Дивер Джеффри : другие произведения.

Грань

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Джеффри Дивер
  Грань
  
   Посвящается Ши, Сабрине и Бринн
  
  Июнь 2004 года
  Правила игры
  
  Человек, намеревавшийся убить сидевшую рядом со мной молодую женщину, держался примерно в километре позади нас, пока этим пасмурным утром мы ехали через пасторально живописную равнину, покрытую по обе стороны плантациями табака и хлопка.
  
  Поглядывая в зеркало заднего вида, я видел лишь небольшую часть его машины, неспешно двигавшуюся в потоке транспорта. Управлял ею мужчина, с виду ничем не отличавшийся от сотен других водителей на этом свежезаасфальтированном шоссе с широкой разделительной полосой.
  
  — Офицер Фэллоу? — начала Алиса, но тут же, одернув себя, назвала меня Эйбом, о чем я настойчиво просил ее всю минувшую неделю.
  
  — Что?
  
  — Он все еще там? — Она заметила, что я бросил взгляд назад.
  
  — Да. Но и наше сопровождение тоже, — добавил я, чтобы приободрить ее. Мой протеже следовал за киллером, пропустив между ним и собой два или три других автомобиля. И он был не единственным из нашей организации, кто участвовал в этой операции.
  
  — Хорошо, — прошептала Алиса. Эта женщина тридцати с лишним лет от роду собрала информацию о некой строительной компании, получавшей много подрядов от армии. Руководство компании утверждало, что у них в делах все чисто, и как будто ничего не имело против проведения расследования. Но ровно неделю назад на жизнь Алисы было совершено покушение, и поскольку я служил когда-то вместе с парнем, ставшим теперь большой шишкой в Форт-Брагге, министерство обороны поручило охранять ее мне.
  
  Возглавляя организацию, я не часто теперь лично выезжаю на задания, но на этот раз обрадовался возможности вырваться из четырех стен. Свой обычный рабочий день я просиживаю по десять часов за письменным столом в офисе, расположенном в Александрии. А последний месяц — и по двенадцать, а то и по четырнадцать часов подряд, поскольку пришлось координировать систему обеспечения безопасности пяти высокопоставленных информаторов, связанных с организованной преступностью, до передачи этих типов представителям программы защиты свидетелей, чтобы те нашли для них хороших пластических хирургов.
  
  Приятно было ощущать себя снова, так сказать, «в седле», пусть всего на недельку или чуть дольше.
  
  Я нажал на кнопку быстрого вызова, чтобы связаться со своим протеже.
  
  — Это Эйб, — сказал я в микрофон гарнитуры блютуз. — Где он сейчас?
  
  — Метрах в семистах от тебя. Потихоньку сокращает дистанцию.
  
  Наемный убийца, чья личность пока не была нами установлена, вел скромный «хендай» серого цвета.
  
  Я же держался за шестиметровой длины фургоном с названием компании «Куриные продукты из Каролины». Грузовик был совершенно пуст, и управлял им шофер из нашего транспортного отдела. А перед ним шла машина, один в один похожая на мою.
  
  — До подмены четыре километра, — сказал я.
  
  Четыре голоса подтвердили получение сообщения через нашу надежно закодированную систему мобильной связи.
  
  Я отключил телефон.
  
  — Все пройдет как по маслу, — сообщил я Алисе, не глядя на нее.
  
  — Я просто… — прошептала она. — Я даже не знаю…
  
  Она замолкла, так пристально глядя в боковое зеркало, словно человек, посланный убить ее, был уже у нас за спинами.
  
  — Мы сделаем все точно так, как спланировали.
  
  Когда обычный человек вдруг оказывается в ситуации, требующей присутствия и защиты специалистов, подобных мне, он реагирует на это смятением и страхом. С мыслью о том, что люди смертны, не все легко примиряются.
  
  Однако обеспечивать людям безопасность, сохранять им жизнь — это такой же бизнес, как и любой другой. Я частенько напоминаю об этом своему протеже и прочим сотрудникам нашей конторы, и их, вероятно, уже до предела достали и сами повторения одного и того же, и нудный тон, которым они произносятся. Но я не устаю вдалбливать им прописную, казалось бы, истину, потому что о ней нельзя забывать. Ни на секунду. Это бизнес со своими жесткими правилами, и мы усваиваем их так же прочно, как хирург умением владеть скальпелем или пилот навыками управления многотонной махиной. Наши технологии тоже оттачивались годами, и они срабатывают.
  
  Да, это бизнес…
  
  Но конечно же, я не сомневался, что киллер, преследовавший нас сейчас, чтобы устранить сидевшую рядом со мной женщину, тоже рассматривал свою работу как бизнес. Я знал это как дважды два. Настроенный не менее серьезно, чем я, он так же совершенно владел приемами своего ремесла, был ловок и умен, причем не только с отвлеченной, но и с чисто житейской точки зрения. К тому же он имел передо мной преимущество: его не сковывали ограничения, с которыми поневоле вынужден мириться я, — Конституция и многочисленные вытекающие из нее законы.
  
  И все же я верю, что выигрывает тот, кто отстаивает правое дело. За все годы моей работы в этой сфере я не потерял ни одного клиента. И не позволю ему убить Алису.
  
  Бизнес… Он требует спокойствия хирурга и хладнокровия летчика.
  
  Кто не был спокоен, так это, конечно же, сама Алиса. Тяжело дыша, она вцепилась пальцами в манжету и смотрела невидящим взглядом на проплывавшую мимо раскидистую магнолию, одинокую на опушке каштановой рощи, за которой начиналось еще одно поле хлопка, и коробочки на нем уже начали лопаться. Алиса нервно крутила тонкий браслетик с бриллиантами — недавно она купила его себе ко дню рождения. Скользнув взглядом по украшениям, она заметила, как вспотели у нее ладони, и положила их на колени, прикрытые синей юбкой. С тех пор как я взял ее под опеку, Алиса носила одежду только в темных тонах. Это был своего рода камуфляж, но не потому, что за ней охотился наемный убийца. Так меньше бросался в глаза ее лишний вес, с которым она начала бороться еще в ранней юности. Я знал об этом, потому что мы несколько раз вместе обедали и мне пришлось стать свидетелем этой борьбы. Да и рассказывала она о своих попытках похудеть весьма охотно. Некоторые клиенты не нуждаются в дружеском сближении или не хотят его. Другие, как Алиса, от всей души тянутся к нему. Признаться, я не слишком хорош в роли друга, но справляюсь, приложив к этому усилия.
  
  Мы проскочили мимо указателя. До поворота оставалось чуть больше двух километров.
  
  Наше дело часто требует простого, но эффективного планирования. В этой работе нельзя только реагировать на происходящее, и хотя я не люблю словечек типа «превентивный» или «упреждающий» (хуже, на мой взгляд, только «пассивный»), именно такой концепции нам жизненно необходимо следовать. К примеру, чтобы сейчас доставить Алису живой и здоровой для дачи показаний прокурору, мне пришлось вынудить убийцу играть в мою игру. Поскольку мой протеже следил за ним уже много часов, мы знали, где он находится, и могли повязать в любой момент. Но если бы мы это сделали, заказчик убийства нашел бы кого-то другого, чтобы закончить работу. Поэтому мне нужно было помотать его по дорогам большую часть дня — по крайней мере достаточно долго, чтобы потом Алису довезли до офиса генерального прокурора США и предоставили ей возможность высказаться для протокола. После этого ее жизнь будет вне опасности. Как только показания зафиксированы, устранять свидетеля уже ни для кого не имеет смысла.
  
  Первая часть плана, разработанного мною вместе с моим помощником, заключалась в том, чтобы обогнать грузовик куриной фирмы и пристроиться перед ним. Убийца тут же прибавит скорость, чтобы не потерять нас из виду, однако, прежде чем он сократит дистанцию, грузовик и моя машина одновременно резко свернут с шоссе. Поскольку в найденном мною месте поворот был крутой и второстепенная дорога уходила вниз, преследователь не заметит моего автомобиля, зато четко увидит перед собой подменный. Затем мы с Алисой, петляя и заметая следы, должны доехать до отеля в Роли, где уже ждет представитель прокуратуры, а «подсадные утки» закончат свой путь еще через три часа у здания суда в Шарлотте. К тому времени, когда киллер сообразит, что преследует ложную цель, будет уже слишком поздно. Он свяжется со своим хозяином — в данном случае временным работодателем, — и почти наверняка заказ отменят. Тут снова начинаем действовать мы. Задерживаем наемника и выжимаем у него информацию о заказчике преступления.
  
  До поворота полтора километра. Грузовик в десяти метрах передо мной.
  
  Я бросил взгляд на Алису: теперь она теребила золотое с аметистами ожерелье. Его подарила ей мать на семнадцатилетие — вещь эта стоила гораздо дороже, чем позволял семейный бюджет, но, хотя никто не произнес этого вслух, она должна была утешить девушку, которую никто из парней не пригласил на выпускной бал.
  
  Со своими охранниками многие делятся самым сокровенным.
  
  Мой телефон зазвонил.
  
  — Слушаю, — отозвался я на вызов моего протеже.
  
  — Объект немного сблизился с вами. Он сейчас метрах в двухстах от грузовика.
  
  — Мы почти у цели, — сказал я. — Приступаем.
  
  Я быстро обогнал «куриный» фургон и встал за подменной машиной. Они ехали так плотно, что я еле втиснулся. За рулем «подставы» сидел еще один мой человек, на пассажирском сиденье расположилась дама из ФБР, похожая на Алису. В нашей конторе хорошенько повеселились, когда подбирали кого-то на мою роль. У меня круглая башка, а уши торчат в стороны на пару сантиметров дальше, чем мне хотелось бы. Волосы у меня жесткие и рыжие, и я не слишком высок. Так что «конкурс красоты» среди эльфов продолжался часа два, пока нашлась подходящая кандидатура.
  
  — Что происходит? — спросил я по телефону.
  
  — Он перестроился в соседний ряд и слегка поднажал.
  
  «Ему не понравилось, что упустил меня из виду», — отметил я про себя.
  
  — Так… Секундочку… Подожди еще чуть-чуть…
  
  Мне придется сделать выговор ученику за использование лишних слов в эфире. Их смысл наша система зашифрует, но сам факт связи легко может вызвать подозрения. Он усвоит урок и больше не повторит ошибки.
  
  — Поворот передо мной… Отлично! Уходим!
  
  И на скорости почти в сто километров в час я вписался в съезд с шоссе, окруженный густым лесом. Грузовик повторил маневр, следуя за мной бампер в бампер.
  
  — Прекрасно, — доложил мой протеже. — Объект даже не посмотрел в вашу сторону. Он преследует подмену, но скорость уже сбросил до разрешенной.
  
  Я остановился на светофоре там, где второстепенная дорога пересекала трассу номер 18, а потом повернул направо. Грузовик ушел в противоположную от меня сторону.
  
  — Объект продолжает движение в прежнем направлении. По-моему, все сработало как нельзя лучше, — услышал я голос моего протеже. Говорил он совершенно бесстрастно. Я и сам никогда не волнуюсь в ходе операции, но он даст мне по этой части сто очков вперед. Он редко улыбается, никогда не шутит, и, честно говоря, я не слишком много знаю о нем, хотя мы проработали вместе (и часто в тесном контакте) несколько лет. И мне бы хотелось, чтобы он слегка изменился, стал менее хмурым, но не ради пользы дела. В нашей профессии он действительно очень и очень хорош. Просто должен же человек получать хоть какое-то удовольствие от того, чем мы с ним занимаемся. Обеспечивать безопасность людей, спасать им жизни — это ли не работа, способная приносить настоящее удовлетворение и даже радость? Особенно когда удается уберечь от беды целые семьи, а на нашу долю это выпадает все чаще.
  
  Распорядившись, чтобы он держал меня в курсе, я отключил связь.
  
  — Ну что, — спросила Алиса, — опасность миновала?
  
  — Миновала, — кивнул я и сбросил скорость до семидесяти там, где можно было ехать быстрее на десять километров в час. Через пятнадцать минут мы выбрались на извилистую дорогу. Она приведет нас на окраину Роли, где ждут представители прокуратуры, чтобы снять с Алисы показания под присягой.
  
  Небо сплошь затянули дождевые облака, а окружающий пейзаж оставался здесь неизменным, должно быть, уже десятки лет: фермерские бунгало, какие-то покосившиеся хижины, домики на колесах и повсюду — старые автомобили, которые, казалось, уже давно не трогались с места, но были, вероятно, еще на ходу, если хозяева не забывали хоть иногда ими заниматься. Автозаправка, предлагавшая сорт топлива, о котором я никогда прежде не слышал. Дворняги, лениво клацавшие зубами на вьющихся вокруг мух. Женщины в тесно обтягивающих джинсах, суетившиеся с выводками детишек. Мужчины с опухшими от пива лицами и раздутыми животами сидели на террасах, ожидая неизвестно чего. Как правило, все они сразу начинали пялиться на нашу машину, в которой сидели люди, не часто заглядывавшие в подобные районы, — джентльмен за рулем в белой сорочке под темно-синим костюмом и его спутница с прической деловой женщины.
  
  Потом мы миновали обитаемые места, и дорога снова повела нас между бескрайними полями. Мне бросились в глаза кусты хлопчатника, коробочки на которых уже хрустели, должно быть, от спелости, как воздушная кукуруза, и я подумал, что эти земли покрывали точно такие же плантации и 150 лет назад. Гражданская война и люди, ради которых она велась, неизменно приходили на память любому, кто оказывался в этих южных краях.
  
  Мой телефон снова ожил, и я ответил на вызов.
  
  — Эйб? — В голосе моего протеже звучала тревога.
  
  Мышцы невольно напряглись, когда я спросил:
  
  — Он свернул с шоссе?
  
  Меня это, впрочем, уже не слишком волновало. Мы оторвались от преследователя более получаса назад, и убийца находился от нас не ближе шестидесяти километров.
  
  — Нет, он по-прежнему следует за подставной машиной. Но только что случилось нечто необычное. Он позвонил по своему мобильному. А закончив разговор, повел себя странно. Начал вытирать себе лицо. Мы подобрались поближе, чтобы рассмотреть его. Казалось, он плакал.
  
  У меня участился пульс, когда я начал обдумывать вероятные причины такого поведения. В конце концов я нашел ему самое разумное, но вместе с тем и самое тревожное объяснение. Что, если наемник догадался, что мы применим «подсадную утку», и пустил в ход свою собственную? Нашел кого-то, кто внешне напоминал его — в точности как тот «эльф», что сидел в нашей подменной машине, издали походил на меня, — и заставил преследовать нас? А телефонный разговор, за которым наблюдал мой помощник, происходил между водителем и настоящим преступником, взявшим скорее всего в заложники жену или детей этого человека.
  
  Но в таком случае реальный киллер мог находиться сейчас где угодно и…
  
  Белая молния, казалось, метнулась в нашу сторону, когда слева из-за полуразвалившейся заброшенной бензоколонки на шоссе стремительно выскочил фордовский пикап. Грузовичок, оборудованный спереди крепким «кенгурятником», врезался в мою машину со стороны водителя, аккуратно пропихнул ее через рядок чахлых кустов, обрамлявших дорогу, и столкнул в овраг. Алиса завизжала, а я не смог сдержать стона от боли и услышал только, как мой протеже вызывает меня, когда и мобильный телефон, и наушник с микрофоном отлетели куда-то в сторону под ударом раскрывшейся подушки безопасности.
  
  Мы грохнулись с полутораметровой высоты, и наша машина преспокойно замерла на влажном и грязноватом берегу почти пересохшей речушки.
  
  О да, он четко спланировал нападение, и прежде чем я успел отстегнуть ремень и потянуться за пистолетом, он ударом деревянного молотка вдребезги разбил водительское стекло, а потом таким же ударом наполовину вырубил и меня самого. Мой «глок» из кобуры на поясе быстро перекочевал к нему в карман. Я выплюнул изо рта мелкие осколки и посмотрел на Алису. Она выглядела ошеломленной, но серьезных повреждений не получила. В руках убийцы не было огнестрельного оружия, только молоток, и я подумал, что, если она сейчас побежит, у нее появится шанс скрыться среди зарослей и уйти от него. Совсем небольшой шанс, но лучше, чем ничего. Только нельзя терять ни секунды.
  
  — Алиса, беги! Беги в левую сторону! Ты сможешь. Давай!
  
  Она ногой распахнула дверь и выкатилась наружу.
  
  Я бросил взгляд в сторону дороги. Все, что я видел, был белый пикап, стоявший на обочине рядом с оврагом, где легко можно накопать червей для наживки. Пока мы ехали, нам попалась добрая дюжина точно так же припаркованных машин. Пикап никому не даст заметить нас с дороги. Я сам однажды использовал подобным образом брошенный грузовик, чтобы скрыть следы своего побега, мелькнула невеселая мысль.
  
  Убийца между тем просунул руку внутрь и возился с ручкой моей двери, стараясь открыть ее. Я зажмурился от боли, но меня радовала каждая секунда промедления. Она позволяла Алисе отбежать как можно дальше. Моим людям через джи-пи-эс известно мое точное местонахождение, и по их наводке полиция прибудет сюда минут через пятнадцать-двадцать. Ей удастся уйти от преследователя. Дай-то Бог! Я повернулся в сторону предполагаемого пути ее побега — ровного русла речки.
  
  Но только Алиса и не думала никуда бежать.
  
  Заливаясь слезами, опустив голову и скрестив руки на своей полноватой груди, она стояла рядом с машиной. Неужели Алиса ранена серьезнее, чем мне показалось?
  
  Теперь и моя дверь открылась настежь, киллер выволок меня на землю, где отработанными движениями сковал мне запястья нейлоновыми наручниками. Затем пихнул меня, и я упал в пахнувшую кислятиной грязь по соседству с неумолчно трещавшими цикадами.
  
  К чему наручники? Это был только один из мучивших меня вопросов. Я снова посмотрел на Алису: теперь она оперлась о машину, явно избегая встречаться со мной взглядом.
  
  — Умоляю вас, — она обращалась к человеку, напавшему на нас, — скажите, что с моей матерью?
  
  Нет, Алиса не была парализована страхом или сильно поранена. Я понял, почему она никуда не побежала. Для нее это не имело смысла.
  
  Целью убийцы была не она.
  
  Он охотился за мной.
  
  Правда открылась теперь во всей своей ужасающей очевидности. Человек, стоявший сейчас надо мною, несколько недель назад сумел добраться до Алисы и, угрожая убить ее мать, заставил сфабриковать ложные обвинения против строительной компании. Поскольку речь шла о военной базе, с командиром которой я был в приятельских отношениях, преступник сделал ставку на то, что именно мне поручат охрану женщины. И за последнюю неделю Алиса сообщила ему все детали нашей системы обеспечения безопасности. Он был не киллером, а «дознавателем», нанятым, чтобы выбить из меня информацию. И это наверняка касалось дела об организованной преступности, в котором я недавно активно участвовал. Мне были известны новые имена пяти свидетелей, дававших показания в суде. Я знал адреса, по которым люди из программы защиты расселили их.
  
  С трудом говоря сквозь рыдания, Алиса продолжала умолять:
  
  — Вы же обещали мне…
  
  Но «дознаватель» не обращал на нее внимания. Бросив взгляд на часы, он стал звонить по телефону, как я догадался, своей «подсадной утке», за которой следовал мой протеже, — до них было теперь не меньше восьмидесяти километров. Дозвониться ему не удалось. Как только мои люди поняли, что я попал в заваруху, подставного водителя тут же тормознули, чтобы допросить.
  
  Плохо, но палач понимал теперь, что у него не так много времени, как ему хотелось бы. Я же думал только об одном: долго ли смогу выдерживать пытки?
  
  — Умоляю вас, — снова прошептала Алиса. — Что с моей мамой? Вы сказали, что если я сделаю, как вы велите… Прошу вас… С ней все в порядке?
  
  Преступник посмотрел на нее, а потом, по размышлении, словно его вдруг осенила прекрасная идея, достал из-за брючного ремня пистолет и всадил ей в голову две пули.
  
  Я невольно поморщился, чувствуя всю горечь своего бессилия.
  
  Из внутреннего кармана пиджака он вынул довольно потрепанный желтый конверт, вскрыл его и, присев рядом со мной на колени, вытряхнул содержимое на землю. Я не мог разглядеть, что это было. Он снял с меня ботинки и носки. Потом негромко спросил:
  
  — У тебя есть информация, которая мне нужна?
  
  Я кивнул.
  
  — Сообщишь мне ее?
  
  Если продержусь хотя бы пятнадцать минут, местные полицейские успеют подоспеть вовремя и еще застанут меня в живых. Я помотал головой.
  
  Совершенно невозмутимо, как будто мой ответ не имел никакого значения, он принялся за дело.
  
  «Продержись пятнадцать минут», — твердил я себе.
  
  Уже через тридцать секунд я издал первый крик. Вскоре за ним последовал второй, а потом буквально на каждый мой выдох стал приходиться истошный вопль. Из глаз хлынули слезы, а боль огнем прожигала насквозь все тело.
  
  Тринадцать минут, пытался считать я. Двенадцать…
  
  Но хотя я не был полностью в этом уверен, прошло не больше шести или семи минут, прежде чем я в изнеможении взмолился:
  
  — Все! Остановись! Прекрати это!
  
  Он остановился, а я выложил ему все, что он хотел знать.
  
  Наскоро записав информацию, он выпрямился во весь рост. Его левая рука поигрывала ключами от пикапа. В правой он сжимал рукоятку пистолета. Он навел ствол точно в центр моего лба, а я чувствовал в этот момент только облегчение, невероятное, неслыханное облегчение от того, что по крайней мере та боль уже не вернется.
  
  Мужчина сделал несколько легких шагов назад, чуть прищурился, прицеливаясь, и тут я понял, что…
  Сентябрь 2010 года
  Суббота
  
   Конечная цель игры — осада и захват замка соперника или же убийство его Короля…
  
   Из инструкции к настольной игре «Феодал»
  
  1
  
  — У нас тут тяжелый случай, Корт.
  
  — Слушаю тебя, — сказал я в микрофон на подставке. Сидя в своем кабинете, я мог позволить себе общаться по громкой связи. Но исписанный от руки старый листок бумаги, который я начал читать, пришлось положить на стол.
  
  — Объект охраны и его семья в Фэрфаксе. «Дознаватель» получил приказ начинать действовать, и, похоже, времени на выполнение заказа ему дали совсем мало.
  
  — Сколько именно?
  
  — Пару дней, не больше.
  
  — Известно, кто заказчик?
  
  — Ответ отрицательный, сынок.
  
  Дело было в субботу, притом ранним утром. В нашем бизнесе не только рабочий день не нормирован, но и неделя может длиться сколько угодно. Моя последняя началась всего два дня назад, но уже вчера вечером я справился с небольшой операцией, а потому сегодня решил навести порядок в бумагах — мое любимое занятие. И вот теперь получил еще одно подтверждение тому, что в этой организации тебя могут сорвать с места в любой момент.
  
  — Продолжай, Фредди, — сказал я. Было в его тоне нечто зацепившее меня. Все-таки за десять лет совместной работы, пусть не всегда бок о бок, такие вещи начинаешь нутром чуять.
  
  Вот и теперь агент ФБР, известный тем, что никогда не знал колебаний, вдруг отчего-то замялся с продолжением своей истории. Наконец он выдал:
  
  — Видишь ли, Корт… — Снова последовала пауза.
  
  — Да говори же, в чем дело!
  
  — Короче, «дознаватель» — это Генри Лавинг… Знаю, все знаю. Но это уже проверено и подтверждено.
  
  У меня перехватило дыхание, и я слышал только биение моего сердца, отдававшееся в ушах. А потом машинально произнес бессмысленную уже фразу:
  
  — Но ведь он мертв. Погиб в Род-Айленде.
  
  — Он считался мертвым. Числился погибшим.
  
  Я бросил взгляд за окно, где под легким сентябрьским ветерком чуть покачивались деревья, а потом оглядел свой рабочий стол, аккуратно сработанный, но маленький и из дешевых. На нем лежали несколько документов, в разной степени требовавшие моего внимания, и небольшая коробка, которую срочный почтовый сервис «Федерал экспресс» нынешним утром доставил в мой городской дом, находившийся в нескольких кварталах от конторы. Эту долгожданную покупку я сделал через интернет-магазин и собирался изучить ее сегодня за обедом. Но теперь отодвинул коробку в сторону.
  
  — Есть подробности?
  
  — Ты о том случае в Провиденсе? Там нашли кого-то другого. — Фредди дополнил недостающие фрагменты, хотя я с первых же слов агента точно понял, что произошло на самом деле. Два года назад здание склада, где укрылся Генри Лавинг, ускользнув из ловушки, которую я для него устроил, сгорело дотла. Медэксперты утверждали, основываясь на анализе ДНК, что внутри был обнаружен именно его труп. Даже на сильно обгоревшем теле остаются миллионов десять образцов этой навязчивой дезоксирибонуклеиновой кислоты. От них невозможно избавиться, их нельзя уничтожить — даже пытаться не стоит.
  
  Зато кое-что можно предпринять потом. Например, добраться до сотрудников лаборатории и принудить их солгать, что труп именно ваш.
  
  Как профессионал, Лавинг, вероятно, предвидел, что на него расставлены сети. Поэтому, прежде чем взяться за моих тогдашних клиентов, он тщательно разработал запасной план — похитил какого-нибудь бездомного горемыку или парня, сбежавшего от родителей, и спрятал на складе, зная, что спалит его в случае срочного бегства. Чтобы запугать лаборанта, работавшего на правительство, требовалась изрядная дерзость, но ведь никто больше и не обладал таким исключительным талантом манипулировать людьми и заставлять их делать то, чего им совсем не хочется, как Генри Лавинг.
  
  И вот теперь получалось, что человек, чья смерть в огне откровенно обрадовала (а в данном случае я бы не побоялся и слова «осчастливила») столь многих, вновь оказался среди живых и здравствовавших.
  
  В дверном проеме появилась тень. Арон Эллис, шеф нашей организации, мой непосредственный начальник. Светловолосый и невероятно широкий в плечах. Тонкогубый рот полураскрыт. Он не знал, что я сижу на телефоне.
  
  — Слышал новость? Там, в Род-Айленде… Как теперь выясняется, это был не Лавинг.
  
  — Я как раз толкую об этом с Фредди, — сказал я, указывая на свой наушник.
  
  — У меня в кабинете ровно в десять.
  
  — Буду.
  
  И он проворно удалился, шлепая по полу коричневыми мокасинами с кисточками, которые странно смотрелись в комплекте с голубыми мешковатыми брюками.
  
  — Это был Арон, — сообщил я агенту ФБР, сидевшему в своем офисе, который располагался километрах в пятнадцати от моего.
  
  — Знаю, — отозвался Фредди. — Мой босс информировал твоего босса. А я информирую тебя. Будем работать над этим вместе, сынок. Позвони, если что.
  
  — Не клади трубку, — остановил я его. — А что с нашими клиентами в Фэрфаксе? Вы уже выслали агентов, чтобы присмотреть за ними?
  
  — Еще нет. Об этом только что стало известно.
  
  — Нужно отправить туда кого-нибудь немедленно.
  
  — Но, судя по всему, Лавинга там еще и близко нет.
  
  — Все равно сделайте это.
  
  — Но…
  
  — Просто сделайте.
  
  — Слушаю и повинуюсь. Примите заверения в совершенном к вам… И все такое.
  
  Фредди отключил связь, прежде чем я успел хоть что-то добавить.
  
  Генри Лавинг…
  
  Какое-то время я сидел и опять смотрел в окно здания моей организации, находившегося в старой части Александрии. На этом невероятно уродливом здании, какие только и возводили в 1970-х, не было даже вывески с названием. Я пялился на клинышек травы, на антикварный магазин, на кафе «Старбакс» и на несколько кустов вдоль автостоянки. Кусты были высажены неровным зигзагом, конец которого указывал на штаб-квартиру масонской ложи, словно их разместил таким причудливым образом один из персонажей Дэна Брауна, зашифровавший некое сообщение в пейзаже, вместо того чтобы отправить его по электронной почте.
  
  Потом мой взгляд вернулся к коробке «Федерал экспресс» и бумагам на столе. Соединенная скрепкой пачка листов касалась аренды явочного дома поблизости от Силвер-Спринг в штате Мэриленд, под вымышленным именем разумеется. Мне еще предстояло договориться с хозяином о снижении квартплаты.
  
  Еще один документ был бланком расписки о том, что я сдал клиента, находившегося под моей охраной. Его я вчера благополучно передал двум траурного вида джентльменам в таких же траурных костюмах, которые базировались в Лэнгли, штат Виргиния.[1] Я подмахнул бланк и сунул его в папку с надписью «Исходящие».
  
  Последнюю бумажку я начал просматривать, когда позвонил Фредди. Ее я ненароком притащил из дома. Вчера вечером мне на глаза попалась настольная игра, инструкцию к которой я захотел освежить в памяти. Открыл коробку и обнаружил этот листок — старый список дел, намеченных перед какой-то праздничной вечеринкой, с именами гостей для обзвона, продуктами и украшениями, которые следовало купить. По рассеянности я сунул пожелтевшую бумажку в карман, где и обнаружил ее нынче утром. Гулянка состоялась лет сто назад, и это было последнее, о чем мне хотелось сейчас вспоминать.
  
  Еще раз бросив взгляд на почерк того, кто составил от руки этот список, я скормил листок уничтожителю бумаг, мгновенно превратившему его в двухмиллиметровую лапшу.
  
  Пришедшую экспресс-почтой коробку я убрал в свой сейф, где не было ничего выдающегося — никаких сканеров для радужной оболочки глаз и прочего. Обычный замок с кнопками для ввода кода, и все. Потом я поднялся из-за стола и надел темный костюмный пиджак поверх белой рубашки, которую всегда ношу в конторе, даже если работаю по выходным. Выйдя из своего кабинета, я повернул направо, в сторону офиса шефа и зашагал по серой ковровой дорожке длинного коридора, расчерченного сейчас полосами солнечного света. Они слегка тускнели, проникая сквозь зеркальные снаружи пуленепробиваемые стекла окон. В этот момент я уже не думал ни о вздутых ценах на недвижимость в Мэриленде, ни о доставленных мне товарах, ни о напоминании о прошлом, явившемся так некстати. Мысли мои целиком поглотил вернувшийся из небытия Генри Лавинг — человек, который шесть лет назад в овраге рядом с хлопковым полем в Северной Каролине пытал и убил моего наставника и близкого друга Эйба Фэллоу, чьи отчаянные крики я слышал через все еще работавший тогда мобильный телефон.
  
  Семь минут криков, терзавших душу, а потом звук покончившего со всем этим выстрела, сделанного не из жалости, а по профессиональной привычке доводить начатое до конца с максимальной эффективностью.
  2
  
  Я сидел в кабинете нашего директора в потертом кресле рядом с человеком, который явно знал меня, поскольку кивнул как старому приятелю, когда я вошел. Я же, как ни старался, не мог вспомнить о нем ничего, кроме того, что он служил в команде прокурора. Примерно моего возраста — лет около сорока, — низкого роста, чуть одутловатый и с волосами, по которым скучал парикмахер. Но при этом с лисьими глазами.
  
  Арон Эллис заметил мой взгляд.
  
  — Помнишь Джейсона Уэстерфилда из генеральной прокуратуры США?
  
  Я не стал притворяться и ничего изображать, а просто пожал ему руку.
  
  — Фредди ввел меня в курс дела.
  
  — Агент Фредерикс? — переспросил Уэстерфилд.
  
  — Он самый. Сказал, что у нас есть объект для защиты в Фэрфаксе и «дознаватель», который должен добыть информацию за несколько дней.
  
  Уэстерфилд говорил не только слишком высоким, но и раздражающе игривым голосом.
  
  — К гадалке не ходи. По крайней мере так нам доложили. На сей момент нам мало что известно. Но «дознавателю» точно отдали приказ действовать. Кое-кому позарез нужна информация от нашего объекта в понедельник к вечеру, или последствия станут непредсказуемы. Но мы понятия не имеем, о каких, к хренам собачьим, последствиях идет речь. Pardonnez moi.[2]
  
  Если я был одет как прокурор, готовый хоть сейчас выступить в суде, Уэстерфилд предпочел свободный стиль для выходных. Причем не свободный стиль для выходных на работе, а одежду, более подходящую для похода или рыбалки: легкие хлопчатобумажные брюки, клетчатую ковбойку и ветровку. Необычно для человека из округа,[3] где привыкли частенько выходить на службу по субботам и воскресеньям. Это подсказало мне, что у него могут быть проблемы с дисциплиной. Мне также бросилось в глаза, что он сидел, подавшись вперед, на самом краю кресла, крепко вцепившись пальцами в папку с документами. Он не нервничал, нет, и вообще не походил на неврастеника, но был заметно возбужден. Словно страдал от ускоренного метаболизма.
  
  Затем у нас за спинами раздался еще один голос, на этот раз женский:
  
  — Прошу извинить меня за опоздание.
  
  К нам присоединилась женщина лет тридцати. Особый обмен приветствиями сразу подсказал мне, что это помощница Уэстерфилда. Блондинка с волосами до плеч. Новые или только что из химчистки синие джинсы, белый свитер под светло-коричневой спортивной курткой и впечатляющее ожерелье из жемчуга кремового оттенка. В ее серьгах тоже красовались две крупные жемчужины, но у самых мочек их дополняли не менее эффектные бриллианты. Несмотря на молодость, ее очки в темной оправе были трифокальными — я понял это, наблюдая, как постепенно менялось положение головы этой дамы, когда она изучающе рассматривала кабинет и меня самого. «Пастух» обязан знать вкусы своих клиентов при покупках (это помогает лучше разбираться в характерах людей), и здесь я инстинктивно отметил «Шанель», «Коуч» и «Картье». Девушка из богатой семьи и, по всей вероятности, одна из лучших на своем курсе в юридической школе Йеля или Гарварда.
  
  Уэстерфилд представил:
  
  — Знакомьтесь, это помощник прокурора Крис Тизли.
  
  Мне она пожала руку, а с Эллисом раскланялась.
  
  — Я как раз говорил о деле Кесслера. — Уэстерфилд обратился к нам. — Крис будет работать в нашей команде.
  
  — Так давайте же, выкладывайте подробности, — сказал я, сразу ощутив, как Тизли изменила общий аромат воздуха в кабинете на цветочный, но совсем ненавязчивый. Она открыла свой дипломат, громко щелкнув замками, и протянула начальнику папку. Пока он листал бумаги, я вдруг обратил внимание на рисунок, украшавший стену кабинета Эллиса. Его офис, располагавшийся в углу здания, не был излишне просторным, но на стенах здесь висели картины, плакаты с выставок, семейные фото и рисунки его детей. Мое внимание задержалось на весьма недурно исполненной акварели, изображавшей дом на вершине холма.
  
  Стены моего кабинета оставались голыми, не считая пары списков необходимых телефонных номеров.
  
  — Значит, так. — Взгляд Уэстерфилда задержался на Эллисе и на мне. — Этим утром со мной связались люди из отделения ФБР в Чарлстоне, Западная Виргиния. Не хочу затягивать историю, поэтому скажу лишь одно: тамошняя полиция проводила в своем захолустье рядовую операцию против производителей синтетических наркотиков, и с трубки телефона-автомата полицейские сняли отпечатки пальцев, как выяснилось, принадлежавшие Генри Лавингу. По причинам, которые мне неизвестны, после объявления о гибели Лавинга его досье не изъяли из базы данных разыскиваемых преступников, что нам и помогло. Они связались с нашими представителями. Те взялись за дело и обнаружили, что Лавинг под чужим именем прилетел в Чарлстон еще неделю назад. Откуда он взялся, нам неизвестно. Наконец сегодня утром они напали на его след в одном из мотелей Уинфилда. Но увы, Лавинг съехал оттуда часа два назад, то есть примерно в восемь тридцать. Служащий мотеля не знает, куда он направился.
  
  Подчиняясь кивку своего босса, рассказ продолжила Тизли:
  
  — Поскольку объект все еще в розыске, агентам не понадобился ордер, чтобы проверить электронную почту мотеля. Он получил одно сообщение и одно отправил: приказ начинать операцию и подтверждение, что распоряжение принято к сведению.
  
  — Каким ветром его занесло в Западную Виргинию? — спросил Эллис.
  
  Я знал Лавинга лучше всех в этом кабинете, а потому ответил на этот вопрос:
  
  — Обычно он работает с напарником и, возможно, подыскал себе кого-то в тех краях. И потом — оружие. Не сядет же он с ним в самолет? В любом случае ему надо избегать аэропортов в районе округа Колумбия. Слишком многие здесь еще помнят его после… После того, что случилось несколько лет назад.
  
  Потом я сам задал вопрос Уэстерфилду:
  
  — Отправителя электронной почты удалось вычислить?
  
  — Переслано через подставные адреса. Отследить невозможно.
  
  — А звонки в номер мотеля или из него?
  
  — Mais non.[4]
  
  Меня невыносимо раздражал его французский. Он что, только вернулся из туристической поездки в Париж? Или собирался выступить обвинителем по делу алжирского террориста?
  
  — Можно узнать, как конкретно сформулирован приказ действовать, Джейсон? — терпеливо осведомился я.
  
  Благосклонный кивок, и Крис Тизли удовлетворила мое любопытство:
  
  — Как здесь уже упоминалось, это краткое сообщение. Очевидно, все детали они обсудили заранее в прежних беседах.
  
  — Продолжайте, пожалуйста, — попросил я.
  
  И женщина прочитала текст:
  
  — «Лавингу. Тема: Кесслер. Начинайте операцию. Необходимы детали касательно темы, которую мы обсудили, не позднее полуночи в понедельник. В противном случае — неприемлемые последствия, как вам было объяснено. По получении информации субъект подлежит ликвидации». Конец цитаты. К этому был приложен адрес в Фэрфаксе.
  
  «Неприемлемые последствия…» Читай: небо обрушится на Землю.
  
  — Звуковой почты не было?
  
  — Нет.
  
  Это огорчило меня. Анализ голоса мог удивительно много поведать о говорившем: пол, во многих случаях — национальность и религиозные корни, перенесенные заболевания, даже чисто внешние данные, такие как форма носа, рта, шеи. Но по меньшей мере мы получили окончательное подтверждение фамилии объекта охраны, что тоже немаловажно.
  
  — Кесслер — полицейский из округа Колумбия. Детектив Райан Кесслер, — пояснил Уэстерфилд.
  
  — А что ответил Лавинг?
  
  — Только «принято», и все.
  
  — Заказчику нужны некие «детали», — комментировал цитаты Уэстерфилд. — К концу дня в понедельник. Интересно знать, что это за «детали»…
  
  Я попросил разрешения взглянуть на распечатку. Заметил мимолетную растерянность во взгляде Тизли, но, поскольку никакой реакции со стороны Уэстерфилда не последовало, она все же передала мне листок.
  
  Я перечитал короткий абзац.
  
  — Грамматика и синтаксис на хорошем уровне. Примечательно употребление слова «касательно». — Услышав это мое замечание, Тизли наморщила лобик, но я не стал объяснять, что означало в данном контексте сугубо книжное словцо — она ведь не моя протеже. — А уж запятые расставлены так, что не придерешься. Редкий случай в наше время.
  
  Все присутствовавшие слегка изумленно уставились на меня. В свое время мне пришлось заниматься лингвистикой и даже немного филологией. Мне нравилось подвергать анализу чужие тексты. По большей части забавы ради, но иногда это оказывалось полезным и для дела.
  
  Эллис начал разминать себе шею. В колледже он занимался борьбой, но, насколько мне известно, сейчас о спорте ему пришлось забыть. Тем не менее телосложением он по-прежнему напоминал стальной треугольник.
  
  — Лавинг покинул мотель в восемь тридцать утра, — сказал Эллис. — Вероятно, уже обзавелся оружием. Значит, самолет не для него, да и, как ты верно заметил, Корт, в окрестных аэропортах ему лучше не появляться. Стало быть, ему добираться еще примерно часа четыре.
  
  — На чем он ездит?
  
  — Пока мы ничего не знаем об этом. Группа парней из Бюро именно сейчас опрашивает постояльцев мотеля и официантов соседних ресторанов.
  
  Эллис:
  
  — Этот Кесслер… О чем таком ему может быть известно, что заказчик просто горит желанием вытащить из него информацию?
  
  — Понятия не имею, — признался Уэстерфилд.
  
  — Давайте начнем с того, что вообще Кесслер собой представляет, — предложил я.
  
  — У меня есть кое-что о нем, — сказала Тизли.
  
  Пока молодая юристка копалась в досье, я задался вопросом, почему Уэстерфилд вообще обратился к нам. В конце концов, у нас репутация телохранителей, которых привлекают к делам лишь в самых крайних случаях (Арон Эллис именно так и пишет о нас в своих финансовых отчетах, что меня всегда несколько смущает, но, видимо, вызывает нужную реакцию у правительственных ревизоров). Дипломатическое подразделение охраны Госдепа и секретная служба обеспечивают безопасность высокопоставленных чиновников нашей администрации и глав иностранных государств. Программа защиты свидетелей прикрывает тех, кто дает важные показания — из благородных побуждений или не слишком, — снабжая их новыми документами и надежно пряча в никому не известных местах. Мы же, со своей стороны, появляемся на сцене только при возникновении прямой, четко установленной и внезапной угрозы для конкретного лица. Иногда нас в шутку называют «скорой помощью» охранного бизнеса.
  
  Конечно, определенного критерия не существует, но при всей ограниченности наших возможностей мы тем не менее чаще всего занимаемся случаями, когда охрана клиента становится вопросом национальной безопасности, как было с тем шпионом, которого я передал джентльменам из ЦРУ вчера, или угрозы общественному здоровью, — ведь это нам поручили в прошлом году опекать свидетельницу по делу о нелегальной торговле просроченными лекарствами.
  
  Однако все прояснилось, когда Тизли зачитала нам краткую биографию полицейского.
  
  — Детектив Райан Кесслер, 42 года. Женат, один ребенок. Сейчас работает над делами по преступлениям в сфере экономики столичного округа. В полиции уже 15 лет, имеет правительственные награды… Кстати, вы могли слышать о нем.
  
  Я посмотрел на шефа, и тот покачал головой за нас обоих.
  
  — Он у нас герой. Несколько лет назад его имя прогремело в заголовках газет. Кесслер, патрулируя в штатском, вмешался в ограбление продуктового магазина на северо-западе округа. Спас жизни покупателей, но сам схлопотал пулю. Попал в программы новостей, а канал «Дискавери» снял о нем один из эпизодов своего документального сериала о работе полиции.
  
  Сам я телевизор почти не включаю. Но ситуация теперь определилась. Герой-полицейский стал мишенью палача-«дознавателя», да еще самого Генри Лавинга… Уэстерфилд увидел в этом для себя шанс прославиться. На горизонте замаячило громкое дело против заказчика, если Кесслер вскрыл и начал расследовать некую финансовую махинацию. Но даже если дело яйца выеденного не стоило, хотя на самом деле могло обернуться настоящим скандалом, угроза отважному полицейскому сама по себе выглядела достаточно серьезным преступлением, чтобы им занялся Уэстерфилд. Это, впрочем, нисколько не роняло его в моих глазах. В Вашингтоне любой так или иначе пытался делать карьеру — служебную или политическую. Мне было совершенно наплевать, поможет ли это дело его карьерному росту. Важно одно — спасти жизнь Кесслера и членов его семьи.
  
  А еще для меня имела значение личность преступника.
  
  — Alors,[5] — сказал Уэстерфилд, — подведем итог. Кесслер сунул нос, куда не следовало. Нам остается только установить, куда, когда, зачем и кто за этим стоит. А потому давайте укроем Кесслера за надежной решеткой, а потом начнем действовать.
  
  — Упрятать его в тюрьму? — поразился я.
  
  — Именно так, сэр, — ответила мне Тизли. — Мы отдали предпочтение Хансеновскому центру предварительного заключения в округе Колумбия. Я проделала немалую предварительную работу. В ХЦП только что установили современную систему сигнализации. Кроме того, мною изучены досье всех надзирателей того крыла, где будет содержаться семья. На наш взгляд, лучше места не подберешь.
  
  — C’est vrai.[6]
  
  — С моей точки зрения, это крайне нежелательно, — сказал я.
  
  — Почему же? — удивился Уэстерфилд.
  
  — Иногда размещение субъекта охраны в уединенной части исправительного учреждения имеет смысл, но не в том случае, с которым мы имеем дело сейчас, — объяснил я.
  
  — Гм, — растерянно произнес Уэстерфилд, — но мы рассчитывали, что вы поместите вместе с ними одного из своих людей. Non? Было бы весьма эффективно. Вы сами и агент Фредерикс получили бы возможность побеседовать с Кесслером. Гарантирую, что в таком случае вы получили бы самую полную информацию. Попав за решетку, свидетели, как правило, вспоминают даже то, что хотели бы забыть. Там они счастливы выложить все, что им известно.
  
  — Мой опыт действий при подобных обстоятельствах этого не подтверждает.
  
  — Неужели?
  
  — Посадите человека в тюремную камеру, и да, как правило, «дознавателю» извне туда проникнуть не удается. И не сомневаюсь, — кивок в сторону Тизлер как признание проделанной ею работы, — что сотрудники центра действительно тщательно проверены. Если бы речь шла о любом другом преступнике, я согласился бы с вами. Но нам сейчас противостоит Генри Лавинг. Я знаком с методами его работы. Мы помещаем Кесслеров в тюремную камеру, а он тут же находит уязвимое место одного из охранников. Большинство из них — молодые мужчины. На месте Лавинга я бы выявил парня, у которого беременная жена — и желательно первым ребенком, — чтобы нанести ей визит. — Тизли передернуло от моего невозмутимого тона. — И этот охранник выполнит все, о чем его попросит Лавинг. Учитывая, что семья в тюрьме, у них даже не будет возможности спастись бегством. Кесслеры окажутся в ловушке.
  
  — Как petits lapins,[7] — подытожил Уэстерфилд, и в голосе его я не уловил ожидаемого сарказма. Он явно обдумывал мои слова всерьез.
  
  — Кроме того, не забывайте, что Кесслер — полицейский. Не уверен, что его удастся уговорить. Держу пари, в ХЦП сейчас наберется с десяток заключенных, попавших туда с его подачи.
  
  — А где спрятали бы их вы? — спросил Уэстерфилд.
  
  — Еще не знаю, — ответил я. — Нам придется хорошенько это обмозговать.
  
  Уэстерфилд теперь тоже рассматривал картинки на стенах кабинета, хотя трудно сказать, какая именно привлекла его внимание. Там висели еще почетные грамоты, лицензии и дипломы. Наконец он повернулся к Тизли:
  
  — Дай им адрес Кесслеров.
  
  Молодая женщина написала его для меня куда более разборчивым почерком, чем у ее начальника. Когда она протянула мне листок из блокнота, меня снова окутало облако дорогих духов.
  
  Я взял листок, поблагодарив их обоих. Обожаю соревнования и игры — любые игры — и усвоил привычку быть скромным и великодушным победителем, сделав это теоретическим постулатом, перенесенным в мою профессиональную деятельность. Дело ведь здесь не просто в вежливости и хорошем воспитании. Победив элегантно, как показала практика, получаешь небольшое психологическое преимущество над тем же соперником, случись играть против него снова.
  
  Они встали из-за стола. Прокурор сказал:
  
  — Хорошо. Сделайте все, что в ваших силах. Узнайте, кто нанял Лавинга и с какой целью.
  
  — Это станет нашей задачей номер один, — заверил я, хотя это была заведомая неправда.
  
  — Au revoir… — Уэстерфилд и Тизли стремительно покинули кабинет, причем он на ходу нашептывал ей какие-то указания.
  
  Я тоже собрался уходить. По пути мне предстояло заскочить домой и собрать кое-какие вещи, необходимые для выполнения задания.
  
  — Буду держать тебя в курсе с места событий, — сказал я Эллису.
  
  — Корт?
  
  Я остановился в дверях и оглянулся.
  
  — Не отправлять Кесслеров за решетку… это ведь правильно, так? Тебе лучше переправить их на нашу конспиративную точку и вести операцию, базируясь там? — Арон Эллис поддержал бы меня в любом случае. В этом ему не откажешь. Он всегда на стороне своих. А уж принимая подобные решения, он вполне доверял моему опыту. Поэтому на самом деле Эллис вовсе не сомневался в тактической правильности нашего отказа посадить Кесслеров в камеру.
  
  Его вопрос следовало понимать иначе: верно ли я поступаю, поручая защиту клиента от Генри Лавинга именно тебе, а не кому-то другому? Короче, удастся ли тебе сохранять спокойствие и объективность, имея дело с преступником, жестоко расправившимся с твоим учителем и, как теперь выяснилось, ускользнувшим из капкана, который ты на него поставил несколько лет назад?
  
  — Использование конспиративной явки будет эффективнее всего, — ответил я Эллису и вернулся в свой кабинет, нащупывая в кармане ключ от ящика в столе, где хранился мой пистолет.
  3
  
  Многие правительственные организации используют инициалы или сокращения, чтобы обозначить своих сотрудников или различные отделы, но у нас по старой и странной традиции прижились своего рода клички из того же ряда, что и «киллер», и «дознаватель».
  
  Рядовых телохранителей, поскольку они обязаны тенью следовать за клиентами, мы называем «клонами» или «двойниками». В отделе технической поддержки и связи у нас работают «колдуны» или «волшебники». Еще есть «дворники», они же «чистильщики», — офицеры группы оперативного реагирования на местах, за километр чувствующие присутствие вражеского снайпера или бомбу, заложенную в мобильный телефон клиента. После этого вас едва ли удивит, что специалистов по ведению слежки и тайного наблюдения мы величаем «шпионами».
  
  В отделе планирования стратегии и тактики, или ПСТ, я старший из восьми сотрудников. Мы отвечаем за разработку и осуществление долговременных операций, связанных с обеспечением безопасности самых важных клиентов. По названию отдела и по характеру работы нас зовут «пастухами».
  
  Только в одном отделе — сбора и анализа данных — люди обходятся без профессионального прозвища, хотя, с моей точки зрения, это самое важное из всех наших вспомогательных подразделений. «Пастух» едва ли способен спланировать успешную операцию без тщательно подготовленной для него информации, собранной и проанализированной там. И я не устаю повторять своим более молодым коллегам, что чем более детальную разработку и досье они получат, тем меньше риск применения впоследствии для решения задачи огнестрельного оружия.
  
  А своим личным везением я считаю тот факт, что моей протеже в отделе анализа была самая способная его сотрудница.
  
  Именно ей я первым делом и позвонил.
  
  Всего один гудок, а потом я услышал в наушнике:
  
  — Дюбойс, слушаю вас.
  
  Я позвонил по ее служебному кодированному телефону и потому получил стандартный казенный ответ. Вообще-то ее фамилия имела французские корни и должна была произноситься как Дюбуа, но семья давно переделала ее на американский манер.
  
  — Привет, Клэр. Произошло нечто важное.
  
  — Что? — встревожилась она.
  
  — Лавинг до сих пор жив.
  
  Она не сразу осмыслила мои слова.
  
  — Жив?.. Но как это произошло?
  
  — Не знаю. Но только произошло.
  
  — Это надо обдумать. — Клэр размышляла вслух, но говорила словно сама с собой. — То здание сгорело до основания… Образец ДНК показал полное совпадение. Я хорошо помню отчет. Но в нем были подозрительные опечатки.
  
  Клэр Дюбойс сохранила девичий голосок, но уже успела немного повзрослеть. Брюнетка, короткая стрижка, лицо сердечком, привлекательные и нежные черты и, видимо, потрясающая фигура — об этом я гадал, как и другие мужчины, потому что она скрывала ее широкими практичными брюками. Впрочем, сам и велел ей носить их на работе вместо юбок и платьев. Практичность убивает романтику, знаю, знаю…
  
  — Теперь это уже не имеет значения. Ты в городе? Мне нужна твоя помощь.
  
  — Ты хочешь знать, уехала ли я в выходные на природу? Нет, не вышло. Планы изменились. Встретимся в конторе? — спросила она с чуть заметным недовольством.
  
  Я попытался вообразить, как Клэр сидит сейчас за завтраком при свете мягкого сентябрьского солнца, льющегося сквозь окна кухни ее дома в тишайшем районе Арлингтона в Виргинии. На ней спортивный костюм или мягкий облегающий халатик. Но представить себе ее в таком виде оказалось трудновато. А еще она вполне могла сидеть по другую сторону стола от покрытого модной трехдневной щетиной молодого человека, который с любопытством вскинул на нее сейчас взгляд поверх развернутой «Вашингтон пост». Но и эта картина тоже не складывалась.
  
  — Он сейчас охотится на нашего клиента в Фэрфаксе. Подробности мне пока неизвестны. Все развивается очень стремительно.
  
  — Хорошо. Мне только нужно быстро кое-что сделать. — Я отчетливо услышал щелчки пальцев по клавиатуре — она могла бы поставить мировой рекорд по скорости набора текста. При этом Клэр бормотала себе под нос: — Мистер Глоцки, сосед… Так, потом вода… Отлично! Я буду на месте через двадцать минут. До скорого.
  
  Как я давно подозревал, Дюбойс временами страдала утратой концентрации внимания. Но чаще всего мне это шло только на пользу.
  
  — Нет, я сам уже буду в пути вместе с клиентом, а тебе позвоню с поручениями.
  
  Мы закончили разговор. Потом я выписал сам себе через транспортный отдел «ниссан-армаду» и забрал машину из гаража, располагавшегося в подвале нашего здания. Выехав на Кинг-стрит, я добрался по ней до причудливого лабиринта узких улочек старых кварталов Александрии. Они протянулись вдоль берега Потомака со стороны штата Виргиния, лишь рекой отделенные от Вашингтона.
  
  Внедорожник я специально выбрал не зловеще-черный и броский, а серый, запыленный и чуть помятый. Автомобили играли большую роль в нашем деле, а потому, как и все остальные наши машины, этот «ниссан» был по спецзаказу оборудован пуленепробиваемыми стеклами, бронированными дверями, самоподкачивающимися шинами и наполненным специальной пеной бензобаком. Билли — наш эксперт-автомеханик, кроме того, опустил центр тяжести машины, чтобы можно было закладывать самые крутые виражи, а перед радиатором установил толстую стальную плиту, обезопасив от пуль двигатель.
  
  Припарковавшись во втором ряду, я опрометью кинулся в свой сложенный из коричневого кирпича дом, все еще пахнувший кофе, который я сварил на портативной кофеварке всего час назад. В спешке я побросал вещи в спортивную сумку. Здесь в отличие от моего служебного кабинета все было увешано памятными приметами моего прошлого: дипломами, многочисленными свидетельствами об успешном окончании разного рода курсов повышения квалификации, благодарственными письмами от оставшихся довольными клиентов и почетными грамотами от работодателей, среди которых были, между прочим, государственный департамент США, ЦРУ, ФБР и АТФ.[8] И даже британская Эм-Ай-5. Ну и несколько моих фотографий разных лет, сделанных в Виргинии, Огайо и Техасе.
  
  Даже не знаю, зачем мне понадобилось украшать стены всей этой мишурой. Сам я разглядывал ее крайне редко, а гостей в дом не приглашал. Просто, как сейчас помню, несколько лет назад мне показалось уместным сделать именно это при переезде в свой первый собственный просторный дом.
  
  Потом я переоделся в джинсы, черную рубашку поло и темно-синюю ветровку. Запер дом, активировал две системы сигнализации и вернулся к машине. Направившись в сторону скоростной автострады, я набрал номер и только потом пристроил к уху блютуз.
  
  Через полчаса я уже был рядом с домом своих новых подопечных.
  
  Фэрфакс в Виргинии — приятный городок с жильем всех типов от небольших бунгало на две спальни и стоящих сплошными рядами таун-хаусов до претенциозных особняков с участками в пять гектаров при каждом, «демилитаризованные зоны» между ними обозначены посадками деревьев и живыми изгородями. Дом Кесслеров оказался чем-то средним между двумя крайностями. Он стоял на ровной площадке размером с полгектара, наполовину голой, наполовину поросшей деревьями, листва которых только что начала терять летнюю свежесть, готовясь сменить цвет на осенний. Я сразу отметил, что эти насаждения могли бы стать превосходным укрытием для снайпера, вздумай Лавинг нанять его.
  
  Я развернулся, припарковал машину на подъездной дорожке и выбрался наружу. С агентами ФБР, дежурившими на противоположной стороне улицы, я не был знаком лично, но узнал их по фотографиям, присланным мне помощником Фредди. Я сразу направился к их машине, не сомневаясь, что им тоже передали мои приметы. На всякий случай я держал руки по швам, чтобы они успели как следует разглядеть меня. Мы показали друг другу свои удостоверения личности.
  
  — За все время, что мы здесь, никто у дома не задержался ни на секунду, — сказал один из них.
  
  — А номера из других штатов не попадались? — спросил я, пряча свое удостоверение.
  
  — Ни одного не заметили.
  
  Я бы предпочел более четкий ответ — «нет».
  
  Один из агентов указал на проходившую немного в стороне широкую улицу на четыре полосы для движения:
  
  — Мне бросилась в глаза пара джипов, и довольно больших, проезжавших там. Водители слегка притормаживали, смотрели в нашу сторону, а потом двигались дальше.
  
  — Они ехали в северном направлении? — спросил я.
  
  — Точно.
  
  — В двух кварталах отсюда расположена школа. Там сегодня футбольный матч. Поскольку учебный год только начался, думаю, то были родители, которые пока не знают, где футбольное поле. Потому и гадали, куда им ехать дальше.
  
  Оба агента поразились, что мне известны такие подробности. Между тем это Клэр Дюбойс сообщила их мне по дороге. Я запросил у нее всю информацию о событиях, происходивших в прилегающем районе.
  
  — Но непременно дайте мне знать, если кто-то из них появится здесь снова.
  
  Глядя вдоль улицы, я видел домовладельцев, последний раз в этом году постригавших траву своих лужаек или сгребавших рано опавшую листву. День выдался теплый, но в воздухе уже ощущалась свежесть первой прохлады. Я внимательно осмотрел всю округу дважды. Меня не раз называли параноиком. Быть может, это правда. Но ведь и противником моим был Генри Лавинг — большой дока по части превращения в невидимку до того, разумеется, последнего момента, когда он вдруг становился более чем видимым. Мне опять вспомнился тот случай в Род-Айленде два года назад, когда Лавинг внезапно материализовался с оружием в руках, выскочив из машины, в которой его попросту не могло быть.
  
  Но он тем не менее был в ней.
  
  Закинув свою сумку повыше через плечо, я вернулся к «ниссану» и бросил взгляд на свое отражение в одном из стекол. Поскольку Райан Кесслер служит в полиции, решил я, его доверие будет проще завоевать, если больше походить на переодетого в штатское копа, нежели на пресного федерального агента, на которого, как правило, смахиваю я. Но сейчас, в полуспортивной одежде, с коротко постриженной, уже чуть редеющей русой шевелюрой и гладко выбритой физиономией я, вероятно, более всего напоминал одного из тех сорокалетних папаш-бизнесменов, что до хрипоты подбадривали своих детишек, игравших в футбол чуть дальше по улице.
  
  Я сделал звонок с одного из своих неопределяемых мобильников.
  
  — Это ты? — спросил Фредди.
  
  — Да, звоню от дома Кесслеров.
  
  — Ты встретил моих парней?
  
  — Да. Парни хорошие, но слишком бросаются в глаза.
  
  — А что прикажешь им делать? Маскироваться под садовых гномов? Это слишком маленький городишко, сынок.
  
  — Я это им не в укор. Наоборот, если Лавинг выслал сюда своего наблюдателя, для нас даже лучше, чтобы он знал — тут его поджидают.
  
  — Думаешь, там уже кто-то есть?
  
  — Вполне возможно. Но никто ничего не предпримет, пока не появится сам Лавинг. Есть новости о его местонахождении или предполагаемом времени прибытия сюда?
  
  — Нет.
  
  Где же Лавинг сейчас? Я размышлял об этом, представляя себе маршрут шоссе, ведущего в эти края из Западной Виргинии. У нас есть надежный явочный дом в Люрее. Весьма вероятно, что он проезжает где-то рядом.
  
  — Погоди-ка, мне что-то пытаются передать, — сказал Фредди. — Как раз к тому, о чем ты спрашивал. Парни из группы, работающей в мотеле, выяснили некоторые подробности. Значит, так, у него светлого цвета седан. Но ни года выпуска, ни марки, ни модели никто не запомнил.
  
  Очень похоже на Генри Лавинга. Он словно заражает всех окружающих амнезией. Хотя, если уж на то пошло, в основном люди просто не наблюдательны.
  
  Фредди продолжал:
  
  — По моим прикидкам, ему ехать еще часа три. А потом понадобится какое-то время на разведку, прежде чем он приблизится к дому Кесслеров.
  
  — Нет ли у тебя близких друзей среди начальства полиции штата?
  
  — Нет. Но при моем обаянии они сделают все, о чем бы я ни попросил.
  
  Меня всегда раздражало легкомыслие Фредди. Однако в такой день приходилось с этим мириться.
  
  — Можешь передать его фотографию местным полицейским? Попроси их снабдить ею каждую патрульную машину отсюда и до Западной Виргинии. Код — оранжевый.
  
  В таком случае дежурные офицеры получат изображение на свои компьютеры и смогут отслеживать светлые машины с водителями, напоминающими фото Лавинга. Цветовой код даст им понять, насколько он опасен.
  
  — Я, конечно, сделаю это, но ты ведь, по-моему, в ладах с математикой, а, Корт?
  
  — Положим, и что с того?
  
  — Раздели миллион автомобилей на сорок патрульных. Что получится?
  
  — Все, Фредди, спасибо и пока.
  
  Мы разъединились, и я набрал номер Райана Кесслера.
  
  — Алло!
  
  Я представился и сообщил о своем прибытии. Сказал, что буду у его двери через минуту-другую. Посоветовал связаться с Фредди и уточнить мои приметы. Это само по себе было разумной мерой безопасности, но я преследовал и другую цель — мне хотелось, чтобы тревога Кесслера усилилась. Зная, что он полицейский, да еще побывавший в переделках патрульный, я предвидел, каким трудным клиентом он окажется. Во что бы то ни стало ему нужно продемонстрировать, насколько реальна угрожающая ему опасность.
  
  Ответом мне стало продолжительное молчание.
  
  — Вы слушаете, детектив Кесслер?
  
  — Да, сэр, слушаю. Но только я уже сказал агенту Фредериксу и тем ребятам, что сидят снаружи… Кстати, я и вас сейчас хорошо вижу, агент Корт. Короче, я им всем сказал, что в этом нет никакой необходимости.
  
  — И все-таки мне нужно побеседовать с вами, если не возражаете.
  
  Он даже не пытался скрыть раздражение.
  
  — Вы попусту тратите свое и мое время.
  
  — Я понимаю ваши чувства, — сказал я наиприятнейшим тоном. Мне вообще свойственна чрезмерная вежливость. Кое-кого она доводит до белого каления, как я слышал. Но спокойный и взвешенный подход скорее помогает найти взаимопонимание с людьми, чем взрыв эмоций и крикливый напор: и то и другое не мое амплуа.
  
  — Хорошо, уговорили. Я свяжусь с агентом Фредериксом.
  
  Я поинтересовался, вооружен ли он.
  
  — Да, а это что, проблема? — спросил он, откровенно проверяя мою реакцию.
  
  — Нет, — ответил я. — Ни в коем случае.
  
  По мне, так лучше бы оружия у него не было, но офицеру полиции полагалось его иметь, а просить копа сдать свой пистолет… Лучше и не пытаться.
  
  Я дал ему время поговорить с Фредди, а сам разглядывал дом.
  
  Почти все жилье, рассчитанное на одну семью, оборонять от нападения совершенно невозможно. Эти домики хорошо просматриваются, у них тонкие внешние стены — укрыться от пуль практически негде. А уж для термических сканеров в них открыто все насквозь. Возможности отхода крайне ограниченны. Любая тактика в таких условиях смехотворна. Электричество вырубается одним метким выстрелом. Гордая реклама компаний, обслуживающих системы сигнализации и обещающих быть на месте уже через пять минут, означает лишь то, что «дознаватель» отлично знает, сколько у него времени на неспешное похищение нужного ему человека. Не говоря уже о том, что общедоступная с недавних пор информация о домовладельцах, хозяевах автомобилей и даже их финансовой отчетности в кратчайшие сроки приведет преступника к порогу дома любого из наших сограждан, в какой бы глуши он ни поселился.
  
  Клиенты, конечно же, в большинстве своем верят в поговорку, что их дом — это их крепость, но только я стараюсь вывезти этих людей из обжитых ими гнездышек как можно быстрее.
  
  Вот и оглядев дом Райана Кесслера, я преисполнился решимости уговорить его и членов семьи, не медля ни минуты, покинуть эту двухэтажную ловушку, построенную в колониальном стиле.
  
  Подходя к двери дома, я не спускал глаз с окон. Райан открыл мне. Я знал, как он выглядит, из его личного дела и других источников. Увидев, что позади него на первом этаже никто не маячит, я убрал руку с запасного пистолета за брючным ремнем у меня на спине.
  
  Он тоже перестал держаться за кобуру, болтавшуюся на бедре.
  
  Я еще раз представился. Мы обменялись рукопожатиями. Я дал ему взглянуть на свое удостоверение, где есть мое фото, имя и эмблема федеральной принадлежности организации с орлом, похожим на того, что украшает герб министерства юстиции, но только птичка у нас немного другой породы. Что мы за организация, окончательно понять невозможно. Я же расплывчато именуюсь «офицером федеральной охраны США».
  
  Он бегло осмотрел удостоверение, не задав ни одного вопроса, которые задал бы на его месте я.
  
  — Вы связались с агентом Фредериксом, чтобы проверить мои полномочия?
  
  — Нет. — Вероятно, в таких вопросах он полностью доверял своей интуиции полицейского. Или вид у меня был не слишком угрожающий.
  
  Райан Кесслер, темноволосый, крепкий, широкоплечий мужчина, выглядел старше своих лет. Когда он склонил голову, а ему пришлось сделать это, потому что я был ниже ростом и стоял у подножия лестницы, вперед выкатился двойной подбородок. Я заметил также округлый животик и жировые складки на пояснице. Но черные глаза смотрели проницательно. Такой должен уметь вести допросы, подумалось мне.
  
  — Что ж, агент Корт…
  
  — Можно просто Корт.
  
  — Просто? Звучит, словно вы рок-звезда какая-нибудь.
  
  В моем удостоверении значатся два инициала, но я никогда не использую имени — предпочитаю только фамилию. Как и многим другим, Райану, видимо, это показалось претенциозным. Я не стал объяснять ему, что такова лишь часть нашей общей стратегии. В деле, которым мы занимаемся, чем меньше информации о себе ты даешь людям (и не важно — хорошим, плохим или совершенно посторонним), тем лучше. Когда о тебе известно слишком многим, труднее соблюдать секретность, а это неизбежно сказывается на эффективности операций по защите клиентов.
  
  — Агент Фредерикс уже на пути сюда, — сообщил я.
  
  В ответ лишь вздох.
  
  — Это все какая-то неразбериха. По-моему, кто-то ошибся адресом. Нет никого, кто хотел бы причинить мне вред. Я ведь даже против «Джей-Эйтс» не работаю.
  
  Он упомянул самую опасную банду латиноамериканцев а Фэрфаксе.
  
  — Мне все же хотелось бы войти, если не возражаете.
  
  — Вы, стало быть, что-то вроде телохранителя?
  
  — Да, что-то вроде.
  
  Он внимательно оглядел меня. Роста мне чуть не хватает до ста восьмидесяти при весе в 75 килограммов, который слегка колеблется в ту или другую сторону в зависимости от характера задания и вида сандвичей, составляющих основу моей диеты в текущем месяце. Я не служил в армии и не проходил курса подготовки офицеров ФБР в Куантико. Мне знакомы основные приемы самообороны, но я никогда не изучал ни одного из знаменитых восточных единоборств. На моем теле вы не обнаружите ни единой татуировки. Верно лишь то, что я стараюсь чаще бывать на свежем воздухе, бегаю трусцой и совершаю пешие походы, но марафона мне не пробежать и в передаче «Железный человек» делать нечего. Дома я отжимаюсь от пола и делаю приседания, потому что, как говорят, это улучшает работу системы кровообращения и, кроме того, позволяет мне заказывать лишнюю порцию сыра на свои бутерброды без угрызений совести. Я неплохо стреляю, и сейчас при мне «Глок-23» сорокового калибра в удобной кобуре, укрытой под брюками. Впрочем, хорошо, что Райан Кесслер не знал об этом, потому что как средство защиты ему мой пистолет показался бы сугубо недостаточным.
  
  — Даже они. — Он кивком указал на агентов ФБР в машине через дорогу. — Эти ребята только и смогли, что напугать мою жену и дочь, вот и все. Они как-то слишком мозолят глаза, вам не кажется?
  
  Мне понравилось, что мы оба пришли к одному и тому же выводу.
  
  — Верно подмечено. Но ведь они и находятся здесь лишь в роли сдерживающего фактора.
  
  — Что ж, тогда, наверное, мне следует извиниться, что столько людей понапрасну тратят время. Я уже обсудил это со своим шефом.
  
  — Вы о старшем инспекторе Льюисе? Я с ним тоже побеседовал по дороге сюда.
  
  Рональд Льюис руководил всеми детективами в полицейском управлении округа Колумбия. Коренастый, широколицый, темнокожий. И очень откровенный. Я не был знаком с ним лично, но частенько видел в теленовостях и знал, что он привел в порядок один из самых опасных районов одного из самых опасных городов в стране. Льюис сделал блестящую карьеру, начав службу простым патрульным, и, подобно Райану Кесслеру, тоже мог считаться героем.
  
  Райан ненадолго задумался, явно оценив тщательность моей подготовки.
  
  — Тогда он должен был уведомить вас, что тоже понятия не имеет, кому понадобилось наезжать на меня. А теперь я вынужден просить вас удалиться. Еще раз простите, что потеряли из-за меня столько времени.
  
  — Мистер Кесслер, — сказал я, — сделайте мне, пожалуйста, личное одолжение. Позвольте мне войти и кое-что рассказать вам. Мне нужно десять минут, не больше.
  
  Я говорил все тем же дружеским тоном без намека на раздражение. И не пытался пока ничего объяснять — споры на пороге дома чаще всего кончаются ничем. Хозяину достаточно сделать шаг назад и захлопнуть перед вами дверь. Я лишь смотрел на него снизу вверх, дожидаясь ответа, но при этом ни на секунду не отводил глаз.
  
  Он снова вздохнул. На этот раз еще громче.
  
  — Ладно. Заходите. Дам вам пять минут ровно. — Кесслер повернулся и, прихрамывая, повел меня через опрятный дом, где пахло лимонной полиролью для мебели и свежим кофе. Первые впечатления дали мне не слишком много информации о нем самом или его семье, но одна вещь сразу бросилась в глаза — на стене в гостиной висела вставленная в рамку пожелтевшая полоса «Вашингтон пост» с заголовком: «Герой-полицейский спасает жизни двоим во время ограбления».
  
  Ниже красовалось фото более молодого и стройного Райана Кесслера.
  
  Пока я ехал сюда, Клэр Дюбойс, точная, как хорошие часы, снабдила меня всей необходимой информаций о Райане. И конечно, детальным описанием его подвига. Некий подонок решил ограбить кассу продуктового магазина в центральном районе округа, но запаниковал и открыл стрельбу. Райан же в это время направлялся на встречу с информатором и проезжал по улице позади магазина. Услышав выстрелы, он достал свой пистолет и поспешил проникнуть внутрь через служебный вход на заднем дворе. Спасти мужа и жену — хозяев заведения — он уже не успел, но зато выручил двоих покупателей, причем грабитель всадил ему пулю в ногу, прежде чем сбежать.
  
  У этой истории оказалась примечательная развязка. Одна из спасенных покупательниц навестила его в больнице. Они стали встречаться. И теперь она была его женой, которую звали Джоанн. Райан воспитывал дочь от первого брака. Его прежняя жена умерла от рака яичников, когда девочке едва исполнилось шесть.
  
  Сообщив мне эти подробности, Дюбойс заметила по телефону:
  
  — Правда, очень романтично, что он спас ей жизнь? Просто явился, как рыцарь в сияющих доспехах.
  
  Вообще-то я не любитель чтения, но мне нравятся книги по истории, особенно средневековой. А потому я мог бы сообщить ей, что рыцарские доспехи считались наихудшим боевым снаряжением, когда-либо созданным человечеством. Они только выглядели внушительно, но облаченный в них воин был куда уязвимее, чем тот, чье снаряжение состояло из обычного щита, шлема и кольчуги, или даже не имевший ничего этого.
  
  А еще мне подумалось, что получить пулю — это отнюдь не самый романтичный способ найти себе спутницу жизни.
  
  — Ну вот, в такой-то чудесный субботний день! Вам и самому лучше было бы провести его с женой и детишками, — сказал Райан, сопроводив меня в тесно заставленную мебелью гостиную.
  
  — Я живу один. И детей у меня нет.
  
  Райан ненадолго замолчал: вполне предсказуемая реакция. Обычно добрые отцы семейств определенного возраста не сразу соображали, как вести себя с сорокалетним бездетным холостяком вроде меня.
  
  — Пройдемте сюда.
  
  Я последовал за ним в кухню, где к прежним запахам примешались новые ароматы — так пахнет обильный завтрак выходного дня, каких у меня никогда не бывает. В отличие от остального дома здесь царил беспорядок. Немытые тарелки громоздились в раковине. Пиджаки и спортивные куртки свешивались со спинок стульев, окружавших обеденный стол светлого дерева. У стены пустые пакеты из «Сэйфуэя» валялись рядом с такими же, но с эмблемой «Хоул фудз»,[9] превосходя их числом в соотношении четыре к одному. Повсюду лежали школьные учебники, компакт-диски, пришедшие по почте рекламные буклеты и журналы.
  
  — Кофе будете? — спросил Райан только потому, что хотел его сам. Он не был груб со мной, но явно не желал, чтобы я засиживался.
  
  — Нет, спасибо.
  
  Пока он наливал себе кофе, я подошел к окну и осмотрел задний двор дома, похожий на десятки тысяч таких же дворов по соседству. Изучил окна и двери.
  
  Заметив мой интерес, Райан, который с видимым удовольствием прихлебывал из чашки, сказал с ухмылкой:
  
  — Неужели вы считаете, агент Корт, что мне нужен часовой в кухне?
  
  — На самом деле мне необходимо переправить вас вместе с семьей в безопасное место, пока мы не доберемся до людей, которые за всем этим стоят.
  
  — Переправить отсюда? — Он уже не скрывал насмешки.
  
  — На несколько дней — максимум.
  
  До меня доносились сверху какие-то звуки, но на первом этаже пока никто не появился. Клэр Дюбойс снабдила меня информацией и о семье Райана. Джоанн Кесслер, тридцать девять лет, прежде работала статистиком, но, встретив вдовца и став его женой, ушла со службы и посвятила себя воспитанию приемной дочери, которой на тот момент исполнилось десять.
  
  Дочь Аманда — теперь старшеклассница местной средней школы.
  
  — Учится хорошо — почти отличница. Уже выбрала три основных предмета для дальнейшего изучения — историю, английский и французский. Ее фото поместили в школьном ежегоднике. Часто вызывается быть добровольной помощницей.
  
  Наверняка много помогает в больницах или поликлиниках, подумал я, ведь у нее так рано умерла мать.
  
  — Кроме того, она играет в баскетбол, — продолжала Дюбойс. — Я тоже обожала этот вид спорта. А, глядя на меня, не скажешь, верно? Но рост не играет решающей роли, правда! Надо просто любить эту игру и уметь хорошо расталкивать соперниц.
  
  Между тем Райан говорил:
  
  — Послушайте, я ведь самый обыкновенный коп и занимаюсь рутинными делами, не связанными с насилием. Никаких террористов, мафии, заговорщиков. — Он отпил еще глоток кофе, украдкой бросил взгляд на дверь и добавил еще два кусочка сахара, поспешно размешав их в чашке. — Агент Фредерикс сказал, что тому типу нужно добыть некую информацию самое позднее к вечеру в понедельник, так? А у меня сейчас нет ни одного расследования, которое я собираюсь закончить к этому времени. У меня вообще сейчас спад в работе. За последнюю неделю или даже больше только и перебираю бумажки. Административные отчеты, бюджет и все такое. Ничего больше. Если бы я мог хоть что-то предположить, тут же рассказал бы вам. Но ничего нет. Это явная ошибка, — повторил Райан.
  
  — А теперь послушайте вы. — Райан не пригласил меня сесть, но я все равно расположился на одном из вращающихся стульев. Сам он стоял. — В прошлом году я охранял одного клиента. Пять дней играл в кошки-мышки с киллером — профессиональным убийцей, которого наняли, чтобы устранить моего подопечного. Потом выяснилось, что это была ошибка. Киллеру дали не ту фамилию. Но только он все равно убил бы моего клиента, не помешай я ему. В данном случае за вами охотится не убийца, а «дознаватель». Слышали о таких?
  
  — Что-то слышал. Профессионал из преступного мира по ведению допросов и добыче информации, так, кажется?
  
  Суть он знал, и я кивком подтвердил это.
  
  — А теперь поясню разницу. Киллер — совсем другое дело. Ошибка или нет, но жизнью рисковали бы только вы один. А вот «дознаватель»… Он сделает своей целью вашу семью, пойдет на все, чтобы нащупать ваше слабое место, но непременно найдет способ заставить вас выложить нужные ему сведения. К тому времени, когда он поймет, что ошибся, кто-то из близких вам людей может серьезно пострадать. Или хуже того…
  
  Обдумав мои слова, Кесслер спросил:
  
  — Кто он такой?
  
  — Его зовут Генри Лавинг.
  
  — Из бывших военных? Спецназ?
  
  — Нет. Сугубо гражданское лицо.
  
  — Из какой-то банды? Связан с организованной преступностью?
  
  — Нами такой связи не выявлено.
  
  Признаться, мы знали о Генри Лавинге только то, что он родился на севере штата Виргиния, сбежал из дома еще подростком и с тех пор практически не поддерживал контактов ни с кем из членов семьи. Его школьное личное дело бесследно исчезло из архива. В первый и последний раз Лавинга арестовали еще как несовершеннолетнего. А через неделю после того, как он был отпущен на свободу, местный судья, не объясняя причин, подал в отставку и уехал в неизвестном направлении. Быть может, простое совпадение? Но уж кто-кто, а я так не думаю. Все бумаги по делу юного Лавинга пропали из полиции и суда примерно в то же время. Он славно потрудился, чтобы замаскировать свое прошлое и сохранить анонимность.
  
  Я снова выглянул в окно. Затем после короткой многозначительной паузы и взгляда в сторону все еще пустой прихожей я продолжал уже совсем тихо:
  
  — Но есть еще кое-что, о чем я хотел вам сообщить. Надеюсь, это останется строго между нами?
  
  Кесслер все еще держал чашку, но о кофе забыл.
  
  — Генри Лавинг похитил не менее дюжины людей, которых ему следовало допросить. И это только те случаи, о которых мы знаем. На его совести также гибель нескольких случайных прохожих. Ему случалось убивать или серьезно ранить агентов ФБР и офицеров полиции.
  
  Услышав это, Райан нахмурился.
  
  — Я охочусь за ним… Вернее, так — моя организация и ФБР не оставляем попыток взять его с поличным уже много лет. Так что — да, вынужден признать, мы прибыли сюда для того, чтобы охранять вас и вашу семью. Но и вас нам сам Бог послал, детектив Кесслер. Вы заслуженный, опытный полицейский, человек, знакомый со всеми тактическими приемами, обученный обращению с оружием.
  
  — Ну, с оружием я не имел дела уже несколько лет.
  
  — Но ведь разучиться стрелять невозможно. Согласны? Как и ездить на велосипеде.
  
  Он потупил глаза.
  
  — На самом деле я бываю в тире каждую неделю.
  
  — Вот и отлично! — Теперь я видел, как изменилось выражение его темных глаз. В них вспыхнул огонь. — Я прошу вас помочь нам добраться до этого негодяя. Но сделать это здесь невозможно. Только не в таком доме, как ваш. Слишком опасно для вас, вашей семьи, слишком опасно даже для ваших соседей.
  
  Райан похлопал по своему револьверу:
  
  — У меня хватит для него глейзеровских патронов.
  
  Типичный полицейский подход. Пуля с хорошей убойной силой, но стенку не пробьет и случайного зеваку не ранит. Профессионалы относятся к ним пренебрежительно.
  
  — Да, но только Лавинг обычно вооружен совершенно иначе. Он явится с «M-4» или «МП-5» и устроит здесь бойню. Случайные жертвы будут неизбежны.
  
  Райан обдумывал мои слова. Его взгляд уперся в гору грязной посуды, словно он впервые заметил ее.
  
  — Так что конкретно вы предлагаете?
  
  — Вы, еще один офицер и я формируем охранное подразделение. Переправляем вас с семьей к нам в законспирированный дом, при обороне которого у нас будет ощутимое преимущество над Лавингом. Конечно, мои ребята и люди из ФБР постараются перехватить его еще в пути или застигнуть в логове, если сумеют отыскать, где оно. Но в случае если он все-таки прорвется — а ему это вполне по силам, — тогда мне без вашей помощи не обойтись. У меня на примете есть одна из наших явок: она идеально подходит.
  
  Я говорил теперь почти шепотом, ясно давая понять, что моя информация носит абсолютно конфиденциальный характер.
  
  — Судя по всему, вам уже приходилось сталкиваться с этим типом.
  
  — Да уж, приходилось, — признался я.
  
  Пока он взвешивал мои слова, из коридора послышался женский голос:
  
  — Эти люди все еще там, Рай. Мне это начинает действовать на…
  
  Она вошла в кухню и замерла на месте, разглядывая меня прищуренными карими глазами. Я сразу узнал ее по снимкам, присланным Дюбойс мне на компьютер. Джоанн Кесслер. В кроссовках, джинсах и темном свитере на молнии, из которого местами торчали нитки. Лицо приятное, хотя его не назовешь ни красивым, ни хотя бы незаурядным. Она явно проводила много времени на свежем воздухе, о чем говорил загар и светлые морщинки у глаз. Садовод-любитель, догадался я, обратив внимание на ее короткие ногти, два из которых были к тому же сломаны. Спортом она занималась едва ли, но в отличие от мужа сохранила стройность. Длинные вьющиеся светло-русые волосы Джоанн собирала в «конский хвост». Элегантные очки можно было бы счесть украшением, настолько они ей шли, но толстые стекла напоминали о прошлой профессии Джоанн. Если кто-нибудь и выглядел как типичный сотрудник отдела статистики министерства транспорта, то это была Джоанн Кесслер.
  
  Заметив меня, она сначала испугалась — очевидно, не слышала, как я пришел, — а потом ее лицо приняло совершенно равнодушное выражение. Оно не окаменело и не побледнело от злости, а стало замкнутым. Я понимал, что столь педантичную особу последние события должны были несколько ошеломить.
  
  — Знакомься, это агент Корт из министерства юстиции. Его прислали охранять нас.
  
  Я не стал поправлять его, уточняя свою должность и организацию, на которую работаю, а просто пожал ее вяловатую руку и мимолетно улыбнулся. Ее ответный взгляд не отразил никаких эмоций.
  
  — Миссис Кесслер…
  
  — Джоанн.
  
  — Вы в курсе сложившейся ситуации?
  
  — Рай рассказывал мне о какой-то путанице. Кому-то кажется, что ему грозит опасность.
  
  Она посмотрела на Райана: тот понурил голову.
  
  Я же, сохраняя сугубо деловой подход, обратился к Джоанн:
  
  — Действительно, вероятность путаницы существует, но есть и факты, а они не оставляют сомнений в том, что некий человек нанят для того, чтобы добыть информацию, которой располагает ваш муж.
  
  Ее лицо помрачнело.
  
  — Так вы в самом деле считаете, что угроза реальна?
  
  — Да, — ответил я и рассказал подробности о «дознавателях» вообще и Генри Лавинге в частности.
  
  — Это преступник, специализирующийся на особого рода допросах, — заключил я.
  
  — Но ведь вы не имеете в виду пытки или что-то подобное? — тихо спросила Джоанн, глядя на мужа отстраненным взглядом.
  
  — Боюсь, именно это я и имею в виду.
  4
  
  — Одни «дознаватели» предпочитают подкуп, другие прибегают к шантажу и угрозам, — объяснил я. — Но тот, кого используют против Райана, прибегает к физическим методам воздействия, чтобы добыть нужные ему сведения. Специализируется на этом.
  
  — «Физические методы», — пробормотала Джоанн. — «Специалист». В ваших устах это звучит так, словно речь идет о юристе или враче.
  
  Я промолчал. В такие моменты важно использовать все — лишь бы выполнить работу. Как в играх, в которые я играю, — а это только настольные игры. Мне нравится видеть соперника. Так я узнаю о нем многое, подмечая мельчайшие жесты, применяемые им словечки, выражение глаз, манеру одеваться. Даже то, как он дышит, важно. Сейчас мне необходимо было убедить Кесслеров, что они насущно нуждаются именно в моей помощи. И я принял решение на основе всего, что узнал о них. И потому заговорил, обращаясь вроде бы к обоим, но сосредоточив больше внимания на женщине.
  
  — Лавинг не использует никаких современных технологий. — Мой голос звучал совершенно невозмутимо. — Обычно ему достаточно применить обыкновенную наждачную бумагу и спирт, но на самых чувствительных органах человеческого тела. На первый взгляд не впечатляет, но срабатывает на редкость эффективно.
  
  При этом я всеми силами старался не вспоминать о фотографиях трупа моего наставника Эйба Фэллоу, сделанных на месте преступления. Но уклониться от воспоминаний мне не удалось.
  
  — О Боже! — прошептала Джоанн, прижав ладонь к своим тонким губам.
  
  — Главная задача «дознавателя» состоит в том, чтобы довести вас до крайности, получить над вами преимущество. Помню одно из моих прежних заданий, когда мне пришлось защищать человека от Лавинга. Так вот он тогда собирался вломиться в дом к семье и пытать ребенка на глазах отца, чтобы тот дал ему необходимую информацию.
  
  — Господи! — охнула Джоанн. — А как же Аманда? У нас ведь тоже есть дочь. Это просто… — Ее глаза заметались по кухне, пока взгляд не остановился на раковине с грязными тарелками. Затем она порывисто шагнула вперед, достала пару желтых резиновых перчаток, натянула на руки и пустила большую струю горячей воды. Феномен мне был хорошо знаком. Мои клиенты в минуты кризиса часто пытались сосредоточиться — иной раз до одержимости — на каких-то своих мелких делах. Хоть на чем-то, что они могли взять полностью под контроль.
  
  — Нам нужно сделать то, что предлагает агент Корт, — сказал Райан. — Уехать на время из нашего дома.
  
  — Уехать?
  
  — Да, — подтвердил я. — Это мера предосторожности.
  
  — Прямо сейчас?
  
  — Именно. И чем скорее, тем лучше.
  
  — Но куда? В гостиницу? У нас есть друзья, которые… Но мы ведь не собрали никаких вещей. Как же мы можем вот так просто уехать?
  
  — Вам нужно взять с собой только самое необходимое. И отправитесь вы на одну из наших явок, где будете в полной безопасности. Это недалеко, и дом очень уютный. — Я не упомянул, где именно расположен дом. Не в моих правилах. Разумеется, я не завязывал своим клиентам глаза, когда вез на явку, и они, вероятно, имели некое общее представление, где именно она находится, но адресов не называл никогда и никому. — Так что теперь попрошу вас быстро собрать…
  
  — Но как же Аманда? — перебила меня Джоанн, словно забыв, что уже говорила об этом. — У нас есть дочь. Ей всего шестнадцать лет. Рай! Где она сейчас? Уже вернулась из школы?
  
  Мои подопечные нередко становились чрезмерно активными, их мысли перескакивали с одного предмета на другой. Она забыла, подумал я поначалу, что сегодня суббота, но, как тут же выяснилось, по выходным девочка посещала дополнительные занятия в компьютерном классе расположенного неподалеку колледжа.
  
  — Я слышал, как она входила в дом примерно полчаса назад, — сказал Райан.
  
  Джоанн пристально посмотрела на свои ярко-желтые перчатки, потом сняла их и закрыла кран.
  
  — Я вот о чем подумала…
  
  — О чем же? — Мне хотелось, чтобы она думала быстрее.
  
  — Не надо, чтобы она ехала с нами туда. Я об Аманде. Не нужно ей быть с нами в этом вашем явочном доме.
  
  — Но она подвергается такой же опасности, как и Райан. Так что вам лучше будет… Вспомните мои слова о том, что Лавингу необходимо найти, в чем вы уязвимы.
  
  — Нет, прошу вас, — твердо повторила Джоанн.
  
  Казалось, для нее очень важно, чтобы девочку отделили от них с мужем. Я невольно вспомнил, что Аманда — родная дочь только Райана, и задумался, почему Кесслеры не завели других детей. Быть может, Райан прошел стерилизацию во время первого брака, или Джоанн оказалась не способна к зачатию, или же они приняли решение не заводить совместных отпрысков? Предпочитая знать о клиентах как можно больше, я задумывался и о подобных вещах. Иногда это важнее, чем кажется на первый взгляд. Джоанн еще раз окинула взглядом посуду и отложила перчатки в сторону.
  
  Райан теперь тоже размышлял на эту тему.
  
  — Согласен. Давайте поместим ее подальше от всех грозящих нам опасностей.
  
  Я понял, что на него повлияло сказанное мною прежде — о возможной перестрелке с Лавингом.
  
  — Мы отправимся в ваше безопасное место. А ее устроим где-нибудь еще. Только на таких условиях я согласна уехать, — настаивала Джоанн.
  
  — Тебе лучше побыть с Амандой, — сказал Райан.
  
  — Нет, я поеду с тобой, — возразила жена.
  
  — Но…
  
  — Никаких «но». Я тебя не оставлю. — Она крепко вцепилась ему в руку.
  
  Я еще раз подошел к окну и выглянул наружу. Джоанн заметила это, как раньше ее муж, и ей не понравилась моя откровенная настороженность. Я повернулся к ним лицом.
  
  — Теоретически я не имею ничего против такого варианта, но у меня не хватит людей, чтобы благополучно доставить вашу дочь на другую явку. У вас есть место, куда вы могли бы отправить ее сами? Необходимо только, чтобы оно никак не было связано с вами и любыми членами вашей семьи. Ее имя не должно значиться ни на каких проездных документах, а покупки оплачиваться ее кредитной карточкой.
  
  Подобно всем опытным «дознавателям», Лавинг легко находил доступ к любым компьютерным базам данных.
  
  — Нам нужен Билл, — сказала Джоанн.
  
  — Кто?
  
  — Уильям Картер, — продолжил за нее Райан. — Он друг нашей семьи. Когда-то служил вместе со мной. Но уже лет десять, как ушел в отставку. Она могла бы побыть у него.
  
  Мне необходимо было знать наверняка, что Лавинг не отследит этого человека по его прошлым связям с Райаном.
  
  — Вы были с ним напарниками? Вели когда-нибудь совместные расследования? И не говорите мне, что он приходится Аманде крестным отцом.
  
  — Ничего подобного. Он просто друг. Мы никогда не служили в одном подразделении. У него есть домик в округе Лоуден рядом с паромной переправой через Потомак. Они могли бы отправиться туда. Аманде он нравится. Билл ей почти как дядя. И он все-таки бывший коп, — не преминул добавить Райан.
  
  — Вы на сто процентов уверены, что о вашей дружбе никому больше не известно? У вас нет ничего в совместной собственности, катера, например, или машины? Когда-нибудь одалживали друг другу деньги через банк? Покупали что-нибудь у вашего приятеля?
  
  — Нет. Ничего такого не было.
  
  — Он может приехать сюда через десять минут?
  
  — Даже через пять. Он живет через два дома от нас. Знаю, он собирался сегодня вечером на матч, но ради такого дела охотно изменит свои планы.
  
  Я открыл сумку и извлек из нее свой ноутбук. Включив его, ввел пароли на новой странице. Проверил всю имевшуюся информацию в нашей надежно защищенной от взлома базе данных. Ничто в личности Уильяма Картера, его послужном списке и жизненных обстоятельствах не вызвало у меня вопросов. Потом я провел поиск, введя имя девушки. Как и все подростки, Аманда Кесслер активно посещала интернет-сообщества вроде Фейсбука или Майспейс, имела свой блог, но лишней информации о себе нигде не давала. Поняв это, я испытал облегчение. Социальные сети превращали порой нашу работу в сплошной кошмар, так много своих личных данных иные клиенты легкомысленно пускали гулять по всему белу свету. Я особенно внимательно отследил, не упоминала ли Аманда где-либо об Уильяме Картере, его летнем домике или округе Лоуден как таковом.
  
  С удовлетворением констатировав, что Лавинг никак не сможет найти эту зацепку, я сказал:
  
  — Хорошо, позвоните ему. — И протянул Райану мобильник, черный и раскладной, немного крупнее, чем стандартные «Нокиа» или «Самсунг».
  
  — Что это?
  
  — Безопасный телефон. Разговоры по нему шифруются и проходят через сложную сеть подставных станций. С этого момента и до тех пор, пока я не разрешу вам, придется пользоваться только этим аппаратом.
  
  Потом я забрал их телефоны и извлек элементы питания.
  
  Райан нерешительно покрутил мой аппарат в руках (а Джоанн вообще смотрела на него, как на ядовитую змею), но все же набрал номер и переговорил с Картером.
  
  — Он уже едет, — сообщил он, закончив разговор. Потом детектив на минуту задумался, формулируя то, что собирался сказать, и, повернувшись в сторону дверного проема, крикнул:
  
  — Аманда! Спустись к нам, милая. Нам нужно с тобой поговорить.
  
  Прошло всего мгновение, мелькнула тень на пороге, а потом в кухню вошла их дочь. Девушка носила очки в красной оправе, ее длинные темные волосы слегка растрепались. Сложением она пошла в отца — такие же узкие бедра и широкие плечи. Баскетболистка.
  
  Взгляд быстрый и проницательный. Вероятно, она уже кое-что знала о том, зачем странные люди сидели в машине, припаркованной перед домом, но никакого страха ее глаза не выражали.
  
  Меня она тоже внимательно оглядела.
  
  — Аманда, это агент Корт, — сообщила ей мачеха. — Он работает на правительство. Что-то вроде ФБР.
  
  — Привет, Аманда! — поздоровался я по-свойски.
  
  — Привет! — ответила она, гораздо более заинтересованная моим компьютером, чем мною самим.
  
  Объяснять детям, что они подвергаются опасности, — это особое искусство (причем мне по опыту известно, что девочки легче воспринимают дурные вести, чем мальчишки). Я овладел им весьма неплохо, но все же обычно предпочитаю, чтобы сначала с ними поговорили родители. Райан взял эту миссию на себя.
  
  — Мэнди, у нас тут возникла небольшая проблема.
  
  Девочка кивнула, ее взгляд стал еще более пристальным.
  
  — Похоже, кому-то не понравилось, как я веду одно из своих расследований, и потому парни из нашего департамента и ФБР собираются арестовать этого человека. Но до тех пор, пока это не сделано, нам придется уехать из дома.
  
  — Это кто-то из тех, кого ты прижал? — невозмутимо спросила Аманда.
  
  — В этом мы еще не уверены.
  
  — Но ты говорил, что в последнее время у тебя совсем мало работы.
  
  Райан задумался.
  
  — Возможно, это что-то из моего прошлого. Ясности пока нет.
  
  — Мы не знаем, что именно нужно этому человеку, но зато знаем точно, насколько он опасен, — объяснил я девочке.
  
  — Твоя мама и я поедем с агентом Кортом, чтобы обсудить ситуацию. Постараемся помочь им выяснить, кто за всем этим стоит.
  
  — Значит, для вас — строгая изоляция?
  
  Райан улыбнулся. Интересно, из какого сериала она почерпнула этот термин? — подумал я.
  
  — Не совсем, но нам лучше покинуть дом. А пока мы будем помогать федералам, ты проведешь несколько дней с дядюшкой Биллом в его летнем доме на реке.
  
  — Но я же не могу, папа! — воскликнула она, и ее хорошенькое круглое личико, лишь местами покрытое юношескими угрями, исказила капризная гримаса, показавшаяся мне чуть наигранной. — Никак нельзя пропускать школу.
  
  И Аманда стала перечислять причины: у нее важная контрольная по биологии, баскетбольная тренировка, «горячая линия» для учеников с психологическими проблемами, организованная школьным советом, за которую она отвечала, заседание подготовительного комитета встречи бывших выпускников. Она протараторила все это быстро, надеясь, что хотя бы один из ее аргументов подействует.
  
  — Я серьезно. Мне нельзя все это бросить и уехать!
  
  Дети… Неуязвимые и бессмертные. И каждый считает, что Вселенная вращается именно вокруг него.
  
  — Тебя не будет всего несколько дней. Считай это короткими каникулами.
  
  — Каникулами? Ты, должно быть, шутишь, Джо?
  
  — Пойди, собери свои вещи. И поскорее.
  
  — Так мы уезжаем прямо сейчас?
  
  Я выдал Аманде один из своих безопасных мобильных телефонов, а ее трубку забрал. Она рассталась с ней крайне неохотно. А мне пришлось еще подсыпать соли на ее раны.
  
  — И боюсь, пока я не разрешу, тебе нельзя выходить в Интернет.
  
  — Что?! — Хуже наказания для современного подростка невозможно придумать.
  
  — Это скорее всего тоже ненадолго. Но мы предполагаем, что преступнику известно, как отследить твой компьютер.
  
  — Вот это уже совсем, типа, дерьмово!
  
  — Аманда! — строго одернул ее отец.
  
  — Извините, но мне нужно подключиться к Сети. Понимаете, по крайней мере войти в Фейсбук и Твиттер. И потом, я обновляю свой блог каждый день. Еще не пропустила ни…
  
  — Только когда агент Корт разрешит, — перебила ее Джоанн. — Ты отлично оторвешься у дяди Билла. Можешь смотреть телик сколько душе угодно, читать, играть в любые игры. И потом, у вас будет возможность порыбачить. Ты же любишь рыбалку.
  
  — Ах, но это же все совершенно… — Девичье личико сморщилось от искреннего огорчения.
  
  — Ты весело проведешь время. А теперь иди и собирайся. Билл будет здесь совсем скоро.
  
  — Куда уж веселее, — пробормотала Аманда с сарказмом.
  
  Когда девочка ушла, я снова обратился к Кесслерам:
  
  — У вас есть еще близкие родственники в этом районе?
  
  Джоанн вздрогнула от неожиданности.
  
  — О Господи! А моя сестра! Я совершенно забыла о Мари. — Имя звучало странно, на французский манер. — Она живет с нами уже месяц. Придется взять ее с собой.
  
  — Ее сейчас нет? — спросил я, потому что никакого дополнительного движения в доме до сих пор не замечал.
  
  — Она здесь, просто до сих пор спит.
  
  — Моя свояченица по натуре «сова», — объяснил Райан.
  
  — Разбудите ее, — сказал я. — Нам надо уезжать… Да, и не позволяйте ей пользоваться своим мобильным.
  
  Джоанн часто заморгала, усваивая мои инструкции, а потом указала на стоявший рядом поднос:
  
  — Вот ее телефон.
  
  Я тут же отключил его, вынул батарейку и сунул все это в свою сумку. Джоанн вышла из кухни, и я слышал ее шаги вверх по лестнице.
  
  Райан отправился в кабинет, где начал наполнять большой дипломат и дорожную сумку папками с бумагами. Большая часть документов была напечатана на бланках столичного управления полиции. Я между тем продолжал расспрашивать его о других родственниках, которые могли попасть в руки преступника и быть использованы как заложники. Выяснилось, что родители Райана уже умерли. Его единственный брат жил в штате Вашингтон, то есть на другом конце страны. Отец Джоанн и его вторая жена — в свое время он овдовел — обитали неподалеку, но сейчас проводили отпуск в Европе. Мари — ее единственная сестра. Сама Джоанн прежде замужем не была.
  
  — И все же я должен спросить: других детей у Джоанн нет?
  
  После довольно тяжелой паузы Райан ответил:
  
  — Нет.
  
  Разумеется, у Кесслеров были друзья, но для «дознавателей» реальный интерес представляли в основном люди, связанные с намеченной жертвой кровным родством.
  
  Я еще раз выглянул наружу, осмотрел задний двор дома и окрестности. На лужайке через два дома от Кесслеров мужчина возился с зеленым садовым поливочным шлангом, а потом начал не спеша скручивать его между локтем и растопыренными пальцами руки. Другой домовладелец снимал с окон сетки от насекомых. А еще в одном доме по соседству все было как будто тихо, но жалюзи на одном из окон чуть заметно шевельнулись.
  
  — Тот дом, что слева наискосок позади вашего… Не знаете, случайно, уехали сегодня хозяева или нет?
  
  Райан тоже выглянул из окна и посмотрел на дом, который я имел в виду.
  
  — Должны быть у себя. Я видел, как Тедди нынче утром шел в «Старбакс». — Он оглянулся на дверь, проверяя, не слышит ли его слов жена. — Знаете, Корт, наш с вами мир и то, чем мы занимаемся… Для Джоанн это порой чересчур. Ее выбивает из колеи то, чему мы не придаем значения. Она иногда выходит из гостиной, когда по телевизору начинают передавать новости о совершенных преступлениях. Я был бы очень признателен, если бы вы имели это в виду.
  
  — Простите, если что-то я сказал не так. Запомню ваши слова.
  
  — Спасибо. — Райан улыбнулся и отправился наверх, чтобы продолжить сборы.
  
  На самом деле я сразу догадался, что Джоанн — женщина сверхчувствительная. Вероятно, я был с ней излишне откровенен именно для того, чтобы Райан попросил меня о любезности, ничего мне не стоившей. Зато я добился другой цели — расположил к себе Райана и получил его полную поддержку.
  
  Мой телефон завибрировал, и звуковой определитель информировал меня через наушник: «Фредерикс».
  
  Я ответил на вызов.
  
  — Как дела, Фредди?
  
  — Подъезжаю к дому, Корт. Не пристрели меня по ошибке.
  5
  
  Никогда не понимал этих дежурных шуточек агентов ФБР. И для меня это была своего рода самозащита — не разделять их чувства юмора. Вот и шутки Фредди меня только раздражали, но, в конце-то концов, мне не приходилось постоянно жить с ним в отличие от его жены и пятерых детей, поэтому я не подавал виду.
  
  — Входи через парадную дверь, — ответил я и отключил связь.
  
  Я направился в прихожую, чтобы встретить высокого седовласого агента. Клэр Дюбойс с ее острым умом часто ошарашивала меня довольно странными, но точными наблюдениями. Присмотревшись к Фредди, она как-то сказала мне:
  
  — Ты когда-нибудь замечал, что лучшие агенты ФБР в жизни выглядят как крестные отцы мафии в телесериалах, а классический крестный отец мафии в реальности — копия телевизионного агента ФБР?
  
  Сам я этого не замечал, но согласился с тем, что в ее словах есть доля истины. Солидный и элегантный даже в самой простой одежде, 55-летний Пол Энтони Ксавье Фредерикс был ветераном Бюро и не работал больше нигде с тех пор, как закончил колледж. Сейчас он вошел в дом, сопровождаемый более молодым коллегой. Оба проследовали за мной в кухню.
  
  Особому агенту Руди Гарсии было под тридцать. Судя по складкам на брюках и выправке, до прихода в ФБР он служил в армии. Востроглазый, неулыбчивый, но хороший семьянин, он, по-моему, не относился к тем парням, с кем приятно коротать время в баре за бутылочкой пива. Впрочем, я слышал то же самое и о себе.
  
  — Кесслеры собирают вещи в дорогу. Из Западной Виргинии есть новости?
  
  Пожатие плечами было красноречивее слов. Я, собственно, многого и не ожидал. Неизвестное транспортное средство, неопределенный маршрут — Лавинг оставался пока невидимым для нас.
  
  — А что, Фредди, есть догадки, когда он может оказаться поблизости отсюда?
  
  — До Фэрфакса он доберется часа через два с лишним, и это самое раннее, — отозвался тот, пробегая глазами вставленный в рамку репортаж о полицейском-герое. — А ведь я помню этот случай. Точно, помню.
  
  Гарсия между тем совершал обход первого этажа, выглядывая в каждое окно. Он знал свое дело, и снаружи никто не заметил бы его маневров. А значит, и под пулю он не подставлялся.
  
  Вниз спустились Джоанн и Райан, полицейский нес по чемодану в каждой из своих мясистых рук. Они встали посреди прихожей, и Райан опустил свою ношу на пол. Потом мы все собрались в кухне, и я представил хозяевам вновь прибывших.
  
  — Испортили вам выходные, — сказал Фредди. — Надеюсь, вы нас извините за это.
  
  — Мари встала? — поинтересовался я. — Нам нужно спешить.
  
  — Она спустится через минуту.
  
  — Быть может, Аманде будет приятнее, если в округ Лоуден к вашему другу с ней поедет тетя? — предположил я.
  
  — Едва ли, — ответил, помешкав, Райан, хотя причина так и осталась мне неизвестной. Однако жена согласилась с ним.
  
  В радиопередатчике Фредди послышались шумы.
  
  — К дому приближается внедорожник. Зарегистрирован на Уильяма Картера.
  
  — Это друг семьи, — пояснил я. — С ним мы отправим дочь Кесслеров.
  
  Минутой позже в дверях появился Билл Картер. Он вошел без стука и, присоединившись к нам, крепко обнял Джоанн, дружески пожал руку Райану. Ему было уже за шестьдесят, и волосы сильно поседели, но благодаря загару и спортивной фигуре при росте примерно метр восемьдесят пять он казался моложе. Билл пристально оглядел меня сквозь очки серьезными серыми глазами и крепко пожал руку. Фредди и Гарсию он тоже тепло приветствовал, но при этом внимательно изучил их удостоверения личности. Под пиджаком у него я разглядел кобуру с поблескивавшей в ней рукояткой пистолета.
  
  — Значит, дело нешуточное, — пробормотал он.
  
  — О, это все ужасно, Билл, — отозвалась Джоанн. — Жили мы себе, жили спокойно, а потом… На тебе.
  
  Я отдал Картеру еще один из безопасных телефонов и объяснил, как он действует.
  
  — Так кто же охотится на тебя? — спросил он Райана.
  
  — Похоже, сам дьявол во плоти, — последовал ответ без намека на шутку.
  
  Я понимал, что Картер задал отнюдь не риторический вопрос — бывший полицейский хотел все знать в деталях, — и потому сказал:
  
  — Этого человека зовут Генри Лавинг. Белый, сорок с лишним лет, весит около девяноста килограммов, волосы темные. У него был шрам на виске. Но вероятно, он от него избавился. — Я щелкнул несколькими клавишами на своем компьютере. — Вот одна из его старых фотографий. Он мастерски меняет внешность, но хоть какое-то представление о нем фото вам даст.
  
  Мои подопечные и Картер молча вглядывались в благообразное лицо Генри Лавинга. Вообразите его в белом подворотничке, и перед вами — пастор, а в добротном темно-синем костюме он сошел бы за бухгалтера или продавца из «Мейсиз». У него было такое же заурядное лицо, как и мое, но чуть более припухлое. Он не выглядел как убийца, заплечных дел мастер или похититель людей. И это было ему только на руку.
  
  — Сейчас, как мне кажется, мы держим ситуацию под контролем, — обратился я к Картеру. — О вас он ничего не знает. Но все равно будьте начеку. В Лоудене у вас есть рация?
  
  — Так точно, сэр.
  
  — Сумеете надежно отключить ее?
  
  — Спрашиваете!
  
  — И проследите, чтобы Аманда не воспользовалась вашим компьютером для выхода в Сеть, — добавил я.
  
  — Не вижу, как бы ей это удалось.
  
  — Она современный подросток, — заметил я. — Почти каждый из них способен при желании собрать компьютер из электрической мясорубки и еще пары кухонных принадлежностей.
  
  — Предположим, все это происходит на самом деле. — Он посмотрел на Кесслера: — Что вы рассказали ей?
  
  — Почти все, — ответил Райан, — хотя без лишних подробностей.
  
  — У нее сильный характер, у вашей дочери. Ерундой Аманду не напугаешь. Но я постараюсь отвлечь ее от дурных мыслей.
  
  — Спасибо, Билл.
  
  — И когда будете отъезжать от дома, постарайтесь скрыть, что она в машине, — попросил его я. — Попросите поискать какую-нибудь вещь, которую вы якобы случайно обронили под переднее сиденье. Пусть Аманду не будет видно хотя бы пару кварталов.
  
  Вероятно, Картер счел это излишней предосторожностью, но согласился выполнить мою просьбу.
  
  Как раз в этот момент по лестнице сбежала Аманда, крепко держа подушку в красно-белой полосатой наволочке. Подростки, казалось, не представляли себе поездки куда-либо без собственной подушки, по крайней мере девочки. Быть может, это придавало им уверенности?
  
  — Привет, дядюшка Билл! — Она крепко обняла его, а потом смерила взглядами Фредди и Гарсию, которых прежде не видела.
  
  — Слушай, похоже, нам предстоит пуститься в самое настоящее приключение, — сказал ей Картер.
  
  — Точно.
  
  — Так что пора в путь, — поторопил девочку бывший полицейский.
  
  Мне же оставалось только в очередной раз удивиться: рослая и спортивная Аманда (почти девушка) перекинула через плечо сумку в виде большого плюшевого мишки с глуповатой улыбкой на мордочке и молнией через всю спину.
  
  Джоанн сгребла Аманду в охапку и стиснула в объятиях, чем привела ту в немалое смущение. То же самое сделал ее отец, но и ему она ответила лишь неловким похлопыванием по спине.
  
  — Не стесняйся, обними своего старика как следует, — прочувствованно сказал Райан.
  
  — Все в порядке… Не надо, папа. — Она отстранилась от него, хотя отец продолжал держать ее за плечи.
  
  — Звони нам в любое время. Рассказывай обо всем.
  
  — Да-да, непременно.
  
  — Все будет хорошо, милая. — Грузный детектив отпустил ее, теперь уже явно обеспокоенный, что столь горячим прощанием еще больше встревожил дочь. И потому постарался улыбнуться.
  
  — Ну, тогда пока, что ли? — И, схватив свою подушку, рюкзачок и сумку-медведя, Аманда направилась к джипу Картера.
  
  Бывший коп снова обнял Джоанн, а потом стиснул руку Райана.
  
  — Я буду за ней хорошенько присматривать. Ни о чем не беспокойтесь. И благослови вас Бог.
  
  Он последовал за Амандой.
  
  Райан зашел к себе в кабинет, откуда вернулся со своим дипломатом и большим рюкзаком, с виду очень тяжелым. Я догадался, что он был набит боеприпасами и, вероятно, еще каким-то оружием.
  
  Фредди связался по рации с одним из своих людей, дежуривших снаружи. Мы слышали его ответ:
  
  — Картер уехал. «Хвоста» за ним нет. Девочки не было видно в машине.
  
  Потом на лестнице снова раздались шаги, и в кухню вошла весьма привлекательная женщина. Она щурила глаза, словно спросонок, хотя одета была с иголочки и успела подкраситься. В чертах ее лица угадывалось сходство с Джоанн, но она была лет на шесть-восемь моложе и стройнее слегка располневшей сестры.
  
  — Это Мари, — представила вошедшую Джоанн.
  
  — Вы только посмотрите на все это! — воскликнула Мари. Казалось, она еще не вполне поверила в то, о чем сообщила ей сестра, и это не удивляло. — А я-то думала, ты дурачишь меня, Джо.
  
  Оглядев Фредди и Гарсию, она спросила:
  
  — Вы, случайно, не снимались в «Клане Сопрано»?
  
  Налила себе апельсинового сока и подсыпала в бокал каких-то ароматных трав из пакетика. Выпив сок, поморщилась.
  
  Агенты ФБР молча смотрели на нее.
  
  Волосы у Мари были более длинные и прямые, чем у сестры, и частично светлые благодаря усилиям парикмахера. Ее наряд состоял из длинной замшевой юбки и полупрозрачной блузки в желтых и зеленых цветах. Немного украшений из серебра. Обручального кольца не было. На это я неизменно обращаю внимание. Без всякой задней мысли, разумеется, — просто семейное положение клиентки говорит о том, может ли подвергнуться опасности ее супруг.
  
  Через плечо у Мари висел дорогой фотоаппарат, а в прихожей я уже осмотрел ее багаж. Она брала с собой огромный чемодан на колесиках, тяжелый рюкзак и сумку с портативным компьютером, словно уезжала по меньшей мере недели на две. Потом Мари взяла пачку писем со столика у кухонной двери. Они предназначались для нее, но напечатанный на конвертах адрес в северо-западном районе округа был перечеркнут и от руки для пересылки вписан адрес Кесслеров. Возможно, Мари лишилась работы, поэтому ей пришлось перебраться под один кров с сестрой и зятем.
  
  Я заметил, что, перебирая почту, она однажды слегка поморщилась, а левой рукой двигала чуть осторожнее, чем правой. Кроме того, почти у самого локтя сквозь неплотную ткань блузки виднелся бинт. Сняв с вешалки свой пиджак и надев его, Мари повернулась к сестре:
  
  — Похоже, у вас намечается веселая вечеринка, но я — пас. Проведу сегодняшний вечер в Вашингтоне.
  
  — Нет, — возразила Джоанн, — тебе придется поехать с нами.
  
  — Мне не нравится такая перспектива. Я лучше найду себе другую компанию.
  
  — Мари, пожалуйста… Ты должна быть с нами. Куда еще ты отправишься?
  
  — Я уже позвонила Эндрю. Поживу немного у него.
  
  — Вы звонили? — вмешался я, встревоженный тем, что у нее есть еще один мобильник. — С домашнего телефона?
  
  — Да.
  
  Это успокоило меня. Только мобильную связь прослушивать легко, а кабельные линии — гораздо труднее, но даже если один из сообщников Лавинга сумел подключиться, Мари едва ли выдала бы сколько-нибудь существенную информацию, имевшую отношение к делу.
  
  Она между тем оглядывала кухню.
  
  — Не вижу своего сотового телефона. Кто-нибудь знает, где он?
  
  — Мне пришлось забрать его. — И я объяснил ей, какой риск представляет для нас прослушка.
  
  — Но он мне необходим!
  
  Разумеется, Мари не обрадовало мое сообщение, что личной связи она на время лишена. Безопасных мобильников у меня больше не осталось.
  
  — Что ж… Я все равно поеду в столицу.
  
  — Нет, — повторила Джоанн, — тебе лучше не делать этого.
  
  — Но я…
  
  Пришлось снова вмешаться мне:
  
  — Боюсь, у вас есть только один выход: последовать за сестрой и зятем. И я настаиваю на том, чтобы мы выехали отсюда сейчас же. И без того потеряно слишком много времени.
  
  Мари только махнула рукой. Ее ногти на кончиках украшали блестящие белые ободки в виде полумесяца. «Французский маникюр» — так, кажется, это называлось, хотя я не слишком разбираюсь в таких вещах. Потом она таинственно указала мне на сестру, прошептав:
  
  — Не хочу с ней оставаться. Боже, с ней всегда такая скука! — Но тут же рассмеялась. — Это, конечно, шутка. Но правда, со мной и так все будет в порядке.
  
  — Нет, — твердо сказал я, — вы поедете с нами.
  
  — Знаете что? Вы, ребята, отправляйтесь все вместе. А я одолжу их «хонду». — Она умоляюще посмотрела на меня. — Свою машину мне пришлось сдать в ремонт. Вы даже не представляете, сколько они хотят с меня содрать за новый бензонасос… Эй, что вы делаете?
  
  Гарсия перетаскивал багаж в «армаду». Закончив, он вернулся в кухню и подал мне знак, означавший, что путь свободен.
  
  Теперь уже Райан обратился к Мари:
  
  — Слушай, что говорит агент Корт. Ты должна ехать с нами. И сейчас же.
  
  Мари вдруг посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.
  
  — Минуточку! Да ведь я знаю вас! — воскликнула она с усмешкой.
  
  Я чуть не вздрогнул от удивления. Неужели мы встречались раньше?
  
  — Вы ведь из того реалити-шоу, верно? «Отпуск в аду». Вы там изображаете гида для туристов.
  
  — Пожалуйста, Мари, перестань валять дурочку, — сказала Джоанн.
  
  Ее сестра нахмурилась:
  
  — Он плохой. Он украл мой мобильник.
  
  Сам я в этот момент снова выглядывал в кухонное окно, осматривая задний двор и силясь понять, что там изменилось с тех пор, как я делал это чуть раньше. Теперь в глаза бросались детали, которых я не заметил полчаса назад, потому, вероятно, что солнце сентябрьского утра чуть переместилось на небе и освещало все под другим углом. Я подозвал к себе Райана и спросил:
  
  — Что это за тропинка?
  
  Прямая линия примятой ногами травы пролегла от дома Кесслеров к тому, на который я уже обратил внимание — стоявшему наискосок слева. Хозяином его был Тедди, как я знал теперь. Тот, что ходил за кофе в «Старбакс».
  
  — Она ведет к Ноксам. Эта семья — наши лучшие друзья во всем районе. Мы часто проводим время вместе.
  
  Значит, тропку протоптали за лето, обмениваясь визитами, устраивая вечеринки, празднуя дни рождения или просто одалживая друг у друга недостающие кухонные принадлежности или инструменты.
  
  — Что там такое? — спросила Джоанн. — Вы пугаете меня.
  
  — И впрямь, смотри, как он напрягся, — заметила более легкомысленная Мари.
  
  — В чем дело, Корт? — спросил Фредди, нахмурившись. — Что-то заметил?
  
  Не глядя на него, я кивнул.
  
  — Черт! — выругался агент ФБР. Потом вздохнул и расстегнул пуговицы своей куртки. — Гарсия!
  
  — Организуйте затемнение, — распорядился я.
  
  Фредди и Гарсия задернули шторы и закрыли жалюзи в кухне, кабинете и гостиной.
  
  Райан стиснул кулаки, а Джоанн с округлившимися глазами запричитала:
  
  — Что происходит? Ради Бога, скажи мне, что происходит?
  
  Я заметил, как Фредди ладонью похлопал по рукоятке своего «глока». Это наш обычный прием. Мы прибегаем к нему, чтобы подготовить свои мышцы и нервы к моменту, когда придется на ощупь, точно и без промедления схватиться за оружие. Таким же образом я сейчас заставил себя ощутить то место на пояснице, куда надавливал мне мой «глок» слегка меньшего калибра, который я пока не доставал из кобуры.
  
  Райан сделал движение в сторону окна, но я остановил его.
  
  — Стоп! — скомандовал я довольно резко. — Назад! Лавинг здесь.
  
  И я заставил всех перебраться в тесный коридор между кухней и прихожей, где не было окон.
  
  — Как ему это удалось? — недоумевал Фредди. — По всем расчетам он еще должен быть на полпути из Западной Виргинии.
  
  Я не ответил. Правдоподобных объяснений было несколько, но ни одно из них не помогало сейчас решить стоявшую перед нами основную задачу: спасти охраняемых нами людей и немедленно унести отсюда ноги.
  
  — Что вы заметили, сэр? — спросил Гарсия.
  
  — Помнишь тот дом, к которому ведет тропинка, и самое ближнее к нам окно? Совсем недавно жалюзи были полностью закрыты. А теперь их сантиметров на пятнадцать приподняли. Приоткрывать их так имеет смысл только для ведения разведки.
  
  — Значит, там он разместил наблюдателя?
  
  — Нет, — покачал головой я, — для наблюдательного поста есть точки получше. Например, тот дом, что стоит прямо напротив, или тот, что справа. Лавинг же избрал дом слева, поскольку тоже приметил тропинку и догадался, что его владельцы наверняка окажутся близкими друзьями Кесслеров. Он попытается не только выведать у них всю информацию о соседях, но и узнать, например, откуда взялся у них во дворе мой внедорожник или тот седан, что стоит на улице.
  
  — Тедди и Кэт? — выдохнула Джоанн. — Вы думаете, они попали к нему в лапы?
  
  — Ты в этом уверен, Корт? — в свою очередь, спросил Фредди, и в его вопросе слышался другой подтекст: если ты не прав, а мы проведем здесь спецоперацию, кое-кому эта ошибка дорого обойдется.
  
  — Уверен на все сто… Мне срочно нужно подкрепление. Полиция округа Фэрфакс, ваши люди, все, кто может оперативно прибыть сюда.
  
  — Свяжись с ними. — Фредди отдал приказ Гарсии, тот вынул из чехла свой мобильник и нажал на кнопку быстрого вызова.
  
  — Прошу меня извинить, но мне надоела эта комедия, — сказала Мари с нервным смехом. — Какой-то гид из телешоу пугает вас всех до смерти только потому, что кто-то приоткрыл окошко? Желаю удачи, ребята, а я отправляюсь в большой город. — С этими словами она взяла со столика ключи от машины и направилась к входной двери.
  
  — Не делайте этого! — сказал я как можно строже. — И всем остальным лучше…
  
  Последние мои слова оборвали донесшиеся с улицы звуки, похожие на лобовое столкновение двух машин.
  
  Джоанн вскрикнула, а Мари охнула и остолбенело замерла напротив двери.
  
  Я сделал два быстрых шага вперед, схватил молодую женщину за воротник пиджака и с силой потянул назад, после чего мы оба оказались на полу, а сквозь большое окно гостиной внутрь дома градом посыпались пули.
  6
  
  Ошарашенно-испуганное выражение моментально исчезло с лица Джоанн, она на коленях подползла к сестре и оттащила ее в глубь коридора подальше от окон.
  
  Мари выронила пачку писем, и они белым веером рассыпались по полу. Фотоаппарат тоже валялся на полу, и она с криком пыталась дотянуться до него.
  
  — Оставь! — Джоанн силой удерживала сестру.
  
  Райан, достав револьвер, присел на корточки.
  
  Своего оружия я до сих пор не трогал, во-первых, потому что пока не видел перед собой цели и, во-вторых, для меня важнее было спрятать в сумку компьютер. Кроме того, как «пастух» я всегда старался полагаться на людей с большим, чем мой, опытом ведения боя, если доходило до перестрелки.
  
  Еще два или три выстрела были сделаны в сторону гостиной. Пули угодили в люстру, в раму картины, в стену. Звуки стрельбы едва слышались, а вот стекла разлетались с оглушительным грохотом.
  
  Фредди по телефону пытался связаться со своими людьми перед домом, но те не отвечали.
  
  Неужели они мертвы?
  
  — Гарсия! — окликнул я. Молодой агент инстинктивно занял позицию у бокового окна, выходившего в сторону деревьев, прикрывая нас с фланга. — Что-нибудь видите?
  
  — Здесь никого, — отозвался он. — Стреляют только со стороны фасада.
  
  Я жестами приказал всем сгрудиться как можно теснее в полумраке коридора, а сам проскользнул в гостевую туалетную комнату первого этажа и выглянул в маленькое оконце, выходившее во двор перед домом. В машину агентов ФБР сзади на большой скорости врезался серебристый «форд», отбросив ее метра на три вперед. Непристегнутых ремнями людей швырнуло сначала резко назад, потом — вперед, и теперь оба обмякли на своих сиденьях. Живы они или нет, я понять не мог.
  
  «Форд» тоже был полностью выведен из строя, но его водитель, защищенный ремнем и подушкой безопасности, оказался в полном порядке, и именно он вел сейчас огонь по окнам дома. Его лица я не видел. Он пригибался, а потом тщательно готовил следующий выстрел. Я вернулся в холл как раз в тот момент, когда Райан Кесслер, глубоко втянув воздух, рванулся вперед и рукояткой «кольта» разбил одно из стекол рядом с входной дверью, как Клинт Иствуд в каком-нибудь «спагетти-вестерне». Потом он стал целиться в сторону машины.
  
  — Нет! Не надо! — крикнул я, обхватил его сзади и оттащил от двери.
  
  — Что вы делаете? — завопил недовольный коп. — Он был практически у меня на мушке!
  
  — Подождите, — ответил я как можно спокойнее. — Гарсия! Оставайтесь на месте. Наблюдайте за той стороной двора.
  
  — Вас понял.
  
  — Фредди, что там сзади? — окликнул я начальника Гарсии, расположившегося в кухне.
  
  — Пока все тихо.
  
  Еще два выстрела в сторону гостиной.
  
  Снова вскрикнула Мари.
  
  — Давайте выберемся через заднюю дверь, — предложил Райан. — Мы можем незаметно подобраться к нему. Почему вы не дали мне выстрелить, Корт?
  
  Мари ползком начала перебираться к задней кухонной двери. Она громко всхлипывала, легкомыслие сменилось паническим испугом.
  
  — Мне страшно… Боже, как же мне страшно!
  
  — Вернитесь назад, — велел я и ухватил ее за плечи, чтобы снова остановить.
  
  Джоанн опять впала в прострацию и лишь молча уставилась на осколки стекла, валявшиеся повсюду. Но при этом глаза ее явно ничего не видели. Я подумал, что нам, возможно, придется выносить ее на руках. Такое порой случалось.
  
  — Никто никуда не пойдет, — сказал я, овладев собой.
  
  Фредди между тем ответил на вызов по рации.
  
  — Корт! Пять минут назад кто-то позвонил и сообщил, что в Университет Джорджа Мэйсона ворвались два вооруженных человека. Десять студентов ранены. Все оперативные подразделения полиции Фэрфакса уже на пути туда. Я постарался вызвать хотя бы одну группу к нам, но у них не хватает людей.
  
  — Стрельба в университете? Не может быть! Это ложная тревога. Звонил наверняка Лавинг… Как там обстановка, Гарсия?
  
  — С моей стороны все чисто.
  
  — Хорошо. Тогда выходим. Через переднюю дверь.
  
  — Но ведь Лавинг все еще там! — выкрикнул изумленный Райан.
  
  — Нет. Его там и не было, — сказал я. — Какая машина у ваших соседей? Я про Ноксов.
  
  — У них «лексус» и «форд». — Он быстро выглянул наружу и тут же нырнул обратно. — Это их машина. Значит, он убил их обоих! О, дьявол!
  
  — Нет! Только не это! — запричитала Джоанн, вцепившись в сестру, которая рыдала в голос, не выпуская из рук свою камеру. Она дотянулась до нее и теперь лелеяла, как младенца.
  
  — В той машине Тедди Нокс, а вовсе не Лавинг, — сказал я.
  
  — Что вы имеете в виду? — не понял меня Райан. — Он взят в заложники?
  
  — Нет. Это он стрелял по вашему дому.
  
  — Тедди никогда не сделал бы этого. Даже под угрозами Лавинга.
  
  — И все же Лавинг заставил его. А под угрозой жизнь его жены, оставшейся дома. Но Тедди не собирался ни в кого попасть. Он палил куда попало. Их цель — выманить нас через заднюю дверь. Там-то Лавинг и поджидает нас. В их доме или рядом, в зарослях. У него наверняка есть напарник. Один он никогда не напал бы так открыто. Так что будем выбираться через главную дверь. Фредди, тебе и Гарсии лучше пока остаться здесь и прикрывать нас со стороны деревьев и заднего двора. Райан, когда мы будем выходить, я попрошу вас присматривать за пространством перед домом. Не стреляйте, если только не увидите кого-то с оружием в руках. Боюсь, скоро здесь соберется толпа ваших соседей. Нам не нужны потери среди ни в чем не повинных людей.
  
  Райан мешкал, разглядывая дверь. Он еще явно не решил, следует ли ему подчиняться мне или нет.
  
  — Делай, что он говорит, — вмешалась вдруг Джоанн. — Рай, давай поступим так, как он предложил! Пожалуйста!
  
  — Поспешите к моему внедорожнику, но смотрите под ноги, чтобы не упасть и не получить повреждение, ладно?
  
  — Нашли о чем тревожиться! — не сдержался Райан, удивленный моей просьбой.
  
  — Задержка из-за чьей-то вывихнутой лодыжки может стоить жизни всем нам.
  
  — А что, если Лавинг тоже в той машине? Притаился на заднем сиденье? — спросил Фредди.
  
  — В этом не было бы никакой логики, — ответил я, а потом вновь обратился к Райану: — Помните о крае двора перед домом? Лавинг мог залечь где-то там. Вы видели его фото. Если поймете, что перед вами он, стреляйте, но постарайтесь только ранить. Нам необходимо выяснить, кто его нанял.
  
  — Я запросто могу всадить ему пулю в плечо или в ногу.
  
  — Отлично. Лучше целиться пониже. Не заденьте бедренную артерию. Нельзя, чтобы он быстро истек кровью.
  
  — Понял.
  
  Я нажал кнопку на брелоке для ключей, которая одновременно открывала двери «ниссана» и запускала двигатель, потом чуть приоткрыл дверь дома и направил ствол на водителя серебристого «форда» — машина стояла поперек парковочного места, занимая при этом еще и часть улицы. На нем была бейсбольная кепка и солнцезащитные очки, по щекам струились слезы. «Простите, простите меня», — угадывалось по артикуляции его губ. Пистолет, черневший в его руке, был примотан к ней клейкой лентой. Верхняя часть ствола соскользнула назад — у него кончились патроны.
  
  — Тедди! — выкрикнула Джоанн.
  
  Мужчина лишь горестно помотал головой. Он наверняка думал сейчас о жене — своем уязвимом месте. Лавинг держал ее под прицелом, или по крайней мере так считал Тедди. Между тем Лавинг вполне мог пристрелить ее, едва муж отъехал от их дома. План, разработанный «дознавателем», был хорош. Он делал именно то, что на его месте сделал бы я, обладая ограниченными человеческими ресурсами, но все же пытаясь похитить клиента, который не только сам был полицейским, но еще и находился под охраной других вооруженных людей. И все это среди бела дня!
  
  Я еще раз огляделся, а потом вывел наружу Райана, Джоанн и Мари. Мы гуськом двинулись к «армаде», стоявшей метрах в десяти от дома.
  
  Не сомневаясь, что Лавинг и его напарник устроили засаду на заднем дворе, я все же первым делом проверил гараж. Там никого не оказалось, и мы продолжили движение.
  
  Как голодный волк, Райан впился глазами в дальний край двора, держа пистолет стволом вверх, а палец на спусковом крючке.
  
  Мы благополучно добрались до машины, я разместил всех внутри и запер двери.
  
  Мари все еще плакала и дрожала всем телом, Джоанн смотрела, часто моргая, в одну точку, а Райан продолжал сканировать местность, высматривая подползавшего противника.
  
  — Всем пристегнуться! — скомандовал я. — В первые несколько минут езда будет тряской.
  
  Я описал широкий круг по двору, который все еще прикрывал Райан, а потом напрямую через соседскую лужайку вырулил на улицу, где сразу разогнался до ста километров в час. Поэтому мне пришлось вцепиться в руль и податься вперед, ожидая в любой момент появления случайного прохожего, велосипедиста или багажника сдающего назад из двора автомобиля.
  
  Меня нисколько не удивило, что позади не раздались выстрелы ни наших врагов, ни Фредди с Гарсией. «Дознаватель» и его возможные сообщники поняли, что их план не сработал, и спешили теперь побыстрее убраться оттуда. Если бы Лавинг не поднял ложную тревогу в университете, округа уже кишела бы копами из управления полиции Фэрфакса. Те могли оперативно поставить патрули на дорогах и перехватить преступников. Но теперь рассчитывать на это не приходилось.
  
  Я сбросил скорость, чтобы не привлекать к нам излишнего внимания. Лавинг мог начать объезжать окрестности и, сверкая фальшивым полицейским жетоном, расспрашивать жителей, в какую сторону направился серый внедорожник «ниссан».
  
  Райан откинулся на сиденье и убрал пистолет в кобуру.
  
  — Вы уверены, что это был именно Лавинг?
  
  — Да, стратегия нападения очень характерна. Несомненно, это его почерк.
  
  А для меня из такого заключения вытекал еще один вывод — стратегия нашего бегства убедила Лавинга в том, что на этот раз его противником снова буду я.
  7
  
  Тридцать минут спустя, примерно в половине первого, я стал приглядываться в зеркало заднего вида к бежевой машине, державшейся от нас на почтительном расстоянии, но передвигавшейся с той же скоростью, с которой мы колесили теперь по дорогам округа Принц Уильям — района столь же многоликого, как и его население. Здесь бок о бок обитали политические деятели, бизнесмены, фермеры, гордые собой пролетарии, пробивающиеся к успеху любой ценой начинающие проходимцы и крупная популяция недавних иммигрантов.
  
  Достаточно сказать, что большая часть синтетических наркотиков в северной Виргинии изготавливается именно в округе ПУ.
  
  С такого расстояния я не мог определить ни марку, ни модель автомобиля, но прекрасно заметил, как километра четыре назад он совершил тот же поворот, что и мы, — бессмысленный маневр, который привел нас на безликую бедноватую улицу, ведущую в никуда. Сюда можно было заехать только по двум причинам: если вы жили на этой самой Хейвенли-стрит или же если хотели убедиться, что за вами следует «хвост».
  
  Кто бы ни вел бежевую машину, на той улице не жил. Он продолжал и дальше ехать за нами.
  
  Светлый седан. Ни года выпуска, ни марки, ни модели…
  
  Вероятно, Лавинг сменил транспорт. Или, напротив, воспользовался той же машиной, потому что мы прежде ее не видели. Я обдумывал это, но подмогу по радио пока решил не вызывать. Опять-таки потому, что не хотел привлекать к нам лишнего внимания.
  
  Какое-то время достаточно не спускать глаз с этого бежевого сопровождающего.
  
  Кесслеры успокоились, пусть и не совсем. На переднем сиденье Райан продолжал разыгрывать из себя впередсмотрящего. Маятник настроений Мари со странной легкостью раскачивался от безудержной истерики через фазу сдержанности до игривого кокетства. Меня она продолжала называть «нашим гидом», и от этого я раздражался куда больше, чем от ее панических воплей полчаса назад. Джоанн снова замкнулась в себе и лишь смотрела невидящим взглядом сквозь боковое стекло. Интересно, размышлял я, она всегда была такой пугливой или на ее характер столь глубоко повлиял тот эпизод шесть лет назад, когда ей самой грозила смерть и у нее на глазах убили хозяев магазина, а Райана тяжело ранили? Но я заметил также, что если эмоционально она действительно дошла сейчас до крайности, то глубинные основы ее характера не были так сильно затронуты. Реакция моих клиентов на то, что по их следу идет преступник, очень часто проходила несколько уже известных мне стадий: отрицание, гнев, поиски выхода из положения, депрессия, принятие факта как должного. Отстраненность Джоанн была лишь одной из форм неверия в происходящее, отрицания самой его возможности.
  
  За все то время, что мы в спешке покидали район, где жили Кесслеры, пользуясь самым запутанным маршрутом, Джоанн произнесла только две фразы. Сначала она сделала вполне здравое умозаключение, что по крайней мере ее приемной дочери и Картеру ничто не угрожает, поскольку теперь мы знали, где именно прятался Лавинг и его предполагаемые сообщники. Потом Джоанн начала вслух строить догадки о том, что с женой Тедди Нокса тоже едва ли случилось самое страшное. Убив ее, Лавинг утратил бы мощное орудие воздействия на Тедди, с помощью которого мог бы принудить того не давать против себя показаний. Это тоже было вполне разумным предположением. Однако столь же возможным представлялся вариант, что для Лавинга не имели никакого значения информация, которой владел Тедди, и его показания. В таком случае ему гораздо удобнее было бы избавиться от его жены. Я склонялся ко второй версии, но вслух не сказал об этом.
  
  Райан попросил меня позвонить Фредди и выяснить судьбу жены соседа, но поскольку существовала вероятность, что они с Гарсией и другими агентами (при условии, что все были живы и невредимы) вели сейчас перестрелку с Лавингом и его людьми или преследовали их, я не хотел влезать со своим звонком. Имей Фредди сообщение для меня, он уже вышел бы на связь сам. Именно это я и сказал Райану. Он кивнул и, хотя мой отказ вызвал у него очевидное раздражение, вернулся к своему добровольному занятию — продолжил наблюдение за дорогой.
  
  Внезапно и резко я свернул на стоянку у закусочной «Бургер кинг» и остановил машину.
  
  Немало удивив меня, первой очень быстро отреагировала на это Мари.
  
  — Эй, послушайте, можно я выскочу на минутку? Прямо перед нами телефон-автомат.
  
  — Нет. Всем нужно оставаться в машине.
  
  — Ну пожалуйста! — Она капризничала, как ребенок, просивший сводить его в магазин игрушек.
  
  — Нет, — повторил я.
  
  — Но ведь звонок нельзя отследить, или как там вы еще выражаетесь? Ну правда же! Я все знаю об этом.
  
  — О чем ты знаешь? — спросила сестра.
  
  — Об этой самой разведке. Я смотрела серию «Морской полиции». Когда нужно сделать безопасный звонок, шпионы всегда пользуются автоматами. Их невозможно вычислить — так там говорили.
  
  — Простите меня, но никаких звонков, — сказал я.
  
  — Ах, какой вы зануда! Я требую присутствия моего адвоката! — Теперь Мари изображала девочку-подростка и бесила меня все больше. В конце концов я перестал обращать на нее внимание.
  
  Я дожидался, когда мимо проедет бежевый автомобиль. Но он не показывался. Через десять минут я вернулся на дорогу и как следует разогнался, подрезая другие машины и проскакивая чуть ли не на красный. Мне сигналили возмущенные водители, а один показал вытянутый средний палец. Однако бежевого «хвоста» видно не было.
  
  На моем мобильном телефоне определился вызов от Фредди.
  
  Наконец-то…
  
  — Твои парни, что дежурили в машине напротив дома, в порядке? — сразу спросил я.
  
  — Да. Хотя им здорово досталось. Нужно пристегиваться ремнями. Но уж такой урок они усвоят надолго.
  
  — А что за история со стрельбой в университете? — Я почти не сомневался, что это лишь трюк, но сомнения все же оставались. В первую очередь, конечно, меня волновали возможные жертвы, но, кроме того, хотелось узнать, не добавил ли Лавинг в свой и без того богатый репертуар еще один номер. Нечто новенькое, что впредь придется иметь в виду.
  
  — Ты оказался прав, сынок. Фальшак, как трехдолларовая банкнота. Ложная тревога. Но из-за нее шестьдесят полицейских потратили впустую целый час.
  
  — Понял. А что сам Лавинг?
  
  — Исчез бесследно. Ни одной зацепки. Нет даже описания его машины.
  
  — Никто не заметил в окрестностях чего-то бежевого, что там стояло, а потом исчезло. Если конкретнее — седан.
  
  — Бежевый автомобиль? Нет, хотя мы всех детально опросили. Но один из моих парней с улицы хорошо разглядел напарника. Он прятался сбоку среди деревьев, с той стороны, которую прикрывал Гарсия. Высокий, худощавый, волосы светлые, как песок. В темно-зеленой ветровке или военном кителе.
  
  — Оружие?
  
  — Черный автомат. Разглядеть, какой именно, не удалось. Когда вы отъехали, он поспешно покинул свою позицию.
  
  Мы сейчас проезжали через густонаселенный район, где поля чередовались с жилыми кварталами, а деловые здания, как правило, выглядели заброшенными и, вероятно, уже заложенными банкам. Я сбросил скорость и вел теперь огромный внедорожник плавно и размеренно.
  
  — Тедди Нокс опознал Лавинга?
  
  — Да.
  
  Эйб Фэллоу ненавидел повторять нам избитую истину, что только круглый идиот делает выводы на основе неполной информации, но тем не менее ухитрился вбить нам в головы этот принцип. Хотя Лавинга вроде бы опознали в Западной Виргинии как наемника, которому заказали Кесслера, мы не имели подтверждения этого факта из других источников. До этого момента.
  
  — Нам еще удалось снять пальчики с клейкой ленты, которой он связывал Нокса и его жену. Отпечатки частичные, но точно его, — добавил Фредди.
  
  Я не то чтобы видел, а скорее, кожей чувствовал, что мои подопечные жадно смотрели на меня, ожидая услышать, что произошло.
  
  — А Ноксы? — Меньше всего мне хотелось бы услышать, что жена мертва.
  
  — Они оба в порядке, если ты об этом?
  
  — О чем же еще?
  
  Я тут же сообщил новость Кесслерам.
  
  — О, слава Богу! — выдохнула Джоанн, уронив голову на грудь, а потом прошептала: — Спасибо, Господи!
  
  Семья не казалась мне прежде слишком религиозной, но Джоанн, очевидно, все-таки была верующей и теперь возносила благодарственную молитву.
  
  — Что-нибудь еще? — спросил я Фредди, желая узнать, получили ли они от Ноксов еще хоть какую-то полезную информацию.
  
  — Помимо идентификации, ни черта. Мы могли бы поместить их в каморку с громкоговорителями и пытать «тяжелым металлом», но больше они ничего не скажут.
  
  — Какие у тебя самого впечатления? — поинтересовался я, пропустив мимо ушей его бессмысленную остроту.
  
  — Да не знают они больше ни черта. Мы, вероятно, могли бы выжать из них что-то насчет его одежды, но какой в этом толк? По-моему, никакого.
  
  Я спросил про пистолет, примотанный к руке Нокса. Не было ли здесь хоть какой-то ниточки?
  
  Фредди горько рассмеялся:
  
  — Украден много лет назад. Наши эксперты уже проверили, переворошили и перевернули вверх дном все машины, дворы, компостные кучи и мусорные баки в округе. Ничего. Результат нулевой. Они даже не нашли места, где Лавинг и его подельник припарковались. Ни одного, самого хренового отпечатка шины. А я еще утверждал, что он не появится там раньше чем через два часа! Не пойму, как же я так просчитался!
  
  Что касается меня, то я давно догадался, как Лавинг добрался до Фэрфакса раньше, чем можно было предполагать.
  
  — Думаю, Лавинг нашел уязвимое место дежурного мотеля в Западной Виргинии и заставил того сказать нам, что постоялец выехал в восемь, тогда как на самом деле он двинулся в пять, а то и в четыре утра.
  
  — И-и-и приз — в студию! Ты заслужил его, Корт. Конечно! Для этого Лавингу достаточно было узнать, например, имя дочки несчастного и название школы, где она учится.
  
  Да, Лавинг проделывал не меньший объем подготовительной работы, чем Клэр Дюбойс. Или чем я сам в прежние годы. Я даже ощутил некое извращенное восхищение тщательностью и продуманностью его методов.
  
  — Но ведь у него был собственный светлый седан, — продолжал я. — Некоторые свидетели из мотеля говорили об этом.
  
  — Верно, но и только. — Фредди сообщил мне, что полиция Чарлстона, проведя обыск в номере Лавинга, не обнаружила ничего достойного внимания.
  
  Я снова посмотрел в зеркало заднего вида и совершил несколько поворотов, не имевших смысла.
  
  Никакой бежевой машины. И вообще ничего, что выбивалось бы из обычного ряда. Местные жители занимались тем, чему посвящали каждую субботу. Сначала поход по магазинам, потом — в виде вознаграждения за потраченные усилия — обед в ресторане быстрого обслуживания, неизбежное кино, футбольный матч, в котором участвовали их дети, а кое-кто, вероятно, даже брал уроки тхэквондо.
  
  — Как считаешь, Фредди? Это было серьезно или отвлекающий маневр? — Я все еще не до конца понимал, зачем Лавингу понадобилось нападать на дом Кесслеров. Неужели он в самом деле собирался перебить нас и взять в заложники Кесслера вместе с семьей? Или же это инсценировка? Может, у него на уме было что-то совсем другое, о чем мы пока не догадывались?
  
  — Всерьез ли он все это устроил? — удивился Фредди. — Еще как! Думаю, он рассчитывал нанести внезапный удар, захватить Райана и скрыться. И ведь у него вполне это могло получиться. Если бы мы стали выбираться из дома через задний двор, чего он и добивался, нам бы несдобровать. О нас с тобой сейчас уже писали бы некрологи, а Кесслеру под ногти загоняли бамбуковые щепки. А еще вернее — его женушке… Да, и не могу не поделиться с тобой своим мнением о ее сестре, сынок. Из-за таких, как она, всех блондинок считают дурами.
  
  — Что будем делать дальше?
  
  — Искать заказчика.
  
  Я с самого начала сказал Райану, что его, возможно, избрали мишенью по ошибке, хотя уже тогда не верил в это. Генри Лавинг подобных промахов не допускает. И мне действительно не терпелось узнать, кто его нанял и какой информацией располагал Райан, если вызывал у него столь жгучий интерес… Или у них.
  
  Пообещав Фредди, что начну с этим разбираться, как только мы доберемся до безопасного места, я отключил телефон.
  
  Но стоило мне это сделать, как аппарат завибрировал снова, а в наушнике синтезированный «голос» определителя номера начал называть мне цифры номера звонившего. Это был Джейсон Уэстерфилд из генеральной прокуратуры. Он уже наверняка узнал новости о том, что герой-полицейский, главный свидетель в его громком процессе, которого пока еще просто не существовало, едва не подвергся похищению после перестрелки в округе Фэрфакс. Вот уж с кем мне меньше всего хотелось сейчас разговаривать! И я не ответил на вызов.
  
  Я заметил, что Райан пристально смотрит в боковое зеркало заднего вида, и обратился к нему:
  
  — Детектив Кесслер?
  
  — Зовите меня Райан.
  
  — Хорошо, Райан. Спасибо, что прикрыли нас с фланга там, у вашего дома. Вы когда-то служили в спецподразделении?
  
  — Нет. Я всегда работал на улице. Но и там можно многому научиться. — На душе у него было, вероятно, тяжело. Он ведь едва не пристрелил своего соседа. Продолжая наблюдение сквозь зеркало, Райан вцепился в рукоятку своего револьвера так же крепко, как я держался за руль.
  
  В машине воцарилась теперь мрачноватая, но довольно безмятежная обстановка. Я и сам чувствовал себя гораздо спокойнее, вспоминая детали происшедшего, стремясь поставить себя на место Лавинга и понять, что он будет делать дальше. Я, конечно, отметил, с какой поразительной эффективностью в сравнительно короткий промежуток времени он сумел перебраться из одного штата в другой, найти надежного напарника, добыть оружие, тайно подобраться к дому жертвы, провести тщательную разведку на местности, установить, кто из соседей знал семью жертвы лучше всех, и предпринять рискованную попытку нападения среди бела дня, умело лишив нас подкрепления, когда поднял ложную тревогу в местном университете. Использовал он и распространенный отвлекающий маневр, когда человек, которого вы считаете своим союзником, вдруг открывает по вам стрельбу — либо по ошибке, либо принужденный к этому, — в то время как настоящий враг готов атаковать вас с противоположной стороны. И он не побоялся дать пистолет Тедди Ноксу, что могло иметь для него непредсказуемые последствия.
  
  Даже столь поверхностный анализ был полезен, но так же, как расстановка фигур на шахматной доске в дебюте партии, не дает четкого представления о том, как противник поведет игру дальше. В запасе у Лавинга оставалось практически не ограниченное количество стратегических схем.
  
  Джоанн покачала головой, крепко прижав к себе свою сумку. Как я заметил, такое часто происходило с моими клиентами — знакомые предметы помогали вернуть им ощущение равновесия. Потом она тихо сказала, обращаясь ко мне:
  
  — Как хорошо, что вы оказались там с нами…
  
  Сначала я подумал, что она имеет в виду просто возможный трагический исход для своей семьи, но потом понял: в ее словах содержался и упрек собственному супругу, который сначала не хотел принимать нашей помощи. Именно поэтому она оборвала фразу. Если Райан и расслышал ее реплику, то вида не подал.
  
  Секунду спустя он повернулся ко мне.
  
  — Я хочу позвонить Аманде.
  
  — Конечно. Только ни слова о том, где мы находимся.
  
  Он достал безопасный мобильник, я объяснил некоторые нюансы обращения с ним, и Райан набрал номер. Дозвонился он мгновенно и с ледяным спокойствием стал расспрашивать, как прошло путешествие дочери. Потом объяснил, что у них в доме возникла небольшая проблема. Но что бы она ни услышала в новостях, никто не пострадал.
  
  — «Небольшая проблема!» — повторила Мари и цинично расхохоталась. — Вероятно, те же слова произнес капитан «Титаника».
  
  Затем молодая женщина открыла свою большую сумку, висевшую у нее на плече, и стала перебирать какие-то черно-белые фотографии.
  
  «Очень хорошо, — подумал я. — Займи себя хоть чем-нибудь. Считай коров по обочинам. Высматривай машины с номерами из других штатов…»
  
  Райан передал телефон жене. Та тоже описала приемной дочери события у них в доме как недоразумение, хотя ей было заметно труднее говорить бодрым тоном. Потом она выслушивала вопросы девочки и отвечала на них:
  
  — Этого я не знаю, милая. Но мы все выясним. Мистер Корт… То есть агент Корт во всем разберется…
  
  Она снова замолчала, слушая Аманду. Их разговор превратился в бессмысленную сейчас болтовню о школьных делах девочки, общих знакомых и катании на лыжах в горах, куда они собирались отправиться на Рождество.
  
  Я опять резко и быстро свернул в сторону. Взгляд в зеркало заднего вида — за нами никто не последовал. Но от меня не укрылось и то, как поморщилась Мари, словно ее беспокоила рана, полученная при нашем бегстве. Затем я вспомнил о бинте у нее на руке. Она закатала рукав и осмотрела его.
  
  — С вами все в порядке, Мари?
  
  — Просто ушибла руку на прошлой неделе.
  
  — Сильно? — поинтересовался я. В моем голосе прозвучало и сочувствие, но спросил я главным образом затем, чтобы знать, не повлияет ли повреждение на выполнение моего задания. «Дознаватели», как настоящие хищники, в первую очередь бросаются на раненую добычу. А перелом может срастаться несколько недель.
  
  — Ерунда. Хирург сказал, что это просто большая гематома. Мне понравилось это слово. Звучит куда как сексуальнее, чем обычный синяк.
  
  — Болит сильно?
  
  — Побаливает, но не слишком. Я люблю все немного преувеличивать. — Мари рассмеялась, а потом рассказала, что произошло. — Я делала снимки в центре Вашингтона, и этот дебил с мобильником врезался в меня. Я соскользнула по нескольким ступенькам. А этот тип даже не извинился. Вел себя так, словно всем своим видом хотел показать: какого лешего ты здесь снимаешь, стоя на дороге у людей, которые спешат по действительно важным делам?
  
  На самом деле меня не слишком интересовало происхождение ее повреждения. Меня волновало только ее самочувствие, но Мари продолжала громко и возмущенно:
  
  — Я потом несколько дней не могла фотографировать, так голова кружилась. Мне нужно было записать имя этого дурня и подать на него в суд.
  
  Потом она заговорила уже совсем другим тоном:
  
  — Послушайте, мистер гид. Не позволите ли мне позвонить моему другу? Пожалуйста! Мне очень-очень нужно! — Она просто ворковала.
  
  — Кому именно?
  
  — Парню, у которого я хотела остановиться, пока не появился «терминатор» и не нарушил все мои планы. Я должна была встретиться с ним в шесть. И если не появлюсь, он начнет волноваться.
  
  — Мари, — вмешалась Джоанн, — не лучше ли тебе повременить с этим звонком? Эндрю поймет, что ты не смогла приехать. Ты же помнишь, агент Корт запретил тебе пользоваться даже телефоном-автоматом?
  
  — Тогда было другое дело, — возразил я. — В тот раз мы не могли там задерживаться. А сейчас звоните, если действительно необходимо. Звонок может быть даже полезен. Нам не нужно, чтобы ваш приятель отправился искать вас в дом, теперь известный Лавингу.
  
  Я передал ей свой телефон.
  
  — Только постарайтесь быть краткой. И никакой информации о нашем местонахождении и о том, что произошло. Понимаете?
  
  — Разумеется.
  
  Мари мгновенно отбросила все свое легкомыслие и даже не спешила сразу набирать номер. Ей было неприятно, догадался я, что ее разговор услышим мы все. Или Мари действительно так огорчило вынужденное изменение планов на вечер. Наконец она позвонила. Я бегло посмотрел в зеркало и заметил, как нервно напряглись ее плечи. Но мгновение спустя все изменилось — Мари успокоилась, услышав, как я понял, голос Эндрю в его автоответчике. Она снова защебетала голоском подростка:
  
  — Привет! Это я… Гм… Я так виновата перед тобой. Мне очень хотелось увидеть тебя, но я никак не смогу приехать. Тут, типа, кое-что произошло. И это серьезно. Семейные проблемы, знаешь ли. Но это очень важно, так что сегодня не встретимся. Позвоню опять, как только смогу. Ладно? Извини меня. Пока.
  
  Мари отключилась и вернула мне трубку. Мне показалось, что ее рука при этом слегка дрожала. Потом она спросила Джоанн об их планах на День благодарения, причем без всякого перехода, и между ними завязался разговор, к которому я почти сразу перестал прислушиваться.
  
  Интенсивность движения на шоссе заметно уменьшилась, и я поехал быстрее, но теперь, когда «хвост» за нами не следовал, превышал допустимую скорость лишь на десять километров в час. Моя организация не использует государственные номера — все автомобили зарегистрированы на разные фирмы — коммерческие или благотворительные, а потому любой дорожный полицейский с радаром вправе тормознуть нас за превышение скорости, что и неудобно, и опасно.
  
  — Можно вопрос? — услышал я вдруг шепот Райана.
  
  — Конечно.
  
  — Их ведь было всего двое? Там, рядом с нашим домом. Сам Лавинг и его напарник?
  
  — Скорее всего. Хотя могло быть трое и даже больше. Но, судя по нашему досье на Лавинга, он предпочитает работать только с одним партнером.
  
  — Тогда я не совсем понимаю… Там было пятеро вас, агентов плюс я сам. Мы могли бы справиться с ними.
  
  Он продолжал раздумывать о том совершенно нереальном плане, который я изложил ему прежде, — взять Лавинга на месте преступления.
  
  Я ответил ему понимающим взглядом, а потом опять сосредоточился на дороге.
  
  — Если иметь в виду двух агентов в машине, то ведь их вывели из игры.
  
  — Верно, но все же…
  
  — Я рассматривал вариант захвата Лавинга, но пришел к выводу, что наша позиция не давала нам преимуществ, — продолжил я. — Он мог использовать в качестве живого щита миссис Нокс или взять других заложников из числа ваших соседей. Лавинг всегда вовлекает в свои операции ни о чем не подозревающих мирных граждан. Это, так сказать, его фирменный стиль.
  
  — Вероятно, вы правы, — тихо произнес он. — Я как-то не подумал об этом.
  
  И Райан углубился в свои мысли. Снова бегло посмотрев на него, я убедился — ему и в голову не приходило, что его водили за нос.
  
  Как учил меня мой наставник и чему я теперь учу Дюбойс, нужно прежде всего задаться вопросом: какова стоящая передо мной цель и каков наиболее эффективный путь к ее достижению? Все прочее не имеет значения. Это правило действует в бизнесе, медицине, науке, искусстве. И оно же полностью применимо к профессии телохранителя, представляющей собой лишь разновидность бизнеса, что не уставал повторять нам Эйб Фэллоу. Разочарования, обиды, жажда мести, радость, гордость — обо всем этом следовало забыть раз и навсегда.
  
  «Ты исчезаешь. У тебя больше нет чувств, нет эмоций. Тебя невозможно оскорбить. Ты — ничто. Ты — просто пар без цвета и запаха».
  
  Хороший «пастух» должен владеть одним из важнейших искусств — умением спокойно найти метод, позволяющий заставить клиентов послушно делать то, чего ты от них добиваешься. Кому-то из них приходится отдавать приказания — так ими легче управлять. Других нужно уметь уговорить.
  
  А в иных случаях лучше всего прибегнуть к хитрости.
  
  Конечно же, план, предложенный мною Райану Кесслеру, в котором тому отводилась роль охотника на Генри Лавинга, был абсурден от начала и до конца. Правда состояла только в том, что я действительно хотел бы однажды добраться до Лавинга. Но в данном случае это стало для меня всего лишь линией поведения с копом после того, как я повстречал его лично, зная по рассказу Дюбойс подробности инцидента в магазине, который сделал его героем. Спасение покупателей и последовавшая затем любовная история не имели сами по себе никакого значения. Для меня важно было только то, как это происшествие повлияло на характер Райана. Активному в прошлом человеку пришлось из-за хромоты оставить работу патрульного, которую он так любил, и заняться расследованием экономических преступлений, то есть торчать целыми днями за письменным столом и возиться в основном с финансовой отчетностью. Мне нужно было сыграть на этом: вернуть ему ощущение опасности, позволить вновь почувствовать в себе ковбойское начало настоящего мужчины.
  
  И на словах я сделал его своим напарником. С самого начала я знал, что ему не придется по-настоящему сыграть эту роль, поэтому вы скажете, что я вел себя по отношению к нему нечестно, пожалуй, даже подло. И в известной мере так оно и есть.
  
  Но какова стоящая передо мной цель и каков наиболее эффективный путь к ее достижению?
  
  Мне необходимо было убедить Райана, что мы сможем вот так просто взять Лавинга. Мне-то казалось, что я перегнул палку, но, как теперь стало очевидно, он все воспринял всерьез. Различного рода трюки с использованием склонностей или слабостей клиента, к которым приходилось прибегать, чтобы заставить его подчиняться, мы называли «ловлей на блесну». Эйб Фэллоу обучил меня и этому. Разумеется, речь не шла о том, чтобы позволить подопечному вступить с перестрелку с противником, но тем не менее детектив Райан Кесслер, с которым я познакомился у двери его дома всего полтора часа назад, и человек, сидевший сейчас рядом со мной в машине, были совершенно разными личностями.
  
  В этот момент я почувствовал, как он вдруг напрягся. Взглянув в зеркало заднего вида, я тотчас понял причину. Бежевая машина вновь следовала за нами. Причем двигалась с той же скоростью, что и мы, то есть чуть превышая ограничение на этом участке трассы.
  
  От Мари не укрылось, что мы оба стали чаще смотреть назад, чем вперед на дорогу.
  
  — Что происходит? — спросила она озабоченно, привстав с сиденья.
  
  — Какое-то время назад нас, видимо, преследовала машина. Потом она вроде бы пропала, но теперь появилась снова.
  
  Райан повернулся ко мне, ожидая распоряжений.
  
  Настало время принимать решение.
  
  И я принял его. Сбросил газ и позволил бежевой машине сблизиться с нами. А потом оглянулся и отдал приказ:
  
  — Давай! Сними его!
  8
  
  Райан Кесслер вскинулся и тоже обернулся, доставая свой револьвер.
  
  — Вы хотите, чтобы я снял водителя? Быть может, дать сначала предупредительный по колесам?
  
  — Нет-нет! — Я поспешно остановил его, поскольку обращался не к нему, а к женщине на заднем сиденье. — Мари, воспользуйтесь своей камерой. Снимите машину, а главное — передний номер.
  
  На ее «Кэноне» был установлен мощный длиннофокусный объектив. Мне необходимо было прочитать номер преследователя. Невооруженным глазом я не мог ничего разобрать на таком расстоянии.
  
  Райан снова обмяк на своем сиденье, явно разочарованный происходящим.
  
  Мари изменила экспозицию, повернулась и сделала снимок с характерным щелчком затвора зеркальной камеры. Но, как я догадался, в современной цифровой версии это была лишь звуковая имитация.
  
  Через секунду она уже разглядывала дисплей.
  
  — Номер читается отлично.
  
  — Прекрасная работа! А теперь подождите немного.
  
  Я связался с Фредди и сказал, что мне нужно срочно проверить по базе данных номер автомобиля.
  
  Мари продиктовала мне буквы и цифры, и я передал их по телефону.
  
  Райан озирался по сторонам, держась за рукоятку своего оружия.
  
  Не прошло и минуты, как Фредди снова заговорил, причем со смехом:
  
  — Машина зарегистрирована на Джимми Чанга, владельца китайского ресторана в округе Принц Уильям. Его сын сейчас разъезжает по округе, распространяя рекламу их заведения. Я добыл номер мобильника и поговорил с парнем. Он сказал, что видит перед собой большой серый внедорожник, который, между прочим, не мешало бы помыть, и из него кто-то только что сфотографировал его машину, чем он не очень доволен. Между прочим, у них отличная кухня, Корт. Рекомендую цыпленка «генерал Цо». Как думаешь, такой генерал действительно существовал?
  
  — Спасибо, Фредди.
  
  Я отключил телефон, заметив, как пристально уставились на меня мои пассажиры.
  
  — Все в порядке. Никаких проблем. Это машина из китайского ресторана.
  
  Не прошло и секунды, как Мари сказала:
  
  — Давайте закажем что-нибудь с доставкой.
  
  Ее сестра нервно хихикнула. Райан же словно и не слышал ее слов.
  
  Теперь, когда выяснилось, что машина сзади не представляет угрозы, я немного успокоился и почувствовал ритм дороги. Я обожаю сидеть за рулем. В подростковом возрасте машины у меня не было, но мой отец, юрист в страховой компании — и к тому же очень высокой квалификации, — сделал все, чтобы я научился водить виртуозно и безопасно. Пришлось только проникнуться сознанием, что большинство других водителей — идиоты (а уж кому, как не моему отцу, это было знать при его работе), и понять, где надо соблюдать осторожность. После этого процесс вождения автомобиля действительно превращался в удовольствие.
  
  Сам он всем машинам предпочитал «вольво», утверждая, что это самое безопасное транспортное средство в мире.
  
  Так или иначе, но водить автомобиль мне нравилось. Я даже не до конца понимал почему. Совершенно точно не из-за любви к скорости. В этом смысле шофер я очень сдержанный. Вполне вероятно, что как «пастух», перевозя клиента в автомобиле, я превращался в движущуюся мишень, по определению менее уязвимую. Хотя, конечно же, далеко не всегда. Генри Лавинг перехватил и убил Эйба Фэллоу именно во время транспортировочной операции. Мне невольно вспомнился тот злосчастный грузовичок для курятины, который не спас его в Северной Каролине.
  
  Эту мысль я тут же отогнал от себя.
  
  Сейчас мы направлялись на запад, то въезжая в пределы округа Принц Уильям, то покидая его и оказываясь в Фэрфаксе, а потом снова возвращаясь в него. Мимо часто пролетали конвейерными линиями одноэтажные торговые центры с их псевдотюдоровскими башенками по углам, почти везде переполненные рестораны быстрого питания, где персонал состоял в основном из старшеклассников, считавших часы до конца смены, мелькали сверкающие бамперы выставленных вдоль дороги на продажу подержанных автомобилей с ценами на ветровых стеклах и восклицательными знаками, приемные врачей и страховые компании, редкие антикварные лавки, а потом не столь уж редкие оружейные магазины и склады оптовых торговцев спиртным. То там, то здесь виднелся покосившийся сарай, а потом вдруг вырастал неуместный здесь небоскреб, окруженный огромной парковкой.
  
  Словом, северная Виргиния никак не могла решить, хотела она походить на пригород Нью-Йорка или оставаться сельской Америкой.
  
  Я посмотрел на часы. Чуть больше половины второго. Мы находились в пути меньше, чем мне казалось. К этому моменту я уже решил не направляться прямиком на явку, а сделать промежуточную остановку в часто используемом нами безопасном месте — расположенном теперь уже неподалеку мотеле, — чтобы сбить с толку возможных преследователей и сменить машину. К такому приему я прибегал довольно часто, перемещая клиентов в две стадии. Мы проведем там часа три-четыре, а потом отправимся дальше к явочному дому. Наша организация имела список из полутора десятков гостиниц и мотелей, находившихся в округе, но на отдалении от шоссе. Мотель, выбранный мною, был, пожалуй, самым удобным и спокойным из всех.
  
  Еще раз всмотревшись в поток машин, я нажал кнопку быстрого вызова на своем телефоне.
  
  — Дюбойс слушает.
  
  — Кто мы такие, когда селимся в «Хиллсайде»? — спросил я.
  
  Мы используем различные имена, делая такие промежуточные остановки. И даже если я уверен, что все помню, неизменно перепроверяю себя.
  
  Я слышал в трубке щелканье клавиш компьютера и позвякивание браслета с подвесками-амулетами. Потом Дюбойс сказала:
  
  — Ты — Фрэнк Робертс, директор по продажам фирмы «Артезиан. Компьютерный дизайн». Последний раз заезжал к ним восемь месяцев назад с Петром Смолицем и его подругой.
  
  Последнее слово было произнесено ледяным тоном — Дюбойс крайне возмутило высокомерие любовницы этого моего клиента, сопровождавшей его.
  
  — Робертс, то есть ты сам, и твой коллега из Москвы объезжали тогда клиентов в Тайсонсе и Рестоне. Дырки от пуль в стене мы заделали до того, как их могли заметить.
  
  — Как же, помню.
  
  Нет, на нас никто не нападал. Просто у этого бешеного русского оказалось припрятано оружие, и он достал его, поглотив изрядное количество тоже провезенной тайком водки. Пули из пистолета с глушителем он выпустил совершенно случайно, чего не скажешь о заряде электричества, который я всадил из «тайзера» ему в спину.
  
  — Я снова сейчас заселюсь туда. Перезвоню через двадцать минут, — сказал я Дюбойс.
  
  — Поняла.
  
  Проехав еще несколько километров, я притормозил, включил указатель поворота и свернул на длинную подъездную дорожку к «Хиллсайд Инн». Это белое, в колониальном стиле здание с оштукатуренными колоннами и впечатляющим фронтоном стояло на обширном участке земли, превращенном в сад с четко очерченными лужайками, постриженными кустами и английскими клумбами, на которых все еще пышно цвели розы. Сомневаясь, что у Джоанн сейчас подходящее настроение, я все же надеялся, что ее хоть немного отвлечет от грустных мыслей красота окружающего, ведь она питала страстный интерес к садоводству. Я раздражался, когда Мари саркастически называла меня гидом, но охотно выполнял эту роль, когда видел, что она необходима для дела. Например, чтобы чем-то занять своих подопечных или доставить им удовольствие.
  
  «Хиллсайд Инн» располагался у подножия холма. Позади мотеля тянулись голые сейчас поля фермеров. Справа рос такой жиденький лесок, что убийца или «дознаватель» едва ли подобрались бы с той стороны незамеченными.
  
  Я проехал до конца подъездной дорожки и срезал угол вправо, миновав основную стоянку и большие окна вестибюля, чтобы оказаться позади здания. Остановившись, велел никому не покидать машину. Потом прошел через арку между двумя крыльями мотеля, где находились номера, и попал к главному входу. На парковке я насчитал двадцать два автомобиля. У меня всегда при себе специальный сканер, напрямую связанный с национальной компьютерной базой данных, включающей список всех транспортных средств в стране. Однако, начни я сейчас проверять такое количество машин, это заняло бы слишком много времени и привлекло ненужное внимание. Да и не встречал я еще никогда ни одного киллера или охотника за информацией, который бросил бы легко опознаваемое авто прямо перед общественным зданием.
  
  Я порылся в бумажнике и среди десятка кредитных карточек, выпущенных на разные имена и компании, отыскал корпоративную карту фирмы «Артезиан», принадлежащую Фрэнку Робертсу. Уверяю вас, компания «Артезиан» существует на самом деле, хотя как филиал другого бизнеса, и у нее внушительный сайт в Интернете. Случись нам когда-нибудь докатиться до того, чтобы действительно заняться разработкой программного обеспечения, нас уже ожидал бы длинный список потенциальных клиентов и мы получали бы от них запросы по электронной почте. У нашей организации несколько таких «крыш» в виде подставных фирм, и эксперты исследовательского отдела, как та же Дюбойс, с удовольствием глумятся над нами, придумывая для каждой из них историю и всю необходимую информацию, куда входят биографии всего «начальства», экзотические места, где мы якобы проводим конференции, и даже рекламные кампании. «Пастухам» приходится часами заучивать всю эту чушь наизусть. К тому же, чтобы не выглядеть подозрительно, они должны уметь поддержать почти профессиональный разговор о компьютерном дизайне, авиационной гидравлике, особенностях мясопродуктов, сыров и еще десятке тем, связанных со сферой производства или услуг. К счастью, по отзывам тех, кто это слышал, я начинаю говорить так занудно, что собеседники почти сразу теряют интерес к продолжению дискуссии. К чему я, собственно, и стремлюсь.
  
  Сняв номер и не заметив ничего подозрительного в поведении молодого человека из службы размещения или мальчишки-коридорного, я вернулся к своему внедорожнику. На стоянке тоже было по-прежнему тихо.
  
  Я открыл водительскую дверь и объявил:
  
  — Весь багаж берем с собой.
  
  — Вот уж не думала, что мы здесь задержимся, — заявила Мари.
  
  — Это ненадолго. Нам нужно сменить машину.
  
  — Вы считаете, есть необходимость? — спросил Райан.
  
  — Всего лишь мера предосторожности. — Если в профессии телохранителя есть мантры, то это — одна из них.
  
  — Надеюсь, здесь есть джакузи? — поинтересовалась Мари. — И хорошо бы с мускулистым массажистом по имени, скажем, Рауль.
  
  — Боюсь, вам придется оставаться в номере, — ответил я.
  
  Мари промолчала, но, думаю, про себя снова назвала меня вожаком группы.
  
  Потом я быстро препроводил их всех в апартаменты с двумя спальнями. С тактической точки зрения они представлялись мне наилучшими во всем мотеле, поскольку снаружи не было ни одной точки, где мог бы пристроиться снайпер. Войдя, Джоанн растерянно огляделась. Зато ее сестра не скрывала недовольства тем, что здесь мало места и удобств. Она явно считала, что государство экономит на ее комфорте. Играя в спецназовца, Райан распахнул двери двух ванных комнат и стенного шкафа. Потом подкрался к окну и осторожно отодвинул штору, чтобы в узкую щелку увидеть в трех метрах от себя глухую стену — это была тыльная сторона банкетного зала. Тем не менее Райан проделал все это на полном серьезе, словно ожидал узреть прямо за стеклом самого Лавинга.
  
  Вид серого кирпича вместо цели, в которую можно было бы всадить пулю, откровенно разочаровал его, но он лишь заметил:
  
  — Отменный выбор. Здесь легко держать оборону.
  
  Я кивнул.
  
  — О! Можно мне занять эту комнату? — спросила Мари, указывая на ту, что была побольше.
  
  Я пожал плечами. Апартаменты мы сняли только для того, чтобы принять душ и немного отдохнуть. Кто-то мог подремать, если очень хотелось. Сам я не собирался пользоваться ни одной из спален. Поскольку никто не возражал, молодая женщина направилась в двери.
  
  — Но телефоны здесь не работают, — сообщил я.
  
  Мари несколько замедлила шаг. Значит, предчувствие не обмануло меня: ей более всего хотелось подольше и наедине поболтать с Эндрю. Она сделала гримасу и сказала:
  
  — Тогда срочно вызовите ко мне массажиста, мистер гид. — Подмигнула и скрылась в комнате.
  
  Устало посмотрев в спину свояченице, Райан достал свой безопасный мобильник.
  
  — Могу позвонить своему боссу?
  
  — Конечно. Только ни слова о том, где мы находимся.
  
  Он кивнул, подобрал с пола рюкзак и зашел во вторую спальню, на ходу набирая номер. Дверь он захлопнул ногой.
  
  Мы остались в гостиной вдвоем с хмурой Джоанн. Она включила телевизор и начала переключать каналы. О нападении на ее дом ничего не сообщалось. Промелькнул только репортаж о ложной тревоге по поводу перестрелки в Университете Джорджа Мэйсона.
  
  — Как они сделали так, что мы не попали в новости? — спросила она.
  
  — Понятия не имею, — ответил я.
  
  На самом деле я хорошо это знал. Работа Арона Эллиса, моего шефа. Сам он никогда не был «пастухом», как я. В прошлом вся его деятельность была связана с федеральными органами безопасности, и потому он приобрел обширные связи с конгрессменами, научился отстаивать каждый пункт бюджета и заодно — манипулировать прессой. Когда шесть лет назад погиб Эйб Фэллоу, пошли разговоры, что именно мне — его протеже — следует возглавить нашу организацию. Но это означало бы отказаться от участия в большей части операций и активно заниматься бумажной волокитой — а это меня совершенно не устраивало. Тогда власти огляделись и нашли для нас Эллиса; в то время он был на хорошем счету в Лэнгли.
  
  Он до сих пор не вполне врубился во все тонкости работы «пастухов», но там, где дело доходило до того, чтобы предотвратить нежелательную для нас утечку информации, Эллис не знал себе равных. И хотя даже ему не совсем удалось замять историю с нападением на дом в небольшом городке, Эллис запросто отложил публикацию, чтобы потом превратить ее в маленькую заметку о неудачной попытке ограбления.
  
  И конечно же, методы работы Эллиса оставались для меня такой же тайной, как мои для него, и я никогда не понимал, в чем секрет его магии. Но я догадывался, что он тоже попросту находил уязвимые места журналистов, такие же рычаги воздействия, какими пользовался в иных целях Генри Лавинг. К каким в случае необходимости прибегал и я сам.
  
  Да разве не все мы делаем это, когда диктуют жизненные обстоятельства?
  
  Джоанн невидящим взором уставилась в экран, плечи ее поникли. Косметикой она не пользовалась. Из украшений Джоанн носила только часики, обручальное и свадебное кольца, тогда как Мари, припомнилось мне, вся обвесилась каскадом броских сверкающих побрякушек. Потом Джоанн начала сосредоточенно изучать один из своих сломанных ногтей.
  
  Я подошел к окну, бросил сквозь щель взгляд на серую кирпичную стену и связался с Ароном Эллисом. Коротко доложил, что с нами происходит, хотя не сказал, где мы находимся сейчас и на какой из четырех десятков правительственных явок, расположенных в этом районе, укроемся в дальнейшем. Только самое необходимое. Мне поневоле пришлось поделиться информацией с одним из агентов Фредди, обеспечивающим прикрытие, и с водителем из нашего собственного транспортного отдела, который гнал нам сейчас сюда другую машину. Но я неизменно стремился свести к минимуму число тех, кто знал о местонахождении моих подопечных.
  
  Нет, конечно, я доверял коллегам, но вместе с тем не сомневался — случись Генри Лавингу добраться до моего шефа, он сделает все, чтобы выяснить у него, где мы находимся. У Эллиса очаровательная жена Джулия и трое ребятишек, родившихся у них с интервалами ровно в четырнадцать месяцев, — старшему едва исполнилось восемь. Чтобы заставить Эллиса заговорить, Лавингу не понадобится и десяти минут.
  
  И я не винил бы в этом босса. В таких умелых руках я точно так же рассказал бы все, что знаю. Помню слова Эйба Фэллоу в тот день, когда меня приняли в организацию:
  
  — Слушай внимательно, Корт. Это правило номер один, и о нем не должно быть известно никому, кроме нас самих. Заключается оно в том, что какой бы важной шишкой ни был твой клиент, он для тебя всего лишь своего рода коробка или посылка. В ней может быть десяток яиц, хрустальная ваза или набор электрических лампочек. Товары широкого потребления. Ты можешь рисковать жизнью, чтобы доставить их в целости и сохранности. Но ты никогда не должен для этого жертвовать своей жизнью. Усек? Тогда запомни это раз и навсегда.
  
  Эллис задавал дежурные вопросы, но я сразу почувствовал, что на уме у шефа, и упредил его:
  
  — Уэстерфилд звонил.
  
  — Знаю. И пожаловался, что ты не ответил… Или все же пропустил звонок?
  
  — Я не стал отвечать. Пойми, Арон, мне совсем не хотелось, чтобы еще и он вмешался в царивший тогда хаос. Ты можешь сделать так, чтобы он оставил меня в покое?
  
  — Да. — Но это было согласие с условием. — Только обещай, что иногда будешь сообщать ему, что происходит.
  
  — А не могу я сообщать об этом тебе, чтобы ты потом передавал все ему?
  
  — Просто кратко созвонись с ним. От тебя что, убудет? — Он уговаривал меня как старший брат младшего непременно позвонить мамочке в день ее рождения.
  
  Мне пришлось согласиться.
  
  — Известно хоть что-то о том, где сейчас Лавинг? — спросил Эллис.
  
  — Нет.
  
  — А его сообщник?
  
  — Мы знаем только, что он точно был. Имеем приблизительный словесный портрет. — И я описал высокого мужчину с волосами песочного оттенка, которого заметили на фланге дома Кесслеров. — Но больше у нас нет никакой информации о нем. Мне нужно заняться другими делами, Арон, извини. Хочу потолковать с Райаном о расследованиях, которые он ведет. Сейчас, когда мы сбили «дознавателя» со следа, самое время начать попытки вычислить заказчика.
  
  Мы закончили разговор, и Джоанн попросила у меня телефон, чтобы связаться с приемной дочерью. Для Аманды она по-прежнему делала вид, что ничего серьезного не происходит. Пообещала в понедельник позвонить в школу и объяснить отсутствие девочки на занятиях. Казалось, Аманду действительно очень огорчила необходимость пропускать уроки и многочисленные внеклассные мероприятия.
  
  Впрочем, что касалось этого, то Аманда походила на меня в том же возрасте. Вы не поверите, но я ходил в школу с удовольствием. Мне нравилась и сама учеба, и даже экзамены. А ведь при этом я быстро ощущал скуку — страдаю от этого и сейчас, — а потому поначалу школа казалась сплошным занудством. Но едва я начал относиться к занятиям как к серии все более и более сложных игр, они полностью захватили меня. Помню, однажды отец пригласил меня к себе в офис на какое-то праздничное сборище. Я был счастлив, что получил от него такое приглашение, но тем не менее притворился больным. Как только он ушел (а моя мама еще спала), я отбросил одеяло, под которым уже был полностью одет, и помчался в школу. Сказать вам правду, никогда в жизни я не слышал о школьнике, имитировавшем болезнь, чтобы пойти на занятия, а не прогулять их. В результате я чуть не начал делать карьеру в науке. И только сложная цепочка обстоятельств привела меня в охранный бизнес.
  
  — Дайте мне поговорить с Биллом, — шепнул я Джоанн.
  
  Она закивала в ответ и, закончив разговор с Амандой, попросила приемную дочь дать трубку дяде Биллу.
  
  — Это Корт.
  
  — Привет. У меня состоялась интересная беседа со старым другом в городе, — сообщил Картер, имея в виду, как я понял, что кто-то из местного полицейского управления информировал его о событиях у дома Кесслеров. — Не волнуйтесь, я говорю теперь только по вашему супертелефону, — поспешно добавил он. — Кажется, мы пропустили кое-что занятное?
  
  Билл говорил эвфемизмами, потому что девочка была рядом и все слышала.
  
  — Да, он подобрался к нам близко. Но к счастью, никто не пострадал.
  
  — Как мне и сообщили, — продолжал Картер. — И что никто не знает, где теперь наш большой друг.
  
  — Именно так.
  
  Он рассмеялся. Иногда надо мной подшучивают из-за моей манеры вставлять в разговор краткие и старомодные выражения. Я же всегда считал их просто более точными. К тому же, когда вам исполняется двадцать и вы заканчиваете колледж, ваша манера говорить уже формируется окончательно. И не надо пытаться изменить ее. Во-первых, все равно не получится. А во-вторых, какой смысл?
  
  — По нашим сведениям, о вас ему ничего не известно, — продолжил я.
  
  — Это очень хорошо.
  
  — Как прошла поездка? — спросил я.
  
  — Без особых приключений. Если не считать того, что я заблудился и проехал по одной и той же дороге три или даже четыре раза.
  
  Так он давал мне понять, что использовал обычный прием обнаружения слежки.
  
  — Отлично! Найдите для Аманды какое-нибудь увлекательное занятие и не подпускайте к своему городскому телефону.
  
  — Ох, с этим у нас беда. Я вдруг обнаружил, что он почему-то не работает.
  
  Мне все больше нравился этот старый сыщик.
  
  — Спасибо за все.
  
  — Берегите их, Корт.
  
  — Будет сделано.
  
  Он опять усмехнулся:
  
  — Лично я не взялся бы за вашу работу ни за какие деньги.
  9
  
  Райан вышел из спальни, держа в руках свои бритвенные принадлежности. Он умылся. Сменил рубашку.
  
  И выпил. Как я догадался, это был бурбон. Причем приложился к нему Райан основательно.
  
  Я совсем не против того, чтобы пропустить иногда бокал вина или бутылочку пива, но для меня неоспоримый факт: алкоголь оглупляет и притупляет бдительность. Могу доказать на своем примере. Когда я играю в игру, где нужно больше полагаться на умение, чем на удачу — например в шахматы, аримаа или вей-чи, — и настроен не слишком серьезно, то могу позволить себе бокал сухого вина. Так вот число побед благодаря неожиданным и дерзким ходам, на которые меня вдохновило хорошее каберне, значительно уступает числу поражений из-за глупых «зевков» под воздействием спиртного.
  
  Пристрастие Райана к бутылке приходилось теперь считать дополнительным фактором риска наряду с его постоянным желанием схватиться за пистолет и чересчур горячим стремлением любой ценой встать на защиту семьи. Я снова оценил ситуацию. У меня на руках пьющий и вооруженный коп с комплексом героя, глубоко потрясенная женщина — хотя это проявилось еще не до конца, — винившая мужа в том, что на них обрушились такие трагические испытания, и ее безответственная сестра, не ведавшая о чувстве собственного достоинства. Притом ее настроение постоянно металось от паники к безмозглому легкомыслию.
  
  Конечно, почти у любого из моих клиентов обнаруживалась странность или слабость — их не лишен и я сам. И если это мешает выполнению задания, тебе необходимо как можно раньше выявить проблему и помочь им. Если же это невозможно, забудь обо всем и делай свое дело. В конце концов, ты их «пастух», а не папочка.
  
  Джоанн тоже поняла, для чего ее супруг уединялся в спальне, но вида не подала. И уж конечно, не поделилась своими наблюдениями со мной.
  
  Я сварил кофе и налил почти полную пластмассовую чашку. Потом отошел в угол и пригласил Райана присоединиться ко мне как полицейский к полицейскому. Мы уселись напротив друг друга. Но прежде чем я начал разговор, Райан сказал:
  
  — Послушайте, Корт, я был не прав. То есть Джо верно заметила: если бы вас там не было, все могло пойти… Короче, я даже думать сейчас не хочу, что могло бы случиться.
  
  Значит, он все-таки расслышал реплику своей жены.
  
  Я скромно принял его благодарность, заметив, что выпивка размягчает его и делает скорее сентиментальным, чем агрессивным. Если бы у него на боку не болталась кобура с револьвером, я, пожалуй, предложил бы ему еще смочить горло.
  
  Причем Райан говорил довольно громко, чтобы его слышала и Джоанн. Это его способ извиниться и перед ней, пусть не прямо, — решил я.
  
  — Знаю, вы считаете, что все это ошибка, — сказал я, — но все-таки хотелось бы попытаться с вашей помощью понять, кто нанял Лавинга.
  
  — Вычислить заказчика. Я слышал ваш разговор. Так вы это называете.
  
  — Верно.
  
  — Поначалу я действительно думал, что происходит ерунда какая-то. Но после стрельбы по нашему дому… Я хочу сказать, никто не стал бы устраивать такое, не будь у него уверенности, что я действительно знаю что-то важное.
  
  — По крайней мере не Генри Лавинг, это точно. — Подтвердив его мысль, я объяснил, что во всех подобных случаях мы пытаемся понять, кто мог заказать преступление. — Если нам удается арестовать его первым, то он почти всегда выводит на след исполнителя. Или «дознаватель» попросту исчезает с горизонта. Работает он исключительно за деньги, а если заказчик схвачен, шансов получить гонорар у него не остается. Приходится уносить ноги. Вот и все.
  
  — Но я сейчас работаю только над двумя делами, которые с натяжкой можно считать серьезными.
  
  И это все? Я был несказанно удивлен. Сыщик в его возрасте и с таким-то опытом, да еще служащий в столичном округе, обычно завален нераскрытыми делами.
  
  — Не сообщите ли мне их подробности? — попросил я. — Я поручу своим подчиненным заняться ими. Крайне осторожно, разумеется. Они ничуть не помешают ходу ваших расследований.
  
  — Но ведь я в свое время усадил за решетку добрую сотню мерзавцев, если не больше. Скорее всего это чья-то месть.
  
  — Не думаю. — Я покачал головой.
  
  — Почему же?
  
  — Начнем с того, что вас не хотят просто прикончить. Им нужна какая-то информация. А во-вторых, вы все-таки хорошо знакомы именно с повседневной уличной преступностью.
  
  — И что с того?
  
  — Часто ли месть становилась мотивом? И кто кому мстил?
  
  Райан озадаченно задумался.
  
  — Помню с десяток таких случаев. Как правило, ревнивые любовники или бандиты, которых подставили. Вы правы, Корт, ни с чем подобным я не сталкивался.
  
  — Так расскажите мне о тех двух делах.
  
  Первое из них, как объяснил Райан, касалось поддельного чека, выписанного от имени человека, работавшего на Пентагон.
  
  — Жертву зовут Эрик Грэм. Он гражданский аналитик.
  
  По словам Райана, чековую книжку похитили из принадлежащей Грэму машины в центре Вашингтона. Преступник проявил изрядную смекалку. Он точно выяснил сумму, лежащую на счету, выписал чек практически на все эти деньги и перевел на анонимный счет, принимавший оплату через Интернет. Когда чек проверили, он обналичил его, купив у ювелира золотые монеты с доставкой в почтовый ящик, откуда благополучно забрал их, а затем, вероятно, снова обратил в наличные. Простая, но эффективная схема отмывания денег. Мошеннику нигде не пришлось предъявлять счет лично. Он появился только в почтовом отделении, чтобы взять посылку с монетами.
  
  — Дурачок несчастный, — прокомментировал это Райан. — Знаете, на сколько он попал? Там было сорок тысяч.
  
  Рядом с нами сидела Джоанн и смотрела на экран телевизора, работавшего почти без звука. Очевидно, она прислушивалась к нашей беседе, потому что вставила реплику:
  
  — Такая крупная сумма на чековой книжке? Это несколько подозрительно, вам не кажется?
  
  Как тут было не вспомнить, что в прошлом Джоанн работала статистиком, а значит, языком цифр владела свободно, и скорее всего именно она отвечала за семейный бюджет. Мне же показалось, что об этом деле она слышит впервые. Странно, подумал я, ведь, как правило, супруги много и охотно рассказывают друг другу о том, что происходит на службе. Но потом я вспомнил о ее болезненном восприятии негативных сторон жизни; возможно, в этой семье решили не разговаривать дома о преступлениях вообще, даже о тех, где речь не шла о насилии.
  
  Однако ее супруг ответил, что его тоже заинтересовал этот вопрос.
  
  — Выяснилось, что он как раз продал пакет принадлежавших ему ценных бумаг, а деньги положил на счет, намереваясь оплатить обучение своего сына в одном из престижных университетов Лиги плюща. Деньги увели с книжки за неделю до срока внесения взноса.
  
  — У вас есть какие-то зацепки? — спросил я.
  
  — Мне это дело передали всего десять дней назад. Я пока не успел далеко продвинуться в расследовании. Почтовое отделение, куда переслали монеты, находится в Нью-Джерси. Забрал их, судя по описанию, человек азиатской внешности лет двадцати с небольшим. Я связался с полицейским управлением в Ньюарке, но… Впрочем, можете сами догадаться, что мне там ответили. У них, конечно же, полон рот забот поважнее, чем какая-то фиктивная бумажка.
  
  И то верно. Ньюарк в последнее время превратился в один из главных центров наркоторговли и организованной преступности на всем Восточном побережье.
  
  — Вы попытались разобраться, в чем конкретно заключалась его работа? — спросил я.
  
  — Чья?
  
  — Жертвы мошенника, с чьей чековой книжки увели деньги.
  
  Райан на какое-то время уперся взглядом в грубый ворс ковра под ногами.
  
  — В Пентагоне?
  
  — Да.
  
  — Нет, особо не пытался. А что?
  
  В его голосе снова послышалась готовность оправдываться.
  
  — Мне просто любопытно, было преступление случайным или цель наметили заранее?
  
  — Судя по всему, случайным. Типа — хватай и беги. Завладели спортивной сумкой, кое-какой одеждой, но там не было никаких секретных документов или чего-то подобного.
  
  Я попросил сообщить мне все подробности, дать имена, номера телефонов, адреса. Райан открыл свой огромный дипломат, набитый, должно быть, сотней документов, и отыскал в нем желто-коричневую папку из манильской бумаги. Он передал ее мне в обмен на новые заверения, что мы не подвергнем его расследование ни малейшему риску.
  
  — Буду весьма признателен, — отозвался он.
  
  — А что за второе крупное дело вы расследовали?
  
  — Классическая «афера Понци».[10]
  
  — Как «дело Мейдоффа»?[11]
  
  — Гораздо скромнее по масштабам. Но смысл тот же. И ущерб тоже грозил оказаться немалым. Мейдофф разорил многих богачей. А мой подозреваемый отнимал последние крохи у бедняков. Что, по-моему, куда как большая мерзость. У его жертв в итоге не оставалось вообще ни гроша за душой.
  
  И Райан рассказал, как некий «советник по инвестициям» выманивал деньги у малообеспеченных семей, преимущественно из числа этнических меньшинств, густо населявших один из районов округа Колумбия.
  
  — Как зовут подозреваемого?
  
  — Кларенс Браун. И он священник.
  
  Я вскинул брови.
  
  — Понимаю ваше удивление. Имел право принимать добровольные пожертвования, но на самом деле таким образом легко выманивать деньги под инвестиции, особенно в той части Вашингтона. Кстати, свой сан он тоже оформил через заказ по почте.
  
  Райан признался, как его самого поразила многотысячная клиентура мошенника. А потому, пусть вложения каждого в отдельности были незначительными, общая сумма набежала вполне солидная.
  
  За последний месяц несколько клиентов попытались вернуть свои деньги, но Браун тянул время, придумывая все новые и новые предлоги. А это уже классический симптом финансовой пирамиды. Вкладчики обратились в полицию, и дело легло на рабочий стол Райана. Он собрал письменные показания жертв и только-только начал разбираться в деталях операций Брауна. Тот объяснял задержки с выплатами чисто техническими проблемами, возникшими из-за одной сложной сделки, в которую он ввязался. При этом сам создатель схемы отнюдь не вел роскошный образ жизни. Его офис представлял собой скромную комнатушку на одной из торговых улиц юго-восточной части округа. А обитал он на съемной квартире в многоэтажном доме, стоявшем неподалеку.
  
  — Мне вот что интересно, — перебил я Райана. — Если речь идет о преступлении, связанном с ценными бумагами, почему расследование поручили всего-навсего окружной полиции?
  
  Кесслер грустно улыбнулся:
  
  — Потому что они считают все это мелочевкой. Для них и преступник и его жертвы — фигуры незначительные. А потому и расследование отдали в руки такому же незначительному копу. Мелкой сошке…
  
  Последовала неловкая пауза.
  
  Потом Райан снова порылся в дипломате, достал нужные документы, а я переписал для себя все имевшие значение сведения и по этому делу тоже.
  
  — И это все? Вы уверены? — спросил я.
  
  Он пожал плечами:
  
  — Как я уже говорил, сейчас у нас затишье. Остальные дела вообще едва ли стоят упоминания. Кража кредитных карточек, подделка водительских удостоверений. Суммы фигурируют смехотворные. Не преступления, а так — мелкие правонарушения.
  
  Райан достал блокнот и составил список.
  
  — За такие и наказывают пустяковыми штрафами. — Вновь пожав плечами, он передал мне вырванный листок. — Вот теперь действительно все.
  
  Я поблагодарил его:
  
  — Это может нам очень помочь. Я сейчас же дам поручение, чтобы кто-то из моих людей проверил информацию.
  
  Я отошел к стоявшему в стороне столику и включил свет. Шторы были задернуты, и в гостиной царил полумрак. Я набрал номер.
  
  — Дюбойс слушает!
  
  — Привет, Клэр! Я тут собрал кое-что по расследованиям, которые ведет Кесслер. Необходимо узнать, не может ли кто-то из фигурантов — подозреваемых, свидетелей, жертв — быть заказчиком, нанявшим Лавинга. Поройся в биографиях всех, кто хоть как-то к этим делам причастен.
  
  — Хорошо. Готова приступить немедленно.
  
  Дюбойс никогда не использовала в разговорах со мной никаких обращений. Будучи лет на двенадцать моложе, она испытывала бы одинаковую неловкость, называя меня «сэр» или «Корт».
  
  Я продиктовал ей все детали, переданные мне Райаном Кесслером.
  
  — Этот случай с поддельным чеком… — замялась она. — Жертва работает на министерство обороны. Могут возникнуть проблемы. В таких делах приходится иметь дело то с военными, то с гражданскими чиновниками, то с частными бизнесменами. И все они дружно ненавидят вмешательство посторонних. Даже таких посторонних со всевозможными допусками, как мы с вами. У вас есть там приятели?
  
  — Никого.
  
  Несколько секунд она хранила молчание. Одна из привычек Клэр состояла в том, что она постоянно заправляла за уши то одной, то другой рукой пряди непослушных волос. И сейчас я без труда представил себе, как она делает это снова и снова. Ее волосы отказывались лежать на месте, и такой же непоседой была их обладательница.
  
  — Я знаю одного типа, он встречался с моей подругой. Тот еще чудак. Играл в разные игры. Но не в те, что вы, и не в любовные игры с моей знакомой. Он вроде как писал сценарии для Пентагона и ЦРУ. Типа разных вариантов возникновения третьей мировой войны. А потом и четвертой. Вообразите, они там действительно этим занимаются! Жутковато, вы не находите? Я все собиралась у него спросить насчет пятой. Но теперь я созвонюсь с ним. И пирамиду проверю тоже. Сама-то я никуда денег не вкладываю. Верю, что самое надежное вложение — себе под матрац.
  
  Отключая телефон, я слышал позвякивание побрякушек на ее браслете.
  
  Я не сомневался, что если существовала связь между расследованиями Кесслера и заказчиком, давшим работу Генри Лавингу, пусть даже самая ничтожная, Дюбойс обнаружит ее. Несмотря на относительную молодость, она куда лучше, чем я, справлялась с исследовательской частью нашей работы, умея выявлять вероятные версии и необходимые зацепки. Клэр не обладала складом ума игрока, свойственным мне, кажется, от рождения, и потому считала чем-то не вполне естественным те смертельные партии в шахматы, которые постоянно разыгрывал я с наемными убийцами и охотниками за информацией. Но при этом ее отличали упорство охотничьей собаки, острота мышления и женское коварство, когда ситуация того требовала. Необузданность натуры Клэр и скорость мысли приводили к тому, что те, с кем она беседовала, выходили от нее совершенно ошеломленными и испуганными. Или же покоренными. (Примерно год назад один из клиентов, которого мы охраняли, предложил ей руку и сердце после того, как она несколько часов подряд снимала с него показания. Но поскольку он прежде состоял в одной из мафиозных группировок, Дюбойс отвергла его как «второсортный материал».)
  
  А однажды Барбара, личный секретарь, которую мы делим между собой с еще одним «пастухом» из нашей организации, застала меня пристально наблюдающим за Дюбойс с улыбкой на лице, что, вообще говоря, для меня совсем не характерно. Скорее всего тот мой взгляд выражал восхищение прекрасно проделанной работой, потому что Клэр тогда только что выдала мне огромный объем информации о потенциальном заказчике преступления. Но Барбара — пятидесятилетняя мать-одиночка, не вылезавшая с сайтов знакомств в Интернете, — прочитала в моем взгляде нечто другое. Она сочла его проявлением романтической привязанности и все спрашивала меня потом, почему я за все это время ни разу не пригласил Дюбойс на ужин. (При этом Барбара употребила выражение вроде «встречи мая с сентябрем», что мне показалось перебором при разнице всего-то в двенадцать лет.)
  
  Так или иначе, я всячески уклонялся от ответа. При этом оценка профессиональных качеств моей протеже ничуть не пострадала, я никогда и не стеснялся открыто высказывать одобрение, хотя и в более свойственной мне сдержанной манере…
  
  А сейчас я внес необходимые записи в свой ноутбук, зашифровал файл и сохранил его.
  
  К нам присоединилась Мари, полностью сменившая наряд и обновившая макияж. В окутывавшем ее облаке цветочного аромата духов она показалась мне даже более привлекательной, чем прежде. Самым же примечательным было то, что они с сестрой во многом походили друг на друга, только Мари я бы назвал гораздо более сексуально притягательной, и разница в возрасте не имела никакого значения. Она подошла к кофеварке и наполнила чашку. Потом, забыв о кофе, вдруг скосила глаза в сторону букета цветов, стоявшего в вазе на журнальном столике. Вскинула камеру и быстро отщелкала десяток кадров. Я же отметил про себя, что мне необходимо просмотреть все, что наснимала Мари с тех пор, как мы взяли ее семью под свою защиту, и удалить фото, на которые случайно мог попасть я сам или члены нашей команды.
  
  Она снова взялась за кофе, бросила взгляд в мою сторону и наполнила мою чашку тоже.
  
  — Спасибо.
  
  — Что-нибудь еще добавить?
  
  — Нет, сойдет и так.
  
  Она посмотрела на меня так, словно собиралась что-то сказать, но промолчала.
  
  Мне пришло текстовое сообщение, я прочитал его и отправил ответ. Потом обратился к своим подопечным:
  
  — Прибыл другой внедорожник. Скоро нам нужно выезжать.
  
  — Только я собрался скинуть ботинки и расслабиться, — пошутил Райан.
  
  Он вел себя теперь совершенно иначе, чем при нашей первой встрече. Как я догадывался, в равной степени помогли миссия, которую я возложил на него, и доза спиртного.
  
  Я поднялся и посмотрел на Райана:
  
  — Оставайтесь пока на месте. И дверь открывайте только для меня.
  
  Он кивнул и поправил кобуру.
  
  Выйдя наружу, я обошел наше крыло к стоянке позади мотеля. Туда как раз заезжал темно-зеленый джип «юкон» производства «Дженерал моторз», за ним следовал «форд-таурус». Я поднял руку, и обе машины остановились рядом. Из внедорожника выбрались двое.
  
  Первым был молодой офицер из нашей организации Лайл Ахмад, бывший морской пехотинец с короткой армейской стрижкой, крепко сбитый и смуглокожий. По статусу он числился «клоном», то есть тем, кто ближе всего к буквальному значению профессии телохранителя. Мы познакомились, когда Ахмад состоял в охране посольства США в Варшаве, а я был агентом из спецгруппы службы дипломатической безопасности государственного департамента, где служил до того, как присоединиться к нашей организации.
  
  Уравновешенный, наделенный острой наблюдательностью, Ахмад владел впечатляющим количеством иностранных языков. В нашей фирме его считали восходящей звездой.
  
  За рулем внедорожника сидел сам Билли, руководитель нашего транспортного отдела — долговязый и неуклюжий с виду мужчина неопределенного возраста. Его лохматая шевелюра и кривые передние зубы поневоле привлекали внимание, и приходилось делать над собой усилие, чтобы отвести взгляд. Он обожал легковые автомобили, грузовики, мотоциклы — словом, все работавшее, по его собственному определению, «на останках динозавров», то есть на бензине или дизельном топливе. Билли не только обслуживал весь наш автопарк, но и ухитрялся играть в нечто вроде «кубика Рубика» с четырьмя десятками наших транспортных средств, изменяя их внешний вид до неузнаваемости и обеспечивая безопасную перевозку как офицеров, так, естественно, и клиентов фирмы. А коллекция средств передвижения у нас была внушительная. Только ведомость зарплаты и расходы на содержание явочных домов съедали из нашего бюджета больше денег, чем отдел транспорта. Ведь машина подобна отпечаткам пальцев. Именно по автомобилю, как по номеру мобильника или кредитной карты, отследить любого человека легче всего. А потому мы всегда стремились почаще менять машины.
  
  Билли кивком указал на «ниссан»:
  
  — Можно забирать?
  
  — Да.
  
  Мы обменялись ключами, и он уехал.
  
  Из «тауруса» между тем вышел Руди Гарсия, молодой агент ФБР, которого Фредди прежде взял с собой в дом Кесслеров.
  
  Я пожал ему руку, представил Ахмаду, и мы втроем вернулись в номер мотеля.
  
  Там я познакомил нового охранника с Кесслерами и Мари, которая тут же громко шепнула сестре:
  
  — Какой милашка!
  
  На что холостяк Ахмад никак не отреагировал, но чуть заметно покраснел. От меня не укрылось и чуть заметное беспокойство Райана при виде Ахмада, словно этот бывший морпех мог лишить полицейского вожделенного шанса стать моим основным напарником в операции по захвату Лавинга.
  
  Внезапно меня отвлек телефонный звонок. Определился номер одного из сотрудников нашей организации, но сейчас я менее всего ожидал, что на связь выйдет именно он.
  
  — Слушаю тебя, Ермес.
  
  Это было подлинное имя нашего технического директора, отвечавшего за всю разведывательную аппаратуру, компьютеры и системы связи. Имя произносилось как «Гермес», но без первого звука.
  
  В его голосе с ясно различимым акцентом на этот раз слышалось волнение.
  
  — Хочешь — верь, хочешь — нет, Корт, но неожиданно сработал потайной передатчик, установленный на «армаде». Сначала мы получили с него сигнал, а потом, минут пятнадцать назад, кто-то позвонил в нашу ловушку на северо-востоке округа.
  
  У меня участилось сердцебиение.
  
  — Понял тебя. Спасибо, Ермес.
  
  Отключив телефон, я на мгновение задумался. Да? Или нет?
  
  А потом сообщил своим подопечным, Ахмаду и Гарсии, что в план вносятся некоторые коррективы.
  
  — Вам придется задержаться здесь еще на некоторое время. Если проголодаетесь, Лайл или Руди могут заказать еду в номер. Никому наружу не выходить. А мне придется ненадолго уехать.
  
  — Что происходит, Корт? — спросил Райан.
  
  Я беспечно пожал плечами:
  
  — Нужно кое с кем встретиться, чтобы обсудить дальнейший ход операции.
  
  И я быстро вышел, не собираясь объяснять, что встретиться собрался с самим Генри Лавингом.
  10
  
  Мы до сих пор иногда спорим, какую именно роль должен играть «пастух» в нашей работе по обеспечению безопасности клиентов.
  
  Сама по себе кличка говорит мне о многом. Но при слове «пастух» я представляю себе не деревенского простака с крючковатым посохом, а очень большого и сильного пса.
  
  Я не любитель и не знаток собак, но мне известно, что существуют гуртовые овчарки, сбивающие стадо в одно целое, и есть овчарки, не только охраняющие домашних животных, но и готовые напасть на любых хищников, сколько бы их ни было и какими крупными они ни оказались бы.
  
  Так какую же из этих двух задач должен решать офицер персональной охраны?
  
  Эйб Фэллоу имел свое мнение на этот счет:
  
  — Цель «пастуха» — защитить своего подопечного. А другие пусть ловят убийц, «дознавателей» и их заказчиков.
  
  По этому вопросу, одному из немногих, у меня с моим ментором возникли серьезные разногласия. Я не придерживался его теории, считая, что мы должны не только обеспечивать безопасную транспортировку подопечных, но и быть готовыми вцепиться зубами в глотки любым волкам, представляющим для них угрозу. Защиту клиента, нейтрализацию киллера, сборщика информации и стоявших за ними людей я считал тесно взаимосвязанными процессами.
  
  Мчась в одолженном у Гарсии «таурусе» в сторону столичного округа, я разговаривал с Фредди, который теперь возглавлял охоту. В нашей организации не было такого важного подразделения, как тактическое. Я мечтал создать его и на бумаге все уже подготовил (даже придумал прозвище для его офицеров — «стрельцы»), но Эллиса в комитете госдепа, как он выразился, «спустили с небес на землю» — содержание опергрупп обходилось чересчур дорого. Поэтому нам приходилось рассчитывать на помощь ФБР, а в отдельных случаях на подразделения боевого спецназа местной полиции.
  
  После того как я изложил свой план, благодаря которому надеялся взять Генри Лавинга, Фредди спросил:
  
  — Думаешь, это сработает, Корт? Звучит как история встречи Санта-Клауса с Зубной феей.
  
  — Ты уже на месте? — осведомился я. Его контора находилась на Девятой улице в Вашингтоне, и ехать ему было не так далеко, как мне.
  
  — Буду минут через двадцать.
  
  — Поспеши. Сколько у тебя людей?
  
  — Более чем достаточно, сынок. К установлению мира через подавляющее превосходство в огневой мощи — вот наш принцип. — Фредди процитировал кого-то, но я не помнил, кого именно. Мы отключили связь, и я продолжил гонку в сторону Вашингтона.
  
  Ермес звонил мне по поводу одной из ловушек, которые мы регулярно устраиваем, чтобы заманить плохих парней в местечко, где их можно легко повязать. Срабатывает, как правило, один капкан из двадцати, а то и тридцати, но это еще не повод, чтобы от них отказываться. Все наши машины и большая часть мобильных телефонов «пастухов» снабжены специальными электронными устройствами, так называемыми потайными передатчиками. Их назначение — периодически самим делать фальсифицированные звонки: для вида они зашифрованы, но легко отслеживаются. Если у киллера или «дознавателя» есть нужная аппаратура, им не составляет труда определить, на какой номер был сделан такой звонок. Часто это обычный городской телефон, значащийся в любом справочнике.
  
  По словам Ермеса, Лавинг перехватил одну из наших фальшивок, переданных из «армады», когда машина была припаркована у дома Кесслеров. Звонок был сделан на обычный телефон складского помещения на северо-востоке округа. В нем содержалось заявление, что данная точка нами больше не используется. Особенность трюка заключалась в том, что это сообщение записал я сам и, значит, любой, кто имел образец моего голоса (а уж Лавинг точно имел!), пришел бы к заключению: это именно то место, куда мы собирались доставить Кесслеров.
  
  Зная же, что на Лавинга давит необходимость добыть информацию к вечеру в понедельник во избежание «неприемлемых последствий», упомянутых в электронном письме, полученном в Западной Виргинии, а также его упрямое стремление успешно довести до конца любое задание, я счел весьма вероятным, что он со своим напарником по меньшей мере основательно проверит тот склад.
  
  С этого момента состязание между Лавингом и мной вновь принимало серьезный оборот.
  
  В своей работе я иногда использую приемы, почерпнутые из того, к чему я (человек, по мнению многих, лишенный страстей) испытываю страстную привязанность, — из настольных игр. Я не только играю, но и коллекционирую их. Кстати, в посылке, прибывшей этим утром экспресс-почтой, должна была находиться старинная игра, обнаруженная мною после многолетних поисков. А свой нынешний дом в старой части Александрии я выбрал во многом потому, что он находится всего в паре кварталов от моего излюбленного игрового клуба, расположенного чуть в стороне от Принс-стрит. Сумма членского взноса умеренная, и там всегда можно встретить кого-то, кто сыграет с вами в шахматы, бридж, го, вей-чи, «Риск» или в одну из многих других игр. Члены клуба — невероятно пестрое сборище людей разных национальностей, возрастов и профессий. В основном это мужчины с разными уровнями образования и доходов, одетые кто во что горазд. Политические взгляды тоже различны, но не имеют значения.
  
  У меня дома хранятся 67 игр (а еще больше я держу в летней резиденции у воды в Мэриленде — 121), и все расставлены по полкам в алфавитном порядке.
  
  Естественно, я отдаю предпочтение играм потруднее. Сейчас моя любимая — это аримаа. Недавнее изобретение, она представляет собой лишь вариацию на тему шахмат, но гораздо элегантнее и замысловатее. Поэтому приз, учрежденный ее создателем за написание компьютерной программы, которая позволила бы машине играть в нее, пока остается невостребованным. Разумеется, хороши и шахматы сами по себе, и я получаю от них большое удовольствие. Однако о них уже столько написано, они уже так хорошо изучены и досконально исследованы, что, когда я сажусь играть с опытным шахматистом, у меня возникает ощущение, будто играю не с ним, а с толпой стоящих у него за спиной занудных и чудаковатых привидений.
  
  Вы спросите, почему я предпочитаю настольные игры, скажем, компьютерным, ведь они, несомненно, тоже требуют немалых умственных усилий?
  
  Прежде всего мне нравится их чисто художественная сторона. Дизайн доски, фишек, карт, игральных костей, вращающихся дисков или стрелок и прочих аксессуаров из дерева, пластмассы или слоновой кости. Меня радует во всем этом эстетика в сочетании с функциональностью, если только игру допустимо отнести к числу вещей утилитарных.
  
  А еще мне по душе, что настольная игра, сколько бы ни длилась, не может «зависнуть» и в отличие от многих компьютерных спаррингов вы не обязаны довести ее непременно до конца здесь и сейчас. Ее всегда можно отложить — у нее нет выключателя.
  
  Но самое главное — я люблю сидеть напротив живого человека, моего оппонента. Ведь большая часть моей жизни проходит в играх с такими, как Генри Лавинг, играх не на жизнь, а на смерть, где противник невидим и тебе остается только воображать, с каким выражением лица он обдумывает новую стратегию, чтобы захватить и уничтожить твоего клиента. А играя в шахматы, или в го, или в «Тигр и Евфрат» (между прочим, очень интересная игра), я имею возможность наблюдать, как люди обдумывают следующий ход или реагируют на то, что только что сделал я.
  
  Я слышал, что даже такой компьютерный маг, как Билл Гейтс, — страстный игрок в самый обычный бридж.
  
  Что касается меня, то я считаю настольные игры отличной тренировкой для ума, необходимой мне в работе.
  
  Как и теория игр, которой я заинтересовался при написании одной из курсовых работ по математике, но больше из чистого любопытства, наслаждаясь наукой и стараясь отдалить момент, когда мне придется шагнуть в мир реальности.
  
  Теория игр стала серьезным объектом изучения в 1940-х годах, хотя идея витала в воздухе задолго до этого. Ученые, сформулировавшие ее постулаты, проанализировали такие игры, как бридж и покер, но не гнушались и простейшими формами — «Камень, ножницы, бумага» или подбрасывание монеты на «орла» и «решку», — но не для того, чтобы научиться выигрывать. Их интересовал исключительно процесс принятия решений.
  
  Проще говоря, теория игр помогает сделать оптимальный выбор, когда между участниками возникает противоречие (причем как среди противников, так и партнеров) и один не знает, что собирается сделать другой.
  
  Классическим примером служит так называемая «Дилемма заключенного» — воображаемая ситуация, при которой двое правонарушителей арестованы и помещены в отдельные камеры. Полиция ставит каждого из них перед выбором: признаться или нет. И хотя ни тот ни другой не знают, каков будет выбор подельника, им ясно дают понять, что если признаются оба, это пойдет им на пользу — их, конечно, не отпустят на свободу, но дадут сравнительно небольшие сроки заключения.
  
  Но ведь существует возможность, не признавая своего участия в преступлении, получить еще более короткий срок или вообще не попасть в тюрьму, хотя это гораздо рискованнее… Потому что есть вероятность загреметь за решетку надолго.
  
  Признание в таком случае считалось бы «рациональным» выбором.
  
  Отрицание вины подпадает под определение «рациональной иррациональности».
  
  В повседневной жизни теория игр применима ко многим ситуациям в экономике, политике, психологии, планировании военных операций. К примеру, вкладчики некоего финансового учреждения понимают, что лучше не снимать сразу всех своих денег со счетов в банке, у которого возникли проблемы, поскольку, если так поступят и другие, начнется паника, банк окончательно обанкротится и это принесет убытки всем. Но с другой стороны, если ты успеешь снять деньги одним из первых, то ничего не потеряешь, и к черту интересы всех остальных! Поспешив опустошить свой личный счет, то есть действуя с «рациональной иррациональностью», есть шанс спасти свои сбережения ценой банкротства банка и других его клиентов.
  
  Каким образом все это применимо к моей профессии?
  
  Поскольку ни я сам, ни мой противник, подобный Генри Лавингу, не ведает, каким будет следующий ход оппонента, я постоянно использую теорию игр, чтобы добиться стратегического преимущества, а оно достигается не только общим подходом, но и каждым конкретным маневром — к примеру, передвижением пешки на поле «а7» или выбором сжатого кулака в «Камне, ножницах, бумаге».
  
  Вот и теперь я избрал своей стратегией использование ловушки, полагая, что Генри Лавинг в данном случае сделает «рациональный» выбор — то есть клюнет на приманку.
  
  Но вся теория игр и построена на извечном отсутствии полной уверенности — будь то на игровом поле или в реальности. Вполне вероятно, Лавинг инстинктивно почуял подвох и, зная, что я сосредоточусь на попытке поймать его, попробует отыскать место, где находятся Кесслеры, пока меня там нет.
  
  Или же он пустит в ход нечто другое, что мне пока даже в голову не приходит, а ему позволит обыграть меня с еще большей легкостью?
  
  Уже подъезжая к столице нашего государства, я заметил, что за мною следует черный джип, который, как мне показалось, я видел прежде. Уэстерфилд это? Или кто-то другой? Я снова набрал номер Клэр Дюбойс.
  
  — Мне нужна толпа. Какой-нибудь массовый праздник или парад в Вашингтоне или окрестностях. Не думаю, что за мной «хвост», но хочу быть уверенным на все сто. У тебя есть для меня что-нибудь подходящее?
  
  — Значит, скопление людей? Хорошо. Толпа должна быть очень большая? На стадионе сегодня матч… Хотя, извини, это не подходит. Они так паршиво играют в этом сезоне, что много болельщиков не соберут. Потом есть еще авторша популярных любовных романов и модель, обычно позирующая для обложек ее книг. Они встречаются с читателями и раздают автографы в «Сэйфуэе» на северо-западе.
  
  Откуда она все это знала, даже не заглянув в компьютер?
  
  — И сколько же любителей собираются на раздачу автографов в супермаркете?
  
  — Ты бы удивился, увидев, как много.
  
  Вероятно, это так.
  
  — Но мне нужно что-то более масштабное. Человек с тысячу или больше. Что происходит в центре города?
  
  — Жаль, что сейчас не весна. Я сама не хожу на эти праздники цветения вишни, — сказала она. — Но там всегда столпотворение. Подошло бы идеально, хотя мне непонятно, что они находят в разглядывании деревьев. Так, давай посмотрим…
  
  Теперь я услышал, как она застучала пальцами по клавиатуре. И мелодичное позвякивание подвесок.
  
  — Пока не слишком везет. Марш в защиту прав геев по Коннектикут-авеню до площади Дюпона. Приветствия вновь обращенных. Примерная оценка — человек четыреста… Парад американцев мексиканского происхождения на юго-востоке, но он только что закончился. Ага! Вот что нам нужно! Самое массовое событие сейчас — это протесты у здания конгресса. По сообщениям прессы, там собралось больше двух тысяч манифестантов. Мне только непонятно, почему в протестующие записывают всех подряд. Там больше половины обыкновенных зевак.
  
  — Похоже, это мне подойдет.
  
  Вообще, объяснила Клэр, там собралось две толпы. Одна поддерживала кандидата в верховные судьи страны, вторая яростно отвергала кандидатуру. Я смутно помнил, что юрист, которого сенат номинировал в верховные судьи с очень небольшим большинством в один-два голоса, был человеком консервативных взглядов, а потому леваки собрались, чтобы выразить несогласие, в то время как республиканцы мобилизовали своих активистов и организовали группу поддержки.
  
  — Где именно все происходит?
  
  — Около здания сенатских офисов, — сообщила она.
  
  Я отключил связь и поехал в указанном направлении. Через пять минут с помощью своего удостоверения сотрудника федеральных правоохранительных органов я проехал сквозь толпу демонстрантов и благополучно миновал баррикады, где задержали бы любого, кто захотел бы последовать за мной. Сторонники кандидата располагались по одну сторону условной черты, противники — по другую. Я отметил, какими грязными оскорблениями осыпали они друг друга. Понятно, что полицейские находились тут же в весьма внушительном количестве. Мне припомнилась недавняя серия статей в «Пост», где отмечался рост поляризации и агрессивности среди американских политических активистов.
  
  Мой телефон снова зазвонил.
  
  — Слушаю тебя, Фредди.
  
  — Ты где?
  
  — Сейчас стараюсь не наехать на одного из демонстрантов у сената.
  
  — Сбей парочку специально для меня.
  
  — Ты на месте?
  
  — Да, мы уже здесь. В указанном районе.
  
  — Что-нибудь заметили?
  
  — Пока ничего.
  
  — Я скоро присоединюсь к вам.
  
  Моя машина выбралась наконец из толпы, и я, убедившись, что за мной никто не едет, поспешил в небольшой гараж (рядом с вокзалом «Юнион»), которым мы иногда пользовались. Через несколько минут я сменил официальный «таурус» Гарсии на другой автомобиль с фальшивым номерным знаком и выехал наружу не через те ворота, в которые въезжал.
  
  Еще десять минут спустя я подъехал на место расставленной нами ловушки.
  
  Новый раунд игры против Генри Лавинга вот-вот должен был начаться.
  11
  
  Мы остановили свой выбор именно на этом заброшенном районе в северо-западной части столичного округа, потому что он превосходно подходил для засады.
  
  Здешняя запущенная бывшая промышленная зона выглядит так же угнетающе угрюмо, как такие же индустриальные трущобы Детройта или юга Чикаго. Склад, снятый нами здесь за сущие гроши, стоял посреди поросшей травой и местами заболоченной свалки. В разных направлениях ее пересекали ржавые рельсы (никогда ни видел там ни одного поезда), подъездные дороги все в рытвинах да пара каналов, откуда несло какой-то кислятиной. Вместе со складом мы стали обладателями полутора гектаров, с позволения сказать, «земли» с чахлыми кустами и такими же анемичными деревьями и лужами с водой, напоминавшей цветом шкуру больной тропической ящерицы. Сам по себе склад подавал кое-какие признаки жизни, но недостаточные, чтобы со стороны сойти за глубоко законспирированную явку. Неподалеку от него стояли два полуразрушенных сарая, где оперативные группы могли затаиться в ожидании появления врагов, — оба создавали хорошие позиции для ведения перекрестного огня. Стены склада почти без окон были непроницаемы для пуль. Это место мы уже использовали несколько раз, хотя лишь дважды нам сопутствовал успех. Последняя попытка предпринималась в январе прошлого года, когда в сильнейший снегопад я просидел в засаде четыре часа, попивая холодный кофе из отсыревшего картонного стакана, который держал покрасневшими от мороза пальцами, пока наемный убийца не решился на дерзкую, но роковую для него вылазку.
  
  Сейчас я подъехал задами через поля, не видимый никаким возможным наблюдателям, расставленным по периметру участка. Потом припарковал машину на значительном удалении от склада там же, где оставили свои автомобили федералы, то есть в ложбине, откуда их не было заметно ни с одного из подъездных путей. Взвалив на плечо сумку, я прошел сквозь заросли кустов и под насквозь проржавевшим железнодорожным мостом без всяких следов граффити — даже молодежные банды избегали этого пугающе гнилого местечка. Остановившись на секунду, я еще раз внимательно оглядел окрестности, не обнаружил никаких признаков присутствия вражеских лазутчиков и снова нырнул в разросшиеся кусты в направлении места общего сбора. Однако, бросив взгляд под ноги, я задержался. Судя по обломанным веткам, истоптанным прошлогодним листьям и перевернутым камням, Фредди привел с собой не менее шести агентов, но ни один из них, как оказалось, не был обучен скрывать столь очевидные признаки своего появления. Мне пришлось повозиться, заметая самые заметные из их следов.
  
  Меня окружала планета отходов, брошенных грузовиков и строительной техники, не говоря уже о грудах самого обыкновенного мусора. Справа я видел отблеск узкого канала с желтушно-зеленой водой, в которой плавали нечистоты и пара дохлых белок: они погибли, хлебнув мерзостной жижи. Небольшую туристическую моторную лодку занесло туда, должно быть, течением с Потомака. Потом полоска воды пропала из виду, и через несколько секунд я оказался на командном посту, где приветствовал Фредди и его подчиненных — шестерых тридцатилетних мужчин, рослых и неулыбчивых, и более молодую женщину, с виду такую же хмурую. Этнически эта группа представителей закона и порядка в точности отражала состав населения города: чернокожие, латиноамериканцы и белое меньшинство в лице женщины и самого старшего по возрасту агента. В представлении обычных людей сотрудники ФБР всегда облачены либо в темные костюмы с белыми рубашками, либо в боевое снаряжение, делающее их похожими на солдат из научно-фантастических фильмов. На деле же большинство агентов одеваются неброско и неформально: ветровки, бейсбольные кепки, синие джинсы. На прибывшей сюда даме джинсы были от дорогого дизайнера и, как я невольно отметил про себя, довольно туго обтягивали ее фигуру. При этом все без исключения надели бронежилеты.
  
  Я натянул его и на себя.
  
  В воздухе витало напряжение, хотя по глазам этих людей было видно, что им не терпится вступить в бой.
  
  Пока я приспосабливал наушники и микрофон для связи, Фредди назвал мне каждого из своей группы по имени. Я отнесся к этому с самым пристальным вниманием, потому что уже скоро могла возникнуть необходимость четко различать, кто есть кто, если схватка примет нешуточный оборот. При этом я в знак приветствия кивнул каждому. Потом спросил, не появлялся ли кто-нибудь посторонний. Ответила мне женщина:
  
  — Мы заметили светлого цвета седан — серый или коричневый, — который проехал вдоль западной стороны участка минут пять назад. Он не останавливался, но двигался очень медленно. По моим прикидкам, километров пятнадцать в час, не больше.
  
  При таком освещении за серый или коричневый легко было принять бежевый цвет. Неужели это машина Лавинга еще из Западной Виргинии? Я поделился этой информацией, и они приняли ее к сведению.
  
  Само по себе замедленное движение подозрений не вызывало. Все здешние дороги покрыты рытвинами и ямами, асфальт давно не обновляли, а предупреждающие знаки отсутствовали. Должно быть, их растащили по домам местные мальчишки. Это легко объясняло осторожность водителя светлого седана. Но вместе с тем отвратительное состояние дороги давало Лавингу хороший предлог не торопясь осмотреть местность.
  
  — У вас есть снайперская винтовка? — спросил я Фредди.
  
  Он лишь усмехнулся:
  
  — Снайперы? Ты, должно быть, фильмов насмотрелся, Корт. Лучшее, что мы имеем, — это «бушмастер».
  
  — Мне нужна точность стрельбы, Фредди. Размер не имеет значения.
  
  — Это шутка, Корт? Ты ведь никогда не шутишь.
  
  — Карту! — потребовал я.
  
  — Есть, сэр! — ответила женщина и расстелила передо мной план местности.
  
  Я тщательно изучил его, хотя остро чувствовал, что время поджимает. Лавинг или нападет скоро и стремительно, или не сделает этого вообще. Я повернулся лицом к агентам и объяснил разработанный мною план захвата, а потом указал лучшие позиции для каждого и точки размещения снаряжения. При этом Фредди внес несколько своих предложений, которые я счел полезными.
  
  Потом я посмотрел на здание, где, как предполагалось, находилась наша явка. Внутри склада местами горел свет. А еще там стояла хитрая машинка, разработанная Ермесом, — маленькая, как игрушка, она напоминала очень медленно вращавшийся вентилятор, разномастные лопасти которого то там, то здесь отбрасывали неровные тени на занавески и жалюзи на окнах, создавая впечатление, что внутри находятся люди, переходящие время от времени из одной комнаты в другую. Она же излучала мерцающее сияние, похожее на отсвет экрана работающего телевизора. Можно было включить программу, и внутри раздались бы голоса — даже тон разговора устанавливался по вашему выбору: голоса могли спорить между собой, шутить и смеяться или перешептываться. Кто бы ни пытался подслушивать, должен был убедиться в том, что за стенами находится именно клиент с охранниками, а не обычные складские рабочие.
  
  — Как там Кесслеры? — поинтересовался Фредди.
  
  — Спокойнее, чем большинство моих подопечных. — При этом я высказал мнение, что Джоанн в шоке и ей понадобится долгая восстановительная терапия. Не скрыл я и того, что ее муженек крепко зашибал и был готов стрелять по всему, что шевелится, а Мари, если не впадала в истерику, больше волновалась о своем любовнике, чем о профессиональном киллере.
  
  — А теперь вспомни — я предупреждал тебя об этой девице, Корт. Знаешь, по-моему, ты начал уставать от этой работы. Я бы на твоем месте подался в телеведущие вроде доктора Фила.
  
  — Я отправляюсь на свою позицию, — сказал я, игнорируя очередную остроту.
  
  Фредди посмотрел на меня этим своим особенным, только одному ему свойственным взглядом. В нем содержалась добрая дюжина сообщений, понятных мне на уровне инстинкта. Я познакомился с Фредди много лет назад при весьма необычных обстоятельствах, и он был единственным человеком на этом свете, которого я согласился бы сделать своим партнером в операции, подобной нынешней. В нашем с ним тандеме я стратег, поэтому выбираю, какие шаги предпринять, а он тактик, создающий все условия для выполнения принятых мной решений.
  
  Если описать это в терминах игры, то я решаю: «камень», а Фредди показывает сжатый кулак.
  
  И вот я двинулся вперед через поросший травой овражек; справа от него тянулся ряд деревьев, позади остался вонючий канал, а слева, среди зарослей, все было завалено грудами брошенной на металлолом техники. Добравшись до конца оврага, я под прикрытием пожелтевшей уже листвы развернул на земле устройство, которое мы окрестили «большое ухо» — параболическую антенну диаметром примерно в двадцать пять сантиметров со сверхчувствительным микрофоном, — и надел наушники. Антенну я направил в сторону склада, а именно чуть ниже окна, намеренно оставленного открытым.
  
  Мой взгляд скользнул затем вдоль пространства рядом со складом, где чуть поодаль одна от другой стояли на бетонных блоках вместо колес две старые автомашины. Это были седан «шеви» и микроавтобус «додж», ржавые и покрытые граффити, причем часть этих рисунков я сам нанес из баллончика с краской несколько лет назад.
  
  Я был теперь один и чуть ли не кожей ощущал свое одиночество, озираясь по сторонам, чувствуя, как легкий озноб от волнения и предвкушения пробежал по спине.
  
  Страх, безусловно, тоже был.
  
  Как Эйб Фэллоу внушал мне, а я теперь втолковываю своим протеже, в нашем деле необходимо бояться. Если тебя ничто не пугает, ты не можешь работать эффективно.
  
  Прошло десять минут. Очень долгие десять минут.
  
  — Группа один — командному посту, — услышали в наушниках сразу мы все. — Вижу движение в северном направлении.
  
  — Командный пост — первому. Докладывайте.
  
  — К вашему сведению. Неизвестный продвигается вперед очень медленно. Темная одежда. Судя по всему, мужчина. Сейчас исчез из виду. Находится в квадрате восемнадцать.
  
  — Вооружен?
  
  — Пока неизвестно.
  
  Я напрягся и подался вперед, вглядываясь туда, где был замечен неизвестный, а это была противоположная от меня сторона территории, окружавшей склад. Через несколько мгновений сквозь высокую рыжую и зеленую траву я тоже заметил шевеление. Человек пытался тайно подобраться к складу от ведшей в тупик дороги.
  
  — Вижу его ясно, — услышал я голос женщины. — Оружия нет. На Лавинга не похож.
  
  — Вероятно, это напарник, — вступил в радиообмен я. — Но он не может быть один. Лавинг тоже где-то поблизости.
  
  Потом по очереди вышли на связь все наши люди, сообщая, что они видели, а по большей части не видели, каждый со своей позиции. Фигура, украдкой приближавшаяся к складу, неожиданно остановилась.
  
  Я услышал в наушниках шепот:
  
  — Докладывает второй. Он заметил «додж». Машина чем-то заинтересовала его.
  
  Я промолчал. Детали мне сообщат, когда их выяснят. Просить у профессионала дополнительную информацию — пустая трата времени. Это как предупреждать об осторожности человека, который собирается прыгнуть с пятого этажа. Вот и я просто вытер о брюки свои вспотевшие ладони.
  
  — Говорит первый. Он снова двигается. Очень медленно.
  
  — Говорит второй. Подтверждаю движение. Его в самом деле интересует «додж».
  
  — Там у нас установлено какое-нибудь оборудование? — спросил один из агентов.
  
  — Нет, — ответил Фредди. — Там пусто. Но дайте ему покрутиться вокруг… Четвертый, видите что-нибудь еще? Лавинг не показывался?
  
  — Никак нет.
  
  Потом:
  
  — Докладывает второй. Партнер подошел ближе… Рука в кармане… Оглянулся. Теперь что-то достал из кармана. Это мобильник.
  
  Взяв свой длиннофокусный бинокль «Альпен, 10x32», я начал обследовать квадрат, но напарника не увидел.
  
  Стараясь успокоить дыхание, слишком поверхностное и частое, я мысленно повторял одну из своих извечных мантр: «Камень, ножницы, бумага. Камень, ножницы, бумага».
  
  И именно в этот момент я отчетливо услышал хруст.
  
  Прямо у меня за спиной.
  
  Похолодев, я медленно повернул голову.
  
  Держа пистолет с глушителем, направленным точно на меня, Генри Лавинг бросил быстрый взгляд себе под ноги, и его рот искривила гримаса недовольства. Мол, и как это меня угораздило не заметить эту сухую ветку и наступить на нее?
  12
  
  Лавинг сразу заметил фрагмент бронежилета, видневшийся из-под моей курки, и потому чуть приподнял ствол, целясь мне в ничем не защищенную шею.
  
  Его белевшая в темноте левая рука зашевелилась, отдавая мне безмолвные команды.
  
  Я поднялся. Мне было велено снять наушники и микрофон связи, а потом и слуховое устройство от радара. Далее — извлечь пистолет из кобуры с помощью только большого и указательного пальцев.
  
  Я исполнил все это, не сводя с него совершенно спокойного, оценивающего взгляда.
  
  Теперь становилось яснее, как развивалась до сих пор наша игра. Лавинг догадался, что его заманивают в ловушку, и принял решение, пользуясь ситуацией, добраться непосредственно до меня. Рациональное решение. Поэтому он и приказал напарнику задержаться у «доджа», не приближаясь к самому складу, что тот, несомненно, сделал бы, если бы Лавинг не почуял подвоха.
  
  Но и зная, что на него расставлен капкан, он пошел на риск. Не ради того, разумеется, чтобы добраться до Райана Кесслера, а с целью похитить меня. А уже я после соответствующей обработки скажу ему точно, где находится Кесслер. Внезапно в шкуре одного из своих клиентов оказался я сам.
  
  Тусклые глаза Лавинга на мясистом и невзрачном лице бизнесмена средних лет мгновенно оценили окружающую обстановку и не зафиксировали никакой угрозы в этом месте, одинаково отдаленном и от командного поста, и от помещения склада.
  
  Я вдруг осознал, что еще никогда не находился так близко от человека, который замучил и убил моего учителя. В Род-Айленде во время сорвавшейся засады расстояние между нами было не меньше сотни метров. Впрочем, даже тогда я разглядел, как он слегка прищурился, спуская курок, и в следующее мгновение понял, что угодил в ловушку и стрелял не в клиента, а в переодетого агента ФБР, находившегося к тому же за невидимым пуленепробиваемым стеклом.
  
  Сейчас ни я, ни он не произносили ни слова. Беседа со мной входила, конечно, в его планы, но позже, на заднем сиденье его машины или в другом таком же мрачном, всеми забытом складском здании где-нибудь у черта на рогах. Вероятно, Лавинг уже сейчас прикидывал, сколько примерно я продержусь, прежде чем выложу ему местонахождение Райана Кесслера.
  
  Генри Лавинг знал, что я заговорю. Рано или поздно говорить начинали все.
  
  Мой пистолет, рация и мобильный телефон валялись на земле, но Генри Лавинг понимал, что времени у него немного, и жестом поманил меня ближе к себе.
  
  Шагнув вперед, я поднял руки на уровень плеч, показывая, что не опасен, но в то же время не сводя с него глаз. Я просто не мог отвести от него взгляда. Но не потому, что взор его был пристальным и пронизывающим, хотя и из-за этого тоже. Просто его глаза стали последним, что видел умиравший Эйб Фэллоу. В этом я нисколько не сомневался — пуля, убившая Эйба, была выпущена с короткой дистанции и угодила ему в лоб. Значит, эти двое смотрели в тот момент друг другу в глаза. Я часто думал, порой часами, прежде чем заснуть, о том, какими они были — последние секунды жизни Эйба. Он выдал тогда местонахождение пяти клиентов, находившихся под его защитой. А я все это слышал по не отключившемуся во время столкновения телефону. Между тем моментом, когда Эйб шепотом назвал адрес последнего из своих подопечных, и смертельным для него выстрелом прошло примерно тридцать секунд. Что происходило в этот кратчайший промежуток времени? Что отражалось на их лицах?
  
  Вероятно, в этом заключалась подлинная причина моего страстного желания поймать Генри Лавинга. Он не просто убил Эйба Фэллоу. Он заставил его прожить последние мгновения жизни в мучительной агонии и отчаянии.
  
  С бессильно разведенными в стороны руками я невольно задумался о том, что приходит в голову каждому «пастуху» при подобных обстоятельствах: долго ли я продержусь под пытками?
  
  «Лавинг не использует никаких современных технологий. Обычно ему достаточно применить обыкновенную наждачную бумагу и спирт, но на самых чувствительных органах человеческого тела. На первый взгляд не впечатляет, но срабатывает поразительно эффективно».
  
  Хотя на этот раз вопрос мой был из области чистой теории. Просто мысль, непрошено пришедшая мне в голову, когда я сделал шаг вперед.
  
  Потому что, хотя все это выглядело иначе, проигрывал сейчас не я.
  
  Поражение должен был потерпеть Генри Лавинг.
  
  Ведь настоящей наживкой в задуманной нами ловушке был не заброшенный склад, где предположительно укрывался Райан Кесслер.
  
  Подлинной «блесной» в этой ловле был я сам.
  
  Иными словами, «механизм» капкана срабатывал не так, как ожидал Лавинг. И теперь настало время пустить его в ход.
  
  Чуть скосив глаза, я поднял руки выше уровня плеч. Это и был сигнал притаившимся рядом двум опергруппам ФБР, прикрывавшим меня.
  
  Падая на землю, я заметил проблеск испуга в глазах Лавинга, когда загремели взрывы. Они были громоподобны. Я сам почувствовал взрывную волну и бросившийся мне в лицо жар, перекатившись чуть дальше, чтобы подобрать пистолет, рацию и телефон. Мощные, дистанционно управляемые светошумовые гранаты продолжали срабатывать одна за другой вдоль линии, в которую, по моему указанию, пятнадцать минут назад их выложили группы прикрытия — третья и четвертая. Они получили четкий приказ привести их в действие, как только я подниму руки над плечами.
  
  Или в том случае, если Лавинг выстрелит в меня.
  
  — Вперед, за ним! — выкрикнул я все еще с земли, вставляя на место наушник с микрофоном и хватаясь за рукоятку «глока». — Он уходит в сторону канала!
  
  — Второй, второй! Займитесь партнером! — услышал я распоряжение Фредди.
  
  Агенты под кодовыми номерами три и четыре, которые все это время тенью следовали за мной, притаившись в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах, теперь кинулись в погоню за Лавингом. Я присоединился к ним, бросившись бежать что было сил. Мы неслись сквозь кусты и траву, перескакивая через старые покрышки, огибая остовы бывших стиральных машин и холодильников. «Дознаватель» теперь не обращал на нас никакого внимания. Целиком сосредоточившись на скорости бега, он не поворачивался, чтобы стрелять в преследователей.
  
  Мне уже стала понятна общая картина. Лавинг скорее всего знал, насколько велика вероятность ловушки, но понимал и другое — в ней точно приму участие я сам. И он пошел на огромный риск, чтобы похитить меня, выпытать информацию о Райане Кесслере и потом убить.
  
  А все потому, что для него я представлял собой личность, какой был в моей собственной жизни он — Генри Лавинг.
  
  Стратегию я использовал до крайности простую. Окружить себя агентами, расположить рядом выводящие из равновесия взрывные устройства, а потом, делая вид, что разворачиваю антенну, повернуться спиной туда, откуда он с наибольшей вероятностью мог на меня напасть. С виду я становился для него легкой целью. Как в «Дилемме заключенного», я сделал опасный выбор, основанный на «рациональной иррациональности»: сделал ставку на то, что Лавинг не убьет меня сразу, а попытается сначала выведать, где находится Кесслер. Не исключено, что он добрался сюда на той моторке, которую мы заметили в канале, но сейчас стремительно уходил в другом направлении — в сторону открытого поля. На первый взгляд странный выбор, потому что укрыться там негде. Но потом я заметил, что всего в ста метрах за полем проходит набережная, а вдоль нее тянется дорога. Там ждет его запасная машина на случай срочного бегства, догадался я.
  
  Но ведь мы могли легко остановить его еще на полпути туда! За ним бежали теперь четверо агентов и я, постепенно сокращая дистанцию. Я вызвал Фредди, сообщил, куда стремится попасть Лавинг, и попросил срочно отправить автомобиль на перехват.
  
  Радиосообщения свистели в воздухе, как шрапнель, наши голоса толкались в эфире.
  
  Задыхаясь, я продолжал гнаться за нашей добычей.
  
  Появились хорошие новости.
  
  — Говорит второй. Одного удалось захватить. Напарника Лавинга.
  
  «Уже неплохо, — подумал я. — Он даст нам немало полезной информации — узнаем номер мобильника, снимем отпечатки пальцев. Быть может, даже удастся добиться от него признания вины».
  
  Снова «Дилемма заключенного»…
  
  Но агент под номером два продолжал:
  
  — Обыск задержанного ничего не дал. При нем нет оружия.
  
  Не вооружен? Странно. У дома Кесслеров его видели с чем-то вроде пистолета-автомата.
  
  О нет!
  
  Я встал как вкопанный, настолько резко пронзило меня внезапное озарение. Пришлось мобилизовать все свое спокойствие, чтобы радиосообщение для четверых агентов, бежавших чуть впереди меня, прозвучало совершенно отчетливо.
  
  — Группам три и четыре! Срочно залечь! Найдите немедленно укрытие. Арестован не партнер Лавинга! Это отвлекающий маневр.
  
  И я сам повалился, как тряпичная кукла.
  
  Вероятно, это спасло мне жизнь.
  
  Как только я рухнул под ближайший куст, у меня над головой прошипела в воздухе пуля, а рядом из земли поднялся фонтанчик грязи и осколков камней. Еще через мгновение по полю пронесся раскатистый грохот выстрела.
  
  — По нам ведется снайперский огонь! — выкрикнул я.
  
  — Что? — Кто-то не разобрал моих слов.
  
  Но все агенты, находившиеся впереди меня, уже успели припасть к земле, и рядом с ними стали вгрызаться в почву пули.
  
  Партнер Лавинга оказался отменным стрелком, но и люди из ФБР были обучены мгновенно находить подходящие укрытия. Ничто не защитило бы их от прямых выстрелов, вот только высокая трава мешала теперь снайперу разглядеть силуэты людей.
  
  Лавинг находился уже в каких-то пятнадцати метрах от набережной и своей машины. Агенты пытались стрелять ему вслед, но стоило кому-то из них приподняться, как напарник выпускал по нему сразу три заряда — у него было-таки автоматическое оружие, — и агенту приходилось снова нырять в спасительную траву.
  
  Я тоже высматривал для себя цель, но никого не видел.
  
  Автомобиль, высланный Фредди на перехват, уже мчался вдоль берега и должен был оказаться у машины преступников одновременно с Лавингом.
  
  Со вздохом я нажал на кнопку «Передача»:
  
  — Отзови свою машину, Фредди! Немедленно!
  
  — Но ведь это наш единственный шанс, Корт.
  
  — Нет. Прикажи им разворачиваться. Они у снайпера как на ладони.
  
  — Дьявол! Хорошо, сделаю.
  
  Но хватит ли ему времени?
  
  Я почти сразу увидел, как машина вильнула, а из дороги у нее под колесами брызнули куски асфальта. Это партнер перевел свой ствол в их сторону. Водитель сообразил, что нужно срочно уходить из-под обстрела. Машина мгновенно исчезла по другую сторону насыпи вдоль набережной, а потом я услышал грохот удара.
  
  Словно из-под земли снова выросла фигура Лавинга, и он запрыгнул в поджидавший его автомобиль, тут же рванувшийся с места.
  
  Светлый седан.
  
  Коричневый или серый…
  
  Я слышал, как Фредди по рации отдает распоряжения ФБР и местной полиции организовать поиск машины Лавинга.
  
  Между тем снайпер перестал стрелять.
  
  Но ситуация была хорошо понятна, а потому мы направились назад к месту общего сбора, низко пригибаясь к земле, чтобы не стать мишенью, — ведь партнер вполне мог оставаться на своей позиции.
  
  Наконец, так и не услышав больше ни одного выстрела, все вновь оказались на командном посту. Я внимательно посмотрел на человека, задержанного агентом номер два. Никаких иллюзий, что этот перепуганный насмерть парнишка окажется хоть чем-то нам полезен, я не питал, но формальности необходимо соблюдать. Для отвлекающего маневра на этот раз использовали юнца, подсевшего на наркоту. Он рассказал, как некто — судя по его описанию, сам Лавинг — подошел к нему у входа в один из клубов на юго-востоке и попросил помочь добыть наркотики у этого самого склада. Объяснил, что ему нужен героин, но сам он боится покупать его. Торговец, по его словам, хранил товар в ржавом «додже» на территории склада. После чего вручил ему наличные, велев купить на четыреста долларов товара для него, а сотней распорядиться по своему усмотрению. При этом следовало соблюдать осторожность: «К машине подходи очень медленно — потому что есть небольшой риск напороться на копов».
  
  — Меня теперь что, в тюрьму посадят?
  
  Глаза парня округлились от страха, он чуть не плакал. Кому-то это могло показаться смешным. А я подумал: можно ли ему вообще предъявить хоть какое-то обвинение?
  
  Я задал парню еще несколько вопросов, но ведь Лавинг прекрасно знал, что его «подсадную утку» поймают, а потому юноша не располагал никакой полезной нам информацией. Потом им занялся Фредди уже по всем правилам, с составлением протокола и снятием отпечатков пальцев, но при всем моем уважении к чудесам криминалистики не приходилось сомневаться, что единственной связующей нитью между парнем и Лавингом окажутся пять стодолларовых купюр. А никакие отпечатки на них не приведут нас прямиком к логову преступника.
  
  Мы попытались определить, откуда вел стрельбу настоящий напарник Лавинга. Обнаружилась добрая дюжина расположенных чуть выше поля точек, и каждая из них выглядела идеальной. Но никто не сумел в те мгновения разглядеть ни световых вспышек при выстрелах, ни шевеления кустов от отдачи мощного оружия. Агенты в машине, попавшей в аварию, не пострадали, и сейчас один из них доложил по рации, что они опросили нескольких рабочих, слышавших выстрелы на противоположной стороне канала. Один из них видел, как какой-то мужчина поспешно сел в четырехдверный темно-синий седан.
  
  — Ему показалось, что это был «бьюик».
  
  Я присоединился к разговору:
  
  — Говорит Корт. Попросите его описать внешность.
  
  Через несколько секунд последовал ответ:
  
  — Высокий худощавый блондин в зеленой куртке.
  
  — Все совпадает. Это и был напарник Лавинга.
  
  — Но номера машины он не видел. И никаких особых примет.
  
  — Спасибо, — сказал я и выключил передатчик.
  
  Естественно, тут же была разослана информация для поиска автомобиля. В операции задействовали даже вертолет, принадлежавший местному полицейскому управлению. Однако уже сейчас было ясно, что Лавингу удалось скрыться незаметно.
  
  — Что ж, по крайней мере мы попытались что-то сделать, — заметил Фредди.
  
  Верно, попытались. Но Лавинг перехитрил меня и разгадал мою стратегию. Да, мы играли в игру, но это не значило, что партия не могла закончиться вничью.
  
  Камень — камень, бумага — бумага…
  
  Но для меня такая ничья была равносильна поражению.
  
  Я подошел к машине, на которой добрался сюда, и достал из сумки ручной сканер.
  
  — Думаешь, партнер и здесь побывал? — спросил Фредди.
  
  Я не ответил — к чему гадать? — но такая вероятность существовала. Чтобы найти первый «жучок», закрепленный на колесе, мне потребовалось пятнадцать секунд, и почти сразу — второй, сантиметрах в двадцати левее. Расчет, видимо, делался на то, что, найдя первый детектор, я прекращу поиски. Я же продолжил их, но третьего так и не обнаружил. По крайней мере такого, который был бы уже активирован. Я заметил: в снятых с машины «жучках» сразу автоматически отключалось питание, давая Лавингу знать, что его электронных шпионов обезвредили. Теперь их уже нельзя было использовать, чтобы заманить его позже в новую ловушку.
  
  Потом я проверил машину на наличие взрывчатки, но прибор ничего не показал. Впрочем, я и не считал такой риск особенно существенным. Лавингу нужно было, чтобы я привел его к своим подопечным. Убивать меня в его планы не входило.
  
  Всему свое время.
  13
  
  Я снова сменил одолженную машину на «таурус» Гарсии и поехал в старую часть Александрии, загнав автомобиль в гараж при нашей конторе.
  
  Округ Колумбия приютил множество подобных организаций и подразделений правительственных органов. Иногда это даже создает проблемы с пространством. Парковка в том же Лэнгли, например, слишком маленькая. Порой, когда у меня назначена встреча в штаб-квартире ЦРУ, машину приходится оставлять в ста с лишним метрах от входа. Но еще серьезнее проблема безопасности. Любому, начиная от последнего блогера в Интернете и заканчивая экспертами Моссада или Аль-Каиды, известны здания, где базируются АНБ, НРО и ЦРУ. А вот такие «фирмы», как наша, ухитряются в той или иной степени сохранять анонимность.
  
  В гараже меня встретил Билли, и я попросил его основательно проверить машину Гарсии. Она ведь простояла без присмотра на многоярусной стоянке рядом с вокзалом несколько часов, пока я занимался ловлей Лавинга на живца.
  
  — По дороге сюда я остановился и провел быстрое сканирование. Не нашел ничего активного. Но тебе придется просмотреть ее как следует.
  
  Существует много типов «жучков», которые имеют встроенные таймеры, автоматически включающие их через несколько часов, а порой и недель после установки. Необходимо весьма сложное оборудование, чтобы найти их не по испускаемым сигналам, а по микроскопическим источникам электричества.
  
  — Не сомневайся, Корт, — ответил долговязый механик. — Я поручу это своему лучшему специалисту.
  
  Я посмотрел на него. С виду он напоминал шофера-дальнобойщика, только что вылезшего из-за руля своего тягача «петербилт».
  
  Выйдя из гаража, я купил в соседнем киоске толстый кусок ростбифа на белом хлебе, сдобренный горчицей и маринованным огурчиком, и черный кофе. Потом направился к себе в офис. Наш вестибюль выглядел вызывающе неприветливо с чахлой пальмой в кадке, плакатом, изображавшим довольные физиономии мужчины и женщины, якобы только что получивших ссуду на ипотеку, и доской, где самоклеющимися буквами были обозначены названия шести разномастных компаний, хотя ни одна из них на самом деле не существовала. Я кивнул двум охранникам, за чьей стойкой, скрытый от посторонних, хранился целый арсенал разнообразного оружия, показал глаз и отпечаток большого пальца в отверстие стеновой панели и вошел, поднявшись по ступенькам.
  
  Перед входом в кабинет сидела Барбара — та самая, наполовину моя секретарша. Она вскинула голову и подала мне листки с принятыми сообщениями. Сухопарая, средних лет женщина намеренно сделала вид, что не замечает стакана с кофе в моей руке. Я знал она недоумевает, почему я не пью тот напиток, что каждый день варит она сама для обитателей всего этажа. Могла бы давно догадаться: ее кофе мне не нравился, потому что Барбара делала его на редкость плохо.
  
  Казалось, свои темные с проседью волосы она заморозила в какой-то специальной форме. Хотя я прекрасно понимал, с помощью чего на самом деле достигался такой результат — фена и огромного количества лака.
  
  Поскольку наша организация функционировала круглосуточно, в здании всегда находился кто-то из вспомогательного персонала, но при этом ни одна, даже самая младшая помощница не обязана была работать больше сорока часов в неделю. Никогда не занимаясь подсчетами специально, я полагал, что Барбара эту норму превышала почти вдвое.
  
  — Мне нравится выходить на службу в выходные, — иногда поясняла она. — В такие дни обычно спокойнее.
  
  Для кого спокойнее, а кто-то только что вывалялся в грязи под пулями хорошо обученного снайпера.
  
  Усевшись за стол, я сначала съел огурчик, а потом откусил огромный кусок сандвича, действительно огромный — так я ел, только если меня никто не видел. И запил его глотком горячего, крепкого, очень хорошего кофе.
  
  В промежутке я позвонил Лайлу Ахмаду в «Хиллсайд Инн».
  
  — Доложите обстановку.
  
  — Все под контролем. Мы с Гарсией по очереди совершаем обходы примерно каждые двадцать минут.
  
  — Кто-нибудь звонил? Вообще никто? Даже из службы размещения, например?
  
  — Нет, — ответил он, не вдаваясь в подробности.
  
  Семья Ахмада жила в одной из стран Ближнего Востока, поэтому он, вероятно, был мусульманином, хотя это вовсе не обязательно. В отличие от многих своих соплеменников-арабов Ахмад, казалось, не придавал этому никакого значения и не пытался объяснять свои взгляды или религиозные убеждения. Да это было и ни к чему. Подавляющее число тех, кто пытался убить, например, меня, были христианами, иудеями или вовсе атеистами.
  
  — Как там наши клиенты?
  
  — С ними все хорошо.
  
  Хотя по некоторым его обертонам я догадался, что они, вероятно, нервничают, скучают или тоскуют, но он не может мне об этом сказать, стоя от них в трех метрах. До меня глухо доносился голос комментатора бейсбольного матча, а потом я услышала реплику Джоанн, которая разговаривала с сестрой:
  
  — Что ж, конечно. Мне только казалось… Впрочем, если считаешь это необходимым…
  
  Моя мать порой изъяснялась такими же фразами.
  
  — Я буду у вас, чтобы продолжить путь к явочному дому, примерно через сорок пять минут.
  
  — Вас понял, сэр.
  
  Закончив разговор, я еще пару раз со смаком запустил зубы в сандвич, размышляя о посылке со старинной игрой, которую собирался рассмотреть во время обеденного перерыва. «Интересно, в каком она состоянии? — думал я. — Все ли фишки и карточки целы, как обещал продавец?» Я даже обернулся в сторону сейфа у себя за спиной, но все же решил не доставать посылку.
  
  Кстати, я спрятал ее в сейф не из-за опасения, что ее могут украсть. Нет, просто я не делился подробностями своей частной жизни ни с кем, даже с теми, кто работал со мной в тесном контакте. Формально это можно было бы объяснить соображениями безопасности, но на самом деле меня почему-то всегда успокаивала завеса секретности вокруг моей личности. И даже я сам не смог бы разумно объяснить причины этого.
  
  Я потянулся к трубке, чтобы связаться с Дюбойс и узнать последние новости о делах, которые вел Кесслер, но телефон зазвонил раньше, чем я снял трубку.
  
  — Корт слушает.
  
  — Это Арон. Зайди, пожалуйста, ко мне на минутку.
  
  Интонация чаще красноречивее слов, и в голосе шефа я уловил оттенок неловкости, странный в обычной на первый взгляд просьбе. Заходя в его кабинет, я ожидал увидеть там Уэстерфилда, но это был некто совершенно другой. Стройный, чуть лысеющий мужчина в костюме и лазоревого оттенка сорочке, но при этом без галстука. Его глаза смотрели мимо меня. Словно он видел не меня самого, а то, что я собой представляю.
  
  Мы пожали друг другу руки. Он представился как Сэнди Албертс.
  
  Эллис явно был уже с ним знаком, но ведь мой босс знал в столичном округе почти всех.
  
  — Сэнди — руководитель избирательного штаба сенатора Лайонела Стивенсона, — уточнил он.
  
  Умеренный республиканец от Огайо, припомнил я, он недавно попал на обложку «Ньюсуика» или какого-то еще крупного журнала.
  
  — На самом деле меня здесь нет, — шутливо обронил Албертс, явно имея в виду секретный характер нашей организации. Эту шутку мы слышим от каждого второго посетителя. — Уверен, что вы занятые люди, поэтому позвольте сразу перейти к сути, сэр.
  
  — Корт.
  
  — Тогда пусть будет — офицер Корт. Дело в том, что сенатор — член комитета по разведке.
  
  Теперь стало понятно, как Албертс получил к нам доступ: это был первый вопрос, который я задал себе, увидев его.
  
  — В следующем месяце комитет устраивает слушания по вопросам разведывательной деятельности внутри страны, по закону «О патриотизме», облегченным правилам выдачи ордеров на арест и так далее. Цель — определить, насколько расширение прав органов правопорядка после известных трагических событий нарушает права граждан на неприкосновенность частной жизни. И сенатор попросил меня провести для него в этом направлении некую подготовительную работу. — При этом он поднял руки жестом, выражавшим его наилучшие намерения. — Мы вовсе не предполагаем, что с этим есть какие-то нелады непосредственно у вас. Просто опрашиваем как можно большее число людей из сферы обеспечения общественной безопасности. Собираем информацию. Вы — старший офицер службы охраны в вашей организации, и нам хотелось бы побеседовать с вами, чтобы выяснить, не приходилось ли вам сталкиваться со случаями, скажем так, небрежности при соблюдении формальностей получения разрешения на прослушку телефонов или подключение к частной компьютерной переписке, проявленной работниками тех служб, с которыми вам часто приходится сотрудничать. Имеются в виду ФБР, ЦРУ, Управление по борьбе с наркотиками, АНБ, НРО, местные управления полиции.
  
  — Я бы рад помочь вам… Но только сейчас я выполняю абсолютно неотложное задание.
  
  Албертс понимающе закивал:
  
  — Мы прекрасно осведомлены о всей важности выполняемой вами работы. Но сенатор — друг Арона. — Взгляд в сторону моего шефа. — А потому мы постараемся ни в коем случае не помешать вам. Просто нас уже поджимает время.
  
  — В каком смысле? — спросил Эллис.
  
  — Как только в любом из комитетов намечаются слушания, в дело тут же вмешивается пресса, а если они что-то нароют раньше, чем об этом узнаем мы, мало не покажется никому из нас.
  
  С этим трудно было не согласиться.
  
  — Но ведь есть много других экспертов, и вы могли бы побеседовать с ними, — заметил я.
  
  — Да, но нам нужна настоящая звезда в своем деле, — польстил мне Албертс.
  
  Но тут на мою сторону встал начальник.
  
  — Пожалуй, я должен согласиться с Кортом. Ваш разговор придется отложить до завершения операции, которой он сейчас занят.
  
  Явно недовольный, Албертс спорить, однако, не стал.
  
  — Тогда дня через три-четыре? — спросил он.
  
  — Примерно так, — ответил я. — Но брать на себя обязательств не могу. Именно сейчас операция по защите семьи, порученной моим заботам, вступает в критическую стадию. Как только освобожусь, непременно дам вам знать.
  
  — Разумеется, я понимаю. — Албертс снова смотрел сквозь меня и, видимо, думал, что улыбается, хотя такого выражения лица в его мимическом наборе не существовало. — Буду признателен за любую помощь.
  
  Он поднялся и, кивнув Эллису, взял свой дипломат.
  
  — И повторяю, мы весьма высоко оцениваем работу, которую вы, парни, делаете.
  
  Когда он удалился, я спросил Эллиса:
  
  — Сенатор действительно твой друг?
  
  Эллис горько усмехнулся, пожав своими широченными плечами.
  
  — Если человека, к которому ты регулярно ходишь с протянутой рукой, можно назвать другом, то мы, конечно, близкие приятели. Стивенсон, как правило, поддерживает все мои обращения по нашему бюджету. Он, конечно, из «правых», но не из безмозглых консерваторов. Не глуп и умеет выслушать оппонента. Нам не повредило бы иметь побольше таких людей в высокой политике. А то сейчас в конгрессе слишком много истериков. Их вообще-то везде стало слишком много.
  
  Мне припомнились демонстранты, сквозь толпу которых я пробирался сегодня. Действительно, складывалось впечатление, что они готовы поубивать друг друга. Кажется, именно в этом и состояла суть статьи сенатора Стивенсона в «Ньюсуике» — ему хотелось видеть больше признаков сотрудничества между политическими противниками в Вашингтоне.
  
  «Флаг тебе в руки», — мысленно пожелал ему я.
  
  Мой взгляд уперся в рисунки детишек моего шефа на стенах. Река, в которой плавала одна, но очень большая рыбина. Пурпурный аэроплан. Кролики.
  
  — А что ты думаешь об Албертсе?
  
  — С ним я прежде встречался всего пару раз. Типичный вашингтонский профи. Организатор политических акций, сборов средств в различные фонды. Работал помощником у сенаторов, входивших в комитеты по финансам и обороне. Теперь вот — по разведке со Стивенсоном.
  
  Эллис поерзал в кресле.
  
  — Ты с ним встретишься?
  
  — С Албертсом? Скорее всего.
  
  — Мне нужно, чтобы ты это сделал, Корт. Необходимо, чтобы люди, выделяющие деньги, были довольны нами, хотя сам ты, кажется, не слишком всем этим доволен.
  
  — Я все равно не смогу давать показания в ходе слушаний. Я тем и хорош, что меня как бы нет вообще.
  
  — Албертсу это прекрасно известно. Ему нужны лишь наводки на другие организации. На те, о которых знает широкая публика.
  
  — Но тебе ведь известно, как называют у нас тех, кто дает такие «наводки», не так ли, Арон?
  
  — Стукачами? — предположил мой босс.
  
  Именно это слово и вертелось у меня на языке.
  14
  
  Я вернулся в свой кабинет.
  
  — Ваш кофе остыл, — сообщила мне Барбара, — и я принесла вам другой. Только что сварила сама.
  
  Какая досада! Я поблагодарил ее и отхлебнул из чашки. Напиток оказался еще хуже, чем в последний раз.
  
  Я вдавил одну из кнопок быстрого вызова на телефоне.
  
  — Дюбойс слушает, — ответил бодрый голос. — Ты сейчас в конторе?
  
  — Еще примерно десять минут. Можешь зайти ко мне?
  
  Она появилась на моем пороге через несколько секунд, и я подумал, что работа наверняка заставила ее отказаться от каких-то планов на выходные.
  
  У Клэр были две кошки и молодой человек, если судить по обрывкам наших разговоров — постоянный, хотя они и не жили вместе. Я ни разу его не видел, потому что никогда не встречаюсь с коллегами во внерабочее время. Парень, как я понял, был из тех, что всегда готовы заскочить в ее отсутствие, покормить животных и вынести мусор. Иногда мне становилось немного жаль его. Но с другой стороны, быть может, с Клэр Дюбойс лучше было общаться именно так, чем обитать под одной крышей. Вот это могло превратиться в настоящее испытание.
  
  Она уселась напротив меня.
  
  — Телефоны клиентов. — И я передал ей сумку с «нокиями», «самсунгами» и «блэкберри», взятыми у Кесслеров вместе с вынутыми элементами питания. Она сохранит их в опечатанной комнате дальше по коридору, где начинались владения Ермеса. Если Райану или Джоанн вдруг срочно и неотложно понадобится номер телефона из памяти их мобильников, сам Ермес или один из «волшебников» из технического отдела войдет внутрь, подключит телефон и запишет нужную информацию так, что во внешний мир не просочится никаких сигналов.
  
  — Есть новости о Лавинге? — спросила Дюбойс.
  
  — Он был там с партнером, но у нас не появилось никаких новых деталей словесного портрета или другой информации. Если не считать того, что в последний раз его видели за рулем синего седана, скорее всего «бьюика». Больше ничего.
  
  Клэр вопросительно посмотрела на меня.
  
  — Светло- или темно-синего? Современная автомобильная промышленность выпускает легковые машины, окрашенные в зеленый цвет двадцати пяти оттенков. Первое, что пришло на память. Восемнадцать оттенков красного. Сколько их у синего, извини, не помню, но, уверена, не меньше. Да, и они к тому же изменяют цветовую температуру на один градус за шесть месяцев. То есть элементарно выцветают. Опять-таки все немного по-разному.
  
  — Цвет был темно-синий.
  
  Она записала это в блокнот, с которым, по-моему, не расставалась никогда.
  
  — А есть еще вот это. — И я протянул ей полиэтиленовый пакет со снятыми с машины «жучками».
  
  Густые и темные брови Дюбойс выгнулись дугами.
  
  — Всего два? Хорошо. Ты мне говорил, что они иногда их применяют. Но чаще по три сразу. Это с машины, которую ты использовал при ловушке?
  
  Я кивнул.
  
  — Установил их партнер Лавинга. Мне нужны отпечатки пальцев. Кем и где произведены — тоже.
  
  — Я отслежу их.
  
  — Теперь о делах, которые ведет Райан.
  
  Чтобы рассказать о них, Дюбойс не пришлось заглядывать в записи.
  
  — Начнем с поддельного чека. Грэм Эрик. Сорок девять лет. Вольнонаемный штатский сотрудник министерства обороны. Здесь у меня его биография. Работает в так называемом «внутреннем круге». На их жаргоне это «круг И», так, кажется. В самом сердце Пентагона. Чем именно он там занимается, я не смогла установить ни с моим уровнем допуска, ни через всех знакомых, но нам следует исходить из того, что его деятельность засекречена и связана с разработкой вооружений.
  
  — Как ты узнала об этом? — удивился я. Разработчики оружия всегда тщательно скрывают, кто они.
  
  — Прошлась по его резюме, по его допускам, сопоставила время и место нескольких конференций, в которых он участвовал, выявила контакты с представителями пары оружейных корпораций. Сам знаешь, иногда больше узнаешь о человеке по тому, что он не хочет тебе сообщать, чем по сведениям, которыми охотно делится. Потом остается только соединить все концы.
  
  Воистину Дюбойс цены нет!
  
  Она убрала за ухо прядь волос, и подвески на ее браслете мелодично зазвенели. Я заметил среди них крошечную серебряную собачку, броненосца, французский багет и миниатюрного короля Венчеслава, которого она купила в Праге, куда мы однажды вместе попали на задание. Клэр продолжала:
  
  — Никаких нарушений правил внутренней безопасности за Грэмом не числится. Однако сейчас происходит, то есть уже произошло, нечто странное. И я пока не понимаю причин.
  
  Она посмотрела на мой сандвич.
  
  — Это твой ужин?
  
  Я бросил взгляд на часы. Они показывали чуть больше половины пятого, и я ответил:
  
  — Скорее обед. Но не томи. Что за странность ты обнаружила?
  
  — Совсем недавно я снова решила пообщаться с сыщиками из столичной полиции, узнать, нет ли у них чего нового. И, представь, как оказалось, Грэм попросил закрыть дело.
  
  — Как так?
  
  — Еще в пятницу он позвонил начальнику следственного отдела Льюису и сказал, что отзывает свое заявление и просит закрыть дело.
  
  — Причину указал?
  
  — Говорит, это связано с работой. Проблема безопасности. Нельзя, чтобы его имя фигурировало в суде.
  
  — Странно. Как ограбление частного лица может быть связано с проблемами национальной безопасности? Райан сказал, что преступник не похитил никаких секретных материалов, ни компьютера, ни документов с работы.
  
  — Так и было, — подтвердила Дюбойс.
  
  — И почему именно сейчас? — продолжал строить догадки я. — Разве в таком случае ему не следовало понять это с самого начала и вообще не обращаться в полицию?
  
  — Верно. Есть кое-что еще. Я уточнила законодательство. Вина целиком ложится на него. Оказывается, если вы небрежно обращаетесь со своей чековой книжкой и образцами подписи, банк имеет право отказаться возмещать убытки, связанные с поддельным чеком. Компенсацию Грэму может выплатить только страховая компания, но без документов из полиции этого не сделает и она.
  
  Непостижимо!
  
  — То есть речь идет о том, что он воспринимает потерю сорока тысяч долларов как должное? И даже не пытается вернуть деньги?
  
  — Быть может, он рассчитывает на материальную помощь министерства обороны? Но у них нет на это средств. Я пыталась поговорить с ним, но это нелегко, доложу я вам… Да уж ешьте, пожалуйста! Вы так смотрите на этот бутерброд! Замечали когда-нибудь, что если человек приходит в ресторан с кем-то еще, то чаще смотрит в свою тарелку, чем на соседа за столиком? А те, кто приходят одни, куда больше разглядывают публику, чем свою еду.
  
  — Но Райан ничего не говорил мне о том, что дело закрывают, — сказал я. — Я совсем недавно беседовал с ним об этом в «Хиллсайд Инн».
  
  — Возможно, он еще не в курсе. Его помощник сказал мне, что в четверг и пятницу Райана не было в участке. Он уезжал куда-то по хозяйственным делам. У них на следующую неделю намечено важное совещание по реформе финансовой отчетности во всем управлении.
  
  Как я припомнил, Райан действительно что-то говорил мне о какой-то местной командировке.
  
  — Значит, мы вычеркиваем дело Грэма из списка тех, что могли заинтересовать заказчика? — спросила Клэр.
  
  — Нет. Как раз наоборот. Никто добровольно не откажется от сорока тысяч долларов. Только под посторонним давлением. — Я снова впился зубами в свой сандвич.
  
  — Поздний обед или ранний ужин? Быть может, это то, что называют полдником? — Если она шутила, то юмора я не уловил.
  
  — Какое впечатление он на тебя произвел? Я о Грэме.
  
  Дюбойс задумалась.
  
  — Он явно расстроен, но на вопросы отвечает уклончиво.
  
  — Кто-то заставил его отозвать заявление и прекратить дело?
  
  — Весьма вероятно. Грэмы — семья небогатая. Без этих сорока штук его парень не сможет учиться в Принстоне. На его месте я бы из кожи вон вылезла, чтобы прищучить мошенника и вернуть деньги.
  
  Я обдумывал сразу несколько возможных вариантов.
  
  — Хорошо. Предположим, наш заказчик подделал чек, купил золото и обратил его в отмытые наличные. Потом он использует деньги на нечто компрометирующее. Скажем, жертвует крупную сумму мечети радикально настроенных мусульман, покупает партию кокаина, устраивает оргии с проститутками или делает бог знает что еще. Причем прикрывается именем Грэма. Поэтому происхождение денег легко отследить. Заказчик затем ставит Грэму условие: открой мне доступ к секретным данным или устрой у себя на службе диверсию. В противном случае я превращу твою жизнь в ад, и ты окажешься за решеткой. Грэм соглашается. Но только Райан продолжает расследование, и заказчик нанимает Лавинга, желая выяснить, что тому известно.
  
  — Звучит правдоподобно, — сказала Дюбойс.
  
  — Теперь перейдем ко второму делу. К финансовой пирамиде.
  
  Ее глаза с оттенком лазурита, обрамленные темными блестящими волосами, погрузились в записи.
  
  Это была современная разновидность пирамиды, которая строилась с помощью Интернета. Я, разумеется, кое-что знал о подобных мошеннических схемах после «дела Мейдоффа» — невозможно постоянно слышать об этом в новостях и не усвоить хоть какую-то информацию. Обычно в таких случаях преступник выдавал себя за советника по инвестициям и собирал с людей деньги, которые якобы выгодно вкладывал. Деньги он забирал себе, но при этом постоянно рассылал информацию о том, что акции его фонда выросли в цене. Если кто-то из тех, кто внес деньги в фонд на раннем этапе, хотели вернуть свой взнос с объявленной прибылью, мошенник расплачивался с ними из более поздних поступлений. Таким образом эта схема могла бы работать довольно долго, если бы инвесторы не потребовали выплат одновременно. Разоблачение неизбежно наступало, когда у клиентов фонда появлялся повод занервничать и они набрасывались на его создателя все разом. То есть, возвращаясь к «Дилемме заключенного», когда поведение вкладчиков становилось «рационально иррациональным».
  
  — Так, что касается подозреваемого Кларенса Брауна… — начала Дюбойс.
  
  — Священника, купившего сан через электронную почту?
  
  — Это не совсем так. Я проверила интернет-церковь, которую он представляет…
  
  — Интернет-церковь? — Вот это было для меня действительно чем-то новым.
  
  — Именно так это и называется. И электронная почта вообще не нужна. Вы просто загружаете с сайта и потом распечатываете свидетельство о своем рукоположении. Церковь Нового Сиона по адресу Brethren точка com. Доступно для каждого. Я могу, вы можете. Мне захотелось проверить, настолько ли это мошенническая операция, как представляется на первый взгляд, и я прошла половину пути к тому, чтобы стать священником. То есть в моем случае — священницей, как я полагаю. Но с меня запросили кругленькую сумму, и я прервала процедуру.
  
  На ее браслете рядом болтались крестик, звезда Давида, исламский полумесяц в соседстве с кошкой, неестественно выгнувшей спину, и ведьмовской шляпой. Конфессиональные предпочтения Дюбойс нелегко было расшифровать.
  
  — Продолжай, Клэр.
  
  — Он, разумеется, фальшивый святой отец, но самое интересное не это. Как мне удалось установить, «Кларенс Браун» — лишь псевдоним. На самом деле его зовут Али Памук.
  
  — У него есть криминальное прошлое?
  
  — Не думаю. В обычных базах данных за ним ничего не числится. Но я попросила своих друзей изучить историю его жизни более детально. Меня особенно интересовал любой бизнес, которым он когда-либо занимался. Пришлось выяснить номер карточки социального страхования, домашний адрес, номера телефонов, достать копии налоговых деклараций, документы комиссии по ценным бумагам.
  
  Мне, конечно, резануло ухо упоминание о «друзьях» — такое наименование не принято в наших правительственных агентствах для людей, занимающихся официальными расследованиями. Однако я не сомневался, что Дюбойс в своих манипуляциях не выходила за рамки закона. При охране клиентов я считал возможным нарушать любые правила и постановления — но это была моя, весьма специфическая работа. А вот когда доходило до поиска и ареста заказчика преступления, мы должны были действовать так же строго, как любые полицейские, и все улики собирать безукоризненно с юридической точки зрения, чтобы не дать адвокатам ни малейшей зацепки. Иначе птичка могла бы упорхнуть из клетки.
  
  — Что тебе удалось выяснить?
  
  — Его отец — турок, мать из Нигерии. Оба легально получили американское гражданство. Несколько лет назад он вроде бы обратился в христианство, но это еще до получения фиктивного сана. При этом он сделал щедрые денежные пожертвования в пользу одной из мечетей в Виргинии — в прошлом и позапрошлом годах. Ни в каких списках подозрительных лиц не значится. Хотя не так прост, как кажется. Да, он снимает скромное жилье на юго-востоке, как мы уже установили. Но еще у него есть квартира в Уотергейте, о чем он распространяться не любит. По сведениям таможенных органов, за последние два года побывал в Дубае, Джидде и Иордании.
  
  Это был портрет человека, совершенно непохожего на того, каким его увидел Райан Кесслер.
  
  — Все это очень полезно. — В моих устах нет похвалы выше. — А что по поводу той мелочевки, которой одновременно занимался Кесслер?
  
  Сам он отмел те дела как совсем незначительные, но я все равно попросил Клэр связаться с его шефом Льюисом и навести справки.
  
  — Вы про кражи кредиток? — спросила Дюбойс. — Там фигурировали смешные суммы. В основном виновные уже найдены. Мошенничества через Интернет лишь чуть более серьезные, но тоже на большие сроки не тянут. Приведу пример. Группа подростков взломала чужой счет, чтобы заказать себе партию компьютеров, но ребята выбрали не ту жертву — фирму, специализирующуюся на компьютерной безопасности, — «Адвансд серкит дизайн».
  
  Да уж, попали! Компания известна как один из главных конкурентов самой «Интел».
  
  — Естественно, там их легко вычислили и сдали в полицию. Несовершеннолетние негодяи отделались штрафами и исправительными работами. Но меня это даже позабавило. Мелкие хакеры попали на более опытных хакеров, только и всего. Справедливость восторжествовала.
  
  Я покончил наконец со своим сандвичем, размышляя про себя: кое-какие ниточки просматриваются, но ничего четкого. Это меня немного расстроило.
  
  — Продолжай копать, — сказал я.
  
  — Лопата всегда наготове.
  
  — И я имею в виду оба дела.
  
  — Кирка тоже.
  
  Я ободряюще улыбнулся ей. Хотелось надеяться, что тот приходящий кормилец кошек не обижает Клэр.
  
  Потом я просмотрел дисплей своего телефона и выписал кое-какую информацию.
  
  — Это тоже надо проверить. — Я вручил ей листок и дал дополнительные инструкции. — И прежде, чем все остальное, — добавил я.
  
  — Поняла.
  
  — А мне нужно доставить Кесслеров на явку.
  
  Клэр встала из-за стола, но что-то еще беспокоило ее.
  
  Я поднял на нее взгляд. Она смотрела на меня с немым вопросом.
  
  — Мне рассказали, что там, когда вы ловили Лавинга… Он мог убить вас.
  
  И Клэр на какое-то время замолчала, что было так на нее не похоже.
  
  Но я не считал, что тема моей вероятной смерти заслуживала обсуждения. Все уже в прошлом. Там могло произойти всякое — мог погибнуть я, а мог — Лавинг. Но ни того ни другого не случилось. Никаких уроков на будущее, никакой новой информации, ничего, чем стоило бы поделиться с Клэр.
  
  А обычные рефлексии о прошедшем неэффективны. И потому совершенно не нужны для достижения стоящих перед тобой целей.
  
  Мой ответный взгляд был начисто лишен эмоций.
  
  — Я займусь этим сразу же, Корт, — сказала она, назвав меня по имени, кажется, впервые за все годы, что мы проработали вместе.
  15
  
  Я снова забрал из гаража автомобиль Гарсии, получив от Билла стопроцентную гарантию, что он чист, и выехал на автостраду. Потом совершил несколько довольно необычных маневров, не нарушая при этом правил движения, и, убедившись, что за мною никто не увязался, вернулся на скоростную магистраль и направился в сторону «Хиллсайд Инн».
  
  Вскоре после семи вечера я подъехал к мотелю и припарковался позади него почти в том же месте, откуда уехал, в нескольких стояночных местах от «юкона».
  
  Бросив взгляд на север, я сквозь дымку различил высокие жилые дома. И хотя в них жили, должно быть, несколько тысяч человек, это была лишь ничтожная часть населения этого округа и еще меньшая, если брать штат в целом. Как это часто случалось со мной на задании, я задумался при этом, что где-то там и скрывается сейчас мой враг. Но где именно?
  
  И далеко ли он сейчас?
  
  Где-нибудь в сорока километрах от меня и тоже гадает, куда подевался я и мои подопечные?
  
  Или он совсем рядом, точно знает наше местонахождение и уже разработал четкую стратегию, как уничтожить охрану и похитить Райана Кесслера?
  
  Прежде чем войти, я позвонил Ахмаду и предупредил о своем прибытии. Мы никогда не используем условных стуков в дверь, хотя это, возможно, и неплохая идея. Он впустил меня в апартаменты, и мне тут же вручили чашку черного кофе, сваренного в прилегавшей к ним кухоньке. В воздухе витали ароматы доставленной из ресторана еды: доминировали запахи чеснока и лука. Две тарелки — одна пустая, вторая с остатками пищи — стояли на подносе у раковины.
  
  — Мы скоро уезжаем отсюда и перебираемся в безопасный явочный дом.
  
  Все они смотрели на меня, явно ожидая продолжения, и я понял, что уехал при абсолютно загадочных для них обстоятельствах. Но я не собирался изменять принципу, запрещавшему давать клиентам лишнюю информацию, а потому только попросил упаковать все вещи.
  
  Пока Мари и Джоанн занимались этим, я отвел Райана в сторону. Было ясно, что он снова пил, но не выглядел более пьяным, чем до моего отъезда.
  
  — У меня есть новости по делу Грэма. Он написал заявление с просьбой прекратить уголовное дело.
  
  — Что-что? — Полицейский искренне удивился. — Но ведь это бессмыслица какая-то! Вы уверены?
  
  Пришлось сказать ему, что в этом нет никаких сомнений.
  
  — Когда я в первый раз беседовал с Грэмом, он был вне себя от ярости, — сказал Кесслер. — А темперамент у него будь здоров, скажу я вам! Все спрашивал, как ему теперь платить за обучение сына. Горевал, что парню придется забыть об учебе. Все его мечты о будущем для отпрыска рухнули в один момент. Он чуть ли не угрожал мне расправой, если я не найду преступника. А теперь вдруг передумал?
  
  — Когда вы разговаривали с ним последний раз?
  
  — По-моему, во вторник.
  
  — Значит, в промежутке между вторником и вчерашним днем произошло нечто важное.
  
  — Он отозвал заявление только вчера?
  
  — Да.
  
  — А я провел весь день в совещаниях, — сокрушался Райан. — В каком-то бюрократическом дерьме.
  
  Потом, после недолгого размышления:
  
  — Стало быть, вполне вероятно, что вся каша из-за него и заварилась?
  
  — Я тоже думал об этом. То, что вы обнаружили в ходе расследования, могло оказаться прямой уликой против того, кто его выпотрошил.
  
  Райан вздохнул и сказал, словно оправдываясь:
  
  — Вы же знаете, как трудно добыть информацию о таких людях. Я имею в виду персонал министерства обороны. Они не снисходят до настоящего разговора с такими ничтожествами, как мы.
  
  Теперь я представил себе, как неприятно ему будет услышать мое следующее сообщение. О другом деле, которое Райан расследовал, но не сумел обнаружить весьма важных фактов.
  
  — Теперь что касается финансовой пирамиды…
  
  — Да, и что же?
  
  — Кларенс Браун — вымышленное имя. Настоящее — Али Памук.
  
  Я пересказал ему все, что удалось узнать Клэр Дюбойс. Потом добавил, что она продолжает изучать прошлое этого человека. Однако если Райана и пристыдило, что какая-то «юбка» из федеральной организации выяснила гораздо больше, чем он, вида полицейский не подал. Райан растерялся от того, что это дело принимало теперь такой оборот.
  
  — Он сменил имя официально?
  
  — Этого мы пока не знаем. Но теперь прошу вас подумать, не докопались ли вы в ходе расследования до каких-то фактов, которые кому-то встали поперек горла?
  
  Он поник головой, но посмотрел куда-то поверх моего плеча. На что он смотрит? — размышлял я. На жену? На ее сестру? На вооруженных охранников? Или туда, где припрятал початую бутылку с бурбоном?
  
  — Простите, Корт, но сейчас мне ничто не идет на ум. Нет, ничего не припоминаю. Но я буду думать об этом. Непременно.
  
  Я посмотрел на часы. Теперь мне нужно было только одно: поскорее доставить их всех на явку. Я вышел из номера и направился в главный вестибюль, напоминая самому себе, кто я здесь такой.
  
  Фрэнк Робертс из компании «Артезиан». Занимаюсь производством шикарного программного обеспечения.
  
  Улыбнувшись мужчине за стойкой, я сказал:
  
  — Нам пора в дорогу, и мне хотелось бы расплатиться.
  
  — Конечно, мистер Робертс, — кивнул клерк, но засуетился, как бывает с обслуживающим персоналом, когда происходит что-то непредвиденное. — У вас все в порядке?
  
  Мне показалось, что на самом деле он хотел спросить, почему наша группа уезжает, проведя у них в мотеле всего четыре часа?
  
  — О, все великолепно, как всегда у вас! Но мы нуждались лишь в помещении для совещания по продажам. Мы закончили раньше, и теперь я везу всех на спектакль в Вашингтон.
  
  — Конечно, конечно. Не все же работать по субботам.
  
  — Есть и свои плюсы. Компания потом оплачивает вечерние развлечения.
  
  Просмотрев счет, я заметил, что кто-то добавил бутылку вина к трапезе, заказанной через обслуживание в номерах. Райан, само собой. Больше, кажется, никто к спиртному не прикладывался. Меня это слегка разозлило. Наша бухгалтерия неохотно возмещала расходы на алкоголь. И разве не прихватил он с собой целый бар в этом своем огромном рюкзаке?
  
  Я поблагодарил служащего мотеля и вернулся в апартаменты.
  
  Когда Руди Гарсия открыл дверь, я бросил взгляд внутрь и увидел, как Мари со смехом что-то рассказывает Джоанн. Эта сцена насторожила меня. Женщины разговаривали не в гостиной, а в расположенной сбоку спальне, а видел я их обеих через зеркало.
  
  — Ты попросил Кесслеров и Мари уйти в спальню, когда доставили еду из ресторана? — спросил я Гарсию.
  
  — Да, разумеется.
  
  — А дверь оставалась открытой? Дверь в спальню?
  
  Он оглянулся.
  
  — Честно говоря, не помню. Я просто хотел, чтобы они укрылись от посторонних глаз.
  
  — А о зеркале не подумал? — Я недовольно поморщился.
  
  Агент посмотрел на зеркало:
  
  — Я… Черт, да, верно!
  
  — Как вел себя коридорный? Ты ничего странного не заметил?
  
  — Мне показалось, что он отчего-то нервничал. Но тогда я не придал этому значения.
  
  Закрыв за собой дверь, я жестом указал Ахмаду на окна в спальне, а Гарсии — на те, что выходили на фасад. Безмолвно они оба достали пистолеты и быстро заняли оборонительные позиции. Я щелкнул выключателем в гостиной. Потом окликнул Джоанн и Мари:
  
  — Выключите свет в спальне, быстро!
  
  После короткой паузы та комната тоже погрузилась во мрак.
  
  — Что происходит? — встревоженно спросила Джоанн, встав на пороге гостиной.
  
  — Думаю, Лавинг обнаружил нас и теперь направляется сюда.
  
  Хотя гораздо более вероятно, подумал я, что он уже здесь.
  16
  
  Я испытал то, что порой происходит со мной, когда я играю в сложную игру против очень умелого оппонента.
  
  Чисто инстинктивно я вдруг начинаю точно понимать, какую стратегию он собирается применить. Обычно это происходит в играх, где вся информация друг о друге противникам известна, таких как шахматы или тик-так-то. Полнота информации в данном случае означает, что все предыдущие ходы и общий замысел одного игрока не скрыты от второго. Каждый из них видит все действия оппонента с самого начала. (В этом отличие подобных игр от той же «Дилеммы заключенного», где игра строится на недостатке информации, поскольку Преступник номер 2 не знает, какой выбор сделал Преступник номер 1.)
  
  По непонятным мне до конца причинам и далеко не всегда все предыдущие ходы противника в один момент сливаются в моей голове в четкую, почти графическую картину, и я вдруг вижу в деталях, как он будет играть дальше.
  
  Сейчас в такую картину сложились несколько элементов: возможность видеть моих клиентов через зеркало, замешательство рецепциониста в вестибюле за несколько минут до того, нервное поведение коридорного.
  
  И хотя я не догадывался обо всех подробностях, во мне окрепла теперь уверенность, что Лавинг от имени некоего офицера правоохранительных органов разослал факсы или электронные письма в десятки гостиниц и мотелей округа, отдавая, вероятно, предпочтение тем, что казались ему самому наиболее подходящими местами для укрытия. Он мог приложить к своему посланию фотографию Райана Кесслера, описав его как беглого преступника. Лавинг дал при этом номер телефона, но предупредил менеджеров, что в случае обнаружения подозреваемого они ничего не должны предпринимать сами, а только выйти на связь с ним. Любой менеджер, разумеется, показал бы фото всем своим работникам. И вот когда коридорный «Хиллсайд Инн» вкатил в апартаменты тележку с заказанной едой, он увидел в зеркале не только самого Райана, но и заметил небрежно болтавшуюся у него на бедре кобуру с этим чертовым «кольтом».
  
  Потому и пришел в смятение клерк службы размещения. Его не волновало, довольны ли мы сервисом и почему уезжаем так рано. Он считал меня и еще двух женщин заложниками Райана Кесслера и его сообщников — крепких, неулыбчивых и с виду очень опасных мужчин.
  
  Больше всего меня волновал сейчас вопрос, когда именно менеджер позвонил Лавингу. Если минут десять назад, у нас еще оставался шанс вырваться отсюда. Если же прошел час, значит, Лавинг уже рядом.
  
  — У меня все чисто, — по очереди доложили мои коллеги, каждый со своим характерным акцентом.
  
  Я набрал номер Фредди. Он ответил мгновенно.
  
  — В чем дело, Корт?
  
  — Мы попали в переделку.
  
  — Ты все еще о той переделке у склада?
  
  — Нет. Лавинг уже на пути сюда. В «Хиллсайд Инн». — Я поспешно продиктовал адрес.
  
  — Хорошо. Держитесь. Я сейчас соберу своих людей. И вызову копов из управления округа Принц Уильям.
  
  — Можешь попробовать, но, держу пари, их уже вызвали куда-нибудь по ложному сигналу, как это было в Фэрфаксе.
  
  — Да, вероятно, ты прав.
  
  — Поэтому первым делом пошли сюда побольше своих парней. И как можно быстрее.
  
  Я старался не обращать внимания на испуганные взгляды своих подопечных, которые они то и дело бросали на меня, собирая вещи. А вот Кесслеру я жестом приказал убрать оружие. Накачавшись спиртным, он мог случайно подстрелить свою жену, меня или себя самого. Слава Богу, что у него был револьвер, а это означало очень тугой спусковой крючок. Я заметил, как он посмотрел на меня с недоумением, и понял причину. Разве мы не собирались заманить Лавинга сюда и все вместе схватить его? Ведь я сам наговорил ему этих глупостей раньше.
  
  Ловля на живца, будь она неладна…
  
  Однако с видимой неохотой он все же вернул «кольт» в кобуру.
  
  На связь снова вышел Фредди:
  
  — Подмога уже спешит к вам. Будут минут через двадцать-тридцать. Какой у тебя план? Будешь отстреливаться или делать ноги?
  
  — Еще не знаю. Соедини меня через одну из официальных линий с менеджером службы размещения этого мотеля. И не маскируйся. Я хочу, чтобы этот клерк четко знал, что ему звонят из министерства юстиции или ФБР.
  
  — Сделаю. Не вешай трубку. Подожди, пока я разберусь, как все это исполнить технически.
  
  Пока клиенты продолжали укладывать свои чемоданы и рюкзаки, а мои коллеги в четком соответствии с инструкциями перемещались от окна к окну, потом к двери и опять к одному из окон, подавая мне сигналы, что угрозы еще не видно, я напряженно ждал, слыша лишь потрескивания на телефонной линии.
  
  Наконец в трубке раздались гудки.
  
  — «Хиллсайд Инн». Могу вам чем-то помочь? — ответил тот же мужчина, с которым я разговаривал раньше. Оставалось надеяться, что он не узнает моего голоса.
  
  И я заговорил резким, официальным тоном:
  
  — Так точно, можете, сэр. С вами говорит старший агент Хью Джонстон. Мне поручили заняться сообщением об обнаружении подозреваемого в вашем мотеле.
  
  — Очень хорошо, потому что я собирался снова звонить. Они вот-вот уедут от нас!
  
  Значит, я оказался прав.
  
  — Ко мне подходил один из заложников — мистер Робертс, — продолжал сотрудник отеля. — Выглядел он изможденным. Он уже бывал здесь раньше. Работает на компанию, иногда снимающую у нас номера. Он расплатился. Делал вид, что все в порядке, но ведь это очень странно. Съезжать, пробыв в мотеле всего четыре или пять часов.
  
  — Я занимаюсь координацией спасательной операции, — сообщил ему я. — С кем из агентов вы общались прежде?
  
  — Он представился как специальный агент Джонатан Корт.
  
  Извращенное чувство юмора Лавинга резануло меня где-то в области желудка, хотя не факт, что он хотел подшутить надо мной. А Джонатан было его собственным вторым именем, данным ему при рождении.
  
  — А когда именно вы с ним общались?
  
  — Примерно минут сорок пять назад, после того, как Бенни доставил им еду и опознал преступника. Он вооружен, хотя вам это наверняка известно. Действуйте быстрее. Они могут сбежать в любую минуту.
  
  — Хорошо. А теперь послушайте меня, — сказал я наставительно. — Modus operandi этого человека… Вам известно, что такое «модус операнди»?
  
  — Да, конечно. Это образ действий. Мы с женой регулярно смотрим «Преступные намерения».
  
  — Часть его образа действий состоит в том, что он иногда оставляет кого-то в засаде, тем самым намереваясь остановить преследователей. Вы понимаете, чем это грозит? Распорядитесь, чтобы все постояльцы мотеля не выходили из номеров в течение примерно часа. Нельзя допустить, чтобы ни в чем не повинные люди попали под перекрестный огонь.
  
  — О мой Бог! Да, конечно… Я сделаю все, что в моих силах. Боже милостивый!
  
  Я закончил разговор и потер себе лоб, размышляя и оценивая фактор времени. Три четверти часа прошло с тех пор, как Лавинг выяснил, где мы находимся. Он должен был сначала встретиться с напарником, а потом избавиться от машины, на которой уехал с той набережной. Лавинг нуждался в другом транспортном средстве, и это могло немного задержать его.
  
  Да, но ненадолго.
  
  Камень, ножницы, бумага…
  
  Занять оборону или срочно сматываться отсюда?
  
  Я обдумывал это не больше секунды.
  
  — Так. Мы уезжаем. Немедленно.
  
  — Все по-прежнему чисто, — сказал Гарсия, выглядывая в щель между шторой и оконным переплетом.
  
  Ахмад отозвался, словно эхо.
  
  Но тут ко мне, прихрамывая, подошел Райан. Морщины в уголках его мутноватых от выпитого глаз стали заметнее.
  
  — Не трусьте, Корт! Мы можем сразиться с ним. Нам это по плечу. Нас же здесь четверо. Боже правый, неужели мы сбежим всего от одного преступника?
  
  — От двоих, — уточнила Джоанн. — У него есть партнер. И быть может, не один.
  
  Райан сделал вид, что не слышит ее, и продолжал говорить со мной:
  
  — Вы же только что вызвали подкрепление. Это идеальная ситуация. Он ведь даже не догадывается, что мы его поджидаем. И угодит прямо в капкан. Точно нам на мушки!
  
  — Нет, — ответил я, — моя работа состоит в том, чтобы вывезти вас отсюда.
  
  — Да надоело мне бегать! Я устал от этого дерьма. К хренам собачьим, Корт! Увозите Джоанн и Мари. Доставьте их в свой явочный рай. А я останусь. И вот он — тоже. — Райан выбрал Ахмада, потому, вероятно, что видел у того два пистолета.
  
  — Мы не устраиваем перестрелок до последнего патрона, Райан. Здесь слишком много посторонних.
  
  — Зеваки есть всегда, Корт. И это не причина, чтобы не выполнить свой долг.
  
  — Райан, пожалуйста! — взмолилась Джоанн. — Прекрати спорить. Мне страшно.
  
  — Для нас не время и не место устраивать здесь бой, — втолковывал я спокойно. — Это будет крайне нерационально с нашей стороны.
  
  Подразумевалось, что наш явочный дом подходит для этого куда лучше.
  
  — Милый, пожалуйста, — продолжала упрашивать Райана жена.
  
  С постоянной теперь у него недовольной гримасой полицейский поднял с пола свои вещи.
  
  — Черт!
  
  Через плечо Ахмада я осмотрел двор перед нашим корпусом мотеля. Больше всего меня встревожили десятки темных окон, выходивших в нашу сторону со стороны стоянки и сада. Нам предстояло выйти из номера, повернуть налево и преодолеть примерно двадцать метров перед этими окнами, прежде чем мы оказались бы позади здания, где был припаркован «юкон».
  
  Я еще раз внимательно изучил смотревшие в нашу сторону окна. Ни одно из них не открывалось достаточно широко, но любой киллер или «дознаватель» знает, как стрелять через оконное стекло. Первую пулю посылаешь мимо цели — в небо или в землю, — чтобы стекло разбилось, а твоя мишень не заподозрила, что метят именно в нее. А уже второй выстрел делается на поражение.
  
  Но на этот риск необходимо пойти. А вот в полной безопасности «юкона» я был совершенно уверен. На джипе стояла такая сигнализация, что брелок на ключах у меня в кармане дал бы мне знать, если бы кто-то посмел хотя бы дыхнуть на бампер машины. Я принял решение разделиться на группы. Это давало гарантию того, что Лавинг и его партнер — отличный стрелок, как я знал теперь по личному опыту, — не смогут вывести из строя всех охранников сразу.
  
  — Мы направимся к джипу, припаркованному позади здания, тремя отдельными группами. Гарсия пойдет с Мари. Ахмад с Джоанн. Райан со мной.
  
  Я прочертил в воздухе схему движения.
  
  — Гарсия, ты идешь первым. Из двери налево вдоль тротуара. Займешь позицию возле угла, с которого видно стоянку, и будешь прикрывать остальных. Ахмад — ты следующий. Доберешься до нашей машины и возьмешь под наблюдение задний двор.
  
  — Вас понял.
  
  — Мы выйдем последними и прикроем ваше перемещение к джипу, — закончил я, вновь обращаясь к Гарсии.
  
  Красиво очерченный подбородок Мари дрожал. Казалось, она сейчас расплачется. И куда только подевалась вся ее легкомысленная бодрость? В этот момент Мари напоминала маленькую девочку в теле взрослой женщины.
  
  — Я запущу двигатель нашего внедорожника дистанционно. Запрыгивайте внутрь и обязательно пристегивайтесь. Вперед!
  
  Гарсия и Мари медленно двинулись вдоль тротуара, а я, присев на корточки в дверях, высматривал возможные опасности. Но ничего чрезвычайного не происходило.
  
  Завибрировал мой телефон.
  
  — Слушаю тебя, Фредди!
  
  — Просто хочу поделиться информацией. Лавинг повторил тот же трюк с ложной тревогой. Полиция округа Принц Уильям получила десять сообщений об ограблениях одновременно. Так что ты угадал.
  
  Я не угадывал. Просто уже знал стратегию Лавинга.
  
  — Но наши парни мчатся на всех парах. Им осталось минут пятнадцать, не больше.
  
  — Мы все равно уезжаем. Он узнал, где мы, сорок пять минут назад и должен быть уже где-то рядом. Извини, больше не могу говорить. — И я нажал «отбой».
  
  Гарсия и Мари притаились за колонной. Агент непрерывно следил за глядящими на нас слепыми окнами напротив, не забывая и о крышах.
  
  Ахмад пошел следующим в сопровождении Джоанн, которая, несмотря на мрачное выражение лица, по-прежнему упрямо прижимала к себе сумку и катила чемодан. Они поспешно миновали Гарсию и скрылись налево за углом, где был припаркован джип.
  
  Потом Гарсия подал сигнал мне.
  
  — Вперед, — шепнул я Райану.
  
  И началась одна из самых долгих прогулок в моей жизни.
  
  Я держался предельно близко к Райану, зная, что Лавинг не рискнет убить копа, стараясь подстрелить меня, хоть его напарник — настоящий снайпер. Но они всегда могли попытаться попасть нам в ноги, а потом, заставив Гарсию и Ахмада не высовываться, забрать Райана.
  
  Однако мы добрались до Гарсии без приключений, и, пока я держал под обзором окна, он и Мари бегом устремились к машине. Убедившись, что они достигли цели, продолжили движение и мы с Райаном. В одной руке я сжимал пистолет, в другой — брелок от «юкона», на ходу нажав кнопку запуска двигателя. Не скажу, что я ожидал взрыва, но тем не менее испытал большое облегчение, поскольку его не последовало. Мы поспешно забрались в машину, пристегнули ремни и заблокировали двери.
  
  По нам не стреляли. Никто не кричал, не слышалось ни одного постороннего звука, который привлек бы наше внимание.
  
  Через десять секунд я уже на скорости вывел джип к передней части здания от правого крыла тем же путем, каким мы заезжали на отдаленную парковку. Перед окнами вестибюля я сбросил газ, и мы выехали на извилистую подъездную дорожку, от которой до шоссе оставалось лишь несколько сотен метров. Я снова стал мысленно подсчитывать, близко ли к нам подобрался Лавинг за истекшее время.
  
  При этом я злился на себя. Правда, что большинство «пастухов» стремились доставлять охраняемых лиц на безопасные явки в два этапа. Это имеет смысл. Во-первых, дает больше времени, чтобы как следует спланировать бегство, во-вторых, позволяет убедиться, что никто не сел «на хвост», что гарантировала смена транспортного средства. Но сейчас я понимал, что эта стратегия обернулась против меня. Именно потому, что я избрал как временное укрытие общественное место, Лавинг сумел обнаружить нас. Стоило мне направиться сразу к явочному дому, и мы были бы уже вне его досягаемости.
  
  Точно так же, как я нередко воображал себя «дознавателем», чтобы предвидеть действия одного из них, Лавинг теперь поставил себя на мое место и набросал список гостиниц, которые я счел бы подходящими для промежуточной остановки. А быть может, у него был такой список, составленный заранее.
  
  Тем не менее пока все шло хорошо. Мы находились в бронированном внедорожнике, и никто из моих клиентов не пострадал. Никаких признаков присутствия Лавинга. Вполне вероятно, что ему потребовалось гораздо больше времени, чтобы добраться сюда, чем я первоначально предположил.
  
  Машина катила все дальше от здания мотеля…
  
  Я уже видел шоссе в восьмидесяти метрах впереди, потом в шестидесяти, в пятидесяти…
  
  О, как же мне не терпелось поскорее оказаться на той магистрали! Мотель «Хиллсайд Инн» — отличное место, потому что его не видно издали, а в снятых мною апартаментах удобно держать оборону. Но перед зданием мотеля столько живых изгородей и деревьев, за которыми мог прятаться враг, искусственных прудов, ограничивающих пути отхода, и к нему ведет очень извилистая подъездная дорожка — живописная, но почти не различимая вечером, если приходится ехать, выключив фары.
  
  Одним словом, отличная позиция для засады.
  
  Сорок метров до шоссе.
  
  Не сбавляя скорости, я перескочил через «лежачего полицейского».
  
  Тридцать метров.
  
  Дорожка впереди проходила в прогалине густой живой изгороди более двух метров высотой, которая окаймляла шоссе. Я увидел микроавтобус «ниссан», который включил указатель левого поворота, дожидаясь возможности свернуть с дальней от нас полосы магистрали в сторону мотеля. За рулем была женщина, и рядом с ней, пристегнутый ремнем безопасности, сидел ребенок. Угрозы она не представляла…
  
  И тут я резко ударил по тормозам.
  
  — Что такое? — вскинулся Райан.
  
  — Почему она не поворачивает? — спросил я, ни к кому не обращаясь. Женщина действительно выжидала слишком долго, чтобы пропустить встречный транспорт и выполнить поворот. В лобовом стекле ее микроавтобуса я видел огни встречной машины с работающей правой «мигалкой». Понятно, что водитель того автомобиля при повороте в сторону мотеля имел приоритет.
  
  Но и он не торопился сворачивать с шоссе.
  
  А потом я разглядел силуэт человека, пробиравшегося через живую изгородь густого самшита. Он что-то нес в руке. Оружие? Так вот почему Лавинг остановился на дороге — он знал, что мы уже отъехали от мотеля, и велел напарнику выбраться из машины, чтобы обойти нас с фланга.
  
  Оставалось ли у меня время выскочить на шоссе, прежде чем он прицелится и откроет огонь?
  
  Я вдавил педаль акселератора в пол, но, как только наша машина рванулась вперед, черный «додж-авенджер» Генри Лавинга возник перед нами, заблокировав путь.
  
  Я резко затормозил. Теперь мы видели друг друга.
  
  На какой-то момент, который, казалось, длился целую вечность, воцарилась полная тишина — тишина внутри машины, тишина вокруг нее. Затем притаившийся в кустах напарник начал стрелять, а машина Лавинга с визгом задних колес повернула и помчалась прямо на нас.
  17
  
  Я тут же врубил заднюю передачу — на полный разворот в три приема времени бы уже не хватило. Снова педаль газа ушла до предела в пол.
  
  Мне был слышен грохот с одной из сторон нашего джипа — напарник вел прицельный огонь из своего укрытия. Но я резко сдал назад в тот самый момент, когда он нажимал на спуск, и пуля угодила в металл, а не в шину, куда он метил. Значит — нам повезло. Колеса из уплотненной резины хороши, но и они уязвимы.
  
  Еще один удар пули по стальному корпусу. Звук получился очень громким. Это только в кино вы видите, как пули с воем отскакивают от металла, высекая из него искры. В реальности все не так. Пуля — это кусок свинца, летящий со скоростью примерно девятьсот метров в секунду. Когда она попадает в вашу машину, вы слышите звук очень сильного удара, но никакого рикошета не происходит, и пуля обычно остается там, куда угодила.
  
  — Нам нужен прикрывающий огонь, — распорядился я. — Надо заставить напарника залечь. Но стрелять только по ясно различимому противнику или в его сторону. Не надо палить вслепую. Остальным быстро пригнуться!
  
  Райан сидел позади всех — в «юконе» три ряда сидений, — а Гарсия и женщины расположились у меня за спиной.
  
  — Гарсия! Вспышка выстрела слева от тебя! — выкрикнул я.
  
  — Вижу.
  
  Он на несколько сантиметров приспустил окно со своей стороны и стал стрелять наугад. Правила строго запрещают нам открывать стрельбу, если мы не видим свою цель четко и возможны случайные жертвы. Поэтому Гарсия вел огонь в том направлении, где в зарослях затаился напарник Лавинга, но целился в деревья или в землю. Нужно было только заставить снайпера залечь, никого больше не задев шальной пулей.
  
  Сам Лавинг продолжал преследовать наш внедорожник, который по-прежнему двигался задним ходом. Я отдал распоряжение Ахмаду, сидевшему рядом, открыть огонь по его машине, но это легче было сказать, чем выполнить: дорожка к мотелю, обрамленная рядами деревьев, непрерывно петляла. Я отчаянно работал рулем, делая прицельную стрельбу для своего коллеги почти невозможной.
  
  Еще один заряд из ружья напарника громыхнул по борту «юкона». Мари коротко взвизгнула, округлив глаза и прижав ладонь ко рту. Райан пытался открыть стекло сзади, не зная, что это невозможно. В руке он держал свой револьвер, но, по счастью, палец не лежал сейчас на спусковом крючке.
  
  Оборудованный приводом на все четыре колеса, «юкон» рывками пятился назад, поднимая с обочин густые облака пыли.
  
  Я ненадолго повернул голову, чтобы посмотреть на происходящее перед нами через лобовое стекло. Машина Лавинга неслась за нашим джипом, иногда лавируя, чтобы не попасть под выстрел Ахмада. Мне же пришлось снова повернуться и внимательно следить через заднее стекло, куда движемся мы сами.
  
  — Лавинг снижает скорость, — совершенно невозмутимо доложил Ахмад.
  
  — Гарсия, попробуй попасть в него ты!
  
  Агент ФБР перегнулся через онемевшую от страха Джоанн и высунулся из окна.
  
  — Деревья мешают, — донесся его голос. — Я не вижу цель достаточно четко.
  
  — Дайте мне! — пробормотал Райан. — Уж я-то не промахнусь по мерзавцу.
  
  Эта реплика вернула к жизни Джоанн.
  
  — Нет, дорогой, пожалуйста, не надо. Ты же выпил!
  
  — Тысяча чертей! Да я пьяный лучше стреляю, чем все они на трезвую голову.
  
  Он полез было вперед, но от конфронтации с ним меня спас «лежачий полицейский». Когда машина наскочила на него, Райан опрокинулся на бок. По счастью, его револьвер не сработал от удара.
  
  Гарсия снова высунулся в окно и трижды выстрелил.
  
  Я не видел, попал он в цель или нет. Да и не это было сейчас моей самой большой головной болью. Мне приходилось гнать полноприводной джип задним ходом на скорости в шестьдесят километров в час. Трансмиссия при этом возмущенно скрежетала, особенно когда мы налетали на бугорки или врезались крыльями в заросли кустов по краям дороги.
  
  Еще одна пуля громыхнула по корпусу нашей машины, попав в бампер или облицовочную решетку. Я бросил взгляд на лобовое стекло. Цело. И вообще у джипа пока не было повреждено ни одно стекло — а ведь их хотя и упрочили, но пуленепробиваемыми не сделали. Хорошо, стало быть, что ни один выстрел не угодил нам пока по окнам. Впрочем, этому имелось логичное объяснение — Лавинг не мог рисковать жизнью Райана.
  
  Потом, уже в каких-то двадцати метрах от мотеля, показался ровный участок подъездной дорожки.
  
  — Вы оба! — окликнул я Гарсию и Ахмада. — Примерно через пять секунд у вас будет позиция для прямого выстрела. Стреляйте по радиатору «доджа». Попробуйте вывести из строя двигатель.
  
  — Нет! Цельтесь в ветровое стекло справа, — заорал Райан.
  
  Я стал возражать ему и объяснять, что наиболее реально в такой ситуации — попасть в систему охлаждения автомобиля. Убить водителя помогает только маловероятная случайность.
  
  Однако как только мы выровняли свой джип, Лавинг выключил фары и резко свернул вправо. «Додж» съехал с дорожки за куст и пропал где-то на лужайке.
  
  — Не вижу цели, — бесстрастно доложил Ахмад.
  
  Но я не снижал скорости и продолжал ехать задним ходом, вцепившись вспотевшими ладонями в руль с такой силой, что появились признаки судорог в кистях.
  
  — Гарсия! Свяжитесь с Фредериксом. Доложите ему обстановку.
  
  — Так точно, сэр!
  
  Он ввел Фредди в курс дела, а потом вновь занял оборонительную позицию, практически распластавшись поверх Джоанн. Мари забилась в угол и только всхлипывала.
  
  — Держитесь крепче и осторожней с оружием, — предупредил я и на скорости километров семьдесят в час перемахнул через очередного «лежачего полицейского». Мы ворвались во двор перед мотелем, и я продолжал движение в сторону заднего двора, успев бросить взгляд в вестибюль, где охваченный паникой менеджер что-то лихорадочно говорил в телефонную трубку.
  
  — Где он? — крикнул я. — Где Лавинг?
  
  — Никаких признаков, — ответил Ахмад.
  
  Коробка передач отчаянно скрежетала, а пол рядом с ней казался раскаленным. Задний ход внедорожника никак не был рассчитан на такие скорости.
  
  — Мы приближаемся к концу дорожки, — громко сказал я. — Сейчас тряхнет! Держитесь за что-нибудь и уберите пальцы со спусковых крючков.
  
  Все на той же скорости мы влетели колесами на бордюрный камень тротуара и въехали в узкий проход, через который десятью минутами раньше тремя группами пешком выбирались в сторону задней стоянки. Примяв рядок приземистых кустарников, наша машина въехала в забетонированный внутренний дворик, углом выходящий на парковку. Выставленную там разноцветную мебель для отдыха разметало в разные стороны. С грохотом разлетелись на мелкие куски стеклянные поверхности столиков. Я направил «юкон» еще чуть левее и остановился, жадно хватая ртом воздух. Мои плечи свело до боли.
  
  Параллельно территории мотеля на противоположной от стоянки стороне протянулся деревянный частокол почти двухметровой высоты. Слева путь нам преграждала кирпичная стенка высотой метра в полтора. Справа осталась подъездная дорожка, с которой мы только что съехали, а за ней виднелась небольшая рощица.
  
  — Нет! Только не это! — запричитала Мари. — Мы попали в тупик. Нам отсюда не выбраться. Что же теперь делать? О Боже!
  
  — Все будет в порядке — сказала Джоанн сестре.
  
  — Никогда в жизни мне не было так дьявольски страшно!
  
  — Держи под наблюдением дорожку и те деревья, что за нею, — сказал я Ахмаду, а Гарсии велел не спускать глаз с кирпичной стенки.
  
  — Понял вас, сэр. Она у меня как на ладони.
  
  — Вижу тень со стороны дорожки, — почти сразу доложил Ахмад. — Кто-то приближается, и, похоже, это автомобиль.
  
  — Ну вот же! — выкрикнул Райан. — Протараньте его! Он появится в проеме в любую секунду. Думает, мы проехали дальше. Давите же на газ!
  
  Я сделал вид, что не слышал его воплей.
  
  Ахмад опустил ниже стекло окна со своей стороны и направил ствол в сторону дорожки.
  
  — Что вы собираетесь предпринять? — Вопреки моим ожиданиям этот встревоженный вопрос задал не Райан Кесслер, а его жена.
  
  Но и ей я не ответил.
  
  — Тень надвигается, — сказал Ахмад.
  
  Я посмотрел в ту сторону. Тем же путем, которым только что с таким шумом ворвались сюда мы, медленно и крайне осторожно двигалась в нашу сторону машина.
  
  — Это он, — не унимался Райан. — Просто фары выключил. Идите же на таран! Сомните его!
  
  — Кирпичная стена, Гарсия. Не своди с нее глаз.
  
  — Так точно, сэр.
  
  — Да забудьте вы про эту стенку! — брызгал слюной Райан. — Он сейчас въедет в проем. Вы же сами видите!
  
  — Это не он, — сказал я. — Лавинг заставил кого-то сесть за руль своей машины и медленно двигаться сюда. Похоже на трюк в Фэрфаксе. А он сам со своим напарником разделились, чтобы обойти нас со стороны стены и тех деревьев. Ахмад, прострели колесо машине, когда она покажется в проеме. Водитель струсит и остановится. Потом продолжай следить за дорожкой и той рощицей. А стена по-прежнему твоя, Гарсия.
  
  Оба подтвердили готовность выполнить приказы.
  
  Ахмад прострелил шину автомобиля и сразу же повел стволом пистолета поверх крыши машины, целясь куда-то позади нее.
  
  — Не могу сказать, что вижу его четко, но среди деревьев кто-то прячется. Он один.
  
  — Опасность со стороны стены, — тут же послышался голос Гарсии. — Это Лавинг. Вы были правы: они берут нас в клещи.
  
  — Заградительный огонь в обоих направлениях! — выкрикнул я. — Смотрите только, чтобы не было посторонних.
  
  Оба моих подчиненных открыли ураганную стрельбу. Лавингу пришлось отступить. Его партнер тоже, казалось, растворился среди деревьев.
  
  — Но ведь они нападут снова, — сказала Мари, заливаясь слезами. — Нам не выбраться из этого капкана.
  
  Зато теперь они знали, как мы готовы их встретить. И потому я, уже не торопясь, перевел рукоятку коробки на самую низкую передачу и направил машину капотом в сторону деревянного забора.
  
  — Что вы творите? — охнула Мари. — Не надо! Мы просто там застрянем.
  
  Но я уперся бампером «юкона» в забор, нажал на газ, слегка подал машину вперед, и большая панель сборного частокола под давлением рухнула. Я переехал через нее, и мы оказались среди фермерского поля по другую сторону от мотеля.
  
  — Держите на мушках дыру в заборе, — распорядился я потом. — Но не стреляйте, если не уверены, что это именно они. На наше представление могут собраться простые зрители.
  
  И я повел машину вниз по склону.
  
  К моему удивлению, первой сообразила, что произошло, Джоанн Кесслер.
  
  — Так вы все спланировали! — воскликнула она. — Подпилили опоры части забора, чтобы уйти через него в случае необходимости. Когда вы успели это сделать?
  
  — О, еще пару лет назад.
  
  Я не просто тщательно подбираю точки для промежуточных остановок, чтобы они обеспечивали легкость отступления и возможность обороняться, но и провожу на них немалую ночную работу. Естественно, персонал «Хиллсайд Инн» понятия не имел, что я в свое время основательно прошелся пилой по деревянным столбам их забора.
  
  — Я пока никого не вижу, — сказал Райан. — Никто нас не преследует.
  
  Наша машина медленно скатывалась с холма по скользкой от росы траве, а потом мы стали не без труда переваливаться через грязноватые ряды недавно скошенной кукурузы — початков и стеблей. Скорость при этом совсем упала, но мы упорно и равномерно продвигались вперед.
  
  — По-прежнему никого, — доложил Ахмад.
  
  Я приказал им держать под наблюдением дыру в заборе, через которую мы только что совершили побег, хотя прекрасно знал: Лавингу достаточно одного взгляда на пересеченную местность, лежавшую позади ограды, чтобы понять — никакой седан не сможет броситься нам вдогонку.
  
  И он изберет единственное в данных обстоятельствах рациональное решение: скрыться, и как можно скорее.
  18
  
  Всего полчаса спустя мы уже снова мчались по дороге в сторону конспиративного дома.
  
  Было уже начало девятого, и я вел машину быстро, но выбирал при этом сложный и непредсказуемый маршрут, пролегавший в основном в северном направлении через округи Лоуден и Фэрфакс.
  
  На заднем сиденье Райан Кесслер пребывал в дурном расположении духа, рылся в своей холщовой сумке. Что он там искал? Патроны? Выпивку? Джоанн затихла и только смотрела в окно. Мари тоже успокоилась и занялась тем, что отвлекало ее, как соска младенца, — своим компьютером. Она вышла из состояния истерики, но еще не совсем вернулась к обычной безмятежности, чтобы, обращаясь ко мне, называть меня «гидом».
  
  Разумеется, моим клиентам нередко приходится переживать сильные стрессы. Это выбивает их из колеи и отчасти лишает способности разумно мыслить. Сотрудники моей организации должны понимать меня и подчиняться на все сто процентов, ни секунды не медля. Что касается подопечных, то я доволен, если они выполняют то, о чем их просят, проявляя хоть небольшую сообразительность и скорость реакции. С них и 75–80 процентов довольно. В моей работе изрядных усилий стоит исправление неизбежных ошибок, которые совершают клиенты, и сведение к минимуму последствий их наиболее вредных слабостей и привычек.
  
  Вполне достойная жизненная позиция, как уже давно решил я.
  
  Если разобраться, то сейчас я имел дело с характерными типами поведения клиентов. По многолетнему опыту я знал, что замкнутость Джоанн должна тревожить меня больше, чем буйные порывы ее супруга или истерики и юношеская незрелость ее сестры. Такие, как Джоанн, подолгу накапливали в себе негативные эмоции, затем прорывавшиеся взрывом наружу, причем обычно в самое неподходящее время.
  
  Я посмотрел в зеркало заднего вида и встретился с ней взглядом — ее глаза ничего не выражали и смотрели в никуда. Мы одновременно отвернулись.
  
  Теперь, когда я окончательно уверился, что за нами нет «хвоста», а Лавинг мог обнаружить нас только каким-то сверхъестественным способом, у меня появилась возможность позвонить по телефону.
  
  — Алло? — ответил мне басовитый голос.
  
  — Привет, Арон!
  
  Мой босс ответил на приветствие.
  
  — Фредерикс позвонил мне от «Хиллсайд Инн». Сказал, что с вами все в порядке. Но я знал, что вам нужно замести следы, и потому не звонил тебе сам.
  
  — Спасибо.
  
  В этом заключалась одна из лучших черт моего начальника. Он мог не понимать до конца всей специфики миссии «пастуха», но прекрасно осознавал сложность обстановки, в которой нам приходится действовать, и всегда умел синхронизировать свою работу с нашей.
  
  — Я пока не общался с Фредди, — сказал я. — Надеюсь, там нет жертв?
  
  — Слава Богу, нет. Но нашумели вы изрядно. Полиция насобирала там мешок меди — сорок или пятьдесят гильз, как они говорят. Две шальные пули попали в окна номеров, где были постояльцы. Боюсь, избежать внимания прессы на этот раз не удастся.
  
  — И как ты будешь выкручиваться?
  
  — Хочешь — верь, хочешь — нет, но Лавинг сам дал нам версию «сказки» для репортеров. Мы возьмем на вооружение то, что он написал в своем факсе. Похищение людей, организованная преступная группа… Опять все свалим на «негодяя Эктора». Лучше ничего не приходит в голову.
  
  Имя Эктора Коррансо, средней руки наркоторговца из Колумбии, мелькало в печати в связи с множеством различной степени тяжести преступлений, совершенных в США и в нескольких соседних государствах. Его словесные портреты во многом противоречили друг другу, а его биографию досконально не знал никто. Но репортеры неизменно подчеркивали, что он опасен и непредсказуем — мог всплыть на поверхность в любом штате по всей стране. Неожиданность его нападений вошла в легенду.
  
  Он, собственно, и был легендой, потому что такого человека никогда не существовало в природе. Когда происходила заваруха, подобная сегодняшней перестрелке у «Хиллсайд Инн», а нам необходимо было по возможности скрыть от общественности правду, мы пускали очередную «утку» о причастности к инциденту «сеньора Эктора», вовлеченного в очередную разборку между торговцами наркотиками. При этом сообщали, что «обстоятельства разборки нами пока до конца не выяснены». Если все сложится удачно и через несколько дней мы выйдем на заказчика по делу Райана Кесслера, Эллис, вероятно, соберет журналистов и признает первоначальную ошибку. Мол, простите, парни, погорячились, а настоящими преступниками в этом случае оказались такой-то и такой-то. Однако сейчас «негодяй Эктор» был как нельзя кстати, чтобы выиграть время.
  
  — Мы на пути к конспиративной точке.
  
  — Хорошо. Доберитесь до нее и сидите не высовываясь.
  
  Наступила пауза. Но я прекрасно знал, каким будет продолжение.
  
  — Мы все хотим его повязать, Корт. Но мне нужно, чтобы ты оставался с клиентами на явке. И никаких больше попыток взять Лавинга.
  
  Он все еще не мог забыть случившееся в Род-Айленде.
  
  — Только ловушка у склада была нашей инициативой. У «Хиллсайда» мы всего лишь оборонялись. С единственной целью — уйти невредимыми.
  
  — Я-то сам это знаю… Но пойми, могут возникнуть вопросы, зачем в подобной ситуации ты сделал промежуточную остановку. Почему не поехал сразу в полностью безопасное место?
  
  В этом вопросе содержалось двойное дно. На самом деле кое-кто захочет выяснить, не пытался ли я подсознательно, а быть может, и вполне осознанно, подманить Лавинга к своим клиентам. Эллис хотел услышать мои объяснения, но даже перед моим шефом я не собирался оправдываться.
  
  Он уловил мое настроение и продолжал:
  
  — Это твое задание, и я не подвергаю ничего сомнению. Но ты должен знать, что претензии к тебе могут быть предъявлены.
  
  — Если я вообще что-то предпринимаю, то только помогаю Клэр вычислить заказчика.
  
  — Отлично, — пробормотал Эллис. У него выдалась та еще суббота, и он больше не собирался щадить меня. — Ты не позвонил Уэстерфилду, хотя обещал.
  
  — Еще позвоню. Я был немного занят, знаешь ли.
  
  Я говорил чистую правду, но понимал, что Эллис не считает это веской причиной.
  
  Мы закончили разговор, и я уже начал просматривать адресную книгу в своем мобильнике, чтобы найти номер Уэстерфилда, когда на дисплее высветился входящий звонок от Фредди. Я начал с вопроса:
  
  — Вы нашли в «Хиллсайде» хоть что-то полезное?
  
  — Ни черта! — ответил Фредди. — Он исчез молниеносно. Растворился в воздухе, как какой-нибудь Гудини. Или как премиальные, которые я плачу своим парням. Пропал без следа.
  
  — Арон говорит, что случайных жертв не было.
  
  — Верно. Но народ потрясен донельзя. Впрочем, тоже мне, большое дело! Жизнь состоит из сплошных потрясений. Ничего страшного, если разок тебя пуганут как следует. Арон разберется с прессой? Тут репортеров понаехало столько, что яблоку негде упасть.
  
  — Он свое дело знает.
  
  Фредди добавил: заложница, которую Лавинг захватил, чтобы заставить ее мужа вести свою машину, не пострадала.
  
  — Причем заметь: заявляет, что не сможет опознать похитителя. У мужа тоже приступ амнезии. Хотя никакого значения это для нас не имеет.
  
  — Есть данные хотя бы о том, в каком направлении уехал Лавинг? — спросил я.
  
  — Никаких.
  
  — Но мы ведь вывели из строя их «додж»?
  
  — Да, пробито колесо и ремень вентилятора. Они его бросили в пятидесяти метрах к западу от мотеля, где их ждала подменная машина. В брошенном автомобиле ничего не нашли. Про новый и не спрашивай. Ни следочка от покрышки… А ты знаешь, как тщательно работают мои подчиненные. Если бы хоть лобковый волосок попался, они бы его заметили…
  
  — Значит, был-таки факс с фотографией Райана, как я и предполагал?
  
  — Да.
  
  — От чьего имени его отправили? От кого-то из вашей конторы?
  
  — На бланке федерального управления по налоговым преступлениям.
  
  Я с трудом сдержал улыбку. Такая же фиктивная организация, как наша фирма «Артезиан». Да, Лавингу следовало отдать должное.
  
  — А текст типичный, — продолжал я. — В случае обнаружения не пытаться самостоятельно задержать. Просто позвонить. И номер, начинающийся с 800?
  
  — Разовый мобильник.
  
  — От которого уже избавились, — подытожил я.
  
  Фредди понимал, что мне не нужно от него подтверждения этой информации.
  
  — А с какого аппарата отправляли факс?
  
  — С компьютера через подставной адрес в Швеции.
  
  Естественно.
  
  — Как он узнал, что вы можете быть именно в «Хиллсайд Инн»? — поинтересовался Фредди.
  
  — Думаю, он действовал наугад. Отправил факсы в десятки придорожных гостиниц сразу. Держу пари, что в службе размещения каждого мотеля на сто километров вокруг есть фото нашего Райана.
  
  — Хесус! — воскликнул он, произнося имя Иисуса на испанский манер. Вполне вероятно, Фредди опасался упоминать имя Господа всуе. Он был из религиозной семьи и, насколько я знал, посещал церковь по крайней мере раз в неделю. — Этот тип добросовестно отрабатывает свой гонорар. Должно быть, Кесслер знает действительно что-то невероятно важное. Интересно, что именно?
  
  Я надеялся, что нам с Клэр Дюбойс удастся это установить уже через несколько часов.
  
  Меня заинтересовал следующий вопрос Фредди.
  
  — Тебе знаком некто по имени Сэнди Албертс?
  
  — Он тебе звонил?
  
  — Заявился прямо в офис. Работает на сенатора то ли от Индианы, то ли от Огайо. Фамилия, кажется, Стивенсон.
  
  — Да, я знаю его. Он от Огайо. Чего хотел от тебя Албертс?
  
  — Просто задавал вопросы. По поводу «прослушки», закона «О патриотизме» и тому подобное. Должен предупредить, Корт, что в разговоре всплыло твое имя. Он был приветлив, всем доволен, говорил только хорошее. Но повторяю, упомянул о тебе. Меня это заинтриговало.
  
  Меня тоже, подумал я мрачно.
  
  — Ну и?..
  
  — Ничего. Я сказал ему, что очень занят и должен бежать.
  
  — Спасибо, — пробормотал я.
  
  — За что?
  
  — Пока точно не знаю.
  
  Мы разъединились, и какое-то время я размышлял над визитом Албертса к Фредди.
  
  А потом решил, что нельзя и дальше откладывать неизбежное. Отыскал имя Уэстерфилда в телефоне и нажал кнопку вызова.
  
  Он ответил уже на второй гудок. Я расстроился, потому что предпочел бы нарваться на автоответчик.
  
  — Ах, это вы, Корт, — сказал он, не переходя на французский. — Послушайте, нам необходимо поговорить. Но я сейчас у генерального прокурора.
  
  Уэстерфилд сидел в кабинете генерального прокурора США в субботу вечером и тем не менее ответил на мой звонок?
  
  — Я вам перезвоню, как только мы закончим. Вы на этом же номере?
  
  — Да.
  
  — Есть другой?
  
  — Нет.
  
  Щелк.
  
  Я прижался к обочине шоссе и остановил машину. Мари охнула и вскинула на меня встревоженный взгляд. Маятник ее настроений по-прежнему был ближе к истерике, чем к норме.
  
  Джоанн вышла из своей комы, но лишь на секунду, чтобы пробормотать сестре:
  
  — Все в порядке. Все будет хорошо.
  
  — Почему мы остановились? — спросила молодая женщина слезливым голосом.
  
  — Просто нужно проверить машину. В нас несколько раз попали, — ответил я.
  
  Райан внимательно оглядывал окрестности, как охотник в поисках добычи.
  
  Ахмад выбрался через заднюю дверь, и мы вместе тщательно осмотрели «юкон». Серьезных повреждений ни стрельба, ни экстремальная езда ему не причинили. Внедорожник чувствовал себя намного лучше, чем, к примеру, моя спина.
  
  Когда мы проверяли колеса, я поднял взгляд и увидел, как Джоанн, глянув на часы, стала набирать номер на мобильнике. Она звонила Аманде. Судя по ее репликам, которые я слышал сквозь открытую дверь, все обстояло хорошо. Она поймала на себе мой взгляд, склонила ниже голову и продолжила говорить. Я понимал, чего ей стоил тот бодрый тон, каким она реагировала на восторженный рассказ девочки о дне, проведенном в загородном доме.
  
  Потом телефон взял Райан. Выражение его лица моментально смягчилось, едва он начал разговор с дочерью.
  
  Родители и дети.
  
  При этом в моей памяти возникли воспоминания и образы, и среди них — детские лица, которые я всеми силами старался от себя отогнать. И через какое-то время мне это удалось. Иногда я делал это легко, а порой — с большим трудом. Сегодня картины прошлого не покидали меня дольше обычного.
  
  Я снова сел за руль, и когда захлопнул дверь, перепуганный Райан резко обернулся назад, схватившись за оружие. На мгновение я напрягся, но он сумел сориентироваться и пришел в себя.
  
  Бог ты мой, он что, хочет перестрелять всех?
  
  Я запустил двигатель, и в этот момент на мой телефон поступил звонок, а определитель сообщил, что на связи министерство юстиции. Мой палец ненадолго завис над кнопкой «Ответить».
  
  Но я так и не нажал на нее. Звонок записался на мой автоответчик, а я снова вывел «юкон» на шоссе.
  19
  
  И снова мы двигались темными извилистыми дорогами.
  
  За нами никто не следовал, если только киллер не ехал с выключенными фарами, что в наши дни возможно благодаря современным системам ночного видения. И все же мой способ ухода от «хвоста» — едешь быстро, потом резко замедляешься, иногда делаешь нелогичную вроде бы остановку, резко сворачиваешь на дорогу, хорошо известную тебе, но едва ли знакомую Лавингу, — убедил меня, что преследователей нет.
  
  Минут через сорок я ненадолго влился в автостраду номер 7, миновал участок платного шоссе на Джорджтаун и съехал на Ривер-Бенд-роуд. Затем объехал центр Грейт-Фоллз и начал петлять по лабиринту улиц и переулков, где мне помог джи-пи-эс, хотя можно было бы обойтись и без нее.
  
  Наконец после длинного участка дороги, пролегающей через дремучий лес, где на всем пути нам попались лишь три дома (пусть и очень больших), мы добрались до места, где располагалась наша конспиративная точка, отделенная от проезжей части сначала более чем двухметровым деревянным забором, параллельно которому внутри протянулась ограда из цепей высотой в человеческий рост.
  
  На участке находился основной особняк на семь спален и два отдельно стоявших дома — один из них представлял собой укрытие на случай чрезвычайной ситуации. Там же стояли два просторных гаража и сарай с традиционным деревенским сеновалом. Территория представляла собой без малого четыре гектара чуть всхолмленных лугов, обрамленных с одной стороны рекой Потомак, причем бурной ее частью, с порогами, стремнинами и даже каскадами настоящих водопадов, хотя их название — Грейт-Фоллз[12] — с любой точки зрения выглядело изрядным преувеличением. Им бы гораздо более подошло наименование Живописно-Скромных.
  
  Вся эта недвижимость досталась нам, можно сказать, бесплатно. В наше время практически невозможно служить в правительственной организации, не зная подноготной кое-каких весьма забавных дел. Так вот в 1990-е годы здесь располагалась загородная резиденция китайского посольства — место отдыха дипломатов от шумного Вашингтона. Но как удалось установить ФБР, местечко использовалось также разведкой народной республики для тайных встреч со своими агентами и нелегалами, собиравшими информацию от правительственных служащих низшего звена и делавшими фотографии зданий АНБ, ЦРУ и других «никому не известных» агентств, располагавшихся в Лэнгли, Тайсонсе и Сентервилле. Как выяснилось, вся эта бурная деятельность имела больше отношение к экономическому шпионажу, чем к обороноспособности. Тем не менее, недопустимая с политической точки зрения, она носила попросту противозаконный характер.
  
  Когда китайцев прижали к стене, последовала серия весьма деликатных переговоров, и в результате стороны пришли к соглашению о том, что ряд фальшивых дипломатов и бизнесменов тихо покинут нашу страну, а госдеп в обмен получит эту резиденцию… Ну и еще кое-какие услуги, характер которых не подлежал разглашению. С тех пор участок использовали несколько государственных учреждений, пока восемь лет назад Эйб не ухитрился заграбастать его для наших нужд.
  
  Огромный, выкрашенный коричневой краской особняк XIX века сохранял все элементы стиля ретро, но при этом был оборудован такой современной охранной электроникой, какую мы только могли себе позволить. Впрочем, она все же не походила на супер-пупер-технику из кинофильмов. Конечно, на оградах стояли сенсоры, но на них попались бы только люди, которые вообще не догадываются, что заборы подключают к сигнализации. Участок тоже контролировался не повсеместно, хотя на ключевых подходных путях (причем не всегда самых очевидных) в землю были зарыты датчики, реагировавшие на вес. Но разумеется, вся округа была покрыта видеокамерами; одни из них сделали потайными, а остальные — нет. Я еще утром связался с одним из наших сотрудников, так называемым «наблюдателем», чтобы он сразу начал отслеживать укрытие. Эта группа сидит у нас отдельно в Западной Виргинии, в сумрачной комнате, целыми днями не сводит глаз с экранов мониторов, слушая (хотя ни один из них не признался бы в этом публично) очень громкую музыку и обычно мотая в такт головами. Они могут это себе позволить, потому что наши камеры не оборудованы микрофонами. Для их работы потребовалось бы использовать слишком много радиочастот. Но в один прекрасный день бюджет нам это позволит, и «наблюдатели» лишатся своей единственной привилегии. Но сейчас перед ними лишь немые телевизионные экраны, и грохот «Деф леппард» из динамиков им нисколько не мешает.
  
  Теперь я снова позвонил выделенному нам старшему группы «наблюдателей», и он ответил немедленно.
  
  — Мы прибыли, — сообщил я, хотя он прекрасно об этом знал, отслеживая нас уже минут пять.
  
  — Все тихо, — доложил он. — Ничего подозрительного замечено не было.
  
  — А где олени?
  
  — Там, где им и положено быть.
  
  Нынешняя работа, а отчасти и другие эпизоды моей биографии, дали мне некоторое понимание особенностей поведения диких животных. К примеру, я хорошо знал, что может спугнуть оленя или другого зверя и почему. И я не уставал повторять «наблюдателям» — равно как и своим ученикам, — что им необходимо отслеживать любые изменения в повадках животных, поскольку они могут быть индикатором присутствия посторонних. Я даже читал лекции по этому вопросу на профессиональных конференциях. Кстати, год назад излишне нервный барсук спас жизнь одному из моих клиентов, выдав появление киллера.
  
  — И с проезжим транспортом тоже не было никаких заморочек, — заметил «наблюдатель» с характерным провинциальным акцентом. Я ни разу не встречался с ним лично, но представление об этом человеке имел — в конце концов, я мог судить о нем по акценту, месту жительства в Западной Виргинии и пристрастию к «тяжелому металлу» — разве этого мало?
  
  Поблагодарив его, я набрал код к въездным воротам — они довольно быстро распахнулись, а едва различимая, но угрожающего вида полоса с шипами против шин исчезла под землей. Мы миновали заборы и по извилистой подъездной дорожке метров в сто длиной направились к дому. Гарсия и Ахмад внимательно осматривались по сторонам, как, впрочем, Мари и все еще взвинченный Райан Кесслер, который, по-моему, успел раз-другой приложиться к бутылке. Джоанн смотрела в окно с таким же скучающим видом, с каким пролистывают журналы месячной давности в приемных у врачей.
  
  Я припарковал машину, и мы выбрались наружу. Подойдя к входной двери, на вид деревянной, но изготовленной из прочнейшей стали, я открыл панель и выстучал шифр на клавиатуре под небольшим жидкокристаллическим дисплеем. Программа, снабженная датчиками движения, звука и температуры, дала мне подтверждение, что особняк в данный момент совершенно пуст. Хитроумное устройство среагировало бы на биение сердца человека внутри, но ее не обманул бы шорох ондатры, вышедшей поблизости на охоту, или автоматическое переключение нагревателя воды. Я отпер дверь, вошел и временно отключил сигнализацию; когда мы все окажемся в доме, она активируется сама, блокировав все входы и выходы, хотя ее снабдили и специальной кнопкой, позволяющей любому обитателю дома выключить блокировку в случае пожара или при необходимости срочного бегства. Этой же кнопкой распахивались настежь все окна в доме, которые при обычных условиях открывались лишь сантиметров на десять.
  
  Я включил везде свет и отопление — к ночи на улице заметно похолодало, — а потом привел в действие внутреннюю систему экранов камер безопасности: они давали в точности ту же картину, что можно было наблюдать в Западной Виргинии. Проверив защищенный компьютерный сервер, убедился, что скрытно проложенная в земле линия работает безукоризненно. В последнюю очередь проверке подверглись генераторы — они начинали давать ток автоматически, если бы некто перерезал провода основной системы электроснабжения.
  
  Затем я устроил своим подопечным экскурсию по старомодным помещениям первого этажа.
  
  — Какая прелесть! — воскликнула Мари, подходя к нескольким развешанным на стене старинным тонированным в сепию фотографиям, но не обратив ни малейшего внимания на полки с книгами, журналами и, да, с настольными играми (хотя ни одну из них не привез сюда я сам). Наблюдая за разом повеселевшим лицом младшей сестры, я пытался припомнить, был ли у меня когда-нибудь подопечный, способный так быстро забыть, что в него стреляли лишь час назад. Нет, не было, констатировал я.
  
  Потом я показал им, где брать еду, напитки, как работает телевизор. Подобно коридорному в гостинице, я отвел Кесслеров в их комнату, располагавшуюся на этом же этаже в задней части дома, а Мари — в ее, находившуюся рядом. На молодую женщину это произвело впечатление.
  
  — Вы начинаете оправдывать свое назначение, мистер гид, — сказала она и протянула мне доллар в качестве чаевых. Она, конечно, шутила, но я не знал, как реагировать, и неловко уклонился от ее жеста. Мари снова поджала губки.
  
  Ахмад, Гарсия и я должны были спать посменно, так чтобы двое охранников непрерывно несли дежурство. «Пастуху» здесь отводилась крохотная спальня на первом этаже между входной дверью и комнатами подопечных.
  
  Сам я знал и особняк, и прилегавшую к нему территорию как свои пять пальцев, а вот Ахмаду, который никогда здесь прежде не бывал, пришлось изучать все это по схемам. Я сам экзаменовал его — в последний раз месяц назад — и был уверен, что он выполнил домашнее задание. Теперь уже он ввел в курс дела Гарсию, а мне осталось лишь показать агенту ФБР расположение центра связи и сейфа с оружием. Я продиктовал ему номер кода замка. Арсенал внутри не слишком впечатлял: несколько винтовок «хеклер энд кох» и карабинов «М-4 бушмастер», переделанных под полностью автоматическую стрельбу, пистолеты и светошумовые гранаты, подобные тем, что мы пустили в ход, когда пытались заманить в ловушку Лавинга.
  
  Теперь, когда мои подопечные находились вне опасности в стенах этой «крепости», я отправился в небольшую каморку, где у меня было нечто вроде кабинета, уселся за антикварный дубовый стол и загрузил свой ноутбук. При этом я включил сетевые адаптеры компьютера и телефона в розетки. В охранном бизнесе множество важных правил. У Эйба их был целый свод, и одним из первых в списке значилось: «Никогда не упускайте шанса подзарядить батареи и воспользоваться ванной».
  
  Покончив с первой, я перешел ко второй части. Зашел в спальню и помыл лицо и руки под такой горячей водой, какую только мог вытерпеть, рассмотрев заодно все синяки и царапины, полученные при охоте на Лавинга. Ничего серьезного, а вот спина у меня болела адски после полного приключений бегства на «юконе» из «Хиллсайд Инн».
  
  Потом я сделал обход дома, проверяя датчики, работу компьютерной системы и оборудования связи. При этом у меня возникло ощущение, что я по меньшей мере инженер.
  
  Обеспечение безопасности людей — профессия, требующая непрерывного обучения. Иначе нельзя. Твои противники знакомы со всеми техническими новинками, и у них, похоже, нет бюджетных ограничений, чтобы отказывать себе в их непрерывном приобретении. И хотя, как любитель обычных настольных игр, я не в восторге от компьютерных технологий, но все же стараюсь, чтобы у нас тоже были самые современные устройства: детекторы взрывчатки размером с компьютерную «мышь», на которую они, кстати, и похожи, сверхчувствительные углеводородные устройства для обнаружения неметаллического оружия, звуковые датчики, реагирующие на звук взводимого затвора или поворот барабана револьвера, микрофоны, позволяющие по вибрациям восстановить содержание разговора за стеной, подавители сигнала мобильной связи, передатчики для джи-пи-эс, способные ложными сигналами сбить с пути неприятельскую машину.
  
  Сам я постоянно ношу в нагрудном или боковом кармане видеокамеру, замаскированную под простую авторучку. Встроенный в нее компьютер по специальным алгоритмам может предупредить меня, что манеры человека, с которым я сближаюсь, выдают его агрессивные намерения. Кроме того, с ее помощью я записываю лица людей в общественных местах, когда следую через них с клиентами, чтобы потом проверить, не появлялся ли какой-нибудь персонаж, замеченный в одном районе, на записи, сделанной в другом.
  
  Вторая, с виду точно такая же, «авторучка» представляет собой беспроводной детектор подслушивающих устройств.
  
  Был в нашем распоряжении и так называемый «почтовый ящик» — коробка размером тридцать на тридцать сантиметров, которая при взрыве срабатывала подобно подушке безопасности, мгновенно выбрасывая наружу и вверх сетку из металла и кевлара — похожую на рыцарскую кольчугу, — она перехватывала большую часть осколков и смягчала ударную волну.
  
  Иногда эта сложная техника выручала, иногда — нет. Но она необходима, если ты хочешь любой ценой получить преимущество над противником, говаривал Эйб Фэллоу. Это преимущество бывало микроскопическим, но часто и его оказывалось достаточно.
  
  Я вернулся к своему компьютеру и открыл несколько электронных писем, присланных мне Дюбойс. Начав отправлять ей ответы, я почувствовал рядом чье-то присутствие. Подняв взгляд от дисплея, я увидел в кухне Кесслеров. Было слышно, как открываются створки шкафов, потом дверца холодильника. В доме есть бар, который разделяет кухню и столовую, но там можно найти только безалкогольные напитки. Зато в кухне смотрители наших явочных квартир, как правило, держат немного вина и пива. И хотя мы сами, разумеется, на службе к алкоголю не притрагивались, рекомендовалось, чтобы подопечные имели все необходимое. Важнее всего при этом было давать им как можно меньше поводов для жалоб.
  
  Райан дохромал до бара и налил колы в бокал, где уже плескалось изрядное количество другой янтарной жидкости. Джоанн выбрала «Сьерра Мист».
  
  — Хочешь добавить в него чего-нибудь покрепче? — спросил ее муж.
  
  Но она покачала головой.
  
  — Как тебе угодно. — Он пожал плечами.
  
  Затем Райан заглянул в мою комнатушку, заметил, что я наблюдаю за ними, развернулся и ушел в спальню.
  
  Я снова сосредоточил внимание на компьютере, просматривая только что расшифрованные файлы, присланные Дюбойс.
  
  Это были ответы на запросы, сделанные мною ранее. Кроме того, она сообщала, что вскоре будет располагать более детальной информацией по двум самым важным делам, которые вел Райан. Кое-какую работу мне предстояло проделать самостоятельно. Я подсоединился к безопасной поисковой системе, которой мы обычно пользуемся. В ней все запросы проходят через сеть промежуточных серверов в Азии.
  
  Информация появилась передо мной на экране почти мгновенно. Я не запрашивал ничего секретного, а лишь провел поиск по общедоступным сайтам средств массовой информации. За следующие полчаса я просмотрел сотни страниц, в основном информационных сообщений и редакционных комментариев. В результате передо мною возник потрет субъекта изысканий.
  
  Лайонел Стивенсон уже второй срок представлял в сенате штат Огайо. Республиканец. До этого избирался в конгресс, а до начала политической карьеры работал прокурором в Кливленде. Благодаря умеренности своих взглядов заслужил уважение как сторонников, так и противников своей партии и был на хорошем счету у Белого дома. Четыре года заседал в комитете по юриспруденции, и вот теперь — по разведке. В последнее время ему удалось сколотить коалицию с необходимым числом голосов для выдвижения на пост верховного судьи США. Один из политиков так оценил приложенные для этого Стивенсоном усилия: «Нелегкая это работенка — собирать сторонников в единый лагерь, потому что в наши дни в Вашингтоне все друг друга ненавидят».
  
  «Сейчас в конгрессе слишком много истериков. Их вообще-то везде стало слишком много».
  
  Он одинаково охотно посещал государственные больницы для ветеранов или встречался с чернокожими школьниками в Огайо и в округе Колумбия. В Вашингтоне вращался в светских кругах и был не раз замечен в обществе молоденьких девушек, но в отличие от некоторых его коллег проблем с этим не имел, потому что не был женат. Все поддерживавшие его политические организации, лоббисты и общественные фонды никогда не вступали в конфликты с законодательством. Стивенсона считали одной из «икон» в движении, которое уже окрестили Новыми республиканцами. Своей разумной позицией и умеренностью оно переманило на свою сторону часть демократов и независимых конгрессменов и, как ожидалось, должно было одержать впечатляющую победу на предстоящих выборах как в отдельных штатах, так и на федеральном уровне в целом.
  
  Но пожалуй, самым интересным из того, что я прочитал о Стивенсоне, были цитаты из его собственного выступления перед студентами общественного колледжа в северной Виргинии несколько месяцев назад. Во многих отношениях горячий сторонник поддержания в стране закона и порядка, Стивенсон тем не менее заявил: «Государство не должно ставить себя над законом. Не должно ставить себя над людьми. Оно призвано служить народу, всегда действуя в рамках законодательства. Между тем кое-кто в Вашингтоне, как, вероятно, в каждом из штатов, считает, что правила можно нарушать во имя общественной безопасности и достижения некоего высшего блага. Но знайте: нет блага выше, чем торжество закона в стране. И те политики, работники судебной системы и полиции, которые забывают заветы отцов-основателей нашей нации, ничем не лучше грабителей банков или убийц».
  
  Репортер, освещавший эту встречу, написал, что аудитория, состоявшая сплошь из будущих избирателей, встретила это заявление восторженной овацией. Но, судя по другим публикациям, подобные взгляды стоили ему некоторого количества голосов республиканцев в своем штате, да и на Капитолийском холме он приобрел далеко не только друзей. Из чего я сделал вывод, что на предстоящих слушаниях по деятельности разведывательного сообщества он хотел не столько бороться за голоса, сколько отстаивать свою идеологию.
  
  Я продолжал вчитываться во все новые и новые сообщения, высвечивающиеся на экране, иногда делая пометки в блокноте.
  
  Честно говоря, я не слишком уверенно чувствовал себя в этом море информации и немного завидовал умению ориентироваться в нем Клэр Дюбойс. Однако этот поиск мне не хотелось перекладывать на ее плечи.
  
  Подняв глаза, я увидел Джоанн, стоявшую между кухней и гостиной, прислонившись к косяку двери. Ее хмурое, но довольно привлекательное лицо уже отчасти утратило выражение оцепенелой покорности судьбе. Я сохранил избранные страницы материалов в зашифрованном файле, а потом ввел защитный пароль, ограничивающий доступ к компьютеру посторонним.
  
  Потом я еще некоторое время смотрел на потемневший монитор, а перед моими глазами почему-то кружились образы шахматных фигур, когда я размышлял о том, что узнал о сенаторе Стивенсоне. Потом я поднялся и подошел к двери, кивнув Джоанн.
  
  Внутри этот наш явочный дом был на удивление уютным. Многие мои женщины-клиентки просто влюблялись в него. И даже некоторые мужчины. Как ни странно, но когда за тобой охотится преступник, инстинкт обустройства в милом сердцу гнездышке только растет, как надуваемый гелием воздушный шар в магазине «Холлмарк». Однажды, проснувшись утром, я обнаружил, что мои подопечные поменяли местами всю мебель по своему вкусу. А еще раз я испытал настоящий шок, узнав, что пара, находившаяся под моей охраной, решила немедленно поменяться шторами в спальнях, и они проделали эту операцию, стоя во весь рост перед ничем не прикрытыми окнами.
  
  Именно из-за комфорта я любил этот конспиративный дом больше других. Не собственного удобства ради, разумеется. Просто спокойствие клиентов делало и мою жизнь намного легче.
  
  Джоанн взялась за пульт от телевизора:
  
  — Можно включить?
  
  — Конечно.
  
  И она стала щелкать каналами, вероятно, желая выяснить, попали ли мы в сводки новостей. Мы, конечно же, в них попали, хотя никаких имен не называлось. «Вероятно, перестрелка была связана с группировками, принадлежавшими к организованной преступности» — так кратко охарактеризовал происшествие в «Хиллсайд Инн» ведущий выпуска. История была упомянута мельком, когда обсуждали шансы местной футбольной команды попасть в финал чемпионата, очередной взрыв бомбы, приведенной в действие фанатиком-самоубийцей в Иерусалиме, заявление кандидата в верховные судьи с призывом к демонстрантам у Капитолия воздерживаться от актов насилия, потому что там уже были зафиксированы случаи плевков друг в друга и метания пивных бутылок. Я же только мысленно поблагодарил их — ибо это они помогли мне благополучно добраться до места ловушки на Лавинга.
  
  Джоанн сидела, глядя на экран и сжимая в руке бокал с содовой. Потом двумя растопыренными пальцами убрала со лба прядь светлых и мягких волос. Через плечо у нее по-прежнему свисала сумка.
  
  Привычные вещи успокаивают…
  
  Но тут она неожиданно посмотрела на меня и сказала, словно продолжая разговор, который мы с нею начали уже давно:
  
  — Он очень расстроен. Это я о Райане. Очень. Он чувствует себя виноватым в том, что навлек на нас все это. А справляться с чувством вины ему никогда не удавалось. В таких случаях он начинает злиться. Только не воспринимайте это на свой счет.
  
  Вероятно, Джоанн имела в виду его вызывающие заявления о том, что он стреляет лучше всех нас, вместе взятых.
  
  Или намеки на то, что мы трусы, которые боятся конфронтации с Лавингом.
  
  — Я все понимаю. — И я на самом деле понимал его чувства.
  
  Он ведь так до конца и не пришел в себя после той перестрелки в магазине. И дело здесь не в ране, не в том, что он охромел, — с этим Райан в основном смирился. Тут, скорее, вопрос психологии. Как на него это повлияло. Ему пришлось заняться кабинетной работой. А он любил свою профессию патрульного. Этим и его отец занимался, только в Балтиморе. Когда Райана перевели в отдел борьбы с экономической преступностью, отец, как ему показалось, перестал уважать его.
  
  Я припомнил, что родители Райана уже умерли. Интересно, как складывались отношения между отцом и сыном ближе к концу? Мой отец умер молодым, и у меня навсегда остались сожаления о том, что я, слишком занятый, пропустил его день рождения, который оказался последним.
  
  Еще я, конечно, горевал, что из-за ранней смерти он не был на первом дне рождения моего сына.
  
  — Он, само собой, выполняет порученную работу, но не может отдаваться ей всем сердцем, — продолжала Джоанн. — А теперь они все чаще заставляют его заниматься чисто организационными делами.
  
  Она сделала паузу.
  
  — На службе знают, что он стал выпивать. Райан думает, что ему удается это скрывать. Но нет. Такое не спрячешь.
  
  Я невольно подумал, как тяжело было бы для меня самого остаться без моей нынешней работы — не играть больше в смертельные игры с людьми, подобными Генри Лавингу, не спасать жизни своих подопечных.
  
  Но я, понятное дело, не мог обсуждать эту тему с Джоанн. Мне всегда приходится быть крайне осторожным в том, что я сообщаю о себе людям, которых охраняю. Это правило профессии. Они могли случайно что-нибудь выболтать о тебе, если бы попались в руки «дознавателю», или даже в беседе с журналистами. Но есть и другая причина. Пути «пастуха» и его клиента неизбежно и быстро разойдутся. Это так же неотвратимо, как смена времен года. А потому не нужно, чтобы возникали какие-то связующие нити, которые будет трудно рвать с эмоциональной точки зрения. Именно поэтому Эйб Фэллоу всегда учил нас думать об этих людях только как о клиентах, не более того.
  
  «Они должны оставаться для тебя безликими, Корт. В нашем деле нет места третьему измерению. Ты и сам должен быть для них фигуркой, вырезанной из картона. И точно так же тебе следует смотреть на них. Тебе нужно знать о них минимум, необходимый, чтобы сохранить им жизни. Не привыкай называть их фамильярно по именам, не рассматривай фотографии их детишек, не спрашивай, как они себя чувствуют, если только вы не побывали в перестрелке и тебе нужно выяснить, вызывать ли „скорую“».
  
  Однако по иронии судьбы клиенты обожали беседовать со своими «пастухами». О, как же им хотелось всем с тобой поделиться! Отчасти это угроза гибели делала их такими разговорчивыми. Иной раз их откровенность граничила с исповедью. В своей жизни они что-то сделали не так — а с кем этого не случается, скажите? — и, разговаривая, стремились избавиться от чувства вины. Конечно, важно было и то, что я не представлял для них угрозы. В их жизни я входил на двенадцать часов, на пару дней, на несколько недель в самых крайних случаях. Они знали, что под конец я исчезну, не имея никакой возможности выдать их секреты друзьям или близким.
  
  И я их выслушивал, порой поддакивая, но никогда не поощрял к откровенности и не выносил никаких суждений. Частично это было, конечно же, оправдано и тактически: чем больше они мне доверяли и чувствовали зависимость от меня, тем охотнее выполняли мои указания — быстро и без лишних вопросов.
  
  Джоанн посмотрела на мой компьютер, хотя я развернул дисплей так, чтобы она не могла его видеть.
  
  — Какое из дел Райана всему причиной, как вы думаете?
  
  — Моя помощница сейчас пытается разобраться в этом.
  
  — В десять вечера в субботу?
  
  Я кивнул.
  
  — Райан мало рассказывает мне о своей работе. Если подумать, то должно быть вполне очевидно кто… Как вы таких называете? «Заказчик»?
  
  — Верно, именно так. Вы имеете в виду, что на кону должно стоять достаточно много, чтобы использовать такого человека, как Генри Лавинг?
  
  — Да.
  
  — Вы, конечно, правы. Но порой догадаться невозможно. Я получал немало заданий, когда личность заказчика оказывалась сюрпризом для всех.
  
  Появилась Мари, налила себе бокал красного вина и присоединилась к нам.
  
  — Как вам ваша комната? — спросил я.
  
  — Очень в стиле Марты Стюарт.[13] Спасибо, мистер гид. Много старых картин с лошадьми. Там целые тонны лошадей. И все на худосочных ножках. Толстые лошади на тощих ногах. Неужели в те времена эти животные так и выглядели? Если так, то они должны были часто падать.
  
  Джоанн это позабавило.
  
  — Как мне войти в Интернет? — спросила затем Мари. — Надо проверить почту.
  
  — Боюсь, это невозможно.
  
  — Ох, давайте обойдемся без этих шпионских штучек. Пожалуйста! Мне нужно вас умолять? — Она произнесла это с кокетством старшеклассницы, капризно выпятив нижнюю губу.
  
  — Мне очень жаль, но нет.
  
  — Почему же?
  
  — Мы должны исходить из того, что Лавинг уже нашел ваш почтовый ящик. Если вы будете читать сообщения или посылать ответы, ему не составит труда определить район, где вы находитесь.
  
  — Скажите, Корт, когда вы переходите улицу, вы, наверное, смотрите не в две, а во все четыре стороны?
  
  — Мари, перестань, — шикнула сестра.
  
  — Ну пожалуйста…
  
  — Это элементарная предосторожность, — сказал я, но потом невольно купился на серьезное выражение ее лица и озабоченное покачивание головой. — Что у вас такого важного?
  
  — Если я не смогу вызвать сюда своего массажиста, кто-то должен будет сделать мне массаж вместо него… Скажите, мистер гид, а в ваши профессиональные обязанности это, случайно, не входит? — Вероятно, я уставился на нее в полном изумлении, потому что она добавила: — Вижу, с чувством юмора у вас тоже беда.
  
  — Мари! — вмешалась Джоанн теперь уже сердито. — Оставь человека в покое.
  
  — Но у меня на самом деле все серьезно, — снова обратилась ко мне Мари. — Мне совершенно необходимо отправить несколько писем с фотографиями для выставки в одной из галерей.
  
  — Если это действительно так важно, я могу зашифровать ваши письма и образы, отправить в наш центр связи, а оттуда их перешлют по назначению через подставные серверы в Азии и Европе.
  
  — Так вот, значит, как вы шутите?
  
  — Это не шутка.
  
  — Выходит, какие-то чужие люди прочтут, что я напишу?
  
  — Да. Трое или четверо. Но первым их должен буду прочитать я.
  
  — Тогда извините, но я предпочту нечто более интересное… Например, отправиться спать. — С недовольным видом Мари удалилась по коридору.
  
  Джоанн посмотрела вслед сестре, которая шла, покачивая стройными бедрами под тонкой тканью юбки, словно все еще пыталась соблазнить кого-то.
  
  — Что она принимает? — спросил я.
  
  — Велбутрин, — ответила сестра после некоторого замешательства.
  
  — Что-нибудь еще?
  
  — Ативан. Одну-две таблетки.
  
  — И все?
  
  — Больше ей ничего не прописано. У Мари никогда не было своей медицинской страховки, поэтому за все ее лекарства плачу я. Но… как вы догадались?
  
  — По манере разговаривать и кое-каким особенностям поведения, — ответил я. — Кроме того, мне известно, что она лежала в лечебницах. Дважды. Ведь так?
  
  Джоанн грустно улыбнулась:
  
  — Так вы и об этом знаете?
  
  — Моя помощница собрала всю информацию, которая могла оказаться важной. Она ведь пыталась покончить с собой? Так сказано в полученном мной донесении.
  
  Джоанн кивнула:
  
  — По словам врача, с ее стороны это был скорее демонстративный жест, чем реальная попытка наложить на себя руки. Ее тогда бросил жених. Впрочем, какой там жених! Они встречались месяцев шесть, а Мари начала настаивать, что им нужно жить вместе, мечтала забеременеть от него. Вам такие истории знакомы, полагаю.
  
  Ее голос затих, и она оглядела меня, словно вдруг задавшись вопросом, а знакомы ли мне такие жизненные коллизии. Вероятно, Райан сказал ей, что я холостяк и детей у меня нет.
  
  — Записка, небольшая передозировка, — продолжала Джоанн затем. — Второй раз та же ситуация, только немного хуже. И снова из-за мужчины. Остается только жалеть, что она не хочет вложить столько же пыла в лечение, сколько вкладывает в отношения с любовниками.
  
  Я посмотрел в глубину коридора и спросил, похлопав себя по руке:
  
  — Это сделал Эндрю?
  
  Джоанн удивленно вскинула брови.
  
  — Вы хорошо разбираетесь… — Но потом только помотала головой. — Если честно, я не знаю. Ему уже случалось избивать ее. Однажды она угодила после этого в больницу, но уверяла, что все произошло случайно. Мари для него — бессловесная жертва, и он этим пользуется. Знает, что в крайнем случае она всегда возьмет вину на себя. Вот и в этот раз придумала вполне убедительную историю, как некий тип случайно сбил ее с ног. Но я уж не знаю, можно ли ей верить.
  
  — А переадресация почты? Она порвала с Эндрю и перебралась жить к вам?
  
  Джоанн поймала свое отражение в старинном, потемневшем от времени зеркале и отвела взгляд.
  
  — Да, так и получилось. Эндрю живет полнокровной жизнью. Он талантлив, хорош собой и считает мою сестру тоже талантливой. По крайней мере не устает твердить ей об этом. Однако он к тому же ревнив и деспотичен. Убедил Мари уйти с постоянной работы и съехаться с ним. Но продержались они всего пару месяцев. Эндрю непрестанно злился на нее, а когда она оставила его, совсем слетел с катушек. Слава Богу, что мы живем неподалеку и у нее нашлось пристанище хотя бы на время.
  
  Мари было ее настоящим именем, она официально не меняла его. Как выяснила Дюбойс, еще в подростковом возрасте она несколько раз сбегала из дома, ее задерживала полиция за хранение наркотиков и мелкие кражи из магазинов, но по малолетству уголовные дела не возбуждались. Складывалось впечатление, что во все эти авантюры ее втягивали парни с единственной целью — подставить как единственную виновницу.
  
  Впрочем, эти детали никак сейчас не влияли на мою работу и не были даже важны для нынешнего разговора с Джоанн. И потому я предпочел не говорить об этом.
  
  — Значит, вы изучали наше прошлое? — спросила она.
  
  — Да, насколько это было необходимо.
  
  Помолчав с минуту, Джоанн, еще менее склонная шутить, чем я, спросила меня с застенчивой улыбкой:
  
  — И что же вам удалось выяснить про меня?
  
  Я не сразу нашелся что ей ответить. Биография, выданная мне Дюбойс, была историей ничем не примечательной жизни. Она всегда и ко всему подходила с чувством ответственности: к учебе в школе и колледже, работе статистика, обустройству своего дома. Член родительского комитета в школе, где училась Аманда. Даже те эпизоды, которые в положительном или отрицательном смысле выбивались из четырех десятилетий заурядного существования, не могли считаться чем-то необычайным, как, к примеру, многодневный поход, совершенный по Европе после окончания средней школы — вероятно, самое яркое воспоминание ее юношеских лет, — или серьезная авария, в которую она попала несколько лет назад.
  
  — Я выяснил, что вы тот человек, о котором мне не приходится постоянно тревожиться.
  
  Улыбка пропала. Джоанн пристально посмотрела мне в глаза.
  
  — Из вас получился бы хороший политик, Корт. Спокойной ночи!
  20
  
  В одиннадцать часов вечера, осмотрев еще раз дом изнутри, я вышел наружу и пристроился поверх мягкой кучи опавшей листвы. Потом начал изучать округу в монокуляр ночного видения «Ксеноник супервижн 100». Эти штуки стоят бешеных денег, но они лучшие в своем классе. Мы позволили себе приобрести только три таких прибора, и сегодня утром мне повезло: я выписал для себя последний из оставшихся на нашем складе.
  
  Обычно это входит в обязанности «двойника», но я считал, что и мы, «пастухи», не должны чураться простой работы. Часть философии Эйба, разумеется, и та самая ее часть, которая, можно сказать, и привела его к гибели.
  
  Всматриваясь, я старался заметить любое отклонение от нормальной картины. Мои плечи болели, словно связанные узлом. И дышал я тяжеловато. Прибегая к обычному своему средству, стал мысленно повторять: камень, ножницы, бумага… камень, ножницы, бумага…
  
  Убаюканный плавным скольжением по земле теней облаков в свете луны, я начал постепенно расслабляться. Через сорок минут, когда мои пальцы слегка свело от тяжести прибора, а в мышцы рук стал проникать холод, я вернулся в дом.
  
  В своей спальне я отстегнул кобуру фирмы «Ройал гард», достал из спортивной сумки флакон со специальным гелем и стал медленно втирать небольшое его количество в натуральную кожу, теперь уже потемневшую, как любимая бейсбольная перчатка. Гладкая сторона кобуры должна соприкасаться с моим телом, грубая — всегда быть обращена наружу. На самом деле уход ей сейчас не требовался, но это занятие всегда меня успокаивало.
  
  Покончив с ним, я принял душ и завалился на бугристый матрац старой кровати, не забыв задернуть шторы, хотя шансы на то, что из-за стволов благородных дубов, растущих перед окном, вдруг появится убийца, были, прямо скажем, равны нулю.
  
  При этом само окно я чуть приоткрыл и слышал шелест крон деревьев и гораздо менее отчетливый шум воды в бурной реке, протекавшей метрах в восьмистах отсюда.
  
  Я, должно быть, счастливчик, потому что могу спать практически где угодно и засыпать как по команде. Насколько мне известно, для людей моей профессии это большая редкость. И что уж совсем неудивительно, бессонницей страдало большинство моих клиентов. Я же знал, что скоро сон сморит меня, а пока так приятно было лежать на постели, пусть и полностью одетым (я скинул только башмаки), и смотреть в потолок. При этом я размышлял о том, кому изначально принадлежал этот дом.
  
  Его построили примерно в 1850 году. Вероятно, дом был фермерским, а на окрестных полях выращивали овес, кукурузу, ячмень — основные продукты питания, а не декоративные культуры, которые то и дело видишь сейчас. Мне представилось, как работящая семья тех времен собирается за ужином с аругулой и салатом из шпината.
  
  Сейчас на участке насчитывалось с десяток тысяч деревьев, но я видел старые фотографии и представлял себе окрестные пейзажи совершенно другими. Большая часть территорий, занятых сейчас лесами северной Виргинии, во времена Гражданской войны была занята сельскохозяйственными угодьями.
  
  Уже на ранней стадии Грейт-Фоллз попал под власть юнионистов. Крупных сражений в этих краях никогда не происходило, хотя однажды в том месте, где сейчас шоссе номер 7 переходит в платную автостраду на Джорджтаун, сошлись почти четыре тысячи солдат с обеих сторон, чьи общие потери составили пятьдесят человек убитыми и около двухсот ранеными. В историю это вошло как победа юнионистов, хотя конфедераты, вероятно, не видели смысла проливать кровь за земли, где они не пользовались поддержкой населения, и попросту ретировались.
  
  Вообще же симпатии жителей Грейт-Фоллз тогда разделились так резко, как нигде больше в Виргинском Содружестве. Сторонники юнионистов и те, кто был за конфедератов, часто жили в тесном соседстве. Поэтому фраза «и встал брат против брата» здесь не звучала пустым клише.
  
  Я знал все это, потому что среди прочих предметов специализировался в свое время на истории, хотя немалый объем информации о международных отношениях и исторических конфликтах почерпнул из тех же настольных игр. Мне нравятся игры, основанные на великих битвах прошлого. Почти все они производятся в США. Европейцы предпочитают экономические и социально направленные игры, а в Азии популярны абстракции. Но американцам по душе сражения. У меня в коллекции есть, например, «Арденны, 1944», «Геттисберг», «Высадка союзников в Европе», «Битва за Британию», «Осада Сталинграда», «Рим».
  
  Кое-кто из тех, кого я встречал в игровых клубах, считают, что переигрывать заново исторические битвы — значит проявлять неуважение к павшим. Я же полагал, что, напротив, мы делаем этим людям честь, вспоминая о них и их заслугах, в каком бы контексте это ни происходило.
  
  Кроме того, не буду отрицать, что в переписывании истории есть нечто весьма притягательное. Я, например, однажды в пух и в прах разгромил японцев при Перл-Харборе. В моем мире, таким образом, отпала необходимость во всей нашей Тихоокеанской кампании.
  
  Потом мои мысли вновь вернулись к той семье, что жила в этом доме, когда его только построили. Как нетрудно предположить, это был целый клан — иметь много детей тогда считалось обязательным. В семи спальнях легко могли расположиться представители сразу нескольких поколений.
  
  Я всегда считал, что в настоящей семье стар и млад должны жить вместе.
  
  При этом в голове невольно возник образ из прошлого: Пегги, ее мать и отец.
  
  Я понял, что внешностью и своими причудами Мари напоминает мне Пегги. Хотя в личности Мари больше темных сторон, раздражительности и неуравновешенности.
  
  «Мистер гид…»
  
  Помню, однажды Пегги назвала меня «дрянным мальчишкой». Это произошло, когда в «Макдональдсе» нам по ошибке дали большую порцию картошки, которую мы не заказывали, и я предложил сбежать не расплатившись.
  
  Снова непрошенные воспоминания.
  
  Я вытянулся на кровати, ощущая боль в лодыжках и суставах после погони за Лавингом и в спине после бегства на джипе из мотеля. Пришлось заставить себя сыграть в уме несколько раундов китайской игры вей-чи против воображаемого соперника, к чему я иногда прибегаю, чтобы отогнать неприятные мысли.
  
  Потом я решил наконец, что пора спать. Повернулся на бок. И через две минуты отключился.
  Воскресенье
  
   Игроки не всегда делают свои ходы, двигая армии строго поочередно. Карточка из специальной колоды определяет, чей ход следующий и какое именно подразделение может вступить в битву. Поэтому, пока верхняя карта из колоды не перевернута картинкой вверх, никто из участников не знает, кто будет ходить. Это придает игре дополнительную интригу.
  
   Из инструкции к настольной игре «Полководцы»
  
  21
  
  Не делать ничего.
  
  Для нас, «пастухов», невелика проблема. Мы привыкли. В этом смысле мы похожи на пилотов пассажирских авиалиний, которые 99 процентов времени проводят на земле. Мы не ждем ничего другого и, хотя отлично подготовлены к редким мгновениям, когда нужно действовать, чтобы избежать проблем, все же прекрасно понимаем: большая часть нашей работы заключается в пассивном ожидании. По крайней мере так должно быть при нормальных обстоятельствах.
  
  Но вот для наших подопечных время, которое они невольно проводят на явочных квартирах, зачастую превращается в кошмар. Они выдернуты из своих привычных активных будней и вынуждены час за часом томиться, пусть даже в очень уютных домах, без возможности работать, хлопотать по хозяйству или видеться с друзьями. Телефонные разговоры ограничены, никакой электронной почты… Даже телевидение только усугубляет ситуацию, напоминая им о существовании большого внешнего мира, от которого они сейчас отрезаны в этой «тюрьме» и которого могут больше не увидеть вообще. И все эти шоу — что комедии, что драмы — выглядят как издевательство над реальной трагедией, переживаемой ими лично.
  
  Делать совершенно нечего.
  
  Зачастую это вынуждает наших клиентов искать забвения во сне. Нет никакой необходимости просыпаться слишком рано.
  
  В половине десятого утра в воскресенье я сидел за рабочим столом в своем «кабинете», возобновив дежурство уже в пять часов, когда до меня донесся стук двери и скрип половиц. Потом послышались голоса Райана и Джоанн, разговаривавших с Лайлом Ахмадом, который объяснял им, как приготовить кофе и завтрак.
  
  Отправив еще несколько электронных писем, я встал из-за стола и потянулся.
  
  Ночь прошла мирно. Новый «наблюдатель» из Западной Виргинии, сменивший прежнего, обладал более низким голосом, но точно таким же акцентом. Он информировал меня, что, по данным мониторинга, волноваться не о чем. Около полуночи мимо проехала машина, но она следовала логичным маршрутом для одного из местных жителей, возвращавшегося после ужина в Тайсонсе или в Вашингтоне. В любом случае, приборы показали, что скорости водитель не снижал, а, по нашим приметам, это исключало его из числа вероятных угроз.
  
  Я присоединился в кухне к Кесслерам, и мы обменялись приветствиями.
  
  — Как спалось? — поинтересовался я.
  
  — Довольно хорошо, спасибо, — ответил Райан, хотя взгляд его был мутен, а двигался он неуверенно не только из-за хромоты, но и скорее всего страдая похмельем. На нем были рубашка фирмы «Изод» пурпурного цвета и джинсы на ремне, через пряжку которого свешивался живот. Со своим оружием он не расставался. Джоанн тоже надела джинсы и черную футболку под цветастую прозрачную блузку. В круглое складное зеркальце она осмотрела свои губы и подправила помаду — никакой другой косметикой Джоанн не пользовалась.
  
  Райан сообщил, что уже успел как следует пообщаться с Амандой и у них с Картером все в полном порядке. Вчера девочка с удовольствием отправилась на рыбалку, а вечером они ужинали у соседей, поджаривая улов на углях.
  
  Нынешним утром я тоже связался с Биллом Картером, о чем сказал теперь Кесслерам.
  
  — Он говорит, что не заметил ничего подозрительного. Вот только ваша дочка по-прежнему волнуется, что завтра пропустит занятия в школе, игру и свою внеклассную работу.
  
  — Это ее «горячая линия» для неуспевающих, — напомнил Райан. — Она там практически справляется в одиночку.
  
  Я многое теперь знал об Аманде и потому не удивился.
  
  — Будем надеяться, что ничего пропускать ей не придется, — заметила Джоанн.
  
  Было лишь только сравнительно раннее воскресное утро. Если бы нам удалось сегодня выйти на след Лавинга и его заказчика, жизнь Кесслеров вернулась бы к подобию нормальной уже к вечеру.
  
  — Чем нам заняться сегодня? — спросил Райан, выглядывая в окно. В гараже я заметил клюшки для гольфа и подумал, что он был бы не против провести начинавшийся теплый денек, гоняя шары.
  
  — Просто расслабьтесь и отдыхайте, — ответил я. При этом мне припомнилось замечание Клэр Дюбойс, сделанное, когда мы с ней однажды летели вместе во Флориду на встречу с клиентом:
  
  — Чего ради пилоты все время твердят нам: а теперь приведите спинки кресел в удобное для вас положение и наслаждайтесь полетом? Что нам остается еще делать? Стойку на руках в проходе? Или, быть может, есть вариант открыть окошко и покормить птичек?
  
  У Кесслеров тоже возможностей было немного. Я знал, что им не понравятся мои распоряжения, но строго наказал не покидать пределов дома.
  
  — Значит, торчать все время в четырех стенах, — пробормотал Райан, глядя сквозь щель в шторах на яркий солнечный луч, игравший на уже начавших желтеть листьях деревьев. Потом он вздохнул и начал намазывать масло ножом на ломтик английского кекса.
  
  Ничего не делать…
  
  Зазвонил мой телефон. Я взглянул на определитель номера, извинился и вышел из кухни.
  
  В своем закутке я принял звонок.
  
  — Слушаю тебя, Клэр.
  
  — Есть кое-какая новая информация.
  
  — Рассказывай.
  
  Ее молодой голос звучал с обычной для нее заинтересованностью во всем, чем бы она ни занималась:
  
  — Я по поводу электронных датчиков, снятых с вашей машины у склада, помните? Забавно получается. Они произведены компанией «Мэнсфилд индастриз». У маленького сенсора радиус действия шестьсот метров, у того, что побольше, — километр. Для кого-то это, может, и звучит впечатляюще, но на самом деле это очень старые модели. Новые модификации, как те, которыми сейчас пользуемся мы сами, действуют через спутник, и ты можешь отслеживать их перемещения, не выходя из кабинета. А вам прилепили дешевку. Такие остались теперь только у полицейских.
  
  Это действительно становилось интересно.
  
  — И марки датчиков…
  
  — …Те же, что применяют управления полиции штатов.
  
  Одним словом — начальство Кесслера.
  
  — Серийные номера сохранились?
  
  — Увы, нет, — ответила она. — Так что определить точно, откуда их взяли, невозможно.
  
  — А отпечатки пальцев или другая информация?
  
  — Ничего.
  
  Поневоле призадумаешься. У тебя клиент — офицер полиции, а аппаратура, которую против тебя используют, вполне возможно, взята из управления, где он служит.
  
  Еще один фрагмент разрозненной пока мозаики.
  
  — А что с Грэмом? — спросил я, вспомнив о работнике министерства обороны, у которого украли чековую книжку, а он потом написал заявление о прекращении дела.
  
  Голос Клэр потускнел, когда она начала:
  
  — Так. Теперь об этом…
  
  Звучало не слишком обнадеживающе, и я спросил:
  
  — Что такое?
  
  — Думаю, здесь мне понадобится помощь.
  
  — Почему?
  
  — Есть проблемка.
  
  Не люблю подобного словоупотребления. Но она продолжала:
  
  — Я проводила обычное расследование и добилась кое-какого прогресса. Но потом обнаружила, что начальнику следственного отдела…
  
  — Льюису?
  
  — Да. Ему позвонил некто «наделенный властью». Это цитата, потому что сама я не очень понимаю, что это выражение означает. В кино я сочла бы, что речь идет об отрицательном герое или просто мерзавце. Так вот эта властная персона настоятельно просила Льюиса закрыть дело.
  
  — Кто-то из Пентагона?
  
  — Это мне неизвестно. Но потом я занялась простыми подсчетами. Грэм зарабатывает девяносто две тысячи в год. Его жена — пятьдесят три. Им приходится выплачивать с процентами банковскую ссуду в шестьсот тысяч долларов, полученную на дом, плюс содержать в колледжах двух дочерей. И это не считая расходов на сына, которого зовут Стюарт. Девочки учатся в престижных частных интернатах, которые обходятся семье в шестьдесят тысяч ежегодно. Зато там отличные комнаты для проживания и первоклассное питание, не в обиду будет сказано общественным школам.
  
  — Все это сводится к тому, — подытожил я по размышлении, — что украденные сорок тысяч долларов для финансов этой семьи значительно более сильный удар, чем мы предполагали.
  
  — Это просто нокаут. Я сужу по тем временам, когда сама училась в «Дьюке». Мои старики экономили на всем, чтобы оплатить мое образование. Для них такая потеря означала бы катастрофу. Как же, их дочери суждено стать какой-нибудь простой официанткой!
  
  — И это вся проблема?
  
  Проблемка…
  
  — Вообще-то не совсем. — Она замялась.
  
  — Клэр, не тяни, говори, что случилось.
  
  Моя протеже Дюбойс обладала причудливым сочетанием качеств — быстрым умом, способностью подмечать необычные детали и выносить странные суждения. Но вместе с тем она почти в той же степени, что и я, была игроком и не любила признавать поражение, особенно если к нему привела ее собственная ошибка. А я уже чувствовал, что именно это и произошло.
  
  — Понимаете, мне пришла в голову одна идея. Раз Грэм имеет допуск к секретным материалам, то обязан проходить проверки на детекторе лжи.
  
  Верно, все государственные служащие, кому доверяют информацию только для служебного пользования, должны регулярно проходить такие проверки. Некоторые организации делают это самостоятельно, но министерство обороны прибегало к услугам специалистов ФБР.
  
  — Ну я и позвонила приятелю в Бюро, чтобы навести справки. Грэму по графику полагалась проверка на прошлой неделе, но он заявил, что в тот день не пойдет на работу. Пожаловался на простуду. Проверки на детекторе вообще не проводят, если человек принимает лекарства. И ему перенесли ее на следующий месяц.
  
  — Тогда ты проверила явку сотрудников по базе данных Пентагона?
  
  — Точно! Грэм не остался в тот день дома. Он был на работе, и никто не заметил никаких признаков недомогания. Так что он попросту солгал.
  
  — Ты искала в правильном направлении. И что было дальше?
  
  — На меня кто-то «настучал», и Грэм обо всем узнал, выяснил даже мое имя и позвонил. Зол был страшно.
  
  Не блестящий вариант, трудно не согласиться. Грэму лучше было бы ничего не знать о нашем расследовании. Однако я по-прежнему не понимал, из-за чего так расстроилась Дюбойс. Пока она сама не объяснила мне это:
  
  — Я решила, что если уж меня все равно раскрыли, то не повредит допросить его и послушать, как он объяснит, что отозвал свое заявление в полицию. И тут он… Как бы это сказать помягче? Полез в бутылку, что ли. Заговорил со мной в оскорбительном тоне. Назвал меня дамочкой, а я этого терпеть не могу.
  
  Вот уж в чем я ни секунды не сомневался.
  
  — И он использовал нецензурное выражение, когда заявил, куда я должна засунуть свой ордер.
  
  — Ордер? Постой, о каком ордере речь?
  
  — Вот в том-то и проблема. Меня занесло, и я пригрозила ему арестом.
  
  — За что? — Я не представлял, под каким предлогом Грэм мог подвергнуться задержанию.
  
  — Да я все выдумала. У меня крыша поехала от его хамского тона. Сказала ему, что если он не ответит на мои вопросы, то я отправлюсь к судье, получу ордер и проведу допрос в другой обстановке, где ему уже придется заговорить.
  
  Помолчав, я понял, что пора преподать ей урок.
  
  — Клэр, ты уже должна научиться видеть разницу между блефом и угрозой. Когда угрожаешь, нужно непременно иметь нечто, чтобы подкрепить угрозу. Когда же блефуешь, у тебя на самом деле ничего нет. Мы угрожаем, но никогда не блефуем.
  
  — Поняла.
  
  — Вот и хорошо. Где он сейчас?
  
  — Я отследила по мобильнику. Должен быть дома в Фэрфаксе. Но он не желает больше с нами разговаривать. И все по моей вине.
  
  «Дамочка…»
  
  — Значит, так. Встречаемся в вестибюле отеля «Хайатт» в Тайсонсе. Через полчаса.
  
  — О’кей.
  
  Закончив разговор, я нашел Райана Кесслера за столом в гостиной, где он рылся в своих документах, и рассказал ему о датчиках, которые партнер Лавинга пристроил на диск колеса моей машины.
  
  — Они из нашего управления? — изумился он.
  
  — Этого не удалось выяснить точно. Но они из тех же моделей, что закупает для своих нужд полиция округа.
  
  — Признаться, мы ими никогда не пользуемся, — сказал Райан. — Они хороши только в теории, а на практике для слежки почти не годятся. То сигнал прервется, то помехи возникнут. В основном мы запускаем их в мешки для перевозки наличности, если сумма крупная и есть опасность ее лишиться. А вообще-то такой датчик можно купить в любом магазине, торгующем охранным оборудованием.
  
  — В вашем управлении никто не мог отслеживать расследования по Грэму, Кларенсу Брауну или другим делам, как вы считаете?
  
  — Чтобы кто-нибудь из наших работал на Лавинга? Исключено. Мы так никогда не поступаем. Коп ни за что не навредит коллеге.
  
  Я не возразил, однако подумал: люди могут сделать что угодно и кому угодно — если верно нащупать их точку уязвимости.
  
  После этого я вернулся к своему компьютеру и, не желая, чтобы Райан знал о моем запросе, отправил новое электронное письмо Дюбойс, добавив еще один пункт к ее уже и так необъятному списку поручений. Она подтвердила, что письмо ею получено.
  
  Гарсия и Ахмад совершали очередной осмотр дома. Я сообщил им, что должен ненадолго отлучиться, чтобы продолжить расследование в отношении заказчика. Выйдя из дома, я отправился к отдельно стоящему гаражу и открыл ворота. Внутри находилась «хонда-аккорд», зарегистрированная на фиктивного жителя Арлингтона, штат Виргиния. Хотя Билли слегка усовершенствовал и эту машину, форсировав движок, поставив литую резину и немного брони, внешне она выглядела вполне заурядно. Я завел мотор и выехал за территорию конспиративного дома по аллее, похожей на туннель из ветвей, листья на которых сияли под солнцем.
  
  Но я пробыл в пути каких-нибудь десять минут, когда зазвонил телефон. Уэстерфилд. Конечно, я совершенно забыл, что обещал Арону держать прокурора в курсе событий.
  
  И потому ответил на вызов.
  
  Лучше бы я не делал этого.
  22
  
  — Корт, вы находитесь на громкой связи со мной и Крис Тизли.
  
  — Понял вас.
  
  — Я переговорил с генеральным прокурором, и он дал согласие на перемещение Кесслеров в надежные стены. А конкретно — в Хансеновский центр предварительного заключения.
  
  И все потому, что я не отвечал на его звонки? Мне показалось, что это перебор.
  
  — Вот как? Почему?
  
  Тут влезла Крис Тизли.
  
  — Послушайте, агент Корт… — начала она.
  
  — Офицер Корт, — поправил я. Мы — всего лишь офис, а не бюро или агентство. По крайней мере так мы называемся с тех пор, как конгресс выделил Эйбу средства на создание нашей организации.
  
  — Офицер Корт, — продолжила она, — я тут навела кое-какие справки о вашем прошлом.
  
  Голос выдавал, что она нервничает. В конце концов, я почти вдвое старше ее.
  
  Я сосредоточил внимание на дороге. И само собой, поглядывал, нет ли за мной «хвоста», что люди моей профессии делают автоматически и непрерывно. Даже когда отправляются в магазин за продуктами. Но сейчас я не ожидал преследователей и ничего не обнаружил.
  
  — Продолжайте.
  
  — Это обычная процедура в подобных случаях, — поспешно вставила она. Чтобы я не подумал, будто здесь присутствуют личные мотивы. — И мы не могли не обратить внимания на одну деталь. А именно на операцию, проведенную вами в Ньюпорте, штат Род-Айленд, два года назад.
  
  Ах, стало быть, вот к чему они решили прицепиться.
  
  — Здесь передо мной подробный отчет о расследовании того дела.
  
  Она делала паузы, словно позволяя мне подтвердить или опровергнуть информацию. Но я молчал.
  
  — Тогда вы сами и еще двое сотрудников вашей организации должны были охранять свидетелей от того же преступника, с которым мы имеем дело сейчас, — от Генри Лавинга.
  
  Она снова примолкла. Я даже подумал, что Уэстерфилд устраивает ей тест, подобный тем проверкам, которым я иногда подвергаю Дюбойс, Ахмада и других своих учеников. Легко вести расследование, сидя за письменным столом. Гораздо труднее лично предъявить объекту собранные против него факты. Это как прицелиться в человека и нажать на спусковой крючок.
  
  Очевидно, Тизли слишком тянула с выстрелом, потому что слово снова взял ее босс:
  
  — Наверное, Корт, будет лучше, если это прочитаю вам я. Итак: «Выдвигалось предположение, что агент Корт…»
  
  Отдел внутренних расследований министерства юстиции тоже переврал название моей должности. Все-таки немногие знали, что такое на самом деле наша фирма.
  
  — «…при защите свидетелей Ковальски имел собственные особые интересы, чем подверг опасности жизни двоих доверенных его попечению людей. Хотя шестеро экспертов-профессионалов в области личной охраны, представлявшие три правительственные организации, утверждали, что стандартной процедурой в такой ситуации было бы скрытное содержание свидетелей в специальном помещении федеральной тюрьмы в Провиденсе, штат Род-Айленд, агент Корт не согласился с ними и поместил свидетелей сначала в мотель, а потом в конспиративный дом на окраине Ньюпорта, штат Род-Айленд».
  
  — Мне знакомо содержание этого отчета, — сообщил я ему, одновременно резко затормозив перед неспешно переходившим шоссе оленем.
  
  Но он продолжал читать:
  
  — «В результате Генри Джонатан Лавинг, нанятый с целью похищения свидетелей и получения от них информации, ранил офицера местной полиции и случайного прохожего. Кроме того, ему почти удалось похитить по крайней мере одного из упомянутых выше свидетелей.
  
  В ходе расследования данного инцидента выяснилось, что Генри Лавинг является тем самым преступником, который ранее убил начальника агента Корта, Абрахама Фэллоу, директора…» Здесь название вымарано. «…И близкого друга агента Корта. Следственный комитет пришел к выводу, что агент Корт, руководствуясь мотивами личной мести, предпочел не помещать свидетелей в строго закрытый изолятор, но содержал их в доступных для проникновения местах, хотя был прекрасно осведомлен о том, что Лавинг имеет возможность похитить их оттуда.
  
  Он, таким образом, использовал свидетелей в качестве приманки для поимки или уничтожения Генри Лавинга. Это подтверждается и тем фактом, что оба свидетеля были приговоренными прежде к заключению представителями организованной преступности, что позволяло агенту Корту освободить себя от моральной ответственности за опасность, которой он подвергал их жизни.
  
  Только благодаря счастливой случайности свидетели остались в живых и дали показания в ходе судебного процесса», — закончил Уэстерфилд.
  
  «Счастливой случайности», — повторил я про себя. Это было то, во что абсолютно не верил.
  
  — Ну, что скажете?
  
  Я вполне мог ограничиться словами, что тюрьма в Провиденсе гораздо опаснее наиболее мрачных районов самого города. Мои протеже к тому времени установили, что Лавинг уже сумел найти в ее стенах по меньшей мере двоих людей, готовых выполнить любые его приказы. Что касается тех клиентов, то да, они были не в ладах с законом. Но мы, «пастухи», никогда не позволяем себе выносить моральных суждений о людях, чья охрана нам вверена. Нас вообще волнует в каждом подопечном только одно — бьется ли его сердце. Наша задача состоит в том, чтобы оно продолжало биться.
  
  Но если уж это не всегда понимал даже мой нынешний босс, то рассчитывать на понимание Уэстерфилда и его молодой ассистентки не приходилось вовсе.
  
  — Все ведь повторяется, а, Корт? Мотель в Провиденсе, «Хиллсайд Инн». Явочная квартира тогда, конспиративный дом сейчас. Мы реконструировали события в «Хиллсайде». Когда Лавинг только там появился, у вас была возможность для немедленного бегства, но вы намеренно задержались позади здания и ввязались с ним в перестрелку, хотя Кесслеры находились в вашей машине.
  
  «Люди, которые оправдываются, — слабаки, Корт. „Пастух“ не имеет права быть слабаком. Он может совершать ошибки, но не проявлять слабость».
  
  Так говорил Эйб, кто же еще? До меня дошло, как на самом деле обозлен Уэстерфилд — ведь за все время разговора он не вставил ни одного французского словечка! Эта мысль осенила меня, пока я обгонял еле тащившийся «приус».
  
  — Вы только недавно узнали, что ловушка в Род-Айленде провалилась. Вчера ваш враг снова вылез на свет божий. Вот тогда вы и решили попытаться изловить его еще раз, подставляя Кесслеров. К тому же Арон уже информировал меня, что в деле появился террористический аспект.
  
  — Что-что?
  
  — Речь об Али Памуке, известном также как Кларенс Браун.
  
  — Но его связь с террористами пока не установлена. Его отец — турок, и он жертвовал деньги одной из мечетей здесь, в Виргинии. Подозрительно и использование второго имени. Но это все, что нам пока известно. Расследование продолжается.
  
  — Но ведь вполне вероятно, что именно группа террористов наметила похищение Кесслера, чтобы выяснить, как далеко он продвинулся в своей работе и кто еще вовлечен в нее?
  
  — Как я только что сказал, Джейсон, мы пока ничего не можем утверждать.
  
  — Послушайте, Корт. Мы ценим, что вы уже дважды вытаскивали Кесслеров из опасных ситуаций. Вы очень талантливый агент и… И очень везучий. Но мы не имеем права рисковать, проверяя, не окажется ли в третий раз Генри Лавинг удачливее вас.
  
  Везение…
  
  — Кесслер может оказаться единственным ключом к угрозе террористического акта. И мы не в праве так рисковать его жизнью, как это с легкостью делаете вы. Я заручился поддержкой генерального прокурора. И требую, чтобы Кесслеров и сестру жены немедленно переместили под защиту крепких тюремных стен. Это Хансеновский центр, о котором мы говорили ранее. Я уже поставил их в известность.
  
  Я живо представил себе выражение лица, с которым он посмотрел сейчас на Тизли — мол, слушай и учись, как такие вещи делаются.
  
  — Мне нужно переговорить с моим начальником.
  
  — Но приказ исходит от генерального прокурора.
  
  То есть от начальника всех начальников.
  
  В этот момент я обнаружил, что еду со значительным превышением ограничения скорости, и сбросил газ.
  
  Между тем Уэстерфилд продолжал, перейдя на более примирительный тон:
  
  — Если бы речь шла о каком-нибудь грабителе или даже преступной группировке, я не стал бы поднимать шума. Но как только появилось упоминание о терроризме, тут уже не до шуток. Нам необходимо сделать все, чтобы точно выяснить, откуда исходит угроза. И мы не имеем права на ошибку.
  
  Даже проведя много времени в вашингтонских коридорах власти, я так и не привык к чиновничьему словоблудию.
  
  — Мне нужно, чтобы их доставили в Хансеновский центр как можно скорее. Хотите продолжать охоту на Лавинга — ни в чем себе не отказывайте. Вам угодно добраться до заказчика? Кто бы возражал! Я только не позволю вам использовать свидетеля, как сыр в мышеловке.
  
  Его свидетель! Знаменитый герой-полицейский.
  
  — Так что я заказываю бронированный микроавтобус, — объявил Уэстерфилд.
  
  — Не стоит.
  
  — Мне нужно только позвонить Арону, чтобы уточнить, где они.
  
  — Он этого не знает.
  
  — Что?!
  
  — Я не сообщал ему об этом.
  
  «Только самая необходимая информация…»
  
  — Но это же… Это же… — Уэстерфилд не мог переварить сказанного мною, хотя я и не понимал почему. Сомневаюсь, чтобы в его конторе они легко делились друг с другом всем, что знали.
  
  — Надеюсь, это не перерастет у нас в скандал, Корт? Mon Dieu[14]… Это будет ужасно.
  
  Ага! Вот и французский! Долго же он крепился.
  
  Помедлив, я сказал:
  
  — Договоримся вот как. Я позвоню Арону. Если он подтвердит, что генеральный прокурор велел посадить их в камеру… — Я еще немного помедлил. — Что ж, тогда я сам предоставлю наш бронированный транспорт для доставки семьи в Хансеновский центр. Но должен сразу сказать вам одну вещь. Вообразите бывшего патрульного полицейского в тюрьме. Райан будет этим очень недоволен. Не уверен, что у него прибавится желания сотрудничать с нами после такого переезда.
  
  — Предоставьте заботу об этом мне, Корт. Нужно только, чтобы вы действовали быстро. Могу я в этом положиться на вас?
  
  Это означало, что уже через десять минут он начнет названивать Арону Эллису, проверяя, сдержал ли я слово.
  
  — Да, можете.
  
  — Спасибо. Так действительно будет лучше — для нас, для них, для безопасности государства.
  
  Я снова не понимал, обращается ли он сейчас ко мне, к Тизли или к невидимой толпе слушателей.
  
  Закончив разговор, я выждал несколько минут, а потом, не потрудившись получить подтверждение у Арона Эллиса, набрал номер Билли и заказал бронированный фургон.
  23
  
  Холлы больших гостиниц неизменно хороши как место встречи для людей нашей профессии. Они никогда не закрываются, и не обязательно снимать номер, чтобы, не привлекая лишнего внимания, тихо сидеть в своем деловом костюме, погрузившись в монитор компьютера и делая вид, что кого-то дожидаешься.
  
  Что я, собственно, сейчас и делал.
  
  В десять минут двенадцатого в холл «Тайсонс Хайатт» вошла Клэр Дюбойс в черном брючном костюме, но не том же, что вчера. Тоже черный, но в более узкую полоску, заметил я. Под пиджаком бордовая кофточка из тонкой шерсти. Когда она садилась рядом, я уловил аромат жасмина. Глаза чуть покраснели. Вероятно, спать за последние сутки ей почти не пришлось. Она выглядела такой озабоченной, что у меня мелькнула мысль, не угрожает ли нам обоим опасность. Но она развеяла мои страхи, сообщив хрипловатым шепотом:
  
  — Мне показалось, Билли готовит спецтранспорт, чтобы доставить кого-то в один из застенков столичного округа. Не думайте, сам он ничего мне не сказал. Наоборот, когда я хотела подойти к нему, он отмахнулся и сделал вид, что очень занят. Весь такой таинственный. Но меня-то не проведешь.
  
  Типичный для Дюбойс путаный способ задать очень простой вопрос.
  
  — Прежде чем мы начнем… — Я жестом указал в другой угол фойе, сложил свой компьютер, и мы подошли к стойке кафе «Старбакс». Я не очень люблю их кофе, но в нем все же содержится то количество кофеина, необходимость в котором я сейчас ощущал. Мы заказали две чашки, а Дюбойс, как выяснилось, голодная, взяла себе вегетарианский сандвич. Потом мы вернулись туда, где я устроился изначально. Я кратко рассказал о звонке Уэстерфилда, не вдаваясь в ту часть разговора, где упоминалась операция в Род-Айленде. Мне казалось, что Дюбойс знала о ней, поскольку информация не считалась закрытой. Собственно, именно поэтому ее детали без труда раскопала Крис Тизли. На эту тему лучше вообще не распространяться со своими учениками и коллегами, если того не требует необходимость.
  
  Я сказал Клэр, что генеральный прокурор потребовал отправить Кесслеров и Мари за тюремную решетку. Она реагировала на это так, словно узнала, что округ Колумбия решил отделиться от остальной территории США.
  
  — Не думала, что речь именно о них. Ведь он не может вам приказывать. За судьбу клиентов отвечаете лично вы.
  
  — Зато он отвечает за безопасность нации. И за свою карьеру, — отозвался я. При этом я предпочел не вставлять в свои фразы эпитетов типа «фарисейскую» или «лицемерную» и вообще не стал говорить ей ничего больше.
  
  — В любом случае для нас самое главное сейчас другое. Нам необходимо установить, кто нанял Лавинга. Рассказывай, что тебе удалось выяснить к этому моменту.
  
  — Я все еще работаю над запросами, которые вы прислали электронной почтой, над ситуацией с датчиками и управлением полиции.
  
  Поскольку я дал Клэр это задание всего тридцать минут назад, особых результатов пока и не ожидал.
  
  — Вот результат проверки телефонных переговоров, о которой вы тоже просили. — Она протянула мне папку. Я прочитал бумаги очень быстро, но целиком. Это было примерно то, что я рассчитывал увидеть.
  
  Затем Дюбойс передала мне еще одну папку: в ней находились документы по делу о предполагаемой финансовой пирамиде. Здесь бумаг и документов была уже целая стопка. Я только смерил ее взглядом и спросил:
  
  — Итак, что же мы знаем о действиях Кларенса Брауна, известного также как Али Памук?
  
  Она переворошила бумаги в папке.
  
  — Могу сказать одно: детектив Кесслер в своем расследовании продвинулся не слишком далеко.
  
  — Он сам мне в этом признался. Сказал, что его отвлекли другие поручения.
  
  — И этот случай никого особенно не заинтересовал ни в управлении полиции, ни в Комиссии по ценным бумагам.
  
  — Поскольку жертвы — беднота из числа этнических меньшинств.
  
  — Да, и суммы фигурируют не астрономические. И никто из влиятельных людей не вмешался, хотя тот же Эл Шарптон мог бы. У Памука действительно есть контора на юго-востоке, но помещение он снял на короткий срок. Там вся мебель взята напрокат. Секретарь и два помощника. Ни один из троих даже колледжа не закончили. От всего этого дурно попахивает. Человек, называющий себя советником по инвестициям, сумел бы создать вокруг соответствующий антураж. А здесь — сплошная дешевка. И тут я вспомнила кино. «Вся президентская рать».
  
  — Книга была лучше.
  
  — А была книга? Короче, сюжет…
  
  — Мне он знаком.
  
  — Там, чтобы разобраться в происходящем, репортеры отследили путь денег. Отличная идея, подумала я и сделала то же самое.
  
  — Очень хорошо.
  
  — У меня есть знакомые в министерстве финансов и госдепе. А еще я приятельствую с юристом, занимающимся международными банковскими соглашениями. — Казалось, она дружила с половиной населения округа из числа тех, кому пока не перевалило за тридцать. — С тех пор как несколько лет назад швейцарцев перепугал скандал с банком «Ю-би-эс», они стали куда меньше секретничать и добывать информацию теперь не так сложно. Но в нашем деле след действительно запутанный.
  
  Клэр извлекла из кипы бумаг лист с аккуратно вычерченной ею и впечатляющей с виду диаграммой.
  
  — Я связалась с парнями из Интерпола в Европе и Эм-ай-6 в Англии. Они там пашут то ли с раннего утра, то ли до позднего вечера, то ли вообще круглые сутки. Короче, мне помогли установить, что деньги из округа Колумбия шли в Джорджтаун. Я еще посмеялась, узнав, что это на Каймановых островах, а не тот Джорджтаун, куда я езжу в любимые итальянские рестораны. Оттуда деньги переправляют в Лондон, Марсель, Женеву и Афины. А теперь догадайтесь, куда их пересылают затем?
  
  По отцу Памук был турком, и я предположил, что в Стамбул или Анкару.
  
  Но правильный ответ оказался куда интереснее.
  
  — В Эр-Рияд!
  
  В Саудовскую Аравию — на родину большинства угонщиков самолетов в трагический день 11 сентября. Связь с террористами, на которую напирал Уэстерфилд, казавшаяся мне чисто гипотетической, приобретала теперь куда более реальные очертания.
  
  — На счет подставной британской компании, а с него распределяются по другим фирмам на Ближнем Востоке, но — как вам это понравится? — на самом деле они вовсе не ближневосточные. Все зарегистрированы в США, Франции, Австрии, Швейцарии, Англии, Китае, Японии или Сингапуре. И опять-таки — это компании-однодневки. Все до единой. Они получают деньги, а потом их след теряется.
  
  Я отхлебнул сильно горчившего кофе и попытался подвести итог:
  
  — Таким образом, инвесторы не могут вернуть своих вкладов, потому что средства уходят на финансирование организаций вроде «Хезболлы», «Талибана», «Хамаса» или «Аль-Каиды»?
  
  — Таков был и мой вывод.
  
  Остроумный ход — создать финансовую пирамиду, чтобы снабжать средствами террористов. И если это правда, то она давала еще и побочный эффект. Мало того что, собирая деньги с населения, Памук финансировал террористические операции, он к тому же разрушал тем самым жизни простых американцев, доверявших ему последние сбережения.
  
  — И на какой стадии твое расследование сейчас?
  
  — Саудовцы помогать не хотят, что едва ли удивительно. Но государственный департамент, Интерпол и местное отделение ФБР продолжают поиски конечного получателя денег.
  
  По моей догадке, Памук мог быть всего лишь фасадом, избранным только потому, что имел хорошие связи в своем округе и симпатизировал фундаменталистам. Интересно теперь разобраться, сам он нанял Генри Лавинга или это сделал некто с Ближнего Востока.
  
  — Они говорили, когда рассчитывают получить всю информацию? — спросил я.
  
  — Надеются, что уже завтра.
  
  Надеются…
  
  — Так, теперь перейдем к Грэму.
  
  — Мне очень жаль, что так вышло, — сказала Клэр с кислой миной.
  
  «Мы угрожаем. Но мы никогда не блефуем…»
  
  Я пожал плечами. Урок она усвоила. Но нужно было как-то выходить из положения.
  
  Допив свой кофе, я начал менторским тоном:
  
  — Вот что еще тебе необходимо знать о нашей работе.
  
  — Что же?
  
  — Иногда нам приходится совершать поступки, которые подвергают нас испытанию. Заставляют доходить до крайностей.
  
  Она вся сжалась. Очень на нее не похоже. Но при этом не сводила с меня взгляда и чуть заметно кивала.
  
  — И именно в такой ситуации мы оказались сейчас… Должен сразу предупредить. В твои служебные обязанности это не входит, тебе не велит этого делать долг, а я не вправе приказывать.
  
  Дюбойс дотронулась до единственной пуговицы на своем пиджаке, как я понял, подсознательно. На поясе у нее болталась кобура с таким же, как и у меня, самым компактным «глоком». Я видел ее показатели: она была неплохим стрелком, а в памяти у меня запечатлелся ее образ в тире — сконцентрированный и решительный взгляд сквозь тонированные желтые очки, короткие черные волосы комично топорщатся из-под слишком больших для нее наушников. Но кучность стрельбы с пятидесяти метров у нее всегда выходила недурной.
  
  Понятно, что ей пришло в голову. Связь с террористами, возможная причастность преступного синдиката из Нью-Джерси, какой-то заговор врагов в стенах министерства обороны. Насколько вероятна перестрелка?
  
  Клэр откашлялась.
  
  — Готова выполнить все, что нужно, Корт.
  
  Я смерил ее взглядом. Спокойные голубые глаза, плотно сжатые губы, ровное дыхание. Она действительно была готова к тому, что нам предстояло.
  
  — Тогда поехали.
  24
  
  — Мистер Грэм?
  
  Я достал свое удостоверение, которое он изучил с таким видом, словно дожидался этого целый день. Как оно наверняка и было.
  
  Пятидесятилетний Эрик Грэм носил короткую стрижку и отличался весьма плотным телосложением, хотя вес держал в пределах нормы. Носил он джинсы со свитером и явно не брился с утра в пятницу, когда в последний раз собирался на службу.
  
  Меня он оглядел без всякого интереса, а Дюбойс после того, как она представилась, с откровенным презрением.
  
  — Нам с вами не о чем говорить, агент Корт. Заявление о подделке чека отозвано, и я решительно не понимаю, почему органы федеральной власти продолжают этим заниматься.
  
  — Я здесь не по этому поводу, сэр… Не возражаете, если мы зайдем к вам на пару минут? Это важно.
  
  — Не вижу причин…
  
  — Но мы правда не отнимем у вас много времени. — Вид у меня был очень унылый.
  
  Он пожал плечами и жестом пригласил войти, а потом провел в свой кабинет, стены которого были увешаны фотографиями, дипломами, почетными грамотами и другими наградами тридцатилетней давности за успехи в науке и спорте.
  
  — Как я уже объяснял вот ей, — сказал он ледяным тоном, — у меня крайне секретная работа. Это, конечно, прискорбно, что деньги украли. Но, мысля глобально, в интересах национальной безопасности я принял решение просить не проводить дальнейшего расследования.
  
  Грэм натянуто и явно неискренне улыбнулся.
  
  — Да и к чему обременять местную полицию? У них слишком много более важных дел, чем помогать беспечному компьютерщику, который оставляет свою чековую книжку там, где ей быть не положено.
  
  Мы уселись у круглого кофейного столика со стеклянной столешницей, имевшей углубление в центре. Под стеклом лежали снимки хозяина во время занятий спортом в колледже — преимущественно футболом и теннисом. По стенам были развешаны фото и с другими сюжетами. Семейные торжества, школьные праздники, поездки на каникулы. На нескольких из них, как я понял, в кадр попал и его сын — очевидно, тот самый, чье образование оказалось теперь под угрозой. Дочки, учившиеся в разных колледжах, как выяснилось, были близнецами. На дюжине более поздних фотографий отца семейства запечатлели с известными бизнесменами и двумя-тремя политическими деятелями.
  
  Никто из прочих членов семейства к нам не вышел, хотя на обеденном столе я заметил две чашки с недопитым кофе рядом с разобранным по отдельным разделам воскресным номером «Вашингтон пост» и слышал приглушенные звуки радиостанции Эн-пи-ар. Кроме того, наверху иногда поскрипывали половицы. Потом донесся стук закрывшейся двери. Похоже, узнав о приближении разбойников, мистер Грэм отправил женщин и детей в горы.
  
  — Мне жаль детектива Келлера.
  
  — Кесслера.
  
  — Жаль потраченных им усилий. Когда мы с ним беседовали, он показался мне симпатичным малым. Я слышал, — он бросил на Дюбойс еще один злобный взгляд, — что какой-то наемный убийца или кто-то в этом роде теперь по каким-то неизвестным мне причинам устроил на него охоту.
  
  Построение последней фразы заинтересовало меня.
  
  — Мне действительно жаль его. Однако случившееся со мною не имеет со всем этим ничего общего. Неужели вы в самом деле думаете, что человек, укравший мою чековую книжку, хочет теперь убить его? В этом нет ни малейшего смысла.
  
  Я примирительно поднял руки вверх.
  
  — Как я уже сказал, мы здесь по другому поводу. Мы здесь, чтобы… — Я не закончил своей мысли и выразительно посмотрел на Клэр Дюбойс.
  
  Она глубоко вздохнула и продолжала, опустив глаза:
  
  — Я здесь для того, чтобы извиниться, мистер Грэм.
  
  — То есть… Как это?
  
  — Когда мой руководитель, — она бросила взгляд на меня, — узнал, что я наговорила вам в нашей беседе…
  
  — Та еще беседа! — саркастически вставил Грэм.
  
  — …Он возмутился и назвал мое поведение непрофессиональным.
  
  — Это еще мягко сказано!
  
  Я теперь только наблюдал за происходящим. Потом повернулся и стал осматривать комнату.
  
  Грэму явно понравилось, что я даже не пытаюсь выгораживать свою подчиненную. Он смотрел на Дюбойс, которая продолжала свои объяснения:
  
  — Видите ли, мы пользуемся специальными компьютерными программами, моделирующими различные ситуации. Когда я ввела данные по Кесслеру в машину, она выдала мне основной сценарий, суть которого сводилась к тому, что он стал мишенью для преступников из-за расследования по поводу мошенничества с вашей чековой книжкой. Вкратце это выглядело так: некто представляющий угрозу для национальной безопасности похитил вашу книжку и использовал снятые с нее средства, чтобы скомпрометировать вас. В дальнейшем это давало бы ему возможность шантажом вынудить вас передать ему секретные военные данные либо саботировать свою работу по заказу министерства обороны. Это казалось весьма правдоподобным.
  
  — Только не имело с правдой ничего общего, — ухмыльнулся Грэм.
  
  Кивнув, Дюбойс сказала:
  
  — Меня совсем недавно приняли на мою нынешнюю должность. Не знаю, работали ли вы когда-нибудь не на правительство, а на кого-нибудь еще?
  
  — Я довольно долго трудился прежде в частном секторе.
  
  — Вот и я тоже. — Дюбойс как будто приободрилась. — Я была консультантом по безопасности в крупной фирме, занимавшейся разработкой программного обеспечения. Не могу упоминать ее названия, но признаюсь, что у нас случился огромный провал. Компания могла потерять десятки, если не сотни миллионов долларов. Вы сами компьютерщик и владеете кодами доступа.
  
  — Само собой. — От самодовольства он даже закатил глаза.
  
  — А у нас сложилось положение, — продолжала вдохновенно врать Дюбойс, — когда одного из сотрудников шантажом заставили передать часть кодов доступа конкурентам нашей фирмы. Мне удалось его выследить и пресечь сделку. В той ситуации было очень много общего с тем, что произошло с вами. Вот почему я так упорно расследовала эту версию.
  
  — Но я же сразу сказал вам, что это чепуха. Однако вы упорно стояли на своем.
  
  — Да, знаю. Я проявила чрезмерное рвение.
  
  — Я бы назвал это чрезмерной слепотой и зашоренностью.
  
  — Согласна, — понурила голову Дюбойс.
  
  — Значит, познав вкус успеха в своей прежней компании, вы почуяли возможность повторить его?
  
  — Я… Да. Наверное, так и получилось.
  
  — А вы амбициозная малышка, как я погляжу.
  
  Она промолчала.
  
  — В самих по себе амбициях нет ничего дурного. Но они должны быть хоть чем-то подкреплены.
  
  — Да, сэр. Мне нечем было подкрепить свои подозрения.
  
  — Если не располагаете фактами, нечего и высовываться.
  
  — Верно сказано.
  
  — Вот вам и досталось. — Он одарил ее глуповато-снисходительной улыбкой. — Дам вам два совета. Первый из них, уж поверьте, исходит от настоящего профессионала: всегда помните, что компьютеры сами по себе не всесильны. Они только указывают общее направление. А потом вам нужно включать свои крохотные симпатичные мозги, чтобы понять, куда двигаться дальше. И как вы считаете, этому можно научиться?
  
  — Я, право, даже…
  
  — Нет, нельзя. Это приходит только с жизненным опытом — самой неоценимой вещью на свете. Его не купишь и не вычитаешь ни в каких книжках.
  
  — Поняла, сэр. И каков же ваш второй совет?
  
  — Всегда относитесь к людям с тем уважением, которого они заслуживают. Вы молоды и нахальны. Но ваша карьера пойдет в гору значительно быстрее, если вы не будете забывать своего реального места в общей системе.
  
  — Это правда, сэр. Я порой забываю свое место.
  
  Я посмотрел на Грэма:
  
  — Мы можем сделать для вас что-нибудь еще?
  
  — Кажется, мы с вашей милой дамочкой пришли к взаимопониманию. Не думаю, что эта история должна иметь какое-то продолжение.
  
  — Весьма любезно с вашей стороны.
  
  — Просто в дальнейшем следите за своим поведением, — обратился он к моей протеже.
  
  Помолчав, Дюбойс кивнула. Ее лицо стало пунцовым.
  
  — Мой учитель в седьмом классе однажды сказал мне то же самое. Но конечно, он был…
  
  — Спасибо, что уделили нам время, мистер Грэм, — поспешно перебил ее я. — И за ваше понимание тоже. Теперь мы оставим вас в покое.
  
  Мы вышли из дома и забрались в нашу «хонду». Отъезжая, мы видели, как мистер Грэм с порога смотрит нам вслед.
  
  — Это было в высшей степени полезно, — сказал я.
  
  Обычно в моих устах это лучший из комплиментов. Но на этот раз он, кажется, пропал втуне.
  
  Клэр мрачно кивнула.
  
  — Знаю, это было трудно.
  
  — Да.
  
  Столь краткий ответ красноречивее всего говорил мне, насколько взбешена Дюбойс. Мне трудно было винить ее. Она, вероятно, предпочла бы участвовать в операции против до зубов вооруженного преступника, чем пережить еще раз подобное унижение.
  
  Но мне пришлось принудить ее пройти через него. У нас все еще не было логичного объяснения тому, почему Грэм попросил прекратить поиски виновных, а тот факт, что некто «облеченный властью» специально звонил в полицейское управление, убеждая их похоронить дело, только делал случай с подделкой чека еще более вероятным мотивом для преследования Райана Кесслера. Мне необходимо было сделать все возможное, чтобы разобраться в поступке Грэма, даже если при этом страдало самолюбие моей ученицы.
  
  «Крохотные симпатичные мозги…»
  
  Для Клэр Дюбойс встреча с этим самовлюбленным шовинистом превратилась в настоящую пытку, тем более что на самом деле она была куда умнее и ярче, чем он. Но я всегда помнил слова Эйба Фэллоу.
  
  «Охранять людей — такой же бизнес, как любой другой. Спроси себя: какова моя цель и каков наиболее эффективный способ ее достижения? Если для этого потребуется умолять кого-то — умоляй. Нужно пресмыкаться — пресмыкайся. Требуется проламывать головы — доставай свой кастет. Плачь, если это поможет. „Пастух“ как индивидуум не существует вне контекста выполняемой миссии».
  
  Потому я и заставил Дюбойс играть в эту игру — молить о пощаде, — тогда как я сам на время сделался словно невидимым и мог со стороны пронаблюдать за реакцией Грэма, когда моя протеже еще раз изложила ему версию шантажа. Я следил за его манерой держаться, за выражением его глаз, за его лексиконом и жестами. Кроме того, я успел хорошенько осмотреть кабинет Грэма, отыскивая любую подсказку.
  
  И, как мне показалось, кое-что я нашел.
  
  Я достал из нагрудного кармана свою камеру-авторучку и протянул ее Клэр.
  
  — Мне удалось сфотографировать человек пятнадцать, чьи изображения развешаны на стенах кабинета Грэма. Прогони их через нашу систему. Установи личность каждого из них, а потом собери всю доступную информацию и определи возможность причастности к делу. И непременно используй ОРКа.
  
  Это был тот самый компьютер, на который жаловалась Дюбойс, принося лицемерные извинения Грэму. Официально это чудо программного обеспечения, обслуживаемое сверхмощными серверами Ермеса, называлось «Определитель регулярных контактов и неочевидных связей», но мы для удобства сократили аббревиатуру до трех букв, да еще так, что она стала созвучна зловещим созданиям фантазии Толкина — признаюсь, идея пришла в голову мне самому после долгого увлечения «Властелином колец», но не книгами или фильмами, а очень добротно сделанной настольной игрой.
  
  Алгоритм в сердце ОРКа был настолько элегантен, что не мог не поражать меня как математика по образованию. И если существовала хотя бы малейшая вероятность, что снятые мною персонажи имели завуалированные отношения между собой, ОРК обязательно выявил бы их.
  
  — Кроме того, составь на него лицевой и кинетический профили, что поможет выполнить проверку на нашем собственном детекторе лжи.
  
  Дюбойс взяла ручку, подключила ее через кабель к моему мобильнику, и через несколько секунд все изображения были отправлены куда-то в стратосферу. Потом она молча уставилась в окно. Интересно, надолго ли я ее потерял? — подумалось мне.
  
  Было у меня и опасение, что произошедшее может кардинально изменить наши с ней отношения в целом.
  
  Когда мы, все еще молча, подъезжали к «Хайатту», где осталась машина Дюбойс, я услышал, как мой телефон зажужжал. Его по-прежнему держала в руке Клэр.
  
  — Вам пришло текстовое сообщение, — сказала она, пытаясь вернуть аппарат мне.
  
  — Прочитай сама.
  
  — Это из транспортного отдела. Копия отправлена Уэстерфилду.
  
  — Что там говорится?
  
  Она вздохнула и прочитала:
  
  — «Заказанный вами бронированный микроавтобус выехал с территории явочного дома 15 минут назад. В данный момент он направляется к зданию тюрьмы».
  25
  
  Небо все больше и больше набухало дождем, когда я вернулся к конспиративному дому у Грейт-Фоллз.
  
  Выйдя из машины, я потянулся. Мимо меня под порывами ветра проносились опавшие листья.
  
  Окружающий сельский пейзаж заставил меня почувствовать, что я почти дома, — все эти деревья, кустарники, пологие холмы, поросшие травой, не знавшей о существовании косилок. Ранние годы своей взрослой жизни я провел в классах и лекционных аудиториях, а мое более позднее профессиональное существование протекало в офисах и по явочным квартирам, но при этом я всегда находил возможность вырваться на природу — иногда лишь на несколько часов, а порой и на целые дни.
  
  Поэтому я не без тоски посмотрел вдоль тропы, ведшей к берегу Потомака, а потом и дальше — в глубь настоящего густого леса, хотя мое внимание тут же отвлекло новое сообщение от Билли. Он докладывал о том, как происходило перемещение бронированного фургона к центру предварительного заключения в округе Колумбия. Интересно, подумал я, Уэстерфилд и его помощница явятся, чтобы встретить его? Ответ очевиден — они будут там непременно.
  
  Я поднялся по ступеням и набрал код. Дверь дома открылась.
  
  Я кивнул, приветствуя Мари и Джоанн, расположившихся друг против друга за шатким ломберным столиком и попивавших чай с печеньем.
  
  Да, бронированное транспортное средство находилось в пути, двигаясь долгим и запутанным маршрутом, но только внутри его никого не было.
  
  И об этом знали немногие…
  
  Ни при каких условиях не согласился бы я отправить Кесслеров в тюремную камеру, да еще в центр заключения среднего режима, каким было заведение в столичном округе. С тех пор как я отказался это сделать в первый раз, ничего не изменилось, и если Уэстерфилд убедил себя, что я пытаюсь использовать своих клиентов всего лишь как приманку, это была его проблема, но никак не моя.
  
  При этом я понимал, что, если скандал раздуют до небес, Арону Эллису, возможно, придется уволить меня. Но он не сделает этого, пока моя нынешняя миссия не завершена. Прежде всего, он действительно не знал, где я нахожусь, и, чтобы выяснить это, потребовались бы некоторые усилия. К тому же поиски были сопряжены с риском, что о моем местонахождении станет известно посторонним. Арон никогда не станет так рисковать.
  
  Мне показалось любопытным, что за чаем сестры играли в одну из настольных игр, позаимствованных с полки в гостиной. В нарды. В этой игре вы бросаете кости и передвигаете фишки, чтобы убрать с доски все свои, прежде чем это сделает соперник. Игре почти пять тысяч лет, и ее варианты в двенадцать линий, которыми развлекались в Месопотамии и Древнем Риме, практически не отличаются от того, как в нее играют сейчас.
  
  Оставив сестер за их занятием, я подошел к Ахмаду, который расположился в задней двери и смотрел наружу. По его заверениям, все было спокойно. «Наблюдатель» в Западной Виргинии, с которым я связался, тоже утверждал, что его люди не заметили никаких признаков внешнего наблюдения за домом.
  
  Зверье — олени, еноты и прочая дикая братия не подавали признаков беспокойства.
  
  Ахмад расположился в стойке, которую я мог бы описать как настороженно-выжидательную: плечи развернуты под одним углом, бедра — под несколько иным. Взгляд его был сосредоточен на осмотре пространства за домом, но, как я заметил, он избегал встречаться со мной глазами.
  
  — Слышал, вы заказали транспорт в Хансеновский центр, — сказал он.
  
  — Верно, заказал.
  
  И хотя в ответ последовал только кивок, было ясно, что он сбит с толку, поскольку люди, которым надлежало занимать сейчас места в бронированном микроавтобусе, продолжали находиться в каких-то десяти метрах от него.
  
  — Тебе кто-нибудь звонил по этому поводу? — спросил я.
  
  — Передали через компьютер.
  
  Я кратко посвятил его в свой план, добавив:
  
  — У тебя никаких неприятностей не будет. Ты не можешь нести ни за что ответственности.
  
  Молодой офицер кивнул, но хотя его любопытство явно не было до конца удовлетворено, я не стал больше развивать эту тему. Подобно Эйбу Фэллоу, я неизменно помню о своей обязанности постоянно делиться со своими учениками опытом работы — учиться в нашем деле приходится очень многому. Но в данной ситуации я решил воздержаться от этого, от души надеясь, что это не тот опыт, который когда-либо пригодится Ахмаду.
  
  — С моей точки зрения, это верное решение, сэр, — заметил он. — Тюремные стены нас в такой ситуации не выручат.
  
  — Где Райан?
  
  — Работает в своей спальне. По-моему, возится с финансовыми документами.
  
  Мое обоняние уловило, что на первом этаже дома теперь и пахло как-то по-другому — по нему разлился пряный аромат шампуня или духов.
  
  И меня снова поразила эта почти домашняя атмосфера, воцарявшаяся уже в который раз в потайных местах, где я укрывал своих подопечных. Я тем не менее никак не мог привыкнуть к такому парадоксу: эти мужчины и женщины очень быстро начинали жить своей обычной рутинной жизнью, словно забывая, как и почему попали сюда.
  
  По временам эти успокаивающие домашние сцены затрагивали во мне, должно быть, не до конца атрофировавшиеся сентиментальные струны. Снова накатывали воспоминания, и в такие моменты я не слишком спешил избавиться от них. Сейчас я припомнил, как вечером в минувшую пятницу заскочил после работы в свой дом, чтобы наскоро съесть сандвич и отправиться в игровой клуб. И как нашел список покупок для дружеской вечеринки, которую мы с Пегги устроили несколько лет назад. Как, мгновенно потеряв аппетит, разглядывал его. И мне в ноздри словно ударил запах нашего прежнего с нею жилья, где к воздуху примешивалась легкая горечь от старого картона, красок и чернил, исходившая от коробок с играми, рядами стоявших на полках. Мой новый городской дом был в этом смысле невыносимо стерильным. Я еще подумал, не стоит ли мне купить каких-нибудь ароматных саше или сделать то, что обычно делали люди перед продажей своих квартир, — например, сжечь в камине щепотку корицы.
  
  Или испечь пирог. Словом, как-то одушевить дом.
  
  Но только едва ли этому суждено когда-нибудь случиться.
  
  Состязание между сестрами тем временем закончилось, и Джоанн удалилась в свою комнату. Мари одарила меня улыбкой и включила свой компьютер.
  
  — Кто победил? — спросил я.
  
  — Джо, конечно. У нее выиграть нельзя, во что ни играй. Просто невозможно.
  
  В прошлом статистик. А значит, у Джоанн развиты математические способности, необходимые для хорошего игрока, — пусть они дают преимущество и не во всех играх. Я, разумеется, прекрасно знал, что именно мой навык обращения с цифрами и аналитический склад ума делали меня сильным игроком.
  
  В нарды, например, я играл недурно и всегда старался придерживаться наступательной стратегии, быстро перемещая свои фишки по доске. Если же это не срабатывало, приходилось прибегать к тактике сдерживания соперника, создавая для него как можно больше препятствий. Не такая сложная, как шахматы, это была тем не менее умная игра. Мне даже захотелось взглянуть, как играет в нее Джоанн, хотя интерес был чисто теоретическим. За все годы своей нынешней работы я ни разу не садился играть с клиентом, хотя искушение порой возникало.
  
  — Не поделитесь со мной своим мнением? — Мари сделала жест, приглашающий взглянуть на монитор ее ноутбука.
  
  — О чем? — спросил я.
  
  — Подойдите сюда, мистер гид, и взгляните сами.
  
  Она снова поманила меня и ввела какие-то команды в компьютер. На экране появилась эмблема ГПИ — «Глобальных программных инноваций». Я слышал об этой фирме, но не помнил, в какой связи. Мари пользовалась программой обработки и архивации изображений — здесь она, по всей видимости, хранила папки со своими снимками.
  
  Потом она сделала паузу, и ее пальцы застыли над клавиатурой. Я даже подумал, что программа ей не так уж хорошо знакома, как могло показаться, но у задержки оказалась другая причина. Она печально сказала:
  
  — Это была идея Аманды. Мы с ней так повеселились, устанавливая себе эту программу… Мне сейчас очень тревожно за девочку. Для нее все происходящее должно быть ужасным потрясением.
  
  Я посмотрел на молодую женщину, чей невидящий взгляд был устремлен на эмблему компьютерной компании.
  
  — Она сильнее, чем многие мои взрослые подопечные. С ней все будет в порядке.
  
  Я не просто старался приободрить ее — это была чистая правда.
  
  Мари чуть слышно вздохнула.
  
  — Джо считает, что Аманда сильнее меня. Как правило, я почти ни в чем не соглашаюсь с сестрой, но в этом она права.
  
  Решительно отогнав мрачные мысли — чем целый день занимался я сам, — Мари сосредоточилась на фотографиях.
  
  Она быстро застучала по клавишам, и на дисплее рядом друг с другом возникли два снимка.
  
  — Никак не решу, какой из них лучше. — Она посмотрела на меня снизу вверх, рассмеялась и похлопала по креслу рядом с собой. — Да садитесь же вы. Это неопасно. Я не кусаюсь.
  
  После секундного колебания я сел. При этом убедился, ничуть, впрочем, не удивившись, что именно она, а не Джоанн источала приятный аромат духов. Кроме того, в подтверждение моих вчерашних наблюдений я заметил, что Мари пользовалась макияжем, но наложенным с большим искусством. Сменила она и наряд. Теперь на ней была тщательно отглаженная прямая юбка весьма консервативного покроя и шелковая малиновая кофточка. Это выглядело необычно. Находясь в опасности, большинство прочих моих клиентов совершенно забывали о правильных сочетаниях в одежде, а Мари с ее легкомысленным отношением ко всему и артистическими наклонностями и вовсе должна была не придавать значения таким пустякам. Мне казалось, что джинсы и футболка больше подошли бы ей при подобных обстоятельствах.
  
  Она склонилась ближе. Я почувствовал прикосновение ее руки, и меня окутало еще более плотное облако сладкого аромата.
  
  Все это немного раздражало. Тем не менее я сделал то, о чем меня просили, и посмотрел на монитор.
  
  — Помните, я говорила вам о выставке в галерее? Мне нужно выбрать для них одну из этих двух. Крайний срок — вторник. Так что вы об этом думаете?
  
  — Я не совсем понимаю, о чем вы спрашиваете? Какой из этих двух снимков мне нравится больше?
  
  С моей точки зрения, они выглядели почти совершенно одинаковыми, хотя один из снимков был подрезан до более маленького размера. Изображены на них были двое очень серьезных с виду мужчин в деловых костюмах, бизнесмены или политики, сосредоточенно беседовавшие друг с другом у стен одного из правительственных зданий в центре Вашингтона.
  
  — Кто эти люди?
  
  — Понятия не имею. Это не имеет значения. Я случайно проходила на прошлой неделе мимо министерства финансов, когда заметила их. Они выглядят властными и кажутся богатыми. Но вглядитесь, разве не похожи они отчасти и на двух мальчишек? Вообразите их в каком-нибудь школьном дворе лет сорок назад. Будь они моложе, уже начали бы хватать друг друга за грудки.
  
  Я не сразу понял, что она имеет в виду, но потом, вглядевшись, осознал, что она, вероятно, точно это подметила.
  
  — Моя тема здесь — конфликт, — объяснила Мари.
  
  — Я особой разницы не замечаю.
  
  — Может быть, та, что слева? Она более плотно скомпонована. Акцент полностью на людях. Однако она плосковата, чего-то не хватает в композиции. Стилистически лучше та, что справа. Там в кадре вы видите кусок стены здания, видите солнце — вот этот луч, что пересекает ступени лестницы почти у них под ногами. Понимаете? В плане эстетики эта более совершенна… Но мне все же интересно ваше мнение.
  
  — Какая из них мне больше нравится?
  
  — Именно это я и хочу знать, мистер гид.
  
  Поразмыслив, я ткнул пальцем в левую:
  
  — Эта.
  
  — Почему?
  
  Я не предполагал, что мне придется объяснять свой выбор.
  
  — Не знаю. Она мне нравится больше, вот и все.
  
  — Ну же, приглядитесь еще раз!
  
  — Я действительно не знаю. Оба снимка одинаково хороши. — Я посмотрел в другой конец коридора. — И мне нужно поговорить с вашим зятем.
  
  — Бросьте, Корт. Развлеките немного и меня. Вы вконец испоганили мне выходные. Даже массаж не хотите сделать. Так что вы передо мною в долгу.
  
  Я снова подавил раздражение и вгляделся в фотографии. Внезапно объяснение пришло само собой.
  
  — Мне она нравится больше, потому что человек всегда должен себя спрашивать: какова моя цель? Вы сказали, что хотели показать конфликт. На левой эта цель достигнута лучше. Там конфликт виден более отчетливо.
  
  — Пусть даже она слабее с артистической точки зрения?
  
  — Не уверен, что вы имеете в виду, говоря об артистизме, но да, так и есть.
  
  Она подняла вверх ладонь. С крайней неохотой я поднял свою, и мы издали традиционный хлопок.
  
  — На самом деле я была с вами согласна с самого начала.
  
  Потом Мари щелкнула «мышью». Оба снимка сначала уменьшились, и их поглотила папка на рабочем столе. А на дисплее включилось слайд-шоу: фото появлялось во весь экран, оставалось на нем несколько секунд, а потом, бледнея, исчезало, уступая место другому.
  
  Сам я не обладаю талантом художника ни в малейшей степени, но способен оценить чужое мастерство. Все работы Мари были безукоризненно технически проработанными и тщательно продуманными композиционно. Но меня больше всего привлекли сами изображения. Занимайся она натюрмортами или модными абстракциями, я остался бы к ним равнодушен. Но специальностью Мари были портреты, и ей в основном удавалось передать суть характера человека, хотя, поскольку она снимала на цифровую камеру, у нее, как я подозревал, была возможность выбрать наилучший портрет из сотен вариантов. По мере того как показ продолжался, я теперь уже несколько раз сам нажимал на паузу, чтобы удержать фото на экране подольше. Мари склонилась ко мне еще ближе.
  
  Работяги, матери и их дети, бизнесмены, старики, полицейские, спортсмены… Единой объединяющей темы у снимков не было, но каждого из портретируемых Мари сумела запечатлеть в момент всплеска эмоций. Злость, нежность, огорчение, гордость.
  
  — Это очень хорошо. Вы талантливы.
  
  — Если заниматься чем-то достаточно долго, со временем начинает получаться. Кстати, не хотите узнать поближе тех, кого охраняете?
  
  Я нахмурился.
  
  Она открыла другую папку, и я сразу понял, что имелось в виду. Передо мной появились семейные фото Мари, Джоанн, их родителей и прочей родни. Мари всех называла по именам и коротко рассказывала о каждом.
  
  У меня же в ушах стояли слова Эйба: «Ты должен знать о них минимум, необходимый, чтобы сохранить им жизни. Не привыкай называть их фамильярно по именам, не рассматривай фотографии их детишек, не спрашивай, как они себя чувствуют, если только вы не побывали в перестрелке и тебе нужно выяснить, вызывать ли „скорую“».
  
  — Извините, — сказал я, — но теперь мне действительно необходимо поговорить с Райаном.
  
  — Да не бойтесь вы так семейных фоток, Корт! Это же даже не ваша семья. По-моему, если кому-то и нужно пугаться, так это мне самой.
  
  На экране появилось фото опрятного, коротко стриженного мужчины в брюках цвета хаки и рубашке с короткими рукавами. Мари нажала на паузу.
  
  — Это Полковник. Наш отец. И знаете, все действительно называли его именно так: «Полковник» с большой буквы. Хотя на самом деле он дослужился только до подполковника. Большого орла на кокарду он так и не получил.
  
  И все равно мужчина выглядел, бесспорно, импозантным.
  
  Мари понизила голос:
  
  — Только не рассказывайте об этом Фрейду, но Джо думала, что выходит замуж за папочку. А достался ей Райан. Отец был кадровым офицером, сильным, уверенным в себе, малообщительным человеком. Никогда не смеялся… Ха, совсем как вы, Корт. Кстати, я что-то уж с вами совсем разоткровенничалась.
  
  Пропустив ее слова мимо ушей, я продолжал рассматривать фотографии. На многих Мари была запечатлена одна, а Джоанн почти на всех — вместе с отцом.
  
  — Она была папиной любимицей, наша Джо. Прекрасная спортсменка, отличница в школе. Жизнь у нее, правда, была не слишком веселая. Папа возил ее сам на все футбольные матчи и на соревнования по легкой атлетике. Меня он тоже пытался вовлечь во все это, врать не буду. Делал все возможное. Но только из меня спортсменка никудышная, я в этом смысле нескладеха… Но отец никогда мне этим глаза не колол: мол, твоя сестра — супер, а ты… Ничего подобного в открытую не говорилось, но явно подразумевалось. И тогда я решила делать все им назло. Стала «паршивой овцой». Слетела с катушек. Стала большим «Б»… Нет, не в том смысле. Безответственной с большой буквы. Меня задерживали за вождение в пьяном виде. Дважды. Мне тогда было лет семнадцать или восемнадцать. Брали за наркоту, мелкие кражи из магазинов.
  
  С подачи дурных приятелей, припомнил я, но промолчал.
  
  — Мне просто стало все по фигу. Кое-как перекантовалась в общественном колледже. А Джо тем временем окончила школу с медалью. Диплом писала по политическим проблемам и хотела пойти служить в армию по стопам отца, но папа сам отговорил ее. Хотя зря. Думаю, она добилась бы успеха. Муштровала бы бедных солдатиков до седьмого пота. А у вас есть братья или сестры, Корт?
  
  — Нет.
  
  — И детей тоже нет. Счастливчик!
  
  На одной из фотографий Джоанн выглядела сильно похудевшей, даже осунувшейся.
  
  — Она сильно болела?
  
  — Нет, это она после аварии.
  
  Верно, этот факт упоминался в биографии, составленной Дюбойс.
  
  Мари огляделась.
  
  — Жуткая автокатастрофа! Она попала колесами на лед и потеряла управление. Хирургам пришлось тогда над нею попотеть. Поэтому у нее и не может быть детей, хотя мы стараемся не говорить на эту тему.
  
  Вот и ответ на вопрос о детях. Стало понятно, что в герое-полицейском заключалась для нее двойная привлекательность. Он не только спас ей жизнь — вместе с ним она получила полноценную семью, которую уже не могла иметь сама.
  
  Снимки сменяли друг друга на экране, и я вглядывался в них. Одни, черно-белые или тонированные, были сделаны почти сто лет назад, другие били в глаза ненатуральной насыщенностью цвета — так снимали в 60–70-е годы прошлого века. Но много попадалось и современных фото. Снятых сразу «на цифру».
  
  Наконец я решил, что пора остановиться.
  
  — Мне в самом деле нужно заняться другими делами, — сказал я Мари.
  
  — Как вам угодно.
  
  — У вас очень интересная коллекция фотографий.
  
  — Спасибо, — ответила она очень официально, вероятно, пародируя мой тон.
  
  Мистер гид…
  
  Когда я направлялся по коридору, чтобы найти Райана и рассказать ему об информации, добытой Дюбойс по его расследованиям, мой телефон снова завибрировал, приняв текстовое сообщение. Я подумал, что меня домогаются Уэстерфилд или Эллис, которые не рискуют просто позвонить, зная, что скорее всего нарвутся на автоответчик «этого труса» — меня то есть. Но на дисплее отобразились координаты Дюбойс. Это обрадовало меня — быть может, она уже разобралась в шпионских снимках, которые я сделал в доме у Грэма? Или, простив унижение, через которое я заставил ее пройти, снова хочет поговорить.
  
  Однако сообщение оказалось кратким и совершенно для меня неожиданным:
  
  «Проблема… Робот Ермеса, проверяющий сайты в Сети и т. д., зафиксировал передачу данных. Мне это переслали 15 минут назад. Указатель информационного ресурса прилагается».
  
  Я поспешил обратно в свой закуток, загрузил компьютер и набрал присланный ею адрес в Интернете.
  
  Это был блог, который вел некто под «ником» Sassy-Cat222. Я ожидал увидеть упоминание о Кларенсе Брауне (то есть Али Памуке), об Эрике Грэме или о самом Райане Кесслере — какие-то сведения, которыми мог бы воспользоваться Лавинг. Быстро пробежал глазами текст. Блог оказался типичным в том смысле, что содержал больше информации о повседневной жизни автора, чем мог бы вынести самый терпеливый читатель. Впрочем, некоторые заметки оказались занятными и даже с чувством юмора. К примеру, рассказ о тоскливом субботнем вечере в торговом центре после несостоявшегося свидания или разгромная рецензия на концерт какой-то действительно бездарной рок-группы. Другие статьи затрагивали серьезные темы. Проект доклада о перенасыщенности классов учениками. Призыв присоединиться к кампании по распространению знаний о СПИДе. Сообщение о самоубийстве девочки-подростка, которую автор блога знал по добровольной работе в школьном центре помощи отстающим…
  
  Прочитав последние строки, я похолодел. С замиранием сердца я схватился за телефон и набрал номер.
  
  — Дюбойс слушает.
  
  — SassyCat… Это ведь Аманда, верно? — Я помнил о «горячей линии», за которую она отвечала в школе.
  
  — Да. Это она.
  
  Девочка, видимо, решила, что ей ничто не угрожает, если она воспользуется псевдонимом и отправит новую запись с компьютера подруги.
  
  — Ермес говорит, что это разместили примерно час назад с открытого сетевого адреса. Ему самому понадобилось две минуты, чтобы установить точку отправки — частный дом в округе Лоуден в окрестностях Уайт-Ферри.
  
  — Дом Билли Картера?
  
  — Нет, соседский.
  
  Если у нас есть такой компьютерный робот, Лавинг тоже пользуется подобным оборудованием. Прошерстив базу данных владельцев недвижимости в том районе, он наткнется на имя Картера, а ему уже наверняка известно, что основная резиденция бывшего копа находится в пяти минутах езды от Кесслеров в Фэрфаксе. И он поймет, где мы спрятали от него девочку.
  
  Номер еще одного абонента определился на листе ожидания вызовов моего телефона. На этот раз это был в самом деле Уэстерфилд, только что обнаруживший, что направленный к нему броневик пуст. Потом новый прозвон — мой аппарат принимает одновременно четыре вызова, — это со мной хотел говорить мой непосредственный начальник.
  
  Я не стал отвечать ни тому ни другому.
  
  — Мне придется самому отправиться к Картеру, — сказал я Дюбойс. — Это меньше чем в тридцати минутах езды отсюда. Свяжись с Фредди, пусть направит туда несколько опергрупп. У тебя ведь есть адрес?
  
  — Есть.
  
  Я отключил телефон и убрал его в карман. Потом кратко ввел в курс дела Ахмада, бросил в сумку компьютер, пару пачек патронов и выскочил через боковую дверь дома, на бегу набирая номер Билла Картера. Пока я усаживался за руль «хонды» и поспешно выруливал на шоссе, мобильник Картера дал несколько гудков, а потом включился в режим автоответчика.
  26
  
  «Ответь!.. Ответь, пожалуйста!»
  
  Неужели Картер уже мертв, а девочка попала в лапы к Лавингу?
  
  Тогда нетрудно предсказать, что произойдет дальше. С безопасного телефона «дознаватель» свяжется с ФБР и попросит, чтобы ему дали переговорить с Райаном Кесслером. Он сообщит ему, что Аманда будет находиться у него в заложницах, пока Райан не выложит информацию, ради получения которой его и нанял заказчик.
  
  Когда такой звонок будет получен, именно мне придется решать, связывать ли Лавинга с Кесслером, чтобы потом провести переговоры об освобождении дочери, или отказаться, подписав Аманде смертный приговор.
  
  Я нажал на кнопку повторного вызова.
  
  Щелк.
  
  Электронный голос попросил: «Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после…»
  
  О нет!
  
  Я дал отбой и прибавил оборотов и без того ревущему двигателю, разгоняясь до девяноста пяти километров в час, — двигаться быстрее по шоссе номер 7 и затем по второстепенным дорогам вдоль Потомака было нереально. Три часа пополудни в приятный воскресный денек. Людям не сиделось дома. Они направлялись на пикники, на партию в гольф, в гости или просто на прогулку, сильно затрудняя мою задачу. Я запросил разрешение на экстренное право проезда у дорожной полиции округов Лоуден и Фэрфакс, чего мне делать очень не хотелось, поскольку так моя «хонда» попадала в легкодоступную компьютерную сеть, но вместе с тем я не мог именно сейчас подвергаться риску быть задержанным за превышение скорости.
  
  Попытался позвонить еще раз.
  
  Один гудок, другой… Потом наконец-то:
  
  — На проводе! — не без чувства юмора приветствовал меня Билл Картер по своему мобильному телефону.
  
  Я вздохнул с неописуемым облегчением.
  
  — Это Корт. Лавинг направляется к вам.
  
  — Понял. — В голосе послышалась тревога. — Что мне предпринять?
  
  — Во-первых, ваше оружие при вас?
  
  — Мой старичок «смитти» тридцать восьмой? А как же, сэр! А еще над камином висит ружьишко двенадцатого калибра.
  
  — Захватите его тоже. Двустволка? Помповое? Полуавтоматическое?
  
  — Вертикальная двустволка.
  
  Подойдет.
  
  — Зарядите ее. И суньте в карман побольше запасных патронов.
  
  — Для этого мне понадобятся обе руки. Придется отложить телефон ненадолго. — Некоторое время я слышал в трубке только позвякивание металла.
  
  — Сделано, — сказал он потом.
  
  — Где Аманда?
  
  — Собирает снаряжение. Еще полчаса, и мы отправились бы на рыбалку…
  
  — Вы оба должны срочно уйти из дома.
  
  — Она очень расстроится.
  
  — Значит, расстройте ее.
  
  — Как это могло случиться?
  
  — Она отправила электронную почту с компьютера вашей соседки.
  
  — Вот ведь черт! Мы только зашли к ним перекусить, и девчонка куда-то пропала ненадолго. Мне следовало догадаться.
  
  Потом я услышал шаги и голос старика, сообщавшего Аманде, что возникла проблема и им срочно нужно уходить. Потом ее голос: «У тебя ружье на плече. Зачем оно тебе, дядя Билл?»
  
  Голоса стали приглушенными. Он спокойно уговаривал ее уходить, но ни в чем не упрекал. И правильно делал. Сейчас на это не было времени.
  
  — Так, Корт, что дальше?
  
  Я попеременно смотрел то на дорогу, то на дисплей своего компьютера.
  
  — Передо мною спутниковая картинка вашей местности. Она не очень четкая, но я вижу ведущую к дому подъездную дорожку. Это единственный путь добраться до вас?
  
  — Да, не считая водного.
  
  — Вы видели на дороге какие-нибудь машины?
  
  — Все будет хорошо, Аманда! Не волнуйся… Так, вы спросили насчет машин? Я тут ставил ловушку на енотов у мусорного бака, и одна машина проехала.
  
  — Это обычное дело?
  
  — Не сказать, чтобы обычное. Места здесь уединенные. Но кто-то по временам проезжает. Он не сбросил скорости, так что я не обратил особого внимания.
  
  — Можете описать автомобиль?
  
  — По правде говоря, я его больше слышал, чем видел. Куда вы нам прикажете направиться?
  
  — Не пользуйтесь машиной. Даже близко к ней не подходите. Найдите на своем участке место, где сможете укрыться, но видеть, если кто-нибудь пойдет в вашу сторону.
  
  Я снова оторвал взгляд от дороги и посмотрел на изображение со спутника.
  
  — Кажется, я вижу небольшую поляну в… Короче, это в северо-восточном конце вашего участка.
  
  — Точно. Там у нас небольшой лужок, а за ним — рощица. Она к тому же слегка на возвышении. Мы можем залечь там.
  
  — Отлично. У вас есть какой-нибудь камуфляж?
  
  — Только рыбацкие куртки. Но они темно-зеленые.
  
  — Сгодятся. Выключите звонок телефона, оставьте его в режиме вибрации.
  
  Я слышал шуршание и звук застегиваемых молний. «Вот так, дядя Билл?»
  
  «Да, правильно».
  
  Кажется, девочка не паниковала, что радовало меня. И я продолжал:
  
  — Лавинг вооружен, и у него есть напарник. Тоже вооруженный. У него светлые волосы. Одет может быть в зеленую ветровку. Рослый и худощавый. Но в любом случае вам сейчас нельзя доверять никому. Вперед, выдвигайтесь на место. Минут через пятнадцать я буду у вас. ФБР тоже в пути.
  
  — А как же наши соседи?
  
  — Лавинг уже точно знает, где живете вы. Соседей ему тревожить незачем. Отправляйтесь в свое укрытие. Я заканчиваю разговор. Нам всем нужна полная концентрация внимания.
  
  Сам я целиком сосредоточился теперь на ведении машины. Но при этом меня не оставляла тревожная мысль, как счастлив должен быть Лавинг, если ему действительно удалось отследить местонахождение Аманды через ее блог. Потому что не было у моих клиентов более уязвимых точек, чем их дети.
  27
  
  Ровно через тридцать три минуты по выезде с территории конспиративного дома я уже припарковал «хонду» в кустах рядом с границей летних владений Картера и выбрался наружу, включив бесшумную сигнализацию.
  
  Затем достал из сумки один из двух комбинезонов, отдав предпочтение зеленому перед черным, натянул его на себя поверх другой одежды, перекинул сумку через плечо и быстро пошел вдоль дороги, всматриваясь в следы. В одном месте было четко видно, что здесь недавно останавливалась машина, но после короткой паузы продолжила движение. Отпечатки подошв на мягкой почве вели в ту сторону, где, как я знал, находился сам дом — до него оставалось метров триста через лесок.
  
  В своих действиях я исходил из того, что Лавинг уже здесь.
  
  Еще раз изучив землю вокруг, я обнаружил наиболее логичный путь, которым он двинулся дальше. Потом, перемахнув через приземистую каменную ограду, способную остановить только самых пугливых и нерешительных зверей, я стремительно последовал по стопам Лавинга. Большинству людей не удалось бы различить его след. Мне же он открылся явственно благодаря одному из моих многолетних хобби.
  
  Мне тогда только перевалило за двадцать, и я учился в Остине, штат Техас, получая еще одно высшее образование. Любитель пеших походов, обалдевший от неподвижного образа жизни усердного студента, я записался в университетский клуб спортивного ориентирования. Этот вид спорта, зародившийся в Швеции, состоит в том, что, вооружившись подробной картой и компасом, нужно проложить себе путь в совершенно незнакомой местности, обязательно проходя через контрольные пункты, где твою карту участника помечает либо дежурный, либо электронное устройство. Побеждает тот, кто первым доберется до «двойного кольца» — конечного пункта маршрута, обозначенного на карте.
  
  Мне очень полюбилось это занятие — я до сих пор иногда принимаю участие в соревнованиях — как возможность порой отвлечься от бесконечного сидения в классах за компьютером или заумными учебниками.
  
  Там же, в Остине, я подружился с другим любителем ориентирования — агентом Управления по борьбе с наркотиками. Он был настоящим следопытом — то есть умел отслеживать передвижения людей по оставленным им приметам, в основном нелегальных иммигрантов и транспортировщиков наркоты. Меня заинтересовал его опыт. Следопыты не проводят чемпионатов как таковых, но офицеры пограничной службы и УБН проводят регулярные совместные тренировки. На одну из них мой приятель пригласил меня.
  
  Чтение следов потом представлялось мне чем-то вроде огромной настольной игры, происходившей на открытом пространстве, в которой ты сам уподоблялся одной из фигур на доске. Я стал настоящим энтузиастом этого дела, и когда не было возможности соревноваться в ориентировании с другими, устраивал себе самостоятельную проверку навыков, выслеживая зверей или туристов, хотя они, конечно же, не подозревали, что кто-то тайком идет за ними. Я даже немного подрабатывал в УБН. По выходным, когда они устраивали свою очередную тренировку, мне поручалось изображать «мула» с грузом наркотиков и пытаться обмануть следопытов из управления. И в этом я добился немалых успехов: овладев всеми их приемами, я умел так же хорошо заметать следы, как и «читать» их.
  
  Потом эти навыки не раз пригодились мне в работе «пастуха».
  
  Их же я использовал и сейчас, внимательнейшим образом всматриваясь в почву и растительность в поисках отметин, оставленных Лавингом. Порой они были едва различимы. Упавшая на землю ветка, перевернутая вниз выгоревшей на солнце поверхностью, камень или олений помет не на своем месте, груда листьев там, где ей быть не положено.
  
  Один из постулатов науки следопытов состоит в том, что сам характер местности на 90 процентов определяет направление движения преследуемого. Как правило, достаточно найти наиболее легкий из возможных маршрутов, чтобы с уверенностью предполагать, что именно им продвигается ваша цель. Но с Генри Лавингом все обстояло иначе. Этот человек мог избрать наименее прямой и очевидный путь, тот, что показался бы вам совершенно нелогичным и более трудным.
  
  Но и его стратегию я понял, обнаружив, что он периодически останавливается и оглядывается по сторонам, явно опасаясь преследователей.
  
  «Рациональная иррациональность»…
  
  И теперь, разобравшись в стремлении Лавинга следовать более трудным путем по возвышенным местам, чтобы вовремя обнаружить противника и вступить с ним в бой, я сам начал двигаться гораздо быстрее, поскольку он не мог предполагать, что кто-то будет в точности повторять его маршрут сквозь густую чащу. Лавинг продирался сквозь заросли форситии, сплетения кудзу и плюща, кусты ежевики и других растений, названий которых я никогда не знал.
  
  Порой я останавливался и вслушивался. Собаки реагируют сначала на запах, потом на звук и в последнюю очередь пускают в ход зрение. Люди устроены иначе, но слух тоже можно считать их вторым по значению органом чувств. Слушать нужно всегда и очень чутко. Убегающая от вас добыча шумит, как издает шум и тот, кто собирается вас атаковать (кстати, люди имеют тенденцию издавать самые громкие звуки именно в решающие моменты в отличие от представителей животного мира). Поначалу вам может показаться, что трески и шуршания доносятся до вас отовсюду. Но не нужно слишком много времени, чтобы научиться распознавать эхо, оценивать дистанции и определять в большей или меньшей степени точности, откуда именно исходит звук.
  
  Уже через несколько секунд после очередной остановки я различил легкое похрустывание впереди себя. Быть может, это ветки терлись друг о друга под усилившимся ветром, или это был олень, или же человек, намеревавшийся похитить шестнадцатилетнюю девочку.
  
  Затем примерно в ста метрах от себя, там, где плескалась о берег вода, я увидел дом Картера. Внимательно пригляделся. Никакого движения, кроме покачивания веток деревьев под напором ветра.
  
  Подошел чуть ближе.
  
  Остановился и всмотрелся еще раз.
  
  Но только уже находясь метрах в тридцати от дома, я заметил Лавинга.
  
  Да, это определенно был «дознаватель». Мне удалось мельком разглядеть его лицо. На нем была та же — или очень похожая — одежда, что и накануне, когда мы встретились в устроенной для него ловушке. Оружия при нем я не видел, потому что обе руки он сейчас использовал, чтобы раздвигать кусты и отводить в стороны ветки как можно бесшумнее. Я надеялся теперь застать его врасплох на дорожке к крыльцу, где он будет не так осторожен, как в самом доме. Он знает, что внутри может подстерегать опасность. Ведь ему, безусловно, известно, что Билл Картер — бывший полицейский, а значит, наверняка вооружен.
  
  Вот теперь Лавинг достал свой пистолет и аккуратно передернул затвор, проверяя готовность оружия к стрельбе.
  
  Я тоже извлек «глок» из кобуры и двинулся вслед.
  
  При этом невольно подумалось: что сказал бы Уэстерфилд или кто угодно другой, наблюдая за этой сценой? Разве моя основная задача не состояла в том, чтобы как можно скорее увезти отсюда своих клиентов, которые прятались метрах в трехстах от дома?
  
  Так какого же лешего я вместо этого продолжал охоту на преступника?
  
  «Существуют гуртовые овчарки, сбивающие стадо в одно целое, и есть овчарки, не только охраняющие домашних животных, но и сами готовые напасть на любых хищников, какими бы крупными и многочисленными они ни оказались…»
  
  Прости, Эйб. Я принадлежу ко второй породе. И это сильнее меня.
  
  Дистанция между нами сокращалась, пока я обдумывал свою дальнейшую стратегию. По дороге я связался с Фредди и знал, что его люди спешат сюда, стараясь не привлекать к себе внимания. Полиция округа уже начинает перекрывать дороги. А сам Фредди появится в окрестностях минут через двадцать.
  
  Приходилось признать, что место для схватки один на один было не самое удачное. Хотя я не сомневался в личности преступника, ясной цели перед собой не видел. Лавинг то появлялся на секунду, то снова пропадал среди теней. Выстрелить и промахнуться — такого риска я себе позволить не мог.
  
  И потом — где его напарник?
  
  Я продолжал медленно двигаться дальше. Как только Лавинг проберется в дом, ему потребуется минут десять, чтобы проверить все помещения и убедиться, что его жертва ускользнула, а не притаилась в укромном уголке.
  
  Так я подходил все ближе, по-прежнему не покидая надежного укрытия и почти беззвучно.
  
  Лавинг оказался рядом с гаражом и заглянул туда. Там все еще должен был стоять джип Картера. Затем он нырнул в кусты, разросшиеся между гаражом и домом, потом, сильно пригнувшись, пробежал вдоль невысокой серой стены, соединявшей две эти постройки. От меня ее скрывала довольно густая листва, и я видел только его мелькнувший силуэт. Но тут я замер, ощутив холодок, пробежавший по спине. Если Лавинг продолжит двигаться в том же направлении еще метров пять, ему не миновать участка открытого пространства, где он станет для меня прекрасной, подсвеченной солнцем мишенью.
  
  Я взял пистолет на изготовку и прицелился примерно в то место, где должен был появиться враг. До той точки оставалось метров двадцать пять — не слишком большая дистанция для такого мощного оружия, как мой «глок» сорокового калибра. Ствол, конечно, коротковат, но одна из нескольких выпущенных подряд пуль должна уложить его. Я помнил каждую деталь учебных стрельб. Три выстрела повыше, три — пониже. Шаг в сторону, чтобы вспышка из твоего пистолета не превратила в мишень тебя самого. И снова оружие к бою. При этом не забывай считать, сколько патронов израсходовано.
  
  Лавинг продолжал двигаться. Четыре метра до поляны.
  
  Три, два…
  
  У меня вдруг резко зачастил пульс, ладони покрылись холодным потом.
  
  Вот он, Генри Лавинг. Прямо передо мной. Еще секунда, и он окажется у меня на мушке.
  
  Две мысли мгновенно промелькнули у меня при этом. Первая. Специальное правило указывает: сначала мы должны потребовать, чтобы преступник сдался, если только нам самим или кому-либо еще не угрожает непосредственная смертельная опасность. И это правило распространяется на любого злодея. Даже на вооруженного до зубов. Даже на того, который хочет использовать крики боли шестнадцатилетней девочки, чтобы заставить ее рыдающего отца выдать ему необходимую информацию.
  
  Даже на гада, который пытал и убил такого хорошего парня, как Эйб Фэллоу.
  
  Но моей второй мыслью была такая: три повыше, три пониже, шаг в сторону, пистолет снова на изготовку…
  
  Я сделал из левой ладони упор для правой руки, выровнял ствол, успокоил дыхание.
  
  Всего один шаг из тени, все еще скрывавшей Генри Лавинга, и я не промахнусь.
  
  И вот он шагнул на поляну, но не пошел во весь рост, а залег в траву и пополз, оставаясь для меня по-прежнему почти невидимым.
  
  «Встань! — мысленно приказал я ему. — Встань же, черт тебя побери!» Меня захлестнул гнев, чего со мной еще никогда не происходило. Я все-таки смутно видел в траве темные очертания его тела.
  
  Сделай это, и будь что будет! — сказал я себе. Выпусти по нему всю обойму и перезарядись… Так. Дыхание ровное. Давай! Я чуть склонился вперед и начал усиливать давление на курок.
  
  У меня даже возникло чувство, что я могу направить пули в цель одной только силой своей воли.
  
  Однако буквально за мгновение до того, как давление моего пальца на спуск должно было привести к выстрелу, я бесшумно вздохнул и опустил пистолет.
  
  И остановила меня именно эта мысль — ведь я хотел стрелять с помощью силы воли.
  
  Но стрельба — это физика и химия, это меткость глаза и твердость мышц, это правильное положение тела и ясно различимая мишень. Сила воли здесь роли не играет. Как нельзя полагаться и на удачу.
  
  Я же «пастух». Я не имею права так поддаваться эмоциям.
  
  Если бы я выстрелил и только ранил его или вовсе промахнулся, мое местонахождение перестало бы быть тайной. Нетрудно догадаться, что напарник Лавинга где-то рядом. Он только и ждет, чтобы я обнаружил себя. А хуже всего было то, что, услышав выстрелы, Билл Картер и Аманда могли покинуть свое убежище, желая выяснить, в чем дело.
  
  Злясь на себя за минутную слабость, я тщательно проверил почву под ногами, убедился, что могу передвигаться бесшумно, и снова пошел вперед.
  
  По-прежнему используя любой кустик как укрытие, Лавинг уже скользнул к калитке и осторожно попробовал, не скрипит ли она. Я видел, как он что-то достал из кармана; вероятно, это была масленка, чтобы смазать петли. Затем он открыл створку и направился к дому, ни на секунду не подставляясь под выстрел.
  
  Недолго поразмыслив, я определился, что мне делать дальше, повернулся в другую сторону и направился в сторону лужка, за которым должны были ждать Билл Картер и Аманда.
  
  Признаюсь, редко решение давалось мне с таким трудом.
  
  Зато теперь цель стала вполне определенной. Попытка в одиночку взять Лавинга внутри дома была обречена на неудачу. Для подобной операции нужна поддержка по крайней мере двоих, а в идеале — четверых хорошо обученных людей. Сейчас же мне лучше всего было поскорее найти своих подопечных и уходить с ними как можно дальше. Лавинг в доме, и значит — у нас минут десять форы. А заниматься поимкой Лавинга следует предоставить Фредди и его оперативникам.
  
  Я сориентировался, вернулся немного назад, а потом взял левее, где, как я ожидал, прятались девочка и Картер. До того места придется преодолеть довольно большое расстояние — метров триста поперек участка Картера. Но местность теперь была мне хорошо знакома. Передо мной простирался небольшой сосновый бор, где землю устилал ковер из старых иголок, а пропитанные смолой упавшие ветки не издавали треска, попадая под ноги. Двигаться можно было быстро и почти бесшумно.
  
  Но именно поэтому, стоило мне сделать лишь несколько шагов, напарник Лавинга оказался у меня за спиной, ни звуком не выдав своего приближения.
  
  — Оружие на землю. Руки по швам, — услышал я хриплый шепот, и в тот же момент мне в спину уперлось дуло.
  28
  
  Партнер упер ствол мне в позвоночник еще сильнее, а я только думал: должно быть, то же самое слышал Эйб Фэллоу перед тем, как за него взялся Лавинг.
  
  Руки по швам…
  
  Значит, и я скоро умру.
  
  Но не сразу.
  
  Потому что, как и мой наставник, я пока представлял для них определенную ценность. Вероятно, Лавинг решил не использовать девочку как точку уязвимости отца, а заставить меня выдать ему полицейского. В самом деле, куда сложнее технически, да и опаснее, связываться с Райаном и сообщать ему, что они захватили в заложницы его дочь.
  
  Я послужил приманкой в ловушке на Лавинга. Теперь ту же роль невольно сыграла Аманда.
  
  — Ты оглох? Брось оружие!
  
  Пришлось подчиниться. Как бы быстро я ни обернулся, пуля все равно быстрее.
  
  «Долго ли я смогу продержаться?» — от этого вопроса некуда было деться.
  
  Наждачная бумага и спирт…
  
  Нахлынули воспоминания о Пегги и мальчишках — Джереми и Сэме.
  
  Потом голос у меня за спиной шепнул:
  
  — Что за ерунда?
  
  Складывалось странное впечатление, что человек разговаривает сам с собой.
  
  Потом я услышал и вовсе приятно-неожиданное:
  
  — О Господи! Так это вы, Корт?
  
  У меня все еще крупно дрожали руки, когда я обернулся и увидел перед собой Билла Картера, державшего свою двустволку теперь направленной мне в грудь. И палец его все еще лежал на спусковом крючке. У него за спиной стояла Аманда с круглыми от страха глазами.
  
  И я снова начал дышать. Да так, что легкие свело от боли.
  
  Он опустил оружие.
  
  — Вы не укрылись за лугом? — прошептал я.
  
  — Нет. Мне показалось, что это далековато. И похоже, вы сами тоже не сразу туда поспешили?
  
  Что верно, то верно, мысленно признал я.
  
  Аманда рассматривала меня все еще немного испуганным, но пристальным взглядом. Глаза она унаследовала от отца. Через плечо у нее по-прежнему висела сумка в виде плюшевого мишки.
  
  Я осмотрел место, где мы находились. Оборонять его было бы затруднительно — низина. Нужно поскорее добраться до машины и уезжать отсюда.
  
  Мы присели на корточки.
  
  — Лавинг пробрался к вам в дом. Он очень скоро поймет, что там вас нет.
  
  Потом я жестом показал в сторону дороги и вправо.
  
  — Мой автомобиль стоит перед участком за той каменной оградой. До него метров двести. Бежим к нему, быстро. Не волнуйся, Аманда, все будет хорошо.
  
  На самом деле девочка не казалась обескураженной. Напротив, складывалось впечатление, что она не возражала бы поохотиться на Лавинга.
  
  Характер еще тот…
  
  Я первым пошел вверх по склону овражка в сторону дороги. Двигались мы слишком медленно, и у меня уже начинала кружиться голова, поскольку мне приходилось постоянно смотреть то влево, то вправо, то назад. Тысячи смутных очертаний и темно-зеленых теней представлялись угрозой, но ни одна из них пока не сформировалась в отчетливую фигуру вооруженного преступника.
  
  Мы преодолели двадцать метров, тридцать, пятьдесят…
  
  Внезапно Аманда охнула. Вскинув оружие, мы с Картером опустились на колени, уложив девочку между собой на землю, и посмотрели в том направлении, куда глядела она.
  
  Олень грациозно вышел из кустов, продолжая объедать их листья, скосив на нас пустой, но слегка настороженный взгляд. Потом к нему присоединились две самки. Картер поднял с земли камень и хотел бросить в зверей, сочтя, видимо, что Лавинг спишет на этих животных любой шум, который услышит. Но я покачал головой, остановив его. Нам нужна тишина.
  
  Порой есть риск перехитрить самого себя.
  
  Всмотревшись вперед и убедившись, что партнер Лавинга не преграждает пока избранного нами пути, мы молча продолжили движение. А олени снова взялись за облюбованный ими куст.
  
  Мы теперь постоянно слышали какие-то звуки вокруг нас.
  
  Зверье? Лавинг? Его напарник?
  
  Мы приблизились к открытому пространству участка метров двадцати длиной. Искать обходной, но более безопасный путь? Нет, слишком долго. Я жестом показал, что нам нужно перебежать на другую сторону прогалины.
  
  И только когда мы уже оказались на противоположном ее краю, я оглянулся. На расстоянии примерно в длину футбольного поля мне открылась часть дома.
  
  А потом во дворе я увидел Лавинга. Он тоже посмотрел в мою сторону и замер на месте. Затем полез в карман за радиопередатчиком или мобильным телефоном.
  
  — Он нас заметил. Вперед, быстрее!
  
  Я указал на полосу асфальта, и мы бросились бежать.
  
  — Билл, прикрывайте нас сзади. Увидите его, цельтесь пониже. Ему придется на время залечь.
  
  «Лучше слегка зацепить врага за бедро или лодыжку, чем промахнуться, метя ему в голову», — любил повторять Эйб.
  
  — Вас понял.
  
  — Давай, Аманда! Все идет хорошо, — шепнул я.
  
  Тяжело дыша и низко пригибаясь к земле, мы проскочили сквозь чахлый подлесок, уже не обращая внимания ни на какие шумы. В любой момент я ожидал услышать свист пули и грохот выстрела за спиной. Но ни Лавинг, ни его партнер огня не открывали. Аманда нужна была им живой. Труп не используешь как рычаг для давления на болевую точку источника информации.
  
  Наконец, окончательно выбившись из сил, мы оказались у дороги. По другую сторону каменной ограды, примерно в пятидесяти метрах от нас, стояла моя машина. Мы бросились туда мимо ряда низкорослых кустов.
  
  Картер оглянулся.
  
  — По-моему, я вижу его. Бегите к машине. Я прикрою вас.
  
  — Нет!
  
  Мы пробежали еще несколько шагов, и я нашел для нас троих укрытие в виде толстого ствола упавшего дерева. Оно рухнуло от старости, потому что, судя по возрасту, служило таким же укрытием еще солдатам юнионистов или конфедератов, отходившим к югу после самой кровавой битвы гражданской войны при Антиетаме.[15]
  
  Теперь я был уверен, что вижу Лавинга позади нас и совсем недалеко — до него было метров шестьдесят или семьдесят. Он тоже нырнул за ствол дерева у стены.
  
  — Сейчас нам нужно переместиться ближе к машине, — сказал я Картеру. — Я пойду последним. Машину заведу дистанционно, с пульта. Когда услышите звук мотора, стреляйте из обоих стволов в лесок через дорогу. Берите на этот раз повыше. Перезарядитесь и стреляйте снова, только сделать это нужно очень быстро. Затем вы оба должны перепрыгнуть через ограду. Аманда, ты сразу забираешься на заднее сиденье, но ложишься на пол. Билл, сядете за руль. Отъедете метров на десять вперед и остановитесь. Возьмите под прицел своего револьвера лес по ту сторону дороги. Я сразу же к вам присоединюсь.
  
  — В том леске напарник?
  
  — Точно так.
  
  Он не спросил, как я узнал об этом, а мне было некогда объяснять, что я полагаюсь на интуицию.
  
  Я посмотрел на их лица, покрытые потом и мелкими обрывками желтых листьев.
  
  — Готовы?
  
  Оба кивнули.
  
  Я вдавил кнопку включения зажигания на брелоке, и мотор «хонды» ожил. Наши машины оборудованы специальными подавителями звука выхлопа, но с шумом стартера ничего не поделаешь.
  
  Картер не колебался ни секунды. В тот момент, когда машина завелась, он выпрямился над оградой и сделал два оглушительно громких выстрела. Перезарядил ружье, выстрелил еще дважды и вложил в стволы два новых патрона, пока я выпустил шесть пуль в том направлении, где притаился Лавинг. Потом Картер схватил Аманду за руку, и они бросились к автомобилю.
  
  Затем он рванулся с места, а я перекатился через ограду и упал в высокую траву на обочине дороги, распростершись на спине, но не переставая держать пистолет на изготовку.
  
  Мне что-то щекотало позвоночник. Лавинг должен был считать, что я тоже уже в машине, но вот от его напарника могла не укрыться моя уловка. И тогда он в любой момент откроет по мне огонь, размышлял я.
  
  Ну, давай же… Давай…
  
  И тут я увидел Лавинга во весь рост.
  
  Он перепрыгнул через стенку и стал прицеливаться по машине.
  
  И хотя я видел его ясно, стрелять мне было не слишком удобно — трава и изгиб ограды частично блокировали траекторию. И все же это был шанс. Однако стоило мне спустить курок, Картер нажал на тормоз, как мы договорились, и до Лавинга дошел смысл моего замысла. Меня он не видел, но знал теперь, что происходит. Он резко повернулся и стал перебираться назад через ограду. Я выпустил по нему всю обойму. Пули высекали из стены осколки камня, клочья земли разлетались в стороны. Лавинг пропал из виду. Задел я его или нет, догадаться было невозможно.
  
  Я вставил в пистолет запасную обойму. Шевеление листвы по ту сторону дороги выдало присутствие напарника Лавинга. Поэтому я, не медля ни секунды, подбежал к машине и занял место за рулем, которое Картер освободил для меня, переместившись на пассажирское сиденье.
  
  Я вдавил педаль газа в пол, и мы стремительно помчались прочь.
  
  Картер смотрел, что происходит позади.
  
  — Ага, вот и подельник вышел из леса. А теперь и Лавинг с ним. Оба стоят на дороге. По-моему, Лавинг ранен. Его явно пошатывает.
  
  Лишь несколько минут спустя, вписываясь в крутой вираж, я впервые немного сбросил скорость.
  
  Указывая вперед, Картер рассмеялся:
  
  — Все! Теперь и подкрепление подоспело.
  
  У нас над головой прошелестел лопастями вертолет, стремительно снижаясь к дому Картера. Еще через мгновение дорогу нам блокировали несколько огромных черных джипов. Из них повыпрыгивали люди с оружием наготове и осторожно направились в нашу сторону. Через лобовое стекло я показал им свой жетон.
  
  Молодой агент, которого прикрывали двое других, заглянул внутрь машины, а потом крикнул своим коллегам, чтобы они продолжали движение к дому.
  
  — Вы в порядке, сэр? Все живы? — спросил агент.
  
  — Да, все в норме. Старший агент Фредерикс с вами?
  
  — Он отстал от нас минут на пять.
  
  — Хорошо. Передайте своим людям, что их там двое. Лавинг и его напарник. Оба вооружены. Лавинг, возможно, ранен. Где они спрятали свою машину, мне неизвестно.
  
  — Мы все проверим, сэр.
  
  — Судя по карте, на противоположном берегу есть несколько жилых домов, откуда легко выехать на скоростную магистраль. Они могут воспользоваться лодкой, а потом угнать машину.
  
  — Я сейчас же направлю туда одну из опергрупп, — заверил меня агент.
  
  — А теперь не соедините ли меня с пилотом «вертушки»? — попросил я. — Нужно сориентировать его на местности.
  
  — Вы имеете в виду вертолет, сэр?
  
  — Да, ваш вертолет. Он пролетел у нас над головами, — сказал я, указывая вверх.
  
  Но агент явно не понимал, о чем я говорю.
  
  — В этой операции наши вертолеты не задействованы, сэр.
  29
  
  Билл Картер молча сидел рядом со мной, а в зеркале я видел отражение Аманды на заднем сиденье, смотревшей в окно на становившееся пасмурным осеннее небо. Мы были уже километрах в двадцати от летнего дома Картера.
  
  Сам я в этот момент уже не думал о том, что произошло там так недавно, а старался отогнать навязчивое неприятное воспоминание из более отдаленного прошлого, но никак не мог избавиться от него…
  
  Пегги, наши двое мальчишек и я ехали по сельской дороге, когда перед нами открылась картина страшной аварии. Я остановил свою машину и вышел, думая, что надо бы помочь крепким, но молодым и явно потрясенным случившимся местным полицейским. Многие считают, что женщины лучше, чем мужчины, справляются с видом трупов, открытых ран и крови. Может быть, но это не о Пегги. Она тут же перебралась на заднее сиденье к сыновьям и крепко прижала их к себе. Казалось, она стремится уберечь их от жуткого зрелища перевернутых автомобилей, искореженного металла и изуродованных тел жертв, которые пока еще не успели ничем накрыть. Но на самом деле Пегги в гораздо большей степени хотела заслониться от всего этого сама. (Вот вам еще одна общая черта характеров Мари и моей жены — поразительная легкость, с которой обе они переходили от неистребимого, казалось бы, оптимизма к самому безнадежному отчаянию.)
  
  Там, на месте катастрофы, вопреки всем стараниям матери и Джереми, и Сэм все разглядели. Старший брат — Джереми — перепугался и безутешно зарыдал. А вот Сэма заинтересовало совсем другое. «Папа! Вон там лежит дяденька. Но у него же нет руки! Как он теперь будет есть мороженое?» Для Сэма это была не трагедия, а одна из первых в его жизни загадок.
  
  Никогда не знаешь, как юное создание отреагирует на шокирующий опыт.
  
  В лице Аманды мне теперь на миг почудилось отражение озадаченного личика Сэма.
  
  — Ты в порядке, милая? — спросил я, сам удивившись, что так обратился к ней.
  
  Она подняла на меня взгляд, кивнула, а потом стала изучать охотничью «беретту» Картера — переломленное пополам ружье лежало на сиденье рядом с ней.
  
  Включив быстрый набор, я позвонил Фредди.
  
  — Привет! — обрадовался он.
  
  — Ты все еще на месте?
  
  — Да. Здесь просто чудесно. Когда уйду на пенсию, обоснуюсь где-нибудь поблизости.
  
  Сам я как-то не успел оценить всей прелести расположения летней резиденции Картера.
  
  — Какие новости?
  
  — Они сбежали. На вертолете.
  
  — Спасибо, я догадался. Меня интересует, что известно об этой «вертушке».
  
  — Ничего. По крайней мере пока. Мы все еще опрашиваем соседей. Многие слышали, как вертолет пролетел очень низко. Кое-кто даже решил, что он упал, и несколько звонков поступили в Службу спасения. Но при этом…
  
  — Так что же они видели?
  
  — В том-то и штука, сынок. Они смотрели и слушали, но видели только тучу пыли и поднятых в воздух листьев. Он сумел приземлиться среди деревьев на площадке метров десяти в диаметре. Для этого нужно быть пилотом экстра-класса.
  
  — Не только. Для этого требуется специальное оборудование, которое стоит огромных денег. А машину нашли?
  
  — Угнана еще несколько месяцев назад. Номера чужие. Мы надеялись найти хотя бы один отпечаток пальца напарника, но там чисто.
  
  — А как соседи?
  
  — Никто не пострадал.
  
  Я сообщил Картеру и Аманде, что с их друзьями ничего не случилось, и снова обратился к Фредди:
  
  — Клэр отследит для нас этот вертолет.
  
  Наша организация нередко переправляет клиентов по воздуху не только внутри страны, но и за границу, и потому у нас налажены неплохие контакты с Федеральным авиационным агентством и рядом частных чартерных компаний. Тот факт, что воздушное судно было небольших размеров, а значит, имело ограниченную дальность полета и базировалось где-то неподалеку, должен был облегчить Дюбойс поиски того, кто его арендовал.
  
  — Мы обнаружили кровь. Надеюсь, никто из вас не ранен? — спросил Фредди.
  
  — Где именно?
  
  — У дороги. На каменной ограде, на кустах. Несколько капель на тропинке.
  
  — Это кровь Лавинга. Я попал в него. Но он остался на ногах. Потеря крови большая?
  
  — Не слишком. Кроме того, мы нашли четкие следы самого Лавинга, и его приятеля тоже.
  
  — Я поручу Клэр проверить медицинские учреждения.
  
  — Что это за птичка у тебя работает? Клэр? Надеюсь, и перышки у нее хорошенькие?
  
  Опять дурацкая шутка.
  
  — Слушай, Корт…
  
  — Так, теперь ты начнешь про Уэстерфилда, — сказал я.
  
  — Это ты по моему голосу догадался, сынок? — спросил Фредди.
  
  — Ну, что он там?
  
  — Во-первых, звонит не переставая. Звонит мне. Звонит всем подряд. Чем ты его так задел?
  
  — Он хочет упечь моих клиентов в спецучреждение. Он совершает ошибку, но моих доводов слышать не хочет. Вот мне и пришлось, как бы это сказать… — Я искал подходящий эвфемизм.
  
  — Поставить всю свою дальнейшую работу под угрозу, насмехаясь над распоряжениями генерального прокурора США. И разозлить чуть не каждого второго члена правительства.
  
  — У Лавинга слишком много связей в столичном округе. Я не мог рисковать, — ответил я.
  
  — А знаешь, мне плевать. Это твои проблемы. С моей-то головы и волосинки не упадет.
  
  — Позвони мне, если криминалисты найдут что-нибудь интересное. Лавинг ведь облазил весь дом Картера.
  
  — Договорились.
  
  Мы закончили разговор, но тут же на дисплее телефона определились номера моего босса, а потом и Уэстерфилда. Я сбросил оба звонка и связался с Дюбойс. Рассказал ей о том, что произошло, и упомянул о вертолете:
  
  — Найди его. Любым возможным способом.
  
  — Постараюсь, — сказала она и записала подробности.
  
  — И еще. Лавинг ранен, — добавил я.
  
  — Так вы все-таки зацепили его. Это хорошо, — без излишних эмоций отреагировала на это моя молодая помощница.
  
  — Проверь всех, к кому он мог обратиться за врачебной помощью.
  
  Закон требует, чтобы любой медицинский персонал немедленно сообщал полиции о случаях огнестрельных ранений. Уличные банды и мафия непременно имеют своих врачей, медсестер или на худой конец ветеринаров, которые могут обработать рану и напрочь забыть при этом позвонить в правоохранительные органы. Имена многих таких медиков были нам известны, и время от времени мы устраивали за ними слежку (арестовывать их не имело смысла — они служили ценными источниками информации, когда начиналась охота на одного из раненых киллеров или «дознавателей»).
  
  Но Лавинг, конечно же, ни к одному из них не пойдет. Я поделился с Дюбойс своим мнением и добавил:
  
  — Он найдет какого-нибудь частника. Врача, который вне наших подозрений. Просмотри еще раз как следует его досье, отметь все адреса, по которым он был замечен, все телефоны, по которым звонил. На всякий случай проверь и общедоступные сведения в регистратурах.
  
  Вот где ей опять пригодится наш ОРК и прочие нестандартные базы данных.
  
  — Хорошо, посмотрю, что удастся нарыть, — сказала она. — И еще, Корт…
  
  Она снова назвала меня по имени.
  
  — Что?
  
  — Я все еще проверяю ту съемку, что вы сделали в доме Грэма.
  
  — Молодец.
  
  Следующие слова после паузы дались ей не без труда.
  
  — Я все много раз обдумала и поняла, что у вас не было другого способа добыть у него необходимую информацию. Я о том, что вы заставили меня сделать. Мне это очень не понравилось тогда. И долго трясло после. Но это был очень умный ход. Я не забуду о нем.
  
  — Другого способа не было, — эхом повторил я ее слова.
  
  Я выключил телефон, и примерно с полчаса мы ехали в полном молчании. Картер попросил включить радио, но я сказал ему:
  
  — Не обижайтесь, но пока я воздержусь от этого. Нам всем нужно сосредоточиться, а радио мешает думать.
  
  — О, тогда конечно.
  
  Я заметил, что Аманда то и дело бросает на меня взгляды через зеркало заднего вида.
  
  — Ведь все, что там произошло, было из-за меня, так? — спросила потом она. — Из-за моего блога в Интернете?
  
  — Да. Он сумел вычислить твое настоящее имя по псевдониму через одну из социальных сетей. Потом отследил почтовый ящик отправки на компьютере соседей Билла, а там и адрес его самого.
  
  Она закрыла глаза.
  
  — Я так виновата. Мне… То есть я думала, что не могу пользоваться только своим компьютером. И не подозревала, что меня можно обнаружить на чужом. Я же использовала «ник».
  
  Но меня она ни в чем не убедила. Девочка отнюдь не глупая. Наверняка подозревала, что риск существует, но по юношескому легкомыслию или чрезмерному рвению (скорее всего и того и другого понемногу) не придала этому значения.
  
  — Мне действительно жаль Сьюзан — ту девушку из нашей школы, — добавила она.
  
  — Которая покончила с собой?
  
  — Да. Вообще-то это была автомобильная авария, но она неслась с бешеной скоростью как сумасшедшая. Словно ей было безразлично, останется она в живых или погибнет. Это один из способов самоубийства, как сказали нам всем школьные психологи. Я потому и хотела обязательно написать об этом в блоге. Я стремилась к тому, чтобы все поняли: вести себя так неосторожно за рулем — это как наглотаться таблеток или повеситься.
  
  Когда я слушал ее, мне в голову пришла занятная мысль. Рядом со мной сейчас сидела девочка-подросток, посвятившая себя заботам о других. В каком-то смысле ее тоже можно отнести к категории «пастухов». Интересно, будь у меня дочь, сумел бы я вырастить ее такой, как Аманда? Но уж я бы точно гордился такой дочерью, это я знал наверняка.
  
  Однако и эта мысль, подобно столь многим другим сегодня, моментально улетучилась.
  
  — Он хотел убить меня? — спросила Аманда, совершенно безмятежно, как человек, уверенный, что никогда не умрет.
  
  Картер заерзал на своем сиденье, явно пытаясь найти слова ободрения. Но только я уже знал, что эта девочка едва ли нуждается в них.
  
  — Нет. Он только собирался похитить тебя, чтобы заставить твоего папу сообщить ему что-то важное.
  
  — Что именно?
  
  — Мы пока не знаем.
  
  Она замолкла и только смотрела в окно.
  
  У некоторых «дознавателей» есть свои принципы. Кто-то из них, например, никогда не причинит вреда женщине или ребенку. Многие прибегают в основном к психологическому давлению на жертв, ставя под угрозу их профессиональные репутации, личную жизнь или материальное положение. За некоторые дела они вообще не берутся, и есть пределы того, на что они готовы, вытягивая из людей заказанную информацию. Но существуют и такие, как Генри Лавинг. Эти способны на все, чтобы выполнить задание.
  
  Вам покажется это странным, но я уважаю таких наемных убийц и специалистов по информации больше, чем тех, «принципиальных». Они так же верны подлинным стандартам своей профессии, как я — своим. Они ставят перед собой цель и достигают ее максимально эффективным путем. Это делает их более предсказуемыми.
  
  — Джо совсем обезумела? — спросила Аманда.
  
  — Нет. С ней все в порядке, — ответил я.
  
  — Вы уверены? — Она скептически улыбнулась.
  
  — Она действительно несколько замкнулась в себе. Но по крайней мере она в безопасности, как твой отец и тетя.
  
  — Это хорошо… Извини, дядя Билл. Мне совестно, что я устроила все это безумие.
  
  Похоже, Аманде ничего не стоило взять на себя ответственность за то, что только что с нами произошло.
  
  — Ничего. Теперь все будет в порядке.
  
  Я сбросил скорость, включил указатель поворота и съехал с шоссе. Аманда нахмурилась, увидев приземистое каменное строение, к которому мы приближались. Потом вдруг быстро заговорила:
  
  — Я… Вы ведь привезли меня сюда не в наказание за то, что я натворила? То есть…
  
  Я едва сдержал улыбку.
  
  — Вовсе нет. Это всего лишь безопасное место, где вы с Биллом спокойно проведете ночь.
  
  И я остановил машину у ворот Федеральной тюрьмы особо строгого режима штата Виргиния.
  30
  
  «Что, черт возьми, происходит? Где тебя все это время носило?» — клокотал в наушниках голос моего начальника.
  
  Раздражение, злоба, да и почти любая другая эмоция, обычно слегка смягчаются, проходя сквозь китайскую пластмассу и металл, но его настроение улавливалось мною сейчас безошибочно.
  
  — Лавинг установил местонахождение дочери Кесслера. Но с ней уже все в порядке. Лавинг ранен.
  
  — Рана серьезная? — спросил Эллис.
  
  — Неизвестно. Хотя крови он потерял не много… Арон, для бегства он использовал вертолет.
  
  — Что-что?
  
  — Клэр попытается его вычислить, если сможет. Ты когда-нибудь слышал, чтобы к услугам «дознавателя» был вертолет?
  
  После недолгой паузы:
  
  — Нет. Такого еще не случалось.
  
  — Значит, заказчик очень богат или имеет профессиональный доступ к «вертушкам», чтобы поднять одну из них в воздух без положенных формальностей.
  
  — Что ты собираешься делать?
  
  — Я только что поместил девочку в спецучреждение. Там действительно безопасно. Ее привезли под именем Джейн Доу, свидетельницы по делу об убийстве наркоторговца. Даже если у Лавинга внутри кто-то есть, сомневаюсь, что она привлечет его внимание. К тому же я попросил начальника тюрьмы отключить на сегодня всю связь с внешним миром. Мы по-прежнему разбираемся с двумя делами, которые вел Кесслер, чтобы понять, кто мог заказать его. Клэр ищет медика не из числа наших знакомых, согласившегося подлатать рану Лавинга.
  
  — Послушай, Корт, — перебил меня Эллис, — я делаю все, что в моих силах, но…
  
  — Ты об Уэстфилде?
  
  Мне с самого начала было ясно, почему шеф в дурном расположении духа.
  
  — Да, о нем. Почему ты просто не проигнорировал его? Зачем понадобилось врать о доставке в центр заключения?
  
  — Чтобы выиграть время. Если бы я отмахнулся от него, он сделал бы все, чтобы разыскать меня. А я на задании. Я не могу позволить ему мешать мне, пока у меня на руках клиенты. По крайней мере зная, что имею дело с Лавингом.
  
  — Ему вполне по силам добиться твоего увольнения, — заметил Эллис.
  
  — Я надеялся, что к этому времени у меня будут ответы на все вопросы. А главное — имя заказчика.
  
  Или труп Лавинга в полиэтиленовом мешке. Стоило ему подняться во весь рост там, у дома Картера в округе Лоуден, и дело закончилось бы именно так.
  
  — Но у нас пока ничего нет.
  
  — Верно. Только, пожалуйста, избавь меня от него хотя бы сегодня до конца дня, Арон. Скажи ему, что у нас в разгаре крайне секретная операция.
  
  — По поимке Лавинга?
  
  — Ни в коем случае! Это только подольет масла в огонь. Нет, намекни ему, что у меня появилась ниточка, ведущая к заказчику. Скажи, что его теория о причастности к делу террористов начинает приобретать реальные очертания.
  
  — Опять «свистишь»?
  
  Законный вопрос, подумал я, учитывая методы, которые мы уже использовали.
  
  — На этот раз — нет. Расследуем пересылку денег на Ближний Восток. Крупные суммы уходят в Саудовскую Аравию и оседают на счетах десятков подставных фирм.
  
  — Вот это уже горячее.
  
  — Главное, Уэстерфилду это понравится. Впереди у него замаячит громкий процесс, который украсит его послужной список. Клэр сейчас проверяет информацию, собранную мною в доме Грэма — того типа из министерства обороны, чей чек подделали. Мы продвигаемся вперед. Но мне нужны Кесслеры. Если придется, вали все на меня. К этому я готов. Но я не могу сейчас отдать их ему.
  
  — Постараюсь помочь. — Эллис вздохнул.
  
  Мы разъединились, и я погнал машину назад, к явочному дому у Грейт-Фоллз. Связался с Ахмадом, ввел его в курс дела и узнал от него, что у них все спокойно. Только Джоанн с мужем поссорились. Из-за какого-то пустяка. Впрочем, я и раньше замечал, что свары между клиентами обычно разгорались по мелочам. Потом трубку взял Райан. Казалось, он был трезв. Я сообщил ему об инциденте у дома Билла Картера, заверив, что теперь ситуация под контролем. Аманда и их друг находятся под надежной федеральной охраной. Потом я поспешил отключить телефон, прежде чем в разговор вклинилась перепуганная Джоанн.
  
  Было около шести вечера, и усталость давала о себе знать.
  
  Но телефон не умолкал. Теперь на нем определился номер Дюбойс.
  
  — Это я. Говори, что там у тебя.
  
  — Пара пунктов. Сначала о вертолете… Кстати, я заметила, что женщины никогда не пользуются термином «вертушка». Я разговаривала с тремя мужчинами и тремя женщинами. Для мужчин это была «вертушка», но для женщин обязательно «вертолет» или даже «геликоптер».
  
  Слава Богу, к Дюбойс вернулась способность подмечать странности. Значит, пережитое у Грэма для нее осталось в прошлом.
  
  — Никакого полетного задания не существовало. Я долго размышляла, что это значит. Исходила из предположения, что это не вертолет одной из государственных служб — противопожарной или полицейской…
  
  — Едва ли.
  
  — И это не чартер. Компании, сдающие летательные аппараты внаем, очень тщательно следят за этим. Один неправильно оформленный полет — и прощай лицензия. А стало быть, этим вертолетом владеет частное лицо.
  
  — Памук? Он ведь называет себя инвестиционным банкиром, а значит, может это себе позволить. Или у него есть богатый клиент.
  
  — Теперь информация по делу Грэма. Я уже получила аналитические материалы через нашу систему ОРК.
  
  — Ничего себе! Ты быстро работаешь.
  
  — Так ведь вы и велели сделать это быстро. Есть кое-какие адреса.
  
  — Что-нибудь поблизости?
  
  — Вы не поверите, но это совсем близко. Площадь Дюпона в Вашингтоне.
  
  Я допускал и такую возможность, но опасался, что речь скорее пойдет о Гринвич-Виллидже в Нью-Йорке или Феллз-Пойнте в Балтиморе, что было бы гораздо проблематичней, поскольку я хотел побывать на месте сам.
  
  — Отправь мне адреса электронной почтой. И отдельное спасибо за оперативность.
  
  — Сейчас я переключилась на медиков. Отсеиваю по специализации. Как вы думаете, в каком месте пуля зацепила Лавинга?
  
  — Понятия не имею.
  
  — Если бы она задела кость, было бы легче искать.
  
  — Почему?
  
  — Тогда ему понадобился бы хирург и ортопед в одном лице. Сузилось бы поле для поиска. Так вы не припомните?
  
  — Нет.
  
  — Жаль, но я все равно его вычислю. Ясно только, что это не ухо-горло-нос. А адреса сейчас передам текстовым сообщением на телефон.
  
  Наш разговор на этом закончился.
  
  А через минуту вся информация по делу Грэма уже лежала в памяти моего мобильника. Я быстро прочитал ее и остановился на обочине шоссе. Выделил и скопировал адрес в устройство джи-пи-эс, потом нажал на кнопку «Начало маршрута» и стал послушно следовать командам, которые подавал мне синтезированный женский голос.
  31
  
  Так я и добрался до площади Дюпона, в прежние годы центра домостроения, через который протекал симпатичный канал, где, кроме того, располагалась знаменитая скотобойня. Теперь это был один из наиболее фешенебельных районов столицы нашего государства.
  
  По дороге я понял, почему меня так раздражает автоматический голос спутникового навигатора. Его интонации очень напоминали манеру Крис Тизли — помощницы Уэстерфилда. Однако устройство помогло мне подъехать прямиком к фасаду магазина в самом начале ответвлявшейся от площади Коннектикут-авеню. Несколько вальяжных продавцов торговали подержанными компакт-дисками. Среди покупателей преобладала молодежь слегка за двадцать, разбавленная несколькими потрепанными жизнью бородатыми любителями музыки примерно моего возраста. Я подошел к юноше-кассиру, показал ему свое удостоверение, а заодно и фото человека азиатской наружности, забравшего монеты с почты в Нью-Джерси — фигуранта дела Грэма.
  
  Кассир сказал, что ничего не знает о нем. Я опросил еще четверых или пятерых продавцов. Но и они, как выяснилось, тоже ничего не знали ни о поддельных чеках, ни об азиате, изображенном на фото.
  
  Наконец, окинув в последний раз взглядом магазин, я вышел через дверь со старомодным звонким колокольчиком. Посмотрев по сторонам, направился к расположенной рядом кофейне. Площадь Дюпона живет за счет шика, и заведение, называвшееся «Кафе», отличалось с лихвой: от претенциозного, с французским ударением наименования до ценника в тридцать долларов за полкило темных бобов внутри одной из банок. Я заказал черный фильтрованный колумбийский кофе — самый дешевый в меню, где числились десятки невероятно экзотических смесей, ни одна из которых, с моей точки зрения, кофе как таковым не была.
  
  Меня опять посетило воспоминание из тех, к каким лучше не возвращаться. Я вспомнил, что Пегги всегда заказывала мокачино. Для меня так и осталось загадкой, что это такое, но я живо представил себе сейчас ее лицо сердечком, с предвкушением склонявшееся к чашке. Однажды Пегги объяснила мне, почему ей так нравилось ходить по супермаркетам: она получала удовольствие, наблюдая, как люди покупают себе свои излюбленные деликатесы.
  
  — Жизнь так трудна, — добавила она, — и именно такие маленькие радости помогают нам всем справляться с ее тяготами.
  
  Как верно подмечено, подумал я тогда. Но только теперь я действительно понял, насколько Пегги была права.
  
  Я отхлебнул немного кофе, поставил все еще очень горячую чашку на столик и начал составлять текстовое сообщение с деталями по делу Грэма, когда входная дверь кофейни чуть слышно скрипнула. Все еще не отводя взгляда от дисплея телефона, я почувствовал, как рядом появилась чья-то тень. Подняв глаза, я увидел перед собой паренька лет двадцати с небольшим. Белокожий, симпатичный, стройный юноша в джинсах и сильно помятой полосатой рубашке.
  
  — Вы ко мне?
  
  — Я работаю в магазине, куда вы только что заходили. — Я промолчал, и он повторил: — Я там работаю.
  
  — Как тебя зовут?
  
  — Стю. — Он настороженно смотрел на меня. — Вы ведь кое-чем интересовались? Я имею в виду, в нашем магазине?
  
  В его устах утверждения превращались в вопросы.
  
  Я посмотрел ему в глаза. Он поспешно отвел их.
  
  — Так чего же ты хочешь? — спросил я.
  
  — Вы наводили справки о Джимми Суне. Я знаю его.
  
  — А ты знаешь, где он сейчас? Мне необходимо разыскать его.
  
  — Вы, типа, агент ФБР?
  
  — Где Джимми? Тебе это известно?
  
  После некоторого колебания:
  
  — Нет.
  
  — Присядь-ка, — показал я на соседнее кресло.
  
  Он сел и свел ладони вместе перед собой. Люди, с которыми мне приходится иметь дело, частенько принимают эту позу, но в основном потому, что запястья им сковывают наручники.
  
  — Откуда ты знаешь Джимми? — строго спросил я.
  
  — Он иногда заходит к нам в магазин. Ему нравится музыка. А почему вы там искали его? Я имею в виду, именно в магазине?
  
  — Отследил по кредитной карточке. Он же делает у вас покупки?
  
  — Ах да, конечно.
  
  — У него большие неприятности. Было бы лучше, если бы нам удалось найти его.
  
  — Я думал… То есть я хотел сказать, что слышал о какой-то проблеме. Это связано с чеком?
  
  — С поддельной подписью на чеке.
  
  — Но ведь дело закрыли, — сказал Стю. — Я сам слышал. Значит, никаких неприятностей у него больше нет.
  
  Он развел руки в стороны и робко мне улыбнулся. Я не ответил на улыбку.
  
  — Дело прекращено, но только полицейским управлением округа Колумбия.
  
  — Как это?
  
  Я пустился в объяснения:
  
  — Пойми, одно и то же преступление подпадает под действие различных юрисдикций. Они могут подразделяться по географическому признаку. К примеру, если ты совершишь почтовое мошенничество, тебя будут преследовать во всех штатах, где от твоих действий пострадали люди — быть может, во всех пятидесяти. И в каждом штате будет заведено отдельное уголовное дело. А еще юрисдикция может делиться между различными правоохранительными органами. Скажем, убийство агента ФБР расследуется как на уровне штата, так и на общефедеральном уровне.
  
  — О Боже!
  
  — Этот твой Джимми Сун похитил чужую чековую книжку в вашем округе. Местная полиция может счесть дело бесперспективным и прекратить его. Но ведь он использовал Интернет, чтобы отмыть деньги.
  
  — Отмыть деньги?
  
  — Он приобрел золотые монеты, а затем, как мы предполагаем, продал их, чтобы снова иметь на руках наличные. Это и называется отмыванием денег.
  
  — Правда?
  
  — Не сомневайся. И это уже в моей юрисдикции. Преступление федерального уровня, и очень серьезное. А потому, Стю, если ты располагаешь информацией о местонахождении Джимми Суна, лучше немедленно поделись ею со мной. Введение в заблуждение федерального агента также рассматривается как правонарушение. А сокрытие сведений о преступнике может привести тебя на скамью подсудимых как его сообщника. Повторяю, все это очень и очень серьезно.
  
  — Но если никто физически не пострадал и сама жертва не хочет, чтобы искали виновных… В чем тогда проблема? Я не понимаю.
  
  — Что думает жертва, не имеет значения.
  
  — Но это же бессмыслица какая-то!
  
  — А ты взгляни на это немного иначе, Стю. Предположим, я тебя убил. — При этих словах он содрогнулся всем телом. — Ты уже мертвец. У тебя нет никаких мыслей или желаний, так?
  
  — Да уж, наверное.
  
  — Но ведь преступление было совершено. Или вообрази, что я местный громила. Я отбираю у тебя машину, а ты так меня боишься, что не хочешь заявлять в полицию. Но множество свидетелей видели, как я обворовал тебя. В таком случае копы все равно обязаны арестовать меня. Ты можешь даже не давать показаний, их дадут другие. И меня упекут за решетку.
  
  — Я и не предполагал…
  
  — У меня есть ордер на арест Суна. — Я похлопал себя по карману пиджака.
  
  — В самом деле?
  
  — В почтовом отделении, где он забирал монеты, купленные на деньги по фальшивому чеку, стоят видеокамеры, и его отчетливо видно на записях.
  
  — Но…
  
  — Хорошо ли ты знаешь Джимми? Рассказывай как на духу, Стю.
  
  Молодой человек понурил голову.
  
  — Он мой партнер. Можно сказать — любовник.
  
  — Понимаю. Он живет с тобой вместе?
  
  — Нет. У его родителей очень консервативные взгляды. Они что-то подозревают, но не знают наверняка.
  
  — Ты окажешь ему огромную услугу, если уговоришь сдаться. Департамент внутренней безопасности уже завел на него досье.
  
  — ДВБ им тоже интересуется?
  
  — Да, террористической угрозой всегда занимаются, в том числе и они.
  
  — А при чем здесь терроризм? — Теперь Стю действительно перепугался.
  
  — Есть версия, что похищение Суном чековой книжки — часть плана спецслужб Северной Кореи. Ее хотели использовать для шантажа жертвы — Эрика Грэма. Он ведь работает на Пентагон.
  
  — Господи Иисусе, нет! Этого не может быть!
  
  — Ты не замечал за Джимми ничего, что подтвердило бы такие подозрения?
  
  — Разумеется, нет. Он отличный парень. И очень милый. Да и семья его из Южной Кореи!
  
  Я только усмехнулся:
  
  — Террористы умеют быть обаятельными. А в Сеуле кишмя кишат шпионы с Севера.
  
  — Но он не может быть террористом!
  
  — А вот это решат прокурор и суд. Моя задача только взять его. По возможности не причинив вреда. Очень надеюсь…
  
  — Боже милосердный!
  
  Я склонился ближе к нему.
  
  — Судя по данным, которыми мы располагаем, он, вероятно, крайне опасен. В этом районе сейчас действует наша опергруппа особого назначения. Они были готовы к штурму магазина, окажись он там. Сейчас они взяли другой след. — Я посмотрел на часы и сдвинул брови. — Двадцать минут назад их командир выходил со мной на связь. Кажется, они установили его местонахождение. И у них приказ стрелять на поражение, если он не сдастся по первому требованию.
  
  Юноша только тихо охнул.
  
  Я вгляделся в его побледневшее лицо.
  
  — Если он хотя бы немного дорог тебе, ты обязан нам помочь. Потому что в ходе боевой операции его могут убить. Наши спецназовцы постоянно имеют дело с обвешенными взрывчаткой самоубийцами и другими преступными типами, создающими угрозу для жизней ни в чем не повинных людей.
  
  И тут Стю заплакал. Крупные слезы выкатились из его глаз.
  
  — Все это было моей идеей, а вовсе не Джимми, — запричитал он срывающимся голосом. — Он мне всего лишь помог немного… Боже мой, позвоните им скорее, тем людям из ФБР, о которых вы только что говорили. Передайте им, что он совсем не опасен.
  
  Но я посмотрел на него еще более мрачно:
  
  — Сначала тебе придется дать мне подробные объяснения.
  
  — Это я украл чековую книжку, я открыл счет в Интернете. Это все я, а не Джимми. Он только и сделал, что забрал монеты из почтового ящика.
  
  — Боюсь, я не совсем понимаю, о чем ты толкуешь.
  
  Стю вытер щеки ладонями.
  
  — Тот человек, у которого украли книжку…
  
  — Да, Эрик Грэм.
  
  — Это… Словом, он мой отец.
  
  — Значит, ты Стюарт Грэм?
  
  Он энергично закивал.
  
  — О, какой же я глупец! Что я натворил! Это все моя вина. Пожалуйста, позвоните им.
  
  — Как только ты до конца все мне выложишь.
  
  — Но я свалял такого дурака!
  
  — Рассказывай, Стю. Чем раньше мы узнаем правду, тем легче все закончится для Джимми.
  
  Он снова смахнул влагу из уголков глаз.
  
  — Мой отец, он… очень жесткий человек. Ему всегда хотелось, чтобы я получил образование там же, где и он. В Принстоне. Он был одним из тех, кого там негласно называли Главарем курса. Слышали о таких? От меня он требовал того же. Но только я ненавижу этот университет. Мое место здесь. — Круговой жест руки означал, видимо, окрестности площади Дюпона. — Здесь мне все по душе. Я люблю Джимми, наших с ним друзей. Я совсем не похож на этих хозяев жизни из Лиги плюща. Но отец и слушать ничего не хочет.
  
  — А при чем здесь подделка чека?
  
  — При том, что я трус хренов по натуре. — Он схватил со стола салфетку и высморкался. — У меня не хватило смелости сказать отцу, что я не хочу нынешней осенью возвращаться в университет. Я так боюсь его! И мама тоже его боится. Он на всех нагоняет страх. Мне он постоянно твердит: «Ты же не собираешься стать моей третьей дочкой, а?» Заставил меня играть в американский футбол, притом что я вешу всего шестьдесят пять килограммов. Представляете меня среди этих верзил в футбольной команде? Но он упорно возил меня на тренировки. «Будь мужиком. Заставь меня гордиться тобой. Иди по моим стопам». А у меня твердости не хватало сказать «нет».
  
  — И тогда ты снял деньги с его чековой книжки, чтобы он не смог заплатить за твою учебу?
  
  — Трусливый прием, да?
  
  — А Джимми ты попросил забрать монеты, которые купил сам.
  
  Стю кивнул.
  
  — Он не сделал ничего дурного. Богом клянусь! Только помог, и все. В Нью-Джерси живет его семья, и он часто у них бывает. Потому мы и решили заказать доставку туда, а не в Вашингтон.
  
  — А потом отец обо всем узнал и забрал заявление из полиции.
  
  — Да, он как-то узнал, к моему ужасу.
  
  Нетрудно было вообразить себе разыгравшееся между отцом и сыном пиротехническое шоу.
  
  — Что ты сделал с деньгами?
  
  — Мне не деньги нужны были.
  
  — Понимаю, но все же хочу знать, как ты ими распорядился.
  
  — Мы немного оставили себе, а остальные пожертвовали фонду борьбы со СПИДом и «Международной амнистии». Мне противна мысль, что мой папаша так хорошо зарабатывает на разработке нового оружия. Именно это он делает по заказам Пентагона. И притом страшно доволен собой. Строит из себя супермена. Мне хотелось, чтобы раз в жизни его деньги пошли на добрые дела.
  
  — Не мог бы ты в таком случае дать мне координаты кого-нибудь в «Амнистии», кто подтвердил бы твои слова? — попросил я.
  
  Стю просмотрел дисплей своего блэкберри, потом продиктовал имя и номер телефона.
  
  — Зафиксировано? — спросил я.
  
  Парень снова вздрогнул от неожиданности и нахмурился.
  
  — Не пугайся, это я разговариваю уже не с тобой, — объяснил я.
  
  — Сейчас проверю, — услышал я в наушнике голос Дюбойс.
  
  — Нам придется немного подождать, — сказал я Стю.
  
  Парень обмяк в кресле и снова вытер нос. Потом оглядел кофейню и неожиданно рассмеялся:
  
  — Мы все время ходим сюда. Джимми и я.
  
  Я промолчал.
  
  — Знаете, что он мне здесь рассказывал буквально позавчера?
  
  — Что же?
  
  — Когда упоминают о Корее, все думают, что там пьют только чай. Чай, и ничего больше. Как в Китае или Японии. Но вот последний корейский император, которого звали Сун-Йонг, обожал все западное и с начала 1920-х годов завел у себя во дворце обычай пить кофе. Они с отцом любили за чашкой кофе обсуждать мировую политику. И конечно, слух скоро просочился за стены дворца. Кофе стал моден среди простых горожан. Они всегда подражали своим правителям. И сейчас в Южной Корее пьют больше кофе, чем в любой другой азиатской стране. У них в кофейнях даже дежурят специальные проститутки, которых можно снять только там. Их называют «девушки да-банг».
  
  Потом он замолчал. Признаюсь, мне не часто приходилось видеть перед собой человека более печального. Слезы опять хлынули из его глаз.
  
  — Умоляю вас, — пробормотал он. — Позвоните людям из ФБР. Скажите им, что Джимми совершенно не опасен.
  
  Потом я услышал голос Дюбойс:
  
  — Все подтвердилось. Они перевели «Международной амнистии» тридцать одну тысячу.
  
  — Хорошо, — сказал я. — Передайте опергруппе приказ отменить операцию.
  
  — Какую операцию? — Моя помощница, видимо, не все расслышала в нашем разговоре.
  
  — Я перезвоню через пару минут. — С этими словами я отключился.
  
  При других обстоятельствах я бы не преминул заставить Стю еще немного помучиться неизвестностью, но не мог забыть самовлюбленной наглости Грэма и его оскорбительного тона с Дюбойс. И потому сказал только:
  
  — Вижу, дело действительно можно на этом прекратить. При условии, что не будет рецидива.
  
  — Нет, сэр, не будет. Чем угодно клянусь, не будет!
  
  Я поднялся и направился к выходу, но потом обернулся к нему.
  
  — На будущий год твой отец, возможно, найдет средства или даже займет деньги на твою учебу. Хотелось бы мне знать, что ты придумаешь тогда?
  
  Молодой человек поднял на меня свои покрасневшие глаза. Но лицо его теперь выражало не грусть, а решимость.
  
  — Я скажу ему, чтобы он шел ко всем чертям!
  
  Я поверил ему и даже одобрительно кивнул:
  
  — Вот и правильно.
  
  Выйдя из кафе, я подвел черту по крайней мере под одним из дел, которые расследовал Райан Кесслер, и снова позвонил Дюбойс.
  
  — Вы оказались правы, — признала она.
  
  Эта версия зародилась у меня еще в кабинете Эрика Грэма, когда я изучал фото на стенах и наблюдал, как отреагировал хозяин на предположение Дюбойс, почему кому-то понадобилось натравить на него Лавинга. Уже тогда стало ясно, что он говорит правду — его никто не шантажировал. Проведенный позднее моей помощницей компьютерный анализ выражения его лица и жестов подтвердил этот вывод. Но тогда мне бросился в глаза снимок молодого человека — предположительно сына Грэма — в обществе другого юноши, чья азиатская внешность наводила на мысль о том, что он причастен к махинации с чековой книжкой. Затем Дюбойс воспользовалась не только нашим незаменимым ОРКом, но и десятком других баз данных, содержавших сведения о кредитных картах, регистрации транспортных средств, фотороботы преступников, просмотрела записи в блогах и социальных сетях, школьное досье, страховку, список телефонных контактов и огромный объем прочей информации.
  
  Худощавый белый юнец действительно оказался Стюартом Грэмом. А азиат — корейцем Джимми Суном. В прошлом за ним не числилось никакого криминала. Он был активистом в движении за права сексуальных меньшинств, студентом выпускного курса колледжа имени Джорджа Вашингтона и постоянно жил в районе площади Дюпона.
  
  Мы выяснили, что Стюарт подрабатывал продавцом в магазине «Музыкальная галерея», также расположенном в том районе.
  
  Когда я вспомнил, что высокомерный болван Эрик Грэм превратил свой кабинет в святилище Принстонского университета, у меня зародилось подозрение, что из-за этого между отцом и сыном могли возникнуть крупные разногласия. Нельзя было исключить того, что парень причастен к краже чековой книжки. Однако чтобы объективно проверить справедливость этого предположения, мне пришлось повидать его самому, сделав вид, что я ничего не знаю о нем.
  
  — Позвольте задать вам один вопрос? — В голосе Дюбойс звучало любопытство и лукавство. — Ваш якобы существовавший ордер вы, как я понимаю, назовете угрозой, а мой списали как пустой блеф. Почему?
  
  Хороший вопрос. Она почти поймала меня. Но я знал, что ответить:
  
  — Мой так называемый ордер выписан на имя Джимми. А его не было в кофейне. Как обнаружился бы мой обман? Твой ордер был на имя Грэма. Если бы он потребовал предъявить его, прислав по факсу, что бы тебе оставалось?
  
  — А! Ерунда. Бумага побеждает камень.
  
  Хотя я стараюсь никого не посвящать в подробности личной жизни, Дюбойс наверняка слышала о моем пристрастии к настольным играм.
  
  — Что ж, умно, — признал я почти против воли.
  
  — Значит, у нас остается дело Памука как единственная реальная причина, поставившая Райана под удар?
  
  — Вероятно.
  
  — А я как раз занималась… Одну секундочку. — И Клэр взволнованно продолжила: — Только что пришла электронная почта. Это четкая наводка на того, кто оказал Лавингу медицинскую помощь.
  
  — Продолжай.
  
  — Подождите, я еще читаю… Это его двоюродный брат.
  
  После того как Лавинг убил Эйба Фэллоу, мы постарались добыть каждую подробность его жизни и прежде всего установить, есть ли у него близкие родственники. Мы знали, что родился он в Виргинии, но ни один из членов его семьи не жил ближе нескольких сотен километров от столицы. Родители Лавинга умерли. Была у него и сестра, с которой он время от времени виделся, но и она какое-то время назад погибла в результате несчастного случая.
  
  О существовании кузена мне тоже было известно.
  
  — Тот самый, что изучал медицину в Нью-Йорке?
  
  — Да, он. И лицензию он получил в наших краях, переехав около двух лет назад в Фоллз-Черч. Сейчас он штатный врач в Арлингтонской больнице, — продолжала Дюбойс. — Быстренько просматриваю его телефонные контакты… Так. Буквально через полчаса после того, как вы ранили Лавинга в доме Картера, двоюродному брату позвонили по городскому телефону с блокировкой определителя. Разговор продолжался три минуты.
  
  — Что ты о нем знаешь?
  
  — Холостяк, тридцать два года. Никаких проблем с законом, кроме пары нарушений правил движения. Зовут его Фрэнк Лавинг. Имел опыт работы в реанимации, но сейчас больше занимается хирургией. Диплом получил с отличием, а закончил медицинский факультет Нью-Йоркского университета.
  
  Она дала мне адрес.
  
  Поблагодарив Дюбойс, я завел «хонду», вбил адрес в джи-пи-эс и влился в транспортный поток. Потом позвонил Фредди и первым делом сообщил, что подделка чека Грэма не приведет нас к заказчику. А потом рассказал о том, где, по всей вероятности, Лавинг получил медицинскую помощь.
  
  — Думаешь, он все еще там?
  
  — Он, конечно, постарается убраться оттуда как можно скорее. Но давай исходить из того, что ему пришлось задержаться. Отправь туда пару небольших опергрупп, но предупреди, чтобы действовали тихо и аккуратно.
  
  — Сейчас подберу ребят.
  
  — И, Фредди…
  
  — Не говорить ничего Уэстерфилду, — продолжил за меня агент.
  
  — Именно, — подтвердил я.
  
  — Без проблем. Он бывает законченным мудаком, в этом я с тобой согласен. Зато ассистентка у него — горячая штучка.
  
  — Только если ты любишь жемчужины, — серьезно заметил я.
  
  — Ты опять на редкость удачно сострил, сынок, — хихикнул в трубку Фредди. — Уж не знаю почему, но это дело помогает тебе открыться с совершенно новой для меня стороны.
  32
  
  Фрэнк Лавинг выглядел моложе, чем явствовало из досье Дюбойс. Высокий, коротко стриженный, он казался образцовым представителем медицинской профессии, какими мы, как правило, их себе представляем.
  
  Но сейчас он сильно нервничал, что, впрочем, не удивляло. Сначала ему нанес визит кузен-убийца, а потом полдюжины вооруженных до зубов агентов ФБР обшарили каждый закуток в его доме.
  
  А обитал он в роскошном на вид особняке этак на тысячу двести квадратных метров с колоннами и арками в стиле рококо, хотя все это были лишь сборные конструкции, с установкой которых любая строительная фирма справлялась за несколько недель напряженных трудов. На стенах отлично смотрелись бы репродукции пейзажей Венеции или средневековых натюрмортов с неощипанными фазанами, но их украшали совершенно неуместные афиши спортивных соревнований. В основном матчей «Краснокожих»,[16] чего же еще?
  
  Заглянув в кухню, я увидел несколько окровавленных полотенец и вскрытые упаковки из-под одноразовых медицинских инструментов, перевязочных материалов и шприцев. На стойке бара высилась бутылка с бетадином — оранжевые круги от донышка сосуда с антисептиком в нескольких местах запятнали белую мраморную поверхность. Было заметно, что Фрэнк уже попытался кое-как оттереть их.
  
  — Я действительно не знаю, где он сейчас, — твердил он. — Честное слово.
  
  Оперативники Фредди уже обыскали дом и теперь вышли наружу, чтобы поговорить с соседями, не видел ли кто самого Генри Лавинга или хотя бы его машину.
  
  Я попросил хозяина пройти со мной в его почти не обставленный мебелью кабинет и, глядя ему прямо в глаза, сказал:
  
  — Позвольте мне кое-что сообщить вам, уважаемый доктор. Чуть больше часа назад вашему милому кузену не хватило самой малости, чтобы похитить и подвергнуть пыткам шестнадцатилетнюю девочку, от отца которой ему нужна некая информация.
  
  Судя по расширившимся от страха глазам, мои слова действительно произвели на него сильное впечатление.
  
  — Мы всегда знали, что он в бегах, — чуть слышно произнес Фрэнк Лавинг. — И вообще, я был в шоке, узнав сегодня, что он до сих пор жив. Мне следовало позвонить в полицию, как только он ушел, но… но я этого не сделал.
  
  — Почему же?
  
  — Я очень боюсь его.
  
  — Доктор… — повторил я это обращение снова. Врачи у всех пользуются особым уважением, как я заметил, охраняя нескольких из них. — Доктор, нам сейчас крайне необходима ваша помощь.
  
  Поморщившись, он стал поигрывать наручными часами.
  
  — Я вас не обманываю, говоря, что не знаю, где он. Это правда, поверьте.
  
  — Шестнадцатилетнюю девочку, — повторил я очень медленно и отчетливо, не позволяя ему прятать глаза.
  
  — Ну что я могу вам сообщить такого важного? — вскинулся он.
  
  — Во-первых, насколько серьезно он ранен?
  
  — Пулевое ранение в брюшную полость. Сквозное. В пятнадцати сантиметрах поверх левой стороны тазовой кости. Я прижег ему несколько кровеносных сосудов, прочистил рану и наложил шов. Да, еще острый кусок камня впился ему в бедро. Там тоже понадобился шов. Это вы стреляли в него?
  
  — Да.
  
  — Чтобы спасти ту девочку?
  
  Я кивнул.
  
  — С ней все в порядке?
  
  — В физическом смысле — да. — Я дал ему время осмыслить мою фразу. — Мне необходимо найти его. Скажите же хоть что-нибудь полезное для нас. Какая у него машина?
  
  — Он припарковался не перед домом. Я точно это знаю. Он пришел из другого места пешком. Послушайте, офицер, я ведь смотрю криминальные новости. Про перестрелки и все такое. Я понятия не имел, что он в чем-то виноват. Мне он сказал, что его ограбил тот бандит с юго-востока, что он стрелял в него. Если бы я только догадывался…
  
  Он лгал, и очень неуклюже, понимал я. Но лгал, чтобы выгородить себя, а не по сговору с преступником. Мне же сейчас хотелось подробностей визита Лавинга к кузену.
  
  — Что еще он говорил? Напрягите память. Важны любые детали.
  
  Доктор наморщил лоб.
  
  — Думаю, главное, что он попросил закись азота — ее еще называют «веселящий газ» — вместо нормального наркоза. Не хотел терять сознание под анестезией. Но газа у меня здесь нет. Пришлось использовать пропофол. У него очень короткий период действия. Используется в основном в колоноскопии. Он до конца не вырубился, но пришел в своего рода пограничное состояние… Ну, вы понимаете, о чем я? Мне же пришлось делать то, что я всегда делаю для пациентов: болтать с ним о чем попало, чтобы отвлечь. И он произнес одну фразу, которой я не сразу придал значение. Ему не нравится новая застройка в округе Лоуден, сказал он. И я подумал, что он, возможно, недавно побывал в доме своих родителей. Это рядом с Эшберном. Быть может, там он сейчас и живет?
  
  Об этом месте я был тоже осведомлен. Когда Лавинг убил Эйба, мы навестили дом, в котором прошло его детство. Но оказалось, что его продали много лет назад. И потому мы перестали отслеживать, что там происходит. Когда я поделился этой информаций с доктором, тот ответил:
  
  — На самом деле все не так просто.
  
  Его слова озадачили меня, и я попросил рассказать подробности.
  
  — Продажу обставили как простую формальность. Наследники родителей, Генри и его сестра, уступили дом по дешевке человеку, который теперь считается его владельцем. А он, в свою очередь, обязался сдать им его в аренду на… точно не помню, но, кажется, на двадцать лет или даже больше. Сестра Генри была смертельно больна. И, как я понял, он хотел, чтобы эта недвижимость не была связана с его именем, а у Марджори в то же время оставалась своя крыша над головой до самой кончины.
  
  Сестра Генри Лавинга, несколькими годами старше, долго оставалась единственной его кровной родственницей. Ее постепенно сводил в могилу рак, но погибла она неожиданно, попав в аварию на катере. Ее приятель, севший пьяным за штурвал моторки на реке Оккокван, выжил, но вскоре и он умер — самым странным образом. Тоже утонул, но только в собственной ванной, а нашли его с теми же симптомами — труп пробыл под водой от двух до трех часов. Я не сомневался, что это дело рук Лавинга.
  
  Где именно находился их родительский дом, я не помнил. Фрэнк Лавинг нашел адрес и записал его для меня.
  
  — Он сейчас принимает болеутоляющие? — спросил я.
  
  — Я предлагал ему взять с собой демерол или викодин, но он отказался.
  
  Не-е-ет. Генри Лавинг даже в агонии предпочтет сохранять ясность мысли.
  
  — Я дал ему с собой несколько шприцев с заготовленным препаратом ксикаина от боли. Локальная анестезия. — Фрэнк опустил взгляд на свои широкие ладони. — Я ведь хорошо помню его, когда мы были еще детьми. Он никогда никого не бил и не ввязывался в драки — ничего подобного за ним не водилось. Как раз наоборот. Он был тихим, вежливым. И все время наблюдал.
  
  — Наблюдал что?
  
  — Все. Ничего не говорил, а только смотрел и смотрел. Он был умен. Очень умен. В школе больше всего любил географию.
  
  Я тоже писал один из своих дипломов по этому предмету, но такой подробности о жизни Лавинга не знал.
  
  — Фредди! — позвал я.
  
  Агент почти сразу появился на пороге.
  
  — У нас появился новый след. Надо перебросить твою команду в Эшберн. — Я вырвал из своего блокнота страничку с адресом, который записал для меня Фрэнк, и отдал агенту ФБР. Сам я уже помнил его наизусть.
  33
  
  Люди часто стремятся забыть свое прошлое.
  
  Наверное, это естественно. Когда в памяти всплывает все когда-либо сделанное или сказанное, мы видим немало действительно чудесных моментов, но наши горести и неудачи более живучи: они тлеют внутри нас и обжигают, как угольки. Их никак не удается затушить, хотя мы очень стараемся.
  
  Между тем не будь у людей прошлого, отпала бы необходимость и в моей профессии. Ее оправданием была защита, с одной стороны, таких добрых людей, как Райан Кесслер, совершавших бескорыстные поступки и потому попадавших в поле зрения «дознавателей», а с другой — охрана кровавых профессиональных убийц, нуждавшихся во мне из-за того, что они натворили месяцы или годы назад.
  
  Но сейчас, когда я гнал машину по уже темным и скользким от недавнего дождя дорогам, которые вели назад в округ Лоуден, минувшее владело моими мыслями по совершенно другой причине. Через двадцать минут мне предстояло окунуться в прошлое человека, представлявшего угрозу для моих нынешних подопечных, и в его прошлом я надеялся найти ключи к его дню сегодняшнему.
  
  Это было прошлое человека, который пытал и убил моего учителя.
  
  И мне действительно не терпелось поскорее пролистать неизвестные мне страницы жизни Лавинга, чтобы узнать о нем как можно больше.
  
  Когда его кузен признал, что продажа их дома — фикция, во мне сразу же вспыхнула надежда обнаружить там скопившийся за десятилетия семейный архив. Найду ли я там детские фотографии Лавинга? А вдруг еще остались игрушки, которыми он забавлялся когда-то?
  
  Я вспомнил одно из самых первых заданий, которое дал Дюбойс незадолго до операции в Род-Айленде. Тогда я поручил своей новой ученице узнать все о Марджори, сестре Лавинга. Дюбойс взялась за дело с типичной для нее энергией и написала для меня подробную биографию женщины, которая подростком проводила с братом очень много времени. Потом он стал преступником и бросил своих родных. Тогда я был убежден — но, как скоро выяснилось, заблуждался, — что через сестру мы выйдем на него самого. Дюбойс выяснила трагические подробности ее борьбы с раком, узнала о периоде ремиссии, о новой атаке болезни и о нелепой гибели на Оккокване — реке, впадающей в Чесапикский залив.
  
  Ничего полезного для своей охоты на Лавинга я в этих заметках не нашел, но все-таки с большим интересом прочитал жизнеописание единственного, как мне казалось, человека на свете, к которому Генри Лавинг питал искреннюю и многолетнюю привязанность.
  
  Но я хотел узнать больше и в этом смысле сейчас возлагал на старый дом особые надежды.
  
  Разумеется, велика вероятность, что родители, узнав, что сын встал на преступную дорожку, избавились от всех следов совместной с ним жизни, и тогда меня ждет разочарование. Пустота. Вакуум. Интересно, как бы поступил я, имея столь проблемного отпрыска?
  
  Снова вышла на связь Клэр Дюбойс. Она провела свой обычный поиск и собрала всю доступную информацию о доме. Это был рассчитанный на одну семью особняк, построенный восемьдесят лет назад на участке размером около гектара в окрестностях Эшберна — в большом районе между аэропортом имени Даллеса и Лисбургом, активно заселявшемся сейчас жителями столицы, пригороды которой отодвигались от центра все дальше и дальше.
  
  Официально дом Лавингов стоял необитаемым уже почти полтора года, хотя его формальный владелец по временам посылал туда работника, чтобы проверить, все ли в порядке, и подрезать деревья. Хозяин заявил, что сам Лавинг не связывался с ним уже много лет, но внес арендную плату на целое десятилетие вперед.
  
  — Держу пари, ты нашла все это не на обычных сайтах в Сети, — сказал я Дюбойс.
  
  — Знаете, что примечательно, — отозвалась она. — Мне показалось, что владелец дома испытывает некое чувство вины, хотя не совершил ничего противозаконного. А чувство вины делает людей более словоохотливыми.
  
  Через десять минут езды по извилистой и узкой асфальтовой дороге, где не было ни столбов освещения, ни каких-либо указателей, я сбавил скорость и загнал машину под защиту густых кустов, разросшихся примерно в пятидесяти метрах от дома. В округе было еще шесть или семь таких же жилых построек, и каждая из них располагалась в отдалении от дороги. Земля повсюду была засыпана мусором, а крупный осколок красного пластика от заднего фонаря автомобиля, выделявшийся среди бытовых отходов, напоминал о том, как опасно это местное шоссе с его резкими виражами и полным отсутствием света.
  
  Я достал мобильник и набрал номер Фредди.
  
  — Ты получил ордер на обыск? — спросил я. Мы поспорили с ним о том, нужен ли нам ордер вообще, однако когда имеешь дело с юриспруденцией, лучше подобных споров избегать. Если нам повезет и мы обнаружим в доме ценную улику, какой-нибудь ушлый адвокат способен дискредитировать ее как добытую в обход законной процедуры, если у нас не будет ордера.
  
  — Получил.
  
  — А сам ты где?
  
  — Минутах в пятнадцати езды. А ты?
  
  — Уже на месте.
  
  — Боже мой, Корт! Ведь на ваших машинах нет даже проблесковых маячков. Если будешь так гонять, когда-нибудь разобьешься насмерть.
  
  — Мне очень хотелось добраться как можно быстрее. Думал, у меня есть шанс застать его здесь.
  
  — Но не застал.
  
  — Нет. Дом у меня перед глазами, — сообщил я. — Ни лучика света, ни малейшего движения. Но среди окрестных деревьев я насчитал примерно пятьдесят отменных позиций для снайперской стрельбы. У вас есть с собой тепловые детекторы?
  
  — Конечно, у нас есть все необходимое. Но только в лесу такой датчик обычно первым делом срабатывает на какого-нибудь оленя. А бэмби для нас интереса не представляют.
  
  — Перехожу в режим молчания. — Я отключил телефон и выбрался из машины. Достал из багажника бронежилет, облачился в него, а поверх натянул комбинезон — на этот раз черный. Потом осторожно двинулся вперед, вдыхая прохладный осенний воздух, и остановился между двумя стволами вековых дубов. Легкий туман окутывал дом, стоявший метрах в шестидесяти от дороги. Мне были слышны скрипучие звуки, которые издавали насекомые, все еще не угомонившиеся с приходом ночных холодов. Подавали признаки жизни лягушки. Над головой по временам что-то шелестело — летучие мыши.
  
  Я не суеверен и никогда не допускал мысли о том, что мы можем ощущать присутствие духов умерших людей. Но не стану отрицать и того, что порой совокупность впечатлений и сиюминутных ощущений в сочетании с внезапным воспоминанием из прошлого опыта порождает в нас внезапные прозрения, которые, видимо, и называются «шестым чувством». Я не испытывал страха, и меня не одолевали недобрые предчувствия, но внезапно понял, что должен немедленно взять оружие на изготовку и переключить сознание в режим ожидания опасности. Рискуя получить растяжение мышц шеи, я резко обернулся и увидел позади себя очертания фигуры человека. Я взял его на прицел, держа палец на спусковом крючке. Потом, тяжело дыша, откинулся спиной на твердую шероховатую поверхность ствола дерева. Ветки, которые еще секунду назад сплелись между собой и казались силуэтом мужчины, раздвинулись под порывом ветра.
  
  Иллюзия, порожденная темнотой, и больше ничего.
  
  Но это не означало, что для тревоги вообще не было повода. Лавинг мог оказаться где-то совсем рядом.
  
  Я снова стал рассматривать дом. Двухэтажное строение с фронтоном посередине было окрашено в темно-коричневые тона. Причем работник, присылаемый хозяином, явно уделял больше времени срезанию сучьев, чем подновлению самого дома. Перила перед входом покосились, ступени просели, и по меньшей мере три бежевых ставня на окнах едва держались на одной петле. По стенам местами отслаивалась краска. На деревянной балке над открытой террасой, протянувшейся по всей длине фасада, были подвешены качели — от двух цепей теперь осталась только одна.
  
  Я еще раз огляделся. Никакого признака жизни вокруг. Потом мой взгляд снова приковала к себе терраса. Интересно, подумал я, любил ли Лавинг мальчишкой эти качели? Быть может, он проводил на них целые часы летними вечерами? Один или с кем-нибудь на пару? Я уже заметил за домом обширный луг. Миновав невысокий забор из поредевшего ныне штакетника, можно было попасть туда. Любил ли он охотиться там на мелких зверьков? О нем ходили слухи, что опыты с пытками он начал еще на животных, совсем мальцом. Но я в это не верил, ибо не было доказательств того, что Лавинг обладал садистскими наклонностями и наслаждался, причиняя другим людям боль. Когда он доставал наждачную бумагу и спирт на глазах у человека, от которого должен был получить информацию, им наверняка владела та же мысль, что так часто посещала меня: «Какова моя цель и каков наиболее эффективный путь к ее достижению?»
  
  Я всматривался в темные окна. Два из них были разбиты то ли камнями, то ли выстрелами из духового ружья. Любой полицейский скажет вам, что такие заброшенные дома частенько привлекают местных малолетних хулиганов. Я сам с этим сталкивался. Одно время нам с Пегги принадлежал коттедж в Вудбридже. Двумя кварталами ниже стояла старая викторианская усадьба, где давно никто не жил. И наверное, не было во всей округе ни одного подростка, который хотя бы однажды не пробрался внутрь казавшегося таким опасным места. Я несколько раз писал заявления в городской совет, просил позаботиться о надежной ограде. В конце концов ее возвели.
  
  Поразившись тому, почему именно Кесслеры и Генри Лавинг так часто вызывали во мне подобные воспоминания, я отогнал их. Сейчас мне нельзя отвлекаться ни на что, понимал я.
  
  Потом стало слышно, как подъехала машина, хотя света фар я не видел. Я позвонил Фредди, чтобы объяснить, где меня найти. Через несколько минут он и несколько агентов из опергруппы присоединились ко мне.
  
  — Узнали что-нибудь о машине, на которой он приезжал к кузену? — спросил я Фредди.
  
  Командир группы всматривался в сторону леса, как и все его подчиненные, сканируя местность, причем каждый отвечал за свой квадрат.
  
  — Мы обнаружили несколько капель крови на парковочном месте у тротуара в пятидесяти метрах от дома кузена. Но больше ничего. А ты ожидал отпечатка шины, рисунок протектора?
  
  Что верно, то верно. Имея дело с Лавингом, не приходилось рассчитывать на какие-либо следы, которые привели бы нас к его логову.
  
  — Нам пора начинать. — Я указал на дом с обычно несвойственным мне нетерпением. Оглядев группу, шепотом проинструктировал их: — За все время, что я нахожусь здесь, мне пока никто не попался на глаза. Но возможны два основных варианта. Первый. Лавинг не запомнил, что говорил двоюродному брату — он все-таки был под наркозом — и потом мог приехать сюда, чтобы отлежаться или по крайней мере забрать какие-то свои вещи.
  
  Я снова посмотрел на каждого бойца группы очень серьезно.
  
  — Но есть и другая возможность. Он намеренно упомянул о доме в разговоре с кузеном, рассчитывая, что тот передаст это нам. Тогда вполне вероятна ловушка. И помните, Лавинг действует вместе с напарником.
  
  Они еще раз тщательно осмотрели двор, деревья, темные окна дома. Потом агенты разделились на три группы и по нашим с Фредди стопам двинулись вперед.
  34
  
  Зная, какой меткий стрелок был партнер Лавинга, мы не оставались на одном месте, стоя во весь рост, больше чем на секунду. Мгновенно оглядевшись, каждый тут же залегал в траву или укрывался за стволом ближайшего дерева.
  
  Через пять минут мы вплотную приблизились к дому и перегруппировались для того, чтобы максимально эффективно занять его. В подобных делах большого опыта я не имел и вооружен был не так, как требовалось для такого рода операции. Посему мне надлежало оставаться снаружи на террасе и отслеживать любое шевеление вокруг, пока дом полностью не проверят. Один из агентов Фредди с той же целью был отправлен на задний двор.
  
  Затем Фредди жестом отдал приказ своему заместителю. Здоровяк осмотрел входную дверь и одним могучим ударом ноги проломил ее внутрь, одновременно выкрикивая положенное:
  
  — Это ФБР! У нас ордер на обыск!
  
  Агенты один за другим врывались внутрь через обе двери дома. Заиграли лучи фонариков, но я не обращал на них ни малейшего внимания, а по-прежнему оглядывал весь периметр двора, скрючившись на террасе так, чтобы представлять собой трудную цель для любого снайпера, предположительно прятавшегося в лесу. При этом я использовал свой окуляр ночного видения, но ни малейшего движения нигде не замечал.
  
  Через какое-то время в проеме двери появилась голова Фредди.
  
  — Здесь все чисто, — сказал он.
  
  — Есть приметы недавнего пребывания?
  
  — Да. Полно свежих продуктов и напитков. Будильник заведен на пять утра. Он у нас ранняя пташка. Чистое постельное белье. Новенькая одежда, и размер точь-в-точь, как у Лавинга.
  
  Значит, он действительно еще недавно жил здесь.
  
  Я вошел внутрь, задернул все шторы, закрыл жалюзи и включил свет. Воздух отдавал затхлостью с примесью запаха отсыревшего кедра. Вернулся офицер, посланный на поиски следов транспорта, но поскольку двор и подъездная дорожка были покрыты гравием, никаких следов шин он не обнаружил.
  
  — Что мы хотим здесь найти? — громко спросил другой агент. Фредди переадресовал вопрос ко мне.
  
  — Квитанции от покупок по кредитным картам, письма, компьютеры или жесткие диски от них. Все, на чем стоит или даже не стоит имя Генри Лавинга. Он использует много фальшивых имен.
  
  Разумеется, я не рассчитывал найти что-нибудь, что дало бы нам подсказку по поводу ближайших планов Лавинга. Он слишком умен и опытен, чтобы оставить очевидную улику. Однако даже столь искушенные игроки, как он, порой совершают ошибки.
  
  Теория игр рассматривает и этот их аспект. Существует, например, так называемый эффект дрогнувшей руки, когда игрок в силу чистой случайности избирает не ту стратегию, которой хотел придерживаться. Скажем, в шахматах вы собирались пойти пешкой от слона с ферзевого фланга, но по ошибке двинули вперед пешку от коня. Ход сделан, и последствия его могут стать для вас непредсказуемыми, а то и катастрофическими.
  
  Но в доме Лавинга мы не нашли ничего, что сразу помогло бы нам.
  
  Зато, как я и надеялся, там оказалось много фрагментов, связанных с прошлым Генри Лавинга. Казалось, уцелело почти все. Ни он сам, ни члены семьи не хотели уничтожать историю его жизни.
  
  По всему дому были развешаны фотографии, почтовые открытки в рамочках, ленты призов, полученных на ярмарках и местных праздниках, снимки семьи Лавингов, сделанные во время коллективных поездок. На каминной полке и на стеллажах места книг занимали сувениры и прочие памятные предметы вроде керамических зверушек, пепельниц, шляп, подсвечников.
  
  В кабинете нашли много альбомов: штук тридцать или даже сорок. Я бегло просмотрел их — самому новому было не меньше пяти лет. А в последнем была только одна вклейка — о Лавинге. Вырезка из «Вашингтон пост», точно такая же, какую я хранил у себя в офисе. Заметка об убийстве Лавингом Эйба Фэллоу и женщины, которую он охранял. Сам ли он здесь потрудился? И если да, зачем ему это понадобилось? Вероятно, профессиональный интерес, подумал я. Он же должен иметь информацию о том, как власти расследуют его преступления.
  
  Я рассмотрел сувениры и внимательно изучил снимки более молодого Генри Лавинга, его сестры и родителей. Меня поразило, что, как правило, он выглядел хмурым и задумчивым. Погруженный в свои мысли, Лавинг почти ни на одном фото не улыбался. Хотя потом мне попалась серия фотографий смеющегося молодого Генри. На двух рядом с ним стояла молодая девушка. Вероятно, они снялись во время свидания, хотя даже не прикасались друг к другу.
  
  Выяснилось, что в юности Генри увлекался легкой атлетикой и стрельбой из лука, но не осталось ни одного снимка, где он был бы запечатлен вместе с членами какой-нибудь команды. Похоже, даже спортом он предпочитал заниматься в одиночестве.
  
  Я взялся за еще более старые альбомы. Перевернул страницу и уставился в изумлении на нее. Пожелтевшей полоской клейкой ленты в альбоме была закреплена прядь русых волос. Надпись внизу поясняла, что это волосики Генри, состриженные, когда ему исполнился ровно год. Я осторожно протянул руку, чтобы прикоснуться к ним, но мгновенно отдернул ее, потому что в комнату вошел Фредди.
  
  — Ну, какие выводы, сынок? — спросил он. — Нашел что-нибудь полезное? Вид у тебя такой, словно ты только что обнаружил секретный архив Берни Мейдоффа.
  
  Я покачал головой:
  
  — Ничего, что предсказывало бы его дальнейшие действия. Зато очень много о нем самом.
  
  — Это поможет нам?
  
  — Не сразу. Но когда-нибудь пригодится, надеюсь. Здесь огромное количество материалов для изучения. Надо все это отсюда забрать. У твоих ребят есть мешки для сбора улик?
  
  — Есть в машинах.
  
  Потом мне бросился в глаза еще один стеллаж у противоположной стены. На нем стояли десятка полтора коробок из-под обуви. Я открыл одну из них. В ней оказалась пачка старых фотографий. Должно быть, кто-то из членов семьи сложил их туда, пока не дошли руки вклеить снимки в альбомы. А еще я увидел в углу одной из полок, в самом ее конце, отчетливо заметный не покрытый пылью прямоугольник. Какую-то коробку забрали отсюда не далее как сегодня — не более часа назад.
  
  Неужели Лавинг примчался сюда от кузена лишь для того, чтобы взять эту коробку?
  
  Что же наполняло ее, если она вдруг стала ему так необходима?
  
  Документы о его прошлом, которые теперь срочно нужно скрыть от чужих глаз?
  
  Или же там хранилось что-то бесконечно дорогое его сердцу?
  
  Я поделился этим наблюдением с Фредди, но оно не вызвало у него особого интереса. Потом быстро просмотрел остальное. Как и альбомы, коробки не давали ничего, что оказалось бы полезным нам в ближайшей перспективе, хотя мы, конечно, озадачим наших экспертов-криминалистов: пусть пороются в поисках чего-нибудь полезного.
  
  — Корт, заканчивай с этим. — Фредди начал проявлять нетерпение.
  
  — Хорошо, сейчас, — успокоил я его.
  
  — Тут что-то есть, — донесся до нас голос агента из кухни, располагавшейся в задней части дома. Мы с Фредди поспешили туда.
  
  — Похоже на какие-то счета, сэр.
  
  На полу рядом с кухонным столом валялась пачка конвертов, скрепленных резинкой.
  
  — Наверное, уронил и не заметил.
  
  «Дрожащая рука…»
  
  Агент стал поднимать пачку с пола, но вдруг замер. Она приподнялась немного, а потом словно уперлась.
  
  — Б…ь! — пробормотал он, и мы все увидели теперь тонкую рыболовную леску, уходившую вниз, в щель между досками пола.
  
  Фредди схватился за рацию:
  
  — Всем срочно покинуть дом! СВУ! Повторяю, СВУ![17]
  
  Из подвала донесся грохот бомбы — менее оглушительный, чем я ожидал, — а через окно я увидел, как листва на деревьях вспыхнула отраженным светом взрыва, озарившим лес сквозь подвальные окна.
  
  Затем наступила зловещая тишина. На мгновение я даже подумал, что взрывное устройство — обычный отвлекающий трюк и у меня еще хватит времени, чтобы забрать альбомы и коробки из-под обуви.
  
  Но едва я сделал лишь шаг к сокровищнице истории Генри Лавинга, как расположенная ближе всего к нам дверь в подвал резко распахнулась в холл от взрывной волны и из проема показались длинные языки оранжево-желтого пламени. Огонь пробивался через все щели и плинтусы пола первого этажа.
  35
  
  Бомбу, вероятно, смастерили из гранаты или небольшого куска пластида, соединив его с объемной емкостью, наполненной бензином. Я отчетливо различил острый запах горящего топлива. За несколько секунд пламя охватило стены и стало жадно пожирать ковры. Я попытался закрыть ногой подвальную дверь, но пламя и жар тут же вновь распахнули ее: огонь рвался вверх и наружу.
  
  — Внизу кто-нибудь был? — крикнул я Фредди.
  
  — Нет! — отозвался он. — После проверки все успели подняться.
  
  Я снова попытался добраться до кабинета. Однако каждый раз, когда я продвигался ближе к нему на метр-полтора, из-под ног вырывался очередной всполох пламени, заставлявший меня отступить, чтобы не опалить волосы и кожу. Я огляделся в поисках источника воды, огнетушителя или на худой конец какой-нибудь большой тряпки, которая на время защитила бы меня, чтобы я вынес хотя бы часть альбомов и коробок.
  
  Я догадывался, что Фредди придавал куда меньшее значение всем этим пожелтевшим материалам, но знал он и то, что у меня значительно больше опыта борьбы с киллерами и «дознавателями», если брать общую стратегию, а не сиюминутную тактику. Потому он бросился помогать мне: закрывал вентиляционные отверстия мебелью и забрасывал самыми толстыми коврами пламя, пробивавшееся сквозь щели в полу. Я и не рассчитывал, что нам удастся справиться с пожаром — победа, конечно, останется за огнем. Но я надеялся выиграть немного времени, чтобы добраться до вожделенных альбомов.
  
  Мы не оставляли своих попыток еще минуты три или четыре, но потом жар стал невыносим, а дым ослеплял нас. Я уже надышался гарью так, что казалось, меня вывернет наизнанку. Голова сильно кружилась, а потерять сознание в этот момент означало верную смерть. Задыхаясь и обливаясь от дыма слезами, мы начали отступление. И гостиная, и кухня уже были полностью во власти стихии. Поэтому нам пришлось выбить стекло в окне коридора и через него вывалиться наружу. Все остальные агенты уже находились здесь и, подозревая, что пожар только отвлекающий маневр, держали под прицелом пистолетов все окрестные точки, откуда снайпер мог попытаться перестрелять выбиравшихся из горящего дома людей.
  
  Но звуков выстрелов слышно не было. Это не стало для меня сюрпризом. Я уже знал, что Лавинг успел сбежать.
  
  — Доложите обстановку! — крикнул Фредди.
  
  Его люди поочередно давали отчет о своем состоянии. Все оказались целы. Только один получил ожог, а другой порезался, когда разбил подвальное оконце, чтобы запустить туда воду через поливочный шланг в саду, что, конечно же, ничуть не помогло бы. К счастью, никто не пострадал серьезно.
  
  Воистину, единственной жертвой случившегося стало прошлое Генри Лавинга.
  
  Протирая глаза, которые все еще щипало от дыма, я размышлял, было ли это изначально задумано как ловушка.
  
  Я остался жив, но этот тур в нашей игре определенно обернулся моим поражением.
  
  «Ножницы режут бумагу…»
  
  Пламя ревело так громко, что сирены пожарных машин мы услышали, когда они уже по одной въезжали на участок.
  
  — Эта коробка с фотографиями… — сказал вдруг Фредди. — Он уничтожил все остальное. А ее спас. Что же там было такое?
  
  Хороший вопрос. И я уже знал заранее, что буду теперь ломать над ним голову ночами напролет. Быть может, там хранились фото его сестры? Или их совместные снимки? Пейзаж какого-нибудь места, где он любил бывать? Картинки уютного домика в лесу или на берегу озера, где Лавинг планировал провести старость? Я ничего не ответил, не сводя глаз с огненного торнадо, бушевавшего там, где стояло семейное гнездо Лавингов. Потом пошел к своей машине, чтобы связаться с конспиративным домом у Грейт-Фоллз и узнать, все ли в порядке у моих подопечных.
  
  Однако не успел я сделать и нескольких шагов, как показались два черных микроавтобуса с синими и красными огнями, сверкавшими на крышах. Они остановились неподалеку, из них вышла небольшая группа людей и направилась прямо ко мне.
  
  Я на секунду зажмурился, когда понял, кто возглавляет шествие. Это были Джейсон Уэстерфилд и Крис Тизли, его помощница, на этот раз, вероятно, без жемчугов. Она надела куртку с молнией до подбородка, и потому никаких ожерелий разглядеть я не мог.
  
  Мне едва ли стоило удивляться их появлению. Понятно, к этому времени Уэстерфилд уже знал о доме Лавингов и моем участии в операции, потому что мы невольно «засветились» — пришлось обращаться к одному из федеральных судей за ордером на обыск дома. И прокурор поспешил прямиком сюда, чтобы застать человека, который лгал ему и отправил пустой бронированный автомобиль.
  
  Во мне теплилась надежда, что его жажду мести удовлетворит жесткая выволочка на глазах коллег из ФБР, а потом я вернусь к своей работе. Но у него были другие мысли на этот счет. Посмотрев на Фредди, стоявшего неподалеку, он громко приказал:
  
  — Арестуй его! Немедленно!
  36
  
  Старший агент ФБР даже не двинулся с места, не говоря уже о том, чтобы попытаться надеть на меня наручники. Я уже подумал, что прокурор отдал свой приказ ради эффекта, хотя особой уверенности в этом не испытывал.
  
  Я видел людей, вышедших из второго микроавтобуса. На них тоже были куртки ФБР, а это значило, что арестовать меня могли они сами. Хотя, судя по взглядам, которые они бросали на Фредди, это предстояло сделать ему как старшему по званию, а значит — формально их боссу.
  
  Фредди встал между нами, как рефери на ринге.
  
  — Здравствуй, Джейсон, — сказал он и кивнул офицерам, прибывшим с Уэстерфилдом.
  
  — Я требую, чтобы его взяли под стражу. Его задание по охране следует поручить другим специалистам.
  
  Пока я понятия не имел, какое обвинение он собирается мне предъявить. Присылка бронированного фургона без обещанного груза не федеральное преступление.
  
  — Он солгал представителю судебной системы США. Это основание для возбуждения дела.
  
  Поразмыслив, я пришел к выводу, что меня затруднительно будет привлечь даже за это. Необходимо вспомнить точную формулировку, которой я тогда воспользовался. Правда, арестовать меня все равно могли запросто, но только затем, чтобы потом снять все обвинения. Такое со мной уже случалось.
  
  Уэстерфилд посмотрел на меня:
  
  — Мне нужно, чтобы Кесслеров доставили в Вашингтон и содержали в пределах доступности. Я должен сам допросить Райана Кесслера. И немедленно.
  
  — Это невозможно, — сказал я.
  
  — Передайте их мне или любому другому лицу, которое порекомендует Арон Эллис. Если вы это сделаете и я получу возможность побеседовать с Кесслером, против вас не будет выдвинуто никаких обвинений.
  
  — Это невозможно, — повторил я.
  
  Фредди мотал головой, как на теннисном матче.
  
  — Агент Корт, мне кажется, вы уже достаточно давно в этом бизнесе, чтобы заниматься дешевым обманом, — злобно сказал Уэстерфилд.
  
  — Перемещение этих людей в спецучреждение — ошибочная стратегия, Джейсон. Но вы настаивали на нем, и у меня не было выбора. Ведь моя главная задача — обеспечение безопасности моих клиентов.
  
  — Занятно слышать это именно из ваших уст. Мне всегда казалось, что вы считаете своей основной целью загарпунить своего «белого кита». Агент Фредерикс, не продемонстрируете ли нам пару наручников, s’il vous plait?
  
  Но Фредди, вообще гораздо чаще сотрудничавший с Уэстерфилдом, чем со мной, на этот раз встал на мою сторону.
  
  — До сих пор все, что он делал, было правильно, Джейсон. Семья в безопасности.
  
  — Но мне трудно не обратить внимание на тот факт, что он почему-то не с ними, а здесь… Кроме того, как я понял, Лавингу снова удалось уйти. — Уэстерфилд обвел рукой все еще объятый огнем дом.
  
  В этом он был прав, но я не стал объяснять ему, что и не рассчитывал застать Лавинга в его бывшем логове. Что меня больше интересовали ключи к его прошлому, которые теперь, конечно, тоже обратились в угли и пепел.
  
  Уэстерфилд снова бросил суровый взгляд на старшего агента ФБР:
  
  — Так ты арестуешь его?
  
  — Скорее всего нет.
  
  С разочарованным вздохом Уэстерфилд посмотрел на меня:
  
  — А ведь вы, Корт, даже с заказчиком попали пальцем в небо.
  
  Я оторвался от созерцания огня.
  
  — О чем это вы? Мы выяснили, что дело Грэма не имеет к этому отношения. И теперь сосредоточились на Памуке.
  
  — Памук здесь тоже ни при чем. Хотя вы заявили, что он террорист.
  
  — Я только выдвинул такое предположение, поскольку большая часть денег его фонда перекачивалась через Ближний Восток. Моя помощница продолжает отслеживать его связи.
  
  — Мисс Дюбойс.
  
  — Совершенно верно. — Мне было любопытно, как он узнал о ней вообще. А самое интересное, откуда ему известно, что ее имя произносится не на излюбленный им французский манер.
  
  — Вы совершенно запутались, Корт. Пока вы возились с Памуком, мы тоже проделали немалую работу. И мы узнали, кто заказчик.
  
  — И кто же он? — поинтересовался Фредди.
  
  Я нахмурился, но промолчал.
  
  Уэстерфилд повернулся к Тизли.
  
  — Крис, не проинформируете ли офицера Корта и агента Фредерикса о том, что нам удалось установить?
  
  — Детектив Кесслер занимался административной внутренней проверкой в управлении полиции столичного округа, — сказала она.
  
  — Мы знаем. Что-то по поводу бюджета и ведения бухгалтерии.
  
  — Ах, так вам все известно? — спросил Уэстерфилд с крайне довольным видом.
  
  — Он упоминал об этом.
  
  — И вы сочли, что данный факт не имеет никакого значения?
  
  — Для того чтобы выйти на след Лавинга и его заказчика, он не имеет значения. Это верно.
  
  Уэстерфилд снова выразительно посмотрел на Тизли. И она продолжила:
  
  — Как выяснилось, год назад вскрылись факты подтасовок в отчетности о расходах управления полиции. Речь о выплате сверхурочных. На первый взгляд мелочь. Но руководитель бухгалтерии обратил на это внимание шефа полиции, а тот посчитал нужным поручить кому-то из собственного отдела борьбы с преступлениями в сфере финансов покопаться в документах и выяснить, что происходит на самом деле.
  
  — Это только поначалу казалось, что там фигурируют какие-то незначительные суммы, — вставил Уэстерфилд. — Но потом обнаружилось… Тизли, скажите им, чем обернулось дело в действительности.
  
  — Чеки для оплаты так называемых сопутствующих расходов выписывались на десятки тысяч долларов, но деньги оседали на счетах не тех отделов, которым они предназначались. И так продолжалось годами.
  
  — Вы хотите сказать, что это делалось преднамеренно? — спросил я, все сильнее хмурясь. — Что существовала некая спланированная мошенническая схема похищения средств из бюджета полиции?
  
  — Точно так, — подтвердил Уэстерфилд.
  
  Фредди подхватил мысль:
  
  — И кто бы ни стоял за всем этим, а это, безусловно, некто с большими звездами на погонах в столичном управлении, перепугался, потому что Кесслер успешно занимался расследованиями финансовых афер. И был близок к тому, чтобы раскрыть это дело.
  
  Я уже снова рассеянно смотрел на догоравшее пожарище и размышлял вслух:
  
  — Значит, речь о ком-то обладающем большой властью в городе, человеке, имеющем возможность распоряжаться использованием полицейских вертолетов. Клэр не удалось обнаружить полетного листа. — Я поморщился и покачал головой. — Хотя она высказывала предположение, что «вертушка», на которой эвакуировали Лавинга с напарником, принадлежала государству, я не поверил ей. Решил, что машина частная. И потому не поручил проверить отчетность управления полиции. Да, это мой промах.
  
  Уэстерфилд с трудом скрывал злорадство, но моя последняя фраза ему явно понравилась.
  
  — И люди из управления полиции имеют легкий доступ к аппаратуре, — заметил я, обращаясь к Фредди.
  
  — Какой аппаратуре? — вскинулся Уэстерфилд.
  
  — В один из моментов партнер Лавинга установил на машину Корта датчики слежения, — объяснил агент ФБР. — Они той же модели, которой пользуются в нашей полиции.
  
  Эта дополнительная деталь тоже пришлась Уэстерфилду по душе, и он бросил несколько укоризненный взгляд на Тизли: дескать, почему столь важная информация осталась вне поля твоего зрения?
  
  Я склонил голову набок и со значением помотал ею.
  
  — Что еще? — нетерпеливо спросил Уэстерфилд.
  
  — Да просто вспомнил, что Кесслер несколько раз упоминал начальника сыскного отдела Льюиса. Шеф уголовного розыска проявлял повышенный интерес к тому, чем занимался Райан. Слишком большой интерес. Тогда я не придал этому значения, но теперь задумался, с чего бы командиру, возглавляющему отдел детективов, совать нос в бухгалтерию всех отделов управления? Транспортного, коммуникационного, патрульного, криминалистического. Словом, всех.
  
  Каждое мое слово падало теперь в благодатную почву заготовленной Уэстерфилдом версии.
  
  — Вот это действительно интересный вопрос.
  
  — Льюис… — пробормотал Фредди. — У меня он всегда вызывал определенные подозрения. По-моему, о его прошлом ходили разные слухи.
  
  — Какие именно? — заинтересовался Уэстерфилд.
  
  — Не помню точно. Так, шепотки по углам.
  
  — Видите, Корт, — нравоучительно заметил Уэстер-филд, — вы так стремились загнать на дерево одного зайца — Лавинга, что промахнулись по второму — заказчику. Как говорится, за двумя погонишься, ни одного не поймаешь.
  
  Загнать зайца на дерево? Оставалось надеяться, что один из лучших прокуроров страны хотя бы в зале суда выражается точнее.
  
  — А теперь из-за ваших ошибок Льюис или те, кто стоит за ним, имеют возможность уничтожить улики и надавить на других свидетелей. Я считаю, вам самое время сдать дела другому офицеру.
  
  Мы ненадолго замолчали. Звуковым фоном для наших размышлений оставалось потрескивание догоравших стен дома и крики пожарных. Огни проблесковых маячков отражались в каждом листочке каждого дерева в окрестностях.
  
  — Джейсон? Могу я переговорить с вами отдельно? — спросил я.
  
  Опустив головы, мы отошли от остальных на несколько метров в сторону.
  
  — Нашли здесь какие-нибудь улики? — спросил Уэстерфилд, глядя на тлеющие угли.
  
  — Ничего полезного. Мы прибыли слишком поздно.
  
  — Кто-нибудь пострадал?
  
  — Нет. — Я отметил про себя, что его только сейчас озаботила эта тема.
  
  Потом, провожая глазами поднимавшийся ввысь столб дыма и пара, я сказал:
  
  — Вы упомянули о том, что Льюис, возможно, успеет уничтожить доказательства.
  
  Кивок в ответ.
  
  — А что, если я скажу вам, что у Кесслера все они при себе? Все гроссбухи, отчеты, платежные поручения.
  
  — На вашей явке?
  
  — Да.
  
  В его глазах блеснуло любопытство.
  
  — Так, Джейсон, давайте попытаемся договориться, — продолжал я, еще понизив голос. — Я признаюсь, что несколько увлекся охотой на Лавинга и не уделил должного внимания поиску заказчика преступления… Назревает финансовый скандал в масштабах города, вы же понимаете? Только для столь крупного дела заказчику могли понадобиться услуги Лавинга. Значит, следы ведут на самый верх.
  
  — Продолжайте. — Подразумевалось, что он готов выслушать мое предложение.
  
  — Как вам такая сделка? Я предоставлю в ваше распоряжение копии всех документов Кесслера. Сегодня же, как только доберусь до конспиративного дома. А вы, со своей стороны, не будете возражать против того, чтобы я продолжал возглавлять охранную команду и контролировал местонахождение Кесслеров.
  
  — Мне все равно нужно допросить его.
  
  — Но это можно сделать по безопасной телефонной линии, — возразил я. — Не обязательно встречаться с ним.
  
  Прокурор нервно закусил нижнюю губу.
  
  — Но мы не оставим все это без последствий. Вы беззастенчиво солгали мне.
  
  — Разберемся с этим потом. Когда схватим Лавинга и усадим Льюиса за решетку. Или любого из полицейского руководства, кто замешан в этом.
  
  Снова кивок, на сей раз заменивший рукопожатие, которое скрепило договор.
  
  Уэстерфилд, Тизли и сопровождающие их лица уселись в свои черные машины и уехали, а Фредди окинул меня лукаво-подозрительным взглядом:
  
  — Надеюсь, ты ведаешь, что творишь, сынок?
  
  Ничего не ответив ему, я позвонил в конспиративный дом и попросил Руди Гарсию доложить обстановку.
  
  — Тут полный порядок, сэр, — сообщил мне агент. — Только что связывался с Западной Виргинией. В округе все спокойно. Парень, с которым я разговаривал, велел передать лично вам, что все олени там, где им положено быть. Сказал, вы поймете шутку.
  
  — Хорошо. Как держатся наши подопечные?
  
  — Как в мексиканском сериале, — сказал он в трубку, явно зажимая ее рукой.
  
  С этим часто приходится сталкиваться в нашей работе.
  
  — Муж с женой опять чуть не поцапались. Из-за какой-то глупости. Но до ссоры не дошло. Мари собралась фотографировать меня. Для портрета. Я отказался позировать, и она, как бы это назвать… Надулась. С этой девицей сплошные проблемы. — Последнюю фразу он уже прошептал. — Слава Богу, сегодня показывают игру. Вашингтон против Балтимора. Так что Райану есть чем заняться. Хотя моя семья болеет за Балтимор. А вы, сэр?
  
  — Прости, но я фанат Атланты.
  
  Вообще спортивные игры не привлекают меня, но, проводя столько времени в номерах отелей и на явках с клиентами-мужчинами, мне волей-неволей пришлось просмотреть сотни матчей. С годами я стал немного интересоваться бейсболом. Стратегически интересный вид спорта. Американский футбол в этом смысле уступает ему.
  
  — Моему сынишке всего шесть, — продолжал Гарсия, — но, как сказала мне жена, он вынес верный приговор Бригаму. По его словам, это Бригам все испортил, когда начал подкручивать удары. Техника работы с битой у него никудышная. Забавно, но мы с Райаном в один голос утверждали то же самое.
  
  — И парню всего шесть лет? Хочет стать бейсболистом? — спросил я.
  
  — Нет, ему больше нравится европейский футбол — соккер.
  
  Я мог бы поделиться воспоминаниями о том, как в свое время тренировал детскую футбольную команду, но, естественно, сдержался. Только сообщил Гарсии, что присоединюсь к нему уже скоро. Потом дал отбой и набрал номер Дюбойс.
  37
  
  Дом оказался небольшим, но аккуратным и ухоженным.
  
  Особенно хорош был садик. Я не знал названий преобладавших в нем растений, но в свете экономичных ламп наружной подсветки они выглядели пышными и ровно подстриженными, сияя сдержанными оттенками бордового и синего, — скорее всего это были какие-то вечнозеленые кустарники, которые пришлись по душе Джоанн Кесслер.
  
  Когда мы жили в Вудбридже, Пегги одно время пристрастилась к садоводству, но увлечение оказалось недолгим.
  
  Я припарковался на улице и вылез из-за руля, почувствовав, как в позвоночнике что-то хрустнуло. От запаха дыма невозможно отделаться. В машине я переоделся в свежую пару джинсов и другой свитер, но принять душ мне, разумеется, было негде, потому прогорклая вонь гари с пожарища дома Лавингов пропитывала мою кожу.
  
  Я подошел в двери и постучал. Миловидная блондинка лет тридцати чуть приоткрыла створку и с опаской посмотрела на меня поверх толстой цепочки. Я узнал ее по снимку, присланному Клэр.
  
  Изучив мой жетон, она, все еще нерешительно, спросила, чем может быть мне полезна.
  
  — Позволите войти?
  
  — Что произошло? Надеюсь, все в порядке?
  
  — Пожалуйста.
  
  И она открыла дверь. Дом, казалось, был создан специально для детей — кругом валялись игрушки, бутылочки, шапочки, распашонки. Да и сама хозяйка снова была на пятом или шестом месяце.
  
  — Вас ведь зовут Черил, верно?
  
  Она кивнула.
  
  — Мы не думаем, что есть хотя бы малейшие основания для беспокойства, — начал я фразой, которая моментально дала ей самые серьезные для него основания. У нее округлились глаза.
  
  — Просто по каким-то причинам нам не удается связаться с вашим мужем.
  
  — О Боже! Нет! Он ранен? — запричитала она.
  
  Теперь я постарался успокоить ее:
  
  — Едва ли ему причинен какой-то вред. Но он не отвечает на вызовы по рации.
  
  Слезы хлынули из глаз Черил, когда она, тяжело дыша, стала подбирать детские пижамки и прочую одежду, сложенную на полу, — я прервал затеянную ею постирушку.
  
  — Нам известно, что он участвовал в слежке за торговцами наркотиками, но сейчас диспетчер в центральном офисе не знает, где он. А вы, случайно, не знаете, в каком месте он находится? Вам он говорил об этом?
  
  — Конечно.
  
  — И где же?
  
  Она назвала мне место, а потом все еще встревоженно спросила:
  
  — Но почему же вы все-таки не можете с ним связаться? Что происходит?
  
  — Пока не знаю. Но у нас есть передвижной пункт связи как раз неподалеку отсюда. Подождите. Я отправлю им текстовое сообщение.
  
  Я взял свой мобильный телефон, набрал на нем несколько слов и нажал на кнопку «Отправить». Я физически ощущал, как эта женщина наэлектризована, когда она раскачивалась с носков на каблуки, не сводя глаз с моего телефона.
  
  — О, ради всего святого…
  
  Потом я поднял на нее взгляд и улыбнулся:
  
  — Он на месте. С ним все в порядке. Просто рация сломалась, вот и все. Скоро наши снабженцы доставят ему новую.
  
  — Боже, какое счастье! — воскликнула она, но еще пару минут продолжала плакать.
  
  — Простите, что пришлось доставить вам столько неудобств.
  
  — Ничего страшного. Но у него действительно все хорошо?
  
  — Абсолютно, — повторил я. — Извините, если напугал вас. Да, и должен просить об одном одолжении.
  
  — Конечно. Я все сделаю.
  
  — Операция, в которой он участвует, сейчас в самом разгаре. Вам лучше не связываться с ним хотя бы до утра.
  
  — Разумеется. Я чувствую такое облегчение, что просто выразить не могу. Такое облегчение… — твердила она, размазывая по лицу слезы.
  
  Я вышел и направился к своему автомобилю. Под ногами хрустел гравий, запах гари преследовал неотвязно.
  
  Я так люблю настольные игры отчасти потому, что в них часто приходится перевоплощаться в кого-то другого. К примеру, в известной немецкой игре «Колонизаторы», разработанной знаменитым Клаусом Тойбером, вы становитесь переселенцем, попавшим на таинственный остров. Для победы в игре вам необходимо развивать свое хозяйство успешнее и быстрее, чем ваши противники. В другой игре, «Агрикола», тоже созданной в Германии, вам дается всего четырнадцать ходов на то, чтобы стать самым богатым фермером среди остальных участников. В американских играх, где в отличие от европейских центром соперничества преимущественно становятся военные действия, вы получаете шанс вообразить себя генералом или адмиралом.
  
  В моей профессии «пастуха» тоже приходится порой перевоплощаться. И обычно лицедейство доставляет мне удовольствие, особенно если помогает добиться положительных результатов и защитить интересы клиентов, как было с той ролью, что я разыграл чуть ранее сегодня перед Стю Грэмом.
  
  Но иногда необходимость лицедействовать отставляет в душе какой-то грязноватый, мутный осадок.
  
  Представление, утроенное мною только что, было именно таким.
  
  Поступить иначе я не мог, но это вовсе не означало, что перекошенное от страха лицо молодой женщины, услышавшей первые слова разыгранной мною роли, не будет долго теперь преследовать меня.
  38
  
  В начале одиннадцатого я добрался до конспиративного дома и проделал обычный ритуал с кодовым замком ворот.
  
  Едва въехав на участок, я заметил другую машину с работавшим на холостых оборотах мотором. За рулем сидел молодой сотрудник нашей организации.
  
  При моем появлении он заглушил двигатель и выбрался наружу. Спортивного сложения афроамериканец лет тридцати издали кивнул мне, и мы вместе подошли к колоннаде фасада. Я заметил, как он чуть повел носом, когда приблизился ко мне. Тут до меня дошло, что сам я больше не чувствую запаха гари, въевшегося в мое тело.
  
  — Привет, Джефф!
  
  — Добрый вечер, Корт. С вами все в порядке?
  
  — Все отлично.
  
  Я посмотрел в сторону его машины и увидел сидевшего на пассажирском сиденье еще одного молодого человека с коротко стриженной круглой головой. Он бегло окинул меня пристальным взглядом, прежде чем вернуться к созерцанию окрестностей.
  
  — Мы дожидались чуть поодаль, как вы и велели.
  
  Джефф подобрал агента ФБР по имени Тони Барр в условной точке, находившейся между его домом и явкой, о которой мы договорились с Фредди. Поскольку перемирие с Уэстерфилдом казалось мне довольно шатким, я решил не сообщать адреса конспиративного дома никому, кроме штатных офицеров моей организации. Так я мог не опасаться, что прокурор каким-то образом узнает его и свалится как снег на голову, чтобы допросить своего «суперсвидетеля» по делу о финансовых махинациях в полицейском управлении.
  
  Сыграло свою роль и мое обычное упрямое нежелание делиться с посторонними любого рода информацией.
  
  — Ты проверил его удостоверение? — спросил я. Когда имеешь дело с Лавингом, нельзя пренебрегать ни одной предосторожностью. Но Джефф сообщил, что из офиса Фредди ему прислали фотографию Барра, подтверждающую его личность.
  
  — Твои впечатления? — спросил я, кивая на пассажира с переднего сиденья.
  
  — Бывший военный, дисциплинированный, хорошо тактически обученный. И не слишком разговорчивый.
  
  Впрочем, о Барре высоко отзывался и сам Фредди.
  
  — Посидите тихо здесь еще немного. Вы оба.
  
  — Слушаюсь, Корт!
  
  Я подошел к входной двери, набрал код и открыл ее.
  
  Мне повезло. Кесслеров поблизости не было, Мари — тоже. В прихожей меня встретили Ахмад и Гарсия. Они знали, что прибывшая машина из нашей организации, но понятия не имели, зачем она здесь.
  
  — Могу я с вами поговорить с глазу на глаз? — обратился я к Гарсии.
  
  — Разумеется, сэр.
  
  Потом я приказал Ахмаду сделать внеплановый обход периметра, и он немедленно отправился выполнять задание.
  
  — По пути сюда я разговаривал со старшим агентом Фредериксом, — сообщил я Гарсии.
  
  — О чем же, сэр?
  
  — Он снимает вас с этого задания.
  
  — Простите, сэр, но я не понимаю…
  
  — Примерно полчаса назад я навестил вашу жену Черил. У вас дома.
  
  У него округлились глаза.
  
  — То есть вы?..
  
  — Когда я позвонил вам раньше, вы косвенно признали, что связывались с ней. Она рассказывала вам о сыне, и я все понял. Потому и нанес ей визит.
  
  Теперь ему стало ясно, к чему я клоню. Ведь я настрого запретил любые выходы на связь из явочного дома. Любые.
  
  — Но мне… Поймите, она в положении. Мне необходимо проверять, в каком она состоянии. Разговор и длился-то какие-нибудь три минуты. К тому же я пользовался безопасным телефоном.
  
  — Я сказал ей, что мне нужно найти вас в силу чрезвычайных обстоятельств. И она информировала меня, что вы находитесь у Грейт-Фоллз на Харпер-роуд.
  
  Мне, конечно же, и в голову не пришло упоминать, какой шок и тревогу пережила жена, когда я показал ей жетон и сообщил, что с ее мужем пропала связь.
  
  Его пухлое лицо, казалось, округлилось еще больше и побагровело. Он не отрывал глаз от пола.
  
  — Я как-то… Я даже не подумал об этом… Вот ведь черт! Она просто спросила, не слишком ли опасно на юго-востоке, где, думала, я нахожусь. А я ответил, что живу в комфорте на Грейт-Фоллз, как в пятизвездочном отеле… Боже! Вы думаете Лавинг засек нас?
  
  — Нет. — По пути сюда я попросил Ермеса специально отсканировать пространство вокруг дома Гарсии. Если Лавинг прослушивал территорию, его датчик все еще оставался бы на месте, чтобы перехватить новые порции информации. Но никаких следов прослушки обнаружено не было. Вообще Лавинг, вероятно, не мог даже догадываться, кто такой Гарсия и какую работу он выполняет, чтобы попытаться отследить его жену. Но суть дела заключалась не в этом.
  
  — С ней все в…
  
  — Агент Фредерикс уже позаботился о том, чтобы ее и ваших детей перевезли в безопасное место. Мне нужно отправить вас туда же. Побудьте с семьей немного. Но учтите, что все вы будете полностью отрезаны от внешнего мира, пока мы не завершим операцию.
  
  Он только кивнул. Вид у него теперь был жалкий.
  
  — Простите меня, сэр… Даже не знаю, что сказать. Мне все это в новинку. Я имею в виду, охранную деятельность.
  
  Положим, Гарсия говорил правду. Но его проступок заключался не в том, что он скверно исполнял обязанности «пастуха» или «клона», а в прямом нарушении отданного ему приказа. Причем приказа простейшего и недвусмысленного.
  
  — Я не хочу, чтобы меня уволили, сэр. Мне нельзя терять эту работу. Я слишком люблю ее.
  
  — Мне все понятно, Руди. Вас просто временно снимают с задания. Никто не собирается писать на вас рапорт. Свою дальнейшую карьеру вы обсудите со старшим агентом Фредериксом. А сейчас соберите вещи. Мой коллега ждет снаружи. Он доставит вас к жене и детишкам.
  
  — Так точно, сэр! И спасибо за понимание, сэр!
  
  Ему было невдомек, что источником моего благородства был чистейший эгоизм. Я не мог позволить себе создавать врага из озлобленного бывшего агента ФБР, знавшего местоположение моих подопечных, пусть его и собирались вскоре изолировать. То есть до тех пор, пока эта миссия не завершена. А на то, что с ним случится потом, мне было наплевать. Если поинтересуются моим мнением, я порекомендую дать ему под зад коленом.
  
  Эффективность. Рациональный выбор стратегии.
  
  Мгновение спустя в холл ворвалась Джоанн. Она подошла ко мне, и ее передернуло от вони, как и от самого вида сажи на моих руках.
  
  — Как моя приемная дочь? Что с ней происходит? — выпалила она.
  
  Следом за ней прихрамывал Райан, в глазах которого читались те же вопросы.
  
  Само собой, еще из машины я позвонил им и сообщил, что Картеру и Аманде удалось благополучно избежать всех опасностей, и теперь они в надежном укрытии. Но родителям, разумеется, этого было мало. Они хотели узнать подробности и окончательно убедиться, что все в порядке. Я рассказал им все, что счел нужным. Не скрыл и того, что Аманда сейчас в стенах тюрьмы.
  
  — Но мне нужно поговорить с ней, — настаивала Джоанн. — Набираю ее номер, а на звонки никто не отвечает.
  
  — На какое-то время мне пришлось запретить всякую связь с ней. Необходимо сохранять место, где она прячется, в абсолютной тайне.
  
  — Но почему нельзя обменяться с ней парой фраз?
  
  — Она может случайно назвать место, где находится.
  
  — И даже нам нельзя об этом знать? — спросил Райан.
  
  — Лавинг отлично понимает, что Аманда представляет особую ценность как ваша точка уязвимости. Мы не должны допустить даже полунамека в эфире. Достаточно быть уверенными, что она в полной безопасности. Вместе с Картером они под охраной в заведении строгого режима.
  
  — А мне казалось, вы против того, чтобы запирать ее в спецучреждение, — бросила Джоанн.
  
  Я снова отметил, с какой поразительной быстротой она усваивала наши профессиональные термины.
  
  — Как правило, я действительно противник этого. Но сейчас обстоятельства изменились. — И чтобы совсем успокоить их, продолжил: — Она воспринимает все куда хладнокровнее, чем Картер. Как это он сказал про нее? Что она девочка с крепким характером? Так вот — это чистая правда.
  
  Райан пил кофе, причем на этот раз я не чувствовал запаха спиртного.
  
  — Дело Грэма можно больше не принимать в расчет, — сообщил я супругам.
  
  — Что вам удалось установить?
  
  Я поведал им историю подделки чека сыном Грэма, пояснив:
  
  — Он пошел на это, чтобы не возвращаться в университет.
  
  Джоанн покачала головой. Ее, вероятно, поражало, что в семье близкие родственники настолько не понимали друг друга, если пришлось прибегнуть к столь крайним мерам.
  
  Массируя больную ногу, Райан высказал свою точку зрения:
  
  — Большинство подростков просто бросают учебу. И не совершают при этом правонарушений сразу в двух штатах. Каковы бы ни были мотивы, но он совершил преступление. Так что мне, вероятно, еще придется взять этого парня в оборот.
  
  Помолчав, я спросил:
  
  — Вы ведь встречались с Эриком Грэмом. Что вы о нем думаете?
  
  — Болван надутый. — Потом до Кесслера дошел истинный смысл моего вопроса. — А ведь вы, наверное, правы. Трудно судить парня за то, что захотел жить по-своему. Думаю, я оставлю его дело без последствий.
  
  — А кто же все-таки пытался надавить на начальника Райана, чтобы дело закрыли? — словно размышляла вслух Джоанн.
  
  Некто весьма влиятельный…
  
  — Скорее всего один из боссов Грэма в министерстве обороны. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Пустая угроза.
  
  Даже не посмотрев в мою сторону, из дома вышел Руди Гарсия. Я встал на пороге, понаблюдал, как он сел в машину, и жестом пригласил Тони Барра войти. Я представил невозмутимо спокойного, неулыбчивого агента ФБР своим клиентам и Лайлу Ахмаду, тот по моему кивку отозвал вновь прибывшего в сторону и провел инструктаж по поводу всех процедур, которым положено следовать в конспиративном доме. Барр, похоже, все схватывал на лету, и мне оставалось только мысленно поблагодарить Фредди за то, что он рекомендовал столь толкового парня.
  
  Потом я снова обратился к Райану:
  
  — Не могли бы вы оказать мне большую услугу?
  
  — Все, что угодно.
  
  — Речь обо всех тех административных делах, которыми вы занимались в последнее время.
  
  — Вы имеете в виду это бухгалтерское барахло? — И он жестом показал на обеденный стол, заваленный финансовыми отчетами различных отделов полицейского управления.
  
  — Да. Мне нужно отправить копии в генеральную прокуратуру США.
  
  — Так вы считаете, что из-за этого кто-то затеял охоту на Райана? Значит, он раскопал какие-то нарушения закона, какие-то махинации с деньгами управления? — пришла в недоумение Джоанн.
  
  — Нет, я так не считаю.
  
  — Тогда зачем?..
  
  Я задумался, как в двух словах описать ей тактику, избранную мною против Уэстерфилда.
  
  — Просто мне нужно бросить кость голодной собаке.
  
  Ничего лучшего мне в голову не пришло.
  39
  
  Хотя они сами наверняка не догадывались об этом, Джоанн и ее муж хмурились совершенно одинаково.
  
  Обычно я не посвящаю своих клиентов ни в какие детали операции, но сейчас мне показалось уместным хотя бы частично рассказать им о том, что происходило.
  
  Я объяснил им, что когда разговаривал с Клэр Дюбойс о датчиках, установленных на моей машине, мне пришло в голову следующее: именно финансовые расследования Райана и привели к тому, что его «заказали» Лавингу.
  
  — Тогда я попросил свою помощницу тщательно изучить этот вопрос, проверить прошлое шефа сыскного отдела Льюиса, самого начальника управления и работников бюджетной комиссии. В поле ее зрения попали даже некоторые чиновники городского совета.
  
  Однако, добавил я, Дюбойс не обнаружила ни малейших доказательств злоупотреблений. С калькулятором наперевес она атаковала вопросами десятки офицеров и гражданских служащих управления полиции. И то, за что пытались зацепиться Уэстерфилд и Тизли — а именно перемещение средств с одного счета управления на другой, — ей показалось не содержавшим злого умысла.
  
  — Так и есть, — подтвердил Райан, наморщив лоб. — В самом деле, какие-то деньги попадали не на те счета, но они там и оставались до тех пор, пока кто-то, обнаружив ошибку, не возвращал их. Мне именно это и поручили — не расследовать финансовые преступления, а навести порядок в отчетности и разработать более четкую схему перемещения денег между различными структурами.
  
  — Что ж, а представитель генеральной прокуратуры счел, что у него в руках скандальное дело о коррупции на самом высоком политическом уровне. Я не слишком старался переубедить его. Наоборот, слегка подтолкнул его вперед по этой дорожке, ведущей в тупик.
  
  На всякий случай я не упомянул только о том, что и Фредди охотно подыграл мне.
  
  «Не помню точно. Так, шепотки по углам».
  
  — А я-то думала, что вы работаете вместе, — сказала Джоанн. — Разве нет?
  
  Хороший вопрос. А ответить на него я мог только так: далеко не всегда.
  
  Райан пожал плечами:
  
  — Без проблем. Я пошлю ему любые документы, какими располагаю.
  
  — Все до последней бумажки. Только просьба: начните с самых запутанных.
  
  Он улыбнулся.
  
  — Позже Уэстерфилд захочет побеседовать с вами. Выложите ему всю правду, пусть сам выкручивается.
  
  — Могу напустить немного таинственности, — предложил Райан.
  
  — Было бы замечательно! Вспомните все детективы про политические заговоры, какие читали.
  
  Джоанн недолго оставалась с нами, стоя в несколько неловкой позе. Я догадывался, как ей хочется поговорить с Амандой, но не мог позволить этого. Никто, кроме моих надежных людей в Лоуденской тюрьме, не должен знать, что девочка и Картер находятся там. Впрочем, она больше ни о чем не попросила, а только пожелала нам спокойной ночи и удалилась.
  
  Мне бросился в глаза компьютер Мари, лежавший на диване. Вероятно, она тоже уже отправилась спать. Когда ее не было поблизости, явочный дом казался слишком тихим. Даже странно тихим. Что бы вы о ней ни думали, Мари оживляла мою нынешнюю работу, как ни один прежний клиент.
  
  «Мистер гид…»
  
  Я отправился в свой «кабинет», чтобы проверить электронную почту. Вскоре туда пришел Райан с кипой своих документов. Он тут же начал сортировать бумаги, складывая их на столе аккуратными пачками.
  
  — Вот вам первая папка для отправки, — сказал он и снова погрузился в отбор.
  
  Настороженность и даже враждебность, сопутствовавшие нашей первой встрече, теперь полностью исчезли.
  
  — Можно задать вам личный вопрос, Корт?
  
  Обычно при этом у меня внутри срабатывает защитная сигнализация, но, сам не знаю почему, на этот раз я ответил:
  
  — Конечно.
  
  — Как случилось, что вы стали профессиональной сиделкой? Надеюсь, такое выражение не оскорбительно? Я не хотел вас обидеть.
  
  — Я не воспринимаю это как обиду.
  
  — И правильно. — Он рассмеялся. — Но как же все-таки вы пришли на такую работу? Раньше служили чьим-то личным телохранителем или кем-то еще в этом роде?
  
  — Если отвечать коротко, все началось с того, что меня арестовали.
  
  Я заинтриговал его.
  
  — Надеюсь, вы не ограничитесь таким ответом?
  
  Окинув меня заинтересованным взглядом, Райан отправился в кухню.
  
  — Хотите кофе? — донесся оттуда его голос.
  
  — Пожалуй.
  
  Он принес мне большую кружку, уже зная, что я пью только черный кофе.
  
  — Ну и… — напомнил он, не прерывая своих занятий с документами.
  
  Я рассказал ему, как в Техасском университете в Остине увлекся сначала спортивным ориентированием, а потом стал следопытом.
  
  — Это как индейцы? — уточнил Райан. — Они разбираются в следах лучше всех.
  
  — Точно так. И вот однажды я поехал в Сан-Антонио на соревнования по ориентированию. Там был серьезный маршрут, рассчитанный на целый день. Миновав контрольный пункт на половине дистанции, я решил отправиться к следующему не совсем обычной дорогой, не самой короткой. Часто так бывает, что кратчайший путь отнимает больше времени.
  
  Пробирался я по кустам, и вдруг мне послышалось, будто кто-то плачет. Я сворачиваю в сторону и вижу неподалеку семью явно нелегальных иммигрантов, которые пересекли Рио-Гранде накануне ночью. Мне показалось, что один из них ранен, и я приблизился.
  
  — Вы говорите по-испански? — спросил Райан.
  
  — В Техасе знать этот язык очень полезно, как, впрочем, и в моей нынешней работе.
  
  — Представляю.
  
  — На мне был спортивный костюм, и они не испугались, что я из полиции. Я спросил, что с ними произошло. Оказалось, их преследовали какие-то люди. Они уже отняли у отца семейства бумажник со всеми сбережениями и попытались изнасиловать их дочку-школьницу. Отец отнял у одного из нападавших пистолет, и им удалось уйти, но бандиты начали на них охоту. При мне был мобильник, и я сказал, что могу сейчас же вызвать помощь. Вот тут-то они не на шутку перепугались и стали умолять не делать этого.
  
  — Потому что были нелегалами.
  
  — Не только. Напавшие на них оказались представителями закона. Пограничниками.
  
  — Ого!
  
  Семье удалось ненадолго оторваться от них, но их поимка была только делом времени. Мне встретились четверо или пятеро людей в форме: они явно шли по чьему-то следу. Это они и охотились на семью. Я представил себе, что произойдет, если эти люди попадутся обозленным офицерам. А они уже находились не более чем в километре от того места, где мы прятались.
  
  — «Мы»? Одно это слово уже подсказывает мне, что произошло дальше.
  
  — Я не мог бросить этих людей. Их бы точно перестреляли. И тогда я повел семью оттуда, тщательно заметая следы. Получилось что-то вроде игры в кошки-мышки, но нам удалось сбежать. Через три часа я доставил их в Сан-Антонию, где при одной из церквей есть приют для беженцев.
  
  Мне тогда исполнилось двадцать три, и вся моя предыдущая жизнь прошла за учебой. Тот день стал для меня самым большим испытанием, какие до тех пор выпадали на мою долю.
  
  — Вы сказали, что вас арестовали. Но я вообще-то не вижу за что. О том, что они нелегалы, вы могли и не знать. Это недоказуемо. Таким образом, вы просто помогали людям, подвергшимся нападению.
  
  — Я не упомянул о том, что один из пограничников объехал нас спереди по сухому руслу реки. А нам, чтобы выбраться оттуда, нельзя было обойтись без колес. Опасаясь, что отец семейства в гневе пристрелит водителя, я забрал у него пистолет, подобрался к офицеру сзади и завладел его джипом и оружием.
  
  — А вот это, конечно, наказуемо, — прокомментировал Райан.
  
  — Сдав семью под защиту церкви, я выбросил пистолеты в озеро, а джип оставил на стоянке у супермаркета. Потом взял такси и вернулся к месту соревнований.
  
  — На чем же они вас поймали?
  
  — Я пропустил перекличку на финише. Это обычная процедура в спортивном ориентировании. Безопасности ради. Если кого-то из стартовавших нет на финише, на его поиски отправляют группу. А пограничники узнали о соревнованиях. На контрольных пунктах выставляются флажки. Белые и оранжевые — их трудно не заметить. На следующее утро за мной пришли прямо на занятия. Взяли под стражу, но мое дело попало к агенту ФБР Фредериксу, временно прикомандированному к Техасу, хотя он служил в столичном округе. Именно с ним я сотрудничаю сейчас.
  
  — Но ведь по закону вас должны были отдать под суд.
  
  — Как выяснилось, Фредди оказался в Техасе не случайно. Его направили туда расследовать случаи нападений пограничников на нелегалов с целью ограбления. Вот так я из подсудимого превратился в свидетеля. Помог усадить за решетку четверых.
  
  — А что стало с теми нелегалами?
  
  — Знаете, как это бывает? Я напрочь забыл, куда их доставил. — Я улыбнулся.
  
  — Вы просто молодчина.
  
  — Потом, получив еще пару дипломов, я занялся преподавательской деятельностью. Но тот случай не шел у меня из головы. Через какое-то время я позвонил агенту Фредериксу, и он порекомендовал меня начальству службы дипломатической безопасности при госдепартаменте. Меня приняли, и несколько лет я занимался охраной персонала наших посольств за рубежом и иностранных представителей, посещавших США. Но в конце концов мне надоело постоянно мотаться по всему свету. Тогда-то я и узнал об организации, на которую работаю сейчас, и вот я с ними с тех самых пор.
  
  Райан к этому моменту уже закончил разбирать материалы для отправки в Вашингтон. Получилось примерно двести листов, испещренных цифрами и диаграммами, смысл которых казался мне совершенно недоступным пониманию.
  
  — Отличная работа, — похвалил я его.
  
  — Можно еще вопрос, Корт?
  
  — Валяйте.
  
  — Скольким из своих клиентов вы рассказывали эту историю?
  
  — Прежде — ни одному.
  
  — И насколько она правдива? — усмехнулся он.
  
  — До единого слова.
  Понедельник
  
   Помните, что в этой игре уметь обороняться так же важно, как и нападать. Сумейте защитить захваченные вами территории.
  
   Из инструкции к настольной игре «Риск»
  
  40
  
  Еще не было девяти утра, когда позвонила Клэр Дюбойс.
  
  С одной стороны, то, что она мне поведала, было крайне полезно.
  
  С другой — озадачивало.
  
  Я записал информацию и прошел в кухню, где за покрытым полосатой льняной скатертью столом только что позавтракали — пончиками, творожной массой и джемом.
  
  Теперь оба моих главных клиента пили из больших кружек кофе. Джоанн при этом сидела перед раскрытым компьютером-ноутбуком и не сводила взгляда с монитора. Чтобы поздороваться со мной, она лишь на секунду подняла глаза, а потом вновь углубилась в свое занятие.
  
  — А где Мари? — спросил я.
  
  — Все еще спит, — ответил Райан.
  
  — Я только что разговаривал с Клэр, — начал я довольно мрачно. — И ваше второе расследование приходится исключить.
  
  — Дело Кларенса Брауна? То бишь Памука? — изумился полицейский.
  
  — Да. Он не может быть заказчиком.
  
  — Но если это не он, то больше никого не остается, — заволновался Райан.
  
  — Я тоже считал, что он наиболее вероятная кандидатура. Но, как выяснилось, он вовсе не строил финансовую пирамиду. Его бизнес вполне легитимен.
  
  — Но подставные компании, фальшивое имя… Как все это может быть законно?
  
  — Имя он поменял официально. И вся его документация ведется безукоризненно. Что же касается создания временных компаний для проведения операций с инвестициями, то это само по себе не преступление. Компания Памука в финансовом смысле крепко стоит на ногах. К его бухгалтерии не подкопаешься. Там каждая цифра сходится.
  
  Но Райан не мог успокоиться:
  
  — А как же люди, которые хотели забрать свои деньги? Памук ведь отказался расплачиваться с ними.
  
  — Некоторые из них уже вернули свои инвестиции. Остальным все будет выплачено в ближайшие несколько дней. Эта информация исходит от отдела Интерпола по борьбе с экономическими преступлениями. Они связались с финансовыми экспертами и специалистами по ценным бумагам в Лондоне, Нью-Йорке, Париже и на Большом Каймане. Можно сказать, что компанию Памука просветили рентгеном.
  
  Райан горько рассмеялся:
  
  — Конечно. Когда я сам просил этих мальчиков из высших финансовых сфер помочь мне, то понапрасну потратил несколько недель. Из Франции меня вообще не удостоили ответом. Как и наши из Джорджтауна. Похоже, вы куда влиятельнее нас, простых копов из округа.
  
  Мне припомнилось, как он с самого начала охарактеризовал свой статус: «незначительный офицер полиции».
  
  «Мелкая сошка…»
  
  Джоанн приподняла голову, слегка заинтересованная нашим разговором, но потом снова вернулась к монитору. Мне стало любопытно, что так поглотило ее внимание. Поскольку выйти в Интернет она не могла, значит, это было нечто хранившееся в памяти.
  
  — Вот что происходило, — продолжал я. — Памук переправлял деньги своих вкладчиков на Ближний Восток через десятки компаний-однодневок, зарегистрированных в Америке, Европе и Азии.
  
  — Верно. Как мы полагали, для того, чтобы финансировать террористов.
  
  — А вот здесь мы ошибались. Все это были реальные операции с доходными облигациями и долгами «третьих стран». На самом деле Памук поступал так, поскольку искренне верил, что именно в арабском мире сможет хорошо заработать. Вместе с тем он знал, что его американским инвесторам не понравится то, куда он отправляет их средства. Американский патриотизм — вот что ему мешало. И с другой стороны — то же самое. Далеко не всех его партнеров на Ближнем Востоке осчастливили бы сообщения о том, что они помогают разбогатеть инвесторам, запивающим на ужин свинину пивом и по воскресеньям посещающим церковь. Для того-то ему и понадобились многочисленные компании-прослойки. Если копнете чуть поглубже, узнаете и остальные детали.
  
  Райан только вздохнул.
  
  — Отсюда и задержки с выплатами. Если кому-то требовалось срочно вернуть вложенные средства, сделать это было сложнее, чем в обычном американском фонде, именно из-за того, что деньги снова приходилось проводить через подставные компании, действующие в рамках не схожих между собой законодательных систем. На это уходило гораздо больше времени, но ничего противозаконного не совершалось. Ни у кого не было украдено ни цента. Напротив, доходность фонда Памука в этом году на четыре процента превысила индекс, принятый «Стэндард энд пурс».
  
  — Нет преступления, нет нужды нанимать «дознавателя».
  
  — Совершенно верно.
  
  — Вот проклятие! — пробормотал Райан. — Мы в полном тупике.
  
  И в этом заключалась истина. Один из самых больших мастеров по добыче информации, известных в среде преступного мира, охотился на Райана Кесслера. Но причиной были не те два крупных расследования, которые он вел. И не порученная ему административная работа.
  
  Теория игр учитывает как известные, так и неизвестные параметры. Вы не знаете, какой гранью вверх упадет кость, какая карта лежит в колоде следующей. Вам неведом очередной ход противника.
  
  Дрогнувшая рука порой превращает ваш собственный ход в ошибку.
  
  Но зато вам всегда известно, против кого вы играете и какую цель он преследует.
  
  Но в этой игре все обстояло иначе. Я не знал, кто мой реальный оппонент, видя перед собой только фигуру, которой он делал ходы, — Генри Лавинга (назовите его конем или ладьей, не имеет значения).
  
  И мне пока была непонятна конечная цель игры, неясны ее правила.
  
  Во что мы играем? В бридж? В аримаа? В нарды? В го? В «Жизнь»? Или в покер?
  
  Неизвестность. Полная неизвестность.
  
  Райан Кесслер снова начал потирать больную ногу, разглядывая картину над камином — еще одну толстую лошадь на тонких ножках.
  
  — А вдруг это одно из совсем мелких дел? Я не очень-то в это верю. Но вдруг? Что-нибудь связанное с махинациями через интернет-магазин или с кредитными карточками?
  
  Внезапно у нас за спинами раздался уверенный голос Джоанн:
  
  — Ничего подобного.
  
  Мы с Райаном обернулись и уставились на нее.
  
  — Я теперь знаю, в чем суть дела, — прошептала она, отрывая взгляд от монитора и жестом руки указывая нам на него. — Лавингу нужен не Райан, а моя сестра… Моя, будь она трижды неладна, родная сестрица.
  41
  
  — Мари? — переспросил пораженный Райан. — Но это невозможно! У нее даже фамилия не Кесслер.
  
  Джоанн обратилась ко мне:
  
  — Где-нибудь фигурировала фраза типа «Цель — Райан Кесслер»? Я имею в виду то электронное письмо, с которого все началось.
  
  — То письмо-приказ? — спросил я. — Нет. Но там четко фигурировала фамилия Кесслер и ваш домашний адрес.
  
  — А как еще можно было описать, где найти Мари? — настаивала Джоанн.
  
  Я задумался.
  
  — Положим, это так. Но почему вы решили, что все произошло из-за нее?
  
  Джоанн вновь указала на компьютер, принадлежавший сестре.
  
  — Мари вчера вечером оставила его здесь.
  
  Я и сам помнил, что видел его, приехав после посещения дома Гарсии.
  
  — Мне не давала покоя мысль, что Эндрю как-то в этом замешан, — объяснила Джоанн. — И я решила проверить, нет ли у нее в электронных письмах от него подтверждения этому.
  
  Райан посмотрел на меня:
  
  — Эндрю? Разве такое возможно?
  
  — Нет. Мы подвергли его проверке, — ответил я. — Я велел своей помощнице узнать о нем все, как только в первый раз прозвучало его имя. Это было в машине. В субботу, помните? Я разрешил Мари позвонить ему, но сделал это только для того, чтобы зафиксировать номер его телефона. И потом Клэр занялась им. Он чист — по крайней мере с нашей точки зрения. За ним числятся несколько драк, жалоб на случаи домашнего насилия, поданных против него несколько лет назад. По суду ему даже запрещали общение с некоторыми из тех, кто подвергся насилию с его стороны. Но с Генри Лавингом он не связан.
  
  — Но я теперь уже не об Эндрю толкую, — продолжала Джоанн. — Я нашла кое-что другое. Посмотрите сами.
  
  Она развернула компьютер монитором в нашу сторону. Я снова увидел сначала эмблему фирмы «Глобальные программные инновации», а потом Джоанн открыла папку с фотоархивом. Она вывела на экран снимки, сделанные недавно ее сестрой в центре Вашингтона, в том числе и те два, лучший из которых меня просила выбрать сама Мари. Но затем Джоанн выставила на наше обозрение другое фото. Его я уже видел, но оно не привлекло моего внимания. На нем тоже были изображены двое беседующих мужчин. Они сидели в уличном кафе где-то поблизости от торгового центра. Одному из них было уже под шестьдесят, второй выглядел лет на двадцать моложе. Задний фон размыт, и, как я догадался, Мари сделала это нарочно, чтобы в центре внимания зрителя были только два напряженных лица.
  
  — Не замечаете ничего необычного? — спросила Джоанн.
  
  Вглядевшись в снимок внимательнее, я заметил, что старший из мужчин вкладывает что-то в ладонь более молодому. Сразу невозможно было определить, что именно, но предмет напоминал миниатюрную карту памяти для компьютера. Я спросил, не об этом ли Джоанн вела речь.
  
  — Да, об этом.
  
  — И что здесь такого? — недоумевал Райан.
  
  — Не узнаете того, что постарше? — спросила она.
  
  Райан покачал головой.
  
  — Это Мартин Альенде. Недавно о нем сообщалось во всех выпусках новостей. — Джоанн объяснила, что колумбийского дипломата заподозрили в отмывании денег «Аль-Каиды» через банки в своей стране.
  
  Мне пришлось поверить ей на слово. Сам я лишь смутно помнил, что действительно, была вроде такая история в новостях.
  
  По словам Джоанн, против дипломата не выдвинули никаких обвинений, потому что властям не удалось доказать его связь с террористами или с офшорными банковскими операциями.
  
  — А Мари удалось заснять его встречу со связным — вот этим, более молодым человеком! — Джоанн вскипела от нашей несообразительности. Я заметил, что от злости у нее даже слегка задрожали руки. — Вот почему за ней начали охоту. Им нужна ее камера, ее компьютер. Они хотят знать, сколько у нее копий и нет ли других компрометирующих фотографий. Террористы обеспокоены тем, что кто-то из органов национальной безопасности — ЦРУ, ФБР, Управления по оценке разведданных — сможет идентифицировать того, с кем встречался Альенде. Помните мужчину, который налетел на Мари и сбил ее с ног? Держу пари, он сделал это, чтобы вытащить что-нибудь из ее сумочки, выяснить ее адрес.
  
  Я еще раз внимательно вгляделся в снимок. Потом склонился ниже, подключил кабель к компьютеру Мари, скачал снимок в свой мобильный телефон, написал текст с инструкциями для Дюбойс и отправил все это ей.
  
  Джоанн сидела на самом краю стула. Выражение оцепенения, не сходившее с ее лица в последние два дня, теперь исчезло. Она была вне себя от злости, щеки раскраснелись, глаза горели негодованием.
  
  — И все это из-за моей сестрички-недоросля, которая по недомыслию сует свой нос куда не следует… Интересно, она когда-нибудь научится пользоваться своими чертовыми маленькими мозгами? Неужели Мари не понимала, что произойдет, если она начнет вот так снимать людей на улицах — и не где-нибудь, а в столице? Разве не понятно, что это идиотская затея?
  
  Меня же сейчас больше всего волновало, не происходит ли с Джоанн тот самый эмоциональный взрыв, который я предсказывал и которого опасался. Он ведь назревал. Она копила негативные ощущения в себе с самого утра в субботу. На моей памяти такое случалось десятки раз.
  
  — Мы все выясним, — сказал я ей, указывая на свой телефон.
  
  — Она никогда не думает, что каждый ее поступок влечет за собой последствия. А кому приходится разгребать потом за ней все дерьмо? Нам. Из-за нее чуть не убили нашу дочь! А все потому, что я забочусь о сестре. Но ведь ни одно доброе дело не остается безнаказанным, так говорят? Ведь на самом деле мне вовсе не хотелось, чтобы Мари жила в нашем доме. Это стало худшим месяцем моей жизни. Вечно читает всем лекции о том, как понимать прекрасное, а сама не способна заработать себе на кусок хлеба. С тех пор как она к нам переехала, мы с Райаном начали постоянно из-за нее грызться. Просто кошмар какой-то!
  
  — Что ты такое говоришь, Джо! — вмешался ее муж.
  
  Но Джоанн уже невозможно было остановить.
  
  — Мне все-таки следовало отправить ее обратно к Эндрю. Эти два хреновых пижона друг друга стоят. Быть может, ему кулаками удастся вбить Мари в голову хоть немного здравого смысла!
  
  От пронзительного сигнала тревоги, разнесшегося по дому, мы все невольно вздрогнули. Райан потянулся к револьверу, а я — к своему пистолету. Но я тут же понял по модуляциям звука, что это не предупреждение о вторжении посторонних. Кто-то нажал на кнопку внутри дома, чтобы выбраться наружу.
  
  Тут же явились Ахмад с черным короткоствольным «бушмастером». За его спиной маячил Тони Барр с пистолетом наготове.
  
  Я предостерегающе поднял руку.
  
  — О нет… — прошептала вдруг Джоанн. Она смотрела на окно справа от входной двери, из-за стекла которого ее прожигал насквозь обиженный взгляд Мари. Младшая сестра явно слышала каждое сказанное о ней слово. Искаженное болью лицо было видно еще несколько секунд, а потом Мари повернулась, спустилась по ступенькам и побежала через луг в сторону леса.
  
  — Нет, Мари, нет! Пожалуйста! — Джоанн вскочила на ноги.
  
  — Всем оставаться на местах! — жестко распорядился я. Велев Ахмаду и Барру присматривать за подопечными, я опрометью бросился из дома, на ходу убирая на место свое оружие.
  42
  
  Тот мой техасский приятель из Агентства по борьбе с наркотиками учил меня, что, преследуя человека по его следам, очень важно знать цель, к которой этот человек стремится.
  
  Случается, у преследуемого в голове только одна мысль — оказаться в таком месте, где он совершенно точно не встретит вас. Такой бежит куда угодно и как ему угодно.
  
  Подобных типов отловить сложнее всего.
  
  Легче же всего с теми, кто задал себе определенное направление, которое вам известно, или его нетрудно вычислить.
  
  Я решил, что у Мари на уме одно из таких местечек. Но мне все равно было необходимо напасть на ее след, потому что их могло быть несколько. Важно добраться туда раньше, чем она. Остановившись на опушке леса, я оглядел загадавшие мне загадку стволы и ветви деревьев, кипы опавших листьев. Хорошо еще, что часть насаждений вокруг дома специально вырубили в целях безопасности. Но чуть дальше начиналась уже труднопроходимая чаща.
  
  Разглядев несколько потревоженных веток, груду разворошенных листьев, чуть сдвинутых в сторону камней, я без труда обнаружил пару четких следов модных туфель и перешел на бег.
  
  Углубившись в лес метров на сто, я перестал озираться в поисках следов. Мне они были теперь не нужны: я отчетливо слышал, как Мари упорно продирается сквозь заросли. Но это были не единственные звуки, доносившиеся до меня. Все громче становился шум, подтверждавший правильность моей догадки о том, куда она направится.
  
  Несколько секунд спустя я выбрался из гущи леса на поляну и увидел впереди молодую женщину. Владея техникой быстрого перемещения в лесу, я сильно сократил свое отставание от нее, но между нами все еще оставалось не менее ста метров.
  
  Оглянувшись, она заметила меня и остановилась.
  
  В роли «пастуха» мне часто случалось преследовать людей до тех пор, пока они не останавливались. Обычно это происходило потому, что у них иссякали возможности к бегству, бензин в машине или силы в мышцах.
  
  А бывало и так, что они останавливались, достигнув своей цели.
  
  Мари встала на краю скалы, возвышавшейся над источником гула — рекой Потомак. Женщина, уже дважды пытавшаяся покончить с собой, смотрела вниз на бурную воду, бившуюся о камни порогов. Сама по себе скала была высотой метров в пять-шесть, не больше, зато река в этом месте представляла собой опасную и глубокую стремнину с мощными водоворотами.
  
  Идеальное место, чтобы свести счеты с жизнью. Я продвинулся чуть ближе, но не делал резких движений, чтобы не испугать ее.
  
  Она села, снова повернула ко мне опустошенное покрасневшее лицо. И соскользнула с края обрыва.
  
  У меня зашлось сердце, когда я рванулся вперед.
  
  Но потом я снова увидел ее голову и понял, что Мари расположилась на выступе скалы чуть ниже ее вершины. Теперь она сидела там над грудой камней, меж которых струились потоки воды.
  
  Я медленно пошел вперед, заметив на противоположном берегу группу людей, вероятно туристов, двигавшихся тропой, которая вела от Чесапикского залива вдоль канала Огайо и дальше — мимо Джорджтауна в штат Мэриленд.
  
  Я приблизился к краю скалы и тоже посмотрел на серо-коричневые буруны, пену и сверкавшие от влаги камни. Справа от меня Мари уселась на приступке, скрестив ноги подобно тому, как это делают во время занятий йогой.
  
  — Мари, — обратился я к ней.
  
  Она молчала и только поигрывала своей камерой. Я подходил все ближе, стараясь, чтобы она видела каждое мое движение и чтобы ни в одном из них ей не померещилась угроза. Остановился я уже метрах в пяти от нее и тоже уселся неподалеку от края скалы, отчасти для того, чтобы Мари не воспринимала меня враждебно, отчасти же по той простой причине, что мне самому не слишком по душе высота. Она окинула меня беглым взглядом и вновь сосредоточилась на своем «Кэноне». Подняла фотоаппарат и сделала несколько панорамных кадров долины реки, затем перенацелила объектив на лежавшие внизу валуны. А потом, что было уже совершенно неожиданно, навела камеру на свое лицо — опухшее и мокрое от слез. С выражением безнадежности в глазах.
  
  Даже сквозь шум воды я смог расслышать, как сработал затвор зеркального фотоаппарата.
  
  — Мари!
  
  Она опять ничего не сказала, а продолжала снимать себя. Когда же повернулась ко мне, то только для того, чтобы тоже сфотографировать. Не увидев никакой реакции с моей стороны, откинулась спиной на камень.
  
  Мне не понравился этот ее затравленный взгляд. Неужели она снова попытается покончить с собой?
  
  — Мари, вам необходимо вернуться в дом, и как можно скорее.
  
  Помолчав еще немного, она наконец заговорила:
  
  — Здесь очень красиво… Ваш тур стоил того, что я заплатила за него.
  
  — Прошу вас.
  
  — Мне хотелось бы задержаться здесь для фотосессии, как вам такая мысль?
  
  Странным образом сестры поменялись теперь ролями. Эмоциями бурлила Джоанн, вышедшая из ступора. Зато Мари казалась отстраненной, ушедшей в себя, спокойной.
  
  Слишком спокойной.
  
  — Что вы об этом думаете? — продолжала она. — Серия образов человека, падающего в воду. Интересно, долго ли камера будет продолжать снимать? Ее ведь можно поставить в режим автоспуска. Но боюсь, тут же выйдет из строя батарейка. Или вода попадет внутрь не сразу, как считаете?
  
  — Мари, давайте вернемся.
  
  — Нет, много кадров не получится, зато все сохранятся на карте памяти… Знаете, как трудно пробить себе персональную выставку в галерее? А уж продать свои работы… Но эта серия точно будет иметь успех. Я стану знаменитой.
  
  Моя работа заключается в том, чтобы спасать клиентов от всего, включая их стремление к саморазрушению. А очень часто это самое сложное. Люди под моей защитой, как правило, попадают в экстремальные ситуации, а потому мысли о самоубийстве посещают многих из них. По счастью, никто из моих подопечных рук на себя так и не наложил, но среди моих коллег были и такие, кто терял клиентов подобным образом. Чаще всего это происходит во время затяжных операций, когда дни ожидания в изоляции постепенно слагаются в месяцы, а измаявшимся клиентам начинают мерещиться звуки. Совершенно невинные для постороннего уха, им они представляются предвестниками приближения неумолимой гибели от рук убийц.
  
  Губителен при этом сам способ мышления, постепенно перерастающий в убеждение, что привычная жизнь для них навсегда закончилась, что не будет больше ни семьи, ни друзей, что ничего хорошего ждать уже не приходится. И охота на них продолжится, сколько бы они ни прожили. Вот так добровольная смерть начинает казаться самым разумным выходом.
  
  А случай Мари, страдающей от комплексов и готовой принести себя в жертву, был еще сложнее. Она влюблялась в бесчувственных чурбанов, которые избивали ее. Не способная обеспечить себя, она переходила от мужчины к мужчине, и они пользовались ею, пока не утрачивали новизну ощущений и не уставали от ее странностей.
  
  Мари снова посмотрела на воду.
  
  Я поднялся, подошел немного ближе и снова сел на землю.
  
  — Не беспокойтесь, меня не учили в броске хватать людей и оттаскивать их от пропасти. Сказать вам правду, мне до чертиков страшно находиться здесь.
  
  Ее ответный взгляд словно говорил: «Не пытайтесь шутить, мистер гид».
  
  Тем не менее Мари оценила разделявшее нас расстояние и, видимо, решила, что успеет соскользнуть вниз, если я брошусь к ней, а потому невозмутимо продолжала фотографировать.
  
  На какое-то время установилось молчание, которое нарушил я:
  
  — Что бы ни говорила ваша сестра, мы не можем быть уверены, что все произошло из-за ваших снимков.
  
  — Образов. Мы называем их образами.
  
  — Скоро я получу дополнительную информацию.
  
  — Но ведь в этом есть рациональное зерно, не так ли? Фотографировать людей, которые превыше всего ценят анонимность. Совать нос в чужие темные делишки, — с горечью добавила она.
  
  — Такая вероятность существует. — Я не стал отрицать очевидного.
  
  — Удивительно, что вы не предусмотрели ее, Корт. Ведь вам удается предусмотреть почти все остальное.
  
  — Признаться, я сам удивлен, что не подумал об этом. — Я ничуть не кривил душой. Мой профессиональный интерес к Мари был исчерпан, как только мы исключили Эндрю из числа возможных заказчиков.
  
  Она снимала.
  
  — Должен сказать вам нечто очень важное, — продолжил я.
  
  — В сложившихся обстоятельствах, — криво усмехнулась она, — болтовня о пустяках неуместна.
  
  — Одна из самых сложных истин, какие мне приходится втолковывать клиентам, состоит в том, что не имеет никакого значения, по их вине или нет они стали объектами охоты преступников. Во многих случаях эти люди действительно сами виноваты в этом, и именно потому, что они в чем-то поступили неверно, мне и приходится защищать их. Но так или иначе, это для меня не имеет значения. Каждый мой подопечный вправе рассчитывать на спокойную и безопасную жизнь. Если вы совершили уголовное преступление, то ответите за него перед судом. Если ваш проступок достоин порицания с точки зрения морали, вы, так или иначе, будете за него наказаны. Все это меня не касается. Я забочусь о том, чтобы сохранить вам жизнь и дать возможность продолжать ее, а закончите вы ее в тюремной камере или на пенсии в кругу семьи, это уж как у вас получится.
  
  — А мои собственные желания в расчет не берутся, так, Корт?
  
  Я непонимающе посмотрел на нее.
  
  — Что, если я не хочу этой вашей безопасности? К чему мне она? Что там у вас есть такого, что мне действительно нужно? — Мари кивнула в сторону конспиративного дома.
  
  — Там ваша семья.
  
  — Те двое, которым плевать, жива я или мертва?
  
  — Это вовсе не так. Поймите, Мари, что если на сцене появился я, значит, они переживают, наверное, самый тяжелый период в своей жизни. Находясь под таким гнетом, люди порой произносят ужасные вещи, говорят то, чего на самом деле не имеют в виду. За них говорит страх. Вы слышите не их самих, а лишь голос владеющего ими отчаяния.
  
  На несколько минут мы снова умолкли, и я стал разглядывать реку. В этом месте я укрывал клиентов раз, наверное, тридцать, если не больше. Я неоднократно обошел территорию по всему периметру, высматривая возможные подступы к ней и способы защититься от вторжения, приказывая срубить дерево в одном месте и посадить — в другом. Но сейчас я понял, что при всей своей любви к пешим походам я так и не успел ни разу просто насладиться красотой этих мест.
  
  Взглянув на Мари, я заметил, что она потирает локоть.
  
  — За что Эндрю причинил вам боль?
  
  Она опустила голову.
  
  — Значит, на версию с грубым бизнесменом вы не купились?
  
  — Нет.
  
  — Как вы догадались?
  
  — У меня большой опыт.
  
  Мне показалось, что Мари сейчас замкнется в себе, и меня удивило, что она почти сразу ответила на мой вопрос.
  
  — Проблема не в том, что я что-то сделала не так. А в том, что я не решалась ничего изменить, — сказала она со странным смехом. Не веселым и почти не изменившим каменного выражения ее лица. — И поймите, Корт, страшнее всего то, что я не помню. Возможно, я плохо приготовила ужин. Или приготовила хорошо, но совсем не то и не так. Или слишком много выпила при его приятелях. Не знаю. Помню только, как он схватил меня за руку и вывернул ее. Сухожилие порвалось. — Она опять обхватила ладонью сустав. — Почти всю ту ночь я проплакала. Не от боли — от назойливых мыслей. Потому что среди моих знакомых есть люди, которые ломали себе конечности и повреждали локти, катаясь на горных лыжах или занимаясь серфингом с теми, кого любили. Но такого не могло произойти со мной. Не-е-т. Я испытала боль, потому что человек, которого я любила, хотел причинить мне ее.
  
  Мари снова взялась за камеру.
  
  — Но ведь вся жизнь состоит из таких сделок с собой, верно? Никто не получает всех ста процентов, к которым стремится. Мне достались волнения, энергия, бешеная страсть. Другая женщина, возможно, обречена на скуку с жалким пьянчугой. — На явочный дом она при этом не оглядывалась. — Я предпочитаю бурную жизнь, пусть порой за нее приходится расплачиваться синяками и болью.
  
  Усмешка снова скривила ее тонкие розовые губы.
  
  — Звучит политически очень некорректно. Но так обстоят дела. По крайней мере я честна с собой.
  
  Я задумался. Решение далось мне нелегко, но, приняв его, я быстро спустился на выступ и сел рядом с ней. Она не отодвинулась. Впрочем, приступка была такой узкой, что наши бедра соприкасались. Мне очень не нравилось это место, но близость Мари приятно волновала меня.
  
  Я тщательно продумал, многое ли могу рассказать ей о себе. Определившись с этим, начал:
  
  — Я женился, получив высшее образование.
  
  — Джо говорила, что вы холостяк, и мне хотелось спросить, были ли вы прежде женаты. А еще я заметила, как вы смотрели на Аманду — так смотрят на детей отцы или добрые дядюшки. У вас были свои дети?
  
  Я кивнул, но всем своим видом показал, что не хочу распространяться на эту тему. И Мари, видимо, догадалась, что есть граница, за которую заходить не стоит. Она хотела спросить о чем-то еще, но промолчала. И я поспешно продолжил:
  
  — После нескольких лет совместной жизни у нас возникла неприятная ситуация. Появился мужчина из прошлого моей жены и стал нашей проблемой.
  
  Мари явно заметила, что, говоря о жене, я не употребил слова «бывшая», и это ей о многом сказало. Она вообще оказалась умнее, чем я предполагал. В ее взгляде промелькнуло сочувствие, но я на это не отреагировал.
  
  — Они прежде работали вместе. Оба тогда были одиноки. Пару раз поужинали в ресторане. Потом раз или два делили постель. — Мари с трудом сдержала улыбку, услышав этот эвфемизм. — Но все это было за несколько лет до того, как я встретил Пегги.
  
  — У этого парня тоже оказался неуправляемый темперамент? Как у Эндрю?
  
  — Нет. Милейший человек. Я с ним встречался.
  
  — Вы были знакомы?
  
  — Он и моя жена занимались одним и тем же делом. И потому время от времени пересекались по работе.
  
  Пегги и он проходили ординатуру в одной больнице. Но об этом я не упомянул.
  
  — Они расстались, и она сблизилась со мной. Но через пару лет он снова замаячил на горизонте. Позвонил, спросил, как дела, пригласил сначала на чашку кофе, потом в бар выпить за старые добрые времена. Но постепенно все усложнилось. Он звонил все чаще и чаще. Оставлял сообщения на автоответчике. Поначалу вполне невинные. Потом — более агрессивные, потому что она не перезванивала ему. Стал звонить мне самому, приходить без приглашения к нам домой. Дошло до того, что он позвонил… — Я замолк на мгновение. — Словом, начал всерьез нам досаждать.
  
  Я опять замолчал, вспоминая то время. Перед моим мысленным взором вновь встало лицо Пегги и лица наших мальчиков. Совсем еще малыши, они интуитивно, каким-то шестым чувством, свойственным детям, все поняли. И это напугало их.
  
  — В конце концов я догадался, в чем суть проблемы, — продолжил я. — Дело было не в нем, а в моей жене. Она относилась к нему как к нормальному человеку. Была с ним любезна, многое прощала, что-то обращала в шутку. Ее подводила доброта и воспоминания о том, как он был мил и забавен, когда они еще встречались. Но это осталось в прошлом. Когда возникла проблема, он был уже далек от нормы. С ним что-то произошло. Нельзя подружиться с акулой или бешеной собакой, Мари. Так очень легко попасть в беду. Я понимаю, что Эндрю опасен совсем по-другому, но это не имеет значения. Всякий, кто с вами так обращается, представляет не меньшую угрозу, чем Генри Лавинг.
  
  Ее рука легла поверх моей. Поразительно, но ее тонкие пальчики были теплыми на таком холоде.
  
  — Чем закончилась история?
  
  Я пожал плечами, глядя на реку:
  
  — А чем она могла закончиться? Пришлось вмешаться полиции.
  
  Довольно долго мы сидели не шевелясь. Потом Мари повернулась, обвила мою шею руками и стала целовать меня, сначала легко и нежно, а потом со все возрастающей страстью и нетерпением. Затем слегка отстранилась и положила мои ладони себе на грудь под куртку. Но ощутил я только сложный узор бюстгальтера. Она прижала мои руки крепче и снова поцеловала в губы, но на этот раз более игриво — от ее языка исходил аромат то ли гвоздики, то ли корицы.
  
  Наконец она откинулась назад и теперь просто держала меня за руки.
  
  — Джо утверждает, что мне всегда нравились плохие парни. И в этом корень всех моих проблем. Эндрю — плохой. — Мари посмотрела на меня, и блеск в ее глазах не был лишь отражением солнца, на секунду показавшегося из-за облака. — И вы тоже, Корт. Вы дрянной мальчишка. Но мне почему-то кажется, что вы хороший дрянной мальчишка.
  
  Странно, но совсем недавно я вспоминал, что Пегги отзывалась обо мне примерно в тех же выражениях.
  
  — Давайте вернемся в дом.
  
  — И вам совсем не хочется посидеть здесь еще немного и полюбоваться видом?
  
  — Служба — прежде всего. — Я улыбнулся.
  
  Я встал, помог подняться ей, и мы направились в сторону дома.
  
  — У вас бывают выходные дни, Корт?
  
  — Изредка.
  
  — И чем вы тогда занимаетесь?
  
  — Я люблю настольные игры.
  
  Ее мой ответ искренне насмешил.
  43
  
  Мы подошли к дому, я набрал код, и дверь со щелчком открылась.
  
  Первое, что мы увидели, — устремленные на нас два бесконечно взволнованных лица. Джоанн сильно побледнела. При появлении сестры она шагнула к ней и, чуть коснувшись ее рук, сказала:
  
  — Прости меня. Я очень виновата.
  
  Потом отошла, заметив, что Мари не выказала никаких чувств. Она словно не принимала извинений, но и не отвергала их.
  
  — Послушай, Мари… Я сама не знаю, что на меня нашло. Я была так расстроена… Ты же понимаешь. Аманда…
  
  Молодая женщина, пожав плечами, подошла к своему компьютеру и взяла его со стола. Опустившись на диван, она углубилась в просмотр файлов. Кстати, эту новую тенденцию в последнее время я все чаще замечал у своих подопечных, когда мы останавливались в мотелях или в явочных домах. Им нравилось уходить от реальности в виртуальное киберпространство.
  
  — Ну пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, — не унималась Джоанн.
  
  — Я перееду от вас, как только мы выберемся из этого заточения, — сказала едва слышно Мари, продолжая открывать и закрывать файлы с фотографиями.
  
  «Образы. Мы называем это образами».
  
  Джоанн опустила голову. Она явно хотела сказать что-то еще, но промолчала.
  
  В этот момент подал сигнал мой компьютер. Я удалился в свой закуток. Пришло электронное письмо от Клэр Дюбойс, в котором, как я надеялся, содержались ответы на все вопросы, поставленные Джоанн, когда она узнала на снимке колумбийского дипломата.
  
  Часть полученной информации ничем не удивила меня. Зато все остальное повергло в состояние, близкое к шоковому.
  
  Я довольно долго смотрел на монитор, а потом, распечатав полученные документы, вернулся в гостиную. Видимо, мне не удалось скрыть моих чувств, поскольку с моим приходом атмосфера в комнате мгновенно изменилась. Забыв о разногласиях, все выжидающе уставились на меня.
  
  Перечитав еще раз текст на четырех или пяти страницах, я посмотрел на своих клиентов:
  
  — Мари здесь совершенно ни при чем. Лавинга интересует не она.
  
  — Но я подумала, что это из-за Альенде, — вздохнула Джоанн.
  
  — Моя помощница только что разговаривала с компетентными людьми, — продолжал я. — Они узнали второго человека на снимке. Это сын любовницы Альенде. Ни к какой нелегальной деятельности он не причастен. В тот момент ему передавали флэш-карту с записями музыки. Даже если бы они заметили, что Мари фотографирует их, у них не было ни малейших причин нанимать Лавинга, чтобы добыть у нее снимки или другую информацию. Ни в прослушке их разговоров, ни в их передвижениях по миру не найдено ничего подозрительного.
  
  Джоанн недоверчиво покачала головой. Вероятно, она даже начала что-то говорить, но только я не слышал ее, поглощенный чтением — уже третьим по счету — текста, присланного мне Клэр. Я хотел окончательно во всем убедиться.
  
  Свернув листы в рулон, я сказал:
  
  — Моей помощнице удалось выяснить кое-что еще.
  
  — Что именно? Да говорите же! — Райану не терпелось все узнать. Инстинктивно он снова начал массировать больную ногу.
  
  — Она нашла ответ на вопрос, зачем кому-то понадобились услуги Лавинга. — Я поднял взгляд и смотрел теперь прямо в глаза Джоанн.
  
  Та застыла на месте. У нее было такое выражение лица, словно ее попросили опознать в морге тело близкого ей человека.
  
  Низким мрачным голосом, совершенно отличным от того, к которому мы привыкли в последние дни, Джоанн сказала, обращаясь ко мне:
  
  — Это не может быть проблемой, Корт. Этим уже занимались те, кому следует.
  
  Мари непонимающе уставилась на сестру. Райан не сводил глаз с жены, побагровев и плотно сжав губы.
  
  — О чем таком ты толкуешь? — спросил он.
  
  Но на его вопрос пришлось ответить мне:
  
  — Генри Лавинга интересуете не вы. Он охотится на вашу жену.
  44
  
  — Что-что? — Он едва не расхохотался.
  
  Потом воцарилось молчание. Все сидели совершенно неподвижно, словно замерли. До нас доносились только завывание ветра снаружи да потрескивание автоматического генератора льда в холодильнике.
  
  Покачав головой, Джоанн подошла к окну. Меня поразил холод в ее глазах. Я мысленно расставлял по местам недостававшие фрагменты таинственной мозаики.
  
  — Что вы имеете в виду, Корт? — спросила Мари. — Какое отношение ко всему этому имеет Джоанн?
  
  Я промолчал.
  
  — Джо! — выкрикнула Мари. — Объясни же нам, Джо. О чем идет речь?
  
  — Так что скажете? — жестко обратился к ней я. Мне нужны были ее ответы — здесь и сейчас.
  
  — Я же дала вам понять, Корт. — Ее голос опять звучал ровно и холодно. — Это уже проверили. Никаких проблем быть не может. Просто забудьте, и все.
  
  — Проверили что? — пробормотал Райан.
  
  Не обращая внимания на мужа, она говорила только со мной.
  
  — Неужели вы думаете, что это сразу не пришло мне в голову? Едва услышав о возможном появлении «дознавателя», я в ту же минуту сделала нужный звонок по телефону. Десятки людей тогда же взялись за это дело. И не обнаружили ничего. Ровным счетом ничего.
  
  — Генри Лавинг работает на тех, о ком практически невозможно хоть что-то узнать.
  
  — И люди, о которых говорю я, тоже очень и очень влиятельны.
  
  — Джо, объясни наконец, в чем здесь смысл? — умолял потрясенный Райан.
  
  — Почему вы не предупредили меня? — спросил я.
  
  Ее лицо выражало раздражение.
  
  — Почему? — повторил я.
  
  — Я не имела права ни о чем информировать вас.
  
  — Кто-нибудь ответит на мой вопрос, б…ь? — Райан потерял терпение.
  
  — Райан, милый… Я так виновата перед тобой. Но я просто не могу. Все слишком сложно.
  
  — Так упрости, пожалуйста. Не вешай мне лапшу на уши. Расскажи все как есть.
  
  — Позвольте взглянуть, что там у вас, — снова обратилась ко мне Джоанн.
  
  Я передал ее распечатку. Ее первая реакция была чисто профессиональной. Она быстро просмотрела каждый листок с бросающимся в глаза штампом поверх каждого: «Совершенно секретно». Кому-то это покажется обычным клише, но именно так помечаются важнейшие документы правительства Соединенных Штатов Америки.
  
  Она кивнула.
  
  — Как вам удалось получить доступ к этим серверам? — спросила Джоанн, но потом лишь махнула рукой. — Впрочем, не все ли равно? Какая теперь разница?
  
  Вздох.
  
  — Теперь мне кажется, я с самого начала знала, что к этому все и придет.
  
  — Вероятно, некто из прошлого Джоанн обратился к услугам Генри Лавинга, — пояснил я сестре и мужу.
  
  — Бывший любовник? — простодушно спросила Мари, словно все еще продолжала наш разговор на выступе скалы над рекой.
  
  Я посмотрел на Джоанн, приглашая ее высказаться. Мне казалось, что она готова к этому. Но ни слезинки. И сейчас я понял, что это был еще один ключик к правде, на который я не обратил внимания. Почти все мои клиенты плакали, некоторые рыдали навзрыд — особенно пережив нападение вооруженных преступников. Но только не Джоанн. И теперь я осознал, что ее поведение в последние дни, эта внешняя бесчувственность и ступор — отнюдь не реакция добропорядочной домохозяйки, внезапно попавшей в ужасающую, непостижимую для нее ситуацию.
  
  Джоанн не проявляла никаких эмоций, потому что была обучена этому. Или же в силу особенностей своей натуры. Скорее же всего взаимодействовали оба эти фактора.
  
  Джоанн наконец заговорила:
  
  — Речь идет о моей бывшей работе.
  
  — Твоей работе? — удивилась Мари. — Но ведь ты всего-навсего крутила ручку арифмометра в министерстве транспорта!
  
  — Нет. Я работала на правительство. Но совсем на другую организацию. — При этом она подняла на меня понимающий взгляд. — А ведь я знаю, как вы обо всем догадались. Я упомянула управление по оценке разведданных. Сама не верю, что это у меня вырвалось. Должно быть, действительно потеряла контроль над собой. Поддалась эмоциям. Но, честно говоря, надеялась, что вы пропустите это мимо ушей.
  
  — Как видите, не пропустил.
  
  «Террористы обеспокоены, что кто-то из органов национальной безопасности — ЦРУ, ФБР, Управления по оценке разведданных — сможет идентифицировать того, с кем встречался Альенде…»
  
  Правительственное управление по оценке разведданных — это очень небольшая государственная спецслужба с необъятными компьютерными возможностями, расположенная в Стерлинге, штат Виргиния. Одна из задач, стоящих перед УОР, — собирать всю информацию: имена, снимки, фотороботы, биографии и любые данные вплоть до личных привычек — на людей, представляющих угрозу национальной безопасности. И все это тщательно анализировать. Если вас когда-нибудь изумляло, как удается ЦРУ или американским военным уверенно утверждать, что один бородатый тридцатилетний мужчина, снятый на улице в Кабуле, это ни в чем не замешанный бизнесмен, тогда как другой, абсолютно, с нашей, западной, точки зрения, похожий на него человек — активный боевик «Аль-Каиды», за этим стоит именно УОР.
  
  Однако о существовании этой организации не знал никто, кроме самых высокопоставленных чиновников, отвечавших за безопасность страны. Она никогда не упоминалась ни в одной статье или выпуске новостей. Посему полностью отпадала вероятность того, что Джоанн об УОР слышала случайно, а тем более знала о возможности УОР легко вычислить собеседника Альенде по фотографии, если только она сама не принадлежала к этому сверхсекретному агентству, расположенному на самой вершине пирамиды органов государственной безопасности.
  
  Так зародились мои подозрения. И поэтому в моей шифровке, отправленной Дюбойс после того, как Джоанн обнаружила снимок в компьютере сестры, содержалась не только просьба прогнать фото через нашу систему ОРК, но и проверить, не направлял ли кто-нибудь за последние двенадцать часов запрос в УОР относительно Альенде и его связей. И если такой запрос был сделан, не исходил ли он от Джоанн Кесслер.
  
  Разумеется, Дюбойс намного раньше собрала все данные по Джоанн — от ее учебы в школе до ступенек профессиональной карьеры, включая и такие происшествия в ее жизни, как серьезная автоавария. Но если Джоанн работала в УОР, не приходилось сомневаться, что ее официальная биография служила лишь прикрытием, тогда как ее настоящее личное дело хранилось где-то в глубоко засекреченном архиве.
  
  «Значит, вы изучали наше прошлое? И что же вам удалось выяснить про меня?»
  
  Неудивительно, что у нее возникло искушение задать мне подобный вопрос.
  
  Дюбойс писала, что действительно нынешним утром кто-то с высоким уровнем допуска прислал в УОР просьбу идентифицировать двух людей на фотографии, отправленную из района, оставшегося неизвестным. Снимок находился в работе у аналитиков.
  
  А вот чтобы докопаться до подлинного жизнеописания Джоанн Кесслер, потребовались особые усилия. В этом очень помог Эллис, объяснила в своем письме Дюбойс: он пустил в ход старые знакомства в Лэнгли и в Форт-Миде.[18]
  
  — Но как же так? Твоя работа… — залепетал Райан. — Я же заходил к тебе на службу. Мы там обедали вместе раз десять, наверное. Потом посещали музей авиации и космонавтики, национальную картинную галерею, и я провожал тебя назад в твой офис. Бюро анализа автомобильных тарифов. На Двадцать второй улице. Я же бывал там!
  
  — Дорогой… — подобное обращение прозвучало в такой момент диссонансом, — это… это все — прикрытие.
  
  — Значит, ты служила в ЦРУ или в какой-то подобной организации? — спросил он.
  
  — Да.
  
  Мари начинала заводиться. В ней не осталось ни намека на обычно свойственное ей полуподростковое легкомыслие.
  
  — Ты так ничего и не объяснила нам, Джо.
  
  Со стоическим видом, словно давая показания перед комитетом конгресса, Джоанн сказала:
  
  — Моя организация занималась операциями, связанными с обеспечением национальной безопасности внутри нашей страны.
  
  — Что это означает? — Райан отчаянно пытался сопоставить эту новую для него информацию с тем, что жена рассказывала ему о себе прежде. Что было правдой, а что — ложью? Насколько далеко зашла она в обмане? Ему наверняка сейчас вспоминались те места, куда, по ее словам, она ездила, те люди, с которыми якобы встречалась. Насколько честна была с ним женщина, ставшая ему родной? Потому что для него самого, конечно же, именно дальнейшая семейная жизнь подвергалась сейчас наибольшей опасности.
  
  Со своей стороны Джоанн сейчас ломала голову над тем, что именно имеет право рассказать ему, и если она хотела придерживаться официальной линии, ответ напрашивался крайне простой — ничего. В Великобритании принят Закон о государственной тайне, запрещающий госслужащим разглашать любые сведения о своей деятельности в период работы на некоторые правительственные структуры. У нас в законодательстве нет столь высокопарно сформулированных актов, но, строго говоря, правила действуют абсолютно те же. Сделав определенное признание в этой уютной комнате сельской усадьбы, Джоанн уже преступила федеральный закон. И, как и я сам, она прекрасно понимала, что, если пойдет дальше, ее преступление станет только серьезнее.
  
  Но ведь и Райан Кесслер не был наивным простачком. Он не зря в свое время зарабатывал на жизнь, расследуя уголовные дела и сажая виновных за решетку. Постепенно какая-то более четкая картина стала складываться у него в голове. Это происходило медленно, но его мысли двигались теперь в нужном направлении.
  
  — Когда мы встретились, в твоей жизни что-то происходило. Ты рассказывала о своем прежнем парне, с которым собиралась расстаться. Ты еще звонила ему. Иногда поздно ночью. Но только он не был твоим бывшим любовником, верно? Ты вместе с ним работала, — почти шепотом произнес он.
  
  — Да. Я выдавала его за своего прежнего возлюбленного, но на самом деле это было частью моей работы. — Плечи Джоанн поникли, и теперь ее, казалось, выдавала сама ее поза. — Мы должны были выглядеть со стороны бывшими любовниками. Такую оперативную установку нам дали.
  
  — Я ничего не понимаю, Джо, — вмешалась сестра. — Ты так говоришь, словно действительно служила в армии. Отец использовал те же выражения.
  
  Не знаю, как остальные, но я едва не вздрогнул, услышав смех Джоанн.
  
  — Папочка… Забавно, что ты о нем вспомнила. Ведь именно он сосватал меня в эту организацию. Сразу после колледжа.
  
  — Но ведь ты ходила в поход по Европе.
  
  — Нет, Мари. Все открытки оттуда были сфабрикованы. На самом деле я находилась в учебном лагере здесь, в Штатах. Больше, к сожалению, ничего сказать об этом не могу.
  
  Как нередко случалось прежде в моей работе, я понял, что один из клиентов в этой гостиной сейчас обращается к другому, прибегая к услугам третьего. Джоанн было морально легче делать свои признания сестре, чем мужу, с которым она косвенно и общалась в этот момент. Я сам давно усвоил, что когда доходило до обмана, тяжесть этого греха, по мнению многих людей, больше зависела не от существа лжи, а от того, кому именно они солгали.
  
  — Спецоперации, Джо? — теперь уже прямо спросил Райан. — В каких именно операциях во имя национальной безопасности ты участвовала?
  
  Ей все-таки пришлось повернуться к нему и отвечать, глядя прямо в глаза:
  
  — Мы оценивали степень серьезности возникавших угроз.
  
  Потом Джоанн глубоко вздохнула, и я понял, что сейчас мы узнаем всю правду.
  
  — И мы занимались устранением этих угроз, — добавила она чуть слышно.
  
  — Ты и твой коллега?
  
  — Коллеги, — уточнила она. — Я активно работала восемь лет. У меня было несколько напарников.
  
  — Ради Бога, Джо! — воскликнула Мари. — Ты можешь изъясняться понятнее? Оценка угроз. Устранение угроз…
  
  — Это значит, Мари, — отчетливо произнес Райан Кесслер, — что твоя сестра убивала людей.
  45
  
  — Брось, Райан! Ты, должно быть, сошел с ума. Никого она не убивала. Скажи нам, Джо. Чем ты занималась на самом деле?
  
  Но именно в этом и заключалась истина, как прекрасно понимал я.
  
  Послужной список Джоанн в секретном правительственном агентстве был, конечно, надежно спрятан. Дюбойс не обнаружила никаких подробностей о том, какие конкретно дела проворачивали Джоанн и ее коллеги. Но смысл их деятельности становился ясен, даже если судить по той скудной информации, какую удалось добыть моей протеже. Это была спецслужба, щедро финансируемая через хорошо закамуфлированные каналы, обладавшая полномочиями (в частности, правом аренды помещений и организации командировок) только на территории США. Любопытной оказалась сама ее история. Фирму создали всего через две недели после взрыва бомбы в нью-йоркском торговом центре в 1990-х годах. После нападения на одно из африканских посольств бюджет и штат управления удвоились, а после попытки потопить «Коул» в Аденском заливе — утроились.
  
  Трагедия 11 сентября привела к десятикратному увеличению финансирования УОР.
  
  Но подлинным сокровищем, найденным Дюбойс в архивах, были неподписанные меморандумы, вышедшие из-под перьев работавших на правительство юристов. В них были подробно изложены критерии оправданности совершения убийств в соответствии с законами различных штатов и округа Колумбия. А также прописывались рекомендации, в каких случаях передавать дела о гибели людей для расследования прокурорским службам, а в каких — нет. Помимо прочего в этих бумагах содержались отчеты о процедурах, применявшихся судебными медиками и экспертами в сотнях городов по всей стране.
  
  По крайней мере часть операций, в которых участвовала Джоанн, заключалась в том, чтобы выдавать убийства за самоубийства, смерти в результате несчастных случаев, от рук уличных преступников или при самообороне.
  
  Мне почему-то припомнились слова Райана, сказанные при первой встрече у них в доме субботним утром.
  
  «Знаете, Корт, наш с вами мир и то, чем мы занимаемся… Для Джоанн это порой чересчур. Ее выбивают из колеи вещи, которым мы не придаем значения…»
  
  — А ты? Ты делала это сама? — прошептал теперь Райан.
  
  — Нет. — Джоанн, тяжело дыша, покачала головой. Она хотела заговорить, но голос изменил ей. Тогда она начала снова. — Мы были ведущими опергруппы. Обычно вдвоем. А с нами шел нанятый по контракту исполнитель. Он и делал… активную часть работы. Но я присутствовала на местах. И отдавала приказы.
  
  — Джо! — охнула сестра. — Такого не может быть! Скажи, что это неправда.
  
  — Увы, это правда. Я всегда находилась там, где это происходило. Наверное, раз пятнадцать или даже больше. Я была там.
  
  Воцарилась мертвая тишина. Райана словно парализовало. Первой пришла в себя Мари. Она подошла к сестре и взяла ее за руку.
  
  — Я все понимаю. Ты ни в чем не виновата. Ты не хотела этого делать. Но тебя засосала система. Это они умеют. Помнишь, бизнес и правительство — я много раз говорила тебе. Это трясина, которая постепенно поглощает тебя. Заставляет делать то, что противно твоей воле.
  
  Джоанн смотрела на руку сестры, которая нежно поглаживала ее ладонь.
  
  — Но я на самом деле хотела этим заниматься, Мари, — возразила она. — Папа считал, что так нужно, и я соглашалась с ним. «Будь патриоткой, сделай что-то полезное для своей страны».
  
  — Раз пятнадцать или больше, — повторил Райан. — И намного больше?
  
  — Я возглавляла задания двадцать два раза.
  
  — Ты убила двадцать два человека?
  
  — В отдельных случаях целей было несколько. Но иногда мы производили захват лишь для допроса.
  
  — Боже милостивый… — пробормотал Райан. Потом, после небольшой паузы, он спросил: — А после того, как мы встретились… Ты все еще продолжала этим заниматься?
  
  — Нет. То есть еще примерно год я активно работала, но операциями больше не руководила. Они просили меня продолжать, но я отказалась.
  
  «Конечно, просили, — цинично подумалось мне. — Ведь ты наверняка была одной из лучших».
  
  Потом Джоанн обратилась ко мне:
  
  — Я ведь вас не обманываю, Корт. Люди из моей организации провели тщательную проверку. Нет ни малейшей связи между одним из моих заданий и Генри Лавингом. Я отошла от дел шесть лет назад. Какой смысл кому-то начинать охоту на меня сейчас?
  
  Райан Кесслер невидящим взглядом смотрел в окно, и по его ледяной улыбке я понял, что ход рассуждений постепенно привел его к тому, о чем я размышлял уже минут десять.
  
  — Когда мы с тобой встретились, ты занималась именно этим? — спросил он жену.
  
  Лицо Джоанн покрылось красными пятнами.
  
  — Как я уже сказала, я работала еще год, но в операциях больше…
  
  — Не то. Я имею в виду, в тот день, когда я впервые встретил тебя, Джо?
  
  Она промолчала, и Райан сам подвел черту:
  
  — Бог ты мой! Значит, в том магазине… Ты находилась на задании.
  
  Джоанн не могла вынести его взгляда.
  
  Как я теперь догадывался, владелец продуктовой лавки и его жена принадлежали, по всей вероятности, к одной из террористических группировок. Джоанн и ее партнер получили задание устранить их. Они вошли в магазин и, убедившись, что там все чисто, вызвали исполнителя, который на камере видеонаблюдения выглядел бы как обычный грабитель. План состоял в том, чтобы убийце дали уйти, а Джоанн и ее коллега заверили потом полицию, что это случайное ограбление, к сожалению, стоило жизни хозяевам заведения.
  
  Но вот только патрульный Райан Кесслер услышал выстрелы и ворвался в помещение с тыла.
  
  Наш герой…
  
  — Значит, это был не обдолбанный подонок с юго-востока. Меня подстрелил ваш бл…й наемник.
  
  — Но я проверила расписание работы полиции с десяток раз! — Голос Джоанн дрожал от волнения. — Поблизости не должно было находиться никого.
  
  — И ты руководила операцией.
  
  Она снова вздохнула. Теперь ей оставалось только признать:
  
  — Да, я была ведущей той опергруппы.
  
  — А ведущий отдает приказ убивать? Расстрелять людей?
  
  — Это звучит по-другому, но распоряжалась там я, это так.
  
  — Стало быть, и стрелять в меня приказала ему ты?
  
  — Нам необходимо было обеспечить отход исполнителя. Я отдала кодированное распоряжение. Оно означало: применить несмертельный метод воздействия против случайного свидетеля. Нам это не понадобилось бы, не будь ты вооружен. И ты появился так внезапно.
  
  Раздался грохот, заставивший меня подпрыгнуть. Это Мари вскочила на ноги — ее бокал с вином и кофейная чашка полетели на пол и разбились вдребезги. Она шагнула вперед и посмотрела в упор на старшую сестру. Та отвела взгляд, предвидя вспышку гнева.
  
  — И ты смеешь читать мне нотации, потому что тебе не нравится мужчина, с которым я сошлась? Ты говоришь обо мне ужасные вещи, считаешь меня безответственной. А сама… а сама зарабатывала на жизнь убийствами!
  
  Джоанн не отвечала ей, глядя в сторону. Я видел ее сжатые кулаки с побелевшими пальцами. Мари резко повернулась и ушла по коридору в сторону своей спальни.
  
  Райан покачивал головой, повторяя:
  
  — Я вовсе не спас тебя… Не спас… Я на самом деле не спас никого.
  
  — Но… дорогой мой! Сколько раз я собиралась все тебе рассказать. Но мне…
  
  — И ты сошлась со мной из жалости. Из чувства вины.
  
  — Нет! Я сблизилась с тобой, потому что хотела перемен в жизни. Я хотела стать обычным человеком. Таким, как все. Я влюбилась в тебя. Ты был очень хорош. Ты оказался тем человеком, в котором я нуждалась. Ты сделал все верно. После этого я уже не могла мириться с тем, чем занимается моя организация.
  
  Она потянулась к нему, но Райан отстранился. Выйдя в кухню, он схватил со стола бутылку виски, к которой еще не прикасался в этот день, и тоже ушел по коридору.
  
  Потом закрылась дверь спальни. Честно говоря, я ожидал, что он захлопнет ее с треском, но никакого звука не было слышно. Просто бивший из-под двери клин света внезапно пропал. До нас не донеслось даже щелчка замка.
  46
  
  Мы сидели в моем «кабинете» вдвоем. Я и Джоанн.
  
  Снова просматривали сугубо секретные документы, присланные мне Дюбойс электронной почтой. Из текста были удалены отдельные фрагменты. В частности, название ее бывшей организации, о которой знало еще меньше людей, чем о моей. Но при этом была фотография Джоанн восьми-, десятилетней давности. Значился там и ее оперативный псевдоним — Лили Хоторн. Женщина на снимке мало отличалась от той, что сидела сейчас передо мной. Миловидная, но не красивая, стройная, неулыбчивая.
  
  А кроме того — сдержанная, умеющая держать язык за зубами.
  
  До меня только теперь дошел смысл кое-каких странностей, с которыми пришлось столкнуться в последние дни. Ее страстное желание, чтобы приемную дочь отделили от них с мужем, объяснялось страхом. Если цель — Джоанн, девочка подвергнется опасности похищения и пыток. И озабоченность по поводу судьбы соседей в Фэрфаксе, показавшаяся тогда мне чрезмерной и неуместной. Но ведь Джоанн действительно волновало, что именно из-за нее от рук убийцы может погибнуть жена Тедди Нокса. Вспомнил я и настойчивость, с которой она расспрашивала меня о том, какое из расследований Райана побудило кого-то прибегнуть к услугам Генри Лавинга. И в компьютере сестры Джоанн заставило рыться то же желание — непременно убедиться, что не она сама стала причиной обрушившейся на семью беды.
  
  Кроме того, Джоанн поддерживала все тактические решения, принимаемые мною, умоляя, а то и заставляя мужа подчиняться, ибо как профессионал понимала мою правоту.
  
  Теперь уже совершенно спокойным деловым тоном Джоанн спросила:
  
  — Вам удалось найти что-нибудь, помимо этого?
  
  Она бросила взгляд на бумаги, где не было прямых указаний на характер ее бывшей работы.
  
  — Только то, что вы участвовали в операции «Сикл». У меня очень способная помощница, но и ей не удалось узнать больше никаких подробностей. Ваши архивы надежно защищены. Что же до нынешней ситуации, то если ваша группа до сих пор действует… — Джоанн и бровью не повела. — Если она до сих пор действует, то документальных подтверждений этому нами не найдено.
  
  Хотя название группы произносилось на английский манер и звучало как название сельскохозяйственного инвентаря,[19] его позаимствовали из жаргона сил обороны Израиля, где так именовались наемные убийцы. На иврите sikul memukad означает «направленный удар».
  
  — Однако моя помощница выяснила, что на вас уже охотились в прошлом.
  
  — Вы должны понять, Корт, что все члены «Сикла» постоянно находились под угрозой. В силу характера нашей работы. Но на самом деле никаких активных мероприятий не проводилось. Мы занимались только разведкой и наблюдением. Этим бумагам уже более пяти лет. Да, не могу отрицать, у меня есть враги, — продолжала она. — Но при этом не найдено ни намека, что я владею некой информацией, представляющей сейчас интерес. И уж безусловно, мне не известно ничего, что оправдало бы обращение к «дознавателю» калибра Лавинга.
  
  Прошлое…
  
  — Вам удалось выйти на связь со своими людьми. Как? — поинтересовался я. Мне казалось, я отслеживал все их звонки.
  
  — У меня есть еще один телефон, — сказала Джоанн. — Его невозможно отследить. Поверьте, совершенно невозможно.
  
  — И через этот телефон вы передали снимки? Те, что нашли в компьютере Мари?
  
  Она невольно бросила взгляд на свою сумку, где, как стало ясно, и таился загадочный аппарат для связи. Как теперь не понять, почему Джоанн так цепко держала ее на пути сюда?
  
  — Да, я передала их, но в зашифрованном виде и через полдюжины подставных серверов. Входа в Сеть и близко от этого места не будет зафиксировано. Система позаботится об этом.
  
  У меня складывалось странное впечатление, что, несмотря на столь драматическое разоблачение и связанную с ним душевную травму, Джоанн почувствовала себя теперь более комфортно, пришла в согласие с собой. Она ведь так долго жила во лжи. По крайней мере Джоанн не должна теперь нести тяжкое бремя тайн прошлого. Но я прекрасно понимал и другое. Человек едва ли войдет в организацию, проводящую тайные операции, если хотя бы отчасти не имеет врожденной склонности к этому. Конечно, Джоанн стала хорошей женой и мачехой, но я сомневался в том, что она так уж хотела навсегда оставить секретную сторону своего существования. Сам я, например, прекрасно представлял себе, что почувствую, если мне придется бросить нынешнюю работу. Нечто очень важное во мне будет при этом разрушено.
  
  — Хорошо, я верю, что к вам больше не тянется никаких ниточек. Но моя миссия состоит в том, чтобы сохранить жизнь вам и членам вашей семьи. Поэтому мне нужно более подробно знать, чем занималась ваша организация.
  
  — Все дела, которые я в свое время возглавляла, уже закрыты. Все мои клиенты либо похищены и перемещены в неизвестном направлении, либо… аннулированы, — сказала она, использовав словечко, которое я и раньше слышал от своих подопечных, занимавшихся похожей деятельностью. Оно стало особенно популярно в Моссаде. В крайнем случае слово легко заменялось цифрой, но самое смешное — израильтяне считали, что это придумали американцы.
  
  Аннулировать. Свести к нулю…
  
  — Единственное задание, фигурант которого до сих пор может проявлять какую-то активность, было моим последним. Как раз связанным с тем продуктовым магазином. Он дружил с супружеской парой владельцев магазина, намеченных к устранению. Сам по себе — ничтожество. Выполнял мелкие поручения… Все подозрения с него давно сняты.
  
  — Мне хотелось бы узнать о нем подробнее.
  
  — Те люди занимались сбором и продажей разведданных по ядерному оружию. Этот человек свел их с парой бизнесменов, выполнявших правительственные заказы, и еще кое с кем, кто мог бы оказаться им полезен. Главным образом, с учеными. Добыл для них несколько документов и компьютерных программ. Но это все. Когда их аннулировали, он так перепугался, что сам пришел с повинной. Рассказал обо всем, что знал. Назвал имена и адреса. Несколько лет мы непрерывно следили за ним. Потом наблюдение сняли.
  
  — Как его зовут?
  
  — Я не имею права сообщить вам его имя, Корт.
  
  — Вчера и сегодня его попытались контролировать?
  
  — Разумеется. Никакой связи между ним и Лавингом не обнаружено.
  
  Обдумывая то, что сообщила мне Джоанн, я отметил, что список дел, потенциально способных привлечь интерес заказчика Лавинга, непрерывно сокращался. Я вышел один под закрытую арку в задней части дома, потом подозвал к себе Тони Барра и Лайла Ахмада.
  
  — У нас проблема.
  
  Я рассказал им о ситуации с Джоанн. Объяснил, что в прошлом она была наводчицей, направлявшей действия небольших тактических групп. Но перед ней стояла задача не охранять людей, а ликвидировать их.
  
  Лайл Ахмад, как я и ожидал, воспринял информацию совершенно невозмутимо, словно я только что сообщил ему о падении биржевых котировок на несколько пунктов или счет бейсбольного матча, не представлявшего особого интереса. А вот коллега Фредди из ФБР, напротив, прореагировал крайне резко. Тони Барр даже раскраснелся от злости.
  
  — И она не сообщила об этом нам! — возмущенно воскликнул он. Ему, несомненно, часто приходилось сталкиваться с ложью подозреваемых. Но на этот раз его обманывал человек, ради которого он рисковал жизнью.
  
  Однако целью нашего маленького совещания было не обсуждение прегрешений клиентки, а попытка совместно понять, в какой мере нам необходимо изменить стратегию защиты подопечных в свете полученных новых данных.
  
  — Она уверена, что охоту ведут не на нее, — сказал я. — Но по-моему, мы пока должны исходить из того, что цель — все-таки она, а в таком случае заказчик, нанявший Лавинга, не только располагает огромными финансовыми возможностями, но и может представлять интересы могущественной зарубежной державы.
  
  В подтверждение своих слов я напомнил своим помощникам о появлении вертолета у дома Картера.
  
  — Значит, не исключено, что они могут задействовать «вертушку» не только для эвакуации, но и для нападения, — заметил Ахмад.
  
  — Меня бы совершенно не удивил такой поворот событий, — согласился я.
  
  — Неплохо бы наладить взаимодействие с местными авиадиспетчерами, контролирующими воздушное пространство, — предложил Барр.
  
  — Так и сделаем, и отныне шестьдесят процентов времени будем уделять наружному патрулированию, не забывая почаще осматривать горизонт. Лайл, отправляйся на внеплановый обход периметра немедленно.
  
  Ахмад набрал код на дверном замке и выскользнул из дома.
  
  Мы с Барром зашли внутрь. Джоанн сидела в гостиной, глядя через коридор на закрытую дверь спальни.
  
  — Вашу организацию возглавляет сейчас тот же директор, что и при вас? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Мне необходимо поговорить с ним.
  
  Она безнадежно кивнула. Видимо, поняла, что спорить бесполезно. Как оно и было на самом деле.
  
  Мы вернулись в мой закуток. Джоанн достала из сумки телефон, положила на стол, нажала на кнопку быстрого вызова и включила громкую связь. И хотя современные закодированные телефоны не издают больше звуков, похожих на писк факсов, мне послышалось нечто подобное, прежде чем раздался щелчок и из черного прямоугольника, лежавшего перед нами, донесся голос:
  
  — Уильямс слушает!
  
  — Это я, — сказала Джоанн. Последовавшая пауза объяснялась скорее всего тем, что некое электронное устройство проверяло, на самом ли деле говорит она. — Я на громкой связи.
  
  — Вот даже как, — проворчал ее собеседник. — Что ж, это многое объясняет.
  
  То есть он понял, что нам обо всем известно.
  
  — Так точно, сэр.
  
  Я представился и объяснил, что именно мне поручена охрана семьи Кесслер.
  
  Человек по фамилии Уильямс, чье имя так и не прозвучало, сказал:
  
  — Я знаю, кто вы такой, и давно понял, что разговор с вами для меня только вопрос времени. Кто-то уж очень ретиво штурмовал наши серверы.
  
  Я все еще злился, что от меня скрыли столь важную информацию о прошлой работе моей клиентки, но вовремя напомнил себе «мантру» об определении цели и наиболее эффективного пути к ней. Со временем я выплесну свои обиды и обвинения, но сейчас моя задача — обеспечить безопасность Кесслеров и найти заказчика, который нанял Лавинга. И потому я ограничился только требованием:
  
  — Мне настоятельно необходима вся информация о мужчине, замешанном в последнем деле Джоанн.
  
  Наступило молчание. Пауза могла быть вызвана реакцией на столь неожиданный запрос. Или он не сразу понял, кто такая Джоанн, привыкнув называть ее Лили Хоторн?
  
  — Нет ни малейших оснований полагать, что здесь каким-то образом замешан он. Или любой другой из тех людей, с которыми Джоанн вступала в контакт. Мы отслеживали ситуацию с момента ее возникновения.
  
  — Пусть так. Я все равно должен узнать, кто он такой.
  
  — Мы не разглашаем имен.
  
  — Надеюсь, вы понимаете, — жестко проговорил я, — что мне поручено выполнение ответственного задания. Часть его заключается в том, чтобы я сам оценивал возникающие угрозы. И в этом вопросе я не могу целиком полагаться только на ваше суждение.
  
  — А часть моей работы заключается в том, чтобы держать подобную информацию под грифом «совершенно секретно».
  
  — Вот в этом-то и дело, — нарочито размеренно произнес я.
  
  И дал ему время понять намек и оценить опасность. Любая публичность была его наиболее очевидной точкой уязвимости, которой я мог воспользоваться.
  
  Потом Уильямс со вздохом сказал:
  
  — Его зовут Аслан Загаев. Мусульманин из Чечни. Получил наше гражданство после обращения за политическим убежищем.
  
  — Вы возобновили слежку за ним? Где он находится?
  
  — В данный момент? У себя дома, в Александрии.
  
  — Что он за человек?
  
  — Владелец десятка магазинов, продающих ковры, и ресторана. Мои люди изучили его насквозь, Корт. Отработано все. Его телефонные переговоры, банковские счета, перемещения, корпоративные связи, инвестиции, семейные отношения, досье на брата и сестер, деловых партнеров. И — ничего. Он абсолютно чист.
  
  — Чеченец и мусульманин. Он часто бывает на Ближнем Востоке?
  
  — Да. Но это его бизнес. Там он закупает ковры. Но понятно, что мы не можем повесить свой джи-пи-эс ему на шею. Вы спросите о той паре, с которой он был связан прежде, — владельцах магазина деликатесов. Так вот они были не арабами, а пакистанцами. А если говорить о последнем времени — никаких подозрительных телефонных звонков за две недели. Его фирма работает в обычном режиме, насколько мы можем судить. Господи, Корт, неужели вы думаете, что мы не отнеслись к этому со всей серьезностью? Мы ведь свое дело знаем.
  
  — Может ли он работать под глубоким прикрытием, быть тем, что мы называем «спящим» агентом?
  
  — Целых шесть лет? «Спящие» работают по несколько другому принципу. — Он говорил авторитетным тоном. — Кроме того, глубоко законспирированный агент не пойдет на добровольную работу в джорджтаунский молодежный исламский центр. Он вообще будет как черт от ладана бежать от всего, что связано с исламом. Его скорее встретишь на ярмарке у пресвитерианцев.
  
  — И у вас не осталось на примете больше ни одного бывшего агента?
  
  — Ни одного.
  
  Вероятно потому, что они все давно в могиле.
  
  — Тогда мне нужно знать имена ваших экспертов и аналитиков, которые занимались Загаевым.
  
  — Послушайте, Корт, ну что может знать Лили… Что может знать Джоанн такого, к чему еще не угас интерес после стольких лет?
  
  Ответ казался мне очевидным.
  
  — Она знает, например, как найти вас, или я опять ошибаюсь?
  47
  
  После того как мы дали отбой, Джоанн еще некоторое время стояла в гостиной, глядя в сторону закрытой двери спальни, за которой по понятным причинам сейчас заливал горе ее муж.
  
  Она даже сделала несколько шагов к двери вдоль коридора, но потом вернулась и опустилась на диван.
  
  Я же связался с аналитиком, которого назвал мне Уильямс. Директор разрешил ему дать мне информацию, но только о том, что касалось безопасности Джоанн Кесслер, — об операции «Сикл» ни слова. Тем не менее от него я получил все адреса, номера телефонов и данные по деловым интересам Аслана Загаева. Он заверил меня, что ни он сам, ни офицер их службы внутренней безопасности, которому Уильямс поручил заняться этим делом еще в субботу утром, не обнаружили ничего, что связывало бы Загаева с Лавингом, подтверждая слова самой Джоанн и Уильямса.
  
  Естественно, Загаев не будет делать подозрительных звонков по своим официально зарегистрированным телефонам, подумал при этом я. Но разве они забыли об одноразовых мобильниках? Люди Уильямса не располагали неограниченными возможностями в слежке за чеченцем, это понятно. Но ведь существовали элементарные вещи, которые они должны иметь в виду.
  
  Поэтому я тут же связался с Клэр Дюбойс и посвятил ее в новые детали обстановки.
  
  — Брось пока все остальное и займись Загаевым, — распорядился я. — Мне нужно знать о нем каждую мелочь.
  
  — От размера обуви до фильмов, которые он смотрит на DVD? — спросила она.
  
  — Все о членах семьи, работниках фирмы, перемещениях по стране и за границей. Особое внимание удели двум последним дням. Сделай их отправной точкой поиска. Ищи любую возможную связь с Лавингом, любой намек на контакты между этими людьми.
  
  Потом я попросил ее переключить меня на Арона Эллиса. Услышав начало моего отчета, он даже закашлялся.
  
  — Так это Джоанн?
  
  — Очень похоже на то. По крайней мере дела, которые вел Райан, совершенно точно нас ни к чему не привели. Один человек из ее прошлого все еще в поле зрения. И мы собираемся вплотную заняться им.
  
  — Но мне только что звонил Уэстерфилд. Он так и бьет копытом в предчувствии крупного скандала, связанного с полицейским управлением округа Колумбия. По его словам, ты тоже считаешь, что именно по этой причине Райан стал мишенью. Кто-то из высокопоставленных чинов в полиции или городском совете нанял Лавинга.
  
  — Я на твоем месте позволил бы ему и дальше так думать, Арон.
  
  После секундной заминки:
  
  — Корт… то есть скандал с финансами полиции — это тоже сфабрикованный след?
  
  — Не обязательно сфабрикованный. Какое-то время назад он был вероятен.
  
  — Был?
  
  — Да. Именно был.
  
  — Но, подбросив его Уэстерфилду, ты уже знал, что это пустышка? Я прав?
  
  — Арон, прошу тебя обо одном: держи его от меня подальше хотя бы недолго.
  
  — Хорошо. Сделаю, что смогу.
  
  Потом я позвонил Фредди и информировал его о новостях.
  
  Если он и хотел снова пошутить, это желание как рукой сняло.
  
  — Так какого ж хрена эта сучка ничего нам не рассказала? Неужели ей даже в голову не приходило, что эта волна дерьма поднялась и обрушилась на нас всех потому, что в прошлом она служила наемным убийцей?
  
  — Не думаю, что им нравится, когда их так называют.
  
  — А мне наплевать, что им нравится.
  
  — Этот Уильямс…
  
  — Кстати, о нем, — хмыкнул Фредди. — Он не такой уж и умник, каким себя считает. Или каким хочет казаться. У нас каждый второй знает про эту его группу «Сикл», в которую он объединил братьев… и, кажется, еще и сестер по духу. Мы догадывались, что они обделывают грязные делишки. И если подумать, то убивать людей та еще работенка. Грязнее не придумаешь. Как ты с этим делом справляешься?
  
  — Клэр загружена по полной программе, — сказал я и, подумав, добавил: — Но мне нужны кое-какие ордера. Она пришлет тебе список, на кого и почему.
  
  — Хорошо, добуду их тебе. — Потом спросил: — Что за игру затеял Загаев, как считаешь?
  
  — Пока не знаю. Уильямс утверждает, что «спящие» агенты так не работают. Но ты прав, он не семи пядей во лбу. А работает то, что срабатывает.
  
  — Да за тобой можно афоризмы записывать!
  
  — Сам подумай. Уильямс снял с него все подозрения лет пять-шесть назад. За ним перестали вести наблюдение. Ему ничто не мешало нанять Лавинга, чтобы тот похитил Джоанн и выкачал из нее все, что она знает. Мне это представляется весьма удачной операцией по использованию «спящей» агентуры. Доказать вину Загаева будет непросто, но он сейчас наш единственный вариант.
  
  — Это как в моей теории о втором по скорости бегуне.
  
  — Каком еще бегуне?
  
  — Знаешь, как быстро нужно уметь бегать, чтобы спастись от медведя, Корт?
  
  Я видел перед собой Джоанн, смотревшую теперь в окно.
  
  — Ну и как же?
  
  — Ты должен уметь бегать хотя бы чуток быстрее, чем приятель, который пошел с тобой в лес. Он и есть второй бегун.
  
  Фредди явно ждал моей реакции. Не дождавшись, сказал:
  
  — Я имею в виду, что Загаев и не должен быть идеальным подозреваемым. Достаточно того, что он попал к нам на заметку. Мы бегаем быстрее.
  
  — Ладно. Я попрошу Клэр сообщить тебе все, что ей удастся узнать.
  48
  
  Клэр Дюбойс перезвонила мне с первым докладом о Загаеве уже через двадцать минут. Вероятно, это был ее новый личный рекорд.
  
  — Я уже все отправила Фредди, — информировала меня она. — Он сейчас подписывает ордера.
  
  — Хорошо. Теперь рассказывай.
  
  — Он родился в окрестностях Грозного. В двадцать два года приехал в Америку, чтобы получить образование в одном из университетов. Учился в Вашингтоне. Диплом писал в Массачусетском технологическом институте. Потом вернулся в столичный округ. Поселился в Александрии, где стал временами посещать мечеть радикально настроенных мусульман. С ними скоро порвал — видимо, был недостаточно глубоко религиозен. Зато из него вышел первоклассный предприниматель. Хорошо образованный, он легко заводил нужные связи, вращался в кругах дипломатов и бизнесменов, работавших на правительство. И быстро понял, что выгоднее всего торговать экономическими секретами.
  
  — Почему же его не посадили?
  
  — Он проходил по статье «промышленный шпионаж». Его деятельность была противозаконной, но он вел себя умно. Формально ни один из украденных им секретов не представлял прямой угрозы национальной безопасности. Что касается пакистанской пары, которую ликвидировали Джоанн и ее напарники, то они были связниками и аналитиками информации. Собирали данные по крупицам от Загаева и ему подобных, а потом превращали в по-настоящему ценный шпионский материал. Говоря «ценный», я имею в виду опасный. Я тут многое узнала о стержнях из ядерного топлива и центрифугах. Тема обогащения урана — действительно увлекательный предмет.
  
  И все это за какие-то двадцать минут!
  
  Но прежде чем Клэр начала читать мне лекцию по ядерной физике, я перебил ее вопросом:
  
  — Как я понял, Загаев во всем признался, сотрудничал с ФБР и ему разрешили осуществлять его американскую мечту?
  
  — Да. Он женился, завел двоих детишек и полностью порвал с прошлым.
  
  И не он один, невольно подумал я, видя перед собой Джоанн.
  
  — Однако в последние годы Загаев снова стал уделять больше внимания религии, хотя мечеть, которую сейчас посещает он и члены его семьи, принадлежит к более умеренному крылу ислама. А в широком смысле Загаев ведет вполне светский образ жизни. У него сеть магазинов ковровых изделий и ресторан. Дети учатся в хороших частных школах. Много путешествует. Часто бывает, например, в Турции. Вероятно, это связано с коврами. Как и поездки в Саудовскую Аравию и Иорданию.
  
  — Нигде не наследил?
  
  — Нет. За ним не числится ничего ни в нашей, ни в британской, ни в пакистанской, ни в индийской, ни в иорданской, ни в саудовской, ни в израильской базах данных.
  
  Казалось бы, зацепиться не за что. Но мне все еще трудно было расстаться с идеей о «спящем» агенте.
  
  Между тем Дюбойс продолжала излагать информацию, которую, как она прекрасно знала, я все равно затребую. Клэр проверила зарегистрированное на имя Загаева оружие (такового не числилось, поскольку он несколько лет назад состоял под судом и ему запрещалось владеть даже пневматическим пистолетом), уголовные дела против него (не возбуждались), нарушения правил дорожного движения (одно — при правом повороте поторопился и пересек сплошную), экстремистские высказывания в социальных сетях Интернета (не имелось), автомобили в собственности, ипотечные кредиты, обращения за медицинской помощью, приобретение необычных потребительских товаров, маршруты поездок. Также она получила данные об успехах в торговле коврами и работе ресторана.
  
  Я знал, люди Уильямса считали Загаева законопослушным гражданином, но не верил, что такой человек окончательно порвал с прошлым.
  
  Когда я закончил разговор, Джоанн посмотрела на меня. Она слышала практически все.
  
  — Вы считаете, это Загаев?
  
  — Не знаю. Мы проводим расследование.
  
  — Мне он показался таким незначительным. Я как-то не вижу его в подобной роли.
  
  Я уселся в глубокое кресло, и меня окутал запах, исходивший от старинной обивки.
  
  Немного помолчав, Джоанн вдруг сказала:
  
  — Спасибо вам.
  
  Я удивленно вскинул брови.
  
  — За Мари. Вы ведь не обязаны были ходить за нею. Это же не ваша работа.
  
  — Ошибаетесь. Моя работа состоит и в том, чтобы мои клиенты не отделялись друг от друга. Слишком повышается степень риска.
  
  Она понимающе посмотрела на меня:
  
  — Это ведь я представляла для нее опасность, верно?
  
  Я заговорил совсем тихо, хотя был уверен, что Мари и так не услышит нас:
  
  — Она побежала к скале у реки, но не для того, чтобы с нее спрыгнуть.
  
  — Однако уверенности в этом у вас не было?
  
  — Нет, не было. Она очень ранима. Но нельзя назвать ее совершенно потерянным человеком.
  
  — В отличие от меня.
  
  Я лишь промолчал. Да и что я мог сказать ей? Моя задача — сохранить в целости физическую оболочку моих подопечных, а о своих душах и сердцах должны позаботиться только они сами.
  
  — Знаете, Корт, в чем заключалась моя самая большая ошибка? В том, что я поверила, будто это возможно. Делать то, что поручал мне Уильямс, а потом бросить такую работу, словно ее никогда не было, и посвятить себя семье. — Кивок в сторону спальни. — Став ведущей опергрупп, я решила, что нормальная жизнь отныне не для меня.
  
  Она вздохнула.
  
  — А несколько лет назад одна из наших операций чуть не провалилась. В меня стреляли и довольно серьезно ранили.
  
  — Официально это оформили как автомобильную аварию.
  
  Джоанн, казалось, больше не удивляло, как много я знал о ней и как верно строил предположения.
  
  — Мне сделали пластику на входном отверстии от пули, чтобы это выглядело как порез куском металла, — сказала она с грустной улыбкой. — Эти люди ничего не упускают из виду.
  
  Затем уголки ее рта грустно опустились.
  
  — Но с того дня я уже не могла иметь детей.
  
  — Понимаю. Крайне прискорбно.
  
  Джоанн горестно покачала головой, должно быть, представляя реакцию Райана, когда ему станет известна и эта подробность.
  
  — Лежа после ранения на больничной койке, я не придала этому особого значения. Считая ту пулю ниспосланным свыше знамением, означавшим, что мне суждено навсегда остаться в группе «Сикл». Но потом я встретила Райана, его дочь и только тогда поняла, чего лишилась. И меня потянуло к ним. Но я глупейшим образом ошиблась. Мне не следовало вообще связываться со своей организацией либо не покидать ее из-за стремления обзавестись семьей, стать женой и матерью. — Джоанн едва заметно улыбнулась. — Даже странно, что прошло столько времени, прежде чем меня разоблачили. Невозможно прожить две жизни, Корт. Уверена, вам это прекрасно известно. Разница между нами в том, что вы честнее. Вы ведь даже не пытались…
  
  К своему удивлению, я не мог посмотреть ей в глаза. Она что-то поняла и добавила:
  
  — Или вы тоже сделали попытку, но, как и я, потерпели крах… Извините, я не должна переступать определенную черту.
  
  Я не знал, что ей сказать, и потому с облечением услышал, как подал признаки жизни мой телефон.
  
  — Мне надо ответить.
  
  — Конечно.
  
  Я поднялся, отошел в сторону и принял вызов.
  
  — Фредди? Что у тебя нового?
  
  — Есть нечто очень интересное, Корт. Теория с побегом от медведя оказалась верна. Ты был прав. Послушай, что мне сообщили. Примерно пятнадцать минут назад мы перехватили звонок, сделанный с телефона брата человека, работающего в «Аннандейл карпет» — компании Загаева. Ты знаешь, что у нас есть техника, позволяющая автоматически идентифицировать голоса людей, говорящих по телефону. Мы располагали образцом голоса Загаева, записанным несколько лет назад, и электроника определила его, как мы, впрочем, и ожидали. Но что касается его собеседника, то он стал для нас приятным сюрпризом. Не слышал о парне по имени Генри Лавинг?
  
  Я окаменел, склонившись над столом.
  
  — Мы прогнали запись через три компьютерных программы и сверили с четырьмя фрагментами разговоров Лавинга, зафиксированными в прошлом. Сомнений нет — это он.
  
  — О чем они говорили?
  
  — Они шифровались, но не слишком усердно. Типичный обмен условными фразами. Загаев спросил, как идет доставка товара. Лавинг ответил, что произошла задержка из-за торговой точки на побережье в Лоудене, которую пришлось закрыть. Там дела пошли неудачно.
  
  Ясно, что речь шла о попытке похищения Аманды.
  
  — Тогда Загаев сказал Лавингу, что ему с самого начала не нравилась идея с той торговой точкой. Лавинг ответил, что теперь это уже не имеет значения. Работа там свернута. Потом сообщил, что сейчас ищет товар в других известных ему местах в Виргинии. Они снова должны созвониться через несколько часов. Лавинг заявил, что хочет забрать то, о чем они договаривались, раньше. Так ему спокойнее.
  
  — Звонок удалось отследить?
  
  — Нет. Разговор был слишком коротким. Закончив, оба вынули из телефонов батарейки. Но мы имеем возможность получать сигнал с джи-пи-эс Загаева, и через пять минут после этой беседы он пустился в путь. Наши люди уже выехали на перехват.
  
  — Интересно, что хочет забрать у Загаева Лавинг? — размышлял я.
  
  — Мы это скоро узнаем.
  
  — По крайней мере он оставил затею использовать Аманду как точку уязвимости, — подытожил я часть полученной информации.
  
  Услышав эти слова, Джоанн вскинула на меня взгляд.
  
  — Но что означала фраза о других известных ему местах в Виргинии? — продолжал я, обращаясь к Фредди.
  
  — Вероятно, Лавинг и его партнер обнаружили еще каких-то родственников или друзей Джоанн. Что еще это может быть? Например, он решил начать охоту на ту же Мари. Мы ведь не уверены, знает ли он, что она уже под твоей защитой. Я свяжусь с тобой, как только мы установим визуальный контакт.
  
  На этом мы закончили разговор.
  
  — Это Загаев, — сказал я Джоанн. — Он выходил на связь с Лавингом. Их голоса определились безошибочно.
  
  На мгновение ее лицо исказила болезненная гримаса. Джоанн окончательно поняла, что именно она стала причиной всего произошедшего. Однако в ее глазах вспыхнула надежда. Теперь, когда вина Загаева была установлена, мы точно знали, с кем имеем дело.
  
  — Где он сейчас?
  
  — Фредди раскинул сеть наблюдения. Они будут отслеживать все его переговоры и перемещения. Пока же нам остается только ждать.
  
  Она усмехнулась чуть цинично, но вместе с тем печально:
  
  — Ожидание. Его немало выпало на мою долю в прежней работе. Предположу, что и на вашу тоже… Но вы упомянули об Аманде. Что с ней?
  
  — Лавинг оставил мысль найти ее. Он сейчас занят поисками других возможностей, но мы не знаем, каких именно.
  
  Джоанн рассматривала старую фотографию на стене: семью, одетую по моде конца XIX века.
  
  Прошло десять долгих, томительных минут, прежде чем телефон зазвонил снова.
  
  — Какие новости, Фредди? — взволнованно спросил я.
  
  — Послушай, Корт, это становится все интереснее. — В голосе моего приятеля появилось обычно несвойственное ему оживление. — Мы застукали Загаева у склада в Спрингфилде. Он зашел туда и вернулся с оружием.
  
  У меня зачастил пульс.
  
  — Но он не имеет права даже прикасаться к оружию — у него криминальное прошлое.
  
  — Совершенно верно, сынок… Подожди секундочку. — После паузы Фредди сообщил: — Так. Он только что отъехал от склада. Наши люди у него на хвосте.
  
  — Куда он направляется?
  
  — На север. По внутренней стороне окружной.
  
  — С ним кто-нибудь был? Или, быть может, следил за ним?
  
  — Ты имеешь в виду самого Лавинга?
  
  — Все, что я имею в виду, — это был ли у него сопровождающий?
  
  — Ты нетерпелив и горяч, как всегда, Корт.
  
  — Фредди!
  
  — Нет. Он был один как перст. Ну, что ты думаешь по этому поводу? Тебе пора включаться в действие.
  
  Между тем я уже какое-то время размышлял, какую стратегию избрать. А потому отреагировал моментально:
  
  — Продолжайте наблюдение и дайте мне знать, как только он сменит направление движения. Я выезжаю ровно через три минуты.
  49
  
  Каким будет следующий ход моего противника?
  
  В этот момент я думал уже не о Лавинге, а о заказчике — Аслане Загаеве. Он прихватил с собой оружие. И неожиданно выехал в одному ему известное место после звонка Лавингу. Что все это означало? Что у него на уме?
  
  Я мчался по шоссе номер 7 на юг, направляясь в тот же жилой и торговый комплекс — «Тайсонс-Корнер», — куда, как казалось, хотел с противоположного направления попасть Загаев.
  
  Мой оппонент… Что он собирается сделать?
  
  В аналитической части теории игр последователи ученого XVIII столетия Томаса Байеса высказывают предположение, что мир состоит из постоянно меняющейся известной нам информации, а потому, определяя вероятность события — в моем случае того, что планирует сделать Загаев, — необходимо постоянно пересматривать свой прогноз по мере поступления все новых и новых данных. Скажем, в известной игре вероятность того, что противник изберет «камень», вообще говоря, равная 33,3 процента, сильно уменьшится, если вам станет известно, что у него проблема с мышцами, мешающая ему безболезненно сжимать пальцы в кулаки.
  
  Но с Загаевым я располагал слишком ограниченным объемом данных, чтобы сузить количество его вероятных действий и выработать рациональную стратегию мер, направленных против него. Однако он точно знал, какая именно информация требовалась от Джоанн Кесслер, и ему были известны личности других заказчиков в том случае, если он работал не один. И уж конечно, он мог сообщить, где находится Лавинг или как нам его найти.
  
  Как же поступить? Продолжать следить за ним? Арестовать? Или взять под наблюдение всех сотрудников его фирмы?
  
  Я проскочил на красный сигнал светофора, возблагодарив судьбу, что этого не увидели офицеры местной дорожной полиции. Затем, вставив себе наушник, позвонил Фредди.
  
  — Да, Корт! Что ты хотел узнать?
  
  — Где он сейчас?
  
  — Движется по Седьмому шоссе на север. Всего в пяти минутах езды от Тайсонса.
  
  Я сам ехал по той же дороге, только на юг, и до Тайсонса мне тоже оставалось около пяти минут.
  
  — Мы держимся в семистах метрах позади. Он строит из себя образцового водителя. Тормозит, едва загорится желтый. Пропускает пешеходов.
  
  Значит, не вызывать подозрений для чеченца сейчас важнее, чем скорее попасть к месту назначения с оружием в багажнике. Это, конечно, тоже была информация, но только она мало что давала.
  
  — Сколько групп?
  
  — Две. Но мы с ним не сближаемся. Больше полагаемся на джи-пи-эс.
  
  — Загаев кому-нибудь звонил?
  
  — Нами не зафиксировано ничего с тех пор, как он закончил говорить с Лавингом сорок минут назад.
  
  — А вы отслеживаете телефоны его родственников, наемных работников и членов их семей?
  
  — Знаешь, Корт, ты страшно удивишься, но мы не в первый раз на задании.
  
  Я не стал напоминать ему, что никому ни в ФБР, ни в организации Уильямса не пришло в голову прослушивать телефоны родни и служащих Загаева, пока я не настоял на этом.
  
  — До сих пор все идет хорошо, — сказал Фредди. — Он плавно движется вперед и приведет нас прямиком в объятия Лавинга.
  
  Приведет ли?
  
  Неполнота информации…
  
  — У меня недоброе предчувствие, — сказал я.
  
  — Никогда в жизни не пошел бы с тобой на бейсбол, Корт. Ты просто излучаешь негатив. Сам-то хоть раз бывал на матче?
  
  — Не думаю, что он собирается встречаться с Лавингом.
  
  — Почему же?
  
  — Большинство заказчиков предпочитают держаться подальше от нанятых «дознавателей». Ради собственной безопасности.
  
  — Но ему необходимо доставить оружие.
  
  — Лавингу не нужно оружие от заказчика, — возразил я. — У него своего в избытке. Или по крайней мере у его напарника.
  
  — Так что ты предлагаешь?
  
  Теперь я уже принял решение.
  
  — Я хочу арестовать Загаева, а не просто следить за ним.
  
  — С чего бы?
  
  Аналитическая теория Байеса в этом случае оказалась бесполезна. У меня не было никакой информации — ни полной, ни ограниченной. И потому я сказал Фредди правду:
  
  — Нутром чую.
  
  Наступило секундное молчание. Потом Фредди возразил:
  
  — Но если нам не удастся остановить его мгновенно, он успеет позвонить или послать сообщение Лавингу и другим заказчикам. Они тут же исчезнут. Что наши машины принадлежат ФБР, видно за километр. Мы не сможем подобраться к нему незаметно.
  
  И он был прав.
  
  — Какая машина у Загаева? — спросил я.
  
  — Серебристая «БМВ-740». — Он продиктовал мне номер.
  
  — И в каком он месте сейчас?
  
  — Только что въехал в Тайсонс. Миновал деловой район и свернул на Холли-лейн. Думаю, он хочет попасть на платную автостраду.
  
  — Если он попадет на нее, мы точно не сможем его взять так, чтобы он не успел послать весточку Лавингу. Он наверняка вас заметит.
  
  Теперь я уже и сам был в пределах Тайсонса. Слегка поднажал и свернул на улицу, которая поверху пересекала Холли-лейн. Остановив машину, я вышел и, делая вид, что мое внимание привлекла придорожная палатка, торговавшая овощами, стал внимательно вглядываться в дорогу, по которой ко мне приближался сейчас Загаев.
  
  — Я перезвоню тебе, Фредди.
  
  Всего секунду спустя я разглядел серебристый «бумер», направлявшийся в мою сторону. Минуты через две он проедет под мостом, где расположился я, и свернет на платный хайвэй, ведущий к аэропорту имени Алена Даллеса. Я всмотрелся пристальнее, чтобы проверить номер, — по счастью, в Виргинии закон обязывал иметь на машинах номера не только сзади, но и спереди. За лобовым стеклом мелькнуло угрюмое бородатое лицо Загаева. Теперь я не сомневался, что это именно он, — Фредди скинул мне на мобильник его фотографию. Больше в машине я никого не видел.
  
  Я не из тех, кто часто принимает спонтанные, поспешные и плохо обдуманные решения. Но любой игрок скажет вам, что порой обстоятельства вынуждают сделать отчаянный ход. Поэтому я резко развернулся и бросился бежать.
  50
  
  — Бомба из тыквы! Нет, вы только подумайте! Корт, кто посмеет теперь утверждать, что у тебя нет чувства юмора? Оно у тебя немного другое, чем у нас всех, — сказал Фредди, поддев ногой осклизлый кусок перезревшего овоща.
  
  Под мостом два джипа ФБР плотно заблокировали всю в желто-оранжевых пятнах машину Загаева. Лобовое стекло было сплошь испачкано, но уцелело. Ребята из Мюнхена собирают крепкие автомобили.
  
  Поскольку остановить Загаева традиционным способом не представлялось возможным — он в любом случае успевал послать сигнал тревоги Лавингу, — я решил тормознуть его подручными средствами, когда он въезжал под мост, где припарковался я. Купив в овощном киоске самую спелую тыкву, я сверху бросил ее в ветровое стекло его машины. Затем достал пистолет и скатился по насыпи, чтобы вытащить его из-за руля. Он был совершенно ошеломлен, но не получил ни царапины. Быстрая проверка его телефона помогла удостовериться, что за последние пять минут с него не звонили и не отправляли текстовых сообщений.
  
  Я почти не сомневался, что ни Лавинг, ни его партнер не находились поблизости, но хотел удостовериться в этом и потому спросил Фредди:
  
  — Твои молодцы не заметили, чтобы кто-нибудь свинтил из округи, когда он не свернул на платное шоссе?
  
  — «Свинтил?» Ну ты сегодня даешь! Хорошее словечко, надо запомнить.
  
  Я бросил на него раздраженный взгляд.
  
  — Нет. Он был совсем один.
  
  Между тем Загаев с едва заметным акцентом бормотал:
  
  — Кто вы такие? За что вы меня так? Посмотрите на мою машину. Ее теперь придется отдать в ремонт.
  
  Но меня сейчас мало занимали его сетования. Я все еще чувствовал боль в боку после спринтерского забега от палатки к парапету моста с почти двенадцатикилограммовым «снарядом» в руках.
  
  Один из агентов к тому времени успел изучить арсенал, найденный в багажнике «БМВ».
  
  — Ничего особенного, — доложил он. — Несколько автоматов, нелегально изготовленных в России, с которых магическим образом исчезли серийные номера. Две «беретты» калибра девять миллиметров, но с номерами. Оба пистолета краденые, что едва ли удивительно. Целая куча патронов. Но никакой взрывчатки.
  
  Он переложил все свои находки в багажник джипа Фредди.
  
  — Я требую присутствия моего адвоката!
  
  По-прежнему не обращая на чеченца ни малейшего внимания, я спросил Фредди:
  
  — Есть где-нибудь рядом местечко, чтобы спокойно поболтать?
  
  Вашингтон, как и вообще округ Колумбия, — это родной дом для десятков полицейских и прочих организаций, отвечающих за безопасность. Одни из них, подобно ЦРУ, хорошо известны широкой публике, другие, как моя собственная, предпочитают держаться в тени, а третьи, вроде фирмы Уильямса, настолько засекречены, что как бы вообще не существуют. Но объединяет их одно: все они нуждаются в зданиях, в офисах, где могли бы планировать свои операции и откуда руководить ими, как любая страховая или компьютерная компания. Многие из них — даже самые засекреченные — снимают площади в таком пригороде, как Тайсонс, где мы сейчас и находились. При этом недвижимость здесь недорогая, и это помогает сэкономить деньги налогоплательщиков.
  
  Кроме того, рядом полно таких заведений, как «Клайдс», кафе «Старбакс» и рестораны «Аригато» для любителей суши, — ведь даже шпионам необходимо время от времени подкрепляться.
  
  Фредди немного подумал, огляделся по сторонам и указал на скучную с виду белую постройку на противоположной стороне платной автодороги, всего метрах в двухстах от нас.
  
  — Подойдет, — кивнул я. — У вас есть какой-нибудь мешок?
  
  Один из агентов тут же нашел подходящий.
  
  — Нет! Вы не имеете права! — завопил Загаев. — Я честный гражданин.
  
  Я натянул на него мешок и усадил на заднее сиденье машины Фредди, предупредительно попросив наклониться, чтобы он не ударился головой. Другой агент уселся рядом и вежливо спросил:
  
  — Вы можете нормально дышать?
  
  — Черт! — заорал он в ответ. — Мать вашу так! Я никому этого не позволю. Мне нужен адвокат, и немедленно.
  
  — Он может дышать, — прокомментировал я слова Загаева, обращаясь к Фредди.
  
  Полчаса спустя мы уже оформили все процедуры доступа в здание, на которое указал старший агент ФБР. Как выяснилось, оно принадлежало довольно известной в широких кругах спецслужбе, и потому Загаева пришлось впихнуть внутрь через заднюю дверь.
  
  К этому времени сюда уже подъехала стройная сорокалетняя дама с короткой темной стрижкой и проницательным взглядом. На ней был строгий черный костюм, через плечо свисала тяжелая с виду сумка. Она работала на нашу организацию, выручая нас в ситуациях, которые я бы описал как не совсем обычные. Звали ее Роберта Cанторо, но мы привыкли обращаться к ней просто — Берт.
  
  Я поздоровался. Она, по обыкновению, не тратила лишних слов.
  
  — Готова? — спросил я затем.
  
  Она кивнула.
  
  Вместе мы спустились в полуподвальный зал для совещаний, где в кресле с руками, скованными наручниками за спиной, уже дожидался Загаев. С высокого штатива на него смотрела видеокамера. Красный огонек на ней подмигивал. Пленник встретил нас возмущенной репликой:
  
  — Вы же могли убить меня!
  
  — Это была всего лишь тыква, — парировал я. — Она не причинила бы вам вреда.
  
  — Нет, могли! Она пробила бы лобовое стекло и попала бы мне в голову. Почему здесь еще нет моего адвоката? — упрямо спросил он.
  
  Берт обошла вокруг стола и уселась во главе него. Руки она положила себе на бедра. Лицо ее при этом оставалось совершенно невозмутимым. Я ничего не сообщил ей о Загаеве, а она не потрудилась ни представиться, ни предъявить хоть какого-то удостоверения личности. Загаев посмотрел на нее, а потом вновь обратился ко мне:
  
  — Вы не имеете права этого делать! Я догадываюсь, как оружие оказалось в моем багажнике. Вы сами его подбросили.
  
  В теории игр личности противника не придается никакого значения. Существуют даже игры, в которых вы можете вообразить на месте партнера любого другого человека. Но для меня, когда я играю в настольную игру, видеть сидящего напротив соперника — едва ли не самое важное. Иногда в обеденный перерыв или после работы я захожу в свой игровой клуб в старой части города и, если чувствую себя не в форме для настоящей игры, просто наблюдаю за другими. Я слежу за их жестикуляцией, выражением глаз, за тем, как они держат карты, бросают кости, передвигают фишки или фигуры на шахматной доске. При этом я не высматриваю подсказок себе на будущее — у начинающих игроков слабости и так слишком очевидны, а опытные и талантливые себя не выдают. Мне просто нравится само действо — реакции людей, удовольствие, которое они получают, или же, напротив, разочарование и огорчение.
  
  Мне интересно, как каждый из них воспринимает победу или поражение.
  
  Мне интересно подметить внезапно задрожавшую руку.
  
  Вот и сейчас я внимательно всмотрелся в своего противника, словно мы всего лишь сидели за шахматной доской. У Загаева были округлой формы голова и двойной подбородок, который, впрочем, достаточно надежно прикрывала густая борода. Жирноватые волосы, похоже, еще не решили, пора им седеть или нет. По сведениям Дюбойс, ему было всего сорок три. Крупные черты, но цвет лица — анемичный. Каждые несколько секунд он нервно сжимал и разжимал кулаки. Впрочем, об этом я мог догадываться только по звяканью наручников у него за спиной. Шею Загаева украшали массивная золотая цепочка и амулет в виде иконы, показавшейся мне очень странной. Я был уверен, что узнал портрет царя Александра II, как я помнил из курса истории, умеренного реформатора — насколько это представлялось возможным в самодержавной России. Странно, подумал я, что чеченец избрал для себя именно такой образок.[20]
  
  Одевался Загаев очень дорого. Я такой одежды позволить себе не могу, да и не хотел бы. Его костюм был сшит на заказ из ткани с отливом, ее синий цвет напоминал небо, каким его изображают в книжках сказок для детей младшего школьного возраста. Ботинки из змеиной кожи сверкали под яркими потолочными лампами. При этом он потел самым отвратительным образом — запах тела в сочетании с луком я чувствовал через всю ширину стола.
  
  Я чуть склонился вперед. Крупным телосложением я не отличаюсь, это точно. Но вот что я подметил за годы работы «пастухом»: зачастую на людей нагоняют гораздо больший страх как раз не здоровяки. Вероятно, они сразу начинают предполагать, что такой, как я, причинит им гораздо более сильную физическую боль, чем обычный верзила с обрезком свинцовой трубы в руках. Загаев, который весил килограммов на двадцать больше, чем я, невольно отшатнулся.
  
  — Мне нужно знать, кто на тебя работает.
  
  — Я вовсе не плохой человек. — Загаев смотрел теперь на меня, ища сочувствия. Понятно, что заявление о своей полнейшей невиновности — наиболее распространенная стратегия в подобных играх. Но это всего лишь «бумага», которая всегда поддается «ножницам».
  
  — Это меня не волнует. С кем ты работаешь?
  
  Внезапно он разозлился, и в одно мгновение вся искательность во взгляде пропала.
  
  — Ни с кем! Я не участвую в заговорах. Не собираюсь угонять самолет или посылать в подземку самоубийцу с рюкзаком взрывчатки…
  
  Я искоса посмотрел на Берт. Она и бровью не повела.
  
  Мой взгляд не ускользнул, однако, от Загаева и привел его в замешательство. Он явно гадал, кто такая эта женщина.
  
  — Нам уже известен один из людей, связанных с тобой. Ты говорил с ним по телефону родственника одного из своих работников некоторое время назад.
  
  Его лицо исказила презрительная гримаса. Он пробормотал что-то себе под нос, а потом сказал:
  
  — Это был не я. Подставное лицо. Вы большие мастера по этой части.
  
  Я не реагировал на столь жалкие оправдания.
  
  — Что ж, Аслан, — сказал я, — нам приходится исходить из того, что ты член террористической группы, представляющей угрозу национальной безопасности. Принимая, конечно, во внимание и твои преступления шестилетней давности, связь с той парой пакистанцев.
  
  — Которых убили вы сами! Я не был ни в чем виноват. Я подписал признание только для того, чтобы от меня отстали. Или не прикончили.
  
  — Нам надо знать, кто еще замешан в этом деле, — продолжал я спокойно.
  
  — Замешан в чем?
  
  — Пойми, Аслан, — мне пришлось несколько сменить тон, — я ведь даже не специалист по допросам. Просто задаю тебе вопросы, которые позже зададут другие люди. И я не заманиваю тебя в ловушку. Это не моя стратегия, поверь.
  
  — Что само по себе может быть стратегией, — возразил он с похабной улыбочкой.
  
  — Считай, что твоя прежняя жизнь уже закончилась. У нас есть надежные улики против тебя. Оружие, связь с Генри Лавингом, твое стремление добыть информацию, которой владеет Джоанн Кесслер.
  
  Услышав о том, что мне известно, он тотчас перестал улыбаться.
  
  Берт следила за происходящим не двигаясь.
  
  Бегающие глазки Загаева постоянно натыкались на нее.
  
  — Что это за женщина? — спросил он, не выдержав напряжения. — Почему она ничего не говорит?
  
  — Кто еще с тобой работает?
  
  — Я работаю только в своей ковровой фирме и в ресторане. За что вы преследуете меня? Подложили оружие в мою машину, потом чуть не убили той штуковиной. У вас из-за этого могут возникнуть большие проблемы. У меня есть право на адвоката.
  
  — У нас есть запись твоего разговора.
  
  — Фальшивка, я же сказал. Мне все это надоело. Вы все время повторяетесь, сэр.
  
  Я вздохнул.
  
  Потом посмотрел на Берт. Она чуть заметно приподняла указательный палец.
  
  Я сначала поморщился. Сделал вид, что размышляю. Потом кивнул.
  
  Резко оттолкнув свое кресло назад, я поднялся.
  
  Берт выразительно посмотрела на камеру.
  
  Я подошел к ней, отключил, выдернул вилку из розетки, свернул шнур питания и, держа камеру под мышкой, направился в двери.
  
  Загаев молчал, но глаза его округлились. Должно быть, до него не доходило, зачем я убрал видеокамеру. И чего не собирался сохранить для потомков.
  
  Когда я открыл дверь, Берт встала и прошла у Загаева за спиной. Затем задернула шторку на зеркале, прозрачном с противоположной стороны. На ее лице заиграла самодовольная улыбка. Усевшись рядом с ним, она достала из кармана пиджака пластиковую коробку размером со среднюю книжку в мягкой обложке. Коробка пронзительно красного цвета словно предупреждала, что содержимое ее очень и очень опасно.
  
  Когда же она стала расстегивать на ней молнию, Загаев в голос охнул.
  
  Я шагнул в коридор, и дверь захлопнулась за мной.
  51
  
  — Постойте! — отчаянно выкрикнул наш пленник.
  
  Его физиономия побагровела.
  
  — Имейте хоть немного терпения, пожалуйста! Вы должны быть более снисходительны, умоляю! Для меня все это полнейшая неожиданность. Еду себе спокойно, никого не трогаю, как вдруг — бац! — я уже у вас в руках и моя жизнь под угрозой. Поймите, что я сбит с толку. Уверен, вы способны это понять!
  
  Я успел повернуться, прежде чем дверь окончательно закрылась, и придержал носком ботинка. Заглянув в комнату, я увидел, что Загаев не сводит глаз с красной коробки.
  
  Берт подняла на меня по-прежнему ничего не выражавший взгляд.
  
  — Вы напрасно растрачиваете наше время, — сказал я Загаеву.
  
  — Нет! Вам не придется больше ждать. — Его лицо выражало крайнюю степень отчаяния. — Умоляю…
  
  Я вернулся в помещение, оставил камеру у двери и склонился над столом.
  
  — Если вы согласитесь сотрудничать, гарантирую, что никто не причинит вреда членам вашей семьи. Их, быть может, допросят, а потом оставят в покое, если, разумеется, никто из них не совершал противоправных действий.
  
  — Что вы! Моя семья ни в чем не виновата.
  
  — В таком случае никто из них не подвергнется насилию. Мы позаботимся о том, чтобы их переселили в безопасное место. Я также обеспечу вам личную защиту на время суда, но все это, если вы будете с нами совершенно искренни. Я засвидетельствую, что вы сотрудничали с нами, и это примут во внимание ФБР и органы прокуратуры при выдвижении обвинения против вас, а потом и при вынесении приговора.
  
  — Вы действительно защитите мою семью? — спросил он, а потом добавил шепотом: — Даже от Генри Лавинга?
  
  — Да, — твердо ответил я. — Мы защитим вас всех и от него тоже.
  
  Загаев размышлял, казалось, целую вечность. Я посмотрел на его амулет — Александр II с импозантными усами. Бесспорно, самый либеральный из российских императоров, он отменил крепостное право, но все равно был казнен революционерами.
  
  — Хорошо, я на все согласен, — сказал наконец Загаев, обмякнув в кресле.
  
  Я сел на свое прежнее место, а Берт вернулась во главу стола.
  
  Наша организация не использует пыток для получения информации. Даже не макаем никого головой в ванну. И для этого у нас есть две причины. Первая и главная — как ни верти, а это незаконно и наказуемо в нашей стране. Во-вторых, проведя детальное исследование предмета, мы обнаружили, что анализ информации, полученной при помощи пыток, и построение потом из нее правдивой версии занимают слишком много времени. Гораздо полезнее данные, добытые более мягкими и тонкими методами допросов. К тому же пытки эффективно действуют на весьма ограниченное число людей.
  
  Поэтому и Берт Санторо была не нашим штатным «Великим Инквизитором», а менеджером нашего офиса в Старом городе, то есть выписывала счета, проверяла расходование бюджета и отвечала за покупку мебели или компьютеров. Ни в каких операциях она участия не принимала. Жена симпатичного мужа и мать четырех чудесных ребятишек, Берт была одной из тысяч правительственных служащих в округе Колумбия. Но при этом, наделенная холодной красотой и невозмутимостью характера, она великолепно играла роль агента со стальными нервами, готового с наслаждением вырвать вам ногти или приложить электроды к гениталиям, чтобы добыть нужную информацию.
  
  — Кто она такая? — шепотом спросил у меня Загаев. — Почему вы все время молчите? — обратился он к Берт, поскольку я ничего не ответил.
  
  А Берт, занятая в этот момент вопросом, сколько ей придется начислить мне прибавки к жалованью за сверхурочную работу, заставила его умолкнуть одним взглядом.
  
  — Не отвлекайтесь, Аслан! — одернул я его.
  
  Он бросил последний взгляд на красную пластиковую коробку, где, насколько я знал, хранился всего лишь набор повседневной косметики, вздохнул, и до меня опять донеслось позвякивание наручников, когда он заерзал в кресле.
  
  — Естественно, вы решили, что я плету заговор, строю ужасные планы уничтожения «неверных». Но это полная чепуха! Нет. Мой план касался только бизнеса, и ничего больше. Видите, я уже превратился в стопроцентного американца. Что меня волнует больше всего на свете? Его Величество Доллар!
  
  Но при этом он забеспокоился, увидев, что передо мною лежит закрытый блокнот.
  
  — Я собираюсь все рассказать вам. Начинайте записывать мою историю.
  
  Разумеется, каждый произнесенный в этом помещении звук попадал на ленту замаскированной видео- и аудиосистемы, а «Сони», лежавшая сейчас у двери, была установлена временно только для создания соответствующей атмосферы. Но, подумав, что ему действительно лучше не знать о тайной фиксации его показаний на пленку, я в самом деле взялся за свой блокнот.
  
  — Несколько лет назад, как вам известно, я имел дела с той парой из продуктового магазина. Их потом убили… Но лично я не питал к ним никакого уважения. Мне было плевать на то, какие они преследовали цели. Меня интересовали только деньги, а платили они мне исправно. И суммы перепадали значительные. Вы это знаете, если читали материалы. Поэтому их смерть огорчила меня: я потерял постоянный источник дохода. Мой бизнес здесь всегда развивался с переменным успехом. И вообще, успех — понятие условное, не так ли? В последнее время у меня возникли финансовые затруднения. Экономический кризис всему виной. Кому нужен ковер, если нечем платить взносы по ипотеке? Кто пойдет ужинать в мой эксклюзивный ресторан, если на эти деньги можно купить месячный запас замороженных продуктов в гипермаркете, чтобы кормить детишек? Приходилось ломать голову, на чем еще можно делать деньги. Какой еще сервис предоставить? Что еще я мог бы продать? И тут меня осенило. А не стоит ли узнать побольше о тех, кто стоял за операцией, при проведении которой шесть лет назад убили пакистанскую пару? Имеет ли ценность подобная информация? Я ведь запомнил ту женщину, наводчицу группы, расправившейся с ними, — Джоанн Кесслер. Предположим, она уже не у дел, но наверняка располагает ценными данными или назовет людей, осведомленных обо всем даже лучше, чем она сама. И я сделал несколько звонков. Несколько очень осторожных звонков своему старому знакомому в Дамаске. Он сообщил мне, что к информации подобного рода действительно есть интерес. Причем интерес этот тянет на много миллионов долларов. Этот же человек порекомендовал мне Генри Лавинга.
  
  Так вот в чем заключалась суть! Отчасти именно этого я и ожидал — Джоанн Кесслер стала мишенью, потому что слишком много знала о секретной правительственной организации. Но я предположил существование террористических мотивов с использованием «спящих» агентов, а на деле все сводилось к обычному бизнесу. Зная о цепкой коммерческой хватке Загаева, следовало сразу догадаться об этом.
  
  — Сколько вы должны заплатить Лавингу?
  
  — Миллион долларов. Половина — аванс. Остальное, если ему удастся вытащить из Джоанн Кесслер необходимую информацию.
  
  — А если бы вы захотели отменить операцию?
  
  — Все равно пришлось бы заплатить всю сумму.
  
  — Где сейчас Лавинг?
  
  — Не знаю. Аллахом клянусь, да будет благословенно имя его! Я встречался с Лавингом всего один раз. На прошлой неделе в Западной Виргинии.
  
  — Почему именно там?
  
  Загаев пожал плечами:
  
  — Должно быть, потому что это в стороне от больших городов. Он опасался, что его опознают, если прилетит в Вашингтон.
  
  — Продолжайте.
  
  — Я передал ему первую часть платежа наличными. Ему не нравятся денежные переводы, — кривая усмешка, — не говоря уже об именных чеках.
  
  — И больше вы с ним не виделись?
  
  — Нет. Только обменивались текстовыми сообщениями и говорили по телефону. Он проинструктировал меня о том, какими условными словами пользоваться — из области строительства и тому подобного.
  
  — По какому номеру вы звонили ему?
  
  Загаев продиктовал мне номер, и я сразу понял, что это цепочка подставных серверов. Отследить такой телефон невозможно. Первоначальный код принадлежал одной из мелких стран Карибского бассейна.
  
  — А вертолет? Он принадлежал вам?
  
  — Нет. Он принадлежит одному из моих партнеров по ресторанному бизнесу.
  
  — Зачем вам понадобилось оружие?
  
  — Он дал мне его для личной защиты. Но потом позвонил и кодовым словом велел избавиться от него. Вероятно, Лавинга испугало, что люди, занимающиеся охраной Джоанн, сумеют найти его.
  
  Загаев закусил нижнюю губу и снова бросил взгляд на красную коробку.
  
  — Поверьте, я понятия не имел, насколько опасен Лавинг! Будь у меня возможность получить информацию от той женщины — наводчика опергруппы — любым другим путем, я бы так и сделал. Богом клянусь, да пребудет вовеки светел лик его, я даже не подозревал, что Лавинг захочет использовать девочку как орудие шантажа.
  
  Я припомнил, что он действительно говорил нечто подобное на той записи, которую сделал Фредди.
  
  — Кто еще работает с Лавингом? Сколько у него в команде людей?
  
  — Всего один. Из бывших военных. Его я тоже видел только однажды. Высокий, с короткой светлой стрижкой. Носит зеленую куртку. Как его зовут, не знаю.
  
  — И больше никого?
  
  — Насколько мне известно, нет.
  
  — Оставлю вас ненадолго. — Я поднялся и вышел из комнаты, дав Загаеву побыть наедине с Берт, наводившей на него ужас.
  
  Я нашел Фредди в прекрасном расположении духа.
  
  — Он поет, как Бритни.
  
  — Да, это хорошо. Он работает один и сам разработал план. Сирийцы могут стать покупателями его «товара», но это он вышел на них, а не наоборот. Им же скорее всего даже неизвестно, кто такая Джоанн.
  
  После того как чеченец оказался в наших руках, единственной реальной угрозой для Кесслеров оставались Лавинг и его подельник, но и они перестанут представлять опасность, едва узнают, что заказчик арестован. Им придется поспешно скрыться.
  
  — Что ты собираешься делать? — спросил агент ФБР.
  
  В моем распоряжении были два стратегических плана, но, поразмыслив, я решил, что на самом деле выбора у меня нет.
  52
  
  И снова ожидание.
  
  В четыре часа пополудни мы расположились среди ровного поля за деревьями рядом с парком, раскинувшимся теперь на месте первой битвы при Манассасе или — если вы сторонник северян — первой битвы при реке Буллран.[21]
  
  Где-то поблизости Томас Джонатан Джексон проложил своим войскам путь через густые заросли и плотный огонь противника, заслужив почетное прозвище Каменная Стена.
  
  И мы ждали. Просто ждали в безветренный облачный день.
  
  — Это самое опасное занятие из всех возможных, — учил меня Эйб, а я передал его науку своим протеже. — Ожидание. В силу самого характера твоей работы. Ты «пастух», и у тебя живой подвижный ум. Ему необходимы стимуляторы — хоть кокаин, хоть игра в крестики-нолики, хоть «кубик Рубика». Простое ожидание притупляет твой разум, ты начинаешь скучать. Но как раз скуки ты себе и не можешь позволить, поскольку киллер или «дознаватель» никогда не ждут. Почему? Потому что вся их энергия, все усилия направлены на то, чтобы подобраться к тебе как можно ближе.
  
  Этот урок я усвоил очень твердо. Тем более что Лавинг действительно имел привычку обрушиваться как снег на голову. Но от этого ожидание не делалось менее томительным. Я внимательно всматривался в окрестности. Даже за столь короткое время Фредди сумел мобилизовать четыре группы настоящих спецов по части тактических операций, у каждого из которых за плечами был опыт боевых действий, и вертолетами перебросить их в ближайший к нужному месту квадрат, но так скрытно, чтобы их не заметил Лавинг. Мы сами прибыли сюда на машинах полчаса назад, оставили автомобили на парковке у торгового центра, протянувшегося вдоль шоссе, и остававшиеся сто с небольшим метров прошли пешком сквозь кусты и поросшие тростником луга. В воздухе шелестели крыльями птицы, из-под ног выскакивали напуганные кузнечики.
  
  Собравшись в условленной точке, которая располагалась на бывшем поле битвы, казавшемся теперь слишком маленьким для масштабного сражения 150-летней давности, мы заняли позиции позади рощи. Она окружала заброшенную автостоянку, где Загаев условился встретиться с Лавингом. На стоянке прежде оставляли свои машины работники склада или небольшой фабрики, но ее уже снесли. Я, Фредди и каждый из его людей имели специальные средства связи с практически невидимыми со стороны наушниками и микрофонами, которые передавали тем не менее самый слабый шепот. Каждый комплект «тянул» на две тысячи баксов.
  
  Однако располагались на позициях мы в абсолютной тишине — все-таки здесь собрались самые опытные профессионалы.
  
  У дальнего конца парковки стояла машина Загаева, но издали были видны только очертания головы человека, сидевшего за рулем. Чеченец ударился в панику, когда я сообщил ему, что он должен позвонить «дознавателю», отменить заказ и назначить встречу для окончательного расчета.
  
  Подвергать его жизнь опасности не входило в мои планы. Я не мог рисковать Загаевым. Конечно, мною двигала и гуманность, но главным образом он был мне нужен для показаний в суде против Лавинга, когда до этого наконец дойдет дело. Мне к тому же хотелось бы самому передать его в руки Уэстерфилду, чтобы вспыльчивый прокурор отвязался от меня. Конечно, Загаев не представлял собой фигуру устрашающего террориста для первых полос газет, но он послужил бы достаточным утешением для мстительного человека, у которого скоро отнимут любимую игрушку в виде громкого финансового скандала в столичной полиции.
  
  А потому в машине сидел не Аслан Загаев и даже не один из оперативников ФБР. За рулем расположился Омар — робот с головой и торсом. Несколько моторчиков внутри которого позволяли достоверно имитировать основные движения человека. При этом запрограммировать устройство можно было так, чтобы Омар выглядел скучающим, или пьяным, или (что пускалось в ход чаще всего) нервничающим и нетерпеливым. Рассмотрев его ближе, вы сказали бы, что аниматоры Диснея нарисовали бы лицо и получше, но внутри машины или в сумраке эта голова легко стала бы приманкой для пули снайпера. Омар (а была еще Омарина — блондинка или брюнетка с пятым размером бюста) выпускался в виде белого, чернокожего и латиноамериканца.
  
  — До чеченцев пока руки не дошли, сынок, — извинился Фредди.
  
  Но самое замечательное свойство Омара заключалось в том, что он не был простой «подсадной уткой». Все пространство вокруг робота пронизывали невидимые ультрафиолетовые и инфракрасные лучи. Лавинг или его партнер наверняка будут стрелять с некоторой дистанции. Но как только они выпустят в голову Омара (пустую, а потому легко заменимую деталь) традиционные три пули, компьютерная программа мгновенно вычислит траекторию выстрелов, скорость полета пуль и передаст нам координаты места, где расположился стрелок, с точностью до полутора метров.
  
  Вопрос только в том, клюнет ли Лавинг на эту приманку.
  
  Я надеялся, что он появится. Еще из Тайсонса Загаев вышел на связь с «дознавателем». По сценарию, подготовленному мною для него, чеченец сообщил Лавингу, что решил свернуть операцию. Он расплатится с ним сполна, а потом каждый пойдет своей дорогой. Я, разумеется, слышал их разговор и заметил в голосе Лавинга нотки разочарования. «Не потому ли он расстроился, что приходилось прекратить поединок со мной?» — подумалось мне тогда.
  
  Но я тут же одернул себя, ибо пытался навязать Лавингу то, что на самом деле чувствовал только сам.
  
  Кроме того, по моему настоянию Загаев как бы вскользь спросил Лавинга, знает ли еще кто-нибудь, что его нанял именно он. «Дознаватель» заверил, что не говорил об этом ни одной живой душе. Таковы правила игры. Поступить иначе стало бы верхом непрофессионализма.
  
  Само собой, я попросил Загаева задать этот внешне вполне естественный вопрос не без задней мысли. Мне хотелось, чтобы у Лавинга зародилось подозрение: уж не хочет ли заказчик расправиться с ним и оставить себе вторую часть гонорара?
  
  А потому у меня имелись веские основания ожидать, что Лавинг явится сюда, преследуя цель устранить человека, знавшего его лично и, возможно, располагавшего некоторой другой компрометирующей информацией.
  
  Прав ли я в своих ожиданиях?
  
  С Лавингом ничего нельзя было сказать наверняка.
  
  Как в «Дилемме заключенного». Преступник № 1 никак не мог быть стопроцентно уверен, что второй откажется сознаваться. А вкладчик банка не способен предсказать, поведут ли себя другие вкладчики стойко или бросятся изымать деньги со счетов.
  
  Впрочем, хотя многие экономисты и математики упорно не желают это признавать, вся теория игр построена на случайностях. Я не верю в слепую удачу, но верю в силу обстоятельств. Они сложились против меня в Род-Айленде. Так, быть может, сегодня игра закончится в мою пользу?
  
  До нас доносились шум моторов с шоссе, стрекотание насекомых, лай собак, отдаленные крики детей, приехавших на экскурсию туда, где летом 1861 года сошлись в схватке более тридцати пяти тысяч человек, пять тысяч из них были убиты или ранены. И сам я сейчас укрылся за деревьями, которые не были еще даже семенами, когда все это произошло.
  
  Встречу назначили на без четверти пять. Стрелки часов несколько минут назад уже миновали эту отметку.
  
  Внезапно в отдалении светлая машина резко свернула на дорожку, ведущую к окруженной нами стоянке. Поворот с визгом шин — это стандартный тактический ход. Его цель — не уйти от преследователей, а проверить, есть ли за тобой «хвост». Стоит включить указатель поворота, водитель другой машины сделает то же самое. Но если съехать в сторону внезапно и внимательно наблюдать в зеркало заднего вида за реакцией шофера идущего следом автомобиля, можно вычислить преследователя, даже если он проедет мимо. Резкий маневр этой машины наводил на мысль, что она вполне могла принадлежать Лавингу.
  
  Поскольку не все офицеры опергрупп видели дорогу, заместитель Фредди оповестил их о появлении постороннего автомобиля. Сам того не желая, я весь напрягся, вспоминая Лавинга при нашей встрече лицом к лицу у склада, где мы устроили ловушку. Рука потянулась за спину и легла на «глок». Сделал я это чисто инстинктивно. Со мной были люди куда более искушенные и умелые, лучше, чем я, действующие в подобных обстоятельствах. Убрав ладонь с рукоятки пистолета, я следил за продвижением светлого автомобиля.
  
  Был ли это «дознаватель»? Ведь дорога не вела к историческому полю битвы. На самом деле она вообще никуда не вела. Тем не менее в машине могла оказаться молодежь, решившая покурить «травки» или выпить пива. Или в ней мог сидеть чокнутый фанат истории Гражданской войны, решивший взглянуть на место сражения под необычным углом. Не было в соседнем Манассасе недостатка и в торговцах метедрином. Быть может, они здесь забили «стрелку»?
  
  Не доезжая до парковки, где по-прежнему стояла машина Загаева, вновь прибывший автомобиль нырнул под прикрытие густых кустов.
  
  Потом в наушнике я услышал шепот:
  
  — Третий докладывает. Из машины вышли двое мужчин. В гражданском. Один из них вооружен пистолетом. Пробираются к стоянке через заросли.
  
  Лавинг и его партнер? Как я надеялся, что сюда явятся оба!
  
  — Вас понял. Всем группам оставаться на местах. Не шевелиться и не издавать ни звука. Снайпер номер один, вы можете взять на прицел прибывшую машину?
  
  — Никак нет.
  
  — Вас понял.
  
  Мне вдруг подумалось, уж не протеже ли Лавинга его партнер, подобно тому, как сам я был у Эйба, а Дюбойс теперь у меня? Обучает ли Лавинг его секретам профессии, как обучали в свое время меня, и как теперь читаю свои импровизированные лекции я? Поначалу мысль показалась несуразной, но потом я спросил себя: а чем же, собственно, она так нелепа? Таинства любого искусства должны кем-то передаваться из поколения в поколение.
  
  — Докладывает группа два. Объекты наблюдения переместились к западной стороне стоянки и ищут подходы к машине Загаева.
  
  Затем донеслось едва слышное указание Фредди:
  
  — Поверните голову Омара, но не прямо в их сторону.
  
  — Выполняем.
  
  Робот «посмотрел» в сторону. Голова его при этом повернулась вбок и чуть наклонилась. Человек, управлявший электронным манекеном, был мастером своего дела.
  
  — Объекты изучают обстановку. Так, они разделились. Приближаются к машине каждый со своей стороны. Теперь видим оружие у обоих. Автоматические пистолеты.
  
  — Понял вас.
  
  Значит, они не полагались на снайперский выстрел, а собирались стрелять наверняка с близкой дистанции, что, конечно, всегда надежнее.
  
  Или же, продолжал прикидывать варианты я, убивать Загаева вовсе не входило в их намерения. Быть может, план такой: партнер обеспечивает безопасность Лавинга, пока тот получает причитающиеся ему деньги. Потом — рукопожатие, и они мирно расстанутся.
  
  Я тяжело дышал, и мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не податься вперед и не взглянуть поверх кустов на происходящее. Набрякшая у меня на спине от напряжения крупная капля пота скатилась вдоль позвоночника. Я невольно вздрогнул и резко обернулся, хотя прекрасно знал, что ни Лавинг, ни кто-то другой не смогли бы сейчас незамеченными подобраться сзади при таком количестве офицеров ФБР в округе.
  
  Естественно, я не увидел ничего, кроме поля и зарослей кустов поодаль.
  
  — Командир! Установлен полный визуальный контакт. Оба подозреваемых на позициях, удобных для задержания.
  
  — Даю добро на проведение операции, — сказал Фредди.
  
  — Вас понял. Начинаем задержание. По моей команде. Группы третья и первая, применить светошумовые гранаты. Потом внезапная атака. Обойти их сзади и с флангов. Ждите приказа… Пока ждите приказа.
  
  Интересно, какими средствами связи перед атакой пользовались здесь войска в июле 1861 года?
  
  — Пора! Вперед! Все вперед!
  
  До меня донеслись несколько взрывов, вспышки неестественного света озарили окрестности, когда опергруппы начали действовать.
  
  У меня затекла рука, но, слава Богу, левая, а не та, в которой я привык держать пистолет. Теперь я почти поднялся из своего укрытия, жадно вдыхая воздух и понимая, что перед этим на добрую минуту затаил дыхание.
  
  Оперативники были уже на месте с громкими криками, как их и обучали:
  
  — Это ФБР! ФБР! Всем лечь на землю! Руки! Покажите свои руки!
  
  — Мы их взяли, но… — передал по рации один из офицеров.
  
  Последовала пауза.
  
  — Группа три — командиру. Необходимо ваше присутствие на месте. Прием.
  
  Что там такое происходило?
  
  — Ничего не понимаю…
  
  — Б…ь!
  
  У меня стало тяжело на сердце от того, что я слышал. Едва ли то были признаки успешно проведенной операции.
  
  Как только я вышел, у меня появилась версия, и она тут же полностью подтвердилась.
  
  Оба задержанных охотника на Омара размахивали жетонами офицеров полиции. Это были, конечно же, сыщики из полицейского управления округа Принц Уильям. Они прибыли сюда по ложному сообщению о крупной партии наркотиков в машине на заброшенной стоянке, которое, несомненно, сделал сам Лавинг, едва закончив разговор с Загаевым.
  
  Он обвел нас вокруг пальца, и у него теперь сколько угодно времени для того, чтобы скрыться в неизвестном направлении.
  53
  
  Я разговаривал с Клэр Дюбойс.
  
  — Лавинг пустился в бега. Возможно — на машине, но, думаю, ему необходимо сейчас убраться как можно дальше отсюда. Покопайся в базах данных по заказам авиабилетов. Проверь, не бронировал ли кто места в самолете после его беседы с Загаевым — а это было около трех — с вылетом сегодня. Возможно, из Алена Даллеса, Национального в Вашингтоне или балтиморского аэропортов, хотя ему по-прежнему предпочтительнее держаться подальше от них. Особенно теперь, когда ему известно, что мы перевербовали Загаева.
  
  — А железная дорога? — спросила Дюбойс.
  
  — Фредди предупредил транспортную полицию, чтобы выслеживали его на станциях. Но лично я думаю, поезд для него сейчас — это слишком медленно и опасно.
  
  — Займусь этим сейчас же.
  
  Загаев, конечно, понятия не имел, куда мог направиться Лавинг. Он знал только, что перелет в Чарлстон, штат Западная Виргиния, занял у него примерно пять часов. А это значило, что базировался он где-то на западном побережье, если не в Мексике, Канаде или на Карибах.
  
  Офицеры ФБР собирали снаряжение. Мы побеседовали с местными полицейскими, но нас не удивила информация, что звонок, по которому они сюда выехали, был анонимным, а телефон звонившего отследить не удалось. Понятно, что сыщиков не обрадовало то, как с ними обошлись.
  
  — Звонивший сказал, что тут один парень приторговывает оружием с армейских складов прямо из багажника своей машины. Что нам оставалось делать? Господи, ну и напугали же вы нас! Светошумовые гранаты! Я до сих пор почти ничего не вижу. Придется подать жалобу нашему руководству.
  
  Оставалось признать, что Лавинг вновь поступил чрезвычайно ловко, сделав свой звонок. Если бы он заявил о продаже наркоты или о криках девушки, которые якобы слышал в районе стоянки, сюда нагрянули бы обычные патрульные машины и полицейские в полной выкладке. Торговля оружием — другой коленкор. Такими случаями занимаются детективы в штатском. Их мы и приняли за Лавинга и его партнера, дав тем двоим больше времени на подготовку бегства.
  
  — Как он догадался, что Загаев действует под нашу диктовку? — спросил Фредди.
  
  — Не забывай, что он этими дерьмовыми делами занимается многие годы.
  
  Кажется, я удивил его.
  
  — Это сказано с юмором или работа у вас обоих действительно дерьмовая? — спросил агент ФБР.
  
  Десять минут спустя мне перезвонила Дюбойс.
  
  — Через пять минут после разговора Загаева с Лавингом некто по имени Ричард Хилл забронировал место на самолет из Филадельфии в Сиэтл. Это был ближайший по времени рейс, на который оставались билеты.
  
  — Почему ты считаешь, что это Лавинг? Таким псевдонимом он никогда не пользовался.
  
  — Ну во-первых, потому что настоящий Ричард Хилл мертв. По его свидетельству о рождении были получены водительские права через два года после его кончины.
  
  — Человек-призрак — один из самых распространенных способов обзавестись фальшивым удостоверением личности.
  
  — Совершенно верно. Но у нас есть и более веские улики. Авиакомпания записывает звонки. Они прислали мне фрагмент. Образец голоса полностью совпадает.
  
  — Когда вылет?
  
  — Теперь уже меньше чем через три часа.
  
  — Он заказал один билет? — Я подумал о напарнике с волосами цвета песка.
  
  — Нет, два. Второе имя — тоже фальшак, тоже принадлежит мертвецу.
  
  Я сказал Дюбойс, что скоро свяжусь с ней опять, подозвал к себе Фредди и поделился с ним новостями. Он лукаво усмехнулся:
  
  — Твоя помощница работает гораздо быстрее моей. Знаешь, Корт, я, пожалуй, переманю ее к себе.
  
  Потом он позвонил в филадельфийское отделение ФБР и ввел коллег в курс дела. Повернувшись ко мне, сообщил:
  
  — Они будут в аэропорту через двадцать минут.
  
  — Нужна аккуратность, Фредди. Позвони им еще раз и объясни, что с Лавингом нужно действовать тонко. Они должны оставаться невидимками до самой последней минуты.
  
  — Они всегда работают аккуратно.
  
  Я скептически покачал головой.
  
  — Хорошо, я перезвоню им, — сказал Фредди, а потом спросил с усмешкой: — А сам-то приедешь на охоту?
  
  Я подумал о Род-Айленде, вспомнил об Эйбе, и мне стало трудно преодолеть желание присутствовать при аресте Лавинга.
  
  Как же мне хотелось быть там!
  
  Но я ответил:
  
  — Придется предоставить разобраться с этим вам, парни. Мне нужно вернуться на явку, чтобы присматривать за клиентами.
  
  — Да зачем тебе это? Считай, что дело закончено, Корт!
  
  — Верно, Фредди, закончено. Но они все еще нуждаются в защите.
  
  — Единственный заказчик сидит у нас под замком, а «дознаватель» ударился в бега. От кого еще тебе нужно их защищать, Корт?
  
  — От них самих.
  54
  
  Судя по атмосфере, царившей в конспиративном доме у Грейт-Фоллз, то, что я сказал Фредди, было вполне справедливо.
  
  Я вернулся туда в самый разгар ссоры между сестрами. Причем перебранка была столь яростной, что даже мое появление с важнейшими для всех них новостями по делу не остановило ее. Райан при этом не присутствовал.
  
  — Я была вне себя. — Джоанн резко хлопнула себя ладонями по бедрам. — Неужели ты не понимаешь? В таком состоянии люди часто говорят то, чего вовсе не думают. Перестань! Ты не должна уезжать от нас!
  
  — Я давно хотела это сделать.
  
  — Но ведь не обратно к Эндрю, надеюсь?
  
  — Да, к нему. Он изменился.
  
  — О, я тебя умоляю, Мари! Такие мужланы, как он, не меняются никогда. Они только притворяются. Могут наизусть цитировать брошюры программы «Двенадцать шагов». Но на самом деле остаются прежними.
  
  — Не желаю обсуждать это с тобой.
  
  — Но он уложил тебя на больничную койку!
  
  — Все, хватит! — резко выкрикнула Мари, обрывая разговор взмахом руки.
  
  После нескольких мгновений напряженного молчания обе женщины повернулись наконец ко мне.
  
  — Прошу уделить мне немного внимания. Должен сообщить вам обо всем, что произошло, — сказал я.
  
  Бросив на сестру еще один взгляд, огорченный и недовольный, Джоанн уселась на диван.
  
  — Где Райан? — спросил я.
  
  — Здесь, — донесся голос полицейского, входившего в гостиную. Он пил кофе, но, вероятно, сдобренный порцией виски, хотя запаха спиртного я не уловил. Пройдя мимо жены и ее сестры, Райан опустился в кресло с высокой прямой спинкой, стоявшее в углу комнаты. Присутствия женщин он, казалось, даже не замечал, пристально глядя в мою сторону.
  
  Вызвав сюда же Лайла Ахмада и Тони Барра, я обратился ко всем собравшимся:
  
  — Мы арестовали заказчика, а Лавинг покинул окрестности Вашингтона. Подтвердилось, что нанял его Загаев. Но с терроризмом дело не связано, по крайней мере прямо. — Я посмотрел на Джоанн. — Его целью было выбить из вас ценную информацию, которую он собирался выгодно продать.
  
  Райан Кесслер никак не реагировал на мои слова, а на жену даже не взглянул.
  
  — Значит, все закончилось? — спросила Мари. — В таком случае мне хотелось бы отправиться домой. То есть к ним домой, чтобы забрать свои вещи.
  
  Пришлось ее разочаровать.
  
  — Мне очень жаль, но пока это невозможно. Мы еще не арестовали Лавинга и его партнера. Я на девяносто девять процентов уверен, что вам больше не грозит опасность, но для всех лучше пожить здесь до окончательного завершения операции.
  
  Я ожидал услышать ответ в том же стиле, в каком Мари разговаривала с сестрой, или возразить на любое иное проявление недовольства, но она окинула меня неожиданно мягким взглядом и вымолвила:
  
  — Если вы считаете, что так надо, значит, надо.
  
  Я не сразу понял ее перемену в отношении ко мне. Тем более что слова сопровождались легкой улыбкой.
  
  — А что с моей дочерью? — спросил Райан.
  
  Он употребил местоимение в единственном числе. Это заметил я, но и Джоанн явно не пропустила мимо ушей.
  
  — Теперь она может присоединиться ко всем нам, как и Билл Картер. Я уже связался с ним, и один из моих знакомых тюремщиков везет их сейчас к условленному месту. Я отправлюсь за ними и доставлю их сюда.
  
  У Джоанн помертвел взгляд. Она понимала, что либо ей самой, либо мужу придется серьезно поговорить с девочкой о прошлой работе ее мачехи.
  
  Я отправился к себе в закуток и откинулся в кресле, издавшем подо мной уютный легкий скрип. Фредди сообщал, что вертолет уже доставил опергруппы в филадельфийский аэропорт, где офицеры ФБР заняли позиции на парковке и вокруг терминала, приступив к изучению обстановки. Если исходить из того, что по пути в аэропорт Лавинг едва ли осмелится гнать машину с превышением скорости, прибыть туда он должен был только часа через полтора.
  
  Потом меня ждало общение с Ароном Эллисом, которому тоже пора было узнать окончательные подробности происшедшего.
  
  — Полагаю, ты ожидаешь от меня поздравлений? — спросил мой босс, и его фраза неловко повисла в воздухе. А когда он продолжил, тон его не предвещал ничего хорошего: — Корт, мне звонил сенатор Стивенсон.
  
  — То есть не Сэнди Албертс, а сенатор собственной персоной?
  
  — Да. И звонил он мне по поводу тебя.
  
  — Подожди секунду. — Я поднялся, плотно закрыл дверь своего «кабинета» и снова сел за стол. Сделал глубокий вдох. И вернулся к разговору с Ароном. — Ну, рассказывай.
  
  — Он задавал мне вопросы, на которые я не мог ответить. — Эллис помолчал. — Мне нужна правда, Корт. Ты попал на прицел к Стивенсону?
  
  — Скорее всего да. — Скрывать это теперь не имело смысла.
  
  — Каким же образом? — мрачно спросил Эллис.
  
  Немного обдумав, как лучше ему это преподнести, я ответил:
  
  — Когда Лавинг убил Эйба, мною овладело безумное желание добраться до этого гада. Но он ухитряется заметать следы, как никто другой, кого я когда-либо знал. И тогда мне удалось включить его имя в некоторые списки.
  
  — И все?
  
  — Признаюсь, это были не только списки особо опасных. Я добавил его имя в базу данных преступников, ордер на арест или прослушку разговоров которых можно было получить автоматически.
  
  — Ты сумел проникнуть… — Эллис перешел почти на шепот. — Ты имеешь в виду, что не обращался ни к одному судье?
  
  — Нет. Я получил прямой доступ в систему. Если бы я каждый раз дожидался, пока ордер подпишет судья, шансов поймать нашу птичку не оставалось бы никаких. И послушай, Арон, я не собирал таким образом незаконных улик, которые решился бы потом использовать в суде. Боже упаси! Мне это было нужно, чтобы найти Лавинга.
  
  — Господи… Когда мы в субботу встречались с Уэстерфилдом, он сказал, что приказ «дознавателю» был перехвачен ими путем законной проверки электронной переписки. То есть существовал ордер. Это была одна из твоих проделок?
  
  Да, это был мой фальсифицированный ордер, и пришлось признать:
  
  — Увы, это так.
  
  — Стало быть, когда ко мне заявился Албертс, чтобы поговорить с тобой, он уже что-то знал?
  
  — Скорее, догадывался. — Я спрятал концы в воду довольно надежно, но в своем рвении добраться до Лавинга мог где-то наследить. — Он или сам Стивенсон пытаются выявить сейчас случаи выдачи «левых» ордеров, и там можно нарыть кое-что указывающее на меня. Албертс ведь и Фредди звонил. И тоже расспрашивал обо мне.
  
  В трубке я услышал отчетливый скрип. Мне представилось, как мой босс в волнении раскачивается в своем кресле, ширина спинки которого точно соответствовала ширине его плеч.
  
  Я понял, что Эллису лучше увидеть картину во всей ее неприглядной полноте.
  
  — Самое хреновое, — сказал я, — то, что Стивенсону совершенно наплевать, спас мой фальшивый ордер от смерти семью Кесслер или нет. Я теперь много о нем знаю. Для него это вопрос принципа. Он собирается проводить эти слушания не для того, чтобы его переизбрали, не для роста популярности партии и появления своих портретов в газетах. Он искренне верит в закон и порядок. А слежка без ордера — преступление.
  
  Как, разумеется, и слежка по подложному ордеру.
  
  Мне припомнилось неприятное чувство, охватившее меня, когда я прочитал выступление Стивенсона и понял, что такой может быть моим злейшим врагом: могущественный политик с глубочайшей убежденностью в своей правоте. В особенности когда человек, которого он собирался сделать своей мишенью — то есть я сам, — был настолько очевидно не в ладу с законом.
  
  Такое же гадкое чувство возникло у меня, когда я понял, что уже ищу компромат на Стивенсона, все, что заставило бы его отказаться от мысли вызвать повесткой на слушания меня. Да, признаюсь, я не идеален — и тоже в случае необходимости готов надавить на уязвимые точки людей. Но у Стивенсона их, похоже, просто не было. Ему нравились молоденькие девушки, но для холостяка это не выливалось в проблему. Его избирательные кампании финансировались большей частью из фондов политических организаций, поддерживающих консервативную партию в Вашингтоне. Но из тех же источников черпали средства все политики, только его снабжали деньгами охотнее и щедрее, чем многих других. Даже его помощник Сэнди Албертс проявил предусмотрительную щепетильность: перейдя в штаб Стивенсона, он оборвал все связи с компаниями, чьи интересы прежде лоббировал.
  
  Зацепиться было не за что.
  
  И я не располагал ничем, что мог бы предложить ему в обмен на иммунитет. К тому же я представлял собой именно то явление, которое он стремился разоблачить и искоренить: правительственный агент, работающий на глубоко законспирированную организацию и слишком легко обходящий законы своей страны.
  
  — На чем вы со Стивенсоном остановились? — спросил я.
  
  — Он затребовал материалы по всем делам, которые ты вел за последние несколько лет, когда доходило до суда над преступниками.
  
  Чтобы установить, не были ли наемные убийцы или «дознаватели», которых я помог усадить за решетку, приговорены судом на основании незаконно полученных записей.
  
  — Это касалось только Лавинга. Во всех остальных случаях я чист.
  
  — На него этот аргумент едва ли подействует.
  
  Верно. Не подействует. Преступление, даже совершенное однократно, не перестает быть преступлением.
  
  — Ты же понимаешь, — продолжал Арон, — что если я не пришлю ему материалы добровольно, их придется выдать по постановлению суда? И тебе придется давать показания во время слушаний.
  
  Что поставит крест на моей карьере «пастуха».
  
  А еще, вполне вероятно, станет началом крайне неприятного судебного процесса, чреватого для меня несколькими годами тюрьмы.
  
  — Но мы сейчас так близки к тому, чтобы взять Лавинга, — сказал я, съехав от напряжения на самый край кресла. — Пожалуйста, сделай все возможное, чтобы Стивенсон…
  
  Мой босс, обычно воплощенное спокойствие, на этот раз был близок к тому, чтобы наорать на меня.
  
  — Я и так ловчу, как могу, помогая тебе в этом х…м деле, Корт!
  
  — Знаю. Я буду добровольно и искренне сотрудничать со Стивенсоном. Обещаю. Но только после того, как мы прищучим Лавинга. Потом я готов нести полную ответственность за все, что сделал.
  
  — Ты должен прекрасно понимать, в какое жуткое положение поставил всю нашу организацию, Корт. Мы не можем допустить, чтобы наше грязное белье полоскали публично.
  
  — Я знаю, прости, Арон.
  
  — Мне, возможно, удастся продержаться день или два. Но как только поступит постановление суда, я буду уже бессилен.
  
  — Понимаю. Спасибо, Арон.
  
  Я отключил телефон и откинулся в кресле, потирая воспаленные глаза и чувствуя себя совершенно опустошенным. Удастся ли мне еще выйти сухим из воды? Даже если удастся избежать тюремного срока, мою работу в ее нынешнем виде можно уже считать законченной. Сейчас я помимо воли вспомнил какие-то старые операции, которые проводил, лица прежних клиентов…
  
  Я подумал о Клэр Дюбойс.
  
  И конечно, об Эйбе Фэллоу.
  
  Но потом усилием воли я заставил свои мысли переключиться. Что бы ни сулило будущее, моя работа по делу Кесслеров еще не доведена до конца. Необходимо взять Лавинга и его партнера. И нужно подготовить все документы для выдвижения обвинения против заказчика. Вот где я не мог допустить ни единой промашки. Это будет железобетонное обвинение, и никто не найдет в нем ни единой улики, полученной по сфабрикованному ордеру.
  
  Я нашел распечатку показаний Аслана Загаева и взялся за чтение.
  
  «Мой бизнес здесь всегда развивался с переменным успехом. И вообще, успех — понятие условное, не так ли? В последнее время у меня возникли некоторые финансовые затруднения. Экономический кризис всему виной. Кому нужен ковер, если нечем платить взносы по ипотеке? Кто пойдет ужинать в мой эксклюзивный ресторан, если на эти деньги можно купить месячный запас замороженных продуктов в гипермаркете, чтобы кормить детишек? Приходилось ломать себе голову, на чем еще я мог делать деньги. Какой еще сервис предоставить? Что еще было у меня ценного, что я смог бы продать? И тут меня осенило. А не стоит ли узнать побольше о тех, кто стоял за операцией, когда убили пакистанскую пару шесть лет назад? Насколько ценной может быть подобная информация? Я ведь запомнил ту женщину, что была тогда наводчицей группы, которая с ними расправилась, — Джоанн Кесслер. Предположим, она больше не у дел, но все равно наверняка располагает ценными данными или сможет указать на людей, которые осведомлены обо всем даже лучше, чем она сама.
  
  И я сделал несколько звонков. Несколько очень осторожных звонков своему старому знакомому в Дамаске. Он сообщил мне, что к информации подобного рода действительно есть интерес. Причем интерес этот тянет на много миллионов долларов. Этот же человек порекомендовал мне Генри Лавинга».
  
  Дочитав этот текст, я в задумчивости откинулся в кресле. Загаев представал в нем жалким. Более того — совершеннейшим дураком. Зачем подвергаться риску угодить в тюрьму, где теперь ему предстояло провести остаток дней, чтобы добыть не такую уж огромную сумму? Им двигал странный мотив для человека, не поставленного на грань полного отчаяния, для отца семейства, любившего жену и детишек, лица которых ему суждено отныне видеть только через пуленепробиваемое стекло зала свиданий. Загаева еще можно было бы понять, будь он убежденным террористом или если бы его шантажировали…
  
  И тут меня пронзила мысль, от которой заныло внизу живота. Я склонился над столом и еще раз прочитал один из абзацев.
  
  Я ведь запомнил ту женщину, что была тогда наводчицей группы, которая с ними расправилась, — Джоанн Кесслер.
  
  О нет! Только не это!
  
  Я схватился за рацию и вызвал Лайла Ахмада.
  
  — Ко мне! — скомандовал я. — Немедленно!
  
  Молодой «двойник» вошел через секунду — лицо по-прежнему бесстрастно, но в глазах настороженность.
  
  — Слушаю вас, сэр!
  
  — Закрой дверь. Где сейчас наши клиенты?
  
  Он притворил дубовую панель и вернулся к моему столу.
  
  — Райан в кабинете в задней части дома. Читает. А вернее — делает вид, потому что на самом деле пьет. Джоанн в спальне. Мари тоже в своей комнате. Возится с компьютером.
  
  — А Барр?
  
  — Патрулирует периметр.
  
  Я понизил голос:
  
  — У нас проблема. Это связано с Барром… Я думаю, его либо перевербовали, либо внедрили к нам.
  
  Ни один мускул на лице моего помощника не дрогнул. Несомненно, мое сообщение встревожило его, но, как и я, он воспринял возникшую ситуацию спокойно. Как я и учил его.
  
  — Вас понял.
  
  Я же счел необходимым объяснить ему ход своих рассуждений.
  
  — Когда я рассказывал вам с Барром о работе Джоанн в проекте «Сикл», то назвал ее должность не совсем благозвучно — «наводчицей опергруппы». Просто потому, что был зол на нее.
  
  — Помню.
  
  — Но так назвал ее только я. Сама она называла себя «ведущей опергруппы». А вот Загаев в своих показаниях тоже сослался на нее как на «наводчицу».
  
  Ахмад понимающе кивнул:
  
  — Откуда ему известен этот термин?
  
  — В том-то и вопрос! Только кто-то из присутствующих здесь мог передать информацию в таком виде.
  
  — Барр.
  
  — И это еще не все, — продолжил я. — Загаеву известно имя Джоанн Кесслер. Конечно, он был связан с той пакистанской парой, которую застрелили, но откуда ему знать, как зовут человека, отдавшего приказ? Уильямс и его люди тщательно хранили это в секрете. Напрашивается мысль, что у Лавинга появился свой человек в министерстве юстиции, который дал ему знать, что Фредди отправляет к нам на явку именно Барра.
  
  — Он добрался до Барра и заставил его работать на себя.
  
  Но мне казался правдоподобнее более печальный вариант.
  
  — Или это не Барр вовсе, а подставная фигура.
  
  — А настоящий Барр мертв. — Увы, это был вполне логичный вывод из сказанного.
  
  — Барр — или, скорее, человек, подменивший его, — связался с Лавингом и сообщил, что мы считаем их мишенью Джоанн, а главным заказчиком Загаева.
  
  «Дознаватель» мгновенно понял, какой у него появился отличный шанс направить нас по ложному следу. Он выследил Загаева и принудил его сыграть роль заказчика. Возможно, надавив на него, угрожая семье. Лавинг посвятил Загаева во все детали операции, не забыв даже про вертолет, к примеру, и приказал ему убедить нас, что Джоанн действительно и есть их цель. Чеченец сделал звонки, которые легко было перехватить, а потом, когда мы взяли его, дал ложное признание.
  
  Развязав руки Лавингу и подлинному заказчику преступления.
  
  — Но если все это так, — заметил молодой офицер, — почему Барр не сделал ничего больше, ограничившись только передачей информации Лавингу? Он мог сообщить ему, где находится конспиративный дом. Он вообще мог перестрелять нас всех в спины, когда мы ни о чем не подозревали.
  
  Ответов на эти вопросы у меня пока не было.
  
  — Не знаю, — сказал я. — Нам необходимо провести расследование. Но с этого момента мы должны исходить из того, что на нашу территорию проник враг. Собери всех подопечных в кабинете и неотлучно оставайся при них. И свяжись с нашими людьми в тюрьме, чтобы передали от меня Картеру: я не смогу сейчас забрать его и Аманду. Их нужно срочно вернуть в безопасную камеру и держать там, пока мы не выясним до конца, что на самом деле происходит.
  
  — Слушаюсь, сэр. — И он направился к двери.
  
  Я же снова посмотрел на распечатку.
  
  «Наводчица опергруппы»…
  
  Я искал способ быстро подтвердить справедливость моих предположений. Как? Чтобы проникнуть к нам на явку, Барр должен был пройти проверку на отпечатки пальцев и опознание личности сканером. Значит, либо он действительно Тони Барр, либо кто-то проник на сервер системы безопасности министерства юстиции — это мог быть сотрудник ФБР или одной из других федеральных правоохранительных организаций. Я подключился к серверу ФБР, ввел необходимые пароли и вывел на дисплей досье Барра. На фото все совпадало — возраст, особые приметы. Там же я увидел отпечатки пальцев — именно по этим образцам провел проверку Джефф. До сих пор все указывало на то, что человек, находившийся с нами на явке, действительно Тони Барр.
  
  Затем я открыл на мониторе новое «окно» и стал просматривать сайты в социальных сетях, вписывая в строку поиска имя Тони Барра вкупе с имевшейся у меня о нем информацией.
  
  Ох уж этот мирок «Гугла»…
  
  Менее трех минут понадобилось мне, чтобы установить — мы имеем дело с подставной фигурой. Подлинный Барр очень отдаленно походил на человека, «охранявшего» нас от нападения извне.
  
  Значит, Барр мертв, а к нам проник один из подельников Лавинга. Оправившись от шока, я пытался понять, какие цели он преследует, находясь здесь, и что намеревается делать дальше Лавинг. Ответов я не находил.
  
  И знал, что не получу их без посторонней помощи.
  
  Чуть поразмыслив, я взялся за сотовый телефон.
  
  — Уильямс слушает, — раздался слегка скрипучий голос.
  
  — Это Корт.
  
  — Знаю. Номер определился. Я слежу за ходом событий. У вас по-прежнему все под контролем?
  
  Он словно спрашивал, какого лешего мне понадобилось сейчас от него.
  
  — Есть вероятность, что все не так уж гладко, как мы надеялись.
  
  Он язвительно хрюкнул в трубку.
  
  Мне пришлось рассказать ему о положении дел.
  
  Уильямс слушал не перебивая, потом спросил:
  
  — Если вы все до сих пор живы, чего же надо этому подставному агенту?
  
  — В том-то и состоит главный вопрос. Мне необходимо это выяснить. Но теперь я не доверяю никому в ФБР. У них завелся «крот», вероятно, имеющий возможность следить и за моей организацией. У вас есть кто-нибудь, на кого я смог бы опереться?
  
  К моему изумлению, он не колебался ни секунды.
  
  — Вообще-то есть.
  
  Уильямс дал мне номер телефона.
  
  — Свяжитесь с этим человеком.
  
  — У нас мало времени, — сказал я. — Он далеко от нашей явки?
  
  Уильямс ответил с неприятной усмешкой:
  
  — Гораздо ближе, чем вы предполагаете.
  55
  
  Через двадцать минут я вышел из дома, вдыхая прохладный влажный воздух. Откуда-то издалека доносился запах горящего дерева. Подростки любят разводить костры на противоположном берегу Потомака в лесопарке с видом на водопады.
  
  Я вспомнил, как этим утром Мари и я сидели, немного смущаясь (по крайней мере я), на каменном выступе в десяти метрах над бурным потоком воды. Как она целовала меня.
  
  Но эти мысли пришлось сразу отогнать и сосредоточиться на другом.
  
  Потому что человек, выдававший себя за Тони Барра, приближался ко мне, как всегда бдительный и вооруженный автоматом впечатляющего калибра. Его следовало по-прежнему держать в убеждении, что мы не подозреваем в нем сообщника Генри Лавинга.
  
  — Привет, Тони, — сказал я с легким кивком.
  
  Невозмутимый, но весь напружиненный здоровяк встал рядом.
  
  — Лайл внутри? — спросил я. До сих пор мне удавалось выдерживать ровную интонацию и смотреть на него с выражением, соответствующим данным обстоятельствам.
  
  — Так точно, сэр… Есть новости из Филадельфии? — поинтересовался он.
  
  Что же, черт возьми, задумал Лавинг? — подумал я, а вслух сказал:
  
  — Пока нет. Лавинг появится там через полчаса, не раньше.
  
  Я поигрывал ключами от машины.
  
  — Собираюсь привезти сюда дочь Кесслеров и их приятеля.
  
  Серебристый лунный свет то пробивался сквозь толщу облаков, то исчезал. Листья кленов и дубов поблескивали, когда он падал на них, камыши тихо шелестели под дуновениями ветра чуть в стороне от дома. Впрочем, бриз был очень легким.
  
  Я осмотрел прилегавшую к дому территорию.
  
  — Здесь даже чувствуешь себя иначе, когда знаешь, что заказчик уже за решеткой, а исполнителя вот-вот тоже скрутят. Можно позволить себе насладиться чудесным видом. — При этом я покосился на черный прямоугольный силуэт автомата, свисавшего с плеча моего собеседника. Оружие не было направлено в мою сторону, но если бы он сообразил, что его разоблачили, со мной было бы тут же покончено.
  
  — Точно, — отозвался лже-Барр. — Здесь так тихо. Только один сумасшедший олень выскочил вдруг из кустов прямо на меня несколько минут назад. Еще секунда, и мы завтра ели бы оленину. Только что опять слышал его движения. Все на том же месте. Они тупые, эти твари, верно?
  
  — Да, Создатель не наделил их большим умом, — кивнул я.
  
  Неужели он что-то заподозрил? По крайней мере вида не подавал, и я продолжил:
  
  — Послушай, Тони, когда я вернусь, нам нужно будет обсудить план доставки Кесслеров домой в Фэрфакс завтра же утром. Лавинга к тому времени уже посадят за решетку. Но я все равно хочу, чтобы их еще пару дней охраняли, пока все не прояснится до конца. Агент Фредерикс предположил, что ты захочешь взять это задание на себя.
  
  Я импровизировал, но не звучало ли это фальшиво? — мелькнула у меня мысль. Никакой уверенности не было. Знал я одно: отсутствие актерского мастерства может оказаться для меня смертельным.
  
  — Так точно, сэр… Если это приказ.
  
  Я улыбнулся:
  
  — Не всякому по душе работа няньки, а?
  
  — Готов быть полезным в любом качестве. — Он чуть заметно растянул рот в ответной улыбке.
  
  — Поверь, я это очень ценю.
  
  Вдруг легкий хруст донесся откуда-то совсем рядом, перед домом.
  
  Мы обменялись встревоженными взглядами и повернулись на звук, напряженно вглядываясь в темноту.
  
  — Как думаешь, что это было? — спросил я.
  
  — Быть может, наш олень? — шепнул он в ответ.
  
  Я покачал головой:
  
  — Только не на переднем дворе. Туда они никогда не забредают.
  
  Звук повторился. Теперь громче.
  
  Мы оба направили свои стволы в ту сторону.
  
  — Что за хрень? — спросил он шепотом.
  
  Ответ мы получили почти сразу, когда заметили, как еще один камень, перелетев через крышу дома, приземлился на подъездной дорожке.
  
  — Отвлекающий маневр, — выдохнул я с нескрываемой тревогой.
  
  Мы снова повернулись и увидели фигуру мужчины, державшего нас на мушке полуавтоматического пистолета с глушителем. Кинув несколько камней издали, он подкрался к нам сзади, пока мы пытались выяснить источник звуков.
  
  Худощавый рослый блондин был в той же зеленой куртке, в которой его видели в субботу у дома Кесслеров, а потом во время засады у склада.
  
  — Это напарник Лавинга! — прошептал я.
  
  — Напарник? — изумленно спросил лже-Барр. Но он еще не успел даже выговорить этого слова, как мужчина в зеленой куртке нацелил свой пистолет мне в ногу и трижды выстрелил.
  
  Я вскрикнул и тяжело повалился на землю.
  56
  
  На самом деле ни одна пуля не задела меня.
  
  А человек в зеленой куртке не был сообщником Лавинга.
  
  Это был Джонни Поуг, один из агентов службы безопасности Уильямса — тот самый, который действительно оказался куда ближе к нам, чем я предполагал. Поуг нашел для себя укрытие через дорогу от нашего конспиративного дома. Он уже несколько дней шел по нашим следам, получив задание сделать все, чтобы мрачные тайны Джоанн Кесслер не стали известны тем, кому не положено о них знать, а сама она не попала в руки к врагам. Поэтому он был замечен при перестрелке у дома Кесслеров и на месте капкана, расставленного на Лавинга. Но поскольку миссия его носила секретный характер, в контакт с нами он не вступал, и мы ошибочно приняли его за партнера «дознавателя».
  
  Незадолго до этого момента мы с Поугом согласовали по телефону сценарий игры, которая шла теперь полным ходом. Стратегически она должна была помочь нам установить личность лазутчика и дальнейшие планы Лавинга.
  
  А могла закончиться для нас с Поугом гибельно.
  
  Поуг присел на одно колено и сделал вид, что тщательно обыскивает меня. При этом ему пришлось повернуться спиной к противнику и подставиться под возможный выстрел. Но лже-Барр, который мог прикончить его в любой момент, был совершенно сбит с толку, не понимая, почему Поуг не обращает на него никакого внимания. А тут еще Поуг забрал у меня «глок» и протянул его самозванцу:
  
  — Забирай. Пригодится.
  
  — Я, конечно, извиняюсь, — сказал тот, неуверенно взяв мой пистолет, — но кто ты, черт возьми, такой?
  
  — Меня зовут Поуг.
  
  — Но Генри никогда мне…
  
  — Лавинг не знает меня. Я работаю на человека, который нанял его.
  
  Этот чистой воды блеф мы с Поугом обсуждали особенно долго. Если подставной агент ФБР был приставлен к Лавингу заказчиком, наша игра могла закончиться в эту же секунду кровавой развязкой.
  
  Но потом я с облегчением услышал, как лже-Барр рассмеялся и сказал:
  
  — Ну конечно! Как я сам не сообразил.
  
  — Мне приказали приглядывать за тобой и Генри, чтобы все шло по намеченному плану. — Поуг поднялся и протянул ладонь. — Как тебя называть?
  
  — Макколл.
  
  Они обменялись коротким рукопожатием. Потом Поуг доверительно, но довольно громко зашептал:
  
  — Так вот, Макколл, у нас возникла проблема. Это касается того «крота», что помог добыть информацию о Барре и загрузил твое фото в базу данных ФБР.
  
  Макколл рассеянно кивнул, озираясь по сторонам.
  
  — Я даже не знаю, кто он. Мне известно только, что кто-то из офиса этого мудака Фредерикса.
  
  Значит, как я и предположил, предатель работал в конторе Фредди. Плохо. Но я ни на что не реагировал, а только сжимал ногу обеими руками и стонал. Похоже, Макколлу нравились издаваемые мною звуки.
  
  — Кто бы то ни был, — резко сказал Поуг, — но его прижали к стенке и заставили все выложить.
  
  — Вот дерьмо! Не может быть!
  
  — Вот дерьмо! Еще как может! — Поуг блестяще справлялся со своей ролью. Он даже поддразнивал Макколла, как один солдат в отряде подначивает другого. Должно быть, в «Сикл» действительно отбирали лучших из лучших.
  
  — Они уже знают обо мне? — спросил Макколл.
  
  — Понятия не имею. Может, еще нет, но узнают непременно. Теперь для них лишь вопрос времени выяснить, что сталось с Барром.
  
  — Труп в канализационном люке, — словно оправдываясь, сказал Макколл. — Они его там и за неделю не отыщут.
  
  — Да хорошо, б…ь, если так! Но меня сейчас больше волнует другое. Надо встретиться с Генри и предупредить его. Ни телефоном, ни рацией теперь пользоваться нельзя. Им уже известны все наши номера и частоты.
  
  — А с ним что делать? — Макколл указал на меня стволом моего же пистолета.
  
  — Нужно взять с собой. У моего босса накопилось к нему много вопросов. Но главное сейчас — связаться с Генри. И немедленно. Где он?
  
  — Когда я говорил с ним в последний раз, он был совсем рядом, — ухмыльнулся Макколл. — Они повелись на всю эту чушь о том, что он улетает из Филадельфии.
  
  — Хорошо, давай отправимся к нему, пока его не выследили. Где именно он сейчас находится?
  
  Легче, легче, мысленно осадил я Поуга. Мне показалось, что он начал перегибать палку в своей настойчивости.
  
  — Он собирался к себе на базу, как только его команда захватит нужного им человека.
  
  — Нужного человека? Джоанн Кесслер?
  
  Макколл нахмурился:
  
  — Что ты несешь, парень? Она здесь вообще ни при чем… Я говорил о той, кто была мишенью с самого начала. О ее дочери Аманде.
  57
  
  Аманда…
  
  Значит, это она член семьи Кесслеров, на которого ведут охоту? Не Райан и не Джоанн.
  
  Я пытался сообразить, как это возможно.
  
  Поугу тоже понадобилось несколько секунд, чтобы переварить эту новость и продолжить:
  
  — Это я, конечно, знаю. Мне просто казалось, Генри хотел, чтобы мы убрали Джоанн и ее мужа.
  
  Макколл пожал плечами:
  
  — Все может быть, но мне он об этом ничего не говорил.
  
  — Я хочу поскорее убраться отсюда, — пробормотал Поуг. — Встретим Генри на базе. Напомни, где она расположена?
  
  Это была уже отчаянная попытка. На его месте я бы выждал еще немного, чтобы выяснить самые важные детали. Но что сделано, то сделано.
  
  И по тягостно повисшему молчанию стало понятно, что игра окончена. Макколл теперь начал все понимать.
  
  Нельзя было рисковать и допустить, чтобы он попытался сначала выстрелить из моего «глока», предусмотрительно разряженного, а потом схватился за автомат. Поэтому я одним прыжком вскочил на ноги.
  
  — Берем его. Вперед!
  
  Застигнутый врасплох, Макколл тем не менее молниеносно отреагировал, направив на нас то оружие, что держал наготове, — то есть мой пистолет.
  
  — Там пусто, — спокойно сказал Поуг, держа его на мушке своей «беретты». Я сделал шаг вперед, отобрал у Макколла «глок», вставил в него обойму и передернул затвор.
  
  Потом уже я прикрывал Поуга, пока тот крепко стягивал руки Макколла наручниками. После чего я достал свой телефон и быстро набрал номер тюрьмы.
  
  Из ближайших зарослей вышел Лайл Ахмад. Он занимал там позицию, вооруженный винтовкой «М-4» с ночным оптическим прицелом. Это я направил своего помощника, чтобы тот с дистанции держал лазутчика на прицеле, пока мы с Поугом разыгрывали свой спектакль в надежде вытянуть из него информацию.
  
  Только теперь осознав свое положение, Макколл буркнул себе под нос:
  
  — Как же я так дешево купился? В полной заднице.
  
  Он с недоверием всмотрелся в мою брючину, ища несуществующие прорехи от пуль.
  
  — Я в полной заднице.
  
  Меня соединили с начальником тюрьмы, и он сообщил, что ему не удается связаться с охранниками, которые должны были вернуть Билла Картера и Аманду под его защиту с того места, где мы назначили встречу.
  
  Я скрежетал зубами от досады. Целью «дознавателя» оказалась Аманда, и не приходилось сомневаться, что Макколл сообщил Лавингу, где они с Картером находятся. Знал он и о моем плане вывезти их из тюрьмы. Неизвестно ему было только конкретное место назначенной встречи, но у Лавинга и его сообщников оставалась возможность дежурить у ворот и дождаться, когда из тюрьмы покажется машина.
  
  — Перезвоните мне, как только получите любую информацию.
  
  — Вас понял, сэр.
  
  Мы разъединились. Теперь, когда мне было достоверно известно, что «крот» засел в ФБР, я не мог даже позвонить Фредди и попросить о поддержке тактической группы. И связываться с кем-либо из моей организации тоже представлялось рискованным — даже с Клэр, — поскольку у предателя могли найтись контакты и среди наших людей.
  
  После мучительных раздумий я решил связаться с местной полицией и штаб-квартирой национальной гвардии, чтобы попросить их прочесать дорогу от тюрьмы до места нашего рандеву, то есть торгового центра в Стерлинге, штат Виргиния. Есть вероятность похищения людей — такую версию я им выдал и предупредил, что подозреваемый или группа подозреваемых наверняка при оружии.
  
  Потом я убрал телефон и подошел к Макколлу. Склонившись вперед, он сидел на земле, то и дело посматривая в мою сторону.
  
  — Это ты стрелял в нас на северо-западе возле склада? — спросил я. — И ты же наставил «жучков» на мою машину, верно?
  
  Он ничего не ответил, но, судя по выражению его глаз, я попал в точку.
  
  — И у дома Билла Картера ты прятался в лесу по другую сторону дороги?
  
  Макколл лишь поджал губы, но по-прежнему молчал.
  
  — Зачем им понадобилась Аманда?
  
  Ответа не последовало.
  
  — Где находится база? Что она собой представляет?
  
  — Я вам ничего не скажу.
  
  В разговор включился Поуг:
  
  — Ты только что признался в убийстве Тони Барра, федерального агента. Так что молчание тебе уже не поможет.
  
  — Чем бы вы мне ни угрожали, — подавленно прошептал Макколл, — это и близко не сравнится с тем, что сделает со мной Лавинг, если я заговорю. У меня есть семья, друзья. Лавинг прикончит их всех. Или сделает и того хуже.
  
  — Мы защитим их, — сказал я.
  
  — От Лавинга? — Макколл издал хрип, отдаленно похожий на смех. — Как же!
  
  — Ты сказал, что тебе неизвестно имя заказчика. Но хоть что-то ты о нем знаешь?
  
  Молчание.
  
  Мой телефон завибрировал. Я отошел в сторону и быстро нажал на кнопку приема.
  
  — Корт слушает.
  
  Звонил капитан местной полиции.
  
  — Сэр, мои люди обнаружили Билла Картера. Он жив. Ранен, но жив. А вот офицер тюремной охраны из северной Виргинии убит.
  
  — Что с девочкой?
  
  — Боюсь, она пропала. Картер рассказал, что примерно в десяти километрах от тюрьмы их машину прижал к обочине черный джип, и им прострелили колеса. Нападавших было трое, но ни один, судя по описанию внешности, не похож на основного подозреваемого — Лавинга.
  
  Еще три неизвестных нам действующих лица?
  
  — Картер не разглядел номера машины.
  
  — Что произошло потом?
  
  — Аманда ударила одного из преступников по… Ну, вы догадываетесь, куда именно. Потом развернулась и столкнула Картера вниз по крутому склону в овраг. Это и спасло ему жизнь. Девчонка вела себя геройски, сказал Картер. Она хотела прыгнуть за ним вслед, но ее перехватили.
  
  Смелая, как ее отец.
  
  — Они выпустили Картеру вдогонку несколько пуль, но, видимо, не могли терять больше времени. Сорвались и уехали. У него прострелена лодыжка, но жизни ничто не угрожает.
  
  — В каком направлении они поехали?
  
  — Этого мы не знаем, сэр. Разослали приметы по всем участкам, но пока никаких новостей нет. Нам продолжать поиск?
  
  — Нет. Теперь можно прекратить.
  
  — Слушаюсь, сэр!
  
  Закончив разговор, я посмотрел в сторону дома, где находились отец и мачеха похищенной девочки. Поля вокруг дома то погружались во тьму, то озарялись лунным светом по мере движения более редких теперь облаков. Я погрузился в размышления. Были ли те трое в джипе заказчиками? Или обычными наемниками? Или старыми сообщниками Лавинга?
  
  И мне снова оставалось только гадать, какую именно информацию они хотели получить у шестнадцатилетнего подростка?
  
  Бросив взгляд на Поуга, я присел на корточки перед Макколлом.
  
  Спокойствие, Корт. Что бы ни случилось, ты должен сохранять спокойствие. Когда ты в упор смотришь в глаза врагу, когда ты разговариваешь с ним, выражение твоего лица должно быть таким, словно ты обсуждаешь кукурузные хлопья. И ни на йоту более эмоциональным… Эмоции смертельно опасны.
  
  «Какова моя цель? — задался я вопросом. — Каков наиболее эффективный способ добиться ее?»
  
  Знакомые вопросы. Вопросы, навсегда впечатавшиеся в мое сердце. Но сейчас я почему-то не смог сдержаться. Я схватил Макколла за воротник и сжимал руку все плотнее, чтобы он начал задыхаться.
  
  — Куда они повезли ее? — орал я при этом.
  
  Он лишь мотал головой, насколько это было для него возможно.
  
  — Что такое «база»? Где она расположена? — Мои пальцы сжимались все сильнее. Я чувствовал на себе взгляд Ахмада. Таким он меня не видел никогда.
  
  Слюна показалась в уголках рта Макколла.
  
  — Где она? — ревел я.
  
  Он смотрел на меня обезумевшими от страха глазами, но по-прежнему молчал.
  
  Я отпустил его и поднялся. Мне не хотелось заводить его в дом, где находились мои подопечные. И потому я бросил взгляд в сторону «убежища от страха» — так мы называли небольшое, отдельно стоявшее строение размером со средний гараж на три машины. Снаружи оно выглядело обманчиво невзрачным. Но укрывшиеся там люди, плотно задраив двери, могли длительное время отсиживаться в нем, выдерживая нападение с применением любого оружия вплоть до противотанковых гранатометов.
  
  — Ведите его туда.
  
  Ахмад и Поуг довольно грубо, волоком затащили Макколла в убежище.
  
  Я же стоял на покрытой росой траве и смотрел в ту сторону. Тяжелая стальная дверь оставалась распахнутой, внутри горел свет. Макколла надежно приковали к кухонному креслу. Он больше не смотрел на нас с вызовом. Теперь ему стало действительно страшно.
  
  Освещение в убежище сделали очень ярким, а стены покрасили в светлые тона — желтые и пастельно-голубые. Теоретически при длительной осаде люди менее склонны сдаваться врагу, если окружающая обстановка не действует угнетающе. Оказывается, даже такие мелочи имеют чуть ли не решающее значение.
  
  Я повернулся и пошел в основное здание. Набрал код входной двери. Признаться, я с тяжелым сердцем готовился сообщить своим подопечным появившиеся у меня новости.
  
  Все они столпились у окна и смотрели наружу. Я не стал объяснять им, как у меня возникли подозрения по поводу того, кто выдавал себя за Барра, а только сообщил, что к нам проник враг, а Загаев не заказчик, а подставная фигура.
  
  — О Боже! — простонала Мари. — Он же мог поубивать нас всех. Перерезать глотки во сне, и все.
  
  — А кто тот второй — высокий парень, — спросил Райан.
  
  Ответила ему Джоанн:
  
  — Его зовут Джон Поуг. Он работает на мою организацию. — Потом ее голос потускнел, и она посмотрела на меня: — Но скажите, Корт, зачем им понадобился подставной заказчик? Внедрить сюда своего человека — разве этого недостаточно? Что вообще происходит?
  
  Я вздохнул:
  
  — На самом деле им нужна была Аманда. И они похитили ее.
  
  Джоанн стиснула зубы, а Райан взвился:
  
  — Где, где она? Что с ней?
  
  — Мы пока не знаем. Но в одном нет никаких сомнений — из всех членов вашей семьи именно Аманда привлекла к себе их внимание.
  
  — Нет! Как это может быть? — шептала Мари.
  
  — Но почему Аманда? — спросила Джоанн так же спокойно, как сообщил новость я. — Какой информацией она может располагать?
  
  Я развел руками.
  
  — Эти сволочи! — процедил Райан, лицо которого стало пунцовым от гнева. — Моя маленькая дочурка… У них… Как же так?
  
  Но потом он затих, словно оформить мысли в слова было уже выше его сил.
  
  — А что с Биллом? — спросила Джоанн.
  
  — Он ранен, но легко. Его жизнь вне опасности. А вот охранника из тюрьмы, сопровождавшего их, убили. У нас есть основания полагать, что они увезли Аманду в свое секретное логово где-то неподалеку. И Лавинг сейчас едет туда. Мы пытались заставить говорить Макколла, но он уперся, и из него ничего выжать не удается.
  
  — Господи, что же нам теперь делать? — бормотал Райан.
  
  — Мне может понадобиться помощь. — И я выразительно посмотрел на Джоанн.
  
  Она вопросительно вскинула брови.
  
  — Какая-то часть существа Макколла хочет с нами сотрудничать, — пояснил я. — Это заметно. Он в пограничном состоянии. Мне кажется, было бы полезно, если бы вы побеседовали с ним именно сейчас.
  
  — Воззвать к его разуму? — спросила она.
  
  — Да, с точки зрения женщины, заменившей Аманде мать.
  
  Она пристально посмотрела на клин света, падавший на траву из-под открытой двери «убежища», и ответила:
  
  — Хорошо. Посмотрим, что у меня получится.
  58
  
  Мы с Поугом стояли перед теперь закрытой дверью «убежища от страха».
  
  И у меня впервые появилась возможность присмотреться к нему поближе.
  
  Голова, покрытая шапкой песочного цвета волос, имела удлиненную форму — череп хищника. Мелковатые черты его лица казались несколько сглаженными. На подбородке отчетливо виднелся шрам, узкий и короткий, — такие оставляет нож, но не осколок или пуля. При мне он ни разу не улыбнулся. Его лицо в основном не отражало никаких эмоций, и я догадывался, что это обычное состояние Поуга. Ни обручального кольца, ни каких-либо других украшений. В глаза бросались грубые стежки штопки в тех местах, где на его куртке крепились когда-то знаки различия. Видимо, этот зеленый предмет одежды он считал талисманом и носил годами.
  
  Его узкие бедра опоясывал поношенный пояс из толстой и грубой ткани, к нему крепились специальная кобура, больше напоминавшая обычный зажим, удобная для ношения пистолета с глушителем, несколько запасных обойм и небольших коробочек, содержимое которых оставалось для меня загадкой.
  
  В отличие от Райана Кесслера Поуг не имел привычки постоянно держаться за рукоятку пистолета и поигрывать им. Он и так прекрасно знал, как выхватить оружие в случае необходимости. На земле рядом с ним валялся тоже видавший виды нейлоновый рюкзак, в котором лежало что-то тяжелое. При этом я слышал клацанье металла, когда он снимал его с плеча.
  
  Поуг стоял, скрестив на груди руки, и оглядывал окрестности, как всматривается в них человек моей профессии. О моем присутствии он на время словно забыл.
  
  — Как же я не раскусил его? — вымолвил Поуг после долгой паузы.
  
  Я понял, что речь идет о человеке, выдававшем себя за Барра.
  
  — У меня ведь была кое-какая информация, — продолжал он. — Но слишком мало. Не хватало для полной картины.
  
  Со мною же дело обстояло не совсем так. У меня было все, чтобы вычислить лазутчика. Фрагменты мозаики могли сложиться в рисунок. Но я сосредоточился на отдельных деталях, а не на картине в целом. Вот что значит не быть любителем собирать картинки-загадки из отштампованных машиной фрагментов. Для меня такие занятия не представляют интереса, поскольку это не настольная игра в полном смысле слова. Хотя и здесь общая стратегия мне известна — необходимо начинать с краев, чтобы образовалась рамка, которую затем легче заполнить внутри.
  
  А именно этого я и не сделал. И потому слишком много фрагментов как бы повисли в воздухе.
  
  Он посмотрел мне за спину.
  
  — Тебе нравится твой «глок»?
  
  — Вполне.
  
  — Неплохая «пушка», — сказал он, но не сдержался и добавил: — Хотя я предпочитаю ствол подлиннее.
  
  — А у тебя кобура интересная. — Я кивком показал на его пояс.
  
  Поуг лишь неопределенно хмыкнул в ответ.
  
  Мы еще немного помолчали.
  
  — Эволюция, — произнес затем Поуг задумчиво.
  
  За долгие годы, проведенные в различных учебных заведениях, я частенько находил время для изучения какого-либо предмета из чистого любопытства. Однажды в медицинском колледже я прошел очень интересный курс под названием «Дарвин и история биологии» (он привлек меня еще и тем, что аудитория, где читали лекции, располагалась рядом с той, где Пегги изучала анатомию). Поэтому меня заинтересовало, что имел в виду Поуг, и я поднял на него взгляд.
  
  — Тебе не кажется, что именно оружие прошло в человеческом сообществе наиболее впечатляющую эволюцию, а не что-то другое?
  
  Похоже на суждение о том, что выживает сильнейший, но Дарвин все-таки имел в виду другое.
  
  Однако это давало пищу для размышлений. И Поуг продолжал развивать свою мысль:
  
  — Сравни с медициной и транспортом, красителями и часами, с компьютерами, пищевыми полуфабрикатами — да с чем угодно! Давать людям ртуть как лекарство или высасывать кровь с помощью пиявок. Или создавать самолеты, которые разбиваются, строить мосты, которые обрушиваются. Ученые и инженеры бьются над всем этим, используя метод проб и ошибок, убивая при этом людей, часто и самих себя. И один провал следует за другим, просчет — за просчетом.
  
  — Вероятно, отчасти ты прав.
  
  — А теперь возьмем оружие. Оно всегда было эффективно. С самого начала. — От волнения у него прорезался легкий, кажется южный, акцент.
  
  Эффективно…
  
  — Невозможно было иметь меч, который сломался бы при первом соприкосновении с другим клинком. И не существовало мушкетов, которые взрывались бы в руках стрелявших, — люди, занимавшиеся их изготовлением, не допускали ошибок. Они не могли позволить себе такой роскоши, как просчет. Вот почему из ружей, сделанных двести лет назад, все еще можно стрелять, и многие из них по меткости черта с два уступят нынешним.
  
  — Естественный отбор.
  
  — Оружейный дарвинизм, — подхватил Поуг.
  
  Занятно было слышать подобные умствования от человека, который, быть может, и не был сам секретным наемным убийцей на службе у правительства, но получал деньги за то, что создавал им условия для работы и защищал.
  
  Мы умолкли, но не потому, что исчерпали предмет для беседы. Из дома, хромая, вышел Райан Кесслер и направился к нам походкой медведя, только что вышедшего из зимней спячки.
  
  — Есть новости? — спросил коп, глядя на «убежище».
  
  — Пока ничего.
  
  Наступила тишина. Райан стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в землю сильно покрасневшими глазами.
  
  — Как там Мари?
  
  — Ничего, держится молодцом.
  
  Мы снова немного помолчали.
  
  Потом вдруг с резким щелчком разблокировалась дверь «убежища». Райан заметно вздрогнул от неожиданности. Мы с Поугом и бровью не повели.
  
  — Дело сделано, — сказала появившаяся на пороге Джоанн. — Я знаю, где Аманда.
  
  И, не вымолвив больше ни слова, первой пошла в сторону дома, на ходу вытирая влажными салфетками кровь со своих рук.
  59
  
  В теории игр есть интересная концепция наказания партнера-оппонента «игрой вразнос».
  
  Она проявляется в так называемых интерактивных играх — то есть таких, где одни и те же противники играют в одну и ту же игру снова и снова. Постепенно игроки приноравливаются к такой стратегии, которая приносит наибольшую пользу им обоим, хотя каждый в отдельности мог бы извлечь большую выгоду, играя иначе. Например, в той же «Дилемме заключенного» они осознают, что наилучший выход для обоих — отказ от признания вины.
  
  Но случается и так, что игрок А отступает от выработанного принципа, ломает сложившийся стереотип и сознается, получая тем самым свободу, тогда как заключенного Б приговаривают к значительно более долгому сроку в тюрьме.
  
  Игрок Б после этого как раз и «идет вразнос», отказываясь вообще от всякого сотрудничества, то есть от участия в игре.
  
  Иными словами, стоит одному из участников игры рискнуть разок отступить от выработанных совместно правил, как его оппонент уже из принципа начинает все время играть не по правилам, жестко отстаивая только собственные интересы.
  
  Конечно, в смертельной игре, которую я вел с Генри Лавингом, ни о каком сотрудничестве не было и речи, но к ней тем не менее вполне применима та же теория. Похитив девочку-подростка, чтобы под пытками выведать у нее некую информацию, с моей точки зрения, Лавинг переступил черту.
  
  И теперь я имел право «пойти вразнос».
  
  В конкретных обстоятельствах это означало отдать подручного Лавинга в полное распоряжение Джоанн Кесслер или, вернее, ее зловещего «второго я» — Лили Хоторн, чтобы заставить Макколла заговорить. Любой ценой. Я и сам умею неплохо допрашивать, но, чтобы расколоть человека, панически боявшегося Генри Лавинга, у меня ушло бы слишком много времени.
  
  Здесь нужен был человек, которого Макколл испугался бы еще сильнее.
  
  Вот из чего проистекал мой деликатный намек, сделанный в гостиной дома двадцать минут назад. Мои эвфемизмы, от которых у меня самого стыла кровь в жилах, она поняла мгновенно. Это я прочитал в ее глазах.
  
  «Воззвать к его разуму?
  
  Да, с точки зрения женщины, заменившей Аманде мать».
  
  Мы вдвоем отправились к «убежищу». Макколл был по-прежнему накрепко прикручен к креслу. Охваченный страхом, он тем не менее был полон решимости не предавать Лавинга. Когда же я жестом приказал Ахмаду покинуть помещение, Макколл рассмеялся, чтобы скрыть тревогу:
  
  — Ты на меня смотришь, Корт, как колдун вуду. Что это означает?
  
  Между тем Джоанн Кесслер не просто смотрела на него. Она его изучала.
  
  — Почему вы оба молчите? — У него перехватило дыхание.
  
  Атмосфера угрозы, повисшая в воздухе, живо напомнила мне о том, какое впечатление не так давно произвела на Загаева наша Берт Санторо.
  
  Только теперь все было всерьез.
  
  Джоанн кивнула мне. Я подошел к встроенной в стену панели управления, вставил ключ и нажал на несколько кнопок. Потом сказал ей:
  
  — Никакой связи ни снаружи, ни изнутри. Видео отключено. Вы невидимка.
  
  — Послушайте, Джоанн, — начиная паниковать, заговорил Макколл, — я бы рад вам помочь, но не могу, уж извините. И хотел бы, но не в состоянии. Я очень вам сочувствую, поверьте. И если бы у меня оставалась хоть какая-то возможность…
  
  Она не обращала на него никакого внимания. Повернувшись ко мне, спросила:
  
  — Инструменты здесь есть?
  
  — Под раковиной. Но ничего необычного.
  
  — А мне ничего необычного и не нужно. — С этими словами она закрыла за мной дверь.
  
  У этого домика была еще одна особенность. Архитекторы сделали его совершенно звуконепроницаемым. Главным образом для того, чтобы укрывшиеся внутри люди не слышали снаружи угроз и требований немедленно выйти из «убежища».
  
  Недостаток же становился естественным продолжением достоинства — никакие крики о помощи изнутри до внешнего мира не донеслись бы.
  
  Ночь уже сгустилась окончательно, когда мы все собрались на внешней террасе конспиративного дома. Джоанн казалась взволнованной не больше, чем покупательница, только что посетившая рождественскую распродажу в торговом центре и с боем взявшая в толпе других охотниц на скидки лучшую из вещей нужного размера и цвета.
  
  — Они отвезли ее на заброшенную военную базу на шоссе номер 15 рядом с Лисбургом, что в полутора километрах южнее Оатлэндс, — сообщила она мне.
  
  Я хорошо знаю Оатлэндс. Там проводят праздники в стиле Ренессанса и выставки собак. Мы с Пегги однажды возили туда наших мальчишек.
  
  — База расположена в ста метрах от автотрассы. Туда ведет не обозначенный на картах проселок. Помещение уходит в глубь склона холма. Это своего рода бункер. Макколл действительно не знает, что им от Аманды нужно. Секрет даже для него. Если бы знал, сказал бы мне непременно.
  
  Джоанн почему-то говорила очень громко. Потом поняла, в чем дело, и вынула из ушей сделанные из плотной ваты затычки.
  
  — Лавинг приедет туда уже очень скоро, а примерно через час там же ожидаются либо сам заказчик, либо приближенные к нему люди.
  
  — И вы не узнали ничего о том, зачем им понадобилась именно Аманда?
  
  — Увы. Он только сказал, что найти и похитить Аманду было задачей несложной. С этим справился бы кто угодно. — Потом Джоанн добавила недрогнувшим голосом: — Лавинга им пришлось нанять только потому, что никто другой не согласился бы пытать школьницу, если бы дошло до этого.
  
  Райан только тихо охнул. Мне бросилось в глаза, что Джоанн и ее муж старались не смотреть друг на друга с тех пор, как она вышла из «укрытия». Но он заглянул внутрь, чтобы посмотреть на результаты ее «работы». Весь пол был покрыт пятнами крови. На его лице после этого появилось выражение, не слишком характерное для офицера полиции.
  
  — Те трое, что захватили Аманду, — обычные наемники, — продолжала Джоанн. — Они могут работать на заказчика или их нанял Лавинг — этого Макколл не знает. Только заказчику известно, какую именно информацию они должны получить. Даже Лавинг пока в неведении.
  
  — Лавинг ждет приезда туда Макколла? — спросил я.
  
  — Нет. Ему было велено оставаться с нами под своим прикрытием.
  
  В этом нам повезло. Если бы он получил приказ, к примеру, выходить на связь каждые пятнадцать минут, у нас возникли бы серьезные тактические проблемы.
  
  Однако следующий ход был теперь за нами.
  
  Какую стратегию избрать лучше всего?
  
  Камень, ножницы или бумага?
  
  Джоанн обратилась к Поугу:
  
  — Можем задействовать группу «Джи»?
  
  Я никогда о них не слышал, но кто это такие, нетрудно было догадаться.
  
  — Займет от двух до трех часов, — ответил ей коллега. — В этих краях мы работаем теперь мало. В основном в Нью-Йорке и в Лос-Анджелесе.
  
  Я посмотрел на Поуга:
  
  — Значит, ты и я?
  
  — Думаю, да, — ответил он и бросил на Джоанн такой взгляд, что я мгновенно понял: даже если они не были напарниками в разборке с пакистанской парой в той продуктовой лавке, в прошлом их определенно что-то связывало.
  
  — Я тоже пойду с вами! — раздался вдруг решительный возглас.
  
  Райан Кесслер.
  
  — Но вы же совсем к этому не готовы, Райан, — мягко возразил я.
  
  — Потому что я шесть лет проторчал за письменным столом, глядя, как моя задница начинает свисать с кресла? В прошлом я участвовал в тактических операциях. Я знаю, что надо делать.
  
  — Нет. И прежде всего потому, что у вас есть личные мотивы. Речь о вашей дочери. Нельзя идти на противника, если замешаны родственные чувства. Это неэффективно.
  
  — Послушайте, Корт, — упорствовал Райан и, как казалось, мыслил сейчас вполне здраво, — я там ничем не рискую. Им ведь нужен не я.
  
  — Они могут использовать вас как рычаг давления на Аманду, чтобы заставить ее говорить.
  
  — Ей же всего шестнадцать, — пробормотал Райан. — Ему не нужны никакие рычаги. На нее достаточно рявкнуть погромче, чтобы она все выложила.
  
  Он явно говорил не о той Аманде Кесслер, которую успел узнать я.
  
  — Вы слишком эмоциональны. В этом нет ничего дурного. Но может помешать в деле. Вам придется остаться здесь.
  
  — А для вас это слово как ругательство, верно, Корт? Эмоции. Наверное, тяжко быть роботом, а?
  
  — Райан, милый, прошу тебя, не надо, — сказала Джоанн, вновь превращаясь в любящую и нежную жену, какой была раньше. Или она возвращалась к исполнению роли любящей жены, которую ей приходилось играть?
  
  Я не стал препираться с Райаном. Что мне ему сказать? Он был совершенно прав.
  
  — Быть может, пора сбросить маску, Корт? — Он подошел ко мне вплотную. — И начать говорить правду. Ведь до сих пор вы просто морочили мне голову, верно?
  
  Становилось понятно, к чему он клонит.
  
  — Просто гладили меня по головке, как мальчишку, так? Пытались занять, чтобы не хныкал. Этому вас в школе телохранителей обучают? Займите вашего клиента любым делом, чтобы не вертелся под ногами. Лгите, если понадобится. Скажите ему, что он вместе с вами спасает весь мир. «Мы вдвоем повяжем Лавинга, только не здесь и не сейчас». Поставьте его часовым, чтобы охранял среди ровного поля чертовы маргаритки и васильки, никому на хрен не нужные. У нас дома в Фэрфаксе вы ведь прекрасно знали, что Лавинг не нападет на нас с той стороны. Но все равно заставили меня наблюдать, чтобы я не лез не в свои дела, скажете, нет?
  
  Не сразу я подтвердил:
  
  — Да, так и было.
  
  — А потом у вас еще хватило наглости похвалить меня за отличную работу. — Он покачал головой. — Мать вашу, Корт! А когда здесь действительно понадобилось кого-то скрутить — этого Макколла, — вы обо мне даже не подумали. Вы позвонили нашему тайному союзнику. — Он бросил презрительный взгляд в сторону Поуга. — Интересно, а у вас есть специальное словцо, термин, означающий «отвлеки клиента»? Чтобы сидел в уголке, возился с игрушками и не мешал взрослым? Ну же, Корт, есть?
  
  — Райан, дорогой, прошу тебя. Ты…
  
  — Заткнись! — заорал он на Джоанн, а потом вновь повернулся ко мне: — Так как вы это называете?
  
  — Ловлей на блесну.
  
  — Сукин ты сын! — негодовал он. — «Прикрывайте ту сторону двора, Райан. Цельтесь ниже, не заденьте бедренную артерию. Вы, должно быть, отличный стрелок, Райан…»
  
  — Мне нужно было привлечь вас на свою сторону.
  
  — И все россказни о ваших похождениях. Как вы начинали эту работу, ориентирование, чтение следов. Это все тоже ложь?
  
  — Нет.
  
  — Чушь собачья!
  
  Я не мог на него сердиться. Наоборот, всем сердцем сочувствовал ему. Да и как же иначе? Этот человек потерял сначала любимую работу. А теперь и жену — ни больше ни меньше.
  
  И славу героя у него тоже отняли.
  
  И я врал ему почем зря.
  
  — Дайте мне шанс, — прошептал он. — Я действительно хорошо стреляю, а хромота мне не мешает. Могу передвигаться очень быстро, если нужно.
  
  — Нет, Райан, предоставь это им, — сказала Джоанн.
  
  — Мне очень жаль, — попытался извиниться я сразу за все.
  
  — Я все равно отправлюсь туда. — Он обращался ко мне. — Вы не остановите меня. Я знаю, где она. Как только вы уедете, я угоню первую попавшуюся машину и последую за вами.
  
  Его рука по привычке легла на револьвер.
  
  Несколько мгновений царило молчание. Но потом одного движения моих глаз в сторону Лайла Ахмада оказалось достаточно, чтобы бывший морской пехотинец зашел Райану за спину и простейшим захватом уложил его на пол, крепко сжав запястье, тянувшееся к оружию. Райан, крупный и сильный, даже не дернулся. Если он когда-то и знал, как противодействовать противнику в таких случаях, то было это слишком давно.
  
  — Говнюк трусливый! — прорычал он, глядя на меня. — Сам со мною справиться не смог бы, а? Подослал кого-то сзади!
  
  Я подошел к нему и закрепил нейлоновые наручники.
  
  — Нет! — вскрикнул он.
  
  — Мне очень жаль. — Что еще я мог сказать?
  
  — Она — моя дочь!
  
  Но теперь мое внимание переключилось на Джоанн. Впервые с тех пор, как мы с ней встретились, по ее щекам струились слезы.
  
  Ахмад осторожно приподнял Райана с пола и усадил в кресло. Я склонился к его лицу — мясистому, влажному от пота, почерневшему от горя и гнева.
  
  — Я верну вам дочь. Непременно. Верну живой и невредимой, — твердо сказал я ему.
  60
  
  Шоссе № 15 проходит пологими холмами через вошедшие в учебники места Гражданской войны в Виргинии, километрах в шестидесяти от Вашингтона. Здесь обширные частные поместья богатых коневодов все еще борются с ползучим наступлением дельцов типового домостроения, которые возводят бесчисленные коттеджные поселки и дают улицам такие же типовые названия: идиллические, цветочные или исторические, почерпнутые из прошлого Новой Англии.
  
  Проезжая по этой магистрали, замечаешь немало странностей и диковин. Среди них обветшавшие заброшенные фермерские дома, чьи владельцы либо не пожелали продавать свои земли алчным застройщикам, либо исчезли в неизвестном направлении, имея для этого весьма веские причины. Здесь то и дело попадаются зловещего вида строения из железобетона, покрытого пятнами от старости и ржавого металла. Они заросли травой, но все еще окружены оградами из кое-где уцелевшей и такой же ржавой колючей проволоки. На ней позвякивают на ветру таблички, извещающие посторонних о том, что вход на территорию строго запрещен. Это напоминания о временах «холодной войны» и попытках создания различных оборонительных систем. Мы и сейчас не способны сбить межконтинентальную баллистическую ракету, как и пятьдесят лет назад, но разве это когда-нибудь удерживало наших военных от стремления добиться своих целей? Некоторые из этих зданий даже выставлены теперь на продажу, но поскольку в течение многих лет в них хранилось смертоносное оружие, одна только детоксикация их обойдется в целое состояние.
  
  Я получил некую информацию об объекте, интересующем нас, — о бывшей базе ЛС-193, принадлежавшей ВВС США, — крупном бетонном строении, располагавшемся в тридцати-сорока минутах езды от явочного дома у Грейт-Фоллз.
  
  Мы проехали вдоль фасада, заметив, что далее он углубляется в сплошь заросший кустарниками холм высотой метров в двадцать. Джоанн выяснила у Макколла, что под холмом постройка тянется еще по меньшей мере метров на сто. Ворота были заперты, но хлипкая ограда, казалось, не подключена ни к электричеству, ни к каким-либо датчикам системы слежения.
  
  Я остановил автомобиль. Изучив обстановку с помощью моего монокуляра ночного видения «Ксеноник», Поуг сообщил:
  
  — Два джипа, но номеров не разглядеть. Внутри здания кое-где горит свет. Снаружи один охранник. Не знаю, вооружен или нет. Будем считать, что вооружен.
  
  С обочины дороги я съехал подальше в кусты и заглушил двигатель. Было без четверти девять, и совсем стемнело. Обычно в этих краях поразительно ярко светят звезды, но сегодня ни одна не пробивалась сквозь сплошные облака. Мы с Поугом выбрались из машины, пропустили мчавшуюся на большой скорости большегрузную фуру, поднявшую в воздух немного пыли и влажных листьев. Потом перешли на противоположную сторону и стали продвигаться в направлении базы, используя как укрытие густые заросли кустарника и деревья. Поуг снова всмотрелся вперед сквозь прибор ночного видения и поднял вверх указательный палец. Охранник был по-прежнему только один.
  
  Я тоже воспользовался прибором. Часовой, очень молодой человек с короткой солдатской стрижкой, в темных джинсах и свитере, держал руки по швам. Когда он повернулся, чтобы сделать небольшой обход своей территории, я заметил у него на бедре полуавтоматический пистолет.
  
  Нам оставалось преодолеть еще метров тридцать. Поуг вставил себе наушник и что-то зашептал в воротник куртки. Слов я не расслышал, но догадался, что он на связи с Уильямсом, бывшим шефом Джоанн.
  
  Если Макколл не солгал по поводу времени, то заказчик еще не прибыл. Об этом свидетельствовали и те две машины, которые мы видели, — одна из них принадлежала Лавингу, а вторым внедорожником пользовались похитители девочки. Аманду держали внутри, дожидаясь приезда главной персоны, нуждающейся в информации.
  
  «Лавинга им пришлось нанимать только потому, что никто другой не согласился бы пытать школьницу, если бы дошло до этого…»
  
  Что же она знает, черт возьми? Что-то о старых делах отца? Или нечто другое? Как и у любого подростка в округе Колумбия, у Аманды были друзья, чьи родители работали на правительство или на фирмы, выполнявшие правительственные заказы. Быть может, она невзначай заглянула в чей-то компьютер — к примеру, отца одной из подружек — и открыла папку с секретными материалами?
  
  Но с ответом на этот вопрос придется подождать.
  
  Сейчас перед нами стояла предельно ясная задача: спасти девочку.
  
  Поуг несколько секунд слушал, а потом прошептал в микрофон еще несколько фраз. И отключил связь. Приблизившись ко мне, он тихо сказал:
  
  — Уильямс велел мне выполнить твои указания. Что ты собираешься делать?
  
  — Нам нельзя дожидаться прибытия заказчика. Необходимо вытащить ее оттуда немедленно. Используй оружие аккуратно, насколько возможно… Хотя бы один из них должен остаться в живых.
  
  Для чего, было понятно без слов — нам нужно выяснить, кто за всем этим стоит.
  
  — Сделаю, — кивнул он и спросил: — Твой «глок» может не шуметь?
  
  То есть не лежит ли у меня в кармане глушитель? Не объяснять же ему, что мне вообще редко приходится стрелять, а о тишине при этом я не забочусь.
  
  — Нет, — ответил я.
  
  Поуг протянул мне свой пистолет:
  
  — Один патрон уже в стволе. Только не забудь снять с предохранителя.
  
  Он упомянул об этом, потому что у «глоков» предохранители не предусмотрены конструкцией. Случайный выстрел делает невозможным двойной курок. Но хорошо знакомый с устройством «беретты», я плавно перевел рычажок в боевое положение. Итальянское оружие по эффективности ни в чем не уступает австрийскому.
  
  Однако пока я не сообразил, почему Поуг отдал свой пистолет мне.
  
  — Прикрой меня, — попросил он. Затем открыл рюкзак и начал доставать из него металлические и пластмассовые детали. Из них он собрал небольшой арбалет.
  
  Эволюция оружия…
  
  Двумя легкими движениями Поуг натянул стальную тетиву. У вставленной им стрелы наконечником служило не острие, а нечто вроде продолговатой узкой пробирки.
  
  — Мне нужно находиться немного ближе к цели, — прошептал он.
  
  И мы снова двинулись вперед. Я шел первым, используя свои навыки следопыта, чтобы сделать наши перемещения беззвучными. Мне на мгновение вспомнился тот бесконечно долгий жаркий день в окрестностях Сан-Антонио, когда я выводил в безопасное место группу нелегальных иммигрантов так тихо и незаметно, как был на то способен.
  
  Наконец мы добрались до раскидистого куста в пятнадцати метрах от часового. Кивнув на арбалет, Поуг шепнул:
  
  — Простой обездвиживатель. Выпускают для ветеринаров и егерей. Но его парализует всего на двадцать секунд, так что нам нужно действовать быстро. Я кинусь к нему первым, ты — вслед, прикрывая «береттой». У тебя ведь нет с этим проблем?
  
  Вопрос, по сути, звучал так: способен ли я убить человека?
  
  — Нет, — ответил я.
  
  Направив ствол в сторону двери, откуда в любой момент мог кто-нибудь появиться, я шепнул:
  
  — Вперед!
  61
  
  Поуг вскинул свое оружие спокойным жестом человека, запускающего леску с крючком со спиннинга в тихую речку.
  
  Я заметил, как, прицеливаясь, он вносит коррективы на гравитацию и легкий ветерок. Когда охранник повернулся к нам спиной, Поуг нажал на спуск. С легким шелестом стрела описала в воздухе почти идеальную дугу, угодив молодому человеку куда-то между лопатками. Уж не знаю, на сколько вольт был рассчитан заряд в наконечнике, но его вполне хватило. Часовой упал на землю и лежал, едва заметно подергиваясь.
  
  Мгновение спустя мы подбежали к нему. Поуг отбросил свою «игрушку» и достал запасной пистолет. Поводя «береттой» с глушителем, я непрерывно всматривался то в проем двери, то в окна здания, то в окружавшую нас местность, пытаясь обнаружить противника. Но никого не видел. Поуг стреножил молодого охранника несколькими пластмассовыми наручниками и плотно залепил ему рот клейкой лентой. Склонившись ниже, забрал телефон и рацию, тут же выключив оба прибора, а заодно и пистолет. Я проверил, нет ли при нем другого оружия. Хотя тактические операции не моя специальность, я хорошо знал, что никогда нельзя оставлять противнику ни малейшей возможности хоть что-то припрятать.
  
  Забери с собой или выброси подальше — таково общее правило.
  
  Из внутреннего кармана под свитером я извлек бумажник молодого человека. Меня не удивило, когда я убедился, что передо мной профессионал, но, к моему разочарованию, среди документов ничто не указывало на его постоянного работодателя или временного заказчика. Четыре водительских удостоверения на разные имена, но с одинаковыми фотографиями, немного денег и кредитные карточки на те же имена.
  
  Через несколько секунд охранник очнулся. Он с ужасом посмотрел на нас, и его потянуло на рвоту. Мы с Поугом оттащили парня за угол здания, и я снял с него кляп. После того как его вывернуло наизнанку, Поуг снова залепил ему рот. Присев на колени рядом с охранником, я достал складной охотничий нож, который всегда ношу с собой, и с легким щелчком открыл лезвие.
  
  Парень стал извиваться. Приложив нож плашмя к его рту, я провел пальцем по горлу. Поуг напугал пленника еще больше, тоже достав клинок.
  
  Я склонился к уху охранника и шепотом спросил:
  
  — Лавинг здесь?
  
  Молчание. Поуг взял охранника за руку и лезвием провел поверх ногтя. Безболезненно, но очень действенно — даже сквозь кляп был слышен крик ужаса.
  
  Парень кивнул, что означало: да, он здесь.
  
  — Сколько всего людей внутри?
  
  Я начал отсчет. На цифре четыре он энергично закивал головой.
  
  — А тот человек, что нанял Лавинга? Мы знаем, что он уже едет сюда. Когда вы ждете его? Моргай мне в ответ. Один раз будет означать пять минут.
  
  Я внимательно считал. Получалось, что через полчаса.
  
  — Кто он такой?
  
  Охранник так отчаянно выпучил глаза и замотал головой, что я поверил — личность заказчика ему неизвестна.
  
  — Эти четверо внутри… Они все вместе с девочкой?
  
  Он пожал плечами, но тоже с явным испугом. Похоже, и этого он не знал.
  
  — Где она?
  
  Я начал указывать различные направления, а охранник либо кивал, либо отрицательно мотал головой. Пару раз он пожал плечами, что у нас теперь означало отсутствие информации.
  
  Стало очевидно, что они находились в задней части здания в самом конце главного коридора, хотя парень либо не знал, либо не помнил, на каком из этажей. Потому что только при самом входе сооружение было одноэтажным. Чем глубже оно уходило в склон холма, тем больше имело уровней — это установила Дюбойс.
  
  Затем я сделал знак Поугу, и тот достал большой шприц. Наш пленник снова начал извиваться, думая, вероятно, что его ожидает смертельная инъекция. Но Поуг ловким движением ввел иглу в вену, и уже через несколько секунд охранник крепко спал.
  
  — Надолго? — шепотом спросил я.
  
  — Плюс-минус два часа.
  
  Я сорвал со рта охранника ленту, опасаясь, что его снова потянет блевать и, находясь под действием сильного снотворного, он захлебнется. Поуг посмотрел на меня удивленно, потому что его не трогала дальнейшая судьба бандита, но ничего не сказал.
  
  У входной двери я смазал петли слюной, чтобы меньше скрипели, и она действительно беззвучно открылась. Я ожидал увидеть внутри лампы-времянки на батареях, но работало основное освещение. Нам с Поугом оставалось только гадать, почему базу не отключили от электроснабжения: уж не приобрел ли ее в собственность Генри Лавинг? Неплохое местечко для его бизнеса — вышибать из людей информацию. Оно само по себе внушило бы страх любому, кого доставили бы сюда против воли. И конечно же, его стены, способные выдержать нападение русских, не позволили бы никакому случайному прохожему услышать крики изнутри.
  
  Пол длинного коридора покрывал линолеум весь в пятнах от сырости. Он проходил через все здание. Я посмотрел, нет ли камер слежения или других охранных систем, но ничего не заметил.
  
  Вернув «беретту» с глушителем Поугу, я достал свой «глок». И мы пошли вдоль стометрового коридора, держась ближе к затененной стене. Поуг двигался впереди, я следовал за ним, то и дело оглядываясь. Время от времени он осторожно пробовал ручки дверей, но все они были заперты. Очевидно, что мы проникли через единственный вход в здание, хотя едва ли здесь не предусмотрели путей отступления на случай пожара.
  
  Впрочем, думать об отступлении еще рано. Мне нужно было найти подопечную, которую я упустил.
  
  Коридор заканчивался лестницей, ведущей вверх и вниз.
  
  Куда нам идти дальше?
  
  И я сыграл еще в одну игру: мысленно подбросил монету.
  
  Выпал «орел», что по моим правилам означало — наверх.
  62
  
  На площадке второго этажа мы остановились и прислушались.
  
  Смутные шумы, источников которых мы не понимали, доносились, казалось, отовсюду. Постукивания, щелчки… Где-то капала с потолка вода? Воздух здесь был сырой, пропитанный запахом плесени и очень холодный. Один из традиционных приемов «дознавателей» — вести допрос в непрогретых помещениях.
  
  Вход на второй этаж тоже оказался заперт, и мы поднялись на самый верхний — третий. Здесь, в конце коридора, метрах в двадцати от нас, был виден свет. По растрескавшемуся линолеуму мы быстро подошли к проему, откуда и пробивался свет. Заглянули внутрь. Эта дверь выходила на широкий балкон, нависавший над просторным залом второго этажа размерами примерно тридцать на сорок метров. Раньше здесь, видимо, располагался центр управления — повсюду между перегородками стояли серые рабочие столы и металлические консоли для электронных приборов. Теперь они пустовали. Кроме плесени, здесь пахло еще и затхлой полусгнившей бумагой. Светильники под потолком не работали, но пространство в дальнем конце зала за высокими перегородками было ярко освещено.
  
  Я указал в ту сторону и двинулся вперед, на свет, под прикрытием Поуга, низко склоняясь, а временами перемещаясь едва ли не на коленях. Так мы добрались до лестницы, ведущей вниз, но предпочли остаться пока на балконе. Скоро из дальнего угла зала до нас донеслись голоса, звучавшие то громче, то тише. Говорили мужчины, но я не мог разобрать ни слова. В интонациях сначала слышалось раздраженное нетерпение, потом заговорили более размеренно, увещевательно, успокаивающе.
  
  Если Аманда была там, в разговоре она не принимала участия.
  
  Еще медленнее и осторожнее мы скользили вдоль балкона. Здесь повсюду валялся мусор, попадались осколки стекла и рваные куски металла — их приходилось тщательно избегать. Мужчины говорили не слишком громко, поэтому услышали бы любой неосторожный звук.
  
  И вот мы оказались у дальнего конца балкона. Теперь внизу мы видели действительно яркий свет, отблески которого заметили раньше. Чуть приподнявшись, я посмотрел через перила. Мне сразу бросилось в глаза, что источниками света служили две дешевые настольные лампы. Как-то совершенно неуместно одну из них покрывал детский абажур — рваный и грязный, запечатлевший героев мультфильма студии Диснея «В поисках Немо».
  
  Метрах в трех от этой лампы сидела Аманда Кесслер.
  
  На ней были сильно запыленные джинсы и темно-синий свитер. Она расположилась в сером офисном кресле, поджав под себя ноги. Ее мрачное лицо выражало решительность. Запястья ей стянули упаковочной лентой, но, как ни странно, разрешили держать при себе сумочку в виде плюшевого мишки с глупой улыбкой на мордочке.
  
  Людей, похитивших ее, я не видел. Лавинг и еще трое мужчин стояли под балконом. Если бы нам удалось выманить всех четверых на открытое пространство зала, у нас оказалась бы превосходная позиция для стрельбы. Я поднял вверх два пальца, а потом провел ладонью поперек горла. Потом показал два пальца еще раз, сложил руки буквой «Л», что означало — «Лавинг», и дотронулся до плеча.
  
  По моему плану двоих следовало уложить насмерть, а Лавинга и еще одного его сообщника только ранить, чтобы потом допросить. Раздробленная ключица или лопатка делали противника неспособным к сопротивлению в отличие, например, от ранения в ногу.
  
  Поуг знаком показал, что понял меня. А я стал выискивать на полу какой-нибудь предмет, чтобы метнуть его в темную часть зала и выманить противников из-под балкона тем же методом, который сам Поуг так успешно использовал пару часов назад у нашего конспиративного дома.
  
  Внезапно один из похитителей оказался в поле нашего зрения, направившись в сторону девочки. Он остановился, прежде чем подойти к ней ближе. Она смотрела на него, прищурившись. Он взял со стола чашку с кофе. Довольно грузный мужчина в деловом костюме. Отхлебнул из чашки и огляделся по сторонам.
  
  — Это отсюда они запускали ракеты?
  
  — Понятия не имею, — ответил ему кто-то, но не Лавинг.
  
  — Программа называлась «Ника».
  
  — Бабье имя какое-то.
  
  — В честь древнегреческой богини победы, болван.
  
  Сказавший это не растягивал слова на южный манер, как его собеседник.
  
  — Здесь где-то поблизости расположены пусковые шахты. По-моему, в Клифтоне. На случай нападения русских.
  
  — Русских? С чего бы это им на нас нападать?
  
  — Боже милостивый!
  
  Я подобрал с пола несколько осколков стекла. Заметив это, Поуг бесшумно достал из-за пояса запасную обойму к «беретте» и положил рядом с собой. Мой запасной магазин к пистолету лежал в кармане. Он и был у меня только один, а Поуг носил на себе, должно быть, сотню патронов. Если операция превратится в погоню или бегство под огнем, боеприпасы лучше после себя не оставлять.
  
  — Ну где же он? — раздался еще один голос.
  
  — Имей терпение.
  
  У меня мурашки пробежали по спине, потому что эту спокойную реплику бросил Лавинг.
  
  — Думаешь, они уже знают?
  
  — Что мы схватили девчонку? Пока еще нет, иначе Макколл уже вышел бы на связь.
  
  — Вас посадят, — заговорила вдруг Аманда. — Вас всех. Или пристрелят.
  
  В отличие от мужчин она старалась не шуметь, и ее голосок прозвучал звонко.
  
  Человек с чашкой кофе бросил на нее взгляд, но ничего не сказал.
  
  Промолчали и остальные.
  
  — Мой отец — офицер полиции.
  
  — Это нам известно, — отозвался один из мужчин.
  
  Но Лавинг шикнул на него:
  
  — Не трать понапрасну слов. Не обращай на нее внимания.
  
  Я посмотрел на Поуга. Тот извлек из кармана специальные затычки для ушей. Я знал их предназначение. Блокируя громкость и частоты звуков выстрелов, они позволяли слышать голос человека. Еще одну пару он протянул мне. Я вставил их, а потом сделал глубокий вдох и бросил кусок стекла, который, звякнув, приземлился на пол в противоположном углу зала.
  
  Мужчина, которого мы видели, тут же поставил чашку на стол и достал пистолет.
  
  — Это что, б…ь, такое?
  
  Еще двое показались из-под балкона. Один из них был вооружен автоматом из вороненой стали. Двигались они медленно.
  
  Теперь их стало трое. Чтобы наш план сработал, нужны были все четверо. Где же Лавинг?
  
  Ну, давай же, появись…
  
  Однако прямо у нас из-под ног донесся приказ «дознавателя»:
  
  — Вызови охранника снаружи!
  
  Все трое, что были у нас на виду, опасливо оглядывались по сторонам, а один из них взялся за рацию.
  
  — Джейми, доложи обстановку. Он прибыл или еще нет? Мы слышали что-то внутри.
  
  Не получив ответа, он растерянно посмотрел на босса.
  
  Я бросил еще один осколок, который прокатился по полу в отдалении.
  
  Оба стоявших внизу вооруженных мужчин взяли стволы на изготовку.
  
  — Отключи рацию, — скомандовал Лавинг.
  
  И тоже появился в поле нашего зрения.
  
  Теперь перед нами находились все четыре цели — четверо мужчин, обступивших Аманду. Лавинг и его сообщник с рацией располагались справа от нее, двое вооруженных бандитов — слева.
  
  Поуг указал на двоих с оружием и провел пальцем поперек горла. Потом ткнул себя в грудь.
  
  Что ж, в конце концов, он был профессиональным убийцей, а я представлял собой нечто противоположное ему. И потому изготовился стрелять по плечам в Лавинга и его напарника, находившегося рядом.
  
  Я прицелился. Поуг поднял вверх три пальца левой руки и начал обратный отсчет. Первым я взял на мушку Лавинга. Мысли мои сейчас неизбежно вернулись к Эйбу Фэллоу.
  
  Два…
  
  Но именно в этот момент Аманда охнула и дернулась в кресле назад.
  
  — Вот черт! — крикнула она. — Только не это!
  
  Смотрела она куда-то вниз. Мужчины тоже наклонились, чуть разошлись в стороны, и мы уже не держали их на мушках. Более того, один отступил назад и вообще пропал из вида.
  
  Мы с Поугом замерли.
  
  — Крыса! — воскликнула девочка. — Под моим креслом здоровенная крыса. Прогоните ее!
  
  — Какого дьявола?
  
  Бандит снова вышел из-под балкона:
  
  — Напугала меня до полусмерти, дрянь! — Оказавшись теперь ближе всех к пленнице, он заглянул под кресло.
  
  Мы с Поугом снова начали прицеливаться.
  
  Но связанными руками девочка поднесла свою сумочку-медведя ко рту, зубами расстегнула молнию и вынула оттуда небольшой черный баллончик. Сделать все это оказалось невероятно сложно, но, пусть и неловко, она все же пустила оранжевую струю перцового спрея прямо в лицо преступнику. С полуметра жидкость попала ему в глаза. Он заорал и выронил пистолет, к которому метнулась Аманда. Стоявший рядом мужчина направил на нее автомат.
  
  — Нет! — резко выкрикнул Лавинг.
  
  Вот только Поуг и я уже одновременно выстрелили в человека, целившегося в девочку.
  
  Генри Лавинг моментально сообразил, что происходит. И пока мы наводили стволы на него, он одним движением руки смахнул на пол обе лампы. Упав на пол, они погасли, и зал прогрузился в темноту. Единственными источниками освещения теперь оставались три тусклых оранжевых огонька, обозначавших аварийные выходы.
  
  И я, и Поуг всматривались вниз, стараясь понять, что там происходит, и мне показалось, что я вижу смутный силуэт Аманды, старающейся отползти в сторону от своих захватчиков через зал, превратившийся в сплошную полосу препятствий.
  
  Потом прямо под собой я услышал перешептывания троих уцелевших преступников: они обсуждали свои дальнейшие действия.
  63
  
  Теперь уже не имело значения, окопался шпион в офисе Фредди или нет, потому что мы вступили в прямой вооруженный конфликт с Лавингом. Я достал свой сотовый телефон и нажал кнопку, чтобы отправить текстовое сообщение, заготовленное заранее. В нем содержалось краткое описание ситуации и отчаянная просьба к Фредди срочно прийти нам на помощь. Уведомил я его и об ожидавшемся прибытии заказчика, а потому рекомендовал по возможности блокировать дороги, ведущие к базе.
  
  Увы, геройство Аманды привело лишь к тому, что теперь нам не обойтись без подкрепления.
  
  Когда глаза постепенно привыкли к темноте, мы по лестнице спустились в зал. Я различил неясную фигуру, но не знал, человек это или тень. Прицелившись, тут же понял, что так легко могу попасть и в Аманду, а потому ждал, пока очертания станут более четкими.
  
  Но ничего не дождался. Он или она — фигура вдруг вообще пропала из вида.
  
  Зато я слышал сопение и стоны мужчины, которому Аманда прыснула спреем в лицо.
  
  — Мать твою, как больно… О’кей, ничего. Я уже вижу. И пистолет нашел. Кто, черт побери, сюда явился?
  
  Откуда-то неподалеку от нас донеслось шипение Лавинга, приказавшего ему заткнуться.
  
  Но где же Аманда?
  
  Мгновение спустя перешептывание возобновилось.
  
  Лавингу приходилось теперь играть в точности по теории Байеса — в игру, построенную на неполноте информации. Он не знал, кто именно ему противостоял. Не знал, сколько нас, кто мы такие и чего добиваемся. Но вместе с тем Лавинг превосходно владел техникой быстрого приспособления к ситуации и оценки возможных действий врага.
  
  Вероятно, он полагает, что противник у него только один, — выстрела Поуга из пистолета с глушителем он не слышал. Ему известно, что напавший снял охранника на входе. Важно для него и то, что противник готов стрелять на поражение, не требуя бросить оружие и сдаться. Примитивный метод отвлечения внимания — куски стекла, брошенные на пол зала центра управления, — подскажет ему, что операция ведется в очень ограниченных масштабах. Это не полицейский спецназ и не отряд ФБР по освобождению заложников — если бы атаковали они, здание уже было бы освещено ярче, чем Таймс-сквер в Нью-Йорке.
  
  Значит, рассуждал я, Лавинг считает, что он со своими людьми превосходит нас численно и в его распоряжении остается достаточно времени, чтобы найти девочку и вместе с ней сбежать отсюда.
  
  Резкий крик прорезал темноту. Кричала Аманда. Где-то совсем рядом со мной. Донеслись до меня и звуки борьбы. Затем что-то клацнуло, и теперь уже мужчина заорал от боли:
  
  — Помогите! Эта сучка прыснула мне в лицо своим чертовым спреем! Я в северо-западном углу…
  
  — Молчать! — скомандовал Лавинг, а мы с Поугом инстинктивно разделились и быстро направились в том направлении. Я сделал несколько прикрывающих выстрелов, целясь повыше.
  
  Смутная тень рядом с дверью, оказавшаяся одним из противников, подняла пистолет и послала пулю в мою сторону. Поуг тут же открыл ответный огонь, используя по три заряда подряд, и мужчина повалился на пол, хотя не был ранен — по крайней мере тяжело, — потому что продолжал стрелять.
  
  По моим подсчетам, теперь один из врагов был убит, а еще один или даже двое получили струю слепящей жидкости в глаза.
  
  — Б…ь, ей удалось вырваться, — послышался еще один голос.
  
  — Мы — федеральные агенты — громко объявил я. — Снаружи здание окружено.
  
  — Мы знаем, что вас только трое, — поддержал меня Поуг. — Приказываю всем бросить оружие и с поднятыми руками собраться под световым сигналом аварийного выхода. Выполнять немедленно! В противном случае будете уничтожены.
  
  Затем слово взял Лавинг:
  
  — Зачем так рисковать, Корт? Вы же блефуете. Мы не собираемся убивать девчонку. Нам нужна только информация. Отступитесь.
  
  — Пошел на!.. — выкрикнула Аманда.
  
  Настало время успокоить ее.
  
  — Аманда! — ровным тоном произнес я. — Немедленно ложись на пол. Где бы ты ни находилась, сразу ложись и постарайся не шуметь.
  
  Ответом мне стали сразу несколько выстрелов, сделанных на голос.
  
  — Прекратить огонь! — жестко распорядился Лавинг.
  
  — Где же вы? — крикнула Аманда.
  
  — Немедленно ложись на пол! Необходимо…
  
  В этот момент раздался громкий взрыв, и я откатился назад, совершенно ослепленный.
  
  Светошумовая граната.
  
  А мы недооценили их, мелькнула мысль. Даже специальные затычки на этот раз не спасли меня от временной потери слуха. Поуга, который тоже совершенно не ожидал взрыва гранаты, с силой швырнуло об один из металлических столов. Но он упрямо старался подняться на колени, высматривая цель, хотя яркая вспышка почти лишила нас способности четко видеть.
  
  Мы оба стали отползать от места, куда один из похитителей метнул эту несмертельную, но очень эффективную гранату. Мне отчаянно хотелось найти в этом месиве Аманду, но я не решался снова подать голос, чтобы не выдать своей позиции. По едва различимым колебаниям теней я догадывался, что враги теперь сближаются с нами, стремясь зайти с флангов.
  
  Внезапно я услышал легкий шум позади и резко повернулся как раз в тот момент, когда один из противников, находившийся всего в метре, прыгнув, навалился на меня и прижал к полу.
  64
  
  Напавший на меня человек неистово молотил кулаками и изо всех сил тянулся к моему пистолету.
  
  Однако ко мне постепенно возвращалась острота зрения, и я вдруг уловил запах пота и духов.
  
  — Аманда… — прошептал я, оттолкнув ее, — это же я — Корт.
  
  Девочка попятилась, всматриваясь и целясь баллончиком с перцовым спреем мне в лицо. В красноватом отсвете тусклого фонаря аварийного выхода я видел сначала только ее мрачно горящие глаза.
  
  «У вашей дочери твердый характер. Ее не так-то легко запугать…»
  
  Сейчас на ее лице отчетливо читался страх, но он исчез, когда Аманда узнала меня.
  
  — О… это вы, мистер Корт!
  
  Щеки ее были влажными, но не потому, что она плакала. Газ, выделявшийся из баллончика, раздражал ей глаза так же, как и другим. Я освободил ее запястья от клейкой ленты.
  
  Поуг бросил взгляд в нашу сторону, жестом показал, чтобы мы пригнулись, и стал осматриваться по сторонам.
  
  Девочка прижалась ко мне — не от испуга, а от нервного и физического напряжения.
  
  И снова где-то рядом послышался стук металла по бетонному полу.
  
  — Глаза и уши! — раздался предостерегающий возглас Поуга.
  
  Я зажмурился и еще крепче прижал к себе Аманду, спрятав ее лицо у себя на груди и зажав ей уши. Поэтому, когда граната сработала, мы были к этому готовы.
  
  Но только это оказалась совсем другая граната.
  
  Взрыва не было. Только хлопок и шипение. Я приоткрыл глаза и увидел, как яркий свет залил помещение, отбрасывая по стенам изломанные тени. Одновременно граната выпустила облако воспламенившегося фосфора, от чего мгновенно заполыхали пол, деревянные перегородки и обивка нескольких кресел. Яркое свечение погасло, но огонь не унимался, а, напротив, разливался все шире, и мы успели лишь разглядеть темные силуэты, быстро двигавшиеся вдоль дальней стены зала, а потом вдруг пропавшие.
  
  Секунду спустя упала еще одна граната, теперь уже ближе к нам. Мы бросились в стороны прежде, чем ее внутренний механизм сработал, и она выплеснула еще одно облако пламенеющей фосфорной смеси, которая по своему воздействию напоминала напалм, — она пристает, как клей, и прожигает насквозь одежду и кожу.
  
  — Нам нельзя здесь оставаться, — прошептал Поуг; его взгляд метался то влево, то вправо, непрерывно изучая обстановку. — Так. Вот что мы сделаем. Нам всем выбраться наружу главным коридором не удастся, а потому я останусь, чтобы задержать их. Вы с девочкой бегите как можно быстрее. Едва подоспеет подмога, объясните им, где меня искать.
  
  Приходилось признать, что предложение Поуга — единственное разумное из всех возможных вариантов.
  
  — Фредди и его парни уже в пути. Будут здесь очень скоро, — сказал я.
  
  Еще одна граната упала рядом с нами, породив третий очаг возгорания. Мы опять вовремя увернулись.
  
  Обдумав нашу дальнейшую стратегию, я прошептал:
  
  — Дайте мне ровно минуту.
  
  Заставив Аманду укрыться под одним из столов, я жестом предложил Поугу охранять ее. Он кивнул, подтвердив, что понял меня. Потом я осторожно стал приближаться к тому месту, откуда, как мне показалось, вылетела последняя граната. Прекрасно понимая, что шумовая граната поразила не только мой слух, я сделал ставку на то, что Лавинг не узнает моего голоса.
  
  Набрав в легкие побольше воздуха, я крикнул:
  
  — Осторожно, Генри, он позади тебя! В трех метрах!
  
  Но Лавинг не поддался на мой трюк. Он сразу разгадал, что я задумал, и выкрикнул:
  
  — Нет! Всем залечь!
  
  Один из его сообщников высунулся из своего укрытия и повернулся назад, поднимая пистолет.
  
  Передо мной оказалась превосходная мишень. Я трижды подряд выстрелил — два раза в грудь, один — в голову. Мужчина грузно рухнул на пол.
  
  Поуг поднял палец вверх. Минус два!
  
  Я нырнул вниз, потому что оставшийся в живых напарник Лавинга наугад стал палить в мою сторону.
  
  — Ты готова, Аманда? — спросил я, распластавшись на полу.
  
  — В любой момент.
  
  Поуг перебрался метров на пять в сторону от нас, чтобы отвлечь огонь на себя. Отвинтив глушитель, он раз пять или шесть спустил курок, целясь в противоположную сторону зала. «Беретта» стреляет очень громко.
  
  Пригибаясь и двигаясь в обход уже вовсю пылавших очагов пожара, мы с Амандой бросились к двери коридора второго этажа. Я опасался, что она заперта изнутри, но под нажимом дверь легко распахнулась.
  
  Сзади донеслись автоматные очереди, потом взрыв светошумовой гранаты, затем еще одной. Лавинг понял, что мы с Амандой уходим, и теперь двое оставшихся в живых наших врагов делали все, чтобы расправиться с Поугом или пробраться мимо него.
  
  Между тем мы с девочкой добежали до лестницы и стремительно спустились вниз. Теперь мы попали в бесконечно длинный главный коридор, который вел к выходу из здания. У меня слегка кружилась голова, потому что все время приходилось осматриваться по сторонам, оглядываться и внимательно следить за путем, лежавшим перед нами. Но главным образом, конечно, оглядываться, потому что Лавинг и его сообщник скорее всего могли появиться именно у нас за спинами.
  
  Опять взрывы и стрельба из автомата, но звуки доносились тем глуше, чем ближе мы были к выходу.
  
  А потом я услышал жуткий крик боли.
  
  Кричал Поуг. В этом не было сомнений, и крик длился те несколько секунд, в течение которых, как я предполагал, горящий фосфор пожирал его одежду, а затем и тело. Затем раздался одиночный выстрел, после чего стрельба и шум прекратились.
  
  Неужели он погиб? — подумал я.
  
  Ужасная мысль, но горевать не было времени. Это означало, что Лавинг с напарником уже мчатся нам вдогонку. Мы ускорили бег. У меня вызывали беспокойство двери по сторонам коридора. Каждая из них располагалась в небольшой нише и, приближаясь к очередной, я не знал, открыта она или нет. Я поверил часовому, что внутри вместе с девочкой находятся только четверо, но не прибыл ли за это время к зданию заказчик со своей командой? Услышав выстрелы, кто-то из них мог устроить засаду за одной из дверей.
  
  Но потом я заставил себя избавиться от опасений. Имело значение только одно: чтобы мы двигались вперед, и как можно быстрее.
  
  Однако теперь силы покидали Аманду. Исчерпав весь запас адреналина, она была близка к истерике. Слезы текли по щекам, она задыхалась и стала спотыкаться.
  
  — Перестань, Аманда. Соберись. Ты готова следовать за мной дальше? — Я крепко сжал ее руку.
  
  Она глубоко вздохнула, смахнула слезы и сказала:
  
  — Да, готова!
  
  Я оглянулся.
  
  Никого.
  
  Ощутив ужаснувший меня запах паленого мяса, я ценой нечеловеческого усилия заставил себя не думать о том, что сталось с Поугом.
  
  Три метра до выхода. Два.
  
  Еще взгляд назад. Коридор пуст. Неужели Поуг расправился с Лавингом и его подельником?
  
  Мы выскочили наружу, жадно вдыхая сырой, но такой свежий воздух. Мой план теперь заключался в том, чтобы прострелить шины стоявшим здесь внедорожникам и добраться до своей машины. А потом умчаться отсюда полным ходом. Позвоню Фредди, чтобы помочь скоординировать его операцию на базе, уже по дороге. Аманда одной рукой вцепилась в мою, а в другой все еще сжимала баллончик с перцовым спреем. Теперь я заметил на нем маркировку полицейского управления округа Колумбия.
  
  Мой мобильник завибрировал. Пришло текстовое сообщение от Фредди с информацией, что опергруппы прибудут на место минут через двадцать.
  
  Я остановился перед входом в здание и опять посмотрел вдоль главного коридора. В нем все еще никого не было видно. Потом я повернулся к джипам. Целясь из своего «глока» в колесо, я сказал:
  
  — Зажми уши.
  
  Но, не успев спустить курок, я уловил позади легкий шум. Резко развернувшись, я никого не увидел — коридор оставался пуст.
  
  И до меня дошло, что звуки доносились сверху.
  
  Я поднял голову и в последний момент заметил, как Генри Лавинг прыгает на нас с крыши. Он обрушился на нас с Амандой, опрокинув обоих на залитую бетоном площадку перед зданием. Упал я неудачно, ощутив острую, пронизывающую боль в позвоночнике. Мне стало трудно дышать, а «глок» вылетел из руки, скользнув по земле в траву, где мне было до него не дотянуться.
  65
  
  Его одежда местами была прожжена, ожоги виднелись и на коже, но Лавинг проворно откатился в сторону на тротуар, который вел к автостоянке перед зданием базы. Своего оружия он лишился где-то внутри, а на лице выступила кровь, хотя рана не казалась серьезной. Он морщился еще и от боли в том месте, где его «заштопал» кузен после моего меткого выстрела у дома Картера.
  
  Первым же движением Лавинг попытался добраться до моего пистолета, но я вцепился ему в брючину и в полу пиджака.
  
  Теперь я понимал, что Лавинг воспользовался одной из запасных дверей, выходивших на земляное покрытие холма, и по этой заросшей травой и кустарником крыше очень быстро добрался до фасада постройки.
  
  Сейчас Аманда ползла к нему, держа наготове свой баллончик. Я хотел крикнуть, чтобы она не делала этого, но опоздал. С яростным воплем она приблизила его к лицу Лавинга.
  
  А он только этого и ждал.
  
  Выбросив вперед руку, Лавинг выхватил баллончик и повернул его отверстием распылителя в нашу сторону. Боевой клич Аманды мгновенно сменился криком боли, когда струя оранжевого спрея ударила в пространство между нами, частично поразив глаза обоих.
  
  Боль действительно оказалась сильной. Я зажмурился на несколько секунд, потом хлынули слезы, затуманившие зрение, и только через какое-то время мне удалось проморгаться. Аманда каталась рядом по траве, протирая глаза. Преодолевая болезненные ощущения, я посмотрел туда, где смутно виднелись очертания моего пистолета, валявшегося в каких-нибудь двух метрах от Лавинга. Он отшвырнул баллончик и пытался освободиться от моего захвата одной рукой, второй постепенно подбираясь к оружию.
  
  Не сумев сбросить меня, он подтянул нас обоих сантиметров на тридцать ближе к пистолету. Откуда в столь невзрачном с виду человеке такая чудовищная сила? Ему придает ее отчаяние? — подумал я, но потом понял, что им по-прежнему руководят холодная решимость и расчет. Он начал наносить мне удары ногой. Каблук угодил мне в щеку, и я ощутил во рту вкус крови. Завладеть пистолетом стало сейчас для Лавинга смыслом жизни.
  
  И мгновение спустя он своего добился.
  
  Но когда он крутанулся, чтобы оказаться ко мне лицом, я упер носки ботинок в землю и рывком навалился на него сверху. Удерживая кисть руки, в которой он держал «глок», я выудил из кармана ключи от машины.
  
  — Умеешь водить? — спросил я Аманду.
  
  Девочка молчала и с трудом поднялась. Она с дерзким вызовом смотрела на Лавинга.
  
  Я повторил свой вопрос, теперь уже выкрикнув его.
  
  — Да, — выдохнула она, протирая глаза.
  
  Я кинул ей ключи.
  
  — Моя машина стоит дальше у дороги. Это «хонда». На переднем сиденье найдешь адрес. Поезжай туда и жди!
  
  — Но я…
  
  — Уезжай! Немедленно!
  
  Она колебалась всего лишь мгновение, а потом побежала прочь.
  
  Лавинг прикладывал все больше усилий, чтобы избавиться от моего «замка». Мы были как два потных борца, сошедшихся в смертельном поединке за пистолет. Через несколько секунд я услышал, как завелся двигатель моего автомобиля, и с визгом шин он выскочил на дорогу, чтобы исчезнуть в ночи.
  
  «Дознаватель» тоже видел удалявшиеся красные габаритные огни, но никак на это не отреагировал, продолжая неутомимо бороться со мной.
  
  А я между тем почувствовал, как моя хватка ослабевает. Лавинг освободил руку с пистолетом и с силой ударил меня угловатым корпусом «глока» сначала по голове, потом еще раз — в висок. И внезапно я обнаружил, что лежу теперь на спине, а глаза мне заливает кровь, от чего резь в них усилилась. Всего несколько движений понадобилось Лавингу, чтобы сцепить мне кисти наручниками и перевести в сидячее положение.
  
  Он встал пошатываясь. Силы почти покинули и его. Тяжело дыша, Лавинг откашлялся и несколько раз сплюнул. Потом посмотрел в ту сторону, куда уехала девочка, и прищурился. Его лицо выражало злость и досаду. Достав телефон, Лавинг сделал звонок, отойдя чуть в сторону, но не сводя с меня глаз. Конечно, слов я не слышал, но догадался, что он вышел на связь с заказчиком, объяснил ситуацию и посоветовал здесь не появляться. Потом нажал отбой.
  
  Довольно долго мы пристально смотрели друг на друга. Он оглянулся по сторонам и сказал:
  
  — Наверняка ты вызвал подкрепление, но по моим подсчетам в моем распоряжении есть минут двадцать.
  
  Я помнил, что Лавингу хватило всего семи, чтобы заставить Эйба Фэллоу назвать необходимые ему имена, когда тот лежал беспомощный у русла пересохшей речки в Северной Каролине.
  
  — Теперь первый вопрос, — продолжал он негромко. — Назови мне адрес, по которому ты отправил девочку. Это ведь не явка. Адрес явки ты бы не стал записывать. Так куда она поехала?
  
  Я подумал об Аманде, гнавшей сейчас машину по темному шоссе № 15, перекатывавшемуся с холма на холм.
  
  Откуда-то из глубин памяти всплыли образы Пегги и моих мальчиков — Сэма и Джереми. На этот раз избавиться от них было бы трудно, да я и не хотел этого делать.
  
  На вопрос Лавинга я ничего не ответил.
  
  Он сунул мой пистолет за брючный ремень и подошел ближе. Повалив меня на бок, он наложил путы и на мои ноги, держа лицо как можно выше, чтобы не получить от меня внезапный удар. Но только я на такое уже не был способен — сил не осталось ни на что.
  
  Еще раз осмотревшись по сторонам, Лавинг вытащил из кармана сильно потрепанный небольшой конверт из манильской бумаги и вытряхнул содержимое на землю.
  
  Стало быть, вот они. Профессиональные инструменты заплечных дел мастера, способного заставить говорить кого угодно. Спирт в крошечном флакончике. Такие сейчас даже самые осторожные авиакомпании разрешают проносить с собой на борт. Наждачная бумага мелкозернистая — такую столяры используют для окончательной «доводки» изделий. Внешне все это выглядело совершенно безвредно.
  
  Был момент, когда я ожидал, что мы успеем поговорить. Обменяться колкостями. В конце концов, мы уже много лет были врагами, а за последние несколько дней успели сыграть в «Камень, ножницы, бумагу» по крайней мере несколько раз.
  
  Однако Лавинг играл слишком профессионально, чтобы терять время. И к своей работе подходил как истинный мастер.
  
  Какова его цель?
  
  Найти Аманду.
  
  Каков наиболее эффективный способ добиться цели?
  
  Он снял с меня правый ботинок и стянул носок. Большие пальцы ног, как я знал, имеют множество нервных окончаний. Это наиболее чувствительные части тела человека. Лавинг с силой придавил коленом мою лодыжку, чтобы нога не дергалась — а это само по себе оказалось очень больно, — и выбрал кусок наждачной бумаги. Потом начал работать над передней частью моего пальца.
  
  В первый момент я не почувствовал ничего, потом стало неприятно и, наконец, ожог словно пронзил меня насквозь, ударив даже в лицо. Сначала я непроизвольно охнул, а потом заорал от невыносимой боли.
  
  Боль проникла в нос, в зубы, в глотку.
  
  А причинял ее всего-навсего мелкий песочек, нанесенный на бумагу.
  
  Лавинг взял пузырек со спиртом, отвинтил крышку, потом убрал ее в карман. Он не давал себе труда даже посмотреть на меня или хоть что-то сказать. Правила игры были слишком очевидны. Я либо сообщу ему, куда поехала Аманда, либо нет.
  
  Он приложил пузырек к пальцу, отчего сначала я почувствовал холодок — это раздражало, но не более того. Но затем волна болевой агонии снова пронзила меня, постепенно поднимаясь от ног к подбородку. Такой боли я не испытывал никогда в жизни. Это была живая пульсирующая боль, искусно вызванная и направляемая умелой рукой. Я видел ее в красках, я даже слышал ее.
  
  — Камень, ножницы, бумага, — невнятно бормотал я сквозь плотно стиснутые зубы. — Камень, ножницы, бумага.
  
  Помутневшим от слез взглядом я следил, как Лавинг поставил пузырек на землю и снова взялся на наждачную бумагу.
  
  — Камень, ножницы, бумага.
  
  Пегги, Пегги, Пегги…
  
  «Камень, ножницы, бумага».
  
  Я опять закричал.
  
  А Лавинг снова взялся за пузырек.
  
  Потом, все еще жадно хватая ртом воздух, я расслышал два звука. Первый из них был хрустом ветки неподалеку, где-то рядом с дорогой.
  
  А второй — клацаньем металла. Щелчком, который человек, занимающийся моим родом деятельности, не спутал бы ни с чем другим.
  
  Знаком он был и Лавингу, поэтому он мгновенно отложил в сторону инструменты пыток и достал из-за ремня мой «глок». Он улегся на живот, поморщившись, когда первый выстрел прогрохотал в ночи. Промах, но совсем небольшой. Пуля взметнула комья земли рядом с нами.
  
  «Дознаватель» откатился от меня метра на три-четыре — он не мог допустить, чтобы шальная пуля убила меня прежде, чем я скажу, где Аманда, — и снова приник к земле. Мы лежали среди низкой травы, не позволявшей надежно укрыться.
  
  Еще выстрел. Я посмотрел в том направлении, откуда он был сделан, и увидел мужчину, который пробирался сквозь кусты, держа в вытянутой руке револьвер и целясь в Лавинга. Поначалу я изумился, узнав, кто пришел мне на помощь. Но потом понял, что удивляюсь зря.
  
  Райан Кесслер был одним из немногих, кто знал, куда отправились мы с Поугом.
  
  Полицейский не пытался ни маневрировать, ни пригибаться. Он не замедлил шага и вообще никак не прореагировал, когда Лавинг выпустил по нему традиционные три заряда один за другим. Я не мог понять, ранен коп или нет, но он по-прежнему ломился вперед, всматриваясь в темноту, чтобы яснее видеть цель.
  
  А потом наступила тишина. Даже в полутьме Райан представлял собой отличную мишень для «глока», но Лавинг не стрелял. Я поднял взгляд и понял почему. Забрав чужое оружие, он не знал, сколько в нем осталось патронов. Магазин теперь был пуст, затвор отъехал назад, требуя перезарядки.
  
  Лавинг догадался, что у меня есть запасная обойма, и она действительно лежала в моем кармане. Он бросил взгляд на Райана, который, несмотря на хромоту, неуклонно приближался, стараясь прицелиться точнее.
  
  Лавинг дернулся в мою сторону, и Райан выстрелил. Но теперь патроны кончились и у него. До меня донесся глухой стук бойка по уже использованному капсюлю. Полицейский вынул устройство для быстрой перезарядки револьвера, открыл барабан и стал освобождать его от пустых гильз.
  
  «Дознаватель» кинулся ко мне и потянулся к моему пиджаку, но я в одну секунду, забыв о боли, пожиравшей мой палец, перевернулся на живот, чтобы помешать ему запустить руку во внутренний карман. Лавинг покосился на Райана, который уже вставлял в револьвер ровный круг с новыми патронами, а потом с силой выдернул из-под меня полу пиджака. Райан снова пошел и был теперь совсем близко.
  
  Лавинг оказался в отчаянном положении.
  
  Я же, собрав остаток сил, ударил его коленями в тот бок, куда ранил прежде. Он взвыл от боли, потерял равновесие и откинулся назад.
  
  Но потом с гримасой ненависти снова дотянулся до моего пиджака. На этот раз ему удалось нащупать обойму, достать ее и даже вставить в пистолет.
  
  Его лицо находилось в полуметре от моего, когда Райан Кесслер вогнал ему в грудь две пули. Генри Лавинг дернулся, поник всем телом и завалился набок. И, умирая, он смотрел в глаза мне, а не полицейскому, который стал его убийцей.
  
  Сразу после этого на землю тяжело опустился и Райан Кесслер, рассматривая рваную рану в своем боку. Но не она, хотя внешне выглядела тяжелой, казалось, беспокоила его сейчас больше всего, а другое место, куда умудрился попасть Лавинг. С тоской он смотрел на свое кровоточащее бедро, пытаясь зажать артерию.
  
  — Моя вторая нога, — сказал Райан, поднимая взгляд на меня. — Моя здоровая нога… Вот ведь мразь!
  
  И он потерял сознание.
  66
  
  Полчаса спустя, когда старая военная база была уже освещена, как улицы Рио во время карнавала, а кругом сновали десятки офицеров и сотрудников спасательных служб, я стоял у входа в здание.
  
  Там уже работали оперативники Фредди в респираторах, расчищая путь для пожарных бригад. Они обнаружили трупы троих сообщников Лавинга, но в том месте, которое избрал последним рубежом обороны Поуг, все еще бушевало пламя, и найти его тело пока не представлялось возможным. Охранник, обезвреженный нами снаружи, уже пришел в себя и сидел в наручниках, ошеломленно глядя на происходящее.
  
  Рядом медики укладывали на носилки Райана Кесслера, для которого уже подготовили операционную в больнице Лисбурга. Сознание вернулось к нему, а раны оказались не столь серьезными, как я опасался.
  
  — Обе пули прошли навылет, — сообщил он мне, а я вспомнил, что то же самое слышал от доктора Фрэнка Лавинга, когда он описывал ранение своего двоюродного брата.
  
  Я позвонил Джоанн и сообщил, что с ее падчерицей все в порядке, а вот муж ранен.
  
  — Но его жизнь все опасности, — заверил я ее и продиктовал номер телефона врача.
  
  Только потом рассказал, какая судьба постигла Поуга. После долгой паузы она поблагодарила меня за то, что сообщил ей об этом.
  
  И мне снова показалось, что в прошлом этих двоих что-то связывало помимо работы.
  
  — Это ведь вы отпустили Райана, верно? — спросил я.
  
  — Да. Пришлось отвлечь внимание Лайла, — призналась она, снова немного помедлив.
  
  Вероятно, Джоанн видела, как мы набираем код отключения блокировки двери, и запомнила цифры. Или же в ее загадочной сумке лежало еще одно специальное устройство — для взлома шифров электронных замков.
  
  — Ваш муж спас мне жизнь, — сказал я.
  
  Потом заметил, что ко мне приближается Фредди, и попросил у Джоанн разрешения перезвонить ей еще раз, позже.
  
  — Подождите секунду, Корт, — неожиданно попросила она.
  
  — Хорошо.
  
  — Корт? — раздался в трубке голос Мари.
  
  — Да. Я вас слушаю.
  
  — Вы ранены?
  
  — Ничего серьезного.
  
  Молчание. Потом:
  
  — Что ж, рада за вас, — и нерешительно добавила: — Я только хотела сказать… У меня есть ваш образ. Когда мы были у реки, помните?
  
  Сделав небольшое усилие, я сообразил, о чем она.
  
  — Да, помню.
  
  — Получилось очень хорошо.
  
  — Образ или что-то другое?
  
  — Вы уверены, что с вами все в порядке? — спросила она после этого.
  
  — Да, я в норме. Извините, мне нужно идти.
  
  — Хорошо. Позвоните мне, когда будет удобно.
  
  Теперь уже я ответил не сразу:
  
  — Конечно.
  
  И отключил телефон. Фредди подошел ко мне.
  
  — Что вам удалось установить? — спросил я.
  
  — Это загадка, окутанная тайной и…[22] Не помню, как там дальше.
  
  Я бросил на него нетерпеливый взгляд.
  
  — Значит, так. Лавинга мы опознали, это понятно. А остальные? Обычные «солдаты удачи» вроде тех, услуги которых когда-то предоставляла компания «Блэкуотер». Словом, ты понимаешь, что имеется в виду.
  
  Наемники из частных охранных структур. Меня это не удивило — я ведь ознакомился с содержимым бумажника одного из них. Что ж, ничего хорошего. Подобные фирмы славились умением хорошо маскировать тех, кто давал им работу.
  
  — Стало быть, мы по-прежнему плутаем во мраке? — подытожил я.
  
  — Увы, но ты верно описал ситуацию, сынок.
  
  — А этот? — Я указал на охранника, недавно пришедшего в себя.
  
  — Кричит и требует адвоката, как младенец соску, — ответил Фредди.
  
  — Лавинг звонил по сотовому. Уверен, он успел предупредить заказчика об отмене встречи. Вы проверили его телефон?
  
  — В памяти пусто. Ты ведь не рассчитывал всерьез, что мы там найдем нечто ценное?
  
  — Нет.
  
  — Зато с самим Лавингом покончено, — заметил Фредди. Вероятно, он считал, что для меня это большая личная победа.
  
  — Но мне-то нужен заказчик, — пробормотал я в ответ, не сводя глаз с полотнища брезента, которым накрыли труп Лавинга. — Ты навел порядок в своем хозяйстве? — спросил я затем старшего агента ФБР.
  
  — Да, оказалось, что это одна из связисток в департаменте коммуникаций, — процедил Фредди сквозь зубы. — Отследили по ее переговорам. В последние несколько дней она часто использовала официально отключенную линию через сервер на Карибах. Лавингу оказалось достаточно узнать имена ее детишек и школу, которую они посещают, чтобы она согласилась снабжать его всей необходимой информацией.
  
  Точка уязвимости…
  
  — Надеюсь, с ее детьми ничего не случилось?
  
  — Конечно, нет. Но порой достаточно назвать пару имен, и никакие пытки не требуются.
  
  — Это точно, — подтвердил я, хотя все еще чувствовал почти невыносимую боль в пальце ноги.
  
  — Я как раз обдумываю, выдвигать ли против нее обвинения. Честно скажу, мне самому не хотелось бы, но, боюсь, придется.
  
  — А что Загаев и его семья?
  
  — Ты был прав. Лавинг тоже нанес им визит, чтобы заставить его сыграть роль заказчика. Но и у них сейчас никаких проблем. — Он пожал плечами. — Если разобраться, этот тип тоже не совершил ничего серьезного. Только лгал нам да возил в багажнике то, что не следовало. Поэтому с ним пока нет ясности. Мы будем решать отдельно, привлекать его к ответственности или нет. — Фредди рассмеялся. — Между прочим, он просил передать тебе извинения за то, что грубо орал из-за той тыквы. Говорит, что на самом деле не хотел. И вообще считает тебя отличным малым.
  
  Потом Фредди вернулся к своим людям, которые устроили импровизированное совещание с офицерами местной полиции.
  
  Я же не удержался и бросил взгляд на тело Генри Лавинга. Все найденные при нем вещи были аккуратно собраны и сложены на куске брезента, расстеленного рядом с трупом. Я подошел, чтобы рассмотреть их. Бумажник, небольшая пачка наличных. Нож. Наждачная бумага и спирт. Пустая обойма от пистолета. Карты, авторучки, клочки бумаги. Шесть мобильных телефонов. У каждого своя система шифровки и никаких списков входящих и исходящих в памяти. И модели, и электронная начинка были мне хорошо знакомы. Чтобы извлечь из них какую-то информацию, Ермесу потребуются недели работы, но едва ли он получит хоть что-то вообще.
  
  Естественно, мне бросилась в глаза и коробка из-под обуви. Та самая, которую Лавинг забрал из семейного гнезда, прежде чем спалить его дотла.
  
  У меня слегка защемило сердце от предвкушения, когда я подошел к одному из сотрудников группы экспертов-криминалистов ФБР и попросил пару латексных перчаток. Натянув их на руки, я вернулся к вещам Лавинга. С минуту постояв над ними, склонился к коробке. Что в ней? Еще какие-то фотоснимки? Или нечто другое, что-то подаренное ему покойной сестрой? Или родителями?
  
  Я снял несколько полос желтой изоленты и начал снимать крышку.
  
  А потом вдруг остановился.
  
  Морщась от боли, я поднялся, оставив коробку нетронутой среди прочих вещей. Сняв перчатки, я направился к автостоянке. Я понял теперь: что бы ни находилось внутри, мне совсем не обязательно было это видеть.
  67
  
  К тому же я уже видел, как моя «хонда» — та, на которой спаслась бегством Аманда, — возвращается назад. Я помахал рукой сидевшему за рулем знакомому агенту ФБР. Сквозь тонированные боковые стекла видеть этого было нельзя, но я не сомневался, что девочка расположилась на заднем сиденье.
  
  На самом деле никаких указаний, куда ехать, я ей не давал. Бумажки с адресом в машине попросту не было. Я не сомневался, что, и не найдя ее, Аманда догадается добраться до ближайшего магазина или заправочной станции и позвонить по 911. Дать ей подобные указания было единственным способом остаться в живых до прибытия Фредди и его людей, которые взяли бы Лавинга с поличным. Заставив его поверить, что только мне одному известно, куда Аманда поехала, я сам стал для Лавинга ценнейшим клиентом.
  
  Впрочем, как выяснилось, она и не уехала далеко от базы. У заправки на шоссе № 15, всего в нескольких милях отсюда, Аманда заложила слишком крутой вираж и сшибла колонну из выставленных на продажу шин. Хозяин вызвал местную полицию, а копы, разобравшись в ситуации, вышли на связь с Фредди, который выслал агента для охраны девочки.
  
  Мне не хотелось, чтобы Аманда увидела трупы. К тому же мы до сих пор не установили имени заказчика, а потому для нее лучше всего не попадаться никому на глаза. Я сел в машину рядом с ней и захлопнул дверь.
  
  — Так вы остались живы! — взволнованно воскликнула она. — Мне сказали, что с вами все вроде бы в порядке, но я не была уверена. Что у вас с ногой?
  
  — Ушиб большой палец. Между прочим, с твоим отцом тоже все обошлось.
  
  — Знаю. Мне первым делом сообщили об этом. — Потом девочка осмотрела площадку перед зданием базы. — Это тот человек, с которым мы сражались? Тот самый Лавинг?
  
  Она не сводила глаз с покрытого брезентом тела.
  
  — Да.
  
  — Как же я рада, что он сдох. — Аманда сказала это совершенно твердо, явно отвечая за каждое слово.
  
  Характер…
  
  — Можно мне повидаться с папой?
  
  — Пока нет. Один из моих людей доставит тебя туда, где ты побудешь с мачехой и тетей.
  
  Явку у Грейт-Фоллз мы считали проваленной, и по моему поручению Ахмад переправил Джоанн и Мари на другую, в конспиративный дом в округе Лоуден, неподалеку отсюда. Тоже старинный и расположенный на обширном участке земли, но далеко не такой уютный, как тот, у Грейт-Фоллз.
  
  — А как там дядя Билл?
  
  — Если не считать небольшой проблемы с ногой, у него все хорошо. Он скоро поправится.
  
  Ее лицо стало по-взрослому серьезным.
  
  — Я испугалась, когда там, у дороги, эти люди начали стрелять в него.
  
  — На самом деле ты спасла ему жизнь.
  
  Аманда, словно не слыша этих слов, оглядывалась по сторонам.
  
  — Все эти ваши пистолеты… Они так грохочут. Совсем не как в кино. И не как те мелкашки, из которых нам давали пострелять в летнем лагере. А что с тем вторым мужчиной, который был с вами?
  
  — Боюсь, он погиб. — Я сокрушенно покачал головой.
  
  — Жаль его, — прошептала Аманда. — У него есть семья?
  
  — Даже не знаю.
  
  Девочка смахнула слезу.
  
  Вспоминая все, что случилось, я мог бы дать ей понять теперь, что она зря напала на одного из своих похитителей. Но ведь Аманда не знала, что мы с Поугом уже рядом. А потому мне оставалось только еще раз восхититься ее отвагой. И я сказал:
  
  — Ты держалась молодцом там, внутри. И откуда вдруг взялся этот перечный спрей?
  
  На покрасневшем лице девочки, которое местами чуть портили подростковые прыщики, появилась плутовская улыбка.
  
  — Папа давал мне уроки, как постоять за себя. И перед тем как мы с дядей Биллом уехали, я, скажем так, одолжила из отцовского ящика этот баллончик. И спрятала поглубже в своей сумке.
  
  — Очень умно с твоей стороны. Ты уверена, что тебе всего шестнадцать?
  
  — Вот потому, что мне всего шестнадцать, он и остался при мне, — ответила она предельно честно. — Этим глупцам и в голову не пришло, что школьницу следовало бы хорошенько обыскать.
  
  — Вот уж точно — глупцы.
  
  — Это… Агент Корт, я, типа, немного покорежила вашу машину. Врезалась в кучу шин. Вы уж меня извините.
  
  — Ничего, она застрахована.
  
  Аманда чуть заметно улыбнулась.
  
  Я же стиснул зубы от боли, когда подался вперед, чтобы достать из кармана блокнот и ручку.
  
  — Я должен задать тебе несколько вопросов.
  
  — Валяйте.
  
  — Ты ведь помнишь, сначала мы считали, что тебя хотят похитить и таким образом заставить твоего отца выдать информацию об одном из его расследований?
  
  — Но на самом деле им оказалась нужна я.
  
  — Правильно. Люди, с которыми мы столкнулись здесь, всего лишь наемники, а нам необходимо выяснить, кто их нанял.
  
  — Чтобы усадить надолго в тюрягу?
  
  — Очень надолго. Но сейчас я прошу тебя вспомнить: после того, как эти мужчины захватили тебя, о чем они говорили между собой? Не промелькнуло ли в их разговорах нечто, что помогло бы нам понять, кто заказал твое похищение или почему им понадобилась именно ты?
  
  Она задумалась.
  
  — Когда они запихнули меня в джип и поехали сюда, то действительно немного болтали. Но у меня сложилось впечатление, что они, типа, вообще не знали, кто я такая. И больше ни о ком не упоминали.
  
  Потом я попросил Аманду как можно подробнее перечислить мне все, чем она занималась в течение последнего месяца. Теперь, когда Аманда знала, что пострадал ее отец, да и ее самое чуть не убили из-за того, о чем она могла случайно узнать в последнее время, она отнеслась к моей просьбе очень серьезно и начала подробно рассказывать обо всем происходившем в ее жизни. Эта девочка на редкость активна и обладала незаурядной памятью. Я едва успевал записывать ее воспоминания о встречах с друзьями и их родителями, о занятиях в школе, об участии в спортивных соревнованиях, о посещении концертов, о походах по магазинам, об ее участии в составлении школьного ежегодника, о поездке с клубом любителей французского языка в посольство, находящееся в Вашингтоне, о кулинарных курсах, о походе с тетей за красивыми фото в заповедник Рок-Крик, о блоге с информацией о СПИДе, о гибели старшеклассницы, которая покончила с собой, хотя обращалась за помощью в возглавляемый Амандой центр психологической поддержки, о ее страничке в Фейсбуке и знакомых в Интернете (здесь мне пришлось составить отдельный объемный список), о специальном компьютерном классе, куда она ходила, чтобы подготовиться к поступлению в колледж, и где «чудаковатый, но совершенно потрясающий» преподаватель-китаец показывал своим студентам новые программы и просил дать им оценку. Потом, отдышавшись, добавила к перечисленному еще с десяток пунктов.
  
  Когда она наконец закончила, я откинулся на спинку сиденья и попытался мысленно предположить, из-за чего на девочку натравили «дознавателя».
  
  Потом я заметил приближавшийся к нам бронированный внедорожник, которым управлял Джефф — «двойник» из моей организации. Я опустил стекло и помахал ему рукой, чтобы он припарковался рядом.
  
  — Думаю, я получил все, что мне было необходимо, — сказал я Аманде. — А теперь мой помощник доставит тебя к Джоанн и Мари.
  
  — Хорошо. Я, типа, по ним соскучилась.
  
  — Уверен в этом.
  
  Не скрою, я был несколько ошарашен, когда Аманда обняла меня, прежде чем выбраться из машины. Потом уселась в тяжелый джип, и по моему сигналу Джефф развернулся и выехал на шоссе.
  
  Я тоже вышел на свежий воздух и, присев на бревно, стал вновь и вновь перечитывать запись своего разговора с Амандой. Прикрыл глаза. Отчасти потому, что их до сих пор пощипывало, отчасти, чтобы сосредоточиться. А потом я отправил Клэр Дюбойс электронное письмо с просьбой сделать то, что получалось у нее лучше всего. Ответ пришел через несколько секунд. Клэр уже взялась за порученное ей задание.
  
  Я поднялся и на негнущихся ногах подошел к одной из пожарных машин, где раздобыл бутылку холодной воды, которую опорожнил почти едва ли не залпом.
  
  Хотел допить и последние капли, когда за спиной вдруг услышал голос:
  
  — Эй, а для меня водички не найдется?
  
  Я обернулся и в немом изумлении уставился на Джонни Поуга. Он рассматривал свое левое предплечье, причем, как мне показалось, был больше расстроен безнадежно испорченной зеленой курткой, чем жутким с виду ожогом на руке.
  68
  
  — Поуг! Что, черт возьми, с тобой приключилось? — К стыду своему, я не мог понять, какое чувство преобладало во мне: радость от того, что я вижу его живым, или удивление, что ему удалось выкарабкаться.
  
  Поуг ничего не ответил, но поскольку я все еще пялился на него, напомнил:
  
  — Так ты дашь мне воды или нет?
  
  — Конечно. Извини. — Я протянул ему целую бутылку. Он выпил примерно половину, а остальное вылил себе на голову. Потом протер глаза и посмотрел на стоявшего рядом санитара:
  
  — Не взглянете, насколько у меня тут все серьезно? — И он кивнул на обожженную руку, закашлялся, сплюнул, скорчил гримасу — его дыхательные органы тоже пострадали.
  
  Два медика тут же занялись им, заставив сесть. Но Поуг категорически отказался лечь на носилки и принять обезболивающее. А когда санитар начал разрезать рукав, Поуг резко отстранился.
  
  — Не надо этого делать! Зачем портить хорошую вещь?
  
  Он расстегнул молнию и снял куртку.
  
  Ожог выглядел очень серьезным, но Поуг потерял к нему всякий интерес, едва врачи взялись обрабатывать его.
  
  — Что произошло? — снова спросил я. — Как тебе удалось?..
  
  — Пожар на время запер меня, как в ловушке, в углу зала. Когда же я выбрался по лестнице снова на балкон, туда бросили еще одну зажигательную гранату. Я застрелил последнего из сообщников Лавинга, но жар вокруг меня стоял невыносимый. По шахте лифта я спустился в подвал, но там вырубился. Очнулся полчаса назад и, не зная, что творится у фасада, пролез через подвал к заднему выходу из здания.
  
  Я сказал ему, что Лавинг тоже воспользовался одним из аварийных выходов.
  
  — А с чего ты начал хромать?
  
  Пришлось объяснить ему причину.
  
  — Ничего себе! Но, как я слышал, ты разделался с подонком?
  
  — Не я. Райан Кесслер.
  
  — Еще один сюрприз, — усмехнулся Поуг. — Как же он сюда вырвался?
  
  — Джоанн.
  
  Поуг только покачал головой:
  
  — Надо же, жена сама толкнула его на это. Но с ним все в порядке?
  
  — Вроде бы да.
  
  Поуг поморщился то ли от боли, потому что ему начали накладывать перевязку, то ли при виде моей, должно быть, странной реакции на то, что он остался в живых.
  
  — Ну и девчонка, доложу я тебе, — сказал он потом. — Перечный спрей! Чуть не запорола весь наш план. Хотя я до сих пор с удовольствием вспоминаю, как корчился от боли тот гад.
  
  Характер…
  
  — А что с заказчиком? — спросил Поуг, глядя в сторону просторных полей, позади которых проходили, скрещиваясь, с полдюжины автомагистралей.
  
  — Лавинг успел предупредить его. Но у меня появилось несколько очень перспективных зацепок. Моя помощница сейчас анализирует их.
  
  Я еще раз поблагодарил его за все, и мы договорились не терять контакта. Пожелай он когда-нибудь уйти из своей организации, у меня Поуг получил бы работу в тот же день. Хотя в одном отношении он нам не совсем подходил. Не был обучен бежать от опасности при первом же намеке на нее, что должен на уровне инстинкта делать любой «пастух».
  
  Я перестал использовать борт пожарной машины в качестве опоры и перенес часть веса тела на ногу с изуродованным большим пальцем.
  
  Боже, как больно! Я медленно выдохнул. И при этом невольно подумал: знай я и в самом деле, куда поехала Аманда, как долго продержался бы? А в том, что я заговорил бы, сомневаться не приходилось. Эксперты расходятся во мнениях, насколько достоверна информация, добытая с помощью пыток. Но одно совершенно ясно — пытки вынуждают говорить. Какой бы решимостью молчать ни преисполнился человек, настоящая боль неизбежно развяжет ему язык.
  
  Я вернулся к своей машине, сел за руль, закрыл глаза и позволил слезам, последствию раздражающего спрея, излиться свободно, что по непонятным причинам облегчало боль. Вода не помогла нисколько. А слезы помогали.
  
  Через пятнадцать минут я получил текстовое сообщение. Протерев лицо, я, прищурившись, прочитал то, что прислала мне Клэр Дюбойс в ответ на мой запрос.
  
  Читая, я уже думал о феномене концовки.
  
  Хотя подобная концепция применима во многих играх, она особенно важна в шахматах, где называется эндшпилем. И именно его теорию я считаю необходимым знать досконально.
  
  Когда партия переваливает за середину и из миттельшпиля переходит в стадию эндшпиля, в отношении играющих к происходящему совершаются фундаментальные изменения. Готов поклясться, порой над доской витает странная, почти мистическая атмосфера. Меняется сила и значение оставшихся фигур. Те же пешки приобретают несвойственную им ранее важность, потому что не только способны превратиться в ферзей,[23] добравшись до первой горизонтали противника, но и создают непреодолимые подчас препятствия для ходов другими фигурами. Это же касается и короля. Большую часть партии он укрывается в углу доски под надежным прикрытием, но в эндшпиле ему часто приходится самому участвовать в последней и решающей атаке.
  
  По мере того как партия близится к концу, важность каждого маневра возрастает. Вероятность того, что единственная допущенная ошибка приведет к поражению, многократно увеличивается.
  
  Эндшпиль — это та стадия игры, где сталкиваются импровизация и отчаяние, блестящие вспышки вдохновения и мгновения паники, которые оказываются фатальными.
  
  И сколько же возникает неожиданных ситуаций!
  
  Я снова просмотрел запись своей беседы с Амандой и текст, присланный мне Дюбойс, потратив на это несколько минут. Поуг ведь оказался совершенно прав, сказав, что в моем распоряжении есть все фрагменты информации, объясняющей, почему именно Аманда стала объектом охоты. Я только никак не мог сложить их вместе… До этого момента.
  
  Обдумав свою стратегию эндшпиля, я отправил ответное электронное письмо, жестко предупредив, что его содержание следует хранить в полной тайне. Речь шла о субботних курсах в местном колледже, которые посещала Аманда Кесслер, а вел приглашенный со стороны преподаватель Питер Ю. Основным его работодателем была компания «Глобальные программные инновации», и именно он раздавал своим студентам «сырые» компьютерные программы, чтобы они испытали и оценили их. Одной из них, программой обработки изображений, Аманда поделилась с Мари.
  
  Интереснее всего то, что ГПИ занималась не просто «игрушками» для домашнего пользования. Главным направлением деятельности фирмы в целом и профессора Ю., в частности была разработка новейших программ для военного ведомства, позволявших оперативно анализировать съемки, полученные с поля боя. И вот эта продукция компании проходила под грифом «совершенно секретно».
  
  Я дописал свое сообщение и перечитал его.
  
  Еще на мгновение мой палец завис над клавиатурой, потом я нажал кнопку «Отправить», и созданный мною текст унесся куда-то в космос.
  Вторник
  
   Цель игры заключается в том, чтобы найти ответы на три основных вопроса:
  
   1. Кто? То есть который из нескольких подозреваемых совершил преступление?
  
   2. Где?
  
   3. Каким образом?
  
   Из инструкции к настольной игре «Улика»
  
  69
  
  В девять утра мы с моей протеже сидели в джипе, взятом из гаража нашей организации и припаркованном теперь на тихой улочке в Фэйр-Оукс, — городке, входящем в округ Фэрфакс, штат Виргиния.
  
  — Ну и?.. — спросил я, когда Клэр Дюбойс отключила свой мобильник. Звонила она, чтобы справиться о здоровье Райана Кесслера.
  
  — С ним все в порядке. Состояние стабильное, как выразился врач. Никогда не понимала этих медицинских штампов. Стабильное. Серьезное. Критическое. Они похожи на индикаторы степени террористической угрозы, придуманные Департаментом внутренней безопасности. Оранжевый, желтый, зеленый, серо-буро-малиновый. Или какие они еще там бывают? Разве есть в них хоть какой-то толк? А ведь сидят чиновники в высоких кабинетах и на деньги налогоплательщиков придумывают эту чушь. — Она заправила за ухо прядь своих жгуче-черных волос. Жест получился беззвучным, потому что в это утро браслета с подвесками на ее руке не было. Это неукоснительное правило — никаких украшений при участии в тактической операции.
  
  Райана поместили в отдельную палату тюремной больницы. Аманда, Джоанн и Мари были надежно укрыты в конспиративном доме, где за ними присматривали Ахмад и тот «клон», что накануне отвез туда девочку.
  
  Мы с Дюбойс шли по следу заказчика.
  
  Я вернулся к наблюдению за окрестностями. Окружавшие нас дома напоминали жилище семьи Кесслеров. Каждый второй был если не точной копией соседнего, то спроектирован по тому же образцу. Сквозь заросли кустарника мы следили за двухэтажным особнячком в колониальном стиле, стоявшим напротив то ли детской игровой площадки, то ли поляны для выгула собак. Дом принадлежал Питеру Ю, читавшему курс компьютерных наук в колледже северной Виргинии, но на деле — одному из ведущих программистов фирмы «Глобальные программные инновации». Штаб-квартира компании располагалась в так называемом Даллесском центре высоких технологий, который в реальности представлял собой лишь десяток корпусов, протянувшихся вдоль платного шоссе к аэропорту, а корпорации, гнездившиеся в нем, известны были только потому, что числились в списке биржи НАСДАК.
  
  В свой бинокль я видел сейчас странную суету на заднем дворе дома.
  
  — Мы готовы вмешаться? — спросил я по рации Фредди, чья машина стояла неподалеку.
  
  — Я пока не разобрался в том, что вижу.
  
  — Уверен, что он, — сказал я, всмотревшись пристальнее.
  
  — Вот тебе достоинство молодости, сынок. Глаза отказывают первыми. Хотя нет, к сожалению, первыми отказывают не они… Одну секунду, меня вызывают мои наблюдатели… Ты прав, двое проникают в дом.
  
  — Теперь тоже вижу второго, — сообщил я Фредди.
  
  — Похоже, он вооружен. Жилет на тебе?
  
  Я искоса посмотрел на синий блейзер Дюбойс, обратив особое внимание на грудь. Должен признать, что эта часть ее тела привлекала мое внимание и раньше, но сейчас в моем взгляде не было и намека на мужской интерес. Я проверял, на месте ли обтянутые нейлоном защитные пластины. Мой армейский бронежилет был в полном порядке — в этом я не сомневался.
  
  — Мы готовы ко всему, — заверил я Фредди.
  
  — Отлично. Тогда приступаем к захвату. Мои парни сообщают, что видели необходимые нам улики. Да и наемник точно при оружии. Полуавтоматический пистолет. Кобура на бедре.
  
  — Выступаем, — сказал я и отключил связь.
  
  — Он тебе не понадобится, но на всякий случай расстегни пуговицы пиджака, — посоветовал я Дюбойс.
  
  «Он» в данном контексте означало — твой табельный «глок».
  
  Я был почти уверен, что ей не придется пускать в ход оружие. Но вместе с тем не мог забыть тех троих на бывшей военной базе под Лисбургом, не мог забыть Генри Лавинга. И пройденный когда-то теоретический курс — всего-навсего истории, а не военных наук — напоминал, что, оказавшись в отчаянном положении, люди ведут себя непредсказуемо. Кроме того, хотя мы считали, что имеем дело всего с двумя противниками, но не исключали сюрпризов.
  
  Наш джип и еще четыре автомобиля стремительно ворвались на территорию, прилегавшую к дому Питера Ю., кромсая шинами ухоженный газон и круша клумбы. Если вы думаете, что столь громкое и эффектное появление машин на месте преступления — выдумки киношников, то сильно ошибаетесь. Нет лучшего метода психологического воздействия, чем сразу внушить подозреваемым страх.
  
  Двери машин распахнулись, мы повыскакивали наружу — полы пиджаков вздымал сильный и влажный ветер. Я хромал — мой палец по-прежнему причинял острую боль. Поэтому мы с Дюбойс чуть медленнее двигались за спинами восьми опытных офицеров из команды Фредди, которые бегом устремились к открытым воротам гаража с оружием наготове.
  
  — Все — на пол! Это ФБР! Это ФБР!
  
  Громкий крик — тоже обязательная часть процедуры задержания, опять-таки призванная внушить страх.
  
  Всего через несколько мгновений двое мужчин уже лежали лицами вниз, а их руки были стянуты за спиной пластмассовыми наручниками. Отдельная группа агентов осмотрела тем временем дом и вернулась с кратким докладом:
  
  — Там все чисто.
  
  Мы с Клэр подошли к задержанным, которым в этот момент помогали подняться на ноги.
  
  Один из мужчин уставился на меня с изумлением, быстро сменившимся ненавистью.
  
  — Корт? Я… Откуда вы здесь, Корт? — растерянно выдавил из себя Сэнди Албертс, руководитель аппарата сенатора Лайонела Стивенсона.
  
  Сопровождавший его крупный мужчина был действительно профессиональным головорезом, вполне возможно, из той же команды, что и убийцы, с которыми нам с Поугом пришлось столкнуться на старой военной базе у шоссе № 15. Он лишь злобно хмурился, но молчал.
  
  Фредди, старший по званию, взял инициативу в свои руки:
  
  — Мистер Албертс, вы арестованы по обвинению в совершенном вчера похищении жительницы округа Фэрфакс Аманды Кесслер, а также в участии в заговоре, повлекшем за собой убийство агента службы федеральной безопасности.
  
  Албертс захрипел. Если я когда-нибудь и слышал подобный звук прежде, то издавало его насмерть перепуганное животное.
  
  — Но…
  
  Агенты тщательно обыскали сообщника, но никакого удостоверения личности при нем не оказалось.
  
  — Не сообщите ли нам, кто вы такой? — спросил Фредди.
  
  Мужчина не отвечал.
  
  Фредди пожал плечами и обратился к своим подчиненным:
  
  — Откатаем пальчики и установим личность. Обвинения против него пока те же. Вероятно, кое-что добавим позже.
  
  Потом он вновь обратился к Албертсу:
  
  — Что касается вас, то к вам еще будут претензии по линии штата Виргиния. Но обвинения предъявит местный прокурор.
  
  Один из экспертов-криминалистов уже составлял опись содержимого сумки Албертса, которое выложили на пол гаража мистера Ю. Не удержавшись, я взглянул на эти предметы. Среди них увидел документы, фотографии и полиэтиленовые пакетики, в которых были заранее заготовлены «улики» — скорее всего две пряди волос Аманды Кесслер или что-то еще, содержащее образцы ее ДНК. Ведь Албертс и его напарник явились сюда с единственной целью: подбросить «доказательства», что именно Питер Ю. нанял Генри Лавинга.
  
  — Сэнди, — сказал я, — давайте поговорим теперь о сенаторе Стивенсоне.
  
  — Понятия не имею, о чем речь. — Помощник политика беспомощно развел руками.
  
  Фредди прыснул в кулак.
  
  — Нам все известно, — продолжал я.
  
  — Не понимаю, о чем вы говорите.
  
  — Хорошо, начнем с того, что сенатору нравится выступать перед учащимися. И все знают, что он неравнодушен к молоденьким девушкам.
  
  Глаза Албертса округлились, но он, овладев собой, уставился в пол.
  
  — И вот однажды в прошлом году, — продолжал я, — после одного из таких выступлений, а именно в общественном колледже северной Виргинии, сенатор познакомился с девушкой. Ее звали Сьюзан Маркус. Он думал, что она студентка колледжа, но на самом деле Сьюзан еще училась в средней школе. Была такой же старшеклассницей, как Аманда Кесслер. И ей тоже было тогда всего шестнадцать.
  
  Когда Дюбойс изложила мне всю эту информацию, оказалось, что это вполне могло быть то самое выступление, о котором прежде читал я. Та речь с его популярным тезисом о необходимости «власти закона».
  
  — Пригласил он ее к себе в офис, в мотель или сделал это на заднем сиденье своего лимузина, мы не знаем, — сказал я.
  
  — Пока, — поправил Фредди. — Пока не знаем.
  
  — Однако мы твердо уверены, что сенатор совершил в отношении девушки… скажем так, действия сексуального характера.
  
  — Это ложь! — Но возгласу Албертса не хватало ни убедительности, ни убежденности.
  
  — Сенатор не мог быть так опрометчив. Повторяю, он скорее всего не подозревал, что имеет дело с несовершеннолетней. Встретив девушку в колледже, он решил, что она студентка. Но даже при этом установлен факт изнасилования, это как минимум. А Аманда Кесслер создала на общественных началах школьную программу помощи учащимся с психологическими проблемами. В глубокой депрессии после случившегося Сьюзан пришла к ним. И разговаривала с Амандой. Сьюзан рассказала, что стала жертвой взрослого мужчины, который теперь запугивает ее, требуя, чтобы она молчала о происшедшем. Аманда отправила девочку к профессиональному психотерапевту, но еще до этой встречи Сьюзан покончила с собой. Аманда очень тяжело переживала ее смерть и хотела посвятить этой теме отдельный блог в Интернете. Для этого она собиралась побеседовать с подругами Сьюзан, с членами ее семьи. Докопаться до истины для Аманды было лишь вопросом времени.
  
  — И мы не до конца убеждены, — вставил Фредди, — что Сьюзан действительно ушла из жизни добровольно. Не исключено, что кто-то «помог» ей.
  
  Албертс хотел что-то сказать, но вовремя заткнулся.
  
  Фредди, куда более восприимчивый к таким драматическим ситуациям, чем я, тут же атаковал его вопросами:
  
  — Вы хотели отослать нас к заключению судмедэксперта, который сделал вывод, что это было самоубийство? Значит, вы сами заглядывали в него? С чего бы вам проявлять к нему такой интерес?
  
  Молчание было ему ответом. И снова заговорил я:
  
  — Вам поручили нанять кого-то вроде Лавинга, чтобы он допытался, с кем Аманда успела побеседовать о подозрительных обстоятельствах смерти Сьюзан. Забрать и уничтожить все ее записи, а потом расправиться и с ней.
  
  Албертс заметно перетрусил и с тоской посмотрел на дом профессора Ю.
  
  Мне пришлось озвучить то, о чем он предпочел бы умолчать, чтобы не вляпаться еще глубже.
  
  — Уверен, вы считали, что мы взяли след «Глобальных программных инноваций» и мистера Ю. Но на самом деле это задумано нами лишь как приманка, чтобы заставить вас действовать. Мы были уверены в виновности сенатора, но нам не хватало доказательств. Я сам позаботился о том, чтобы вас поставили в известность о совместной операции правоохранительных органов в отношении ГПИ. Интуиция подсказала мне, что если вы с сенатором замешаны в преступлении, то кто-то явится сюда подбросить улики, дискредитирующие профессора.
  
  — Я абсолютно ни в чем не виновен. Это все, что я могу сказать. Требую присутствия моего адвоката.
  
  — Вам лучше будет сотрудничать с нами, Сэнди, — заметил я. — Мы ведь взяли вас с поличным. Перестаньте изворачиваться!
  
  Я посмотрел на его рослого угрюмого напарника.
  
  — Нетрудно догадаться, что вы подобрали себе вот этого субъекта и прочих наемников, использовав прошлые связи в комитете по обороне. Я прав? И они же связали вас с Генри Лавингом. И с вертолетом помогли тоже они. А потом вам стало невтерпеж выяснить, что нам удалось узнать, и вы сами явились к нам с надуманным расследованием незаконной прослушки телефонов.
  
  Албертс колебался. У него забегали глазки. И я чуть усилил нажим.
  
  — Вы же не захотите отдуваться за всех, правда, Сэнди? Давайте поработаем вместе… Всем известно, что на поверхности вы обрубили прежние лоббистские связи, когда пошли в штаб к Робинсону, но ведь в этой грязи замарались и они, или будете это отрицать?
  
  Жалкая попытка покачать головой.
  
  — А политические комитеты, финансирующие Стивенсона? Им же необходимо, чтобы он оставался любимчиком партии и публики. Они не могли допустить, чтобы скандал разросся. Кто из их активистов помогал замять его?
  
  Уже почти рыдая, Албертс бормотал, как заводная кукла:
  
  — Сенатор Стивенсон — великий человек.
  
  Это звучало смешно и очень печально.
  
  — Он понятия не имел…
  
  — О чем? — жестко спросил я. — О чем сенатор не имел понятия?
  
  Плечи Албертса поникли.
  
  Я же посмотрел на принадлежавший ФБР микроавтобус, припаркованный у тротуара на улице. Внутри находились хозяева этого дома — профессор Ю и его жена. Они разрешили использовать свою собственность при проведении операции и рано утром сделали вид, что, как обычно, отправились на работу. Албертс посмотрел туда же и, как мне показалось, только сейчас начал понимать, как глубоко увяз в этом деле.
  
  Бросив взгляд на Фредди, который кивнул, побуждая меня действовать по своему усмотрению, я подошел к Албертсу ближе.
  
  — Если вы согласитесь сотрудничать, мы заключим с вами сделку.
  
  — Выдать вам сенатора? — пробормотал Албертс.
  
  — А что же еще нам, по-вашему, нужно? — усмехнулся Фредди.
  
  — Не думаю, что пойду на это.
  
  Но в самом слове «думаю» для меня заключался ключ ко всему. Албертс знал, что он полностью в наших руках.
  
  — Вы можете провести в тюрьме остаток своих дней или отделаться значительно более коротким сроком. — Я помолчал, позволяя ему усвоить эту простую мысль. Потом жестом подозвал к себе одного из агентов.
  
  — Сейчас вас доставят в центр предварительного заключения, — сказал я Албертсу. — По пути туда у вас будет время обдумать наше предложение.
  
  Он скривил губы и на мгновение зажмурился.
  
  Когда Албертса и его сообщника уводили, Клэр Дюбойс обратилась ко мне и заставила меня улыбнуться даже в такой момент, спросив:
  
  — Что вы там рассказывали о теории игр? Разве перед нами не классическая «Дилемма заключенного»?
  70
  
  Я сидел в кабинете Арона Эллиса и снова разглядывал рисунок на стене, сделанный его отпрыском. Изображение напоминало стог сена с башенками, хотя задумывалось, вероятно как некий желтый замок. Золотой или бронзовый, сразу и не скажешь.
  
  Половина одиннадцатого утра. В соседнем кресле пристроилась Клэр Дюбойс.
  
  — Он скоро будет здесь, — произнес мой начальник.
  
  — Вообще-то, — наполнил комнату другой, более напористый голос, — voila! Он уже здесь.
  
  На пороге стоял прокурор Джейсон Уэстерфилд.
  
  — Судя по тону, ты не очень мне рад, Арон? Ха! Шучу, шучу. Разрешите pour entrer?[24]
  
  Сегодня он был и одет как прокурор в отличие от субботнего наряда бездельника из богатого пригорода.
  
  Эллис указал ему на кресло по другую сторону кофейного столика.
  
  Стройный мужчина вошел. За ним по пятам следовала его ассистентка Крис Тизли. Забавно, отметил я про себя. Сегодня и я, и Уэстерфилд явились сюда в сопровождении помощниц. Обе — привлекательные женщины, обе на десяток с лишним лет моложе начальников. Я обратил внимание на то, что Тизли бросила пристально-небрежный взгляд на костюм Дюбойс из универмага «Мейси» и ее недорогой серебряный браслет. Меня огорчило, что этот взгляд не укрылся и от моей протеже.
  
  — Если сразу перейти к делу, — сказал Уэстерфилд, — то признаюсь, меня удивило, какую трясину мы разворотили.
  
  На этот раз до него, вероятно, дошло, что он употребил странную метафору, и это смутило прокурора. Помолчав, он продолжил:
  
  — Сенатор США, ничего себе! — Его голос и манера раздражали меня не меньше, чем при первой нашей встрече. Точнее, они бесили меня при каждом столкновении с ним.
  
  Я осторожно переставил ногу. Вдохнул поглубже, чтобы подавить боль. И снова сосредоточился.
  
  — Что ж, Корт, посвятите нас в детали… s’il vous plait.
  
  Я изложил ему всю историю примерно так же, как незадолго до того Сэнди Албертсу. Сообщил, что Генри Лавинга наняли, опасаясь, как бы Аманда Кесслер не разоблачила в своем блоге сексуальное насилие сенатора Стивенсона над школьницей.
  
  — И как же вы догадались об этом?
  
  — Эта идея пришла мне в голову, — сказал я, — после длительной беседы с Амандой накануне вечером, когда мы сидели в моей машине рядом с заброшенной военной базой. Из всего того, что она рассказала мне о недавних событиях своей жизни, только одно стояло особняком как возможный повод для того, чтобы ее заказали Генри Лавингу. А именно работа Аманды в школьном центре психологической помощи и особая заинтересованность в обстоятельствах самоубийства, якобы совершенного Сьюзан Маркус.
  
  — Но как вы поняли, что в этом замешан Стивенсон? — спросила Тизли.
  
  — Сенатор сам помог мне напасть на свой след. Меня удивило, что Албертс, его правая рука, пришел к нам с расспросами по поводу незаконной прослушки, как только мы получили задание охранять Кесслеров. И вчера я попросил Клэр проверить, действительно ли сенатор планирует организовать слушания по этой проблеме. Оказалось, что нет.
  
  И тогда мне вдруг стало совершенно ясно, что только я считал сенатора Стивенсона убежденным идеологическим борцом с незаконными разведывательными операциями. Из его собственных слов ничего подобного не вытекало. Его речь о «диктатуре закона» в колледже — где он, возможно, и познакомился со Сьюзан — на деле оказалась обычной популистской демагогией.
  
  — А потом они с Албертсом подняли этот вопрос только для того, чтобы иметь возможность держать под контролем мои действия по делу Кесслеров.
  
  Мы с моим боссом обменялись выразительными взглядами. Уэстерфилд явно не знал о допущенном мною промахе, когда еще несколько лет назад я без санкции судьи организовал слежку за Лавингом. Впрочем, вполне вероятно, что об этом не знал даже Стивенсон. Проблемы у меня еще могли возникнуть, но хотелось верить, что теперь об этом никто и не вспомнит.
  
  — И вот тогда я начал сопоставлять факты по Стивенсону — человеку с репутацией большого любителя молоденьких девушек. Сенатору, частенько выступавшему с лекциями в учебных заведениях. Он родом из Огайо, откуда рукой подать до Чарлстона в Западной Виргинии — удобного места, где они с Албертсом могли назначить Лавингу встречу. Я попросил Клэр внимательнее изучить поведение Стивенсона. Она просмотрела записи о его телефонных переговорах и перемещениях по стране, проверила, не поступало ли раньше жалоб на сексуальные домогательства, от которых он мог, например, откупиться.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Как видите, это была только версия, не подкрепленная до поры до времени неопровержимыми доказательствами. И я решился на затею с ГПИ в надежде на то, что Албертс заглотит наживку и попытается навести нас на след Питера Ю.
  
  — Да, я сам видел ориентировку по «Глобал», — кисло ухмыльнулся Уэстерфилд, которому скорее всего опять не понравилось, что ему не сообщили всей правды, хотя на этот раз не преследуя цель отвлечь его внимание от меня.
  
  — Между прочим, — добавил я, — почти нет сомнений, что Албертс расколется.
  
  «Дилемма заключенного»…
  
  У Эллиса тоже накопились вопросы:
  
  — Но похищать девочку-подростка, угрожать ей пытками, использовать головорезов-наемников… Крайне сложная, я бы даже сказал, экстремальная операция. Зачем ему это? И что означал поставленный крайний срок? Информация была нужна ему к вечеру вчерашнего дня.
  
  Для меня самого здесь все было предельно ясно. И я объяснил:
  
  — Надеюсь, главная причина понятна — Стивенсону не хотелось угодить за решетку, а потому он пошел бы на все, чтобы заставить замолчать любого свидетеля, способного связать его со смертью Сьюзан Маркус. Но кроме того, здесь замешано куда больше высокопоставленных людей, чем одни лишь Стивенсон и Албертс.
  
  Уэстерфилд вновь встрепенулся. Его легко возбуждало любое предположение о существовании заговора.
  
  — Кого вы имеете в виду?
  
  — Во-первых, кандидата на выборах в верховные судьи. Голосование в сенате назначено на завтра. А Аманда собиралась вести свой блог о самоубийстве Сьюзан всю неделю, начиная с понедельника.
  
  — Я все еще не вижу связи… — сказал прокурор.
  
  Пришлось втолковать ему, что Стивенсону удалось сколотить коалицию правых сил.
  
  — Но у них большинство всего в один голос. Случись Стивенсону попасть под арест или хотя бы под подозрение в секс-скандале, и коалиция враз развалилась бы. Тогда прощай мечта республиканцев о «своем» верховном судье. Им стал бы демократ. Поэтому я более чем уверен, что здесь замешаны деятели из группы политической поддержки и лоббисты, с которыми прежде был связан Албертс.
  
  При этом глаза Уэстерфилда по-волчьи загорелись.
  
  — Это действительно интересно, — признал он.
  
  — Посмотрите, сколько злобы выплескивается из-за этого, — продолжал я. — Люди, кажется, действительно готовы на все, чтобы именно их партия одержала победу.
  
  «Сейчас в конгрессе слишком много истериков. Их вообще-то везде стало слишком много».
  
  Уэстерфилд посмотрел на Тизли, которая что-то яростно строчила в своем блокноте, а потом повторил:
  
  — Это интересно, Корт. И очень хорошо…
  
  Однако он явно не закончил и ничего хорошего не имел в виду. Я ждал продолжения.
  
  — Но мне придется поднять этот вопрос. — Он откинулся на спинку кресла и вперил взгляд в потолок. Потом с выражением сожаления (едва ли искренним) произнес: — Не лучше ли вам именно сейчас с почетом уйти в отставку?
  
  — С чего бы ему уходить? — удивился Арон.
  
  — А ты не помнишь, как он водил за нос нас — представителей генеральной прокуратуры?
  
  — Выражайся яснее, Джейсон, — сказал Эллис.
  
  — Я имею в виду инцидент с отправкой в тюрьму фургона, в котором не было Кесслеров. Вы поставили нас в идиотское положение.
  
  «Мы не можем оставить все вообще без последствий. Вы беззастенчиво мне солгали».
  
  Теперь я догадался, что Уэстерфилд мог пригласить туда самого генерального прокурора США или кого-то еще из крупных шишек, чтобы те сами побеседовали с героем-полицейским Райаном Кесслером. Вот почему самолюбие Уэстерфилда так пострадало, а быть может, и его карьерные перспективы тоже.
  
  — Думаю, добровольная отставка будет для вас самым мягким из наказаний. И конечно, придется написать докладную с извинениями. Мое начальство должно знать, что вы преднамеренно тянули кота за хвост.
  
  Опять дурацкое клише. Неужели ни один судья во время процесса не сделал ему замечания за использование неуместных фигур речи?
  
  — Само собой, я позабочусь, чтобы вам сохранили стаж и пенсию, — продолжал Уэстерфилд. — А вы уйдете спокойно в какую-нибудь частную охранную фирму. В зарплате только выиграете, уверяю вас. Могу даже сам вас кое-кому порекомендовать.
  
  — Джейсон! — попытался прервать его Эллис.
  
  — Мне очень жаль, поверьте. — Лицо Уэстерфилда снова выразило беспокойство. — Но если вы на это не пойдете сами… Как ни прискорбно, но встанет вопрос, о котором мне стало известно, — речь о неких несанкционированных действиях.
  
  Я почувствовал, как взгляды всех присутствующих уперлись в меня.
  
  Значит, Уэстерфилд знал обо всем, а стало быть, нащупал мою точку уязвимости. И чертовски эффективную.
  
  — Так что не лучше ли нам ударить по рукам? — предложил прокурор. — И мирно разойтись каждый своим путем. Вы еще не устали подставляться под пули, Корт?
  
  «Стратегия конкуренции» Нэша, названная так по имени известного математика Джона Нэша, весьма популярна среди теоретиков игр и, кстати, одна из моих любимых. Вкратце суть ее такова. Есть два игрока, каждый из них желает получить часть чего-то, что можно поделить. Возьмем, например, двух начальников, которые должны пользоваться услугами одной и той же помощницы, но ее рабочее время ограничено всего сорока часами в неделю. Каждый из участников игры пишет на клочке бумаги количество часов, на которые он претендует, не зная, сколько просит оппонент. Если в сумме их запросы равны сорока часам или менее того, каждый получает помощницу в распоряжение на нужное ему время. Если же их суммарные запросы слишком велики — помощница не достается ни тому ни другому.
  
  И вот сейчас я сам стал предметом такой игры в «торговлю» между Эллисом и Уэстерфилдом.
  
  Но теория игр неизменно срабатывает только при условии, что правила соревнования заранее четко определены и известны участникам. В игре, развернувшейся сейчас на наших глазах, ни один из противников не подозревал об еще одной ее особенности: что предмет их спора — то есть я сам — тоже может включиться в игру.
  
  По мере того как Уэстерфилд и Эллис вели «торговлю», предлагая друг другу варианты компромиссов, я даже не пытался вмешиваться. И перебил их под самый конец споров.
  
  — Джейсон?
  
  Он оборвал себя на полуслове и посмотрел на меня.
  
  — Я никуда не уйду, — сказал я. — И не стану писать прошения об отставке. Вы просто не выдвинете против меня никаких обвинений, вот и все.
  
  Эти слова в равной степени ошарашили и Уэстерфилда, и моего шефа. Прокурор растерянно посмотрел на свою ассистентку, которая тоже была удивлена и только поигрывала жемчужным ожерельем.
  
  Потом губы Уэстерфилда растянулись в жесткой гримасе.
  
  — Так-так, уж не собираетесь ли вы…
  
  Ему не хотелось завершать фразу вопросом «угрожать мне?», но только чем-то подобным он и мог закончить ее.
  
  — Не горячись, Корт, — сказал Эллис. — Мы найдем приемлемое решение. Всегда есть возможность договориться.
  
  Я поднялся, подошел в двери и закрыл ее.
  
  Уэстерфилд все еще пребывал в шоке. Эллису явно хотелось провалиться сквозь землю. Что касается Дюбойс, то она едва заметно улыбнулась. Эту улыбку Клэр явно переняла у меня.
  
  — Приступай к сути, — сказал я ей и откинулся на спинку кресла. Я учу своих протеже не только обращению с «дознавателями», киллерами и их заказчиками. Они должны уметь общаться и с теми, кто вроде бы призван нам помогать.
  
  Клэр повернулась к Уэстерфилду и начала, выдерживая безукоризненно уважительную интонацию:
  
  — Сэр, при окончательном анализе дела, которое будет возбуждено против мистера Албертса и сенатора Стивенсона, мы сочли важным точно установить, откуда им стало известно, что нашей организации была поручена охрана семьи Кесслер. Для офицера Корта и для меня это оставалось одним из самых важных вопросов, на которые мы не знали ответа. Разумеется, когда мы беремся за подобные операции, никого официально не уведомляют об этом. Жизненно важно, чтобы о существовании нашей организации знало как можно меньшее число людей. Как вам нетрудно себе представить, нам едва ли удалось бы работать эффективно, если бы все кому не лень имели возможность совать нос в наши дела. Напомню, кроме того, что специальным актом сотрудникам прочих правоохранительных органов запрещено делиться с кем-либо информацией о нашем существовании вообще, не говоря уже о подробностях предпринимаемых нами конкретных действий.
  
  — «Совать нос»! — Уэстерфилд в раздражении даже сжал кулаки, но ему пришлось позволить Дюбойс закончить.
  
  — Однако на основе записей телефонных переговоров — полученных, подчеркну, на основе законно выписанного ордера — нами установлено, что в субботу Сэнди Албертс звонил именно вам в офис всего лишь за час до того, как пришел сюда, чтобы начать обсуждение незаконных разведывательных операций с директором Эллисом и офицером Кортом. До этого звонка ни Албертс, ни сенатор Стивенсон не были осведомлены о том, что охрана Кесслеров поручена нам.
  
  — Звонил в мой офис? Чушь! Это просто смехотворно!
  
  — К сожалению, это не так, сэр. — Дюбойс смотрела ему прямо в глаза. — В нашем распоряжении есть распечатка разговора.
  
  Она раскрыла лежавшую перед ней на столе папку, и талисманы на ее браслете зазвенели колокольчиками.
  
  — Я выделила самое важное желтым фломастером. Боюсь, он светловат, но вам ведь видны мои пометки? Синий маркер оказался слишком темным.
  
  Крис Тизли вцепилась тонкими пальцами в свой блокнот. Ее хорошенькое личико побагровело, и даже жемчужины поменяли оттенок на более красный, хотя мне это, возможно, только показалось. Она выдавила из себя:
  
  — Но ведь Албертсу было известно о Кесслерах. Он сам назвал их фамилию. И я подумала… Он спросил только, кто занимается их охраной. Больше никаких вопросов не задавал. И я решила, что не произойдет ничего страшного, если…
  
  У Дюбойс (вот ведь умница!) хватило выдержки не сводить глаз с Уэстерфилда; она не удостоила даже мимолетным взглядом свою незадачливую коллегу.
  
  — Ах вот, значит, как, — медленно выдавил из себя прокурор.
  
  Прошло несколько мгновений, в течение которых единственными звуками в комнате оставался перезвон талисманов на браслете Дюбойс, укладывавшей бумаги в свой дипломат. Уэстерфилд выпятил нижнюю губу и сказал:
  
  — Похоже, всем нам сейчас необходимо вернуться к выполнению главной задачи — усадить за решетку сенатора et son ami.[25]
  
  С этими словами он поднялся. Помощница тоже поднялась.
  
  — До свидания, джентльмены… И леди.
  
  После чего оба удалились.
  
  Что ж, у каждого своя точка уязвимости. Просто у прокурора она оказалась чувствительнее.
  71
  
  У себя в кабинете я открыл сейф и достал игру, полученную почтой в субботу.
  
  Я удалил предохранительную, всю в пузырьках, обертку и открыл крышку, а потом с удовольствием вдохнул запахи старой бумаги и картона. Еще пахнуло кедром, что особенно обрадовало меня. В каждом комплекте настольной игры мне всегда интересна прежде всего его история. Вот эту игру, например, впервые купили совершенно новой в 1949 году. Потом она, вероятно, переходила от одного поколения семьи к другому или меняла владельцев — такие вещи часто выставляют на «гаражных распродажах» — а возможно, попала в какую-нибудь гостиницу в Новой Англии, где ею развлекались постояльцы, когда дождь загонял их под крышу и мешал приятным прогулкам.
  
  А едва ощутимый запах нафталина говорил о том, что в последние годы игру держали запертой в каком-нибудь стенном шкафу. Картонное игровое поле потрескалось, покрылось пятнами, почему игра и продавалась так дешево, и я постарался представить себе, сколько же всего людей успели дойти своими фишками от старта до финиша, что это были за люди, чем занимаются сейчас, если еще не покинули этот мир.
  
  При всей их изощренности и все более совершенной графике для меня компьютерные игры сильно уступали в притягательности своим элегантным трехмерным предшественницам.
  
  Я сложил игру в сумку из супермаркета. Было четыре часа дня, и я собирался отправиться наконец домой.
  
  В дальнем углу кабинета на низкой тумбочке у меня стоял небольшой телевизор, который почти все время работал с приглушенным звуком. Бросив взгляд на экран, я увидел бегущую строку Си-эн-эн, сулившую свежие новости. По этому поводу Дебойс обязательно заметила бы: разве могут новости быть не свежими, а известия не последними?
  
  Я вчитался в тянувшуюся снизу ленту слов. Лайонел Стивенс объявил, что с сегодняшнего дня слагает с себя полномочия сенатора. Против него возбуждено уголовное дело, но никаких подробностей не сообщалось. Руководитель его аппарата Сэнди Албертс арестован, как и глава политического комитета, связанный с Албертсом еще со времени лоббистской деятельности последнего.
  
  Что ни говори о Джейсоне Уэстерфилде, а свое дело он знал.
  
  От неожиданно донесшегося из дверного проема голоса я вздрогнул и машинально выключил телевизор.
  
  — У меня все готово, — сказала Барбара, мой секретарь. — Несу вам на подпись.
  
  Я взял у нее документ и пробежал глазами. Это был приказ о том, что мы снимаем с себя ответственность за охрану семьи Кесслеров. Чистая формальность. Если бы случилось так, что «дознаватель» не знал об аресте заказчика и продолжил выполнять задание, мы бы, разумеется, тут же снова взяли бы клиентов под защиту, невзирая ни на какие приказы. Но, как любому государственному учреждению, нам полагалось держать свою документацию в порядке. Я расписался и вернул листок Барбаре, предупредив, что вернусь на работу дня через три или четыре, но она всегда знает, как найти меня, если что. Само собой, Барбара это знала, но я счел за лучшее напомнить.
  
  — Вам нужно малость отдохнуть, — сказала она с материнской интонацией, которая искренне тронула меня. — Что-то вы неважно выглядите.
  
  Действие перечного спрея давно не ощущалось. Я вопросительно вскинул брови.
  
  — Вы все еще хромаете, — пояснила она.
  
  — Ерунда. Всего лишь царапина.
  
  — Пусть ваш пальчик скорее заживет!
  
  Пальчик? Я представил себе большой палец на своей лапище и чуть не расхохотался. Мари и Фредди правы — я так редко смеялся, что развеселить меня могло только нечто подобное.
  
  Я забрал пакет с игрой, компьютер, спортивную сумку с одеждой и отправился к отсеку, который занимала Дюбойс. Она как раз говорила по телефону. Игривый тон ее подсказывал, что на другом конце провода был скорее всего «кормилец кошек». Мне казалось, что сегодняшний вечер вполне подошел бы для романтического ужина. И она действительно расписывала со свойственными ей излишними подробностями и отступлениями от темы рецепт цыпленка, которого задумала приготовить.
  
  Я собирался помахать на прощание рукой, но она подняла вверх палец, что означало просьбу немного подождать.
  
  Мне не хотелось, чтобы из-за меня она вешала трубку, и потому я шепнул:
  
  — Должен бежать. Огромное спасибо. Ты проделала отличную работу.
  
  Губами она едва заметно улыбнулась, а вот глаза просияли. И я вспомнил, что когда меня хвалил Эйб Фэллоу, моя реакция была совершенно иной. Я отводил глаза и делал вид, что похвала для меня — нечто естественное. Конечно, Клэр Дюбойс все делает правильно, подумалось мне. У нее было особое чувство юмора, и порой она выносила странные суждения. А еще имела привычку разговаривать сама с собой. Но зато никогда не сдерживала эмоций, какими бы они ни были. Так и следовало поступать. Будь у меня возможность вернуться в прошлое и кое-что там подправить, я, наверное, стал бы таким же, как она.
  
  Но прошлое — это такая штука… Оно не только напоминает о себе в самое неподходящее, в самое неудобное время. Оно неизменяемо, словно высечено в камне.
  
  Оставив ее продолжать монолог о кулинарии, я спустился в гараж за своим автомобилем — темно-красным «вольво». Мою работу никак не назовешь самой безопасной в мире, но в повседневной жизни я предпочитаю садиться за руль машины, которую рекомендовал всей нашей семье мой поднаторевший в страховом бизнесе отец. Ей не хватает стиля? А кому он нужен, этот ваш стиль? К тому же она и служит дольше прочих.
  
  Не успев выехать на Кинг-стрит, я услышал сигнал о том, что мне на телефон пришло текстовое сообщение. Притормозив у тротуара, посмотрел на дисплей. Потом, глядя через лобовое стекло на масонский храм, погрузился в раздумья.
  72
  
  Я встретился с Джоанн Кесслер в «Галерее» — более дорогом из двух торговых центров в Тайсонс-Корнер, которые стоят почти вплотную друг к другу вдоль платной автотрассы и находятся совсем рядом с тем офисным зданием, где мы допрашивали Аслана Загаева.
  
  В «Галерее» нашли себе пристанище «Ритц-Карлтон», «Де Бирс» и «Версаче», и я не понимал, как они еще до сих пор не вылетели в трубу, — ведь, за исключением нескольких дней перед Рождеством, покупателей здесь почти никогда не было.
  
  Джоанн расположилась за шатким столиком в напоминавшем пещеру кафе «Старбакс», лелея между ладонями чашку с чаем.
  
  В течение примерно месяца после окончания нашей работы с клиентами у них еще остаются выданные им безопасные сотовые телефоны — на всякий случай. По истечении этого срока компьютер автоматически введет неразбериху в коды и номера, и бывшие подопечные вольны выбирать: вернуть нам аппарат по почте или просто выбросить. Таким телефоном и воспользовалась Джоанн, когда полчаса назад прислала мне сообщение с просьбой о встрече.
  
  Разумеется, я уже связался и с ней, и с Райаном, и, конечно, с Амандой, чтобы поделиться всеми подробностями. Мы тепло попрощались. А теперь, когда приказ подписан, наша миссия считалась полностью законченной.
  
  Но как теперь выяснялось, не до конца.
  
  Я взял себе кофе и присел рядом с женщиной, серьезной, как всегда.
  
  — Как вы себя чувствуете? — спросила она.
  
  Совершенно не расположенный обсуждать свои болячки, особенно палец ноги, я ответил:
  
  — Неплохо, спасибо. А как Райан?
  
  — Поправляется. Врачи обещают, что уже завтра он будет дома.
  
  — А Аманда?
  
  — Лучше всех. Горит желанием начать кампанию по борьбе с коррупцией в Вашингтоне.
  
  — Присматривайте, пожалуйста, за тем, что она пишет в своем блоге, — попросил я. — Нельзя, чтобы Аманда ненароком упомянула обо мне.
  
  — Об этом мы уже очень серьезно поговорили, — улыбнулась Джоанн.
  
  — Слышали новости о Стивенсоне?
  
  — Да. Послушайте, Корт, — продолжала она, — у меня осталось чувство, что ни один из нас не поблагодарил вас, как следовало бы. Я много думала об этом. Обо всем, что вы сделали. Вас ведь чуть не убили. А между тем мы для вас совсем чужие. Мы для вас — никто.
  
  Я помолчал. Право же, неловкая ситуация.
  
  — Вы были моей работой, — ответил я.
  
  — Я все равно глубоко благодарна вам.
  
  Но как я догадывался, встреча понадобилась ей не только для того, чтобы сказать мне спасибо.
  
  И точно, после паузы:
  
  — Есть еще кое-что. Мне нужно попросить вас. Знаю, что не должна, но… Я просто больше не знаю никого, к кому с этим обратиться.
  
  — Конечно. Я вас слушаю.
  
  — Это по поводу Мари. — Голова Джоанн поникла. — С ней меня тоже постигла неудача.
  
  Я ждал продолжения, разглядывая редких посетителей торгового центра.
  
  — Мари даже разговаривать со мной не хочет. Но я подслушала ее. Она действительно собирается снова съехаться с Эндрю. Я хотела ее отговорить, но она полностью отгородилась от меня. Схватила свои вещи и выбежала в дверь… Он снова будет бить ее, а Мари не сможет защититься. — Джоанн дотронулась до моей руки. Странное чувство. Когда относишься к своим клиентам как к фигурам на игровой доске, которые нужно только оберегать, в физический контакт с ними не вступаешь. Более того, Эйб всегда настоятельно рекомендовал всячески избегать его.
  
  При этом мне трудно было избавиться от воспоминания о том, как мы с Мари целовались на берегу Потомака.
  
  — Не могли бы вы поговорить с ней? — тихо попросила Джоанн. — Пожалуйста! Я понимаю, что это не входит в ваши обязанности. Но меня она не слушает. Вполне возможно, что вообще больше не захочет со мной разговаривать…
  
  Слезы в ее глазах. Второй раз за время нашего знакомства.
  
  Не зная, как реагировать, я чувствовал острый дискомфорт.
  
  — Где она сейчас?
  
  — Встречается с ним через час в парке Вашингтона в центре города.
  
  Как я не раз втолковывал Клэр Дюбойс и всем своим ученикам, всякие отношения между «пастухом» и его клиентом прекращаются в ту минуту, когда заказчик, киллер или «дознаватель» арестованы либо нейтрализованы иным способом. Необходимость дальнейшей психотерапии, разводы, трагические инциденты или счастливое продолжение семейной жизни — все это нас уже никаким боком не касается. К тому времени, когда существование Кесслеров начнет возвращаться к норме после всех пережитых ими страхов — а это так или иначе случится, — я уже буду где-то на другой явке или в пути, обеспечивая безопасность других подопечных.
  
  — Умоляю вас!
  
  Снова точка уязвимости, подумалось мне. Для меня она была теперь в том воспоминании о пенившихся водах Потомака.
  
  Уязвим…
  
  — Хорошо, — сказал я.
  
  Мою руку сжали сильнее.
  
  — О, как я вам благодарна! — Джоанн смахнула слезы со щек.
  
  Я поднялся.
  
  — Корт?
  
  Пришлось обернуться.
  
  — Помните, о чем мы с вами говорили? О раздвоенности жизни. О том, что невозможно охранять людей, как вы, или делать ту работу, что я выполняла прежде, и одновременно иметь семью. Я тогда сказала, что совмещать одно с другим не стоит и пытаться. Но теперь я в этом вовсе не уверена… Вероятно, это вполне возможно. Если правильно построить отношения. — Она улыбнулась, и лицо ее приняло выражение, какого я раньше не замечал. — Нужно только очень сильно захотеть этого.
  
  Честное слово, я не знал, что ответить на это, а потому кивнул на прощание и, слегка прихрамывая, пошел искать свою машину.
  
  Минут через сорок я уже был в парке Вашингтона, расположенном неподалеку от площади Дюпона. Это совсем небольшой парк, разбитый в первые годы существования города. Некоторые садовые скамейки в парках нынче совершенно новые, и, как я слышал, их теперь штампуют из переработанных старых шин и пакетов из-под молока. Это, конечно, очень прогрессивно, экологично и благотворно для человечества, но я предпочитаю старые, как те, что стояли здесь. У них был такой вид, словно они установлены в те времена, когда неподалеку, в доме на Пенсильвания-авеню, работал еще Тедди Рузвельт. Черные чугунные станины, местами ржавые, с деревянными планками сидений, бугристыми от все новых слоев краски, которые годами накладывали на них.
  
  Парк пересекла пара, остановившаяся на секунду, чтобы полюбоваться на цветущий куст — по-моему, это была камелия, — а потом здесь стало снова совсем пустынно. День выдался ветреный, небо покрывали облака. Я поставил машину так, чтобы мне была видна каждая скамья и я мог заметить появление Мари, с какой бы стороны она ни подошла. Заглушив мотор, опустил солнцезащитный козырек. В глаза я здесь точно никому не бросался. Попытка позвонить Мари по телефону ни к чему не привела — она включила автоответчик, видимо, не желая отвечать на звонки сестры.
  
  Потом появился новый персонаж. Не без огорчения я узнал в нем Эндрю. Его фото Клэр Дюбойс прислала мне еще в тот период, когда он не был исключен из числа подозреваемых заказчиков в деле Кесслеров. Разговаривая по сотовому телефону, он неспешно вошел в парк, осмотрелся и, поразмыслив, сел на скамейку. Закинул ногу на ногу. Выражения его лица с двадцати с лишним метров я четко не видел, но он явно не улыбался, а в некоторых жестах отчетливо проявлялось раздражение. В любой игре Эндрю был бы для меня легким противником — слишком взрывной темперамент и отсутствие сосредоточенности.
  
  Поскольку он появился первым, у меня не оставалось возможности поговорить сначала с Мари, если только не перехватить ее каким-то образом по дороге.
  
  Но такого шанса мне не предоставилось, потому что она показалась почти тут же, войдя в парк с противоположной стороны. В отличие от Эндрю она расплылась в улыбке, показывая, что рада встрече. Мари шла легко и быстро с пакетом из магазина «Нейман Маркус» и небольшим кофром для фотоаппарата через плечо. Хорошо мне теперь знакомый чемодан на колесиках покорно тащился за ней, как верная собачонка. Неужели в пакете подарок для него? Это означало бы, что Мари готова вернуться к той роли зависимого, неуверенного в себе ребенка, которая отчетливо проявилась, когда она оставляла прежде сообщение на его автоответчике. С ним Мари вела себя совсем иначе, чем с другими, — например, со мной.
  
  Мистер гид…
  
  Эндрю заметил ее, кивнул, но не улыбнулся в ответ и не прервал разговора по телефону. Наверняка специально сделал совершенно ненужный ему звонок, чтобы сразу показать свою власть над ней, подумал я. Подобный тип поведения очень распространен у животных, но они делают это ради выживания, а не из чистого эгоизма. Зная, что Эндрю иногда бил Мари, я сразу почувствовал опасность в его пренебрежении к ней. Этого и боялась Джоанн.
  
  Поскольку я уже не был при исполнении, свой «глок» я оставил запертым я ящике стола на работе. Впрочем, в любой момент можно набрать 911. Я пристально всматривался, стараясь не упустить чего-нибудь важного. Его руки были в перчатках. Еще раньше я приметил, что карман его брюк оттопырен. В большом рюкзаке Эндрю могло лежать оружие. Впрочем, и сам по себе рюкзак мог послужить оружием. Эндрю не носил очков, которые делают человека менее опасным, если приходится вступать с ним в схватку или убегать от него. Этот мужчина был, несомненно, силен и в хорошей физической форме.
  
  Но Мари не замечала исходившей от него угрозы и всем своим видом показывала, как ей приятно вновь увидеть его. С не покидавшей губ улыбкой она села рядом и поцеловала Эндрю в щеку, к которой он не прижимал телефон. Он сначала схватил ее за руку, но еще какое-то время не проявлял никаких знаков внимания, пока наконец не закончил разговор. Убрав мобильник, Эндрю повернулся к ней и тоже изобразил улыбку. Слов я не слышал, но их разговор казался довольно спокойным. Он наверняка спросил, где она провела последние дни, а она — это я понял по удивленному выражению его лица — рассказала ему какую-то часть правды. Он коротко рассмеялся.
  
  Как бы ни выглядело со стороны происходящее на твоих глазах, Корт, чем бы ни казалось, никогда не делай поспешных выводов. Будь настороже.
  
  Слушаюсь, Эйб!
  
  Усмешка Эндрю сменилась чуть похотливой улыбочкой, когда он обнял Мари за талию. Он что-то нашептывал ей, наверняка зазывая к себе домой. По сведениям Дюбойс, жил он неподалеку отсюда.
  
  Но в этот момент Мари покачала головой и скинула его другую руку, лежавшую на ее плече. Отодвинулась. Помолчала, явно собираясь с духом. А потом заговорила, избегая смотреть ему в глаза. Поначалу слова явно давались ей с трудом, но постепенно Мари осмелела и продолжала, глядя, как равнодушно он слушает ее.
  
  Сделав жест затянутой в перчатку рукой, он склонился к ней ближе. Произнес несколько фраз, но Мари снова покачала головой.
  
  Потом она достала из пакета фотографию в рамке. Это был натюрморт, который я видел прежде в доме Кесслеров. Вероятно, когда-то именно Эндрю подарил ей его. Скорее всего он и был автором работы. Теперь Мари протянула снимок ему.
  
  Интересно. Явный признак желания разрыва с ее стороны.
  
  Посмотрев на фотографию, Эндрю грустно улыбнулся. Потом начал долго говорить, что-то внушая ей. Опять склонился, чтобы поцеловать Мари, но она отпрянула, бросив ему в лицо еще несколько фраз.
  
  Он сначала кивнул. А потом вскочил на ноги и с яростью швырнул рамку на асфальтированную дорожку у скамейки, где она вдребезги разбилась. Мари съежилась от страха, стараясь увернуться от осколков. Потом Эндрю потянулся и схватил ее за руку. Она поморщилась, даже вскрикнула от боли. Его другая рука в плотно облегающей перчатке стала сжиматься в кулак.
  
  Я открыл дверь машины и быстро выскочил…
  
  Но в эту же секунду тоже поднявшаяся на ноги Мари врезала рукой прямо в лицо Эндрю. Тот, не ожидая от нее проявлений агрессии, был застигнут врасплох. Удар пришелся точнехонько ему в нос. Больнее ничего не придумаешь — я испытал это на собственной шкуре, потому что однажды мой перепуганный клиент случайно со всей силы заехал мне по носу локтем.
  
  Эндрю невольно опустился на скамейку, сгорбившись, все еще злясь, но полностью занятый теперь своей окровавленной физиономией.
  
  — Ты сучка поганая!
  
  — Но я же сказала тебе, что все кончено, — твердо повторила Мари.
  
  Теперь, выбравшись из машины, я слышал каждое их слово.
  
  Эндрю поднялся и почти вслепую стал размахивать кулаками, но Мари абсолютно хладнокровно с силой толкнула его. Зацепившись ногой за ногу, он всей своей тяжестью рухнул на асфальт. Потом вскочил, отступил на несколько шагов и полез в карман за бумажным носовым платком.
  
  — Ты напала на меня, сука! Я вызову полицию.
  
  — Валяй, вызывай, — отозвалась она, воплощенное спокойствие. — Только помни, что брат моей сестры — коп. И насколько я знаю, у него на тебя давно руки чешутся. А ведь у него есть еще и коллеги.
  
  Я не без удовольствия отметил, что, находясь под моим попечением, Мари тоже научилась давить на болевую точку противника. Она посмотрела на него почти с жалостью.
  
  — И не смей мне больше звонить.
  
  Потом Мари закинула кофр с камерой через плечо, повернулась и, волоча за собой чемодан, неторопливо стала удаляться. Я подождал, желая убедиться в том, что Эндрю не станет преследовать ее. Похоже, эта мысль пришла ему в голову, но ненадолго. Он подобрал с земли остатки рамки и вновь в бешенстве швырнул об асфальт. А потом быстрым шагом пошел в другую сторону, зажимая рукой все еще кровоточивший нос.
  
  Я снова сел за руль, запустил мотор и повел машину в том направлении, куда ушла Мари. Уже на следующем перекрестке я заметил, что она стоит у перехода через улицу. Мари пальцами взъерошила себе волосы и чуть откинула голову назад, чтобы посмотреть на еще более помрачневшее небо. Она вдыхала те же запахи, что и я сквозь опущенное стекло своего «вольво», — сладковатый аромат сырых осенних листьев и еще более приторный дымок из камина расположенного на углу дома.
  
  Для нее загорелся зеленый сигнал светофора, она пересекла проезжую часть и подошла к стеклянным дверям высотного здания отеля «Хайатт».
  
  Я припарковался у тротуара в неположенном месте, показал удостоверение полисмену. Кивнув, он оставил меня в покое.
  
  Мари прошла сквозь вращающуюся дверь, огляделась и решительно направилась к стойке службы размещения, отдав свой чемодан мальчику-коридорному. Поздоровавшись с рецепционисткой, она открыла сумочку, достав свои права и кредитную карточку.
  
  Я еще немного понаблюдал за ней. Убедившись окончательно, что последняя из моих подопечных находится в полной безопасности, я включил передачу и влился в транспортный поток, который увлек меня в сторону дома.
  Эндшпиль
  
  Когда я веду машину по делу, связанному с работой, то не позволяю себе такой роскоши, как музыка в салоне. Она слишком отвлекает, как объяснил я пару дней назад Биллу Картеру.
  
  Но в свободное время у меня всегда включено либо радио, либо компакт-диск, либо музыка, скаченная из Интернета. Мои музыкальные пристрастия можно назвать старомодными, но они охватывают обширный период от 1930-х до 1960-х годов. Мне не нравится ничто более раннее, как редко приходятся по вкусу песни, написанные позже.
  
  Мои любимцы — Фэт Уоллер, Синатра, Билли Холидэй, Луи Армстронг, Розмари Клуни, Элла, Сэмми Дэвис-младший, Дин Мартин… Но только если слова его песни не слишком глупы. Текст очень важен. Почему-то этой мыслью не прониклись при всей своей музыкальности, например, те же «Битлз». Они блестящие мелодисты, но я всегда считал, что их произведения стали бы подлинным искусством только в том случае, если бы они однажды задумались: «Боже, о чем это мы поем?»
  
  И сейчас, стремительно удаляясь от столицы, я слушал песню времен Синатры по спутниковому каналу «Сириус», где умело подбирают музыку той эпохи и лучших ее исполнителей — не только Фрэнка. В динамиках звучал голос Гарри Конника-младшего.
  
  Я ловил кайф от его пения.
  
  Я ловил кайф просто от того, что вел машину.
  
  За спиной остался большой город. В прошлом остались Мари и Джоанн. Райан и Аманда.
  
  И Генри Лавинг.
  
  Со всеми ними, хотя с каждым по-разному, я мысленно распрощался навсегда.
  
  И другие люди тоже ушли сейчас из моей жизни, хотя, разумеется, ненадолго. Фредди, Арон Эллис и Клэр Дюбойс, которая, как я надеялся, сейчас готовила что-то неповторимо вкусное для своего «кошатника».
  
  Еще раньше я на время выбросил из головы Джейсона Уэстерфилда и эту его даму в жемчугах.
  
  Промелькнул дорожный указатель. До Аннаполиса в штате Мэриленд оставалось двадцать пять километров.
  
  Через двадцать минут я подъехал к скромному белому особняку в колониальном стиле, стоявшему почти на самом берегу Чесапикского залива. Ветер к ночи утих, но я все равно мог слышать легкий шум прибоя — почему мне и нравился этот уголок сельской Америки.
  
  Я сбросил скорость, включил указатель поворота, хотя позади меня не было никого, и свернул на узкую дорожку, всю усыпанную листьями, которые здесь начинают опадать раньше, чем в городах. Мне нравилось сгребать их — не сдувать этими современными приспособлениями, а именно сгребать. И я возьмусь за них завтра с утра, начав с этого свои выходные. Остановив машину, я вышел из нее, от души потянулся, забрал с заднего сиденья свой компьютер, спортивную сумку и пакет с драгоценной настольной игрой.
  
  Помахивая своим багажом, я поднялся по вьющимся змейкой бетонным ступенькам — хруст уже успевших засохнуть листьев непрерывно раздавался под ногами — к входной двери дома. Поставив сумку у порога, начал рыться в карманах в поисках ключа, но тут дверь распахнулась.
  
  Я вздрогнул от неожиданности.
  
  Пегги это насмешило, и она отрывисто рассмеялась. Невысокая, но сильная, с лицом, все еще покрытым веснушками, несмотря на четвертый десяток, темноволосая женщина обхватила руками и меня самого, и мою поклажу, да так порывисто, что я чуть не свалился со ступенек. Но она удержала меня — сильная, я же сказал, — и, обняв меня рукой значительно ниже спины, ввела в дом.
  
  — Ты что-то рано вернулся. — Она нахмурилась. — Я не успела сказать любовнику, чтобы прыгнул с балкона и удирал через задний двор.
  
  — Если он умеет хорошо готовить, — подмигнул я, — попроси его остаться.
  
  Пегги слегка ударила меня по ребрам и снова расхохоталась. Бросив на пол все свои вещи, я взял ее за руки и приник к ее губам в долгом поцелуе.
  
  — Значит, вы закончили свой проект раньше срока? — Я заметил, как она мельком глянула в зеркало и подправила свои черные вьющиеся волосы. Моего приезда она ожидала только завтра. Обычно к моему возвращению после долгого отсутствия Пегги тщательно приводила себя в порядок, всегда внося в свою внешность что-нибудь новое. Мне это нравилось, но на этот раз я не предупредил ее звонком. Во-первых, не хотелось, чтобы она тратила на подготовку слишком много времени и усилий, а во-вторых, я всегда любил устраивать ей сюрпризы вроде этого, как и на все дни рождения или годовщины свадьбы, — кстати, до нашей пятнадцатой оставалось всего две недели.
  
  — Что у тебя с головой?
  
  — Ты же знаешь, какой я неуклюжий. Лазил по стройплощадке, и вот…
  
  — А защитная каска?
  
  — Обычно ношу, но не в тот раз, — ответил я и поспешил сменить тему. — Твои родители раздумали навестить нас в эти выходные?
  
  — Нет. Они приедут. Вместе с Оскаром.
  
  — С кем?
  
  — Со своей собакой.
  
  — Не знал, что они завели собаку.
  
  — Но они же упоминали об этом.
  
  — Какой породы?
  
  — Не знаю. По-моему, обычная дворняга.
  
  Я осмотрелся.
  
  — А где мальчишки?
  
  — Джереми у себя в комнате, разговаривает по телефону с твоим братом. А Сэм уже в постели. Я наскоро приготовлю тебе ужин.
  
  — Обычного сандвича будет довольно. И бокал вина. Вот бокал можешь взять побольше.
  
  — Так пойдем скорее. — Пегги положила мои сумки на пол в холле, где я собирался поменять плитку, вздувшуюся, когда месяц назад у нас рванула труба в ванной. Мы прошли в кухню, и Пегги хотела открыть холодильник. Однако прежде чем достать еду, она выключила верхний свет, зажгла несколько свечей и налила нам по бокалу настоящего французского шардоннэ.
  
  Мы чуть соприкоснулись краями бокалов.
  
  — Ты надолго домой?
  
  — На четыре дня.
  
  — Неужели? Как я рада! — Она бросилась ко мне, тесно прижалась всем телом и еще раз поцеловала, а ее рука скользнула мне за спину как раз в то место, где всего пару часов назад висела кобура.
  
  Минуту спустя, когда она разжала объятия, я спросил:
  
  — Между прочим, я уже упомянул, что проведу дома пять дней?
  
  — Скажи, как мне поступить, чтобы задержать тебя на неделю? — шепнула она мне на ухо.
  
  Я улыбнулся. Когда я с Пегги, мне всегда хочется стать самым улыбчивым человеком в мире, но не очень-то получается.
  
  Когда же после еще нескольких поцелуев она выскользнула из моих рук, я не сдержался:
  
  — Ты должна посмотреть, что мне удалось найти.
  
  Я принес из прихожей пакет и достал полученную в субботу по почте игру. Открыл крышку и поставил коробку на стол.
  
  — Чудо какое… — Пегги не такая любительница настольных игр, как я, но поскольку коробок с ними в нашем доме гораздо больше, чем книг, со временем она стала неплохо разбираться в них. — Это то, что я думаю?
  
  — Да, и это оригинал.
  
  Мы смотрели на самый первый выпуск «Страны сладостей» — простейшей, но, бесспорно, самой популярной из всех детских настольных игр. Еще малышом я играл в нее со своими братьями и приятелями. Достаешь карточку и двигаешь фишку посреди доски с нарисованным пейзажем, где есть и шоколадное болото, и гора жвачки.
  
  — Джер, наверное, уже перерос ее, а вот Сэму понравится, — заметил я.
  
  — С тобой в нее будет играть даже Джереми.
  
  И я понял, что она права.
  
  — А теперь садись и расслабься, — велела мне Пегги. Оглядев меня, она чуть насупилась. — Ты втайне от меня посещаешь спортзал? Как тебе удалось сбросить вес?
  
  — Нет, просто в том месте, куда меня командировали, не очень-то хорошо кормили.
  
  — Гм-м…
  
  Она открыла дверь холодильника, а я спустился в свою «берлогу» и уселся в скрипучее кресло, окруженное полками, на которых стояла 121 коробка с играми. И мне пришла в голову мысль, как ни странно, прямо связанная с одной из моих последних подопечных.
  
  Ты пришла к верному выводу, Джоанн. Нет ничего невозможного в том, чтобы прожить две разные жизни. На публике и вдали от посторонних глаз. Темную и светлую. Сумасшедшую и исполненную мирного здравого смысла.
  
  Но вот только для того, чтобы они не соприкасались друг с другом, нужно приложить немалые усилия. Иной раз, кажется, просто сверхчеловеческие.
  
  Нужно уметь блокировать в памяти, забывать все, что связано с твоей светлой, твоей подлинной жизнью, отказаться от всех воспоминаний о родных тебе людях, когда ты работаешь. Помнить о них постоянно — слишком рискованно, а иногда и смертельно опасно.
  
  В своей тайной жизни нужно принять и понять необходимость полного одиночества. Как это делаю я обычно четыре-пять дней подряд, мотаясь по дорогам и явкам и считая своим единственным домом коттедж в Александрии, наем которого оплачивает мне государство, чтобы я все время находился где-то рядом с офисом. И хотя там поблизости мой любимый игровой клуб, хотя там я поместил некоторую часть своей коллекции, а по стенам развесил какие-то снимки и грамоты, полученные за свою службу, для меня это всего лишь времянка, пустое место, пахнущее краской и картоном. Но никак не настоящий дом.
  
  Однако труднее всего в такой двойной жизни — необходимость постоянно врать.
  
  Пегги знает, что я работаю на правительство, но поскольку я дипломированный математик и программист, она считает, что в мои служебные обязанности входит научный анализ безопасности федеральных объектов внутри страны и за рубежом. Я убедил ее, что большая часть моей работы засекречена и мне запрещено распространяться о ней, но по крайней мере Пегги считает ее совершенно безопасной. Даже скучноватой. Столько цифр и непонятных диаграмм!
  
  Она понимает и, надеюсь, мирится с тем, что меня нельзя расспрашивать о моих конкретных заданиях.
  
  И я, в свою очередь, не делюсь подробностями своей личной жизни ни с кем из коллег. Даже с теми, кого считаю друзьями, вроде Фредди. Конечно, где-то в глубинах самых секретных кадровых архивов правительства есть мое полное «личное дело», в котором фигурируют и Пегги, и дети, и моя матушка — она живет в Сан-Диего, — и трое моих старших братьев, один из них возглавляет страховую компанию, а двое преподают в колледжах. Эти бумаги, несомненно, необходимы, если я погибну (кому выплачивать компенсацию?) или выйду на пенсию (выслуга лет, награды, поощрения по службе), да мало ли для чего еще! Но я сделал все, чтобы на них навечно стоял гриф «Совершенно секретно».
  
  Или есть еще такой — КНЗ. Для тех, «Кому необходимо знать»…
  
  А для подавляющего большинства людей, с которыми меня сводит профессия, я — бездетный бобыль, обитающий в старой части Александрии, вероятно, даже вдовец с какой-то трагической тайной в прошлом (история о бывшем парне моей жены, которую я рассказал Мари, не была выдумкой, но кончилась не так драматично). Со стороны я кажусь сухарем, посвятившим жизнь работе, неулыбчивым и лишенным чувства юмора. И предпочитаю, чтобы меня знали только под коротким именем Корт, пусть кое-кто и считает это претенциозным.
  
  К моему облегчению, из этих раздумий меня вывел радостный крик, донесшийся из-за моей спины. Я поднялся из кресла и с улыбкой повернулся.
  
  Мой младший сын, Сэмми, проснулся и стоял на пороге кабинета.
  
  — Папочка! Ты дома!
  
  На нем была пижамка, волосы взлохмачены, но каким же симпатягой он мне показался! Инстинктивно я отставил бокал с вином подальше, зная, что сын бросится ко мне в объятия с разбега. Приветствие, вошедшее у нас в традицию. И конечно, шлепая по полу босыми ногами, он ринулся ко мне, не обращая внимания на предостережения матери, донесшиеся из кухни.
  
  А я лишь подбодрил его:
  
  — Быстрее, Сэмми! Давай! — И в моем голосе, как я надеялся, прозвучало столько же любви, сколько я в себе ощущал. И вот его тельце взметнулось в воздух, а я подобрался и убедился, что достаточно твердо стою на ногах и мой сын безопасно приземлится в надежные руки отца, так долго ждавшего этого момента.
  ~
  
  Jeffery Deaver
  
  THE EDGE
  
  Печатается с разрешения автора и литературных агентств Curtis Brown UK и The Van Lear Agency.
  
  No Jefferey Deaver, 1995
  
  No Перевод. И. Моничев, 2011
  
  No Издание на русском языке AST Publishers, 2014
  
  Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.
  
  Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
  Примечания
  1
  
  Город, где расположена штаб-квартира ЦРУ. — Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  2
  
  Простите меня (фр.).
  (обратно)
  3
  
  Имеется в виду округ Колумбия, где расположена столица США Вашингтон.
  (обратно)
  4
  
  Нет (фр.).
  (обратно)
  5
  
  Итак (фр.).
  (обратно)
  6
  
  Верно (фр.).
  (обратно)
  7
  
  Крольчата (фр.).
  (обратно)
  8
  
  Государственная организация в США, которая борется с распространением алкоголя, табачных изделий и огнестрельного оружия.
  (обратно)
  9
  
  Американские сети супермаркетов.
  (обратно)
  10
  
  Так на Западе называют финансовые пирамиды, которые первым в особо крупных размерах организовал в 1920-х годах в США итальянский иммигрант Чарлз Понци.
  (обратно)
  11
  
  Одна из последних крупных пирамид в США, созданная Бернардом Мейдоффом.
  (обратно)
  12
  
  Great Falls (англ.) — Великие водопады.
  (обратно)
  13
  
  Марта Хелен Стюарт — американская телеведущая и писательница, получившая известность и сколотившая состояние благодаря советам по домоводству.
  (обратно)
  14
  
  Боже мой! (фр.).
  (обратно)
  15
  
  Место сражения 17 сентября 1862 года между главными силами конфедератов под командованием генерала Ли и северянами под командованием генерала Макклеллана.
  (обратно)
  16
  
  Washington Redskins — «Вашингтонские краснокожие» — команда, играющая в американский футбол.
  (обратно)
  17
  
  Самодельное взрывное устройство.
  (обратно)
  18
  
  Город в штате Мэриленд, где расположена штаб-квартира Агентства национальной безопасности.
  (обратно)
  19
  
  Sickle (англ.) — серп.
  (обратно)
  20
  
  Странно, что верующий мусульманин вообще носит иконку. Здесь явный просчет автора.
  (обратно)
  21
  
  Одно из начальных сражений Гражданской войны в США. Состоялось 21 июля 1861 г.
  (обратно)
  22
  
  Фредди перевирает известный афоризм Уинстона Черчилля: «Россия — это окутанная тайной загадка внутри чего-то непостижимого».
  (обратно)
  23
  
  По аналогии с английским, у нас часто называют ферзя «королевой»; с точки зрения шахматиста, это грубая ошибка.
  (обратно)
  24
  
  Войти (фр.).
  (обратно)
  25
  
  И его друга (фр.).
  (обратно)
  Оглавление
  Июнь 2004 года Правила игры
  Сентябрь 2010 года Суббота
   1
   2
   3
   4
   5
   6
   7
   8
   9
   10
   11
   12
   13
   14
   15
   16
   17
   18
   19
   20
  Воскресенье
   21
   22
   23
   24
   25
   26
   27
   28
   29
   30
   31
   32
   33
   34
   35
   36
   37
   38
   39
  Понедельник
   40
   41
   42
   43
   44
   45
   46
   47
   48
   49
   50
   51
   52
   53
   54
   55
   56
   57
   58
   59
   60
   61
   62
   63
   64
   65
   66
   67
   68
  Вторник
   69
   70
   71
   72
  Эндшпиль
  ~
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"