Еще немногим более ста лет назад – в 80–90-х годах ХIХ в. – идея использования иврита в качестве основного разговорного языка еврейского народа очень трудно, а зачастую и откровенно враждебно, воспринималась не только духовными авторитетами иудаизма и ортодоксами, но многими сионистскими лидерами и еврейскими интеллектуалами. Дело в том, что, во-первых, существовала огромная практическая потребность в новых словах и выражениях, которые бы адекватно отражали новые реалии повседневной жизни. Во-вторых, остро стояла очевидная социально-психологическая проблема: весь процесс возрождения разговорной функции иврита должен был доказать как самим его сторонникам, так и многочисленным оппонентам, что этот язык действительно в состоянии функционировать как полноценное средство повседневного межличностного общения, как было когда-то, и в современных условиях может продуцировать необходимую лексику и фразеологию.
Дискуссия в среде религиозных деятелей, сионистском руководстве, литературных и академических кругах
Некоторые идеологи еврейских ультраортодоксов высказывались о необходимости «категорического запрета на использование иврита в повседневном бытовом общении». Считая иврит священным языком, они утверждали, что, став разговорным и бытовым, этот язык будет «осквернен». Вместе с тем, подобные суждения не имели под собой сколько-нибудь состоятельной галахической базы. Поэтому, в частности, эти фактически экстремистские требования не устояли перед реальным развитием событий, и сегодня в Израиле подавляющее большинство ортодоксального населения говорит на иврите.
Попытки крайних ортодоксов препятствовать распространению разговорного иврита в идейном плане базировались на деятельности адептов течения, начертавшего на своем знамени принцип одого из известнейших в Центральной Европе лидеров ортодоксального иудаизма раввина Моше ХАТАМ Софера (1762–1839), – «Новое запрещено Торой». Однако в священных книгах иудаизма не было указаний на то, что на иврите говорить не пристало. Более того, во всем корпусе талмудической литературы не содержится даже намеков на идеи подобного рода. Авторитеты иудаизма еще в древности осуждали использование евреями языков, вытеснявших иврит из разговорной речи. Так, кодификатор Мишны рабби Ехуда а-Наси (около 170–220 годов н. э.) боролся с употреблением арамейского языка, заявляя: «Зачем же в земле Израиля говорить по-сирийски?» (Талмуд, Бава Кама, 82 б – 83 а). Там же приводится риторическое высказывание рабби Йоси: «В Вавилоне (евреям – А. К.) зачем говорить по-арамейски?». Вполне очевидно, что оба еврейских законоучителя (II и III вв. н. э. соответственно) отдавали предпочтение речи на иврите. Мудрецы Талмуда всегда считали иврит языком, предназначенным для разговорной речи. Они высказывались в том плане, что «арамейский хорош для плача, греческий – для песни, римский – для битвы», а иврит хорош как раз для разговора. Именно так полагал, например, рабби Йонатан из Бейт-Гуврина, суждение которого приводит Иерусалимский Талмуд (трактат Мегила, 1:11). Таким образом, в иудаизме нет запрета на употребление иврита в повседневном бытовом общении. Напротив, его вытеснение из разговорной практики, обусловленное внешними социально-историческими факторами, воспринималось мудрецами Израиля как болезненная потеря.
Некоторые из приверженцев Хаскалы (движения за еврейское национально-культурное и духовное возрождение XVIII – XIX вв.), рассматривавших иврит лишь как тонкий литературный инструмент, опасались, что повседневное использование испортит красоту библейского иврита – «языка пророков», засорит его варваризмами.
Основатель политического сионизма Т. Герцль в своем программном труде «Еврейское государство», изданном в 1896 году, утверждал: «...древнееврейским языком мы не можем пользоваться. Разве есть кто-нибудь, кто, пользуясь им, мог бы купить себе, например, хотя бы железнодорожный билет? Ведь нет!». Главный идеолог сионизма предлагал такой путь решения языковой проблемы в будущем еврейском государстве: «Всякий сохранит тот язык, которому он научился в своем отечестве. ...Приобретет права гражданства и сделается главным языком тот, который мало помалу окажется самым полезным и общеупотребительным». То есть Герцль не имел определенной конструктивной программы в вопросе о языке еврейского народа на родине предков и фактически предлагал не заниматься этой проблемой. Всемирная сионистская организация в течение ряда лет после своего создания в 1897 году также игнорировала роль иврита как национального языка евреев.
Политические еврейские движения и партии вроде социалистического Бунда и левых «Поалей Цион» («Рабочие Сиона»), считавших национальным языком идиш, не без оснований опасались соперничества между двумя языками в рядах своих сторонников. Биограф Бен-Гуриона М. Бар-Зохар пишет: «Однажды на собрании (это было в 1910 году, несколько лет спустя после приезда будущего первого премьер-министра Израиля в Палестину. – А. К.) поднялся Давид Грин на трибуну и начал произносить речь на иврите. Находившиеся в зале делегаты стали раздраженно кричать с мест, выражая свой протест… Под конец в зале осталось всего трое делегатов, которые и дослушали речь Грина».
Писавший на иврите известный публицист и сионистский деятель Ехошуа Сыркин (1838–1923) опубликовал в 1917 году в России в издававшемся на иврите журнале «Сфатену» («Наш язык») статью «Уродства языка». В ней автор, в частности, писал: «Некоторые полагают, что мы должны говорить только на иврите даже на публичных собраниях и все предметы в школе проходить на этом языке. Пришло ли для этого время? Достаточно ли мы владеем ивритом, чтобы говорить, понимать и выражать на нашем священном языке все понятия новейшего времени? Отнюдь нет, друзья и братья. Не пытайтесь слишком поспешно будить наш дремлющий язык, пока не пришло время».
Почти всем еврейским литераторам, журналистам и общественным деятелям, писавшим в то время на иврите, включая «дедушку еврейской литературы» Менделе Мойхер Сфорима, – Ахад ха-Аму, Й. Х. Бреннеру, Х. Н. Бялику, М. Л. Лилиенблюму, Н. Соколову, С. Черниховскому, Д. Фришману – на начальном этапе была чужда идея возрождения этого языка в качестве разговорного.
Кстати, пример литературно-переводческой деятельности Давида Фришмана (1859–1922) был достаточно типичным для творческой судьбы многих еврейских литераторов того времени. Фришман был опытным переводчиком, который перевел, например, с иврита на идиш знаменитый роман «Лицемер» Авраама Мапу, а с французского на иврит роман «Граф Монте-Кристо» А. Дюма. С немецкого Фришман переводил на иврит известный труд популяризатора естественных наук А. Бернштейна «Естествознание». Вышло 20 брошюр (1882–1885), в которых популярно излагались основные представления о природе и технике. Интересно, что при всем этом Фришман не склонился к сионизму и не перешел на разговорный иврит, предпочитая говорить по-немецки.
Переводы Фришмана отличались архаичным ивритом. Он гордился тем, что «выправил на истинно библейский» стиль Ф. Ницше в «Так говорил Заратустра» и Дж. Г. Байрона в поэме «Каин» (1909). Как переводчик, Фришман прежде всего стремился передать идеи и образы, меньше обращая внимание на музыку стиха и его стиль (это касается, например, сборника переводов лирики А. С. Пушкина, 1899). Он также переводил на иврит Г. Х. Андерсена, Г. Гейне, Г. Ибсена, У. Шекспира, А. Франса.
На начальном этапе возрождения языка даже в среде преподавателей еврейских школ в Палестине раздавались отдельные пессимистические голоса «маловеров», как называл их Э. Бен-Ехуда: «Мы не сможем преподавать в школе общеобразовательные дисциплины на иврите, поскольку у нас отсутствуют многие понятия и термины по химии, наукам о природе и так далее». Приведенные слова принадлежат видному публицисту, писателю и поэту поздней Хаскалы Е. Л. Гордону (1830–1892), который в конце жизни приехал в Палестину и вскоре возглавил ивритскую школу в еврейском поселении Петах-Тиква, а затем даже издал несколько учебников иврита.
Видный иерусалимский общественный деятель, публицист и педагог Ехиэль Михаль Пинес (1844–1913), который позднее стал одним из основателей Комитета языка иврит (1891) и соратником Элиэзера Бен-Ехуды, изначально также считал идею возрождения разговорной функции иврита «заветной мечтой», у которой мало шансов на осуществление. Известный немецкий исследователь семитских языков Теодор Нольдеке (1836 – 1930) скептически писал: «Мечта некоторых сионистов о том, что иврит, то есть будущий иврит, снова станет в Палестине живым распространенным языком, является еще менее реальной, чем их видение возрожденной еврейской империи в Святой Земле».
Однако процесс возрождения и распространения иврита был уже необратим, он захватывал все более широкие слои еврейского населения Палестины. Этому, прежде всего, способствовал объективный процесс нарастания иммиграции в Палестину евреев из разных стран. За период с 1882 по 1900 год еврейская община выросла с 24 тысяч до 50 тысяч человек. Всем этим разноязыким выходцам из разных стран был необходим общий язык – «лингва франка».
Тем не менее, распространение разговорного иврита шло очень медленно. Например, в 1902 году, то есть спустя двадцать лет после начала деятельности Бен-Ехуды, в Иерусалиме было только десять семей, в которых говорили на иврите, и около двадцати детей, для которых этот язык был родным. В первые годы XX в. в ограниченном круге возродителей разговорного иврита был популярен анекдот, в котором Хэмда Бен-Ехуда (жена Э. Бен-Ехуды) обещает испечь пирог в честь пятой еврейской семьи в Иерусалиме, члены которой дадут обещание хотя бы дома говорить только на иврите.
Упрочению позиций иврита в среде евреев Палестины, и в мире вообще, способствовало решение 8-го Всемирного сионистского конгресса (Гаага, 1907) объявить иврит официальным языком сионистского движения. Очередным шагом по внедрению иврита в среду самого молодого поколения палестинских евреев – детей младшего возраста – стало появление детских садов нового, современного типа, где воспитанников всячески поощряли к самовыражению, в том числе и речевому, что вело к быстрому распространению иврита. Первый такой детский сад появился в Палестине в 1909 году.
К подвижнической деятельности Бен-Ехуды и его ближайших соратников с воодушевлением присоединялись переезжавшие на жительство в Палестину еврейские интеллигенты – преподаватели, журналисты и писатели из Восточной Европы и, прежде всего, из России. Из плеяды этих деятелей следует упомянуть тех, кто непосредственно причастен к возрождению иврита в Палестине. Писатель и общественный деятель Симха Бен-Цион (1870–1932) вскоре после приезда в Яффо начал издавать и редактировать журнал на иврите «Ха-Омэр». Приехавший в Палестину в 1907 году Ш. Й. Агнон работал секретарем в редакции этого журнала. В 1909 году к ним присоединился тогда уже авторитетный в литературе на иврите писатель Иосэф Хаим Бреннер (1881–1921).
В доме С. Бен-Циона регулярно бывали Бен-Ехуда, Д. Елин (Давид Елин (1864–1942) – видный филолог и педагог. Им созданы многие удачные неологизмы. В 1914 году он возглавил учительскую семинарию в Иерусалиме с преподаванием на иврите. Вот уже много лет это известное учебное заведение носит имя Д. Елина), писатели АЗАР (Александр Зискинд Рабинович, 1854–1945, приехал в Палестину в 1906 году), Моше Смилянский (1874–1953, приехал из России еще в 1890 году), и писатели – уроженцы Палестины Ехуда Бурла (1886–1969) и Ицхак Шами (1888–1949).
Как вспоминал позднее сын Бен-Циона художник и литератор Нахум Гутман (1898–1980), еще будучи жителями Одессы, то есть в первые годы ХХ в., некоторые из упомянутых и многие другие еврейские интеллигенты этого круга «были одержимы поиском новых слов для обозначения доселе не существовавших на иврите понятий. ...С воодушевлением они рассказывали о том, как им удалось изобрести слово для обозначения нового понятия или употребить библейское выражение в новом значении».
Центры по возрождению иврита образовывались и в Европе. Так, задолго до переезда в Палестину упоминавшийся Е. Л. Гордон основал в Вильно общество «Ясный язык» (Бялик отзывался о Гордоне как об одном из величайших кудесников иврита). Там же с 1860 года выходила газета «А-Кармэль». В Одессе издавалась газета «А-Мелиц» на архаичном иврите, а также функционировала «модернизированная ешива» с преподаванием ряда предметов на иврите, в которой некоторое время работал Х. Н. Бялик.
Число энтузиастов возрождения разговорного иврита в Восточной Европе множилось. Молодые евреи, увлеченные сионистскими идеями, стремились овладеть ивритом – древним языком своего народа. Типичную ситуацию конца XIX – начала ХХ в. описывает М. Бар-Зохар: «Молодые люди (жившие в польском городке Плонск братья Авраам и Давид Грин. – А. К.) поставили себе цель говорить на иврите. И хотя им было трудно выражать свои мысли на «святом языке», они взялись за дело с юношеским пылом. Стали обращаться друг к другу только на иврите, искали и находили ивритские обороты взамен привычных идишских, русских и польских слов». Вскоре Д. Грин стал уже преподавать разговорный иврит местным еврейским детям. Отметим, что после переезда в Палестину (1906) он также преподавал иврит своим товарищам, поскольку «еще до приезда в Эрец его речь (на иврите – А. К.) была непринужденной, а язык богатым и сочным».
Интересное свидетельство созидательной деятельности по расширению словарного запаса иврита было обнаружено несколько лет назад в архивах Комитета языка иврит, хранящихся в Академии языка иврит. Речь идет об открытке, полученной Комитетом еще в 1913 году из городка Несвиж тогдашней Минской губернии. Автор открытки, некто Шломо Йосэф Левин, направлял коллегам в Иерусалим целый список созданных им новых слов для возрождавшегося иврита. В списке гебраиста-любителя было немало интересных неологизмов, построенных на библейских корнях по классическим правилам ивритской грамматики и заслуживавших внимания ученых коллег в Палестине.
Таким образом, процесс возрождения разговорного иврита шел параллельно в Палестине и в меньшем масштабе – в еврейских культурных центрах Восточной Европы, прежде всего – в Вильно, Варшаве и Одессе. Именно из последнего города живший там тогда Бялик направлял С. Бен-Циону в Палестину ящики с новыми учебниками и книгами на иврите, вышедшими в одесском издательстве «Мория». Бен-Цион переправлял их книготорговцам в Яффо, Иерусалиме и Хайфе. Переехав в Палестину (Бялик сделал это в 1924 году), упомянутые выше приверженцы развития еврейского образования, культуры и литературы на иврите составили энергичную группу интеллектуальных лидеров растущего ишува, так нуждавшегося в едином языке.
Сопротивление распространению иврита естественным образом сдавало позиции по мере увеличения численности еврейского населения в Палестине. Распространение этого языка и рост числа говорящих на нем, в свою очередь, неизбежно вели к превращению иврита в главный язык евреев в Палестине.
«Война языков» и окончательное утверждение иврита в качестве основного языка еврейской общины в палестине
В 1914 году противники распространения иврита предприняли последнюю попытку остановить его победное наступление. Этому предшествовала иммиграция в Палестину в 1912–1914 годах значительного числа евреев из Германии. Они попытались сделать немецкий язык «конкурентом» иврита прежде всего в школах. К началу первой мировой войны германо-еврейское палестинофильское благотворительное общество «Хильфсферайн» (ивритское название «Ха-Эзра» – «Помощь»), возникшее в Германии в последней четверти XIX в., основало в Палестине 27 своих школ.
Влиятельные прогерманские круги в Палестине, опиравшиеся на материальную поддержку общества «Ха-Эзра» и германское консульство, мобилизовали поддержку союзных ей турецких властей и обвинили новых иммигрантов из России – решительных сторонников внедрения в школах иврита, а не немецкого языка, в принижении германской культуры. Разразилась настоящая «война языков». В ответ на запреты преподавания на иврите учащиеся и преподаватели объявляли забастовки и выходили на демонстрации. По улицам ходили «языковые патрули», которые несли плакаты с крылатым призывом Бен-Ехуды «Еврей, говори на иврите!».
Приверженцев иврита поддержало британское культуртрегерское общество «Альянс», возникшее в 1871 году и содержавшее в Иерусалиме и некоторых других городах Палестины школы и гимназии. Победили сторонники иврита, поддержанные открытием новых учебных заведений, где преподавание велось на этом языке. Речь идет о школе «Реали» и политехническом институте Технион в Хайфе, а также первой учительской семинарии в Иерусалиме.
Через 10–12 лет после отмеченного обострения противоречий между сторонниками иврита и его противниками (в лице приверженцев распространения в Палестине немецкого языка) имел место еще один всплеск «войны языков». На этот раз ивритисты «сражались» против адептов идиша. К концу первой мировой войны 90% евреев мира говорили на идише или понимали этот язык. Тем не менее, в Палестине доминировали ивритоговорящие, которые ригористично непримиримо относились к попыткам культивировать в еврейской среде любой другой язык.
Первый мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф как-то сделал публичный выговор одному инженеру, который, представляя свое изобретение, давал пояснения на «жаргоне» – так тогда называли идиш.