэлс, Совесть революции, стр. 254.
  
  
  21. Иосиф и Надя
  
  
  1. Такое отношение пережил. Сталин выразил это в импровизированной речи Георгия Димитрова и другие в ноябре 1937 года, в разгар Большого террора: см. сводку Р. С. Такер В Сталина у власти , п. 483.
  
  2. Это были воспоминания Троцкого о том, что Каменев рассказал ему о разговоре, который у него был со Сталиным и Дзежинским в середине 1923 года: Дневник Троцкого в изгнании, 1935, стр. 64.
  
  3. С. Аллилуева, Двадцать писем к другому, стр. 90; В. Аллилуев, Хроника одной семьи: Аллилуевы. Сталин , стр. 9.
  
  4. РГАСПИ, ф. 134, оп. 3, д. 36, стр. 15. Этот комментарий содержится в дневнике Коллонтай 1920 года. Однако должны быть некоторые подозрения относительно подлинности некоторых частей этого источника: некоторые записи за несколько лет, похоже, были изменены в свете более поздних политических событий.
  
  5. А. С. Аллилуева, Воспоминания, с. 186. См. выше, с. 186.
  
  6. РГАСПИ, ф. 589, оп. 3, д. 15904, л. 14.
  
  7. Там же, ф. 2, оп. 1, д. 14228. Смотрите также разговор по прямой линии между Орджоникидзе и Надеждой Аллилуевой, 4 декабря 1920 года: там же, д. 6404.
  
  8. Там же, ф. 589, оп. 3, д. 15904, л. 12.
  
  9. Записка Сергея Аллилуева за 1919 год: там же, ф. 4, оп. 2, д. 46, стр. 1.
  
  10. См., например, его телеграмму от 7 ноября 1919 года: там же, ф. 558, оп. 1, д. 910, стр. 1.
  
  11. Ф. Аллилуев, "Встречи с Т. Сталиным": там же, оп. 4, д. 663, с. 39.
  
  12. Там же.
  
  13. Там же , стр. 40.
  
  14. С. Кавтарадзе, цареулис пурцебли, том 1, стр. 55.
  
  15. Анекдот, рассказанный Феликсу Чуеву сыном Якова Джугашвили Евгением: см. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 245.
  
  16. Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа, стр. 209.
  
  17. Свидетельство А. Ф. Сергеева Ф. Чуев: Молотов. Полудержавный властелин, стр. 359.
  
  18. В. Семичастный, Спокойное сердце, с. 39.
  
  19. Письмо М. И. Калинину: РГАСПИ, ф. 78, оп. 1, д. 46, с. 2.
  
  20. Письмо от 30 ноября 1918 г.: там же, ф. 86, оп. 1, д. 84.
  
  21. ГАРФ, ф. 3316s/g, оп. 64, д. 258, стр. 5 и 7.
  
  22. В. Аллилуев, Хроника одной семьи: Аллилуевы. Сталин, стр. 131.
  
  23. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу .
  
  24. РГАСПИ, ф. 589, оп. 3, д. 15904, стр. 12 и 15.
  
  25. Там же, стр. 16 и 19.
  
  26. См. выше, стр. 188.
  
  27. РГАСПИ, ф. 5, оп. 1, д. 456: 18 октября 1922.
  
  28. Там же, ф. 558, оп. 3, д. 4: Б. Андреев, Завоевание природы .
  
  29. Иосиф Сталин в об”ятиях семьи , стр. 7.
  
  30. См. выше, главы 6-7. См. также С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 24-5.
  
  31. Строго говоря, конечно, дача была собственностью не Сталина, а государства.
  
  32. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 26-9; "Боско д'Инвер а Зубалов", Славия (1997).
  
  33. См., например, Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 23.
  
  34. А. Микоян, Так было, стр. 351.
  
  35. Там же, стр. 351-2; А. Микоян, "Из воспоминаний А. И. Микояна", Совершенно секретно, № 10 (1999), стр. 25. Существует сомнение относительно даты этого совета: см. А. Кирилина, Неизвестный Киров, стр. 305.
  
  36. Письмо Сталина, 30 июля 1922 г.: А. Кириллина, Неизвестный Киров, стр. 305.
  
  37. Письма И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 70 и 156.
  
  38. И. А. Валединский, ‘Воспоминания о встречах с Т. И. В. Сталиным’, стр. 68.
  
  39. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 19.
  
  40. И. А. Валединский, ‘Воспоминания о встречах с Т. И. В. Сталиным’, стр. 69.
  
  41. Иосиф Сталин в об ”ятиях семьи , стр. 22 и далее.
  
  42. Там же, стр. 22-3.
  
  43. Там же , стр. 19.
  
  44. Б. Бажанов, Бажанов и проклятие Сталина , стр. 36.
  
  45. РГАСПИ, ф. 44, оп. 1, д. 1, с. 417.
  
  46. Там же, стр. 418.
  
  47. Иосиф Сталин в об ”ятиях семьи , стр. 23.
  
  48. Там же, стр. 31 и 35 для писем 1929 и 1931 годов.
  
  49. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 365. Инцидент, вероятно, произошел в 1928 году.
  
  50. Б. Бажанов, Бажанов и проклятие Сталина , стр. 38.
  
  
  22. Фракционер против фракций
  
  
  1. Четырнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), стр. 427-31 и 503.
  
  2. Там же, стр. 508.
  
  3. Там же, стр. 274-5.
  
  4. Там же, стр. 455.
  
  5. Там же, стр. 52. В это число входят члены, находящиеся на испытательном сроке.
  
  6. РГАСПИ, ф. 44, оп. 1, д. 5, с. 37-8.
  
  7. Иосиф Сталин в об”ятиях семьи, стр. 30-1.
  
  8. См. Воспоминания Е. П. Фролова, приведенные Р. Медведевым, Пусть история рассудит, стр. 224-5.
  
  9. См. выше, стр. 244.
  
  10. См. Р. Сервис, ‘Иосиф Сталин: становление сталиниста’, стр. 22-3.
  
  11. См. Г. Гилл, Истоки сталинской политической системы, стр. 125-34.
  
  12. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 90.
  
  13. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 71.
  
  14. Там же, стр. 72-3.
  
  15. Там же , стр. 74.
  
  16. Там же , стр. 69.
  
  17. Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927, стр. 90.
  
  18. Там же , стр. 105.
  
  19. Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи, стр. 146.
  
  20. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 102.
  
  21. Там же, стр. 103, 104, 106, 107 и 116-17.
  
  22. Там же, с. 107.
  
  23. И. В. Сталин, Сочинения, т. 10, с. 193.
  
  
  23. Прекращение НЭПА
  
  
  1. See J. Baberowski, Der Feind ist überall , p. 561.
  
  2. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 667, с. 10-12.
  
  3. См. J. Hughes, Сталин, Сибирь и кризис нэпа, стр. 129.
  
  4. Там же, стр. 138.
  
  5. См. А. Нове, Экономическая история СССР, стр. 137-8 и 140-1.
  
  6. См. Дж. Харрис, Великий Урал, стр. 69.
  
  7. See J. Baberowski, Der Feind ist überall , p. 564.
  
  8. См. J. Baberowski, Механический террор , стр. 196-7.
  
  9. Организационный отчет Центрального комитета: Пятнадцатый съезд Весо-южной коммунистической партии (б) , стр. 100-3. В это число входят члены, находящиеся на испытательном сроке.
  
  10. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 35.
  
  11. И. В. Сталин, Сочинения, т. 9, с. 136-8. Значение этих ранних призывов к ускорению индустриализации было установлено Р. Такером, Сталин как революционер, стр. 398-9.
  
  12. И. В. Сталин, Сочинения, т. 11, с. 1-9.
  
  13. Правда , 15 февраля 1928 года.
  
  14. См. Э. Х. Карр и Р. У. Дэвис, Основы плановой экономики, 1926-1929 годы, том 1, часть 1, стр. 55.
  
  15. Советское руководство. Переписка, 1928-1941, стр. 73.
  
  16. Андрей Соколов, ‘До сталинизма: оборонная промышленность Советской России в 1920-е годы’, стр. 12-14.
  
  17. Краткое изложение Каменевым его беседы с Н. И. Бухариным и Г. Сокольниковым в Разговорах с Бухариным , стр. 32.
  
  18. См. А. Нове, Экономическая история СССР, стр. 145.
  
  19. Р. У. Дэвис, Социалистическое наступление, стр. 41-51.
  
  20. Я благодарен Марку Харрисону за то, что он поделился со мной своими знаниями о последнем кризисе НЭПА.
  
  21. Разговоры с Бухариным , стр. 30: Краткое содержание беседы Каменева с Г. Сокольниковым.
  
  22. Там же., стр. 35: приложение к резюме беседы Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина и Г. Сокольникова.
  
  23. Там же., стр. 32-3: Краткое изложение беседы Каменева с Г. Сокольниковым.
  
  24. Там же, стр. 30-1.
  
  25. Правда , 28 сентября 1928 г. См. также С. Ф. Коэн, Бухарин и большевистская революция, стр. 295-6.
  
  26. Разговоры с Бухариным, с. 35: краткое содержание беседы Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина и Г. Сокольникова.
  
  27. Там же.
  
  28. Разговоры с Бухариным, стр. 35: приложение к изложению беседы Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина и Г. Сокольникова.
  
  29. См. выше, стр. 151.
  
  
  24. Террор-экономика
  
  
  1. См. С. Г. Уиткрофт и Р. У. Дэвис, ‘Сельское хозяйство’, стр. 120-1.
  
  2. См. М. Левин, Русские крестьяне и советская власть , стр. 344-77.
  
  3. Правда, 7 ноября 1929 года.
  
  4. См. М. Левин, Русские крестьяне и советская власть , стр. 465-77.
  
  5. Правда , 29 ноября 1929 года.
  
  6. См. А. Луукканен, Религиозная политика сталинского государства, стр. 57.
  
  7. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД. Январь 1922–декабрь 1936, стр. 269-72.
  
  8. См. Левин, Русские крестьяне и советская власть , стр. 482-509.
  
  9. См. Г. А. Красильников, "Рождение Гулага: дискуссии в высших эшелонах власти", Исторический архив, № 4 (1989), стр. 143.
  
  10. Академическое дело 1929-1931 гг., том 1, Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова, стр. xlviii.
  
  11. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 224.
  
  12. См. И. Гетцлер, Николай Суханов , стр. 143-87.
  
  13. Б. Нагайло и В. Свобода, Советский раскол: история проблемы национальностей в СССР .
  
  14. Д. Поспеловский, Русская православная церковь при советском режиме, т. 1, с. 175. См. также Д. Перис, Штурмующий небеса: Советская лига воинствующих атеистов ; А. Луукканен, Религиозная политика сталинского государства .
  
  15. К. Бейлз, Технология и общество при Ленине и Сталине: Истоки советской технической интеллигенции, 1917-1941 ; Н. Ламперт, Техническая интеллигенция и советское государство: исследование советских менеджеров и техников, 1928-1935.
  
  16. См. Т. Х. Ригби, Членство в коммунистической партии, стр. 52.
  
  17. См. Р. Сервис, История России двадцатого века, стр. 185-6.
  
  18. Правда, 5 февраля 1931 года.
  
  19. Цитируется по центральному партийному архиву Н. Н. Масловым, ‘Об утверждении идеологии сталинизма’, стр. 60.
  
  20. Там же.
  
  21. Там же., стр. 61.
  
  22. Там же.
  
  23. Р. У. Дэвис, Социалистическое наступление, стр. 252-68.
  
  24. Правда, 2 марта 1930 года.
  
  25. См. А. Нове, Экономическая история СССР, стр. 171.
  
  26. Там же .
  
  27. Там же, стр. 174.
  
  28. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 194: послание, не ранее 6 августа 1930 года.
  
  29. Там же, стр. 204.
  
  30. Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. , стр. 51.
  
  31. Правда, 5 февраля 1931 года.
  
  32. Там же.
  
  33. Там же.
  
  34. Застольные речи Сталина. Документы и материалы, стр. 45.
  
  35. Правда , 5 февраля 1931 г.
  
  36. См. Дж. Харрис, Великий Урал, стр. 70-1.
  
  37. См. Р. У. Дэвис, Кризис и прогресс в советской экономике, 1931-1933 годы, стр. 302-16.
  
  
  25. Восхождение к господству
  
  
  1. О его настоящем дне рождения см. выше, стр. 14.
  
  2. Исключением в Политбюро был Бухарин.
  
  3. См. У. Таубман, Хрущев: человек и его эпоха , стр. 63.
  
  4. Так говорил Каганович , стр. 59-60.
  
  5. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 262.
  
  6. Возглавлять Политбюро, Оргбюро или Секретариат - это не то же самое, что быть его председателем; и когда в 1928 году в протоколе председателем Оргбюро был записан Каганович, последовал яростный протест, и Молотову пришлось согласиться внести в них поправки: РГАСПИ, ф. 81, оп. 3, д. 255, стр. 98. Смотрите ниже, стр. 363, о возможности того, что Сталин извлек уроки из прецедента римского императора Августа.
  
  7. См. Э. А. Рис, ‘Сталин как лидер, 1924-1937: от олигарха до диктатора’, стр. 27. См. Также Р. У. Дэвиса, М. Илича и О. Хлевнюка, ‘Политбюро и принятие экономических решений’, стр. 110.
  
  8. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 222-3.
  
  9. Советское руководство. Переписка, 1928-1941, стр. 144-5.
  
  10. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 191.
  
  11. Там же, стр. 237.
  
  12. См. О. Хлевнюк, Сталин и Орджоникидзе , стр. 19-31.
  
  13. Письмо И. В. Сталина В.М. Молотову, стр. 217.
  
  14. Там же, стр. 231-2.
  
  15. Там же, стр. 232.
  
  16. Там же, стр. 231-2.
  
  17. Цитируется по Б. С. Илизарову, Тайная жизнь Сталина , стр. 93.
  
  18. РГАСПИ, ф. 78, оп. 2, д. 38, с. 38.
  
  19. Сталин и Каганович. Переписка , стр. 187.
  
  20. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 166.
  
  21. Там же, стр. 167.
  
  22. См. Т. Х. Ригби, ‘Был ли Сталин нелояльным покровителем?’
  
  23. А. Кригель и С. Куртуа, Ойген Фрид, стр. 121 и 125.
  
  24. Сталин и Каганович, стр. 665: телеграмма от 6 сентября 1936 года.
  
  25. Советское руководство. Переписка, 1928-1941, стр. 33.
  
  26. Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, стр. 107.
  
  27. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 180.
  
  28. Л. Троцкий, Моя жизнь .
  
  29. Письмо И. В. Сталина В.М. Молотову, 1925-1936 гг., стр. 231.
  
  30. ITsKKPSS, № 11 (1990), стр. 63-74.
  
  31. Реабилитация: политические процессы 30-50-х годов, стр. 334-443. См. также Дорогу к террору (ред. О. В. Наумов и Дж. А. Гетти), стр. 52-4.
  
  32. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 54-5.
  
  33. L’Armata Rossa e la collettiviazione delle campagne nell’ URSS (1928–1933) , pp. 164, 302 and 356.
  
  
  26. Смерть Нади
  
  
  1. Р. Буллард, Внутри сталинской России , стр. 142.
  
  2. Там же, стр. 208.
  
  3. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 286.
  
  4. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 99-100.
  
  5. Сообщение Р. Ричардсона из интервью со Светланой Аллилуевой, Длинная тень, стр. 125.
  
  6. Советское руководство. Переписка, 1928-1941, стр. 77.
  
  7. РГАСПИ, ф. 17, оп. 113, д. 869, с. 61.
  
  8. Иосиф Сталин в об”ятиях семьи , стр. 29.
  
  9. Там же, стр. 30.
  
  10. РГАСПИ, ф. 17, оп. 113, д. 869.
  
  11. Интервью с Кирой Аллилуевой, 14 декабря 1998 года. См. также Л. Васильева, Кремльëвские жëнью-Йорк, стр. 259.
  
  12. Иосиф Сталин в об”ятиях семьи, стр. 31 и 33.
  
  13. См. С. Себаг Монтефиоре, Сталин: суд Красного царя, стр. 50.
  
  14. ГАРФ, ф. 3316/я, оп. 2, д. 2016, с. 3.
  
  15. РГАСПИ, ф. 85, оп. 28, д. 63, с. 1-3.
  
  16. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 307-8.
  
  17. Там же, стр. 307.
  
  18. Там же, стр. 308.
  
  19. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 31.
  
  20. ГАРФ, ф. 7523sg, оп. 149a, д. 2, стр. 7.
  
  21. ГАРФ, ф. 7523sg, оп. 149a, д. 2, стр. 10, 11 и 13.
  
  22. ГАРФ, ф. 81, оп. 3, д. 77, с. 48.
  
  23. РГАСПИ, ф. 3, оп. 1, д. 3230.
  
  24. Р. Буллард, Внутри сталинской России , стр. 153.
  
  25. ГАРФ, ф. 3316/я, оп. 2, д. 2016, с. 2.
  
  26. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 601 и 667-9.
  
  27. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 308.
  
  28. ”Дневник М. А. Сванидзе" в книге "Иосиф Сталин в об"ятиях семьи", стр. 177.
  
  29. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 117.
  
  30. А. Рыбин, "Рядом со Сталиным", Социологические исследования, № 3 (1988), стр. 87.
  
  31. А. Микоян, Так было, стр. 356.
  
  32. Так говорил Каганович , стр. 35.
  
  33. А. Микоян, Так было, стр. 353.
  
  34. РГАСПИ, ф. 3, оп. 1, д. 3231.
  
  35. Там же.
  
  36. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 19 и 21.
  
  37. См. С. Лакоба, Очерки политической истории Абхазии, стр. 120.
  
  38. Там же, стр. 118.
  
  39. Там же, стр. 132-3.
  
  40. Там же, стр. 116-17.
  
  41. Там же , стр. 115.
  
  
  27. Чародей современности
  
  
  1. См., например, его речь на всесоюзной конференции "пролетарских студентов", Правда, 16 апреля 1925 года.
  
  2. Семнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б) , стр. 28.
  
  3. Там же , стр. 24.
  
  4. Цитируется по А. Луукканену, Религиозная политика сталинского государства, стр. 140.
  
  5. См. J. Barber, Советские историки в кризисе, 1928-1932 .
  
  6. М. Горький, Л. Авербах и С. Фирин, Беломорско-балтийский канал имени И. В. Сталина .
  
  7. См. Р. Медведев, Проблемы в литературной биографии Михаила Шолохова .
  
  8. Обмен письмами между Сталиным и Шолоховым в 1933 году, Вопросы истории, № 3 (1994), стр. 9-22.
  
  9. См. Ниже, стр. 333-4.
  
  10. См. выше, стр. 333.
  
  11. GDMS, зал III содержит оригинальные примечания.
  
  12. Я благодарен Закро Мегрешвили за информацию о реакции его отчима Шалвы Нуцубидзе на редакторскую работу Сталина.
  
  13. С. Аллилуева, Толко бог Один, стр. 337.
  
  14. Красная звезда, 5 января 1995 года.
  
  15. История советской политической оценки. Документы и комментарии, стр. 484.
  
  16. См. Ниже, стр. 444.
  
  17. Смотрите перевод в R. C. Tucker, Сталин у власти , стр. 205-6.
  
  18. А. Ахматова, Сочинения, т. 2, с. 167-8
  
  19. См. Ниже, стр. 361.
  
  20. См. Р. Сервис, История России двадцатого века, глава 12.
  
  21. См. там же и C. Kelly, Refining Russia , стр. 285-309.
  
  
  28. Страхи перед победой
  
  
  1. Смотрите Отчеты ОГПУ в Трагедии советской деревни, том 3, стр. 318-54.
  
  2. См. Р. У. Дэвис, Кризис и прогресс в советской экономике, 1931-1933 годы, стр. 188-91; Дж. Дж. Россман, ‘Апрельская забастовка хлопководов Тейково в апреле 1932 года’, стр. 50-66. Общий отчет см. Р. Конквест, Жатва скорби: советская коллективизация и террор-голод .
  
  3. См. Р. У. Дэвис и С. Г. Уиткрофт, Голодные годы .
  
  4. Сталин и Каганович: Переписка, стр. 132 и далее.
  
  5. См. А. Нове, Экономическая история СССР, стр. 224-5 и 227.
  
  6. И. В. Сталин, Сочинения, т. 13, с. 186. См. Отчет Р. У. Дэвиса, М. Илича и О. Хлевнюка, ‘Политбюро и выработка экономической политики’, стр. 114.
  
  7. Сталин и Каганович: Переписка, стр. 260.
  
  8. Там же, стр. 235.
  
  9. См. Р. У. Дэвис, М. Илич и О. Хлевнюк, ‘Политбюро и выработка экономической политики’, стр. 110.
  
  10. Письмо от 18 июня 1932 года: Сталину и Кагановичу. Переписка ., стр. 179.
  
  11. Там же, стр. 282 и 290.
  
  12. Там же, стр. 274.
  
  13. Там же, стр. 359.
  
  14. Там же , стр. 479.
  
  15. См. Р. Конквест, Жатва скорби ; Р. У. Дэвис, Кризис и прогресс в советской экономике ; и Р. У. Дэвис и С. Г. Уиткрофт, Голодные годы .
  
  16. Там же, стр. 241.
  
  17. См. Э. А. Рис, ‘Республиканские и региональные лидеры на XVII съезде партии в 1934 году’, особенно стр. 85-6.
  
  18. См. Р. Конквест, Большой террор. Переоценка , стр. 31-46
  
  19. Семнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), стр. 262.
  
  20. Ф. Бенвенути, ‘Киров нелла советская политика’, стр. 283, 303-7 и 315-59.
  
  21. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ-НОГПУ–НКВД , стр. 569.
  
  22. См. Р. Конквест, Большой террор: переоценка , стр. 39-52.
  
  23. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 650.
  
  24. См. Р. У. Дэвис, Советская история в эпоху Ельцина, стр. 155.
  
  25. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 388.
  
  26. См. О. В. Хлевнюк, 1937-i, стр. 49.
  
  27. See F. Benvenuti and S. Pons, Il sistema di potere dello Stalinismo , p. 105.
  
  28. ITsKKPSS, № 9 (1989), стр. 39
  
  29. Реабилитация: политические процессы 30-50-х годов , особенно стр. 176-9.
  
  30. See F. Benvenuti, Fuoco sui sabotatori! Stachanovismo e organizzazione industriale in Urss, 1934–1938 , chaps. 3 и далее.
  
  31. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД, стр. 749: доклад А. Вышинского Сталину и Молотову, 16 февраля 1936 года.
  
  32. См. А. Нове, Экономическая история СССР, стр. 226.
  
  33. Там же , стр. 227.
  
  34. См. Р. Мурстин и Р. П. Пауэлл, The Soviet Capital Stock, 1928-1962 .
  
  35. See A. Ponsi, Partito unico e democrazia in URSS. La Costituzione del ’36 , pp. 20 ff.
  
  36. См. Данные, приведенные о религиозных группах А. Луукканеном, Религиозная политика сталинского государства, стр. 142-7.
  
  37. См. О. В. Хлевнюк, 1937-i, стр. 53.
  
  38. См. С. Фитцпатрик, Крестьяне Сталина, стр. 289-96.
  
  39. Le repressioni degli anni trenta nell’Armata Rossa , p. 156.
  
  40. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 753.
  
  41. См. Б. Старков, Дела и люди сталинского времени, стр. 39.
  
  42. Лубянка. Сталин и ВЧК–ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 767.
  
  
  29. Правление народами
  
  
  1. Это подсчитано на основе данных переписи населения 1926 года в книге В. Козлова "Народы Советского Союза", стр. 69.
  
  2. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 29.
  
  3. Застольные речи Сталина. Документы и материалы, стр. 158.
  
  4. См. выше, стр. 302.
  
  5. Так говорил Каганович , стр. 48.
  
  6. Иосиф Виссарионович Сталин (1938), стр. 5.
  
  7. К. Симонов, Глазами человека моего поколения, стр. 37.
  
  8. См. С. Фитцпатрик, Крестьяне Сталина, стр. 289-96.
  
  9. See F. Bettanin, La fabbrica del mito , p. 89.
  
  10. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 81.
  
  11. См. С. Крисп, ‘Советское языковое планирование, 1917-1953’, стр. 27-9.
  
  12. См. С. Кулешов и В. Страда, Русский фашизм, стр. 229-38.
  
  13. См. Т. Мартин, Империя позитивных действий, стр. 206-7. См. также Х. Куромия, ‘Донбасс’, стр. 157-8.
  
  14. См. Т. Мартин, Империя позитивных действий, стр. 302-3.
  
  15. См. выше, стр. 276-7.
  
  16. Так говорил Каганович , стр. 48.
  
  17. См. выше, стр. 204-5.
  
  18. См. Г. Хьюитт, ‘Языковое планирование в Грузии’, стр. 137-9.
  
  19. Смотрите файлы, воспроизведенные в Абхазия: документы свидельствуют. 1937-1953 .
  
  20. GDMS, зал III, содержит копию предложения Сталина для антологии Нуцубидзе.
  
  21. См. выше, стр. 96-101.
  
  22. См. Р. Сервис, История России двадцатого века, стр. 206-7 и 318.
  
  23. Там же.
  
  24. Последние речи Сталина. Документы и материалы, стр. 151 (первый вариант заметок Р. П. Хмельницкого).
  
  25. См. Д. Ливен, Николай II, стр. 163.
  
  26. ”Дневник М. А. Сванидзе" в книге "Иосиф Сталин в об"ятиях семьи", стр. 174-5.
  
  27. Последние речи Сталина , стр. 55.
  
  28. Там же , стр. 123.
  
  29. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 81.
  
  30. ‘Правильная политика правительства решает успехи армии. Кто достоин быть маршалом?", Источник , № 3: запись речи Сталина.
  
  31. ”Дневник М. А. Сванидзе" в книге "Иосиф Сталин в об"ятиях семьи", стр. 176.
  
  32. Для иной интерпретации см. Д. Бранденбергер, Сталинская массовая культура и формирование современной российской национальной идентичности, 1931-1956 .
  
  33. Источник, № 1 (2002), стр. 105.
  
  34. См. Анализ Д. В. Колесова, И. В. Сталин: Право на жизнь , стр. 37-8. Я благодарен Рональду Хингли за наши обсуждения ораторских особенностей Сталина.
  
  
  30. Разум террора
  
  
  1. Сталин и Каганович. Переписка , стр. 425; см. также Лубянка. Сталин и ВЧК– ГПУ–ОГПУ–НКВД , стр. 565.
  
  2. См. Сталин и Каганович ; Письма И. В. Сталина В. М. Молотову .
  
  3. Такой же была позиция Молотова, по крайней мере, ко времени Второй мировой войны: см. В. Бережков, Как я стал переводчиком Сталина, стр. 226. Я воздерживаюсь от дальнейшего использования этого источника в следующих главах и благодарен Хью Лунги, одному из переводчиков Черчилля, за указание на многие недостоверные аспекты мемуаров Бережкова, включая их название.
  
  4. Л. Троцкий, Сталин: оценка человека и его влияния .
  
  5. См., например, С. Аллилуев, Пройденный путь ; А. С. Аллилуева, Воспоминания ; С. Аллилуева, Двадцать писем друг другу и только богу Одину .
  
  6. Прежде всего, смотрите речь, которую он произнес на приеме в честь Г. Димитрова 8 ноября 1937 года: ниже, стр. 333.
  
  7. Н. К. Байбаков, 0т Сталина го Ельцина, стр. 48.
  
  8. Конечно, идея о том, что Сталин действительно был таким сдержанным в 1920-х годах, неправдоподобна.
  
  9. См. выше, стр. 4-8.
  
  10. Р. Медведев, Пусть история рассудит , стр. 15.
  
  11. Там же , стр. 13.
  
  12. ITsKKPSS, № 11 (1989), стр. 169.
  
  13. Последние речи Сталина, стр. 157: этот комментарий был вставкой в другом междометии Ворошилова, произнесенном в речи на обеде в честь двадцатой годовщины Октябрьской революции.
  
  14. Советское руководство. Переписка, 1928-1941, стр. 334.
  
  15. Л. Троцкий, Терроризм и коммунизм .
  
  16. М. Янсен, Показательный процесс при Ленине .
  
  17. По-русски это были слова: Молодец, как на здоровье это сделал! Свидетелем был Анастас Микоян: см. Его Так было, стр. 534. В. Бережков, один из переводчиков Сталина, лишь немного иначе пересказал слова Микояна: Как я стал переводчиком Сталина, стр. 14.
  
  18. Застольные речи Сталина , стр. 148.
  
  19. См. Т. Драгадзе, Сельские семьи в Советской Грузии , стр. 43-4.
  
  20. См. РГАСПИ, ф. 558, оп. 3, д. 37: это была книга "Древняя Европа и Восток" (Москва–Петроград, 1923).
  
  21. Сталин и Каганович. Переписка , стр. 273.
  
  22. Иосиф Сталин в об ”ятиях семьи , стр. 17.
  
  23. См. Ниже, стр. 578-9.
  
  24. РГАСПИ, ф. 558, оп. 3, д. 167: см., например, стр. 43 и 47.
  
  25. Там же , стр. 57.
  
  26. Там же, стр. 248.
  
  27. См. Ниже, стр. 580-1.
  
  28. Н. Рыжков, Перестройка: история предательств, стр. 354-5. См. также Э. А. Рис, Политическая мысль от Макиавелли до Сталина: революционный макиавеллизм .
  
  29. Застольные речи Сталина , стр. 180.
  
  
  31. Великий террорист
  
  
  1. Термин, придуманный историком Робертом Конквестом для его одноименной книги в 1968 году, в настоящее время широко используется как в России, так и во всем остальном мире.
  
  2. Стенограммы особых ставок в ЦК ВКП(б). Декабрь 1936 года, Вопросы истории, № 3 (2002), стр. 4.
  
  3. Там же, стр. 5.
  
  4. См., в частности, Дж. А. Гетти, Истоки великих чисток .
  
  5. См. Р. Конквест, Большой террор: переоценка , стр. 3-22 и 53-70.
  
  6. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 464; Так говорил Каганович, стр. 35.
  
  7. О. Хлевнюк, “Цели Большого террора, 1937-1938” в книге Дж. Купера и др., Советская история, 1917-1953 ; О. Хлевнюк, "Причины "Большого террора": внешнеполитический аспект" в книге С. Понса и А. Романо, Россия в эпоху войн, 1914-1945 .
  
  8. Сталин и Каганович. Переписка , стр. 682-3. Хотя Сталин ссылался здесь на ОГПУ, название его отдела после включения в состав НКВД в 1934 году было ГУГБ.
  
  9. См. Р. Конквест, Большой террор: переоценка , стр. 135-73
  
  10. И. В. Сталин, Сочинения, т. 14, с. 189-91.
  
  11. "Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП (б) 1937 года", Вопросы истории, № 10 (1994), стр. 13-27; № 2 (1995), стр. 22-6; и № 3 (1995), стр. 3-15.
  
  12. Цитируется по О. Хлевнюк, 1937-i, стр. 77.
  
  13. См. М. Янсен и Н. Петров, Верный палач Сталина, стр. 76-7.
  
  14. Б. Старков, Дела и люди сталинского времени, стр. 47.
  
  15. Там же, стр. 48-9.
  
  16. Труд , 4 июня 1992 года.
  
  17. Там же.
  
  18. Н. Охотин и А. Рогинский, ‘Из истории “немецкой операции” НКВД 1937-1938 гг.’, стр. 46.
  
  19. Известия, 10 июня 1992 года.
  
  20. Так говорил Каганович , стр. 46.
  
  21. Хрущев вспоминает: Записи о гласности , стр. 38.
  
  22. Советское руководство. Переписка, 1928-1941, стр. 364-97
  
  23. РГАСПИ, ф. 73, оп. 2, д. 19, с. 101.
  
  24. См. Р. Конквест, Большой террор: переоценка , стр. 245.
  
  25. См. С. С. Монтефиоре, Сталин: суд Красного царя, стр. 185-6.
  
  
  32. Культ безличности
  
  
  1. И. Товстуха, ‘Сталин (Джугашвили), Иосиф Виссарионович’, стр. 698-700.
  
  2. Правда, 21 декабря 1929 года.
  
  3. См. Ниже, стр. 541-2.
  
  4. ‘Сталин о “Кратком курсе по истории ВКП (б)”. Стенограмма выступления без участия пропагандистов Москвы и Ленинграда...", Исторический архив, № 5 (1994), стр. 10.
  
  5. Сталин. К шестидесяти годам со дня рождения , стр. 193-4
  
  6. Правда, 1 января 1931 года. См. Также отчет в книге Дж. Брукса "Спасибо, товарищ Сталин!", стр. 80-1.
  
  7. Правда, 1 января 1937 года.
  
  8. Там же , 29 июня 1936 года.
  
  9. Последние речи Сталина, стр. 175. Это прозвучало в речи, произнесенной на приеме в Кремле для недавно избранных депутатов Верховного Совета СССР 20 января 1938 года.
  
  10. А. Фадеев (ред.), Встречи с товарищем Сталиным, стр. 40, 98, 112, 133, 160, 178 и 195.
  
  11. Застольные речи Сталина , стр. 123.
  
  12. Сталин и Каганович. Переписка , стр. 526.
  
  13. И. А. Валединский, ‘Воспоминания о встречах с Т. И. В. Сталиным’, стр. 72.
  
  14. Сталин и Хасим (1901-1902 гг.). Некоторые эпизоды из батумского подполья.
  
  15. В. Швейцер, Сталин в туруханской ссылке. Воспоминания подпольщика .
  
  16. H. Barbusse, Staline: Un monde nouveau vu à travers d’un homme .
  
  17. See F. Bettanin, La fabbrica del mito , p. 157.
  
  18. Исключение из этой тенденции см. там же , стр. 174.
  
  19. Не следует сбрасывать со счетов возможность того, что восхищение Лениным было искренним.
  
  20. См. также ниже, стр. 541-2.
  
  21. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Kratkii kurs .
  
  22. Там же, стр. 198-204.
  
  23. См. выше, стр. 292-3.
  
  24. Правда, 7 октября 1935 года.
  
  25. В. Каминский и И. Верещагин, ‘Детство и юность вождя: документы, записи, рассказы’, стр. 22-100.
  
  26. Там же.
  
  27. Письмо ко власти , стр. 124 и далее.
  
  28. О. Волобуев и С. Кулешов, Очищение, стр. 146.
  
  29. Цитируется по Н. Н. Маслову, ‘Об утверждении идеологии сталинизма’, стр. 78.
  
  30. В. Иванов, "Красная площадь", Новый мир, № 11 (1937), стр. 259-60.
  
  31. К. Чуковский, Дневники, 1930-1969, стр. 86. Этой ссылкой я обязан Б. С. Илизарову, ‘Сталин. Болезнь, смерть и бессмертие”, стр. 294-5.
  
  32. С. Фитцпатрик, Крестьяне Сталина, стр. 289-96.
  
  33. Общество и власть. 1930-е годы, стр. 25.
  
  34. С. Дэвис обсуждает двусмысленность свидетельств в общественном мнении в сталинской России , стр. 155-82.
  
  
  33. Жестокая отсрочка приговора
  
  
  1. Из воспоминаний Суханова Д. Н., бывшего помощника Маленкова Г. М.’, Архив Волкогонова, ролик № 8, стр. 5.
  
  2. Писатель и вождь: переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным, стр. 150. О падении Ежова см. М. Янсен и Н. Петров, Верный палач Сталина, глава 7.
  
  3. Там же, стр. 160-1.
  
  4. Там же, стр. 171-4.
  
  5. Там же, стр. 164.
  
  6. Директива, цитируемая Олегом Хлевнюком, "Партия и НКВД: соотношение сил в годы Большого террора" в Б. Маклафлин и К. Макдермотт (ред.), Сталинский террор, стр. 31.
  
  7. См. выше, стр. 7.
  
  8. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 267.
  
  9. Восемнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), стр. 29.
  
  10. Там же, стр. 29-30.
  
  11. Смотрите его комментарии на конференции по пропаганде 1 октября 1938 года: ‘И. В. Сталин о “Кратком курсе по истории ВКП (б)”. Стенограмма выступления без участия пропагандистов Москвы и Ленинграда, Исторический архив, № 5 (1994), стр. 12-13.
  
  12. Восемнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), стр. 515-17.
  
  13. Застольные речи Сталина , стр. 235.
  
  14. См. Н. Петров, "ГУлаг как инструмент карательной системы СССР" в книге Э. Дундовича, Ф. Гори и Э. Гверчетти (ред.), Размышления о Гулаге, стр. 22.
  
  15. Восемнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), стр. 26.
  
  
  34. Мир на виду
  
  
  1. Исключением было их краткое сотрудничество в большевистской грабительской организации перед Первой мировой войной.
  
  2. См. Д. Уотсон, ‘Политбюро и внешняя политика в 1930-е годы’, стр. 149-50.
  
  3. Внешнеполитические дискуссии 1930-х годов стали предметом тщательного научного исследования только с конца 1980-х годов, когда архивы стали публиковаться более охотно и даже стали доступны напрямую.
  
  4. О вопросах ленинизма в И. В. Сталине, Сочинения, т. 8, с. 64.
  
  5. См. Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь , том 3, стр. 136.
  
  6. M. Buber-Neumann, Von Potsdam nach Moskau , p. 284.
  
  7. Я благодарен Кате Андреевой за ее комментарии о советской внешней политике в межвоенный период.
  
  8. Димитров и Сталин, 1934-1943, стр. 13.
  
  9. Семнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), стр. 13-14.
  
  10. Димитров и Сталин, 1934-1943, стр. 18.
  
  11. А. Кригель и С. Куртуа, Ойген Фрид, стр. 255-61.
  
  12. Дж. Хохман, Советский Союз и провал коллективной безопасности, 1934-1938 годы, стр. 43-51.
  
  13. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 203.
  
  14. Там же, стр. 46-7.
  
  15. Примечание 10 в книге "Димитров и Сталин", 1934-1943, стр. 50.
  
  16. П. Тольятти, Опера, том 4, часть 1, с. 258-72.
  
  
  35. Подходы к войне
  
  
  1. См. С. Алиева (ред.), Так это было, том 1, стр. 44, 50, 86 и 96.
  
  2. См. выше, стр. 169 и 203.
  
  3. См. выше, стр. 267.
  
  4. Димитров и Сталин, 1934-1943, стр. 28.
  
  5. Там же , стр. 32, цитируется дневник Димитрова. Я заново перевел фразу "на руку".
  
  6. Редакционные заметки А. Даллина и Ф. И. Фирсова, Димитров и Сталин, стр. 34.
  
  7. Редакционные примечания там же , стр. 108.
  
  8. См. Х. П. Бикс, Хирохито и становление современной Японии, стр. 351.
  
  9. См. Дж. Эриксон, Советское верховное командование, стр. 522.
  
  10. См. С. Эндрю и В. Митрохин, Архив Митрохина, стр. 300.
  
  11. См. Г. Городецкий, Грандиозное заблуждение , стр. 57-8, 135-6 и 180.
  
  12. См. Ниже, стр. 362-3.
  
  
  36. Ужин "Дьяволы"
  
  
  1. ‘Автобиографические заметки” В. Н. Павлова — переводчика И. В. Сталина’, стр. 98.
  
  2. Там же, стр. 99.
  
  3. См. Р. Овери, Война России, стр. 49.
  
  4. В. Н. Павлов, "Предыстория 1939 года", Свободная мысль, № 7 (1999), стр. 109-10.
  
  5. А. Микоян, Так было, стр. 392.
  
  6. См. выше, стр. 178.
  
  7. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 54.
  
  8. См. К. Меч (ред.), Советский захват восточных провинций Польши, 1939-1941 .
  
  9. См. Н. Шукман и А. Чубарьян (ред.), Сталин и советско–финская война, 1939-1940 гг., особенно комментарии Сталина о неудачах и успехах кампании, стр. 236-7.
  
  10. Хрущев вспоминает: Записи о гласности , стр. 154.
  
  11. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 19.
  
  12. См. Х. П. фон Страндманн, ‘Обостряющиеся парадоксы: Гитлер, Сталин и германо-советские экономические связи. 1939-1941’, стр. 376.
  
  13. См. Дж. Эриксон, Советское верховное командование, стр. 566.
  
  14. См. Г. Городецкий, Грандиозное заблуждение, стр. 129-35.
  
  15. Димитров в "Застольных речах Сталина", стр. 234.
  
  16. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 40-1.
  
  17. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 302.
  
  18. Н. Лященко, ‘О выступлении И. В. Сталина в Кремле, 5 мая 1941 года", Документы Волкогонова, ролик № 8, стр. 1.
  
  19. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 310.
  
  20. Эти комментарии взяты из заметок, сделанных В. А. Малышевым: "Прошло десять лет, и эти встречи не восстановишь уже в памяти’, стр. 117.
  
  21. См. Д. Гланц, Спотыкающийся колосс, стр. 97.
  
  22. Л. Самуэльсон, Планы военной машины Сталина, стр. 199.
  
  23. Н. Лященко, ‘О выступлении И. В. Сталина в Кремле, 5 мая 1941 года", Документы Волкогонова, катушка 8, стр. 3. Эпизод был пересказан Лященко министром обороны Семеном Тимошенко.
  
  
  37. Барбаросса
  
  
  1. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 2, с. 8.
  
  2. Там же , стр. 9.
  
  3. Смотрите архивный отчет Г. Городецкого, Грандиозное заблуждение, стр. 311.
  
  4. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 2, с. 9.
  
  5. Там же, стр. 9-10.
  
  6. Там же, стр. 10.
  
  7. Там же, стр. 12-13.
  
  8. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 319.
  
  9. См. Г. Городецкий, Грандиозное заблуждение, стр. 275-8; Д. Гланц, Спотыкающийся колосс, стр. 242.
  
  10. См. Г. Городецкий, Большое заблуждение, стр. 53-5.
  
  11. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 2, с. 9.
  
  12. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 60.
  
  13. "Журнал посещения И. В. Сталина в его кремлевском кабинете" в Ю. Горькове, Государственный комитет обороны устанавливает, стр. 223-4.
  
  14. Там же.
  
  15. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 2, с. 73.
  
  16. "Журнал посещения И. В. Сталина в его кремлевском кабинете", лок. цит. , стр. 223-4.
  
  17. А. Микоян. Tak bylo , p. 390.
  
  18. Там же., стр. 391. Молотов записал, что Сталин в тот день "был сам не свой", но настаивал на том, что его настроение было твердым: Молотов. Полудержавный властелин , стр. 60.
  
  19. А. Микоян. Tak bylo , pp. 391–2.
  
  20. Правда, 1 июля 1941 года.
  
  21. С. Берия, Берия, мой отец , стр. 71 приводит отчет, предположительно предоставленный его отцом. В этом отчете упоминается секретарь Московского городского комитета партии Александр Щербаков, а не Вознесенский, как сделавший предложение Молотову взять на себя руководство.
  
  22. Ю. Горьков, Государственный комитет обороны устанавливает, с. 501.
  
  
  38. Борьба на
  
  
  1. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 2, с. 126-7.
  
  2. Р. Овери, Война России, стр. 171.
  
  3. В мемуарах Молотова, Кагановича, Хрущева и Жукова — людей, которые очень хорошо знали его во время войны, — нет ничего, что противоречило бы этому утверждению.
  
  4. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 2, с. 344.
  
  5. Там же, стр. 346.
  
  6. Там же, стр. 347.
  
  7. Там же, стр. 348-9.
  
  8. Там же, стр. 361.
  
  9. Там же Это заявление, как и многие другие, было подвергнуто цензуре в издании 1969 года и разрешено к публикации только в последующем издании 1995 года.
  
  10. Там же, стр. 367.
  
  
  39. Спящий на диване
  
  
  1. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 154.
  
  2. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 215-16.
  
  3. А. М. Василевский: интервью в G. A. Kumanëv (ред.), Рядом со Сталиным, стр. 242.
  
  4. С. Берия, Берия, мой отец , стр. 153-4. Эту историю рассказала Серго Берия его мать, которая разговаривала с Яковом.
  
  5. Там же, стр. 155.
  
  6. ”Дневник М. А. Сванидзе" в книге "Иосиф Сталин в об"ятиях семьи", стр. 159.
  
  7. Свидетельство Алексея Каплера: Э. Биаги, Светлана, стр. 21.
  
  8. Там же , стр. 27.
  
  9. ”Дневник М. А. Сванидзе": Иосиф Сталин в об"ятиях семьи, стр. 161.
  
  10. Там же, стр. 158.
  
  11. С. Аллилуева, Толко бог Один, стр. 320.
  
  12. Там же, стр. 326.
  
  13. Там же, стр. 129-30.
  
  14. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 150.
  
  15. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 163-6.
  
  16. Там же, стр. 166-7.
  
  17. Там же, стр. 167-8.
  
  18. Там же, стр. 169.
  
  19. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 152.
  
  20. РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 5078.
  
  21. В. Аллилуев, Хроника одной семьи: Аллилуевы. Сталин, стр. 97.
  
  22. Там же.
  
  23. И. А. Валединский, ‘Воспоминания о встречах с Т. И. В. Сталиным’, стр. 69-70.
  
  24. См. Ниже, стр. 456-7.
  
  25. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 109.
  
  26. Он никому не говорил о своих физических недостатках, за исключением Черчилля. Готовясь к встрече с британским премьер-министром осенью 1944 года, он написал: ‘Врачи не советуют мне предпринимать длительные поездки. В течение определенного периода мне нужно учитывать это": Переписка председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьерами Великобритании во время великой Отечественной войны, том. 1, с. 262. Однако даже это замечание нельзя принимать за чистую монету. Сталин сделал бы все, чтобы гора пришла к Магомету; он всегда пытался уговорить Черчилля и Рузвельта совершить путешествие.
  
  27. ”Дневник М. А. Сванидзе" в книге "Иосиф Сталин в об"ятиях семьи", стр. 158-60, 169, 174, 177.
  
  28. Там же, стр. 168.
  
  29. Там же, с. 175.
  
  30. Л. Васильева, Дети Кремля, с. 261; В. Аллилуев, Хроника одной семьи: Аллилуевы. Сталин , стр. 128 (где упоминается, что ее свекровь так и не простила Евгении того, что она так быстро вышла замуж после смерти Павла).
  
  31. Л. Васильева, Дети кремля, с. 261.
  
  32. Л. М. Каганович, Памятные записки , стр. 33; Так говорил Каганович, стр. 49-50. Дата смерти указывается по-разному: 1924 и 1926. См. также С. Аллилуева, Толко один бог, стр. 331.
  
  33. Л. Каганович, Так говорил Каганович, стр. 49. Серго Берия, однако, утверждал, что любовницей Сталина была не сестра или дочь Кагановича, а его племянница: см. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 166. Пока нет подтверждения этому утверждению.
  
  34. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 181 и 191.
  
  35. ”Дневник М. А. Сванидзе" в книге "Иосиф Сталин в об"ятиях семьи", стр. 170.
  
  36. Кира Аллилуева: интервью, 14 декабря 1998 года.
  
  37. См. Воспоминания А. П. Аллилуева, переданные Р. Ричардсону, Длинная тень, стр. 142-3.
  
  38. J. von Ribbentrop, Zwischen London und Moskau. Erinnerungen und letzte Auchzeichnungen , p. 25.
  
  39. Свидетельство А.Т. Сергеева Ф. Чуев: Молотов. Полудержавный властелин , стр. 359.
  
  40. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 108.
  
  41. Н. К. Байбаков, От Сталина до Ельцина, стр. 80 и 83.
  
  42. См. К. Отчет Чарквиани, обобщенный Саймоном Себагом Монтефиоре, Сталин: суд Красного царя, стр. 101.
  
  
  40. На смерть!
  
  
  1. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 14.
  
  2. Там же , стр. 23.
  
  3. Там же , стр. 32.
  
  4. Там же , стр. 45.
  
  5. Там же , стр. 46.
  
  6. Там же , стр. 61.
  
  7. Там же , стр. 59.
  
  8. См. У. Москофф, Хлеб скорби .
  
  9. Официальная военная открытка, 6 января 1944 года.
  
  10. В. Цыпин, История Русской православной церкви, 1917-1990, стр. 95, 104 и 106.
  
  11. См. Д. Поспеловский, Русская православная церковь при советском режиме, стр. 111.
  
  12. В. А. Алексеев, "Неожиданный диалог", Агитатор, № 6 (1989), стр. 41-4.
  
  13. В. А. Алексеев, Иллюзии и догма, с. 336-7.
  
  14. Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , pp. 615 and 617.
  
  15. Там же, стр. 618.
  
  16. См. М. Мевиус, Агенты Москвы, глава 3.
  
  17. Дж. Росси, Справочник по Гулагу, часть 1, стр. 40.
  
  18. См. П. Дж. С. Дункан, Русский мессианизм, стр. 59.
  
  19. ‘Прошло десять лет, и эти встречи не восстановишь’ уже в памяти. Дневниковые записи В. А. Малышева, стр. 127-8. См. также Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) , p. 802.
  
  20. См. А. В. Фатеев, Образ врага в советской пропаганде, 1945-1954 гг., стр. 23. Статья Фадеева появилась в "Под знаменем марксизма", № 11 (1943).
  
  21. См. С. Андреев, Власов и русское освободительное движение. Советские реалии и теории éмиграцииé .
  
  
  41. Верховный главнокомандующий
  
  
  1. Сочинения, т. 14, с. 1.
  
  2. См. Ниже, примечание 4.
  
  3. Сочинения, т. 14, с. 5.
  
  4. Письмо от июля 1941 года: Звезда, № 2 (2003), стр. 191.
  
  5. Сочинения, т. 14, с. 6.
  
  6. Там же , стр. 33.
  
  7. Там же , стр. 34.
  
  8. На это указывает Дж. Брукс, Спасибо Вам, товарищ Сталин!, стр. 160.
  
  9. См. в книге "Генерал Д. К. Уотт, Как началась война", стр. 224-33.
  
  10. The Times , 4 января 1943 года.
  
  11. Там же, 1 января 1940 года.
  
  12. См. Ниже, глава 32.
  
  13. Н. К. Байбаков, От Сталина до Ельцина, стр. 43-8.
  
  14. Там же , стр. 64.
  
  15. Там же.
  
  16. Свидетельство А. Е. Голованова в "Г. А. Куманеëv" (ред.), Рядом со Сталиным, стр. 272-3.
  
  17. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 59.
  
  18. Там же, стр. 113 и 115.
  
  19. К. Симонов, Глазами человека моего поколения, стр. 111.
  
  20. А. Микоян, Так было, стр. 463.
  
  21. П. А. Судоплатов и А. Судоплатов, Особые задания, стр. 328.
  
  22. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 2, с. 266.
  
  23. Там же, т. 2, с. 244.
  
  24. Там же, с. 270.
  
  25. Там же, с. 134.
  
  26. А. Микоян, Так было, стр. 563.
  
  27. Г. А. Куманëв, "Две беседы с Л. М. Кагановичем", Новая и новейшая история, № 2 (1999), стр. 107.
  
  
  42. Большая тройка
  
  
  1. Переписка председателя Совета министров СССР, т. 2, с. 98. См. также У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 4, стр. 594.
  
  2. Переписка председателя Совета министров СССР, т. 2, с. 101.
  
  3. С. Берия, Берия, мой отец , стр. 93.
  
  4. Карета сейчас стоит у Государственного дома-музея И. В. Сталина в Гори.
  
  5. У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 4, стр. 447.
  
  6. Переписка председателя Совета министров СССР, т. 2, с. 43.
  
  7. У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 4, стр. 443.
  
  8. J. von Ribbentrop, Zwischen London und Moskau . p. 25.
  
  9. И. П. Макьюэн, ‘Что происходит?’, стр. 113. Я благодарен Филиппе Макьюэн за предоставление мне этих мемуаров.
  
  10. У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 5, стр. 334-6.
  
  11. Черчилль и Сталин: документы из британских архивов : беседа Черчилля и Сталина, 28 ноября 1943 года, документ 46, стр. 3.
  
  12. Там же, документ 48, стр. 2: встреча в советском посольстве в Тегеране, 1 декабря 1943 года.
  
  13. У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 5, стр. 350.
  
  14. Черчилль и Сталин: документы из британских архивов , док. 47
  
  15. С. Берия, Берия, мой отец , стр. 93.
  
  16. У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 6, стр. 198. Английское написание в рукописи и книге Черчилля было ‘Румыния’.
  
  17. Там же.
  
  18. Источник, № 4 (1995), стр. 17.
  
  19. Н. Лебрехт, ‘Прокофьев был последней жертвой Сталина’.
  
  20. У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 6, стр. 345. Иногда это сокращалось до "У.Дж.": там же, стр. 199.
  
  21. Там же, Вторая мировая война, т. 4, с. 596.
  
  22. Там же, т. 5, с. 330.
  
  23. Там же, с. 342.
  
  
  43. Последние кампании
  
  
  1. См. Р. Овери, Война России, стр. 240-1.
  
  2. Дж. Эриксон, Дорога на Берлин, стр. 274-90; Н. Дэвис, Восстание ’44, стр. 209-11 и 265-72.
  
  3. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 173-4. Увы, другие участники — Сталин, Молотов и Берия — не оставили полезных воспоминаний по этому вопросу.
  
  4. У. С. Черчилль, Вторая мировая война, том 6, стр. 117.
  
  5. Черчилль и Сталин: документы из британских архивов , документ № 55, стр. 1: телеграмма А. Идена сэру О. Сержанту, 12 октября 1944 года. Следует добавить, что Черчилль сказал это в тот момент, когда он пытался уговорить Сталина пойти на уступки ‘лондонским полякам’.
  
  6. М. Джилас, Беседы со Сталиным, стр. 87. 28 марта 1945 года Сталин также сделал чехословацкой делегации оправдательные замечания о солдатах Красной Армии: ‘Прошло десять лет, и эти встречи не восстановишь’ уже в памяти. Дневниковые записи В. А. Малышева’, стр. 127.
  
  7. См. текст в Новой истории, № 3 (2000), стр. 181.
  
  8. Там же.
  
  9. См. Дж. Эриксон, Дорога на Берлин, стр. 606-16.
  
  10. См. Д. Холлоуэй, Сталин и бомба, стр. 125.
  
  11. См. там же , стр. 124.
  
  12. Там же, с. 126.
  
  13. Там же , стр. 128.
  
  14. Там же, стр. 128-9.
  
  
  44. Победа!
  
  
  1. Я позаимствовал этот отчет у А. Верта, Россия в состоянии войны, 1941-1945, стр. 969; Дж. Бардах и К. Глисон, Выжившая свобода, стр. 95.
  
  2. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 175.
  
  3. Н. С. Хрущев, "Воспоминания Никиты Сергеевича Хрущева", Вопросы истории, № 7-8 (1991), стр. 100.
  
  4. И. В. Сталин, Сочинения, т. 16, с. 197.
  
  5. Там же, стр. 198.
  
  6. Правда , 25 мая 1945 года.
  
  7. Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, т. 3, с. 308. Информация Жукова поступила от сына Сталина Василия.
  
  8. Там же.
  
  9. Там же, стр. 309.
  
  10. Правда, 27 июня 1945 года.
  
  11. С. Г. Уиткрофт и Р. У. Дэвис, ‘Население’, стр. 78.
  
  12. Е. Зубкова, Общество и реформы, 1945-1964, с. 43.
  
  13. Восточная Европа в документах российских архивов, 1945-1953 гг., т. 1, с. 132. Датой московской дискуссии было 9 января 1945 года.
  
  14. Там же, стр. 456-7. Встреча произошла 22 мая 1946 года.
  
  15. Там же, с. 132.
  
  
  45. Нанесение удара
  
  
  1. В. Аллилуев, Хроника одной семьи: Аллилуевы. Сталин, стр. 218. См. Саймон Себаг Монтефиоре, Сталин: суд Красного царя, стр. 472; Ю. Горлицки и О. Хлевнюк, Холодный мир. Сталин и советский правящий круг, 1945-1953, стр. 177.
  
  2. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 398.
  
  3. Воспоминания А. С. Белякова об устном отчете А. А. Жданова о встрече центральных руководителей партии: Г. Арбатов, "Свидетельство современника", стр. 377.
  
  4. См. В. Земсков, ‘Принудительные миграции из Прибалтики’, стр. 13-14.
  
  5. См. Э. Бэкон, Гулаг на войне, стр. 93-4.
  
  6. Н. А. Антипенко, Рядом с Г. К. Жуковым и К. К. Рокоссовским, стр. 71.
  
  7. Ф. Гори и С. Понс (ред.), Советский Союз и Европа в холодной войне, 1943-1953 гг., особенно отчет А. Филитова, стр. 5-22.
  
  8. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 148-9.
  
  9. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 176-7.
  
  10. См. А. Эпплбаум, Гулаг, стр. 424-5; Ю. Горлицки и О. Хлевнюк, Холодный мир. Сталин и советский правящий круг, 1945-1953, стр. 127-9.
  
  11. Следует добавить, однако, что Сталин не повторил свой гимн русским даже по этому поводу: возможно, он начал беспокоиться о чрезмерном поощрении русского национализма: Правда, 7 сентября 1947 года.
  
  12. Примеры см. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам, том 3, стр. 350 и далее.
  
  13. См. А. Пыжиков, Хрущëвский ’оттепель", стр. 19.
  
  14. См. А. Нове, Экономическая история СССР, стр. 308.
  
  15. См. У. Таубман, Хрущев ëv: Человек и его эпоха, стр. 201.
  
  16. Н. С. Хрущев, "Воспоминания Никиты Сергеевича Хрущева", Вопросы истории, № 11 (1991), стр. 38.
  
  17. См. Р. Сервис, Ленин: биография , стр. 88-9. Я благодарен Марку Харрисону за замечание о предположении Сталина относительно крестьянства.
  
  18. Смотрите готовящуюся книгу Й. Фюрста о послевоенной советской молодежи.
  
  19. Исключением после войны был Николай Вознесенский: см. Ниже, стр. 535.
  
  20. См. выше, стр. 294-7.
  
  21. См. Ниже, стр. 522.
  
  22. См. Г. Бордюгов, "Украинская победа"; Е. Зубкова, "Общественная атмосфера после войны (1945-1946)", стр. 12; Д. Фильцер, Советские рабочие и поздний сталинизм, стр. 1-5.
  
  
  46. Начало холодной войны
  
  
  1. См. М.П. Леффлер, Перевес власти , стр. 56-9.
  
  2. См. там же, стр. 19 и 115.
  
  3. Там же , стр. 148.
  
  4. Восточная Европа в документах российских архивов, 1944-1953 гг., т. 1, с. 673.
  
  5. Цитируется по Р. Пихоя, Советский союз: история власти, 1945-1991, стр. 26.
  
  6. Восточная Европа в документах российских архивов, 1944-1953 гг., т. 1, с. 673.
  
  7. Там же, стр. 673-5.
  
  8. Коминформ: Протоколы трех конференций, стр. 270 и далее.
  
  9. М. Г. Первухин, ‘Как была решена атомная проблема в нашей стране’, стр. 133.
  
  10. Там же.
  
  11. См. выше, стр. 95.
  
  12. См. Д. Холлоуэй, Сталин и бомба, стр. 211.
  
  13. См. В. Зубок и К. Плешаков, Внутри холодной войны Кремля , стр. 58-9.
  
  14. Цитируется по там же , стр. 59.
  
  15. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 118.
  
  
  47. Подчинение Восточной Европы
  
  
  1. Восточная Европа в документах российских архивов, 1944-1953 гг., т. 1, с. 118-33.
  
  2. Там же, стр. 303.
  
  3. Там же , стр. 443.
  
  4. См. Письмо Г. Димитрова Молотову о составе польского коммунистического руководства, 18 января 1944 г.: СССР — Польша. Механизмы подчинения. 1944-1949. Сборник документов , стр. 21-2. Об отношении коммунистов еврейского происхождения см. Свидетельство Якуба Бермана в Т. Торанска, Они: польские марионетки Сталина, стр. 321.
  
  5. См. М. Мазовер, Темный континент, стр. 12-25.
  
  6. Коминформ: Протоколы трех конференций , стр. 82.
  
  7. Там же, стр. 226 и 244.
  
  8. Там же, стр. 240.
  
  9. Там же, стр. 296 и 302.
  
  10. См. С. Понс, "Сумерки Коминформа", там же, стр. 483-4.
  
  11. Там же, стр. 496-7.
  
  12. Там же, стр. 610-19.
  
  13. См. Л. Гибянский, редакционный комментарий в там же, стр. 654.
  
  14. См. Ниже, стр. 567-9.
  
  15. См. Ниже, стр. 576-7.
  
  
  48. Сталинское правление
  
  
  1. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 177. Светлана в этих мемуарах умолчала о том, что они жили на разных дачах.
  
  2. Визит автора: 11 сентября 2002 года. Я благодарен Лиане Хварчелия и Манане Гургулия за их усилия по получению доступа на дачу для меня.
  
  3. Цитируется в книге Д. Волкогонова, Триумф и трагедия: политический портрет И. В. Сталина, том 1, часть 1, стр. 41.
  
  4. Неопубликованные мемуары Кандиде Чарквиани, стр. 55.
  
  5. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал , стр. 65; Молотов. Полудержавный властелин , стр. 65 и 181.
  
  6. Интервью с Л. Ф. Ильичемëv: ‘Сталин и ”Правда": рабочий контакт’.
  
  7. См. Ю. Горлицкий и О. Хлевнюк, Холодный мир, стр. 19-29.
  
  8. См. Ниже, стр. 567-8.
  
  9. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 313.
  
  10. Там же, стр. 326-7.
  
  11. Там же, стр. 200.
  
  12. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 198.
  
  13. Там же, стр. 224.
  
  14. Т. Тораньска, Они: Польские марионетки Сталина, стр. 235.
  
  15. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 113.
  
  16. В. Семичастный, Спокойное сердце, стр. 41. По-видимому, Хрущев пытался придерживаться более традиционного распорядка жизни: там же, стр. 46.
  
  17. А. А. Громыко, Памятное, т. 2, с. 326.
  
  18. Свидетельство Якуба Бермана: Т. Торанска, Они: Польские марионетки Сталина, стр. 337.
  
  19. К. Симонов, Глазами человека моего поколения, стр. 139.
  
  20. К. Симонов, Глазами человека моего поколения, стр. 139.
  
  21. П. А. Судоплатов и А. Судоплатов, Особые задания, стр. 328
  
  22. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, стр. 28-9.
  
  23. Там же, стр. 30-2 и 51.
  
  24. Там же , стр. 29.
  
  25. Там же , стр. 421-31. См. Ю. Горлицкий, ‘Кабинет Сталина: Политбюро и принятие решений в послевоенные годы’ для более полного отчета.
  
  26. Неизвестный Жуков , стр. 476-7.
  
  27. См. Ниже, стр. 534-5.
  
  
  49. Политика и чистки
  
  
  1. О. В. Хлевнюк, ‘Сталин и Молотов. Единая диктатура и предложения “олигархизации”’, стр. 281.
  
  2. Там же, стр. 283-4.
  
  3. Там же , стр. 26.
  
  4. ”Две беседы И. В. Сталина с генеральным секретарем ëм Об "единствеë национальных усилий", Новая и новейшая история, № 3 (2001), стр. 111-12.
  
  5. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 32-3.
  
  6. Там же, стр. 205-6.
  
  7. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 377.
  
  8. А. Микоян, Так было, стр. 466.
  
  9. Там же, стр. 496-8.
  
  10. Там же, с. 535.
  
  11. См. Ю. Горлицки, ‘Партийное возрождение и смерть Сталина’.
  
  12. Свидетельство А. М. Василевского: Г. А. Куманëв (ред.), Рядом со Сталиным, стр. 237-40.
  
  13. А. Микоян, Так было, стр. 559.
  
  14. И слова "русский" фактор в "Ленинградском деле" тени в последних выдающихся счета Я. И О. Хлевнюк, Горлицкий, холодный мир , с. 79-95. Однако я по-прежнему впечатлен документами и мемуарами, подтверждающими значимость этого фактора.
  
  15. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 66-7 и 246.
  
  16. А. Микоян, Так было, стр. 559.
  
  17. См. выше, стр. 513-14.
  
  18. А. Микоян, Так было, стр. 565.
  
  19. Я хочу выразить свою благодарность Джеффри Хоскингу за наши продолжительные дискуссии по этому вопросу.
  
  
  50. Поклонение императору
  
  
  1. Слово товарищу Сталину, стр. 466.
  
  2. Там же, стр. 470-2.
  
  3. Там же, стр. 471.
  
  4. Выступление Г. М. Маленкова, Коминформ: Протоколы трех конференций, стр. 82.
  
  5. История Советской политической оценки, стр. 507. В 1946 году все еще существовало шестнадцать советских республик: Карело-Финская Советская Республика была упразднена в 1956 году.
  
  6. Там же.
  
  7. Этой идеей я обязан Розамунд Бартлетт.
  
  8. Н. Вознесенский, Военная экономика СССР в период отечественной войны , passim ; Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография (2-е изд.); История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс (2-е изд.).
  
  9. И. Эренбург, Послевоенные годы: 1945-1954, стр. 160.
  
  10. Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография (2-е изд.), passim .
  
  11. И. В. Сталин, Сочинения, т. 1, с. xiii.
  
  12. См. Дж. Брукс, Спасибо тебе, товарищ Сталин! , стр. 195-232.
  
  13. Книга о вкусной и здоровой пище .
  
  14. Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография (2-е изд.), стр. 1-161.
  
  15. Там же, стр. 172 и 208.
  
  16. Там же, стр. 228.
  
  17. С. Аллилуев, Пройденный путь ; А. С. Аллилуева, Воспоминания.
  
  18. РГАСПИ, ф. 668, оп. 1, д. 15, с. 67.
  
  19. Смотрите, в частности, разделы оригинального текста мемуаров Анны в РГАСПИ, ф. 4, оп. 2, д. 45.
  
  20. С. Аллилуев, Новый путь, стр. 109.
  
  21. А. С. Аллилуева, Воспоминания, стр. 165, 167, 168 и 191.
  
  22. РГАСПИ, ф. 668, оп. 1, д. 15, с. 67.
  
  23. Там же , стр. 69.
  
  24. Дж. Бардах и К. Глисон, Выжившая свобода, стр. 117.
  
  25. На самом деле ему исполнилось семьдесят в 1948 году: см. выше, стр. 14.
  
  26. Черчилль и Сталин: документы из британских архивов , документ 70, стр. 4: беседа Черчилля и Сталина в Потсдаме, 17 июля 1945 года.
  
  27. Восточная Европа в документах российских архивов, 1945-1953 гг., т. 1, с. 407.
  
  28. Там же , стр. 443.
  
  29. Там же, с. 582.
  
  
  51. Опасные связи
  
  
  1. См. выше, стр. 501 и ниже, стр. 567.
  
  2. См. Отчет А. М. Ледовского в книге И. В. Коваля ‘Двенадцать советов И. В. Сталина руководству китайской партии’, стр. 130.
  
  3. Там же, стр. 134-9.
  
  4. ‘Посетители кремлевского кабинета Сталина’, стр. 49-50.
  
  5. Г. Димитров, Дневник Георгия Димитрова, 1933-1949 годы, стр. 443. Дневниковая запись Димитрова в основном совпадает с мемуарами Джиласа, по крайней мере, о китайских коммунистах в беседах со Сталиным, стр. 141.
  
  6. См. Д. Холлоуэй, Сталин и бомба, стр. 277.
  
  7. А. А. Громыко, Памятное, т. 2, с. 249-50.
  
  8. См. Д. Холлоуэй, Сталин и бомба, стр. 280-1.
  
  9. Цитируется В. Зубоком и К. Плешаковым, Внутри холодной войны Кремля , стр. 66-7.
  
  10. Там же, стр. 67-8.
  
  11. Там же, стр. 68-9.
  
  12. Там же , стр. 69.
  
  13. В. Зубок и К. Плешаков приводят донесения разведки, на которых Сталин основывал свое суждение: Там же, стр. 63.
  
  14. См. Д. Холлоуэй, Сталин и бомба, стр. 283.
  
  15. В. Семичастный, Спокойное сердце, стр. 58
  
  16. См. Холлоуэй, Сталин и бомба, стр. 285.
  
  17. Там же.
  
  
  52. Вождь и интеллектуал
  
  
  1. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 143.
  
  2. Там же.
  
  3. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 271.
  
  4. См. Д. Джоравский, Дело Лысенко, глава 3, далее.,
  
  5. С. Берия, Берия, мой отец , стр. 143.
  
  6. А. Маленков, О моем отце Георгии Маленкове, стр. 24.
  
  7. Правда : 10 февраля 1946 года (речь перед избирателями Сталинского избирательного округа); 13 апреля 1948 года (речь на приеме официальной финской делегации); 15 октября 1952 года (речь на Девятнадцатом съезде партии).
  
  8. И. В. Сталин, Сочинения, т. 16, с. 114-57.
  
  9. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 224-5.
  
  10. В. Бродский и В. Калинникова, ”Открытие состоялось", Наука и жизнь, № 1 (1988).
  
  11. Константин Симонов, главный редактор Литературной газеты, записал свои впечатления в форме самоцензуры в своем дневнике; а позже, в 1979 году, он написал дополнения и комментарий к встрече: Глазами человека моего поколения, стр. 113-16.
  
  12. Там же, стр. 111.
  
  13. Там же.
  
  14. Это не означает, что он не предпочел бы, чтобы советский порядок был более податливым к его командам: см. Выше, стр. 537-40.
  
  15. Восемнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), стр. 36.
  
  16. Там же.
  
  17. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 346, 348, 351 и 352-3.
  
  18. Там же, стр. 353.
  
  19. Там же , стр. 19.
  
  20. РГАСПИ, ф. 558, оп. 3, д. 165: В. В. Пиотровский, По следам древней культуры, стр. 77.
  
  21. Там же , стр. 8.
  
  22. См. мемуары Роя Медведева в Ж. и Р. Медведев, Неизвестный Сталин, стр. 259-60.
  
  23. И. В. Сталин, Марксизм и вопросы языкознания, в Сочинениях, т. 16, с. 119.
  
  24. Там же, стр. 123 и 133.
  
  25. Там же , стр. 145.
  
  26. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 237.
  
  27. И. В. Сталин, Марксизм и вопросы языкознания в Сочинениях, т. 16, с. 159.
  
  28. Там же, стр. 143.
  
  29. Там же, с. 169.
  
  30. Молотов. Полудержавный властелин , стр. 301.
  
  31. К. Симонов, Глазами человека моего поколения .
  
  32. Экономические проблемы социализма в СССР в книге И. В. Сталина, Сочинения, т. 16, с. 188-304.
  
  33. Там же , с. 197.
  
  34. Там же, с. 226.
  
  35. Там же.
  
  36. Там же, стр. 224.
  
  37. Там же, стр. 256.
  
  38. Там же, стр. 231.
  
  39. Там же, стр. 235-6.
  
  40. См. выше, стр. 94.
  
  41. См. выше, стр. 153-5.
  
  42. См. выше, стр. 226.
  
  43. См. выше, стр. 432-4.
  
  44. См. также выше, стр. 390.
  
  45. См. Б. Пинкус, Советское правительство и евреи, 1948-1967, стр. 151-64. Я благодарен Джону Клиру за помощь в доработке этого параграфа.
  
  46. См. L. Rucker, Staline, Israel и les Juifs , стр. 238.
  
  47. Так говорил Каганович, стр. 211. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 211: по-видимому, Лаврентий Берия тоже думал, что Сталин не был антисемитом.
  
  48. Так говорил Каганович , стр. 175.
  
  
  53. Больной деспот
  
  
  1. См. выше, стр. 231-2 и 437-8.
  
  2. Мощенцева П., Тайныкремляëвской больницы, стр. 6-7.
  
  3. Ю. Рапопорт, Заговор врачей, стр. 218.
  
  4. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 398: его пребывание на юге длилось с 10 августа по 22 декабря 1951 года.
  
  5. Смотрите неопубликованные воспоминания К. Чарквиани, стр. 35.
  
  6. Эти наблюдения сделаны во время визита 11 сентября 2002 года.
  
  7. Казарма для охранников примыкала к апартаментам Сталина.
  
  8. Визит автора: 11 сентября 2002 года.
  
  9. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 140; С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 191.
  
  10. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 140.
  
  11. Там же.
  
  12. Так говорил Каганович , стр. 52.
  
  13. А. Микоян, Так было, стр. 527.
  
  14. См. С. Уиткрофт, ‘От команды-Сталина к дегенеративной тирании’, стр. 92.
  
  15. Л. М. Каганович, Памятные записки, стр. 498.
  
  16. См. О. Хлевнюк, ‘Сталин и органы государственной безопасности в послевоенный период’, стр. 544.
  
  17. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 71-2.
  
  18. Там же, стр. 72-3.
  
  19. Там же, стр. 83-4.
  
  20. Там же См. также С. Берия, Берия, мой отец , стр. 134.
  
  21. Там же, стр. 92; С. Берия, Берия, мой отец, стр. 134.
  
  22. А. Микоян, Так было, стр. 529; Воспоминания К. Чарквиани, указ. соч., стр. 21.
  
  23. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 134.
  
  24. Там же , стр. 141.
  
  25. Там же , стр. 142.
  
  26. Там же, стр. 240.
  
  27. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 349-51.
  
  28. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 91.
  
  29. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 237.
  
  30. Дж. Бардах и К. Глисон, Выжившая свобода, стр. 87 и 235.
  
  31. Дж. Рубенштейн и В. П. Наумов (ред.), Тайный погром Сталина .
  
  32. См. Г. В. Костырченко, Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм, стр. 671-84.
  
  33. М. Г. Первухин, ‘Коротко о пережитом’, с. 143.
  
  34. Л. М. Каганович, Памятные записки, стр. 498.
  
  35. А. Микоян, Так было, стр. 570.
  
  36. К. Симонов, Глазами человека моего поколения, стр. 209.
  
  37. Там же, стр. 210: Я собрал текст из замечаний Симонова. Стенографической записи слушаний сделано не было: см. А. Микоян, Так было, стр. 575.
  
  38. К. Симонов, Глазами человека моего поколения, стр. 210.
  
  39. Там же, с. 209.
  
  40. А. Микоян, Так было, стр. 574-5.
  
  41. М. Г. Первухин, ‘Коротко о пережитом’, стр. 144.
  
  42. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, 1945-1953, стр. 89
  
  43. Там же, стр. 89-90.
  
  44. Там же, стр. 432-5.
  
  45. Там же , стр. 434.
  
  46. А. Микоян, Так было, стр. 579.
  
  47. Т. Х. Ригби, ‘Был ли Сталин нелояльным покровителем?’
  
  
  54. Смерть и бальзамирование
  
  
  1. Я следую мемуарам Светланы Аллилуевой здесь. У. Таубман предполагает, что это был (более поздний) Вечеринка в канун Нового года, но я думаю, что это основано на довольно расплывчатом упоминании в мемуарах Хрущева.
  
  2. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 21.
  
  3. Дж. Давришеви, Ах! Ce qu'on rigolait bien , стр. 71. См. Выше, стр. 26.
  
  4. Н. Хрущев, Хрущев вспоминает , стр. 256.
  
  5. Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, стр. 395-6.
  
  6. Правда , 13 января 1953 года.
  
  7. Н. С. Хрущев, "Воспоминания Никиты Сергеевича Хрущева", Вопросы истории, № 2/3, с. 90-1.
  
  8. Там же.
  
  9. См. Показания Лозгача ëv Э. Радзинскому, "Сталин", стр. 552-3.
  
  10. П. И. Егоров, "Последняя ночь Сталина", Аргументы и факты, № 10 (март 2003 г.), стр. 10. 1 марта Егоров нес караульную службу на посту № 6 на даче Сталина.
  
  11. Там же.
  
  12. Это правдоподобное предположение в книге Э. Радзинского "Сталин", стр. 553-4.
  
  13. См. Показания Лозгача ëv Э. Радзинскому, там же .
  
  14. Дж. Брент и В. П. Наумов, Заговор врачей Сталина, стр. 316-17.
  
  15. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 5.
  
  16. Дж. Брент и В. П. Наумов, Заговор врачей Сталина, стр. 318.
  
  17. Там же.
  
  18. Ю. Раппопорт, Заговор врачей, стр. 151-2.
  
  19. А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал, стр. 234-5.
  
  20. Дж. Брент и В. П. Наумов, Заговор врачей Сталина, стр. 319.
  
  21. С. Аллилуева, Двадцать писем к другу, стр. 7.
  
  22. “Последняя ”отставка" Сталина", стр. 110. А. Мгеладзе, однако, предположил — ошибочно — что Сталин был уже мертв: Сталин, каким я его знал, стр. 235.
  
  23. ‘Последняя ”отставка" Сталина", стр. 110.
  
  24. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 238.
  
  25. Дж. Брент и В. П. Наумов, Заговор врачей Сталина, стр. 314.
  
  26. И. Збарский и С. Хатчинсон, Бальзамировщики Ленина, стр. 164.
  
  27. Там же, стр. 165.
  
  28. П. И. Егоров, "Последняя ночь Сталина", Аргументы и факты, № 10 (март 2003), стр. 11.
  
  29. В. Семичастный, Спокойное сердце, с. 77.
  
  30. Этот отчет взят из доклада сэра А. Гаскойна, 16 марта 1953 года: Черчилль и Сталин: документы из британских архивов , Приложение, стр. 1-2.
  
  31. С. Берия, Берия, мой отец, стр. 250.
  
  
  55. После Сталина
  
  
  1. См. выше, стр. 587.
  
  2. См. Ж. и Р. Медведев, Неизвестный Сталин, глава 3.
  
  3. Роберт Макнил неофициально взялся за эту задачу и опубликовал тома 14-16 через Институт Гувера в 1967 году.
  
  4. Цитируется Ж. и Р. Медведевыми, Неизвестный Сталин, стр. 82-3.
  
  5. К. Симонов, Глазами человека моего поколения, стр. 241-2.
  
  6. См. R. Завоевание, Власть и политика в СССР , стр. 211-27.
  
  7. Р. Сервис, ‘Дорога к двадцатому съезду партии’.
  
  8. В. Семичастный, Спокойное сердце, с. 82.
  
  9. См. Н. Барсуков, ‘Как создавался ”закрытый пакет" Хрущева’, стр. 11.
  
  10. История коммунистической партии Советского Союза .
  
  11. Протокол заседания Политбюро цитируется В. Буковский, Московский процесс, стр. 88.
  
  12. Российская газета , 6 ноября 1999 года.
  
  13. См. Р. Сервис, Россия: эксперимент с народом , стр. 211-13.
  
  14. Там же , стр. 110.
  
  15. В. Тополянский, ‘Проект Чейнса–Стокса’, стр. 29.
  
  16. См. Аргумент в книге Р. Сервиса "Архитектурные проблемы реформы в Советском Союзе: от проектирования до краха’, стр. 9-17.
  
  17. Там же, стр. 11-16.
  
  
  
  ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
  
  
  Эта библиография ограничена работами, упомянутыми в примечаниях.
  
  
  Архивы, музеи и неопубликованные работы
  
  
  Британская библиотека
  
  К. Чарквиани, неопубликованные мемуары
  
  Государственный архив Российской Федерации [ГАРФ]
  
  фонд 81 фонд 3316 фонд 7523
  
  фонд 1318 фонд 6980 фонд Р-130
  
  Государственный Дом-музей И. В. Сталина (Гори) [GDMS]
  
  С. Кавтарадзе, цареулис пурцебли, тома. 1-2 (Тбилиси, 1969)
  
  Российский государственный архив Социально-политической истории [РГАСПИ]
  
  фонд 2 фонд 16 фонд 71 фонд 82
  
  фонд 3 фонд 17 фонд 73 фонд 85
  
  фонд 4 фонд 44 фонд 74 фонд 332
  
  фонд 5 фонд 46 фонд 76 фонд 558 (Сталин)
  
  фонд 12 фонд 64 фонд 81 фонд 668
  
  Документы Волкогонова (Оксфорд)
  
  
  Газеты и периодические издания
  
  
  Агитатор
  
  Американское историческое обозрение
  
  Аргументы и факты
  
  Большевик
  
  Борба
  
  Бюллетень оппозиции
  
  Cahiers du Monde Russe et Soviétique
  
  Christian Science Monitor
  
  Dagens Nyheter
  
  Изучение Европы и Азии
  
  Вестник Академии Глазго
  
  Источник
  
  Исторический архив
  
  Известия
  
  Известия Центрального комитета КПСС
  
  Журнал коммунистических исследований
  
  Журнал экономической истории
  
  Kommunist
  
  Комсомольская правда
  
  Красная звезда
  
  Красный архив
  
  Литературная газета
  
  Молодая гвардия
  
  Наука и жизнь’
  
  Новая и новейшая история
  
  Новая жизнь’
  
  Новый журнал
  
  Отечественные архивы
  
  Под знаменем марксизма
  
  Правда
  
  Пролетарская революция
  
  Просвещение
  
  Рабочий путь’
  
  Родина
  
  Российская газета
  
  Русское обозрение
  
  Славия
  
  Славянское обозрение
  
  Социалистический вестник
  
  Sovershenno sekretno
  
  Свободная мысль
  
  Военно-исторический журнал
  
  Вопросы истории
  
  Вопросы истории КПСС
  
  Впередë d
  
  Советские исследования
  
  Труд
  
  Звезда (Москва)
  
  
  Сборники документальных фильмов
  
  
  Академическое дело 1929-1931 гг., том 1, Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова (Санкт-Петербург, 1993)
  
  С. Алиева (ред.), Так это было: национальные репрессии в СССР, тома 1-3 (Москва, 1993)
  
  Атлас азиатской России. Издание переселенческого управления главного управления землеустройства и землепользования (Санкт-Петербург, 1914)
  
  L’Armata Rossa e la collettivizazzione delle campagne nell’ URSS (1928–1933) (eds A. Romano and N. Tarchova: Naples, 1996)
  
  Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927 (ред. А. В. Квашонкин, О. В. Хлевнюк, Л. П. Кошелева и Л. А. Роговая: Москва, 1996)
  
  "Боско д'Инвер а Зубалов", Славия (1997)
  
  Четвертый (об”объединительный) съезд РСДРП (Москва, 1949)
  
  Четверки (об ”объединительный) съезд РСДРП. Протоколы. Апрель–май 1906 года (Москва, 1959)
  
  Четырнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б).15–31 марта 1925 года. Стенографический отчет (Москва, 1926)
  
  Черчилль и Сталин. Документы из британских архивов (eds FCO историки К. Бакстер и М. А. Л. Лонгден: Лондон, 2002)
  
  Коминформ. Протоколы трех конференций, 1947/1948/1949 (ред. Г. Прокаччи, Г. Адибеков, А. Ди Бьяджио, Л. Гибианский, Ф. Гори и С. Понс: Милан, 1994)
  
  Dagli Archivi di Mosca. УРСС, Коминформбюро и ПКИ (1943-1951) (ред. Ф. Гори и С. Понс: Рим, 1998)
  
  Девятая конференция РКП(б). Сентябрь 1920 года. Протоколы (Москва, 1972)
  
  Десятый съезд РКП(б). Март 1921 г. Стенографический отчет (Москва, 1961)
  
  Димитров и Сталин, 1934-1943. Письма из советских архивов (ред. А. Даллин и Ф. И. Фирсов: Йельский университет, 2000)
  
  Две беседы И. В. Сталина с генеральным секретарем ëм Об ”единствеëнациональных усилий", Новая и новейшая история, № 3 (2001)
  
  Двенадцатый съезд РКП(б). 17-25 апреля 1923 года: стенографический отчет (Москва, 1968)
  
  Иосиф Сталин в об”ятиях семьи. Из личного архива (под ред. Ю. Г. Мурина и В. Н. Денисова: Москва, 1993)
  
  Исторические места Тбилиси. Путешественник по местам, связанным с жизнью и деятельностью И. В. Сталина (изд. Грузинский филиал Института Маркса-Энгельса-Ленина: 2-е, переработанное издание; Тбилиси, 1944)
  
  История советской политической оценки. Документы и комментарии (под ред. М. Горяевой: Москва, 1997)
  
  В. Каминский и И. Верещагин, ‘Детство и юность’ вождя. Документы, записки, рассказы, Молодая гвардия, № 12 (1939)
  
  И. В. Ковальëв, ‘Двенадцать советов И. В. Сталина руководству китайской партии’ (ред. А. М. Ледовский), Новая и новейшая история, № 1 (2004)
  
  Ладо Кецховели. Сборник документов и материалов (Тбилиси, 1969)
  
  В. И. Ленин, Полное собрание сочинений (5-е изд.: Москва, 1958-65)
  
  Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936 (ред. В. Н. Хаустова, В. П. Наумова и Н. С. Плотниковой: Москва, 2003)
  
  "Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП (б) 1937 года", Вопросы истории, № 10 (1994), № 2 (1995) и № 3 (1995)
  
  Неизвестный Жуков. Документы Лавры и третьего полка. Размышления. Размышления (под ред. В. Г. Краснова: Москва, 2000)
  
  Общество и власть. 1930-е годы. Повествование в документах (ред. А. К. Соколов, С. В. Журавлев, Л. П. Кошелева, Л. А. Роговая и В. Б. Тельпуховский: Москва, 1998)
  
  Одиннадцатый съезд РКП(б). Март-апрель 1922 г. Стенографический отчет (Москва, 1961)
  
  Переписка В. И. Ленина и руководимых им созданий РСДРП с местными партийными организациями. 1905-1907, том 2, часть 1 (Москва, 1982)
  
  Переписка председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьерами Великобритании во время великой Отечественной войны, 1941-1945 гг., тома 1-2 (ред. А. А. Громыко, В. М. Хвостов, И. Н. Земсков, Г. А. Белов, Е. М. Жуков, С. М. Майоров, А. А. Новосельский, Б. Ф. Подцероб, М. А. Сиволобов, П. Н. Третьяков и М. А. Харламов: Москва, 1957)
  
  Писатель и вождь: переписка М. А. Шолоховой с И. В. Сталиным 1931-1950 годов (Москва, 1997)
  
  Письмо во власть, 1917-1927 (ред. А. Я. Лившин и И. Б. Орлов: Москва, 1998)
  
  Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову, 1925-1936 гг. Сборник документов (ред. Л. Кошелева, В. Лельчук, В. Наумов, О. Наумов, Л. Роговая и О. Хлевнюк: Москва, 1995)
  
  Политбюро РКП(б)-ВКП(б). Повести дня заседаний, тома 1-3 (ред. Г. М. Адибеков, К. М. Андерсон и Л. А. Роговая: Москва, 2000-1)
  
  Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами (конец 1920-1930-х гг.) (ред. О. Н. Кен и А. И. Рупасов: Санкт-Петербург, 2000)
  
  Политбюро ЦК ВКП (б) и Совета Министров СССР, 1945-1953 (ред. О. В. Хлевнюк, Ю. Горлицкий, Л. П. Кошелева, А. И. Минюк, М. Ю. Прозуменщиков, Л. А. Роговая и С. В. Сомонова: Москва, 2002)
  
  "Посетители кремлевского кабинета Сталина" (ред. А. В. Коротков, А. Д. Чернев и А. А. Чернобаев), Исторический архив, № 5/6 (1997)
  
  “Последняя ”отставка" Сталина" (ред. А. С. Черняев), Источник, № 1 (1994)
  
  ‘Правильная политика правительства решает успехи армии. Кто достоин быть маршалом?", Источник, № 3 (2002)
  
  ‘Прошло десять лет, и эти встречи не восстановишь’ уже в памяти. Дневниковые записи В. А. Малышевой, Источник, № 5 (1997)
  
  "Протоколы и резолюции ЦК РСДРП (б) (март 1917 г.)", VIKPSS, № 3 (1962)
  
  Протоколы Центрального комитета РСДРП (б). Август 1917 — февраль 1918 (Москва, 1958)
  
  "Протоколы Всероссийского (мартовского) собрания партийных работников, 27 марта — 2 апреля 1917 г.", ВИКПСС, № 6 (1962)
  
  Пятый (лондонский) съезд РСДРП. Протоколы. Апрель-май 1907 года (Москва, 1963)Пятнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет (Москва-Ленинград, 1928)
  
  "Стрелял по разнарядке, или Как это делали большевики", Труд, (4 июня 1992)
  
  Разговоры с Бухариным (под ред. Ю. Г. Фельштинского: Москва, 1993)
  
  Реабилитация: политические процессы 30-50-х годов (под ред. А. Н. Яковлева: Москва 1991)
  
  Репрессии против армии Росы (ред. А. Кристиани и В. М. Михалева: Неаполь, 1996)
  
  Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам том 3 (Москва, 1968)
  
  Революция 1905 года в Закавказье. (Хроника событий, документы и материалы). По материалам Музея революции Грузов (Истпартотдел ЦК КП(б) Грузии: Тифлис, 1926)
  
  Дорога к террору: Сталин и самоуничтожение большевиков, 1932-1939 (отредактировано и введено О. В. Наумовым и Дж. А. Гетти: Лондон, 1999)
  
  Седьмая (апрельская) всероссийская конференция РСДРП (большевиков). Петроградская конференция, Общегородская конференция РСДРП (большевиков). Апрель 1917 года (Москва, 1958)
  
  Семнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б), 26 января — 10 февраля 1934 года. Стенографический отчет (Москва, 1934)
  
  С. Шаумян, Избранные произведения, тома 1-2 (Москва, 1957)
  
  Шестой съезд РСДРП (б). Август 1917 года. Протоколы (Москва, 1958)
  
  Скрытая правда войны. 1941 бог (ред. П. Н. Кнышевский и др.: Москва, 1992)
  
  Слово товарищу Сталину (ред. Р. Косолапов: 2-е изд., Москва, 2002)
  
  Советское руководство. Переписка, 1928-1941 (ред. А. В. Квашонкин, Л. П. Кошель-ева, Л. А. Роговая и О. В. Хлевнюк: Москва, 1999)
  
  С. Спандарьян (Тимофей), Статьи, письма, документы, 1882-1916 (Ереван, 1940)
  
  СССР — Польша. Механизмы подчинения. 1944-1949 гг. Сборник документов (ред. Г. Бордюгов, Г. Матвеев, А. Косевский и А. Пачковский: Москва, 1995)
  
  Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. (ред. О. В. Хлевнюк, Р. У. Дэвис, Э. А. Рис, Л. А. Роговая: Москва, 2001)
  
  Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи (ред. Л. Аннинский и др.: Москва, 2002)
  
  И. Сталин, Стихи (Москва, 1997)
  
  "И. В. Сталин дал слово жениться", Источник, № 4 (2002)
  
  И. В. Сталин, Марксизм и национальный вопрос в марксизме и национально-колониальном вопросе. Сборник статей и решений (Москва, 1937)
  
  ‘И. В. Сталин о “Кратком курсе по истории ВКП (б)”. Стенограмма выступлений при содействии пропагандистов Москвы и Ленинграда, Исторический архив, № 5 (1994)
  
  И. В. Сталин, Сочинения, тома 1-13 (Москва, 1952-4)
  
  И. В. Сталин, Сочинения, тома 1 (xiv)-3(xvi) (ред. Р. Макнил: Стэнфорд, 1967)
  
  Сталинское политбюро в 30-е годы: Сборник документов (ред. О. В. Хлевнюк, А. В. Квашонкин, Л. П. Кошелева и Л. А. Роговая: Москва, 1995)
  
  Стенограммы особых ставок в ЦК ВКП (б). Декабрь 1936 года, Вопросы истории, №. 3 и 4 (2002)
  
  Я. М. Свердлов, Избранные произведения, тома 1-2 (Москва, 1957)
  
  Основы национальной политики РКП(б). Четвертое совещание ЦК РКП с ответственными работниками национальных республик и областей в г. Москве, 9-12 июня 1923 г. Стенографический отчет (Москва, 1992)
  
  P. Togliatti, Opere , vols. 1-6, (Рим, 1967-84)
  
  Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание, документы и материалы в 5 томах, 1927-1939 (ред. В. П. Данилов, Р. Мэннинг и Л. Виола: Москва, 1999–)
  
  Третий съезд РСДРП. Протоколы. Апрель — май 1905 года (Москва, 1959)
  
  Третий Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (Петербург [так], 1918)
  
  Документы Троцкого (ред. Дж. Мейер), тома 1-2 (Гаага, 1964-71)
  
  К. Ворошилов, Сталин и Красная армия (Москва, 1937)
  
  К. Е. Ворошилов на Царицынском фронте. Сборник документов (Сталинград, 1941)
  
  Восемнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). 10-21 марта 1939 года. Стенографический отчет (Москва, 1939)
  
  Вос”мой съезд РКП (б). Март 1919. Протоколы (Москва, 1959)
  
  Восточная Европа в документах российских архивов, 1945-1953 гг., тома 1-2 (ред. Т. В. Волокитина, Т. М. Исламов, А. Ф. Носкова, Л. А. Роговая: Москва, 1997)
  
  Всероссийская конференция Российской государственно-демократической рабочей партии 1912 года (ред. Р. К. Элвуд: Лондон, 1982)
  
  Второй съезд РСДРП. Протоколы. Июль-август 1903 года (Москва, 1959)
  
  Застольные речи Сталина. Документы и материалы (под редакцией с введением и комментариями В. А. Невежина: Москва, 2003)
  
  "Журнал посещения И. В. Сталина в его кремлевском кабинете", Источник, № 2-4 (1996)
  
  
  Современные произведения
  
  
  А. Ахматова, Сочинения в двух томах (Москва, 1990)
  
  Ан (Н. Жордания), "Национальный вопрос", Борба (Санкт-Петербург), № 2, 18 марта 1914 г.
  
  Б. Андреев, Завоевание природы. Физика на службе человека (Москва, 1927)
  
  С. Т. Архомед, Рабочее движение и социально-демократия на Кавказе (Москва-Петроград, 1923)
  
  А. В. Байкалов, “Туруханский сборник политических ссылок”, Сибирский архив, № 2 (Прага, 1929)
  
  А. В. Байкалов, Я знал Сталина (Лондон, 1940)
  
  H. Barbusse, Staline. Un monde nouveau vu à travers d’un homme (Paris, 1935)
  
  Л. Берия, К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье (Москва, 1935)
  
  M. Buber-Neumann, Von Potsdam nach Moskau. Stationen eines Irrweges (Stuttgart 1957)
  
  К. Чуковский, Дневники, 1930-1969 (Москва, 1995)
  
  Ф. Дан, Происхождение большевизма: к истории демократических и социалистических идей в России после освобождения крестьян (Нью-Йорк, 1946)
  
  деда эна (под ред. Ю. Гогебашвили: Тифлис, 1912)
  
  деда эна (под ред. Ю. Гогебашвили: Тифлис, 1916)
  
  Древняя Европа и Восток (Москва-Петроград, 1923)
  
  М. Горький, Л. Авербах и С. Фирин (ред.), Беломорско-балтийский канал имени И. В. Сталина (Москва, 1934)
  
  Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография (Москва, 1938)
  
  Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография (ред. Г. Ф. Александров, М. Р. Галактионов, В. С. Крушков, М. Б. Митин, В. Д. Мочалов и П. Н. Поспелов: 2-е изд., исправленное и дополненное; Москва, 1946)
  
  История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс (Москва, 1938)
  
  История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс (2-е изд.: Москва, 1946).
  
  Г. Кеннан, Сибирь и система ссылки (Лондон, 1891)
  
  Книга о вкусной и здоровой пище (ред. О. П. Молчанова, Д. И. Лобанов, М. О.
  
  Лифшиц и Н. П. Цыпленков: расширенное издание; Москва, 1952)
  
  Э. Квиринг, Ленин, Заговор, Октябрь (Харьков, 1924)
  
  Н. Ленин, "Заметки публициста", Дискуссионный листок. Приложение к центральному органу "Социал-демократ" (Париж), № 2, 24 мая/7 июня 1910 г.
  
  Ф. Е. Махарадзе и Г. В. Хачапуридзе, Очерки по истории рабочего и крестьянского движения в Грузии (Москва, 1932)
  
  В. В. Пиотровский, По следам древней культуры (Москва, 1951)
  
  B. Souvarine, Staline : aper¸cu historique du bolchévisme (Paris, 1935)
  
  К. С. (И. В. Сталин), "Письмо с Кавказа", Дискуссионный листок. Приложение к центральному органу "Социал-демократ" , № 2, 24 мая/7 июня 1910 г.
  
  К. Сталин, "К национальному вопросу: еврейская буржуазная и бундовская культурно-национальная автономия", Просвещение, № 6 (июнь 1913)
  
  Сталин. К шестидесяти годам со дня рождения. Сборник статей "Правда" (Москва, 1939)
  
  Н. Суханов, Записки о русской революции, тома 1-7 (Берлин, 1922-3)
  
  С. Талаквадзе, К истории коммунистической партии Грузии (Тифлис, 1925)
  
  И. Товстуха, "Сталин (Джугашвили), Иосиф Виссарионович", Деятели Союза советских социалистических Республик и Октябрьской революции (Автобиографии) , (в Энциклопедическом словаре "Гранат" (Москва и Ленинград, 1927), стр. 107-12.
  
  Л. Троцкий, Моя жизнь. Опыт автобиографии, тома 1-2 (Берлин, 1930)
  
  Л. Д. Троцкий, Терроризм и коммунизм (Петербург [так в оригинале], 1920)
  
  Л. Троцкий, Моя жизнь (Лондон, 1975)
  
  Л. Троцкий, Сталин: оценка человека и его влияния (Лондон, 1947)
  
  Л. Троцкий, Реальная ситуация в России (Нью-Йорк, 1928)
  
  Н. Вознесенский, Военная экономика СССР в период отечественной войны (Москва, 1948)
  
  
  Мемуары и дневники
  
  
  С. Аллилуев, "Новый путь" (Москва, 1946)
  
  В. Аллилуев, Хроника одной семьи: Аллилуевы. Сталин (Москва, 2002)
  
  А. С. Аллилуева, Воспоминания (Москва, 1946)
  
  С. Аллилуева, Двадцать писем к другу (Лондон, 1967)
  
  С. Аллилуева, Только один бог (Нью-Йорк, 1969)
  
  Н. А. Антипенко, Рядом с Г. К. Жуковым и К. К. Рокоссовским (Москва, 2001)
  
  Г. Арбатов, Свидетельство современника. Затянувшееся выздоровление (1953-1985 гг.) (Москва, 1991)
  
  Р. Арсенидзе, "Из воспоминаний о Сталине", Новый журнал, № 72 (июнь 1963)
  
  ”Автобиографические заметки” В. Н. Павлова — переводчика И. В. Сталина", Новая и новейшая история, № 4 (2000)
  
  Н. К. Байбаков, От Сталина до Ельцина (Москва, 1998)
  
  Дж. Бардах и К. Глисон, Переживший свободу. После Гулага (Беркли, 2003)
  
  Б. Бажанов, Бажанов и проклятие Сталина (пер. Д. У. Дойла:
  
  Афины, Огайо, 1990)
  
  Б. Бажанов, Воспоминания бывшего секретаря Сталина (Санкт-Петербург, 1990)
  
  В. Бережков, Как я стал переводчиком Сталина (Москва, 1993)
  
  С. Берия, Берия, мой отец. Внутри сталинского кремля (Лондон, 2001)
  
  С. М. Буденный, Проидëновый путь, том 2 (Москва, 1965)
  
  В. Буковский, Московский процесс (Москва, 1996)
  
  Р. Буллард, Внутри сталинской России. Дневники читателя Булларда, 1930-1934
  
  (Чарльбери, 2000)
  
  У. С. Черчилль, Вторая мировая война, тома 1-6 (Лондон, 1950-1955)
  
  Дж. Давришеви, Ах! Ce qu’on rigolait bien avec mon copain Staline (Paris, 1979)
  
  М. Джилас, Беседы со Сталиным (Лондон, 1962)
  
  Г. Димитров, Дневник. Gli anni di Mosca (1934–1945) (ed. S. Pons: Turin, 2002)
  
  Г. Димитров, Дневник Георгия Димитрова, 1933-1949 (ред. И. Банак: Лондон, 2003)
  
  И. Эренбург, послевоенные годы: 1945-1954 (Кливленд, 1957)
  
  А. Фадеев (ред.), Встречи с товарищем Сталиным (Москва, 1939)
  
  А. Джио, Жизнь подполковника (Ленинград, 1925)
  
  Б. Горев, "За кулисами первой революции", Историко-революционный бюллетень, № 1 (1922)
  
  А. А. Громыко, Памятное, тома 1-2 (Москва, 1988)
  
  Л. Ф. Ильичëв (интервью В. Болдина): “Сталин и ”Правда": рабочий контакт", Правда, 11 апреля 2002 г.
  
  Б. И. Иванов, Воспоминания рабочего большевика (Москва, 1972)
  
  В. Иванов, ’Красная площадь", Новый мир, № 11 (1937)
  
  J. Iremaschwili, Stalin und die Tragödie Georgiens (Berlin, 1932)
  
  Л. М. Каганович, Памятные записки (Москва, 1996)
  
  Н. Хрущев, Хрущев вспоминает (Лондон, 1971)
  
  Н. С. Хрущев, Хрущев вспоминает. Записи о гласности (Лондон, 1990)
  
  Н. С. Хрущевëв, "Воспоминания Никиты Сергеевича Хрущеваëва", Вопросы истории, № 1-12 (1991)
  
  Л. Б. Красин, "Большевистская партийная техника" в "Технике большевистского подполья". Сборник статей и воспоминаний (2-е издание, исправленное и дополненное: Москва, 1925)
  
  Г. А. Куманëв, "Две беседы с Л. М. Кагановичем", Новая и новейшая история, № 2 (1999)
  
  Г. А. Куманëв (ред.), Рядом со Сталиным (Москва, 1999)
  
  А. Куусинен, До и после Сталина (Лондон, 1974)
  
  А. Маленков, О моем отце Георгии Маленкове (Москва, 1992)
  
  В. А. Малышев: "Прошло десять лет, и эти встречи не восстановишь уже в памяти", Источник, № 5 (1997)
  
  И. П. Макьюэн, ‘Quo Vadis?’, Хроника Академии Глазго , март 1945
  
  Н. Л. Мещеряков, Как мы жили в ссылке (Ленинград, 1929)
  
  А. Мгеладзе, Сталин, каким я его знал. Страницы недавнего прошлого (2001)
  
  А. Микоян, "Из воспоминаний А. И. Микояна", Совершенно секретно, № 10 (1999)
  
  А. Микоян, Мысли и воспоминания о Ленине (Москва, 1970)
  
  А. Микоян, так было. Размышления о минувшем (Москва, 1999)
  
  Молотов. Полудержавный властелин (под ред. Ф. Чуева: Москва, 1999)
  
  П. Мощенцева, Тайныкремляëвской больницы (Москва, 1998)
  
  В. Н. Павлов, "Предыстория 1939 года", Свободная мысль, № 7 (1999)
  
  С. Пестковский, "Воспоминания о работе в Наркомате (1917-1919 гг.)", Пролетарская революция, № 6 (1930)
  
  М. Г. Первухин, "Как была решена атомная проблема в нашей стране", Новая и новейшая история, № 5 (2001)
  
  М. Г. Первухин, "Коротко о пережитом", Новая и новейшая история, № 5 (2003)
  
  Ю. Рапопорт, Заговор врачей. Последнее преступление Сталина (Лондон, 1991)
  
  Ф. Ф. Раскольников, ‘Приезд тов. Ленина в Россию", Пролетарская революция, № 1 (1923)
  
  J. von Ribbentrop, Zwischen London und Moskau: Erinnerungen und letzte Aufzeichnungen (Leoni am Starnberger See, 1954)
  
  Н. Рыжков, Перестройка: история предательств (Москва, 1992)
  
  А. Рыбин, "Рядом со Сталиным", Социологические исследования, № 3 (1988)
  
  В. Семичастный, Спокойное сердце (Москва, 2002)
  
  А. Г. Шляпников, Семнадцатый бог, том 2 (Москва-Петроград, 1923)
  
  В. Швейцер, Сталин в туруханской ссылке. Воспоминания подпольщика (Москва, 1940)
  
  К. Симонов, Глазами человека моего поколения (Москва, 1990)
  
  Сталин и Хасим (1901-1902 гг.). Некоторые эпизоды из батумского подполья (ред. Н. Лакоба: Сухум, 1934)
  
  Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи (под ред. М. Лобанова: Москва, 2002)
  
  П.А. Судоплатов и А. Судоплатов, особые задания. Воспоминания нежелательного свидетеля — советского шпиона (Лондон, 1994)
  
  К. Т. Свердлова, Яков Михайлович Свердлов (Москва, 1957)
  
  Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола (под ред. Ф. Чуева: Москва, 1992)
  
  Техника большевистского подполья. Сборник статей и воспоминаний (2-е издание, исправленное и дополненное: Москва, 1925)
  
  Т. Торанска, Они. Польские марионетки Сталина (Лондон, 1987)
  
  Дневник Троцкого в изгнании, 1935 (Нью-Йорк, 1963)
  
  Н. А. Угланов, "Воспоминания" в Воспоминаниях о Владимире Ильиче Ленине, том 7
  
  "М. И. Ульянова об отношениях В. И. Ленина и В. И. Сталина", ИЦКПСС, № 12 (1989)
  
  Г. Уратадзе, Воспоминания грузинского социал-демократа (Стэнфорд, 1968)
  
  И. А. Валединский, "Воспоминания о встречах с Т. И. В. Сталиным", Источник, № 2 (1994)
  
  С. Верещак, ‘Сталин в тюрме. (Воспоминания политического заключения)", части 1-2, День, 22 и 24 января 1928 года.
  
  Интервью Г. Волкова, "Стенографистка Ильича", Советская культура, 21 января 1989 г.
  
  К. Ворошилов, Рассказы о жизни. Воспоминания, том 1 (Москва, 1968)
  
  К. Е. Ворошилов, Сталин и вооруженные силы СССР (Москва, 1951)
  
  Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, тома 1-8 (Москва, 1989-91)
  
  А. Верт, Россия в состоянии войны, 1941-1945 (Лондон, 1964)
  
  П. И. Егоров, "Последняя ночь Сталина", Аргументы и факты, № 10, март 2003 г.
  
  А. Енукидзе, "История организации и работы незаконных типографий Р.С.Д.Р.П. (большевиков) на Кавказе за время с 1900 по 1906 г." в Технике большевистского подполья. Сборник статей и воспоминаний (2-е издание, исправленное и дополненное: Москва, 1925)
  
  И. Збарский и С. Хатчинсон, Бальзамировщики Ленина (Лондон, 1998)
  
  C. Zetkin, Erinnerungen an Lenin (Vienna, 1929)
  
  М. П. Жаков, "Письмо М. Жакова", Пролетарская революция, № 10 (1922)
  
  Н. Жордания, Моя жизнь (Стэнфорд, 1968)
  
  Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления, тома 1-3 (Москва, 1995)
  
  
  Второстепенные произведения
  
  
  М. Агурский, "Церковное прошлое Сталина", Обзор, № 4 (1984)
  
  В. А. Алексеев, Иллюзии и догма (Москва, 1991)
  
  В. А. Алексеев, "Неожиданный диалог", Агитатор, № 6 (1989)
  
  Р. К. Аллен, Превращение фермы в фабрику, новая интерпретация советской промышленной революции (Оксфорд, 2003)
  
  Р. К. Аллен, "Уровень жизни в Советском Союзе, 1928-1940", Журнал экономической истории, № 4 (1998)
  
  К. Эндрю и Дж. Элкнер, "Сталин и внешняя разведка" в книге Х. Шукмана (ред.), Переопределение сталинизма (Лондон, 2003)
  
  К. Эндрю и В. Митрохин, Архив Митрохина. КГБ в Европе и на Западе (Лондон, 1999)
  
  С. Андреев, Власов и русское освободительное движение. Советские реалии и теории éмиграции é (Кембридж, 1987)
  
  J. Baberowski, Der Feind ist überall. Stalinismus im Kaukasus (Munich, 2003)
  
  J. Baberowski, Der Rote Terror. Die Geschichte des Stalinismus (Munich 2004)
  
  Э. Бэкон, Гулаг во время войны. Сталинская система принудительного труда в свете архивов (Лондон, 1994)
  
  Дж. Барбер, Советские историки в кризисе, 1928-1932 (Лондон, 1981)
  
  Дж. Барбер и М. Харрисон (ред.), Советский оборонно-промышленный комплекс от Сталина до Хрущева (Лондон, 2000)
  
  К. Бейлз, Технология и общество при Ленине и Сталине. Происхождение советской технической интеллигенции, 1921-1941 (Принстон, 1978)
  
  Н. Барсуков, “Как создавался ”закрытый пакет" Хрущева", Литературная газета , 21 февраля 1996 г.
  
  F. Benvenuti, Fuoco sui sabotatori! Stachanovismo e organizzazione industriale in Urss, 1934–1938 (Rome, 1988)
  
  F. Benvenuti, ‘Kirov nella Politica Sovietica’, Annali dell’Istituto Italiano per gli Studi Storici (Napoli, 1979)
  
  F. Benvenuti and S. Pons, Il Sistema di Potere dello Stalinismo. Partito e Stato in URSS, 1933–1953 (Milan, 1988)
  
  F. Bettanin, La Fabbrica del Mito. Storia e Politica nell’ URSS Staliniana (Naples, 1996)
  
  Э. Биаги, Светлана: внутренняя история (Лондон, 1967)
  
  Х. П. Бикс, Хирохито и становление современной Японии (Лондон, 2000)
  
  У. Х. Бос, "Псориаз Иосифа Сталина: его лечение и последствия", доклад Института исследований псориаза, Пало-Альто, апрель 1997 г.
  
  Г. Бордюгов, "Украинская победа", Комсомольская правда, 5 мая 1990 г.
  
  Дж. Брент и В. П. Наумов, Заговор врачей Сталина. Анатомия заговора, 1948-1953 (Лондон, 2003)
  
  Р. Брэкман, Секретное досье Иосифа Сталина. Скрытая жизнь (Лондон, 2001)
  
  Д. Бранденбергер, Сталинская массовая культура и формирование современной российской национальной идентичности, 1931-1956 (Кембридж, Массачусетс, 2002)
  
  К. Брандт, Провал Сталина в Китае, 1924-1927 (Кембридж, Массачусетс, 1958)
  
  В. Бродский и В. Калинникова, ”Открытие состоялось", Наука и жизнь, № 1 (1988)
  
  Дж. Брукс, Спасибо Тебе, товарищ Сталин! Советская общественная культура от революции до холодной войны (Принстон, 2000)
  
  Э. Х. Карр, Социализм в одной стране, тома 1-3 (Лондон, 1958-64)
  
  Э. Х. Карр и Р. У. Дэвис, Основы плановой экономики, 1926-1929 годы, том 1 (Лондон, 1970)
  
  Дж. Чэннон (ред.), Политика, общество и сталинизм в СССР (Лондон, 1998)
  
  А. О. Чубарьян и Г. Городецкий, Война и политика, 1939-1941 (Москва, 1999)
  
  С. Ф. Коэн, Бухарин и русская революция. Политическая биография, 1888-1938 (Лондон, 1974)
  
  Р. Завоевание, Власть и политика в СССР (Лондон, 1962)
  
  Р. Конквест, Большой террор. Сталинская чистка тридцатых годов (Лондон, 1973)
  
  Р. Конквест, Жатва скорби: советская коллективизация и террор-голод (Оксфорд, 1986)
  
  Р. Конквест, Внутри тайной полиции Сталина: политика НКВД, 1936-39 (Лондон, 1986)
  
  Р. Конквест, Сталин и убийство Кирова (Лондон, 1989)
  
  Р. Конквест, Большой террор. Переоценка (Лондон, 1990)
  
  Р. Конквест, Сталин: сокрушитель наций (Лондон, 1993)
  
  Дж. Купер, М. Перри и Э. А. Рис (ред.), Советская история, 1917-1953. Очерки в честь Р. У. Дэвиса (Лондон, 1995)
  
  S. Courtois (ed.), Une si longue nuit. L’apogée des régimes totalitaires en Europe, 1935–1953 (Paris, 2003)
  
  С. Крисп, "Советское языковое планирование, 1917-1953" в книге М. Кирквуда (ред.), Языковое планирование в Советском Союзе (Лондон, 1989)
  
  Р. В. Дэниэлс, Совесть революции (Кембридж, Массачусетс, 1969)
  
  А. А. Данилов, ‘Изменение высших органов в СССР в 1945-1952 гг.’ в G.Sh . Сагателян, Б. С. Илизаров и О. В. Хлевнюк (ред.), Сталин, сталинизм. Советское общество. Сборник статей (Москва, 2000)
  
  В. П. Данилов, "Сталинизм и советское общество", Вопросы истории, № 2 (2004)
  
  Т. Дарлингтон, Образование в России (Лондон, 1909): том 23 Специальных отчетов Совета по образованию по образовательным предметам
  
  Н. Дэвис, Восстание ’44. "Битва за Варшаву" (Лондон, 2003)
  
  Н. Дэвис, Белый орел, Красная звезда: польско-советская война, 1919-1920 (Лондон, 1972)
  
  Р. У. Дэвис, Социалистическое наступление. Коллективизация советского сельского хозяйства, 1929-1930 (Лондон, 1980)
  
  Р. У. Дэвис, Советская экономика в кризисе, 1929-1930 (Лондон, 1989)
  
  Р. У. Дэвис, Кризис и прогресс в советской экономике, 1931-1933 годы (Лондон, 1996)
  
  Р. У. Дэвис, Советская история в эпоху Ельцина (Лондон, 1997)
  
  Р. У. Дэвис, М. Харрисон и С. Г. Уиткрофт, Экономическая трансформация Советского Союза, 1913-1945 (Кембридж, 1994)
  
  Р. У. Дэвис, М. Илич и О. Хлевнюк, "Политбюро и выработка экономической политики" в книге Э. А. Риса (ред.), Природа диктатуры Сталина. Политбюро, 1924-1953 (Лондон, 2004)
  
  Р. У. Дэвис и С. Г. Уиткрофт, Голодные годы: советское сельское хозяйство, 1931-1933 (Лондон, 2003)
  
  С. Дэвис, Общественное мнение в сталинской России. Террор, пропаганда и инакомыслие, 1934-1941 (Кембридж, 1997)
  
  И. Дойчер, Сталин: политическая биография (пересмотренное издание, Хармондсворт, 1966)
  
  Т. Драгадзе, Сельские семьи в Советской Грузии: тематическое исследование в провинции Ратча (Лондон, 1988)
  
  И. М. Дубинский-Мухадзе, Шаумян (Москва, 1965)
  
  Э. Дундович, Ф. Гори и Э. Гверчетти (ред.), Размышления о Гулаге, с документальным приложением об итальянских жертвах репрессий в СССР (Милан, 2003)
  
  П. Дж. С. Дункан, Русский мессианизм. Третий Рим, революция, коммунизм и после (Лондон, 2000)
  
  Дж. Э. Даскин, Реконструкция сталина и утверждение новой элиты, 1945-1953 годы (Лондон, 2001)
  
  Дж. Эриксон, советское верховное командование. Военно-политическая история, 1918-1941 (Лондон, 1962)
  
  Дж. Эриксон, Дорога в Сталинград (Лондон, 1975)
  
  Дж. Эриксон, Дорога в Берлин (Лондон, 1983)
  
  А. В. Фатеев, Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. (Москва, 1999)
  
  Д. Фильцер, Советские рабочие и поздний сталинизм. Лейбористы и восстановление сталинской системы после Второй мировой войны (Кембридж, 2002)
  
  Д. Фильцер, Советские рабочие и сталинская индустриализация: формирование современных советских производственных отношений, 1928-1941 годы (Лондон, 1986)
  
  У. Дж. Фишман, Ист-Энд, 1888. Год в лондонском районе среди трудящейся бедноты (Лондон, 1988)
  
  С. Фитцпатрик (ред.), Сталинизм: новые направления (Лондон, 2000)
  
  С. Фитцпатрик, Крестьяне Сталина. Сопротивление и выживание в русской деревне после коллективизации (Оксфорд, 1994)
  
  Дж. А. Гетти, Истоки великих чисток: пересмотр советской коммунистической партии, 1933-1938 (Кембридж, 1985)
  
  И. Гетцлер, Николай Суханов. Хроникер русской революции (Лондон, 2002)
  
  Г. Гилл, Истоки сталинской политической системы (Оксфорд, 1990)
  
  Д. Гланц, Спотыкающийся колосс. Красная армия накануне мировой войны (Канзас, 1998)
  
  Ф. Гори и С. Понс (ред.), Советский Союз и Европа в холодной войне, 1943-1953 (Лондон, 1996)
  
  Г. Городецкий, "Геополитические факторы в стратегии и политике Сталина после начала Второй мировой войны" в книге С. Понса и А. Романо (ред.), Россия в эпоху войн, 1914-1945 (Милан, 1998)
  
  Г. Городецкий, Великая иллюзия. Сталин и немецкое вторжение в Россию (Лондон, 1999)
  
  Ю. Горьков, Государственный комитет обороны устанавливает (1941-1945). Цифры, документы (Москва, 2002)
  
  Ю. Горлицкий, "Партийное возрождение и смерть Сталина", Славянское обозрение, № 1 (1995)
  
  Ю. Горлицкий, ‘Кабинет Сталина: Политбюро и принятие решений в послевоенные годы", Исследования Европы и Азии, № 2 (2001)
  
  Ю. Горлицкий и О. Хлевнюк, Холодный мир. Сталин и советский правящий круг, 1945-1953 (Оксфорд, 2003)
  
  А. Грациози, Великая крестьянская война: большевики и крестьяне, 1918-1933 (Кембридж, Массачусетс, 1997)
  
  П. Р. Грегори, стоящий за Фа &##184;каде командной экономики Сталина. Свидетельства из советских государственных и партийных архивов (Стэнфорд, 2001)
  
  Р. Х. Гутов, Совместная борьба народов за советскую власть (Нальчик, 1975)
  
  Дж. Харрис, Великий Урал. Регионализм и эволюция советской системы (Нью-Йорк, 1999)
  
  М. Харрисон, Учет войны: советское производство, занятость и бремя обороны, 1940-1945 (Кембридж, 1996)
  
  Дж. Хэслэм, Советский Союз и борьба за коллективную безопасность в Европе, 1933-1939 годы (Лондон, 1984)
  
  Г. Хьюитт, "Языковое планирование в Грузии" в книге М. Кирквуда (ред.), Языковое планирование в Советском Союзе (Лондон, 1989)
  
  Дж. Хочман, Советский Союз и провал коллективной безопасности, 1934-1938 годы (Лондон, 1984)
  
  Д. Холлоуэй, Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия, 1943-1956 (Лондон, 1994)
  
  Г. Хоскинг, Россия и русские: история от Руси до Российской Федерации (Лондон, 2001)
  
  Г. Хоскинг, Россия: народ и империя, 1552-1917 (Лондон, 1997)
  
  Г. Хоскинг и Р. Сервис (ред.), Русский национализм, прошлое и настоящее (Лондон, 1998)
  
  Г. Хоскинг и Р. Сервис (ред.) Переосмысление России (Лондон, 1999)
  
  Дж. Хьюз, Сталин, Сибирь и кризис нэпа (Кембридж, 1991)
  
  Классификация психических и поведенческих расстройств по МКБ-10. Клинические описания и диагностические рекомендации (Женева, 1992)
  
  Б. С. Илизаров, ‘Сталин. Болезнь, смерть и бессмертие в G.Sh . Сагателян, Б. С. Илизаров и О. В. Хлевнюк (ред.), Сталин, сталинизм и советское общество: сборник статей. К 70-летию В. С. Лельчука (Москва, 2000)
  
  Б. С. Илизаров, Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К истории сталинизма (Москва, 2002)
  
  История коммунистической партии Советского Союза (Москва, 1959)
  
  История СССР, том 3, книга 2 (Москва, 1968)
  
  М. Янсен, Показательный процесс при Ленине: суд над социалистами-революционерами; Москва, 1922 (Гаага, 1982)
  
  М. Янсен и Н. Петров, верный палач Сталина: народный комиссар Николай Ежов, 1895-1940 (Стэнфорд, 2002)
  
  Д. Джоравски, Дело Лысенко (Кембридж, Массачусетс, 1970)
  
  В. А. Харламов и др. (ред.), Ленинская внешняя политика Советской страны (Москва, 1969)
  
  С. В. Хармандарян, Ленин и становление закавказской федерации (Ереван, 1969)
  
  К. Келли, Совершенствование России. Литература советов, культура вежливости и гендер от Екатерины до Ельцина (Оксфорд, 2001)
  
  О. Хлевнюк, "Цели Большого террора, 1937-1938" в книге Дж. Купера и др., Советская история, 1917-1953
  
  О. В. Хлевнюк, Политбюро: механизмы политической власти в 1930-е годы (Москва, 1996)
  
  О. Хлевнюк, “Причины ”Большого террора": внешнеполитический аспект" в книге С. Понса и А. Романо (ред.), Россия в эпоху войн, 1914-1945 (Милан, 2000)
  
  О. Хлевнюк, "Сталин и органы государственной безопасности в последующий период", Cагитаторами российского и советского мира, № 2/4 (2001)
  
  О. В. Хлевнюк, Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в политбюро в 30-е годы (Москва, 1993)
  
  О. В. Хлевнюк, ‘Сталин и Молотов. Единоличная диктатура и предложения “олигархизации” в книге Г. Ш. Сагателяна, Б. С. Илизарова и О. В. Хлевнюка (ред.), Сталин, сталинизм и советское общество. Сборник статей (Москва, 2000)
  
  О. В. Хлевнюк, 1937-i: Сталин, НКВД и советское общество (Москва, 1992)
  
  В. М. Холодковский, ‘В. И. Ленин и международные отношения нового типа’ в В. А. Харламове и др. (ред.), Ленинская внешняя политика Советской страны (Москва, 1969)
  
  А. Кирилина, Неизвестный Киров (Санкт-Петербург, 2001)
  
  М. Кирквуд (ред.), Языковое планирование в Советском Союзе (Лондон, 1989)
  
  Дж. Клир и С. Ламброза, Погромы: антиеврейское насилие в современной российской истории (Кембридж, 1992)
  
  Д. В. Колесов, И. В. Сталин. Право на жизнь (Москва, 2000)
  
  Г. В. Костырченко, Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм (Москва, 2003)
  
  В. Козлов, Народы Советского Союза (Лондон, 1988)
  
  Г. А. Красильников, "Рождение Гулага: дискуссии в высших эшелонах власти", Исторический архив, № 4 (1989)
  
  Ф. Д. Кретов, Борба В. И. Ленина за сохранение и укрепление РСДРП в годы столыпинской реакции (Москва, 1969)
  
  А. Кригель и С. Куртуа, Ойген Фрид. Большой секрет ФКП (Париж, 1997)
  
  С. Кулешов и В. Страда, Русский фашизм (Венеция, 1998)
  
  В. А. Куманëв и И. С. Куликова, Противостояние: Крупская — Сталину (Москва, 1994)
  
  М. Кун, Сталин: неизвестный портрет (Будапешт, 2003)
  
  Х. Куромия, "Донбасс" в книге Э. А. Риса (ред.), Центрально-местные отношения в Советском государстве, 1928-1941 (Лондон, 2002)
  
  С. Лакоба, Очерки политической истории Абхазии (Сухум, 1990)
  
  С. Лакоба, Ответ историкам из Тбилиси (Сухум, 2001)
  
  Н. Ламперт, Техническая интеллигенция и советское государство. Исследование советских менеджеров и техников, 1928-1935 (Лондон, 1979)
  
  Д. М. Лэнг, Современная история Грузии (Лондон, 1962)
  
  Н. Лебрехт, "Прокофьев был последней жертвой Сталина", Evening Standard, 4 июня 2003 года.
  
  М. П. Леффлер, перевес власти. Национальная безопасность, администрация Трумэна и холодная война (Стэнфорд, 1992)
  
  Г. Леггетт, ЧК. Политическая полиция Ленина. Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, декабрь 1917 - февраль 1922 (Оксфорд, 1981)
  
  Е. С. Левина, Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский… Биология в СССР: История (Москва, 1995)
  
  М. Левин, Русские крестьяне и советская власть. Исследование коллективизации (Лондон, 1968)
  
  Г. П. Лежава, Между Грузией и Россией. Исторические корни и современные факторы абхазо-грузинского конфликта (XIX–XX вв.) (Москва, 1997)
  
  Д. Ливен, Николай II. Император всея Руси (Лондон, 1993)
  
  С. В. Липицкий, "Сталин в гражданской войне" в книге А. Н. Мерцалова (ред.), История и сталинизм (Москва, 1991)
  
  А. Луукканен, Религиозная политика сталинского государства. Тематическое исследование: Центральная постоянная комиссия по вопросам религии, 1929-1938 (Хельсинки, 1997)
  
  Р. Марш, Образы диктатуры: портреты Сталина в литературе (Лондон, 1989)
  
  Т. Мартин, Империя позитивных действий. Нации и национализм в Советском Союзе, 1923-1939 (Лондон, 2001)
  
  И. Марихуба, Ефрем Эшба (выдающийся государственный деятель) (Сухум, 1997)
  
  Н. Н. Маслов, "Об утверждении идеологии сталинизма" в книге А. Н. Мерцалова (ред.), История и сталинизм (Москва, 1991)
  
  Б. Маклафлин и К. Макдермотт (ред.), Сталинский террор. Высокая политика и массовые репрессии в Советском Союзе (Лондон, 2003)
  
  М. Мазовер, Темный континент. Двадцатый век Европы (Лондон, 1998)
  
  Р. Макнил, Сталин. Человек и правитель (Лондон, 1985)
  
  Р. Медведев, Пусть история рассудит. Истоки и последствия сталинизма (Лондон, 1971)
  
  Р. Медведев, Проблемы в литературной биографии Михаила Шолохова (Кембридж, 1977)
  
  Р. Медведев, Семья Тирана. Мат и сын. Смерть Надежды Аллилуевой (Нижний Новгород, 1993)
  
  Ж. и Р. Медведевы, Неизвестный Сталин (Москва, 2001)
  
  К. Мерридейл, Московская политика и возвышение Сталина. Коммунистическая партия в столице, 1925-1932 (Москва, 1990)
  
  К. Мерридейл, Ночь камня: смерть и память в России (Лондон, 2000)
  
  А. Н. Мерцалов (ред.), История и сталинизм (Москва, 1991)
  
  В. Мороз, "Верховный суд", Красная звезда, 23 декабря 2003 г.
  
  У. Москофф, Хлеб скорби. Снабжение продовольствием в СССР во время Второй мировой войны (Кембридж, 1990)
  
  Б. Нагайло и В. Свобода, Советский раскол: история проблемы национальностей в СССР (Лондон, 1990)
  
  Н. Наймарк, Русские в Германии: история советской зоны оккупации, 1945-1949 годы (Лондон, 1995)
  
  А. Нове, Экономическая история СССР (Лондон, 1969)
  
  Н. Охотин и А. Рогинский, “Из истории ”немецкой операции" НКВД 1937-1938 гг." в репрессиях против российских: наказанный народ (Москва, 1999)
  
  Э. Олла-Реза, Азербайджан [так] и Арран (Ереван, 1993)
  
  А. Островский, Кто стоял за спиной Сталина? (Санкт-Петербург, 2002)
  
  Р. Овери, "Война России" (Лондон, 1997)
  
  М. Пэрриш, Меньший террор: советская государственная безопасность, 1939-1953 (Вестпорт, 1996)
  
  Д. Перис, Штурмующий небеса: Советская лига воинствующих атеистов (Нью-Йорк, 1998)
  
  М. Перри, Культ Ивана Грозного в сталинской России (Лондон, 2001)
  
  Н. Петров, "Гулаг как инструмент карательной системы СССР" в книге Э. Дундовича, Ф. Гори и Э. Гверчетти (ред.), Размышления о Гулаге, с документальным приложением об итальянских жертвах репрессий в СССР (Милан, 2003)
  
  Р. Пихоя, Советский союз: история власти, 1945-1991 (Новосибирск, 2000)
  
  Б. Пинкус, Советское правительство и евреи, 1948-1967: документальное исследование (Кембридж, 1984)
  
  Р. Пайпс, Образование Советского Союза. Коммунизм и национализм, 1917-1923 (2-е пересмотренное издание: Кембридж, Массачусетс, 1964)
  
  С. Понс, Сталин и неизбежная война, 1936-1941 (Лондон, 2002)
  
  С. Понс, "Сумерки Коминформа" в The Cominform. Протоколы трех конференций, 1947/1948/1949 (ред. Г. Прокаччи, Г. Адибеков, А. Ди Бьяджио, Л. Гибианский, Ф. Гори и С. Понс: Милан, 1994)
  
  С. Понс и А. Романо (ред.), Россия в эпоху войн, 1914-1945 (Милан, 1998)
  
  A. Ponsi, Partito unico e democrazia in URSS. La Costituzione del ’36 (Rome, 1977)
  
  Д. Поспеловский, Русская церковь при советском режиме, тома 1-2 (Нью-Йорк, 1984)
  
  П. Престон, Франко: биография (Лондон, 1993)
  
  А. Пыжиков, Хрущевский ’оттепель" (Москва, 2002)
  
  Э. Радзинский, Сталин: первая подробная биография, основанная на новых взрывоопасных документах из секретных архивов России (Лондон, 1996)
  
  Д. Рейфилд, Сталин и его палачи: авторитетный портрет тирана и тех, кто ему служил (Лондон, 2004)
  
  Э. А. Рис (ред.), Центрально-местные отношения в Советском государстве, 1928-1941 (Лондон, 2002)
  
  Э. А. Рис (ред.), Природа диктатуры Сталина. Политбюро, 1924-1953 (Лондон, 2004)
  
  Э. А. Рис, Политическая мысль от Макиавелли до Сталина: революционный макиавеллизм (Бейсингсток, 2004)
  
  Э. А. Рис, "Сталин как лидер, 1924-1937: от олигарха до диктатора" в книге Э. А. Риса (ред.), Природа диктатуры Сталина. Политбюро, 1924-1953 (Лондон, 2004)
  
  Э. А. Рис, Государственный контроль в Советской России: взлет и падение рабоче-крестьянской инспекции, 1920-1934 (Лондон, 1987)
  
  Дж. Росси, Справочник по Гулагу, тома 1-2 (2-е изд.: Москва, 1992)
  
  Р. Ричардсон, Длинная тень. Внутри семьи Сталина (Лондон, 1993)
  
  А. Рибер, "Сталин, человек пограничья", Американское историческое обозрение, № 5 (2001)
  
  Т. Х. Ригби, член коммунистической партии в СССР, 1917-1967 гг. (Принстон, 1968)
  
  Т. Х. Ригби, "Был ли Сталин нелояльным покровителем?", Советские исследования, № 3 (1986)
  
  Г. Робертс, Советский Союз и истоки Второй мировой войны: российско-германские отношения и путь к войне, 1933-1941 (Лондон, 1995)
  
  У. Х. Рообол, Церетели, демократ в русской революции: политическая биография (Гаага, 1976)
  
  Дж. Дж. Россман, "Апрельская забастовка хлопководов Тейково в 1932 году: классовая политика, гендерная политика и политика идентичности в сталинской России", Русское обозрение , январь 1997
  
  Дж. Рубенштейн и В. П. Наумов (ред.), Тайный погром Сталина: послевоенная инквизиция Еврейского антифашистского комитета (Нью-Хейвен, 2001)
  
  L. Rucker, Staline, Israël et les Juifs (Paris, 2001)
  
  Г. Ш. Сагателян, Б. С. Илизаров и О. В. Хлевнюк (ред.), Сталин, сталинизм и советское общество: сборник статей. К 70-летию В. С. Лельчука (Москва, 2000)
  
  Л. Самуэльсон, Планы военной машины Сталина. Тухачевский и военно-экономическое планирование, 1925-1941 (Лондон, 2001)
  
  С. Себаг Монтефиоре, Сталин: двор Красного царя (Лондон, 2003)
  
  Р. Сервис, "Архитектурные проблемы реформы в Советском Союзе: от замысла к краху", Тоталитарные движения и политические религии, № 2 (2001)
  
  Р. Сервис, Большевистская партия в революции: исследование организационных изменений (Лондон, 1979)
  
  Р. Сервис, "Десталинизация в СССР перед секретной речью Хрущева" в Il XX Конгрессе ПКУС (ред. Ф. Гори: Милан, 1988)
  
  Р. Сервис, "Реформы Горбачева: будущее в прошлом", Журнал коммунистических исследований, № 3 (1997)
  
  Р. Сервис, История современной России, от Николая II до Владимира Путина (Лондон, 2003)
  
  Р. Сервис, История России двадцатого века (Лондон, 1997)
  
  Р. Сервис, "Иосиф Сталин: становление сталиниста" в книге Дж. Чэннон (ред.), Политика, общество и сталинизм в СССР (Лондон, 1998)
  
  Р. Сервис, Ленин: биография (Лондон, 2000)
  
  Р. Сервис, Ленин: политическая жизнь, тома 1-3 (Лондон, 1985-95)
  
  Р. Сервис, "Дорога к двадцатому съезду партии", Советские исследования, № 2 (1981)
  
  Р. Сервис, Россия: эксперимент с народом с 1991 по настоящее время (Лондон, 2002)
  
  Р. Сервис (ред.), Общество и политика в русской революции (Лондон, 1992)
  
  Р. Сервис, "Сталинизм и советский государственный порядок" в книге Х. Шукмана (ред.), Переопределение сталинизма (Лондон, 2003)
  
  Е. Шерстяной, "Германия и немцы в письмах красноармейцев весной 1945 г.", Новая и новейшая история, № 2 (2002)
  
  Х. Шукман (ред.), Переопределение сталинизма (Лондон, 2003)
  
  Х. Шукман (ред.), Генералы Сталина (Нью-Йорк, 1993)
  
  Х. Шукман и А. Чубарьян (ред.), Сталин и советско-финская война, 1939-1940 (Лондон, 2002)
  
  Р. Слюссер, Сталин в октябре. Человек, который пропустил революцию (Балтимор, 1987)
  
  Э. Смит, Молодой Сталин: ранние годы неуловимого революционера (Лондон, 1968)
  
  Дж. Смит, Большевики и национальный вопрос, 1917-1923 (Лондон, 1999)
  
  А. Соколов, ‘До сталинизма: оборонная промышленность Советской России в 1920-е годы’, Рабочий документ PERSA (Университет Уорика), № 31 (апрель 2004)
  
  Б. Старков, Дела и люди сталинского времени (Санкт-Петербург, 1995)
  
  Х. П. фон Страндманн, "Обостряющиеся парадоксы: Гитлер, Сталин и германо-советские экономические связи. 1939-1941" в книге А. О. Чубарьяна и Г. Городецкого, Война и политика, 1939-1941 (Москва, 1999)
  
  М. Стугарт (колонка "Запросы читателей"), Dagens Nyheter , 22 марта 2004.
  
  Р. Г. Суни, Бакинская коммуна, 1917-1918: класс и национальность в русской революции (Принстон, 1972)
  
  Р. Г. Суни, "Подмастерье революции: Сталин и рабочее движение в Баку, июнь 1907–май 1908", Советские исследования, № 3 (1972)
  
  Р. Г. Суни, Создание грузинской нации (Лондон, 1989)
  
  К. Меч (ред.), Советский захват польских восточных провинций, 1939-1941 (Лондон, 1991)
  
  Так это было: национальные репрессии в СССР, 1919-1952 годы, тома 1-3 (ред. С. Алиева: Москва 1993)
  
  У. Таубман, Хрущев. Человек и его эпоха (Лондон, 2003)
  
  Н. С. Тимашев, Великое отступление (Лондон, 1946)
  
  В. Тополянский, "Проект Чейнса-Стокса", New Times, апрель 2003 г.
  
  В. Цыпин, История Русской православной церкви, 1917-1990 (Москва, 1994)
  
  Р. К. Такер, Сталин у власти. Революция сверху, 1928-1941 (Лондон, 1990)
  
  Р. К. Такер, Сталин как революционер, 1879-1929: исследование истории и личности (Лондон, 1974)
  
  Н. Тумаркин, Ленин жив! Культ Ленина в Советской России ,, (Лондон, 1997)
  
  Л. Васильева, Дети кремля (Москва, 2001)
  
  Л. Васильева, Кремльëвские жëны (Москва, 1994)
  
  Л. Виола, Крестьянские повстанцы при Сталине: коллективизация и культура крестьянского сопротивления (Оксфорд, 1996)
  
  Д. Волкогонов, Семья вождей. Галерея вождей, том 1 (Москва, 1995)
  
  Д. Волкогонов, Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина (Москва, 1989)
  
  О. Волобуев и С. Кулешов, Очищение. История и перестройка. Публицистические заметки (Москва, 1989)
  
  Д. Уотсон, Молотов и советское правительство. Совнарком, 1930-1941 (Лондон, 1941)
  
  Д. Уотсон, "Политбюро и внешняя политика в 1930-е годы" в книге Э. А. Риса (ред.), Природа диктатуры Сталина. Политбюро, 1924-1953 (Москва, 2004)
  
  Д. К. Уотт, Как началась война: непосредственные истоки Второй мировой войны, 1938-1939 (Лондон, 1989)
  
  К. Уэллер, "Не будь солдатом!": радикальное антивоенное движение в Северном Лондоне, 1914-1918 (Лондон, 1985)
  
  С. Г. Уиткрофт, "От команды-Сталина к дегенеративной тирании" в книге Э. А. Риса (ред.), Природа диктатуры Сталина. Политбюро, 1924-1953 (Лондон, 2004)
  
  С. Г. Уиткрофт и Р. У. Дэвис, "Сельское хозяйство" в книге Р. У. Дэвиса, М. Харрисона и С. Г. Уиткрофта, Экономическая трансформация Советского Союза, 1913-1945 (Кембридж, 1994)
  
  С. Г. Уиткрофт и Р. У. Дэвис, "Население" в книге Р. У. Дэвиса, М. Харрисона, С. Г. Уиткрофта, Экономическая трансформация Советского Союза, 1913-1945 (Кембридж, 1994)
  
  В. Земсков, "Принудительные миграции из Прибалтики в 1940-1950 гг.", Отечественные архивы, № 1 (1993)
  
  А. Зимин, У истоков сталинизма, 1918-1923 (Париж, 1984)
  
  Е. Зубкова, "Общественная атмосфера после войны (1945-1946)", Свободная мысль, № 6 (1992)
  
  Е. Зубкова, Общество и реформы, 1945-1964 (Москва, 1993)
  
  В. Зубок и К. Плешаков, Внутри холодной войны Кремля: от Сталина до Хрущева (Кембридж, Массачусетс, 1996)
  
  
  Указатель
  
  
  Абакумов, Виктор
  
  Абашидзе (инспектор семинарии),
  
  Абхазия,
  
  Дело Академии наук
  
  Ачинск,
  
  Адельханов, Эмиль,
  
  Обувная фабрика Адельханова, Тбилиси
  
  Отдел агитпропа (Секретариат),
  
  сельское хозяйство: политика Ленина в отношении,; Политика Сталина в отношении; увеличение производства в период Второй пятилетки; во время войны; см. также крестьяне
  
  Ахказия
  
  Ахматова, Анна,
  
  Албания,
  
  Александр I, царь
  
  Александра, императрица Николая II
  
  Александров, Александр
  
  Алексеев, генерал Михаил
  
  Алексей, царевич
  
  Алиханов, генерал
  
  Всенародный союз борьбы за возрождение России
  
  Семья Аллилуевых: Сталин и Свердлов остаются с ней после побега; и ссылка Сталина в Сибирь; Ленин и Сталин переезжают к ней; и женитьба Сталина на Наде; о мстительности Сталина; отношениях со Сталиным после смерти Нади
  
  Аллилуев, Фëдор (Федя; брат Нади),
  
  Аллилуев, Павел (брат Нади); смерть
  
  Аллилуев Сергей (отец Нади): Встреча со Сталиным в Санкт-Петербурге; арест; и ссылка Сталина в Сибирь; и возвращение Сталина из ссылки; пребывание в Зубалово; и арест Реденса; смерть; мемуары Сталина
  
  Аллилуев, Владимир (племянник Сталина)
  
  Аллилуева, Анна (сестра Нади): заключена в тюрьму на Лубянке; привязана к Сталину; и готовность Сталина к революции; брак с Реденсом; и последствия Нади после самоубийства; рассказывает Светлане о самоубийстве матери; муж арестован; мемуары о Сталине; арестован и приговорен
  
  Аллилуева, Кира (дочь Александра/Евгении),
  
  Аллилуева, Надежда (вторая жена Сталина; Надя): проблемы с психикой; и ссылка Сталина в Сибирь; встречи со Сталиным по возвращении из ссылки; влечение к Сталину; и пребывание Сталина в доме Сталина; работает секретарем Сталина; сопровождает Сталина в миссии по закупке зерна; брак со Сталиным; внешность и характер; карьерные амбиции; брачные отношения; дети и домашняя жизнь; исключен из партии; темперамент; работает на Ленина; флирт и романы Сталина; учеба в Промышленной академии; посещения Бухарина; проблемы со здоровьем; поездка в Германию для лечения; самоубийство и похороны; письма от Сталина; ведение домашнего хозяйства
  
  Аллилуева, Ольга (мать Нади): и ссылка Сталина в Сибирь; Сталин навещает по возвращении из ссылки; присматривает за Сталиным, скрываясь; и домашняя жизнь Нади; депрессия и смерть
  
  Аллилуева, Светлана (дочь Сталина): и воспитание отца; рождение; и самоубийство матери; ездит в метро; пишет мемуары; отношения с отцом; воспитание; романы; брак с Морозовым; поздравляет Сталина с победой над Германией; дача; брак с Юрием Ждановым; на вечеринке в честь 73-летия Сталина; инсульт и смерть Сталина; меняет фамилию после смерти Сталина
  
  Аллилуева, Евгения (жена Павла)
  
  Андреев, Андрей
  
  Англо-советский договор (март 1921
  
  Антикоминтерновский пакт (1936)
  
  антисемитизм,; см. также Евреи
  
  Антисоветский троцкистско-зиновьевский центр
  
  Антонов, генерал Алексей
  
  Аркос (торговая компания)
  
  Арктические конвои
  
  Армения: покорена; как советская республика; границы оспариваются
  
  атеизм
  
  атомная бомба: США разрабатывают и применяют; СССР планирует разработку; СССР приобретает
  
  Эттли, Клемент: заменяет Черчилля на посту премьер-министра; Сталин не впечатлен; политикой сосуществования; невмешательством в Восточной Европе; очернен в СССР; протестует против потенциального ядерного оружия США в Корее
  
  Auschwitz
  
  Австрия: приложения Германии; послевоенная оккупация
  
  автономные республики: созданы
  
  Аксельрод, Павел,
  
  Азербайджан: покорен; как советская республика; границы оспариваются; Большевистское умиротворение; лидеры депортированы (1926)
  
  Babel, Isaak
  
  Бэкон, Артур
  
  Бадаев, Александр
  
  Багашвили, "Спартак"
  
  Багратион, операция
  
  Байбаков, Николай
  
  Байкалов, Анатолий
  
  Бакинский рабочий (газета)
  
  Баку: марксизм в; этническая ненависть в; Сталин в; Соперничество меньшевиков и большевиков в
  
  Страны Балтии: сопротивление советскому экспансионизму; оккупация СССР; и советское наступление; вооруженное сопротивление в; инакомыслящие, отправленные в ГУЛАГ; см. также Эстония; Латвия; Литва
  
  Операция "Барбаросса": сюрпризы Сталина; спланированные; успехи
  
  Барбюс, Анри
  
  Баррио, Диего
  
  Башкиры
  
  Основной закон (1905)
  
  Батуми
  
  Bauer, Otto
  
  Бауман, Николай
  
  Бажанов, Борис
  
  Бивербрук, Уильям Максвелл Эйткен, 1-й барон
  
  Бедный, Демьян
  
  Белоруссия: и автономизация; создание советского государства; государственность; Захват немцами; сопротивление советской власти в
  
  Бенеš, Эдуард,
  
  Бердзвенишвили, В.
  
  Берия, Лаврентий: жестокость,; навещает Сталина на Черном море, ссылка 3; публикует статью о большевиках в Закавказье, ссылка 4; карьера, ссылка 5; возглавляет НКВД, ссылка 6; связь со Сталиным, ссылка 7; отчеты об экономических успехах Гулага, ссылка 8; и нацистско-советский пакт (1939), ссылка 9; действия в Польше, ссылка 10; при вторжении Германии в СССР, ссылка 11; при ведении войны, ссылка 12; репрессивные меры на войне, ссылка 13; и женщины; создание проблем в Ставке; руководители советской атомной исследовательская программа; о контрпродуктивном эффекте репрессий, ссылка 20; Сталин развлекает, ссылка 21, ссылка 22; статус и власть, ссылка 23; исследует смерть; выступает за послевоенные реформы, ссылка 25; отказывается носить галстук, ссылка 26; выступает против Сталина, ссылка 27; подозревает Сталина в заговоре, ссылка 28; на Девятнадцатом съезде партии, ссылка 29; опасается доноса со стороны Сталина, ссылка 30; казнен; и инсульт у Сталина; после смерти Сталина, ссылка 34; положение после смерти Сталина, ссылка 35, ссылка 36; подозревается в убийстве Сталина, ссылка 37; хвалебная речь на похоронах Сталина; реформы после смерти Сталина, ссылка 39; собирает магнитофонные записи инструкций Сталина полицейским органам, ссылка 40; арестован (1953), ссылка 41
  
  Берия, Нина,
  
  Берия, Серго: о матери Сталина; отношениях со Светланой, ссылки 2, ссылки 3; о Тегеранской конференции, ссылки 4; учится летать, ссылки 5
  
  Берлин: визиты Сталина; завоевание, ссылка 2; оккупационные зоны, ссылка 3; блокада и переброска по воздуху (1948-9), ссылка 4
  
  Берман, Якуб,
  
  Берзиньш, Р.
  
  Берут, Боулзłав,
  
  Биробиджан
  
  ‘Черносотенцы’
  
  Ближняя дача,
  
  Блюм, Лéна
  
  Бобровский, Владимир
  
  Богданов, Александр; Краткий курс экономических наук
  
  Большевики: образовались в результате раскола партии; в Грузии, ссылка 2; Приверженность Сталина; разногласия с меньшевиками; финансирование преступным путем; идеализируют революцию, ссылка 16; получают места в Четвертой Думе, ссылка 17, ссылка 18; как угрозу имперскому правлению, ссылка 19; выступают против участия в Первой мировой войне; конфликта с временным правительством; и национального вопроса, ссылка 24, ссылка 25, ссылка 26; обсуждают революционный захват власти в апреле 1917 года, ссылка 27; революционную доктрину, ссылка 28, ссылка 29; попытку отменить демонстрацию протеста (июль 1917); на конференции демократического государства (1917), ссылка 31; контроль Петроградского и Московского Советов, ссылка 32, ссылка 33; неоформленная политика, ссылка 34; приверженность централизму, ссылка 35, ссылка 36; использование террора, ссылка 37, ссылка 38; нападение казачьих войск, ссылка 39; внутренняя оппозиция, ссылка 40; страх перед контрреволюцией, ссылка 41; фракционность и неэффективность, ссылка 42; непопулярность, ссылка 43; количество членов, ссылка 44, ссылка 45; и управляемая государством экономика, ссылка 46; и "культурная революция", ссылка 47; и политическая репрессии, ссылка 48; и кризис капитализма, ссылка 49;
  
  
  Конференции: Седьмой партии (1917); Девятой партии (1920); Тринадцатой партии (1924)
  
  Съезды: Шестой партии (1917), ссылка 1; Восьмой партии (1919), ссылка 2; Десятой партии (1921), ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5; Одиннадцатой партии (1922), ссылка 6, ссылка 7; Двенадцатой партии (1923), ссылка 8; Тринадцатой партии (1924), ссылка 9; Четырнадцатой партии (1925), ссылка 10, ссылка 11; Пятнадцатой партии (1927), ссылка 12; Шестнадцатой партии (1930), ссылка 13; Семнадцатой партии (1934), ссылка 14, ссылка 15, ссылка 16, ссылка 17; Восемнадцатой партии Партия (1939), ссылка 18, ссылка 19, ссылка 20, ссылка 21, ссылка 22; Девятнадцатая партия (1952), ссылка 23, ссылка 24; Двадцатая партия (1956), ссылка 25; Двадцать вторая партия (1961), ссылка 26
  
  Книга о вкусной и здоровой пище, The
  
  Боротьбисты
  
  Брдзола (марксистская газета)
  
  Брест-Литовский мирный договор (1918),
  
  Брежнев, Леонид,
  
  Великобритания: призывает к переговорам во время войны СССР с Польшей в 1920 году, ссылка 1; Политбюро воспринимает как угрозу, ссылка 2; разрывает отношения с СССР (1927), ссылка 3, ссылка 4; нейтралитет в гражданской войне в Испании, ссылка 5; довоенная прохладность по отношению к СССР, ссылка 6; и угроза немецкого вторжения (1940), ссылка 7, ссылка 8; противостоит Германии, ссылка 9; Послевоенный взгляд Сталина на, ссылка 10, ссылка 11; отказывается от договора с Совнаркомом (1921), ссылка 12; послевоенный упадок, ссылка 13; нежелание вести войну с СССР, ссылка 14
  
  Брук, генерал Алан (позже виконт Аланбрук)
  
  Брусилов, генерал Алексей,
  
  Брюханов Н.П.
  
  Бубнов, Андрей
  
  Будëнный, Семëн,
  
  Бухарин, Николай: характер, ссылка 1; как мыслитель, ссылка 2; статус и слава, ссылка 3; выступает против беспричинного насилия, ссылка 4; в гражданской войне, ссылка 5; и контроля ЧК, ссылка 6; рассматривает возможность формирования правительства без Ленина, ссылка 7; пытается примириться с профсоюзным кризисом, ссылка 8; проблемы со здоровьем, ссылка 9; и просьба Ленина о яде, ссылка 10; и национальный вопрос, ссылка 11; в Завещании Ленина, ссылка 12; встречается с Зиновьевым, ссылка 13; назначен в Оргбюро, ссылка 14; в ленинском похороны, ссылка 15; нападает на Сталина, ссылка 16, ссылка 17; крестьянская политика, ссылка 18, ссылка 19, ссылка 20, ссылка 21; повышен в Политбюро, ссылка 22; поддерживает Сталина против Зиновьева и Каменев, ссылки 23, ссылки 24; поддерживает НЭП, ссылки 25, ссылки 26, ссылки 27, ссылки 28; пишет о ленинизме, ссылки 29; враждебно относится к Троцкому, ссылки 30; жалуется на Сталина, ссылки 31; побеждает Объединенную оппозицию, ссылки 32, ссылки 33; экономические реформы, ссылки 34; отношения со Сталиным, ссылки 35; и международную политику Сталина, ссылки 36; и ликвидацию рынка в экономике, ссылки 37; Обвиняет Сталина в правом уклоне, ссылки 38, ссылки 39; исключен из Политбюро, ссылки 40; в оппозиции , ссылка 41; Сталин видит угрозу, ссылка 42, ссылка 43; исключен из Исполнительного комитета Коминтерна, ссылка 44; умоляет примирение со Сталиным, ссылка 45; и культура, ссылка 46; надежды на возвращение к власти, ссылка 47; вклад в новую конституцию (1935-6), ссылка 48; надежды на смену руководства, ссылка 49; кампания против, ссылка 50, ссылка 51, ссылка 52, ссылка 53; судили и приговорили, ссылка 54, ссылка 55, ссылка 56; и всемирная социалистическая революция, ссылка 57; о Гитлере как угрозе, ссылка 58; последние просьбы к Сталину, ссылка 59; ‘Заметки экономиста’, ссылка 60
  
  Булгаков, Михаил: упадок и смерть, ссылка 1; Дни Турбиных, ссылка 2; Мастер и Маргарита, ссылка 3
  
  Булганин, маршал Николай: и женщины, ссылка 1; членство в Политбюро, ссылка 2; борода, ссылка 3; Сталин подозревает в заговоре, ссылка 4; в Президиуме, ссылка 5; опасается немилости Сталина, ссылка 6; Сталин развлекается, ссылка 7; и инсульт у Сталина, ссылка 8
  
  Болгария: советские требования в отношении, ссылка 1; в восточном блоке, ссылка 2; устранение монархии, ссылка 3; доминирование коммунистов в, ссылка 4
  
  Бюллетень оппозиции (Троцкого),
  
  Екатерина II (Великая), императрица России
  
  Кавказское бюро
  
  Кавказ: этнические и национальные проблемы в, ссылка 1; нехватка зерна, ссылка 2; голод, ссылка 3, ссылка 4
  
  Центральный комитет: Сталин избран в,; расширен, ссылка 3; Зиновьев стремится вернуться в, ссылка 4; и революционные требования Ленина, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7, ссылка 8; совещания перед Октябрьской революцией, ссылка 9; нежелание вести переговоры о сепаратном мире в Первой мировой войне, ссылка 10; Ленин стремится контролировать, ссылка 11; разногласия в, ссылка 12; реорганизация и состав, ссылка 13, ссылка 14; совместные заседания с Центральной контрольной комиссией, ссылка 15; пленум санкционирует нападение на Бухарина, ссылка 16, ссылка 17; Международный отдел, ссылка 18; и преемственность Сталина, ссылка 19
  
  Центральная контрольная комиссия: организация и состав, ссылка 1; Сталин контролирует, ссылка 2
  
  Чарквиани, Котэ
  
  Чавчавадзе, Илья,
  
  Чаянов, Александр
  
  ЧК (Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем): сформирована, ссылка 1; контроль, ссылка 2
  
  Чернов, Виктор,
  
  Червенков, Валько
  
  Чан Кайши,
  
  Чиаурели, Михаил
  
  Чичерин, Георгий,
  
  Чичинадзе, Закария,
  
  Чикобава, Арнольд
  
  Китай: отношения СССР с, ссылка 1; Вторжение Японии, ссылка 2; и вступление СССР в войну против Японии, ссылка 3; захват власти коммунистами в, ссылка 4, ссылка 5; договор с СССР (1945), ссылка 6; экономическая зависимость от СССР, ссылка 7; как конкурент СССР, ссылка 8; вмешательство в корейскую войну, ссылка 9; потенциальная война с США, ссылка 10; разрыв с СССР Хрущева V., ссылка 11; Репутация Сталина после смерти в, ссылка 12
  
  Коммунистическая партия Китая,
  
  Чхеидзе, Николай,
  
  Чхенкели, Акакий
  
  Чжоу Эньлай,
  
  Чуковский, Корней
  
  Черчилль, (сэр) Уинстон: предупреждает Сталина о вторжении Германии в СССР, ссылка 1; осуждает зверства нацистов, ссылка 2; Сталин развлекает, ссылка 3; встречается со Сталиным в Тегеране, ссылка 4; вещает, ссылка 5; мнение Сталина, ссылка 6; предлагает помощь СССР в военное время, ссылка 7; путешествует во время войны, ссылка 8; отношения со Сталиным, ссылка 9, ссылка 10; "соглашение о процентах" со Сталиным в Москве (1944), ссылка 11; и послевоенное европейское урегулирование, ссылка 12; на Ялтинской конференции, ссылка 13; и советское бездействие во время Варшавской восстание, ссылка 14; и предполагаемый захват Берлина, ссылка 15; на Потсдамской конференции, ссылка 16; проигрывает выборы 1945 года и премьерство, ссылка 17; Отношение Сталина к, ссылки 18, ссылки 19; Сталин обвиняет в обидчивости, ссылки 20; Речь Фултона ‘Железный занавес’, ссылки 21, ссылки 22; обязательства перед Сталиным, ссылки 23; речи, воспроизведенные в Москве, ссылки 24, ссылки 25; выражает соболезнования в связи со смертью Сталина, ссылки 26
  
  кино: интерес Сталина к,
  
  Круг, операция
  
  Гражданская война (1918-19),
  
  Холодная война: начало,; усиливается, ссылка 3; вызывает бюджетные трудности, ссылка 4
  
  коллективизация: гибель крестьян при,; Сталин вводит, ссылки3, ссылки4, ссылки5, ссылки6, ссылки7, ссылки8, ссылки9; и поставка тракторов, ссылки10; распространение, ссылки11; процент домохозяйств в, ссылки12; казаков, ссылки13; сопротивление, ссылки14; казахов и украинцев, ссылки15; послевоенное положение в Восточной Европе, ссылки16
  
  СЭВ (Совет экономической взаимопомощи): сформирован
  
  Коминформ (Информационное бюро): Первая конференция (1947),; враждебность к, ссылка 3; Вторая конференция (1948), ссылка 4
  
  Коминтерн (коммунистический интернационал): сформирован, ссылка 1; и предложил восстание в Германии, ссылка 2, ссылка 3; в Азии, ссылка 4; экспансию, ссылка 5; и Китай, ссылка 6; Шестой конгресс (июль 1928), ссылка 7; и европейскую политику Сталина; Сталин доминирует, ссылка 11; Димитров назначен главой Исполнительного комитета, ссылка 12, ссылка 13; кампанию против "правых", ссылка 14; и германскую угрозу, ссылка 15; Сталин критикует за чрезмерную централизацию, ссылка 16; и Гражданскую войну в Испании, ссылка 17; очищен, ссылка 18 ; и Коммунистическая партия Китая, ссылка 19; слабость, ссылка 20, ссылка 21; распущена, ссылка 22, ссылка 23, ссылка 24, ссылка 25
  
  коммунизм: слабость за пределами СССР, ссылка 1; как всемирное движение, ссылка 2, ссылка 3; послевоенное распространение, ссылка 4; в странах Восточной Европы, ссылка 5
  
  концентрационные лагеря, ссылка 1; см. также Гулаг
  
  Съезд народов Терека (1920)
  
  Съезд Советов: Второй (1917),; Третий (1918), ссылка 4
  
  Первый съезд писателей (1934)
  
  Конквест, Роберт
  
  Конституционно-демократическая партия (кадеты): организация и доктрины, ссылка 1; во временном правительстве, ссылка 2, ссылка 3; покидает Временное правительство, ссылка 4; Сталин нападает, ссылка 5, ссылка 6; прекращает политическую деятельность, ссылка 7
  
  Казаки: в гражданской войне; враждебность Сталина к, ссылка 3; на Кавказе, ссылка 4, ссылка 5; коллективизация, ссылка 6
  
  Совет министров (бывший Совнарком),
  
  Совет народных комиссаров см. Совнарком
  
  Крым: в войне с Германией
  
  культура: отношение Сталина к
  
  ‘кураторы’
  
  Керзон, Джордж Натаниэль, маркиз,
  
  Линия Керзона,
  
  Чехословакия: Сталин добивается,; Германские приложения, ссылка3; враждебность к СССР, ссылка4; и помощь Маршалла, ссылка5; слабость коммунистов в, ссылка6; демократическая традиция, ссылка7; коммунисты добиваются господства в
  
  Дариен (Дальни)
  
  Дашнаки
  
  Давиташвили, М.,
  
  Давришеви, Дамиан,
  
  Давришеви, Джозеф,
  
  Давыдов (агент грузинской полиции)
  
  Деборин, Абрам
  
  Демократические централисты,
  
  Конференция демократического государства (1917)
  
  Деникин, генерал Антон,
  
  Отдел агитации и пропаганды (Центральный комитет)
  
  Deutscher, Isaac
  
  Димитров, Георгий: льстит Сталину, ссылка 1; Сталин назначает главой Исполнительного комитета Коминтерна, ссылка 2, ссылка 3; и нацистская угроза, ссылка 4; и внешняя политика Сталина, ссылка 5, ссылка 6; и отношение к иностранным коммунистическим партиям, ссылка 7, ссылка 8, ссылка 9; и упразднение Коминтерна, ссылка 10, ссылка 11; премьер-министром Болгарии, ссылка 12; и недооценка Сталиным Китая, ссылка 13
  
  Диомидис, Александрос
  
  Джилас, Милован
  
  врачи (медицинские): очищены
  
  Заговор врачей,
  
  Долгорукий, князь Юрий
  
  Бассейн Дона: захвачен немцами
  
  Достоевский, Федор
  
  Дубровинский, Иннокентий
  
  Duclos, Jacques
  
  Духоборы (религиозная секта)
  
  Дума (государство): предложена, ссылка 1; социалистический контингент в, ссылка 2; Меньшевики эксплуатируют, ссылка 3; Четвертая, ссылка 4, ссылка 5; разогнана (февраль 1917), ссылка 6
  
  Дзерадзе, Михаил,
  
  Джибладзе, Сильва,
  
  Семья Джугашвили
  
  Джугашвили, Бесарион (Виссарион; отец Сталина): и рождение и детство Сталина, ссылка 1; насилие, ссылка 2; и школьное обучение Сталина, ссылка 3; смерть, ссылка 4, ссылка 5; Отношение Сталина к, ссылка 6, ссылка 7
  
  Джугашвили, Кетеван (она же Геладзе; мать Сталина; "Кеке"): и рождение Сталина, ссылка 1; брак, ссылка 2, ссылка 3, ссылка 4; характер и слухи о распутстве, ссылка 5; и воспитание и образование Сталина, ссылка 6, ссылка 7; работает швеей, ссылка 8; Привязанность Сталина, ссылка 9; Расставание Сталина с, ссылка 10; отказывается переезжать в Москву, ссылка 11; Посещает Сталина, ссылка 12; упоминается в "Правде", ссылка 13
  
  Джугашвили, Кетеван (урожденная Сванидзе; первая жена Сталина): Сталин ухаживает и женится, ссылка 1; рождение сына, ссылка 2; смерть, ссылка 3, ссылка 4
  
  Джугашвили, Якоб (сын Сталина от Кетеван): рождение, ссылка 1; воспитывался по закону после смерти матери, ссылка 2, ссылка 3; Разлука со Сталиным, ссылка 4; Посещения Сталина в юности, ссылка 5; семейная жизнь со Сталиным и Надей, ссылка 6; попытка самоубийства, ссылка 7, ссылка 8; в качестве военнопленного, ссылка 9; расстрелян немцами, ссылка 10
  
  Джугели, Северьян
  
  Дзержинский, Феликс: Сталин нападает на национальный вопрос, ссылка 1; использует методы государственного террора; совместно со Сталиным пишет доклад о партийных / государственных институтах, ссылка 4; в Завещании Ленина, ссылка 5; и ухудшении здоровья Ленина, ссылка 6; на похоронах Ленина, ссылка 7; как глава ГПУ, ссылка 8; и угрозе конкурирующих партий; отношениях со Сталиным, ссылка 10; и мстительности Сталина, ссылка 11
  
  Истмен, Макс
  
  Иден, Энтони,
  
  Эгнаташвили, Якоб
  
  Ehrenburg, Ilya
  
  Эйзенхауэр, генерал Дуайт Д.,
  
  Эйсмонт, Николай,
  
  Айзенштейн, Сергей
  
  Эль-Регистан, Гарольд
  
  Указ об освобождении (1861)
  
  Engels, Friedrich,
  
  Енукидзе, Абель,
  
  Эристави, граф Рапаэль
  
  Эшба, Ефрем
  
  Эстония: революционные волнения в, ссылка 1; сопротивляется советскому экспансионизму, ссылка 2; как советская республика, ссылка 3, ссылка 4; восстанавливает независимость, ссылка 5; Сталин требует и оккупирует, ссылка 6; Завоевание немцами, ссылка 7; повторная аннексия СССР; Послевоенные цели Сталина в, ссылка 11; вооруженное сопротивление в, ссылка 12, ссылка 13; депортации из, ссылка 14; см. также Страны Балтии
  
  Эфиопия
  
  Европа: послевоенное урегулирование путем переговоров; восток под советским контролем, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7; Помощь Маршалла, ссылка 11; экономическая политика на востоке, ссылка 12; национальная независимость на востоке, ссылка 13; последствия осуждения Хрущевым Сталина на востоке, ссылка 14
  
  Фадеев, Александр,; Молодая гвардия , ссылка 4
  
  голод,
  
  Фашизм
  
  Финляндия: враждебность к России, ссылка 1; предлагается самоуправление, ссылка 2; отделяется от России (1918), ссылка 3; как потенциальный захватчик СССР, ссылка 4, ссылка 5, ссылка 6; Война с Советским Союзом (1939-40), ссылка 7, ссылка 8
  
  Пятилетние планы: Первый,, ссылка 11; Второй, ссылка 12, ссылка 13, ссылка 14
  
  принудительный труд,; см. также Гулаг; трудовые лагеря
  
  Фотиева, Лидия
  
  Франция: Политбюро воспринимает как угрозу, ссылка 1; отношение к СССР, ссылка 2, ссылка 3; Сталин добивается расположения, ссылка 4; нейтралитет в гражданской войне в Испании, ссылка 5; довоенные отношения с СССР, ссылка 6; Поражение немцев (1940), ссылка 7, ссылка 8; Забота Сталина о, ссылка 9
  
  Франко, генерал Франсиско,
  
  Франц Фердинанд, эрцгерцог Австрийский
  
  Французская коммунистическая партия,
  
  Фрид, Ойген
  
  Гальперин, Лев
  
  Ганди, Мохандас Карамчанд (Махатма)
  
  Гегечкори, Евгений
  
  Чингисхан
  
  Грузия: под контролем России, ссылка 1; общественная жизнь, ссылка 2; традиции и культура, ссылка 3, ссылка 4; марксизм в, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7, ссылка 8, ссылка 9; волнения в, ссылка 10, ссылка 11; крестьяне в, ссылка 12, ссылка 13; национализм в, ссылка 14, ссылка 15, ссылка 16, ссылка 17, ссылка 18, ссылка 19; Большевистско-меньшевистские разногласия в, ссылка 20, ссылка 21, ссылка 22; Озабоченность Сталина, ссылка 23, ссылка 24; в Марксизм и национальный вопрос, ссылка 25; и федеральный союз, ссылка 26; как советская республика, ссылка 27, ссылка 28, ссылка 29; спорные границы, ссылка 30; завоеван Красной Армией (1921), ссылка 31; этнические проблемы в, ссылка 32; и Абхазия, ссылка 33, ссылка 34; Возвращение Сталина (1921), ссылка 35; восстание (1924), ссылка 36; и национальные чувства Сталина в 1930-е годы, ссылка 37; репрессии в, ссылка 38; кровная месть в, ссылка 39, ссылка 40; вина, ссылка 41; Репутация Сталина в, ссылка 42
  
  Georgiu-Dej, Gheorghe
  
  Немцы (этнические): убиты во время Большого террора
  
  Германия: советская послевоенная политика в, ссылка 1; в Первой мировой войне, ссылка 2; позволяет Ленину вернуться в Россию, ссылка 3; мирный ультиматум России, ссылка 4; Ленин планирует интервенцию в, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7, ссылка 8; Ленин выступает за взаимопонимание с, ссылка 9, ссылка 10; военное сотрудничество с Советским Союзом, ссылка 11, ссылка 12; Влияние Каутского в, ссылка 13; экономическое развитие, ссылка 14; Коммунистическая партия в, ссылка 15, ссылка 16, ссылка 17; предполагаемая война с СССР, ссылка 18; и нацистский репрессии, ссылка 19; находит советских коллаборационистов после вторжения, ссылка 20; экономический спад в, ссылка 21; Довоенная политика Сталина в отношении, ссылка 22, ссылка 23, ссылка 24; как угроза, ссылки 25, ссылки 26; вмешивается в гражданскую войну в Испании, ссылки 27; присоединяет Австрию и Чехословакию, ссылки 28; подписывает Антикоминтерновский пакт, ссылки 29; экспансионизм, ссылки 30; пакт о ненападении с СССР (1939), ссылки 31, ссылки 32; вторгается и завоевывает Польшу, ссылки 33; продвижение на Запад (1940), ссылки 34, ссылки 35; вторгается в СССР (операция "Барбаросса"), ссылки 36; завоевания и продвижение в СССР, ссылки 37, ссылки 38; зверства военного времени, ссылки 39, ссылки 40, ссылка 41; наступление остановлено, ссылка 42; успехи в Северной Африке, ссылка 43; потери под Сталинградом, ссылка 44; отступление перед Красной Армией, ссылка 45; антипатия к панславизму, ссылка 46; послевоенное обращение союзников, ссылка 47, ссылка 48; СССР требует репараций от, ссылка 49, ссылка 50, ссылка 51, ссылка 52; Наступление союзников против, ссылка 53; поражение и капитуляция (1945), ссылка 54, ссылка 55; послевоенная политика денацификации на, ссылка 56; оккупационные зоны, ссылка 57; Образована Демократическая Республика (Восточная Германия), ссылка 58; Образована Федеративная Республика (Западная Германия), ссылка 59; Сталин предлагает объединенное правительство в, ссылка 60; см. также Гитлер, Адольф
  
  Гермоген (ректор Тифлисской духовной семинарии),
  
  Гетти, Дж. Арч,
  
  Джио, Арт ëм
  
  Главлит
  
  Глуржидзе, Григол
  
  Геббельс, Йозеф,
  
  Гогебашвили, Якоб,
  
  Голованов, генерал А.Е.
  
  Гомуłка, Шłадыс łав,
  
  Горбачëв, Михаил,
  
  Горбатов, Борис
  
  Гори, Грузия,
  
  Горький, Максим,
  
  Госплан (Государственный плановый комитет): создан; контролирует экономику, ссылки 3, ссылки 4; под давлением Сталина, ссылки 5; успех, ссылки 6
  
  Готвальд, Клемент,
  
  ГПУ (бывшая ЧК): о преемственности Ленина, ссылка 1; Зависимость большевиков от, ссылка 2; см. также НКВД
  
  зерно: нехватка после революции, ссылка 1; и закупки, ссылка 2, ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7, ссылка 8; и крестьянское накопительство, ссылка 9, ссылка 10, ссылка 11; и экономическая политика Сталина, ссылка 12; цены, ссылка 13, ссылка 14; экспорт, ссылка 15, ссылка 16; квоты, ссылка 17
  
  Большой террор: и сталинский деспотизм; ответственность Сталина за поставленные под сомнение ссылки 11, ссылки12; и предполагаемая работа Сталина на охрану, ссылки13; предвещаемая Гражданской войной, ссылки14; Участие Хрущева в, ссылки15; влияние на интеллектуалов, ссылки16; и большевистские ценности, ссылки17; санкционировано и практикуется, ссылки18; заканчивается, ссылки19, ссылки20; Хрущев осуждает, ссылки21; последствия, ссылки22
  
  Греция: послевоенные беспорядки в,; коммунизм в, ссылка 3
  
  Грек, Митька
  
  Громыко, Андрей
  
  Groza, Petru
  
  Гучков, Александр,
  
  Гулаг: расширен,; троцкисты отправлены в, ссылка 4; этнические русские избегают, ссылка 5; условия в, ссылка 6; экономические последствия, ссылка 7, ссылка 8; непримиримость в, ссылка 9; добыча полезных ископаемых, ссылка 10; военнопленные в, ссылка 11
  
  Гумилев, Лев
  
  Гумилев, Николай
  
  Харбин: Большой террор в
  
  Гарриман, Аверелл,
  
  Эрвье, мадам (тбилисская портниха)
  
  Герцен, Александр: Общая философия души
  
  Хингли, Рональд
  
  Хирохито, император Японии
  
  Хиросима
  
  Гитлер, Адольф: еврейская политика, ссылка 1; становится канцлером, ссылка 2; Сталин восхищается жестокостью, ссылка 3; репрессии, ссылка 4; культ, ссылка 5, ссылка 6; приход к власти, ссылка 7; вмешивается в гражданскую войну в Испании, ссылка 8; как угроза, ссылка 9; Коммунистическая оппозиция, ссылка 10; Сталин рассматривает сделку с, ссылка 11; и пакт о ненападении с СССР (1939), ссылка 12; Взгляд Сталина на, ссылка 13, ссылка 14; уступает Сталину страны Балтии, ссылка 15; Сталин умиротворяет, ссылка 16; агрессивность, ссылка 17; планы нападения на СССР, ссылка 18; вторжение в СССР, ссылка 19; и первоначальные успехи Германии в СССР, ссылка 20, ссылка 21; презирает славян, ссылка 22, ссылка 23; оккупационную политику в СССР, ссылка 24; и изоляцию Германии в СССР, ссылка 25; приказывает наступать на Сталинград, ссылка 26; и поражение под Сталинградом, ссылка 27; и заключение в тюрьму сына Сталина Якова, ссылка 28; вмешивается в ведение русской кампании, ссылка 29; Соперничество Сталина с, ссылка 30; и советское наступление, ссылка 31; сохраняет поддержку армии, ссылка 32; самоубийство, ссылка 33, ссылка 34; остается в Москве, ссылка 35; Сталин сравнивается с, ссылка 36; посмертно репутация, ссылка 37; Майн Кампф , ссылка 38; смотри также Германия
  
  Ходжа, Энвер
  
  Организация Hümmet (Азербайджан)
  
  Венгрия: и панславизм, ссылка 1; СССР требует репараций от, ссылка 2, ссылка 3; антикоммунистическое большинство в, ссылка 4; Советское вмешательство в, ссылка 5
  
  Ибáрури, Долорес (‘Пассионария’),
  
  Игнатьев, Сергей
  
  Ильичëv, Леонид
  
  Ilovaiski, D.I.
  
  Индийский национальный конгресс
  
  Промышленная академия, Москва,
  
  Промышленная партия (вымышленная)
  
  индустриализация: Сталин вводит принудительные ставки; и рабочую силу, ref9; передовые технологии, ref10; и волнения рабочих, ref11, ref12; сниженные целевые показатели роста, ref13; и увеличение выпуска, ref14
  
  Институт красной профессуры
  
  Интернациональные бригады (Испания)
  
  Международный, четвертый
  
  Иоффе, Адольф
  
  Ираклий II, правитель Грузии
  
  Иран: поставки в СССР в военное время через, ссылка 1; Советские войска в, ссылка 2, ссылка 3
  
  Иремашвили, Иосиф,
  
  Искра (журнал),
  
  Израиль: Сталин ссорится с
  
  Истомина, Валентина,
  
  Итальянская коммунистическая партия,
  
  Италия: в гражданской войне в Испании, ссылка 1; подписывает Антикоминтерновский пакт, ссылка 2; Забота Сталина о, ссылка 3; Еврокоммунизм в, ссылка 4
  
  Иван IV (Грозный), царь: взгляд Сталина на,; и российская государственность, ссылка 5
  
  Иван Грозный (фильм)
  
  Иваново
  
  Иверия (газета)
  
  Япония: война с Россией (1904-5); как угроза СССР, ссылки 3, ссылки 4, ссылки 5, ссылки 6; политика США в отношении, ссылки 7; оккупирует Маньчжурию, ссылки 8, ссылки 9; вторгается в Китай, ссылки 10, ссылки 11; подписывает Антикоминтерновский пакт, ссылки 12; война с СССР (1939-40), ссылки 13, ссылки 14; во Второй мировой войне, ссылки 15, ссылки 16, ссылки 17; Сталин обещает вступить в войну против, ссылки 18, ссылки 19, ссылки 20; Ультиматум союзников от Потсдам, ссылка 21; капитуляция после атомных бомбардировок, ссылка 22; послевоенная гегемония США в, ссылка 23; и Корейская война, ссылка 24
  
  Еврейский антифашистский комитет
  
  Еврейский бунд,
  
  Евреи: в партии меньшевиков, ссылка 1; Отношение Сталина к, ссылка 2, ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7; и вопрос национальности, ссылка 8; репрессированные и преследуемые, ссылка 9, ссылка 10; в зарубежных коммунистических партиях, ссылка 11; послевоенная политика враждебности к, ссылка 12; см. Также антисемитизм
  
  Кадеты см. Конституционно-демократическая партия
  
  Каганович, Лазарь: поддерживает Сталина в Оргбюро; как первый секретарь Коммунистической партии Украины, ссылка3; депортирует поляков, ссылка4; разделяет предположения Сталина, ссылка5; в Политбюро, ссылка6; Сталин приказывает сбрить бороду, ссылка7; Сталин передает власть, ссылка8; как доверенное лицо Сталина, ссылка9, ссылка10; и рост государственной власти, ссылка11; одобряет поездку Нади Аллилуевой за границу, ссылка12; выступает на похоронах Нади, ссылка13; о влиянии Нади на самоубийство Сталина, ссылки 14, ссылки 15; призывает к замедлению промышленного роста, ссылки 16; требует снижения квот на зерно в Украине, ссылки 17; переизбрание инженерами Сталина в 17-й съезд партии, ссылка 18; приказывает снести Московский собор, ссылка 19; и поездка семьи Сталина в метро, ссылка 20; и взгляды Сталина на Нахаева, ссылка 21; пишет мемуары, ссылка 22; разделяет классовые взгляды Сталина, ссылка 23; и веру Сталина в решительные действия, ссылка 24; о страхе Сталина перед "пятой колонной", ссылка 25; и назначение Ежова в НКВД, ссылка 26; Сталин обвиняет, ссылка 27; участвует в Большом терроре, ссылка 28; Сталин просит предотвратить публикацию статей, ссылка 29; связь со Сталиным , ссылка 30; и предполагаемые отношения сестры со Сталиным, ссылка 31; ответственность для транспорта на войне, ссылка 32; подражает Сталину, ссылка 33; Еврейство, ссылка 34, ссылка 35; и желание Сталина уйти в отставку, ссылка 36; и преемственность Сталина, ссылка 37; и смерть Сталина, ссылка 38; одобряет реформы после смерти Сталина, ссылка 39
  
  Каганович, Майя
  
  Каганович, Моисей
  
  Каганович, Роза
  
  Калашников (Промышленной академии)
  
  Каледин, генерал Алексей
  
  Калинин, Михаил: и возвращение Сталина к работе после удаления аппендицита, ссылка 1; и аграрная политика, ссылка 2; как главы государства, ссылка 3; и народные волнения, ссылка 4; и правление Сталина, ссылка 5; арест жены и содержание под стражей, ссылка 6, ссылка 7; любовь к балеринам, ссылка 8
  
  Калинина, Елена,
  
  Каменев, Лев: характер, ссылка 1; возглавляет марксистскую группу в Тбилиси, ссылка 2; интернационализм, ссылка 3; Встречается со Сталиным в Кракове, ссылка 4; Ленин требует наказания, ссылка 5; в изгнании, ссылка 6, ссылка 7; судим (1915), ссылка 8; и отказ великого князя Михаила принять корону, ссылка 9; поддерживает Временное правительство, ссылка 10; отвергнут в качестве члена Русского бюро, ссылка 11; возвращается в Петроград, ссылка 12; назначен в редакционную коллегию Правда, ссылка 13; боевая программа, ссылка 14; Нападки на Ленина, ссылка 15; и Первая мировая война, ссылка 16; следует стратегии Ленина, ссылка 17; Ленин поддерживает избрание в Центральный комитет, ссылка 18; арестован Временным правительством, ссылка 19, ссылка 20; в Центральном комитете, ссылка 21, ссылка 22; выступает против революционной политики Ленина, ссылка 23, ссылка 24; статус и слава, ссылка 25; Еврейство; выступает против беспричинного насилия, ссылка 32; поддерживает сепаратный мир в Первой мировой войне, ссылка 33; в Гражданской войне, ссылка 34 ; и контроль над ЧК, ссылка 35; и революции за границей, ссылка 36; проблемы с сердцем, ссылка 37; и назначение Сталина как генеральный секретарь партии, ссылка 38; и спор между Сталиным и Лениным об автономизации, ссылка 39; выступает против объединения советских республик, ссылка 40; в Завещании Ленина, ссылка 41; Крупская пишет о злоупотреблениях Сталина, ссылка 42; защищает Сталина и сотрудничает с ним, ссылка 43, ссылка 44, ссылка 45; авторитет в Политбюро, ссылка 46; административные обязанности, ссылка 47; на похоронах Ленина, ссылка 48; не выдвигает против Сталина обвинений в завещании, ссылка 49; побеждает левую оппозицию, ссылка 50; ошибочная ссылка на нэпмана, ссылка 51; Сталин поворачивается к против, ссылка 52; экономическая политика, ссылка 53; лидерские амбиции, ссылка 54; выступает против Сталин и Бухарин, ссылки 55, ссылки 56; пишет о ленинизме, ссылки 57; исключен из Центрального комитета, ссылки 58; и крестьянская политика Бухарина, ссылки 59; как продолжающаяся угроза, ссылки 60; доказательства нелояльности Сталину, ссылки 61; взят под стражу НКВД и приговорен, ссылки 62; признание и казнь, ссылки 63, ссылки 64, ссылки 65; Ворошилов унижает, ссылки 66; и любовные похождения Светланы, ссылки 67
  
  Каменев, Сергей,
  
  Kameneva, Olga
  
  Каминский, Г.М.
  
  Каминский, В.
  
  "Камо" см. Тер-Петросян, Семëн
  
  Каннер, Григорий
  
  Капанадзе, Питер,
  
  Каплер, Алексей,
  
  Карамзин, Николай
  
  Карпов Б.
  
  Карпов Г.
  
  Резня в Катынском лесу (1940)
  
  Каутский, Карл,; Движущие силы и перспективы русской революции , ссылка 3
  
  Кавтарадзе, Сергей,
  
  Казахстан: голод в,; предполагаемый геноцид в, ссылка 3; сельскохозяйственные реформы в, ссылка 4
  
  Кемаль-паша (Ататюрк)
  
  Кеннан, Джордж,
  
  Керенский, Александр: во временном правительстве, ссылка 1; и ведении Первой мировой войны, ссылка 2; премьерство, ссылка 3; созывает демократическую конференцию, ссылка 4; Ленин требует свержения, ссылка 5; и большевистская угроза, ссылка 6, ссылка 7; потерпел поражение в наступлении на Петроград, ссылка 8
  
  Кецховели, Ладо,
  
  Кецховели, Вано,
  
  Кецховели, Владимир
  
  Харьков
  
  Хазан, Тамара (жена Андрея Андреева)
  
  Хазанова, Тамара,
  
  Хлевнюк, Олег
  
  Холодная река,
  
  Хренников, Тихон
  
  Хрущев, Никита: осуждает Сталина; о ранней скромности Сталина, ссылка 5; о Большом терроре, ссылка 6; Сталин обвиняет в том, что он поляк, ссылка 7; о "культе личности", ссылка 8; связи со Сталиным, ссылка 9; распутстве и пьянстве; упрекают в поздравлении Сталина с победой над Германией; о контрпродуктивном эффекте репрессий; желает сельскохозяйственной реформы, ссылка 14, ссылка 15; и голоде на Украине (1947); Сталин подтрунивает над полнотой, ссылка 17; на Девятнадцатом съезде партии , ссылка 18; опасается немилости Сталина; на вечеринке в честь 73-летия Сталина, ссылка 20; смотрит фильм со Сталиным, ссылка 21; и преемственность Сталина; реформы после смерти Сталина; приход к власти, ссылка 26; отстранен от власти (1964), ссылка 27; репутация, ссылка 28
  
  Хрустальëв, Иван,
  
  Киев: сдается немцам
  
  Ким Ир Сен
  
  Киров, Сергей: поддерживает Сталина в вопросах статуса республик, ссылка 1; в Кавказском бюро, ссылка 2; союзники со Сталиным, ссылка 3; и закупки зерна, ссылка 4; дружба со Сталиным, ссылка 5, ссылка 6; попросили сменить Сталина, ссылка 7; убит; и национальная идентичность, ссылка 11
  
  Кишкин, Николай
  
  Кисловодский эпизод,
  
  Kleiner, I.N.
  
  Климов М. (телохранитель Светланы)
  
  Кнорин В.Г.
  
  Кнунянц, Богдан
  
  Кобулов, Богдан
  
  Колчак, адмирал Александр,
  
  Типовой устав колхоза (1935)
  
  колхозы,; рынки, ссылка 3
  
  Коллонтай, Александра,
  
  Комсомол: воинственность, ссылка 1; поддержка Сталина, ссылка 2
  
  Кондратьев, Николай,
  
  Конев, генерал Иван,
  
  Кöнигсберг,
  
  Коновалов, Александр
  
  Корчагина, Александра,
  
  Корейская война (1950-53),
  
  Корнев (знакомый Сталина)
  
  Корнилов, генерал Лавр,
  
  Коршунова, Фекла
  
  Косиор, Станислав
  
  Ковальëв, Иван,
  
  Крэкóш
  
  Красин, Лев
  
  Краснов, генерал П.Н.
  
  Красноярск
  
  Красноярский областной комитет партии
  
  Кравченко (тюремный охранник)
  
  Крестинский, Николай,
  
  Кронштадт; морской мятеж (1921)
  
  Круглов, Сергей
  
  Крупская, Надежда (жена Ленина): приглашает Сталина на обед, ссылка 1; спор со Сталиным, ссылка 2, ссылка 3; и ухудшение здоровья Ленина, ссылка 4, ссылка 5; оскорбления Сталина, ссылка 6, ссылка 7; возражает против бальзамирования и демонстрации Ленина, ссылка 8; как биограф Ленина, ссылка 9; и Завещание Ленина, ссылка 10; отношения с Надей Аллилуевой, ссылка 11; просит Надю Аллилуеву вмешаться в грузинское дело, ссылка 12; поддерживает Зиновьева и Каменева, ссылка 13, ссылка 14; и культура, ссылка 15
  
  Ксешинская, Матильда
  
  Кубанская область (Северный Кавказ)
  
  Куйбышев
  
  Куйбышев, Валерьян,
  
  кулаки: Сталин преследует,, ссылки 11, ссылка 12; Бухарин поддерживает, ссылка 13; желают коммерческих возможностей, ссылка 14; обложены налогами, ссылка 15; процветают, ссылка 16; исключены из колхозов, ссылка 17; репрессированы на Украине, ссылка 18; см. также крестьяне
  
  Куликов, Евгений,
  
  Кун, Микл óс
  
  Кунцево
  
  Гоминьдан,
  
  Курчатов, Игорь
  
  Курейка (хутор), Туруханский район,
  
  Курильские острова,
  
  Курская битва (1943)
  
  Кушнер, профессор
  
  Кутаисская тюрьма
  
  Кутузов, Михаил
  
  Кузакова, Мария
  
  Кузнецов, Алексей,
  
  Кузнецов, адмирал Н.Г.
  
  Квали (тбилисская газета),
  
  трудовые лагеря,; см. также Гулаг
  
  Трудовая крестьянская партия (вымышленная)
  
  Лагидзе, Митрофан
  
  Лакоба, Нестор
  
  Landau, Lev
  
  Ларгиашвили (семинарист)
  
  Largo Caballero, Francisco
  
  Лашевич, Михаил,
  
  Латвия: сопротивляется советскому экспансионизму; как советская республика; государственность в; восстанавливает независимость; Германо-советский конфликт окончен; Сталин требует и оккупирует; Немцы побеждают; реаннексирован СССР; Послевоенные цели Сталина в; вооруженное сопротивление в; депортации из; см. также Страны Балтии
  
  Латыши: убиты во время Большого террора
  
  Лазуркина, Дора
  
  Лига воинствующих безбожников,
  
  Лига Наций: исключает СССР; СССР подает заявку на вступление; неэффективность против Японии
  
  Левая оппозиция: поддерживает Троцкого; критикует экономическую политику; Сталин побеждает
  
  Левые социалисты-революционеры,
  
  Ленд-лиз,
  
  Ленин в октябре (фильм)
  
  Ленин, Владимир: основывает СССР; ранние впечатления Сталина; отношение Сталина к; аграрной политике; и основание Искры ; Сталин встречается в Финляндии; на Стокгольмской конференции 1905 года; на лондонской конференции (1907); предлагает сделку грузинским меньшевикам; принимает преступное финансирование; порывает с меньшевиками; формирует новый Центральный комитет; кооптирует Сталина в состав Центрального комитета; восхваляет Сталина; Сталин встречается в Кракове; созывает конференцию в Праге; как мыслитель; Разногласия Сталина с; и национальный вопрос; нападает на евреев; выступает против участия России в Первой мировой войне; письмо от Сталина в изгнании; требует свержения Временного правительства; возвращается в Россию; революционная политика; скрывается после получения ордера на арест; уважение к Троцкому; разрабатывает декреты о земле и мире; формирует Совнарком; не одобряет коалицию социалистических партий; внешняя политика; формирует ЧК; и сепаратный мир с центральными державами; и государственный террор; в Гражданской войне; и власть Сталина в Поволжье; и контроль ЧК; Сталин придерживается; престижа; и войны с Польшей (1920); посещает Девятую партийную конференцию; и осуждение Троцким профсоюзов; вводит Новую экономическую политику; стремится установить контроль над центральным партийным аппаратом; одобряет назначение Сталина генеральным секретарем партии; проблемы со здоровьем; административные обязанности; покушение на убийство; взгляды и отношения со Сталиным; возобновленный союз с Троцким; выступает за федеративное устройство; Завещание ("Письмо Конгрессу"); и жестокое обращение Сталина с Крупской; смерть и похороны; посмертный культ; Сталин пишет на; Надя Аллилуева работает на; выступает на Десятом съезде партии; и личность Сталина; о капиталистической конкуренции; и Маяковский; вера во внешнее вмешательство; и продвижение профессионально компетентных; упрекает Сталина в насилии; о решительных действиях; сравнение со Сталиным; культ; в кратком курсе сталинизма; и мировая революция; предлагаемая эвакуация труп на войне; взгляд на враждебность извне; конец капитализма; идеологическое влияние на Сталина; Сталин ссылается на речь на Девятнадцатом съезде партии; государственная политика коммунистов; Апрельские тезисы; "Лучше меньше, но лучше"; "Марксизм и восстание"; Материализм и эмпириокритицизм ; Государство и революция ; Что делать?
  
  Ленинград см. Санкт-Петербург
  
  Ленинградское дело (1948),
  
  Ленинградская оппозиция,
  
  Левитан, Исаак,
  
  Ливия: как советский протекторат
  
  Ври, обманывай
  
  лингвистика: интерес Сталина к
  
  грамотность и умение считать: повысились,
  
  Литва: сопротивляется советскому экспансионизму; восстанавливает Вильнюс; учреждается как советская республика; восстанавливает независимость; и германский экспансионизм; Сталин требует и оккупирует; Немцы завоевывают; вновь присоединен к СССР; Послевоенные цели Сталина в; вооруженное сопротивление в; депортации из; см. также Страны Балтии
  
  Литвинов, Максим,
  
  Ливанова, В.
  
  Ломинадзе, Виссарион,
  
  Лондон: Сталин посещает партийную конференцию 1907 года в
  
  Лонжюмо, близ Парижа
  
  Лоу, (сэр) Дэвид
  
  Лозгачëв, Павел
  
  Ludwig, Emile
  
  Луначарский, Анатолий,
  
  Luxemburg, Rosa
  
  Львов, принц Георгий,
  
  Лысенко, Тимофей,
  
  Макартур, генерал Дуглас,
  
  Мачавариани, Дэвид
  
  Макиавелли, Никколоò , принц ,
  
  Маклин, Дональд
  
  Макнил, Роберт
  
  Mach, Ernst
  
  Магнитогорск,
  
  Майский, Иван,
  
  Махарадзе, Пилипе,
  
  Маленков, Георгий: выступает против Большого террора, классовое происхождение, ссылка 3; связь со Сталиным, ссылка 4; и нацистско-советский пакт (1939), ссылка 5; и ведение войны, ссылка 6; ответственность в военное время, ссылка 7; о контрпродуктивном эффекте репрессий, ссылка 8; поощряет легкую промышленность, ссылка 9, ссылка 10; на конференции Коминформа, ссылка 11; посещает Сталина, ссылка 12; и административные реформы, ссылка 13, ссылка 14; статус и назначения, ссылка 15; возвращает расположение, ссылка 16; в деле о Ленинграде, ссылка 17; и Празднование 70-летия со дня рождения Сталина, ссылка 18; изучает политическую экономию, ссылка 19; Сталин подтрунивает над полнотой, ссылка 20; выступает с политическим докладом Центрального комитета на Девятнадцатом съезде партии, ссылка 21; Сталин подозревает в заговоре, ссылка 22; возглавляет постоянную комиссию по иностранным делам, ссылка 23; опасается немилости Сталина, ссылка 24; Сталин развлекает, ссылка 25; и инсульт Сталина, ссылка 26; и преемственность Сталина, ссылка 27; на похоронах Сталина, ссылка 28; реформы после смерти Сталина, ссылка 29, ссылка 30; соперничество с Хрущевым ëv, ссылка 31
  
  Малиновский, Роман,
  
  Малкина, Екатерина
  
  Маньчжурия (Маньчжоу-Го): Япония оккупирует,; Сталин отдает приказ о вторжении, ссылка 3; Советское господство, ссылка 4
  
  Мандельштам, Осип
  
  Manstein, General Erich von,
  
  Мануильский, Дмитрий
  
  Мао Цзэдун,
  
  Мархлевский, Джулиан
  
  Маркизова, Геля
  
  Марр, Николай
  
  Маршалл, генерал Джордж: план восстановления Европы,
  
  Мартов, Юлий: в Российской социал-демократической рабочей партии произошел раскол, ссылка 1; на Стокгольмской конференции 1905 года, ссылка 2; на Лондонской конференции 1907 года, ссылка 3; сослан в Туруханск, ссылка 4; Сталин обвиняется в клевете, ссылка 5
  
  Маркс, Карл: Богданов о, ссылка 1; о капиталистической конкурентоспособности, ссылка 2; о глобальной революции, ссылка 3; о конце капитализма, ссылка 4; влиянии на Сталина, ссылка 5
  
  Марксизм-ленинизм: приверженность Сталина,; в Грузии, ссылка 6, ссылка 7, ссылка 8, ссылка 9; обращение к интеллектуалам, ссылка 10; предсказывает классовую войну, ссылка 11; и национальный вопрос, ссылка 12, ссылка 13, ссылка 14; в Финляндии, ссылка 15; пропагандируется, ссылка 16; и внешняя политика, ссылка 17; подтверждается на войне, ссылка 18; и диктатура пролетариата, ссылка 19; пропагандируется, ссылка 20, ссылка 21
  
  Масарик, Ян
  
  Маслов, Стр. 235;тр
  
  Мацеста
  
  Маяковский, Владимир
  
  Мдивани, Будуу,
  
  Медведев, Рой,
  
  Меир, Голда,
  
  Мехлис, Лев,
  
  Менделеев, Дмитрий
  
  Меньшевики: высмеивают Сталина; образовались в результате раскола партии, ссылка 3; в Грузии, ссылка 4, ссылка 5, ссылка 6; разногласия с большевиками, ссылка 7, ссылка 11, ссылка 12; Ленин порывает с, ссылка 13; исключен из Центрального комитета, ссылка 14; и национальный вопрос, ссылка 15; поддерживает Временное правительство, ссылка 16, ссылка 17; Каменев и Сталин нападают, ссылка 18; члены переходят к большевикам, ссылка 19; и Конференция демократического государства, ссылка 20; контролируют советы, ссылка 21; покидают Второй съезд Советов, ссылка ссылка 22; Страх большевиков перед соперничеством, ссылка 23; как потенциальная оппозиция Сталину, ссылка 24
  
  Менжинский, Владимир,
  
  Меркадер, Рамóн,
  
  Меркулов В.Н.
  
  Мержанов, Мирон,
  
  Meyer, Ernst
  
  Мейерхольд, Всеволод
  
  МГБ (Министерство государственной безопасности),; см. также НКВД
  
  Мгеладзе, Акакий,
  
  Michels, Roberto
  
  Михаил, великий князь
  
  Михалков, Сергей
  
  Михоэлс, Соломон
  
  Mikolajczyk, Stanislaw
  
  Микоян, Анастас: дача, ссылка 1; оценка Сталиным, ссылка 2; и закупки зерна, ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5; в Политбюро, ссылка 6; отношения со Сталиным, ссылка 7, ссылка 8, ссылка 9; армянское происхождение, ссылка 10, ссылка 11; пишет мемуары, ссылка 12; и восхищение Сталина Гитлером, ссылка 13; и нацистско-советский пакт (1939), ссылка 14; в ведении войны, ссылка 15; об обращении Сталина с Молотовым, ссылка 16; о робости Сталина на войне, ссылка ссылка 17; ответственность за продовольствие на войне, ссылка 18; прослушивание телефонов, ссылка 19; статус и власть, ссылка 20; Враждебность Сталина к, ссылка 21; и враждебность Сталина к Вознесенскому, ссылка 22; предлагается список преемники Сталина, ссылка 23; понижены в должности и впали в немилость, ссылка 24, ссылка 25
  
  Микоян, Ашкен (жена Анастаса)
  
  Милюков, Павел
  
  Милютин, Владимир,
  
  Мингрельцы,
  
  Минин, Сергей,
  
  Мнатоби (газета)
  
  Могрен (комиссар шведской полиции)
  
  Молочников, Николай
  
  Молотов, Вячеслав: пренебрегает Сталиным по возвращении из ссылки, ссылка 1; исключен из русского бюро, ссылка 2; Сталин сближается с ним, ссылка 3; должность в секретариате партии, ссылка 4; ссора с Троцким, ссылка 5; Ленин предлагает повышение, ссылка 6; исключен из Завещания Ленина, ссылка 7; на похоронах Ленина, ссылка 8; поддерживает Сталина в Оргбюро, ссылка 9; и опыт Сталина с нищим, ссылка 10; развлечения, ссылка 11; и мнение Сталина о Крупской, ссылка 12; Сталин жалуется на Бухарина, чтобы , ссылка 13; и сталинская политика индустриализации, ссылка 14; разделяет предположения Сталина, ссылка 15; и требование Сталина о экспорт зерна, ссылка 16; в Политбюро, ссылка 17; Сталин передает власть, ссылка 18; и недоверие Сталина к коллегам, ссылка 19; как доверенное лицо Сталина, ссылка 20; Сталин жалуется на Рыкова, ссылка 21; и рост государственной власти, ссылка 22; одобряет поездку Нади Аллилуевой за границу, ссылка 23; пытается понять Сталина, ссылка 24; выступает за замедление промышленного роста, ссылка 25; сопровождает семью Сталина в поездке на метро, ссылка 26; Переписка со Сталиным, ссылка 27; пишет мемуары , ссылка 28; разделяет классовые установки Сталина, ссылка 29; о страхах Сталина перед "пятой колонной", ссылка 30; и Назначение Ежова в НКВД, ссылка 31; споры с Пятницким, ссылка 32; участие в Большом терроре, ссылка 33; Сталин просит предотвратить публикацию статей, ссылка 34; и падение Ежова, ссылка 35; классовое происхождение, ссылка 36; разногласия со Сталиным, ссылка 37, ссылка 38; арест жены, ссылка 39, ссылка 40; в Народном комиссариате иностранных дел; подписание пакта о ненападении 1939 года с Германией, ссылка 44; и взгляд Сталина на Гитлера, ссылка 45; и страны Балтии, ссылка 46; о военных приготовлениях Сталина , ссылка 47; попытки отсрочить войну с Германией, ссылка 48; при вторжении Германии в СССР, ссылка 49, ссылка 50; о сталинском реакция на немецкое вторжение, ссылка 51; в Ставке военного времени, ссылка 52; поддерживает Сталина в ведении войны, ссылка 53; музыкальные способности, ссылка 54; общественная жизнь со Сталиным, ссылка 55; Обращение Сталина, ссылка 56; ответственность за танки на войне, ссылка 57; в Берлине (1940), ссылка 58; развлекает Черчилля в Москве, ссылка 59; и на германо-польской границе, ссылка 60; требует продолжения наступления, ссылка 61; и послевоенного советского влияния в мире, ссылка 62; ведет переговоры о роли СССР в ООН, ссылка 63; готовность принять помощь Маршалла, ссылка ref64; в кампании против гитлеровцев, ref65; и эксплуатации Восточной Европы, ref66; пение со Сталиным, ссылка 67; верность Сталину, ссылка 68; Сталин унижает, ссылка 69, ссылка 70; самообладание, ссылка 71; прослушивание телефонов, ссылка 72; понижение в должности и немилость, ссылка 73, ссылка 74; и отмирание государства, ссылка 75; отвергает доктрину социализма в одной стране, ссылка 76; и преемственность Сталина, ссылка 77, ссылка 78; пьянство, ссылка 79; положение после смерти Сталина, ссылка 80; панегирик на похоронах Сталина, ссылка 81; одобряет реформы после смерти Сталина, ссылка 82
  
  Молотова, Полина (Жемчужина),
  
  Монастырское, Туруханский район,
  
  Монтгомери, генерал Бернард Лоу (позже 1-й виконт),
  
  Морозов, Григорий: женитьба на Светлане,
  
  Моррис, Уильям
  
  Москва: переезд советского правительства в Петроград из Петрограда, ссылка 1; оборона Петрограда во время войны, ссылка 2, ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7; парад победы (1945), ссылка 8
  
  Московское метро: Сталин едет дальше с семьей
  
  Московский революционный трибунал
  
  Мощенцева, доктор П.
  
  Родной язык (грузинская антология)
  
  Мураховский, А.А.
  
  Муранов, Матвей
  
  Мурманск
  
  Мусаватисты
  
  Mussolini, Benito,
  
  МВД (Министерство внутренних дел),
  
  Нагасаки
  
  Nagy, Ferenc
  
  Нахаев, генерал А.С.
  
  Нальчик
  
  Наполеон I (Бонапарт), император Франции
  
  Нарым: Сталин сослан в,
  
  национальный вопрос: Сталин на,, ссылка11, ссылка12, ссылка13, ссылка14, ссылка15; и комиссарство Сталина, ссылка16, ссылка17; Политика партии на, ссылка18, ссылка19, ссылка20, ссылка21, ссылка22; и автономные республики, ссылка23
  
  Назаретян, Амакян
  
  Нацизм: отношение Сталина к возвышению, ссылка 1; см. также Германия; Гитлер, Адольф
  
  Nenni, Pietro
  
  Neumann, Franz
  
  Новая экономическая политика (НЭП): введена (1921),; Оговорки Троцкого по поводу, ссылка 4; и социализма Сталина, ссылка 5, ссылка 6; Бухарин поддерживает, ссылка 7; Сталин уничтожает, ссылка 11, ссылка 12, ссылка 13, ссылка 14, ссылка 15, ссылка 16, ссылка 17, ссылка 18; достижения, ссылка 19
  
  Николай II, царь: война с Японией, ссылка 1; издает Октябрьский манифест (1905), ссылка 2; и состав Думы, ссылка 3; в Первой мировой войне, ссылка 4, ссылка 5, ссылка 6; разгоняет Думу (февраль 1917), ссылка 7; отрекается от престола, ссылка 8; поведение, ссылка 9; коронация, ссылка 10
  
  Nietzsche, Friedrich
  
  Николаев, Леонид,
  
  НКВД (Народный комиссариат внутренних дел): расширен, ссылка 1; ОГПУ включено в, ссылка 2; аресты, ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5, ссылка 6; чистки в Ленинграде, ссылка 7; и Конституция (1936), ссылка 8; Ежов возглавляет, ссылка 9, ссылка 10; и принудительные работы, ссылка 11; в условиях Большого террора, ссылка 12; отчеты об общественном мнении, ссылка 13; Берия заменяет Ежова на посту главы, ссылка 14; ликвидирует испанских троцкистов, ссылка 15; проводит чистки среди изгнанников из Польской коммунистической партии , ссылка 16; и зарубежная коммунистическая деятельность, ссылка 17; операции в Польше, ссылка 18; в странах Балтии, ссылка 19, ссылка 20; политика выжженной земли, ссылка 21; в Ленинграде военного времени ссылка 22; репрессии военного времени ссылка 23; послевоенная деятельность и архивы ссылка 24; см. также ГПУ; МГБ; ОГПУ
  
  Ногин, Виктор
  
  Номонхан
  
  Вторжение в Нормандию (1944)
  
  Северная Африка: успехи Германии в
  
  Организация Североатлантического договора (НАТО)
  
  Новая Уда, Иркутская губерния
  
  Новая жизнь (газета)
  
  ядерное оружие см. атомная бомба
  
  Нуцубидзе, Шалва,
  
  Октябрьский манифест (1905)
  
  Октябрьская революция (1917): и мотивация рабочего класса, ссылка 1; влияние на мировой порядок, ссылка 2
  
  Огарьëв, Яков
  
  ОГПУ (ранее ГПУ): репрессии; власть, ссылки 4, ссылки 5; и Шахтинский процесс, ссылки 6; и раскулачивание, ссылки 7; допрашивает армейских офицеров, ссылки 8; и похороны Нади Аллилуевой, ссылки 9; включен в состав НКВД, ссылки 10, ссылки 11; см. Также НКВД
  
  Охрана: Сталина подозревают в том, что он был агентом,; расследует демонстрации в Батуми, ссылка 3; неэффективность в борьбе с политическими беспорядками, ссылка 4; арестовывает Сталина, ссылка 5; проникает в революционные партии, ссылка 6; информирован о большевистском Центральном комитете, ссылка 7; следит за Сталиным, ссылка 8; и ссылкой Сталина в Туруханске, ссылка 9; действует против большевиков, ссылка 10
  
  Окулов, Алексей,
  
  Онуфриева, Пелагея
  
  Орджоникидзе, Серго: Ленин вербует в Центральный комитет, ссылка 1; и советский экспансионизм, ссылка 2; поддерживает Сталина в вопросе статуса республик, ссылка 3; в Кавказском бюро, ссылка 4; в Завещании Сталина, ссылка 5; союзники со Сталиным, ссылка 6; и уважение Сталина к матери, ссылка 7; возглавляет Центральную контрольную комиссию, ссылка 8, ссылка 9; временная нелояльность Сталину, ссылка 10; в Политбюро, ссылка 11; и опасения Сталина перед заговорами, ссылка 12; как доверенное лицо Сталина, ссылка 13, ссылка 14; письмо от Нади Аллилуевой, ссылка 15; поддерживает промышленную экспансию, ссылка 16; Грузинское происхождение, ссылка 17; выступает против сталинской стратегические идеи, ссылка 18; кампания неверия против Пятакова, ссылка 19; самоубийство, ссылка 20; и всеобщее преклонение перед Сталиным, ссылка 21
  
  Оргбюро: состав,; изменения должностей, ссылка 3; роль, ссылка 4
  
  Оруэлл, Джордж: Дань уважения Каталонии
  
  Осинский, Николай
  
  "Оверлорд", операция
  
  Панславизм
  
  Пастернак, Борис
  
  Патоличев, Николай
  
  Патоличев Н.С.
  
  Pauker, Ana
  
  Паулюс, фельдмаршал Фридрих фон
  
  Павлов, Дмитрий,
  
  Павлов, Иван
  
  крестьяне: политика Ленина в отношении, беспорядки в императорской России, ссылка 7; и реформы Столыпина, ссылка 8; требования к временному правительству, ссылка 9; в гражданской войне, ссылка 10, ссылка 11; и принудительные закупки зерна, ссылка 12, ссылка 13, ссылка 14; накопление зерна, ссылка 15, ссылка 16, ссылка 17; примирительная политика Бухарина в отношении, ссылка 18, ссылка 19; и НЭП, ссылка 20, ссылка 21; Политика Сталина в отношении, ссылка 22, ссылка 23, ссылка 24; включение в промышленную рабочую силу, ссылка 25; в административную сообщения, ссылка 26; восстания и сопротивление, ссылка 27, ссылка 28, ссылка 29; ненависть к советской сельскохозяйственной системе, ссылка 30; торговля, ссылка 31; наказание, ссылка 32; голод, ссылка 33; ненависть к Сталину, ссылка 34, ссылка 35, ссылка 36, ссылка 37; дезертирство во время войны, ссылка 38; торговля в военное время, ссылка 39; см. Также коллективизация; кулаки
  
  Народный комиссариат просвещения,
  
  Народный комиссариат иностранных дел,
  
  Народный комиссариат по делам национальностей: руководители Сталина,; офисы и организация, ссылка 6; Еврейский отдел, ссылка 7; и структура Советского Союза, ссылка 8
  
  народные демократии: в Восточной Европе
  
  Семья Перепрыгиных,
  
  Пермь: военная катастрофа в,
  
  Первухин, Михаил,
  
  Пестковский, Станислав,
  
  Петр I (Великий), царь,
  
  Петков, Никола
  
  Петроград см. Санкт-Петербург
  
  Петров (фотограф)
  
  Петровский Г.И.
  
  Филби, Ким
  
  Пиłсудски, Йозеф,
  
  Пиотровский В.В.: По следам древних культур
  
  Платформа сорока шести
  
  Платонов, Андрей
  
  Платонов, Сергей,
  
  Плеханов, Георгий: влияние,; на Стокгольмской конференции (1905), ссылка 4; Сталин критикует, ссылка 5; на Лондонской конференции (1907), ссылка 6; как мыслитель, ссылка 7
  
  Покровский, Михаил
  
  Польша: Сталин встречается с Лениным в, ссылка 1; независимость принята, ссылка 2; Война с Советским Союзом (1920), ссылка 3, ссылка 4; как потенциальный захватчик, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7; Сталин доминирует, ссылка 8; Сталин оказывает давление (1939), ссылка 9; Гитлер планирует завоевание, ссылка 10, ссылка 11; поражение от Германии (1939), ссылка 12; Советская частичная оккупация и режим в, ссылка 13; историческая враждебность к СССР, ссылка 14; послевоенное урегулирование, ссылка 15, ссылка 16, ссылка 17; Советское наступление в, ссылка 18 , ссылка 19; Послевоенные цели Сталина в, ссылка 20; выборы в, ссылка 21, ссылка 22; Временное правительство, ссылка 23; отказывается казнить Гомулку, ссылка 24; антисоветские демонстрации в, ссылка 25
  
  Поляки (этнические): убиты во время Большого террора
  
  Полетаев, Николай
  
  Польская коммунистическая партия: Сталин преследует изгнанников
  
  Политбюро: и Гражданская война, ссылка 1; и национальный вопрос, ссылка 2; состав и единство в, ссылка 3; Каменев возглавляет после смерти Ленина, ссылка 4; внутренние фракции и споры, ссылка 5, ссылка 6; и агрессивная аграрная политика Сталина, ссылка 7; и нехватка зерна, ссылка 8; одобряет ликвидацию кулачества, ссылка 9; власть и статус, ссылка 10; количество членов, ссылка 11; и марксистский идеализм, ссылка 12; и подавление оппонентов, ссылка 13; по Конституции 1936 года, ссылка 14; обращение с казахами и украинцами, ссылка 15 ; санкционирует чистку антисоветских элементов, ссылка 16; Сталинские чистки, ссылка 17; реформы, ссылка 18; и сталинский внешняя политика, ссылка 19, ссылка 20, ссылка 21, ссылка 22, ссылка 23, ссылка 24; о приходе Гитлера к власти, ссылка 25; и нацистско-советский пакт (1939), ссылка 26; Сталин манипулирует членами, ссылка 27, ссылка 28; и преемственность Сталина, ссылка 29
  
  Попков, Стр. 235;тр
  
  Попов, Николай
  
  народные фронты,
  
  Порт-Артур,
  
  Поскрëбышев, Александр,
  
  Поспелов П.Н.
  
  Постышев, Стр. 235;тр
  
  Потсдамская конференция (1945),
  
  ПОУМ (испанская партия),
  
  Пражская конференция (1912)
  
  Правда (газета): основана, ссылка 1; Сталин пишет для, ссылка 2, ссылка 3; Молотов и Шляпников редактируют, ссылка 4; и национальный вопрос, ссылка 5; Сталин назначен в редакционный совет, ссылка 6, ссылка 7; Сталин отказывается от редакторства, ссылка 8; о смерти Нади Аллилуевой, ссылка 9, ссылка 10; и пакт о ненападении с Германией (1939), ссылка 11; репортажи о войне, ссылка 12; культовые сочинения о Сталине, ссылка 13, ссылка 14, ссылка 15, ссылка 16; очерняет западных лидеров, ссылка 17; о заговоре врачей, ссылка 18; ограничивает посмертное восхваление Сталина, ссылка 19; готовит хвалебную редакционную статью о Сталине, ссылка 20
  
  Преображенский, Евгений: призывает к общеевропейской революции, ссылка 1; симпатизирует Троцкому, ссылка 2, ссылка 3; выступает против назначения Сталина Генеральным секретарем, ссылка 4; критикует экономическую политику, ссылка 5; труды, ссылка 6; союзники со Сталиным, ссылка 7
  
  Президиум (большевистская партия): создано внутреннее бюро, ссылка 1; и инсульт Сталина, ссылка 2; и преемственность Сталина, ссылка 3
  
  Прокофьев, Сергей
  
  Пролетарий (журнал)
  
  Пролетарии Брдзола (журнал),
  
  пролетариат, диктатура,
  
  Просвещение (журнал)
  
  Временное правительство (русское): сформировано (1917), ссылка 1; Оппозиция Русского бюро, ссылка 2; Ленин требует свержения, ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5; правление и реформы, ссылка 6, ссылка 7; и ведение Первой мировой войны, ссылка 8; распад, ссылка 9; непопулярность, ссылка 9, ссылка 10; конфликт с большевиками, ссылка 11
  
  Пруссия: советское господство в
  
  Przewalski, Nikolai
  
  Восстание Пугача (1773-5)
  
  Пушкин, Александр,
  
  Путин, Владимир,
  
  Пятаков, Георгий,
  
  Пятницкий, Осип,
  
  Казбеги, Александр: Отцеубийство ,
  
  Рабочий путь (газета)
  
  Радек, Карл: и война с Польшей, ссылка 1; пытались, ссылка 2
  
  Радзинский, Эдвард
  
  Райк, László
  
  Раковский, Кристиан,
  
  Рамишвили, Исидор,
  
  Рамзин, Леонид
  
  Рапалльский договор (1922),
  
  Раппопорт, Яков
  
  Распутин, Григорий
  
  Красная армия: начало, ссылка 1; в гражданской войне, ссылка 2; поражение в Перми, ссылка 3; Ленин предлагает действия в Европе, ссылка 4; победы в гражданской войне, ссылка 5; и европейская стратегия Ленина, ссылка 6; в войне против Польши (1920), ссылка 7, ссылка 8; осуществляет контроль над отдаленными регионами, ссылка 9; завоевывает Грузию (1921), ссылка 10; полномочия, ссылка 11; и экономическое развитие, ссылка 12; угрожает судом командирам, ссылка 13; подавляет крестьянские восстания, ссылка 14; ненависть к коллективизации, ссылка ссылка 15; кампания против религии, ссылка 16; сотрудничество с немецкой армией, ссылка 17; усиление на Дальнем Востоке, ссылка 18, ссылка 19; и нацистская угроза, ссылка 20; и Гражданская война в Испании, ссылка 21; столкновение с японцами, ссылка 22; Выступления Сталина (1941), ссылка 23; восстановление после первого нападения Германии, ссылка 24; военнопленные, ссылка 25, ссылка 26, ссылка 27, ссылка 28; призыв на военную службу, ссылка 29; политика выжженной земли, ссылка 30, ссылка 31; стратегия против немцев, ссылка 32, ссылка 33, ссылка 34; потери под Сталинградом, ссылка 35; Победа на Курской дуге, ссылка 36; продвижение немцев на запад, ссылка 37; призыв в восточно-центральной Европе, ссылка 38; и западная Союзники, ссылка39; заключительное наступление, ссылка40; бездействие при Варшавском восстании, ссылка41; безудержное поведение при наступлении в Европе, ссылка42; опыт западных цивилизация, ссылка 43; оккупация Восточной Европы; переименованная советская армия, ссылка 46; Сталин видит угрозу, ссылка 47
  
  Реденс, Станисłав,
  
  Reisner, M.A.
  
  религия: преследуемый,
  
  Renner, Karl
  
  Военно-революционный совет,
  
  Резников (осведомитель)
  
  Ли, Сын Ман
  
  Ribbentrop, Joachim von,
  
  Рига
  
  Правый уклон,
  
  Robespierre, Maximilien
  
  Родионов, Михаил
  
  Родзаевский, Константин
  
  Родзянко, Михаил
  
  Рöхм, Эрнст
  
  Рокоссовский, маршал Константин,
  
  Румыния: как потенциальный захватчик СССР,; Сталин добивается, ссылка 3; Советские требования, ссылка 4; войска в СССР, ссылка 5; и панславизм, ссылка 6; СССР требует репараций от, ссылка 7, ссылка 8; коммунистический режим в, ссылка 9; отстранение монархии, ссылка 10
  
  Рузвельт, Франклин Д.: осуждает нацистские зверства, ссылка 1; Сталин развлекает, ссылка 2; встречается со Сталиным в Тегеране, ссылка 3; вещает, ссылка 4; сотрудничает со Сталиным, ссылка 5; Встречается с Черчиллем, ссылка 6; согласовывает поставки в СССР в военное время, ссылка 7; отношения со Сталиным, ссылка 11; и послевоенное европейское урегулирование, ссылка 12, ссылка 13; на Ялтинской конференции, ссылка 14; просит Организацию Объединенных Наций, ссылка 15; смерть, ссылка 16, ссылка 17; и возможный захват Берлина, ссылка 18; обязательства перед Сталиным, ссылка 19
  
  Розанов, Владимир,
  
  Рудзутак, Ян
  
  Рухимович, Моисей
  
  Россия (после 1991 года): условия, ссылка 1; см. также Советский Союз
  
  Русское бюро Центрального комитета: разногласия в, ссылка 1; Сталин принят в, ссылка 2; приветствует возвращение Ленина, ссылка 3
  
  Российская империя: национальный вопрос в, ссылка 1; в Первой мировой войне, ссылка 2, ссылка 3, ссылка 4; народные волнения в, ссылка 5; и чувство государственности, ссылка 6, ссылка 7; см. также Временное правительство
  
  Русский язык: почитаемый, ссылка 1; Взгляды Сталина на, ссылка 2
  
  Русская православная церковь: подверглась нападению,; сохраняет некоторую автономию, ссылка 3; ограничения ослаблены во время войны, ссылка 4, ссылка 5; послевоенное положение, ссылка 6
  
  Российская социал-демократическая рабочая партия: в Грузии, ссылка 1; Кампании за "Искру", ссылка 2, ссылка 3; и этнические соображения, ссылка 4; Второй съезд партии (Брюссель и Лондон, 1903), ссылка 6; и народные волнения (1905), ссылка 7; Третий съезд партии (Лондон, 1905), ссылка 9; Четвертый съезд партии (Стокгольм, 1905), ссылка 11; Пятый съезд партии (Лондон, 1907), ссылка 15, ссылка 16; Большевистско-меньшевистские разногласия в, ссылка 17, ссылка 18; лидеры возвращаются в Швейцарию, ссылка ссылка 19; число членов, ссылка 20; Меньшевики исключены, ссылка 21; сформирован новый Центральный комитет, ссылка 22
  
  Российская Социалистическая Федеративная Республика
  
  (РСФСР): Конституция,; в составе Советской федерации, ссылки3, ссылки4, ссылки5; не имеет собственной коммунистической партии, ссылки6; и ленинградских амбиций, ссылки7
  
  Русские (этнические): повышенные,; Сталинские почести в конце войны, ссылка 4
  
  Русско-японская война (1904-5),
  
  Руставели, Шота,; Рыцарь в шкуре пантеры , ссылка 3, ссылка 4
  
  Рязанов, Дэвид
  
  Рыбин, А.И.
  
  Рыков, Алексей: Конференция демократического государства, ссылка 1; членство в Совнаркоме, ссылка 2; Ленин предлагает продвигать, ссылка 3; нападает на Сталина, ссылка 4; Сталин предлагает уйти в отставку, ссылка 5; поддерживает аграрную политику Бухарина, ссылка 6; Сталин предлагает уволить, ссылка 7; Сталин поносит, ссылка 8; сделал выговор, ссылка 9; судил, ссылка 10
  
  Рютин, Маремьян,
  
  Санкт-Петербург (когда-то Петроград; Ленинград): резня (1905), ссылка 1; Сталин действует в, ссылка 2; переименован в Петроград, ссылка 3; промышленные беспорядки в (февраль 1917), ссылка 5, ссылка 6; Советский союз, ссылка 7, ссылка 11, ссылка 12, ссылка 13; между февральской и Октябрьской революциями, ссылка 14; демонстрация протеста (июль 1917), ссылка 15, ссылка 16; Октябрьская революция, ссылка 17; переименован в Ленинград, ссылка 18; чистки НКВД, ссылка 19; Немцы угрожают и осаждают; предполагаемый заговор, ссылка 25; местный патриотизм в , ссылка 26
  
  Сахалин
  
  Самойлов, Ф.
  
  Сатурн, операция
  
  Сестры Шмидт: наследие Российской социал-демократической рабочей партии
  
  Schulenburg, Count Friedrich Werner von der
  
  наука: под контролем Сталина
  
  ‘кризис ножниц’,
  
  Себаг-Монтефиоре, Симон
  
  ‘второй фронт’,
  
  Серебряков, Леонид,
  
  Сергеев, Артем (приемный сын Сталина)
  
  Сергей, исполняющий обязанности Патриарха
  
  Шахтинский угольный разрез, бассейн Дона,
  
  Шамиль (исламистский повстанец),
  
  Шаумян, Степан,
  
  Шепилов Д.Т.
  
  Шевченко, Тарас
  
  Шляпников, Александр,
  
  Шнейдорович, доктор М.Г.
  
  Шолохов, Михаил,
  
  Шостакович, Дмитрий,
  
  показательные процессы; в послевоенной Восточной Европе, ссылка 6
  
  Шрейдер, А.
  
  Шумяцкий, Борис
  
  Шверник, Николай
  
  Сибирь: поставки зерна из, ссылка 1; см. также Туруханский район
  
  Симонов, Константин
  
  Сикейрос, Давид Альфаро
  
  Скларска Пореба, Польша,
  
  Скобелев, Михаил
  
  Скрипник, Николай
  
  Слáнский, Рудольф
  
  Словакия: репарации СССР,
  
  Смилга, Иван,
  
  Смирнов, А.П.,
  
  Смирнов, Иван,
  
  Смольный институт, Петроград,
  
  Смирба, Хашим
  
  Снесарев, Андрей,
  
  Сочи,
  
  Социал-федералисты
  
  социализм: как марксистский идеал
  
  ‘социализм в одной стране’,
  
  Социалисты-революционеры: высмеивают Сталина; мало привлекательны на Кавказе, ссылка 3; лидеры возвращаются в Швейцарию, ссылка 4; выступают против Керенского, ссылка 5; и Конференции демократического государства, ссылка 6; поддерживают Временное правительство; отказываются от Второго съезда Советов; как потенциальные соперники; арестованы и приговорены, ссылка 11
  
  Сокольников, Григорий,
  
  Соломин В.Г.
  
  Сольвычегодск,
  
  Sorge, Richard
  
  Социал-демократ (газета)
  
  Суварин, Борис
  
  Советский Союз: изоляция; федеративное устройство; принятый титул (Союз Советских Социалистических Республик); и угроза внешнего вмешательства; и автономные республики; экономическое развитие; современность в; права граждан в; Конституции: (1924); (1936); и государственность; политическое покровительство и клиентские группы; исключен из Лиги Наций; внешняя политика; производство вооружений; признание США; пакт о ненападении с нацистской Германией (1939); Зимняя война с Финляндией; Гитлеровские планы нападения; немецкое вторжение (операция "Барбаросса"); немецкие завоевания и продвижение в; политика выжженной земли военного времени; экономическая организация и производство военного времени; поддержка западных союзников; беженцы военного времени в; национальный гимн; подчеркнутый патриотизм; поставки западных союзников в; победа над Германией; послевоенная мощь; человеческие и материальные потери в войне; послевоенный режим и репрессии; девальвация и восстановление экономики; студенческие волнения в; послевоенные отношения с западными союзниками; и начало холодной войны; и политика сдерживания Запада; разработка ядерного оружия; коррупция и плохое управление в; враждебность к Западу; исключение иностранного влияния; реформы после Смерть Сталина; крах (1991); тоталитаризм в; см. также Россия (после 1991)
  
  Совет рабочих и солдатских депутатов (Петроград)
  
  советы: сформированы; как источник власти
  
  совхозы (коллективные хозяйства)
  
  Совнарком (Совет народных комиссаров): состав; роль Сталина в; и национальный вопрос; и контроль Госплана над экономикой; переименованный Совет министров; см. Также Совет министров
  
  Испания: еврокоммунизм в
  
  Спандарян, Сурен,
  
  Гражданская война в Испании,
  
  Коммунистическая партия Испании
  
  специалисты: Враждебность Сталина к,; судимому; и стахановскому движению; Орджоникидзе защищает
  
  Стаханов, Алексей
  
  Стахановцы
  
  СТАЛИН, Иосиф
  
  
  ХАРАКТЕРИСТИКИ: репутация и имидж; начитанность; психическое состояние; культивирует примирительные манеры; мстительность; бунтарство в семинарии; замкнутость; умение произносить речи; физическую храбрость; любовь к детям; как мыслитель и теоретик; потребность доминировать; неотесанные манеры; шутки и мимикрия; подозревает заговоры и интриги; обида и чувство недооцененности; нетерпимость на заседаниях Совнаркома; превосходит соперников на партийных собраниях; практика конспирации; лидерские качества; флирт; дает деньги нищим; отсутствие интересов вне политики; национальная идентичность; поведение как правителя; психические процессы и моральные ценности; многогранный характер; курение; личная строгость; соперничество с Гитлером; отдаленность от общественности во время войны; манеры общения с коллегами и подчиненными; отчужденность от послевоенных условий; повседневная рутина; интеллектуальные интересы; гордость за советские достижения; непредсказуемость в старости
  
  ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ: дата рождения; официальная биография (1938); крещен, ссылка 4; слухи о незаконном происхождении, ссылка 5; детство и воспитание, ссылка 6; оспа в детстве, ссылка 7; учеба в школе; работает на Тбилисской обувной фабрике; отношение к отцу; пострадал в аварии с экипажем, ссылка 14; юность в Гори, ссылка 15; принимает имя Коба; был свидетелем повешения в Гори, ссылка 18; посещает Тифлисскую духовную семинарию; изучает русский язык, ссылка 22; пение; знание древнегреческого языка; ранняя поэзия на грузинском; покидает Тифлисскую семинарию , ссылка 34; отказывается от религиозной веры, ссылка 35; работает в Физической обсерватории в Тбилиси, ссылка 36; одевается; в бегах в Тбилиси; в Батуми, ссылка 44; содержится в тюрьме; журналистика и писательская деятельность; ссылки в Сибирь; внешность; ухаживание и женитьба на Кетеван, ссылка 61; рождение детей; и смерть жены Кетеван; посещает Берлин, ссылка 66; отношение к евреям; начинает писать по-русски, ссылка 72; изучает эсперанто, ссылка 73; сексуальные завоевания и незаконнорожденные дети; переезжает в Вологду; принимает псевдоним Сталин, ссылка 78; сбегает в Санкт-Петербург, ссылка 79; в Вене; рыбачит, ссылка 81; отклонен на военную службу, ссылка 82; возвращается в Петроград (1917); скрывается у Аллилуевых в Петрограде; бреется бороду и усы Ленина, ссылка 85; правки Рабочий поставил ; брак с Надеждой Аллилуевой; аппендицит; проблемы со здоровьем и лечение; вновь посещает Грузию (1921); издевается над Крупской; Крупская смягчает отношение к; критикуется за неадекватный русский язык; брачные отношения; перенимает искусство ëм. Сергеева, ссылка 106; диету; дома и семейную жизнь; праздники; охоту; совершенствует языки и изучает марксистскую философию; непопулярность; соображения личной безопасности, ссылка 120; и самоубийство и похороны Нади; строит новую дачу в Кунцево; развлечения; культурные ценности и реформы; социалистические идеалы; и фильмы; сопровождает Светлану в поездке на метро, ссылка 131; избегает контактов общение с людьми; писательство; биографии; остается в Москве военного времени; отношения с сыновьями и дочерью; посылает деньги бывшим друзьям-грузинам; плохое самочувствие на войне; пьянство; общественная жизнь с друзьями-мужчинами; и женщинами, ссылка 147; игра в бильярд; лесть Запада; использование прозвищ, ссылка 151; отношения с Черчиллем и Рузвельтом, ссылка 152; переписка с Аланом Бруком; и смерть Рузвельта, ссылка 154; послевоенное общественное мнение; опубликованное собрание сочинений; смерть; преследование членов семьи; празднование семидесятилетия, ref161; Пренебрежительное отношение Запада к; лингвистике; недоверие к врачам; здоровье упадок сил; развлекался в пожилом возрасте; праздновал семьдесят третий день рождения; перенес инсульт; документы о вскрытии утеряны; забальзамирован; похороны; коллекция книг рассеяна после смерти; перезахоронен под Кремлевской стеной
  
  ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ: Хрущев осуждает; действует в рамках советской системы; выступает против; принимает марксизм в Тбилиси; подозревается в том, что он агент Охранки; революционная деятельность в Грузии; распространяет "Кредо" по возвращении в Тбилиси; и национальный вопрос; приверженность большевизму; посещает Четвертый съезд партии (Стокгольм, 1905), ссылка 37; в Лондоне на съезде партии 1907, ссылка 38; выдающийся грузинский большевик; арестован в Баку и заключен в тюрьму, ссылка 41; обвиняется в организации вооруженных ограблений; Ленин со- входит в состав Центрального комитета; арестован (1912) и отправлен в Нарымский округ; выдает провозглашение (первомай 1912), ссылка 49; Восхваляет Ленина; встречается с Лениным в Польше; повторно арестован (1913), ссылка 53; ставит под сомнение политику Ленина; первоначальная поддержка временного правительства; по возвращении из ссылки ему отказали в месте в Русском бюро; принят в Русское бюро; отношение к меньшевикам; следует руководству Ленина; отношение к Первой мировой войне, ссылка 71; избран в Центральный комитет на апрельской конференции 1917 года; на Шестом съезде партии (1917); Партийная работа в Петрограде; политика "социализма в одной стране"; поддерживает революционную политику Ленина, ссылка 82 ; в Исполнительном комитете Петрограда Советский; вражда с Троцким; и действия Керенского против большевиков, ссылка 96; роль и положение в Центральном Комитете; деятельность в Октябрьской революции, ссылка 98; улучшенная репутация и признание; Ленин пользуется благосклонностью; как народный комиссар по делам национальностей; помогает разрабатывать Конституцию РСФСР; выступает и практикует государственное насилие и диктатуру; и революционную деятельность за границей; претендует на полную военную власть в Поволжье; поддерживает сепаратный мир в Первой мировой войне; назначен закупать зерно (1918); в Гражданской войне; официальные назначения и деятельность; и война с Польшей; угрожает отставка; подвергся критике на ДЕВЯТОЙ партийной конференции; поддерживает Ленина в споре с Троцким по поводу профсоюзов, ссылка 137; Ленин просит обеспечить контроль над партийным аппаратом; назначен генеральным секретарем партии; внешняя политика; поддерживает НЭП; взгляды Ленина и отношения с ним; спорит с умирающим Лениным; выступает за доминирование РСФСР над республиками; и признание прибалтийских республик; и расселение народов Кавказа; и образование автономных республик; в Завещании Ленина; Каменев и Зиновьев защищают и поддерживают; доклады на 12-м съезде партии; Зиновьев выступает против; на Тринадцатой партийной конференции; организует похороны Ленина; поощряет культ Ленина, ссылка 170; избегает чтения Завещания Ленина на 13-м съезде партии, ссылка 171; выступает с докладами на 13-м съезде партии, ссылка 172; просит освободить его от должностей; собирает сторонников; побеждает левую оппозицию; в спорах Политбюро с Зиновьевым и Каменевым; излагает программу и цели, ссылка 178; побеждает объединенную оппозицию; и НЭП; отказывается от НЭПА; агрессивной аграрной политики; и коллективизации; форсированной индустриализации; организует суд над Шахтинские инженеры и специалисты; приспосабливается к переменам; радикально меняет политику; подавляет ‘антисоветские’ группы; провозглашает патриотизм; деспотизм в правлении; должность генерального секретаря; недоверие фракционным группам; требует смертной казни для противников; цели и идеалы; и промышленные беспорядки; доминирует в экономической политике; почти исключен на 17-м съезде партии; и убийство Кирова; устраняет противников; следит за новой конституцией (1935-6); ненавистью крестьян к; и советским патриотизмом; назначениями и продвижениями функционеров; угрожает уничтожить враги государства, ссылка 304; комментарии к ленинскому Материализм и эмпириокритицизм ; подстрекает и руководит Большим террором; культ и общественный имидж; доминирование; переназначенный секретарь Центрального комитета партии; попытки искоренить политическое покровительство; и довоенная Германия, ссылка 313; вмешивается в гражданскую войну в Испании; этнические депортации и казни; и деятельность коммунистической партии за рубежом; попытки сближения с нацистской Германией; и война на Дальнем Востоке; и убийство Троцкого; получает сообщения из иностранных источников, ссылка 320; и пакт о ненападении с Германией (1939; присоединение прибалтийских республик; и зимняя война в Финляндии; и военные успехи Германии на Западе; и Немецкая угроза; застигнут врасплох немецким вторжением в СССР; восстанавливает контроль после немецкого вторжения; как верховный главнокомандующий в войне с Германией, ссылка328; отступает в первые дни войны; стратегия военного времени; зверства немцев; приказывает не отступать под Сталинградом; сотрудничает с командующими военного времени, ссылка340; и победа под Сталинградом, ссылка341; выступает за крупное наступление после Сталинграда; и ведение войны после Курска; смягчает культурные правила на войне, ссылка344; уступки церкви военного времени; роспуск Коминтерна; изменения политики военного времени, ссылка347; поощряет Славянофилия; вещает нации после начала войны; избегает боевых действий на фронте войны; Советуется с западными союзниками, ссылка 401; посещает конференции с Черчиллем и Рузвельтом; требует от союзников открыть второй фронт; и послевоенное европейское урегулирование, ссылка 405; и Варшавское восстание; и взятие Берлина; оправдывает жестокости Красной армии; на Потсдамской конференции; знание атомной бомбы США; передачи о победе над Германией; празднование победы (1945); мнение мировых лидеров; осознание послевоенной неудовлетворенности; сопротивляется послевоенным реформам; послевоенная внешняя политика ; политика сосуществования; поддерживает восток Европейские территории; и политика Трумэна; и разработка советской атомной бомбы; отношение к Китаю и Мао; контроль над странами Восточной Европы; кампания против Тито; и ‘народные демократии’ в Восточной Европе; манипулирует и унижает коллег; достигает разведданных и информации; назначает ‘кураторов’; послевоенный политический контроль; ретроспективный взгляд на войну; и Корейская война; беспокойство за Италию и Францию; исключает иностранное влияние; идеологическая мотивация; вопрос о преемственности; чистки евреев; реорганизация партийной структуры на Девятнадцатом конгрессе; репутация после смерти; оценка достижений
  
  РАБОТЫ: "Анархизм или социализм"; "Головокружение от успеха"; Экономические проблемы социализма в СССР ; Основы ленинизма ; История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): краткий курс ; Марксизм и национальный вопрос (ранее Национальный вопрос и социал-демократия); Марксизм и проблемы языкознания ; По вопросам ленинизма (или проблемам ленинизма)
  
  Сталинские премии
  
  Сталин, Василий (сын Сталина): рождение; воспитание; о грузинском происхождении отца; сопровождает сестру Светлану в метро; военная служба; отношения с отцом; поведение; опозорен после смерти Сталина
  
  Сталин, Якоб (сын Сталина от Кетеван) см. Джугашвили, Якоб
  
  Сталинград: битва за,; см. также Царицын
  
  Старостин, Михаил
  
  Государственный комитет обороны: предложение, ссылка 1; полномочия, ссылка 2; Сталин в
  
  Ставка (Верховное командование военного времени): сформирована; стратегия; совещания, реф6; разногласия в
  
  Sten, Jan
  
  Степанов, генерал
  
  Стокгольм: визиты Сталина (1905)
  
  Столыпин, Стр. 235;тр
  
  Строев, лейтенант. Pëtr
  
  Струве, Стр. 235;тр
  
  Суханов, Николай
  
  Сухова, Татьяна
  
  Султан-Галиев, Мирза Саид
  
  Верховное командование см. Ставка
  
  Сурин, Семëн
  
  Суворов, Александр
  
  Suvorov, S.A.
  
  Сванидзе, Мария,
  
  Сванидзе, Александр (брат Кетеван),
  
  Сванидзе, Александра
  
  Сванидзе, Кетеван см. Джугашвили, Кетеван
  
  Университет имени Свердлова: Сталин читает лекции в
  
  Свердлов, Яков: со Сталиным в Нарыме; попытка побега; в ссылке со Сталиным в Туруханском округе; возглавляет секретариат Центрального комитета; Партийная работа в Петрограде; поддерживает революционную политику Ленина; и национальный вопрос; поддерживает сепаратный мир в Первой мировой войне; престиж; и революции за рубежом; смерть; Надя Аллилуева просит лучшего размещения от, ссылка 14
  
  Сырцов, Сергей
  
  Тайвань
  
  Тамбовская губерния
  
  Конференция в Тампере (Финляндия, 1905),
  
  Тарле, Евгений,
  
  Татаро-Башкирская Республика
  
  Татары
  
  Тбилиси: местоположение и статус,; Отец Сталина работает в, ссылки 3, ссылки 4; Сталин работает в, ссылки 5; Сталин посещает семинарию в, ссылки 6, ссылки 7, ссылки 8; расовый / культурный состав, ссылки 9; Сталин покидает семинарию, ссылки 10; Сталин работает в физической обсерватории, ссылки 11; Сталин выступает на собраниях (1921), ссылки 12
  
  Тегеранская конференция (1943),
  
  Тер-Петросян, Семин (‘Камо’),
  
  террор см. Большой террор
  
  Торез, Морис,
  
  Тифлис увидеть Тбилиси
  
  Тихонов, Александр
  
  Тиль, Катерина
  
  Тимашук, доктор Лидия,
  
  Журнал Time: называет Сталина человеком года,
  
  Тимошенко, заместитель генерального секретаря: назначен главой Народного комиссариата обороны; планирует упреждающее наступление на Германию; и немецкое вторжение в СССР; опровергает разведданные о Германии, ссылка 4; возглавляет Ставку (Верховное командование), ссылка 5; при обороне Москвы, ссылка 6; рассматривает возможность вывода войск из Киева, ссылка 7
  
  Тито, Иосип Броз,
  
  Титвинидзе, М.
  
  Togliatti, Palmiro,
  
  Толмачев, Владимир,
  
  Толстой, Алексей
  
  Толстой, граф Лев: Хаджи-Мурат
  
  Томский, Михаил,
  
  Товстуха, Иван, ссылка 1; биографический очерк Сталина, ссылка 2
  
  тракторы: поставка,
  
  профсоюзы: нападки Троцкого,
  
  Закавказская федерация,
  
  Третьяков, А.Ф.
  
  Триест
  
  Троцкий, Лев: высмеивает Сталина; возглавляет Санкт-Петербургский совет (1905); как мыслитель; критикует Сталина; произносит речи; арестован; возвращается в Центральный комитет; революционная политика; вражда со Сталиным; порочит Сталина как маргинала; исключен из заданий Центрального комитета; военная роль в Октябрьской революции; формирует Совнарком; выступает против коалиции с другими социалистическими партиями; как народный комиссар по внешним связям; отношение Ленина к; контролирует фонды, ссылка 36; Ленин затмевает; и революционная война за пределами России, ссылка 38; и сепаратный мир в Первой мировой войне. Мировая война; убит; как народный комиссар по военным делам; выступает за государственный террор; и деятельность Сталина в Царицыне; верит в заговоры; поддерживает Ленина как главу Красной Армии, ссылка 51; безразличие к партии; публичные выступления; и войну 1920 года с Польшей; в Гражданской войне; нападает на профсоюзы; теряет расположение Ленина; подавляет Кронштадтский мятеж; ссора с Молотовым, ссылка 62; административные обязанности; и ухудшение здоровья Ленина; возобновленный союз с Лениным; и политику Сталина по национальному вопросу, ссылка 66; в Завещании Ленина, ссылка 67; откровенность с Лениным ; на Двенадцатой Вечеринке Съезд; непопулярность в партии; назначен в Оргбюро; выступает против НЭПА; о ‘кризисе ножниц’; пропускает похороны Ленина; подвергся нападкам на Тринадцатой партийной конференции; Еврейство; как лидер-соперник Сталина; требует промышленного роста; поражение; труды; и социализм в других странах; Сталин и Бухарин выступают против; в объединенной оппозиции; исключен из Центрального комитета; и экономическая реформа; высмеивает международную политику Сталина; и спор Сталина с Лениным в 1922 году; как продолжающуюся угрозу; Сталин поносит; изгнание и депортация; и культура; оскорбляется; сторонники арестованы; обвиняется антисоветских действий; пишет воспоминания; пропагандирует на основе компетентности; Ворошилов порочит; и всемирную социалистическую революцию; обвиняет Сталина в предательстве Октябрьской революции; Сталин преследует; и Четвертый интернационал; Искусство и революция ; Уроки Октября; ‘Новый курс’
  
  Трумэн, Гарри С.: преемник Рузвельта; на Потсдамской конференции; и применение ядерного оружия; и поражение Японии; Сталин не впечатлен; принимает сосуществование; не доверяет советским намерениям; политика в отношении СССР; и холодная война; невмешательство в восточную Европу; очернение в СССР; и Корейская война; посылает Coca-Cola Сталину; выражает соболезнования в связи со смертью Сталина
  
  Царицын (позже Сталинград; затем Волгоград): Сталин закупает зерно и ведет войну в,; переименован в Волгоград; см. Также Сталинград, битва за
  
  Tsereteli, Giorgi
  
  Церетели, Ираклий
  
  Цхакая, Миша,
  
  Цусимское сражение (1905)
  
  Такер, Роберт,
  
  Тухачевский, Михаил: в войне против Польши; Сталин подозревает в заговоре; арест и казнь,
  
  Туполев, Андрей
  
  Турция: как потенциальный захватчик СССР; поддерживает национальное освобождение в колониях; Сталин предъявляет территориальные требования к
  
  Туруханский район, Сибирь,
  
  Угланов, Николай
  
  Украина: враждебность к России, ссылка 1; предлагается самоуправление, ссылка 2, ссылка 3; региональная власть (Рада), ссылка 4; Немцы оккупируют, ссылка 5; Вторжение Пруссии, ссылка 6; Угроза Врангеля, ссылка 7; и автономизация, ссылка 8; создание советского государства, ссылка 9; договор с РСФСР, ссылка 10; государственность, ссылка 11, ссылка 12; нехватка зерна и квоты, ссылка 13, ссылка 14, ссылка 15, ссылка 16, ссылка 17; депортация поляков, ссылка 18; голод, ссылки 19, ссылка 20, ссылка 21, ссылка 22; предполагаемый геноцид в, ссылка 23; закрытые границы, ссылка 24; Планы интеграции Сталина в, ссылка 25; Захват немцами, ссылка 26; разграблен немцами, ссылка 27, ссылка 28; Неудачное советское наступление в (1942), ссылка 29; сопротивление советской власти в, ссылка 30, ссылка 31, ссылка 32; послевоенные условия, ссылка 33; инакомыслящие, отправленные в Гулаг, ссылка 34
  
  Украинская автокефальная церковь
  
  Улам, Адам
  
  Ульрих, Василий
  
  Ульянова, Мария (сестра Ленина),
  
  Незабываемый 1919 год (фильм)
  
  Союз писателей
  
  Единый фронт
  
  Организация Объединенных Наций,
  
  Объединенная оппозиция,
  
  Соединенные Штаты Америки: экономическое развитие, ссылка 1; внешняя политика, ссылка 2; дипломатическое признание СССР, ссылка 3; Сталин поощряет коммерческие отношения с, ссылка 4; поставки в СССР в военное время, ссылка 5, ссылка 6, ссылка 7; отношения с союзниками в военное время, ссылка 8; разрабатывает атомную бомбу, ссылка 9; послевоенная мощь и влияние, ссылка 10, ссылка 11, ссылка 12; Сталин подозревает послевоенную враждебность, ссылка 13; Сталин добивается государственного займа от, ссылка 14; политика сдерживания в отношении СССР, ссылка 15; и холодная война, ссылка 16; враждебность советского союза к , ссылка 17; и Корейская война, ссылка 18; Взгляды Сталина на политическая экономия в, ссылка 19; Советские послесталинские отношения с, ссылка 20
  
  Уран, операция
  
  Уратадзе, Григол,
  
  СССР см. Советский Союз
  
  Устинов, маршал Д.Ф.
  
  Валединский, доктор Иван
  
  Варга, Джено,
  
  Василевский, генерал Александр,
  
  Ватутин, генерал Николай
  
  Вавилов, Николай
  
  Верещагин И.
  
  Верещак, Семëн,
  
  Версальский мирный договор (1919),
  
  Вена: Сталин в
  
  Виноградов, доктор Владимир,
  
  Виппер, Р.
  
  Владимир, архиепископ, экзарх Грузии
  
  Власик, Николай,
  
  Власов, лейтенант.-Генерал Андрей
  
  Поволжье: коллективизация в
  
  Волга! Волга! (фильм)
  
  Волгоконов, Дмитрий
  
  Володичева, Мария,
  
  Вологда
  
  Добровольческая армия (Белая русская)
  
  Воронцов-Дашков И.И.
  
  Ворошилов, Климент: посещает съезд партии 1905 года (Стокгольм), ссылка 1; поддерживает Сталина в Поволжье, ссылка 2, ссылка 3; встречается с Бухариным, ссылка 4; союзники со Сталиным, ссылка 5; и аграрная политика, ссылка 6; предлагает Сталину возглавить Совнарком, ссылка 7; в качестве доверенного лица Сталина, ссылка 8; по слухам, убил Сталина, ссылка 9; развлекает, ссылка 10, ссылка 11, ссылка 12, ссылка 13; унижает оппонентов, ссылка 14; спорит с Пятницким, ссылка 15; участвует в Большом терроре, ссылка 16; и падение Ежова, ссылка 17; связь со Сталиным, ссылка 18; и финская война, ссылка 19; при вторжении Германии в СССР, ссылка 20; в Ставке военного времени, ссылка 21; и поведение о войне, ссылки 22, ссылки 23; пение со Сталиным, ссылки 24, ссылки 25; и смерть Сталина, ссылки 26
  
  Восторгов, протоиерей Иоанн
  
  Вознесенский, Николай: и ведение войны, ссылка 1; противостояние Сталину, ссылка 2, ссылка 3, ссылка 4; ответственность на войне, ссылка 5; повышение в Политбюро, ссылка 6; расстрел, ссылка 7
  
  Вышинский, Андрей,
  
  Крах Уолл-стрит (1929),
  
  Военный коммунизм,
  
  Варшава: в войне 1920 года, ссылка 1; восстание (1944), ссылка 2
  
  Вебер, Макс
  
  Веймарская республика
  
  Беломорско-Балтийский канал,
  
  колдовство
  
  Витте, граф Сергей
  
  Рабочая оппозиция,
  
  Рабоче-крестьянская инспекция (Рабкрин): Сталин возглавляет,
  
  Первая мировая война (1914-18): начало, ссылка 1; участие России в, ссылка 2, ссылка 3, ссылка 4, ссылка 5; поведение, ссылка 6, ссылка 7; Взгляд Сталина на, ссылка 8
  
  Врангель, генерал Пëтр,
  
  Ксенофонтов, Ф.
  
  Ягода, Генрих,
  
  Якир, маршал Иона
  
  Якубов, Камиль
  
  Ялтинская конференция (1945),
  
  Ярославский, Емельян,
  
  Ефимов, Борис
  
  Егоров, маршал Александр
  
  Егорова, Наталья
  
  Ельцин, Борис: открывает архивы, ссылка 1; осуждает Сталина, ссылка 2
  
  Еременко, генерал Андрей
  
  Ермолов, генерал
  
  Евдокимов Е.Г.
  
  Евдомиков, профессор (врач-стоматолог)
  
  Ежов, Николай: злобность,; возглавляет НКВД, ссылки 3, ссылки 4; и нападение на Бухарина, ссылки 5; свидетельствует о существовании антигосударственных организаций, ссылки 6; в условиях Большого террора, ссылки 7; Сталин просит предотвратить публикацию статей, ссылки 8; уволен из НКВД, ссылки 9; сексуальные эксцессы, ссылки 10, ссылки 11; арест и казнь, ссылки 12; подозревает сообщество польских эмигрантов, ссылки 13; выгоняет членов Коминтерна из Испании, ссылки 14
  
  Югославия: задерживает вторжение Гитлера в СССР; самоосвобождение от Германии, ссылка 3; коммунизм в, ссылка 4, ссылка 5; интерес Сталина к, ссылка 6; на Первой конференции Коминформа, ссылка 7; создает проблемы для Сталина, ссылка 8; враждебность советского союза к, ссылка 9; разрыв с СССР, ссылка 10; сближение с, ссылка 11, ссылка 12
  
  Захаров, Филипп
  
  Залуцкий, Стр. 235;тр
  
  Zamenhoff, Ludwig
  
  Засулич, Вера
  
  Збарский, Борис
  
  Зеленский, И.А.
  
  Жданов, Андрей: и закупки зерна, ссылка 1; и национальная идентичность, ссылка 2; во время Большого террора, ссылка 3; и вербовка функционеров, ссылка 4; классовое происхождение, ссылка 5, ссылка 6; связь со Сталиным, ссылка 7; в Прибалтике, ссылка 8; пьянство, ссылка 9; аккомпанирует Сталину на фортепиано, ссылка 10; на конференции в Скларской Поребе, посвященной созданию Коминформа, ссылка 11, ссылка 12; о "двух лагерях", ссылка 13, ссылка 14; в кампании против Тито, ссылка 15; во втором Коминформе Конференция, ссылка 16; выступает за укрепление власти партии, ссылка 17; статус и авторитет, ссылка 18; смерть, ссылка 19, ссылка 20; восхваляет югославов, ссылка 21
  
  Жданов Юрий: женится на Светлане
  
  Жемчужина, Полина (жена Молотова) см. Молотова, Полина
  
  Жириновский, Владимир
  
  Жирули, Георгий
  
  Жизнь национальностей (газета)
  
  Жордания, Ноэ,
  
  Жуков, маршал Георгий: командующий на Дальнем Востоке, ссылка 1; планирует войну с Германией, ссылка 2; и вторжение Германии в СССР, ссылка 3; опроверг разведданные о Германии, ссылка 4; о выздоровлении Сталина после немецкого вторжения, ссылка 5; в Ставке, ссылка 6; при обороне Москвы, ссылка 7, ссылка 8, ссылка 9; стратегия, ссылка 10, ссылка 11; назначен заместителем Верховного Главнокомандующего, ссылка 12; и оборона Сталинграда, ссылка 13; планирует контрнаступление, ссылка 14; награжден орденом Суворова, ссылка 15; о курении Сталина, ссылка 17; противостоит Сталину, ссылка 17; Сталин не доверяет, ссылка 18; об обучении Сталина военному делу, ссылка 19; окончательное наступление, ссылка 20, ссылка 21; и пауза Красной армии в Варшавском восстании, ссылка 22; и взятие Берлина, ссылка 23, ссылка 24; клянется выставить Гитлера напоказ в клетке, ссылка 25; ведет парад победы 1945 года, ссылка 26; Сталин подозревает и низводит, ссылка 27, ссылка 28
  
  Зиновьев, Григорий: характер, ссылка 1; контролирует ленинградскую прессу, ссылка 2; в Центральном комитете, ссылка 3, ссылка 4; интернационализм, ссылка 5; Ленин требует наказания, ссылка 6; поддерживает Сталина в национальном вопросе, ссылка 7; произносит речи, ссылка 8; скрывается, ссылка 9; просит вернуться к работе, ссылка 10; выступает против революционной политики Ленина, ссылка 11; статуса и славы, ссылка 12; еврейства; поддерживает сепаратный мир в Первую мировую войну, ссылка 19; в Гражданскую войну; и революции за рубежом, ссылка 21; поддерживает Ленина в спор между профсоюзами, ссылка 22; проблемы со здоровьем, ссылка 23; административное обязанности, ссылка 24; поощряет вооруженное восстание в Германии, ссылка 25; в Завещании Ленина, ссылка 26; защищает Сталина и сотрудничает с ним; и грузинский национализм, ссылка 29; возражает против амбициозности Сталина, ссылка 30; назначен в Оргбюро, ссылка 31; на похоронах Ленина, ссылка 32; не выдвигает против Сталина обвинений в завещании; побеждает левую оппозицию, ссылка 34; Сталин выступает против, ссылка 35; экономическая политика, ссылка 36; как потенциальный преемник Ленина, ссылка 37; выступает против Сталина и Бухарина; пишет о ленинизме, ссылка 41; уволен из Политбюро, ссылка 42; исключен из Центрального комитета, ссылка 43; и аграрная политика Бухарина, ссылка 44; как продолжающаяся угроза, ссылка 45; доказательства нелояльности Сталину, ссылка 46; арестован и приговорен, ссылка 47; о том, что Сталин использовал убийство Кирова, ссылка 48; признание и казнь, ссылка 49, ссылка 50; Ворошилов унижает
  
  Золя, Éмиля: Жерминаль
  
  Семья Зубаловых
  
  Зубалово (дача),
  
  Звезда (газета)
  
  Зюганов, Геннадий
  
  
  Таблички
  
  
  1. Вид на Горийскую крепость, снятый из города.
  
  2. Мать Сталина Кетеван.
  
  3. Первая жена Сталина Кетеван Сванидзе.
  
  4. Балкон одного из домов, в которых вырос Сталин — над ним в 1930-х годах был возведен комплекс святилищ.
  
  5. Обувная фабрика "Манташ ëv" в Тбилиси. Когда-то это было место грязи и нищеты, теперь оно превращается в роскошные квартиры.
  
  6. Фасад Тифлисской духовной семинарии. В настоящее время это музей грузинской национальной культуры.
  
  7. Физическая обсерватория на Михайловской улице.
  
  8. Сталин в молодости. Эта фотография была сильно ‘улучшена’ сталинскими аэрографистами.
  
  9. Владимир Ленин. Сделанный в январе 1918 года, это был его первый официальный портрет после Октябрьской революции (и после того, как он отрастил бороду).
  
  10. Групповая фотография большевистских ссыльных в Туруханском районе Сталин в черной шляпе стоит сзади рядом со своим другом (в то время) Львом Каменевым. Яков Свердлов, щеголяющий пышной прической и в очках, сидит справа.
  
  11. Надежда Крупская.
  
  12. Лев Троцкий.
  
  13. Лев Каменев
  
  14. Григорий Зиновьев
  
  15. Николай Бухарин.
  
  16. Генеральный секретарь Сталин в 1924 году. Это был официальный портрет М. С. Наппельбаума.
  
  17. Вторая жена Сталина Надежда Аллилуева — Надя.
  
  18. Сталин обнимает дочь Светлану.
  
  19. Первый сын Сталина Якоб Джугашвили после взятия в плен вермахтом
  
  20. Сын Сталина Василий за штурвалом своего самолета.
  
  21. Сталин в 1932 году.
  
  22. ‘Трубка Сталина’. Дым клубится вокруг вредителей и кулаков. Рисунок В. Н. Дени появился в Правде 25 февраля 1930 года.
  
  23. Михаил Калинин, Лазарь Каганович, Серго Орджоникидзе, Сталин, Климент Ворошилов и Сергей Киров на праздновании пятидесятилетия Сталина.
  
  24. Анастас Микоян жестикулирует Максиму Горькому и Клименту Ворошилову.
  
  25. Сталин вместе с Вячеславом Молотовым.
  
  26. Линейный рисунок В. Н. Дени: Сталин стоит в позе наполеона на фоне современных промышленных сооружений и знамени Ленина на заднем плане.
  
  27. "Союзник Сталина": карикатура в Daily Telegraph, 6 октября 1939 года.
  
  28. Свадьба плутократов и большевиков": нацистская карикатура в Preussische Zeitung, 16 июля 1941 года. Еврей-хасид соединяет Сталина и Черчилля браком. За ними стоят Молотов и Галифакс.
  
  29. Рабочий стол Сталина в вагоне.
  
  30. Железнодорожный вагон Сталина FD 3878.
  
  31. Сталин, Рузвельт и Черчилль на Ялтинской конференции в феврале 1945 года.
  
  32. Generalissimus Stalin in 1945. Изображение скрывает изможденную реальность его внешности.
  
  33. Послевоенный плакат: Сталин пожимает руку военному офицеру. Подпись гласит: ‘Работайте так, чтобы получить благодарность товарища Сталина!’
  
  34. Послевоенный плакат, на котором дети с обожанием смотрят на Сталина и говорят: ‘Спасибо тебе, наш дорогой Сталин, за наше счастливое детство!’
  
  35. Дача Сталина на Холодной Реке, вид из сада.
  
  36. Киногалерея на даче "Холодная Речка".
  
  37. Бильярдный стол итальянского производства на даче "Холодная Речка".
  
  38. Лаврентий Берия.
  
  39. Георгий Маленков.
  
  40. Рабочий стол Сталина в Кремле. Сейчас он хранится в Музее Сталина в Гори.
  
  41. Вид через озеро Рица в сторону Кавказских гор. Дача Сталина находится посередине на дальнем берегу.
  
  42. Плакат: ‘Под руководством Великого Сталина. Вперед к коммунизму!’
  
  43. "Daily Worker" (Лондон) карикатура на смерть Сталина, 6 марта 1953 года. Вряд ли это изображение большого технического достижения.
  
  44. Скорбящие выстраиваются в очередь, чтобы отдать последние почести Сталину в Колонном зале Дома союзов.
  
  45. Посмертная маска Сталина.
  
  46. Храм Сталину, построенный над одним из домов его детства в Гори и вокруг него.
  
  47. Статуя Сталина, все еще стоящая в центре Гори.
  
  
  
  
  1. Вид на Горийскую крепость, снятый из города.
  
  
  2. Мать Сталина Кетеван.
  
  
  3. Первая жена Сталина Кетеван Сванидзе.
  
  
  4. Балкон одного из домов, в которых вырос Сталин — над ним в 1930-х годах был возведен комплекс святилищ.
  
  
  5. Обувная фабрика "Манташ ëv" в Тбилиси. Когда-то это было место грязи и нищеты, теперь оно превращается в роскошные квартиры.
  
  6. Фасад Тифлисской духовной семинарии. В настоящее время это музей грузинской национальной культуры.
  
  
  7. Физическая обсерватория на Михайловской улице.
  
  
  8. Сталин в молодости. Эта фотография была сильно ‘улучшена’ сталинскими аэрографистами.
  
  
  9. Владимир Ленин. Сделанный в январе 1918 года, это был его первый официальный портрет после Октябрьской революции (и после того, как он отрастил бороду).
  
  
  10. Групповая фотография большевистских ссыльных в Туруханском районе Сталин в черной шляпе стоит сзади рядом со своим другом (в то время) Львом Каменевым. Яков Свердлов, щеголяющий пышной прической и в очках, сидит справа.
  
  
  11. Надежда Крупская.
  
  
  12. Лев Троцкий.
  
  
  13. Лев Каменев
  
  
  14. Григорий Зиновьев
  
  
  15. Николай Бухарин.
  
  
  16. Генеральный секретарь Сталин в 1924 году. Это был официальный портрет М. С. Наппельбаума.
  
  
  17. Вторая жена Сталина Надежда Аллилуева — Надя.
  
  
  18. Сталин обнимает дочь Светлану.
  
  
  19. Первый сын Сталина Якоб Джугашвили после взятия в плен вермахтом
  
  
  20. Сын Сталина Василий за штурвалом своего самолета.
  
  
  21. Сталин в 1932 году.
  
  
  22. ‘Трубка Сталина’. Дым клубится вокруг вредителей и кулаков. Рисунок В. Н. Дени появился в Правде 25 февраля 1930 года.
  
  
  23. Михаил Калинин, Лазарь Каганович, Серго Орджоникидзе, Сталин, Климент Ворошилов и Сергей Киров на праздновании пятидесятилетия Сталина.
  
  
  24. Анастас Микоян жестикулирует Максиму Горькому и Клименту Ворошилову.
  
  
  25. Сталин вместе с Вячеславом Молотовым.
  
  
  26. Линейный рисунок В. Н. Дени: Сталин стоит в позе наполеона на фоне современных промышленных сооружений и знамени Ленина на заднем плане.
  
  
  27. "Союзник Сталина": карикатура в Daily Telegraph, 6 октября 1939 года.
  
  
  28. Свадьба плутократов и большевиков": нацистская карикатура в Preussische Zeitung, 16 июля 1941 года. Еврей-хасид соединяет Сталина и Черчилля браком. За ними стоят Молотов и Галифакс.
  
  
  29. Рабочий стол Сталина в вагоне.
  
  
  30. Железнодорожный вагон Сталина FD 3878.
  
  
  31. Сталин, Рузвельт и Черчилль на Ялтинской конференции в феврале 1945 года.
  
  
  32. Generalissimus Stalin in 1945. Изображение скрывает изможденную реальность его внешности.
  
  
  33. Послевоенный плакат: Сталин пожимает руку военному офицеру. Подпись гласит: ‘Работайте так, чтобы получить благодарность товарища Сталина!’
  
  
  34. Послевоенный плакат, на котором дети с обожанием смотрят на Сталина и говорят: ‘Спасибо тебе, наш дорогой Сталин, за наше счастливое детство!’
  
  
  35. Дача Сталина на Холодной Реке, вид из сада.
  
  
  36. Киногалерея на даче "Холодная Речка".
  
  
  37. Бильярдный стол итальянского производства на даче "Холодная Речка".
  
  
  38. Лаврентий Берия.
  
  
  39. Георгий Маленков.
  
  
  40. Рабочий стол Сталина в Кремле. Сейчас он хранится в Музее Сталина в Гори.
  
  
  41. Вид через озеро Рица в сторону Кавказских гор. Дача Сталина находится посередине на дальнем берегу.
  
  
  42. Плакат: ‘Под руководством Великого Сталина. Вперед к коммунизму!’
  
  
  43. "Daily Worker" (Лондон) карикатура на смерть Сталина, 6 марта 1953 года. Вряд ли это изображение большого технического достижения.
  
  
  44. Скорбящие выстраиваются в очередь, чтобы отдать последние почести Сталину в Колонном зале Дома союзов.
  
  
  45. Посмертная маска Сталина.
  
  
  46. Храм Сталину, построенный над одним из домов его детства в Гори и вокруг него.
  
  
  47. Статуя Сталина, все еще стоящая в центре Гори.
  
  
  Об авторе
  
  
  РОБЕРТ СЕРВИС - автор нашумевших книг "Ленин: биография" (которые в 2000 году были удостоены премии "Книга года по истории" американского журнала "Предисловие"), "История России двадцатого века" и "Россия: эксперимент с народом", а также многих других книг о прошлом и настоящем России. Он является членом Британской академии и работает в колледже Святого Антония в Оксфорде. Женат, имеет четверых детей.
  
  
  Также Роберт Сервис
  
  
  Большевистская партия в революции: исследование организационных изменений
  
  Ленин: политическая жизнь
  
  Том первый: Сильные стороны противоречия
  
  Том второй: миры в столкновении
  
  Том третий: Железное кольцо
  
  Русская революция, 1900-1927
  
  История России двадцатого века
  
  Ленин: биография
  
  Россия: эксперимент с народом
  
  Товарищи: коммунизм: всемирная история (публикация 2007)
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"