Хиллерман Тони : другие произведения.

Говорящий Бог

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  ГОВОРЯЩИЙ БОГ
  
   Тони Хиллерман
  
   Leaphorn & Chee 10
  
  
  
   Содержание
  
  
  
   | 1 | | 2 | | 3 | | 4 | | 5 | | 6 | | 7 | | 8 | | 9 | | 10 | | 11 | | 12 | | 13 | | 14 | | 15 | | 16 | | 17 | | 18 | | 19 | | 20 | | 21 | | 22 |
  
  
   Это художественное произведение. Персонажи, инциденты и диалоги являются продуктом воображения автора и не должны рассматриваться как реальные. Любое сходство с реальными событиями или людьми, живыми или мертвыми, является полностью случайным.
  
  
  
   Эта книга посвящена Делберту Кеделти, Терри Теллеру, Дэвиду Чарли, Дональду Цози и другим ученикам школы Цайле, которые рисовали Йейбичая, которые заставили меня задуматься о Говорящем Боге.
  
   А также Уиллу Цоси, Цоси Циниджинни, члену Совета племени Мелвину Бигтумб и другим, кто борется за сохранение Хаджиней-Дайнта, его руин и пиктограмм для будущих поколений.
  
   Автор благодарен Кэролайн Л. Роуз, Мартину Бёрку, Дону Ортнеру, Джо Аллин Аршамбо и другим кураторам, консерваторам и вообще хорошим людям из Смитсоновского национального музея естественной истории за то, что они терпели меня и давали мне некоторое представление. в том, что происходит за экспонатами в большом музее.
  
   Все персонажи этой книги, за исключением Бернара Сен-Жермена и Эрни Бюлова, являются плодом моего воображения. Некоторые должности более или менее реальны, но люди, которые их исполняют, вымышлены.
  
  
   Первая глава
  
  
   Через дверной проем, ведущий из кабинета секретарши в ее собственный, Кэтрин Моррис Перри сразу заметила коробку на своем столе. Она была громоздкой - около трех футов в длину и почти такой же высоты. Надпись, напечатанная на ней, гласила, что изначально в ней была микроволновая печь производства General Electric.Она была беспорядочно обмотана полосами коричневой ленты.Это была грубая коробка, несочетаемая среди бледных пастельных тонов и со вкусом оформленных артефактов стильного офиса Кэтрин Перри.
  
   "Как прошли выходные?" - спросила Марки.
  
   Кэтрин Моррис Перри повесила свой плащ на крючок, повесила на него дождевик, сняла прозрачный пластик с обуви и сказала: «Привет, Марки».
  
   "Как Вермонт?" - спросила Марки. "Там тоже влажно?"
  
   «Откуда это взялось?» - спросила Кэтрин, указывая на коробку.
  
   «Федеральный экспресс», - сказал Марки. «Я подписалась за это».
  
   "Я чего-нибудь жду?"
  
   "Не то, чтобы вы мне говорили. Как Вермонт?"
  
   «Мокро», - сказала Кэтрин. Она не хотела обсуждать Вермонт или что-либо еще, связанное с жизнью за пределами этого офиса, с Марки Бейли. Что она хотела обсудить с Марки, так это вкус. Или отсутствие вкуса. Поставить большую коричневую уродливую коробку на ее старинный стол, как это сделала Марки, было типичной проблемой. Она стояла там , некрасиво, до неприличия неуместно. Так же неуместно, как миссис Бейли была в этом офисе. Но избавиться от нее было бы почти невозможно. По правилам федеральной госслужбы, конечно, было бы очень много проблем. Юриспруденция миссис Перри не связана с кадрами, но она кое-чему научилась из за попыток избавиться от Генри Хайхока, этого назойливого консерватора из Музея естественной истории. Какое бесконечное фиаско это было.
  
   «Вам звонили», - сказал Марки. Из офиса атташе по культуре при посольстве Чили. Он хотел встречи ".
  
   «Позже», - сказала Кэтрин Моррис Перри. «Я позвоню ему позже». Она знала, в чем может заключаться эта проблема. Еще одна проблема с индейцами. Генерал Что-то или другое хочет вернуть артефакты. Он утверждал, что его прадед только одолжил их какому-то крупному дельцу в United Fruit. , и тот не имел права отдавать их Смитсоновскому институту, а они были национальным достоянием и должны быть возвращены. Инки, как она вспомнила. Золото, конечно. Золотые маски, инкрустированные драгоценностями, и генерал, вероятно, решил, что это были бы личные сокровища генерала, если бы он мог заполучить их.И, видя, что он не означал для нее огромного объема работы, исследования документов и международного права, над которым она должна немедленно приступить.
  
   Но на столе стояла коробка. Оно было адресовано ей как «пресс-секретарю музея». Кэтрин Моррис Перри не любила, чтобы к ней обращались как к «пресс-секретарю». То, что к ней так обращались, вероятно, связано с заявлением, которое она дала газете «Вашингтон Пост» о музейной политике. Все это было более или менее случайностью.
  
  Репортер обратился к ней только потому, что кто-то заболел в офисе по связям с общественностью, а кто-то еще не стоял за своим столом, и тот, кто отвечал за звонок, решил, что с ним должен разобраться юрист. Это снова обеспокоило Генри Хайхока, по крайней мере косвенно. Это касалось проблемы, которую он создавал по поводу возвращения останков скелетов аборигенов. И «Пост» позвонила и неправильно определила ее как представителя и процитировала ее, хотя им следовало процитировать совет директоров музея. В конце концов, политика в отношении скелетов была официальной политикой правления. И разумная политика.
  
   Заказ на доставку Federal Express, прикрепленный к коробке, был правильным, за исключением ошибочного названия. Она была «временным помощником юрисконсульта по связям с общественностью», предоставленным Министерством внутренних дел. Она села и быстро пролистала оставшуюся почту. Ничего особенного. Вероятно, это было приглашение от Национальной балетной гильдии на предстоящий сбор средств. Что-то от Американского союза гражданских свобод. Записка директора музея, рассказывающая ей, почему он не мог рассмотреть жалобу персонала, как того требует закон. Еще одно письмо, касающееся страховки заимствованных вещей, которые будут открыты в следующем месяце, и три письма, которые, похоже, были получены из частных внешних источников, неизвестных.
  
   Кэтрин Моррис Перри отложила все конверты в сторону нераспечатанными, посмотрела на коробку и поморщилась. Она открыла ящик стола и достала открывалку для писем. Затем она позвонила миссис Бейли.
  
   "Да" мэм.
  
   «Миссис Бейли. Когда такие пакеты приходят, не приносите их и не кладите на мой стол. Откройте их и вытащите содержимое ".
  
   «Хорошо», - сказала миссис Бейли. «Я открою его сейчас. Это тяжелая вещь, - она ​​помолчала. Патерсон всегда хотела, чтобы вся почта была у нее на столе ".
  
   «Я открою его, - сказала Кэтрин. - С этого момента я имела в виду. А миссис Патерсон в отпуске. Теперь она не отвечает ».
  
   «Хорошо», - сказала миссис Бейли. «Вы заметили телефонные сообщения? Два из них? Там, на вашем столе?»
  
   «Нет», - сказала Кэтрин. Вероятно, они были под коробкой.
  
   «Позвонил доктор Хеберт и просто сказал, что хочет поздравить вас с тем, как вы справились со скелетом. С тем, что вы сказали в« Пост ».
  
   Свободной рукой Кэтрин Перри разрезала ленту ножом для писем. Она думала, что эта коробка, вероятно, была результатом той истории в «Вашингтон Пост». Каждый раз, когда о музее попадали в новостях, он напоминал тысячам старушек о вещах на чердаке, которые следует сохранить для потомков. Поскольку ее цитировали, один из них прислал ей этот мусор по имени. Что бы это могло быть? Старая пыльная маслобойка? Набор семейных альбомов?
  
   «Другая была кем-то из отдела антропологии. Я записала ее имя на листке. Хочу, чтобы вы позвонили. Сказал, что это про индейцев, желающих вернуть свои скелеты».
  
   «Верно», - сказала Кэтрин. Она открыла верхние откидные створки. Под ними был экземпляр «Вашингтон Пост», сложенный так, чтобы показать цитировавшую ее статью. Часть его была обведена черным.
  
   музей предлагает компромисс в споре о старых костях
   ===================================================
   Заголовок раздражал Екатерину. Компромисса не было. Она просто изложила политику музея. Если индейское племя хочет вернуть кости предков, ему достаточно лишь попросить их и предоставить приемлемые доказательства того, что эти кости действительно были взяты из могильника этого племени. Аргумент был нелепым и унизительным. На самом деле, даже иметь дело с этим человеком из Хайхока было унизительно. Он и его Общество Пахо. Подчиненный музей и организация, которая, насколько всем было известно, существовала только в его воображении. И только для того, чтобы создавать проблемы. Она взглянула на обведенный абзац.
  
   Г-жа Кэтрин Перри, поверенный музея и его представитель по этому вопросу, сказала, что требование Общества Пахо о перезахоронении всей коллекции музея, состоящей из более чем 18 000 скелетов коренных американцев, «просто невозможно в свете цели музея ".
  
   «Она сказала, что музей - это исследовательское учреждение, а также галерея для всеобщего обозрения, и что музейная коллекция древних человеческих костей является потенциально важным источником антропологической информации. Она сказала, что предложение г-на Хайхока о том, чтобы музей сделал гипсовые слепки скелетов и перезахоронил оригиналы, нецелесообразно «как из-за исследовательских нужд, так и из-за того, что публика имеет право ожидать подлинности, а не показывать простые репродукции». "
  
   Подчеркнута оговорка «право ожидать подлинности». Кэтрин Моррис Перри нахмурилась, чувствуя критику. Она взяла газету. Под ним, поверх листа коричневой оберточной бумаги, лежал конверт. На нем было аккуратно написано ее имя. Она открыла его и вытащила единственный лист бумаги для печати. Пока она читала, ее свободная рука
  
   отрывала слой оберточной бумаги, отделявшего конверт от содержимого коробки.
  
   Уважаемая миссис Перри!
  
   Вы не будете хоронить кости наших предков, потому что вы говорите, что публика имеет право ожидать подлинности в музее, когда дело касается скелетов.
  
   Поэтому посылаю вам пару подлинных скелетов предков. Я пошел на кладбище в лесу за епископальной церковью Святого Луки. Я использовал аутентичные антропологические методы, чтобы определить местонахождение захоронений аутентичных белых англоязычных людей.
  
   Пальцы миссис Моррис Перри были теперь под оберточной бумагой, чувствуя грязь, ощущая гладкие, холодные поверхности. Бейли! - сказала она. Бейли! »Но ее взгляд переместился на конец письма. Оно было подписано.
  
   «Генри Хайхок из народа горькой воды».
  
   "Что?" - крикнула миссис Бейли. "Что это такое?"
  
   -и чтобы убедиться, что они будут совершенно подлинными, я выбрал двух, личности которых вы можете лично подтвердить. Я прошу вас принять эти два скелета для подлинного показа вашим клиентам и освободить кости двух моих предков, чтобы они могли быть возвращены на их законное место на Матери-Земле. Имена этих двух подлинных-
  
   Рядом с ней стояла миссис Бейли. «Милая, - сказала она. «Что случилось?» - миссис Бейли помолчала. «В этом ящике есть кости, - сказала она. - И все это грязно».
  
   Миссис Моррис Перри положила письмо на стол и заглянула в ящик. Из-под груды чего-то, похожего на кости рук и ног, на нее смотрела единственная пустая глазница. Она заметила, что миссис Бейли взяла письмо. Она заметила грязь. На полированной столешнице рассыпались некрасивые влажные комья.
  
   «Боже мой, - сказала миссис Бейли. - Джон Нелдин Бургойн. Джейн Бургойн. Не те… Разве это не ваши бабушка и дедушка?
  
  
   Глава вторая
  
   В прошлый четверг августа врач, лечащий Агнес Цози в больнице Службы общественного здравоохранения в Форт-Дефайансе, сказал ей, что она умирает, и он ничего не может с этим поделать.
  
   «Я знала это», - сказала Агнес Цози. И она улыбнулась ему, похлопала его по руке и попросила его позвонить в капитул в Нижнем Гризвуде и оставить там известие, чтобы ее семья приехала и забрала ее.
  
   «Я не смогу вас отпустить, - сказал доктор. - Мы должны держать вас на приеме лекарств, чтобы контролировать боль, и это нужно контролировать. Ты не сможешь вернуться домой. Еще нет."
  
   «Никогда», - сказала Агнес Цози, все еще улыбаясь. «Но вы все равно оставите сообщение для меня. И не расстраивайтесь по этому поводу. Рожденный для воды сказал Убийце монстров оставить Смерть в живых, чтобы избавиться от таких стариков, как я. Мы должны освободить место для новорожденных ".
  
   Агнес Цози вернулась домой из больницы Форт-Дефианс в последний понедельник августа, преодолев возражения своего врача и сотрудников больницы силой пресловутой силы воли Агнес Цози.
  
   В той части резервации навахо к западу от горного хребта Чуска и к северу от Раскрашенной пустыни почти все знали об Агнес Цози. Старуха Цоси дважды служила в нижнем ордене Гризвуда в Совете племени навахо. National Geographic использовал ее фотографию в статье о навахо. Ее железная воля во многом была связана с запуском племенных программ по бурению колодцев и обеспечению водой в каждом доме, где транспортировка питьевой воды была проблемой. Ее упорная мудрость была важна в течение многих лет среди членов ее клана, Народа Горькой Воды. На Bitter Water Dinee она установила свои жесткие правила мира. Однажды она в течение одиннадцати дней проводила собрание двух семей Горькой Воды, пока из-за голода и изнеможения они не уладили вражду за права пастбищ, которая мучила их сотню лет.
  
   «Слишком много людей выходит из этих больниц belagaana(белых) мертвыми, - сказала своему врачу Агнес Цози. «Я хочу выйти живой». И никого не удивило, что она это сделала. Она вышла гулять, ей помогали дочь и муж. Она села на переднее сиденье пикапа своей дочери и, как всегда, шутила, полная дразнилок и забавных историй о поведении в больнице. Но во время долгой поездки по полынным равнинам в сторону Лоуэр-Гризвуда смех утих. Она тяжело оперлась на нее. дверь пикапа, и ее лицо было серым от болезни.
  
   Ее зять ждал у ее хогана. Его звали Ролли Йеллоу и Агнес Цози, которая нравилась почти всем, очень любила Жёлтого. Они сумели обойти табу навахо, согласно которому зятья должны избегать свекрови. Агнес Цози решила, что эта роль относится только к свекрови с плохими зятьями. Другими словами, это относилось к людям, которые не могли поладить. Агнес Цози и Желтый прекрасно ладили в течение тридцати лет, и теперь именно Желтый помог зайти ее в свой летний хоган.
  
   Там она спала беспокойно весь день и всю ночь.
  
   На следующее утро Ролли Йеллоу проделал долгую ухабистую поездку по холму к зданию Лоуэр-Гризвуда и позвонил по телефону. Он позвонил в филиал «Многие фермы» и сообщил, что нужна Нэнси Ябенни.
  
   Нэнси Ябенни была клерком-машинисткой в ​​офисе компании Navajo Timber Industries и наблюдателем за кристаллами - одной из категорий шаманов навахо, которые специализируются на ответах на трудные вопросы, поиске пропавших без вести, выявлении ведьм и диагностике болезней, чтобы может быть организована соответствующая церемония лечения.
  
   Нэнси Ябенни приехала в четверг днем ​​на синем пикапе Dodge Ram. Это была полная женщина средних лет в желтом брючном костюме, который подходил ей лучше, когда она была стройнее. В портфеле она несла свой кристалл, сверток с четырьмя горами и другие атрибуты своей профессии. Она поставила кухонный стул в тени рядом с кроватью Агнес Цози. Желтый переместил кровать из хогана в кустарник, чтобы Агнес Цози могла наблюдать, как грозовые облака образуются и уносятся над холмами Хопи. Ябенни и старушка Цози говорила больше часа.Затем Нэнси Ябенни разложила свой кристалл на земле, вынула из сумочки свой сосуд с священными вещами и извлекла из него рецептурный флакон, наполненный кукурузной пыльцой. Она посыпала кристалл им, запела предписанную песню благословения, держал ее так, чтобы свет с неба освещал ее, и смотрел в нее.
  
   «А», - сказала она и взяла кристалл, чтобы Агнес Цози могла видеть то, что видела.
  
   Затем она спросила Агнес Цози об увиденном.
  
   На закате Нэнси Ябенни вышла из кустарной беседки. Она поговорила с мужем и дочерью Цози, а также с Ролли Йеллоу. Она сказала им, что Агнес Цози нужен Yeibichai, чтобы вернуть гармонию и красоту.
  
   Ролли Желтый наполовину ожидал этого, но все же это был удар. Белые люди называют его Ночным Пением, но церемония была названа в честь его главного участника - Ейбичаи, великого Говорящего Бога метафизики навахо. Как дед по материнской линии всех других богов, он часто выступает в качестве их представителя. Это дорогостоящая церемония, состоящая из девяти дней и ночей кормления публики членов клана и друзей, а также обеспечения знахаря, его помощников и целых трех команд танцоров йеи. Но гораздо хуже, чем расходы, по мнению Ролли Йеллоу, было то, что сказанное им Ябенни означало, что доктор белагана, вероятно, прав. Агнес Цози была очень-очень больна. Независимо от стоимости, ему нужно будет найти певца, который умел бы исполнять «Ночное пение». Не многие бы это сделали. Но было время. Ейбичай можно совершать только после первых заморозков, после того, как змеи впали в спячку, только в сезон, когда спит гром.
  
  
   Третья глава
  
  
   Я слышал, вы решили не уходить, - сказал Джей Кеннеди. - Верно?
  
   «Более или менее», - сказал лейтенант Джо Липхорн.
  
   «Рад это слышать. Насколько ты занят?»
  
   Лиафорн заколебался, его глаза скользнули по стопке бумаг на столе, его разум проанализировал тон голоса Кеннеди по телефону.
  
   «Ничего необычного, - сказал он.
  
   "Вы слышали об этом теле к востоку от Гэллапа?"
  
   «Я кое-что слышал», - сказал Лиафорн, - что означало отчет из вторых рук о том, что было подслушано радио-диспетчером внизу. Достаточно, чтобы знать, что это не обычная находка тела.
  
   «Возможно, это не дело Бюро», - сказал Кеннеди. «За исключением технически. Но это интересно».
  
   Кеннеди так выразился, что думает, что скоро это станет его делом. Кеннеди был сотрудником Федерального бюро расследований района Гэллапа и был другом Липхорна достаточно давно, так что больше не приходилось говорить точно такие вещи.
  
   «Как я слышал, они нашли его у железной дороги», - сказал Лиафорн. «Это было бы без оговорки. Это тоже не наше дело».
  
   «Нет, но может быть», - сказал Кеннеди.
  
   Лиафорн ждал объяснений. Никто не пришел.
  
   "Как?" он спросил. "И это убийство?"
  
   «Пока не знаю причину смерти, - сказал Кеннеди. - И у нас нет опознания. Но похоже, что между этой птицей и навахо есть какая-то связь. - Он сделал паузу. - Была записка. Ну, не совсем записка ".
  
   "Что интересного?" Это оно?"
  
   "Что ж, это странно. Но меня интересует, как тело появилось там, где оно есть ».
  
   Лицо Лиафорна слегка расслабилось в чем-то похожем на улыбку. Он посмотрел на работу на столе. Через окно своего офиса на втором этаже в здании полиции племени навахо он увидел пухлые белые осенние облака над песчаником, открывающим вид на Скалу, ее название. Прекрасное утро. За столом, сквозь стекло, мир был прохладным, чистым и приятным.
  
   "Лиафорн. Ты все еще здесь?"
  
   "Вы хотите, чтобы я поискал следы? Это все?"
  
   «Предполагается, что у вас это хорошо получается, - сказал Кеннеди. - Это то, что вы всегда нам говорите».
  
   «Хорошо, - сказал Лиафорн. «Покажи мне, где это».
  
   Тело находилось под укрывными ветвями зарослей чамисы, защищенными от косого утреннего солнца прилегающим кустарником. С того места, где он стоял на гравии железнодорожной насыпи, Лиафорн мог видеть подошвы двух ботинок с направленными вверх острыми пальцами ног, две темно-серые штанины, белую рубашку, галстук, пиджак, все еще застегнутый на пуговицы, и землю. "S-образным взглядом бледное узкое лицо со странно выпуклыми щеками. В данных обстоятельствах труп казался на удивление аккуратным.
  
   «Красиво и аккуратно, - сказал Лиафорн.
  
   Старший шериф Делберт Бака думал, что имел в виду место преступления. Он кивнул.
  
   «Просто удача», - сказал он. «Парень, управляющий грузовым паровозом здесь, случайно заметил его. Поезд катился, поэтому он не мог слезть и вытоптать все вокруг. Джексон здесь ... "Бака кивнул пухленькому молодому человеку в форме заместителя шерифа округа Мак-Кинли, стоявшему на рельсах", - он проезжал мимо по межштатной автомагистрали. движение в четверти мили к западу. «Он выбрался сюда раньше, чем полиция штата смогла все испортить».
  
   «Тогда никто не двигал тело?» - спросил Лиафорн. - «А как насчет записки, которую вы упомянули? Как вы это узнали? "
  
   «Здесь Бака проверил свои карманы в поисках документов, - сказал Кеннеди. «Сунул руку под него, чтобы проверить карманы на бедрах. Он не нашел бумажника или чего-то еще, но нашел это в кармане носового платка его пальто». Кеннеди протянул небольшой сложенный квадратик желтой бумаги. Лиафорн взял его.
  
   "Вы не знаете, кто он?"
  
   «Не знаю, - сказал Кеннеди. - Бумажник отсутствует. В его карманах не было ничего, кроме мелочи, шариковой ручки, пары ключей и носового платка. А еще в кармане его пальто была записка ".
  
   Лиафорн развернул записку.
  
   «Вы бы и не подумали заглянуть в карман пальто, если бы лишили кого-то удостоверения личности, - сказал Бака. - Во всяком случае, я думаю, именно это и происходило».
  
   Записка была написана чем-то вроде шариковой ручки с очень тонким острием. Там говорилось: «Yeabechay? Yeibeshay? Agnes Tsosie (правильно). Должно быть недалеко от Windowrock, Аризона».
  
   Лиафорн перевернул квадрат. Сверху было напечатано «Stic Up» - торговая марка производителя блокнотов, листки из которых наклеиваются на доски объявлений.
  
   "Знаю ее?" - спросил Кеннеди. «Агнес Цози. Мне это кажется знакомым».
  
   «Цоси знакома Кеннеди в Бостоне», - сказал Лиапхорн. Он нахмурился. Он действительно знал одну Агнес Цози. Совсем недавно Пожилая женщина, которая когда-то служила в совете племени. Нижний район Гризвуд, если он правильно помнил. Хорошая женщина, но, вероятно, уже мертва. И, должно быть, в резервации есть и другие Агнес Цоси. Агнес было обычным именем, и их было тысяча. хотя найди ее. Мы можем легко, если она связана с Yeibichai. Их уже не так много ".
  
   «Это церемония, которую они называют« Ночное пение », не так ли?» - спросил Кеннеди.
  
   «Или Nightway», - сказал Лиафорн.
  
   «Тот, который длится девять дней», - сказал Кеннеди. "А у них есть танцоры в масках?"
  
   «Вот и все, - сказал Лиафорн. Но кто был этот человек в остроконечных туфлях, который, казалось, знал Агнес Цози? Лиафорн прошел мимо конечностей чамисы, осторожно поставив ноги, чтобы стереть все, что еще не стерто в поисках Баки в карманах жертвы. Он присел на корточки, поставив ягодицы на пятки, кряхтя от боли в коленях. Он подумал, что ему следует больше заниматься спортом. Это была привычка, от которой он отказался после смерти Эммы. Они всегда гуляли вместе - почти каждый вечер, когда он возвращался из офиса. Ходили, говорили. Но не сейчас-
  
   У жертвы не было зубов. Его лицо, хотя и было узким, имело вид с вогнутым подбородком беззубого старика. Но этот человек был не особенно стар. Возможно, за шестьдесят. И не из тех, чтобы быть беззубым. Его костюм, иссиня-черный с почти микроскопической серой полосой, выглядел старомодно, но дорого, одеяние этого социального класса с учетом времени и денег, чтобы зубы крепко держались в челюстях. С такого близкого расстояния Лиафорн заметил, что пиджак имел крошечную заплатку у средней пуговицы, а узкий лацкан выглядел изношенным. Рубашка тоже выглядела изношенной. Но дорогое. широкое золотое кольцо на безымянном пальце левой руки. Да и само лицо было изящное.
  
  Лиафорн работал с белыми людьми почти сорок лет, и Лиафорн изучал лица. Лицо этого человека было смуглым - даже с бледностью смерти, - но это было аристократическое лицо. Узкий высокомерный нос, тонкий костяк, высокий лоб.
  
   Лиафорн изменил свое положение и осмотрел туфли жертвы. Кожа была дорогой, и под тонкой пленкой дневной пыли она светилась полировкой. Туфли ручной работы, предположил Лиафорн. Но сделанные давным-давно. А теперь каблуки изношены, а одну подошву заменил сапожник.
  
   "Вы заметили зубы?" - спросил Кеннеди.
  
   «Я заметил их отсутствие», - сказал Лиафорн. "Кто-нибудь нашел набор вставных зубов?"
  
   «Нет», - сказал Бака. «Но на самом деле никто не смотрел. Еще нет. Мне казалось, что первым делом нужно подумать, как этот парень сюда попал».
  
   Липхорн поймал себя на мысли, что из офиса шерифа позвонили в ФБР. Почувствовал ли Бака что-то в смерти этого опрятного человека, что наводит на мысль о федеральном преступлении? Он огляделся. Тропа шла бесконечно на восток, бесконечно на запад - главная магистраль Санта-Фе. Линия от Среднего Запада до Калифорнии. На севере - валы из красного песчаника Лянбито Меса; на юге - холмы пиньон, которые поднимались к Месе Зуни и горам Зуни. А прямо напротив оживленных переулков межштатной автомагистрали 40 находился форт Уингейт. Старый форт Уингейт, где армия США хранила боеприпасы со времен испано-американской войны.
  
   «Как он сюда попал? Вот в чем вопрос, - сказал Кеннеди. - Его не выбросило из Амтрака, это очевидно. Он не похож на тех, кто едет на грузовом автомобиле. Так что я полагаю, что, вероятно, кто-то принес его сюда. Но какого черта кто-то мог это сделать?
  
   "Может ли это иметь какое-либо отношение к форту Вингейт?" - спросил Лиафорн. Примерно в полумиле вверх по главной линии он мог видеть запасной путь, уходящий в сторону военной базы.
  
   Бака засмеялся и пожал плечами.
  
   Кеннеди сказал. "Кто знает?"
  
   «Я слышал, что они собирались закрыть это заведение», - сказал Лиафорн. «Оно устарело».
  
   «Я тоже это слышал», - сказал Кеннеди. "Думаешь, сможешь найти какие-нибудь следы?"
  
   Лиафорн попробовал. Он прошел по насыпи около двадцати шагов и начал круг через шалфей, змеечник и чамису. Почва здесь была типичной для равнинной полыни: рыхлая, легкая, с достаточно мелкими частицами калиши, чтобы образовалась корка. Около недели назад над этим районом прошел ранний осенний дождь, что упростило отслеживание. Лиафорн повернул обратно к набережной, не обнаружив ничего, кроме следов, оставленных грызунами, ящерицами и змеями, и был уверен, что искать было нечего. Он прошел еще дюжину ярдов по дорожке и начал еще один, более широкий круг. Опять же, он не нашел ничего, что было бы не слишком старым или вызвано животным. Затем он медленно провел кистью по всему телу,опустив глаза.
  
   Кеннеди, Бака и Джексон ждали его на насыпи над телом. Позади него, далеко по дороге, припарковалась скорая помощь с белым седаном позади - машина, которую использовал патологоанатом из больницы Службы общественного здравоохранения в Гэллапе. Лиафорн поморщился. Он покачал головой.
  
   «Ничего», - сказал он. «Если кто-то пронес его с этой стороны, они принесли его с дороги».
  
   «Или внизу с дороги», - сказал Бака, ухмыляясь.
  
   "Что ты искал?" - спросил Кеннеди. «Помимо следов».
  
   «Ничего особенного», - сказал Лиафорн. «Вы на самом деле ничего особенного не ищете. Если вы сделаете это, вы не увидите того, чего не ищете ».
  
   "Так ты думаешь, его привезли с дороги?" Кеннеди сказал.
  
   «Не знаю, - сказал Лиафорн, - зачем кому-то это делать? Это тяжелая работа. И риск быть увиденным, пока вы это делаете. Почему эта полынь лучше любой другой? "
  
   «Может быть, они вытащили его с другой стороны», - сказал Кеннеди.
  
   Лиафорн смотрел через рельсы. Дороги туда тоже не было. "Как насчет того, чтобы снять его с поезда?"
  
   «Амтрак здесь движется со скоростью шестьдесят пять миль в час», - сказал Кеннеди. «Не начинает замедляться для Гэллапа на мили». Я не представляю этого человека в грузовике, да и здесь они не останавливаются. Я все это уточнял у железной дороги ".
  
   Затем они стояли над человеком в остроконечных туфлях, и им нечего было сказать в присутствии смерти. Бригада скорой помощи спустилась по рельсам с носилками, за ними следовал патологоанатом с сумкой. Это был невысокий молодой человек со светлыми усами. Лиафорн не узнал его и не представился.
  
   Он присел рядом с телом, проверил кожу на шее, проверил жесткость запястий, согнул суставы пальцев, заглянул в беззубый рот.
  
   Он взглянул на Кеннеди. "Как он сюда попал?"
  
  Кеннеди пожал плечами.
  
   Врач расстегнул пиджак и рубашку, подтянул майку, осмотрел грудь и живот. «Нигде крови нет. Ничего». «Он расстегнул ремень, расстегнул ширинку, пощупал.« Вы, ребята, знаете, что его убило? »- он никого конкретно не спросил.
  
   "Что?" - сказал Бака. "Что убило его?"
  
   «Черт, я не знаю», - сказал доктор, все еще глядя на тело, - «Я только что приехал. Я спрашивал тебя ".
  
   Он встал, отступил на шаг. «Положите его на носилки», - приказал он. "Лицом вниз."
  
   Лицом вниз на носилках мужчина в остроконечных туфлях выглядел еще меньше. Спина его темного костюма была засыпана серой пылью, его достоинство уменьшилось. Врач провел руками по телу, вверх по позвоночнику, пощупал затылок, массировал шею.
  
   «Ах, - сказал он. "Мы здесь."
  
   Доктор разделил волосы на затылке мужчины в том месте, где позвоночник соединяется с черепом. Лифорн заметил, что волосы были спутанными и жесткими. Врач откинулся на спинку кресла, глядя на них и счастливо улыбаясь. ? "
  
   Лиафорн видел очень мало - только небольшое место, где шея превратилась в череп и где, казалось, была чернота застывшей крови.
  
   "Что я вижу?" - спросил Кеннеди раздраженно. «Я ни черта не вижу».
  
   Патологоанатом встал, отряхнул руки и посмотрел на человека в остроконечных туфлях.
  
   «Вы видите, что кто-то, умеющий пользоваться ножом, может быстро кого-нибудь убить», - сказал он. «Как молния. Ты воткни ее в маленькую щель между первым позвонком и основанием черепа. Перережь спинной мозг». Он усмехнулся.
  
   "Что случилось?" - спросил Кеннеди. "Как давно?"
  
   «Похоже на это», - сказал доктор. «Я бы сказал, что это было, наверное, вчера. Но мы сделаем вскрытие. Тогда вы получите ответ ".
  
   «Один ответ», - сказал Кеннеди. «Или два. Как и когда. Остается кто».
  
   «И почему, - подумал Лиафорн. Почему всегда был вопрос, который лежал в основе вещей. Это был ответ, который всегда искал Джо Липхорн. Почему у этого человека - явно не навахо - на записке в кармане было написано имя женщины навахо? И неправильно написанное название «церемониала» навахо? Ейбичай. Это был церемониал, в котором на самом деле появлялись великие мистические, мифические, магические духи, сформировавшие культуру навахо и создавшие свои первые четыре клана, персонифицированные в масках, которые носили танцоры. Был ли убитый человек направлявшимся к Ейбичай? На самом деле, этого не могло быть. Было слишком рано. Ейбичай был зимним церемониалом. Его можно было проводить только после того, как змеи впали в спячку, только в сезон Когда спит гром ... Но зачем еще ему записка?
  
   Лиафорн задумался и не нашел возможных ответов. Он найдет Агнес Цози и спросит ее.
  
   Вспомнившаяся Агнес Цози Липхорн оказалась, по всей видимости, правильной. По крайней мере, когда Лиафорн спросил о ней, поскольку первым шагом в том, что, как он опасался, будет долгая охота, он узнал, что семья планировала для нее церемонию Ейбичая. Он провел несколько часов, задавая вопросы по телефону, и решил, что ему повезло. Похоже, что на данный момент запланировано только три великих церемонии «Ночного пения». Один из них будет проводиться на Ярмарке народов навахо в Window Rock для человека по имени Роанхорс, а другой запланирован на декабрь возле Burnt Water для кого-то из семьи Горман. Это оставило Агнес Цози из Нижнего Гризвуда как единственную возможность.
  
   Дорога из офиса Лиафорна в Окно-Рок в Лоуэр-Гризвуд привела его на запад, через леса пондероза плато Дефайанс, через холмы пиньон-можжевельник, окружающие Ганадо, а затем на юго-восток, в заросший полынью пейзаж, уходящий в Раскрашенную пустыню. В школе-интернате Лоуэр-Гризвуд те дети, которые жили достаточно близко, чтобы учиться на дневном отделении, забирались в автобус, чтобы ехать домой. Липхорн спросил водителя, где найти дом Агнес Цози.
  
   «Двенадцать миль до перекрестка к северу от Бета-Хочи», - сказал водитель. «А затем вы поворачиваете обратно на юг в сторону Белого Конуса примерно на две мили и едете по грунтовой дороге мимо торгового поста На-А-Ти, и примерно в трех-четырех милях от нее, справа от вас, есть дорога, ведущая к оборотная сторона Tesihim Butte. Это дорога, которая ведет к дому старушки Цози. Может быть, около двух миль ".
  
   "Дорога?" - спросил Лиафорн.
  
   Водителем была стройная молодая женщина лет тридцати. Она точно знала, что имел в виду Лиафорн. Она ухмыльнулась.
  
   «Ну, вообще-то, это две колеи через луг. Но найти легко. Там, прямо на вершине склона, цветет большая куча астр ".
  
   Перекресток пути к месту Цози найти было несложно. Астры цвели везде
  
   по грунтовой дороге мимо торгового поста На-А-Ти, но место, где колеи уходили от дороги, также было отмечено столбиком, о котором водитель автобуса не упомянула. На столбе застрял старый багажник, что свидетельствовало о том, что кто-то будет дома. Лиафорн включил пониженную передачу и повернул вниз по колеям. Он чувствовал себя прекрасно. Все, что касалось этого дела, связанного с изучением того, почему у мертвого человека было имя Агнес Цози в кармане, работало хорошо.
  
   «Я понятия не имею, кто это мог быть», - сказала Агнес Цози. Она полулежала, худощавая, седая, опираясь подушками на металлическую кровать под кустарниковой беседкой рядом с ее домом, и держала в руках фотографию этого человека на полароиде. с острыми туфлями. Она протянула его Джолин Йеллоу, стоявшей возле дивана. «Дочь, ты знаешь этого человека?»
  
   Джолин Йеллоу изучила фотографию, покачала головой и вернула отпечаток Липхорну. Он слишком долго занимался этим делом, чтобы выказывать разочарование.
  
   «Есть идеи, почему какой-то незнакомец может прийти сюда к твоему Ейбичаю?»
  
   "Нет." Она покачала головой. «Не этот незнакомец».
  
   Только не этот незнакомец. Лиафорн подумал об этом. Агнес Цози объяснит вовремя. Теперь она смотрела в сторону, на пологий склон, уходивший от Тесихим Бьютт, а затем постепенно поднимающийся к резким темным очертаниям Ниппл Бьютт на западе. Шалфей был серым и серебристым от осени, вечернее солнце окутывало его косыми тенями, и всюду был желтый цвет цветущих змей и пурпур астр. «Красота перед ней», - подумал Лиафорн. Красота вокруг нее.
  
   Но на лице Агнес Цози не было никаких признаков того, что она наслаждается красотой. Оно выглядело напряженным и больным.
  
   «У нас есть письмо, - сказала Агнес Цози. «Это в хогане», - она ​​взглянула на Джолин Йеллоу, - «Моя дочь достанет его, чтобы ты посмотрел».
  
   Письмо было напечатано на стандартной высокосортной бумаге.
  
   13 сентября. Уважаемая госпожа Цози!
  
   Я прочитал о вас в старом выпуске National Geographic - в том, в котором был длинный рассказ о навахо. В нем говорилось, что вы были членом клана Горькой Воды, который также был кланом моей бабушки, и я заметил по вашей фотографии, которая у них была, что вы двое похожи. Я пишу вам, потому что хочу попросить об одолжении.
  
   Я на четверть навахо по крови. Моя бабушка сказала мне, что она вся навахо, но вышла замуж за белого человека, как и моя мать. Но я чувствую себя навахо и хотел бы посмотреть, что можно сделать, чтобы официально стать членом этого племени. Я также хотел бы приехать в Аризону и поговорить с вами о моей семье. Я помню, что моя бабушка сказала мне, что она сама была внучкой Ганадо Мучо и что она родилась в семье Горьких Вод, и что клан ее отца был Народом Потоков, Сошедшимся вместе.
  
   Пожалуйста, дайте мне знать, могу ли я приехать и навестить вас и что-нибудь, что вы можете мне рассказать о том, как я мог стать бы навахо.
  
   С уважением,
  
  
  
   Генри Хайхок
  
   Я прилагаю конверт с обратным адресом и маркой.
  
   Лиафорн перечитал письмо, пытаясь связать эти слова, эту странную просьбу с надменным лицом человека в остроконечных туфлях.
  
   "Вы ответили на это?"
  
   «Я сказала ему прийти», - сказала Агнес Цози. Она вздохнула, переместилась, поморщилась.
  
   Лиафорн ждал.
  
   «Я сказал ему, что после первых заморозков для меня будет йейбичай. Вероятно, в конце ноября. Это будет когда приехать. Там будут другие люди Горькой Воды, с которыми он сможет поговорить. Я сказал, что он может поговорить с хатаали. Кто поет. Может быть, ему было бы уместно посмотреть сквозь маску и получить посвящение, как они делают с мальчиками в последнюю ночь пения. Я сказал, что не знаю об этом. Ему придется спросить об этом хатаалий. А потом он может пойти в Window Rock и посмотреть, сможет ли он попасть на племенные встречи. Он мог узнать от людей там, какие доказательства ему понадобятся ".
  
   Лиафорн ждал. Но Агнес Цози сказала то, что должна была сказать.
  
   "Он ответил на ваше письмо?"
  
   «Еще нет», - сказала она. «Или, может быть, он это сделал, и его письмо находится в Бета Хочи. Именно там мы забираем нашу почту».
  
   «Некоторое время никто не был у торгового поста», - сказал Джолин Йеллоу. «Не с прошлой недели».
  
   «Как ты думаешь, ты знаешь, кем была бабушка этого человека?» - спросил Липхорн.
  
   «Может быть», - сказала Агнес Цози. «Я помню, они сказали, что у моей матери есть тетя, которая уехала в интернат и больше не вернулась».
  
   «В любом случае, - сказала Джолин Йеллоу, - он не тот человек».
  
   Лиафорн удивленно посмотрел на нее.
  
   «Он прислал свою фотографию», - сказала она. «Я получу это».
  
   Это была цветная фотография размером около двух дюймов в квадрате, из тех, что делали машинкой для вклеивания в паспорта. На нем было длинное стройное лицо,
  
  большие голубые глаза и длинные светлые волосы, заплетенные в две тугие косы. Это лицо всегда выглядело мальчишеским.
  
   «Он определенно не похож на навахо», - сказал Лиапхорн, думая, что этот Генри Хайхок еще меньше похож на человека в остроконечных туфлях.
  
  
  
   Глава четвертая
  
  
   Офицер Джим Чи, стоявший позади него в лечебном хогане, слышал пение первых танцоров, которые красили церемониальную краску. Чи был заинтересован. Он выбрал место, из которого он мог видеть сквозь дверной проем хогана и наблюдать за готовящимися персонификаторами. Это были восемь мужчин среднего возраста из района Нашитти в Нью-Мексико, далеко к востоку от дома Агнес Цози, ниже Тесихим Бьютт. Они разрисовали сначала правые руки, затем лица ото лба вниз, а затем их тела, готовясь представлять святых людей из мифологии навахо, йеи, могущественные духи. Этот церемониал Ночного пения был тем, что Чи надеялся когда-нибудь изучить сам. дедушка всех духов. Представление длилось девять дней и включало пять сложных рисунков на песке и множество песен. Чтобы выучить его, потребуется много времени, как и найти хатаали, готового взять его в ученики. Но для этого, ему придется уйти из племенной полиции навахо. Но это было где-то в далеком будущем. Теперь его работа заключалась в наблюдении за Слабым Человеком из Вашингтона. Имя Генри Хайхока было указано в федеральном ордере.
  
   «Генри Хайхок», - сказал капитан Ларго, протягивая ему папку. «Обычно, когда они решают стать индейцами и называть себя как-то вроде Белого Облака, или Сидящего Медведя, или Хай-Хока, они решают, что они« собираются стать чероки ». Или какое-то другое достойное племя, о котором все знают. Но этот придурок должен был выбрать навахо ».
  
   Чи читал папку. «Бегство через границы штата, чтобы избежать судебного преследования», - сказал он. "Судебное преследование за что?"
  
   «Осквернение могил», - сказал Ларго. Он засмеялся, покачал головой, искренне удивленный иронией. «Разве это не идеальное преступное занятие для человека, который решает объявить себя навахо?»
  
   Чи заметил нечто, что показалось ему даже более ироничным, чем белый грабитель могил, объявивший себя навахо - племенем, которое, как оказалось, испытывало яростное религиозное отвращение к трупам и всему, что связано со смертью.
  
   "Он охотник за горшками?" - спросил Чи. «Неужели ФБР действительно пытается поймать охотника за горшками?» Раскопки могил с целью кражи доколумбовой керамики для рынка коллекционеров на протяжении многих поколений были федеральным преступлением и крупным бизнесом на плато Колорадо, и апатия ФБР по этому поводу была непоколебимой и широко известной. Чи стоял перед столом Ларго, пытаясь представить, что могло бы вывести федералов из-за такой исторической и монолитной инерции.
  
   "Он не охотился на горшки, - сказал Ларго. - Он политик. Он раскапывал скелеты белагааны на востоке". Ларго объяснил, что Хайхок сделал со скелетами. «Значит, они были не только белыми скелетами, но и очень важными людьми, белагааны скелетами».
  
   "О," сказал Чи.
  
   "В любом случае, все, что вам нужно знать об этом, - это то, что вы идете в Дом Капитула Нижнего Гризвуда и узнаете, где они держат этого Ейбичая. Вероятно, это будет у Агнес Цози. Это та, для которой они исполняют «Ночное заклинание». В любом случае, этот хай-ястреб должен прийти сюда. Вероятно, он уже здесь. ФБР сообщает, что он арендовал Ford Bronco у Avis в Вашингтоне. Белый. Они думают, что он пригнал его сюда. Итак, вы отправитесь к старухе Цози. Если он там, приведите его. А если его еще нет, оставайтесь и ждите его.
  
   "Девять дней?"
  
   «Сегодня последняя ночь Ейбичая, - сказал Ларго. - Именно тогда миссис Цози сказала, что сказала ему приехать».
  
   «Что заставляет нас думать, что этот парень едет сюда всю дорогу за Yeibichai? Для меня это звучит странно». Чи смотрел на лист в папке, когда сказал это. Когда он поднял глаза, капитан Ларго сердито смотрел на него.
  
   «Вам не платят за принятие решений о том, знают ли федералы, что они, черт возьми, делают», - сказал капитан. «Тебе платят за то, что я тебе говорю. Но если это сделает тебя счастливее, нам сказали, что Хайхок сказал ему еще в Вашингтоне, что он приезжает в резервацию навахо, чтобы присутствовать на Еибичаи этой конкретной Агнес Цоси. Тебе этого достаточно? "
  
   Это было достаточно хорошо. Итак, последние четыре часа Чи был в доме Агнес Цози, ожидая, когда Генри Хайхок прибудет на этот церемониал Ейбичая, чтобы он мог его арестовать. Чи умел ждать. Он ждал в своем любимом укрытии недалеко от Месы Бэби-Рокс, чтобы спровоцировать водителей на превышение скорости на бесконечных пустых километрах трассы США 160.
  
   чтобы оштрафовать водителей за превышение скорости. Он ждал на краю родео-толпы неосторожных бутлегеров и в коридорах за пределами различных залов судебных заседаний Министерства юстиции навахо, когда его вызовут для дачи показаний. Заместитель шерифа Ковбой Даши, его хороший друг, присоединившийся к этому предприятию, бесконечно жаловался на то, что их работа требует ожидания. Чи не возражал. У него был один из тех умов, в которых постоянно возобновляется любопытство. Кого бы он ни ждал, глаза Чи блуждали. Они всегда находили то, что его интересовало. Здесь, ожидая появления (или не появления) белого Ford Bronco, Чи был сначала очарован самим церемониалом. А потом он заметил человека с плохими руками.
  
   «Плохие руки» были действительно любопытны.
  
   Он прибыл рано, как и Чи, незадолго до захода солнца в перерыве между дневным пением в лечебном хогане и танцами йей, которые начинались только тогда, когда ночь была совершенно темной. Он был за рулем зеленого четырехдверного Jeep Cherokee, на котором была наклейка компании по аренде автомобилей Фармингтона. Чи сначала опознал его как belagaana, того типа, принадлежащего социально-этническим типам, в который входили белые и все те, кто не входил в состав группы. ни динехов (навахо), ни накаев (мексиканцы), ни зуни, ни хопи, ни апачей, ни утесов, ни членов каких-либо других индейских племен, которые жили достаточно близко к навахо, чтобы заслужить имя на языке навахо -который не имел существительного, означающего «индеец». Таким образом, «Плохие Руки» по умолчанию был белагана. Плохие Руки не был единственными белым, которых привлек этот церемониал, но он был единственным, кто бросил вызов системе личной классификации Чи.
  
   Горстка других белых, стоящих у костров или согревающихся в своих машинах, вписалась достаточно аккуратно. Двое были «друзьями». Среди них был долговязый лысый мужчина, у которого Чи иногда покупал сено в кормовом магазине Gallup, и Эрни Бюлоу, высокий седобородый пустынный житель, который вырос в Большой резервации и написал книгу о табу навахо. Бюлоу связно говорил на навахо и установил тесные личные отношения с семьями навахо. Сегодня он привез с собой в своем пыльном универсале толстого навахо и трех белых женщин средних лет, все из которых стояли рядом с автомобилем, выглядя холодными и нервными. Чи отнес женщин к своей "туристической" категории. Остальная часть делегации белагаана была в основном "одинокими рейнджерами" - частью либеральной / интеллектуальной группы. Они стекались на территорию гор навахо и объявили себя представителями и хранители семей навахо, которым грозит выселение из своих земель в том, что стало частью хопи старой резервации совместного использования. Одинокие рейнджеры были неприятностью, но также источником анекдотов и забавы. Например, двое мужчин не намного старше Чи и симпатичная молодая блондинка с волосами, закатанными на макушку. Все были одеты в рваные джинсы, джинсовую куртку и форму с попонами своей клики.
  
   Галстук Bad Hands, аккуратно подогнанный деловой костюм, белая рубашка, перчатки из тонкой черной кожи, фетровая шляпа с открытыми полями, пальто с меховым воротником - все это дисквалифицирует его как одинокого рейнджера. Как и они, он был городским жителем Полная незаинтересованность в церемонии исключила его как туриста, и он, казалось, никого здесь не знал - большинство из них - Люди Горькой Воды из материнского клана пациента. Как и Джим Чи, Bad Hands просто ждал. Но для Плохих Руки ожидание было безрадостным делом. Он не выказывал никакого удовольствия от этого.
  
   Чи впервые заметил его, когда он вышел из джипа чероки. Он припарковал его среди группы потрепанных автомобилей на приличном расстоянии от танцевальной площадки. Он потянулся, повернул плечи в пальто, согнул колени, наклонил спину, прошел через те другие движения людей, которые тоже были ограничены Он лишь взглянул на людей, выгружавших отходы лесопилок с лесопилки племени, чтобы разжечь огонь, который согреет зрителей и осветит танцы сегодня вечером. Его больше интересовали припаркованные машины. Он внимательно осмотрел их одно за другим. Он заметил, что Чи заметил его, и он заметил полицейскую форму Чи, но не проявил особого интереса. Растянув мускулы, он забрался обратно в машину и сел. Именно тогда Чи заметил его руки.
  
   Он открыл дверь, взявшись за ручку двумя пальцами левой руки, а затем нажав кнопку открывания пальцем правой руки. Очевидно, это было отработанное движение. Тем не менее это было неуклюже. И когда он это сделал, Чи заметил, что большой и мизинец правой перчатки туго выпирали. У мужчины либо не было этого большого пальца, либо они были обездвижены. Почему же тогда он не открыл дверь другой рукой? Чи не мог на нее взглянуть.
  
   Но теперь любопытство Чи резко возросло.
  
   Он бродил по танцплощадке, которую расчистила семья Цоси, болтал с людьми, наблюдал, как строители костра строили штабеля из бревен и древесных отходов, которые покрывали танцевальную площадку огнем. Он поговорил с мужем женщины, мать которой была пациенткой. Его звали Жёлтый. Желтый беспокоился о том, что все идет хорошо.
  
   Чи помог Желтому проверить проводку от маленького генератора, который он арендовал для электрического освещения, который он установил позади медикамента. Чи присматривал за пятью мальчиками, одетыми в футбольные куртки Many Farms, которые могут стать проблемой, если их группа станет достаточно большой, чтобы достичь критической массы подростков. Чи бродил среди припаркованных машин в поисках пьяных. Он остановился там, где был припаркован Ковбой Даши в своей патрульной машине департамента шерифа округа Апачи, чтобы посмотреть, спит ли еще Ковбой. («Разбуди меня, когда придет твой преступник, или разбуди меня, когда начнутся танцы», - сказал Даши. «В противном случае мне нужен отдых»). Но он всегда возвращался туда, где мог увидеть Jeep Cherokee и его водителя.
  
   Человек иногда сидел в нем, иногда опирался на него, иногда стоял рядом с ним.
  
   Он нервничает, решил Чи, но он не из тех, кто позволяет себе показывать нервы обычным образом. Когда свет подъезжающей машины осветил его лицо, Чи заметил, что он, возможно, наполовину индиец. Или, возможно, азиат. Уж точно не навахо, или апачи, или человек пуэбло. В том же свете он снова увидел его руки в перчатках, на этот раз слегка покоящиеся на рулевом колесе. Большие пальцы и мизинцы обеих рук торчали, как будто их суставы замерзли.
  
   Чи стоял рядом с лекарем и думал об этих странных руках и о том, что могло случиться с ними, когда появился Генри Хайхок. Чи заметил, что машина пересекла край холма и тряслась в сторону парковки. В отраженном свете костров она казалась маленькой и белой. Когда машина припарковалась, он увидел тот белый «форд бронко», которого он так долго ждал.
  
   «… Мальчик Ветра, святой, рисует свою форму», - голоса позади него пели ритмично навахо.
  
   «Темным облаком он рисует свою форму.
  
   Туманным дождем он рисует свой облик ... "
  
   Автомобиль скрылся из виду в беспорядочном ряду, состоящем в основном из пикапов. Чи подошел к нему, стараясь держаться подальше от огня, когда мог. Это был «Бронко», новый под толстым слоем пыли. Единственным обитателем, казалось, был водитель. Он открыл дверь, зажег лампочку. Он вытянул ноги, вытянулся, выскочил и закрыл за собой дверь. Видимо, не торопился.
  
   И Джим Чи тоже. Он прислонился к борту старого седана и стал ждать.
  
   Холодный ветерок прошел через шалфей вокруг него, шепча достаточно громко, чтобы заглушить церемониальное пение. Огни, стоявшие по сторонам танцплощадки между хоганом и покрытой щеткой домиком с лекарствами, теперь горели высоко. Свет отражался от лица Генри Хайхока. Или, если быть более точным, подумал Чи, человек, которого я предполагаю, Генри Хайхок. По крайней мере, человека, который водил предписанный белый Bronco. На нем была рубашка из темно-синего бархата с серебряными пуговицами - рубашка, которую традиционный навахо гордо носили около 1920 года. На нем была старомодная черная фетровая шляпа с высокой короной и лентой из серебряных раковин - «резервационная шляпа», тоже старомодная, как рубашка. Пояс из тяжелых серебряных раковин висел вокруг его талии, а под ним были джинсы и ботинки - левый ботинок, как теперь заметил Чи, усиленный металлической скобой и утолщенной подошвой. Он долго стоял рядом с машиной в рубашке, не обращая внимания на холод, погруженный в то, что видел. В отличие от «Плохих рук», посетитель был явно очарован этим церемониальным мероприятием. Наконец он залез внутрь, вытащил кожаную куртку и надел ее. Куртка была с кожаной бахромой. «Конечно, там будут бахромы», - подумал Чи. Индийский Голливуд.
  
   Чи прошел мимо него к патрульной машине Ковбоя и постучал в окно.
  
   Ковбой сел, посмотрел на него. Чи открыл дверь и вошел.
  
   "Они готовы танцевать?" - спросил Ковбой, вопрос был заглушен зевком.
  
   «В любую минуту», - сказал Чи. «И наш бандито прибыл».
  
   Ковбой нащупал свой пистолетный пояс, нашел его, выпрямился, чтобы надеть. «Хорошо, - сказал он. "Понеслись."
  
   Заместитель шерифа Ковбой Даши вылез из своей патрульной машины и последовал за полицейским из племени навахо Джимом Чи к толпе, собравшейся у костров. Даши был гражданином Мишхонгнови на Второй Месе Хопи, родился в выдающемся клане Сиде Кукуруза и был ценным человеком в древнем Обществе Антилопы Хопи. Но он также был другом Джима Чи еще со школьных времен.
  
   «Вот он, - сказал Чи.
  
  
  
   «Кот в шляпе-резервации, кожаная куртка с бахромой в стиле Буффало Билла».
  
   «И косички», - сказал Даши. «Он пытается создать для вас новый стиль, ребята? Заменить узлы косами?»
  
   Водитель «Бронко» стоял очень близко к приземистому пожилому мужчине в красном клетчатом пальто, склонившись над ним, когда он сначала говорил, а затем внимательно слушал. Чи и Даши двинулись к нему сквозь толпу.
  
   «Не сейчас», - говорило Клетчатое Пальто. «Старушка Цоси больна. Она пациентка. Никто не сможет поговорить с ней, пока не закончится пение.
  
   Зачем этому белагаанскому грабителю могил захотелось увидеть Агнес Цози? Чи понятия не имел. Это его раздражало. Крупные деятели никогда ни черта не говорили работающим копам. Капитан Ларго определенно не знал. Никто не делал этого. Когда-нибудь он наткнется на что-нибудь и ему отрубят голову, потому что никто ему ничего не сказал. Этому не было абсолютно никакого оправдания.
  
   Плохие Руки прошли мимо него, подошли к Хайхоку, подождали вежливого момента, коснулись его плеча. Хайхок выглядел пораженным. Плохие Руки, казалось, представлялись. Хайхок протянул руку, заметил перчатку Плохих рук, прислушался к тому, что могло произойти. было объяснение, осторожно встряхнул перчатку. «Давай заберем его», - сказала Даши.
  
   «Куда торопиться?» - сказал Чи. «Этот парень никуда не пойдет».
  
   «Мы арестовываем его, мы сажаем в патрульную машину, и нам не нужно беспокоиться о нем», - сказал Даши.
  
   «Мы арестовываем его и должны присматривать за ним», - сказал Чи. «Мы должны отвезти его в Холбрук и посадить в тюрьму. Мы скучаем по танцу Ейбичай».
  
   Даши широко зевнул, потер лицо обеими ладонями, снова зевнул. «Сказать по правде, - сказал он, - я все равно забыл, как ты уговаривал меня приехать сюда. Это мы, хопи, проводим большие церемонии по привлечению туристов. Не вы, ребята. Что я вообще здесь делаю? "
  
   «Думаю, я рассказал вам кое-что о всех участницах конкурса« Мисс Навахо »и« Мисс Индийская принцесса », которые всегда приезжают в эти Yeibichais, - сказал Чи. «Они привозят их из Альбукерке, Феникса и Флагстаффа на автобусах».
  
   «Ага», - сказала Даши. «Ты что-то говорил о девушках. Где они, черт возьми?»
  
   «Будут здесь с минуты на минуту», - сказал Чи.
  
   Даши снова зевнул. «И, говоря о женщинах, как у тебя дела со своей девушкой?»
  
   "Любимая девушка?"
  
   «Этот красивый адвокат». Даши руками создавал в воздухе изгибы. «Джанет Пит».
  
   «Она не моя девушка», - сказал Чи.
  
   Даши выразил свое скептическое отношение.
  
   «Я ее доверенное лицо, - сказал Чи. - Плечо, на котором она плачет. У нее есть парень. В Вашингтоне. Ее бывший профессор права в Университете Аризоны решил бросить преподавание и стать миллионером. Теперь она снова работает на него.
  
   Разочарование Даши проявилось. «Она мне понравилась, - сказал он. - То есть для навахо. И для юриста тоже. Представьте, что вам нравится адвокат. Но я думал, что у вас двоих что-то происходит. "
  
   «Нет», - сказал Чи. «Она рассказывает мне о своих проблемах. Я говорю ей о своих. Потом мы даем друг другу плохой совет. Это одна из тех вещей».
  
   «Твои проблемы? Ты имеешь в виду ту голубоглазую школьную учительницу? Я думал, она поцеловала тебя и переехала обратно в Милуоки или еще куда-нибудь. Она все еще твоя проблема? "
  
   «Мэри Лэндон», - сказал Чи.
  
   «Это наверняка затянулось», - сказал Даши. "Она снова здесь?"
  
   «Она вернулась в Висконсин», - сказал Чи, думая, что он действительно не очень хочет об этом говорить. Но мы пишем. На следующей неделе я вернусь туда, чтобы увидеть ее.
  
   «Что ж, - сказал Даши. Ветерок теперь переменился и дул с севера, даже холоднее, чем был раньше. Даши поднял воротник пальто. «Думаю, это не мое дело. Это твои похороны».
  
   Экран из одеял теперь был опущен на дверной проем хогана для пациентов, и все лечебные действия происходили в уединении. Костры, которые выстроились на расчищенной танцевальной площадке, горели высоко. Зрители сгрудились вокруг них, согреваясь, сплетничая, обновляя Дружбу. Раздался смех, когда бревно пиньона рухнуло, и возникший в результате взрыв искр разогнал группу подростков. Мистер Йеллоу построил кухонное убежище позади хогана, используя спиленные телефонные столбы в качестве столбов на крыше, доски два на четыре и ДСП Через дверной проем Чи видел, как десятки членов клана Горькой Воды миссис Цози пили пили кофе из стопок и ели жареный хлеб и из дымящегося железного котла с тушеной бараниной. Хайхок тоже плыл в том же направлении, а «Плохие Руки» следовали за ним. Чи и Даши последовали за Хайхоком в укрытие на кухне, держа его на виду. Они попробовали тушеное мясо и сочли его вполне приемлемым.
  
   Затем занавеска отдернулась, и хатаали отступил сквозь нее. Он спустился по танцевальной площадке к Йей Хогану
  
  . Мгновение спустя он вернулся в обратный путь, медленно шагая и распевая. Старуха Цоси вышла от лекаря. Она была закутана в одеяло, ее волосы были связаны традиционным способом. Она стояла на другом одеяле, расстеленном на утрамбованной земле, и протянула руки к востоку. Кухонное убежище опустело, когда посетители превратились в зрителей. Общение у костров утихло. Затем Чи услышал характерный зов Говорящего Бога.
  
   «Хуу ту ту. Хуу ту ту. Хуу ту ту. Хуу ту ту».
  
   Говорящий Бог возглавил ряд йеи в масках, медленно двигаясь замысловатым, скупым, волочащимся шагом танцоров духов. Шум толпы стих. Чи мог слышать звон колокольчиков на ногах танцоров, слышать пение йей звуками, непонятными человеку. Ряд жестких орлиных перьев на вершине белой маски Говорящего Бога колыхался на порывистом ветру. Пыль хлестала вокруг обнаженных ног танцоры, двигающие килтами. Чи взглянул на Генри Хайхока, любопытствуя о его реакции. Он заметил, что человек с искалеченными руками подошел к Хайхоку.
  
   Губы Хайхока шевелились, выражение его лица было почтительным. Казалось, он пел. Чи придвинулся ближе. Хайхок не видел ничего, кроме Говорящего Бога, медленно танцующего к ним. «Он шевелится. Он шевелится», - пел Хайхок. «Он шевелится. Он шевелится. Теперь в старости, скитаясь, он шевелится». Эти слова были переведены из церемонии под названием «Встряхивание масок». Этот ритуал был проведен четырьмя днями ранее во время этого церемонии, пробуждая духов, которые жили в масках, от их космических снов. Этот белый человек должен быть антропологом или каким-то ученым, чтобы найти перевод.
  
   Говорящий Бог и его свита были уже близко, и Хайхок больше не пел. В правой руке он что-то держал. Что-то металлическое. Магнитофон. Хатаали редко давал разрешение на запись. Чи подумал, что ему делать. Это было бы ужасное время для беспокойства. Он решил оставить все как есть. Его послали сюда не для обеспечения соблюдения церемониальных правил, и он был не в настроении быть полицейским.
  
   Улюлюкающий зов Ейбичая вернул воображение Чи к мифу, который воспроизводился во время этой церемонии. Это была история о мальчике-инвалиде и его сговоре с богами. Вот как это могло быть в те мифические времена, подумал Чи. Свет костра, гипнотический звук колокольчиков и барабана, тени танцующих ритмично движутся по розовому песчанику стен горы позади хогана.
  
   Теперь в воздухе стоял новый запах, смешивающийся с запахом горящего пиньона и пыли. Запах сырости, надвигающегося снега. И когда он это заметил, между ним и огнем возник шквал крошечных снежинок и так же быстро исчез. Он взглянул на Генри Хайхока, чтобы увидеть, как грабитель могил принимает это.
  
   Хайхока не было. Так же было и с "плохими руками".
  
   Чи искал Ковбоя Даши. Но где был Ковбой, когда он был тебе нужен? Нигде не видно. Вот он. Разговаривает с молодой женщиной в пуховике. Улыбаясь, как обезьяна. Чи пробивался сквозь толпу. Он схватил Даши за локоть.
  
   «Давай, - сказал он. "Я потерял его."
  
   Заместитель шерифа Даши немедленно занялся делом.
  
   «Я проверю машину Хайхока», - сказал он. И побежал.
  
   Чи побежал к машине «Плохих рук». Двое мужчин стояли возле нее и разговаривали.
  
   «Больше не нужно ждать, - подумал Чи. Он видел приближающегося Даши.
  
   «Мистер Хайхок», - сказал Чи. "Мистер Генри Хайхок?"
  
   Двое мужчин повернулись. «Да», - сказал Хайхок. Плохие Руки уставились, его нижняя губа нервно сжалась между зубами.
  
   Чи показал свое удостоверение личности.
  
   «Я» офицер Чи, Племенная полиция навахо. У нас есть ордер на ваш арест, и я беру вас под стражу.
  
   "Зачем?" - сказал Хайхок.
  
   «Бегство через границы штата, чтобы избежать судебного преследования», - сказал Чи. Он почувствовал Даши у своего локтя.
  
   «У тебя есть право хранить молчание», - начал Чи. "У тебя есть право ..."
  
   "Это из за того, что выкопл те скелеты, не так ли?" - сказал Хайхок. «Это нормально - выкапывать индейские кости и выставлять их напоказ. Но вы выкапываете белые кости, и это уголовное преступление».
  
   «… могут и будут использованы против вас в суде», - заключил Чи.
  
   «Я слышал, что меня разыскивает закон», - сказал Хайхок. «Но я не был уверен, почему. Это для отправки скелетов по почте? Я этого не делал. Я отправил их по "Федеральной Экспресс".
  
   «Я ничего об этом не знаю», - сказал Чи. «Все, что я знаю, это то, что ты - Генри Хайхок, и у меня здесь ордер на арест. Насколько мне известно, вы застрелили восемнадцать человек в Альбукерке, ограбили банк. угнали самолеты, солгали вашему сотруднику службы надзора, совершили измену. Они нам ни черта не рассказывают.
  
   "Что ты с ним делаешь?" - спросили Плохие Руки. "Куда вы его возьмете?"
  
   "Кто ты?" - спросил Даши.
  
   «Мы отвезем его в Холбрук, - сказал Чи, - а затем передадим его в офис шерифа, и они задержат его для федералов на основании ордера на бегство от правосудия, а затем он возвращается куда-нибудь. Где бы он ни был, или что делал. Затем он идет под суд ».
  
   "Кто ты?" - повторил Даши.
  
   «Меня зовут Гомес», - сказал Bad Hands. «Рудольфо Гомес».
  
   Ковбой кивнул.
  
   «Я Джим Чи», - сказал Чи и протянул руку.
  
   Плохие Руки посмотрели на это. Потом на Чи.
  
   «Простите перчатку, пожалуйста», - сказал он. "Я попал в аварию."
  
   Встряхнув ее, Чи ощупал через тонкую черную кожу указательный палец и, возможно, часть второго пальца. Все остальное внутри перчатки казалось жестким и фальшивым.
  
   Это была правая рука. Если его память была верна, правая рука была лучшей рукой Плохих Руки.
  
  
   Глава пятая
  
  
   Лерою Флеку нравилось, когда его ботинки чистили. Это были Флорсхаймы - по его меркам дорогие туфли, - и они заслуживали ухода. Но главная причина, по которой он каждое утро освежал их на маленькой лавочке на улице от его квартиры, была профессиональная. Флек, который часто следил за другими людьми, чувствовал необходимость узнать, преследует ли кто-нибудь его. Сидя эти несколько минут на троне для чистки обуви чистильщика Капитана, он имел прекрасную возможность оглядеть улицу. Каждое утро, кроме воскресенья, Флек осматривал каждую машину, припаркованную вдоль тенистого квартала, в котором занимал его жилой дом. Он сравнивал увиденное с тем, что он помнил из предыдущие дни, недели и месяцы аналогичных занятий.
  
   И все же ему нравился блеск. Капитан постепенно вырос в нем как личность. Флек больше не считал его негром и даже не одним из Них. Капитан постепенно стал ... кем? Кем-нибудь, кто его знал? Как бы то ни было, Флек обнаружил, что с нетерпением ждет чистки своей обуви.
  
   Однако сегодня утром Флек думал о другом. Список задач. Решение, которое нужно принять. Он осмотрел улицу по привычке. Машины были знакомы. Как и грузовик с пекарни, доставлявший булки в кофейню. Старик, хромающий по тротуару, хромал там раньше. Худая женщина была еще одним обычным человеком, выгуливающим свою знакомую собаку. Незнакомцами были только белый Corvette с откидным верхом, припаркованный рядом с отелем Тексако, и темно-зеленый седан Ford прямо напротив входа в апартаменты. Корвет не был из тех автомобилей, которые интересовали Флека. Форд, который он проверит и запомнит. Это была одна из тех невзрачных моделей, которые нравились полицейским.
  
   Флек взглянул на макушку чистильщика обуви. Волосы представляли собой густую массу плотных седых локонов. «Темные волосы, - подумал Флек. "Как у вас там дела, Капитан?"
  
   «О них».
  
   «Вы заметили вон тот зеленый« Форд »? Там на другой стороне улицы? Вы знаете, кто ему принадлежит?»
  
   Мужчина поднял глаза, нашел «Форд», осмотрел его. Когда-то его лицо было блестящим, кофейно-черным. Возраст сделал его серым, разбив его на пустыню линий. «Я этого не знаю, - сказал капитан, - никогда раньше этого не замечал».
  
   «Я проверю номер лицензии в штаб-квартире, - сказал Флек. - Скажи мне, если увидишь его здесь снова».
  
   «Конечно», - сказал Капитан. Он провел своей блестящей тканью по кончику правого ботинка Флека. Щелкнул его. Встал и отступил. «Готово», - сказал он.
  
   Флек вручил ему десятидолларовую купюру. Капитан сунул его в карман рубашки.
  
   «Посмотрим, сможешь ли ты узнать, кто в это вмешивается», - сказал Флек.
  
   "Может быть, твой мужчина?" - сказал капитан с выражением лица где-то между скептическим и сардоническим. «Ты думаешь, это тот торговец наркотиками, которого ты преследовал?»
  
   «Может быть», - сказал Флек.
  
   Он прошел пять кварталов до телефонной будки, которую использовал сегодня, думая об этом выражении лица Капитана, о маме и о том, что он собирался сказать Клиенту. Выражение лица Капитана ясно давало понять, что он на самом деле не верил, что Флек был полицейским под прикрытием. Старик казался достаточно убежденным прошлым летом, когда Флек впервые взял эту работу и переехал в квартиру. На третье утро он показал Капитану свои полномочия детектива полиции округа Колумбия. когда ему чистили туфли. Тогда этот человек произвел на него должное впечатление. Но несколько недель назад - сколько недель Флек не мог решить, - подсознание Флека начало замечать некоторые особенности. Теперь он был почти уверен, что старик не верил, что Флек был копом. Но он также был совершенно уверен, что Капитану наплевать. Старик играл в наблюдателя отчасти потому, что ему нравилась игра, а отчасти из-за денег. Капитан был нейтральным. Ему было наплевать, был ли Флек частью закона или вне его, или Человеком с Марса.
  
   В тот момент Флек даже подумывал поговорить с капитаном о маме. Он был негром, но он был стар и много знал о людях. Может, у него были какие-нибудь идеи. Но говорить о маме было сложно. И болезненно. Он не знал, что с ней делать. Что он мог сделать? Она не была счастлива там, в Блууотер Хоум за пределами Кливленда, и она не была счастлива в том месте, где он ее поместил, когда приехал в Округ Элдеркэр Мэнор. Может быть, она не будет счастлива нигде. Но сейчас дело не в этом. Дело в том, что Элдеркар хотела от нее избавиться. И сразу же.
  
   «Мы просто не можем мириться с этим, - сказал ему Толстяк. - Мы просто не можем этого терпеть. Мы должны думать о других наших клиентах. Заботиться об их благополучии. Мы не можем допустить, чтобы эта женщина беспокоила их.
  
   "Что делать?" - спросил Флек. Но он знал, что делает мама. Мама сводила счеты.
  
   «Хорошо», - сказал Толстяк, пытаясь придумать, как это выразить. «Ну, вчера она протянула руку и столкнулась с миссис Оливер. Она упала прямо на пол. Могли сломать себе кости». Руки Толстяка тревожно скривились при этой мысли. «Старые кости легко ломаются. Особенно у старушки ".
  
   «Миссис Оливер что-то сделала с мамой, - сказал Флек. «Я могу сказать вам это прямо сейчас с полной уверенностью». Но он знал, что зря так дышит, когда говорил это.
  
   «Нет», - сказал Толстяк. «Миссис Оливер - очень нежный человек».
  
   «Она что-то сделала», - настаивал Флек.
  
   «Ну, - сказал Толстяк. «Ну, я не собирался ничего говорить об этом, потому что старики делают забавные вещи, и это несерьезно, и с этим легко справиться. Но твоя мать крадет столовое серебро. Сует ножи, вилки и тому подобное ей в рукав, в халат и тащит их в свою комнату. Толстяк улыбнулся унизительной улыбкой, чтобы сказать Флеку, что это несерьезно. «Кто-то собирает их и приносит обратно, когда она спит, так что это не имеет значения. Но миссис Оливер этого не знает. Она нам об этом рассказывает. Может, так оно и было. "
  
   «Мама, не кради», - сказал Флек, думая, что все будет в порядке. Мама, должно быть, слышала, как старуха рассказывала о ней. Она никогда не потерпит, чтобы кто-нибудь доносил до нее или кого-либо в семье. Это было то, за что нужно было расплачиваться.
  
   «Миссис Оливер упала буквально вчера», - сказал Флек. «Ты звонил мне раньше».
  
   «Ну, - сказал Толстяк. «Это было дополнительно. Я говорил вам по телефону, что она выдергивала волосы мистеру Риккобени?»
  
   «Она никогда не делала ничего подобного», - устало сказал Флек, гадая, что же сделал мистер Риккобени, чтобы оправдать такое возмездие, гадая, достаточно ли вырвать у старика волосы, чтобы удовлетворить инстинкт мамы на вечерний счет. .
  
   Но теперь вспоминать все это было бесполезно. Теперь он должен был подумать о том, что он мог бы сделать с мамой, потому что Толстяк был упрямым. К концу следующей недели вытащите маму оттуда, иначе он оставит ее на крыльце. Толстяк имел в виду именно это, и он получил столько времени от сукиного сына, только немного поговорив очень тихо и подло. Разговор, при котором ты не говоришь много и не говоришь громко, но другой парень знает, что ему вот-вот отрежут яйца.
  
   Глядя на телефонную будку впереди, Флек перешел от быстрой прогулки к прогулке, осматривая все вокруг. Он взглянул на часы. Немного пораньше, как ему это нравилось. Стенд находился возле соседнего кинотеатра. На стоянке была единственная машина - старый «шевроле», который Флек заметил раньше и предположил, что он принадлежал утреннему уборщику. На улице тоже ничего необычного. Флек вошел в будку, пощупал под стойкой и не нашел ничего более зловещего, чем засохшие комки жевательной резинки. Он проверил сам телефон. Потом сел и стал ждать. Он думал, что ему просто нужно реалистично относиться к маме. Он просто не мог удержать ее с собой. Ему пришлось бы просто отказаться от этой идеи. Он пробовал и пробовал, и каждый раз, когда мама ссорилась с кем-то или другим, все шло к черту, и ему приходилось перемещать ее. Последний время, полиция приехала до того, как он ее вытащил, и если бы он не ускользнул, они, вероятно, ее предали бы.
  
   Телефон зазвонил. Флек поднял его.
  
   «Это я», - сказал он и дал Клиенту свое кодовое имя. Он чувствовал себя глупо, делая это, как дети, играющие со своими кодовыми кольцами.
  
   «Камень», - сказал голос. Это был голос с акцентом, который для уха Флека не соответствовал американскому имени, например, Стоун. Испанский акцент. "Что у вас есть для меня сегодня?"
  
   «Ничего особенного, - сказал Флек. «Ты должен помнить, что там один я, а их семеро», - он сделал паузу, усмехнулся. «Я должен сказать шесть».
  
   «Нас интересует больше, чем шесть», - сказал голос.
  
  Меня интересует, с кем они имеют дело. Вы это понимаете?
  
   Флеку не нравился тон голоса. Он был высокомерным. Тон человека, привыкшего отдавать приказы подчиненным. Мама называла Клиента одним из них.
  
   «Хорошо, - сказал Флек. «Я делаю все, что могу, просто оставаясь одним человеком и всем». Хотя я не видел ничего интересного. Не знаю.
  
   «Ты знаешь, у тебя много денег. Это не просто плата за отговорки.
  
   «Когда мы перейдем к делу, - сказал Флек, - ты мне должен немного денег». В понедельник в пакете было всего две тысячи. Ты был должен мне еще десять ".
  
   «Десять - если работа была сделана правильно», - сказал Клиент. «Мы еще этого не знаем».
  
   «Какого черта ты имеешь в виду? Прошел почти месяц, а в газетах ни слова ни о чем». Флек обычно очень хорошо умел сдерживать эмоции в голосе. Это был один из навыков, которым он гордился, один из приемов, которым он научился на площадках для отдыха в центрах заключения и тюрьмах и, наконец, в Джолиет. Но теперь вы могли слышать гнев. «Мне нужны эти деньги. И я собираюсь их получить».
  
   «Вы получите это, когда мы решим, что с этой работой все пошло не так», - сказал клиент. «А теперь заткнись. Я хочу поговорить с тобой о Сантеро. Мы до сих пор не знаем, куда он пошел, когда покинул Округ. Это нас беспокоит ".
  
   Итак, человек, который называл себя Стоуном, говорил о Сантеро, и Флек наполовину слушал, его рот был скован от гнева. Стоун изложил план. Флек назвал ему номер телефона-автомата, по которому он будет в следующий вторник, выпалив его, потому что ему есть что сказать этому высокомерному сукиному сыну. Некоторые правила, которые нужно установить, и какое-то понимание того, что Флек не был ниггером.
  
   «Так что это будет номер, а теперь я хочу, чтобы ты послушал ...» - начал Флек, но услышал, как линия отключилась. Он уставился на телефон. «Сукин сын, - сказал он. - Ты грязный сукин сын. сука. "Его голос скрипел от гнева. Ярость. Это было то, о чем им рассказывала мама. Она и Делмар. О правящем классе. Как они тебя унижают, если ты им позволяешь. Обращались с тобой как с неграми. Как с собаками. И единственный способ не терять голову, единственный способ не быть бездельником и пьяницей - это отыграться. Всегда сохранять равновесие. Всегда сохранять свою гордость.
  
   Он пошел обратно к своей квартире, думая о том, как бы это сделать. Много работы предстоит сделать. Они знали, кем он был, он поставил на это миллион долларов. Шистер сделал вид, что иначе. Элкинс сделал вид, что то, что он называл «защитной изоляцией», работает в обоих направлениях. Но адвокаты лгали. Адвокаты были их частью. Лерой Флек будет расходным материалом. , что-то, что можно бросить в полицию, когда он бесполезен. Для всех безопаснее, чтобы Флек был мертв или снова в тюрьме. Но Клиент был источником денег, поэтому Клиент знал все, что хотел знать.
  
   «У него будет достаточно времени, чтобы уравновесить это, - подумал Флек, - потому что он ничего не мог сделать, пока мама не будет устроена». Ему нужно было найти для нее другое место, а это всегда означало большую предоплату. Пока он искал место для мамы, он узнал, кто такой Клиент и где его найти. Теперь он был почти уверен, что Клиент был из посольства. Испаноязычный. В какой-то стране были проблемы с революцией, судя по работа, которую они заставили его делать.
  
  
   Глава шестая
  
  
   Беда была в том, что это никого не интересовало. Ноябрь стал декабрем, а человек в остроконечных туфлях остался безымянным, нерешенной проблемой. Где-то за него волновались и ждали. Или, если они догадались о его судьбе, оплакивали его. Этот человек приобрел в сознании Джо Лифорна личность. Стоило ему обсудить его с Эммой, и Эмма могла бы сказать что-нибудь разумное.
  
   «Конечно, никого не интересует», - сказала бы Эмма своим мягким голосом. «Бюро не обязано брать на себя юрисдикцию, поэтому это не проблема ФБР. С тех пор в округе Мак-Кинли было около пяти тел, о которых нужно беспокоиться, и эти органы являются местными с родственниками, которые голосуют. И этого не произошло во время голосования. резервация, и это не было бы вашей проблемой, даже если бы она была, потому что это явно убийство, а убийства резервации - проблема ФБР. Вы просто заинтересованы, потому что это интересная загадка. На что он бы сказал: «Да. Ты прав». А теперь расскажи мне, почему его положили под эти кусты чамисы, когда было так тяжело доставить его туда, неся его всю дорогу по железнодорожным путям, и объясни записку Ейбичая ». И Эмма сказала бы что-то вроде:« Они хотели чтобы тело видели из поезда, сообщили и нашли, или они остановили поезд и положили его ".
  
   Но Лиафорн не мог представить, что Эмма сказала бы о Ейбичаи и Агнес Цози. Он чувствовал невыносимую, болезненную, непреодолимую потребность поговорить с ней.
  
  Она сидела в этом старом коричневом кресле и работала над одним из тех бесконечных проектов создания чего-то для какого-то ребенка, которые всегда занимали ее руки, пока она думала о любой проблеме, которую он ей поставил. Прошел год, чуть больше года с тех пор, как она умерла. Эта часть, казалось, не стала лучше.
  
   Он выключил телевизор, надел пальто и вышел на крыльцо. По-прежнему шел небольшой снег - просто случайные сухие хлопья. Достаточно объявить конец осени. Снова внутри он достал из шкафа зимнюю куртку, бросил ее на диван, снова включил телевизор и сел. «Хорошо, Эмма, - подумал он, - а как насчет отсутствующих протезов?» Они не просто выскакивают при ударе. Они надежно защищены. Он сказал патологоанатому, что его интересуют эти отсутствующие вставные зубы, и этот человек провел некоторую проверку во время вскрытия. Доктор сказал, что было не один вопрос, а два. Десны показали, что жертва закрепляла вставные зубы с помощью стандартного фиксатора. Таким образом, либо этого человека убили, пока у него не было зубов, либо они были удалены после его смерти. В свете того, как мужчина был одет, первое казалось невероятным. Так зачем же удалять зубы? Чтобы не идентифицировать жертва? Возможно. Есть ли у Эммы другие идеи? »Второй вопрос был именно такого рода, который заинтриговал Лиафорна.
  
   «Я не обнаружил никаких признаков каких-либо заболеваний десен или тех проблем с челюстной костью, которые заставляют стоматологов удалять зубы. Все было совершенно здоровым. Были какие-то признаки травмы. Правые верхние коренные зубы, верхний левый резец были сломаны таким образом, что повлекли за собой некоторую травму кости и в результате остались костные повреждения ». Это то, что сказал патолог. Он оторвался от отчета на Лиафорна и сказал: «Вы знаете, почему у него отсутствуют зубы?»
  
   «Так скажи мне, Эмма, - подумал Лиафорн. Если ты такой умный, скажи мне, почему такому высококлассному джентльмену удалили зубы. И почему.
  
   Подумав об этом, он услышал, как произносит это вслух. Он смущенно встал со стула. «Сумасшедший», - сказал он тоже вслух. "Разговариваю сам с собой."
  
   Он снова выключил телевизор и забрал пальто. Было холоднее, но снега больше не было. Он смахнул рукавом перышки с лобового стекла и поехал.
  
   Двигаясь на восток через Гэллап, он увидел седан Кеннеди, припаркованный у кафе Zuni Truck Stop. Кеннеди пил чай.
  
   «Сядь», - сказал Кеннеди, указывая на пустую скамейку напротив него. Он достал чайный пакетик из чашки и осторожно взял его за шнурок. «Мята перечная», - сказал он. "Вы когда-нибудь пили это вещество?"
  
   Лиафорн сел. «Время от времени», - сказал он.
  
   "Что заставляет вас отказаться от отдыха в такой ненастный субботний вечер?"
  
   Что в самом деле? «Старый друг, я убегаю от призрака Эммы, - подумал Лиафорн. - Я убегаю от собственного одиночества. Я убегаю от безумия».
  
   «Мне все еще интересно узнать о вашем мужчине в остроконечных туфлях, - сказал Лиафорн. - Вы опознали его?»
  
   Кеннеди пристально посмотрел на него поверх чашки. «По отпечаткам пальцев ничего нет», - сказал он. «Думаю, я сказал тебе это. И ни о чем другом».
  
   «Если бы вы нашли его вставные зубы, смогли бы вы опознать его по этому?»
  
   «Может быть», - сказал Кеннеди. «Если бы мы знали, откуда они, то смогли бы выяснить, кто сделал такой протез. Возможно, мы смогли бы».
  
   Появилась официантка с меню. «Просто кофе», - сказал Лиафорн. Сегодня вечером у него не было аппетита.
  
   «Моя жена говорит, что кофе вызывает у меня ночной пот. От кофеина я нервничаю», - сказал Кеннеди. «Она агитирует меня на чай».
  
   Лиафорн кивнул. Эмма делала с ним такие вещи.
  
   «В любом случае, этим парнем занимается офис шерифа, - сказал Кеннеди. - У меня было предчувствие, что он был бы моим клиентом, если бы его опознали. Просто по его внешнему виду. Он выглядел иностранцем. Выглядел важно». Он ухмыльнулся. «Довольно приятно, что его не опознали».
  
   "Как сильно ты старался?"
  
   Кеннеди взглянул на него поверх чашки, слегка удивившись тону Лиапхорна.
  
   «Как обычно, - сказал он. «Отпечатки. Одежда была сшита на заказ. Обувь тоже. Мы отправили все обратно в Вашингтон. Отправили и фотографии. Они не совпали ни с одним из пропавших без вести».
  
   Он покачал головой. «Ничего не найдено. Нет. Абсолютно ничего».
  
   "Ничего?"
  
   «Лаборатория решила, что одежда иностранного производства. Скорее всего, европейского или южноамериканского. Не из Гонконга».
  
   «Это большая помощь», - сказал Лиафорн. Он отпил кофе. Он был свежим. По сравнению с растворимым напитком, который он пил дома, он был восхитителен.
  
   «Думаю, это подтвердило мою догадку», - сказал Кеннеди. «Если нам когда-нибудь удастся идентифицировать этого лоха, это будет федеральное дело. Он будет крупным дельцом в области наркотиков или незаконного перемещения денег. Что-то интернациональное ".
  
  «Похоже на то, - сказал Лиафорн. Он думал о женщине средних лет, сидящей где-то и гадающей, что случилось с Остроконечными башмаками. Ему было интересно, какие обстоятельства привели к смерти человека в старых, изношенных, с любовью начищенных, изготовленных по индивидуальному заказу ботинках среди чамисы, шалфея и змееголова к востоку от Гэллапа. Он думал о маленьком фатальном проколе в основании черепа. «Что-нибудь новое о причине смерти? Об оружии?»
  
   «Ничего не изменилось. Это все еще тонкое лезвие ножа, вставленное между первым позвонком и основанием черепа. Все еще один укол. Никаких ненужных порезов или проколов. Тем не менее, настоящий профи сделал это ».
  
   «А что делает в Gallup настоящий профи? Есть ли у Бюро какие-либо мысли по этому поводу?»
  
   Кеннеди рассмеялся. «Ты поймал меня слишком поздно, Джо. Когда мне было не больше тридцати, и я все еще боролся за работу Дж. Эдгара, тогда этот меня бы до смерти волновало. Где-то там, по делу об убийстве триста девятого, меня осенило, что я не собираюсь спасать мир.
  
   «У вас закончилось любопытство», - сказал Лиафорн.
  
   «Я состарился, - сказал Кеннеди. «Или, может быть, стал мудрее. Но мне любопытно, что заставляет вас покинуть резервацию в такую ​​погоду».
  
   «Просто чувствую беспокойство», - сказал Лиафорн. «Думаю, я поеду туда, где было тело».
  
   «К тому времени, как ты сможешь выбраться, будет темно».
  
   «Если патологоанатом прав, было темно, когда того парня зарезали. Ночью перед тем, как мы его нашли. Ты хочешь пойти с тобой?»
  
   Кеннеди не захотел идти вместе с ним. Липхорн медленно ехал по межштатной автомагистрали 40, его патрульная машина вызвала непростую осторожность на скорости шестьдесят пять миль в час в потоке движения на восток. Холодный фронт теперь снова создавал прерывистые движения. снег, поток мелких перистых хлопьев, казавшихся холодными и сухими, как пыль, за которыми следовали просветы, в которых западный горизонт тускло светился в предсмертном дне. Он свернул с шоссе на развязке Форт Уингейт и остановился там, где подъездная дорога пересекалась с входной на маршрут к старому форту. Некоторое время он сидел, возвращаясь к вопросу, который задал, когда увидел тело. Есть ли какая-либо связь между этим складом устаревших боеприпасов, давно включенным в список брошенных Пентагоном, и оставленным поблизости трупом в одежде, сшитой иностранным портным? Контрабанда взрывчатки? Судя по тому немногому, что Лиафорн знал о милю за милей здешних бункеров, они держали снаряды для тяжелой артиллерии. Не было ничего, что можно было бы вытащить в портфеле - или найти применение, если оно есть. Он снова завел машину и проехал под автомагистралью к старому шоссе 66 США и спустился по нему к нефтеперерабатывающему заводу Shell Oil Company в Иянбито. Железная дорога Санта-Фе проложила здесь двойные пути своей главной линии, ведущей в Калифорнию, параллельно старому шоссе с высокими розовыми валами Нашодишгиш-Меса, ограждающими этот коридор на севере. Лиафорн снова припарковался, протащив машину по зарослям у обочины. Отсюда до зарослей чамисы, где было тело Остроконечных башмаков было положено. Липхорн проверил ограждение полосы отчуждения. Достаточно легко, чтобы пройти через него. Достаточно легко, чтобы пронести через это маленькое тело. Но этого не произошло.
  
   Только если тот, кто это сделает, не сможет пересечь четыреста ярдов мягкой пыльной земли, не оставляя следов.
  
   Лиафорн перелез через забор и направился к рельсам. С востока шел поезд, создавая громовой шум грузового поезда. Фара его локомотива ослепляла в темноте. Лиафорн не спускал глаз, поля его униформенной шляпы закрывали лицо, и он уверенно шел по заросшему кустарником ландшафту. Мимо пролетел локомотив, толкаемый тремя другими дизелями и с шумом, буксирующим платформы с полуприцепами, а затем пара цистерн, затем вагоны-хопперы, затем вагоны с новыми автомобилями, сложенными высокими штабелями, затем старые грузовые вагоны с плиточным бортом и наконец камбуз. Лиафорн был теперь достаточно близко, чтобы видеть свет в окне локомотива. Что мог видеть в нем тормозной? Мог ли какой-нибудь инженер видеть двух мужчин (троих? Четырех человек? Мысль была иррациональной), несущих Остроконечные башмаки по дороге к месту его отдыха?
  
   Он стоял и смотрел на исчезающие огни и на свет приближающейся фары, направляющейся на восток, на следующем пути. Снег стал немного тяжелее, ветер дул ему по шее. Он задрал воротник пиджака, опустил поля шляпы. То, что он не знал об этом деле, коснулось чего-то внутри Лиафорна - горечи, которую он обычно держал скрытой настолько, что о ней забывали. Под этим мрачным холодным небом она всплыла на поверхность. Если Остроконечные Ботинки были чем-то другим, чем он, то кем-то слишком важным для исчезнет незамеченным и незарегистрированным, кто-то, чей сшитый костюм не был изношен, чьи каблуки не были стерты, тогда система давно бы ответила на все эти вопросы. Расписание поездов было бы проверено, бригады поездов были бы найдены и опрошены..
  
   Лиафорн вздрогнул, плотнее закутал в куртку, посмотрел на трассу, пытаясь понять, что механик мог видеть вдоль трассы в свете своей фары. Липхорн предположил, что с высоты поезда он мог видеть довольно много.
  
   Поезд пролетел мимо, оставив тишину. Лиафорн побрел по тропе и прочь от нее к дороге. Затем он услышал, как с востока идет другой поезд. Намного быстрее, чем грузовой. «Это будет« Амтрак », - подумал он и повернулся, чтобы посмотреть, как он прибывает. Он дважды свистнул, вероятно, на пересечении дороги графства впереди. А потом он пронесся мимо. Он предположил, что семьдесят миль в час. Пока не останавливается на остановке в Gallup. Он улыбнулся, вспомнив предложение, которое он вложил в голос Эммы - может быть, они остановили поезд Амтрак и задержали его. Он был достаточно близко, чтобы видеть головы людей у ​​окон, людей в кабине наблюдения со стеклянной крышей. Люди со страхом перед полетами на самолёте или достаточно богатые, чтобы позволить себе не летать. «Может, они остановили Амтрак и задержали его, - подумал он. - Ну, может, и сделали. Это казалось не более глупым, чем его видение взвода людей, несущих Остроконечные башмаки по рельсам.
  
   Бернар Сен-Жермен оказался единственным железнодорожником, которого Липхорн знал лично - тормозным кондуктором железнодорожной компании Атчисон, Топика и Санта-Фе. Липхорн позвонил ему со станции Фина на развязке Иянбито и получил запись на автоответчик Сен-Жермена. Но пока он оставлял сообщение, Сен-Жермен взял трубку.
  
   «У меня очень простой вопрос, - сказал Лиафорн. «Может ли пассажир остановить поезд Amtrak? У них еще есть шнур, который можно потянуть, чтобы включить воздушные тормоза, как вы видели в старых фильмах?»
  
   «Теперь в каждой машине есть ящик, похожий на коробку пожарной сигнализации, - сказал Сен-Жермен. - Это называется« Стоп кран ». Пассажир может достать его и потянуть ".
  
   "И это останавливает поезд?"
  
   «Конечно. Он включает воздушные тормоза».
  
   "Как долго будет остановка?"
  
   «Это будет зависеть от обстоятельств. Может быть, минут десять. А может, час. Что происходит?»
  
   «В прошлом месяце у нас было тело рядом с путями к востоку от Гэллапа. Я пытаюсь выяснить, как оно попало туда».
  
   «Я слышал об этом», - сказал Сен-Жермен. «Думаешь, кто-то остановил Амтрак и положил тело?»
  
   «Просто мысль. Просто возможность».
  
   «Какой это был день? Я могу узнать, потянул ли кто-нибудь за рычаг стоп крана.
  
   Лиафорн назвал ему дату смерти Остроконечных Ботинок.
  
   «Да. Обо всем этом нужно сообщать», - сказал Сен-Жермен. «Каждый раз, когда поезд делает внеплановую остановку по какой-либо причине, вы должны сдать отчет о задержке. И это нужно немедленно сообщить по радио. Я узнаю для вас в понедельник».
  
  
   Глава седьмая
  
  
   Нельзя заниматься личной почтой во время дежурства в отделении полиции племени навахо в Шипроке. Нельзя также принимать личные телефонные звонки. В понедельник офицер Джим Чи сделал и то, и другое. У него была довольно веская причина.
  
   Почтовое отделение не доставляло почту в маленький алюминиевый трейлер Чи, припаркованный под тополями у реки Сан-Хуан. Вместо этого Чи забирал ее в почтовом отделении каждый день во время обеденного перерыва. В понедельник его порция была LL Bean каталог, на который он прислал купон, и письмо от Мэри Лэндон. Он поспешил с ними обратно в офис, отложил каталог и разорвал письмо.
  
   «Дорогой Джим», - началось оно. С того прекрасного начала все быстро пошло под откос.
  
   Когда вчера пришло твое письмо, я был взволнована мыслью о твоем визите и новой встрече. Но теперь у меня было время подумать об этом, и я считаю, что это ошибка. У нас все еще есть та же проблема, и все, что это сделает, это вернет всю старую боль ...
  
   Чи перестал читать и уставился на стену напротив своего стола. Стена нуждалась в покраске. Она нуждалась в покраске годами. Чи прикрепил к ней календарь и фотографию Мэри Лэндон и его самого размером восемь на десять, сделанную Ковбоем Даши, где они оба стояли на ступенях маленького «учительского дома», где она жила, когда преподавала в школе. Начальная школа Краунпойнт. Как и многие фотографии Ковбоя, она был немного не в фокусе, но Чи дорожил ей, потому что ему удалось запечатлеть ключевой ингредиент Мэри: счастье. Они отсутствовали всю ночь, наблюдая последнюю ночь церемонии Enemy Way около Дома Капитула Уиппурвиллов. Оглядываясь назад, Чи понял, что именно той ночью он решил жениться на Мэри Лэндон. Или попробует жениться на ней.
  
   Он прочитал оставшуюся часть письма. Это было коротко - простое изложение их проблемы. Она не хотела бы, чтобы ее дети воспитывались
  
  в резервации, воспитывая их как незнакомых с ее собственной культурой. Он не будет счастлив вне резервации. И если он принесет жертву ради нее, она будет несчастна, потому что сделала его несчастным. Это невыполнимая дилемма, сказала она. Почему они должны возродить боль? Почему не позволить ране зажить?
  
   Почему бы и нет? Вот только это не было исцелением. Вот только он, похоже, не мог пройти через это. Он отложил письмо. Подумайте о другом. Что ему нужно было сделать сегодня. Он довольно хорошо убрал все, что осталось, готовясь к отпуску. Позади Тох-Атина Меса был человек, которого он должен был найти, - свидетель по делу о нападении. Судебный процесс был отложен, и он намеревался позволить этому повиснуть, пока он не вернется из Висконсина и не увидит Мэри. Но он сделает это сегодня. Он сделает это прямо сейчас. Немедленно.
  
   Телефон зазвонил. Это была Джанет Пит, звонившая из Вашингтона.
  
   "Ya et eeh", - сказала Джанет Пит. "У тебя все в порядке?"
  
   «Хорошо», - сказал Чи. "Что происходит?"
  
   «Наши пути снова пересекаются», - сказала она. «У меня есть клиент, и оказывается, вы его арестовали».
  
   Чи был озадачен. "Разве вы не в Вашингтоне?"
  
   «Я в Вашингтоне. Но вы арестовали этого парня в резервации. Он сказал мне, что в Yeibichai ".
  
   Генри Хайхок. «Ага», - сказал Чи. «Парень с заплетенными в косы волосами. Как белокурая кайова».
  
   «Это он, - сказала Джанет. - Но он заметил, что в резервации он не в стиле. Он заменил ее на узел». Наступила пауза. «У тебя все в порядке?
  
   «Даже навахо понимают блюз», - сказал Чи. "Нет. Я в порядке. Просто уставший. Завтра у меня начнутся каникулы. Предполагается, что вы устали перед отпуском. Так должна работать система.
  
   «Думаю, да», - сказала Джанет. Она тоже казалась усталой. «Когда вы арестовали его, вы помните, был ли с ним еще один мужчина? Стройный. Латино».
  
   «С искалеченными руками? Он сказал, что его зовут Гомес. Я думаю, это был Гомес. Может быть, Лопес».
  
   "Это был Гомес. Что вы думаете о нем?"
  
   Вопрос удивил Чи. Он думал. «Интересный человек. Мне было интересно, как ему удалось потерять столько пальцев».
  
   Последовало долгое молчание.
  
   "Как он потерял эти пальцы?"
  
   «Я не знаю, - сказала Джанет. - Я просто пытаюсь как-то разобраться с этим человеком. На самом деле, с моим клиентом. Мне нравится понимать, во что я ввязываюсь».
  
   «Как тебе вообще удалось познакомиться с этой птицей Хайхок?» - спросил Чи. "Вы специализируетесь на действительно странных делах?"
  
   "Это просто. Хайхок - отчасти навахо и очень этим гордится. Он хочет быть цельным навахо. Во всяком случае, он говорит так же, как и он. Итак, он хочет адвоката навахо ».
  
   «Тогда полностью его идея», - скептически сказал Чи. "Вы не были волонтером?"
  
   Джанет засмеялась. «Ну, здесь много об этом деле писали в газетах. Хайхок - консерватор в Смитсоновском институте, и он чертовски был недоволен, что они держат на складе около миллиона скелетов коренных американцев, а в прошлом году они пытались его уволить. Так что он пошел и подал иск и снова получил работу. Это был случай Первой поправки. Дела по Первой поправке широко освещаются в Washington Post. Потом он берется за дело, за который вы его арестовали. Он выкопал пару могил в Новой Англии и, конечно же, выбрал исторически выдающуюся пару, и это принесло ему гораздо больше известности. Так что я знала о нем и читала о связи навахо ... - ее голос затих.
  
   «Я думаю, у вас странный выбор клиента», - сказал Чи. "Есть шанс оправдать его?"
  
   «Нет, если он добьется своего. Он хочет сделать это политическими дебатами. Он хочет привлечь к суду грабителей могил белагаана за ограбление индийских могил, а его судят за то, что он выкопал пару белых. Это могло бы сработать в Вашингтоне, если бы я мог выбрать правильное жюри. Но суд будет в Нью-Хейвене или где-нибудь в Новой Англии. В этой части страны все счастливы в воспоминаниях о том, как прадедушка рассказывал об убийстве краснокожих.
  
   Еще одна пауза. Чи обнаружил, что смотрит на картинку. Мэри Лэндон и Джим Чи на пороге, клоунада. Волосы Мэри были невероятно мягкими. В тот день, когда они пошли на пикник, они пошли на пикник, и они окружали ее лицо. Он первым пальцем убрал их со лба. Голос Мэри сказал: «У тебя есть шанс. Вы знаете, если вы пойдете в Академию ФБР, то у вас все будет хорошо, и вы знаете, что они предложат вам работу. Им нужны агенты навахо. Не то чтобы у вас не было выбора . " И он сказал: у тебя тоже есть выбор или что-то в этом роде. Что-то глупое.
  
   «Вы, вероятно, должны работать», - говорила Джанет Пит, - «и я все равно не знаю, о чем конкретно звонила. Думаю, я просто надеялась, что вы расскажете мне что-нибудь полезное о Гомесе. Или о Хайхоке». .
  
   «Или хотели услышать дружелюбный голос», - подумал Чи. Это было именно его собственное чувство. «Может быть, я что-то не замечаю, - сказал Чи. - Может, если бы я лучше понял проблему ...»
  
   «Я сама не понимаю проблемы».
  
   - сказала Джанет. Она шумно выдохнула. «Послушайте. Что бы вы подумали, если бы вы разговаривали со своим клиентом, и все прошло примерно так. Этот парень предстает перед судом за осквернение могилы. Вы ведете себя очень круто, пытаетесь убедить его в том, как с этим справиться, если он действительно сделал то, в чем его обвиняют, и внезапно он говорит: «Конечно я сделал это. Я горжусь, что сделал это. Но станете ли вы моим адвокатом по другому преступлению? И я говорю: «Какое преступление?» И он говорит: «Это еще не было совершено». И я не знаю, что на это ответить, поэтому говорю что-то легкомысленное. «Если ты собираешься выкопать еще одну могилу, я не хочу об этом слышать», - говорю я. И он говорит: «Нет, это было бы лучше, чем это». И я смотрю на него с удивлением. Я думаю, это шутка, но его лицо серьезно. Он не шутит.
  
   "Он сказал вам, какое преступление?"
  
   "Я сказал:" Какое преступление? Насколько серьезно? »И он сказал, что мы не можем об этом говорить. И, если бы мы сказали вам, вы были бы соучастником раньше. Он улыбался, когда говорил это. Обратите внимание, он сказал, что мы ".
  
   «Мы», - повторил Чи. «Есть идеи, кто? Он член какой-то организации Indian Power? Кто-нибудь работает с ним над этим проектом« Освободи кости »?»
  
   «Ну, он всегда говорит о своем Обществе Тахо, но я думаю, что он единственный член. На этот раз я думаю, что он имел в виду Гомеса».
  
   "Почему Гомес?"
  
   "Я не знаю. Гомес приводит его в мой офис. Я звоню Хайхоку в дом Хайхока, и Гомес отвечает на телефонные звонки. Кажется, Гомес всегда рядом. Вы знали, что Гомес связался с ним после того, как вы подобрали его в Аризоне?
  
   «Я не знал, - сказал Чи. - Может, они просто друзья».
  
   «Я хотела спросить тебя об этом», - сказала Джанет. «Они приехали в Yeibichai вместе? У вас было ощущение, что они друзья? Старые друзья?»
  
   «Они были незнакомцами, - сказал Чи. «Я уверен в этом», - он вспомнил эту сцену, описал ее Джанет-Гомес, который прибыл первым, ожидал в арендованной машине, без всякого интереса, вступил в контакт с Хайхоком. Он описал очевидный факт, что Хайхок не знал Гомеса. . «Я бы сказал, что Гомес пришел в Yeibichai только для того, чтобы найти Хайхока. Но как он мог знать, что приближается Хайхок, если они действительно были чужими? "
  
   "Это просто. Точно так же ФБР знало, где его арестовать, - сказала Джанет. - Он сказал всем, женщине, у которой он снимает свою квартиру, своим соседям, своим собутыльникам, людям, с которыми он работает в Смитсоновском институте, сказал всем, что он приезжает в Аризону, чтобы присутствовать на Yeibichai для его shima "sa" ni ".
  
   "Он использовал это слово? Бабушка по материнской линии?"
  
   «Ну, он сказал им, что нашел эту старуху в своем клане Горькой Воды. Он утверждает, что его бабушка по материнской линии была Динех Горькой Воды. И он утверждает, что старуха пригласила его к себе в Ейбичай».
  
   Чи обнаружил, что все это его интересует. «Ну, как бы то ни было, когда я их увидел, Гомес пытался познакомиться с незнакомцем. Либо так, либо они оба хорошие актеры. И кого они будут пытаться обмануть? »Чи не дождалась ответа на этот риторический вопрос. Он думал о том, что сказала Джанет о еще не совершенном преступлении. Что-то серьезное. То, о чем «мы» не могли говорить.
  
   «Я бы сказал, что у вас очень ненадежный клиент, - добавил Чи. - Есть ли причина думать, что это не просто какой-то невротичный одинокий рейнджер, пытающийся произвести впечатление на симпатичного юриста?»
  
   «Есть еще кое-что, - сказала Джанет Пит. - Его телефон прослушивается».
  
   "О," сказал Чи. "Он тебе это сказал?"
  
   «Я услышала щелчок. Помехи на линии. Я позвонил ему незадолго до того, как позвонила вам. На самом деле, именно это на самом деле побудило меня сделать этот звонок».
  
   "О," сказал Чи. «Я подумал, может, ты скучаешь по мне».
  
   «Это тоже», - сказала Джанет. «Это, и кто-то преследовал меня».
  
   "Ах," сказал Чи. Он вспоминал Джанет Пит. Как она поступила с ним, когда подумала, что он плохо обращается с одним из ее клиентов, когда они впервые встретились; как она справилась с ситуацией, когда он повредил машину, которую она покупала. Джанет Пит не из тех, кого легко напугать.
  
   «Если не преследуют меня, то присматривают за мной. Я вижу этого парня возле своей квартиры. Я вижу его в газетном киоске ниже, где мы работаем. Я вижу его слишком часто. И я не видела его до тех пор, пока я не была связана с этим делом Хайхока ".
  
   Чи держал письмо Мэри Лэндон в левой руке, складывал и разворачивал его в пальцах. Теперь он бросил его в свою корзину наверх маленькой папки, в которой находился его
  
  - билет на самолет Continental Airlines в Милуоки. Он думал, что может поехать в Вашингтон, зайти в здание Дж. Эдгара Гувера в Вашингтоне. Посмотреть, как это выглядит. Поговорить с парой людей, которых он там знал. Посмотреть, каково было бы работать в Бюро.
  
   «Вот что я тебе скажу», - сказал он. «Я все равно еду в Вашингтон. На следующий день или два. У меня дела в офисе ФБР. Я сообщу вам, когда именно, и вы настроите меня, чтобы я поговорил с Хайхоком. И с Гомесом тоже, если сможете. То есть, если вы хотите узнать, что я об этом думаю.
  
   "Я сделаю." Долгая пауза. «Спасибо, Джим».
  
   «Будет рад вас видеть, - сказал он. - И я хочу познакомиться с вашим парнем, богатым и известным адвокатом».
  
   По крайней мере, лучше, чем две недели валяться без дела. И он уловил что-то в голосе Джанет Пит, чего никогда раньше не слышал. Она казалась испуганной.
  
  
  
   Глава восьмая
  
  
   В воскресение лейтенант Джо Лиапхорн чувствовал себя намного лучше из-за человека в остроконечных туфлях. Его чувство естественного порядка вещей было восстановлено. Хотя Джо Лиапхорн во многих отношениях перешел в мир белых, его требования навахо к порядку и гармонии остались. У каждого следствия должна быть причина, у каждого действия - необходимый результат. Единство существовало, всеобщее и вечное. А теперь казалось, что на полынной равнине к востоку от Гэллапа не произошло ничего, нарушающего этот естественный порядок. Судя по всему, Остронос показал свой банкролл не в том месте, возможно, во время игры в покер в кабине наблюдения в поезде. Человек с ножом убил его, остановил поезд, положил тело на удобное место на траве и вернулся с кошельком жертвы.
  
   В этой теории были пробелы, некоторые вопросы без ответа. Например, что, черт возьми, случилось с вставными зубами? Какая связь была с Агнес Цоси Еибичаи? Но в основном большая часть дисгармонии просочилась из этого убийства. Лиафорн мог думать о другом. Он думал о том, чтобы навести порядок в доме и подготовиться к отпуску. Как и в случае с большинством полицейских племени навахо, отпуск для Лиапхорна наступил после окончания летнего туристического сезона и до того, как зима принесла снежные бури с их тяжелой работой по спасению. Если Лиафорн хотел взять отпуск, сейчас самое время. Однажды он уже отложил это просто потому, что в отсутствие Эммы он не мог придумать ничего, чем бы ему понравилось заниматься. Но он должен это принять. Если он этого не сделает, его друзья заметят. Он увидит больше этих тонких маленьких признаков их доброты и жалости, которых он стал бояться. Поэтому он будет думать, куда бы пойти. Что-то делать. И он будет думать сегодня. Как только он вымыл посуду и опустил грязную одежду в прачечную. Но когда зазвонил телефон, когда он собирался пойти на обед в понедельник, он все еще ни о чем не подумал. Обед должен был быть с Кеннеди. Кеннеди находился в Винд-Роке, где занимался какой-то проверкой документов в Бюро, и ждал его в кофейне мотеля Navajo Nation Motor Inn. Он решил спросить у Кеннеди, что делать с восемнадцатидневными выходными. Лиафорн взял трубку и сказал «Лиафорн» тоном, который, как он надеялся, выражал поспешность.
  
   Голос был Бернар Сен-Жермен. У Лифорна было время на этот звонок.
  
   «Довольно хорошее предположение, - сказал Сен-Жермен. «Не идеально, но близко».
  
   «Хорошо, - сказал Лиафорн. «Теперь, - подумал он, -« Остроконечные туфли »превращаются в убийство, совершенное в межгосударственной торговле. Федеральное дело. Теперь будет задействовано Бюро. Более одиннадцати тысяч агентов ФБР, хорошо одетых, хорошо обученных и высокооплачиваемых, будут выпущены для того, чтобы прикрепить личность к человеку в остроконечных туфлях. Будет задействована самая дорогая в мире криминалистическая лаборатория. И если остроконечные башмаки будут важны и решение будет казаться неизбежным, в действие вступит самый финансируемый и наиболее успешный механизм связей с общественностью правоохранительных органов. Кеннеди, его старый друг, с которым он собирался пообедать, должен был приступить к работе.
  
   "Что ты имеешь в виду, близко, но не идеально?" - спросил Лиафорн.
  
   «Близко, потому что Amtrak остановился в тот вечер, и именно там, где было найдено ваше тело. Но никто не потянул за рычаг стоп крана», - сказал Сен-Жермен. «Система ATS вышла из строя и остановила его».
  
   "ATS?"
  
   «Раньше это называли выключателем мертвеца, - сказал Сен-Жермен. - Если инженер не нажимает кнопку периодически, он автоматически включает воздушные тормоза. Это на всякий случай, если у инженера случится сердечный приступ. или инсульт, или что-то в этом роде. А может, засыпает. Тогда он не нажимает кнопку, и АВР останавливает поезд автоматически.
  
   «Это значит, что это была просто авария? Пассажир не мог этого вызвать? Никаких вопросов? "
  
   Никаких вопросов? " «Вовсе не вопрос. О таких вещах нужно сообщать в письменной форме. Все это указано в отчете о задержке. Поезд «Амтрак» отстал на семь минут. В нескольких милях к востоку от Форт-Уингейт, у ATS произошло короткое замыкание или что-то в этом роде, и он притормозил ».
  
   Лиафорн уставился на карту на стене за столом, переосмысливая свою теорию.
  
   "Как долго была остановка?"
  
   «Я знал, что вы спросите об этом, - сказал Сен-Жермен. - Это было остановлено на тридцать восемь минут. С 20:34 до 21:12. Думаю, это будет примерно средний показатель. Инженер должен повысить давление воздуха и сбросить тормоза. И так далее."
  
   "Могут ли пассажиры выйти?"
  
   "Не должны".
  
   "Но могли ли они?"
  
   "Конечно. Почему нет?"
  
   "И вернуться снова?"
  
   "Ага."
  
   «Кто-нибудь мог бы увидеть, если бы кто-нибудь сделал? Кто-нибудь из бригады поезда?»
  
   «Вы имеете в виду ночью? После наступления темноты? Но, вероятно, нет. Нет, если бы парень не хотел, чтобы его видели. Это было бы достаточно просто. Вам просто нужно подождать, пока все будут заняты. Никто не смотрит ».
  
   «Бернард, что случится с багажом, если пассажир выйдет до места назначения и покинет его?»
  
   «Они снимают его в конце очереди - в точке поворота, когда они« чистят машины ». Он идет в офис рассмотрения претензий. Бюро находок. Или, если он выходит из зарезервированного отсека на спальном месте, то они «проследят его и отправят обратно в пункт отправления. Чтобы пассажир мог забрать его там».
  
   «Этот железнодорожный транспорт, который проходит здесь, станет ли точкой поворота Лос-Анджелес?»
  
   «Не совсем так. Есть движение на восток и на запад каждый день. Запад - номер 3. Восток - номер 4. "
  
   "Кому бы мне позвонить туда, чтобы узнать о оставленном багаже?"
  
   Сен-Жермен сказал ему.
  
   Кеннеди мог подождать минутку, чтобы пообедать с ним. Он позвонил в офис претензий Amtrak в Лос-Анджелесе и рассказал человеку, который ответил, кто он, что ему нужно и зачем ему это нужно. Он дал мужчине поезд и дату. Потом ждал. Это не заняло много времени.
  
   «Да. В вагоне поезда был чемодан и кое-какие личные вещи. Мы держали его здесь, чтобы посмотреть, не заберет ли кто-нибудь его. Но теперь он вернулся в Вашингтон», - сказал мужчина.
  
   "Вашингтон?"
  
   «Вот где сел пассажир. Он перешел в номер 3 в Чикаго ».
  
   Лиафорн снял колпачок со своей шариковой ручки и потянул к себе блокнот.
  
   "Как его звали?"
  
   «Кто знает? Думаю, вы могли бы получить его в офисе приема претензий в Вашингтоне. Или в офисе бронирования. Где бы они ни хранили такие записи. Это не мое дело».
  
   «Как насчет того, чтобы найти бригаду поезда? Это возможно?»
  
   «Это тоже Вашингтон. Вот где базируется эта команда. Я думаю, будет достаточно легко узнать их имена из Вашингтона ».
  
   Кеннеди уже сделал заказ, когда Лиафорн подошел к своему столику. Он ел клубный бутерброд.
  
   Он спросил. "Вы живете по времени навахо?"
  
   «Всегда», - сказал Лиафорн. Он сел, заглянул в меню, заказал рагу с зеленым чили. Он чувствовал себя прекрасно.
  
   «Я кое-что узнал об этом теле», - сказал он. Он рассказал Кеннеди о остановке Amtrak той ночью в том месте, где было оставлено тело, и о том, что сказал ему Сен-Жермен, и о пассажирах ». багаж оставляют в купе.
  
   Кеннеди задумчиво жевал. Он усмехнулся, но улыбка была слабой. «Если вы не бросите это дело, вы, знаете, собираетесь сделать из этого федеральное дело», - сказал он. "Что ты хочешь чтобы я сделал?"
  
   «Сделайте свою знаменитую штуку с ФБР», - сказал Липхорн.
  
   Кеннеди сглотнул, отпил воды и кивнул. «Хорошо. Я попрошу кого-нибудь из Вашингтона спуститься и осмотреть багаж. Мы посмотрим, удастся ли им установить личность. Посмотрим, к чему это нас приведет ».
  
   "Что еще можно спросить?"
  
   «Я могу придумать еще несколько вещей, которые вы собираетесь спросить, - сказал Кеннеди. - Основываясь на нашем прошлом опыте с вами. Оказывается, этот багаж принадлежит алкоголику, который имеет привычку проваливаться сквозь трещины. Так что мы разумно решим, что это не тело, но вам это не понравится. Кеннеди поднял руку, вытянув все пальцы. Он нагнулся один. «Один. Вам понадобится какая-то скрытая проверка отпечатков пальцев на багаже». Он наклонился над другим. «Два. Вам нужно будет идентифицировать восемьдесят два человека, которые работали с ним с момента его владельца ». Он нагнулся третий. «Три. Вам нужно краткое изложение всех, кто был в той конкретной поездке в Амтрак». Кеннеди наклонил уцелевший палец. «Четыре. Вам понадобятся интервью с экипажами поездов. Пять ... Кеннеди исчерпал свой запас пальцев. Он протянул большой палец. «Подводя итог, вам понадобится то же самое, что и мы, если бы Император Земли был похищен марсианами.
  
   Сверхурочные затраты на восемьдесят шесть миллиардов, а потом выясняется, что ваше тело - это торговец автомобилями, который поссорился с кем-то в баре поезда, и это «не дело Бюро».
  
   Лиафорн кивнул.
  
   "Это тоже не ваше дело, - добавил Кеннеди. - Вы ведь знаете это, не так ли?"
  
   Лиафорн снова кивнул. «Еще не мое дело». Он взял ложку рагу, съел. «Но мне интересно, почему он шел в Ейбичай», - сказал он. "Не так ли?"
  
   «Конечно, - сказал Кеннеди. «Это кажется странным».
  
   "А если он собирался, почему он был почти на месяц раньше?"
  
   «Меня интересуют многие вещи, - сказал Кеннеди. «Интересно, почему Джордж Буш выбрал, как его зовут вице-президентом. Интересно, почему анасази ушли от всех этих жилищ на скалах? Интересно, какого черта я вообще попал в правоохранительные органы. Или обедал с тобой, когда знал, что тебе нужно одолжение.
  
   «И мне интересно узнать о вставных зубах этого парня, - сказал Лиафорн. - Не столько о том, куда они попали, а о том, что случилось с его настоящими зубами».
  
   Кеннеди рассмеялся. «Я не так уж сильно увлечен этой игрой в удивление», - сказал он.
  
   «Не было ничего плохого ни с его деснами, ни с его челюстью», - сказал Лиафорн. «Это то, что показало вскрытие. И поэтому люди вырывают зубы ».
  
   Кеннеди вздохнул, покачал головой. «Вы получите чек», - сказал он. «Я попрошу кого-нибудь проверить багаж в Вашингтоне».
  
   Он сделал. Лифорну позвонили во вторник.
  
   «Вот что они нашли, - сказал Кеннеди. - Оговорка была сделана на имя Иларио Мадрид-Пенья. Видимо, это вымышленное имя. По крайней мере, и адрес, и номер телефона были фальшивыми, а имени нет ни в одном из справочников.
  
   «Это возвращает нас к исходной точке», - сказал Лиафорн, стараясь не слышать разочарование в голосе. «Если только они не нашли что-нибудь в багаже».
  
   «Секундочку», - сказал Кеннеди. «Один большой чемодан и один портфель», - прочитал он. «Чемодан содержал ожидаемые предметы нижнего белья, рубашки, носки, одну пару брюк, керамическую посуду, туалетные принадлежности. Портфель содержал журналы и газеты на испанском языке, книги, небольшую записную книжку, канцелярские товары, конверты, марки, перьевая ручка, пакет Tums, мелочи. Ничто в записной книжке не помогло установить личность. Кеннеди сделал паузу. "Это оно. Это все что они написали."
  
   Лиафорн подумал об этом. «Ну, - сказал он, - я не знаю, что и думать».
  
   «Я жду, когда вы скажете:« Спасибо, мистер Кеннеди », - сказал Кеннеди.
  
   "Вы знаете агента, который проверял?" - спросил Лиафорн.
  
   «Вы имеете в виду лично? Или как его звали? Нет. Это мог быть кто угодно».
  
   «Ты думаешь, это был бы кто-то, кто знал, что делал?»
  
   "Я бы так не думал, - сказал Кеннеди. - Какой-нибудь новичок, которого вы бы хотели выгнать из офиса. Подобное дело не будет приоритетным". Кеннеди засмеялся.
  
   «Каков шанс заставить Бюро собрать бригаду поезда, выяснить, кто поднял багаж, убрал пометку и тому подобное?»
  
   "Я не знаю. Наверное, примерно так же, как вы представляете первую игру Мировой серии в следующем году ».
  
   «Мне сказали, что бригада поезда работает из Вашингтона».
  
   "И что?" Кеннеди сказал. «Прежде чем они наденут человека на что-то подобное, у них должна быть причина».
  
   «Думаю, да», - сказал Лиафорн. Он думал, что знает человека в Вашингтоне, который мог бы сделать это за него. Из дружбы. Если Лиафорн был готов навязать дружбу. Он сказал: «Спасибо, мистер Кеннеди», и повесил трубку, все еще думая об этом. П. Дж. Родни сделал бы это из дружбы, но для него это потребовало бы много работы - по крайней мере, могло бы быть. И, может быть, Родни уже на пенсии. Липхорн попытался вспомнить, в каком году Родни покинул полицейское управление Дулута и устроился на работу в Вашингтон. У него должно быть достаточно лет, чтобы претендовать на пенсию, но когда Липхорн написал Родни, чтобы рассказать ему об Эмме, он все еще служил в полиции округа Колумбия.
  
   Лиафорн взглянул на часы. Время новостей. Он прошел в гостиную, включил телевизор, переключил его на седьмой канал, выключил звук, чтобы избежать истерического крика рекламы Frontier Ford, затем включил его, чтобы послушать выпуск новостей. Ничего особенного, похоже, не происходило, и его мысли вернулись к Родни. Хороший человек. Они подружились, когда оба были деревенскими родственниками-аутсайдерами, посещавшими Академию ФБР. Один из тех слишком редких случаев, когда вы почти с первого взгляда знаете, что кто-то вам понравится, и симпатия взаимна. И когда Родни остановился в Window Rock, чтобы навестить их по пути в Калифорнию, он оказал такое же влияние на Эмму. «У тебя хорошие друзья», - сказала ему Эмма
  
   Родни был хорошим другом. Липхорн наблюдал, как Говард Морган предупреждал о зимнем шторме, движущемся через южную часть Юты в сторону северо-востока Аризоны и Нью-Мексико. «Остерегайтесь метели», - сказал Морган.
  
   Липхорн подумал, что было бы хорошо снова увидеть Родни. Он знал, что он будет делать со своим отпуском.
  
  
  
   Глава девятая
  
  
   Джанет Пит встретила его у ворот Континенталь в Национальном аэропорту. Она выглядела подтянутой, работоспособной, напряженной и счастливой. Она обняла его и повела через толпу к стоянкам такси.
  
   «Вау», - сказал Чи. "Всегда ли так многолюдно?"
  
   «Муравейник Восток», - сказала Джанет. «Она устала, - подумал он. - Но симпатичная. И очень изысканная. Костюм, который она носила, был бледно-серым и, возможно, был сделан из шелка. Что бы он ни был из него сделан, он напомнил Чи, что у Джанет Пит очень красивая форма». напомнил ему, что его городские джинсы, кожаная куртка и галстук-боло не сделали его основным направлением моды в Вашингтоне, округ Колумбия, как это было в Фармингтоне или Флагстаффе. Здесь каждый мужчина старше двадцати носил темный костюм-тройку , белую рубашку и темный галстук. Чи костюмы казались одинаковыми
  
   Его глаза снова обратились к Джанет, изучающей ее. «Никто никогда ни на кого не смотрит», - сказал Чи, которого Джанет заметила, глядя на нее. "Вы заметили это?"
  
   «Избегайте зрительного контакта», - сказала Джанет. «Это первое правило выживания в городском обществе. Я слышала, что в Токио, Гонконге и подобных местах еще хуже. И по той же причине. Слишком много людей собралось вместе ». Она дала водителю адрес отеля Чи. «Было приятно, что вы приехали», - сказала она, и ее тон сказал Чи, что она имела в виду именно это.
  
   Был серый, холодный, моросящий день, «женский дождь» в лексиконе навахо Чи. Джанет спросила о резервации, о племенной политике, об их очень немногих общих знакомых. Чи ответил, недоумевая, зачем он приехал, недоумевая. если бы он поехал в Висконсин, несмотря на письмо Мэри. Он сказал туристическому агентству в Фармингтоне подобрать ему отель в диапазоне от «умеренного до экономичного». Тот, где остановилось такси, выглядел в лучшем случае экономичным. Он зарегистрировался. Цена составляла семьдесят шесть долларов в день - примерно в три раза больше. чем хорошая комната в стране Четырех углов. Эта комната была крошечной, с небольшой двуспальной кроватью, односпальным диваном, телевизором, установленным на настенном кронштейне, без одной из ручек управления, единственным узким окном, выходящим на окна здание напротив Чи жестом указал Джанет на стул и сел на кровать.
  
   «Вот и я», - сказал Чи. "А что я могу сделать?"
  
   Джанет поморщилась. «Проблема в том, что я не знаю, что происходит. Или даже если что-то происходит».
  
   «Ты сказал, что кто-то следил за тобой. Расскажи мне об этом».
  
   «Это не займет много времени, - сказала Джанет. - В первый раз, когда я пошла повидать Генри Хайхока, я сначала не смогла найти его место. Я прошла мимо него, а потом снова. Там была припаркованная машина, с сидящим в нем мужчиной. Он смотрел на меня, поэтому я его заметила. От среднего до маленького роста, очевидно. Может, сорок пять или около того. Рыжие волосы, много веснушек, вроде как красное лицо ». Она остановилась и взглянула на Чи с попыткой улыбнуться. «Вы когда-нибудь задумывались, почему они называют нас краснокожими?» спросила она.
  
   «Давай, - сказал Чи. "Я заинтересован."
  
   «Хайхок живет на Капитолийском холме, в районе, который они называют Восточным рынком. До него легко добраться на метро. Это метро. Я села на метро и пошла к его дому. Может быть, кварталов семь или восемь. Мне довелось пройти мимо этого парня дважды, сидевшего в его припаркованной машине, поэтому я заметила его. Потом, когда ...
  
   «Подожди», - сказал Чи. «Вы имеете в виду, что он сдвинул машину после того, как вы проехали мимо него в первый раз? Он передвинул его впереди вас? "
  
   «Очевидно. А потом, когда я покинул дом Хайхока, он все еще был там. Все еще сидел в этой машине. И снова я заметил его еще дважды, когда возвращался к метро. Он шел второй раз. Как будто он хотел знать, куда я иду, оставил машину на стоянке и пошел за мной пешком. Но он не вошел в метро. А если и попал, я его не видела.
  
   Она остановилась, посмотрела на него, ожидая реакции.
  
   «Хм», - сказал Чи, стараясь казаться задумчивым. Он думал, что существует множество незловещих причин, по которым мужчина может следовать за Джанет Пит.
  
   «С тех пор я видела его три или четыре раза», - добавила она.
  
   Чи явно не выглядел достаточно впечатленным этим. Джанет покраснела.
  
   «Это не Шипрок, - сказала она. - Вы не будете постоянно видеться с незнакомцем в Вашингтоне. Если только вы не работаете в одном и том же месте. Или едите в одном месте. Миллионы людей. Но я видела этого человека снаружи. у здания, в котором находится наша адвокатская контора. Однажды на стоянке и один раз за пределами вестибюля. И, не считая бизнеса метро Eastern Market, я видел его в Музее естественной истории. Слишком много, чтобы быть совпадением ».
  
  
   «В первый раз был в доме Хайхока, - сказал Чи. - Это правда? И снова в его районе. Может, он заинтересован в Хайхоке. А вы - адвокат Хайхока. Может быть, он заинтересован в вас из-за этого.
  
   «Да», - сказала Джанет. «Я думал об этом. Наверное, это все».
  
   «Я бы предложил вам закуски, - сказал Чи. - В Фармингтоне, в отеле за семьдесят пять долларов, если бы у них было что-нибудь настолько дорогое, у вас был бы маленький холодильник со всеми этими закусками и напитками. в нем. Или у вас будет обслуживание в номерах.
  
   «В Вашингтоне это происходит в отелях за триста долларов в день», - сказала Джанет. «Но я ничего не хочу. Я хочу знать, что вы думаете о Хайхоке. Что ты думаешь обо всем этом? "
  
   «Он показался мне слегка подвинутым», - сказал Чи. «Большой, красивый белагаана, но он хочет быть навахо. Или такое у меня впечатление. И я предполагаю, что он выкопал те кости, которые, как его обвиняют, выкопал, чтобы быть воинствующим индейцем.
  
   Джанет Пит задумчиво посмотрела на него. "Вы знаете что-нибудь, что связывает его с Тано Пуэбло?"
  
   «Тано? Нет. На самом деле, я чертовски мало знаю. Я просто застрял в работе: взял федеральный ордер, поехал в Ейбичай и арестовал того парня. Они ни черта тебе не говорят. Если они не произносят слова «вооруженный и опасный», то вы полагаете, что он не вооружен и не опасен. Просто арестуйте его, возьмите, пусть все остальное сделают федералы. Это был ордер на бегство. Вы знаете, бегства нужно избегать. Но я слышал, что его разыскивали на востоке за осквернение кладбища и вандализм. Так далее."
  
   Джанет сидела, зажав нижнюю губу между зубами, и выглядела обеспокоенной.
  
   «Джим, - сказала она, - я думаю, что меня используют».
  
   "Ой?"
  
   «Может быть, это всего лишь символ, что навахо и Хайхок хотели нанять адвоката навахо. В этом есть смысл. В Вашингтоне много юристов, но не юристов навахо».
  
   "Думаю нет."
  
   «Но у меня есть предчувствие», - добавила она. Она покачала головой, встала, попыталась пройтись. По быстрой оценке Чи, комната была около девяти футов в ширину и шестнадцати футов в длину , и площадь занимали санузел и кладовая.Это было не просто непрактично, но и невозможно. Джанет снова села. «Этот Хайхок, он артист на публику. О, это не совсем справедливо. Просто скажите, что он знает, как донести свою точку зрения до прессы, и он знает, что пресса важна для него, и пресса любит его. Поэтому, когда он отказался от экстрадиции и вернулся сюда, он сказал, что хочет адвоката навахо, и это сделал Post ». Она остановилась, взглянула на Чи. «Вы меня знаете, - сказала она.
  
   Чи знал ее в резервации как юриста в штате Dinebeiina Nahiilna be Agaditahe, что вольно переводилось на английский как «Люди, которые говорят быстро и помогают людям», но чаще называлось DMA или Tribal Legal Aid, и который заработал твердую репутацию защитника аутсайдеров. Фактически, Чи узнал ее, когда она пригвоздила его за то, что он пытался держать одного из своих клиентов в тюрьме округа Сан-Хуан дольше, чем Джанет считала законным или необходимым.
  
   «Зная вас, держу пари, вы вызвались добровольцем», - сказал Чи.
  
   «Ну, я позвонила ему, - сказала она. «И мы поговорили. Но я не взяла на себя никаких обязательств. Я думал, что фирме это не понравится.
  
   «Посмотрим, - сказал Чи. - Это Далман, Макартур, Феникс и Уайт, не так ли? Или что-то вроде того. Похоже, они «были бы слишком величественными, чтобы представлять кого-то, кто вандализирует на кладбищах».
  
   «Далман, Макартур, Уайт и Герцог», - сказала Джанет. «И да, это достойная фирма. И она не занимается делами защиты по уголовным делам. Я подумала, что они хотели избежать дела Хайхока. Тем более, когда дело собирается освещать пресса каждый день, а заказчик - отъявленный общественный деятель. И я не думала, что Джону это понравится. Но это не сработало.
  
   «Нет», - сказал Чи. Джон был Джоном Макдермоттом. Профессор Джон Макдермотт. Экс-профессор. Бывший юридический факультет Университета Аризоны. Наставник Джанет Пит, советник факультета, босс, любовник, отец. Человек, для которого она оставила работу в племени навахо, чтобы последовать в Вашингтон. Амбициозный, успешный Джон. «Это не похоже на Джона».
  
   «Оказалось, что я ошибалась», - сказала Джанет. «Джон поднял этот вопрос. Он спросил меня, не хочу ли я представлять Хайхока».
  
   Чи сделал удивленное лицо.
  
   «Я сказал, что не думаю, что фирме это понравится. Он сказал, что фирме все это подойдет. Это продемонстрировало бы ее общественное сознание ».
  
   Чи кивнул.
  
   "Фигня", - сказала Джанет. "Общественное сознание!"
  
   "Почему тогда?"
  
   Джанет хотела что-то сказать, но остановилась. Она снова встала, подошла к окну и выглянула. По стеклу залил дождь. В офисе через улицу горел свет. У окна стоял мужчина и смотрел на них. Чи заметил, что он снял пальто. Жилет и галстук, но без пальто. Чи от этого повеселел.
  
  
   «У тебя есть идея, почему, не так ли?» - сказал Чи.
  
   «Не знаю», - сказала Джанет окну.
  
   «Вы могли догадаться, - сказал Чи.
  
   «Я могу догадываться», - согласилась она. «У нас есть клиент. Корпорация Sunbelt. Это важный фактор в развитии недвижимости, жилых комплексов и тому подобного. Они купили ранчо недалеко от Альбукерке. Судя по тому немногому, что я знаю об этом, я думаю, что там запланировано какое-то большое развитие. Она отвернулась от окна, снова села, уставилась на свои руки. «Sunbelt интересуется, где находится объездная дорога между штатами. Это сильно влияет на их стоимость земли. Насколько я знаю, маршрут, который предпочитает Sunbelt, пролегает через землю Тано-Пуэбло. Путь. Традиционники говорят нет; прогрессисты видят экономическое развитие, деньги ». Она взглянула на Чи. «Старая знакомая история».
  
   «Звучит знакомо, - сказал Чи. Когда она дошла до этого, Джанет Пит объяснила ему, как все это связано с Генри Хайхоком и за ней следят. На улице все еще шел дождь. Он посмотрел на человека в галстуке и жилете в окне через улицу, который, казалось, смотрел на него. Забавный городок, Вашингтон.
  
   «Этой зимой у них будут выборы племени, - сказала Джанет. - Молодой парень по имени Элдон Тамана - соперник против одного из представителей старой гвардии. Тамана выступает за предоставление преимущественного права. Последовала еще одна долгая пауза.
  
   "Хорошие шансы на победу?" - спросил Чи.
  
   «Думаю, что нет», - сказала Джанет, повернулась и посмотрела на него.
  
   «Я собираюсь быть похожим на белого человека, - сказал Чи. - Я очень тороплюсь, чтобы вы мне рассказали, в чем дело».
  
   «Я не уверена, что знаю себя. Что я знаю, так это то, что в коллекции Смитсоновского института есть фетиш Тано. Это фигура, представляющая одного из их Богов войны-близнецов. Каким-то образом Тамана узнал об этом, и я думаю, что он знал Джона в Аризоне, и он пришел к Джону, чтобы поговорить о том, как вернуть его ».
  
   Джанет заколебалась, посмотрела на свои руки.
  
   «Я бы подумал, что это будет довольно просто», - сказал Чи. - «Вам нужно, чтобы совет племени Тано принял резолюцию с просьбой вернуть ее - или, может быть, она исходила от старейшин общества кива, которым принадлежал фетиш. вы бы попросили Смитсоновский институт вернуть его, и они приняли бы это к сведению и провели исследование, чтобы выяснить, где они его достали, и примерно через три года вы либо вернули его, либо нет"
  
   «Не думаю, что это сработает. Не для Таманы, - сказала Джанет, все еще разглядывая свои руки.
  
   "Ой?"
  
   Джанет вздохнула. «Я говорил вам, что он баллотируется в совет племени? Я предполагаю, что он хочет просто войти и представить Бога Войны, вроде как доказать, что он молодой человек, который может делать вещи, в то время как старожилы просто говорят об этом. Я сомневаюсь, знает ли совет, что у музея есть фетиш ».
  
   "Ах," сказал Чи. «Вы представляете интересы Sunbelt в этом вопросе? Думаю, Sunbelt заинтересован в избрании Таманы».
  
   «Я не такая», - сказала Джанет, - «Джон». Джон - эксперт юридической фирмы по Юго-Западу. Он разбирается в вопросах государственной земельной политики, индейцев, урана, прав на воду и всех подобных дел ».
  
   "Он сказал вам все это?"
  
   «В основном он спрашивал меня. Я - индеец фирмы. Предполагается, что индийцы знают об индейцах. Все мы, краснокожие, похожи. Мать Земля, Отец Солнце и все такое дерьмо Уолта Диснея». Она слабо улыбнулась. «Это действительно несправедливо по отношению к Джону. Он не так плох, как большинство. В основном он понимает культурные различия.
  
   "Но ты думаешь, что он тебя использует?"
  
   «Думаю, юридическая фирма хотела бы меня использовать», - поправила Джанет. «Джон работает на них. Я тоже».
  
   Серый дождь на улице, фигура человека в рубашке, стоящего в окне напротив них, узкая ветхая комната - все это угнетало Чи. Он встал с кровати и попытался полностью задернуть окно. Некоторым это помогло.
  
   «Я собираюсь умыться, - сказал Чи. - Тогда давай выберемся отсюда и выпьем где-нибудь кофе». Он хотел подумать о том, что сказала ему Джанет. Он мог понять ее подозрения. Фирма хотела, чтобы она представляла Хайхока, потому что Хайхок работал в значительной должности в музее, в котором хранились священные предметы Тано. Почему? Хотели ли они, чтобы Хайхок украл Военного Близнеца? Должна ли Джанет, как его адвокат, уговорить его это сделать?
  
   «Прекрасно», - сказала Джанет. «У нас назначена встреча с Хайхоком. Не думаю, что я вам об этом говорил. У него дома на Восточном рынке ".
  
   Над зеркалом умывальника стояли две голые лампочки, одна из которых работала. Чи ополоснул лицо, посмотрел на себя в зеркало и снова задумался, какого черта он здесь делает. Но теперь он знал это каким-то подсознательным образом. Он с нетерпением ждал еще одного разговора с человеком, который хотел быть навахо.
  
  
  
   Глава десятая
  
  
   Лиафорн оставил свой зонтик. Он думал об этом, когда садился в самолет в Альбукерке - зонт лежал в пыльном багажнике его машины, и самолет, летевший на восток, в Вашингтон, и то, что казалось Лифорну неизбежным дождем. Зонтик никогда не испытывал дождя. Он ». Я купил его в прошлом году в Нью-Йорке, второй из двух зонтов, которые он купил в той же поездке, - первый был забыт бог знает где. Он бросил второй в багажник своей машины с багажом на нем. его возвращение в аэропорт Альбукерке. Там он простоял год.
  
   Теперь, когда дождь стучал ему по шее, он заплатил таксисту. Он надвинул шляпу ниже ушей и поспешил через тротуар к офису Amtrak. У него была встреча с Роландом Докери, человеком в бюрократии Amtrak, который занимался такими невзрачными проблемами, которые представлял Липхорн.
  
   Докери ждал его, пухлый, слегка лысый и слегка растрепанный мужчина лет сорока. Он с явным любопытством изучил удостоверение личности племенной полиции навахо Лиафорна через бифокальные очки и, взмахнув рукой, пригласил Джо сесть. Он указал на багаж на своем столе - потрепанный кожаный чемодан и более новый портфель меньшего размера.
  
   «ФБР уже проверило их, - сказал Докери. - Как я уже говорил вам по телефону. Думаю, они бы сказали вам, если бы что-нибудь нашли ».
  
   «Ничего полезного, - сказал Лиафорн. «Мы ищем все, что могло бы связать сумки с убийством в Нью-Мексико. Надеюсь, вы не будете возражать, если я отвечу на некоторые вопросы, которые, вероятно, уже были рассмотрены ФБР.
  
   «Нет проблем», - сказал Докери. Он посмеялся. «Никаких проблем с ключами. ФБР уже открывало их». Он с рвением открыл чемодан и портфель. Докери явно наслаждался этим. Это было нечто необычное в работе, которая обычно должна быть рутинной.
  
   Лиафорн первым разобрал чемодан. В нем был запасной костюм, темно-серый, из какой-то дорогой ткани, но выглядевший очень поношенным. Свитер. Два темно-синих галстука. Белые рубашки с длинными рукавами, некоторые чистые и аккуратно сложенные, некоторые использованные и сложенные в мешок для белья. Всего восемь. Три использовались. Пять чистых. Лиафорн проверил свои записи. Размеры шеи и рук соответствовали размерам рубашки на трупе. Шорты и майки, тоже белые. Тот же итог, та же разбивка. То же самое с носками, только теперь они были черного цвета. Он подумал о числах и расписании. Он бы проверил, но это казалось правильным. Если это действительно был багаж «Остроконечных ботинок», то к тому времени, как он добрался до Гэллапа, он на самом деле был примерно в трех рубашках к западу от Вашингтона. чтобы отвезти его туда, куда он собирался, или - если он просто собирался увидеть Агнес Цози - снова домой в Вашингтон.
  
   В портфеле было множество вещей. Лиафорн оторвался от него, но Докери не дал ему возможности задать вопрос.
  
   «Его упаковал один из уборщиков, - сказал Докери. «Просто бросил все, что было вокруг комнаты, в сумку. Я где-то узнал его имя. ФБР задержало его и поговорило с ним, когда проверили ".
  
   "Так это все, что осталось валяться?" - спросил Лиафорн. И Докери согласно кивнул. Но, конечно, Лиафорн знал, что это было не все. Любые мелочи, которые казались бесполезными, были бы выброшены. Старые газеты, заметки, пустые конверты - все, что могло быть наиболее полезным, были бы выброшены. .
  
   Но то, что не было выброшено, также было полезно. Во-первых, Лиафорн заметил почти пустую трубку из-под Fixodent и небольшую банку для чистки зубных протезов. Он ожидал найти их. Если бы он этого не сделал, он бы усомнился, что это был багаж мужчины с вставными зубами. Три книги, все напечатанные на испанском языке, добавили еще немного поддержки. Одежда, которую носили Остроносые туфли, выглядела старомодной и чужой. То же самое и с одеждой в чемодане. Он нашел тонкий блокнот, обтянутый черным пластиком, взглянул на него и отложил в сторону. Под свитером в сумке он обнаружил два горшка, каждый из которых был обернут газетой. Он их осмотрел. Они были из тех, что индейцы пуэбло продают туристам - маленькие, один с изображением ящерицы черно-белой формы, другой - геометрической. Вероятно, они были куплены в качестве подарков на станции Amtrak в Альбукерке, где такие вещи продавались рядом с трассой. Но горшки интересовали Липхорна меньше, чем газетные страницы, которыми покупатель их обернул.
  
  Снова испанский. Лиафорн развернул пачку страниц в поисках имени и даты. Имя было El Crepúsculo de Libertad. Что-то от свободы. Рабочий словарный запас Лифхорна в испанском языке был в основном языком Гэллапа-Флагстаффа. Теперь он тщательно вспомнил о двенадцати кредитных часах, которые он взял в штате Аризона. Он придумал «восход» или, возможно, «сумерки». Рассвет казался более вероятным. Рассвет свободы. Дата на странице была в конце октября, примерно за две недели до того, как остроконечные башмаки порезали ножом. Лиафорн взглянул на заголовки, услышав всего пару слов, но достаточно, чтобы предположить, что речь шла о политике. Ни на одной из смятых страниц не было места публикации.
  
   Лиафорн сложил их в карман и перебрал все лишнее на дне сумки. Он достал лист белой записной бумаги, сложенный вертикально, как будто умещался в кармане. На нем кто-то написал что-то вроде контрольного списка.
  
   Карманы
  
   Очки из бутылочек по рецепту (тоже проверьте футляр)
  
   зубные протезы (если есть)
  
   наклейки в адресных книгах пальто и др.
  
   письма, конверты, книжные тарелки (тарелки?) вещи, написанные в книгах, адреса на журналах и т. д.
  
   Лиафорн задумчиво уставился на список. Он показал его Докери. "Что ты думаешь об этом?"
  
   Докери посмотрел на него. «Похоже на список покупок», - сказал Докери. «Нет, дело не в этом. Возможно, напоминания. Список задач."
  
   Лиафорн положил список на стол. Он взял записную книжку, которую отложил в сторону, открыл ее. Несколько страниц было вырвано. Написано в ней по-испански, написано синими чернилами маленькой осторожной рукой. Он достал бумажник, извлек записку. «d» нашли в кармане рубашки мертвеца. Почерк совпадал с аккуратным мелким почерком в блокноте. И совсем не походил на почерк в списке.
  
   "Вы случайно не знаете, был ли у этого парня сосед по купе?" он спросил.
  
   «Только один человек», - сказал Докери.
  
   "Есть признаки того, что чемодан кто-то взломал?"
  
   «Насколько я знаю нет, - сказал Докери. «И я думаю, что услышал бы. Я уверен, что услышал бы. Это то, что можно обойти ». Он выудил пачку винстонов из ящика стола и протянул одну Липхорну.
  
   «В конце концов мне удалось бросить курить, - сказал Лиафорн.
  
   Докери затянулся, выдохнул синее облако. "Что вы вообще ищете, ребята?"
  
   "Что вам говорило ФБР?"
  
   Докери рассмеялся. «Ни черта. Это был какой-то молодой парень. Он не сказал мне ни слова».
  
   «Мы нашли тело мужчины у рельсов к востоку от Гэллапа. Зарезан. Никаких опознаваний нет. Отсутствуют искусственные зубы». Лиафорн постучал пальцем по фиксоденту. «Оказывается, в Amtrak в нужное время произошла авария. Оказалось, что невостребованный багаж из этого помещения также был лишен всех опознавательных знаков. Одежда, которая у нас здесь в сумке, такого же размера и типа, что и труп. Итак, мы думаем, что «вполне вероятно, что жертвой стал человек, который зарезервировал это купе под вымышленным именем».
  
   «Эй, а теперь», - сказал Докери. "Это интересно."
  
   «Кроме того, - медленно добавил Лиафорн, глядя на Докери, - мы думаем, что кто-то - вероятно, человек, который зарезал нашу жертву - проник в эту комнату, обыскал его вещи и вытащил все, что могло помочь идентифицировать труп».
  
   "Вы говорили с дежурным?" - спросил Докери.
  
   «Я бы хотел, - сказал Лиафорн, - и кто бы это ни прибрал в комнате и собрал вещи жертвы».
  
   «Он видел кого-то в этом помещении», - сказал Докери.
  
   Лиафорн перестал листать блокнот и уставился на Докери. "Он сказал тебе это?"
  
   «Кондуктором этого заезда» стал старик по имени Перес. Раньше он был председателем нашего отделения в Братстве железнодорожников. Он сказал мне, что он и парень, путешествующий в этой комнате, время от времени болтали по-испански. Вы знаете, просто вежливые вещи. Он сказал, что этот парень был хорошим человеком и довольно болезненным. У него было какое-то сердечное заболевание, и его беспокоила высота. Так что, когда у них была эта внеплановая остановка в Нью-Мексико, после того, как поезд снова начал движение, Перес проверил, не нужна ли этому парню помощь, чтобы выйти в Гэллапе". Докери порылся в ящике своего письменного стола, вдохнул еще дыма. Через окно позади него Лиафорн заметил, что сейчас идет сильный дождь.
  
   «Там был мужчина. Перес сказал, что он постучал в дверь, и когда никто не ответил, ему было не по себе из-за этого больного пассажира, поэтому он отпер ее. И он сказал, что там был мужчина. Он спросил Переса, что он хочет , и Перес сказал ему, что проверяет, нужна ли пассажиру помощь. Мужчина сказал: «Помощь не требуется» и закрыл дверь ».«Докери выпустил кольцо дыма». Это показалось Пересу смешным, потому что он сказал, что не может видеть своего пассажира в кабине и никогда не видел пассажира и этого парня. вместе
  Итак, он наблюдал за пассажиром, когда они сделали остановку Гэллапа. Не видел, как он выходил, поэтому он снова постучал в дверь, и никто не ответил. Так что он открыл дверь и вошел, и все это было там, но не было пассажира ». Докери остановился, ожидая реакции.
  
   «Странно, - сказал Лиафорн.
  
   «Черт возьми, - согласился Докери. "Это то, что вы помните".
  
   «Вы скажете об этом агенту ФБР?»
  
   «На самом деле не было шанса. Он просто хотел посмотреть на сумки и продолжить свой путь ".
  
   "Могу я поговорить с Пересом?"
  
   «Он на том же пути», - сказал Докери. Он выудил расписание из своего ящика и протянул его Липхорну. «Позвоните на какую-нибудь станцию ​​на остановку впереди, где они остановятся достаточно долго, чтобы подвести его к телефону. Он вам перезвонит. Ему «чертовски интересно, что случилось с его пассажиром».
  
   Лиафорн листал тетрадь второй раз, делая записи в своей тетради. Большинство страниц были пустыми. Некоторые содержали только инициалы и что-то вроде телефонных номеров. Лиафорн скопировал их. На одной странице было всего две буквенно-цифровые комбинации. Большинство записей, похоже, относились к собраниям. Тот, на который смотрел Лиафорн, читал: «Харрингтон. Куарто 832. 3 стр.».
  
   «Харрингтон», - сказал Лиафорн. "Это будет отель?"
  
   «Это центр города, - сказал Докери. - На улице Е, недалеко от торгового центра». Этакий нижний средний класс. Они позволили ему устареть. Обычно, когда это происходит, его покупают и превращают в офисы ».
  
   Липхорн записал адрес и номер комнаты в свой блокнот. Вверху следующей страницы заглавными буквами было написано «АУРАНОФИН», за которым следовало «W1128023». Он это тоже записал. Ниже, на той же странице, запись затронула слабый аккорд в прекрасном воспоминании Джо Лифорна. Это было имя, несколько необычное, которое он где-то видел раньше.
  
   Человек в остроконечных туфлях написал: «Национальный исторический музей. Генри Хайхок».
  
  
   Глава одиннадцатая
  
  
   Джанет Пит решила, что они сядут на метро от Смитсоновского вокзала до Восточного рынка. Билет стоил всего восемьдесят центов и проезд был таким же быстрым, как на такси. Кроме того, это даст возможность Джиму Чи увидеть вашингтонское метро. Как Чи был достаточно умен, чтобы догадаться, Джанет хотела поиграть городской мышкой с ​​свою деревенской Это было нормально с Чи. Он видел, что для самооценки Джанет Пит нужно немного себя показать.
  
   «Не то что в Нью-Йорке», - сказала Джанет. «Он чистый, яркий и быстрый, и вы чувствуете себя в полной безопасности. Совсем не похоже на Нью-Йорк. Чи, который слышал только слухи о нью-йоркском метро, ​​кивнул. Он всегда хотел поездить в нью-йоркском метро. Но, может быть, эта поездка тоже будет интересной.
  
   Это было интересно. Парящий вафельный потолок, машины, которые выдавали бумажные квитанции в качестве билетов вместе с надлежащей сдачей, ворота, которые принимали эти бумажные квитанции, открывались, а затем возвращали квитанции, рой людей приучал избегать контакта с человеком - глазами, коленями или локтем. Чи вцепился в кронштейн сдвижной двери и осмотрел их. Сначала его удивило, что его не осматривают взамен. Он должен выглядеть совершенно по-другому: лучшая фетровая шляпа-резервация с серебряной лентой, лучшая кожаная куртка, лучшие сапоги, его грубые, обветренные, домашние Лицо навахо. Но единственные взгляды, которые он бросал, были быстрыми и скрытными. Его вежливо проигнорировали. Это показалось Чи странным.
  
   Были и другие странности. Он предполагал, что метро будет использоваться рабочим классом. Синие воротнички были здесь, правда, но было не только это. Он видел трех мужчин и одну женщину в военной форме, с достаточным количеством полос на рукавах. для обозначения принадлежности к привилегированному классу. Поскольку звание для них пришло в молодом возрасте, они будут выпускниками Военно-морской академии. Это будут люди с политическими связями и старыми семейными деньгами. По крайней мере половина белых мужчин и примерно такая смесь черных , носили неизбежный темный костюм-тройку и темный галстук Восточного истеблишмента, или, возможно, здесь это была федеральная бюрократия. Женщины носили в основном юбки и высокие каблуки. Изучение Чи антропологии в Университете Нью-Мексико привело его к в курсы социологии. Он вспомнил лекцию о тех факторах, которые определяют людей и тем самым формируют культуру. Он чувствовал себя отделенным от этой толпы в метро, ​​невидимой сущностью, смотрящей сверху на вид, который эволюционировал, чтобы выжить в перенаселенности, выдержать агрессию, выжить, несмотря на то, что старый профессор Эбаар называл «внутривидовой враждебностью».
  
   Во время долгого подъема на эскалаторе к тому, что его собственный народ навахо назвал бы миром поверхности Земли, Чи поделился этими впечатлениями с Джанет Пит.
  
   "Вы когда-нибудь будете чувствовать себя здесь как дома?"
  
  - спросил он. Она не ответила, пока они не достигли вершины и не вышли в тусклые сумерки, в то, что превратилось в нечто среднее между моросью и туманом.
  
   «Не знаю, - сказала она. - Однажды я так думала. Но с этим трудно справиться. Другая культура.
  
   "И вы не имеете в виду отличное от навахо?"
  
   Она смеялась. "Нет. Я не это имел в виду. Думаю, я имею в виду отличное от пустого дикого Запада ".
  
   Дом Генри Хайхока находился примерно в семи кварталах от станции метро - узкий двухэтажный кирпичный дом на полпути вниз по кварталу с такими узкими домами. К колонне рядом с почтовым ящиком было привязано нечто похожее на пахо. Чи осмотрел его. пока Джанет звонила в колокольчик. Это действительно была молитвенная палочка навахо с прикрепленными перьями. Если Хайхок сделал это, он знал, что делает. А потом Хайхок был у двери, приглашая их войти. Он был выше Чи вспомнил его по свету костра у Агнес Цози. Он был выше, стройнее и солиднее, в большей безопасности на своей родной территории, чем был окружен странной культурой ниже холма Цосиэ. Прихрамывание, которое касалось Чи с чувством жалости в Цосе Ейбичай, казалось здесь естественным. Джинсы, которые носил Хайхок, были обрезаны, чтобы приспособиться к шарнирному металлическому каркасу, укрепляющему его короткую ногу. Подтяжка, высокий подъем под маленьким левым ботинком, хромота - все это казалось гармоничным с этим долговязым мужчиной в этом тесном маленьком доме. превратил свои косы кайова-команчи в тугую булочку навахо. Но ничто не могло превратить его длинное, костлявое, меланхоличное лицо во что-то, что сойдет за одного из динехов. Он всегда будет выглядеть как печальный белый мальчик.
  
   Хайхок был на кухне и наливал кофе, прежде чем узнал Чи. Он внимательно посмотрел на Чи, протягивая ему чашку.
  
   «Эй, - сказал он, смеясь. «Ты - полицейский навахо, который меня арестовал».
  
   Чи кивнул. Хайхоку снова захотелось пожать руку - жест «без обид». - Я имею в виду полицейский, - поправился Хайхок, его лицо покраснело от смущения. «Это было очень эффективно. И я был благодарен за то, что вы заставили того парня отвезти меня на арендованном автомобиле обратно в Гэллап. Это сэкономило мне кучу денег. Возможно, по крайней мере, сотню долларов».
  
   «Мне также удалось сэкономить на работе», - сказал Чи. «На следующее утро мне пришлось бы что-то с этим делать». Чи тоже смутился. Он не привык к такой смене отношений. И поведение Хайхока немного озадачило его. Это было слишком почтительно, Чи боролся за слово. Ему вспомнился день в овчарне своего дяди. Три старых собаки, все косматые ветераны. И молодая собака, которую его дядя выиграл где-то в азартных играх. Его дядя вытаскивает молодую собаку из кузова пикапа. Старые собаки , напряженные и заинтересованные, сознающие, что на их территорию вторглись.Молодая собака идет наискось к ним, голова опущена, хвост опущен, ноги согнуты, посылая собачьи сигналы о неполноценности и подчинении, подчиняясь их власти.
  
   «Я - обедающий из Bitter Water Dinee», - сказал Хайхок. Сказав это, он выглядел застенчивым, спутав длинные тонкие пальцы. «По крайней мере, моя бабушка была такой, и поэтому я думаю, что могу претендовать на это».
  
   Чи кивнул. «Я один из Медленно Говорящих Динех», - сказал он. Он не упомянул, что клан его отца тоже был Горькой Уотер, что сделало его родным для Чи кланом. Это сделало его и Хайхока родственными отношениями по их менее важной отцовской стороне. Но затем, после двух поколений при нормальных условиях При оговоренных обстоятельствах эта вторичная отцовская связь в результате брака сменилась бы другими кланами. Чи подумал об этом и не почувствовал абсолютно никакой родственной связи с этим странным долговязым человеком. Какими бы ни были его мечты и претензии, Хайхок все еще оставался белагана.
  
   Тогда они сели в гостиной, Чи и Джанет заняли диван, а Хайхок устроился на деревянном стуле. Кто-то, как предположил Чи, был Хайхок, увеличил комнату, убрав перегородку, которая когда-то отделяла ее от небольшой обеденной ниши. Но большую часть этого пространства занимали два длинных стола, а столы были заняты инструментами, очевидно, частью корня дерева, рулоном кожи, ящиком с перьями, деревянными плитами, банками с краской, кистями. , резные ножи - атрибут профессии Хайхока.
  
   «Тебе было что сказать мне», - сказал Хайхок Джанет. Он взглянул на Чи.
  
   «Ваше предварительное слушание назначено», - сказала Джанет. «Наконец-то мы заставили их внести это в календарь. Это будет через две недели с завтрашнего дня, и до этого мы должны решить некоторые вопросы».
  
   Хайхок ухмыльнулся ей. Это осветило его длинное худое лицо и сделало его еще более мальчишеским. «Вы могли бы сказать мне это по телефону», - сказал он. «Бьюсь об заклад, было больше, чем это.» Он снова взглянул на Чи.
  
   Чи встал и стал искать, куда пойти. «Я дам вам немного уединения», - сказал он.
  
   "Вы могли бы взглянуть
  
  в мои коллекции качины, - сказал Хайхок. - В офисе. - Он указал в коридор. - Первая дверь справа.
  
   «Это не так уж и конфиденциально, - сказала Джанет. - Но я могу представить, что коллегия адвокатов скажет обо мне, говоря о сделке о признании вины с клиентом прямо на глазах у офицера, производившего арест».
  
   Офис был маленьким и загроможденным, как и гостиная. Стол представлял собой массивный старый рулонный стол, наполовину погребенный под обувными коробками, заполненными обрывками ткани, фрагментами костей, деревом, обломками металла. В потрепанной картонной коробке лежала неокрашенная деревянная фигура, вырезанная из чего-то, похожего на корень тополя. Он смотрел на Чи через раскосые глазницы и выглядел каким-то бледным и ядовитым. Очевидно, что-то вроде фетиша или фигурки. Что-то, что Хайхок, должно быть, копирует для музейной экспозиции. Или это мог быть Бог Войны Тано? Рядом была еще одна коробка. Чи откинул створки и заглянул внутрь. Он посмотрел в лицо Говорящему Богу.
  
   Маска йейбичаи была сделана, как предписывали традиции навахо, из оленьей шкуры, увенчанной щетинистой короной из восьми орлиных перьев. Лицо было выкрашено в белый цвет. Его пасть высовывалась на дюйм или больше, узкая трубка из свернутой кожи. Его глаза представляли собой черные точки, перемежаемые накрашенными бровями. Нижний край маски - ерш из лисьего меха. Чи удивленно уставился на нее. Такие маски охраняются и передаются в семье только сыну, желающему выучить поэзию и ритуал Ночного песнопения и выполнять роль, которую его отец исполнял как танцор Йейбичай.
  
   Хранители таких масок кормили живущих в них духов пыльцой кукурузы. Чи осмотрел эту маску. Он не обнаружил никаких следов размазанной пыльцы, оставшейся на коже. Вероятно, это была точная копия, которую сделал Хайхок. Тем не менее, когда он закрыл картонные клапаны коробки, он сделал это с благоговением.
  
   На трех полках у единственного окна стояли деревянные фигурки духов качина. Чи показалось, что в основном это хопи, но он заметил Зуни Грязноголового и огромный клюв Шалако, птицу-посланницу с небес Зуни, а также полосатые фигуры клоунских братств Рио-Гранде Пуэбло. Большинство из них выглядели старыми и аутентичными. Это тоже означало дорого.
  
   Позади него, в гостиной, Чи услышал, как голос Джанет повысился в споре, а Хайхок рассмеялся. Он предположил, что во время этого ироничного жеста для сохранения конфиденциальности Джанет рассказывала своему клиенту то, что она уже рассказала Чи на прогулке от метро. У прокурора, отвечающего за преступления в Коннектикуте, на уме были более важные дела, чем потревоженные могилы, особенно когда они были связаны с политическим жестом меньшинства. Он приветствовал бы какой-то компромисс в виде сделки о признании вины. Хайхок и адвокат будут рады прийти и обсудить это. Более чем добро пожаловать.
  
   «Я не думаю, что этот мой псих пойдет на это, - сказала Джанет Чи. - Генри хочет сыграть Жанну д'Арк, когда все телекамеры будут четко сфокусированы. Речь у него уже написана. «Если это справедливость для меня - сесть в тюрьму за раскопки ваших предков, то где же тогда справедливость для белых, раскопавших кости моих предков?» Он не согласится Во всяком случае, не сегодня, но я сделаю презентацию. Вы пойдете, и это даст вам возможность поговорить с ним и узнать, что вы думаете ».
  
   И, конечно же, судя по воинственному тону, который Чи мог услышать в голосе Хайхока, клиент Джанет не собирался пойти на это. Но, черт возьми, Чи должен был здесь научиться? Что он должен был думать? Этот Хайхок был выше, чем он помнил? И сменил прическу? Джанет не этого ожидала. Она ожидала, что он уловит какой-то заговор с участием ее юридической фирмы и следующего за ней парня, а также большой корпорации, занимающейся разработкой земли в Нью-Мексико. Он оглядел захламленный офис. Отличный шанс.
  
   Но было интересно. Каким бы странным он ни казался, Хайхок был художником. Чи заметил на столе наполовину законченную фигуру Грязногоголова и поднял ее. Традиционные маски, какими их видел Чи на церемониях Зуни Шалако, были круглыми, глиняного цвета и деформированными с неровностями. Они представляли идиотов, рожденных после того, как дочь Солнца совершила инцест со своим братом. Несмотря на ограниченную условность маленьких круглых глаз и маленького круглого рта, Хайхок вырезал на маленьком лице этой фигурки своего рода глупое веселье. Чи осторожно положил ее и еще раз осмотрел качины на полке. Неужели Хайхок тоже их сделал? Чи проверил. Наверное, некоторые из них. Некоторые выглядели слишком старыми и обветренными для недавнего производства. Но, возможно, профессия Хайхока также сделала его искусным в старении.
  
   Именно тогда он обратил внимание на наброски. Они были сложены стопкой на верхнем уровне стола с роликовым верхом и выполнены на отдельных листах плотной художественной бумаги. На верхнем были изображены мальчик, индейка с перьями, усыпанными драгоценностями, бревно, от которого поднимался дым. оно было выжжено, чтобы превратить его в лодку. Место действия - берег реки,
  
  позади него возвышается обрыв. Чи узнал сцену. Это была легенда о Святом Мальчике, легенда, воспроизведенная в церемонии Ейбичай. На нем был изображен духовный ребенок, все еще человек, готовящийся к путешествию по реке Сан-Хуан со своей домашней индейкой. Художник как будто запечатлел тот самый момент, когда болезнь, которая должна была его парализовать, поразила ребенка. Каким-то образом несколько строчек, которые предполагали его обнаженное тело, также предполагали, что он падал в агонии боли. А над ним, едва заметным в самом воздухе, было синее полукруглое лицо духа, которого звали Ороситель Воды.
  
   Из соседней комнаты доносился смех Хайхока и искренний голос Джанет Пит. Чи просмотрел остальные наброски. Святой Мальчик, плывущий в своем полом бревне, ниц и парализованный, с индейкой, бегущей по берегу рядом с ним - шея и крылья расправлены в своего рода застывшей панике; Святой Мальчик, частично вылечившийся, но теперь слепой, несущий на плечах искалеченную Святую Деву; двое детей, взявшись за руки, окружены высокими фигурами Говорящего Бога, Рычащего Бога, Черного Бога, Убийцы монстров и других йей - все смотрят на детей с безжалостным нейтралитетом богов навахо по отношению к смертным людям. . Было что-то в этой сцене - что-то во всех этих набросках теперь, когда он это осознавал, - что-то тревожило. Этакий сюрреалистическая, нецентральная дислокация от реальности. Чи смотрел на рисунки, пытаясь понять. Он озадаченно покачал головой.
  
   Помимо этого элемента, он был очень впечатлен как талантом Хайхока, так и знанием этого человека метафизики навахо. Поэзия церемоний Ейбичая, обычно используемая, не включала роль девочки. Хайхок, очевидно, сделал свое домашнее задание.
  
   Звонок в дверь поразил Чи. Он отложил набросок и подошел к двери офиса. Хайхок разговаривал с кем-то у входной двери, проводя его в гостиную.
  
   Это был мужчина, худощавый, смуглый, одетый в стандартную форму Вашингтонских мужчин.
  
   «Как видите, Рудольфо, мой адвокат всегда на работе», - говорил Хайхок. Мужчина повернулся и с улыбкой поклонился Джанет Пит.
  
   Это был Рудольфо Гомес, мистер Плохие Руки.
  
   «Я пришел в неподходящее время, - сказал Плохие Руки. - Я не заметил снаружи машины мисс Пит. Я не понимал, что у вас была консультация.
  
   Джим Чи вышел из офиса. Плохие Руки узнал его мгновенно и с каким-то контролируемым потрясением, которое, как показалось Чи, включало не только удивление, но и своего рода тревогу.
  
   «А это Джим Чи», - сказал Хайхок. «Вы, джентльмены, встречались раньше. Помните? В резервации. Мистер Чи - офицер, арестовавший меня. Джим Чи, это Рудольфо Гомес, старый друг».
  
   «Ах да, - сказал Плохие Руки. «Конечно. Это неожиданное удовольствие».
  
   «А мистер Гомес - тот человек, который осаободил меня под залог», - сказал Хайхок Чи. "Старый друг."
  
   Bad Hands был в перчатках. Он не предлагал пожать руку. Чи тоже. В конце концов, это не было обычаем навахо.
  
   «Сядь», - сказал Хайхок. «Мы говорили о моем предварительном слушании».
  
   «Я пришел в неподходящее время, - сказал Плохие Руки. - Я позвоню тебе завтра».
  
   «Нет, нет», - сказала Джанет Пит. «Мы» закончили. Мы просто уходили, - она ​​взглянула на Чи.
  
   «Верно, - сказал Чи. "Мы должны идти."
  
   Холодный ветер с северо-запада унес изморось. Они спустились по ступенькам с крыльца Хайхока и миновали синий «дацун», припаркованный на тротуаре. Это была не та машина, на которой Бад Хендс ехал к дому Агнес Цози, а это было за три тысячи миль от них. Вероятно, тот был взят в аренду. «Что ты думаешь?» - спросила Джанет Пит.
  
   «Не знаю, - сказал Чи. - Он интересный человек».
  
   "Гомес или Хайхок?"
  
   «Они оба», - сказал Чи. «Интересно, что случилось с руками Гомеса. Интересно, почему Хайхок называет его старым другом. Но я имел в виду Хайхока. Он интересный."
  
   «Да», - сказала Джанет. «И склонен к самоубийству. Он решил отправиться в тюрьму». Они немного погуляли. «Глупый сукин сын, - добавила она. - Я могла бы вытащить его с помощью некоторых общественных работ и условного заключения».
  
   "Ты что-нибудь знаешь об этом парне Гомесе?" - спросил Чи.
  
   «Именно то, что я сказал вам и что сказал Хайхок. Старые друзья. Гомес внес за него залог».
  
   «Они не старые друзья, - сказал Чи. - Я тебе это сказал. Я видел, как они встретились у того Ейбичая, где я его арестовал. Хайхок никогда раньше не видел этого парня ".
  
   "Вы уверены в этом? Откуда вы знаете?"
  
   «Я знаю», - сказал Чи.
  
   Джанет взяла его за руку, замедлилась. «Вот он», - сказала она тонким голосом. «Эта машина. Это человек, который преследовал меня».
  
   Автомобиль был припаркован через дорогу от них. Стареющий двухдверный Chevy среднего цвета.
  
  или трудно различить в тени.
  
   "Уверен?" - сказал Чи.
  
   «Видишь радиоантенну? Так согнута? И вмятина на заднем крыле? Это та же машина», - шептала Джанет. «Я действительно посмотрела на нее. Я запомнил это ".
  
   Что делать? Он был склонен игнорировать эту ситуацию, просто пройти мимо машины и посмотреть, что произошло. Ничего не произойдет, если только Джанет не подумает, что он ботаник. Ему было не по себе. В резервации он просто перебежал бы через улицу и столкнулся бы с водителем. Но с чем ему противостоять? Здесь Чи чувствовал себя неумелым и некомпетентным. Весь этот бизнес был похож на то, что видели по телевизору. Это было городское. Это казалось опасным, но, вероятно, было просто глупо. Что, черт возьми, порекомендует Вашингтонское полицейское управление в таких обстоятельствах?
  
   Они все еще шли очень медленно. "Что нам делать?" - спросила Джанет.
  
   «Оставайся здесь», - сказал Чи. «Я пойду посмотреть».
  
   Он прошел через улицу по диагонали, наблюдая за тусклым светом, отражающимся от окна со стороны водителя. Что бы он сделал, если бы окно открылось? Если бы он увидел ствол пистолета? Но окно не двигалось.
  
   Теперь рядом с машиной Чи увидел мужчину за рулем, смотрящего на него.
  
   Чи постучал по стеклу. Интересно, зачем он это делал. Интересно, что он скажет.
  
   Ничего не произошло. Чи ждал. Человек за рулем казался неподвижным.
  
   Чи снова постучал по окну, постучав по стеклу костяшками правой руки.
  
   Окно опускалось рывком, скрипя.
  
   "Да уж?" - сказал мужчина. Он смотрел на Чи. Лицо маленькое, веснушчатое. У мужчины были короткие волосы. Он казался красным. "Что хочешь?"
  
   Чи очень хотел увидеть этого человека получше. Он казался маленьким. Необычно маленьким. Чи не видел никаких признаков того, что он вооружен, но это было бы трудно сказать в темноте переднего сиденья.
  
   «Леди, с которой я нахожусь, думает, что ты следил за ней», - сказал Чи. "Есть ли причина для нее так думать?"
  
   "Следил за ней?" Мужчина наклонился к окну, глядя мимо Чи на Джанет Пит, ждущей через улицу. "Зачем?"
  
   «Я спрашиваю, следил ли ты за ней», - сказал Чи.
  
   «Черт, нет, - сказал мужчина. «Что это вообще такое? Кто ты, черт возьми?»
  
   «Я полицейский», - сказал Чи, думая, сказав это, что это была первая умная вещь, которую он сказал в этом разговоре. И это было более-менее верно. Хорошо, что я сказал, пока этот парень не попросил удостоверение личности.
  
   Мужчина посмотрел на него. «Ты, черт возьми, для меня не похож на полицейского, - сказал он. - Ты похож на индейца. Давайте посмотрим на идентификацию.
  
   «Давай увидим твои документы», - сказал Чи.
  
   «Ах, к черту это», - сказал мужчина, исчезая из окна. Стекло скрипело, когда он его закатывал. Двигатель завелся. Загорелись фары. Автомобиль медленно откатился от тротуара и по улице. Он осторожно повернул направо и исчез. Совершенно не торопился.
  
   Чи смотрел, как это происходит. Через заднее стекло он заметил, что над спинкой сиденья выступает только макушка водителя. Очень маленький водитель.
  
  
  
   Глава двенадцатая
  
  
   С детства Флек был одним из тех людей, которым нравится беспокоиться о чем-то одном. Сегодня утром он хотел волноваться только о маме. Какого черта он собирался с ней делать? Он не выдержал крайнего срока Толстяка. Вытащите ее из этого дома престарелых. «Убери ее сейчас же!» - крикнул ему Толстяк. «Ни одного дня больше!» Единственное место, где он нашел оставить ее хотели оплату за первый месяц и последний месяц вперед. Со всеми этими так называемыми непредвиденными расходами, которые они всегда требовали на отдельную комнату, в сумме составляли более шести тысяч долларов. У Флека было почти все. К тому же у него было десять тысяч впереди и просрочено. Но сейчас это ему не помогло. Он напугал Толстяка достаточно, чтобы продержать его день или два. Но он не мог рассчитывать на большее, чем это. Сукин сын был из тех, кто мог просто вызвать на него копов. Это не было тем, с чем Флек хотел иметь дело. Не с мамой. Он должен был получить десять тысяч.
  
   Была еще одна проблема. Ему пришлось подумать о том ковбое, который прошлой ночью подошел к его машине и постучал в окно. Что, черт возьми, это значило? Парень выглядел как индеец, и он был с той индианкой, которая была в гостях у Хайхока. Но что это значило для Флека? Флек почувствовал запах копа. Он почувствовал опасность. Здесь происходило нечто большее, чем он знал. Это его беспокоило. Ему нужно было знать больше, и он намеревался это сделать.
  
   Флек въехал на стоянку Dunkin "Donuts. Он приехал немного раньше, но заметил, что седан Ford с символом телефонной компании был уже припаркован.
  
   Его человек сидел на табурете, единственный посетитель в заведении, ел что-то вилкой. Флек сел на табурет рядом с ним.
  
   "Ты понял?" - спросил Флек.
  
   "Конечно. У тебя пятьдесят?"
  
   Флек вручил мужчине две двадцатки и десятку и получил сложенный лист бумаги. Он чувствовал себя глупо, когда делал это. Если бы он был умен, он, вероятно, нашел бы способ получить эту информацию бесплатно, не платя этим мерзавцам в телефонной компании. Может быть, это было даже в библиотеке. Он развернул газету. Это был фрагмент, вырванный из карты Вашингтонского бюро съездов и посетителей округа Колумбия.
  
   «Я обвел область, где используется префикс 266, - сказал мужчина. «А маленькие отметки« x »- это места, где находятся телефонные будки».
  
   Флек заметил, что всего несколько крестиков. Менее двадцати. Он прокомментировал это.
  
   «В основном это жилой район, - пояснил мужчина, - и часть ряда посольств». Там не так много бизнеса для телефонов-автоматов. Хочешь пончик? "
  
   «Нет времени», - сказал Флек, вставая.
  
   «В последнее время я мало что слышал от тебя, - сказал мужчина. - Ты уходишь из бизнеса?»
  
   «Я сейчас занимаюсь немного другой работой», - сказал Флек, подходя к двери. Он остановился. «Вы случайно не знаете какие-нибудь хорошие дома престарелых? Где заботятся о стариках? "
  
   «Ничего о них не знаю», - сказал мужчина.
  
   Флек поспешил, хотя успел до двух часов пополудни. Он начал с Шестнадцатой улицы, потому что именно там страны, у которых нет достаточно денег для строительства на Массачусетс-авеню, в основном располагали свои посольства. Ни один из номеров не совпадал, хотя он нашел две будки с 266 номерами, которые Клиент использовал ранее. Он переехал в Семнадцатую улицу, а затем на Восемнадцатую. Именно там он нашел номер, по которому должен был позвонить в два часа дня. Флек вышел из будки и оглядел улицу. Других телефонных киосков не было видно. Ему нужно было арендовать машину. оснащенную мобильным телефоном. Вчера вечером он зарезервировал один в «Герце», на случай, если так получится.
  
   Следующие два часа Флек ехал в Сильвер-Спринг и проверял, есть ли там дом отдыха, о котором он слышал. Он был немного дешевле, но линолеум на полу был потрескавшимся и заляпанным грязью, а окна не были вымыты. и женщина, которая управляла этим заведением, имела злобный рот. Чуть позже он взял напрокат автомобиль, черный городской автомобиль Lincoln, который был слишком большим и слишком эффектным на вкус Флека, но который выглядел бы достаточно естественно в Вашингтоне. Он убедился, что телефон работает, положил свой Polaroid камеру на переднем сиденье рядом с ним, и поехал обратно на Восемнадцатую улицу. Он припарковал машину через улицу и немного дальше в квартале от телефонной будки, позвонил в нее, оставил трубку открытой и прошел по тротуару достаточно далеко, чтобы услышать звон в будке. Затем он сел за руль, резко опустился, чтобы быть менее заметным. Он ждал. Пока он ждал, подумал он.
  
   Сначала он рассказал о своем плане этого телефонного звонка. Затем он подумал о ковбое, переходящем улицу и стучащем в его окно. Если он был индейцем - а он выглядел так, - это могло быть связано с убийством. Он оставил поезд в маленьком городке в Нью-Мексико. Это был Гэллап. Куда бы вы ни посмотрели, там были индейцы. Возможно, у них даже были индейские полицейские, и, возможно, один из них следил за этим. Если это правда, значит, они выследили его в Вашингтоне и так или иначе связали что-то с этим глуповатым ублюдком, который собирал свои волосы в пучок.Это означало, что они должны знать намного больше о том, чем занимается Флек, чем сам Флек.
  
   Эта мысль вызвала у него беспокойство. Он поерзал на сиденье и посмотрел в окно на погоду, отвлекаясь от мыслей о том, что случится с ним, если полиция когда-нибудь арестует его, сопоставив его отпечатки пальцев и замкнув круг. Если он когда-нибудь зайдет так далеко, он сможет поцеловать себя в задницу на прощание. Он никогда не мог этого допустить. Что бы мама сделала, если бы это случилось?
  
   Если бы он только мог найти место, куда она всегда попадала, это не навлекло бы на маму неприятностей. Теперь она была слишком стара для этого. Ей это не сойдет с рук, как когда она была здорова. Как в то время, когда они жили там, недалеко от Тампы, когда мама была молода, и домовладелец попросил шерифа выселить их. Он вспомнил, как мама лежала на животе за печью, что-то откручивала на газовой трубе, а Дельмар стоял там и протягивал ей инструменты. «Ты не можешь позволить этим ублюдкам наброситься на тебя, - говорила она. - Ты слышишь это, Дельмар? Если ты не сравняешься с этим, они измельчают тебя еще больше. Они плюют на тебя всю жизнь, если ты не научишь их, ты не позволишь им сделать это.
  
   И в тот раз они чуть не плюнули на них, если бы мама не была такой умной. Некоторые соседи видели там Дельмара той ночью, прямо перед взрывом и большим пожаром. И они рассказали о нем, и полиция приехала туда. в убежище Армии Спасения, где мама держала их, и они увезли Дельмара с собой.
  
   А потом они с мамой спустились в офис шерифа, и он сказал им, что это был он, а не Делмар, соседи видели. И это сработало, как и говорила мама. Они должны были простить его, потому что ему было всего тринадцать, и это было первое правонарушение, вдобавок ко всему, и им пришлось бы разбираться с ним в суде по делам несовершеннолетних. Но поскольку Делмар был старше, а также с кражей в магазинах, угоном автомобилей и нападением уже по его книгам, они будут судить его как взрослого.Флек получил только шестьдесят дней в доме D и год условно из этого. Мама всегда хорошо разбиралась в вещах.
  
   Но теперь она была слишком старой, и ее разум ушел.
  
   Размышления Флека закончились тем, что из-за угла к нему спешила женщина. На голове у нее был плащ, что-то блестящее и водонепроницаемое, и в руках был пластиковый мешок. Она прошла мимо Линкольна Флека, не глядя. Пока он смотрел на нее в зеркало заднего вида, в углу перед ним появилась еще одна фигура. Мужчина в синем плаще и темно-серой шляпе. Он нес зонтик и, колеблясь у тротуара в поисках движения, открыл его.
  
   Пошел дождь,брызгая на окна машины, стуча по лобовому стеклу. Флек взглянул на часы. Семнадцать минут до двух. Если это был его человек, значит, человек пришел рано. Он перешел улицу, наклонив зонт от дождя, и поспешил по тротуару к телефонной будке. Он прошел мимо него.
  
   Флек рухнул на сиденье, слишком низко, чтобы его можно было увидеть. Он ждал. Затем он поднялся. Он использовал электрическое управление, чтобы отрегулировать боковое зеркало, и нашел человека, когда он повернул за угол позади машины. «Наверное, кто-то, не имеющий отношения к этому бизнесу», - подумал Флек. Он немного расслабился. Он снова взглянул на часы. Ждал.
  
   То, что мама всегда учила Дельмару и его, спасло его там, в государственной тюрьме Джолиет, этого было достаточно. Это было тяжело. Всегда тяжело, когда ты маленький и молодой человек. Он думал, что они убьют его, если он попытается это сделать. Но это спасло его. Он не смог бы пережить те годы, если бы позволил им плюнуть на него. Он бы умер. Или, что еще хуже, походили на маленьких домашних животных, в которых они превращали своих кукол. Трое из них были за ним. Кэссиди, Нил и Далкин - их звали. Кэссиди был самым большим, и тот, кого Флек боялся больше всего, и тот, кого он решил убить первым. Но, оглядываясь назад, зная то, что он знал сейчас, Далкин был действительно опасным. Далкин был умен. Кэссиди первым напал на него, и когда он ушел от этого, они втроем загнали его в угол прачечной. Он никогда этого не забудет. Фактически, никогда не пытался, потому что это была черная, мрачная дыра, хард-роковая дно его жизни, и ему нужно было думать об этом всякий раз, когда все было сложно, как сегодня. Они схватили его и изнасиловали, сначала Кэссиди. И когда они все закончили с ним, он просто лежал на мгновение, даже не чувствуя боли. Он четко вспомнил, что именно он думал. Он подумал: Я хочу остаться в живых сейчас? И он совершенно не хотел. Но он вспомнил, чему его научила мама. И подумал: «Я отыграюсь первым». Я сделаю это прежде, чем умру. И он встал и сказал им всем троим, что они мертвецы. К тому времени в прачечной уже были три или четыре других зэка. Он не заметил их. Тогда он и не заметил бы никого, но они сообщили об этом во дворе. Кэссиди избил его после этого, и Далкин тоже бил его. Но даже это помогло ему выжить.
  
   Теперь дождь лил сильнее. Флек включил зажигание и включил дворники. Как только он это сделал, человек с зонтиком снова повернул за угол. Он обошел квартал и снова пошел по противоположному тротуару к телефонной будке. Флек выключил дворники и взглянул на часы. Без пяти минут два. Клиент был пунктуален. Он смотрел, как он входит в будку и закрывает зонтик. и дверь. Кэссиди тоже был пунктуален. Флек передал ему записку. Распечатано на туалетной бумаге. «У меня есть кое-что для тебя через пять минут после перерыва в работе. За стиркой».
  
   Он сделал ставку на то, что Кэссиди будет думать только о сексе. Он сделал ставку на то, что мачо весом в двести сорок фунтов, который мог жать почти четыреста фунтов, не будет нервничать из-за ста двадцати фунтов, парня, которого на дворе прозвали Маленькая Красная Креветка. Конечно же, Кэссиди не нервничал. Он вышел из-за угла, ухмыляясь. Он вышел из-под солнечного света в тень, прищурившись, потянувшись к Флеку, когда увидел, что Флек улыбается ему и входит в голень.
  
   Флек набрал все, кроме последней цифры номера 266, взглянул на часы. Почти на минуту раньше. Флек все еще помнил это ощущение. Держа узкое лезвие плоско, как он это делал, чувствуя, как оно скользит между ребрами, раскачивая рукоятью вперед-назад и снова, пока оно проникает, чтобы убедиться, что оно рассекает артерию и сердце
  Он действительно не ожидал что это работает. Он ожидал, что Кэссиди убьет его, или дело закончится тем, что его судят за умышленное убийство и не получил ничего лучше жизни и, возможно, газовой камеры. Но выбора не было. И Эдди сказал ему, что это будет похоже на то, как если бы в Кэссиди ударила молния, если бы он сделал это правильно.
  
   «Делай это правильно, он не должен издавать ни звука, - сказал Эдди. - Это вызывает шок».
  
   Пришло время. Флек набрал последнюю цифру, услышал начало звонка, затем голос Клиента.
  
   Флек привел его в курс дела, рассказал о проверке Хайхока, о женщине-юристе, появившейся там с ковбоем, о том, что Сантеро подъехал и вошел, а женщина и ковбой вышли через минуту. Он рассказал ему о ковбое, который подошел и стучал в его окно. «Я обошел квартал и последовал за ними обратно к станции метро Eastern Market, а затем потерял его. Это только один из меня. Теперь я хочу знать, кто этот ковбой. Он высокий. Стройный. Темный. Для меня он похож на индейца. Узкое лицо. Кожаная куртка, ботинки, ковбойская шляпа и все такое. Кто он, черт возьми? Что-то в нем пахнет копом.
  
   "Что он сказал?"
  
   «Он сказал, что женщина думала, что я слежу за ней. Я сказал ему, что он сошел с ума. Сказал ему отвалить».
  
   "Любители!" Голос Клиента был полон презрения. Потребовалось время, чтобы Флек сообразил, что он имел в виду Флека.
  
   Флек нажал на него. «Ты хоть что-нибудь знаешь о ковбое? Знаешь, кто он?»
  
   «Бог его знает», - сказал Клиент. «Это результат того, что вы позволили Сантеро ускользнуть от вас. Мы не знаем, куда он пошел и с кем разговаривал, и мы не знаем, что он сделал. Я предупреждал вас об этом».
  
   «И я сказал вам об этом», - сказал Флек. «Сказал вам, что там только однин я, а их семеро, не считая женщин. Я не могу видеть их все время.
  
   "Семь?" Клиент сказал. «Это был промах? Вы сказали нам, что вычли одного. Старика. Вы ожидаете, что мы вам за это заплатим».
  
   «Шесть - правильное число», - сказал Флек. «Старика Сантильянеса определенно нет в списке. Ты прислал десять тысяч?»
  
   «Мы ждем целый месяц. Теперь мне интересно, стоит ли нам также попросить еще немного доказательств».
  
   «Я послал тебе проклятый бумажник. И вставные зубы». Флек вздохнул. «Вы просто тянете время, - сказал он. - Теперь я это понимаю. Я хочу получить деньги к завтрашнему вечеру ".
  
   На другом конце провода воцарилось молчание. Флек заметил, что дождь прекратился. Свободной рукой он опустил рядом с собой окно. Потом взял камеру и проверил настройки.
  
   «Сделка - это не огласка, не удостоверение личности в течение одного полного месяца. Тогда вы получите деньги. Через месяц. Теперь я хочу, чтобы вы подумали о Сантеро. Я думаю, ему нужно уйти. Та же сделка. Но помните, что это невозможно». происходит в округе. Мы не можем так рисковать. Это должно быть далеко от Кольцевой дороги. Далеко отсюда. И никаких шансов на опознание. Никаких шансов на опознание.
  
   «Теперь у меня должны быть десять тысяч», - сказал Флек. «Никогда не выходи из себя», - сказала мама. Никогда не показывай им ничего. Мама всегда говорила ему и Дельмару обо всем, что мы сделали для нас, - это что они никогда не ждут, что мы будем делать что-либо, кроме как ползать по земле на животе и ждать, чтобы на них снова наступили.
  
   «Нет», - сказал Клиент.
  
   «Вот что тебе сказать. Если ты принесешь мне три тысячи из них завтра, то я могу дождаться оставшейся части».
  
   «Вы все равно можете подождать», - сказал Клиент. И повесил трубку.
  
   Флек положил телефон и взял камеру. Она с грохотом ударилась о дверь, давая ему понять, что его трясет от ярости. Он глубоко вздохнул. Держал это. Через дальномер он увидел, как из телефонной будки вышел Клиент со сложенным зонтом. Он стоял с протянутой рукой и оглядывался, подтверждая, что дождь прекратился. Флек сделал четыре фотографии, прежде чем тот отошел от него по тротуару.
  
   Флек позволил Клиенту выбраться из-за угла, прежде чем выйти из машины, чтобы последовать за ним. Он прошел квартал по Восемнадцатой улице, а затем на восток до Шестнадцатой. Там Клиент снова повернулся. Он прошел по второму ряду посольств и исчез на подъездной дорожке.
  
   Флек прошел мимо, лишь взглянув искоса. Этого было достаточно, чтобы сказать ему, на кого он работает.
  
  
   Глава тринадцатая
  
  
   Поскольку Джо Липхорн и Докери приехали немного раньше, а поезд компании Amtrak прибыл чуть позже.
  
   Липхорн получил возможность ответить на множество вопросов Докери. Он предположил, что Докери вызвался приехать на Юнион-Стейшн в свой выходной, потому что Докери был заинтересован в убийстве. И Докери явно интересовался этим. И его интересовало, что Перес мог видеть в комнате своего обреченного пассажира. Но еще больше Докери интересовали индейцы.
  
   «Какое-то увлечение с самого детства», - начал Докери. «Думаю, это были все те ковбойские и индейские фильмы. Индейцы всегда интересовали меня. Но я никогда не знал ни одного. У меня никогда не было возможности». И Лиафорн, не зная точно, что сказать на это, сказал: «Я тоже никогда не знал железнодорожников».
  
   «У них есть эта реклама по телевидению. Показывает индейца, смотрящего на весь этот мусор, разбросанный по окрестностям. По его щеке катится слеза. Вы видели это? "
  
   Лиафорн кивнул. Он видел это.
  
   «Неужели индийцы действительно занимаются поклонением Матери-Земле?»
  
   Лиафорн задумался. «Это зависит от индейца. Католический епископ в Гэллапе, он индеец».
  
   "Но в целом", - сказал Докери. "Если вы понимаете, о чем я."
  
   «Есть разные индейцы, - сказал Лиафорн. "Какой ты религии?"
  
   «Ну, а теперь, - сказал Докери. Он подумал об этом. «Я не часто хожу в церковь. Думаю, вам придется сказать, что я христианин. Может быть, методист ».
  
   «Тогда ваша религия ближе к некоторым индейцам, чем моя», - сказал Лиафорн.
  
   Докери выглядел скептически.
  
   «Возьмем, к примеру, зуни, хопи или индейцев таос», - сказал Лиафхорн, который думал, когда говорил, что такой разговор всегда заставлял его чувствовать себя полным лицемером. Его собственная метафизика превратилась из Пути Навахо в веру в своего рода универсальную гармонию причины и следствия, созданную Богом, когда Он все это начал. Внутри этого человеческий разум каким-то образом был тесно связан с Богом. По некоторым определениям, у него не было особой религии. Очевидно, что и Докери, если на то пошло. И тему нужно было изменить. Лиафорн вытащил свой блокнот, открыл его и перешел на страницу, на которой он воспроизвел список из сложенной бумаги. Он спросил Докери, заметил ли он, что почерк на той бумаге отличается от аккуратного и аккуратного почерка в записной книжке пассажира.
  
   «Я не очень внимательно смотрел на это, - сказал Докери.
  
   О том, чего ожидал Леафорн. Но это было лучше, чем говорить о религии. Он перевернул другую страницу и подошел к тому месту, где скопировал «AURANOFIN W1128023» из записной книжки пассажира. Это его озадачило. Мужчина, очевидно, говорил по-испански, но, похоже, это было не испанское слово. Аура означала что-то более или менее невидимое, окружающее что-то. Как пар. Вроде на испанском языке, если он содержит такую ​​фразу, означал бы что-то вроде «без конца». Нет в этом смысла. Номер был похож на лицензию или обозначение кода. Возможно, это приведет его к чему-нибудь полезному.
  
   Он показал его Докери. "Можете ли вы понять это?"
  
   Докери посмотрел на него. Он покачал головой. «Похоже на номер страхового полиса или что-то в этом роде. Что означает это слово?»
  
   «Не знаю», - сказал Лиафорн.
  
   «Похоже на лекарство, которое принимала моя жена. Бывшая жена, то есть. Чертовски дорогое удовольствие. Я думаю, что оно стоило около девяноста центов за капсулу».
  
   Звук приближающегося поезда доносился сквозь стену. Липхорн думал, что через несколько минут он будет разговаривать с кондуктором по имени Перес, и было очень мало оснований полагать, что Перес мог сказать ему что-нибудь полезное. Это был последний тупик. После этого он вернется в Фармингтон и забудет человека, который так аккуратно чистил свои изношенные старые туфли.
  
   Или попробовать забыть его. Лиафорн знал себя достаточно хорошо, чтобы признать свою слабость в этом отношении. Ему всегда было трудно оставлять вопросы без ответа. И не стало лучше с возрастом, который в его случае, казалось, не принес никакой мудрости. Все, что он получил от Докери, было еще одним свидетельством того, насколько осторожным был убийца Остроконечных башмаков. Этот перечень вещей на сложенном листе бумаги, должно быть, был задуман как контрольный список, что нужно проверять, чтобы не оставить никаких следов. Зубные протезы исчезли. Так же были очки и их футляр, который мог содержать имя и адрес, и бутылки с рецептами на которых наверняка будет указано имя. В контрольном списке были специально упомянуты бутылочки с рецептами. И, судя по отчету о вскрытии, мужчина, должно быть, принимал лекарства. Но в багаже ​​не было бутылочек с рецептами. Ему не нужно было больше доказательств убийцы Что ему было нужно, так это ключ к разгадке личности жертвы. Он поговорит с Пересом, но это будет скорее из вежливости, поскольку он
  
  зря потратил время на организацию этой встречи - чем из надежды.
  
   Перес не думал, что сильно поможет.
  
   «Я только взглянул на него», - сказал дежурный после того, как Докери представил их и провел обратно в холодную, почти не меблированную комнату, где багаж пассажира лежал на длинном деревянном столе. «Я заметил это. этот пассажир чувствовал себя не очень хорошо, поэтому я прошел к его купе, чтобы посмотреть, не нужна ли ему помощь. Я слышал, как кто-то вошел, но когда я постучал в дверь, никто не ответил. Я подумал, что это было забавно ».
  
   Перес сдвинул фуражку на макушку и посмотрел на них, чтобы увидеть, нужно ли это объяснение. Похоже, что нет.
  
   «Итак, я разблокировал его. Там этот человек стоит над чемоданом. Я сказал ему, что приду посмотреть, нужна ли моему пассажиру помощь, и он сказал что-то отрицательное. Что-то вроде того, что он позаботится об этом, или что-то в этом роде. Я помню, он выглядел враждебно. "
  
   Перес остановился, глядя на них. «Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что я разговаривал с парнем, который уже зарезал моего пассажира до смерти. И то, о чем он, вероятно, думал прямо в тот момент, - должен ли он сделать это и со мной».
  
   «Что ты тогда делал?» - спросил Докери.
  
   «Ничего. Я сказал:« Хорошо. Или дай мне знать, нужна ли ему помощь, или что-то в этом роде. А потом я вышел ». Перес выглядел слегка обиженным. «Что мне было делать? Я не знал, что что-то не так. Насколько я знал, этот парень на самом деле просто друг ".
  
   "Как он выглядел?" - спросил Лиафорн. Теперь он вспомнил, почему имя Генри Хайхока, нацарапанное в блокноте, задело за живое. Это было имя человека, который написал Агнес Цози о приезде в Ейбичай. Человек, приславший его фотографию. Он почувствовал то странное облегчение, которое он ожидал, когда несвязанные вещи, которые его беспокоили, внезапно сошлись вместе. Перес описал блондина с заплетенными в косу волосами и тонким серьезным лицом - фотографию, которую показала ему Агнес Цози. Тогда у него будет еще один вывод из этого тупика.
  
   «Я только что взглянул на него», - сказал Перес. «Я бы сказал, вроде небольшого. Думаю, на нем был пиджак или, может быть, спортивный пиджак. И у него были короткие волосы. Рыжие волосы. Кудрявый и близко к голове. И веснушчатое лицо, как у многих рыжих. Думаю, что-то вроде круглого лица. Но он не был толстым. Я бы сказал, коренастым. Дородный. Как будто у него было много мускулов. Но маленький. Может, сто тридцать фунтов или меньше ».
  
   Хорошее чувство покинуло Лиафорна.
  
   «Есть другие подробности? Шрамы? Хромота? Что-нибудь в этом роде? Что-нибудь, что поможет его опознать?»
  
   «Я только что взглянул на него», - сказал Перес. Он скривился. «Всего один взгляд».
  
   "Когда вы снова проверили комнату?"
  
   «Когда я не видел, чтобы пассажир вышел на остановке Gallup. Я вроде как наблюдал за ним, потому что Гэллап был его целью. И я его не видел. Я подумал, что он вышел у другой двери. Но это показалось забавным, поэтому, когда мы были готовы уйти на запад, я взглянул ». Он пожал плечами. «Помещение было пустым. В купе никого не было. Только багаж. Я поискал его. Осмотрел вагон наблюдения и бар. Я прошелся туда и обратно через все вагоны. А потом вернулся и снова заглянул в купе. Мне это показалось странным. Но я подумал, что, может быть, он заболел, просто вышел и оставил все позади ".
  
   «Все было распаковано».
  
   «Распаковано», - согласился Перес. «Вокруг разбросаны вещи». Он указал на сумки. «Я взял это, положил в пакеты и закрыл их».
  
   "Все?"
  
   Перес выглядел удивленным, потом обиженным.
  
   «Конечно, все. Что ты думаешь?»
  
   «Газеты, журналы, пустые фантики от конфет, бумажные стаканчики и все такое?» - спросил Лиафорн.
  
   «Ну нет, - сказал Перес. «Не мусор».
  
   «Как насчет какого-нибудь журнала, который стоило бы сохранить?» Лиафорн тщательно сформулировал вопрос. Переса явно беспокоил вопрос о том, что он вынимает что-нибудь из пассажирской комнаты. Может быть, какой-нибудь журнал, в котором может быть что-то интересное, и его нельзя выбрасывать. Если это было то, на что он подписался, то на нем будет адресная этикетка ".
  
   - Ой, - понимающе сказал Перес. «Нет, ничего подобного не было. Я помню, как выбросил несколько газет в мусорный контейнер. Я оставил мусор для уборщиков ".
  
   "Вы оставили пустую бутылку из-под рецепта, или коробку, или пузырек, или что-нибудь в этом роде?"
  
   Перес покачал головой. «Я бы это запомнил», - сказал он. Он снова покачал головой. «Как будто я запомнил того рыжего парня. Стоял там и смотрел на меня, а за несколько минут до этого он убил моего пассажира ".
  
   В такси, возвращающемся в отель, Липхорн разобрался с этим. Он перечислил это, распределил по категориям, попытался сделать то немногое, что знал, так
  
  аккуратно, насколько он мог это сделать. Окончательное подведение итогов. Потому что на этом все закончилось. Больше никаких зацепок. Никаких. Остроконечные Ботинки будут лежать в его безымянной могиле, навсегда потерянный для тех, кто заботился о нем. Если бы такие люди существовали, они бы отправились в свои могилы, недоумевая, как он исчез. И почему он исчез. Что касается лейтенанта Джо Липхорна из племенной полиции навахо, который в любом случае не имел законного интереса ни в чем из этого, он забронировал бы билет на обратный рейс из отеля. Он перезвонит Родни, который пропустил ответный звонок Лифорна, и пригласит Родни на ужин сегодня вечером, если это будет возможно. Затем он соберет вещи. Он доберется до аэропорта завтра, полетит в Альбукерке и поедет в долгую поездку домой. Там его не будет ждать Эмма. Нет Эммы, которой он доложит об этой неудаче. И будет прощен за это.
  
   Такси остановилось на красный свет. Дождь прекратился. Лиафорн вытащил свой блокнот, пролистал его, снова уставился на «АУРАНОФИН» и число, которое следовало за ним. Он взглянул на удостоверение водителя такси, прикрепленное на спинке переднего сиденья. Сьюзи Маккиннон.
  
   «Мисс Маккиннон, - сказал он. "Вы знаете, где есть аптека?"
  
   «Аптека? Думаю, она есть в том торговом центре, в следующем квартале». Ты хорошо себя чувствуешь? "
  
   «Я почуствовал надежду, - сказал Лиафорн. - Внезапно».
  
   Она оглянулась на него, и на ее лице было выражение женщины, которая давно уже не удивлялась эксцентричным пассажирам. «Я обнаружила, что это лучше, чем отчаяние», - сказала она.
  
   Аптека в соседнем квартале была «Заслуженным лекарством». Аптекарь был пожилым, седым и добродушным. «Похоже, что это номер рецепта, - сказал он. «Но это не наш».
  
   «Есть ли способ узнать из этого, чей это рецепт? Имя, адрес и так далее?»
  
   «Конечно. Если ты скажешь мне, где он был выполнен. Если бы он был нашим, посмотрите - любое лекарство от чего угодно - тогда он у нас был бы на компьютере. Найди это таким образом ".
  
   Лиафорн сунул блокнот обратно в карман пиджака. Он скривился. «Итак, - сказал он. «Я могу начать проверять все аптеки Вашингтона, округ Колумбия».
  
   «Или, может быть, пригорода. Вы знаете, было ли оно заполнено в городе?»
  
   «Невозможно угадать», - сказал Лиафорн. «Это была просто идея. Похоже, плохая».
  
   «На вашем месте я бы начал с Уолгрина. В начале чисел была буква W, и это похоже на их код».
  
   "Вы знаете, где может быть ближайший Walgreen?"
  
   «Нет. Но мы поищем этого придурка», - сказал аптекарь. Он потянулся за телефонной книгой. Оказалось, что она находится всего в одиннадцати кварталах.
  
   Фармацевт в Walgreen's был молодым человеком. Он решил, что просьба Leaphorn была странной и что ему следует дождаться своего начальника, который теперь занят другим покупателем. Липхорн ждал, понимая, что его такси тоже ждет, с работающим счетчиком. Надзирателем была пухлая чернокожая женщина средних лет, которая проверила полномочия полиции племени навахо Лиафорна, а затем номер, записанный в его блокноте.
  
   Она нажала на клавиатуре компьютера, глядя на Лиафорна поверх очков.
  
   «Просто пытаюсь получить удостоверение личности? Верно? Не пополнение или что-то в этом роде?»
  
   «Верно, - сказал Лиафорн. «Аптекарь в другой аптеке сказал мне, что думал, что это ваш номер».
  
   «Похоже на то, - сказала женщина. Она изучила все, что появлялось на экране. Покачала головой. Снова ударил по клавиатуре.
  
   Лиафорн ждал. Женщина ждала. Она поджала губы. Пробил единственную клавишу.
  
   «Элогио Сантильянес», - сказала она. «Вы так произносите? Элогио Сантильянес». Она назвала адрес и номер телефона, затем снова взглянула на экран компьютера. «А это квартира номер три», - добавила она. Она написала все на листе бумаги для заметок и передала Липхорну. «Добро пожаловать», - сказала она.
  
   Вернувшись в такси, Лиафорн прочитала адрес мисс Сьюзи Маккиннон.
  
   "Больше не надо в отель?" спросила она.
  
   «Сначала это адрес», - сказал Лиафорн. «Тогда в отель».
  
   «У вас улучшилось чувство юмора, - сказала мисс Маккиннон. «Они продают в Walgreen то, чего нельзя было купить в той другой аптеке?»
  
   «Решение моей проблемы», - сказал Лиафорн. «И это было абсолютно бесплатно».
  
   «Мне нужно запомнить это место», - сказала мисс Маккиннон.
  
   Снова начался дождь - такой же сильный, как дождь, - и она заставила дворники переключаться на эту временную последовательность. Лезвия промелькнули по стеклу и исчезли из поля зрения, оставив после себя краткую ясность. «Вы знаете, - сказала она, - с вас будет чертовски много денег». Время ожидания и вот эта поездка. Я надеюсь, что у вас будет около тридцати пяти или сорока долларов, когда вы, наконец, доберетесь туда, куда собираетесь. Я бы не хотела полностью вырубить вас. Я намерена оставить вам достаточно для существенных чаевых. «Гм», - сказал Лиапхорн, не слыша вопроса. Он думал о том, что он найдет в квартире номер три.
  
   Женщина. Он принял это как должное. И что он ей скажет? Что он ей скажет? «Все, - подумал он, - кроме ужасных подробностей. Хорошее настроение Лиафорн было стерто мыслью о том, что ждет впереди. Но в конечном итоге для нее будет лучше знать все. Он вспомнил бесконечные недели, которые привели к смерти Эммы. Неуверенность. Пик надежды разрушен реальностью и сменяется отчаянием. Он разрушит надежду этой женщины. Но тогда рана, наконец, затянется. Она сможет исцелить.
  
   Мисс Маккиннон, казалось, почувствовала, что он больше не хочет разговоров. Она ехала молча. Лиафорн, несмотря на дождь, опустил окно на дюйм вниз, впуская в себя запах поздней осени. Что он будет делать дальше после ужасного интервью? Он уведомит ФБР. «Лучше позвонить Кеннеди в Гэллап, - подумал он, - и дать ему начать действовать». Затем он позвонит в офис шерифа округа Мак-Кинли и даст им удостоверение личности. Шериф мало что мог сделать с такой информацией, но этого требовала профессиональная вежливость. А потом он пойдет и позвонит Родни. Было бы хорошо сегодня вечером составить компанию.
  
   «Вот ты где», - сказала мисс Маккиннон. Она притормозила, чтобы уклониться от старого седана «Шевроле», который выезжал на парковку, а затем остановила машину перед двухэтажным кирпичным зданием с крыльцами, построенным в форме буквы «U» вокруг благоустроенного центрального патио. «Вы хотите, чтобы я подождал? Это дорого».
  
   «Подождите, пожалуйста, - сказал Лиафорн. Когда он сообщил здесь новости, он не хотел ждать.
  
   Он пошел по дорожке вслед за человеком, который вышел из «шевроле». Квартира первая казалась пустой. Водитель «шевроле» отпер дверь квартиры номер два и исчез внутри, оглянувшись на Лиапхорна. В квартире три Липхорн посмотрела на кнопку дверного звонка. Что бы он сказал? Я ищу вдову Элогио Сантильянеса. Я ищу родственника Элогио Сантильянеса. Это резиденция Элогио Сантильянеса?
  
   Изнутри квартиры Лиафхорн услышал слабые голоса. Мужчина, а затем женщина. Затем он услышал звук музыки. Он позвонил в звонок.
  
   Теперь он слышал только музыку. Внезапно это прекратилось. Лиафорн снял шляпу. Он уставился на дверь, поправляясь. Позади него из-под карниза крыльца доносился звук капающей воды. По улице перед квартирой проехала машина. Лиафорн снова переступил с ноги на ногу. Он снова нажал кнопку дверного звонка, услышав, как звонок нарушил тишину внутри. Он ждал.
  
   Позади него он услышал, как открылась дверь второй квартиры. Человек, который припарковал «шевроле», стоял в дверном проеме, глядя на него. Он был невысокого роста, и в этот тусклый дождливый полдень его фигура освещалась фонарями в его квартире, превращая его в не более чем фигуру.
  
   Лиафорн снова нажал кнопку и прислушался к звонку. Он залез в пальто и достал папку, в которой хранились его полицейские удостоверения. Он чувствовал, что мужчина все еще наблюдает за ним. Затем он услышал звук открываемого замка. Дверь открылась примерно на фут. На него посмотрела женщина, женщина средних лет, стройная, худощавое лицо в очках, черные волосы зачесаны назад.
  
   «Да», - сказала она.
  
   «Меня зовут Лиафорн, - сказал он. Он протянул папку, позволяя ей раскрыться, чтобы показать свой значок. «Я ищу резиденцию Элогио Сантильянеса».
  
   Женщина закрыла глаза. Ее голова слегка наклонилась вперед. Ее плечи опустились. Позади нее, из какой-то части комнаты вне поля зрения Лиафорна, раздался звук резкого вдоха.
  
   «Здесь живут родственники мистера Сантильянеса?» - спросил Лиафорн.
  
   «Йоу, соя», - сказала женщина, все еще закрывая глаза. А потом по-английски: «Да». Она была бледна. Она потянулась, нащупала дверь, схватилась за нее.
  
   Лифорн подумала, что новости, которые я ей приношу, не новость. Это то, чего она ожидала. Что-то ее инстинкты говорили ей, что это неизбежно. Он знал это чувство. Он жил с этим несколько месяцев, зная, что Эмма умирает. Это была судьба, с которой уже пришлось столкнуться. Но это не имело значения. Все еще не было гуманного способа сказать ей, хотя ее сердце уже предупредило ее.
  
   "Миссис Сантильянес?" он сказал. «Есть ли здесь кто-нибудь с вами? Кто-то из друзей или родственников?»
  
   Женщина открыла глаза. "Что ты хочешь?"
  
   «Я хочу рассказать вам о вашем муже». Он покачал головой. «Это плохие новости».
  
   Рядом с женщиной появился мужчина в свободном синем свитере. Он был стар, как Лиафорн, седой и коренастый. Он выпрямился и посмотрел на Лиафорна сквозь толстую полоску.
  
   очков в темной оправе. «Солдат», - подумал Лиафорн. «Сэр», - сказал он громким строгим голосом. "Что я могу сделать для вас?"
  
   Женщина положила руку мужчине на плечо. Она заговорила по-испански. Лиафорн не уловил ее слов. Мужчина сказал: "Каллат!" резко, а затем, более мягко, что-то, чего Лифхорн не понимал. Женщина посмотрела на Лиафорна, как будто вспоминая его лицо, было бы для нее ужасно важно. Затем она кивнула, закусила губу, поклонилась и исчезла из комнаты.
  
   «Вы спросили о человеке по имени Сантильянес», - сказал мужчина. «Он здесь не живет».
  
   «Я пришел искать его родственников», - сказал Лиафорн. «Боюсь, что принесу плохие новости».
  
   «Мы его не знаем», - сказал мужчина. «Никто с таким именем здесь не живет».
  
   «Это был адрес, который он дал», - сказал Лиафорн.
  
   Выражение лица мужчины стало совершенно пустым - игрок в покер смотрит на свои карты. «Он дал вам адрес?» - спросил он. «А когда это было?»
  
   Лифорн не торопился на это отвечать. Человек, конечно, лгал. Но зачем ему лгать?
  
   «Он дал этот адрес фармацевту, у которого покупает лекарство», - сказал Лиапхорн.
  
   «Ах, - сказал мужчина. Он слегка улыбнулся. «Тогда он был болен. Я верю, что этот человек, этот Сантильян, сейчас чувствует себя лучше».
  
   «Нет, - сказал Лиафорн. Они стояли в дверном проеме, оба ждали. Лиафорн почувствовал позади себя какое-то движение. Он переместился достаточно, чтобы увидеть вход во вторую квартиру. Дверь была почти закрыта. Но не совсем так. Сквозь него он мог видеть тень маленького человечка, который слушал.
  
   "Ему не лучше? Тогда он хуже?"
  
   «Я не должен тратить на это ваше время, - сказал Лиафорн. «Элогио Сантильянес когда-то жил здесь и уехал? Вы не знаете, где я могу найти кого-нибудь из его родственников? Или друга?»
  
   Серый человек покачал головой.
  
   «Тогда я пойду», - сказал Лиафорн. «Большое спасибо. Пожалуйста, передайте даме, что я сожалею, что побеспокоил ее».
  
   "Ах." Мужчина колебался. «Вы сделали меня любопытным. Что случилось с этим парнем, этим Сантильянесом?»
  
   «Он мертв», - сказал Лиафорн.
  
   "Мертв." Не было ничего удивительного. "Как?"
  
   «Он получил ножевое ранение, - сказал Лиафорн.
  
   "Когда это случилось?" По-прежнему не было ничего удивительного. Но Лиафорн видел, как напряглись мышцы на его челюсти. "А где это случилось?"
  
   «В Нью-Мексико. Примерно месяц назад».
  
   Лиафорн положил руку этому человеку на плечо. Послушайте, - сказал он. - Вы знаете, почему этот Сантильянес поехал в Нью-Мексико? Какой у него был интерес к встрече с женщиной по имени Агнес Цози? "
  
   Мужчина убрал руку. Он сглотнул, его глаза затуманились от горя. Он перевел взгляд с Лиафорна на свои ноги. «Я не знаю Элогио Сантильянеса», - сказал он и осторожно закрыл дверь.
  
   Лиафорн на мгновение постоял, разбираясь с этим. Загадка, которая привела его сюда, была решена. Ясно решено. Не сомневайся на этот счет. Или только тень сомнения. Человеком в поношенных остроконечных туфлях был Элогио Сантильянес, муж (возможно, брат) этой темноволосой женщины. Брат (возможно, друг) этого седого человека. Больше никаких вопросов об идентичности Остроконечных туфель. Теперь была еще одна загадка, новая и свежая.
  
   Он спустился с крыльца, заметив, что дверь во вторую квартиру теперь закрыта, но свет все еще освещал занавеску. Темный полдень, такую ​​погоду, которую Липхорн редко видел на границе Аризоны и Нью-Мексико, быстро сказалось на его настроении. Его такси ждало у обочины. Мисс Маккиннон сидела, положив книгу на руль, и читала.
  
   Лиафорн повернулся и пошел обратно во вторую квартиру. Он нажал кнопку дверного звонка. Этот гудел. Он ждал, думая, что люди в Вашингтоне не спешат подходить к своим дверям. Дверь открылась, и маленький человечек стоял в ней, глядя на него.
  
   «Мне нужна информация, - сказал Лиафорн. «Я ищу Элогио Сантильянеса».
  
   Маленький человечек покачал головой. «Я его не знаю».
  
   «Вы знаете тех людей в той квартире?» Лиафорн кивнул в ее сторону. «Насколько я понимаю, в этом здании живет Сантильянес».
  
   Мужчина покачал головой. Позади себя в квартире Липхорн увидел складной карточный столик с телефоном, складной стул для лужайки и картонную коробку, в которой, казалось, лежали книги. На другом ящике стоял дешевый телевизор с маленьким экраном. Звук был выключен, но по трубке шла черно-белая передача. В остальном комната казалась пустой. На полу возле шезлонга лежала газета. Возможно, этот мужчина читал там, когда раздался звонок в дверь. Лифхорн внезапно обнаружил, что этот маленький человечек заинтересовал его не меньше, чем шанс получить информацию, которая привела его сюда.
  
  «Вы не знаете, как зовут людей?» - спросил Лиафхорн. Отчасти он попросил его расширить этот разговор и посмотреть, к чему он может привести. Но в его голосе прозвучала нотка недоверия. Каким бы старым он ни был, Лиафорн все же нашел невероятно, что люди могли жить бок о бок, видеться каждый день и не знакомиться.
  
   "Кто ты?" - спросил маленький человечек. "Вы индиец?"
  
   «Я - навахо», - сказал Лиапхорн. Он потянулся за своим удостоверением личности. Но он передумал.
  
   "Отсюда?"
  
   "Window Rock".
  
   «Это в-», - мужчина колебался, думая: «Это в Нью-Мексико?»
  
   «Это в Аризоне», - сказал Липхорн.
  
   "Что ты здесь делаешь?"
  
   «Ищу Элогио Сантильянеса».
  
   «Почему? Что тебе от него нужно?»
  
   Глаза Лиафорна были встречены глазами маленького человечка. Они были своего рода зеленовато-голубыми, и Леафорн почувствовал в них, в голосе мужчины и его позе, некую враждебное негодование.
  
   «Мне просто нужна информация», - сказал Лиафорн.
  
   «Я не могу тебе помочь», - сказал мужчина. Он закрыл дверь. Лифорн услышала, как цепочка безопасности встала на место.
  
   Мисс Маккиннон завела мотор, как только он сел на заднее сиденье такси. «Надеюсь, у вас много денег», - сказала она. «Вернемся в отель? И достань дорожные чеки из сейфа».
  
   «Верно, - сказал Лиафорн.
  
   Он думал о странных, пристальных глазах маленького человечка, о его веснушках, о его коротких вьющихся рыжих волосах. Должно быть, в Вашингтоне есть тысячи невысоких мужчин, которые подходят под описание Переса человека, обыскивающего территорию Элогио Сантильянеса. Но Лиафорн никогда не верил в совпадения. Он нашел вдову Сантильянеса. Он был в этом уверен. Вдову или, возможно, сестру. Конечно, он нашел того, кто любил его.
  
   И почти так же наверняка он нашел человека, убившего его. Возвращение в Window Rock может немного подождать. Он хотел понять это лучше.
  
  
   Глава четырнадцатая
  
  
   За обедом, на следующий день после визита в дом Хайхока, Чи и Джанет Пит обсудили мужчину, ожидавшего в седане. «Я думаю, он смотрел на Хайхока, а не тебя», - сказал Чи. «Думаю, именно поэтому. он был припаркован там ". И Джанет, наконец, сказала, что, может быть, и так, но он мог сказать, что ее не убедила его логика. Она нервничала. Это беспокоило. Так что он не сказал ей еще чего-то, что он пришел к выводу, - что этот человечек был одним из Таких полицейских называют "уродами". По крайней мере, полицейские из пустынной страны, с которыми работал Чи, называли их так - тех людей, которые каким-то образом вне всякого страха были повреждены, превратившись в непредсказуемый, а потому опасный вид. Обнаружение странного человека, стучащего в окно в темноте, нисколько не потрясло маленького человечка. Это было очевидно. Это только пробудило любопытство, а затем спровоцировало своего рода агрессивный гнев мачо. Чи видел это у таких мужчин раньше. .
  
   Он дал Джанет свой анализ Хайхока. («Он чокнутый. В некотором роде совершенно нормальный, но на его эскизах, они показывают вам, что он« наклонен примерно на девять градусов. Немного сумасшедший ».») И он рассказал ей о вырезании фетиша, который он «видел в Хай-Хоуке». офис-студия.
  
   «Он вырезал его из корня тополя - это то, что люди пуэбло любят использовать, по крайней мере, те, которые я знаю. Зуни и хопи», - сказал Чи. «Нет причин полагать, что Тано будет по-другому. Может, он делал копию Бога Войны Близнецов».
  
   И Джанет, конечно же, опередила его. «Я подумала об этом, - сказала она, - что, возможно, Джон наймет его, чтобы он сделал копию этой вещи. Может быть, я правильно догадался об этом. "Она выглядела грустной, когда сказала это, не глядя на Чи, изучая свои руки." Тогда, я думаю, мы передадим его нашему человеку в Тано Пуэбло. И он «использовал бы это, чтобы быть избранным».
  
   "Скажи ему, что это настоящая вещь?"
  
   «В зависимости от того, насколько честен наш Элдон Тамана», - мрачно сказала Джанет. «Если он честный, то вы ему солгаете. Если это не так, то вы говорите правду, а он лжет.
  
   «Интересно, может ли кто-нибудь в« Пуэбло »отличить копию от настоящей, - сказал Чи. "Как давно вещь пропала?"
  
   «С девятнадцать лет, я думаю, сказал Джон. В любом случае, долго».
  
   «Тогда вы, вероятно, были бы в безопасности с заменой», - сказал Чи. Он думал о Хайхоке. Похоже, в натуре художника не было в натуре использовать свой талант в заговоре с целью обмануть индейского пуэбло. Но, возможно, Хайхок мог бы это сделать. быть еще одним человеком, которого считают достаточно честным, чтобы требовать, чтобы ему лгали. Может, он не знал, зачем делал копию. На самом деле, может быть, эта резьба вообще не была копией. Может, этот фетиш из тополя в его офисе был чем-то другим. Или, может быть, это был сам настоящий фетиш. А может, вся эта теория была каким то бредом.
  
   «Джим», - сказала Джанет. «Как ты думаешь? Как ты думаешь, они такие существа, что меня как бы к чему-то ведут?» Она смотрела на свои руки, крепко зажатые на коленях. "Что вы думаете?"
  
   Джим Чи счел интересным то, как она изменила этот вопрос. Он подумал, что это интересно, что она на самом деле никогда не произносила имя Джона Макдермотта. Он хотел сказать: «Ведомая кем?» И заставить ее, по крайней мере, дать ему какое-то имя - хотя бы название закона фирма.
  
   «Я думаю, что что-то происходит», - сказал Чи.
  
   «И я думаю, мы должны пойти в какое-нибудь тихое место, поужинать и обсудить это». Он взглянул на нее. «Может быть, даже держаться за руки. Я мог бы немного подержаться за руки».
  
   Она смотрела на свои руки. Теперь она взглянула на него искоса и отвернулась. «Я не могу сегодня вечером, - сказала она. - Я обещала Джону встретиться с ним. Он и мужчина из Тано ".
  
   «Ну, тогда, - сказал Чи. «Я задам вам еще один вопрос. Хайхок сказал вам что-нибудь еще об этом преступлении, которое еще не было совершено? Вы помните это? Вы упомянули об этом, когда звонили мне в Шипрок. Я думаю, это было довольно расплывчато. Некоторое упоминание о том, что в будущем понадобится адвокат для то, чего еще не произошло. Ты помнишь?"
  
   «Конечно, я помню», - сказала Джанет, снова глядя на свои руки. «И сегодня вечером это действительно бизнес юридической фирмы. Джон договорился о приезде Таманы. Он сказал, что хочет вовлечь меня в решение этой проблемы. Он хочет, чтобы я поговорил с Таманой. Так что я едва мог выбраться из этого ».
  
   «Конечно, нет», - сказал Чи. Он был разочарован. Он рассчитывал, что этот вечер продолжится. Но это было больше, чем разочарование. Также было негодование.
  
   Джанет это почувствовала. «Думаю, я могла бы», - сказала она. «Я не знаю, как долго этот человек пробудет в Вашингтоне. Но я могу попробовать позвонить Джону и отменить его. Или оставить ему сообщение в ресторане».
  
   «Нет, нет», - сказал Чи. "Бизнес есть бизнес." Но он не хотел думать о Джанет и Джоне Макдермотте, которые обедают, и о том, что произойдет после обеда. Если бы я был с ней честен, подумал он, я бы сказал ей, что, конечно, Макдермотт использовал ее. Что он, вероятно, использовал когда она была его студенткой юридического факультета, и с тех пор, и всегда будет использовать ее. Он никогда не видел Макдермотта, но знал профессоров, которые использовали своих аспирантов. Использовали их для рабского труда, чтобы проводить свои исследования, использовали их эмоционально.
  
   «Вернемся к моему вопросу, - сказал Чи. «Вы когда-нибудь спрашивали Хайхока, что он имел в виду, говоря о несостоявшемся преступлении? Он когда-нибудь объяснил, что имел в виду?»
  
   Джанет казалась счастливой сменить тему. «Я сказал что-то вроде того, что надеялся, что он не собирается больше откапывать старые кости. И он просто засмеялся. Итак, я сказал - честно говоря, все это меня беспокоило, поэтому я сказал, что не думаю, что это было бы смешно, если бы он планировал совершить уголовное преступление. Что-то вроде этого звучало скучно. быть виновным в том, что он сделал своего поверенного сообщником. Он сказал, что чем меньше я знал, тем лучше ».
  
   «Кажется, он кое-что знает о законе».
  
   «Он много чего знает», - согласилась Джанет. «Все в порядке с умом этого человека».
  
   «За исключением сумасшествия».
  
   «Кроме этого», - согласилась Джанет.
  
   "Можете ли вы устроить мне встречу с ним снова?" - сказал Чи. «И я бы хотел взглянуть на эту настоящую фетишистскую фигуру Тано. Вы думаете, что это возможно?
  
   «Я уверена, что увидеть Хайхока проблем нет. Насчет фетиша, я не знаю. Он, вероятно, хранится где-то в подвале. И Смитсоновский институт должен очень тщательно выбирать, у кого к чему есть доступ ».
  
   «Может быть, потому, что я полицейский», - сказал Чи, недоумевая, что он мог сказать, чтобы заставить кого-нибудь поверить, что полиция племени навахо имела законный интерес к артефакту индейцев пуэбло.
  
   "Скорее всего, потому что ты шаман, - сказала Джанет Пит. - Ты все еще являешься им, не так ли?"
  
   "Пытаюсь быть", - сказал Чи. «Но быть знахаром не очень хорошо, чтобы быть полицейским. Не получаете много бизнеса. Даже это было преувеличением. Церемония исцеления, которую усвоил Чи, была Пути Благословения. За четыре года, прошедшие с тех пор, как он объявил себя хатаали, готовым провести этот самый популярный ритуал, у него было всего три клиента. Один из них был двоюродным братом по материнской линии, которого Чи подозревал в том, что нанял его только из соображений семейной доброты. было благословением недавно построенного хогана, принадлежащего племяннице друга, а один был для товарища-полицейского, знаменитого лейтенанта Джо Липхорна. «Я рассказывал вам о том, как спеть« Путь благословения »для Джо Липхорна?»
  
   Джанет выглядела потрясенной. «Знаменитый Лиафорн? Ворчливый Джо? Я думала, он был…» Она искала слово, определяющее лейтенанта Джо Лиапхорна. "Агностик. Или скептик.
  
   Или-что подобное? В любом случае, я не думала, что он верит в исцеляющие обряды и тому подобное.
  
   «Он был не так уж плох, - сказал Чи. - Мы вместе работали над одним делом. Люди раскапывали могилы Анасази, а потом произошло несколько убийств. Но я думаю, он попросил меня сделать это, потому что хотел быть хорошим ».
  
   «Хорошо», - сказала Джанет. «Это не похоже на Джо Лиапхорна, о котором я всегда слышал. Похоже, я всегда слышал, как копы навахо скучают о Лифорне, который никогда ничем не доволен ».
  
   Но на самом деле это было хорошо. Более чем приятно. Красивый. Все прошло прекрасно. Немногие из родственников Лиафорна побывали там. Но тогда старик был вдовцом, и он не думал, что у Лиафорна много семьи. Лиафорн был рыжим лбом, и этот клан практически вымер. Но само лечение прошло отлично. Он ничего не забыл. Рисунки на песке были в точности правильными. И когда закончилось последнее пение, Старик Лиафорн, в некотором смысле, который Чи не мог определить, казалось, исцелен от болезни, которая его преследовала. Мрачность исчезла. Казалось, он вернулся в гармонию. Контент.
  
   «Я думаю, он просто всегда хочет, чтобы все было лучше, чем есть на самом деле», - сказал Чи. «Я привык к нему через некоторое время. И у меня появилось ощущение, что все эти разговоры о том, что он умный сукин сын, в значительной степени правдивы».
  
   «Я время от времени видела его в суде в Window Rock, а также в здании полиции, но никогда не знала его. Я слышала, что он был настоящим прагматиком. Не традиционным навахо».
  
   А как насчет вас, Джанет Пит? - подумал Чи. Насколько вы традиционны? Верите ли вы в то, что «Изменяющаяся женщина» учила наших предков о силе, которой мы даем исцеление? Как насчет того, чтобы вы покинули Динету и Священные горы, потому что белый человек хочет, чтобы вы сделали его счастливым в Вашингтоне? Но это было не его чёртовы дела. Это было достаточно ясно. Его роль заключалась в том, чтобы быть другом. Больше не надо. А почему бы не? В этом отношении он мог бы использовать самого друга.
  
   «Что вы имели в виду, говоря о том, чтобы увидеть фетиша как шамана?» он спросил.
  
   «Хайхок был бы очень впечатлен, если бы узнал, что ты хатаали навахо», - сказала она. «Скажите ему, что вы певец, и дайте ему знать, что вы хотели бы увидеть его работы». Знаешь, он устраивает выставку масок. Скажи ему, что «хотел бы увидеть часть шоу навахо».
  
   «А потом попроси показать фетиш», - сказал Чи.
  
   Джанет посмотрела на него, изучая выражение его лица. "Почему бы и нет?" - спросила она, и вопрос прозвучал немного горько. «Вы думаете, что я слишком много думаю как юрист?»
  
   «Я этого не говорил».
  
   «Ну, я юрист».
  
   Он кивнул. «Ты думаешь, я мог увидеть Хайхока сегодня вечером?»
  
   «Он работает сегодня вечером, - сказала она, - на той выставке. Я позвоню ему в музей и посмотрю, смогу ли я что-нибудь устроить. Вы будете в своем отеле?
  
   "Где еще?" - сказал Чи, заметив, что Джанет взглянула на него, и его тон тоже звучал немного горько.
  
   «Я постараюсь поторопиться, - сказала она. - Может, ты сделаешь это завтра».
  
   Это оказалось быстрее, чем это.
  
   Джанет показала ему мемориальную стену Вьетнама, мемориал Джефферсона и Национальный музей авиации и космонавтики, а затем высадила его в отеле. Чи съел омлет с сыром в кофейне отеля, принял душ в ванной (которая хоть и была маленькой, но была огромной по сравнению с купальным отсеком в доме-трейлере Чи) и включил телевизор. Управление звуком застряло где-то между громким и очень громким, и Чи потратил пять безуспешных попыток отрегулировать громкость. В противном случае он нашел старый фильм, в котором музыка настроения была ниже децибел, и растянулся на подушке, чтобы посмотреть его.
  
   Телефон зазвонил. Это был Генри Хайхок.
  
   «Мисс Пит сказала, что вы хотели увидеть выставку», - сказал Хайхок. "Ты что-нибудь делаешь прямо сейчас?"
  
   Чи был доступен.
  
   «Я встречусь с вами у входа на Двенадцатую улицу в здание Музея естественной истории», - сказал Хайхок. «Это примерно в пяти или шести кварталах от вашего отеля. Я не хочу торопить вас, но у меня другая встреча позже. "
  
   «Я буду там через двадцать минут», - сказал Чи, выключил телевизор и потянулся за пальто.
  
   Возможно, идея Джанет о том, что за ним следят, заставила его нервничать. Он поискал машину и увидел ее почти сразу же, как только вышел из отеля. Старый седан «Шевроле» с изогнутой антенной был припаркован через улицу и в конце квартала. Он стоял неподвижно, изучая его, пытаясь увидеть, был ли в нем человечек. Отражение от лобового стекла делало невозможным сказать это. Чи медленно шел по тротуару, думая, что маленький человечек не предпринял никаких усилий, чтобы спрятаться. Что это могло значить? Хотел ли он, чтобы Чи знал, что он следит за ним?
  
  ч Если да, то почему? Чи не мог придумать для этого никаких причин. Возможно, это была просто невнимательность. Или высокомерие. Или, возможно, он вообще не смотрел Чи.
  
   Путь к Музею естественной истории должен был быть другим, но Чи отклонился, чтобы пройти мимо седана. Он был пуст. Он прислонился к крыше и заглядывал внутрь. На переднем сиденье лежала сложенная копия сегодняшней газеты Washington Post и бумажный стаканчик. На приборной панели висела карта улиц округа Колумбия. На заднем сиденье было пусто, за исключением пустого. полиэтиленового пакета с логотипом Safeway который был смят на полу, автомобиль был заперт.
  
   Чи посмотрел вверх по улице и вниз по ней. К нему шли две черные девочки-подростки, смеясь над одним из сказанных ими слов. В противном случае никого не было видно. Дождь прекратился, но улицы и тротуары все еще блестели от сырости. Воздух тоже был влажным и холодным. Чи натянул воротник куртки на шею и пошел. Он слушал. Он не слышал ничего, кроме случайных звуков движения транспорта. Теперь он был на Десятой улице, серая масса здания Министерства юстиции рядом с ним, здание почтового отделения вырисовывалось через улицу. Правосудие казалось темным, но несколько окон в почтовых отделениях были освещены. Что делали чиновники почтового отделения, что заставляло их работать допоздна? Он представил, как кто-то за чертежным столом конструирует штамп. Он остановился на перекрестке с проспектом Конституции, ожидая смены сигнала «Не ходи». Двое мужчин и женщина, все в форме Вашингтона, быстро шли к нему по тротуару. Каждый держал свернутый зонтик. У каждого был портфель. Человечек нигде не было видно. Затем, под кустарником в углу здания Правосудия слева от Чи, он увидел тело.
  
   Чи втянул воздух. Он смотрел. Это была человеческая форма, втянутая в позу зародыша и частично прикрытая чем-то вроде картонной коробки. Возле головы был мешок. Чи сделал неуверенный шаг к нему. Трио прошло мимо тела. Ближайший мужчина взглянул на него и сказал Чи что-то неразборчивое. Женщина посмотрела на тело и быстро отвернулась. Они прошли мимо Чи. «... как минимум GS 13», - говорила женщина. «Скорее всего, 14, а потом, прежде чем вы это узнаете ...» «Наверное, алкаш», - подумал Чи. Чи видел около тысячи пьяных без сознания с момента его приведения к присяге в качестве офицера полиции племени навахо, видел, как они растянулись в переулках Гэллапа, застыли в полыни у дороги на Шипрок, искалеченные, как зайцы, на асфальте шоссе 666 США. Но он мог видеть залитый прожекторами шпиль памятника Вашингтону всего в нескольких кварталах позади себя. Он не ожидал этого здесь. Он прошел по мертвой осенней траве, встал на колени рядом с телом. Картон был влажным от предыдущего дождя. Тело было мужчиной. Знакомого и ожидаемого запаха виски не было.
  
   Чи протянул руку к горлу мужчины, нащупывая пульс.
  
   Мужчина закричал и вскочил на корточки, пытаясь защитить себя. Картонная коробка отлетела на тротуар.
  
   Чи отпрянул, совершенно пораженный.
  
   Мужчина был бородат, одет в темно-синий бушлат, на много слишком большой для него. Он слабо, бессвязно крича, ударил Чи. Двое мужчин в вашингтонской форме спешили по проспекту Конституции, взглянули на место происшествия и поспешили еще быстрее.
  
   Чи протянул пустые руки. «Я думал, тебе нужна помощь», - сказал он.
  
   Мужчина упал на четвереньки. «Уходи, уходи, уходи», - завыл он.
  
   Чи ушел.
  
   Хайхок ждал его у входа сотрудников на Двенадцатой улице. Он протянул Чи небольшой прямоугольник из белой бумаги с надписью «ПОСЕТИТЕЛЬ» и именем Чи.
  
   "Что вы хотите увидеть в первую очередь?" он спросил. Потом сделал паузу. "Ты в порядке?"
  
   "Там есть мужчина. Я думаю, больной. Лежит под кустами через дорогу ".
  
   «Может быть, пьян», - сказал Хайхок. «Или побитый камнями в трещину. Обычно их трое или четверо. Та трава, которую строит Министерство юстиции, - излюбленное место ".
  
   «Этот парень не был пьян».
  
   «Наверное, на треке», - сказал Хайхок. «В наши дни обычно трескается, если они употребляют наркотики, или это может быть что угодно, от героина до нюхания клея. Но иногда это просто психические заболевания». Он подумал о реакции Чи на все это. «Они у тебя тоже есть. Я видел много пьяниц в Гэллапе».
  
   «Я думаю, что у нас больше пьяных на душу населения, чем у кого-либо», - сказал Чи. «Но в резервации мы пытаемся забрать их. Мы стараемся их где-то разместить. Какая здесь политика?»
  
   Но Хайхок уже торопливо хромал по коридору, не интересовался этой темой, скованная нога волочилась, но двигалась быстро. «Позвольте мне сначала показать вам этот дисплей», - сказал он. «Я пытаюсь сделать так, чтобы это выглядело так, как если бы это действительно происходило там, в вашей пустыне».
  
  Чи последовал за ним. Он все еще был потрясен. Но теперь он снова задумался и подумал, что не искал маленького человечка у входа на Двенадцатую улицу в Музей естественной истории. И он подумал, что, возможно, причина, по которой он не видел маленького человечка, следовавшего за ним, заключалась в том, что маленькому человечку, возможно, не нужно было следовать за ним. Он мог знать, куда собирается Чи.
  
   Экспозиция Генри Хайхока располагалась в боковом зале на главном этаже музея. Она была отгорожена от мира музейных посетителей фанерными ширмами и охранялась знаками, объявлявшими область ВРЕМЕННО ЗАКРЫТЫМ ДЛЯ ОБЩЕСТВЕННОСТИ и именовавшей экспозицию БОГАМИ В МАСКАХ АМЕРИКИ. За ширмой пахло опилками, клеем и вяжущими чистящими средствами. Также было множество масок, от гротескных и ужасных до спокойных и величественно красивых. Некоторые были выставлены группами, одна группа представляла различные концепции демонов в деревнях Юкатана и других божеств инков. Некоторые стояли в одиночестве, сопровождаемые только печатными легендами, объясняющими их. Некоторые были изображены на костюмированных моделях священников или
  
   «Это, конечно, мой», - сказал Хайхок. «Я сделал некоторые из других тоже, и помог в некоторых. Но это мой». Он взглянул на Чи, ожидая вежливого момента для комментария. «Если вы видите что-то не так, вы указываете на это», - добавил он. Он подошел к фигуре через перила и поправил маску, просунув пальцы под кожу, слегка наклонив ее, а затем поправив. Он отступил и задумчиво посмотрел на него.
  
   "Вы видите что-то не так?" он спросил.
  
   Чи не видел ничего плохого. По крайней мере, ничего, кроме мелочей в некоторых украшениях. И это, вероятно, было задумано. Такую священную сцену нельзя воспроизводить в точности, за исключением ее цели - исцеления человека. Говорящий Бог застыл в шаркающем танцевальном шаге, который йи традиционно использовали, приближаясь к хогану пациента. На этом изображении пациент стоял на коврике, расстеленном на земле, перед дверью хогана. Он был закутан в одеяло и держал в вытянутых руках руки. Короткий плетеный килт «Говорящий Бог», казалось, плыл вместе с движением, и в каждой руке он держал погремушку, которая выглядела искренней. И, подумал Чи, вероятно, был. Позади «Говорящего Бога» в этой диораме другие боги следовали в идентичных позах, словно танцуя из тьмы в свете костра. Чи узнал маски Бахромчатого Рта, Убийцы монстров, Рожденного для воды и Спринклера со своей тростью и горбатой спиной. Другие фигуры йеи также были смутно видны, двигаясь по танцевальной площадке. А с двух сторон огни освещали очереди зрителей.
  
   Взгляд Чи задержался на маске Говорящего Бога. Он казался идентичным тому, что он видел в офисе Хайхока. Естественно, да. Наверное, это было то же самое. Вероятно, Хайхок забрал его домой, чтобы подготовить к установке. Или, если бы он копировал его, он бы сделал копию максимально похожей на оригинал.
  
   "Что вы думаете?" - спросил Хайхок. Его голос звучал тревожно. "Вы видите что-то не так?"
  
   «Мне это кажется великолепным. Совершенно красиво», - сказал Чи. «Я впечатлен». На самом деле, он был чрезвычайно впечатлен. Хайхок воспроизвел этот момент в последнюю ночь церемониала под названием Йей Яаш, Прибытие духов. Он повернулся, чтобы посмотреть на Хайхока. «Конечно же, ты не знал». Я не получил всего этого из того небольшого визита в «Ночное пение Агнес Цози». Если да, то у вас должна быть фотографическая память ». Или, подумал Чи, видеомагнитофон, спрятанный где-то где-то, вроде аудиомагнитофона, который он спрятал в ладони.
  
   Хайхок ухмыльнулся. «Думаю, я прочитал около тысячи описаний этого церемониала. Всех антропологов, которых я смог найти. И я изучил сделанные ими наброски. И просмотрел все материалы, которые у нас есть здесь, в Смитсоновском институте. Все, что люди украли и передали На протяжении многих лет я изучал это. Изучал различные маски йеи и все такое. А потом доктор Хартман - куратор, отвечающий за открытие этого бизнеса - она ​​позвала консультанта из резервации. Шаман навахо. Парень по имени Сандовал. Вы его знаете? "
  
   «Я слышал о нем», - сказал Чи.
  
   «Отчасти мы хотели убедиться, что не нарушаем никаких табу. Или неправильное использование религиозных материалов. Или что-нибудь в этом роде, - снова замолчал Хайхок. Он начал что-то говорить, остановился, нервно посмотрел на Чи. - Ты уверен, что не видишь ничего плохого?
  
   Чи покачал головой. Он смотрел на саму маску, гадая, есть ли под ней искусственная голова с искусственным лицом с искусственным выражением лица навахо. Никакой причины быть не должно. Маска выглядела древней, серо-белая краска, покрывавшая оленьую кожу, была покрыта крошечными трещинками от возраста, кожаные ремешки, шнурованные по бокам, потемнели за годы использования. Но, конечно, это были лишь детали, Хайхок.
  
  ничего не упустил бы из виду при создании копии. Маска, которую он видел в ящике в офисе Хайхока, была либо этой, либо очень близкой к ней копией - это было очевидно из того, что он вспомнил. Наклон пернатого гребня, угол накрашенных бровей, все те мелкие детали, которые выходили за рамки легенд и традиций, которые поддались интерпретации создателя масок, все они казались идентичными. За исключением ритуальной поэзии и рисования на песке церемоний исцеления, культура навахо всегда оставляла место для поэтической свободы. Фактически он поощрял это - приводить все, что делалось, в гармонию с существующими обстоятельствами. Сколько такой лицензии было бы у Хайхока, если бы он копировал изображение Тано? «Немного, - предположил Чи. Религия качина индейцев пуэбло, как казалось Чи, уходит корнями в догму, настолько древнюю, что века кристаллизовали ее.
  
   "Как насчет корзины?" - спросил его Хайхок. «На земле у его ног? Это должна быть корзина для аята Йей Да. Во всяком случае, согласно нашим учетным записям артефактов».
  
   Произношение Хайхауком слова навахо было настолько странным, что то, что он на самом деле сказал, было непонятным. Но то, что он, вероятно, имел в виду, было корзиной, в которой хранилась пыльца и перья, используемые для кормления масок после того, как духи в них пробудились. прямо ко мне, - сказал Чи.
  
   Из-за ширмы на выставочную площадку прошла стройная, красивая женщина средних лет.
  
   «Доктор Хартман», - сказал Хайхок. «Ты работаешь допоздна».
  
   «Ты тоже, Генри», - сказала она, взглянув на Чи.
  
   «Это Джим Чи», - сказал Хайхок. «Доктор Кэролайн Хартман - одна из наших кураторов. Она моя начальница. Это ее шоу. А мистер Чи - шаман навахо. Я попросил его взглянуть на это ".
  
   «Было хорошо, что вы пришли», - сказала Кэролайн Хартман. "Вы нашли это Ночное пение подлинным?"
  
   «Насколько я знаю, - сказал Чи. «На самом деле, я думаю, это замечательно. Но Yeibichai - это не церемониал, который я очень хорошо знаю. Не лично. Единственное, что я знаю достаточно хорошо, чтобы делать это сам, - это Путь Благословения ».
  
   "Ты певец?" Знахарь? "
  
   "Да, мэм. Но я новичок в этом ».
  
   «Мистер Чи также является офицером Чи», - сказал Хайхок. "Он" член полиции племени навахо. Фактически, это тот самый офицер, который арестовал меня там. Я думал, вы бы это одобрили. Хайхок улыбался, когда говорил это. Доктор Хартман тоже улыбалась. Он ей нравится, подумал Чи. было видно, и это чувство было взаимным.
  
   «Хорошее шоу», - сказала она Чи. «Бегу к грабителю могил. Когда-нибудь я должен приехать в вашу часть страны, имея достаточно времени, чтобы по-настоящему это увидеть. Я должен узнать гораздо больше о вашей культуре. Боюсь, что я потратила большую часть своего времени, пытаясь понять инков ". Она смеялась. «Например, если бы я был здесь вашим проводником, я бы не стала показывать вам это шоу Night Chant. Я бы показал вам своих домашних питомцев. Она указала на соседнюю диораму. В нем стена из огромных ограненных камней выходила во двор. Дальше на фоне гор возвышался храм. На этой выставке также были представлены манекены в культурном стиле. Мужчины в туниках без рукавов, плащах из плетеных перьев, повязках на голове и кожаных сандалиях; женщины в длинных платьях с шалами, закрепленными на груди булавками с драгоценными камнями, а волосы покрыты тканью. Но центральным элементом всего этого была большая металлическая маска. Чи казалось, что он был вылеплен из золота и украшен драгоценностями.
  
   «Я восхищался этим, - сказал он. - Довольно красивая маска. Выглядит дорого. "
  
   «Она сделана из сплава золота и платины, украшенного изумрудами и другими драгоценными камнями, - сказала она. - Она представляет великого бога Виракочу, бога творения, самого главного бога пантеона инков. Там меньшая маска, изображающая бога Ягуара. Думаю, менее важная. Но достаточно мощная. "
  
   «Похоже, это будет стоить целое состояние», - сказал Чи. "Как музей получил это?" Сказав это, он пожалел, что не слышал. В его ушах этот вопрос, казалось, означал, что приобретение могло быть менее чем почетным. Но, возможно, это было продуктом того, как он думал. Никакой благородный навахо не смог бы продать музею ту маску Говорящего Бога, которой он восхищался. Нет, если это было подлинно. Такие маски были священными, находились в семейной опеке. Никто не имел права их продавать.
  
   «Это был подарок», - сказал доктор Хартман. «Это было в руках семьи там, внизу. Насколько я понимаю, это была политическая семья. И от них это досталось какому-то очень важному человеку в United Fruit Company, или, может быть, это была Anaconda Copper. затем это было передано по наследству, а в 1940-х кому-то нужно было решить большую проблему с налогом на прибыль ». Доктор Хартман со смехом создала фигуру с помощью воображаемой палочки. «Шазам! Смитсоновский институт, чердак Америки, чердак мира, получите
  
  еще один из его артефактов. А некоторому порядочному гражданину списывают сумму налога на прибыль ".
  
   «Думаю, никто не может жаловаться», - сказал Чи. «Это красивая вещь».
  
   «Кто-то всегда может пожаловаться». Доктор Хартман засмеялся. «Они сейчас жалуются. Они хотят вернуть это».
  
   "О," сказал Чи. "Что?"
  
   «Чилийский национальный музей. Хотя, конечно же, музей никогда не держал его в руках». Доктор Хартман прислонился к пьедесталу, на котором, согласно подписи к нему, держалась маска ворона, которую использовали шаманы канадского племени носителей. Тихоокеанское побережье Чи пришло в голову, что ей нравится.
  
   «На самом деле, - продолжила она, - шум поднял некто по имени генерал Уэрта. Генерал Рамон Уэрта Кардона, если быть формальным. Это была его семья, от которой американский магнат, кем бы он ни был, в первую очередь получил вещь. По крайней мере, я понимаю. И я полагаю, что если их национальному музею удастся отговорить нас от этого, добрый генерал подаст иск, чтобы вернуть его своей семье. И, будучи очень, очень большой фигурой в чилийской политике, он может выиграть. "
  
   "Ты собираешься вернуть это?"
  
   Хайхок рассмеялся.
  
   «Я так не думаю, - сказала доктор Хартман. - Я бы не стала возвращать его при данных обстоятельствах. Я была бы достаточно счастлива, чтобы вернуть Генри здесь его кости во имя здравого смысла или, может быть, приличия. Но я не верну эту маску. Она ласково улыбнулась Генри Хайхоку. «Романтический идеализм, я могу одобрить. Но не жадность ». Она пожала плечами и поморщилась.« Но тогда я не занимаюсь политикой ».
  
   «Он собирается увидеть это на открытии, - сказал Хайхок. - Приходит генерал Уэрта. Вы заметили ту историю об этом на днях в «Пост»? "
  
   «Я читала это», - сказала доктор Хартман. «Из того, что он сказал репортеру, я поняла, что генерал приезжает в Вашингтон с более благородной целью, но я заметила, что он сказал, что также посетит нас, чтобы увидеть», - д-р. Голос Хартмана сменился сарказмом: «наше национальное достояние». "
  
   «Это будет неприятно, - сказал Хайхок. - Особая охрана всегда лажается».
  
   «Он не глава государства, - сказал доктор Хартман. - Просто главный тайный полицейский. Мы дадим ему пару гидов и специальное предложение «встретим его у входной двери с рукопожатием». После этого он просто еще один турист ».
  
   «За исключением прессы. И телекамер», - сказал Хайхок, который много знал о подобных делах.
  
   Чи обнаружил, что ему нравится доктор Хартман. «Он будет видеть здесь настоящее шоу», - сказал он.
  
   «Никакой ложной скромности», - сказал доктор Хартман. «Я тоже так думаю. Я была бы хороша в этом, если бы мне не приходилось проводить так много времени в качестве музейного бюрократа». Она улыбнулась Хайхоку. «Например, пытаясь понять, как сохранить мир между идеалистами. молодыми консерваторами и людьми в Замке, которые устанавливают правила ».
  
   Чи заметил, что Генри Хайхок не улыбнулся в ответ.
  
   «Мы должны идти», - сказал Хайхок. «Хорошо, - сказал доктор Хартман. «Я надеюсь, что вы снова радуетесь своему визиту, мистер Чи». Мистер Хайхок показывает вам все, что вы хотите увидеть? "
  
   Казалось, это была возможность. «Я хотел это увидеть», - сказал Чи, указывая на Ночное пение и мир масок вокруг него. «И я надеялся увидеть того бога войны Тано, о котором я слышал. Я где-то слышал, что кто-то в "Пуэбло" надеялся получить и это обратно ".
  
   Выражение лица доктора Хартмана было сомнительным. «Я не слышала об этом», - сказала она, нахмурившись. Она посмотрела на Хайхока. «Фетиш Тано. Вы что-нибудь об этом знаете? Какой фетиш они имеют в виду?»
  
   Хайхок перевел взгляд с доктора Хартмана на Чи. Он колебался. "Я не знаю."
  
   «Думаю, ты можешь поискать это в инвентаре», - сказала она.
  
   Хайхок смотрел на Чи, изучая его. "Почему бы и нет?" он сказал. "Если ты хочешь."
  
   Они поднялись на лифте для персонала на шестой этаж, в безвоздушную кабину офиса Хайхока. Он набрал нужную информацию в свой компьютерный терминал и получил взамен беспорядочную смесь цифр и букв.
  
   «Это говорит нам о коридоре, комнате, коридоре в комнате, полке в коридоре и номере корзины, в которой она находится», - сказал Хайхок. Он набрал еще одну связку ключей и стал ждать.
  
   «Теперь он говорит нам, что его нет в инвентаре и над ним работают. Или что-то в этом роде».
  
   Он выключил компьютер, взглянул на Чи и задумался.
  
   «Он знает, где это», - подумал Чи. Он знал с самого начала. Он решает, говорить ли мне.
  
   «Это должно быть в лаборатории консервации», - сказал Хайхок. "Пойдем взглянем".
  
   Телефон зазвонил.
  
   Хайхок посмотрел на него и на Чи.
  
   Он снова зазвонил. Хайхок поднял его. «Хайхок», - сказал он.
  
   А потом: «Я не могу сейчас». У меня гость ".
  
  Он прислушался, взглянул на Чи. «Нет, я не мог заставить эту чертову штуку работать, - сказал Хайхок. - Я не умею с этим работать». Он слушал.
  
   «Я пробовал это. Не включилось». Послушал еще раз. «Смотри. Ты все равно спустишься. Я оставлю тебе это исправить. Слушал. Нет. Это немного рано. Тогда слишком много трафика. И наконец: «Тогда сделай девять тридцать. И помни, что это вход с Двенадцатой улицы».
  
   Хайхок прислушался и повесил трубку.
  
   «Пойдем», - сказал он Чи.
  
   Хайхок, хромая, шел по, казалось бы, бесконечному коридору. С обеих сторон он был обложен более высокими стопками деревянных ящиков. Дела были пронумерованы. Некоторые были заклеены бумажными наклейками. Большинство из них носили бирки с надписью «ВНИМАНИЕ: ИНВЕНТАРИРОВАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ или ВНИМАНИЕ: НЕИЗВЕСТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ».
  
   «Что во всем этом?» - спросил Чи, махнув рукой.
  
   «Вы называете это», - сказал Хайхок. «Я думаю, что здесь в основном ранние сельскохозяйственные культуры. Знаете, инструменты, маслобойки, мотыги. Впереди у нас есть кости ".
  
   "Скелеты, которые вы хотели, вернули?"
  
   «Хочу вернуть», - сказал Хайхок. «Тем не менее. У нас на чердаке запаковано более восемнадцати тысяч скелетов. Восемнадцать чертовых тысяч скелетов коренных американцев в так называемой исследовательской коллекции музея.
  
   «Вау», - сказал Чи. Он бы думал, может, четыресто или пятьсот.
  
   "Как насчет белых скелетов?"
  
   «Может быть, двадцать тысяч черных, белых и так далее», - сказал Хайхок. "Но поскольку белых глаз в этой стране больше, чем красных, примерно двести к одному, для достижения паритета мне нужно выкопать три целых шесть миллионов белых скелетов и сложить их здесь. То есть, если ученым действительно нравится изучая старые кости - в чем я сомневаюсь ".
  
   Старые кости не были темой, которая апеллировала к традиционной натуре Чи навахо. Трупы не были предметом для вежливого обсуждения. Знание, что он делит коридор с тысячами мертвых, заставило Чи встревожить. Он хотел сменить тему. Он хотел спросить Хайхока о телефонном разговоре. Что он пытался исправить? Что именно не включалось? С кем он встречался в девять тридцать? Но это было не его дело, и Хайхок не сказал бы ему об этом или уклонился от вопроса.
  
   "Почему тюлени?" - спросил он вместо этого, указывая.
  
   Хайхок рассмеялся. «Республиканцы использовали главную галерею для своего большого инаугурационного бала», - сказал Хайхок. «Около тысячи сотрудников спецслужб и ФБР заранее собрались сюда, чтобы убедиться в безопасности». Воспоминание превратило горечь Хайхока в хорошее настроение. Его смех превратился в хихиканье.
  
   «Они открывали каждый ящик, копались внутри, чтобы убедиться, что Ли Харви Освальд не прячется там, а затем снова запирали его и наклеивали печать, чтобы никто не смог проникнуть позже».
  
   «Боже мой», - воскликнул Чи, пораженный внезапной мыслью. «Сколько ключей нужно, чтобы разблокировать все это?»
  
   Хайхок рассмеялся. «Вы имеете дело не с самой тяжелой связкой ключей в мире», - сказал он. «Всего один ключ или, скорее, копии одного и того же ключа подходят ко всем этим замкам. Они не предназначены для того, чтобы люди не воровали вещи. Кто захочет украсть, например, часть гребной лодки времен Гражданской войны? Это поможет с инвентаризацией. В одном из этих случаев вы хотите, чтобы вы пошли в соответствующий офис, сняли ключ с крючка у стола и расписались за него. Как бы то ни было, все это до смерти волновало Секретную службу. Около восьмидесяти миллионов артефактов в этом здании, и, возможно, сто тысяч из них можно использовать, чтобы кого-нибудь убить. Поэтому они хотели, чтобы все было привязано ".
  
   «Я думаю, это сработало. Никто не был застрелен».
  
   «Или гарпуном, или арбалетом, или фасолью из чарро-лассо, или копьем, или стрелой, или вязальной иглой, или боевой дубинкой», - добавил Хайхок. «Они хотели, чтобы все это тоже вышло наружу. Все, что могло быть оружием, от камней шайеннского метате до эскимосских ножей для снятия шкуры кита. Это был настоящий аргумент».
  
   Хайхок резко повернул через дверной проем в длинную, яркую, загроможденную комнату, освещенную рядами люминесцентных ламп.
  
   «Лаборатория консервации, - сказал он, - мастерская по ремонту гниющих ядер, изношенных хлыстов, старинных вставных зубов и т. Д., Включая - если компьютер был правильным - Бога войны Тано».
  
   Он остановился возле одного из длинных столов, занимавших центр комнаты, немного покопался, вытащил картонную коробку. Из нее он вытащил грубо вырезанную деревянную форму.
  
   Он протянул его Чи, чтобы он посмотрел. Он был сформирован из большого корня, что придавало ему изогнутую и искривленную форму. Его украшали испачканные перья, и его лицо смотрело на Чи с тем же злым взглядом, который он вспомнил по фетишу, который он видел в офисе Хайхока. Это был тот же фетиш? Может быть. Он не мог быть уверен.
  
   «Это то, о чем кричат, - сказал он. - Это символ одного из богов войны Тано-близнецов».
  
  "Кто-нибудь работал над этим?" - спросил Чи. "Вот почему он здесь?"
  
   Хайхок кивнул. Он взглянул на Чи. «Откуда ты слышал, что пуэбло просят его обратно?»
  
   «Я не могу вспомнить, - сказал Чи. - Может быть, было что-то об этом в журнале Albuquerque Journal». Он пожал плечами. «Или, может быть, я путаю это с Богом Войны Зуни. Тот, от которого Зуни наконец-то вернулись. Денверский музей ".
  
   Хайхок осторожно положил фетиш обратно в коробку. "В любом случае, я предполагаю, что, когда музей получил известие, что об этом спрашивают пуэбло, кто-то в замке прислал служебную записку. Они хотели знать, действительно ли у нас есть такая вещь. И если она у нас есть, они хотел убедиться, что за ним должным образом ухаживают. Никаких термитов, мха, сухой гнили и тому подобного. Это было бы очень плохим пиаром ». Хайхок ухмыльнулся Чи. «Люди в замке не переносят плохую прессу».
  
   "Замок?"
  
   «Первоначальное уродливое старое здание с башнями, зубчатыми стенами и всем остальным», - объяснил Хайхок. «Это вроде как замок, и именно здесь у высшего руководства есть офисы». Мысль об этом стерла хорошее настроение Хайхока. «Им платят большие деньги, чтобы они объясняли, почему музею нужны восемнадцать тысяч украденных скелетов. А это…» - он постучал по фетишу. «-это украденный священный предмет».
  
   Он передал его Чи.
  
   Оно оказалось тяжелее, чем он ожидал. Возможно, корень какого-нибудь дерева тверже хлопкового дерева. Он выглядел старым. Сколько лет? - спрашивал он себя. Триста лет? Три тысячи? Или, может быть, тридцать. Он не знал, как это сделано. Судите сами, но уж точно ничего в нем не выглядело сырым или новым.
  
   Хайхок взглянул на часы. Чи протянул ему фетиш. «Интересно», - сказал он. "Есть пара вещей, о которых я хочу вас спросить".
  
   «Вот что я тебе скажу», - сказал Хайхок. «У меня есть кое-что, что я должен сделать. Мы вернемся ко мне в офис, а ты подожди там, и я сразу же вернусь. Это займет…» - подумал он. «… может быть, десять, пятнадцать минут».
  
   Чи взглянул на свои часы, когда Хайхок высадил его в офисе. Было девять двадцать пять. Он сидел возле стола Хайхока, положив каблуки на мусорную корзину, расслабляясь. Он устал и не осознавал этого. Долгий день, полный прогулок, полный разочарований. Что он сможет сказать Джанет Пит, чего Джанет Пит еще не знала? Он мог рассказать ей о застенчивости Хайхока по поводу фетиша. Очевидно, именно Хайхок привел Бога войны в лабораторию охраны природы, чтобы над этим поработать. Очевидно, он точно знал, где его найти. Очевидно, он не хотел, чтобы Чи знал о его интересе к этой вещи.
  
   Чи зевнул, потянулся и с трудом поднялся со стула, чтобы побродить по офису. Свидетельство в рамке на стене гласило, что его хозяин успешно закончил курс антропологического сохранения и реставрации в Лондонском институте археологии. Другой удостоверил свое окончание с отличием программы по сохранению материалов в университете Джорджа Вашингтона. Еще один признал его вклад в семинар «Сохранение структуры, реакционной способности, разрушения и модификации белкового артефактного материала» для Американского института археологии.
  
   Чи искал что-нибудь, чтобы почитать, и подумал, что несколько минут Хайхока немного растянулись, когда он услышал звуки - резкие и громкие , стук разных шумов с примесью чего-то, что могло быть криком. Это был неприятный шум и Это заставило Чи насторожиться. Он затаил дыхание, прислушиваясь. Что бы это ни закончилось так же внезапно, как и началось. Он подошел к двери и оглядел коридор, прислушиваясь. Огромный шестой этаж Музея естественной истории выглядел как тихая, как пещера. Шум шел справа от него. Чи пошел по коридору в том направлении, медленно, беззвучно. Он остановился у закрытой двери, схватился за ручку, проверил ее. Заперто. Он приложил ухо к панели и ничего не слышал, кроме звука, издаваемого собственной кровью, движущейся по его артериям. Он двинулся по коридору, чувствуя ряды деревянных урн, по которым он шел, запахи, пыль, разлагающиеся старые вещи. Затем он снова остановился и встал абсолютно тихо, слушая. Он ничего не слышал но звенящая тишина и, через мгновение, что-то, что могло быть лифтом, спускающимся в другой части здания.
  
   Затем шаги. Быстрые шаги. Впереди и слева. Чи поспешил к углу коридора впереди, огляделся. Он был пуст. Просто еще один узкий проход между глубокими стопками пронумерованных ящиков. Он снова прислушался. Куда ушел скакун? Что вызвало эти странные звуки? Чи понятия не имел, куда смотреть. Он просто стоял, прислонившись к мусорному ведру, и слушал. В ушах звенела тишина. Кто бы ни создавал шум, ушел.
  
   Он вернулся в офис Хайхока, подавляя желание оглянуться, контролируя желание
  
   поспешить. И когда он добрался до него, он плотно закрыл за собой дверь и придвинул свой стул к стене так, чтобы он был обращен к двери. Когда он сел в нее, он внезапно почувствовал себя очень глупо. У шума было бы совершенно нормальное объяснение. Что-то упало. Кто-то уронил что-то тяжелое.
  
   Он возобновил изучение документов на неухоженном столе Хайхока в поисках чего-нибудь интересного. Они касались административных документов и технических материалов. Он выбрал фотокопию отчета, озаглавленного
  
   ЭТИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ В СОХРАНЕНИИ ОБЪЕКТОВ ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО МУЗЕЯ
  
   и устроился читать.
  
   Это было на удивление интересно - около двадцати пяти страниц, полных информации и идей, в основном новых для Чи. Он читал его внимательно и медленно, время от времени останавливаясь, чтобы послушать. Наконец, он положил его на стол, снова опустил каблуки на корзину для мусора и подумал о Мэри Лэндон, затем о Джанет Пит, а затем о Хайхоке. Он взглянул на часы. После десяти. Хайхока не было больше тридцати минут. Он подошел к двери и оглядел коридор. Полная пустота. Полная тишина. Он снова сел в кресло, поставив ноги на пол, точно вспомнив, что сказал Хайхок. Он сказал, подождите здесь несколько минут. Десять или пятнадцать.
  
   Чи взял шляпу и вышел в коридор, выключил свет и закрыл за собой дверь. Он пробрался через лабиринт коридоров к лифту. Он нажал кнопку и услышал, как она продвигается вверх. Очевидно, Хайхок не вернулся этим маршрутом. На первом этаже он направился к выходу с Двенадцатой улицы. Когда он вошел, там был охранник, женщина, которая говорила с Хайхоком. Она бы знала, если бы он вышел из здания. Но женщины там не было. Выходную дверь никто не охранял.
  
   Чи почувствовал внезапное иррациональное желание выбраться из этого здания под небо. Он толкнул дверь и поспешил вниз по ступенькам. Холодный, туманный воздух чудесно ощущался на его лице. Но где был Хайхок? Он вспомнил последние слова, которые Хайхок сказал, когда оставил его в офисе Хайхока:
  
   "Я скоро вернусь."
  
  
  
   Глава пятнадцатая
  
   "^"
  
   Липхорн позвонил Кеннеди из номера в отеле и застал его дома.
  
   «Я нашел его, - сказал Лиафорн. - Его зовут Элогио Сантильянес. Но мне нужно, чтобы вы сделали проверку отпечатков пальцев и посмотрели, есть ли у Бюро что-нибудь о нем. "
  
   "Что?" сказал Кеннеди . Он казался сонным. "О чем ты говоришь?"
  
   «Человек у рельсов. Помнишь? Тот, кого ты вытащил в непогоду, чтобы я посмотрел».
  
   «О, - сказал Кеннеди. «Да. Сантильянес, - говоришь ты. В конце концов, местный испанец. Как ты его узнал?»
  
   Липхорн объяснил все, от Сен-Жермена до Переса и номера рецепта, включая маленького рыжеволосого человечка, который мог (а мог и не) наблюдать за квартирой Сантильян.
  
   «Приятно быть удачливым», - сказал Кеннеди. «Откуда, черт возьми, ты звонишь? Ты сейчас в Вашингтоне?»
  
   Лиафорн дал ему название своей гостиницы. «Я собираюсь остаться здесь или, по крайней мере, буду здесь для сообщения. Вы собираетесь позвонить в Вашингтон?»
  
   "Почему бы и нет?" Кеннеди сказал.
  
   «Не могли бы вы попросить их сообщить мне, что они узнают? И поскольку они, вероятно, этого не сделают, вы бы позвонили мне, как только они перезвонят вам?
  
   "Почему бы и нет?" Кеннеди сказал. "Ты собираешься оставаться там, пока мы что-то не узнаем?"
  
   "Почему бы и нет?" - сказал Лиафорн. «Это не должно занять много времени с опознанием. Либо на нем есть отпечатки, либо нет.
  
   Это не заняло много времени. Липхорн посмотрел последние новости. Он вышел на прогулку в том, что теперь превратилось в тонкий, влажный, холодный туман. Он купил свежий выпуск Washington Post и прочитал его в постели. Он проснулся поздно, позавтракал в кофейне отеля и обнаружил, что его телефон звонит, когда он вернулся в номер.
  
   Это был Кеннеди.
  
   «Бинго», - сказал Кеннеди. «Я в некотором роде герой Бюро этим утром, которое продлится до заката. Ваш Элогио Сантильянес был в печатных файлах Бюро. Он был одним из относительно немногих выживших лидеров значительно менее лояльной левой оппозиции режиму Пиночета в Чили ».
  
   «Что ж, - сказал Лиафорн. «Это интересно». Но что, черт возьми, это означало? Что могло бы вызвать чилийского политика в Гэллап, штат Нью-Мексико? Что могло бы пробудить в таком человеке интерес к Ночному пению где-нибудь за пределами Нижнего Гризвуда?
  
   «Они задавались вопросом, что с ним случилось, - говорил Кеннеди. «Он точно не находился под пристальным наблюдением, но Бюро пытается следить за такими людьми. Он пытается их отследить. Особенно эту группа из-за взрыва машины некоторое время назад. Ты помнишь об этом?"
  
   "Очень неопределенно. Это было чилийское?"
  
   "Это было. Один из этих людей, к которым принадлежит Сантильянес, был взорван в небе над Шеридан Серкл, недалеко от того места, где живут очень важные люди. Группа из чилийского посольства не приложила достаточно усилий, чтобы скрыть свои следы, и Государственный департамент заявил, что группа из них персона нон грата и отправила их домой. В Чили был большой протест, жалобы на нарушение прав человека, большой шум . Ужасно плохая репутация банды Пиночета. Как бы то ни было, после этого Бюро, похоже, за ними следило. И все остыло ".
  
   «До сих пор, - сказал Лиафорн.
  
   «Мне кажется, головорезы Пиночета ждали, пока они не сообразили, что их не поймают», - сказал Кеннеди. "Но откуда я знаю?"
  
   «Это объяснило бы все усилия по предотвращению идентификации Сантильянеса».
  
   «Было бы так», - согласился Кеннеди. «Если нет опознания, значит, нет реакции от Государственного департамента».
  
   «Вы просили своих людей позвонить мне? Вы рассказали им о соседе Сантильянеса? И вы передали то, что я сказал вам о том, что имя Генри Хайхока занесено в записную книжку Сантильянеса?
  
   «Да, я рассказал им о человечке из квартиры номер два, и, да, я упомянул Генри Хайхока, и, да, я попросил их позвонить Джо Лифорну. Они звонили?»
  
   «Конечно, нет, - сказал Лиафорн.
  
   Кеннеди рассмеялся. «Старый Дж. Эдгар мертв, но ничего не меняется».
  
   Но они позвонили. Едва Лифорн повесил трубку, как услышал стук в дверь.
  
   В холле ждали двое мужчин. Даже в Вашингтоне, где каждый мужчина, будь то Лифорн, одетый в простые глаза, как и любой другой мужчина, эти двое явно были людьми из Бюро.
  
   «Войдите», - сказал Лиафорн, взглянув на удостоверение, которое каждый мужчина теперь протягивал для проверки. «Я как бы ожидал вас».
  
   Он представился. Их звали Диллон и Акрон, оба были блондинками, Диллон был старше, старше и руководил.
  
   "Тебя зовут Лиафорн? Верно?" - сказал Диллон, заглянув в свой блокнот. "У вас есть документы?"
  
   Лиафорн достал свою папку.
  
   Диллон сравнил лицо Лиафорна с фотографией. Он изучил удостоверения. Ничто в его выражении не предполагало, что он был впечатлен тем и другим.
  
   "Лейтенант полиции племени навахо?"
  
   "Это правильно."
  
   Диллон уставился на него. "Как вы попали в это дело о Сантильянесе?"
  
   Лиафорн объяснил. Тело у рельсов. Узнал,что поезд остановился. Узнал о брошенном багаже. Узнал номер рецепта. Съездил в квартиру по рецепту.
  
   "Вы проверили мужчину во второй квартире?" - спросил Лиафорн. «Он соответствовал описанию человека, которого кондуктор видел у Сантильянеса». И ему было любопытно ".
  
   Акрон слегка улыбнулся и посмотрел на свои руки. Диллон прочистил горло. Лиафорн кивнул. Он знал, что его ждет. Он проработал с Бюро тридцать лет.
  
   «У вас нет юрисдикции в этом деле», - сказал Диллон. «У вас никогда не было никакой юрисдикции. Возможно, вы уже засорили очень деликатное дело».
  
   «Угроза национальной безопасности», - добавил Лиафорн задумчиво и в основном про себя. Он не имел в виду никакого сарказма. Это было просто кодовое выражение, которое он слышал в ФБР с 1950-х годов. Вы всегда это слышали, когда Бюро прикрывало некомпетентность. Он просто задавался вопросом, считалось ли нынешний провал Бюро серьезным начальством Диллона. Видно так.
  
   Диллон уставился на него, чувствуя сарказм. Он не видел ничего на квадратном лице навахо Лиафорна, кроме глубоких мыслей. Лиафорн думал о том, как ему получить информацию от Диллона, и пришел к какому-то выводу. Он кивнул.
  
   - Агент Кеннеди упоминал вам о клочке бумаги, найденной в кармане рубашки Сантильянеса?
  
   Выражение лица Диллона сменилось с сурового на неприятное. Он зажал губу зубами. Разжал ее. Начал что-то говорить. Передумал. Гордость боролась с любопытством. «Я не знаю об этом в данный момент», - сказал он. сказал.
  
   Так что говорить с Диллоном об этом не имело смысла. Но он хотел «доброжелательности» Диллона. На нем не было написано ничего, кроме имени Агнес Цоси-Цоси, довольно распространенного имени навахо, а Агнес - видного в этом племени имени - и названия церемонии исцеления. Ейбичай. Одно из них должен был быть исполнено для миссис Цози. Запланировано примерно через три или четыре недели после того, как было найдено тело Сантильянеса ".
  
   "Что вас интересует в этом?" - спросил Диллон.
  
   «Ваш главный агент в Гэллапе - мой старый друг, - сказал Лиапхорн. «Мы работали вместе годами».
  
   Диллон не был впечатлен
  
  джентльменом в Гэллапе ». На самом деле, агента, размещенного в Вашингтоне, было непросто произвести впечатление агентом, размещенным где-либо еще, не говоря уже о небольшом западном городке. Раньше агентов перебрасывали в такие места, как Гэллап, потому что они каким-то образом обидели Дж. Эдгара Гувера или одного из тех стаи провидцев, с которыми он укомплектовал высшие эшелоны своей империи. Во времена Дж. Эдгара Новый Орлеан был последней Сибирью для Бюро. Дж. Эдгар ненавидел Новый Орлеан как жаркий, влажный и декадентский и предполагал, что все другие сотрудники ФБР чувствовали то же самое. Но после его кончины его лагерь Последователи, обычно сосланные в небольшие города, агенты считались чрезмерно амбициозными, неприемлемо умными или склонными к плохой огласке.
  
   «Это все еще не ваше дело, - сказал Диллон. - У вас нет юрисдикции за пределами своей индийской резервации. И в этом случае у вас не будет юрисдикции даже там».
  
   Лиафорн улыбнулся. «И счастлив, что я этого не делаю, - сказал он. - Это кажется мне слишком сложным. Но мне любопытно. Мне нужно пообедать с Питом Доменичи, прежде чем я пойду домой, и он захочет узнать, что я здесь делаю.
  
   Агент Акрон сел в прикроватное кресло вне поля зрения Лиафорна, но Липхорн не спускал глаз с Диллона, пока говорил это. Очевидно, Диллон узнал имя Пита Доменичи, старшего сенатора от Нью-Мексико, который оказался тем самым. Рейтинг республиканцев в комитете, который курировал бюджет Бюро. Лиафорн снова улыбнулся Диллону заговорщической улыбкой «один на один». «Вы знаете, как некоторые люди относятся к убийствам. Пит очарован ими». Я рассказываю Питу о Сантильянесе, и у него будет сто вопросов.
  
   «Доменичи», - сказал Диллон.
  
   «Сенатор спросит меня, почему Сантильянес был убит далеко в Нью-Мексико», - сказал Лиапхорн. «В его районе».
  
   Лиафорн смотрел, как Диллон принимает решение, представляя себе процесс. Он подумал бы, что, вероятно, Лиафорн лгал о Доменичи, что этим и было, но Диллон не выжил в бы в Вашингтоне, рискуя. Диллон принял свое решение.
  
   «Я не могу говорить о том, что он там делал, - сказал Диллон. - Мы с агентом Акроном работаем в антитеррористическом подразделении. И я могу сказать, что Сантильянес был видным членом террористической организации ».
  
   "О," сказал Лиафорн.
  
   «Противостоял режиму президента Пиночета». Диллон посмотрел на Лиафорна. «Он президент Чили», - добавил Диллон.
  
   Лиафорн кивнул. «Но вы не можете сказать мне, почему Сантильянес присутствовал в Нью-Мексико?» Он снова кивнул. «Я могу это уважать». В коде, который ФБР разработало на протяжении многих лет, это означало, что Диллон не знал ответа.
  
   «Я не могу сказать, - сказал Диллон. «Не сейчас».
  
   "Как насчет того, почему его убили?"
  
   «Просто предположение, - сказал Диллон. "Не для записи".
  
   Лиафорн кивнул, соглашаясь.
  
   «Попытки избежать идентификации предполагают, что это было продолжением войны администрации Пиночета против коммунистов в Чили», - сказал Диллон. Он сделал паузу, изучая Лиафорна, чтобы увидеть, нужно ли этому объяснение. Он решил, что да.
  
   «Некоторое время назад здесь, в Вашингтоне, был взорван чилийский диссидент. Заминированный автомобиль. Госдепартамент депортировал несколько чилийских граждан и вынес предупреждение послу. По крайней мере, я так понимаю». Диллон ответил той же улыбкой, которую несколько мгновений назад получил от Лифорна. «Поэтому чилийские службы безопасности в посольстве, кажется, решили, что они подождут, пока одна из их целей не окажется как можно дальше от Вашингтона, прежде чем устранять его. Они попытаются убедиться, что связь никогда не будет установлена».
  
   «Понятно», - сказал Лиафорн. «У меня есть еще два вопроса».
  
   Диллон ждал.
  
   "Что бюро будет делать с человечком из квартиры номер два?"
  
   «Я не могу это обсуждать», - сказал Диллон.
  
   "Это достаточно честно. Имя Генри Хайхок что-нибудь значит для вас? "
  
   Диллон задумался. "Генри Хайхок. Нет."
  
   «Думаю, Кеннеди упомянул его, когда звонил в Бюро», - подсказал Лиафорн.
  
   «О да, - сказал Диллон. «Имя в записной книжке».
  
   «Как этот Генри Хайхок вписывается? Почему Сантильянес был заинтересован в нем? Почему его интересовала Агнес Цози? Или церемония Ейбичаи?»
  
   "Церемониал Ейбичая?" - сказал Диллон, совершенно сбитый с толку. «Я не вправе обсуждать все это. На данный момент я не могу обсуждать Генри Хайхока».
  
   Но Генри Хайхока запомнил Лиафорн. Имя было каким-то образом знакомо, когда он впервые увидел его записанным в блокноте Сантильянеса. Это было необычное имя, и оно стало своего рода тусклым звонком в его памяти. Он вспомнил, как смотрел на имя в "аккуратном маленьком письме Сантильянеса" и пытался поставить их рядом.
  
   Он вспомнил, как смотрел на фотографию Хайхока у Агнес Цози. Он знал, что никогда раньше не видел этого человека. Когда Диллон и Акрон ушли туда, куда идут агенты ФБР, он попробовал еще раз. Очевидно, это имя ничего не значило для Диллона. Ясно, что сам Лиафорн наткнулся на нее до того, как началось какое-либо дело. Как? Что он делал? Он не делал ничего необычного. Обычное рутинное полицейское управление.
  
   Он потянулся к телефону и позвонил в здание полиции племени навахо в Винд-Роке. Примерно через одиннадцать минут он получил то, что хотел. Или почти все.
  
   «Ордер на бегство? Что было первоначальным преступлением? Правда? Какой даты? Нет, я имел в виду дату ареста? Где? Дайте мне его домашний адрес из ордера». Лиафорн записал вашингтонский адрес. «Кто производил для нас арест? Я подожду.» Лифорн ждал. «Кто?»
  
   Офицером, производившим арест, был Джим Чи.
  
   «Что ж, спасибо, - сказал Лиафорн. «Чи все еще находится в Шипроке? Хорошо. Я позвоню ему туда».
  
   Он набрал по памяти номер полицейского участка субагентства Шипрок. Офис Чи был в отпуске. Не оставил ли он адрес, по которому с ним можно связаться? Правила племенной полиции навахо требовали этого, но Чи имел репутацию иногда устанавливающего свои собственные правила.
  
   «Секундочку», - сказал клерк. «Вот он. Он в Вашингтоне, округ Колумбия. Я отдам вам его отель».
  
   Липхорн позвонил в отель Чи. Да, Чи все еще был зарегистрирован. Но он не отвечал на телефонные звонки. Лиафорн оставил сообщение и повесил трубку. Он сел на кровать, спрашивая себя, что могло привлечь офицера Джима Чи из Шипрока в Вашингтон. Лейтенант Джо Лиапхорн никогда, никогда не верил в совпадения.
  
  
   Глава шестнадцатая
  
  
   Лерой Флек просто не мог успокоиться. Он сидел на складном шезлонге в своей пустой квартире, рядом с ним на полу лежал телефон. Примерно через час пора было бы выйти к телефонной будке и вставить свой раз в месяц звонок для проверки Эдди Элкинсу. То, что он собирался сказать Элкинсу, было частью проблемы. Ему нужно было попросить Элкинса перевести ему достаточно денег, чтобы мама переехала, достаточно, чтобы помочь ему за два или три дня, которые потребуются Клиенту, чтобы расплатиться. Он боялся просить, потому что был почти уверен, что Элкинс просто рассмеется и скажет «нет». Но ему нужно было получить достаточно, чтобы переместить маму.
  
   На Флеке были шляпа и пальто. В квартире было холодно, потому что он пытался сэкономить на счетах за коммунальные услуги. То, что он делал, размышляя, обычно приносило ему удовольствие. Он рылся в рубрике рубричных объявлений «Вашингтон Таймс» в поисках с кем поговорить. Обычно это успокаивало его. Не сегодня. Даже разговаривая с людьми, он не мог выбросить маму из своих мыслей. Хуже всего было то, что ему пришлось причинить боль Толстяку. Ему пришлось пригрозить убить сукиного сына и выкручивать ему руку, пока он это делал. Просто не было другого способа заставить его держать маму, пока он не найдет другое место. Но это привело к реальным неприятностям - или вероятности их возникновения. Он предупредил человека, чтобы тот не звонил в полицию, и этот ублюдок выглядел достаточно напуганным, так что, возможно, он и не станет. С другой стороны, возможно, так и будет. И когда полиция проверила его адрес и обнаружила, что он был фальшивым, кто знает что тогда? Им было бы интересно. Флек не мог позволить себе заинтересовать полицию.
  
   Магнитофон на ящике у стены издал шепот. Флек взглянул на нее, мысли о другом. Он прошептал и замолчал. Микрофон, который он установил в подвале над потолком квартиры в Сантильянесе, должен был активироваться голосом. На самом деле это означало «активация звука». Большая часть того, что записывал Флек, принадлежала миссис Сантильянес или кем бы то ни было той старой мексиканской женщине. Она запускала пылесос или гремела с посудой. Сначала он иногда проигрывал кассету, прежде чем отправить ее на адрес почтового ящика, который ему дал Элкинс. Он слышал много домашних шумов, а теперь а потом люди разговаривают. Но разговор был на испанском. Немногое из этого Флек перенял в «Джолиет» у латиноамериканцев. Этого достаточно, чтобы понять, что большая часть того, что он записывал, было семейным разговором. Что на ужин? Где мои очки? В этом роде. Недостаточно для Флека, чтобы догадаться, почему клиенты Элкинса хотели отслеживать эту группу. С самого начала этого задания Флеку казалось, что эти люди по соседству были достаточно умны, чтобы серьезно поговорить где-нибудь в другом месте.
  
   Он нашел объявление, которое звучало многообещающе. Он выставил на продажу компьютер Apple с двенадцатью видеоиграми. Флек почти ничего не знал о компьютерах и меньше его заботил. Но это было похоже на семью, в которой дети выросли, а предмет для продажи был достаточно дорогим, поэтому владелец
  
  Не прочь поговорить некоторое время. Флек набрал номер, послушал сигнал «занято» и снова взял бумагу. На этот раз он выбрал бензиновый измельчитель мусора. На втором гудке ответил мужчина.
  
   «Я звоню по поводу измельчителя, - сказал Флек. - Что вы просите за него?»
  
   «Ну, мы заплатили за него триста восемьдесят долларов, и он как новый». У человека был мягкий голос Вирджинии Тайдуотер. «Но нам он больше не нужен. И я думаю, что мы» до двухсот ".
  
   "Бесполезно для этого?" - сказал Флек. «Похоже, вы двигаетесь или что-то в этом роде. Есть что-нибудь еще, что вы продаете? Мне нужно кое-что.
  
   «Не двигаемся», - сказал мужчина. «Мы только начинаем заниматься садоводством. У моей жены развился артрит. Он посмеялся. «И именно она делала всю работу».
  
   Оттуда Лерой Флек перевел разговор на личные дела - сначала на дела владельца предложенного предмета, а затем на собственные дела Флека. Это было то, чем он занимался годами и стал очень хорошо делать. Это была его замена. для тусовки в баре. Содержание мамы в доме для отдыха сделало бары слишком дорогими, и люди, с которыми вы там разговаривали, все равно были ненормальными. Флек более или менее случайно обнаружил, что разговаривать с обычными людьми приятно и расслабляюще. Это случилось, когда он решил, что для мамы было бы неплохо иметь один из этих холодильников в своей комнате. Он заметил один в объявлениях о поиске товаров, позвонил и завязал добродушный разговор с продавщицей. Мама швырнула маленький холодильник на пол и разбила его, но Флек вспомнил разговор. И это вошло в привычку. Сначала он делал это только тогда, когда ему нужно было успокоиться. Но последние несколько лет он делал это почти каждую ночь. Кроме субботы. Людям не нравилось, когда им звонили в субботу вечером. Со временем он узнал, какие объявления выбирать и как поддерживать разговор. После трех или четырех таких звонков Флек обнаружил, что обычно может спать. Разговор с кем-то нормальным его успокаивал.
  
   Обычно это так. Сегодня вечером это не сработало. Через некоторое время продавец измельчителя мусора просто хотел поговорить об этом - сколько Флек заплатит за это и т. Д. Флек тогда позвонил по поводу плаввающего трейлера для отпуска, в котором могут спать четверо. Но на этот раз он обнаружил, что его нетерпение начинает проявляться даже раньше, чем у женщины, продававшей его.
  
   После этого звонка он просто сидел на шезлонге. Чтобы не беспокоиться о маме, он беспокоился об этих двух индейцах - и особенно о том, кто пришел к нему сюда. Оба эти человека действительно пахли для него копами. Флеку не нравилось, что копы знают, где его искать. Обычно в такой ситуации он бы сразу ушел отсюда и потерялся. Но теперь он не мог двигаться. Работа, которую на этот раз устроил Эдди Элкинс, держала его здесь привязанным. Он застрял. У него должны были быть деньги. Совершенно необходимо было это иметь. Абсолютно обязательно приходится ждать еще два дня, пока не закончился месяц. Тогда он получит десять тысяч, которых ублюдки заставляют его ждать.
  
   Он пошел на кухню и проверил холодильник. У него осталось немного говяжьей печени и две булочки для гамбургеров, но не было говяжьего фарша и только две картошки. Это удовлетворило бы его потребности сегодня вечером. Но завтра ему понадобится еда. У него даже не хватило жира, чтобы поджарить картошку на завтрак. Флек надел шляпу и пальто и вышел под туманный дождь.
  
   Он вернулся с пластиковым пакетом для продуктов и ранним выпуском Washington Post. Флек знал, как растянуть свои доллары. В сумке находились две буханки дневного хлеба, дюжина яиц сорта B, полгаллона молока, коробка Velveeta и фунт маргарина. Поставил сковороду на газовую горелку, залил ложку маргарина и печень. Мебель Флека состояла из вещей, которые он мог сложить в багажник своего старого Chevy, что не означало на кухне ничего, кроме встроенного. Он прислонился к стене и смотрел, как поджаривается печень. Пока она жарится, он развернул Post и прочитал .
  
   На первой полосе не было ничего, что ему нужно было знать. На второй странице его внимание привлекло слово «Чили».
  
   КОМАНДУЮЩИЙ ЧИЛИЙСКОЙ ПОЛИЦИИ; ПРОСИТ МУЗЕЙ ВЕРНУТЬ ЗОЛОТУЮ МАСКУ
  
   Он просмотрел рассказ, слегка интересуясь делами своего клиента. В нем говорилось, что генерал Рамон Уэрта Кардона, которого называют «командующим чилийских сил внутренней безопасности», находится в Вашингтоне по делам правительства и планирует завтра направить личное обращение в Смитсоновский институт с просьбой вернуть маску инков. Согласно легенде, маска была «золотой и инкрустированной изумрудами», и генерал описал ее как «национальное достояние Чили, которое должно быть возвращено народу Чили». Флек не закончил рассказ. Он перевернул страницу.
  
   Фотография сразу привлекла его внимание. Старик. Это было на четвертой странице,
  
   в верхней колонке в середине страницы с рассказом под ней. Старик Сантильянес.
  
   "Вот дерьмо!" Флек сказал это вслух, что-то вроде вскрика.
  
   Заголовок гласил:
  
   ЖЕРТВА НОЖА ОКАЗЫВАЕТСЯ ЧИЛИЙСКИМ БУНТАРЕМ.
  
   Флек бросил газету на пол и встал у стены. Его трясло. «Вот дерьмо», - повторил он уже почти шепотом. Он наклонился, достал газету и прочел:
  
   «Тело человека, обнаруженного у железнодорожного полотна в Нью-Мексико в прошлом месяце, было опознано как Элогио Сантильянес-и-Хименес, изгнанный лидер оппозиции чилийскому правительству, - заявил сегодня представитель Федерального бюро расследований.
  
   "Представитель ФБР сказал, что Сантильянес был убит одним ножевым ранением в шею сзади, а его тело было вынесено из поезда Am-trak.
  
   «С его тела были удалены все удостоверения личности - даже вставные зубы», - сказал представитель. Он отметил, что это затруднило идентификацию для агентства.
  
   «ФБР отказалось прокомментировать, ведется ли расследование в отношении каких-либо подозреваемых. Два года назад в Вашингтоне был убит еще один лидер оппозиции режиму Пиночета, взорывом бомбы в его машине. После этого инцидента Государственный департамент выпустил резкий меморандум в знак протеста против чилийского посольства, и двое сотрудников посольства были депортированы как персоны нон грата в США ".
  
   История продолжалась, но Флек снова уронил газету. Ему стало плохо, но он должен был подумать. Он правильно догадался о посольстве и о том, почему они хотели, чтобы он убил Сантильянеса далеко от Вашингтона, и почему такой упор был сделан на предотвращение опознания. Как, черт возьми, ФБР удалось установить связь? Но какая разница? Его проблема заключалась в том, что с этим делать.
  
   Они не собирались отправлять ему десять тысяч сейчас. Никаких документов и никакого опознания в течение месяца. Такова была сделка. Месяц, когда ничего не было в газетах, будет достаточным доказательством того, что он не облажался. А теперь что это было? Двадцать девять дней? На мгновение он позволил себе подумать, что они согласятся, что это было достаточно близко. Но это было чушью. Все, что им нужно было, чтобы трахнуть его, - это малейшее оправдание. Они смотрели на него свысока, как на мусор. Как грязь. Точно так же, как мама всегда говорила ему и Дельмару.
  
   Он почувствовал запах печенки, горящей на сковороде, снял ее с огня и развеял дым. Элкинс сказал ему, что мама права. Он не припомнил, чтобы рассказывал Элкинсу что-нибудь о маме, конечно, не стал бы нормально, но Элкинс сказал, что говорил об этом, когда выходил из-под наркоза - той вещи, которую они дали ему, когда починили его там, в тюремном лазарете, сразу после изнасилования.
  
   Когда он очнулся, Элкинс стоял у кровати и держал в руке сковороду на случай, если его бы вырвало, как это иногда случается с пентоталом натрия. «Я хочу, чтобы ты сейчас послушал», - шепотом сказал ему Элкинс прямо у его лица. «Они» придут сюда, как только узнают, что вы можете говорить и задавать вам вопросы. Они собираются спросить вас, кто это сделал. И он предположил, что пробормотал что-то насчет того, чтобы сравнять счет с сукиными сыновьями, потому что Элкинс прижал руку ко рту Флека - Флек помнил это очень ясно даже сейчас, - и сказал: «Отомстите. Но не сейчас. Вы должны сделать это сами. Вы говорите ментам, что не знаете, кто вас отделал. Скажите им, что вы никого не видели. Они били вас сзади. Если вы хотите остаться здесь в живых, вы не разговариваете с ментами . Вы занимаетесь своим делом. Так сказала тебе твоя мама ".
  
   "Как твоя мама сказала тебе!" Значит, он, должно быть, говорил о маме, когда еще находился под наркозом. Все было по-прежнему очень ярким.
  
   Он спросил Элкинса, действительно ли они изнасиловали его так, как он, казалось, помнил, и Элкинс сказал, что они действительно изнасиловали.
  
   «Тогда я должен убить их».
  
   «Да, - сказал Элкинс. «Я так думаю. Если только ты не хочешь жить как животное».
  
   Элкинс был лишенным адвокатского статуса юристом и имел некоторый опыт работы в Джолиет, и он разбирался в таких вещах. Он разбирал от четырех до восьми по подсчету тяжких преступлений в штате Иллинойс. Что-то, связанное с приведением в порядок свидетелей или, может быть, присяжных, для кого-то важного в чикагском рэкетах. Флек понимал, что Элкинс держал рот на замке и принял за это падение, и, похоже, так и вышло. Потому что теперь Эдди Элкинс снова стал важным человеком в какой-то чикагской юридической фирме, даже если сам не мог заниматься юридической практикой.
  
   В этом отношении Элкинс играл важную роль даже в тюрьме. Он был просто попечителем, работал медсестрой и санитаром в тюремной больнице. Но у него были деньги. У него были связи внутри и снаружи, и все это знали. Когда Флек вышел из изоляции, он обнаружил, что
  
  работая в лазарете. Элкинс это сделал. И Элкинс помог ему с большой проблемой - как убить трех верзил. Все больше его. Все крепче. Сначала он научил его качать железо. Флек тогда был тощим и маленьким. Но в девятнадцать лет вы можете быстро развиваться, если у вас есть желание. И стероиды. Элкинс тоже их подарил. А потом Элкинс показал ему, как обращаться с ножом. может сделать маленького человека равным большого, если маленький человек будет очень, очень быстрым и очень крутым и знает, что делать с клинком. Флек всегда был быстрым - ему нужно было быть быстрым, чтобы выжить. Элкинс использовал в натуральную величину диаграмму тела в лазарете и пластиковый каркас, чтобы научить его, куда воткнуть лезвие.
  
   «Всегда горизонтально», - говорил Элкинс. «Запомни это. То, что тебе нужно, находится за костями. Удар по костям совершенно бесполезен, и путь мимо них лежит через щели. Элкинс был высоким, стройным, слегка сутулым мужчиной. Он был дартмутцем, со степенью юриста в Гарварде. Он выглядел как учитель и он любил преподавать. В пустом, тихом лазарете он стоял перед скелетом, а Флек сидел на кровати, а Элкинс обучал Флека ремеслу.
  
   «Если вам нужно войти спереди» - Элкинс не рекомендовал входить спереди - «вам нужно пройти между ребрами или прямо под кадыком. Быстрый толчок, а затем покачивание ». Элкинс продемонстрировал небольшое покачивание запястья.« Это касается артерии, или сердечной мышцы, или позвоночника. Прокол обычно никуда не годится. Любая другая резка медленная и шумная. Если вы можете войти сзади, то это то же самое. Держите его ровно. Держите горизонтально.
  
   Элкинс продемонстрирует на пластиковом каркасе. «Самый быстрый удар- прямо здесь», - и он указывал тонким, ухоженным пальцем, - «над первым позвонком. Вы делаете это правильно, и нет движения. Ни звука. Очень небольшое кровотечение. Мгновенная смерть ".
  
   Когда ему снова пришло время выйти во двор, он вышел с тонким жестким стержнем из хирургической стали, острым, как скальпель, которым он когда-то был. Элкинс дал ему это вместе с последними инструкциями.
  
   «Помните, что для вас число три. Их три. Если вас поймают с первым, вы не сделаете два последних. Помните об этом и не забывайте держать это ровно. То, что вам нужно, находится за костью.
  
   Ему было двадцать, когда он это сделал. Давным давно. Он очень хотел рассказать об этом маме. Но это было не то, что можно было бы сказать в письме, когда надзиратель читал вашу почту. А мама никуда не могла уйти, чтобы приехать в дни посещения. Он плохо себя чувствовал по этому поводу. Для него это была тяжелая жизнь, и мало что из того, что он сделал, сделало ее легче.
  
   Печень имела жженый привкус. И булочки для гамбургеров были в значительной степени засохшими. Но он все равно не любил печень. Он купил ее только потому, что она была примерно вдвое дешевле гамбургера. И она удовлетворила тот слабый аппетит, который у него был сегодня вечером. Затем он надел шляпу и все еще влажное пальто и пошел готовить его звонок Элкинсу.
  
   «Я ни черта не могу для вас сделать, - сказал Элкинс. - Вы знаете, как мы работаем. Через двадцать лет ты должен знать. Мы сохраняем изоляцию. Так и должно быть.
  
   "Прошло больше двадцати лет, - сказал Флек. - Помнишь ту первую работу?"
  
   Первая работа была еще в тюрьме. Элкинса не было, благодаря тому, что он провел там много времени и досрочно освобожден. И посетитель пришел к нему. Фактически, это был единственный посетитель, который у него когда-либо был. Молодой адвокат. Элкинс послал его назвать Флека имя. Визит был коротким.
  
   «Элкинс только что сказал вам сделать четыре вместо трех. Он хочет, чтобы вы сделали это с Кэссиди, Далкиным, Нилом и Дэвидом Петрески. Он сказал, что вы поймете. И чтобы сказать вам, что на слушании по делу об условно-досрочном освобождении вас будет представлять адвокат, и что после этого у него будет для вас постоянная работа. Адвокат был пухлым блондином с зеленовато-голубыми глазами. Он был ненамного старше Флека и все время нервно оглядывался, проверяя, не слушает ли мент. «Он сказал мне, чтобы я спросил да или нет».
  
   Флек задумался с минуту, гадая, кто такой Петрески и как до него добраться. «Скажи ему« да », - сказал он.
  
   И теперь Элкинс это вспомнил.
  
   «Это было своего рода испытанием», - сказал Элкинс. «Они сказали, что ты не справишься с Петреским. Я сказал, что видел твою работу.
  
   «Все эти годы», - сказал Флек. «Теперь мне нужна помощь. Думаю, ты мне должен».
  
   «Это всегда был бизнес», - сказал Эдди Элкинс. «Ты это знаешь. Иначе и быть не могло. Это было бы чертовски опасно ".
  
   «Опасно для тебя», - подумал Флек, но не сказал этого. Вместо этого он сказал: «Мне просто нужно иметь три тысячи. Мне нужно достаточно, чтобы мама переехала. Флек сделал паузу. «Чувак, я в отчаянии».
  
   Была долгая тишина.
  
   "Вы говорите, что это касается вашей матери?"
  
   "Да уж." В «Джолиет» он много говорил с Элкинсом о маме. Он думал, что Элкинс понимает его чувства к ней.
  
   Еще одна тишина. "Какой у вас там номер?"
  
   Флек сказал ему.
  
   «Оставайся там. Я свяжусь с тобой и посмотрю, что я могу сделать».
  
   Флек подождал почти час, закутавшись в своем влажном пальто в будке, и, когда почувствовал, как холод его сковывает, расхаживал взад и вперед по тротуару достаточно близко, чтобы услышать звонок.
  
   Когда он зазвонил, это был Клиент.
  
   «Ты грязный маленький хиджо де пута», - сказал он. «Вы хотите денег? Вы приносите нам только неприятности и хотите, чтобы мы платили вам за это деньги?»
  
   «Я должен получить это», - сказал Флек. "Ты мне должен." Он подумал: hijo de puta; этот человек назвал его сыном шлюхи.
  
   «Мы должны сломать твою грязную шею». Клиент сказал. «Может быть, мы это сделаем. Да. Может, мы перережем тебе маленькую грязную глотку. Мы даем тебе простую небольшую работу. Что ты делаешь? Ты облажался!»
  
   Флек почувствовал, как в нем нарастает ярость, почувствовал, как желчь у него в горле. Он услышал мамин голос: «Они относятся к вам как к неграм». Вы позволите им, они будут обращаться с вами как с собаками. Если вы позволите им наступить на вас, они будут обращаться с вами как с животными.
  
   Но он подавил ярость. Он не мог себе этого позволить. Он должен был забрать ее сразу. Он должен был отвезти ее в место, где о ней позаботились бы.
  
   «Я знаю, кто ты», - сказал Флек. «Я последовал за вами в ваше посольство. Мне заплатят или я могу доставить вам неприятности». Затем он прислушался.
  
   Он услышал поток непристойностей. Он слышал, как себя называли грязным, поедающим дефекацию сыном шлюхи, сыном зараженной собаки. И щелчок отключения линии.
  
   Стоя под моросящим дождем возле будки, Флек плюнул на тротуар. Он позволил ярости подняться. Он каким-то образом получал деньги другим способом. Он делал это в прошлом. Грабеж. Много грабежей, чтобы получить три тысячи долларов, если ему не повезет. Это было опасно. Ужасно опасно. Только у правящего класса были большие деньги, а у некоторых был только пластик. И полиция защищала правящий класс. А теперь ему нужно было сделать еще кое-что. Это требовало компенсации. Это было связано с повторным использованием его ножа. Это предполагало попадание лезвия за кость.
  
  
   Глава семнадцатая
  
  
   Для начала, - сказал Джо Липхорн, - я хочу знать все, что вы знаете об этом Генри Хайхоке.
  
   Они встретились в том, что считалось кафе в отеле Джима Чи, в окружении рабочих и туристов, которые, как Чи, просили своих турагентов найти им жилье по умеренным ценам в центре Вашингтона. Липхорн надел Вашингтонский костюм. Но его костюм-тройка был моделью, проданной магазином Gallup Sears в середине семидесятых, и его размер свидетельствовал о тех фунтах, которые Лиафорн потерял после того, как съел свою еду после смерти Эммы.
  
   За единственным исключением церемонии «Путь благословения», Джим Чи никогда не видел легендарного Лиафорна, кроме как в униформе племенной полиции навахо. У него были психологические проблемы с этим неподходящим нарядом. «Как галстук на стадном быке», - подумал Чи. Как носки у козла. Но над завязанным галстуком глаза Лиафорна были в точности такими, какими их запомнил Чи, - темно-карими, настороженными, ищущими. Как всегда, что-то в них заставляло Чи исследовать свою совесть. Что он пренебрегал? Что он забыл?
  
   Он рассказал Липхорну о работе Хайхока, его образовании, выдвинутом против него обвинении в вандализме над могилами, его кампании, направленной на то, чтобы заставить Смитсоновский институт освободить тысячи скелетов коренных американцев для перезахоронения. Он описал, как он и Ковбой Даши арестовали Хайхока. сообщил, как появился Гомес, как Гомес согласился дать залог за Хайхока. Как вчера Гомес появился в доме Хайхока. Он описал хромоту Хайхока, его опору для ноги и то, как Джанет Пит стала его адвокатом. Он затронул сомнения Джанет Пит по поводу фетиша Тано Пуэбло и того, что он видел в офисе-студии Хайхока. Но он вообще ничего не сказал о сомнениях и проблемах Джанет Пит. Это была другая история. Это не касалось Липхорна.
  
   «Как вы думаете, что он делал в Ейбичае?» - спросил Лиафорн.
  
   Чи пожал плечами. «Он не выглядит так, но он на четверть навахо. Одна бабушка была навахо. Думаю, она произвела на него большое впечатление. Джанет Пит говорит мне, что он хочет быть навахо. Считает себя навахо». Чи еще немного подумал. «Он хотел быть посвященным в племя. И он знал достаточно о Ейбичаи, чтобы появиться в последнюю ночь». Он взглянул на Лиафорна. Достаточно ли эта версия прагматика-агностика навахо знала о самом Йейбичаи, чтобы понимать, что это значит? Он добавил: «Когда hataalii иногда initiates boys -
  
  позволяет им смотреть сквозь маску. Хайхок хотел это сделать ».
  
   Лиафорн просто кивнул. "А он?"
  
   «Мы арестовали его», - сказал Чи.
  
   Лиафорн подумал об этом ответе. "Немедленно?"
  
   Липхорн взял свою чашку с кофе, осмотрел ее, посмотрел на Чи, сделал небольшой глоток, поставил ее обратно на блюдце и стал ждать. «Говорил около двух часов», - сказал он. "Правильно?"
  
   «Примерно», - согласился Чи.
  
   «Вы не просто стояли без дела. Ты разговаривал. О чем говорил Хайхок? "
  
   Чи пожал плечами. О чем они говорили?
  
   «Было холодно, как адский ветер с севера. Мы говорили об этом. Он подумал, что люди в масках йеи, должно быть, ужасно обморожены, если только на них ничего нет, кроме леггинсов и килтов. И он задавал много вопросов. их тела защищают их от холода? Какая маска олицетворяла что? Вопросы о церемониале. И он знал об этом достаточно, чтобы задавать умные вопросы ». Чи остановился. Законченный.
  
   "О чем-нибудь еще?"
  
   Чи пожал плечами.
  
   Лиафорн уставился на него. «Этого не получится, - сказал он. - Мне нужно знать».
  
   Чи был не в настроении для этого. Он почувствовал, как его лицо покраснело. «Хайхок записывал кое-что из этого», - сказал Чи. «У него был этот маленький магнитофон. Потом он вытащил его в рукав, если бы кто-нибудь его заметил. Вы не должны этого делать, если не согласитесь с хатаали. Я отпустил это. Ничего не сказал. И однажды я услышал, как он поет слова одного из песнопений. Что-то еще? Он и этот Гомес однажды пошли в кухонный сарай и съели немного тушеного мяса. И когда мы с Даши арестовали его, подошел Гомес и захотел узнать, что происходит ».
  
   «Если он знал столько, сколько ему казалось, то он знал, что не должен записывать без разрешения певца», - сказал Лиафорн. "И тебе показалось, что он скрывает это?"
  
   «Это было коварно», - сказал Чи. «Прячет диктофон в ладони. В рукаве».
  
   «Не очень вежливо», - сказал Лиафорн. «Не так вежливо, как звучало его письмо». Он сказал это в основном себе, размышляя вслух.
  
   "Письмо?" - сказал Чи громче, чем предполагал. Резкости в его голосе было достаточно, чтобы за соседним столиком двое мужчин в униформе службы доставки Federal Express оторвались от своих вафель и уставились на него.
  
   «Он написал письмо Агнес Цози», - сказал Лиафорн. «Очень вежливо. Расскажите мне об этом Гомесе. Опишите его».
  
   Чи знал, что его лицо покраснело. Он отчетливо это чувствовал.
  
   «Я в отпуске», - сказал Чи. «Я не на работе. Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этом письме. Когда это случилось? Как ты узнал об этом? Как ты узнал о Хайхоке? Какого черта "происходит?"
  
   «Ну, а теперь», - начал Лиафорн, его лицо краснело. Но потом он закрыл рот. Он прочистил горло. «Ну, теперь, - сказал он снова, - я думаю, ты прав». И он рассказал Чи о человеке в остроконечных туфлях.
  
   Лиафорн необычайно хорошо умел рассказывать. Он все организовал аккуратно и в хронологическом порядке. Он описал тело, найденное рядом со следами к востоку от Гэллапа, загадочную записку в кармане рубашки, посещение дома Агнес Цози, письмо из Хайхока с фотографией Хайхока, то, что показало вскрытие, и все это.
  
   «Этот человечек из соседней квартиры, он подходил под описание человека в купе поезда с Сантильянесом» . Несомненно, его интересовала группа Сантильяно. Есть ли шанс, что он и Гомес одно и то же лицо? "
  
   «Не так, как вы его описываете», - сказал Чи. «У Гомеса черные волосы. Он моложе, чем может показаться ваш мужчина, но выше и стройнее - никаких мускулов как у штангиста. И я думаю, что он потерял несколько пальцев ».
  
   Выражение лица Лиафорна изменилось от настороженного до очень настороженного. Несколько? Что вы имеете в виду?"
  
   «На нем были кожаные перчатки, но на обеих руках некоторые пальцы были жесткими - как будто перчатки были набиты ватой или, может быть, в них был палец, который не сгибался. Я смотрел при каждой возможности, потому что это казалось забавным. Странно я имею в виду. Потеря пальцев на обеих руках ".
  
   - подумал Лиафорн. «Какие-нибудь другие шрамы? Деформации?»
  
   «Ничего не видно», - сказал Чи. И ждал. Он смотрел, как Лиафорн мысленно перебирает искалеченные пальцы. Чи напомнил себе, что он в отпуске, и Лифхорн тоже. Ей-богу, он просто не собирался позволить лейтенанту уйти.
  
   "Почему?"
  
   Лифхорн, его мысли прервали, выглядел пораженным.
  
   «Я могу сказать, что ты думаешь, что эти отсутствующие пальцы очень важны. Почему они важны? Как это сочетается с тем, что вы знаете? "
  
   «Вероятно, они не важны», - сказал Лиафорн.
  
   «Не достаточно хорошо», - сказал Чи. «Помни, я в отпуске».
  
   Выражение лица Лиафорна сменилось чем-то вроде усмешки.
  
  
   У меня есть вредные привычки. Многие из них связаны с экономией времени. Думаю, странная привычка для навахо. Но ты прав. Ты в отпуске. Я тоже, если на то пошло, - он поставил чашку с кофе.
  
   «С чего начать? У Сантильянеса не было зубов. Все потянули. Но патологоанатом, проводивший вскрытие, сказал, что нет никаких признаков причины для их удаления. Никаких проблем с челюстью, никаких следов заболеваний десен, из-за которых вы теряете зубы. Интересно, как Сантильянес потерял зубы. Вы задаетесь вопросом, как Гомес потерял пальцы. "Липхорн сделал последний глоток кофе и подал знак официанту." Вы видите связь? "
  
   Чи заколебался. "Вы имеете в виду, как будто их обоих пытали?"
  
   «Мне это приходит в голову. Думаю, они чилийские левые. Правое крыло у власти. Было много сообщений о том, что тайная полиция или, может быть, армия сбивает людей с толку. Люди исчезают. Политические заключенные. Убийства. Пытки. Некоторые действительно отвратительные вещи вызывают расследование Amnesty International ».
  
   Чи кивнул.
  
   «Я думаю, нам следует поговорить с Хайхоком», - сказал Лиафорн. "Хорошо?"
  
   «Если мы сможем его найти», - сказал Чи. «Я позвонил сегодня утром. Позвонил в его дом. Позвонил в его офис. Нет ответа. Поэтому я позвонил доктору Хартману. Она - куратор, на которого он работает в музее. Она его тоже не видела. Она искала его ".
  
   «Пойдем, все равно попробуем его найти», - сказал Лиапхорн и взял чек.
  
   «Я не рассказывал тебе о прошлой ночи», - сказал Чи. Он рассказал, как Хайхок принял телефонный звонок, затем ушел, сказав, что он «скоро вернется», и больше не вернулся.
  
   «Я думаю, мы должны пойти туда. Посмотрим, сможем ли мы найти этого человека. Попробуйте его дом, а если его там нет, мы попробуем посетить Смитсоновский институт».
  
   Чи надел шляпу и пошел за ним.
  
   "Почему бы и нет?" - сказал он, но даже когда он сказал это, у него было чувство, что они не смогут найти Генри Хайхока.
  
   Они взяли такси до Восточного рынка.
  
   «Подождите минуту, пока мы не увидим, дома ли наша группа», - сказал Лиафорн.
  
   Таксист оказался пухлым молодым человеком с кучерявыми каштановыми волосами и пухлыми красными губами. Он снял с приборной панели книгу «Переход к Кивере» в мягкой обложке и открыл ее. «Это ваши деньги, - сказал он, - тратьте их как хотите».
  
   Лиафорн позвонил в дверь. Они слушали его гудение внутри. Он снова ударил. Чи снова спустился по ступенькам крыльца и вытащил утреннюю газету с того места, где она была брошена рядом с крыльцом. Он показал его Лиафорну. Он кивнул. Снова позвонил в дверь. Чи подошел к окну, прикрыл стекло руками. Жалюзи были подняты, шторы открыты. В это мрачное пасмурное утро комната была пуста и темна.
  
   "Что вы думаете?" - сказал Чи.
  
   Лиафорн покачал головой и снова позвонил. Он попробовал ручку двери. Заблокировано.
  
   «Шторы открыты, жалюзи закрыты», - сказал Чи. «Если он пришел домой вчера вечером, возможно, он не включил свет».
  
   "Может быть нет." Лиафорн снова попытался открыть дверь. Еще заблокированы. «Я знаю здесь полицейского, - сказал он. «Я думаю, мы позвоним ему и посмотрим, что он думает».
  
   "ФБР?" - спросил Чи.
  
   «Настоящий полицейский», - сказал Лиафорн. «Капитан полиции Вашингтона».
  
   На такси они направились к телефонным будкам на станции метро «Восточный рынок». Лиафорн позвонил. Чи ждал, наблюдая, как таксист читает, и пытаясь решить, что, черт возьми, делает Хайхок. Куда он пропал? Почему он ушел? Каким образом Плохие Руки были замешаны в этом? Он думал о «Плохих руках» в роли революционера. Он подумал о том, каково это, когда мучитель калечит тебе пальцы, пытаясь заставить тебя говорить. Лиафорн снова забрался в кабину.
  
   «Он сказал, что встретит нас в маленьком кафе в старом здании почты».
  
   Таксист ждал указаний. "Вы знаете, как его найти?" - спросил Лиафорн.
  
   "Конечно?" - сказал извозчик.
  
   Они нашли капитана Родни, ожидающего их прямо у дверей кофейни, высокого и массивного чернокожего человека в бифокальных очках, серой фетровой шляпе и соответствующем плаще. Вид Лиафорна вызвал широкую радостную белозубую ухмылку.
  
   «Это Джим Чи», - сказал Лиапхорн. «Один из наших офицеров».
  
   Они пожали друг другу руки. Острое лицо Родни кофейного цвета обычно регистрировало выражение только тогда, когда Родни позволял ему это сделать. Теперь, всего на мгновение, оно вызывало удивление. Он снял шляпу, обнажив курчавые седые волосы, подстриженные близко к черепу.
  
   «Джим Чи, - сказал он, запомнив лицо Чи. - Ну, а теперь».
  
   «Родни и я возвращаемся назад», - сказал Липхорн. «Мы вместе пережили Академию ФБР».
  
   «Два неудачника», - сказал Родни. «В те дни, когда у всех агентов ФБР были голубые глаза, а не у большинства из них». Родни усмехнулся, но его глаза не покидали
  
  Чи. «Именно тогда я впервые узнал, что наш друг здесь, - он указал пальцем на Лиафорна, - имеет обыкновение просто говорить вам то, что, по его мнению, вы должны знать».
  
   Теперь они сидели за столиком, и Лиафорн заказывал кофе. Теперь он выглядел удивленным. "Как что?" он сказал. "Что ты имеешь в виду?"
  
   Родни все еще смотрел на Чи. «Ты работаешь на этого парня, верно? Или, по крайней мере, с ним».
  
   «Более или менее», - сказал Чи, гадая, к чему это привело. «Сейчас я в отпуске».
  
   Родни рассмеялся. «Отпуск. Это факт. Вы просто оказались в трех тысячах миль к востоку от дома в то же время, что и ваш босс. Я думаю, что, возможно, я обвинял Джо в чем-то, что является универсальной чертой навахо».
  
   "О чем мы здесь говорим?" - спросил Лиафорн.
  
   «Насчет того, что полиция племени навахо отправила двух человек», - он указал пальцем на Лиапхорна, а затем на Чи, - «двое, сосчитайте их, в Вашингтон, Ди, Си, который находится в нескольких тысячах миль от их юрисдикции, чтобы найти парня, которого местные копы даже не подозревали, что есть причина искать.
  
   «Никто нас сюда не посылал», - сказал Лиафорн.
  
   Родни проигнорировал это замечание. Он смотрел на Чи.
  
   "В какое время вы покинули Смитсоновский институт вчера вечером?"
  
   Чи сказал ему. Он был сбит с толку. Как этот вашингтонский полицейский узнал, что прошлой ночью был в музее? Зачем ему это нужно? Что-то должно быть случилось с Хайхоком.
  
   "Какой выход?"
  
   «Двенадцатая улица».
  
   "Никто не проверял вас?"
  
   «Там никого не было».
  
   На лице Родни снова отразилось удивление.
  
   «Ах, - сказал он. «Нет охранника? Как ты выбрался?»
  
   «Я только что вышел».
  
   «Дверь не заперта».
  
   Чи покачал головой. «Закрыто, но не заперто».
  
   "Вы что-нибудь видите? Кого-нибудь?"
  
   «Я был удивлен, что там никого не было. Я огляделся. Пусто».
  
   «Вы не видели молодую женщину в униформе музейного охранника? Чернокожую женщину? Охранника, который должен был следить за входом с Двенадцатой улицы?»
  
   Чи снова покачал головой. «Вокруг никого не было, - сказал он. «Никого. В чем дело?» Но даже когда он задавал вопрос, он знал, в чем дело. Хайхок был мертв. Чи был чуть ли не последним человеком, который видел его живым.
  
   «Дело в том, - Родни сейчас смотрел на Лиафорна, - что мне звонит мой старый друг Джо, чтобы узнать, есть ли какие-либо сообщения о человеке по имени Генри Хайхок, и я узнаю, что этот Хайхок находится на связи». список людей, с которыми Отдел убийств хотел бы поговорить. Родни снова перевел взгляд на Чи. «Итак, я прихожу сюда, чтобы поговорить со своим старым другом Джо, и он представляет меня вам и, как вы знаете, вы случайно оказались быть еще одним парнем из списка. Вот в чем суть дела.
  
   «Ваши детективы хотят поговорить с Хайхоком», - сказал Чи. "Это означает, что он жив?"
  
   "У вас есть основания думать иначе?" - спросил Родни.
  
   «Когда вы сказали, что у вас было убийство, я подумал, что это он», - сказал Чи. Он объяснил Родни, что произошло прошлой ночью в Смитсоновском институте. «Вернусь через минуту, - сказал он. Но он так и не вернулся. Я вышел и бродил по коридорам в поисках его. Потом, наконец, я пошел домой. Я позвонил ему домой сегодня утром. Ответа не было. Я позвонил в его офис. Женщина, на которую он работает, тоже его искала. Она беспокоилась за него ".
  
   Родни был внимателен к каждому слову.
  
   "Пошел домой когда?"
  
   «Я же сказал тебе», - сказал Чи. «Я, должно быть, покинул вход на Двенадцатую улицу незадолго до десяти тридцать. Очень близко к этому. Я пошел обратно в свой отель».
  
   «И когда Хайхок получил этот телефонный звонок? Звонок перед его отъездом?»
  
   Чи сказал ему.
  
   "Кто звонил?"
  
   «Понятия не имею. Это был короткий звонок».
  
   "О чем? Ты это слышал?"
  
   "Я слышал конец Хайхока. Очевидно, он пытался сказать Хайхоку, как что-то надо исправить. Хайхок попытался, и это не сработало. Я помню, он сказал, что он «не включился», и Хайхок сказал, что, поскольку он спускался, в любом случае звонивший мог это исправить. А потом они установили время девять тридцать, и Хайхок сказал ему запомнить, что это вход с Двенадцатой улицы ».
  
   "Ему?" - сказал Родни. "Был ли звонивший мужчина?"
  
   «Я должен был сказать его или ее. Я не слышал другого голоса».
  
   «Я собираюсь позвонить самому», - сказал Родни. Он поднялся, грациозно для человека его телосложения. «Передайте все это детективу, занимающемуся этим. Я скоро вернусь." Он усмехнулся Чи. «Во всяком случае, быстрее, чем Хайхок».
  
   «Кто жертва?» - спросил Лиафорн.
  
   Родни замолчал, глядя на них сверху вниз. «Это был охранник ночной смены у входа на Двенадцатую улицу».
  
   Лиафорн спросил "Зарезан?"
  
   "Почему вы говорите, что зарезали?"
  
   Теперь в голосе Лиафорна прозвучало нетерпение. «Я рассказал тебе о том, что привело меня сюда, - сказал он. - Помнишь? Сантильянес получил ножевое ранение. Очень профессионально, в шею сзади ».
  
   «О да, - сказал Родни. «Нет. На этот раз не получил ножевого ранения. Это был перелом черепа». Он сделал еще один шаг в сторону телефона.
  
   "Где они нашли тело?" - спросил Чи. "И когда?"
  
   «Пару часов назад. Тот, кто ударил ее по голове, нашел идеальное место, чтобы спрятать ее». Родни посмотрел на них, рассказчик остановился, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. «Они положили ее на траву между кустарником и тротуаром, вытащили там несколько старых газет из мусорного ведра и бросили их на него».
  
   Чи прекрасно понимал сардонический тон в голосе Родни, но Липхорн сказал: «Прямо на тротуаре, и все утро никто не проверял?»
  
   «Сегодня пятница, - сказал Родни. «В Вашингтоне Добрый Самаритянин приходит только в седьмой вторник месяца». И он ушел, чтобы позвонить.
  
   Единственным оставшимся признаком того, что труп был выставлен под кустом, примыкающим к входу на Двенадцатую улицу в Смитсоновский музей естествознания, был полицейский в форме, который стоял рядом с заклеенной лентой территории. Он лениво насвистывал и непонимающе глянул на Родни. Наверное, слишком молод.
  
   Внутрь значок Родни провел их через дверной проем ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА. Они поднялись на лифте на шестой этаж и обнаружили, что доктора Хартман нет. Молодая женщина, которая, казалось, была ее помощницей, сказала, что она, вероятно, была внизу на первом этаже. на выставке масок И нет, сказала молодая женщина, Генри Хайхок не пришел на работу.
  
   "Вы слышали, что случилось?" спросила она. "Я имею в виду, что охранник убит?"
  
   «Мы слышали», - сказал Родни. "Вы знаете, где мы можем получить ключ от офиса Хайхока?"
  
   «У доктора Хартмана, вероятно, есть такой», - сказала она. «Но разве это не было ужасно? Вы не ожидаете, что что-то подобное случится с кем-то, кого вы знаете ».
  
   "Вы знали ее?" - сказал Родни.
  
   Молодая женщина выглядела слегка взволнованной. «Ну, я видела ее много», - сказала она. «Знаешь. Когда я работал допоздна, она стояла там».
  
   «Ее звали Элис Йоакум», - мягко сказал Родни. «Миссис Элис Йоакум. Есть ли способ вызвать доктора Хартман? Или как-нибудь туда позвонить?»
  
   Было, но доктор Хартман оказался либо недоступен, либо слишком занят, чтобы подойти к телефону.
  
   «Возможно, он не заперт, - сказал Чи. «Этого не было, когда я ушел. Если он не вернется, кто заперет его?
  
   «Может быть, какая-то внутренняя безопасность», - сказал Родни.
  
   Но никто его не запирал. Дверь открылась под рукой Родни. В комнате было тихо, она освещалась люминесцентной лампой над головой, жалюзи были опущены, поскольку Чи их помнил. Жест Хайхока, не позволяющий свету просачиваться в ночь, теперь сдерживал дневной свет.
  
   "Вы оставили свет включенным вчера вечером?" - спросил Родни.
  
   Чи кивнул. «Он сказал, что вернется. Я думал, что может. Я просто закрыл дверь».
  
   Они стояли в дверном проеме, осматривая комнату.
  
   "Все выглядит так, как будто ты это оставил?" - спросил Родни.
  
   «Похоже на это», - сказал Чи.
  
   Родни снял трубку, набрал номер и прислушался. «Это Родни», - сказал он. «Найдите сержанта Уиллиса и скажите ему, что я звоню из офиса Генри Хайхока на шестом этаже Смитсоновского музея естественной истории. Его здесь нет. Никто его не видел. Скажите ему, что со мной Джим Чи. Мы собираемся осмотреться здесь, и, если я не получу от него известий раньше, я перезвоню… - он взглянул на часы. Около сорока пяти минут, - он взял телефон, сел в кресло Хайхока, посмотрел на Лиафорна, который стоял, прислонившись к стене, затем на Чи у окна.
  
   "У кого-нибудь из вас есть творческие мысли?" он спросил. «Это не мой ребенок - и не ваш в этом отношении - но здесь мы по колено в этом».
  
   «Я задаю себе несколько вопросов, - сказал Лиафорн. - У нас есть этот Хайхок, смутно связанный с зарезанным ножом террориста, или как бы вы его ни называли, в Нью-Мексико. Просто имя в записной книжке жертвы. Теперь мы видим, что он исчезает, я думаю, в ту же ночь, когда здесь убивают этого охранника. Но знаем ли мы, когда охранник был убит? »
  
   «Коронер сказал, что первый взгляд выглядел так, как будто это было до полуночи», - сказал Родни. «Он может подойти ближе, когда они закончат вскрытие».
  
   Лиафорн задумался. «Значит, это могло быть либо незадолго до этого, либо вскоре после того, как Хайхок ушел отсюда. В любом случае?»
  
   «Похоже на то, - сказал Родни. Он взглянул на Чи. "Как насчет тебя?"
  
   "Я думаю, что это место идеально, чтобы спрятать тело"
  
  , - медленно сказал Чи. - Десятки тысяч ящиков и контейнеров выстроились в коридорах. Большинство из них достаточно велики для тела ".
  
   «Но заперто», - сказал Родни. «И некоторые из них, как я заметил, тоже были запечатаны».
  
   «Все они используют один и тот же простой мастер-ключ», - сказал Чи. «По крайней мере, большинство из них должны использовать один и тот же ключ, иначе вам понадобится грузовик, чтобы возить ключи. Я думаю, вы просто берете ключ, подписываете его и храните, пока не закончите с ним. Что-то в этом роде.
  
   "Вы знаете, был ли у Хайхока ключ?"
  
   «Я так думаю, - сказал Чи. - Он был консерватором. Он бы работал с этим все время ».
  
   Лиафорн положил указательный палец на крючок, ввинченный в дверной косяк. «Мне было интересно, для чего это было, - сказал он. - Думаю, это было то место, где Хайхок повесил свой ключ».
  
   Ключ там уже не висел, но белая краска под крючком потемнела от многолетних следов от пальцев.
  
   «Давайте посмотрим вокруг», - сказал Родни и встал.
  
   «Он взял это, когда уходил, - сказал Чи. «И прежде чем мы пойдем на поиски, почему бы сначала не позвонить? Позвоните в службу технической поддержки или кому-нибудь еще, и спросите их, не нашли ли они сегодня утром что-нибудь необычное».
  
   Родни с заинтересованностью остановился в дверном проеме. "Как что?"
  
   Чи заметил, что Лиафорн смотрит на него, слегка улыбаясь.
  
   «Чи - пессимист, - сказал Лиапхорн. - Он думает, что кто-то убил Хайхока». Если бы кто-то это сделал, его было бы сложно вытащить из здания, даже если охранник мертв. Я полагаю, здесь не так много людей по ночам, но достаточно одного, чтобы увидеть тебя.
  
   Родни все еще выглядел озадаченным. "Так?"
  
   «Итак, это место забито мусорными баками, коробками, ящиками и контейнерами, в которых можно спрятать тело. Но они, вероятно, уже все полны вещей. Итак, убийца опустошает одну, вставляет тело, а затем снова запирает. Но теперь он застрял с тем, что досталось из мусорного ведра. Поэтому он ищет место и куда-то сбрасывает.
  
   Родни снова снял трубку. Он набрал номер, представился и сказал: «Дайте мне, пожалуйста, службу безопасности музея». Судя по завершению разговора с Родни, служба безопасности музеев не располагала полезной информацией. Вызов был переведен на обслуживание. Чи обнаружил, что наблюдает за Лиафорном, думая, как быстро его разум работал. Лиафорн все еще стоял у открытой двери, и, пока Чи наблюдал, он переносил вес с одной ноги на другую, слегка поморщившись. На нем были черные блестящие ботинки с кончиками крыльев. Ноги Лиафорна, как и у Чи, привыкли к ботинкам и большему количеству передышки. Чи догадался, что Лиафорн был ранен, и это заставило его почувствовать комфорт собственных ног, как дома в знакомых ботинках. Он чувствовал себя немного выше. Это служило Лифорну правильным, пытаясь выглядеть как житель Востока.
  
   "Что?" - говорил Родни. "Где они это нашли?" Он слушал. "Насколько он велик?" Послушал еще раз. "Откуда это?" Слушал. «Хорошо. Мы проверим. Спасибо, - он повесил трубку и посмотрел на Чи.
  
   «Они нашли ловушку для рыбы», - сказал он. "Вещь" сделана кем-то из расколотого бамбука. Они сказали, что его просто затолкали в проход между двумя штабелями контейнеров ".
  
   "Насколько велик?" - спросил Лиафорн.
  
   Родни снова набирал номер. Он взглянул на Лиафорна и сказал: «Большой, как тело».
  
  
   Глава восемнадцатая
  
  
   Сначала Лерой Флек позвонил своему брату. Он делал это редко. Дельмар Флек очень ясно дал понять, что он не может позволить себе поддерживать контакты с осужденным, особенно с тем, который, как известно, является его родственником. Жена Дельмара ответила на звонок. Она не узнала его голоса, и Лерой не назвал себя ей, потому что, если бы он узнал, он был почти уверен, что она повесит трубку.
  
   «Ага», - сказал Дельмар, и Лерой сразу перешел к делу.
  
   "Это я. Лерой. И мне нужно помочь с мамой. Они «выгоняют ее из дома здесь, в Округе, и тот, в который я нашел ее, чтобы переселить ее, требует большего аванса, чем я могу потратить».
  
   «Я сказал тебе не звонить мне», - сказал Дельмар.
  
   «Мне просто нужна помощь», - сказал Лерой. «Я должен был получить платеж сегодня, но что-то задержало его. Десять тысяч долларов. Когда я получу его на следующей неделе, я заплачу вам обратно».
  
   «Мы уже говорили об этом раньше», - сказал Дельмар. «Я почти ничего не зарабатываю на автостоянке, а Фэй Линн просто получает чаевые в салоне красоты».
  
   «Если бы вы могли просто прислать мне две тысячи долларов, я мог бы придумать остальные. Затем на следующей неделе я отправлю их вам обратно. Western Union. На следующей неделе он позаботится о себе. К тому времени он что-нибудь придумает. У Элкинса будет другая работа для него. У Элкинса всегда была работа для него.
  
  Ему просто нужны были деньги на несколько дней.
  
   «В этой репе крови нет, - сказал Дельмар. «Оно» уже выжато. Я не смог бы собрать две тысячи долларов, если бы от этого зависела моя жизнь. Мы получили два платежа за машину, аренду, кредитную карту, медицинскую страховку и…
  
   «Дельмар. Дельмар. Мне просто нужна помощь. Вы можете что-нибудь одолжить? Всего на неделю или около того?»
  
   «Мы все это пережили. Правительство заботится о таких людях, как мама. Пусть это делает правительство».
  
   «Я тоже так думал, - сказал Лерой. «Но на самом деле они этого не делают. Нет программы для таких людей, как мама. На другом конце тишина. «И, Дельмар, тебе нужно найти способ приехать и навестить ее. Прошли годы, и она все время спрашивает о тебе. Она сказала мне, что думала, что арабы держали тебя где-то в заложниках. Она думает, что чтобы удержать ее чувства от боли. Ее разум уже не тот, что был раньше. Иногда она даже не узнает меня.
  
   По-прежнему была только тишина. Затем он услышал голос Дельмара, говоривший с кем-то издалека. Затем он услышал смех.
  
   "Дельмар!" он крикнул. "Дельмар!"
  
   «Извини», - сказал Дельмар. «У нас есть компания. Но это мой совет. Просто позвоните в социальные службы. Я бы помог тебе, если бы мог, но я сам на мели. Надо отрезать это сейчас ".
  
   И он отключил его, оставив Флека стоять у телефонной будки. Он посмотрел на телефон, борясь сначала с отчаянием, затем с гневом, пытаясь придумать, кому еще он мог бы позвонить. Но никого не было.
  
   Флек хранил свои резервные деньги в детской пластиковой сумочке, спрятанной под запасным колесом в багажнике своего старого Chevy - достаточно безопасное место в обществе, где воров не привлекали помятые седаны 1976 года. Теперь он выудил их и направился в путь. через весь город к дому престарелых, считая его, пока ждал, пока красный свет не станет зеленым.
  
   Он насчитал три сотни, двадцать две пятидесятых, одиннадцать двадцатых и сорок одну десятку. С учетом того, что у него было в бумажнике, получилось 2033 доллара. Он хотел бы посмотреть, что он может сделать с этим с Толстяком в доме престарелых. Ему не нравилось возвращаться туда в таком виде. Он чертовски уверен, что это было не так, как он планировал, и что он планировал что-то в этом отношении. Обычно он был бы достаточно умен, чтобы не сделать из человека врага, когда вам придется попросить его об одолжении. Может быть, сочетание оплаты ему и запугивания подействует на какое-то время. Пока он не сможет что-нибудь сделать. Он сможет устроить нападение в Национальном аэропорту. В мужской комнате. Лезвие, а затем снимите бумажник. Люди, летящие в самолетах, всегда везут деньги. Было бы рискованно. Но он не видел выбора. Он попробовал бы это, а затем поработал бы с туристами вокруг Капитолия. Это тоже было рискованно. На самом деле, оба места его пугали. Но он принял решение. Он что-нибудь наладит с Толстяком, чтобы купить немного времени, а затем начни собирать достаточно, чтобы доставить маму в безопасное и приличное место.
  
   Толстяка не было.
  
   «Он пошел за чем-то. Я думаю, он сказал, что спускался к Seven-Eleven», - сказала ему администратор. «Почему бы тебе просто не вернуться позже в тот же день? Или, может быть, вам лучше сначала позвонить. "Она смотрела на маленький мешочек, который нес Флек, и выглядела подозрительно, как будто это был какой-то наркотик. На самом деле это была красная лакрица. Маме нравился это, и Флек всегда приносил ей запас. Секретарша была своего рода латиноамериканкой, вероятно, пуэрториканкой, предположил Флек. И она выглядела нервной, а также подозрительной, когда разговаривала с ним. Это заставило Флека нервничать. Может, она позвонит в полицию. Может, она что-то слышала, когда он был здесь, когда он сказал Толстяку, что убьет его, если он не будет держаться за маму, пока не найдет ей другое место. Но он не видел ее в тот день и говорил тихо, когда объяснял вещи толстому ублюдку. Может, она где-то где-то слушала. Может быть, она не была. Он ничего не мог с этим поделать. У него не оставалось никаких вариантов.
  
   «Я просто пойду туда в гостиную и проведу маму, пока он не вернется», - сказал Флек.
  
   «О, ее больше нет», - сказала секретарша, - «Она все время ругается с другими дамами. И она снова причинила боль бедной старой миссис Эндикотт. Вывернула ей руку ".
  
   Флек не хотел больше слышать подобные разговоры. Он поспешил по коридору в комнату мамы.
  
   Мама сидела в своем инвалидном кресле, глядя на маленький телевизор, который Флек купил для нее, и смотрела какую-то мыльную оперу, которую Флек подумал, возможно, «Молодые и беспокойные». Они привязали ее к стулу, как и всех стариков, и Флека тронуло, увидев ее такой. Теперь она была так беспомощна. Мама никогда не была беспомощной до тех пор, пока у нее не случились эти удары. Мама всегда была главной до этого. Это расстраивало Флека, когда он приходил к ней. Это наполняло его какой-то мрачной печалью и желанием,
  
   чтобы он мог уйти достаточно далеко вперед, чтобы позволить себе где-нибудь место и позаботиться о ней сам. И он всегда начинал снова думать, как ему это сделать. Но выхода просто не было. Как и мама, он должен был быть с ней все время. Он не мог просто уйти и оставить ее связанной в этом стуле. И это не оставило бы ему никакого способа зарабатывать на жизнь для нее.
  
   Мама взглянула на него, когда он вошел в дверь. Затем она посмотрела на свою телепрограмму. Она ничего не сказала.
  
   «Привет, - сказал Флек. "Как самочувствие сегодня?"
  
   Мама не подняла глаз.
  
   «Я принес тебе лакрицу, мама», - сказал Флек. Он протянул мешок.
  
   «Положи ее туда на кровать», - сказала мама. Иногда мама говорила нормально, но иногда ей требовалось время, чтобы сформировать слова - дело противостояния неукротимой воли непокорной, поврежденной инсультом нервной системы. Флек ждал, вспоминая. Он вспомнил, как мама говорила. Он вспомнил, какой была мама. Тогда она расправилась бы с Толстяком.
  
   "У тебя сегодня все хорошо, мама?" он спросил. "Что-нибудь я могу сделать для вас?"
  
   Мама все еще не смотрела на него. Она смотрела на съемочную площадку, где женщина кричала на хорошо одетого мужчину в плохо притворном гневе. «Да, - наконец сказала мама. - Люди продолжают приходить и беспокоить меня. "
  
   «Думаю, я мог бы положить этому конец», - сказал Флек.
  
   Мама повернулась и посмотрела на него совершенно без выражения в глазах. Ему пришло в голову, что, возможно, она имела в виду его. Он изучал ее, гадая, узнала ли она его. Если да, то не было никаких признаков этого. В последние годы она делала это редко. Что ж, он все равно останется и навещает. Просто составь ей компанию. Всю свою жизнь, сколько Флек помнил свое детство, у мамы было очень мало этого.
  
   "Эта девушка в красивом платье, - сказал Флек. - Я имею в виду ту, что по телевизору".
  
   Мама проигнорировала его. «Бедная женщина, - подумал Флек. Бедная, жалкая старуха. Он стоял у открытой двери, рассматривая ее профиль. Когда-то она была крупной женщиной - около 140 фунтов или около того. Сильная, быстрая и умныая. Теперь она была худая как перила и застряла в инвалидной коляске. Она почти не могла говорить, и ее разум не работал.
  
   "Как насчет того, чтобы я тебя подтолкнул?" - спросил Флек. «Хочешь прокатиться? Снаружи идет дождь, но я могу толкать тебя внутри здани".
  
   Мама по-прежнему смотрела в телевизор. Рассерженная женщина из «Молодых и беспокойных» ушла, захлопнув за собой дверь. Теперь мужчина разговаривал по телефону. Мама подалась вперед на стуле. «Однажды у меня был мальчик, у которого был четырехдверный бьюик», - сказала она чистым голосом, который казался на удивление молодым. «Темно-синий и бархатная обивка сидений. На этом он отвез меня в Мемфис».
  
   «Это была машина Дельмара, - сказал Флек. - Она была хороша». Мама говорила об этом раньше, но Флек никогда ее не видел. Дельмар, должно быть, купил ее, пока Флек проводил свое время в Джолиете.
  
   «Хорошо, его зовут Дельмар», - сказала мама. «Арабы взяли его в заложники в Иерусалиме или еще где-нибудь. Иначе он пришел бы ко мне, Дельмар. Он «позаботился бы обо мне как следует. Он был настоящим мужчиной».
  
   «Я знаю, что он им будет», - сказал Флек. «Дельмар - хороший человек».
  
   «Дельмар был настоящим мужчиной», - сказала мама, все еще глядя в телевизор. «Он не позволит никому обращаться с ним как с негром. Сделай дело с Делмаром, и он сразу же вернет тебя. Он заставит тебя уважать его. Вы можете рассчитывать на это. Это единственное, что ты всегда должен делать, - это отыграться. Если ты этого не сделаешь, они будут обращаться с тобой как с проклятым животным. Наступят прямо тебе на шею. Дельмар не позволил бы никому обращаться с ним неправильно.
  
   «Нет, мама, он не позволит», - сказал Флек. На самом деле, насколько он помнил, Дельмар был не особо склонен к дракам. Он был за то, чтобы держаться подальше от неприятностей.
  
   Мама посмотрела на него враждебно. «Вы говорите так, как будто знаете Делмара».
  
   «Да, мама. Я знаю. Я Лерой. Я брат Дельмара.
  
   Мама фыркнула. "Нет, ты не его брат" У Дельмара был только один брат. Он оказался чертовым уголовником ".
  
   В комнате пахло затхлым. Он почувствовал запах испорченной пищи, пыли и кислый запах засохшей мочи. «Бедная старушка, - подумал он. Он моргнул, потер глаза тыльной стороной ладони.
  
   «Я думаю, было бы неплохо, если бы ты вышла хотя бы в коридор. Выйди немного из этой комнаты. Посмотри на что-нибудь другое, только для разнообразия».
  
   «Меня бы здесь вообще не было, если бы арабы не добрались до Дельмара. Он бы меня устроил в каком-нибудь хорошем месте».
  
   «Я знаю, что он устроит», - сказал Флек. «Я знаю, что он пришел бы навестить тебя, если бы мог».
  
   «На самом деле у меня было два мальчика», - сказала мама. «Но другой он оказался тюремщиком. Никогда не было такого дерьма».
  
  Именно тогда Лерой Флек услышал полицейского. Он не мог разобрать слов, но узнал тон. Он напрягся, чтобы прислушаться.
  
   Но мама все еще говорила. «Они сказали, что он фея там в тюрьме. Он позволил им использовать себя как девочку».
  
   Лерой Флек высунулся в коридор, отчасти чтобы посмотреть, действительно ли голос, похожий на копа, был копом. Это было. Он стоял рядом с секретаршей, а она указывала в коридор. Она указывала прямо на Лероя Флека.
  
   Элкинс всегда говорил ему, что он от природы быстр. Он мог быстро думать и двигаться как молния. «Это частично в вашем уме, а частично в ваших рефлексах», - сказал ему Элкинс. «Мы можем накачать ваши мускулы, накачать железом вашу силу. Но любой может это сделать. Эта быстрота, это то, с чем вы должны родиться. Вот где у вас есть преимущество, если вы знаете, как его использовать.
  
   Он использовал это сейчас. Он сразу понял, что не может позволить себя арестовать. Точно нет. Может, они прояснили дело Сантильянеса. Скорее всего, нет. Иначе почему его преследовали эти два полицейских, похожих на индейцев? Но даже если они не застали его на этом, как только они сопоставили его отпечатки, они могли застукать его на чем-то другом. Он работал на Элкинса на слишком многих работах и ​​рыскал в слишком многих аэропортах и ​​ночных клубах, чтобы когда-либо позволить себя арестовать. Он выжил только потому, что был осторожен, чтобы остаться в живых. Но теперь Толстяк, этот толстый ублюдок, положил этому конец. Ему придется поквитаться с Толстяком. Но сейчас не было времени думать об этом. За оставшуюся часть той же секунды Флек решил, как ему выбраться из этой ситуации. Помогло бы, что Толстяка здесь не было, чтобы настаивать на своем деле. Секретарша, очевидно, имела приказ вызывать полицию в любое время, когда он появлялся, но она была помощницей с минимальной заработной платой. Ей было все равно, что произойдет дальше.
  
   Флек вернулся в комнату и сел на кровать. «Мама, - мягко сказал он, - через минуту у тебя будет еще компания». Это полицейский. Я хочу попросить вас сохранять спокойствие и быть вежливым.
  
   «Полицейский», - сказала мама. Она плюнула на пол у телевизора.
  
   «Это важно для меня, мама, - сказал Флек. - Это очень важно».
  
   А потом в дверях заглянул полицейский.
  
   "Вы, Дик Пфафф?"
  
   Флеку понадобилось мгновение, чтобы вспомнить это имя, которое он использовал, когда регистрировал здесь маму.
  
   Флек встал. «Да, сэр», - сказал он. «А это моя мама».
  
   Полицейский был молод. У него была гладкая бледная кожа и коротко остриженные светлые усы. Он кивнул маме. Она смотрела на него. Где был его партнер? - подумал Флек. Он был бы старым помощником в этой команде. Если Флеку повезет, напарник будет отдыхать в патрульной машине, позволяя новичку разбираться с этой мочой, ничего особенного. Если бы они думали, что существует хоть какой-то серьезный риск, они оба были бы здесь. Фактически, Флек подозревал, что этого, вероятно, требовали полицейские правила. Кто-то дурачился.
  
   «У нас есть жалоба на то, что вы устроили здесь беспорядки», - сказал полицейский. «У нас есть заявление о том, что вы угрожали убить менеджера».
  
   Флек издал самоуничижительный смех. «Мне стыдно за это. Это основная причина, по которой я пришел сегодня - извиниться за свое поведение. Сказав это, Флек узнал, что мама больше не смотрит телевизор. Мама смотрела на него.
  
   "Это довольно серьезное преступление, - сказал офицер. - Сказать человеку, что вы собираетесь его убить".
  
   «Сомневаюсь, что я действительно правильно сказал это», - сказал Флек. «Но вы заметили, как здесь пахнет? Моя мама здесь, ее не убирали должным образом. У нее были пролежни и все такое, и я просто вышел из себя. Я уже говорил ему об этом раньше ".
  
   Очевидно, полицейский почувствовал запах. Флек мог сказать по его лицу, что он переключился с осторожно враждебного на слегка сочувствующее.
  
   «Если он вернулся, я пойду и извинюсь перед ним. Прошу прощения за все, что я сказал. Просто стало больно из-за того, как здесь обращались с мамой ".
  
   Полицейский кивнул. «Я все равно не думаю, что он здесь», - сказал он. «Эта женщина сказала, что он куда-то ушел. Я просто проверю у тебя оружие», - он усмехнулся Флеку. «Если бы ты не пришел сюда вооруженным, я бы сказал, что это будет довольно хороший аргумент на твоей стороне, поскольку он "примерно в четыре раза больше твоего".
  
   «Да, сэр», - сказал Флек. Он сопротивлялся усвоенному в тюрьме инстинкту раздвинуть ноги и поднять руки. Полицейский никогда не найдет его финку, которая была в прорези, которую он сделал для нее внутри своего ботинка, но переход в стойку для обыска оповестил бы даже этого новичка, что он имел дело с бывшим заключенным.
  
   "Что ты хочешь чтобы я сделал?" - спросил Флек.
  
   «Просто повернись. А потом сомкни руки на затылке», -
  
  
   «Ложись ...» начала мама. Затем он перешел в какое-то бессвязное заикание. Но она продолжала попытки заговорить, и Флек отвел взгляд от полицейского и посмотрел на нее. На ее лице было выражение такого яростного презрения, что Лерой Флек вернулся в детство.
  
   «… и лизать его чертовы туфли», - сказала мама.
  
   Он принял решение еще до того, как она его заставила. «А теперь, мама», - сказал он и, наклонившись, вытащил лезвие из ботинка в ладонь. Он схватил его плоской стороной по горизонтали и, шагая к полицейскому, сказал: «У мамы был удар…», и при слове «удар» лезвие пронзило форменную рубашку.
  
   Он вонзился между ребрами полицейского, за спиной со всей силой мышц штангиста Флека. И там, на той ужасно уязвимой территории, которую Элкинс назвал "за костью", запястье штангиста Флека щелкнуло ею, и щелкнуло ею. Режущая артерию. Режущее сердце. Офицер открыл рот, обнажив белые ровные зубы под желтыми усами. Он издал какой-то звук, но не очень громкий, потому что шок уже убивал его. Это было едва слышно сквозь крик, который раздавался внутри " Молодые и беспокойные ".
  
   Флек отпустил рукоятку ножа, схватил полицейского за плечи и опустил его на колени. Он вынул нож и вытер его о форменную рубашку. (Если вы все сделаете правильно, сказал бы Элкинс, кровотечение в основном внутри. Никакой крови на тебе.) Затем Флек позволил телу соскользнуть на пол. Лицом вниз. Он сунул нож в сапог и повернулся к маме. Он собирался что-то сказать, но не знал что. Его разум работал неправильно.
  
   Мама посмотрела на полицейского, потом посмотрела на него. Ее рот был приоткрыт, словно она пыталась что-то сказать. Ничего не вышло, только какой-то странный звук. Писклявый звук. Ему пришло в голову, что мама боялась. Боится его.
  
   «Мама, - сказал Лерой Флек. «Я получил счет. Вы это видели? Я не позволила ему наступить на меня. Я не целовал ни одного сапога.
  
   Он ждал. Не долго, но больше, чем он мог позволить себе в данных обстоятельствах, ожидая, пока мама выиграет ее борьбу за формулировку слов. Но ни слова не было, и Флек не мог прочитать в ее глазах абсолютно ничего, кроме страха. Он вышел за дверь, не взглянув на стойку администратора, по узкому коридору к заднему выходу и вышел на холодный серый дождь.
  
  
   Глава девятнадцатая
  
  
   Служба безопасности музея обнаружила доктора Хартмана, а доктор Хартман обнаружила возможные источники ловушки для рыбы. Вопрос заключался в том, чтобы решить, в какой части мира возникла ловушка (очевидно, в месте, где росли бамбук и крупная рыба), а затем узнать, как получить данные из компьютеризированной системы инвентаризации музея. Компьютер дал Их тридцать семь возможных бамбуковых ловушек для рыбы соответствующей древности. Доктор Хартман почти ничего не знала о рыбе и почти все о примитивных методах строительства и немало о ботанике. Таким образом, она смогла организовать охоту.
  
   Она отодвинула стул от компьютерного терминала и убрала волосы со лба.
  
   «Я собираюсь сказать, что это племя с острова Палаван - лучший выбор, а затем мы должны проверить, я бы сказал, эту прибрежную коллекцию Борнео, а затем, вероятно, Яву. Если ни в одной из этих коллекций нет ловушки для рыбы, то она Вернемся к чертежной доске. Это должно быть ловушка для рыбы Смитсоновского института, и если это так, то мы сможем узнать, где она хранилась ».
  
   Она провела их по коридору, теперь уже группа из пяти человек, а также усталый на вид охранник музея. Ведя впереди Хартмана и Родни, они поспешили мимо того, что казалось Лиафорну пустыней ветвей коридоров, заполненных бесконечным количеством запертых контейнеров, сложенных высоко над уровнем головы. Они повернули направо, налево и снова налево и остановились, пока Хартман отпирал дверь. Над своей головой Лиафорн заметил то, что выглядело, но определенно не было одним из тех резных каменных шкатулок, в которых древние египтяне хоронили свои очень важные трупы. Он был покрыт листом тяжелого пластика, когда-то прозрачным, но теперь стал полупрозрачным с годами пыли.
  
   «Я люблю замки», - говорила доктор Хартман. «Они никогда не хотят открываться для меня».
  
   Липхорн подумал, не будет ли дурным тоном поднимать пластик, чтобы взглянуть. Он заметил, что Чи тоже смотрит.
  
   «Похоже на один из тех ящиков с египетскими мумиями», - сказал Лиафорн. "Как вы их называете?" Но у них здесь не было бы мумии.
  
   «Я думаю, что это так», - сказал Чи и поднял простыню.
  
   «Ага, гроб мумии». Выражение его лица выразило отвращение. «Я тоже не могу вспомнить имя».
  
   Доктор Хартман открыл замок. «Здесь», - сказала она и ввела их в
  
   мрачную комнату, уставленную ряд за рядом металлическими стеллажами от пола до потолка. Насколько Лиафорн мог видеть во всех направлениях, казалось, что каждый фут полки чем-то занят - в основном чем-то вроде запертых канистр.
  
   Доктор Хартман изучила свой список возможных мест расположения ловушек для рыбы, затем быстро прошла по центральному коридору, проверяя номера рядов.
  
   «Одиннадцатый ряд», - сказала она и резко повернула налево. Она остановилась на третьем пути и проверила номера ящиков.
  
   «Хорошо, вот и мы», - сказала она и вставила ключ в замок.
  
   «Думаю, мне лучше с этим справиться», - сказал Родни, протягивая руку к ключу. «И это время напомнить всем, что нас могут заинтересовать здесь отпечатки пальцев. Так что не трогайте вещи».
  
   Родни открыл контейнер. Он распахнул дверь. Она была забита всякой всячиной, самым большим из которых было бамбуковое устройство, даже больше, чем ловушка для рыбы, найденная дворником. Он занимал большую часть бункера, а оставшееся пространство было заполнено чем-то вроде рыболовных сетей и другой подобной атрибутикой.
  
   «Здесь не повезло», - сказал Родни. Он закрыл и запер дверь. "Где это было? Борнео?"
  
   "У меня проблемы с тем, чтобы это выглядело реальным, - сказал доктор Хартман. - Вы действительно думаете, что кто-то убил Генри и оставил его тело здесь?"
  
   «Нет, - сказал Родни. «Не совсем. Но он пропал. И охранник убит. И ловушка для рыбы оказалась неуместной. Так что благоразумно поискать. Тем более, что мы не знаем, где еще искать.
  
   Хозяйство рыбака Борнео, второй выбор доктора Хартмана, оказалось всего в двух проходах от него.
  
   Родни отпер ее, распахнул дверь.
  
   Они смотрели на макушку человеческой головы.
  
   Лиафорн услышал, как доктор Хартман задохнулась, а Джим Чи втянул воздух. Родни наклонился вперед, пощупал шею человека, отступил в сторону, чтобы Чи лучше видела: «Это Хайхок?»
  
   Чи наклонился вперед. "Это он."
  
   Часть криминалистов по расследованию убийств все еще находилась у входа на Двенадцатую улицу и быстро приехала туда. Так же поступил и сержант отдела убийств, который работал над делом Элис Йоакум. Родни дал ему удостоверение личности жертвы. Он рассказал о ловушке для рыбы и о том, как они нашли тело. Доктор Хартман вышел, бледный и потрясенный. Чи и Лиафорн остались. Они отступили, подальше от активности, стараясь не мешаться. Были сделаны фотографии. Измерения производились. Твердое тело Генри Хайхока вытащили из мусорного ведра на носилки.
  
   Лиафорн заметил длинные волосы, заплетенные в пучок в стиле навахо, он заметил узкое лицо, чувствительное даже в искажении смерти. Он заметил темную отметину над глазом, которая, должно быть, была пулевым отверстием и пятном крови, выступившим из него. Он заметил металлическую скобу, поддерживающую ногу, и подъемник для обуви, удлиняющий ее. Это был человек, имя которого было нацарапано на записке в кармане террориста. Второй человек, который привлекал террориста всю дорогу до Аризоны, если Липхорн правильно угадала, на церемонию исцеления в доме Агнес Цози. белый человек, который хотел быть индейцем, в частности, навахо. Человек, который выкапывал кости белых, чтобы протестовать против того, чтобы белые раскапывали индийские кости. Лиафорн посмотрел в перевернутое лицо Хайхока, когда тот пролетал мимо него на полицейских носилках. Что сделало вас таким важным? - подумал Лиафорн. Что заставило мистера Сантильянеса отполировать свои остроносые туфли, собрать чемоданы и отправиться на запад, в Нью-Мексико, искать вас?
  
   Что вы планировали, чтобы привлечь кого-то с пистолетом в это пыльное место, чтобы казнить вас? И если бы вы могли слышать мои вопросы, если бы вы могли говорить, вы бы сами знали ответ? Тело уже прошло и исчезло в коридоре. Лиафорн взглянул на Чи. Чи выглядел пораженным.
  
   Чи обнаружил, что «одновременно наблюдает, как то, что было Генри Хайхоуком, выходит из контейнера, и наблюдает за своей собственной реакцией на то, что он видит. Он был полицейским достаточно долго, чтобы довести себя до смерти. Он управлял застывшей в ней старухой. Хоган, мальчик-подросток, который повесился в туалете своей школы-интерната, ребенок, которого давит пикап, управляемый его матерью. Он следил за таким большим количеством жертв алкоголя, что больше не пытался их рассортировывать в его памяти. Но он никогда не был причастен к смерти кого-то, кого он знал лично, кого-то, кто его интересовал, кого-то, с кем он разговаривал всего за несколько минут до своей смерти. Он рационализировал свою обусловленность навахо, чтобы избегать мертвых, но он не искоренил укоренившееся знание о том, что, пока тело умирало, чинди оставались, чтобы вызвать призрачную болезнь и злые сны. Chindi Highhawk теперь будет
  
  преследовать коридоры этого музея. Это будет преследовать и Джима Чи.
  
   Родни осматривал предметы, извлеченные из контейнера, в котором покоилось тело Хайхока. Он поднял плоский черный ящик с чем-то круглым, соединенным с ним проводами. «Это выглядит немного современно для рыбацкой деревни Борнео», - сказал он. , показывая им коробку с миниатюрным кассетным магнитофоном Panasonic.
  
   «Я думаю, что это его магнитофон», - сказал Чи. «У него была такой же, когда он был у Агнес Цози. И я снова увидел это в офисе у него дома ». Чи теперь мог видеть, что магнитофон был подключен к одним из тех маленьких часов с батарейным питанием. Это было очень похоже на модель за девять долларов и девяносто девять центов.
  
   «Я думаю, что он запрограммирован на включение диктофона, - сказал Лиапхорн. - Возможно, именно об этом Хайхок говорил во время телефонного разговора. Как это исправить».
  
   Родни внимательно его осмотрел. Он посмеялся. «Если это было так, то это было не очень хорошо отремонтировано, - сказал он. - Если Хайхок сделал это, он не знает больше об электричестве, чем моя жена. И она думает, что утечка из телефона». Размотал провода и снял часы. Полностью удерживая ее за края, он открыл диктофон и вытащил миниатюрную ленту. Он взвесил его в руке, осмотрел и положил обратно в машину. «Давайте посмотрим, что у нас есть по этому поводу, - сказал он. - Но сначала давайте посмотрим, что еще у нас есть в этом контейнере».
  
   Родни осторожно разобрал рыболовные сети, бамбуковые рыбные копья, весла для каноэ, одежду и различные предметы, которые Чи не мог опознать. На стенке контейнера, частично скрытой свернутым шнуром рыболовной сети, было что-то белое. На самом деле, Чи казалось, что это маска Йеи.
  
   «Полагаю, это все, - сказал Родни. - За исключением того, что ваша команда придет и проведет тщательный поиск и найдет там орудие убийства, а также фотографию убийцы, отпечатки пальцев и, возможно, его визитную карточку».
  
   «Мы поймем это позже, - сказал сержант. - Мы найдем кого-нибудь из музея, который знает, что там должно быть, а что нет».
  
   «Это маска, над которой работал Хайхок», - сказал Чи. «Или одна из них».
  
   Сержант достал его, перевернул в руках, осмотрел. «Что, по-твоему, это было?» - спросил он Чи и протянул ему.
  
   «Это маска Йейбичаи. Религиозная маска навахо. Хайхок работал над этим, или точно такой маски внизу ".
  
   - О, - сказал сержант, его любопытство было удовлетворено, а интерес исчерпан. «Давай покончим с этим».
  
   Они проследовали за телом Хайхока в яркое флуоресцентное освещение в лаборатории консерватории. Когда сержант закончил с ним все, что хотел с ним, Генри Хайхок отправился оттуда в морг. Теперь причина смерти казалась очевидной. Почерневшая круглая метка Над левым глазом виднелось то, что должно быть пулевым отверстием, от которого полоса засохшей крови изменила цвет лица Хайхока.
  
   Сержант просмотрел карманы Хайхока, разложив содержимое на лабораторном столе. Бумажник, складной нож, полуиспользованный рулон тамса, три четверти, два цента, пенни, кольцо для ключей с шестью ключами, мятый носовой платок, визитка от сантехнической компании, маленькая лягушка-фетиш, вырезанная из базальтовой породы.
  
   "Что за чертовщина?" - сказал сержант, толкая лягушку пальцем.
  
   «Это лягушачий фетиш», - сказал Лиафорн.
  
   Сержанту не понравилось, что два незнакомца и Родни стояли рядом, пока он работал. Сержант нес ответственность, но, очевидно, Родни имел звание.
  
   "Что, черт возьми, такое лягушачий фетиш?" - спросил сержант.
  
   «Это связано с религией навахо, - сказал Лиафорн. - Хайхок был частью навахо. У него была бабушка навахо. Он интересовался культурой ».
  
   Сержант кивнул. Он выглядел немного менее враждебным.
  
   "Нет ключа от контейнера?" - спросил Чи.
  
   Сержант посмотрел на него. "Ключ от контейнера?"
  
   «Когда он вчера вечером вышел из офиса, он снял с крючка рядом с дверью ключ, который открывает все эти бункеры, и положил его в карман», - сказал Чи. «Это было на маленьком простом стальном кольце». Убийца, вероятно, взял ключ Хайхока, чтобы открыть контейнер и снова запереть его. Если, конечно, убийца не был другим сотрудником музея со своим (или ее) собственным ключом.
  
   "Вы видели, как он положил ключ в карман?"
  
   Чи кивнул. «Он снял ее с крючка. Положил в правый передний карман брюк».
  
   «У него в кармане такого ключа нет, - сказал сержант. «То, что вы видите здесь, - это все, что у него было. Судя по ключам от машины, которые он нес, похоже, что он управлял Фордом. Вы об этом знаете? Вы знаете номер лицензии?»
  
  «На подъездной дорожке к его дому был припаркован Форд Мустанг. Я бы сказал, лет пяти или шести. Я не заметил лицензии. И я не знаю, была ли он его, - сказал Чи.
  
   «Мы получим его от автомобильного дивизиона. Вероятно, он припаркован где-то поблизости.
  
   Родни поставил магнитофон рядом с вещами Хайхока на лабораторном столе. Я отключил магнитофон от часов. На всякий случай, - сказал он. - Вы хотите это услышать?
  
   Он вынул карандаш из внутреннего кармана пальто, поднес его к клавише PLAY и взглянул на сержанта, ожидая ответа.
  
   Сержант кивнул. "Конечно."
  
   Первые звуки, которые услышал Чи, вернули его в детство, в зимний хоган Фрэнка Сэма Накаи на западном склоне гор Чуска. На улице лютый мороз, чугунная дровяная печь под дымовой дырой пылает жаром. Фрэнк Сэм Накаи, брат своей матери, учит детей тому, как Святой Народ спас Святого Мальчика и его сестру от молнии. Его дядя сидит на овчине, скрестив ноги, прислонившись головой к одеялу, свисающему с бревенчатой ​​стены, с закрытыми глазами, поет. Поначалу голос был настолько низким, что кузен Эммет, маленькая Ширли и Чи должны были наклониться вперед, чтобы их услышать: послышались голоса водного спринклера и мужского йа, которые издали звуки, которые, будучи звуками, издаваемыми богами, не производили никаких это могли понять простые люди.
  
   Чи заметил, что и Родни, и сержант смотрят на него, ожидая объяснений.
  
   «Это пение из Yeibichai», - сказал Чи. «Ночное пение». Это, очевидно, ничего не объясняло. «Хайхок был на этой церемонии в ночь, когда я арестовал его, - сказал Чи. - Он записывал это».
  
   По его словам, пение сменилось голосом Генри Хайхока.
  
   Наступила тишина. Чи взглянул вверх. Родни сказал: «Ну, а теперь ...», и голос Хайхока возобновился: приходите посмотреть на эту демонстрацию масок, чтобы осмотреться на этой выставке и во всем этом музее. Вы видите демонстрацию масок богов христианин, или еврей, или ислам, или любой другой культуры, достаточно сильной, чтобы защитить свою веру и наказать такое осквернение? Где изображение Великого Бога Иеговы, который вывел евреев из их рабства в Египте? или Маска Архангела Михаила, или Мать христианского Бога, которого мы называем Иисусом Христом, или олицетворение самого Иисуса? Вы не видите их здесь. У вас есть здесь, в кладовой этого музея, изображение Тано Пуэбло одного из его священных богов войны-близнецов. Но где находится священная армия из римско-католического собора? Вы не найдете его здесь. Здесь вы видите богов покоренных людей, изображенных как экзотические животные в общественном зоопарке. Здесь только свергнутые и захваченные боги. Здесь вы видите священные предметы, вырванные из храмов прихожан инков, украденные из священных кив народа пуэбло, священные иконы, украденные из сожженных деревень вигвам на равнинах бизонов ».
  
   Голос Хайхока стал выше, почти пронзительным. Он был прерван звуком большого вдоха. Затем наступила минута тишины. Бригада скорой помощи подняла носилки Хайхока и вышла, оставив позади только его голос. Судебно-медицинская бригада разложила его вещи по мешкам с уликами.
  
   "Вы сомневаетесь в том, что я говорю?" - возобновил голос Хайхока. - Вы сомневаетесь, что ваша привилегированная раса, которая заявляет о такой аристократии, такой человечности, поступит так? Над вашей головой в холлах и коридорах этого самого здания - тысячи ящиков, урн и ящиков. В них вы найдете кости более восемнадцати тысяч ваших собратьев. Вы найдете скелеты детей, матерей, дедушек. Они были выкопаны из могил, в которые поместили их скорбящие родственники, воссоединив их со своей Великой Матерью-Землей. Они остаются в огромных кучах и штабелях, уважаемых не больше, чем кости обезьян и ... "
  
   Родни нажал кнопку выключения и огляделся в наступившей тишине.
  
   «Как ты думаешь? Он собирался как-то транслировать это с той маской, над которой работал? Это был план?»
  
   «Вероятно, - сказал Чи. «Кажется, он обращается к публике на выставке. Давайте послушаем остальное».
  
   "Почему бы и нет?" - сказал Родни. «Но давайте убираться отсюда. В офис Хайхока, где я могу воспользоваться телефоном.
  
   Предметы из карманов Хайхока теперь были в сумках для вещественных доказательств, за исключением диктофона.
  
   «Мне нужно двигаться, - сказал сержант, - мне еще нужно поработать над делом с Элис Йоакум».
  
   «Я принесу диктофон, - сказал Родни. - Я уберу здесь».
  
   «Мне нужно будет поговорить с…» Сержант заколебался, ища имя. «С мистером Чи и мистером Лиапхорном. Мне нужно будет занести их заявления в протокол ».
  
  «Как только ты скажешь», - сказал Лиафорн.
  
   «Я принесу их», - сказал Родни.
  
   В офисе Хайхока Родни поставил диктофон на стол и нажал кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ». Родни тоже очень хотелось услышать остальное.
  
   «-антилопы. Их дети просили вернуть эти кости, чтобы они могли снова воссоединиться со своей Матерью-Землей с уважением и достоинством. Что нам говорит музей? Он говорит нам, что его антропологам нужны кости наших предков для научных исследований. Почему для этих исследований не нужны кости предков белых американцев? Почему он не выкапывает ваши могилы? Подумайте об этом! Восемнадцать тысяч человеческих скелетов! Восемнадцать тысяч! Дамы и господа, что бы вы сказали, если бы музей разграбил ваши кладбища, если бы он раскопал освященную землю ваших кладбищ в Индианаполисе и Топика и Уайт-Плейнс и притащили сюда скелеты ваших близких, чтобы они лепили в ящиках и мусорных ведрах в коридорах? Подумайте об этом! Подумайте о могилах ваших бабушек. Помогите нам восстановить кости наших предков, чтобы они снова могли быть воссоединились со своей Матерью-Землей ".
  
   Тишина. Лента прошла короткий курс миниатюрного магнитофона и отключилась. Родни нажал кнопку НАЗАД. Он посмотрел на Чи. «Довольно аргументировано».
  
   Чи кивнул. «Конечно, у этого есть и другая сторона. Более раннее поколение антропологов откопало большую часть этих костей. И некоторые из них музей вернул. Я думаю, что недавно он отправил шестнадцать скелетов племени черноногих, и в нем говорится, что он вернет кости, если они были украдены с обычных кладбищ или если вы сможете доказать родство с семьей ».
  
   Родни рассмеялся. «Включите в состав этих скелетов», - сказал он. «Пригласите родственников и посмотрите, смогут ли они отобрать свою бабушку у чьей-то тети». Примерно за миллисекунду до того, как он закончил эту шутку, выражение лица Родни сменилось с удивленного на смущенное. В нынешней компании, может быть, это было не до смеха. «Извини», - сказал Родни. «Я не думал».
  
   Теперь Чи выглядел удивленным. «Мы, навахо, не увлечены этим фетишем трупов, - сказал он. - Наша метафизика обращается к жизни, к живым. Мертвых мы оставили позади. Избегаем старых костей. Вы не найдете навахо, просящего вернуть их украденные скелеты.
  
   Теперь настала очередь Липхорна выглядеть удивленным. Вообще-то мы. Племя навахо просим музей прислать нам наши скелеты, если они есть в музее. Я думаю, что кто-то из племенной бюрократии решил, что это шанс заявить о своей политической позиции. Небольшое превосходство над Вашингтоном ".
  
   "Есть ли причина услышать это снова?" - спросил Родни. Он сунул диктофон в мешок для улик, запечатал его, тяжело прислонился к краю стола и вздохнул. Он выглядел усталым, подумал Чи, и несчастным.
  
   «Мне не нравится заниматься тем, чего я не понимаю», - сказал Родни. «Я понятия не имею, почему кто-то убил эту птицу Хайхок, связано ли это с убийством того охранника, или эта пленка имеет какое-то отношение к чему-либо. Звучит так, будто у Смитсоновского музея может быть мотив, чтобы его убить. Родни потер рукой лоб и скривился. - Но я так понимаю, что музеи обычно ждут, пока ты не умрешь, а потом подбирают кости твоего скелета. Так что я полагаю, что лента не имеет к этому никакого отношения. И ...
  
   «Я так думаю, - сказал Чи.
  
   Лиафорн внимательно посмотрел на него. Он кивнул, соглашаясь. "Как?"
  
   «Я не обдумал это, - сказал Чи. - Но подумай минутку. Хайхок приложил много усилий, чтобы добраться до этого Ейбичая, чтобы записать эту пленку. - Он взглянул на Лиафорна. - Он написал старушке Цози, не так ли? Он должен был найти способ найти ее адрес. "
  
   «Она была в той большой статье о резервации навахо, которую опубликовал National Geographic», - сказал Лиапхорн. «Вот откуда он получил ее имя».
  
   «Затем он уезжает из Вашингтона и узнает, как найти Нижний Гризвуд и место Цоси, придумывает эту историю о желании стать навахо и…»
  
   «Может быть, это не чушь собачья, - сказал Лиафорн. "Из того, что вы мне рассказали о нем".
  
   «Нет, - задумчиво сказал Чи, - я думаю, что, может быть, и нет. Теперь я думаю, что это могло быть частью его подлинного желания. Но в любом случае, это было связано с большим количеством проблем. , а затем записал все на пленку. Теперь почему? Что он собирается с этим делать? Я думаю, очевидно, что он вставлял его на той выставке масок, на своей выставке Говорящего Бога. На пленке это практически сказано. И у Хайхока есть послужной список умения добиться известности. Такой, чтобы подогреть Смитсоновский институт. Эта пленка была определенно хорошо разработана для этого. Достаточно сумасшедшего, чтобы попасть на первую полосу ».
  
   "Он был с ним, когда он оставил вас в своем офисе?" - спросил Лиафорн.
  
  «У него была картонная коробка. Примерно в три раза больше коробки из-под обуви. В любом случае, она была достаточно большой для маски и всего остального. Он поднял ее, когда уходил».
  
   "И что это нам говорит?" - спросил Родни. Он покачал головой, думая об этом.
  
   В комнате тишина. Родни теперь сутулился на вращающемся стуле Хайхока; Чи, прислонившись к стене в привычной сутулости, как человек, который много опирался на разные предметы и много ждал своего возраста; Джо Лиапхорн сидел на краю стола, выглядел неудобно в своем костюме-тройке, его серая голова с зазубринами слегка наклонена вперед, выражение его лица такое, как у человека, который прислушивается к звукам внутри своей головы. Тихий воздух вокруг них пах пылью и, чуть-чуть, гниением .
  
   «Офицер Чи здесь, он и я, у нас проблема», - сказал Липхорн, наполовину Родни, наполовину стойке. «Мы похожи на двух собак, которые прошли двумя разными путями к одной и той же куче костей. Одна собака думает, что под кустом кролик, другая думает, что это рысь. Одна и та же куча кистей, другая информация». Он взглянул на Чи. "Правильно?"
  
   Чи кивнул.
  
   «Что касается моего конца, я вижу тело пожилого, беззубого человека, который чистит свои старые туфли. Его тело находится под кустом чамисы в Нью-Мексико. А в кармане рубашки есть записка с упоминанием Агнес Цози». Церемония Ейбичай. Когда я выхожу к Агнес Цози, я сталкиваюсь с именем Генри Хайхока. Он выходит. Я следую за этими остроконечными туфлями обратно в Вашингтон и нахожу небольшое логово чилийских террористов - или, может быть, точнее, жертв чилийского террора. И прямо в соседней квартире к этому логову находится маленький человечек с рыжими волосами и веснушками, с туловищем штангиста, который как раз подходит под описание парня, который, вероятно, убил Остроносого ножом. Но я зашел в тупик. Хорошая идея, кто убил моего человека, сейчас. Я думаю, что, конечно, вдова этого человека, его семья, они скажут мне, почему. Нет такой удачи. Вместо этого они действуют как они никогда не слышали о нем ".
  
   Лиафорн вздохнул, постучал пальцами по столешнице и продолжил, не глядя ни на кого из своих слушателей. «Я получил удостоверение личности мистера Остроконечных ботинок» от ФБР. Оказывается, он один из главных в одной из фракций, которые как бы находятся в состоянии войны с правым правительством Чили. Оказывается, прислужники Пиночета уже убили одного из его кучу раньше. Итак, теперь загадка раскрыта. Я знаю, кто такие Остроносые. Его зовут Сантильянес. Я знаю, кто его убил - или думаю, что убил - и думаю, что знаю почему. Но теперь у меня возникла новая проблема. Почему родственники Сантильянеса так себя вели? Похоже, они не хотели, чтобы кто-то знал, что этого человека убили.
  
   Гудящий голос Лиафорна остановился на несколько секунд. «Да с чего бы это вообще могло быть?» - сказал он. Он нахмурился. Он покачал головой, посмотрел на Родни и Чи. «Кто-то из вас хочет что то добавить? "
  
   Ни один из них этого не сделал.
  
   «Итак, - сказал Лиафорн. «Итак, я почти подошел к куче костей. Теперь мой вопрос: что, черт возьми, здесь происходит? И по какой-то причине я не могу выбросить Хайхока из головы. Кажется, он никуда не годится. Думаю, я знаю, как Сантильянес узнал, что ему следует отправиться в резервацию навахо, чтобы найти Хайхока. Но я не понимаю почему.
  
   Лиафорн снова остановился и посмотрел на Чи. «Вы знаете об этом? Сразу после того, как Хайхок прекратил свое дело по раскопкам могил и отправке костей в музей, он получил большой всплеск рекламы, который он хотел. Но прежде, чем кто-либо смог предъявить ему ордер, он бросил работу. Все его друзья и соседи могли сказать любому, кто его разыскивал, что он едет в Аризону, чтобы присутствовать на церемонии в Йибичаи для какой-то родственницы по имени Агнес Цози. Думаю, Сантильянес, вероятно, читал о его подвигах в газете и отправился его искать. В то же время это сделала полиция. Сантильянес получил известие, что Генри направляется на запад в сторону Ейбичаи. Но он не знал, что это будет через месяц в будущем ».
  
   Лиафорн снова остановился, сильно вдохнул, выдохнул, постучал пальцами по столу и задумался. Родни произнес звук, открывающий предложение, но оборвал его, фактически ничего не сказав. Но он посмотрел на часы.
  
   «Зачем чилийским политикам встречаться с Генри Хайхоком?» Лиафорн задал себе вопрос. «Они должны были достаточно сильно захотеть связаться с ним, чтобы послать кого-то на три тысячи миль и убить его, а затем послать кого-то еще для выполнения миссии. И внести залог». Он взглянул на Чи. «Верно, не так ли? И Хайхок назвал того парня с отсутствующими пальцами своим другом, не так ли? Есть идеи, как долго они знали друг друга?
  
   «Они этого не сделали, - сказал Чи. - Хайхок солгал. Они не встречались до Ейбичаи.
  
   "Уверен?" - спросил Лиафорн.
  
   «Я наблюдал за их встречей», - сказал Чи. "Я уверен."
  
   Родни поднял руку. "Друзья, я пошел
  
   и должен кое-что сделать. Фактически, два или три дела. Я собирался вернуться в офис около часа назад. Я вернусь." Он соскользнул со стола и исчез в коридоре.
  
   «У каждого эффекта есть своя причина», - сказал Лиапхорн Чи. «Иногда, может быть, звезда просто падает наугад. Но я не верю в случайность. У группы Сантильянес была чертовски хорошая причина преследовать Хайхока. Что это было?"
  
   «Я не знаю, - сказал Чи. - Все, что я знаю о группе Сантильянес, это то, что я пару раз видел Bad Hands. Я попал сюда совершенно другим маршрутом. И у меня под другой вопрос. Он сидел на столе, где сидел Родни, размышляя, решая, как объяснить это предчувствие, эту догадку, которая доставляла ему беспокойство.
  
   «Я все время вспоминаю Хайхока в Yeibichai, - сказал Чи. «Мне было любопытно о нем, поэтому я наблюдал за ним, стоя немного в стороне, где я мог видеть его лицо. Он был холоден…» Он засмеялся и взглянул на Лиафорна. «Конечно, ему было холодно. Всем холодно во время ночного пения, но он был холоднее, чем большинство из нас, потому что, знаете ли, если вы приехали с Востока, вы думаете, что в пустынной стране должно быть жарко, поэтому он не был одет как мы. Только что был в кожаной куртке. Во всяком случае, он дрожал ". Чи остановился. Зачем он все это рассказывал Липхорну? Хайхок стоит, дрожа от холода, обнимая себя, ветер развевает пыль по танцевальной площадке вокруг его лодыжек, колеблющийся свет костров окрашивает его лицо в красный цвет. Выражение его лица было восторженным, и Чи заметил, что его губы шевелятся. Хайхок пел про себя. Агнес Цози стояла на одеяле, расстеленном на утрамбованной земле, перед хоганом с лекарствами, которого сопровождали хатаали. Говорящий Бог, Горбатый Бог и Спринклер медленно и величественно приближались. Чи подошел ближе, достаточно близко, чтобы услышать, что пел Хайхок. «Он шевелится. Он шевелится. Он шевелится. Он шевелится», - пел Хайхок. «Теперь в старости скитаясь, он шевелится». Это были слова из «Песни пробуждения», которую хатаали должны были петь в первую полночь церемонии, вызывая дух в маске из космического сна, чтобы тот принял свое участие в ритуале. Он вспомнил, как во время пения Хайхок заметил, что, хотя некоторые слова были неправильными, выражение лица мужчины было глубоко почтительным.
  
   Теперь он заметил, что на лице Лиафорна было недоумение. «Он был холоден, - сказал Лиафорн. - Да, но ты не высказал своего мнения».
  
   «Он был верующим», - сказал Чи. «Вы понимаете, о чем я. Некоторые люди приходят на церемонию из-за семейных обязанностей, а некоторые приходят из любопытства или для встречи с друзьями. Но для некоторых это духовный опыт. Вы можете сказать по их лицам».
  
   Выражение лица Лиафорна все еще оставалось озадаченным. «И он был одним из них? Он верил?"
  
   Да, подумал Чи, Хайхок был одним из них. Вы не один, лейтенант. Вы не верите. Вы воспринимаете Путь Навахо как безобидный культурный обычай. Вы были бы одним из тех, кто ходит только по семейному долгу. Но этот сумасшедший белый человек поверил. Истинно поверил.
  
   Лиафорн ждал, когда это объяснят.
  
   «Может быть, я ошибаюсь, но я так не думаю. Не думаю, что Хайхок стал бы использовать маску Йеи вот так. Я не думаю, что он мог бы надеть ее на голову манекена на всеобщем обозрении. Не думаю, что музей одобрит это. Несмотря на то, что сказал Хайхок. Например, они привели хатаали, человека по имени Сандовал, привели его, чтобы проверить выставку и убедиться, что Генри не делает ничего кощунственного. Так что… - Чи сделал паузу, думая об этом.
  
   «Давай, - сказал Лиафорн.
  
   «Итак, Хайхок сделал дубликат маски. Точная копия настоящей маски Йейбичая из коллекции музея. Копия. Должно быть, они оба были здесь прошлой ночью. - Чи поднял маску йеи за меховой воротник и поднял ее, глядя на Лиафорна.
  
   «Эта маска, которая у нас есть, это не настоящая маска Йейбичая», - сказал Чи. «Это практически точная копия. Хайхок сделал ее, потому что он не стал бы использовать настоящую на публичном показе, и он определенно не стал бы в нее встраивать свой магнитофон.
  
   «Мне она кажется старой, как горы, - сказал Лиафорн. «Треснувшие и изношенные».
  
   «У него это хорошо получается, - сказал Чи. - Но взгляни на это. Вблизи. Ищите пятна пыльцы вдоль щек, куда знахарь кладет ее, когда кормит маску, и на конце мундштука. И вниз, в кожаную трубку, образующую рот. Его там нет. Никаких пятен. Он как-то высушил оленьую шкуру или взял старый кусок и высушил краску, но зачем беспокоиться о пятнах от пыльцы? Никто этого не заметит ».
  
   «Нет», - медленно сказал Лиафорн. «Никто бы не стал. Значит, маска на выставке внизу - настоящая маска Ейбичая».
  
   "Так кто ее туда положил?" - задумался Лиафорн. "Тот, кто убил Хайхока, должно быть, положил ее туда, не так ли?
  
   Но… - Лиафорн остановился на полуслове. - Где должен быть этот Ейбичая?
  
   «Это как бы сбоку, слева от центра выставки масок. Прямо напротив него - выставка Андского творчества, инков и так далее. Звездный час - это золотая и изумрудная маска, которую примеряет какой-то чилийский генерал: «Теперь настала очередь Чи остановиться на полпути. "Боже мой!" он сказал. «Доктор Хартман сказал, что этот чилийский генерал - я думаю, он является главой их политической полиции - должен был сегодня прийти посмотреть на это».
  
   Он двинулся к двери, все еще задавая вопрос, удивительно быстро для человека его возраста в костюме-тройке. И Джим Чи был прямо за ним.
  
  
   Глава двадцать
  
  
   Лерой Флек прошел полтора квартала до того места, где он припарковал старый седан Chevy. Он шел быстро, но не переходил рысь, без каких-либо признаков срочности, чтобы любой, кто его видел, мог вспомнить. Важным моментом было скрыть все связи между преступлением и машиной. Если это произошло, он был конченным человеком. Если нет, то у него было время сделать то, что он должен был сделать.
  
   Он ехал на предельной скорости, осторожно обращаясь с огнями, осторожно меняя полосы движения, и во время езды слушал полицейский сканер на сиденье рядом с ним. Ничего особенного, за исключением аварии с участием нескольких транспортных средств и множественных травм на съезде с межштатной автомагистрали 66 на мосту Теодора Рузвельта. Он был почти в центре города, прежде чем раздался звонок. Лаконичный голос диспетчера слегка напрягся, и Флек узнал адрес дома престарелых и код. Это означало, что офицер убит. Это означало, что какое-то время ничто другое не имело большого значения для правоохранительных органов округа Колумбия. Полицейский убит. В течение пятнадцати минут, а может, и меньше, описание Флека будет передано на каждую полицейскую машину в округе. В полуденных выпусках новостей это будет много. Но ни у кого не было его фотографии, а у него еще было время.
  
   Его первая остановка была в Western Union. Сообщение, которое он послал Дельмару, было коротким: ЗАБОЙТЕСЬ О МАМЕ. СКАЖИ ЕЕ Я ЕЕ ЛЮБЛЮ. ОТПРАВЛЯЮ ДЕНЕЖНЫЙ ЗАКАЗ.
  
   Он дал девушке за столом сообщение, затем открыл пластиковый кошелек и отсчитал 2033 доллара. Он задумался на мгновение. У него было почти полбака бензина, но, возможно, ему нужно было позвонить или где-нибудь заплатить входной билет. Он взял три доллара, засунул их в карман рубашки. Он попросил девушку вычесть плату за передачу и оформить денежный перевод на оставшуюся часть. Затем он поехал в чилийское посольство.
  
   Он припарковался на улице так, чтобы было видно входные ворота. Затем он прошел сквозь моросящий дождь к кассе, позвонил в посольство и дал ответившей женщине слово, которое Клиент дал ему на случай чрезвычайных ситуаций.
  
   «Мне нужен камень», - сказал он. Он всегда задавался вопросом, почему этот человек использовал это как кодовое имя. Почему не на испанском?
  
   «Ах, - сказала женщина. «Одну минутку, пожалуйста».
  
   Потом ждал. Ждал долго. Дождь смешался со снегом, большие влажные хлопья на секунду прилипали к стеклу будки, а затем скатывались по стеклу. Флек обдумал свой план, но обсуждать особо нечего. Он будет пытаться выманить Клиента там, где он сможет связаться с ним. Если Клиент не выйдет, он будет ждать. В конце концов, он получит его. Он получит столько, сколько сможет. Он получит настолько важные, насколько это возможно. Это все, что он мог сделать. Он знал, что Клиент не был ». т его собственный человек. Он получал приказы от кого-то наверху. Но для Флека это не имело значения. Как мама сказала, все они были одинаковыми.
  
   «Да», - сказал голос. Это был не голос Клиента.
  
   «Мне нужно поговорить со Стоуном», - сказал Флек.
  
   «Он недоступен. Не сейчас».
  
   "Когда тогда?" - спросил Флек.
  
   "Позже сегодня."
  
   Возможно, подумал Флек, он сможет найти кого-нибудь еще. Кто-то более важный. Это было бы хорошо. Даже лучше.
  
   «Тогда позволь мне поговорить с его начальником».
  
   "Момент." Флек слышал далекий голос, задающий вопросы.
  
   «Они собираются идти», - сказал мужчина. «У них сейчас нет времени».
  
   «Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Это срочно».
  
   «Сейчас нет времени. Вы перезвоните. Сегодня вечером».
  
   Линия оборвалась.
  
   Флек посмотрел на нее. Осторожно повесил трубку. Пошел обратно к своей машине. На самом деле это не имело никакого значения. Он мог подождать.
  
   Он подождал меньше пяти минут, когда железные ворота со скрипом открылись и лимузин появился. За ним последовал другой, такой же черный. Они свернули в центр города в сторону Капитолийского холма.
  
   Лерой Флек следовал за ними на своем ржавом «шеви».
  
   Лимузины свернули налево на проспект Конституции, проехали мимо Национальной галереи искусств и остановились у входа на Десятую улицу.
  
   Музей естественной истории. Флек въехал на своем «шевроле» в зону, запрещенную для парковки, выключил зажигание и стал смотреть.
  
   Из двух лимузинов вышли семь человек. Флек узнал Клиента. Из остальных у одного были фотоаппараты и сумка для фотоаппаратов, а еще двое были обременены кинокамерой, штативами и, как предположил Флек, звукозаписывающим оборудованием. Остальные трое были невысоким пухлым мужчиной в пальто с меховым воротником; высокий, элегантно одетый мужчина с усами; и крупный, крепкий на вид штангист с кривым носом. Водитель переднего лимузина держал черный зонт над Усом, защищая его от мокрых снежинок, пока свита не достигла укрытия у входа в музей. Флек посидел на мгновение, перебирая их в уме. Пухлый мужчина, вероятно, был бы самим послом или, по крайней мере, кем-то, кто занимал высокие посты по служебной лестнице. Элегантный мужчина будет очень важным гостем, о котором он читал в «Почте». Судя по тому, кому достался зонт, посетитель превосходил посла и оценивал личное внимание Клиента. Тяжелоатлетом был VIP личная мышца. Что касается Клиента, Флек давно приписал его как человека, отвечающего за безопасность в посольстве. В целом они составили грозную группу.
  
   Флек выбрался из «шевроле», не потрудившись вынуть ключ из замка зажигания или запереть дверь. Теперь он покончил с Chevy. В этом больше нет необходимости. Он пробежал по ступеням музея и вошел в вестибюль. Последние два оператора из делегации лимузина исчезали через дверной проем в центральный зал. Они поспешили в боковой коридор справа от него под знаменем, на котором было написано: БОГИ В МАСКАХ АМЕРИКИ. Флек последовал за ним.
  
   На выставке масок было около пятидесяти или шестидесяти человек. Две трети из них казались Флеку смесью обычных туристов. Остальные были репортерами, телеоператорами и музейными работниками, которые, должно быть, ждали здесь появления Большого Шота и его последователей. Теперь они собрались вокруг элегантного мужчины. Клиент стоял немного в стороне от центрального узла. Он делал свою работу. Он смотрел, его глаза проверяли всех. Они немного задержались на Флека, затем отпустили его и двинулись дальше.
  
   Клиент должен быть первым, решил Флек. Он был профессионалом. Потом он пойдет за VIP. Флек понимал, что у него есть два преимущества. Никто из них никогда не видел его, и они не ожидали нападения. Они были бы полностью удивлены при первом ударе и, возможно, немного удивились бы второму, если бы было достаточно замешательства. Ему понадобится больше удачи, чем он мог рассчитывать нанести третий, но попытаться стоило.
  
   Сцена была освещена стробоскопической вспышкой оператора. Затем еще одна. Они, очевидно, устраивали какие-то съемки, с VIP-персоной у демонстрации южноамериканских вещей. Рядом с Флеком была выставка танцоров в масках, огромных, как жизнь. что-то вроде американских индейцев. Флек наклонился, вытащил нож из ботинка и держал его в ладони, заточенное лезвие было спрятано в рукав. Затем он ждал. Он хотел, чтобы толпа была достаточно большой. Ему нужно время быть совершенно правым.
  
   ;
   Глава двадцать первая
  
  
   Это Мигель Сантеро, как его звали? Этот парень с изуродованными руками, вы видели здесь прошлой ночью какие-нибудь его следы? "
  
   Лиафорн стоял точно перед вертикальной линией, образованной стыком дверей лифта, глядя на трещину, задавая вопрос. Чи казалось, что лифт еле двигается. Почему они не искали лестницу? Шесть пролетов. Они могли сбежать с шести пролетов, пока этот невероятно медленный лифт опускал один.
  
   «Я не видел его, - сказал Чи. - У меня просто было ощущение, что это Сантеро разговаривает по телефону».
  
   «Хотелось бы, чтобы мы знали наверняка, как он соединяется», - сказал Лиафорн, не ослабляя взгляда на дверь лифта. «Три тонких нити - это все, что у нас есть - или, может быть, четыре, связывающих его с бандой Сантильянеса. ФБР связывает его, но у ФБР есть дурная привычка покупать недостоверную информацию. Во-вторых, после того, как Сантильянес был убит, собираясь найти Хайхока, Сантеро пошел и нашел его. Может, это было просто совпадение. В-третьих, маленький рыжий человечек, убивший Сантильянеса, похоже, тоже следил за Сантеро ».
  
   Индикатор этажа лифта миновал три и опустился к двум. Лиафорн наблюдал за ним. Он попросил Чи объяснить, как устроены дисплеи. Он рассказал Чи, что он видел в «Пост» о генерале Уэрте Кардоне, требующем вернуть маску инков. Если он чувствовал какое-либо беспокойство, которое заставляло Чи безжалостно жевать его нижнюю губу, он не позволял этому проявляться.
  
   «Что четвертое?» - сказал Чи.
  
   Разум Лиафорна оставил эту часть головоломки, чтобы исследовать что-то еще. «Четвертое?»
   Четыре тонких нити ".
  
   «О. Четвертая. Искалеченные руки Сантеро и выбитые зубы Сантильянеса. Думаю, они были выломаны. Патолог сказал, что с деснами этого человека все в порядке.» Он посмотрел на Чи. «Я думаю, что это так». что решает меня. Сантеро - один из людей Сантильянеса. ФБР имело на это право. Опишите его мне еще раз ».
  
   Чи подробно описал Bad Hands.
  
   «Как вы думаете, с чем мы здесь имеем дело?»
  
   «Я бы подумал, что это бомба», - сказал Чи.
  
   Лиафорн кивнул. «Вероятно, - сказал он. «Пластиковая взрывчатка в маске, и кто-то там взорвет ее, когда генерал окажется в нужном месте».
  
   Лифт на первом этаже со скрипом остановился.
  
   «Я достану маску, - сказал Чи. - Ищи Сантеро».
  
   Найти Сантеро не составило труда.
  
   Они выскочили из лифта, через дверь в выставочные залы на первом этаже музея и по коридору к знамени в масках БОГОВ АМЕРИКИ - Чи впереди, за спиной Лиафорн. Чи остановился.
  
   «Вот он, - сказал он.
  
   Сантеро стоял к ним спиной. Он стоял рядом с выставкой масок тольтеков, наблюдая за толпой, которая наблюдала за телевизионными группами на другой выставке. Яркие огни вспыхнули на телеэкранах, готовящихся к действию.
  
   Чи превратил свою поспешную прогулку в бег, уклоняясь от зрителей, шатаясь за девушку-подростка, которая попятилась ему на пути, которую, в свою очередь, шатнула здоровенная женщина, которая задела его плечом, когда он проходил. Сам Yeibichai привлек лишь нескольких зрителей. Любопытство к съемочным группам и знаменитостям на показе инков было магнитом, но Чи пришлось пробиться через перелив, чтобы добраться до выставки. Он заставлял себя не думать о двух ужасных, немыслимых мыслях. Он доберется до маски, под ней окажется бомба, и Плохие Руки взорвут ее ему в лицо. Он достанет маску и оторвет ее, и под ней ничего не останется. Только формованная пластиковая голова манекена. При первой мысли он был бы мгновенно мертв. Во втором он будет ужасно, невыразимо, неизлечимо униженным, прожив свою жизнь как публичную шутку.
  
   "Привет!" он услышал позади себя. "Отойди от этого. Какого черта ты делаешь!" Охранник перелезал через перила.
  
   Чи дернул маску, наклонив манекен к себе. Он снова дернулся. Маска, голова - все это снялось у него на руках. Манекен без головы с грохотом упал. "Привет!" - крикнул охранник.
  
   У Лероя Флека было несколько ужасных слабостей и несколько ужасных сильных сторон. Одна из его сильных сторон заключалась в том, чтобы преследовать свою жертву, достигать точного места, точного времени, точного положения, для использования его ножа точно так, как Эдди Элкинс - и его собственный последующий опыт - научил его использовать ее. Секрет выживания Лероя Флека заключался в том, чтобы найти способ сделать его убийство мгновенным и бесшумным. А Флек сумел пережить семнадцать лет после его освобождения из тюрьмы.
  
   Теперь он преследовал. Наблюдая за толпой и выжидая момента, он вытащил нож из рукава и конверт из кармана. Он сунул нож в конверт и нес его в правой руке, глубоко в правом кармане пальто, где он должен был быть готов. Конверт был «идеей Элкинса». Если свидетели видят конверт, они реагируют так, как будто они «видят, как кто-то передает кому-то письмо. То же самое и с жертвой. Но если люди видят приближающийся нож, это« совершенно другая реакция ». Было доказано, что это правда. И бумага вовсе не мешала и не замедляла работу. Держа рукоятку ножа между большим и указательным пальцами, он внимательно наблюдал за Клиентом, и за VIP, и за мускулистым человеком, и за послом, и за остальными. Он сделал вывод по тому, как двигался мужчина, и как он заметил, фотограф был одновременно и телохранителем посла. Частично на основании этого он изменил свою стратегию. Первой пойдет VIP. Клиент второй. Важное значение имел VIP, тот, кто лучше всего продемонстрирует, что Лерой Флек был человеком, а не собакой, на которую можно было плевать без возмездия.
  
   Он подумал, что может сделать это прямо сейчас, но ситуация улучшается. Флеку стало ясно, что происходит. VIP созвал что-то вроде пресс-конференции здесь, на диспозиции инков. Это привело к появлению телекамер, и съемочные группы привлекли любопытных. Чем больше становилась толпа, тем выше шансы Флека. Это умножит путаницу, повысит его шансы нанести два, а может и три удара.
  
   Затем он увидел Сантеро - человека, который всегда носил перчатки. Почти сразу Флек понял, что Сантеро тоже преследует. Флек наблюдал. У Сантеро было две цели. Он держался вне поля зрения Клиента, и он держал VIPа на виду.
  
   Флек задумался. Похоже, это не имело значения. Сантеро больше не был врагом. Этот человек, вероятно, пришел сюда, чтобы попробовать что-то. Но если он и сделал, это могло быть только полезно для Флека. Он не видел в этом проблемы.
  
   Как только он решил это, он увидел двух индийских полицейских. Они вместе поспешили в выставочный зал. Тогда высокий бросился к нему, а старший направился к Сантеро. Здесь Флек определенно видел проблему. Оба эти мужчины видели его, старший четко и при хорошем свете. Больше нет времени ждать большой толпы. Флек протолкнулся мимо человека в плаще, мимо светотехника по телевизору, к VIP-персоне. VIP стоял с хорошо одетым толстым мужчиной в бифокальных очках. Они изучали лист бумаги, обсуждали его. «Вероятно, - подумал Флек, - они просматривают записи к заявлению, которое он намеревался сделать. Если он сможет справиться с этим, Флек решил, что возьмет VIP со спины. Он вытащил правую руку из кармана, смял один конец конверта, взявшись за рукоятку стержня. Затем он двинулся по-Флекски, как молния.
  
   Лиафорн всегда все продумывал, всегда планировал, всегда сводил к минимуму возможность ошибки. Это было привычкой на всю жизнь, это было источником его репутации как человека, решающего невозможные дела. Теперь у него было всего несколько секунд, чтобы подумать, и совсем не было времени на планирование. Он должен был предположить, что это была бомба, что Сантеро держал детонатор, что Сантеро работал один, потому что нужен был только один человек. Присутствие Сантеро, скрывавшегося там, где он мог наблюдать за генералом, казалось, подкрепляло некоторые его мысли. Человек ждал, пока генерал подойдет к позиции, ближайшей к бомбе. А детонатор? Возможно, что-то вроде устройства, которое повернуло его. включил телевизор и переключил каналы. Ухватить его не получится. Он был бы слишком силен и проворен, чтобы Лифхорн мог с ним справиться, даже с удивлением. Он просто бы нажал кнопку. Лифорн попытался бы запутать.
  
   Сантеро услышал, как он подбегает, и повернулся к нему лицом. Его правая рука была в кармане пальто, рука напряжена.
  
   - Сеньор Сантеро, - сказал Лиафорн громким, хриплым, задыхающимся шепотом. «Venga conmigo! Venga! Pronto! Pronto! Venga!»
  
   Лицо Сантеро было потрясенным, бескровным. Лицо человека прервано в момент массового убийства.
  
   "Пойдем с тобой?" - пробормотал он. "Кто ты?"
  
   «Меня прислал Лос-Сантильянес, - сказал Лиафорн. "Пойдем. Поторопись".
  
   «Но что…» Сантеро осознал, что Лиафорн схватил его за правую руку. Он отдернул ее, вытащил правую руку. На нем была черная перчатка, а в перчатке он держал небольшую плоскую пластиковую коробку. «Отойди от меня», - сказал Сантеро яростным голосом.
  
   Из толпы раздался шум голосов. Кто-то кричал: «Эй! Ты! Убирайся оттуда». Сантеро отвернулся от Лиапхорна и попятился, услышав второй крик: «Эй! Отойди от этого».
  
   Сантеро сделал еще один шаг назад. Он поднял коробку.
  
   - Сантеро, - крикнул Лиафорн. «El hombre ahí no esta el general. Но esta El General Huerta Cardona. Es un-« Leaphorn »в Аризоне - Нью-Мексико, испанский язык не включал кастильского существительного для« замещающего »или даже« замещающего ».
  
   «Es un самозванец», - заключил он.
  
   "Самозванец?" - сказал Сантеро. Он немного опустил коробку. «Говори по-английски. Я не понимаю твой испанский».
  
   «Меня послали сказать вам, что они использовали замену», - сказал Лиафорн. «Они слышали о заговоре. Они прислали кого-то, кого вывели, чтобы выглядеть как генерал».
  
   Выражение лица Сантеро сменилось с сомнительного на мрачное. «Я думаю, ты лжешь», - сказал он. "Перестань пытаться встать между мной и ..."
  
   Из толпы у показа раздался женский крик.
  
   "Что, черт возьми?" - начал Сантеро. А потом были крики, еще один крик, и мужской голос кричал: «Он упал в обморок! Обратитесь к врачу!»
  
   Движение Лиафорна было чисто рефлекторным, у него не было времени на размышления. Единственным его преимуществом было то, что Сантеро был немного сбит с толку, немного неуверенно. А в руке, в которой Сантеро держал пульт управления, оставалось только два пальца внутри перчатки. рука.
  
   Лерой Флек сказал: «Извините. Извините, пожалуйста», - и протолкнулся мимо женщины, которую использовал в качестве ширмы, и подошел к генералу за спиной. Но он сделал это в тот момент, когда генерал повернулся. Флек увидел генерала смотрит на него, и телохранитель генерала делает быстрые рефлекторные движения, чтобы заблокировать его. Его инстинкты подсказывали ему, что все идет не так.
  
   «Письмо ...», - сказал он, ударив генерала в грудь. Он почувствовал, как бумага на конверте смялась о его кулак, когда стальная бритва прорезала жилет и рубашку генерала, а также тонкие мускулы генерала. грудь и провалилась между ребрами.
  
   «… от поклонника», - сказал Флек, нанося удар
  
   взад и вперед, и услышал общий вздох, и почувствовал, как генерал прижался к нему. «Он упал в обморок!» - крикнул Флек.
  
   Охранник схватил его за плечо в тот момент, когда он кричал, и нанес ему ужасный удар по почкам. Но Флек обнял обвисшее тело генерала и снова закричал: «Помогите мне!»
  
   Это вызвало замешательство, как и надеялся Флек. Охранник отпустил руку Флека и попытался схватить генерала. Клиент был теперь рядом с ними, склонившись над опущенным телом. «Что?» - крикнул он. «Что случилось? Генеральный!"
  
   Флек вытащил стержень, позволяя смятому конверту упасть. Он ударил Клиента ножом в бок. Ударил его снова. И снова.
  
   Телохранитель больше не растерялся. Он дважды выстрелил во Флека. Выставка отозвалась эхом выстрела пистолета и криков паникующих зрителей.
  
   Чи лишь смутно осознавал крики, крики, всеобщее столпотворение вокруг него. Он онемел. Он повернул маску в руках и заглянул в нее, не зная, чего ожидать. Он увидел два свисающих провода, красный и белый, сбивающий с толку набор соединений медного цвета, маленькую квадратную серую коробку и тяжелую плотную массу сине-серого теста.
  
   Офицер службы безопасности схватил его за руку. "Давай!" он крикнул. "Убирайся отсюда!" Офицер службы безопасности был пухлым черным мужчиной с тяжелыми подбородками. Крики отвлекали его. «Смотри», - сказал Чи, поворачивая открытый конец маски к себе. «Это бомба». Говоря это, Чи рвал провода. Он бросил их на пол, сел на спину упавшего манекена и начал осторожно снимать маску Йейбичая с массы синего ... серый пластик, который был вдавлен в него.
  
   «Бомба», - сказал охранник. Он посмотрел на Чи, на маску и на борьбу на соседней выставке инков. "Бомба?" - повторил он, перелез через перила и бросился в рукопашную схватку инков. «Разбей это», - крикнул он. «У нас здесь бомба».
  
   И как раз тогда телохранитель генерала Уэрта Кардона застрелил Лероя Флека.
  
   Рука Джо Липхорна выбила блок управления из рук Сантеро. Он ударился о мраморный пол между ними. Сантеро потянулся к нему.
  
   Лиафорн пнул его. Он несся по коридору, кружась мимо ног бегущих людей. Сантеро погнался за ней, наткнувшись на толпу, выходящую из выставочного зала. Лиафорн последовал за ним.
  
   С ним столкнулся человек с фотоаппаратом. «Он убил генерала», - крикнул фотограф кому-то впереди него. «Он убил генерала». На полу у стены Липхорн увидел обломки черного пластика и батарею размера AA. Кто-то давил на детонатор. Он остановился, отступил от давки. Сантеро исчез. Лиафорн прислонился к стене, задыхаясь. Его грудь болела. Его бедро болело в том месте, где в него врезалась тяжелая камера. Он пойдет посмотреть насчет Джима Чи. Но сначала он соберется. Он чертовски стареет для этого дела.
  
   <
   Глава двадцать вторая
  
  
   Джим Чи сел на кровать, откинулся на чемодан и попытался справиться со своей головной болью, не думая об этом. На нем была лучшая рубашка и хорошо отглаженные брюки, которые он осторожно повесил в шкафу, когда распаковывал вещи, чтобы сэкономить на случай, если ему понадобится хорошо выглядеть. Теперь не нужно их спасать. Он будет носить их в самолете. Это была ужасная головная боль. Он плохо спал - отчасти из-за странного и неровного матраса отеля (Чи привык к твердой и тонкой набивке на встроенной кровати в его доме-трейлере), а отчасти из-за того, что он был слишком напряженным, чтобы спать. Его разум был слишком полон ужасов и ужасов. Он засыпал, а затем просыпался и садился на край матраса, дрожа от последствий неглубоких, гротескных снов, в которых Говорящий Бог танцевал перед ним. Наконец, примерно за полчаса до того, как была назначена тревога, чтобы спасти его от ночи, он сдался. Он принял душ, собрал свои вещи и еще раз проверил на стойке регистрации, нет ли у него сообщений. Было одно Липхорна, который просто сообщил ему, что Липхорн вернулся домой. Это удивило Чи. Со стороны старого крутого ублюдка это было своего рода вежливым поступком. Было сообщение от Джанет Пит с просьбой перезвонить. Он попытался и не получил ответа. К тому времени головная боль расцвела, и у него было время ее убить. Внизу он выпил две чашки кофе - что обычно помогало, но не помогало этим утром. Он оставил тост, который заказал, на тарелке и пошел прогуляться.
  
   Умеренный шторм ранней зимой, принесший Вашингтону дождь, смешанный со снегом, вчера разнесся над Атлантикой и оставил после себя мрачную серую облачность с прогнозом высоких разорванных облаков и прояснения к вечеру. Теперь было холодно и тихо. Чи обнаружил, что даже в этом странном месте, даже при таких обстоятельствах
  
   он мог поймать себя в ритме быстрых, напряженных движений сердца и легких, тяжело работающих. Кошмары немного исчезли, превратившись в абстрактные воспоминания о чем-то, что он, возможно, просто думал. Хайхока на самом деле никогда не существовало. На самом деле не было восемнадцати тысяч предков в ящиках, стоящих в коридорах старого музея. На самом деле никто не пытался совершить массовое убийство под маской Говорящего Бога. Он быстро пошел по Пенсильвания-авеню, свернул на север на Двенадцатую улицу, снова быстро зашагал на запад по H-стрит и, наконец, рухнул на скамейку, которая, как он подумал, судя по вывеске, которую он заметил, не особо посещая, могло быть Лафайет-сквер . Сквозь деревья он видел Белый дом, а с другой стороны - впечатляющий отель. Чи затаил дыхание, рассмотрел записку от Лиафорна и решил, что это своего рода тонкий жест. (Ты и я, малыш. Две Дине среди незнакомцев.) Но, может быть, и нет. И он никогда бы не спросил лейтенанта об этом.
  
   Серый лимузин подъехал под крышей подъезда отеля, а за ним - красный спортивный автомобиль, который Чи не мог опознать. «Может, Феррари», - подумал он. Затем был длинный черный «мерседес», который выглядел так, как будто он был изготовлен на заказ. Чи больше не дышал тяжело. Влажный низменный холод просачивался по его рукавам, носкам и под воротником. Он встал, вдохновленный наполовину холодом, наполовину любопытством, и направился в гостиницу.
  
   Внутри было тепло и роскошно. Чи опустился на диван, снял шляпу, пригрел уши руками и стал наблюдать то, что его учитель социологии назвал «привилегированным классом». Профессор признал предубеждение против этого класса, но Чи счел интересным наблюдать за ними. Он провел почти сорок пять минут, наблюдая за женщинами в шубах и мужчинами в костюмах, которые, хотя они имели тенденцию выглядеть почти идентичными неподготовленному глазу Чи, явно были сделаны на заказ. Он увидел кого-то, кто выглядел в точности как сенатор Тедди Кеннеди, и кого-то который был похож на Сэма Дональдсона и человека, который, вероятно, был Ральфом Надером, и еще троих, которые, должно быть, были какими-то знаменитостями, но имена которых ускользнули от него.
  
   Он покинул отель в тепле, но все еще с головной болью. Материальное великолепие, мех и полированная кожа гостей отеля заменили его кошмары депрессией. Он поспешил сквозь сырой холод обратно в свой номер в отеле.
  
   Телефон звонил. Это была Джанет Пит.
  
   «Я пыталась позвонить тебе вчера вечером», - сказала она. "Как ты? С тобой все в порядке?"
  
   «Хорошо», - сказал Чи. «У нас были проблемы в музее. ФБР вмешалось и ...»
  
   «Я знаю. Я знаю», - сказала Джанет. «Я видел это по телевизору. Газета полна этого. Есть твоя фотография со статуей».
  
   "О," сказал Чи. Последнее унижение. Он мог видеть это в «Фармингтон таймс»: офицер Джим Чи из Шипрока, штат Нью-Мексико, видел выше, борющегося с изображением Говорящего Бога, из которого он удалил голову, в Смитсоновском музее в Вашингтоне, округ Колумбия.
  
   «И по телевидению. В утренних новостях ABC. Там были кадры, на которых ты был в маске. Но я не уверен, что люди, которые не знали, как ты одет, узнают, что это ты».
  
   Чи не мог придумать, что сказать. Голова все еще болела. Он страстно желал вернуться в Нью-Мексико. В своем трейлере под тополями на берегу реки Сан-Хуан. Он принимал две таблетки аспирина, растягивался на удобной узкой кровати и дочитывал «Желтый плот на голубой воде». Он оставил ее открытой на странице 158. Трудно остановиться.
  
   «Они сказали, что Генри Хайхок мертв, - тихо сказала Джанет Пит.
  
   «Да. Полиция думает, что Сантеро убил его», - сказал Чи. «Кажется довольно очевидным, что это должен был быть Сантеро».
  
   «Генри был милым человеком», - сказала Джанет. «Он был добрым человеком». Она остановилась. «Он был, не так ли, Джим? Но если да, то как они уговорили его стать частью этой ужасной бомбы? "
  
   «Не думаю, - сказал Чи. - Думаю, мы никогда не узнаем наверняка. Но я думаю, что они обманули его и использовали его. Вероятно, они видели в« Посте »историю о том, как Хайхок раскапывал скелеты. Им нужен был способ убить генерала, и у них был способ узнать, что их цель будет посещать Смитсоновский институт, поэтому они пошли и подружились с Генри ».
  
   «Но это не объясняет, почему он им помогал».
  
   «Я думаю, Хайхок подумал, что Сантеро сочувствовал тому, что пытался сделать Генри. На самом деле, я готов поспорить, что размещение записанного на магнитофон сообщения сообщения в маске было придумано группой Сантильянов. Может, они знали, что ему нужна техническая помощь с таймером на магнитофоне и всем остальным.
  
   «Я хочу думать, что ты прав», - сказала Джанет. "Мне бы хотелось думать, что я не была полной дурой. Хотела помочь ему, когда ему помогали те, которые пытлись убить множество невинных людей ».
  
   Но ее тон был полон сомнений.
  
   «Если бы я был неправ… Если бы ты не был, им бы не пришлось его убивать, - сказал Чи. - Но они убили его. Может, он что-то заметил и уловил. Может, они просто не могли оставить его, чтобы он все рассказал полиции.
  
   «Конечно», - сказала Джанет. «Я не думал об этом. Мне лучше. Думаю, мне нужно было продолжать верить, что Генри просто хотел творить добро ».
  
   «Я думаю, что это правильно, - сказал Чи. - Это заняло у меня время, но я тоже так решил».
  
   "Что ты будешь делать сейчас?"
  
   «Сегодня днем ​​у меня вылет обратно в Альбукерке. Затем я сажусь на рейс Mesa Airlines в Фармингтон, забираю машину и еду обратно в Шипрок», - сказал Чи.
  
   Джанет Пит правильно прочитала его тон.
  
   «Мне очень жаль, - сказала она. - Я понятия не имела, во что я тебя ввязываю. Я бы никогда не ... "
  
   Чи, приверженец обычаев навахо никогда никого не отвлекать, прервал ее.
  
   «Я хотел приехать», - сказал он. "Я хотел увидеть тебя."
  
   «Ты все еще хочешь меня видеть? Я приеду и отвезу тебя в аэропорт». Долгая пауза. «Если тебе действительно нужно ехать. Ты в отпуске, не так ли?
  
   «Мне бы это понравилось, - сказал Чи. - Поездка в аэропорт». Так что теперь он снова ждал. Теперь он мог думать о том, что произошло вчера. Полиция округа Колумбия, вероятно, поймает Сантеро рано или поздно. Он нашел он не интересовался этим. Но ему было интересно, что сделал Лиафорн, чтобы не дать Сантеро нажать на кнопку. Чи вспомнил все это. Вручая музейному охраннику шар с пластиковой взрывчаткой. («Вот. Будьте осторожны с этим. это была бомба. Отдайте ее полицейским ".) Он вернулся к лифту ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА, неся маску Говорящего Бога. Он пробился сквозь шум суеты и криков. Он вышел на шестом этаже и Он вернулся в офис Хайхока. Он вынул из коробки рядом со стулом Хайхока целый набор кожи, перьев и костей. Он осторожно положил маску в коробку и закрыл ее. Затем он быстро обыскал офис. и тщательно, не найдя того, что он хотел.
  
   Он поднял копию маски, которую сделал Хайхок, положил ее на коробку и понес на лифте в выставочный зал.
  
   К тому времени зрителей уже не было, и два года до н. Э. Полицейские охраняли коридор. Он увидел Родни, и Родни пропустил его. Родни держал пластиковую взрывчатку.
  
   "Что, черт возьми, случилось?" - спросил Родни. «Джо сказал мне, что эта бомба была под маской, и ты снял ее. Верно?»
  
   «Да», - сказал Чи. Он передал копию Родни. «Вот, - сказал он. «Кто бы это ни сделал, он как бы слепил маску из пластика.
  
   Лиафорн стоял с серым лицом. "Ты в порядке?" он спросил.
  
   «Я в порядке, - сказал Чи, - но ты не выглядишь таким».
  
   На полу между выставкой Yeibichai и экспозицией инков лежали трое мужчин в той совершенно небрежной позе, с которой могут справиться только мертвые. Один из них соответствовал описанию маленькой рыжеволосой фигурки тяжелоатлета, которое описал Лиафорн. Рано или поздно он задался вопросом, что рыжий здесь делал и что случилось. Когда он это делал, он спрашивал Лиафорна. Теперь это, похоже, не имело значения. А потом начала прибывать команда морга. И еще несколько полицейских в штатском и людей, которые, судя по одежде, были федералами.
  
   Чи был не в настроении для Федерального бюро расследований. Он вышел из входа с Десятой улицы и обошел здание. Он проверил припаркованные машины. Вредитель тащил старый седан Chevy подальше от зоны парковки, но Чи искал Ford Mustang Хайкока. Наконец он нашел его на парковке для персонала.
  
   Он был заперт. То, что он искал, не было видно внутри, и оно было слишком большим, чтобы поместиться под сиденьем и не было видно. Если бы это не было в машине, ему пришлось бы взять такси до дома Хайхока и ищи там. Но сначала он проверил багажник. Заперт, конечно. Чи нашел у тротуара кусок битого бетона. Он ударил его по крышке багажника и распахнул ее. Внутри была коробка, завернутая в бумагу, Чи снял крышку и заглянул внутрь. Фетиш, представляющий Близнеца Войны Тано, улыбнулся ему зловещей злобной улыбкой. Он вынул маску Говорящего Бога из коробки из офиса Хайхока, аккуратно упаковал ее вместе с фетишем, положил пустой ящик в багажнике и закрыл его.
  
   Двое молодых людей, каждый с портфелем, стояли у ближайшей машины и смотрели, как он врывается в «Мустанг». Чи кивнул им. «Пришлось избавиться от этого фетиша», - сказал он и пошел обратно в Музей естественной истории. Он оставил ящик в раздевалке и вернулся к выставке.
  
   Там все взяло на себя ФБР. Чи пошел в свой отель.
  
   Теперь, в своей комнате, он примирялся со вчерашним днем, когда снова зазвонил телефон.
  
   "Джим?"
  
   Это был голос Мэри Лэндон.
  
   «Да», - сказал он. «Это я, Мэри».
  
   «Тебе не было больно? В новостях сказали, что ты не пострадал.
  
   "Нет. Вовсе нет".
  
   «Я еду в Вашингтон. Чтобы увидеть тебя, - сказала она. - Я звонила тебе вчера. В полицейском участке в Шипроке. Они сказали, что вы были в Вашингтоне, и сказали мне свой отель. Я собирался позвонить тебе и прийти. А потом прошлой ночью - это было ужасно ».
  
   Джиму Чи было трудно анализировать свои эмоции. Они были бурными и смешанными.
  
   «Мэри. Почему ты хочешь меня видеть?» Он сделал паузу, не зная, как это сформулировать. «Я получил твое письмо», - сказал он.
  
   «Вот почему», - сказала она. «Я не должна была говорить об этом в письме. Это то, что ты говоришь лично. Это было неправильно. Это тоже было глупо. Я знаю, что ты чувствуешь. И что чувствую я ».
  
   «Как вы относитесь к проживанию в резервации?»
  
   «О, Джим, - сказала она. «Давайте не ...» Она оставила это незаконченным.
  
   «Не вдаваться в это? Но это всегда было нашей проблемой. Я хочу, чтобы ты приехала и жила со мной. Вы знаете, какой я. Мои люди - часть меня. И вы хотите, чтобы я вышел в мир и жил с вами. И это справедливо. Но я не могу с этим справиться.
  
   Прошло мгновение, прежде чем она заговорила снова, и ее голос был немного другим. «Хотела бы я не сказать тебе в письме. Это все. Это было жестоко. Я просто не подумала. Или я думала. Я думала, что будет слишком больно видеть тебя в таком состоянии, и я снова буду сбита с толку. Но я должна была сказать вам лично ".
  
   После этого было нечего сказать, и они попрощались. Чи умылся и посмотрел в окно офиса через узкую улицу. Человек, в кабинет которого смотрело окно Чи, смотрел вниз на проезжающие машины, все еще в жилете и аккуратно застегнутом галстуке. Мужчина и Чи смотрели друг на друга, когда Джанет Пит постучала в его приоткрытую дверь и вошла. .
  
   Он предложил ей стул, и она взяла его.
  
   "Вы не выглядите так, как будто вам хочется много говорить, - сказала она. - Не хотите ли вы сейчас выписаться и поехать в аэропорт?"
  
   «Не торопитесь, - сказал он. «Она не совсем красивая женщина, - подумал он. В ней не было мягкости, шелковистости, темно-синей, бледно-желтой женской красоты Мэри Лэндон. Вместо этого у нее было какое-то сильное, чистое достоинство. Классная девушка. Она была горда, и ему это нравилось. Она стала его другом. Она ему нравилась. Или он думал, что да. Конечно, он жалел ее. И он собирался что-то сделать для нее. То, что с ней происходило здесь, в Вашингтоне, было просто ужасным. Он ненавидел это.
  
   «И прежде чем мы уйдем, - добавил Чи, - я хочу вам кое-что дать».
  
   Чи встал с кровати и расстегнул чемодан. Он достал мешок с прачечной, в который завернул его, и достал фетиш.
  
   Он протянул ей. «Бог войны Тано», - сказал он. «Один из близнецов».
  
   Джанет Пит уставилась на него, а затем на Чи. Она не сделала ни малейшего шага, чтобы принять это.
  
   «Я не думал, что он должен быть так далеко от дома, - сказал Чи. - У него где-то есть близнец и люди, которым его не хватает. Мне казалось, что в Смитсоновском институте есть множество других богов, украденных у других людей, и они могут хранить копию, сделанную Хайхоком, и обойтись без этого. Я подумал, что этому нужно вернуться в свою киву или туда, где его держат Танос ".
  
   "Вы хотите дать это мне?" - спросила Джанет, все еще изучая его лицо.
  
   «Таким образом он вернется домой», - сказал Чи. «Вы можете передать его Джону Макдермотту, и Джон отдаст его какому-то его-имя-Элдону Тамане, не так ли? Этому адвокату из Тано. И Тамана, он заберет его домой».
  
   Джанет Пит ничего не сказала. Она посмотрела на свои руки, а затем снова на него.
  
   «Или, - мягко добавил Чи, - как хочешь».
  
   Джанет протянула руки. Чи вложил в них Бога войны-близнеца.
  
   «Думаю, нам пора идти», - сказал Чи и снова запер чемодан. «Я думаю, что я пробыл в этом городе достаточно долго для деревенского парня навахо».
  
   Джанет Пит заматывала бога войны-близнеца в мешок для белья. «Я тоже», - сказала она. "Я был здесь месяцами, месяцами и месяцами.
  
   Так долго, это похоже на всю жизнь, - она ​​положила руку Чи на рукав.
  
   «Я сама отвезу этого человечка домой», - сказала она.
  
  
   ТОНИ ХИЛЛЕРМАН - бывший президент Общества таинственных писателей Америки, он получил награды Эдгара и Великого магистра. Среди других его наград - Премия Центра американских индейцев, Премия Silver Spur за лучшую новинку.
  
  
  
   Действие происходит на Западе, и награда за особый друг племени навахо. Его многочисленные романы-бестселлеры включают «В поисках луны», «Священные клоуны», «Койот ждет», «Говорящий бог», «Вор времени» и «Танцевальный зал мертвых». Он живет со своей женой Мари в Альбукерке, штат Нью-Мексико.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"