Уоррен Мерфи и Сапир Ричард : другие произведения.

Разрушитель № 44:

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  РАЗРУШИТЕЛЬ № 44: БАЛАНС СИЛ
  
  Авторское право (c) 1981 года Ричарда Сапира и Уоррена Мерфи
  
  ВПЕРЕД
  
  Уоррен Мерфи живет в Нью-Джерси. Он был газетчиком, полировщиком блесток и политическим консультантом. Его увлечения - математика, шахматы, боевые искусства, опера, политика, азартные игры и лень. Время от времени женат, он отец четверых детей.
  
  Он рассказывает, как началась серия Destroyer:
  
  "Первый разрушитель" был написан у меня на чердаке в 1963 году. Наконец, он был опубликован в 1971 году и имел молниеносный успех. В те дни Дик Сапир был моим соавтором и партнером. Он ушел из "Разрушителей" пару лет назад и вычеркнул свое имя из списка, когда решил, что не хочет, чтобы кто-нибудь знал, что он знаком со мной. Я помог ему принять это решение, заперев его в своем подвале на восемь дней без воды.
  
  "Тем не менее, он все еще ошивается поблизости. Различные персонажи, которые появляются на этих страницах, принадлежат Дику. Иногда он пишет разделы, когда кто-то или что-то его раздражает. Любой, кто его знает, знает, что это гарантирует определенную частоту появления.
  
  "Дик обычно писал первую половину книг, а я писал вторую половину. Когда он злился на меня, он просто присылал мне 95 страниц без малейшего намека на то, как можно решить проблему с книгой. Он никогда бы не написал больше 95 страниц. Он остановился внизу страницы 95, несмотря ни на что. Однажды он остановился в середине слова, написанного через дефис.
  
  v
  
  "Раньше мы получали много писем и отвечали на них, но потом отвечать на них взялся Дик, который потерял все письма и забыл оплатить аренду нашего почтового ящика. Он сказал, что сожалеет.
  
  "Отвечая на вопросы, которые нам задают чаще всего: в Северной Корее действительно есть синанджу, но я бы не хотел там жить. На самом деле нет Римо и Чиуна, но они должны быть. Громкие радиоприемники - самая важная проблема, с которой сталкивается Америка. "Разрушитель" скоро станет главной кинокартиной. Мы будем продолжать писать их вечно ".
  
  vi
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ
  
  Что они сделали с Ричардом Сапиром? И почему на обложке только фотография Уоррена Мерфи? Эти и другие жизненно важные вопросы омрачают десятую годовщину "Разрушителя".
  
  Ричард Сапир
  
  Почему я задаю эти вопросы? Потому что никто из вас этого не делал. Вот уже год, как моя подпись не появляется на Destroyer, на более чем 20 миллионах проданных копий. Эти мучительные вопросы приходили в голову ровно одному человеку, кроме меня. И я говорю прекрасной, милой, благородной леди: "Спасибо тебе, мама".
  
  Трагический факт в том, что никто из вас не скучал по мне. Продажи выросли. Количество читателей увеличилось. Комплиментарных писем предостаточно.
  
  Уоррену Мерфи, чье имя теперь фигурирует в одиночестве, даже не позвонили посреди ночи, возможно, сказав: "Ты подонок. Где Дик Сапир? Ты ничто без него".
  
  Уоррен утверждает, что его телефон так же тих, как полуночный поцелуй над детской кроваткой. Я знаю, что это не так, но профессиональная этика запрещает мне раскрывать свой источник. Однако, просто к вашему сведению, да будет известно, что он сглотнул, не нашелся с ответом и хотел знать, кто звонил.
  
  Что ж, Уоррен, я скажу тебе, кто это был. Это была твоя совесть.
  
  Хватит об этом. Я не нытик. Но где
  
  vii
  
  были ли твои письма мне? Где была просьба, которую я так щедро заслужил? Неужели простое пресмыкательство - это слишком много, чтобы просить?
  
  Возможно, кто-то из вас считал, что сделал что-то не так? Вы думали, что вы были причиной моего ухода?
  
  Где был простой акт раскаяния? Все, что я получил, это приглашение на свадьбу от старого друга, который сейчас живет в Колорадо . , , и это было с опозданием на три месяца, в котором ничего не говорилось о моем уходе из сериала. Только что напечатали какую-то чушь о том, что его дочь выходит замуж.
  
  Итак, я ухожу.
  
  И тебе все равно.
  
  Ну, мне все равно, что тебе все равно. На самом деле, меня никогда не волновало, что тебе все равно. Я был просто несколько озадачен глубиной вашего безразличия, его широкой базой и проникновением в разные сообщества.
  
  Но почему я должен удивляться в это время?
  
  За те десять лет, что мое имя появлялось в сериале, посвящал ли кто-нибудь из вас мне свою жизнь? Где были "аллилуйя"? Как насчет фестиваля Ричарда Сапира? Я бы удовлетворился фотографиями обнаженной натуры и непристойными предложениями.
  
  Но возвращаясь к так называемой радостной десятой годовщине - я выше всего этого. И я скажу вам кое-что еще. Я могу вернуться за одной-двумя книгами с вашим протестом или без него. И я по-прежнему вношу значительный вклад, и если бы не терпение моего отца, сериал никогда бы не был куплен, и я покупаю всю бумагу для пишущих машинок, а у пишущей машинки Уоррена не хватает клавиши, и он не может бросить курить, а я бросил.
  
  И я знаю, что он встречался с Джери несколько лет назад, и я не верю, что ничего не произошло.
  
  -Ричард Сапир
  
  Для специального юбилейного выпуска, в котором не было его фотографии или чего-то хорошего о нем.
  
  viii
  
  PUERTA DEL REY, HISPANIA
  
  (Associated Press International)
  
  Человек, утверждающий, что он агент ЦРУ Соединенных Штатов, провел здесь вчера противоречивую пресс-конференцию и сказал, что ЦРУ работает над свержением испаноязычного режима.
  
  Мужчина, который был взят под стражу несколько минут спустя, был опознан генералом Робаром Эстомаго, главой Совета национальной безопасности Испании, как Бернард К. Дэниелс, сбежавший психически больной. У него не было связи с ЦРУ, сообщил Эстомаго. Это было подтверждено Государственным департаментом США.
  
  Во время своей бессвязной пресс-конференции мужчина, назвавшийся Дэниелсом, который был явно пьян, утверждал, что он был агентом ЦРУ в течение 15 лет, последние три в Испании.
  
  До этого он работал в Китае, Японии и за "железным занавесом" и, по его словам, во время своих путешествий участвовал в убийстве 74 человек.
  
  Дэниелс обвинил ЦРУ в том, что оно неоднократно пытало и избивало его во время недавнего заключения в островной диктатуре, и показал журналистам гротескный шрам, образующий буквы "ЦРУ" на его животе.
  
  По словам Эстомаго, раны Дэниелса были нанесены им самим, что привело к помещению Дэниелса в психиатрическую лечебницу.
  
  Ранние сообщения из американского посольства указывают на то, что Дэниелс будет возвращен в США для лечения.
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
  Это был белый район с чистыми, обсаженными деревьями улицами и подстриженными газонами, без мусора, шума и копошащихся тел. На полпути по Офелия-стрит трехэтажный деревянный дом подмигивал сквозь опущенные жалюзи через тихий Гудзон в сторону Нью-Йорка, сидя на корточках, как гигантское, притаившееся серое животное.
  
  Это был хороший дом в хорошем месте, место, где мужчина захотел бы жить. То есть, если бы в этом доме было ради чего жить, например, ради капли текилы. Или даже бурбон. В крайнем случае, джин. Что угодно.
  
  Но за семьдесят пять тысяч долларов человек имел право спокойно спать всю ночь в своем собственном доме, не приходя в сознание от звонка в дверь, столь дьявольски сконструированного, что он звучит как крики тысячи перелетных уток.
  
  Он отказывался открывать глаза. Если бы он уловил проблеск света, это разрушило бы его сон, и тогда пронзительные крики никогда бы не прекратились, и тогда он бы проснулся.
  
  Мужчина имел право на сон, если он платил за свой собственный дом. Он прикрыл ухо ладонью и подтянул ноги к подбородку, надеясь, что при условии
  
  3
  
  положение плода катапультировало бы его обратно в матку, где не было уток.
  
  Этого не произошло. Дверной звонок продолжал звонить.
  
  Бернард К. Дэниелс открыл глаза, стряхнул пыль со своего белого летнего смокинга и собрался проглотить. Вкус во рту подсказал ему, что это плохая идея.
  
  Он оттолкнулся от деревянного пола, который когда-то видел много слоев полировки, но теперь был густо покрыт от стены до стены серой пленкой пыли. Пленку нарушали только место его отдыха и следы прошлой ночи. Это была пустая комната с высоким белым потолком и старыми неиспользуемыми газовыми вентилями для освещения дома в прошлую эпоху. Это была его комната в Соединенных Штатах Америки, где существовали законы, в городке Уихокен, штат Нью-Джерси, где он родился и где никто не подкрадывался к тебе посреди ночи с мачете. Это было место, где можно было закрыть глаза.
  
  Ему было пятьдесят лет, и закрыть глаза было роскошью.
  
  Его первая роскошная ночь за много лет была нарушена дверным звонком. Ему придется отключить его.
  
  Дэниелс, спотыкаясь, подошел к окну и попытался открыть его. Возраст запечатал его надежнее, чем любая задвижка.
  
  Ему нужно было выпить. Где была бутылка?
  
  Он проследил шаги прошлой ночи от двери до места своего отдыха и до окна. Бутылки нет.
  
  Где это было? Он не мог положить это в большой шкаф в другом конце комнаты. В пыли на полу у основания дверей шкафа не было дугообразной разметки. Где, черт возьми, это было?
  
  Крик. Крик. Крик. Звонок прозвучал снова. Дэниелс пробормотал проклятие и разбил стекло в окне пустой бутылкой, которая была у него в кармане.
  
  4
  
  Так вот где это было. Он улыбнулся. Прохладный апрельский ветерок с реки Гудзон ворвался в разбитое окно. Дэниелс наполнил легкие прохладным, свежим воздухом, затем подавился и захрипел. Ему придется заклеить окно скотчем, сказал он себе, кашляя. Слишком много воздуха, и человек может надышаться до смерти. Ему было намного комфортнее дышать домашней пылью на полу.
  
  Резкий голос донесся из-под окна. "Дэниелс!" - завопил голос. "Дэниелс, это ты?"
  
  "Нет", - дрожащим голосом ответил Дэниелс, его голос с трудом перекрывал озеро прогорклой слизи. Сначала он не знал, отвечать на испанском или английском. К счастью, он понял, что "нет" - это одно и то же на обоих языках.
  
  Бутылка была влажной в его вспотевших руках. Он взглянул на этикетку. Четырехзвездочная текила Хосе Мачо. В Мехико он мог купить галлон за доллар. Это обошлось ему в девять долларов в баре "Уихокен".
  
  Крик. Крик. Крик.
  
  "Черт возьми", - заорал Дэниэлс через разбитое стекло. "Может, ты прекратишь этот чертов звонок!" "
  
  "Я сделал", - раздался голос. Он был знаком. Холодно, эффективно, до отвращения знакомо.
  
  "Какой настоящий акви", - ответил Дэниелс.
  
  "Что значит "тебя нет дома"? Какой еще идиот стал бы разбивать окно вместо того, чтобы ответить на дверной звонок?"
  
  Поддавшись логике, Дэниэлс уронил бутылку на пол и вышел из комнаты, в ушах у него все еще звучали крики. Он спустился по деревянной лестнице, медленно останавливаясь, чтобы осмотреть все три пыльных пустых этажа.
  
  Он шел с грацией, каждый шаг был результатом многолетних занятий гимнастикой, встроенных в крепкое мускулистое тело
  
  5
  
  35 лет частых злоупотреблений не смогли ослабить его. Дэниелс был красивым мужчиной. Он знал это, потому что женщины говорили ему об этом. Его суровое лицо венчала копна коротких, серо-стальных волнистых волос. Его нос был сломан шесть раз, и последний перелом вернул достоинство, которого лишили первые пять.
  
  Женщины называли это жестоким лицом. Иногда проницательные добавляли: "Но оно тебе идет, ублюдок".
  
  Барни улыбнулся бы, вспомнив об этом, если бы отчаянно не стремился выжечь привкус скотного двора на своем языке глотком алкоголя. Сгодилась бы любая приличная дрянь. Но не было ничего.
  
  Крик. Крик. Он махнул рукой в фойе, обшитом дубовыми панелями, как будто человек за витражным окном мог видеть его движения и прекратить звонить. Бесполезно. Он повозился с тремя латунными замками на двери, наконец повернув последний в нужное положение.
  
  Затем, крепко ухватившись за потускневшую дверную ручку, как будто она могла упасть на пол, если он ее отпустит, он сильно потянул назад, и апрельский порыв ударил его по лицу. "О-о-о", - выдохнул Барни.
  
  В дверях стоял мужчина в стильном синем шерстяном костюме времен Лиги плюща. На нем были безукоризненно белая рубашка и полосатый галстук, туго завязанный узлом, а в руке он держал черный атташе-кейс. У него было такое хорошо воспитанное лицо человека со старыми деньгами, которого принимали везде и тут же забывали. Барни бы тоже забыл об этом, если бы не видел слишком много раз его самодовольное, тщеславное, однообразно сопливое выражение.
  
  "Прекрати звонить в чертов дверной звонок", - потребовал Дэниелс, отказываясь позволить ветру сбить его с ног и, как всегда, удивляясь, что его сила не растрепала тщательно подобранную Кристофером Ли прическу мужчины.
  
  6
  
  "Мои руки по швам", - сказал мужчина без тени юмора.
  
  Дэниелс смотрел на ветер. Они были. '
  
  Крик. Крик.
  
  Ему нужно было выпить.
  
  "У тебя случайно нет с собой чего-нибудь выпить, Макс?"
  
  "Нет", - решительно сказал Макс Снодграсс. "Могу я войти?"
  
  "Нет", - столь же решительно заявил Барни Дэниэлс и захлопнул дверь перед носом Макса Снодграсса. Затем, наблюдая за темной тенью по другую сторону витражного стекла, он ждал возмущения.
  
  "Открой эту дверь, Дэниелс. У меня твой первый пенсионный чек. Если ты не откроешь, ты не получишь свой чек".
  
  Барни пожал плечами и откинул голову назад, глядя на массивные потолочные балки высотой в пятнадцать футов. Их больше так не строили. Это была хорошая покупка.
  
  "Откройся сейчас или я ухожу".
  
  И обшивка из толстого дуба. Кто в наши дни обшивает панелями из дуба?
  
  "Я ухожу".
  
  Барни помахал рукой на прощание. И потолочные швы.
  
  "Я серьезно. Я ухожу".
  
  Дэниелс снова открыл дверь. "Не уходи", - тихо сказал он. "Мне нужна твоя помощь".
  
  Макс Снодграсс слегка отступил назад, на осторожный полшага. "Да?"
  
  "Наверху умирает пожилая женщина".
  
  "Я вызову врача".
  
  Дэниелс поднял дрожащую руку. "Нет. Нет. Для этого слишком поздно".
  
  "Откуда ты знаешь? Ты не врач".
  
  7
  
  "Я видел достаточно смертей, чтобы знать, Макс", - мрачно произнес он. "Я чувствую запах смерти".
  
  Дэниелс мог видеть, как вытягивается розовая шея, как пустые серые глаза пытаются заглянуть в дом. "И ты хочешь, чтобы я что-то для нее сделал, это так?"
  
  Дэниелс кивнул.
  
  "И я единственный мужчина в мире, который может помочь, верно? И это не ссуда в несколько долларов, потому что у меня с собой чек, верно? Тогда это должно быть что-то другое. Может быть, она хочет выпить последний бокал текилы для своего старого пересохшего горла, прежде чем отправиться в ту великую пустыню наверху?"
  
  Снодграсс улыбнулся злой, порочной, недоверчивой улыбкой. Улыбка человека, который не дал бы выпить умирающей бабушке.
  
  "У тебя нет сердца", - сказал Дэниелс. "От человека, у которого нет сердца, я не приму чек".
  
  "Ты не делаешь мне никаких одолжений".
  
  "Да, это так, приятель. Если я не приму чек, в твоей бухгалтерии все перепутается". Он злобно ухмыльнулся. "И мы оба знаем, что подумает об этом твой босс".
  
  Твой босс. Не наш. Слава Богу.
  
  "Смешно", - сказал Снодграсс обычным голосом, который внезапно пискнул. "Просто добавьте еще одну заметку в файлы".
  
  "Но ЦРУ не обращает внимания на служебные записки", - съязвил Дэниелс.
  
  Розовая шея покраснела, а серые глаза над ней вспыхнули. "Тихо", - прошипел Снодграсс. "Ты можешь заткнуться?"
  
  "Я скажу это громче", - сказал Дэниелс. "Все громче и громче. ЦРУ. ЦРУ. ЦРУ".
  
  Снодграсс быстро и отчаянно огляделся по сторонам. Он хлопнул по дубовой панели двери
  
  8
  
  ладонью. "Хорошо, хорошо, хорошо. Ты можешь заткнуться? Шшшш."
  
  "Паб Микки продаст его вам, и это всего в трех кварталах отсюда. Винный магазин в шести с половиной кварталах", - услужливо подсказал Дэниелс.
  
  "Я уверен, что вы сосчитали шаги", - усмехнулся Снодграсс, поворачиваясь, чтобы уйти.
  
  "Не забудь захватить два стакана и лимон".
  
  "Сначала примите чек".
  
  "Нет".
  
  "Хорошо. Я вернусь. И заткнись". Снодграсс аккуратно спустился по ступенькам на потрескавшуюся дорожку, которая вела к его хорошо отполированному "Форду".
  
  Крик. Крик. Крик. Утки снова начали пролетать у него над головой. Черт возьми, когда Снодграсс вернется?
  
  Снодграсс не постучал. Он прошел через открытую дверь на кухню, где Дэниэлс сидел на раковине, отчаянно желая закурить.
  
  "Есть закурить?"
  
  "По одному делу за раз", - сказал Снодграсс, открывая свой атташе-кейс и извлекая бутылку текилы.
  
  Он предложил бутылку, словно бросая вызов. Дэниелс принял ее, как будто принимая дар с алтаря благодати.
  
  "Без очков?" Спросил Дэниелс.
  
  "Нет".
  
  "Как вы можете ожидать, что мужчина будет пить в своем собственном частном доме прямо из бутылки?" Спросил Дэниелс, откручивая крышку и бросая ее в белую фарфоровую раковину. "Кто ты, Снодграсс? Какое-то животное, которое никогда не жило в доме? Где ты вырос, в южноамериканских джунглях или что-то в этом роде?"
  
  Возмущенный Барни Дэниэлс поднес бутылку к губам и позволил прозрачной огненной жидкости вылиться в его
  
  9
  
  проглоти и опали его дочиста. Он прополоскал текилу во рту, осторожно, чтобы она омыла каждый зуб и онемела деснам. Затем он выплюнул ее на правую руку, повернувшись так, что брызги забрызгали раковину. Он мягко выдохнул, затем вдохнул. Это была хорошая текила. Великолепная.
  
  Наконец, он сделал большой глоток и всосал его во все свое тело. Утки исчезли.
  
  "Сигарета", - слабо сказал он и сделал еще один глоток из бутылки.
  
  Снодграсс открыл золотой портсигар, наполненный сигаретами с голубыми кольцами. Ловкими руками Дэниелс вытащил их все, оставив сверкающий и пустой футляр, прежде чем Снодграсс успел его закрыть. Он засунул один в рот, а остальные в карман.
  
  "Это импортное турецкое, моя особая смесь", - заныл Снодграсс.
  
  Дэниелс пожал плечами. "У тебя есть прикурить?"
  
  "Я бы хотел, чтобы некоторые из них были возвращены".
  
  "Я дам тебе два. У тебя есть прикурить?"
  
  "Ты вернешь остальное".
  
  "Хорошо. Четыре".
  
  "Все они".
  
  "Они раздавлены. Вы же не хотели бы раздавленные сигареты, не так ли?"
  
  Снодграсс захлопнул футляр и вернул его в карман жилета. "Ты позорище. Неудивительно, что наверху так рады от тебя избавиться".
  
  Говоря это, он не смотрел на Дэниелса, а занялся тем, что достал из кейса три формуляра и маленький зеленый чек. "Подпишите это, и это ваш чек".
  
  "У меня нет ручки".
  
  "Верните это", - сказал Снодграсс, протягивая золотую ручку.
  
  10
  
  Дэниелс зажал ручку между большим и указательным пальцами правой руки, вопросительно глядя на нее. "Это ведь не одно из твоих идиотских устройств для газового пистолета, не так ли?"
  
  "Нет, это не так. Это всегда было твоей проблемой, Дэниелс. Ты никогда не был командным игроком. Ты так и не научился приспосабливаться к современным методам".
  
  Дэниелс поставил бутылку между колен и подписал бумаги длинными ровными штрихами, написанными почерком начальной школы. Закончил он росчерком. "Что я подписал?"
  
  "Чтобы вы официально подали в отставку из "Калхекс Индастриз", на которую вы проработали двадцать лет, единственной фирмы, на которую вы работали".
  
  "И все трое из них так говорят?"
  
  "Нет. Другие говорят, что ты уволился из фирмы, потому что присвоил ее деньги".
  
  "Довольно мило. В любое время, когда я открою рот, вы можете получить ордер, забрать меня красиво и законно, и никто никогда меня больше не увидит ".
  
  "Ну, если вы хотите быть грубым по этому поводу, то да", - сказал Снодграсс, его брови презрительно изогнулись. "Обычно, конечно, такого никогда бы не произошло. Но вы не обычный случай. Он сунул бумаги в свой кейс, затем, улыбаясь так, словно кто-то только что набил ему в десны гравия, вернул чек.
  
  "Это должно ввести вас в курс дела", - сказал Снодграсс. "Ваш следующий пенсионный чек поступит примерно первого мая". Он оглядел Дэниэлса с ног до головы, как будто Барни был злокачественной опухолью. "Это всего лишь мое личное мнение, Дэниелс, - добавил Снодграсс, - но, честно говоря, мне неприятно видеть, что вы вообще получаете пенсию, после того, что вы сделали с компанией там, в Испании".
  
  "Я знаю, что ты чувствуешь, Макс", - сочувственно сказал Барни. "Компания предоставила мне фантастическую операцию-
  
  11
  
  возможность подвергаться пыткам конечность за конечностью в течение трех месяцев, когда мне ломают пальцы от рук ваших местных головорезов, когда мне вливают наркотики в горло, не говоря уже об изысканном удовольствии почувствовать, как ваша эмблема выжигается у меня в животе раскаленным железом, и у меня хватает наглости принять от вас чек на четыреста долларов. - Он покачал головой. "Некоторые люди просто не получают благодарности". Он сделал большой глоток из своей бутылки.
  
  "Вы знаете, что мы этого не делали", - отрезал Снодграсс.
  
  "Выпей, Макс". Он снова выпил. Ликер казался другом. "Мне все равно. Ты и остальные твои клоуны можете делать все, что хотите. Я ухожу".
  
  "Компания этого не делала", - упрямо сказал Макс. Барни отмахнулся от него.
  
  "Скажи мне кое-что, Снодграсс. Мне всегда было интересно. Действительно ли существует "Калхекс Индастриз"?"
  
  "Конечно", - сказал Снодграсс, радуясь смене темы.
  
  "Что оно делает, кроме того, что выплачивает пенсии уволенным агентам ЦРУ?"
  
  "О, у нас очень процветающий бизнес. На нашем главном заводе в Де-Мойне мы производим игрушечные автомобили, предназначенные для зарубежного рынка. Мы продаем их крупной компании в Дюссельдорфе. Там все они переплавляются, а сталь продается нам обратно для производства новых игрушек. Все очень хорошо. Мы владеем как Calchex, так и немецкой компанией. "Калкекс" не упускал дивидендов за пятнадцать лет."
  
  "Старое доброе американское предприятие".
  
  "Ты планируешь работать, Дэниелс?"
  
  "Да, да. Хватит описываться о том, что я собираюсь делать с оставшейся частью моей жизни. Я планирую посвятить большую его часть исследованию спасительных свойств текилы ".
  
  12
  
  "Я имею в виду работу. Мы не можем допустить, чтобы ты бегал повсюду и был вовлечен в дикие схемы". Он выглядел обеспокоенным.
  
  "У меня есть работа", - солгал Дэниэлс.
  
  "В Южной Америке, конечно, ничего".
  
  Дэниелс отхлебнул еще текилы и медленно кивнул. "Я знаю, что мне позволено делать".
  
  "Просто чтобы вы знали. Ничего противоречивого и ничего за пределами границ Соединенных Штатов".
  
  "Не беспокойся об этом. Я собираюсь стать библиотекарем" . .
  
  "Полагаю, вы ожидаете, что я в это поверю".
  
  "Я верю".
  
  Снодграсс решительно повернулся, чтобы уйти. Прежде чем он достиг дверного проема кухни, он повернулся лицом к Дэниелсу. "Мне жаль, что у тебя ничего не вышло", - сказал он, внезапно раскаиваясь в своей шутке о том, что Барни не заслужил своей ничтожной пенсии. Дэниелс был одним из лучших агентов, которых когда-либо использовала компания. И использовать его приходилось снова и снова в миссиях, где ни одно из дорогостоящих приспособлений ЦРУ не стоило и ломаного гроша по сравнению с мужеством и хитростью Барни.
  
  Не было никого лучше. И теперь не было никого хуже. Снодграсс посмотрел на Дэниелса, посасывающего свою бутылку текилы, как пьяница из сточной канавы, и вспомнил последний эпизод в профессиональной жизни Бернарда К. Дэниелса. Как он приполз на Пуэрта-дель-Рей скорее мертвый, чем живой после Бог знает каких неописуемых событий в испанских джунглях, как он напился, чтобы выздороветь, а затем созвал пресс-конференцию, чтобы объявить, истекая кровью и пьяно хихикая: "Не бойся. ЦРУ здесь ".
  
  За пять минут он рассказал об операциях ЦРУ больше, чем Кастро узнал за пять лет.
  
  13
  
  Снодграсс посмотрел на бутылку, затем на Барни.
  
  "Забудь об этом", - сказал Барни, отвечая на вопрос в глазах Снодграсса. "Это просто случилось, и нет никаких причин. И не сбивай текилу. Величайший Божий дар измученному человеку".
  
  Он соскользнул с раковины вперед. "Теперь иди домой. Мне нужно серьезно выпить".
  
  И Макс Снодграсс, в чьей налоговой декларации о доходах он значился исполнительным вице-президентом Calchex Industries, вышел из дома и уехал.
  
  Допивая остатки текилы и шатаясь, возвращаясь на свое место на верхнем этаже, Барни гадал, как долго вице-президент "Калчекс Индастриз" будет ждать, прежде чем приказать его убить.
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  Его звали Римо, и он покупал компромат.
  
  Он покупал грязь, потому что это был Манхэттен, а грязь здесь стоила недешево, если только это не была нью-йоркская грязь, та, что вырывается из автомобильных выхлопов, или просеивается с неба, или падает с тел его более приземленных обитателей, которые построили свои дома на тротуарах. Нью-Йоркская грязь была просто слишком грязной.
  
  Римо нужна была чистая земля, в которой могли бы расти цветы, даже если эти цветы росли бы в
  
  14
  
  окно комнаты мотеля на Десятой авеню, где их бросили вскоре после того, как они были подброшены и заменены фантиками от конфет, окурками и использованными презервативами - нью-йоркская грязь.
  
  Он не был садовником. Он был наемным убийцей, вторым лучшим наемным убийцей на земле.
  
  Лучший был на пятьдесят лет старше Римо, на пятьдесят фунтов легче, с пятидесяти столетиями смертоносных традиций. Он был садовником.
  
  Римо взвалил на плечо стофунтовый пластиковый пакет с надписью "Амаза-Гро". Судя по нагрузке на его дельтовидную мышцу, он весил ровно девяносто один фунт. Ну и черт с ним, подумал Римо. Девяноста одного фунта земли должно хватить, чтобы удержать пару гераней. Девяносто фунтов четырнадцать унций. Римо взглянул на другие сумки в пирамидальной витрине в задней части магазина "Пять и десять центов". Золотистый солнечный блик на лицевой стороне каждого пакета свидетельствовал о том, что почва была обогащена чистым обезвоженным конским навозом штата Кентукки.
  
  Римо был впечатлен. Представьте себе это. Нью-Йорк становился все лучше с каждым днем. Грязь плюс чистый обезвоженный конский навоз штата Кентукки, смешанный вместе в этом пластиковом стофунтовом пакете весом девяносто один фунт без двух унций всего за 39,95 долларов. Какая выгодная сделка. В центре Манхэттена едва ли можно было купить сэндвич со стейком за такую цену. Затем он заметил кучу грязи на полу, где лежал его пакет с Амаза-Гро. Ему не нужно было использовать глаза, чтобы разглядеть, что идентичный продукт, состоящий из земли, сульфата калия, добавок фосфора, соединений азота и большой дозы чистого обезвоженного конского навоза из Кентукки, стекал по правой стороне его черной футболки.
  
  "Ага", - сказал он вслух и бросил сумку обратно на пол. Молодой человек, одетый в дешевую
  
  15
  
  коричневый костюм и затемненные очки на носу, покрытом свежими прыщами, прошли мимо.
  
  "В чем ваша проблема, мистер?" он вздохнул, хлопнув пустым планшетом по бедру.
  
  "Моя проблема, - сердито ответил Римо, хотя он не был зол до тех пор, пока прыщавый тип, стоявший рядом с ним, не открыл рот, - заключается в том, что из этого пакета на меня только что просочилось лошадиное дерьмо".
  
  "И что?"
  
  Усилием воли Римо проигнорировал его. Его босс, доктор Гарольд В. Смит, человек, который знал о проблемах в Америке больше, чем президент Соединенных Штатов, прикрывал Римо, чтобы тот не создавал больше проблем, чем это было абсолютно необходимо. Если, конечно, это не было при исполнении служебных обязанностей.
  
  "Долг" означал выполнение грязной работы для CURE, организации, созданной молодым президентом много лет назад для борьбы с преступностью в Америке, действуя вне рамок Конституции. Он думал, что это единственное средство, оставшееся у нации, которая стала такой цивилизованной, такой справедливой, такой снисходительной и настолько зависимой от прихотей лоббистов, протестующих и напуганных политиков, что она больше не могла эффективно функционировать в рамках Конституции. ЛЕЧЕНИЕ было опасным. Но такими же были и нападавшие на Америку. И было много, много нападавших по всему миру, людей, организаций и наций, которые презирали Америку за ее богатство и могущество и использовали ее принцип справедливости, чтобы нанести ей ущерб.
  
  Так было создано КЮРЕ. Официально его не существовало. Об этом знали только три человека на земле: президент, который передал знания о КЮРЕ своему преемнику. Молодой президент, который начал лечение, не стал ждать выборов, чтобы определить, кто будет его преемником. Он сказал своему вице-президенту, потому что знал, что не доживет до
  
  16
  
  выборы, до такой степени, что преступность вышла из-под контроля. Молодой президент был убит. Но ЛЕЧЕНИЕ продолжалось, чтобы другие президенты и другие американцы могли жить в безопасности.
  
  Доктор Гарольд В. Смит был вторым человеком, который знал о существовании КЮРЕ. Смит работал один в закрытом помещении санатория Фолкрофт в Рае, штат Нью-Йорк, обслуживая самое сложное компьютерное подключение, известное человечеству, пытаясь залечить некоторые раны Америки. Когда жадные предприниматели, находящиеся под тотальной конституционной санкцией, пригрозили вывести из равновесия стремительно развивающуюся экономику Америки, загнав товары в угол на фондовой бирже, эти товары внезапно резко обесценились благодаря усилиям тысячи людей, которые выполняли свою обычную работу, не подозревая, что Смит и КЮРЕ вызвали обвал, обрушивший замок из песка.
  
  Когда смерть бродила по улицам в беспорядках, убийствах, политических заговорах или волнах организованной преступности, CURE подавляла ее.
  
  Когда люди пытались сломать хребет Америке, эти люди были уничтожены. Это была основная работа CURE: уничтожать зло.
  
  И был еще один человек, который знал о КЮРЕ, бывший полицейский, которого официально казнили на электрическом стуле за преступление, которого он не совершал, чтобы начать новую жизнь в качестве правоохранительного органа секретной организации, жизнь, проведенную в самых тяжелых тренировках, известных за все века существования человечества, чтобы сделать из него человеческое оружие, более опасное, чем ядерная бомба.
  
  Его звали Римо.
  
  Римо Уильямс.
  
  Разрушитель.
  
  Римо взял под контроль почти законченный-
  
  17
  
  обуял порыв избавить молодого человека с запасом в пять и десять центов от бремени существования и решил, что Гарольд В. Смит - заноза в заднице.
  
  Убить сорок три человека средь бела дня на профсоюзном митинге - это нормально. Уничтожить фальшивую армейскую установку, когда руки и ноги целой эскадрильи обученных головорезов, расчлененные, развевались по ветру, как сосиски, было великолепно. Но пусть Римо Уильямс ткнет сопливой продавщицей из магазина "Дюна" в свой покрытый угрями нос цвета цветной капусты, и Смитти взялся бы за дело Римо с бритвенными лезвиями вместо слов.
  
  Римо поднял другой пакет, весом восемьдесят восемь фунтов. Он поднял третий. Из него тоже текло. Когда он переходил от одной сумки к другой, пол под его мокасинами приобрел вид сельскохозяйственных угодий штата Айова. Семнадцатая сумка высыпала свое содержимое к ногам Римо, не долетев двух дюймов до земли.
  
  "Это смешно", - сказал Римо. "Эти сумки все порваны".
  
  "Ты не должен был обращаться с ними так грубо, болван", - усмехнулся мужчина Римо, который мог сосчитать ножки гусениц, когда они проходили по его рукам, чьи пальцы были натренированы ловлей бабочек в полете, не потревожив пыльцу на их крыльях. "Ты просто неуклюж. Теперь посмотри, какой беспорядок ты устроил. Ты испортил мой дисплей. Мне потребовалось три часа, чтобы установить это ".
  
  "Чтобы подставить меня, ты имеешь в виду. Ты знал, что в этих сумках были дырки".
  
  "Послушай, в мои обязанности не входит следить за тем, чтобы твои руки не пачкались".
  
  "Ах да? Тогда в чем заключается твоя работа?"
  
  Мужчина улыбнулся, убирая со лба прядь сальных волос, приоткрывая завесу над еще одним полем прыщей. "Я помощник менеджера, умник. Человек-
  
  18
  
  эйджер, слышишь? Моя работа - следить за тем, чтобы клиенты брали то, что у нас есть, или уходили. Тебе что-то нужно , покупай это. Если тебе не нравится то, что у нас есть, дуй. Это Нью-Йорк, придурок. Нам не нужен твой бизнес".
  
  "О, прошу прощения", - вежливо сказал Римо. К черту Смита. "Я забыл свое место. Должно быть, я думал, что нахожусь в магазине, где сотрудники должны быть дружелюбными и услужливыми ".
  
  Помощник менеджера фыркнул от смеха, оценивая худощавого мужчину с ненормально толстыми запястьями, полагая, что он заставит его купить полупустой пакет с грунтом для горшков за сорок долларов, точно так же, как он заставлял других своих покупателей покупать неисправные утюги, грязную детскую одежду, порванные книги в мягкой обложке, умирающих попугаев, помятые горшки и другие товары, которые покупатели покупали, зная, что они будут примерно в таком же состоянии в других магазинах, где сотрудники были бы такими же грубыми.
  
  Была грубость, обычная нью-йоркская грубость, и была та особая грубость, которая отделяла мир розничной торговли от остальных граждан. Помощник менеджера знал, что такой особой грубости невозможно научиться. Это был подарок.
  
  Помощник менеджера обладал даром. Он был рожден для своего призвания и был профессионалом в своей области. Он знал, как заставить своих клиентов чувствовать себя "такими несчастными, такими избитыми, такими беспомощными, что они не осмелились бы потратить свои деньги в другом месте. С тех пор как он начал свою работу шесть месяцев назад, продажи выросли более чем на пятьдесят процентов. Через месяц он был бы менеджером. Через год он возглавлял бы всю сеть из тридцати пяти магазинов в Нью-Йорке.
  
  Он почти погрузился в свои грезы, когда заметил худощавого мужчину в забрызганной грязью черной футболке, который был
  
  19
  
  совершал удивительную вещь. Одной рукой он поднимал одну из сумок "Амаза-Гро". Другой рукой худощавый мужчина обматывал помощника менеджера зеленым садовым шлангом от шеи до лодыжек. Все это произошло менее чем за три секунды.
  
  "Просто наводил порядок", - сказал Римо. "Не хочу, чтобы ты расстраивался из-за неряшливых покупателей, которые осмеливаются критиковать твой товар". Он дернул помощника менеджера за волосы так, что его глаза выпучились, рот открылся, и каждый волосок на его голове закричал от боли.
  
  Помощник менеджера тоже кричал, но его никто не услышал, потому что Римо набил ему рот чистым обезвоженным конским навозом из Кентукки.
  
  "Пальчики оближешь, пальчики оближешь", - сказал Римо, выбивая ноги помощника менеджера из-под него так, что он свалился на пол и запрыгал на резиновой трубке снаружи, как пляжная игрушка.
  
  "Мфф. Пфф", - сказал помощник менеджера.
  
  "Прошу прощения? Говорите громче".
  
  "УХННК! ММММ!"
  
  "Секунды, вы говорите?" Римо высыпал остальное содержимое пакета мужчине в рот. Поскольку все это не подходило, Римо помог Амаза-Прорасти через дрожащий пищевод мужчины ближайшим шпателем. Металлическая лопата сломалась надвое, поэтому Римо использовал рукоятку, чтобы утрамбовать землю.
  
  Когда помощник менеджера перестал просить добавки и только открывал и закрывал глаза в слепом ужасе, он увидел, как Римо сделал еще одну удивительную вещь. Без видимой подготовки худощавый мужчина с крупными запястьями перепрыгивал через ряды товаров, забракованных фабрикой, опустошая содержимое магазина. Сломанные куклы-кьюпи пролетели по всей длине потолка со скоростью реактивных истребителей. Поздравительные открытки с загнутыми ушами рассыпались по
  
  20
  
  магазин в облаке конфетти. Одна кассирша закричала, остальные, увидев обездвиженного помощника менеджера, были слишком заняты ограблением кассовых аппаратов.
  
  Очень пожилая дама, одетая в черное и с тростью, с извиняющимся видом посмотрела на Римо, когда он проплывал над беспорядочно сваленной в кучу пластиковой обувью. Дама держала в руках одну из туфель, тонкая подошва которой отделялась от остальной части туфли.
  
  "Я не нарушала его, сэр", - дрожащим голосом сказала пожилая леди, протягивая туфлю Римо. "Он просто развалился, когда я к нему прикоснулась". В ее глазах стояли слезы. "Пожалуйста, не заставляй меня платить и за это тоже". Римо увидел, что на ногах у нее была такая же пара, подошвы держались на десятках резиновых лент. "Я только хотел посмотреть, все ли они ... все ли..."Ее морщинистые старые глаза наполнились слезами. Римо выхватил у нее туфлю. Она треснула и раскрошилась в его руке. "Леди", - удивленно спросил он, - "Почему вы не носите кроссовки? Эти туфли ничего не стоят".
  
  "Я не могу позволить себе кроссовки", - сказала леди. "Я должна заплатить и за те, которые вы сломали, сэр?"
  
  Римо полез в карман. "Я отпускаю тебя при двух условиях", - сказал он, протягивая ей пачку банкнот. Она в изумлении уставилась на деньги. Оттуда выглядывали сотенные. "Чтобы ты купил себе хорошую пару обуви и никогда больше не возвращался в этот магазин. Понял?"
  
  Пожилая леди тупо кивнула. Она заковыляла прочь, но Римо мягко оттолкнул ее в сторону, услышав тяжелое дыхание мужчины с проблемой ожирения, ковыляющего к нему через три прохода от них. По неровным шагам мужчины Римо понял, что у него в руке пистолет. Римо ждал.
  
  21
  
  Когда появился менеджер, дилетантски держа в руке револьвер 38-го калибра, Римо листал отдел книг в мягкой обложке, у его ног лежала стопка вырванных страниц, которые упали, когда он открывал книгу. Табличка над книгами гласила: Просмотр запрещен. Мужчина поднял пистолет и выстрелил. Римо зевнул. "Промахнулся", - сказал он.
  
  Менеджер магазина недоверчиво посмотрел на пистолет. Он выстрелил в упор в грудь Римо и промахнулся. Прямо за спиной Римо в стопке школьных тетрадей тлело пулевое отверстие со строчками, напечатанными с ошибкой по диагонали страницы.
  
  "Как вы это сделали?" - спросил менеджер. Римо не чувствовал необходимости раскрывать очевидное: он двигался быстрее пули. Мужчина выстрелил снова. Римо снова перенес свой вес с каблуков, а затем снова на них, и тогда в блокнотах появилась еще одна дыра.
  
  "Это становится скучным", - сказал Римо. И как раз в тот момент, когда толстый менеджер в третий раз сжимал свой толстый палец на спусковом крючке, он увидел движение Римо и решил не стрелять. Будучи менеджером успешной сети магазинов эконом-класса, он осознавал свою ответственность перед обществом. Он понимал, что невинные люди могут погибнуть, если он продолжит заниматься этим безумным делом. Он передумал стрелять в беззащитного человека в упор. Он также заметил, что Римо повернул ствол своего револьвера так, что он образовал идеальную букву U и теперь был направлен прямо в его собственное пухлое лицо.
  
  Он разжал руку, чтобы бросить пистолет, но пистолет не выпал, а рука не разжалась, потому что приклад пистолета был вдавлен в пястные кости его кисти. Затем пришла боль. "Ииииииии", - закричал менеджер.
  
  22
  
  Римо потянул себя за ухо и покачал головой. "Это не Э. Это Ля-бемоль. Ты, похоже, глухой?"
  
  "Ииииии", - настаивал мужчина.
  
  "Нет, нет", - сказал Римо. "Вот Е." Он повернул мужчине ухо. Боль поднялась на восемь нот.
  
  Римо одобрительно кивнул головой. "Теперь я заставлю боль уйти, если ты сделаешь что-нибудь в ответ", - предложил Римо.
  
  "Что угодно. Один-тридцать пять-двадцать четыре-шестнадцать-восемь".
  
  "Что?"
  
  "Это код от сейфа. Иииииииии".
  
  "Аллилуйя", - сказала одна из кассирш, пришедшая понаблюдать за происходящим. Она побежала к сейфу в задней части магазина, за ней последовал остальной персонал.
  
  "Вот и все за ваши деньги", - сказал Римо. "Теперь я хочу, чтобы вы сделали небольшую рекламу, чтобы ваши клиенты знали, какой вы честный парень".
  
  "Конечно, конечно", - проворчал менеджер, вены на его шее запульсировали. "Прекратите это... пожалуйста".
  
  "Через секунду. Сразу после того, как я дам вам ваши инструкции. Вы внимательно слушаете?"
  
  "Да. ДА!"
  
  "Я хочу, чтобы вы встали перед этим магазином и рассказали всем на улице, какой операцией вы занимаетесь. О наценках, товарах, помощи. Обо всем. И всю правду, верно?"
  
  "Правильно". Мужчина тяжело дышал, пытаясь унять боль в ухе и руке, но ничего не помогало.
  
  Римо за ухо довел его до двери. "Ладно, начинай говорить", - сказал он.
  
  "Боль", - взвизгнул мужчина.
  
  "О. Забыл". Римо отпустил ухо и нажал на небольшую нервную сеть под кожей на запястье мужчины, и рука мужчины онемела. Раздался щелчок пистолета-
  
  23
  
  свернул на тротуар. Он тяжело вздохнул с облегчением.
  
  "Ты можешь пошевелить рукой?" Спросил Римо.
  
  "Нет".
  
  "Хорошо. Тогда это не больно. Но если мне не понравится то, что ты говоришь, я заставлю онемение пройти и боль вернуться, понимаешь?"
  
  "Да".
  
  "Хорошо. Я доверяю тебе. Говори".
  
  "Помогите!" - закричал мужчина. "Ииииии!"
  
  "Что я тебе говорил?" Выругался Римо. Он коснулся запястья менеджера.
  
  "Н-плохой товар", - пробормотал мужчина.
  
  "Громче".
  
  "Не могу", - всхлипнул мужчина.
  
  У Римо снова онемела рука. "Попробуй сейчас".
  
  "Этот магазин обманывал вас с момента своего открытия", - кричал мужчина с рвением евангелиста. "Я должен знать, я менеджер. Я покупаю забракованный товар на фабриках и не сообщаю вам об этом, когда продаю его вам. Во всех этих магазинах ассортимент одинаковый ".
  
  "Клерки", - напомнил ему Римо, улыбаясь и кивая сбитым с толку пешеходам на тротуаре.
  
  "Продавцы чертовски противные! Было бы безумием делать покупки здесь".
  
  "Хорошая работа", - сказал Римо и похлопал мужчину по спине. "Продолжай в том же духе". Римо вернулся в магазин. Он взял букет пластиковых цветов и подошел к помощнику управляющего, который все еще был туго завернут в свой саркофаг из зеленого резинового садового шланга. "Посмотри, что я принес, чтобы подбодрить тебя", - сказал он и воткнул стебли в цветочный горшок, который раньше был горшком помощника менеджера.
  
  Лепестки опали при соприкосновении. Они просто не
  
  24
  
  делают пластик, как раньше. Легким движением ноги Римо отправил клубок садового шланга, в котором находился помощник, к потолку, где он эффектно отскочил и по траектории направился к двери. Он пронесся через выход и остановился именно там, где планировал Римо, в канаве перед управляющим.
  
  "Это худший магазин в Нью-Йорке!" - завопил менеджер так громко, что его голос надломился. "Может быть, во всем мире!" Римо махнул ему знаком "Все в порядке", когда тот пробегал мимо.
  
  "Это ямы!" - завопил менеджер. "Экономьте свои деньги. Идите куда-нибудь еще!"
  
  Но в двери уже просачивалась небольшая толпа, жаждущая купить. В конце концов, это был Нью-Йорк, и сделка есть сделка.
  
  Римо ворчал, убирая весла в лодку.
  
  "Не двигайся так быстро", - сказал Смит, его сморщенное лимонное лицо плотно прижималось к ветру, когда Римо пересекал озеро со скоростью сорок узлов. "Ты привлечешь внимание".
  
  Действительно, несколько лодочников на озере в Центральном парке повернули головы, когда маленькая гребная лодка пролетела мимо со скоростью Harley Davidson на полном газу.
  
  - Привлечь внимание? Римо посмотрел на двух своих пассажиров. Смит был одет в свой обычный серый костюм-тройку, который он надел бы, даже если бы встреча проходила под водой. Рядом со Смитом сидел пожилой азиат с кожей цвета пергамента и тонкими, похожими на облако прядями белых волос на голове и лице. Он был закутан в длинную мантию из красной парчи. "Если это твое представление о неприметном месте встречи, то ты еще более сумасшедший, чем я думал", - сказал Римо.
  
  25
  
  "Прости его, император", - сказал старый азиат, высвобождая хрупкую руку из рукава кимоно, демонстрируя ногти длиной с перочинный нож. "Он неблагодарный ребенок, который не понимает, что для него большая честь продвигать это ремесло для американского императора и Мастера Синанджу". Он склонил голову в сторону Смита. "Кроме того, он пытается замаскировать свое неправильное дыхание этой демонстрацией раздражения".
  
  "Мое дыхание идеально", - запротестовал Римо.
  
  "Как видишь, император, он еще и высокомерный. Вот если бы Мастеру Синанджу дали для тренировки достойный экземпляр, а не жирного мясоеда с кожей цвета рыбьего брюха..."
  
  "Лучше следи за этим, Чиун", - предостерег Римо. "Смитти тоже белый дьявол. В любом случае, ты просто злишься, потому что я не принес обратно почву для горшков".
  
  "Видишь? Он признает это. Этот туповатый человек, который не смог принести своему старому хозяину единственный предмет, который наполнил бы последние годы жизни мастера радостью, даже хвастается вам, что он некомпетентен. И что это был за предмет, спросите вы? Это был не один из ваших самолетов, в которых подают несъедобные продукты и требуют бесконечного ожидания в очереди, чтобы воспользоваться туалетом. Это был не телевизор, по которому показывают насилие и порнографию вместо некогда безмятежных дневных драм. Нет. То, что Мастер Синанджу просил в качестве последнего мерцающего света в своей сумеречно-тусклой жизни, было всего лишь землей с земли. Простая грязь, император, чтобы я мог иметь удовольствие выращивать яркие цветы, чтобы облегчить боль моей утомительной жизни ".
  
  "Я рассказал тебе, что произошло", - сказал Римо.
  
  "Он был слишком занят, участвуя в бессмысленной стычке, в которой ни один человек не был должным образом убит, чтобы вспомнить своего старого хозяина".
  
  "Я знаю об этом", - решительно сказал Смит.
  
  26
  
  "Lo, Remo. Весь мир знает о твоем хамстве. Убийца, который не убивает, - бесполезный убийца. Ты вялый, забывчивый и неблагодарный негодяй, который не может даже принести маленький горшочек земли старику ".
  
  "Это было позорно", - сказал Смит.
  
  "Видишь? Видишь?" Чиун радостно подпрыгивал в лодке. "Я был бы очень благодарен, император, принять в твое распоряжение нового ученика. Может быть, кого-нибудь молодого. Правильный цвет".
  
  "Тебя могли поймать, Римо. Ты знаешь, что это означало бы. Конец КЮРЕ". Смит с отвращением отвернулся.
  
  Римо ничего не сказал. Он знал, что Смит вытащил его на середину озера не для того, чтобы надавать ему пощечин.
  
  И Смит был прав. Не то чтобы Римо был связан лояльностью к Кюре, как Смит. Именно Кюре отправило Римо убивать людей, которых он даже не знал, на которых он не держал зла. КЮРЕ был ответственен за тысячу комнат в мотелях вместо одного дома, за почти полную уверенность в том, что у него никогда не будет собственной женщины, которую он мог бы любить, или детей, которые носили бы его фамилию, за пластическую операцию, изменившую его лицо, и нескончаемый поток бумаг, чтобы изменить его личность.
  
  Кем был Римо Уильямс? Никто. Мертвый полицейский с пустой могилой и надгробием где-то на востоке Соединенных Штатов. Остался только Разрушитель. И ЛЕКАРСТВО.
  
  Но конец КЮРЕ означал бы и конец Смита. Так было устроено. Для Смитти перспектива его собственной смерти была просто еще одним элементом информации в голове его аккуратного клерка. Если бы президент приказал расформировать CURE, Смит нажал бы одну кнопку на своей компьютерной консоли, чтобы уничтожить все информационные банки CURE за шестьдесят секунд-
  
  27
  
  и далее. Затем он без колебаний спускался в подвал санатория Фолкрофт, где его ждал гроб и маленький пузырек с ядом.
  
  Для Смита самоубийство было просто еще одной рутинной вещью, которую он однажды совершит, когда ему прикажут. Но каким-то образом, и Римо не смог бы сказать почему, ему будет не хватать озлобленного лица Смитти и его кислых манер.
  
  "В чем заключается задание?" Мягко спросил Римо, нарушая тишину.
  
  "Бывший агент ЦРУ по имени Бернард К. Дэниелс. Он раскрыл агентство около года назад в Испании".
  
  "Двойник?"
  
  "Нет", - сказал Смит. "Действительно, прекрасный оперативник, судя по его прошлой деятельности. Но сейчас алкоголик. У него отнялась память. Даже под гипнозом Дэниелс ничего не знает о бизнесе в Испании. Кажется, его послали туда с обычной миссией, он попросил о продлении срока, исчез на три месяца, а затем однажды утром появился на Пуэрта-дель-Рей и объявил о присутствии там ЦРУ. Большая международная неразбериха, и никто ничего не знает о том, как это произошло и почему. Дэниелс утверждает, что ЦРУ пытало его. Они отрицают это. И теперь, когда пресса забыла о нем, пришло время убрать его, пока он не стал еще большим позором для ЦРУ ".
  
  "Простите меня за то, что я разрушаю вашу старую альма-матер, Смитти, но ЦРУ ставит в затруднительное положение ЦРУ".
  
  "Никто не знает этого лучше, чем я".
  
  "С каких это пор мы стираем белье ЦРУ?" Спросил Римо.
  
  "Стирка одежды - подходящая задача для столь некомпетентного убийцы и столь неблагодарного ученика",
  
  28
  
  Сказал Чиун, одобрительно кивая в сторону Смита.
  
  "Операционный руководитель агентства Макс Снодграсс имеет семейные связи с президентом. Обычно я бы не взялся за этот ...э-э... проект, но я служил со Снодграссом во время Второй мировой войны, и если он будет хоть немного таким, каким был раньше, Дэниэлс мог бы разместить рекламу на всю страницу в "Нью-Йорк таймс", прежде чем Снодграссу удалось бы от него избавиться. Снодграсс, конечно, не знает ни о КЮРЕ, ни обо мне, ни о вас. Что касается его, то он собирается передать Дэниелса внештатному сотруднику, который затем обо всем позаботится ".
  
  "Опознайте его? Почему бы просто не дать мне адрес Дэниэлса?"
  
  "Снодграсс настаивает на том, чтобы действовать по правилам и трогать Дэниелса лично". Смит посмотрел на воду. "И президент тоже".
  
  "Я думал, что лечение не должно быть политическим".
  
  Смит позволил себе на краткий миг подумать о том, чего не было в повестке его дня. Это было видение подвала санатория Фолкрофт. "Теперь мы можем вернуться на скамью подсудимых", - отрезал он. "Это задание должно быть легким".
  
  "Почему?"
  
  "Барни Дэниелс - динозавр в ЦРУ, старомодный агент. Он не применял оружие даже на пике своей карьеры. У вас не будет никакого вмешательства. И он алкоголик. Он будет беззащитен ".
  
  "Это потрясающий стимул, Смитти. Ты действительно знаешь, как заставить своих сотрудников с энтузиазмом относиться к своей работе".
  
  Смит пожал плечами. "Кто-то должен это сделать".
  
  Это была причина, по которой Римо обычно получал, когда он
  
  29
  
  был послан убивать. Кто-то должен был это сделать. Кто-то должен был посмотреть в глаза умирающему и подумать: "Таков бизнес, дорогой".
  
  И Смит не часто ошибался, выбирая цели для Римо. Обычно это были паразиты, от которых Римо был рад избавиться. В нескольких случаях эти паразиты были достаточно смертоносны, чтобы уничтожить страну, если бы им позволили жить, и в тех случаях Римо чувствовал, что он, в конце концов, кто-то есть, что у него есть какая-то цель в жизни, помимо уничтожения чужаков, которые были чьими-то врагами.
  
  Но иногда убивать больно. И вот почему Римо еще не был идеальным убийцей, хотя он был лучшим белым человеком на свете, и почему у него все еще был 80-летний Чиун в качестве учителя, и почему он убил бы Бернарда К. Дэниелса очень быстро и безболезненно, но подумал бы об этом позже.
  
  "Что произойдет, когда я стану слишком стар, чтобы работать на КЮРЕ, Смитти?" - Спросил Римо, подводя маленькую лодку к причальной платформе.
  
  "Я не знаю", - честно ответил Смит.
  
  "Не планируй стать садовником, если ты даже не можешь вспомнить, что нужно приносить домой грязь", - сказал Чиун.
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
  Телефон звонил двадцать раз. Двадцать один. Двадцать два. Двадцать три.
  
  Когда он был уверен, что телефон зазвонит, пока он либо
  
  30
  
  ответил на звонок или умер от сильного повреждения мозга из-за шума, Барни Дэниэлс споткнулся о полосу препятствий из пустых бутылок из-под текилы, чтобы поднять трубку.
  
  "Чего ты хочешь", - прорычал он.
  
  Ответил женский голос с нотками южного меда. "Ты не звонил".
  
  "Я тебя больше не люблю", - автоматически сказал Дэниелс. Этот обычно работал с женщинами, которых невозможно идентифицировать.
  
  "Ты даже не знаешь меня".
  
  "Может быть, именно поэтому я тебя не люблю".
  
  Он повесил трубку, довольный тем, что роман закончился хорошо. Он должен выпить за этот роман, с кем бы он ни был. Вероятно, это была великолепная ночь. Возможно, это даже стоило запомнить, но сейчас на это не было ни малейшего шанса. Он отдал бы этому роману должное после смерти, выпив текилы.
  
  Барни порылся в горе пустых бутылок. Ни капли.
  
  Пьющая сука, подумал он. Без сомнения, эта незабываемая женщина, эгоистичная негодяйка, какой бы она ни была, высосала последнюю унцию его Мачо Хосе, бессердечно не заботясь о его утреннем коктейле. Шлюха. Он был рад, что избавился от нее. Теперь он выпил бы тост за то, что избавился от нее. Если бы он только мог найти выпивку.
  
  Его орлиный глаз заметил стоящую вертикально бутылку в углу комнаты, внутри которой оставалось добрых полдюйма. Ах, королева, сказал он себе, неуклюже направляясь к ней с вытянутыми руками. Женщина среди женщин. Он поднес бутылку к губам и принял ее восстанавливающее душу содержимое.
  
  Телефон зазвонил снова. "Да", - бодро ответил он.
  
  31
  
  "ЦРУ собирается убить вас", - сказала женщина.
  
  "Для тебя это тоже было замечательно?" - промурлыкал Барни.
  
  "О чем ты говоришь?"
  
  "Прошлой ночью".
  
  "Я никогда не встречала вас, мистер Дэниелс", - резко сказала женщина. "Я звонила вам на прошлой неделе, но вы сказали, что были слишком заняты выпивкой, чтобы разговаривать. Вы сказали, что перезвоните мне".
  
  "Позвони ... мне ... ненадежный", - пропел Барни дрожащим баритоном, щелкая пальцами.
  
  "Я пытаюсь сказать вам, мистер Дэниелс, - кричала женщина, - что Центральное разведывательное управление, ваш бывший работодатель, приговорило вас к смерти".
  
  Барни протер глаза, прогоняя сон. "Ты разбудил меня, чтобы сказать мне это?"
  
  "Я звоню, чтобы предложить вам убежище".
  
  "У тебя есть барная стойка?"
  
  "Да".
  
  "Я сейчас подойду".
  
  "В обмен на это убежище я бы хотел, чтобы ты выполнил для меня небольшое задание".
  
  "Черт", - сказал Барни. Мир был прав. Не существует такого понятия, как бесплатный обед. Он уже собирался повесить трубку, когда женщина добавила: "Я заплачу вам тысячу долларов".
  
  "Так, так", - сказал он, внезапно заинтересовавшись. Оставалась еще большая часть месяца до его следующего пенсионного чека Calchex. Все, что осталось от последнего платежа Снодграсса Барни, - это пустые бутылки на полу.
  
  "За один рабочий день", - дразняще продолжила женщина.
  
  "При условии, что это очень законно и открыто и не связано с политикой или шпионажем", - сказал Барни.
  
  32
  
  Кто знал, что эта женщина не была секретаршей в офисе Снодграсса? Подлый Снодграсс не побоялся бы сделать это.
  
  "Я поговорю о твоей работе, когда ты приедешь".
  
  Она дала ему подробные инструкции о том, как добраться до большого здания из коричневого камня на северной оконечности Парк-авеню, здания, расположенного сразу за социально приемлемой чертой, отделяющей очень бедных от очень богатых в Fun City.
  
  "Вы прибудете между полуночью и часом ночи на такси. Когда вы выйдете из такси, вы трижды приложите ко рту белый носовой платок. Притворись, что кашляешь. Затем опустите платок, поднимитесь по лестнице и встаньте у двери. Я предупреждаю вас. Не пытайтесь приблизиться к дому каким-либо другим способом ".
  
  "Я просто рад, что мы не замешаны ни в чем незаконном", - сказал Дэниелс.
  
  Женщина проигнорировала его. "Ты понял все, что я сказала?"
  
  "Конечно", - ответил Барни. "Есть только одна проблема".
  
  "Вам очень хорошо заплатят за ваши проблемы", - сказала женщина.
  
  "Эта проблема требует денег. Видите ли, я вложил очень большие средства в американские мирные облигации, и у меня нет ликвидного капитала ".
  
  "Это будет исправлено, когда ты доберешься сюда".
  
  "В этом-то и проблема. Если сначала все не уладить, я туда не доберусь".
  
  "Ты на мели?"
  
  "Сказано блестяще".
  
  "Через два часа у тебя дома будет мальчик".
  
  Он был самым крупным мальчиком, которого Барни когда-либо видел, шести с половиной футов ростом, с бритой черной головой в форме
  
  33
  
  как пуля дум-дум без единой царапины. Он был мускулистым, и мускулы, по-видимому, не останавливались, пока не доходили до пальцев ног, обутых в золотистые тапочки с загнутыми к металлическомуострию носками.
  
  В петлице на лацкане его черного костюма он носил золотой полумесяц с титулом Великого визиря, выбитым на нем эрзац-арабскими буквами.
  
  "Я должен сопровождать тебя", - сказал гигант. "Откуда ты?" "Женщина".
  
  "Я должен был получать деньги, а не сопровождение", - сказал Барни.
  
  "У меня есть приказ".
  
  "Ну, я не двигаюсь с места без наличных, Настоящий Баба, так что просто запрыгивай обратно на свой ковер-самолет и иди, скажи ей это".
  
  "Ты пойдешь со мной, если я дам тебе денег?" Глаза гиганта наполнились ненавистью при мысли о переговорах с белым дьяволом.
  
  "Конечно. Это будет свидетельствовать о вашей добросовестности. Это все, что меня интересует. Естественно, дело не в деньгах".
  
  Великий визирь афро-мусульманского братства достал из кармана пиджака стодолларовую купюру. Он холодно протянул ее Дэниэлсу.
  
  "Сто долларов?" Закричал Дэниелс, отступая в фойе. "Сто долларов на дорогу от Уихокена до Нью-Йорка?" Ты, должно быть, не в своем уме. Что, если мне придется остановиться перекусить?"
  
  Глаза великого визиря продолжали светиться ненавистью. "Сто долларов - это слишком много для небольшой поездки через реку. Это обойдется вам всего в тридцать центов на автобусе и еще шестьдесят центов на метро. Может быть, шесть долларов на такси ".
  
  34
  
  "Это для крестьян", - сказал Дэниэлс и закрыл дверь.
  
  Тихий стук почти потряс деревянные перекрытия большого дома. Дэниелс открыл дверь.
  
  "Я даю тебе двести долларов".
  
  Дэниелс пожал плечами. Человек должен был зарабатывать на жизнь, и в любом случае каждый списывал свои расходы.
  
  Великий визирь протянул еще одну стодолларовую купюру. "Вот", - сказал он, и тон его голоса ясно давал понять, что он чувствовал, что Барни обошелся дешево, что он был просто еще одним имуществом, цену которого великий визирь носил как карманные деньги.
  
  Уловив подтекст в голосе великого визиря, Барни посмотрел в его свирепые глаза, а затем разорвал вторую стодолларовую купюру пополам с изяществом придворного.
  
  "Вот что я думаю о твоих деньгах", - сказал Барни. Он сделал мысленную пометку купить скотч на обратном пути. Две маленькие полоски, и банкнота была бы как новенькая. "Я просто хотел увидеть, насколько сильно ты во мне нуждаешься". Когда великий визирь отвернулся, Барни сунул две половинки банкноты в карман. Никто никогда не знал наверняка.
  
  Установив равноправные отношения, Барни открыл дверь, чтобы уйти вместе с великим визирем. Краем глаза он заметил блестящий предмет, ненадлежащим образом спрятанный в кустарнике. Солнечный свет отразился от предмета, в котором Барни узнал микрофон. Барни знал, что только один человек был бы настолько глуп, чтобы разместить металлическое оборудование в единственном месте кустарника, доступном утреннему солнечному свету. Макс Снодграсс, несомненно, нашел там наилучший прием, а руководство ЦРУ по наблюдению, которое написал Снодграсс, настаивало на том, чтобы оборудование размещалось в зоне максимального приема.
  
  35
  
  "Встретимся в пабе Микки", - тихо сказал Барни. "В двух кварталах к востоку, поверни налево. Правая сторона".
  
  "Я не допускаю попадания алкоголя в мой организм", - презрительно сказал великий визирь.
  
  "Паб Микки, или я оставляю два счета себе и не показываюсь", - прошептал Барни. "И вы можете сказать компании Avon, что мужская косметика предназначена для педиков", - прокричал он в пользу Макса Снодграсса.
  
  Америка, имя тебе вероломство, - сокрушался Барни, протаскивая свою громоздкую раму через окно задней спальни и падая с высоты пятнадцати футов в заросший помидорами сад внизу. Он приземлился, присев на ноги, затем перекатился в легком сальто, чтобы смягчить удар. Избавляясь от нежелательных ветеранов, с горечью подумал он, заставляя их заниматься своим ремеслом за гроши тому, кто больше заплатит. Только видение хорошо укомплектованного бара женщины поддерживало его, когда он пробирался через джунгли своего заднего двора в лес позади.
  
  Справляя нужду за деревом, он заметил машину с двумя мужчинами, припаркованную возле его дома. Один был худым, моложавым мужчиной. Другой был миниатюрным, древним азиатом. Приспешники Макса, подумал он без особых эмоций. Он, несомненно, увидит их снова.
  
  Он неторопливо направился в лес, чтобы пройти живописным маршрутом к пабу Микки.
  
  "Это существо, должно быть, информатор императора Смита", - сказал Чиун, когда Макс Снодграсс с плотно прилипшими к голове волосами на цыпочках показался из-за кустарника. Снодграсс посмотрел в сторону машины и решительно кивнул.
  
  "Придурок", - сказал Римо, кивая в ответ. "Мишенью должен быть он, а не этот бедный истощенный пьяница внутри. Любой, кто так причесывается, заслуживает того, чтобы работать на ЦРУ".
  
  36
  
  "В твои обязанности не входит критиковать приказы нашего императора, некомпетентный", - сказал Чиун с непроницаемым лицом.
  
  "Отстань, Папочка", - раздраженно сказал Римо. Они вместе смотрели, как Снодграсс с важным видом поднимается по ступенькам к двери Дэниэлса и звонит в звонок. "Я надеюсь, Дэниелс пристрелит этого придурка".
  
  Чиун развернулся на своем сиденье лицом к нему. "Римо, ты позволяешь себе играть в опасную игру. Нет ничего более смертоносного для убийцы, чем его собственные эмоции".
  
  "Хорошо. Тогда ты спрашиваешь меня. Почему я должен убивать этого парня?" Спросил Римо, повысив голос. "Все, что он когда-либо делал, это выставлял ЦРУ такими клоунами, какими они являются. Посмотри на этого кретина". Макс нетерпеливо постукивал ногой по коврику у двери, уперев руки в бедра.
  
  "Да. Я слышу его дыхание отсюда". Чиун удрученно хмыкнул. "Тем не менее, не твое дело спрашивать почему. Вы должны выполнить задание, для которого вас готовили, чтобы император Смит продолжал посылать Си-нанджу ежегодную дань золотом. В противном случае бедняки из моей деревни будут голодать и будут вынуждены отправлять своих детей обратно в море ".
  
  "Синанджу, должно быть, сейчас самая богатая деревня в Корее", - сказал Римо. "В любом случае, сколько подводных лодок, набитых золотом, нужно, чтобы удержать этих тупиц в вашем родном городе от того, чтобы они не выбросили своих детей в океан? Почему бы им просто не воспользоваться таблетками?"
  
  "Не преувеличивай бедственное положение моей деревни", - сказал Чиун. "Если бы не Мастер Синанджу, они были бы разорены. Мы будем выполнять нашу работу без жалоб, какой бы трудной это ни было для того, чье жирное белое существо покрыто мрамором своеволия и недовольства ". Он сомкнул челюсти и замер.
  
  37
  
  Макс Снодграсс пожал плечами после десяти минут стояния перед дверью и направился к машине. Римо завел двигатель.
  
  "Я полагаю, Джеймс Бонд собирается зайти сейчас немного поболтать", - сказал Римо. "Он, вероятно, хочет посвятить нас в сверхсекретную информацию о том, что Дэниелса нет дома". Римо ждал. Он хотел вырваться как раз в тот момент, когда Снодграсс приблизился к машине, чтобы след из гравия и пыли забрызгал дорогой костюм Снодграсса.
  
  Но Снодграсс остановился на полпути, пристально глядя на почтовый ящик Дэниелса. Он открыл его. Внутри было письмо, большое, толстое, в конверте желто-желтого цвета. он осторожно вытащил его. Из машины Римо разглядел имя в верхнем левом углу.
  
  Выражение шока появилось на лице Снодграсса, когда он уставился на имя. Его лицо, казалось, говорило, что этого не может быть. Этого не могло быть.
  
  Имя на конверте было важно для Макса Снодграсса, потому что это должна была быть его последняя мысль в жизни. В тот самый момент, когда синапсы в мозгу Макса Снодграсса вибрировали языковым кодом для этого имени, зеленый конверт в его руке взорвался с силой двух динамитных шашек и разбросал плоть Макса Снодграсса по лужайке, как кусочки шашлыка.
  
  "Дэниелс, ты, старый бродяга, ты сделал это", - сказал Римо. Он включил дворники, чтобы смыть красный мусор с окна.
  
  "Очень неаккуратно", - сказал Чиун, с отвращением сморщив нос. "Взрыв разрушает чистоту искусства ассасина. Этот Дэниелс, как я погляжу, тоже неотесанный белый дурак ".
  
  "Ты имеешь в виду бомбу", - сказал Римо. "И я слышу полицию". Он включил передачу.
  
  38
  
  "Минутку". Чиун открыл дверцу и медленно поднялся. "Сидеть в автомобиле крайне неприятно для тазобедренных суставов".
  
  "Сейчас не время разминать ноги, Папочка. Мы не хотим, чтобы нам пришлось убить всю полицию Уихокена".
  
  "Полиция все еще в четверти мили отсюда", - сказал Чиун, а затем пронесся сквозь месиво из останков Снодграсса с такой скоростью, что даже Римо не мог уследить за всеми его движениями. "Полиция сейчас в двухстах ярдах отсюда", - сказал Чиун, возвращаясь к машине. "Давай уедем, Римо".
  
  Римо пронесся по улице и выехал на шоссе, вой сирен позади него становился все слабее.
  
  - Что ты там делал, Чиун? - Спросил Римо, сворачивая на грунтовую дорогу и снижая скорость до девяноста.
  
  Старый азиат разжал свою изящную руку, показывая стопку маленьких кусочков зеленой бумаги с обугленными коричневыми краями. "Это из конверта, в котором был бум". Он перевернул фигуры одну за другой. "На некоторых из них есть надпись. На этой есть имя. Здесь написано "Дениз Дэниелс". Кто это?"
  
  "Я не знаю, - сказал Римо, - но это определенно показалось важным Сморкателю, или как там его звали. Мы отправим это Смиту. И это бомба". Чиун спрятал осколки в складках своей мантии.
  
  "Похоже, это то самое место", - сказал Римо, когда они с Чиуном вошли в боковую дверь паба Mickey's, окна которого были украшены грязью и неоновыми трилистниками.
  
  "Вонь от этого бьет в ноздри", - сказал Чиун. "Я замедлю дыхание, чтобы вдыхать как можно меньше этого нездорового запаха".
  
  Внутрь вошла дюжина толстых мужчин с розовыми лицами.-
  
  39
  
  развлекаются в баре шутками по поводу необычной обуви высокого чернокожего мужчины, стоящего в другом конце бара и пьющего имбирный эль.
  
  Римо и Чиун пробирались по полу, усеянному арахисовой скорлупой и поломанными крендельками, к липкому столу в дальнем углу.
  
  "Это действительно тот ресторан, в котором этот американец, Дэниелс, вкушает свои блюда?" - Недоверчиво спросил Чиун.
  
  "Так говорит Смитти. Но он не ест. Он просто пьет".
  
  "Как долго мы должны ждать в этой ужасной яме?"
  
  "Пока он не появится, я полагаю".
  
  "Возможно, я вернусь к машине".
  
  "Подожди, Чиун, сейчас войдет он. Тот, что в белом костюме". Римо указал на Дэниелса, чья внешность была лишь немногим более презентабельной, чем на газетной фотографии, сделанной после того, как он вышел из трехмесячного пребывания в испанских джунглях.
  
  Дэниелс сел рядом с великим визирем. Мужчины в баре уставились на него. Они были одеты в грубые клетчатые рубашки, короткие куртки и грязные фетровые шляпы, у которых за годы внутреннего пота явно набухли потные ленты и шляпы приобрели более темный оттенок. Все они пили пиво, достаточно медленно, чтобы пена оставалась кольцами на дне стакана, где пиво выглядело мертвым и желтым.
  
  Пока великий визирь с каменным выражением лица смотрел в свой стакан с имбирным элем, белые люди обсуждали никчемность некоторых людей, которым нравилось только пить, прелюбодействовать и драться. Это было все, на что были годны некоторые люди.
  
  Эта концепция заинтриговала Барни, и он спросил, есть ли у кого-нибудь из джентльменов в конце бара за-
  
  40
  
  сонли разработал вакцину от полиомиелита, открыл пенициллин, изобрел радио, открыл атомную энергию, изобрел письменность, открыл огонь или внес какой-либо значительный вклад в развитие человеческой мысли.
  
  Мужчины на другом конце бара рассказали, что покойный президент Джон Ф. Кеннеди не был чернокожим.
  
  Барни сообщил им, что президент Кеннеди не только не был чернокожим, но и состоял в родстве с мужчинами в конце бара не больше, чем с высоким чернокожим другом Барни.
  
  Они сказали, что, возможно, президент не был их родственником, но что Барни, очевидно, был родственником своего темного друга. Это, по их мнению, было очень забавно. То же самое сделал и Барни, который сказал, что на минуту эти люди напугали его, потому что он подумал, что мог быть их родственником, а не великим визирем, который знал, как одеваться по-человечески, чего они не знали. Затем он спросил их, какие канавы они вырыли и видел ли кто-нибудь из них своих жен трезвыми за последнее десятилетие.
  
  По какой-то причине дискуссия, казалось, закончилась на том, что кто-то нанес удар в защиту ирландской женственности, честного труда и убил грязного любовника-ниггера. Это была великолепная драка. Бутылки, стулья, кулаки. Быстрый. Яростный. Разрушение. Мужество.
  
  Барни следил за происходящим каждую минуту, и визирь гордился собой. Казалось, что в одиночку он мог отбиться от всего населения заведения. Стулья ломались о его голову, кулаки врезались в нос, из разбитых бутылок потекла кровь. Но визирь не упал и продолжал сбрасывать людей одиночными ударами своих дубовых рук.
  
  Барни хотел бы увидеть финал боя и сказать великому визирю, каким великолепным человеком он был, но это было невозможно
  
  41
  
  поскольку он уже был за парадными дверями салуна и знал, что это всего лишь вопрос нескольких секунд, прежде чем худощавый молодой человек и пожилой азиат, сидящие в дальнем углу, смогут пробиться сквозь толпу, чтобы добраться до него.
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
  Римо заблокировал тело, которое летело к нему. "Извините", - сказал он двум мужчинам, которые били друг друга кулаками по лицам. Они не убрались с дороги. "Извините меня", - снова сказал он.
  
  "Это тебя извинит", - сказал один из мужчин, нанося Римо левый хук. Римо поймал мужчину за запястье и сломал его пополам.
  
  "Ааааа!" - закричал мужчина.
  
  "Эй", - закричал другой мужчина, хватая Римо сзади за футболку. "Как ты думаешь, что ты делаешь с моим приятелем?"
  
  "Это", - сказал Римо, ломая запястье мужчины надвое между большим и указательным пальцами.
  
  "Я это видел", - крикнул другой мужчина, бросаясь на Римо с бильярдным кием. Он взмахнул ею над головой и со всей силы обрушил ее на то место, где стоял Римо, но палка не попала в цель, и, прежде чем он успел опомниться, мужчину по дуге подняло к потолку, а затем он врезался в витрину с бутылками в задней части бара.
  
  42
  
  Бернард К. Дэниелс, добродушно улыбающийся в дверях, приподнял бровь, одобряя способности Римо сражаться в баре.
  
  Римо не признал этого, хотя почувствовал легкий прилив гордости от такого тонкого проявления восхищения. Почти все, кто видел Римо в действии, испытывали либо благоговейный трепет, либо ужас, за исключением Чиуна, который мог найти недостатки даже в самом идеально рассчитанном маневре. Редко Римо получал от кого-либо искреннее "молодец", и даже если это было от человека, чью жизнь он собирался оборвать менее чем за тридцать секунд, это было приятно.
  
  Неблагодарная работа, подумал Римо, изображая человека, держащего в деснах галлоновую банку маринованных яиц. Мужчина с криком швырнул банку на ближайший стол, где она разлетелась на тысячу стеклянных осколков. Лиловые яйца внутри покатились по полу, в результате чего полдюжины мужчин поскользнулись и упали, продолжая сражаться друг с другом лежа.
  
  Затем раздался пронзительный вопль, такой пронзительный, такой жалкий, что Римо пришлось отвести взгляд от Барни Дэниэлса, который все еще стоял в дверях.
  
  Это был Чиун, криво прислонившийся к стойке бара рядом с тем местом, где сражался великий визирь, а у его ног лежала куча людей без сознания. "Римо", - крикнул Чиун. Красное кимоно старика спереди было в темных пятнах. "Римо", - снова сказал он, его голос был прерывистым.
  
  Римо сломал ноги мужчине, который встал у него на пути. Он ногой отправил тела в полет по комнате. Он прокладывал себе путь сквозь толпу, отбрасывая людей, как кегли для боулинга, паника внутри него закипала до глубины души.
  
  "Я здесь, Папочка", - мягко сказал он, подхватывая старика на руки, как маленького ребенка. Какие у него легкие кости, подумал Римо, выбегая из комнаты-
  
  43
  
  встань на сторону его драгоценного свертка, невесомого, как птичьи перья.
  
  Выйдя на улицу, он осторожно положил Чиуна на спину на тротуар. Веки старика затрепетали. "Это был худший опыт в моей жизни", - сказал Чиун, содрогаясь.
  
  "Клянусь, я убью их всех до единого. Насколько все плохо?"
  
  "Насколько что плохо?" Спросил Чиун.
  
  "Рана", - сказал Римо.
  
  "Ранен? Ранен?"
  
  Римо медленно расстегнул кимоно там, где было темно-красное пятно.
  
  "Что, Римо, прекрати это, ты, животное", - пробормотал Чиун, хлопая Римо по рукам.
  
  "Я должен посмотреть, Маленький отец". Римо распахнул кимоно, обнажив участок неповрежденной желтой кожи.
  
  Чиун вскочил на ноги, его глаза выпучились. "Ты сошел с ума!" - завизжал он, дико подпрыгивая вверх-вниз, пряди седых волос на его голове развевались позади него. "Зловоние этого мерзкого места превратило тебя в извращенца". Он хлопнул себя ладонями по впалым щекам. "И ты решил совершать свои отвратительные поступки со мной, с самим Мастером Синанджу. О, сумасшедший, это конец. Ты зашел слишком далеко".
  
  Он потопал прочь, плюя на землю и проклиная свою судьбу за то, что потратил столько лет на ученика, который осмелился совершить невыразимое с его собственным учителем.
  
  "Чиун-Чиун", - крикнул Римо, бросаясь за ним. "Я только хотел посмотреть, где ты пострадал".
  
  "Больно! Мое сердце разбито. Сама моя душа была осквернена. Вы пытались раздеть Мастера Синанджу на тротуаре общественного пользования. О, этот день, этот день проклят. Никогда не должен был я возникнуть в этот день. Первый
  
  44
  
  дурно пахнущий мясоед проливает фиолетовый яичный сок на мое кимоно ручной работы. Затем мой собственный сын - нет. Не мой сын. Белый извращенец, которого я обманул, заставив поверить, что он мое доброе творение, которого я воспитал и научил секретам веков. Своими собственными руками это белое чудовище осмеливается выставлять мою плоть напоказ на улице. В развалинах салуна. О, позор. Дом Синанджу никогда не оправится от этого позора ".
  
  "Яичный сок?"
  
  "Когда я защищался от безумного нападения пьяного человека с бутылкой, море гнилостного фиолетового яичного сока попало на мою одежду. Это отвратительный день, день, который я никогда не смогу забыть ". Он покачал головой.
  
  "Ты хочешь сказать, что ты не ранен?"
  
  "Я глубоко ранен. Тяжело, непоправимо ранен. Сейчас я должен идти воскуривать благовония и искать очищения".
  
  "Подожди здесь". Римо побежал обратно в таверну, где собралось множество полицейских в форме, чтобы сопроводить посетителей в ожидавший их автозак. Он проверил фургон, и он проверил бар, но Дэниэлс исчез.
  
  "Я потерял его", - сказал Римо. "Я потерял свою цель из-за твоего яичного сока. Я только что провалил свое задание".
  
  "Не разговаривай со мной, извращенец", - сказал Кореш, бодро шагая к их припаркованной машине. "Я хочу, чтобы меня вернули в мое лишенное цветов жилище, где я сделаю приготовления к возвращению в свою деревню и приму бесчестие, постигшее Дом Синанджу".
  
  "Чиун, пожалуйста, успокойся? Я не пытался тебя разоблачить. Я думал, у тебя идет кровь, вот и все. Я не знал, что ты разорвешься на куски из-за маринованного яйца".
  
  45
  
  "Тьфу. Сама мысль о маринованном яйце вызывает отвращение. И мое кимоно уничтожено. Его нужно сжечь".
  
  "У тебя есть по меньшей мере еще сотня".
  
  "А если мать, у которой пятеро детей, увидит, что один из них утонул в яичном соке, скажет ли она просто, что у нее есть еще четверо, и вычеркнет пятого ребенка из своей памяти? Это был мой любимый халат. Это незаменимо. И все из-за твоего глупого задания, которое ты даже не выполнил успешно. " Должно было быть нетрудно убить человека, чей живот недавно был набит окровавленной говядиной, белым хлебом и фонтанами алкоголя".
  
  "Откуда ты знаешь, что он ест?"
  
  "Я почувствовал это".
  
  "В баре?"
  
  "Нет, нет. Идиот. В этом месте не чувствовалось ни малейшего запаха, который мог бы сравниться с его собственными отвратительными ароматами. Я почувствовал это снаружи, как раз перед тем, как ты попытался показать мой живот всему миру ".
  
  "Где снаружи?"
  
  "Дурак. На пожарной лестнице. Изо рта у него вырывались огромные клубы окровавленной говядины и алкогольного напитка на основе мескитового дерева. Если бы ваше дыхание было нормальным, вы тоже могли бы это почувствовать ".
  
  Римо посмотрел на платформу пожарной лестницы прямо над входной дверью.
  
  "Пожарная лестница? Ты видел его там, наверху?"
  
  "Почему тебя постоянно удивляет то, что я говорю?" Чиун закричал. "Я сказал тебе, что он был на пожарной лестнице. Следовательно, я, очевидно, видел его. Возможно, вам следует вступить в ряды вашего ЦРУ. Человеку с вашим интеллектом там должны быть очень рады".
  
  Римо глубоко выдохнул. "Я в это не верю", - сказал он. "Я просто в это не верю. Ты знал, что я должен был получить
  
  46
  
  за Дэниелса. Ты видел Дэниелса. И ты мне не сказал ".
  
  "В мои обязанности не входит обнюхивать тебя за тебя", - фыркнул Чиун. "Ты, очевидно, стал настолько тупым и извращенным, что не можешь даже призвать на помощь свое обоняние. Прекрасный убийца. Всего лишь головорез. Почему я должен напрягать свои силы, чтобы помочь головорезу устранить такой великолепный образец мужчины?"
  
  "Подожди минутку. Два часа назад ты говорил мне, что Дэниэлс был просто еще одной целью, просто еще одной миссией на благо Синанджу".
  
  "Я ничего подобного не говорил".
  
  "Ты тоже это сделал, Чиун".
  
  "Тогда я передумал. Ваш мистер Дэниэлс - великий человек. Превосходный человек. Его прыжок на пожарную лестницу был поразительным для того, кто так долго мучил свое тело".
  
  "Я этого не понимаю", - сказал Римо. "Он видел тебя?"
  
  "Конечно. Никто не взирает на славу Синанджу незамеченным".
  
  "Что он сделал, когда увидел тебя?"
  
  "Делать? Почему, он делал только то, что было правильным. Он отдал мне честь".
  
  "Я понимаю. Спасибо. Огромное спасибо, Чиун. Знаешь, он может быть опасен."
  
  "Ты тоже мог бы, бывший сын, если бы не растолстел и не стал ленивым и все еще знал, как обращаться с Мастером Синанджу с уважением к его личности".
  
  "Один салют. Ты позволил ему уйти из-за одного дешевого маленького салюта".
  
  "Это был знак уважения", - упрямо сказал Чиун. "Также произведение искусства".
  
  "О, да ладно. Вот это действительно слишком. Произведение искусства! Произведение..."
  
  "Салют был произведен, когда мистер Дэниелс
  
  47
  
  изящно балансировал на носках ног, на перилах пожарной лестницы, подальше от окна вон там, наверху ".
  
  "Большое дело", - сказал Римо, открывая Чиуну дверцу машины.
  
  "И он танцевал. Танец ветра". Чиун продемонстрировал, его руки размахивали по бокам, голова медленно вращалась.
  
  "Это не танцы. Это шатание. Дэниелс был пьян как свинья". Он хлопнул дверью.
  
  "О, иметь бы этот экземпляр в юности. Иметь возможность передать мудрость синанджу тому, кто танцует, даже будучи отравленным, вместо сумасшедшего извращенца, который желает раздеть своего мастера на улице ".
  
  Они молчали всю обратную дорогу до мотеля. "Ты собираешься приготовить ужин?" Спросил Римо.
  
  "Почему я должен есть? Мое тело уже осквернено".
  
  "Хорошо, я приготовлю ужин".
  
  "Что за образец", - вспомнил Чиун, мечтательно улыбаясь. Он отсалютовал стене.
  
  "Я бы хотел, чтобы ты прекратил это".
  
  Чиун вздохнул. "Это было всего лишь воспоминание старика об одном кратком моменте признания в этом неуважительном мире", - сказал он. Он снова отдал честь.
  
  Зазвонил телефон. "Пожалуйста, возьми трубку, Римо", - сказал Чиун. "Я слишком измотан и сломлен, чтобы напрягаться".
  
  Римо фыркнул. "Ты же знаешь, я всегда отвечаю на телефонные звонки".
  
  Это был Смит.
  
  "Ты выполнил задание?" спросил он напряженным голосом.
  
  48
  
  "Нет. Благодаря Мастеру Синанджу и его признательности к алкогольному балету, у меня его нет".
  
  "Хорошо".
  
  "Хорошо?"
  
  "Видишь". Вмешался Чиун. "Не только я ценю этого прекрасного человека. Император также видит его милость и стремится вознаградить его за это".
  
  "Вы должны сохранить ему жизнь", - сказал Смит.
  
  "Для чего?"
  
  "Потому что кто-то пытается его убить".
  
  "Да. Я такой".
  
  "Больше нет. Тот конверт, который ты переслал мне, был сделан из бумаги, изготовленной в Испании. Здесь есть какая-то связь. Я пока не могу установить Дениз Дэниелс, но это может занять некоторое время. В любом случае, если кто-то пытается убить Дэниелса, возможно, он что-то знает - что-то ценное для США. В таком случае, его следует оставить в живых, пока мы не узнаем, что ему известно ".
  
  "Это безумие. Я должен был убить Дэниэлса, но теперь, когда кто-то другой пытается убить его, я должен спасти его. Может быть, для тебя это имеет смысл, Смитти, но для меня это не имеет смысла ".
  
  "Просто позволь ему делать то, что он хочет. Может быть, это расшевелит банк. Но оставь его в живых. А Римо?"
  
  "Что?"
  
  "Это была хорошая работа - не забыть забрать клочки бумаги из конверта".
  
  Римо посмотрел на Чиуна, который приветствовал прохожих на улице внизу небрежным движением запястья. "Спасибо", - сказал Римо. Он повесил трубку.
  
  Чиун сиял.
  
  "Я рад, что ты так хорошо проводишь время", - сказал Римо. "Лично для меня все это не имеет никакого смысла".
  
  49
  
  "В этом есть смысл, безмозглый". Чиун вскочил на ноги легко, как облачко. "Все императоры сумасшедшие, а Смит - самый сумасшедший из них. Я приготовлю ужин".
  
  Он направился на кухню, напевая беззвучную корейскую мелодию.
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ
  
  Бернард К. Дэниелс очнулся в ночлежке через две двери от "Микки", его дом находился в трех кварталах отсюда и, следовательно, слишком далеко, чтобы идти пешком, после нескольких дней буйного пьянства по всему городу Уихокен.
  
  Он порылся в карманах. Двухсот долларов не было. Что ж, надеюсь, мне это отчасти понравилось, подумал он, вычесывая следы блохи, которая поселилась у него на голове.
  
  Затем он обнаружил кое-что, от чего ему стало очень грустно. Его репутация в пабе Микки. больше не была хорошей.
  
  Он должен был попросить Великого визиря о большем, но тогда и этого бы уже не было, понял он.
  
  "Какой сегодня день?" он спросил бармена.
  
  "Сегодня пятница, Барни".
  
  Он посмотрел на светящиеся часы над бурбонами, скотчем и рисом, которые стояли на досках
  
  50
  
  дерево там, где раньше были зеркала в баре. На нем было 8:30. На улице уже стемнело. "Я лучше пойду", - сказал он.
  
  Если бы он не поторопился на встречу с этой женщиной, то опоздал бы. Опоздал на четыре дня вместо трех.
  
  Стоимость проезда на такси составила 4,95 доллара.
  
  Барни протянул водителю пятидолларовую купюру, которую ему одолжил бармен. Водитель повернул свою большую шею, изогнулся, чтобы походить на шиномонтажника Michelin, и крикнул ему вслед: "Ты обещал мне большие чаевые. Я бы никогда не приехал в этот район за пять центов".
  
  Бернарда К. Дэниэлса не беспокоили грубые таксисты, не среди окружавшего его убожества.
  
  Он проверил номер на здании. Он был правильным. Оно было втиснуто между бесконечными рядами грязных, унылых кирпичных домов. Каждое окно в квартале казалось темным, скрывающим выцветшие шторы, когда там были шторы.
  
  Слабый уличный фонарь горел, как одинокий факел, высоко над мусорными баками и металлическими решетками, ограждавшими подвалы. Одинокая собака с неуместным шумом пробежала по черной сточной канаве. Светофоры мигали своими бесполезными сигналами,
  
  Барни услышал, как отъехало такси, когда он поднимался по ступенькам. Оно уехало с ворчанием.
  
  Особняк из коричневого камня казался идентичным другим, пока Барни не заметил дверь и не обнаружил, что она была лишь дальней родственницей тех наполненных зловонием домов, окружающих его.
  
  Ему подсказал его стук. Звонка в дверь не было. Только тонкий слой двери был деревянным. Стук прозвучал как сталь, чрезвычайно тяжелая сталь. Затем Бар-
  
  51
  
  ней заметил, что на его уровне окна на самом деле не выходили на улицу. Конечно, там были венецианские жалюзи, но они были постоянно установлены на стальных листах, которые закрывали окно.
  
  Он постучал снова.
  
  Инстинкт предупредил его, но всего за долю секунды до того, как он почувствовал мягкое острие у своей спины. Сколько раз он ощущал эту нежную прелюдию к боли, этот первый осмотр человека, не уверенного в своем клинке? Если бы он думал, он, возможно, не сделал бы того, что сделал. Но годы выживания не дали разуму времени подумать. Был момент, когда тело взяло верх, диктуя свои требования.
  
  Помимо воли правая рука Барни взмахнула, разворачивая его тело вниз и в сторону от лезвия, и нашла цель для линии кости от кончика мизинца до запястья. Это был черный висок. Она треснула с хрустящим звуком.
  
  Голова мужчины оторвалась, за ней последовало его аккуратное маленькое тело, облаченное в аккуратный черный костюм. Призрак на мгновение пошатнулся, затем упал назад и скатился бы по ступенькам, если бы не более дюжины мужчин, одинаково одетых в аккуратные черные костюмы.
  
  Они столпились на лестнице позади него, и масса их тел подхватила их товарища.
  
  Маленький яркий клинок с голубоватыми краями позвякивал под их ногами на каменных ступенях. Все они держали похожие клинки. И они приблизились к Барни почти бесшумно, море бритых черепов, поднимающих волны в желтом свете уличного фонаря.
  
  Барни прижался спиной к металлической двери и приготовился умереть.
  
  В этот момент двое мужчин, двигавшихся так быстро, что казались не более чем размытыми пятнами, вылетели из темноты в движущееся море сияющих черных голов.
  
  В одно мгновение тихая улица наполнилась
  
  52
  
  крики и стоны умирающих людей, когда лезвие за сверкающим лезвием падали на землю, а тела, скрученные, как проволока, падали на них сверху.
  
  Для Барни это было видение ада, свидетель мучений людей, корчащихся от боли и готовых умереть, чтобы положить конец этой боли.
  
  Барни думал об этой боли, когда закуривал сигарету и подмигивал двум белым мужчинам, которые причиняли ее. Лучше они, чем я, философски подумал он.
  
  Но один из мужчин не был белым. Это был пожилой азиат, щеголявший в бирюзовом кимоно. "Господи Иисусе", - пробормотал Барни.
  
  Все это очень сбивало его с толку. Здесь были двое парней, те самые двое парней, которые, он был уверен, хотели ударить его, спасая его жизнь. И дрались как ублюдки в придачу. Он никогда не видел такого боя. Это было без усилий, искусно, предельно экономично в движениях, абсолютно эффективно. Если бы не окружавшая их бойня, молодой белый человек и пожилой азиат могли бы танцевать балет.
  
  Очень запутанный. Ему придется подумать об этом вопросе. Фактически, он подумает об этом немедленно, как только выпьет текилы, чтобы лучше соображать.
  
  Когда двое мужчин заставили замолчать последнего из толпы, Барни поднялся, чтобы отряхнуться. Его глаза проследили за движениями мужчин, когда они скрылись из виду. Худощавый молодой человек исчез, как пуля. Старый азиат последовал за ним, его одеяние развевалось за ним.
  
  Но как раз в тот момент, когда Барни приготовился постучать снова, азиат вернулся. Стоя под уличным фонарем, широко улыбаясь, старик напрягся, как крошечный оловянный солдатик-самурай, и элегантно отсалютовал Барни.
  
  "Спасибо, сэр", - сказал Барни, и его голос эхом отозвался
  
  53
  
  вниз по улице, и ответил на приветствие. Затем старик ушел.
  
  Барни постучал еще дважды. После долгого молчания дверь сдалась и открылась перед ним за белым плюшевым ковром. В дверях стоял великий визирь афро-мусульманского братства, его лоб украшали два пластыря телесного цвета. Телесный цвет здесь означал коричневый, но на фоне баклажанной кожи визиря две полоски скотча выделялись как обвинение.
  
  "Я опоздал?" Спросил Барни.
  
  "Что ты наделал?" Великий визирь закричал, глядя на груду изломанных тел на улице. Одна из больших черных рук визиря опустилась на правое плечо Барни и подняла его, как игрушку.
  
  "Оставь его в покое, слышишь?" - раздался женский голос. "Я позабочусь о нем, Малкольм".
  
  "Да, мэм", - сказал Великий визирь и позволил ногам Барни коснуться пола.
  
  На ней были белые брюки и белая блузка, и Барни почти не мог ее видеть из-за камуфляжа. Весь интерьер здания, камин, диван, светильники, стены, потолок, ступени, ведущие наверх, были выкрашены в белый цвет. Мрамор, дерево и ткань - все белое, как внутри ванны, фабрика сошла с ума от заказов больниц.
  
  Ее платиновые волосы идеально вписывались в обстановку. Барни тряхнул головой, словно пытаясь привести ее в порядок. В ней было что-то такое. Что-то. Он попытался подумать, но не смог.
  
  Малькольм, великий визирь, выделялся, когда выходил из комнаты, подобно чернильному пятну на белоснежном полотенце. В комнате слабый аромат сирени вытеснил вонь мусора снаружи. Барни фыркнул. Он предпочитал мусор.
  
  "Красиво", - сказала женщина, выглядывая из
  
  54
  
  дверь. Она потянулась за телефоном, который был скрыт бесцветностью, на белом столе, который Барни едва мог разглядеть на фоне белой стены.
  
  "Да", - сказала она. "Да. Скажи им, Малкольм, что все их друзья отправились к Аллаху и будут там вознаграждены. Не забудьте упомянуть, что их убил белый дьявол. Очень хорошо. Все было чисто? Немедленная смерть? Хорошо. Отличная работа, Малкольм".
  
  Барни скорее услышал, чем увидел, как она повесила трубку. Она улыбнулась бледной тонкогубой улыбкой. "Ты убил всех тех мужчин там".
  
  "Мне помогли", - признал Барни. "Столетний китаец сделал большую часть этого".
  
  Женщина рассмеялась. "Вы очаровательны", - сказала она. "И остальные "Персики Мекки" будут впечатлены".
  
  "В чем дело?"
  
  "Персики Мекки". Телохранитель новой революции, движения за свободу, столь стремительного, что оно поражает воображение и будоражит душу. Конечно, вы только что уничтожили большую часть Персиков. Нам придется набрать несколько новых рекрутов ".
  
  "Есть что-нибудь выпить?"
  
  "Вы холодный, жесткий профессионал, не так ли? Деньги - основа вашей лояльности, не так ли? Вы хладнокровны, точны, хорошо осведомлены о шпионаже, смерти и разрушении. Вы думаете только о долларе и власти, которую он вам дает, не так ли?"
  
  "Конечно. Есть выпить?" он повторил.
  
  Она подошла к хорошо замаскированному белому бару. "Что будешь?" - спросила она.
  
  "Текила". Само это слово тронуло его сердце.
  
  Она налила ему полный стакан очень дорогой боливийской огненной воды и протянула ему.
  
  55
  
  "У вас довольно репутация компетентного агента, мистер Дэниелс", - сказала она.
  
  Он вылил содержимое стакана в свое благодарное горло. "Агенты с репутацией некомпетентны, мадам. Они мертвы. Можно мне еще?" Он поднял стакан.
  
  "Конечно. Я хочу, чтобы вы знали, прежде чем мы начнем, мистер Дэниелс, что у меня дома вас всегда будет ждать выпивка".
  
  "Это настоящее южное гостеприимство, мэм", - спокойно сказал Барни, принимая свой второй бокал.
  
  "В любое время, когда захочешь выпить, просто заходи и угощайся в моем баре, слышишь?" "Да, мэм".
  
  "Даже если меня не будет дома, я оставлю инструкции, чтобы тебя впускали в любое время, когда тебе понадобится немного выпить".
  
  "Я запомню это, мэм". Она улыбнулась ему, как гладкая белая кошка. "Я уверена, что вы запомните, мистер Дэниелс".
  
  Она села рядом с ним на белый диван. "Это было умно, то, что ты сказал об агентах с мертвой репутацией".
  
  "Рад это слышать, мэм". "Потому что вы скоро будете мертвы". "Так вы мне и скажите".
  
  "Если я тебе не помогу. А я планирую тебе помочь". "Это по-соседски. Как насчет того, чтобы немного выпить?" Он снова предложил ей свой пустой стакан. "Текила", - сказал он.
  
  "Через минуту. Сначала мы хотим поговорить". "Правда?"
  
  "Как вы думаете, чего хочет черный человек, мистер Дэниелс?"
  
  Барни сосредоточенно наморщил лоб.
  
  56
  
  "Не могу сказать, что знаю, о каком чернокожем человеке вы говорите, мэм", - сказал он.
  
  "Вы фанатик, мистер Дэниелс". Ее глаза вспыхнули. "Вы ничего не знаете о движении за свободу, и вам все равно".
  
  "Меня это возмущает", - сказал Барни, вставая. Он направился к барной стойке. "Я забочусь о свободе так же сильно, как и все остальные. Для меня нет ничего важнее свободы. На самом деле, в этот самый момент перспектива получить бесплатный напиток в вашем баре занимает первое место в моих мыслях ".
  
  "Ты возвращайся сюда. Сию же секунду возвращайся на этот диван, или я прикажу Малкольму разбить все бутылки в доме".
  
  "Я иду, я иду". Он сел, сжимая в руке пустой стакан.
  
  "Ты отсталый белый либеральный фанатик, который не понимает движения за свободу. Поэтому я объясню это .тебе".
  
  "Этого я и боялся", - пробормотал Барни.
  
  "Это великий дух, поднимающийся от недавно возникших наций Африки. Это написано на ветру. Черный человек чист. Не подвержен коррупции белых, его не коснулись ни коммунизм, ни капитализм. За ним будущее".
  
  Барни почувствовал движение в плотно облегающих брюках-стрейч молочного цвета и широкой блузке, которая затягивалась на талии. "Что в нем такого чистого?" - спросил он, сумев оторвать взгляд от вида полных подпрыгивающих грудей женщины.
  
  "У него никогда не было прошлого. Белый человек лишил его его".
  
  "Конечно", - сказал Барни, как будто впервые увидел в свете, проливаемом этим головокружительным нарциссом. Тем не менее, окружение этого зрелого растения-альбиноса было
  
  57
  
  зеленые, зеленые деньги, все разбавленные спиртным. Черный человек был чист, да, действительно. Барни не мог с этим поспорить.
  
  "Он как будто пишет на чистой классной доске", - предположил Барни.
  
  "Совершенно верно", - сказала женщина, расцветая от внезапного счастья. "Его ограбили, выпороли, изнасиловали, кастрировали и зашифровали как человеческое существо".
  
  Барни понимающе кивнул. "Это сделало бы любого чистым", - сказал он.
  
  "Верно. Возможно, я ошибался на ваш счет, мистер Дэниелс. Возможно, вас интересует нечто большее, чем деньги".
  
  "Но, конечно", - галантно сказал Барни. "Я бы никогда не пришел сюда, если бы не верил, что буду работать на благое дело".
  
  "Ах, замечательно. Мужчина, который хочет большего, чем деньги. Хорошо. В любом случае, сейчас у нас не хватает средств ".
  
  Барни направился к двери.
  
  "Остановись", - крикнула женщина, вклиниваясь между Барни и дверью, прежде чем он смог найти белую дверную ручку. "У нас много денег. Миллионы", - прокричала она ему в лицо.
  
  "Миллионы?" Спросил Барни.
  
  "Миллионы". Она притянула его к себе. Он попытался вырваться, но его левая рука, которая тянулась к двери, вместо этого необъяснимым образом обвилась вокруг ее талии. И его правая рука каким-то образом начала нагло играть с ее покачивающейся грудью, а его губы трудились выше, прокладывая свой независимый путь от ее рта вниз по шее к ее торчащим розовым соскам, и, о боже милостивый, с нее начали спадать трусики.
  
  "Отведи меня наверх и займись со мной любовью", - хрипло прошептала она.
  
  58
  
  "Да, да", - повиновался Барни, поднимая ее с гладкого ковра и направляясь прямо к лестнице, сделав лишь небольшой крюк к бару, чтобы взять бутылку.
  
  В круглой белой кровати Барни водил руками по шелковистому телу женщины. Она дразнила его ухо зубами.
  
  "Ты убьешь ради меня", - прошипела она, охваченная страстью.
  
  "Да", - сказал Барни.
  
  Она притянула его к себе. "Ты будешь шпионить для меня".
  
  "Да".
  
  "Ты сделаешь все, что я скажу". С мучительной медлительностью она раздвинула для него ноги.
  
  "Да".
  
  "Что угодно".
  
  "Как хочешь", - сказал Барни, переводя ее в полный галоп.
  
  "Что угодно", - простонала она.
  
  С пьянящим облегчением Барни израсходовал себя. "Ну, почти все, что угодно, милая", - сказал он, отдуваясь. "Нельзя торопить события, ты же знаешь".
  
  Она была безумна, но не слишком. Настолько, насколько может быть безумна удовлетворенная женщина. "Перевернись", - сказала она, ущипнув его за щеку.
  
  Барни выпил, и его взгляд упал на бутылку, которую он захватил с собой. Это был бурбон. Какого черта, подумал он. Он начнет развивать вкус к этому напитку. Это было проще, чем пройти голышом мимо Малкольма, чтобы забрать текилу.
  
  "Забыл очки".
  
  "Выпей из бутылки. Дай мне сигарету". Она села в постели, ее упругие, острые груди выглядывали из-под простыней. Барни протянул ей пачку сигарет.
  
  59
  
  Он сделал глоток. Напиток оказался горячим и вкусным. Это был отличный бурбон. Об этом напитке можно было многое сказать.
  
  "А как насчет меня?" - спросила женщина. Она протянула руку к бутылке.
  
  Барни осмотрел руку. На ней были тонкие линии. Это была прекрасная рука. Если бы у него была другая бутылка бурбона, он, несомненно, вложил бы ее в эту руку.
  
  "Ну, а как насчет меня?"
  
  Это был хороший вопрос. Барни сделал еще один глоток, долгий. Она имела право как его партнерша по постели разделить с ним бурбон. Неотъемлемое право. Она, безусловно, имела это право. И это был ее бурбон. Барни снова сглотнул и убрал ее руку.
  
  Она согласилась на сигарету. Они удовлетворенно откинулись назад, она курила, Барни пил, и она рассказала ему об афро-мусульманском братстве.
  
  Ее звали Глория Икс, и она была ее лидером, хотя об этом знала лишь горстка людей. Это было тайное общество, целью которого было разжигание чувства возмущения среди чернокожих людей, чтобы они разозлились настолько, чтобы восстать против своих белых угнетателей.
  
  "Хватит, хватит", - сказал Барни, отмахиваясь от ее заготовленной речи. "Что ты хочешь, чтобы я сделал? Намазать лицо кремом для обуви и присоединиться к "Персикам Мекки"?"
  
  "Я хочу, чтобы ты кое-кого убил".
  
  "Кто-нибудь особенный?"
  
  "Видный лидер за гражданские права, чья политика середины пути сдерживает дело черного национализма и движения за свободу".
  
  "Откуда ты знаешь, что я не помчусь в полицию с этой информацией?"
  
  "Потому что, мистер Дэниелс". Она злобно улыбнулась.
  
  "Потому что что?"
  
  60
  
  Она смотрела прямо ему в глаза, ее холодность пробирала до глубины живота Барни. "Потому что я знаю, что произошло на Пуэрта-дель-Рей. У тебя интересный шрам, - сказала она, дотрагиваясь до клейма "ЦРУ" у него на животе.
  
  Барни повернулся к ней. Он собирался что-то сказать. Он собирался сказать ей, что он сам не помнит, что произошло в Испании, что привело его через джунгли в хижину, где его связали, изрезали и сожгли раскаленной кочергой, что он не помнит того, что было похоронено глубоко в его мозгу, события, которое заставило его не беспокоиться, когда его резали, били и клеймили, и все же сохранили ему жизнь, несмотря на пытки.
  
  Он собирался сказать ей, но она оборвала его. "Итак, я знаю, мистер Дэниелс, что вы не испытываете любви к своему правительству или его агентствам или, если уж на то пошло, к белым мужчинам".
  
  Значит, она не знала. Она знала не больше, чем он.
  
  "И кроме того, мистер Дэниелс, - продолжила она, - если вы откажетесь, я прикажу вас убить. А теперь замолчите. Скоро будут новости".
  
  Глория Икс щелкнула выключателем на прикроватном столике, и транзисторный телевизор на противоположной стене мгновенно засветился.
  
  Барни потягивал бурбон, в очередной раз пытаясь вспомнить Испанию, но, как всегда, безуспешно. Что-то там произошло. Что-то.
  
  Выпуск новостей сообщал об обычных событиях на планете. Революция в Чили, наводнение в Миссури. Угроза засухи в Нью-Джерси и угроза гражданским правам в Нью-Йорке.
  
  Глория Икс начала радостно повизгивать, когда по телевизору показали изображение толстого чернокожего мужчины. Дэниелс несколько раз видел его по телевизору в Южной
  
  61
  
  Америка. Его называли национальным лидером за гражданские права. Он много говорил, но его никогда не показывали со сторонниками более сорока человек, большинство из которых были белыми епископальными служителями.
  
  Это был Колдер Райзин, национальный директор Союза расовой справедливости, обычно называемый "УРГЕ", толстый, напыщенный, неизменно делающий дикие неточные заявления, рассчитанные на то, чтобы оскорбить белых и в лучшем случае позабавить черных, которые все равно не обращали на него внимания.
  
  Взволнованный голос проревел из телевизора. "Блок Мон", - прокричал Райзин, - "не потерпит лилейно-белого больничного персонала. По крайней мере, один из каждых пяти врачей должен быть чернокожим, как в государственных, так и в частных больницах ". Барни потребовалось некоторое время, чтобы понять, что "Блок Мон" означает "черный человек". Возможно, хриплое аденоидное произношение Райзина было новым доказательством высокой культуры.
  
  "Мистер Райзин, - поинтересовался телевизионный репортер, - откуда страна возьмет всех этих чернокожих врачей?"
  
  "После столетий лишения образования Блок Мон должен получить докторские степени. Я предлагаю масштабную программу медицинского образования для чернокожих и, если потребуется, смягчение дискриминационных стандартов медицинских комиссий ".
  
  "Не могли бы вы назвать эти дискриминационные стандарты?"
  
  "Я был бы рад. Из-за сегрегации и низкого уровня образования Блок-Мон испытывает больше трудностей с поступлением в медицинскую школу, не говоря уже о прохождении тестов, выдаваемых белыми медицинскими комиссиями;
  
  "Я требую немедленной отмены вступительных экзаменов в медицинские вузы. Я требую прекращения тестирования для сдачи. Я требую отмены строгих стандартов медицинских школ как просто еще одного метода сегрегации Джима Кроу в северном стиле ".
  
  62
  
  "А если ваши требования - э-э, требования - не будут удовлетворены медицинскими школами?" спросил репортер.
  
  "Мы начнем прием больных, используя все крайне необходимые больничные койки. Я призываю всех, как жителей квартала, так и белых, кто страстно желает расовой справедливости, зарегистрироваться в больнице. У меня здесь список фальшивых симптомов, гарантирующих вашу госпитализацию. Когда по-настоящему больные будут умирать на улицах, потому что для них нет коек, возможно, тогда медицинские школы столкнутся с необходимостью создавать больше чернокожих врачей ".
  
  Камера отъехала назад, показав дородного мистера Калдера Райзина, одетого в белый больничный халат, стоящего у пустой кровати. Его голос был удален из аудиозаписи, и началась реклама леденцов от горла.
  
  "О-о-о", - взвизгнула Глория X. - "Он великолепен. Великолепен. Просто великолепен. Великолепен".
  
  С каждым ударом Барни чувствовал, как она сжимает нежное местечко его анатомии.
  
  "Отлично", - сказала Глория Икс.
  
  Барни ущипнул ее за руку. Она проигнорировала щипок. "Отлично, он был великолепен, дорогая. Разве он не был замечательным?"
  
  Барни отхлебнул бурбона и хмыкнул. "Он не в моем вкусе".
  
  "Что ж, он мой", - сказала Глория Икс. "Он мой муж".
  
  Барни посмотрел на нее.
  
  Она наклонилась, смахнула бутылку изо рта Барни на пол и провела языком по его губам.
  
  "Он действительно великолепен", - прошептала она. "Жаль, что тебе придется его убить".
  
  Барни оттолкнул ее от себя. "Теперь подожди
  
  63
  
  во-вторых. Сначала ты говоришь мне, что женат на этом шоколадном пончике..."
  
  Глория кивнула. "Он великолепен", - сказала она.
  
  "А потом ты говоришь мне выйти и убить его".
  
  Она улыбнулась.
  
  "Могу я спросить почему?" сказал он после паузы.
  
  "Для продвижения дела свободы чернокожих", - сказала она. "Для устранения промежуточной политики Raisin из растущего сознания чернокожих. Чтобы продемонстрировать моим последователям, что личная жертва во имя свободы - это великолепно..."
  
  "И чтобы получить страховые деньги?"
  
  "Это круто, большой мальчик". Она подмигнула.
  
  "Так я и думал", - сказал Барни. Он сделал большой глоток из бутылки с бурбоном и откатился от нее.
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
  Великий визирь афро-мусульманского братства придержал дверь для Барни, когда тот на цыпочках выходил из дома Глории Икс в пять утра.
  
  "Спасибо, Малкольм", - сказал он, стараясь не слишком невнятно произносить слова.
  
  "Как только ты выйдешь на улицу, ты перестанешь быть моей проблемой", - ответил Малкольм. "Множество кровей будут счастливы видеть твое белое лицо в это время дня. Аллах ни в коем случае не будет присматривать за тобой, белая мразь ".
  
  "Харе Кришна", - сказал Барни с поклоном.
  
  Барни не боялся грабителей. Он все еще мог
  
  64
  
  сражался, когда приходилось. Он не боялся убийц. Он сам убивал слишком много раз, чтобы не знать, что убийцы, как правило, более напуганы, чем их жертвы, если только убийцы не были очень хорошо обучены, и если "Персики Мекки" были лучшими бойцами в округе, ему ничего не угрожало. И, не имея в кармане ничего, кроме пятидолларовой купюры, которую дала ему Глория Икс для страховки возвращения, он не особенно боялся быть ограбленным.
  
  Чего боялся Барни Дэниэлс, так это того сумасшедшего старика с Востока, который, казалось, волшебным образом материализовался на темном углу улицы впереди. Он приготовился бежать в противоположном направлении, но старик оказался рядом с ним прежде, чем Барни успел развернуться.
  
  "Ты действительно быстр, папаша", - сказал Барни.
  
  "Благодарю вас. Приветствую. Я Чиун".
  
  "Барни Дэниелс".
  
  "Да, я знаю".
  
  "Где твой друг?"
  
  "Он рядом".
  
  Барни огляделся вокруг, но никого не увидел. "Я не хочу быть любопытным, Чиун, но ты планируешь убить меня?"
  
  "Нет".
  
  Барни вздохнул с облегчением. "Это хорошо. Знаешь, Чиун, по какой-то причине не похоже, что ты живешь по соседству".
  
  "Я этого не делаю. Мой дом - деревня Синанджу в Корее".
  
  "Понятно", - сказал Барни, как будто это все объясняло. "Идешь моим путем?"
  
  "Да", - они молча прошли еще полквартала.
  
  Барни попытался снова. "Послушай, я знаю, это звучит странно, но..."
  
  65
  
  "Да?"
  
  "Нет, это слишком странно".
  
  "Продолжай. Ты можешь спросить".
  
  "Хорошо". Он чувствовал себя глупо, даже думая об этом. "Просто я видел, как ты дрался. Ты был довольно хорош, понимаешь, что я имею в виду?"
  
  Чиун улыбнулся. "Это ничего не значило".
  
  "Итак, я хотел спросить, можешь ли ты так драться, и если ты не собираешься убивать меня, что ж ..."
  
  "Да?"
  
  "Ты мой сказочный крестный отец или что-то в этом роде?"
  
  Голос позади него хихикнул. Барни подпрыгнул в воздух, его сердце глухо забилось. "Хорошие рефлексы", - отметил Римо. '
  
  "Как долго ты там находишься?"
  
  "С тех пор, как ты ушла из дома".
  
  Барни покачал головой. "Вы двое действительно нечто", - сказал он, протягивая руку Римо. "Барни Дэниелс".
  
  "Иди Амин", - сказал Римо, отклоняя протянутую руку.
  
  "Один из нас - Мастер синанджу", - уточнил Чиун. "Другой - грубый извращенец, который едва ли пригоден для выполнения домашних обязанностей".
  
  "А третий - пьяница, за которым нам пришлось не спать всю ночь, наблюдая, как он прокладывал себе путь на небеса", - прорычал Римо.
  
  "Как ты мог смотреть?"
  
  Римо пожал плечами. "Полагаю, никаких угрызений совести".
  
  "Я имею в виду, что стены здания представляли собой сплошные грани залитого бетона. Вы не могли бы заглянуть в окно".
  
  "Поступай как знаешь".
  
  "Что ты слышал?" Спросил Барни, проверяя.
  
  "Ничего особенного. Ворчание, стоны, пара смешков от Блонди, одна-две отрыжки от тебя - все как обычно".
  
  66
  
  "Хммм".
  
  "И твое обещание выбить для нее более холодный изюм".
  
  Барни поморщился. "Вы из ЦРУ?" - спросил он.
  
  "Вот и все", - сказал Римо. "Он возвращается в бессознательное состояние, как я и говорил". Между стариком по имени Чиун и молодым умником завязалась бурная дискуссия на корейском.
  
  "Нет!" - наконец сказал Чиун по-английски. "Он мужчина. Он уйдет".
  
  "Куда идти?" Воинственно спросил Барни.
  
  "Десятая авеню в центре города".
  
  "Для чего?"
  
  "Мы должны были сохранить тебе жизнь".
  
  "На Десятой авеню? У меня было бы больше шансов остаться в живых в Клондайке, если бы я носил бандаж".
  
  "Дыши в другом направлении", - сказал Римо.
  
  "Кто послал тебя сюда?"
  
  "Твой сказочный крестный отец. Двигайся".
  
  Барни ощетинился. "Послушайте, ребята, я ценю то, что вы сделали для меня там, но я хочу знать, куда я иду и почему".
  
  Римо вздохнул. "Позволь мне нокаутировать его", - сказал он Чиуну.
  
  "С нами вам ничто не угрожает", - объяснил Чиун. "Однако наш работодатель считает, что другие попытаются причинить вам вред. Мы должны защищать вас".
  
  "Так почему ты должен защищать меня на Десятой авеню? Почему бы просто не последовать за мной домой в Уихокен?"
  
  "Потому что ты решил кого-то убить", - сказал Римо с отвращением. "И я должен спросить Наверху, разрешено ли тебе это. Осложнения. Всегда осложнения".
  
  Чиун гордо улыбнулся. "Я знал, что он убийца".
  
  67
  
  "Парень должен зарабатывать на жизнь", - сказал Барни.
  
  Они повернули налево на 81-ю улицу, где из двери подвала доносилась приглушенная музыка. "О", - взволнованно сказал Барни. "Я почти забыл об этом месте. Потрясающий клуб после закрытия. Не хочешь выпить со мной по коктейлю?"
  
  Он отклонился. Римо схватил его за шиворот.
  
  Это расстроило Барни. Знали ли они, что он может не вернуться живым на Десятую авеню без какой-нибудь жидкости, чтобы утолить жажду? Знали ли они, что вполне могут доставить своему работодателю труп? Хотели ли они этого?
  
  "Иди", - сказал Римо.
  
  "Если бы я сражался с тобой, ты бы победил, верно?"
  
  "Не был бы удивлен", - сказал Римо.
  
  "Если бы ты нокаутировал меня, ты бы понес меня?"
  
  "Полагаю, мне пришлось бы это сделать", - сказал Римо. "Куда на Десятой авеню мы направляемся?"
  
  "Сорок четвертая улица".
  
  "Это слишком далеко. Коктейль, или я теряю сознание". Он предложил Римо свою шею.
  
  Как раз в этот момент к ним подошла банда из восьми пуэрториканских уличных хулиганов. Один из них ковырял в зубах стилетом. Они окружили троих незнакомцев по соседству.
  
  "Эй, чувак, у тебя есть мелочь?" - спросил Чиуна тот, что со стилетом, дразня ножом свое морщинистое горло.
  
  "Ты раздражаешь меня этой игрушкой", - сказал Чиун.
  
  Все восемь человек рассмеялись.
  
  "Скажи им, чтобы пошли пососали манго", - предложил Римо Чиуну.
  
  "Как насчет этой игрушки?" - спросил другой, с хлопком вытаскивая свой стилет. Еще шесть хлопков подчеркнули
  
  68
  
  ночь. Сверкнули восемь клинков. Круг сомкнулся плотнее.
  
  Барни занял позицию, но Римо оттащил его. "Он может сам о себе позаботиться", - сказал он.
  
  "Что скажешь, старик?" лидер усмехнулся. "Есть какие-нибудь последние слова?"
  
  "Да", - сказал Чиун. "Дважды за эту ночь группы хулиганов с ножами причиняли мне неудобства. Ходить по этим улицам становится невозможно, и я планирую пожаловаться на это. Я предлагаю вам прекратить беспокоить невинных пешеходов и разойтись по домам. Кроме того, называть меня старым неуважительно ".
  
  Главарь приставил свой стилет к горлу Чиуна. С другой стороны, другой член банды подкрался к Чиуну сзади, готовый нанести удар в спину. "Это твои последние слова, чувак?"
  
  "Да", - сказал Чиун. А затем он ударил ногой позади себя, чтобы переместить мужское достоинство приближающегося мужчины в почки мужчины, и главарь банды вонзил свой стилет в разреженный воздух, пролетев над головами своих сообщников и остановившись около телефонного столба, который он обвил, как венок, на середине столба.
  
  Двое членов банды немедленно сбежали. Оставшиеся четверо ударились головами друг о друга с идеальной синхронностью припева Басби Беркли, когда Чиун закружился вокруг них. Их черепа треснули и сплющились при ударе.
  
  Мужчина с перемещенными яичками со стоном перевернулся на другой бок, а затем замолчал. Мужчина, обнимавший телефонный столб, безвольно сполз на землю.
  
  "Раздражает", - пробормотал Чиун, поворачиваясь обратно к Римо и Дэниелсу. "Яичный сок. Ножи. Обзывательства. Этого достаточно, чтобы вызвать несварение желудка. А ты, - сказал он, угрожающе указывая на Барни. "Ты уйдешь".
  
  69
  
  "Да, сэр. Ничто так не оживляет кровообращение, как хорошая прогулка. Это то, что я всегда говорю. Хорошая прогулка успокаивает нервы ". "И будьте молчаливы".
  
  Барни вышел на Десятую авеню на рассвете. В полной тишине.
  
  Войдя в номер мотеля, Барни сунул сигарету в рот. Римо растер ее в порошок, так что Барни стоял в дверях, поднося спичку к однодюймовому фильтру. Затем Римо залез в карман пальто Барни и превратил в порошок оставшуюся пачку.
  
  "Ты мог бы просто сказать, что предпочитаешь, чтобы я не курил", - сказал Барни. Он оглядел комнату. "Действительно уютно. Где моя комната?" Римо указал.
  
  Барни заглянул внутрь. "Это ванная".
  
  "Правильно". Иди прими душ. От тебя пахнет, как от пивоварни."
  
  "Ладно, ладно", - сказал Барни. "Тебе не обязательно быть грубым по этому поводу".
  
  "Не забудь запереть дверь", - сказал Чиун. "Никогда не знаешь, что может выкинуть извращенец".
  
  "Есть что-нибудь выпить?"
  
  "Нет", - сказал Римо, сердито глядя.
  
  "Просто спросил, это все не повод для раздражительности". Барни направился в ванную и включил душ.
  
  Римо позвонил Смиту. "У нас здесь Дэниелс", - сказал он.
  
  "Для чего?"
  
  Он рассказал Смиту о Глории Икс, Персиках из Мекки и задании Барни убить Колдера Райзина.
  
  "В этом нет никакого смысла", - сказал Смит.
  
  70
  
  "Рад, что вы согласны".
  
  "Какое отношение все это имеет к Его...пании?" Смит задавался вопросом вслух.
  
  "Вероятно, ничего. Вероятно, он просто пытается подзаработать немного баксов. Вопрос в том, что нам делать с этим ромом?"
  
  "Держись за него, пока я не смогу все занести в компьютер. Не дай ему убить Изюминку. Какой адрес у Глории Икс?"
  
  Римо передал ему это, когда Смит ввел информацию в компьютерную консоль.
  
  "А какая у нее настоящая фамилия?"
  
  "Изюминка".
  
  "Что?"
  
  "Она жена Райзина. Это то, что она сказала".
  
  Смит долго молчал, прежде чем сказал: "Она не может быть".
  
  "Почему бы и нет? Межрасовые браки и убийства между супругами никогда не были большой новостью".
  
  "Потому что жена Колдера Райзина живет в Вестчерсе с двумя детьми под другим именем, и все они такие же черные, как сам Райзин. Он не раскрывает их информацию по соображениям безопасности, но проводит там выходные. Эта информация содержится в каждой личной биографической распечатке на каждом компьютере в стране ".
  
  "Может быть, у него две жены", - предположил Римо.
  
  "Я проверю это. Сколько лет Глории?"
  
  "Лет двадцати пяти с небольшим. Южный акцент. Фанатично настроенный на грядущую революцию чернокожих".
  
  "Хорошо", - сказал Смит, вводя материал. "Я пройдусь по спискам SDS и черных организаций. Что-нибудь еще?"
  
  Римо на мгновение задумался. "Она много болтает, когда трахается".
  
  71
  
  Клавиатура Смита замолчала. "Это все?" сухо спросил он.
  
  "Думаю, да". Римо услышал, как телефон отключился.
  
  Это просто не имело смысла.
  
  Смит в третий раз прочитал распечатку на видеоэкране:
  
  РАЙЗИН, КОЛДЕР Б.
  
  Родился в 1925 году в БИРМИНГЕМЕ, штат Алабама.
  
  ПОСЕЩАЛ КОЛЛЕДЖ МЕРИУЭЗЕР, 1 год.
  
  НЫНЕШНИЙ ОКК: ДИРЕКТОР СОЮЗА РАСОВОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ (URGE)
  
  БЫВШИЙ директор OCC: АСС. РЕЖ., RAY THE JUNKMAN, INC., НЬЮ-Йорк.
  
  БЫВШИЙ ОКК (2): САНИТАРНЫЙ ПЕРСОНАЛ, ГОРОД НЬЮ-Йорк
  
  ЖЕНИЛСЯ В 1968 году на ЛОРРЕЙН РАЙЗИН, ФОРМА. ДАЛВЕЛЛ
  
  ДЕТИ (2) ЛАМОНТ, 1969 г. р., МАРТИН ЛЮТЕР, 1974 г. р.
  
  БЕЗ ПРЕДИСЛОВИЙ. БРАК ИЛИ ПОТОМСТВО
  
  ДОХОД: 126 000 долларов
  
  СОСТОЯНИЕ ЗДОРОВЬЯ: ПЛОХОЕ
  
  МИНУС (1) ЗДОРОВЬЕ
  
  РАК ТОЛСТОЙ КИШКИ. ПОСЛЕДНИЙ ГОСПИТАЛЬ: РУЗВЕЛЬТ, 8/79
  
  РУЗВЕЛЬТ, 5/79
  
  РУЗВЕЛЬТ, 3/79
  
  ЛЕНОКС ХИЛЛ, 12/78
  
  А.Б. ЛОГАН, 9/78
  
  Нью-Йоркский УНИВЕРСИТЕТ. ОБЩЕЖИТИЕ, 2/78
  
  72
  
  "Рак", - произнес Смит вслух. Какая у кого-то могла быть причина для убийства неизлечимого больного раком?
  
  Очевидный ответ, что Глория Икс и ее "Персики из Мекки" не знали о болезни Изюминки, был слишком отдаленным для Смита, чтобы рассматривать его. Любая организация, особенно организация чернокожих, желающая нанять убийцу, знала бы о Райзине достаточно, чтобы понять, что он долго не проживет. Но тогда Афро-мусульманское братство не было официальной организацией. Фактически, первые следы афро-мусульманского братства, которые компьютер смог обнаружить, появились менее чем за год до этого. В том же месяце, когда Барни Дэниелс был возвращен из Испании в Соединенные Штаты.
  
  Возложение вины за убийство лидера движения за гражданские права на бывшего агента ЦРУ может иметь некоторый смысл как часть какой-то более масштабной схемы. Это может заставить агентство выглядеть в глазах общественности еще хуже, чем оно уже было.
  
  Но как часть какой более масштабной схемы? Что могла бы сделать Испания, банановая республика размером не больше Род-Айленда, с таким небольшим валовым национальным продуктом, что большинство ее жителей жили в хижинах в джунглях, - что могла бы Испания сделать Америке?
  
  Америка могла бы уничтожить это одним чихом.
  
  И даже если Испания каким-то образом была связана с афро-мусульманским братством, как мог Смит объяснить конверт с Испанией, наполненный пластиковой взрывчаткой - конверт, который был доставлен Барни? И имя на конверте - Дениз Дэниелс. Кем она была? На распечатке Смита было 122 Дениз Дэниелс, и ни одна из них никак не была связана с Бернардом К. Дэниелсом, за исключением троюродной сестры дяди Барни, который жил в Торонто. Смиту пришлось бы создать новый код, чтобы подключиться к международной личной биографии
  
  73
  
  банки данных. Он начал бы с Испании. Но могут потребоваться годы, чтобы просмотреть имена каждого человека, живого или мертвого, во всем мире.
  
  Все это не имело смысла. Но самая странная часть головоломки находилась прямо в Нью-Йорке.
  
  Глория X.
  
  Кем была Глория Икс?
  
  "Политический гений с телом богини, вот кто ты", - прогрохотал генерал Робар Эстомаго, когда Глория поднялась у него между ног. "Кроме того, вы подаете лучший удар головой на Пуэрта-дель-Рей", - добавил он со смешком.
  
  "Лучший в мире, Робар, милый", - сказала она, потирая подбородок. "Забрать меня из того борделя и отпустить обратно в Америку было самым умным поступком, который ты когда-либо делал. Теперь я вся твоя ". Она поудобнее устроилась на кровати в кабинете Эстомаго в конце здания посольства Испании.
  
  "Нет, мое горячее слоеное тесто, не все мое. Ты принадлежишь Испании. Когда ты выполнишь эту миссию, Эль Президент Де Куло воздвигнет тебе статую".
  
  "Надеюсь, он более прямой, чем El Presidente", - хихикнула она.
  
  "Я так понимаю, ваш план продвигается хорошо?"
  
  "Идеально. Я говорил тебе, что бомба в конверте не сработает. Дэниелс слишком умен, чтобы его можно было так легко убрать. Таким образом, мы избавимся от него красиво и законно, и расколем эту двуличную страну на части, пока мы этим занимаемся. Это место будет настолько разорвано беспорядками и демонстрациями, что никто даже не заметит нашего появления ".
  
  "Бум", - сказал Эстомаго, дико жестикулируя. "Президенту это понравится. И нашим российским спонсорам тоже".
  
  74
  
  "Правильно, милая. И тебе это понравится".
  
  При этих словах Глория Икс прижалась головой к животу посла Испании и снова начала проявлять себя.
  
  Генерал Робар Сальваторе Эстомаго, почетный глава Совета национальной безопасности Республики Испания, нынешний посол в Соединенных Штатах и получатель значительных личных услуг Глории Икс, прошел долгий путь от переворачивания биг-маков в местном франчайзинговом магазине McDonald's на Пуэрта-дель-Рей.
  
  Этот короткий срок он занимал непосредственно перед назначением главой тайной полиции Испании при президенте Каре Де Кюло.
  
  Он сдвинул свою округлую нижнюю часть живота, чтобы предоставить Глории лучший доступ к своему легендарному инструменту, который, если бы не его образцовые размеры, был бы почти скрыт от глаз свиными пропорциями его торса.
  
  Она с энтузиазмом покачала головой, ее светлые волосы рассыпались по его смуглой коже золотым облаком. Всю свою жизнь ему нравились женщины-гринго, белые, как бриллианты. А Глория была белой до мозга костей. Она воплотила в себе все, о чем он когда-либо мечтал или чего боялся в белых женщинах. Глория была красивой, жестокой, лживой, двуличной, эгоистичной, избалованной и непривычной ни к какой работе. Она также крайне презирала свою родину и стремилась уничтожить Америку с большим рвением, чем Эль Президент и российский премьер вместе взятые.
  
  Эстомаго понял, что нашел сокровище в Глории, в ту минуту, когда она спустилась по трапу американского корабля в доки Пуэрта-дель-Рей, насвистывая, разделась догола и начала приставать к докерам. Рабочие.
  
  75
  
  Она прибыла с целым кораблем женщин, волонтеров, стремящихся выбраться из американских тюрем, даже если это означало длительную программу реабилитационных работ в Испании. Но работа была сверхсекретной, и все работники были обречены на утилизацию, а поскольку Глория была блондинкой, и Эстомаго вожделел ее, он избавил ее от обычных рабочих мелочей и дал ей занятие, более соответствующее ее талантам. Он поселил ее в самом большом публичном доме в городе, получив инструкции сообщать о каждом важном американце, посетившем это место.
  
  Это был хороший ход. Благодаря одному американцу, агенту ЦРУ, который знал больше, чем предполагалось знать агентам в Испании, Эстомаго стал послом в Соединенных Штатах. Также из-за этого американца - Бернарда К. Дэниелса - теперь в действие вступал грандиозный план, план, разработанный Глорией, чтобы разрушить Соединенные Штаты, нарушить баланс сил в мире и подтолкнуть Испанию к мировому господству, так же верно, как Эстомаго продвигался сейчас под опытным руководством языка и губ Глории.
  
  "Ах да", - вздохнул Эстомаго, обмахиваясь фотографией Президента в рамке, которую он держал у кровати. "Ты точно знаешь свое дело".
  
  "Разрушение Америки - это мое дело", - коротко сказала она, вытирая рот. "Несмотря на этих черных дураков, которыми вы меня оседлали".
  
  "Афро-мусульманское братство" - хорошее прикрытие для нас", - сказал Эстомаго. "Кроме того, вы были тем, кто в первую очередь подумал о его создании".
  
  "Это послужит своей цели", - сказала она. "Я посылаю Дэниэлса убрать Колдера Райзина. Это должно привести ниггеров в ярость".
  
  "А Дэниелс? Он возражал?"
  
  76
  
  "Тот несчастный пьяница? Я сказала ему, что я жена Райзина и что мне нужны деньги по страховке".
  
  "Американец всегда будет верить в жадность", - высокомерно сказал Эстомаго.
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
  "Ушел? Что вы имеете в виду, он ушел?" Римо побежал в ванную, где Чиун стоял на крышке унитаза, выглядывая в открытое окно. "Настоящий убийца", - сказал Чиун, сияя. "Ничто не может удержать его от достижения цели".
  
  "Я должен добраться до Изюма", - сказал Римо.
  
  Лидер URGE стоял на крыльце больницы Лонгуорт. На нем был короткий белый больничный халат, завязанный сзади двумя бантами, из-под которого виднелись шорты в красную и зеленую полоску. Перед ним дюжина демонстрантов, одетых подобным образом, растянулись на мраморных ступенях, читая комиксы и передавая друг другу косяки с марихуаной. Перед ними телевизионные камеры фиксировали происходящее.
  
  "Мои собратья борцы за свободу", - нараспев произнес Райзин в микрофоны перед собой. Ветерок развевал тонкое платье, которое было на нем надето, заставляя его колыхаться на коленях.
  
  "Сегодня я стою перед вами во имя справедливости".
  
  77
  
  Он отвернулся и прошипел: "Шеит, брат, здесь холодно. Иди принеси мне халат".
  
  Белый мужчина, чей больничный халат был украшен пуговицами, выступающими за мир, отмену ядерной энергетики, казнь иранского шаха, изгнание белых из Южной Африки, устранение шума в городских центрах, и очень старый мужчина, требующий смерти любого старше тридцати лет, шаркая, пришел в больницу, чтобы забрать халат Изюма.
  
  "Я призываю вас присоединиться к нам здесь, в больнице Лонгворт, чтобы помочь нам удовлетворить наши требования равенства в медицинской профессии. Я призываю вас принять участие в нашем призыве к действию. Я призываю вас ответить на этот призыв вместе с нами. Потому что, коллеги-сторонники угнетенного блока Мон этой страны, это желание должно быть удовлетворено ".
  
  Он. ткнул пальцем в воздух и свирепо нахмурился в камеры. "И я говорю вам сейчас, когда я стою перед вами, что у меня есть нечто большее, чем мечта. Я говорю вам, учитывая, что четыреста лет черного рабства эхом отдаются в веках эти слова: у меня ЕСТЬ ЖЕЛАНИЕ!"
  
  Люди на ступеньках зашевелились. Молодая пара ощупывала друг друга. Несколько курильщиков марихуаны лежали и храпели. Высокий чернокожий мужчина в зеркальных солнцезащитных очках потряс тамбурином в такт музыке диско, звучавшей из его портативного радиоприемника размером с багажник. "И вы знаете, все вы, кто стремится разорвать цепи неравенства, что когда у вас есть желание, вы должны выполнять свой долг!"
  
  Римо подошел к Райзину. На нем был больничный халат с развязанными завязками поверх черных брюк и футболки. Он предложил Райзину свой халат. "Кто-то скоро попытается тебя убить", - прошептал Римо, стоя спиной к камерам.
  
  78
  
  "Кто ты?"
  
  "Неважно. Возвращайся в больницу".
  
  "Товарищи борцы за свободу", - прокричал Райзин в микрофоны. "Мне только что сообщили, что на мою жизнь совершается покушение".
  
  Щупающая пара теснее прижалась друг к другу, их губы приоткрылись в экстазе. Игрок на тамбурине откатился ко сну.
  
  "Не мог бы ты заткнуться?" Сказал Римо.
  
  "И я говорю тебе. Я не боюсь смерти от рук убийцы".
  
  "Помолчи, ладно? Просто зайди внутрь".
  
  "Ибо что значит жизнь без полного достижения свободы для жителей квартала? Я готов умереть. И каждый житель квартала, женщина и ребенок, готов умереть за дело свободы".
  
  Грудь Райзина выпятилась. Его подбородок выдвинулся вперед. Одно плечо поднялось выше другого, и он выставил одну ногу перед собой, как будто был слепком для бронзовой статуи. "Свобода сейчас", - прокричал он.
  
  Молодая пара начала совокупляться и вкатилась в зону действия камер. "Снято!" - крикнул кто-то из-за телевизионного оборудования. "Уберите отсюда этих двух придурков, ладно?"
  
  Когда парочку выкатили из поля зрения, Римо еще раз потребовал, чтобы директор URGE вернулся на больничную койку, где он мог быть защищен, пока Римо ищет своего убийцу.
  
  "Спасибо тебе, мальчик, но никто не собирается убивать меня, пока Господь не сделает это сам. Кроме того, они все эти телекамеры вокруг. Никто не собирается делать ничего серьезного на телевидении." Он похлопал Римо по плечу. "Ты просто занимайся своими делами. Я зайду внутрь как можно быстрее. И спасибо за совет. Это создает
  
  79
  
  хорошая речь. Свобода сейчас!" - повторил он в камеры, которые были снова включены, поскольку шуруповерты были удалены.
  
  Римо шел сквозь редкую толпу. Никаких признаков Дэниэлса. Если бы Барни не пришел прямо к Калдеру Райзину, рассуждал Римо, он, должно быть, вернулся к Глории Икс за инструкциями. Он вернулся бы в Гарлем.
  
  Барни выбрался из такси, в голове у него стучало. Восемь часов утра, и с рассвета он ни разу не выпил.
  
  Какие-то защитники, подумал Барни, вспомнив Римо и Чиуна. Возможно, они и умели сражаться, но никто из тех, кто отказал бы в капле текилы изнывающему от жажды человеку, не был его другом.
  
  Он постучал в дверь дома Глории Икс. Великий визирь Малкольм сразу же открыл ее. Повинуясь приказу, Малкольм отступил в сторону, чтобы позволить Барни подбежать к бару в гостиной.
  
  На стойке бара стояла серебряная фляжка текилы с прикрепленной запиской. На ней было написано: "Я твой, когда ты захочешь".
  
  Он отвинтил крышку и понюхал. Долгожданный аромат изысканной текилы заполнил его ноздри и потек по горлу, призывая к добавке. "О, детка, я хочу тебя", - сказал он фляжке.
  
  Он позволил славе пронестись галопом по его горлу. Затем он снова наполнил его, найдя бутылку текилы.
  
  "Это все, уайти", - сказал великий визирь, шагая через белую комнату. "Сейчас ты идешь со мной".
  
  "Держи себя в руках, Малыш Хьюи", - сказал Барни. "Меня допустят в бар в любое время, когда я захочу. Твой масса сказал мне".
  
  Великий визирь поднял Барни над головой и
  
  80
  
  вынес его на воздух, за дверь, в черный автомобиль, где два Персика из Мекки, фыркая, проснулись. Барни разделался бы со всеми, если бы не тот факт, что он все еще держал крышку фляжки в одной руке и ему приходилось завинчивать ее обратно, чтобы текила во фляжке не пролилась.
  
  Как только Барни затолкали в машину, его завернули в бурнус из грубой шерсти и надели наручники.
  
  "Я понимаю, что мне следовало бы привыкнуть к этому, но не могли бы вы сказать мне, куда мы направляемся?" спросил он.
  
  "Мы идем в мечеть", - благоговейно сказал один из Персиков. "Ты надеваешь капюшон на лицо, когда мы входим, иначе тебя убьют".
  
  Мечеть "Афро-мусульманское братство", примерно в двадцати минутах езды от "Глории Икс", была идентифицирована по нарисованной от руки табличке на некрашеной доске, прибитой поверх другой таблички с надписью "Здание, подлежащее сносу". Не входить.
  
  "Откройте, двери верных", - в унисон воскликнули два Персика. Двери тяжело распахнулись. Ужасно тяжелый, отметил Барни, для разрушенного здания, которое выглядело так, словно могло рассыпаться в прах от одного прикосновения. И двери были новыми. К петлям все еще прилипали кусочки стальной стружки.
  
  Барни провели по лабиринту коридоров, лестничных клеток, мимо закрытых дверей и огромных пустых комнат. Здание, очевидно, когда-то было каким-то общественным зданием, заброшенным после того, как Гарлем перестал быть тихим пригородом для белых профессионалов среднего класса и превратился в черный Гарлем, каким он был сегодня.
  
  По звуку его шагов по полу Барни мог сказать, что он ходит по стальному основанию. Он
  
  81
  
  ударился локтем о стену. Снова сталь. Окон не было.
  
  Мечеть была так же хорошо укреплена, как и дом Глории Икс.
  
  В сопровождении двух своих телохранителей Барни остановился перед огромным залом, где оратор, закутанный в пурпурные шелковые одежды, обращался к своей аудитории с мольбами.
  
  "Кто тебя подавляет?"
  
  Ответом было тихое ворчание из пятисот черных глоток: "Белый".
  
  "Кто убивает наших детей в этих грязных трущобах?"
  
  "Уайти".
  
  "Кто вас грабит, насилует, крадет ваш хлеб?"
  
  "Уайти".
  
  "Кто планирует уничтожить черного человека?"
  
  "Уайти".
  
  Громкоговоритель продолжал реветь, его голос возвышался над женщинами в пурпурных шарфах на левой стороне старого амфитеатра и над темными, чисто выбритыми головами мужчин в черных костюмах справа.
  
  Оратор кричал. Он умолял. Он плакал в традициях черного проповедника. Температура внутри старого театра росла вместе с громкостью оратора, вызывая волны испарины. Она стекала с черных лбов, черных спин, черных щек. Она заливала коричневые подмышки. Она стекала по загорелым ногам и загорелым позвоночникам. Но никто не двигался. Они сидели неподвижно, как солдаты, театр, полный зомби. Их единственным признаком жизни было движение губ, когда они бормотали "Уайти".
  
  "Белый владеет этим миром, - продолжил говорящий, - и он ненавидит тебя. Он ненавидит твою чистую черноту, которая напоминает ему о его собственной уродливой белой коже.
  
  "Он ненавидит твою силу, твое мужество и твою мудрость. Вот почему он хочет убить тебя".
  
  82
  
  Он сделал паузу на мгновение и улыбнулся, сверкнув золотыми зубами, улыбкой, которая обошлась ему в 4275 долларов у белого дантиста в Бронксе, улыбкой, которую он купил, проповедуя для Пятикостальной евангельской церкви. И за это хорошо платили. Но за это платили невероятно. Эта белая женщина со светлыми волосами определенно знала, как возбудить его ораторское искусство.
  
  "Уайти. хочет убить тебя, но мы не позволим ему. Знаешь почему?" В зале воцарилась гробовая тишина: "Потому что мы собираемся убить его, вот почему. Мы положим конец этой голубоглазой тирании над нашими жизнями.
  
  "Что мы будем делать?" спросил он. После драматической паузы он ответил сам себе театральным шепотом. "Мы будем убивать, убивать, убивать". И затем, обращаясь к аудитории: "Что мы будем делать?"
  
  Мужчины поднялись, чтобы закричать, освобожденные наконец от пытки их горячими деревянными сиденьями. Женщины радостно захлопали в ладоши. Все они кричали: "Убивайте, убивайте, убивайте!"
  
  "Что ты собираешься делать?" - снова спросил говоривший.
  
  "Убивай, убивай, убивай!"
  
  "Повторите это еще раз, дети!"
  
  "Убивай, убивай, убивай!"
  
  "Пусть Уайти услышит, как ты это расскажешь".
  
  "Убивай, убивай, убивай!"
  
  "Приятно видеть сообщество, работающее вместе", - сказал Барни двум мужчинам по бокам от него. Он потянулся за своей фляжкой, забыв, что его руки были скованы наручниками. Пока он запутывался в складках своего бурнуса, мимо прошла фигура, плотно закутанная в белый тюль, оставляя за собой аромат сирени. Персики из Мекки последовали за ней, зажав Барни между собой.
  
  Она провела их по другому лабиринту, вверх по бетонной лестнице, по длинному коридору, через пустую комнату и вверх по другой лестнице. Лестница закончилась у
  
  83
  
  еще одна лестница, на этот раз спиральная из высокоточной конструкционной стали.
  
  "Вы можете подождать здесь, джентльмены", - сказала женщина, ее голос источал очарование плантации. Два Персика бесстрастно кивнули. Один из них вручил ей ключ от наручников Барни.
  
  Он последовал за ней в сверкающую белизной квартиру, идентичную ее дому во всех деталях, за исключением карты мира на стене за белым столом. Там она сняла свою объемную вуаль и белый плащ. На глазах у Барни она сняла свои белые перчатки опереточной длины. Она развязала белый веревочный пояс вокруг талии. Платье, которое она надела, ниспадало на одно из ее кремовых плеч и ниспадало греческими складками до пола, облегая ее изгибы до самого низа. Улыбнувшись в голодные глаза Барни, она потянула за застежку на плече своими наманикюренными ногтями, и платье упало к ее ногам.
  
  Под ним она была обнажена. Медленно она вытянула руки над головой, так что ее груди соблазнительно приподнялись. Затем она провела руками по всей длине своего тела, лаская себя, ее бедра покачивались, пока Барни смотрел на это, его руки были скованы вместе. Это было странно знакомое движение. Видел ли он это раньше?
  
  "Сейчас я собираюсь освободить вас от пут, мистер Дэниелс", - промурлыкала она.
  
  "Хвала Аллаху", - сказал Барни. Он сильно вспотел в своей шерстяной монашеской рясе.
  
  Она прижала одну из своих грудей ко рту Барни, когда расстегивала наручники. Он не отрывал от нее губ, пока его руки искали сокровище, которое они искали. Затем он оторвал рот от ее блестящего влажного соска и накрыл им горлышко фляжки, которую он
  
  84
  
  поднялся и теперь опорожнялся в его пищеводе. "Отличная штука", - сказал он одобрительно.
  
  Глория повалила его на кровать и насытилась им. Когда она с криком кончила, рука Барни шарила по поверхности ночного столика в поисках бутылки текилы, которую она ждала для него. Он сделал глоток, осторожно, чтобы не опрокинуть бутылку на все еще раскалывающуюся голову Глории.
  
  "Это было здорово", - мечтательно произнесла она.
  
  "Лучшая текила, которую я когда-либо пробовал", - сказал Барни.
  
  "Я тебе совсем не безразлична, не так ли?" Ее голос внезапно стал холодным.
  
  Барни пожал плечами. "Так же, как меня волнует все остальное", - сказал он.
  
  Это была правда. Он сидел на белой кровати Глории в Диснейленде и притворялся, что любит ее, и позволял ей диктовать роль, которую он должен был сыграть в ее маленькой драме, потому что у него не было другой роли. Роль Барни осталась на Пуэрта-дель-Рей жизнь или две назад, и все, что у него было сейчас, - это его текила, и ничего больше.
  
  Он ввязался в это по пьяной прихоти, и теперь он был заключенным так же точно, как если бы находился в тюрьме. Конечно, это была шикарная тюрьма, но, тем не менее, тюрьма, и Барни знал, что приговором будет смертная казнь, либо от Глории Икс и ее дрессированных котиков, либо от двух мужчин, которые пытались ему помочь.
  
  Он не хотел помощи. Его не волновало, придет ли его смерть рано или поздно. Это было уже давно запоздало. Он уже был мертв долгое, долгое время.
  
  Так почему же он снова думал о Пуэрта дель Рей? Не было ответа на этот самый элементарный вопрос, единственный вопрос, который он когда-либо задавал: что случилось? Что случилось? Он заставил себя отвлечься от этого. Он заставил себя сосредоточиться на
  
  85
  
  атласные подушки вокруг него на кровати, и на текиле, и на текиле, и на текиле.
  
  И до того, как бутылка опустела, мир был хорош с Бернардом К. Дэниелсом.
  
  Затем он почувствовал запах сиреневых духов. "Просыпайся", - сказала Глория, встряхивая его. "Сейчас ночь".
  
  "Чертовски подходящее время для пробуждения".
  
  "Пришло время".
  
  "Время для чего?"
  
  "За убийство Кальдера Райзина". Она улыбнулась, ее губы были плотно сжаты, обнажив зубы. Размытое пьяным зрением Барни, ее лицо показалось ему похожим на ухмыляющийся череп мертвой головы сквозь туманный туман. "Я перевел тебя сюда, когда услышал, что ты установил контакт со своими друзьями из ЦРУ".
  
  "У меня нет друзей в ЦРУ", - сказал он, его рот все еще был нечетким.
  
  "Те двое на углу. Мои люди видели тебя. Но теперь они не знают, где ты, так что они не смогут помочь тебе, бедняжка. Тебе придется убить беднягу Колдера в одиночку. Она похлопала его по щеке. "Вставай сейчас же. У тебя назначена встреча с мистером Изюмом в "Бэттери"."
  
  "Что, если я не убью его?" Спросил Барни.
  
  "Тогда ты не получишь тысячу долларов, дорогой", - сладко сказала она. "И в процессе ты очень болезненно расстаешься с жизнью. Ты знаешь, что значит "болезненно", не так ли? Вы помните боль, мистер Дэниелс, или шрам на вашем животе полностью зажил?"
  
  Он бросился на нее. "Что ты знаешь?" потребовал он. "Скажи мне!" Но ее телохранители были в комнате и оттащили его от женщины, когда она разразилась смехом, холодным и пронзительным, как вой банши.
  
  86
  
  На пирсе не было телевизионных камер, поскольку двое чернокожих репортеров, одетых в аккуратные черные костюмы, пообещали Кальдеру Риайзину вернуться в больницу. Не было никаких микрофонов и на скрипучих досках пустынного места, где его должна была ждать группа демонстрантов.
  
  Как только лимузин, заполненный чересчур дружелюбными репортерами, высадил Райсина у пирса и умчался в темноту, он понял, что чернокожие репортеры были фальшивками, и его привезли в это изолированное место, чтобы убить.
  
  Кальдер Райзин покачал головой. Он был предупрежден.
  
  Мужчина ждал его, сидя на досках, прислонившись спиной к покрытой ракушками опоре причала.
  
  Только один человек, подумал Кальдер Райзин. Но тогда потребовался бы только один человек, чтобы убить его. Это была его собственная вина, ругал себя Райзин, за то, что не послушал молодого белого человека на митинге в больнице. Что ж, сейчас он мало что мог сделать. Он просто попытался бы покончить с этим так быстро, как только мог.
  
  "Чего ты хочешь?" Спросил Райзин, поднимая воротник халата, чтобы защититься от ветра. Он переступил с ноги на ногу с одной больничной туфли на другую, защищаясь от холодного ветра. Его руки были глубоко засунуты в карманы халата, из которых внизу на полдюйма высовывался больничный халат.
  
  "Я сказал, чего ты хочешь", - повторил Райзин. "Послушай, ты собираешься убить меня или как?"
  
  Барни поднял глаза, сначала на Изюминку, а затем перевел взгляд на блестящую черную воду.
  
  "Смотри сюда. Я проделал весь этот путь не для того, чтобы пялиться с тобой на Нью-Йоркскую гавань. Теперь ты будешь приставать ко мне, или я уйду?"
  
  87
  
  Барни посмотрел на воду. Она напомнила ему гигантскую чернильницу. Место, где все слова его жизни могли быть стерты в одно мгновение. Такие слова, как честь. Порядочность. Любовь. Слова, по которым он жил когда-то, когда у него была причина для жизни. Один прыжок, и он мог бы стать таким же мертвым и бессмысленным, как эти слова. Вода поглотит его, и останки Барни Дэниелса исчезнут в ней. Вода. Холодная, унылая, неумолимая, желанная вода.
  
  "Держись, парень", - сказал Райзин, "наклоняясь, чтобы хлопнуть Барни по плечу. "Здесь холодно. Ты замерзнешь".
  
  Барни уставился на воду.
  
  Голос Изюминки смягчился. "Эй, не хочешь где-нибудь выпить чашечку кофе?" спросил дородный чернокожий мужчина.
  
  Но Барни только смотрел.
  
  Райзин поднял свою красную махровую туфлю и обрушил ее на голову Барни. "Смотри в оба, чувак", - крикнул он. "Что за глупость? Меня вытаскивают сюда неизвестно откуда, пугают до чертиков, потому что я думаю, что ты собираешься убить меня, а теперь ты ничего не собираешься делать. Ты под кайфом, парень?"
  
  Барни не ответил.
  
  "Ты зря тратишь мое время. У меня намечается демонстрация болезни, так что, если ты не собираешься меня вытереть, мне лучше вернуться к этому, пока я не умер от холода ".
  
  Барни предложил Райсину свою фляжку. "Выпей", - сказал он. "Это согреет тебя".
  
  Изюм выпил. "Чувак, что это за дерьмо? На вкус как яд".
  
  "Текила", - сказал Барни, возвращая себе серебряный контейнер. "Но она могла быть отравлена".
  
  "Чертовски уверен, что на вкус именно так".
  
  88
  
  Проигнорировав грубый комментарий, Барни поднес фляжку к губам и позволил жидкости вылиться в горло. "Знаешь, я мог бы тебя отравить", - сказал он.
  
  Изюм пожал плечами.
  
  "Твоя жена хочет, чтобы я тебя убил".
  
  "Лоррейн? Для чего она хочет это сделать? Кто будет оплачивать счета этого разноуровневого пожирателя денег в Уайтвилле?"
  
  "Не Лоррейн. Глория. Твоя жена. Блондинка".
  
  "Моя жена никакая не блондинка", - запротестовал Райзин. "По крайней мере, четыре дня назад она такой не была. Блондинка Лоррейн выглядит ужасно глупо. Я дам ей глупую пощечину, если она покрасит волосы. Блондинки. Хммм."
  
  "Глория", - сказал Барни громче.
  
  "Я не знаю никакой Глории, глупый белый невежда. Ты пришел сюда, чтобы убить не того человека. Хорошо, что ты отключился".
  
  "Говорю тебе, ее зовут Глория", - крикнул Барни, - "и она платит мне тысячу долларов, чтобы я убил тебя".
  
  Райзин запрыгал вверх-вниз, его челюсть выдвинулась вперед. "Ну, тогда сделай это, умник. Ты просто попробуй убить меня ". Он поднял кулаки. "Странный белый наркоман".
  
  "О, проваливай", - сказал Барни.
  
  "Я не уйду, пока ты не извинишься за то, что назвал мою жену белой женщиной".
  
  "Я не буду извиняться. Уходи".
  
  "Я не пойду".
  
  "Тогда тебе придется умереть здесь, на пирсе, потому что напиток, который я тебе дал, был отравлен". Барни встал, чтобы уйти.
  
  "Вау", - сказал Райзин, удерживая Барни дрожащей черной рукой. "Ты лжешь. Говоришь неправду. Ты лжешь, не так ли?"
  
  89
  
  Барни неторопливо подошел к концу пирса и сел, свесив ноги с края. Вода. Черная, забывчивая вода.
  
  "Подожди, чувак", - сказал Райзин, подбегая к нему и хватая его за руку.
  
  "Это моя рука для питья", - сказал Барни. Он высвободил ее и сделал большой глоток из своей фляжки.
  
  "Ты ничего не добавлял в тот напиток, который даешь мне, не так ли? Я имею в виду, ты пил его сам. В нем ничего нет, верно? Она заплатила тебе вперед, или она ждет, пока ты прикончишь меня?"
  
  Дэниелс на мгновение задумался, заглянул в отчаявшиеся глаза такого же человека, подумал об обязанности всего человечества нести ответственность за все человечество, об истинном значении братства, милосердия и любви и, наконец, решил, что если он развеет сомнения Райзина, то, возможно, пройдут целые секунды, прежде чем он сможет вернуться к своей фляжке текилы.
  
  "Да", - сказал Барни окончательно. "Оно было отравлено".
  
  "О, повелитель, повелитель!" Руки Райзина сжались вокруг его горла.
  
  "И я собираюсь сидеть прямо здесь и умереть вместе с тобой", - сказал Барни, постукивая кулаком по прогнившему дереву пирса. "Идеальное убийство-самоубийство".
  
  Кальдер Райзин убежал в ночь, вверх по пирсу и глубоко в тени позади. Но прошло всего несколько секунд после того, как Раисин убежал, пока Барни не услышал глухой удар, а затем свист воздуха, который издает человек, когда его легкие сжимаются, а затем тихий стон. И еще один глухой удар.
  
  Затем они были на нем, вокруг него, позади него, казалось, их были сотни.
  
  Затем Барни почувствовал острую, обжигающую боль, кислоту
  
  90
  
  боль, о, прекрасная, ошеломляющая, ужасная, сотрясающая боль.
  
  Отчаянные шаги удалялись в темноту. Барни ощупал раны под лопатками. Только немного сочащейся влаги из всех трех порезов. Он потерял не так уж много крови, но, о Боже, какая боль. Барни прислонился к опоре причала, пытаясь набрать воздуха в легкие, затем, пошатываясь, как пьяный, поднялся по трапу.
  
  И затем ему показалось, что он снова ее увидел. Еще раз, как будто она никогда не уходила.
  
  "Дениз", - прошептал он. Ее лицо снова было перед ним, и она улыбалась, и он ощущал ее запах, теплый, дарящий и вечный, прежде чем она снова начала исчезать, растворяясь в черном море и зловонном воздухе гавани.
  
  "Дениз", - позвал он сквозь холодный ветер. Но она исчезла. Снова.
  
  Он пал. А потом наступила чернота, чернота, за которую он был благодарен после бесконечной жизни ожидания.
  
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
  Когда Глория Икс вошла в свой дом в Восточном Гарлеме, Малкольма не было у двери, чтобы поприветствовать ее. Он был внутри, у основания лестничного колодца, его шея была сломана так, что голова соединялась с его массивным телом под идеальным прямым углом. Окружая его и ведя вверх
  
  91
  
  на лестнице лежали трупы шести других "Персиков Мекки", их руки и ноги были раскинуты по ступенькам, как у сломанных кукол, рядом с ними поблескивали ножи с синим лезвием.
  
  Она молча вытащила маленький револьвер из кармана и пошла по следу из тел в свою спальню.
  
  Дверь была открыта. Она прислушалась. Ничего. Она медленно вошла внутрь, держа револьвер в вытянутой руке низко, для стрельбы.
  
  В комнате никого не было. Она обошла ее один раз, осторожно поглядывая на дверной проем. Никого. Ни звука.
  
  Затем он влетел в окно так же внезапно, как дуновение ветра, и пистолет вылетел из ее руки и улетел за пределы досягаемости, когда Римо одной рукой сцепил ее запястья за спиной, а другой сжал ей горло.
  
  "Где он", - тихо сказал он. "У меня не так много времени".
  
  Она с дрожью закрыла глаза. Римо сжал. "Барни Дэниелс", - сказал он, нажимая на вены у нее. шея. "Я знаю, что вы послали его убить Кальдера Райзина. Где они?"
  
  "Я не знаю, о ком ты говоришь", - сказала она ровно. "Я никогда о нем не слышала. И я ничего не знаю о Калде..."
  
  Хватка Римо усилилась, пока ее глаза не выпучились. "У тебя есть три секунды", - сказал он. Ее язык начал вываливаться изо рта, окруженный белой пеной.
  
  "Раз", - сказал Римо. "Если ты упадешь в обморок первым, я все равно убью тебя. "Два".
  
  "На пирсе", - прохрипела она. Римо слегка ослабил нажим. "На заброшенном пирсе в Бэттери-парке, недалеко от парома Стейтен-Айленд".
  
  92
  
  "Хорошая девочка". Римо убрал руку и отшвырнул ее в угол комнаты, как будто он бросал мокрую тряпку для мытья посуды.
  
  Она развернулась на коленях. Присев на все четвереньки, она подняла голову и захохотала, как бешеная собака, ее наполненные ненавистью глаза блестели. "Ты будешь слишком поздно", - выплюнула она, ее голос все еще был хриплым. "Райзин к настоящему времени мертв. И твой друг тоже".
  
  "Тогда я вернусь", - холодно сказал Римо.
  
  Первым он нашел Райсина, скрюченного в кучу, с размозженной головой, превратившейся в кровавое месиво. На пирсе силуэт тела Дэниэлса, согнутого пополам, резко выделялся на фоне горизонта.
  
  От него исходил странный запах, когда Римо перевернул его, чтобы осмотреть ножевые ранения в спине. Знакомый запах, но слабый в мускусном ночном воздухе набережной.
  
  Римо приложил два пальца к виску Барни. Остался самый слабый след пульса.
  
  Затем он заметил нож. Все еще держа Барни, он поднял его. У основания лезвия в лунном свете поблескивало голубое пятно. Римо поднес его к своему лицу.
  
  Curare. Таков был синий цвет на ножах хорошо одетых чернокожих мужчин вокруг дома Глории. Таков был аромат, который они несли.
  
  Пульс быстро угасал. Слишком поздно для врача. Теперь уже слишком поздно для чего-либо. "Похоже, твоя последняя пьянка, милая", - сказал Римо бесчувственному телу у него на руках. Он поднял серебряную фляжку Барни, лежавшую на боку в нескольких футах от него, и понял, что это больше не имеет значения. "Выпей, приятель".
  
  Он осторожно поднес фляжку к пересохшим губам Барни. Он будет ждать вместе с ним, пока не наступит конец. Он будет ждать, потому что знал, что однажды это произойдет
  
  93
  
  будь Римо лежащим в одиночестве на пирсе, или на улице, или за зданием в каком-нибудь месте, где он был бы чужаком, поскольку такие, как они, всегда были чужаками. Он будет ждать, потому что, когда этот день настанет, возможно, найдется кто-нибудь - может быть, случайный прохожий или пьяный бродяга, который поселился неподалеку, - кто обнимет его, как он сейчас обнимал Барни Дэниелса, и кто подарит ему тепло человеческого контакта, прежде чем он оставит свою жизнь такой, какой он ее прожил. В одиночку.
  
  Губы Барни впитали остатки алкоголя. Он пошевелился. Одна рука медленно потянулась к руке Римо и слабо сжала ее.
  
  "Док", - сказал Барни так тихо, что нормальные уши не смогли бы этого услышать
  
  "Барни?" Спросил Римо, удивленный восстанавливающим действием напитка. "Подожди здесь. Я позову врача".
  
  "Послушай", - сказал Барни, его лицо исказилось от усилия. Римо наклонился ближе. Барни прошептал телефонный номер.
  
  Римо оставил его на пирсе, когда побежал в Бэттери-Парк, чтобы добраться до телефона-автомата.
  
  "Джексон", - ответил мужской басовитый голос.
  
  Римо объяснил мужчине, как пройти к пирсу, затем вернулся к Барни, чье дыхание было таким затрудненным, что даже в холодную ночь капли пота выступили у него на верхней губе и лбу. "Держись", - сказал Римо. "Док идет".
  
  "Спасибо ... друг", - сказал Барни, мышцы его шеи напряглись.
  
  Когда "серый меркурий" затормозил у пирса, голова Барни откинулась назад, и он снова потерял сознание на руках Римо.
  
  Высокий чернокожий мужчина, элегантно одетый, приближался к ним быстрым шагом, чем у большинства мужчин, на полном
  
  94
  
  бегите. "Я Док Джексон", - сказал он авторитетно. "Посадите его в машину".
  
  "Я не думаю, что у него это получится", - сказал Римо.
  
  "Меня не волнует, что вы думаете", - ответил Док, его губы сжались в мрачной решимости, когда они умчались прочь. Позади них, подъезжая к остановке у пирса, Римо мог видеть мигающие красные огни полицейских машин и машин скорой помощи, а также универсалы нью-йоркских телевизионных станций.
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
  Роберт Хансен Джексон родился на маленьком острове недалеко от Каролинских островов в 1917 году. Его отец управлял единственным тамошним отелем. Его мать была швеей.
  
  "Твой папа умеет читать, Роберт. Он мужчина", - часто говорила его мать. А потом она рассказывала ему о Пресвятой Деве и читала розарий, и заставляла его повторять это вместе с ней.
  
  Роберт Джексон шевелил губами и молился, чтобы сессия поскорее закончилась.
  
  Однажды его мать сказала ему, что испанский священник покинет остров, потому что Сан-Сендро теперь является американским владением. Это продолжалось годами, со времен того, что она называла большой войной за Кубу, но теперь они получат американского священника, потому что Сан-Сендро с опозданием стал частью архиепархии Чарльстона.
  
  95
  
  Остров вышел с яркими знаменами и самыми чистыми платьями и рубашками для американского священника.
  
  Отец Роберта должен был произнести приветственную речь. Мэр должен был преподнести серебряную вазу со свежесобранными фруктами. Жена мэра и ведущие леди города, включая мать Роберта, потому что она была замужем за человеком, который умел читать, должны были сопровождать священника-американо в церковь Марии де Долорес.
  
  Каждый принимал участие в приветствии, даже маленький Роберт. Он и еще семеро мальчиков, по четыре с каждой стороны, открывали двери, когда священник входил в церковь.
  
  На отца Фрэнсиса X. Даффи, казалось, произвело впечатление его приветствие. Так говорили все. Он сказал, что это было самое желанное приветствие, которое он когда-либо видел.
  
  Затем отец Даффи, родившийся в Миртл-Бич, Южная Каролина, немного американизировал остров. Он сказал им, что Сан-Сендро теперь является частью земли свободных и домом храбрых. И он доказал это, основав другую церковь, Святого Августина, и заставил всех темнокожих людей ходить туда.
  
  Именно тогда Роберт обнаружил, что он негр. Так ему сказал отец Даффи.
  
  Сан-Сендро десятилетиями погрязал в испанском декадансе, не подозревая о важности расовой чистоты. Одной из самых ранних и трудных задач отца Даффи по наведению порядка было определить, кто был черным, а кто нет.
  
  Из-за своей отсталости люди не смогли сохранить чистоту своих кровных линий. Но отец Даффи продолжал в том же духе. Регистрация церкви сократилась не только у недавно обнаруженных негров, но и у белых. Тем не менее отец Даффи упорствовал. И благодаря
  
  96
  
  во время своей смерти посетитель не мог отличить Сан-Сендро от Чарльстона.
  
  Он знал, что поступил правильно, даже несмотря на то, что некоторые вмешивающиеся иностранные священники выразили удивление. Предыдущий пастор, которого отец Даффи сам подозревал в наличии негритянской крови, заплакал, когда снова увидел свой остров.
  
  Он плакал перед алтарем, и он плакал во время мессы. И он плакал, когда пытался сказать отцу Даффи, что то, что он делает, неправильно. Отец Даффи настолько вышел из себя, что назвал отца Гонсалеса ниггером.
  
  Затем, совершив акт раскаяния, он извинился перед отцом Гонсалесом на следующий день.
  
  "Вам не нужно извиняться передо мной", - ответил отец Гонсалес. "В этом приходе, в вашем мире, если бы у меня был выбор, я был бы никем иным, как ниггером. Ибо я говорю вам, если бы ваш мир восторжествовал, и если бы он был связан на небесах так же, как на земле, разделением людей по цвету их кожи, тогда я бы страшился страшного суда, если бы прожил свою жизнь в белой коже.
  
  "Вы сделали больше, чем просто разделили людей. Вы решили, кто может быть богатым и могущественным, а кто должен быть бедным. И я говорю вам, точно так же, как богатому человеку трудно попасть на небеса, так будет трудно и белому человеку в вашем приходе. Верблюду было бы легче пройти сквозь игольное ушко. Я не так много молюсь здесь за чернокожих. Я молюсь за белых. И больше всего я молюсь и плачу за вас, отец Даффи ".
  
  Проблема с некоторыми священниками, думал отец Даффи, в том, что они воспринимают все слишком буквально. С таким же успехом они могли бы стать баптистами, если бы не собирались руководствоваться разумом.
  
  97
  
  Роберт Хансен Джексон воспользовался своим доводом. Его нога больше никогда не ступала в католическую церковь. Его мать, однако, продолжала молиться по четкам и посещать мессу, даже когда св. В церкви Августина обнаружилась течь в крыше. Она сидела в церкви под капающей водой, называя ее Божьим сладким дождем и самой святой водой из всех.
  
  И когда она умерла, ее похоронили на новом негритянском кладбище, она ни разу в жизни не пропустила мессу ни на один день. Роберт Джексон покинул остров. Ему было четырнадцать.
  
  Он плавал в доках Чарльстона в течение года, но ломать хребет ради выживания было не его игрой. Однажды ночью он в одиночку забрался в окно кабинета врача, где, как он знал, хранился большой запас морфия. Он мог бы выгодно продать это в Новом Орлеане, в то время как полиция, несомненно, стала бы искать чернокожего мужчину, путешествующего на север.
  
  Он был пойман. Пожилой белый мужчина с пистолетом прервал попадание бутылки в коричневый бумажный пакет Роберта. Он сделал это пулей.
  
  Затем он усадил Роберта за стол, включил свет и приступил к извлечению пули.
  
  "Почему ты убираешь это?" Спросил Роберт. "Если ты оставишь это, будет на одного ниггера меньше, который будет пачкать твой мир".
  
  "Если я не удалю это, - сказал доктор, - будет еще один врач, который нарушил клятву Гиппократа".
  
  "Тот греческий парень, да?"
  
  "Тот греческий парень".
  
  "Ну, теперь я все это видел", - сказал Роберт, который внезапно обнаружил, что будет жить. "Белый человек, который делает то, во что, по его словам, верит. Вау. О боже. Я должен сказать это людям ". Он издавал непристойные звуки.
  
  98
  
  "Мы не хуже любой другой расы", - спокойно сказал доктор.
  
  "И лучше, чем у меня, верно? Ты думаешь, что ты лучше меня, не так ли?"
  
  "Не обязательно. Но ради того, что я знаю, я скажу "да"."
  
  "Я так и думал, что ты так и сделаешь", - усмехнулся Роберт.
  
  "Ты крал у меня, а не я у тебя".
  
  Роберт выпрямился. "Хорошо. Я куплюсь на это, Док. Но почему я воровал у вас? Потому что у вас было то, что я хотел. Почему это было у вас? А не у меня? Потому что я черный, вот почему ".
  
  "У меня был морфий, потому что я врач. Вы, очевидно, хотели, чтобы его продавали. На вашем теле нет следов от уколов".
  
  "Ну, почему я не врач?"
  
  "Потому что ты никогда не ходил в школу, чтобы стать врачом. И не говори, что это не так".
  
  "Ну, почему я не пошел в школу, чтобы стать врачом?"
  
  "Я полагаю, потому что ты никогда не обращался".
  
  "Чушь собачья. Школы воняют. Я никогда не подавал заявление, потому что у меня никогда не было денег. И если бы у меня были деньги, я бы не тратил их ни на какую чертову докторскую школу, потому что черный доктор такой же бедный, как черный адвокат или кто-нибудь еще ".
  
  "Лежи спокойно. Ты открываешь рану".
  
  "Я открываюсь намного больше", - сказал Роберт. "Теперь я самый умный и выносливый парень, которого я знаю. И я знаю, что мог бы стать лучшим врачом, чем ты. То есть, если бы моя кожа была белой ".
  
  "Это так?" - сказал доктор, улыбаясь с такой легкой насмешкой, что Роберт никогда не чувствовал себя более оскорбленным, даже когда некоторые люди называли его "мальчишкой".
  
  "Да, это так. Ты просто дай мне один из своих
  
  99
  
  прикольные медицинские книги, и я тебе покажу. Вон та зеленая, там, на верхней полке."
  
  "Повернуться к тебе спиной, сынок? Со скальпелем, который ты прячешь под рубашкой?"
  
  Роберт сверкнул глазами.
  
  "Сначала верни ему ручку. Это правильный путь".
  
  Правильное обращение со скальпелем было первым, что Роберт Хансен Джексон узнал о медицине. Во-вторых, в зеленой книге было много слов, которые не имели смысла. Третьим было то, что с небольшим объяснением они сделали.
  
  Доктор был настолько впечатлен, что не стал сдавать Роберта полиции. Роберт был так благодарен, что, уезжая, спрятал в брюках всего одну бутылочку морфия - как раз столько, чтобы хватило денег на поездку в Нью-Йорк, где он расширил распространение наркотиков настолько, что стал первым негром, окончившим Манхэттенскую медицинскую школу; первым негром, практикующим в Манхэттенской больнице общего профиля; первым негром, которому была проведена операция по наложению швов на кровеносные сосуды, принятая на национальном уровне.
  
  То, что он был просто "первым врачом", который изобрел этот процесс, почти не упоминалось. К тому времени, когда во Второй мировой войне приняли участие американцы, он устал быть "первым негром".
  
  Он не стал дожидаться призыва. Он вызвался добровольцем. Не потому, что его волновало, какая белая нация выиграет войну, а потому, что это дало ему отличный, успокаивающий совесть предлог бросить свою жену и других людей, которые стыдились того, что родились черными.
  
  Его превосходное знание испанского, языка его детства, его познания в медицине, особенно хирургии, обеспечили ему звание в молодом OSS. И он остался там в годы холодной войны.
  
  Цвет его кожи привел его в Южную Америку
  
  100
  
  где он мог сливаться с другими блестящими хирургами-неграми, а именно ни с кем. Док Джексон не сливался, меньше всего там, где отсутствовал какой-либо медицинский блеск, черный или белый.
  
  Он выделялся, как выделялся всю свою жизнь, как "лучший, черт возьми, человек в округе".
  
  Однажды в течение четырех месяцев, выполняя задание в джунглях Бразилии, целью которого было установить контакт с первобытным племенем и показать им, как выразился один из вождей, "лекарство белого человека и дать им понять, откуда берется помощь", Док был поражен сравнительно чувствительным агентом с экстраординарной способностью заботиться о том, что происходит с людьми, включая его самого.
  
  В остальном Бернард К. Дэниелс был трезвым, трудолюбивым и добросовестным, а также надежным и основательно подлым. Он был белым.
  
  Это была неприязнь с первого взгляда. Затем это превратилось в ненависть. Затем неохотная терпимость и, наконец, единственная дружба, которая была у Дока Джексона в его жизни.
  
  Когда Дэниелс, наконец, оставил военную службу, Джексон сделал то же самое, оставив после себя множество мертвых тел людей, которые мешали их миссиям. Док взялся за несколько рутинных и скучных тем из своего прошлого, основав клинику в Гарлеме, потому что устал, чтобы снова не стать "первым негром".
  
  Дэниелс поступил на службу в ЦРУ. Док слышал от него только один раз, в письме, переполненном счастьем, он сообщал о своей предстоящей женитьбе.
  
  Он больше ничего не слышал от Дэниэлса, хотя тот несколько раз отправлял ему по почте свой номер телефона и адрес после того, как прочитал о странном повороте Барни на острове Испания.
  
  Он хотел увидеть Барни, посетить его дом в Уихокене и вернуть свою дружбу человеку, который нуждался в друге. Но Джексон не стал бы принуждать
  
  101
  
  Барни, чтобы опереться на него. Он слишком уважал свою личную жизнь, чтобы вторгаться в чужую, особенно в личную жизнь такого одинокого и обеспокоенного человека, как Барни Дэниелс. Когда Барни нуждался в нем, он звонил.
  
  И когда раздался этот звонок от незнакомца, сообщившего, что Барни умирает от отравления кураре на заброшенном пирсе глубокой ночью, Док Джексон был готов.
  
  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
  Мирная смерть Барни была внезапно нарушена ослепляющим светом и тошнотой. Пульсирующие гвозди в черепе. Боль пронзает грудь. Тяжело дышать. Так тяжело.
  
  "Дыши, Барни, черт возьми, ты, пьяный ирландский сукин сын". Голос был резким. Над ним поработали две сильные руки. Во рту был привкус соли. Это было средство, подавляющее кураре. Его порезали кураре? Где кто-нибудь здесь мог достать кураре? Преследовало ли его прошлое?
  
  Ауца. Инки. Майя. Хиваро. Кто все еще существовал? Кто использовал кураре? Боль в зрачках. Онемели обе руки. Нет, не онемел, понял Барни, впадая в полубессознательное состояние. Его руки были пристегнуты. Как и ноги.
  
  Вернулся ли он? Была ли это снова хижина в джунглях, кочерга, пылающая в огне в центре,
  
  102
  
  мачете занесено над ним, его руки и ноги связаны пенькой? Или он никогда не уходил? Это никогда не закончится?
  
  "Дыши, черт возьми".
  
  Мачете! Теперь оно медленно опускалось на его руку. Он попытался сосредоточиться.
  
  Не мачете. Трубка, трубка сверху, безболезненно скользящая в его левую руку.
  
  Затем он увидел лицо Дока Джексона, потное и безумное, высокие черные скулы, глубоко посаженные темные глаза, выпуклый лоб и короткие курчавые волосы. Лицо без жира, просто подтянутая, твердая кожа, с толстыми губами, которые теперь стали тугими, твердыми и сквернословящими. "Черт бы тебя побрал, ублюдок, дыши, я сказал".
  
  Док, подумал Барни. Как Док нашел хижину посреди джунглей? Он ушел задолго до этого. Он вернулся, только чтобы спасти его?
  
  Руки работали на его груди, пока трубка в руке Барни заменяла отравленную кровь в его теле свежей.
  
  "Барни", - приказал голос Дока. "Барни, заставь себя дышать. Заставь себя". Он сильно ударил Барни в грудь.
  
  Барни открыл рот, чтобы закричать, когда боль, словно тарелки в туннеле, пронзила его до кончиков пальцев.
  
  "Хорошо", - сказал Док с облегчением. "Ты знаешь, что ты жив, когда чувствуешь боль. Это единственный способ узнать это. Тупой ублюдок. Не разговаривай. Просто продолжай дышать".
  
  "Док", - сказал Барни.
  
  "Заткнись, тупой ублюдок. Дыши тяжело".
  
  "Док. Дениз мертва".
  
  "Я знаю это. Это не Испания. Ты в Гарлеме. В моей клинике".
  
  "Она мертва, док".
  
  103
  
  "Продолжай дышать".
  
  Барни вздохнул. И лицо дока Джексона исчезло в свете фонарей наверху, и Барни почувствовал больничные запахи, а затем это был запах набережной Пуэрта-дель-Рей, как бродящий сток под солнцем.
  
  "Как ты можешь быть здесь?" Говорил ли Барни? Отвечал ли Док? Кто отвечал?
  
  "Продолжай дышать".
  
  Говорила Дениз. О, какой прекрасный солнечный день. В какие яркие цвета были одеты женщины под окном. О, как прекрасно, если бы вы могли забыть запах, который вы почувствовали, когда пробыли там достаточно долго и не думали об этом.
  
  "Вся страна знает, почему ты здесь, Барни", - сказала она в своей приятной певучей манере.
  
  Барни прислонился к окну, потягивая густой черный кофе. Его волосы были зачесаны назад, на нем были полосатые трусы и наплечная кобура с длинноствольным полицейским пистолетом специального калибра 38 калибра.
  
  Он подождал, чтобы осмотреться, потому что знал, что когда он это сделает, его сердце подпрыгнет и ему захочется петь, когда он снова увидит ее. Он был так счастлив, что мог бы вышибить себе мозги.
  
  Он задержал штаб-квартиру на три недели, чтобы остаться на Пуэрта-дель-Рей после завершения обычного задания. Это было связано с доставкой, и ЦРУ наводнило район, не прилагая никаких усилий, чтобы скрыть свое присутствие. Президенту Каро Де Куло, рекордному диктатору, было вручено уведомление не вмешиваться в поставки бананов.
  
  Де Кюло получил уведомление, отреагировал благоприятно, и наземная сеть ЦРУ покинула остров с такой же помпезностью, с какой прибыла.
  
  Не Барни. Он состряпал историю о вымышленном-
  
  104
  
  амбициозная группа, стремящаяся свергнуть Де Кюло, и ЦРУ оставило его там для доклада. Когда отчет был завершен, он должен был уйти.
  
  История с репортажем удерживала его на плаву в Испании вот уже три недели. Три прекрасные, восхитительные недели.
  
  "Вся страна знает, что ты делаешь, Барни. Ты не потрудился сохранить это в секрете".
  
  Некоторые люди говорили, что у Дениз хриплый голос, но на самом деле они не оценили мягкие тембровые тона, исходящие из ее изысканного горла. Они не знали Дениз.
  
  В начале выполнения обычного задания Барни было поручено сопроводить вице-президента крупной американской фирмы по доставке фруктов в шикарный бордель и проследить, чтобы он вернулся с большей частью своих денег. Как ему сказали, более важным было следить за тем, чтобы руководитель не увлекался маленьким кожаным хлыстом, которым он любил пользоваться. Главным образом, это было задание смягчить любой гнев, вызванный извращениями исполнительной власти.
  
  Это было неприятное задание. Но это был и не приятный бизнес. А руководитель был главной фигурой в банановом треугольнике. Итак, Барни привел его в дом, прошептал слова предостережения в нужных местах, и нужная девушка последовала за руководителем по лестнице, покрытой красным ковром.
  
  И затем, во время первой мелодии, он услышал голос Де-найза. "Разве тебе никто не нужен?"
  
  Она была красива, потрясающе красива, несмотря на то, что одевалась просто, как будто для того, чтобы скрыть свое зрелое, стройное тело. И ее лицо. Не украшенный косметикой или драгоценностями, он обладал всеми прекраснейшими чертами каждой расы на земле, слившимися воедино в ненавязчивом совершенстве.
  
  105
  
  Ее глаза были слегка миндалевидной формы, светло-серого цвета с искорками голубого и коричневого. Ее кожа была золотистой, немного темнее, чем в Аравии, но светлее, чем в Африке. Это намекало на солнечный и лунный свет одновременно, на Европу и Восток. В ней тоже было что-то индийское, что бросалось в глаза по ее выступающим, крепким костям и красивым губам, красным и полным, игриво изогнутым в уголках.
  
  Она повторила свой вопрос, почти насмешливо. "Разве ты не хочешь кого-нибудь?"
  
  Барни посмотрел на нее, позволил своему взгляду подняться от ее аккуратных красных кожаных туфель, вверх по голым ногам, через простое трикотажное платье и встретился с ее глазами. Он улыбнулся. "Нет, ничего. Я здесь по делу ".
  
  "Чем ты занимаешься?" спросила она.
  
  "Присматриваю за извращенцами, вроде того, что наверху".
  
  "Да, мы его знаем. Не беспокойтесь. Девушка может сама о себе позаботиться. Ей очень хорошо платят. Вам нет необходимости ждать здесь, беспокоя других гостей".
  
  "Я не уйду без него".
  
  "Я мог бы вышвырнуть вас. Но я знаю, что вы, люди, вернетесь. Все знают, что ваша организация здесь многочисленна. Почему бы вам не занять одну из комнат наверху?"
  
  "Я не хочу одну из комнат наверху".
  
  Ее мягкая снисходительная улыбка произвела какое-то действие на внутренности Барни. "Что ж, агент, кем бы вы ни были, я действительно мало что могу сделать, чтобы помешать вам стоять здесь, посреди приемной, и раздражать гостей. Не хотите ли чего-нибудь выпить, пока вы разрушаете мой бизнес?"
  
  Барни неловко пожал плечами. Другие островные девушки, которых он знал, были другими - хихикающими, хорошенькими птичками, которые дразнили и играли
  
  106
  
  и упорхнул прочь. У этого была сила, которая нервировала его. Она заполнила комнату. Она повелевала.
  
  "Бар находится за лестницей".
  
  "Я буду кофе. Где здесь кухня?"
  
  "Я справлюсь. Пойдем со мной".
  
  Они прошли через дверь в задней части здания. Две горничные в униформе, игравшие в карты, внезапно вскочили со своих стульев и разразились гейзером возбужденного и нервного испанского.
  
  "Они не привыкли видеть меня здесь", - сказала Дениз. Как и повара, который пролил на себя горячий суп, или помощника официанта, который чуть не уронил поднос.
  
  "Оставьте нас в покое", - тихо сказала она, и кухня на мгновение опустела.
  
  "Я ненавижу агентов, полицейских, убийц, вымогателей, солдат и сутенеров", - сказала она. Она сварила кофе из свежемолотых зерен в медном котелке.
  
  Барни сидел на разделочной доске, болтая ногами, чувствуя, как его задница становится влажной от недавно разделанного мяса. Ему было все равно. Он наблюдал за Дениз. По какой-то причине вид этой женщины, готовящей кофе, был для Барни более волнующим, чем строй обнаженных красавиц из сорока девушек в хоре.
  
  "Знаешь, я совсем не нахожу тебя привлекательным", - сказала она.
  
  "Ты мне тоже не нравишься".
  
  Затем они рассмеялись. Затем она подала кофе.
  
  Они много говорили в ту ночь, Дениз о финансовых проблемах, связанных с выплатами, о трудностях, с которыми она сталкивалась при выборе партнеров в постели, Барни о скуке своего бизнеса, интересного только благодаря ставкам, о его успехе у женщин, который почему-то никогда не был успехом, и о состоянии Испании, о котором ни один из них особо не заботился.
  
  С рассветом Барни ушел, чтобы сопроводить руководителя в отель, а затем на конференцию. Они шли пешком
  
  107
  
  по улицам, заполненным почти голыми детьми. "Одна капля крови негра, - сказал исполнительный директор, - и это уничтожает расу".
  
  "Я думаю, они становятся извращенцами", - сказал Барни. Он мог видеть руководителя, обдумывающего жалобу своему начальству.
  
  Он вернулся в публичный дом и Дениз Сара-вена на три прекрасные недели.
  
  Однажды ночью она сказала: "Барни, я хочу твоего ребенка. Я могла бы родить его, если бы захотела, не говоря тебе. Но я хочу, чтобы ты знал, когда мы будем заниматься любовью, что я пытаюсь зачать твоего ребенка ".
  
  Барни не знал, почему он не мог говорить. Он пытался что-то сказать, что угодно, но все, что он мог сделать, это заплакать и сказать ей, что он никогда не сможет быть отцом ее ребенку, потому что его не будет рядом еще долго. Он хотел, чтобы у их ребенка был отец.
  
  Затем Барни сказал, что они собираются пожениться очень скоро, потому что он больше не хочет делать это без брака.
  
  Она рассмеялась и сказала ему, что он романтичен, глуп и прекрасен, но нет, брак непрактичен.
  
  Барни сказал ей, что она права, это было бы крайне непрактично, и что они больше не будут заниматься любовью, пока не поженятся.
  
  Дениз притворилась, что это очень забавно, что он говорит как юная девушка, ожидающая звонка. Той ночью она попыталась соблазнить его в качестве игры. Это не сработало. На следующий день они преклонили колени перед священником в маленькой церкви рядом с американским посольством и стали мужем и женой.
  
  Итак, он обнаружил себя стоящим у окна ясным утром, одетым в шорты и наплечную кобуру, слушающим великолепные слова своей жалующейся жены и наслаждающимся каждой минутой этого.
  
  108
  
  "Они все знают, что мы женаты, Барни. Все знают. Рано или поздно даже ЦРУ узнает".
  
  В тот день Барни достаточно долго наслаждался удовольствием смотреть на миссис Дениз Дэниелс. Уверенным пируэтом он повернулся, чтобы обнять жену, и, все еще держа в руке чашку с кофе, поцеловал ее. Утренние поцелуи и все такое, это было чудесно.
  
  "Дорогой", - сказала она, отрываясь от его губ достаточно надолго, чтобы заговорить, - "Я знаю эту страну. В тот момент, когда ты останешься без защиты своей страны, президент Де Кюло и его банда накроют тебя. Дорогой, послушай меня", - настаивала она, когда он отмахнулся от ее беспокойств, как от назойливых мух. "Он позволил тебе вмешаться в поставки бананов только потому, что у него не было выбора. Этот режим не желает находиться под американским влиянием. Де Кюло пришел к власти из ничего, предлагая деньги и продовольствие своей армии".
  
  "Американские деньги".
  
  Дениз покачала головой. "Во-первых, такая умная, моя дорогая, иногда ты смотришь не дальше, чем твое собственное ЦРУ. Деньги, которые Де Кюло использует сейчас для своей армии, - это американские деньги. Кое-что из этого."
  
  Барни скривил лицо. "О чем ты говоришь?"
  
  "Часть денег - американские", - тихо повторила она. "Не все. Чего Соединенные Штаты не могут понять, так это того, что ни одному населению на земле, кроме американского народа, не требуется столько денег для минимального существования. То, что вы, американцы, называете "бедными", является колоссальным богатством для нас и для любого другого народа в мире. Деньги Де Кюло от американского правительства - это гораздо большая сумма, чем требуется для содержания его войск, и, конечно, больше, чем необходимо для гражданских программ Де Кюло, поскольку он ничего не дает народу
  
  109
  
  чтобы они не умерли с голоду. Все деньги идут на армию. И это еще не все, гораздо больше ".
  
  "Например, что?"
  
  "Боеприпасы. Оружие. Пистолеты, гранаты, запасы продовольствия. Все это хранится под землей, глубоко в джунглях. Я знаю эти вещи, Барни. Мои девочки рассказывают мне. Им предлагают множество подарков во время пьяного вечера с чванливыми офицерами Де Кюло, большинство из которых были голодными и оборванными, как и все мы, до таинственного появления Де Кюло с достаточным количеством денег, чтобы организовать армию и захватить правительство ".
  
  "Мы не даем оружия Испании".
  
  "Нет, вы этого не делаете. Вы даете деньги. Де Кюло покупает оружие на американские деньги. Его генерал Робар Эстомаго договаривается с русскими".
  
  "Но здесь нет никаких российских объектов", - тупо сказал Барни. "Никаких договоров, никаких пактов..."
  
  Дениз улыбнулась и покачала головой. "Нет, официальных соглашений с русскими нет", - печально сказала она. "Де Кюло не смог бы получить американские деньги, если бы они были. Испания - слишком маленькая и бедная страна, чтобы могущественные Соединенные Штаты считали ее опасной. И поэтому ваше ЦРУ никогда не искало российскую базу. И никогда не видело русского оружия. Оно было хорошо спрятано. Ваши ^ люди хотели видеть только поставки бананов, и поэтому вы видели только бананы ".
  
  "Господи", - прошептал Барни. "Я полагаю, что первоначальные деньги Де Кюло на создание своей армии поступили от русских".
  
  "Конечно. И ваше правительство, которое рассматривает Испанию как безвредную и нищую, рассматривало то, что они видели в маленькой армии Де Кюло в лохмотьях, без формы и состоящей из деревенской бедноты, как
  
  110
  
  слабая попытка проявить гордость. Они не видели оружия. Они даже не смотрели на карту ".
  
  Она подошла к потрепанному сундуку из кипарисового дерева в углу комнаты и взяла оттуда карту мира, сгибы которой стерлись до дыр от многократного складывания. Она раскрыла его на столе перед Барни. На карте была нарисована сеть тонких красных линий, берущих начало от Москвы и расходящихся веером на Ближний Восток, Европу, Азию и Южную Америку, с отдельной серией синих линий на Кубу. Со стороны Кубы другие синие линии протянулись к Пуэрта-дель-Рей.
  
  У Барни перехватило дыхание, когда он проследил каждую линию от Москвы до известных российских военных объектов по всему миру. Хотя на карте не было кодов, ошибиться в значении линий было невозможно. Прерывистые красные линии во Франции и Италии обозначали мирные договоры и возможных союзников в случае полномасштабной ядерной войны. Разорванные "голубые линии", ведущие к стратегически выгодным районам на Ближнем Востоке, должны были означать возможные установки или частично завершенные установки в странах, где российская армия могла бы захватить правительство силой, когда бы она этого ни решила. Иран был разорванной голубой линией. Таким же был Афганистан. Таким же была Испания.
  
  Но самой заметной линией на карте была нарисованная от руки колеблющаяся пьяная линия, начинающаяся с маленькой чернильной кляксы на границе безлюдных джунглей Испании, не более чем в трех часах ходьбы от того места, где в тот самый момент сидели Барни и Дениз, и ведущая прямым курсом через Кубу в Вашингтон, округ Колумбия.
  
  "Я взяла это у одной из здешних девушек", - сказала Дениз. "Любимое блюдо генерала Эстомаго. Оно упало под кровать. Я нашла его после того, как они обе вышли из комнаты. На следующий день один из людей Эстомаго пришел
  
  111
  
  - обошел вокруг, чтобы спросить, нашел ли я карту с указанием потенциальных маршрутов доставки бананов. Эстомаго, должно быть, подумал, что я глуп. У Испании нет причин отправлять бананы на Кубу ".
  
  "Это военная карта", - сказал Барни. "Часть этой информации настолько засекречена, что у ЦРУ пока даже нет ее в файле".
  
  Дениз кивнула. "Да, эта линия до Испании новая. Как и эта линия от Испании до Вашингтона".
  
  "Ты знаешь, что это значит?" Сказал Барни.
  
  "Да. Это означает, что русские дождались подходящего времени и теперь построили военную установку на Испании. Ядерную установку, которую они обнародуют в нужный момент и используют для запугивания Соединенных Штатов. Президент Де Куло и генерал Эстомаго работали над этим в течение двух лет. Все об этом знают ".
  
  Барни провел пальцем по старой карте. "Если все на этом острове знают о российской установке, почему до сих пор не просочилось ни слова?"
  
  Дениз вздохнула. "Ты все еще не понимаешь", - сказала она. "Испания - бедная страна. Нам все равно, контролируют наши бананы русские или американцы. Кто бы ни был на троне диктатора в данный момент, он позаботится о том, чтобы мы в любом случае не получали денег за наши бананы, независимо от того, с какой страной он состоит в союзе. Нас не волнует политика, потому что мы голодны. Де Кюло - порочный человек, но каждый диктатор, который приходил править Испанией, был порочным человеком. Он не более порочен, чем остальные. И в своей армии он кормит многих молодых людей из наших деревень. Это люди, чьи семьи голодали бы, если бы не остатки американских и российских запасов продовольствия, которые они могут украсть и принести домой своим
  
  112
  
  Люди. Это единственный способ, которым мы живем. Нет, мы не будем говорить о российской установке. Голод во всей нашей стране - слишком высокая цена за один разговор с пьяным американским послом".
  
  "Ты сказал, что у Эстомаго здесь есть любимая девушка", - сказал Барни. "Кто она?"
  
  "Она странная. Американка. Я ей не доверяю".
  
  "Почему ты взял ее на себя?"
  
  "Эстомаго сказал мне, что я должен предоставить ей кров и работу клиентам по его выбору. Она здесь не обычная работающая девушка. Она только для Эстомаго. И для других, кого он выберет ".
  
  "Например, кто?"
  
  "Обычно это самый выдающийся из ваших сотрудников ЦРУ. Сначала я подумал, что она сама агент ЦРУ, но я не верю, что это так. Ее ненависть к Америке очень глубока. Однажды она ударила ножом молодого американского посетителя ".
  
  "Агент?"
  
  "Нет. К счастью, он был беглым солдатом американской армии, так что я смог скрыть инцидент. Но девушка порочна. Я уволил ее после поножовщины, но Эстомаго настоял, чтобы я забрал ее обратно. Он сказал, что закроет мой дом, если я этого не сделаю. Так что она остается ".
  
  "Я хочу поговорить с ней", - сказал Барни, торопливо натягивая рубашку и брюки. "Я хочу увидеть ее прямо сейчас".
  
  "Будь осторожна, дорогая", - предупредила Дениз. "Она женщина Эс-томаго. И за тобой уже наблюдают здесь, поскольку ты последний американский агент на острове. Если она заподозрит, что ты что-то знаешь, Эстомаго убьет тебя ".
  
  "Скажи ей, что у меня последняя интрижка перед тем, как отправиться домой, в старые добрые США".
  
  113
  
  "Но она должна знать, что мы женаты".
  
  "Это идеально. Скажи, что ты женился на мне, чтобы вытащить паспорт из этой вонючей дыры, и ты уедешь со мной, как только я насытюсь молодыми пун-тангами".
  
  Дениз повела его наверх, в комнату девушки. Дверь была закрыта.
  
  "Она очень скрытная", - сказала она. "Эта никогда не болтает с другими девушками и даже не ужинает с нами. Всегда одна".
  
  Она резко постучала в дверь. Через несколько минут ее открыла молодая девушка с платиновыми волосами и тонким лицом, одетая во все белое, ее тонкие губы были туго натянуты, а зубы напоминали череп.
  
  "Да", - угрюмо протянула она, намек на американский Юг растягивал ее слова.
  
  "У меня к вам посетитель", - решительно сказала Дениз. Девушка повернулась к ним спиной и молча направилась к кровати, расстегивая блузку.
  
  Уходя, Дениз закрыла за собой дверь. "Как тебя зовут?" Спросил Барни, все еще стоя в дверях, засунув руки в карманы.
  
  "Глория", - сказала девушка со скучающим зевком. "Давай. Покончим с этим".
  
  "Глория, что?"
  
  "Суини", - сказала блондинка. "Ты пришел сюда поговорить или трахнуться?"
  
  114
  
  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
  Рука Барни Дэниелса дернулась вверх с такой силой, что разорвала марлевую обертку, которая прикрепляла ее к капельнице, прикрученной к краю кровати.
  
  Одинокая медсестра, наблюдающая за небольшим отделением клиники, подбежала к ней. Она нажала кнопку над кроватью, которая вызвала звонок в кабинете доктора Джексона.
  
  "Это Барни", - сказал Джексон Римо, когда тот бросился бежать.
  
  "Позвольте мне поговорить с ним, док. Если он в сознании, я хочу поговорить с ним".
  
  "Я не хочу, чтобы ты раздражал моего пациента всякой ерундой из ЦРУ", - сказал Джексон, врываясь через двойные двери в палату Барни.
  
  Извиваясь под руками медсестры, его пластиковый пакет с плазмой опасно раскачивался над ним, Барни Дэниелс кричал.
  
  Это был неосознанный крик, дикий и испуганный. "Карта", - взвизгнул он срывающимся голосом. "Карта".
  
  Ночная медсестра лихорадочно смотрела на видеомониторы, когда жизненные сигналы Барни достигли пика в виде зубчатых, неровных гор. "Там, там", - неуверенно сказала она.
  
  "Отойди в сторону", - сказал Джексон, подходя к
  
  115
  
  кровать. "Сестра, приготовьте двести тысяч кубиков торазина на двойную порцию".
  
  Он схватил Барни за обе размахивающие руки. "Успокойся, Барни. Это Док. Я здесь".
  
  "Карта", - взвизгнул Барни.
  
  "Заткнись, я сказал"
  
  Медсестра развернулась, чтобы снова завязать марлевые полоски вокруг рук Барни, пока руки Дока удерживали их на месте. Больничная рубашка Барни промокла от пота. Его волосы слиплись от этого, и они стекали по его лицу блестящими струйками.
  
  "Он подвергается какой-то интенсивной умственной деятельности", - сказала медсестра. "Это почти как реакция на пентатол".
  
  "Это кураре", - сказал Джексон, принимая иглу из рук медсестры.
  
  "Нет, док", - задыхаясь, произнес Барни, закатив глаза. "Послушай меня. Послушай ... Лисс..." Он заставил свои глаза работать.
  
  "Пусть он говорит", - сказал Римо. "Он мог бы сообщить нам что-нибудь важное".
  
  Джексон посмотрел на Римо, его шприц застыл в воздухе. "Хорошо", - сказал он. "Продолжай".
  
  Римо тронул Барни за руку. "Карта, Барни".
  
  "Карта", - прохрипел он.
  
  "Какая карта?"
  
  "Карта Глории". Он медленно облизал потрескавшиеся губы. "Квартира Глории. Мечеть. Глория в Его...пании".
  
  Он медленно улыбнулся, его глаза закрылись. "Я вспомнил, док".
  
  "Тебе лучше забыть все это, Барни", - тихо сказал Джексон. "Что бы это ни было, это не принесло тебе никакой пользы".
  
  "Я ... вспомнил".
  
  116
  
  "Кто такая Глория?" Спросил Римо. "Как ее зовут?"
  
  "Глория..."
  
  Джексон проверил монитор. Линии на нем все еще были опасно напряжены.
  
  "Какая Глория?"
  
  "Этого достаточно", - сказал Джексон. "У него будет шок, если вы не остановитесь". Он двинулся вперед, чтобы ввести иглу в трубку для внутривенного введения Барни.
  
  "Глория..." Грудь Барни вздымалась. У него потекло из носа. Из глаз потекли слезы. "Она была одной из них, Док. Она помогла убить Дениз". Он всхлипнул.
  
  Джексон ввел остатки шприца в трубку. "Это займет всего секунду, Барни".
  
  "Какая Глория?" Требовательно спросил Римо.
  
  "Убирайся отсюда!" Джексон был в ярости.
  
  Медсестра потянула Римо за руку. Он не двигался.
  
  "Глория..." Лекарство начало действовать. Мышцы Барни расслабились. Монитор начал восстанавливать свой обычный волновой режим.
  
  Должен сказать ему, подталкивал голос глубоко внутри Барни. Скажи Доку. Попробуй. Попробуй ради Дениз.
  
  "Кач-кач..." - прошептал Барни. Было так трудно шевелить губами. Так тяжело. Плыл так низко, огибая дно...
  
  "Не разговаривай", - сказал Джексон.
  
  Скажи ему за Дениз. Если ты умрешь, она этого заслуживает.
  
  "Суини", - выдохнул он, услышав собственный голос так далеко, что он прозвучал как эхо. Затем он собрал все силы в своем теле и попробовал снова.
  
  "Суини", - крикнул он, чтобы Док мог услышать его, чтобы весь мир мог услышать, чтобы даже Дениз, или то, что осталось от нее в ее безымянной могиле, могла услышать.
  
  117
  
  "Суини!" - снова закричал он, как будто, произнеся это имя, он мог искупить все грехи прошлого и вернуться в то время на кухне своей жены, когда светило солнце и мир был прекрасен.
  
  Затем торазин взял верх, и он вернулся.
  
  Инсталляция была высечена в горной породе, украшена светильниками, пол выложен плиткой, обогревалась мощной паровой системой и была замаскирована под внешний вид горы. Русские посадили новый лес из деревьев слоями вокруг входа, чтобы скрыть следы, оставленные при строительстве объекта. Однако дороги не было; поскольку все оборудование, использованное для установки установки, было бережно доставлено морем. Это была великолепная станция, которую невозможно было обнаружить.
  
  "Матерь Божья", - прошептал Барни, щелкая пленкой. Они с Дениз сидели, скорчившись, в джунглях перед ярко освещенной инсталляцией, где работали сотни испаноязычных и кубинских солдат.
  
  "Теперь, когда вы увидели это сами, мы должны быстро уходить", - сказала Дениз. "Для нас очень опасно оставаться здесь".
  
  Барни посмотрел на солнце, пробивающееся сквозь деревья над их головами. "Трудно поверить, что этот маленький остров способен взорвать половину мира", - сказал он почти самому себе.
  
  "Но, конечно, эти бомбы никогда не придется использовать", - сказала Дениз.
  
  Барни кивнул. Он хорошо понял, что она имела в виду. В течение многих лет Америка поддерживала примерно равное положение с Советами по ядерной мощи и благодаря этому противостоянию поддерживала непростой мир в
  
  118
  
  мир. Каждая сторона знала, что в случае войны ей грозит почти полное уничтожение. Между сверхдержавами существовало негласное соглашение не пытаться распространять свое ядерное влияние на районы, где у них не было реальной географической или исторической заинтересованности. Попытка России перебросить ракеты на Кубу была вопиющим нарушением этого правила, и президент Кеннеди поддержал русских.
  
  Но времена изменились. Кеннеди владел военной мощью, чтобы заставить русских моргнуть. Слишком много лет Белого дома, который думал, что Америку можно защитить благими намерениями, с тех пор превратили страну в бедное ведомство, также управляемое военной мощью, и невозможно было бы вытеснить эту установку из Испании просто словами. Он остался бы там. И баланс сил в мире навсегда изменился бы. Ракеты могли быть запущены из Испании в любой точке Соединенных Штатов или Карибского бассейна, и русские могли бы сказать: "Кто? Мы? Мы этого не делали. Испания сделала это сама " и американскому президенту, столкнувшемуся с неадекватным собственным арсеналом, пришлось бы решать: нападет ли он в отместку на Россию, зная, что результатом будет уничтожение Соединенных Штатов?
  
  И таким образом Россия завоевала бы мир. Без единого выстрела.
  
  "Пойдем", - сказала Дениз Барни.
  
  Взяв его за руку, она повела его через заросли тропического леса к их дому на Пуэрта-де-Рей. Как только они вдвоем приблизились к окраине пышных, дымящихся джунглей, безмолвных, если не считать криков экзотических птиц и криков обезьян, доносившихся с высоты высоких банановых деревьев, Барни резко развернулся, сумев одним быстрым движением сбить Дениз с ног на мягкую землю
  
  119
  
  одной рукой, в то время как другой вытаскивает свой 38-й калибр.
  
  "Не стреляй", - прошипела Дениз, хватаясь за его рубашку. "Один звук, и они убьют нас без вопросов".
  
  Барни не слушал ее. Его уши были натренированы на другой звук, мягкий шелест листьев, третью серию шагов. Он услышал это лишь на мгновение, но для хорошо отточенных чувств Барни одного раза было достаточным подтверждением. Он подкрался.
  
  "Барни, нет!" Дениз окликнула его, стараясь говорить шепотом. "Уже почти рассвело. Кто-нибудь увидит, как мы возвращаемся. Люди Де Кюло донесут на нас. Приди", - умоляла она. "Пожалуйста".
  
  В непосредственной близости никого не было, хотя Барни знал, что плотная, насыщенная водой земля и беззвездная ночь могут искажать звуки подобно чревовещателю, так что вы не сможете определить шум с какой-либо точностью, независимо от того, насколько внимательно вы прислушиваетесь. Насколько он знал, неясный шелест тяжелых листьев, который он слышал, мог исходить за милю или больше от него.
  
  Пока он беспомощно стоял, прислушиваясь к новому шуму, Дениз подошла к нему, ее глаза были печальными и испуганными, ноги и узорчатая юбка были измазаны черной грязью. Она положила руку ему на плечо. "Пойдем, муж мой", - сказала она. "Пока не стало слишком поздно".
  
  Неохотно Барни убрал пистолет в кобуру и последовал за ней к выходу.
  
  Затем, глубоко в джунглях, раздался вздох голоса, свободно зашелестели заросли каучуковых растений, маленькая белая рука вытерла бисеринки пота из-под белокурого лба, и затем Глория побежала прямым, знакомым курсом к сверкающему входу в горное сооружение.
  
  Снова в безопасности на ее кухне, когда рассвет льется сквозь волнистое стекло окон, как дождь.-
  
  120
  
  поклонившись, Дениз обняла мужа и поцеловала его в губы.
  
  "Я рада, что ты вернулся со мной", - сказала она, улыбаясь. "На мгновение я испугалась, что у нашего сына не будет отца еще до того, как он родится".
  
  Барни почувствовал, как у него екнуло сердце. "Наш сын?" тихо спросил он.
  
  Она взяла его руку и с любовью провела ею по своему животу. Оно все еще было напряжено, но когда Барни посмотрел в ее глаза, он увидел, что они светятся и полны обещания и новой жизни.
  
  "Дениз", - сказал он, смеясь, когда поднял ее на руки, как куклу, и закружил по комнате. "О, Дениз. Я не думал, что когда-нибудь смогу любить тебя сильнее, чем вчера утром. Теперь я люблю тебя в два раза сильнее ".
  
  "Он все еще такой крошечный", - сказала она, целуя его в шею, когда слеза скатилась по ее щеке в рот. Затем она рассмеялась. "О, посмотри на нас, целуемся, как два уличных попрошайки. Мы грязны, как сборщики бананов во время сильных дождей ".
  
  "Ты самое чистое, самое совершенное существо, которое когда-либо появлялось в моей жизни", - сказал Барни. И он повел ее в спальню, которую они много раз раньше делили ради любви. Он усадил ее на край кровати, опустился на колени, поцеловал в лицо и расстегнул блузку с оборками. Она упала с одного плеча. Он приблизил свои губы к ее сливочно-золотистой коже и коснулся ими ее.
  
  Эта женщина, подумал он, такая хорошая, такая теплая и готовая, именно такую женщину он когда-либо хотел. Эта женщина была его.
  
  Он любил ее тогда, на большой скрипучей кровати, эту чистую женщину, которая носила его ребенка и будет любить его вечно. Он любил ее между ее сильных ног и считал себя одним из самых богатых людей.
  
  121
  
  Когда они закончили, и она лежала раскрасневшаяся и удовлетворенная в его объятиях, он поцеловал ее закрытые глаза и сказал: "Разве ты не собираешься спросить меня, что я делал с девушкой вчера? Блондинка?"
  
  "Нет. Я не собираюсь спрашивать".
  
  "Боишься, да?" - поддразнил он.
  
  "Не боюсь. Я знала, что у тебя были дела. Ты бы не перестал любить меня из-за шлюхи".
  
  Он сжал ее руку в своей. "Я не мог перестать любить тебя ни за кого и ни за что", - сказал он. "Я не смог бы, даже если бы попытался. Но я хочу, чтобы ты знал, что я ничего с ней не делал ".
  
  "Почему нет?" спросила она, и новые морщинки беспокойства прорезали ее лицо. "Теперь она будет что-то подозревать".
  
  Барни пожал плечами. "Я узнал то, что мне нужно было знать. Кроме того, она была слишком отталкивающей. В ней было что-то бледное и змеиное". Он вздрогнул. "Я не знаю. Я просто не мог этого сделать. Это было бы все равно что бороться с болезнью".
  
  "Это было очень глупо с вашей стороны. Вам придется немедленно покинуть Испанию".
  
  "Без тебя я этого не сделаю".
  
  "Я должен продать бизнес".
  
  "К черту этот бизнес".
  
  "Это стоит 20 000 американских долларов".
  
  "К черту 20 000 американских долларов".
  
  "О, ты такой глупый, Барни".
  
  "Да? Ну, так получилось, что я считаю себя самым умным парнем в мире". Он пощекотал ее. В конце концов, я оказался с тобой, не так ли? Я думаю, это дает мне право на некоторые серьезные почести ".
  
  "Барни", - хихикнула она. "Прекрати это".
  
  "Я, должно быть, самый умный, самый удачливый, самый счастливый парень, который когда-либо жил, и завтра ты едешь со мной в Вашингтон, где я сдам свою фотографию и получу приятную, скучную работу, которая позволит мне
  
  122
  
  прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как наш сын растет и совершает свои собственные ошибки. Как это звучит?"
  
  Она крепко обняла его. "Барни", - сказала она, и в ее глазах вспыхнули золотые искры.
  
  "Что?"
  
  "Я уйду".
  
  "Тебе лучше. Ты моя жена".
  
  "Я приготовлю кофе".
  
  "Зачем? Собери наши вещи. Я поеду в город и сделаю приготовления".
  
  "Сначала мы выпьем кофе", - сказала она.
  
  На кухне не было зерен для кофе.
  
  "Забудь о кофе", - сказал Барни.
  
  "Нет. Я куплю бобы".
  
  "Пошлите кого-нибудь за ними".
  
  "Нет. Я знаю правильные бобы".
  
  "Ты самая упрямая женщина, которую я когда-либо встречал", - сказал он, когда она накинула на плечи легкую шаль.
  
  "Ты сожалеешь, что женился на мне, муж мой?"
  
  Барни улыбнулся. "Нет. Я не сожалею".
  
  "Тогда я получу бобы".
  
  Барни покачал головой, когда она вышла за дверь. Он поставил две чашки на стол, готовясь. Он достал две ложки. Он налил молоко в разноцветный керамический кувшин, который, по словам Дениз, подарила ей мать. Он насыпал коричневый сахар крупного помола в толстую миску.
  
  Он ждал.
  
  Час спустя он вышел в сад, чтобы сорвать орхидею к столу. Он поставил ее в миниатюрную вазу, которую Дениз купила несколько дней назад.
  
  Он закурил сигарету. Он ждал.
  
  В течение следующего часа Барни знал, что больше никогда не увидит свою жену.
  
  Вместо этого кто-то бросил кусочек ее хлопка
  
  123
  
  шаль, порванная и окровавленная, через окно. На шали была размазана небольшая коричневато-красная масса. К ней была прикреплена записка: "Это ваша жена и ребенок".
  
  Красноватая мякоть оказалась тканью из матки Дениз. Кто бы ее ни убил, он вспорол ей живот, чтобы убить ее ребенка. Ребенок Барни.
  
  С воплем мести он проложил себе путь через дом, круша все на своем пути. Он оставил комнату блондинки напоследок. Ее там не было. В наказание за ее отсутствие Барни разбил каждый предмет в комнате, пока каждый кусочек мебели, одежды, стекла не стал неотличим от любого другого.
  
  Затем он начал.
  
  Он тихо ходил по улицам, оглядываясь, выискивая, надеясь, что никто посторонний не подойдет к нему поговорить, потому что он убил бы любого, кто приблизился бы к нему на расстояние убийства. Никто не приблизился.
  
  Он вошел в тропический лес.
  
  На этот раз, когда раздался звук, он был готов. Это был неуклюжий звук, преднамеренный. Если бы Барни думал, он бы понял, что это ловушка. Звук был слишком неосторожным, чтобы допустить ошибку. Но ярость внутри Барни услышала звук раньше, чем это сделал его разум, и его ярость откликнулась нетерпеливо, бессмысленно. Он хотел убивать. Он хотел умереть.
  
  Первый, кто показался, смуглый, приземистый молодой человек, нерешительно вышедший из кустарника, получил пулю прямо в живот. Вторая попала ему в середину лица.
  
  Ярость Барни подпитывалась этим. Вид черт лица мужчины, превращающихся в фонтан крови, толкал его вперед, желая большего.
  
  Краем глаза он заметил изогнутый нож для убийства, из тех, что вырезали жители джунглей
  
  124
  
  гипс, найденный глубоко в недрах горы, пролетел над ним по дуге. Он пригнулся и перекатился как раз в тот момент, когда он мог бы срезать ему макушку, и произвольно выстрелил в кустарник. В поле зрения появилась своенравная рука, затем тяжело упала на землю с предсмертным криком. Это прозвучало во влажном лесу затихающим эхом, которое доносилось со всех сторон и смешивалось с криками испуганных птиц, прежде чем раствориться в вакуумной тишине.
  
  Он подошел к ближайшему мертвецу, который лежал на спине с выражением доброго удивления на лице. Его живот был покрыт кровью, уже свернувшейся от свирепой болотной жары. Барни ударил его ногой.
  
  Тишина. Они все были мертвы. Всего трое мужчин. Тогда он понял, что это ловушка.
  
  Теперь он чувствовал взгляды, десятки глаз, молча ожидающих, когда Барни разрядит оставшиеся патроны в ненужных новобранцев. Это была ловушка, но ему было все равно.
  
  Он трижды выстрелил в воздух, затем отбросил револьвер в сторону. "Доберитесь до меня, ублюдки!" - крикнул он.
  
  "Ублюдки ... Ублюдки ... Ублюдки", - эхом отозвались джунгли вокруг него.
  
  "Это Бернард К. Дэниелс из Соединенных Штатов Америки, и я собираюсь убить вашего президента, поэтому вам лучше приехать и отвести меня к нему", - крикнул он по-испански.
  
  "С удовольствием", - ответил голос по-английски. Толстый мужчина, безвкусно одетый в сказочную синюю с золотом униформу и треуголку с перьями, с большим трудом выпрямил колени и поднялся из-за эвкалипта. "Вы пойдете со мной, мистер Дэниелс из Центрального разведывательного управления", - сказал он.
  
  Офицер отдал приказ кустам и
  
  125
  
  деревья вокруг него и двадцать с лишним мужчин, чьи тела были едва прикрыты рваными кусками ткани, появились из ниоткуда. Все они были молодыми мужчинами, заметил Барни. Голодные мужчины. Они избегали его взгляда. Многие из них знали Дениз, догадался он. Но голод - более сильная мотивация, чем дружба.
  
  Он плюнул в лицо молодому человеку, который связал ему запястья толстой веревкой. Мужчина ничего не сказал.
  
  "Я проклинаю твою жену и ребенка", - тихо сказал Барни по-испански. Он чувствовал, как дрожали руки мужчины, когда тот завязывал узел. "Они умрут, как умерла моя жена".
  
  Мужчина попятился, страх сковал его черты.
  
  "Заставьте его двигаться", - приказал офицер. Кто-то толкнул Барни вперед. Человек, который обвязал веревкой его запястья, стоял как вкопанный, дрожа.
  
  "Ты. Двигайся", - крикнул офицер. Мужчина не двигался.
  
  Офицер вытащил гигантский "магнум" из кобуры, пристегнутой к бедру, и выстрелил в упор в молодого солдата. Его грудь открылась, как красный, дымящийся рот, когда его отбросило назад силой пули, его ноги вытянулись перед ним. Взрыв отбросил его умирающее тело в ряды других солдат. Один закричал. "Проклятый", - закричал он. "Меня коснулась кровь проклятого!"
  
  Другие солдаты быстро побежали вперед, оставив его в одиночестве и панике, отчаянно пытающегося стереть кровь мертвеца с рук и груди.
  
  Офицер сделал еще один выстрел и сбил его с ног. "Глупые звери джунглей", - сказал офицер. "Уведите заключенного".
  
  Бормоча друг другу, солдаты вели Барни
  
  126
  
  в горную пещеру. У входа они отстали, когда офицер схватил веревку вокруг запястий Барни и приставил свой "магнум" к виску Барни. "Завяжите ему глаза", - приказал он, и мужчина бросился вперед с куском грубо сотканной ткани, чтобы завязать ему глаза.
  
  Барни, спотыкаясь, бродил в темноте по пещере, отмечая ее огромные размеры по расстоянию до звуков внутри. Он заметил, что внутри инсталляции почти не слышно человеческого шума. Либо никому из солдат, завербованных на Пуэрта-дель-Рей, не разрешалось входить внутрь, либо дисциплина в армии Де Кюло была потрясающей. Весь шум исходил от машин, их было огромное количество, некоторые маленькие и жужжащие, некоторые огромные и мощные, изрыгающие гул землеройных машин. Место все еще росло, все еще освобождая место для большего количества оборудования и боеприпасов ... или для чего-то еще большего.
  
  Его втолкнули в комнату слева от всего этого шума, где воздух был суше и уютнее. Дверь закрылась точно за ним. Его толкнули вниз, на жесткий деревянный стул. Повязка с глаз была снята.
  
  Перед ним за письменным столом сидел невысокий мужчина. Его тонкие волосы были зачесаны вперед в неоклассические завитки. Его форма, как и у офицера, который привел Барни в это место, была бело-голубой и старинного военного покроя. Его эполеты украшали ярды золотой тесьмы. На его груди поблескивал ювелирный футляр со старинными военными украшениями. Шелковое знамя красного, белого и синего цветов пересекало диагональную линию от плеча до талии. На столике рядом с письменным столом лежала точная копия боевого головного убора Наполеона, отделанная страусовыми перьями.
  
  Когда худощавый круглолицый мужчина поднялся из-за своего массивного стола, он сунул правую руку в ко-
  
  127
  
  уверен в своем пальто, как раз под второй пуговицей. Он улыбнулся, его жесткие, умные глаза сверкнули.
  
  "Я Эль Президент Кара Де Куло", - сказал он, вытянув шею в аристократическом профиле. "А это генерал Робар Эстомаго, начальник испанской полиции. Генерал сообщает нам, что вы просите аудиенции ".
  
  "Я собираюсь убить тебя, свинья", - сказал Барни.
  
  "Сказано как истинный американец, мистер Дэниелс. По правде говоря, это я ищу аудиенции у вас. Я искренне надеюсь, что вы сможете уделить немного времени, чтобы поговорить со мной и моими людьми о вашей, скажем так, деятельности на нашем райском острове ". Он выдвинул ящик своего стола и достал фотоаппарат Барни. Он открыл его заднюю крышку и извлек пленку.
  
  "Мне дали понять, что здесь содержатся фотографии этой инсталляции", - сказал он, изящно держа рулон между указательным и большим пальцами. "Я польщен тем, что представитель такой технологически развитой нации, как ваша, проявил интерес к нашему небольшому импровизированному предприятию. Однако я с сожалением сообщаю вам, что мы еще не готовы к рекламным снимкам. Они не передали бы правильного впечатления о фундаменте. Грязь в углах, неполная лепнина и тому подобное. Вы понимаете. Плохие связи с общественностью. Нет, к сожалению, это нельзя показать вашим друзьям в Вашингтоне".
  
  Улыбка застыла на его лице, он выдернул пленку из цилиндра. "Увы, - тихо сказал он, - снимки испорчены". Он швырнул камеру на пол легким движением руки.
  
  Де Кюло медленно обошел свой стол и встал перед Барни. Он скрестил руки перед собой. Он оперся подбородком на кулак. Он пристально посмотрел в глаза Барни. "Итак, вы видите, - сказал он своим тихим, задумчивым голосом, - теперь, когда снятый вами фильм был де-
  
  128
  
  уничтоженный, единственное доказательство, которое получит мир о существовании нашей установки, будет основано на ваших показаниях. Я полагаю, вы намерены проинформировать свое начальство о событиях последних нескольких дней, мистер Дэниелс?"
  
  "Иди к черту".
  
  "Я изменяю свой вопрос. Я не предполагаю, что вы вернетесь в Америку с этой информацией. На самом деле, мистер Дэниелс, я вообще не верю, что вы вернетесь в Америку. Если я могу рискнуть высказать предположение, я предсказываю, что вы будете мертвы в течение довольно короткого времени ". Он снова улыбнулся ледяной, лишенной юмора улыбкой. "Или более продолжительного времени. Это будет зависеть от вас. Конечно, мои люди будут рады возможности сначала поговорить с вами. Мы хотели бы знать, в какой степени ваше правительство осведомлено об отношениях Испании с другими мировыми державами ". Он быстро поднял руку. "Теперь, мистер Дэниелс, я уверен, что ты не хочешь, чтобы на тебя давили по этому вопросу, поэтому я бы и не подумал просить тебя немедленно раскрывать мне эту информацию. У вас, как у нашего гостя, будет достаточно возможностей поговорить с нами, когда вы пожелаете ".
  
  В углу генерал Робар Эстомаго захихикал. "Молчать, осел", - прошипел Де Кюло. Генерал вытянулся по стойке смирно.
  
  "Однако, прежде чем вы удалитесь в нашу комнату для гостей, я хотел бы сказать вам, что мы были осведомлены о ваших действиях в течение некоторого времени. По инициативе присутствующего здесь генерала Эстомаго мы узнали, что вы, вероятно, видели карту с подробной информацией, которая не предназначена для публичного ознакомления. Мы также знали о твоей фотографической экспедиции сюда, о твоем желании покинуть страну. Боже мой. У самих стен есть уши. Мы даже знали о твоей жалкой маленькой свадьбе с деревенской шлюхой ".
  
  Барни вскочил на ноги: "Ты, свинососущий мур-
  
  129
  
  derer!" он закричал. Эстомаго снова швырнул его на стул и туго затянул повязку на глазах Барни вокруг его горла. "Я-убью-тебя", - булькнул он, несмотря на давление на шею.
  
  Де Кюло рассмеялся.
  
  Давление ослабло. "Что вы сделали с моей женой?" Требовательно спросил Барни.
  
  Де Кюло пожал плечами. "Почему, разве вы не слышали, мистер Дэниелс? С ней произошел ужасный несчастный случай".
  
  "Тело", - выдавил из себя Барни. "Где тело?"
  
  "Ничего особенного. Возможно, канава или болото. Там ей самое место".
  
  На этот раз Барни двинулся прежде, чем Эстомаго смог его удержать. Одним прыжком он метнулся к Де Кюло и нанес ему опытный удар ногой в голову. Но президент вовремя пригнулся и принял удар в мясистую часть спины. Тем не менее, это потрясло его, и он, как сумасшедший, отлетел в угол комнаты. У Барни не было другого шанса. "Магнум" Эстома-го был извлечен и застрял у него во рту прежде, чем он смог подняться с того места на полу, куда упал.
  
  "Уберите американскую мразь", - сказал Де Кюло, согнувшись пополам от боли в спине. Эстомаго рывком поднял Барни на ноги.
  
  "Подождите", - крикнул Де Кюло, когда двое мужчин подошли к двери. "Есть еще одна вещь, которую я хотел бы подарить нашему гостю. Приветственный подарок". Его глаза были злобными, он, спотыкаясь, подошел к столу и выдвинул ящик. "Я приберегал это на потом, но думаю, что сейчас было бы совершенно уместно".
  
  Он запустил руку глубоко в ящик и вытащил что-то мягкое и пепельного цвета. Он бросил это в сторону Барни. Это ударило его по щеке, словно холодный кожаный мешок, затем упало на пол.
  
  130
  
  И там, у его ног, покоилась отрезанная рука Дениз, тонкое золотое обручальное кольцо все еще охватывало безымянный палец.
  
  "Она не стала бы снимать кольцо", - выплюнул Де Кюло. "Поэтому мы сняли его ради нее. Убирайся с моих глаз".
  
  Ошеломленный, Барни позволил утащить себя из комнаты, где смех Де Кюло становился все громче и громче, где маленькая ручка с дешевым кольцом лежала на полу.
  
  Она не снимет его, сказал себе Барни, чувствуя, как его запихивают в маленькую каменную камеру, с которой капает пещерная вода. Две крысы разбежались по углам при вторжении. Массивная дверь закрылась медленно и окончательно, сначала сузив свет до тонкой линии, а затем уничтожив его.
  
  Он сидел на холодном каменном полу в темноте, под визг крыс за спиной, и думал только: "Она не сняла бы мое кольцо".
  
  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
  СУИНИ, ГЛОРИЯ П.
  
  Родился в 1955 году, БИЛОКСИ, МИСС.
  
  ПОСЕЩАЕМОСТЬ, ФАРМИНГТОН, КОЛОРАДО НАЧАЛЬНОЕ образование: ОТСУТСТВУЕТ
  
  131
  
  ТЮРЕМНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ПРОМАХ. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТЮРЬМА, 1973-76
  
  ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ пункт (1) ТЮРЕМНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  
  НЕПРЕДУМЫШЛЕННОЕ УБИЙСТВО 1-Й СТЕПЕНИ, 15 ЛЕТ.- ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК, ЗАМЕНЕН НА ДРУГОЙ, КОГДА СУБЪЕКТ ПОДЧИНИЛСЯ ПРОГРАММЕ ДОБРОВОЛЬНОЙ РАБОТЫ В ПУЭРТА-ДЕЛЬ-РЕЙ, штат ХИЗБАРИЯ, 1978
  
  Гарольд В. Смит остановил распечатку. "Кажется, я нашел ее", - сказал он в трубку. "Подожди, Римо".
  
  Он включил:
  
  ПОДРАЗДЕЛ (2) ПРОГРАММА ДОБРОВОЛЬНОЙ РАБОТЫ, ПУЭРТА-ДЕЛЬ-РЕЙ.
  
  УЧРЕЖДЕН В 1978 ГОДУ генералом ЭСТОМАГО РОБАРОМ С.,
  
  ГЛАВА СОВЕТА БЕЗОПАСНОСТИ NATL,
  
  ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПОСОЛ В США, ТОМ РАБОЧАЯ ПРОГРАММА ДЛЯ
  
  ЖЕНЩИНЫ-ЗАКЛЮЧЕННЫЕ ВМЕСТО
  
  МАКСИМАЛЬНОГО СРОКА. Природа
  
  РАБОТА: ДОМАШНЯЯ. КОЛИЧЕСТВО:
  
  (1978) 47
  
  (1979) 38
  
  (1980) 39
  
  "Это странно", - сказал Смит, останавливая машину. "Что странно?" Спросил Римо. "Послушайте, у меня нет
  
  132
  
  весь день висеть на телефоне, пока ты проигрываешь мелодии на своем компьютере. Все еще есть дело Дэниэлса, и какая-то карта на стене Глории Суи Ней, и где-то мечеть..."
  
  "Мечеть находится на 114-й западной улице, 128-26", - сказал Смит. "Если Дениз Дэниэлс была женой Барни, то беспокоиться не о чем", - небрежно пробормотал он. "Просто личное дело. Естественно, он был бы обеспокоен ее смертью, поэтому он бы вскрыл конверт с бомбой, поскольку на обратном адресе было указано ее имя. Очевидно, это предназначалось Дэниелсу, хотя Макс Снодграсс его опередил. Но сама по себе эта Дениз Дэниелс действительно ... ничто ... "
  
  Он замолчал, когда его взгляд упал на последнюю строчку распечатки. "Римо, когда Дэниелс говорил, он говорил что-нибудь о том, что видел много американских женщин на острове?"
  
  "Только Глория Суини".
  
  "Забавно. У ЦРУ тоже нет никаких записей о них. Согласно этой распечатке, в Пуэрта-Дельрей содержится по меньшей мере 120 женщин-заключенных американской тюрьмы".
  
  "Я не знал, что на Пуэрта-дель-Рей есть тюрьмы. Я думал, что преступников сначала расстреливают, а потом судят".
  
  "Это недалеко от истины", - сказал Смит. "Тем не менее, Глория Суини была отправлена в Испанию в качестве заключенной, отбывающей пожизненное заключение. Сейчас она вернулась в Штаты нелегально. Я предполагаю, что она связана с Эстомаго, послом Испании ".
  
  "Тогда зачем весь этот бизнес с "черной свободой", и "Персики из Мекки", и все такое? И почему она приказала убить Кальдера Райзина? А что насчет карты, о которой все время кричит Дэниелс?"
  
  133
  
  "У меня есть пара теорий, но ничего существенного. Выясните это сами", - сказал Смит. "Я должен просмотреть кое-какие тюремные записи. Римо?"
  
  "Что?"
  
  "Поторопись с этим". Он повесил трубку.
  
  Это могло быть ничем. Вся информация, собранная на данный момент с помощью записей Смита и бредовых показаний Барни, может означать не что иное, как то, что руководство недовольной банановой республики решило поставить Америку в неловкое положение, расшевелив ее чернокожее население. Просто еще один случай, когда мышь грызет между пальцами ног слона.
  
  Но некоторые распечатки, которые Смит извлек из компьютерных банков CURE прошлой ночью, не соответствовали действительности. Например, три бюллетеня американской воздушной разведки над Атлантикой, подтверждающие присутствие российских грузовых судов, направляющихся на Кубу. Или всплеск активности на лодках-бананах между Испанией и Кубой. Было слишком много случаев, когда испанские лодки терялись в кубинских водах, чтобы Смит мог смириться, тем более что ни Испании, ни Кубе не нужно было торговать бананами друг с другом.
  
  Не было ничего определенного, ничего, что могло бы вызвать нечто большее, чем праздные домыслы со стороны доктора Гарольда В. Смита.
  
  Пустые домыслы, повторил про себя Смит, вводя код для файлов заключенных пенитенциарной системы. Тем не менее, время не должно быть потрачено впустую. Он особо отметил, что его скорость набора текста возросла с сорока слов в минуту до сорока трех.
  
  134
  
  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
  Барни умирал с голоду.
  
  Прошла ли неделя? Месяц? Нет, рассуждал он тем, что осталось от его разума. Он не мог прожить месяц без еды.
  
  Одно он знал наверняка: в его воду было подмешано лекарство. После своего первого крика, когда его трясло от воды, он пытался игнорировать маленькую металлическую кастрюлю, которая проскользнула через резиновое отверстие на маленькую полку в его пещерной камере, но когда жажда одолела его, он выпил. Он старался как можно меньше увлажнять свой пересохший, пересохший рот и горло, потому что знал, что после того, как он выпьет, ему придется подчиниться мечтам.
  
  Это были ужасные сны, сбивающие с толку, бессмысленные галлюцинации, которые пронзали его мозг и сжигали его изнутри. Когда они пришли, он попытался вспомнить Дениз, Дениз на своей кухне, Дениз, готовящую кофе. Дениз поддерживала в нем жизнь во снах, пока он бился в конвульсиях, его рвало и он кричал. Она наблюдала за ним. Она улыбалась. Она утешала.
  
  Должно быть, прошел месяц, подумал Барни, капнув пальцем на поверхность воды и поднеся каплю к губам. Как узнал Барни, наркотик был менее опасен на самом верху, если он оставлял его на месте. Он
  
  135
  
  позволял себе не более десяти капель каждый раз, когда пил, и пил он как можно реже. Тем не менее, сны и тошнота проходили через него, "как воздух через экран, и Барни ничего не мог сделать, кроме как вызвать имя своей покойной жены.
  
  "Дениз", - прошептал он. "Помоги мне".
  
  Появился свет. Впервые за бесчисленные дни абсолютной темноты с тех пор, как его впервые привели в камеру, дверь открылась.
  
  Вспышка мощного внутреннего освещения ударила ему в глаза. Он прикрыл их рукой. "Идем", - произнес голос. Такой громкий. Для лишенных звука ушей Барни это прозвучало как пушечный выстрел.
  
  Руки нащупали его на холодном скользком полу. Он попытался подняться на ноги. Он не мог стоять.
  
  Выйдя на улицу, он свернулся в плотный клубок, чтобы защитить глаза от слепящего света. Ботинок пнул его в пах. "Двигайся".
  
  С помощью четырех человек Барни, спотыкаясь, прошел через огромную пустую пещеру, закрыв глаза из страха ослепнуть, и вышел в долгожданную темноту джунглей.
  
  Барни слышал джунгли, наполненные шумом. Хлопанье птичьих крыльев. Их песни. Пронзительные вопли животных, умирающих за много миль отсюда. Шорох саламандр по опавшим на землю листьям. Сама земля взорвалась звуками: порывом ветра с океана, музыкой бегущей воды. И запахом. Чудесный запах зелени. Запах жизни.
  
  "Вода", - сказал он. "Agua. Agua." Сопровождавшие его молодые люди повернулись к своему командиру, смуглому партизану в фа кубинского образца.-
  
  136
  
  тигры и армейские ботинки. Он был единственным, кроме Барни, кто носил обувь,
  
  "Двигайся", - повторил солдат, подталкивая Барни вперед.
  
  На мгновение глаза Барни встретились с глазами молодого босоногого рекрута справа от него. Он был все еще мальчиком, не старше шестнадцати. Глаза мальчика были печальными. Они напомнили ему Дениз.
  
  Ничего страшного, - сказал ему Барни. "Это ерунда".
  
  Джунгли становились все более густыми, пока над самыми верхушками деревьев не стал виден лишь случайный клочок неба. Впереди Барни заметил небольшой костер.
  
  Он светился в темноте, как уголь, становясь ярче по мере того, как эскадрон тащил его к нему. Огонь горел в бамбуковой хижине с соломенной крышей. Внутри хижины Барни ждала раскладушка.
  
  С него сняли ботинки, и он был связан пеньковой веревкой. Молодой рекрут с печальными глазами разжигал костер. Почему они решили, что Барни нужен костер в изнуряющей жаре джунглей, было выше его понимания. Затем они оставили его в покое.
  
  С наступлением темноты музыка джунглей изменилась. Щебечущие бегинки дневных птиц уступили место более мрачным, опасным ритмам ночи. Ночь была для криков стервятников, ненасытных компаньонов больших кошек.
  
  Ночью Эль Президент Кара Де Кюло пришел к Барни.
  
  "Приятно было встретить вас здесь, мистер Дэниелс", - сказал он спокойно. "Разве это не тесный мир?" Он подождал ответа. Барни больше не мог говорить.
  
  "Я вижу, ты не расположен к разговорчивости этим вечером. Очень жаль. Я надеялся, что дни отдыха побудят тебя принять участие в обсуждении твоей страны. Скорее в память о старых временах, ты знаешь.
  
  137
  
  В конце концов, когда-нибудь скоро его может больше не существовать. Цок, цок. Вещи приходят и уходят, не так ли, мистер Дэниелс?"
  
  Он вздохнул. "Да, они приходят и уходят. Совсем как твоя дорогая покойная жена. Помнишь ее? Та, которая раздвинула ноги на половину острова?"
  
  Барни закрыл глаза. Дениз на кухне готовит кофе, Дениз улыбается.
  
  "Она тоже так плохо кончила", - сказал Де Кюло с притворной озабоченностью. "Сначала раздача. Тьфу, ужасно. Нет ничего уродливее, чем кричащая женщина с окровавленным обрубком вместо руки ".
  
  Дениз в своей шали, Дениз с его ребенком на руках.
  
  "Тогда, конечно, она была еще жива, когда мужчины изнасиловали ее. Мальчики есть мальчики, ты знаешь. Хотя я думаю, что она втайне наслаждалась этим. Эксперты говорят, что все они так делают".
  
  "Дениз", - прохрипел Барни, сухие рыдания сотрясали его.
  
  "На самом деле, я отчетливо помню, как кто-то говорил мне, что она была жива, когда нож разрезал ей живот. Очевидно, она выкрикнула "мой малыш" или что-то в этом роде. Чушь. Одному Богу известно, кем был отец ".
  
  "Я убью тебя, если на это уйдет вся моя жизнь и следующая", - медленно произнес Барни, слова вырывались из него, как ржавые гвозди.
  
  "Очень поэтично", - сказал Де Кюло, улыбаясь. "Ну, мне пора. Я зашел только для того, чтобы привезти тебе еще один подарок. Первый ты оставила на этаже моего офиса. Возможно, это больше придется вам по вкусу ".
  
  Он поднял с пола железную кочергу и сунул ее в огонь. "Они здесь большая редкость", - сказал он. "Это из моего личного камина. Я хочу, чтобы вы это знали".
  
  Затем он встал над Барни и обеими руками ударил его в нижнюю часть живота. "Вонючий
  
  138
  
  слизняк, - сказал Де Кюло. "Я позабочусь о том, чтобы ты оставался в живых как можно дольше".
  
  "Я останусь в живых достаточно долго, чтобы убить тебя", - прохрипел Барни, его живот скрутило узлом и сильно свело от удара.
  
  Через полчаса вошел Эстомаго вместе с четырьмя мужчинами, которые привели его в хижину. И снова с ними был мальчик с печальными глазами. Он снова разжег и без того пылающий огонь.
  
  Эстомаго расстегнул верхнюю пуговицу своей униформы и провел пальцем по красной, вспотевшей шее. "Здесь жарко, как в аду", - сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Он посмотрел вниз на Барни, ссохшегося почти до половины своего веса, его запястья были ободраны и кровоточили из-за веревки вокруг них.
  
  "Вода", - прохрипел Барни.
  
  "Никакой воды", - сказал Эстомаго. "Это запрещено".
  
  Мальчик, разжигающий костер, посмотрел на них двоих.
  
  "Это плохой способ умереть", - сказал Эстомаго без тени сарказма Де Кюло. "Скажи нам, кто еще знает об установке, и я позабочусь, чтобы ты умер быстро, от пули".
  
  Для Барни было бы так легко сказать ему правду, что Соединенные Штаты ничего не знали об установке. Тогда он бы умер. Все было бы кончено.
  
  Но он не мог умереть. По крайней мере, пока Де Кюло не был мертв. По крайней мере, пока смерть его жены не была отомщена.
  
  "Отпусти меня", - сказал Барни. "Тогда я тебе скажу".
  
  Эстомаго покачал головой. "Я не могу этого сделать. Ты должен умереть, рано или поздно".
  
  "Поздно", - сказал Барни.
  
  "Как пожелаете". Он указал на солдата в армейской форме. "Доминикес. Кнут".
  
  Солдат подошел к койке Барни, длинная лиз-
  
  139
  
  в его руках был кнут. Он умело постукивал им по ладони, на его лице играла легкая улыбка предвкушения.
  
  Эстомаго отошел в сторону.
  
  Медленно, с чувственным удовольствием солдат дразнил кожу Барни концом хлыста. Она переливчато заблестела зеленым в свете огня, змеясь по груди и ногам Барни. Солдат начал тяжело дышать. Его губы зашевелились, мокрые от слюны. Его глаза были полузакрыты, когда он поигрывал хлыстом на гениталиях Барни. Затем он поднял хлыст и, вскрикнув от удовольствия, пустил его с раздирающим кожу треском по животу Барни.
  
  Дениз. О, помоги мне, Дениз.
  
  Солдат снова поднял хлыст, теперь его собственный член был явно твердым и пульсирующим, и выбросил руку вправо. Хлыст свернулся и погрузился в нежную кожу на подъемах ног Барни.
  
  В мозгу Барни пронеслись искры. Боль пылала, жгла, жгла. Бесконечная боль. Дениз. Не уходи. Не оставляй меня.
  
  Хлыст щелкнул высоко над головой. Он полоснул его между ног.
  
  Изо рта Барни из глубины живота хлынула черная желчь и забурлила на губах. Затем он потерял сознание.
  
  В ярости солдат сорвал с пояса флягу и выплеснул ее содержимое на лицо Барни, чтобы привести его в сознание. "Теперь ты не будешь спать", - прорычал он на почти бессвязном испанском. "Не будешь, пока я не закончу".
  
  Язык Барни потянулся к капелькам воды на его лице, боль вернулась с ужасающей интенсивностью. Солдат бил его снова и снова, каждый раз опуская хлыст с силой толчка любовника. "Сейчас!" - закричал он. "Сейчас!" Он свернул
  
  140
  
  хлыст сделал гигантскую петлю, которая обвила потолок и опустила его так, что он охватил всю длину истерзанного тела Барни и вызвал у него конвульсивные спазмы. Пока мышцы Барни дергались в рефлекторной агонии, солдат брыкался и стонал, пока не растянулся на земляном полу, постанывая от удовольствия.
  
  Барни не приходил в сознание в течение нескольких часов. Он пришел в себя от вкуса холодной горной воды, стекающей по его горлу. Он отплевывался и кашлял, но продолжал пить, опасаясь, что его отнимут прежде, чем он сможет выпить достаточно, чтобы прожить ночь. Руки, пахнущие землей и зелеными растениями, размазали воду по глазам и лбу Барни.
  
  Он открыл глаза. Мальчик, в чьи обязанности входило разжигать огонь в хижине, сделал ему знак замолчать и дал ему выпить еще одну чашу воды.
  
  "Я не забуду тебя, сын мой", - пробормотал Барни по-испански. Тотчас же шорох снаружи хижины предупредил его о том, что выставлена охрана. Мальчик пригнулся. Охранник заглянул внутрь. "Он бредит", - сказал он невидимому товарищу и вернулся к своей вахте.
  
  Мальчик скорчил рожу Барни, когда тот поднимался с пола, затем снова предложил ему миску. Барни покачал головой. Мальчик промыл свои раны водой, оставшейся в миске, предупредив Барни, чтобы он не кричал от боли.
  
  Это было больно, но Барни не позволил бы убить мальчика за то, что тот помог ему. Он задержал дыхание и позволил воде сделать свое дело. Затем мальчик проскользнул через узкую щель в камыше хижины и исчез.
  
  Дни шли своим чередом. Избиения, допросы, кнут. Всегда кнут. Каждый день мужчина
  
  141
  
  появлялся с зажимом, чтобы сломать один из пальцев Барни. И каждую ночь - кнут.
  
  "Что известно ЦРУ?"
  
  "Ешь дерьмо".
  
  "Что ты им сказал?"
  
  "Что твоя мать шлюха".
  
  "Есть ли еще какие-нибудь агенты, спрятанные на острове?"
  
  "Пусть ваша прямая кишка станет водоемом для любовного сока землекопов".
  
  Иногда Барни говорил по-английски, иногда по-испански. Это не имело значения. Пока он говорил. Пока он оставался жив.
  
  После того, как все его звонки были сломаны, Эстомаго дал ему воды. Это была отравленная вода из пещерной тюрьмы, наполненная страхом. От нее приходили сны.
  
  Ему начал сниться особый сон, который повторялся с предсказуемой регулярностью. Сон был о женщинах.
  
  Каждую ночь с тех пор, как его заставляли пить воду с наркотиком, множество красивых женщин, обнаженных и мерцающих в свете костра, танцевали в хижине и окружали его, проводя своими ароматными руками по его лицу, потираясь о него грудью и губами. Каждую ночь они приходили и уходили, не сказав ни слова, чтобы вернуться на следующую ночь, пушистые и прекрасные.
  
  Избиения прекратились. Ему давали воду четыре раза в день. В дневные часы солдаты приходили, чтобы разжечь огонь и дать ему воды, а ночью их заменяли женщины, улыбающиеся, танцующие, дразнящие.
  
  Он начал исцеляться. Его обожженные веревкой запястья были перевязаны, так что единственной связью была веревка вокруг одной лодыжки. Он начал жаждать воды.
  
  Сны больше не были такими ужасными. Они
  
  142
  
  были приятными. Сбивающие с толку, сумасшедшие, красочные сны. Кого это волновало? Что такого замечательного было в реальности, в любом случае? Барни с нетерпением ждал своих четырех мисок с водой. Они делали мир размытым и красивым. Они сделали мир прекрасным.
  
  Даже солдаты были милы. Они начали улыбаться ему. Они приносили ему еду, сначала легкоусвояемую пасту из овощного пюре, затем мягкий хлеб и фрукты, затем хорошие армейские пайки. И во все блюда была приправлена вода delicious dreams in the water.
  
  Все улыбались. Все были счастливы. За исключением маленького мальчика, который разжигал огонь. Что с ним было, в любом случае, всегда пялиться на Барни так, как будто он боялся, что небо вот-вот упадет? Такая беспокойная бородавка для такого маленького мальчика. Может быть, он был просто ненавистником гринго. Что ж, потребовались разные люди, чтобы создать мир, хороший и плохой, и в любом случае, что это изменило?
  
  Барни начал задаваться вопросом, на что похожа жизнь за пределами хижины. Бывал ли он когда-нибудь снаружи? Казалось, что его мир начинался и заканчивался там, в этом раю с соломенной крышей и чудесной водой. Что ж, его это устраивало. Особенно если женщины продолжали крутиться вокруг да около.
  
  Они это сделали. Теперь они тоже говорили ему сладкие слова утешения и флирта.
  
  "Ты нам очень нравишься", - сказала очень светловолосая девушка. Она не показалась тебе знакомой? Конечно, она заходила в хижину с самого первого дня. Нет, сказал внутренний голос Барни. Знакомый откуда-то еще. Проваливай, сказал Барни своему голосу. Больше некуда. Голос исчез.
  
  "Ты мне тоже нравишься", - радостно сказал Барни. "Мне нравится все".
  
  "Что ж, я собираюсь сделать то, что тебе понравится
  
  143
  
  совершенно особенный", - сказала худенькая блондинка, и другие девушки захихикали.
  
  "О, боже", - сказал Барни, хлопнув в ладоши. "Что это? Печенье?"
  
  "Лучше, чем это, милый". Она опустилась на колени между его ног и взяла его в рот, раскачивая, притягивая, посылая дрожь по его спине своим маленьким непослушным язычком.
  
  "Вот это да", - сказал Барни. "Ты, конечно, был прав. Это превосходит практически все. Как думаешь, можно мне немного воды?"
  
  "Конечно, ангел", - сказала другая женщина и налила ему большой глоток. От этого все стало еще лучше.
  
  Затем, прежде чем он осознал это, множество других великолепных обнаженных женщин тоже занимались с ним любовью, смеясь, пробуя, целуя, прикасаясь. И все, что ему нужно было делать, это лежать и пить эту волшебную воду. Рай на земле.
  
  Они играли в игры. Если Барни выигрывал игру, женщины следили за тем, чтобы он чувствовал себя хорошо. Если он проигрывал игру, они все равно заставляли его чувствовать себя хорошо. Игры были веселыми.
  
  "Хорошо", - сказала блондинка однажды вечером. "Мне нужно сыграть в новую игру".
  
  "О боже", - сказал Барни.
  
  "Во-первых, у вас может быть вода".
  
  "Да". Барни выпил. "Я все это выпил", - гордо сказал он.
  
  "Это очень хороший мальчик, Барни".
  
  "Хороший, хороший Барни", - одобрительно пропели девочки хором. Барни просиял. Он знал, что это будет веселая игра.
  
  "Сейчас я собираюсь сказать слово, а потом ты скажешь первое, что придет в голову. Хорошо?" "Конечно", - сказал Барни. "Это просто". "Хорошо. Теперь вот слово. Готовы?"
  
  144
  
  Барни с энтузиазмом кивнул.
  
  "Девушки".
  
  "Забавно", - сказал Барни, закатывая глаза. Все женщины рассмеялись.
  
  "Это верно, Барни", - сказала блондинка. "С девушками весело. Теперь, вот еще одно слово".
  
  "Готово, готово, вперед".
  
  "Хорошо. El Presidente Cara De Culo."
  
  "А?" - Спросил я.
  
  "De Culo."
  
  "Я не знаю этого слова", - сказал Барни, и его лицо сморщилось, готовое разразиться слезами.
  
  "Ну, ну", - сказала блондинка, гладя Барни по голове. "Все в порядке. Это было трудное слово". Остальные женщины издали сочувственные звуки. "Я скажу тебе, что это значит, и тогда ты сможешь сказать правильные вещи, хорошо?"
  
  "Я люблю тебя", - сказал Барни.
  
  "Ты, маленькая сладкая штучка. Эль Президент Кара Де Кюло - величайший человек на земле. Кто он?"
  
  "Величайший", - сказал Барни.
  
  "Замечательно. Ты получаешь поцелуй". Все женщины столпились вокруг, чтобы поцеловать его. "Готовы к еще одному слову?"
  
  "Конечно".
  
  Блондинка посмотрела ему в глаза. "Дениз", - сказала она. Женщины молчали, пока Барни боролся со своими мыслями.
  
  Наконец, его лицо просветлело. "Я понял! Я понял!"
  
  "Что?" - ровно спросила блондинка, ее глаза были холодны.
  
  "Племянница - дочь дяди", - сказал Барни. И все поцеловали и обняли его.
  
  "Это замечательно, Барни. Ты такой умный мальчик".
  
  "Еще бы".
  
  145
  
  "Как насчет этого? ЦРУ".
  
  "ЦРУ?" Барни был сбит с толку. "Я думаю, что работаю на ЦРУ". Он засунул палец в нос, чтобы подумать. "Но я не работаю. Я играю".
  
  "Раньше ты работала на них, дорогая. Но они были плохими, очень плохими людьми".
  
  "Очень плохо?"
  
  "Ужасно. Они избили тебя".
  
  "Солдаты избили меня".
  
  "Они этого не сделали!" Женщины нахмурились. Некоторые повернулись к нему спиной. "Ты плохой, Барни. Плохой из-за того, что думаешь, что солдаты причинили тебе боль".
  
  "Они избили меня большой змеей. Они поранили мне руки", - беспомощно сказал Барни.
  
  "Это было дело рук ЦРУ. Не солдат".
  
  Глаза Барни расширились в замешательстве. Он был уверен, что это были солдаты. "Может быть, это были другие солдаты", - предположил он.
  
  "Это верно", - сказала блондинка, просияв. Все женщины поцеловали его. "Хороший Барни", - сказали они.
  
  "Да. Другие солдаты. Солдаты ЦРУ. Плохие".
  
  "Де Кюло, величайший человек на земле, заставил их остановиться. Теперь солдаты хорошо к вам относятся".
  
  "Де Куло хорошо, ЦРУ плохо", - сказал Барни.
  
  "ЦРУ все еще рядом", - прошептала женщина.
  
  "Здесь? Здесь?"
  
  "Да".
  
  "Где?" Он с тревогой оглядел комнату.
  
  "Мы не знаем. Скажи нам, Барни. Скажи нам, где они, чтобы они больше не приходили причинять тебе боль".
  
  "Я-я не знаю. Каков ответ, леди?"
  
  "Давай. Ты знаешь".
  
  "Ха-ха". Барни яростно покачал головой.
  
  "Может быть, он единственный", - тихо сказала женщина своим коллегам. "Хорошо", - сказала она громче. "Вот еще одно слово".
  
  146
  
  "Я устал от этой игры".
  
  "Еще только один. Установка".
  
  Барни зевнул. "Инсталляция - это то, что папа расставляет по дому, чтобы уберечь от снега", - сказал он. "Эй, когда пойдет снег?"
  
  Женщины проигнорировали его, болтая между собой.
  
  "Вот и все, Барни. Ты был хорошим мальчиком".
  
  "Как насчет небольшого фики-фика?" , "Позже, милая. Мы должны искать людей из ЦРУ, чтобы они не навредили нашему Барни".
  
  "ЦРУ плохо", - подтвердил Барни. "Чертовски хорошо".
  
  "Выпейте немного воды", - сказала блондинка и вывела женщин на улицу.
  
  "Он ничего не знает", - позже сказала блондинка Эстомаго. "Ты мог бы с таким же успехом убить его и покончить с этим".
  
  "Эль Президент хочет, чтобы мы прошли через это".
  
  "Это бессмысленно".
  
  "Но это прямой приказ, Глория".
  
  Глория Суини пожала плечами. "Будь по-твоему".
  
  "Мой способ не позволяет тебе работать на установке, помни", - сказал Эстомаго с угрожающей развязностью.
  
  "Да. Огромное спасибо, большая шишка. Я полагаю, работа в том борделе была твоей идеей отличной возможности для карьерного роста".
  
  "Лучше, чем быть застреленной, как другие женщины. Или, возможно, ты предпочла бы их судьбу".
  
  Нервное покалывание пробежало по позвоночнику Глории. "Вовсе нет, Робар, дорогой. Ты знаешь, я просто шутила. Я благодарна за все, что ты для меня определил". Она погладила его бедро. "И мне просто нравится быть милой с тобой".
  
  147
  
  "Этого достаточно", - сказал Эстомаго, прочищая горло. "Оставим это на потом".
  
  "В любое время, как ты скажешь, джамбо". Она оставила его, чтобы искупаться в ручье и смыть с себя вонь страха.
  
  Той ночью солдат с большой нарисованной табличкой с надписью "ЦРУ", висящей у него на шее, вошел в хижину, чтобы удалить ногти Барни.
  
  На следующую ночь другой солдат, опознанный таким же образом, пришел, чтобы избить его до полусмерти.
  
  Еда перестала поступать. Женщины перестали приходить. Улыбки исчезли. Осталась только вода. И тлеющий огонь.
  
  Снова связанный абразивной веревкой вокруг запястий, Барни плакал и звал свою мать.
  
  "Мы ненавидим твою мать", - сказал солдат и сильно ударил его по лицу. "Вот что ЦРУ думает о тебе и твоей матери. Твоя мать трахается с гориллами".
  
  "ЦРУ плохое, плохое", - причитал Барни.
  
  "Ты не сказал хорошим солдатам, что мы здесь, - сказал солдат, - поэтому мы пришли, чтобы причинить тебе боль".
  
  Барни переводил взгляд с одного лица на другое в хижине. Все они были там с ним, все солдаты и женщины. Они печально покачали головами, когда плохой человек из ЦРУ неторопливо подошел к огню и вынул раскаленную кочергу.
  
  "ЦРУ собирается причинить вам вред сейчас, если вы не скажете нам, где находятся другие люди из ЦРУ".
  
  "Не знаю", - сказал Барни, когда мужчина подходил к нему все ближе и ближе, кочерга поблескивала красным.
  
  "Мы очень плохие люди", - сказал он, подходя так близко, что Барни почувствовал запах горящей кипарисовой древесины, прилипшей к концу кочерги. "Мы хотим, чтобы вы помнили, кто мы такие".
  
  "ЦРУ", - сказал Барни. "Очень плохо".
  
  Солдат поднял кочергу прямо над Баром-
  
  148
  
  желудок ней. "Очень плохо", - сказал он. "Для тебя". И он опустил его, чтобы проследить за буквами CIA на горящем животе Барни, зловоние сгоревшей плоти заполнило хижину, когда Барни с криком прогонял прочь свои последние воспоминания.
  
  Два дня спустя Барни открыл глаза и увидел направленное прямо на них дуло "магнума".
  
  "Он ничего не знает", - сказал Эстомаго. "Давайте покончим с этим фарсом сейчас и покончим с этим".
  
  "Эй, у меня есть идея", - сказала Глория. "Хочешь немного повеселиться с ним, прежде чем он уйдет?"
  
  "Весело. Ты всегда думаешь о веселье".
  
  "Нет, правда. Это будет газ". Она прошептала Эстомаго на ухо.
  
  Он рассмеялся. "Почему бы и нет?" сказал он, засовывая "магнум" обратно в набедренную кобуру. "Это будет забавно для мужчин".
  
  Он вытряхнул Барни из тумана, который вернулся, чтобы вернуть его. "Ты. Вставай. Ты свободен".
  
  "Свободен?" Переспросил Барни, не уверенный, что означает это слово.
  
  Солдаты развязали ему запястья и вывели его, пошатывающегося, на территорию за пределами хижины. Там они обвязали еще один кусок веревки вокруг одной руки, на этот раз длиннее и тоньше.
  
  "Ты выполнишь ритуал биты", - сказал Эстомаго. "Для этого ты будешь сражаться с человеком с завязанными глазами и связанным с ним вот этим куском веревки. Если ты убьешь его, ты будешь освобожден ".
  
  "Сражайся", - пробормотал Барни, рассеянно глядя на красные раны на своем животе, которые уже наполнились гноем.
  
  Блондинка хихикнула. "Найди ему кого-нибудь симпатичного для драки, милая. Так будет интереснее".
  
  149
  
  Эстомаго указал на молодого рекрута с печальными глазами. "Он?"
  
  "Идеальный".
  
  Он подал знак мальчику идти вперед. Он молча вошел в круг, где Барни ждал, нетвердо держась на ногах. Рука мальчика была привязана к веревке. Обоим мужчинам были завязаны глаза.
  
  "Вот ножи", - объявил Эстомаго, вкладывая по изогнутому ножу для убийства в каждую из их рук. "Когда я отдам команду, вы двое будете сражаться не на жизнь, а на смерть". Он повернулся к одному из солдат. "Приготовьте свою винтовку", - тихо сказал он. "Если американец победит по нелепой случайности, я не хочу, чтобы он ушел живым".
  
  "Да, сэр". Солдат подчинился, сняв винтовку с предохранителя.
  
  "Очень хорошо", - крикнул Эстомаго. "Начинайте!"
  
  Присев, мальчик обошел Барни, который нерешительно ткнул пальцем в воздух. Толпа засмеялась.
  
  "Тссс!" - прошептал мальчик. "Сюда". Он подвел Барни к краю круга. Зрители расступились. Он ударил Барни, едва не задев его, хотя Барни едва мог ходить.
  
  "Этот парень дерется почти так же плохо, как американец", - сказал Эстомаго, и его живот затрясся от смеха.
  
  Мальчик снова нанес удар, на этот раз упав на землю и перекатившись поближе к краю джунглей.
  
  "Птицы", - сказал Барни.
  
  "Мы близко к лесу", - прошептал мальчик. "Притворись, что сражаешься со мной. Я заберу тебя отсюда". Он снова рассек воздух и медленно приблизился к краю поляны.
  
  Барни пал.
  
  "Убейте его, убейте его!" - кричали женщины в толпе.
  
  150
  
  Мальчик сделал выпад. "Вставай. Быстро. Поторопись. Пора".
  
  Барни вскочил на ноги, когда толпа взволнованно загудела. "Возможно, он все-таки устроит нам шоу", - сказал Эстомаго. "Но вы оба слишком далеко, чтобы мы могли хорошо видеть", - крикнул он двум мужчинам. "Возвращайтесь сюда".
  
  "А теперь", - сказал мальчик, срывая повязку с глаз себе и Барни. "Постарайся не отставать от меня". Он мчался по джунглям, как газель, на своих длинных молодых ногах, в то время как Барни тащился позади, веревка заставляла его не отставать. "Идем". Позади них раздались два выстрела.
  
  Ветки царапали открытые раны Барни. Каждый шаг обжигал его поврежденные ноги, как раскаленные угли. Его сломанные руки едва могли держать нож, но он знал, что должен удержать его. Он больше ничего не знал, ничего не помнил, кроме того, что этот мальчик был другом и что он должен был схватиться за нож и бежать, бежать так, как он никогда раньше не бегал.
  
  Мальчик перерезал веревку между ними. "Я знаю небольшую поляну недалеко отсюда", - сказал он. "Ты можешь отдохнуть там и выпить хорошей воды, чтобы тебе стало лучше". Он подтолкнул Барни вперед.
  
  На поляне, где небольшой водопад впадал в ручей из подземных пещер, они остановились. "Пока не пей", - сказал мальчик. "Мы подождем в пещере наступления темноты. Люди Эстомаго не сильно отстают ".
  
  Барни открыл и закрыл глаза, пытаясь прояснить голову. Все было туманным, нереальным. "Поверь мне", - сказал мальчик, затаскивая Барни в маленькую пещеру, чтобы подождать.
  
  В пещере было сыро, и из-за стесненного положения Барни получил ожоги, но мальчик сказал доверять
  
  151
  
  он, поэтому он доверял ему. Со временем он спал, пока мальчик наблюдал и охранял.
  
  Он встряхнул Барни, чтобы разбудить. "Пойдем. Нам пора уходить".
  
  "Подожди", - сказал Барни, дотрагиваясь до руки мальчика. "Почему ты помогаешь мне?"
  
  Мальчик посмотрел на него своими печальными темными глазами. "Дениз Саравена была моим другом", - сказал он. "После смерти моей матери Дениз приносила нам еду, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы пойти в армию".
  
  "Кто такая Дениз?" Спросил Барни.
  
  Через мгновение мальчик сказал: "Позволь нам промыть твои раны и напиться у водопада. Затем мы должны идти. Я знаю маленькую горную деревушку к северу от Пуэрта-дель-Рей, где нам будут рады".
  
  Они пили у подножия водопада. Барни позволил холодной воде омыть его босые ноги и живот, смывая гниение, которое начало проявляться в ожогах.
  
  Это было приятно. В голове у Барни начало проясняться. Он разорвал свою рубашку, чтобы сделать повязку для руки, чтобы лучше держать нож. Он оторвал полоски ткани, чтобы прикрыть ноги. Пока он плескал водой себе на голову и шею, мальчик развернулся, его нож был готов к метанию.
  
  Из леса неторопливо выбежал шимпанзе, болтая и бегая зигзагами. Мальчик вздохнул.
  
  "Ты знаешь, что делаешь с этим ножом", - сказал Барни с облегчением.
  
  Мальчик лег на живот, чтобы попить. "Ни один человек не знает больше, чем джунгли", - сказал он. Он зашел в воду, чтобы умыться. Затем раздался выстрел, и мальчик растянулся в грязи на другом берегу ручья с дырой размером с грейпфрут в спине, его тонкие ноги на мгновение дернулись, прежде чем он затих.
  
  152
  
  Барни увидел солдата прежде, чем тот успел обернуться, поэтому к тому времени, когда он обернулся, его нож уже вращался в воздухе и остановился с глухим ударом в груди солдата. Шимпанзе на другом конце ручья закричал и с шумом бросился в джунгли, когда Барни забрался обратно в пещеру. Мгновение спустя, когда появились другие солдаты, они последовали за шумом шимпанзе. И Барни мог спокойно смотреть на безжизненное тело своего друга, мальчика, достаточно молодого, чтобы быть его сыном.
  
  Он ждал час, все это время глядя на мертвого мальчика, который спас ему жизнь. Все это больше не имело для него никакого смысла. Незнакомцы приходят и затем уходят, и некоторые из них причиняют вам боль по пути, а некоторые помогают вам. А некоторые даже умирают за вас. Но почему, Боже, почему он? Почему не я? Я не помню половины своей жизни, а этому мальчику даже не довелось прожить ее. Почему ты не взял меня вместо этого? сказал он себе, выкапывая для мальчика неглубокую могилу из камня у ручья.
  
  Затем, не думая, беззаботно, он бесцельно побрел на Пуэрта-дель-Рей на следующее утро, остановившись, чтобы провести день и ночь в убогом кафе, где ему подали три бутылки текилы в обмен на его латунную пряжку для ремня.
  
  И после того, как три бутылки были опустошены, Барни впервые за всю свою жизнь почувствовал себя хорошо. Ему было так хорошо, что он созвал пресс-конференцию в центре города, чтобы сказать, что ЦРУ было плохим. ЦРУ было в Испании. Начальник полиции, некто по имени Эстомаго, выглядел удивленным, увидев его, хотя Барни не знал этого человека по имени Адам. Он не хотел никого знать. ЦРУ было здесь. ЦРУ было плохим. И кого, черт возьми, это волновало?
  
  153
  
  ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  
  Смит положил рядом два листка бумаги. Один из них был на первой странице "Нью-Йорк дейли Ньюс". Заголовок гласил:
  
  ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫЙ МАРШ НА
  
  ВАШИНГТОН
  
  Миллионы чернокожих протестуют против убийства лидера движения за гражданские права Колдера Изюма
  
  Другой документ представлял собой увеличенную микрофишу из женского исправительного учреждения в Эбби-Уэй, штат Индиана:
  
  Мистер Джордж Барра, начальник женского исправительного учреждения
  
  Уважаемый мистер Барра:
  
  Настоящим сообщаю вам, что ваша заключенная № 76146, Памела Эндрюс (вооруженное ограбление, 25 лет пожизненного заключения), продолжает удовлетворительно отбывать наказание в рамках программы добровольной работы Испании.
  
  154
  
  Позвольте мне выразить вам свои поздравления за ваше участие в этой программе. Разрешая вашей заключенной отбывать свой срок, выполняя столь необходимую работу в нашей стране, вы не только экономите много долларов своих налогоплательщиков на содержании заключенных, но и делаете большой шаг вперед в прогрессивной реформе пенитенциарной системы.
  
  Я буду продолжать информировать вас о благополучии вашего заключенного, который был переведен в нашу программу, и выражать вам свои наилучшие пожелания.
  
  Генерал Робар Эстомаго, начальник Национальной службы безопасности Республики Испания
  
  Стопка похожих писем, все датированные двумя годами ранее, были сложены сбоку стола Смита. Он посмотрел на заметки, которые сделал во время чтения.
  
  -Все заключенные, отправленные в Испанию по программе добровольного труда Estomago, были женщинами.
  
  -Все были сиротами,
  
  -Все письма в тюрьмы были подписаны Эстомаго.
  
  -Все заключенные отбывали максимальные сроки.
  
  -Согласно письмам, все шло хорошо. Никаких смертей, даже случайных.
  
  -Но ни один из агентов ЦРУ, находившихся в Испании вместе с Барни Дэниелсом, не припоминал, чтобы видел каких-либо белых женщин, работающих на острове.
  
  155
  
  Он снова взглянул на газету.
  
  Колдер Райзин, неэффективный лидер при жизни, стал мучеником после смерти. Чернокожие повсюду сплачивались. Опасались беспорядков в Вашингтоне.
  
  Отчет о вскрытии Изюма показал, что он умер от множественных ушибов головы, вызванных различными видами оружия. Дэниелса послали убить Изюминку, но Изюминку убил не один человек.
  
  Глория Суини была в Испании с Барни. Глория Суини сейчас в Нью-Йорке и, вероятно, связана с Эстомаго.
  
  Бомба в конверте, изготовленная в Испании, была заложена для убийства Барни Дэниелса.
  
  И черные маршировали.
  
  Директор CURE развернулся в своем кресле и посмотрел через окна с односторонним стеклом на пролив Лонг-Айленд. Кусочки головоломки складывались вместе, и складывающаяся картина была пугающей.
  
  Во-первых, президент Испании Де Куло назначил ненавидящего Америку Эстомаго своим послом в ООН.
  
  А затем появились растущие признаки сближения Испании с Советским Союзом.
  
  Затем был корабль. Российский военный корабль, перевозивший то, что могло быть ядерным оборудованием, просто исчез по пути на Кубу. Однажды он находился в шестидесяти милях от берега Кубы. На следующий день разведывательные полеты на большой высоте и шпионы внутри империи Кастро не смогли обнаружить корабль. Он так и не прибыл.
  
  Отчет прибыл на стол Смита, и сначала он был готов думать, что это несчастный случай на море. Корабль затонул. Но шли дни, а русские не объявляли о случайной потере
  
  156
  
  корабль, он начал задаваться вопросом. А затем, три недели спустя, агенты в Европе сообщили, что корабль возвращается через Балтийское море.
  
  Итак, где же это было?
  
  Возможно ли, что судно в последнюю минуту отклонилось от ожидаемого курса и прибыло в Испанию, чтобы разгрузить судно с запасами ядерного оружия?
  
  Смит побарабанил карандашом по тыльной стороне левой руки. В обычных условиях он бы не обратил внимания на такую пугающую перспективу, как ядерное оружие в Испании. Но были и другие вещи, которые трудно было не учитывать.
  
  В европейских столицах агенты получали подсказки и слухи - слухи о том, что теперь возможен удар по Соединенным Штатам.
  
  Было ли это возможно? Могла ли Россия планировать удар по Соединенным Штатам? Ракетный удар, нанесенный с территории Испании?
  
  Глория Суини и Эстомаго стояли за убийством Изюминки. Следовательно, они были ответственны за то, что сотни тысяч чернокожих прошли маршем по Вашингтону, округ Колумбия, прямо сейчас. Было ли это частью какого-то плана - попытаться создать такой хаос и неразбериху в Вашингтоне, чтобы обороноспособность страны могла каким-то образом ослабнуть? И что это была за карта, о которой говорил Барни Дэниелс?
  
  Директор по лечению вздохнул. Так много вопросов; так мало ответов.
  
  Ему просто нужно было подождать, пока Римо вернется с некоторыми ответами.
  
  Смиту не приходило в голову беспокоиться о том, что, пока он ждал, могли разрабатываться планы по взрыву части Соединенных Штатов. Ожидание было правильным поступком. Поэтому он будет ждать. И он никому не сказал бы, потому что бремя ответственности-
  
  157
  
  терпимость принадлежала ему и никому другому. Поэтому он выбросил проблему из головы, вернулся к своему столу и начал просматривать месячные путевки в санаторий Фолкрофт.
  
  Он раздраженно покачал головой. Второй месяц подряд счет за хлеб рос, и он был почти уверен, что кто-то из кухонных работников ворует часть этих продуктов. Нужно было бы что-то предпринять.
  
  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  
  Большая мечеть на 114-й улице была закрыта. Два охранника в черных костюмах наблюдали за входом, который был закован в цепи и заперт на висячий замок.
  
  Насвистывая, Римо подошел к цепи и щелкнул ею, как будто это была мятная палочка.
  
  "Нуффо, что ты делаешь это дерьмо", - сказал один из "Персиков Мекки", когда Римо проходил через ворота к мечети. "Я имею в виду, стой, чувак. Остановитесь во имя афро-мусульманского братства".
  
  "Нет времени, парни", - крикнул Римо через плечо. "Увидимся позже".
  
  "Ты собираешься поймать нас прямо сейчас", - сказал другой Персик, и они вдвоем выполнили летящий подкат у колен Римо.
  
  Он поймал их в воздухе. Используя один из них как дубинку, он крутанул мужчину высоко над головой и
  
  158
  
  с глухим стуком ударил его в живот его напарника. Две пары ошеломленных карих глаз светились, расфокусированные, под блестящими от пота бритыми головами.
  
  "Ты злая мать", - сказал один из них. Другой стряхнул с себя туман и, пошатываясь, поднялся на ноги.
  
  "Во имя Аллаха", - сказал он, вытаскивая из внутреннего кармана пальто нож с голубоватым оттенком, и его глаза встретились с глазами Римо.
  
  Римо нанес удар ногой. Одним ударом нож вонзился в горло охранника, красная струйка потекла на воротник его белой рубашки и растеклась. Мужчина напрягся и задрожал. Его рот открывался и закрывался, как у рыбы, но не издавал ни звука.
  
  Он, пошатываясь, сделал несколько шагов по зигзагообразной линии в сторону Римо, затем пошатнулся и споткнулся. Его губы сформировали половину слова: "Мама ..."
  
  Римо дунул, и небольшой порыв воздуха отправил мужчину с грохотом вниз. "В этом весь бизнес, милая", - сказал он.
  
  "Срань господня", - ахнул другой Персик, когда Римо повернулся к нему лицом. "Послушай, чувак, у меня нет ножа, видишь?" Дрожа, он распахнул куртку. "Ни ножей, ни зип-пистолетов, ни даже стрелялки в горошек. Просто деревенский парень, приехавший сюда в гости к моей тете Минни, да, сэр". Он попятился. "Что касается меня, то я строго за ненасилие. Аминь. Наконец-то свободен". Он побежал быстрой рысью, оглядываясь, следует ли за ним Римо.
  
  Он не был. Ему нельзя было терять времени. Он задержался у тяжелых двойных дверей, ведущих внутрь мечети, ровно настолько, чтобы быть впечатленным точностью их конструкции. Там было герметично, а двери, должно быть, весили по полтонны каждая. Тот, кто проектировал эти двери, строил крепость и готовился к осаде.
  
  159
  
  Используя толчок локтем, он просунул руку в тонкую щель между двумя дверями. Это была прочная сталь толщиной более двух дюймов. Нащупав кончиками пальцев запорный механизм, он просунул в него три пальца и отпер замок с глубоким хлопком, похожим на небольшой взрыв, произошедший далеко под землей. Затем он толкнул плечом, чтобы отодвинуть внутренний засов.
  
  Внутри мечети было холодно и тихо, как в пещере. Он проходил комнату за пустой комнатой, бесшумно спускаясь по обширной сети коридоров и лестниц, его ноги едва касались блестящих полированных полов. Он постучал по одной из стен. Сталь. В углу здания он нащупал носками ног основную конструкцию под плиточным полом. Снова сталь.
  
  У основания небольшой белой металлической лестницы он увидел единственных людей в мечети: двух молодых людей в черных костюмах, их лица ничего не выражали, их бритые головы отливали иссиня-черным в тусклом освещении. Они холодно оценили Римо, отметив его присутствие не более чем холодным взглядом из-под тяжелых век.
  
  Они двигались к нему, как две пантеры, бесшумные, смертоносные. Они были лучшими из всех, подумал Римо, наблюдая за их движением. Очевидно, их обучали оставаться с Глорией в качестве ее личной охраны.
  
  Не говоря ни слова, один из них скользнул к Римо по летящей дуге, плотно прижав ноги к груди. Римо стоял неподвижно, ожидая неизбежного удара ногой в его солнечное сплетение. Когда это произошло, Римо поймал пятку стопы мужчины и взмахнул ею вверх, чтобы зафиксировать колено. Затем, выпрямив и зафиксировав ногу, он надавил на ступню ладонью в небольшом, мощном движении, которое вывихнуло бедро мужчины и отправило его с воем на всю длину
  
  160
  
  по коридору со скоростью шара для боулинга, пока он не остановился, шлепнувшись о дальнюю стену.
  
  Другой мужчина двинулся, не сводя глаз с Римо, на его лице ничего не отразилось.
  
  Он был быстр. Когда он готовил свой удар - разворот плечом, предназначенный для использования с оружием, - Римо заметил, что у мужчины хороший баланс. "Неплохо", - сказал Римо. "Стыдно убивать тебя только для того, чтобы добраться до этого белого котенка".
  
  Мужчина начал вращение, взвешенный равномерно, как кошка.
  
  "Прекрасно", - сказал Римо, вытаскивая пачку спичек из кармана брюк и бросая их на пол. Они проскользнули точно между плитками пола и ботинком мужчины. Это полностью нарушило его равновесие, так что, когда он вышел из вращения, вся его энергия ушла в ноги, чтобы удержаться в вертикальном положении. Мужчина крутанулся и остановился, на мгновение опустошенный. Римо подошел вплотную к мужчине.
  
  "Потерпи, милая", - крикнула Глория с лестничной площадки. Она была одета в прозрачное белое сари, которое лишь частично скрывало ее тело, и у нее был револьвер.
  
  Римо остановился. "К вашим услугам", - сказал он с поклоном.
  
  "Так-то лучше", - сказала она и нажала на спусковой крючок.
  
  Когда Римо увидел, как напряглась ее рука, как маленькие мышцы указательного пальца начали сокращаться над спусковым крючком, он схватил оставшегося охранника. Движением, слишком быстрым, чтобы охранник мог сопротивляться или чтобы Глория увидела, он заслонил тело мужчины собой от пули, и прежде чем охранник успел удивиться, он был мертв, а Римо взлетел по лестнице, пистолет рассыпался на куски в его руках.
  
  161
  
  "Залезай", - сказал он Глории, заталкивая ее в квартиру.
  
  "Зачем? Вокруг больше никого нет", - сказала она с отвращением. "Ты это знал".
  
  "Я хочу взглянуть на карту... мисс Суини".
  
  "Карта?" Она рассмеялась. "Конечно. Угощайся". Она вытянула руку в жесте Бетт Дэвис, указывая на карту на стене. "Полюбуйся, сладкая".
  
  Это была обычная карта мира. Может быть, немного старая, подумал Римо, разглядывая ее потертые сгибы, но ничего особенного.
  
  "Барни Дэниелс жив и разговаривает, я полагаю", - сказала Глория, выражение смирения появилось на ее лице и сделало его изможденным, когда она упала в мягкое белое кресло.
  
  "Это верно. К нему вернулась память".
  
  Она устало приподняла бровь. "Это должно было случиться. Хочешь выпить?" Она наклонила запотевший бокал в его сторону.
  
  "Нет, спасибо".
  
  "Это всего лишь минеральная вода. Вот. Попробуй немного". Она поднялась со стула и налила высокий стакан для Римо в баре.
  
  Стакан в его руке казался холодным. Влага на внешней стороне стакана увлажнила его кожу. "Думаю, вода не повредит", - сказал он.
  
  Затем он почувствовал этот запах. Он был слабым, почти несуществующим, всего лишь оттенок. "Хлористый этил", - сказал он в замешательстве. "И что-то еще. Что-то обычное".
  
  "Не говори глупостей. Это просто старая добрая Н2О, прямо из скрытых источников Нью-Ирок-Сити. Теперь до дна." Она осушила свой стакан одним нервным глотком.
  
  "И что это было?" Спросил Римо.
  
  "Джин. Я ограничиваю потребление воды", - сказала она с улыбкой.
  
  162
  
  Римо тоже улыбнулся. Он протянул ей свой бокал. "Продолжай. Попробуй".
  
  "Нет, спасибо".
  
  "Давай", - сказал Римо. "Ты живешь только один раз". Он разжал ее челюсть и влил жидкость ей в горло.
  
  "Хлористый этил и мескит", - сказал Римо. "Мескит, как в текиле. Это то, чем ты зацепил Дэниелса, не так ли? Мескит. Сначала вы промыли ему мозги хлористым этилом, затем подсадили его на мескитовый. И он продолжал добавлять его в текилу в достаточном количестве, чтобы поддерживать поступление хлоридов в ткани, поддерживая его в состоянии алкогольного опьянения. Пока он не высох в клинике ".
  
  Глория зашипела и закашлялась. Римо сильнее сжал соединения ее челюстей. Ее рот открылся шире. "Давай попробуем все это еще раз", - сказал Римо и вылил остатки из графина в рот Глории. "Давай посмотрим, что у тебя в организме".
  
  Жидкость забурлила у нее на зубах. Она брызнула. Она потекла по ее подбородку и прилипла к марлевой повязке на груди.
  
  Внезапно женщина перестала сопротивляться. На глазах у Римо дикий, счастливый блеск зажегся в ее глазах. Он отпустил ее челюсть, и она подмигнула и улыбнулась ему. Казалось, она не замечала, что по ее лицу стекает слюна.
  
  "Это хорошо", - сказала она, хлопнув в ладоши.
  
  "Хлористый этил в тебе тоже есть", - сказал Римо. "Ты поэтому в это ввязался? Они накачали тебя наркотиками?"
  
  "Просто немного выпить время от времени", - сказала Глория.
  
  "Хочешь поговорить сейчас?" Спросил Римо.
  
  "Лучше поиграй в чувства", - сказала она. Она подняла грудь навстречу Римо.
  
  "Где все?"
  
  163
  
  Она застенчиво погрозила Римо пальцем. Ее лицо исказилось в ухмылке, которую она, должно быть, приняла за улыбку. "Нет, нет, никогда не говори". Она хихикнула, затем сказала: "Все ниггеры ушли. Ниггеры, ниггеры, придирки. Все уехали в Вашингтон, чтобы их взорвали".
  
  "Кто собирается их взорвать?"
  
  Ее лицо просветлело. "Я. Глория. И Робар".
  
  "Эстомаго"?"
  
  Она кивнула. "Тот, у кого большой шланг". Она одобрительно закатила глаза.
  
  "Почему вы хотите взорвать их?" Спросил Римо.
  
  "Не только они. Все. Все в Вашингтоне".
  
  "Я думал, ты любишь афро-мусульманских братьев", - сказал Римо.
  
  Она выпалила "малину". "Игра. Из-за ниггеров меня отправили в тюрьму. Робар вытащил меня ".
  
  "Что ты сделал, чтобы попасть в тюрьму?"
  
  Она наклонила голову, затем посмотрела на Римо снизу вверх, как будто смотрела через забор. "Выстрелила в меня ниггером, и они отправили меня в тюрьму".
  
  "Бедняжка", - сказал Римо.
  
  "Бедная Глория", - сказала она. Она красноречиво шмыгнула носом. Внезапно из уголка ее глаза выкатилась слеза. "Собираюсь взорвать их; собираюсь взорвать всех".
  
  "Как ты собираешься взорвать их?"
  
  Глория хихикнула. "С бомбами, глупышка, у Робара есть бомбы. Много бомб. Давай поиграем в чушь. Слишком много разговоров".
  
  "Сначала поговорим, - сказал Римо, - потом пошло-поехало. Бомбы в Испании?"
  
  Она кивнула. "На установке. Девушки собрали их вместе. Лагерь тоже построили".
  
  "Какие девушки?"
  
  "Девушки, которых Робар забрал из тюрем. Как и я.
  
  164
  
  Только мне не пришлось работать в лагере, потому что я такая красивая ". Она погладила свои платиновые волосы.
  
  "Когда вы собираетесь взорвать бомбы?"
  
  "Может быть, на следующей неделе. Может быть, никогда. Всякий раз, когда русские так скажут".
  
  "Что будет с Испанией?" Спросил Римо.
  
  Глория пожала плечами. "Кого это волнует? Робар и я, мы уезжаем. Эль Президент, он едет в Швейцарию. Кого это волнует? У нас много денег, и мы получим намного больше, когда русские придут в Испанию и захватят остров ".
  
  "Где сейчас девочки?"
  
  "Все мертвы. Мы застрелили их. Бах. Мне нравится стрелять".
  
  "Тогда почему ты не застрелил Барни Дэниелса?"
  
  Ее глаза широко раскрылись. "Потому что он сбежал и приехал в Америку. Поэтому мы послали ему бомбу, но он не взорвался. А потом мы заставили его убить Колдера Райзина, чтобы он сел в тюрьму и доставал всех придирками. Но он не убивал Колдера Райзина. Он ничего не может сделать правильно ".
  
  "Полагаю, просто бездельник", - сказал Римо.
  
  "Тем не менее, хороший фик-фик", - сказала Глория.
  
  Римо прошелся один раз по комнате. "Я хочу спросить только еще об одной вещи", - сказал он. "Что такого важного в этой карте на стене?"
  
  "Дурачок", - сказала она, порхая к карте. "Это карта бомб". Она нажала крошечную кнопку на столе под картой, и загорелся верхний дорожный светильник, осветив карту жутким зеленым светом
  
  По мере того, как свет становился ярче, на карте начали проступать линии. Синие линии. Красные линии. Пунктирные линии. И толстый, колеблющийся штрих от границы Испании с джунглями до Вашингтона, округ Колумбия.
  
  "Эль Президент все замаскировал, так что вы не можете видеть
  
  165
  
  линии без этого специального освещения ". Она улыбнулась. "Он такой умный".
  
  "Настоящий кнут", - сказал Римо.
  
  Глория уселась на подоконник. "Ты собираешься остаться и поиграть со мной?"
  
  "Нет".
  
  "О, да ладно", - поддразнила она, расстегивая верх своего сари и позволяя тонкой ткани распуститься и развеваться на ветру за открытым окном. "Классные сиськи, да?" - спросила она.
  
  "Достаточно хорош для работы в правительстве", - сказал Римо.
  
  Она распустила еще больше своего сари, пока длинный поток ткани не поплыл по ветру, как белая река. Она встала на подоконник и вытянула руки по швам.
  
  "Смотри, я флаг", - взвизгнула она, протягивая руки, чтобы схватить вздымающиеся ножны. "Я ангел! Я лечу! Смерть ниггерам!" - крикнула она. "Ангел смерти летит! Смерть Америке! Непостоянство навсегда".
  
  Затем ее ноги оторвались от пола, и она полетела вниз, по отвесному фасаду здания, ее одежда разматывалась позади нее сверкающими белыми лентами, когда она упала обнаженной на землю внизу.
  
  Римо покачал головой. "Долбаный псих", - сказал он. "Все в этой сделке - психи".
  
  166
  
  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
  
  Барни Дэниелс сел в кровати, потирая больное место, из которого была извлечена игла для внутривенного введения.
  
  "Еще пара дней, мистер Дэниелс", - сказала чернокожая медсестра. "Затем вы выйдете отсюда. Это тоже не может произойти слишком скоро. Если кто-нибудь из наших постоянных клиентов узнает, что у нас здесь был белый мужчина, я не знаю, что произойдет ". Она улыбнулась ему.
  
  "Нет", - сказал Барни, возвращаясь к жизни. "Сейчас".
  
  "Сейчас, сейчас..." - начала медсестра.
  
  "Только один раз", - сказал Барни. "Сейчас. Я ухожу. Позовите Дока".
  
  "Доктор Джексон занят в..."
  
  "Приведите его сюда". Голос Барни эхом разнесся по маленькой отдельной комнате. "В противном случае я выбегу и расскажу всему району, что вы лечите белых людей. Ты никогда не забудешь этого ".
  
  "Просто успокойтесь", - сказала медсестра. "Я позову доктора".
  
  Джексон выглядел измотанным, и Барни понял, что не может вспомнить времени, когда Джексон не был перегружен работой, переутомлен и недооценен.
  
  167
  
  "Что теперь, ты, заноза в заднице?" Сказал Джексон.
  
  "Сядьте, док".
  
  "Да ладно, я занят".
  
  Барни сел и расчистил место на своей кровати. "Поговори со мной минутку. Нам обоим это нужно".
  
  Док Джексон сел, его колени заскрипели, когда он согнул их.
  
  "Плохой?" Спросил Барни.
  
  Джексон кивнул. "Пулевое ранение. Какой-то мудак вышел из себя и выстрелил своей девушке в лицо. Я думал, что смогу спасти ее ". Он закрыл глаза, веки отяжелели от десятилетий бессонных ночей и проигранных дел.
  
  "Что-нибудь слышно от вашей жены?" Спросил Барни.
  
  "Конечно". Его мрачное черное лицо расплылось в подобии улыбки. "Когда она захочет больше денег".
  
  "Твой ребенок?"
  
  "Лига плюща. Специализируется на революции, значимости и ненависти. Я не один из ее любимых людей. Что все это значит в любом случае?"
  
  Барни поерзал на кровати. "Без причины. Я просто подумал. Интересно, как все могло бы обернуться, знаешь, если бы Дениз..."
  
  "Прекрати это. Сейчас же. Все эти "что, если" и "что-могло-бы-быть" в мире не вернут ее, как бы сильно ты ее ни хотел".
  
  "Я вспомнил, Док. Я вспомнил все". На лице его друга была такая боль, что Джексон не мог ее унять. Все, что он мог сделать, это провести этот момент с Барни и выслушать его.
  
  "Я помнил, когда все было важно. Обычные вещи, просто жизнь. Каждый день, когда я просыпался, я радовался, что снова прошел через это. Ты помнишь?"
  
  "Я?" Джексон задумался. "Я не знаю. Я думаю
  
  168
  
  итак. Но все привыкли быть молодыми. В этом все дело. Становишься старше, смотришь на вещи по-другому. Ожидаешь меньшего. Он пожал плечами.
  
  "Чушь собачья", - сказал Барни. "Не проходит и дня, чтобы ты - лично ты, Роберт Хэнсон Джексон - не задавался вопросом, какого черта ты здесь делаешь".
  
  "О, правда?" Джексон насмехался. "Что заставляет тебя думать, что ты так много знаешь обо мне?"
  
  "Потому что мы один и тот же парень. Ты черный и уродливый, а я белый и красивый, но за исключением этого ты не смог бы отличить нас друг от друга".
  
  "Ты болтаешь сам с собой", - сказал Джексон. "Итак, что дальше?"
  
  "Я отправляюсь в Испанию. Сегодня вечером".
  
  "Нет, это не так", - проревел Джексон. "Ты не встанешь с этой кровати в течение двух дней".
  
  "Я сейчас ухожу", - сказал Барни.
  
  "Ни за что", - сказал Джексон.
  
  "Док, я немного слаб и, возможно, я не смогу справиться с тобой. На самом деле, я думаю, я никогда не мог. Но я чертовски уверен, что могу подождать, пока ты отвернешься, а потом набить морду твоей медсестре. Я ухожу ".
  
  Док вздохнул. "Это не может подождать? Привет, ты не в форме для путешествия".
  
  "Вы слышали, как я говорил под воздействием наркотиков", - сказал Барни. "Вы знаете, что случилось со мной - что случилось с Дениз. Я должен начать оплачивать некоторые причитающиеся счета. Я больше не могу ждать ".
  
  Док встал со вздохом. "Ладно, ты, сумасшедший ублюдок. Уходи. Я не буду пытаться остановить тебя".
  
  "Мне тоже понадобится пара вещей", - сказал Барни. Он взял блокнот с тумбочки рядом со своей кроватью. Он оторвал верхний лист и протянул его Джексону.
  
  "Веревка? Что это, черт возьми, за предмет снабжения?"
  
  169
  
  "Мне просто это нужно", - сказал Барни. Он улыбнулся Доку. "Хочешь отправиться в отпуск на остров?"
  
  Док фыркнул, его ноздри раздулись. "Это плавающее пятно попугайского дерьма? Испания? Засунь его, приятель".
  
  Он подошел к дверному проему и на мгновение замер там.
  
  "Твоя проблема, Барни, в том, что ты не знаешь, что ты старик. Для тебя все кончено. Для меня. Нам просто нужно найти что-то, чем мы будем заняты, что-то, что не заставит нас чувствовать себя слишком похожими на воров. Что-то, что позволит нам спать по ночам ".
  
  "Как и ты", - сказал Барни. "Первый черный - это все. И твоя жена бросила тебя, и твой ребенок ненавидит тебя. Это действительно то, ради чего стоит жить ".
  
  "Лучше, чем ничего", - сказал Джексон. "Нам больше не по тридцать лет. Никому из нас", - сказал он. "Поумней, Барни. Месть - игра молодого человека".
  
  "Отмщение за мной, говорит Господь", - процитировал Барни. Он улыбнулся Доку, который ударил по двери тыльной стороной ладони.
  
  "Я доставлю ваши чертовы припасы туда, куда вы хотите", - сказал Док.
  
  Барни ранен.
  
  Ему было больно выходить из клиники, его одежда была мешковатой и великоватой для его теперь уже костлявого тела. Ему было больно садиться в такси, которое вызвал док Джексон и ждало у входа. Ему было больно, когда он стоял через дорогу от ворот посольства Испании, готовя свой разум к тому, что он должен сделать. Большой палец его правой руки успокаивающе надавил на стальную рукоятку скальпеля, который он стащил с лотка для инструментов в клинике дока Джексона.
  
  Барни перевел дыхание. Он сосредоточился. Он ждал.
  
  А потом Дениз снова подошла к нему, тенью в
  
  170
  
  жизнь теней. Она говорила с ним глубоко в тайниках его разума.
  
  "Ты вернулся ко мне, мой муж", - сказала она. "Я горжусь тобой в этот день".
  
  И тогда Барни больше не причинял боли.
  
  Он перешел улицу, направляясь к охраннику, который стоял за запертыми воротами, держа винтовку наготове по левую руку от груди.
  
  Охранник встал перед ним у ворот и толкнул Барни прикладом винтовки. Рука Барни высунулась из кармана, крепко сжимая в пальцах скальпель, и полоснула мужчину по горлу
  
  Прежде чем мужчина упал на землю, Барни достал из кармана ключ от ворот и проник на территорию посольства.
  
  Другой охранник у входной двери попытался остановить Барни. Он протянул руки, чтобы схватить Барни за лацканы куртки.
  
  Когда он схватил, руки Барни переместились между его руками и схватили мужчину за горло. Даже не задумываясь, хорошо натренированные пальцы Барни переместились в правильное положение, его большие пальцы сильно надавили внутрь на адамово яблоко. Он почувствовал, как руки мужчины ослабли, и Барни продолжал давить, пока не услышал треск, затем бульканье, и мужчина медленно осел на пол.
  
  Дэниелс посмотрел вниз на тело. Что он чувствовал по поводу того, что снова убил? Он посмотрел на свои руки. Он улыбнулся.
  
  Он чувствовал себя хорошо, и он только начинал. Нужно было оплатить много счетов.
  
  Он вынул пистолет из набедренной кобуры охранника и пошел по длинному коридору. В конце был кабинет Эстомаго, дверь закрылась. Барни поставил пятку ноги рядом с замком и сильно пнул. Дверь распахнулась.
  
  171 .
  
  Эстомаго сидел в одиночестве за своим столом из красного дерева. Когда он увидел Барни, на его лице сначала отразилось удивление. Затем ужас.
  
  "К этому долго шли, ты, кусок мусора", - сказал Барни на убогом испанском.
  
  "Что ..."
  
  "Вам нужно оплатить счет за смерть моей уважаемой жены Дениз Саравена. И за мальчика, которого вы убили за его помощь мне. Я пришел казнить вас и отправить в ад".
  
  Эстомаго рванулся к ящику своего стола, за теплым обнадеживающим "магнумом", который он хранил там. Но он был слишком медлителен и опоздал.
  
  Прежде чем он смог положить руку на пистолет, Барни перегнулся через стол, дуло 38-го полицейского специального калибра уперлось в лоб Эстомаго, прямо между его глаз.
  
  "Это будет не так просто", - сказал Барни. Другой рукой он захлопнул ящик стола, затем грубо рывком поднял Эстомаго на ноги и подтолкнул его к двери.
  
  "Куда вы меня ведете?" Эстомаго пискнул, его глаза были круглыми и стеклянными от страха.
  
  "В парк", - сказал Барни. "Мы заканчиваем тем, с чего начали. Ритуалом с битой".
  
  В кабинете Смита зазвонил телефон. Он смахнул с верхней губы едва заметные усики влаги, когда брал трубку.
  
  Римо сказал: "Послушайте, это все какая-то чушь о том, что ядерное оружие в Испании нацелено на США".
  
  "Кто за этим стоит?" Спросил Смит.
  
  "Эстомаго", - сказал Римо.
  
  "Найдите Эстомаго", - холодно сказал Смит. "Выясните, есть ли
  
  172
  
  планируется атака. Если да, то когда. А затем устраните Эстомаго ".
  
  "Понял", - сказал Римо. "Ты что-то знаешь?"
  
  "Что?" - спросил Смит.
  
  "Вся эта сделка запутана, как банка с червями, - сказал Римо, - все крутится и переворачивается. Я действительно не все это понимаю".
  
  "Ты не обязан", - сказал Смит. "Достаточно того, что я делаю".
  
  "Глория признала, что они накачали Дэниелса наркотиками в Испании".
  
  "О", - сказал Смит. "Что еще она сказала?"
  
  "Она сказала, что умеет летать", - сказал Римо.
  
  "Могла бы она?"
  
  "Нет", - сказал Римо, вешая трубку.
  
  Когда Римо и Чиун добрались до посольства Испании, перед зданием выстроился ряд машин скорой помощи.
  
  Римо показал удостоверение госдепартамента и спросил полицейского: "Что происходит?"
  
  "Не знаю. Весь персонал мертв или ранен. Секретарша Эстомаго выкрикивает какую-то чушь о сумасшедшем, который ворвался и забрал посла, кричит что-то о летучей мыши в парке".
  
  Римо повернулся к Чиуну и пожал плечами. Убедившись, что больше никто не может услышать, Чиун прошептал Римо: "Это ритуал летучей мыши. Способ дуэли, практикуемый многими носителями испанского языка. Дэниелс - не обычный убийца ".
  
  "Дэниэлс в клинике дока Джексона", - сказал Римо.
  
  "Больше нет", - сказал Чиун. "Мы пойдем в любой ближайший парк. Когда ты найдешь этого Эстомукко, ты найдешь Дэниелса".
  
  173
  
  Поляна в лесистой местности возле одного из небольших прудов в Центральном парке имела сходство с испанским лагерем, из которого мальчик помог бежать Барни. Она была почти такого же размера. Форма поляны была идентичной. Теперь все это снова всплыло в голове Барни, все воспоминания, убийства, пытки, джунгли, молодая невеста, которая вышла угостить своего мужчину кофе и не вернулась.
  
  И Эстомаго, этот дикарь, который убил ее и нерожденного ребенка Барни.
  
  Док Джексон ждал Дэниелса и Эстомаго на поляне, сумка с припасами лежала на земле рядом с ним.
  
  "За тобой следили", - сказал Джексон, когда Барни толкнул Эстомаго в грязь. "Его головорезы прямо за тобой".
  
  "Я знаю", - сказал Дэниелс. "Свяжите нас, а затем убирайтесь. Они не будут стрелять, если он будет мешать".
  
  "Мы можем использовать его как щит и убраться отсюда", - сказал Джексон.
  
  "Я остаюсь", - сказал Барни. "Достань эту веревку".
  
  Джексон связал запястья двух мужчин вместе куском веревки. Он завязал глаза Эстомаго, затем Барни и вложил по длинному ножу в руки каждого из них.
  
  "Уходите сейчас, док", - сказал Барни. "Используйте нас как прикрытие".
  
  Док не ответил.
  
  "Не пытайся геройствовать. Просто убирайся. И Док".
  
  "Что, дурак?"
  
  "Спасибо, что спас мою жизнь. Мне это было нужно для этого".
  
  Барни начал преследовать Эстомаго, медленно кружа по поляне, прислушиваясь к его шагам и испуганному дыханию.
  
  174
  
  "Ты не переживешь этого", - крикнул Эстомаго дрожащим голосом. "У моих людей есть инструкции следовать за мной, куда бы я ни пошел. Половина испанского посольства ждет поблизости, чтобы убить тебя".
  
  "Ты не переживешь этого", Эстомаго
  
  Над ухом Эстомаго просвистел удар клинка. Он не позволит звуку своего голоса снова предать его.
  
  Двое мужчин кружили. И Барни Дэниелс в своей мешковатой одежде, с ноющим от голода животом, снова услышал скользкие звериные звуки джунглей, почувствовал запах буйной тропической зелени. Он снова был снаружи хижины, снова сражаясь за свою жизнь. Только на этот раз его не накачали наркотиками, и он не дрался с мальчиком, который спас его от смерти от жажды, и толпа зрителей не аплодировала.
  
  На этот раз он должен был победить.
  
  Эстомаго сделал шаг и нанес удар, как фехтовальщик, затем отпрыгнул назад и рубанул вокруг него. Барни услышал, как нож рассек воздух. Он атаковал с другой стороны, но Эстомаго был готов. Он отскочил в сторону с грацией тореадора.
  
  Робар Эстомаго вырос, сражаясь на ножах. Несмотря на свой страх, он знал, что американец не привык к бою вслепую, используемому в ритуале с битой.
  
  А Дэниелс был болезненным. Прошедший год, постоянное злоупотребление, непрерывное потребление текилы для удовлетворения тяги к наркотикам в его организме, все сделало свое дело.
  
  Эстомаго вздохнул с облегчением. Он быстро передвигался на носках ног, к нему возвращалось самообладание.
  
  Барни замахнулся на него ножом, но атака была медленной, и Эстомаго легко увернулся.
  
  "Ты совершил ошибку", - прошипел он. "Ты ничего не знаешь о ритуале. Я убью тебя, как муху
  
  175
  
  на стене. С этими словами он бросился вперед с низким выпадом. Удар пришелся по краю левого бока Барни. Эстомаго вырвался наружу.
  
  Барни подавил крик и только крякнул от боли.
  
  Док обернулся и увидел Римо и Чиуна, стоящих рядом с ним и наблюдающих за битвой. На другой стороне поляны стояли восемь мужчин, испаноязычных, тоже наблюдавших.
  
  "Я ничем не могу помочь, не так ли?" - спросил Римо Чиуна.
  
  "Нет. Для Дэниелса было бы позором получить помощь. Мы должны подождать", - сказал Чиун.
  
  Док Джексон покачал головой. Тихо он сказал: "Он не может победить. Он слишком слаб. Слишком болен".
  
  Чиун тронул большого чернокожего мужчину за плечо. "Ты забываешь, - сказал он, - что есть такие вещи, как характер и причина. Сейчас он предъявляет права на что-то помимо алкогольных ядов. Смотреть. Он сражается как мужчина, которым, должно быть, был когда-то ".
  
  На другом конце поляны Римо слышал дыхание ожидающих людей, их пот был кислым от предвкушения. Он посмотрел на Дэниелса, кровь текла из раны у него под ребрами.
  
  "Иди сюда, пьяница", - сказал Эстомаго с улыбкой на губах. "Позволь мне убить тебя быстро, пока ты не истек кровью до смерти. Это более респектабельно, хотя почему муж шлюхи должен заботиться о респектабельности, я бы не знал ".
  
  Он рассмеялся, снова парируя удар. Его нож задел плечо Барни. Веревка натянулась, когда Барни отшатнулся от второго удара. Эстомаго быстро приблизился, готовясь вспороть живот Барни одним длинным ударом.
  
  Он промахнулся. Когда Барни пригнулся и перекатился, заливая траву своей кровью, он дернул за веревку и отправил Эстомаго растягиваться на земле.
  
  "Свинья", - выплюнул посол, заставляя себя
  
  176
  
  медленно поднялся на ноги. "Сейчас я убью тебя. За себя и за Президента". Он бросился на Дэниелса.
  
  Он занес нож над головой, затем опустил его к лицу Дэниэлса. В последний момент Барни повернул голову, и нож скользнул рядом с его щекой, вонзившись в землю.
  
  Эстомаго потянулся за спину, чтобы снять повязку с глаз.
  
  В этот момент правая рука Барни протянулась вперед, и его нож аккуратно перерезал Эстомаго горло. Последним видением посла был призрак раненого человека, наблюдающего за ним полными ненависти глазами, с повязкой на глазах, прижатой к порезу на руке, стоящего перед пульсирующим фонтаном пузырящейся крови. Он услышал, как Дэниелс сказал: "Для Дениз".
  
  Нож выпал из руки Эстомаго, когда он начал захлебываться собственной кровью, брызжущей с каждым ударом сердца и окрашивающей землю в темный цвет. Его глаза закатились, когда он осел на землю. Затем одна быстрая конвульсия, и генерал лежал неподвижно, рана на его горле улыбалась, как гигантский красный рот.
  
  А затем с другого конца поляны появились мужчины, вооруженные ножами, церемониально раздетые для боя в джунглях.
  
  Взмахом ножа Барни перерезал веревку, освобождая свое запястье от руки Эстомаго, затем он присел, держа нож перед собой в правой руке. Его левая рука указала в сторону испанцев, насмехаясь над ними, призывая их идти вперед, вступить с ним в бой.
  
  Римо посмотрел на седовласого мужчину в грязной окровавленной одежде и понял, что этого человека он никогда раньше не видел. Барни Дэниелс, которого он знал, был никчемным пьяницей, конченым, опустошенным, покончившим с жизнью.
  
  177
  
  Но этот человек, одиноко стоящий на поляне, был чем-то большим. Столкнувшись лицом к лицу со смертью, он трепетал жизнью. Он ухмылялся, ожидая появления восьми убийц.
  
  И тогда он был не один. Справа от него стоял Док Джексон. Слева от него стояли Римо и Чиун.
  
  "Мне не нужна никакая помощь от вас. Ни от кого из вас", - прорычал Барни через плечо Римо.
  
  "Кого бы я ни ненавидел, это угрюмого государственного служащего", - сказал Римо. Прежде чем он успел сказать больше, восемь человек были на них, а дюжина человек превратилась в человеческий муравейник, бурлящий от дикой активности. Рядом с ним Римо увидел, как Барни уложил двух латиноамериканцев прямыми ударами ножа, которые распороли им животы, как расческу. Один испанец вылетел из муравейника, как ракета, летел свободно и кричал, пока не врезался в ствол дерева. Он нашел Чиуна.
  
  Другой нападавший прыгнул на Римо, пытаясь сомкнуть руки на горле Римо. Римо откатился назад и поднял мужчину на ноги. Как раз перед тем, как спина мужчины коснулась земли, Римо потянулся назад и обхватил его рукой за горло. Спина мужчины опустилась, но его голова и шея остались на плече и предплечье Римо. Раздался удовлетворительный треск, когда позвоночник переломился.
  
  Римо перекатился на ноги. Справа от себя он увидел Дока Джексона, который боролся под весом человека с синеватым кинжалом, нацеленным ему в глаз.
  
  Он прыгнул вперед к мужчине, но прежде чем он смог добраться до него, Барни Дэниелс пронесся мимо него. Ребром правой руки он нанес удар в висок мужчине, сидящему верхом на Доке Джексоне. Удар ладонью сопровождался громким хлопком, почти оглушительным, и мужчина
  
  178
  
  выронил нож и медленно завалился на бок, его череп был раздроблен смертельным ударом Барни.
  
  "Хорошая работа", - сказал Римо.
  
  Они встали бок о бок и обернулись. Джексон с трудом поднялся на ноги. Все трое увидели, как последние два латиноамериканца надвигаются на Чиуна.
  
  "Разве мы не должны помочь?" Сказал Дэниелс.
  
  Римо покачал головой. "Не беспокойся об этом". - крикнул он. "Чиун. Убедись, что держишь локоть прямо".
  
  Чиун выстрелил, прямо в лицо одного испанца, прямо в заднюю часть черепа, прямо в лицо следующего испанца, и затем тела двух мужчин лежали у его ног.
  
  "Справедливо, Папочка", - сказал Римо. "Просто справедливо". Он повернулся, чтобы посмотреть на Дэниелса, но Док Джексон уже опустился на колени рядом с ним, осматривая рану у него в боку.
  
  "Ты самый везучий сукин сын в мире", - сказал Джексон. "Еще дюйм и бинго".
  
  "Мне должно повезти", - сказал Дэниелс. "У меня есть работа". Затем он посмотрел на Римо.
  
  "Ты знаешь, что происходит?" спросил он.
  
  Римо кивнул. "Все это. Русские бомбы. Угрозы Америке. Действия".
  
  "Ты сейчас здесь, чтобы убить меня?" Спросил Дэниелс. Когда он сказал это, Джексон быстро поднялся на ноги, встав рядом с Дэниелсом лицом к Римо.
  
  "Не-а", - сказал Римо. "Я больше ничего не знаю. Сначала это было "убить тебя". Потом "не убивай тебя". Я больше ничего не знаю. Мне все равно. Следующее, что они прикажут мне сделать с тобой, им придется сделать это заказным письмом с уведомлением о вручении. От тебя больше проблем, чем ты того стоишь ".
  
  "Он всегда был таким", - сказал Док Джексон.
  
  179
  
  Барни посмотрел на Римо, и глаза его были ясными и сияющими. "Я знаю, ты не хочешь говорить мне, на кого работаешь", - сказал он. "Все в порядке. Но скажи мне вот что. Ты можешь дать мне немного времени?"
  
  "Для чего?"
  
  "Чтобы закончить свои дела в Испании", - сказал Барни.
  
  "Сколько времени тебе нужно?"
  
  "Двадцать четыре часа", - сказал Барни. Он пристально посмотрел в глаза Римо. "Пожалуйста", - сказал он. "Мне нужно это".
  
  Римо заглянул Дэниелсу в глаза. Он почувствовал, как мягкая рука Чиуна коснулась его спины.
  
  Римо кивнул. "Думаю, в течение следующих двадцати четырех часов я буду занят", - сказал он.
  
  "Чем?" - спросил Джексон.
  
  "Учу Чиуна держать локоть прямо", - сказал Римо с улыбкой.
  
  "Спасибо", - сказал Барни. Он повернулся к Джексону. "Вам не нужно было драться, Док", - сказал он.
  
  Черные ноздри раздулись. "Я тоже не обязан ехать с тобой в Испанию, но я еду".
  
  "Это делает тебя таким же большим дураком, как и я".
  
  "Нет", - сказал Джексон. "Просто еще один парень, который устал тратить свое время и хочет сделать что-то хорошее для разнообразия".
  
  "Нам нужно сделать две вещи", - сказал Барни. "Установку и El Presidente".
  
  "Мы не закончим их здесь", - сказал Джексон.
  
  Он отвернулся. Дэниелс посмотрел на Чиуна. "Спасибо. Спасибо вам обоим. Это то, что должно быть сделано. Наше правительство не сможет избавиться от этой установки. Не с этими легковесами в Вашингтоне. Но это должно произойти. Ты это знаешь ".
  
  Римо кивнул. "Дай нам знать, если тебе понадобится помощь".
  
  180
  
  "Спасибо. Но мы не будем".
  
  "Нет", - медленно произнес Римо. "Я не думаю, что ты это сделаешь".
  
  Он кивнул Дэниелсу, который повернулся и обнял Дока Джексона за плечи. На краю поляны два старых солдата, отправившиеся гоняться за своей самой большой и устрашающей ветряной мельницей, обернулись, чтобы в последний раз взглянуть на худощавого молодого белого человека и пожилого азиата, добродушно улыбающегося в своих ниспадающих одеждах.
  
  Барни помахал рукой. Чиун кивнул, затем отсалютовал им обоим.
  
  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  
  "Самое время", - сказал Смит. "Где ты был? Прошло двадцать четыре часа. Ты видел газеты? Ты знаешь, что происходит?"
  
  "На какой вопрос я должен ответить первым?" Сказал Римо.
  
  "Что произошло?" Сказал Смит. "Вы могли бы попробовать это".
  
  "Я думаю, что обо всем позаботились", - сказал Римо.
  
  "О, вы понимаете, не так ли? Что ж, позвольте мне сказать вам ..." Но телефон отключился, и доктор Гарольд В. Смит четыре секунды слушал гудки набора номера. Ему потребовались эти четыре секунды, чтобы осознать, что он не спал семьдесят два часа и не ел в
  
  181
  
  тридцать шесть ... Он не видел свою жену три дня. Он не играл в гольф пять с половиной месяцев. Он не брал отпуск за десять лет.
  
  По истечении четырех секунд Смит поджал губы на своем лимонном лице и с серьезным видом встал из-за стола.
  
  "Римо", - пробормотал он, затем отодвинул стул в сторону. Он пересек комнату, открыл шкаф и перекинул сумку для гольфа через плечо.
  
  Выходя из своего кабинета, он оглянулся и увидел на своем столе аккуратно сложенную "Нью-Йорк таймс", маленький бюллетень в углу первой страницы, обведенный красным маркером. На мгновение он подумал о том, чтобы забрать вырезку с собой, затем пожал плечами и вышел за дверь. Все было хорошо, что хорошо закончилось.
  
  ПУЭРТА-ДЕЛЬ-РЕЙ, Испания (API) - Мощный взрыв прогремел сегодня в юго-западной части этого острова. Источники в правительстве США сообщили, что взрыв произошел на секретном советском военном объекте, и Вашингтон немедленно направил туда морскую пехоту США.
  
  Вопрос о том, содержала ли секретная установка советские ядерные боеголовки, не мог быть решен немедленно из-за широкомасштабных разрушений от взрыва. Но, как ужасное следствие, недалеко от объекта была обнаружена братская могила, в которой было похоронено более двухсот женских тел - по-видимому, работниц проекта.
  
  Президент Кара Де Кюло, в финальном развитии этой жуткой серии событий, был найден мертвым в своем дворце всего через несколько часов после сообщения о взрыве на секретном объекте.
  
  Правая рука Де Кюло была отрезана, а его тело было найдено насаженным на большой нож для джунглей. Неизвестно, покончил ли президент с собой, бросившись на собственный нож, но от правительственных инсайдеров поступили сообщения о том, что двух мужчин, белого и чернокожего, видели выходящими из правительственного дворца за несколько минут до того, как было найдено тело президента. Кем они были, неизвестно, но улицы этой маленькой столицы уже начинают оглашаться рассказами о подвигах "демонов севера".
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"