Картер Ник : другие произведения.

91-100 Киллмастер сборник детективов про Ника Картера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   91-100 Киллмастер сборник детективов про Ника Картера.
  
  
  91. Заговор N3 http://flibusta.is/b/699347/read
   The N3 Conspiracy
  92. Бейрутский инцидент http://flibusta.is/b/612227/read
   Beirut Incident
  93. Смерть сокола http://flibusta.is/b/607566/read
   Death of the Falcon
  94. Ацтекский мститель http://flibusta.is/b/631177/read
   The Aztec Avenger
  95. Иерусалимское дело http://flibusta.is/b/611066/read
   The Jerusalem File
  96. Доктор Смерть http://flibusta.is/b/607569/read
   Dr. Death
  97.Поддельный агент http://flibusta.is/b/700356/read
   Counterfeit Agent
  98. Шесть кровавых летних дней http://flibusta.is/b/609150/read
   Six Bloody Summer Days
  99. Документ Z http://flibusta.is/b/677844/read
   The Z Document
  100.Контракт Катманду http://flibusta.is/b/701133/read
   The Katmandu Contract
  
  
  
  
  
  
  
  Ник Картер
  
  Заговор N3
  
  перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне
  
  Оригинальное название: The N3 Conspiracy
  
  
  
  Первая глава
  
  Это был молодой человек с горящими глазами и большими планами на свою пустынную страну и на себя самого, но Соединенным Штатам был нужен старый король, которого он хотел свергнуть, поэтому я убил его.
  
  Что являлось моей работой: Ник Картер, Killmaster для моей страны, для АХ, Дэвида Хоука и за высокую зарплату. Я агент N3 в АХ, - это самая секретная организация в Вашингтоне и, возможно, в мире.
  
  Мятежник был идеалистом, гордым и сильным человеком, но мне он был не ровня. У него не было шансов. Я застрелил его в отдаленной пустоши его страны, где его никто не найдет и его тело превратится в кости, изъеденные стервятниками.
  
  Я позволил этому чрезмерно честолюбивому претенденту гнить на солнце и вернулся в город, чтобы представить свой отчет по каналам, которые мало кто знал, и почистить свой люгер Вильгельмину.
  
  Если вы живете, как я, вы хорошо заботитесь о своем оружии. Это лучшие друзья, которые у вас есть. Проклятие, это единственные «друзья», которым можно доверять. Мой 9мм Люгер - Вильгельмина. Еще у меня под рукавом стилет по имени Хьюго и Пьер — это миниатюрная газовая бомба, которую я прячу где угодно.
  
  Я также забронировал самолет в Лиссабон. На этот раз моим прикрытием был Джек Финли, торговец оружием, который только что выполнил еще один «заказ». Теперь он возвращался на свой заслуженный отдых. Только там, куда я направлялся, было не совсем спокойно.
  
  Как агент N3 в АХ я был адмиралом по чрезвычайным ситуациям. Так что я мог зайти в любое посольство или военную базу США, сказать кодовое слово, а затем потребовать любой транспорт вплоть до авианосца включительно. На этот раз я поехал по личным делам. Хоук, мой босс, не согласен с тем, что у его агентов есть личные дела. Тем более, если он об этом знает, а он знает почти все.
  
  Я трижды менял самолеты и имена в Лиссабоне, Франкфурте и Осло. Это был объезд Лондона, но в этом путешествии мне не нужны были преследователи и сторожевые псы. Я оставался на своем месте весь полет, прячась за стопкой журналов. Я даже не пошел в салон за своим обычным количеством выпивки и не ответил на улыбку рыжеволосой девушки. У Хоука везде есть глаза. Обычно мне это нравится; Что касается моей шкуры, то я ее очень ценю. И когда мне нужен Хоук, он обычно где-то рядом.
  
  Когда мы приземлились, Лондон, как обычно, был закрыт. Это его клише верно, как и большинство клише, но теперь туман был чище. Мы движемся вперед. Аэропорт Хитроу находится далеко за городом, и я не мог воспользоваться одной из наших комфортабельных машин, поэтому взял такси. Было темно, когда таксист высадил меня в трущобах Челси возле захудалой гостиницы. Я забронировал номер под другим четвертым именем. Я проверил загроможденную пыльную комнату на наличие бомб, микрофонов, камер и глазков. Но она была чиста. Но чиста она или нет, я не собирался проводить в нем много времени. Если быть точным: два часа. Ни секундой дольше, ни секундой короче. Так я перешел к своей двухчасовой практике.
  
  Спецагент, особенно контрагент и Киллмастер, живет такой рутиной. Он должен так жить, иначе он не проживет долго. Укоренившиеся привычки, как вторая натура, стали для него такой же неотъемлемой частью, как дыхание для кого-либо еще. Он очищает свой разум, чтобы видеть, думать и реагировать на любые внезапные действия, изменения или опасности. Эта автоматическая процедура предназначена для готовности агента к использованию каждую секунду со 100% эффективностью.
  
  У меня было два часа. Проверив комнату, я взял миниатюрный сигнализатор и прикрепил его к двери. Если дотронуться до двери, звук будет слишком тихим, чтобы кто-нибудь мог его услышать, но меня он разбудит. Я полностью разделся и лег. Тело должно дышать, нервы должны расслабляться. Я позволил своему разуму стать пустым, и мои сто восемьдесят фунтов мышц и костей расслабились. Через минуту я уснул.
  
  Через час и пятьдесят минут я снова проснулся. Я закурил, налил себе из фляжки и сел на ветхую кровать.
  
  Я оделся, снял дверную сигнализацию, проверил стилет на руке, воткнул газовую бомбу в чехол на верхней части бедра, зарядил «Вильгельмину» и выскользнул из комнаты. Я оставил чемодан. Хоук разработал оборудование, позволяющее ему проверять, находятся ли его агенты на своих постах. Но если на этот раз он поместил такой маяк в мой чемодан, я хотел, чтобы он поверил, что я все еще в безопасности в этом паршивом отеле.
  
  В вестибюле все еще висели таблички времен Второй мировой войны, указывающие гостям на бомбоубежища. Служащий за стойкой был занят раскладыванием почты по стенным отсекам, а негр дремал на ободранной кушетке. Клерк был жилистым и стоял ко мне спиной. На негре было старое пальто, узкое для его широких плеч, и новые начищенные башмаки. Он открыл один глаз, чтобы посмотреть на меня. Он внимательно меня осмотрел, затем снова закрыл глаза и переместился, чтобы лечь поудобнее. Клерк не смотрел на меня. Он даже не повернулся, чтобы взглянуть на меня.
  
  Снаружи я обернулся назад и заглянул в вестибюль из ночных теней Челси-стрит. Негр смотрел на меня открыто, жилистый клерк как будто даже не заметил меня в вестибюле. Но я видел его злые глаза. От моего внимания не ускользнуло, что он рассматривал меня в зеркале за прилавком.
  
  Поэтому я не обратил внимания на клерка. Я посмотрел на негра на диване. Клерк пытался скрыть, что смотрит на меня, я это сразу заметил, и даже самая дешевая шпионская компания не стала бы использовать такого бесполезного человека, которого я мог опознать одним взглядом. Нет, когда была опасность, она исходила от негра. Он смотрел, изучал меня, а потом отвернулся. Открытый, честный, не подозрительный. Но пальто ему было не совсем по размеру и башмаки новые, как будто он примчался откуда-то, где ему не нужна было это пальто.
  
  Я раскусил его за пять минут. Если он заметил меня и заинтересовался, то был слишком хорош, чтобы показать это, зная, что я приму меры предосторожности. Он не вставал с дивана, и когда я остановил такси, он, похоже, не преследовал меня.
  
  Я мог ошибаться, но я также научился следовать своим первым предчувствиям о людях и записывать их в подсознание, пока не забыл.
  
  Такси высадило меня на оживленной улице Сохо, окруженной неоновыми вывесками, туристами, ночными клубами и проститутками. Из-за энергетического и финансового кризиса туристов было меньше, чем в предыдущие годы, и огни даже на площади Пикадилли казались тусклее. Мне было все равно. В тот момент меня не так интересовало состояние мира. Я прошел два квартала и свернул в переулок, где меня встретил туман.
  
  Я расстегнул куртку поверх люгера и медленно пошел сквозь клочья тумана. В двух кварталах от уличных фонарей, казалось, двигались гирлянды тумана. Мои шаги раздавались четко, и я прислушивался к отголоскам других звуков. Их там не было. Я был один. Я увидел дом в полуквартале от меня.
  
  Это был старый дом на этой туманной улице. Прошло много времени с тех пор, как фермеры этого острова эмигрировали на землю, на которой я сейчас шел. Четыре этажа из красного кирпича. В подвале был вход, на второй этаж вела лестница, а сбоку был узкий переулок. Я проскользнул в тот переулок и обогнул заднюю часть.
  
  В старом доме был единственный свет: задняя комната на третьем этаже. Я посмотрел на высокий прямоугольник тусклого света. Музыка и смех плыли сквозь туман в этом веселом районе Сохо. В той комнате надо мной не было ни звука, ни движения.
  
  Было бы легко взломать замок на задней двери, но двери можно подключить к системам сигнализации. Я достал из кармана тонкий нейлоновый шнур, накинул его на торчащую железную перекладину и подтянулся к затемненному окну второго этажа. Я приложил присоску к стеклу и вырезал все стекло. Затем я опустился и осторожно поставил стекло на пол. Подтянувшись обратно к окну, я залез внутрь и очутился в темной, пустой спальне, за спальней тянулся узкий коридор. Тени пахли сыростью и старостью, как здание, заброшенное сто лет назад. Было темно, холодно и тихо. Слишком тихо. Крысы переселяются в заброшенные дома в Лондоне. Но не было слышно, как где царапают маленькие мохнатые лапки. Кто-то еще жил в этом доме, кто-то, кто был там сейчас. Я улыбнулся.
  
  Я поднялся по лестнице на третий этаж. Дверь в единственную освещенную комнату была закрыта. Ручка закрутилась под моей рукой. Я слушал. Ничего не двигалось.
  
  Одним беззвучным движением я открыл дверь; тут же закрыл ее за собой и встал в тени, наблюдая за женщиной сидевшей в одиночестве в тускло освещенной комнате.
  
  Она сидела ко мне спиной и изучала какие-то бумаги на столе перед собой. Настольная лампа была здесь единственным источником света. Там была большая двуспальная кровать, письменный стол, два стула, горящая газовая плита, больше ничего. Просто женщина, тонкая шея, темные волосы, стройная фигура в обтягивающем черном платье, обнажавшем все ее формы. Я сделал шаг от двери к ней.
  
  Она внезапно повернулась, ее черные глаза скрывались за цветными очками.
  
  Она сказала. — Так ты здесь?
  
  Я увидел ее улыбку и в то же время услышал приглушенный взрыв. Облако дыма клубилось в небольшом пространстве между нами, облако, которое почти сразу же скрыло ее.
  
  Я прижал руку к боку, и мой стилет выскочил из-под рукава в руку. Сквозь дым я увидел, как она скатилась на пол, и тусклый свет погас.
  
  Во внезапной темноте, с густым дымом вокруг меня, я больше ничего не видел. Я присел на пол, думая о ее цветных очках: вероятно, инфракрасных очках. И где-то в этой комнате был источник инфракрасного света. Она могла видеть меня.
  
  Теперь охотник стал добычей, запертой в маленькой комнате, которую она знала лучше меня. Я подавила проклятия и напряженно ждал, пока не услышу звук или движение. Я ничего не слышал. Я снова выругался. Когда она двигалась, это было движение кошки.
  
  Тонкий шнур обвился вокруг моего горла сзади. Я услышал шипение ее дыхания рядом с моей шеей. Она была уверена, что на этот раз я у нее в руках. Она была быстрой, но я быстрее. Я почувствовал веревку в тот момент, когда она обмотала ее вокруг моего горла, а когда она туго затянула ее, мой палец уже был внутри.
  
  Я протянул другую руку и схватил ее. Я повернулся, и мы оказались на полу. Она боролась и корчилась в темноте, каждый мускул ее стройного, напряженного тела сильно прижимался ко мне. Сильные мышцы в тренированном теле, но у меня был большой вес. Я потянулся к настольной лампе и включил ее. Дым растворился. Беспомощная под моей хваткой, она лежала скованная моим весом, ее глаза сверкнули на меня. Цветные очки исчезли. Я нашел свой стилет и прижал его к ее тонкой шее.
  
  Она откинула голову назад и рассмеялась.
  
  
  
  Глава 2
  
  
  — Ублюдок, — сказала она.
  
  Она вскочила и впилась зубами мне в шею. Я уронил стилет, оттянул ее голову за длинные черные волосы и крепко поцеловал. Она прикусила мою губу, но я крепко сжал ее рот . Она обмякла, ее губы медленно открылись, мягкие и влажные, и я почувствовал, как ее ноги открылись для моей руки. Ее язык испытующе двигался через мой рот, все глубже и глубже, пока моя рука поднимала ее платье вверх по ее напряженному бедру. Под этим платьем ничего не было. Такой же мягкий, влажный и открытый, как ее рот.
  
  Другая моя рука нашла ее грудь. Они стояли высоко, пока мы боролись в темноте. Теперь они были мягкими и плавными, как вздутие ее живота, когда я коснулся шелковистых волос...
  
  Я почти почувствовал, как вырваюсь на свободу, расту и мне становится трудно толкаться в нее. Она тоже это почувствовала. Она отдернула губы и начала целовать меня в шею, затем в грудь, где моя рубашка исчезла во время борьбы, а затем обратно вверх, в мое лицо. Маленькие, голодные поцелуи, как острые ножи. Моя спина и поясница забились в ритме густой крови, и я был готов взорваться.
  
  — Ник, — простонала она.
  
  Я схватил ее за плечи и оттолкнул. Ее глаза были плотно закрыты. Ее лицо покраснело от страсти, губы все еще целовались в слепом желании.
  
  Я спросил. - "Сигарету?"
  
  Мой голос звучал хрипло. Взобравшись на крутую, яростную скалу взрывного желания, я заставил себя отступить. Я чувствовал, как мое тело дрожит, полностью готовое погрузиться в мучительное скольжение удовольствия, которое отправит нас в высокую, подвешенную готовность к следующему, горячему, крутому повороту. Я оттолкнул ее, стиснув зубы от этой великолепной боли. На мгновение я не был уверен, что она выдержит. Теперь я не знал, сможет ли она сделать это и остановиться. Но ей это удалось. С долгим, дрожащим вздохом ей это удалось, глаза ее были закрыты, а руки сжаты в дрожащие кулаки.
  
  Затем она открыла глаза и посмотрела на меня с улыбкой. «Дай мне эту чертову сигарету», — сказала она. — О, черт возьми, Ник Картер. Ты замечательный. Опоздал на целый день. Я ненавижу тебя.'
  
  Я откатился от нее и протянул ей сигарету. Ухмыляясь ее голому телу, потому что черное платье было разорвано в нашей страсти, я закурил наши сигареты.
  
  Она встала и легла на кровать. Я сел рядом с ней, согретый жаром. Я начал нежно и медленно ласкать ее бедра. Немногие выдерживают такое, но мы могли. Мы уже делали это много раз.
  
  — Опоздал на целый день, — сказала она, куря. 'Почему?'
  
  «Тебе лучше не спрашивать, Дейдра», — сказал я.
  
  Дейдре Кэбот, и она знала лучше. Мой товарищ агент AX. N15, ранг «Убивать, когда это необходимо», лучший контрагент со статусом независимого оперативного командования. Она была хороша, и она только что доказала это снова.
  
  — На этот раз ты меня почти поймала, — сказал я с ухмылкой.
  
  — Почти, — мрачно сказала она. Ее свободная рука расстегивала последние пуговицы на моей рубашке. — Думаю, я справлюсь с тобой, Ник. Если бы это было реально. Не в игре. Очень реально.
  
  — Возможно, — сказал я. «Но это должна быть жизнь и смерть».
  
  "По крайней мере, поразить тебя", сказала она. Ее рука расстегнула молнию на моих штанах и погладила меня. — Но я не могла причинить тебе боль, не так ли? Я не могла навредить всему этому. Боже, ты мне очень подходишь.
  
  Я знал и любил ее в течение долгого времени. Нападение и защита каждый раз, когда мы встречались, были частью нашего пути, горячей игрой между профессионалами; и, возможно, она могла бы справиться со мной, если бы это было не на жизнь, а на смерть. Только тогда я буду драться насмерть, а это не то, чего мы хотели друг от друга. Есть много способов оставаться в здравом уме в этом бизнесе, и для нас обоих в течение многих лет одним из таких способов были наши тайные встречи. В худшие времена, среди всех этих мужчин и женщин всегда был свет в конце туннеля. Она для меня, а я для нее.
  
  "Мы хорошая пара," сказал я. «Физически и эмоционально. Никаких иллюзий, а? Даже не то, что это будет продолжаться вечно.
  
  Теперь мои штаны были сняты. Она наклонилась, чтобы поцеловать мой живот внизу.
  
  «Однажды я буду ждать, а ты не придешь», — сказала она. «Комната в Будапеште, в Нью-Йорке, и я буду одна. Нет, я бы этого не вынесу, Ник. Ты вынесешь?'
  
  «Нет, этого я тоже не вынесу», — сказал я, проводя рукой по ее бедру туда, где оно было влажным и открытым. — Но вы подняли этот вопрос, и я тоже. У нас есть работа.
  
  О ля ля , да, — сказала она. Она потушила сигарету и начала ласкать мое тело обеими руками. «Однажды Хоук это узнает. Вот как это закончится.
  
  Хоук закричал бы, побагровел бы, если бы узнал. Два его агента. Он был бы этим парализован. Двое его агентов влюблены друг в друга. Опасность этого сделала бы его обезумевшим, опасность для АХ, не к нам. Мы были расходным материалом, даже N3, но АХ был священным делом, жизненно важным и ставился выше всего остального в этом мире. Таким образом, наше свидание держалось в глубочайшей тайне, мы использовали все свое остроумие и опыт, контактируя друг с другом так мягко, как если бы мы работали над делом. На этот раз она установила контакт. Я пришел, и она была готова.
  
  Хоук еще не знает, — прошептала она.
  
  Она лежала совершенно неподвижно на большой кровати в теплой потайной комнате, ее черные глаза были открыты и смотрели мне в лицо. Темные волосы обрамляли ее маленькое овальное лицо и широкие плечи; ее полные груди теперь свисали в стороны, соски были большими и темными. Почти вздохнув, она прошептала вопрос. 'Теперь?'
  
  Мы рассматривали тела друг друга, как будто это было в первый раз.
  
  На ее мускулистых ляжках и стройных бедрах не было жира, ничего в впадине живота над возвышающимся холмом Венеры. Ростом шесть футов, она имела тело спортсмена и казалась высокой и стройной. Она ждала меня.
  
  — Сейчас, — сказал я.
  
  Это была женщина. Не девушка. Тридцатидвухлетняя женщина и больше, чем большинство ее возраста. Солдат с семнадцати лет. Она служила в составе израильских коммандос, убивая арабов по ночам. Сильная женщина со шрамами в доказательствами стойкости: ожоги от пыток на спине, шрам от плети над левой грудью, курчавый вопросительный знак над клинообразными волосами, где арабский врач вырезал из нее будущих детей и учил ее ненависти.
  
  — Сейчас, — сказала она.
  
  Просто и прямо, без застенчивости, претензий или ложного мачизма. Мы знаем друг друга слишком долго и слишком хорошо для всех этих игр, в которые играют новые любовники. Немного. Как муж и жена. Она хотела, чтобы я был в ней, я хотел быть в ней .
  
  Черные глаза открылись и сфокусировались на моем лице, глубоком и горячем, смотрящем откуда-то глубоко внутри. Она раздвинула ноги и высоко подняла их. Прямо и сильно, без усилий. Я просто посмотрел ей в глаза и вошел в нее.
  
  Мы не касались друг друга нигде, кроме как там. Глубокое и медленное скольжение в теплом и жидком приветствии ее тела. Медленно и улыбаясь, мы смотрели друг другу в глаза. Вздрагивая, она шевелилась, и я рос внутри нее, пока ее глаза не закрылись, а мои пальцы не впились глубоко в кровать.
  
  Она оттянула свои удивительные ноги назад и подняла колени, пока они не коснулись ее груди, а ее пятки не коснулись круглой плоти ее ягодиц. Она обняла меня за шею и напряглась. Я взял ее на руки, как маленький закрытый шарик. Я поднял ее с кровати и держал все ее тело в своих руках, ее бедра у моей груди, ее ягодицы у моего живота, и толкнул ее глубже , позволяя низким стонам сорваться с ее губ.
  
  Мы двигались в равном ускоряющемся ритме, как две части одного существа. Яростный и нежный, запертый в боли, а затем в покое, когда густой, горячий прилив, такой же глубокий и всепоглощающий, как океан, омывал нас, погребая нас в безмолвной тьме.
  
  Печка была горячей. В тайной комнате было тихо. Где-то шумел ветер и казалось, что ветер задевает дом. Где-то была музыка и смех. Далеко. В одной руке она держала сигарету. Другой она бездумно ласкала мой живот. "Сколько времени у нас есть?"
  
  — Увидимся завтра, — сказал я. 'Ты согласна?'
  
  'Увидимся завтра.'
  
  Это все. Больше никаких вопросов. За пределами этой потайной комнаты, за пределами этих коротких мгновений у нас была работа. Задавать вопросы и отвечать на них означало бы участие, а участие может означать опасность и изменение жизни. Малейшее изменение означало бы, что Хоук узнал об этом, или узнает рано или поздно . Строгий принцип, что мы не участвуем в работе друг друга, был единственной защитой от бесконечных глаз и ушей Хоука. Это и тренировка многих тяжелых лет: никому не доверяй, даже тому, кого любишь.
  
  «Достаточно долго», сказала Дейдра, поглаживая меня.
  
  «Сегодня вечером и завтра. .. '
  
  — Дважды сегодня вечером, — сказал я. Честолюбивый принц слишком долго занимал меня, слишком далеко от желающих женщин.
  
  Она смеялась. — С каждым годом ты становишься все более требовательным. С чем на самом деле может справиться женщина?
  
  — Все, что у меня есть, — сказал я, ухмыляясь. — И ты знаешь, как это хорошо.
  
  «Не так скромно, Ник Картер, — сказала Дейдре. 'Ты . .. '
  
  Я никогда не узнаю, что она хотела сказать. Она остановилась на полуслове, когда я почувствовала, как мое плечо становится горячим и горящим. Это был безмолвный и тайный знак, но она заметила мою легкую дрожь.
  
  Крошечный тепловой сигнал, поселившийся под моей кожей, можно было активировать только за милю, а это означало, что сигнал исходил из местного источника. Только Хоук знал об этом, и он используется в качестве крайнего экстренного контакта, когда все другие средства связи вышли из строя и когда Хоук не знает, где я или в какой ситуации я нахожусь. Сигнал, предназначенный для того, чтобы его никто не мог отследить, но Дейдра Кэбот знала свое дело. Она такая же быстрая, как и я, и она почувствовала внезапный контакт.
  
  'Ник?'
  
  — Прости, — сказал я. «Мы просто заблудимся завтра и сегодня вечером».
  
  Я встал с кровати и схватил штаны. Не двигаясь, лежа на кровати, она все смотрела на меня.
  
  — Не сегодня, — сказала Дейдра. 'Опять таки. Сейчас.'
  
  Тепловой сигнал был экстремальной командой, использовавшейся только в экстренных случаях, когда скорость имела решающее значение. Но Дейдра снова захотела меня, и в нашей работе следующего раза может и не быть. И я тоже хотел ее, даже если бы мне пришлось умереть за это.
  
  Я взял ее или она взяла меня. Жестко и грубо. Вместе, как всегда.
  
  Когда мы оба оделись, я увидел, как зрелое, полное тело растворилось в маленьких трусиках, темных чулках, а затем в узком черном платье. Я почувствовал комок внутри, хруст в спине, но я оделся; и, проверяя наше оружие, мы говорили о пустяках. Она игриво поцеловала меня, когда я приставил её лезвие к внутренней стороне ее бедра. Она гораздо лучше обращалась с этим ножом, чем я. Она завязала свою маленькую Беретту под чашечкой лифчика. Я вернул свой стилет на место и проверил люгер.
  
  Мы оставили тайную комнату как есть и вышли через другое окно. Я прикрыл ее, пока она возвращалась в переулок. Она прикрыла меня, пока я скользил по переулку, и из темноты она вышла на пустынную улицу. Она прошла мимо меня, как обычно, и вышла на улицу.
  
  Нас спасла автоматическая процедура и снова эта рефлекторная рутина.
  
  Я увидел темный дверной проем через улицу. Тень, оттенок темнее ночи, слабое движение, уловленное моим личным радаром, отточенным годами постоянного наблюдения.
  
  Я закричал. 'Ложись!'
  
  Из темноты грянули два выстрела.
  
  
  
  Глава 3
  
  
  Приглушенные выстрелы. Их выплюнули в ночь, как только я увидел темную тень, и закричал: «Ложись!»
  
  Два выстрела и через секунду крик, как мгновенное эхо. Дейдра лежала на полу. Она рухнула на твердый камень лондонской улицы, как только услышала выстрелы и мой крик. Но что было раньше: мой крик или выстрелы?
  
  Она лежала неподвижно.
  
  Я держал Вильгельмину. Я выстрелил в крыльцо одновременно с тем, как вытащил Вильгельмину и прицелился. Три выстрела, прежде чем тень сможет выстрелить снова, прежде чем Дейрдра встанет, если она сможет снова двигаться.
  
  Долгий сдавленный крик был моей наградой.
  
  Я ждал. Больше выстрелов не последовало. Никто не вышел из тумана для расследования. Я видел кровь на правой руке Дейдры, но ей не поможет, если я шагну вперед и меня убьют. Минута — это много для человека с пистолетом, особенно если он ранен.
  
  Внезапно Дейдра перекатилась через улицу, встала и исчезла в тени: с ней все было в порядке.
  
  Мой крик, должно быть, был на волосок раньше выстрелов. Всю жизнь тренировавшаяся среди врагов, она упала плашмя на улицу за долю секунды. Пуля невидимого стрелка, должно быть, задела ей руку, когда она падала. Я был благодарен за каждую минуту опасности, которая превратила нас в автоматическое сверхэффективное оружие.
  
  Темный дверной проем оставался безмолвным, неподвижным. Я шагнул вперед.
  
  Я на цыпочках направился к темному крыльцу, обеими руками направляя «люгер». Дейдра на шаг позади меня со своей «Береттой».
  
  Негр лежал на спине. Даже ночью я мог видеть два темных пятна на его груди. Я попал в яблочко двумя из трех пуль. Должно было быть три.
  
  «Ты беспокоился обо мне», — сказала Дейдре. — Я не скажу Хоуку.
  
  — Я бы никогда не выжил, — сказал я. 'У тебя все нормально?'
  
  Она улыбнулась, но была немного бледнее, чем несколько минут назад. Пуля пробила мясистую верхнюю часть ее руки.
  
  — Я в порядке, — сказала она.
  
  Я кивнул. Я не смотрел на ее руку. Она была профессионалом, она заботилась о себе. У меня были более важные вещи для размышлений. За кем охотился этот мертвый негр? И почему? 'Ты знаешь его?' — спросил я Дейдру.
  
  — Нет, — сказала она.
  
  Это был не тот ниггер, которого я видел в вестибюле дешевого отеля «Челси». Тощий и моложе, почти мальчик. Но два негра рядом со мной в Лондоне в ту же ночь были чертовским совпадением. Тем более, если первый, видимо, откуда-то спешил, в пестром плаще поверх грязных штанов, в дешевой шерстяной рубахе и в каких-то самодельных сандалиях. И все это лондонской зимой.
  
  Я подобрал его пистолет с тротуара. Старый автоматический браунинг бельгийского производства с новеньким глушителем. Он не был похож на человека, который может позволить себе купить новый глушитель. В кармане у него было несколько фунтов и немного серебра, ключ от отеля без опознавательных знаков и запасной магазин для «браунинга». На шее у него была тонкая золотая цепочка с маленьким амулетом-амулетом. Спящий лев.
  
  — Метка Чаки, — сказала Дейдре. - «Он преследовал меня».
  
  — Но вы его не знаете?
  
  — Нет, но он, вероятно, зулу или, может быть, звази. В последнее время они немного сблизились.
  
  — Чака, — сказал я. И тут же что-то щелкнуло в моей фотографической памяти: «Первый король зулусов, основатель Империи зулусов в 1920-х и 1930 -х годах» . Самая большая и сильная негритянская армия в истории. Разбит англичанами в 1879 году, после того как они впервые серьезно разгромили Ройнеккен. Зулусы сейчас являются частью Южной Африки. У свази там более-менее независимая страна. Что еще, Дейдре?
  
  "Что еще нужно для людей в рабстве?" - сказала она. «Нужна надежда, легенда: Чака, спящий лев, который однажды вернется».
  
  — Это миф, — сказал я. «Мифы не отправляют негров из джунглей Зулуленда в Лондон. Спящий лев — символ какой-то подпольной организации. Почему они хотят твоей смерти?
  
  Ты можешь догадаться, Ник, — сказала Дейдра.
  
  "Ваше задание?"
  
  Она кивнула, какое-то время смотрела на мертвого негра, а затем сунула «беретту» себе под грудь. Она стояла в темноте туманной улицы, медленно потирая руку. Затем она глубоко вздохнула и улыбнулась мне. тогда судьба в следующий раз, — сказала она. — Мы не можем торчать здесь.
  
  — Будь осторожна, — сказал я.
  
  Я последовал за ней по темным улицам, пока мы не вышли на свет и суету Пикадилли. Она махнула рукой и исчезла в толпе искателей удовольствий. Я остановил проезжающее такси. Я не вернулся в ту гостиницу. Если бы большой негр в вестибюле был в той же группе, что и стрелок, я бы, наверное, привел их к Дейдре. Я не видел, как, я был уверен, что за мной не следят, а это должно означать, что у них были люди, навыки и оборудование, чтобы заметить меня по дороге незаметно для меня. Если они были так хорошо организованы, я не рискнул вернуться в отель.
  
  Я не мог рисковать одним из домов АХ в Лондоне или свяжитесь с одним из наших местных контактов. Мне пришлось воспользоваться таксофоном и позвонить в центр связи.
  
  — Исследовательская служба Уилсона, мы можем вам помочь?
  
  "Можете ли вы проследить историю топора для меня?"
  
  — Минутку, пожалуйста.
  
  Слово «топор», АХ, было основным контактным словом, первым шагом, но слово может появиться случайно.
  
  Спокойный мужской голос: «Я уверен, что у нас есть все, что вы хотите, в наших файлах, сэр . Какой именно боевой топор вас интересует?
  
  «Левша с севера, из среднего периода саги». Это был подтверждающий код, который доказывал, что я агент AX, и сообщал ему, какой агент: N3. Но я могу быть самозванцем.
  
  — О да, — сказал спокойный голос. «Какой король первый?»
  
  — Половина черного, — сказал я.
  
  Только настоящий N3 знал этот последний код. Его можно было выдавить из меня пытками, но в каждой сделке приходилось идти на риск. Если мошенник по телефону пытался выйти на связь, самое страшное было то, что АХ может потерять лондонский узел связи. Тогда контактные коды пришлось изменить.
  
  Была серия щелчков, когда меня подключили к сети АХ. Затем раздался холодный строгий голос: «Вы в Лондоне, N3. Почему?'
  
  Ровный гнусавый голос: сам Хоук. Разозлился, но гнев почти мгновенно сменился резкой, сухой поспешностью, которая дала мне понять, что Хоук хочет чего-то серьезного, важного и трудного.
  
  'Забудь это. Вы можете объяснить это позже. Ваш звонок был обнаружен. Через шесть минут за вами приедет машина. Приезжайте немедленно.
  
  Эта работа должна была быть важной. Хоук воспользовался моим номером N3 и сам ответил на звонок из таксофона, без посредников и скремблеров с моей стороны.
  
  Я спросил. — Куда?
  
  Он уже повесил трубку. Хоук долго не говорит по открытой линии. Он сидит, невысокий и худой, в своем скромном вашингтонском офисе, способный одним словом управлять космической станцией. Но не знаю пяти человек снаружи AX и секретные службы знают его или знают, что он существует.
  
  Я вышел из телефонной будки, щурясь, чтобы увидеть, нет ли на улице чего-нибудь необычного. В тумане и ярких огнях Сохо ничего не было. Я посмотрел на часы. Еще две минуты. Она была на пять секунд раньше: маленькая серая машина с тихим водителем. Я вошел.
  
  Через час я стоял на пустынной взлетно-посадочной полосе старой, заросшей бурьяном базы Королевских ВВС. Машины не было, и я был один на базе Королевских ВВС, которую не знал. Может быть, Хонингтон, учитывая равнину вокруг него, или, может быть, Тетфорд.
  
  Я услышал приближающийся самолет прежде, чем увидел его. Я не ожидал самолета на пустынном поле ночью. Но он снизился, руководствуясь только собственными посадочными огнями. Рейнджер из г. Рафф . У Хоука повсюду есть контакты.
  
  — Извините, — сказал я пилоту.
  
  У него были широкие усы, но он был седым, и в его глазах было больше ума, чем у большинства мальчиков из ВВС. Человек, который иногда может сам задавать некоторые вопросы. На этот раз он просто просигналил мне о посадке и вырулил до того, как я правильно и по-настоящему сел.
  
  «Им нужен был кто-то, кто мог бы приземлиться здесь без наземных линий или огней», — сказал он. «Наших осталось не так много ».
  
  Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. «Вы должны по крайней мере остановить Третью мировую войну».
  
  — По крайней мере, — сказал я.
  
  Он слабо улыбнулся и перевел дроссель в исходное положение. Я чувствовал себя человеком, слепо бегущим к каменной стене. Но старый человек Королевских ВВС знал свою область. Он сделал это легко и затем полетел на запад. Он больше не сказал ни слова, и я заснул.
  
  Было уже светло, когда меня разбудили чьи-то руки. Мы приземлились на маленьком аэродроме, окруженном высокими голыми деревьями и заснеженными полями. Вдалеке стояли высокие здания, и пейзаж показался мне знакомым.
  
  Машина, скользившая в моем направлении, выглядела еще более знакомой: черный «кадиллак» с номерным знаком Мэриленда. Я вернулся в Америку и находился недалеко от Вашингтона. Это будет очень трудная и очень важная работа.
  
  Хоук нечасто привозит меня домой так внезапно и никогда в Вашингтон, когда он может все исправить. Я Киллмастер номер один, хорошо оплачиваемый и необходимый, но никто не любит признавать, что я существую, особенно они в Вашингтоне. Обычно, когда он хочет поговорить со мной, Хоук добирается до меня в каком-нибудь уголке мира. Он связывается со мной там или приходит ко мне, но старается не рисковать, что кто-то свяжет меня с АХ или даже Вашингтоном.
  
  Поэтому они задернули занавески в «кадиллаке», когда мы выехали из аэропорта и направились в Потомак. Это было нормально, насколько я был обеспокоен. Мне не нравится Вашингтон или любая другая столица. Политики и государственные деятели живут в национальных столицах, и через некоторое время все политики и государственные деятели хотят играть в короля. Большинство из них начинают думать, что они короли. Они отрезают головы всем, кто с ними не согласен, потому что знают, что лучше и что нужно делать для блага простых людей.
  
  Но меня не интересовали политики, и я снова подумал о том, почему Хоук позволил мне приехать в Вашингтон. Он сделал бы это только в случае необходимости, если бы не мог встретиться со мной где-то далеко. Эта работа должна была быть настолько важной, такой приоритетной, что даже Хоук не имел в ней абсолютной власти. Что бы это ни было, он должен был быть в непосредственном контакте со старшими лордами, чтобы ответить на любой вопрос, который я мог задать.
  
  Эта работа начнется сверху.
  
  
  
  Глава 4
  
  
  Меня вытолкнули из «кадиллака» в какой-то переулок и впустили в большое безымянное серое здание. Лифт поднял нас по крайней мере на три этажа ниже первого этажа. Там меня посадили в небольшой открытый фургон, стоявший на рельсах. И один в этой машине я исчез в узком туннеле.
  
  Никто со мной не разговаривал, и было ясно, что я не должен знать, куда иду. Но я не выживал бы в должности Киллмастера так долго, не принимая все возможные меры предосторожности. Никто не подозревал об этом, даже Хоук, насколько мне было известно, но я исследовал этот туннель давным-давно, когда меня сюда впервые привезли. Я знал, где нахожусь и куда иду. Я ехал по самой секретной миниатюрной железной дороге в мире, направляясь к череде бомбоубежищ под огромным белым домом на широком проспекте.
  
  Тележка остановилась у тускло освещенной узкой платформы. Передо мной была тихая серая дверь. Я попробовал дверь, она не была заперта. Я вошел в серую комнату со стальным столом, тремя стульями, двумя диванами и без видимого выхода. Хоук сидел за стальным столом: Дэвид Хоук, штат Нью-Йорк, глава АХ, мой начальник. И это все, что я знал о нем. В этом отношении я знал о нем больше, чем большинство. Было ли у него прошлое, дом, семья или он хотя бы развлекался чем-то помимо работы, я не знал.
  
  «Расскажи мне о Лондоне», — рявкнул он на меня, его плоский, гнусавый голос был таким же смертоносным и зловещим, как кобра.
  
  Это маленький человек со смехом, похожим на грохот пушки, когда он смеется, и сардонической ухмылкой, когда он усмехается. Сейчас он не сделал ни того, ни другого. Он смотрел на меня пустым взглядом. На нем был тот же твидовый пиджак и серые брюки, что и всегда. У него их полный шкаф, все то же самое .
  
  Мы были одни в серой комнате, но на самом деле это было не так. Красный телефон стоял на стальном столе в нескольких дюймах от него.
  
  «После того, как я выполнил свой «заказ» в пустыне, — сказал я, — я боялся, что меня заметят. Так что я использовал четвёртый маршрут до Лондона, просто чтобы быть в безопасности».
  
  В качестве оправдания это вряд ли имело смысл, и я ждал, пока он взорвется. Этого не произошло. Вместо этого он возился с красным телефоном, и его глаза сказали мне, что на самом деле он не думает о том, что я делал в Лондоне. Его мысли были заняты работой, которую он собирался поручить мне, и блеск в его глазах сказал мне, что это большая работа. Хоук живет своей работой. Я никогда не видел, чтобы он отдыхал, никогда не слышал, чтобы он отдыхал. Единственное, что его действительно заводит, это то, что его контора АХ достойна, своего времени и своего «ребенка».
  
  — Хорошо, — сказал он. «Отправьте отчет позже».
  
  Я вздохнул с облегчением. На этот раз это могло быть на грани. Рано или поздно он узнает, что Дейрдре Кэбот была в Лондоне, и все свяжет. Это было его второй натурой. Но сейчас он закурил одну из своих грязных сигар и снова поиграл с красным телефоном.
  
  — Садись, Ник, — сказал он.
  
  Когда я сел, я понял, что на этот раз было что-то совсем другое. Он был нетерпелив. Да, его глаза светились вызовом. Но в то же время он был озабочен, почти зол, и не думал обо мне. Что-то в этом новом «порядке» ему не нравилось. Я закурил одну из сигарет с золотым мундштуком и сел.
  
  — Ты никогда не был в Мозамбике, — сказал Хоук. — Ты едешь туда через два часа.
  
  «Мне нужно освежить португальский и суахили», — сказал я. «Может быть, в Свазиленд и, может быть, даже в Южную Африку», — рассеянно продолжил Хоук, как будто не слышал моего комментария. Он поднял глаза и пожевал окурок своей дешевой сигары. «Деликатная ситуация».
  
  — Мы когда-нибудь получим что-нибудь еще, — усмехнулся я.
  
  — Не так уж и смешно , — рявкнул на меня старик. «Я еще не забыл Лондон».
  
  Я продолжал ухмыляться, я тоже».
  
  Хоук не любит, когда его обманывают. Я ждал удара. Он не пришел. Вскоре я перестал улыбаться. То, что он не ответил, было плохим знаком. У Хоука была проблема, и это как-то связано с АХ самим собой. Это было время быть серьезным.
  
  «Что мне делать в Мозамбике?» — тихо спросил я.
  
  Хоук жевал сигару и играл с красным телефонным проводом. «Лиссабон и Кейптаун подозревают крупное восстание в зулусских районах вдоль границы».
  
  Мой позвоночник начал чесаться. Зулу! Я подумал о мертвом стрелке в Лондоне и о Марке Чака. Мог ли стрелок преследовать меня, а не Дейдру? Еще до того, как я узнал, что есть работа, связанная с зулусами. †
  
  «Южная Африка весьма искусна в предотвращении восстаний, — сказал я. «И повстанцев Мозамбика пока немного».
  
  «Потому что Кейптауну всегда удавалось держать черное большинство изолированным и под контролем», — сказал Хоук. А потому, что у негров в Мозамбике никогда не было ни денег, ни поддержки, ни опытных лидеров. Теперь, похоже, в Мозамбике появилось новое руководство, и, возможно, Кейптаун ошибся в своей политике «хоумлендов», «бантустанов» или других причудливых названий концентрационных лагерей. Родина зулусов находится вдоль границ Мозамбика и Свазиленда или близко к ним».
  
  Хоук молчал и посасывал сигару. «Что их действительно встревожило, так это то, что они думают, что в этом замешаны Свази. Это делает международную ситуацию потенциально взрывоопасной, чего и хотят борцы за свободу. Это также дает им убежище для тренировок, мобилизации и укрытий, чего у негров там никогда не было».
  
  — Свазиленд? — сказал я, качая головой. «С момента обретения независимости свазилендцы зависели от иностранных интересов, особенно от интересов Южной Африки и Португалии. У старого короля Собхузы не возникнет с ними проблем.
  
  — Возможно, он не может контролировать свой народ, Ник, — мрачно сказал Хоук. «У него много вспыльчивых молодых боевиков в Свазиленде. Даже организованная оппозиция. Но помните, что, в конце концов, он вождь банту. Теперь ему нужны Лиссабон и Кейптаун, но он не будет возражать против того, чтобы независимый Мозамбик и Зулуленд присоединились к Свазиленду. Это поставило бы его в более сильную позицию против Южной Африки и, возможно, даже изолировало бы Южную Африку в конце концов. Существует движение Панбантуб, о котором мы хорошо осведомлены. А свази и зулусы еще ближе друг к другу, потому что в Южной Африке есть свази. Они стояли плечом к плечу двести лет. Они долго воевали друг с другом, но теперь они больше не воюют друг с другом».
  
  Сигара Хоука погасла. Он сделал паузу, чтобы зажечь ее снова. Он тянул, пока сигара снова не запылала и густой дым не покрыл комнату.
  
  «Зулусы, свази, шанган и кучка ндебеле наконец-то создали организацию: «Спящий лев», — сказал Хоук, глядя на меня. «Знак Чаки. У них есть девиз: United Assegai. Это слово означает копье у зулусов, сисвати и ндебеле и указывает на их общее происхождение и интересы. И теперь у них есть общий план: восстание настолько великое, что даже если оно потерпит неудачу, белые устроят там такую кровавую баню, что ООН и великие державы должны вмешаться. Они думают, что смогут обеспечить независимость Мозамбика и Зулуленда».
  
  Это был логичный план. Я видел чащи, поля, горы и джунгли, уже истекающих от крови банту, и в ООН великие державы заняли чью-то сторону. Южная Африка и Португалия тогда поражены были бы прямо в душу. Но это также был план, который требовал чертовски большого лидерства, чтобы удержать всех этих банту вместе. Мужчины умирали бы бок о бок в большом количестве, но в одиночку трудно почувствовать, что ты умираешь за дело. Это также потребует навыков и денег, организации и достаточной армии, чтобы гарантировать, что борцы за свободу не будут немедленно подавлены.
  
  Я спросил. — Что я буду там делать?
  
  Хоук ответил не сразу. Он нервно затянулся сигарой. Что бы его ни тревожило, оно все ближе выходило на поверхность.
  
  - Унылые, бессильные люди не могут в одиночку разработать такой план, N3, - медленно сказал старик. «Одним из ключевых факторов является большое новое подразделение белых наемников, действующее в Мозамбике. Мы не знаем, кто его капитан. Но кто бы это ни был, он хорош. У него также есть дополнительное преимущество: контактное лицо, занимающее высокое положение в правительстве Мозамбика».
  
  Я начал понимать ситуацию.
  
  'Как высоко?'
  
  — Очень высоко, — сказал Хоук. «Непосредственно под началом колониального губернатора. Борцы за свободу знают все, что планирует правительство Мозамбика, еще до того, как оно реализует свои планы. Наемники снова и снова бьют колониальные войска».
  
  — Они знают, кто это?
  
  «Они сузили количество вариантов до трех», — сказал Хоук. «И не более трех». Он курил. «Выясни это и убей ради них этого человека».
  
  Хорошо. Это была не новая ситуация, и это также было моей работой. Я делал это раньше, для многих правительств, с которыми Вашингтон хотел дружить.
  
  Я спросил - «Почему привлекли нас?. Почему бы им не сделать это самим».
  
  «Потому что они думают, что не могут определить, кто из трех это», — сказал Хоук. "И что мы можем."
  
  Было что-то в его манере говорить, что заставило меня взглянуть на него. Его сигара снова погасла, и то, как он жевал ее, не глядя на меня, заставило меня понять, что мы подошли к тому, что его беспокоило. Возникла трудность, и я хотел знать, в чем.
  
  «Почему они думают, что мы можем сделать это лучше, чем они сами?»
  
  Хоук раздавил сигару в пепельнице и яростно уставился на ее остатки. «Потому что они знают, что мы работали с повстанцами».
  
  Вот так. Я позволил ему идти вперед и изложил все это ясно. Но я полностью видел это. Вашингтон играл за обе стороны, ожидая, кто победит. И кто бы ни победил, Вашингтон станет именинником . Только теперь вдруг пришел момент истины. Барашковые винты были затянуты, и Вашингтону пришлось выбирать.
  
  «Мы отправляли оружие и деньги борцам за свободу Мозамбика и группе зулусов «Спящий лев». Под столом, разумеется, с помощью прикрытия. Но мы сделали это. Мы помогли Сибхузе и Свази. Теперь Кейптаун и Португалия сообщили нам, что они знают об этом и нанимают нас».
  
  Теперь я знал все. 'Так что, это АХ помогал повстанцам под прикрытием?
  
  Хоук кивнул. «Вашингтону сейчас нужны Лиссабон и Кейптаун больше, чем повстанцы».
  
  «И мятежники больше нет», — добавил я.
  
  Хоук снова кивнул. Он не смотрел на меня, и я знал, что в конце концов беспокоило его, суть всей этой грязной операции.
  
  — Мы можем выполнить работу, — сказал я, — и убить этого мятежника. Потому что мы работали с повстанцами. У нас есть контакт, и они доверяют нам. Лиссабон и Кейптаун воспользуются нашей помощью повстанцам, позволив нам уничтожить их. Вкуснятина.'
  
  Хоук уставился на меня.
  
  «Повстанцы вышли и на АХ тоже, — сказал я. «Если мы убьем этого генерального директора, борцы за свободу узнают, кто, как и почему».
  
  Хоук выругался. - 'Проклятие. Смыть в унитазе пять лет работы и послать к черту! Преступная трата. Нам потребуются годы, чтобы начать с этого и построить что-то новое. Это глупо и неэффективно.
  
  Я спросил. - "Но мы делаем это?"
  
  'Делаем это?' Хоук моргнул. «У нас есть приказ».
  
  — Никакой лояльности к повстанцам, которых мы поощряли?
  
  «У нас есть только одна верность, первая и последняя», — рявкнул на меня Хоук.
  
  Наш личный интерес, вокруг чего все крутится, подумал я с иронией. "Можем ли мы спасти нашего агента там?"
  
  Хоук пожал плечами и слабо улыбнулся. «Это зависит от вас, N3».
  
  Что-то было в том, как он это сказал. Я посмотрел на его худое, язвительное лицо, но его острые старые глаза были воплощением невинности. Я не чувствовал себя комфортно.
  
  Я спросил. - "Как это сделать? Когда я начну?"
  
  «Ваш самолет вылетает через полтора часа», — сухо сказал Хоук теперь, когда нужно было сделать кое-какую практическую работу. «Мы должны доставить некоторую сумму денег повстанцам. Трансфер состоится там, где река Ингвавума пересекает границу Звазиленда с Зулулендом. Условлено, что деньги заберет тайный чиновник повстанцев. Если он появится, вы убьете его.
  
  «Есть ли какой-то определенный метод, который вы предпочитаете?» — спросил я сухо.
  
  'Все, что пожелаете. На этот раз никаких тонкостей не требуется. Как только это будет сделано, весь ад разверзнется, — коротко сказал старик. — Вы работаете с нашим местным агентом там, с повстанцами. Она сопроводит вас к месту контакта.
  
  Она! На самом деле я уже знал, и это объясняло то, что было странно, когда Хоук сказал мне, что спасение нашего агента зависит от меня. Значит, старый лис знал. Он знал обо мне и Дейдре Кэбот, и, вероятно, знал об этом много лет. Я не особо удивился, он не так уж много потерял. Я ухмыльнулся. Хоук нет.
  
  «Ты будешь работать, N3, а не играть. Это ясно?
  
  «Как давно вы знаете о N15 и обо мне?»
  
  Его губы изогнулись в забавной, насмешливой ухмылке. — С самого начала, конечно.
  
  — Почему ты не остановил нас?
  
  «Тебе нужно было отвлечься, а ты был очень осторожен», — рассмеялся старик. «Пока вы думали, что шутите надо мной, вы продолжали бы соблюдать надлежащую секретность и не представляли бы опасности». Он откинулся назад и закурил еще одну сигару. «Пока ты работал достаточно усердно, чтобы обмануть меня, никто другой тебя не заметит».
  
  Таким образом, он заставил нас думать, что не знает, и все это время практически заглядывал нам через плечо. Я мысленно выругался. Я, наверное, доставил бы ему массу удовольствия . Его сардоническая улыбка стала шире.
  
  "Похоже на женщину, не так ли?"
  
  Это так же блестяще, как и эффективно, и большую часть времени я доволен этим. Я хочу, чтобы он остался позади меня. Но даже Хоук не всегда все знает, и он был очень обеспокоен, когда я рассказал ему о стрелке в Лондоне. Он резко наклонился вперед.
  
  «Знак Чаки? Тогда значит они присматривают за N15, и повстанцы подозревают нас».
  
  Кто-то в правительстве Мозамбика мог разболтать». Хоук подумал. — Если только этот Зулу не был двойным агентом. А португальцы пытаются сделать так, чтобы мы довели дело до конца.
  
  Возможно, — сказал я. «Может быть, они не доверяют N15, опасаясь, что она стала слишком лояльной к повстанцам».
  
  — Иди туда и будь осторожен, — рявкнул Хоук. «Если вы думаете, что они видят игру N15 насквозь, не используйте ее. Разве что в качестве приманки.
  
  Я встал. Хоук потянулся к красному телефону, чтобы сообщить о нашей встрече. Он остановился и посмотрел на меня. Мы должны заставить этого офицера остыть, так или иначе. Ты понимаешь?'
  
  Я понял. Если у Дейдры возникнут подозрения, может быть, мне следует использовать этот факт и бросить ее на растерзание львам. Только работа имела значение, и ее нужно было выполнять всеми доступными средствами. Моим собственным чувствам не позволили сыграть какую либо роль.
  
  
  
  Глава 5
  
  
  Мы с высокой блондинкой поладили на 747-м Боинге из Лондона в Кейптаун, когда узнали, что оба едем в Мбабане. Ее звали Эстер Машлер. Она работала в бельгийской горнодобывающей компании и обладала достаточными знаниями, чтобы доказать это, так что у меня не было причин сомневаться в ней. Но я держал глаза открытыми, отчасти потому, что у нее была одна из самых полных и высоких грудей, которые я когда-либо видел. Я хотел знать, как они выглядели без этой одежды.
  
  «Я думаю, мы оба посмотрим, как все пойдет», — сказала она мне между Кейптауном и Лоренго Маркесом. «Ты очаровательный человек, Фредди».
  
  На тот момент я был Фредом Морсом, международным торговцем горнодобывающим оборудованием, спортсменом и заядлым игроком. Это было такое же хорошее прикрытие, как и любое другое, для тех, кто собирается в Свазиленд. Отель Royal Zwazi — одно из новейших мест для интернационального скопления людей.
  
  «Вот кем я пытаюсь быть», — сказал я ей. Она казалась очень невинной, по крайней мере, политически.
  
  В Лоренго-Маркесе, на побережье Мозамбика, мы пересели на легкий самолет, который доставил нас в Мбабане. Столица Свазиленда — это «мегаполис» с населением около 18 000 человек, куда большинство европейцев, живущих на суше, приезжают, чтобы посетить свои огромные фермы и горнодобывающие предприятия. Я никогда не видел его раньше и на мгновение забыл о блондинке, когда мы описывали вираж для посадки.
  
  В Европе была поздняя зима, поэтому здесь была ранняя осень, и микрометрополис блестел в прохладном чистом воздухе плоскогорья. Это напомнило мне суматошный город у подножия гор Колорадо. Зеленое, волнистое пространство простиралось во всех направлениях вокруг пяти улиц преимущественно белых домов, многие с красными крышами. Там было восемь или девять шести- или семиэтажных небоскребов и группы белых домов и низких квартир, приютившихся на склонах среди темно-зеленых деревьев. Расположенный на неглубоком, усаженном деревьями открытом пространстве, небольшой городок был разделен оживленной четырехполосной главной улицей, которая с одной стороны вела к круглому парку, а с другой — к грунтовому шоссе. Он словно был заброшен в глушь, так что все улицы выходили на грунтовые дороги, извивающиеся по бескрайним просторам плоскогорья.
  
  На земле я снова подобрал Хестер Машлер, и мы вместе прошли таможню. Пара всегда выглядит более невинно, чем одинокий мужчина. Таможня Свази оказалась легкой, мне не о чем было волноваться. Чиновники Мбабане даже не открыли один из двух моих чемоданов. Не то чтобы они что-то нашли. Мои личные инструменты хорошо спрятаны в плотном свинцовом отсеке сбоку моего чемодана, если я лечу коммерческим рейсом, и все тяжелые вещи будут доставлены с заранее оговоренной доставкой.
  
  Улыбающийся водитель ждал с машиной, которую «Фред Морс» заказал из Лондона. Он был молод и приятен, но не покорен. Свободный человек в свободной стране. Он одобрительно, но вежливо посмотрел на фантастическую грудь Эстер Машлер, пока я помогал ей сесть в машину. Она поблагодарила его улыбкой, а меня медленным прикосновением к ее груди и бедру, когда она вошла. Я надеялся, что у нее нет других планов, кроме медленной, долгой ночи с попутчиком вдали от дома.
  
  Отель Royal Zwazi находится примерно в двенадцати километрах от Мбабане, и нам пришлось пересечь суетливый город. Машины заполонили столицу с ее единственным светофором, единственным на всю страну, а тротуары в этот солнечный вечер были заполнены прохожими и покупателями. Там были европейцы всех национальностей, крутые южноафриканцы, задорные португальцы из Мозамбика и сотни свази в пестрой смеси львиных и леопардовых шкур. Яркие матерчатые юбки с жакетами в стиле вестерн, нейлоновые носки и повязки с бисером, шляпы в стиле вестерн и красные перья турако, обозначающие высокое положение.
  
  Здесь, в Мбабане, богатые, прозападные и политически влиятельные свазилендцы были заняты выполнением задачи по борьбе с полуторавековым европейским правлением. В кустах и в полях простые люди по-прежнему жили, как всегда, но была разница, особенно с неграми в соседнем Мозамбике и Южной Африке. Они по-прежнему были бедны и неграмотны по европейским меркам, но уже не так бедны, как прежде, и не так неграмотны; кроме того, они не очень заботились о европейских стандартах. Их король руководил ими более пятидесяти лет, и они знали западный мир и западные обычаи. Они поняли, как работать с европейцами и как их использовать. Но они больше не склонялись и не верили, что Европа может предложить что-то лучшее, чем их собственный образ жизни. Они любили свой образ жизни и шли гордо. Я вспомнил слова Хоука: король Собхуза был банту, и он не возражал бы против свободных банту в качестве соседей.
  
  Мы ехали по полю, сверкавшему зеленью и рябившему в прохладный осенний вечер. Блондинка Эстер Машлер прислонилась ко мне, и я скользнул рукой в ее платье, лаская ее элегантную грудь. Она не защищалась. Ночь обещала быть интересной, но мой разум оставался бдительным, и я осматривал пейзаж вокруг себя и дорогу позади себя. Я ничего подозрительного не увидел.
  
  Отель Royal Zwazi приютился на склоне горы в затененной долине Эзоэльвини, в окружении горячих источников, бассейна и полей для гольфа с восемнадцатью дорожками, сверкая, как роскошный круизный лайнер в океане. Я заплатил водителю, записался и договорился с Эстер Машлер о встрече в салоне через час. В своем номере я смыл пыль после долгого путешествия, надел смокинг и позвонил на стойку регистрации по любым делам. На данный момент их не было. Мне понравилось. Придет контакт, и я убью свою жертву, но я не торопился.
  
  Я спустился вниз в бар и игровые комнаты. Под элегантными люстрами с кисточками ничто не казалось более далеким, чем плато снаружи и круглые хижины свази. Игровые автоматы звенели, а за столами с рулеткой представители международной элиты бросали в игру цветные фишки. Я нашел стройную Эстер Машлер, ожидающую у стойки в сопровождении принца Свази с козлиной бородкой.
  
  Князь не слишком благосклонно отнесся к моему приезду. Он нес стопку чипсов, достаточно большую, чтобы задушить крокодила или произвести впечатление на блондинку, но сохранял приличия. Он ушел, но не слишком далеко, всего в нескольких табуретах в другом конце бара. Я следил за ним.
  
  "Голод или жажда?" — спросил я Хестер.
  
  «Жажда», — сказала она.
  
  Нам быстро подали напитки, и она посмотрела через мое плечо на столы с рулеткой.
  
  Она спросила. — Тебе везёт, Фредди?
  
  'Иногда.'
  
  — Посмотрим, — сказала она.
  
  Белое и черное перемешались за рулеточными столами, и крупье в смокингах быстро скользили по зеленому полотну. Быстрые португальцы из Мозамбика играли грациозно, чопорные англичане не дрогнув принимали победы и поражения, а коренастый африканец играл невозмутимо с мрачным лицом. Они представляли весь спектр игроков, от заядлых игроков, которые ставят сотни на одно число, до нетерпеливых туристов, которые рискуют несколькими рандами, монетой Свази, на красное или черное.
  
  Я всегда играю одинаково: двадцать пять на красное или черное, пара или импэр, пока не почувствую стол и колесо. Этого достаточно, чтобы оно того стоило, но не рискуя всем, что у меня есть. Я жду, пока не почувствую определенное направление: я ищу знак, темп, то, что игроки называют «настроением» колеса. Все колеса имеют определенное настроение в вечернее время. Они сделаны из дерева, металла и пластика, которые меняются в зависимости от температуры, влажности, смазки и манеры обращения конкретного крупье.
  
  Так что я наблюдал и ждал, сдерживая себя. Эстер была фанатичной и эмоциональной, преданной и замкнутой. Я любил это. Она поставила несколько фишек на некоторые числа, какое-то время играла одним и тем же числом, а затем случайным образом меняла числа. Она много потеряла. Я заметил, что князь с козлиной бородкой подошел к столу и смотрит на нее. Когда он поймал ее взгляд, он начал крупно играть, дерзко, много выигрывая и сильно проигрывая. Он смеялся громко, чтобы привлечь внимание намеренно. И всегда с оглядкой на Хестер Машлер.
  
  Она как будто этого не заметила.
  
  Я видел, как дородный южноафриканец сразился с черным принцем. Потом я почувствовал определенное направление колеса: оно благоприятствовало черному и нечетному. Я увеличил ставки. Через час я выиграл тысячу долларов. Теперь это выглядело многообещающе. Я был готов перейти на более высокооплачиваемые номера, но у меня не было шанса. Хестер поставила свои последние две фишки на 27, проиграла и посмотрела на меня.
  
  "Это все на сегодня," сказала она. «Я хочу выпить в своей комнате с тобой, Фредди».
  
  Азартные игры — это хорошо, но секс — лучше. Во всяком случае, для меня, особенно когда женщина такая привлекательная, как Эстер Машлер. Даже я не получаю много прямых приглашений, если она это имела в виду. Я никогда не забуду, кто я - если бы я это сделал, это бы меня быстро убило - и, когда мы шли в ее комнату, я заметил, что принц Свази только что потерял свои запасы и тоже встал из-за стола. Дородный южноафриканец ушел несколько минут назад. Я взял Эстер за красивую полную руку, когда мы поднялись наверх. Принц Свази прошел прямо перед нами и тоже поднялся наверх.
  
  Комната Эстер была маленькой и находилась на верхнем этаже. Может быть, она была всего лишь не очень богатой, развлекающейся девочкой. Когда мы подошли к ее двери, принца Свази уже не было. Я не чувствовал никаких глаз, наблюдающих за нами, когда мы вошли. Она повесила цепочку на дверь и улыбнулась мне.
  
  «Сделай мне двойной виски со льдом», — сказала она.
  
  Я только что сделал свой. Она не переоделась и села в дальнем конце комнаты, наблюдая, как я делаю ее напиток. Я болтал о Свазиленде, о майнинге и азартных играх. Она ничего не сказала, и я видел, как ее глотки медленно увеличивались. Она словно выстраивала ритм, повышающийся ритм, как женские бедра, когда в нее проникаешь. Я понял, что это ее путь, часть всего. Она довела его до кульминации, и когда она сделала последний глоток из своего стакана, я был готов.
  
  Она встала со своего места, и я уже ждал ее. Мы встретились посреди комнаты. Она прижала меня так сильно, что казалось, будто она пытается протолкнуть меня сквозь себя. Она извивалась в моих руках, её высокие мягкие груди расплющивались. Ее глаза были закрыты. Когда я отступил, она не последовала за мной. Она просто стояла там. Ее глаза закрыты, ее тело вздымалось, ее руки свисали по бокам, в оцепенении страстной сосредоточенности.
  
  Я снова подошел к ней, расстегнул молнию на платье и стянула его вниз. Я расстегнул ее лифчик, позволил большим сиськам свободно выпасть и спусти ее трусики. Тогда я снял с нее туфли и поднял ее. Ее голова откинулась назад, когда я отнес ее к кровати. Я выключил свет, вылез из штанов и лег рядом с ней. Она обвилась вокруг меня, как большая змея. Когда мы обнялись, она вонзила ногти мне в спину. Я схватил ее за запястья, чтобы удержать, и развел ее руки так далеко, как раздвинул ее ноги.
  
  Когда все закончилось, она начала целовать меня повсюду. Жесткие, голодные поцелуи. С закрытыми глазами она прижалась ко мне, как будто на самом деле не хотела меня видеть, просто мысленно. Я потянулся за курткой и сигаретами.
  
  В этот момент снаружи в коридоре послышались легкие звуки.
  
  Я схватил штаны. Эстер, сидевшая на кровати в темном гостиничном номере, казалось, не слышала их. Она лежала с закрытыми глазами, сжав руки в кулаки, подтянув колени к груди, сосредоточившись только на себе. Я оставил ее там, скользнул к двери и толкнул ее.
  
  В коридоре коренастый южноафриканец ранее бывший за столом с рулеткой развернулся, когда я выглянул. В руке у него был автоматический пистолет с глушителем. На полу в коридоре лежал темнокожий мужчина.
  
  Южноафриканец перепрыгнул через лежащую фигуру и скрылся по пожарной лестнице. Он, не теряя времени, выстрелил в меня, быстро проскользнул через противопожарную дверь и исчез. Я выбежал наружу.
  
  Противопожарная дверь была уже заперта, заперта с другой стороны.
  
  Я склонился над упавшим. Это был принц Свази с козлиной бородкой, который так старался произвести впечатление на Эстер за игорным столом. Он получил четыре пули: дважды в грудь и дважды в голову. Он был очень даже мертв.
  
  Я увидел тонкую цепочку на его шее, где была порвана элегантная рубашка. На конце ожерелья висела маленькая золотая фигурка спящего льва. Снова Знак Чака.
  
  В коридоре открылась дверь. Я быстро встал и посмотрел в тихий коридор. Не было никакого способа уйти с закрытой противопожарной дверью, кроме как пройти весь путь по коридору к лифтам и главной лестнице. Другие двери открылись. Голоса сказали мне, что сюда идут люди.
  
  Если бы меня нашли с мёртвым. †
  
  Позади меня открылась противопожарная дверь.
  
  «Черт возьми, поторопись».
  
  Женский голос, который я узнаю из тысяч.
  
  Я выпрыгнул через противопожарную дверь, когда голоса в коридоре стали громче . Кто-то крикнул мне вдогонку.
  
  "Остановись!"
  
  
  
  Глава 6
  
  
  Дейдра закрыла дверь, толкая меня вперед.
  
  'Вниз! Быстро!'
  
  Я спустился по пожарной лестнице вниз на три ступеньки за раз. Дейдра последовала за мной. На ней был хорошо сидящий комбинезон, облегавший ее стройное тело, как перчатка, за исключением большой выпуклости на левой руке, в том месте, где ее подстрелили два дня назад на темных улицах Лондона. В руке она держала «беретту». Двумя этажами ниже она провела меня через противопожарную дверь в нижний коридор. Он был заброшен.
  
  — Налево, — прошипела Дейдра.
  
  В коридоре слева открылась дверь комнаты. Высокий худощавый негр в защитном костюме цвета джунглей указал на нас. Дейдра провела меня в комнату, дальше к открытому окну. С фронтона сзади свисала веревка. Дейдра шла первой, плавная и быстрая, как кошка. Я последовал за ней и приземлился рядом с ней возле лендровера, спрятанного в густом подлеске. Высокий негр спустился последним. Он выдернул веревку из крепления наверху, быстро смотал ее и бросил в «Лэндровер». Наверху я услышал крики и всевозможные звуки вокруг отеля, которые становились все громче и громче.
  
  «Поторопитесь», — рявкнула на нас Дейдра.
  
  Мы прыгнули в Ровер. Высокий черный мужчина взял руль, на мгновение дал задний ход, а затем рванул вперед. Когда мы рванули вперед, я увидел человека в кустах, в тени отеля. Это был дородный южноафриканец. Его автоматический пистолет с глушителем лежал рядом с ним, а горло было перерезано. Я взглянул на Дейдру, но ее глаза ничего мне не сказали, и я ни о чем не спросил. Я не знал, какие вопросы могут быть опасными.
  
  «Лэндровер» вылетел из-за деревьев на темную грунтовую дорогу, ведущую на юг. Дорога в ночи светилась бело-красным светом. Ни Дейдра, ни высокий негр не проронили ни слова, когда дорога извивалась, а «Лэндровер» грохотал дальше, зажигая только габаритные огни, чтобы мельком увидеть дорогу. Мы миновали небольшие загоны круглых хижин свази и несколько европейских построек высоко на склонах холмов. В некоторых из этих отдаленных домов горел свет и лаяли собаки, когда мы проносились мимо.
  
  Через некоторое время мы прошли деревню с множеством хижин и зданием в европейском стиле. Стадо крупного рогатого скота ревело в большом круглом пространстве. Голоса бросали нам вызов, и я увидел яростные глаза и вспышки копий: Ассегаи. Негр не сбавил скорости, и ассегаи и свирепые глаза исчезли позади нас. По размеру деревни, стаду скота и единственному европейскому дому я понял, что мы прошли Лобамбу, духовную столицу Свазиленда, место, где жила королева-мать: Ндловоэкази, слониха.
  
  После Лобамбы мы некоторое время ехали по орошаемым землям. Затем мы свернули на песчаную боковую дорожку и через десять минут остановились в темной деревне. Собаки не лаяли, хижины казались опустевшими. Дейдра вышла из машины и вошла в одну из круглых хижин звази. Оказавшись внутри, она опустила кожу над входом, зажгла керосиновую лампу и, прислонившись к одной из стен, осмотрела меня.
  
  Она спросила. — Ну, ты повеселился, Ник?
  
  Я усмехнулся: «Завидуешь?»
  
  — Ты мог испортить всю миссию.
  
  Разозлившись, она рухнула на брезентовый стул. Снаружи я услышал, как уезжает «Лэндровер»; звук мотора затих вдалеке. В хижине было очень тихо и лишь тускло горел свет.
  
  — Нет, я не мог, — сказал я. «Я пил с ней, играл с ней в карты, трахал ее, но я не доверял ей».
  
  Она презрительно фыркнула, и я позволил ей немного покипеть. В маленькой каюте не было окон, и, кроме брезентового кресла и фонаря, там были два спальных мешка, газовая плита, рюкзак с едой, две винтовки М-16, мощное радио и дипломатический чемоданчик для зулусских денег.
  
  «Тебе действительно нужно трахать каждую женщину, которую ты встречаешь?» — наконец сказала Дейдра.
  
  — Если бы я мог, — сказал я.
  
  В этом черном комбинезоне она была стройной и гибкой, как пантера. Красивая и настоящая женщина. Может быть, я бы не хотел всех привлекательных женщин, если бы для нас была возможна нормальная жизнь. Но как это было сейчас.
  
  Она увидела, как я смотрю на нее, и изучила выражение моего лица. Затем она улыбнулась. Слабая улыбка, как будто она тоже задавалась вопросом, что было бы, если бы наша жизнь была другой.
  
  — Может быть, я ревновала, — вздохнула она. 'Это было хорошо?'
  
  «Яростно».
  
  «Это может быть весело».
  
  — Да, — сказал я. «На этот раз мы не получили наш второй день».
  
  — Нет, — сказала она.
  
  Это все. Она достала сигарету из нагрудного кармана, закурила и откинулась на спинку брезентового кресла. Я закурил одну из сигарет с золотым мундштуком и сел на один из спальных мешков. Я хотел, провести с ней второй день. Эстер Машлер была быстрой и взрывной, но она оставила меня лишь частично удовлетворенным: сладкая конфета лишь временно утоляет голод. Дейдра была какой-то другой, мужчина помнит ее надолго. Но по сосредоточенному выражению ее лица я мог сказать, что пришло время заняться делом. Она выглядела обеспокоенной.
  
  Я спросил. — Что именно произошло? «Что-то не так с «заказом», над которым мы сейчас работаем?»
  
  «Нет, но если бы они поймали тебя там, они бы задержали тебя, и не было бы времени, чтобы все заново наладить», — сказала Дейдра. Она откинулась на спинку своего холщового стула, как будто была измотана. — Этот принц Свази был тайным членом Марки Чака, лидером здешних боевиков, который хочет объединить всех банту. Южноафриканец был сотрудником тайной полиции Кейптауна. Каким-то образом он увидел насквозь принца.
  
  — Ваш принц это знал, — сказал я. «Он пытался обмануть врага, притворившись избалованным игроком, обманывающим белокурую туристку».
  
  — Он знал, кем был этот южноафриканец, — сказала Дейдра, — но он не знал, что этому человеку было приказано убить его, Ник. Мы узнали, но слишком поздно. Все, что мог сделать Дамбоэламанци, — это убить этого южноафриканца.
  
  Я спросил. - " Мы?"
  
  Вы уже знаете, что я местное контактное лицо АХ с зулусами. Через два года, Ник, ты сближаешься с людьми.
  
  — Тогда почему они пытались убить тебя в Лондоне?
  
  Она покачала головой. — Они этого не сделали, Ник. Этот стрелок был двойным агентом, что, возможно, доказывает Хоуку, что Лиссабон и Кейптаун знали о нашей помощи повстанцам.
  
  — Их было двое, — сказал я и рассказал ей о другом ниггере, которого видел в вестибюле дешевого отеля «Челси».
  
  Она внимательно выслушала мое описание. Затем она встала и пошла к радио. Она использовала какие-то кодовые слова на языке, которого я не знал. Зулу наверное. Я узнал его достаточно, чтобы понять, что это язык банту.
  
  — В чем дело, Дейдра?
  
  — Я сообщаю о втором человеке. Повстанцев нужно предупредить о втором двойном агенте.
  
  Я посмотрел на нее. — Не слишком отождествляй себя с ними, Дейдре. После этого «заказа» вы не сможете остаться. Мы собираемся взорвать ваши отношения с ними.
  
  Она закончила свою передачу, выключила радио и вернулась к брезентовому креслу. Она закурила еще одну сигарету и прислонилась головой к стене хижины.
  
  — Может быть, я смогу что-нибудь спасти, Ник. Я работал с ними здесь два года, снабжая их из Вашингтона и оплачивая. Мы не можем просто бросить все и повернуться к ним спиной».
  
  — Увы, можем, — сказал я. «Так обстоят дела».
  
  Она закрыла глаза и глубоко затянулась сигаретой. — Может быть, я смогу сказать им, что тебя подкупили и ты стал предателем. Вы также можете всадить в меня пулю, чтобы это выглядело хорошо».
  
  Она знала своё дело лучше.
  
  Я сказал. - 'Они не будут АХ больше доверять, никому из АХ, даже когда они посчитают, что меня подкупили». — Нет, пора бежать, дорогая. Теперь вы должны использовать то, что вы завоевали доверие этих повстанцев, чтобы уничтожить их. Это наш приказ.
  
  Она хорошо знала свою работу, работу, на которую мы подписались: делать то, что АХ и Вашингтон хотели, чтобы мы сделали. Но она не открыла глаза. Она сидела и тихо курила в тускло освещенной маленькой хижине свази.
  
  "Отличная работа, не так ли, Ник?" - «Красивый мир».
  
  «Это тот же мир, что и всегда. Не хуже и, наверное, намного лучше, чем сто лет назад, — прямо сказал я. «Кто-то должен делать нашу работу. Мы занимаемся этим, потому что нам это нравится, потому что у нас это хорошо получается, потому что это интересно и потому что мы можем зарабатывать больше денег и жить лучше, чем большинство. Не будем себя обманывать, N15.
  
  Она покачала головой, словно отрицая все, но в ее глазах был блеск, когда она, наконец, открыла их. Я видел, как ее ноздри почти раздувались, как у охотящейся тигрицы, которой она и была на самом деле. Нам обоим нужны были острые ощущения и опасность. Это было частью нас самих.
  
  Она сказала. - «То, что Вашингтон хочет, Вашингтон получает». — Пока мне хорошо платят, не так ли? Или, может быть, мы сделали это зря? Интересно, знает ли об этом Хоук.
  
  — Он знает, — сухо сказал я.
  
  Дейдра посмотрела на часы. — Если бы нас заметили, кто-нибудь уже был бы здесь. Думаю, мы в безопасности, Ник. Сейчас нам лучше лечь спать, потому что мы уезжаем рано утром.
  
  'Спать?' — сказал я с ухмылкой. «Я все еще хочу тот второй день».
  
  — Даже после той блондинки?
  
  «Позвольте мне забыть ее».
  
  — Мы идем спать, — сказала она, вставая. «Сегодня раздельные спальные мешки. Я подумаю о тебе завтра.
  
  Женщине иногда приходится говорить «нет». Всем женщинам. Они должны чувствовать, что имеют право сказать «нет», и разумный человек это знает. Право сказать «нет» — это самая фундаментальная свобода. Это различие между свободным человеком и рабом. Проблема в том, что ни один мужчина не хочет, чтобы его жена всегда говорила «нет».
  
  Мы забрались в свои спальные мешки, и Дейдра заснула первой. Она еще меньше нервничала, чем я. Дважды меня будили звуки зверей возле заброшенной деревни, но они не подходили ближе.
  
  На рассвете мы приступили к делу. Я приготовил завтрак, а Дейдра собрала вещи и связалась с повстанцами для окончательных распоряжений. Деньги должны были быть переданы неизвестному мозамбикскому чиновнику через два дня на рассвете где-то около реки Фугвавума на зулусской стороне границы. Мы оба знали настоящий план, кроме того, что я собирался убить этого чиновника, но это не касалось никого, кроме меня.
  
  — Ты знаешь его, Дейдре?
  
  «Никто не знает его, кроме нескольких высших лидеров джунглей».
  
  Не то чтобы это имело значение, я убью его, кем бы он ни был. После обеда мы ждали, упакованные и готовые, в пустой деревне высокого водителя, Дамбуламанзи. Это был ясный, прохладный, солнечный день на Хайвельде. Вокруг нас лежали орошаемые поля долины Малкернс, а вдалеке возвышались скалистые горы западной границы Свазиленда. У нас были все необходимые документы. У Фреда Морса было разрешение навестить Нсоко и остановиться у старой подруги Дейдры Кэбот, которая жила на небольшом ранчо недалеко от Нсоко.
  
  Дамбуламанзи наконец появился в облаке красной пыли. Погрузив джип, мы отправились по дороге на восток в сторону торгового городка Манзини. Хотя Манзини меньше, чем Мбабане, он более загружен и расположен в длинном плодородном поясе, который пересекает Свазиленд с севера на юг. Мы даже не останавливались, а продолжали ехать по благодатной земле. Вокруг нас были разбросаны фермы и цитрусовые рощи. Европейские фермы и фермы Свази бок о бок на своей земле.
  
  В Сипофанени дорога продолжалась вдоль Большой реки Усуту, и мы поехали к Биг-Бенд через низкий бесплодный кустарник и сухую землю, где пасся тощий скот. Водитель, казалось, сердито смотрел на стада.
  
  Я спросил. — Ты не любишь скот?
  
  Высокий зулус не сводил глаз с дороги. «Мы слишком любим наш домашний скот, но он погубит нас, если мы не будем осторожны. Для зулусов домашний скот означает деньги, статус, брак; это душа каждого человека и всего племени. Когда южноафриканцы выгнали нас с наших ферм и отправили в бантустан, который они для нас создали, они давали нам пайки, на которые не может прожить ни один человек. Мои люди не хотят жить в поселках, потому что не хотят отдавать свой скот. Так что они бродят по Зулуленду со своим скотом, часть великой миграции черных без всякой цели.
  
  — Дамбоэламанци, — сказал я, — не так ли звали генерала, который потерпел поражение в Рорке Дрифт, на следующий день после вашей великой победы в Зулусской войне?
  
  — Мой предок, двоюродный брат нашего последнего истинного короля Сетевайо, — сказал высокий зулус, по-прежнему не глядя на меня. «В открытом бою мы уничтожили около 1200 из них, но потеряли 4000 своих. А в Роркс-Дрифт нас 4000 человек остановили 100 человек. У них были пушки и прикрытие. У нас были копья и наши обнаженные груди. У них была дисциплина, у нас просто была смелость». Теперь он посмотрел на меня, его темные глаза наполнились болью и горечью века. «Но на самом деле у них было образование, такое образование, которое заставляет европейского солдата стоять и умирать напрасно. Европейский солдат сражается и умирает ни за что, ни про что, только за долг и гордость. Это то, чему нам еще предстоит научиться».
  
  Я сказал. - "Знак Чаки?"
  
  Дамбуламанзи некоторое время ехал молча. - "Чака основал нацию зулусов, изгнал все остальные племена и правил всем Наталом и за его пределами. Его солдаты были непобедимы в Африке, потому что сражались не ради личной выгоды. Наши короли и генералы после Чаки забыли об этом, и мы стали рабами. Чака спит, но однажды он проснется».
  
  Он больше ничего не сказал. Я пытался узнать от него побольше о повстанцах, носивших Метку Чака, и узнать что-нибудь о военном гении или, возможно, о безумце, превратившем слабую федерацию племен Натала в черную нацию. Но он ехал дальше, не отвечая и без выражения на лице. С ним было что-то вроде того, что заставило меня чувствовать себя неловко и волноваться. Был антагонизм, который он не мог скрыть. Было ли это опустошение направлено на всех белых, в чем я не мог винить его, или особенно на меня? Я все еще думал об этом, когда мы добрались до Нсоко.
  
  «Мы останемся здесь», — сказала Дейдра.
  
  Когда Дамбуламанзи уехал, чтобы в последний раз поговорить со своими людьми по ту сторону границы, Дейдра наняла двух носильщиков-свази, а я собрал свое снаряжение. Помимо штатного люгера, стилета и газовой бомбы, у меня был М-16, две осколочные гранаты, неприкосновенный запас на случай, если придется бежать трудным путем, тонкая нейлоновая веревка и специальный миниатюрный радиоприемник, спрятанный в рюкзаке.
  
  Еще у меня был мой старый специальный Спрингфилд, с оптическим прицелом и с инфракрасным снайперским прицелом для ночной работы. Я разобрал его — мой собственный особый дизайн — и спрятал в разных частях рюкзака. Я еще не придумал, как убить этого неизвестного чиновника. В конечном итоге это будет зависеть от ситуации, когда я его увижу. Еще была вероятность, что я может буду работать удаленно и АХ мог допустить это. Может, мне удалось бы направить его на правительственный патруль. На самом деле было не так уж много шансов, что они попадутся на это, партизаны обычно знают это в своей стране, когда рядом патруль.
  
  Дамбуламанзи вернулся. «Наши люди сообщают о дополнительных патрулях в этом районе. Есть большая активность. Мне это не нравится.
  
  Я спросил. - Как вы думаете, они подозревают контакт?
  
  Возможно, — признал зулус.
  
  «Тогда мы должны немедленно уйти», — решила Дейдра. «Мы должны быть осторожны, и это займет больше времени».
  
  Дамбуламанзи быстро перекусил у нас и ушел. Был поздний вечер, и мы хотели пройти как можно больше миль до наступления темноты, ночное путешествие медленно и опасно для группы из пяти человек на вражеской территории. Мы путешествовали налегке: ружья, немного воды, боеприпасы и рация Дейдры. Свази несли все, кроме моего рюкзака и оружия. Через час после выхода мы пересекли границу Зулуленда.
  
  Оказавшись в Южной Африке, мы были нелегалами, преступниками, предоставленными самим себе. Нас могут расстрелять на месте, и Хоук ничего не сможет сделать. Он не смог бы опознать нас или, при необходимости, похоронить.
  
  Я молча шел позади Дейдры, размышляя, как убить этого повстанческого чиновника. Если бы я мог убить его до того, как мы доберемся до места встречи, или позволить ему взять деньги и устроить ему засаду позже, возможно, я бы смог защитить АХ. Но если бы я убил его раньше, мне пришлось бы убить и Дамбуламанзи. И вряд ли он раскроет свою личность, пока не получит свои деньги. Убить его после того, как он взял деньги, означало риск поскользнуться, риск очернить его, и моей задачей было прежде всего убить его.
  
  Нет, единственный верный способ убить его — это сделать это в тот момент, когда ему передадут деньги, а затем поверить, что неожиданность и замешательство помогут нам сбежать. Я любил жизнь, как никто другой.
  
  Солнце село низко во внезапных африканских сумерках, и мы стали искать место для разбивки лагеря. Я думал об отдыхе и о Дейдре. Я хотел провести вторую ночь с ней. На ее лице была слабая улыбка, как будто она тоже думала об этом.
  
  Сухие, изношенные русла ручьев, донги, лежали пятнами на заросшей равнине. Дейдра указала налево, на ложе, более глубокое, чем другие, и хорошо скрытое колючими кустами. Задолго до того, как началась история, когда мы ходили в укрытиях и жили в пещерах, человек жил в страхе и опасался опасности. А со времен пещерных людей есть момент особой опасности: момент, когда человек видит свою пещеру прямо перед собой. На мгновение он расслабляется и слишком рано ослабляет защиту. Такое даже у меня бывает.
  
  Они вышли из кустов. Около двадцати белых в сапогах и потертой форме. Двое Свази попытались бежать и были застрелены. Я потянулся за своим люгером.
  
  — Ник, — позвала Дейдра.
  
  Дамбуламанзи парализовал мою руку ударом приклада винтовки и держал меня под прицелом. Его лицо было невыразительным. Руки схватили наше оружие. Невысокий костлявый мужчина с редкими светлыми волосами выступил вперед и указал на север пистолетом.
  
  «Лауфен! Торопиться!'
  
  Моей первой мыслью было, что это южноафриканский патруль, а Дамбуламанзи — двойной агент, который нас сдал. Вторая моя мысль была более аргументирована: эти люди шли слишком тихо, слишком осторожно и слишком деловито: как солдаты не дома, а на вражеской территории. Оружие представляло собой смесь британского, американского и российского производства. Их лидером был немец. Я увидел шведов, французов и других, похожих на южноамериканцев.
  
  Я вспомнил слова Хоука о новой силе в Мозамбике: наемниках.
  
  Через два часа я был в этом уверен. Среди деревьев вдоль широкой мелководной реки, замаскированный в темноте, располагался палаточный лагерь. Безмолвные охранники наблюдали, как нас с Дейдрой подвели к большой палатке и втолкнули внутрь.
  
  Высокий, худощавый, мертвенно-бледный человек улыбался нам из-за своего полевого стола.
  
  
  
  Глава 7
  
  
  — Я полковник Карлос Листер из Объединенного фронта освобождения Мозамбика, — сказал высокий, худощавый мужчина. «Вы шпионы и агенты врага. Вы будете расстреляны.
  
  Он говорил по-английски, а это означало, что он знал о нас больше, чем мне хотелось. Но акцент у него был испанский. Кастильский, если быть точным. Настоящий испанец. Его униформа была из другого времени. Он носил мягкий берет и свободную рубашку, мешковатые штаны и низкие сапоги, а также знаки отличия полковника республиканских войск времен Гражданской войны в Испании. И все же он не мог быть таким старым, не старше пятидесяти пяти. На столе у него стоял дипломатический чемоданчик с деньгами. Я сердито шагнул вперед.
  
  — Ты тупой идиот, — огрызнулся я на него. «Мы не враги. Эти деньги для вашей организации, для зулусского повстанческого движения. Дамбуламанзи лжет вам.
  
  Костлявый немец и невысокий смуглый человек вскочили, чтобы остановить меня. Полковник Листер отмахнулся от них, почти сердито, как будто его раздражала необходимость стрелять в нас. «Дамбуламанзи — лидер подпольного движения зулусов, — сказал он. — Он тесно сотрудничал с мисс Кэбот и знает ее. Он не лжет. Мы знаем, почему вы пришли сюда на этот раз.
  
  Дейдра выругалась. — Черт возьми, полковник, это заходит слишком далеко. В меня стреляли в Лондоне, предали в Мбабане, а теперь еще и это. Вся Метка Чака пронизана двойными агентами. Теперь это похоже на Дамбуламанзи. .. '
  
  Невысокий жилистый мужчина, который вскочил, чтобы остановить меня, вдруг выругался по-испански. Его темное лицо было искажено гневом. Прежде чем кто-либо успел среагировать, он вытащил длинный нож, схватил Дейдру за ее длинные темные волосы и поднял нож. «Шлюха. Шлюха-янки!
  
  "Эмилио!" Голос полковника Листера звучал как удар хлыста. Его глаза были жесткими и холодными. "Отпусти ее."
  
  Маленький человек колебался. Он продолжал держать Дейдру за волосы и оттягивал ее голову назад, подставляя шею к ножу. Голос полковника Листера стал мягче. Он говорил по-испански.
  
  — Довольно, Эмилио, — сказал полковник. «Мы не бандиты. Это будет сделано по правилам. А теперь иди остынь.
  
  Смуглый человек, Эмилио, отпустил Дейдру, повернулся и исчез из палатки. Полковник Листер наблюдал за его исчезновением, покачал головой и вздохнул, не глядя ни на Дейдре, ни на меня.
  
  «Эмилио — чилиец. Третий в команде. Хороший солдат. Он живет тут временно, чтобы вернуться в Чили и бороться за освобождение своего народа от военных и американских капиталистов. А пока он здесь воюет, но американцы просто не его любимый народ».
  
  Я сказал. - 'Как бы ты обходился без АХ, полковник?' 'А ведь АХ американский. Вы сражаетесь американскими долларами, с американской помощью.
  
  «Потому что это в интересах Вашингтона», — огрызнулся на меня Листер. Он снова покачал головой. Глубоко посаженные глаза горели на его скелетообразной голове. — Кажется, ты считаешь нас всех идиотами. Ты и твой лидер, кто бы это ни был. Он сидит за каким-то большим столом в Вашингтоне, интригует и дергает за ниточки, и думает, что ни у кого больше нет здравого разума.
  
  Он посмотрел на меня. АХ предлагает Зулусам оплату, особую оплату? Её может получить только наш тайный лидер в правительстве Мозамбика. Странно, не так ли? ты не думал, что мы зададимся вопросом, почему? Он смеялся тонко и горько. «Через пять часов после предложения мы знали, что вы задумали. У умирающих колониальных правительств осталось мало секретов. Все можно купить. Когда с вами говорит один чиновник, всегда найдется другой, который поговорит с нами, заплатите ту же цену. Коррупция. Если вы работаете с коррумпированными правительствами, вас могут предать».
  
  Он посмотрел на меня, но я ничего не сказал. Он вдруг повернулся спиной к нам в своем кресле.
  
  «Да». — сказал он. «Схватите их».
  
  Меня схватили костлявый немец и еще один мужчина. Двое других схватили Дейдру. Она среагировала инстинктивно: годы тренировок и инстинкт выживания сработали. Резкий удар дзюдо от ее локтя заставил одного из мужчин согнуться пополам. Другую она срезала ладонью. Я бросил костлявого немца на полпути через палатку и сбил второго человека с ног. Они встали и снова кунулись на нас. Я снова сбил одного, как и Дейдра.
  
  Полковник покосился на нас, почти оценив наше мастерство. Еще больше наемников ворвались в палатку и прижали Дейдру к земле. Я боролся немного дольше. Внезапно палка попала мне в дыхательное горло, и мои руки быстро прижались к палке; Я бы задушил себя, если бы попытался бороться дальше.
  
  «Сражайтесь, человек из АХ. -- сказал полковник Листер, -- и вы задохнетесь. Гаротта , наш старинный испанский метод казни, очень эффективна. Умри, как хочешь, но, поверь мне, лучше быть расстрелянным».
  
  Я перестал бороться. Полковник Листер улыбнулся. Он кивнул и жестом приказал своим людям увести нас.
  
  Когда мы обернулись, Дамбуламанзи вошел в палатку. Он посмотрел на меня, подошел к полковнику и что-то прошептал ему на ухо. Полковник посмотрел на меня, потом на Дамбуламанзи. Высокий черный кивнул.
  
  — Развяжите их, — сказал полковник. «Выведите женщину на улицу».
  
  Я посмотрел на Дамбуламанзи, но лицо негра было как всегда невыразительным. Он последовал за Дейдрой, пока ее выводили.
  
  — Садись, — сказал он.
  
  — Если ты пойдешь к ней. .. — начал я.
  
  — Садитесь, — рявкнул на меня полковник.
  
  Я присел. Он медленно покачивался в кресле, ни на мгновение не сводя с меня своих глубоко посаженных глаз.
  
  — Итак, — сказал он наконец. — Ты Ник Картер. Знаменитый Ник Картер. Я много слышал о вас.
  
  Я ничего не говорил.
  
  'Возможно . .. , — он задумчиво остановился. «Интересно, Картер, сколько стоит для тебя твоя жизнь? Может быть, соглашение?
  
  "Какая сделка?"
  
  Листер качался в полевом кресле, размышляя. — Мой отец рассказал мне о вас. Да, Ник Картер из АХ, Киллмастер. Все боятся и знают обо всем, что происходит внутри AX бывает, да?
  
  Я сказал: «Твой отец? Я знаю его?
  
  Я тянул время. Шанс есть всегда, если у вас уже есть даже самая маленькая надежда.
  
  — Да, — сказал полковник, — мой отец. Несчастный случай на Кубе несколько лет назад. Во время того ракетного кризиса.
  
  — Генерал Листер? Это твой отец?'
  
  Это объясняло его униформу времен Гражданской войны в Испании. Знаменитый генерал-республиканец Листер, его отец, один из немногих руководителей, нашедших свое призвание в том кровавом конфликте, хорошо сражавшихся и выходивших с честью и репутацией даже после поражения. Это было не его настоящее имя. Он был простым испанским юношей, который стал «генералом Листером». После войны он уехал в Советский Союз, чтобы продолжить мировую борьбу. Это был человек, который не раз появлялся на Кубе, чтобы тренировать солдат Кастро, помогать там революции, и который однажды ночью столкнулся со мной и проиграл.
  
  -- Я помню генерала, -- сказал я. «Я также помню молодого человека на Кубе в то время. Это был ты?'
  
  'Я был там.'
  
  "Теперь ты здесь, - новая война?"
  
  Полковник пожал плечами. «Я участвовал во многих войнах, во многих местах. Мой отец сражался за освобождение Испании; он воевал на Кубе, по всему миру, а я продолжаю его дело. Мои мужчины всех национальностей: немцы, французы, чилийцы, бразильцы, шведы, португальцы. Мы освободим эту часть мира, а потом я пойду дальше».
  
  — Другое место, другая война, — сказал я. — Вам нравится драться, полковник? Тебе нравится война, нравится убивать?
  
  «Мне нравится драться, да. Но я борюсь за свободу».
  
  "За свободу здесь или за Советский Союз?"
  
  Он посмотрел на меня. 'Пойдем со мной.'
  
  Я последовал за ним из палатки. Ночь была темной под деревьями вдоль широкой реки, но уже взошла луна, и как только мои глаза привыкли, я увидел, что в лагере много активности. Наемники сидели небольшими группами, чтобы почистить свое оружие, или они сидели небольшими кружками, слушая то, что казалось уроком. Другие работали с небольшими группами негров. «Зулусские повстанцы», — сказал Листер. «Мы работаем по обе стороны границы, и когда зулусам, свази или другим чернокожим приходится бежать от белого правительства, мы помогаем им, прячем их и защищаем на пути к безопасности. Мы помогаем обучать их, поощряем их».
  
  Большинство негров были молоды, многие были женщинами. Они выглядели полуголодными и испуганными, их глаза вращались в ночи. Их одежда была разорвана, и они дрожали. Наемники давали им еду, одежду и разговаривали с ними.
  
  — Без нас у них не было бы ни шансов, ни надежды, — сказал рядом со мной полковник Листер. «Имеет ли значение, если мы работаем на кого-то другого? Ваш АХ работает на обе стороны, но какой стороне ты сочувствуешь больше всего, Картер?
  
  — Той стороны, которая мне платит, — сказал я.
  
  «Наемный мастер убийца? Ничего больше?'
  
  «Мне за это хорошо платят».
  
  Потеря времени. Мы были снаружи. Я больше не был связан. Оживленный лагерь, темный, с густым подлеском и глубокими донгами , и рекой со всех сторон. Я ждал удобного случая, но я также думал о Дейдре.
  
  «Может быть, — сказал Листер, пряча глаза в темноте, — тебе заплатить».
  
  'Как?'
  
  «Вы N3. Вы знаете все, что нужно знать о АХ,' — сказал Листер. «Как это работает, имена агентов, имя ответственного человека. Я хочу все это знать.
  
  — Это доставит тебе хлопоты, — сказал я.
  
  «Это армия для меня и состояние для вас».
  
  — У тебя есть состояние, Листер? Я сомневаюсь в этом. Я не думаю, что вы можете позволить себе мою годовую зарплату.
  
  — Я знаю, где взять деньги, Картер, — рявкнул он. Его глаза светились в ночи. — Ты был бы свободен, богат, и я мог бы даже позволить тебе закончить свое задание. Я могу это устроить. Вы можете убить свою цель, вернуться домой с выполненным заданием».
  
  "То есть позволили бы мне убить вашего лидера, а затем ожидаете, что я буду вам доверять, — сказал я. «Ты горячий и наивный мальчик».
  
  «Я важнее какого то негритянского лидера».
  
  А для АХ. Не будут подозревать меня, пока люди из AX не начнут умирать, как крысы. Нет не будет сделки, Листер.
  
  «Я могу гарантировать вашу безопасность».
  
  «Если я перейду на другую сторону». "Так не пойдет."
  
  — Ты не ровня мне, Картер. Ты почти мертв.
  
  «Мы все умрем».
  
  Полковник повернулся и отдал приказ. Люди во главе с немцем, который, казалось, был заместителем командира, появились из ниоткуда. Все это время они были рядом с нами в темноте. Я не удивился. Меня схватили и повели в дальний угол лагеря, к широкой мелкой реке. Полковник исчез. Что-то шевельнулось в реке. — Смотри, — сказал костлявый немец.
  
  Он полез в большое ведро и вытащил огромный кусок мяса. По-волчьи ухмыляясь мне, он бросил мясо в реку. В темной воде поднялся сильный вихрь и послышался леденящий рев. Я увидел широкие рты, длинные морды и тяжелые хвосты, которые взбивали воду в пену: крокодилы. Река была полна ими. Они дрались из-за куска мяса.
  
  То есть ты не думал уплыть, не так ли? — сказал костлявый мудак. — Не в одиночку, — сказал я. «Кем ты был? Гестаповцем? В SS? Охранником в Дахау?
  
  Немец покраснел. — Вы думали, что я одна из этих свиней? Я солдат, ты слышишь, американец? Сержант, сержант Гельмут Курц, 1-я танково-гренадерская дивизия. Солдат, а не грязный шакал.
  
  "А кто ты сейчас?"
  
  Немец занес руку, чтобы броситься на меня, но резко остановился. Он улыбнулся. Я повернулся и увидел полковника Листера в широком круге света на берегу реки. Шесть фонарей на батарейках были расположены по кругу, чтобы освещать место. В центре круга света трое наемников держали Дейдру. Позади нее стоял Дамбуламанзи, держа ассегай с широким лезвием, блестевшим в руке.
  
  — Ник, — крикнула Дейдре. «Не сдавайся».
  
  Наемники собрались вокруг нее, отбрасывая на нее тени. Полковник подошел ко мне, пока не оказался прямо передо мной. Он посмотрел мне прямо в глаза и кивнул. Позади него Дамбуламанци целился в плечо Дейдре. Она закричала, когда ассегай ударил ее.
  
  — Мы все умрем, — сказал полковник Листер, не оборачиваясь. Он просто посмотрел на меня. — Ты можешь спасти ее. Сначала ее, а потом себя.
  
  "Ник," позвала Дейдра; ее голос был приглушенным, но ясным. «Не верь ему».
  
  «У меня есть для вас еще лучший метод», — сказал Листер.
  
  — Иди к черту, Листер, — сказал я.
  
  — Майор Курц, — рявкнул Листер.
  
  Немецкий майор подошел к кругу света. Полковник Листер не сводил с меня глаз. Через его плечо я увидел Курца, указывающего на наемников, державших Дейдру. Они заставили ее встать на колени, широко раскинув руки и наклонив голову вперед. Наемники и несколько зулусов толпились вокруг круга света. Майор Курц отодвинул их в сторону, чтобы я мог хорошо видеть Дейдру.
  
  — Еще раз, Картер, — сказал полковник Листер. «Честная сделка».
  
  — Нет, — сказал я, но голос мой был приглушен.
  
  Будет ли он . .. ? Нет, он не может...
  
  Листер даже не повернулся, чтобы посмотреть на круг света, где Дейдра стояла на коленях в своем гладком черном комбинезоне, ее волосы были распущены и мягкие. Полковник повернул голову. Дамбуламанзи поднял свой ассегаай и быстро снова опустил его.
  
  Ее кровь, казалось, извергалась потоком из ее безголового туловища. Голова упала и откатилась. Лагерь наполнился тихим ропотом.
  
  Я подпрыгнул и ударил полковника Листера прямо в лицо. Он упал, и руки схватили меня.
  
  Полковник вскочил и ударил меня по лицу ладонью. — Смотри, — крикнул он. 'Смотри!'
  
  Они держали меня за руки, шею и голову, заставляя продолжать смотреть сквозь тьму на круг света. Стройному телу в черном комбинезоне по-прежнему было там тесно. Её голова была обращена вверх, и она как будто смотрела на меня. Темная от крови, ее голова, казалось, смотрела на меня в сиянии света, ее длинные волосы касались земли, а темные глаза застыли в смерти.
  
  Листер снова кивнул.
  
  Я смотрел, как они подобрали тело и бросили его в реку.
  
  Вода закружилась, когда крокодилы кинулись со всех сторон. узкие челюсти широко раскрывались, чтобы щелкнуть .
  
  Я начал сильно дрожать. По всей реке чудовищные рептилии приходили за плотью и кровью.
  
  Это был мой шанс. †
  
  Я упал, как камень, вырвавшись из рук, которые меня держали. В тот момент, когда я упал на землю, я позволил себе перекатиться на берег реки. Там я снова встал. Один наемник стоял передо мной. Я ударил его ногой в промежность и ткнул большим пальцем ему в глаз. Он закричал. Я схватил его пистолет, повернулся и выстрелил в троих, когда они бросились на меня.
  
  Листер кричал. 'Остановите его. стреляйте . .. '
  
  Я схватил еще одного и выстрелил ему в голову с близкого расстояния. Я взял его пистолет и нож. Я выстрелил в Листера. Он спустился, как пьяный и проклятый.
  
  Было темно. Половину из них ослепило кольцо света фонарей. Они ходили друг по другу, боясь выстрелить из боязни задеть друг друга или полковника.
  
  Наполовину обезумев, я выстрелил и зарезал еще троих. Я схватил одного за горло и прыгнул в широкую неглубокую реку. Это был небольшой шанс, но все же шанс. Крокодилы все еще двигались к своему пиршеству с телом Дейдры. Ее смерть могла бы спасти меня.
  
  Я спустился в лунную тьму. Сам лунный свет играл с тенями в реке. На поверхность всплыли бревна и кусты, и я услышал, как ко мне приближаются крокодилы. Я бы устроил им еще одну вечеринку.
  
  Я зарезал наемника, которого держал, перерезал ему горло, чтобы кровь текла, и плыл по мелководью, пока мои легкие выдерживали. Вынырнул под движущийся ствол: крокодил!
  
  Я ударил его ножом, нанес ему несколько порезов и снова скрылся. Пули летели вокруг меня. Что-то поцарапало мне плечо, и умирающий крокодил царапнул меня за ногу.
  
  Я плыл дальше, но теперь я истекал кровью. Крокодилы. .. Огромное бревно проплыло мимо меня, как океанский лайнер. Я потянулся к нему, промахнулся и снова схватил.
  
  Я ухватился за него и, стиснув зубы, подтянулся к нему сверху. Я лежал плашмя, задыхаясь, когда оно несло меня через реку.
  
  
  
  Глава 8
  
  
  Я проснулся. Ничего не двигалось.
  
  Я лежал лицом вниз, и ничто не шевелилось, так как шум реки был вокруг меня. Я медленно поднял голову, очень медленно. Ствол застрял на песчаной отмели, со всех сторон вода и густые деревья на берегу далеко. Два крокодила лежали на отмели и смотрели на меня. Кровотечение остановилось, и вода реки за ночь омыла мои раны.
  
  Над рекой и далекими саваннами разлилось серое утро. Черный ствол, в два раза шире меня, вдавался далеко в воду. В конце концов это спасло меня от крокодилов. Это и быстрое течение, темнота и мертвое и окровавленное тело Дейдры в реке, полной крокодилов. Она дала мне мой единственный шанс: реку. С ее кровью, ее костями и ее жизнью.
  
  Слепая ярость нахлынула на меня, пока я лежал в мелкой реке. Дейдра. Теперь не будет второй ночи. Нет, не будет больше завтра для нас.
  
  Великий Ник Картер, Киллмастер. И я должен был наблюдать за ее ужасной смертью, смертью, которая была такой бессмысленной. Я был вынужден использовать ее смерть, чтобы спасти себя. Я позволил ярости пройти через меня, слепой, обжигающей ярости, которая переполняла меня. Ярость, когда человек на моей работе всегда ее теряет, хотя бывают моменты, когда это не имеет значения. Я и раньше ненавидел в своей жизни, но никогда так ненавидел полковника Листера, как сейчас. Слепая, горькая ненависть.
  
  Холодным осенним утром на тяжелом стволе дерева я дрожал. Беспомощный как ребенок. Скоро взойдет солнце, и я никак не мог знать, как далеко я унесся от лагеря полковника Листера. В любой момент они могут увидеть меня снова
  
  Я приподнялся на стволе и стал изучать берега широкой реки. Я ничего не видел и не слышал. Но это не значит, что их там не было, возможно, они смотрели на меня, пока я их искал. Они тоже были профессионалами и понимали свою работу. Квалифицированные и безжалостные, наемные убийцы. Как я?
  
  Нет, гнев снова почти ослепил меня. Нет, не такие, как я. Это были убийцы, которые любили убивать, жили кровью... . †
  
  Я весь вздрогнул, борясь с гневом. Гнев только сделал бы меня уязвимым. Пришло время подумать, всё обдумать, на что похожа ситуация. Река была тихой и безлюдной, берега казались чистыми.
  
  Нож, который я взял у наемника, которого я скормил крокодилам, воткнулся в бревно. Должно быть, я сделал это до того, как потерял сознание, и мысль об этом наемнике заставила меня усмехнуться, как волка. Я просто надеялся, что он не был мертв, когда крокодилы схватили его.
  
  Мое плечо было только поцарапано, а рана на ноге от зубов крокодила была не слишком серьезной. Я заметил пистолет, застрявший у меня за поясом. Должно быть, я сделал это автоматически.
  
  Это был 9мм Люгер. Конечно, они забрали все мое оружие и рюкзак со всем, что в нем было. Но они упустили из виду четыре плоских магазина на внутренней стороне моего ремня. Боеприпасы для Люгера. Так что у меня было оружие: нож и люгер с четырьмя магазинами.
  
  Это было довольно хорошо, лучше, чем я мог надеяться. С тревогой глядя на крокодилов, я соскользнул с бревна и попытался его сдвинуть. Без моего веса оно скользнуло по отмели. Я смог освободить его, скинув назад со склона песчаной отмели, а затем отплыв в сторону.
  
  Я изучал восходящее солнце. Левый берег вернет меня к границе Свазиленда. Я опустил ствол обратно в воду. Не сводя глаз с крокодилов, я снова лег на бревно и поплыл через ручей к высокому травянистому берегу и высоким деревьям.
  
  Я присел в тени деревьев и смотрел, как бревно медленно плывет по течению и исчезает там, где солнце взошло над краем мира. Я продолжал смотреть, пока оно не исчезло. Это бревно спасло мне жизнь.
  
  Когда оно уплыло, я глубоко вздохнул и начал думать, что делать дальше. Вокруг меня не было ни звука, среди деревьев и в саванне у меня были пистолет и нож. Наемников нигде не было видно, и восходящее солнце указало мне путь обратно в Свазиленд и путь к бегству. Я был Killmaster, N3 из АХ, с заданием. У меня были свои обязанности.
  
  К черту их, эти обязанности!
  
  К черту АХ, и это задание. И так до самого края со Свазилендом и прорывом.
  
  Восходящее солнце также подсказало мне, откуда я пришел, где лагерь. И я хотел убить наемников . Я хотел убить полковника Карлоса Листера.
  
  Я повернулся спиной к Свазиленду и направился на север вверх по течению, туда, где умерла Дейдра Кэбот. Я пошел к полковнику Карлосу Листеру, чтобы убить его, убить майора Гельмута Курца и всех, кого я мог достать.
  
  И убить Дамбуламанзи, особенно Дамбуламанзи.
  
  Я шел тихо и осторожно, следуя вдоль реки, но всегда оставаясь вне поля зрения. Солнце неуклонно вставало, и из-за поднимающейся жары идти становилось все труднее. Я без колебаний проследовал некоторое расстояние вдоль реки, ее течение было неизгладимо отмечено извилистой линией деревьев вдоль ее берегов в этой засушливой земле. Но саванна была суровой, разбитой и изрытой бесконечными впадинами и мне приходилось прятаться в густых зарослях, чтобы оставаться вне поля зрения. Так как мою фляжку тоже сняли, у меня не было с собой ни капли воды, а горло и губы саднило. Но как только темнело, я шел за водой из реки и весь остаток дня двигался на север.
  
  Я не видел ни жизни, ни животных, ни людей, только несколько заброшенных загонов в подлеске. Это был Зулуленд, бедный и преднамеренно заброшенный более века белым правительством Южной Африки. Теперь он будет возвращен людям без надежды там устроиться. Я ненавидел Кейптаун и хотел достойной жизни для зулусов. Но это была политика, будущее. Но все, о чем я беспокоился и чего хотел сейчас, это отомстить за Дейдру.
  
  Как бы бедно это ни было, в бесплодной земле должно было быть что-то: небольшие стада скота. Не было ничего похожего на то, что землю съела стая саранчи. На самом деле это была человеческая саранча с обеих сторон. Люди, жившие здесь, бежали от угнетателей и так называемых спасителей.
  
  Ближе к ночи я нашел стоянку на берегу реки, среди деревьев, где умерла Дейдра.
  
  Там было пусто, палаток и солдат не было. Я обыскал окрестности и ничего не нашел. То есть ничего того, что я хотел найти. Я нашел то, что не хотел найти. Глубоко внутри меня все это время было слабое сомнение, слабая надежда, что Дейдра не умерла, что мои глаза каким-то образом обманули меня, что я не видел того, что видел. Эта надежда умерла, когда я посмотрел на лужу засохшей черной крови на песке на берегу реки. Она была мертва. Мертва, Картер. И все же у меня была работа. Я пил из реки, покопался в их мусорной яме, пока не нашел бутылку, наполнил ее водой и ушел. Я ничего не ел с тех пор, как двадцать четыре часа назад покинул Нсобо, но я не был голоден. Они опередили меня как минимум на полдня. Они не слишком старались замести следы. Это означало, что они полагались на свою скорость, чтобы держаться подальше от врага. Обогнать их пешком будет непросто.
  
  Я мог бы связаться с Хоуком, попросить вертолет. Экстренные меры доступны везде, где я нахожусь. Но Хоук пока не дал бы мне разрешения на то, что я задумал. Месть бесполезна, неэффективна, непродуктивна. Кроме того, он становится фиолетовым после каждой вендетты. Так что я должен идти. След шел прямо на север, в Мозамбик.
  
  Всю ночь я шел через джунгли. Движимый ненавистью, я побежал слишком быстро, упал в незамеченную впадину и порвал одежду на колючих кустах. Как одержимый, я не мог затормозить и к утру уже знал, что догоняю их.
  
  Я нашел их лагерь, и пепел от их костров для приготовления пищи был еще теплым. Они оставили немного еды, но, хотя я не ел больше тридцати шести часов, я даже сейчас не был голоден. Гнев полностью заполнил меня. Я заставил себя что-то съесть. Несмотря на гнев, я знал, что должен что-нибудь съесть, чтобы сохранить силы. Я заставил себя лечь в скрытое место и заснуть на час, не больше. Затем я снова отправился в путь. Ближе к ночи я стал натыкаться на деревни и людей. Пришлось немного сбавить темп. У меня не было никакого способа узнать, были ли эти люди друзьями или врагами. Некоторые из удаленных голосов в ночи говорили по-португальски. Я был в Мозамбике. След наемников резко повернул на восток.
  
  Остаток дня прошел в тумане. Пока я двигался, земля, по которой я ехал, из саванны превратилась в джунгли. Путь преградили вода и мангровые болота. Я продолжал идти, следы наемников становились все отчетливее. Я знал, что приближаюсь к берегу и что мне нужно поесть и отдохнуть. Человеку нужны все его силы, чтобы убивать.
  
  Дважды я проскальзывал в деревню, воровал какую то еду и шел дальше. Я смогу отдохнуть позже.
  
  Было еще не совсем темно, когда я нашел их. Большая местная деревня, с трех сторон защищенная мангровыми болотами, на берегу глубокого, медленного ручья, протекавшего вдоль высокого мыса в сторону Индийского океана. Но туземцев в деревне я не видел. Во всяком случае, никаких аборигенов мужского пола. Из тени густых мангровых зарослей я видел множество местных женщин, которые стирали одежду, готовили еду и следовали за одетыми в зеленое наемниками в хижины. Я нашел их штаб. Теперь я мог немного отдохнуть.
  
  С мрачным видом я вернулся в болото, соорудил небольшую платформу из листьев и веток в мангровых зарослях и лег. Через несколько секунд я заснул. Я нашел их.
  
  Я проснулась в кромешной тьме и почувствовала, что кто-то ходит очень близко ко мне. Я неподвижно лежал на своей самодельной платформе. Что-то шевельнулось подо мной. Не глядя я мог догадаться, что это было. Опытный, умелый командир поставит часовых на ключевые позиции; кольцо постоянных смежных часовых, патрулей, которые уходили дальше, а между этим кольцом и патрулями бродили часовые, которые никогда не проходили одно и то же место дважды в одно и то же время.
  
  Не издавая ни звука, я раздвинул ветки подо мной и посмотрел вниз. В темноте единственный часовой стоял по колено в воде. Он перекинул винтовку через плечо и остановился, чтобы отдохнуть.
  
  С ножом в руке я камнем рухнул на него.
  
  Он был первым. Я перерезал ему горло и позволил ему вылить его последнюю кровь в болотной воде. Я продолжал свой путь через темное болото в сторону деревни.
  
  Высокий швед зарылся за пулеметом на сухом возвышении в болоте. Я также перерезал ему горло.
  
  Невысокий худощавый француз услышал, как я подполз, и едва успел пробормотать ругательство на родном языке, как я трижды ударил его ножом в грудь.
  
  По мере того как они умирали один за другим, я чувствовал, как гнев становится сильнее в моей груди. Я должен был совладать с собой, совладать с собой и помнить, что прежде всего я хотел убить полковника Листера, немецкого сержанта, ныне майора Курца, и Дамбуламанзи. Теперь я был в их штаб-квартире.
  
  Я проходил через забор по внешнему периметру к краю хижин, когда увидел, что патруль уходит. Шесть человек во главе с самим майором Курцем, а с ним Дамбуламанзи.
  
  Злость текла сквозь меня, как расплавленная лава. Оба вместе! Я вернулся тем же путем, которым только что пришел, и, когда патруль прошел мимо меня через грязное болото, присоединился к ним.
  
  Они пошли на северо-запад. В трех километрах от поселка они вышли из болота в ряд невысоких каменистых холмов. Они вошли в узкий овраг. Я был близко позади них.
  
  Чуть ниже хребта овраг разделился, и патруль разделился на две группы. И Курц, и Дамбуламанзи остались с группой, свернувшей налево.
  
  То, что я почувствовал тогда, было почти приливом радости. Я поймал их обоих. Но где-то глубоко внутри всплыл мой опыт и подсказал мне быть осторожным. Не увлекаться. .. Быть начеку. †
  
  Я позволил им идти дальше, следуя за ними по хребту, а затем снова спустился в другой овраг. Спуск вниз зарос кустами и деревьями, и ночью я потерял их из виду. Но я последовал за звуками вниз, в овраг, а затем снова по длинному кругу вверх. И вдруг у меня появилось ощущение, что они ушли слишком далеко вперед. Я пошел быстрее, подошел ближе. Я хотел их немного подрезать, увидел, что овраг огибает невысокий холм, и я вышел из траншеи и поднялся на вершину холма.
  
  Когда я добрался до вершины, я заметил, что холм весь в кустах. Я встал и огляделся.
  
  Лица вокруг меня, как пчелиный рой, руки, которые держали меня и закрывали рот, были все черные. Когда мне в голову врезалась дубина, я вспомнил, как Хоук сказал, что мой гнев уничтожит меня.
  
  
  
  Глава 9
  
  
  Я поплыл в тумане. Боль пронзила мою голову, исчезла и снова пронзила, и… †
  
  Мне казалось, что я подпрыгиваю в воздухе. Там были колеса, колеса крутились с безумным скрипом. Вокруг меня роились черные лица. Черные руки закрыли мне рот. Что-то тронуло меня. Бита. Хоук надел один из своих твидовых жакетов, проклятые твидовые жакеты, и покачал головой. Холодный гнусавый голос звучал раздраженно.
  
  «Зло губит шпиона. Гнев уничтожает агента».
  
  Однажды мне показалось, что я проснулась, и из-под низкого, бледного, рыхлого потолка на меня смотрело черное лицо. Моя рука почувствовала, как кровь застыла в ней. Что за потолок бледный и рыхлый?
  
  Я качался в бесконечном ритме: вверх-вниз... вверх-вниз. .. Руки... голос... падаю... вниз... и вниз... и вниз. .. Дейдра улыбалась мне... кричала... †
  
  Он сидел на троне. Трон с высокой спинкой, словно нимб, вокруг его сверкающей головы. Золотая голова. Острый клюв... ястреб. .. Ястреб, где ты...? человек -ястреб ... человек-ястреб ...ястреб. †
  
  «Расскажи мне о Хоуке, Картер. Что с Хоуком? Кто он? Кто-то, с кем вы работаете? Рассказывай . .. '
  
  Человек-ястреб, человек-ястреб. Длинный изогнутый клюв ястреба.
  
  Мой хриплый голос звучал медленно. — Ты ястреб. Кривой клюв.
  
  «А, семит , да? Вы против семитов ? Этот Ястреб тоже ненавидит этих семитов ?
  
  Внутри я боролся. «Ты, ты ястреб. Ястреб.
  
  Там никого не было. Я лежал на узкой кровати под гофрированным брезентовым потолком. Палатка? Так что они снова поместили меня в палатку Листера. У них был я снова, я был. †
  
  Злой Ястреб сказал: «Твои истерики погубят тебя, N3».
  
  Дымка исчезла. Я лежал, глядя вверх. Не холст, нет. Я моргнул. Я искал зеленую форму. Там не было ни одного. Я не был в палатке. Веселая, солнечная комната с белыми стенами, драпированными окнами, замысловатой мозаикой и драгоценными шелковыми тканями, свисающими с потолка. Комната из 1001 ночи. Персия. .. Багдад. †
  
  «Багдад». — сказал мягкий голос. — Ах, Картер, я бы хотел, чтобы ты был прав. Вернуться в Багдад, мечта».
  
  Он сидел на том же троне, который я видел в своей галлюцинации. Крупный мужчина в развевающихся белых одеждах с золотой отделкой . Он был настолько мал, что его ноги не касались земли. Мягкая, драгоценная одежда, золотые кольца с драгоценными камнями на каждой руке и кафтан из белого золота, скрепленный толстыми золотыми шнурами. Арабский принц, а снаружи ослепляющей комнаты ярко светило солнце .
  
  Солнце! А трон представлял собой плетеное кресло с высокой спинкой, большим кругом, который образовывал ореол вокруг его темного горбоносого лица и черных глаз. И густая черная борода. Сияющий солнечный свет. Стул и комната — не иллюзия и не галлюцинация.
  
  — Где я, черт возьми, — сказал я. 'Кто ты?'
  
  Мой мозг лихорадочно работал, не дожидаясь ответа. Где бы я ни был, это было не в деревне наемников на болоте, а учитывая солнце снаружи, я долгое время был без сознания или в полубессознательном состоянии. Это объясняло ощущение парения, колес, шатающегося потолка: грузовик с брезентовым капотом. Я ушел далеко за пределы лагеря наемников, и нож на моей руке был шприцем: успокоительное, чтобы оставаться без сознания.
  
  Я спросил. - "Как долго я был здесь?" 'Где? Кто ты?'
  
  — Тут, тут, — мягко упрекнул меня человечек. — Так быстро так много вопросов? Позвольте мне ответить на это. По порядку тогда. Ты в моем доме. Я Талил Абдалла Фейсал Вахби аль-Хусейн, принц Яффы и Хомса. Я предпочитаю, чтобы меня называли вахби. Ты здесь уже около двенадцати часов. Ты здесь, потому что я боялся, что ты будешь в большей опасности, бродя по джунглям .
  
  «Те люди, что напали на меня, эти негры, они ваши люди?»
  
  — Мои люди, да.
  
  — Ни зулусских повстанцев, ни наемников?
  
  'Нет. Если бы они были, я сомневаюсь, что вы все еще были бы живы».
  
  — Что они там делали?
  
  «Скажем так, мне нравится следить за полковником Листером ».
  
  — Значит, мы все еще в Мозамбике?
  
  Принц Вахби покачал головой. — У меня есть враги, Картер. Я предпочитаю не раскрывать свое местонахождение.
  
  "Почему ты переживаешь за меня?"
  
  Вахби поднял бровь. «Хотите посмотреть в зубы дареному коню? Картер? Быть благодарным. Добрый полковник уже давно бы повесил вас за яички .
  
  Я задумчиво посмотрел на него. — Принц Яффо и Хомса? Нет, я смутно слышал о вас. Аль-Хусейн — хашимит, а Хомс и Яффо — теперь часть Саудовской Аравии и Израиля, а не друзья хашимитов».
  
  — Изгнанный принц, Картер, — сказал человечек, его лицо потемнело. «Изгой, а мой двоюродный брат царствует в Иордании. Но Аллах признает мои владения».
  
  «Откуда ты знаешь, кто я; Мое имя?'
  
  — Я многое знаю, Картер. Я знаю, например, почему полковник Листер желает вам смерти, и я знаю судьбу вашей подруги — ужасную. Принц Вахби на мгновение вздрогнул. — Но здесь ты в безопасности.
  
  — Мне нужно идти на работу, — сказал я. «Я должен отчитаться».
  
  «Конечно, договоренности принимаются. Но сначала вы должны поесть и отдохнуть. Восстановите свои силы.
  
  Он улыбнулся и встал. Я кивнул. Он был прав. Он ушел. Он был прав, но я ему совсем не доверял.
  
  Я закрыл глаза на кушетке, как будто был обессиленн. Если бы он что-то задумал со мной, он бы заставил кого-нибудь наблюдать за мной откуда-то. Поэтому я закрыл глаза, но не заснул. Я проверил в памяти его досье: принц Вахби, племянник первого хашимита Фейсала, сражавшегося против турок в Первую мировую войну. Двоюродный брат-отступник, помогавший туркам. После войны старый пьяница, игравший в азартные игры по всей Европе, разорился и исчез. Так что этот «принц» Вахби был его сыном, и он совсем не выглядел разоренным .
  
  Мне дали «поспать» два часа. Затем я пошевелился, зевнул и закурил сигарету из украшенной ониксом коробочки на столе. Когда сигарета догорела наполовину, дверь открылась, и в комнату вошли четверо чернокожих в абсолютно белых одеждах с подносами с едой. Там были фрукты, хлеб, жареный ягненок, соки, молоко, вино и миски, полные парящих овощей и риса. Негры поставили все это на стол, разложили два стола, расстелили на них ослепительно-белую скатерть и снова раскланялись. Я сел за обильную трапезу.
  
  Если бы я был прав, подозревая принца Вахби, что-то было бы в еде.
  
  Это было правдой. Я чувствовал его запах. Я знал наркотик, что-то вроде транквилизатора, который сломит мою волю. Это означало, что Вахби хотел задать несколько вопросов, и был только один способ выяснить, почему. Я просто должен был «поесть». †
  
  Не было времени выяснять, где за мной следят. Я изучил комнату, а затем позвал дежурного. Вошел один из негров. Я указал на зарешеченное окно в маленькой нише.
  
  «Поставь туда стол. Мне нравится смотреть на улицу, пока я ем».
  
  Клерку, по-видимому, было приказано обращаться со мной хорошо. Он позвал еще двух слуг. Накрыли стол в нише, поставили рядом мой стул и снова поклонились. Я сел, как будто я не мог ждать, чтобы съесть обильную еду.
  
  Лицом к окну в узкой нише никто ничего не видел, только мою спину, откуда за мной могли следить.
  
  Я начал есть. Я наклонился, ел с наслаждением, роняя каждую вилку в салфетке себе на колени. Я жевал, пил и наслаждался. Время от времени я вставал, как будто наслаждаясь видом, а потом умудрялся сунуть несъеденную еду в молочник. Раз или два я наполовину обернулся и действительно съел кусок, не очень много.
  
  Когда тарелки были почти пусты, я откинулся назад, словно полный, и закурил принесенную с едой сигару. Его тоже обработали наркотиком, и я аккуратно притворился, что на самом деле курю его. С сигарой в руке я вернулся к дивану, немного пошатываясь. Я сел и начал кивать. Затем я выронил сигару из обмякшей руки и уронил голову на грудь.
  
  Через некоторое время дверь открылась и вошли трое мужчин. Два мускулистых негра, голых по пояс в набедренных повязках, и горбоносый араб в темных подпоясанных одеждах . Негры несли ружья и прислонились к двери и левой стене. Араб носил украшенный драгоценными камнями кинжал на поясе и магнитофон в руке. Он быстро подошел ко мне.
  
  Он выхватил кинжал и уколол мне шею. Я шевельнулся и застонал. Я почувствовал, как араб сел и включил магнитофон.
  
  «Добро пожаловать, N3. Я жду твоего отчета.
  
  Я стонал и сопротивлялся. — Нет… только в штаб-квартире. .. '
  
  — Это штаб-квартира, Картер, разве ты не видишь? Мы в Вашингтоне. Нельзя терять время. Это я, Хоук.
  
  Я кивнул. — Ястреб, да. «Мы должны сообщить об этом боссу. .. '
  
  «Босс, N3? Где он? Какое имя он использует в эти дни?
  
  — Его дом, Техас, — пробормотал я. — Ты знаешь его, Хоук. Мэнксман. Джон Мэнксман. Да? У меня есть новости. Правительство Португалии готово. .. '
  
  Я опустил голову и понизил голос до неслышного бормотания. Ругаясь, араб встал, а затем склонился надо мной, окутывая меня своей одеждой . Моя левая рука схватила его дыхательное горло и сжала его изо всех сил, а правая схватила его лезвие. Я ударил его ножом, держа его тело. Он не издал ни звука. Я рассчитывал на то, что негры будут чрезвычайно дисциплинированы. Я подражал арабу.
  
  Стой!'
  
  Они оба прыгнули на меня, как олени, оба одновременно. Я швырнул мертвого араба в одного из них, а другому вонзил нож в горло. Я зарезал второго, прежде чем он успел освободиться от араба, после чего выбежал из зала в комнату.
  
  
  
  Глава 10
  
  
  Коридор был пуст. Я ждал, с кинжалом наготове. Непосредственная опасность исходит от того, кто наблюдал за комнатой. Ничего не произошло.
  
  Араб, которого я убил, должно быть, наблюдал за комнатой. Это дало мне то, что мне было нужно: время. Я вернулся внутрь, взял винтовку у одного из мертвых негров и все боеприпасы, которые смог найти у них обоих, и вышел в коридор. Там я молча шел к свету, видневшемуся в конце.
  
  Я посмотрел вниз на побеленный двор, блестевший в лучах предвечернего солнца, и поверх стен увидел густые джунгли. Вдалеке я увидел голубой океан. Дом принца Вахби был построен как крепость в пустыне, сплошь белые стены, белые купола и минареты; над главными воротами развевался зеленый исламский флаг. Но густые джунгли не были частью Аравии или Северной Африки, а флаг на центральной башне был португальским. Я все еще был в Мозамбике.
  
  По двору ходили женщины под вуалью в грубых одеждах прислуги, а трансепты стен патрулировали вооруженные арабы. Похоже, у принца Вахби тоже была своя личная армия. За внутренней стеной, в саду с деревьями и фонтанами, гуляли и бездельничали еще женщины под вуалью. Эти женщины были одеты в шелк: гарем. Я продолжил свой путь по ярко-белым коридорам, затененным для прохлады решетками и украшенным прекрасной мозаикой в строгом исламском стиле, не допускающем изображения человеческой фигуры. Коридоры были пышными и тихими; личные покои князя. Я никого не встретил, пока не нашел черную лестницу внизу.
  
  Я встретился с охранником, который сидел наверху каменной лестницы. Он задремал, и я оставил его без сознания и связал с его же бурнусом в боковой комнате. Второй охранник у черного хода был более бдителен. Он еще успел зарычать, когда я сбил его с ног прикладом винтовки. Я связал его и исследовал двор позади.
  
  Стены были слишком высоки, чтобы залезть на них, но маленькая задняя калитка была закрыта только изнутри на тяжелый засов. Я вернулся, взял у последнего охранника бурнус, надел их и медленно пошел через двор в лучах заходящего солнца. Никто даже не встал у меня на пути, и через двадцать секунд я уже был в джунглях.
  
  Я направился на восток. Вдоль побережья будут деревни, и пришло время связаться с Хоуком и вернуться к работе. После поимки неграми принца Вахби и убийства трех наемников мой гнев утих. Я не забыл ни полковника Листера, ни Дамбуламанци, но теперь это была холодная ярость; хладнокровная и неторопливая, с наслаждением тщательно продуманными планами, которые у меня были для них.
  
  Я чуть не наткнулся на поселение в джунглях. Большая обнесенная стеной деревня, почти скрытая сверху густыми деревьями. Стены были глиняные и некрашеные; общие тропы вели к воротам. Я шел по нему в изумлении, пока не смог заглянуть внутрь через зарешеченные главные ворота.
  
  Через главные ворота я увидел полукруглую площадку из утрамбованной глины с несколькими группами хижин вокруг нее, каждая группа была отделена от другой с обеих сторон. И в каждой группе было по десять хижин; заборы между ними были высокими. Запертые ворота отделяли каждую группу хижин от места, как ряд мини-деревень вокруг полукруглого центра или как загоны для лошадей и скота вокруг арены для родео.
  
  Я уже собирался подойти чуть ближе, когда услышал звуки голосов и топот ног, двигавшихся по одной из широких троп к обнесенному стеной поселку. Я растворился в вечерних тенях джунглей, зарылся под мокрый подлесок, наблюдая за тропой.
  
  Они быстро приблизились. Трое вооруженных арабов в плащах, подпоясанных патронташами, бдительно следили за окружающими их джунглями. За ними шли лошади и ослы, нагруженные товаром, во главе с неграми, тоже увешанными патронташами. Караван направился прямо к главным воротам, которые распахнулись, пропуская их. Но я не смотрел на ворота.
  
  После того, как лошади и ослы проехали мимо, я увидел еще четырех арабов, которые везли около десяти негров. Они были совершенно голые, восемь женщин и двое мужчин. Двое мужчин были высокими и мускулистыми, с огненными глазами, со связанными за спиной руками и цепями на ногах. Еще трое арабов образовали тыл, и вся колонна скрылась в населенном пункте. Ворота снова закрылись.
  
  Темнеющим вечером я спрятался в джунглях, пропуская сквозь себя все, что только что видел. Это было похоже на то, что я видел раньше, что-то вроде воспоминаний, в которые я не мог поверить. Я должен был знать наверняка, потому что, если тихий голос внутри меня был прав, Хоук должен был знать. Это было то, о чем Вашингтон нужно было предупредить и остерегаться.
  
  Я оставался в джунглях до темноты, а затем отправился в путь. Звуки наполняли ночь из-под земляных стен: веселье, пьяный смех, крики женщин, вопли мужчин. Охранник у ворот, араб, со смехом наблюдал за происходящим внутри поселка. Возможно, вся охрана лишь обращала внимание на то, что происходит внутри поселения. Это был мой шанс.
  
  У одного из больших деревьев в джунглях толстые ветви свисали со стены. Я взобрался на ствол и соскользнул вперед по толстой ветке.
  
  Сцена в этих стенах казалась одним фантастическим кошмаром. Негры и арабы роились на земле в какофонии шума и смеха. Негры пили из винных кувшинов, содержимое проливалось на землю, пили и несколько арабов; но для большинства арабских солдат волнение заключалось в другом. Они открыли все ворота небольших групп хижин и входили и выходили из ограды групп хижин. У некоторых мужчин были кнуты, у некоторых дубинки, некоторые несли корзины с едой и ведра с каким-то маслом.
  
  В запертых комнатах находились негритянки. Молодые чернокожие женщины, обнаженные, их кожа блестит в ярком свете огней. Несколько чернокожих, молодых и сильных, также находились в закрытых помещениях, каждый из которых был привязан к столбам кандалами и цепями. Время от времени один из арабов хлестал молодого негра на коленях.
  
  Били и смуглых, стройных женщин, но и это еще не все. Некоторых женщин кормили, заставляли есть, как призовых животных, которых готовят на рынок. Некоторых женщин омывали маслянистой жидкостью и натирали, пока их темная кожа не засияла на свету. Большинство ощупывали, гладили, затаскивали в хижины, а многих укладывали на землю даже без укрытия в хижине.
  
  Всех их, как мужчин, так и женщин, согнали на большое открытое место и выставили перед богатыми пьяными мужчинами, как товары на базаре.
  
  Это и был также рынок, невольничий рынок.
  
  То, что я видел, было преднамеренным, расчетливым превращением людей в порабощенных рабов. Покупателей не было, по крайней мере сейчас. Но все готовилось к тому моменту, когда придут покупатели. Невольничий рынок - да - но теперь с современными улучшениями, с опытом и практикой Дахау, Бухенвальда, тигриных клеток Сайгона, а также архипелага Гулаг.
  
  Как вы делаете рабов, особенно рабынь, чтобы они скорее были проданы любому случайному покупателю. Как сделать из свободного человека того, кто уже не помнит, что свобода когда-то существовала, кто может принять рабство как благо и не причинять беспокойства своим угнетателям.
  
  Внезапная тишина опустилась на поселок, как громадный гонг. Шум, хаос и затем тишина. Ни единого движения и все взгляды были прикованы к главному входу. Я ждал.
  
  Принц Вахби прошел через ворота. Маленький, грузный человек вошел во двор в своих золотых и белых одеждах , а вокруг него были вооруженные арабы. Негритянок загнали обратно в запертые комнаты, ворота закрыли и заперли. Внезапно протрезвевшие, арабские и черные солдаты выстроились в два ряда с проходом между ними и ждали, пока Вахби пройдет через них.
  
  Вместо этого князь резко повернулся, зашагал прочь и подошел прямо под ветку, на которой я лежал и посмотрел вверх.
  
  "Ты должен был бежать, когда мог, Картер," сказал маленький араб. « Мне очень жаль».
  
  За стеной, ниже и позади меня, десять его людей стояли, направив на меня ружья. Бросив украденную винтовку, я перелез через ветку и спрыгнул на землю. Арабские солдаты схватили меня за руки и повели обратно через темные джунгли к крепости Вахби.
  
  Они втолкнули меня в ту же комнату и усадили на тот же диван. Он все еще был влажным от крови араба, которого я убил, но тела исчезли из комнаты. Принц Вахби печально покачал головой, глядя на пятно крови.
  
  — Один из моих лучших лейтенантов, — сказал он, пожав плечами. — Тем не менее, я бы не убил тебя за это. Он понес наказание за небрежность, опасность солдатского дела».
  
  Я спросил. — Почему ты хочешь, чтобы меня убили?
  
  — Теперь ты знаешь то, о чем я не хотел тебе сообщить. Ошибка, Картер. Он взял длинную русскую сигарету и предложил мне. Я взял это у него. Он зажег его для меня. — И я боюсь, раз ты все равно должен умереть, что мои люди ожидают для тебя тяжелой смерти, да, даже требуют ее в отместку. Прошу прощения, но лидер должен служить своим людям, а я почти не цивилизован.
  
  — Но вы цивилизованны?
  
  — Надеюсь, Картер, да, — сказал он. — Я постараюсь как можно меньше отсрочить твою смерть, одновременно удовлетворяя потребность моих людей в возмездии. Согласен?'
  
  «Человек, который живет за счет рабства. Вы — работорговец, — сказал я презрительно. — Основа твоего богатства, не так ли? Вы продаете черных рабынь, Вахби.
  
  Принц Вахби вздохнул. - 'К сожалению. Боюсь, что с каждым годом спрос на хороших мужчин уменьшается. Очень жаль. В наши дни мои клиенты обычно зарабатывают деньги на нефти и инвестициях. И им нужно так мало тяжелого труда.
  
  — А с женщинами дела идут хорошо?
  
  «Отлично в некоторых областях и очень прибыльно, как вы можете себе представить. Конечно, мои клиенты, как правило, живут в отдаленных районах, вдали от современного мира, где они правят железной рукой. Мир Ислама состоит по большей части из отдельных правителей. Коран не запрещает рабство и наложниц, а что может быть лучше наложницы, чем рабыня? Правильно обученная, она благодарна за любое доброе обращение, щедра на свои милости и благодарна за то, что требования, предъявляемые к ней, такие простые и товарищеские. Особенно простая черная девушка из бедной деревни в джунглях, где все, что она могла ожидать, это замужество и рабство в двенадцать лет.
  
  «Итак, вы похищаете их, пытаете и продаете богатым извращенцам и сумасшедшим деспотам».
  
  — Я «учу их» проявлять готовность, — отрезал Вахби. — И обычно я не похищаю. В большинстве бедных деревень есть избыток женщин, и старосты деревень, даже отцы, готовы продать этих женщин. Практика, которая не совсем неизвестна в странах, которые сейчас считаются цивилизованными».
  
  — Как ты можешь делать это безнаказанно? Вы бы не смогли этого сделать без молчаливой поддержки португальцев. Возможно, больше, чем молчаливой.
  
  — Где есть воля, там есть и способ, Картер. Назовите это свободным предпринимательством. Если бедные деревни получают деньги и у них меньше ртов, которые нужно кормить, они ложатся гораздо меньшим бременем на колониальное правительство. Хорошо оплачиваемые лидеры хотят, чтобы все оставалось как есть, и не любят, когда что-то идет не так. Так думает каждый чиновник. А колониальные чиновники всегда хотят денег. Вот почему большинство уезжает в колонии, когда они предпочли бы сидеть дома. Старая история, которая очень мало изменилась.
  
  — Значит, вы подкупаете правительство Мозамбика?
  
  'Нет. Я не работаю с правительствами. Я работаю с людьми. Правительства не подкупаются».
  
  — Но это дает тебе долю в том, как идут дела, не так ли? Возможно, вам не так хорошо жилось бы при повстанческом правительстве. Лидеры повстанцев склонны к чертовски идеалистичным и очень ограниченным взглядам.
  
  'Возможно.' - Принц пожал плечами. — Но политика меня утомляет. Мне это не нужно. И цели, и принципы бессмысленны, они меня мало интересуют. Я переживу все это очень счастливо, Картер. Но вы, увы, нет.
  
  Он постоял там какое-то время, глядя на меня так, словно все еще не желал меня убивать. Он покачал головой.
  
  — Очень плохо, — сказал он. «Вы могли бы дать мне такое преимущество. Ты так много можешь мне рассказать. Но я не обижу вас, предложив возможное соглашение. Мы оба взрослые люди и знаем, что никогда не будем доверять друг другу. Нет, ты должен исчезнуть. Мне очень жаль.
  
  — Мне тоже, — сухо сказал я.
  
  — О, если бы ты только сбежал, не обнаружив моего дела. Но у тебя свои потребности , а у меня свои. Мои люди настаивают на публичной казни завтра утром. Но сегодня вечером я могу, по крайней мере, предложить вам гостеприимство.
  
  Маленький человечек с улыбкой повернулся и ушел в вихре развевающихся одежд . Дверь закрылась, я был один. Но не надолго.
  
  Висячий гобелен двинулся к боковой стене, и в комнате появилась стройная чернокожая девушка. Может быть, пятнадцати лет. Она вошла через дверь, скрытую гобеленом. Она была обнажена. Она гордо стояла, ее темно-коричневое тело блестело, как шелк. Ее тяжелая грудь была светло-коричневой и слишком большой для стройного девичьего тела; соски были почти розовые. Ее тяжелые волосы были туго обмотаны вокруг головы, волосы на лобке образовывали небольшой клин над выпуклостью холмика Венеры. Рот у нее был маленький и темно-красный, слегка раскосые глаза были сердитыми.
  
  — Привет, — сказал я спокойно.
  
  Она прошла мимо меня по волнистому, плавному коридору и легла на кушетку. Она закрыла глаза и раздвинула ноги. — Нет, спасибо, — сказал я. — Скажи принцу, что его благодарят.
  
  Она открыла глаза, и ее личико изменилось: горячее, страстное и чувственное. Она встала, подошла ко мне, обвила руками мою шею и спряталась за мое тело. Она говорила шепотом.
  
  «Они хотят знать то, что знаете вы. Я должен дать тебе успокоительное, когда мы занимаемся любовью. Я должна утомить тебя, заставить тебе заговорить. Они смотрят. Мы должны заняться любовью.
  
  
  
  Глава 11
  
  
  Я мог знать. Принц был не из тех, кто легко сдается. Он хотел от меня того же, чего хотел от меня полковник Листер: всего, что у меня осталось. Знать всё об АХ. Это знание стоит целое состояние, если его использовать или продать в нужное время. Он знал, что пытками его из меня не выбить и что я с подозрением отнесусь к любому предложению о побеге или помиловании. Он надеялся, что, убаюканного очевидной потребностью убить меня, уловка сработает.
  
  Если я откажу девушке, у Вахби будет другой план. Может быть, в конце концов, если у него не будет другого выбора, он все-таки будет мучить меня. Может быть, он убьет меня сразу. У меня не было другого выбора. Девушка повисла на мне. Она жадно прижалась своими губами к моим, ее тело было близко ко мне, как будто она боялась не сделать то, что ей сказали. Вы когда-нибудь любили по команде, зная, что за вами следят? С женщиной , которой ты знал, что она не хочет большего, чем ты? Даже не женщина, а девушка. Это нелегко, но у меня не было выбора.
  
  Я поднял ее с пола и отнес ее, застывшую и прямо прижатую к себе, на кушетку. Я положил ее туда, заставив свой разум и тело сфокусироваться на ее теле, ее губах и ее теплой коже. Я изгнал из головы все мысли, даже смерть, и пытался думать только об этой девушке и ее манящем теле передо мной.
  
  Это была всего лишь девушка, но в джунглях девушки быстро становятся женщинами. В бедных полуцивилизованных деревнях девочку с пеленок учат быть женщиной; и она сделала все, что было в ее силах, чтобы помочь мне. Она преуспела; Я нашел ее руки там, где они мне были нужны, ощупывая и массируя, зарывая ее ногти глубоко в мои эрогенные зоны. Все это время она тихонько шептала, постанывая, глубоко проникая языком в мой ушах и в ложбинках моей шеи и горла. Внезапно я понял, что кем бы она ни была, она не просто жила в джунглях. Она не была из какой-то полуцивилизованной деревни.
  
  Она подбадривала меня, ободряюще шептала мне по-английски. Чистый английский без акцента. Она знала, где прикоснуться ко мне, и я почувствовал, как нарастает страсть. Мне удалось выбраться из штанов и рубашки. Мы лежали голыми друг против друга, и в нее больше не играли. Не для меня и вдруг не для нее. Я мог чувствовать тоску, глубоко вибрирующую в ней.
  
  Ее ягодицы были как у мальчика, а ноги тонкие и узкие, как у молодого оленя. Крепкие, маленькие ягодицы, которые я мог держать одной рукой. Я схватил их и двигал ее вверх-вниз против себя одной рукой, удерживая вместе эти большие, покачивающиеся груди другой. Я забыл глаза, которые смотрели . Я забыл принца Вахби. Я забыл, где я был или что я делал с этой девушкой, что я должен был думать, моя смерть или возможный побег.
  
  Я хотел ее, маленькую, тугую и тугую, как мальчик, но не как мальчика, когда она раздвинула ноги и обвила ими меня. Я вошел в нее так же быстро и легко, как нож, который всего несколько часов назад вонзился в араба на том же диване. Кушетка, все еще мокрая от его крови, теперь смешанной с жидкостями ее тела.
  
  Я столкнулся с ней, и она закричала: «О, о. .. Бог . .. О!
  
  Глаза девушки расширились, пока, казалось, не заполнили ее очень маленькое лицо. Они смотрели на меня из глубины, которая казалась очень далекой. Они были в другом мире и в другом времени. На этот раз широко открытые, глубокие глаза со стороны; за это время, полный глубокого, сильного желания.
  
  'Ой . .. '
  
  Я чувствовал, как мой взгляд смотрит на нее из той же глубины , из той же доисторической эпохи, из того самого болота, из которого все мы вышли и которое все еще вспоминаем в минуты страха и ненависти. Я, казалось, рос внутри нее, больше, чем я мог себе представить, больше, чем я мог себе представить, и мои зубы впились в собственную губу. Они кусаются. ... а потом все закончилось длинным, дышащим дыбом свободным падением, и я оказался на ней сверху, держа в руке эти маленькие упругие ягодицы. Я почувствовал соль собственной крови на губах.
  
  Бесконечная минута молчания, взгляды друг на друга глубокими недоверчивыми глазами. Произошло что-то настоящее. Я видел это в ее глазах, чувствовал это в своих. Некоторое время нас не было в этой пестрой комнате. Мы были в другом месте , невидимые, только мы вдвоем в момент открытия. Момент, когда небо и земля пришли в движение.
  
  Ее тихий шепот мне на ухо: «Они придут сейчас, когда я дам тебе сигнал, что дала тебе шанс».
  
  Я поцеловал ее в ухо. «Представь, что я заставляю тебя заняться со мной любовью еще раз».
  
  Мягко: «Ты можешь это сделать?»
  
  — Нет, но постарайся удержать меня внутри себя. Я буду притворяться. Где этот шприц?
  
  «В моих волосах».
  
  Единственное место, где она могла его спрятать. Я должен был тщательно сформулировать план. Я притворился, что продолжаю заниматься любовью. Она держала меня внутри себя так крепко, как только могла, обхватив меня своими ногами и удерживая мои бедра своими маленькими ручками. Я укусил ее за ухо. "Кто смотрит?"
  
  Она уткнулась лицом мне в шею. — Только принц Вахби. Он . .. импотент. Он любит смотреть, и ему нужно побыть одному, чтобы насладиться этим просмотром».
  
  Я мог знать. Вуайерист. Наверное, тоже садист.
  
  — За той дверью, через которую я вошла, двое мужчин, — прошептала она, прижавшись губами к моему горлу. «Они ничего не видят».
  
  Мы обильно потели, свернувшись калачиком на этом диване. Я вжался лицом между ее упругими, большими грудями. «Что произойдет, когда я успокоюсь от укола?»
  
  «Тогда я сигналю, и входит Вахби. Затем он прячется за диваном. Я говорю вам, что меня зовут Дейдра, и я задаю вам вопросы о чем-то о организации АХ, о вашем лидере и ваших операциях.
  
  Я был весь в поту, так как должен был изо всех сил стараться оставаться в ней и делать вид, что страсть еще не ушла. 'Хорошо. Теперь мы притворяемся, что снова кончаем, ты притворяешься, что делаешь мне укол, а я позабочусь об остальном».
  
  Она кивнула. 'Я тоже. Она посмотрела на меня моргающими глазами. Затем она откинула голову назад и уставилась на меня широко открытыми глазами, которые внезапно, казалось, погрузились глубоко в нее. Ее рот открылся, глаза закрылись. — Я… о. .. ой . .. '
  
  Я чувствовал мягкие, захватывающие движения, как жидкий огонь. Я почувствовал, что снова наполняю ее, и вдруг снова нам не нужно было притворяться. Я чувствовал себя огромной силой, щупающей за ее глазами, за ее напряженным личиком, и мы уже не притворялись, не играли. Мне больше не нужно было прилагать усилий, чтобы оставаться в ней. Я не смог бы выбраться из нее, даже если бы захотел, если бы она дала мне шанс. Я не хотел оставлять ее, я хотел, чтобы это никогда не заканчивалось. Я не беспокоился о Вахби, о побеге, о плане или... Не останавливайся, не останавливайся. † нет ... нет...
  
  Я медленно возвращался из очень далекого места. Я изо всех сил пытался контролировать свой разум. Она Она . .. Я почувствовал легкое прикосновение шприца к моему бедру. Я пошевелился, посмотрел ей в глаза. Спрятав шприц в руке сбоку от себя, я сделал вид, что мне сделали укол, и скатился с нее. Я сел, покачал головой, потом лег на спину, улыбаясь. Я сделал вид, что глубоко вздохнул от последствий страсти и действия наркотика. Она подала знак. Я прислушался и услышал слабый звук движения за стеной. У меня было секунд пять.
  
  Я вскочил на ноги, пересек роскошную комнату и прижался к стене там, где открывалась дверь. Он открыл. Принц Вахби вошел, сделал три шага к скамье и остановился. Он уставился на то место, где лежала одна негритянка, и смотрела на него гордыми глазами.
  
  Я стоял в нескольких шагах позади него, прикрывая его удивленный рот и делая ему инъекцию его собственного наркотика. На долю секунды он был парализован ударом. Потом он начал бороться. Я уронил шприц и держал его, одной рукой все еще прикрывая рот. Девушка вскочила и нырнула на землю, чтобы удержаться за его ноги. Я держал его в своих объятиях целых пять минут, потея и борясь в тишине комнаты. Медленно его глаза стали пустыми. Его тело расслабилось и начало улыбаться. Мы отнесли его на кушетку и положили туда. Он посмотрел на нас спокойными, тихими глазами, приветливо кивнул нам, потом моргнул, как будто пытаясь что-то вспомнить. Я кивнул девушке.
  
  «Если я скажу тебе, ты заставишь его позвать людей за той потайной дверью».
  
  Она посмотрела на меня. «У них могут возникнуть подозрения. У тебя есть только его нож. Я буду держать его в покое, пока ты не сбежишь.
  
  — Когда он придет в себя, он сдерет с тебя кожу живьем, — сказал я. «Может быть, даже хуже. Мы убежим вместе.
  
  Она посмотрела на ошеломленного, улыбающегося принца. «Я не боюсь смерти. Оставь его нож, и я убью его первым.
  
  — Нет, делай, как я говорю. Нам нужны эти два часовых. Они могут войти и найти его слишком рано. Мы уйдем вместе.'
  
  Я встал за высоким шкафом рядом с ковром перед потайной дверью и кивнул девушке. Она говорила мягко и резко с Вахби. Он кивнул, не желая сопротивляться.
  
  'Ахмед. Харун. Идите сюда.'
  
  Гобелен был отодвинут в сторону, и двое арабов ворвались через потайную дверь. Вахби хорошо их обучил. Они пришли слишком рано по его команде. Одного я заколол ножом Вахби, прежде чем он сделал три шага, и схватил другого, прежде чем он наполовину повернулся. Быстро снял с него оружие и метнул в девушку бурнус. "Поднимись и возьми пистолет и кинжал!"
  
  Она завернулась в бурнус и сделала это так, чтобы не было видно пореза и небольшого пятна крови на них. К счастью, араб был невысокого роста. У нее была винтовка и кинжал, и она была готова.
  
  Я подошел к Вахби и поставил его на ноги. «Вы ведете нас в ваше поселение рабов».
  
  Принц улыбнулся и тихо вышел из комнаты впереди нас.
  
  
  
  Глава 12
  
  
  Первый часовой поднял винтовку, увидев меня. Он был наверху лестницы. Он снова опустил винтовку, когда заметил принца Вахби. Я ткнул принца так, чтобы охранник этого не заметил.
  
  «Я беру Картера осмотреть лагерь рабов», — сказал маленький араб.
  
  Часовой подозрительно посмотрел на нас, но не собирался беспокоить Вахби вопросами. Поэтому он отошел в сторону с быстрым поклоном. Мы спустились по лестнице к входной двери. Мне не понравилось, как на нас посмотрел охранник. Нам нужна была лучшая история, чтобы обойти кого-то с большим авторитетом.
  
  — Я решил присоединиться к вам, — сказал я Вахби, когда мы скрылись из виду в пустынном коридоре внизу. — Ты дал мне девушку, она мне нравится. Так что я с вами. Ты отвезешь меня в лагерь рабов, чтобы показать мне свою работу.
  
  — А, — кивнул принц. — Я рад этому, Картер.
  
  Он посмотрел на меня и девушку. Я глубоко вздохнул, когда мы вошли во двор. Прожекторы залили все это место морем света. Охранники на стенах увидели Вахби и сразу же приняли настороженное, благоговейное отношение. К нам поспешил высокий араб в более роскошной одежде , чем я когда-либо видел. У него было лицо старого стервятника с затененными черными глазами и острой острой бородой. Он уважительно относился к Вахби, но не ползал перед ним.
  
  «Халил аль-Мансур», — прошептала девушка мне на ухо. «Главный советник принца Вахби и его капитана».
  
  «Аллах с тобой», — сказал высокий мужчина Вахби по-арабски. Я сказал: «Вы, должно быть, Халил. Принц рассказал мне о вас. Я думаю, мы сможем решить это вместе.
  
  Араб посмотрел на меня со смесью гнева, удивления и беспокойства. — Соберись, Картер? Это на чистом английском.
  
  Я дал принцу Вахби еще один невидимый толчок в спину. Маленький человек кивнул: — Картер с нами, Халил. Действительно, очень хорошие новости. Вахби снова кивнул. «Ему нравится девушка, которую я ему подарил. Он сейчас с нами. Я отведу его в поселение, покажу ему свою работу.
  
  Халил посмотрел на девушку, а потом на меня. Он кивнул. «Женщина много раз меняла мнение мужчины».
  
  — Как и деньги, — сказал я. «Я люблю женщин и деньги. Больше, чем могилу.
  
  Высокий старый араб кивнул. «Мудрое решение».
  
  — И для тебя тоже, — сказал я. «У меня есть много вещей, которые стоит продать».
  
  Глаза араба заблестели. Как-то уж слишком убедительно это выглядело. — Думаю, да, Картер, — он повернулся к принцу, — мне позвать вашего телохранителя, принца Вахби?
  
  — Мы спешим, — сказал я. «Принц хочет машину».
  
  "О, да," сказал принц, когда я подтолкнул его.
  
  Халил аль-Мансур подозвал солдата. Из-за большого дома появился джип. Мы сели позади водителя. Ворота открылись, и мы поехали по широкой грунтовой дороге к лагерю рабов в джунглях. На этот раз я не стал бы ни на что смотреть. Мертвых часовых в комнате рано или поздно найдут.
  
  Дорога расходилась в километре от дома принца в джунглях. Водитель свернул на правую развилку, в сторону поселка. Я быстро прошипел что-то на ухо принцу Вахби. Он наклонился вперед.
  
  «Стой здесь, солдат».
  
  Водитель остановился, и я убил его и выкинул из машины, когда он затормозил. Я прыгнул за руль. Черная девушка позади меня предупреждающе сказала: Картер.
  
  Я обернулся. Принц уставился на меня, затем посмотрел на водителя, лежащего на земле возле джипа. Его глаза были поражены. Он уже был свободен от влияния наркотика. Он был еще не совсем очнувшись, но эффект подходил к концу.
  
  — Хорошо, — сказал я девушке. — Нам лучше связать его. †
  
  Она ответила. - 'Связать?' - «Нет, у меня есть способ получше».
  
  Кинжал сверкнул в ночи, и принц Вахби вскрикнул. Она ударила его прямо в сердце, вонзая кинжал снова и снова. Когда кровь хлынула, он откинулся назад и выскользнул из джипа на землю. Я выхватил нож из ее руки.
  
  — Ты, чертова идиотка. Он был нам нужен.
  
  — Нет, — упрямо сказала она, — он нам совсем не нужен. Он должен был умереть.
  
  Я выругался. 'Проклятие! Ладно, куда ведет эта дорога. .. '
  
  Звук исходил сзади нас на дороге. Я молчал и слушал. Я ничего не видел, но слышал: за нами по дороге шли люди. У нас не было времени никуда спрятать тело принца Вахби. Я позволил джипу свернуть вперед, развернул его и съехал с левой развилки дороги так быстро, как только мог.
  
  Меньше чем через минуту я услышал крики позади нас. — Черт возьми, — закричал я. «Теперь они преследуют нас. Как далеко находится ближайшая португальская база?
  
  Она покачала головой. — Португальцы нам не помогут. Я бунтарка, а ты шпион. Принц Вахби — уважаемый гражданин. Он заплатил много кому из них.
  
  "Тогда что вы предлагаете делать?"
  
  «Есть еще одна дорога через три километра. Она идет на юг до границы. По ту сторону границы моя земля. Мы там будем в безопасности, и вам помогут.
  
  У меня не было времени спорить. И я не собирался говорить ей, что сейчас повстанцы недовольны мной или АХ больше, чем бы Халил аль-Мансир, если бы он нас поймал. Возможно, сообщение еще не дошло до всех повстанцев. Я должен был бы сыграть это в соответствии с обстоятельствами.
  
  Мы нашли дорогу и направились на юг. Я ехал без света, прислушиваясь к звукам погони. На мгновение мне показалось, что я что-то слышу, затем звук стих, как будто они ехали по дороге вдоль побережья. Я продолжал ехать на юг, пока дорога не покинула джунгли и, наконец, не закончилась ничем иным, как тропой через открытую равнину. "Мы должны идти пешком отсюда," сказала девушка.
  
  Мы пошли. Еще пять верст за ночь, без света и по пустынной, разбитой земле, с острыми и жесткими кустами. Мои штаны были изодраны, а ее босые ноги были в крови.
  
  "Я принесу еды, прежде чем мы ляжем спать", — сказала девушка.
  
  Она исчезла в ночи, и вдруг я понял, что знаю все о ее теле, ее мужестве и гневе, но не знаю ее имени. В каком-то смысле она спасла мне жизнь, и я ничего о ней не знал, кроме того, что хотел снова быть с ней. Когда она вернулась, ее бурнус был полны ягод и кореньев, которых я не знал. Они были восхитительны на вкус, и она села рядом со мной во время еды.
  
  Я спросил. - 'Как вас зовут? Кто ты?'
  
  "Это имеет значение?"
  
  — Да, — сказал я. 'Вы знаете мое имя. Ты не обычная деревенская девушка. Ты очень молода, но ты умеешь убивать.
  
  Ее лицо было скрыто в темноте. «Меня зовут Индула. Я дочь вождя зулусов. Наш крааль расположен далеко на юге у великой реки Тогела, в сердце нашей страны, где когда-то жил Чака. Дедушка моего отца был одним из индунов Каетевайо. Он сражался в нашей великой победе над англичанами и погиб во время нашего окончательного поражения».
  
  — Поражение при Оэлинди?
  
  Ее глаза светились на меня в ночи. — Вы знаете нашу историю, мистер? Картер?
  
  — Я кое-что об этом знаю, — сказал я. — Меня, кстати, зовут Ник.
  
  — Ник, — тихо сказала она. Может быть, она также думала о нашем втором разе на диване.
  
  — Как Вахби тебя заполучил?
  
  «Мой дедушка и мой отец никогда не принимали манеры белых, ни южноафриканцев, ни англичан. Наши мужчины провели много лет в тюрьме. Когда молодые люди присоединились к Знаку Чака, а у моего отца не было сына, которого можно было бы послать, я пошла. Я стала мятежником против южноафриканцев. Меня поймали дважды, а потом предложили награду за мою поимку. Четыре месяца назад мне пришлось бежать. Мне помогли наши люди и выслали из Зулуленда. Отряд наемников помог мне проникнуть в Мозамбик.
  
  — Подразделение полковника Листера, — сказал я.
  
  «Да, он спрятал меня вместе со многими другими, переправил через границу и уберег от белых солдат».
  
  — Как Вахби тебя заполучил?
  
  «Я направлялся в главный лагерь наемников с небольшим отрядом людей полковника Листера, когда на нас напали бандиты Вахби. Мне удалось сбежать, но они выследили меня и отвезли в лагерь рабов. Я провела там три месяца. Ее глаза были огненными. «Если бы мы не сбежали, я бы не продержалась там и недели. Не больше.'
  
  — Вахби не мог продать вас за эти три месяца?
  
  Она рассмеялась грубым смехом. «Он пытался дважды, но каждый раз я боролась как сумасшедшая, а покупатель меня не брал. Я не была достаточно обучен. Так что Вахби обучал меня немного дальше. До этого он отдавал меня многим мужчинам, многим мужчинам каждую ночь».
  
  — Прости , — сказал я.
  
  — Нет, — быстро сказала она. "Это было с тобой..."
  
  Она вздрогнула. Я посмотрел на ее черную фигуру в темных бурнусе.
  
  — Для меня это тоже было чем-то другим, — сказал я. Я коснулся ее и почувствовал, как она вибрирует. Я хотел ее снова, здесь и сейчас, и я знал, что она тоже хочет меня.
  
  — Я рада, что убила его, — сказала она голосом, перешедшим в всхлип от боли. «Его защищали все белые, со всех сторон границы. Даже у негров есть сходство с ним. Свази, старые вожди, деревенские старосты продавали ему своих девушек. Даже у зулукраалов, ради денег и власти.
  
  В ее голосе была ненависть, но также и что-то еще. Она говорила так, чтобы не думать, не чувствовать. Она говорила о принце Вахби, чтобы не говорить ни о чем другом.
  
  - Что-то там случилось, - сказал я. — Индула? Там с вами что-то случилось.
  
  Я прикоснулся к ней, и она ушла. Недалеко, всего несколько дюймов, может меньше. Она что-то сказала, но не очень четко.
  
  — Да, — сказала она. «Там произошло что-то, чего я никогда раньше не чувствовала. Белый человек, и это случилось в любом случае. Но это не может повториться».
  
  'Почему бы и нет?'
  
  «Потому что я слишком этого хочу», — сказала она. Она повернула свое лицо ко мне, как темное пятно в ночи. — Я убила этого мерзкого араба за то, что он унизил меня с пятьюдесятью мужчинами. .. и потому что я полюбила его. Я обнаружила, что мне слишком нравится секс , Ник. Мне нравилось то, что Вахби заставлял меня делать. Мне стыдно.
  
  "Со всеми мужчинами?"
  
  — Не то что ты, но большинство мужчин — да.
  
  — Ты запуталась, Индула. Может быть, мы поговорим позже.
  
  — Возможно, — сказала она. 'Да, позже. Теперь мы должны отдохнуть.
  
  Закутавшись в бурнус, она легла. Я лег рядом с ней. Я все еще хотел ее. Но у вас бывают такие моменты, когда вы должны позволить женщине справиться со всем по-своему. У нее была своя собственная битва. Я спал.
  
  Я проснулся незадолго до африканского рассвета. Мне стало холодно и я окоченел, но медлить было нельзя. Индула проснулась сразу после меня. Мы съели последние собранные ею ягоды и продолжили путь на юг.
  
  К полудню солнце стояло высоко, когда мы пересекли границу и достигли Зулуленда. Индула, казалось, ускорила шаг. Она улыбнулась мне, как будто ей вдруг стало меньше стыдно за свои нужды в собственной стране. Я улыбнулась в ответ, но внутри почувствовала большую тревогу и продолжила наблюдать за окрестностями. Теперь ее друзья легко могут стать моими врагами. Я это скоро узнаю.
  
  Пятеро мужчин подошли к нам через низкий подлесок, используя овраги и другие укрытия. Они не хотели, чтобы их видели, но я все равно их увидел. Я видел их до Индулы, я в этом деле дольше. Они были повстанцами, партизанами, в этом не было никаких сомнений. Простые сельские жители не носят ружей и панг, не носят униформу вместе со старой зулусской военной одеждой и не проскальзывают через подлесок с явными намерениями.
  
  — Индула, — сказал я.
  
  Она увидела их и улыбнулась. - «Наши мужчины». Она шагнула вперед и позвала. 'Соломон! Осебебо! Это я. Индула Мишване!
  
  Один из них спросил: «Кто это путешествует с Индулой Мишване?»
  
  — Друг из далекой страны, — сказала девушка. «Без этого друга я все еще был бы в руках рабовладельческого принца Вахби».
  
  Все они медленно приближались к нам. Один из мужчин сказал: «По стране ходят слухи, что злой принц Вахби мертв. Ты знаешь об этом, Индула?»
  
  — Я знаю, — сказала девушка. — Это мы его убили. Один из других сказал: «Это день радости для Зулуленда».
  
  «Скоро наступит еще один день», — сказал другой.
  
  — В тот день, когда Чака проснется, — сказала Индула.
  
  Первый, кто заговорил и ни на мгновение не отпускал от меня взгляда, теперь кивнул Индуле. Он явно был лидером этого отряда повстанцев.
  
  «Ты говоришь за своего друга, и это хорошо», — сказал он. Это был маленький худощавый зулус со смертоносными глазами. — Но мы еще не называем его другом. Пока он останется с нами. Давай, вернемся к нашему краалю. Другие присоединятся к нам. Индула начала протестовать. — Вы не доверяете моему другу Соломон Ндейл? Как будто мало того, что я говорю за него и что он убил Вахби и спас мне жизнь. Тогда знай, что он. .. '
  
  Я прервал ее, глядя на них всех с улыбкой. — Я согласен остаться с сыновьями Чаки. Мудро убедить себя, что человек — друг, прежде чем называть его другом».
  
  Четверо из них казались впечатленными. Но Индула выглядела удивленной, словно осознав, что я ее подрезал. А предводитель, Соломон Ндейл, подозрительно посмотрел на меня. Он не был идиотом. Он никому не доверял. Мне пришлось немного рискнуть встревожить Индулу, прежде чем она сказала ему, что я с ними. Я понятия не имел, что они имеют в виду под AX.
  
  Но Индула смирилась, и Соломон Ндейл жестом пригласил меня присоединиться к ним. Мы пробираемся через подлесок, пока не достигнем глубокого оврага с небольшим загоном внизу. Около пятнадцати мужчин и несколько женщин шли между семью круглыми хижинами в колючей изгороди.
  
  Индула и Соломон Ндейл посовещались с мужчинами постарше, а затем вернулась Индула и кивнула в сторону хижины.
  
  «Они ждут встречи. Мы подождем там.
  
  Я прополз через низкое отверстие и сел на соломенную постель с Индулой. Кровать, казалось, двигалась. Она действительно двигалась, кишащая тараканами. Индула, казалось, ничего не замечала; она явно привыкла к невзгодам зулусской хижины. Я забыл о тараканах, так как мои глаза привыкли к темноте. Мы были не одни.
  
  По другую сторону хижины сидели трое. Одним из них был старик с красными перьями турако, заправленными в волосы: вождь свази. Второй была зулусская женщина с широким афро, одетая в шелковую мантию, закрепленную на плече золотым медальоном. Третьим был мужчина средних лет с отметинами Шанганского помощника вождя. Это выглядело как собрание повстанческих сил среднего уровня.
  
  Старый Звази заговорил первым, как того требовал его возраст. — Белый человек — один из нас, Индула?
  
  Он использовал суахили, а не сисвати, что позволило мне его понять. Он был вежлив со мной.
  
  «Он могучий друг, который помогает нам издалека», — сказала Индула. Она посмотрела на Шанган. — День близок?
  
  «Поблизости», — сказал Шанган. «Есть хорошие белые люди».
  
  «Теперь мы ждем хороших белых», — сказала женщина. Она использовала английский язык. Она была зулуской, но была еще более вежлива со мной , хотя акцент у нее был сильный. Ее шелковый халат и золотой медальон указывали на то, что она была кем-то важным. Ее лицо с широким носом, темные глаза и гладкая черная кожа могли быть кем угодно в ее тридцать-сорок лет. Но зулусские женщины рано стареют, и, по моим оценкам, ей было около тридцати.
  
  — Ваш муж придет? — спросила Индула.
  
  — Он идет, — сказала женщина. «И еще более важное лицо. Тот, кто рассказывает нам все о португальцах.
  
  Я старался не проявлять интереса, но мой желудок сжался — она, должно быть, имела в виду того неизвестного бунтовщика в правительстве Мозамбика. Моя цель. Это может быть мой шанс. У меня был кинжал и винтовка, которую я взял у охранника Вахби.
  
  Я пытался говорить непринужденно. «Я слышал, что высокопоставленный чиновник в Мозамбике помогает вам. Он идет сюда?
  
  Какое-то время она подозрительно смотрела на меня. 'Возможно.'
  
  Я позволил этому забыться, но женщина продолжала смотреть на меня. Она выглядела сильной. Еще молода, но уже не девушка; не такая девушка, как Индула, с мускулистыми руками и плоским животом. Что-то было в ее взгляде, в ее лице, в том, как она выглядела. .. В салоне было жарко. Я чувствовал, как подо мной шевелятся тараканы, и мои нервы были напряжены при мысли о том, как я могу убить того чиновника и все же уйти. Может быть, дело было в этом, а может быть, я вдруг понял, что происходит с этой зулусской женщиной: она напомнила мне Дейдру Кэбот. Внезапно я почувствовал слабость и тошноту. Я должен был выйти из этой хижины.
  
  Это было опасно. Мне еще не полностью доверяли, и уход был бы воспринят как оскорбление. Но пришлось рискнуть. Мысль о Дейдре, о крови, хлынувшей из ее шеи той ночью на берегу реки. .. Я встал.
  
  — Мне нужен свежий воздух, Индула. Скажи им что-нибудь.
  
  Я не стал ждать ответа. Я выполз через низкое отверстие и стоял там, глубоко дыша на солнечном свете. Может быть, это была просто жара или тараканы. Что бы это ни было, оно спасло мне жизнь.
  
  Никто не заметил меня на солнце. Рядом со мной никого из деревни не было. Я огляделся в поисках зулусов и увидел их на краю загона, наблюдающих за приближающейся колонной мужчин.
  
  Колонна белых в зеленых одеждах. Отряд наемников. Это были те, кого они ждали. Наемники во главе с полковником Листером. Я увидел перед собой труп испанца.
  
  Вероятно, они приехали сюда, чтобы встретиться с повстанческим чиновником из Мозамбика. Но сейчас у меня не было времени думать об этом. Выход из этой хижины дал мне шанс. Я использовал его. Не колеблясь ни секунды, я повернулся, обогнул хижину и побежал к колючей изгороди сзади. Там я прорезал ножом проход и побежал в глубоком овраге, пока не скрылся из виду.
  
  
  
  Глава 13
  
  
  Я не останавливался, пока не выбрался из оврага, глубоко в укрытие густого подлеска. Был еще ранний полдень, и подлесок не был лучшим убежищем, чтобы избежать как зулусов, так и наемников, но если бы был шанс.
  
  Моей задачей по-прежнему было убить повстанческого чиновника.
  
  Нашел небольшую возвышенность, заросшую густым подлеском. Там я присел так глубоко, как только мог, и посмотрел на загон в овраге. Полковник и его патруль достигли загона, и зулусы шумно приветствовали его. Я увидел Соломона Ндейла, стоящего рядом с Листером, и, взглянув, увидел, что Индула и зулусская женщина вышли из хижины, где я только что сидел. Зулусская женщина подошла близко к Листеру. Она ждала своего мужа. Неудивительно, что она носила шелк и золото. Я забыл о ней.
  
  Индула огляделась. Я видел, как она разговаривала с Соломоном. Оба оглядывались, оба искали. Зулусская женщина что-то сказала. Полковник Листер обернулся. Я видел, как он сердито говорил со своими людьми, а потом оглядел кораль. Мне не нужно было слышать , что произошло. Листер думал, что я умер, как крокодилья еда в реке. Или, по крайней мере, утонул. Теперь он знал, что я жив, и он вспомнит трех своих мертвецов.
  
  Я видел, как Соломон и Индула отдавали приказы зулусским повстанцам. Листер направился к своему патрулю. Через несколько мгновений они увидят, где я прорвался через забор. Я колебался; весь мой опыт подсказывал мне уйти как можно скорее, но в то же время они сказали мне, что если я сумею избежать их, у меня будет шанс убить того чиновника. Если бы я убежал, я бы никогда не получил шанс выстрелить в него. Если бы я не побежал, я бы никогда больше ни в кого не выстрелил.
  
  В одиночку, среди скудной растительности, в их стране у меня не было особых шансов. Я бежал.
  
  Завтра наступил еще один день. Предстоял еще один день, если только моя смерть не сделает мою миссию определенным успехом. Здесь не было определенного успеха, чтобы оправдать мое самоубийство, поэтому я бежал.
  
  У меня было хорошее преимущество, а у них не было машин. Хотя это была их страна, я был лучше обучен. Позже я мог подумать о полковнике Листере и Дейдре. Я воспользовался звездами, осторожно двигаясь сквозь ночной подлесок. Я избегал деревень и, добравшись до джунглей и мангровых болот, направился к побережью. Это было долгое, медленное путешествие.
  
  Без снаряжения ближайшая точка контакта с АХ была в Лоренго Маркес. Это было бы нелегко . Никакой помощи от португальцев я не ждал. Я был вражеским агентом, шпионом как для них, так и для кого-то еще.
  
  Я проспал час в полом бревне, когда ночью мимо проходили зулусы. Десять человек, похожих на черных призраков, и даже в лунном свете я узнал Соломона Ндале. Они выследили меня так далеко. Они были хорошими и решительными следопытами. На этот раз все было серьезно. Неудивительно, что белые головы в Лиссабоне и Кейптауне были обеспокоены.
  
  Когда они прошли, я соскользнул с бревна и пошел за ними. Это было самое безопасное место, где я мог быть. По крайней мере, я так думал . Я ошибся почти фатально.
  
  Луна зашла. Я последовал за ними на их слабые звуки, и если бы этот немец не споткнулся, я бы не продвинулся намного дальше.
  
  «Химмель».
  
  Это был взрыв вздохов менее чем в двадцати ярдах слева от меня. Тихий немецкий голос, крик ужаса, потому что он врезался в дерево и ушиб палец ноги или что-то в этом роде. Я погрузился в болото по самые глаза, дышал так легко, как только мог, и ждал. Я чувствовал их вокруг себя в черной ночи. Наемники, большой патруль, роятся в джунглях и болотах, как отряд СС в заснеженных Арденнах.
  
  Они проплыли мимо, как демоны, их зеленые одежды были белыми от грязи. Тишина, смертоносные призраки, Летучие Голландцы, двое из них так близко, что я мог бы коснуться их ног. Они выглядели такими напряженными, что не заметили меня. Они никогда не смотрели вниз.
  
  Я ждал под водой по самые ноздри. Медленно исчезая в болоте, они прошли мимо меня.
  
  Я ждал. Вода попала мне в уши, нос и рот, но я продолжал ждать.
  
  Вторая линия призрачных наемников появилась почти в сотне ярдов после первой. Старая немецкая армейская тактика, в основном используемая в густых лесах. Старый метод, но эффективный. Подобно преследуемому оленю или кролику, преследуемый человек почти не может оставаться неподвижным после того, как враг прошел. Непреодолимое желание вскочить и бежать в другую сторону: прямо на орудия второй, вражеской линии.
  
  Я сопротивлялся этому желанию и сопротивлялся ему во второй раз. Оставалась еще третья линия, кучка молчаливых снайперов в тылу. Я ждал в укрытии полчаса. Затем я повернулся и снова направился к берегу. Слишком долгое ожидание также опасно, они могут повернуть назад.
  
  Теперь я пошел быстрее. Учитывая количество наемников, я предположил, что они должны были вернуться на свою территорию. Главная деревня должна была быть где-то в этом болоте. И для зулусов я был бы в большей безопасности, если бы я шумел, чем если бы я пытался быть тихим. Когда меня ищет так много солдат, шум беспокоит их меньше, чем звуки нервной возни. Я сделал выбор, пошел на риск ради скорости и надеялся, что был прав.
  
  Я сделал это. Я увидел темные фигуры на небольшой возвышенности в мангровом болоте. Низкий голос выкрикнул что-то на зулусском. Я достаточно знал банту, чтобы понять, что это был призыв, вопрос. Я сердито ответил по-немецки:
  
  «Кабан убил двух наших людей в нескольких милях отсюда. Майор Курц почти загнал его в угол. Я принесу ручные гранаты, быстро ! †
  
  Я торопился, не останавливаясь. У них не было фонарей, чтобы следовать за мной, и единственные немцы, которых они знали в этом районе, были наемниками. Я слышал, как они возвращаются через болото. Путь передо мной должен был быть свободен.
  
  Гнев нескольких дней назад — дней, которые теперь казались неделями, — снова зашевелился во мне. Я был недалеко от штаб-квартиры Листера. Теперь, в болоте, охотясь за какой-то невидимой добычей, я мог бы легко достать гораздо больше. Один за раз. Но я бы не стал никого убивать сейчас. Полковник Листер был готов к тому, что я сделаю именно это, найду меня и нанесу удар.
  
  Так что я пробирался так быстро, как только мог, через болото и направился прямо на берег. Оказавшись там, я искал город и связывался с АХ.
  
  Болота сменились пышными джунглями, а затем пальмами и прибрежными саваннами. Когда взошло солнце, я выбрался из-под пальм и вышел на чистый белый пляж. Туземцы забрасывали свои сети в море, и дальше в синей воде я увидел небольшой флот рыбацких лодок, отправившихся к рыболовным угодьям дальше от берега. Я так долго был в глубине страны, среди болот, джунглей и сухих кустарников, что это казалось каким-то необычным чудом. Я хотел окунуться в него и поплавать. Может быть, когда-нибудь у меня будет время для чудес и некоторых навыков плавания, но это время еще не пришло. Не в моей компании.
  
  Я услышал легкий самолет еще до того, как он оказался в пределах моей видимости. Низко скользя над землей, он приближался ко мне. Он резко развернулся и полетел в том же направлении, откуда пришел. Я видел его номерные знаки и знал, что это значит.
  
  Разведчик португальской армии. И по тому, как он подошел ко мне, я понял, что он искал меня. Обо мне доложили, вероятно, Халил аль-Мансур, тем в правительстве, которым платил работорговец, и португальский патруль не далеко отставал от разведчика.
  
  Патруль не был чем-то, с чем я хотел бы идти в бой на открытом пляже. Я отступил между пальмами и осторожно направился на север. Лоренго Маркес должен был быть где-то поблизости.
  
  К десяти часам ни один патруль не нашел меня, а растущее число ферм и плантаций указывало на то, что я вхожу в населенный пункт. Наконец я добрался до цивилизации: мощеная дорога. Я начал искать другую опору современной цивилизации — телефон. Если бы я не так устал, я бы расхохотался при этой картине: менее шести часов назад на меня охотились в болоте, столь же примитивном и диком, как и тысячу лет, — охотились соплеменники с копьями. Сейчас я шел по мощеной дороге и искал телефон. Африка сегодня!
  
  Я нашел свой телефон в стеклянной камере прямо у дороги, как маленький кусочек Лиссабона. Из информации я узнал номер американского консульства в Лоренко Маркесе. Что я позвонил, дал кодовое слово, что идентифицировало АХ. Через две секунды консул уже говорил по телефону.
  
  "Ах, г. Морс. Мы ждали твоего звонка Прости за сестру. Может быть, нам лучше встретиться через час у меня дома.
  
  — Спасибо, консул, — сказал я и повесил трубку.
  
  — Жаль твою сестру. Это означало, что в консульстве разверзся ад. Мне приходилось ложить трубку и звонить снова ровно через три минуты, и он набрал меня по телефону, к которому был подключен скремблер. Я отсчитал три минуты и снова повернулся. Записали сразу.
  
  «Боже мой, N3, где ты был? Нет, не говори мне. Мы получили отчет о вашей смерти вместе с N15; затем отчет о том, что вы снова живы, от арабского головореза , который говорит, что вы убили местного арабского принца. Сообщает, что вы сотрудничали с повстанцами в трех странах и атаковали повстанцев в трех странах; что вы собрали собственную армию и что вы полетели на Луну своим собственным ходом.
  
  «Я был занят». — сухо сказал я.
  
  — Ну, тебе нельзя сюда. У меня здесь патруль на тротуаре. Тот араб, которого ты убил, был важен. Мы можем сделать лучше. .. '
  
  — На твоем тротуаре? Сколько их?' — отрезал я.
  
  'Какая спешка? Ну, по крайней мере день или два.
  
  Слишком долго. В небольших колониальных городах военные и полицейские имеют неограниченную власть. Они прослушивали линию консульства и, скремблируя или нет, отслеживали звонок прямо через штаб-квартиру телефонной компании. Через пять минут, а то и меньше, они узнают, откуда идет разговор, и я буду окружен солдатами.
  
  Я сказал: 'Доложить в АХ, Завтра в полдень". Дом принца Вахби. Мне нужен поисковый сигнал бедствия.
  
  Я уже вышел из будки и прошел половину первого ряда домов, а консул, вероятно, еще бормотал с другой стороны. Я только вошел в укрытие первых домов, когда первый джип мчался к телефонной будке. Солдаты и полицейские выскочили и начали расходиться из пустой телефонной будки, когда офицеры яростно выкрикивали свои приказы. Мне не терпелось восхититься их эффективностью. Я убрался с дороги так быстро, как только мог. Кто-то в правительстве Мозамбика был в ужасе от того, что мог рассказать мне Вахби, или мой повстанческий чиновник давным-давно желал моей смерти. Наверное оба. Меня разыскивали все стороны. Это привело меня в ярость.
  
  Когда я добрался до океана, другая мощеная дорога привела меня на юг. Мое время истекало. Я искал более быстрое средство передвижения и нашел его в грузовике, припаркованном на обочине возле киоска. Водитель оставил ключи вместе с почти полным баком. Он кричал и вопил, когда я поехал на юг. Я только надеялся, что португальская армия еще не подумала о блокпостах и что последнее место, где кто-либо мог бы ожидать, что я буду там, в крепости принца Вахби.
  
  Я вышел из грузовика, когда мощеная дорога закончилась. Я не видел никаких барьеров. Им даже не снилось, что я поеду на юг. К тому времени, как стемнело, я снова оказался в болоте. Он стал там почти как старый друг; человек ко всему привыкает. Но я еще не смел расслабляться, по крайней мере, пока .
  
  С паутиной интриг, взяточничества и личных интересов внутри правительства люди Вахби уже знали, что я был у Лоренго Маркеса; и повстанцы, и полковник Листер, вероятно, тоже это знали. Они не ожидали, что я вернусь сюда. У меня было несколько часов форы, но грузовик найдется, и все сложат одно за другим, а утром они будут аплодировать и кричать мне вслед.
  
  Значит это было так. Я поспал несколько часов, а затем направился на запад, к крепости Вахби и лагерю рабов.
  
  Первым отрядом, с которым я столкнулся, был мобильный португальский патруль, который ехал по той же дороге на запад, что и я. Я не боялся их. Они не сойдут с дороги и не отправятся в болота, ни за повстанцами, Листером и арабами вокруг. Но это будет держать меня в болоте, и это сделает остальных еще более опасными для меня.
  
  Я столкнулся с первым патрулем наемников в двадцати милях от территории принца Вахби. Они двинулись на восток, и я висел, как гнилая груша на дереве, пока они не прошли. Они вернутся.
  
  Я кружил на юге, пока не нашел зулусских повстанцев. Они расположились лагерем в чистом поле, вне полосы болот.
  
  Это заставило меня снова отправиться на северо-запад, а арабы присматривали за происходящим здесь. Возможно, они представляли наибольшую опасность. Халил аль-Мансур выглядел так, словно знал свое дело. Это была старая лиса, и это была его территория. Единственными, кто не преследовал меня, были Свази. Это не давало мне покоя. Если бы что-то пошло не так и мне пришлось бы бежать таким путем, они, наверное, ждали бы меня на своей границе.
  
  Арабы, наконец, нашли мой след в пяти милях от побеленной крепости в джунглях. С тех пор это была беговая гонка. Я увернулся, и они заперли меня. Возможно, все стороны ненавидели друг друга и, вероятно, не разговаривали друг с другом; но молча все они знали, что желают мне смерти и погребения. На данный момент они будут игнорировать друг друга. Я нырял, бежал и прыгал взад и вперед в этих джунглях, как бильярдный шар в трех подушках. У меня было мало времени. Получил бы Хоук мое сообщение?
  
  Я должен был убить наемника, и это дало Листеру подсказку, чтобы запереть меня и не дать мне сбежать на север или на восток.
  
  Когда мне пришлось использовать свою винтовку против двух арабов примерно в миле от лагеря рабов, в тот момент, когда я отважился подойти слишком близко к дороге, они пришли за эхом, прежде чем оно затихло.
  
  Потом мое плечо начало гореть.
  
  Сигнал бедствия, но не слишком ли поздно? Мое спасение было более чем в миле от меня, но все они уже были у меня на хвосте. Я всмотрелся в небо и увидел, как вертолет кружит низкими кругами над скалистым утесом, возвышающимся над джунглями.
  
  Смогу ли я это сделать? Мои преследователи также могли видеть вертолет.
  
  Я достиг подножия холма и начал подниматься вверх. Халил аль-Мансур и его арабы увидели меня. Пули свистели вокруг меня, пока я бежал к навесу, где вертолет опустил свою веревочную лестницу. Одна пуля попала мне в плечо, а другая задела ногу. Я упал. Я снова вскочил на ноги, арабы были в пятидесяти ярдах от меня.
  
  Я видел их зубы, когда под ними взорвался весь скалистый уступ. Большой круг взрывающихся камней и пыли; со мной в безопасности в этом кругу, АХ! Ужасающая эффективность снова ошеломила меня. Я даже не видел наших агентов, которые взорвали этот выступ скалы, но видел лестницу. Я схватился за неё и стал подниматься, так как вертолет быстро набрал высоту и начал разворачиваться.
  
  Я забрался в кабину и лежал там, тяжело дыша. — Ну, N3, — сказал ровный гнусавый голос. — Ты действительно все испортил, не так ли?
  
  
  
  Глава 14
  
  
  Хоук лично, в твидовом пиджаке, в задней части вертолета.
  
  — Спасибо, — сказал я. "Как идут дела?"
  
  — Я в порядке, — сухо сказал он. «Проблема в том, как мы можем запустить дело с этого момента».
  
  Я сказал. - «Они ждали нас. Наемники. Они убили Дейдру».
  
  « Я сожалею о N15», — сказал старик.
  
  — Кто-то дал им чаевые, — сказал я. «Кто-то в правительстве Мозамбика или, возможно, Лиссабона».
  
  — Я тоже не вижу другого ответа, — признался Хоук. — Но разве вам нужно было убивать этого арабского принца? Весь ад вырвался на свободу.
  
  «Я не убивал его, но хотел бы».
  
  «Никакой проповеди, N3», — отрезал Хоук. Мне не нужен крестоносец. Убийство этого принца было ошибкой. Это ухудшило наши отношения с Лиссабоном».
  
  — Там любят работорговца?
  
  «Видимо, он был полезен, и им не нравится, что мы знаем о его деятельности, тем более, что он делился своей прибылью с колониальными чиновниками. Вы заставили их провести большую уборку и положить конец такой практике. Это их бесит в то время, когда они уязвимы для критики».
  
  — Отлично, — сказал я.
  
  «Не к нам. Повстанцы поднимут много шума по этому поводу. Возможно, Лиссабону действительно придется что-то с этим делать, стереть с лица земли всю колониальную машину, и это серьезно подорвет их симпатии к нам».
  
  — Что вам известно о полковнике Карлосе Листере?
  
  «Хороший солдат. На советской службе, но сейчас работает здесь на повстанцев. У него здесь лучшая армия, бьет всех, может быть, даже португальцев.
  
  — Могу я убить его?
  
  — Нет, — рявкнул на меня старик, свирепо глядя на меня. «Нам нужно, чтобы сбалансировать все здесь и обеспечить равновесие».
  
  «Он убил Дейдру, черт возьми».
  
  — Нет, — холодно сказал Хоук, пока вертолет летел низко над горами на север. «Он сделал свою работу. Мы убили ее, N3. Мы совершили ошибку, выдав свои планы.
  
  Я посмотрел на него. — Ты действительно в это веришь?
  
  — Нет, Ник, — спокойно сказал он. 'Я не верю этому . .. я знаю. И ты тоже это знаешь. Мы здесь не играем в детские игры.
  
  Мы здесь с будущим всего мира. Каждый человек сражается так, как должен, и делает то, что должен. Дейдра тоже это знала. А теперь лучше доложите, у нас мало времени.
  
  Я продолжал смотреть на него, пока вертолет отскакивал от восходящего потока в горах. Назовите это напряжением последних дней. Потому что я знал, что он прав, и он знал, что я это знаю. Мы оба солдаты на войне, вечной войне, которая не всегда видна, но всегда присутствует. Война на выживание. Если я убил полковника Листера, то только потому, что он был врагом, а не потому, что он убил Дейдру. И если позже выживание моей страны означало работу с полковником Листером, я бы так и сделал. Тогда Дейдра станет делом неуместного прошлого, и я знал это. Только иногда это было неприятно. †
  
  «N3?» — спокойно сказал Хоук. Ибо, несмотря на его эффективность и хладнокровие, смертельное мастерство в работе, он также человек.
  
  Я сообщил всё. Хоук записал все это на свой собственный магнитофон. В частности имена. Вы никогда не знаете, когда имя может быть жизненно важным, оружием, средством обмена, господством.
  
  «Хорошо», — сказал он, выключив диктофон, и вертолет сделал крутой разворот над горами на запад. «Ну, они все еще хотят, чтобы мы убили предателя для них. Они говорят, что у них есть новый план сделать это. Вы встретите человека, который расскажет вам все подробности. Кто-то из Лиссабона, Ник. Без имени, но он особенный, выше колониального губернатора.
  
  'Когда?'
  
  'Именно сейчас.'
  
  Я посмотрел вниз и увидел замок в горах. Это могло быть на Рейне или Тежу. Там я уже видел его раньше, копию замка высоко над Тежу на скалистом хребте, восходящего к средневековым временам Португалии. Построен каким-то колониальным бароном или завистливым бизнес-магнатом, у которого никогда не будет такого замка в Португалии. Его окружал высокий железный забор на скалистой вершине , и я увидел охранников в форме, смотрящих на вертолет.
  
  «Должно быть, это кто-то важный», — сказал я, глядя на антенну радара, которая медленно вращалась вокруг территории замка, и на реактивный истребитель, стоявший на взлетно-посадочной полосе за замком, взлетно-посадочной полосе, уходящей далеко в джунгли.
  
  'Он. Ты только поговоришь с ним и доложишь мне позже, — сказал Хоук. — Иди.
  
  Вертолет завис прямо над раскидистой лужайкой, вырезанной из скалистого горного хребта столетиями рабства черных. Я опустился. Меня тут же окружили солдаты. Они были вежливы, как хорошо обученные дипломаты, и быстры и энергичны, как коммандос. Я узнал клеймо на униформе: португальские инспекционные войска. Когда меня вели в замок, я увидел, как Ястреб летит к побережью. Мне не нужно было видеть крейсер или подводную лодку «Поларис», чтобы знать, куда он направляется.
  
  Коридоры в замке были прохладными, элегантными и тихими. Был воздух безмерного запустения, как будто замок был освобожден, и огромная сила ждала где-то в этих просторах. Солдаты повели меня по коридорам и через дверь в комнату наверху, которая теперь служила кабинетом. Потом они быстро вышли из комнаты, и я оказался лицом к лицу с невысоким мужчиной, который склонился над своим столом спиной ко мне. Он не двигался и, казалось, не знал, что я был в комнате.
  
  Я сказал. — Вы хотите поговорить со мной?
  
  Его спина напряглась. Но когда он осторожно положил перо и торжественно, почти величаво повернулся, то улыбнулся. Потом я узнал его. Лиссабон, должно быть, был очень обеспокоен возможным восстанием.
  
  'Г-н. Картер, — сказал он по-португальски, как будто любой другой язык был ниже его достоинства, — садитесь.
  
  Это не было ни приказом, ни просьбой. Он оказал мне честь. Мы также не всегда должны любить своих союзников. Я присел. Он сложил руки вместе, как государственный деятель из другого века, и медленно зашагал по комнате, говоря. Его глубокий голос, впечатляющий своей высотой, эхом разнесся по комнате. Было ясно, что я не должен прерывать, пока мне не будет предоставлена такая привилегия. Я должен был дать ему одну вещь: он сразу перешел к делу , без суеты.
  
  'Г-н. Картер, теперь у нас есть абсолютное доказательство того, что восстание запланировано через четыре дня. Это произойдет в тот момент, когда наш вероломный чиновник появится по телевидению, объявив о своем сотрудничестве и подняв мятеж среди наших войск. Он также призовет к восстанию в трех странах: Мозамбике, Свазиленде и Зулуленде. В этот момент все повстанческие силы кроме одной, начнут атаки на правительственные объекты в трех странах. В качестве парализующей прелюдии наемники полковника Листера нападут на наши отборные португальские войска в их казармах всего за два часа до того, как предатель раскроет себя.
  
  Он перестал ходить и посмотрел прямо на меня. «Это очень хороший план, и он может сработать, особенно если наемникам Листера удастся парализовать наше лучшее подразделение».
  
  — Но вы рассчитываете, что сможете отразить нападение? - Я сказал это, как раз в нужное время.
  
  Он кивнул и стал ждать.
  
  Я спросил. - " Какой у вас план?"
  
  «Сначала мы переведем наши отборные отряды из казарм в лагерь в шестидесяти пяти километрах от Имбамбы». Он улыбнулся и закурил сигару. — Тайно, конечно, ночью. И мы оставляем после себя фиктивную армию. Это никому не известно, кроме меня и офицеров».
  
  Я кивнул. Он начал ходить туда-сюда.
  
  «Во-вторых, мы предупредим Кейптаун и Мбабане».
  
  Это не требовало кивка.
  
  «В-третьих, убейте предателя до того, как он успеет заговорить». Он изучал свою сигару. «Нет призыва, нет бунта. Это ключ.
  
  — И это все еще моя работа?
  
  'Именно так.'
  
  «Теперь он знает, что АХ преследует его, и он покончил с собой, — сказал я. «Мы упустили его один раз, и на этот раз это будет сложнее».
  
  «Вы потерпели неудачу, потому что вас предали», — сказал он. — Этого больше не повторится, потому что только я знаю, что ты попытаешься снова. Вы упустили его, потому что ваши усилия зависели от того, чтобы выманить его из палатки и опознать.
  
  — Значит, мне больше не нужно его опознавать? — Вы знаете, кто это?
  
  — Нет, я этого не знаю.
  
  «Ну блин, как же мне быть. .. '
  
  — Очень просто, мистер. Картер. Мы знаем, что он один из трех мужчин. Вы убьете их всех.
  
  Иногда я даже чувствую себя немного грязным на работе и содрогаюсь, когда думаю о том, как ведется наша скрытая война. 'Всех троих? Чтобы обезвредить одного?
  
  «Чтобы убедиться, что предатель потерпит неудачу, чтобы избежать почти неизбежной бойни, все трое должны умереть. Мне жаль, что два верных человека будут убиты, но ты не знаешь лучший способ?
  
  «Найди его как нибудь. Должен быть способ.
  
  «Может быть, через несколько месяцев, несколько недель. Но у нас всего несколько дней. Он работает среди нас уже много лет, а у нас есть только дни.
  
  Мне больше нечего было сказать. Это было его правление. Насколько мне известно, по крайней мере один из невиновных чиновников, вероятно, был его другом. Насколько я знал, может быть, и предатель тоже. Я ждал. Даже он колебался еще мгновение. Затем он глубоко вздохнул.
  
  «Эти трое — генерал Мола да Силва, заместитель министра обороны, полковник Педро Андраде, военный секретарь нашего колониального губернатора, и сеньор Максимилиан Парма, помощник начальника внутренней безопасности».
  
  — Вы имеете в виду тайную полицию? Последний? Парма?
  
  'Боюсь, что так. Второй по чину.
  
  — Хорошо, — сказал я. 'Где их можно застать? И как?'
  
  Он тонко улыбнулся. — Как , я полагаю , это ваша работа, ваша специальность. Где, вы найдете это в этом документе. Это подробный список, в котором регулярно можно найти каждого из этих троих.
  
  Он дал мне этот список, докурил сигару и с беспокойством сказал: «Мой частный самолет доставит вас в Лоренсо Маркес, в секретный аэропорт, известный немногим в Лиссабоне. Вы получите оружие, которое хотите, и тогда вы сами по себе. Помни, если тебя схватят наши люди до того, как ты закончишь свою работу, я буду отрицать твое существование. У всех троих есть влиятельные связи в Лиссабоне.
  
  Это был нормальный ход дел. Должно быть, он нажал какую-то скрытую кнопку. Вошли солдаты; он вернулся к своему столу и перестал смотреть на меня. Солдаты вывели меня наружу.
  
  Меня запихнули в командирскую машину, которая как молния пронеслась по горе. В аэропорту меня жестко повели к самолету, и мы сразу взлетели. Уже темнело, когда мы приземлились в секретном аэропорту недалеко от столицы. Подразделение из пяти человек сопроводило меня в замаскированную хижину, где я должен был получить необходимое мне оружие. Когда меня оставили наедине с санитаром, я сбил его с ног, выскользнул в окно и исчез в темноте.
  
  В моей работе полезно изменить любое расписание, известное кому-то еще, кроме вас, как можно скорее. Я бы получил свое собственное оружие по-своему, в свое время. Теперь я был один, и никто не знал, когда я начал или где я был. Никто.
  
  Они даже не знали бы наверняка, выполняю ли я работу, если бы я действительно был на их стороне, а я хотел, чтобы это было именно так.
  
  Я вошел в город пешком, минуя наше консульство, и направился к определенному кафе в гавани. В тот момент, когда я вошел в кафе, я увидел одежду, манеры и запах местных португальских рыбаков . Я занял столик сзади, выглядел очень пьяным и стал ждать официанта.
  
  — Виски, — сказал я. — А женщину, да? Лулу, когда она здесь.
  
  Официант вытер стол. — Она знает вас, сеньор?
  
  «Как рыбы меня знают».
  
  «У нас есть только американский виски».
  
  «Если бренд хороший. Может Х.О.?
  
  «Лулу отнесет его в заднюю комнату».
  
  Он ушел. Я подождал две минуты, встал и пошел в заднюю комнату. Тень прижала пистолет к моей спине. — Назовите короля, которым вы восхищаетесь, — произнес голос.
  
  «Половина, чем черный».
  
  Пистолет исчез. "Что ты хочешь, N3?"
  
  «Прежде всего, свяжитесь с Хоуком».
  
  Официант прошел мимо меня, прижался к стене, и дверь открылась. Мы прошли сквозь стену, спустились по лестнице и оказались в тайной радиорубке.
  
  — Он на борту крейсера у побережья. Вот вам частота и телефонный номер.
  
  Я сделал записи и сел у радио. Официант оставил меня в покое. Я говорил наедине с Хоуком. Он пришел прямо к устройству. Я подробно рассказал ему о планах важного человека по подавлению мятежа и о моей работе.
  
  "Всех троих?" — сказал он холодным голосом. Он помолчал. — Я вижу, они серьезно настроены. Сможешь закончить вовремя?
  
  — Я попробую, — сказал я.
  
  'Сделай это. Я сообщу нашим людям об остальных планах.
  
  Он исчез, а я пошел искать официанта, чтобы тот доставил оружие, которое мне понадобится.
  
  
  
  Глава 15
  
  
  Один из трех мужчин был предателем. Но кто? Все трое должны были умереть, но порядок, в котором это произошло, был важен для меня. Если бы я сначала убил двух невинных, предатель был бы предупрежден и скрылся. Это была игра в рулетку, в которой не было никакой гарантии, что я выиграю.
  
  Я бросил монету сам с собой. Генерал проиграл. Слишком плохо для него.
  
  В моем списке указывалось, что генерал Мола да Силва обычно работал допоздна; вдовец шестидесяти лет, со взрослыми детьми в Португалии, без дурных привычек и пороков. Солдат в душе, который жил только своей работой. В качестве заместителя министра обороны Мозамбика да Силва был представителем армии и флота. Его работы были на виду, и это делало его легкой жертвой.
  
  Министерство обороны располагалось в похожем на крепость здании в Лоренго-Маркес. В восемь часов вечера я вошел в вооруженный зал в форме майора самого элитного полка Португалии. Свободно говоря по-португальски без акцента, я размахивал бумагами, показывая, что только что прибыл из Лиссабона с личным посланием генералу да Силве.
  
  Охрана была тщательной, но мне было все равно. Я просто хотел найти свою цель. Если бы он работал сверхурочно в своем офисе, я был готов убить его там, а затем благополучно уйти. Его не было в кабинете.
  
  — Простите , майор, — сказал капитан, назначавший встречи в своем кабинете. — Но сегодня вечером генерал да Силва произносит речь перед ассоциацией иностранных интересов. Его не будет здесь до утра.
  
  «Майор» просиял. «Отлично, это дает мне дополнительный день — и ночь - в вашем городе. Покажи мне правую полосу, хорошо? Вы понимаете, что я имею в виду… веселье и, э-э, компанию.
  
  Капитан ухмыльнулся. «Попробуй Мануэлос. Тебе понравится.'
  
  Для протокола: такси отвезло меня к Мануэло, и я ушел, уже не будучи майором, через черный ход. Как обычный бизнесмен, я на другом такси поехал на встречу ассоциации иностранных интересов, которая проходила в новом отеле на благодатном пляже.
  
  Заседание еще продолжалось, и генерал еще не говорил. Часовых не было. Колониальный заместитель министра не так важен. Но народу в зале было немного, и большинство из них, казалось, знали друг друга. Я проскользнул по коридору в раздевалку для персонала в задней части здания. Весь персонал, конечно, был черным, но дверь в задней части раздевалки вела за трибуну выступающего в конференц-зале. Я приоткрыл щель и стал смотреть. Огромные аплодисменты заполнили комнату, пока я смотрел. Я сделал это вовремя. Генерал встал и с улыбкой подошел к кафедре. Он был высокого роста для португальца, с блестящей лысиной, слишком толстым и широкой мошеннической улыбкой, которая никогда не касалась его глаз. Это были маленькие глаза, холодные и живые, быстрые глаза оппортуниста.
  
  Его речь представляла собой набор блестящих, пустых, пустых заявлений, и я недолго слушал. Он был в постоянном движении, освещая ряды знаков отличия. Я не видел телохранителей, но двое мужчин в глубине комнаты неотрывно наблюдали за публикой. Итак, частные телохранители. Виновный или невиновный в измене генерал да Силва имел основания полагать, что у него есть враги.
  
  Я тихо закрыл дверь и исчез из отеля. Машина генерала была припаркована на обочине перед отелем. Военный водитель спал впереди. Это сказало мне две вещи. Генерал пробудет тут недолго, иначе у водителя было бы время выпить или выполнить поручение и вернуться до конца встречи. Далее я узнал, что генерал намеревался покинуть собрание как можно скорее через главный вход.
  
  Доска объявлений в холле сообщила мне, что собрание закончится чуть меньше чем через час.
  
  Я пошел к гостинице в переулке, где снял комнату в качестве торговца религиозными предметами из Лиссабона. Оставшись один в своей комнате, я надел черный комбинезон поверх костюма. Я установил инфракрасный снайперский прицел на винтовку, взятую у охраны принца Вахби, и сунул ее во что-то, очень похожее на длинную сумку для карт. Когда позже проверили и связали оружие с арабами Вахби, было красиво. Я оставил свой чемодан, и меня было легко отследить до немецкого гражданина, который только что прибыл последним рейсом из Кейптауна, и убедился, что меня видели уезжающим в моем черном комбинезоне.
  
  В административном здании напротив гостиницы, где выступал генерал да Силва, было темно. Опять же, я убедился, что некоторые туристы и швейцар в вестибюле отеля видели меня в моем черном комбинезоне. Я взломал замок на задней двери офисного здания и поднялся на третий этаж. Там я оставил дверь на лестницу открытой, затем поднялся на верхний этаж и открыл дверь на крышу. Я снял комбинезон и оставил его на лестнице на крышу. Вернувшись на третий этаж, я взломал замок в приемной, закрыл за собой дверь, достал винтовку из сумки, усадил меня у окна и стал ждать. Где-то башенные часы пробили десять.
  
  Я поднял винтовку.
  
  Перед отелем водитель выскочил из машины генерала да Силвы и поспешил обойти ее, чтобы не закрывать заднюю дверь.
  
  Генерал торжественно вышел из вестибюля. Он шел впереди, также впереди двух своих телохранителей, как и подобало его важности. Водитель отдал честь.
  
  Генерал да Силва остановился, чтобы отдать честь, прежде чем сесть в машину.
  
  Я сделал один выстрел, бросил винтовку на месте, оставил окно открытым и был в коридоре до того, как раздались первые крики.
  
  Я спустился по лестнице на второй этаж. 'Вон там! Третий этаж. То открытое окно. Вызовите полицию. Задержите его.
  
  Быстро!'
  
  Я взломал замок в пустом офисе на втором этаже.
  
  — Он убил генерала. .. !
  
  'Третий этаж . .. ! Я повсюду слышал пронзительные полицейские свистки. .. сирены приближаются издалека.
  
  Я снял свой костюм, форма майора все еще была под ним.
  
  Ноги стучали по лестнице, направляясь на третий этаж, и стучали там по офису. — Вот оно - ружьё. Снайперский прицел. Я услышал сердитый, злой голос. — Он не мог уйти очень далеко. Идиоты. Должно быть, это был один из телохранителей, испугавшийся, что его шефа застрелили.
  
  В темном кабинете на втором этаже я стоял у окна. Пустой джип с визгом остановился. За ним последовали еще двое. Офицеры выбежали из гостиницы на улицу. Полицейские кричали. Полицейские и солдаты ворвались в офисное здание. Тяжелые шаги звучали в коридорах надо мной. 'На крышу! Торопитесь.' Они заметили открытую дверь на крышу. Через несколько мгновений черный комбинезон будет найден. Свидетели уже рассказывали им о человеке в комбинезоне и описывали меня десятью разными способами.
  
  Я прошел по коридору второго этажа, направился к лестнице и присоединился к потоку солдат и офицеров, направлявшихся к крыше. На крыше я уже командовал тремя полицейскими.
  
  «Этот комбинезон может отвлекать. Вы уже обыскали другие этажи здания?
  
  — Нет, майор, — сказал один из них. — Мы не думали. .. '
  
  — Подумайте об этом, — отрезал я. «Каждый из вас берет один этаж. Я возьму второй.
  
  Я пошел за ними, толкнул каждого на пустой этаж и сам вышел через парадную дверь. Я зарычал на солдат и офицеров на улице.
  
  — Разве вы не можете удержать гражданских?
  
  Я смотрел сердито на мгновение, а затем пошел прочь по хаотичной улице. Через несколько часов они успокоятся, выследят человека в комбинезоне до гостиницы в переулке, возможно, обнаружат происхождение винтовки, а через месяц или около того начнут искать кого-то вроде меня.
  
  Я остановился в переулке, где спрятал одежду, переоделся, выкинул форму майора в мусорное ведро и поджег. Затем я пошел в свой другой гостиничный номер и приготовился ко сну.
  
  Я не сразу заснул. Меня беспокоила не моя совесть. У меня были приказы, и никто не становится португальским генералом, не убив немного людей. Это была тревога и напряжение. Теперь они знали, что есть убийца, и примут меры предосторожности. У меня было очень мало времени.
  
  Убить следующих двоих будет непросто .
  
  Под ярким утренним солнцем я лежал на пригорке, разглядывая в бинокль особняк губернатора в пятистах метрах от меня. У полковника Педро Андраде в особняке были просторные апартаменты; за высокой стеной железные ворота, два часовых — один у ворот и один у входа в особняк — и часовые в парадных коридорах.
  
  То, что я ожидал, произошло. Полицейские машины, военные машины и гражданские лимузины приезжали и уезжали ровным, стремительным потоком. Все машины и грузовики останавливались у ворот. Всех, кто выходил, чтобы войти, останавливали и обыскивали у дверей особняка. Армейские парни выглядели разъяренными, полицейские мрачными, а горожане обеспокоенными .
  
  В одиннадцать часов лично явился мой очень важный человек. Даже его пришлось остановить, его обыскали и проверили документы. Они не рисковали, охранники были очень бдительными, формальными и нервными. И меры безопасности были чрезвычайно тщательными, чрезвычайно тщательными. Может быть, слишком тщательными. Я два часа лежал на холме и смотрел. Дважды в машине обнаруживали подозрительный предмет, и прибегал капитан военной полиции с отрядом солдат, чтобы держать машину под прицелом, пока капитан не проверил предмет и не сказал, что всё в порядке.
  
  Я подошел к главной дороге, которая проходила перед особняком. Я изучал дорогу. Она была врезана в склон холма и огибала его примерно в двадцати пяти метрах вокруг особняка губернатора на высоте стены.
  
  На дорогу выехал грузовик. Я вытащил автоматический пистолет, надел на него глушитель и, когда грузовик проехал мимо главных ворот и совсем близко от меня, прострелил одно из передних колес. Колесо лопнуло, и грузовик с визгом остановился. Капитан вышел через ворота со своим подразделением, и через несколько секунд грузовик был окружен.
  
  — Вы там, — рявкнул он на водителя. «Выйдите и положите руки на машину. Быстро.'
  
  Все охранники у главных ворот вышли и, встав на одно колено, помогли капитану прикрыть грузовик винтовками.
  
  Я скрылся среди деревьев и кустов.
  
  Штаб-квартира Национальной безопасности представляла собой мрачное здание почти без окон на невзрачном переулке в центре города Лоренцо-Маркес. Здесь было еще более оживленно, когда входили солдаты, полицейские и гражданские лица. Но тут снова вышли только милиционеры и солдаты. Полиция задержала подозреваемых для допроса и, возможно, прочесала город в поисках любого подозреваемого, любого известного повстанца, агитатора или политического оппонента.
  
  В моем списке было указано, что кабинет Максимилиана Пармы находился на втором этаже в глубине. Я обошел здание. Окон второго этажа сзади не было: примыкающее к нему здание было четырехэтажным. У заместителя начальника Службы внутренней безопасности был кабинет без окон.
  
  На окнах четвертого и пятого этажей были решетки. В качестве входа можно было использовать только окна верхнего этажа, а стена здания представляла собой сплошной кирпич без всякой опоры. Я наблюдал некоторое время и увидел, что часовой дважды выглядывает из-за края крыши, значит, крыша охраняется. Никто не мог привязать веревку, чтобы подняться или спуститься.
  
  Когда стемнело, я вернулся в кафе в гавани. Там я получил то, что хотел, и уже через час был на крыше здания за зданием Службы национальной безопасности. У меня была с собой специальная присоска, мой тонкий нейлоновый шнур, резиновый молоток и заначка ручек, которыми пользуются альпинисты. Я пошел работать. Я прикрепил присоску как можно выше к каменной стене в темноте, подтянулся на нейлоновом шнуре, который проходил через тяжелую металлическую проушину присоски, забил два штифта в цемент между кирпичами резиновым молотком. и, поставив ноги на колышки, теперь почти на уровне присоски, я ослабил присоску и поставил ее примерно на пять футов выше у стены.
  
  Я повторял эту процедуру снова и снова, взбираясь по стене с шагом в пять футов. Это была утомительная, медленная работа. Я потел ведрами в ту темную ночь. Стук резиновой киянкой по штифтам был почти бесшумным, но все же недостаточно тихим. В любой момент кто-нибудь, проходя мимо окна или заглядывая вниз через край крыши, мог услышать или увидеть меня. Я мог поскользнуться и удариться о стену. Штифт может оторваться и со звоном слететь вниз. Присоска может отпустить и заставить меня упасть.
  
  Но ничего этого не произошло. Мне повезло, и через два часа я был на высоте окон верхнего этажа, прицепившись к стене, как муха. Удача меня не подвела, и первое окно, которое я попробовал, не было закрыто. Через несколько секунд я уже был на этом тихом верхнем этаже, в небольшой кладовой. Я осторожно открыл дверь и выглянул. Коридор на верхнем этаже был пуст. Я шагнул в коридор.
  
  Я слышал шум снизу, стук и топот голосов и ног. Я был в здании, но не верил, что это мне сильно поможет убить Максимилиана Парму. Но, возможно, этого было достаточно, чтобы найти слабое уязвимое место в их мерах безопасности.
  
  Я глубоко вздохнул и пошел по узкой пожарной лестнице, ведущей в коридор пятого этажа. Солдаты загоняли подозреваемых в камеры. Полицейские в рубашках с рукавами мчались вперед с кипами бумаг под мышкой и пистолетами, болтающимися в кобурах на плечах или заткнутыми набок за пояс. Столпотворение, но целенаправленное и в любой момент меня могли обнаружить. В лучшем случае меня сочтут подозреваемым, а потом заберут вместе с остальными. В худшем случае...
  
  Я проскользнул обратно по лестнице, снял куртку, обнажив свой «люгер», взял список сведений о моих жертвах — единственный документ, который у меня был с собой, — и вышел. Я шагнул прямо в оживленный коридор, между солдатами, полицейскими и подозреваемыми. Никто не удостоил меня внимательного взгляда. У меня был пистолет, так что я не был подозреваемым, и у меня были документы, так что мне было что там искать. Упаковавшись вместе с полицейскими, солдатами и служащими, я поднялся на лифте на второй этаж. Здесь было меньше путаницы. Перед каждым кабинетом стояли посты охраны. Некоторые из них посмотрели на меня, когда я проходил - кто это, незнакомое лицо, - но ничего не сделали. В этом слабое место полицейского государства: дисциплина настолько жесткая и иерархическая, что люди почти не думают и не задают вопросов самостоятельно. Если вы нагло идёте и делаете вид, что вписываетесь, вас редко будут призывать к порядку, если только вы не совершите заметный промах.
  
  Сила полицейского государства заключается в том, что рутина настолько распространена, что вы легко можете совершить большую ошибку. Вы можете ошибаться каждую секунду, и с каждой секундой опасность возрастает.
  
  В кабинете Пармы была не одна комната, а две: это был номер-люкс. Часовые стояли у каждой двери. Войти сложно, выйти еще труднее. Я притворился, что изучаю свой список, не спуская глаз с дверей Пармы. Однажды я увидел его, невысокого темноволосого мужчину, лицом к лицу с каким-то несчастным ублюдком, которого держали на стуле, пока Парма на него кричал. Однажды я видел, как он разглагольствовал о высокопоставленных полицейских и солдатах вокруг него. А однажды я увидел его во второй комнате, осматривающего на длинном столе знакомые предметы: мою винтовку, портфель и черный комбинезон.
  
  Это дало мне идею для плана. Опасный план, но ограниченное время создает большие риски. Я вернулся в кафе тем же путем, которым пришел, заметая все следы. Я приготовил несколько вещей, которые мне были нужны, и пошел спать. Завтра будет напряженный день.
  
  
  
  Глава 16
  
  
  Я провел утро в своей комнате, готовя свое снаряжение. Это заняло у меня все утро. У меня была тонна оборудования для этой работы, и мне понадобится все это, если мой план увенчается успехом. У меня не было ни времени, ни возможности для второй попытки. Если бы это не сработало, я бы не стал зацикливаться на этом для второй попытки.
  
  Ближе к полудню я арендовал небольшой фургон и поехал к особняку губернатора. Я припарковал машину в подлеске и поднялся на холм, с которого накануне наблюдал. Там я устроился и стал ждать.
  
  Я пролежал там весь день в кустах и на солнце, а стервятники летали высоко надо мной и смотрели, как посетители входят и выходят из особняка губернатора. Я не мог курить, поэтому время от времени делал несколько глотков воды. Я продолжал ждать. Стервятники начали кружить ниже, неуверенные, так как я долго не двигался. К вечеру грифы стали садиться на верхние ветки акации неподалеку. А полковник Андраде вышел прогуляться в сады особняка. Стервятники продолжали наблюдать за мной. Я продолжал наблюдать за Андраде. Его походка избавила меня от проблем. Мне больше не нужно было убеждаться, что он в особняке.
  
  Полковник вернулся внутрь как раз в тот момент, когда оранжевое африканское солнце упало с его лица за холмы. Стервятники летали, когда я двигался. Я подождал еще полчаса, затем прошел по телефонной линии от особняка к столбу на дороге перед фасадом дома. Я взобрался на столб, подключил оборудование для прослушивания телефонных разговоров и позвонил в хозяйственный отдел особняка.
  
  — Уборка, — рявкнул голос по-португальски.
  
  Я использовал португальский с местным акцентом. «Извините, ваше превосходительство, но сегодня вечером необходимо проверить проводку в особняке на наличие нового трансформатора, который в будущем хотят установить мои начальники. Мы из электрической компании.
  
  «Хорошо, тогда убедитесь, что ваше начальство предоставит необходимые пропуска. Вы должны показать его у главных ворот, — сказал голос.
  
  «Мы сделаем, как вы говорите».
  
  Я отключился и набрал номер энергокомпании. «Это резиденция губернатора. Его Превосходительство желает, чтобы сегодня вечером кто-нибудь проверил электропроводку. Получите пропуск и убедитесь, что вы будете здесь ровно в девять часов вечера .
  
  — Естественно. Немедленно.'
  
  Пропуск будет выдан, горничная будет ожидать человека, электрическая компания пришлет человека, и несоответствие будет обнаружено позже.
  
  Я слез с шеста и вернулся в свой арендованный фургон. Уже совсем стемнело, пора начинать. Я не думал о последствиях неудачи или даже о ее возможности. Если это сделает Киллмастер или любой другой агент, он никогда не выполнит свое первое задание, по крайней мере, живым.
  
  Я вытащил новый комбинезон, свою снайперскую винтовку, большую сумку, форму электрика и тяжелый черный чемодан из фургона на главную дорогу. Я поставил его точно на то же место, где вчера остановился грузовик, переднее колесо которого я проколол. Я изучил особняк, чтобы убедиться, что у меня есть лучшее место. Это подходило.
  
  Здесь дорога шла примерно в восьми метрах от стены усадьбы, почти вровень с ее верхом. Берма спускалась от дороги к основанию стены. За стеной сам дом находился примерно в двадцати пяти ярдах от садов. Это было трехэтажное здание из белого камня с тяжелой скатной крышей из темного дерева.
  
  Личные покои губернатора находились в углу первого этажа, выходили окнами в сад и на стену, прямо напротив того места, где я ждал, свернувшись в темноте.
  
  Я приготовил свой черный комбинезон, оделся в униформу электрика и принялся за материал из черного портфеля. В нем было пятьдесят ярдов тонкой нейлоновой лески, сто ярдов более толстого нейлонового шнура, катушка, электрическое самоходное натяжное колесо с привязью и специальный разъем для моей снайперской винтовки. Когда черный комбинезон был готов, я надел на винтовку насадку и тщательно прицелился в крышу особняка примерно в пятидесяти ярдах от меня.
  
  Звук был не чем иным, как мягким шорохом в ночи. Черный зазубренный наконечник очертил плавную дугу по стене и саду, зарывшись в деревянную крышу дома. Проходя через большое ушко на конце стального острия, нейлоновая нить свисала невидимой дугой от того места, где я прятался, к крыше, где закрепилось острие.
  
  Я отцепил нить от крепления на своей винтовке, привязал один конец к более толстому нейлоновому шнуру, а другой конец закрепил на катушке и дал нитке намотаться. Нить аккуратно намоталась на катушку, потянув более тяжелый шнур через стену и сад на крышу, а затем обратно ко мне через ушко стального наконечника. Я ослабил тонкую проволоку и привязал оба конца толстого шнура к колышку, вбитому в землю у дороги.
  
  Теперь у меня была прочная веревка, ведущая от дороги через стену и сад к особняку. Я взял все свое снаряжение и спрятал его где-то на обочине дороги. Я пристегнул колесо сбруи к шнуру, а черный комбинезон, набитый содержимым большого мешка, застегнул в сбрую и встал.
  
  Затем я взял маленькую электронную панель управления и скользнул по главной дороге к месту, где я был очень близко к главным воротам. Благодаря посетителям ворота были открыты. Двое часовых стояли в караульной будке прямо внутри стен, а прямо перед входом был установлен блокпост.
  
  Я нажал кнопку на панели управления. Темным вечером мой набитый комбинезон начал двигаться по веревке; через дорогу, через стену и высоко в небе над садом, к крыше дома. Я напряженно ждал, готовый бежать.
  
  Ничего не произошло. Никто не видел, как «человек» взлетел через сад на крышу. Я подождал, пока не увидел, что манекен почти достиг крыши, затем нажал еще одну кнопку на панели. Это вызовет шум и панику.
  
  'Остановись! Там наверху! Внимание! Внимание! Атака!'
  
  Крики звучали громко и свирепо, тревожно и панически, в стенах справа от меня. Трое часовых у ворот все трое обернулись и мгновение смотрели туда.
  
  'Внимание! Тревога: красная тревога. Губернаторский номер!
  
  Трое часовых, настороженные и напряженные по приказу дополнительной охраны, побежали от ворот по тревоге.
  
  Я перебежал дорогу, перешагнул барьер и спокойно прошел двадцать пять ярдов подъездной дорожки к особняку. Никто не призывал меня остановиться.
  
  Справа от меня крышу особняка освещали прожекторы, кричали офицеры, солдаты вели предупредительные выстрелы, с края крыши летели осколки. Из дома выбежали солдаты, их подгоняли офицеры. Часовой у входной двери тоже исчез. Я вошел и прошел по тихим изящным коридорам. Часовые внутри тоже побежали по тревоге.
  
  Может быть, мне повезло. Слишком жесткая охрана всегда может стоить вам головы, она создает слишком большое нервное напряжение. Они были проинформированы об убийце в черном комбинезоне, а теперь у них был человек в черном комбинезоне, совершающий нападение на губернатора. Тревога по всем фронтам. Все хотели спасти губернатора.
  
  Я нашел нужный мне коридор, вошел в него и направился к двери комнаты полковника Педро Андраде. Его дверь открылась. Пока он еще одевался, он вышел. Через открытую дверь я увидел позади него женщину, которая тоже быстро одевалась. Полковник подошел прямо ко мне.
  
  'Это кто?' — спросил он командным тоном. 'Атака? Где?'
  
  Я сделал несколько шагов к нему, бормоча что-то о губернаторе. Стилет, который я привязал к руке в кафе, выпал из рукава. Я ударил его ножом в сердце, поймал, прежде чем он успел упасть, и отнес в маленькую нишу. Там я усадил его на скамью, спиной к двери. Я вернулся в коридор, нашел правильный коридор к губернатору и начал разбирать линию электропередач.
  
  Работая на коленях, я видел, как из своей свиты вышел губернатор и со всех сторон на него надвигались солдаты. Двое из них оттолкнули меня в сторону. Я стоял у стены и выглядел испуганным и растерянным, как и подобает рабочему.
  
  — Манекен? — сказал губернатор двум своим людям. «На чем-то вроде кресельного подъемника. Столько специального материала для манекена? Почему? Ты уверен?'
  
  «Манекен. Набитый какой-то толстой соломой. Мы нашли что-то подозрительное. .. '
  
  «Тогда это, должно быть, уловка», — воскликнул губернатор, оглядываясь по сторонам. 'Но почему? Никто не пытался меня убить, верно?
  
  Офицер кивнул. 'Список. Обыщите дом. Им потребовалось двадцать минут, чтобы найти тело полковника Педро Андраде. Губернатор поклялся вернуться в свои апартаменты.
  
  «Андраде! Убийца не мог выйти, не так ли?
  
  — Нет, сэр . Я уверен, что нет. Часовых у дверей немедленно отправили на свои посты.
  
  Я повернул голову, коридор превратился в сумасшедший дом, полный гневных голосов. Используя свой самый цивилизованный португальский, я воскликнул: «Мы должны арестовать здесь всех, даже офицеров».
  
  Я сомневаюсь, что губернатор или кто-то еще знает, кто это крикнул по сей день. В этот момент они не переставали удивляться, а сразу перехватывали крик. Я наблюдал, как хватали и арестовывали всех, кто не принадлежал непосредственно к аппарату или штабу губернатора, от разъяренного старого полковника до служанки и подруги убитого полковника Андраде.
  
  Они схватили меня через пять минут, когда заметили меня прямо у себя под носом. К этому времени пришел настоящий мужчина из электрокомпании со своим пропуском, и его тоже забрали. Нас затолкали в машину и увезли под охраной. Охранниками были люди из Службы национальной безопасности, как я и знал. Теперь остальное лежало на сеньоре Максимилиане Парме. Я надеялся, что он меня тоже не разочарует.
  
  На этот раз я вошел в здание национальной безопасности через парадную дверь. Нас отвели в комнату для допросов, раздели и обыскали. В особняке я избавился от стилета и наручного механизма. Кроме этого у меня не было с собой ничего в духе оружия или снаряжения. Я не хотел делать это слишком легко, слишком быстро или слишком уверенно для Пармы.
  
  Служба внутренней безопасности живет рутиной, как и все политические службы; но с полицией безопасности дело обстоит еще сильнее. Все должно было быть сделано по книге; опыт научил их, что что-то подобное работает лучше всего, и их темперамент заставляет их любить работать таким образом. Если бы подозреваемых было меньше, они могли бы просто проверить электроэнергетическую компанию, и они обнаружили бы, что меня там вообще не знают. И тогда это случилось бы со мной сразу .
  
  Вместо этого, поскольку допросов было очень много, нас всех подвергли одному и тому же пошаговому расследованию, в том числе нескольких крайне разгневанных офицеров, и проверили наши истории и алиби. Они осмотрели все, что у нас было с собой, отдельно. Все, что у меня было с собой, это немного наличных, ключи, бумажник, поддельные водительские права, поддельные семейные фотографии и небольшой предмет огромной важности. †
  
  «Кто такой Мануэль Кесада?»
  
  Это был худощавый мужчина с холодным лицом, все еще одетый в куртку, когда он стоял в дверях комнаты для допросов.
  
  Следователи вытянулись по стойке смирно и почти ползли перед хладнокровным мужчиной. Они нашли его!
  
  — Вон тот, сэр , — сказал следователь, указывая на меня.
  
  Худощавый начальник медленно обвел меня сверху донизу. Ему это нравилось, и легкая улыбка украшала его лицо. Он кивнул.
  
  "Ну давайте же."
  
  Солдаты толкнули меня туда. Мы вышли из комнаты, прошли по коридору, где все останавливались, чтобы посмотреть на меня, и поднялись по лестнице на второй этаж. Я держал лицо невозмутимым и в то же время настолько нервным, насколько мог. Это было не так уж сложно, я достаточно нервничал: адреналин сейчас бил через меня. Меня отвели в кабинет Максимилиана Пармы.
  
  Дверь закрылась за мной. Худощавый мужчина с холодными глазами стоял за небольшим письменным столом. В комнате было еще трое мужчин. Все полицейские, никаких солдат. Максимилиан Парма сидел за своим большим письменным столом, занятый какими-то бумагами. Он некоторое время не поднимал глаз. Очень старый трюк.
  
  'Так. -- сказал он, не глядя на меня, -- это г. Кесада, не так ли? Сотрудник электрокомпании.
  
  Я сглотнул. 'Да . .. сэр.
  
  -- Как, -- он поднял глаза, -- там никогда о вас не слышали?
  
  «Я меня. .. , — пробормотал я.
  
  Парма кивнул. Мужчина встал и сильно ударил меня по лицу. Я пошатнулся, но не упал. Парма посмотрел на меня. Он снова кивнул . Другой мужчина взял пистолет, приставил его к моей голове и нажал на курок. Курок только щелкнул.
  
  Никто не смеялся. Никто не говорил. Парма встал из-за стола и обошел его, направляясь ко мне. Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза. Его глаза были маленькими и глубоко посаженными.
  
  — Итак, — сказал он снова. «Мануэль Кесада, манекен, убийца. А обычный манекен и убийца? Нет! Человек, который знает, что его поймали, но едва вздрагивает от удара. Человек, который едва моргает, не вздрагивает и совсем не хнычет, когда ему приставляют пистолет. Не обычный убийца, вы так думаете?
  
  Я использовал свой португальский. — Я… я понимаю. ... но это не то.
  
  «Итак», казалось, это была коронная фраза Пармы. — Все еще португальский и все еще очень хороший. Очень хороший португальский, но местный диалект идеален. Все эти красивые вещи, и это только для отвлечения внимания. Очень умно и очень эффективно.
  
  «Мне приказали. Они дали мне . .. — сказал я по-португальски.
  
  'Они?' — сказала Парма. Он покачал головой, вернулся к столу, взял небольшой предмет и показал мне. 'Ты знаешь, что это? Мы нашли его с вашими ключами.
  
  Я положил его туда, чтобы его нашли: в двух местах. Это была сломанная половина амулета Знака Чаки, золотого спящего льва.
  
  «Я меня. .. ' Я снова запнулся. — Должно быть, кто-то положил его мне в карман, ваше превосходительство.
  
  — Ты думаешь, я не знаю, что это такое и что это значит? Что это мне говорит?
  
  Если бы он знал, он был бы не так эффективен, как я думал, и я бы приложил много усилий напрасно. Я тоже был бы мертв через час, если бы он не знал, на что я надеялся. Но я по-прежнему ничего не говорил.
  
  — Пошли, — сказал он.
  
  Меня провели во вторую комнату, где стоял длинный стол со всеми уликами. Парма был поваром, который любил сам проверять все продукты. Теперь рядом со всеми материалами по делу об убийстве генерала да Силвы на столе лежал мой черный манекен в комбинезоне. Если бы не это, я бы много работал впустую. Парма потянулась к толстой соломе, которой я набил комбинезон, и достал вторую половинку спящего льва. Он повернулся ко мне и показал его мне.
  
  — Их маленькая ошибка, — сказал он. А потом по-английски: «Но с тем, что я знаю, очень важная ошибка, не так ли?»
  
  Я посмотрел на него, а затем также использовал английский язык. Мы можем поговорить?'
  
  Аааа. Он почти просиял от радости, затем резко повернулся к своим людям. — Подожди в моем кабинете. Я вас позову. Никакого перерыва. Это ясно? Я хочу поговорить с этим человеком наедине».
  
  Они ушли и закрыли за собой дверь. Парма закурил. «Мы наконец встретимся, и все козыри будут в моих руках», — сказал он. Он облизнул губы, его глаза заблестели от перспективы, которую он увидел. «Киллмастер лично. N3 в моих руках, АХ в моих руках. Ты пойманный убийца, Картер, АХ придется вести с нами дорогостоящие переговоры. Конечно со мной.
  
  Я был прав: если он был всего лишь маленьким руководителем тайной полиции, он должен был знать, что N3 находится на его территории и, по-видимому, сотрудничает с зулусскими повстанцами. Однажды встревоженный, он также должен был знать мой способ работы. Поэтому, когда он нашел спящего льва, которого я поместил в свой манекен, он был поражен, а когда вторая половина оказалась с Мануэлем Кесадой, он был абсолютно уверен, что у него N3 из АХ . А также АХ был слишком важен, чтобы им занимался кто-либо, кроме него самого .
  
  — Ошибка, — вздохнул я. «Я определенно становлюсь слишком старым».
  
  «Ваша ситуация очень деликатная, — мягко сказал Парма.
  
  «Если у меня не осталось сомнений в том, что ты убийца. .. — он пожал плечами.
  
  — Можно сигарету? Он дал мне одну и дал мне прикурить. 'Начнем с того, что АХ на самом деле делает здесь? Я курил. — Ты же не веришь, что я буду говорить, не так ли?
  
  «Я думаю, что в какой-то момент мы даже разговорим вас», — сказал Парма.
  
  — Если ты проживешь достаточно долго, — сказал я.
  
  'Яд? Да ладно, вас полностью обыскали. .. '
  
  Я подошел к манекену и положил на него руку. Он прыгнул на меня с пистолетом в руке и яростно оттолкнул меня в сторону. Я споткнулся через всю комнату. Парма наклонился над манекеном, чтобы найти то, что, по его мнению, я спрятал внутри. Ему не понравилось.
  
  Он попытался повернуться, встал. Его лицо стало синим. Он задохнулся. Его глаза ужасно вылезли из орбит, и менее чем через пять секунд он упал замертво на землю.
  
  Я остался в дальнем углу комнаты. Газ, выпущенный, когда я бросил сигарету в жидкость, которой я пропитал соломинку, был самым смертоносным оружием, которое я знал. Один раз вдохнуть означало мгновенную смерть. Я сомневаюсь, что Парма когда-либо понял, что его убило, или даже то, что он умирал. Это произошло прежде, чем его разум успел что-либо сказать.
  
  Сотрудник полиции, который хотел бы сам изучить свои доказательства, непременно принёс бы манекен в свой кабинет. Определенно офицер, который лично занимается чем-то столь же важным, как АХ или N3 и хотел договориться. Я на это рассчитывал, и это сработало. Теперь мне оставалось только выбраться живым .
  
  
  
  Глава 17
  
  
  Это не должно быть так сложно.
  
  Когда он умер, Парма не издал ни звука. Его людям в другой комнате было строго приказано оставаться там, и они были хорошо дисциплинированы. Пройдёт много времени, прежде чем даже высший чин, вероятно, тот худощавый человек с холодными глазами, который привёз меня сюда, вспомнит, что нужно войти, когда ему велели не входить; или даже начал задаваться вопросом, не пошло ли что-то не так.
  
  Я не мог одеть одежду Пармы. Она была слишком мала для меня. Но вторая дверь в его кабинете вела в коридор, где был выставлен еще один часовой. К этому моменту весь офис должен был знать, что убийца пойман, что он принадлежит к тайной организации и что босс сейчас расправляется с ним. Все они получат почетное упоминание и, возможно, даже получат повышение; слухи обычно быстро распространяются в такой организации, как тайная полиция. Если повезет, бдительность ослабнет, и теперь все будут ухмыляться друг другу, попивая вино.
  
  Все это я обдумывал в те несколько секунд, что затаил дыхание, обыскал тело Пармы, взял его пистолет и пошел к двери, ведущей в коридор. Я открыл ее и сказал, подражая голосу Пармы через носовой платок: «Заходи сейчас же».
  
  Солдат поспешил внутрь. Опять та же слишком строгая дисциплина полицейского государства. Я закрыл дверь и почти тем же движением сбил его с ног. Он рухнул. Он был почти моего роста. Я бы все равно воспользовался его униформой, но эта удача избавляла меня от большого риска. Я раздел его, надел форму и вышел в коридор.
  
  Я быстро вышел, как будто у меня было важное поручение для Пармы. Охранник у другой двери увидел бы, как я вхожу, и не возражал бы, если бы я снова выскочил наружу. Он тоже едва поднял глаза; он весело беседовал с двумя другими часовыми, покинувшими свои посты в волнении ареста убийцы. Слухи здесь действительно пошли так быстро, как я ожидал.
  
  Высокопоставленным чиновникам, которые были с Пармой во время моего допроса, было приказано ждать в другом кабинете, и там они, вероятно, все еще ждали. Мне не нужно было беспокоиться о том, что кто-то из них заметит мое лицо. Я поспешил по шумным коридорам, спустился на нижний этаж и направился к входной двери.
  
  Часовой у главного входа с любопытством посмотрел на меня. Я жестом попросил выпить, и часовой усмехнулся. Потом я оказался на темной улице.
  
  Я избавился от формы в другом переулке, снова переоделся в спрятанную там одежду и вернулся в свою дешевую гостиницу. Там я собрал вещи, заплатил и прошел два квартала до третьей комнаты, которую снял. Я поднялся наверх и лег спать. Я хорошо спал, это был очень длинный день.
  
  Даже полицейские и армейские машины, которые всю ночь колесили по городу с ревущими сиренами, не мешали мне спать.
  
  Весь следующий день я просидел в своей комнате. Я смотрел телевизор и ждал своего контактного лица. Телевидение мало что говорило, кроме покушений. Паника охватила город; было объявлено военное положение, и территория оцеплена. В истерическом тоне правительство призвало к спокойствию. Теперь, когда лидера убили, все было под контролем. Так обычно и проходило.
  
  Через несколько недель, когда никто больше не будет убит и больше ничего не произойдет, правительство решит, что опасность миновала, и колония снова остепенится. Все поздравляли правительство, а правительство поздравляло себя с решительным действием, спасшим дело и победившим подлого убийцу. Лишь немногим людям, циникам, поэтам, писателям и нескольким репортерам, могло прийти в голову, что убийца мог только что закончить свою работу и уйти домой.
  
  Мой связной появился незадолго до обеда в образе армейского капитана с отрядом солдат. Он постучал в мою дверь и объявил о моем аресте. Я уже собирался взорвать их через дверь, когда капитан закричал: «Не сопротивляйтесь, сеньор. Ваш брат уже арестован. Твоя настоящая сила известна, побег невозможен.
  
  Ключевое слово было «брат».
  
  Я спросил. - "Какая моя реальная личность?"
  
  «Вы — сеньор Хальвдан Цварт, нанятый компанией Malmö Saw and AX » .
  
  Я открыл дверь. Капитан улыбнулся только один раз. Он приказал своим людям арестовать меня. Горожане выбежали на тротуар. Некоторые плевали на меня. Солдаты затолкнули меня в командирскую машину, сел капитан, и мы поехали.
  
  'Куда?' - спросил я.
  
  Капитан только пожал плечами. Я посмотрел на него. Что-то в нем мне не нравилось. Капитан не выказал ни любопытства, ни улыбок, ни вопросов. В нем было что-то мрачное, он был слишком насторожен. И он недостаточно смотрел на меня.
  
  Мы выехали из города в лиловых сумерках, в густую глушь на юге. Было уже темно, когда мы вошли во двор большой гасиенды в сельской местности. Солдаты стояли в тени вокруг нас. Также два вертолета, один из которых имел опознавательные знаки США. Я почувствовал себя лучше. Капитан провел меня внутрь. — Вы должны подождать здесь, мистер. Картер, — сказал капитан.
  
  Он оставил меня в покое. Теперь мне это совсем не понравилось. Я изучал большую гостиную, где стоял. В нем была как роскошная, так и деревенская обстановка, а также поместье очень богатого человека из старой семьи. Не африканское поместье, а португальское. Стулья и столы, картины и оружие на стенах — все это было перенесено прямо из средневековой Португалии.
  
  Солдат здесь не было, но в каждом окне я видел тени. Я чувствовал себя в ловушке. Но я сделал свою работу. Ничего не пошло не так. Или это было правильно? Я сделал свою работу, и я им больше не нужен?
  
  Я слишком много знал? Чтобы важный человек теперь хотел убедиться, что я ему больше не нужен? Это случилось раньше. И капитан это знал.
  
  Дверь в стене напротив меня открылась. В комнату вошел мужчина и огляделся так же пристально, как и я раньше: Ястреб.
  
  Он увидел меня. 'Ник? Что ты здесь делаешь?'
  
  — Разве ты не послал за мной? — отрезал я.
  
  Он нахмурился. — Да, я организовал контакт, чтобы вывезти вас из страны, но… ... этот "ордер" закрыт, не так ли?
  
  — Да, — сказал я. 'Но что?'
  
  «Я думал, тебя увезут обратно в Свазиленд», — сказал старик. «Министр сказал мне по телефону, что у него есть важное дело, которым нужно заняться со мной. Может быть, он хочет поблагодарить вас.
  
  — Возможно, — сказал я. — Но у всех окон охранники, и капитан знает мое настоящее имя.
  
  'Ваше имя!' Хоук выругался. «Черт, это противоречит всей сделке. Министр знает. .. '
  
  Еще одна дверь открылась. — Что я знаю, мистер Хоук?'
  
  Его низкий голос, столь внушительный для его маленького роста, эхом разнесся по комнате. Там он стоял, один из главных людей Португалии, наблюдая за Хоуком и мной. Хоук не испугался. Ястреба не запугает ни один человек в мире.
  
  «Что никто не должен знать имя N3 во время задания».
  
  — Но «задание» окончено, не так ли? сказал маленький человек. «Наши трое подозреваемых мертвы, очень профессионально г-н. Картер из АХ очень опытен.
  
  — Черт возьми, — взревел Ястреб, — переходи к делу. Вы звонили по важному деловому вопросу. Вы не сказали, что N3 будет здесь, что ваши люди приведут его сюда, используя код, который я дал контакту, чтобы помочь ему сбежать. Вы хотели, чтобы он уехал из Мозамбика как можно скорее. Тогда почему он все еще здесь?
  
  — Работа сделана, — медленно сказал я. Возможно, сейчас министр намерен скрыть свою причастность и он в АХ больше не нуждается.
  
  Хоук тонко рассмеялся. — Я бы не рекомендовал этого, господин секретарь.
  
  В его голосе звучала легкая угроза, но когда Хоук предупреждает, он обладает силой, АХ стоит за ним, и это никогда не бывает мягким. АХ может, в случае необходимости, уничтожить целую нацию. Министр должен был это знать, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Я начал чувствовать себя очень некомфортно. Какая...?
  
  «Работа сделана», — сказал министр. — Но было ли это действительно необходимо? Трое из наших ведущих деятелей мертвы, но мне интересно, был ли среди них на самом деле предатель.
  
  Тишина, как облако, повисла в роскошной гостиной, столь же смертоносная, как газовое облако, убившее Парму. Я взглянул на окна, за которыми виднелись тени часовых. Хоук просто посмотрел на министра, его лицо внезапно стало серьезным.
  
  "Что это значит?" — спросил старик.
  
  «Мы были убеждены, что повстанцы знали и могли делать все это только в том случае, если у них был лидер под началом одного из правительственных чиновников. Предатель. Мы знаем, что должен быть предатель, но, возможно, мы искали не в том месте.
  
  — Куда же вам тогда было надо смотреть? — мягко спросил Хоук.
  
  'Г-н. Картер вместе с нами убил лидера повстанцев, — сказал секретарь, глядя на меня. «Но восстание идет по плану. Мы слышали, что через несколько часов по подпольному телевидению выступит полковник Листер, чтобы объявить о его начале и призвать к бунтам и забастовкам среди негров. Мы слышали от наших соседей, что повстанцев не остановить и не победить, и что они могут осуществить свои планы без заметных проблем».
  
  Теперь он посмотрел на Хоука. «Прошлой ночью, как только я узнал о смерти Пармы, я приказал тайно перебросить наши отборные части из казарм в Имбамбу, в 60 километрах отсюда. Все по плану. Он посмотрел на нас обоих. «Ранним вечером наемники полковника Листера атаковали наши войска в Имбамбе. Он напал на их при прибытию, когда они были еще дезорганизованы и несформированы, и почти уничтожил их. В течение двух недель они будут бесполезны для нас. Полковник Листер ждал их!
  
  Хоук моргнул. Я мысленно посмотрел вперед. Как это было возможно. .. ?
  
  'Но . .. — Хоук начал хмуриться.
  
  «До того, как я отдал приказ, об этом передвижении войск знали только два человека», — сказал министр. «Я и г. Картер.
  
  — И я, — отрезал Хоук. «N3, конечно, доложил мне».
  
  — А потом ты. — сказал министр. Злость теперь была глубоко в его голосе. 'Я . .. и АХ, и я не сообщил им. Тогда я начал думать. Кто из всех причастных к этому имеет контакты с нами, а также с повстанцами? Кто работает на обе стороны? АХ! Если бы только один из наших чиновников был предателем, кто бы мог дать этим повстанцам всю имеющуюся у них информацию? Только один источник: АХ.'
  
  Министр щелкнул пальцами. Солдаты ворвались в комнату через все двери. Министр проревел: «Арестуйте их обоих».
  
  Я не стал ждать. Я не колебался ни секунды. Возможно, мое подсознание было готово к этому, готово с того момента, как я добрался до этой гасиенды. Я сбил двух солдат и нырнул в окно. Под стеклянным дождем я приземлился на солдата снаружи, перевернулся и вскочил на ноги. Я бросился через стену гасиенды.
  
  С другой стороны я вскочил на ноги и нырнул в темные джунгли.
  
  
  
  Глава 18
  
  
  Они пришли за мной. Я был менее чем в двадцати метрах от джунглей, когда вокруг моих ушей начали свистеть пули, срывая листья и ветки с деревьев. Я услышал низкий яростный голос министра, подстегивающего своих людей. Если бы он не был убежден заранее, мой бегство избавило его от сомнений. Но у меня не было шансов: он не стал бы слушать никаких объяснений , если бы они у меня были. Но у меня не было объяснения, и если я хотел найти его, я должен был быть свободен в этом. У меня было ощущение, что ответ лежит в лагере Листера.
  
  Земля вокруг гасиенды представляла собой смесь джунглей и саванны, и солдаты пытались использовать открытые луга, чтобы отрезать меня и запереть в более густых полосах джунглей. Я слышал их повсюду вокруг себя, а там, позади меня, в гасиенде, закашлял двигатель вертолета. Я видел, как он взлетел в ночь. И его прожекторы сканировали землю, пока он поворачивал в мою сторону. Министр вызовет дополнительные войска, полицию, всех, кого сможет. Он мог бы иметь в своем распоряжении всю полицию и армию Мозамбика, если бы захотел.
  
  Теперь за мной пойдут все, по обе стороны границы и здесь, по обе стороны конфликта. Я бы не стал помехой, а Хоук, мой единственный друг, теперь сам был заключенным. Они не причинят ему вреда; у него было слишком много силы для этого, но они удержат его и на данный момент АХ ограничен в действиях. Где-то я должен был найти ответ на то, что произошло и как это произошло. Я должен был найти полковника Листера. Время стало важным.
  
  Был только один быстрый способ, лучший способ в сложившихся обстоятельствах. Пожалуй, единственный способ спастись. Жестокий и неожиданный. Меня к этому готовили годами. Я вернулся в гасиенду.
  
  Солдаты и вертолет продолжали преследование в том направлении, в котором я бежал. Я проскользнул мимо них, как призрак. Но министр не был дураком. Он не упустил из виду возможность того, что я могу вернуться. Асиенда все еще кишела солдатами. Не открыто, но они повсюду прятались в тенях, ожидая моего движения.
  
  Но министр ошибся. Он ошибся. У него был Ястреб, и он знал важность Ястреба. Поэтому он ожидал, что я попытаюсь освободить Хоука. Охранники сосредоточились вокруг самого дома, опасаясь любых попыток снова проникнуть внутрь и освободить Хоука. Но я не думал попробовать это.
  
  Я шел вдоль стены, пока не нашел боковые ворота, взломал замок и проскользнул внутрь. Вертолет армии США все еще оставался на том же месте. Это был вертолет, который привез Хоука на встречу. Пилот, вероятно, застрял где-то в доме, но, к счастью, он мне не понадобился. Только один человек охранял вертолет. Я сбил его с ног одним метким ударом, оставил там, где он упал, и прыгнул в кабину. Я завел двигатель и взлетел до того, как солдаты поняли, что происходит.
  
  Я взлетел так быстро, как только мог лететь вертолет. Несколько пуль попали в корпус и шасси, но ни одна не попала в меня. Я пролетел наискось по большому кругу и без огней исчез в ночи. Я повернул к океану, чтобы избежать португальского вертолета. Оттуда я повернул на юг к мангровым болотам и деревне полковника Листера.
  
  Я приземлился на тот же выступ на краю болота, где меня поймали люди принца Вахби. В темноте я снова пробрался через болото к деревне наемников. Я не видел и не слышал никаких патрулей и обнаружил, что внешнее кольцо часовых почти безлюдно. В самой деревне еще было несколько часовых, а избы были заняты спящими женщинами.
  
  В хижине я нашел спящую Индулу и зулусскую женщину в шелковом плаще, которых встретил в деревне повстанцев в ущелье. Она должна быть женой Листера. Хижина явно была хижиной Листера, больше остальных и с его полевым офисом, но самого полковника там не было, как и его оружия.
  
  Где он был? Где были наемники?
  
  Я не стал будить Индулу, чтобы спросить. Что бы ни произошло между нами в комнате в крепости Вахби, теперь она, конечно, думала, что я враг, и у меня не было возможности доказать, что это не так. Я не был ее врагом и фактически не был врагом зулусов. Но мое назначение не означало для них никакой помощи на данный момент.
  
  Я дал ей уснуть и проскользнул обратно в болото. Там, во внешнем кольце часовых, сидел человек, дремлющий над ручным пулеметом. Он был невысоким и жилистым, с чертами лица индейца и перевязанной рукой. Может этот южноамериканец и остался в деревне, потому что был ранен.
  
  Он проснулся от сна с ножом у горла.
  
  'Где они?' — прошипел я по-испански.
  
  Он посмотрел вверх и стряхнул сон со своих глаз. 'Кто?'
  
  — Дыши тихо, без звука, — прошептала я, прижимая нож к его горлу. — Где Листер?
  
  Его глаза закатились в орбитах: «Имбамба. Атака.'
  
  «Это было рано прошлой ночью. Они уже должны вернуться.
  
  Он выглядел обеспокоенным. Он слишком много знал. Или он боялся того, что знал ?
  
  «Они уже должны вернуться, чтобы завтра отправиться на юг», — сказал я. «Юг за границей восстания».
  
  Теперь ему было очень страшно. Я слишком много знал. Если бы я знал так много... кто еще знал... каковы были шансы на успех... на деньгах. ..награды ? Он был наемником. Южная Америка была далеко, и он знал, где лежала его первая верность. В чем она заключается для большинства людей: верность себе. Он тяжело сглотнул.
  
  — Они уже в пути, сэр .
  
  'Куда?'
  
  — На север, примерно в десяти милях отсюда. Железная дорога из Свазиленда в Лоренцо-Маркес.
  
  'Север? Но . .. '
  
  Железная дорога? Единственная железная дорога от Свазиленда до моря?
  
  От моря до Лоренцо Маркеса? Жизненно важное и стратегическое значение и . .. Я начал подозревать. Север!
  
  Я сбил наемника с ног. Я уже убил достаточно более или менее невинных людей, и на данный момент с меня достаточно. Север!
  
  Вот где восстали бы борцы за свободу Мозамбика, да. Но весь план предусматривал взрыв в приграничных районах, сосредоточенный взрыв с участием наемников Листера в качестве главной силы для отражения наступающих с севера португальцев и наступающих с запада регулярных южноафриканских войск. Если бы Листер и его огневая мощь двинулись на север, подальше от границы, это оставило бы зулусов, повстанцев Свази и основные силы мозамбикских негров в одиночку противостоять регулярным силам Южной Африки и Свазиленда.
  
  Или, что еще хуже, если бы португальские войска могли беспрепятственно двигаться на юг со стороны наемников Листера — Листера на севере и португальских колониальных войск на юге, — у зулусов и других черных повстанцев не было бы шансов. Это будет настоящая кровавая баня.
  
  Мои подозрения усилились. Карлос Листер работал на русских и собирался бросить здесь повстанцев на растерзание львам. Пока они умирали, пытаясь напасть на португальские и свазилендские войска, Листер продвигался на север и захватывал Мозамбик. Внезапно я точно это узнал.
  
  Я должен был предупредить зулусов и других негров, которым приходилось сражаться с современными армейскими войсками с ассегаями и старыми ружьями. Но как я заставил их поверить мне? Как?
  
  Я связал наемника и пробрался обратно в пустую деревню наемников. Вернулся к хижине, где спали Индула и зулусская женщина, любовница Листера. Я молча вошел в хижину, склонился над Индулой и поцеловал ее раз, другой, потом зажал ей рот рукой.
  
  Она проснулась вздрогнув. Она попыталась пошевелиться, но я остановил ее, прикрыв ей рот. Ее глаза дико закатились и разозлились, когда она посмотрела на меня.
  
  — Индула, — прошептал я. — Ты думаешь, что я твой враг, но это не так. Я не могу объяснить всего этого, но у меня было задание, и теперь оно закончилось. Теперь у меня есть возможность сделать кое-что другое: спасти тебя и твой народ.
  
  Она боролась, сердито глядя на меня.
  
  — Слушай, — прошипел я. — Сейчас не время, слышишь? Листер всех нас обманул . Тебя и меня. Он использовал ваших людей, а затем предает их. Я должен остановить его, а ты должен предупредить своих людей. Где Дамбуламанзи?
  
  Она покачала головой и попыталась укусить меня за руку, ее глаза дико блестели.
  
  'Послушай меня. Наемники продвигаются на север. Ты понимаешь? На север !
  
  Она успокоилась и теперь смотрела на меня с сомнением в глазах. Я увидел сомнение: север и воспоминание о том, что произошло между нами в той комнате.
  
  «Я признаю, что меня послали сделать что-то против вас, это было политически. Но теперь я с вами, это тоже политика, но гораздо больше. Теперь я делаю то, что хочу: пытаюсь остановить Листера.
  
  Она смотрела на меня неподвижно. Я воспользовался своим шансом, убрал руку от ее рта и отпустил ее. Она вскочила и уставилась на меня. Но она не кричала.
  
  'На север?' она сказала. — Нет, ты лжешь.
  
  — Ты должна предупредить своих людей. Найди Дамбуламанзи и скажи ему. Я не пойду с тобой.
  
  — Как я могу тебе верить, Ник?
  
  «Потому что ты знаешь меня и потому что ты доверяла мне раньше».
  
  'Доверять? Белому человеку?
  
  — Белый человек, да. Но не враг. У меня есть своя работа, и я ее сделал. Но теперь эта работа сделана, и я с вами.
  
  — Я … — она замялась.
  
  Внезапно я услышал движение и быстро обернулся. Пожилая зулусская женщина, жена Листера, проснулась и села в своем шелковом платье с золотой пряжкой, сиявшей в тусклом свете.
  
  — Он лжет, Индула. Это белый шпион. Он пришел сюда, чтобы убить нашего лидера и остановить восстание. Он работает на португальцев.
  
  Я кивнул. — Меня для этого послали. Но сейчас все по-другому. Я не верю, что тайный португальский лидер когда-либо существовал. Вы когда-нибудь видели его, Индула? Нет, Листер — единственный белый лидер, и он использует Метку Чаки в своих интересах».
  
  — Не слушай его! — воскликнула женщина. Теперь она говорила по-английски без акцента.
  
  Индула посмотрела на женщину, потом на меня, и я увидел, как на ее лице растет сомнение. Возможно, сейчас она вспомнила о других, незначительных сомнениях из прошлого.
  
  — Шибена, — медленно сказала она, — твой английский теперь стал очень хорош. Где ты этому научилась?
  
  — Я обучена лучше, чем ты думаешь, — грубо сказала пожилая женщина. — За наше дело. Этот мужчина . .. '
  
  — Это жена Листера, — сказал я. — Ты слушаешь жену Листера, Индулу?
  
  Индула, казалось, думала о вещах, которые помнила. — Откуда ты, Шибена? Мы когда-нибудь знали вас до того, как полковник Листер появился здесь? Вы пришли к нам как его заместитель. Перед ним была зулуска, поэтому мы доверяли ей, но...
  
  Шибена принялся за дело. Быстрая, отработанная атака. Длинный нож в темной руке, мускулы блестят под черной кожей. Это было нападение на меня. Она среагировала так быстро и так хорошо, что, если бы Индула не действовала, она бы меня точно убила. Она защитила меня рефлексом. Потому что мы любили друг друга? Что бы это ни было, Индула действовала спонтанно и встала на пути Шибены. Шибена отбросила ее в сторону быстрым взмахом свободной руки, и Индулу отбросило в сторону, как перышко. Но этого было достаточно. Кинжал едва не попал мне в сердце, и у меня кольнуло в боку. Я быстро сделал выпад и ударил Шибену по кончику челюсти. Она упала, как поверженный бык. Я бил так сильно, как только мог.
  
  Я схватил Индулу за руку. 'Пойдем со мной.'
  
  Она больше не сопротивлялась и пошла со мной из палатки по почти безлюдному лагерю. Мы притормозили, и я предупредил ее, чтобы она молчала. Мы проскользнули сквозь кольцо часовых на посту, где все еще был связан сбитый с ног наемник. Он не пытался усложнить нам жизнь. Возможно, радовался тому, что он лежит связанный и больше не мешает нам.
  
  Мы подошли к вертолету. В темноте я поднялся с выступа скалы и повернул машину на север. Индула все время смотрела на меня обеспокоенно, еще не совсем убедившись во мне. Я должен был найти наемников.
  
  Я нашел их. Они были на севере, как сказал мужчина. Тихий лагерь без костров, вдоль железной дороги из Свазиленда в Лоренцо-Маркес, в сорока километрах к северу от того места, где они должны были быть, и всего в нескольких часах от того места, где они должны были быть в сорока километрах с другой стороны деревни.
  
  — Сегодня до полудня они не преодолели и пятьдесят миль, — сказал я. — Убежден ?
  
  Индула посмотрела вниз. «На это может быть причина».
  
  — Хорошо, — сказал я. "Давай выясним."
  
  
  
  Глава 19
  
  
  Серый рассвет приветствовал нас, когда мы приземлились на небольшом открытом пространстве примерно в миле к югу от наемников. Джунгли здесь превратились в низкий кустарник и саванну. Было тихо, дикие звери попрятались. Люди возмутили .
  
  Мы осторожно направились к железной дороге, и маленькие убежища наемников выстроились друг за другом. Они были в полной боевой готовности. Патрули в поле внимательно охраняют территорию. Похоже, полковник Листер не хотел, чтобы кто-нибудь обнаружил их, пока он не закончит. С проходящего поезда никто не смог бы уловить никаких следов солдат. Пробраться в лагерь будет не так-то просто. Я увидел палатку Листера почти посередине, безопасную и хорошо охраняемую. Я видел что-то еще, или что-то не видел.
  
  Я спросил. - «Где Дамбуламанзи и другие негры?» Индуле было не по себе. — Может быть, они в дозоре?
  
  — Возможно, — сказал я.
  
  Мы обошли внешнее кольцо часовых. Хотя я не мог найти для себя безопасный путь в лагерь, Индула смогла просто войти.
  
  «Если я прав, ты можешь войти, но не выйти», — сказал я ей.
  
  "Если бы я могла добраться до Листера и встретиться с ним лицом к лицу, этого было бы достаточно , - сказала она. - Но ты, они бы взяли тебя ... "
  
  В тишине сломалась ветка. Я столкнул Индулу плашмя на землю, стараясь как можно лучше прикрыться. Еще одна ветка сломалась, и на краю джунглей появилась бесформенная коричневая фигура, остановившаяся, чтобы посмотреть на кусты и саванну. Араб. Один из людей мертвого принца Вахби! Что он должен был здесь делать? Я сразу выкинул эту проблему из головы. Пока это не имело значения. Халил аль-Мансур, вероятно, присматривал за наемниками для своих португальских «друзей». Но это был мой шанс.
  
  Я скользнул к нему. Он никогда не узнал, что с ним случилось. Я накинул ему на шею петлю и задушил. Я быстро раздел его и надел его коричневый бурнус и черную куфию , вымазал лицо землей и натянул куфию на лицо и подбородок.
  
  «В случае с тобой, — сказал я Индуле, — они могли бы удивиться. Но вы и араб вместе можете это сделать. Пойдем.'
  
  Мы тихо, но непринужденно пошли к лагерю. Первый часовой окликнул нас. Индула представилась и сказала мужчине, что араб хочет видеть полковника Листера. Я держал руку на пистолете с глушителем под мантией . Я напрягся.
  
  Охранник кивнул. 'Продолжайте путь. Полковник в своей палатке. Индула мгновение смотрела на меня. Я сохранял бесстрастное выражение лица. Часовой не удивился , увидев араба. Казалось, его больше беспокоит присутствие здесь Индулы. Сомнение исчезло из ее глаз.
  
  Мы прошли прямо через скрытый лагерь. Наемники в зеленом с любопытством посмотрели на нас. но ничего против нас не сделали. Нас пропустили двое часовых, предварительно спросив у Индулы, что она здесь делает, почему ее нет в деревне.
  
  — У нас есть важное сообщение для полковника, — сказала она. Я заговорил по-арабски. «Сообщение от Шибены. Она посылает меня к полковнику Листеру».
  
  Индула перевела это, а затем спросила: «Где Дамбуламанзи?»
  
  — На задании, — сказал часовой.
  
  Он пропустил нас. Потом я увидел немца, майора Курца. Он стоял перед палаткой полковника Листера и смотрел прямо на нас. Я спрятал свое лицо, насколько мог. Мы пошли дальше. Курц встретил нас перед палаткой Листера. Он уставился на меня, затем внезапно повернулся к Индуле.
  
  — Почему ты здесь, женщина? — огрызнулся он на суахили. — Кто сказал вам, что мы здесь?
  
  Это был вздор, опасный вопрос. Индула не дрогнула. — Шибена, — спокойно сказала она. — У нее важное сообщение для полковника.
  
  'Ах, да?' — сказал Курц. Все его внимание было приковано к девушке. Ему было наплевать на молчаливого араба. «Шибена не отправил бы сообщение без пароля. Что это?'
  
  «Она не дала мне пароль». — сказала Индула. Нужны ли союзникам пароли? Вы знаете зулу, мятежницу и дочь вождя, майор Курц?
  
  Костлявый немец сузил глаза. «Возможно, нет, но я хочу услышать это сообщение. Да ладно вам обоим.
  
  В толстой руке у него был «люгер». Он указал нам на палатку, которая стояла рядом с палаткой полковника Листера. Мы вошли, и я напряг мышцы, чтобы наброситься на него. Это было рискованно, если он поднимет шум, нам конец, и мы никогда больше не выберемся из лагеря живыми. Но у меня было. †
  
  Внезапно на другом конце лагеря возникло замешательство. Курц обернулся. Я не мог видеть, что это было, но это был мой шанс быстро схватить это. Я пошевелился. Он отошел и крикнул часовому.
  
  «Охраняй тех двоих в палатке и держи их там, пока я не вернусь».
  
  Он зашагал навстречу суматохе. Часовой подошел к проему, подтолкнул нас своей винтовкой к задней стене и закрыл полог палатки. Его тень указывала на то, что он внимательно смотрит на равнину. — Ник, — сказала Индула, — если Курц попросит сообщение, что мы можем ему сказать?
  
  — Теперь ты убеждена?
  
  Она посмотрела в другую сторону. — Странно, что Курц мне не доверяет. Еще более странно, что у Шибены был пароль . «Курца не удивило, что Шибена знала, что они здесь, на севере».
  
  — Она солгала, — сказал я.
  
  — Но на это могла быть причина, — сказала Индула. Трудно потерять веру, когда твои мечты о свободе превращаются в дым. Она хотела верить Листеру и Шибене, женщине из своего народа.
  
  Я сказал. - «Дамбуламанзи должен быть здесь.Он твой связной, и он должен быть рядом с Листером».
  
  — Да, но…
  
  Ей нужно было какое-то окончательное доказательство. Палатка полковника Листера была единственным местом, где мы могли получить то, что ей было нужно.
  
  Курц обыскал нас не в спешке. Я схватил нож и сделал надрез в задней стенке палатки. За палаткой Листера стоял часовой. Кроме того, внешнее кольцо часовых было прямо под железнодорожной насыпью. Они стояли на страже и смотрели только на железнодорожные пути. Слева стояли двое других часовых и, казалось, наблюдали за чем-то в дальнем конце лагеря, вдали от железнодорожных путей.
  
  «Сзади стоит охранник, который обязательно нас увидит», — сказал я Индуле. — Есть большая вероятность, что Курц с ним не разговаривал. Я проделаю отверстие в задней части палатки, а ты выйдешь наружу и поговоришь с этим часовым. Он обязательно узнает вас. Отвлеките его как-нибудь, что бы вы ни придумали, и заставьте его смотреть в другую сторону.
  
  Она кивнула. Аккуратно разрезаю заднюю стенку. Часовой этого не видел. Индула выскользнула и небрежно подошла к часовому. Он был хорошим часовым, он заметил ее, как только она подошла к нему. Он прицелился в нее, затем медленно опустил винтовку. Он улыбнулся. К тому же повезло, это был молодой человек, которому наверняка нужна была девушка.
  
  Я ждал.
  
  Она подошла к молодому часовому, испанцу, судя по всему, молодому партизану на службе у великого полковника Листера. Они говорили друг с другом, и Индула, несмотря на свою молодость, уже довольно давно была партизанкой. Она увидела то же, что и я: он хотел женщину. Теперь она стояла очень близко к нему. Я видел, как он напрягся. Для часового было противно всем правилам и обучению подпускать кого-то так близко. Она успокоила его, и я увидел, как она выгнула спину, чтобы приблизить грудь почти к его лицу. Обнаженную грудь она имела, как женщина-зулуска. Он облизнул губы, поставил винтовку на землю, держа ее одной рукой.
  
  Она развернула его, и я увидел, как она осматривается, чтобы убедиться, что другие охранники не смотрят. Затем она кивнула.
  
  Я вылез через отверстие и быстро пошел к часовому. Услышав меня, он быстро повернулся и попытался поднять винтовку. Его глаза внезапно расширились, а затем остекленели. Я поймал его, прежде чем он успел упасть. В руке у Индулы был маленький острый кинжал. Она точно знала, куда ударить кого-то.
  
  Я быстро огляделся. Ни один из засевших наемников не посмотрел в нашу сторону. Двое часовых впереди были слишком заняты поисками в другом месте. Я отнес мертвого часового к задней части палатки Листера. Это была двойная палатка со спальной зоной сзади, но мне пришлось рискнуть. Я прорубил заднюю стенку, и мы внесли мертвого часового внутрь.
  
  Единственной мебелью была спартанская койка полковника, сундук и брезентовый стул. В остальном спальная зона была пуста. Кладем мертвого часового под кровать. В передней части тоже ничего не двигалось. Я заглянул в щель и увидел, что Листер работает в одиночестве за своим полевым столом. При нем были пистолет, нож, патронташ и плечевые лямки рюкзака. Он был готов немедленно уйти. Его блокнот с полевыми записями стоял слева от его стола с открытой крышкой. Я кивнул Индуле. У нас должны были быть эти записи. Она выжидающе посмотрела на меня. Я мог бы убить этого полковника на месте и надеяться выбраться живым, но если я убью его до того, как у меня будут доказательства, Индула ни за что мне не поверит.
  
  — Слушай, — прошептал я. — Придется подождать, пока он покинет палатку. Или пока мы его как-нибудь не вытащим. Возможно . .. '
  
  Я не закончил фразу. Перед этим Листер встал, и Курц вошел в палатку. Он не выглядел расслабленным.
  
  — Гость, полковник, — сказал немец.
  
  Полотно палатки было отодвинуто, и Халил аль-Мансур вошел, согнувшись, в палатку, выпрямил спину и, улыбаясь, подошел к полковнику.
  
  — Очень приятно, полковник, — сказал он по-английски.
  
  Листер кивнул. «Мои соболезнования, аль Мансур. Смерть принца была потрясением для всех нас.
  
  Листер также говорил по-английски. Вероятно, это был единственный язык, который у них был общий. Халил аль-Мансур сел с улыбкой. Между двумя мужчинами было сильное сходство; оба выглядели как матерые волки, вращающиеся вокруг друг друга. Аль-Мансур продолжал улыбаться.
  
  «Шок, но, к счастью, не непоправимая трагедия», — сказал араб. — Твои планы идут хорошо?
  
  — Отлично, — сказал Листер. — У тебя есть планы, аль-Мансур?
  
  — Как и у всех мужчин, — сказал Халил. «Принц проделал большую работу, забрав у вас беспокойных черных повстанцев, которые пришли к вам за помощью и поддержкой. Вы казались другом, человеком, который помогал беженцам, а потом без суеты избавлялся от них.
  
  «Принц поступил мудро, продав их в рабство, — сказал Листер. — Выбор черных молодых людей, сильных и вспыльчивых. Его богатым клиентам это нравилось. Мое влияние на вождей облегчало порабощение других женщин. Так вы сможете помогать друг другу.
  
  Я посмотрел на Индулу. Ее темное лицо стало почти серым. В ее глазах горела ненависть. Теперь она знала, как попала в плен к людям принца Вахби, когда думала, что находится в «безопасности» в лагере Листера. Листер передал всех негров, которых он предположительно спас, Вахби, чтобы тот продал их в рабство, чтобы они случайно не обнаружили, что Листер был в пути.
  
  Она посмотрела на меня и кивнула: теперь она мне поверила. В другой части палатки Халил снова заговорил.
  
  — Взаимная выгода, — сказал араб. — Есть ли причина, по которой это не должно быть продолжено со мной вместо принца?
  
  «Никакой причины, — согласился Листер. «Если ты сможешь сохранить его место, аль Мансур».
  
  — Его место и его обещания, — сказал Халил. «Наша поддержка вам в Лоренцо Маркесе, Мбабане и Кейптауне в обмен на ваше согласие на наши, ну, в общем, деловые отношения».
  
  «Нужна ли мне твоя поддержка в этих местах, аль Мансур?»
  
  Халил снова улыбнулся. — Ну же, полковник. Я знаю твои планы. В то время как отсутствие вашей поддержки сокрушит повстанцев зулусов и свази, поскольку португальские колониальные силы продвигаются на юг, вы наносите удар здесь, на севере. Вы хотите попытаться захватить власть.
  
  «Фронт освобождения Мозамбика захватывает эту власть», — сказал полковник. «Порядок будет восстановлен из хаоса».
  
  «Хаос, который вы сами создаете, бросая повстанцев, заставляя южноафриканцев заниматься в Зулуленде и сбивая с толку и уничтожая португальские войска повстанцами. Резня, которой вы собираетесь положить конец, призвав своих черных сотрудников.
  
  Глаза полковника Листера загорелись. «Мы станем всей силой фронта освобождения Мозамбика. Мир будет взывать к прекращению кровопролития. Тогда мы будем единственной силой, способной навести порядок. Мы проведем переговоры с Лиссабоном, а затем возьмем власть: свободная нация, но в наших руках». Он посмотрел на Халила. «Да, поддержка Кейптауна, Лиссабона, Родезии и даже Свазиленда может помочь. Ты можешь сохранить свой "бизнес", Халил. Небольшая цена за силу.
  
  «Вы берете власть для русских. Вы уверены, что они согласятся?
  
  — Согласны, — огрызнулся на него полковник Листер. «Я беру власть в Мозамбике для себя, для нас. Деньги и власть, это богатая страна».
  
  Халил рассмеялся. — Я вижу, что мы оба светские люди. Мы поладим, полковник.
  
  — И я, — сказал Курц, — все мы. Высокий пост, золото, вилла, слуги, за что еще можно бороться?
  
  Теперь все они смеялись, улыбаясь друг другу, как стервятники на сухой ветке.
  
  Шепот Индулы был почти слишком громким. «Мы должны убить их».
  
  — Нет, — прошептал я. «Сначала мы должны спасти ваших людей. Они будут уничтожены. Если я немного понимаю Листера, то он сделает больше, чем просто будет держаться в стороне. Он выдаст ваши планы и предупредит Южную Африку. Мы должны спасти ваших людей и остановить Листера.
  
  «Но как мы можем в одиночку. .. '
  
  — Кажется, я вижу выход, — мягко сказал я. 'Шанс. Возможно, Халил и его люди дадут нам возможность, и мы должны воспользоваться ею сейчас же. Делай, что я говорю. Ты берешь Халила. Без звука. Именно сейчас!'
  
  Мы добрались до передней части палатки. В мгновение ока Индула приставила свой кинжал к горлу Халила, прежде чем он успел подняться со стула даже на дюйм.
  
  Я приставил пистолет с глушителем к голове Листера и прошипел Курцу:
  
  — Ничего не делай, слышишь! Ни единого звука!
  
  Они не двигались. Испуганные глаза посмотрели на Индулу и уставились на меня в моем коричневом бурнусе. Кем я был? Я не представился, но думаю, что Курц видел, кто я такой. Он побледнел. Я был Киллмастером, я имел в виду то, что сказал.
  
  — Мы все сейчас уходим, — мягко сказал я. «Курц впереди с Индулой. Вы будете мертвы прежде, чем узнаете об этом, сержант, так что мне лучше остерегаться ее ножа. Полковник и Халил последуют за мной, как того требует добрый арабский обычай. Улыбайтесь, говорите и помните, что мы ничего не потеряем, убив вас, если нас обнаружат. Убедитесь, что нас не остановят.
  
  Они кивнули, и я кивнул Индуле. Девушка пошла первой с Курцем, ее нож воткнулся в то место на его спине, где он мог умереть от первого же удара. Я последовал за Халилом и Листером. Мы медленно шли через центр лагеря; Полковник и Халил болтают и улыбаются, а арабский последователь Халила идет позади. Если кто-нибудь из часовых или других наемников вспомнит, что Халил вошел в палатку без одного из своих людей, он все равно не станет об этом спрашивать. Почему он должен? Полковник не волновался, и Курц шел впереди с улыбающейся зулусской девушкой, которую они все знали.
  
  Пока Курц, Листер и Халил не набрались храбрости или глупости, все было очень просто. Они не поняли, поэтому стало легче. Мы миновали внешнее кольцо часовых и прошли через опушку джунглей. Прямо перед нами был травянистый холм. Я заставил их всех подойти чуть ниже вершины, позволил им остановиться, а затем незаметно посмотрел на них,
  
  На солнце ярдах в пятидесяти я увидел несколько ожидающих Халила арабов. Чуть дальше какое-то движение в кустах сообщило, что там были остальные люди покойного принца Вахби.
  
  Я обернулся и увидел, что кольцо наемников притихло метрах в ста от меня. Несколько наемников небрежно взглянули на своего командира и его лейтенанта. Конференция высокого уровня с Халилом. Какого солдата волновали такие вещи? Им бы сказали, что делать, поэтому они расслабились.
  
  Это было бы отвлечено. Я глубоко вздохнул и указал на Индулу. Я дал ей «люгер» из кобуры Курца.
  
  — Охранняй Листера и Курца, — сказал я шепотом. «И если они двинут пальцем, вы стреляете в них».
  
  Она кивнула. Я взял Халила за руку, с пистолетом за спиной, и пошел с ним на вершину холма. Когда я был уверен, что его люди видели, как он стоит там, я снял глушитель, дважды выстрелил ему в спину и начал кричать по-арабски.
  
  «Они убили Халила аль-Мансура. Наемники. Они убили нашего лидера. Атака! Атака! Аллах иль Аллах. Атака!'
  
  Я быстро повернулся и скрылся из виду. Я слышал арабов и черных солдат вахбитов. Полковник Листер и Курц стояли, охваченные ужасом.
  
  На краю лагеря все наемники уже были на ногах, и офицеры бросились вперед, чтобы посмотреть. Слева арабы уже ругались.
  
  — Стреляйте в них, — крикнул я Индуле.
  
  Она застрелила Курца, а затем направила пистолет на Листера. Полковник был чуть быстрее и нырнул в укрытие в небольшой лощине за скалой. Выстрел Индулы промахнулся...
  
  Наемники кричали: «Арабы! Они расстреляли майора Курца и полковника. Тревога! Тревога!'
  
  На пяти языках приказы носились взад и вперед вдоль рядов солдат. Пулеметы начали греметь. Взорвались гранаты. Арабы бросились вперед, используя укрытие. Они нашли Халила.
  
  Я крикнул Индуле. - 'Оставить его. Пойдем со мной!'
  
  Справа от нас джунгли были еще чисты. Теперь Листер никак не мог изменить ситуацию. Он мог только заставить их разозлиться. Он победит, но наемники будут изрядно потрепаны, а я приготовил для них еще больше.
  
  Мы бежали через джунгли, груди Индулы вздымались, как свободные птицы. Я хотел заполучить ее, но знал, что еще слишком много нужно сделать. Мы прибыли к вертолету, когда арабы и наемники позади нас вступили в ожесточенный бой.
  
  Мы взлетели без единого выстрела и повернули на юг. Я настроил радио на частоту португальской армии. Я представился и рассказал план полковника Листера и сказал им не идти на юг, а прямо на полковника Листера. Я использовал имя министра и продолжал повторять сообщение, пока мы не пересекли границу Зулуленда. Я опустил вертолет возле деревни в овраге, где раньше был с Индулой.
  
  — Предупредите людей, — сказал я, когда она вышла. 'Скажи это! Они поверят вам. Отправьте курьеров и задержите своих людей. Прости, но придет другой день.
  
  Она кивнула. Ее глаза были влажными и сияющими. 'Ник?' Я улыбнулся. Прибежал Соломон Ндейл и его люди. Когда я повернул на север, я увидел, как она разговаривает с ними. Они помчались обратно в деревню, и я увидел, как гонцы рассыпались веером во всех направлениях. Мы сделали это. Восстание будет остановлено. Не будет резни. Свобода для зулусов должна прийти позже. Но она придет, и они все еще будут жить, чтобы принять и использовать свободу.
  
  Я снова включил радио и начал повторять свое сообщение португальцам. Без восстания перепуганная банда наемников не могла сравниться с португальскими войсками. Мозамбик тоже должен был дождаться своей свободы, но даже португальцы были лучше, чем горькая свобода полковника Листера.
  
  Я продолжил свое предупреждение, сообщая о плане Листера. Раздался голос.
  
  — Мы вас услышали, — сказал низкий голос, который я сразу узнал. «Наши войска уже в пути. На этот раз они не убегут от нас.
  
  — Это уже лучше, — сказал я. — А как насчет Хоука, секретарь?
  
  «Он свободен».
  
  «Вокруг их деревни тоже», — сказал я, затем назвал ее местоположение.
  
  — Спасибо, — сказал голос министра. Он колебался. «Я должен принести вам свои извинения, сэр. Картер. Но я все еще удивляюсь.
  
  — Позже, — коротко сказал я, выключая радио.
  
  Это было окончено. Восстание было остановлено, бойня предотвращена, а наемники на время выведены из строя. Но это еще не совсем конец. У меня осталась незаконченная работа.
  
  
  
  Глава 20
  
  
  Мягко я шагнул сквозь тени болота. Был только полдень, и в болотах вокруг деревни наемников царила тишина. Все они исчезли. Посты для часовых пусты и безлюдны. Сообщение стало известно здесь.
  
  Я остановился на краю села. Даже женщины исчезли, все до единого. Ничто не шевелилось под полуденным солнцем. Несколько тел негров и наемников лежали разбросанными, как будто произошла ссора, как будто были сведены личные счеты, прежде чем наемники бежали в те безопасные убежища, до которых они могли добраться. Они окажутся в безопасности. В этом мире всегда находился кто-то, кто хотел нанять людей; мужчин, которые были готовы сражаться без вопросов.
  
  Стервятники кружили над деревней. Некоторые были на деревьях на опушке, но никто не упал на землю. Здесь еще кто-то был ещё жив. Или в этой деревне еще кто-то остался жив. Я вытащил свой автоматический пистолет и медленно пошел между тихими хижинами под палящим солнцем, просачивающимся сквозь деревья.
  
  Если бы я был прав, полковник Карлос Листер не остался бы со своими людьми в тот момент, когда понял, что его игра окончена. У него было радио, так что он должен знать. К этому времени португальские колониальные войска окружили его людей. Железная дорога позволит легко добраться до места, где они сражались с арабами. Листер ушел бы, как только увидел войска, если бы не сбежал раньше, когда узнал, что я сбегу, чтобы все предать гласности.
  
  Вопрос только в том, сбежит ли он сам, на джипе или командном автомобиле, или даже на вертолете, если он его где-то спрятал, что меня не удивило бы. Или он возьмет с собой группу своих людей? Теперь, когда Курц был мертв, я не верил, что он был с кем-то еще. Убегать от своих гораздо опаснее для группы, чем для человека в одиночку. Никогда не знаешь, вдруг те доверенные люди, которых ты привел с собой в пыл битвы, вдруг сочтут тебя трусом, когда ты убегаешь.
  
  Нет, полковник Листер сам был солдатом и улизнул бы, только если бы смог. Он был верен только себе и своему будущему работодателю, который нуждался в нем и мог его использовать. Особенно, если он приготовил путь к отступлению, план побега на всякий случай, что, безусловно, было.
  
  План побега и средства: деньги, заработок, важные бумаги, которые можно продать или использовать для шантажа. У него должно быть какое-то сокровище, и где же, как не здесь, в этой деревне, наверное, на попечении его жены. Вот почему я был здесь. Если бы Листер не вернулся сюда, я бы встретил его где-нибудь еще в какой-то момент, но я ожидал, что он придет сюда, и теперь стервятники сказали мне, что в деревне есть кто-то живой.
  
  Я осторожно ходил между избами, прислушиваясь к малейшему звуку: ломающейся ветке, скрипу двери или стены, взводу курка ружья или пистолета, звуку вынимаемого из ножен ножа... Я ничего не слышал, кроме нескольких выстрелов вдалеке. Это должны были быть наемники, которых сейчас поймали португальские войска. Впрочем наемники недолго сражаются, если битва проиграна. Они исчезают, как исчезли в этой деревне.
  
  Я слышал стрельбу вдалеке и рев самолетов далеко и близко. Самолеты, летевшие высоко над деревней, и самолеты, летевшие на юг, за границу. Это должны были быть южноафриканцы, которые теперь, как я надеялся, не попали ни в одну цель. Но у меня была цель.
  
  Я добрался до хижины Листера и увидел Дамбуламанзи. Высокий зулус лежал в пыли в штаб-квартире Листера. Он был мертв, ранен в голову. Мне не нужно было подходить ближе. Его мертвая рука сжимала копьё. Он погиб, сражаясь с кем-то, и ассегай в его руке напомнил мне о моменте, когда он отрубил голову Дейдре Кэбот. Мне не было жаль видеть этого мертвого зулуса в пыли.
  
  Я посмотрел на его тело, когда услышал тихое пение. Глубокое меланхоличное пение. Оно исходило из хижины Листера. Я осторожно вошел, согнувшись, но держа автомат перед собой обеими руками. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел их.
  
  Это была большая хижина, разделенная на две части свисающими шкурами. В одной комнате был пустой соломенный матрас, в другой — письменный стол и несколько стульев. Зулусская женщина, Шибена, сидела на одном из стульев. Ее шелковый халат был почти сорван с ее тела и весь в крови. В ее густых африканских волосах тоже была кровь. Медленно, словно раненая, она раскачивалась взад-вперед. Песня вырвалась из ее горла.
  
  Полковник Карлос Листер лежал над своим столом. Его голова свисала с одного конца, ноги в сапогах — с другого. Он был мертв. У него перерезано горло. У него было еще две раны на теле, как если бы он был заколот до того, как ему перерезали горло, чтобы закончить работу.
  
  Я подошел ближе. — Шибена?
  
  Медленно покачиваясь взад-вперед, она продолжала петь, ее глаза отвернулись, чтобы показать белизну.
  
  — Шибена? Что случилось?'
  
  Ее тело сделало плавное движение, пока она качалась. Под распущенными волосами ее овал лица был меньше, чем я себе представлял, слишком маленьким для ее широкого носа. Она была почти голая, ее платье лишь болталось на нитке вокруг ее бедер. Ее плечи были широкими и мягкими, а груди полны темно-розовых сосков. У нее не было жира на мускулистых бедрах и стройных боках, живот был почти плоским. Женщина. Что-то шевельнулось во мне.
  
  "Я должна была сделать это." — сказала она вдруг по-английски, чистый английский без акцента, который удивил Индулу.
  
  — Ты убила его? Листера?
  
  — Он пришел сюда, когда убежал из боя. Ее белые глаза расширились и уставились на меня. «Он бежал от своего народа. Он пришел за мной, за своими деньгами и документами. У него должны быть деньги и документы. Он сказал, что я тоже должна быть у него. Я должна была пойти с ним.
  
  Она разрезала унылый воздух каюты свирепым жестом руки, снова уничтожив полковника Карлоса Листера, возможно, снова убив. Стирая его из своей нужды, своей любви, своей постели и своей жизни. И убив его.
  
  «У него была машина, деньги, оружие. Он хотел меня. Она энергично замотала головой. «Я не молода. Я женщина. Я любила его. Но всю свою жизнь я работал для своего народа, жила на чужбине, чтобы получить образование для своего народа. Я не могла предать его.
  
  Она посмотрела вверх, злая и гордая. «Он предал мой народ. Ты был прав, белый человек. Он сказал мне. Он сказал мне. Все его планы, все его мечты стать лидером Мозамбика, его переговоры с белыми, чтобы править здесь. Он сказал, что почти преуспел, но добьется успеха в другой день. На крови моего народа. Так что я ударила его ножом.
  
  Она встала и посмотрела на мертвеца. «Я ударила его ножом, а затем перерезала ему горло. Я позволил его крови пролиться на африканскую землю, на землю, которую он хотел пролить африканскую кровь».
  
  — Он убил Дамбуламанзи?
  
  Она кивнула. — Да, Дамбуламанзи ждал его здесь. Я не знал этого. Но Карлос... Полковник. .. убил его. Он застрелил Дамбуламанзи, человека, который хотел сражаться только за свободу своего народа».
  
  Ее груди подпрыгивали вверх и вниз в гневе из-за жестокого конфликта внутри нее. Внезапно я увидел ее черные глаза на моем лице. Почти голодные глаза. Ее груди, казалось, вздымались и расступались одновременно, расступаясь, чтобы обнять мир. Она посмотрела на меня и посмотрела на свое, почти обнаженное тело. Смерть, насилие, кровь и ненависть временами имеют странный эффект. Любовь и ненависть рядом, жизнь и смерть, жадность и насилие. Я чувствовал это в ней, неприкрытое желание.
  
  Чувствовала ли она то же самое во мне?
  
  — Ты… ты. .. уничтожил его, — сказала она. 'Ты сделал это. Индула сказала мне.
  
  Я чувствовал ее близость к своим пальцам ног. Мой голос звучал хрипло. — Что тебе сказала Индула?
  
  'Что.' ее улыбка была слабой, - «Ты был мужчиной».
  
  'Здесь?' — спросил я, глядя на Листера, свесившего голову со стола. 'С ним?'
  
  «Вот, только из-за него».
  
  Она избавилась от последних клочков своего шелкового халата, позволила ему упасть на лодыжки, а затем вышла обнаженной. Я смотрел на ее пухлое тело, женственные бедра, выпуклый бугорок Венеры и треугольник черных волос на ее черной коже.
  
  Я посмотрел, сглотнул, но ненадолго. Она подошла ко мне и притянула к себе мои губы. Я чувствовал ее язык, горячий и острый, как нож, в животе. Я забыл полковника Листера, поднял ее, отнес в спальню и положил на солому. Она закрыла глаза и открыла мне руки и ноги.
  
  Я не помню, как выбрался из ботинок или штанов. Не помню, чтобы я лежал рядом с ней. Я не помню, как скользнул в нее, как мальчишка, впервые взявший женщину, полный, тяжелый и почти пульсирующий от боли. Я помню ее стоны , ее поцелуи, ее ноги, сомкнувшиеся вокруг меня, и ее бедра, которые продолжали отрываться от соломы, чтобы я глубже погрузился в нее.
  
  Мы лежали бок о бок, и я коснулся ее тела в том месте, где венерин холмик внизу живота поднимался под клиновидными черными волосами. Она вздохнула рядом со мной, снова закрыла глаза, как бы засыпая; ее левая рука погладила меня по боку и моей груди, и вдруг ее правая рука взлетела вверх и направилась в направлении моей груди.
  
  Я схватил ее за запястье обеими руками, действуя в ту же долю секунды, что и она, удерживая запястье руки, в которой она держала нож, подальше от меня. Длинный, острый как бритва кинжал, который она вытащила из соломы кровати, вероятно, тот самый, которым она убила Карлоса Листера. Я извивался, изо всех сил перебрасывал ее на себя и тем же движением выдергивал кинжал из ее руки.
  
  Я услышал хруст, когда ее запястье сломалось. Кинжал упал на землю, и она ударилась о стену избы. В одно мгновение она снова встала на ноги, перевернувшись в тот момент, когда упала на землю. Я выхватил из штанов свой автоматический пистолет, который уронил на пол возле кровати, и направил на нее оружие, держа его обеими руками.
  
  Она остановилась. Ее трясло не от страха или гнева, а от попытки устоять на месте. Все ее тело было напряжено, чтобы броситься на меня. Ее лицо было непостижимым от боли.
  
  Я спросил. - 'Почему?'
  
  Она ничего не сказала. Она просто смотрела на меня.
  
  — Дейдра, — сказал я. 'Почему? Почему ты это сделала?'
  
  Она по-прежнему ничего не говорила. Она стояла там настороженно.
  
  Я сказал. - "Шрам. — Этот шрам со знаком вопроса на твоем животе, Дейдра. Я видел это, когда ты уронила одежду. Вы скрыли другие шрамы, идеальная маскировка: волосы, нос, черный пигмент, который не линяет. Вы, должно быть, использовали его в течение многих лет. Но я знал шрам, не так ли? Я слишком хорошо знаю твое тело . Почему, Дейдра?
  
  — Шрам, — сказала Дейдра Кэбот. — Да, я уже боялась этого шрама. Вот почему я не была полностью голой, когда ты пришел сюда. Я надеялась, что в тусклом свете, из-за смерти Карлоса и из-за страсти ты пропустишь шрам и дашь мне достаточно времени, чтобы… .. — Она пожала плечами. «Женщины, — подумал я, — это слабость Ника. Если он достаточно горяч, он не увидит этот шрам, и на этот раз я у него выиграю. На этот раз все было серьезно, не так ли, Ник? Я должна был убить тебя, не так ли?
  
  Я кивнул. — Я бы все равно рано или поздно об этом догадался. Никто, кроме португальского министра, Хоука и меня, не знал об этой переброске войск в Имбамбу. Тем не менее, Листер знал. Единственным способом было прослушивание моего доклада Хоуку, и только агент AX мог его прослушивать. Агент AX, работавший с Карлосом Листером. И это мог быть только один агент AX: ты, Дейдра Кэбот, N15, та, которая годами была близка к повстанцам. Но вы не работали с повстанцами, вы работали на Листера. И ты играла в эту инсценированную казнь, чтобы заставить меня совершить ошибку.
  
  «Сильные световые и теневые эффекты», — сказала Дейдре. «Зеркала. Один из людей Листера когда-то был фокусником. Зулусская женщина была убита, чтобы у нас было тело, чтобы накормить крокодилов. И вокруг было много мужчин, готовых обменять ее на меня во время казни. Это сработало, но ты был слишком хорош, не так ли, Ник? То, как ты использовал мое тело, чтобы убежать от крокодилов. Карлос был в ярости, но меня это не удивило. Я была рада, что была «мертва» , когда ты сбежал.
  
  — Это была ты все это время, — сказал я. «Предателя не было вовсе. Все это пришло от тебя, в АХ: вся португальская информация. Вы знали, что не было чиновника, который сообщил бы о деньгах, так что вы должны были позволить Листеру остановить меня. Я полагаю, вы с Листером хотели получить эти деньги . Почему, Дейдра?
  
  «Сила, Ник. И деньги. Всю свою жизнь, мою и Карлоса, мы работали на благое дело, рисковали своими жизнями, но зря. Если бы мы захватили власть здесь, у нас была бы реальная власть и настоящее богатство, а не только грязная работа за других. Весь мир коррумпирован. Посмотрите, что вы только что сделали. Нет никакой морали. Всё это грязь. Я хотела иметь власть для себя, когда все, что мы могли получить, это грязь. У меня почти это было. .. '
  
  — Почти, — сказал я. 'Не совсем.'
  
  — Нет, — сказала она, глядя на меня. — Ты видел шрам, когда я уронила мантию. Ты видел это раньше. .. И все же ты взял меня. .. '
  
  — Ты была должна мне вторую ночь, — сказал я.
  
  "Ты знал. И все же ты спал со мной.
  
  «Мне нравятся женщины».
  
  — Нет, — сказала она. Она нашла брюки полковника Листера и надела их. Затем одну из его рубашек и застегнула ее. «Я любила Карлоса, но убила его. Сбежать; он слишком хорошо меня знал. Ты любишь меня, Ник. Ты можешь меня убить?
  
  Я натянул штаны. - «Не бросай мне вызов, Дейдра».
  
  Прежде чем я успел пошевелиться, держа рубашку в одной руке, она подбежала к двери. Я поднял автоматический пистолет и прицелился. Мои взгляды были на ее спине. Я прицелился. я.. . .. она ушла.
  
  Я остановился.
  
  Снаружи раздался выстрел. Выстрел. А потом еще один. Я выбежал из хижины.
  
  Там, стоял Хоук в солнечном свете. В руке у него был пистолет. Дейдра лежала на земле. Португальские солдаты ворвались в деревню. Хоук посмотрел на меня.
  
  'Я был здесь. Я слышал большую часть этого разговора, — сказал он своим ровным гнусавым голосом. — Я не стрелял из пистолета пятнадцать лет. Но она не могла свободно разгуливать или предстать перед судом. Ей не дал бы этого АХ, идем поговорим, ладно?
  
  — Я так не думаю, — сказал я.
  
  Хоук отбросил пистолет и повернулся.
  
  
  
  Глава 21
  
  
  Я попросил Хоука уладить все это с португальцами, со всеми другими правительствами, а также с мятежниками, если он сможет. Вероятно, он эксперт в этом, а повстанцам нужна любая помощь, которую они могут получить, даже от организации, которая, как они знают, имеет связи с другой стороной. Он отвел меня к самолету, который должен был унести меня от Лоренцо Маркеса.
  
  «В Зулуленде сейчас тихо, — сказал он. «Как и везде . Они все еще ловят наемников Листера, по крайней мере, они могут их найти. Работорговцы тоже в бегах. Некому взять верх, и рабы вырываются на свободу. Я сделаю отчет ООН об этой работорговле, может быть, это положит ей конец».
  
  — Не рассчитывай на это, — сказал я. «Нет этому конца, пока есть шейхи, промышленные боссы и лидеры пиратов с деньгами и вожди в бедных деревнях, которые любят свою маленькую власть и слишком много девушек и вспыльчивых молодых людей вокруг».
  
  — У тебя мрачное представление о человечестве, Ник.
  
  «Нет, только к тому, что считается свободным предпринимательством в большей части этого мира», — сказал я. «Если кто-то хочет что-то купить, всегда найдется тот, кто сможет это продать. Один араб однажды сказал мне это.
  
  «Мертвый араб. Министр хочет, чтобы я поздравил вас со всем. Хотя он говорит, что суть в том, что он потерял трех сотрудников ни за что и что дома разверзнется ад».
  
  — Он позаботится об этом. Политики и генералы рискуют, когда берутся за работу. В следующий раз будь более уверен в цели.
  
  — Разве не было бы чудесно, если бы мы могли этого не делать? — сказал Хоук. Он посмотрел на самолеты. — Она не могла этого вынести, Ник. Наша работа.
  
  Это достало ее. Иногда у нас есть такой агент, который начинает думать, что все это не имеет значения, а затем берет все, до чего может дотянуться. Это риск, на который мы должны пойти.
  
  — Конечно, — сказал я.
  
  — Она сошла с ума, Ник. Подумай об этом. Начала видеть нашу силу как свою собственную , и забыла, почему у нее есть эта сила.
  
  — Конечно, — снова сказал я.
  
  «В этот раз отдохните неделю».
  
  — Может быть, два, — сказал я.
  
  Хоук нахмурился. «Не позволяй себе никаких вольностей, N3».
  
  Потом я оставил его. Из самолета я видел, как он садился в черный лимузин. Разговор на высоком уровне. Я ему нравился . В конечном счете, убийство это то, что я делаю, более мне подходит. И все же мы оба убиваем по-своему по одной и той же причине: более безопасный и лучший мир. Я просто должен продолжать верить в это.
  
  Так же, как Индула должна была продолжать верить, что ее дело принесет ей лучший мир. Когда самолет начал рулить под сияющим мозамбикским солнцем, я задумался, не выйти ли мне на поиски Индулы. Что-то случилось с нами там, на кушетке принца Вахби. Что-нибудь . ..но у нее была своя жизнь и свой мир. Она не нуждалась во мне, и это «что-то» уже случалось со мной раньше. На самом деле, я считаю, что это всегда случается со мной.
  
  Это больше не повторится на тайных встречах на какой-нибудь улочке секретного города, где не должно быть двух агентов. Я собирался забыть те моменты в этих скрытых комнатах. О
  
  Но очень скучаю по ним.
  
  Пока что . .. Высокая, почти грузная, рыжеволосая женщина шла по проходу самолета, когда самолет готовился к взлету. Она оглянулась на меня. Я улыбнулся. На самом деле она была совсем не тяжелой. Просто большая, крупная женщина.
  
  Я поспешил за ней. Через мгновение мы должны сесть и пристегнуть ремни безопасности. Я хотел сесть в правильное кресло. Я наклонился к рыжеволосой, определенно обе руки были заняты.
  
  — Привет, — сказал я. «Я тоже люблю мартини. Меня зовут . .. '
  
  
  
  
  
  О книге:
  
  Африка, раздираемая поколениями расовой ненависти и годами кровавых восстаний, является полем битвы последнего задания Ника Картера: охоты на безликого убийцу. Киллмастер Картер знает, что личность его жертвы — загадка, что жертва — предатель, но также и безжалостный массовый убийца...
  
  Есть трое подозреваемых. Приказ Ника: «Не рисковать, убить всех троих!» Но все не так просто. Он борется с затруднительным положением, с ненавистью, с поглощающей дикой природой, с первобытным варварством и цивилизованными зверствами в сегодняшней Африке. Какую роль в этом задании играет Дейдра?
  
  Оглавление
  Глава 2
  Глава 3
  Глава 4
  Глава 5
  Глава 6
  Глава 7
  Глава 8
  Глава 9
  Глава 10
  Глава 11
  Глава 12
  Глава 13
  Глава 14
  Глава 15
  Глава 16
  Глава 17
  Глава 18
  Глава 19
  Глава 20
  Глава 21
  
  
  
  Бейрутский инцидент
  
  
  
  Ник Картер
  
  
  Бейрутский инцидент
  
  
  Посвящается людям секретных служб Соединенных Штатов Америки
  
  
  Первая глава
  
  
  Горячий и сухой ветер обжигал мне лицо, обжигал губы на 130-градусной саудовской жаре. В третий раз я успокаивающе провел пальцами по обжигающему прикладу Вильгельмины, моего 9-мм люгера. Если я когда-нибудь догоню Хамида Рашида и голландца, я хотел убедиться, что ее не вытряхнуло из подпружиненной наплечной кобуры, которую я носил под моей курткой. Ямы на двухполосной полосе щебня, петляющей через пустыню, звенели моими зубами.
  
  Я сильнее вцепился в руль и прижал педаль газа джипа к полу. Стрелка спидометра неохотно приблизилась к семидесяти.
  
  Мерцающие волны жары в пустыне искажали мое зрение, но я знал, что где-то на шоссе впереди меня был большой грузовик SAMOCO, за которым я гнался.
  
  Хамид Рашид был хитрым саудовцем, маленьким, смуглым, тонкокостным, гомосексуалистом. Он также был садистом-убийцей. Я вспомнил изуродованное тело одного из охранников нефтепровода, которого мы нашли в пустыне всего три дня назад.
  
  Конечно, иногда приходится убивать. Но Хамиду Рашиду это понравилось.
  
  Я прищурился сквозь солнцезащитные очки и попытался ускориться от джипа. Вдалеке виднелась группа высоких, продуваемых ветром песчаных дюн, усеивающих саудовские пустоши, с вкраплениями грубых, плотно утрамбованных скалистых хребтов, мало чем отличавшихся от столовых гор Аризоны.
  
  Если я не догоню грузовик до того, как мы доберемся до дюн, то где-то на 37-мильном участке дороги между Дахраном и Рас-Танурой меня поджидала бы засада. И Хамид Рашид знал, что покраснеет. Еще до того, как день закончится, один из нас умрет.
  
  Голландец. По-своему дружелюбный светловолосый голландец Гарри де Грут был столь же смертоносен, как и Рашид. Срыв с голландцем произошел накануне вечером в закодированном сообщении от AX, элитного подразделения американской контрразведки:
  
  Де Грут, Гарри, 57 лет. Голландец. Заместитель директора, Энхизен, 1940-44 гг. Восточная Германия, диверсант, 1945-47 гг. Турция, Сирия, Иордания, Саудовская Аравия, шпионаж, 1948-60 гг. Румыния, диверсант, 1961-66 гг. СССР, инструктор по шпионажу, 1967-72 гг. Образование: Геттингенский университет, геология. Семья: Нет. Рейтинг: К-1.
  
  К-1 был ключевым. В загадочном стиле AXE это означало «безжалостный и профессиональный». K-l был эквивалентен моему собственному рейтингу Killmaster. Гарри де Грут был хорошо обученным убийцей.
  
  Геология, конечно же, объясняла, почему его отправили на Ближний Восток.
  
  Рашид тоже был нефтяником. Пятнадцать лет назад он учился в Американском университете в Бейруте, прежде всего, в области разведки нефти. Это очень популярный предмет в этой части мира.
  
  Это было также то, что привело меня в Саудовскую Аравию по срочному заданию Первого приоритета от AX. Все началось достаточно безобидно 17 апреля 1973 года, когда, согласно «Нью-Йорк Таймс», «неизвестные диверсанты попытались взорвать трубопровод Саудовско-Американской нефтяной компании на юге Ливана».
  
  Взрывные заряды были заложены под трубопроводом в четырех милях от терминала Захрани, но повреждений было мало. Первоначально эта неудачная попытка саботажа была списана как очередное преследование Фронтом освобождения Палестины Ясира Арафата.
  
  Но это оказалось только первым из длинной череды инцидентов. Они не были нацелены на то, чтобы нарушить поток нефти в Америку. Октябрь 1973 года, война и последовавший за ней бойкот со стороны арабских государств уже сделали это. Целью было перекрыть поток нефти в Западную Европу, а Соединенные Штаты не могли себе этого позволить. Нам нужна была сильная, экономически расширяющаяся Западная Европа, чтобы нейтрализовать мощь советского блока, а нефть, которая поддерживала жизнь стран НАТО, поступала из Саудовской Аравии. Так что, хотя мы сами не получали нефть, американские нефтяные компании в арабских странах обязались обеспечивать снабжение наших западных союзников.
  
  Когда террористы сровняли с землей нефтебазу в Сиди Бере, меня вызвал мой вспыльчивый начальник AX Дэвид Хок.
  
  Моя работа, сказал мне Хоук, заключалась в том, чтобы найти вожаков и срезать растение с корнем. Это был длинный путь, пролегавший через Лондон, Москву, Бейрут, Тегеран и Эр-Рияд, но теперь они у меня были - они мчались впереди меня по шоссе к Рас-Тануре.
  
  Грузовик приближался, но вместе с ним были две высокие песчаные дюны и скалистый гребень, ведущий направо. Я наклонился вперед, чтобы скрыть свое выжженное пустыней лицо за маленьким лобовым стеклом джипа. Я мог видеть за покачивающейся синей формой большой колыбели до крутого поворота на шоссе, где он исчез между дюнами.
  
  Я не собирался этого делать.
  
  Грузовик на высокой скорости врезался в поворот и скрылся между дюнами. Я выключил зажигание джипа, чтобы в безмолвной жаре пустыни был слышен только звук работающего двигателя грузовика.
  
  Почти сразу же этот звук был прерван, и я нажал на тормоза, вылетев наполовину с дороги, прежде чем я остановился. Рашид и голландец поступили именно так, как я и подозревал. Грузовик остановился, вероятно, у дороги. Рашид и голландец мчались к скалам по обе стороны дороги, надеясь, что я врежусь в блокирующий грузовик.
  
  Я не собирался этого делать. Скрытый за поворотом дороги, как и они, я некоторое время сидел в джипе, обдумывая свои дальнейшие действия. Солнце ярко висело в безоблачном небе, неумолимый огненный шар обжигал зыбучие пески пустыни. Сидя неподвижно, я чувствовал, как по моей груди бежит пот.
  
  Мое мнение было принято. Я вытащил ноги из джипа и быстро двинулся к подножию высокой песчаной дюны. В левой руке я нес канистру с дополнительным бензином, который был стандартным оборудованием на каждом автомобиле SAMOCO в пустыне. В моей правой руке была фляга, которая обычно вешалась в кронштейн под приборной панелью.
  
  К этому моменту Рашид и голландец, ожидая большой аварии - или, по крайней мере, моих бешеных попыток избежать ее - уже поняли, что я их догнал. Теперь у них было два выбора: либо ждать меня, либо идти за мной.
  
  Я рассчитывал, что они будут ждать: грузовик служил естественной баррикадой, а дорога с дюнами по обе стороны служила смертоносной воронкой, по которой я попадал прямо в дула двух автоматов АК-47, которые были привязаны ремнями под сиденьем машины. кабина грузовика. Чтобы обойти дюну слева, понадобится час, а то и больше. Дюну справа, прислоненную к длинному выступу скалы, было бы невозможно объехать. Она простиралась на многие мили.
  
  Был только один путь - все выше и выше. Но я не был уверен, что смогу это сделать. Надо мной нависшая песчаная дюна была более семисот футов в высоту, круто вздымаясь с крутыми склонами, изрезанными шамаалами, жгучими штормами пустынных ветров, которые охватывают красно-коричневые саудовские пустоши.
  
  Мне нужна была сигарета, но во рту уже пересохло. Присев у подножия дюны, я с жадностью пил солоноватую воду из фляги, позволяя ей затекать мне в глотку. Остаток я вылил себе на голову. Она стекала по моему лицу и шее, пропитывая воротник моей куртки, и на одно грандиозное мгновение я почувствовал облегчение от невыносимой жары.
  
  Затем, быстро открутив крышку от канистры, я заправил флягу бензином. Когда я снова накинул крышку канистру, я был готов к работе.
  
  Это было невероятно. Два шага вверх, один назад. Три вверх, два назад, песок выскользал из-под моих ног, бросив меня лицом вниз на горящий склон, песок был таким горячим, что покрыл мою кожу волдырями. Мои руки схватились за крутой склон, а затем оторвались от раскаленного песка. Это не сработало - я не мог подняться на дюну прямо вверх. Бегущие пески не поддержали бы меня. Чтобы вообще двигаться, мне пришлось бы растягиваться, раскинувшись на склоне, чтобы получить максимальное сцепление; но сделать это означало уткнуться лицом в песок, а песок был слишком горячим, чтобы его можно было коснуться.
  
  Я повернулся и лег на спину. Я чувствовал, как у меня на затылке появляются волдыри. Вся дюна, казалось, текла под мою куртку и вниз по моим штанам, покрывая мое вспотевшее тело. Но, по крайней мере, на моей спине мое лицо было из песка.
  
  Лежа спиной на этой горе песка, я начал медленно подниматься в гору, используя руки в широких движениях, а ноги - в лягушачьих пинках. Как будто плыву на спине.
  
  Голая сила солнца неумолимо била меня. Из-за яркого солнца, безрезультатного неба и отраженного тепла песка температура, когда я боролась вверх по холму, должна была быть около 170 градусов. Согласно коэффициенту Ландсмана, песок пустыни отражает примерно одну треть тепла окружающего воздуха.
  
  Мне потребовалось целых двадцать минут, прежде чем я достиг гребня, задыхаясь, обезвоженный, испытывая жажду и покрытый песком. Я осторожно посмотрел поверх. Если бы голландец или Хамид Рашид случайно смотрели в мою сторону, они бы сразу заметили меня, но для них было бы сложно выстрелить - стрелять вверх.
  
  Все было так, как я предполагал. Грузовик стоял поперек дороги, обе двери были открыты. Хамид Рашид, маленькая фигурка в своей белой галибе и красной клетчатой ​​кафии, рысцой побежал от обочины дороги обратно к грузовику и расположился так, чтобы он мог прицелиться по дороге через открытые двери кабины.
  
  Голландец уже занял оборонительную позицию под грузовиком, защищенный большим задним колесом. Я видел, как солнце блестело в его очках, когда он смотрел из-за раздутой песчаной покрышки, его белый льняной костюм и полосатый галстук-бабочка были несовместимы с потрепанным кузовом старого грузовика в пустыне.
  
  Оба мужчины были на шоссе.
  
  Они не ждали меня на вершине дюны.
  
  Я откинулся назад за защиту гребня и приготовился к действию.
  
  Сначала я проверил Хьюго, стилет на шпильке, которые я всегда ношу в замшевых ножнах, привязанных к левому предплечью. Один быстрый поворот моей руки, и Хьюго окажется в моей руке.
  
  Я вытащил Вильгельмину из кобуры и проверил действие, чтобы убедиться, что она не забита песком. Взрывающийся «Люгер» оторвет руку стрелка от его запястья. Затем я вынул глушитель Artemis из кармана куртки и осторожно очистил его от песка, прежде чем надеть его на дуло пистолета. Мне нужна была дополнительная предосторожность с глушителем, чтобы я мог сделать три или четыре выстрела, прежде чем Рашид и голландец поймут, откуда они. Выстрел люгера без глушителя преждевременно выдал бы мою позицию.
  
  Мне предстояло выполнить еще одну операцию, прежде чем я был готов действовать. Я отвинтил крышку от покрытой брезентом фляги, скрутил платок в шестидюймовую веревку и воткнул в носик. Во рту и горле пересохло. Без воды я бы не протянул и пяти часов в этой пустынной жаре, но у меня была веская причина заменить воду бензином. Из нее вышел прекрасный коктейль Молотова.
  
  Я зажег импровизированный фитиль и с удовлетворением наблюдал, как пропитанный бензином носовой платок начал тлеть. Если бы я смог спуститься достаточно далеко по склону до того, как бросил его, резкое движение фактического броска должно выплеснуть достаточно бензина из горловины фляги, чтобы все это взорвалось. Но если мой спуск превратится в безумный спуск по склону скользящего песка, бензин вытечет из канистры, пока я ее держу, и он взорвется у меня в руке. Я произнес беззвучную молитву и положил рядом с собой тлеющую бомбу на песок.
  
  Затем я перевернулся на животе в пылающий песок и медленно двинулся к гребню, держась как можно более плоской. Вильгельмина вытянулась передо мной.
  
  Я был готов.
  
  Хамид Рашид и голландец все еще были на месте, но они, должно быть, начали беспокоиться, гадая, что я задумал. Солнце отражалось от ружья Рашида, выходило за открытую дверь кабины, но я не видел ничего от самого Рашида, кроме небольшого пятна красно-белой клетчатой ​​кафии, которую он носил на голове.
  
  Голландец предложил лучшую цель. Присев за задним колесом большого грузовика, он был немного под углом ко мне. Часть его спины, его бок и его бедро были обнажены. Стрельба по склону сквозь мерцающие волны тепла не сделала его лучшей мишенью в мире, но это было все, что у меня было.
  
  Я внимательно прицелился. Удачный выстрел сломал бы ему позвоночник, очень хороший - бедро. Я нацелился на позвоночник.
  
  Я нажал на спусковой крючок медленно и сознательно.
  
  Вильгельмина вздрогнула в моей руке.
  
  Песок брызнул к ногам голландца.
  
  Невольно он дернулся назад, частично выпрямившись. Это была ошибка. Это сделало его лучшей целью. Второй выстрел попал в него, и он развернулся на полпути, прежде чем снова нырнуть за прикрытие колеса грузовика. Третий выстрел поднял еще больше песка.
  
  Я выругался и нанес четвертый выстрел через кабину грузовика. Удачный рикошет может вывести Рашида из строя.
  
  Теперь я взбирался и переступал гребень холма, ныряя, скользя, почти по колено в сыпучем песке; Я изо всех сил старался не броситься вперед на ненадежной опоре, сжимая в правой руке Вильгельмину, а в другой - фляжную зажигательную бомбу, которую осторожно держал в воздухе.
  
  Три выстрела из винтовки Хамида Рашида прогремели в тишине пустыни. Они сплюнули в песок передо мной в быстрой последовательности. Дистанция была не такой уж и плохой, но человек, спускающийся сверху вниз, - почти невозможная цель. Даже лучшие стрелки в мире неизменно будут стрелять низко в таких обстоятельствах, и это то, что делал Рашид.
  
  Но теперь я приближался и приближался к подножию холма. Я был в тридцати ярдах от грузовика, но все еще не видел Рашида, который снова стрелял через открытые двери кабины. Пуля порвала карман моей куртки.
  
  Сейчас двадцать ярдов. Земля внезапно стала ровной и намного более твердой. Это облегчило бег, но также сделало меня лучшей мишенью. Справа от меня прогремела винтовка, потом снова. Голландец вернулся к работе.
  
  Теперь я был в пятнадцати ярдах от кабины грузовика. Дуло АК-47 Рашида тянулось поперек переднего сиденья, источая пламя. Я бросился вправо и на твердую землю всего за полсекунды, прежде чем пуля просвистела над головой.
  
  Когда я опустился на колени, я взмахнул левой рукой по длинной петлеобразной дуге, аккуратно вбросив зажигательную бомбу в кабину грузовика.
  
  Она идеально приземлилась на сиденье, перекатываясь через дуло винтовки Рашида в сторону жилистого саудовца.
  
  Должно быть, он был всего в нескольких дюймах от его смуглого лица с высокими костями, когда взорвался ревущим гейзером пламени.
  
  Тонкий крик агонии устрашающе закончился, оборвавшись на высоком крещендо, когда легкие Рашида обратились в пепел. Я уже двигался, прыгая под укрытие под капотом большого грузовика SAMOCO.
  
  Я на минуту прислонился к тяжелому переднему бамперу, хватая ртом воздух, кровь пульсировала у меня во лбу от сверхнапряжения, а грудь вздымалась.
  
  Теперь это были я и голландец. Просто мы вдвоем играем в кошки-мышки вокруг старого синего грузовика с колышками посреди пустой саудовской пустыни. Всего в нескольких футах от меня я почувствовал едкий запах горящей плоти. Хамид Рашид больше не участвовал в этой игре, только голландец.
  
  Я был впереди грузовика, измученный, задыхающийся, весь в песке, жарящийся в собственном поту. Он был хорошо расположен за задним колесом грузовика. Он был ранен, но я не знал, насколько сильно.
  
  Он был вооружен винтовкой. Также были чертовски хороши шансы, что у него есть пистолет. У меня были Вильгельмина и Гюго.
  
  У каждого из нас было только два выбора: либо преследовать другого, либо сидеть и ждать, пока враг сделает первый ход.
  
  Я быстро опустился на колени, чтобы заглянуть под грузовик. Если бы он двигался, я бы видел его ноги. Их не было видно. Из-за правого колеса выглядывал крохотный обрывок штанины, только отблеск белого полотна.
  
  С Вильгельмины я снял глушитель для большей точности. Удерживаясь одной рукой за бампер и наклонившись чуть ли не вверх ногами, я осторожно выстрелил в обрывок белого.
  
  В лучшем случае я мог бы вызвать его рикошет или, возможно, даже вызвать взрыв, который испугал бы его достаточно, чтобы вырваться из укрытия. В худшем случае это позволит ему точно узнать, где я нахожусь, и что я знаю, где он.
  
  Выстрел отразился в тишине, как будто мы оказались в маленькой комнате, а не в одном из самых пустынных мест в мире. Шина выдохнула и медленно сплющилась, наклонив большой грузовик под неудобным углом к ​​правой задней части. В результате у голландца была чуть лучшая баррикада, чем раньше.
  
  Я встал против тяжелой решетки и начал считать. Пока что я произвел четыре выстрела. Я бы предпочел полный клип, что бы ни случилось. Я выудил несколько снарядов из кармана куртки и начал перезаряжать.
  
  Раздался выстрел, и что-то толкнуло пятку моего ботинка, песок хлынул из ниоткуда. Я вздрогнул, пораженный. Я проклял себя за неосторожность и прыгнул на бампер грузовика в полусогнутом положении, держа голову ниже уровня капота.
  
  Голландец тоже умел стрелять под грузовиками. Мне повезло. Если бы он не стрелял из крайне неудобной позиции - а должно быть, - он мог бы прострелить мне ноги.
  
  На данный момент я был в безопасности, но только на мгновение. И я не мог дольше держаться за этот невыносимо горячий металлический капюшон. Моему телу уже казалось, будто его жарили на углях.
  
  Мои альтернативы были ограничены. Я мог упасть на землю, заглянуть под грузовик и ждать, пока голландец сделает свой ход, в надежде на выстрел в него из-под шасси. За исключением того, что из своей винтовки он мог обойти защитное колесо и довольно хорошо распылить любую точку обзора, которую я мог выбрать, не подвергая большую часть своего тела.
  
  Или же я мог бы спрыгнуть с этого бампера и прыгнуть в открытое пространство слева, так что я мог бы полностью видеть человека. Но как бы я ни прыгал, я приземлялся несколько потеряв равновесие - и голландец стоял на коленях или лежал ничком и устойчиво. Для прицельного выстрела ему достаточно было сдвинуть ствол винтовки на несколько дюймов.
  
  Если бы я пошел другим путем, объезжая грузовик и надеясь застать его врасплох с другой стороны, он прострелил бы мне ноги в тот момент, когда я двинулся в этом направлении.
  
  Я выбрал единственный доступный мне путь. Вверх. Держа «Люгер» в правой руке, я использовал левую как рычаг и забрался на капот радиатора, затем на крышу кабины, чтобы бесшумно упасть на кузов грузовика. Если повезет, голландец окажется довольно низко в песке за спущенным правым колесом, его внимание будет приковано к пространству под кузовом грузовика, ожидая мельком увидеть меня.
  
  Ни выстрела, ни шквала движений. Очевидно, я сделал свой ход незамеченным.
  
  Я выглянул в пространство между рейками кузова грузовика с высокими опорами. Затем я медленно подкрался к правому заднему углу машины.
  
  Я глубоко вздохнул и встал на свои полные шесть футов четыре дюйма, чтобы я мог смотреть через верхнюю планку буфетов, Вильгельмина была наготове.
  
  Вот он, распростертый под углом к ​​колесу, распластанный на песке животом. Его щека упиралась в приклад винтовки - классическое положение лежа для стрельбы.
  
  Он понятия не имел, что я был там, всего в трех футах над ним, смотрел ему в спину.
  
  Осторожно я поднял Вильгельмину до уровня подбородка, затем протянул руку через верхнюю планку грузовика. Я нацелился в спину голландца
  
  Он оставался неподвижным, ожидая первых признаков движения, которое он мог заметить под грузовиком. Но я шел не той дорогой. Он был почти мертв.
  
  Я нажал на спусковой крючок Вильгельмины.
  
  Пистолет заклинило! Проклятый песок!
  
  Мгновенно я перенес вес с левой ноги на правую и резко опустил руку, чтобы освободить Хьюго. Стилет аккуратно скользнул в мою левую руку, его жемчужная ручка была горячей на ощупь.
  
  Хьюго не мог застрять. Я схватил нож за рукоять и поднял руку, держа шпильку на уровне ушей. Я обычно предпочитаю метание лезвия, но на этом расстоянии, без интервала для стандартного переворота, это был бы бросок рукояткой прямо вниз, на три фута, прямо между плечами.
  
  Должно быть, голландца предупредило какое-то шестое чувство. Он внезапно перевернулся на спину и уставился на меня, его АК-47 по дуге направился ко мне, когда его палец начал нажимать на спусковой крючок.
  
  Я щелкнул левой рукой вперед и вниз.
  
  Острие стилета пронзило пристальное правое глазное яблоко голландца и вонзило его острое с трех сторон лезвие в его мозг.
  
  Смерть дернула пальцем диверсанта , и выстрел безвредно эхом разнесся по песку пустыни.
  
  На мгновение я обеими руками держался за верхнюю планку грузовика, прижавшись лбом к тыльной стороне суставов. Мои колени внезапно стали дрожать. Я в порядке, хорошо подготовлен, никогда не колеблюсь. Но после того, как все закончилось, у меня всегда возникает чувство сильной тошноты.
  
  С одной стороны, я нормальный человек. Я не хочу умирать. И каждый раз я испытывал прилив облегчения, а не наоборот. Я глубоко вздохнул и вернулся к работе. Теперь это было обычным делом. Работа была окончена.
  
  Я достал нож, вытер его начисто и вернул в ножны на предплечье. Затем я осмотрел голландца. Я попал в него той безумной стрельбой под холмом, хорошо. Пуля попала в правую грудную клетку. Он потерял много крови, и это было болезненно, но вряд ли это была тяжелая рана.
  
  «На самом деле это не имеет значения, - подумал я. Что имело значение, так это то, что он умер и работа окончена.
  
  На голландце не было ничего важного, но я переложил его бумажник в карман. Мальчики в лаборатории могут узнать из этого что-нибудь интересное.
  
  Затем я обратил внимание на то, что осталось от Хамида Рашида. Я затаил дыхание, пока искал его одежду, но ничего не нашел.
  
  Я встал, выудил одну из своих сигарет с золотым фильтром из кармана куртки и зажег ее, прикидывая, что делать дальше. Просто оставь все как есть, наконец решил я, с благодарностью вдыхая дым, несмотря на пересохшие во рту и горле, я мог бы отправить бригаду садики обратно, чтобы забрать грузовик и два тела, как только я вернусь в Дахран.
  
  Красный клетчатый кафри Рашида привлек мое внимание, и я пнул его носком ботинка, швыряя его в песок. Что-то блестело, и я наклонился, чтобы рассмотреть это более внимательно.
  
  Это была длинная тонкая металлическая трубка, очень похожая на ту, в которую упаковывают дорогие сигары. Я снял колпачок и посмотрел на нее. Похоже на сахарный песок. Смочив кончик мизинца, я попробовал порошок. Героин.
  
  Я закрыл крышку и задумчиво сбалансировал трубку на ладони. Около восьми унций. Это, несомненно, была плата Рашиду со стороны голландца. Восемь унций чистого героина могут иметь большое значение, чтобы сделать эмира из нищего на Ближнем Востоке. Я сунул его в набедренный карман и задумался, сколько из этих трубок араб получал в прошлом. Я бы отправил его обратно в AX. Они могли делать с ним все, что хотели.
  
  Я нашел флягу Рашида на переднем сиденье грузовика и выпил ее досуха, прежде чем выбросить в сторону. Затем я сел в джип и поехал обратно по шоссе в Дахран.
  
  * * *
  
  Дахран низко нависал над горизонтом, темно-зеленый силуэт примерно в восьми милях вниз по дороге. Я сильнее нажал на акселератор. Дахран означал холодный душ, чистую одежду, высокий прохладный бренди и содовую.
  
  Облизнул пересохшие губы пересохшим языком. Еще день или два, чтобы привести свои отчеты в порядок, и я выберусь из этой ада. Вернемся в Штаты. Самый быстрый маршрут - через Каир, Касабланку, Азорские острова и, наконец, Вашингтон.
  
  Ни один из этих городов не входил бы в число садов мира, но у меня было достаточно времени, если бы у Дэвида Хока не было готового и ожидающего задания. Обычно он это делал, но если бы я отдыхал по частям по пути домой, он мало что мог бы с этим поделать. Мне просто нужно было убедиться, что я не принимаю никаких телеграмм или телеграмм по пути.
  
  В любом случае, подумал я, нет никакого смысла идти по сухому и неинтересному маршруту. Я бы пошел домой другим путем, через Карачи, Нью-Дели и Бангкок. Что после Бангкока? Я мысленно пожал плечами. Киото, наверное, так как меня никогда особо не волновало или смог и шум Токио.
  
  Затем Кауаи, Гарден-Айленд на Гавайях, Сан-Франциско, Новый Орлеан и, наконец, Вашингтон, и несомненно разъяренный Ястреб.
  
  До всего этого, конечно, была еще сегодня ночь - и, вероятно, завтрашняя ночь - в Дахране. Мышцы непроизвольно напряглись, и я усмехнулся про себя.
  
  * * *
  
  Я встретил Бетти Эмерс всего неделю назад, ее первую ночь в Дахране после трехмесячного отпуска в Штатах. Однажды она пришла в клуб около девяти часов вечера, одна из тех женщин с такой сексуальной аурой, которая каким-то особенным, тонким образом передала сообщение каждому мужчине в баре. Почти в унисон все головы обернулись, чтобы посмотреть, кто вошел. Даже женщины смотрели на нее, она была такой.
  
  Она меня сразу привлекла, и она не сидела одна за своим столом более пяти минут, прежде чем я подошел и представился.
  
  Она взглянула на меня своими темными глазами в течение короткой секунды, прежде чем вернулась к представлению и пригласила меня присоединиться к ней. Мы вместе выпили и поговорили. Я узнал, что Бетти Эмерс была сотрудницей одной из нефтяных компаний, принадлежащих Америке, и узнал, что в ее жизни в Дахране не хватало важного элемента: мужчины. По мере того, как вечер продолжался, и я обнаружил, что меня все больше тянет к ней, я знал, что скоро это будет исправлено.
  
  Наш вечер закончился ночью яростных занятий любовью в ее маленькой квартирке, когда наши тела не могли насытиться друг другом. Ее загорелая кожа была мягкой, как бархат, на ощупь, и после того, как мы израсходовали себя, мы спокойно лежали, моя рука нежно ласкала каждый дюйм этой чудесно гладкой кожи.
  
  Когда на следующий день мне пришлось уехать, я сделал это неохотно, приняв душ и одевшись медленно. Бетти накинула на нее тонкую мантию, и ее прощание было хриплым: «Увидимся снова, Ник». Это не было вопросом.
  
  Теперь я подумал о ее идеальном теле, сверкающих глазах, ее коротких черных волосах, и я почувствовал ее полные губы под своими, когда я обнял ее и прижал к себе, пока мы долго и глубоко задерживались над прощанием, обещавшим еще больше удовольствий. приходить…
  
  Теперь, когда я ехал по дороге Рас-Танура в горячем пыльном джипе, я снова вспотел. Но это было не то. Я усмехнулся про себя, проезжая через ворота комплекса Дахран. Скоро будет.
  
  Я остановился в офисе службы безопасности и оставил сообщение Дэйву Френчу, главному офицеру службы безопасности SAMOCO, где он должен забрать Рашида и голландца. Я отмахнулся от его поздравлений и пожеланий подробностей. «Я отдам тебе все позже, Дэйв, сейчас я хочу выпить и принять ванну, именно в таком порядке».
  
  «Чего я действительно хотел, - сказал я себе, снова садясь в джип, - это выпить, ванну и Бетти Эмерс». Я был слишком занят Хамидом Рашидом и его бандой, чтобы с той первой ночи провести с Бетти больше, чем несколько телефонных звонков. Мне нужно было немного наверстать упущенное.
  
  Я остановил джип у своей хижины в Квонсете и выбрался наружу. Что-то пошло не так.
  
  Когда я потянулся к дверной ручке, я услышал, как сквозь дверь доносятся звуки песни Банни Берриган «Я не могу начать». Это был мой рекорд, но я определенно не оставил его проигрывать, когда уходил тем утром.
  
  Я в ярости толкнул дверь. Личная жизнь была единственным выходом из дымящегося котла Саудовской Аравии, и я был проклят, если бы увидел, как ее нарушают. Если бы это был один из саудиков, сказал я себе, у меня была бы его шкура, но хорошо.
  
  Одним движением я распахнул дверь и ворвался внутрь.
  
  Удобно развалившись на кровати с высоким блестящим напитком в одной руке и недокуренной дешевой сигарой в другой, был Дэвид Хок, мой босс из AX.
  
  Глава 2
  
  ======================= ================ ========
  
  «Добрый день, Ник», - спокойно сказал Хоук, его мрачное лицо из Новой Англии было настолько близко к улыбке, насколько он когда-либо позволял. Он развернул ноги и сел на край кровати.
  
  "Что, черт возьми, ты здесь делаешь?" Я стоял перед ним, возвышаясь над маленьким седовласым мужчиной, демонстративно расставив ноги, подбоченясь. Забудьте о Карачи. Забудьте о Дели. Забудьте о Бангкоке, Киото, Кауаи. Дэвида Хока не было, чтобы отправить меня в отпуск.
  
  "Ник", - тихонько предупредите. «Мне не нравится видеть, как ты теряешь контроль над собой».
  
  «Простите, сэр. Временное отклонение - солнце». Я все еще кипел, но раскаивался. Это был Дэвид Хоук, легендарная фигура контрразведки, и он был моим начальником. И он был прав. В моем бизнесе нет места мужчине, который теряет контроль над эмоциями. Вы либо все время сохраняете контроль, либо умираете. Это так просто.
  
  Он дружелюбно кивнул, крепко зажав в зубах сигару с неприятным запахом. "Я знаю я знаю." Он наклонился вперед, чтобы взглянуть на меня, слегка прищурившись. «Ты ужасно выглядишь», - заметил он. «Я так понимаю, вы закончили с САМОКО».
  
  Он никак не мог знать, но каким-то образом знал. Старик был таким. Я подошел и наклонился, чтобы осмотреть себя в зеркало.
  
  
  
  
  
  Я был похож на песочного человечка. Мои волосы, обычно черные как смоль с несколькими прядями седины, были спутаны с песком, как и мои брови. На левой стороне моего лица виднелись жгучие царапины, как будто кто-то порезал меня грубой наждачной бумагой, покрытой засохшей смесью крови и песка. Я даже не осознавал, что истекал кровью. Я, должно быть, поцарапался хуже, чем думал, карабкаясь по песчаной дюне. Кроме того, впервые я осознал, что мои руки стали нежными из-за того, что я прижимал их к раскаленному металлу грузовика в пустыне.
  
  Не обращая внимания на Хоука, я скинула куртку и выскользнула из кобуры, в которой были Вильгельмина и Хьюго. «Вильгельмина нуждается в тщательной чистке, - подумал я. Я быстро избавился от обуви и носков, а затем снял брюки и шорты цвета хаки одним движением.
  
  Я направился в душ в задней части хижины Квонсет, резкая прохлада кондиционера обжигала мою кожу.
  
  «Ну, - прокомментировал Хоук, - ты все еще в хорошей физической форме, Ник».
  
  Добрые слова от Хока были действительно редкостью. Я напряг мышцы живота и украдкой взглянул вниз на свои выпуклые бицепсы и трицепсы. На моем правом плече было сморщенное красновато-лиловое углубление - старая огнестрельная рана. На моей груди по диагонали протянулся длинный уродливый рубец - результат ножевого боя в Гонконге много лет назад. Но я все еще мог набрать более шестисот фунтов, а мои рекорды в штаб-квартире AX по-прежнему содержали классификации «Top Expert» в стрельбе, карате, лыжах, верховой езде и плавании.
  
  Я провел полчаса в душе, мылся, ополаскивался и позволял ледяным шипам воды смывать грязь с моей кожи. После того, как я энергично вытерся полотенцем, я надел шорты цвета хаки и вернулся в Хоук.
  
  Он все еще пыхтел. Возможно, в его глазах был намек на юмор, но его не было в холодности его голоса.
  
  "Чувствую лучше сейчас?" он спросил.
  
  "Я уверен!" Я наполнил рюмку курвуазье наполовину, добавил один кубик льда и немного содовой. «Хорошо, - покорно сказал я, - что случилось?»
  
  Дэвид Хоук вынул сигару изо рта и сжал ее между пальцами, глядя на клубящийся дым из пепла. «Президент Соединенных Штатов», - сказал он.
  
  "Президент!" Я имел право удивляться. Президент почти всегда держался подальше от дел AX. Хотя наша операция была одной из самых деликатных для правительства и, безусловно, одной из самых важных, она также часто выходила за рамки морали и законности, которые любое правительство должно, по крайней мере на первый взгляд, поддерживать. Я уверен, что президент знал о том, что сделали AX, и, по крайней мере, в некоторой степени, знал, как мы это сделали. И я уверен, что он оценил наши результаты. Но я также знал, что он предпочел бы притвориться, что нас не существует.
  
  Хоук кивнул своей коротко остриженной головой. Он знал, о чем я думал. «Да, - сказал он, - президент. У него есть особое задание для AX, и я хотел бы, чтобы вы справились с ним».
  
  Немигающие глаза Хоука прижали меня к стулу. «Тебе придется начать прямо сейчас… сегодня вечером».
  
  Я смиренно пожал плечами и вздохнул. До свидания, Бетти Эмерс! Но я был польщен, что меня выбрали. "Что хочет президент?"
  
  Дэвид Хок позволил себе призрачную улыбку. «Это своего рода сделка по ленд-лизу. Вы будете работать с ФБР».
  
  ФБР! Не то чтобы ФБР было плохим. Но он не в одной лиге с AX или некоторыми контрразведывательными организациями в других странах, с которыми нам приходится бороться. Как, например, Ах Фу в Красном Китае или N.OJ. Южной Африки.
  
  На мой взгляд, ФБР было эффективной, целеустремленной группой любителей.
  
  Хоук прочитал мысли по моему выражению лица и поднял ладонь. «Легко, Ник, легко. Это важно. Очень важно, и президент попросил тебя сам».
  
  Я был ошарашен.
  
  Хоук продолжил. «Он слышал о вас от гаитянского дела, я знаю, и, вероятно, из пары других заданий. Во всяком случае, он просил вас конкретно».
  
  Я поднялся на ноги и сделал несколько быстрых поворотов вверх и вниз по небольшой части того, что служило моей гостиной. Впечатляет. Немногие люди в моем бизнесе избираются лично на президентский уровень.
  
  Я повернулся к Хоуку, стараясь не показывать своего гордого удовольствия. "Хорошо. Не могли бы вы заполнить детали?"
  
  Хоук прикусил сигару, которая погасла, затем посмотрел на нее с удивлением. Конечно, сигара не должна выходить из дома, когда ее курил Дэвид Хок. Он посмотрел на него с отвращением и нахмурился. Когда он был готов, он начал объяснять.
  
  «Как вы, вероятно, знаете, - сказал он, - мафия в наши дни больше не представляет собой разношерстную коллекцию сицилийских бандитов, которые занимаются контрабандным виски и финансируют плавающие дерьмовые игры».
  
  Я кивнул.
  
  «В последние годы - начавшись, скажем, около двадцати лет назад - мафия все больше и больше начала заниматься легальным бизнесом.
  
  
  
  
  Ей, естественно, очень хорошо. У них были деньги, у них была организация, у них была жестокость, о которой американский бизнес никогда не мечтал раньше ».
  
  Я пожал плечами. «Итак? Это все общеизвестно».
  
  Хоук проигнорировал меня. «Теперь, однако, они в беде. Они так далеко расширились и разносторонне развились, что теряют сплоченность. Все больше и больше их молодых людей идут в законное предприятие, и мафия - или Syndicate, как они себя сейчас называют, теряет контроль над ними. У них, конечно же, есть деньги, но их организация рушится, и они в беде ».
  
  «Проблемы? В последнем отчете, который я прочитал, говорилось, что организованная преступность в Америке достигла своего пика, чего никогда не было»
  
  Хоук кивнул. «Их доход растет. Их влияние растет. Но их организация рушится. Когда вы говорите сейчас об организованной преступности, вы говорите не только о мафии. Вы также говорите о черных, пуэрториканцах, чикано. на западе и кубинцы во Флориде.
  
  «Видите ли, мы знаем об этой тенденции уже довольно давно, но и Комиссия по мафии тоже». Он позволил еще одной бледной улыбке смягчить свое обветренное лицо. - Я полагаю, вы знаете, что такое Комиссия?
  
  Я стиснул зубы. Старик может чертовски беситься, когда принимает такой покровительственный вид. "Конечно я знаю!" - сказал я, и мое раздражение по поводу его метода объяснения этого задания было очевидно в моем голосе. Я очень хорошо знал, что такое Комиссия. Семь самых могущественных капо мафии в Соединенных Штатах, каждый из которых является главой одной из основных семей, назначенных своими коллегами в качестве управляющего совета, суда последней инстанции в сицилийском стиле. Встречались они нечасто, только когда грозил серьезный кризис, но их решения, тщательно продуманные, абсолютно прагматичные, были неприкосновенны.
  
  Комиссия была одним из самых сильных руководящих органов в мире, если принять во внимание ее влияние на преступность, насилие и, что, возможно, самое главное, на крупный бизнес. Я просканировал свой банк памяти. Биты и фрагменты информации начали вставать на свои места.
  
  Я сосредоточенно нахмурился, затем монотонно произнес: «Бюллетень правительственной информации по безопасности номер три-двадцать семь, 11 июня 1973 года». Последняя информация указывает на то, что Комиссия Синдиката теперь состоит из следующего:
  
  «Джозеф Фамлиготти, шестьдесят пять, Буффало, Нью-Йорк.
  
  «Фрэнки Карбони, шестьдесят семь, Детройт, Мичиган.
  
  «Марио Салерно, семьдесят шесть лет, Майами, Флорида.
  
  «Гаэтано Руджеро, сорок три года, Нью-Йорк, Нью-Йорк.
  
  «Альфред Гиганте, семьдесят один год, Феникс, Аризона.
  
  «Джозеф Францини, шестьдесят шесть лет, Нью-Йорк, Нью-Йорк.
  
  «Энтони Муссо, семьдесят один год, Литл-Рок, Арканзас».
  
  Легко. Я небрежно махнул рукой в ​​кондиционированной атмосфере. "Могу я дать вам разбивку по каждому из них?"
  
  Хоук впился в меня взглядом. «Довольно, Картер», - отрезал он. «Я знаю, что у тебя фотографический ум… и ты знаешь, что я не потерплю даже подсознательного сарказма».
  
  "Да сэр." Я бы взял такие вещи только у Дэвида Хока.
  
  В легком смущении я подошел к аппарату Hi-Fi и снял три прослушанные джазовые пластинки. «Мне очень жаль. Пожалуйста, продолжай», - сказал я, снова садясь в капитанское кресло лицом к Хоуку.
  
  Он продолжил с того места, на котором остановился несколько минут назад, ткнув сигарой в воздухе передо мной для акцента. "Дело в том, что Комиссия не хуже нас видит, что успех постепенно изменяет традиционную структуру Синдиката. Как и любая другая группа стариков, Комиссия пытается заблокировать изменения, пытаясь вернуть все к тому, как они использовали быть."
  
  "Так что они собираются делать?" Я спросил.
  
  Он пожал плечами. «Они уже начали. Они вводят то, что составляет целую новую армию. Они вербуют по всей Сицилии молодых, крутых бандитов из холмов, точно так же, как когда они - или их отцы - начали . "
  
  Он остановился, прикусив кончик сигары. «Если они преуспеют достаточно хорошо, страну может накрыть волна бандитского насилия, которая будет соответствовать тому, через что мы прошли в начале 20-30-х годов. И на этот раз она будет иметь расовый подтекст. Комиссия хочет управлять черными и Пуэрто Вы знаете, что риканцы покинули свои территории, и они не собираются идти без боя ».
  
  «Ни за что. Но как старые доны получают своих новобранцев в страну?» Я спросил. "Есть ли у нас идеи?"
  
  Лицо Хоука было бесстрастным. «Мы знаем точно - точнее, мы знаем механизм, если не детали».
  
  "Одну минуту." Я встал и отнес оба наших стакана к пластиковой барной стойке, которая служила одновременно баром и обеденным столом в каюте исполнительного директора SAMOCO. Я сделал ему еще виски с водой, плеснул в себя немного бренди с содовой и еще один кубик льда и снова сел.
  
  "Хорошо."
  
  "Это
  
  
  
  
  «Они действительно молодцы, - сказал он. - Они перекачивают своих новобранцев через Кастельмар на Сицилии, а затем доставляют их на лодке на остров Никосия - и вы знаете, какова Никосия».
  
  Я знал. Никосия - это коллектор Средиземного моря. Каждый кусочек слизи, сочащийся из Европы или Ближнего Востока, в конечном итоге коагулирует в Никосии. В Никосии проститутки - изощренные люди, и то, что делают другие на более низких социальных уровнях, неописуемо. В Никосии контрабанда - почетная профессия, воровство - экономическая опора, а убийство - времяпрепровождение.
  
  «Оттуда, - продолжил Хоук, - их переправляют в Бейрут. В Бейруте им выдают новые личности, новые паспорта, а затем отправляют в Штаты».
  
  Это не казалось слишком сложным, но я был уверен, что не знал всех деталей. Детали не были одной из опорных точек Хока. «Это не должно быть слишком сложно остановить, не так ли? Просто закажите дополнительные проверки безопасности и идентификационные данные для каждого, кто въезжает в страну с ливанским паспортом».
  
  «Это не так просто, Ник».
  
  Я знал, что этого не будет.
  
  «Все их паспорта американские. Они поддельные, мы это знаем, но они настолько хороши, что не можем отличить поддельные от тех, которые выдает правительство».
  
  Я свистнул. «Любой, кто мог это сделать, мог бы заработать небольшое состояние самостоятельно».
  
  «Вероятно, кто бы это ни делал, - согласился Хоук. «Но у мафии есть много мелких состояний, которые она может потратить на такие услуги».
  
  «Вы все равно можете наложить запрет на всех, кто приезжает из Бейрута. На самом деле не нужно слишком много допросов, чтобы определить, что человек в паспорте действительно с Сицилии, а не из Нижнего Ист-Сайда Манхэттена».
  
  Хоук терпеливо покачал головой. «Это не так просто. Их привозят со всей Европы и Ближнего Востока, не только из Бейрута. Они начинают с Бейрута, вот и все. Получив новые документы, удостоверяющие личность, и паспорта, их часто отправляют самолетом в другой город, затем посадили на самолет в Штаты. В основном они прилетали на обратных чартерных рейсах, которым не хватает элементарной организации с самого начала, что их трудно контролировать.
  
  «Обычно у них есть группа из них на борту больших круизных лайнеров, когда они тоже возвращаются в Штаты», - добавил он.
  
  Я сделал большой глоток бренди с содовой и обдумал ситуацию. «К этому времени у вас должен быть агент внутри».
  
  «У нас всегда были агенты внутри мафии, или - то есть - у ФБР, но их довольно сложно поддерживать. Либо их прикрытие каким-то образом взорвется, либо они сами должны взорвать его, чтобы дать показания».
  
  «Но теперь у тебя там кто-то есть», - настаивал я.
  
  «У ФБР, конечно, есть, но у нас нет никого в этом конвейере, который бы привлекал новобранцев. Это одна из наших главных забот».
  
  Я мог видеть направление, в котором сейчас идут дела. «Тогда это то, для чего я вам нужен? Чтобы попасть в конвейер?» Черт, это не должно быть слишком сложно. Это был проект, над которым нужно было подумать, но, безусловно, его можно было реализовать достаточно легко.
  
  «Ну, - сказал Хоук, - да. Я имею в виду, в основном это все. Понимаете, - медленно продолжил он, - первоначальный план требовал, чтобы мы втянули человека в конвейер, а затем разоблачили его, разбили, что угодно . И это должен был быть один из наших людей. Вы знаете, что о ФБР не может быть и речи, когда мы имеем дело с чужой страной ».
  
  Я кивнул.
  
  «Конечно, это могло быть ЦРУ, но сейчас оно слишком связано с Аргентиной, и, в любом случае, президент…»
  
  Я закончил за него фразу. «И вообще, в наши дни президент не очень доволен ЦРУ, особенно Грефе».
  
  Боб Греф был нынешним главой ЦРУ, и его разногласия с президентом были в каждой вашингтонской колонке «инсайдеров» в течение месяца.
  
  «Совершенно верно, - мрачно сказал Хоук. «Поэтому они решили, что это работа для AX».
  
  "Хорошо." Но многое осталось недосказанным. Почему я, например? В AX было много хороших людей. "Что-то еще?"
  
  «Хорошо, - сказал он. «Вся эта идея о том, что AX закажет человека в трубопроводе, конечно же, должна была быть доведена до сведения президента, так как здесь замешана точка зрения Госдепартамента». Я догадался, что Хоук замолчал, подбирая нужные слова. «Он подумал, что это отличная идея, но затем он сказал, что пока мы собираемся это делать, мы могли бы продвинуть ее еще дальше, вплоть до вершины».
  
  Почему-то мне это не понравилось. «Что означает« до самого верха »?»
  
  «Это означает, что вы уничтожите Комиссию», - прямо заявил Хоук.
  
  Некоторое время я сидел в ошеломленном молчании. «Подождите минутку, сэр! Правительство пытается избавиться от Комиссии с 1931 года, когда они впервые узнали о ее существовании. Теперь вы хотите, чтобы я это сделал?»
  
  "Не я." Хоук выглядел самодовольным. "Президент."
  
  Я пожал плечами, демонстрируя безразличие, которого не чувствовал. «Что ж, тогда, думаю, мне придется попробовать».
  
  Я посмотрел на часы. "Я должен составить отчет о Рашиде
  
  
  
  
  и голландеце, - сказал я. - Тогда, думаю, мне лучше сесть на рейс в Бейрут, первым делом утром ».
  
  «Однажды прошлой ночью с Бетти Эмерс», - подумал я. Бетти с ее восхитительной грудью и аккуратным деловым подходом к жизни.
  
  Хоук тоже встал. Он вынул из кармана рубашки конверт и протянул мне. «Вот ваш билет в Бейрут», - сказал он. «Это рейс KLM из Карачи. Прилетает сюда сегодня в шесть двадцать три».
  
  "Этим вечером?"
  
  «Сегодня вечером. Я хочу, чтобы ты был здесь». Удивительно, но он протянул руку и пожал мне руку. Затем он повернулся и вышел за дверь, оставив меня стоять посреди комнаты.
  
  Я допил свой напиток, поставил стакан на стойку и пошел в ванную, чтобы поднять с пола одежду и начать собирать вещи.
  
  Когда я поднял свой жилет, алюминиевый контейнер с героином, который я взял из туши Хараида Рашида, упал на пол.
  
  Я взял трубку и посмотрел на нее, размышляя, что с ней делать. Я думал сдать его, но теперь у меня появилась другая идея. Я понял, что я единственный в мире, кто знал, что он у меня есть.
  
  Все, что мне было нужно, это пара сигар в таком контейнере, и это было бы похоже на старую игру «три ракушки и горох» на карнавале.
  
  Я улыбнулся про себя и убрал героин в набедренный карман.
  
  Затем я вытащил Вильгельмму из ее пружинной кобуры на моем комоде и начал тщательно ее чистить, мои мысли метались.
  
  Глава 3
  
  Полет в Бейрут прошел без происшествий. Я потратил два часа, пытаясь выбросить из головы мысли о Бетти Эмерс, пытаясь составить план действий, как только я приеду в Ливан.
  
  В моем бизнесе, конечно, нельзя планировать слишком далеко вперед. Тем не менее, для начала необходимо определенное направление. Дальше это больше похоже на русскую рулетку.
  
  Первое, что мне понадобится, это новая личность. На самом деле это не должно быть слишком сложно. Чарли Харкинс был в Бейруте, или когда я был в последний раз, Чарли был хорошим писателем, отлично разбирался в паспортах, фальшивых коносаментах и ​​тому подобном.
  
  И Чарли задолжал мне услугу. Я мог бы вовлечь его, когда разогнал эту палестинскую группу, стремившуюся свергнуть правительство Ливана, но я намеренно исключил его имя из списка, который передал властям. В любом случае он был мелкой сошкой, и я подумал, что когда-нибудь он может пригодиться. Такие люди всегда делают.
  
  Моя вторая проблема в Бейруте была немного более серьезной. Каким-то образом мне пришлось попасть в трубопровод мафии.
  
  Лучше всего - я догадывалась, что это единственный способ - притвориться итальянцем. Что ж, между моим смуглым цветом лица и почерком Чарли это можно было устроить.
  
  Я нащупал металлический тюбик с героином рядом с двумя одинаковыми тюбиками с дорогими сигарами. Этот героин мог бы стать моим входом в заколдованный круг.
  
  Мои мысли вернулись к Бетти Эмерс, и мышца на моем бедре подскочила. Я заснул, мечтая.
  
  * * *
  
  Даже в девять часов вечера в аэропорту Бейрута было жарко и сухо.
  
  Наклейка «Правительственный бизнес» на моем паспорте вызвала недоумение у сотрудников ливанской таможни, но она позволила мне пройти через длинные очереди арабов в белых одеждах и европейцев в деловых костюмах. Через несколько минут я был у здания аэровокзала и пытался втиснуть ноги на заднее сиденье крошечного такси Fiat.
  
  «Отель« Сен-Жорж », - приказал я, - и, черт возьми, расслабься». Раньше я был в Бейруте. Участок крутой дороги, ведущей из аэропорта к окраине города вдоль крутых скал, - один из самых волнующих маршрутов, придуманных человеком. Водитель такси повернулся на сиденье и улыбнулся мне. На нем была ярко-желтая спортивная рубашка с открытым воротом, но на голове у него была тарбуш, коническая красная феска Египта.
  
  «Да, сэр», - засмеялся он. "Да, сэр. Мы летим низко и медленно!"
  
  «Просто медленно, - проворчал я.
  
  "Да сэр!" - повторил он, посмеиваясь.
  
  Мы катапультировались из аэропорта на максимальной скорости, с визгом покрышек, и на двух колесах свернули на бейрутскую дорогу. Я вздохнул, откинулся на спинку сиденья и заставил мышцы плеча расслабиться. Я закрыл глаза и попытался подумать о чем-нибудь другом. Это был такой день.
  
  Бейрут - древний финикийский город, построенный до 1500 г. до н. Э. По легенде это было место, на котором Святой Георгий убил дракона. Позже город был захвачен крестоносцами при Болдуине, а еще позже - Ибрагимом-пашой, но он выдержал осадные орудия Саладина и бросил вызов британцам и французам. Подпрыгивая на заднем сиденье мчащегося «Фиата», когда мы падали вниз по бейрутской дороге, я задавался вопросом, что это значит для меня.
  
  Отель St. Georges возвышается высоко и элегантно на окаймленном пальмами берегу Средиземного моря, не обращая внимания на грязь и невероятную нищету Воровского квартала.
  
  
  
  
  y в нескольких кварталах от отеля.
  
  Я попросил комнату в юго-западном углу над шестым этажом, получил ее и зарегистрировал, сдав свой паспорт невежливому клерку, как того требует закон в Бейруте. Он заверил меня, что его вернут в течение нескольких часов. Он имел в виду, что прошло несколько часов после того, как служба безопасности Бейрута проверила его. Но меня это не беспокоило; Я не был израильским шпионом, чтобы взорвать кучу арабов.
  
  На самом деле, я был американским шпионом, чтобы взорвать кучу американцев.
  
  Распаковав вещи и проверив вид на залитое лунным светом Средиземное море со своего балкона, я позвонил Чарли Харкинсу и сказал ему, что хочу.
  
  Он колебался: «Ну, знаешь, я хотел бы тебе помочь, Ник». В его голосе прозвучало нервное завывание. Всегда было. Чарли был нервным, ноющим человеком. Он продолжил: «Просто ... ну ... я вроде как вышел из этого бизнеса и ...»
  
  "Бык!"
  
  «Ну, да, я имею в виду, нет. Я имею в виду, ну, понимаете…»
  
  Меня не волновало, в чем его проблема. Я позволил своему голосу упасть на несколько децибел: «Ты должен мне, Чарли».
  
  «Да, Ник, да». Он сделал паузу. Я почти слышал, как он нервно оглядывался через плечо, чтобы узнать, слушает ли кто-нибудь еще. «Просто теперь я должен работать исключительно на одну одежду, а не на кого-то еще и…»
  
  "Чарли!" Я показал свое нетерпение и раздражение.
  
  «Хорошо, Ник, хорошо. Только на этот раз, только для тебя. Ты знаешь, где я живу?»
  
  «Мог бы я позвонить тебе, если бы я не знал, где ты живешь?»
  
  «О, да, да. Хорошо. Как насчет одиннадцати часов… и принеси с собой свою фотографию».
  
  Я кивнул в трубку. "Одиннадцать часов." Повесив трубку, я откинулся на роскошную белоснежную гигантскую кровать. Всего несколько часов назад я пробирался по этой гигантской песчаной дюне, охотясь за Хамидом Рашидом и голландцем. Мне больше нравилось такое задание, даже если рядом не было Бетти Эмерс.
  
  Я посмотрел на часы. Десять тридцать. Пора увидеть Чарли. Я скатился с кровати, мгновенно принял решение, что легкий коричневый костюм, который я носил, подойдет для таких, как Чарли Харкинс, и отправился в путь. Закончив с Чарли, я подумал, что могу зайти в Black Cat Café или в Illustrious Arab. Прошло много времени с тех пор, как я ощутил вкус ночной жизни Бейрута. Но сегодня был очень долгий день. Я наклонил плечи вперед, растягивая мышцы. Я лучше пойду спать.
  
  Чарли жил на улице Альмендарес, примерно в шести кварталах от отеля, на восточной окраине Воровского квартала. Номер 173. Я поднялся на три пролета по грязной, тускло освещенной лестнице. Было сыро, в безвоздушной жаре, от запаха мочи и гниющего мусора.
  
  На каждой площадке четыре двери, которые когда-то были зелеными, вели в короткий коридор напротив провисших деревянных перил, опасно выступавших над лестничной клеткой. Из-за закрытых дверей доносились приглушенные крики, крики, взрывы смеха, яростные ругательства на десятке языков, рев радио. На втором этаже, когда я проходил, грохот расколол безликую дверь, и четыре дюйма лезвия топора торчали через деревянную обшивку. Внутри женщина закричала, долго и трели, как бродячая кошка на охоте.
  
  Я сделал следующий пролет без остановки. Я был в одном из самых больших кварталов красных фонарей в мире. За такими же безликими дверями в тысячах безликих многоквартирных домов на усыпанных мусором улицах Квартала тысячи и тысячи шлюх соперничали друг с другом за денежное вознаграждение за удовлетворение сексуальных потребностей отбросов человечества, смытых в кишащих трущобами трущобах. Бейрут.
  
  Бейрут одновременно является жемчужиной Средиземноморья и выгребной ямой Ближнего Востока. Впереди распахнулась дверь, и из нее, пошатываясь, выбежал жирный толстяк. Он был совершенно голым, если не считать нелепого тарбуша, плотно сидящего на его голове. Его лицо исказилось в гримасе экстаза агонии, глаза потускнели от боли или удовольствия, я не мог сказать, от чего. За ним шла гибкая, как уголь, черная девушка, одетая только в кожаные сапоги до бедра, с тяжелыми губами, похожими на флегматичную маску, она неустанно шла за толстым арабом. Дважды она взмахнула запястьем, и дважды кнутом с тремя плетками, крошечным, изящным и мучительным, скользнула по накачанным бедрам араба. Он задохнулся от боли, и шесть крошечных ручейков крови протравили его дрожащую плоть.
  
  Араб прошел мимо меня, не обращая внимания ни на что, кроме своей мучительной радости. Девушка шла за ним с покрывалом. Ей не могло быть больше 15 лет.
  
  Я велел своему желудку забыть об этом и поднялся на последний пролет лестницы. Здесь единственная дверь блокировала лестницу. Я нажал кнопку звонка. Чарли Харкинс занимал весь третий этаж с тех пор, как я его знала. За несколько секунд до того, как он ответил, в моей голове промелькнула картина бескрайнего убожества его похожей на чердак квартиры: его ярко освещенная скамейка с камерами,
  
  
  
  
  Ручки, ручки и гравировальное оборудование всегда были здесь, словно островок спокойствия среди грязных носков и нижнего белья, некоторые из которых, как я вспомнил, выглядели так, как будто их использовали для того, чтобы вытереть изящно обработанный маленький валик-пресс в углу.
  
  На этот раз мне потребовалось мгновение, чтобы узнать маленького человечка, открывшего дверь. Чарли изменился. Исчезли впалые щеки и трехдневная щетина седой бороды, которую он, казалось, всегда поддерживал. Даже мертвый, безнадежный взгляд в его глазах исчез. Чарли Харкинс теперь выглядел умным, возможно, настороженным, но уже не так напуганным жизнью, как за те годы, что я знал его.
  
  На нем была легкая клетчатая спортивная куртка, аккуратно отглаженные серые фланелевые брюки и ярко блестящие черные туфли. Это был не тот Чарли Харкинс, которого я знал. Я был впечатлен.
  
  Он неуверенно пожал мне руку. По крайней мере, это не изменилось.
  
  В квартире, однако. То, что раньше было заваленным беспорядком, теперь стало аккуратным и чистым. Свежий зеленый коврик покрыл старые покрытые шрамами половицы, а стены были аккуратно выкрашены в кремовый цвет. Недорогая, но, очевидно, новая мебель была размещена так, чтобы разбить похожие на амбары линии большой комнаты… журнальный столик, несколько стульев, два дивана, длинная низкая прямоугольная кровать на платформе в одном углу.
  
  То, что когда-то беспорядочно служило рабочим уголком Чарли, теперь было отделено решетчатыми панелями и ярко освещено, поскольку улики выходили через проемы перегородок.
  
  Я поднял брови, оглядываясь. «Похоже, у тебя все хорошо, Чарли».
  
  Он нервно улыбнулся. «Ну… э-э… дела идут неплохо, Ник». Его глаза заблестели. «У меня теперь новый помощник, и все действительно идет хорошо…» - его голос затих.
  
  Я усмехнулся ему. «Чтобы сделать это с тобой, потребуется больше, чем просто новый помощник, Чарли». Я махнул рукой на новый декор. «Навскидку, я бы сказал, что хоть раз в жизни ты нашел что-то устойчивое».
  
  Он наклонил голову. "Хорошо…"
  
  Было не принято найти фальсификатора с устойчивым бизнесом. Такая работа имеет тенденцию к резким рывкам и длительным остановкам. Вероятно, это означало, что Чарли каким-то образом попал в игру с контрафактом. Лично мне было все равно, что он делал, пока я получал то, за чем пришел.
  
  Должно быть, он читал мои мысли. «Э-э… ​​Я не уверен, что смогу сделать это, Ник».
  
  Я дружелюбно улыбнулся ему и сел на один из двухсторонних диванов, которые стояли под прямым углом к ​​своему близнецу, образуя ложный угол посреди гостиной. «Конечно, можешь, Чарли, - легко сказал я.
  
  Вытащив Вильгельмину из кобуры, я небрежно помахал ею в воздухе. «Если вы этого не сделаете, я убью вас». Я бы, конечно, не стал. Я не хожу убивать людей из-за чего-то такого, особенно таких маленьких, как Чарли Харкинс. Но Чарли этого не знал. Все, что он знал, это то, что я могу иногда убивать людей. Эта мысль явно пришла ему в голову.
  
  Он протянул умоляющую ладонь. «Хорошо, Ник, хорошо. Просто я не… ну, в любом случае…»
  
  "Хорошо." Я снова накрыл Вильгельмину и наклонился вперед, положив локти на колени. «Мне нужна совершенно новая личность, Чарли».
  
  Он кивнул.
  
  «Когда я уйду отсюда сегодня вечером, я буду Ником Картано, родом из Палермо, а совсем недавно из Французского Иностранного Легиона. Оставьте меня примерно через год между Иностранным Легионом и сейчас. Я могу притвориться». Чем меньше фактов придется проверять людям, тем лучше мне будет.
  
  Харкинс нахмурился и потянул за подбородок. «Это значит паспорт, выписки… что еще?»
  
  Я поставил галочку на пальцах. «Мне понадобятся личные письма от моей семьи в Палермо, от девушки из Сиракуз, девушки из Сен-Ло. Мне нужны водительские права из Сен-Ло, одежда из Франции, старый чемодан и старый кошелек».
  
  Чарли выглядел обеспокоенным. «Ну и дела, Ник, я думаю, у меня все получится, но это займет некоторое время. Я не должен сейчас делать что-либо для кого-то еще, и мне придется действовать медленно и… э-э…»
  
  И снова у меня сложилось впечатление, что Чарли постоянно работал на кого-то другого. Но в данный момент мне было наплевать.
  
  «Я хочу его сегодня вечером, Чарли, - сказал я.
  
  Он раздраженно вздохнул, начал что-то говорить, но потом передумал и поджал губы, задумавшись. «Я могу оформить паспорт и выписку, хорошо», - наконец сказал он. «Спрос на те, у кого есть бланки, есть, но…»
  
  «Достань их», - перебил я.
  
  Некоторое время он мрачно смотрел на меня, затем смиренно пожал плечами. "Я буду стараться."
  
  Некоторые люди просто ничего не сделают, если вы на них не положитесь. Я оперся на Чарли и около полуночи той ночью я вышел из этой пластической элегантности на зловонные улочки Квартала в роли Ника Картано. Телефонный звонок в наше посольство позаботится о моем старом паспорте и немногих вещах, которые я оставил в отеле St.George.
  
  
  
  
  С этого момента, пока я не закончил эту работу, я был Ником Картано, беззаботным сицилийцем с туманным прошлым.
  
  Я насвистывал легкую итальянскую мелодию, идя по улице.
  
  Я переехал в отель «Рома» и стал ждать. Если бы через Бейрут шел поток сицилийцев, направляющихся в Америку, они бы шли через цыган. Рома в Бейруте - это непреодолимая достопримечательность для итальянцев, как будто стойка регистрации украшена дольками чеснока. Собственно, по тому, как он пахнет, может быть.
  
  Однако, несмотря на все мои планы, на следующий день я случайно встретил Луи Лазаро.
  
  Это был один из тех жарких дней, которые так часто можно встретить на побережье Ливана. Палящая порыва пустыни, песок сухой и очень горячий, но прохладная голубизна Средиземного моря смягчает воздействие.
  
  На тротуаре передо мной бедуины с ястребиным лицом в черных абайях, отделанных золотой парчой, прокладывали себе путь мимо гладких левантийских бизнесменов; мимо суетились явно усатые купцы, возбужденно разговаривая по-французски; то тут, то там появлялись тарбуши, их носители иногда в строго покроенных западных костюмах, иногда в галибах, в вечно существовавших ночных рубашках. На тротуаре безногий нищий валялся в скопившейся на улице грязи, причитая: «Бакшиш, бакшиш» каждому прохожему, вздернув ладони в мольбе, а слезящиеся глаза умоляли. На улице старый харидан, завуалированный вуалью, сидел высоко на облезлом верблюде, который безутешно тащился по улице, не обращая внимания на такси, дико уклоняющиеся от узкой улицы, и хриплые гудки гудели в диссонансе.
  
  На другой стороне улицы две американские девушки фотографировали семейную группу негебов, которая медленно маршировала по улице, женщины держали на головах огромные глиняные кувшины, и мужчины, и женщины в нежно-апельсиново-голубых тонах, в которых так часто бывают эти нежные люди. их мантии и тюрбаны. Вдалеке, там, где улица Альмендарес изгибается на юг в сторону Сен-Жорж, великолепный пляж с белым песком был усеян загорающими. Как кружащиеся муравьи в синем стеклянном море, я мог видеть двух водных лыжников, волочащих свои похожие на игрушки лодки на невидимых нитях.
  
  Это произошло внезапно: такси вслепую кружило вокруг угла, водитель боролся с рулем, когда он свернул на середину улицы, чтобы избежать верблюда, а затем повернул назад, чтобы пропустить встречный автомобиль. Завизжали шины, кабина выскочила из-под контроля в кренированном боковом заносе к нищему, пресмыкающемуся на обочине.
  
  Инстинктивно я двинулся к нему в стремительном пикировании, наполовину толкнув, наполовину отбросив араба с пути такси и кувыркаясь за ним в сточную канаву, когда такси врезалось в тротуар и врезалось в лепную стену здания. упираясь в здание в кричащей агонии раздираемого металла.
  
  На мгновение мир улицы Альмендарес был ошеломлен картиной музея восковых фигур. Затем женщина заплакала протяжным протяжным стоном, который высвободил ее страх и, казалось, отозвался эхом облегчения на людной улице. Некоторое время я лежал неподвижно, мысленно считая свои руки и ноги. Казалось, все они там, хотя мне показалось, что по лбу сильно ударили.
  
  Я медленно встал, проверяя все свои рабочие части. Казалось, что кости не сломаны, суставы не растянуты, поэтому я подошел к окну передней двери кабины, причудливо втиснувшись в непоколебимую штукатурку.
  
  За моей спиной раздался многоязычный лепет, когда я распахнул дверь и как можно осторожнее вытащил водителя из-за руля. Чудом он казался невредимым, только ошеломленным. На его оливковом лице был пепельный оттенок, когда он неустойчиво прислонился к стене, тарбуш с кисточкой, невероятно склонившийся над одним глазом, непонятно смотрел на развалины своего существования.
  
  Удовлетворен тем, что не испытывает непосредственного бедствия. Я обратил свое внимание на нищего, который корчился на спине в сточной канаве, слишком сильно страдавший, чтобы помочь себе, или, возможно, слишком слабый. Видит Бог, он был худым, как любой голодный человек, которого я когда-либо видел. На его лице было довольно много крови, в основном из глубокой раны на скуле, и он жалобно стонал. Однако, когда он увидел, что я склоняюсь над ним, он приподнялся на одном локте и протянул другую руку.
  
  «Бакшиш, садики», - рыдал он. "Бакшиш! Бакшиш!"
  
  Я отвернулся, возмущенный. В Нью-Дели и Бомбее я видел живые груды костей и раздутых животов, которые лежат на улицах в ожидании смерти от голода, но даже они обладают большим человеческим достоинством, чем нищие Бейрута.
  
  Я начал уходить, но рука на руке задержала меня. Он принадлежал невысокому пухленькому человечку с херувимским лицом и черными, как его волосы, глазами. На нем был черный шелковый костюм, белая рубашка и белый галстук, что было неуместно в жару Бейрута.
  
  «Momento», - сказал он взволнованно, его голова покачивалась вверх и вниз, как будто для усиления акцента. "Momento, per favore".
  
  Затем он перешел с итальянского на французский. "Vous vous êtes fait du mal?" Привет
  
  
  
  
  Акцент был ужасен.
  
  «Je me suis blessé les genous, je crois», - ответила я, осторожно согнув колени. Я потер голову. «Et quelque выбрал bien solide m'aogné la tête. Mais ce n'est pas grave».
  
  Он кивнул, нахмурившись, но в то же время усмехнувшись. Я предположил, что его понимание было не намного лучше, чем его акцент. Он все еще держал меня за руку. "Говорить на английском?" - с надеждой спросил он.
  
  Я весело кивнул.
  
  "Отлично отлично!" Он довольно бурно кипел от энтузиазма. «Я просто хотел сказать, что это была самая смелая вещь, которую я когда-либо видел. Фантастика! Ты двигался так быстро, так быстро!» Он был очень увлечен всем этим.
  
  Я смеялся. «Думаю, просто рефлекторное действие». Так оно и было, конечно.
  
  "Нет!" - воскликнул он. «Это было мужество. Я имею в виду, это было настоящее мужество, чувак!» Он вытащил из внутреннего кармана пальто дорогой портсигар, открыл его и протянул мне.
  
  Я взял сигарету и наклонился, чтобы вытащить прикуриватель из его нетерпеливых пальцев. Я не совсем понимал, что ему нужно, но он был забавным.
  
  «Это были самые лучшие рефлексы, которые я когда-либо видел». Его глаза сияли от волнения. «Вы истребитель или что-то в этом роде? Или акробат? Пилот?»
  
  Пришлось смеяться. «Нет, я…» Посмотрим. Что, черт возьми, я был? Прямо сейчас я был Ником Картано, бывшим жителем Палермо, в последнее время членом Иностранного легиона, в настоящее время… в настоящее время доступен.
  
  «Нет, я не из тех», - сказал я, протолкнув толпу, собравшуюся вокруг разбитого такси и ошеломленного водителя, и зашагал по тротуару. Маленький человечек поспешил поспешить.
  
  На полпути он протянул руку. «Я Луи Лазаро», - сказал он. "Как вас зовут?"
  
  Я без энтузиазма пожал ему руку, продолжая идти. «Ник Картано. Как поживаете?»
  
  «Картано? Эй, чувак, ты тоже итальянец?»
  
  Я покачал головой. «Сицилиано».
  
  «Эй, отлично! Я тоже сицилиец. Или… я имею в виду, что мои родители были с Сицилии. Я действительно американец».
  
  Это было несложно понять. Потом меня осенила мысль, и я вдруг стал более любезным. Это правда, что не каждый американец сицилийского происхождения в Бейруте будет иметь связь с мафией, которую я искал, но в равной степени верно и то, что почти любой сицилиец в Бейруте мог направить меня в правильном направлении, случайно или намеренно. . Было разумно предположить, что один сицилиец мог привести к другому.
  
  "Без шуток!" Я ответил своей лучшей улыбкой «посмотри на меня, я восхитительный парень». «Я сам жил там долгое время. Новый Орлеан. Прескотт, Аризона. Лос-Анджелес. Повсюду».
  
  "Отлично отлично!"
  
  Этот парень не мог быть настоящим.
  
  "Боже!" он сказал. «Два сицилийских американца в Бейруте, и мы встречаемся прямо посреди улицы. Это маленький проклятый мир, понимаете?»
  
  Я кивнул, ухмыляясь. "Конечно". Я заметил Средиземное море, крошечное кафе на углу Альмендарес и Фуад, и указал на украшенный бусами дверной проем. «Что ты скажешь, мы вместе разделим бутылку вина?»
  
  "Большой!" - воскликнул он. «Фактически, я куплю».
  
  «Хорошо, чувак, ты на связи», - ответил я с притворным энтузиазмом.
  
  Глава 4
  
  Я не совсем уверен, как мы подошли к этой теме, но следующие двадцать минут или около того мы обсуждали Иерусалим. Луи только что вернулся оттуда, а Т. однажды провел там две недели благодаря организации мистера Хока.
  
  Мы объехали город в разговоре, осмотрели мечеть Омара и Стену Плача, остановились у Двора Пилата и у колодца Руфи, прошли по крестным станциям вверх по Виа Долор и вошли в Храм Гроба Господня, который до сих пор сохранил вырезанные инициалы крестоносцев, построивших его в 1099 году. Несмотря на всю свою эксцентричность, Луи хорошо разбирался в истории, имел достаточно проницательный ум и довольно высокомерное отношение к Матери-Церкви. Он мне начинал нравиться.
  
  Мне потребовалось время, чтобы разговор пошел так, как я хотел, но, наконец, мне это удалось. "Как долго ты собираешься быть в Бейруте, Луи?"
  
  Он посмеялся. Я начал понимать, что жизнь была для Луи всего лишь забавой. «Я вернусь в конце этой недели. Думаю, в субботу. Хотя, конечно, было здесь чертовски весело».
  
  "Как долго ты здесь?"
  
  «Всего три недели. Знаешь… небольшой бизнес, немного веселья». Он широко помахал. «В основном весело».
  
  Если он не возражал отвечать на вопросы, я не возражала их задать. "Какой вид бизнеса?"
  
  «Оливковое масло. Импорт оливкового масла. Оливковое масло Францини. Вы когда-нибудь слышали о нем?»
  
  Я покачал головой. «Нет. Я сам употребляю бренди и содовую. Терпеть не могу оливковое масло».
  
  Луи рассмеялся над моей слабой шуткой. Он был из тех, у кого плохая шутка всегда казалась достойной смеха. Хорошо для эго.
  
  Я вытащил из кармана рубашки смятую пачку «Галуаза» и закурил одну, в то время как я с радостью принялся строить неожиданные планы стать другом Луи Лазаро, смеющегося мальчика западного мира.
  
  Я хорошо знал оливковое масло Францини. Или, по крайней мере,
  
  
  
  
  кто был Джозеф Францини. Джозеф «Popeye» Францини. Многие знали, кто он такой. В эти дни им был Дон Джозеф, глава второй по величине семьи мафии в Нью-Йорке.
  
  До того, как Джозеф Францини стал доном Джозефом, он был «Попаем» во всем преступном мире на Восточном побережье. «Попай» появился из его очень законного бизнеса по импорту и сбыту оливкового масла. Его уважали за его безжалостную честность, ритуальную приверженность мафиозному закону омерты и эффективные методы ведения бизнеса.
  
  Когда ему было тридцать лет, Попай был поражен какой-то болезнью - я не мог вспомнить, что именно - которая заставила его уйти с улиц и оказаться в административном положении с организованной преступностью. Там его прекрасная деловая голова оказалась бесценной, и за очень короткое время он смог добиться реальной власти в азартных играх и ростовщичестве. Он и два его брата строили свою организацию тщательно и прочно, обладая деловой хваткой. Теперь он был Дон Джозефом, старения, ворчливым, ревнивые прав он работал так трудно достичь.
  
  Именно Папай Францини - дон Джозеф Францини - стоял за попыткой усилить американскую организацию молодой кровью из Сицилии.
  
  Я искал себе выход в сицилийские круги в Бейруте, и это выглядело так, как будто я сорвал джекпот. Безусловно, Бейрут был логичным местом для остановки торговца оливковым маслом. Значительная часть мировых поставок поступает из Ливана и его соседей, Сирии и Иордании.
  
  Но присутствие Луи Лазаро из Franzini Olive Oil в то время, когда мафия перебрасывала своих новобранцев через Бейрут, слишком сильно увеличило соотношение совпадений.
  
  У меня тоже была другая мысль. Луи Лазаро мог бы быть чем-то большим, чем просто счастливым человеком, которым он казался. Любой, кто представлял Popeye Franzini, был бы компетентным и жестким, даже если - судя по воодушевлению, с которым Луи атаковал бутылку - он был склонен пить слишком много.
  
  Я откинулся на пятках маленького стула из проволоки, на котором сидел, и наклонил стакан над своим новым амико. «Эй, Луи! Давай выпьем еще одну бутылку вина»
  
  Он радостно взревел, хлопнув по столу плоской ладонью. «Почему бы и нет, сравните! Давайте покажем этим арабам, как они это делают в старой стране». Кольцо класса Колумбийского университета на его правой руке противоречило его ностальгическим воспоминаниям, когда он подал знак официанту.
  
  * * *
  
  Три дня с Луи Лазаро могут быть утомительными. Мы видели футбольный матч в Американском университете, провели день, посетив старые римские руины в Баальбеке; мы слишком много выпили в Black Cat Café и Illustrious Arab, и добрались почти до любого другого бистро в городе.
  
  За эти три беспокойных дня я довольно много узнал о Луи. Я думал, что на нем была написана мафия, и когда я обнаружил, насколько глубоко она запечатлена, все колокола зазвонили. Луи Лазаро был в Бейруте по работе с оливковым маслом Францини, хорошо, представляя своего дядю Попая. Когда Луи уронил бомбу на четвертый графин с вином, я подтолкнул свою затуманенную вином память к информации о нем. Папай Францини вырастил сына своего брата, я вспомнил из отчета, который я когда-то читал. Это был тот племянник? Вероятно, так и было, и его другая фамилия, скорее всего, была незначительным косметическим изменением. Я не настаивал на том, почему его звали Лазаро, а не Францини, полагая, что если это имеет значение, я узнаю достаточно скоро.
  
  Так что я фактически попал в руки своего билета в трубопровод Францини. Мой веселый, шутливый собеседник, который сначала произвел впечатление мафиози из комедийной оперы, должно быть, чертовски проницателен под этой разговорчивой, винной манерой. Либо это, либо дядя Джозеф сумел оградить своего племянника от отвратительных реалий организованной преступности, благополучно отправив его в законный конец семейной операции.
  
  Ближе к середине дня на третий день нашего кутежа я предпринял попытку определить степень причастности Луи Лазаро к нелегальным делам дяди Джо.
  
  Мы были в Красном Фесе, каждый стол был заправлен в свою маленькую обнесенную стеной нишу, что напоминало стойло в коровнике. Луи растянулся на стуле, одна прядь черных волос начала свисать со лба. Я сидел прямо, но расслабленно, положив руки на маленький деревянный столик, и рисовал то, что было похоже на мою сороковую галузу за день.
  
  "Эй, парень!" - пробормотал Луи. "Ты в порядке." Он сделал паузу, рассматривая свои часы, как это делают люди, когда осознают время, даже когда они думают днями, неделями или месяцами, а не часами, минутами или секундами. «Мы должны снова собраться вместе в Штатах. Когда ты вернешься?»
  
  Я пожал плечами. "Знаешь, где я могу получить хороший паспорт?" - небрежно спросил я.
  
  Он приподнял брови, но в его глазах не было удивления. Люди с проблемами с паспортами были образом жизни Луи Лазаро. "Разве у вас его нет?"
  
  Я, хмурясь, отпил вино. «Конечно. Но…» Пусть он будет
  
  
  
  
  делать собственные выводы.
  
  Он понимающе улыбнулся, отмахиваясь махнув рукой. "Но вы ведь приехали из Палермо, верно?"
  
  "Правильно."
  
  "И вы выросли в Новом Орлеане?"
  
  "Правильно."
  
  "Четыре года во французском Иностранном легионе?"
  
  "Верно. Что ты делал, Луи? Делал заметки?"
  
  Он обезоруживающе ухмыльнулся. «А, ты знаешь. Просто убедись, что у Т все правильно».
  
  «Верно, - сказал я. Я знал, к чему ведут его вопросы - по крайней мере, я надеялся, что знаю - даже если он не хотел сразу переходить к сути.
  
  Он взял перекрестный допрос, как любой хороший прокурор. «И последние пару лет вы… эээ… слонялись по Бейруту?»
  
  "Правильно." Я налила еще вина в каждый из наших стаканов.
  
  "Хорошо." Он вытащил его с задумчивым видом. «Я, наверное, смогу это устроить, если ты действительно хочешь вернуться в Штаты».
  
  Я оглянулся через плечо просто для эффекта: «Я, черт возьми, должен убираться отсюда».
  
  Он кивнул. «Может, я смогу тебе помочь, но…»
  
  "Но что?"
  
  «Хорошо», - он снова усмехнулся этой обезоруживающей ухмылкой. «На самом деле я мало что знаю о тебе, кроме твоей смелости».
  
  Я тщательно взвесил ситуацию. Я не хотел слишком быстро разыгрывать свой козырь. С другой стороны, это могло быть моей точкой взлома, и я всегда мог - если события того требовали - устранить Луи.
  
  Я вытащил металлический тюбик из-под сигары из кармана рубашки и небрежно бросил на стол. Он перевернулся и остановился. Я встал и подтолкнул свой стул. «Мне нужно пойти к Джону, Луи». Я похлопал его по плечу. "Я вернусь."
  
  Я ушел, оставив на столе маленькую трубку стоимостью около 65000 долларов.
  
  Я не торопился, но когда вернулся, Луи Лазаро все еще был там. Так был героин.
  
  По выражению его лица я знала, что сделала правильный шаг.
  
  Глава 5
  
  В пять часов дня я встретил Луи в холле своего отеля. На этот раз шелковый костюм был синим, почти электрическим. Рубашка и галстук были свежими, но все еще белыми на белом. Его тревожная улыбка не изменилась.
  
  На улице мы остановили такси. «Сен-Жорж», - сказал Луи водителю, затем самодовольно откинулся на сиденье.
  
  Было всего шесть кварталов, и мы могли пройти пешком, но меня беспокоило не это. Дело в том, что Сент-Джорджес был единственным местом в Бейруте, где я был известен как Ник Картер. Однако вероятность того, что клерк или менеджер по этажу может поприветствовать меня по имени, была ничтожна. Чрезмерное знакомство - это не образ жизни в Бейруте, если вы явно американец.
  
  Мне не о чем волноваться. Даже в моей обтягивающей одежде никто не обратил на меня ни малейшего внимания, поскольку Луи сначала быстро позвонил по домашнему телефону в холле, а затем провел меня в лифт, нервно болтая.
  
  «Это действительно красивая дама, чувак! Она… она действительно что-то другое. Но она тоже умна. О, мама! Она умная!» Он щелкнул большим пальцем по передним зубам. «Но все, что вам нужно сделать, это просто ответить на ее вопросы, понимаете? Просто играйте спокойно. Вот увидите».
  
  «Конечно, Луи», - заверила я его. Он уже прошел через эту процедуру полдюжины раз.
  
  Очень высокий худощавый мужчина с голубыми невыразительными глазами открыл дверь люкса на одиннадцатом этаже и жестом пригласил нас войти. Он отошел в сторону, когда Луи прошел, но когда я последовал за ним, он внезапно схватил меня за правый локоть с внутренней стороны похожими пальцами и развернулся. меня назад. Нога позади моих колен повалила меня на пол, когда он повернулся, так что я ударился о толстый ковер на моем лице, моя рука вывернулась высоко за плечи, а костлявое колено прижалось к пояснице.
  
  Он был хорош. Однако не так хорошо. Я мог бы сломать ему коленную чашечку пяткой, когда он сделал первый ход, но я был там не для этого. Я лежал и позволял ему вытащить Вильгельмину из кобуры.
  
  Рука произвела беглый осмотр моего тела. Затем давление на мою поясницу ослабло. «У него было вот это, - объявил он.
  
  Он был неосторожен. Хьюго по-прежнему отдыхал в замшевых ножнах, привязанных к моему предплечью.
  
  Он толкнул меня пальцем ноги, и я медленно поднялся на ноги. Он заплатит за это позже.
  
  Я откинул волосы назад одной рукой и оценил ситуацию.
  
  Я был в гостиной большого люкса, и в него вели несколько дверей. Он был экстравагантно украшен - до роскоши. Тяжелый темно-синий ковер был дополнен тканевыми драпировками синего цвета. Два Klees и Modigliani идеально гармонировали с чистой датской мебелью в стиле модерн.
  
  По бокам двух диванов стояли маленькие ониксовые лампы и хромированные пепельницы. Перед каждым диваном стояли тяжелые низкие журнальные столики, большие прямоугольники из серого мрамора сидели, как бледные острова в темно-синем море.
  
  Перед иллюминатором стояла изящная китайская кукла, одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел.
  
  в моей жизни. Ее черные волосы были прямыми и черными, почти до талии, обрамляя тонкие высокие черты лица. Миндалевидные глаза на алебастровом лице мрачно смотрели на меня, полные губы полны скептицизма.
  
  Я бесстрастно управлял своим лицом, пока мой разум щелкал по файлу памяти. Десять дней, которые я провел в штаб-квартире AX в прошлом году, делая то, что мы с горечью называем «домашним заданием», не прошли зря. Ее фотография в досье в файловой комнате B заставила меня ахнуть, когда я впервые ее увидел. Во плоти удар был стократным.
  
  Женщиной в сером шелковом вечернем платье с высоким воротником передо мной была Су Лао Линь, рядом с Чу Чен, самый высокопоставленный агент разведки, которого красные китайцы поддерживали на Ближнем Востоке. С Чу Ченом я сталкивался раньше, как в Макао, так и в Гонконге; Су Лао Линь, о котором я только слышал.
  
  То, что я слышал, было достаточно - безжалостное, блестящее, жестокое, вспыльчивое, но скрупулезное в ее планировании. Во время войны во Вьетнаме она работала с трубопроводом, по которому героин поступал в Сайгон. Бесчисленные американские военнослужащие могли возложить ответственность за свою зависимость на прекрасные ноги Су Лао Линя.
  
  Теперь, очевидно, она была в другом конвейере - направляя рекрутов мафии в Штаты. Это была непростая операция. Если бы дядя Луи и другие члены Комиссии могли позволить себе Су Лао Линя, это было бы многомиллионное вложение, которое, возможно, того стоило, если бы они могли получить - или вернуть - великую власть, которой они владели в крупных городах страны. в другой раз.
  
  Глядя на Су Лао Линя, мои мышцы живота непроизвольно напряглись. Серый шелк, прозрачный в свете торшера позади нее, только подчеркивал совершенство этого крохотного тела: смелые полные маленькие груди, тонкая талия, подчеркнутая гибкостью аккуратно округлых бедер, ноги, удивительно длинные для такой крошечной человека, икры стройные и гибкие, как это часто бывает у кантонцев.
  
  Чувственность затрещала между нами двумя, как молния. Что делал агент коммунистического Китая № 2 на Ближнем Востоке, связанный с американо-сицилийской мафией, было загадкой, но это была не единственная причина, по которой я хотел заполучить ее.
  
  Я позволил похоти проявиться в моих глазах, и я увидел, что она узнала это. Но она этого не признала. Она, вероятно, видела ту же самую похоть в глазах полдюжины мужчин каждый день своей жизни.
  
  "Вы Ник Картано?" Ее голос был мягким, но деловым, восточная невнятность твердых согласных едва различима.
  
  «Да», - сказала я, пробегая пальцами по своим растрепанным волосам. Я посмотрел на высокий капюшон, который разбудил меня, когда я вошел в дверь. Он стоял слева от меня, примерно в футе позади меня. Он держал Вильгельмину в правой руке, указывая ей на пол.
  
  Она небрежно жестикулировала, ее темно-красные лакированные ногти сверкали в свете лампы. «Извини за неудобства, пожалуйста, но Гарольд чувствует, что должен проверить всех, особенно людей с твоим…» Она заколебалась.
  
  "Моя репутация?"
  
  Глаза ее затуманились от раздражения. «Отсутствие вашей репутации. Мы не смогли найти никого, кто когда-либо слышал о вас, кроме Луи».
  
  Я пожал плечами. "Полагаю, это означает, что меня не существует?"
  
  Она слегка пошевелилась, и свет из окна за ее спиной лился между ее ног, подчеркивая этот изысканный силуэт. «Это означает, что либо ты фальшивка, либо…»
  
  Это колебание в середине предложения казалось привычкой.
  
  "Или же?"
  
  «… Или ты действительно очень хорош». Призрак улыбки промелькнул на слегка приоткрытых губах, и я улыбнулся в ответ. Она хотела, чтобы я был «действительно очень хорошим». Она хотела меня, и точка. Я это чувствовал. Ощущение было взаимным, но нам еще нужно было поиграть в игру.
  
  «В моем бизнесе мы не рекламируем».
  
  «Конечно, но в моем бизнесе мы обычно можем привлечь внимание к большинству людей, которые находятся в… можно сказать… союзных линиях?»
  
  Я нащупал сверкающую трубку от сигары в кармане рубашки.
  
  Она кивнула. «Я знаю, - сказал мне Луи. Но…»
  
  Я не винил ее. У нее была репутация человека, который не совершал ошибок, и моим единственным вещественным доказательством «темного прошлого» были восемь унций героина в тюбике. Это и тот факт, что Луи явно делал для меня подачу. Но Луи был племянником человека, который, скорее всего, финансировал большую часть деятельности Су Лао Линя. В конце концов, это должно было стать решающим фактором. Она не хотела бы вызывать недовольство племянника Папая Францини.
  
  Ей тоже не хотелось бы огорчать себя. Я нагло уставился на нее. Ее глаза почти незаметно расширились. Она правильно поняла сообщение. Я решил снять ее с крючка.
  
  Я выудил пачку «Галуаз» из кармана и постучал открытым концом по руке, чтобы достать сигарету. Я слишком сильно постучал по штору, и один вылетел полностью и упал на пол. Я наклонился, чтобы поднять его.
  
  Одновременно я согнул правое колено и хлестнул левой ногой прямо назад. Позади меня закричал Гарольд, его коленная чашечка рассыпалась под жестким резиновым каблуком моего ботинка, разбиваемая с каждой унцией силы, которую я мог вложить.
  
  Я повернулся влево и сел. Когда Гарольд резко наклонился вперед, хватаясь за его разбитое колено, я зацепил два пальца правой руки глубоко под его подбородком, зацепив их за челюсть; Я перекатилась на плечи, аккуратно перевернув его.
  
  Это было все равно, что выдернуть рыбу из воды, бросить ее вперед и на меня, так что он описал короткую дугу в воздухе. Незадолго до того, как я потерял рычаг, я резко дернулся вниз, и его лицо врезалось в пол, а за ним лежал весь вес его тела. Было почти слышно, как ломаются кости его носа.
  
  Затем он лежал неподвижно. Он был либо мертв из-за сломанной шеи, либо просто потерял сознание от шока и силы удара по палубе.
  
  Я забрал Вильгельмину и вернул ее в наплечную кобуру, которой она принадлежала.
  
  Только после этого я одной рукой пригладил волосы назад и огляделся.
  
  Ни Луи, ни китаянка не двинулись с места, но волнение дошло до Су Лап Линь. Я видел это по легкому раздуванию ее ноздрей, напряженности вены, проходящей по тыльной стороне ладони, яркости ее глаз. Некоторые люди испытывают сильный сексуальный пыл в результате физического насилия. Су Лао Линь тяжело дышал.
  
  Она с отвращением указала на то, что осталось от Гарольда на полу. «Уберите его, пожалуйста», - приказала она Луи. Она позволила себе легкую улыбку. «Я думаю, возможно, ты прав, Луи. Твой дядя мог бы использовать здесь такого человека, как мистер Картано, но я думаю, тебе лучше представиться самому. Вам обоим лучше быть готовыми к отлету утренним рейсом».
  
  В ее тоне прозвучало отпущение, и Луи подошел к Гарольду, чтобы побороться. Су Лао Линь повернулся ко мне. «Заходите в мой офис, пожалуйста», - холодно сказала она.
  
  Ее голос был сдержанным, но чрезмерно модулированный тон выдал ее. Волнение дрогнуло на ее губах. Интересно, почувствовал ли это Луи?
  
  Я последовал за ней через дверь в хорошо оборудованный офис - большой современный стол с деловым вращающимся стулом, обтекаемый серый металлический диктофон, два прямых металлических стула, серая картотека в углу - хорошее место для работы.
  
  Су Лао Линь подошла к столу, затем повернулась и откинулась на его край лицом ко мне, ее крошечные пальцы наполовину зацепились за край стола, скрестив лодыжки.
  
  Губы приоткрылись ровными зубами, и крошечный язычок нервно высунулся, соблазнительно.
  
  Я зацепил дверь ногой и захлопнул ее за собой.
  
  Два длинных шага привели меня к ней, и легкий стон сорвался с ее губ, когда я прижал ее к себе, держа одну руку под ее подбородком, наклоняя ее вверх, когда мой голодный рот нащупывал ее. Ее руки были подняты вверх, обвились вокруг моей шеи, когда она прижалась своим телом к ​​моему.
  
  Я зажал ее рот языком, исследуя, разбивая. Никакой тонкости. Су Лао Линь была невероятно маленькой, но дикой женщиной она корчилась, стонала, длинные ногти рвали мою спину, ноги цеплялись за мои.
  
  Мои пальцы нащупали застежку на высоком воротнике и расстегнули ее. Казалось, невидимая молния соскользнула вниз сама по себе. Я обнял обеими руками ее миниатюрную талию и держал ее подальше от себя в воздухе. Она неохотно сломалась, пытаясь удержать рот на моем.
  
  Я положил ее на стол. Это было все равно, что обращаться с тонким фарфором, но этот фарфор мог извиваться.
  
  Я отступил, стягивая с нее серое шелковое платье. Тогда она сидела неподвижно, откинувшись на руки, ее груди вздымались, соски торчали наружу, крошечные ступни на столе, ее колени широко расставлены. По ее животу текла струйка пота.
  
  Под серым шелковым платьем на ней не было ничего. Я смотрел, на мгновение ошеломленный, смакуя алебастровую красоту, восседающую, как живой объект искусства, на голом металлическом столе. Медленно, без приглашения, мои пальцы нащупали пуговицы на рубашке, возились с ботинками и носками, расстегнули ремень.
  
  Я осторожно поднял ее за ягодицы, на мгновение уравновесив ее, как чашку на блюдце, и притянул к себе, когда стоял, расставив ноги, перед столом. При первом проникновении она громко ахнула, затем ножницами рассекла мою талию своими ногами, так что она ехала на скатных бедрах.
  
  Прижавшись к столу для поддержки, я откинулся назад, а Су Лао Линь лежала на мне. Мир взорвался вихрем вращающихся ощущений. Извиваясь, кружась, мы корчились в скудно обставленном кабинете в лихорадочно истерическом танце. Двухтелый зверь выпрямился, врезался в мебель и прислонялся к стене. Наконец, с сильным дрожащим спазмом мы рухнули на пол, двигаясь, колотя, толкая всеми напрягающимися мышцами, пока внезапно она не закричала дважды, двумя короткими пронзительными криками, ее спина выгнулась, несмотря на мой вес, давящий на нее.
  
  Я отстранился и перевернулся на полу на спине, грудь вздымалась.
  
  . Со всеми спальнями в мире мне каким-то образом удалось оказаться на полу в офисе. Я улыбнулся и потянулся. Есть судьбы и похуже.
  
  Затем я заметил крошечную руку на моем бедре. Изящными пальцами на внутренней стороне моей ноги был нарисован филигранный узор. Было очевидно, что Су Лао Линь еще не закончила.
  
  На самом деле, прежде чем она насытилась, прошло несколько часов.
  
  Затем, когда мы вымылись, оделись и съели обед, который я заказал, она стала заниматься делом.
  
  «Дай мне посмотреть твой паспорт».
  
  Я дал. Она задумчиво изучила его за мгновение. «Ну, надо купить тебе новый», - сказала она. «Я думаю, на совершенно другое имя».
  
  Я пожал плечами и мысленно улыбнулся. Похоже, моя жизнь как Ника Картано действительно будет очень короткой - меньше недели.
  
  «Я хочу, чтобы ты ушел отсюда утром», - сказала она.
  
  «Почему так быстро? Мне здесь вроде как нравится». Это было правдой. Верно также и то, что я хотел узнать как можно больше о завершении операции в Бейруте, прежде чем я уеду в Штаты.
  
  Она невыразительно посмотрела на меня, и это мне напомнило, что это была Су Лао Линь, агент красных китайцев, которая отправила столько американских солдат в ад по Героиновой дороге, а не хрупкая маленькая дикая кошка на полу офиса.
  
  «Ну? Это был интересный вечер, согласитесь».
  
  «Это бизнес», - холодно сказала она. «Пока ты рядом, я могу забыть, что не могу себе позволить…»
  
  «Значит, вы хотите, чтобы я убрался отсюда утренним рейсом», - закончил я за нее. «Хорошо. Но ты можешь так быстро подготовить для меня документы?»
  
  Я знал, что Чарли Харкинс может. Но я сомневался, что в Бейруте слоняется еще Чарли.
  
  Су Лао Линь снова позволила себе призрак улыбки. "Я бы предложил это, если бы не смогла?" Ее логику трудно было винить. «Я хочу, чтобы ты ушел, - сказала она.
  
  Я посмотрел на часы. «Уже десять часов».
  
  «Я знаю, но это займет некоторое время… ты должен вернуться сюда, прежде чем уйти. Понимаешь?» Снова призрак улыбки. Су Лао Линь взяла меня за руку и повела к двери.
  
  Я улыбнулся ей. «Ты - босс», - признал я. "Куда я иду?"
  
  «Один-семь-три Альмендарес-стрит. Это на окраине Квартала. Увидите человека по имени Чарльз Харкинс. Он позаботится о вас. Просто скажите ему, что я вас послала. Он на третьем этаже». Она нежно похлопала меня по руке. Вероятно, это был самый близкий к ней нежный жест, который она когда-либо могла сделать.
  
  Я ругал себя как дурака, пока шел по коридору и звонил в лифт. Я должен был знать, что ее агентом был Чарли Харкинс, а это означало, что у меня проблемы. Чарли никак не мог снабдить меня новым набором бумаг и не сообщить Леди-Дракону, что она играет с полевым агентом №1 AXE.
  
  Конечно, был один выход. Я почувствовал ободряющую тяжесть Вильгельмины у себя на груди, когда вошел в лифт. На бедного старого Чарли снова собирались опереться, и на этот раз он должен был быть изрядно поджарым.
  
  Шестая глава.
  
  Номер 173 по улице Альмендарес. Чарли ответил на звонок в дверь почти до того, как я убрал палец с звонка. Однако, кого он ожидал, так это не меня.
  
  «Ник…! Что ты здесь делаешь?»
  
  Это был законный вопрос. «Привет, Чарли», - бодро сказал я, проталкиваясь мимо него в комнату. Я сел на один из диванов перед журнальным столиком, вытащил Галуаз из полупустой пачки в кармане и зажег его богато украшенной настольной зажигалкой, которая выглядела так, будто она могла быть из Гонконга.
  
  Чарли нервничал, закрывая дверь, и после некоторой нерешительности сел на стул напротив меня. "Что случилось, Ник?"
  
  Я усмехнулся ему. «У меня есть для тебя другая работа, Чарли, и я тоже хочу поговорить с тобой».
  
  Он слегка улыбнулся. Получилось не слишком хорошо. «Я… эээ… я не могу много говорить о делах, Ник», - взмолился он. "Ты знаешь что."
  
  Конечно, он был прав. Половина немалой ценности Чарли для международного преступного мира заключалась в его выдающихся талантах: ручка, фотоаппарат, печатный станок, аэрограф и набор для тиснения. Другая половина лежала в его абсолютном молчании. Если бы он когда-нибудь о чем-нибудь заговорил, он был бы мертв. Слишком много людей на Ближнем Востоке будут слишком бояться, что следующими, о которых он будет говорить, будут они. Так что молчание было частью его торговли, и, время от времени встречаясь с Чарли, я никогда не просил его нарушить его.
  
  Но жизнь бывает тяжелой, подумал я. На мгновение у меня было сожаление о том, что я собирался сделать, но я напомнил себе, что это была президентская миссия. Чарли Харкинсы в этом мире не могли рассчитывать на многое.
  
  «Тебе следовало сказать мне, что ты работаешь на Леди Дракона, Чарли», - сказал я спокойным тоном.
  
  Он нахмурился, как будто не знал, что это значит.
  
  "Что ты имеешь в виду ... эээ, Леди Дракон?"
  
  «Давай, Чарли. Су Лао Линь».
  
  «Су Лао Линь? Э… кто она?» Страх играл в его глазах.
  
  "Как долго ты работаешь на нее?"
  
  "Я? Работаю на кого?"
  
  Я вздохнул. У меня не было всей ночи, чтобы играть в игры. «Чарли», - сказал я с раздражением. «Она прислала меня сюда. Мне нужен новый комплект бумаг. Я уезжаю в Штаты утром».
  
  Он уставился на меня, и его наконец осенило. Я наблюдал за его глазами, пока он обдумывал это в уме. Он знал, что я агент AX. Если Су Лао Линь послал меня за новыми бумагами, это означало, что я каким-то образом влился в конвейер. И если бы я включился в конвейер, это означало бы, что этот конвейер не будет работать далее. Он оглядел комнату, как будто видел, как только что покрашенные стены, зеленый ковер и красивая мебель исчезают у него на глазах.
  
  Он все понял правильно.
  
  Он спросил. "Ты уверен?"
  
  «Я уверен, Чарли».
  
  Он глубоко вздохнул. Судьба была против Чарли Харкинса, и он знал это. Он должен был сообщить Су Лао Линь, что агент AX взломал ее систему безопасности. Но агент AX был прямо там, в комнате с ним.
  
  Я ему не завидовал.
  
  Наконец он принял решение и снова вздохнул. Он потянулся к телефону на кофейном столике.
  
  Я перегнулся через журнальный столик и сильно ударил его ладонью по переносице.
  
  Слезы навернулись на его глазах, когда он отпрянул. Из левой ноздри текла струйка крови. «Я… должен позвонить», - выдохнул он. «Я должен подтвердить, что она вас послала. Если я этого не сделаю, она узнает, что что-то не так. Это стандартная процедура».
  
  Несомненно, он был прав. Должна была быть какая-то система подтверждения, и телефон был не хуже других. Теперь у меня была собственная дилемма, с которой нужно было бороться. Если бы Чарли не позвонил Су Лао Линю, она бы знала, что где-то проблема. С другой стороны, меньше всего я хотел в тот момент, чтобы Чарли разговаривал по телефону с Су Лао Линь. Одной рукой я вынул Вильгельмину из кобуры, а другой протянул Чарли телефонную трубку. «Вот. Позвони ей, как если бы я был одним из твоих обычных клиентов сицилийцев. Верно?»
  
  Он испуганно кивнул. «Конечно, Ник».
  
  Я помахал пистолетом ему под носом. «Я хочу, чтобы ты держал телефон так, чтобы я тоже мог ее слышать. И я не хочу, чтобы ты говорил то, что я не одобрял бы. Понятно?»
  
  Харкинс мрачно кивнул. Он набрал номер, затем поднес трубку к середине стола, и мы оба наклонились вперед, так что наши головы почти соприкоснулись.
  
  Мягкая аристократическая шепелявость Леди Дракона доносилась из трубки. "Да?"
  
  Харкинс прочистил горло. "Э ... мисс Лао?"
  
  "Да."
  
  «Эээ… Это Чарли Харкинс. У меня тут парень, который говорит, что вы его послали».
  
  «Опишите его, пожалуйста».
  
  В нескольких дюймах от меня Чарли закатил глаза. «Ну, он около шести футов четырех дюймов ростом, черные волосы зачесаны назад, квадратная челюсть и… э-э… ну, очень широкие плечи».
  
  Я улыбнулся Чарли и погрозил ему кончиком Вильгельмины.
  
  «Его зовут Ник Картано», - продолжил он.
  
  «Да, я его послала». Я мог слышать ее громко и отчетливо. «Нам понадобится все - документы, удостоверяющие личность, паспорт, разрешение на поездку. Он уезжает утром».
  
  «Да, мэм», - покорно ответил Чарли.
  
  «Чарли…» На другом конце провода была пауза. «Чарли, ты когда-нибудь слышал об этом Картано? Я не смогла добиться от него точных сведений».
  
  Я отчаянно кивнул и подставил морду Вильгельмины Чарли за подбородок, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
  
  «Э… конечно, мисс Лао», - сказал он. «Думаю, я слышал о нем немного в городе. Думаю, он побывал во всем понемногу».
  
  "Хорошо." Она была довольна.
  
  Чарли бесполезно смотрел на телефон. Он посмотрел на меня, ужасно желая выпалить какое-нибудь предупреждение.
  
  Я сделал небольшой ход с Вильгельминой.
  
  «До свидания, мисс Лао, - сказал он. Он повесил трубку трясущейся рукой, и я снова накрыл Вильгельмину.
  
  Он мог передать какое-то закодированное предупреждение или пропустить подтверждающий код, но я в этом сомневался. Ситуация, в которой он находился сейчас, была слишком странной, чтобы его часть операции можно было ожидать с такой тщательно продуманной безопасностью.
  
  Второй раз с момента моего прибытия в Бейрут я вместе с Чарли прошел процедуру обработки записей. Он был хорош, но ужасно медлителен, и на этот раз это заняло почти три часа.
  
  Я долго размышлял, как мне от него избавиться. Это была проблема. С живым Чарли я никогда не доберусь до аэропорта, не говоря уже о том, чтобы вернуться в Штаты. Даже если я оставлю его связанным и с кляпом во рту, он в конце концов освободится, и меня достанут, где бы я ни был.
  
  Ответ, очевидно, заключался в том, чтобы убить его. Но я не мог этого сделать. Я убивал много раз за свою карьеру, а Чарли определенно не был жемчужиной человечества.
  
  Но я убивал людей, с которыми я сражался, или преследовал, или преследовал. Это одно. Но Чарли снова был кем-то другим.
  
  Похоже, другого выхода не было. Чарли должен был уйти. С другой стороны, если Харкинс окажется мертвым или пропавшим без вести сразу после того, как собрал мои документы, Леди Дракон сочтет это действительно очень странным. Это была небольшая дилемма.
  
  Однако Чарли решил это за меня.
  
  Я изучал свой новый пакет документов - на этот раз для Ника Канцонери. Чарли всегда любил держаться как можно ближе к настоящему имени. «Спасает вас от того, чтобы иногда не отвечать, когда нужно», - пояснил он.
  
  Все бумаги были в хорошем состоянии. Был паспорт, в котором говорилось, что Ник Канцонери родился в маленькой калабресской деревушке Фуццио, разрешение на работу и водительские права из Милана, фотография неотличимого молодого человека и девушки, держащихся за руки перед римскими развалинами, и четырех письма от матери Ника Канцонери из Фуццио.
  
  Чарли проделал хорошую работу.
  
  Затем, когда я склонился над журнальным столиком и просматривал свои новые бумаги, он взял со стола лампу и ударил ей мне по голове.
  
  Сила удара сбила меня с дивана на журнальный столик. Я почувствовал, как он раскололся подо мной, когда я рухнул на пол, мир был красной дымкой пронзительной боли. Я не потерял сознание из-за того, что ударила лампа. Закон Шмитца: Распад движущегося объекта рассеивает его силу удара прямо пропорционально скорости распада.
  
  Но мне было больно.
  
  Когда я рухнул на пол, я инстинктивно оперся на ладони и бросился в сторону в виде переката. Когда я это сделал, что-то еще - вероятно, другая лампа - разбилось рядом с моей головой, едва не задев меня.
  
  Теперь я стоял на четвереньках, качая головой, как раненый пес, пытаясь очистить свой мозг. Казалось, что внутри него взорвалась небольшая бомба.
  
  Я все еще не мог ясно видеть. Но я не мог оставаться на одном месте. Чарли будет в атаке. Опустив руки и колени, я опустил голову на согнутые руки и сделал перекат вперед. Мои ноги упали на пол, и я перевернулся.
  
  Я врезался в стену. Казалось, толчок помог. Когда я инстинктивно пригнулся, чтобы продолжить движение, мое зрение начало проясняться. Я чувствовал, как по моему лицу течет теплая кровь. Я отпрыгнул в сторону. Я не смел оставаться неподвижным, пока не нашел своего врага. Любое движение, которое я мог сделать, могло привести меня прямо к нему, но я не мог оставаться на месте.
  
  Потом я его увидел.
  
  Он шел за мной из-за угла кушетки, одна рука лежала на спинке кушетки, а другая протянулась со своей стороны. В нем был ужасно выглядящий изогнутый нож. Должно быть, он вытащил его из декоративных арабских ножен, которые я видел висящими на стене.
  
  Чарли держал нож на уровне пояса, целясь мне в живот. Его ноги были широко расставлены для равновесия. Он медленно продвигался.
  
  Мои колебания, возможно, и спасли мне жизнь, но они также оставили меня втиснувшимся в угол, с диваном вдоль одной стены и тяжелым дубовым столом вдоль другой.
  
  Чарли преградил мне путь к побегу.
  
  Я прижался к стене, когда он сделал еще один шаг вперед, всего в четырех футах от меня. Его тонкие губы плотно сжались. Приближался последний выпад.
  
  У меня не было выхода. Я инстинктивно выхватил Вильгельмину из наплечной кобуры и выстрелил.
  
  Пуля попала Чарли прямо в горло, и он стоял на мгновение, остановившись из-за удара пулей люгера. На его лице появилось озадаченное удивление, и он, казалось, смотрел на меня так, как будто я был чужим. Затем его глаза потускнели, и кровь хлынула из основания его горла. Он упал на спину, все еще сжимая нож в руке.
  
  Я осторожно переступил через его тело и пошел в ванную, чтобы посмотреть, смогу ли я умыть свое лицо. По крайней мере, холодная вода прояснила бы мою голову.
  
  Мне потребовалось полчаса над умывальником и еще двадцать минут на две дымящиеся чашки черного кофе, которые я приготовил на плите Чарли, прежде чем я был готов к работе. Затем я взял свои бумаги Ника Канцонери и направился обратно в Сент-Джорджес. До того, как я смог вылететь в Штаты, все еще были «особые инструкции» от Су Лао Линя.
  
  И от нее тоже пришлось избавиться, прежде чем я уехал из Бейрута. Я не мог оставить ее там, проталкивающую сицилийских мафиози по транзиту к мафии в Нью-Йорке. А поскольку я был последним, кого она послала к Чарли, его смерть не выглядела бы так хорошо для меня.
  
  Я вздохнул, когда позвонил в лифт богато украшенного Сент-Джорджеса. Я не хотел убивать Леди Дракон больше, чем хотел убить Чарли, но я сделал одну остановку между его квартирой в Квартале и отелем, и эта остановка помогла мне выполнить эту часть работы.
  
  Когда Су Лао Линь открыла мне дверь, в ее глазах была мягкость, но она быстро обратилась в тревогу, когда она посмотрела на мои поврежденные черты. У меня была полоса липкой ленты, проходящая через мой висок над одним глазом, где лампа Харкинса прорезала болезненную, но на самом деле поверхностную выемку, и этот глаз был опухшим, вероятно, уже обесцвеченным.
  
  "Ник!" воскликнула она. "Что случилось."
  
  «Все в порядке», - заверил я ее, обнимая. Но она отстранилась, чтобы посмотреть мне в лицо. Я вспомнил толстого араба и ту самую молодую девушку, которую видел во время моей первой поездки в квартиру Чарли. «Я только что встал между арабом и его шлюхой», - объяснил я. «Она ударила меня лампой вместо него».
  
  Она выглядела обеспокоенной. «Ты должен позаботиться о себе, Ник… ради меня».
  
  Я пожал плечами. «Я уезжаю в Штаты утром».
  
  «Я знаю, но увидимся там».
  
  "Ой?" Это было потрясением. Я не знал, что она собирается приехать в Америку.
  
  Ее улыбка была близка к скромной. Она положила голову мне на грудь. «Я просто решил сегодня вечером, пока тебя не было. Я буду там через пару недель. Просто навестить. Я все равно хочу увидеть Францини, и…» Снова наступила пауза в середине предложения.
  
  «И…» - подсказал я.
  
  «… И мы можем провести еще немного времени вместе». Ее руки крепче обвились вокруг моей шеи. «Хочешь этого? Хочешь заняться со мной любовью в Соединенных Штатах?»
  
  «Я хотел бы заняться с тобой любовью где угодно».
  
  Она прижалась ближе. "Тогда чего же вы ждете?" Каким-то образом та изумрудно-зеленая шифоновая вещь, которую она носила, когда открывала дверь, исчезла. Она прижалась ко мне своим обнаженным телом.
  
  Я поднял ее и направился в спальню. У нас впереди была большая часть ночи, и я не собирался проводить ее в офисе.
  
  Я не сказал ей, что она никогда не доберется до Штатов, и на следующее утро мне постоянно приходилось напоминать себе об американских солдатах, которых уничтожила ее наркосеть, прежде чем я смог заставить себя сделать то, что должен был делать.
  
  Я нежно поцеловал ее в губы, уходя на следующее утро.
  
  Пластиковая бомба, которую я прикрепил к изнанке кровати, не сработает еще полтора часа, и я был уверен, что она будет спать так долго, возможно, дольше, если по какой-то причине кислоте потребуется больше времени, чтобы проникнуть в детонатор. .
  
  Я получил бомбу по дороге в Сент-Джорджес после того, как покинул дом Харкинса. Если вам когда-нибудь понадобится пластиковая бомба в чужом городе, то ее лучше всего получить в местном ЦРУ у агента по месту жительства - и вы почти всегда можете найти C.I.A. агента по месту жительства, изображающего из себя местного представителя Associated Press. В Бейруте это был Ирвинг Фейн, маленький круглый человек в очках в роговой оправе, страстно любивший рисовать прямые.
  
  Мы сталкивались друг с другом более чем несколько раз на Ближнем Востоке, но он отказывался предоставить мне взрывчатку, не зная, кого я намеревался взорвать, и не посоветовавшись предварительно с его боссом. В конце концов он согласился, когда я убедил его, что это прямой приказ Белого дома.
  
  Конечно, на самом деле это было не так, и я мог бы столкнуться с этим позже, но, как я полагал, Су Лао Линь была вражеским агентом, и ее нужно было уничтожить.
  
  Она также очень хорошо себя чувствовала в постели. Вот почему я поцеловал ее на прощание перед отъездом.
  
  
  Седьмая глава.
  
  
  Луи встретил меня у выхода из аэропорта Trans World Airlines через час. Он разговаривал с двумя смуглыми мужчинами в недорогих костюмах английского покроя. Возможно, они были торговцами оливковым маслом, но я почему-то сомневался в этом. Как только Луи заметил меня, он поспешил к нему с протянутой рукой.
  
  «Рад тебя видеть, Ник! Рад тебя видеть!»
  
  Мы от души пожали друг другу руки. Луи все делал от души. Затем он познакомил меня с мужчинами, с которыми разговаривал, Джино Манитти и Франко Локло. У Манитти был низкий лоб, нависший над бровью, современный неандерталец. Локло был высоким и худощавым, и сквозь его напряженно приоткрытые губы я мельком увидел желтоватую пару плохих зубов. Ни один из них не говорил по-английски достаточно, чтобы заказать хот-дог на Кони-Айленде, но в их глазах была животная твердость, а в уголках рта я видел злобу.
  
  Больше грязи для мельницы мафии.
  
  Оказавшись на борту большого авиалайнера, я сел у окна, а Луи на соседнем сиденье. Двое новичков семьи Францини сидели прямо позади нас. За весь перелет из Бейрута в Нью-Йорк я ни разу не слышал, чтобы кто-то сказал ни слова.
  
  Для Луи это было больше, чем я мог сказать. Он закипел с того момента, как мы пристегнули ремни безопасности.
  
  «Привет, Ник», - сказал он с ухмылкой. «Что ты делал вчера вечером после того, как я ушел от Су Лао Линя? Мужик! Это какая-то цыпочка, да?» Он засмеялся, как маленький мальчик, рассказывающий грязную шутку. "Ты хорошо провел с ней время, Ник?"
  
  Я холодно посмотрел на него. «Мне пришлось поговорить с одним парнем по поводу моих документов».
  
  "О, да. Я забыл. Это был бы
  
  Чарли Харкинс, наверное. Он действительно хороший человек. Думаю, лучший в своем деле ".
  
  Был, подумал я. «Он хорошо поработал для меня», - уклончиво сказал я.
  
  Луи еще несколько минут болтал о Чарли в частности и о хороших людях в целом. Он не сказал мне многого, чего я еще не знал, но он любил поговорить. Затем он сменил тему.
  
  «Эй, Ник, ты же знаешь, что чуть не прикончил того парня Гарольда в квартире Су Лао Линя. Боже! Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь двигался так быстро!»
  
  Я улыбнулся своему другу. Я тоже могу быть польщен. «Я не люблю, когда меня заводят», - жестко сказал я. «Он не должен был этого делать».
  
  «Да, да. Я точно согласен. Но, черт возьми, ты чуть не убил этого парня!»
  
  «Если вы не можете ударить по мячу, вам не следует бросаться в битву».
  
  «Да, конечно… чувак… Врач в больнице сказал, что его коленная чашечка практически разрушена. Сказал, что он больше никогда не будет ходить. У него тоже травма позвоночника. Может быть, парализован на всю жизнь».
  
  Я кивнул. Вероятно, из-за того удара карате, который я дал ему по затылку. Иногда он так и действует, если не убивает наповал.
  
  Я смотрел в окно на исчезающую береговую линию Ливана, солнце сияло на лазурном Средиземном море под нами. Я поработал чуть больше суток, и уже двое человек погибли, а один стал калекой на всю жизнь.
  
  По крайней мере, должно быть двое мертвых. Я посмотрел на часы: десять пятнадцать. Пластиковая бомба под кроватью Су Лао Линя должна была взорваться полчаса назад ...
  
  Пока я сделал свою работу. Было разрушено устье транзита в Бейруте. Но это было только начало. Затем мне пришлось сразиться с мафией на ее родине. Я бы имел дело с прочно укоренившейся организацией, огромной индустрией, которая распространилась по стране, как коварная болезнь.
  
  Я вспомнил разговор, который у меня был с Джеком Гурли несколько месяцев назад, как раз перед тем, как мне дали задание разделаться с голландцем и Хамидом Рашидом. Мы пили пиво в The Sixish на Восемьдесят восьмой улице и Первой авеню в Нью-Йорке, и Джек говорил о своей любимой теме - Синдикате. Как репортер News, он двадцать лет освещал истории о мафии.
  
  «Трудно поверить, Ник, - сказал он. «Я знаю одного из этих ростовщиков - управляемого семьей Руджеро, - у которой есть непогашенные ссуды на сумму более восьмидесяти миллионов долларов, и проценты по этим ссудам составляют три процента в неделю. Это сто пятьдесят шесть процентов годовых на восемьдесят миллионов.
  
  «Но это только начальные деньги», - продолжил он. «Они во всем».
  
  "Как что?" Я много знал о мафии, но всегда можно узнать у экспертов. В этом случае Гурли был экспертом.
  
  «Наверное, самый крупный из них - это грузовики. Еще есть центр одежды. По крайней мере, две трети его контролируется мафией. Они занимаются упаковкой мяса, они контролируют большинство торговых автоматов в городе, частные вывозки мусора, пиццерии. , бары, похоронные бюро, строительные компании, фирмы по недвижимости, кейтеринги, ювелирные предприятия, предприятия по розливу напитков - что угодно ".
  
  «Не похоже, чтобы у них было много времени на настоящие преступления».
  
  «Не обманывайте себя. Они хорошо разбираются в угонах самолетов, и все, что они захватывают, можно направить в их так называемые законные торговые точки. Парень, который расширяет свой бизнес по производству одежды на Седьмой авеню, вероятно, делает это на деньги, полученные от наркотиков, парень, который открывает цепочку гастрономических магазинов в Квинсе, вероятно, делают это на деньги, которые пришли от порнографии в Манхэттене «.
  
  Гурли тоже немного рассказал мне о Папе Францини. Ему было шестьдесят семь лет, но до пенсии ему далеко. По словам Гурли, он возглавлял семью из более чем пятисот инициированных членов и примерно четырнадцати сотен «ассоциированных» членов. «Из всех старых« Мустачио Питов », - сказал Гурли, - этот старый сукин сын, безусловно, самый стойкий. Он, вероятно, также лучше всех организован».
  
  В самолете, летевшем в сторону Штатов из Бейрута, я посмотрел на своего компаньона, племянника Францини Луи. Из тысячи девятисот гангстеров, составлявших семью Францини, он был единственным, кого я мог назвать другом. И я сомневался, что он будет очень полезен для чего-нибудь, кроме непрерывного разговора, если все станет плохо.
  
  Я снова выглянул в окно и вздохнул. Это было не то задание, которое мне нравилось. Я взял роман Ричарда Галлахера и начал его читать, чтобы отвлечься от моего ближайшего будущего.
  
  Через три часа я закончил, мы все еще были в воздухе, ближайшее будущее все еще выглядело мрачным, и Луи снова заговорил. Это был несчастливый полет.
  
  В аэропорту нас встретил Ларри Спелман, личный телохранитель Францини. Как я понял, Луи пользовался довольно большим уважением у своего дяди.
  
  Спелман был как минимум на дюйм выше моего шести футов четырех дюймов, но узок и костляв. У него был длинный нос с высокой перемычкой и пронзительные широко расставленные голубые глаза и лицо с черными крапинками на длинных бакенбардах, но ему было всего около тридцати пяти лет. Я знал его по репутации: твердый, как гвоздь, фанатично преданный Папе Францини.
  
  Он издал удивительно громкий смех, когда он нежно схватил Луи за плечи. «Рад тебя видеть, Луи! Старик послал меня сюда, чтобы встретиться с тобой сам».
  
  Луи представил Манитти, Локло и меня, и мы пожали друг другу руки. Спелман с любопытством посмотрел на меня, его голубые глаза не дрогнули. "Разве я не знаю тебя откуда-то?"
  
  Он чертовски хорошо мог это сделать. Я мог вспомнить любое из дюжины заданий, в которых меня могли бы указать ему. Одним из факторов успеха организованной преступности в этой стране была ее замечательная система разведки. Преступный мир следит за государственными агентами так же внимательно, как и правительство за деятелями преступного мира. Я никогда не встречался со Спелманом лично, но вполне возможно, что он меня узнает.
  
  Проклятие! Я в тут всего пять минут и уже в беде. Но я играл это беспечно и надеялся, что глубокий загар, который я приобрел в Саудовской Аравии, немного его запутает. Клейкая лента на моем лбу тоже должна была помочь.
  
  Я пожал плечами. "Вы когда-нибудь были в Новом Орлеане?"
  
  "Нет. Не в Новом Орлеане". Он раздраженно покачал головой. "Вы имеете какое-либо отношение к Тони?"
  
  Тони?"
  
  «Тони Канцонери, боец».
  
  Черт возьми снова! Я забыл, что меня зовут Канцонери, даже после того, как услышал, как Луи представил меня таким образом всего минуту назад. Еще несколько таких провалов, и у меня действительно будут проблемы.
  
  «Он мой двоюродный брат», - сказал я. «По отцовской линии».
  
  "Великий боец!"
  
  «Ага». У меня было ощущение, что Ларри Спелман поддерживает разговор, чтобы он мог изучать меня подольше. Мы играли в забавную игру. Он знал, что я только что приехала от мадам Су Лао Линь из Бейрута и что Канцонери не будет моим настоящим именем.
  
  Я не любил эту игру. Рано или поздно он вспомнит, кто я, и вся эта шарада взорвется. Но в данный момент я мало что мог с этим поделать. «Увидимся через минуту», - сказал я. «Я должен пойти в туалет».
  
  Я взял с собой сумку и, не выходя из кабинета мужского туалета, быстро перенес Вильгельмину и Гюго из чемодана в их привычные места: наплечную кобуру для Вильгельмины, подпружиненные замшевые ножны для Хьюго. В Ливане сейчас приняты меры безопасности, поэтому нельзя садиться в самолеты с оружием. С другой стороны, туалетный набор, обшитый свинцовой фольгой, очень хорошо путешествует с вами в чемодане и выглядит совершенно безобидно и непроницаем для багажных рентгеновских аппаратов. Любой таможенный инспектор, конечно, может решить забрать его и посмотреть, но жизнь полна шансов, и я почему-то никогда не видел, чтобы инспектор таможни проверял туалетный набор. Они будут смотреть в носочки ваших тапочек и нюхать мешочек с табаком, чтобы убедиться, что это не марихуана, но я никогда не видел ни одного взгляда в туалетный комплект.
  
  Я вышел из мужского туалета в гораздо большей безопасности.
  
  * * *
  
  Большой «крайслер», на котором Спелман ехал обратно в город, был заполнен болтовней Луи. На этот раз я оценил его бесконечный смеющийся монолог. Я надеялся, что это отвлечет от меня мысли Спелмана.
  
  Было чуть больше 18:00. когда большая синяя машина подъехала к большому невзрачному лофту на Принс-стрит, недалеко от Бродвея. Я вышел из машины последним и посмотрел на потрепанный знак на фасаде здания: «Оливковое масло Францини».
  
  Ларри Спелман провел нас через маленькую дверь с остеклением, а затем по открытому холлу, миновав небольшой офис, где четыре женщины внимательно работали над своими печатными столами, зажатыми между серыми шкафами для документов и стеной. Никто из них не взглянул, когда мы проходили мимо; в некоторых компаниях лучше не знать, кто ходит по офису.
  
  Мы подошли к двери из матового стекла, на которой была аккуратно написана надпись Джозефа Францини. Как будто все мы были призывниками, только что прибывшими в учебный лагерь, мы подобрались и поставили чемоданы у одной стены, а затем встали вокруг и выглядели застенчивыми. Только Луи был невосприимчив к полковым нюансам, которые предполагала группа; он перепрыгнул через небольшие деревянные перила и, казалось, облапил чопорную секретаршу, которая приподнялась из-за стола, когда увидела, что он вошел.
  
  Она завизжала. - "Луи!" "Когда вы вернулись?"
  
  Он задушил ее поцелуями. «Только сейчас, Филомина, только сейчас. Эй! Ты красивая, милая, просто красивая!» Он был прав. Когда она с трудом высвободилась из его гориллоподобных объятий, я понял это. Несмотря на свою внешность - очки без оправы, черные волосы, собранные в тугой пучок, блузка с высоким воротником - она ​​была настоящей итальянской красавицей, высокой, стройной, но с восхитительной грудью, удивительно тонкой талией и полными округлыми бедрами. Ее овальное лицо, подчеркнутое огромными карими глазами и дерзким дерзким подбородком, было прямиком из Сицилии с
  
  ее оливковой кожей, рельефными чертами лица и тяжелыми чувственными губами.
  
  Она застенчиво улыбнулась в нашу сторону, отступив из-за стола и поправляя юбку. На мгновение наши взгляды встретились с другой стороны комнаты. Встретились и подержали, потом она снова занялась тем, что села, и момент прошел.
  
  Спелман прошел к столу и исчез в открытой двери офиса позади и справа от стола Филомины. Луи устроился на углу секретарского стола, тихо разговаривая с ней. Остальные из нас нашли места на ярко окрашенных пластиковых стульях прямо у двери.
  
  Вновь появился Ларри Спелман, толкая хромированное инвалидное кресло, в котором сидел огромный старик. Он был отвратителен, наполнял огромную инвалидную коляску и разливался по бокам. Он должен был весить триста фунтов, может быть, больше. Из-под холма жира, образовавшего его лицо, блестели зловещие черные глаза, странно окаймленные темными кругами, классический пример синдрома лунного лица, обычно связанный с лечением кортизоном.
  
  Именно тогда я вспомнил то, что прочитал много лет назад: Джозеф Францини был жертвой рассеянного склероза. Он был в этой инвалидной коляске тридцать семь лет - проницательный, дерзкий, безжалостный, блестящий, сильный и искалеченный странным неврологическим заболеванием, поражающим центральную нервную систему. Он искажает или нарушает двигательные импульсы, так что жертва может страдать от потери зрения, нарушения координации, паралича конечностей, дисфункции кишечника и мочевого пузыря и других проблем. Рассеянный склероз не убивает, он просто мучает.
  
  Я знал, что от рассеянного склероза нет лекарства, нет превентивного и даже эффективного лечения. Как и большинство пациентов с рассеянным склерозом, Францини заболел этой болезнью, когда он был молод, в возрасте тридцати лет.
  
  Глядя на него, я задавался вопросом, как он это сделал. За исключением нескольких коротких периодов спонтанной ремиссии, Францини с тех пор был прикован к этой инвалидной коляске, становясь толстым и пухлым из-за недостатка физических упражнений и своей любви к поеданию итальянской пасты. Тем не менее, он возглавлял одну из самых влиятельных мафиозных семей в мире с деловой хваткой и репутацией в кругах преступного мира, уступающей только Гаэтано Руджеро.
  
  Это был человек, на которого я приехал в Нью-Йорк поработать и уничтожить, если это возможно.
  
  "Луи!" Он рявкнул скрипучим, но на удивление громким голосом. «Хорошо, что ты вернулся». Он злобно посмотрел на остальных из нас. "Кто эти люди?"
  
  Луи поспешил представить. Он сделал жест. «Это Джино Манитти».
  
  «Bon giorno, дон Джозеф». Неандерталец наполовину поклонился искалеченному гиганту.
  
  «Джорно». Францини посмотрел на Франко Локло.
  
  В голосе Локло прозвучала дрожь страха. «Франко Локло», - сказал он. Затем его лицо прояснилось. «Из Кастельмара», - добавил он.
  
  Францини хмыкнул и повернулся ко мне. Я встретил его пристальный взгляд, но это было нелегко. В этих черных глазах горела ненависть, но я видел ненависть раньше. Это было другое, что Папай Францини ненавидел со страстью, с которой я никогда раньше не сталкивался.
  
  Вдруг я понял. Ненависть Францини была такой злобной, потому что она не была направлена ​​против одного человека или группы людей, или против страны или идеи. Францини ненавидел себя. Он ненавидел свое больное тело и, ненавидя себя, ненавидел Бога, которого создал по своему собственному образу.
  
  Голос Луи прервал мои мысли. «Это Ник Канцонери, дядя Джо. Он мой друг. Я встретил его в Бейруте».
  
  Я кивнул старику, не совсем поклонившись.
  
  Он приподнял одну белую бровь, или попытался. Результатом стала более маниакальная гримаса, когда одна сторона его рта открылась, а голова наклонилась набок от усилия. "Друг?" - прохрипел он. «Тебя послали не заводить друзей. Ха!»
  
  Луи поспешил его успокоить. «Он тоже один из нас, дядя Джо. Подожди, я расскажу тебе, что он однажды сделал».
  
  Казалось странным слышать, как взрослый мужчина называет другого «дядей Джо», но я полагаю, что все это было частью несколько юношеского подхода Луи к жизни. А что до того, что он мог рассказать о том, что я однажды сделал, он и половины не знал.
  
  Я улыбнулся Францини настолько искренне, насколько мог, но я действительно не мог придумать, что сказать, поэтому просто пожал плечами. Это чудесный итальянский выход из любой ситуации.
  
  Некоторое время старик пристально смотрел в ответ, а затем быстрым движением руки наполовину повернул инвалидное кресло так, чтобы он смотрел на Луи. Это был замечательный ход для человека, которому минуту назад было трудно приподнять бровь.
  
  «Забронируйте этих парней в« Мэнни », - приказал он. «Отдайте им завтра, а потом скажи, чтобы они явились к Рикко». Он посмотрел на нас через плечо. "Черт побери!" он сказал. «Держу пари, они даже не говорят по-английски».
  
  Он посмотрел на Луи. «Завтра вечером у нас вечеринка в Тони-Гарденс. Сегодня день рождения твоей кузины Филомины. Будьте там».
  
  Луи счастливо усмехнулся. «Конечно, дядя Джо».
  
  Его кузина Филомина мило покраснела.
  
  Старик ловко снял инвалидную коляску и своим ходом направился обратно в офис. Спелман холодно посмотрел на меня еще раз, а затем последовал за своим боссом. Если бы он когда-нибудь знал, кто я, однажды он вспомнил бы.
  
  Когда Манитти, Локло и я последовали за Луи из офиса в коридор, у меня возникло очень неприятное чувство по поводу Ларри Спелмана.
  
  
  Восьмая глава.
  
  
  У Мэнни был Chalfont Plaza, один из великих старых отелей на восточной стороне центральной части Манхэттена. На протяжении своей долгой истории Chalfont Plaza принимал в качестве гостя не одного члена королевской семьи Европы. Это по-прежнему одна из стандартных остановок для загородних бизнесменов, посещающих Нью-Йорк.
  
  Несколько лет назад группа известных бизнесменов купила Chalfont Plaza у ее первоначальных владельцев в качестве инвестиции в бизнес, а затем продала Эммануилу Перрини, молодому амбициозному бизнесмену с большим капиталом.
  
  На вывеске на фасаде все еще написано «Chalfont Plaza», но мафия, из-за своего вечного эго, называет его «Мэнни».
  
  "Хочешь остановиться и выпить, Ник?" - спросил Луи перед тем, как я вошел в лифт после регистрации.
  
  «Нет, спасибо, Луи», - простонал я. "Я изможден."
  
  «Хорошо», - весело согласился он. «Я позвоню вам завтра днем ​​и сообщу, что происходит».
  
  "Хорошо." Я изобразил последнюю дружелюбную улыбку и помахал на прощание, когда дверь лифта закрылась. Устал? Не только из-за смены часовых поясов я забыл уложить Вильгельмину под подушку перед сном. Вместо этого я бросил ее в кобуру поверх кучи одежды, которую оставил лежать на полу, когда разделся.
  
  Когда я проснулся, она была всего в четырех дюймах от моего рта и указывала прямо на мой левый глаз.
  
  «Не двигайся, сукин сын, или я тебя убью».
  
  Я ему поверил. Я лежал совершенно неподвижно, пытаясь приспособить глаза к мгновенному ослепляющему свету лампы на прикроватном столе. Вильгельмина всего 9 мм, но в этот момент мне показалось, что я смотрю в дуло шестнадцатидюймовой морской винтовки.
  
  Я проследил за своим взглядом вверх по стволу Вильгельмины к руке, которая держала ее, затем поднялся по длинной руке, пока не наткнулся на лицо. Как и ожидалось, это был старый знакомый: Ларри Спелман.
  
  Мои глаза горели от усталости, и когда я полностью проснулся, я почувствовал боль в теле. Я понятия не имел, как долго я спал. Прошло около тридцати секунд.
  
  Спелман дернул рукой, и стальная рукоять моего собственного пистолета ударилась мне по лицу. Боль поднялась по моей челюсти. Мне удалось удержаться от крика.
  
  Спелман ухмыльнулся и отстранился, все еще держа пистолет нацеленным на меня. Он встал, схватился одной рукой за ближайший стул и притянул его к себе, даже не отрывая глаз от меня.
  
  Он откинулся на спинку стула и сделал знак Вильгельминой. "Сядь".
  
  Осторожно приподнявшись, я подложил за собой две подушки. Красиво и удобно, если не считать этого проклятого пистолета. Я взглянул на часы на прикроватном столике. Три часа, а поскольку сквозь жалюзи не проникал свет, должно было быть три часа ночи. Я проспал около четырех часов.
  
  Я вопросительно посмотрел на Спелмана и, когда окончательно проснулся, решил, что он, должно быть, пьян. В его глазах было странное выражение; похоже, они неправильно фокусировались. Потом я увидел, что зрачки сузились. Он не был пьян, он был возбужден!
  
  Моя челюсть пульсировала от боли.
  
  "Думаешь, ты довольно умный сукин сын, не так ли, Картер?"
  
  Я мысленно поморщился. Он раскрыл мое прикрытие, хорошо. Интересно, сказал ли он еще кому-нибудь. Не то чтобы это имело большое значение. Судя по тому, как все выглядело в данный момент, у него было все время в мире, чтобы рассказать это, кому он захочет.
  
  «Я не чувствую себя сейчас очень умным», - признал я.
  
  Он позволил себе легкую улыбку. «Я наконец вспомнил, примерно час назад. Ник Картер. Ты работаешь на AX».
  
  Проклятый героин! Иногда это происходит: запускается давно забытое воспоминание. Я видел это раньше.
  
  «Это было около четырех лет назад», - продолжил он. «Том Мерфи указал мне на вас во Флориде».
  
  «Хорошая компания, которую ты составляешь», - усмехнулся я. Под его фасадом быть выдающимся юристом, щеголеватый седой Мерфи был один из самых успешных поставщиков в стране порнографии. А в случае Мерфи дело не только в сексе и героине; он имел дело с настоящей грязью.
  
  Спелман угрожающе ткнул в меня пистолетом. "Кто еще в этом с тобой?"
  
  Я покачал головой. «Если вы знаете, что я Ник Картер, вы знаете, что я обычно работаю один».
  
  «Не в этот раз. Как только я вспомнил, кто ты, я позвонил в Бейрут. Су Лао Линь мертва. Чарли Харкинс мертв. Гарольд в больнице».
  
  "Так?" По крайней мере, эта часть моего плана сработала.
  
  Спелман ухмыльнулся. "Значит, в этот раз ты не мог работать один. Эта китайская девчонка была убита почти через полтора часа после того, как
  
  ваш рейс взлетел ".
  
  "Ой?" Я поймал себя на хорошей мысли. Мне пришло в голову, что если бы Спелман подумал, что со мной работают другие люди, это могло бы выиграть мне время. Я мог бы даже вовлечь некоторых законных членов семьи Францини. Вскоре они могут доказать, что это розыгрыш, но, по крайней мере, это вызовет некоторый ужас.
  
  Я выбросил эту последнюю мысль из головы. Моей первой задачей было не вызывать ужаса. Это было, чтобы убраться отсюда живым. Прямо сейчас шансы были не слишком хорошими.
  
  «Если бы со мной кто-то работал, - возмутился я, - почему, как ты думаешь, я бы сказал тебе?»
  
  Дуло Люгера описывало небольшой кружок в воздухе. «Папай Францини захочет получить всю историю», - сказал он. Еще один маленький кружок в воздухе. «И когда я пойду и скажу ему, я дам ему каждую частичку».
  
  Еще один балл в мою пользу! Спелман еще никому не сказал. Если бы я мог просто избавиться от него до того, как он избавился от меня, все могло бы начать налаживаться. Старт из положения полулежа без оружия на мягкой кровати не был для меня хорошим началом, но мне нужно было что-то делать.
  
  Мне нужно было подвести его достаточно близко, чтобы схватить его, и единственный способ, которым я смогу это сделать, - это спровоцировать его на нападение на меня. Мысль о преднамеренном спровоцировании нападения вооруженного, залетающего героинового наркомана была не из самых счастливых, которые у меня когда-либо возникали. Мои шансы были крайне малы. С другой стороны, альтернативы я не видел.
  
  «Ты идиот, Спелман, - сказал я.
  
  Он ткнул в меня пистолетом. Казалось, это его любимый жест.
  
  «Начни говорить, дергайся, или ты умрешь».
  
  Я взорвался. - "Стрелай!" «Ты не сможешь убить меня, пока не узнаешь, с кем я работаю. Ты это знаешь. Папе не понравится, Ларри. Используй свою голову - если у тебя есть голова с этой дозой героина, бегущей по твоим венам. "
  
  Он подумал об этом на мгновение. При нормальных обстоятельствах я думаю, что Ларри Спелман был достаточно умным человеком. Прогуливаясь на облаке героина, он с трудом мог изменить направление своих мыслей.
  
  Я продолжал говорить. Чем больше я буду говорить, тем дольше буду жить. «Как такой славный еврейский мальчик, как ты, попал в мафию, Ларри?»
  
  Он проигнорировал меня.
  
  Я попробовал другой гамбит. «Ваша мать знает, что вырастила героинового наркомана, Ларри? Она должна гордиться собой. Сколько других матерей могут сказать, что их сыновья оказались наркоманами, которые проводят большую часть своей жизни, толкая толстого старика в инвалидной коляске? Бьюсь об заклад, она все время говорит о тебе, ты знаешь: «Мой сын врач, Мой сын адвокат, а потом появляется твоя старушка со словами« Мой сын наркоман »…»
  
  Это было по-детски и вряд ли приводило его в безумную ярость. Но это действительно раздражало его, хотя бы потому, что мой голос прерывал его окутанные мусором мысли.
  
  "Заткнись!" - достаточно спокойно приказал он. Он сделал полшага из стула, на котором сидел, и почти небрежно ударил меня боком люгера.
  
  Но на этот раз я был готов.
  
  Я повернул голову вправо, чтобы избежать удара, и в тот же момент резко взмахнул левой рукой вверх и наружу, поймав его запястье резким ударом карате, который должен был заставить его уронить пистолет, но этого не произошло.
  
  Я перекатился влево на кровати, схватил его запястье и прижал его ладонью вверх к белым простыням, а затем опустил плечо через плечо, чтобы оказать максимальное давление. Другая его рука обвила мою талию, пытаясь оторвать меня от скованной руки.
  
  Он прижимал мою правую руку к моему собственному телу. Я сделал быстрое конвульсивное движение, выгнув спину и подставив одно колено под себя для рычага, и смог освободить руку. Теперь у меня были свободны обе руки, чтобы работать с его рукой с пистолетом, левая прижимала его запястье как можно сильнее, а правая хватала его пальцы, пытаясь отогнуть их от пистолета.
  
  Я высвободил один палец и начал медленно, неумолимо сгибать его. Его пальцы были фантастически сильными. Давление вокруг моей талии внезапно ослабло. Затем его свободная рука обвилась через мое плечо, и длинные костлявые пальцы вцепились мне в лицо, зацепились за мою челюсть и дернули мою голову назад, пытаясь сломать шею.
  
  Мы молча боролись, кряхтя от усилия. Я работал над этим пальцем-пистолетом, стремясь к рычагу, в то же время используя всю свою силу воли и мускулы, чтобы держать голову опущенной.
  
  Я набрал восьмую дюйма с помощью пальца, но в то же время почувствовал, как мою голову отталкивают назад. Пальцы Спелмана глубоко вонзились в мое горло под моей челюстью, гротескно деформируя мой рот, его ладонь прижала мой нос. Через мгновение, когда сонная артерия будет отрезана, я потеряю сознание.
  
  Розовая дымка затуманила мои глаза, и белые полосы боли промелькнули в моем мозгу.
  
  Я открыл рот и сильно прикусил один из пальцев Спелмана, чувствуя, как мои зубы врезаются в него, как будто это был кусок жареного на гриле ребра. Горячая кровь хлынула мне в рот, когда мои зубы сжались
  
  натыкаясь на его сустав, ища слабость сустава, затем прорезет сухожилия, раздавливая нежную кость.
  
  Он закричал и выдернул руку, но моя голова ушла вместе с ней, вцепившись ему в палец зубами. Я жестоко разорвал его, как собака кость, чувствуя, как на губах и лице залиты кровью. В то же время я усилил давление на его руку с пистолетом. Его палец теперь сгибался, и мне оставалось только повернуть его назад.
  
  Но мои ноющие челюсти ослабели, и я начал терять хватку на его пальце. Внезапным рывком он вырвался на свободу, но одновременно пальцы другой руки ослабили хватку на Вильгельмине, и «люгер» упал на пол рядом с кроватью.
  
  Обняв друг друга, мы корчились на кровати в мучительной агонии. Его ногти искали мои глазные яблоки, но я уткнулась головой в его плечо для защиты и схватилась за его пах. Он повернул бедра, чтобы защитить себя, и мы скатились с кровати на пол.
  
  Что-то острое и непоколебимое вонзилось мне в голову, и я понял, что ударился об угол прикроватного столика. Теперь Спелман был на вершине, его острое лицо в нескольких дюймах от меня, его зубы оскалились в маниакальной ухмылке. Один кулак ударил меня по лицу, а другая рука прижалась к моему горлу в удушающем захвате, ослабленным его изуродованным пальцем.
  
  Я прижал подбородок к шее изо всех сил и проткнул ему глаза вытянутыми пальцами, но он в последнюю минуту повернул голову, чтобы защитить их, плотно прикрыв их.
  
  Я схватился за одно большое ухо и яростно дернул, поворачиваясь. Его голова резко повернулась, и я ударил ладонью по его острому носу. Я чувствовал, как хрящ оторвался от силы удара, и кровь хлынула мне на лицо, ослепляя меня.
  
  Спелман издал отчаянный крик, когда я вырвался из его хватки и выкатился. Какое-то мгновение мы стояли на четвереньках, тяжело дыша, задыхаясь, заляпанные кровью, как два раненых животных в схватке.
  
  Затем я заметил Вильгельмину в стороне и возле прикроватного столика. Опустив руки и колени, я стремительно нырнул, соскользнув вперед на животе, когда я упал на пол, вытянув руки и держа пальцы за пистолет. Мой ноготь поцарапал рукоять пистолета, и я снова сделал выпад. Я ощутил сильное ликование, когда моя ладонь упала на рукоятку, и мои пальцы привычно обвились вокруг нее.
  
  У меня был пистолет, но Спелман, как какой-то большой костлявый кот, был уже насверху меня, его большая рука прижимала мою протянутую руку, а другой его кулак, словно поршень, врезался мне в ребра. Я перевернулся на спину, перекатывая плечо слева направо и подтягивая колени так, чтобы мои ноги прижались к груди вдвое.
  
  Затем я резко толкнул ногами наружу, как раскручивающаяся пружина. Одна нога попала Спелману в живот, другая - в грудь, и он отлетел назад, опустив хватку на моем запястье. Он приземлился на задницу, инерция перенесла его на спину. Затем он перекатился вправо, поворачивая голову вниз и вниз, и встал на четвереньки лицом ко мне.
  
  Он встал на колени, руки были подняты, слегка сложены чашей, готовый атаковать. Его лицо было залито кровью из сломанного носа. Но в бледно-голубых глазах сверкало целеустремленное упорство.
  
  Я выстрелил ему прямо в лицо с расстояния около восьми дюймов. Его черты, казалось, сжались внутрь, но он остался стоять на коленях, его тело покачивалось.
  
  Он был уже мертв, но мой палец инстинктивно еще дважды сдвинулся с курка, высыпая еще две пули в это изуродованное лицо.
  
  Затем тело упало вперед и неподвижно лежало на ковре передо мной, одна безжизненная рука шлепнулась мне по ноге. Я остался на месте, задыхаясь, моя грудь вздымалась. Сторона моей головы пульсировала от удара прикладом пистолета, и казалось, будто у меня сломано как минимум два или три ребра. Прошло пять минут, прежде чем я, наконец, смог подняться на ноги, а затем мне пришлось держаться за прикроватный столик, чтобы не упасть.
  
  Поначалу я боялся, что звук трех выстрелов заставит кого-нибудь бежать, но в моем затуманенном состоянии я не мог придумать, что я мог бы с этим поделать, если бы кто-нибудь это сделал, поэтому я просто стоял там тупо, пытаясь успокоить свои разбитые чувства собраться вместе. В любом другом городе мира полиция постучалась бы в мою дверь в считанные минуты. Я забыл, что нахожусь в Нью-Йорке, где мало кто заботится и где никто не вмешивается, если он может помочь.
  
  Наконец я перешагнул через тело Спелмана и поплелся в ванную. Десять минут горячего душа и пара минут сильного холода творили чудеса с моим израненным телом и помогли очистить мой разум.
  
  Судя по тому, что сказал Спелман, я был почти уверен, что он не обращался ни к кому со своей информацией, как только выяснил, кто я. Я оценил это в своей голове. Он сказал, в частности, что-то о том, «когда Папай Францини узнает об этом». Достаточно хорошо. Тогда я был уверен на этот счет, по крайней мере, на данный момент. Или, по крайней мере, я мог на это надеяться.
  
  Теперь я еще столкнулся с проблемой прямо сейчас. О том, чтобы меня нашли в одной комнате с потрепанным трупом Ларри Спелмана, не могло быть и речи. Такая ситуация не могла быть преимуществом в моих отношениях с семьей Францини. И я, конечно, не хотел вмешательства полиции. Придется от него избавиться.
  
  И мне пришлось бы избавиться от него так, чтобы его не нашли какое-то время.
  
  Францини будут расстроены отсутствием Ларри Спелмана, они будут в ярости, если он окажется мертвым. И ярость может заставить людей задуматься: однажды я появился в Бейруте, а четыре дня спустя лучший изготовитель фальшивых документов для мафии на Ближнем Востоке был мертв, вместе с их коллегой - китайским агентом. Затем, менее чем через двадцать четыре часа после моего прибытия в Нью-Йорк, был убит один из высших лейтенантов Францини. Я не хотел, чтобы Францини задумывались об этой тенденции. Ларри Спелмана пока не удалось найти.
  
  Я думал об этом, пока одевался. Что делать с шестью футами пятью дюймами мертвого и избитого гангстера? Я не мог отвести его в вестибюль и поймать такси.
  
  Я мысленно пробежал через то, что знал об отеле, с того момента, как я вошел в вестибюль с Луи, Манитти и Локло, до того момента, когда я проснулся с дулом Вильгельмины, смотрящей на меня. Ничего особенного, только смутное впечатление от тяжелых красных ковров, зеркал в позолоченных рамах, коридорных в красных куртках, нажимающих на кнопки лифтов самообслуживания, антисептических коридоров, прачечной в нескольких дверях от моей комнаты.
  
  Ничего особенного не помогло. Я оглядел свою комнату. Я проспал в ней несколько часов, чуть не умер в ней, но на самом деле я не смотрел на нее. Это было довольно стандартно, на данный момент немного беспорядочно, но стандартно. Стандарт! Это был ключ! Практически в каждом гостиничном номере Нью-Йорка есть не слишком заметная смежная дверь, ведущая в соседний номер. Дверь всегда была надежно заперта, и вам никогда не давали ключ, если вы не заказывали смежные номера. Тем не менее эта дверь всегда или почти всегда была здесь.
  
  Как только я подумал об этом, она тут же смотрела мне в лицо. Конечно же, дверь рядом со шкафом. Она просто так хорошо вписалась в деревянную конструкцию, что вы даже не заметили этого. Я небрежно попробовал ручку, но, конечно, она была закрыта.
  
  Это не было проблемой. Я выключил свет в своей комнате и посмотрел на щель между полом и нижним краем двери. С другой стороны света не было. Это означало, что она либо была пуста, либо обитатель спал. В тот час, наверное, спал, но проверить стоило.
  
  В моем номере был номер 634. Я набрал 636 и затаил дыхание. Мне повезло. Я дал ему позвонить десять раз, а затем повесил трубку. Я снова включил свет и выбрал две стальные отмычки из набора из шести, которые я всегда ношу в своем туалетном наборе. Еще через мгновение смежная дверь была отперта.
  
  Открыв ее, я быстро подошел к другой стене и включил свет; она была пуста.
  
  Вернувшись в свою комнату, я раздел Спелмана и аккуратно сложил его одежду, положив ее на дно своего чемодана. Затем я затащил его в соседнюю комнату. Полностью обнаженного, с кровавым месивом на лице, его нельзя было сразу опознать. И, насколько я помню, его никогда не арестовывали, поэтому его отпечатки пальцев не были в досье, а его идентификация еще больше задержится.
  
  Я оставил тело Спелмана в душе с закрытыми дверями из матового стекла и вернулся в свою комнату, чтобы одеться.
  
  Внизу у стойки регистрации я прервал молодого клерка в красной куртке. Ему не нравилось, что его отрывают от документов, но он старался не показывать это слишком много. "Да сэр?"
  
  «Я нахожусь в комнате шесть тридцать четыре, и если шесть тридцать шесть, рядом со мной, пуста, я хотел бы принять туда свою подругу. Она… э-э… он придет позже».
  
  Он понимающе ухмыльнулся мне. «Конечно, сэр. Просто зарегистрируйте здесь для своего друга». Он повернул на меня блокнот.
  
  Умный парень с задницей! Я подписал имя Ирвинга Фейна и адрес, который составил, и заплатил двадцать три доллара за первую ночь проживания.
  
  Затем я взял ключ и вернулся наверх. Я вошел в 636, взял табличку «Не беспокоить» и повесил ее за дверью. Я полагал, что с этой табличкой на двери может пройти три или четыре дня, прежде чем кто-нибудь сделает больше, чем беглую проверку.
  
  Я вернулся в свою комнату и посмотрел на часы. Четыре часа утра. Прошел всего час с тех пор, как Спелраан разбудил меня. Я зевнул и потянулся. Затем я снова снял одежду и аккуратно повесил ее на один из стульев. На этот раз я убедился, что Вильгельмина уложена под мою подушку, прежде чем лечь в постель.
  
  Потом я выключил свет. В четыре часа утра в Нью-Йорке делать было нечего.
  
  Я заснул почти мгновенно.
  
  
  Девятая глава.
  
  
  На следующее утро я выехал из «дома Мэнни» к девяти часам. Одежда Спелмана была упакована вместе с моей в чемодан как и одна из простыней и наволочка, залитые кровью.
  
  От Chalfont Plaza я взял такси, направляясь в центр по Лексингтону, и поехал в отель Chelsea на Двадцать третьей улице, недалеко от Седьмой авеню. В наши дни это что-то вроде забитого старого отеля, привлекающего множество необычных персонажей. Однако у него были свои дни славы. Там останавливались Дилан Томас, Артур Миллер и Джефф Берриман. Моя главная причина переехать туда была далека от литературной ностальгии: тела Ларри Спелмана не было по соседству.
  
  Первым делом я послал за коричневой оберточной бумагой и клубком шпагата. Затем я аккуратно завернул одежду Спелмана, простыню и наволочку и отнес пакет на почту.
  
  Я отправил посылку Папаю Францини. Обратный адрес гласил: «Гаэтано Руджеро, 157 Томпсон-стрит, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10011». Чем дольше тело Спелмана оставалось неоткрытым, тем лучше, но как только оно было найдено, я хотел, чтобы подозрения исчезли с меня. На данный момент я не знал о каких-либо конкретных плохих отношениях между Руджеро и Францини, но как только этот пакет будет доставлен, они будут.
  
  Нынешняя почтовая система такова, что я могу полагаться - с разумной уверенностью - на тот факт, что посылка третьего класса, отправленная по почте с Двадцать третьей улицы на Принс-стрит, на расстоянии около тридцати кварталов, займет не менее недели.
  
  Я зашел в Angry Squire, приятный маленький бар на Седьмой авеню за углом от отеля, и неспешно пообедал, запив двумя кружками хорошего эля Уотни. Затем я позвонил Луи в его квартиру в Виллидж.
  
  Луи, как всегда, был в восторге. «Эй, Ник! Что случилось, чувак? Я пытался дозвониться до Мэнни Плейс, но они сказали, что ты выписался».
  
  «Да. Слишком уж шикарно для меня. Я переехал в« Челси ».
  
  «Отлично! Отлично! Я знаю это место. Эй, послушай, Ник. Дядя Джо хочет нас видеть сегодня днем.
  
  Я задавался вопросом, есть ли у меня выбор. «Конечно, почему бы и нет».
  
  «Хорошо. Около двух часов. В офисе дяди Джо».
  
  «Хорошо», - заверил я его. «Там и увидимся».
  
  Это был приятный день, и я гулял неспешно. Я много лет не видел Нью-Йорка. В некоторых отношениях он сильно изменился, в других он выглядел именно так, как я помнил, вероятно, точно так же, как пятьдесят или сто лет назад.
  
  Я пошел на Шестую авеню, затем направился в центр города. Шестая авеню до Четырнадцатой улицы все еще выглядела так же, но изменилась, и на мгновение я не мог узнать ее. Потом меня осенило, и я улыбнулся про себя. Я стал таким космополитом, что больше не замечал некоторых вещей. Шестая авеню от Двадцать третьей улицы до Четырнадцатой была почти полностью пуэрториканской. Разговоры, которые я слышал вокруг себя, были по большей части на испанском языке.
  
  Решетки стояли там же, но теперь носили испанские имена; Грот EI, Эль-Серрадо, Эль-Портокеньо. Как я помнил, старые итальянские деликатесы все еще были там, но теперь это были винные погреба с большим количеством фруктов и меньшим количеством овощей. Во всяком случае, Шестая авеню была чище, чем когда-либо, а круглые, жизнерадостные латиноамериканские девушки, щелкающие мимо на своих высоких каблуках, были большим шагом вперед по сравнению с медленно движущимися водоворотами пожилых дам со своими сумками для покупок, которые раньше заполняли окрестности. .
  
  Четырнадцатая улица была больше похожа на Калле Каторсе в Сан-Хуане, но с юга на Третью улицу произошел резкий переход. Здесь все было так же, как и всегда: небольшая часть Деревни, хозяйственные магазины, аптеки, продуктовые магазины, магазины деликатесов, десятицентовые магазины, кафе. На этом участке проспекта никогда не было особой этнической принадлежности, да и сейчас ее не было.
  
  Это была толпа полиглотов; аккуратно одетые бизнесмены в атташе, бродячие хиппи с волосами до плеч и синих джинсах, шикарные домохозяйки, толкающие черные пластиковые детские коляски, ковыляющие старушки с кривыми чертами лица и пустыми глазами, дети, вооруженные бейсбольными перчатками, нищие на костылях. Смешанных пар было больше, чем я помнил.
  
  На Третьей улице я повернул на восток мимо Макдугала и Салливана, затем снова двинулся на юг по Томпсон-стрит, с грустной улыбкой воспоминаний на моем лице. Томпсон-стрит никогда не меняется. На всем пути вниз до Принс-стрит это старая итальянская деревня: тихие усаженные деревьями улочки, окаймленные сплошными рядами коричневого камня, каждая из которых имеет ряд ступенек, ведущих к тяжелым дубовым входным дверям, каждая из которых обрамлена железными перилами, предназначенными для не позволяйте неосторожным людям упасть на крутой ряд бетонных ступеней, ведущих в подвал. Почему-то при застройке Деревни в конце 1880-х годов двери погреба всегда ставили спереди, а не сзади.
  
  Здесь темп другой, чем где-либо еще в городе. Шум кажется приглушенным, действие замедляется. Старики стоят группами по двое и трое, никогда не сидят на крыльце, а просто стоят беседуя; толстогрудые домохозяйки выглядывающие из верхних окон, чтобы поговорить с соседями,
  
  стоящими на тротуаре внизу.
  
  На огороженной игровой площадке младшей средней школы Святой Терезы местные молодые итальянские парни, давно окончившие школу, смешиваются с детьми в вечной игре в софтбол. По тротуарам черноглазые, черноволосые итальянские девушки идут, глядя прямо вперед, если они одни. Если они с группой девушек, они извиваются и шутят, постоянно разговаривают, бегают глазами вверх и вниз по улице, заставляя их смеяться.
  
  На Томпсон-стрит мало предприятий, иногда бывает кондитерская, неизбежно темно-зеленая с выцветшим, полусрезанным навесом, укрывающим газетный киоск; пара-тройка деликатесов с огромными салями, висящими в окнах; тут и там аптека, почти всегда на углу. Однако на Томпсон есть похоронные бюро - три из них. Вы идете к одному, если вы друг Руджеро, к другому, если вы дружите с Францини, к третьему, если у вас нет никаких связей с какой-либо семьей или, если да, но не хотите, чтобы они знали.
  
  Также на Томпсон, между Хьюстон-стрит и Спринг, есть пять ресторанов, хороших итальянских ресторанов, с аккуратно расшитыми скатертями, свечой на каждом столе, маленьким баром вдоль одной стены соседней комнаты. Соседи часто пьют в барах, но никогда не едят за столиками. Они едят дома каждый вечер, каждый прием пищи. Тем не менее, рестораны почему-то переполнены каждый вечер, хотя они никогда не рекламируются - они, кажется, просто привлекают пары, каждая из которых каким-то образом обнаружила свой собственный маленький итальянский ресторан.
  
  К тому времени, когда я добрался до Спринг-стрит и повернул налево в сторону Западного Бродвея, я так погрузился в атмосферу старого итальянского квартала, что почти забыл, что мое участие было чем-то менее чем приятным. Великие старые итальянские семьи, живущие к югу от Хьюстон-стрит, к сожалению, не исключают друг друга из мафии.
  
  Я прибыл в «Францини оливковое масло» ровно в два часа дня. Двоюродная сестра Луи Филомина была одета в белый свитер, подчеркивающий ее грудь, и коричневую замшевую юбку, которая застегивалась спереди лишь частично, так что, когда она двигалась, хорошо видна была хорошо сформированная нога. Это было гораздо больше, чем я ожидал от консервативно одетой Филомины накануне, но я не из тех, кто жаловался на очень привлекательную девушку в более откровенной одежде.
  
  Она провела меня в кабинет Попая с вежливой улыбкой и безличным видом, который она могла бы использовать для мытья окон или уборщицы.
  
  Луи уже был там, подпрыгивая. Он разговаривал с Попаем. Теперь он повернулся, сжал мою руку в горячем рукопожатии, как будто не видел меня несколько месяцев, и положил другую руку мне на плечо. «Привет, Ник! Как дела? Рад тебя видеть!»
  
  Огромный старик в инвалидном кресле за черным столом впился в меня взглядом. Он неохотно кивнул и махнул рукой. "Садись." Я сел на стул с прямой спинкой, сел и скрестил ноги. Луи взял другой, развернул его, а затем сел верхом на нем, скрестив руки на спине.
  
  Папай Францини слегка покачал головой, словно Луи был загадкой, которую он никогда не мог разгадать. Толстые пальцы нащупали коробку из-под сигар на его столе и сняли целлофан с длинной черной сигары. Он сунул сигару в рот, зажег ее от прикуривателя на столе, а затем посмотрел на меня сквозь дым.
  
  «Луи, кажется, думает, что ты чертовски хорош».
  
  Я пожал плечами. «Я могу справиться с собой. Я был рядом».
  
  Некоторое время он смотрел на меня, оценивая товар. Тогда он, видимо, принял решение. «Хорошо, хорошо, - пробормотал он. Он возился с обеих сторон своего инвалидного кресла, как будто что-то искал, затем поднял голову и заорал:
  
  «Филомина! Филомина! Черт побери! У тебя мой портфель?»
  
  Немедленно появилась кузина Луи, хотя ее изысканная грация не позволяла ее движениям казаться поспешными. Она положила потрепанный старый серый атташе перед Попай и молча выскользнула.
  
  "Ты видел этого проклятого Ларри?" - проворчал он Луи, расстегивая застежки. «Его не было весь день».
  
  Луи развел руками ладонями вверх. «Я не видел его со вчерашнего дня, дядя Джо».
  
  «Я тоже», - прорычал старик.
  
  Слава Богу! Это означало, что Спелман не общался с Францини до того, как подошел меня разбудить. Я, вероятно, мог бы поблагодарить действие героина за этот промах.
  
  Папай Францини взял пачку бумаг из кейса атташе, некоторое время изучал первую страницу, а затем положил их на футляр перед собой. Его голос, все его манеры внезапно изменились, и теперь он стал бизнесменом.
  
  «Откровенно говоря, Ник, ты не тот человек, которого я выбрал бы для этой работы. Мы недостаточно хорошо тебя знаем, и я бы предпочел кого-то, кто работал в этой организации. Однако Луи здесь говорит, что хочет тебя, и если он думает, что может тебе доверять, это главное ».
  
  Я сомневаюсь - без выражения воскликнул его взгляд.
  
  «Как скажешь, дон Джозеф».
  
  Он кивнул. Конечно, что бы он ни сказал. «Дело в том, - продолжил он, - что у этой организации в последнее время возникли некоторые трудности. Наши дела стопорятся, у многих наших людей проблемы с копами, Руджеро перемещаются налево и направо. Другими словами, , так или иначе, мы, кажется, потеряли контроль над делами. Когда это происходит в бизнес-организации, вы вызываете специалиста по эффективности и вносите некоторые изменения. Что ж, я считаю нас бизнес-организацией и собираюсь просто ее улучшить."
  
  Папай Францини сильно затянулся сигарой и затем направил ее сквозь дым на Луи. «Вот мой эксперт по эффективности».
  
  Я посмотрел на Луи, вспомнив, как быстро изменилось мое представление о нем в Бейруте. Внешне его манера поведения предполагала что угодно, только не эффективность. Я начинал любить этого человека. Хотя я был уверен, что он умнее, чем казался сначала, я сомневался, что он был очень крутым.
  
  Попай продолжал, словно читая мои мысли. «Луи намного круче, чем думает большинство людей. Я воспитал его таким образом. Как будто он был моим собственным сыном». Его лицо скривилось в улыбке, глядя на племянника, который улыбнулся ему в ответ. "Верно, Луи?"
  
  «Хорошо, дядя Джо». Он выразительно развел руками, его смуглое лицо сияло.
  
  История Францини крутилась у меня в голове, когда я одним ухом слушал явно часто повторяемую историю Попая о том, как Луи рос тем человеком, которым он его воспитал.
  
  * * *
  
  Вплоть до Второй мировой войны трое братьев Францини были одной командой. Отец Луи, Луиджи, был убит во время высадки морской пехоты на Гуадалканале в августе 1942 года; юного Луи забрал Джозеф.
  
  К тому времени Джозеф боролся с разрушительным действием РС, хотя он все еще мог ходить неровной походкой и водить машину. Ему также приходилось бороться со своим старшим братом Альфредо; два брата неуклонно расходились, и после смерти Луиджи их ссоры переросли в жестокую войну за контроль над семейными интересами.
  
  Если бы раскол между братьями продолжился, вся семья Францини как центр власти мафии была бы подорвана. Джозеф не собирался этого допустить. В феврале 1953 года он договорился о мире с Альфредо. В день встречи он взял свой Кадиллак один, чтобы забрать Альфредо, и два брата поехали на восток, из Виллиджа.
  
  Это был последний раз, когда кто-либо видел Альфредо Францини.
  
  Джозеф утверждал - и продолжал утверждать - что после того, как они посетили дом Альфредо в Нью-Джерси, он отвез своего брата обратно в город, оставив его на Салливан-стрит - том месте, где он его подобрал. Никто никогда не мог доказать обратное. Официально Альфредо Францини был похищен на улице Нью-Йорка неизвестными лицами. Неофициально властям было виднее.
  
  Только Джозеф Францини мог подтвердить их подозрения, и Джозеф Францини никогда не отступал от своей истории.
  
  Джозеф продемонстрировал великое желание отомстить тому, кто похитил его брата. Он взял жену Альфредо, Марию Розу, в свой дом - «для защиты», - сказал он, - вместе с ее дочерью Филоминой, которой в то время было всего три года. Мария Роза умерла через два года от рака, но Джозеф продолжал заботиться о детях двух братьев, как о своих собственных. Он никогда не был женат.
  
  * * *
  
  Папай Францини продолжал говорить, четко выраженная гора плоти, заключенная в хромированную брезентовую клетку с колесами со спицами.
  
  «… Итак, я отправил Луи в Колумбийский универ, и он получил диплом с отличием. С тех пор он руководит бизнесом по производству оливкового масла Franzini, и это почти единственное, что у нас есть, что приносит доход, который должен. "
  
  "Что ты изучал, Луи?" Мне было любопытно.
  
  Он застенчиво усмехнулся. «Деловое администрирование. Вот почему дядя Джо думает, что я смогу наладить некоторые наши операции».
  
  "О каких операциях мы говорим?" - спросил я старика.
  
  Он посмотрел на меня.
  
  «Смотри», - сказал я. «Если вы хотите, чтобы я работал с Луи, я должен знать, во что мы ввязываемся. Вы забываете, я только что пришел сюда».
  
  Он кивнул. «Хорошо. Мы говорим сейчас о порно, ценных бумагах, грузовых автомобилях, торговых автоматах, прачечных, магазинах питания и наркотиках.»
  
  "Никакой проституции?"
  
  Он с презрением отмахнулся от этой идеи. «Мы оставляем это черным сутенерам». Он выглядел задумчивым. «У нас, конечно, есть и другие операции, но с теми, которые я назвал, у нас проблемы».
  
  Я повернулся к Луи. "Вы сделали выводы по этому?"
  
  Он вздохнул и выглядел немного смущенным. "Хорошо…"
  
  Попай объяснил. «Луи никогда не участвовал ни в одной из операций. Я много работал, чтобы не допустить его никуда, кроме оливкового масла, и это нормально».
  
  Я старался не улыбаться. В Красном Фесе в Бейруте, после того как я вытащил свой козырь тюбиком героина, Луи в манерах
  
  подразумевал, что он был прямо там, один из людей своего дяди, стоящий за всеми рэкетами Францини. На самом деле он почти ничего не знал об их внутреннем устройстве. И Францини хотел, чтобы он разобрался с «операциями»? Должно быть, проявился мой скептицизм.
  
  «Да. Я знаю», - сказал Попай. «Может быть, это звучит безумно. Но как идут дела… что-то нужно делать. Я думаю, Луи может это сделать, упростив нашу деловую практику».
  
  Я пожал плечами. «Это твоя игра с мячом. Куда мне войти?»
  
  «Луи - мой эксперт по эффективности. Я хочу, чтобы вы - кто-то из новичков в организации - помогли мне. Все эти ребята работают на меня и делают то, что я говорю. Но иногда их нужно убедить более прямо. Если они не захотят, чтобы Луи ковырялся в их операциях, потому что они, вероятно, обманывают меня где-то по ходу дела - я знаю это. Если Луи пойдет один, они попытаются обмануть его. Если вы пойдете, они будут знать, что я послал тебя, чтобы они знали, что это исходит прямо от меня, и ни хрена об этом ".
  
  Для работы, которую я должен был выполнять для дяди Сэма, это была ниспосланная небесами возможность. «Хорошо. Теперь, вы упомянули порно, ценные бумаги, грузовые автомобили, торговые автоматы, прачечную питание и наркотические средства. Что такое„грузовики“?»
  
  Старик ухватился за оба колеса своего инвалидного кресла грубыми руками и отодвинулся от стола на фут или около того, прежде чем ответить. «Грузовики» - это то, что мы называем нашей операцией по угону грузовиков, которую ведет Джо Полито. Это в основном мелочи из области одежды, время от времени немного оборудования, такого как телевизоры или плиты. На днях мы вывезли триста печей из Бруклина. Вышло плохо. Копы, федералы, даже Руджеро, все мешают ".
  
  "Руджеро?" Я был удивлен. Если он думал, что сейчас у него проблемы с Руджеро, подождите, пока он не получит тот пакет с одеждой Ларри Спелмана!
  
  Он отпустил Руджеро махом руки. «Ничего особенного. На днях некоторые из наших мальчиков подобрали грузовик с одеждой, а затем пара мальчиков Руджеро угнала его у наших мальчиков».
  
  «Я думал, что все было согласовано между семьями в Нью-Йорке».
  
  Он кивнул массивной головой. «Обычно. На этот раз Руджеро сказал, что это ошибка, что его мальчики сделали это самостоятельно».
  
  Я смеялся. "Вы верите в это?"
  
  Он посмотрел на меня в ответ. Легкомыслие не было частью образа жизни Папая Францини. «Да, знаю. Время от времени тебе приходится позволять мальчикам уходить на дело самим по себе. Когда ты пытаешься контролировать их на все сто процентов, то у тебя возникает множество внутренних проблем».
  
  Я мог видеть его точку зрения: «А как насчет других операций?»
  
  «Практически то же самое. Ничего особенного. Кажется, дела идут плохо. Я думаю, это может быть потому, что за эти годы мы слишком расслабились, потратили слишком много времени, пытаясь делать все законно. Мы добились большего успеха, когда мы играли жестко. Это то, к чему я хочу вернуться. Играть жестко! Хорошие бизнес-процедуры, но жесткие! "
  
  Он сделал паузу. «Кстати, вы можете использовать двух прибывших с вами, если они вам нужны. Просто дайте им неделю или две, чтобы они привыкли к городу, вот и все».
  
  "Правильно."
  
  "Это напоминает мне." Он наполовину повернулся в своем инвалидном кресле, так что его указали на дверной проем. "Филомина!" он крикнул. «Филомина! Мы уже получили отчет из Бейрута?»
  
  Она сразу появилась в дверях. «Нет», - тихо сказала она. "Пока ничего." Она снова исчезла.
  
  "Черт побери!" он взорвался. «Этот отчет должен был быть вчера, и его еще нет! Я не могу найти Ларри! Весь этот проклятый бизнес разваливается!»
  
  «Он еще не знает и половины», - подумал я.
  
  Было замечательно то, как он мог переключаться с одной личности на другую, от холодного, самооценочного бизнесмена с тщательно структурированными предложениями до кричащего, раздраженного итальянского тирана, раздражительного, когда дела шли не так, как надо, и угрюмого, когда это происходило .
  
  Теперь он стукнул кулаком по подлокотнику инвалидной коляски. «Черт побери! Тебе нужно уладить это. Сейчас! И найди Ларри тоже. Он, наверное, где-то чертовски зарядился героином.
  
  Луи встал и направился к двери, но остановился, когда увидел, что я остаюсь сидеть.
  
  Старик впился взглядом. "Хорошо?"
  
  Я пожал плечами. «Мне очень жаль, дон Джозеф. Но я не могу работать бесплатно. Мне нужны деньги вперед».
  
  Он фыркнул. «Деньги! Черт! Останься со мной, у тебя будет много денег». Мгновение он мрачно смотрел на меня, затем снова повернулся к двери. "Филомина!" он закричал. «Дайте этому новому парню немного денег. Дайте ему большую сумму». Он снова повернул инвалидное кресло в мою сторону. «А теперь убирайся отсюда, черт возьми! У меня дела».
  
  "Благодаря." Я встал.
  
  «И я хочу увидеть тебя сегодня вечером на вечеринке».
  
  "Да сэр."
  
  Он все еще смотрел, когда мы выходили из офиса, огромный старик в инвалидном кресле, странное сочетание беспомощности и силы.
  
  Я пошел туда, где его секретарша
  
  пересчитывала какие-то деньги на своем столе.
  
  "Вот." Она протянула мне пачку денег.
  
  Я посмотрел на купюры. Это были двадцатки и пятидесятки.
  
  «Спасибо, Филомина», - вежливо сказал я. "Ваш дядя очень хорошо платит, не так ли?"
  
  «Мой дядя иногда переплачивает», - резко сказала она, подчеркнув «сверх».
  
  Она посмотрела мимо меня на Луи с внезапной улыбкой. «Увидимся сегодня вечером, Луи. Я ужасно рада, что ты вернулся».
  
  «Конечно, Фил», - смущенно ответил Луи.
  
  Мы пошли вместе по тротуару. «Что с твоей кузиной, Луи? Мне поменять лосьон после бритья или как?»
  
  Он посмеялся. "О, не обращайте внимания на Филомину. Она отлично справляется с бизнесом по производству оливкового масла, но всякий раз, когда она попадает в ... э-э ... другие операции, она садится на свою высокую лошадь. Она не хочет ничего делать с этим, правда ".
  
  «Что, черт возьми, это значит? Она достаточно взрослая, чтобы знать, что не может и то и другое, не так ли?»
  
  Он нервно рассмеялся, засунув руки глубоко в карманы, пока мы шли. «Что ж, для Филомины это не совсем то и другое. Просто время от времени она должна дать кому-то немного денег или что-то в этом роде, как она только что сделала вам. Обычно мы не ведем организационную деятельность в этом офисе. Думаю, мы сделали это сегодня только потому, что Ларри куда-то пропал и его не было рядом, чтобы отвезти дядю Джо в Счетную палату ».
  
  "Счетная палата?"
  
  «Весной все будет кончено. Это большое старое здание, в котором мы храним наши записи. Что-то вроде штаб-квартиры».
  
  Несколько минут мы шли молча. Потом снова заговорил Луи. "Как вы думаете, где мы можем найти Ларри?"
  
  «Не спрашивай меня. Черт, я только вчера приехал».
  
  «Да. Я забыл». Он хлопнул меня по плечу. «Послушайте, почему бы вам не вернуться в отель и не отдохнуть. Увидимся в ресторане сегодня вечером… около девяти часов».
  
  Мне это показалось хорошей идеей. У меня, конечно же, не было никакого желания отправляться на поиски Спелмана. Тем более что я знал, где он. «Отлично», - ответил я с неподдельным энтузиазмом.
  
  Он весело ушел, насвистывая, засунув руки в карманы, направляясь, как я догадывалась, к метро. Я поймал такси и вернулся в «Челси».
  
  Вернувшись в отель, я позвонил Джеку Гурли в «Новости». Было странно назвать по телефону мое правильное имя оператору.
  
  "Ник Картер!" - повторил медленный голос Джека. "Когда, черт возьми, ты вернулся в город?"
  
  «Некоторое время назад», - сдержался я. «Слушай, Джек, я хочу одолжение».
  
  "Конечно. Что я могу для тебя сделать?"
  
  «Интересно, не могли бы вы тиснуть где-нибудь историю о том, что Ларри Спелман пропал, и что Францини думают, что Руджеро могут иметь к этому какое-то отношение».
  
  Лучший способ заставить кого-то иногда что-то думать - это сказать ему, о чем он должен думать.
  
  На другом конце провода Джек присвистнул. «Превратить это в рассказ, черт! Я сделаю из него рассказ! Но правда ли, Ник? Он действительно пропал?»
  
  «Он действительно пропал», - сказал я.
  
  "А францинисты думают…?"
  
  «Не знаю», - честно ответил я. «Но я бы хотел, чтобы они так думали».
  
  Он помолчал какое-то время, а затем: «Знаешь, что-то вроде этого может привести к новой войне банд в городе. В последнее время эти две семьи не ладят так хорошо».
  
  "Я знаю."
  
  «Хорошо, Ник. Если ты уверен, что Спелман действительно пропал».
  
  «Он пропал. Действительно».
  
  «Хорошо, мужик, ты на связи. Мне еще что-нибудь нужно знать?»
  
  «Нет, Джек. Но я очень ценю это. Я сейчас вроде как занят; может быть, мы сможем вместе поужинать или выпить в один из этих вечеров, когда я освобожусь».
  
  «С охотой», - сказал он и повесил трубку. Заставьте Джека Гурли начать рассказ, и он не захочет дурачиться светскими разговорами.
  
  Я растянулся на кровати и вздремнул.
  
  
  
  Глава 10
  
  
  
  Я прибыл в Тони-Гарден на вечеринку к Филомине около девяти часов вечера, и мое первое впечатление заключалось в том, что мне следовало позвонить в ФБР вместо Джека Гурли. Место было настолько забито итальянскими мафиози, что казалось ралли 1937 года с Бенито Муссолини
  
  Обычно Tony's - это небольшой тихий бар-ресторан, который когда-то был местом притяжения для бывших и будущих писателей, а теперь является Меккой для нынешнего урожая деревенской богемы и хиппи, увлеченных философией и имеющих мало денег. Глазок с железной решеткой в ​​задней двери свидетельствовал о том, что еще во времена сухого закона это был ресторан-бар.
  
  Здесь всегда темно, с черными стенами, отделанными темно-коричневой отделкой, и приглушенным светом. Столовая довольно большая, но заставлена ​​грубо обтесанными столами. Пройдя мимо столов, вы увидите небольшую барную комнату с прилавками на уровне локтей и рядом крючков для одежды. В общем, он темный, грязный и лишенный декора, но в течение многих лет он был одним из самых популярных мест.
  
  Моим первым сюрпризом было количество людей, застрявших в этом месте. Все столы были убраны, кроме трех длинных перед камином, заваленных итальянской пастой невероятного разнообразия. Это была фуршетная вечеринка со шведским столом и открытым баром, каждый со стаканом или тарелкой в ​​руках. В баре небольшая группа с энтузиазмом играла итальянские песни.
  
  Дон Джозеф Францини и его почетные гости сидели единственные, выстроившись в ряд за грудой роз на длинных стеблях, покрывавших вершину единственного длинного стола, установленного в углу. Это была вечеринка по случаю дня рождения Филомины, но Францини занял почетное место - огромная масса плоти, заключенная в элегантный смокинг. Филомина Францини сидела справа от него, а рядом с ней была крупная, пышная женщина, которую я не узнал. Луи сидел слева от Францини, а рядом с ним невысокий, дородный мужчина с херувимским лицом и мягкими белоснежными волосами.
  
  Небольшая толпа теснилась вокруг стола, пожимая руки, отдавая дань уважения, знакомя старика с тем или иным. Все внимание было сосредоточено на Францини; его племянница сидела мило и скромно, с застывшей улыбкой на лице, редко говоря ни слова. Но когда я подошел ближе, я увидел десятки маленьких белых конвертов, вкрапленных среди роз. Пока я смотрел, на стол бросили еще парочку.
  
  Я ломал голову над этим феноменом, когда Луи заметил меня на краю толпы. Он сразу вскочил на ноги и подошел.
  
  «Привет, Ник! Как дела? Рад тебя видеть!»
  
  «Привет, Луи». Он взял меня за локоть и провел в бар. «Давай выпьем. Я страдаю клаустрофобией, когда сидишь рядом со всеми этими людьми, смыкающимися вокруг меня».
  
  Я заказал бренди с содовой. Луи пил то же самое, что и в Бейруте, - красное вино.
  
  Мы прислонились к задней стене, чтобы нас не топтали. "Какая-то вечеринка, а?" он усмехнулся. «Держу пари, у нас здесь сто пятьдесят человек, и по крайней мере сотня из них уже пьяны».
  
  В этом он был прав. Я аккуратно обошла высокую фигуру в смокинге, когда он, пошатываясь, прошел мимо нас со стаканом в руке и прядью волос на лоб. «Мариатереза», - довольно жалобно звал он. "Кто-нибудь видел Мариатерезу?"
  
  Луи засмеялся и покачал головой. «Через пару часов это действительно должно быть здорово».
  
  «Это определенно выглядит не так, как я помню», - я оглядел некогда знакомую комнату, теперь наполненную звуком. Когда я знал это много лет назад, это было место для тихого пива и еще более тихой игры в шахматы.
  
  «Я не знал, что это одно из ваших мест», - сказал я.
  
  Луи, естественно, рассмеялся. «Это не так. У нас есть около семнадцати ресторанов в нижнем западном районе, и еще дюжина или около того, скажем, являются« филиалами », но« Тони »не один из них».
  
  «Тогда зачем устраивать здесь вечеринку Филомины, а не свою?»
  
  Он хлопнул меня по плечу и снова засмеялся. «Это легко, Ник. Видишь здесь всех этих парней? Некоторые из них в порядке, хорошие солидные бизнесмены, друзья семьи и тому подобное».
  
  Я кивнул, и он продолжил. «С другой стороны, здесь также много парней, которых можно назвать ... э-э ... мафиози. Понятно?»
  
  Я снова кивнул. Я не мог ему в этом отказать. Десятки грубоватых людей разговаривали, пили, пели, кричали или просто угрюмо стояли в углах. Они выглядели так, будто были наняты из Центрального Кастинга для съемок нового фильма об Аль Капоне. И судя по выпуклым курткам, которые я заметил, в этом месте было больше оружия, чем русские смогли собрать против британцев в Балаклаве.
  
  «При чем здесь вечеринка, а не в одном из ваших мест?»
  
  «Просто. Мы не хотим, чтобы одно из наших мест дурно прославилось. Вы знаете, если бы копы захотели, они могли бы совершить набег на это место сегодня вечером и забрать много того, что они называют« нежелательными персонажами ». Они бы не стали». Конечно, они не виноваты в чем-либо, и в конце концов им придется их отпустить. Это будет просто преследование, но в газетах об этом будут хорошие заголовки. Это плохо для бизнеса ».
  
  Пьяная рыженькая с веснушками на переносице пробиралась через переполненную комнату с двумя чернобровыми хулиганами на буксире. Она остановилась перед Луи, обняла его за шею и крепко поцеловала.
  
  «Привет, Луи, ты милый маленький старик. Кто здесь твой красивый друг?» Она была милой, даже если она была одной из тех модных девушек, у которых тело четырнадцатилетнего мальчика, - и она прекрасно осознавала свою сексуальность. Она жадно смотрела на меня. Двое ее товарищей сердито посмотрели на меня, но я ответил ей взглядом. Ее глаза говорили, что ей все равно, что думает остальной мир, а мои говорили, хорошо, если ты этого хочешь.
  
  Луи представился. Ее звали Расти Поллард, и она работала учительницей в церкви Святой Терезы. Одну из горилл с ней звали Джек Бэйти, другого - Рокко что-то ...или другое.
  
  Бэйти сделал несколько грубых замечаний о непрофессиональных учителях, но мы с Расти слишком хорошо проводили время, открывая друг друга.
  
  Она была возмутительной кокеткой.
  
  «Что такое большой парень, как ты, делает здесь со всеми этими маленькими приземистыми итальянцами?» - спросила она, положив одну руку на тонкое выступающее бедро, запрокинув голову.
  
  Я посмотрел на нее с притворным испугом. «Маленькие приземистые итальянцы? Продолжайте в том же духе, и завтра вы получите пиццу».
  
  Она отклонила возможность, легкомысленно махнув рукой. «Ах, они безвредны».
  
  Я внимательно посмотрел на Расти. «Что такая милая девушка делает здесь со всеми этими маленькими приземистыми итальянцами?»
  
  Расти засмеялась. «Лучше не позволяйте мистеру Францини слышать, что вы относитесь к Филомине как к маленькому приземистому итальянцу, иначе вы попадете на чей-то пирог с пиццей».
  
  Я пожал плечами, предложил ей сигарету и прикурил для нее. «Вы не ответили на мой вопрос».
  
  Она указала на стол, за которым сидели Францини со своей племянницей. «Может быть, однажды я сам соберу эти маленькие белые конвертики».
  
  Я увидел, что теперь они аккуратно сложены перед Филоминой, а не разбросаны по снопам роз. "Что, черт возьми, они такие?" Я спросил. "Карты?"
  
  «Вас зовут Ник Канцонери, и вы не знаете, что это такое?» спросила она.
  
  «Конечно знаю, - возмутился я, - но вы скажите мне, мисс немаленькая итальянка Поллард. Я просто хочу узнать, знаете ли вы».
  
  Она смеялась. «Игры, в которые играют люди. В каждом из этих маленьких конвертов лежит чек от одного из соратников мистера Францини. Даже маленькие парни откопали, что могли. Это все на день рождения Филомины. У нее там, наверное, семь или восемь тысяч долларов. "
  
  "И вы хотите того же?"
  
  "Может быть, однажды один из этих приземистых маленьких итальянцев предложит мне что-нибудь, кроме выходных в Атлантик-Сити, и когда он это сделает, я его схвачу. И когда я это сделаю, я в конечном итоге закончу сидя за столом, полным роз, просматривая множество маленьких белых конвертов ".
  
  «Насчет тех выходных в Атлантике…» - начал я говорить, но через всю комнату Папай Францини сердито смотрел на меня и властно махал рукой жестом, не допускающим колебаний.
  
  Я наполовину поклонился Расти. «Извини, дорогая. Цезарь манит. Может, я тебя позже догоню».
  
  Ее губы надулись. "Крыса!" Но в ее глазах все еще оставался вызов.
  
  Я протиснулся через переполненный зал и выразил свое почтение Францини и Филомине.
  
  Его лицо было залито вином, а речь была густой. "Хорошо провели время?"
  
  "Да сэр."
  
  "Хорошо хорошо." Он обнял Филомину за плечи. «Я хочу, чтобы ты отвез мою освещенную девушку домой». Он сжал ее плечи, и она, казалось, чуть сжалась, опустив глаза, не глядя ни на кого из нас. «Она не чувствует себя хорошо, но вечеринка уже началась. Так ты отвезешь ее домой, а?»
  
  Он повернулся к Филомине. "Верно, дорогая?"
  
  Она посмотрела на меня. «Я был бы признателен, мистер Канцонери».
  
  Я поклонился. "Конечно."
  
  "Спасибо." Она скромно поднялась. «Спасибо, дядя Джо. Это было просто замечательно, но у меня кружится голова». Она наклонилась и поцеловала старую жабу в щеку. Мне захотелось ее пощупать.
  
  "Верно-верно!" он взревел. Он прижал меня мутными глазами. «Береги себя, моя маленькая девочка».
  
  Я кивнул. "Да сэр." Мы с Филоминой двинулись сквозь толпу к двери. Она пробормотала несколько хороших ночей тут и там, но, похоже, никто не обратил на нее особого внимания, хотя это якобы была ее вечеринка.
  
  Наконец мы протиснулись и вышли за дверь на Бедфорд-стрит. Свежий воздух был приятным на вкус. Мы с Филоминой глубоко вздохнули и улыбнулись друг другу. На ней было чисто-белое вечернее платье с открытыми плечами, за исключением ярко-красной полосы, проходящей по диагонали спереди. Ее перчатки и накидка соответствовали красной полосе. Поразительно.
  
  Я оставался почтительным. «Вы хотите сначала остановиться на кофе, мисс Францини, или лучше пойти прямо домой?»
  
  «Домой, пожалуйста». Мисс Францини снова замерзла. Я пожал плечами, и мы двинулись в путь. На Седьмой авеню и Барроу-стрит мне удалось поймать такси.
  
  До жилого дома Филомины - Лондонской террасы - было всего десять минут, и мы в царственной тишине подъехали к навесу, обозначающему вход.
  
  Я заплатил такси и вышел, затем помог Филомине. Она отдернула руку. «Это подойдет», - холодно сказала она. "Большое спасибо."
  
  Я немного грубо схватил ее за локоть, повернул и направил к двери. «Мне очень жаль, мисс Францини. Когда Папай Францини говорит мне отвезти вас домой, я отведу вас до самого дома».
  
  Думаю, она могла это понять, но чувствовала, что ей не нужно отвечать. Мы поднялись на лифте в холодном молчании, а лифтер пытался притвориться, будто нас нет.
  
  Мы вышли на семнадцатом этаже, и я последовал за ней до ее двери, 17-Е.
  
  Она взяла ключ и холодно посмотрела на меня.
  
  «Спокойной ночи, мистер Канцонери».
  
  Я нежно улыбнулся и твердо взял ключ у нее из рук. «Извините, мисс Францини. Еще нет. Я хочу воспользоваться вашим телефоном».
  
  «Вы можете использовать тот, что в баре на улице».
  
  Я снова улыбнулся, вставляя ключ в замок и открывая дверь. «Я бы предпочел использовать твой». Она мало что могла с этим поделать. Я был почти вдвое больше ее.
  
  Филомина зажгла свет в маленьком холле, затем вошла в аккуратно обставленную гостиную и включила одну из двух торшеров, стоявших по бокам удобного дивана. Я сел на край дивана, снял трубку и набрал номер.
  
  Филомина одарила меня грязным взглядом, скрестила руки и прислонилась к противоположной стене. Она даже не собиралась снимать пальто, пока я не выберусь оттуда.
  
  Было уже за полночь, но я позволил телефону зазвонить. Телефон в центральном информационном отделе AXE работает двадцать четыре часа в сутки. Наконец, ответил женский голос. «Шесть-девять-ой-ой».
  
  "Спасибо", - сказал я. «Не могли бы вы оплатить этот звонок с номера моей кредитной карты, пожалуйста? H-281-766-5502». Последние четыре числа были, конечно же, ключевыми, моим серийным номером как агента №1 AXE.
  
  «Да, сэр», - сказал голос на другом конце провода.
  
  «Мне нужна красная проверка файлов», - сказал я. Филомина, конечно, могла слышать все, что я говорю, но она не могла понять из этого особого смысла. Красная проверка файлов была проверкой строго секретного списка конфиденциальных агентов ФБР. Белый файл предназначался для ЦРУ, синий - для Агентства национальной безопасности, но я догадывался, что это красный, который мне нужен.
  
  «Да, сэр», - сказала девушка по телефону.
  
  «Нью-Йорк», - сказал я. «Филомина Францини. Ф-р-а-н-ц-и-н-и». Я посмотрел на нее и слегка улыбнулся. Она стояла, подбоченясь, сжав кулаки у бедер, глаза ее щелкали.
  
  «Минуточку, сэр».
  
  Это было больше, чем мгновение, но я терпеливо ждала, а Филомина смотрела.
  
  Голос снова включился. "Филомина Францини, сэр? Ф-р-а-н-ц-и-н-и?"
  
  "Да."
  
  «Это утвердительно, сэр. Красный файл. Статус C-7. Четыре года. Класс двенадцатый. Компания Franzini Olive Oil Company. Вы понимаете статус и класс, сэр?»
  
  Она бы объяснила их, но я знал, хорошо. Филомина была агентом ФБР четыре года. Статус C-7 означал, что она была одной из тех тысяч информаторов ФБР, которые являются добровольцами и никогда не контактируют с другими агентами, кроме единственного человека, отвечающего за них. Класс 12 означал, что ее никогда нельзя было просить о действиях, и у нее не было доступа к какой-либо секретной информации о Бюро.
  
  Джек Гурли однажды сказал мне, что тысячи агентов по статусу C-7 - лучше сказать информаторы - работают на законные компании в Нью-Йорке, составляя регулярные ежемесячные отчеты о деловых операциях. По его словам, девяносто пять процентов так и не нашли ничего ценного, но остальные пять процентов сделали всю рутинную работу по просмотру отчетов стоящей.
  
  Я положил трубку и повернулся к Филомине.
  
  «Ну, что ты знаешь?» - сказал я. «Разве ты не милая маленькая девочка?»
  
  "Что вы имеете в виду?"
  
  «Шпионить за собственным дядей. Это просто неправильно, Филомина».
  
  Она побелела. Одна рука подлетела к ее рту, и она прикусила тыльную сторону сустава. "Что вы имеете в виду?"
  
  «Именно то, что я сказал. Шпионю за вашим дядей в пользу ФБР».
  
  «Это безумие! Я не понимаю, о чем ты говоришь!»
  
  Она выглядела напуганной, и я не мог ее винить. Насколько она знала, я был просто еще одним мафиози, который собирался встретиться с семьей Францини. То, что я говорил, могло ее погубить. Не было смысла мучить ее. Я начал рассказывать ей, но остановился.
  
  Она сделала одно легкое движение, как будто сдерживая рыдания, ее руки возились под пламенно-красной накидкой. Вдруг в ее руке оказался маленький уродливый пистолет, модели «Субботний вечер». Он был направлен прямо на меня. Дуло выглядело огромным.
  
  Я торопливо всплеснул руками. "Эй, погоди! Погоди!"
  
  Взгляд испуганной паники, заставивший меня пожалеть ее мгновение назад, исчез. В ее черных глазах был холодный, почти злобный взгляд, а ее мягкий чувственный рот сжался в тугую линию.
  
  Она показала уродливым маленьким пистолетом. "Садись!"
  
  "А теперь подожди ..."
  
  «Я сказала, сядь».
  
  Я повернулся, чтобы сесть на диван, слегка согнувшись, как большинство людей, когда они начинают сидеть на чем-то столь же глубоко сидящем, как диван. Затем одним раскачивающимся движением я схватил тугую синюю подушку, украшавшую спинку дивана, и швырнул ее ей, ныряя головой вниз через край дивана.
  
  Пистолет заревел мне в ухо, и пуля врезалась в стену прямо над моей головой.
  
  На полу я быстро пригнулся и прыгнул туда, где она должна была стоять, моя голова вылетела вперед, как таран, и ударилась ей в живот.
  
  Но она аккуратно отступила в сторону. Я на мгновение увидел пистолет, вспыхивающий, а затем опускающийся. Что-то ударилось о мой затылок, и моя голова взорвалась огромной вспышкой красной боли и черной пустоты.
  
  Когда я пришел в себя, я лежал на спине на полу в гостиной. Филомина Францини сидела верхом на моем теле. Я неуверенно осознавал, что ее юбка была задрана высоко над ее бедрами, но только неуклюже. Я гораздо острее осознавал тот факт, что дуло пистолета воткнулось мне в рот. Холодный металл казался мне твердым и безвкусным.
  
  Я моргнул, чтобы очистить их от пленки.
  
  Несмотря на ее нелюбезное положение, голос Филомины был холодным и действенным.
  
  «Хорошо. Говори. Я хочу знать, кому ты звонил и почему. Тогда я передам тебя ФБР. Понятно? И если мне придется, я убью тебя».
  
  Я мрачно посмотрел на нее.
  
  "Говорить!" она заскрипела. Она отодвинула пистолет назад ровно настолько, чтобы он не заткнул мне рот, но дуло все еще касалось моих губ. Филомина, похоже, предпочитала стрельбу в упор.
  
  "Говорить!" она потребовала.
  
  У меня не было особого выбора. В 12 классе ей не полагалось получать секретную информацию. И я, конечно, был засекречен. С другой стороны, она приставила этот проклятый пистолет к моему лицу, и доводить до конца фарс с тем, чтобы заставить меня превратить меня в ФБР, казалось глупым.
  
  Я заговорил.
  
  Трудно быть серьезным, когда ты лежишь на спине, а на твоей груди сидит хорошо упакованная и яркая девушка, а дуло пистолета подталкивает твои губы. Но я попробовал. Я очень старался.
  
  «Хорошо, милая. Ты выигрываешь, но успокойся».
  
  Она посмотрела на меня.
  
  Я попробовал еще раз. «Послушайте, мы на одной стороне в этом вопросе. Честное слово! Как вы думаете, кому я только что звонил? Я просто звонил в ФБР, чтобы проверить вас».
  
  "Что заставило вас сделать это?"
  
  «То, что ты сказала. То, как ты все здесь ненавидишь и все еще остаешься здесь. Должна быть причина».
  
  Она покачала головой, поджав губы. «Почему вы позвонили в ФБР, а не к дяде Джо?»
  
  «Как я уже сказал, мы на одной стороне».
  
  Субботний вечерний выпуск не дрогнул, но ее мысли, должно быть, изменились. "Какой номер ФБР?" - огрызнулась она.
  
  Это было просто. «Два-два-два, шесть-шесть-пять-четыре».
  
  "Что они тебе сказали?"
  
  Я сказал ей, Класс и Статус, все это. И я продолжал говорить, быстро. Я не мог сообщить ей секретные подробности, но рассказал ей о Роне Бранденбурге и Мадлен Лестон в офисе ФБР, чтобы показать ей, что я знаком с этим. Я не сказал ей, что был в AX, или в чем заключалась моя миссия, но я сказал ей достаточно, чтобы она начала понимать эту идею. Постепенно дуло пистолета стало отходить от моего лица.
  
  Когда я закончил, она мучительно всхлипнула и положила пистолет на пол рядом с моей головой. Закрыв глаза обеими руками, она заплакала.
  
  «Легче, милая. Легче». Я протянул руку, чтобы схватить ее за плечи, и притянул к себе, чтобы зацепить руку ей за голову. Она не сопротивлялась, и я перевернул ее, так что мы оказались рядом на полу, ее голова покоилась на моей руке, а другая моя рука обнимала ее.
  
  «Полегче, Филомина, полегче». Она все еще плакала, теперь безудержно. Я мог заплатить! ее круглые груди на моей груди. Сложив пальцы ей под подбородок, я отвел ее лицо от своего плеча. По ее щекам текли слезы.
  
  У мужчины есть только один способ удержать женщину от слез. Я поцеловал ее нежно, ободряюще, прижал к себе, снова поцеловал.
  
  Постепенно плач утих, и ее тело стало более податливым, расслабленным. Бесчувственные губы смягчились, затем постепенно, мало-помалу, приоткрылись, потом еще больше. Ее язык погладил мой, затем ее руки крепче обвились вокруг моей шеи.
  
  Я прижал ее к себе, чувствуя, как округлые ее груди прижимаются ко мне. Я нежно поцеловала влажные ресницы и отстранилась ровно настолько, чтобы поговорить.
  
  «Легко, милая, легко. Успокойся», - пробормотала я.
  
  Дрожь пробежала по ее телу, и она притянула мой рот к себе, и теперь ее язык превратился в стремительный живой орган, глубоко проникающий, ее губы прижались к моим.
  
  Моя правая рука, прижимая ее ко мне, обнаружила застежку-молнию на спине ее платья с открытыми плечами, и я осторожно отодвинул ее, чувствуя, как платье рассыпается под моими пальцами, пока они не достигли ее поясницы, коснулись нежная резинка ее трусиков.
  
  Я просунул руку под трусики и осторожно провел по ее ягодицам, так что тыльной стороной ладони они потянулись вниз. Ее бедра слегка приподнялись, так что они не касались пола, и через мгновение я снял трусики и выбросил их. Одним движением пальцев я расстегнул ее бюстгальтер и, отодвигаясь, чтобы было место, чтобы его снять, я почувствовал, как пальцы Филомины возятся с моими брюками.
  
  Через мгновение Филомина и Т. были обнажены, и ее лицо уткнулось мне в плечо. Я отнес ее в спальню, удовлетворился ощущением ее обнаженной груди на моей груди,
  
  затем прижал ее к себе, пульсируя от желания.
  
  Затем Филомина начала двигаться, сначала медленно, нежно, касаясь меня, гладя меня, ее влажный и горячий рот касался меня. Мои мускулы напряглись, взывая к ней, дрожа от нетерпения.
  
  Теперь она двигалась быстрее, интенсивность сменилась тонкостью, пламя сжигало дым. Одним сильным судорожным движением я перебрался на нее, прижал ее к кровати, въехал, протаранил, разбил ее, поглотил и поглотил.
  
  Она извивалась вверх, корчась в экстазе, ее руки сжимали мои ягодицы и прижимали меня к себе. "Боже мой!" воскликнула она. "О Господи!" Ее ноги плотно обвились вокруг моей талии, когда она поднялась вверх против моего веса, и я приподнялся на коленях, чтобы вместить ее, скользнул глубже, более изысканно, затем начал дико, неистово качать и, наконец, взорвался великим потоком ликования.
  
  
  
  Глава 11
  
  
  
  Позже, все еще лежа на полу, она крепко прижалась ко мне. «Не оставляй меня, Ник. Пожалуйста, не оставляй меня. Я так одинока и так напугана».
  
  Она долгое время была одинокой и напуганной. Она рассказала мне об этом, когда мы сидели за столиком у окна, наблюдая за полосатым рассветом на востоке и попивая кружки черного кофе.
  
  В течение многих лет, когда она росла в семье Францини на Салливан-стрит маленькой девочкой, она понятия не имела, что Папай Францини был кем-то, кроме ее доброго и любящего «дядюшки Джо». С тех пор, как ей было девять лет, он с большим удовольствием позволял ей по воскресеньям толкать его в инвалидной коляске в парк Вашингтон-сквер, где он любил кормить белок.
  
  Я прихлебнул чашку кофе и вспомнил об одной из самых любопытных загадок жизни. Почему каждая женщина, которая необычайно хороша в постели, не может сварить приличную чашку кофе? Один мой друг говорил, что слишком сексуальную женщину можно отличить по выступающим венам на тыльной стороне ее руки. Но мой опыт показывает, что вы можете сказать их по отвратительному качеству их кофе.
  
  Кофе Филомины на вкус был как цикорий. Я встал и подошел к ее стороне стола. Я наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Моя рука скользнула под синий халат, который она теперь носила, и нежно ласкала ее обнаженную грудь.
  
  Она на мгновение откинулась на спинку стула, ее глаза закрылись, длинные ресницы мягко прижались к щеке. "Ммммммм!" Затем она мягко оттолкнула меня. «Сядь и допей свой кофе».
  
  Я пожал плечами. "Если хочешь".
  
  Она хихикнула. «Не совсем, но давайте все равно допьем кофе».
  
  Я бросил на нее насмешливый взгляд отвергнутого мужского шовинизма и снова сел. У кофе все еще был вкус цикория.
  
  Я спросил. - "Когда ты узнала?"
  
  "Вы имеете в виду дядю Джо?"
  
  Я кивнул.
  
  Она задумчиво склонила голову. «Думаю, мне было лет тринадцать или около того. В журнале« Нью-Йорк Таймс »была большая история о дяде Джо. Мы не читали« Таймс ». Никто на Салливан-стрит не читал. Мы все читали« Дейли Ньюс », но кто-то ее порвал. и отправил мне по почте ". Она улыбнулась. «Сначала я просто не могла в это поверить. Там говорилось, что дядя Джо был боссом мафии, гангстером.
  
  «Я долгое время была ужасно расстроена, хотя и не понимал всего этого». Она замолчала, ее рот сжался. «Я даже знаю, кто прислал его мне. По крайней мере, я так думаю».
  
  Я фыркнул. Люди обычно не переносят подростковые обиды во взрослую жизнь. "ВОЗ?" Я спросил.
  
  Она поморщилась. «Расти Поллард».
  
  "Та худая рыжая девушка в зеленом платье на вечеринке?"
  
  "Это та". Она вздохнула и позволила тону голоса немного смягчиться. «Мы с Расти прошли всю школу вместе. Мы всегда ненавидели друг друга. Думаю, до сих пор ненавидим. Хотя сейчас мы немного повзрослели».
  
  "Почему вы всегда ненавидели друг друга?"
  
  Филомина пожала плечами. «Богатая итальянка, бедная ирландка, живущие по соседству. Чего вы ждете?»
  
  "Что произошло после того, как вы прочитали рассказ?" Я спросил.
  
  «Сначала я не поверила этому, но в некотором смысле должна была. Я имею в виду, в конце концов, это было в« Таймс ». И я ненавидела это! Я просто ненавидела это! Я любила своего дядю Джо, и я раньше мне было так жалко его в его инвалидном кресле и все такое, а потом внезапно я не могла выдержать, чтобы он касался меня или был со мной ».
  
  Я был озадачен. «Но вы продолжали жить с ним».
  
  Она поморщилась. «Я осталась с ним, потому что была вынуждена. Что собиралась бы делать тринадцатилетняя девочка? Убегать? И всякий раз, когда я проявляла хоть немного непослушания, он меня бил». Бессознательно она потерла щеку. На ее памяти остался давно забытый синяк. «Так ты учишься в спешке».
  
  "Это то, что заставило вас пойти в ФБР?"
  
  Она налила себе еще одну чашку горького кофе. "Конечно, нет", - сказала она, подумав немного.
  
  "Я ненавидел все эти ужасные вещи, связанные с убийством, воровством и обманом, но я училась, что буду жить с этим.
  
  Мне пришлось. Я просто решила, что когда мне будет восемнадцать, я сбегу, присоединюсь к Корпусу мира, сделаю что-нибудь ».
  
  "Большинство женщин в семье думают так?"
  
  «Нет. Большинство из них никогда не думают об этом. Они не позволяют себе думать об этом. Их учили не делать этого, когда они были маленькими девочками. Это старый сицилийский способ: то, что делают мужчины, не касается женщин. "
  
  "Но ты была другой?"
  
  Она мрачно кивнула. «Я не была очарована этим. Я нашла это отталкивающим, но я не могла оставаться в стороне от него. Я прочитал все, что смогла найти в библиотеке о мафии, организации, обо всем этом.
  
  «Вот почему я осталась и почему я пошла в ФБР. Семейные связи. Мой отец. Дядя Джо убил моего отца! Вы знали об этом? Он на самом деле убил своего собственного брата! Мой отец».
  
  "Вы знаете это наверняка?"
  
  Она покачала головой. «Не совсем, но как только я прочитала о вещах, которые произошли, когда мне было три года - я думаю, я тогда училась в старшей школе - я просто знала, что это правда. Это то, что сделал бы дядя Джо, я просто знаю это. назад, я уверен, что моя мать тоже так думала. Она переехала к дяде Джо только потому, что он заставил ее.
  
  Я снова встал и двинулся так, чтобы прижать ее голову к своему животу. «Ты настоящая девушка», - сказал я мягко. «Вернемся в постель».
  
  Она подняла глаза и улыбнулась, ее глаза заблестели. «Хорошо», - прошептала она. Затем ей удалось захихикать. «Я должна быть в офисе через несколько часов».
  
  «Я не буду терять время зря», - пообещал я.
  
  Не сводя с меня взгляда, она встала и расстегнула пояс, так что синий халат распахнулся. Я прижал ее ко мне, мои руки под распахнутой мантией и прижались к ее телу, медленно поглаживая, исследуя его. Я приподнял одну грудь и поцеловал сжатый сосок, затем другой.
  
  Она застонала и стукнула обеими руками по передней части моих штанов, неистово, но нежно схватив меня. Я вздрогнул в экстазе, и через несколько мгновений мы оказались на полу, корчась от страсти.
  
  Ее занятия любовью были так же хороши, как и плох кофе.
  
  После того, как Филомина вышла на работу тем утром, я бездельничал несколько часов, принял душ, оделся, а затем прошел два квартала по Двадцать третьей улице до «Челси». В моем почтовом ящике была записка: «Позвоните мистеру Францини».
  
  В глазах клерка тоже был настороженный взгляд. В наши дни в Нью-Йорке не так много францинцев.
  
  Я поблагодарил клерка и поднялся в свою комнату, посмотрел номер в книге и набрал.
  
  Филомина ответила. «Оливковое масло Францини».
  
  "Привет."
  
  «О, Ник», - выдохнула она в трубку.
  
  "Что случилось, милый?"
  
  «О… о, мистер Канцонери». Ее голос внезапно стал решительным. Кто-то, должно быть, зашел в офис. «Да», - продолжила она. «Мистер Францини хотел бы видеть вас сегодня в два часа дня».
  
  «Что ж, - сказал я, - по крайней мере, это даст мне шанс увидеть тебя».
  
  «Да, сэр», - резко сказала она.
  
  "Ты знаешь, я без ума от тебя"
  
  "Да сэр."
  
  "Ты будешь ужинать со мной сегодня вечером?"
  
  "Да сэр."
  
  «… А потом я отведу тебя домой в постель».
  
  "Да сэр."
  
  «… И заниматься с тобой любовью».
  
  «Да, сэр. Спасибо, сэр». Она повесила трубку.
  
  Я улыбался всю дорогу до лифта. Я улыбнулся клерку, который, казалось, нервировал его. Он «сделал» меня боссом мафии, и эта идея его не устроила.
  
  Я завернул за угол в Angry Squire на поздний завтрак после того, как взял номер News в киоске на углу Седьмой авеню.
  
  СКОРО НОВАЯ БАНДСКАЯ ВОЙНА В МАФИИ ТАЙНА УБИЙСТВА
  
  По словам капитана полиции Хобби Миллера, загадочное исчезновение Ларри Спелмана, известного лейтенанта главы мафии Джозефа «Попай» Францини, может стать началом новой войны между бандами.
  
  Миллер, отвечающий за специальный отдел Департамента по борьбе с организованной преступностью, сказал в сегодняшнем интервью, что Спелман, постоянный товарищ и телохранитель Францини, с начала недели пропал из своих обычных убежищ.
  
  Капитан Миллер, согласно истории, сказал, что в преступном мире распространялись слухи о том, что Спелман был либо убит, а его тело уничтожено, либо был похищен и удерживался для выкупа семьей, возглавляемой Гаэтано Руджеро.
  
  Джек Гурли проделал прекрасную работу.
  
  Я закончил свой бранч неторопливо, купаясь в теплых воспоминаниях о Филомине и мысли, что все действительно идет хорошо, как ни невероятно, как это казалось, когда я только начинал.
  
  Я прибыл в офис компании Franzini Olive Oil Company ровно в два часа дня. Манитти и Локло были впереди меня, чувствуя себя неуютно на современных стульях. Я улыбнулся Филомине, когда она проводила нас в кабинет Попая. Она покраснела, но избегала моего взгляда.
  
  Сегодня Попай выглядел немного старше и толще. Вечеринка накануне сказалась. Или, возможно, это был эффект рассказа Гурли. На столе Францини лежала копия газеты.
  
  Прислонившись к стене в дальнем конце комнаты, Луи нервничал, когда мы втроем устроились перед столом его дяди.
  
  Попай сердито посмотрел на нас, ненависть в его душе кипела в его глазах.
  
  «Он расстроен из-за Спелмана», - радостно подумал я, но ошиблась.
  
  "Ты, Locallo!" - рявкнул он.
  
  "Да сэр." Мафиози выглядел испуганным.
  
  «Кто из вас, ребята, был последним, кто видел эту китайскую бабу Су Лао Линь в Бейруте?»
  
  Локло беспомощно развел руками. «Не знаю. Мы с Манитти ушли вместе».
  
  «Думаю, здесь был Канцонери», - произнес Луи, показывая в мою сторону. «Я оставил его там, когда отвез Гарольда в больницу». Он взглянул на меня взглядом «я должен сказать правду».
  
  "Вы были там последним?" - рявкнул Попай.
  
  Я пожал плечами. «Я не знаю. Я разговаривал с ней несколько минут после ухода Луи, потом она послала меня к тому парню Харкинсу».
  
  "Вы знаете, ждала ли она кого-нибудь после вашего отъезда?"
  
  Я покачал головой.
  
  Его глаза задумчиво сузились, глядя на меня. «Хммм! Ты, должно быть, тоже был последним, кто видел Харкинса».
  
  Он подходил слишком близко, чтобы успокоиться, хотя я действительно не чувствовал, что сейчас у меня большие проблемы. «Нет, - невинно сказал я, - там был тот другой парень. Вошел прямо перед моим уходом. Но подожди!» Я изобразил внезапно вспомнившийся взгляд. «Я думаю, это был тот самый парень, которого я видел в холле отеля мисс Линь, когда уходила». Я прижал пальцы ко лбу. «Да, тот же парень».
  
  Попай выпрямился и стукнул кулаком по столу. "Какой парень?"
  
  «Черт, не знаю, вспомню ли. Давай посмотрим… Харкинс представил меня. Фугги, я думаю, или что-то в этом роде… Фуджиеро… я точно не помню».
  
  "Руджеро?" Он честно бросил в меня слова.
  
  Я щелкнул пальцами. «Да. Вот и все. Руджеро».
  
  «Черт побери! Как его звали?»
  
  Я пожал плечами. «Боже, я не знаю. Билл, может быть, или Джо, или что-то в этом роде».
  
  "И вы говорите, что видели его в отеле?"
  
  Я развел руками ладонями вверх. «Да. Он был в вестибюле, ожидая лифта, когда я вышел. Я вспомнил сейчас, я узнал его позже, когда он вошел в дом Харкинса».
  
  "Как он выглядел?"
  
  «Знаете, вроде среднего. Он был темноволосым…» Я притворилась сосредоточенной, задумчиво нахмурившись. С таким же успехом я мог бы сделать это хорошо, пока занимался этим. «Я думаю, около пяти футов десяти дюймов, типа темной кожи. О да, я помню. На нем был темно-синий костюм».
  
  Попай покачал головой. «Он не звучит знакомо, но там так много проклятых Руджеро, что трудно сказать». Он снова ударил кулаком по столу, затем повернул инвалидное кресло так, чтобы смотреть прямо на Луи. - Эта китайская баба что-нибудь говорила вам о Руджеро?
  
  Луи покачал головой. «Нет, сэр, ни слова». Он колебался. "Что случилось, дядя Джо?"
  
  Попай в ярости взглянул на него. «Их взорвали! Вот что случилось! Какой-то сукин сын вошел туда сразу после того, как вы, ребята, взлетели, и взорвал это проклятое место. Черт возьми! Бомба! Винни только что звонил из Бейрута. Он говорит, что это уже во всех газетах. там."
  
  "А что насчет Су Лао Линя?"
  
  «Мертва, как чертов гвоздь, - говорит Винни».
  
  Луи был теперь так же расстроен, как и его дядя, уперев руки в бока и выставив голову вперед. Интересно, занимался ли он и с ней тоже.
  
  "Кто-нибудь еще пострадал?"
  
  Попай покачал головой, словно разочарованный. «Нет. За исключением того проклятого Чарли Харкинса, которого застрелили».
  
  "Он тоже мертв?"
  
  Попай кивнул. "Да уж."
  
  Луи нахмурился. "Вы думаете, что это сделали Руджеро?" - Хороший мальчик, Луи, - беззвучно аплодировал я.
  
  «Конечно, я думаю, что это сделали Руджеро», - прорычал Попай. «Что, черт возьми, ты думаешь? Канцонери здесь видит Руджеро в отеле леди, затем встречает его в доме Харкинса. Затем есть два трупа. Вы не думаете, что есть связь? Вы думаете, что это просто совпадение?»
  
  «Нет-нет, дядя Джо», - успокоил Луи. «За исключением того, что я не знаю, почему Руджеро сбили их с толку. Мы даже пригласили для них нескольких парней через Бейрут. В этом нет никакого смысла, если они просто не хотят нас достать».
  
  «Черт побери! Какого черта ты думаешь?» Попай взял со стола газету и помахал ею: «Ты читал проклятую газету сегодня утром?»
  
  Луи пожал плечами. «Я не знаю, дядя Джо. Ларри пропадал и раньше, когда он уходил в кайф . Эта история могла быть просто чушью. Вы же знаете, каков Хобби Миллер. Этот парень Гурли может заставить его говорить все, что он хочет. "
  
  Но старика нельзя было унижать. Он снова помахал бумагой. «А что насчет Бейрута, умный алек? Что с ним?»
  
  Луи кивнул, пытаясь разгадать это. «Да, я знаю. Двое вместе - это уже слишком. Думаю, они собираются поправить нас, но, черт возьми, всего несколько недель назад все, казалось, шло хорошо».
  
  "Черт побери!" Старик ударил кулаком по ладони
  
  другой его руки. "Это звучит не очень хорошо для меня!"
  
  Луи покачал головой. «Я знаю, я знаю, дядя Джо. Но уличная война сейчас не имеет смысла. У нас достаточно проблем».
  
  «Мы должны что-то сделать! Я ни от кого не собираюсь выносить такое дерьмо», - кричал Попай.
  
  «Хорошо, хорошо, - сказал Луи. "Так что вы хотите, чтобы мы сделали?"
  
  Глаза старика сузились, и он на пол-оборота отошел от стола. «Убей меня, черт возьми! Может, хоть немного. Я не хочу никакого Руджеро. Пока нет. Я не хочу. Я просто хочу, чтобы они знали, что мы не будем бездельничать». Ненависть в глазах Попая теперь переросла в возбуждение. Старик почувствовал запах крови. Его толстая рука сжала дугу инвалидной коляски. «Продолжай, черт возьми!» - крикнул он. "Пошевеливайся!"
  
  
  
  Глава 12
  
  
  
  Мы с Луи сидели, сгорбившись, над чашками капучино в кофейне Decima на Западном Бродвее.
  
  Стены были шоколадно-коричневыми, а потертый линолеум на полу, возможно, зеленый много лет назад, был грязно-черным. На стенах свисала дюжина огромных картин в позолоченных рамах, их полотна были едва различимы из-за налетов от мух и жира. На витрине из грязного стекла была выставлена ​​уставшая коллекция выпечки - наполеоне, баба аль ром, милле фогли, канноли, пастициотти. Единственным свидетельством чистоты была великолепная эспрессо-машина на другом конце стойки. Он ярко блестел, весь серебристый и черный, отполированный до блеска. На нем свирепствовал орел, демонстративно расправив крылья, и царствовал в чугунной славе.
  
  Луи выглядел немного больным.
  
  Я помешал кофе. «Что случилось, Луи? Похмелье? Или ты никогда раньше никого не тратил зря?»
  
  Он мрачно кивнул. «Нет… ну, нет. Вы знаете…»
  
  Я знал, хорошо. Внезапно для маленького племянника дяди Джо Луи стало не так чисто. Всю свою жизнь он славился игрой в мафию со всеми ее азартами, романтикой, деньгами и загадочностью. Но он сам никогда не был вовлечен. Для Луи жизнь была хорошей частной школой, хорошим колледжем, хорошей легкой работой, ведением законного бизнеса по производству оливкового масла, хорошим временем общения со знаменитыми бандитами, но незапятнанным ими.
  
  Я снова вспомнил, что даже его имя было чистым. «Луи, - спросил я, - почему тебя зовут Лазаро? Разве твоего отца не звали Францини?»
  
  Луи кивнул, печально улыбаясь. «Да. Луиджи Францини. Лазаро - девичья фамилия моей матери. Дядя Джо изменил ее для меня, когда я переехал к нему. Думаю, он хотел уберечь меня от всех неприятностей. ребенок будет называться Аль Капоне-младший "
  
  Я смеялся. «Да. Думаю, ты прав. Я спросил. - Так что ты собираешься делать сейчас?»
  
  Он беспомощно развел руками. «Я не знаю. На самом деле никто ничего не сделал. Я имею в виду, черт возьми, просто выйти и убить парня, потому что он принадлежит к Руджеро…»
  
  «Это факты жизни, сынок, - подумал я. Я сжал его плечо. «Ты что-нибудь придумаешь, Луи», - успокаивающе сказал я.
  
  Мы вышли из Децимы, и Луи на мгновение оглядел улицу, словно пытаясь принять решение. «Послушай, Ник, - сказал он с внезапной ухмылкой, - почему бы мне не показать тебе Счетную палату?»
  
  "Счетная палата?"
  
  «Да. Это здорово. Держу пари, единственный в своем роде». Он взял меня за локоть и повел по улице через несколько дверей. «Это прямо здесь, Четыре пятнадцать Западного Бродвея».
  
  Это не выглядело особо. Еще один из тех больших старых лофтов, которые вы видите в районе Сохо в центре Нью-Йорка. Над широким пандусом была большая синяя дверь, которая, как я предположил, была грузовым лифтом. Справа от него была обычная дверь с окнами жилого типа, со стандартным набором почтовых ящиков многоквартирного дома.
  
  Луи провел меня через дверь. В фойе он нажал кнопку.
  
  Ответил бестелесный голос. "Да? Кто это?"
  
  «Луи Лазаро и мой приятель».
  
  «О, привет, Луи. Пойдем». Прозвучал зуммер, длинный и скрипучий, и Луи открыл незапертую дверь. Отсюда было пять крутых пролетов узкой лестницы. К тому времени, когда мы достигли вершины, у меня возникли проблемы с дыханием, и Луи был практически в состоянии коллапса, его дыхание прерывалось, а с лица капал пот.
  
  В коридоре пятого этажа нас встретил дружелюбный человечек, и Луи, задыхаясь, представил меня. «Это Ник Канцонери, Чики. Чики Райт, Ник. Чики управляет Счетной палатой дяди Джо. Я думал, вы хотели бы это увидеть».
  
  Я пожал плечами. "Конечно."
  
  Чики был маленьким гномом в виде человечка с прядями седых волос, развевающимися по его лысеющей голове, и густыми серыми бровями, прорастающими на юмористическом личике. На нем была темно-синяя шелковая рубашка, жилет в черно-белую клетку и серые фланелевые брюки. Ярко-красный галстук-бабочка и красные подвязки на рукавах делали его пародией на игрока на скачках. Он широко улыбнулся и встал в сторону, чтобы провести нас через большую синюю дверь без опознавательных знаков.
  
  Луи стоял за его спиной, приоткрытый.
  
  «Заходите, - широко сказал он. «Это одна из лучших контор в Нью-Йорке».
  
  Это было так. Я не знал, чего ожидать от лофта на пятом этаже под названием «Счетная палата», но это определенно не то, что я нашел. Чики провел нас шаг за шагом, объясняя всю операцию.
  
  «Что мы сделали, - сказал он с очевидной гордостью, - так это компьютеризовали нашу букмекерскую контору и операции с числами».
  
  Весь лофт был превращен в современный, ярко отполированный бизнес-офис. Впереди гудел и щелкал огромный компьютерный банк, укомплектованный серьезными молодыми людьми в опрятных деловых костюмах, которые с непревзойденным знанием дела обрабатывали компьютерные данные. Симпатичные секретарши внимательно работали вдоль четко расставленных рядов столов, их электрические пишущие машинки конкурировали друг с другом. Здесь хранилась вся атрибутика любого административного здания.
  
  Чики широко махнул рукой. «Здесь обрабатываются все ставки на числа, сделанные ниже Хьюстон-стрит, и все ставки на лошадей. Все результаты скачек поступают напрямую по телефону из Арлингтона в Чикаго на восток. Все денежные ставки направляются сюда, все записи ведутся, отсюда производятся все выплаты ».
  
  Я кивнул, впечатленный. «Электронная обработка данных приходит в букмекерскую контору. Очень приятно!»
  
  Чики рассмеялся. «Очень эффективно. Мы обрабатываем здесь около восьмидесяти тысяч долларов в день. Мы полагаем, что нам нужно вести это как бизнес. Дни маленького парня в кондитерской с блокнотом в заднем кармане закончились».
  
  "Как на вас влияют ставки вне игры?" Офисы OTB в Нью-Йорке по всему городу изначально были одобрены избирателями не только как способ заработка для города и как удобство для игроков, но и как средство изгнания букмекеров из преступного мира.
  
  Чики снова усмехнулся. Он казался счастливым человеком. «Это совсем не причинило нам вреда, хотя однажды я беспокоился об этом, когда он только начинался. Людям нравится иметь дело со старой устоявшейся фирмой, я думаю, и они вроде как подозрительно относятся к правительству, которое делает ставки операций.
  
  «И, конечно же, у нас много цифр, а правительство не занимается цифрами».
  
  «Во всяком случае, пока нет, - вмешался Луи. - Но, судя по тому, как идут дела, они, вероятно, скоро станут». Он хлопнул меня по плечу. «Как ты думаешь, Ник? Довольно круто, не так ли? Дядя Джо может выглядеть и вести себя как старый Мустачио Пит, но это должно быть самое современное устройство в бизнесе».
  
  Вспышку Луи превосходила только его наивность. Счетная палата была шагом вперед в организации преступного мира, но далеко не последним словом. Я мог бы показать Луи центр связи, управляемый мафией, в отеле в Индианаполисе, что сделало бы New York Telephone похожим на коммутатор PBX. Результаты всех азартных игр в стране - гонок, бейсбола, баскетбола, футбола и т. Д. - поступают в этот отель каждый день, а затем за микросекунды передаются в букмекерские конторы от побережья до побережья.
  
  Тем не менее Счетная палата была интересным нововведением: централизованным, организованным, эффективным. Неплохо. "Отлично", - сказал я. "Потрясающе!" Я потянул за мочку уха. "Я думаю, ты тоже здесь занимаешься грузовиками, а?"
  
  Луи нахмурился. «Нет, но… я не знаю, может быть, это и неплохая идея. Вы имеете в виду, что-то вроде центрального командного пункта?»
  
  "Правильно."
  
  Чики выглядел немного расстроенным. «Ну, у нас действительно не так много свободного места, Луи, не говоря уже о том, как трудно найти кого-то, кому можно доверять в наши дни».
  
  Пришлось смеяться. Он был по горло в бизнесе преступного мира, но действовал как любой офис-менеджер в любом законном деле ... волновался, что у него может быть больше работы, или, возможно, придется изменить свои методы работы. Не только честные люди сопротивляются переменам.
  
  «Ник новенький в городе, - объяснил Луи, - и я подумал, что покажу ему нашу демонстрационную операцию. В любом случае, дядя Джо заставит нас с Ником провести все операции на днях, просто чтобы посмотреть, сможем ли мы». немного подтянуться. "
  
  "Да уж." Чики выглядела сомнительно.
  
  «В основном мы будем беспокоиться о безопасности», - сказал я.
  
  Чики просиял. «О, хорошо. Мне там нужна помощь».
  
  Я спросил. - "У вас были проблемы?"
  
  Он вздохнул. «Да. Больше, чем я хочу. Заходи ко мне в офис, и я расскажу тебе об этом».
  
  Мы все вошли в красиво обшитый панелями офис в углу большого лофта. На полу был аккуратный ковер, а вдоль всей стены стояли стальные картотеки. Прямо за столом Чики черным образом стоял толстый сейф. На столе лежали фотографии привлекательной седой женщины и полдюжины детей разного возраста.
  
  «Присаживайтесь, ребята». Чики указал на пару стульев с прямой спинкой и уселся на вращающееся кресло за столом. «У меня проблема, может, ты мне поможешь».
  
  Луи приподнял стул
  
  Я уверенно ему улыбнулся. На данный момент он забыл, что Попай дал ему довольно четкие инструкции. Дядя Джо хотел, чтобы кого-нибудь убили.
  
  "Что случилось, Чики?" - спросил Луи.
  
  Чики откинулся назад и закурил. «Это снова Lemon-Drop Droppo», - сказал он. «По крайней мере, я думаю, что это он. Он снова ободрал нашего бегуна. Или, по крайней мере, кто-то».
  
  «Черт возьми, Чики», - вмешался Луи. «Кто-то всегда грабит бегунов. Что в этом такого?»
  
  «Главное то, что это становится большим делом! На прошлой неделе нас ударили четырнадцать раз, а на этой - уже пять. Я не могу себе этого позволить».
  
  Луи повернулся ко мне. «Обычно мы думаем, что три-четыре раза в неделю мы будем брать бегуна за то, что он несет, но это намного больше, чем обычно».
  
  Я спросил. - "Разве ты не можешь защитить их?"
  
  Чики покачал головой. «У нас есть сто сорок семь парней, которые каждый день привозят сюда наличные со всей территории нижнего Манхэттена. Мы не сможем защитить их всех». Он ухмыльнулся. «На самом деле, я даже не возражаю, если некоторые из них время от времени будут ограблены, что заставит других быть более осторожными. Но это чертовски много!»
  
  "А что насчет этого дроппо с лимонной каплей?"
  
  Луи рассмеялся. «Он был здесь уже долгое время, Ник. Один из группы Руджеро, но иногда он уходит как бы самостоятельно. Когда-то он сам был бегуном для Гаэтано Руджеро, и кажется, что каждый раз, когда ему не хватает денег, он выбирает бегуна. Их довольно легко найти, знаете ли. "
  
  "Да уж." Бегуны находятся в самом низу криминальной лестницы. Они забирают деньги и купоны и отправляют их в полисный банк, и все. Обычно это полусумасшедшие старые алкаши, слишком далеко спустившиеся по желобу престарелой бедности, чтобы делать что-нибудь еще, или маленькие дети, быстро набирающие деньги. В Нью-Йорке их тысячи, мерзкие муравьи, питающиеся отброшенной падалью преступников.
  
  «Думаешь, нам поможет избавиться от этого персонажа Лимонной Капли?»
  
  Чики снова усмехнулся. «Не повредит. Даже если это не он, это может кого-нибудь отпугнуть».
  
  Я кивнул и посмотрел на Луи. «Мог бы даже убить двух зайцев, Луи».
  
  Такая реальность далась Луи Лазаро нелегко. Он выглядел кислым. «Ага», - сказал он.
  
  "Почему они называют его Лимонной Каплей?" Я спросил.
  
  Луи ответил. "Он помешан на лимонных дольках, ест их все время. Я думаю, что его настоящее имя - Греггорио, но с таким именем, как Дроппо, и пакетом лимонных леденцов в кармане все время ... Мне очень не хотелось бы ударить его просто за то, что сорвал нескольких бегунов. Я имею в виду, черт, я ходил в школу с этим парнем. Он не так уж плох, просто чокнутый.
  
  Я пожал плечами. Похоже, я много этим занимался во время выполнения задания. «Это зависит от вас. Это была просто идея».
  
  Луи выглядел недовольным. «Да. Мы подумаем об этом».
  
  "Что это за два зайца одним камнем?" - спросила Чики.
  
  «Неважно», - отрезал Луи.
  
  "Да сэр." Чики все еще прекрасно понимал, что Луи был племянником Папая Францини.
  
  Последовала неловкая пауза. Я махнул рукой в ​​сторону сверкающих шкафов с картотеками, каждая стопка заблокирована грозным видом железным стержнем, проходящим от пола вверх через каждую ручку ящика и прикрученным к верхней части папки. "Что у вас там, фамильные драгоценности?"
  
  Чики погасил сигарету и усмехнулся, довольный переменой в атмосфере. «Это наши файлы», - сказал он. «Записи всего этого от А до Я».
  
  "Все?" Я попытался произвести впечатление. "Вы имеете в виду всю операцию по размещению ставок?"
  
  «Я имею в виду всю организацию», - сказал он. "Все."
  
  Я огляделась. "Насколько хороша ваша безопасность?"
  
  «Хорошо. Хорошо. Это меня не беспокоит. Мы здесь на пятом этаже. Остальные четыре этажа пусты, за исключением пары квартир, которые мы используем в чрезвычайных ситуациях. Каждую ночь мы ставим стальные ворота на каждом этаже. Они вписываются прямо в стену и фиксируются там. А еще есть собаки, - добавил он с гордостью.
  
  "Собаки?"
  
  «Да. На каждом этаже у нас есть две сторожевые собаки, доберманы. Мы отпускаем их каждую ночь, по две на каждом этаже. Я имею в виду, чувак, никто не поднимется по лестнице с этими собаками. Они подлые сукины сыновья! Даже без них никто не сможет прорваться через эти ворота, не предупредив Большую Джули и Раймонда ".
  
  "Кто они?"
  
  «Двое моих охранников. Они живут здесь каждую ночь. Как только все уйдут и запрут эти ворота, никто не сможет войти».
  
  «Мне нравится», - сказал я. «Если Большая Джули и Раймонд могут позаботиться о себе».
  
  Чики рассмеялся. «Не волнуйся, чувак. Большая Джули - самый сильный парень по эту сторону цирка, а Раймонд был одним из лучших сержантов артиллерии в Корее. Он знает, что такое оружие».
  
  "Достаточно хорошо для меня". Я поднялся на ноги, и Луи сделал то же самое. «Большое спасибо, Чики», - сказал я. «Я думаю, мы увидимся с тобой».
  
  «Верно, - сказал он. Мы пожали друг другу руки, и мы с Луи спустились вниз по лестнице. Насторожившись, я мог видеть стальные ворота, встроенные в стены на каждой площадке. Это была хорошая жесткая установка, но я имел представление, как ее можно преодолеть.
  
  
  
  Глава 13
  
  
  
  Ужин был восхитительным, маленький столик в задней части Minetta's, в ночь, когда там почти никого не было - легкий антипасто, хорошее oso buco, жареные во фритюре полоски кабачков и кофе эспрессо. Филомина пребывала в том любящем, сияющем настроении, которое вносит в жизнь немного волнения.
  
  Когда я поцеловал ее на ночь перед ее дверью, все превратилось в раздражительную ярость Сицилиано. Она топнула ногой, обвинила меня в том, что я ложусь спать с шестью другими девушками, разрыдалась и, в конце концов, обвила руками мою шею и задушила меня поцелуями.
  
  «Ник… пожалуйста, Ник. Ненадолго».
  
  Я твердо высвободился. Я знал, что если войду, то задержусь там надолго. У меня были дела в ту ночь. Я крепко поцеловал ее в кончик носа, развернул так, чтобы она смотрела на свою дверь, и резко ударил ее по спине. «Продолжайте. Просто оставьте дверь приоткрытой, и я увижу вас, когда закончу с вещами, о которых мне нужно позаботиться».
  
  Ее улыбка была всепрощающей, и, снова обрадовавшись, она сказала: «Обещать?»
  
  "Обещание". Я вернулся в холл, прежде чем моя решимость ослабла.
  
  Первое, что я сделал, когда добрался до своей комнаты в «Челси», - позвонил Луи. «Привет, это Ник. Слушай, как насчет встречи со мной сегодня вечером? Да, я знаю, что уже поздно, но это важно. Верно! О, около полуночи. И приведи Локло и Манитту. У Тони, я думаю. Это так же хорошо, как и все. Хорошо? Хорошо ... о, и Луи, получи адрес Лемон-Капли Дроппо, прежде чем приедешь, ладно? "
  
  Я повесил трубку, прежде чем он успел отреагировать на последний запрос. Затем я спустился вниз и завернул за угол к Angry Squire. Я заказал кружку пива у Салли, симпатичной английской барменши, а затем позвонил в Вашингтон по телефону, который висел на стене в конце бара. Это была обычная мера предосторожности на случай, если телефон в моем гостиничном номере прослушивается.
  
  Я позвонил в отдел экстренного снабжения компании AXE и, правильно представившись, заказал комплект для демонтажа 17B, отправленный мне той же ночью автобусом Greyhound. Я смогу забрать его утром на автовокзале администрации порта на Восьмой авеню.
  
  Набор 17B очень аккуратный, очень разрушительный. Шесть капсюлей-детонаторов, шесть предохранителей с таймером, которые можно настроить для срабатывания колпачков с любым интервалом от одной минуты до пятнадцати часов, шесть кусков грунтовочного шнура для менее сложных работ и достаточно пластика, чтобы сдуть корону с головы Статуи Свободы.
  
  Было трудно понять меня из-за шума, созданного очень хорошей, но очень громкой джазовой комбинацией примерно в шести футах от меня, но я, наконец, донес свое сообщение и повесил трубку.
  
  В одиннадцать тридцать я покинул Angry Squire и побрел по Седьмой авеню, строя планы на Lemon-Drop Droppo. На углу Кристофера и Седьмой я повернул направо на Кристофера мимо всех новых гей-баров, затем снова повернул налево на Бедфорд-стрит и через полтора квартала до Тони.
  
  Это была совсем другая сцена, чем накануне вечером на вечеринке Филомины. Теперь снова стало тихо и уютно, вернувшись к своей обычной атмосфере, похожей на темницу, тусклые оранжевые огни на темно-коричневых стенах освещали едва достаточно света, чтобы официанты могли перемещаться между столиками, которые вернулись на свои привычные места в главной комнате. .
  
  Вместо орды одетых в смокинги итальянских мафиози и их женщин в длинных платьях, место теперь было мало населенным полдюжиной длинноволосых молодых парней в синих джинсах и джинсовых куртках и равным количеством молодых девушек с короткими волосами. так же одетых. Но разговор не сильно отличался от предыдущего вечера. Если разговоры на вечеринке были сосредоточены в основном на сексе, футболе и лошадях, сегодняшняя толпа говорила в основном о сексе, футбольных играх и философии.
  
  Луи сидел за столом один, у стены слева от входа, угрюмо склонившись над бокалом вина. Он не выглядел слишком счастливым.
  
  Я сел с ним, заказал бренди с содовой и похлопал его по плечу. «Давай, Луи, развеселись. Все не так плохо!»
  
  Он попытался ухмыльнуться, но не вышло.
  
  "Луи, ты действительно не хочешь этого делать, не так ли?"
  
  "Что делать?"
  
  Кого он шутил? «Позаботьтесь о Дроппо».
  
  Он жалко покачал головой, не встречаясь с моими глазами. «Нет, я имею в виду, это просто… о, черт! Нет!» - сказал он с большей силой, рад, что это открыто. «Нет! Я не хочу этого делать. Я не думаю, что смогу это сделать. Я просто… черт, я вырос с этим парнем, Ник!»
  
  «Хорошо! Хорошо! Я думаю, у меня есть идея, которая позаботится о ребенке Лимонная Капля, сделает твоего дядю Джо счастливым и избавит тебя от опасности. Как тебе такая посылка?»
  
  В его глазах блеснула надежда, и его восхитительная улыбка начала расплываться на его лице. «Честно? Эй, Ник, это было бы здорово!»
  
  «Хорошо. Вы сделали мне одолжение в Бейруте, доставив меня сюда. Теперь я сделаю вам одно, верно?»
  
  Он кивнул.
  
  «Хорошо. Во-первых, я получил это сегодня в своей коробке в« Челси »». Я передал ему записку, которую написал сам.
  
  Канцонери: Вы найдете Спелмана
  
  В номере 636 отеля Chalfont Plaza.
  
  Он с голой задницей и чертовски мертв.
  
  Луи недоверчиво уставился на него. «Черт возьми! Что, черт возьми, это все? Как ты думаешь, это правда?»
  
  «Наверное, это правда, хорошо. Если бы не было, не было бы никакого смысла отправлять это мне».
  
  «Нет, наверное, нет. Но какого черта они его отправили? Вы только что пришли!»
  
  Я пожал плечами. «Выбивает меня к черту. Клерк только что сказал, что какой-то парень подошел и оставил его. Может, кто бы это ни считал, я был просто полезен и все равно передаст его тебе».
  
  Луи выглядел озадаченным, как и должно было быть. «Я все еще не понимаю». Он задумался на минуту. «Слушай, Ник. Как ты думаешь, это были Руджеро?»
  
  Атта, детка, Луи! Я думал. «Ага», - сказал я. «Вот что я думаю».
  
  Он нахмурился. «Так какое отношение это имеет к тому, чтобы прийти сюда сегодня вечером? И с Lemon-Drop Droppo?»
  
  «Просто идея. С вами Локло и Манитти?»
  
  «Да. Они в машине».
  
  «Хорошо. Вот что мы собираемся делать». Я объяснил ему свою идею, и он был в восторге.
  
  "Отлично, Ник! Отлично!"
  
  До 88 Горацио было всего несколько кварталов, то есть примерно в квартале от Гудзона. Я объяснил Локло и Манитти, когда мы подъехали. «Помни. Мы хотим, чтобы он был живым. Ничего страшного, если он немного поврежден, но я не хочу никаких тел. Понятно?»
  
  За рулем Локло пожал плечами. «Для меня это звучит безумно».
  
  Луи слегка ударил его по затылку, чтобы дать понять, кто здесь главный. «Никто тебя не просил. Просто делай, как говорит Ник».
  
  Горацио восемьдесят восемь представлял собой безликое серое здание с рядом идентичных высоких ступенек и железных перил. Манитти потребовалось около сорока пяти секунд, чтобы пройти через замок на внешней двери, и еще тридцать, чтобы открыть внутреннюю. Мы поднялись по лестнице как можно тише и наконец остановились на площадке шестого этажа, чтобы перестать задыхаться от подъема. Нас было всего трое - Локло, Манитти и я - с тех пор, как мы оставили Луи внизу в машине.
  
  У Манитти не было проблем с дверью квартиры на 6Б. Он не использовал пластиковую карту, как сейчас во всех шпионских книгах. Он просто использовал старомодное плоское лезвие, по форме напоминающее хирургический скальпель, и небольшой инструмент, похожий на стальную спицу. Не прошло и двадцати секунд, как дверь бесшумно распахнулась, и Манитти отступил в сторону, чтобы позволить мне войти, с большой поздравительной улыбкой самодовольства на его неандертальском лице.
  
  В том, что явно было гостиной, не было света, но свет светил за закрытой дверью на другом конце комнаты. Я быстро двинулся вперед, Локло и Манитти были прямо позади, каждый из нас с пистолетом в руке.
  
  Я добрался до двери, распахнул ее и одним быстрым движением вошел в спальню. Я не хотел давать Дроппо шанс пойти за ружьем.
  
  Мне не нужно было беспокоиться.
  
  Грегорио Дроппо был слишком занят, по крайней мере, на тот момент, чтобы беспокоиться о таком маленьком инциденте, как трехрукий человек, ворвавшийся в его спальню в час ночи. Обнаженное тело Дроппо судорожно вздрагивало, скручивая и взбивая простыни под девушкой, с которой он занимался любовью. Ее руки крепко обвивали его шею, притягивая к себе, их лица сомкнулись друг с другом, так что все, что мы могли видеть, - это зализанные жиром волосы, растрепанные цепкими пальцами девушки. Ее тонкие ноги, стройные и белые на фоне волосатой темноты его тела, были обтесаны вокруг его талии, прикованы к скользкому поту, лившемуся по нему. Ее руки и ноги были всем, что мы могли видеть.
  
  С огромным усилием Дроппо сделал классическое движение шипа назад и вверх перед финальным кричащим прыжком. Не имея под рукой стакана воды со льдом, я сделал следующий шаг и ударил его по ребрам носком ботинка.
  
  Он замер. Затем его голова резко повернулась, глаза расширились в недоумении. "Что-а-а ...?"
  
  Я снова ударил его ногой, и он задохнулся от боли. Он вырвался, перекатился с девушки на спину, в агонии держась за бок.
  
  Внезапный отъезд любовника оставил девушку распластанной на спине с выпученными от ужаса глазами. Она приподнялась на локтях, ее рот открылся, чтобы закричать. Я зажал левой рукой ее рот и прижал ее спиной к простыне, затем наклонился и направил на нее Вильгельмину, морда была всего в дюйме от ее глаз.
  
  Некоторое время она боролась, выгибая свое вспотевшее тело под давлением моей руки, затем поняла, на что она смотрит, и застыла, приковывая взгляд к пистолету. Бусинки пота стояли на ее лбу, спутывая растрепанные пряди рыжих волос.
  
  Рядом с ней Дроппо начал свешивать ноги через край кровати, но Локло был там. Почти случайно он ударил дулом револьвера по лицу Дроппо и тот с мучительным воплем упал назад, хватаясь за окровавленный нос. Одной рукой Локалло оторвал смятую подушку от пола и прижал ее к лицу Дроппо, заглушая звуки. Другой он врезал между вытянутыми ногами Дроппо, так что приклад его пистолета врезался в пах обнаженного мужчины.
  
  Из-под подушки раздался животный звук, и тело вздрогнуло высоко в воздухе, спина выгнулась, весь вес лежала на плечах, а затем безвольно рухнула на кровать.
  
  «Он потерял сознание, босс, - лаконично сказал Локло. Я думаю, он был разочарован.
  
  «Убери подушку, чтобы он не задохнулся», - Я посмотрел на девушку и угрожающе помахал Вильгельмине. «Нет шума, ничего, когда я убираю руку. Понятно?»
  
  Она как могла кивнула, глядя на меня с ужасом. «Хорошо», - сказал я. «Расслабься. Мы не причиним тебе вреда». Я убрал руку от ее рта и отступил.
  
  Она лежала неподвижно, а мы втроем стояли там с пистолетами в руках и любовались ее красотой. Несмотря на то, что на ней был пот от секса, ужас в глазах и спутанные волосы, она была восхитительна. Ее обнаженная грудь вздымалась, и из зеленых глаз внезапно хлынули слезы.
  
  «Пожалуйста, пожалуйста, не делай мне больно», - захныкала она. «Пожалуйста, Ник».
  
  Потом я узнал ее. Это была Расти Поллард, маленькая рыжая в зеленом платье, с которым я флиртовал на вечеринке у Тони, тот самый, который много лет назад начал мучения Филомины с анонимного конверта, в котором была вырезка из «Таймс».
  
  Стоящий рядом со мной Манитти начал тяжело дышать. "Сукин сын!" - воскликнул он. Он перегнулся через кровать, одной рукой потянулся к ее груди.
  
  Я ударил его по голове пистолетом, и он ошеломленно дернулся.
  
  По щекам Расти текли слезы. Я презрительно посмотрел на ее обнаженное тело. «Если это не один приземистый итальянец, то другой, верно, Расти?»
  
  Она сглотнула, но не ответила.
  
  Я протянул руку и толкнул Дроппо, но он был неподвижен. «Приведи его», - сказал я Locallo.
  
  Я снова повернулся к Расти. «Вставай и одевайся».
  
  Она начала медленно садиться и посмотрела на свое собственное обнаженное тело, как будто только что осознала, что лежит полностью обнаженной в комнате с четырьмя мужчинами, трое из которых были практически незнакомцами.
  
  Она резко села в сидячем положении, соединив колени вместе и согнув их перед собой. Она скрестила руки на груди и дико посмотрела на нас. «Вы, паршивые сукины дети», - выплюнула она.
  
  Я смеялся. «Не будь такой скромной, Расти. Мы уже видели, как ты справляешься с этим придурком. Мы вряд ли увидим, что ты выглядишь хуже». Я дернул ее за руку и вытащил из постели на пол.
  
  Я чувствовал, как тут же из нее вырывается маленькая искорка борьбы. Я отпустил ее, и она медленно поднялась на ноги и подошла к стулу рядом с кроватью, избегая наших глаз. Она взяла кружевной черный бюстгальтер и начала его надевать, при этом глядя в стену. Полное унижение.
  
  Манитти облизнул губы, и я посмотрел на него. Локло вернулся из кухни с четырьмя банками холодного пива.
  
  Он положил их все на комод и осторожно открыл. Один он дал мне, один Манитти и сам взял один. Затем он взял четвертую и равномерно вылил ее на инертное тело Lemon-Drop Droppo, пиво пролилось на вспотевшую форму и намочило простыню вокруг него.
  
  Дроппо очнулся со стоном, инстинктивно потянувшись руками к возмущенным гениталиям.
  
  Я стукнул его по переносице изуродованного носа Вильгельминой с такой силой, что у него на глазах выступили слезы. "Что?" он ахнул, "что…?"
  
  «Просто делай именно то, что я говорю, приятель, и ты сможешь выжить».
  
  "Что?" ему снова удалось выбраться.
  
  Я добродушно улыбнулся. «Папай Францини», - сказал я. «А теперь вставай и одевайся».
  
  Ужас проявился в его глазах, когда он медленно поднялся с кровати, все еще сжимая пах одной рукой. Он медленно одевался, и постепенно я почувствовал изменение его отношения. Он пытался оценить ситуацию, искал выход. Он ненавидел больше, чем страдал, а ненавидящий человек опасен.
  
  Дроппо закончил кропотливый процесс завязывания ботинок, изредка вырывался стон из его плотно сжатых губ, затем обеими руками взял кровать, чтобы подняться на ноги. Как только он встал, я ударил его коленом по промежности. Он закричал и упал на пол в мертвом обмороке.
  
  Я указал на Локло. «Подними его снова, Франко».
  
  В другом конце комнаты, полностью одетая, Расти Поллард внезапно ожила. Ее волосы были все еще растрепаны, а помада размазана, но келли-зеленая юбка и черная шелковая блузка были на ней.
  
  надетая поверх бюстгальтера и трусиков снова придали ей смелости.
  
  «Это было жестоко», - прошипела она. «Он ничего тебе не делал».
  
  «Отправить эту вырезку Филомине Францини много лет назад тоже было жестоко», - возразил я. «Она тоже ничего не сделала с тобой».
  
  Последний кусочек жестокости лишил Лемон-Дроппо последних следов боевого духа, и он спустился вместе с нами по лестнице, слегка согнувшись, обеими руками прижавшись к животу.
  
  Мы посадили Расти впереди с Локло и Манитти и зажали Дроппо между Луи и мной на заднем сиденье. Затем мы поехали на Chalfont Plaza. Луи, Дроппо и я вошли в главный вход в дом Мэнни, а остальные трое вошли со стороны Лексингтон-авеню.
  
  Мы встретились перед номером 636. Я снял табличку «Не беспокоить» с двери и повернул ключ. Запах был не так уж и плох, так как я включил кондиционер на полную мощность перед отъездом двумя ночами назад, но он был заметен.
  
  "Что за запах?" - спросил Расти, пытаясь отступить. Я сильно толкнул ее, и она растянулась на полпути через комнату, и мы все вошли. Манитти закрыл за нами дверь.
  
  Я предупредил остальных, чего ожидать, и Дроппо был слишком болен, чтобы по-настоящему волноваться. Но не Расти. Она поднялась на ноги с явным злобным видом. "Что, черт возьми, здесь происходит?" - завизжала она. "Что за запах?"
  
  Я открыл дверь ванной и показал ей обнаженное тело Ларри Спелмана.
  
  "Боже мой! Боже мой!" Расти причитал, закрыв лицо руками.
  
  «Теперь снимите одежду, вы оба, - приказал я.
  
  Дроппо, лицо которого все еще было искажено болью, тупо начал подчиняться. Он больше не задавал вопросов.
  
  Только не Расти. "Чем ты планируешь заняться?" она кричала на меня. "Боже мой…"
  
  «Забудь о Боге, - отрезал я, - и разденься. Или ты хочешь, чтобы Джино сделал это за тебя?»
  
  Манитти ухмыльнулся, и Расти медленно начал расстегивать ее блузку. Разделившись до бюстгальтера и трусиков бикини, она снова заколебалась, но я помахал ей Вильгельминой, и она демонстративно закончила работу, бросив свою одежду небольшой кучей на пол.
  
  Луи взял оба комплекта одежды и сунул их в небольшую сумку, которую принес с собой. Дроппо сел на край кровати, глядя в пол. Комод оттолкнул Расти в углу, так что все, что мы могли видеть, было ее голым бедром. Ее руки накрыли грудь, и она немного вздрогнула. В комнате было холодно от кондиционера.
  
  Я остановился в дверном проеме, когда мы вышли. «Теперь я хочу, чтобы вы, двое неразлучников, остались здесь, - сказал я. «Через некоторое время кто-нибудь встанет, и ты сможешь все исправить. А пока Манитти будет стоять прямо за дверью. Если она хоть немного откроет маленькую щель до того, как кто-нибудь сюда дойдет, он» убью тебя. Ты это понимаешь? " Я сделал паузу. «По крайней мере, черт тебя убьет, Дроппо. Я не знаю, что он сделает с Расти».
  
  Я закрыл дверь, и мы все спустились на лифте.
  
  В вестибюле я позвонил Джеку Гурли из телефона-автомата.
  
  "Сукин сын!" - проворчал он по телефону. «Сейчас два часа ночи».
  
  «Забудь об этом», - сказал я. «У меня есть для вас история в комнате 636 на площади Чалфонт».
  
  "Лучше бы все было хорошо".
  
  «Хорошо», - протянула я. «Звучит неплохо, Джек. Там, в комнате 636, трое человек, все голые, и один из них мертв. И один из них - женщина».
  
  "Иисус Христос!" Был долгая пауза. "Мафия?"
  
  «Мафия», - сказал я и повесил трубку.
  
  Мы все перешли улицу в коктейль-бар Sunrise и выпили. Потом мы пошли домой.
  
  Глава 14
  
  Филомина убрала мою руку со своей левой груди и села в постели, приподняв подушку позади себя, чтобы она поддерживала поясницу. Она недоуменно нахмурилась.
  
  «Но я не понимаю, Ник. Это смешно, или ужасно, или что-то в этом роде. Полиция не сможет доказать, что Расти и Дроппо убили Ларри Спелмана, не так ли? Я имею в виду…»
  
  Я поцеловал ее правую грудь и поерзал, чтобы положить голову ей на живот, лежа поперек кровати.
  
  Я объяснил. «Они не смогут доказать, что Расти и Дроппо убили Спелмана, но у этих двоих будет чертовски много времени, чтобы доказать, что они этого не сделали».
  
  "Вы имеете в виду, что копы их просто отпустят?"
  
  «Не совсем. Помнишь, я говорил тебе, что оставил этот металлический контейнер для сигар на комоде, прежде чем уйти?»
  
  Она кивнула. «Он был полон героина. Их обоих арестуют за хранение».
  
  "Ой." Она нахмурилась. «Я надеюсь, что Расти не придется сесть в тюрьму. То есть, я ненавижу ее, но ...»
  
  Я похлопал ее по колену, которое было где-то слева от моего левого уха. «Не волнуйтесь. В газетах будет много материала, и множество людей ломают голову, но это настолько хреновая установка, что любой хороший юрист сможет их отделать».
  
  "Я все еще не понимаю
  
  
  
  
  и это, - сказала она. - Разве полиция не будет искать вас и Луи?
  
  «Никаких шансов. Дроппо знает, но он не собирается рассказывать копам о том, что произошло. Это чертовски унизительно. Он никогда не признается им, что это может сойти с рук конкурирующая банда. Руджеро будут изрядно разозлены. , с другой стороны, и это именно то, что мы хотим ».
  
  "Что они будут делать?"
  
  «Что ж, если они отреагируют так, как я надеюсь, они выйдут стрелять».
  
  На следующий день, конечно, вышли газеты о стрельбе. Дайте газетчику обнаженного мужчину и обнаженную девушку в номере отеля с обнаженным трупом, и он будет счастлив. Добавьте две конкурирующие фракции преступного мира и контейнер с высококачественным героином, и он будет в восторге. Джек Гурли был на седьмом небе от счастья в области журналистики.
  
  На следующее утро фотографии в «Новостях» были такими хорошими, какие я когда-либо видел. Фотограф застала Дроппо сидящей обнаженной на кровати на фоне обнаженного Расти, пытающегося прикрыться скрещенными руками. Им пришлось немного подправить аэрографом, чтобы сделать его достаточно приличным для печати. Автор заголовка тоже хорошо провел время:
  
  Обнаженную мафиози и гал застукали обнаженными с телом и допэ
  
  The New York Times не считала его статьей на первой полосе, как это было в News, но оценила переплет из шести колонок на шестнадцатой странице с полуторной колонкой и боковой панелью об истории мафии в Нью-Йорке. . И Францини, и Руджеро сыграли большую роль, включая довольно подробный отчет о предполагаемой ссоре Попая с отцом Филомины за несколько лет до этого.
  
  Самому Попаю было наплевать. Он был счастлив до такой степени, что его ненависть к миру позволила ему остаться. Он расхохотался, когда Луи показал ему эту историю на следующий день, откинувшись на спинку кресла и завывая. Тот факт, что Ларри Спелман был убит, по-видимому, нисколько не беспокоил его, за исключением того, что смерть Спелмана отразила оскорбление со стороны Руджеро Францини.
  
  Что касается Попая, то смущение и потеря достоинства, которые понесли Руджеро из-за того, что один из их пуговиц попал в такую ​​нелепую ситуацию, более чем компенсировали убийство. Для Францини этого мира убийство - обычное дело, а абсурд - редкость.
  
  Луи тоже обрадовался новому положению, которое он приобрел в глазах дяди. Мне не нужно было отдавать ему должное. К тому времени, как тем утром я добрался до офиса Franzini Olive Oil, Луи уже наслаждался похвалами. Я уверен, что Луи на самом деле не сказал Попаю, что это была его идея, но и не сказал ему, что это не так.
  
  Я сел и стал ждать, пока Руджеро ответят.
  
  Ничего не произошло, и я пересмотрел свою позицию. Я явно недооценил Руджеро. Оглядываясь назад, я должен был понять, что Гаэтано Руджеро не был из тех лидеров, которых можно запаниковать в кровавую и дорогостоящую войну банд из-за тех махинаций, которые я затеял.
  
  Попай Францини легко спровоцировать, но не Руджеро. В таком случае я снова выбрал Попая. Я могу рассчитывать на его реакцию и бурную реакцию. У меня был план раньше, поэтому я заказал этот комплект 17B в Вашингтоне, и мне просто нужна была небольшая помощь от Philomina, чтобы ввести его в действие. Моей целью была Счетная палата, сердце всей операции Францини.
  
  Я получил его всего через пять дней после каперса Lemon-Drop Droppo.
  
  Все, что мне было нужно от Филомины, - это алиби на случай, если один из охранников Счетной палаты сможет опознать меня позже. Я намеревался убедиться, что они не смогут, но это была достаточно простая мера предосторожности.
  
  Для Franzini Olive Oil Com не было секретом, что Филомина «увидела много того нового парня, Ника, парня, которого Луи привел оттуда». Все было просто. В тот вечер мы просто пошли на концерт Дэвида Амрама в Линкольн-центре. В наши дни практически невозможно достать билеты на концерт Амрама в Нью-Йорке, поэтому было естественным, что мы должны немного похвастаться теми, которые я получил. Только никто не знал, что они от Джека Гурли из «Ньюс».
  
  Я подождал, пока в доме погаснет свет, и ушел. Амрам, возможно, лучший современный композитор в Америке, но у меня было много работы, а времени на нее было мало. Я хотел вернуться до окончания выступления.
  
  Менее пятнадцати минут потребовалось, чтобы добраться на такси от Линкольн-центра до Сохо, 417 Западный Бродвей, рядом с Счетным домом.
  
  Это было похожее здание, четыре этажа квартир с большим чердаком на верхнем этаже. В нем не было грузового лифта, которым отмечалось здание по соседству, но также не хватало сторожевых собак на каждом этаже, не говоря уже о стальных решетках на каждой площадке. Я ни за что не собирался подниматься по лестнице в Счетную палату. Практически невозможно одной рукой взломать замок стальной решетки, а другой бороться с обезумевшим от крови доберманом.
  
  Я вошел в здание на 417 и сканирую
  
  
  
  
  Имена рядом с звонками в дверь. Я выбрал одну наугад - Кэнди Гулко - и позвонил в звонок.
  
  Прошло мгновение, прежде чем из встроенного динамика раздался голос. "Да?"
  
  К счастью, это был женский голос. "Цветочный магазин Фремонти", - ответил я.
  
  Пауза. "Какая?"
  
  Я добавил в свой тон нотку нетерпения. «Цветочный магазин Фремонти, мэм. У меня есть цветы для Кенди Гулко».
  
  «О! Давай же, поднимайся». Сработал зуммер, открыв автоматический замок внутреннего дверного проема, и я вошел и поднялся наверх, размахивая новеньким чемоданом атташе, как любой солидный нью-йоркский бизнесмен.
  
  Я, конечно, не остановился на этаже Кенди Галко. Вместо этого я поднялся прямо вверх, миновал пятый этаж и поднялся на последний небольшой лестничный пролет, ведущий на крышу.
  
  Прошло всего несколько минут, прежде чем я сидел на корточках на крыше 417 Западного Бродвея, созерцая десять футов открытого воздуха между двумя зданиями, и мое воображение без труда рухнуло на землю.
  
  Я осмотрел оклеенную смолой крышу и, лежа у кирпичного дымохода, наконец нашел то, что искал, - длинную узкую доску. Хотелось, чтобы он не был таким узким, но на это не было надежды. Мне нужен был мост. Когда я учился в колледже, я прыгнул в длину на двадцать четыре фута шесть дюймов, но это было давно, это было при дневном свете, с хорошей взлетно-посадочной полосой, шипованной обувью и, что самое главное, на уровне земли, я не собирался попробуй той ночью прыгнуть на десять футов между зданиями.
  
  Доска была шириной всего шесть дюймов, достаточно широкой для покупки, но слишком узкой для уверенности. Я протолкнул его через щель между двумя зданиями, чтобы он одинаково лежал на каждой крыше. Держа перед собой чемодан обеими руками, я осторожно поставил ногу на свой шаткий мост, собрался и побежал через три шага.
  
  Пришлось бежать. Обычно я не страдаю акрофобией, но если бы я попытался перебежать через нее, я бы никогда не смог. Страх заставил бы меня сделать ошибку, а для нее не было места. Несколько минут я стоял неподвижно, успокаиваясь, все еще дрожа, но вспотев от облегчения.
  
  Когда я успокоился, я подошел к двери, ведущей к лестнице. Если бы он был прикручен изнутри, мне пришлось бы попасть в конторы Счетной палаты через световой люк, а это было бы сложно.
  
  Дверь не заперта. Мне нужно было просто открыть его и протолкнуться. Это было чем-то вроде того, что сделали британцы в Сингапуре: все их орудия были направлены в море, чтобы отразить любую морскую атаку; японцы пошли сухопутным путем, вошли в «черный ход» и захватили Сингапур. Точно так же защита Счетной палаты была предназначена для предотвращения проникновения снизу; они никогда не думали, что набег может пойти сверху.
  
  Я думал о том, чтобы постучать в дверь конторы Счетной палаты на пятом этаже, просто чтобы дать Большой Джули и Раймонду что-нибудь подумать в их забаррикадированном маленьком гнезде, но я не мог позволить себе предупредить их, просто чтобы удовлетворить свое извращенное чувство юмор.
  
  Я накинула на лицо черный нейлоновый чулок, открыла дверь и вошла, держа в одной руке свой атташе, а в другой - Вильгельмину.
  
  Двое мужчин уставились на меня, застигнутые врасплох. Они сидели по обе стороны стола со стальной крышкой, на котором играли в карты. На столе стояла полупустая бутылка джина вместе с двумя стаканами и парой переполненных пепельниц. Сбоку на коричневый бумажный пакет покоились остатки бутерброда. Под низко висящим настольным светом в воздухе висел дым. В тени огромной комнаты огромный компьютер безмолвно охранял ряды неподвижных столов и безмолвных пишущих машинок.
  
  В нескольких футах от стола рядом стояли две старые армейские раскладушки.
  
  Один из мужчин за столом был огромен, его огромное мускулистое тело блестело на свету. На нем была майка без рукавов с парой потрепанных серых брюк, свободно зацепленных под его широкое брюшко. Окурок толстой сигары зажал пожелтевшие зубы под огромным кустом усов. Без сомнения, Большая Джули.
  
  Его спутник был более среднего роста, настоящий уличный чувак в зеленой фетровой шляпе с широкими полями, в ярко-красной шелковой рубашке, расстегнутой почти до талии, и в расклешенных брюках в клетку «Акведук». На левой руке Раймонда сияли два огромных кольца с бриллиантами, контрастируя с чернотой его кожи. Он меня удивил. Я не ожидал, что один из мальчиков Чики Райт окажется черным. Если итальянец из низшего сословия с великими идеями наконец начал терять свои врожденные предрассудки, мир действительно становился лучшим местом для жизни.
  
  Паралич удивления длился всего мгновение. Левая рука Раймонда внезапно мелькнула в сторону наплечной кобуры, висящей на спинке стула машинистки рядом с ним.
  
  Вильгельмина залаяла, и пуля врезалась в стул, отбросив его на несколько дюймов. Рука Раймонда застыла в воздухе, затем медленно вернулась к столу.
  
  
  
  
  
  «Спасибо», - вежливо сказал я. «Просто оставайтесь на месте, джентльмены».
  
  Глаза Большой Джули выпучились, сигарный окурок судорожно зашевелился в уголке его рта. «Какого черта…» - прохрипел он гортанным голосом.
  
  "Заткнись." Я помахал ему Вильгельминой, внимательно следя за Раймондом. Из этих двоих я решил, что «он более опасен. Я был неправ, но тогда я этого не знал.
  
  Я положил кейс на аккуратный стол перед собой и открыл его левой рукой. Я вынул два длинных куска сыромятной кожи, которые подобрал в тот день в мастерской по ремонту обуви.
  
  Где-то внизу лаяла собака.
  
  Двое охранников посмотрели друг на друга, затем снова на меня.
  
  «Собаки», - прохрипела Большая Джун. "Как ты пожелаешь собак?"
  
  Я усмехнулся. «Просто погладил их по голове, когда я проходил мимо. Я люблю собак».
  
  Он недоверчиво хмыкнул. "Ворота…?"
  
  Я снова усмехнулся. «Я сжег их дотла из моей суперлучевой пушки». Я сделал шаг ближе и снова взмахнул пистолетом. «Ты. Раймонд. Ложись на пол лицом».
  
  "Пошел ты, мужик!"
  
  Я выстрелил. Выстрел попал в верхнюю часть стола и срикошетил. Трудно сказать, где отскакивает пуля, но судя по отметке, нанесенной на рабочий стол, она, должно быть, на миллиметры не попала в нос Раймонда.
  
  Он откинулся на спинку стула, подняв руки над головой. «Да, сэр. На полу. Немедленно». Он медленно поднялся на ноги с высоко поднятыми руками, затем осторожно опустился на пол лицом вниз.
  
  «Положи руки за спину».
  
  Он немедленно подчинился.
  
  Затем я повернулся к Джули и рассмеялся. Он все еще держал колоду карт в руке. Он, должно быть, занимался торговлей, когда я вошел.
  
  «Хорошо», - сказала я, бросая ему один из ремешков из сыромятной кожи. «Свяжи своего приятеля».
  
  Он посмотрел на трусики, потом на меня. Наконец он сложил карты и неуклюже поднялся на ноги. Он тупо поднял ремешки и остановился, глядя на них.
  
  «Двигай! Свяжи ему руки за спиной».
  
  Большая Джули сделала, как ему сказали. Когда он закончил и отступил, я проверил узлы. Он проделал достаточно хорошую работу.
  
  Я снова помахал ему пистолетом: «Хорошо. Теперь твоя очередь. На пол».
  
  "Что за…"
  
  "Я сказал на полу!"
  
  Он вздохнул, осторожно вынул окурок изо рта и положил его в пепельницу на столе. Затем он лег на пол, в нескольких футах от Раймонда.
  
  «Положите руки за спину».
  
  Он снова вздохнул и заложил руки за спину, прижавшись щекой к полу.
  
  Я положил Вильгельмину на стул, на котором сидела Большая Джули, и стал над ним на колени, оседлав его тело, чтобы связать ему руки.
  
  Его ноги взметнулись вверх, врезавшись в мою спину, а его гигантское тело изогнулось и вздрогнуло в огромных конвульсиях от усилия, отбросив меня к столу и потеряв равновесие. Я проклял свою глупость и нырнул за ружьем, но он схватил меня за запястье тупой крепкой лапой, приподнялся на меня своим телом и прижал к полу своим огромным весом.
  
  Его лицо было рядом с моим, прижимаясь ко мне. Он приподнялся и ударил головой вниз, пытаясь ударить ее по моей. Я резко повернулся, и его голова ударилась об пол. Он заревел, как застрявший бык, и снова повернулся ко мне.
  
  Я цеплялась за его глаза свободной рукой, борясь с тяжестью, давящей на меня, выгибая спину, чтобы мое тело не было беспомощно расплющено под ним. Мои ищущие пальцы нашли его глаза, но они были плотно прищурены. Я выбрал следующий лучший вариант, засунув два пальца ему в ноздри и оторвав его назад и вверх.
  
  Я чувствовал, как ткань поддается, и он закричал, отпуская мое другое запястье, чтобы он мог натянуть атакующую руку. Я оттолкнулся свободной рукой, и мы перекатывались по полу. Мы уперлись в ножку стола. Я схватил его за оба уха и ударил его головой о металлическую мебель.
  
  Его хватка ослабла, и я вырвался на свободу, упав прочь от него. Я вскочила на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть Раймонда, руки которого все еще связаны за спиной, и он изо всех сил пытается встать. Я ударил его ногой в живот острием обуви и нырнул, чтобы вытащить Вильгельмину с того места, где я оставил ее на стуле.
  
  Я схватил «люгер» и развернулся в тот момент, когда Большой Джули бросился на меня с пола, как кряхтящая, вспотевшая катапульта. Я уклонился и позволил ему пролететь мимо меня, когда я ударил его по голове прикладом пистолета. Он врезался головой в кресло и лежал, внезапно вялый, кровь из разорванного носа залила нижнюю челюсть, пропитав усы. На полу рядом с ним Раймонд корчился и стонал, все еще сцепив руки за спиной.
  
  Я переоборудовал Вильгельмину. Это была такая чистая операция, пока Большая Джули не стала героической мне. Я подождал, пока не начну нормально дышать, затем связал Большую Джули руки вместе, как начал делать несколько минут назад. Затем я включил все огни в
  
  
  
  
  оффисе и начал просматривать большой банк файлов в офисе Чики Райт.
  
  Они были заперты, но мне не потребовалось много времени, чтобы взломать замки. Однако найти то, что я искал, было другим делом. Но наконец нашел. Распределение активов Францини по долларам в деловых интересах города.
  
  Я свистнул. Попай не только занимался всем незаконным в городе, он не пропустил многие легальные операции: упаковку мяса, маклерство, строительство, такси, отели, электрические приборы, производство макарон, супермаркеты, пекарни, массажные салоны, кинотеатры, фармацевтическое производство.
  
  Я открыл один из ящиков для документов и заметил несколько больших конвертов из манильской бумаги, сложенных сзади. У них не было этикеток, а клапаны были закрыты. Я разорвал их и знал, что сорву джекпот. Эти конверты содержали записи - с датами продаж, продажами, именами и всем остальным - о героиновой операции Францини, сложном трубопроводе из Ближнего Востока в Нью-Йорк.
  
  Похоже, мой покойный друг Су Лао Линь не ушел из наркобизнеса, когда наш военнослужащий уехал из Индокитая. Она только что переехала в Бейрут за несколько тысяч миль. Эта красивая женщина продавала наркотики так же, как и мужчин. Она была занятая девушка.
  
  Ее отношение к Францини всегда озадачивало меня. Мне всегда приходило в голову, почему я встретил красного китайского агента и бывшего дистрибьютора наркотиков, работающего службой занятости для американского гангстера. Она просто выполняла двойную работу, а я был вовлечен только в одну сторону ее многочисленных организационных талантов. Все стало ясно, и я слегка улыбнулся, когда подумал, что нечаянно подорвал связи Францини с Ближним Востоком.
  
  Все опасения, которые у меня были раньше по поводу ее уничтожения, полностью исчезли.
  
  Я аккуратно сложил бумаги на столе рядом с чемоданом, затем вынул пластиковую взрывчатку из ящика и выстроил их в ряд. Пластик не слишком стабилен, и с ним следует обращаться осторожно. Когда он был отправлен мне автобусом из Вашингтона, он был отправлен в двух пакетах - один для самого взрывчатого вещества, другой для колпачков и детонаторов. Таким образом, это было безопасно.
  
  Теперь я осторожно вставил колпачки и таймер-детонаторы. Установленный на максимум, детонаторы сработают через пять минут после активации. Я поместил один там, где он должен был уничтожить компьютер, а затем распределил остальные три по комнате, где они могли бы нанести максимальный урон. Мне не нужно было быть слишком точным. Четыре пластиковые бомбы вполне могли бы снести Счетную палату.
  
  «Чувак, ты не оставишь нас здесь». Это было больше мольбой, чем вопросом черного человека на полу. Он повернулся, чтобы видеть меня. Некоторое время назад он перестал стонать.
  
  Я улыбнулся ему. «Нет, Раймонд. Ты и твой толстый друг поедете со мной». Я посмотрел на Большую Джули, которая приподнялась на полу и смотрела на меня налитыми кровью глазами. «Я хочу, чтобы кто-нибудь передал мне послание Папаю Францини».
  
  "Что за сообщение?" Раймонд очень хотел угодить.
  
  «Просто скажи ему, что сегодняшняя работа была отмечена комплиментом Гаэтано Руджеро».
  
  «Ну, черт возьми…» Это была Большая Джули. Кровь текла по его лицу из разорванного носа.
  
  Я тщательно перепаковал свой атташе, убедившись, что в нем были все компрометирующие документы, затем закрыл и запер его. Я поднял Рэймонда и Большую Джули на ноги и заставил их встать посреди комнаты, в то время как я ходил вокруг и активировал таймеры на каждом из детонаторов. Затем мы втроем в спешке выбрались оттуда, взлетели по лестнице на крышу и захлопнули за собой дверь на крыше.
  
  Я снова заставил Рэймонда и Большую Джули лечь на лица, затем глубоко вздохнул и помчался по шаткому дощатому мосту к следующему зданию. Перейдя, я отодвинул доску, швырнул ее на крышу и начал спускаться по лестнице, радостно насвистывая про себя. Это была хорошая ночная работа.
  
  На полпути вниз по лестнице я почувствовал, как здание задрожало, когда из соседнего дома прогремели четыре мощных взрыва. Когда я вышел на улицу, верхний этаж 415 West Broadway был в огне. Я остановился на углу, чтобы включить пожарную сигнализацию, затем направился к Шестой авеню и остановил такси, которое ехало на окраину города. Я вернулся на свое место рядом с Филоминой перед концом концерта Амрама, который был финалом программы.
  
  Моя одежда была немного взъерошена, но я стряхнул большую часть грязи, которую подобрал, катаясь по полу Счетной палаты. Неформальная одежда, в которой некоторые люди сегодня одеваются на концерты, не особо заметна.
  
  Глава 15
  
  На следующее утро, когда Филомина ушла на работу, я свернул бумаги, взятые из Счетной палаты, и отправил их Рону Бранденбургу. Там было достаточно, чтобы держать автобус ФБР, Министерства финансов и Целевой группы Южного округа по борьбе с организованной преступностью.
  
  
  
  
  y в течение следующих шести месяцев.
  
  Затем я позвонил в Вашингтон и заказал еще один комплект взрывчатки 17В. Я начинал чувствовать себя Безумным бомбардировщиком, но ты не можешь одолеть мафию в одиночку, имея только пистолет и стилет.
  
  Когда я наконец собрался, я позвонил Луи.
  
  Он практически прыгнул на меня через телефонную линию. «Боже, Ник, как я рад, что ты позвонил! Все это проклятое заведение сошло с ума! Тебе нужно немедленно приезжать сюда. Мы…»
  
  «Помедленнее, помедленнее. Что происходит?»
  
  "Все!"
  
  «Успокойся, Луи. Успокойся. Что происходит, черт возьми?»
  
  Он был так взволнован, что ему было трудно сказать мне, но в конце концов это выяснилось.
  
  Кто-то из толпы Руджеро взорвал Счетную палату, пожарные едва успели спасти двух охранников, которые были избиты, связаны и брошены умирать на крыше.
  
  Остался умирать, черт возьми! Но я ничего не сказал.
  
  Папай Францини, продолжал Луи, был в ярости, кричал и стучал по столу между периодами угрюмой депрессии, когда он просто сидел в своем инвалидном кресле и смотрел в окно. - Разрушение Счетной палаты было последней каплей, - бормотал Луи. Банда Францини «шла к матрасам» - с точки зрения мафии, устраивая голые квартиры по всему городу, где могли укрыться от шести до десяти «солдат», вдали от своих обычных убежищ, защищенных друг другом. Квартиры, оборудованные дополнительными матрасами для оставшихся в них мафиози, служили не только «убежищами», но и базами, с которых кнопочники могли нанести удар по противостоящим силам.
  
  Это было началом крупнейшей войны банд в Нью-Йорке с тех пор, как Галло и Коломбо сражались в битве, которая закончилась параличом Коломбо и мертвым Галло.
  
  Луи, я, Локалло и Манитти вместе с полудюжиной других головорезов Францини подошли к матрасам в жилой квартире на третьем этаже на Хьюстон-стрит. В нем было три окна, из которых открывался хороший вид на улицу, и - как только я закрыл дверь на крышу - было только одно средство доступа - вверх по узкой лестнице.
  
  Мы въехали, сели и стали ждать следующего шага. В нескольких кварталах вверх по улице Руджеро поступили так же. У нас было полдюжины других квартир, занимаемых аналогичным образом, и наши соперники тоже: в каждой было по полдюжины или более тяжелых чемоданов, в каждой из которых был полный запас пистолетов, винтовок, пистолетов-пулеметов и боеприпасов, у каждой был свой местный посыльный. приносить газеты, свежее пиво и еду на вынос, каждый со своей круглосуточной игрой в покер, каждый со своим бесконечным телевизором, каждый со своей невыносимой скукой.
  
  Филомина говорила по телефону три раза в день, так что она вызвала несколько непристойных замечаний от одного из друзей Луи в капюшоне. Я выбил ему два зуба, и после этого никто не комментировал.
  
  Именно Филомина и газеты, ежедневно приносимые нашим посыльным, поддерживали нас в контакте с внешним миром. На самом деле ничего особенного не происходило. Согласно Филомине, слухом было то, что Гаэтано Руджеро настаивал на том, что он не имел никакого отношения ни к смерти Спелмана, ни к взрывам в Счетной палате. Он все время говорил, что хочет договориться, но Попай держался хладнокровно. В прошлый раз, когда Руджеро вел переговоры, несколько лет назад в суматохе с Сан-Ремо, это была ловушка, которая закончилась тем, что Сан-Ремо был убит.
  
  С другой стороны, по словам Филомины, Попай полагал, что если Руджеро действительно хочет вести переговоры, то он не хочет больше вызывать враждебность к своему сопернику. Так что в течение двух недель обе фракции болтались в этих унылых квартирах, прыгая в воображаемые тени.
  
  Даже итальянские мафиози со временем могут надоесть. Мы не должны были покидать квартиру ни по какой причине, но мне пришлось поговорить с Филоминой без посторонних. Однажды вечером другие ребята одобрили идею выпить еще немного холодного пива - мое предложение - и я вызвался пойти за ним. Мне удалось отвергнуть предупреждения других о гневе Францини и опасности, которой я подвергал себя, и они, наконец, согласились, полагая, что я был самым сумасшедшим из всей компании.
  
  На обратном пути из ближайшего гастронома я позвонил Филомине.
  
  «Я думаю, дядя Джо готовится к встрече с мистером Руджеро», - сказала она мне.
  
  Я не мог себе этого позволить. Половина моего боевого плана состояла в том, чтобы натравить одну толпу на другую, довести дело до такой степени лихорадки, что Комиссии придется вмешаться.
  
  Я немного подумал. «Хорошо. Теперь слушай внимательно. Пусть Джек Гурли позвонит в квартиру через десять минут и спросит Луи». Затем я подробно изложил ей то, что хотел, чтобы Джек сказал Луи.
  
  Телефон зазвонил минут через пять после того, как я вернулся, и Луи взял трубку.
  
  «Да? Без шуток? Конечно… Конечно… Хорошо… Да, конечно… Сразу…? Хорошо».
  
  Он повесил трубку с возбужденным выражением лица. Он застенчиво нажал на большой 45-й калибр, привязанный к груди в наплечной кобуре. «Это один из парней дяди Джо», - сказал он.
  
  "Он сказал, что трое наших парней были убиты на улице Бликер всего несколько минут назад ».
  
  Я спросил: - «Кого убили, Луи? Кого-нибудь, кого мы знаем? Насколько плохо?»
  
  Он покачал головой и развел руками. «Боже! Я не знаю. Парень сказал, что только что получил известие. Не знал никаких других подробностей». Луи остановился и впечатляюще оглядел комнату. «Он сказал, что дядя Джо хочет, чтобы мы ударили по людям Руджеро. Ударили их хорошо».
  
  На этот раз волнение пересилило любые сомнения, которые Луи мог раньше испытывать. Раса битв делает это с людьми, даже с Луи был из этого мира.
  
  * * *
  
  Той ночью мы посетили казино Garden Park в Нью-Джерси, восемь человек в двух комфортабельных лимузинах. Охранник в вестибюле Garden Park Hotel, одетый как лифтер, не представлял проблем; не было и оператора частного лифта, который шел только к Казино на якобы несуществующий тринадцатый этаж. Мы загнали охранника в лифт под прицелом, вырубили их обоих и сами запустили лифт.
  
  Мы вышли из лифта наготове, перед нами были автоматы. Это была блестящая сцена. Хрустальные люстры свисали с высокого потолка, а плюшевые драпировки и глубокое ковровое покрытие помогали заглушить пение крупье, щелчок стального шара в колесе рулетки и лежащий под ним гул приглушенной беседы, перемежающейся случайными восклицаниями возбуждения. Это был самый большой игровой зал на Восточном побережье.
  
  Красивый мужчина в точно скроенном смокинге повернулся с легкой улыбкой. Ему было около 30, немного коренастый, но блестящий, с черными как смоль волосами и яркими умными глазами - Энтони Руджеро, двоюродный брат дона Гаэтано.
  
  Он понял значение нашего входа в одну миллисекунду, развернулся на каблуках и прыгнул к выключателю на стене. Пулемет Локло гневно застрочил - грубое насилие в очаровательной атмосфере. Спина Руджеро подогнулась, словно его разрубила надвое невидимая гигантская рука, и он рухнул, как тряпичная кукла, на стену.
  
  Кто-то закричал.
  
  Я запрыгнул на стол для блэкджека и выстрелил в потолок, а затем пригрозил толпе своим пистолетом. За столом для игры в кости в десяти футах от него Манитти делал то же самое. Луи, я мог видеть краем глаза, стоял прямо у лифта, глядя на тело Руджеро.
  
  «Хорошо», - крикнул я. «Все молчите и не двигайтесь, и никто не пострадает». Слева крупье внезапно пригнулся за своим столом. Один из других мафиози, пришедший с нашей группой, выстрелил ему в голову.
  
  Внезапно наступила гробовая тишина без движения. Затем бандиты Францини начали двигаться сквозь толпу, собирая деньги со столов и из бумажников, забирая кольца, часы и дорогие броши. Большая толпа была в шоке, как и Луи.
  
  Мы выбрались оттуда менее чем за семь минут и вернулись на наших лимузинах в сторону Голландского туннеля и нашего убежища в Гринвич-Виллидж.
  
  Луи все время повторял. - "Боже!" "Боже!"
  
  Я похлопал его по плечу. «Успокойся, Луи. Это все часть игры!» Мне самому стало немного плохо. Я тоже не люблю, когда так расстреливают людей, но показывать это было бессмысленно. Я должен был быть крутым. Но на этот раз ответственность была возложена на меня, так как я устроил этот фальшивый телефонный звонок. Я не мог позволять этому слишком долго меня беспокоить. Когда вы играете в ту игру, в которую играл я, кто-то может пострадать.
  
  А уже на следующий день у многих заболело.
  
  Во-первых, Руджеро совершили налет на ресторан «Альфредо» на улице Макдугал, куда, вопреки приказу, ускользнули четверо специалистов по угону грузовиков «Попая», чтобы пообедать. Двое боевиков зашли сзади, обстреляли их из автоматов, пока они сидели, и быстро ушли. Все четверо умерли за своим столом.
  
  Францини нанес ответный удар. Два дня спустя Ник Милан, стареющий лейтенант семьи Руджеро, был похищен из своего дома на Бруклин-Хайтс. Через два дня после этого его тело, обвязанное тяжелой проволокой, было найдено на свалке. Он был застрелен в затылок.
  
  Затем Чики Райт был убит на ступенях кабинета врача, куда он пошел за таблетками от сенной лихорадки.
  
  Следующим был Фрэнки Маркетто, давний подчиненный Руджеро - его нашли за рулем своей машины с четырьмя выстрелами в грудь.
  
  Обнаженные тела двух людей Францини были найдены в лодке, дрейфующей в заливе Ямайка. Обоим перерезано горло.
  
  Микки Монсанно - Микки Маус - один из лидеров банды Руджеро, избежал травм, когда послал одного из своих сыновей вытащить свою машину из гаража. Автомобиль взорвался, когда парень включил зажигание, мгновенно убив его.
  
  Последняя капля произошла в пятницу, когда шестеро мужчин Руджеро, вооруженных дробовиками и автоматами, ворвались в компанию Franzini Olive Oil Co.
  
  Только случайность спасла Францони, Филомина только что взяла Попая на ежедневную прогулку по парку. Четверо других мужчин в офисе были застрелены, но две женщины-клерки остались нетронутыми.
  
  Мы завершали работу над причудливым планом Попая совершить набег на поместье Руджеро в Гарден-парке, как вдруг его отменили. По слухам, Комиссия, обеспокоенная внезапным повышением внимания к делам мафии, как и ежедневным увеличением числа погибших, созвала собрание в Нью-Йорке для рассмотрения ситуации.
  
  Луи снова был взволнован, когда мы вышли из нашей квартиры на Хьюстон-стрит и направились домой, Луи - в его холостяцкую квартиру в Виллидж, я - обратно к Филомине ».
  
  «Мальчик, Ник! Знаешь, они все должны прийти! Крутой Джои Фамлиготти, Фрэнки Карбони, Литтлс Салерно, все большие парни! Даже Элли Гиганте приезжает из Феникса! Они собираются провести собрание. В субботние утро."
  
  Он был похож на ребенка, рассказывающего о своих любимых героях бейсбола, приезжающих в город, а не о семи самых важных фигурах преступности в Америке.
  
  Я недоверчиво покачал головой, но улыбнулся ему. "Где это будет?"
  
  «Зал заседаний Ассоциации банкиров на Парк-авеню и Пятнадцатой улице».
  
  «Ты шутишь? Это самый консервативный банк в городе».
  
  Луи гордо засмеялся. «Мы владеем им! Или, по крайней мере, я имею в виду, что у нас есть акции».
  
  «Фантастика», - сказал я. Мне следовало более внимательно прочитать те бумаги, которые я взял из Счетной палаты, но на это почти не хватило времени. Я похлопал Луи по плечу. «Хорошо, Пайсано. У меня сегодня свидание с Филоминой. Ты хочешь меня?»
  
  Он нахмурился. «Нет, не сегодня. Но в субботу каждый комиссар должен взять с собой двух парней в банк. Хочешь пойти со мной и дядей Джо? Это может быть очень весело».
  
  «Конечно, - подумал я. Безудержное веселье. «Рассчитывай на меня, Луи, - сказал я. "Звучит как отличная идея." Я помахал рукой и сел в такси, но вместо того, чтобы ехать прямо к Филомине, я отправился на окраину города, в Banker's Trust Association на Парк-авеню. Я хотел посмотреть, как это выглядит. Это выглядело устрашающе.
  
  Я пошел на автовокзал, взял свой комплект 17B и вернулся в «Челси», чтобы обдумать свою проблему. Возможность присутствовать на заседании Комиссии была удачей, но мне нужно было придумать способ извлечь из нее максимум пользы. Это будет непросто. Завтра здание Banker's Trust Association будет кишеть мафией, каждый из которых фанатично озабочен защитой своего босса.
  
  Как ни странно, именно Филомина подала мне идею в тот вечер после ужина.
  
  Она прижалась ко мне на диване и зевнула. «Сделай мне одолжение, когда пойдешь завтра на встречу с дядей Джо и Луи, хорошо?»
  
  Я положил руку ей на грудь: «Конечно».
  
  "Теперь прекратите это!" Она убрала мою руку. «По дороге в офис не могли бы вы остановиться и взять новую грелку для дяди Джо?»
  
  "Бутылка с горячей водой?"
  
  «Не будь таким удивленным. Знаешь ... одна из тех красных резиновых штуковин. Когда дядя Джо начинает так сильно трястись, что не может это контролировать, кажется, что помогает теплая грелка, которую он может взять в руки. Он всегда носит ее с собой. в этой маленькой стойке под сиденьем его инвалидного кресла, так что это удобно, когда он захочет ».
  
  «Хорошо, если вы так говорите. Что случилось со старой?»
  
  «Он стала протекать», - сказала она. «У него она использовалась долгое время».
  
  В ту ночь я пошел в аптеку на углу Девятой авеню и Двадцать третьей улицы и купил одну. Затем, позже той ночью, когда я был уверен, что Филомина крепко спит, я встал и тщательно начинил ее пластиком.
  
  Установить взрывчатку, детонатор с таймером в грелку с водой было сложно, но мне все же удалось. Встреча должна была начаться в десять часов следующего утра, поэтому я установил таймер на десять тридцать и скрестил пальцы.
  
  Мне нужно было придумать способ не оказаться поблизости, когда взорвется эта проклятая штука, потому что, когда она действительно взорвется, будет сильный взрыв . Но мне придется играть на слух. Как бы то ни было, признаюсь, в ту ночь я был довольно беспокойным в постели.
  
  
  
  Глава 16
  
  
  
  Локателло отвез Попая, Луи и меня из офиса в Ассоциацию банкиров и помог нам выгрузить Попая из машины в его инвалидное кресло. Затем, когда Луи толкал инвалидную коляску, а я шел рядом с ней, мы вошли в большое здание.
  
  Зал заседаний находился на тридцатом этаже, но в вестибюле первого этажа нас остановили два очень умелых головореза, которые вежливо проверили нас на предмет наличия оружия. У Попай не было железа, но у Луи был смехотворно маленький Дерринджер, и мне пришлось отдать Вильгельмину и Хьюго. Два мафиози дали мне пронумерованный чек на мое оружие, и мы поднялись на лифте. Никто не обратил внимания на грелку с горячей водой в стойке под сиденьем инвалидной коляски Попая.
  
  Гаэтано Руджеро уже был там вместе с двоими из его приспешников,
  
  когда мы вошли в большую прихожую за пределами зала заседаний. Он стоял высокий и строгий в другом конце комнаты, моложе, чем я мог подумать, но с серыми пятнами на черных бакенбардах. Угон и азартные игры были его основными интересами, так называемыми чистыми преступлениями, но он тоже увлекался наркотиками, а убийство было его образом жизни. По приказу Гаэтано был убит старый дон Альфредо Руджеро, его дядя, чтобы молодой человек мог взять на себя ответственность за семью.
  
  Остальные вошли вслед за нами, каждый с двумя телохранителями.
  
  Джозеф Фамлиготти - Крутой Джоуи - из Буффало. Невысокий, коренастый, с темным жирным лицом и огромным животом, перегибавшим его пояс. На ходу он ковылял, его пиджак расстегнут так, чтобы прилегать к животу. Он ласково улыбнулся Руджеро и Францини, затем прошел прямо в комнату для собраний. Двое его телохранителей почтительно остались в прихожей.
  
  Фрэнки Карбони из Детройта. Седовласый, богатый на вид, в красиво скроенном костюме из серой шерсти, серых туфлях с острыми острыми краями, серой шелковой рубашке и белом шелковом галстуке. Он унаследовал старую банду Детройта и направил ее кровожадную тактику на безжалостную, но эффективную работу, которой завидовала вся организованная преступность. Он был похож на веселого джентльмена.
  
  Марио Салерно - Маленькие Яички Салерно - из Майами - Птичий вид, сморщенный человечек, голова которого подозрительно металась взад и вперед, густо загорелая кожа гротескно натянулась на резко очерченные кости, большой клюв носа и острый подбородок. Он начал с игорных заведений в Гаване, переехал в Майами, затем протянул свои окровавленные щупальца глубоко в Карибское море и на запад, в Лас-Вегас. В свои семьдесят шесть лет он был самым старым боссом банды в Америке, но на пенсию не собирался. Ему нравилась его профессия.
  
  Альфред Гиганте из Феникса. Такой же загорелый, как и Марио Салерно, среднего роста, аккуратно одетый, сгорбленный, каждое движение медленное и неторопливое, показывая каждый из его семидесяти одного годов, но его поразительные голубые глаза холодны и пронизывают безволосую голову. Поговаривали, что его сексуальные удовольствия обращались к маленьким девочкам. Он поднялся по карьерной лестнице мафии как один из первых крупных импортеров героина в Соединенных Штатах.
  
  Энтони Муссо - Тони Священник - из Литл-Рока, штат Арканзас. Высокий, стройный и изящный, с богатым доброжелательным видом. На его пальцах сверкали бриллиантовые кольца, а из галстука сверкала алмазная булавка. Он носил синие темные очки, которые скрывали шрамы вокруг того, что было его левым глазом до того, как он потерял его в войнах между бандами в начале 1930-х годов. В семьдесят один год он все еще был королем проституции, хотя утверждал, что заработал больше денег на украденном имуществе, чем на других своих операциях.
  
  Один за другим они вошли в зал заседаний. Я мог видеть их через открытую дверь, они пожимают руки над столом и обмениваются любезностями. Семь самых опасных мужчин Америки. Попай Францини вошел последним, которого ввез на коляске Луи. Когда они входили, я видел грезку с горячей водой под инвалидной коляской.
  
  Остальные из нас, человек пятнадцать или около того, беспокойно стояли в прихожей, подозрительно глядя друг на друга. Никто не разговаривал. Затем дверь в зал заседаний закрылась.
  
  Мой кулак судорожно сжался. Я не рассчитывал, что Луи останется в зале заседаний со своим дядей. Черт возьми! Мне этот парень понравился! Но, конечно, вы не можете себе этого позволить в моем бизнесе.
  
  Я как раз собирался уходить, когда дверь открылась, и Луи вышел, закрыв ее за собой. Он подошел ко мне.
  
  Я посмотрел на часы. 10:23. Осталось семь минут. «Пойдем», - сказал я с напускной беспечностью. «Давай прогуляемся и немного подышим воздухом».
  
  Он посмотрел на свои часы и усмехнулся. «Конечно! Почему бы и нет? Они пробудут там по крайней мере час, а может, и больше. Черт возьми! Разве это не Фрэнк Карбони? Боже, этот парень просто выглядит богатым. А Тони-священник! Я видел его однажды, когда ... "
  
  Он все еще разговаривал, когда мы спустились на лифте в главный вестибюль, где собрали оружие из раздевалки, а затем вышли на Парк-авеню.
  
  Мы только что перешли улицу и смотрели на фонтаны, текущие на площади большого офисного здания, когда взрыв разнес большую часть тридцатого этажа здания ассоциации банкиров.
  
  Луи повернулся, положив одну руку мне на предплечье, и посмотрел на черный дым, поднимающийся высоко над стеной здания. "Что это было?"
  
  «Только предположение, - небрежно ответил я, - но я думаю, что вы только что стали главой второй по величине мафиозной семьи в Нью-Йорке».
  
  Но он меня не слышал. Он уже бежал, уклоняясь от движения на Парк-авеню, как футбольный полузащитник, отчаянно пытаясь вернуться в здание, к своему дяде Джозефу, под свою ответственность.
  
  Я мысленно пожал плечами и поймал такси. Насколько мне стало известно, моя работа была закончена.
  
  Все, что мне нужно было сделать, это забрать Филомину из ее квартиры и отправиться в аэропорт. У меня было два билета в моем кармане, и я решил,
  
  что мы двое могли бы провести около трех недель на Карибах, просто отдыхая, любя и расслабляясь. Затем я доложу в Вашингтон.
  
  Она встретила меня у двери квартиры, когда я вошел внутрь, обняв меня за шею и прижавшись ко мне всем телом.
  
  «Привет, дорогой», - радостно сказала она. «Заходи в гостиную. У меня для тебя сюрприз».
  
  "Сюрприз?"
  
  "Твой друг." Она смеялась. Я вошел в гостиную, и Дэвид Хоук улыбнулся мне с дивана. Он встал и подошел к нему с протянутой рукой. «Рад видеть тебя, Ник, - сказал он.
  
  
  
  
  
   Картер Ник
  
  Смерть сокола
  
  
  Ник Картер
  
  Смерть сокола
  Глава 1
  
  Телефонный звонок в моей комнате позволил человеку в доме через улицу прожить еще тридцать секунд. Я был уверен, что телефон зазвонит снова, затем будет молчать двадцать секунд, прежде чем он зазвонит еще дважды; это будет специальная система двух звонков Хоука, сигнализирующая мне немедленно позвонить ему. С годами у меня развилось почти инстинктивное чувство, которое по первому гудку знало, когда приходит сигнал Хока. И в девяноста девяти случаях из ста я был прав. Я снова сфокусировался на прицеле Anschutz 1413 Super Match 54, когда звонок зазвонил во второй раз, затем замолчал. Перед вторым двойным звонком нажал на спусковой крючок.
  
  Спуск был идеальным. Сквозь частично открытые французские двери через улицу я увидел, как во лбу моей жертвы внезапно появился третий глаз. Это было немного выше и между двумя другими, которые никогда больше не будут радостно наблюдать, как агент AX подвергается пыткам для получения информации. Их злобное мерцание прекратилось навсегда, когда Крищиков рухнул на стол. Только этот третий глаз казался живым, когда в нем появилась небольшая опухоль крови, которая блестела на свету, а затем скатилась по переносице.
  
  Второй двойной звонок телефона прозвучал вскоре после моего выстрела, и, отступив из открытого окна своей обшарпанной посуточной квартиры, я положил винтовку на кровать и взял трубку. Я набрал прямой номер Хоука, и он сразу ответил.
  
  «Тебя не перепутали», - как всегда предупредил он.
  
  Не было необходимости в установке скремблера на телефон в этой маленькой монреальской квартире. И напоминание Хоука, но он никогда не отказывался от него, и я автоматически ответил: «Я знаю».
  
  "Вы уже сделали эту продажу?"
  
  "Г-н. Кэй только что его купила, - сказал я ему. «Теперь мне нужно как можно быстрее закрыть этот офис и двигаться дальше».
  
  «Думаю, тебе пора вернуться в домашний офис», - медленно сказал Старик. «У нас есть клиент в городе, которому нужны ваши услуги». Он подождал немного, а затем добавил: «Это один из наших крупнейших клиентов в Вашингтоне. Вы понимаете?"
  
  Это остановило меня на мгновение. Не часто Хоук хотел, чтобы я был в Вашингтоне; он не хотел рисковать, что кто-то из конкурентов может заметить меня - ни на своей стороне, ни на нашей; потому что, если что-нибудь случится в столице, он и его агенты с рейтингом N, которые могут быть там в то время, будут обвинены в этом. Вот в чем проблема с рейтингом N - у меня N3 - и с разрешением на окончательное решение проблемы. Все думают, что ты плохой парень; это определенно чувство с их стороны, и с нашей тоже - если только вы не делаете небольшую грязную работу, с которой они не могут справиться. Тогда Killmaster становится героем - пока работа не будет сделана.
  
  Кроме того, Хоук никогда не проявлял особого энтузиазма по поводу предоставления меня в долг другому агентству, и его упоминание «клиента» могло означать другую разведывательную организацию. Я хотел спросить его, какое из супер-разведывательных агентств снова дурачилось и нуждалось в том, чтобы мы собрали для них осколки, но мы разговаривали по телефону без шифрования, поэтому мои вопросы должны были подождать, пока я не вернусь в Штаты.
  
  Более того, я понял, что медленный, намеренный тон Хоука должен был передать гораздо больше, чем просто простое истощение в конце еще одного долгого дня. Я знал лучше, чем это. Для человека, который преуспевал в годах, он мог отстоять свои позиции с лучшими из нас, когда этого требовала работа. Нет, Хоук не говорил таким тоном, потому что устал; кто-то был в офисе с ним, и осторожный тон его голоса предостерег меня от того, чтобы дать ему возможность сказать что-нибудь, что дало бы этому кому-то хоть какой-то намек на то, где я был или чем занимался.
  
  «Да, сэр», - просто сказал я.
  
  «Собирайте вещи и отправляйтесь в аэропорт», - сухо проинструктировал он. «Я куплю вам билет на самолет на следующий рейс в округ Колумбия ... О да, я не думаю, что вам понадобится все ваше оборудование. «Я думаю, вы можете хранить некоторые из них в местном офисе».
  
  Я знал, что наш офицер по оружию не обрадуется, когда узнает, что я оставил одну из его любимых винтовок в Монреале; но Хоук, очевидно, хотел, чтобы я вернулся быстро, и он не хотел, чтобы я задерживался из-за допуска в аэропорту, что было бы неизбежно, если бы я попытался сесть в самолет с этим оружием. У меня был специально разработанный портфель со свинцовым экраном для моего собственного оружия, но не для винтовки.
  
  «Я буду в вашем офисе завтра рано утром», - сказал я.
  
  У него были другие идеи. «Нет, идите прямо в отель« Уотергейт ». Я свяжусь с вами там. На ваше имя уже было сделано бронирование ". Он даже не называл мое имя, не говоря уже о номере комнаты, на незашифрованном телефоне. «Я взял на себя смелость послать туда кого-нибудь с одеждой для вас. Надеюсь, ты не против.
  
  "Нет, сэр. Это было очень заботливо с вашей стороны ».
  
  Хоук очень формально разыгрывал ее перед своей компанией, и я знал, что это должен быть кто-то особенно важный; обычно из
  
  
  
  
  Пентагона или ЦРУ, когда они приходили просить милости.
  
  После того, как мы так же жестко попрощались, я положил телефон и некоторое время стоял, глядя на него. Я был почти уверен, что президент не приходил в офис Хоука. Но в Вашингтоне был только один человек, которого Старик действительно уважал: один из его старых школьных приятелей, которому удалось сделать все правильно для разнообразия. В спешке упаковывая вещи, я задавался вопросом, о чем госсекретарь говорил с Хоуком и как это может повлиять на меня.
  
  Проверив улицу, чтобы убедиться, что трехглазый труп мистера Кея еще не был обнаружен и кто-то не выяснил линию огня, я снова снял трубку, чтобы позвонить в наш местный офис; Мне нужно было договориться о том, чтобы забрать арендованный автомобиль, на котором я ехал в Монреаль, и винтовку, которую я запер в ее багажнике. Последними были упакованы мой Люгер Вильгельмина в наплечной кобуре и мой стилет Хьюго в замшевых ножнах на предплечье. Они вошли в оригинальный отсек в портфеле, который лаборанты сконструировали для агентов, путешествующих с оружием на коммерческих рейсах. Специальная свинцовая защита предотвращала срабатывание сигнализации, когда мы садились в самолет. Жаль, что не было времени сделать аналогичный чемодан для перевозки винтовки; Я бы хотел вернуть его лично Эдди Блессингу, нашему оружейнику. Его лицо действительно светится, когда один из его «малышей» возвращается домой. Ну что ж, я была достаточно счастлива, что брала с собой детей. У меня было ощущение, что они мне скоро понадобятся.
  
  Всего десять минут спустя я сожалел о поспешной упаковке. Выходя из обветшалого пансионата напротив ранее охраняемого дома Крищикова, я заметил двух мужчин, развалившихся у арендованной «Новы», которую я припарковал двумя дверями дальше по улице. С чемоданом в одной руке и портфелем в другой, я не мог показаться слишком угрожающим, потому что они лишь ненадолго подняли глаза на звук закрывающейся за мной двери, а затем продолжили разговор. Я узнал, что это русский язык, и беглый взгляд на их лица в свете уличных фонарей сказал мне, кто они такие.
  
  Я стал называть их «Лорел и Харди» за то короткое время, когда наблюдал за Крищиковым и этой парой, которые преследовали его по стопам. Местный офис AXE сообщил мне их настоящие личности и их работу в качестве любимых убийц и телохранителей шпионов. Часом ранее я видел, как они подъехали со своим боссом и высадили его перед его убежищем; потом они уехали. В то время мне показалось необычным, что они не вошли с ним в здание, как обычно, и я ошибочно решил, что он, должно быть, отправил их с каким-то заданием. Очевидно, однако, что им было приказано вернуться и погулять снаружи. Либо у Крищикова была какая-то работа, о которой он не хотел, чтобы они знали, либо он ожидал кого-то и отправил их ждать снаружи, возможно, чтобы забрать своего посетителя и проверить его, прежде чем впускать его в дом .
  
  В тот момент для меня не имело значения, что было в их повестке дня; Мне нужно было попасть в эту Нову и выбраться оттуда, прежде чем один из слуг человека с тремя глазами вошел в комнату Крищикова и обнаружил тело. Единственное, что мне мешало выбраться оттуда, - это пара убийц. Я был почти уверен, что они были проинформированы о том, как выглядит большинство наших людей, включая меня. Наша разведывательная сеть - не единственная, достаточно умная, чтобы держать врага в секрете.
  
  Я не мог больше стоять на пороге, не вызывая у них подозрений, а «Нова» была единственным транспортным средством, которое у меня было, чтобы покинуть этот район, поэтому я направился к нему. Харди - толстяк, которого ТОПОР предупреждал меня, это смертоносная куча твердых мускулов, - стоял ко мне спиной. Долговязый - Лорел, известный эксперт с выкидным ножом, который с удовольствием отрезал маленькие кусочки от своих пленников, пока они не были готовы говорить, - смотрел прямо на меня, когда я приближался, но на самом деле не видел меня в тени, как он был поглощен в разговоре.
  
  Я мог видеть, что примерно в тот момент, когда я подхожу к багажнику машины, я оказываюсь в маленьком круге света уличного фонаря, и что Лорел, вероятно, будет наблюдать за мной, когда я подхожу ближе. Я повернулся к бордюру, чтобы спина Харди частично закрывала мне обзор его спутника. Размер этой спины мог блокировать приближение танка М16, за исключением того, что Лорел был примерно на голову выше своего напарника. Инстинктивно я понял, что что-то во мне привлекло внимание Лорел, когда сошел с тротуара и поставил свой багаж позади машины. Держа голову повернутой на улицу, я вынул ключи и открыл багажник, чувствуя, как и я, что Лорел замолчала и идет к задней части машины.
  
  Щелчок выкидного ножа сказал мне, что меня узнали. Я повернулся к нему лицом, когда он бросился ко мне, которому предшествовали пять дюймов стали. Я отступил и позволил его инерции унести его вперед, затем назад
  
  
  
  
  
  и ударил ему сбоку на шее в нервном центре чуть ниже уха. Он упал лицом вниз в багажник, я протянул руку и захлопнул крышку на его пояснице. Край тяжелого металла ударил его примерно на уровне пояса, и я услышал громкий щелчок, который, должно быть, был его позвоночником.
  
  Я снова откинул крышку сундука и в слабом отблеске его света увидел его лицо, искривленное от боли, рот, открытый в беззвучных криках агонии, которые никто не услышал.
  
  К тому времени Харди уже неуклюже обошел машину, одна рука, похожая на окорок, тянулась ко мне, а другая возилась с его ремнем в поисках пистолета. Я вытащил из сундука ручку домкрата и, используя ее как продолжение руки, врезал ей прямо в это огромное лицо для пудинга. Он отступил, выплевывая осколки осколков зубов и рыча от боли, когда кровь хлестала из того, что было его носом. Рука, которая пыталась схватить меня, превратилась в качающийся шест, такой же твердый, как два на четыре, когда он выхватил ручку домкрата из моих рук. Он пролетел по воздуху и вылетел на улицу.
  
  Если бы он был умен, он бы продолжал пытаться высвободить свое ружье, которое застряло между его переполненным животом и тугим ремнем. Вместо этого, обезумев от боли, он бросился вперед, как разъяренный медведь, широко раскинув руки, чтобы заключить меня в то, что я знал, будет смертельным объятием. Меня предупредили, что это его любимый метод забоя. По крайней мере, двое мужчин, о которых мы знали, были найдены сдавленными почти до состояния кашицы, их ребра раздавлены о жизненно важные органы, и они ужасно умирали, утонув в собственной крови. Я снова ступил на тротуар; глядя на его гигантские руки.
  
  Когда я отошел от этих ужасных объятий, он споткнулся о ноги мертвой Лорел и упал на колени. Сжав руки вместе, я положила их ему на шею сзади, и он растянулся на улице во весь рост. Удар мгновенно убил бы большинство людей, но пока я смотрел на него в изумлении, он хмыкнул, качнул массивной головой, словно пытаясь очистить свой запутанный мозг, и начал становиться на колени. Его наощупь протянулись руки для поддержки, и одна из них сомкнулась на выкидном ноже Лорел, который упал на тротуар. Пальцы, похожие на сосиски, обхватили рукоять ножа, когда он начал подниматься. То, что было почти улыбкой, появилось на этом окровавленном, теперь уже зазубренном рту, и маленькие поросячьи глазки злобно блеснули, когда они сосредоточились на мне. Узнавание также пришло к ним, когда он понял, кто я, и кровь потекла из его губ, когда он выругался по-русски и сказал:
  
  «Собачкин сын! Я разделю тебя пополам, Картер, и скормлю свиньям. Мышцы на его шее напряглись, а тяжелый пульс гротескно танцевал прямо под покрасневшей плотью его толстой шеи. Он сделал два неуклюжих шага ко мне. Подобно игроку, которого бросила линия обороны викингов, я ударил его ногой по этому уродливому лицу с раздавленной тыквой.
  
  Мощная капля плоти снова бросилась вперед. Рука, сжимающая нож, первой ударилась по улице, держа лезвие в вертикальном положении, и толстая шея упала на него. Я уклонился от брызг крови, хлынувшей из его перерезанной артерии, и подошел к задней части «Новы»; выдернув все еще дергающееся тело Лорел из багажника, я захлопнула крышку.
  
  Когда я кладу свой багаж на заднее сиденье, я услышал крик из дома через дорогу. Он прошел через открытые французские двери второго этажа, и я знал, что труп Крищикова был обнаружен. Войдя в «Нову», я стремительно выехал на все еще тихую улицу и направился к аэропорту, мрачно думая, что еще больше сюрпризов ждет человека наверху, когда он начнет искать телохранителей Крищикова.
  Глава 2
  
  Одна вещь, которую я должен был сказать о той роли, которую Хок заставлял меня играть, - это хорошие условия. Судя по биркам на багаже ​​Gucci, который ждал в комнате у Уотергейта, когда я приехал, я был Ником Картером с 48-й Восточной улицы в Манхэттене. Я узнал по этому адресу дом из коричневого камня в Тертл-Бэй, который наше бюро использовало в качестве офисов, «убежища» и жилого дома в Нью-Йорке. Одежда в сумках была явно дорогой, консервативной по цвету, а покрой напоминал вкус западного нефтяного миллионера. Эти мальчики из Далласа и Хьюстона, возможно, не увлекаются яркими твидами и клетками, но им нравится, чтобы их дорожная одежда была такой же удобной, как и Levi’s, которые они носят в старом загоне. Куртки с широкими плечами и боковыми отверстиями венчали обтягивающие брюки с расположенными спереди карманами в стиле синих джинсов и широкими петлями для жестких ремней с латунными пряжками, которые были вместе с ними. Очень мягкие белые хлопковые рубашки имели двойные карманы с пуговицами спереди. Я заметил, что все было подходящего размера, даже несколько пар сапог ручной работы за триста долларов.
  
  «Если Хоук хочет, чтобы я играл богатого нефтяника, - думал я, распаковывая вещи и складывая вещи в огромной гардеробной, - я нисколько не возражаю. Помогла и комната. Такие же большие, как некоторые квартиры-студии, в которых я жил - именно так они и задумывались изначально, потому что Уотергейт был спроектирован как
  
  
  
  
  
  Когда он впервые открылся, это был общежитие - гостиная-спальня, совмещенная с гостиной, была примерно двадцать четыре фута в длину и восемнадцать футов в ширину. В нем был полноразмерный диван, пара кресел, большой цветной телевизор, полностью оборудованная мини-кухня, а в нише была установлена ​​большая двуспальная кровать.
  
  Свет лился в комнату из окон от пола до потолка, выходивших на террасу. Я посмотрел на Уотергейтский комплекс площадью десять акров, на величественную историческую реку Потомак, и увидел четырех черепов, плавно проносящихся над водой. Сезон скачек должен начаться, понял я, наблюдая, как команды колледжа ритмично поглаживают веслами. Я мог точно определить момент, когда рулевые соперника увеличили темп, потому что снаряды внезапно устремились вперед по быстрому течению. Моя оценка тесной координации гребцов была прервана звонком телефона. Бьюсь об заклад, Хоук, когда поднял трубку. Но голос, который сказал: «Мистер. Картер? сказал мне, что это был один раз из ста, что я ошибался.
  
  «Это мистер Картер».
  
  «Это консьерж, мистер Картер. Твоя машина у входной двери.
  
  Я не знал, о какой машине он говорит, но, с другой стороны, спорить не собирался. Я просто ответил: «Спасибо, сейчас пойду».
  
  Предположительно, Хоук был единственным, кто знал, что Ник Картер был в Уотергейте, поэтому я подумал, что он прислал за мной машину; Я направился в вестибюль.
  
  Минуя стойку консьержа по пути к входной двери, я осторожно протянул представительнице прекрасного вида в черном костюме за прилавком пятидолларовую купюру и весело сказал: «Спасибо, что позвонил по поводу моей машины». Если бы Хоук хотел, чтобы я разбогател, я бы играл богатым - на деньги AXE.
  
  «Спасибо, мистер Картер». Его изысканный тон доносился вслед за мной, когда я толкнула стеклянную дверь, ведущую на круговую подъездную дорогу, которая укрывает вход в отель. Швейцар начал спрашивать, не следует ли ему подать сигнал одному из вездесущих такси, припаркованных у подъездной дорожки, затем остановился, когда я направился к лимузину Continental, который стоял на холостом ходу у обочины. Так как это был единственный вид, я решил, что это должна быть моя машина. Когда я подошел, шофер, прислонившийся к его боку, напрягся, чтобы привлечь внимание, и мягко сказал: Картер? Когда я кивнул, он открыл дверь.
  
  Внутри никого не было, что меня немного насторожило; инстинктивно я прикоснулся к очертаниям своего люгера и чехла, чтобы убедить себя, что мои лучшие друзья были рядом, затем я устроился обратно в перчаточную кожаную обивку, когда водитель подошел, чтобы занять свое место за рулем. Он развернул большую машину по кругу и по подъездной дорожке к Вирджиния-авеню, откуда свернул направо.
  
  Когда мы остановились для светофора, я попробовал дверь, и она без проблем открылась. Это немного успокоило меня, поэтому я поднял крышку панели в подлокотнике и нажал переключатель, который опускал стеклянное окно, отделяющее меня от водителя. «Вы уверены, что знаете дорогу?» - спросила я, пытаясь сделать это легким.
  
  «О да, сэр», - ответил водитель. Я подождал минуту, ожидая, что он добавит что-нибудь, что могло бы сказать мне, куда мы направляемся, но ничего не пришло.
  
  "Вы часто бываете там?"
  
  "Да сэр." Удар два.
  
  "Это далеко?"
  
  «Нет, сэр, мы будем в Белом доме через несколько минут».
  
  Беги домой. Фактически, очистить парк мячей; посещения Белого дома не входили в мой обычный маршрут. Что ж, сказал я себе, в одночасье ты превратился из государственного секретаря в президента. Но почему?
  
  Но именно Хоук, а не президент сказал мне, что я скоро буду играть няню с женщиной, которую звали Серебряный Сокол, а она была самой взрывоопасной женщиной в мире.
  
  Серебряный сокол.
  
  «Ее зовут Лиз Ченли, и она прибудет в Вашингтон завтра», - сказал Хоук. «И твоя работа - следить за тем, чтобы с ней ничего не случилось. Я сказал президенту и секретарю, что мы берем на себя ответственность за ее безопасность до тех пор, пока она не перестанет быть в опасности ».
  
  Когда Хоук упомянул двух других в комнате с нами, я уставился на каждого из них по очереди. Я ничего не мог поделать. Президент поймал меня на этом и слегка кивнул. Государственный секретарь тоже поймал меня на этом, но он был слишком большим джентльменом, чтобы усугубить мое смущение, признав факт этого. Я решил, что мой единственный шанс на возвращение заключается в том, чтобы выглядеть умным, поэтому вмешался: «Я знаю, кто такая Лиз Ченли, сэр».
  
  Хоук выглядел так, будто мог убить меня прямо сейчас, за то, что даже дал понять, что один из его призовых людей может не знать, кто все важные, но я почувствовал облегчение, когда, прежде чем он смог сохранить это в своей голове, чтобы остановиться на позже госсекретарь внезапно спросил: «Как?»
  
  «У меня было несколько заданий на Ближнем Востоке, сэр, и наша справочная информация достаточно тщательна».
  
  «Что ты знаешь о Лиз Ченли?» секретарь продолжил.
  
  «Что она бывшая жена шаха Адаби. Что ее арабское имя - Шерима, и что около шести лет назад у них родились тройняшки. А около полугода назад они с шахом развелись. Она американка, а ее отец был тексом
  
  
  
  
  как нефтяник, который помог организовать буровые работы в Адаби и стал близким другом шаха ».
  
  Похоже, никто не хотел останавливать мое выступление, поэтому Т. продолжил: «Сразу после развода Шах Хасан женился на дочери сирийского генерала. Лиз Ченли - Шерима снова использует свое американское имя - жила в королевском дворце в Сиди Хасане примерно две недели назад, а затем поехала в Англию с визитом. Предположительно, она возвращается в Штаты, чтобы купить место в районе Вашингтона и остепениться. У нее здесь есть несколько друзей, большинство из которых она встретила за годы дипломатических визитов с шахом.
  
  «Что до этого имени, - сказал я, - я никогда его не слышал. Я полагаю, это засекречено ».
  
  «В некотором смысле да», - кивнул секретарь, и на его губах появилась едва заметная улыбка. «Серебряный сокол» - это имя, которое шах дал ей после свадьбы, чтобы символизировать ее новое королевское положение. Это был их личный секрет, пока не началась эта проблема ».
  
  - уточнил президент. «Мы использовали это, так сказать, как код».
  
  «Понятно», - ответил я. «Другими словами, когда в некоторых ситуациях неразумно говорить о ней напрямую…»
  
  «Она становится Серебряным соколом», - закончил Хоук для mc.
  
  Я обратился к президенту. «Сэр, я уверен, что я должен знать больше о бывшей королеве и об Адаби».
  
  «С вашего разрешения, господин президент, я дополню некоторые детали, которые господин Картер может не знать», - начал госсекретарь. Получив одобрительный кивок, он продолжил: «Адаби - маленькая, но могущественная нация. Мощный, потому что это одна из самых богатых нефтедобывающих стран, а также потому, что ее армия - одна из самых подготовленных и оснащенных на Ближнем Востоке. И оба эти факта в первую очередь благодаря Соединенным Штатам. Шах получил образование в этой стране, и как раз в то время, когда он закончил аспирантуру в Гарварде, его отец умер от рака костей. Старый шах мог бы прожить дольше, если бы в Адаби была адекватная медицинская помощь, но ее не было, и он отказался покинуть свою страну.
  
  «Когда шах Хасан стал правителем, - продолжил секретарь, - он был полон решимости, никогда больше ни одному из его людей не понадобится медицинская помощь. Он также хотел убедиться, что его испытуемые получают лучшие образовательные возможности, которые можно купить за деньги. Но денег в Адаби не было, потому что в то время там не было обнаружено нефти.
  
  «Хасан понял, что его земля, по сути, имеет такой же геологический состав, как и другие страны, добывающие нефть, поэтому он обратился к нашему правительству за помощью в проведении разведочных буровых работ. Несколько базирующихся в Техасе нефтяных компаний создали корпорацию и направили своих специалистов по бурению в Адаби в ответ на запрос президента Трумэна. Они нашли больше нефти, чем кто-либо мог вообразить, и деньги начали поступать в казну Сиди-Хасана ».
  
  Далее секретарь объяснил, что бывшая жена Хасана была дочерью одного из техасских нефтяных экспертов в Адаби. Лиз Ченли стала мусульманкой, когда вышла замуж за шаха. Они были необычайно счастливы вместе со своими тремя маленькими дочерьми. У нее никогда не было сына, но для Хасана это уже не имело значения. В брачном контракте оговаривалось, что корона перейдет к его младшему брату. «Кому, я могу добавить, тоже нравятся Соединенные Штаты, но не так сильно, как Хасан», - отметил госсекретарь.
  
  «За годы, особенно после арабо-израильской войны 1967 года, - продолжил он, - Шах Хасан сумел добиться умеренного голоса в арабских советах. Но давление на него сильно возросло. Дважды за последние годы фанатики пытались убить Хасана. К несчастью для заговорщиков против шаха, покушения только сплотили его людей за его спиной ».
  
  Я не мог не прерваться, чтобы спросить, почему Хасан развелся с Шеримой.
  
  Государственный секретарь покачал головой. «Развод был идеей Шеримы. Она предложила это после последнего покушения на Хасана, но он не услышал об этом. Но она продолжала говорить ему, что, если он оставит ее, другие арабские страны могут воспринять это как знак того, что он действительно на их стороне, и прекратить свою кампанию по его свержению. В конце концов она убедила его, что он должен это сделать, если не ради собственной безопасности, то ради своих маленьких девочек.
  
  «Шерима также был тем, кто предложил ему немедленно жениться повторно, и она настояла на том, чтобы его новая жена была арабкой. Фактически, именно она выбрала девушку после разведки - для союза, который мог бы связать Хасана с могущественным военным в другой стране ».
  
  «Почему здесь такая забота о ее безопасности?» Я спросил. Мне казалось, - объяснил я, - что раз она перестанет быть женой шаха, ей не будет угрожать никакая опасность.
  
  Президент повернулся к Хоуку и сказал: «Думаю, тебе лучше разобраться с этой частью объяснения. Источники вашего агентства предоставили информацию о заговоре с целью убийства бывшей королевы Шеримы. Он повернулся от Ястреба ко мне, затем снова вернулся, прежде чем сказать: «И ваше агентство обнаружило часть заговора, чтобы«
  
  
  
  
  
  доказать, что все время замужества она действовала в качестве секретного агента правительства Соединенных Штатов ».
  Глава 3
  
  - Вы, конечно, знакомы с механизмом Silver Scimitar, - начал Хоук. Он не ждал, пока я признаю этот факт - и я не мог винить его в том, что он пытался произвести впечатление на президента предположением, что его главный агент, конечно, был знаком со всем, что происходит на Ближнем Востоке; в конце концов, он был Человеком, когда дело дошло до получения столь необходимых нам операционных фондов в связи с протестами ЦРУ и Пентагона. Он продолжил: «С тех пор, как он был первоначально создан как силовое подразделение движения« Черный сентябрь », фанатизм его членов возрастал почти день ото дня.
  
  «В последние месяцы масштабы зверств, совершаемых Ятаганами, встревожили даже Аль-Фатх. Дошло до того, что «Черный сентябрь», снабжающий Ятаганом операционные фонды, боится попытаться остановить кровопролитие. Один из сентябрьских лидеров, который все же пытался натянуть поводья, был найден убитым в Багдаде. Правительство Ирака скрывало, как он умер, но наш багдадский офис узнал подробности его «казни». Его ударили током. После того, как его раздели, избили и искалечили, вокруг его тела была обернута цепь; затем к концам цепи присоединяли клеммы аппарата дуговой сварки и включали ток. Каждое звено прожигало его плоть. С тех пор у Scimitar был свой собственный путь; никаких протестов ».
  
  Хоук сделал паузу, чтобы жевать сигару, затем продолжил: «Лидер Ятагана называет себя Мечом Аллаха, и его настоящая личность известна только двум или трем членам высшего командования Сентября. Даже они боятся называть его настоящее имя. По какой-то причине он ненавидит шаха Хасана и полон решимости изгнать его с престола. Мы знаем, что он стоял за самой последней попыткой убийства и, вероятно, спровоцировал первую.
  
  «Наш офис в Сиди Хасане захватил одного из главных лейтенантов Меча и убедил его рассказать нам, что он знал о планах Ятагана…»
  
  "Как?" - спросил президент.
  
  "Сэр?"
  
  "Как вы его убедили?"
  
  «Мы использовали технику дуговой сварки, - признался Хоук. «Только мы выключатель не нажимали. Мужчина принимал участие в казни сентябрьского вождя и видел ее последствия. Он заговорил, когда наш человек потянулся к выключателю.
  
  Последовало короткое молчание, затем президент сказал: «Продолжайте».
  
  «Шерима была выбрана в качестве цели для попытки уничтожения Хасана», - сказал Хоук. «Когда Меч узнал, что она возвращается в Штаты, он придумал блестящий план.
  
  «Что, если бы ее убили, когда она была в Вашингтоне? И в то же время Хасану были представлены доказательства - поддельные и ложные, конечно, но почти невозможно опровергнуть - что все время их брака Шерима был секретным агентом нашего правительства ».
  
  «Но разве не обратное?» Я спросил. «Если бы она была агентом Соединенных Штатов, разве она не была бы здесь в безопасности?»
  
  «Вот тут-то и появляется маленький игрок в плане», - сказал Хоук. «Из какого-то источника, близкого к Шериме, он получил заявление, якобы являющееся признанием. По сути, в нем говорится, что она действительно приехала в Вашингтон, чтобы сказать своим капиталистическим боссам, что она разочарована тем, что сделала с человеком, которого всегда любила, и что она собирается сказать Хасану правду. Тогда история Меча будет заключаться в том, что она была убита ЦРУ, прежде чем она могла рассказать шаху, как она использовала его. Ее поддельное «признание», конечно, будет в руках шаха ».
  
  «Поверит ли шах в это?» Государственный секретарь хотел знать.
  
  «Мы знаем, насколько глубоко он эмоционально привязан к ней - трудно сказать, как отреагирует такой влюбленный мужчина», - сказал Хоук. «Если бы его можно было убедить в том, что Шерима настаивала на разводе, чтобы выбраться из страны, потому что она больше не хотела причинять ему боль, он также мог бы принять как логические поддельные доказательства ее причастности к ЦРУ».
  
  "Г-н. Картер, - сказал секретарь, - можете ли вы представить, что произошло бы на Ближнем Востоке, если бы Шах Хасан повернулся против нас? На протяжении многих лет Хасан считался одним из наших лучших друзей в своей части мира. Более того, его вооруженные силы стали почти продолжением наших собственных мыслей и планов Пентагона в том, что касается тотальных военных усилий. Жизненно важно, чтобы он оставался другом Соединенных Штатов ».
  
  По дороге из Белого дома в штаб-квартиру AX на лимузине госсекретаря Хоук выглядел озабоченным. Он задавал простые вопросы о моем обратном рейсе, о том, как мне нравится моя комната в Уотергейт, и подходит ли мне шкаф, который он приказал собрать. Я был почти уверен, что он хотел мне сказать больше, но он не рисковал, что шофер может подслушать, несмотря на тяжелую перегородку, отделяющую нас от него. Водителю было приказано отвезти нас туда, куда мы хотели, а затем вернуться, чтобы забрать секретаря, у которого было еще кое-что, чтобы обсудить с президентом.
  
  
  
  
  
  
  Когда мы сидели в офисе Хоука - единственной комнате, где он действительно чувствовал себя в безопасности, потому что он заставлял своих экспертов по электронике ежедневно проверять ее на предмет наличия устройств наблюдения, - он прожевал Dunhill так долго, как чувствовал себя наиболее комфортно. Я расслабился в одном из тяжелых дубовых капитанских кресел, которые стояли перед его столом, в то время как он торопливо просматривал последние новости в нескончаемом потоке депеш, закодированных сообщений и отчетов об оценке ситуации, которые текли через его офис.
  
  В конце концов стопка бумаг уменьшилась до трех папок из манильской бумаги. Он вручил мне первое, обширное досье на Шериму, которое восходит к ее детству в Техасе и включало почти все, что она сделала с того времени. Привлекая мое внимание к последним сообщениям о бывшей королеве, он кратко их резюмировал с указанием запомнить информацию до утра. По словам Хоука, Шах Хасан был чрезвычайно щедр по отношению к женщине, с которой развелся, указав, что наш цюрихский офис узнал, что 10 000 000 долларов были переведены на ее счет в день, когда она покинула Сиди Хасан.
  
  Из офиса AXE в Лондоне, куда Шерима отправился первым после вылета из Адаби на личном Боинге 747 шаха, была краткая информация о нескольких сотнях часов пленок, снятых нашими жуками. Выяснилось, что Шерима, как мне уже сказали, планировала купить поместье где-нибудь в сельской местности под Вашингтоном. Арабских жеребцов и племенных кобыл, которых она с любовью ухаживала во дворце в Сиди-Хасане, должны были переправить к ней, когда она поселится.
  
  Согласно отчету, Шерима прибудет в округ Колумбия всего через два дня. Посольству Адабов здесь было приказано организовать для нее и ее гостей номер в отеле «Уотергейт». «Все готово, - сказал Хоук. «Ваша комната рядом с этим люксом. Устроить это было нетрудно. Однако нам пока не удалось исправить этот пакет. Пара, которая сейчас находится в нем, не уедет до утра того дня, когда она приедет, и, к сожалению, женщина в нем заразилась вирусом два дня назад и с тех пор не выходила из комнаты. Мы попытаемся устроить кого-нибудь туда до прибытия вечеринки Шеримы, но не рассчитывайте на ошибки в течение дня или двух ».
  
  Я пролистал досье на людей, которые будут путешествовать с Шеримой. Их было двое; А. телохранитель и компаньон. После того, как она выберет поместье, для нее будет нанят целый штат.
  
  Первая папка прикрывала телохранителя Абдула Бедави. Он был похож на Омара Шарифа, за исключением носа с выдающейся переносицей, которая давала ему типично арабский крючок. «Он был лично выбран на эту работу Хасаном», - сказал Хоук. «Этот человек был бывшим дворцовым стражником, который спас жизнь Хасану во время последнего покушения. У нас нет на него слишком много информации, за исключением того, что после этого он стал личным телохранителем шаха и якобы очень лоялен ему - и Шериме. Мы слышали, что он протестовал, когда Хасан назначил его бывшей королеве и отослал, но в конце концов сделал то, что ему было приказано.
  
  «Абдул должен быть сильным быком и экспертом в дзюдо и карате, а также отличным стрелком из всех видов оружия. Он может пригодиться, если вы попадете в затруднительную ситуацию. Но не верь ему. Никому не доверяй ».
  
  Хоук с легкой улыбкой протянул следующую папку и сказал: «Я думаю, тебе понравится эта часть работы, Ник».
  
  Я понял, что он имел в виду, как только взглянул на фотографию, прикрепленную к внутренней стороне обложки. Девушка уткнулась носом в гриву белого жеребца. Ее рыжевато-светлые волосы образовали собственную гриву, когда они ниспадали ниже ее стройных плеч, обрамляя красивое лицо с высокими скулами. Ее губы были влажными и полными, а большие карие глаза, казалось, смеялись над кем-то или над чем-то вдалеке.
  
  Тело с этим лицом было еще великолепнее. На ней был черный свитер с высоким воротом, но его объем не мог скрыть изгибы спелой, полной груди, высокой и почти напряженной, чтобы освободиться. Облегающие черно-белые брюки в клетку подчеркивали узкую талию и подчеркивали ее изящные бедра и длинные стройные ноги.
  
  Хоук прочистил горло с продолжительным кхм. «Когда вы закончите смотреть фотографию, вы можете взглянуть на остальную часть досье», - сказал он. Я послушно двинулся дальше.
  
  Каждый из сопроводительных листов был озаглавлен Candace (Candy) Knight. Первый содержал основы. Хотя на вид ей было лет двадцать три, на самом деле ей было около тридцати. Как и Лиз Ченли, она родилась в Техасе, а ее овдовевший отец был одним из нефтяников, которые вместе с Ченли уехали в Адаби, чтобы провести разведочное бурение. Я начинала понимать, какой гардероб выбрал для меня Хок. Отец Кэндис Найт и Билл Ченли были близкими друзьями, а Кэндис подружилась с Шеримой.
  
  В досье говорилось о другом покушении на шаха; как и Абдул, отец Кенди спас шаха. Но в отличие от Абдула его героизм стоил жизни отцу Кенди. Он бросился перед стрелком. Хасан, видимо, никогда этого не забывал.
  
  
  
  
  
  из-за того, что у молодой девушки не было матери, он практически усыновил Кенди в королевский дом. Я полагал, что ее дружба с королевой несколько облегчила этот переход.
  
  У Кенди Найт не осталось семьи после смерти отца. Она не была замужем и, согласно отчету, очевидно была предана Шериме. После развода шах уговорил Кенди поехать с ней в Вашингтон.
  
  Он открыл счет в полмиллиона долларов для молодой женщины в Цюрихе одновременно с открытием счета Шеримы.
  
  Согласно наблюдениям в доме шаха, Кенди всегда казалась холодной по отношению к Хасану, несмотря на его материальную и человеческую доброту по отношению к ней. Наш следователь из Сиди-Хасана сообщил, что, по слухам, Кенди когда-то была влюблена в Хасана.
  
  Я начал закрывать папку, планируя еще раз более внимательно прочитать все это в своем гостиничном номере.
  
  «Нет, подожди», - сказал Хоук. «Взгляни на последнюю часть».
  
  «Неподтвержденный раздел?» - спросил я, снова открывая досье. «Но Неподтвержденные части в большинстве досье, как правило, не более чем предположения от…»
  
  Я оборвал себя, когда мой взгляд упал на первые несколько абзацев «Кэндис Найт: неподтвержденные». В записке подробно описывалась сексуальная жизнь объекта.
  
  «Немного менее однообразный, чем остальная часть отчета, не так ли, Ник?»
  
  "Да сэр." Я на секунду вернулся к фотографии молодой женщины, о личной жизни которой читал.
  
  Очевидно, писатель не хотел прямо сказать это, но, судя по собранной им коллекции сплетен и слухов, казалось, что карие глаза молодая женщина, наперсница бывшей королевы Адаби, была нимфоманка. По слухам, Кенди прошла через настоящий легион американцев, нанятых нефтяными компаниями в Адаби, и продолжила обслуживать большинство людей, прикрепленных к посольству Соединенных Штатов в Сиди Хасане.
  
  Следователь был достаточно вежлив, чтобы отметить, что чрезмерно активная сексуальная жизнь Кенди началась вскоре после смерти ее отца и брака Шеримы с шахом, и предположил, что, возможно, именно в результате этих событий она отправилась на поиски выхода. за ее чувства.
  
  В последнем абзаце сообщается, что в течение последних полутора лет она, казалось, сократила свою сексуальную активность, по крайней мере, насколько известно AXE.
  
  «Довольно тщательно, - сказал я.
  
  «Думаешь, ты справишься, N3?» - спросил Хоук.
  
  «Я сделаю все возможное, сэр», - ответил я, стараясь не улыбаться.
  Глава 4
  
  Поскольку мое прикрытие было средством устранения неполадок для нефтяной компании из Хьюстона с мировым интересом, я провел второй день на брифинге по нефтяному бизнесу. Первая половина дня прошла в фоновом режиме; второй - вопрос о том, что я узнал. Мои банки памяти работают довольно хорошо, и я был уверен, что прошел, когда Хоук вызвал меня в свой офис около десяти часов той ночи с улыбкой на лице.
  
  «Ну, Ник, - сказал он. «Брифинг говорит мне, что ты неплохо справился. Как вы относитесь к этому? "
  
  «Честно говоря, сэр, - сказал я ему, - мне бы хотелось еще пару дней. Но я думаю, что справлюсь ».
  
  «Хорошо, потому что времени просто нет. Шерима и остальные прибывают из Лондона завтра около полудня. Теперь мы почти уверены, что с ней ничего не случится в течение дня или около того. План Меча, как мы его понимаем, - позволить ей поселиться в отеле и наладить контакты; затем он устроит убийство, чтобы вызвать подозрение на ЦРУ.
  
  «Госсекретарь уже разговаривал с Шеримой в Лондоне. Ее пригласили к нему домой на ужин. Абдул Бедави отвезет ее в дом министра в Александрии. Это свяжет их двоих на вечер и оставит девушку-рыцаря одну.
  
  «И вот здесь я и пришел», - сказал я.
  
  "Правильно. Вы свяжетесь с вами рано вечером. Я хочу, чтобы вы двое были хорошими друзьями. Достаточно хорошо, чтобы вам было легко встретиться с Шеримой и, из-за вашей очевидной привязанности к Кэндис Найт, иметь предлог, чтобы держаться рядом с ними. Правильно?"
  
  "Да сэр. Как долго у меня будет? »
  
  «Секретарь увидит, что обед затянется приятно. Затем, когда Шериме придет время возвращаться, у ее машины возникнут небольшие проблемы с заводом. Ничего особенного и ничего, что могло бы вызвать подозрения Бедави ».
  
  Я усмехнулся. Моя дублирующая команда была на высоте. «До свидания, сэр», - сказал я, направляясь к двери.
  
  «Удачи», - ответил Хоук.
  
  За семь лет работы отель Watergate обслужил мировых знаменитостей, и его персонал, естественно, развил надменное отношение к присутствию известных людей, которые приходят и уходят. Большинство крупных звезд танца и театра в то или иное время появлялись в Центре Кеннеди, поэтому соседний дом с центром - логичный выбор для них остаться. Киноактеры, приезжающие в Округ для личных выступлений, неизменно останавливаются в Уотергейте; и это дом вдали от дома для джигитов. Большинство политических деятелей мира
  
  
  
  
  
  оставались там, и даже несколько международных лидеров высшего уровня, которые временно проживают в официальном правительственном особняке для гостей, Blair House, часто выступают на собраниях в одном из роскошных банкетных залов отеля.
  
  Тем не менее, несмотря на то, что персонал отеля привык к таким международным знаменитостям, бывшая жена одного из оставшихся абсолютных монархов мира заставила их задуматься. Было очевидно, что Шерима уделяет особое внимание, и когда я наблюдал за своим постом в холле, я мог видеть, что она получает это.
  
  Я решил быть в вестибюле в тот день, когда я знал, что Шерима уезжает в Александрию. Места, где можно присесть, не так много, но после того, как я немного побродил перед газетным киоском, изучил загородные газеты и остановился в магазине Gucci у главного входа в отель, мне удалось потребовать один из стульев. в холле. Движение было интенсивным, но я мог следить за двумя маленькими лифтами, обслуживающими верхние этажи, и стойкой консьержа.
  
  Около пяти часов я увидел, как человек, которого я узнал по имени Бедави, вышел из лифта, перешел к лестнице, ведущей к гаражу, и исчез. Предположив, что он собирался за лимузином, я небрежно подошел к подъезду; Примерно через десять минут большой «кадиллак» с дипломатическими номерами въехал на подъезд и остановился. Швейцар начал говорить шоферу, что ему придется ехать по кругу, но после короткого разговора Бедави вышел и вошел внутрь, оставив машину у дверей. Очевидно, швейцар согласился, что бывшая королева не должна идти дальше пары шагов к своей карете.
  
  Я видел, как Бедави подошел к стойке консьержа, а затем вернулся, чтобы дождаться своего пассажира. Он был ниже, чем я ожидал, около пяти футов десяти дюймов, но крепкого телосложения. На нем был хорошо скроенный черный пиджак, подчеркивающий его массивные плечи и резко переходящий в тонкую талию. Узкие черные брюки подчеркивали его невероятно мускулистые бедра. По телосложению он напоминал раннего защитника профессионального футбола. Волосы шофера покрывали фуражку, которые, как я знал по его фотографии, были коротко острижены и были чернильно-черными. Его глаза совпадали с волосами, и они охватили всех, кто проходил мимо него. Я вернулся в магазин Gucci, чтобы наблюдать за ним из-за ряда мужских сумочек, висящих у окна возле двери. Я решил, что он ничего не упускает.
  
  Я знал, что в тот момент, когда Шерима появилась в его поле зрения, по внезапному напряжению, которое наполнило человека. Я подошел к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как она проходит. Из отчета AX я знал, что она была ростом пять футов пять дюймов, но лично она казалась намного меньше. Однако каждый дюйм был размером с королеву.
  
  Бедави распахнул перед ней дверь, и, когда она проскользнула в лимузин, ее платье на мгновение соскользнуло выше колена, прежде чем она втянула ногу внутрь. Несколько человек, стоявших поблизости в ожидании такси, обернулись, чтобы посмотреть, и я мог сказать по шепоту, что некоторые из них узнали ее, возможно, по фотографиям, которые местные газеты принесли этим утром с рассказами о ее ожидаемом прибытии в столицу.
  
  Я решил, что пора идти на работу, и направился к лифту.
  Глава 5
  
  Ее тело было таким теплым и восприимчивым, как я и представлял. И ее аппетит к занятиям любовью оказался таким же вызовом, с которым я когда-либо сталкивался. Но покалывающее приглашение ее пальцев, скользящих по моей шее и моей груди, пробудило во мне страсть, пока наши ласки не стали более требовательными, более настоятельными.
  
  Не думаю, что когда-либо касался такой мягкой, чувствительной кожи. Пока мы лежали уставшие и уставшие на скрученных простынях, я убрал длинную прядь шелковистых волос с ее груди, позволяя пальцам легонько коснуться ее плеча. Это было похоже на поглаживание бархата, и даже сейчас, измученная любовью, она стонала, подталкивая меня вперед и находя мои губы своими.
  
  «Ник, - прошептала она, - ты фантастический».
  
  Приподнявшись на локте, я посмотрела в эти большие карие глаза. На короткое время у меня возник мысленный образ ее фотографии в досье, и я понял, что она совсем не отражала глубины ее чувственности. Наклонившись, я прикрыл ее полный рот, и через мгновение стало очевидно, что мы далеко не так устали, как думали.
  
  Меня никогда не считали сексуальным трусом, но в ту ночь я дошел до предела чистого истощения с женщиной, чьи требования были такими же сильными - и возбуждающими - как любая женщина, с которой я когда-либо занимался любовью. Тем не менее, после каждой неистовой кульминации, когда мы лежали в объятиях друг друга, я чувствовал, как желание снова нарастает, когда она позволяла своим пальцам лениво ласкать мое бедро или касалась губами моих.
  
  Однако именно Кенди Найт, а не я, наконец, заснул усталым сном. Когда я смотрел на ровные подъемы и опускания ее груди, теперь наполовину скрытые простыней, которую я накинул на нас, она больше походила на невинного подростка, чем на ненасытную женщину, чьи стоны все еще эхом отражались в моих ушах. Она слегка пошевелилась, придвигаясь ко мне ближе, когда я протянул руку к прикроватной тумбочке и взял часы.
  
  Была полночь.
  
  
  
  
  
  
  
  Прохладный ветерок проникал через приоткрытое окно, трепал шторы и заставлял меня поеживаться. Я потянулся и взял трубку, стараясь быть как можно тише, и нажал кнопку «О».
  
  Оператор отеля ответил сразу.
  
  Мягко взглянув на спящую Кенди, я сказал: «Не могли бы вы позвонить мне в двенадцать тридцать? У меня назначена встреча, и я не хочу опаздывать ... Спасибо.
  
  Рядом со мной снова зашевелилась Кенди, плотно накинув простыню на плечи, когда она перевернулась. Крошечный звук, почти похожий на хныканье, раздался в ее горле, и тогда она все еще выглядела более детской, чем когда-либо. Я осторожно наклонился, убрал прядь волос с ее лба и нежно поцеловал ее прямо над ее глазами.
  
  Затем я лег на спину, закрыв глаза. Тридцать минут для меня было бы достаточным отдыхом, да и Кенди тоже. Мы оба проснемся до того, как Шерима вернется в отель.
  
  Расслабляясь, я позволил себе мысленно погрузиться в прошлые часы с того времени, когда я поднялся наверх после отъезда Шеримы. Я подошел к двери ее номера и встал, возясь с ключом, пытаясь воткнуть его в замок ...
  
  Как и многие люди, Кенди совершила ошибку, открыв дверную заслонку дверного глазка с зажженным за ней светом, чтобы я мог сказать, что она пыталась увидеть, кто пытается попасть в комнату. Видимо, ее не оттолкнуло то, что она увидела, потому что дверь внезапно открылась. Ее взгляд был таким же вопрошающим, как и ее голос.
  
  "Да?" она сказала.
  
  Симулируя удивление, я уставился на нее, посмотрел на свой ключ, на номер на ее двери, затем вернулся по коридору к своей двери. Смахнув свой стетсон, я сказал на своем лучшем техасском протяжном слове: «Извините, мэм. Мне искренне жаль. Думаю, я о чем-то думал и зашел слишком далеко. Моя комната там сзади. Прошу прощения за беспокойство ».
  
  Широкие, настороженные карие глаза продолжали оценивать меня, отмечая шляпу, костюм и ботинки с квадратными носками, и, наконец, снова окинули мою шестифутовую фигуру и увидели мое лицо. В то же время я хорошо видел ее. Яркая люстра в фойе люкса подчеркивала ее длинные ноги под прозрачным пеньюаром почти так же ясно, как тонкая ткань раскрывала каждую восхитительную деталь ее упругой груди, чувственно выступающей ко мне. Желание поднялось во мне, как электрический шок, и почти сразу я почувствовал, что она тоже это почувствовала, когда ее взгляд упал на мою талию и ниже, где я знал, что узкие брюки выдали бы меня, если бы мы стояли, глядя друг на друга на мгновение дольше. В жесте ложного смущения я передвинул стетсон перед собой. Она подняла глаза, и было очевидно, что мой жест испугал ее. Ее лицо покраснело, когда она наконец заговорила:
  
  «Все в порядке, - сказала она. «Ты меня не беспокоил. Я просто сижу здесь и наслаждаюсь своим первым моментом в одиночестве за последние несколько недель ».
  
  «Тем более что я должен извиниться, мэм», - ответил я. «Я знаю, что ты чувствуешь. Я был в пути, бегал с собраний здесь, в Вашингтоне, в Даллас, в Нью-Йорк, почти три недели, и я устал разговаривать с людьми. Я чувствую себя кайюс, который пробыл в загоне какое-то заклинание, но без хорошей пробежки. Я молча надеялся, что не переборщил со своим акцентом.
  
  «Вы техасец, мистер, а…?»
  
  «Картер, мэм. Ник Картер. Да, мэм, я уверен. Я родился недалеко от Потита, в графстве Атакоса. Откуда ты знаешь?"
  
  «Ковбой, ты можешь забрать мальчика из Техаса, но ты не можешь забрать Техас у мальчика. И я должен знать; Я тоже техасец.
  
  «Ну, я буду…» - взорвался я. "Как насчет этого? Но ты точно не похожа на девушку из Техаса. Я позволил своим глазам с меньшей осторожностью двигаться вверх и вниз по ее пышному, скудно одетому телу снова, затем попытался поднять их к ее лицу с застенчиво-виноватым выражением лица. Ее удовлетворенная улыбка говорила мне, что мне удалось льстить ей так, как она явно любила лесть.
  
  «Я давно уехала из Техаса», - сказала она, почти грустно добавив: «Слишком долго».
  
  «Что ж, мэм, это не очень хорошо», - посочувствовал я. «По крайней мере, я возвращаюсь домой довольно часто. Однако не так сильно, как мне хотелось бы в последнее время. Кажется, я провожу большую часть своего времени, бегая туда-сюда между отсюда и Нью-Йорком, пытаясь объяснить людям здесь, почему мы не поднимаем больше нефти, и людям в Нью-Йорке, почему люди здесь внизу не могут понять что вы не просто больше поворачиваете кран и позволяете больше вытекать ». Моя растяжка стала легче теперь, когда это убедило туземного техасца.
  
  «Вы занимаетесь нефтяным бизнесом, мистер Картер?»
  
  "Да, мэм. Но не вини меня, если тебе не хватает бензина. Во всем виноваты эти арабы ». Затем, как будто внезапно вспомнив, где мы разговаривали, я сказал: «Мэм, мне очень жаль, что вы стоите здесь.
  
  Я знаю, что тебе нравилось побыть одному, когда я прервал его, и я просто вернусь к своему ...
  
  «Все в порядке, мистер Картер. Мне было приятно просто слушать, как ты говоришь. Я уже давно не слышал такой треп, как ваш, с тех пор… уже давно. Это звучит приятно
  
  
  
  
  
  
  ох, и это напоминает мне о доме. Между прочим, - продолжила она, протягивая руку, - меня зовут Кенди, Кенди. Рыцарь.
  
  «Это настоящее удовольствие, мэм, - сказал я, взяв ее за руку. Кожа была мягкой, но хватка была твердой, и она пожала руку, как мужчина, а не той мертвой хваткой, которую предлагают некоторые женщины. Словно охваченный внезапным вдохновением, я бросился дальше. «Мэм, вы не хотите поужинать со мной? Если нет мистера Найта, которому можно было бы возразить.
  
  «Нет мистера Найта», - сказала она снова с грустью в голосе. «А как насчет миссис Картер?»
  
  - Миссис Картер тоже нет. У меня просто никогда не было времени связывать себя таким образом ».
  
  «Что ж, мистер Картер ...»
  
  «Ник, пожалуйста, мэм».
  
  «Только если ты позвонишь мне Кенди и забудешь на время об этой мэм».
  
  «Да, мэм… эээ… Кенди».
  
  «Ну, Ник, я действительно не хочу выходить на ужин». Затем, увидев на моем лице явное разочарование, она поспешила дальше. «Но почему мы не могли просто поужинать в отеле? Может даже прямо здесь? Я не хочу быть в одиночестве так сильно, чтобы упустить шанс снова поговорить с настоящим живым техасцем ».
  
  «Хорошо, мисс Кенди… эээ… Кенди. Звучит просто здорово. Послушайте, почему бы вам просто не дать мне что-нибудь нащупать из службы доставки еды, поставить все это в мои раскопки и удивить вас. Так тебе даже не придется одеваться. Она взглянула на свое неглиже, которое было широко разорвано во время ее оживленного разговора, затем застенчиво обвиняюще посмотрела на меня, который следил за ее взглядом. «Я имею в виду, ммм, ты мог бы просто надеть что-нибудь удобное и не беспокоиться о том, что оденешься».
  
  «Тебе не кажется, что это удобно, Ник?» - лукаво спросила она, натягивая пеньюар чуть плотнее спереди, как будто это хоть как-то могло скрыть ее грудь под прозрачной тканью.
  
  «Мне кажется, что это так, - начал я, а затем, снова смущаясь, добавил: - Я имею в виду, что если ты спустишься в мою комнату, ты, возможно, не захочешь носить это через холл».
  
  Она высунула голову из двери, многозначительно посмотрела вдоль примерно двадцати футов до моей двери и сказала: «Ты прав, Ник. Это долгая прогулка, и я бы не хотел никого шокировать в Уотергейте ». Затем добавил, подмигнув: «Здесь уже достаточно скандала. Хорошо, дай мне час или около того, и я приеду. В ее голосе послышался смех, и она застенчиво добавила: «И я постараюсь быть осторожной, чтобы никто не увидел, как я иду в вашу комнату».
  
  «О, мэм, я не это имел в виду», - выпалила я, намеренно отступая и спотыкаясь по ногам. "Я имел в виду-
  
  «Я знаю, что ты имел в виду, большой техасец», - сказала она, от души посмеиваясь над моим очевидным смущением, когда я продолжал пятиться к своей двери. «Увидимся через час. И предупреждаю, я голоден.
  
  Оказалось, что еда - не единственное, чего ей хотелось.
  
  Трудно было поверить, что кто-то с такой стройной фигурой укладывает столько вещей за один прием пищи. И пока она ела, слова выплеснулись наружу. Мы поговорили о моей работе и Техасе, что логично привело к тому, что она объяснила, как она оказалась в Адаби и стала компаньоном Шериме. Она запнулась только однажды, когда дело дошло до обсуждения смерти отца. «Потом мой отец заболел…» - начала она в какой-то момент, но изменила его на «А потом мой отец умер, и я осталась одна ...»
  
  К тому времени, когда я подал шоколадный мусс, который официант поставил в почти пустой холодильник на мини-кухне, чтобы он оставался холодным, Кенди довольно тщательно изучила свое прошлое. Это точно соответствовало тому, что я уже знал из отчета AX, за исключением того, как она избегала любых упоминаний мужчин в своей жизни. Но я не собирался об этом говорить. Однако было трудно не думать об этом, когда я наблюдал, как это твердое тело напрягалось на каждом шве, или как она наклонилась, чтобы подобрать салфетку, соскользнувшую с ее колен, и одна идеально сформированная грудь почти выскользнула из глубокого V ее рубашки.
  
  Мои руки зудели, чтобы попасть под эту рубашку, и у меня было ощущение, что она это знала. В конце ужина, когда я встал позади Кенди, чтобы помочь ей встать со стула, я внезапно наклонился, чтобы полностью поцеловать ее в губы, затем быстро отстранился. "Мне жаль. Я просто не смог устоять ... мэм.
  
  Когда она говорила, ее большие карие глаза были мягкими. «Единственное, против чего я возражаю, Ник, это мэм. Остальное понравилось… »
  
  - Тогда давай попробуем еще раз. Я обнял ее и прижал губами к ее полному рту. Она ненадолго напряглась, потом я почувствовал, как тепло приливает к ее губам, когда они расстались. Медленно, но инстинктивно она ответила на мои ласки, расслабившись в моих объятиях. Я прижал ее к себе сильнее, двигая рукой немного вперед, пока мои пальцы не оказались чуть ниже изгиба груди. Она двинулась в моих руках, так что моя рука скользнула вверх, и я нежно обнял ее, а затем еще сильнее, когда почувствовал, как сосок опух и затвердел под моими пальцами.
  
  Кенди откинулась на диван, и я последовал за ней, мои губы все еще были приклеены к ее губам в поцелуе, который казался бесконечным. Она отошла в сторону, чтобы я мог растянуться рядом с ней, не говоря ни слова. Ей в этом не было нужды, потому что я чувствовал, как ее тело прижимается ко мне. Ее глаза
  
  
  
  
  
  
  были закрыты, но они широко открылись, на мгновение показавшись испуганными или сбитыми с толку, прежде чем снова закрыться.
  
  Моя рука скользнула внутрь ее рубашки, и ее шелковая кожа стала бархатистой и горячей под моим прикосновением. Кенди застонала глубоко в горле, и ее руки стали более требовательными.
  
  По-прежнему не говоря ни слова, она корчилась на мягких подушках. На мгновение мне показалось, что она пытается столкнуть меня с дивана, но ее руки, которые царапали мои плечи эротически раздражающими царапинами, переместились на мою талию, и я понял, что она пытается дать мне место, чтобы лечь на спину, так что она могла бы переместиться на меня. С моей помощью ей это удалось легко, затем мягкие руки скользнули по моей груди к воротнику рубашки. По ее настоянию я уже снял галстук еще до того, как мы сели есть, чтобы ничто не мешало ее ищущим пальцам, когда они начали расстегивать пуговицы.
  
  Подняв верхнюю половину своего тела, но не разрывая поцелуя, она расправила мою рубашку и выдернула концы моих штанов. Мои руки тоже были заняты, и почти такими же движениями мы стянули друг с друга рубашки, затем легли обратно, снова сцепившись вместе во всю длину, наши голые груди соприкасались и ласкались.
  
  Мы стояли так долго, прежде чем я схватил ее за талию, слегка приподнял, а затем провел рукой между нами, чтобы расстегнуть пряжку ее ремня. Она повернулась набок, чтобы мне было легче, и я в ответ быстро расстегнул большие кнопки Levi. Она снова слегка приподнялась, чтобы я мог спустить джинсы с ее бедер.
  
  Отрываясь от моих губ и поднимая голову, Кенди посмотрела на меня. «Моя очередь», - мягко сказала она. Продвигаясь назад вдоль моего тела, она наклонилась, чтобы поцеловать мою грудь, затем поднялась на колени. Она сняла сначала одну штанину своих джинсов и трусиков, затем вторую, прежде чем снова наклониться, чтобы расстегнуть пряжку моего ремня.
  
  Мы в объятиях двинулись к кровати, и в другой момент я уже не играл…
  
  Телефонный звонок был коротким, но мгновенно разбудил меня. Я поднял трубку до того, как она снова зазвонила, тихо сказав: «Привет».
  
  "Г-н. Картер, сейчас двенадцать тридцать. Оператор тоже автоматически заговорила мягко, и она поспешила, почти извиняясь: «Вы просили меня позвонить вам, чтобы вы не пропустили встречу».
  
  «Да, большое спасибо. Я проснулся." Я сделал мысленную пометку, чтобы провести еще немного Хока упорнейшей-за денег и послать кое-что по операторам распределительных щитов. Не повредит, если на вашей стороне будет как можно больше людей.
  
  Кенди села, и простыня упала с ее груди. "Который сейчас час?"
  
  "1230."
  
  «Боже мой, Шерима должна быть дома». Она начала вылезать из постели, требуя: «Как ты мог дать мне поспать так долго?»
  
  «Ты проспал всего полчаса», - сказал я. «Когда вы высадились, была полночь».
  
  «Боже, куда делась ночь?» - сказала она, опуская ноги на пол и вставая у кровати.
  
  Я позволил своим глазам многозначительно скользить по ее обнаженному телу, а затем по смятой кровати, ничего не говоря.
  
  «Не говори этого», - засмеялась она, затем повернулась и побежала к дивану, чтобы забрать свои джинсы и рубашку. Наткнувшись на них, она сказала: «Надеюсь, Шеримы там нет. Она обязательно будет волноваться, а Абдул разозлится ».
  
  Последняя часть ее слов была произнесена с легким испугом. Я решил проследить за этим. «Абдул? Почему он должен злиться? Он ведь не твой босс?
  
  На мгновение взволнованная, она не ответила. Затем, собравшись с силами, она направилась к двери, засмеялась и сказала: «Нет, конечно, нет. Но ему все время нравится знать, где я. Думаю, он тоже считает, что должен быть моим телохранителем.
  
  Я встал и последовал за ней до двери. Обняв ее для последнего долгого поцелуя, я сказал, отпустив ее: «Я очень рад, что он не охранял ваше тело сегодня вечером, мэм».
  
  Она посмотрела на меня, и ее глаза были полны застенчивости. «Я тоже, Ник. И я действительно имею в виду это. А теперь, пожалуйста, мне пора.
  
  Я поднял свой стетсон со стула и провел им по обнаженным бедрам. "Да, мэм. Увидимся за завтраком.
  
  "Завтрак? О да, я попробую Ника, я действительно постараюсь.
  Глава 6
  
  Я думал о секс-конкурсе прошлой ночью, когда зазвонил мой телефон.
  
  «Ник, ты встал? Это Кенди.
  
  Я сказал ей, что только одеваюсь, хотя на самом деле я не спал чуть позже пяти. После тренировки и душа я провел около тридцати минут по телефону в штаб-квартире AX. Я хотел узнать, поступала ли какая-либо дополнительная информация о планах Меча, но, как мне сказали, не было получено. Наши местные агенты узнали, что большинство радикальных подпольных группировок в районе округа, по-видимому, активизировались после того, как в течение почти года оставались относительно тихими. Некоторые из них, особенно революционно-террористическая группировка, известная как Коалиция американских арабов, проводили тайные собрания, на которых присутствовали только руководители подразделений, хотя все члены были приведены в состояние боевой готовности. За что никто не видит
  
  
  
  
  
  не должен знать.
  
  - Завтрак, Ник, - нетерпеливо сказала Кенди.
  
  «Отлично», - ответил я. "Вниз по лестнице?"
  
  "Да. Увидимся в Террасе примерно через полчаса.
  
  - Значит, вы продали Шериму, выбравшись и познакомившись с ее публикой?
  
  Кенди ответила: «Нас будет только двое, Шерима и я». В ответ на мой вопрос это не имело особого смысла, но тогда я понял, что бывшая королева, вероятно, была поблизости, и что Кенди не могла говорить слишком свободно. Желание подразнить ее при таких обстоятельствах было слишком сильным, чтобы сопротивляться, поэтому я сказал:
  
  «Я буду носить ковбойскую шляпу и эрекцию».
  
  Ее смех вырвался из моей трубки, прежде чем она повесила трубку.
  
  Сначала только несколько голов повернулись, чтобы взглянуть на двух привлекательных женщин, идущих к моему столу; но когда метрдотель, очевидно узнав Шериму, перехватил их на полпути через комнату и начал поднимать над ней формальную суету, люди обратили внимание. Голоса превратились в шепот, а случайные взгляды превратились в пристальные взгляды, пока Шерима разговаривала с официантом. К тому времени, когда они наконец прошли мимо покровительственного метрдотеля, я увидел, что почти все в зале узнали бывшую королеву. Даже обычно занятые официанты и официантки собрались у длинного фуршета, чтобы обсудить знаменитое прибытие.
  
  «Ник, мне жаль, что мы опоздали, - начала Кенди, - но я ...»
  
  - Не верьте ей, мистер Картер, Ник, - прервала Шерима. «Кенди не имела ничего общего с нашим опозданием. Это моя вина. Мне нужно время, чтобы решить, что я готов столкнуться с тем, что, я уверен, происходит позади нас ». Она протянула руку и добавила: «Я Лиз Ченли».
  
  Получив от нее намек на непринужденность, я пожал руку.
  
  «Привет, Лиз. Кенди говорит, что вы сегодня ходили на охоту, - сказал я. «Куда вы идете?»
  
  «В Мэриленд», - сказала она. - В районе Потомака и к северу оттуда. Вчера вечером я ужинал с Secre ... со старым другом, и он предположил, что в этом районе может быть именно то, что я ищу. Я хочу где-нибудь, где я могу разместить своих лошадей.
  
  Мне понравилось, как Шерима остановилась перед тем, как сказать госсекретарю, и превратила это в «старого друга». Это показало, что она была достаточно уверена в себе, чтобы не отказываться от известных имен, чтобы обеспечить себе положение. Я решил, что за этим красивым лицом скрывается милый человек.
  
  Официант осторожно парил на заднем плане, и я жестом пригласил его заказать нашу еду. Яйца-пашот, тосты, кофе для Шеримы; то же самое с Кенди, только ее яйца будут парить над изрядной порцией солонины; ветчина и яйца, тосты и кофе для меня.
  
  Я перевела разговор на дневную повестку дня Шеримы, любезно предложив свои услуги в качестве гида - разумеется, с разрешения Ее Высочества. Так же любезно она приняла услуги отзывчивого американца. Нога Кенди терлась о мою, медленно и чувственно. Когда я взглянул на нее, она невинно улыбнулась мне, затем повернулась, чтобы предложить Шериме еще кофе, ее нога не останавливалась ни на мгновение.
  
  Мне было трудно сосредоточиться на недвижимости Мэриленда.
  
  Хриплый телохранитель открыл дверь лимузина, как только увидел, что Шерима и Кенди появились в подъезде отеля. Затем он внезапно заметил, что я иду близко сзади, его правая рука отпустила дверь и автоматически устремилась к поясу. Слова Шеримы остановили его прежде, чем он смог вытащить пистолет, который, как я знал, должен был быть спрятан там. Она тоже, очевидно, поняла, что означало его внезапное действие.
  
  «Все в порядке, Абдул». - тихо сказала она, повернувшись ко мне, добавив: Картер с нами. Я подошел к ней и Кенди, и она продолжила: «Ник, мистер Картер, я хочу, чтобы вы познакомились с Абдулом Бедави, который присматривает за мной и Кенди. Абдул, мистер Картер пойдет с нами сегодня. Он мой друг, и он знает, куда мы собираемся ».
  
  Я не мог решить, было ли выражение на лице Абдула результатом подозрения, признания моего имени или явной неприязни. Но в одно мгновение он покрыл это широкой улыбкой, хотя его глаза продолжали оценивать меня с головы до пят, пока он кланялся. Говоря с Шеримой, он пристально наблюдал за мной. «Как хотите, миледи».
  
  Я протянул правую руку и сказал: «Привет, Абдул. Рад знакомству. Я постараюсь не заблудиться.
  
  «Я тоже буду стараться не дать нам сбиться с пути», - ответил он.
  
  С его стороны было некоторое колебание, прежде чем он наконец взял меня за руку. В течение еще одного короткого мгновения мы проверили друг друга на прочность, но оба не заметили этого. Его хватка была сокрушительной, и он казался удивленным, что я не попытался оторваться от нее. Однако никто из наблюдающих не заподозрил бы нашу маленькую битву по улыбкам на наших лицах или по его сердечности, когда он наконец отпустил, поклонился и сказал: «Приятно познакомиться, мистер Картер». Его английский был формальным, точным и типичным для арабов, выросших в странах, где англичане и американцы имели сильное влияние.
  
  Бедави придерживал дверь, пока мы не уселись на заднее сиденье машины, затем обошел и занял свое место
  
  
  
  
  
  Я заметил, что первым делом он опустил окно, отделявшее задний отсек от сиденья шофера, что обычно делали бы пассажиры, когда были готовы поговорить с водителем. Он не рисковал пропустить ни слова из сказанного.
  
  Когда мы двинулись в путь, Шерима, оглянувшись вокруг машины, сказала: «Сегодня другая машина, Абдул?»
  
  Презрение было очевидно в его голосе, когда он ответил: «Да, миледи. Я не знаю, что происходит в посольстве. Кажется, они не могут понять, что у нас должна быть собственная машина. Я провела два часа после того, как мы вернулись вчера вечером, проверяя другую машину, чтобы убедиться, что сегодня у нас снова не будет проблем. Затем, когда я сегодня утром приехал в посольство, они приготовили для нас эту машину. Другой пропал ».
  
  Мне пришло в голову, что, возможно, Хоук снова играл в игры с машиной, но я был достаточно уверен, что он сказал бы мне об этом. Я задавался вопросом, был ли кто-нибудь в посольстве причастен к заговору Меча, когда направлял Бедави через Джорджтаун на М-стрит к Канал-роуд. Было сложно играть в навигатора и туристического гида одновременно, но мне удалось указать на несколько интересных магазинов и прекрасных ресторанов в этом очаровательном старом секторе столицы, когда мы проезжали мимо.
  
  «Это Канал-роуд, Абдул, - сказал я, когда мы свернули с М-стрит и двинулись по живописному шоссе. «Мы еще некоторое время остаемся на этом пути. В конечном итоге он становится бульваром Джорджа Вашингтона и ведет нас именно туда, куда мы хотим ».
  
  «Да, мистер Картер», - холодно ответил шофер. «Сегодня утром я некоторое время изучал карты».
  
  "Ты никогда не спишь?" Я спросил.
  
  «Мне нужно очень мало сна, сэр».
  
  - прервала Шерима, чувствуя, как я чувствовал, напряжение, которое нарастало между нами. «Почему они называют это Канал-роуд?»
  
  «Ну, вы видите ту большую канаву, наполненную водой», - сказал я, указывая в окно. Когда они автоматически кивнули, я продолжил: «Это то, что осталось от старых барж-каналов Чесапик и Огайо. Баржи с грузом и пассажирами буксировали на мулах. Вы все еще можете увидеть тропу. Это голая полоска на траве у канала.
  
  «Насколько я помню, кто-то рассказывал мне, что раньше канал шел до Камберленда, штат Мэриленд, а это, должно быть, почти двести миль. В конце концов, он был связан каким-то виадуком через Потомак с Александрией. Сотню лет баржи ходили по каналу, а затем он был закрыт примерно в то время, когда закончилась Первая мировая война ».
  
  «Что они теперь с этим делают?» - спросила Кенди.
  
  «Он был сохранен Службой национальных парков, - объяснил я, - и люди используют его только для пеших прогулок или катания на велосипеде по тропе. Не знаю, делают они это до сих пор или нет, но когда я был здесь несколько лет назад, по каналу все еще ходила баржа для осмотра достопримечательностей. Конечно, это была не одна из оригинальных, а всего лишь копия. Они говорят мне, что это была очень веселая поездка с мулом, который тащил баржу. Должно быть, день прошел отлично.
  
  Пока женщины смотрели в окно, снова и снова восклицая над красотой пейзажа вдоль маршрута канала, я следил за тем, как Бедави управлял большой машиной. Он был отличным водителем, несмотря на то, что ехал по незнакомым дорогам, внимательно следя за каждым проезжающим знаком или поворотом. В какой-то момент он заметил, что я наблюдаю за ним в зеркало заднего вида, и натянутая улыбка появилась на его лице.
  
  «Не волнуйтесь, мистер Картер, - сухо сказал он, - я благополучно доставлю нас туда».
  
  «Скоро мы выезжаем на бульвар Джорджа Вашингтона», - сказал я, словно пытаясь объяснить свое внимание к нему и дороге. «Мы продолжаем ехать по нему, пока он не превратится в бульвар Макартура. Тогда мы сможем сойти с него практически в любой точке и отправиться в страну лошадей вокруг Потомака, штат Мэриленд ».
  
  «Миледи, - быстро сказал он, - разве вы не хотели пойти, чтобы осмотреть достопримечательности этого маршрута?»
  
  «О да, - сказала она. «Грейт-Фолс. Там должно быть красиво. Это не мешает нам, Ник?
  
  "Не за что. Бульвар Макартура ведет прямо к нему. И это действительно на что посмотреть ».
  
  Через несколько минут машина плавно въехала на стоянку зоны отдыха Грейт-Фоллс. Машин было на удивление мало. Я внезапно понял, что это был будний день, и большая часть Вашингтона была на работе.
  
  Шерима, Кенди и я направились к водопаду. Бедави остался. Когда я повернулся, чтобы посмотреть, что он задумал, он склонился над открытым капотом, очевидно возясь с мотором.
  
  Когда мы двинулись по дорожке через то, что когда-то было шлюзом канала, трое мужчин, которые стояли возле офиса Park Service в районе, который раньше был местом остановки для отдыха на канале и гостиницы, тоже двинулись в эту сторону. Судя по тому, что они почти навязчиво фотографировали друг друга перед ближайшей вывеской, и по совокупности фотоаппаратов, висевших на шее у каждого из них, я заподозрил, что они японцы. Я увидел, что был прав, когда мы подошли ближе, и они перешли на другую сторону канала.
  
  
  
  
  
  Идемте, - крикнул один из них своим товарищам, глядя на часы. «Мы должны поторопиться, если мы хотим сфотографировать водопад и все же успеть в город, чтобы сфотографировать Капитолий и памятник Вашингтону».
  
  Я улыбнулся про себя, подумав, насколько типичным было их стремление записывать все, что они видели, на пленку. Затем меня внезапно осенило, что необычным в этой сцене было то, что очевидный лидер трио говорил на английском, а не на японском. Пока я смотрел, как они спешат вдоль берега канала и направляются к распускающимся деревьям и кустарникам, в глубине моей души прозвенел небольшой предупреждающий звонок. Пока Шерима и Кенди пересекали дорожку над каналом, я остановился и оглянулся в сторону того места, где Бедави все еще возился под поднятым капюшоном. Я понял, что наша машина была единственной машиной на большом участке, за исключением Datsun, припаркованного в дальнем конце. Судя по всему, группа туристов, вернувшаяся с водопада по мере нашего приезда, уехала на других машинах. Очевидно, телохранитель Шеримы тоже подумал, что мы вошли в служебное здание парка, иначе он бы пошел за нами.
  
  "Ник! Давай!" Кенди махала мне рукой с поворота в лес. Я помахал им и пошел за ними, остановившись всего на мгновение, чтобы еще раз повернуться, чтобы увидеть, услышал ли ее Бедави и пойдет ли за нами. Он не поднял головы. «Наверное, мотор работает, и я ничего не слышу», - решил я.
  
  Когда я догнал Шериму и Кенди, они деловито читали медную доску, прикрепленную к огромному валуну у тропы к водопаду. Японских жучков камеры нигде не было видно, что меня не удивило, но я ожидал услышать их на извилистой дороге, которая лежала впереди. Однако в лесу вокруг нас было тихо, и единственным звуком была женская болтовня.
  
  Я прошел мимо них, затем подождал, пока они не догнали пешеходный мост через первый из небольших стремительных ручьев, шумно текущих через лес. Когда они посмотрели на пенистую воду под нами, Кенди спросила: «Почему она такая пенная? Кажется, вода не движется так быстро, чтобы образовать пену ».
  
  «Эти пузыри создает не природа. Это обычное старое американское загрязнение, - сказал я. «Эта пена именно такая, как выглядит - мыльная пена. Если быть точным, моющее средство. Они попадают в реку сверху по течению, а затем, когда здесь их заводит быстрое течение, начинает образовываться пена, как в стиральной машине ».
  
  Мы перешли к другому пешеходному мосту, который пересек более быстрое течение, прорезавшее более глубокий овраг в скале. Шерима указала нам на одно место, где стремительная вода вырыла выбоину; внутри ямы был зажат небольшой камень, и вода, протекавшая через выбоину, неистово вращала его. Она начала рассказывать Кенди о ледниковом саду, который она посетила в Люцерне, Швейцария. Я воспользовался их интересом к обсуждению того, как вода может делать маленькие камни из больших, и ускользнул вперед по тропе.
  
  Примерно в двадцати ярдах от меня внезапный треск ветки в сторону и чуть впереди меня заморозил. Я подождал мгновение, затем, ничего больше не услышав, сошел с тропы и скользнул в кусты, двигаясь по широкому кругу.
  
  "Где они?"
  
  Шепот был на японском, слева от меня, ближе к тропе к водопаду. Проползая вперед, я обнаружил, что смотрю на спины двух японских туристов, которые притаились за огромным валуном.
  
  «Заткнись», - прошипел второй мужчина в ответ на тревожный вопрос своего товарища. «Они скоро будут».
  
  Нервного нельзя было заставить замолчать. «Почему их трое? Нам сказали, что будет всего две женщины. Мы тоже должны убить этого человека? Кто он?"
  
  «Я не знаю, кто он», - сказал другой. Я узнал в нем англоговорящего наблюдателя.
  
  Переводить японский шепот было трудно, и мне хотелось, чтобы он снова использовал английский. «Кем бы он ни был, он должен умереть, как они. Свидетелей быть не должно. Таков приказ Меча. А теперь молчи; они тебя услышат ».
  
  Японец и работающий на Меча! «Подожди, пока Хоук не узнает об этом», - подумал я и добавил себе, если когда-нибудь узнает. Я был почти уверен, что смогу справиться с парой передо мной, несмотря на пистолеты с глушителем, которые они держали в руках. Это был третий, кто меня беспокоил. Я не знала, где именно он, и женщины будут рядом в любой момент. Молясь, чтобы выбоина и крутящийся камень гипнотизировали их еще на несколько минут, я вытащил Вильгельмину из кобуры на поясе и позволил Хьюго упасть мне в руку из ножен предплечья. Оба ожидающих убийцы должны были умереть одновременно, без шума. Сняв куртку, я намотал ее на левую руку и люгер. Это был импровизированный глушитель, но он должен был подойти.
  
  Я быстро продвинулся на четыре шага вперед, оказавшись прямо за парой, прежде чем они заметили мое присутствие. В тот момент, когда замотанный тканью Люгер коснулся задней части шеи нервного японца, я натянул курок
  
  
  
  
  
  . Я позаботился о том, чтобы дуло было наклонено вверх, чтобы пуля прошла через его мозг, выйдя из макушки. Как я рассчитал, пуля продолжила свой путь в небо. Я не мог допустить шума, который был бы неизбежен, если бы он ударился о камень или дерево, когда вылетел из его черепа.
  
  Даже когда его голова дернулась назад в смертельном сокращении, мой нож скользил между дисками позвоночника другого, разрывая связки, которые контролировали его нервную систему. Моя рука в куртке вышла вперед и сомкнулась вокруг рта мертвеца, на случай, если он закричит, но ртом воздух не хватило. Я качнул бедром, чтобы прижать первого мертвого человека к валуну, а второго тихонько опустил на землю, а затем позволил его товарищу тихо соскользнуть рядом с ним. Когда я это сделал, я услышал зов сзади по тропе.
  
  «Ник, ты где?» Это была Кенди. Должно быть, они поняли, что меня больше нет, и, возможно, испугались тишины леса.
  
  «Здесь», - отозвалась я, решив, что я должна позволить третьему убийце найти меня. «Просто продолжай идти по тропе».
  
  Уложив куртку так, будто я небрежно перекинул ее через руку, я вышел на тропу и пошел дальше. Я знал, что он должен быть поблизости - они не разошлись бы слишком далеко друг от друга - и был прав. Когда я обогнул огромную гранитную плиту, которая фактически образовала стену рядом с тропой, он внезапно появился в поле зрения, преградив мне путь. Пистолет с глушителем прицелился мне в живот
  
  «Не стреляйте; Я Меч, - прошептал я по-японски. Его колебания указали на то, что он непрофессионал, и стоили ему жизни. Пуля от моего люгера, завернутого в куртку, попала ему в сердце и полетела вверх, на мгновение приподняв его тело, прежде чем он начал резко падать вперед. Я поймал его и потащил за гранитную плиту, бросив туда. Из его разинутого рта вырвалось жуткое бульканье. Я не мог рискнуть, что Шерима или Кенди услышат его, когда они проходят, поэтому я сорвал пучок травы и засунул его глубоко между губами, которые уже посинели. Кровь хлынула из-под моего импровизированного кляпа, но в него не проникало ни звука. Повернувшись и отбежав на несколько футов к тому месту, где лежали другие мертвые японцы, я обвел их вокруг валуна, на котором они устроили засаду, и действовал быстро, пока я слышал слова Шеримы и Кенди голоса приближаются. К тому времени, когда они подошли ко мне, я снова стоял на тропе, моя куртка снова небрежно накинулась на руку, так что пулевые отверстия не были видны, воротник и галстук расстегнулись. Я переложил пистолет, кобуру и бумажник в карманы брюк.
  
  Кенди задала вопрос, который был на их лицах. «Слишком тепло, Ник?»
  
  «Да, мэм», - протянула я. «В такой теплый день этот поход, несомненно, будет жарким делом. Надеюсь, дамы, вы не против.
  
  «Я точно не знаю, - сказала Шерима. «Этот костюм с шерстяными брюками тоже начинает казаться довольно неудобным».
  
  «Моя тоже», - вмешалась Кенди. «На самом деле, я думаю, что просто накиню эту куртку себе на плечи». Она сняла куртку, и, когда я помог ей поправить ее на плечах, я заметил, что она остановилась на бюстгальтере под сегодняшней сшитой по мужски белой рубашкой. Ей не удалось удержать ее пышную грудь. Она, казалось, почувствовала мою критическую оценку, потому что повернулась ровно настолько, чтобы коснуться моей правой грудью, а затем невинно посмотрела на меня. Я играл с ней в эту игру, поднимая руку, как будто собираясь убрать сбившуюся прядь моих волос, но при этом стараясь, чтобы мои пальцы скользили по выпуклой рубашке. Ее быстрый приглушенный вздох сказал мне, что она испытывает то же желание, что и я.
  
  «Думаю, нам лучше двигаться дальше», - сказал я, отходя от нее и снова идя впереди по тропинке. «До водопада совсем немного. Если внимательно прислушаться, можно услышать воду ».
  
  «Наверное, это был тот шум, который я слышал», - сказала Шерима, поворачиваясь к Кенди. «Но я думал, что это ты, Ник, передвигался в кустах перед нами после того, как мы пропустили тебя в том месте с выбоиной».
  
  «Должно быть, это был водопад», - согласился я, благодарный за нарастающий шум, доносившийся до нас, пока мы шли. «Я решил продолжить, пока вы двое смотрите на замки. Я любитель фотоаппаратов и подумал, что могу догнать тех японских туристов и посмотреть, какое у них оборудование. Но они, должно быть, прислушались к тому, кто так беспокоился о времени, потому что их нет рядом, и, вероятно, они уже намного опередили нас. Мы увидим их на смотровой площадке у водопада ».
  
  К тому времени рев воды, несущейся по водопаду впереди, был довольно громким, затем, когда мы завернули за поворот, нас поразила вся красота огромного крутого каскада.
  
  «Боже мой, это фантастика», - воскликнула Шерима. «Так мило и так страшно одновременно. Всегда ли это так жестоко, Ник?
  
  «Нет», - сказал я, когда мы подошли к металлической трубе, служившей забором вокруг смотровой площадки, созданной природой и Службой парков. «В это время года с весенними оттепелями вода высока.
  
  
  
  
  
  Мне говорят, что иногда это превращается в струйку, но сейчас в это сложно поверить. И из того, что я помню из своего последнего визита сюда, наводнения, кажется, смыли здесь довольно много берегов ».
  
  «Есть ли опасность?» - спросила Кенди, немного отойдя от перил.
  
  «Нет, я уверен, что это безопасно, иначе кто-нибудь из парковой службы не подпустит нас», - сказал я. Я накинул куртку на перила, затем повернулся, взял ее за руку и снова потащил вперед. «Послушайте, вы видите, что воде еще предстоит подняться, прежде чем она доберется сюда».
  
  Когда она… убедилась в безопасности нашей точки обзора, я обратил их внимание на другой берег реки. «Это сторона Вирджинии», - объяснил я. «Земля там выше. Он образует частоколы, что-то вроде тех, что на Гудзоне напротив Нью-Йорка, только не такие крутые. Вдоль той же стороны проходит шоссе, и на таком плато есть отличное место, чтобы посмотреть вниз на пороги. Там тоже разбили небольшую рощу для пикника. Может быть, вам удастся увидеть оттуда Грейт-Фолс ... Эй! Слей это!"
  
  «О, Ник, твой пиджак!» - воскликнула Кенди, перегнувшись через перила и с грустью наблюдая, как моя куртка быстро продвигается по воздуху к воде.
  
  Я просто вздохнул, и она и Шерима сочувственно застонали, когда он упал в воду и был унесен пенящимся потоком под нами. Привлекая их внимание к противоположному берегу, я снял куртку через перила. Возможно, Хок не был бы слишком рад, что часть дорогого гардероба была так легко выброшена, но я бы все равно не смогла бы надеть ее снова. Никто бы не поверил, что две круглые опаленные дырочки были последним событием в мужской моде - даже в Техасе.
  
  «О, Ник, твоя прекрасная куртка, - снова простонала Кенди. «Было ли в нем что-нибудь ценное?»
  
  «Нет. К счастью, кошелек и большинство бумаг у меня в штанах, - сказал я, показывая бумажник и надеясь, что они подумают, что выпуклость Люгера на другой стороне - это мои «документы». Я добавил: «Это привычка, которую я приобрел в Нью-Йорке после того, как карманник поднял практически все, что я нес, пока я рассказывал ему, как добраться до Таймс-сквер».
  
  «Ник, я чувствую ответственность», - сказала Шерима. «Вы должны позволить мне заменить его для вас. В конце концов, вы здесь, потому что. Я хотел увидеть водопад. Мне жаль, что друг Абдула никогда этого не предлагал ».
  
  «Я здесь, потому что хочу быть здесь», - сказал я ей. «И не беспокойтесь о его замене; вы знаете, сколько денег мы, люди в нефтяной отрасли, выбрасываем на счета, лоббируя в Вашингтоне ».
  
  Она как-то странно посмотрела на меня, затем они с Кенди рассмеялись, когда моя улыбка сказала им, что я шучу. «Если бы они только знали, - подумал я, - откуда у меня счет!
  
  Я посмотрел на часы и сказал, что нам лучше вернуться к машине и продолжить нашу домашнюю охоту. Когда мы возвращались по своим следам, я сказал: «Я надеялся, что мы сможем пообедать где-нибудь в хорошем месте в районе Потомака, но я считаю, что со мной в рубашке с рукавами нам придется довольствоваться Биг Маком».
  
  "Что такое Биг Мак?" - спросили они оба сразу, в их голосах смешались удивление и веселье.
  
  «Верно», - сказал я, хлопнув себя по лбу, - «я забыл, что вы двое так долго не выезжали из страны, что у вас никогда не было вкусностей века. Дамы, я обещаю вам, что если мы найдем Макдональдс, вас ждет настоящий сюрприз ».
  
  Они пытались убедить меня рассказать им секрет Биг Мака, пока мы шли, и я настаивал на своей игре, отказываясь что-либо объяснять дальше. Я вовлек их в это смехотворное обсуждение, пока мы проходили мимо участка, где три трупа были усеяны подлеском, и они прошли мимо, не заметив ни намека на кровопролитие, которое недавно там произошло. Мы как раз подошли к мосту, где женщины наблюдали за вращающейся скалой в выбоине, когда к нам подбежал Абдул. Я задавался вопросом, почему он не появился раньше, учитывая его предполагаемую приверженность роли сторожевого пса, но у него было готово объяснение.
  
  «Миледи, прости меня», - умолял он, почти падая ниц перед Шеримой. «Я думал, что вы зашли в то здание возле стоянки, поэтому я начал проверять двигатель машины, как я хотел сделать, прежде чем мы уехали. Всего несколько минут назад я обнаружил, что вас там нет, и сразу же пришел за вами. Прости меня." Его лук снова почти коснулся земли.
  
  «О, Абдул, все в порядке», - сказала Шерима, взяв его за руку, так что ему пришлось подняться. «Нам было весело. Мы просто пошли к водопаду и обратно. Тебе следовало быть рядом… Видя, что он ошибся в ее понимании, приняв это за выговор, она поспешила объяснить: «Нет, я имею в виду, что тебе следовало быть там, чтобы увидеть водопад. Они впечатляющие, как и сказал вам ваш друг. И вы могли наблюдать, как куртка мистера Картера улетела на мыльную пену.
  
  Он казался совершенно озадаченным ее последними словами, и к тому времени, когда она закончила
  
  
  
  
  
  Эд объяснил ему мою потерю, мы вернулись к лимузину. Он задумчиво посмотрел на меня, когда мы сели в машину, и я решил, что ему, вероятно, интересно, что за неосторожный идиот, если я потеряю ценную куртку, как я, но он только вежливо выразил свои сожаления, затем сел и начал возвращаться к Фоллс-роуд.
  
  Мы только начали через Потомак, когда маленький кинжал, пронзивший мои мысли, внезапно проявил себя: какой друг Абдула рассказал ему о Грейт-Фолс? Он никогда раньше не был в этой стране. Так когда же он встретил здесь друга? Дважды Шерима упоминала, что предложение о боковом путешествии к водопаду было сделано этим неизвестным другом, и дважды мой мозг зарегистрировал это, а затем перешел к другим вещам. Я сделал еще одну мысленную заметку, чтобы попытаться узнать, либо от Кенди, либо через нее, где Абдул встретил этого знакомого.
  
  Следующие пару часов были потрачены на то, чтобы просто разъезжать по местности, что позволило Шериме увидеть типы усадеб, которые усеяли ее, и холмистую местность, которая сопровождала их. Нам приходилось останавливаться несколько раз, когда она восхищалась табуном лошадей, пасущимся на пастбище, или когда она приходила в восторг от частной трассы для бега с препятствиями, которая простиралась почти до обочины.
  
  Мы так и не нашли «Макдональдс», поэтому Т, наконец, пришлось рассказать им о сети бургеров и их меню. На обед мы остановились в маленькой деревенской гостинице, после того как я проверил ее, чтобы убедиться, что меня обслужат без куртки.
  
  В какой-то момент я извинился и пошел в мужскую комнату, вместо этого направившись к телефонной будке, которую заметил возле кассы. Я был удивлен, обнаружив Абдула перед собой. Он отказался пообедать с нами; когда мы были внутри, Шерима объяснил, что предпочитает готовить себе еду, строго придерживаясь своих религиозных диетических законов.
  
  Он заметил меня почти в то же время, когда я увидела его в телефонной будке, он быстро повесил трубку и вышел, чтобы уступить мне место.
  
  «Я докладывал в посольство, где мы находились», - холодно сказал он. «Его Величество может захотеть связаться с моей леди в любое время, и мне приказано регулярно сообщать нашему послу о нашем местонахождении».
  
  Это казалось логичным объяснением, поэтому я ничего не сказал, просто позволив ему пройти и наблюдая, пока он не выйдет к машине. Затем я позвонил Хоуку, чтобы сам доложить. Не нужно было беспокоиться об отсутствии скремблера в телефоне-автомате. Он немного расстроился, когда я попросил кого-нибудь привести в порядок ландшафт Грейт-Фолс. Я оставил подробности того, как собрать три трупа, не вызывая подозрений у какого-то сотрудника службы парков, перед ним, и просто кратко изложил ему наш график на остаток дня, а затем сказал ему, что свяжусь с ним. когда мы вернулись в Уотергейт.
  
  Незадолго до того, как я повесил трубку, я спросил, смогла ли Секция связи проникнуть в апартаменты Шеримы, чтобы вывести наши ошибки. Его ворчание отвращения сказало мне, что подслушивающие устройства не были установлены, а затем он объяснил, почему. «Похоже, кто-то позвонил в посольство Адабии и предположил, что Шерима могла бы чувствовать себя более как дома, если бы местные картины и изделия ручной работы были отправлены для украшения номера, пока ее не было. Во всяком случае, Первый секретарь был в номере почти с того момента, как вы все уехали, и весь день у него были люди, которые приносили и уносили вещи. Мы готовы к заселению, как только они выйдут оттуда, но мне кажется, что первый секретарь хочет быть рядом, когда Шерима вернется, чтобы он мог взять на себя работу по отделке.
  
  «Кто звонил, чтобы предложить все это?»
  
  «Мы не смогли узнать - пока что», - сказал Хоук. «Наш человек в посольстве думает, что звонок был направлен непосредственно послу, поэтому он должен был исходить от самой Шеримы, вашей мисс Найт или, возможно, от того бедави».
  
  «Кстати о нем, - сказал я, - посмотрим, сможешь ли ты узнать, знает ли он кого-нибудь в посольстве или имел ли возможность связаться с другом здесь».
  
  Я рассказал ему, как была предложена наша боковая поездка в Грейт-Фоллс. Хоук сказал, что постарается дать мне ответ к тому времени, когда мы вернемся.
  
  Затем, повысив голос до почти предостерегающего тона, он сказал: «Я позабочусь об этих трех упаковках японских товаров, которые вы упомянули, оставив их у водопада, но, пожалуйста, постарайтесь быть более осторожными в будущем. Такого рода инкассаторскую службу организовать в этой сфере довольно сложно. Конкуренция между агентствами, которым, возможно, придется участвовать, настолько велика, что одно из них может счесть выгодным использовать информацию против нас с точки зрения бизнеса ».
  
  Я знал, что он имел в виду, что ему придется договориться с ФБР или ЦРУ, чтобы скрыть судьбу троицы потенциальных убийц. Подобные просьбы о помощи всегда его расстраивали, поскольку он был уверен, что ему придется отплатить за услугу в десять раз позже. «Прошу прощения, сэр», - сказал я, пытаясь звучать так, как будто я был. «Этого больше не повторится. В следующий раз я останусь позади ».
  
  «В этом не будет необходимости», - резко сказал он,
  
  
  
  
  затем повесил трубку.
  
  Вернувшись в Шериму и Кенди, я обнаружил, что обед уже прибыл. Мы все проголодались после прогулки, и, поскольку я занимался немного большим количеством упражнений, чем другие, мой желудок кричал обо всем, и еда была хорошей. Мы закончили быстро, затем провели еще час, путешествуя по стране охоты, а Кенди деловито делала заметки, пока Шерима рассказывала ей, какие разделы особенно интересовали ее. Они решили, что Кенди начнет связываться с агентами по недвижимости на следующий день. Надеюсь, они найдут дом в течение ближайшей недели или двух.
  
  Это было вскоре после шести вечера. когда Абдул снова повернул лимузин на подъездную дорожку к Уотергейту. К тому времени мы решили пообедать в Джорджтауне. Я настоял на том, чтобы они были моими гостями в ресторане 1789, отличном обеденном месте, расположенном в здании, построенном в том году, когда ресторан получил свое название. Шерима снова не решалась навязывать меня, но я убедил ее согласиться, приняв ее приглашение быть ее гостем на следующий вечер.
  
  Когда мы вышли из машины, Шерима приказала Абдулу вернуться в восемь тридцать, чтобы забрать нас. Я посоветовал нам легко поехать в Джорджтаун на такси, и что Абдул может хорошо провести ночь.
  
  «Спасибо, мистер Картер, - сказал он со своей обычной ледяной сдержанностью, - но мне не нужен выходной. Моя работа - быть в распоряжении миледи. Я вернусь в восемь тридцать ».
  
  «Хорошо, Абдул», - сказала Шерима, возможно, чувствуя, что чувства ее верного телохранителя могли быть задеты. «Но ты обязательно найдешь что-нибудь поесть».
  
  «Да, миледи», - сказал он, кланяясь. «Я немедленно сделаю это в посольстве. Я могу легко туда поехать и вернуться сюда, как вы сказали. Он завершил обсуждение, быстро обойдя машину и уехав.
  
  «Абдул очень серьезно относится к своей работе, Ник», - сказала Шерима, когда мы поднимались на наш этаж на лифте. «Он не хочет быть невежливым; это просто его манера ».
  
  «Я понимаю», - сказал я, останавливаясь у своей двери, пока они продолжали свой путь в свой номер. «Увидимся в холле».
  
  Несколько мгновений спустя я разговаривал по телефону с Хоуком, у которого была для меня кое-какая информация.
  
  «Во-первых, - начал он, - этот дурак Первый секретарь не сдавался ждать Шериму минут пятнадцать назад. Мы так и не попали в люкс, так что не рассчитывайте на ошибки ».
  
  Я начал что-то говорить о телефоне без кодировки, но он вмешался, чтобы сказать, что по крайней мере, Коммуникации не зря потратили день в Уотергейте. «В ваш телефон установлен скремблер, так что вы можете свободно разговаривать».
  
  "Большой! А как насчет трех моих друзей на водопаде? »
  
  «Как раз сейчас, - медленно сказал он, - их полностью сгоревшие трупы извлекают из обломков их« Дацуна »на бульваре Макартура, недалеко от Центра военно-морских исследований. Должно быть, лопнула шина, потому что они внезапно свернули и врезались в бензовоз, который ждал, чтобы въехать в Центр. В это время проезжала пара офицеров военно-морской разведки, которые видели аварию. К счастью, водитель автоцистерны прыгнул прямо перед взрывом. Судя по тому, что свидетели Военно-морского института сообщили полиции штата Мэриленд, водитель грузовика находится в полной безопасности. Это была просто случайность ».
  
  «Удалось ли вам что-нибудь узнать о них до аварии?»
  
  «Их фотографии и распечатки были сделаны, и мы установили, что они были членами Ренго Сэкигун. Мы думали, что большинство японских фанатиков Красной армии были схвачены или уничтожены, но очевидно, что эти трое бежали из Токио и направились в Ливан; их забрал «Черный сентябрь».
  
  «Как они сюда попали?»
  
  «Мы еще не установили это, но работаем над этим. Бейрутский офис сообщает, что у него был отчет о том, что некоторые японцы, обучаемые «Черным сентябрем», решили, что сентябрьская организация недостаточно воинственна для них, поэтому они самостоятельно вступили в контакт с парнями из Серебряных Ятаганов Меча. Возможно, он организовал их отправку сюда для этой работы на Шериме.
  
  «Значит, они не думали, что« Черный сентябрь »был достаточно воинственным», - размышлял я. «Что они думали о той маленькой бойне, которую устроили их соотечественники в аэропорту Лод в Тель-Авиве пару лет назад, - проявлением пацифизма?»
  
  «Какие у тебя планы на вечер?» Хок хотел знать. "Вы хотите назначить какую-нибудь резервную копию?"
  
  Я рассказал ему о нашем ужине в ресторане «1789», затем позвонил. Как по команде, в мою дверь постучали.
  
  Ослабив галстук, я подошел к двери и распахнул ее. Кенди тут же протиснулась мимо меня, быстро закрыв дверь за собой.
  
  "Разве ты никогда не заходишь в комнату?" Я упрекнул ее.
  
  «Никогда не скажешь, кто там», - ответила она, затем обняла меня за шею и поцеловала меня глубоко. Наши языки какое-то время играли в игры, потом она оторвала рот и сказала: «Ммм. Я хотел сделать это весь день, Ник. Ты даже не представляешь, как тяжело было хорошо себя вести, пока была Шерима ».
  
  «Ты не представляешь, как мне было тяжело, но как насчет Шеримы?» - спросил я, не совсем отвлекаясь на то, что она открылась.
  
  
  
  
  
  расстегивая рубашку, расстегивая пояс и направляя меня к кровати.
  
  «Она быстро приняла душ, а затем сказала, что собирается поспать до семи сорока пяти», - ответила Кенди, садясь на кровать и жестом приглашая меня присоединиться к ней. «Это означает, что у нас больше часа, прежде чем я должен вернуться туда и самому одеться».
  
  Я сел рядом с ней, взяв ее лицо руками.
  
  "Вы не против опасной жизни с нашим маленьким секретом, не так ли?"
  
  Сначала она улыбнулась в ответ на это, но внезапно ее лицо омрачилось, и большие карие глаза посмотрели мимо меня на дверь. В ее голосе прозвучала странная горечь, когда она рассеянно сказала: «У каждого есть секрет». Все мы, не так ли? Ты, я, Шерима, Абдул… Последнее было произнесено с мрачной гримасой, и я на секунду задумался, почему. «Даже его Высочайшее и Могущественное Величество Хасан…»
  
  Она поняла, что я внимательно наблюдаю за ней, пока она говорила, и, казалось, оторвалась от ее настроения, обвила своими тонкими руками мою шею и потянула вниз.
  
  «О, Ник, держи меня. Теперь никаких секретов - просто держи меня.
  
  Я накрыл ее полный рот своим и поцеловал. Она провела пальцами по моим волосам, затем провела ими по моей шее, отвечая на мой поцелуй долгим и глубоким. Мы раздели друг друга. Она подошла к кровати.
  
  Она лежала на спине, ее длинные волнистые волосы были разбросаны по подушке над головой. Ее глаза были частично закрыты, а лицо стало более расслабленным. Я провел пальцем по ее подбородку, затем по ее длинной классической шее, и она позволила глубокому вздоху сорваться с губ, когда мои ласки стали более интимными. Она повернулась к ней и настойчиво поцеловала меня.
  
  Несколько минут мы лежали бок о бок, не разговаривая, почти неуверенно касаясь друг друга, как будто каждый из нас ожидал, что другой каким-то образом возразит. Я видел, что она вернулась к своим мыслям. Время от времени она плотно закрывала глаза, словно стирая из головы какую-то мысль, затем широко открывала их, чтобы посмотреть на меня и позволить улыбке появиться на ее губах.
  
  Наконец, я спросил: «Что такое, Кенди? Вы много думаете о том или ином ». Я старался говорить максимально небрежно.
  
  «Ничего, действительно ничего», - мягко ответила она. «Я… я бы хотела, чтобы мы встретились десять лет назад…» Она снова перекатилась на спину и закинула руки на голову. «Тогда бы столько всего не случилось… С тобой, чтобы любить…» Она замолчала, глядя в потолок.
  
  Я приподнялся на локте и посмотрел на нее. Я не хотел, чтобы эта красивая женщина влюбилась в меня. Но тогда я также не собирался испытывать такие чувства к ней, как я.
  
  Я ничего не мог сказать в ответ на ее слова, что не выдало бы того факта, что я знаю гораздо больше о ее собственном тайном прошлом - и о том, о чем она, вероятно, говорила сейчас, - поэтому я заполнил молчание долгим поцелуем.
  
  В мгновение ока наши тела говорили все, что нужно было сказать в то время. Мы занимались любовью медленно и легко, как два человека, которые знают друг друга долгое время, доставляя и получая одинаковое удовольствие.
  
  Позже, когда мы спокойно лежали, положив голову Кенди мне на плечо, я чувствовал, что она расслабилась, напряжение ее прежних мыслей исчезло. Внезапно она резко выпрямилась.
  
  «Боже мой, который час?»
  
  Взяв часы с прикроватной тумбочки, я сказал: «Ровно семь сорок, мэм», - преувеличенно растягивая слова.
  
  Она смеялась. «Мне просто нравится, как ты говоришь, Ник». А потом: «Но теперь мне нужно бежать». Собрав одежду и практически прыгнув в нее, она бормотала, как школьница, приближающаяся к комендантскому часу. «Боже, надеюсь, она еще не проснулась ... Ну, я просто скажу, что мне нужно было спуститься в вестибюль для чего-то ... Или что я прогулялся или что-то в этом роде ...»
  
  Одетая, она наклонилась над кроватью и снова поцеловала меня, затем повернулась и выбежала из комнаты. «Увидимся через сорок пять минут», - крикнул я ей вслед.
  
  Принимая душ, я осознал, что независимо от того, на чем я сосредотачивал свои мысли, они всегда возвращались, чтобы сформироваться вокруг образа Кенди и повторить ее слова. У людей были секреты - это факт. И, возможно, мой секрет от нее был самым большим из всех. Но что-то в ее тоне меня беспокоило.
  
  Это превращалось в нечто большее, чем простая задача по защите бывшей королевы. Была загадка, которая запутала жизни этих людей, и хотя это могло быть личным делом, она все же заинтриговала меня. Тем не менее, казалось, что это были более чем личные соображения: и они, казалось, сосредоточились вокруг Абдула.
  
  Бедави мог просто завидовать тому, как я узурпировал его роль. Он определенно казался униженным из-за того, что ускользнул от своих обязанностей еще на водопаде, и после этого его холодность по отношению ко мне только усилилась. Тем не менее, я не мог избавиться от ощущения, что в грозно выглядящем телохранителе было больше, чем казалось на первый взгляд. Предыстория AX о нем была слишком неполной.
  
  Надеясь, что Хоук получит больше информации о друзьях Бедави в Вашингтоне, я вышел из душа под согревающими лучами верхней лампы. Я должен был поставить
  
  
  
  
  
  Я сказал себе, что мои рассуждения на какое-то время позволят мне отдохнуть, пока у меня не будет более надежной информации.
  
  Выбрав смокинг, в котором присутствовал техасский стиль, я начал одеваться, беззвучно смеясь над тем, как Хок не пропустил ни одной детали в моем гардеробе. На пиджаке, хоть и формальном, были пуговицы с логотипом моего предполагаемого бизнеса.
  Глава 7
  
  «Это было восхитительно, но мне кажется, что я набрала как минимум десять фунтов», - восторгалась Кенди, когда они с Шеримой ждали, пока я заберу их пальто из гардеробной. «Если она прибавит в весе, это не заметно, - подумал я, передавая чеки. Белое платье-футляр длиной до пола, которое было на ней, выглядело так, как будто оно было сшито на ней, и нежные руки прижимали мягкий материал к каждому изгибу. Без рукавов, с разрезом до колен, он подчеркивал как красноватые блики ее распущенных волос, так и золотистый загар, который, как я знала, покрывал каждый восхитительный дюйм ее тела. Я подозревал, что она выбрала платье именно по этой причине.
  
  «Я тоже», - согласилась Шерима. «Ник, ужин был замечательным. Кухня здесь не уступает любой кухне, которую я пробовал в Париже. Большое спасибо за то, что привезли нас ».
  
  «С удовольствием, мэм», - сказал я, взяв ее длинную соболью шубу у служанки и накинув ее на ее тонкие плечи, когда она указала, что предпочитает носить его в стиле плащей, как она делала раньше. На ней было черное платье в стиле ампир, которое подчеркивало ее черные волосы до плеч и высокую грудь, украшавшую ее стройную фигуру. Я был горд войти в столовую в 1789 году с двумя такими прекрасными женщинами и хладнокровно ответить на завистливые взгляды каждого тамошнего мужчины. Благодаря своим, казалось бы, бесконечным связям, Хоуку удалось в короткие сроки устроить для нас несколько уединенный стол, но я понял, что слухи о присутствии бывшей королевы быстро распространились, когда поток людей начал искать предлоги, чтобы пройти мимо нас, пока мы обедали. Я был уверен, что Шерима и Кенди тоже заметили, но ни один из них не решил об этом сказать.
  
  «Вот ты где», - сказал я, протягивая леопардовое пальто Кенди. Когда она закуталась в роскошную одежду, которая вызвала бы возмущение защитников дикой природы, я позволил своей руке задержаться на ее плечах на мгновение, касаясь ее мягкой, чувствительной кожи. Она одарила меня быстрой понимающей улыбкой. Затем, повернувшись к Шериме, она сказала то, что меня чуть не задушило.
  
  «Знаешь, я думаю, что собираюсь сделать зарядку, прежде чем лечь спать сегодня вечером».
  
  «Это хорошая идея», - согласилась Шерима, затем внимательно посмотрела на Кенди, возможно, подозревая двоякое значение ее друга.
  
  Когда Кенди вернула свой взгляд с невинным выражением лица, сказав: «Если, конечно, я не слишком устал. Ночь еще молода, - лицо Шеримы расплылось в теплой улыбке. Она нежно коснулась руки Кенди, и мы направились к двери.
  
  Когда мы вышли на улицу, я прошел между двумя женщинами, позволяя каждой взять под руку. Я сжал руку Кенди в локте, и она вернула жест, сжав мое предплечье. Затем легкая дрожь, которая, как я знала, возникла от сексуального возбуждения, охватила ее.
  
  "Холодно?" - спросил я, ухмыляясь ей.
  
  «Нет. Это красиво сегодня вечером. Здесь так тепло, больше похоже на лето, чем на весну. Ник, Шерима, - быстро добавила она, - что ты скажешь о небольшой прогулке? Эти старые дома здесь такие прекрасные, и упражнения пойдут на пользу всем нам ».
  
  Шерима повернулась ко мне и спросила: «Это будет безопасно, Ник?»
  
  «О, я так думаю. Кажется, сегодня вечером много людей наслаждаются хорошей погодой. Если хотите, мы могли бы прогуляться по Джорджтаунскому университету, затем обойти вокруг и пройтись по N-стрит до Висконсин-авеню, а затем по М-стрит. Вот где вы заметили все эти магазины сегодня утром, и я думаю, что некоторые из них открываются допоздна. Сейчас чуть больше одиннадцати, и, по крайней мере, вы могли бы сделать небольшой витрины.
  
  «Давай, Шерима, - сказала Кенди. «Звучит весело».
  
  К тому времени мы добрались до лимузина, где стоял Абдул, придерживая дверь. - Хорошо, - согласилась Шерима. Повернувшись к своему телохранителю, она сказала: «Абдул, мы собираемся немного погулять».
  
  «Да, миледи», - сказал он, как всегда, кланяясь. «Я пойду за тобой в машине».
  
  «О, в этом не будет необходимости, Абдул», - сказала Шерима. «Ник, не могли бы мы выбрать угол, где Абдул может встретить нас через некоторое время? А еще лучше, у меня есть идея. Абдул, оставайся на ночь свободным. Сегодня вы нам больше не понадобитесь. Мы можем вернуть такси в отель, правда, Ник?
  
  «О, конечно, - сказал я. «На Висконсин-авеню всегда много такси».
  
  Когда ее телохранитель начал протестовать, что ему не составит труда следовать за нами в машине и что это его место, чтобы быть с ней, Шерима подняла руку, чтобы заставить его замолчать. Этот жест, очевидно, был пережитком ее дней в качестве королевы Адаби и Абдула, опытного придворного, потому что молчал мгновенно.
  
  «Это приказ, Абдул, - сказала она ему. «Вы постоянно заботились о нас с тех пор, как мы приехали в эту страну, и я уверен, что вы сможете использовать остальное. А теперь делай, как я говорю ». Ее тон не оставлял места для споров.
  
  Поклонившись глубоко,
  
  
  
  
  
  Абдул сказал: «Как хотите, моя леди. Я вернусь в посольство. В какое время вы хотите, чтобы я был в отеле утром? »
  
  «Десять часов наверняка будет достаточно рано, - сказал Шерима. «Я думаю, что мы с Кенди тоже сможем хорошо выспаться, и эта небольшая прогулка будет как раз тем, что нам нужно».
  
  Абдул еще раз поклонился, закрыл дверь и обошел машину, тронувшись с места! когда мы начали идти по проспекту авеню к университетской территории всего в нескольких кварталах от нас.
  
  Проходя мимо старых зданий в кампусе, я рассказал девочкам то немногое, что знал о школе. Ему почти двести лет, и когда-то он находился в ведении иезуитов, а затем превратился в одно из самых известных в мире учебных заведений по изучению международной и дипломатической службы. «Многие из наших самых важных государственных деятелей учились здесь на протяжении многих лет, - сказал я, - что, я считаю, логично, поскольку оно находится в столице».
  
  «Это прекрасно», - сказала Шерима, восхищаясь готическим величием одного из главных зданий, когда мы проходили мимо. «А здесь так тихо; почти кажется, что мы отступили во времени. Я считаю, что это замечательно, как сохранились здания. Всегда так печально видеть, как величественная архитектура старых районов города игнорируется и приходит в упадок. Но это восхитительно ».
  
  «Что ж, мэм, наше путешествие во времени закончится, когда мы дойдем до Висконсин-авеню», - сказал я. «В такую ​​ночь пабы будут полны молодых людей, вовлеченных в очень современные социальные ритуалы! И, кстати, в Вашингтоне должны быть одни из самых красивых женщин в мире. Мой старый друг из Голливуда работал здесь над фильмом и поклялся, что никогда раньше не видел столько привлекательных женщин в одном месте. Вот что скажет голливудский мужчина.
  
  «Не поэтому ли вам нравится проводить так много времени в Вашингтоне?» - шутливо спросила Кенди.
  
  «Только бизнес со мной, мэм», - настаивал я, и мы все начали смеяться.
  
  К тому времени мы свернули на N-стрит, и они заметили старые дома, тщательно сохраненные в их первоначальном состоянии. Я объяснил, что с 1949 года и принятия Закона о Старом Джорджтауне никому не разрешается строить или сносить здания в Историческом районе без разрешения Комиссии изящных искусств.
  
  «Ник, ты говоришь, как путеводитель», - однажды подшутила Кенди.
  
  «Это потому, что я люблю Джорджтаун, - честно сказал я. «Когда я нахожу здесь время на поездку, я всегда заканчиваю прогулкой по улицам, просто наслаждаясь всей атмосферой этого района. На самом деле, если у нас будет время и вы не слишком устали в походе, я покажу вам дом, который я хотел бы купить когда-нибудь и просто поселиться в нем. Это на Тридцать второй улице и улице П. Когда-нибудь - может быть, очень скоро - но когда-нибудь у меня будет этот дом, - размышлял я вслух.
  
  Продолжая свой небольшой тур с лекциями, я осознавал, что день моей окончательной пенсии может никогда не наступить. Или что это может произойти очень скоро - и жестоко.
  
  Краем глаза я заметил, что потрепанный старый универсал проезжает мимо нас в третий раз, когда мы остановились напротив 3307 N Street, и я объяснял, что это дом, который купил президент Кеннеди, тогда сенатор. для Джеки в подарок после рождения дочери Кэролайн. «Они жили здесь до переезда в Белый дом», - сказал я.
  
  Пока Шерима и Кенди смотрели на дом и тихо разговаривали, я использовал возможность проследить, как универсал продвигается по кварталу. Сразу за углом Тридцать третьей улицы он остановился, дважды припарковавшись в темном месте в свете фонарей. Пока я смотрел, две темные фигуры вышли из правой двери, перешли улицу и пошли почти до перекрестка впереди нас. Я заметил, что в универсале было четыре человека, так что двое из них остались на нашей стороне улицы. Не будучи очевидным для Шеримы и Кенди, я перенес плащ, который носил через правую руку, на другую сторону после того, как вложил свой Люгер в левую руку так, чтобы пальто было накинуто на него. Затем я снова повернулся к девушкам, которые все еще шепотом говорили о трагедии Джона Кеннеди.
  
  «Идите, вы двое, - сказал я. «Это должна была быть ночь для развлечения. Мне жаль, что я остановился здесь ».
  
  Они подошли ко мне, оба подавленные и мало говорили, пока мы шли. Мы перешли Тридцать третью улицу, и я оставил их наедине с их мыслями. Боковым зрением я увидел двух мужчин, перешедших улицу. Они вернулись на нашу сторону и упали за нами. Примерно в тридцати ярдах впереди обе двери фургона с водительской стороны открылись, но никто не вышел. Я подумал, что это произойдет, когда мы подойдем ближе, где темнота была самой глубокой на блоке.
  
  Мои товарищи, очевидно, не замечали шагов, быстро приближающихся за нами, но я был. Еще несколько ярдов, и мы окажемся зажаты между двумя парами убийц, готовых сделать еще одну попытку в Шериме. Я решил действовать, пока мы были в
  
  
  
  
  
  месте, где часть света уличного фонаря проникала сквозь ветви еще безлистных деревьев.
  
  Внезапно повернувшись, я столкнулся с двумя высокими, мускулистыми черными, которые к тому времени уже почти бежали, чтобы догнать нас. Они остановились, когда я резко потребовал:
  
  «Вы обманываете нас?»
  
  Позади меня я услышал, как одна из женщин задохнулась, когда они внезапно повернулись и столкнулись с неповоротливой парой в темных одеждах, которые угрюмо смотрели на меня. Я также услышал металлический глухой удар вдали от квартала позади меня, который сказал мне, что дверь в припаркованном на две стороны универсале распахнулась и врезалась в один из автомобилей на обочине.
  
  «Нет, о чем ты говоришь?» один из мужчин возразил. Однако его действия противоречили его словам, когда он ринулся вперед с открытым ножом.
  
  Моя рука, закутанная в пальто, отвела нож в сторону, пока я нажимал на спусковой крючок «Люгера». Пуля попала ему в грудь и отбросила назад. Я слышал, как он кряхтел, но уже повернулся к своему партнеру, который царапал пистолет, застрявший у него на поясе. Мой стилет упал мне в правую руку, и я вонзила его в него, на мгновение прижала его руку к его животу, прежде чем вытащить ее. Затем я сделал выпад вперед еще раз и воткнул лезвие глубоко в его горло, а затем немедленно вытащил его.
  
  Кто-то, подумал я Кенди, закричал на звук моего выстрела, а затем другой крик - на этот раз от Шеримы - мгновенно вернул меня обратно к ним. Еще два здоровенных черных были почти на ногах. Один поднимал пистолет; другой, похоже, пытался открыть застрявший нож с выкидным лезвием. Я снова выстрелил в Вильгельмину, и часть лба стрелка внезапно исчезла, и ее сменил поток крови.
  
  Четвертый нападавший застыл на месте, когда я вытащил «люгер» из плаща и направил его на него. В дверном проеме дома рядом с нами загорелся свет, и я увидел, как страх превращает черное лицо в блестящую маску пота. Я подошел ближе и тихо сказал:
  
  «Кто такой Меч? А где он? »
  
  Черты испуганного человека казались почти парализованными, когда он посмотрел на меня, а затем на дуло люгера, направленное вверх под его подбородком. «Я не знаю, чувак. Клянусь. Честное слово, чувак, я даже не понимаю, о чем ты говоришь. Я знаю только то, что нам сказали стереть тебя с лица земли.
  
  Я мог сказать, что Шерима и Кенди приближались ко мне, инстинктивно ища защиты. И я тоже знал, что мой пленник говорит правду. Никто из тех, кто так боялся смерти, не стал беспокоиться о хранении секретов.
  
  "Хорошо. - сказал я. «И скажи тому, кто дал тебе приказ остыть, или он окажется здесь, как твои друзья».
  
  Он даже не ответил; просто повернулся, помчался к универсалу и запустил мотор, который был оставлен включенным, и уехал, не потрудившись закрыть двери, которые врезались в две машины, припаркованные вдоль улицы.
  
  Внезапно осознав, что огни горят почти в каждом соседнем доме, я повернулся и обнаружил, что Шерима и Кенди прижались друг к другу, с ужасом глядя на меня и на трех раскинувшихся на земле фигур. Наконец, Шерима заговорила:
  
  «Ник, что происходит? Кто они?" Ее голос был хриплым шепотом.
  
  «Грабители», - сказал я. «Это старый трюк. Они работают вчетвером и боксируют со своими жертвами, чтобы они не могли бежать ни в одном направлении ».
  
  Я понял, что они оба смотрят на пистолет и нож в моих руках - особенно на все еще окровавленный стилет. Я нагнулся, воткнул его глубоко в землю рядом с мощеной дорожкой и вытащил его чистым. Выпрямившись, я сказал: «Не позволяйте этому вас расстраивать. Я всегда ношу их с собой. Я приобрел привычку в Нью-Йорке, но никогда раньше не пользовался ими. У меня они были с тех пор, как меня там однажды ночью ограбили, и я провел неделю в больнице, наложив и сняв швы ».
  
  Уверенный, что звонок в полицию был сделан из одного из теперь ярко освещенных домов квартала, я положил Люгер обратно в кобуру и сунул нож обратно в рукав, затем взял девушек за руку и сказал:
  
  «Пойдем, поехали отсюда. Вы же не хотите ввязываться в подобное ». Мои слова были нацелены на Шериму, и, несмотря на ее шок, она поняла, что я имел в виду.
  
  «Нет. Нет. Это будет во всех газетах ... А что с ними? Она посмотрела на тела на земле.
  
  «Не волнуйся. О них позаботится полиция. Когда мы вернемся в отель, я позвоню своему другу из полиции и объясню, что произошло. Я не опознаю вас двоих, если в этом нет крайней необходимости. И даже если это так, я думаю, что полиция округа Колумбия будет так же стараться скрыть настоящую историю от газет, как и вы. Заголовки о нападении на вас были бы даже шире, чем о том, как застрелили сенатора Стенниса, и я уверен, что Округ не хочет больше такой огласки.
  
  Во время разговора я быстро провел их мимо двух мертвых и одного умирающего, лежавших на земле, и продолжил вести их за угол на Тридцать третью улицу. Двигаясь поспешно и ожидая прибытия полицейских машин в любой момент, я продолжал их движение, пока мы не доехали до угла.
  
  
  
  
  
  of O Street, а затем дайте им отдохнуть минутку перед исторической старой епископальной церковью Святого Иоанна.
  
  "Ник! Смотри! Такси! »
  
  Первые слова Кенди с начала нападения были самыми приятными, которые я слышал за долгое время. Это не только означало, что она вышла из шока, который временно парализовал ее голосовые связки, и снова начала думать рационально, но в тот момент нам не было ничего больше, чем пустое такси. Я вышел на улицу и остановил его. Я помог им сесть, сел за ними и спокойно сказал водителю: «Отель Уотергейт, пожалуйста», когда я хлопнул дверью. Когда он тронулся, по Тридцать третьей улице с ревом проехала окружная полицейская машина. К тому времени, когда мы добрались до Висконсин-авеню и М-стрит, главного перекрестка Джорджтауна, полицейские машины, казалось, приближались со всех сторон.
  
  «Должно быть, произошло что-то грандиозное», - заметил таксист, останавливаясь, чтобы позволить одному из круизеров обогнуть его. «Либо это, либо дети снова приближаются к Джорджтауну, и копы не хотят пропустить это на этот раз, на случай, если девочки решат присоединиться».
  
  Никто из нас не хотел отвечать ему, и наше молчание, должно быть, оскорбило его чувство юмора, поскольку он не сказал ни слова, пока мы не вернулись в отель и он не объявил стоимость проезда. Чаевые в два доллара вернули ему улыбку, но моя попытка скрасить лица моих товарищей, когда мы вошли в вестибюль, ужасно провалилась, поскольку ни один из них не ответил на мой вопрос:
  
  "Пойдем к лифту?"
  
  Когда мы подъезжали к нашему этажу, меня внезапно осенило, что они, вероятно, не знали о полосах, потому что не были в деревне, когда это повальное увлечение произошло. Я тоже был не в силах объяснять, просто проводил их до дверей и сказал: «Доброй ночи». Оба они странно посмотрели на меня, что-то пробормотали, затем закрыли дверь перед моим носом. Я подождал, пока защелкнется засов, затем пошел в свою комнату и еще раз позвонил Хоуку.
  
  «Двое из них из Нью-Йорка, мертвые. Тот, кого пуля попала в грудь, все еще находится в реанимации больницы, и ожидается, что он не доживет и даже не придет в сознание. Он из округа Колумбия. Похоже, все они связаны с Черной освободительной армией. В Нью-Йорке говорят, что пара оттуда разыскивается в Коннектикуте за убийство государственного солдата. Местный вышел под залог за ограбление банка, но его снова разыскивают за ограбление в супермаркете ».
  
  Было почти два часа ночи, когда Хоук вернулся ко мне. Он не выглядел таким расстроенным, как когда я звонил ему ранее, чтобы сообщить о том, что произошло в Джорджтауне. Его непосредственной заботой тогда было установление правдоподобного прикрытия в окружной полиции. Из-за одного из самых высоких уровней преступности в стране они не могли ожидать, что они будут любезно воспринять добавление еще трех убийств к местному общему количеству в статистических отчетах ФБР.
  
  "Какая будет официальная версия?" Я спросил. Я знал, что полиции придется найти какое-то объяснение стрельбе и трупам в одном из лучших жилых районов города.
  
  «Четыре грабителя совершили ошибку, выбрав команду приманок, а двое детективов выдавали себя за женщин, и в перестрелке оказались проигравшими».
  
  - Купят ли это газетчики?
  
  «Может, и нет, но их редакторы сделают это. Просьба об их сотрудничестве исходила так высоко, что они не могли не согласиться с ней. История попадет в газеты, но ее совсем не будут обыгрывать. То же самое верно для радио и телевидения; они, вероятно, полностью откажутся от этого ».
  
  «Извини, что доставил тебе столько неприятностей».
  
  «Я думаю, что тут ничего не поделаешь, N3». Тон Хоука был значительно мягче, чем пару часов назад. «Что меня больше всего беспокоит, - продолжил он, - это то, что вы, возможно, раскрыли свое прикрытие с Шеримой и девушкой. Я до сих пор не могу понять, почему вы вообще согласились на эту прогулку. Мне кажется, что разумнее было бы вернуться в отель на машине ».
  
  Я попытался объяснить, что передо мной встал вопрос: показаться ли тусовщиком и, возможно, потерять преимущество того, что меня будут рассматривать как приятную компанию, или рискнуть прогуляться по тому, что должно было быть относительно безопасным местом.
  
  «Я не рассчитывал, что эта четверка сделает ставку на ресторан, - признался я. «Однако всегда есть вероятность, что, если бы они не догнали нас на ходу, они бы отключили машину и просто начали стрелять».
  
  «Это могло быть неприятно», - согласился Хоук. «По нашей информации из Нью-Йорка, один из оттуда обычно использует обрез. Вот как они связали его с убийством солдата. Если бы он открыл это, когда вас троих втиснули на заднее сиденье лимузина, есть довольно хороший шанс, что у районной полиции было бы такое же количество жертв, только другой состав. Интересно, почему он не использовал его на улице. Вероятно, это было в универсале ».
  
  «Может быть, Меч установил основные правила», - предположил я. «Если он планирует
  
  
  
  
  
  пригрозить ЦРУ смертью Шеримы, поскольку мы подозреваем, что дробовик не мог показаться подходящим оружием для использования секретными агентами ».
  
  «Чья вообще идея была маленькой прогулкой?» Хок хотел знать.
  
  Это был момент, который беспокоил меня с того момента, как мы втроем сели в нашу случайную такси и направились обратно к Уотергейту. Я мысленно воспроизводил разговор, который привел к нашей почти фатальной прогулке, и сказал Хоуку, что до сих пор не принял окончательного решения о его происхождении.
  
  «Я уверен, что это была Кенди, которая отметила эту прекрасную ночь и внезапно вдохновилась прогулкой», - объяснил я своему начальнику. «Но эта идея, похоже, пришла ей в голову только после того, как они с Шеримой поговорили о физических упражнениях. И разговор о физических упражнениях, насколько я могу припомнить, действительно начался, когда Кенди сделала замечание, предназначенное для меня и не имевшее никакого отношения к ходьбе ».
  
  "Как это?"
  
  Стараясь не вызывать морального негодования Хоука, Т. как можно проще объяснила, что ее слова, казалось, были предназначены для того, чтобы передать сообщение о том, что она посетит мою комнату позже той ночью. Он немного хмыкнул, а затем решил, как и я задолго до этого, что не представляется возможным возлагать вину за ходьбу Джорджтауна на какие-либо скрытые мотивы. По крайней мере, сейчас.
  
  Однако Хоук не собирался отказываться от темы моих сексуальных приключений. «Я уверен, что в ближайшее время на Шериму будет совершено еще одно покушение», - сказал он. «Возможно, даже сегодня вечером. Надеюсь, ты не позволишь себе отвлекаться, N3.
  
  «К настоящему времени мои подопечные должны крепко спать, сэр. Сегодня на Грейт-Фоллс Кенди сказала мне, что у нее есть транквилизаторы, поэтому я посоветовал ей и Шериме принять по одному или двум перед сном сегодня вечером. И они согласились, что это хорошая идея. Я надеюсь, что хороший ночной отдых поможет им забыть некоторые подробности этого вечера и, надеюсь, избавит их от лишних сомнений по поводу моего объяснения того, что я вооружен.
  
  Прежде чем повесить трубку, Хоук сказал, что выполнил предложение, которое я сделал в нашем первоначальном разговоре после нападения. «Как мы обсуждали, мне позвонили помощнику управляющего отеля. Ему сказали, что это звонок из посольства Адабии и что сегодня вечером за ужином к Шериме подошел настойчивый фотограф-фрилансер. «Джентльмен Адаби» попросил, чтобы сегодня вечером кто-нибудь следил за коридором на вашем этаже и следил, чтобы никто не беспокоил ее. Ночной менеджер сказал, что сразу же позаботится об этом, так что там должен быть кто-то ».
  
  «Он там», - сказал я. «Я сам проверил коридор раньше, и пожилой ирландец, который должен был быть домашним детективом, притворился, что ищет в карманах ключ от номера, пока я не вернулся внутрь».
  
  "Разве он не заподозрил, что вы высунули голову в град?"
  
  «Нет. Мне прислали кофе, как только я вернулся, поэтому я поставил поднос обратно за дверь. Он, вероятно, просто предположил, что я кладу его туда, чтобы забрать его в службу обслуживания номеров.
  
  «Ну, когда он там, единственный другой вход в комнату Шеримы - через балкон, и я думаю, вы это закроете», - сказал Хоук.
  
  «Я смотрю это прямо сейчас, сэр. К счастью, у второго телефона в этой комнате длинный шнур, и я сейчас у балконной двери.
  
  «Хорошо, N3. Я жду звонка от тебя утром ... Ха, я думаю, потому что уже утро, то есть сегодня утром.
  
  Когда я сказал, что заеду в восемь утра, Хоук сказал: «Давай в семь. К тому времени я вернусь сюда.
  
  «Да, сэр», - сказал я и повесил трубку, зная, что старик действительно не пойдет домой спать, а проведет остаток ночи на поношенном кожаном диване в своем офисе. Это была его «дежурная комната», когда у нас шла крупная операция.
  
  Я превратил два стула из кованого железа на моей маленькой террасе в импровизированный шезлонг, а мой плащ - в одеяло. Ночь была все еще приятной, но сырость Потомака, наконец, проникла, и я встал, чтобы немного пошевелиться и избавиться от холода до костей. На светящемся циферблате моих часов было три тридцать, и я как раз собирался попробовать отжиматься, когда мое внимание привлек мягкий стук на следующем балконе, расположенном за пределами комнаты Шеримы. Вжавшись в самый темный угол возле двери, я посмотрел через низкую стену, отделяющую мой балкон от балкона Шеримы.
  
  Сначала я ничего там не видел. Напрягая глаза в темноте, я заметил веревку, свисающую с крыши отеля и проходящую мимо балкона Шеримы. Я решил, что я слышал, как веревка ударилась и упала мимо изогнутой передней стены. Затем я услышал сверху еще один звук и, взглянув вверх, увидел, что кто-то спускается по веревке. Его ноги опасно скользнули мимо свеса, когда он начал медленный спуск, перекладывая руки. Я не мог видеть ничего, кроме его туфель и наручников брюк, когда перепрыгнул через перегородку и прижался к противоположной стене, глубоко в тени. До сих пор это было невозможно
  
  
  
  
  , чтобы заметить меня. Мгновение спустя, когда он закрепился на стене балкона трех футов высотой, он был менее чем в десяти футах от меня. Я напрягся, контролируя свое дыхание, стоя совершенно неподвижно.
  
  Полностью одетый в черное, он на мгновение взял себя в руки, а затем тихо упал на пол террасы. Он остановился, как будто чего-то ожидал. Думая, что он мог ждать, когда за ним спустится по веревке соратник, я тоже ждал, но никто не появился сверху, чтобы присоединиться к нему. Наконец он подошел к раздвижной стеклянной двери и, казалось, что-то прислушивался, возможно, чтобы определить, не двигается ли кто-нибудь внутри.
  
  Когда он попытался открыть дверь, я решил, что пора действовать. Я подошел к нему сзади, перекинулся через плечо и зажал его рот ладонью, в то же время позволив ему почувствовать дуло моего люгера сбоку от его головы.
  
  «Ни слова, ни звука», - прошептала я. «Просто вернись назад, как я, и отойди от двери».
  
  Он кивнул, и я отступила на три шага, все еще прижимая руку к его рту, так что он последовал за моим отступлением, хотел он того или нет. Я повернул его к себе лицом, когда мы дошли до дальнего от двери угла. В мягком свете, который струился снизу вверх из двора Уотергейта, я мог видеть, что он был арабом. К тому же бесстрашный. Даже в этом тонком свечении я видел ненависть в его глазах; на его гневном лице не промелькнуло ни тени страха из-за того, что его поймали.
  
  Держа свой ствол Luger прямо перед его ртом, я спросил: «Кто-нибудь еще на крыше?»
  
  Когда он не ответил, я пометил его как профессионала; очевидно, он понял, что я не был готов застрелить его и рискнуть разбудить весь отель. Проверяя, насколько далеко зашел его профессионализм, я смахнул стволом тяжелого пистолета ему по переносице. Хруст костей был громким, но я знала, что это произошло только потому, что стояла так близко к нему. Я снова попробовал задать вопрос. Он был настоящим профи, не отвечал и даже не рискнул поднять руку, чтобы вытереть кровь, которая хлынула на его подбородок.
  
  Переместив пистолет в левую руку, я позволил стилету упасть на правую и поднес его ему под горло, остановившись, едва не повредив кожу. Он вздрогнул, но его глаза продолжали вызывать вызов, а губы остались сомкнутыми. Я немного приподнял острие иглы, и оно покало его кожу, потянув еще больше крови. По-прежнему он молчал. Небольшое давление заставило точку в его горле глубже, прямо под его адамовым яблоком, которое начало нервно покачиваться.
  
  «Еще дюйм, и ты больше никогда не сможешь говорить», - предупредил я его. «А теперь давайте попробуем еще раз. Есть еще кто-нибудь…
  
  Звук открывающейся балконной двери Шеримы резко остановил допрос. Держа стилет на шее узника, я слегка повернулся, мой «Люгер» качнулся, чтобы прикрыть фигуру, выходящую из дверного проема. Это была Кенди. На мгновение, когда она увидела жуткую сцену, она погрузилась в свои шаги. Когда ее глаза привыкли к темноте, она узнала меня; затем она с невыразительным ужасом смотрела на окровавленного человека, почти пронзенного лезвием в моей руке.
  
  «Ник, что происходит?» - мягко спросила она, осторожно подходя ко мне.
  
  «Я не могла заснуть, - сказал я ей, - поэтому вышла на балкон, чтобы подышать воздухом и немного расслабиться. Я заметил этого парня, стоящего у дверей Шеримы, поэтому перепрыгнул через стену и схватил его ».
  
  «Что ты собираешься с ним делать?» спросила она. "Он грабитель?"
  
  «Вот о чем мы и говорили», - сказал я. «Но все говорила я».
  
  «Что случилось с его лицом?»
  
  «Я думаю, он случайно попал на балкон»,
  
  Я врал.
  
  Мой пленник не двигался, за исключением его глаз, который скользил по нашим лицам во время разговора. Однако, когда я упомянул его «несчастный случай», уголки его рта растянулись в узкой улыбке.
  
  «Он выглядит арабским», - прошептала Кенди. «Мог ли он пытался навредить Шериме?»
  
  «Думаю, мы пойдем по соседству со мной и немного поговорим об этом», - сказал я и был рад видеть, что в глазах ночного бродяги наконец появился след страха.
  
  «Разве мы не можем вызвать полицию, Ник?» - сказала Кенди, не сводя глаз с араба. «В конце концов, если кто-то пытается навредить Шериме, мы должны получить некоторую защиту. Может, мне позвонить в посольство и вызвать Абдула ».
  
  При упоминании ею имени телохранителя ноздри большого араба защемлялись, когда он втягивал воздух. Имя явно что-то значило для него; пока я наблюдал за ним, капли пота выступили у него на лбу, и у меня сложилось впечатление, что он опасается гнева преданного опекуна бывшей королевы. Его глаза закатились по балкону, а затем метнулись вверх, как будто он искал какой-нибудь выход.
  
  «Было бы неплохо позвонить Абдулу, - согласился я. «Может быть, он сможет получить ответы от нашего друга здесь».
  
  Глаза араба снова метнулись вверх, но он ничего не сказал.
  
  «Я пойду, сделаю это сейчас», - сказала Кенди, уклоняясь. «Шерим
  
  
  
  
  Он крепко спит, таблетки подействовали, так что я скажу Абдулу ... Ник, берегись!
  
  Ее крик был негромким, но в то же время она схватила меня за руку, и его совершенно неожиданная сила толкнула мою руку вперед, вонзив нож глубоко в горло моей пленницы. Его глаза на мгновение открылись в недоумении, а затем закрылись почти одновременно. Я отдернул стилет. После этого хлынула кровь, и я сразу понял, что он никогда больше ни с кем не заговорит. Он был мертв. Впрочем, я не беспокоился о нем прямо тогда, потому что оглядывался, чтобы посмотреть, что вызвало у Кенди вздох ужаса.
  
  Все еще сжимая мою руку, она указала вверх, по-видимому, еще не осознавая последствий своего внезапного толчка для моей руки. «Там что-то движется», - прошептала она. «Похоже на змею».
  
  «Это веревка», - сказал я, сдерживая рост своего гнева. Я повернулся и склонился над арабом, который соскользнул в угол террасы. «Вот как он сюда попал».
  
  "Что с ним случилось?" - спросила она, глядя на темную громадину у моих ног.
  
  Я не мог дать ей понять, что она была причиной его смерти. У нее было достаточно неприятностей, и ей не приходилось нести еще одну ношу. «Он попытался уйти, когда ты закричал, поскользнулся и упал на мой нож», - объяснил я. "Он умер."
  
  «Ник, что мы будем делать?» В ее голосе снова звучал страх, и в тот момент я не хотел, чтобы у меня на руках была истеричная женщина. Быстро наклонившись, я вытер кровь с ножа о куртку мертвеца, затем засунул лезвие в рукав и вернул «люгер» в кобуру.
  
  «Сначала, - сказал я, - я перенесу тело через стену в свою комнату. Мы не можем оставаться здесь и разговаривать, мы можем разбудить Шериму, и будет лучше, если она ничего не будет знать об этом после того, что она уже пережила сегодня вечером. Затем я помогу тебе перелезть через стену, и мы с тобой немного поговорим. А теперь, пока я буду заботиться о нем, ты нырни обратно внутрь и убедишься, что Шерима все еще спит. И надень халат или что-то в этом роде, а потом возвращайся сюда ».
  
  События развивались так быстро, что я не замечал до тех пор, что все, что было на Кенди, было тонким бледно-желтым неглиже, вырезанным до глубокого V и едва сдерживающим ее щедрую грудь, которая судорожно вздымалась с каждым нервным вдохом.
  
  Когда она повернулась, чтобы сделать, как я сказал, я поднял мертвого человека с пола и бесцеремонно сбросил его через стену, разделявшую два балкона. Затем я подошел к веревке потенциального убийцы, которая все еще свисала над передней стеной террасы Шеримы. Я был совершенно уверен, что он приехал в отель не один; вполне вероятно, что еще по крайней мере еще один товарищ все еще ждал на крыше этажом выше нас.
  
  И я был уверен, что тот, кто был там, снял j после того, как этот не вернулся через разумное количество времени. Если бы сообщник араба был так же профессионален, как его мертвый друг, он бы понял, что что-то пошло не так. Убийство, в случае успеха, должно было произойти самое большее за пять-десять минут. И взгляд на мои часы сказал мне, что прошло пятнадцать минут с тех пор, как его ноги впервые появились на веревке. И хотя весь разговор за пределами комнаты Шеримы велся шепотом, а большинство движений было приглушенным, все же оставалась вероятность, что второй мужчина или люди что-то слышали, потому что во дворе Уотергейта в этот час было тихо. Только звук случайной машины, проезжающей по близлежащему шоссе у Потомака, нарушал ночную тишину, и это никак не могло перекрыть шум на балконе.
  
  Я решил не подниматься по веревке на крышу; Вместо этого я вскочил на перила балкона и частично прорезал веревку, ослабив ее ровно настолько, чтобы, если кто-то попытается спуститься по ней снова, она не выдержит веса злоумышленника и сбросит его во двор десятью этажами ниже. Кенди снова появилась у балконной двери, когда я спрыгнул с перил. Она подавила крик, потом увидела, что это я.
  
  «Ник, что?»
  
  «Просто удостовериться, что никто больше не использует этот маршрут сегодня вечером», - сказал я. "Как Шерима?"
  
  «Она гаснет, как свет. Я думаю, она приняла еще пару транквилизаторов, Ник. Я дал ей два, прежде чем она легла спать, но только сейчас в своей ванной я заметила, что бутылка стоит на раковине. Я пересчитал их, и их оказалось как минимум на два меньше, чем следовало бы.
  
  "Вы уверены, что с ней все в порядке?" Я был обеспокоен тем, что у бывшей королевы могла быть непреднамеренная передозировка.
  
  "Да. Я проверил ее дыхание, оно нормальное, может, немного замедленное. Я уверен, что она выпила только четыре мои таблетки, и этого достаточно, чтобы вылечить ее на десять или двенадцать часов.
  
  По взглядам Кенди я понял, что у нее было много вопросов. На какое-то время я отложил поиск ответов, спросив ее: «Как насчет тебя? Почему ты проснулся? Разве ты тоже не взял что-нибудь, чтобы уснуть?
  
  «Думаю, я так увлекся успокоением Шеримы и
  
  
  
  
  
  Я просто забыл, Ник. Наконец я плюхнулся на кровать и начал читать. Я, должно быть, задремал около часа, не принимая транквилизаторов. Когда я проснулся, я зашел проверить Шериму, и тогда я услышал шум на ее балконе ... ты знаешь, что произошло после этого. Она помолчала, а затем резко спросила: «Ник, а ты кто на самом деле?»
  
  «Без вопросов, Кенди. Они могут подождать, пока мы доберемся до моей комнаты. Подожди здесь минутку.
  
  Я снова перепрыгнул через перегородку и отнес мертвого араба в свою комнату, спрятал его в душе и задернул занавеску через ванну на случай, если Кенди войдет в ванную. Затем я вернулся на балкон Шеримы и поднял Кенди над перегородкой, следуя за тем, что, как я надеялся, было моим последним ночным убежищем.
  
  Кенди не решалась войти в комнату, и я понял, что она, вероятно, ожидала увидеть мертвого человека на полу. Я ввел ее внутрь и закрыл за нами раздвижную дверь. Я включил свет, когда был внутри, прежде, чтобы спрятать труп. Кенди быстро оглядела комнату, затем вздохнула с облегчением, когда нигде его не увидела. Она повернулась ко мне и сказала: «Теперь ты можешь мне сказать, Ник?»
  
  Она смотрела прямо на меня широко открытыми немигающими глазами, когда она сжимала прозрачный пеньюар поверх подходящего платья. Я обнял ее и повел к дивану. Я сел рядом с ней и взял ее за руки. Продумав в уме то, что, как я надеялся, будет правдоподобной историей, я начал говорить.
  
  «На самом деле меня зовут Ник Картер, Кэнди, и я работаю в нефтяной компании, но я не столько лоббист, сколько частный детектив. Обычно я занимаюсь проверкой безопасности персонала или, если у кого-то из наших людей возникают проблемы, я стараюсь сгладить неровности и следить за тем, чтобы не было заголовков, которые выставили бы компанию в плохом свете. У меня есть лицензия на ношение оружия, и пару раз за границей мне приходилось его использовать. Я начал носить нож после того, как однажды попал в довольно сложную путаницу в Каире - пара головорезов забрали у меня пистолет, и я оказался в больнице ».
  
  «Но почему ты здесь сейчас? Это из-за Шеримы?
  
  «Да», - признал я. «Нам сообщили из нашего офиса в Саудовской Аравии, что на ее жизнь может быть совершено покушение. Угроза не казалась слишком серьезной, но начальство решило отправить меня сюда на всякий случай. Если кто-то что-то попробует, и я смогу спасти ее, компания рассчитывала, что Шах Хасан будет нам очень благодарен - наша фирма уже некоторое время пытается уладить с ним отношения. В Адаби все еще есть много потенциальных запасов нефти, которые никому не сданы в аренду для разведки, и мои боссы хотели бы поработать над ними ».
  
  Казалось, она пыталась принять мое объяснение, но задала очевидный вопрос: «Разве американскому правительству не было сказано об угрозе для Шеримы? Разве их работа не защищать ее?
  
  «Какое-то время я тоже так думал, - сказал я, пытаясь казаться смущенным. «Но люди, которые платят мне зарплату, а она хорошая, хотят показаться хорошими парнями, если что-нибудь случится. На кону будут миллиарды, если они получат права на бурение в Адаби. И, честно говоря, я не думаю, что кто-то действительно серьезно отнесся к угрозе. Казалось, что у кого-то не было причин хотеть убить Шериму. Может быть, если бы она все еще была замужем за Хасаном, но нам не казалось, что после развода ей грозит опасность ».
  
  «Но этот человек на балконе ... ты думаешь, он пытался навредить Шериме?»
  
  «Точно не знаю. Он мог быть просто грабителем, хотя совпадение того, что он араб, сейчас меня удивляет ».
  
  «А как насчет тех мужчин в Джорджтауне сегодня вечером? Это тоже совпадение?
  
  «Я уверен, что это было совпадением. Совсем недавно я проверил со своим другом в окружном управлении полиции, и он сказал мне, что все трое мужчин, которых они нашли на улице, имеют записи как грабители или мелкие воры. Похоже, они бродили вокруг в поисках вероятных жертв и заметили, что мы вышли из ресторана, увидели, что у нас есть лимузин, но мы начали идти, поэтому они последовали за нами ».
  
  «Вы сказали ему, что стреляли в них? Придется ли нам отвечать на вопросы и проходить полицейское расследование? Шерима просто умрет, если она вмешается в такие дела. Она так старается не смутить Хасана.
  
  Я объяснил, что не сообщил своему предполагаемому другу-полицейскому, что я ничего не знаю об инциденте в Джорджтауне, кроме как просто сказал, что я был в этом районе в то время, видел все полицейские машины и задавался вопросом, что случилось. «У меня было ощущение, что полиция думает, что эти чернокожие совершили ошибку, пытаясь ограбить каких-то крупных наркодилеров или что-то в этом роде, и замяли это. Я не думаю, что полиция будет слишком стараться выяснить, кто их убил. Вероятно, они считают, что на улице им нужно беспокоиться о трех головорезах меньше ".
  
  «О, Ник, это все так ужасно», - прошептала она, прижимаясь ко мне. «Что, если кто-то пытается причинить ей боль?
  
  
  
  
  
  Что, если тебя убили? На мгновение она замолчала, глубоко задумавшись. Затем внезапно она резко дернулась и посмотрела на меня горящими глазами. «Ник, а что насчет нас? Встреча со мной была частью твоей работы? Ты должен был заставить меня влюбиться в тебя только для того, чтобы ты мог держаться поближе к Шериме?
  
  Я не мог позволить ей поверить в это, поэтому я почти грубо притянул ее к себе и глубоко поцеловал, несмотря на то, что она сопротивлялась. Когда я отпустил ее, я сказал: «Милая леди, мне было приказано даже не вступать в контакт с Шеримой или кем-либо с ней, если только не возникнет угроза. Мои боссы устроили для меня эту комнату рядом с ее комнатой, да, но моя встреча с вами была строго чистой случайностью. Оказалось, тоже замечательный. Но когда компания узнает, что я болталась с вами и Шеримой, меня ждут большие неприятности. Особенно, если они думают, что я мог сделать что-нибудь, что могло бы подвести их на нет позже, когда они попытаются получить эти нефтяные контракты ».
  
  Казалось, она мне поверила, потому что на ее лице внезапно появилось беспокойство, и она наклонилась, чтобы поцеловать меня, мягко говоря: «Ник, я никому не скажу. Даже Шерима. Я боялся, что вы меня используете. Не думаю, что смогу… »Предложение оборвалось, когда она уткнулась лицом в мою грудь, но я знал, что она собиралась сказать, и мне было интересно, кто использовал ее и причинил ей такую ​​боль. Прикоснувшись к ней, я поднял ее лицо и снова нежно прижался губами к ее губам. Ее ответ был более требовательным, когда ее язык коснулся моих губ, и когда я открыла их, она устремилась внутрь, чтобы стать зондирующим, дразнящим демоном, который вызвал у меня мгновенную реакцию.
  
  Наконец разорвав объятия, она спросила: «Ник, могу я остаться здесь с тобой до конца ночи?»
  
  Я хотел позвонить в AX и договориться о другой коллекции - о мужчине в ванной, - поэтому я легкомысленно сказал: «Боюсь, на ночь осталось не так уж много времени. Солнце взойдет через пару часов. А что, если Шерима проснется и обнаружит, что тебя нет?
  
  «Я же сказал тебе, что она будет отсутствовать несколько часов». Она надулась и сказала: «Разве ты не хочешь, чтобы я осталась… теперь, когда я знаю о тебе все?» Надутая голова превратилась в обиженное выражение, и я знал, что она думала, что ее снова использовали.
  
  Взяв ее на руки, я поднялся и отнес ее к кровати. «Снимай эту одежду», - приказал я, улыбаясь. «Я покажу тебе, кто хочет, чтобы ты остался». Когда я начал раздеваться, я взял трубку и велел сотрудникам разбудить меня в семь тридцать.
  
  Когда раздался звонок для пробуждения, я встал и выполнил упражнения. Я поднял трубку после первого звонка, тихо поблагодарив оператора, чтобы не разбудить Кенди. Мне нужно было еще несколько минут уединения, прежде чем я отправлю ее обратно в апартаменты Шеримы.
  
  Во-первых, мне пришлось одеться и выскользнуть на балкон, чтобы забрать самодельную сигнализацию. После того, как я бросил Кенди на кровать, она настояла на том, чтобы пойти в ванную до того, как мы начали заниматься любовью. Она объяснила, что она хотела удалить макияж, но я была уверена, что ее сильное любопытство заставило ее проверить, где я спрятал мертвого человека.
  
  Я воспользовался возможностью, чтобы вынуть длинный кусок черной нити из катушки, которую я всегда носил в багаже. Обвязав один его конец вокруг стакана из кухонного уголка и выскочив через стену к балконной двери Шеримы, я привязал другой конец к ручке. В темноте его не было видно. Снова перепрыгнув на бок, я поставил стакан на верхнюю часть перегородки. Любой, кто пытался открыть дверь Шеримы, оторвал стекло и разбился об пол балкона. Поскольку за несколько часов до рассвета не было ни одной аварии, я знал, что никто не пытался добраться до Шеримы этим путем. И детектив отеля в коридоре не поднял шума.
  
  Когда я вернулся в комнату, я увидел, что требования, которые мы предъявляли друг другу в течение более чем двух часов страсти, прежде чем Кенди, наконец, заснула, отразились на ее лице, залитом утренним солнцем, которое сияло через дверной проем балкона. Она занималась любовью с полной самоотдачей и отдалась с такой интенсивностью, которая превзошла все наши предыдущие встречи. Мы собирались вместе снова и снова, и после каждого пика она снова была готова, ее ласковые руки и дразнящий рот почти заставляли меня снова доказать свою привязанность, стереть любую мысль о том, что я просто использую ее.
  
  Я наклонился и поцеловал ее мягкие влажные губы. «Кенди, пора вставать». Она не шевелилась, поэтому я скользнул губами по ее тонкой шее, оставляя за собой след быстрых поцелуев. Она тихо застонала и провела рукой по лицу, когда по ее лицу быстро промелькнула детская нахмуренность. Я просунул руку под простыню и прижал ее к ее груди, нежно массируя, снова поцеловав ее в губы.
  
  «Эй, красотка, пора вставать», - повторила я, поднимая голову.
  
  Она дала мне знать, что проснулась, протянув руку и обвив обеими руками мою шею, прежде чем я смог встать. Она притянула меня к себе, и на этот раз она стала целовать мое лицо и шею. Мы оказались в долгих объятиях, и я отпустил ее
  
  
  
  
  
  ,чтобы наконец, сказать:
  
  «Шерима скоро проснется. Почти восемь часов.
  
  «Нечестно отослать меня вот так, - пробормотала она, откидываясь на подушки и моргая от яркого утреннего солнца. Она повернулась ко мне лицом и застенчиво улыбнулась, затем посмотрела на мои штаны.
  
  «Вы одеты», - сказала она. "Это тоже несправедливо".
  
  «Я не спала и одевалась уже несколько часов», - поддразнила я. «Сделал зарядку, написал книгу, совершил поездку по округу, и у меня было время, чтобы посмотреть короткий фильм».
  
  Она села, наполняя комнату смехом. «Я полагаю, вы тоже заклеймили целое стадо крупного рогатого скота», - сказала она между смехом.
  
  «Что ж, мэм, - сказал я, - теперь, когда вы упомянули об этом ...»
  
  «О, Ник, даже с учетом всего, что случилось», - вздохнула она, ее лицо стало мягким, - «не думаю, что мне нравилась мужская компания так сильно, как твоя, - ненадолго».
  
  Улыбка исчезла с ее лица, и она снова стала серьезной, на ее лбу появилось задумчивое выражение. На мгновение она присела на подушки, прислушиваясь к тому, что ей говорил ее разум. Затем так же внезапно она снова обратила на меня свои яркие карие глаза, и я увидел, как в уголках ее рта вспыхнула улыбка.
  
  «Шерима еще не встает», - усмехнулась она, начиная откидываться на кровать. «По крайней мере, еще… ох… полчаса…»
  
  "О нет, не надо!" - сказал я, вскакивая со стула, который занял. "На этот раз я имею ввиду!"
  
  У меня было слишком много дел этим утром, чтобы уступить место соблазнительным приглашениям Кенди. Подойдя к кровати, я наклонился и стянул одеяло, тем же движением перевернул ее на живот и шлепнул по попе.
  
  «Ой! Это больно!"
  
  Я сомневался, что причинил ей боль, но она вскочила с кровати.
  
  «А теперь, - протянул я, - мы должны отвести вас в вашу комнату».
  
  Сначала она бросила мне озадаченный вид, потом, глядя на свое неглиже и пеньюар, лежащие на стуле, сказала: «О, верно. У меня нет ключей.
  
  "Правильно, значит, это так, как вы пришли".
  
  Когда она надела пеньюар, она, казалось, внезапно вспомнила свой другой огромный аппетит. «Ник, а как насчет завтрака?»
  
  "Немного позже. Мне нужно позвонить. "
  
  "Отлично. Как мне незаметно вернуться в свою комнату? » - спросила она, крепко затягивая пеньюар.
  
  "Вот так." Я поднял ее на руки и отнес на балкон, затем поднял через разделительную стену. Если в то утро в Уотергейт и были другие люди, которые рано встали, они, должно быть, думали, что видят что-то. Спустившись на пол, она откинулась на стену и быстро поцеловала меня, затем повернулась и. побежал через дверь в комнату Шеримы.
  
  Вернувшись в свою комнату, я подошел к телефону и начал набирать номер Хоука. Я как раз собирался набрать последнюю цифру, когда мой дверной звонок начал безумно звенеть, и в то же время раздался стук в дверную панель. Бросив трубку, я подбежал к двери и распахнул ее. Кенди стояла там, ее лицо побледнело, а глаза наполнились слезами.
  
  «Ник, - воскликнула она, - Шерима ушла!»
  Глава 8
  
  Я затащил Кенди обратно в номер Шеримы и захлопнул за нами дверь. У меня было достаточно проблем с тем, чтобы не приглашать любопытных гостей, чтобы появиться в холле или позвонить на стойку регистрации, чтобы узнать, почему девушка кричит в такой час. Кенди стояла у двери в комнату Шеримы, заламывая руки и повторяя: «Это моя вина. Я никогда не должен был оставлять ее одну. Что нам делать, Ник? Что мы сделаем?"
  
  Я уже что-то делал. По внешнему виду гостиной-спальни бывшей королевы было очевидно, что там не было никакой борьбы. Я вернулся в фойе, где Кенди прижалась к дверному проему, все еще повторяя свою литанию отчаяния. Беглый взгляд на ее комнату показал мне, что там тоже не было никакой борьбы. Очевидно, Шериму унесли, когда она все еще находилась под действием транквилизаторов. Но как похитители вытащили ее из отеля? А что случилось с охранником Уотергейта, который, как предполагалось, провел ночь в коридоре? Мне нужно было проверить его местонахождение, но я не мог рисковать, что стонущая Кенди снова последует за мной в холл. Я должен был занять ее.
  
  Крепко взяв ее за плечи, я слегка встряхнул ее, а затем еще сильнее, пока она не перестала кричать и не посмотрела на меня. «Кенди, я хочу, чтобы ты просмотрела одежду Шеримы и сказала мне, не пропало ли что-нибудь. Мы должны узнать, во что она была одета, когда выходила из отеля. Пока ты будешь это делать, мне нужно на минутку вернуться в свою комнату, понятно? Я хочу, чтобы вы держали эту дверь закрытой и запертой. Не впускайте никого, кроме меня. Ты слушаешь? Вы понимаете, что вам нужно делать? "
  
  Она кивнула, с дрожью подбородка и слезами на глазах. Ее губы задрожали, когда она спросила: «Ник, что мы собираемся делать? Мы должны ее найти. Разве мы не можем вызвать полицию? Или Абдул? А что насчет Хасана? Мы должны дать ему знать? А посольство?
  
  «Я обо всем позабочусь», - заверил я ее.
  
  
  
  
  
  обнимая на мгновение, чтобы успокоить. «Просто сделай, как я говорю, и посмотри, сможешь ли ты узнать, как она была одета. Я скоро вернусь. Теперь вспомните, что я сказал о том, чтобы никого не впускать. И никаких телефонных звонков прямо сейчас. Не разговаривайте по телефону, чтобы, если Шерима попытается вам дозвониться, линия не будет занята. Ты сделаешь это, Кенди? "
  
  Нюхая нос, она приподняла один рукав дорогого пеньюара и вытерла слезы, текущие по ее лицу. «Хорошо, Ник. Я сделаю то, что ты скажешь. Но вернись, пожалуйста. Я не хочу быть здесь одна. Пожалуйста."
  
  «Я вернусь через пару минут», - пообещал я. Когда я выходил за дверь, она закрыла за мной замок.
  
  В коридоре по-прежнему не было следов охранника отеля. Либо он ушел с работы, что казалось маловероятным, если бы его не сменил другой сотрудник, либо ... Обернувшись, я нажал кнопку, от которой прозвенел звонок на двери номера Шеримы. Когда Кенди нервно спросила: «Кто это?» Я мягко представился, она бросила засов и впустила меня.
  
  Она начала говорить: «Ник, я только начала искать…»
  
  Проскользнув мимо нее, я бросился в ее комнату и проверил ванную. Здесь пусто. Забежав обратно в каюту Шеримы, я вошел в ее ванную. Занавеска для душа была натянута на ванну, и я откинул ее в сторону.
  
  Очевидно, я был не единственным, кто спрятал тело в ту ночь. В застывшей лужице крови в ванне лежал стареющий домашний детектив, которого я видел ранее, шарившим в поисках ключей. Смерть была единственным облегчением, которое он получил, я мог видеть, где кровь текла из нескольких колотых ран в его груди. Вероятно, он совершил ошибку, подойдя слишком близко к тому, кто подошел к двери номера Шеримы, не вытащив предварительно револьвер. Я снова расстелил занавеску на ванне и вышел из ванной, закрыв за собой дверь.
  
  Мое лицо должно быть что-то показало, потому что Кенди хрипло спросила: «Ник, что это? Что там? Внезапно она ахнула, и ее рука подлетела ко рту: «Ник, это Шерима? Она там?
  
  «Нет, это не Шерима», - сказал я. Затем, когда она потянулась к ручке двери ванной, я схватил ее за руку. «Не ходи туда, Кенди. Там кто-то есть ... Он мертв. Я не знаю, кто он, но я думаю, что он может быть офицером службы безопасности отеля, который пытался защитить Шериму. Сейчас мы ничего не можем для него сделать, поэтому я не хочу, чтобы ты туда входил.
  
  Кенди выглядела так, как будто она вот-вот упадет в обморок, поэтому я снова провел ее в главную гостиную и усадил на минуту, поглаживая ее красивые волосы, пока она подавляла рыдания. Наконец, она посмотрела на меня и сказала:
  
  «Мы должны вызвать полицию, Ник. И я должен сообщить посольству, чтобы они могли связаться с Хасаном. Это моя работа. Я должен был быть с ней и помогать защищать ее ». Она снова начала рыдать.
  
  Я знал, что зря трачу драгоценное время, но должен был удержать ее от звонков, которые могли бы распространить слухи об исчезновении Шеримы до дворца в Сиди Хасане. Пришло время сказать ей правду - по крайней мере, ее версию. Я поднял ее голову и, не сводя глаз с нее, попытался говорить совершенно искренне, сказав:
  
  «Кенди, я должен тебе кое-что сказать. То, что я сказал вам вчера вечером о работе следователем в нефтяной компании, не соответствует действительности.
  
  Она хотела что-то сказать, но я приложил палец к ее дрожащим губам и продолжил говорить.
  
  «Я вроде как следователь, но для правительства Соединенных Штатов. Я работаю в отделе исполнительной защиты Секретной службы. Меня назначили защищать Шериму после того, как мы получили известие из зарубежных источников, что кто-то может попытаться убить Шериму ».
  
  Глаза Кенди расширились от моих слов, и я сделал паузу, чтобы она могла задать свой вопрос. «Почему, Ник? Зачем кому-то причинять вред Шериме? Она больше не королева.
  
  «Чтобы поставить США в неловкое положение, - объяснил я. «В этом вся суть. В Адаби есть люди, которые хотели бы, чтобы Соединенные Штаты утратили свое влияние на Шах Хасан. И если что-нибудь случится с Шеримой здесь, в Штатах, мы уверены, что это произойдет. Вы же знаете, что он все еще очень о ней заботится, не так ли?
  
  «Конечно», - сказала Кенди, вытирая еще одну слезу. «Он любит ее больше всего на свете. Он всегда так делал. Он не хотел с ней разводиться, но это она заставила его это сделать. Ник, это ее секрет; ты помнишь, я говорил тебе, что у всех есть секреты? Что ж, Шерима сказала, что Хасану пришлось отказаться от нее, чтобы спасти свою жизнь и детей ... О, Ник, что с ней будет? Что они с ней сделали?
  
  «Не волнуйся», - сказал я, надеясь, что звучу уверенно. «Мы найдем Шериму и благополучно вернем ее. Но ты должен помочь. Не только Шерима, но и твоя страна ». В ответ на вопрос, который промелькнул у нее на лице, я продолжил: «Видите ли, если вы сейчас свяжетесь с посольством Адабии, распространятся новости о похищении Шеримы. -Сразу же мир узнает, что Соединенные Штаты не смогли защитить ее. И это то, что ее похищают
  
  
  
  
  
  похитители рассчитывают. Я думаю, они планируют задержать ее какое-то время, возможно, достаточно долго, чтобы сосредоточить внимание всех на охоте за ней, а затем… »Мне не нужно было говорить очевидное - выражение лица Кенди подсказало мне, что она поняла, что я имел в виду. .
  
  «Итак, видите ли, - продолжил я, - пока мы сможем скрыть ее исчезновение, она будет в безопасности. Людям, которые ее забрали, нужны заголовки. По крайней мере, на время мы можем удержать их от их получения. Но мне нужна твоя помощь. Вы сделаете вид, что Шерима здесь и в безопасности? Это может спасти ей жизнь и поможет вашей стране ».
  
  "Ник; Я так давно уехал отсюда, что больше не думаю об этом как о своей стране. Но я сделаю все, что, по твоему мнению, поможет Шериме.
  
  «Это также поможет Хасану и Адаби», - отметил я. «Если шах уйдет из Соединенных Штатов, он долго не протянет. На Ближнем Востоке есть люди, которые просто ждут возможности переехать в его страну. И дело не только в изгнании его с трона. Это значило бы его жизнь ».
  
  На мгновение в глазах Кенди вспыхнул огонь, и она выплюнула: «Я не забочусь о нем. Он заслуживает того, что получает ». Мое удивление, должно быть, отразилось на моем лице, потому что она продолжала, очень подавленно: «О, Ник, я не это имела в виду. Просто меня больше всего беспокоит Шерима. Она никогда не делала ничего, чтобы никому навредить ".
  
  У меня не было времени расспросить ее о ее очевидном предположении, что Хасан причинил людям боль, но я сделал мысленную заметку, чтобы вернуться к этому позже. Вместо этого я сказал: «Тогда я могу рассчитывать на твою помощь?» Когда она кивнула, я сказал: «АМ, вот что тебе нужно сделать…»
  
  «Абдул скоро прибудет в Уотергейт, чтобы забрать ее и Шериму, чтобы снова отправиться на поиски дома», - объяснил я, отмечая время. Ее работа заключалась в том, чтобы не дать ему узнать об исчезновении Шеримы, поскольку он был слугой шаха Хасана и чувствовал себя обязанным немедленно сообщить о ее исчезновении. Кенди хотела знать, как она должна это сделать, поэтому я посоветовал, чтобы, когда Абдул позвонил из вестибюля, она сказала ему, что Шерима плохо себя чувствует и решила остаться в своем номере и отдохнуть на день. Тем не менее, она должна была сказать телохранителю, что его любовница хотела, чтобы он отвез Кенди обратно в Мэриленд, чтобы она могла связаться с агентами по недвижимости, поскольку Шерима остановилась на этом районе, чтобы купить имение.
  
  «Что, если Абдул захочет поговорить с Шеримой?» - спросила Кенди.
  
  «Просто скажи ему, что она снова заснула и не хочет, чтобы ее беспокоили. Скажите ему, что если он будет настаивать, ему придется нести ответственность. Я думаю, он был достаточно подготовлен, чтобы подчиняться приказам Шеримы через вас, что он будет делать то, что ему говорят. А теперь я хочу, чтобы вы пошли с ним на свидание и держали его в Потомаке как можно дольше. Остановитесь в каждом агентстве недвижимости, которое вы можете найти, и заставьте его ждать, пока вы просматриваете списки. Дайте мне как можно больше времени, прежде чем вернуться в Вашингтон. Затем, когда вам все же придется вернуться, объясните, что вам нужно сделать покупки для Шеримы, и попросите его отвезти вас в некоторые магазины в центре города. Это даст мне несколько часов, чтобы попытаться выследить Шериму и посмотреть, сможем ли мы вернуть ее до вашего возвращения. Отлично?"
  
  Она кивнула, а затем потребовала: «Но что, если ты не найдешь ее к тому времени, Ник? Я не могу отложить его навсегда. Он захочет вызвать врача или что-то в этом роде, если Шерима не встанет к тому времени, когда мы вернемся. Что мне тогда сказать Абдулу? »
  
  «Нам просто нужно будет об этом побеспокоиться, когда придет время. Вы можете сказать менеджеру, прежде чем уехать отсюда сегодня утром, что Шерима плохо себя чувствует и не хочет, чтобы ее беспокоили… горничные или телефонные звонки. Таким образом, никто сегодня не попытается попасть в комнату. И коммутатор не будет принимать звонки в комнату. А еще лучше, может быть, вам лучше проинструктировать менеджера, чтобы коммутатор сообщал всем, кто звонил Шериме, что ее нет в отеле на день. Убедитесь, что он понимает, что это нужно сказать всем, даже если звонит кто-то из посольства. Подчеркните тот факт, что Шерима нездорова и не хочет звонков или посетителей. Он вас выслушает, поскольку, судя по тому, что вы мне уже сказали, с момента вашего приезда имеете дело с персоналом отеля.
  
  «Как ты думаешь, это сработает, Ник? Сможешь найти Шериму до того, как она пострадает?
  
  «Я сделаю все возможное. А теперь мне нужно пойти по соседству и сделать несколько звонков. Я не хочу сейчас связывать этот телефон, на всякий случай. Одевайтесь и будьте готовы, когда приедет Абдул. И не забудьте просмотреть одежду Шеримы, чтобы узнать, во что она была одета, когда ее забрали.
  
  Я убедился, что она встала и передвигается, прежде чем вернуться в свою комнату и позвонить Хоуку. Как можно кратко я рассказал ему, что произошло, и что я договорился с Кенди, чтобы эта новость не распространялась. Он не был так уверен в том, что я был прав, назвав себя агентом Службы исполнительной защиты - если что-то пойдет не так, это может иметь серьезные последствия, и это выглядело так, как будто это бюро
  
  
  
  
  
  Ты собирался взять на себя вину за это - но он согласился, что эта история лучше, чем рассказывать ей правду о себе и AX.
  
  Он также был немного сбит с толку из-за того, что ему пришлось договориться о доставке двух тел в Уотергейте, но мы быстро разработали план. Двое из его людей доставят мне в комнату пару упаковочных ящиков - якобы с арендованным кинопроекционным оборудованием. Каждому из сотрудников отеля, проходящему через вход доставки, будет предложено установить оборудование для бизнес-конференции в моей комнате, а затем вернуться за ним позже. Трупы уходят вместе с упаковочными коробками.
  
  «А что насчет охранника отеля?» - спросил я Хоука. «Есть вероятность, что скоро кто-нибудь придет его сменить. Якобы он всю ночь дежурил.
  
  «Как только мы закончим разговор по телефону, - сказал Хок, - я займусь этим. Поскольку у нас есть такое влияние, которое мы оказываем на людей, управляющих отелем, мы находимся в довольно хорошем положении, но даже в этом случае нам придется приложить все усилия, чтобы хранить это в тайне. И мы можем только замалчивать это до тех пор, пока не будет какого-то официального объяснения его смерти ».
  
  Мне было приказано оставаться в своей комнате и ждать дальнейших сведений от Хоука. Я хотел приступить к делу, но признал, когда он указал на это, что в настоящий момент я действительно мало что могу сделать. Он заверил меня, что немедленно оповестит по всем официальным каналам, чтобы высматривать женщину по описанию Шеримы, не называя ее по имени. Кроме того, всем агентам AX, которые внедрились в воинствующие радикальные группы и известные подрывные организации, действующие в районе Округа, будет приказано использовать любые имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы установить местонахождение бывшей королевы.
  
  В ответ на вопрос Хока я сказал ему, что уверен, что Candy Knight будет сотрудничать в попытке скрыть исчезновение Шеримы. «Не столько потому, что это для ее страны, - сказал я Старику, - а для самой Шеримы. И уж точно не ради Хасана, - добавил я, рассказывая ему о ее явной неприязни к человеку, который так много для нее сделал. «Я хотел бы знать, что стоит за ее чувствами к шаху», - сказал я.
  
  «Я посмотрю, смогу ли я получить что-нибудь еще в нашем филиале в Сиди-Хасане, - сказал Хоук. «Но я думаю, что они помещают в это досье всю доступную информацию. Теперь, N3, если у вас больше ничего нет, я хочу привести все это в действие ».
  
  «Верно, сэр. Я буду ждать твоего звонка. Я просто хочу пойти по соседству, чтобы посмотреть, готова ли Кенди отвлечь Абдула Бедави, тогда я вернусь в свою комнату, как только узнаю, что они уезжают в Мэриленд ».
  
  Перед тем, как прервать наш разговор, Хоук напомнил мне повесить табличку «Не беспокоить» на моей двери и на двери номера Шеримы. «Мы не можем позволить горничной войти ни в одну из комнат и начать мыть душ», - заметил он. Я согласился, как всегда, успокоенный его вниманием к мельчайшим деталям, какой бы сложной ни была операция в целом. Потом повесили трубку.
  
  «Абдул ждет меня внизу», - сказала Кенди, как только освободила дверь и впустила меня в номер Шеримы.
  
  "Как он воспринял новость о том, что Шерима осталась сегодня дома?"
  
  «Сначала он настоял на разговоре с ней. Потом мне пришла в голову мысль, что, может быть, мы слишком много праздновали после того, как оставили его вчера вечером - Боже, это было только вчера вечером? Кажется, это было так давно - и что она была с похмелья, не хотела никого видеть, не привыкла так много пить ... Он был немного заперт на это - ты знаешь мусульман и алкоголь. Но в конце концов он согласился с этим. Я буду держать его подальше и буду чем-то занят, сколько смогу, Ник, но ты должен ее быстро найти. Абдул убьет меня, если посчитает, что я имел какое-то отношение к ее исчезновению, или если он даже заподозрит, что я удерживал его от ее поиска ».
  
  «Не волнуйся, Кенди», - сказал я как можно увереннее. «Мы ее найдем. Я только что разговаривал по телефону со штаб-квартирой, и многие люди ее уже ищут. Во что она была одета?
  
  «Мне кажется, на ней все еще было неглиже. Насколько я могу судить, ни одно из ее платьев не пропало, но у нее их так много. Ах да, ее длинная норка тоже исчезла.
  
  «Они, вероятно, поставили это вокруг нее, чтобы вытащить ее. Поверх неглиже могло показаться, что на ней вечернее платье. Насколько я понял, они, вероятно, спустили ее на служебном лифте, а затем через гараж. Если бы она все еще была одурманена этими таблетками, она могла бы выглядеть как девушка, которая слишком много выпила, и которой пара друзей помогает домой.
  
  Внезапно зазвонил телефон, напугав нас обоих. «Разве вы не сделали так, чтобы коммутатор не принимал звонки?» Я спросил.
  
  "Да. Менеджер еще не дежурил, но помощник менеджера был очень любезен. Он заверил меня, что королеву никто не побеспокоит.
  
  «Ответь», - сказал я, когда кольцо снова прозвучало. «Должно быть, это Абдул говорит по домашнему телефону в холле. Распределительный щит
  
  
  
  
  Я не могу контролировать, кто набирает номер прямо оттуда. Обязательно сделайте ему выговор за звонок и за то, что он рискует разбудить Шериму ».
  
  Кенди сняла трубку, коротко послушала и, кивнув мне, что я был прав в своем предположении, продолжила рассказ! Абдулу за то, что он осмелился позвонить в комнату, когда ему сказали просто ждать ее и не беспокоить Шериму. Она неплохо справилась с этим, и я мысленно аплодировал ее актерским способностям в разгар стресса.
  
  Положив трубку, она повернулась и сказала: «Ник, мне пора. Если я этого не сделаю, он будет здесь следующим. Он говорит, что до сих пор не уверен, что ему следует уехать за город, когда "миледи" плохо себя чувствует ".
  
  «Хорошо, Кенди», - согласился я, быстро поцеловав ее, когда она накинула лисьую куртку поверх своей белоснежной блузки. «Только не позволяйте ему ничего подозревать. Ведите себя нормально и держите его подальше как можно дольше ».
  
  «Я сделаю это, Ник», - пообещала она, когда я выпустил ее за дверь. «Просто найди Шериму». Еще один быстрый поцелуй, и она ушла. Закрыв за ней дверь, я на мгновение постоял, глядя на замок и цепь, на дверь - прочные стальные устройства. Я задавался вопросом, как кто-то мог попасть в комнату, не пробив цепь, создав достаточно шума, чтобы разбудить всех на полу. Очевидно, цепь была не на месте. Этого не могло быть, поскольку Кенди была в моей комнате во время похищения, и до этого у нее не было возможности закрепить ее на месте. Пока мы занимались любовью, кто-то воспользовался освобожденной дверью, чтобы войти и унести бывшую королеву, которую я должна была защищать. И в ходе этого они убили человека, чья карьера охранника никогда не настраивала его против кого-либо более опасного, чем чрезмерно рьяный охотник за автографами или неказистый мелкий воришка. Испытывая отвращение к себе, я накинул табличку «Не беспокоить» на ручку двери в номер Шеримы и вернулся в свою комнату. Когда я открывал дверь, телефон звонил, и я побежал ему ответить. Ястреб заговорил, как только узнал мой голос:
  
  «Мужчины доставят ваш кинопроектор и другие вещи примерно через час. Убитый ими охранник был холостяком и, согласно его личным данным, не имел семьи в округе. По крайней мере, это перерыв; никто не будет ждать его дома сегодня утром. Менеджер отеля проинформирует начальника службы безопасности Уотергейта, что у него есть Хоган - так зовут этого человека - по особым поручениям, и что он должен быть исключен из дежурного на пару дней. Это все, что у меня есть для тебя - подожди минутку ... "
  
  Я слышал зуммер, сигнализирующий о поступлении вызова на другой из множества настольных телефонов Хоука, и слышал, как он разговаривает с кем-то на другом конце провода, но не мог разобрать его слов. Потом он вернулся на мою линию.
  
  «Это была связь, - сказал он. «Наши мониторы сообщают, что сигнал был передан, очевидно в коде, на станцию ​​в Адаби менее десяти минут назад. Отправитель не был в эфире достаточно долго, чтобы мы могли исправить это здесь. Сообщение было коротким, повторялось трижды. Сейчас над этим работает декодирование - если они что-нибудь придумают, я вам сразу вернусь.
  
  «У нас есть машина, прикрывающая лимузин Шеримы?» Я спросил. Это было частью плана, который мы с Хоуком разработали ранее. Мы также не хотели, чтобы кто-то схватил телохранителя Кенди и Шеримы. Я намеренно забыл упомянуть об этой возможности Кенди, не желая внушать ей, что ей может быть о чем беспокоиться лично.
  
  "Да. Подождите, и я проверю их местонахождение.
  
  Я снова услышал, как Ястреб разговаривает с чем. Я предположил, что это радиорубка, из которой руководили местными операциями, затем он снова обратился ко мне:
  
  «Прямо сейчас шофер и девушка находятся в Джорджтауне, готовятся свернуть на Канал-роуд; примерно по тому же маршруту, который вы выбрали на днях ».
  
  "Хорошо. Думаю, ей удалось убедить его, что это их работа - как можно быстрее найти Шериме дом. Теперь, если она сможет занять его большую часть дня, у нас будет немного времени, прежде чем сообщение дойдет до посольства.
  
  «Будем надеяться», - согласился Хоук, а затем добавил: «Я свяжусь с вами, как только получу что-нибудь еще для вас, N3».
  
  Когда он повесил трубку, я пошла в ванную и проверила там мертвого араба. Труп застыл в ванне, к счастью, в таком тесном положении, что его было легче поместить в импровизированный гроб, который вскоре должен был быть доставлен в мою комнату. Я был этому рад; У меня не было желания начинать ломать руки или ноги мертвому человеку.
  Глава 9
  
  Был полдень, когда я снова получил известие от Хока. К тому времени трупы увезли как из моей комнаты, так и из апартаментов Шеримы. Последняя работа не была такой простой. К тому времени, как прибыли люди Хока, горничные уже работали на полу. Уложить араба в один из ящиков с оборудованием в моей комнате не составило никакого труда, но нужно было немного отвлечь горничную в моем крыле, пока они вошли в соседний номер и сняли ужасный сверток.
  
  
  
  
  из ванной там. Для этого мне пришлось пройти по коридору в комнату, где работала горничная, и занять ее глупыми вопросами, пока они выполняли свою работу.
  
  К тому времени, когда горничная объяснила мне, что она слишком занята, чтобы пришить несколько пуговиц к моим рубашкам и лично обработать стирку для меня - уборщица и служба камердинера с радостью позаботятся о любых подобных задачах, она неоднократно настаивала, в то время как я делал вид, что не понимаю, что она имела в виду - она, должно быть, думала, что я полный идиот. В конце концов, тем не менее, я почти смог уговорить ее, показав ей двадцатидолларовую купюру. Я притворился, что сдаюсь, когда услышал в коридоре кашель - сигнал о том, что люди Хоука закончили, - и направился к служебному лифту, положив двадцать обратно в карман. Однако ее разочарованный вид был частично стерт с пятью долларами, которые я протянул ей в качестве «утешения», а бесплатные расходы - если они были просты - техасец привлек еще одного друга в штате Уотергейт.
  
  Однако звонок Хоука не помог мне облегчить тоску, которую я испытывал из-за того, что застрял в этой комнате. Я знал, что где-то Шерима был пленником Меча или его людей, а я сидел на заднице и ничего не мог с этим поделать, пока тайные агенты AXE и их информаторы не выдвинули зацепку. И ответ Хока на мой непосредственный вопрос об этом потенциальном зацепке не помог:
  
  "Ничего. Кажется, никто ничего не знает. И это еще не самое худшее, N3 ».
  
  "Что теперь?"
  
  «Госдепартамент получил запрос от посольства Адабии относительно безопасности Шеримы. Посол действовал по прямому запросу Шаха Хасана. Кто-то в Адаби - кто бы ни получил этот радиосигнал - передал шаху, что жизнь Шеримы здесь в опасности. Мы до сих пор не знаем, кто передал сигнал сегодня утром или кто получил его в Сиди-Хасане. Но это сообщение, которое Decoding проанализировало на основе сигнала за несколько минут до звонка из посольства Адабии: «Меч готов нанести удар» ».
  
  «Похоже, она еще жива», - перебил я. «Разве вы не думаете, что там было бы сказано что-то вроде« Меч поразил », если бы она была мертва?»
  
  Хоук, по-видимому, тоже пришел к такому же выводу, поскольку он согласился со мной, хотя я думаю, что мы оба признались себе, что надеялись на лучшее, опасаясь худшего. «Однако, - мрачно продолжил он, - я не думаю, что у нас слишком много времени. Как сообщили мне в штате, посольство Адабии уже направило запросы в Уотергейт о местонахождении Шеримы. Им сказали, что она уехала на день, так как вы попросили девушку договориться с менеджером. Наконец, посольство поговорило с менеджером напрямую, и он выполнил указание, сообщив первому секретарю, что, как он понял, Шерима отправился в Мэриленд искать дом. На данный момент это их удовлетворило, но теперь давление на них растет ».
  
  "Как это?"
  
  «Похоже, кто-то в посольстве внезапно осознал, что Абдул Бедави не явился весь день, как он, очевидно, делал».
  
  «Мне это тоже кажется странным, - признал я. «Интересно, он не звонил. Раньше он подчеркивал это. Где сейчас лимузин?
  
  Хоук покинул линию, чтобы проверить радиорубку, затем передал мне отчет: «Ваш друг сейчас сидит в офисе по недвижимости в Потомаке. Это второй вопрос, на котором она остановилась. Шофер ждет в машине.
  
  «Что-то не так, - сказал я. «Обычно он использовал бы возможность позвонить по телефону, чтобы сообщить об этом. Если только…»
  
  «Если что, N3?»
  
  - Если только он уже не знал, что узнает, когда свяжется с посольством, сэр. Можете ли вы отныне держать рядом с ними нашу машину? Мне больше не нравится вся эта установка ". Мой разум мчался впереди моих слов, когда все стало на свои места. «У меня такое чувство, что мы делаем именно то, что от нас хотят».
  
  «Мы уже держимся как можно ближе к ним, не убирая руки полностью. Но подождите минутку, Ник - Коммуникации говорят мне, что однажды утром наши люди в машине под прикрытием подумали, что они точно были убиты. От лимузина Шеримы их отрезал патрульный автомобиль, сопровождавший похоронную процессию. Когда они наконец смогли продолжить движение, лимузин, очевидно, замедлил ход, потому что он был всего в паре кварталов от них. Создается впечатление, что Бедави, возможно, ждал, пока они наверстают упущенное ».
  
  Хоук начал говорить что-то еще, затем попросил меня подождать, когда я услышал еще один телефонный звонок в его офисе. Когда я узнал это кольцо, меня охватил озноб - двойной звонок. Я знал, что он исходил от красного телефона, расположенного рядом с правым локтем Хоука, и что он был напрямую связан с Овальным кабинетом в Белом доме. Однажды я был с Хоуком, когда он прозвенел, и его автоматический ответ - «Да, мистер президент» - подсказал мне, что я позвонил на горячую линию. Он никогда не подтверждал идею
  
  
  
  
  
  Я мог сказать, что он был раздражен самим собой за то, что отвечал на телефонные звонки таким образом с кем-либо в пределах слышимости.
  
  Я ждал, что он вернется на линию, должно быть, всего пять минут, но это казалось часами. Я не слышал, что он говорил; у красного телефона был специально разработанный мундштук, который ограничивал слова передатчиком. Я был уверен, что на линии тоже есть суперскремблер.
  
  «N3?» Наконец Хоук вернулся ко мне по телефону.
  
  "Да сэр."
  
  «Ты узнал кольцо?» Он ни разу ничего не пропустил, хотя, когда я был в его офисе в тот день, когда он ответил на звонок президента, я пытался притвориться, будто не слышал, как он ответил на красный телефон. Тем не менее, он явно помнил этот инцидент.
  
  «Да, сэр», - признал я.
  
  «Госсекретарь находится с президентом. С ним только что напрямую связался посол Адабиана, действующий по особому приказу Шаха Хасана. Правительству Соединенных Штатов было предложено использовать все возможности для немедленного обнаружения бывшей королевы Шеримы и для ее прямого контакта с Его Королевским Высочеством. Секретарю ничего не оставалось, как сказать, что мы попытаемся сделать это немедленно ».
  
  "Как скоро" сразу "?" Я спросил.
  
  «Секретарь выиграл нам немного времени, N3, но в то же время поставил нас в тупик. Он сказал послу Адабии сообщить шаху Хасану, что Шерима должен был вернуться к себе домой на ужин сегодня вечером, но не в Александрии, а в таунхаусе, который он держит в Джорджтауне. Он сказал послу заверить шаха, что Шерима свяжется с ним прямо оттуда через радиосеть Госдепартамента. У него есть международная связь передатчика из городского дома и из его дома в Александрии. Посол сообщил секретарю, что я разговаривал с ним, что шах будет ждать у своего радио, несмотря на шестичасовую разницу во времени ».
  
  "Сколько у нас есть времени?"
  
  «Секретарь сказал, что Шерима должна была приехать на обед около восьми часов. Это будет два часа ночи в Сиди Хасане. И вы можете поспорить, что шах будет ждать. Это означает, что у нас есть около семи с половиной часов, чтобы доставить Шериму обратно в Уотергейт, Ник.
  
  Я спросил Хоука, свяжется ли он с агентами в машине, прикрывающими Кенди и Абдула, и спросит у них название офиса недвижимости в Потомаке, где был припаркован лимузин. Он сказал, что на мгновение узнает для меня это имя, затем спросил, зачем мне это имя.
  
  «Я верну их сюда», - сказал я ему. «Я позвоню Кенди и скажу ей, что посольство подозревает, что что-то случилось с Шеримой, так что нет никакого смысла в ее притворстве с Абдулом. Я скажу ей, чтобы она не показывала, что я звонил, а просто скажу ему, что пора возвращаться; она может сказать, что тоже обеспокоена тем, что Шерима осталась одна, или что-то в этом роде. Я хочу посмотреть, что будет, когда они вернутся. Во всем этом есть что-то не так, но я не могу понять это. Или, может быть, мне просто надоело сидеть в этом гостиничном номере, и я думаю, что таким образом могу спровоцировать какое-то действие. С вами все в порядке, сэр?
  
  «Ты главный, N3», - сказал Хоук. «Тебе что-нибудь еще нужно от меня прямо сейчас?»
  
  "Нет, сэр. Просто скажи этой машине прикрытия, чтобы она держалась поближе к ним, и я хочу, чтобы меня информировали об их местонахождении, когда они вернутся в Округ ».
  
  «Я прошу радиорубку связываться с вами напрямую каждые десять минут, N3», - сказал Хоук. «Мне придется ехать в Белый дом. Президент хочет, чтобы я был там, когда он и госсекретарь решат, что делать, если Шерима не успеет поговорить с Хасаном ».
  
  Я хотел сказать ему, что сделаю все возможное, чтобы такая возможность не возникла, но я уже знал, что он знал об этом.
  
  Вскоре после того, как Хоук повесил трубку, позвонил радист AX, чтобы сообщить название агентства недвижимости, где Кенди проводила свою часть шарады. Я получил номер из справочной и позвонил, удивив женщину, которая ответила, спросив о мисс Найт. Когда Кенди поднялась на линию и обнаружила, что я звоню ей, она казалась еще более удивленной.
  
  «Ник, как ты узнал, где меня найти?»
  
  «Нет времени объяснять, красавица. Я тебе все расскажу позже. Произошла новая разработка, и я хочу, чтобы вы вернулись сюда как можно скорее ».
  
  "Что случилось? Это Шерима? Вы ее нашли? Она ...
  
  Я прервал его, сказав: «Нет, это не Шерима, и мы ее не нашли. Но до нас дошли слухи, что Шах Хасан пытается с ней связаться. Каким-то образом, как мы полагаем, ему сообщили, что она ушла. Теперь не говорите Абдулу, что вы что-то знаете. Просто скажите, что вы решили вернуться; вы беспокоитесь о Шериме, во-первых, и о том, что у агентов, которых вы посетили, уже, похоже, достаточно домов, чтобы Шерима мог посмотреть, не продвигаясь дальше.
  
  «Может, он мне поспешит обратно, Ник? Если я сделаю это, он может подумать, что что-то не так ».
  
  Ее доводы имели смысл, поэтому я посоветовал ей не заставлять его ехать прямо в город, а ехать.
  
  
  
  
  Выполните наш первоначальный план - зайти в пару магазинов якобы для выполнения каких-то поручений в Шериме. «Но не торопитесь, - предупредил я, - и не позволяйте Абдулу явиться в посольство, если можете. Отведи его в номер, когда вернешься в Уотергейт.
  
  «Это где ты сейчас, Ник?»
  
  «Да, Кенди. Я буду ждать твоего возвращения.
  
  Кенди помолчала, затем медленно спросила: «Ник, как ты думаешь, Абдул мог быть причастен к исчезновению Шеримы? Поэтому ты хочешь, чтобы он вернулся?
  
  «Прямо сейчас я не знаю, что и думать. Но я бы предпочел, чтобы он был там, где я мог бы за ним присматривать. Просто постарайся вернуться сюда через пару часов, если сможешь сделать это, не слишком очевидно об этом ».
  
  «Хорошо, Ник. До скорой встречи."
  
  Через пять минут после того, как я положил телефон и плюхнулся на кровать, позвонил радист AX и сообщил, что Кенди покинула контору по недвижимости в Потомаке и что лимузин отправился обратно в Вашингтон.
  
  «Держите меня в курсе каждого их движения», - проинструктировал я перед тем, как повесить трубку.
  
  Через десять минут снова зазвонил телефон. Мне сообщили, что машина прикрытия двигалась на юг по шоссе 190 - Ривер-роуд - примерно в пятистах ярдах позади лимузина Шеримы и приближалась к перекрестку с Кэбин Джон-Паркуэй. Это означало, что Абдул выбирал более прямой путь в Округ, чем он и Кенди использовали, чтобы добраться до страны лошадей Мэриленда. Он явно читал карты еще немного после нашей предыдущей экспедиции туда.
  
  «Дайте указание машине прикрытия постоянно держать их в поле зрения», - сказал я радисту. «Меня не волнует, если они будут врезаться прямо в задний бампер, я не хочу потерять эту машину».
  
  «Да, сэр», - ответил он, и еще до того, как он повесил трубку, я услышал, как он начинает передавать мои приказы через мощный передатчик AX.
  
  Скорость, с которой пришел его следующий отчет, удивила меня. И его отчет нисколько не обнадежил.
  
  «Автомобиль подопытного остановился на станции техобслуживания недалеко от перекрестка Ривер-роуд и Севен-Локс-роуд». Я нащупал карту, а он продолжил: «Автомобиль C сообщает, что шофер зашел на заправку, а дежурный заправляет лимузин. Автомобиль «С» остановился, вне поля зрения станции, и один агент идет вперед пешком, чтобы не отставать от наблюдения… Могу я остаться на линии, чтобы узнать его отчет, сэр?
  
  «Утвердительно», - сказал я ему и подождал минут десять, прежде чем услышал треск радио на заднем плане с отчетом. Радист вернулся к телефону со словами, которые подтвердили один из моих худших опасений: Кенди не смогла помешать Абдулу дозвониться до телефона:
  
  «Агент в машине С сообщает, что водитель лимузина находился на станции техобслуживания за восемь минут до того, как вернулся в свою машину. В это время агент наблюдал за шофером по телефону-автомату на станции после получения сдачи от дежурного. По крайней мере, два звонка были сделаны водителем и один - женщиной-пассажиркой, но агент не был достаточно близко, чтобы увидеть набранные номера. Лимузин и пассажиры теперь едут на юг по бульвару Кэбин Джон… Минутку, сэр. Я слышал другую передачу, но не мог разобрать сообщение. Оператор AX вскоре рассказал мне, что происходит:
  
  «Автомобиль подопытного выехал на Мемориальный бульвар Джорджа Вашингтона и все еще движется на юг. Машина C сообщит снова через пять минут, если вы не хотите, чтобы я поддерживал связь, сэр.
  
  «Нет. Просто сообщите в машину C, чтобы поддерживать этот график отчетов ».
  
  Когда я прервал соединение, мне было интересно, с кем Абдул связался. Было логично, что один из его звонков был сделан в посольство, а это означало, что теперь он знал о случившемся с местонахождением Шеримы - если он еще не знал. Но кому еще он звонил?
  
  Следующие три сообщения с пятиминутными интервалами были из нашей машины С, которая сообщила мне только, что лимузин Шеримы продолжает движение обратно в район на бульваре Джорджа Вашингтона. Когда я попросил радиста проверить скорость машины, он послал запрос машине C и вскоре сообщил мне, что Абдул, похоже, поддерживает те же 45-50 миль в час, которые он держал, пока ехал в и из Потомака. Я попросил подтвердить эту скорость и был уверен, что исходная информация верна.
  
  Это вызвало еще больше подозрений в том направлении, в котором он строился. Если бы Абдул был проинформирован посольством о том, что Шерима может быть в опасности, ему следовало бы вернуться в город как можно скорее. Мне очень хотелось, чтобы Хоук вернулся в свой офис, чтобы он мог проверить свои контакты в посольстве и определить, звонил ли туда телохранитель. Однако, поскольку Хоук не связался со мной, я предположил, что он все еще находится в Белом доме. Радист AX подтвердил мне этот факт во время своего следующего доклада.
  
  «Вы хотите, чтобы Связь выдавала экстренный вызов на его пейджер?» - спросил радист.
  
  «Нет, в этом не будет необходимости», - сказал я ему, увидев маленькую трубку Хоука, которая внезапно начала гудеть
  
  
  
  
  Тем не менее, прямо сейчас было бы полезно узнать, удалось ли кому-нибудь из наших подпольных контактов привести к исчезновению Шеримы. Как агент, отвечающий за операцию, я имел право связаться с исполнительным офисом Хока и запросить статус любых полевых отчетов, но я решил, что подожду, пока Старик не вернется в штаб. В любом случае я был уверен, что он отдал приказ о том, чтобы я был проинформирован обо всех важных сообщениях, имеющих отношение к делу.
  
  Следя за машиной Шеримы на моей карте, пока мне передавались отчеты, я проследил ее въезд на Канал-роуд и понял, что она снова в округе. Поскольку я предполагал, что Абдул знал, что с Шеримой что-то не так, я ожидал, что он и Кенди скоро вернутся в отель. Она не смогла бы отвлечь его от каких-либо дел, если бы он почувствовал, что «Ее Высочество» в опасности.
  
  Спустя всего две минуты после его последнего отчета радист AX снова вернулся ко мне на телефонную трубку. «Сэр, случилось кое-что, о чем, я думаю, вам следует знать. Автомобиль C начал передачу досрочно, чтобы сообщить, что лимузин, за которым он следовал, значительно замедлился. Затем машина C внезапно прервала контакт, и я не смог снова ее поднять ».
  
  «Продолжай пытаться», - приказал я. «Я останусь на связи».
  
  Снова и снова я слышал, как он наговаривает телефонные номера машины C. Ему не нужно было звонить мне, чтобы сказать, что он не получил ответа. Затем, внезапно, по телефону я услышал какое-то сообщение, пришедшее в радиорубку, и у меня возникла надежда, что автомобиль C, возможно, находился в зоне остановки передачи. Их быстро разбили, когда радист вернулся на линию:
  
  «Сэр, я боюсь, что у вас проблемы. Мониторинг только что поймал вспышку окружной полиции, которая приказала патрульным крейсерам расследовать аварию на Канал-роуд в том районе, где в последний раз прибыла наша машина C. площадь. Есть какие-то заказы? »
  
  "Да. Отойдите от линии и попросите Наблюдателя позвонить мне напрямую. Я хочу знать каждое слово окружной полиции по поводу этого звонка ». Радист был достаточно проницателен, чтобы немедленно прервать связь, не отвечая на мои инструкции.
  
  Через девяносто секунд мой телефон зазвонил снова - коммутатор Уотергейта, должно быть, подумал, что я заказываю ставки вне своей комнаты с таким количеством звонков. Наблюдатель в секции мониторинга AX начал сообщать, что они узнали, подслушивая голос окружной полиции. Новости не были хорошими. Окружной крейсер, по-видимому, был недалеко от места на Канал-роуд и быстро прибыл на место происшествия. Первоначальный отчет в штаб-квартиру состоял в том, что машина разбилась и загорелась, и необходимы машины скорой помощи.
  
  «Подождите минутку, сэр», - сказал мой новый собеседник, и я снова услышал на заднем плане перекрестную болтовню по радио. Вскоре он вернулся на линию с обновлением. «Плохо выглядит, сэр», - сказал он. «Крейсер DP только что потребовал, чтобы Homicide ответил на звонок и прислал все доступные запасные машины. Звонивший патрульный сказал, что прибыл второй крейсер, и они пытаются тушить пожар, но пожарная машина тоже нужна. Кроме того, он сказал, что есть свидетельства стрельбы из автоматического оружия ».
  
  «Нет никаких признаков того, что на месте происшествия есть вторая машина - лимузин?» Я спросил.
  
  "Пока ничего. Постойте, вот еще ... Крузер сообщает о трех погибших, сэр. У нас было трое мужчин в этой машине C; похоже, они его купили "
  
  Я проинструктировал его передать сообщение в нашу радиорубку, чтобы послать к месту происшествия ближайший доступный блок AX. «Я хочу как можно быстрее получить полное изложение того, что произошло. Кто-то, должно быть, это видел, иначе районная полиция не догадалась бы так быстро. Когда он вернулся на линию после передачи моих приказов, у меня было еще кое-что для него: «Возьми другой телефон и узнай, вернулся ли Старик… Нет, еще лучше, включите аварийный сигнал на его телефоне. звуковой сигнал. Я хочу, чтобы он связался со мной здесь как можно скорее. Я сейчас пойду по телефону, чтобы он мне позвонил.
  
  Как только я повесил трубку, мой телефон снова зазвонил. Подняв трубку, я спросил: «Вы слышали, сэр?»
  
  Голос, который ответил, был не Ястребом.
  
  "Ник? Это я, Кенди.
  
  Ошеломленный, я чуть не крикнул: «Ты где?» на нее.
  
  «В небольшом бутике на Висконсин-авеню в Джорджтауне», - сказала она. "Почему? Что случилось?"
  
  "Где Абдул?" - потребовала я, не торопясь объяснять.
  
  «Сидеть впереди в машине. Почему, Ник? Что случилось?"
  
  "Вы уверены, что он там?"
  
  «Конечно, я уверен. Я сейчас смотрю на него в окно. Ник, скажи, пожалуйста, в чем дело. Я сделал, как ты сказал, и попросил его остановиться здесь, предположительно, чтобы я могла забрать свитер, который Шерима увидела в окне прошлой ночью и упомянула, что она хочет. Это было неправильно? Вы сказали, что отложите его возвращение в отель, пока я смогу.
  
  Я был уверен, что Хоук, должно быть, пытается связаться со мной к тому времени, но мне нужно было кое-что узнать от Кенди. «Милая, не спрашивай меня прямо сейчас, откуда я знаю, но ты и Абдул остановились на
  
  
  
  
  бензоколонке, и он сделал несколько телефонных звонков. Вы знаете кому? »
  
  Она начала спрашивать, откуда я узнал о придорожной остановке, но я прервал ее и резко сказал: «Не сейчас, Кенди. Просто скажи мне, ты знаешь, кому он звонил? »
  
  «Нет, Ник. Я не заходил на станцию. Я пытался удержать его от остановки на этом месте, но он настаивал на том, что нам нужен бензин, и ...
  
  «Вы знаете, я хотел бы все об этом услышать, но сейчас мне нужно повесить трубку. Просто сделай мне одолжение и займи Абдула столько, сколько сможешь. Обещание? »
  
  «Хорошо», - сказала она обиженно, потому что я отмахиваюсь от того, что с ее стороны выглядело как хорошее усилие. «Просто скажи мне одну вещь, - продолжила она, - есть ли что-нибудь о Шериме?»
  
  «Нет. Но не волнуйтесь. Теперь мне нужно повесить трубку ». Я слышал, как она что-то говорила, когда я нажимал кнопку, которая отключила нас, но в данный момент я не мог беспокоиться о том, что это было. И снова сразу же зазвонил телефон. На этот раз я подождал, пока не убедился, что голос, откликнувшийся на мое приветствие, принадлежит Хоуку, прежде чем спросил: «Вы слышали, что случилось, сэр?»
  
  "Да. Я как раз заходил в офис, когда мой пейджер зазвонил. Я пытался дозвониться до вас, но ваша линия была занята ". Последнее было чуть ли не выговором.
  
  «Мне кажется, что я провел всю свою жизнь с этим телефоном, - мрачно сказал я, - в то время как другие люди были убиты». Затем я начал объяснение того, что я знал о поездке Кенди в Потомак и о событиях, которые последовали за тем, как я связался с ней там и организовал для нее и Абдула возвращение в город. «Я уверен, что его звонки как-то связаны с тем, что произошло позже на Канал-роуд», - сказал я, завершая свой отчет.
  
  «Вы, наверное, правы», - согласился Хоук. «Позвольте мне рассказать вам то, что мне удалось узнать за те несколько минут, что я вернулся…»
  
  Во-первых, было очевидно, что трое наших мужчин были мертвы. Хоук связался со своим контактным лицом в окружной полиции, и после нескольких поспешных запросов по радио и ответов от офицеров на месте происшествия стало известно, что машина была наша и что трупы либо находились в ней, либо достаточно близко, чтобы быть пассажирами. . «И он не разбился», - продолжил Хоук. «Первоначальный отчет был неверным. Он взорвался - точнее, под него была брошена граната и она взорвалась, сбросив ее в канаву. Затем, по словам человека, который первоначально сообщил об инциденте - он оператор эвакуатора, у которого в грузовике есть радио, и именно поэтому полиция так быстро получила известие - кемпер VW остановился возле горящего автомобиля C. Двое мужчин вышли из кемпинга и обстреляли обломки из автоматов ».
  
  «Получил ли оператор эвакуатора номер лицензии на кемпер?»
  
  Свидетель был слишком ошеломлен внезапной вспышкой насилия, чтобы заметить номерной знак VW, как сообщили Хоуку, но ему удалось дать довольно хорошее описание машины, устроившей засаду. Работая в гараже, он был знаком с большинством моделей легковых и грузовых автомобилей, и информация, которую он предоставил, уже была помещена в универсальный бюллетень в округе и его окрестностях. Дорожные заграждения устанавливались на всех мостах и ​​главных магистралях из Вашингтона, в то время как полиция штата в прилегающих Мэриленде и Вирджинии постоянно наблюдала за всеми основными проездами и отправляла круизные автомобили на менее используемые дороги.
  
  У меня не было времени сказать Хоуку о звонке Кенди из Джорджтауна, и когда я это сделал, его вывод был таким же, как и я. «Он придерживается рутины, - согласился Хоук, - чтобы не показалось, что он имел какое-либо отношение к организации нападения на нашу машину C. Он, вероятно, не знает, что один из наших людей, следовавших за ним, пошел вперед и наблюдал, как он звонит на той станции обслуживания. Насколько ему известно, машина C просто остановилась, скрываясь из виду, и подождала, пока он снова выйдет на шоссе ».
  
  Что-то, что только что сказал Хоук, зазвонило в моей памяти, но у меня не было времени сосредоточиться на этом, потому что он дал мне некоторые инструкции. - Оставайся в своей комнате, Ник, пока я буду координировать охоту за этим «фольксвагеном». Я хочу иметь возможность связаться с вами, когда он будет обнаружен, тогда у меня будет для вас работа ». То, как он это сказал, не оставило у меня никаких сомнений относительно того, какой будет эта работа, когда убийцы будут выявлены. «И я хочу, чтобы вы подождали, когда мисс Найт и этот телохранитель Абдул Бедави вернутся в отель. Если он будет придерживаться своего образца, он поднимется в апартаменты Шеримы, чтобы посмотреть, как она себя чувствует.
  
  «Я буду здесь, сэр», - заверил я его, когда наш разговор закончился.
  
  Когда Хок взял на себя управление связью, я ожидал, что мой телефон какое-то время будет неподвижен, но я ошибался. Он почти мгновенно зазвонил снова, и когда я ответил, звонившая представилась клерком в бутике в Джорджтауне - имя звучало как что-то лукавое.
  
  "Г-н. Картер, я пыталась дозвониться до тебя, но твоя линия была занята, - сказала она. «Одна женщина дала мне двадцать долларов за то, что я обещал позвонить вам и передать вам сообщение. Она убежала отсюда так быстро, что не успела позвонить себе.
  
  "Что такое
  
  
  
  
  
  электронное сообщение? » - спросил я, зная, кем должна быть эта дама.
  
  «Она просто сказала мне, чтобы я сказал тебе, что Кенди сказала позвонить тебе и сказать, что кто-то - я просто не помню имя, она так спешила, что я не поймал - в любом случае, кто-то уехал, и она собиралась чтобы попытаться последовать за ним, и она позвонит вам позже. Это что-нибудь значит для вас, мистер Картер?
  
  «Конечно», - сказал я ей. "Это значит многое. Вы случайно не видели, куда она пошла?
  
  «Нет, не знал. Все произошло так быстро, что я даже не подумал посмотреть. Она просто схватила карандаш со стойки здесь, у кассы, записала ваше имя и номер телефона, дала мне двадцатидолларовую купюру и уехала ».
  
  «Большое спасибо», - сказал я, снова спросив ее имя и адрес и записав это. «Через день или около того вам по почте придет еще двадцать долларов».
  
  Она настаивала на том, что в этом нет необходимости, а затем попросила меня удержать линию. Я слышал, как она разговаривает с кем-то, прежде чем она повернулась к телефону и сказала мне: «Мистер Картер, одна из девушек, которая работает со мной здесь, наблюдала за дамой, когда она выходила из магазина. Она говорит, что видела, как она садилась в такси, и оно быстро улетело ».
  
  Я поблагодарил ее еще раз, затем повесил трубку и позвонил Хоку, чтобы сообщить о последних изменениях. Он решил попросить окружную полицию передать по радио сигнал обо всех автомобилях, чтобы выследить лимузин Шеримы. Я посоветовал, если машину заметят, не останавливать, а попытаться держать ее под наблюдением, пока она не остановится. Он отдал приказ, а затем сказал: «Что вы думаете об этом, N3?»
  
  «Я думаю, что Абдул, должно быть, видел, как Кенди звонила из этого бутика, и понял, что его планы должны быть изменены. Он должен знать, что она помогает кому-то скрыть исчезновение Шеримы, и, вероятно, полагает, что это я. То есть, если он имел какое-либо отношение к ее похищению.
  
  И его взлет таким образом делает его очевидным. Я предполагаю, что он, вероятно, направляется туда, где они держат Шериму. Если она еще жива. Я надеюсь, что районная полиция скоро поймает его. Есть какие-нибудь сведения о кемпере VW? »
  
  «Пока ничего», - уныло сказал Хоук. «Я перезвоню, если что-нибудь получу. В любом случае тебе придется подождать там, на случай, если мисс Найт позвонит.
  
  «Я знаю», - мрачно сказала я, чувствуя себя смиренной и вечно ждать в своей комнате. «Я просто надеюсь, что она не попытается сыграть роль детектива и не подойдет к нему слишком близко. Думаю, можно с уверенностью предположить, что она все еще где-то идет по его следу. Если бы она потеряла его, она бы сама связалась со мной ».
  
  Хотя совсем недавно я начал чувствовать раздражение из-за того, что мой телефон звонит постоянно, теперь я надеялся, что он снова зазвонит после того, как Хоук повесит трубку. Этого не произошло, и я сидел и смотрел, как секунды превращаются в кажущиеся бесконечными минуты, зная, что, как только они начнут превращаться в часы, скоро настанет время, когда я должен был пригласить Шериму в дом государственного секретаря для ее разговора по радио с Шахом. Хасан. И зная также, что если мы не соберем эту дату, весь мир может начать разваливаться на части в виде взрывов, которые распространятся от Ближнего Востока до окраин космоса.
  
  К тому времени, как Кенди позвонила сразу после четырех, я успела немного вздремнуть от пышного коврового покрытия Уотергейта. За это время Хоук дважды звонил с удручающими сообщениями о том, что ни кемпер убийц, ни лимузин Шеримы с водителем не обнаружены. Я мог понять, что лимузин трудно найти среди тысяч государственных и частных лиц в Вашингтоне, но кемпер должно было быть легче, если бы он не был спрятан где-то до того, как бюллетень попал в сеть полиции.
  
  Слова Кенди хлынули, как вода из прорыва плотины; она даже не дождалась, пока я отвечу на ее вопросы:
  
  «Ник, это Кенди. Ты получил мое сообщение? Абдул уехал, я схватил такси и последовал за ним. Мы были повсюду. Это стоило мне пятнадцати долларов, потому что таксист сказал, что ему не следует этого делать. Так или иначе, Абдул припарковался примерно в квартале от посольства Адабиан и просто посидел там какое-то время, затем вышел человек, которого я не узнал, и сел в машину, и они уехали. Я последовал за ними, и они какое-то время ездили кругами, а потом ...
  
  "Конфеты!" Я наконец смог прорваться в поток объяснений, когда она остановилась, чтобы перевести дух. "Где ты сейчас?"
  
  «В колледже Святого Иоанна», - небрежно ответила она, а затем, когда я недоверчиво повторила это имя, она продолжила: «Я пришла сюда, чтобы воспользоваться телефоном. Они были очень любезны и разрешили мне использовать один без оплаты после того, как я сказал, что это срочно. Дама сказала ...
  
  Когда я снова закричал «Кенди» и потребовал, чтобы она рассказала мне, где находится Абдул, она снова обиделась, сказав: «Ник, это то, что я пытался тебе сказать. Он в доме примерно в квартале отсюда, на Военной дороге. Она сказала, что телохранитель Шеримы пригнал лимузин прямо в гараж за домом. «Я увидел его, потому что таксист очень медленно проехал мимо, когда увидел, как Абдул свернул на подъездную дорожку. Я попросил его выпустить меня на следующем углу,
  
  
  
  
  
  на Юта-авеню, затем я прошел обратно мимо дома, но, думаю, он и человек из посольства уже вошли внутрь ».
  
  «Ник, ты думаешь, Шерима может быть там?»
  
  «Это как раз то, что я хочу узнать», - сказал я ей, спрашивая адрес на Военной дороге.
  
  Она дала мне его, а затем сказала: «Ник, ты сам выходишь или собираешься отправить полицию?» Когда я сказал ей, что буду в пути, как только смогу спуститься вниз и сесть в такси, она сказала: «Это хорошо. Шерима может смутиться, если приедет полиция и поднимется шум.
  
  Я бы рассмеялся, если бы не было такой серьезной ситуации; всего за несколько часов до этого Кенди была полностью за то, чтобы вызвать армию, флот и кого-либо еще, чтобы помочь найти Шериму, но когда стало ясно, что бывшую королеву могли найти, она была обеспокоена защитой репутации своего друга и работодателя. .
  
  «Не волнуйся, - сказал я ей. «Я постараюсь, чтобы имя Шеримы не упоминалось в газетах. А теперь подожди меня в школе. Как зовут снова? Колледж Святого Иоанна… »Я проигнорировал ее протест, что она хотела, чтобы я забрал ее и взял с собой в дом, вместо этого настаивая:« Делай, как я говорю. Я не знаю, что затевают Абдул и его друг, но могут быть проблемы, и я не хочу, чтобы ты причинил боль ». Лучше, чтобы она пока не знала, сколько мужчин уже умерло в тот день, и что почти наверняка за ними последуют другие. «Я приду за тобой, как только смогу. А теперь мне пора начинать ». Я повесил трубку, прежде чем она смогла продолжить спорить.
  
  Перед взлетом мне нужно было позвонить еще раз. Хоук слушал, как я рассказывал ему то, что сообщила Кенди, затем сказал: «Человек, которого он подобрал в посольстве, может быть Мечом, N3». Когда я согласился, он продолжил: «И я узнал этот адрес на Военной дороге. Это то, что ЦРУ иногда использует в качестве «убежища». Я думал, что мы были единственными, кроме ЦРУ, кто знал об этом, но очевидно, что у врага также есть довольно хорошие источники разведки. Ты понимаешь, что, вероятно, собирается сделать Меч, Ник?
  
  «Вот где« Серебряный сокол »будет найден мертвым», - сказал я. «И будет множество доказательств того, что она работала на ЦРУ и была убита, когда она угрожала разоблачить заговор своего бывшего работодателя в Адаби. Но разве ЦРУ не держит кого-нибудь в своих помещениях все время? »
  
  «Я так думаю. Но Меч, не колеблясь, убивает всех, кто стоит на пути его планов. И если, как говорит мисс Найт, он и этот бедави вошли прямо в дом, они, вероятно, уже совершили свое убийство.
  
  «Я уже еду, сэр», - сказал я ему. Пока мы разговаривали, я проверял свою карту и прикинул, что мне потребуется около двадцати пяти минут, чтобы добраться до адреса на Военной дороге. Хоук сказал, что пришлет за мной резервную группу как можно скорее. Большинство местных агентов находились в полевых условиях, пытаясь выследить кемпер VW и его смертоносную команду, но он сказал, что немедленно направит команду на мою помощь. Однако я знал, что это задача мастера убийств, и попросил его проинструктировать своих людей сдерживаться, если не будет абсолютно уверен, что мне нужна помощь.
  
  Он сказал, что передаст необходимые приказы, затем пожелал мне удачи - чего он обычно не делал - и прервал связь.
  Глава 10
  
  Когда я вышел из комнаты, что-то твердое врезалось мне в спину, и холодный ровный голос мягко сказал: «Давайте спустимся на служебном лифте, мистер Картер… Нет, не поворачивайтесь». Приказ был исполнен еще одним ударом в позвоночник. «Это магнум .357 калибра, и если мне придется нажать на спусковой крючок в том месте, где он сейчас указывал, большая часть вашего позвоночника выйдет через живот… Так лучше, просто продолжайте идти по коридору к лифту и будьте обязательно держите руки прямо по бокам ".
  
  У меня не было возможности предупредить оператора, когда он открыл дверь служебного лифта. Блэкджек тут же повалил его на пол машины. Незадолго до этого я почувствовал, что давление в спине на мгновение ослабло, и, глядя на разбитый лоб оператора, я понял, что мой похититель переключил Магнум в левую руку, оставив правую свободную, чтобы ударить человека. .
  
  Выполняя приказ, я затащил лифтера в ближайший бельевой шкаф и захлопнул перед ним дверь, надеясь, что он будет найден вовремя, и медицинская помощь поможет. Это действие дало мне возможность увидеть человека, который держал большой пистолет, направленным на меня, пока я работал. Это был еще один араб, ниже ростом и крепче того, кто умер на балконе с моим ножом в горле. Он снова поменял руки с пистолетом на достаточно долгое время, чтобы взять ключ от бельевого шкафа экономки, который, к счастью для его целей - или, возможно, по договоренности - был оставлен в замке бельевого шкафа. Он был знатоком кожаного сока. Удар сломал ключ в замке, убедившись, что обнаружение его потрепанного содержимого будет отложено еще дольше.
  
  «Теперь спустимся в подвал, мистер Картер.
  
  
  
  
  
  - сказал мой коренастый товарищ. «Просто войдите прямо в лифт, лицом к задней стене… Этого достаточно… Теперь просто наклонитесь вперед от талии и прижмите руки к стене. Вы видели, как полиция обыскивает заключенных, мистер Картер, так что вы знаете, что делать… Верно, и не двигайтесь.
  
  Мы молча спустились на нижний уровень Уотергейта. Раздался зуммер, означающий, что на нескольких этажах были нажаты кнопки для подачи сигнала о пикапе, но машина была переведена на ручное управление, и араб не останавливался. Когда двери, наконец, открылись, мне уже были даны инструкции для выхода: развернуться, руки по бокам, выйти прямо из машины и повернуть налево. Если кто-то ждет, просто пройдите мимо, как будто ничего не случилось. Если я сделаю что-нибудь, что вызовет подозрения, я и несколько невиновных погибнут.
  
  В подвале никто не ждал, но когда мы шли по коридорам, ведущим к гаражу Уотергейта, на нас с любопытством смотрели двое мужчин в униформе отдела обслуживания отелей. Чтобы спасти их жизни, я притворился, что дружелюбно разговариваю с человеком, который стоял рядом со мной, его пистолет теперь вонзился мне в ребра из кармана пиджака. Очевидно, они решили, что мы - руководители отеля или гости, которые заблудились в поисках гаража, и прошли мимо нас, ничего не сказав.
  
  «Отлично, мистер Картер», - сказал мой вежливый похититель, когда мы оказались вне пределов слышимости пары. Он снова отступил позади меня, давая указания, которые в конечном итоге привели нас к отдаленной части гаража. Там было припарковано всего несколько машин, плюс кемпер Volkswagen. Неудивительно, что его не заметили патрули. Со мной араб, должно быть, где-то высадил своих товарищей, затем поехал прямо в гараж Уотергейта и ждал у моей двери почти с того момента, как началась охота на них.
  
  Автоматически я направился к кемперу, и араб правильно понял мои действия. «Итак, вы знаете об этом, мистер Картер. Мы были уверены, что вы это сделаете. Вот почему меня послали за вами. Однако мы будем использовать машину, которая припаркована рядом с Volkswagen. Он здесь с прошлой ночи. Один из наших мужчин так и не вернулся к нему после посещения крыши. Я уверен, ты знаешь почему.
  
  Я не ответил, но мой разговорчивый друг, очевидно, не ожидал ответа, потому что продолжил: «Подойдите прямо к задней части Веги, мистер Картер. Вы обнаружите, что багажник открыт. Просто поднимите его и медленно заберитесь внутрь. Вокруг никого нет, но все равно я бы не хотел стрелять из этого ружья в гараже. Звук будет довольно громким, и если кто-то придет с расследованием, его тоже придется убить ».
  
  Я почти добрался до багажника «Веги», когда боевик, очевидно, понял, что допустил серьезную ошибку, и сразу же ее исправил. «Стойте, мистер Картер. А теперь наклонись к крышке багажника… Я возьму пистолет. Хорошо, ты можешь снова встать и открыть багажник ... Если ты просто сядешь и устроишься поудобнее, мы поедем.
  
  Свернувшись в тесную каюту, я убедился, что моя голова находится как можно дальше под навесом, при этом ноги прижимаются к отверстию. Пока я сжимался, араб продолжал направлять Магнум мне в голову; затем, когда я, казалось, устроился, он отступил и потянулся к крышке сундука. Когда он начал спускаться, я не сводил глаз с его тела, чтобы убедиться, что он не отодвинулся дальше. В тот момент, когда я знал, что его взгляд на меня будет полностью перекрыт почти закрытой крышкой сундука, я ударил обеими ногами, приложив всю силу своих свернутых ногами к удару.
  
  Крышка сундука подпрыгнула вверх, во что-то врезалась и продолжала идти. К тому времени, как я смог видеть, я обнаружил, что смотрю на гротескно искривленное лицо на голове, которая была запрокинута назад, что казалось невозможным углом. Невидящие глаза, которые уже начали тускнеть, смотрели на меня из-за нижних краев глазниц. Рука, держащая большой Магнум, непроизвольно дернулась в сторону багажника машины, но нервная система так и не передала этим замороженным пальцам сигнал спустить курок.
  
  Когда я перекинул одну ногу через край сундука и начал выбираться, умирающий араб внезапно упал назад, окоченев, как доска. Его затылок сперва ударился о бетонный пол гаража и с громким треском дернулся вперед. Только когда я наклонился, чтобы вытащить свой Люгер из-за пояса человека, который держал меня в плену, я понял, что произошло, когда я захлопнул крышку сундука вверх. Его лезвие, как затупившееся лезвие гильотины, попало ему под подбородок, откинув голову назад с такой силой, что сломало шею.
  
  Обыскав его карманы, я нашла два комплекта ключей от машины. На одном кольце была бирка с тем же номером: кемпер VW и названием агентства по аренде автомобилей. Я попробовал один из ключей на другом кольце в багажнике Vega, и это сработало. Это было довольно убедительным доказательством того, что этот человек был с тем, кого я зарезал.
  
  
  
  
  
  на балконе Шеримы прошлой ночью. Мне было интересно, кто еще мог быть рядом с тем, что должно было быть заданием похитить бывшую королеву. Мог ли Меч тоже быть на крыше отеля? Был ли тот, кого я убил случайно, когда Кенди запаниковала и ударилась мне по руке, пытаясь сказать мне это, не говоря ни слова, поскольку он продолжал закатывать глаза вверх?
  
  Не было времени проверять «фольксваген», и я не хотел, чтобы кто-нибудь внезапно застал меня с трупом в гараже. Я бросил его в багажник Веги, захлопнул крышку, унесшую его жизнь, и сел на место водителя. Какого черта, это сэкономит проезд на такси AX до Милитари-роуд и на один труп Хоуку будет меньше, если он должен будет организовать выезд из Уотергейта.
  
  Через двадцать минут после того, как я заплатил за парковку Vega - билет был проштампован почти шестнадцатью часами ранее в час ночи. - Я проезжал по адресу, который хотел на Военной дороге. К счастью, большинство машин окружной полиции в тот день сосредоточились на охоте за кемпером VW, не беспокоясь о нарушителях светофора или спидерах, так что я ехал быстро и без остановки. Я свернул за следующий угол и припарковался. Возвращаясь к перекрестку, я заметил большую группу невысоких зданий на холме через улицу и решил, что это, вероятно, земля колледжа Святого Иоанна, где меня должна была ждать Кенди. Я повернул за угол и быстро пошел обратно на Военную дорогу, не желая рисковать и объяснять какому-нибудь услужливому прохожему, что я знаю, что на этой стороне улицы не должно быть парковки и что ее не должно быть пространство с другой стороны, и что я торопился.
  
  Проезжая мимо, я бросил быстрый взгляд на дом, где Кенди сказала, что Абдул и человек, которого я подозревала, был Мечом, проникшим внутрь. Казалось, он вписывался в квартал из красного кирпича, многоуровневых ранчо. Возраст, вероятно, от двадцати до двадцати пяти лет, летом затененный деревьями, он был окружен «живой изгородью, которой позволили вырасти достаточно высоко, чтобы закрывать обзор случайным прохожим, но не являясь очевидной гарантией конфиденциальности. . Пролом в передней изгороди произошел на подъездной дорожке, которая вела к гаражу на две машины в задней части дома. К входной двери вела каменная дорожка. Внешне он выглядел как дом умеренно обеспеченной семьи.
  
  Если бы ЦРУ управляло своими «убежищами» так же, как AX, то этот образ респектабельности тщательно культивировали бы постоянные обитатели дома. Хоук обычно назначал по два агента в каждую из убежищ, которые мы использовали для тайных встреч, или для сокрытия вражеских агентов, которые «повернулись» до тех пор, пока для них не будет установлена ​​новая личность, или в качестве пунктов восстановления раненого персонала. Местные агенты, обычно мужчина и женщина, изображающие супружескую пару, должны быть дружелюбны со своими соседями, но не настолько общительны, чтобы люди по соседству неожиданно позвонили. Хоук любит создавать свои убежища в жилых районах, а не в отдаленных районах, более открытых для внезапного нападения. И казалось, что ЦРУ адаптировало аналогичную установку, по крайней мере, в том, что касается выбора районов.
  
  Я прошел мимо дома и подошел к двери соседнего дома. Она открылась через мгновение после того, как я позвонил, но только насколько позволяла цепь. Седовласая женщина сунула нос в отверстие, в то время как морда немецкой овчарки высовывалась на меня. Женщина спросила приятно, с легким подозрением: «Да?» Пастух ничего не сказал, но выразил свои подозрения более отчетливо с глубоким рычанием. Она успокоила его: «Тише, Артур!»
  
  «Простите, - сказал я, - но я ищу ДеРозов. Я не знаю точного числа, но они должны жить на Военной дороге, недалеко от Юты, и я подумал, возможно, вы их знаете.
  
  «Нет, я не узнаю это имя. Но за последние пару лет по соседству появилось много новых людей ».
  
  «Это молодая пара», - объяснил я. «Она блондинка, лет тридцати, и Оги примерно того же возраста. Он крупный парень; вы обязательно заметите его, потому что он около шести футов четырех дюймов и весит около двухсот сорока фунтов. О да, они водят кемпер VW ».
  
  Она покачала головой, пока я не упомянул о кемпере, затем на ее лице промелькнула тень узнавания. «Ну, - нерешительно сказала она, - по соседству живет милая молодая пара. Они там около года, но я не узнал их, кроме как поздороваться. Но я уверен, что они не твои друзья. Она не блондинка, а он не такой уж большой. Может, этот хвост, но с тонкой стороной. Единственное, что… »
  
  "Да?" - настаивал я.
  
  «Ну, я заметила, когда сегодня утром поехала с мужем на автобус, чтобы пойти на работу, что там на подъездной дорожке стоял кемпер Volkswagen».
  
  "Который это был час?"
  
  - Думаю, без четверти восемь или около того, с тех пор как мы обычно уезжаем.
  
  «Я сейчас не заметил там никого», - сказал я. «Вы случайно не
  
  
  
  
  
  увидели, как он уйдет? "
  
  «Собственно говоря, да. Я как раз выходил за дверь позже утром - должно быть, был полдень или, может быть, полдень тридцати - когда увидел, как она отъехала и уехала. Я собирался навестить друга на Легэйшн-стрит, и ...
  
  «Вы видели, кто там был?» - перебил я. «Может быть, это были мои друзья».
  
  «Нет, не знал. Его уже не было до того, как я спустился на тротуар, и, похоже, они торопились. Мне жаль."
  
  Я был почти уверен, куда направлялся «Фольксваген» и его команда убийц; У них было свидание на Канал-роуд, которое было наспех назначено телефонным звонком. Я поблагодарил женщину за ее помощь и сказал, что, может быть, я попробую по соседству, на случай, если люди в кемпере были моими друзьями, позвонив другому соседу. Пастух снова зарычал, когда я повернулся, чтобы уйти, и он чуть не схватился за морду, когда она закрыла дверь.
  
  Небрежно прогуливаясь по подъездной дорожке к убежищу ЦРУ, я продолжал обходить дом до гаража. Его откидная дверь оказалась незапертой, и я сдвинул ее вверх на хорошо смазанных петлях. Лимузин Шеримы все еще стоял там, рядом с «мустангом», который, как я полагал, принадлежал постоянным жильцам дома. Тихо закрыв дверь, я перешла на небольшой внутренний дворик ранчо. Там стояла тележка для барбекю, заржавевшая из-за того, что выделялась среди зимних снегов.
  
  «Не все так хорошо, мальчики», - подумал я. Настоящие домовладельцы хранили бы барбекю в гараже на зиму.
  
  Дверь с сеткой была заперта, но, слегка поддевая острием стилета, заставила ее открыть. Задняя дверь тоже была заперта. Моя пластиковая карточка American Express отодвинула болт, и, удерживая ее на месте, я попробовал повернуть ручку другой рукой. Он повернулся, и дверь открылась. Я вернул кредитную карту в свой кошелек, прежде чем толкнуть дверь еще дальше, и с облегчением обнаружил, что на ней нет цепной защелки.
  
  Быстро войдя внутрь, я оказался на кухне. Когда я огляделся, в доме было тихо. Блюда, вероятно, после завтрака, были вымыты и сложены в сушилке рядом с раковиной. Я на цыпочках прошел в столовую, затем в гостиную. Внизу нигде не было признаков борьбы. Затем, когда я собирался подняться на половину лестничного пролета, который, очевидно, вел в спальни, мое внимание привлекла небольшая дыра в штукатурке на стене рядом с лестницей. Снова используя острие стилета, я выкопал пулю в стене. Это было похоже на 38-й калибр, расплющенный в штукатурке. Наклонившись, я осмотрел дешевый восточный плед, покрывавший пол перед входом.
  
  В узоре почти потерялось малиновое пятно. Кто-то открыл входную дверь и был застрелен, решил я. Вероятно, от .38 с глушителем. В маленьком фойе был гардероб. Я обнаружил, что дверь была заперта, и это было достаточно необычно, чтобы мне захотелось посмотреть, что там внутри. Попробовав несколько своих отмычек, я нашел тот, который поворачивал простой замок.
  
  На полу туалета под висевшими там пальто валялось тело мужчины. На трупе были шляпа и пальто, и я мог сказать, что он был высоким, по тому, как его колени были сложены вдвое, чтобы втиснуть его в ограниченное пространство. Отодвинув шляпу, ссутулившуюся ему на лицо, я увидел, где пуля попала ему в левый глаз. Так много для половины «красивой молодой пары по соседству». Очевидно, он собирался выйти из дома, когда кто-то подошел к входной двери, и он совершил роковую ошибку, не воспользовавшись глазком, чтобы увидеть, кто находится снаружи, прежде чем открыть его. У того, кто там стоял, был наготове пистолет с глушителем, и он выстрелил, как только дверь открылась, затем поймал свою жертву и осторожно опустил ее на ковер на полу, так что «жена» мертвого даже не узнала, что произошло.
  
  Я решил, что она тоже должна быть где-то в доме. Люди Меча не рискнули бы выносить труп. Взяв Люгера, я поднялся по лестнице на верхний уровень. В тишине, царящей в доме, легкий скрип ступеней, покрытых ковром, казался громким. Справа от меня наверху лестницы была открыта дверь в спальню. Я вошел и обнаружил, что там пусто. Я быстро подошла к шкафу. В нем была мужская одежда и ничего больше. Быстро перевернув покрывало, я понял, что под кроватью ничего нет, поэтому я вернулся в холл и медленно открыл следующую дверь с той же стороны. Это была ванная - пустая. В аптечке над раковиной лежали мужские туалетные принадлежности и бритва. У мертвого внизу, должно быть, была болезнь желудка; На одной из полок стояли бутылки с антацидами. Что ж, это его больше не беспокоит.
  
  Пройдя через холл, я прошел через еще одну открытую дверь в комнату, которая, как я догадывался по ее размеру, была главной спальней дома. Женщина, за которой я охотился, была аккуратной; одежда была аккуратно разложена на вешалках, а ее обувь - в коробках, сложенных стопкой на полу большого двойного туалета. Судя по всему, она и ее партнер сохранили строго деловые отношения, несмотря на то, что прожили вместе около года. Только один из двух
  
  
  
  
  
  постельные подушки были помяты. Внезапно меня осенило, что простыня на кровати заправлена ​​только с одной стороны. Она, должно быть, придумывала, когда боевик поднялся на второй этаж.
  
  Упав на колени, я заглянул под кровать. Слепые глаза смотрели на меня с лица, которое, должно быть, было красивым до того, как пуля оторвала часть челюсти, забрызгав кровью длинные черные волосы, рассыпавшиеся веером по полу. На ней был стеганый желтый домашний халат, и его передняя часть была покрыта запекшейся кровью в том месте, где она попала во второй выстрел.
  
  Я бросил покрывало и поднялся на ноги. Быстро пройдя через остальную часть верхнего этажа, я проверила третью спальню и главную ванную комнату, что еще больше свидетельствовало об опрятности экономки ЦРУ. Спрятавшись за стопкой полотенец в бельевом шкафу, я обнаружил мощное двустороннее радио, настроенное на частоту, которую я узнал как принадлежащую ЦРУ. Вероятно, он работал только тогда, когда использовался безопасный дом. Не было необходимости в прямом контакте со сверхсекретным штабом разведывательного управления недалеко от Лэнгли, штат Вирджиния, за исключением таких случаев. Я щелкнул переключателем приемника, но из телевизора не было шума. Ощупав за шкафом, я поднял некоторые провода, которые были выдернуты и перерезаны.
  
  Спустившись вниз, я остановился в переднем вестибюле и внимательно прислушался, не услышал ли какой-то звук, который мог указывать на Меч и Абдул Бедави, надеюсь, Шерима и, возможно, двое из трех убийц из кемпинга все еще были в доме. Только тиканье старых ульевых часов Сета Томаса на буфете в столовой нарушало тишину.
  
  Я на цыпочках вернулся на кухню и нашел дверь, которая должна была вести в подвал. Я проверил ручку и обнаружил, что она разблокирована, поэтому приоткрыл ее. Из щели послышался легкий гул, но я не услышал человеческих звуков по лестнице в десять ступенек, когда широко распахнул дверь.
  
  Однако свет в подвале горел, и внизу я видел пол, покрытый линолеумом. Когда я медленно спускался по ступенькам, у дальней стены показалась стирально-сушильная машина. За лестницей были выключены масляная горелка и водонагреватель. Почти у подножия ступенек я резко остановился, внезапно осознав, что открыта только треть подвала; «Может быть, меньше», - решил я, вспоминая беспорядочные комнаты наверху.
  
  Остальная часть подвала отрезана стеной из бетонных блоков. Стена, очевидно, была добавлена ​​спустя много времени после того, как дом был построен, потому что серые блоки были намного новее, чем те, что образовывали другие три стороны той области, в которую я вошел. Быстро оценив размер самого дома, я подсчитал, что ЦРУ создало потайную комнату или комнаты общей площадью около полутора тысяч квадратных футов. Таким образом, это была самая безопасная часть убежища, где могли укрыться друзья или враги, нуждающиеся в защите. Я предположил, что интерьер, вероятно, тоже звукоизолирован, так что если бы кто-то там скрывался, его присутствие не выдало бы никакого шума, если бы соседи неожиданно навестили местных агентов.
  
  Мое предположение, что ни один звук не проникает сквозь стены и потолок секретного убежища, убедило меня, что Шерима и ее похитители тоже были внутри. Я подозревал, что чего-то или кого-то ждал, но не знал, что и кого. Конечно, не из-за какого-либо сигнала по радио наверху, потому что его полезность была нарушена тем, кто перерезал провода. Однако был хороший шанс, что сообщение Адаби - «Меч готов поразить» - было передано отсюда до того, как радио было выведено из строя.
  
  Похоже, не было никакого входа в обшитую бетоном комнату, но я подошел к стене, чтобы рассмотреть поближе. ЦРУ создало прекрасную иллюзию; вероятно, когда потребовалось бы объяснение необычно маленького подвала, если бы «молодой паре» пришлось допустить в подвал счетчиков счетчиков или ремонтников, они, возможно, сказали бы, что люди, у которых они купили дом, еще не закончили строительство. погреб из-за отсутствия средств, и только что закрыли оставшуюся часть раскопок. Я почти слышал, как хорошенькая женщина с волосами цвета воронова крыла говорила любопытному представителю электрической компании: «О, мы когда-нибудь закончим это сами, когда будет легче получить ипотечные деньги. Но мы так хорошо купили дом, потому что в нем не было полноценного подвала ».
  
  Ближе к самой дальней точке стены от лестницы я нашел то, что искал. Небольшая трещина в блоках очерчивала участок примерно семи футов в высоту и, возможно, тридцати шести дюймов в ширину. Это должна была быть дверь во все, что лежало за ее пределами, но как она открылась? Яркий свет от незатененных лампочек над головой давал много света, пока я искал какой-нибудь переключатель или кнопку, которая открыла бы скрытую дверь. На самой стене такого устройства вроде не было, поэтому я стал осматриваться в других частях подвала. Я должен был быстро попасть в эту дверь; время поджимало.
  
  Я искал десять неприятных минут, но ничего не нашел. Я как раз собирался начать нажимать на
  
  
  
  
  
  обычные бетонные блоки в стене в надежде, что один из них может быть ключевым. Когда я отступил к потайной двери, я миновал одну из больших опорных балок и краем глаза увидел то, что все время было передо мной - выключатель света. Но что включил этот переключатель? Тот, что наверху лестницы в подвал, очевидно, контролировал только две лампочки, и они уже горели.
  
  Я проверил проводку, которая вела от выключателя. Возможно, это как-то связано с оборудованием для стирки или масляной горелкой. Вместо этого проволока шла прямо к потолку и пересекала точку возле трещины, обозначающей вход в секретную комнату. В одной руке я держал люгер, а другой щелкнул выключателем. На мгновение ничего не произошло. Затем я почувствовал легкую вибрацию пола под ногами и услышал приглушенный скрежет, когда часть стены начала раскачиваться наружу на хорошо смазанных шарнирах, очевидно, от электрического двигателя где-то за ней.
  
  С оружием в руках я шагнул в отверстие, как только оно стало достаточно широким, чтобы впустить меня. Сцена, которая встретила меня, могла бы соперничать с обложкой одного из старых журналов для публики.
  
  К дальней стене напротив меня была привязана Шерима. Она была полностью обнажена, но у меня не было времени оценить пышные изгибы ее крохотной фигуры. Я был слишком занят, глядя на мужчину, стоящего рядом с ней, и прикрывая остальных в комнате своим «Люгером». Абдул стоял рядом с Шеримой, и по выражению ее лица я мог сказать, что он делал что-то отвратительное, что было прервано моим прибытием. За столом на большом открытом пространстве, созданном ЦРУ, сидел хорошо одетый араб, который, как я был уверен, был тем человеком, которого Абдул подобрал в посольстве Адабии - тем, кого мы с Ястребом посчитали Мечом. . Очевидно, он работал над какими-то бумагами; он оторвал голову от бумаг и уставился на меня и пистолет.
  
  Два других араба отдыхали в другом углу убежища. Один сидел на кровати, обычно используемой временными гостями ЦРУ. Рядом с ним лежала автоматическая винтовка. Его близнец находился в руках последнего из этой группы жителей правительственного убежища. Он начал поднимать винтовку, когда я вошел в комнату, но остановился, когда дуло моего пистолета повернулось в его сторону. Никто из них, казалось, не удивился, увидев меня, кроме Шеримы, глаза которой расширились сначала от удивления, а затем отметили смущение из-за ее наготы. Я был уверен, что меня ждали, когда Абдул заговорил:
  
  «Входите, мистер Картер, - сказал он, все еще вежливо, даже в такой напряженной ситуации, в которой он оказался. - Мы ждали вашего прибытия. Теперь мой план выполнен ».
  
  Назвав это его планом, я на минуту поразился. Мы с Хоуком ошибались. Человек, который играл телохранителя Шеримы и шофера чиновника посольства Адабии, был Мечом, а не тем, кто был его пассажиром. Я смотрела на Абдула теперь, как будто смотрела на него впервые. Затем краем глаза я заметил движение со стороны комнаты, где двое мужчин застыли на месте. Я нажимал на спусковой крючок, качая головой, и пуля из «люгера» попала арабу с автоматической винтовкой в ​​висок, когда он повернулся, чтобы попытаться направить ствол на меня. Он был мертв до того, как упал на пол вслед за своей винтовкой, выпавшей из его рук.
  
  «Не пытайся», - предупредил я его товарища, который начал тянуться за пистолетом рядом с ним на кровати. Я не был уверен, что он понимает по-английски, но ему, видимо, не составило труда интерпретировать тон моего голоса или мои намерения, потому что его руки извивались назад и вверх к потолку.
  
  «В этом не было необходимости, мистер Картер, - холодно сказал Абдул. «Он бы не стрелял в тебя. Это не входило в мой план ".
  
  «Сегодня он без колебаний использовал эту штуку», - напомнил я Мечу. «Или убийство этих троих было частью твоего плана?»
  
  «Это было необходимо», - ответил Абдул. «Мне почти пришло время приехать сюда - и они слишком внимательно следили за мной, чтобы сделать это, не раскрывая, где мои люди держат Ее Высочество». Последнее было сказано с насмешкой, когда он слегка повернулся к Шериме. «Были ли они хорошей компанией, миледи?» Он сказал эти последние слова тоном, который заставил их казаться более грязными, чем все, что он или два его головореза могли сделать с красивой связанной пленницей, и румянец, растекавшийся с ее лица по голому горлу и вздымающейся груди, сказал мне, что она испытание было как умственным, так и физическим.
  
  Шерима все еще не разговаривала с тех пор, как я открыл секретную дверь и вошел в потайную комнату. У меня было ощущение, что она была в шоке или просто вышла из него. Или, возможно, ее накачали наркотиками, помимо транквилизаторов, которые ей давала Кенди, и только сейчас она начала полностью контролировать свои чувства.
  
  «Хорошо, Абдул, или я должен сказать Сеиф Аллах?» Я сказал. Его реакцией на то, что я использовал арабское слово для обозначения меча Аллаха, было просто слегка поклониться. - Снимите эти цепи с Ее Высочества. Быстро."
  
  «В этом не будет необходимости, Абдул», - раздался голос .
  
  
  
  
  
  Я сказал. «Брось пистолет, Ник, и подними руки».
  
  «Привет, Кенди», - сказал я, не оборачиваясь. «Что удерживало вас? Я ждал, что вы присоединитесь к нам здесь. Если бы вы прибыли на пару минут раньше, вы могли бы спасти жизнь одному из своих приятелей ».
  
  Шок от того, что ее давний друг и компаньон держит пистолет на человеке, который пришел спасти ее, заставил Шериму полностью проснуться. "Конфеты! Что делаешь? Ник пришел забрать меня отсюда! »
  
  Когда я сказал ей, что Кенди Найт была единственной, кто сделал возможным захват ее в плен, для бывшей Королевы это откровение было слишком большим. Она расплакалась. Исчезло королевское достоинство, которое храбро поддерживало ее перед лицом мучителей. Она была женщиной, которую предал кто-то, кого она любила как сестру, и она рыдала снова и снова: «Почему, Кенди? Почему?"
  Глава 11
  
  Я все еще не уронил пистолет и не поднял руки, но Абдул покинул Шериму и подошел, чтобы забрать у меня «люгер». В тот момент я мало что мог сделать, кроме как позволить ему взять это. Если Кенди нажмет на курок на мне, не останется никакой надежды для рыдающей женщины, голова которой упала на грудь. Ее мир раскололся на миллиард частей, и для нее забыли о физической боли. Грубые складки, врезанные веревками на ее запястьях и растопыренные лодыжки, больше не были такими жестокими, как процесс распада ее жизни - процесс, который начался, когда она была вынуждена оставить мужчину, которого любила, и своих детей.
  
  «Теперь, если вы просто подойдете к стене, мистер Картер», - сказал Абдул, показывая моим пистолетом, куда он хотел, чтобы я пошел.
  
  Чтобы выиграть время, я спросил его: «Почему ты не позволишь Кенди рассказать Шериме, почему она продала ее? Тебе теперь нечего терять.
  
  «Ничего, кроме времени», - сказал он, поворачиваясь, чтобы приказать боевику на койке прийти и охранять меня. Когда мужчина взял автомат и направился ко мне, он остановился, чтобы посмотреть на своего мертвого товарища. Ярость промелькнула у него на лице, он угрожающе поднял винтовку и направил ее на меня.
  
  "Стоп!" - скомандовал Абдул, все еще разговаривая с ним по-арабски. «Его нельзя убивать этим оружием. Когда все будет готово, можешь использовать пистолет, которым пользовались те, кто наверху.
  
  Шерима подняла голову и вопросительно посмотрела на меня. Судя по всему, ее держали снаружи, пока люди Меча не избавились от постоянных агентов ЦРУ. «Наверху мертва« милая молодая пара », - сказал я ей. «По крайней мере, соседка охарактеризовала их как хороших».
  
  «Они были шпионами вашего империалистического ЦРУ», - прорычал мне Абдул. «Мы знали об этом доме какое-то время, мистер Картер. Здесь Селим, - продолжил он, кивая в сторону человека за столом, который вернулся к своим документам после того, как меня обезоружили, - в этом плане очень помог. Он прикреплен к службе безопасности в посольстве, и однажды ему пришлось сопровождать Шаха Хасана здесь, когда наш прославленный монарх был в Вашингтоне, чтобы получить приказы от своих хозяев из ЦРУ. Эта встреча длилась почти шесть часов, и у Селима было достаточно возможностей запомнить планировку дома. Для шпионов они были не очень умны; Селиму даже разрешили постоять на страже у секретной двери в эту комнату и посмотреть, как она работает, пока он ждал Хасана ».
  
  «Шах никогда ни от кого не подчинялся!» - рявкнула Шерима своему бывшему телохранителю. «Я помню, как он рассказывал мне об этой встрече, когда вернулся в Сиди Хасан. ЦРУ информировало его о том, что происходило на остальной части Ближнего Востока, чтобы он мог защитить себя от тех, кто притворялся нашими друзьями, пока они строили планы отобрать у него трон ».
  
  «Кто, кроме вас и Хасана, верит в эту выдумку?» - самодовольно сказал Абдул. «К тому времени, когда мы закончим, каждый в арабском мире узнает о его предательстве и о том, как он позволил империалистическим поджигателям войны использовать себя и свой народ. И как он стал их бегущей собакой благодаря тебе »
  
  Когда на красивом лице Шеримы появился большой вопросительный знак, Абдул злорадствовал. «О да, миледи, - сказал он, возвращаясь к ней, - разве вы не знали? Вы тот, кто настолько затуманил сознание Хасана, что он не мог определить, что лучше для его страны. Ты использовал это свое злое тело, чтобы воспламенить его страстью, чтобы он не мог видеть, кто его настоящие друзья ». Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, Абдул протянул руку и непристойно погладил Шериму по груди и бедрам, пока она пыталась уклониться от его мучительных ласк; боль от ее грубых уз и тошнота от его варварского прикосновения отразились на ее лице одновременно.
  
  «Затем, когда вы сделали Хасана своим рабом любви, - продолжил Абдул, - вы начали передавать ему приказы своих хозяев здесь, в Вашингтоне».
  
  "Это ложь!" - сказала Шерима, ее лицо снова покраснело, на этот раз от гнева, а не от смущения из-за того, что ее бывший слуга делал с ее телом. «Хасан думал только о том, что лучше для его народа. И ты знаешь, что это правда, Абдул. Он доверял тебе как другу и часто доверял тебе с того дня, как ты спас ему жизнь ».
  
  
  
  
  
  Конечно, я знаю это, Ваше Высочество, - признал Абдул. «Но кто поверит, что, когда мир увидит доказательства, которые Селим готовит здесь, - доказательства, которые уже ждут, чтобы их передали могущественному шаху, когда мы сообщим о вашей смерти от рук ЦРУ».
  
  Шерима ахнула. «Вы собираетесь убить меня и обвинить в этом ЦРУ? Почему шах должен верить этой лжи? Особенно, если вы собираетесь намекнуть, что я работал на ЦРУ ».
  
  Абдул повернулся ко мне и сказал: «Скажите ей, мистер Картер. Я уверен, что вы уже выяснили мой план.
  
  Я не хотел раскрывать, насколько хорошо AX знал о заговоре Меча, поэтому я просто сказал: «Что ж, они могут попытаться убедить шаха, что вы были убиты, потому что вы решили раскрыть операции ЦРУ в Адаби Хасану и Остальной мир."
  
  "Совершенно верно, мистер Картер!" Абдул сказал. «Я вижу, что у вас, сотрудников Службы исполнительной защиты, тоже есть мозги. Мы предполагали, что вы не более чем прославленные телохранители, годные ни на что большее, чем стоять у посольств и консульств ».
  
  Меч не знал этого, но он ответил на большой вопрос, который был у меня в голове с тех пор, как он впервые сказал, что ждет меня на конспиративной квартире ЦРУ. Он явно не знал ни об AX, ни о том, кто я на самом деле. Я посмотрел на Кенди, которая молча стояла, все еще держа в руке маленький пистолет на протяжении всего разговора между Абдулом и Шеримой.
  
  «Думаю, я должен тебя поблагодарить за то, что ты сказал ему, кто я, милый, - сказал я. Ее лицо было вызывающим, когда я продолжил: «Ты довольно хорошо используешь свое тело, чтобы получить нужную информацию. Благодаря."
  
  Она не ответила, но Абдул усмехнулся и сказал: «Да, мистер Картер, она хорошо использует свое тело». По тому, как он насмехался, когда говорил, я понял, что он тоже испытал прелести любовных игр Кенди. «Но в вашем случае, - продолжал он, - на нее повлияла не неконтролируемая страсть. Тебе как мне в гостях угощали ее удовольствиями - по моим указаниям. Мне нужно было знать, где вы вписываетесь в картину, и как только она обнаружила, что вы тоже работаете у правительства капиталистов, я решил включить вас в свои планы ».
  
  «Мне было приятно», - сказал я, обращаясь к Кенди, а не к Абдулу. «Скажи мне, Кенди, человек на балконе Шеримы - это был несчастный случай, когда ты вонзила мой нож ему в горло? Или ты боялся, что он собирался поговорить и сказать мне, что Меч тоже был на крыше Уотергейта, руководя попыткой похищения Шеримы? »
  
  Большие карие глаза отказывались смотреть на меня, а Кенди по-прежнему молчала. Однако Абдул не был столь сдержан. Удовлетворенный тем, что его заговор по уничтожению Шаха Хасана увенчается успехом и что ничто не мешает ему, он, казалось, почти готов обсуждать все аспекты операции.
  
  «Это было очень умно с ее стороны, не так ли, мистер Картер?» - снисходительно сказал он. «Я услышал об этом, когда спустился в комнату Шеримы, чтобы посмотреть, что пошло не так. Именно тогда я сказал ей, чтобы она занимала вас всю оставшуюся ночь, пока мы сбегаем с Ее Высочеством… извините, Ее бывшее Высочество. Представьте себе, этот старый дурак из гостиничного детектива думал, что сможет нас остановить. Он подошел вплотную и хотел знать, что я делаю у дверей номера в этот час, выставляя напоказ свой значок отеля, как будто я выгляжу разорванным. Он не добавил очевидного - что ему не пришлось бы убивать старика - в конце концов, Абдул был признан официальным телохранителем Шеримы.
  
  «К несчастью для него, возможно, он так и думал», - сказал я. «Он действительно не понимал, что происходит, только то, что он должен был защитить женщину от беспокойства». Я признал себе, что это была наша ошибка.
  
  Шерима, напуганная всем, что она услышала за последние несколько минут, еще раз спросила у своей старой школьной подруги: «Почему, Кенди? Как ты мог так поступить со мной? Вы знаете, что мы с Его Высочеством любили вас. Почему?"
  
  Вопрос наконец дошел до Кенди. Сверкнув глазами, она пренебрежительно сказала: «Конечно, Хасан любил меня. Вот почему он убил моего отца! "
  
  "Твой отец!" - воскликнула Шерима. «Кенди, ты же знаешь, что твой отец был убит тем же человеком, который пытался убить шаха. Ваш отец спас жизнь Хасана, пожертвовав своей собственной. А теперь сделаешь это со мной и с ним ».
  
  «Мой отец не жертвовал своей жизнью!» Кенди почти кричала и плакала одновременно. «Хасан убил его! Он вытащил моего отца перед собой, чтобы спасти свою паршивую жизнь, когда на него напал убийца. Я поклялся, что свяжусь с Хасаном, когда узнаю об этом, и теперь я собираюсь это сделать »
  
  «Это неправда, Кенди, - страстно сказала ей Шерима. «Хасан был так удивлен, когда этот человек ворвался в приемную дворца и пошел за ним, что просто остановился. Ваш отец прыгнул перед ним и получил ножевое ранение. Затем Абдул убил убийцу ».
  
  "Откуда вы знаете?" Кенди ответила ей. "Вы были там?"
  
  «Нет», - признала Шерима. «Вы знаете, я был с вами в то время. Но Хасан рассказал мне об этом позже. Он чувствовал ответственность за смерть вашего отца, и
  
  
  
  
  
  то что отвечает за вас"
  
  «Он был ответственным! Он был трусом, и мой отец умер из-за этого! Он просто не мог смириться с тем, чтобы сказать вам правду, потому что тогда вы бы знали, что он тоже был трусом ".
  
  «Кенди, - умоляла ее Шерима, - мой отец сказал мне то же самое. И он бы не стал лгать о чем-то подобном. Он был лучшим другом твоего отца и ...
  
  Кенди не слушала. Снова прервав Шериму, она закричала: «Твой отец был таким же, как мой. Сначала человек компании. И нефтяная компания не могла позволить, чтобы его люди знали, что Хасан трус, иначе они не поддержали бы его. Тогда драгоценную компанию выбросили бы из страны. Хасан солгал, и все, кто работал в нефтяной компании, его поддержали ».
  
  Я наблюдал за Мечом, пока две девушки спорили, и ухмылка на его лице вызвала у меня в голове вопрос. «Кенди не похожа на себя, - подумал я. Это было почти так, как если бы она повторяла историю, которую ей рассказывали снова и снова. Я вмешался, чтобы задать свой вопрос. «Кенди, кто рассказал тебе о том, что произошло в тот день?»
  
  Она снова повернулась ко мне лицом. «Абдул. И он единственный, кто был там, кому нечего было терять, сказав мне правду. В тот день он тоже чуть не был убит этим человеком. Но он не был трусом. Он подошел к этому сумасшедшему убийце и застрелил его. Хасану просто повезло, что Абдул был там, иначе этот человек забрал бы его сразу после моего отца ».
  
  «Когда он тебе об этом рассказал?» Я спросил.
  
  «В ту же ночь. Он подошел ко мне и попытался утешить. Он просто случайно обмолвился о том, что произошло на самом деле, и я вырвал у него все остальное. Он заставил меня пообещать никому не рассказывать о том, что сделал шах. Он сказал, что в то время для страны было бы плохо, если бы все знали, что шах трус. Это был наш секрет. Я же говорил, что у всех есть секреты, Ник.
  
  «Хватит об этом», - резко сказал Абдул. «Нам еще многое предстоит сделать. Селим, как поступят документы? Вы почти закончили? »
  
  «Еще пять минут». С тех пор, как я вошел в комнату, официальный представитель посольства заговорил впервые. «Я использовал кодовую книгу, которую мы нашли наверху, чтобы подготовить отчет, в котором указано, что Ее Высочество - бывшая королева - сообщила своему начальству, что она больше не верит, что то, что ЦРУ сделало в Адаби, правильно, и что она сожалеет о том, что помогала им всем. в этот раз. Она пригрозила разоблачить ЦРУ Его Высочеству и мировой прессе ».
  
  "Что-то еще?" - потребовал ответа Абдул.
  
  «Бумага, которую я сейчас завершаю, представляет собой закодированное сообщение, в котором людям в доме приказывают избавиться от Шеримы, если они не могут передумать. По возможности, они должны сделать так, чтобы это выглядело как авария. В противном случае ее следует застрелить, а ее тело утилизировать таким образом, чтобы его никогда не нашли. В этом случае, говорится в сообщении, будет выпущена прикрытие, в котором говорится, что считается, что она исчезла, потому что она опасается, что движение Черного сентября заберет ее жизнь. Другая бумага тоже готова ».
  
  Я должен был признать, что «Меч» разработал схему, которая наверняка поставит ЦРУ - и тем самым правительство Соединенных Штатов - на одну точку с Шахом Хасаном и миром в целом. Я думал о возможных ответвлениях схемы, когда Кенди внезапно спросила меня:
  
  «Ник, ты сказал, что ждешь меня. Откуда ты знаешь? Как я выдал себя? »
  
  «По дороге сюда я вспомнила две вещи, - сказал я ей. «Во-первых, то, что сообщил один из мужчин, которые следовали за вами и Абдулом в Потомак сегодня утром. Он смотрел, как Абдул остановился на заправке, и вы оба использовали телефон. Это напомнило мне, что я спросил вас, была ли у вас возможность услышать, кому звонил Абдул, или посмотреть, какой номер он набирает, когда вы позже позвонили мне в Уотергейт. И вы сказали, что не ходили с ним в участок. Но у тебя было, моя дорогая. Только вы не знали, что кто-то видел, как вы это делаете, и сообщил об этом ».
  
  «Значит, это были люди из Службы исполнительной охраны, следовавшие за нами, мистер Картер, - сказал Абдул. «Я задумался об этом, но у меня не было достаточного опыта в этой стране, чтобы быть в состоянии узнать всех различных тайных операторов. Но я не думал, что кто-то из них рискнул подойти так близко, чтобы наблюдать за нами на станции. Я думал, они подождали за поворотом, пока не увидят, как мы снова выезжаем на дорогу ».
  
  «Где вы ехали достаточно медленно, чтобы ваши люди в автофургоне достигли точки засады», - добавил я.
  
  "Точно."
  
  «Ты сделал два звонка, Абдул», - сказал я ему, и он согласно кивнул. «Я знаю, что это было с мужчинами в этом доме, которые держали Шериму в плену - после убийства мужчины и женщины. Кто был другим звонком… Селиму? »
  
  - Еще раз верно, мистер Картер. Я должен был сказать ему, что скоро заберу его. После того, как мы с мисс Найт разыграли нашу маленькую шараду в Джорджтауне в вашу пользу, чтобы вас можно было заманить прямо сюда.
  
  «Значит, ты должен был позвонить в таксопарку», - сказал я, глядя на Кенди. «Вы должны были заказать такси прямо в бутике, чтобы
  
  
  
  
  ты мог бы быстро выйти и обязательно уйти, пока эта девушка не последовала за тобой на улицу, чтобы задать какие-либо вопросы ».
  
  «Верно еще раз», - сказал Абдул, не давая Кенди ответить мне. Он хотел быть уверенным, что получил всю заслугу за планирование всей установки. «И это сработало, мистер Картер. Вы здесь, как и планировали ».
  
  Я хотел немного выпустить из него воздух, поэтому сказал: «На самом деле, именно эта история с такси заставила меня задуматься о Кенди и множестве совпадений, в которых она участвовала. Только в фильмах кто-то выбегает из здания и сразу же садится в такси. Как будто герой всегда находит место для парковки именно там, где ему нужно. Так или иначе, я вспомнил, что это была идея Кенди совершить ту небольшую прогулку по Джорджтауну и что она настояла на том, чтобы провести вчера ночь со мной, пока Шерима была похищена. Потом вспомнил телефонные звонки на заправке, и все встало на свои места ».
  
  «Боюсь, слишком поздно, мистер Картер, - сказал Абдул. Он повернулся к человеку за столом, который начал собирать его бумаги и засовывать что-то - кодовую книгу ЦРУ, как я догадался - в карман. «Ты готов, Селим?»
  
  "Да." Он протянул Мечу несколько листков бумаги, над которыми работал, и сказал: «Это те, которые можно найти в доме». Его лидер взял их, затем снова протянул руку. Селим на мгновение взглянул на него, затем робко достал из кармана кодовую книгу. «Я просто подумал, что должен позаботиться об этом», - извинился он. «Всегда есть шанс, что, когда приедет полиция, они могут обыскать вас, и было бы неразумно иметь ее в вашем распоряжении».
  
  «Конечно, мой друг», - сказал Абдул, обнимая его за плечо. «Было хорошо с вашей стороны подумать о моей безопасности. Но я буду беспокоиться об этом и в то же время устраню с вашего пути любое искушение. Есть те, кто заплатил бы много, чтобы заполучить эту маленькую книгу, и лучше всего, чтобы деньги поступали непосредственно мне и нашему славному движению Silver Scimitar. Разве это не так, Селим? »
  
  Маленький фальшивомонетчик из посольства быстро кивнул в знак согласия и, казалось, почувствовал облегчение, когда Меч ослабил медвежьи объятия, которые он обнимал за плечо человека. «Теперь вы знаете, что вам делать?»
  
  «Я пойду прямо в посольство, а затем…» Он резко остановился, выглядел пораженным и спросил: «Какую машину я должен был использовать? А Мухаммед, кто должен был привести сюда этого Картера? Что с ним случилось?
  
  Абдул повернулся ко мне. «Ах да, мистер Картер. Я хотел спросить вас о Мухаммеде. Я предполагаю, что его постигла та же участь, что и наших друзей из Черной освободительной армии в Джорджтауне. И др."
  
  Я как раз собирался ответить ему, когда увидел вопросительное выражение лица Кенди и решил, что она ничего не знает о «других». Вспоминая трио японцев, которые поджидали нас в Грейт-Фоллс, я получил еще одно откровение и отложил эту идею для использования в будущем. «Если Мухаммед - это человек, который ждал возле моей комнаты, он был задержан. Он попросил меня сказать вам, что он опоздает. Очень поздно. На самом деле, я не думаю, что он вообще выживет ».
  
  Абдул кивнул. «Я подозревал это», - сказал он.
  
  «Кенди, ты смотрела, когда мистер Картер прибыл, как я тебе сказал? Как он сюда попал? »
  
  «Я видела, как он выходил из машины, которую припарковал за углом», - сказала она. «Это была Вега».
  
  «Опять же, как я и подозревал», - сказал Абдул, поклонившись мне. «Похоже, мы должны за многое отплатить вам, мистер Картер, включая привезти сюда нашу машину, чтобы Селим мог вернуться в посольство». Он протянул руку. «Можно мне ключи? Дотянись до них очень осторожно ». Он указал на убийцу с автоматом, и я увидел, как его палец слегка сомкнулся на спусковом крючке.
  
  Я выудил кольцо для ключей из кармана и начал бросать его человеку с винтовкой. «Нет! Для меня, - быстро сказал Абдул, готовый к любым подозрительным действиям с моей стороны. Я сделал, как он сказал, затем он вручил ключи от машины своему человеку Селиму, сказав: «Продолжайте выполнять свои инструкции».
  
  «В посольстве я буду ждать вашего звонка. Когда это приходит, я звоню в полицию и говорю, что вы позвонили мне с этого адреса и сказали, что нашли Ее Высочество убитой. Затем я передаю по радио Его Высочеству, что произошло ».
  
  «И как я попал по этому адресу?»
  
  «Я послал вас сюда, когда выяснилось, что Ее Высочество пропало. Я вспомнил, что однажды Его Королевское Высочество попросил меня отвезти его в этот дом, чтобы встретиться с некоторыми американцами, и подумал, что, возможно, Ее Высочество приехало сюда, чтобы навестить своих американских друзей. И я больше ничего не знаю о том, чей это дом, или что-то в этом роде.
  
  "Хорошо. Не забывай ни слова из того, что я тебе сказал, Селим, - сказал Абдул, похлопывая его по спине. «Иди и дождись моего звонка. Мустафа Бей заберет машину позже и вернет ее в агентство по прокату. Припаркуйте его на стоянке возле посольства и скажите дежурному, что кто-то придет за ключами ». Когда Абдул щелкнул переключателем внутри укрытия, похожим на тот, что был на столбе снаружи, тяжелая дверь снова распахнулась. Он сказал последнее слово своему человеку после того, как посмотрел на часы. «Сейчас шесть часов. Вы должны быть
  
  
  
  
  
  в посольстве через полчаса, и к тому времени мы должны закончить здесь. Ожидайте моего звонка между шестью тридцатью и шестью сорок пятью. Аллах с тобой ».
  
  «И с тобой, Сеиф Аллах», - сказал предательский адабский чиновник, когда бетонная панель снова закрылась, запечатывая нас в звуконепроницаемой комнате, а мы с Шеримой смотрели в глаза верной смерти.
  Глава 12
  
  Как только Селим ушел, Абдул занялся размещением своих поддельных записок ЦРУ. Мустафа-бей с сердитым лицом держал пистолет нацеленным на меня, лишь изредка переводя взгляд на мгновение, чтобы бросить взгляд на обнаженное тело своей бывшей королевы. Каким-то образом я знал, что это он приставал к ней, когда она висела на веревках, которые держали ее руки и ноги раздвинутыми. Я также был уверен, что он и его теперь мертвый товарищ, вероятно, получили строгий приказ от Меча не насиловать их пленницу. Любое подобное сексуальное насилие обнаружилось бы при вскрытии, и я не думал, что Меч хотел такого рода осложнений. Убийство должно было быть аккуратным, как если бы оно было совершено профессионалами ЦРУ.
  
  Я не совсем понял, как Меч объяснит разницу во времени смерти между трупами наверху и Шеримой. Потом меня осенило, что этих тел в доме не найти. Все, что ему нужно было сделать, это сказать, что он ворвался и обнаружил, что секретная дверь открыта, а тело Шеримы лежит в потайной комнате. Он также мог сказать, что видел, как один или два человека уехали, когда он приехал на лимузине. Или он мог открыть багажник «Мустанга» в гараже, а затем сказать полиции, что кто-то сбежал, когда он подъехал. Логичным предположением было бы, что убийца собирался унести тело Шеримы, когда ее телохранитель прибыл туда и напугал его.
  
  Мне было интересно, где я вписался в его план. Тогда я понял, что стану тем мертвецом, который поможет сделать историю Абдула еще более непроницаемой, и я понял, почему меня не должны убить из автоматической винтовки. Я должен был умереть от пули из того же пистолета, что убил Шериму. Абдул мог сказать, что он привел меня к дому, чтобы искать ее, и человек, который убежал из гаража, когда мы приехали, произвел еще один выстрел, прежде чем убежал, что поразило меня. Абдул притворился, что не знал, что я из Службы исполнительной защиты (как он теперь думал, что я был), и объяснил, что я был просто человеком, который был дружелюбен с Шеримой, к которой он просил помощи.
  
  Его история, конечно, не выдержит критики в рамках официального расследования. Но сможет ли правительство убедить Шаха Хасана в том, что наша история не является прикрытием причастности ЦРУ к ее убийству? И любое раскрытие моей истинной личности как агента AX только сделало бы всю ситуацию еще более сложной и подозрительной. В конце концов, я был довольно близко к бывшей королеве почти с момента ее приезда в Вашингтон. Как это можно объяснить мужчине, который ее любил?
  
  Пока я думал о сложности сюжета, я наблюдал за Кенди. Она села на кровать и, казалось, избегала смотреть на меня или Шериму. Не думаю, что она ожидала увидеть своего бывшего друга раздетым и жестоко связанным. Я понял, что следы веревки на ее запястьях и лодыжках должны были быть выданы как часть пыток ЦРУ, чтобы попытаться заставить бывшую королеву изменить свое мнение о том, чтобы пролить свет на ее предполагаемый заговор на Адаби.
  
  К тому времени Абдул закончил прятать фальшивые банкноты. Он подошел к моей охране и начал отдавать приказы на арабском языке. «Поднимитесь наверх и отнесите два тела к боковой двери. Затем подойдите к лимузину как можно ближе к двери. Откройте багажник и загрузите их. Убедитесь, что никто не видит, что вы это делаете. Тогда возвращайся сюда за Каримом. К сожалению, он должен ехать с капиталистическими свиньями. В багажнике будет еще один пассажир, поэтому убедитесь, что там есть место ».
  
  Я был единственным, кто мог слышать, что Меч говорил своему человеку, и его слова подразумевали то, о чем я не думал до этого момента. Если нас с Шеримой найдут мертвыми на месте происшествия, то единственным «пассажиром» багажника должна быть Кенди! И я догадался, что было на «другой бумаге», которую закончил фальсификатор Селим, и о содержании которой он избегал упоминания. Я был уверен, что в нем Кенди изображена как связующее звено ЦРУ с Шеримой и, следовательно, с Шахом Хасаном. Эта часть плана Абдула была усилена тем фактом, что ее исчезновение во время смерти Шеримы выглядело бы еще более подозрительно, если бы ЦРУ не смогло предъявить ее, чтобы опровергнуть доказательства, сфабрикованные Мечом.
  
  Когда Мустафа ушел и массивная дверь снова заглохла, я сказал: «Кенди, скажи мне что-нибудь. Когда вы заставили Абдула присоединиться к вам в стремлении отомстить Шаху Хасану? »
  
  "Почему? Что это значит?" Она посмотрела на меня, чтобы ответить, но снова отвернулась.
  
  «Я полагаю, это было примерно в то время, когда стало известно о разводе и возвращении Шеримы в Штаты, верно?»
  
  Карие глаза пристально посмотрели на мое лицо, и она наконец кивнула, а затем сказала:
  
  
  
  
  
  это было примерно тогда. Почему?"
  
  Абдул ничего не сказал, но его черные ястребиные глаза метнулись от нее ко мне, пока я продолжал говорить, надеясь, что при этом он был слишком напряжен, чтобы заметить, что я больше никогда не поднимал руки после того, как бросил ключи от машины в ему.
  
  "Что он сказал?" Я спросил, а затем ответил на свой вопрос. «Держу пари, это было что-то вроде того, что он наконец понял, что ты прав. Этот Хасан был плохим человеком, который на самом деле не помогал своему народу, а просто накапливал богатство для себя и раздавал несколько школ и больниц, чтобы люди молчали ».
  
  Ее лицо говорило мне, что я попал в цель, но она не была готова признаться в этом даже самой себе. «Абдул показал мне доказательство этого! Он показал мне записи из швейцарского банка. Вы знаете, что старый добрый филантроп Хасан положил туда более ста миллионов долларов? Как тебе помочь себе, а не своей стране? "
  
  Шерима снова ожила и слушала наш разговор. В очередной раз она попыталась убедить Кенди, что она ошибалась насчет своего бывшего мужа. «Это не так, Кенди, - тихо сказала она. «Единственные деньги, которые Хасан когда-либо отправлял из Адаби, - это оплата оборудования, в котором нуждался наш народ. Это и деньги, которые он положил в Цюрихе для нас с вами.
  
  «Вот как много ты знаешь о своем драгоценном Хасане», - крикнула ей Кенди. «Абдул показал мне записи, и тогда он предложил, как мы можем уничтожить его, используя вас».
  
  «Записи могли быть подделаны, Кенди», - сказал я. «Вы видели сегодня вечером, какой эксперт Селим в подобных вещах. Банковские документы было бы намного проще создать, чем закодированные банкноты ЦРУ ».
  
  Кенди перевела взгляд с меня на Абдула, но не нашла облегчения от сомнений, которые я внушал ему. «Абдул не стал бы этого делать», - резко сказала она. «Он помог мне, потому что любил меня, если хотите знать!»
  
  Я покачал головой. «Подумай об этом, Кенди. Разве мужчина, который любил вас, позволил бы вам лечь в постель с кем-нибудь другим - приказал бы вам сделать это - как вы? »
  
  «Это было необходимо, не так ли, Абдул?» - сказала Кенди, почти плача, когда она обратилась к нему за помощью. «Расскажи ему, как ты объяснил, что его нужно держать занятым на ночь, чтобы ты мог забрать Шериму, что есть только один способ занять такого человека, как он. Скажи ему, Абдул ». Последние три слова были просьбой о помощи, которая осталась без ответа, поскольку Абдул ничего не сказал. На его лице застыла жестокая улыбка; он знал, что я пытаюсь сделать, и ему было все равно, потому что он чувствовал, что уже слишком поздно что-либо менять.
  
  «Я не могу это купить, Кенди», - сказал я, снова медленно качая головой. «Не забывай, ты уже знал, что я за человек. Мы с тобой были вместе еще до того, как Абдул узнал обо мне. Он уехал в Александрию с Шеримой до того, как я встретил тебя в ту первую ночь. Вы же помните ту ночь, не так ли? "
  
  «Это было просто потому, что мне было так одиноко!» Теперь она рыдала, дико глядя на Абдула. Судя по всему, она не все рассказала ему о своей первой встрече со мной. «У нас с Абдулом не было возможности быть вместе несколько месяцев. Было так много дел, чтобы подготовиться к отъезду из Сиди Хасана. А потом все время, пока мы были в Лондоне, мне приходилось быть с Шеримой, потому что она вела себя как ребенок. Абдул, в ту первую ночь с ним ничего не было. Вы должны мне поверить. Просто мне кто-то нужен. Вы знаете, какой я ».
  
  Она побежала к нему, но он попятился, чтобы не спускать со мной глаз. «Оставайся там, моя дорогая», - резко сказал он, останавливая ее. «Не вставай между мистером Картером и моим другом». Он махнул пистолетом. «Это именно то, что он хочет от вас».
  
  «Тогда все в порядке? Вы понимаете, Абдул? » Она смахнула слезы. «Скажи мне, что все в порядке, дорогая».
  
  «Да, Абдул, - подталкивал я его, - расскажи ей все.
  
  Расскажи ей все о Серебряном Ятагане и о том, что ты - Меч Аллаха, возглавлявший самую жестокую стаю убийц в мире. Расскажите ей обо всех невинных людях-2, которыми вы пожертвовали, чтобы попытаться взять под свой контроль весь Ближний Восток. И обязательно расскажи ей, как она будет следующей жертвой.
  
  «Достаточно, мистер Картер», - холодно сказал он, в то время как Кенди спросила: «О чем он говорит, Абдул? А как насчет Серебряного Ятагана и как насчет меня, когда я стану следующей жертвой? »
  
  «Позже, моя дорогая», - сказал он, пристально глядя на меня. «Я все объясню, как только Мустафа вернется. Нам еще многое предстоит сделать ».
  
  «Верно, Кенди», - резко сказал я. «Вы узнаете, когда Мустафа вернется. Прямо сейчас он загружает багажник кадиллака телами двух человек наверху. Затем он должен вернуться за Каримом на полу. И еще он экономит место для вас в багажнике. Верно, Абдул? Или ты предпочитаешь Меч Аллаха сейчас, когда момент твоей победы так близок? »
  
  «Да, мистер Картер, думаю, знаю, - сказал он. Затем он слегка повернулся к Кенди, чьи руки в ужасе прижались к моему лицу. Она недоверчиво посмотрела на него, когда он повернулся к ней и продолжил ледяным жестким тоном: «К сожалению, мой дорогой, мистер Картер очень прав. Твои
  
  
  
  
  
  чувство ко мне закончилось, как только вы дали мне возможность сделать бывшую королеву моей пленницей и заманили сюда мистера Картера. Что касается вас, мистер Картер, - продолжил он, снова обращаясь ко мне, - я думаю, вы сказали достаточно. А теперь, пожалуйста, промолчи, или я буду вынужден использовать эту винтовку, даже если это повлечет за собой изменение моих планов ».
  
  Сообщение о том, что я был прав в отношении намерения Меча использовать мой труп в качестве лучшего доказательства в поддержку его истории - что он и я пытались спасти Шериму - сделало меня немного более смелым перед лицом автоматического оружия. Он будет стрелять в меня только в крайнем случае, решил я, и пока не заставлял его к этому. Я хотел продолжить разговор с Кенди, несмотря на его угрозы, поэтому сказал:
  
  «Видишь ли, Кенди, есть люди, которые занимаются любовью ради взаимного удовольствия, такие как ты и я, и есть люди, подобные Абдулу, здесь, которые занимаются любовью из ненависти для достижения своих целей. Абдул стал твоим любовником, когда был готов использовать тебя, а не раньше, как я понимаю ».
  
  Она подняла заплаканное лицо и посмотрела на меня, не видя. «До того времени мы были просто друзьями. Он приходил, и мы говорили о моем отце и о том, как ужасно для Хасана быть ответственным за его смерть, чтобы спасти свою жадную жизнь. Затем, наконец, он сказал мне, что любил меня долгое время и ... и я был так осторожен в течение такого долгого времени, и… - Она внезапно осознала, что она рассказывала о себе, и виновато посмотрела на Шериму, а затем обратно. мне.
  
  Я подозревал, что давным-давно она рассказала своему старому другу об интенсивном поиске удовлетворения, который когда-то вёл её от мужчины к мужчине. Но она не знала, что я знаю о ее нимфомании. Теперь было очевидно, что, начав признаваться в этом при мне, она смутилась. Что еще более важно, я осознавал, как проходит время и Мустафа скоро вернется в скрытую комнату. Я должен был сделать ход до этого, и позволить Кенди участвовать в обсуждении ее романа с Абдулом ничего не значило, кроме как потратить ценные минуты.
  
  Рискнув, что хитрый арабский заговор ушел в прошлое, я спросил ее: «Абдул когда-нибудь говорил вам, что он был тем, кто планировал покушение, в котором погиб ваш отец? Или что убийца никогда не должен был добраться до шаха. Не так ли? " Я подтолкнул его, в то время как Кенди и Шерима разинули рот от шока и недоверия. «Разве он не был просто кем-то, кого вы использовали, намереваясь застрелить его, прежде чем он подойдет достаточно близко, чтобы на самом деле зарезать Хасана? Вы знали, что спасение жизни шаха завоюет его доверие, раз уж он был таким человеком. Мало того, если бы Хасан был убит тогда, его люди уничтожили бы всех, кто имел отношение к убийству, и, вероятно, это означало бы конец вашего движения Серебряного Ятагана. Вы были недостаточно сильны, чтобы просить помощи у остального арабского мира ».
  
  Меч не ответил, но я видел, как его палец снова сжимал спусковой крючок. Я был почти уверен, что угадал, но я не знал, как далеко я смогу зайти, прежде чем эти пули начнут извергаться в меня. Мне пришлось сделать еще один шаг, чтобы попытаться подтолкнуть Кенди к действиям.
  
  «Видишь, как сейчас тихо великий человек, Кенди?» Я сказал. «Я права, и он не признает этого, но на самом деле он виноват в смерти твоего отца, и, более того…»
  
  «Ник, ты прав!» - воскликнула Шерима, прерывая меня. Абдул на мгновение оторвал взгляд от меня, чтобы взглянуть в ее сторону, но холодный взгляд вернулся на меня прежде, чем успел броситься на него.
  
  Голосом, полным возбуждения, Шерима продолжала говорить: «Я только что вспомнила то, что сказал Хасан, когда рассказывал мне о покушении на его жизнь. Тогда это не было зарегистрировано, но то, что вы только что сказали, напоминает это - логически соответствует. Он сказал, что очень плохо, что Абдул Бедави подумал, что ему пришлось столкнуть мистера Найта перед убийцей, прежде чем он его застрелил. Что Абдул уже достал пистолет и, вероятно, мог бы выстрелить в него, не пытаясь отвлечь внимание, толкнув мистера Найта. Это Абдул принес в жертву твоего отца, Кенди, а не Его Высочество! »
  
  Меч не мог наблюдать за всеми нами троими. По понятным причинам он сосредоточился на Шериме и ее истории, а также на мне. Если бы Кенди не вскрикнула от боли и ярости, когда повернулась, чтобы схватить пистолет на кровати, он бы не нацелился на нее достаточно быстро. Едва она подняла маленький пистолет до пояса, как тяжелые пули начали прокладывать себе путь по ее груди, а затем обратно по ее лицу, когда Абдул повернул направление своего пулевого пистолета. Миниатюрные фонтаны крови хлынули из бесчисленных дыр в ее красивой груди и вырвались из карих глаз, которые больше не сужались от страсти, когда она дразнила своего любовника до бесконечной кульминации.
  
  Одна из первых пуль Абдула выбила пистолет Кенди из ее руки и заставила ее закружиться по полу. Я кинулся к нему, а он продолжал сдерживать спусковой крючок винтовки, злобно пуская поток пуль, в
  
  
  
  
  
  мишень, которая дергалась и извивалась от удара, даже когда некогда красивую рыжую голову отбрасывали назад на кровать.
  
  Я как раз собирался взять пистолет Кенди - «Беретта модель 20» 25 калибра, когда мои движения явно привлекли его внимание. Тяжелая винтовка выгнулась в мою сторону. Триумф блеснул в его глазах, и я увидел, что безумие и жажда власти смели все мысли о его потребности в моем трупе позже. Пришло время, и на его лице появилась улыбка, когда он намеренно прицелился дулом в мой пах.
  
  «Никогда больше, мистер Картер», - сказал он, его палец на спусковом крючке побелел от давления, когда он тянул его все дальше и дальше, пока он не перестал двигаться. Его лицо внезапно побледнело, когда он с ужасом осознал, в тот же момент, что и я, что обойма была пуста, а ее смертоносное содержимое использовалось в жутком сношении с трупом.
  
  Мне пришлось посмеяться над его непреднамеренным использованием международного еврейского лозунга, который протестовал против того, что ужас, однажды охвативший европейских евреев, никогда не повторится. «За такие слова тебя могли выкинуть из Лиги арабских государств», - сказал я ему, когда схватил «Беретту» и направил его ему в живот.
  
  Смерть Кенди явно не утолила охватившую его ярость; разум улетучился из его головы, когда он выругался и бросил в меня винтовку. Я уклонился от него и дал ему время, чтобы отдернуть свою обтягивающую куртку и вытащить пистолет, который, как я так давно знал, лежал в кобуре. Затем настала моя очередь нажать на курок. Модель 20 известна своей точностью, и пуля сломала ему запястье, как я и ожидал.
  
  Он снова выругался, глядя на подергивающиеся пальцы, которые не могли удержать пистолет. Он упал на пол под углом, и мы оба наблюдали, на мгновение неподвижные и очарованные, как он ненадолго закружился у его ног. Он был первым, кто двинулся, и я снова ждал, пока его левая рука схватилась за тяжелый автомат. Когда он поднялся почти до пояса, Беретта Кенди залаяла второй раз, и у него было еще одно сломанное запястье; автомат снова рухнул на пол.
  
  Меч наступил на меня, словно обезумевший человек, его руки бесполезно хлопали по концам массивных рук, которые тянулись, чтобы заключить меня в объятия, которые, как я знал, будут сокрушительными медвежьими объятиями. Я не собирался рисковать, что он дойдет до меня. Второй треск «Беретты» прозвучал как эхо резкого ответа, предшествовавшего ему на секунду.
  
  Абдул закричал дважды, когда пули вошли в его коленные чашечки, затем еще один крик вырвался из его горла, когда он резко упал вперед и приземлился на колени, которые уже посылали по нему острые как нож полосы боли. Управляемый мозгом, который больше не функционировал логически, он приподнялся на локтях и медленно двинулся ко мне по плитке линолеума. Непристойности лились из его скрюченных губ, как желчь, пока он, наконец, не растянулся у моих ног, неразборчиво бормоча.
  
  Я отвернулся и подошел к Шериме, внезапно осознав, что ее крики, которые начались, когда пули Меча разорвали Кенди на части, перешли в глубокие хриплые рыдания. Переставив руки с оружием, чтобы быть готовым на случай, если секретная дверь начнет открываться, я обнажил свой стилет и разрезал первую из ее цепей. Когда ее безжизненная рука опустилась на бок, она заметила мое присутствие и подняла склоненную голову. Она посмотрела на меня, затем на Стонущий от боли Меч на полу, и я увидел, как напрягаются мускулы ее горла, сдерживая рефлекс кляп.
  
  «Хорошая девочка», - сказал я, пока она боролась с рвотой. «Я тебя через минуту отпущу».
  
  Она вздрогнула и непроизвольно стала смотреть в сторону кровати. Я двинулся перед ней, чтобы не видеть окровавленную женщину, которую она любила, как сестру, когда мой клинок высвободил ее другую руку. Она упала мне на грудь, ее макушка едва коснулась моего подбородка, и выдохнула: «О, Ник… Кенди… Кенди… Это моя вина… Это моя вина…»
  
  «Нет, это не так», - сказал я, пытаясь утешить ее, в то же время поддерживая ее одной рукой и приседая, чтобы перерезать веревки вокруг ее лодыжек. Разорвав последнюю жестокую связь, я отступил и прижал ее к себе, успокаивающе говоря: «Это ни в чем не виноват. Кенди ничего не могла с собой поделать. Абдул убедил ее, что Хасан виноват ...
  
  «Нет! Нет! Нет! Ты не понимаешь, - всхлипнула она, откинувшись назад, чтобы стучать своими крошечными сжатыми кулаками мне в грудь. «Это моя вина, что она мертва. Если бы я не сказал этой лжи о том, что вспомнил, что сказал Хасан, она бы не пыталась убить Абдула, и ... и этого никогда бы не произошло ». Она заставила себя взглянуть на ужасную залитую кровью фигуру, растянувшуюся на кровати.
  
  "Это была ложь?" - недоверчиво спросил я. «Но я уверен, что именно это и произошло. Абдул поступил именно так, - я указал Береттой на Меч, который лежал неподвижно. Я не мог сказать, потерял он сознание или нет. Если нет, то он не дал понять, что слышал то, что мне говорила Шерима. «Что заставило тебя сказать это, если этого никогда не было?»
  
  «Я видел, что вы пытались поднять
  
  
  
  
  
  его или отвлечь, чтобы, возможно, прыгнуть на него и забрать его пистолет. Я подумал, что если я скажу то, что сделал, он может посмотреть в мою сторону или, может быть, пойдет за мной, и у вас будет свой шанс. Никогда не думал, что Кенди будет. Ее тело снова содрогнулось от ужасных рыданий, но у меня не было времени успокаивать ее. Сквозь звук ее плача я услышал еще кое-что, жужжание электродвигателя, и мой мозг закрутился вместе с ним, вспоминая шум, который был отмечен в первый раз, когда я открыл дверь в убежище ЦРУ.
  
  Некогда было быть нежным. Я подтолкнул Шериму к столу и надеялся, что в ее ногах восстановилось достаточно кровообращения, чтобы удерживать ее. Когда я повернулся к отверстию, я краем глаза увидел, что она частично пряталась за укрытие, которое я намеревался взять.
  
  Именно тогда я обнаружил, что Меч симулировал бессознательное состояние. Прежде чем массивный бетонный барьер был открыт достаточно далеко, чтобы его человек мог войти в комнату, он снова встал на локти и выкрикнул предупреждение по-арабски:
  
  «Мустафа-бей! Опасность! У Картера есть пистолет! Осторожно!"
  
  Я кинула взгляд в его сторону, когда он снова рухнул на плитку. Попытка предупредить своего бандита отняла у него последние силы, которые уходили из его ран, когда кровь сочилась. Напряженная, я ждала, когда убийца войдет в дверной проем. Однако он не появился, и двигатель, приводивший в действие тяжелую панель, завершил свой цикл, когда дверь снова начала закрываться. Свист воздуха сказал мне, когда он запечатал убежище. Внутри мы были в безопасности, но я знал, что должен выбраться наружу. Я посмотрел на часы. Шесть двадцать. Трудно поверить, что столько всего произошло с шести часов, когда Меч отправил своего приспешника Селима обратно в посольство. Еще труднее было поверить в то, что мне нужно было вытащить оттуда Шериму и доставить ее к госсекретарю всего за девяносто минут.
  
  Я знал, что Селим получил инструкции не связываться со своими когортами в Сиди Хасане, пока он не получит известие от Меча. Я, конечно, отсрочил эту часть плана, но никак не мог помешать шаху ожидать голоса Шеримы по радио. И готовый помешать мне заполучить ее, был профессиональный убийца. У меня была его автоматическая винтовка, но все же пропал без вести глушитель 38-го калибра, который очень эффективно сбил двух агентов ЦРУ меткими выстрелами. Я перевесил его огневой мощью, так же как и мой «Люгер», но у него было то преимущество, что он мог ждать, пока я выйду через единственный выход из потайной комнаты. Кроме того, у меня был крайний срок, а у него нет.
  
  Мне следовало ждать снаружи - люди Ястреба, должно быть, уже прибыли, - но им будет дан приказ не вмешиваться, если только не будет очевидно, что мне нужна помощь. И не было возможности общаться с ними из звуконепроницаемой комнаты.
  
  Мое размышление о шансах, стоящих передо мной, было внезапно прервано дрожащим голосом позади меня: «Ник, теперь все в порядке?»
  
  Я забыл бывшую королеву, которую грубо толкнул на пол. «Да, ваше высочество», - сказал я ей, посмеиваясь. «И ради Пита, найди свою одежду. У меня достаточно мыслей, чтобы не отвлекаться на твою красоту.
  
  После того, как я сказал это, мне было жаль, что я использовал слово прекрасный.
  
  Это вызвало воспоминания о красивой женщине, которая смеялась и любила меня, и которая теперь превратилась в зарезанный пулей кусок мяса в углу. Настала моя очередь сдерживать ущелье, поднимающееся внутри меня.
  Глава 13
  
  Шерима нашла неглиже, в котором она была, когда ее унесли, но не норковую шубу. Мы решили, что, наверное, кто-то забрал ее после того, как перевели ее в подвал. Она не могла вспомнить многое из того, что произошло, вероятно, потому, что транквилизаторы, которые ей дала Кенди, были гораздо более эффективными, чем она предполагала.
  
  Трудно было удержать мои глаза от наслаждения золотыми изгибами миниатюрной фигуры Шеримы под тонким нижним бельем, когда она поспешно рассказала мне, что она смутно вспомнила, как ее внезапно разбудил Абдул, который рассказал ей что-то о том, что кто-то пытался причинить ей вред, и что он должен был забрать ее, очевидно, что никто об этом не знал. Один из его людей, должно быть, был с ним, потому что она помнила, как два человека поддерживали ее, когда она садилась в лимузин.
  
  Больше она ничего не помнила, кроме как проснувшись позже и обнаружив, что привязана к стене, обнаженная. Тот, чье имя, которое мы теперь знали, было Мустафа, проводил руками по ее телу. Она, очевидно, не хотела говорить об этой части своего испытания и быстро проигнорировала это, продолжая объяснять, что Абдул в конце концов прибыл с Селимом из посольства. Ее бывший телохранитель не удосужился ответить на ее вопросы и просто рассмеялся, когда она приказала ему освободить ее.
  
  «Он просто сказал, что скоро мне больше не о чем будет волноваться, - с содроганием вспоминала Шерима, - и я знала, что он имел в виду».
  
  Пока она говорила, я исследовал Меч и обнаружил, что он все еще холоден. Я порвал полоску
  
  
  
  
  
  неглиже Шеримы и перевязал его раны, чтобы остановить кровь, которая все еще сочилась из них. Он был бы жив, если бы я мог поскорее вытащить его оттуда и получить медицинскую помощь. Но было очевидно, что он больше не сможет много делать руками, даже если его запястья будут восстановлены. И потребовалась бы обширная операция, чтобы превратить эти разбитые коленные чашечки во что-то, что могло бы позволить ему даже волочиться как калека.
  
  Я не знал, как долго Мустафа будет ждать снаружи, зная, что его лидер стал моим пленником. Я подумал, если бы он был таким же фанатиком, как большинство людей Меча, он бы не поступил разумно и не сбежал. Его единственные два действия - либо попытаться попасть внутрь и спасти Абдула, либо сидеть и ждать, пока я попытаюсь выбраться.
  
  Я выскользнул из куртки и сказал Шериме: «Снова садись за этот стол. Я собираюсь открыть дверь и посмотреть, что сделает наш друг. Он может просто стрелять, а ты сейчас стоишь прямо на линии огня.
  
  Когда она скрылась из виду, я щелкнул выключателем, который двигал бетонную панель. Несколько секунд, которые потребовались, чтобы открыться, показались мне часами, и я остался прижатым к стене, мой Люгер был наготове. Однако ничего не произошло, и мне нужно было выяснить, скрывается ли все еще убийца во внешнем подвале.
  
  Накинув куртку на ствол пустой автоматической винтовки, я прокрался к дверной косе, когда она снова начала захлопываться. Просунув куртку в сужающееся отверстие, я наблюдал, как она отрывается от дула винтовки, в то же время я слышал снаружи два маленьких хлопка. Я отдернул винтовку, прежде чем тяжелая дверь снова заперла нас.
  
  «Что ж, он все еще там, и похоже, что он не войдет», - сказал я себе больше, чем кто-либо другой. Шерима услышала меня и высунула голову из-за края стола.
  
  «Что мы будем делать, Ник?» спросила она. "Мы не можем оставаться здесь, не так ли?"
  
  Она не знала, насколько необходимо было выбраться оттуда как можно быстрее; Я не нашла времени, чтобы рассказать о ее бывшем муже и сроках его подачи по радио.
  
  «Мы выберемся, не волнуйся», - заверила я ее, не зная, как мы собираемся это сделать.
  
  Разумный человек, она молчала, пока я обдумывал свой следующий шаг. Я визуализировал часть подвала, лежащую за дверным проемом. Комбинация стирально-сушильной машины находилась слишком далеко от двери, чтобы укрыться, если я рискну сломаться. Масляная горелка стояла у дальней стены, возле лестницы. Я предполагал, что Мустафа, вероятно, спрятался под ступеньками. Оттуда он мог держать дверной проем закрытым и оставаться вне поля зрения в случае внезапного нападения сверху.
  
  Я оглядела убежище ЦРУ, надеясь найти что-нибудь, что могло бы мне помочь. Один угол большой комнаты был отгорожен стеной, образуя маленькую кабинку с собственной дверью. Раньше я предполагал, что это, вероятно, ванная; Подойдя к двери, я открыл ее и обнаружил, что был прав. В нем находились раковина, унитаз, зеркальная аптечка и душевая кабина с пластиковой занавеской поперек нее. Жилье было простым, но большинство гостей ЦРУ были краткосрочными и, вероятно, не ожидали, что апартаменты будут соперничать с гостями в Уотергейте.
  
  Не ожидая найти что-нибудь ценное для меня, я автоматически проверил аптечку. Если укрытие использовало мужчину, оно было хорошо оборудовано. На тройных полках лежали туалетные принадлежности - безопасная бритва, аэрозольный баллончик крема для бритья, бутылка лосьона Old Spice, бандаиды и клейкая лента, а также набор таблеток от простуды и антацидов, подобных тем, что есть на полках в ванной комнате. использовался мертвым агентом наверху. Сделайте это в багажнике лимузина снаружи, так как приспешник Меча явно закончил играть гробовщика наверху.
  
  Я начал выходить из ванной, но повернул назад, когда меня осенила идея. В лихорадочной работе я сделал несколько переходов между ванной и секретным дверным проемом, сложив все необходимое на полу рядом с ним. Когда я был готов, я вызвал Шериму из ее укрытия и проинформировал ее о том, что она должна делать, а затем подтолкнул стол через плиточный пол к месту рядом с выключателем, который приводил в действие дверь.
  
  «Ладно, вот и все», - сказал я, и она села рядом со столом. «Вы знаете, как это использовать?» Я протянул ей маленький пистолет Кенди.
  
  Она кивнула. «Хасан настоял, чтобы я научилась стрелять после второго нападения на его жизнь», - сказала она. «Я тоже неплохо научился, особенно с моим пистолетом». Ее подготовка показалась, когда она проверила, заряжен ли пистолет. «Это было точно так же. Хасан дал мне одну и ее близнеца, этого, Кенди. Он научил и ее стрелять. Он никогда не ожидал, что когда-нибудь… Ее глаза наполнились слезами, и она замолчала.
  
  «Сейчас нет для этого времени, Шерима», - сказал я.
  
  Она вдохнула слезы и кивнула, затем наклонилась и подняла пеньюар, чтобы стереть их. В любой другой момент я был бы признателен
  
  
  
  
  
  Я осмотрелся, но теперь я повернулся, чтобы приготовиться к нашей попытке побега.
  
  Взяв баллончик с пеной для бритья, я снял верх и надавил на насадку в сторону, чтобы убедиться, что в баллончике большое давление. Свист извергающейся пены сказал мне, что это была новая.
  
  Затем пришла занавеска для душа. Обернув контейнер с кремом для бритья дешевой пластиковой пленкой, я сделал тампон размером o? баскетбольный мяч, затем слегка закрепил его полосками липкой ленты, убедившись, что он не слишком плотно упакован, потому что я хотел, чтобы воздух попадал между складками занавески. Взяв его в правую руку, я решил, что им достаточно управлять для моих целей.
  
  «А теперь», - сказал я, протягивая Шериме правую руку.
  
  Она взяла один из двух запасных рулонов туалетной бумаги, которые я убрал с полки в ванной, и, пока я держал его на месте, начала обматывать его липкой лентой, прикрепляя ее к внутренней стороне моей правой руки чуть выше запястья. . Когда он казался надежно закрепленным, она проделала то же самое со вторым рулоном, закрепив его на моей руке чуть выше другого. К тому времени, когда она закончила, у меня было около четырех дюймов импровизированной прокладки вдоль всей внутренней части моей руки от запястья до локтя. Я знал, что недостаточно, чтобы остановить пулю, но, надеюсь, такой толщины, которая могла бы отклонить пулю или значительно уменьшить ее силу.
  
  «Думаю, это все», - сказал я ей, оглядываясь, чтобы убедиться, что другое мое оборудование было под рукой. Вдруг я остановился, пораженный собственной близорукостью. «Спички», - сказал я, беспомощно глядя на нее.
  
  Я знал, что в карманах их нет, поэтому подбежал к мертвому Кариму и обыскал его свободной левой рукой. Нет совпадений. То же самое было и с Абдулом, который застонал, когда я перекатил его, чтобы потрогать его карманы.
  
  "Ник! Вот!"
  
  Я повернулся к Шериме, рывшейся в ящиках стола. Она протягивала одну из этих одноразовых зажигалок. "Это работает?" Я спросил.
  
  Она щелкнула колесом; когда ничего не произошло, она застонала от разочарования, а не от боли.
  
  «В то же время ты должен удерживать эту маленькую уловку», - сказал я, подбегая к ней, поскольку понял, что она, вероятно, не видела много таких зажигалок в Адаби. Она попробовала еще раз, но ничего не вышло. Я взял его у нее и щелкнул колесиком. Пламя ожило, и я благословил неизвестного курильщика, который забыл свою зажигалку.
  
  Я поцеловал Шериму в щеку на удачу и сказал: «Пойдем отсюда». Она потянулась к дверному переключателю, когда я вернулся на свое место, подняв баскетбольную бомбу в правой руке и держа зажигалку в другой.
  
  "В настоящее время!"
  
  Она нажала выключатель, а затем упала на пол за столом, сжимая пистолет в кулаке. Я дождался, когда начнется завихрение мотора, и когда это произошло, щелкнул зажигалкой. Когда дверь начала распахиваться, я прикоснулась пламенем к пластиковому пакету в руке. Он сразу загорелся, и к тому времени, когда дверь была приоткрыта, в руке у меня уже был пылающий шар. Подойдя к точке внутри дверного косяка, я обхватил отверстие рукой и направил пылающий шар к тому месту, где, как я думал, должен был быть спрятан Мустафа.
  
  Он выключил свет в подвале, чтобы светом изнутри осветить любого, кто проходит через дверь. Вместо этого этот ход сработал в его пользу; когда в темноте внезапно появился пылающий кусок пластика, он на время ослепил его настолько, что он не смог прицелиться, когда он выстрелил в мою руку.
  
  Одна из пули 38-го калибра оторвалась от рулона туалетной бумаги, ближайшего к моему запястью. Второй попал в бочку ближе к моему локтю, был слегка отклонен и пробил там мясистую часть моей руки. Я отдернула руку, когда из сердитой порезы на моей руке потекла кровь.
  
  Я не мог остановиться, чтобы остановить его. Схватив автомат, прислоненный к стене, я зажал его между дверной коробкой и самой массивной панелью. Я рассчитывал, что дверь будет аккуратно уравновешена, так что винтовка будет достаточно прочной, чтобы она не закрылась.
  
  Не было времени посмотреть, сработает ли это. Пришлось претворить в жизнь следующую часть моего плана. Поскольку я не собирался сунуть голову в дверной косяк, чтобы посмотреть, насколько эффективен был мой удар огненным шаром, я использовал зеркальную дверь, которую вынул из аптечки в ванной. Обернув его вокруг рамы и ожидая, что мой импровизированный перископ разобьется следующей пулей Мустафы, я осмотрел сцену снаружи.
  
  Я не попал в цель - нишу за лестницей в подвал. Вместо этого самодельный огненный шар упал рядом с масляной горелкой. Пока я смотрел, Мустафа, очевидно опасаясь, что большой обогреватель может взорваться, выскочил из своего укрытия и обеими руками схватил все еще пылающий сверток, держа его на расстоянии вытянутой руки, чтобы пламя не опалило его. Это означало, что он либо выбросил пистолет, либо сунул его обратно за пояс. Я больше не ждал, чтобы увидеть. Бросив зеркало, я вытащил свой Люгер и вышел на улицу, понимая, что
  
  
  
  
  
  Я думаю, что мой клин из винтовки не позволил закрыться бетонной двери.
  
  Мустафа все еще держал огненный шар, отчаянно оглядывая подвал в поисках места, куда бы его бросить. Затем он заметил меня, стоящего перед ним с прицелившимся пистолетом, и его уже испуганные глаза расширились еще больше. Я мог сказать, что он собирался бросить в меня пылающую пачку, поэтому нажал на спусковой крючок. У меня не было возможности увидеть, ударил ли я его.
  
  Трещина моего люгера затерялась в результате взрыва, охватившего сообщника Меча. Я не знаю, взорвала ли моя пуля баллончик с кремом для бритья под давлением или бомбу отразился жар от пылающего пластика. Возможно, это была комбинация того и другого. Мустафа поднял сверток, чтобы бросить его мне, и взрыв попал ему прямо в лицо. Повалившись на колени силой взрыва, я наблюдал, как его черты распадались. Как только подвал снова потемнел - взрыв погасил пламя, - мне показалось, будто глаза убийцы превратились в жидкость и текли по его щекам.
  
  Потрясенный, но невредимый, я вскочил на ноги и услышал крики Шеримы в комнате, которая незадолго до этого была ее камерой пыток.
  
  "Ник! Ник! С тобой все впорядке? Что случилось?"
  
  Я отступил в дверной проем, чтобы она могла меня видеть.
  
  «Набери два очка нашей команде», - сказал я. «А теперь помоги мне снять это с моей руки. Все будет хорошо.
  Глава 14
  
  Лента, которая удерживала пропитанные кровью рулоны туалетной бумаги к моей руке, также удерживала мой стилет на месте. Мне пришлось подождать, пока Шерима найдет ножницы в ящике стола, прежде чем она сможет отрезать малиновую ткань. Еще полоски ее чистого неглиже стали для меня повязками, и к тому времени, когда она остановила кровь, пузырящуюся из складки от пули, от того, что когда-то было дорогим предметом нижнего белья, почти не осталось.
  
  «Ты действительно будешь сенсацией сегодня за ужином», - сказала я, восхищаясь маленькой упругой грудью, которая прижималась к мягкой ткани, когда она работала с моей рукой. Мое поспешное объяснение ее назначения в доме госсекретаря менее чем через час вызвало, я был рад видеть, типично женскую реакцию: «Ник», - ахнула она. "Я не могу так идти!"
  
  «Боюсь, тебе придется это сделать. Нет времени возвращаться к Уотергейту и к восьми часам все еще держать вас на радио. А теперь поехали отсюда.
  
  Она отступила назад, повернувшись, чтобы посмотреть сначала на тело Кенди на кровати, затем на Меч, разложенный на полу. «Ник, а что насчет Кенди? Мы не можем оставить ее в таком состоянии ».
  
  «Я попрошу кого-нибудь позаботиться о ней, Шерима. И Абдул тоже. Но поверьте мне, сейчас самое важное - это дать вам возможность поговорить по радио с ...
  
  «ВНИМАНИЕ ВНИЗ. ЭТОТ ДОМ ОКРУЖЕН! ВЫХОДИТЕ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ! ВНИМАНИЕ ВНИЗ. ЭТОТ ДОМ ОКРУЖЕН. ВЫХОДИТЕ, СВОИ руки вверх ».
  
  Мегафон снова отозвался эхом, затем замолчал. Помощь пришла. Люди Ястреба, должно быть, напали на дом, когда услышали, как взорвалась бомба с кремом для бритья, и, вероятно, провели обыск по комнатам на верхних этажах, прежде чем принять решение отвести вопящего к двери подвала. Скорее всего, они были весьма удивлены, когда открыли ее и на них прокатилась едкая дымка от потушенного пластикового пламени.
  
  Я подошел к бетонному дверному проему и крикнул: «Это Ник Картер», а затем представился руководителем нефтяной компании, которая предположительно наняла меня. Я еще многого не объяснил Шериме, а кое-что ей никогда не скажут. На данный момент мне показалось, что лучше всего вернуться к тому, как она меня знала изначально.
  
  «Я здесь с… с мисс Лиз Ченли. Нам нужна помощь. И скорая помощь ».
  
  «ПРОЙДИТЕ В ДВЕРНОЙ ПРОХОД, СВОИ руки вверх».
  
  Я повиновался инструкциям мегафона. Один из агентов AX наверху узнал меня, и подвал быстро заполнился людьми Ястреба. Мне потребовалось несколько ценных минут, чтобы проинструктировать лидера группы о том, что нужно делать дома, а затем я сказал: «Мне нужна машина».
  
  Он отдал свои ключи и сказал мне, где припаркована его машина. «Тебе нужен кто-нибудь, кто тебя отвезет?»
  
  «Нет. Мы сделаем это. Я повернулся к Шериме и протянул ей руку, сказав: «Пойдем, Ваше Высочество?»
  
  Снова Королева, несмотря на то, что надела королевское платье, разорванное до середины ее бедер и оставившее мало места для воображения, взяла меня за руку. «Мы рады выйти на пенсию, мистер Картер».
  
  «Да, мэм», - сказал я и провел ее мимо сбитых с толку агентов AX, которые уже работали над Мечами. Они пытались вернуть его в сознание до того, как приедет скорая помощь, которая отвезет его в небольшую частную больницу, которую Хоук щедро выделил на средства агентства, так что ему была обеспечена специальная палата для пациентов, в которых он был заинтересован. Шерима остановилась у двери, когда она снова услышала его стон, и повернулась, когда его глаза открылись, и он уставился на нее.
  
  «Абдул, тебя уволили», - сказала она величественно, затем вылетела из убежища и поднялась по лестнице впереди меня.
  
  Как секрет
  
  
  
  
  
  
  Из-за двери библиотеки, обшитой богатыми панелями, появились секретарь Государства и Ястреб, я поднялся на ноги. Кресло носильщика с балдахином было удобным, и я почти задремал. Секретарь коротко поговорил со Стариком, затем вернулся в комнату, где находился его мощный передатчик. Хоук подошел ко мне.
  
  «Мы хотели дать ей пару минут уединения по радио с ним», - сказал он. «По крайней мере, такая конфиденциальность, какая только возможна, с оборудованием для мониторинга, которое есть сегодня».
  
  "Как прошло?" Я спросил.
  
  - Все было довольно формально, - сказал он, и вежливо спросил: «Как дела?» и "Все в порядке?"
  
  Мне было интересно, насколько формальной выглядела бы эта картина для него, если бы я не проверил кладовку в холле, когда мы выходили из конспиративного дома ЦРУ и не обнаружил там норковую шубу Шеримы. Секретарь предложила помочь ей с этим, когда мы приехали, но Шерима держала его в руках, объяснив, что по пути туда она простудилась и будет держать его некоторое время, а затем последовала за секретарем в библиотеку как дедушка. часы в его вестибюле пробили восемь раз.
  
  За время, прошедшее с тех пор, я рассказал Хоуку, что произошло в доме на Военной дороге. Он несколько раз разговаривал по телефону, отдавая инструкции и уточняя отчеты из различных подразделений, которым он поручил особые задачи после того, как я закончил свой рассказ. У секретаря была линия шифрования, которая напрямую соединялась с офисом Хоука, и инструкции Старика передавались по ней через нашу коммуникационную сеть.
  
  Хоук пошел еще раз позвонить, и я снова откинулся в большом старинном плетеном кресле. Когда он вернулся, я мог сказать, что новости были хорошими, потому что присутствовала легкая улыбка, которой он выражал крайнее удовольствие.
  
  «С мечом все будет в порядке», - сказал Хоук. «Мы собираемся поставить его на ноги, а затем отправить его Шаху Хасану в знак нашей взаимной дружбы».
  
  «Что мы получаем взамен?» - спросила я, подозрительно относясь к такой щедрости со стороны моего босса.
  
  «Ну, N3, мы решили предложить, что было бы неплохо, если бы шах просто вернул некоторые из тех маленьких подарков, которые мальчики из Пентагона подсовывали ему, когда никто не смотрел».
  
  "Он согласится с этим?"
  
  "Я думаю так. Судя по тому, что я только что услышал в библиотеке, я думаю, шах скоро откажется от своего трона. Это означает, что его брат возьмет верх, и я не думаю, что Хасан хочет, чтобы кто-то еще держал палец на спусковом крючке этих игрушек. Я так понимаю, еще один развод тоже не за горами, и ...
  
  Он повернулся на звук открывающейся двери библиотеки. Вышла Шерима, за ней госсекретарь, который сказал: «Ну, моя дорогая, я думаю, мы можем наконец пойти пообедать. Мне в столовой прибавили тепла, так что я уверен, что пальто тебе теперь не понадобится.
  
  Когда он протянул руку, чтобы взять ее, я рассмеялся. Шерима одарила меня улыбкой и подмигнула, затем повернулась, чтобы выскользнуть из норки. Смущенный, Хоук подтолкнул меня и укоризненно сказал себе под нос: «Что ты хихикаешь, N3? Они тебя услышат.
  
  «Это секрет, сэр. У всех есть один.
  
  Когда длинное пальто сошло с плеч Шеримы, казалось, будто Серебряный сокол сбросил крылья. Когда она царственно шла к столовой, освещенной свечами, мой секрет раскрылся. И ее тоже.
  
  
   Конец.
  
  
  
  
  
   Картер Ник
  
  Ацтекский мститель
  
  
  
  
  Ник Картер
  
  Ацтекский мститель
  
  перевод Льва Шкловского
  
  
  Первая глава.
  
  Несколько месяцев назад со мной случилось то, что психолог назвал бы кризисом идентичности. Симптомы было легко определить. Сначала я начал терять интерес к своей работе. Затем это превратилось в мучительное недовольство и, наконец, в прямую неприязнь к тому, что я делал. У меня появилось ощущение, что я в ловушке, и я столкнулся с тем фактом, что я нахожусь в хорошей жизни и чего, черт возьми, я достиг?
  
  Я задал себе ключевой вопрос.
  
  "Кто ты?"
  
  И ответ был: «Я убийца».
  
  Мне не понравился ответ.
  
  Так что я ушел из AX, из Хока, из Дюпон-Серкл в Вашингтоне, округ Колумбия, и поклялся, что никогда не буду выполнять для них другую работу, пока жив.
  
  Вильгельмина, калибр 9 мм. Люгер, который был почти как продолжение моей правой руки, был упакован вместе с Гюго и Пьером. Я нежно провел пальцами по смертоносной, заточенной стали стилета, прежде чем положил его и завернул пистолет, нож и крошечную газовую бомбу в замшевую подкладку. Все трое ушли в мою сейфовую ячейку. На следующий день меня не было,
  
  С тех пор я скрывался в полдюжине стран под вдвое большим количеством вымышленных имен. Я хотел тишины и покоя. Я хотел, чтобы меня оставили в покое, чтобы я был уверен, что буду проживать каждый день, чтобы наслаждаться следующим.
  
  У меня было ровно шесть месяцев и два дня, прежде чем в моем гостиничном номере зазвонил телефон. В девять тридцать утра.
  
  Я не ожидал телефонного звонка. Я думал, что никто не знал, что я был в Эль-Пасо. Звонок в колокольчик означал, что кто-то знает обо мне что-то такое, чего им не следует знать. Мне эта идея чертовски не понравилась, потому что это означало, что я стал небрежным, а небрежность могла убить меня.
  
  Телефон на ночном столике у моей кровати настойчиво завизжал. Я протянул руку и взял трубку.
  
  "Да?"
  
  «Ваше такси здесь, мистер Стефанс», - сказал чрезмерно вежливый голос портье.
  
  Я не заказывал такси. Кто-то давал мне знать, что он знает, что я в городе, и что он также знает псевдоним, под которым я зарегистрировался.
  
  Бесполезно гадать, кто это был. Был только один способ узнать.
  
  «Скажи ему, что я буду через несколько минут», - сказал я и повесил трубку.
  
  Я специально не торопился. Я лежал растянувшись на большой двуспальной кровати, подперев голову сложенными подушками, когда зазвонил телефон. Я закинул руки за голову и уставился через всю комнату на свое отражение в большом ряду несовершеннолетних над длинным, обшитым ореховым шпоном, тройным комодом.
  
  Я увидел тощее, гибкое тело с лицом неопределенного возраста. Это лицо просто скучало по красоте, но не в этом дело. Это было лицо, отражающее холод глазами, которые слишком много видели за одну жизнь. Слишком много смерти. Слишком много убийств. Слишком много пыток, увечий и больше кровопролития, чем должен видеть любой мужчина.
  
  Я вспомнил, как однажды, несколько лет назад, в комнате небольшого пансиона в не слишком элегантном районе Рима на меня вспыхнула девушка и назвала высокомерным хладнокровным сукиным сыном.
  
  «Тебе просто наплевать! Ни обо мне, ни о чем-нибудь! » она кричала на меня. «У тебя нет никаких чувств! Я думал, что что-то значу для тебя, но ошибался! Ты просто сволочь! Для тебя это ничего не значит - чем мы занимались последний час? »
  
  У меня не было для нее ответа. Я лежал голый на смятой кровати и смотрел, как она заканчивает одеваться, без тени эмоций на моем лице.
  
  Она схватила сумочку и повернулась к двери.
  
  «Что делает тебя таким, какой ты есть?» она спросила меня почти жалобно. «Почему с тобой нельзя связаться? Это я? Разве я не имею для тебя никакого значения? Я для тебя абсолютно ничего?
  
  «Я позвоню тебе сегодня в семь», - коротко сказала я, игнорируя ее гневные требования.
  
  Она резко развернулась и вышла за дверь, захлопнув ее за собой, я смотрел ей вслед, зная, что к вечеру она в одно мгновение узнает, что для меня она еще не «абсолютно ничто». Я не позволял своим чувствам иметь какое-либо значение, потому что с самого начала нашего романа она была одной из многих, кто играл роль в моем задании AX. Ее роль закончилась той ночью. Она узнала слишком много, и в семь вечера я опустил ее последний занавес своим стилетом.
  
  Теперь, несколько лет спустя, я лежал на другой кровати в гостиничном номере в Эль-Пасо и рассматривал свое лицо в зеркало. Это лицо обвиняло меня в том, что я был тем, кем она меня называла - усталым, циничным, высокомерным, холодным.
  
  Я понял, что могу лежать на этой кровати часами, но кто-то ждал меня в такси, и он никуда не денется. И если я хотел узнать, кто проник в мою анонимность, был только один способ сделать это. Спуститесь к нему лицом.
  
  Так что я спустил ноги с кровати, встал, поправил одежду и вышел из своей комнаты, желая, чтобы безопасность в виде Вильгельмины была спрятана под моей подмышкой - или даже холодной смертоносности тонкого, как карандаш Хьюго, чтобы к моей руке была прикреплена закаленная сталь.
  
  
  
  В вестибюле я кивнул служащему, проходя мимо и выходя через вращающуюся дверь. После кондиционированного холода в отеле влажная жара раннего летнего утра Эль-Пасо окутала меня влажными объятиями. Такси простаивало у обочины. Я медленно подошел к кабине, автоматически оглядывая ее. Не было ничего подозрительного ни в тихой улице, ни в лицах немногих людей, случайно прогуливающихся по тротуару. Водитель обошел такси с дальней стороны. "Г-н. Стефанс? " Я кивнул. «Меня зовут Хименес, - сказал он. Я поймал блеск белых зубов на темном твердом лице. Мужчина был коренастым и крепко сложенным. На нем была спортивная рубашка с открытым воротом поверх голубых брюк. Хименес открыл мне заднюю дверь. Я видел, что в такси больше никого не было. Он поймал мой взгляд. "Вы довольны?" Я не ответил ему. Я сел сзади, Хименес закрыл дверь и подошел к водительскому месту. Он проскользнул на переднее сиденье и вытащил машину в легкий поток машин. Я продвинулся дальше влево, пока не сел почти прямо за коренастым мужчиной. При этом я наклонился вперед, мои мышцы напряглись, пальцы моей правой руки согнулись так, что суставы напряглись, превратив мой кулак в смертоносное оружие. Хименес посмотрел в зеркало заднего вида. "Почему бы тебе не сесть и не расслабиться?" - легко предложил он. «Ничего не произойдет. Он просто хочет поговорить с тобой ». "Кто?" Хименес пожал могучими плечами. "Я не знаю. Все, что я должен вам сказать, это то, что Хок сказал, что вы должны следовать инструкциям. Что бы это ни значило. Это много значило. Это означало, что Хоук позволил мне немного отдохнуть. Это означало, что Хоук всегда знал, как со мной связаться. Это означало, что я все еще работал на Хоука и на AX, сверхсекретное разведывательное агентство Америки. «Хорошо, - устало сказал я, - какие инструкции?» «Я должен отвезти вас в аэропорт», - сказал Хименес. «Арендуйте легкий самолет. Убедитесь, что баки полны. Как только вы подниметесь над местностью, переходите на курс в шестьдесят градусов. И настройте свое коммуникационное радио на Unicom. Дальнейшие инструкции вы получите в воздухе ». «Очевидно, я собираюсь встретиться с кем-то», - сказал я, пытаясь получить дополнительную информацию. «Вы знаете, кто это?» Хименес кивнул. «Грегориус». Он бросил имя в воздух между нами, как будто сбросил бомбу. * * * К половине одиннадцатого я был на высоте 6500 футов по курсу 60 ® с моей радиостанцией, настроенной на 122,8 мегагерц, что является частотой Unicom для разговора между самолетами. Небо было чистым, с небольшим пятном тумана у горизонта. Я держал Cessna 210 уверенно на курсе в медленном крейсерском режиме. Я продолжал смотреть из стороны в сторону, осматривая небо вокруг себя. Я увидел другой самолет, идущий на перехват, когда он был еще так далеко, что выглядел как маленькая точка, которая могла быть чем угодно, даже оптической иллюзией. Я еще больше снизил скорость своего самолета, оттянув дроссель и вернув триммер. Через несколько минут другой самолет принял форму. Вскоре он развернулся по широкой дуге, кружась, приближаясь ко мне, летя от крыла к кончику. Самолет был Bonanza. В нем был только один мужчина. Пилот «Бонанзы» поднял микрофон. Я услышал в наушниках грубый баритон. «Пять… девять… Альфа. Это ты, Картер? Я взял свой микрофон. «Утвердительно». «Следуй за мной», - сказал он, и Bonanza плавно двинулся на север, скользнув впереди моего самолета, немного левее и чуть выше меня, где я мог легко держать его в поле зрения. Я повернул Cessna 210, чтобы следовать за ним. , толкая дроссель вперед, набирая скорость, чтобы держать его в поле зрения. Почти час спустя Bonanza сбавил скорость, опустил закрылки и шасси и повернул на крутом берегу, чтобы приземлиться на полосе, проложенной бульдозером в дне долины. Следуя за «Бонанзой», я увидел, что в дальнем конце взлетно-посадочной полосы припаркован «Лирджет», и знал, что Грегориус ждет меня. Внутри шикарного салона Лирджета я сидел напротив Грегориуса, почти обтянутый дорогой кожей кресла. «Я знаю, что ты рассержен», - спокойно сказал Грегориус, его голос был ровным и отточенным. «Однако, пожалуйста, не позволяйте эмоциям мешать вам думать. Это было бы совсем не похоже на тебя. «Я сказал тебе, что больше никогда не буду выполнять для тебя другую работу, Грегориус. Я тоже сказал это Хоуку. Я внимательно смотрел на большого человека. «Так ты и сделал», - признал Грегориус. Он сделал глоток своего напитка. «Но ведь ничто в этом мире никогда не бывает окончательным - кроме смерти». Он улыбнулся мне большим резиновым лицом с крупными чертами лица. Большой рот, большие глаза, выпученные, как трески, под густыми серыми бровями, огромный выпуклый нос с тяжелыми ноздрями, грубые поры на желтоватой коже - лицо Грегориуса было похоже на грубую глиняную голову скульптора, отлитую в героические размеры, чтобы соответствовать остальной части его тела. грубое тело. «Кроме того, - мягко сказал он, - Ястреб одолжил тебя мне, так что ты действительно работаешь на него, понимаешь.
  
  
  
  
  
  "Докажите это."
  
  Грегориус вытащил из кармана сложенный лист тонкой кожи. Он протянул руку и передал мне.
  
  Сообщение было в коде. Не так уж и сложно расшифровать. Расшифровано, оно гласило просто: «N3 по ленд-лизу Грегориусу. Нет AX до завершения работы. Ястреб.
  
  Я поднял голову и холодно посмотрел на Грегориуса.
  
  «Это может быть подделка», - сказал я.
  
  «Вот доказательство того, что оно подлинное, - ответил он и протянул мне пакет.
  
  Я посмотрел себе в руки. Пакет был завернут в бумагу, и когда я оторвал её, я обнаружил еще одну упаковку под замшей. И в замше был запеленут мой 9-миллиметровый «Люгер», тонкий нож, который я носил в ножнах, привязанных к правому предплечью, и Пьер, крошечная газовая бомба.
  
  Я бы убрал их - безопасно, - думал я, - полгода назад. Я никогда не узнаю, как Хоук нашел мою сейфовую ячейку или получил ее содержимое. Но тогда Хоук смог сделать многое, о чем никто не знал. Я кивнул.
  
  «Вы доказали свою точку зрения», - сказал я Грегориусу. «Сообщение подлинное».
  
  «Так ты меня сейчас послушаешь?»
  
  «Давай, - сказал я. "Я слушаю."
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  Я отклонил предложение Грегориуса пообедать, но я выпил кофе, пока он отложил большую еду. Он не разговаривал, пока ел, сосредоточившись на еде с почти полной самоотдачей. Это дало мне возможность изучить его, пока я курил и пил кофе.
  
  Александр Грегориус был одним из самых богатых и скрытных людей в мире. Думаю, я знал о нем больше, чем кто-либо другой, потому что я создал его невероятную информационную сеть, когда Хоук перед этим отдал меня ему в аренду.
  
  Как сказал Хоук: «Мы можем использовать его. Человек с его властью и деньгами может нам очень помочь. Тебе нужно запомнить только одно, Ник. Что бы он ни знал, я тоже хочу знать.
  
  Я создал фантастическую информационную систему, которая должна была работать, для Грегориуса, а затем протестировал ее, заказав информацию, собранную о самом Грегориусе. Я передал эту информацию в файлы AXE.
  
  О его ранних годах было чертовски мало достоверной информации. По большей части это не подтверждено. Ходили слухи, что он родился где-то на Балканах или в Малой Азии. Ходили слухи, что он был частично киприотом, а частично ливанцем. Или сириец и турок. Ничего окончательного не было.
  
  Но я обнаружил, что его настоящее имя не Александр Грегориус, что знали очень немногие. Но даже я не мог понять, откуда он на самом деле пришел и чем занимался в первые двадцать пять лет своей жизни.
  
  Он появился из ниоткуда сразу после Второй мировой войны. В иммиграционном досье в Афинах он значился как приехавший из Анкары, но его паспорт был ливанский.
  
  К концу 50-х он был глубоко увлечен судоходством в Греции, нефтью Кувейта и Саудовской Аравии, ливанской банковской деятельностью, французским импортом-экспортом, южноамериканской медью, марганцем, вольфрамом - что угодно. Было практически невозможно отследить всю его деятельность даже с места инсайдера.
  
  Для бухгалтера было бы кошмаром раскрыть его точные данные. Он скрывал их, инкорпорировав Лихтенштейн, Люксембург, Швейцарию и Панаму - страны, где корпоративная тайна практически нерушима. Это потому, что S.A. после названий компаний из Европы и Южной Америки означает Societe Anonyme. Никто не знает, кто акционеры.
  
  Я не думаю, что даже сам Грегориус мог точно определить размер своего богатства. Он больше не измерял это в долларах, а в терминах власти и влияния - и того и другого у него было много.
  
  То, что я сделал для него по этому первому заданию от Хока, заключалось в создании службы сбора информации, которая состояла из страховой компании, организации по проверке кредитоспособности и новостного журнала с зарубежными бюро в более чем тридцати странах и более. сотня корреспондентов и стрингеров. Добавьте к этому фирму по электронной обработке данных и бизнес по исследованию рынка. Их объединенные исследовательские ресурсы были ошеломляющими.
  
  Я показал Грегориусу, как мы можем собрать все эти данные вместе, составив полностью подробные досье на несколько сотен тысяч человек. Особенно тех, кто работал в компаниях, в которых он был заинтересован или которыми он полностью владел. Или кто работал на его конкурентов.
  
  Информация поступала от корреспондентов, от кредитных экспертов, из страховых отчетов, от специалистов по маркетинговым исследованиям, из файлов его новостного журнала. Все это было отправлено в банк компьютеров IBM 360 компании EDP, расположенной в Денвере.
  
  Менее чем за шестьдесят секунд я мог бы получить распечатку на любом из этих людей, наполненную такой исчерпывающей информацией, что это могло бы напугать их до чертиков.
  
  Он будет полным с момента их рождения, школ, в которые они ходят, оценок, которые они получают, точной заработной платы на каждой работе, которую они когда-либо выполняли, ссуд, которые они когда-либо брали, и выплат, которые они должны делать. Он даже может рассчитать предполагаемый годовой налог на прибыль за каждый год работы.
  
  Ему известны дела, которые у них были или были. Сразу к именам и добавим заботы их любовниц. И в нем была информация об их сексуальных наклонностях и извращениях
  
  
  
  
  .
  
  Есть также одна специальная катушка с пленкой, содержащая около двух тысяч или более досье, с вводом и выводом, которую обрабатывают только несколько тщательно отобранных бывших сотрудников ФБР. Это потому, что информация слишком секретна и слишком опасна, чтобы ее могли увидеть другие.
  
  Любой окружной прокурор США продал бы свою душу, чтобы заполучить собранную катушку данных о семьях мафии и членах Синдиката.
  
  Только Грегориус или я могли разрешить распечатку с этой специальной катушки.
  
  * * *
  
  Грегориус наконец доел обед. Он отодвинул поднос и откинулся в кресле, промокнув губы льняной салфеткой.
  
  «Проблема в Кармине Сточелли», - резко сказал он. "Вы знаете, кто он?"
  
  Я кивнул. «Это все равно, что спросить меня, кому принадлежит Getty Oil. Кармин управляет самой большой мафиозной семьей в Нью-Йорке. Цифры и наркотики - его специальность. Как вы с ним столкнулись? "
  
  Грегориус нахмурился. «Сточелли пытается подключиться к одному из моих новых предприятий. Я не хочу там его иметь ».
  
  «Расскажи мне подробности».
  
  Постройка ряда санаториев. По одному в каждой из шести стран. Представьте себе анклав, состоящий из роскошного отеля, нескольких невысоких жилых домов-кондоминиумов, примыкающих к отелю, и примерно 30-40 частных вилл, окружающих весь комплекс ».
  
  Я усмехнулся ему. - «И только миллионерам, верно?»
  
  "Правильно."
  
  Я быстро прикинул в уме. «Это вложение около восьмисот миллионов долларов», - заметил я. "Кто его финансирует?"
  
  «Я, - сказал Грегориус, - каждая вложенная в него копейка - мои собственные деньги».
  
  «Это ошибка. Вы всегда использовали заемные деньги. Почему на этот раз они твои?
  
  «Потому что я до предела одолжил пару нефтедобывающих предприятий», - сказал Грегориус. «Бурение в Северном море чертовски дорогое удовольствие».
  
  «Восемьсот миллионов». Я подумал об этом минуту. «Зная, как вы работаете, Грегориус, я бы сказал, что вы ожидаете возврата на свои инвестиции примерно в пять-семь раз больше, когда вы закончите».
  
  Грегориус пристально посмотрел на меня. «Очень близко к этому, Картер. Я вижу, ты не потерял прикосновения к теме. Проблема в том, что пока эти проекты не будут завершены, я не смогу собрать ни гроша ».
  
  - И Сточелли хочет, чтобы его пальцы были в твоем пироге?
  
  «Короче, да».
  
  "Как?"
  
  «Сточелли хочет открыть казино на каждом из этих курортов. Его игорное казино. Я бы не участвовал в этом ».
  
  «Скажи ему идти к черту».
  
  Грегориус покачал головой. «Это могло бы стоить мне жизни».
  
  Я склонил голову и спросил его, приподняв бровь.
  
  «Он может это сделать», - сказал Грегориус. "У него есть люди".
  
  "Он сказал тебе это?"
  
  "Да."
  
  "Когда?"
  
  «В то время он изложил мне свое предложение».
  
  «И вы ожидаете, что я избавлю вас от Сточелли?»
  
  Грегориус кивнул. "Точно."
  
  «Убив его?»
  
  Он покачал головой. «Это был бы простой способ. Но Сточелли прямо сказал мне, что если я попробую сделать что-нибудь столь глупое, его люди получат приказ достать меня любой ценой. Должен быть другой способ ".
  
  Я цинично улыбнулся. - «И мне нужно его найти, не так ли?»
  
  «Если кто-то может, то только вы можете», - сказал Грегориус. «Вот почему я снова спросил о тебе у Хоука».
  
  На мгновение мне стало интересно, что могло заставить Хока одолжить меня. AX не работает для частных лиц. AX работает только на американское правительство, даже если девяносто девять процентов американского правительства не знали о его существовании.
  
  Я спросил. - «Ты действительно так уверен в моих способностях?»
  
  «Ястреб», - сказал Грегориус, и на этом все кончилось.
  
  Я встал. Моя голова почти коснулась потолка кабины Learjet.
  
  «Это все, Грегориус?»
  
  Грегориус взглянул на меня. «Все остальные говорят, что это так», - прокомментировал он.
  
  "В том, что все?" - снова спросил я. Я посмотрел на него сверху вниз. Холод, который я почувствовал, неприязнь вышла в моем голосе.
  
  «Я думаю, этого будет достаточно даже для тебя».
  
  Я выбрался из Лирджета, спустился по ступеням к земле пустыни, чувствуя внезапную дневную жару, почти такую ​​же сильную, как и гнев, который начал накапливаться во мне.
  
  Какого черта Хоук со мной делал? N3, killmaster-у, запрещено убивать? Картеру противостоять высокопоставленному боссу мафии - и когда я добрался до него, я не должен был его трогать?
  
  Господи, Хоук пытался меня убить?
  
  ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
  
  К тому времени, как я прилетел на Cessna 210 обратно в аэропорт EI Paso, сдал ключ и оплатил счет, наступил полдень. Мне пришлось пройти около двухсот ярдов от летной будки до главного здания аэровокзала.
  
  В холле я направился прямо к банку телефонов. Я вошел в будку, закрыл за собой дверь и высыпал монеты на небольшую полку из нержавеющей стали. Я вставил десять центов в слот, набрал ноль, а затем набрал оставшийся номер Денвера.
  
  Вошел оператор.
  
  «Получите звонок», - сказал я ей. «Меня зовут Картер». Я должен был объяснить ей это.
  
  Я нетерпеливо ждал, пока в моем ухе пульсируют куранты, пока не услышал телефонный звонок.
  
  
  
  
  
  После третьего звонка кто-то ответил.
  
  «Международные данные».
  
  Оператор сказал: «Это оператор Эль-Пасо. Мне звонит мистер Картер. Вы примете? »
  
  "Один момент, пожалуйста." Раздался щелчок, и через мгновение раздался мужской голос.
  
  «Хорошо, прими», - сказал он.
  
  «Продолжайте, сэр». Я ждал, пока не услышал отключение оператора
  
  «Картер здесь, - сказал я. - Вы уже слышали от Грегориуса?
  
  «С возвращением», - сказал Денвер. "Мы получили слово".
  
  "Я включен?"
  
  «Ты включен, и тебя записывают. Порядок."
  
  «Мне нужна распечатка о Кармине Сточелли», - сказал я. «Все, что у вас есть на него и его организацию. Сначала личные данные, включая номер телефона, по которому я могу с ним связаться ».
  
  «Скоро», - сказал Денвер. Последовала еще одна короткая пауза. "Готовы копировать?"
  
  "Готов."
  
  Денвер дал мне номер телефона. «Есть еще код, который нужно использовать, чтобы добраться до него», - сказал Денвер и объяснил мне его.
  
  Я повесил трубку в Денвере, затем набрал номер Нью-Йорка.
  
  Телефон зазвонил только один раз, прежде чем его сняли.
  
  "Да уж?"
  
  «Меня зовут Картер. Я хочу поговорить со Сточелли ».
  
  «Ты ошибся номером, парень. Здесь никого с такой фамилией нет.
  
  «Скажи ему, что со мной можно связаться по этому номеру», - сказал я, игнорируя голос. Я прочитал номер телефонной будки в Эль-Пасо. «Это таксофон. Я хочу получить известие от него через десять минут ».
  
  - Отвали, Чарли, - прорычал голос. «Я же сказал, что вы ошиблись номером». Он повесил трубку.
  
  Я положил трубку на крючок и откинулся назад, пытаясь устроиться поудобнее в тесноте. Я вынул одну из своих сигарет с золотым наконечником и закурил. Время, казалось, пролетело незаметно. Я играл с монетами на полке. Я выкурил сигарету почти до фильтра, прежде чем бросить ее на пол и раздавить ботинком.
  
  Телефон зазвонил. Я посмотрел на часы и увидел, что с того момента, как я повесил трубку, прошло всего восемь минут. Я взял трубку и тут же, не говоря ни слова, положил ее на крючок. Я наблюдал, как секундная стрелка моих наручных часов судорожно тикает. Прошло ровно две минуты, прежде чем снова зазвонил телефон. Через десять минут после того, как я повесил трубку в Нью-Йорке.
  
  Я взял трубку и сказал: «Картер, здесь».
  
  - Хорошо, - сказал тяжелый хриплый голос, в котором я узнал Сточелли. "Я получил Ваше сообщение."
  
  "Ты знаешь кто я?"
  
  «Грегориус сказал мне ждать от тебя звонка. Что ты хочешь?"
  
  "Чтобы встретиться с вами."
  
  Был долгая пауза. «Грегориус согласится на мое предложение?» - спросил Сточелли.
  
  «Вот о чем я хочу поговорить с вами», - сказал я. «Где и когда мы можем встретиться?»
  
  Сточелли усмехнулся. «Что ж, теперь вы на полпути. Я встречусь с тобой завтра в Акапулько.
  
  "Акапулько?"
  
  "Да уж. Я сейчас в Монреале. Я собираюсь отсюда в Акапулько. Увидимся там внизу. Вы регистрируетесь в отеле «Матаморос». У тебя такое имя? Мои мальчики свяжутся с вами, и мы встретимся ».
  
  "Достаточно хорошо."
  
  Сточелли заколебался, а затем прорычал: «Послушай, Картер, я кое-что слышал о тебе. Итак, я вас предупреждаю. Не играй со мной в игры! »
  
  «Увидимся в Акапулько», - сказал я и повесил трубку.
  
  Я выудил из кармана еще десять центов и снова позвонил в Денвер.
  
  «Картер», - сказал я, представляясь. «Мне нужна распечатка операции в Акапулько. Кто там связан со Сточелли? Насколько это велико? Как это работает? Все, что можно на них вытащить. Имена, места, даты ».
  
  "Понял."
  
  "Как много времени это займет?"
  
  «К тому времени, как вы доберетесь до Акапулько, у вас будет информация, а также другие материалы, которые вы просили. Это достаточно скоро? Что-нибудь еще?"
  
  "Да уж. Я хочу, чтобы телефонный аппарат доставили мне по воздуху в отель Матаморос. И я хочу, чтобы он ждал меня, когда я приеду ».
  
  Денвер начал протестовать, но я перебил его. «Черт возьми, арендуй небольшой самолет, если нужно», - резко сказал я. «Не пытайтесь экономить ни копейки. Это деньги Грегориуса, а не твои!
  
  Я повесил трубку и вышел на улицу, чтобы поймать такси. Следующей моей остановкой было Мексиканское бюро по туризму для получения разрешения для посетителей, и оттуда я направился через границу в Хуарес и аэропорт. Я едва успел успеть на Aeromexico DC-9 до Чиуауа, Торреона, Мехико и Акапулько.
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
  Денвер был хорошим мальчиком. Телекопировальный аппарат ждал меня в моем номере, когда я регистрировался в отеле Матаморос. Еще не было времени для отчета, поэтому я спустился на широкую террасу, выложенную плиткой, с видом на залив, сел в широкое плетеное кресло и заказал стаканчик рома. Я медленно потягивал его, глядя через залив на огни города, которые только что загорелись, и на темные нечеткие холмы, возвышающиеся над городом на севере.
  
  Я просидел там долго, наслаждаясь вечером, тишиной, огнями города и прохладной сладостью рома.
  
  Когда я наконец встал, я вошел внутрь, чтобы провести долгий неторопливый ужин, так что только почти до полуночи мне позвонили из Денвера. Взял в своей комнате.
  
  Я включил телекопировальный аппарат и вставил в него трубку. Бумага начала выходить из аппарата.
  
  Я сканировал его, пока он не выскользнул, пока, наконец, у меня не появилась маленькая пачка в виде стопки бумаги передо мной.
  
  
  
  
  Машина остановилась. Я снова взял трубку.
  
  «Вот и все, - сказал Денвер. «Надеюсь, это вам поможет. Что-нибудь еще?"
  
  «Пока нет».
  
  «Тогда у меня есть кое-что для тебя. Мы только что получили информацию от одного из наших контактных лиц в Нью-Йорке. Вчера вечером в аэропорту Кеннеди таможенники забрали троих французов. Их поймали при попытке переправить партию героина. Их зовут Андре Мишо, Морис Бертье и Этьен Дюпре. Узнаешь их? »
  
  «Да, - сказал я, - они связаны со Сточелли во французской части его операций по борьбе с наркотиками».
  
  «Вы просматривали отчет по мере его поступления», - обвинил меня Денвер.
  
  Я задумался на мгновение, а затем сказал: «В этом нет смысла. Эти люди слишком велики, чтобы сами нести товар. Почему они не использовали курьера? "
  
  «Мы тоже не можем понять этого. Согласно полученному нами сообщению, самолет прилетел из Орли. Мишо подобрал свои сумки на поворотной платформе и отнес их к стойке таможни, как будто ему нечего было скрывать. Три мешка, но один из них был набит десятью килограммами чистого героина ».
  
  "Сколько ты сказал?" - перебил я.
  
  «Вы меня правильно расслышали. Десять килограммов. Знаете, сколько это стоит? "
  
  «Стоимость улицы? Около двух миллионов долларов. Оптовые продажи? Это будет стоить от ста десяти до ста двадцати тысяч для импортера. Вот почему в это так трудно поверить ».
  
  «Тебе лучше поверить в это. А теперь самое смешное. Мишо утверждал, что ничего не знал о героине. Он отрицал, что сумка была его ».
  
  "Это было?"
  
  «Ну, это был кейс атташе - один из самых больших - и на нем были выбиты его инициалы. И его бирка с именем была прикреплена к ручке ».
  
  «А что насчет двух других?»
  
  "То же самое. Бертье нес двенадцать килограммов в ночной сумке, а Дюпре - восемь килограммов. В сумме получается около тридцати килограммов самого чистого героина, который когда-либо встречался таможней ».
  
  «И все они говорят одно и то же?»
  
  "Ты угадал. Каждый кладет свою сумку на контрольную стойку жирным шрифтом, как латунь, как будто в ней ничего нет, кроме рубашек и носков. Они кричат, что это подлог ».
  
  «Может быть, - подумал я, - кроме одного. Вам не нужно тратить деньги на наркотики на триста пятьдесят тысяч долларов, чтобы создать фрейм. Полкилограмма - черт, даже несколько унций - достаточно.
  
  «Так считает таможня».
  
  "Была ли наводка?"
  
  "Ни слова. Они прошли полную процедуру обыска, потому что таможня знает об их деятельности в Марселе, и их имена внесены в специальный список. И это делает это еще более странным. Они знали, что попали в этот список. Они знали, что их тщательно проверит таможня, так как они могли рассчитывать, что это сойдет с рук? "
  
  Я не стал комментировать. Денвер продолжил. «Вы найдете это еще более интересным, если соедините его с другим фрагментом информации в файле, который мы только что передали вам. На прошлой неделе Сточелли был в Марселе. Угадай, с кем он встречался, пока был там? »
  
  «Мишо, Бертье и Дюпре», - сказал я. "Умный малый." Я на мгновение промолчал: «Думаешь, это совпадение?» - спросил Денвер. «Я не верю в совпадения», - категорично сказал я. «Мы тоже».
  
  "В том, что все?" - Я спросил, и Денвер сказал «да», пожелал мне удачи и повесил трубку. Я спустился и выпил еще.
  
  Два часа спустя я вернулся в свою комнату, раздеваясь, когда снова зазвонил телефон.
  
  «Я пытался связаться с вами уже пару часов, - сказал Денвер с ноткой раздражения в голосе.
  
  "Что происходит?"
  
  «Это поразило фанатов», - сказал Денвер. «Мы весь день получаем отчеты от наших людей. Пока что на счету Даттуа, Торрегросса, Виньяль, Гамбетта, Макси Кляйн и Солли Уэббер! »
  
  Я изумленно присвистнул, что Денвер только что назвал шестерых из главных наркодельцов, связанных со Сточелли в его операциях на Восточном побережье. «Расскажи мне подробности».
  
  Денвер глубоко вздохнул. «Сегодня утром в аэропорту Ла-Гуардия арестованный ФБР Раймон Даттуа Даттуа прилетел рейсом из Монреаля. Даттуа обыскали, и в кармане его пальто нашли ключ от шкафчика аэропорта. В чемодане в шкафчике было двадцать килограммов чистого героина ».
  
  "Продолжать."
  
  «Сегодня рано утром Винни Торрегросса получил коробку в своем доме в Вестчестере. Его доставили на обычном фургоне United Parcel Service. Он едва успел открыть его, как на него напали агенты Бюро по наркотикам и опасным лекарствам, действовавшие по наводке. В коробке было пятнадцать килограммов героина!
  
  «Гамбетта и Виньяль были арестованы этим вечером около семи часов вечера полиции Нью-Йорка, - продолжил он.
  
  «Их предупредили по телефону. Они подобрали этих двоих в машине Гамбетты в центре Манхэттена и обнаружили двадцать два килограмма героина, упакованных в отсек для запасных шин в багажнике ».
  
  Я ничего не сказал, пока Денвер продолжал свой концерт.
  
  «Около десяти часов вечера федералы вошли в гостиничный пентхаус Макси Кляйн в Майами-Бич. Кляйн и его партнер Уэббер только что закончили обедать. Агенты нашли пятнадцать кило героина в отсеке обеденного стола, который официант принес с обедом менее часа назад.
  
  
  
  
  Денвер остановился, ожидая, что я что-нибудь скажу.
  
  «Совершенно очевидно, что они были подставлены», - размышлял я.
  
  «Конечно», - согласился Денвер. «Извещены не только федералы и местная полиция, но и газеты. У нас был один из репортеров нашего информационного бюро на каждом из этих встреч. Завтра эта история будет занимать первое место в каждой газете страны. Это уже в эфире ".
  
  «Аресты останутся?
  
  «Думаю, да», - сказал Денвер, немного подумав. «Они все кричат ​​о фальсификации, но федералы и местные полицейские« долго ждали, чтобы пригвоздить этих парней. Да, я думаю, они заставят это признать ».
  
  Я немного посчитал в уме. «Это всего сто два килограмма героина, - сказал я, - если учесть то, что они взяли у Мишо Бертье и Дюпре два дня назад».
  
  «Прямо по носу», - сказал Денвер. «С учетом того, что товар имеет уличную стоимость от двухсот до двухсот двадцати тысяч долларов за килограмм, в сумме получается более двадцати одного миллиона долларов. Черт возьми, даже по цене от десяти до двенадцати тысяч долларов за килограмм Стокелли, когда он импортирует его из Марселя, это больше миллиона ста тысяч долларов
  
  "Кто-то пострадал", - прокомментировал я.
  
  "Хотите послушать остальное?"
  
  "Да."
  
  «Вы знали, что Сточелли вчера был в Монреале?»
  
  "Да. Я разговаривал с ним там ».
  
  «Вы знали, что он встречался с Раймоном Даттуа, когда был там?»
  
  "Нет" Но с информацией, которую мне только что дал Денвер, я не нашел это слишком удивительным.
  
  «Или что за день до встречи с Даттуа Сточелли был в Майами-Бич, встречался с Макси Кляйн и Солли Уэббером?»
  
  "Нет"
  
  «Или что через неделю после того, как он вернулся из Франции, он встретился как с Торрегроса в Вестчестере, так и с Виньялом и Гамбеттой в Бруклине?»
  
  «Я спросил. - Откуда, черт возьми, вы все это знаете о Сточелли?»
  
  «Грегориус заставил нас выследить Сточелли около трех недель назад, - объяснил Денвер. «С тех пор у нас были команды из двух и трех человек, которые следили за ним двадцать четыре часа в сутки». Он усмехнулся. «Я могу сказать вам, сколько раз в день он ходил в туалет и сколько листов бумаги использовал».
  
  «Перестань хвастаться», - сказал я ему. «Я знаю, насколько хороша информационная служба».
  
  «Хорошо, - сказал Денвер. «А теперь вот ещё факт, который я сохранил для вас. Незадолго до того, как его схватили федералы, Макси Кляйн разговаривал с Хьюго Донати в Кливленде. Макси попросил Комиссию заключить контракт на Сточелли. Ему сказали, что это уже в разработке ».
  
  "Почему?"
  
  «Потому что Макси волновался, что Сточелли подставил Мишо, Бертье и Дюпре. Он слышал по радио о Торрегроссе, Виньяле и Гамбетте. Он подумал, что их подставил Сточелли и что он следующий ».
  
  С добродушным сарказмом я сказал: «Полагаю, Макси Кляйн позвонил и рассказал вам лично, что он сказал Донати?»
  
  «Вот-вот, - сказал Денвер со смехом. «С тех пор, как Макси встретился со Сточелли, мы прослушивали его телефоны».
  
  «Макси не настолько глуп, чтобы использовать телефоны в своем номере отеля для такого звонка», - заметил я. «Он бы воспользовался бы будкой на улице».
  
  «Да, - сказал Денвер, - но он достаточно беспечен, чтобы использовать одну и ту же будкуу более одного раза. Мы установили прослушку на полдюжине будок, которые, как мы обнаружили, он постоянно использовал в последние пару дней. Сегодня вечером это окупилось ».
  
  Я не мог винить Денвера за самодовольство. Его люди проделали чертовски хорошую работу.
  
  Я спросил: "Как вы это понимаете?" «Вы думаете, что Сточелли подставил своих партнеров?»
  
  «Это действительно так выглядит, не так ли? И Комиссия, кажется, тоже так думает, поскольку они заключили с ним контракт. Сточелли мертв.
  
  «Может быть», - сказал я уклончиво. «Он также возглавляет одну из самых больших семей в стране. Им будет непросто добраться до него. Что-нибудь еще?"
  
  "Разве этого недостаточно?"
  
  «Думаю, да», - сказал я. «Если что-нибудь еще сломается, дайте мне знать».
  
  Я задумчиво положил трубку и сел в кресло на маленьком балконе за окном. Я закурил сигарету, глядя в темноту мягкой мексиканской ночи и просматривая информацию, которая так внезапно поразила меня.
  
  Если то, что сказал Денвер, было правдой - если на Сточелли был подписан контракт - тогда у него были бы заняты еще несколько месяцев. Настолько, что у него не было времени беспокоить Грегориуса. В этом случае моя работа была сделана.
  
  И все же это казалось слишком простым, слишком случайным решением проблемы Грегориуса.
  
  Я снова просмотрел факты. И в голову стали закрадываться сомнения.
  
  Если бы Сточелли действительно установил подставы, он бы знал, что его собственная жизнь в опасности. Он знал, что ему придется лечь на дно, пока не утихнет жара. Конечно, он никогда не приезжал бы в Акапулько так открыто.
  
  В этом не было смысла.
  
  Вопрос: Куда бы он пошел, чтобы добыть сто два килограмма? Это много героина. Он не получил бы его от своих марсельских друзей - если бы он собирался использовать его, чтобы подставить их. А если бы он обратился к другим источникам, я слышал бы о такой большой покупке.
  
  
  
  
  Вопрос: Где он мог бы получить более миллиона долларов наличными, чтобы совершить покупку? Даже в преступном мире мафии и синдиката такие деньги трудно получить единовременно и небольшими, не отслеживаемыми счетами. Никто не берет чеки и не предлагает кредит!
  
  Вопрос: Где бы он хранил вещи? Почему не было ни слова об этом материале, прежде чем он был подложен? Интерпол, французское бюро по борьбе с наркотиками - L’Office Central Pour la Suppression du traffic des Stupefiants - наше собственное министерство по наркотикам и опасным наркотикам США - все должны были знать об этом заранее из своих обширных сетей платных информаторов.
  
  Другая мысль: если Сточелли мог списать такое большое количество героина, означало ли это, что он мог заполучить еще большие количества?
  
  Вот что действительно могло вызвать озноб у человека.
  
  Эти вопросы и их многочисленные возможные ответы крутились в моей голове, как карусель без всадников с деревянными лошадьми, скачущими вверх и вниз на своих стальных шестах, и как только я достигал одной идеи, появлялась другая, которая казалась более логичной. .
  
  Я наконец потерялся в лабиринте разочарования.
  
  Самый большой вопрос был в том, почему Хоук одолжил меня Грегориусу? Ключ к разгадке лежит в фразе «ленд-лиз». Меня давали взаймы, и Хоук собирался получить что-нибудь взамен моих услуг. Что?
  
  И более того. «Нет AX» означало, что я не мог обращаться к производственным объектам или персоналу AX. Это было сугубо частное предприятие. Хоук говорил мне, что я сам по себе!
  
  Хорошо. Я мог это понять. AX - сверхсекретное агентство правительства США, и это определенно не было государственной работой. Итак, никаких звонков в Вашингтон. Никаких запасных. Некому убирать за мной беспорядок.
  
  Только я, Вильгельмина, Гюго и, конечно же, Пьер.
  
  Я наконец сказал, что к черту все это, и спустился вниз, чтобы выпить последний приятный напиток на террасе, прежде чем отправиться спать.
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ
  
  Я проснулся в темноте своей комнаты от какого-то атавистического, изначального ощущения опасности. Обнаженный под легким одеялом и простыней, я лежал, не двигаясь, стараясь не открывать глаза и не указывать каким-либо образом на то, что я проснулся. Я даже продолжал дышать медленным, регулярным сном. Я осознавал, что что-то разбудило меня, звук, который не принадлежал комнате, коснулся моего спящего разума и толкнул меня в состояние бодрствования.
  
  Я настроил свои уши, чтобы улавливать все, что отличалось от обычных ночных звуков. Я услышал легкий шелест штор на ветру кондиционера. Я услышал слабое тиканье будильника маленького путешественника, который я поставил на тумбочке рядом с моей кроватью. Я даже слышал, как из крана в ванной упала капля воды. Ни один из этих звуков не вырвал меня из сна.
  
  Все, что было другим, было для меня опасно. Прошла нескончаемая минута, прежде чем я снова услышал это - медленное, осторожное скольжение обуви по ворсу ковра, за которым последовал тонкий выдох, который был слишком сильно задержан.
  
  По-прежнему не двигаясь и не меняя ритма своего дыхания, я приоткрыл глаза наискосок, наблюдая за тенями в комнате уголками глаз. Было три чужих. Двое из них подошли к моей кровати.
  
  Несмотря на каждый импульс, я заставлял себя оставаться неподвижным. Я знал, что в мгновение ока не останется времени на намеренно спланированные действия. Выживание будет зависеть от скорости моей инстинктивной физической реакции.
  
  Тени приблизились. Они разделились, по одному с каждой стороны моей кровати.
  
  Когда они наклонились надо мной, я взорвался. Мой торс резко выпрямился, мои руки взметнулись и схватили их за шеи, чтобы разбить головы вместе.
  
  Я был слишком медленным на долю секунды. Моя правая рука схватила одного мужчину, но другая вырвалась из моей хватки.
  
  Он издал сердитый звук и опустил руку. Удар попал мне в левую сторону шеи в плечо. Он ударил меня не только кулаком; Я чуть не потерял сознание от внезапной боли.
  
  Я пытался броситься с постели. Я добрался до пола, когда третья тень набросилась на меня, ударив меня спиной о кровать. Я сбил его коленом, сильно ударив его в пах. Он закричал и согнулся пополам, и я вонзил пальцы ему в лицо, не заметив его глаз.
  
  На мгновение я был свободен. Левая рука онемела от удара по ключице. Я попытался не обращать на это внимания, упав на пол в приседе ровно настолько, чтобы рычаг подпрыгивал в воздухе. Моя правая нога резко ударила по горизонтали. Она попала одному из мужчин высоко в грудь, отбросив его в стену. Он выдохнул от боли.
  
  Я повернулась к третьему мужчине, и край моей руки взмахнул к нему коротким ударом боком, который должен был сломать ему шею.
  
  Я был недостаточно быстр. Я помню, как начал наносить удар и увидел, как его рука замахивается на меня, и понял, в ту долю секунды, что я не смогу отразить это вовремя.
  
  
  
  
  
  Я был прав. Все прошло сразу. Я упал в самую глубокую и самую черную дыру, в которой когда-либо был. Мне потребовалась целая вечность, чтобы упасть и упасть на пол. А потом долго не было сознания.
  
  * * *
  
  Я очнулся и обнаружил, что лежу на кровати. Свет был включен. Двое мужчин сидели в креслах у окна. Третий мужчина стоял у изножья моей кровати. Он держал в руке большой автоматический пистолет Gabilondo Llama калибра 45-го калибра испанского производства, направленный на меня. Один из мужчин в креслах держал в руке кольт 38-го калибра с двухдюймовым стволом. Другой постучал резиновой дубинкой в ладонь левой руки.
  
  Голова болела. У меня болели шея и плечо. Я переводил взгляд с одного на другого. Наконец, я спросил: «Что, черт возьми, все это?»
  
  Большой мужчина у изножья моей кровати сказал: «Сточелли хочет тебя видеть. Он послал нас привезти тебя ».
  
  «Телефонный звонок сделал бы это», - кисло прокомментировал я.
  
  Он равнодушно пожал плечами. «Ты мог бы сбежать».
  
  «Зачем мне бежать? Я приехал сюда, чтобы встретиться с ним ».
  
  Нет ответа. Только пожатие мясистого плеча.
  
  "Где сейчас Сточелли?"
  
  «Наверху в пентхаусе. Одевайся."
  
  Устало я встал с кровати. Они внимательно наблюдали за мной, пока я натягивал одежду. Каждый раз, когда я тянулся левой рукой, мышцы плеча болели. Я выругался себе под нос. Шесть месяцев, которые я провел вдали от AX, сделали свое дело. Я не успевал выполнять свои ежедневные упражнения йоги. Я позволил своему телу расслабиться. Не очень, но это немного имело значение. Мои реакции уже не были такими быстрыми, как раньше. Трем головорезам Сточелли хватило доли секунды задержки. Прежде я смог бы поймать их двоих, склонившихся над моей кроватью, и разбить их головы вместе. Третий никогда бы не встал с пола после того, как я его ударил.
  
  «Пойдем», - сказал я, потирая ноющую ключицу. «Мы же не хотим заставлять Кармине Сточелли ждать, не так ли?»
  
  * * *
  
  Кармине Сточелли сидел в низком кожаном кресле с мягкой обивкой в ​​дальнем конце огромной гостиной своего пентхауса. Его дородная фигура была закутана в расслабляющую шелковую мантию.
  
  Когда мы вошли, он пил кофе. Он поставил чашку и внимательно осмотрел меня. Его маленькие глазки выглядывали из круглого лица с темными подбородками, наполненного враждебностью и подозрением.
  
  Сточелли было под пятьдесят. Его голова была почти лысой, если не считать монашеского пострига из маслянистых черных волос, которые он отрастил и зачесал скудными прядями по полированному голому черепу. Когда он смотрел на меня с головы до ног, от него исходила аура безжалостной силы с такой силой, что я мог это почувствовать.
  
  «Сядь», - прорычал он. Я сел на кушетку напротив него, потирая больное плечо.
  
  Он поднял глаза и увидел трех своих мальчиков, стоящих поблизости. Его лицо нахмурилось.
  
  "Вон!" - отрезал он, показывая большим пальцем. «Ты мне сейчас больше не нужен».
  
  «Ты будешь в порядке?» спросил большой.
  
  Сточелли посмотрел на меня. Я кивнул.
  
  «Ага», - сказал он. «Я буду в порядке. Отвалите."
  
  Они оставили нас. Сточелли снова посмотрел на меня и покачал головой.
  
  «Я удивлен, что тебя так легко удалось одолеть, Картер, - сказал он. «Я слышал, ты был намного жестче».
  
  Я встретил его взгляд. «Не верьте всему, что слышите, - сказал я. «Я просто позволил себе стать немного небрежным».
  
  Сточелли ничего не сказал, ожидая, что я продолжу. Я полез в карман, вынул пачку сигарет и закурил.
  
  «Я пришел сюда, - сказал я, - чтобы сказать тебе, что Грегориус хочет избавиться от тебя. Что мне нужно сделать, чтобы убедить вас в том, что вам будет плохо, если вы к нему приедете?
  
  Маленькие, жесткие глазки Сточелли не отрывались от моего лица. «Я думаю, ты уже начал меня переубеждать», - холодно прорычал он. «И мне не нравится то, что вы делаете. Мишо, Бертье, Дюпре - вы хорошо их подставили. Мне будет чертовски сложно создать другой источник, не уступающий им ».
  
  Сточелли продолжал сердитым хриплым голосом.
  
  «Хорошо, я расскажу вам о своих сомнениях. Допустим, вы установили их до того, как поговорили со мной, хорошо? Как будто ты должен был показать мне, что у тебя есть яйца, и ты можешь причинить мне много вреда. Я не злюсь на это. Но когда я разговаривал с вами из Монреаля, я сказал вам, что больше никаких игр. Правильно? Разве я не говорил тебе больше никаких игр? Так что же происходит? »
  
  Он посчитал их на пальцах.
  
  «Торрегросса! Виньяль! Гамбетта! Трое моих самых крупных клиентов. У них есть семьи, с которыми я не хочу ссориться. Ты передал мне свое сообщение, хорошо. Сейчас моя очередь. Я говорю вам - ваш босс пожалеет, что выпустил вас на свободу! Ты слышишь меня?"
  
  Лицо Сточелли покраснело от гнева. Я видел, каких усилий ему стоило оставаться в кресле. Он хотел встать и ударить меня своими тяжелыми кулаками.
  
  «Я не имел к этому никакого отношения!» Я бросил эти слова ему в лицо.
  
  Он взорвался. - "Фигня!"
  
  "Подумай об этом. Где бы я взял в руки больше ста килограммов героина? »
  
  Потребовалось время, чтобы это осознать. Постепенно на его лице отразилось недоверие. «Сто килограммов?»
  
  - Если быть точным, сто два. Вот что получилось когда они забрали Макси Кляйн и Солли Уэббера ...
  
  
  
  
  "... они забрали Макси?" - перебил он.
  
  "Сегодня ночью. Около десяти часов. Вместе с пятнадцатью килограммами всего этого.
  
  Сточелли не стал спрашивать подробностей. Он был похож на человека, ошеломленного.
  
  "Продолжай говорить", - сказал он.
  
  «Они заключили с вами контракт».
  
  Я позволил словам обрушиться на него, но единственной реакцией, которую я мог видеть, было сжатие мускулов Сточелли под его тяжелыми челюстями. Больше ничего не было видно на его лице.
  
  Он потребовал. - "Кто?" «Кто выставил контракт?»
  
  «Кливленд».
  
  «Донати? Хьюго Донати заключил со мной контракт? Какого черта? "
  
  «Они думают, что вы пытаетесь захватить все Восточное побережье. Они думают, что ты подставил своих друзей ».
  
  "Давай!" - сердито прорычал Сточелли. «Что это за дерьмо?» Он впился в меня взглядом, а потом увидел, что я не шучу с ним. Его тон изменился. "Вы серьезно? Вы действительно серьезно?
  
  "Это правда."
  
  Сточелли потер толстой рукой грубую щетину на подбородке.
  
  "Проклятье! Это все еще не имеет смысла. Я знаю, что это был не я.
  
  «Значит, у тебя снова заболела голова», - прямо сказал я ему. «Вы могли бы стать следующим в списке, которого нужно настроить».
  
  "Мне?" Сточелли был недоверчив.
  
  "Вы. Почему бы и нет? Если вы не за тем, что происходит, значит, кто-то другой пытается взять верх. И ему придется избавиться от тебя, Сточелли. Кто бы это был?"
  
  Сточелли продолжал сердитым жестом потирать щеки. Его рот скривился в гримасе раздражения. Он закурил. Он налил себе еще чашку кофе. Наконец, он неохотно сказал: «Хорошо, тогда. Я посижу здесь. Я снял пентхаус. Все четыре люкса. Никто не входит и не выходит, кроме моих мальчиков. Они могут отправить кого угодно, но я защищен, пока я нахожусь здесь. Если понадобится, я могу остаться на несколько месяцев ».
  
  Я спросил. - «А что будет происходить тем временем?»
  
  "Что это должно означать?" - Подозрение приподняло его брови.
  
  «Пока вы сидите здесь, Донати будет пытаться захватить вашу организацию в Нью-Йорке. Вы будете потеть каждый день, гадая, не добрался ли Донати до одного из ваших, чтобы подготовить вас к удару. Ты будешь жить с пистолетом в руке. Вы не будете есть, потому что они могут отравить вашу еду. Ты не будешь спать. Ты проснешься, гадая, не подложил ли кто-то динамитную шашку в комнаты под тобой. Нет, Сточелли, признай это. Вы не можете оставаться здесь в безопасности. Не очень долго."
  
  Сточелли слушал меня, не говоря ни слова. Его смуглое лицо было серьезно бесстрастным. Он не сводил с моих маленьких черных глазков. Когда я закончил, он мрачно кивнул своей круглой головой.
  
  Затем он поставил чашку с кофе и вдруг усмехнулся мне. Это было похоже на то, как толстый стервятник улыбнулся ему, его тонкие губы на круглом лице изогнулись в бессмысленной пародии на дружелюбие.
  
  «Я только что нанял тебя», - объявил он, довольный собой.
  
  "Ты что?"
  
  «Что случилось? Вы меня не слышали? Я сказал, что только что нанял тебя, - повторил Сточелли. "Вы. Вы снимете меня с крючка с Комиссией и с Донати. И вы докажете им, что я не имею никакого отношения к тому, что произошло.
  
  Мы посмотрели друг на друга.
  
  «Почему я должен сделать тебе такую ​​услугу?»
  
  «Потому что, - снова Сточелли усмехнулся мне, - я заключу с тобой сделку. Ты избавишь меня от ответственности с Донати, и я оставлю Грегориуса в покое.
  
  Он наклонился ко мне, тонкая, лишенная юмора улыбка соскользнула с его лица.
  
  «Вы знаете, сколько миллионов я могу заработать на этих игорных заведениях в проектах Грегориуса? Вы когда-нибудь останавливались, чтобы понять это? Так вот чего для меня стоит то, что ты выполнила эту работу? "
  
  "Что мешает мне позволить Комиссии позаботиться о вас?" - прямо спросил я его. - Тогда тебя не будет рядом, чтобы беспокоить Грегориуса.
  
  «Потому что я пошлю своих мальчиков за ним, если не заключу с тобой сделку. Не думаю, что ему это понравится.
  
  Сточелли замолчал, его маленькие черные глаза-пуговицы впились в меня.
  
  «Перестань валять дурака, Картер. Это сделка? »
  
  Я кивнул. "Это сделка".
  
  «Хорошо», - прорычал Сточелли, откидываясь на диван. Он грубо махнул большим пальцем. «В путь. Пошли.
  
  «Не сейчас». Я подошел к столу и нашел блокнот с гостиничными принадлежностями и шариковую ручку. Я снова сел.
  
  «Мне нужна некоторая информация», - сказал я и начал делать записи, пока Сточелли говорил.
  
  * * *
  
  Вернувшись в свою комнату, я снял трубку и, поспорив с оператором отеля, а затем с оператором дальней связи, наконец-то позвонил в Денвер.
  
  Без преамбулы я спросил: «Как быстро вы сможете получить мне распечатку по полдюжине списков пассажиров авиакомпаний?»
  
  "Сколько по времени?"
  
  «Не более пары недель. Некоторые только на днях.
  
  «Внутренние или международные рейсы?»
  
  "И то и другое."
  
  «Дайте нам день или два».
  
  «Они мне нужны раньше».
  
  Я слышал несчастный вздох Денвера. «Мы сделаем все, что в наших силах. Что вам нужно? »
  
  Я сказал ему. «Сточелли был на следующих рейсах. Air France из аэропорта JFK в Орли, двадцатого числа прошлого месяца. Air France отправляет из Орли в Марсель в тот же день. TWA из Орли в JFK двадцать шестого. Национальные авиалинии, из Нью-Йорка в Майами двадцать восьмого…
  
  «Подождите немного.
  
  Вы знаете, сколько рейсов они выполняют в день? »
  
  «Меня просто интересует тот, на котором был Сточелли. То же самое касается Air Canada: из Нью-Йорка в Монреаль четвертого, из Восточного в Нью-Йорк пятого и из Aeromexico в Акапулько в тот же день ».
  
  - Только с рейсами Сточелли?
  
  "Это правильно. Это не должно быть слишком сложно. Я также хотел бы, чтобы вы получили пассажирский манифест рейса Даттуа из Монреаля в Нью-Йорк ».
  
  «Если бы у нас были номера рейсов, мы бы сэкономили много времени».
  
  «У вас их будет больше, если ваши люди будут следить за ним», - указал я.
  
  «Вы хотите, чтобы вам прислали копии этих манифестов?»
  
  «Я так не думаю, - задумчиво сказал я. «Ваши компьютеры могут выполнять работу быстрее, чем я. Я хочу, чтобы списки были проверены, чтобы увидеть, есть ли какое-либо имя, которое встречается на двух или более из этих рейсов. Особенно на международных рейсах. На них нужно предъявить паспорт или туристическое разрешение, так что использовать вымышленное имя будет сложнее.
  
  «Дай мне посмотреть, правильно ли у меня эти полеты».
  
  «Возьми это с ленты», - сказал я ему. Я становился усталым и нетерпеливым. - Надеюсь, вы меня записывали?
  
  «Верно, - сказал Денвер.
  
  «Я был бы признателен за получение информации так быстро, как вы сможете ее откопать. И еще одно - если вы встретите имя, которое упоминалось более чем на одном из этих рейсов со Сточелли, мне нужно полное изложение того, кто этот человек. Все, что вы можете узнать о нем. Полную информацию. Положите на него столько мужчин, сколько вам нужно. И продолжайте кормить меня информацией по мере ее поступления. Не ждите, чтобы собрать все воедино ».
  
  «Подойдет», - сказал Денвер. "Что-нибудь еще?"
  
  Я немного подумал. «Думаю, что нет», - сказал я и повесил трубку. Я растянулся на кровати и через мгновение крепко заснул, несмотря на пульсирующую голову и боль в плече.
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
  Я спал поздно. Когда я проснулся, у меня во рту пересохло от того, что я слишком много выкурил накануне вечером. Я принял душ и надел плавки и легкую пляжную рубашку. Я надел темные очки и спустился к бассейну с фотоаппаратом на шее и сумкой с оборудованием на плече.
  
  Оборудование для камеры и темные очки вместе с яркой спортивной рубашкой с рисунком создают неплохую маскировку, если вы не хотите, чтобы люди вас заметили. Вы просто еще один турист в городе, полном их. Кто будет смотреть на другого гринго?
  
  У бассейна я заказал на завтрак huevos rancheros. Вокруг бассейна было всего несколько человек. Была пара симпатичных молодых англичанок. Стройный, светловолосый, с прохладными, чистыми английскими голосами, исходящими из почти неподвижных губ. Тон был плавным, гласные звуки были жидкими, как вода, и все еще блестели на их загорелых телах.
  
  В бассейне были две другие женщины, плещущиеся с мускулистым характером, которые выглядели так, как будто ему было под тридцать. Я увидел типа. Все его выпуклые грудные мышцы и бицепсы чрезмерно развиты из-за постоянного подъема тяжестей.
  
  Он вел себя, как заноза в заднице. Ему не понравились две девушки в воде. Он хотел англичанок, но они особо игнорировали его.
  
  Что-то в нем меня раздражало. Или, может быть, я хотел доказать, что могу это сделать. Я подождал, пока англичанки посмотрят в мою сторону, и улыбнулся им. Они улыбнулись мне в ответ.
  
  "Здравствуйте." Длинноволосая блондинка помахала мне рукой.
  
  Я жестом пригласил их подойти и присоединиться ко мне, и они так и сделали, капая водой, раскинувшись на бедрах и небрежно.
  
  "Когда ты приехал?" спросила другая.
  
  "Вчера вечером."
  
  «Так и думала», - сказала она. «Мы вас здесь раньше не замечали. Гостей совсем не много. Вы знали об этом?
  
  «Меня зовут Маргарет», - сказала первая девушка.
  
  "А я Линда ..."
  
  «Я Пол Стефанс», - сказал я, называя свое прикрытие.
  
  Когда Масклс выбрался наружу, в бассейне раздались брызги.
  
  Не глядя на него, Линда сказала: «Вот и снова этот зануда. Они все такие в Сан-Франциско?
  
  "Сан-Франциско?" - озадаченно спросила Маргарет. «Сегодня утром за завтраком Генри сказал мне, что он из Лас-Вегаса».
  
  «Это не имеет значения, - сказала Линда. «Где бы он ни был, я его терпеть не могу».
  
  Она сверкнула мне улыбкой и развернулась на длинных загорелых ногах. Маргарет собрала их полотенца. Я наблюдал, как они поднимались по лестнице, ведущей на террасу отеля, их гибкие, бронзовые ноги двигались в красивом контрапункте их полуоблаченным чувственным телам.
  
  В то же время мне было интересно узнать о Генри, который приехал из Сан-Франциско или Лас-Вегаса.
  
  Примерно в это время молодая пара спустилась по лестнице и сложила свои вещи рядом со мной.
  
  Мужчина был худощавым и смуглым. Очень волосатые ноги. Женщина с ним была стройной и красивой фигурой. Ее лицо было скорее дерзким, чем красивым. Они вошли в воду и поплыли, а потом вышли. Я слышал, как они разговаривали друг с другом по-французски.
  
  Он вытер руки полотенцем и достал пачку «Голуаз». «Спички мокрые», - крикнул он женщине.
  
  Он заметил, что я смотрю на него, и подошел. Он любезно сказал: «У тебя есть спичка?»
  
  Я бросил ему зажигалку. Он сложил ладони перед лицом, чтобы зажечь сигарету.
  
  
  
  
  
  "Спасибо. Позвольте мне представиться. Жан-Поль Севье. Юная леди - Селеста. И вы?"
  
  «Пол Стефанс».
  
  Жан-Поль цинично мне улыбнулся.
  
  «Простите, что не верю вам, - сказал он. «Ты Ник Картер».
  
  Я замер.
  
  Жан-Поль легко махнул рукой. «Не беспокойтесь. Я просто хочу поговорить с тобой ».
  
  " Говорить?"
  
  «Мы озадачены вашей связью со Сточелли».
  
  "Мы?"
  
  Он пожал плечами. «Я представляю группу из Марселя. Имя Андре Мишо что-нибудь для вас значит? Или Морис Бертье? Или Этьен Дюпре?
  
  «Я знаю имена».
  
  «Тогда вы знаете организацию, которую я представляю».
  
  "Чего ты хочешь от меня?"
  
  Жан-Поль сел за мой столик. «Сточелли изолировал себя. Нам не добраться до него. Наши мексиканские друзья здесь тоже не могут до него добраться. Вы можете."
  
  «Я не знаю, чего вы от меня ждете. Зайти и застрелить человека? "
  
  Жан-Поль улыбнулся. «Нет. Ничего более грубого. Мы просто хотим, чтобы ваше сотрудничество - как вы говорите - подставило его. Об остальном мы позаботимся ».
  
  Я покачал головой. "Так не пойдет."
  
  Голос Жан-Поля стал жестким. «У вас нет выбора, мистер Картер». Прежде чем я успел перебить, он быстро продолжил. «Так или иначе, мы собираемся убить Сточелли. Под этим я имею в виду, что наши мексиканские контакты сделают нам одолжение. Прямо сейчас все, о чем они просят, - это о встрече с вами. Это немного, правда?
  
  «Просто встреча?»
  
  Он кивнул.
  
  Я задумался на секунду. Это может быть попытка сбить меня с толку. С другой стороны, для меня это был самый быстрый способ узнать, кто такие эти мексиканцы. В моем бизнесе вы ничего не получаете даром. Если вы чего-то хотите, вы должны рискнуть.
  
  «Я встречусь с ними», - согласился я.
  
  Жан-Поль снова улыбнулся. «В таком случае, у вас сегодня свидание. Ее зовут сеньора Консуэла Дельгардо.
  
  Мне сказали, что это очень красивая женщина. Она позовет вас здесь, в отель, около семи тридцати.
  
  Он встал.
  
  «Я уверен, что у вас будет приятный вечер», - сказал он вежливо и вернулся, чтобы присоединиться к Селесте, которая снова только что вышла из бассейна.
  
  * * *
  
  Ближе к вечеру я на такси спустился с холма от отеля до Эль-Сентро, района собора, площади и памятника героям. Эль Сентро - это центр города. Отсюда все тарифы на такси и автобусы рассчитываются по зонам.
  
  Акапулько - главный город в штате Герреро. А Герреро - самый беззаконный штат Мексики. Холмы недалеко от Акапулько заполнены бандитами, которые за несколько песо перережут вам горло. Полиция не в состоянии обеспечивать соблюдение закона за пределами города. Даже у армии с ними проблемы.
  
  В яркой спортивной рубашке, паре светло-голубых брюк и ногах в новых кожаных брюках я зашел в парк рядом с набережной.
  
  Куда бы я ни повернулся, я видел лос-Индеос, широкие смуглые лица мужчин с коротко остриженными черными как смоль волосами. Рядом с ними на корточках сидели их женщины. И у каждого из них были обсидиановые глаза, высокие скулы, задумчивые лица индейцев.
  
  Когда я посмотрел на них, я понял, что старая скульптура их древних богов была больше, чем изображение какого-то неизвестного божества; Кроме того, это должно быть хорошее сходство с тем, как в те дни выглядели сами тольтеки.
  
  И они не сильно изменились за века. Эти индейцы выглядели так, как будто они все еще могут вскрыть твою грудь кремневым ножом и вырвать кровоточащее пульсирующее сердце.
  
  Я направился в более тихую часть набережной, фотографируя на ходу. Дальше по изгибу набережной я увидел коммерческое судно для ловли тунца, коренастое и приземистое. Его палубы были завалены оборудованием, и оно было привязано в носу и корме тяжелыми манильскими тросами к черным железным тумбам на бетонном малеконе.
  
  Вдалеке, в доках под массивными каменными кладками форта Сан-Диего на гребне холма, я увидел грузовое судно, пришвартованное рядом со складами.
  
  Я прошелся по малекону. На каменных ступенях, ведущих к кромке воды, я остановился и посмотрел вниз.
  
  Там было два рыбака. Молодой и старый. Оба были обнажены, за исключением рваных шорт. Между собой они держали огромную шестифутовую черепаху. Черепаха лежала на спине и была беспомощна.
  
  Молодой человек достал нож с длинным тонким лезвием, отточенным столько раз, что теперь он превратился в тонкий полумесяц из выпуклой стали.
  
  Он просунул лезвие под нижнюю часть панциря черепахи возле заднего плавника. Кровь покраснела от первого удара. Он резал быстрыми яростными ударами, проводя ножом под краем нижней раковины, рассекая кожу, плоть, мышцы и перепонки быстрыми движениями запястий, когда он присел на корточки рядом с черепахой.
  
  Черепаха крутила головой из стороны в сторону в медленной, тихой агонии. Её раскосые глаза рептилии были тусклыми от солнца. Его ласты метались в ритмичной истерической беспомощности.
  
  Я наблюдал, как нож молодого человека еще глубже вонзился в черепаху. С каждым ударом его руки становились красными от крови, сначала пальцы, затем руки, затем запястья и, наконец, y его предплечье до локтя.
  
  
  
  Я мог видеть внутренности черепахи, пульсирующие розовыми влажными клубками кишок.
  
  Через несколько минут они закончили. Они пролили по ступеням пристани ведра с морской водой и уложили черепашье мясо в бушельную корзину.
  
  Я снял полный рулон цветной пленки, когда они забивали черепаху. Теперь, когда я перематывал пленку и начал перезаряжать камеру, я услышал позади себя голос.
  
  «Они довольно хороши, не так ли? Тот, у кого нож, а?
  
  Я обернулся.
  
  Ему было чуть больше двадцати, он был хорош собой, с коренастым спортивным телом, мускулы легко двигались под его темной медно-красной кожей. Он был одет в хлопковые брюки, сандалии и спортивную рубашку, полностью раскрывающуюся, обнажая широкую грудь. Он был похож на всех остальных из сотен пляжных мальчиков, которые слоняются по отелям.
  
  "Что ты хочешь?"
  
  Он пожал плечами. "Это зависит. Вам нужен гид, сеньор?
  
  "Нет" Я отвернулся и направился к Костере Мигель Алеман. Мальчик пошел рядом со мной.
  
  «А как насчет женщин, сеньор? А? Он подмигнул мне. «Я знаю очень красивую девушку, которая знает много трюков…»
  
  "Потеряйся!" - сказал я, раздраженный его необычной настойчивостью. "Я не люблю сутенеров!"
  
  На мгновение мне показалось, что этот парень набросится на меня. Его смуглое лицо покрылось пятнами внезапной темной крови. Его рука вернулась к набедренному карману и остановилась. Я увидел, как в его глазах вспыхнула чистая убийственная ярость.
  
  Я напрягся, готовый к прыжку.
  
  Он глубоко вздохнул. Свет погас из его глаз. Он сказал, пытаясь улыбнуться, но безуспешно: «Сеньор, вы не должны так говорить. Когда-нибудь ты скажешь это слово кому-нибудь, и он воткнет тебе нож в ребра.
  
  «Я же сказал, что не нуждался в вашей помощи».
  
  Он пожал плечами. «Очень плохо, сеньор. Я могу вам сильно помочь. Может быть, ты передумаешь, когда я буду предлагать тебе в следующий раз, а? Меня зовут Луис. Луис Апарисио. А пока, прощай.
  
  Он повернулся и зашагал прочь, шагая преувеличенной походкой, демонстрируя свой мужской характер.
  
  В том, что только что произошло, было что-то странное. Я оскорбил его. Я назвал его именем, которое, как сказал бы любой другой мексиканский мужчина, приставило бы его к моему горлу ножом. Тем не менее, он проглотил свою гордость и продолжал притворяться, что он просто еще один туристический гид.
  
  Я собирался выпить в центре города перед тем, как вернуться в отель, но теперь передумал. Я был уверен, что предложения моего будущего друга были не случайными. Я знал, что снова увижу Луиса Апарисио.
  
  Я вышел на улицу, махая рукой такси с оптоволоконной вывеской. Когда я вошел, я увидел знакомую фигуру на другой стороне Костеры. Это был Жан-Поль. Худой француз был с Селестой. Он поднял руку в знак приветствия, когда мое такси уезжало.
  
  * * *
  
  Сеньора Консуэла Дельгардо поспешила. Она подъехала к отелю почти ровно в семь тридцать на маленьком красном «фольксвагене». Я видел, как она вошла в вестибюль и огляделась. Когда я шел к ней, она увидела меня и протянула руку. Мы вместе вышли за дверь.
  
  Консуэла ехала по извилистым дорогам, как будто участвовала в Mille Miglie.
  
  Мы выпили в Sanborn’s, где освещены были только сиденья вокруг пиано-бара. Я заметил, что она направила нас к этим столам. Я не мог никого видеть, но кто угодно мог меня, черт возьми, увидеть.
  
  Потом мы пошли обедать к Эрнандо. Мы встретили высокого рыжеволосого англичанина с таким сильным британским акцентом, что это было почти пародией. Консуэла сказала мне, что его зовут Кен Хобарт и что он управляет чартерной авиакомпанией. У него под клювом носа были густые усы типа РАФ. Наконец он ушел, оставив нас одних.
  
  Консуэла Дельгардо была красивой женщиной. Ей было под тридцать, она была смелой красивой женщиной с крепким лицом. У нее были длинные темно-коричневые волосы, которые она носила, почти до талии. Она была высокой, с великолепными ногами, узкой талией и полной грудью. В ее английском не было и тени акцента.
  
  Меня тревожило то, что она смотрела на меня так же смело и оценивающе, как и я на нее.
  
  За кофе я сказал: «Сеньора, вы очень милая женщина».
  
  «… И ты хотел бы лечь со мной в постель, - закончила она.
  
  Я смеялся.
  
  «Если вы так выразились, конечно».
  
  «А я, - сказала она, - я думаю, что вы очень хороший человек. Но я не пойду с тобой сегодня в постель ».
  
  «В таком случае, - сказал я, вставая на ноги, - давай пойдем к твоим друзьям и узнаем, что они хотят мне сказать».
  
  Мы пошли к Джонни Бикфорду.
  
  * * *
  
  Бикфорду было чуть больше шестидесяти, он был седым, со сломанным носом и глубоким загаром. Костяшки обеих рук были плоскими из-за того, что их много раз ломали на ринге. Широкие плечи выпирали из хлопкового трикотажного пуловера с короткими рукавами. Выцветшие татуировки, синие за темно-коричневой кожей, покрывали оба предплечья.
  
  Его жена Дорис была почти такой же загорелой, как и он. Платиновые светлые волосы, обесцвеченные от солнца брови и слабый светлый оттенок на руках. К тому же она была намного моложе Бикфорда. Я бы сказал, что ей было за тридцать. И она дразнила. У нее не было бюстгальтера под платьем, и ее декольте было целиком и твердо.
  
  Она пахла духами Арпеж. И я готов поспорить, что, когда она была моложе, она ходила по крайней мере за двести за ночь. Вы всегда можете заметить бывшую девушку по вызову. В них есть что-то такое, что их выдает.
  
  С террасы дома Бикфорда открывался вид на узкий залив, ведущий из Тихого океана в залив. Я мог видеть темные просторы океана, а также огни Лас-Брисаса и военно-морской базы у подножия холмов через залив. Беспорядочно разбросанные вверх и вниз по склону холма были огни других домов, как неподвижные светлячки, заключенные в желатин пурпурных ночных теней.
  
  Мы вдвоем были одни на террасе. Консуэла извинилась и пошла внутрь, чтобы освежить макияж. Дорис пошла с ней, чтобы показать ей дорогу в дамскую комнату.
  
  Я рискнул и резко сказал в темноту: «Я не хочу участвовать в твоей сделке, Бикфорд».
  
  Бикфорд не удивился. Он легко сказал: «Вот что нам сказали, мистер Картер. Но рано или поздно мы получим Сточелли. Поскольку вам легче добраться до него, чем нам, вы сэкономите нам много времени ».
  
  Я повернулся к Бикфорду и резко сказал: «Я хочу, чтобы вы отстали от Сточелли».
  
  Бикфорд рассмеялся. - А теперь пошли, мистер Картер. Его голос был хриплым, как у бывшего призера. «Вы знаете, что не можете указывать нам, что делать».
  
  «Я могу разнести всю вашу организацию на части», - сказал я. «В какую позицию я попал?»
  
  Бикфорд усмехнулся. "Это угроза?"
  
  «Называйте это как хотите, но лучше отнеситесь ко мне серьезно, Бикфорд».
  
  «Хорошо, - сказал он, - докажи это».
  
  «Всего несколько фактов», - сказал я. «Ваши люди поставляют героин в Штаты. Примерно год назад вы были связаны только с продуктами, выращенными в Мексике. Но власти преследовали производителей мака, и это лишило вас источника поставок, поэтому вы обратились в Марсель. Ваша организация стала частью трубопровода из Марселя в Штаты. Вы доставляете товары в Штаты через Матаморос в Браунсвилл, из Хуареса в Эль-Пасо, из Нуэво-Ларедо в Ларедо, из Тихуаны в Лос-Анджелес. Многие из них идут прямо отсюда в Сан-Диего, Сан-Франциско, Сиэтл, обычно на тунцовом судне или грузовом судне. Многие из них доставляются частными самолетами через границу в Техас, Аризону и Нью-Мексико. Вам нужны названия некоторых кораблей, которые вы используете? Я могу их предоставить, мистер Бикфорд. Толкните меня достаточно сильно, и я передам их властям ».
  
  "Иисус Христос!" - сказал Бикфорд медленно и мягко, как будто он был в шоке. «То, что ты знаешь, достаточно, чтобы убить тебя, Картер!»
  
  «Я знаю много вещей, за которых меня могут убить», - холодно ответил я. «А как насчет этого? Вы отстанете от Сточелли? »
  
  Бикфорд все еще был ошеломлен услышанным. Он покачал головой. «Я… я не могу этого сделать, я не в состоянии принять подобное решение».
  
  "Почему?"
  
  Последовала пауза, а затем он признался: «Потому что я всего лишь парень посередине».
  
  «Тогда передай слово», - сказал я ему, сильно прижимая его. «Скажи своему боссу, - я видел, как Бикфорд вздрогнул от моего употребления этого слова, - что я хочу, чтобы он оставил Сточелли в покое».
  
  Я видел, как две женщины вышли из дома навстречу нам. Я встал на ноги
  
  «Думаю, нам придется бежать», - сказал я, взяв Консуэлу за руку, когда она подошла ко мне.
  
  Бикфорд встал, крупный, худощавый мужчина, с белыми в лунном свете волосами, с обеспокоенным выражением лица на измученном лице, и я знал, что правильно оценил его. Он выбыл из боя, потому что ему не хватило мужества, чтобы выдержать сильный удар и вернуться с размахом. Он был весь выставлен на показ. Его стойкость была внешней.
  
  «Тебе придется снова прийти», - весело сказала Дорис, глядя на меня, ее глаза были полны приглашения. «Вы придете вдвоём», - добавила она.
  
  «Мы сделаем это», - сказал я, не улыбаясь ей в ответ. Я повернулся к Бикфорду. «Было приятно с тобой поговорить».
  
  «Скоро вы услышите от нас», - сказал Бикфорд, не пытаясь сохранить притворство. Дорис бросила на него острый предупреждающий взгляд.
  
  Мы вчетвером подошли к маленькой машине Консуэлы и пожелали спокойной ночи.
  
  На обратном пути в мою гостиницу Консуэла молчала. Мы были почти у цели, когда я внезапно спросил: «Кто такой Луис Апарисио? Он один из ваших людей? "
  
  "Кто?"
  
  «Луис Апарисио». Я описал молодого мексиканца, которого встретил днем ​​на малеконе.
  
  После паузы она сказала: «Я его не знаю. Почему?"
  
  «Просто задумался. Вы уверены?"
  
  «Я никогда о нем не слышал». Затем она добавила: «Я не знаю всех в организации».
  
  "И чем меньше вы знаете, тем лучше?"
  
  Консуэла долго не отвечала. Наконец, она сказала голосом, лишенным всякой теплоты: «Я все еще жива, мистер Картер. И, по-своему, у меня все хорошо ».
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
  Консуэла высадила меня в отеле и продолжила свой путь, стуча шестеренками «фольксвагена». Вестибюль был пуст. Я прошел через него на широкую террасу, выходившую на город через залив. Я нашел стул и сел, желая выкурить последнюю сигарету перед тем, как пойти на ночь.
  
  Когда я прикурил сигарету, я перевернул ее над перилами, раскаленный уголь образовывал в темноте крохотную красную дугу. Собираясь подняться на ноги, я услышал, как кто-то вышел на террасу.
  
  Генри подошел ко мне, глядя на меня в темноте, пытаясь меня узнать.
  
  "Привет. Вы были в бассейне сегодня утром, не так ли? - осторожно спросил он.
  
  "Да."
  
  Он позволил своему тяжелому телу опуститься на стул напротив меня. «Они так и не появились», - жаловался он раздраженным от разочарования голосом.
  
  "О чем ты говоришь?"
  
  - Эти цыпочки, - с отвращением сказал Генри, - ни одной из них. Сейчас час тридцать, и ни одна из этих тупых девок никогда не приходила купаться нагишом.
  
  «Вы действительно думали, что они купаются нагишом?»
  
  "Конечно. По крайней мере, те двое, с которыми я был. Вероятно, вместо этого они нашли каких-то проклятых мексиканских пляжников! »
  
  Он полез в карман рубашки в поисках сигареты. Вспышка спички осветила его тяжелое, загорелое лицо, прежде чем он задул пламя.
  
  «Эта английская цыпочка - та, в которую я хотел бы вцепиться», - угрюмо сказал он. «Худенькая. Другая сложена неплохо, но вся прелесть досталась Маргарет. Ее старик загружен. Единственная проблема в том, что она так чертовски холодна, что, наверное, тебя обморожит!
  
  Не обращая внимания на свою неприязнь к нему, я спросил как можно небрежнее: «Что ты делаешь?»
  
  "Делаю? Я тебя не понимаю, чувак.
  
  «Кем ты работаешь?»
  
  Генри рассмеялся. «Эй, мужик, это не для меня! Я живу! Я не привязан к работе. Я остаюсь свободным, понимаешь?
  
  Я сказал. - "Нет я не понимаю."
  
  «У меня есть связи. Я знаю нужных парней. Время от времени я оказываю им услугу. Например, если они хотят, чтобы я на кого-то опирался. У меня это довольно хорошо получается.
  
  "Ты мускул?"
  
  «Да, можно так сказать».
  
  «Вы когда-нибудь серьезно на кого-нибудь опирались? Вы когда-нибудь заключали контракт? "
  
  «Ну, я бы не хотел говорить о чем-то подобном, - сказал Генри. "Я имею в виду, было бы неразумно отключать звук, не так ли?" Он сделал паузу, позволяя словам проникнуть в суть дела, а затем сказал: «Я обязательно хотел бы прижаться к этой маленькой цыпочке Лайми. Я могу научить ее нескольким трюкам! »
  
  - И взять ее с собой в Лас-Вегас?
  
  «Вы уловили идею».
  
  «Или это будет Сан-Франциско? Откуда вы? "
  
  Произошла небольшая пауза, а затем Генри сказал жестким недружелюбным голосом: - «Какое ваше дело?»
  
  «Меня интересуют люди, которые не знают, откуда они. Меня это беспокоит ».
  
  - Убери свой проклятый нос от моих дел, - прорычал Генри. «Так будет намного здоровее».
  
  «Ты не ответил на мой вопрос, Генри», - мягко настаивал я, удивив его, произнеся его имя.
  
  Он выругался и поднялся на ноги, неповоротливая тень в темноте, его большие руки сжались в каменные кулаки.
  
  "Вставай!" - сердито сказал он, ожидая, что я встану. Он сделал угрожающий шаг ближе. "Вставай, я сказал!"
  
  Я полез в карман, вынул сигарету с золотым наконечником и легко закурил. Захлопнув зажигалку, я сказал: «Генри, почему бы тебе просто не сесть и не ответить на мой вопрос?»
  
  "Будь ты проклят!" - сказал Генри угрожающе. «Встань, сукин сын».
  
  Я вынул сигарету изо рта и одним непрерывным движением вонзил ее в лицо Генри, пепел рассыпался, искры полетели в его глаза.
  
  Его руки инстинктивно поднялись, чтобы защитить лицо, его веки рефлекторно закрылись; и в эту секунду я вскочил со стула, мое предплечье выгнулось, все мое тело перехватило удар, когда мой застывший кулак с плоскими костяшками пальцев глубоко вошел в живот Генри чуть ниже его грудной клетки.
  
  Он издал взрывное хрюканье и согнулся в агонии. Я ударил его по лицу, когда он упал, удар попал ему в переносицу, сломав хрящ. Генри заткнул рот, его колени подогнулись, когда он соскользнул к плитам террасы. Кровь текла из ноздрей на подбородок и на плитку.
  
  "О Господи!" - ахнул он с болью. Больно. Он прижал руку к разбитому носу. "Больше не надо!"
  
  Я отступил назад, глядя на большую, беспомощную, скорчившуюся фигуру передо мной.
  
  «Откуда ты, Генри?» - тихо спросил я его.
  
  Большой человек судорожно вздохнул.
  
  «Вегас», - сказал он, и в его голосе звучала боль. «Последние пару лет я был в Вегасе. До этого это был Сан-Франциско ».
  
  «Что ты делаешь в Вегасе?»
  
  Генри покачал головой.
  
  «Ничего», - сказал он. «Я раньше был вышибалой в клубе. Меня уволили в прошлом месяце ».
  
  "Вставай."
  
  Генри медленно поднялся на ноги, скрестив одну руку на животе, а вторую прижал к носу, не обращая внимания на кровь, стекавшую на его запястье.
  
  "Кто ваши связи?"
  
  Генри покачал головой. «У меня их нет», - пробормотал он. «Это был просто разговор». Он поймал мой взгляд. «Честное слово! Я говорю тебе правду!" Он попытался сделать глубокий вдох. «Господи, такое чувство, будто ты сломал ребро».
  
  «Я думаю, тебе следует уехать отсюда», - предложил я.
  
  "А?"
  
  «Сегодня вечером», - сказал я почти любезно. «Я думаю, это будет лучше для тебя».
  
  «Эй, послушай…» - начал Генри, а затем остановился и уставился на меня, пытаясь прочесть мое выражение в темноте, но безуспешно. Он сдался.
  
  «Хорошо, - вздохнул он. "Я достаточно опирался на парней в мое время.
  
  Думаю, теперь моя очередь, а? Он покачал головой. «Я и мой большой рот».
  
  Он медленно попятился от меня, пока не подошел к дверям вестибюля, а затем быстро повернулся и вошел внутрь.
  
  Я снова сел в кресло и вынул еще одну сигарету.
  
  «Ты слишком много куришь», - сказал голос из дальнего, более темного конца террасы. «Я удивлен, что человек, который курит столько, сколько ты, двигается так быстро. Я был уверен, что тебе будет больно. Что Генри, он крупный мужчина, n’est ce pas? "
  
  «Привет, Жан-Поль», - без удивления сказал я. «Как долго ты здесь?»
  
  "Достаточно долго. Вы подвергаете себя слишком многим опасностям, друг мой.
  
  «Он не опасен. Он панк.
  
  «Он чуть не погиб, - сказал Жан-Поль. «Если бы он знал, насколько близко подошел, я думаю, он испачкал бы свое нижнее белье».
  
  «Я ошибся насчет него», - сказал я трезво. «Я думал, он охотился за Сточелли. Я должен был знать лучше. Он никто ».
  
  "Бывает. Лучше ошибиться и извиниться, если не можешь быть прав. Кстати, а кто был тот мексиканец, который подошел к вам сегодня днем?
  
  «Он сказал, что его зовут Луис Апарисио. Он пытался продать мне свои услуги гида, помощника или сутенера - чего бы я ни хотел. Я думал, твои друзья могли его прислать.
  
  «Возможно. Что заставляет вас думать так?"
  
  «Моя подозрительная натура», - сухо сказал я. «С другой стороны, Консуэла говорит, что никогда раньше о нем не слышала».
  
  Жан-Поль помолчал. Затем, почти запоздалая мысль, он сказал: «Между прочим, у меня есть сообщение для вас. Очевидно, что бы ты ни сказал им сегодня вечером, ты получил быстрый ответ. Завтра днем, пожалуйста, планируйте съездить в Эль-Кортихо на корриду. Она начинается в четыре часа ».
  
  «Когда вы получили это сообщение?» - подозрительно спросил я.
  
  «Незадолго до того, как вы вернулись в отель. Я выходил доставить его, когда появился твой друг Генри. Я решил подождать, пока мы останемся одни ».
  
  "От кого это?"
  
  «Он сказал, что его зовут Бикфорд. Он сказал, что передал слово своему боссу. Вы будете разговаривать с руководителями ».
  
  "Это все?"
  
  "Этого достаточно, не так ли?"
  
  «Если вы говорили с Бикфордом, - сказал я, - то вы знаете, что я им сказал. Я хочу, чтобы вы отстали от Сточелли ».
  
  «Так он сказал. Он также рассказал мне о вашей угрозе.
  
  "Хорошо?"
  
  Даже в темноте я видел, как лицо Жан-Поля стало серьезным. «Мои люди в Марселе хотят наказания Сточелли. Мы не можем подталкивать наших мексиканских друзей больше, чем уже сделали. Это их решение ».
  
  "А ты?"
  
  Он пожал плечами. «Если придется, мы можем подождать. Сточелли никогда не выйдет из этого отеля живым. Однако, - добавил он, - если они решат не согласиться с тем, что вы предлагаете, если они решат преследовать Сточелли, несмотря на ваши угрозы, то, по всей вероятности, вы тоже долго не проживете. Вы думали об этом?
  
  "Есть о чем подумать, не так ли?" - легко сказал я и сам вошел в вестибюль.
  
  * * *
  
  В своей комнате я распаковал Xerox Telecopier 400 из футляра и поставил его рядом с телефоном. Мой звонок Денверу был доставлен без долгой задержки.
  
  "Вы что-нибудь придумали?"
  
  «Мы попали в цель», - сказал Денвер. «У нас пока нет всех списков пассажирских манифестов, но мы нашли их в Air France, Air Canada и Eastern. Можем ли мы поговорить открыто, или вы хотите, чтобы это было на телефонном аппарате?
  
  «В машине», - сказал я. «Здесь есть сложности. В дело вступила организация Мишо. И они привлекли к участию своих местных друзей ».
  
  Денвер присвистнул. «У тебя же руки заняты, не так ли?»
  
  "Я могу с этим справиться."
  
  Денвер сказал: «Хорошо, мы поставим это на телефонный копировальный аппарат. Кстати, нам повезло. У нас есть файл по этой теме. Прошел через наше бюро проверки кредитоспособности. Несколько лет назад они сделали отчет о его компании. Мы включили некоторые основные моменты в наш отчет. У нас пока нет всей информации о нем, но он точно не вписывается в группу друзей Сточелли, как мы можем видеть ».
  
  «Положите его на провод», - сказал я Денверу, поместил телефонную трубку в подставку Telecopier и включил оборудование.
  
  Когда машина закончила работать, я снял трубку и сказал: «Дайте мне все, что вы узнаете, как можно скорее».
  
  «Вы читали последнюю строчку отчета?» спросил Денвер.
  
  "Еще нет."
  
  «Прочтите это, - сказал Денвер. «Это должно до чертиков напугать Сточелли, если он узнает об этом».
  
  Я собрал оборудование и вернулся, чтобы прочитать несколько абзацев факсимильного отчета.
  
  СРАВНЕНИЕ ПАССАЖИРСКИХ Манифестов для? AIR FRANCE, JFK TO ORLY, 20 апреля - AIR FRANCE, ORLY TO MARSEILLE, 20 апреля - НАЦИОНАЛЬНЫЕ АВИАЛИНИИ, JFK TO MIAMI INTERNATIONAL, 28 апреля - AIR CANADA, НЬЮ-ЙОРК В МОНРЕАЛЬ, 5/4.
  
  ПЕРВЫЙ КЛАСС ДЛЯ ПАССАЖИРОВ STOCELLI НА ВСЕХ ВЫШЕ РЕЙСАХ. ЗАПРЕЩЕНИЕ ДУБЛИРОВАНИЯ ДРУГИХ ИМЕН ПЕРВОГО КЛАССА ПАССАЖИРА. ОДНАКО, ДУБЛИКАЦИЯ НА ВСЕХ ВЫШЕ РЕЙСАХ - ПОВТОРИТЬ - НА ВСЕ ВЫШЕ РЕЙСЫ В РАЗДЕЛЕ «ЭКОНОМИКА» ПАССАЖИРЫ ПЕРЕПИСАНЫ ПОД ИМЯ HERBERT DIETRICH.
  
  ПРОВЕРКА МАНИФЕСТА ПАССАЖИРОВ AIR CANADA,
  
  МОНРЕАЛЬ В ЛАГУАРДИЮ, 5/6 - СПИСКИ ИМЕНИ РЭЙМОНДА ДАТТУА И ГЕРБЕРТА ДИТРИХА.
  
  НАКОНЕЦ, ПРОВЕРКА AEROMEXICO, JFK TO MEXICO CITY AND AC
  
  
  
  
  АПУЛКО, 4/5 - СТОЧЕЛЛИ И ДИТРИХ.
  
  ПРОДОЛЖАЯ ПРОВЕРКУ ДРУГИХ ПАССАЖИРСКИХ МАНИФЕСТОВ. СООБЩУМ, КАК ПОЛУЧАЕТ ИНФОРМАЦИЯ.
  
  НАИЛУЧШИЕ ПОКАЗАНИЯ: HERBERT DIETRICH НАХОДИТСЯ В АКАПУЛЬКО.
  
  - КОНЕЦ -
  
  Я обратил внимание на второй лист:
  
  ИНФОРМАЦИЯ, ВЫВЕДЕННАЯ ИЗ ОТЧЕТА О ПРОВЕРКЕ КРЕДИТОВАНИЯ DIETRICH CHEMICAL COMPANY, INC.
  
  ГЕРБЕРТ ДИТРИХ, ПРЕЗИДЕНТ. ДОСТУПЕН ПОЛНЫЙ ОТЧЕТ. СЛЕДУЮЩЕЕ ТОЛЬКО ПЕРСОНАЛЬНЫЕ ДАННЫЕ: ГЕРБЕРТ ДИТРИХ, 63 ЛЕТ, ВИДУЭР, АДРЕС 29 FAIRHAVEN, MAMARONECK, NEW YORK. ДИЕТРИХ БОРН ЛОУРЕНС, КАНЗАС. ВЫПУСКНИК КАНЗСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. Диплом магистра химии, Корнелл. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ХИМИК, UNION CARBIDE, E.I. ДЮПОН, РАБОТАЛ НАД ХИМИЕЙ АТБОМБ В ПРОЕКТЕ MANHATTAN ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ МЕЖМИРОВЫЙ ХИМИЧЕСКИЙ И ХИМИЧЕСКИЙ ДИРЕКТОР ПО ИССЛЕДОВАНИЯМ ПОСЛЕ ВОЙНЫ. ОТКРЫТАЯ СОБСТВЕННАЯ НИОКР ЛАБОРАТОРИЯ, 1956. В DIETRICH CHEMICAL CO. В настоящее время СОТРУДНИЧЕСТВО ТРИДЦАТЬ СОТРУДНИКОВ. ПРИБЫЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, СПЕЦИАЛИЗИРУЮЩАЯСЯ НА ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОЕКТАХ
  
  ЗАДАНИЕ. НЕКОТОРЫЕ НЕЗАВИСИМЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. ПРОДАЖА НЕСКОЛЬКИХ ЦЕННЫХ ЗАПАТЕНТОВАННЫХ ФОРМУЛ ПРИНОСИТ ГОДОВЫЕ ДОХОДЫ В СЕТИ ИЗ СЕМИ ЗНАЧЕНИЙ. ОБЩИЙ ГОДОВОЙ ОБЪЕМ ПРЕВЫШАЕТ 3 000 000 долларов США. ДИТРИХ ЖИЛ В МАМАРОНЕКЕ С 1948 ГОДА. ВЕЛИКОЛЕПНО УВАЖАЕМ. ФИНАНСОВАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ. ДЕЙСТВУЕТ В ЦЕРКВИ И ОБЩЕСТВЕННЫХ ГРУППАХ. ДЕТИ: СЬЮЗАН, 1952 РОЖДЕНИЯ. ЭЛИС, 1954 РОЖДЕНИЯ. НИ В БРАКАХ. ЖЕНА: Шарлотта, умерла в 1965 году.
  
  НАЧАЛИ ПОЛНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ. ПЕРЕДАЮ ОТЧЕТ ПО ЗАВЕРШЕНИИ.
  
  - КОНЕЦ -
  
  Я отложил два листа бумаги, разделся и лег в постель. Пока я лежал в темноте, незадолго до того, как заснул, я мысленно перебрал последнюю строчку первой страницы отчета:
  
  ПОСЛЕДНИЕ ПОКАЗАНИЯ: HERBERT DIETRICH НАХОДИТСЯ В АКАПУЛЬКО.
  
  Я задавался вопросом, кто, черт возьми, такой Герберт Дитрих, и какую возможную связь он может иметь с такими преступниками, как Сточелли, Мишо, Даттуа, Торрегросса, Виньяль, Уэббер и Клиен?
  
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
  На следующее утро я была у бассейна, когда Консуэла Дельгардо спустилась по ступенькам и прошла через лужайку вокруг бассейна, чтобы присоединиться ко мне. Я был удивлен, увидев, насколько она привлекательнее при дневном свете. На ней было свободное плетеное легкое пляжное пальто, которое заканчивалось чуть ниже ее бедер, демонстрируя великолепные ноги, которые вращались в ритмичной плавной походке, когда она подходила ко мне.
  
  «Доброе утро», - сказала она своим приятно хриплым голосом, улыбнувшись мне. "Вы собираетесь пригласить меня сесть?"
  
  «Я не ожидал увидеть тебя снова», - сказал я. Я выдвинул ей стул. "Хотите выпить?"
  
  «Не так рано утром». Она сняла пляжное пальто и накинула его на спинку шезлонга. Под ним был темно-синий купальный костюм, почти прозрачный, за исключением груди и промежности. Выглядело так, как если бы она носила мелкоячеистый сетчатый чулок поверх купальника. Хотя это покрыло ее больше, чем могло бы быть бикини, это было почти так же откровенно и, безусловно, было гораздо более наводящим на размышления. Консуэла заметила, что я смотрю на нее,
  
  "Нравится это?" спросила она.
  
  «Это очень привлекательно», - признал я. «Мало кто из женщин может носить его и выглядеть так же хорошо, как вы».
  
  Консуэла легла в кресло, которое я для нее выдвинул. Даже под прямыми солнечными лучами ее кожа казалась гладкой и упругой.
  
  «Я сказала им, что была вашим гостем, - заметила Консуэла, - надеюсь, вы не против».
  
  "Не за что. Но почему? Я уверен, что это не социальный звонок ".
  
  "Вы правы. У меня для тебя сообщение.
  
  "От?"
  
  «Бикфорда».
  
  «О корриде в Эль Кортихо? Я получил сообщение вчера вечером.
  
  «Я пойду с тобой», - сказала Консуэла.
  
  "Так они меня узнают?"
  
  "Да. Надеюсь, ты не возражаешь так часто выводить меня из дома, - добавила она весело в голосе. «Большинство мужчин хотели бы этого»
  
  «Черт возьми!» - раздраженно сказал я. «Почему они не могут просто сказать мне просто да или нет? К чему все эти глупости? "
  
  - Судя по всему, вчера вечером вы рассказали Бикфорду кое-что об их деятельности. Это их потрясло. Они не думали, что кто-то знает так много об операции, которую они проводят. Думаю, тебе удалось их напугать.
  
  «И где ты во всем этом вписываешься?» - прямо спросил я ее.
  
  "Это не твое дело."
  
  «Я мог бы сделать это своим делом».
  
  Консуэла повернулась и посмотрела на меня. «Разве я не важна в операции. Просто примите меня за чистую монету ».
  
  "И что это?"
  
  «Просто привлекательная женщина, которую время от времени провожают по городу».
  
  «Нет, - сказал я, - ты больше, чем это. Готов поспорить, что если бы я взглянул на ваш паспорт, я бы обнаружил, что он заполнен визовыми штампами. По крайней мере, восемь-десять поездок в Европу. Большинство въездных марок будет Швейцарии и Франции. Правильно?"
  
  Лицо Консуэлы застыло. «Ублюдок, - сказала она. "Вы это видели!"
  
  «Нет», - сказал я, качая головой. «Это понятно. В вашем бизнесе много денег. Они не могут позволить им плавать здесь, в Мексике, или в Штатах. Лучшее место, чтобы спрятать его - в Швейцарии или на Багамах - нумерованными счетами. Кто-то должен везти деньги отсюда туда. Кто лучше тебя? Привлекательная, культурная, элегантная женщина. Вы сделаете ставку на то, чтобы быть курьером для них.
  
  
  
  
  Тот, кто совершает все прекрасные поездки и так приятно улыбается таможенникам, проезжая мимо страны, и которого знают полдюжины банковских кассиров в Цюрихе, Берне и Женеве.
  
  «В чем еще ты так уверен?»
  
  «Что вы никогда не носите наркотики. Они никогда не рискнут, что тебя поймают за контрабанду наркотиков. Тогда им придется найти другого курьера, которому они смогут доверять наличными так же, как теперь доверяют вам. А это сложно сделать ».
  
  "Вы чертовски правы!" Консуэла возмутилась: «Они знают, что я никогда не буду носить с собой наркотики».
  
  "Тебе легче думать, что ты носишь только деньги?" - спросил я ее с легким оттенком сарказма в голосе. «С этим все в порядке? Знаете, деньги приносят героин. Если вы собираетесь быть нравственной, где вы проводите черту? "
  
  «Кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать?» - сердито спросила Консуэла. «Все, что вы делаете, тоже не выдержит проверки».
  
  Я ничего не сказал.
  
  «Мы не такие уж и разные», - сказала мне Консуэла, гнев заглушил ее голос, как бело-голубой лед в середине зимы, прикрывающий камень. «Я давно понял, что это тяжелая жизнь. Ты разбираешься как можно лучше. Вы делаете свое дело, а я - свое. Только не осуждай меня ». Она отвернулась от меня. «Прими меня такой, какая я есть, вот и все».
  
  «Я делаю очень мало суждений», - сказал я ей. «И ничего в твоем случае».
  
  Я протянул руку, схватил ее за подбородок и повернулся лицом к себе. Ее глаза замерзли от холода негодования. Но под тонким слоем сдерживаемой ярости я почувствовал водоворот бурлящих эмоций, которые она едва могла контролировать. Внутри я почувствовал резкую реакцию на внезапное чувственное ощущение гладкости ее кожи на моих пальцах, и во мне возникла непреодолимая потребность развязать смятение, бушевавшее в ней.
  
  В течение долгой, бесконечной минуты я заставлял ее смотреть на себя. Мы вели тихую битву на нескольких дюймах пространства, разделявшего наши лица, а затем я позволил своим пальцам медленно скользить по ее подбородку и скользить по ее губам. Лед растаял, гнев ушел из ее глаз. Я видел, как ее лицо смягчилось, оттаявшее в полной и абсолютной сдаче.
  
  Консуэла слегка приоткрыла губы, нежно кусая мои пальцы, не сводя глаз с меня. Я прижал руку к ее рту, чувствуя, как ее зубы касаются моей плоти. Затем она отпустила. Я убрал руку от ее лица.
  
  - Черт тебя побери, - сказала Консуэла шипящим шепотом, который едва доходил до меня.
  
  "Я чувствую то же самое." Мой голос был не громче ее.
  
  «Откуда ты знаешь, что я чувствую?»
  
  Теперь гнев был направлен против нее самой за то, что она была такой слабой и позволила мне обнаружить это.
  
  «Потому что вы пришли сюда, чтобы повидаться со мной, тогда как вы могли бы так же легко позвонить. Из-за выражения твоего лица прямо сейчас. Потому что это то, что я не могу выразить словами или даже попытаться объяснить ».
  
  Я замолчал. Консуэла поднялась и взяла свой пляжный халат. Она надела его одним гибким движением. Я встал рядом с ней. Она посмотрела на меня.
  
  «Пойдем», - сказал я, взяв ее за руку. Мы прошли по краю бассейна и по гравийной дорожке, поднялись по нескольким лестничным пролетам, ведущим на террасу и к лифтам, которые доставили нас в мою комнату.
  
  * * *
  
  Мы стояли близко друг к другу в полумраке и прохладе комнаты. Я задернул шторы, но свет все еще проникал.
  
  Консуэла обняла меня и прижалась лицом к моему плечу, близко к моей шее. Я почувствовал мягкость ее щек и влажность ее губ, когда ее зубы нежно прикусили сухожилия моей шеи. Я прижал ее ближе ко мне, тяжелая полнота ее грудей мягко прижалась к моей груди, мои руки сжимали ее бедро.
  
  Теперь, когда она решительно подняла лицо ко мне, я наклонился ей навстречу. Ее рот начал злобный, настойчивый, неустанный поиск моих губ и рта. Я снял с нее пляжное пальто, стянул ремни майо с ее плеч и стянул костюм до бедер. Ее грудь была невероятно мягкой - шелковистая кожа на моей голой груди.
  
  «Ой, подожди», - сказала она, затаив дыхание. "Подожди." И она вышла из моих рук достаточно долго, чтобы стянуть костюм со своих бедер и выйти из него. Она бросила пригоршню сетки на стул и потянулась к поясу моих плавок. Я вышел из них, и мы двигались вместе так инстинктивно, как если бы мы совершали это действие столько раз до этого, что теперь это стало нашей второй натурой, и нам не нужно было думать, что делать дальше.
  
  Мы перебрались на кровать. Я снова потянулся к ней и был с ней очень нежным и очень настойчивым, пока она не ожила в моих руках.
  
  Однажды она сказала, задыхаясь: «Я не думала, что все будет так. Боже, как хорошо.
  
  Она вздрогнула в моих руках. «О боже, это хорошо!» - воскликнула она, вдыхая мне в ухо свое теплое влажное дыхание. «Мне нравится то, что ты со мной делаешь! Не останавливайся! "
  
  Ее кожа была тонкой и мягкой, гладкой от тонкого блеска пота, гладкой, как спелое женское тело, опухшее от волнения. Ее губы были теплыми и влажными, и влажно цеплялись за меня везде, где она меня целовала. Она двигалась медленно в ответ на мои поглаживания пальцами, пока не стала влажной и полной, и не могла удержаться от решительного поворота ко мне.
  
  В конце концов, мы сошлись вместе в безумной порыве, ее руки обвились вокруг меня, ее ноги переплелись с моими, она прижималась ко мне так сильно, как могла, втягивая меня в себя руками, ее горло слегка пронзительно звуки, которые переросли в кошачье рычание, полное беспомощности.
  
  В последний момент ее глаза открылись и посмотрели мне в лицо, всего в ладони от нее, и она вскрикнула отрывистым голосом: «Проклятое животное!» когда ее тело взорвалось о мое, ее бедра бились о меня с яростью, которую она не могла сдержать.
  
  Позже мы лежали вместе, положив ее голову мне на плечо, каждый из нас курил сигарету,
  
  «Это ничего не меняет», - сказала мне Консуэла. Ее глаза были устремлены в потолок. «Это было то, чем я хотел заниматься…»
  
  «… Мы хотели это сделать», - поправил я ее.
  
  «Хорошо, мы», - сказала она. «Но это не меняет ничего. Подумай об этом прямо сейчас ».
  
  "Я не думал, что это будет".
  
  «Хотя это было хорошо», - сказала она, поворачиваясь ко мне и улыбаясь. «Мне нравится заниматься любовью при дневном свете».
  
  "Это было очень хорошо."
  
  «Господи, - сказала она, - как хорошо было снова иметь мужчину. Никто не волновался. Просто прямо, - я крепче обнял ее.
  
  «Это безумие», - размышляла Консуэла. "Это не должно быть так хорошо с первого раза".
  
  «Иногда бывает».
  
  «Я думаю, с тобой всегда будет хорошо», - сказала Консуэла. «Только не стоит думать об этом, не так ли? Мы не знаем, повторится ли это когда-нибудь снова, не так ли? "
  
  Она повернулась ко мне так, что легла на бок, положила одну ногу на мою и прижалась к моему телу.
  
  «Послушай, - сказала она настойчивым шепотом, - будь осторожен, ладно? Обещай мне, что будешь осторожен.
  
  «Я могу позаботиться о себе», - сказал я.
  
  «Так все говорят, - сказала она. Ее пальцы коснулись шрамов на моей груди. "Вы не были так осторожны, когда получили это, не так ли?"
  
  «Я буду осторожнее».
  
  Консуэла отскочила от меня и легла на спину.
  
  "Черт!" - сказала она хриплым зрелым голосом. «Быть ​​женщиной - черт возьми. Ты знаешь что это?"
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
  Консуэла пошла домой одеваться. Она сказала, что вернется примерно через час, чтобы забрать меня на встречу позже. Я неторопливо принимал душ и брился, когда зазвонил телефон. Грубый голос не удосужился назвать себя.
  
  «Сточелли хочет тебя видеть. Прямо сейчас. Он говорит, что это важно. Поднимайся сюда как можно быстрее.
  
  Телефон замолк в моих руках.
  
  * * *
  
  Смуглое круглое лицо Сточелли было почти багровым от бессильной ярости.
  
  «Посмотри на это», - проревел он мне. "Проклятье! Вы только посмотрите на это! Сукин сын получил это, несмотря ни на что.
  
  Он ткнул толстым указательным пальцем в сверток, завернутый в коричневую бумагу с приклеенным к нему синим листом бумаги.
  
  «Ты думаешь, это моя проклятая прачечная?» Сточелли кричал на меня своим хриплым голосом. «Возьми это. Давай, возьми! »
  
  Я снял пакет с журнального столика. Оно было намного тяжелее, чем должно быть.
  
  «Мы открыли его, - прорычал Сточелли. - Угадай, что внутри».
  
  «Мне не нужно гадать».
  
  «Ты прав», - яростно сказал он. «Пять килограммов лошади. Как тебе это?"
  
  "Как он сюда попал?"
  
  «Посыльный принес его. Он поднимается в лифте, поэтому мои мальчики останавливают его у входа. Он говорит им, что это белье, которое я отправил вчера, кладет его на стул и спускается обратно на лифте. Они даже дают ему чаевые. Эти тупые ублюдки! Проклятая посылка лежит там больше часа, прежде чем они подумают рассказать мне об этом. Как тебе это нравится? »
  
  «Он был служащим отеля?»
  
  Сточелли кивнул. «Да, он служащий. Мы привезли его сюда ... Все, что он знает, он сидит на прилавке в будке парковщика и ждет доставки. На бланке для стирки написано мое имя и номер пентхауса, поэтому он поднимает это сюда ».
  
  Я спросил. - "Я не думаю, что он видел, кто это оставил?"
  
  Сточелли покачал круглой, почти лысой головой. «Нет, это было просто так. Это мог поднять любой из служащих отеля, работающих в службе парковки. Он просто случайно увидел это первым и подумал, что принесет еще один пакет ".
  
  Сточелли тяжело топнул к окну. Он тупо смотрел на пакет, не видя его. Затем он повернулся ко мне лицом своим толстым бугристым телом.
  
  «Что, черт возьми, ты делал последние полтора дня?» - раздраженно спросил он.
  
  «Уберегал тебя от смерти», - сказал я столь же резко. «Организация Мишо прислала сюда человека, чтобы местная организация убила вас».
  
  На мгновение Сточелли потерял дар речи. Он в отчаянии стукнул кулаком по ладони другой руки.
  
  "Что, черт возьми?" он взорвался. «Проклятье? Сначала Комиссия, а теперь банда Мишо? Он покачал головой, как невысокий сердитый бык. Он потребовал. - "Как вы узнали об этом?"
  
  «Он связался со мной».
  
  "Зачем?" - Маленькие глаза Сточелли сосредоточились на мне, подозрительно сузившись на его круглом лице. Он не брился, и черная щетина, контрастировала с черным блеском нескольких прядей волос, которые он зачесал по своей лысине.
  
  «Они хотят, чтобы я помог им убить вас».
  
  «И вы мне об этом рассказываете?» Он положил руки на бедра, его ноги сидели верхом, наклонившись ко мне, как будто он с трудом удерживался от нападения на меня.
  
  "Почему бы и нет? Вы хотите знать, не так ли? "
  
  "Что ты им сказал?" - спросил Сточелли.
  
  «Чтобы отцепились от тебя».
  
  Сточелли вопросительно приподнял бровь. "Да уж? Что-то еще? А если нет, что тогда? "
  
  «Тогда я раскрою их организацию».
  
  «Вы им это сказали?»
  
  Я кивнул.
  
  Сточелли задумчиво поджал маленькие губки ... "Ты играешь грубо, не так ли ..."
  
  «Они тоже».
  
  «Что они сказали, когда вы им это сказали?»
  
  «Я должен получить их ответ сегодня днем».
  
  Сточелли старался не проявлять беспокойства. "Как вы думаете, что они скажут?"
  
  «Решайте сами. Им нужна организация Мишо больше, чем вы. Это делает вас расходным материалом ».
  
  Сточелли был реалистом. Если он и был напуган, он этого не показал. "Да уж. Ты должен так думать, верно? Он внезапно сменил тему. «Кто здесь из Марселя?»
  
  «Некто по имени Жан-Поль Севье. Ты его знаешь?"
  
  Его лоб задумчиво нахмурился. "Севье?" Он покачал головой. «Не думаю, что когда-либо встречал его».
  
  Я описал Жан-Поля.
  
  Сточелли снова покачал головой. «Я до сих пор его не знаю. Но это ничего не значит. Я никогда не обращал внимания ни на кого из них, кроме парней, управляющих организацией. Мишо, Бертье, Дюпре. Других я бы не знал ».
  
  - Имя Дитрих для вас что-нибудь значит?
  
  Никакой реакции. Если Сточелли знал это имя, он хорошо его скрывал. «Никогда о нем не слышал. С кем он?
  
  «Я не знаю, есть ли он с кем-нибудь. Вы когда-нибудь имели дело с кем-нибудь с таким именем? "
  
  «Послушайте, - прорычал Сточелли, - за свою жизнь я встретил пару тысяч парней. Как, черт возьми, ты ожидаешь, что я буду помнить всех, кого встречал? Это точно - никто из тех, с кем я никогда не имел дела. Кто этот парень?"
  
  "Я не знаю. Когда узнаю, дам тебе знать.
  
  «Хорошо, - сказал Сточелли, не обращая внимания на эту тему. «Теперь у меня для вас есть небольшая работа. Я хочу, чтобы ты избавился от этого проклятого пакета. Он указал большим пальцем на сверток.
  
  «Я не твой мальчик на побегушках. Попроси кого-нибудь из своих людей выбросить его.
  
  Сточелли громко рассмеялся. «Что с тобой? Вы думаете, что я глупый? Ты думаешь, я достаточно тупой, чтобы позволить любому из моих мальчиков бегать по этому отелю с пятью килограммами героина? Если их поймают, это все равно, что ткнуть меня пальцем. Кроме того, ты чертовски хорошо знаешь, что я не могу доверять им избавиться от этого. Вы знаете, сколько это стоит? Кому бы я его ни передал, первое, что он сделает, это попытается придумать, под каким углом он может продать его. Пять килограммов, это лучше, чем миллион долларов на улице. Это слишком много искушения. Нет, сэр, ни один из моих мальчиков! " Я передумал. «Хорошо, - сказал я. - Я возьму это». Сточелли внезапно отнесся к моему легкому соглашению с подозрением. «Подожди секунду», - прорычал он. "Не так быстро. Почему ты не велел мне отстать? Я прошу тебя о немалой услуге. Тебя поймают с этим, и следующие тридцать лет ты проведешь в мексиканской тюрьме, верно? Насколько я слышал, там не место, чтобы провести даже тридцать минут. Так почему же ты хочешь так далеко подставить за меня шею? "
  
  Я улыбнулся ему и сказал: «Это не имеет значения, Сточелли. Я единственный здесь, кому можно доверять, чтобы избавиться от этого за вас и не запачкать свою задницу. Я не собирался рассказывать ему, что имел в виду. Чем меньше Стокелли знал о моих планах, тем лучше. Сточелли медленно кивнул. "Да уж. Если подумать, это забавно, не правда ли? Оказывается, из всех моих мальчиков ты единственный, на кого я могу положиться.
  
  "Очень забавно."
  
  Я взял сверток и сунул его под мышку, затем повернулся, чтобы уйти.
  
  «Сообщите мне, что происходит», - сказал Сточелли почти дружелюбным голосом. Он пошел со мной к двери. «Я нервничаю, сидя здесь, не зная, что происходит».
  
  Я спустился на лифте в свою комнату, никого не встретив. Я открыл дверь своим ключом и вошел. И остановился. На моей кровати лежал коричневый, завернутый в бумагу пакет с прикрепленным к нему синим списком белья, идентичный тому, который я держал на сгибе руки и который я только что взял из пентхауса Сточелли.
  
  * * *
  
  Мне потребовалось не больше десяти минут, чтобы все исправить, чтобы, когда приехала полиция, ничего не нашла. Если бы картина была такой же, я знал, что полиция получила бы известие о том, что они могут найти один тайник с героином в пентхаусе Сточелли, а другой - в моей комнате. Вероятно, они уже направлялись в отель.
  
  Менее чем через полчаса я был в вестибюле и ждал, когда меня заедет Консуэла. Я носил камеру на шее с прикрепленным к ней телеобъективом 250 мм. На плече у меня была большая сумка для фотоаппарата из коровьей кожи.
  
  Консуэла опоздала. Я положил сумку с тяжелым фотоаппаратом и фотоаппарат на
  
  сиденье кресла. «Следи за этим для меня, хорошо», - сказал я одному из посыльных, протягивая ему банкноту в десять песо. Я подошел к столу.
  
  Клерк посмотрел на меня с улыбкой.
  
  - Сеньор Стефанс, не так ли? Я могу вам чем-нибудь помочь?"
  
  «Надеюсь, что да», - вежливо сказал я. «У вас есть зарегистрированный гость по имени Дитрих - Герберт Дитрих?»
  
  «Momentito», - сказал клерк, обращаясь к картотеке гостя. Он просмотрел его, а затем поднял глаза. "Да, сеньор. Эль-сеньор Дитрих прибыл вчера.
  
  Вчерашний день? Если Дитрих прилетел вчера, а Сточелли накануне, и он летел в одном самолете со Сточелли, то где же Дитрих был двадцать четыре часа?
  
  Я на мгновение задумался об этом, а затем спросил: «Вы знаете, в какой комнате он находится?»
  
  «Он занимает номер девять-три», - сказал клерк, снова проверяя папку.
  
  «А вы случайно не знаете, как он выглядит?» Я спросил. «Возможно ли, что вы могли бы описать его мне?»
  
  Клерк пожал плечами. «Lo siento mucho, сеньор Стефанс. Это невозможно! Извините, но я не был на дежурстве, когда сеньор Дитрих зарегистрировался.
  
  «No es importante», - сказал я ему. "Все равно спасибо." Я передал ему сложенный счет.
  
  Клерк улыбнулся мне. «De nada, сеньор. Если я смогу помочь вам в будущем, дайте мне знать ».
  
  Я вернулся через вестибюль и взял свое оборудование. Я повесил камеру на шею, когда ко мне подошла Консуэла.
  
  «Боже мой, - сказала она, смеясь надо мной, - ты действительно выглядишь как турист со всем этим фотографическим оборудованием, привязанным к тебе».
  
  Я улыбнулся ей в ответ. «Инструменты моего дела», - легко сказал я. «Я фотограф-фрилансер, помнишь?»
  
  «Расскажи мне об этом позже», - сказала Консуэла, взглянув на свои наручные часы и взяв меня за руку. «Мы опоздаем, если попадем в пробку».
  
  Мы как раз выезжали с кольцевой дороги перед отелем, когда полицейская машина свернула и с ревом сирены остановилась перед входом. Четверо полицейских выскочили и быстро вошли в гостиницу.
  
  «Как вы думаете, чего они хотят?» - спросила Консуэла, глядя в зеркало заднего вида.
  
  «Будь я проклят, если знаю».
  
  Консуэла искоса посмотрела на меня, но больше ничего не сказала. Она сосредоточилась на ускорении по Костера Мигель Алеман, мимо Акапулько Хилтон к Диане Серкл, где Пасео дель Фараллон пересекает Костеру. Она ехала по шоссе 95, ведущему на север в Мехико.
  
  Примерно в миле дальше по дороге Консуэла свернула на грунтовую дорогу, ведущую в предгорья. Наконец, она остановилась на гравийной стоянке, наполовину заполненной машинами.
  
  - Эль Кортихо, - объявила она. «Фермерский дом».
  
  Я увидел деревянное строение, выкрашенное в ярко-красный и белый цвета, на самом деле не более чем большую круглую платформу, построенную на высоте шести футов над землей, окружавшую маленькое, покрытое песком кольцо. Над площадкой возвели черепичную крышу, центр которой был открыт небу и яркому солнцу. Сама платформа была чуть больше десяти футов в ширину, как раз достаточной для того, чтобы по периметру можно было поставить небольшие столики глубиной в два.
  
  Мы сели за стол у перил, напротив ворот, через которые должны были пройти быки. С этой позиции наш обзор кольца под нами был совершенно беспрепятственным.
  
  Группа заиграла медленную мелодию. По утрамбованному песку ринга вышли четверо мужчин, хвастаясь в такт музыке. Толпа им аплодировала.
  
  Я ожидал, что они будут одеты в традиционные trajas de luces, плотно скроенные, блестяще вышитые «костюмы с огнями», которые носили матадоры, которых я наблюдал на аренах для боя быков в Памплоне, Барселоне, Мадриде и Мехико. Вместо этого на этих четверых были короткие темные куртки, белые рубашки с рюшами и серые брюки, заправленные в черные сапоги до щиколотки. Они остановились на дальнем конце ринга и поклонились.
  
  Раздались разрозненные аплодисменты. Матадоры повернулись и пошли назад, исчезая под платформой под нами.
  
  Рядом с нами стол был заполнен. В группе было шесть человек. Две из трех девушек сели спиной к рингу. Один из них был блондинкой, другой рыжеволосым. Третья девушка была маленькой и смуглой, с изящным каменным лицом.
  
  Во главе стола рослый седой мужчина с большим брюшком начал шутить с девушками. Между рыжеволосым и коренастым мексиканцем с бронзовым лицом сидел высокий худой мужчина.
  
  Я наклонился к Консуэле. «Это ваши люди?»
  
  "Двое из них." Ее голос был едва громче шепота. Она не отворачивалась от ринга.
  
  "Какие два?"
  
  «Они дадут вам знать».
  
  Теперь пикадор выехал на ринг на лошади с тяжелой набивкой с правой стороны и длинной шлепкой сбоку от правого глаза, чтобы не видеть быка.
  
  Бык опустил рога и бросился на лошадь. В злобном толчке пикадор наклонился и вонзил острие своей пики глубоко в левое плечо быка, опираясь всем весом на длинную рукоять. Он сильно сопротивлялся напору быка, удерживая рога подальше от его лошади. Бык вырвался из мучительной боли и побежал по рингу, хлыстая яркой кровью из раны на плече, полосатой красной лентой на пыльной черной шкуре..
  
  
  На ринг вышел первый бандерильеро. В каждой руке он держал копьё с длинным древком, и, вытянув руки в форме треугольника, он сделал изогнутый бег на быка. Бык опустил голову, чтобы броситься. Наклонившись, бандерильеро поставил заостренные копья на каждом плече быка. Острое железо проскользнуло в жесткую шкуру животного, как будто она была сделана из папиросной бумаги. Я посмотрел на людей за соседним столиком. Никто из них не обратил на меня внимания. Они наблюдали за действиями на ринге. Матадор снова вышел, неся маленькую мулету. Он короткими шагами подошел к быку, пытаясь заставить его броситься. Бык был очень плохим. Но с матадором было еще хуже. Блондинка за соседним столиком отвернулась от кольца. «Эй, Гаррет, когда они убивают быка?» «Через минуту или две», - ответил плотный мужчина. «Вы не увидите этого, пока не повернетесь». «Я не хочу этого видеть. Мне не нравится вид крови ". Бык устал. Матадор был готов к убийству. Бока быка вздымались от изнеможения, голова его склонилась к песку. Матадор подошел к опущенной голове, наклонился и воткнул меч в быка по самую рукоять. Он промазал по позвонкам .. Если перерезать позвоночник, бык мгновенно рухнет. Это быстрая, чистая смерть, почти мгновенная. Этот бык не упал. Он стоял с мечом в шее, кровь текла из свежей раны и текла из двух копий на его плечах и из зияющей раны на картинке. И вот кровь хлынула из его рта густой вязкой струей. «Вот дерьмо», - сказала блондинка, невольно отвернувшаяся к рингу. «Это такая проклятая кровавая страна! Кому нужны все эти убийства ». Мексиканец был удивлен ее отвращением. «Мы все еще примитивный народ», - сказал он ей. «Меч, нож - сталь и кровопускание усиливают наше чувство мужского мужества. Вы, нортеамерикано, слишком мягкие. «Да пошел ты, Карлос», - рявкнула она и повернулась спиной к арене. Матадор вернулся к быку с колющим мечом в руке. Один из бандерильеро вытащил другой меч. Матадор наклонился над быком и сделал рубящее движение. Лезвие перерезало спинной мозг, и бык рухнул на песок. Гаррет повернул голову и поймал мой взгляд. Он встал. «У меня в машине есть пара бутылок виски, - громко сказал он. «Пойдем за ними, Карлос». Я видел, как они прошли по периметру арены и пересекли деревянную платформу, которая вела к парковке. Консуэла тронула меня за руку. «Вы можете присоединиться к ним сейчас». Я последовал за ними из вольера. Гаррет пробирался сквозь припаркованные машины, пока не добрался до дальнего конца стоянки. Он остановился, чтобы повернуться и подождать меня. Когда я подошел, он холодно посмотрел на меня. Я остановился перед ним. Я не знаю, что он ожидал от меня, но я не терял ни слов, ни времени. - Отставь Сточелли, - резко сказал я, глядя в тяжелое воинственное лицо Гаррета. Затем мой взгляд переместился на Карлоса, который встретил мой взгляд бесстрастно вежливым выражением лица. Карлос был одет в светло-зеленые брюки, рубашку из сырого шелка и белые лоферы с кисточками на маленьких ножках. Он выглядел как придурок, но я почувствовал в нем глубокую суть твердости, которой Гарретт не обладал. Гаррет был блефом и напыщенным. Карлос был более опасным из двоих. Карлос протянул руку и тронул меня за руку. Его голос был очень спокойным и вежливым. «Сеньор, я думаю, что климат Акапулько стал для вас очень нездоровым».
  
  «Я не боюсь».
  
  Карлос слегка пожал пухлыми плечами. «Это очень плохо», - заметил он. «Немного страха иногда может спасти жизнь мужчине». Я отвернулся от них, скрывая гнев. Я вернулся на ринг через столы к Консуэле. Я коснулся ее руки. «Будут проблемы. Сможешь поехать обратно в город с друзьями? » "Конечно. Почему?" «Дай мне ключи от твоей машины. «Я оставлю их в своем отеле». Консуэла покачала головой. «Я привзла тебя сюда. Я отвезу тебя назад. "Давайте тогда." Я собрал фотоаппарат и большую сумку с оборудованием. Следуя за Консуэлой на шаг позади меня, я вышел из вольера. Мы пересекали небольшой деревянный мостик, Консуэла стояла рядом со мной, когда я внезапно краем глаза уловил какое-то движение. Чистым, инстинктивным рефлексом я отбросил Консуэлу от себя к перилам и бросился к деревянной стене, которая составляла одну сторону прохода. Я отскочил от стены под углом, развернулся и упал на одно колено. Моя шея загорелась, как будто кто-то опалил ее раскаленным железом. Я почувствовал, как по воротнику потекла струйка крови. "Что это такое?" - воскликнула Консуэла, а затем ее взгляд упал на бандериллу с длинной ручкой, которая все еще дрожала в стене между нами, ее отточенный стальной шип глубоко вонзился в дерево. Длинная ручка с лентой раскачивающиеся взад и вперед, как смертоносный метроном.
  
  
  
  Я вспомнил, как легко колючая сталь вонзилась в кожаную шкуру быка. Было нетрудно представить, как перевязочная подвздошная кость пронзает мое горло, если бы я не действовал так быстро.
  
  Я встал и отряхнул колени брюк.
  
  «Твои друзья не теряют времени зря», - яростно сказал я. «А теперь поехали отсюда».
  
  * * *
  
  Жан-Поль ждал меня в холле. Он вскочил на ноги, когда я вошел. Я направился через вестибюль к лифтам, и он пошел рядом со мной.
  
  "Хорошо?"
  
  «Мне сказали убираться к черту из Акапулько».
  
  "И?"
  
  «Они также пытались убить меня».
  
  Мы вошли в лифт. Жан-Поль сказал: «Я думаю, ты в плохом положении, друг мой».
  
  Я не ответил. Лифт остановился у меня на этаже. Мы вышли и пошли по коридору. Когда мы подошли ко мне в комнату, я вынул ключ.
  
  - Подождите, - резко сказал Жан-Поль. Он протянул левую руку за ключом: «Отдай его мне».
  
  Я посмотрел вниз. Жан-Поль держал в правой руке пистолет. Я не спорю с оружием так близко. Я дал ему ключ.
  
  «Теперь отойди в сторону».
  
  Я отошел. Жан-Поль вставил ключ в замок и медленно повернул его. Внезапным движением он распахнул дверь, упав на одно колено, пистолет в его руке нацелился в комнату, готовый поразить любого внутри.
  
  «Там никого нет», - сказал я ему.
  
  Жан-Поль поднялся на ноги.
  
  «Я никогда не стесняюсь проявлять осторожность, - сказал он. Мы вошли в комнату. Я закрыл за нами дверь, подошел к окну террасы и выглянул наружу. Позади меня Жан-Поль готовил для нас напитки. Я бросил сумку с оборудованием на стул и положил на нее фотоаппарат.
  
  Глядя на залив, я видел моторные лодки, буксирующие водных лыжников. В яхт-клубе на якоре стояло несколько моторных парусников. Лодка для ловли тунца, которую я видел накануне, все еще была привязана к набережной. Я задумался об этом.
  
  Жан-Поль спросил: «Разве ты не боишься отвернуться от меня?»
  
  "Нет"
  
  Он помешал напитки. «Пока вас не было, у нас было какое-то волнение. В гостиницу наведывалась местная полиция. Они обыскали апартаменты Сточелли в пентхаусе ».
  
  "Так?"
  
  «Они также обыскали вашу комнату». Жан-Поль пристально смотрел мне в лицо, пытаясь уловить малейшее выражение удивления. "Это вас не беспокоит?"
  
  «Я этого ожидал».
  
  Я снова повернулся и снова посмотрел в окно. Я знал, что с того момента, как увидел на своей кровати поддельный бельевой пакет, меня вызовет полиция.
  
  Их, вероятно, предупредили, чтобы они обыскали как апартаменты Сточелли, так и мою комнату на предмет наркотиков. Кто-то пытался наложить на Сточелли тяжелый каркас.
  
  Но меня беспокоило не это.
  
  «Зачем полиции обыскивать пентхаус Сточелли?» - спросил Жан-Поль.
  
  «Потому что сегодня ему доставили пять килограммов героина, завернутые, как пачку белья», - сказал я.
  
  Жан-Поль удивленно присвистнул.
  
  «Видимо, значит, он от этого избавился. Eh bien? "
  
  «Я избавился от этого ради него».
  
  "Ой?" Еще одна долгая пауза. «Вот почему они обыскали вашу комнату?»
  
  «Нет. Еще одна посылка, как будто она была доставлена ​​в мою комнату, - спокойно сказала я, все еще спиной к Жан-Полю. «Еще пять килограммов в точно такой же упаковке».
  
  Жан-Поль задумчиво переваривал информацию. Затем он сказал: «Поскольку полиция ничего не нашла, могу я спросить, что вы сделали с героином?»
  
  «Я взял его с собой».
  
  «И ты избавился от него сегодня днем? Какой ты умный, mon amil.
  
  Я покачал головой. «Нет, он все еще в моей сумке с оборудованием. Все десять килограммов. Я ношу его с собой весь день ».
  
  Жан-Поль повернулся и посмотрел на громоздкую сумку с оборудованием, которую я поставил на стул у окна. Он начал смеяться.
  
  «У тебя отличное чувство юмора, друг мой. Вы знаете, что бы произошло, если бы полиция нашла это у вас? "
  
  "Да. Тридцать лет каторжных работ. Так мне сказали.
  
  "А вас это не беспокоит?"
  
  «Не столько, сколько что-то еще».
  
  Жан-Поль принес мне выпить. Он взял свою и сел на один из стульев.
  
  Он поднял свой стакан. "A voire sante!" Он сделал глоток. «Что тебя беспокоит?»
  
  Я обернулся."Вы." «Вы не из организации Мишо».
  
  Жан-Поль отпил ром. В его серых глазах был вызов. "Почему вы так думаете?"
  
  «Во-первых, вы слишком дружны со мной. Ты больше похож на моего телохранителя. Во-вторых, вы на самом деле не настаиваете на уничтожении Сточелли. Наконец, весь день вы знали, что кто-то пытается подставить Сточелли, как подставили Мишо. Это должно было доказать вам, что Сточелли не подставил Мишо, и поэтому вы преследуете не того парня. Но вы ничего не сделали с этим ».
  
  Жан-Поль ничего не сказал.
  
  Я пошел дальше. «Не только это, но вы торчали в отеле весь день, несмотря на то, что четверо копов обыскивали ресторан в поисках наркотиков. Если бы вы действительно были из марсельской организации, вы бы убежали как черт при первом взгляде на них ».
  
  "Так?"
  
  «Так кто ты, черт возьми?»
  
  "Кто я по-твоему?"
  
  "Полицейский."
  
  "Что заставляет вас думать, что это так?"
  
  «То, как вы вошли в дверь несколько минут назад. Это
  
  строго полицейская техника. Тебя так учили.
  
  «Вы проницательны, mon vieux! Да, я полицейский.
  
  «Наркотики?»
  
  Жан-Поль кивнул. «L’Office Central Pour la Suppression du Trafic des Stupifiants. Мы работаем с вашим Федеральным бюро по наркотикам и опасным наркотикам, BNDD ».
  
  «А мексиканская полиция?»
  
  «Для этой операции да. Федераты. Они знают, что я работаю под прикрытием ».
  
  «Неужели организация Мишо действительно послала сюда кого-то, чтобы заставить банду Акапулько устранить Сточелли? Или это было прикрытием? »
  
  «О, они послали человека, хорошо. Вот как мы узнали об этом. Мы попросили мексиканскую полицию задержать его, когда он вышел из самолета в Мехико ».
  
  «И он рассказал вам все об их планах относительно Сточелли? Я думал, корсиканцы не разговаривают. Предполагается, что они даже более молчаливы, чем сицилийцы.
  
  Жан-Поль улыбнулся мне. «Мексиканская полиция не так сдержанна, как мы. Особенно с иностранными преступниками. Они прикрепили электроды к его яичкам и включили ток. Он кричал пять минут, а затем сломался. Он никогда не будет прежним, но он нам все рассказал ».
  
  Я сменил тему. «Откуда ты знаешь обо мне?»
  
  Жан-Поль пожал плечами. «Я знаю, что ты из AX, - сказал он». Я знаю, что вы N3 - элитный убийца в этой организации. Вот почему я хотел бы, чтобы вы с нами сотрудничали ».
  
  «Кто такие« мы »? И как?"
  
  «Американцы хотят Сточелли. Мексиканская полиция требует ликвидации организации Акапулько. И мы, французы, хотели бы разорвать связь между бандой Мишо, Сточелли и бандой Акапулько ».
  
  «Мои приказы поступают из Вашингтона, - сказал я ему. «Мне нужно у них уточнить».
  
  Жан-Поль улыбнулся мне. «Вы имеете в виду, что вам придется посоветоваться с Хоуком».
  
  Я ничего не сказал. Жан-Поль не имел никакого отношения к тому, чтобы знать о Ястребе - или о том, что я - №3, или о моем назначении убийцей. Он слишком много знал.
  
  «Привет, я дам тебе знать», - сказал я.
  
  Жан-Поль встал и поставил стакан. Он подошел к двери и открыл ее. Он начал выходить, а затем повернулся в дверной проеме.
  
  «Я хотел бы получить ваш ответ не позднее этого вечера», - сказал он. «Мы намерены…»
  
  Словно игла фонографа, внезапно оторвавшаяся от пластинки, его голос оборвался на середине предложения, а слово оканчивается невнятным мычанием удивления. Он споткнулся, покачнулся, на полшага вперед в комнату, захлопнув за собой дверь. Затем он откинулся на нее и соскользнул на пол.
  
  Я перепрыгнул через комнату. Веки Жан-Поля были закрыты. Пенистый малиновый пузырь внезапно вырвался из его легких. Из его рта хлынула кровь. Его ноги тяжело дергались о пол в знак протеста против смерти.
  
  Я потянулся к дверной ручке, но его тело рухнуло на нижнюю панель и не позволило мне открыть ее.
  
  Снаружи толстый ковер в холле заглушал все возможные шаги. Я отпустил ручку и опустился на колени перед стройным телом француза. Я пощупал пульс. Его не было. Я наполовину повернулся к нему и увидел рукоять ножа с костяной рукоятью, выступающую из спины Жан-Поля странным злокачественным образованием.
  
  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
  Убийца удачно выбрал время. Я не слышал, как двери открываются или закрываются. В коридор никто не выходил. В коридоре за пределами моей комнаты было тихо. Я долго стоял над телом Жан-Поля, прежде чем протянул руку и схватился за коврик в прихожей, затащил труп глубже в комнату и отодвинул его от двери. Я осторожно открыл дверь и выглянул. Коридор был пуст. Я закрыл и запер дверь на засов, опустился на колени перед стройным телом француза, растянувшегося на окровавленном ковре, и долго смотрел ему в лицо, все время чувствуя, как внутри меня бушует гнев, потому что я совершил ошибку.
  
  Я должен был понять раньше в Эль Кортихо, что Карлос уже привел в действие все планы, которые он имел, чтобы избавиться от меня, еще до того, как он и Брайан Гарретт встретились со мной. Я должен был знать, что он никогда не собирался позволить мне покинуть Акапулько живым, пока я знал, что я сделаю с его организацией. Я думал, что у меня будет больше времени, по крайней мере, до завтрашнего утра, но я ошибался в этом предположении. Время вышло, и теперь Жан-Поль умер из-за этого. Я также знал, что мне никогда не заставить мексиканскую полицию, особенно лейтенанта Фуэнтеса, поверить в то, что я не участвовал в смерти Жан-Поля.
  
  Мне давно пора было действовать. Я посмотрел на открытые пристальные глаза Жан-Поля и протянул руку, чтобы закрыть веки. Я расстегнул его куртку. Револьвер Smith & Wesson Airweight Model 42 калибра 38 с ореховой рукоятью был заправлен в короткую кобуру за поясом его брюк. Я переложил пистолет в собственный набедренный карман. Я посмотрел на часы - слишком рано вечером для того, чтобы попытаться избавиться от тела. Несмотря на то, что в отеле было не так много гостей, было бы слишком сложно предположить, что коридоры сейчас пустуют.
  
  Я осторожно обернул его труп тонким ковриком. не до лодыжек, но его лицо было закрыто.
  
  Полосками ткани, которые я оторвал от наволочки, я привязал коврик к его груди и коленям.
  
  Я поискал в комнате тайник. Шкаф с одеждой был слишком опасен, поэтому я решил засунуть завернутое в ковер тело под двуспальную кровать, уронив покрывало на бок так, чтобы его край уперся почти в пол.
  
  На мгновение убрав Жан-Поля с дороги, я сосредоточил свое внимание на очистке свидетельств того, что произошло. Я включил свет в холле, проверяя стены на предмет брызг крови. Я нашел несколько. Нижняя панель двери была в беспорядке. В ванной я смочил полотенце в холодной воде, вернулся в холл и вымыл дверь и стены.
  
  Коврик не позволял крови попасть на пол.
  
  После этого я сполоснул полотенце, насколько мог, скомкал его и бросил на пол под раковиной. Я снял свою окровавленную одежду и принял душ.
  
  Я использовала еще два полотенца, вытиралась и скручивая их и бросил под раковину вместе с другим полотенцем. Пусть горничная думает, что я неряха. По крайней мере, это помешало бы ей слишком внимательно рассмотреть первое полотенце.
  
  После того, как я побрился, я переоделся в чистую спортивную рубашку, слаксы и куртку Madras.
  
  Я собирался надеть Хьюго и надеть Вильгельмину, мой 9-миллиметровый Люгер, но 9-миллиметровый пистолет любого размера дает довольно большую выпуклость. Это слишком легко увидеть под легкой одеждой, поэтому я оставил пистолет и нож в фальшивом дне своего атташе-кейса.
  
  Вместо этого я остановился на легком револьвере Жан-Поля 0,38.
  
  Обычно я бы не носил куртку. Майские вечера в Акапулько слишком теплые, чтобы сделать куртку ненужной, но у меня был револьвер Жан-Поля, и хотя он был маленьким, он все равно был слишком заметен, если я не надену что-нибудь, чтобы прикрыть его.
  
  Закончив одеваться, я снова вернулся в ванную. Я взял из бритвенного набора пузырек со снотворным нембуталом. Во флаконе было десять или двенадцать капсул. Иногда, когда я не могу заснуть, я беру одну из них. Теперь у меня было другое применение для них. Я положил маленький пластиковый контейнер в карман вместе с рулоном полудюймовой клейкой ленты, которая была у меня в аптечке.
  
  Вернувшись в спальню, я взял фотоаппарат и перекинул через плечо громоздкую сумку с фотоаппаратом.
  
  Выйдя за дверь, я повесил табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» на внешней ручке двери. Я кладу ключ от номера в карман. Как и во многих отелях, матаморос прикрепили к ключу тяжелую бронзовую табличку, чтобы гости не хотели носить ее с собой и имели обыкновение оставлять ключ на стойке. Я не люблю этого делать. Я хочу иметь возможность входить и выходить из своей комнаты, не привлекая внимания, каждый раз останавливаясь у стола. Ключ и табличка тяжело лежали в заднем кармане моих брюк.
  
  Спускаясь в вестибюль, я никого не увидел ни в коридоре, ни в лифте. На стойке регистрации я остановился, чтобы спросить, нет ли для меня почты. Я ничего не ожидал, но когда клерк повернулся к стойкам позади него, я смог проверить слот для Suite 903. Оба ключа были в ящике. Судя по всему, Дитрих все же не пришел.
  
  Клерк повернулся назад, с сожалением улыбаясь. «Нет, сеньор, для вас нет ничего». Это был не тот клерк, с которым я разговаривал ранее днем,
  
  «Вы знаете сеньора Дитриха?»
  
  «Сеньор Дитрих?»
  
  «Люкс девять три», - подсказал я ему.
  
  «Ах! Конечно. Он очень милый джентльмен, который вчера приехал. Я зарегистрировал его сам ».
  
  "Его сейчас нет, не так ли?"
  
  Клерк покачал головой. «Нет. Я видел, как он ушел около получаса назад.
  
  "Ты уверен? Мужчина лет шестидесяти - я остановился. Это было все, что я знал о внешности Дитриха. Я надеялся, что клерк клюнет на удочку.
  
  «Конечно, я знаю, как он выглядит! Довольно высокий. Очень тонкий. Очень выдающийся. Серебряные волосы. Голубые глаза. Он ходит, слегка прихрамывая, хотя трости у него нет. Его дочь очень красива ».
  
  "Его дочь?"
  
  "Да, сеньор. Нельзя забыть такую ​​красивую девушку, как она! Какие длинные светлые волосы! » Тогда клерк поймал себя на мысли, что его осенило. Он понимающе приподнял бровь. «Конечно, может быть, она не его дочь, а, сеньор? Мы не задаем таких вопросов ».
  
  - Хорошо, это Дитрих. Я передал счет клерку. «Я свяжусь с ним позже».
  
  - Могу я оставить ему весточку, сеньор?
  
  «Нет, я не знаю, когда смогу его увидеть. Спасибо за информацию."
  
  «Де нада».
  
  * * *
  
  В офисе Hertz я арендовал седан и поехал в Санборн, где купил подробную карту улиц Акапулько. В столовой я сел в будку, заказал кофе и разложил карту на столе перед собой. Я попытался проложить путь к вилле Бикфорда, по которой меня вчера вечером провезла Консуэла. На карте не были показаны все более мелкие переулки, поэтому я не был полностью уверен, что выбрал нужную улицу. Я вспомнил, что это был короткий тупик и что на нем было всего несколько домов. Все дома с видом на бухту.
  
  
  
  
  Я был уверен, что узнаю улицу, если найду ее снова. Дом Бикфорда был самым последним в конце тупика, изолированным от других.
  
  Мысленно я перебрал все возможности, пока не сузил их до трех. Мне потребовалось две чашки кофе и полдюжины сигарет, прежде чем я, наконец, сложил карту и ушел.
  
  Конец улицы не оказалась тупиком, как показала карта. Он был расширен, чтобы присоединиться к другому переулку, поэтому я повернулся и попробовал второе. Это была тупиковая улица, но на ней было слишком много домов, тесно прижатых друг к другу, насколько это было возможно.
  
  Я сделал еще одну попытку. Это тоже было неправильно, поэтому я поехал обратно на шоссе и съехал с дороги. К настоящему времени было почти десять тридцать. Я включил плафон и снова развернул карту, пытаясь выяснить, где я ошибся. Наконец я нашел это. Я свернул не на том перекрестке. Я выключил свет, свернул карту и снова выехал на дорогу.
  
  На этот раз я нашел улицу со второй попытки. По его длине располагались четыре широко разделенных дома. Дом Бикфорда был последним на берегу залива; На улицу выходила высокая стена из сырцового кирпича с железными решетками ворот. Я к нему не подъехал. Я оставил машину вне поля зрения за углом и пошел по грунтовой дороге к воротам, которые были защищены цепью и замком. Я нажал кнопку звонка и стал ждать. В темноте я слышал чириканье насекомых и цокающий шелест пальмовых листьев, трущихся друг о друга под нежным влажным морским бризом.
  
  Прошло несколько минут, прежде чем появился привратник, пожилой седой метис с щетинистой щетиной усов, заправляя рубашку в мешковатые брюки, шагая по дорожке.
  
  Я не дал ему времени подумать.
  
  Я резко отрезал по-испански. - «Поторопись, viejo!» «Сеньор Бикфорд ждет меня!»
  
  Старик остановился в футе от ворот, глядя на меня, задумчиво наморщив брови.
  
  "Я ничего не знаю-"
  
  "Откройте ворота!"
  
  Старик достал из кармана фонарик. Он повернул его мне в лицо.
  
  «Не в мои глаза, старый дурак! Направь свет к моей руке ».
  
  Старик послушно направил фонарик вниз. Он увидел вороненую сталь от Smith & Wesson .38. Не сводя глаз с пистолета, привратник вынул из кармана своих поношенных брюк толстую связку ключей. Его пальцы дрожали, когда он выбрал ключ и вставил его. Замок открылся. Я потянулся левой рукой и отцепил цепь. Я толкнул калитку, все еще направляя пистолет на старика, и вошел внутрь.
  
  «Закрой ворота, но не запирай».
  
  Он сделал, как я ему сказал.
  
  «Кто еще здесь?» Я показал пистолетом, чтобы сойти с тропы.
  
  «Только сеньор и сеньора», - нервно ответил он.
  
  "Твоя жена?"
  
  «Mi mujer es muerta. Она мертва, остался только я.
  
  «Другие слуги?»
  
  "Приходящие. Они здесь не спят. Они не вернутся до утра ».
  
  «Сеньор Бикфорд уже лег спать?»
  
  Старик покачал головой. "Я так не думаю; Внизу по-прежнему горит свет.
  
  Он поднял на меня водянистые испуганные глаза. «Окажите милость, сеньор, я старик. Я не хочу неприятностей.
  
  «Сегодня здесь может быть много неприятностей», - сказал я, наблюдая за ним.
  
  «Я могу быть очень далеко за очень короткое время», - умолял старик. «Особенно, если может приехать полиция».
  
  «Хорошо, - сказал я. Я потянулся к бумажнику и вынул четыреста песо - около тридцати двух долларов.
  
  «Чтобы сделать вашу поездку проще. За ваши неудобства. " Я вложил банкноты в руку привратника.
  
  Старик посмотрел вниз и сунул банкноты в карман: «Теперь я могу пойти?»
  
  Я кивнул. Мужчина приоткрыл ворота на ширину ладони и проскользнул в них. Он сразу же побежал по грязной дороге, его башмаки хлопали по пяткам и издавали мягкие царапающие звуки по гравию. Он повернул за угол и через несколько секунд скрылся из виду.
  
  Я толкнул ворота и двинулся в темноту ухоженной территории к дому.
  
  Из дверного проема, ведущего из кухни в столовую, я наблюдал за Бикфордом и его женой. Они оба сидели в той части гостиной, которую я мог видеть через столовую.
  
  Бикфорд отложил журнал, который держал в руке, и снял очки для чтения в толстой оправе.
  
  «Хочешь выпить перед тем, как мы пойдем спать?» - спросил он Дорис.
  
  Дорис сидела на кушетке и с большой концентрацией красила ногти на ногах. Не поднимая глаз, она сказала: «Сделай дубль».
  
  Я вошел в столовую и остановился у арки, отделявшей ее от гостиной. «Я предлагаю вам оставить это на потом», - сказал я.
  
  Бикфорд удивленно поднял глаза. Дорис уронила бутылку лака для ногтей на белый диван. "Вот дерьмо!" было все, что она сказала.
  
  Я вошел в гостиную и позволил Бикфорду увидеть пистолет в моей руке.
  
  Он потребовал. - "Что, черт возьми, все это?"
  
  «Твои друзья не хотят, чтобы все было легко».
  
  Он облизал губы, нервно глядя на пистолет. "Почему я? Я сделал то, о чем ты просил ».
  
  
  «Как ты однажды сказал, ты просто парень посередине. Думаю, это означает, что вы получаете это с обеих сторон ».
  
  "Что ты хочешь?"
  
  "Немного. Мы с тобой собираемся прокатиться вместе ».
  
  «Эй, подожди секунду!» - закричала Дорис.
  
  «Он не пострадает, если сделает то, что я ему говорю», - заверила я ее.
  
  "То, что о ней?" Бикфорд все еще нервничал из-за пистолета.
  
  «Она остается». Я вынул пузырек из кармана и вытряхнул две капсулы на верхнюю часть батончика.
  
  "Г-жа. Бикфорд, я буду признателен, если ты просто примешь эти таблетки ...
  
  "Нет!" - взорвался Бикфорд, вставая на ноги. - Оставь ее в стороне!
  
  «Это то, что я делаю. Я не настолько глуп, чтобы связать ее. Слишком много шансов на то, что она освободится. И я бы предпочел не бить ее по голове.
  
  Он спросил."Что - что это такое?"
  
  "Снотворное. Они не причинят ей вреда ".
  
  Дорис встала с дивана и подошла к бару. Я заметил, что она совсем не испугалась. Она даже быстро улыбнулась мне, чего Бикфорд не увидел. Она взяла таблетки и налила себе стакан воды.
  
  «Ты уверен, что они не причинят мне вреда?» В ее голосе был оттенок веселья, ее зеленые глаза с густыми ресницами смело смотрели в мои. Она положила таблетки в рот и запила их, затем подошла ко мне. "Все, что я собираюсь сделать, это заснуть?"
  
  «Сядьте, миссис Бикфорд».
  
  «Дорис», - пробормотала она, все еще смело глядя мне в лицо, с крошечной улыбкой на ее губах.
  
  «Снова на диван». Дорис медленно отвернулась от меня и вернулась к дивану, намеренно покачиваясь бедрами. Бикфорд подошел к ней и сел рядом. Он заботливо взял ее за руку, но она отстранилась.
  
  «Ради всего святого, Джонни. Я в порядке, так что успокойся, ладно? Если он хотел причинить мне боль, вы не смогли бы его остановить ». Она повернулась ко мне лицом. "Сколько времени это занимает?"
  
  «От десяти до двадцати минут», - сказал я. «Вы могли бы просто растянуться и расслабиться. Мы подождем.
  
  * * *
  
  Менее чем через пятнадцать минут Дорис закрыла глаза. Ее груди поднимались и опускались в легком ритме сна. Я подождал еще пять минут и жестом отодвинул Бикфорда от нее.
  
  "Поехали."
  
  Бикфорд поднялся на ноги. "Куда?"
  
  «Мы собираемся навестить лодку для тунца, - сказал я. - Ту, которая привязана к набережной…»
  
  "Что, черт возьми, ты несешь?"
  
  «… И потом на борту, - продолжал я, как будто Бикфорд не сказал ни слова, - ты должен встретить капитана и передать ему пакет. Скажи ему, что его заберут в Сан-Диего обычным способом.
  
  "Ты спятил!" - взорвался Бикфорд. «Ты хочешь убить нас обоих?»
  
  «Ты еще не умер», - сказал я, поднося пистолет к его груди.
  
  Он стоял там, неповоротливый, стареющий, поражение сделало его старше своих лет. «Но они убьют меня, когда узнают. Вы знаете это, не так ли? " Он посмотрел на меня. «Откуда вы узнали о лодке для тунца?» - тупо спросил он.
  
  «Вчера вечером я сказал вам, что у меня есть список судов, которые ваши люди использовали для контрабанды героина в Штаты. Лодка для тунца - «Мэри Джейн» из Сан-Диего. Он торчит уже несколько дней, ожидая очередной посылки ".
  
  «Вы догадываетесь», - нерешительно сказал Бикфорд, но я уловил мелькание на его лице, и это было все необходимое мне подтверждение.
  
  «Больше нет», - сказал я. «Пойдем, принесем им пакет, которого они ждут».
  
  * * *
  
  Доставить посылку на лодку для тунца не было проблемой. Мы отвезли машину Бикфорда к набережной, Бикфорд за рулем, а я с ним рядом с 38-м калибром в руке.
  
  Оказавшись на лодке, Бикфорд направился прямо в капитанскую каюту. Трое из нас заполнили маленькую комнату. Бикфорд рассказал историю. Капитан не задавал вопросов, кроме как подозрительно посмотрел на меня, когда я протянул ему пакеты.
  
  «С ним все в порядке», - поручился за меня Бикфорд. «Это его покупка. Он просто хочет быть уверенным, что мы его доставим ».
  
  «У нас никогда не было проблем», - пожаловался капитан, забирая у меня сверток. Он посмотрел на нее и покрутил в руках. "Прачечная? Это для меня в новинку.
  
  «Как скоро ты сможешь отправиться в путь?»
  
  «Полчаса - может быть, меньше».
  
  «Тогда тебе лучше идти».
  
  Капитан вопросительно посмотрел на Бикфорда. «Делай, как он говорит, - сказал ему Бикфорд.
  
  "А что насчет посылки, которую я ждал?"
  
  Бикфорд пожал плечами. «Это было отложено. Мы не можем допустить, чтобы ты задерживался здесь слишком долго.
  
  «Хорошо, - сказал капитан. «Чем быстрее вы двое очистите мои колоды, тем скорее я смогу начать».
  
  Мы с Бикфордом вышли из каюты, медленно пробираясь в темноте по захламленной палубе. Там я остановился у покрытой брезентом спасательной шлюпки и быстро, повернувшись спиной к нему, чтобы он не мог видеть, что я делаю, сунул второй пакет под тяжелый брезент в шлюпку.
  
  Когда мы спрыгнули на причал, мы услышали запуск двигателей. На палубе была бурная деятельность.
  
  Мы подошли к тому месту, где Бикфорд припарковал свою машину на Костере.
  
  "Что теперь?" - спросил меня Бикфорд, когда мы вошли.
  
  «Думаю, нам следует навестить Брайана Гарретта», - сказал я. Бикфорд сказал протестовать но одумался.
  
  
  Я держал короткий револьвер из вороненой стали всего в нескольких дюймах от него. Он поехал на машине на восток по Костера Мигель Алеман, выехав из города на вершину мыса. Наконец, он свернул на второстепенную дорогу и через несколько минут остановился.
  
  - Там внизу дом Гаррета. Вы хотите, чтобы я въехал прямо? "
  
  Дом выделялся сам по себе, прямо под гребнем гребня на краю обрыва, уходившего ниже него на двести футов к морю. Мы были ярдах в ста от подъездной дорожки, ведущей к главным воротам дома.
  
  «Нет, остановись здесь».
  
  Бикфорд повернул машину на обочину дороги. Он остановил его и выключил зажигание и фары. Внезапная тьма окружила нас, и в этот момент я ударил прикладом пистолета по затылку Бикфорда, попав ему прямо за ухом. Он рухнул на руль. Я сунул пистолет в правый карман куртки, а из другого кармана достал рулон скотча. Я затащил руки Бикфорда за его спину, заклеив ему запястья десятком витков хирургической ленты. Я засунул ему в рот носовой платок, приклеив полоску клея от одной щеки к другой, чтобы удерживать кляп на месте.
  
  Обойдя седан, я открыл обе левые двери. Бикфорд был тяжелым. Годы перевели его в тяжелый вес. Мне пришлось изо всех сил перемещать его инертное тело в кузов седана. Я наклонился и перевязал его лодыжки и колени. Когда я закончил, у меня закончилась лента, но он был надежно связан. Мне бы не пришлось беспокоиться о том, что он выйдет на свободу.
  
  Десять минут спустя я молча двигался в темноте по краю дороги, пока не подошел к высокой стене, окружавшей виллу Гаррета. Стена начиналась у обрывистого обрыва справа от меня, прорезала поле, затем образовывала полукруг вокруг обширного дома до края утеса на дальней стороне.
  
  За стеной горел свет. Я мог слышать голоса, перекликающиеся друг с другом. Подойдя ближе к стене, я услышал плеск воды. Я узнал в одном из девичьих голосов голос блондинки, которую видел в тот же день в Эль-Кортихо.
  
  Я прокрался вдоль основания стены, пока не добрался до подъездной дорожки, которая вела к дороге. Фасад ворот освещали два прожектора, высоко висящие на основных опорах. У меня не было возможности пересечь подъездную дорожку так близко к дому, чтобы меня не заметили, поэтому я пополз обратно к дороге и пересек ее там, где я оставил Бикфорда и машину. Мне потребовалось двадцать минут, чтобы полностью осмотреть другую сторону дома от края обрыва до проезжей части, а затем я вернулся назад и снова вернулся к краю дороги.
  
  Я собирался перейти дорогу, мускулы моей ноги уже напряглись, чтобы сделать шаг, когда какое-то глубоко укоренившееся чувство опасности остановило меня.
  
  Ночные звуки не изменились. Под обрывом я слышал, как волны разбиваются о валуны в своем медленном, неравномерном ритме на узкий песчаный пляж. Морской бриз с запада шелестел пальмовыми листьями, словно потирая сухие руки. Ночные насекомые скулили и щебетали, щебечут в темноте вокруг меня, но в моем разуме словно сработала какая-то первобытная тревога.
  
  Давным-давно я научился полностью доверять своим инстинктам. Еще до того, как первый слабый шепот звука достиг моих ушей, я бросился в сторону, уклоняясь от своего невидимого противника.
  
  Я почти не пострадал. Удар, нацеленный на мой позвоночник, попал мне в предплечье, когда я повернулся, лезвие ножа вошло в мою правую руку чуть ниже локтя, пронзив его до запястья, заставив меня уронить пистолет, который я держал в руке. В тот же момент в меня врезалось твердое, мускулистое тело, выбившее меня из равновесия.
  
  Я упал лицом вниз, едва успев уклониться от ответного удара, когда лезвие рассекло воздух там, где я был всего секунду назад. Не раздумывая, действуя чисто рефлекторно, я быстро откатился к дальнему краю дороги.
  
  Я поднял голову и увидел квадратную фигуру моего нападающего, стоявшего в позе бойца с широко раскинутыми ногами. Лунный свет отражался от заточенного лезвия из стали, как бритва, которое он держал в протянутой руке, двигая рукой вперед и назад. Я услышал хриплые вдохи, когда мужчина двинулся ко мне, шаркая шаг за шагом.
  
  Я собрал ноги под собой. Моя левая рука царапала дорогу. Я нашел и схватил камень размером с кулак. Я чувствовал влажное тепло крови, струящееся по моему правому предплечью и запястью. Я попытался пошевелить правой рукой. Он почти бесполезно онемела от удара.
  
  Мужчина подошел к открытому окну водительского места рядом с машиной. Я видел, как он просунул руку через окно, и внезапно загорелись фары машины, осветив дорогу и край поля, прижали меня своим резким белым светом.
  
  Медленно я поднялся на ноги, прищурив глаза на яркость огней.
  
  
  Я начал двигаться, пытаясь выйти из-под луча фар.
  
  Нападающий вышел перед машиной, резкий и опасный силуэт на фоне ослепительного сияния лучей.
  
  Я сделал еще один шаг.
  
  «Бежать тебе не стоит».
  
  Длинное лезвие ножа в его руке снова начало медленное, змеиное плетение.
  
  «Стой, хомбре! Я сделаю это быстро для тебя.
  
  Я узнал голос. Он принадлежал коренастому молодому человеку, который за два дня до этого подошел ко мне на набережной, - Луису Апарисио. Воспоминание вернуло поток других. Почему-то в моей голове промелькнул образ выпотрошенной черепахи. В своей голове я снова мог видеть черепаху, беспомощно лежащую на спине, быстрые удары ножа рыбака, мускулистую руку, окровавленную до локтя, и длинные серо-розовые клубки мокрой кишки, рассыпавшиеся по ступенькам пристани.
  
  Отодвинув образы, я с усилием сохранял спокойствие. «Привет, Луис».
  
  «Я сказал вам, что мы еще встретимся», - сказал Луис. Он сделал еще один шаркающий шаг. «Сегодня вечером я отправил на тот свет твоего друга в отеле. Теперь я позабочусь о вас."
  
  «Ты меня преследовал?»
  
  Луис покачал головой. «Нет, я не слежу за тобой. Я приехал сюда, чтобы увидеть Карлоса Ортегу, чтобы рассказать ему, чем я занимался в отеле. Я иду по дороге и вижу машину. Как ты думаешь, что я нахожу внутри, он связан, а? Так что жду. Как вы думаете, скоро появится кто? » Он безрадостно улыбнулся и сделал еще один шаг ко мне. «Hombre, я собираюсь порезать тебя медленно, и ты ничего не сможешь сделать».
  
  Мой разум метался, прикидывая несколько вариантов, которые у меня были. Бежать только отсрочит конец на несколько отчаянных минут. Столь же бесполезно было стоять и сражаться, используя только камень в качестве оружия и беспомощную руку. Биться без оружия с подготовленным бойцом с ножом было бы чистым самоубийством.
  
  В ту секунду я оценил и отверг все варианты, кроме одного, и даже тогда я знал, что шансы будут сильно против меня. Я вспомнил один маленький факт. Я вспомнил, как быстро Луис вышел из себя, когда я отказался от его предложения стать моим проводником. Я сделал ставку на это.
  
  «Такой маленький панк, как ты?» - Я засмеялся над ним, и насмешка в моем голосе протянула и укусила его, как пощечина. «Только сзади и в темноте - и то ты промахнулся!»
  
  Луис перестал двигаться вперед. Мы были не более восьми футов друг от друга
  
  «Ты думаешь, я не могу этого сделать?»
  
  «Приходите и попробуйте!» Я протянул левую руку так, чтобы Луис увидел камень, который я держал в ней. Я сознательно перевернул руку и позволил ему упасть на землю.
  
  «Для мужчины мне может понадобиться оружие», - сказала я, вкладывая в свой голос как можно больше презрения. «Для тебя…» - выплюнул я в дорогу.
  
  Луис слегка повернулся ко мне. Фары коснулись и осветили его лицо острыми черно-белыми треугольниками. Его рот скривился в сердитой гримасе.
  
  Медленно я снова полез в набедренный карман левой рукой и вытащил платок. Я намотал его на порезанное правое предплечье.
  
  «Что ты собираешься использовать, когда я разрежу тебе живот?» Луис усмехнулся.
  
  Я не смотрел на него, хотя каждый нерв в моем теле кричал, чтобы я не сводил глаз с ножа в кулаке Луиса. Я снова протянул левой рукой, мои пальцы вошли в карман и обвились вокруг тяжелой медной таблички, прикрепленной к ключу от моего номера в отеле. Я держал свое тело подальше от Луиса, вытаскивая ключ и пластину из кармана.
  
  «У вас не хватит смелости подойти ко мне лицом к лицу», - насмехался я над ним. «Я могу отобрать у тебя этот нож, заставить тебя встать на четвереньки и лизать его языком, как собака! Тебе бы это понравилось, не так ли, маленькая маладонада.
  
  "Не говори так!" Луис зарычал, дрожа от ярости.
  
  Я снова подтолкнул его. «Малькредо, чико! Я плюю на таких маленьких сутенеров, как ты! »
  
  Я сознательно повернулся к нему спиной и сделал шаг в сторону от него. Луис вскрикнул от ярости и бросился за мной.
  
  С первым царапающим звуком я бросился в сторону и развернулся. Нож Луиса хлестнул меня, рассекая воздух в том месте, где я стоял всего лишь долю секунды назад.
  
  Яростный размах его выпада оставил его широко открытым. Изо всех сил, которые я мог собрать, я резко развернул левую руку и ударил медной дощечкой и ключом прямо в лицо Луису с расстояния всего в нескольких дюймах. Тяжелый край медной пластины зацепил его веки.
  
  Он закричал от боли. Одна рука непроизвольно поднялась к его ослепленным глазам, другая отчаянно высунула нож, когда он спотыкался, его сандалии скользили по рыхлому гравию дороги. Он упал на одно колено, его левая рука вытянулась, чтобы остановить падение, а другая все еще сжимала нож.
  
  Я сделал длинный, дикий шаг вперед, со всей силой правой ноги нанеся сильный удар ногой - мышцы бедер, икроножные мышцы, мышцы спины - все взрывно сконцентрированные со всей силой моего тела, моя лодыжка заблокирована, моя носок жестко заострен.
  
  И Луис, отчаянно подталкиваясь сам поднялся на ноги, слепо качаясь от удара кончика моего ботинка прямо в середину его горла.
  
  Его рот распахнулся. Его нож упал. Обе руки легли ему на шею. Он с трудом поднялся на ноги, пошатываясь, выпрямившись, наконец, стоя в согнутых коленях, покачиваясь, приседая, грубый животный звук его крика блокировался в его горле разбитой гортани.
  
  Луис повернулся ко мне, жестокий свет фар ярко осветил его выпученные глаза и измученное лицо. Кровь текла из его век, где ключ и бляшка разорвали их. Его рот открылся и закрылся, когда он пытался втянуть воздух в легкие. Его грудь содрогнулась от огромного и тщетного усилия. Затем его ноги подогнулись, и он, судорожно вздохнув, упал вперед, ударившись лицом о гравий дороги. Он метался, как краб, в грязи, пытался дышать, пытался встать. Его мускулистое тело выгнулось в одном гигантском финальном спазме, а затем он замер.
  
  Долгое время, переводя дыхание, я внимательно наблюдал за ним. Затем я подошел к нему и взял нож рядом с его телом. Я вытер свою кровь с лезвия о рубашку Луиса, сложил лезвие в рукоятку и положил его в карман. Я нашел ключ от отеля и, после нескольких минут поисков, нашел револьвер 38-го калибра, которвй он выбил из моей руки в его первом, убийственном порыве.
  
  Наконец, я вернулся к машине и выключил фары. Я не знал, сколько еще осталось до того, как кто-нибудь может появиться. В внезапно наступившей темноте я почувствовал себя истощенным и усталым, и моя рука начала сильно болеть, но до конца ночи мне оставалось еще кое-что сделать. Во-первых, я не мог оставить тело Луиса на месте. Я пока не хотел, чтобы это обнаружили.
  
  Я открыл багажник машины и, несмотря на усталость, потащил его тело к машине и затащил в купе, затем захлопнул крышку.
  
  Я устало забрался на переднее сиденье и завел машину. Я развернул его в темноте, прежде чем включить фары и поехать обратно к дому Бикфорда.
  
  * * *
  
  Через полчаса я терпеливо сидел в гостиной Бикфорда, ожидая, пока здоровяк придет в сознание. Моя рука устроила мне ад, особенно когда мне пришлось перенести инертное тело Бикфорда из машины в дом, но я справился с этим, несмотря на боль. Я промыл порез перекисью и плотно обмотал его бинтами, которые я нашла в аптечке в ванной Бикфорда. Рана была неглубокой, сухожилия не были перерезаны, но теперь онемение прошло, и стало больно. Я старался не обращать внимания на боль, тренируя пальцы, чтобы они не напряглись. Время от времени я брал пистолет в раненую руку и крепко сжимал приклад. Через некоторое время я убедился, что могу использовать его правой рукой, если потребуется.
  
  Бикфорд все еще отсутствовал. И его жена тоже. Дорис, вероятно, проспит до позднего утра. Пока я ждал, пока Бикфорд опомнится, я подошел к телефону и получил номер, который мне нужен, из справочной. Я позвонил в полицейский участок и быстро повесил трубку, потому что не хотел отвечать ни на какие вопросы. Я вернулся в кресло и терпеливо ждал.
  
  Минут через пятнадцать Бикфорд проснулся. Я видел удивление на его лице, когда он обнаружил, что он растянулся на полу и смотрит на мои туфли. Он тяжело хмыкнул и перевернулся на спину. Я наклонился и сорвал скотч с его рта. Он выплюнул кляп.
  
  «Сукин сын, - сказал он хрипло, - за что ты меня ударил?»
  
  Я проигнорировал вопрос. «Я хочу, чтобы ты позвонил Гаррету».
  
  Бикфорд впился в меня взглядом. «Что, черт возьми, я должен ему сказать?» - кисло спросил он. «Что я облажался? Что вы сидите здесь, в моем доме, с пистолетом в руке и хотите с ним поговорить?
  
  "Точно. Вплоть до последней детали ».
  
  Я опустился рядом с ним на колени, вынул из кармана нож Луиса и нажал кнопку сбоку на рукоятке. Лезвие вылетело наружу, глаза Бикфорда расширились от внезапного страха. Грубо говоря, я перевернул его на бок, прорезав липкую ленту, которая связывала его запястья позади него, а затем перерезал ленту на его лодыжках и коленях.
  
  Он медленно сел, сгибая пальцы. Он неуверенно поднялся на ноги, тяжеловесно двигаясь по комнате. Его взгляд упал на диван, на котором лежала Дорис.
  
  «Она все еще спит. Я ее уже проверил.
  
  «Ей лучше быть в порядке», - прорычал Бикфорд.
  
  Я проигнорировал комментарий: «Возьми трубку и скажи Гаррету, что я жду его здесь и что он должен взять с собой своего друга Карлоса».
  
  Бикфорд впился в меня взглядом, но он потянулся за телефоном и позвонил. Нам ничего не оставалось, как подождать, пока приедут Брайан Гарретт и Карлос Ортега.
  
  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
  Дорис все еще спала на кушетке. Бикфорд сидел рядом с ней, неуклюже как зверек, бледный от усталости и беспокойства. Карлос сидел в одном из кресел, аккуратно скрестив ноги перед собой, чтобы не испортить складки на брюках.
  
  Он молча смотрел на повязку, закрывавшую мою правую руку от локтя до запястья. Моя куртка Мадрас лежала на полу рядом со мной, ее правый рукав был разорван. Пистолет в моей правой руке был устойчивым, без малейшего признака дрожи, несмотря на боль, которую я чувствовал. Я не мог позволить ему думать, что я сильно пострадал. Брайан Гарретт сидел в другом кресле, наклонившись вперед, его мясистое лицо покраснело от гнева, и он пристально смотрел на меня.
  
  «Просто чтобы вы знали, что то, что сказал вам Бикфорд, правда, - сказал я. Я наклонился над журнальным столиком, заваленным журналами и газетами. Воскресный выпуск «Новости Мехико» был на высоте. Я поднял часть газеты. Под ним был килограммовый пластиковый пакет, набитый белым порошком.
  
  Карлос и Гаррет оба посмотрели на сумку, их глаза неотразимо приковывались к ней. Левой рукой я вынул нож Луиса и щелкнул лезвием.
  
  Выражение лица Карлоса не изменилось. Если он узнал нож, то не подавал никакого знака, но тогда в городе было еще сотни подобных, один из которых глубоко вонзился в позвоночник Жан-Поля.
  
  Я воткнул острие лезвия в сумку, слегка разорвав ее. Часть порошка растеклась на стекле столешницы.
  
  «Хотите проверить это?»
  
  Карлос кончиком пальца дотронулся до порошка. Он приложил кончик пальца к языку. Он кивнул.
  
  Я снова протянул нож и увеличил разрез. Сунул нож обратно в карман, все еще прижимая к себе пистолет. Затем я взял разорванный мешок в левую руку и направился к французским дверям. Я толкнул одну из дверей ногой. Стоя в дверном проеме, все еще глядя на них, «Смит и Вессон» 38-го калибра, нацеленного прямо на Карлоса, я перевернул порванный мешок так, что белый порошок улетел в ночь.
  
  Гаррет вскочил на ноги, он взорвался: «Дурак!» "Вы знаете, сколько это стоит?"
  
  «Садись, Брайан, - спокойно сказал Карлос. «Это игра с большими ставками. Этот человек показывает нам, что может позволить себе участвовать в этом ».
  
  Брайан снова опустился на стул. Он провел мясистой рукой по своим седеющим волосам. «Черт тебя побери», - яростно сказал он мне. «Что вы хотите от нас?»
  
  «Именно то, что я хотел раньше. Отстаньте от Сточелли. Держитесь от меня подальше ».
  
  "Или же?" - спокойно спросил Карлос.
  
  «Я вас насмерть разобью. Я уже говорил тебе об этом раньше.
  
  «Вы говорите широко, мистер Картер. Я не верю, что ты сможешь это сделать ».
  
  «Я смотрел на открытые французские двери. Теперь я сказал: «Выйди на минутку. Я хочу, чтобы вы кое-что увидели.
  
  Они обменялись взглядами. Карлос пожал плечами, словно говоря, что не понимает, что я имел в виду. Трое из них поднялись на ноги и вышли на террасу.
  
  "Там. Взгляните на военно-морскую базу ».
  
  Мы могли различить волну активности, когда внезапно загорелся свет. Глубокое, настойчивое улюлюканье корабельного гудка, настойчивые хриплые звуки боевых станций, доносились до нас через залив. Всего за несколько минут мы смогли разглядеть тусклый силуэт корвета, который пятился от причала и затем, когда он повернулся, взбивал воду на корме. Он начал набирать поступательное движение. К тому времени, как корвет достиг узкого входа в океан, он двигался почти с фланговой скоростью, завитки белых брызг образовывали на носу два петушиных хвоста.
  
  "Что все это значит?" - спросил Гаррет.
  
  «Скажи ему, что ты думаешь», - сказал я Бикфорду. Даже в лунном свете я видел страх на его лице.
  
  «Они идут за лодкой для тунца, - предположил он.
  
  "Абсолютно верно."
  
  "Но как? Как они могли знать об этом? »
  
  «Я сказал им», - сказал я кратко. «А теперь давайте вернемся внутрь?»
  
  * * *
  
  «Позвольте мне уточнить это, - сказал Карлос. «Вы дали капитану пять килограммов героина и отправили его?»
  
  Бикфорд жалобно кивнул. «Он бы убил меня, Карлос. У меня не было выбора."
  
  Карлос повернулся ко мне. «А потом вы уведомили военно-морскую базу?»
  
  "Косвенно. Я позвонил в полицию. Думаю, они заберут твой корабль в ближайшие полчаса или около того.
  
  Карлос уверенно улыбнулся. «Вы думаете, что мой капитан будет настолько глуп, что позволит полиции подняться на борт своего корабля, не уронив предварительно пакет за борт?»
  
  «Конечно, нет», - согласился я. «Но он не знает о других четырех килограммах, которые я положил, когда мы с Бикфордом уходили с корабля. Они найдут второй пакет, потому что я сказал им, где его искать. Первый был всего лишь приманкой ».
  
  Лицо Карлоса представляло собой оливковую маску с двумя прищуренными глазами, направленными на меня.
  
  "Почему?"
  
  «Вы все еще думаете, что я не могу развалить вашу организацию?»
  
  "Я вижу." Он откинулся на спинку кресла. «Вы только что нам очень дорого обошлись, мистер Картер. Наш капитан подумает, что мы его обманули. Будет трудно удержать его от разговора, пока он так думает.
  
  «Это первый шаг, - сказал я.
  
  «Я думаю, нам придется покончить с ним навсегда», - вслух размышлял Карлос. «Мы не можем рисковать, что он заговорит».
  
  «Он не большая потеря. Сложите остаток ущерба ".
  
  «Мы также потеряли судно. Это то, что вы имели ввиду? Правда. Хуже того - слухи разойдутся. Нам будет сложно найти ему замену ».
  
  "Теперь ты понимаешь".
  
  
  
  "И ради этого вы отказались - позвольте мне посмотреть - еще четыре и пять, девять килограммов, плюс тот, который вы выбросили так драматично, чтобы произвести на нас впечатление - десять килограммов героина? »
  
  Я кивнул.
  
  «Это большая сумма денег, которую нужно выбросить», - заметил Карлос, наблюдая за мной.
  
  "Это стоит того."
  
  «Мы вас недооценили». Его голос все еще был спокойным. Мы могли бы быть двумя бизнесменами, обсуждающими колебания на фондовом рынке: «Мы должны что-то с этим делать».
  
  «Не пытайся. Это уже стоило вам двоих мужчин.
  
  "Двоих?" Карлос приподнял бровь. «Капитан один. Кто другой? "
  
  «Луис Апарисио».
  
  На этот раз я мог видеть, как мои слова потрясли Карлоса, но мужчина почти сразу восстановил контроль над собой. Я указал на повязку на руке.
  
  «Он почти взял меня. Однако он был недостаточно хорош ».
  
  «Где Луис?»
  
  "Мертв."
  
  Я смотрел, как застыл Карлос - все, кроме его глаз, которые смотрели на меня с сомнением, как будто он не поверил тому, что услышал.
  
  «Вы найдете его в багажнике машины Бикфорда», - сказал я, внимательно наблюдая, как мои слова повлияли на всех троих. Бикфорд чуть не вскочил со стула. Карлосу пришлось протянуть руку, чтобы удержать его. Лицо Гаррета стало пятнисто-красным. Карлос наклонился вперед, и я впервые увидел чистую ненависть на его лице.
  
  «Он был моим племянником, - сказал Карлос. Слова, слетавшие с его губ, онемели от осознания того, что я сказал.
  
  «Тогда у вас будет семейный долг закопать его тело», - сказал я и сдвинул руку так, чтобы приземистый револьвер 38-го калибра был нацелен прямо в голову Карлоса. Карлос снова опустился в кресло.
  
  Я спросил. - Разве вы не спросите меня о Жан-Поле Севье?
  
  Карлос покачал головой. «Мне не нужно. Ваш вопрос говорит мне, что Луис добился успеха ».
  
  «Значит, Луис не ошибся?»
  
  «Я не понимаю, о чем ты». Карлос снова взял себя в руки.
  
  «Я думал, что Жан-Поль был убит по ошибке, что я был целью. Но если Луис убил его умышленно, значит, вы знали, что он был агентом полиции.
  
  Карлос медленно кивнул. "Да."
  
  "Как вы узнали?"
  
  Карлос пожал плечами. «В прошлом было несколько попыток проникнуть в нашу организацию. В последнее время мы стали очень осторожными. Вчера, чтобы вдвойне убедиться, что Жан-Поль был тем, кем он себя назвал, я позвонил нашим друзьям в Марселе. Все проверили, кроме одного. Жан-Поль Севье не подходил под описание человека, которого они послали. Поэтому я сказал Луису избавиться от него ».
  
  Его голос по-прежнему не выражал беспокойства. Его лицо вернулось к своей обычной невозмутимости, а черты лица приобрели обычную мягкость.
  
  «Мы достигли разрядки, сеньор Картер, - сказал Карлос. «По-видимому, ни один из нас не может сделать шаг, не вызвав жестокого возмездия со стороны другого».
  
  "Так?"
  
  «Подожди секунду, Карлос!» Гаррет вмешался, чтобы возразить. «Ты хочешь сказать, что мы пойдем вместе с этим сукиным сыном?»
  
  Я посмотрел на рассерженное лицо с подбородком, крошечные сломанные вены на носу Гаррета, порезы на его толстом подбородке, где он порезался во время бритья. Я понял, что это был человек, чье нетерпение могло его уничтожить, отбросив эту мысль.
  
  Карлос пожал плечами. «Какая еще у нас есть альтернатива, амиго?»
  
  "Проклятье! Он стоил нам двух человек и корабля. Ты собираешься позволить ему уйти от этого? "
  
  "Да." Карлос не смотрел на Гаррета, пока говорил. «В данный момент мы больше ничего не можем сделать».
  
  «А что ты запланировал для меня позже?» - подумал я. Я был уверен, что Карлос не собирался оставлять меня в живых, если он мог помочь, я был для него слишком опасен. Я знал, что пока Карлос пойдет со мной, потому что у него не было другого выбора. Вопрос был в том, как долго это будет длиться?
  
  Я встал. "Я так понимаю, вы согласились отстать от Сточелли?"
  
  Карлос кивнул. «Вы можете сказать ему, что он в безопасности от нас».
  
  "И я тоже?"
  
  Карлос снова кивнул. «Мы приложим все усилия, чтобы защитить нашу организацию от ущерба, который вы уже нанесли. Выживание превыше всего, сеньор Картер.
  
  Я без спешки двинулся к французским дверям. Остановившись в дверях, я сказал: «Вы сегодня сделали одну ошибку. Я сказал вам, что это будет дорого. Не преследуй меня снова. Было бы еще одна ошибка ».
  
  «Мы извлекаем выгоду из своих ошибок». Он не сводил с меня глаз. «Будьте уверены, что в следующий раз мы не будем такими глупыми».
  
  Это замечание можно было воспринять двояко. Я думал, что уверен, что в следующий раз, когда он отправит кого-нибудь за мной, он будет более осторожным.
  
  «Просто вспомни Луиса», - предупредил я его. «Если на мою жизнь будет еще одно покушение, я пойду за человеком, который его послал - за тобой! Энтьенде, сеньор Ортега?
  
  «Я очень хорошо понимаю».
  
  Я быстро повернулся и вышел через французские двери, оставив троих в гостиной: Карлос сидел в глубоком кресле, гладкость его лица была непостижимой маской, скрывающей его чувства, когда он смотрел, как я ухожу; Бикфорд, серолицый громила, сидящий на диване рядом со своей спящей женой; и Брайан Гаррет, сердито глядя на пыль белого порошка на ковре и пустой разорванный пластиковый пакет, лежащий на полу возле дверного проема, куда я его уронил.
  
  
  
  Я пересек террасу и перекинул ноги через декоративную балюстраду из бетонных блоков к траве во дворе. Затем, спрятавшись в темноте, я повернулся назад и встал у окна, открытого рядом с террасой, прижавшись спиной к стене дома, с пистолетом в руке, ожидая, не пойдут ли они за мной.
  
  Повернув голову, я увидел их в гостиной. Никто из них не двинулся с места.
  
  Через несколько минут Брайан Гаррет подошел и поднял пластиковый пакет с героином.
  
  «Десять килограммов! Где, черт возьми, он положил руки на десять килограммов, чтобы выбросить их, как будто они не стоят ни цента?
  
  "Ты дурак!" Карлос выплюнул слова. Гаррет повернулся к нему лицом. «Забудьте о героине. Я хочу Картера. Я хочу его смерти! Разве вы не понимаете, что он с нами делает?
  
  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
  Я вошел в отель через служебный вход, потому что не хотел афишировать свое присутствие. Вместо того, чтобы пойти в свою комнату, я поднялся на служебном лифте на девятый этаж.
  
  Номер 903 находился в конце коридора. Я посмотрел на часы. Три тридцать утра, но из щели между дверью и подоконником пробивалась крошечная полоска света. Интересно, почему Дитрих так поздно встает. Осторожно вставил металлический щуп в замок и вдавил тонкую пластиковую карточку в дверь на защелке.
  
  Затвор повернулся назад, издав лишь слабый щелчок. Я ждал, прислушивался, и когда по ту сторону двери по-прежнему не было шума, я вынул курносый 38-й калибр «Смит и Вессон» и бесшумно толкнул дверь.
  
  Я вошел в гостиную. Я слышал шум в одной из спален. Почти сразу в дверном проеме появился высокий седовласый мужчина. Худой и костлявый, он казался хрупким, как богомол, с его удлиненным костлявым лицом и мрачным достоинством. Он остановился в полном удивлении,
  
  «Какого дьявола ты здесь делаешь?» - властно потребовал он. «Убери пистолет!»
  
  «Вы Герберт Дитрих?»
  
  «Да, я Дитрих. Что это? Ограбление? "
  
  «Меня зовут Поль Стефанс, - сказал я, - и я думаю, что нам давно пора поговорить, мистер Дитрих».
  
  Узнавание мелькнуло в его глазах. «Ты человек Сточелли!» - сказал он обвиняюще.
  
  Я покачал головой. «Как вы думаете, почему я связан со Сточелли?»
  
  «Мне сказали, что у вас была тайная встреча с ним в три часа ночи в ночь вашего приезда».
  
  Я вздохнул. Видимо, все в отеле знали об этом полуночном визите.
  
  «Я не человек Сточелли. Я делаю работу для Александра Грегориуса. Он послал меня сюда разобраться со Сточелли по деловому делу ».
  
  Дитрих воспользовался моментом, чтобы понять, что я ему только что сказал.
  
  Он воскликнул: - "Боже мой!" «Я только что сделал ужасную вещь. И уже поздно поправлять! "
  
  Я спросил. - «Вы имеете в виду пять килограммов героина в моей комнате?»
  
  Дитрих кивнул - и это было нужное мне подтверждение. Он не меньше признал, что это он подставил партнеров Сточелли и пытался сделать то же самое со Сточелли и мной.
  
  «Я избавился от этого», - сказал я ему.
  
  Дитрих покачал головой. "Даже больше. Я послал коридорного в твою комнату с чемоданом из черной ткани. В нем почти тридцать килограммов героина. Не более часа назад ».
  
  «Вы уже сообщили в полицию?»
  
  Дитрих медленно покачал головой. «Я собирался… когда услышал, как открылась дверь».
  
  «Полиция меня об этом не побеспокоит», - сказал я ему, наблюдая за его реакцией.
  
  В его голосе прозвучала нотка испуга.
  
  «Кто вы, мистер Стефанс? Что за человек ты, что тебя послали в одиночку разобраться с таким зверюшкой, как Сточелли? Полиция тебя не беспокоит. Вас нисколько не беспокоит то, что в вашей комнате достаточно героина, чтобы отправить вас за решетку на всю оставшуюся жизнь. Вы врываетесь в гостиничный номер почти в четыре утра с пистолетом в руке. Кто ты, черт возьми? »
  
  «Тот, кто не причинит тебе вреда», - заверила я его. Я видел, что он был на грани разрыва. «Все, что я хочу от вас, - это некоторая информация».
  
  Дитрих колебался. Наконец он выдохнул. «Хорошо, давай».
  
  «На данный момент я насчитал более ста сорока килограммов героина, который вы распределили. Его рыночная стоимость составляет от двадцати восьми до тридцати двух миллионов долларов. Как, черт возьми, такой человек, как ты, мог заполучить столько героина? Даже Сточелли не может сделать это со всеми своими контактами. Откуда, черт возьми, вы это берете? "
  
  Дитрих отвернулся от меня, на его лице отразилось упрямство.
  
  «Это единственное, чего я вам не скажу, мистер Стефанс».
  
  "Я думаю тебе надо сказать."
  
  Женский голос раздался позади нас.
  
  Я обернулся. Она стояла в дверях в другую спальню, одетая в легкое полупрозрачное неглиже. Под ним на ней была короткая нейлоновая ночная рубашка до колен. Ее длинные прямые светлые волосы ниспадали почти до талии. Ей было где-то около двадцати пяти, ее лицо было более мягкой, женственной версией удлиненных черт Дитриха. Под широким лбом ее загорелое лицо разделял тонкий длинный нос, который едва не выглядел слишком тонким. Ее глаза были такими же мягкими, как у ее отца.
  
  Подбородок представлял собой тонкое соединение широких изгибов щеки и челюсти.
  
  «Я Сьюзен Дитрих. Я подслушала, что вы сказали моему отцу. Я извиняюсь перед тобой. Это я была виновата. Это я подкупила посыльного, чтобы он дал информацию о вас. Он сказал мне, что на днях вас видели выходящими из пентхауса Сточелли. Вот почему мы думали, что вы были его наемником.
  
  Она вошла в гостиную и встала рядом с отцом, обняв его.
  
  «Думаю, пора тебе кое-что рассказать. Это разрывало тебя на части годами. Тебе нужно остановиться. Ты заходишь слишком глубоко.
  
  Дитрих покачал головой. «Я не остановлюсь, Сьюзен. Я не могу остановиться! Не раньше, чем каждый из них ...
  
  Сьюзен приложила пальцы к его губам. - "Пожалуйста?"
  
  Дитрих убрал ее руку. «Я не скажу ему», - сказал он вызывающе, его голос стал почти фанатичным. «Он расскажет полиции, и они все уйдут безнаказанно. Каждый из них! Вы что не понимаете? Все мои усилия - все эти годы будут потрачены впустую ».
  
  «Нет, - сказал я, - откровенно говоря, мне наплевать на людей, которых вы подставили, или на то, как долго они будут гнить в тюрьме. Все, что я хочу знать, - это откуда вы берете весь этот героин.
  
  Дитрих поднял ко мне худое бледное лицо. Я мог видеть линии страдания, глубоко врезавшиеся в его кожу. Только годы агонии могли вызвать мучительное выражение в глазах старика. Он пристально посмотрел на меня и без тени выражения в голосе сказал просто: «Я справлюсь, мистер Стефанс».
  
  * * *
  
  Дитрих крепко держал Сьюзен за руку обеими руками, рассказывая мне свою историю.
  
  «У меня была еще одна дочь, мистер Стефанс. Ее звали Алиса. Четыре года назад ее нашли мертвой из-за передозировки героина в отвратительном грязном гостиничном номере Нью-Йорка. Ей тогда не было и восемнадцати. За год до смерти она была проституткой. Как мне рассказали в полиции, она бралась за всех, кто мог заплатить ей хотя бы несколько долларов, потому что ей отчаянно нужны были деньги, чтобы заплатить за свою зависимость. Она не могла жить без героина. В конце концов она умерла из-за этого.
  
  «Я поклялся отомстить. Я поклялся найти людей, которые считают, тех, кто делает это возможным - тех, кто наверху! Большие люди, которых полиция не может трогать, потому что они никогда не разбираются с вещами сами. Такие люди, как Сточелли, Торрегросса, Виньяле, Гамбетта, Кляйн и Уэббер. Вся мерзкая куча! Особенно тем, кто их обрабатывает. Такие мужчины, как Мишо, Бертье и Дюпре.
  
  «Если вы что-нибудь знаете обо мне, то знаете, что я химик. Недавно я нашел способ отомстить. Я нашел способ буквально похоронить их в их собственном грязном потоке! »
  
  Он остановился, его глаза заблестели светом, исходящим из глубины его души.
  
  «Я нашел способ производить синтетический героин».
  
  Дитрих увидел выражение моего лица.
  
  - Вы мне не верите, мистер Стефанс. Но это правда. Я фактически открыл способ производства гидрохлорида героина чистотой выше девяноста одного процента ». Он поднялся на ноги. "Пойдем со мной."
  
  Я последовал за ним на кухню.
  
  Дитрих включил свет и показал. "Посмотреть на себя."
  
  На стойке лежала простая система стеклянных реторт и стеклянных трубок. По большей части это не имело для меня смысла, но я не химик
  
  «Это правда», - сказала Сьюзен, и я вспомнил, что на второй странице отчета, который Денвер прислал мне через Telecopier, ключевой фразой о Dietrich Chemical Inc. было «исследования и разработки». Неужели старик нашел способ производить героин синтетическим путем?
  
  «Да, мистер Стефанс, - почти гордо сказал Дитрих, - синтетический героин. Как и многие открытия, я практически наткнулся на технику синтеза препарата, хотя мне потребовалось немало времени, чтобы усовершенствовать ее. А затем, - Дитрих протянул руку к прилавку и поднял коричневую пластиковую бутылку из кварты, держа ее вверх, - тогда я открыл, как концентрировать синтетическое вещество. Эта бутылка содержит концентрированный синтетический героин. Думаю, хорошей аналогией было бы сравнить его с концентрированным жидким сахарином, одна капля которого равна полной чайной ложке сахара. Что ж, это даже более концентрированно. Я разбавляю его простой водопроводной водой, пол унции на галлон ».
  
  Я, должно быть, сомневался, потому что Дитрих поймал меня за руку. «Вы должны мне поверить, мистер Стефанс. Вы ведь сами это тестировали, не так ли? "
  
  Я не знал, но я вспомнил, как Карлос Ортега протянул указательный палец и коснулся им порошка, коснулся им своего языка, а затем кивнул, соглашаясь, что это действительно героин.
  
  "Как это работает?" Я спросил.
  
  «Ты же знаешь, я никогда не раскрою формулу».
  
  «Я не спрашивал тебя об этом. Я просто не понимаю, как из этого получить кристаллический порошок, - я указал на бутылку, - и простую воду.
  
  Дитрих вздохнул. "Очень просто. Концентрат обладает свойством кристаллизовать воду. Так же, как холод превращает дождь в снежинки, которые представляют собой не что иное, как кристаллическую воду. Галлон воды весит около трех килограммов. В этой бутылке достаточно концентрата, чтобы приготовить почти двести килограммов синтетического героина, который невозможно отличить от настоящего гидрохлорида героина. В мире нет химического теста, который показал бы хоть малейшую разницу. И я могу сделать это всего за несколько долларов за фунт. Знаете ли вы, что это значит?"
  
  Я, конечно, знал, даже если он этого не делал. Последствия того, что только что сказал Дитрих, были огромны. Мысли кружились вокруг, как обломки тайфуна. Я не мог поверить, что Дитрих не знал, что он сказал.
  
  Мы вернулись в гостиную, Дитрих расхаживал взад и вперед, как будто энергия в нем должна была найти какое-то высвобождение, кроме слов. Я молчал, потому что хотел разобраться в мыслях в моей голове.
  
  «Я могу сделать это где угодно. Героин, который я пытался подбросить в твою комнату? Вы думали, я ввез так много героина в Мексику? Мне не пришлось его везти. Я могу сделать это здесь так же легко, как я сделал это во Франции, когда посадил его на тех французов. Я сделал это в Нью-Йорке. Я сделал это в Майами ».
  
  Сьюзен села на диван. Я наблюдал, как Дитрих расхаживал взад и вперед в пределах гостиной, и знал, что этот человек не совсем в своем уме.
  
  Я привлек его внимание. - "Г-н. Дитрих ».
  
  "Да?"
  
  «Вы спрашивали меня раньше, знаю ли я, что означает ваше открытие? Вы?"
  
  Дитрих озадаченно повернулся ко мне лицом.
  
  «Вы знаете, насколько ваше открытие ценно для тех людей, которых вы пытаетесь уничтожить? Вы знаете, на какой риск они сейчас идут, провозя наркотики в США? Или сколько миллионов долларов наличными они должны заплатить за это? Они делают это только по одной причине. Фантастическая прибыль. Сотни миллионов в год. Теперь вы нашли способ, который устранит риск контрабанды наркотиков в Штаты, а также принесет им большую прибыль, чем они могли мечтать. Разве вы не знаете, чего для них стоит ваша формула? "
  
  Дитрих непонимающе уставился на меня.
  
  «Нет ни одного из этих людей, который бы не совершил дюжину убийств, чтобы заполучить вашу формулу. Или вас, если на то пошло.
  
  Он остановился почти на полпути, его лицо выражало внезапный испуг.
  
  «Я… я никогда… я никогда не думал об этом», - пробормотал он.
  
  «Черт возьми, подумайте об этом!» Я наконец дозвонился до него. Больше говорить не о чем.
  
  Старик подошел к кушетке и опустился рядом с дочерью, закрыв лицо руками. Сьюзен обняла его за тонкие плечи, чтобы утешить его. Она посмотрела на меня через комнату бледно-серыми глазами.
  
  «Вы поможете нам, мистер Стефанс?»
  
  «Лучшее, что вы можете сделать сейчас, - это вернуться домой и держать язык за зубами. Никогда никому не говори ни слова ».
  
  «Нам больше некому помочь», - сказала она. "Пожалуйста?"
  
  Я смотрел на них, отца и дочь, пойманных в паутину мести. Мой долг был перед Грегориусом, и, чтобы помочь ему, я должен был сдержать свое обещание, данное Сточелли, очистить его перед Комиссией. Все, что мне нужно было сделать, - это передать этих двоих ему, но мысль о том, что Сточелли сделает, если в его руки попадет Дитрих, вызывала отвращение. И если бы я передал Дитриха Сточелли, это было бы то же самое, что передать ему формулу Дитриха. В течение года Сточелли будет контролировать весь наркобизнес в Штатах. Никакой крупный оператор не сможет с ним конкурировать. С устранением риска контрабанды героина в Штаты и с невероятной прибылью из-за его низких производственных затрат совсем не было времени, когда Сточелли стал поставлять все наркоторговцы в каждый город страны. Его не остановить. Отдать Дитриха Сточелли было бы все равно, что навести на страну чуму.
  
  Я знал, что должен держать формулу Дитриха подальше от Сточелли. А поскольку это было заперто в сознании старика, мне пришлось вывезти их двоих из Мексики.
  
  «Хорошо, - сказал я. «Но вы должны делать именно то, что я вам говорю».
  
  "Мы будем."
  
  «Сколько у вас там героина?» - спросил я Дитриха.
  
  Дитрих поднял глаза. «Почти сорок килограммов в форме кристаллов».
  
  «Избавьтесь от этого. И от всего, что вы варили, тоже. Избавьтесь от всей стеклянной посуды. Вы не можете рисковать, что его увидит горничная или посыльный. Тщательно очистите это место ».
  
  "Что-нибудь еще?"
  
  "Да. Завтра я хочу, чтобы ты забронировал свой обратный рейс в Штаты первым же самолетом.
  
  "А потом?"
  
  «Пока ничего. Это все, что ты можешь сделать.
  
  Я внезапно почувствовал себя измученным. Моя рука болела от тупой пульсирующей боли. Мне нужен был отдых и сон.
  
  «А что насчет Сточелли?» - спросил Дитрих, фанатичный огонь в его глазах снова вспыхнул. "Что насчет него? Он выходит безнаказанным? Значит ли это, что его не накажут?
  
  «Привет, я позабочусь о Сточелли. Даю вам слово.
  
  "Могу ли я вам верить?"
  
  "Вы должны будете поверить."
  
  Я поднялся и сказал им, что устал и ухожу, и вышел за дверь, осторожно прикрыв ее за собой. Когда я уходил, никто из нас ничего не сказал. Больше нечего было сказать.
  
  * * *
  
  Когда я уезжал от Дитриха и его дочери, было уже далеко за четыре утра, но мне еще предстояло сделать последнюю работу, прежде чем я смогу заснуть. Я вернулся в свою комнату, чтобы забрать магнитофоны - карманный и немного большего размера.
  
  
  Более крупный рекордер был оснащен высокоскоростным воспроизведением. Он мог воспроизвести целый час ленты менее чем за тридцать секунд. Для любого, кто его слушал, звук, который он издавал, был не более чем пронзительный вой.
  
  С обеими машинами я спустился в заброшенный вестибюль и устроился в одной из телефонных будок. Притворяясь, что говорю в микрофон, я продиктовал отчет о своей деятельности на небольшой карманный диктофон. Я освещал почти все произошедшие события, кроме убийства Луиса Апарисио. Мне потребовалось почти пятнадцать минут, прежде чем я закончил говорить.
  
  Потом я позвонил Денверу.
  
  «Ты выглядишь усталым», - сказал Денвер, когда подошел к линии.
  
  «Да, - едко сказал я, - так что давай покончим с этим, хорошо?»
  
  «Я сейчас записываю».
  
  «Высокая скорость», - устало сказал я. "Давай не будем работать всю ночь".
  
  "Роджер. Готовы к приему ».
  
  «Хорошо, это личное. Только для воспроизведения Грегориусу. Повторите - только для Грегориуса.
  
  Я вставил кассету с магнитной лентой в высокоскоростной проигрыватель и прижал ее к микрофону телефона. Я нажал кнопку «play», и машина завизжала, как пронзительный крик далекой пилы. Звук длился семь или восемь секунд, затем резко оборвался.
  
  Я поднес трубку к уху и спросил: «Как прошел прием?»
  
  «Приборы показывают, что все в порядке, - признал Денвер.
  
  «Хорошо, - сказал я. «Я хочу, чтобы эта пленка была уничтожена сразу после передачи Грегориусу».
  
  "Сделаю. Что-нибудь еще?"
  
  Я сказал - "Нет. Думаю, пока это все».
  
  Я повесил трубку. Перед тем, как покинуть будку, я перемотал оригинальную кассету, отключил микрофон и запустил ее в режиме «записи» на высокоскоростном магнитофоне, пока лента не была полностью стерта.
  
  Вернувшись в свою комнату, мне пришлось задернуть шторы, чтобы избежать яркого света приближающегося рассвета. Я разделся, лег в постель и долго лежал в раздумьях, потому что мои мысли были сосредоточены на последней части сообщения, которое я отправил Грегориусу:
  
  «То, что открыл Дитрих, настолько опасно, что ему нельзя доверять. Мужчина крайне невротичен и нестабилен. Если его формула синтетического героина когда-нибудь попадет в чужие руки, мне не хотелось бы думать о последствиях. Объективно я бы рекомендовал устранить его - как можно скорее ».
  
  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
  Я проспал до позднего вечера, когда истеричная и напуганная Сьюзен разбудила меня своим неистовым стуком в мою дверь.
  
  Я вылез из постели и неуверенно открыл дверь. Сьюзен была одета только в бикини и прозрачную пляжную куртку. Ее длинные светлые волосы ниспадали каскадом на грудь.
  
  Она закричала. "Мой отец ушел!"
  
  Страх был написан бледной тенью на ее лице. Ее глаза превратились в рассеянный пустой взгляд от шока, который она едва могла контролировать.
  
  Когда я наконец ее успокоил, я надел брюки, рубашку и сандалии. Мы поднялись в ее номер.
  
  Я оглядел гостиную Дитрихского люкса. Это был разгром. Лампы были перевернуты, журнальный столик лежал набок. Из пепельниц на пол были рассыпаны окурки.
  
  Я повернулся на кухню. Он был совершенно пуст. От реторт, трубок и прочего лабораторного оборудования, которое я видел там всего несколько часов назад, не осталось ничего.
  
  "Там!" - сказала Сьюзен. "Посмотри на это!"
  
  "Скажи мне, что произошло."
  
  Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. «Я проснулась сегодня утром около десяти тридцать. Отец все еще спал. Мы легли спать сразу после того, как ты ушел, но он был так взволнован, что я заставила его принять снотворное. Я позвонила в авиалинии, как только встала, и забронировала для нас выезд сегодня днем. Это был самый ранний рейс, который мне удалось заказать. Потом выпила чашку кофе. К тому времени было одиннадцать часов. Я хотела подольше загорать и не думала, что будет лучше, если позволю отцу поспать как можно дольше, поэтому я спустилась к бассейну. Я была там всего несколько минут назад. Я вернулся собирать вещи и - и нашла это! » Она в отчаянии обвела рукой.
  
  «Вы нашли здесь записку или что-нибудь еще?»
  
  Она покачала головой. - "Ничего! Судя по всему, отец проснулся и оделся. Он, должно быть, приготовил себе завтрак. Посуда по-прежнему стоит на столе на террасе. Все, что у него когда-либо было, - это сок, кофе и яйцо ».
  
  Я оглядел кухоньку. - Он здесь прибирался?
  
  "Я не знаю. Прошлой ночью он этого не делал. Он слишком устал. Он сказал, что сделает это сегодня утром.
  
  «Что бы он сделал с лабораторным оборудованием?»
  
  «Он сказал мне, что разобьет его и бросит обломки в мусорное ведро».
  
  "А он?"
  
  Сьюзен подняла крышку мусорного бака. «Нет. Здесь нет посуды.
  
  «Он сказал мне, что сделал еще сорок килограммов героина. Где он это хранил? "
  
  «В шкафу над раковиной».
  
  "Это там?"
  
  Она распахнула дверцы шкафа, чтобы я увидел, что полки пусты. Она повернула ко мне озадаченное лицо.
  
  "Он его бросил?"
  
  Она покачала головой. "Я не знаю. Я так не думаю. Вчера вечером он ничего не делал, кроме как лечь спать.
  
  «А как насчет концентрата?
  
  Сьюзен снова оглядела кухню. Она подняла крышку контейнера для мусора. «Вот», - сказала она, поднимая использованные бумажные полотенца. Она подняла пластиковую бутылку. "Она пустая."
  
  - По крайней мере, слава богу.
  
  Я вернулся в гостиную.
  
  «Он играет в другую свою игру?» - спросил я Сьюзен. «Он пошел за Сточелли?»
  
  "Боже мой!" воскликнула она в ужасе: "Я никогда не думала об этом!"
  
  «Я сказал ему, что он играет с убийцами! Что, черт возьми, он сделал? "
  
  Сьюзен молча покачала головой. Слезы наполнились ее глазами. Она внезапно бросилась в мои объятия. Ее длинные светлые волосы струились по спине. Я чувствовал жар ее почти обнаженного тела рядом с моим, ее маленькие твердые груди прижимались к моей груди.
  
  Она принюхивалась к моей груди, и я обхватил ее подбородок рукой, чтобы повернуть ее лицо к себе. Она закрыла глаза, прижалась губами к моим и открыла рот.
  
  Через мгновение она оторвала рот, но только на долю дюйма.
  
  «О боже, - прошептала она, - заставь меня забыть! Я больше не могу этого терпеть Пожалуйста, пожалуйста ... заставь меня забыть! "
  
  И я сделал это. В обломках в гостинной. В лучах света, струящегося через окна. Каким-то образом мы сорвали с себя одежду и обняли друг друга, и мы оба нашли забывчивость и избавились от собственного напряжения.
  
  Ее груди подходили к моим ладоням, как если бы они были вылеплены по их форме. Ее бедра раздвинулись и обернулись вокруг меня. Никаких поддразниваний. Ничего, кроме внезапной яростной схватки друг с другом. Она взяла меня так же, как и я ее.
  
  И, наконец, покрытая потом, скользкая от пота, охваченная яростным всплеском сексуальной энергии, она взорвалась в моих руках, ее ногти впились мне в спину, ее зубы впились в мое плечо, а ее стоны наполнили комнату.
  
  Мы только разошлись, усталые, но пресыщенные, когда зазвонил телефон.
  
  Мы посмотрели друг на друга.
  
  - Ответь ты, - устало сказала она.
  
  Я прошел через комнату к столу у окна. "Здравствуйте?"
  
  «Я рад за тебя там, Картер», - резко сказал мужской голос. «Жизнь сеньора Дитриха в ваших руках. Дама, с которой вы встречаетесь, встретится с вами сегодня вечером. Восемь часов. В том же месте, где вы ужинали с ней раньше. И убедитесь, что за вами не следит полиция.
  
  Телефон застрял у меня в ухе, но не раньше, чем я узнал голос Карлоса Ортеги, мягкий, учтивый, сдержанный и без малейшего намека на эмоции или драму.
  
  Я положил трубку.
  
  "Кто это был?" - спросила Сьюзен.
  
  «Не тот номер», - сказал я и вернулся к ней.
  
  * * *
  
  Мы провели день в приятной похоти. Сьюзен зарылась в меня, словно пытаясь спрятаться от мира. Мы вошли в ее спальню, опустили шторы и закрыли свет и честь. И мы занимались любовью.
  
  Позже, намного позже, я оставил ее, чтобы пойти в свою комнату переодеться.
  
  «Я хочу, чтобы ты осталась здесь», - сказал я ей. «Не выходи из комнаты. Не открывай дверь. Никому без исключений. Вы понимаете?"
  
  Она улыбнулась мне. "Вы найдете его, не так ли?" - спросила она, но это было больше утверждение, чем вопрос. «С отцом все будет в порядке, правда?»
  
  Я не ответил ей. Я знал, что у меня нет никакого способа заставить ее осознать ужасную жестокость мужчин, среди которых я бродил, или их черствое безразличие к боли другого мужчины.
  
  Как я мог объяснить ей мир, в котором вы оборачивали цепь вокруг кулака в перчатке и снова и снова били человека по ребрам, пока не услышали сухой хруст ломающихся костей и не наблюдали бесстрастно, как он начал изрыгать свою собственную кровь? Или положил его руки на доску и разбил ломом костяшки пальцев? И не обращал внимания на животные крики от боли, исходившие из его разорванного горла, и не обращал внимания на сокрушительные спазмы, которые заставляли его тело превращаться в безвольные мышцы и разорванные ткани.
  
  Как я мог заставить ее понять мужчин вроде Карлоса Ортеги, Сточелли или Луиса Апарисио? Или меня, если на то пошло.
  
  С Сьюзен в ее теперешнем состоянии ума лучше было ничего не говорить. Она не была Консуэлой Дельгардо.
  
  Я поцеловал ее в щеку и вышел, заперев за собой номер.
  
  * * *
  
  В моем собственном номере я сразу заметил черный чемодан, о котором Герберт Дитрих рассказал мне о тридцати килограммах чистого героина. Не открывая, кладу к себе чемодан. Другое дело - тело Жан-Поля. Если бы я мог вызвать AX, избавиться от него было бы несложно. Но я был один, и это было проблемой.
  
  Просто не было способа избавиться от этого, а времени было мало, и я наконец решил отложить принятие каких-либо действий. Я развернул тело, затем поднял его на руки и вынес на террасу, осторожно положив на одно из шезлонгов. Для любого случайного наблюдателя он выглядел так, как будто вздремнул.
  
  Я принял душ и быстро переоделся, затем привязал Хьюго к своему левому предплечью и надел наплечную кобуру с низкой посадкой. Я проверил, как Вильгельмина скользит под локтем. Я вынул обойму 9-мм патронов, перезарядил обойму и щелкнул патрон в патроннике, прежде чем установить предохранитель.
  
  Я надел другую легкую куртку.
  
  
  
  Днем мне это никак не сошло с рук. 9-миллиметровый Люгер - большой пистолет, как ни крути, и выпуклость под курткой выдала бы меня. Но ночью я мог с этим справиться. То есть, если бы никто не смотрел на меня слишком внимательно.
  
  Когда я был готов, я вышел из комнаты и спустился по коридору к служебному лифту, направляясь к черному выходу.
  
  Менее чем через пять минут я был вне отеля, съежился на заднем сиденье такси и направлялся в Эль-Сентро.
  
  Как только мы прошли несколько кварталов, я сел на сиденье. Мы ехали на запад по Костере. Costera слишком открыта и в ней слишком много полицейских машин, чтобы я мог чувствовать себя комфортно, поэтому я попросил водителя свернуть, когда мы подъехали к Calle Sebastian el Cano. Через три квартала мы свернули налево на Avenida Cuauhtemoc, которая проходит параллельно Костере почти до самого Эль-Сентро. Там, где Куаутемок соединяется с Avenida Constituyentes, мы снова повернули налево. Я попросил его остановиться на углу Авенида Синко де Майо и заплатил ему, наблюдая, как он уезжает из поля зрения, прежде чем я двинулся.
  
  Я был всего в двух кварталах от собора, чьи изящные, выкрашенные в синий цвет шпили луковиц делают его похожим на русскую православную церковь. Я взял другое такси, и он высадил меня в нескольких кварталах от дома Эрнандо. Я мог бы пройти это расстояние пешком, потому что это было не так уж далеко, но я привлекал бы меньше внимания, подъезжая на такси.
  
  Было ровно восемь часов, когда я вошел к Эрнандо. Пианист играл мягкие ритмы на пианино своими большими черными руками, с закрытыми глазами, мягко покачиваясь взад и вперед на своем сиденье. Я огляделась. Консуэлы не было в пиано-баре. Я прошел по столовым. Ее не было ни в одном из них.
  
  Я сел в баре, чтобы выпить, пока ждал ее. Я посмотрел на часы. Пять минут восьмого. Я встал, подошел к телефону-автомату и позвонил в отель. Они позвонили в Suite 903. Ответа не было. Очевидно, Сьюзен строго следовала моим инструкциям. Она даже не отвечала на телефонные звонки.
  
  Когда я отвернулся от телефона, Консуэла стояла у моего локтя. Она взяла меня за руку и поцеловала в щеку.
  
  «Вы пытались связаться со Сьюзен Дитрих в отеле?»
  
  Я кивнул.
  
  «Тогда вы знаете, что мисс Дитрих нет в своей комнате», - сказала она. «Она не была там как минимум полчаса. Она ушла с кем-то, кого вы уже встречали ".
  
  "Брайан Гарретт?" - сказал я, чувствуя себя неуверенно.
  
  Консуэла кивнула.
  
  «Я полагаю, он рассказал ей историю о том, что отвезёт ее к отцу?»
  
  «Как ты вообще мог догадаться? Именно это он и сделал. Она совсем не суетилась ».
  
  "Почему?"
  
  «Среди прочего, чтобы убедиться, что ты не доставишь проблем, когда я позже возьму тебя на встречу с Карлосом». Ее лицо смягчилось. «Мне очень жаль, Ник. Ты знаешь, я должен пойти с ними, даже если это причинит тебе боль. Насколько эта девушка для тебя значит? "
  
  Я с удивлением посмотрел на Консуэлу. «Я встретил ее только вчера вечером», - сказал я. "Разве вы не знали?"
  
  «Почему-то у меня сложилось впечатление, что она ваша старая подруга».
  
  "Забудь это. Что дальше? "
  
  «Вы пригласите меня на ужин в La Perla». Она улыбнулась мне. «Мы собираемся вкусно поесть и понаблюдать за хай-дайверами».
  
  "А Карлос?"
  
  «Он встретит нас там». Она протянула руку и нежно прикоснулась к моей щеке пальцами. «Ради бога, Ник, не смотри так строго. Я не настолько непривлекательна, что ты не можешь мне улыбнуться, не так ли? "
  
  * * *
  
  Мы спустились по узким каменным ступеням, круто врезавшимся во внутреннюю поверхность скал Кебрада под отелем El Mirador. Мы ели легкий ужин в ресторане El Gourmet на верхнем уровне, и теперь я последовал за Консуэлой, когда она спускалась в темноте к La Perla на нижнем уровне. Она нашла место за одним из столиков рядом с перилами, которые выходили на узкий выступ моря и волны, набегающие на подножие утеса.
  
  Было почти десять часов. Консуэла не пыталась вести светскую беседу во время обеда.
  
  "Сколько еще?" - спросил я ее, когда мы сели.
  
  "Недолго. Он скоро будет здесь. А пока мы можем понаблюдать за хай-дайверами ».
  
  К тому времени, как мы допили первую рюмку, дайверы вышли на низкий скалистый откос слева от нас и спустились на уступ прямо над водой. Их было трое. Один из них нырнул в бухту с обнажения скалы и переплыл на другую сторону. Теперь все огни, кроме нескольких прожекторов, были выключены. Первый ныряльщик вышел из воды, его мокрое тело блестело. Прожекторы следовали за ним, пока он медленно поднимался по почти отвесной скале, с которой собирался нырнуть. Держась за опору, держась пальцами за скалу, он пробирался к вершине. Наконец, он вскочил на уступ на высоте ста тридцати футов над заливом.
  
  Молодой ныряльщик ненадолго опустился на колени перед небольшой святыней позади уступа, наклонил голову и крестился, прежде чем встать на ноги.
  
  
  Потом он вернулся к краю обрыва.
  
  Теперь прожекторы погасли, и он был в темноте. Внизу, под нами, грянула сильная волна, и белая пена высоко поднялась над основанием скал. На противоположной стороне пропасти загорелся костер из скомканной газеты, яркое освещение осветило сцену. Мальчик перекрестился еще раз. Он потянулся на носках.
  
  Когда барабаны набирали обороты, он выскочил в темноту, его руки взлетали по бокам, его ноги и спина выгибались, пока он не превратился в смычок в воздухе, сначала медленно, а затем быстрее, погружаясь в яркость. света костра и, наконец, огромная волна - его руки прерывают прыжок лебедя и в последний момент поднимаются над его головой.
  
  Наступила тишина, пока в его голове не разошлась вода, а затем послышались крики, аплодисменты и приветствия.
  
  Когда шум вокруг нас стих, я услышал, как сзади меня заговорил Карлос Ортега. «Он один из лучших ныряльщиков». Он придвинул стул рядом со мной и сел.
  
  «Время от времени, - вежливо заметил Карлос, садясь и поправляя стул, - они убивают себя. Если его нога соскользнет с уступа во время прыжка, или если он не отскочит достаточно далеко, чтобы оторваться от камней… - он пожал плечами. «Или, если он неправильно оценивает волну и ныряет слишком круто, когда воды не хватает. Или если откат уносит его в море. Его может разбить волна. против камня. Так умер Ангел Гарсия, когда здесь снимали фильм о джунглях в 1958 году. Вы знали об этом?
  
  «Вы можете пропустить обзорную лекцию», - сказал я. «Давайте перейдем к делу».
  
  «Вы знаете, что сеньор Дитрих - мой гость?»
  
  «Мне удалось выяснить это для себя».
  
  «А вы знаете, что его дочь решила присоединиться к нему?»
  
  «Итак, я узнал», - сказал я бесстрастно. «Что, черт возьми, ты от меня хочешь?»
  
  Заговорила Консуэла. «Могу ли я покинуть тебя сейчас, Карлос?»
  
  «Не сейчас». Он вынул маленькую тонкую сигару и медленно закурил. Он поднял на меня глаза и приветливо сказал: «Хотели бы вы сотрудничать с нами?»
  
  Я ожидал угроз. Я ожидал и думал почти обо всех событиях, кроме этого. Предложение застало меня врасплох. Я посмотрел на Консуэлу. Она тоже ждала моего ответа.
  
  Карлос наклонился ко мне еще ближе. Я почувствовал запах его лосьона после бритья. «Я знаю о формуле Дитриха», - сказал он, и его голос едва достиг моих ушей. «Я знаю о его разговоре с вами и о том, что он может изготовить».
  
  «Это настоящая шпионская система в отеле», - прокомментировал я.
  
  Карлос проигнорировал мое замечание.
  
  «То, что открыл Дитрих, может сделать всех нас миллиардерами».
  
  Я откинулся на спинку стула.
  
  «Зачем привлекать меня к сделке, Ортега?»
  
  Карлос выглядел удивленным. «Я думал, это будет для вас очевидно. Мы нуждаемся в тебе."
  
  И тогда я все понял. - Сточелли, - пробормотал я. «Вам нужен дистрибьютор героина. Сточелли будет вашим дистрибьютором. И я нужен тебе, чтобы добраться до Сточелли.
  
  Карлос улыбнулся мне тонкой злобной гримасой.
  
  Консуэла заговорила. Ортега заставил ее замолчать. «Возможно, тебе стоит оставить нас сейчас, моя дорогая. Вы знаете, где нас встретить - если мистер Картер согласится присоединиться к нам ».
  
  Консуэла встала. Она обошла маленький столик рядом со мной и положила руку мне на плечо. Я почувствовал плотное давление ее тонких пальцев.
  
  «Не делай ничего опрометчивого, Ник, - пробормотала она. «Трое мужчин за соседним столиком вооружены. Разве не так, Карлос?
  
  «Эсвердад».
  
  Консуэла двинулась в сторону лестницы. Я наблюдал за ней какое-то время, прежде чем снова повернулся к Ортеге.
  
  «Теперь, когда ее больше нет, Ортега, о чем ты хочешь сказать мне, о чем не хочешь, чтобы она знала?»
  
  На мгновение Ортега не ответил. Он поднял один из наших пустых стаканов и лениво покрутил в пальцах. Наконец, он положил ее и наклонился ко мне.
  
  «Вы думаете, я не знаю, что Джон Бикфорд - слабак, которого можно без особых проблем толкать? Он думает своим пенисом. Для него важна только его жена, эта дорогая путана. А Брайан Гарретт? Вы думаете, я не знаю, что Гаррет не сильнее Бикфорда?
  
  Карлос теперь шептал, его лицо было всего в нескольких дюймах от моего. Даже в темноте я мог видеть, как его глаза загорелись силой его внутреннего видения.
  
  «Я могу стать одним из самых богатых людей в мире. Но сам не могу. Здесь, в Мексике, я имею некоторое влияние. У меня есть связи. Но что произойдет, когда мы перенесем нашу деятельность в Штаты? Были бы только Бикфорд, Гаррет и я. Вы видите, как Бикфорд противостоит Сточелли? Или Гарретт? Они испачкали бы свои штаны, когда впервые встретились бы с ним лицом к лицу. Вы понимаете, о чем я вам говорю?
  
  "Да. Вы бы избавились от Гаррета и Бикфорда, чтобы вместе со мной заключить сделку.
  
  "Точно. Что ты скажешь? "
  
  "Какой раскол?" - Я сказал, зная, что Ортега воспримет мой вопрос как первый шаг к моему согласию пойти вместе с ним, Карлос улыбнулся. «Десять процентов», - громко рассмеялся я. Я знал, что Ортега уговорит меня торговаться.
  
  
  Если бы я этого не сделал, он бы заподозрил. Десять процентов - это смешно. «Если я пойду с тобой, мы разделим поровну».
  
  "Пятьдесят процентов? Точно нет."
  
  «Тогда найди себе другого мальчика». Я откинулся на спинку стула и взял свою пачку сигарет, лежащую на столе. В пламени зажигалки я увидел, как лицо Ортеги вновь обрело гладкое, холодное самообладание.
  
  «Вы не можете торговаться».
  
  «Кто так сказал? Слушай, Ортега, я тебе нужен. Ты только что сказал мне, что без меня ты не сможешь заключить эту сделку. Бикфорд и Гарретт? Сточелли съел бы их, выплюнул и преследовал бы вас. Теперь послушайте. Если ты собираешься протянуть мне морковку, чтобы я растянул ее после, тебе, черт возьми, лучше сделать ее жирной, сочной, иначе я даже не буду грызть.
  
  "Сорок процентов?" - осторожно предложил Карлос, внимательно наблюдая за мной.
  
  Я покачал головой. "Пятьдесят процентов. И если я когда-нибудь поймаю, что ты пытаешься обмануть меня - даже на пенни, - я приду за твоей шкурой.
  
  Карлос колебался, и я знал, что убедил его. Наконец, он кивнул головой. «Вы торгуетесь по-настоящему, - неохотно сказал он. Он протянул руку. "Согласовано."
  
  Я посмотрел на его руку. «Давай, Ортега. Мы все еще не друзья, так что не пытайся заставить меня думать, что я твой приятель. Это чисто деловая сделка. Мне нравятся деньги. Вам тоже. Давай оставим это на этом основании.
  
  Ортега улыбнулся. «По крайней мере, вы честны». Он опустил руку на бок и поднялся на ноги. «Теперь, когда мы партнеры, пойдем ли мы, сеньор Картер?»
  
  "Куда?"
  
  «Я гость на гасиенде Гаррета. Он попросил меня пригласить вас присоединиться к нам там - если вы решили объединиться с нами ». Он улыбнулся своей иронии.
  
  Когда мы поднимались по узкой каменной и бетонной лестнице, ведущей из ночного клуба La Perla, я увидел, что за нами следуют трое мужчин, которые весь вечер сидели за соседним столиком.
  
  На круговой, мощеной булыжником улице на вершине утеса нас ждала машина. Шофер придержал дверь, когда мы подошли к ней. Ортега первым сел на заднее сиденье и жестом пригласил меня присоединиться к нему. Когда я устроился, шофер закрыл дверь и подошел к переднему сиденью. Он запустил двигатель, а затем повернулся ко мне лицом, его толстый кулак сжимал приклад большого пистолета «Маузер Парабеллум», его дуло было направлено прямо мне в лицо с расстояния всего в несколько дюймов.
  
  Не двигаясь, я спросил: «Что, черт возьми, все это, Карлос?»
  
  «Твой пистолет», - сказал Ортега, протягивая руку. «Это заставляло меня нервничать весь вечер. Почему бы не дать мне, чтобы я мог расслабиться? »
  
  «Скажи ему, чтобы он был осторожен», - сказал я. «Я прошу этого сейчас».
  
  - Ерунда, - отрезал Ортега. «Если он каким-то образом вылезет из куртки, он выстрелит».
  
  Я осторожно вытащил Вильгельмину из кобуры. Ортега взял это у меня.
  
  «У вас есть другое оружие, сеньор Картер?»
  
  Мне потребовалось всего лишь доли секунды, чтобы решить. Я вытащил Хьюго из ножен и передал тонкий стилет Ортеге. «Позаботься о них вместо меня», - легко сказал я.
  
  «Ваманос, Пако!» Ортега оборвал слова. Водитель развернулся и завел машину. Он объехал центральный остров и спустился с холма.
  
  Мы медленно спустились по мощеным улочкам со скал Кебрады и по узким улочкам старой части Акапулько. Когда мы свернули на Costera Miguel Aleman и поехали на восток, я мог смотреть через залив на огни отеля Matamoros. Ортега поймал мой взгляд.
  
  «Было бы очень плохо для вас даже подумать о возвращении в отель, сеньор Картер», - сухо сказал Ортега.
  
  "Как вы это догадались?"
  
  «Вы можете столкнуться с Теньенте Феликс Фуэнтес из Федерации», - сказал Карлос. «И это было бы плохо для нас обоих, да нет?»
  
  Он повернул голову ко мне, его темные глаза блеснули злобным весельем.
  
  «Вы думали, я не знал, что Тениенте Фуэнтес была здесь, в Акапулько?» он спросил. "Ты думаешь, я дурак?"
  
  Глава четырнадцатая.
  
  На первом этаже огромной гасиенды Гаррета шла шумная вечеринка. Дюжина его друзей приехала из Ньюпорт-Бич на восьмидесятифутовом моторном паруснике. Стерео гудело, половина гостей была уже пьяна. Ортега и Пако затащили меня наверх в спальню. Пако втолкнул меня в комнату, захлопнул и запер за мной дверь.
  
  Консуэла лежала на огромной королевской кровати. Через всю комнату от нее была целая стена шкафов, двери которых были зеркальными, чтобы отражать каждое отражение в комнате.
  
  Она улыбнулась мне, и внезапно она превратилась в гладкую, извилистую кошку из джунглей, чувственно потянувшуюся. Она держала руки. "Идите сюда."
  
  Я вытянулся в кресле, откинулся назад и скрестил ноги.
  
  «Я хочу, чтобы ты занимался со мной любовью», - сказала Консуэла, полузакрыв глаза и изгибаясь, как гладкая, гибкая тигрица. Я сидел на месте и задумчиво смотрел на нее.
  
  "Почему?" Я спросил. «Потому что в доме полно людей? Тебя это возбуждает?
  
  "Да." Глаза Консуэлы были приоткрыты.
  
  Она собственнически улыбнулась мне. «Ты меня дразнишь», - сказала она. "Идите сюда."
  
  Я встал и двинулся к кровати.
  
  Я опустился на нее сверху, прижался губами к гладкости ее горла, держал ее длинное спелое тело в своих руках. Я позволил своему весу обрушиться на нее, когда я дышал ей в ухо.
  
  «Ах ты сволочь!» Консуэла подняла мою голову, взяв ее обеими руками и улыбаясь мне в глаза.
  
  Я поднялся с нее и прошел через комнату,
  
  "Куда ты идешь?"
  
  «Побриться», - сказал я, потирая рукой щетину на щеках. Я пошел в ванную, снял одежду, затем включил душ и вошел в него.
  
  Я вытерся полотенцем насухо и мыла лицо, когда услышала, как она крикнула: «Что ты так долго?»
  
  «Присоединяйтесь ко мне», - отозвалась я.
  
  Через мгновение я услышал, как она подошла ко мне сзади, а затем я почувствовал, как ее обнаженное тело прижимается ко мне, мягкие груди прижимаются к моей спине, гладкие руки обвивают мою талию, влажные губы целуют мои лопатки и бегут по моему позвоночнику. к моей шее.
  
  «Ты заставишь меня порезаться».
  
  «Побрейся позже», - прошептала она мне в спину.
  
  «Прими душ, пока я закончу бриться», - сказал я.
  
  Я смотрел на нее в зеркало, когда она уходила. Она включила воду и скрылась за занавесками душа. Я услышал, как из лейки душа хлынула сильная струя. Я быстро оглядел полки возле зеркала. На прилавке я нашла бутылку лосьона после бритья размером с пинту в тяжелом хрустальном графине.
  
  Консуэла позвала меня. «Иди сюда со мной, дорогой!»
  
  «Через мгновение», - ответил я.
  
  Я взял полотенце для рук со стойки и обернул его вокруг графина. Держа оба конца полотенца в одной руке, я раскачивала его взад и вперед, затем ударил тяжелым грузом импровизированного оружия по левой руке. Он ударил меня по ладони с обнадеживающе твердым ударом.
  
  Я подошел к ванной и осторожно отодвинул занавеску.
  
  Консуэла стояла ко мне спиной, ее лицо было приподнято, а глаза закрыты от сильных брызг воды, бьющихся о нее. На секунду я посмотрел на богатую, изогнутую пышность ее тела, гладкость ее спины и то, как ее талия изгибалась, а затем расширялась, соединяясь с круглыми бедрами и длинной линией бедер.
  
  С громким вздохом сожаления я коротким быстрым движением запястья ударил завернутым в полотенце графином по ее затылку. Удар попал ей прямо за ухо.
  
  Когда она провалилась, я поймал ее вес левой рукой, чувствуя, как ее мягкая кожа скользит по моей собственной, чувствуя, как вся гладкая, упругая плоть внезапно расслабляется в сгибе моей руки. Я бросил графин на коврик позади себя и полез правой рукой под ее ноги.
  
  Вытащив ее из ванны, я отнес в спальню. Я осторожно положил ее на кровать, затем подошел к дальней стороне и откинул одеяло. Я снова поднял ее и осторожно положил на простыню.
  
  Ее длинные, каштановые волосы, влажные после душа, были разложены на подушке. Одна из ее стройных, загорелых ног была полусогнута в коленях, другая вытянута прямо. Ее голова слегка наклонилась набок.
  
  Я почувствовал прилив раскаяния по поводу того, что мне пришлось сделать, когда я натянул на нее верхнюю простыню, чтобы прикрыть красивое соединение ее ног. Затем я поднял ее правую руку и положил ее на подушку над ее головой. Я отступил и посмотрел на нее. Эффект был в самый раз - как будто она спала.
  
  Теперь я откинул одеяло на другой половине кровати, намеренно смяв простыни. Я стучал по подушке, пока она не растрепалась, и беспорядочно швырял ее о изголовье кровати. Я выключил весь свет в комнате, кроме одной маленькой лампы в дальнем углу комнаты.
  
  Вернувшись в ванную, я оделся и проверил спальню в последний раз, прежде чем выскользнул через высокие французские двери на темный балкон, осторожно закрыв за собой двери.
  
  Звуки вечеринки доносились до меня снизу. Музыка была такой же громкой, как когда я приехал с Карлосом. Бассейн освещался прожекторами, из-за чего пространство вокруг него казалось еще темнее. Балкон, на котором я стоял, находился в самой темной части тени.
  
  Комната позади меня находилась в крыле дома, выходившем на бассейн, и я был уверен, что семья Дитрихов будет в другом крыле дома. Двигаясь бесшумно, я шагала по балкону, прижимаясь к стене, чтобы оставаться в тени.
  
  Первая дверь, к которой я подошел, была отперта. Я приоткрыл ее и заглянул в комнату. Она была пуста.
  
  Я двинулся дальше. Я попробовал следующую комнату. Опять ничего. Я подошел к передней части гасиенды. С того места, где я притаился в тени балкона, я мог видеть двоих охранников у парадных ворот, которые ярко и резко освещались прожекторами, установленными над входом. За ним была подъездная дорога, которая вела к дороге на краю обрыва. Вероятно, территорию патрулировали другие охранники.
  
  Я вернулся в крыло, где находилась спальня Консуэлы Дельгардо. Я проверил там каждую спальню. Последней была та, в котором спал Ортега.
  
  
  Тяжелый запах его лосьона после бритья ударил меня в ноздри, как только я вошел в комнату. Я рискнул и зажег лампу. У дальней стены был большой платяной шкаф. Я открыл двойные двери. За аккуратно развешенными брюками и спортивными рубашками Ортеги я обнаружил картонную коробку, клапаны которой были закрыты. Я открыл его. Внутри лежала масса уже знакомых нам пластиковых пакетов с героином. Это были сорок килограммов, которые были у Дитриха.
  
  Закрепив картонную коробку, я сунул ее обратно в шкаф и закрыл дверцы, затем выключил лампу и ушел.
  
  Что ж, я нашел героин, но Дитриха и его дочери все еще не было видно. Стоя в темноте балкона, прижатый к стене дома, я начал чувствовать свое разочарование. Я посмотрел на светящиеся стрелки своих наручных часов. Прошло больше десяти минут.
  
  Еще оставалось проверить внизу, я вернулся в дальний конец балкона и, легко упав, спустился на землю. Край обрыва находился всего в нескольких футах от него и круто падал в море почти на сотню футов ниже. Скрытый в кустах, я переходил от одной комнаты в другую, полностью осматривая нижний этаж. Никаких признаков Дитрихов.
  
  Комнаты для прислуги? Да, конечно. Они могли быть там. В этом было больше смысла, чем держать их в главном доме, где на них можно было случайно наткнуться. Я двигался по аккуратно подстриженной траве, переходя от одной пальмы к другой, прячась в их тени. Дважды мне приходилось избегать патрулирующих охранников, к счастью, что с ними не было собак.
  
  Помещение для прислуги представляло собой длинное невысокое одноэтажное здание из сырцового кирпича. Я мог смотреть в каждую из шести комнат через окна. Каждая была освещена, и в каждой не было никого, кроме мексиканских помошников Гаррета.
  
  Я отошел от здания, пригнувшись под листьями низкорослой ананасовой пальмы. Я снова посмотрел на гасиенду. Она была построена на фундаменте из бетонных плит без подвала. Не было и чердака. Я тщательно проверил дом и был уверен, что Дитрихов в нем нет, если только они не были мертвы и их тела были засунуты в какой-то небольшой шкаф, который я не заметил. Но это было маловероятно. Карлосу они нужны были живыми.
  
  Я снова посмотрел на часы. Прошло двадцать две минуты. Где они могли быть? Еще раз перебрал оставшиеся мне варианты. Я мог вернуться в комнату, где лежала без сознания Консуэла, и подождать, чтобы последовать за Карлосом. Когда мы вышли из отеля El Mirador, он сказал, что мы уезжаем в Штаты около четырех или пяти утра. Но если бы я сделал это, если бы я дождался этого момента, инициатива и преимущество были бы за Карлосом.
  
  Это было бы ошибкой. Я знал, что мне нужно делать перерывы самостоятельно. Так или иначе, я знал, что должен уйти из рук Карлоса, и делать это нужно было быстро.
  
  Я осторожно уклонился от патрулирующих стражников и обогнул гасиенду, а затем направился к краю скал. Опустившись на край, я начал спускаться.
  
  В темноте я едва мог различить точки опоры, пока спускался по скале. Утес оказался круче, чем казалось. Дюйм за дюймом, держась за руку, я подводил себя. Однажды мои пальцы ног соскользнули со скользкой, мокрой от моря поверхности, и только отчаянная хватка моих пальцев удержала меня от падения с высоты ста футов на усыпанное валунами основание утеса.
  
  Я спустился всего на десять футов ниже края обрыва, когда услышал, как над головой прошли стражники. Шум волн и ветра помешали мне раньше услышать их приближение. Я застыл на месте, боясь издать звук.
  
  Один из них зажег спичку. Была короткая вспышка, а затем снова тьма. Я подумал, что в любую секунду один из них может сделать шаг к краю обрыва и осмотреться, и первое, что я узнаю, что меня заметили, будет пулей, вырвавшей меня из моих ненадежных опор. Я был совершенно уязвим, совершенно беспомощен. Мои руки болели от того, что я держался в неудобном положении, когда я впервые услышал их над головой.
  
  Они сплетничали о девушке в городе, смеясь над какой-то уловкой, которую она применила к одной из них. Окурок дугой пролетел над обрывом, его красный уголь упал мимо меня.
  
  «… Ваманос!» сказал один из них, наконец.
  
  Я заставил себя оставаться неподвижным еще почти целую минуту, прежде чем осмелился рискнуть, что они ушли. Я снова начал спускаться вниз, мой разум сосредоточился на спуске. Я вытянул ногу, нашел другую опору для ног, тщательно проверил ее и спустился еще на шесть дюймов. К этому моменту мои мышцы болели от мучений. Мое правое предплечье, по которому Луис порезал меня, начало пульсировать от боли. Сознательным усилием воли я заблокировал все, что было у меня в голове, кроме постепенного медленного спуска.
  
  Однажды моя нога соскользнула в трещину, и мне пришлось вырвать ее. У меня болела лодыжка от резкого поворота, когда я спускался вниз. Мои руки были разодраны, кожа на пальцах и ладонях руки была ободрана о камни.
  
  Я все время повторял себе, что мне осталось пройти всего несколько футов, еще несколько минут, чуть дальше.
  
  А потом, тяжело дыша, почти полностью измученный, я оказался на узком пляже и двигался по основанию скал, избегая валунов, заставляя себя устало бежать по изгибу мыса, стараясь не думать о том, сколько время было потрачено на мой спуск.
  
  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  
  На дальнем конце мыса я обнаружил пологий овраг, вырубленный между крутыми утесами. В сезон дождей это был бы поток воды, который выливал паводковые воды с холмов в море. Теперь он предоставил мне путь к вершине утеса.
  
  Спотыкаясь, скользя по рыхлому сланцу, я карабкался вверх по ущелью, пока не вышел в сотне ярдов от дороги. К востоку, почти в полумиле отсюда, я мог различить свет прожекторов над парадными воротами гасиенды Гаррета.
  
  Я ждал у обочины дороги, заставляя себя терпеливо ждать, стараясь не думать о том, как быстро у меня бежит время. Час, который я позволил себе, прошел более чем на три четверти. Наконец вдали засветились фары. Я вышел на середину дороги, размахивая руками. Машина остановилась, водитель высунул голову в окно.
  
  "Qui pasa?" - крикнул он мне.
  
  Я подошел к машине. Водитель был подростком с длинными черными волосами, зачесанными назад за уши.
  
  "Телефон. Вы можете доставить меня к телефону? El asunto es muy importante! »
  
  "Залезай!"
  
  Я подбежал к передней части машины и скользнул на сиденье. Даже когда я ахнул: «Vaya muy de prisa, por Favor!» он включил сцепление на старте гонки. Гравий вылетел из-под задних колес, машина рванулась вперед, стрелка спидометра показала шестьдесят, семьдесят, а затем и сто десять километров в час.
  
  Менее чем через минуту он с визгом зашел на станцию ​​Pemex и сжег резину, останавливаясь.
  
  Я распахнул дверь и побежал к телефону-автомату. Я позвонил в отель «Матаморос», подумав, как это иронично, что Ортега сам сказал мне, где найти Teniente Fuentes!
  
  Чтобы связать его с трубкой, потребовалось почти пять минут. Потребовалось еще пять минут, чтобы убедить его в том, что я собираюсь оказать ему содействие, о котором просил меня Жан-Поль за минуту до его убийства. Затем я сказал Фуэнтесу, что хочу от него и где меня встретить.
  
  «Как скоро ты сможешь сюда попасть?» - наконец спросил я.
  
  "Может быть, минут десять".
  
  «Сделайте это раньше, если можете», - сказал я и повесил трубку.
  
  * * *
  
  У Теньенте Феликса Фуэнтеса было лицо, как у идола тольтеков, вырезанного из коричневого камня. Короткая массивная грудь, мощные руки.
  
  «Ты привез винтовку?» - спросил я, садясь в его полицейскую машину без опознавательных знаков.
  
  «Она на заднем сиденье. Это мое личное охотничье оружие для мелкой дичи. Забочусь о нем. Что ты имеешь в виду? "
  
  Фуэнтес завел полицейскую машину. Я сказал ему, куда идти. Пока мы ехали, я рассказал о том, что произошло. Я рассказал Фуэнтесу о Дитрихе и его формуле для производства синтетического героина. Я сказал ему, что Ортега теперь держит Дитриха в плену и что Ортега планирует сделать. Фуэнтес трезво слушал, как я рассказывал ему обо всем.
  
  «А теперь, - сказал я, - мне нужно вернуться в тот дом, прежде чем они узнают, что меня нет. И как только я вернусь, я хочу, чтобы твои люди совершили набег на него. Мы должны избавиться от Ортеги. Если мы сможем вызвать панику, есть большая вероятность, что Ортега приведет меня к Дитриху.
  
  - Какое оправдание у меня есть для нападения на гасиенду Гаррета, сеньор Картер? Он очень влиятельный человек. Ортега тоже.
  
  "Является ли сорок килограммов героина достаточным оправданием?"
  
  Фуэнтес громко присвистнул. "Сорок килограммов! За сорок килограммов я бы ворвался в дом президента!"
  
  Я сказал ему, где найти героин. Фуэнтес взял микрофон и связался по рации в штаб, требуя подкрепления. Он был откровенен. Никаких сирен, никаких мигалок, никаких действий, пока он не подал сигнал.
  
  К этому времени мы снова ехали по дороге, которая вела мимо гасиенды Гаррета. Почти на том самом месте, где я припарковал машину Бикфорда накануне вечером, он остановился, чтобы выпустить меня.
  
  Я взял с заднего сиденья винтовку и трос. Я поднял оружие. «Это красота», - сказал я ему.
  
  «Мое призовое владение, - сказал Фуэнтес. «Опять же, я прошу вас быть с этим осторожнее».
  
  «Как будто это моя собственная», - сказал я и отвернулся, пригнувшись, оглядывая поле. Фуэнтес поддержал полицейскую машину на дороге примерно в сотне ярдов, чтобы перехватить остальных, когда они подъедут.
  
  Я выбрал место на небольшом возвышении примерно в двухстах футах от подъездной дорожки, которая вела от дороги к его дому. Я был под небольшим углом к ​​воротам. Я бросил крюк к ногам и осторожно лег на живот, держа винтовку в руках.
  
  Через несколько минут подъехали две полицейские машины, вторая почти сразу за первой. Фуэнтес направил их на позицию, по одному с каждой стороны дороги, ведущей к подъездной дорожке, мужчины в машинах, ожидавших с выключенными двигателями и фарами.
  
  
  Я поднял тяжелое ружье на плечо. Это была великолепно сделанная винтовка Schultz & Larson 61 калибра .22, однозарядное оружие с продольно-скользящим затвором, стволом 28 дюймов и шаровой мушкой. Подставка для рук была регулируемой для моей левой руки. Ложа была вырезана с отверстием для большого пальца, чтобы я мог держать полуформованную пистолетную рукоятку правой рукой. Винтовка, специально изготовленная для международных матчей, была настолько точной, что я мог пустить пулю через кончик сигареты на расстоянии ста ярдов. Её тяжелый вес, шестнадцать с половиной фунтов, сделал её устойчивой в моих руках. Я направил его на один из двух прожекторов, установленных высоко над левой стороной парадных ворот.
  
  Мой кулак медленно сжался, мой палец нажал на спусковой крючок. Винтовка слегка покачнулась в моих руках. Прожектор погас одновременно с резким треском звука в моих ушах. Я быстро повернул затвор, потянув его вверх и назад, и отработанный патрон взлетел вверх. Я пустил в патронник еще один патрон, захлопнул затвор и запер.
  
  Я снова выстрелил. Взорвался второй прожектор. В гасиенде раздались крики, но парадные ворота и территория вокруг них были в темноте. Я снова выбросил гильзу и перезарядил винтовку. Сквозь открытую решетку ворот я мог видеть стеклянное окно в гостиной, выходившее на все еще освещенный бассейн.
  
  Я настроил прицел на дополнительную дистанцию ​​и снова прицелился. Я всадил пулю в стекло, паутина заткнула его почти в самый центр. Когда я перезаряжался, я услышал слабые крики из дома. Я пустил четвертую пулю через окно из зеркального стекла на расстоянии не более 30 см от другого отверстия.
  
  Из дома послышались крики. Внезапно весь свет погас. Музыка тоже. Кто-то наконец добрался до главного выключателя. Я положил винтовку так, чтобы Фуэнтес мог ее легко найти, взял веревку и побежал через поле к стене, окружающей дом.
  
  Теперь, когда я был близко, я мог слышать шум и крики, доносящиеся изнутри. Я слышал, как Карлос кричал на охранников. Один из них стрелял в темноту, пока не разрядил свой пистолет. Карлос яростно крикнул ему, чтобы он остановился.
  
  Я быстро двинулся вдоль стены. Примерно в сорока или пятидесяти футах от ворот я остановился и снял крюк с плеча. Я перебросил крюк через стену, и зубцы зацепились за первый бросок, металл прочно вошел в кирпичную кладку стены. Взявшись за руки, я приподнялся на вершине стены. Отцепив крюк, я перебросил его через другую сторону и спрыгнул рядом с ним, приземлившись на корточках.
  
  Когда я бежал через кусты к стене дома вдали от бассейна, я снова свернул веревку. Остановившись ниже балкона, я еще раз швырнул крюк, и он зацепился за перила.
  
  Я подтянулся, пока мои пальцы не зацепились за кованое железо перил, и я перелез через край. На то, чтобы натянуть веревку, потребовалось всего мгновение, и я побежал по балкону в комнату, которую покинул больше часа назад.
  
  Когда я открыл дверь, чтобы проскользнуть внутрь, я услышал первый нарастающий вой сирен полицейской машины. Консуэла все еще была без сознания. В темноте я засунул свернутую веревку под двуспальную кровать. Я быстро снял одежду, позволив ей упасть на пол кучей. Обнаженный, я проскользнул под верхнюю одежду рядом с теплым обнаженным телом Консуэлы.
  
  Я слышал настойчивый, поднимающийся и падающий вой приближающихся полицейских сирен, затем крики снизу и снаружи. Затем раздался стук в дверь спальни. Ручка сердито задрожала.
  
  Кто-то воткнул ключ в замок и жестоко повернул его. Дверь распахнулась и ударилась о стену. Ортега стоял с фонариком в одной руке и пистолетом в другой.
  
  "Что, черт возьми, происходит?" - потребовал я.
  
  "Одевайся! Нельзя терять время! Полиция здесь! »
  
  Я поспешно схватил брюки и рубашку и надел их. Я сунул ноги в мокасины, не удосужившись надеть носки.
  
  "Разбудить ее!" - прорычал Ортега, направляя фонарик на Консуэлу. Она лежала, когда я оставил ее, ее волосы развевались по подушке, ее рука была согнута, ее голова, ее лицо повернуто набок.
  
  Я усмехнулся ему. «Никаких шансов. Она слишком много выпила. Она отключилась от меня, когда стало интересно ».
  
  Карлос разочарованно выругался. «Тогда мы оставим ее», - решил он. "Пошли!" - Он махнул пистолетом.
  
  Я вышел впереди него. Я снова услышал полицейские сирены.
  
  Я спросил. - «Какого черта здесь делает полиция?»
  
  «Я сам хотел бы знать это», - сердито отрезал Карлос. «Но я не собираюсь оставаться и выяснять».
  
  Я последовал за Ортегой по коридору к лестнице. Он посветил фонариком на ступеньки. Брайан Гарретт стоял у подножия лестницы, моргал в луче света и смотрел вверх с испуганным выражением на его ярком лице. Он побежал на полпути навстречу нам, пьянство вымыло из него паника.
  
  
  
  Он крикнул. - "Ради бога, Карлос!"«Что, черт возьми, нам теперь делать?»
  
  "Прочь с дороги." Карлос спустился по ступенькам, чтобы пройти мимо Гаррета. Гаррет схватил его за руку. «А как насчет сорока килограммов героина?» - хрипло спросил он. "Проклятье! Это мой дом! Они меня за это посадят! Куда мне бежать? »
  
  Карлос остановился на полпути. Он повернулся к Гаррету, и свет его фонарика устрашающе осветил их.
  
  «Ты прав, - сказал Карлос. "Тебе некуда бежать, а?"
  
  Гаррет посмотрел на него испуганными глазами, безмолвно умоляя его.
  
  «Если они поймают тебя, ты заговоришь. Не думаю, что мне нужны такие проблемы, - грубо сказал Карлос. Он поднял пистолет и дважды нажал на курок. Первый выстрел попал Гаррету прямо в середину груди. Он в шоке открыл рот, когда вторая пуля разнесла ему лицо.
  
  Хотя тело Гаррета слабо прижималось к перилам, Карлос уже спускался по лестнице. Он почти бежал, а я был всего на шаг позади него.
  
  "Сюда!" - крикнул мне Карлос через плечо, когда мы повернули в конец гостиной. Он пошел по коридору на кухню и вышел через служебную дверь. Там ждал большой седан, двигатель работал на холостом ходу, а за рулем сидел тот же водитель.
  
  Карлос распахнул заднюю дверь. "Залезай!" - отрезал он. Я бросился в машину. Карлос подбежал к переднему сиденью, захлопнув дверь.
  
  «Ваманос, Пако!» он крикнул. «Пронто! Пронто! »
  
  Пако включил передачу и нажал на педаль газа. Толстые шины с широким протектором впились в гравий. Мы набирали скорость, выскакивая из-за угла дома, двигаясь по изгибу кольцевой дороги перед входом. Пако отчаянно крутил колесо, чтобы направиться к воротам, отчаянно сигналя, как мог громко ругаясь на идиотов, чтобы те открыли ворота.
  
  Он на мгновение нажал на тормоза, замедляя машину, пока одни из ворот не открылись достаточно, чтобы мы могли протиснуться, а затем он снова нажал на педаль газа. Большая машина вылетела из ворот.
  
  Первая из полицейских машин была припаркована менее чем в двадцати ярдах от дома, блокируя подъезд к главной дороге. Полиция притаилась за машиной и стреляла в ворота, когда мы проезжали мимо.
  
  Пако не колебался. Выругавшись, он повернул руль машины, отправив её с подъездной дорожки на неровную почву поля, все еще прижимая педаль газа. В темноте без фар тяжелый седан мчался по полю, раскачиваясь и покачиваясь, как внезапно обезумевший дикий мустанг, выбрасывая за собой петушиный хвост из пыли и комков грязи.
  
  Подскакивающий, поворачивающийся крен седана беспомощно швырял меня из стороны в сторону. Я слышал, как по нам стреляли. Заднее стекло рассыпалось, осыпая меня осколками битого стекла.
  
  Раздались еще выстрелы, а затем машина перестала грохотать, когда Пако внезапно снова повернул руль и вернул нас на дорогу. Мы рванули на большой скорости.
  
  Погони не было. Оказавшись на шоссе, Пако включил фары и довел большую машину до почти гоночной скорости.
  
  Карлос сел и перегнулся через спинку переднего сиденья. Он улыбнулся мне и сказал: «Теперь вы можете сесть, сеньор Картер. На данный момент я думаю, что мы в безопасности ».
  
  "Что, черт возьми, все это было?" Я поднялся с пола, где меня бросили, и откинулся на подушки сиденья. Я вынул платок и осторожно смахнул с брюк острые осколки стекла.
  
  «Я думаю, это произошло потому, что капитан нашего корабля заговорил», - предположил Карлос. «Он знал, что нам нужно отправить груз. Думаю, полиция догадалась, что это было у Гаррета.
  
  "Что теперь?"
  
  «Теперь мы заберем сеньора Дитриха и его дочь и отправимся в Штаты. Наши планы не изменились. Их просто переместили на несколько часов ».
  
  «А что насчет Консуэлы?»
  
  Карлос пожал плечами.
  
  «Если она будет держать себя в руках, все будет в порядке. Гости Гаррета ничего не знали о нашей деятельности. Консуэла достаточно умна, чтобы утверждать, что она тоже была просто гостем и ничего не знает о том, что они найдут.
  
  «А убийство Гарретта? Я понимаю, вы позаботились об этой проблеме.
  
  Ортега пожал плечами. «Рано или поздно это должно было быть сделано».
  
  "Куда сейчас?"
  
  «К Бикфорду», - ответил Ортега. «Вот где держат Дитрихов».
  
  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
  
  Мягкое нежное выражение исчезло с лица Дорис Бикфорд. То, что сейчас просочилось, было неукрашенным, безжалостным ядром, которое было ее настоящим «я», которое казалось еще более жестким из-за контраста с ее маленькими кукольными чертами, обрамленными ее длинными платиновыми светлыми волосами. Джон Бикфорд бродил по гостиной, как огромный стареющий лев, хромающий последние несколько месяцев своей жизни в злобном недоумении от потери силы, его грива побелела с годами. Он не мог подобрать слов. Он не мог понять перемены, произошедшие с его женой за последние несколько часов.
  
  Герберт Дитрих сел на диван, Сьюзен рядом с ним.
  
  
  Дитрих был изможденный, усталый человек, утомление от напряжения дня, показывающего на его лице, старик на грани краха, но сидит прямо и упорно отказываясь признать усталость, которая поселилась в его костях. Но его глаза были покрыты тусклым, невидящим взглядом, занавеской, за которой он скрылся от мира.
  
  Дорис повернулась к нам, когда мы с Карлосом вошли в комнату, пистолет в ее руке был быстро направлен в нашу сторону, прежде чем она узнала нас.
  
  «Ради бога, - язвительно сказала она, отворачивая пистолет, - почему так долго?»
  
  «Сейчас всего три часа», - легко сказал Карлос. «Мы не планировали уезжать почти до пяти».
  
  - Значит, мы готовы уехать? Я не думаю, что он, - она ​​указала на мужа с пистолетом, - сможет продержаться дольше. Он клубок нервов. В ее голосе было резкое и резкое презрение. Бикфорд обернулся, беспокойство открыто проявилось на его грубоватом, покрытом шрамами лице. «Я не торговался за это, Карлос, - сказал он. «Вы можете рассчитывать на меня».
  
  Карлос вскинул голову и уставился на большого бывшего призера. "Вы действительно это имеете в виду?"
  
  Бикфорд серьезно кивнул. «Я чертовски уверен. Я не хочу принимать никакого участия в похищении или убийстве ».
  
  "Кто сказал что-нибудь об убийстве?"
  
  "Вы понимаете, что я имею в виду?" - перебила Дорис. «Он был таким весь день, с тех пор как ты привел сюда старика. И когда Брайан Гарретт вошел с девушкой, он полностью разошелся ».
  
  «Я не могу смириться с этим, Карлос, - извиняющимся тоном сказал Бикфорд. "Мне жаль."
  
  Дорис указала на меня. "Что насчет него?" Карлос впервые улыбнулся ей. «С этого момента он с нами», - сказал он. Дорис удивленно посмотрела на меня.
  
  Сьюзен Дитрих подняла голову. На ее лице был написан шок. Я оставил собственное лицо пустым. Сьюзен отвернулась от меня, в ее глазах отразились отчаяние и испуг.
  
  Дорис оценивала меня так же холодно, как могла бы рассмотреть дорогую соболью шубу, принесенную ей на одобрение. Наконец, она сказала: «Он подойдет. Думаю, намного лучше, чем Джонни.
  
  Бикфорд обернулся. "Что ты имеешь в виду?"
  
  "Вы хотели уйти, не так ли?"
  
  "Это правильно. Для нас обоих. Ты пойдешь со мной ».
  
  Дорис покачала головой, ее длинные платиновые волосы колыхались перед ее лицом. «Не я, милый», - язвительно сказала она. «Я не хочу уходить. Не сейчас. Не тогда, когда начнут поступать большие деньги ».
  
  "Что с тобой?" - недоверчиво спросил Бикфорд. Он подошел и схватил ее за плечи. "Ты моя жена! Иди туда, куда иду я! »
  
  «Черт возьми! Я хочу мужчину, а не сломленного старого боксера, который не может говорить ни о чем, кроме старых добрых времен, когда из него вышибали дерьмо. Что ж, старые добрые времена только начинают приходить для меня, дорогой. И вы не помешаете мне насладиться ими! "
  
  Бикфорд выглядел так, как будто он только что поймал сильный правый удар в челюсть. Глаза его застыли в недоумении. «Слушай», - сказал он, грубо тряся ее. «Я забрал тебя из той жизни. Я дал тебе вещи. Я сделал из тебя даму, а не девушку по вызову за сто долларов! Что, черт возьми, на тебя нашло?
  
  «Я убрала себя из той жизни!» - резко сказала ему Дорис. «И я та, кто подтолкнул тебя к тому, чтобы ты мог позволить себе давать мне вещи. Кто познакомил вас с Брайаном Гарретом? Кто проложил вам путь? Не будь дураком, Джонни. Это была я всю дорогу. Если ты не хочешь пойти с тобой, я пойду одна. Не думай, что сможешь меня остановить.
  
  Бикфорд отошел от нее. Он тупо посмотрел на Дорис, а затем беспомощно повернулся к Карлосу. "Карлос?"
  
  «Я предпочитаю не вмешиваться».
  
  «Какого черта ты делаешь», - уверенно сказала Дорис, обращаясь к Ортеге. «Мы с тобой уже вовлечены. Пора этому большому глупому придурку узнать о нас, Карлос.
  
  Бикфорд посмотрел на каждого из них по очереди, человека, которого раскачивали от одного удара за другим, но он все еще стоял, все еще прося наказания.
  
  "Вы двое?" - ошеломленно спросил он.
  
  «Да, мы двое», - повторила Дорис. "Все это время. Разве ты не знал, Джонни? Вы даже немного не заподозрили? Как вы думаете, почему мы ежегодно совершаем так много поездок в Мексику? Как вы думаете, почему Карлос так часто навещал нас в Лос-Анджелесе? »
  
  Телефон зазвонил, нарушая тишину, последовавшую за ее словами. Ортега быстро снял трубку. «Буэно!… О, это ты, Хобарт. Где, черт возьми… в аэропорту?… Хорошо! Как скоро ты сможешь уехать? » Он посмотрел на свои часы. - Да, самое большее двадцать минут. Может, меньше. Я хочу, чтобы ты был готов к взлету, когда мы туда доберемся. Полные баки, идем до конца.
  
  Ортега повесил трубку. "Поедем? Хобарт в аэропорту.
  
  Бикфорд встал перед ним. «Еще нет», - упрямо сказал он. «Нам с тобой есть о чем поговорить. Я хочу сначала кое-что уточнить ».
  
  «Позже», - нетерпеливо сказал Ортега.
  
  "Сейчас!" - сказал Бикфорд, сердито шагнув к нему и отдернув сжатый, сломанный кулак, чтобы врезать Ортеге в лицо.
  
  "Джонни!"
  
  Бикфорд повернулся к жене. Дорис подняла пистолет в руке, выпрямила руку так, чтобы она указывала на него, и потянула курок.
  
  
  Раздался резкий выстрел. Сьюзан закричала. Лицо Бикфорда исказилось. Он широко открыл глаза. Я не мог сказать, произошло ли выражение изумления на его лице от удара пули, врезавшейся в него, или от шока от осознания того, что это Дорис застрелила его. Его рот открылся, и по подбородку текла струйка крови. Он заставил себя сделать ошеломляющий шаг к Дорис, протянув к ней обе свои мощные руки. Она попятилась и снова нажала на курок. Бикфорд рухнул на пол.
  
  В тишине Дорис повернулась к Карлосу и решительно сказала: «Мы собираемся торчать здесь всю ночь?»
  
  * * *
  
  Это был небольшой частный аэропорт, единственная грязная полоса с двумя ангарами в ближнем конце. Хобарт ждал нас, когда большой седан вылетел с главной дороги и помчался по изрезанной колеями к дальнему концу поля. В лунном свете самолет казался больше, чем был на самом деле. Я узнал в самолете Piper Aztec Model D с двумя двигателями с турбонаддувом в плоских гондолах.
  
  Мы вышли из машины, все, кроме Пако. Он сидел неподвижно, двигатель работал.
  
  "Здравствуйте!" - сказал Хобарт, увидев меня. «Ты тот парень, которого я встретил вчера вечером. Приятно встретить тебя снова так скоро.
  
  "Ты готов идти?" - нетерпеливо спросил Карлос.
  
  «Я сам долил баки. Мы сможем взлететь, как только вы все окажетесь на борту.
  
  Сьюзен помогла своему отцу забраться в самолет и последовала за ним. Дорис вошла за ними, взойдя на корень крыла, дожидаясь, пока они сядут и пристегнут ремни безопасности, прежде чем она войдет.
  
  Я взобрался на крыло и остановился. С того момента, как мы прибыли к Бикфору, до сих пор у меня не было времени предпринять какие-либо действия. Если бы я был один, все было бы по-другому, но я видел, как безжалостно Дорис Бикфорд всадила две пули в своего мужа. Я знал, что она без сожаления направит пистолет на Сьюзен или на Дитриха. Убив кого-либо из них, она не колебалась бы больше, чем при убийстве Джонни Бикфорда.
  
  Это была бы последняя возможность сделать перерыв, так или иначе, но если бы я знал об этом факте, Карлос тоже. Он резко сказал: «Пожалуйста, не пытайтесь нас задерживать. У нас мало времени ".
  
  Я ничего не мог сделать, ни с Дорис в самолете, держащей пистолет на Дитрихе и Сьюзен, ни с Карлосом, держащим револьвер, который он мог бы повернуть против меня за долю секунды, и особенно потому, что Пако теперь выглядывал из окна автомобиль, держа в руке большой 9-миллиметровый пистолет «Маузер Парабеллум», как будто он просто надеялся на возможность его использовать.
  
  Я уже собирался погрузить голову в самолет, когда услышал звук автомобиля, мчащегося по грунтовой дороге к нам.
  
  "Торопись!" - крикнул мне Ортега.
  
  Полицейская машина включила сирену и красный проблесковый маячок. Когда он мчался к нам по проселочной дороге, прозвучала серия выстрелов. Я услышал звук пуль, врезавшихся в борт тяжелого седана. Пако распахнул дверь и бросился к передней части машины. Он начал стрелять по полицейскому автомобилю. Большой Парабеллум вздрагивал в его руке с каждым выстрелом.
  
  Я слышал крик Кена Хобарта, но его крик был заглушен взрывом маузера Пако.
  
  Внезапно полицейская машина вылетела с дороги в долгом заносе, крутясь в крике покрышек, полностью вышла из-под контроля, ее фары образовывали в темноте вращающиеся дуги, как гигантское вращающееся колесо Святой Екатерины. Пако перестал стрелять. Я услышал хрипящее дыхание Карлоса.
  
  Тишина была почти полной, и в этот момент, когда опасность миновала, Пако впал в панику. Он вскочил на ноги и бросился на водительское сиденье. Прежде чем Карлос смог понять, что он делает, Пако включил передачу и мчался в ночь по полям так быстро, как только мог гнать машину.
  
  Карлос крикнул ему, чтобы он вернулся. "Идиот! Дурак! Никакой опасности! Куда ты идешь? Вернись!"
  
  Он смотрел на задние фонари машины, которые с каждой секундой становились все меньше. Затем он пожал плечами и спрыгнул с крыла, нырнув под него, чтобы добраться до Кена Хобарта. Долговязый рыжеволосый англичанин лежал скорчившись в беспорядке на земле возле правой основной стойки шасси.
  
  Карлос медленно встал, безвольно держа пистолет в руке, разочарование отражалось в каждой линии его тела.
  
  "Он умер." Он произнес эти слова тоном тихого смирения. «И этот дурак уехал». Он отвернулся от тела. Я спрыгнул с крыла и опустился на колени рядом с Хобартом. Голова англичанина упала на правую шину самолета. Его грудь была залита кровью, которая все еще медленно сочилась из него.
  
  Я оттащил Хобарта как можно дальше от самолета. Вытирая кровь с рук платком, я вернулся к Карлосу, который все еще стоял рядом с самолетом. Я спросил его грубо. - "Что с тобой?"
  
  Поражение было написано каждой чертой его лица. «Мы закончили, амиго», - тупо сказал он. «Пако ушел с машиной. Хобарт мертв
  
  
  
  У нас нет возможности сбежать из этого места. Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем здесь появится больше полиции? »
  
  Я зарычал на него. - «Не раньше, чем мы уйдем. Садись в этот самолет! "
  
  Карлос тупо посмотрел на меня.
  
  "Черт!" Я выругался на него. «Если ты будешь стоять там как идиот, мы никогда не выберемся отсюда! Быстро двигайся! »
  
  Я забрался на крыло и сел в кресло пилота. Карлос последовал за мной, захлопнув дверь кабины и уселся на сиденье.
  
  Я включил верхний свет в кабине и быстро просмотрел панель. Не было времени проходить полный контрольный список. Я мог только надеяться, что Хобарт был прав, когда сказал, что самолет готов к взлету, и я молился, чтобы ни один из выстрелов, произведенных полицией, не поразил жизненно важную часть самолета.
  
  Почти автоматически моя рука включила главный выключатель, включились автоматические выключатели турбонагнетателя, турбо выключатели. Я включил магнето и электрические топливные насосы, затем прижал дроссели примерно на полдюйма и толкнул рычаги топливной смеси на полную мощность. Начали регистрироваться расходомеры топлива. Вернемся к отключению холостого хода. Я включил левый переключатель стартера и услышал воющий, нарастающий крик стартера.
  
  Левый винт качнулся один, два раза, а затем остановился с треском. Смесь снова до полного насыщения. Я завел правый двигатель.
  
  Нет времени проверять все приборы. Времени хватило только на то, чтобы сдвинуть лифты, элероны и руль направления, пока я подавал мощность на сдвоенные двигатели и выруливал самолет на взлетно-посадочную полосу, свернув на нее, пытаясь выровняться с его нечеткими очертаниями в темноте. Я выключил свет в салоне и включил посадочные огни. Я установил четвертные закрылки, а затем мои руки взялись за сдвоенные дроссели, плавно толкая их вперед, пока они не достигли упора. Большой Лайкомингс с турбонаддувом заревел, когда самолет начал двигаться по полосе все быстрее и быстрее.
  
  Когда указатель скорости достиг восьмидесяти миль в час, я потянул назад штурвал. Нос приподнялся, стук колёс по ухабистой грязной полосе прекратился. Я выключил свет. Мы были в воздухе.
  
  Оставшуюся часть подъема я проделал в полной темноте, поднял рычаг переключения передач, услышал вой, а затем тяжелые удары главной передачи, втягивающейся в колесные арки. На скорости сто двадцать миль в час я сбалансировал самолет, чтобы поддерживать постоянную скорость набора высоты.
  
  По той же причине, по которой я выключал посадочные огни, как только выехал на землю, я не включил красный и зеленый ходовые огни или вращающийся проблесковый маячок. Я хотел, чтобы никто на земле не видел самолет. Мы летели в полной темноте, чертовски незаконно, и только слабое синее пламя из наших выхлопных газов выдавало нашу позицию, и, когда я уменьшил мощность набора высоты, даже они исчезли.
  
  На высоте тысяча восемьсот футов я повернул самолет на северо-запад, держа горы справа от себя. Я повернулся к Карлосу. «Посмотрите в отделение для карт. Посмотри, есть ли там у Хобарта его карты.
  
  Ортега вытащил стопку карт WAC.
  
  «Хорошо», - сказал я. «А теперь, если ты скажешь мне, куда мы идем, я постараюсь нас туда доставить».
  
  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  
  Было уже светло, когда я уменьшил мощность и спустился по горам к коричневым голым холмам где-то в районе, ограниченном Дуранго, Торрином и Матаморосом. Мы летели на высоте менее пятисот футов, а Ортега выглядывал из окна правого борта и давал мне указания.
  
  Я приземлился на полосе к северу от изолированного ранчо. В конце полосы была только деревянная хижина. Я подрулил к нему большой самолет и заглушил двигатели.
  
  Нам навстречу вышел мексиканец с угрюмым лицом в поношенных брюках чинос. Он не разговаривал с нами, когда начал обслуживать самолет, доливать баки и проверять масло.
  
  Мы все вышли из самолета. Я разложил аэрокарты в разрезе на крыле самолета, и Карлос нарисовал мне маршрут, по которому я должен был следовать, отметив точку, где мы должны были прокрасться через границу в Штаты.
  
  «Вот где мы пересекаемся», - сказал он, указывая на место на реке Рио-Браво к югу от техасского железнодорожного города Сьерра-Бланка. «Начиная отсюда, - он снова указал на место более чем в сотне миль внутри Мексики, - вам придется лететь как можно ниже». Вы пересекаете реку на высоте не выше верхушек деревьев, сразу делаете поворот, чтобы обогнуть Сьерра-Бланку на север, а затем, в этом месте, направляться на северо-восток ».
  
  "А оттуда?"
  
  Карлос выпрямился. «Оттуда я буду направлять тебя снова. Помните, минимальная высота, пока мы не перейдем границу ».
  
  Я сложил диаграммы и сложил их в том порядке, в котором я их использовал. Мексиканец закончил заправку самолета топливом. Дорис вернулась со Сьюзен и стариком. Они поднялись на борт самолета, Сьюзен не обращала на меня внимания, как будто меня не существовало, Дитрих шагал как человек в трансе. Карлос вошел вслед за мной.
  
  Он закрыл, запер дверь и пристегнул ремень безопасности. Я посидел там мгновение, потирая волдыри на подбородке, глаза устали от бессонницы, болела правая рука.
  
  "Пойдем?" - настаивал Ортега.
  
  ;
  
  Я кивнул и запустил двигатели. Я развернул самолёт по ветру и подал энергию, пока мы неслись по грязному полю и взлетали в четкое голубое мексиканское небо.
  
  Перелет из Торреон-Дуранго в Рио-Браво занимает несколько часов. У меня было много времени подумать, и смутные идеи, которые начали формироваться в моей голове накануне вечером, - дикие, почти невозможные мысли - начали кристаллизоваться в жесткое подозрение, которое становилось все более и более твердым с каждой минутой.
  
  Следуя инструкциям Карлоса, я спустился на низком уровне и пересек границу на высоте верхушек деревьев к югу от Сьерра-Бланки, а затем обошел город по изгибу достаточно далеко, чтобы быть вне поля зрения. В десяти милях к северу я повернул самолет на северо-восток. По прошествии нескольких минут подозрение в моей голове начало застывать и превратилось в нечто большее, чем просто смутное неудобное шевеление.
  
  Я снова взял карту воздушных путей. Эль-Пасо находился к северо-западу от нас. Я спроецировал воображаемую линию от Эль-Пасо под углом в шестьдесят градусов. Линия шла в Нью-Мексико, приближаясь к Розуэллу. Я посмотрел на компас на панели самолета. В нашем текущем полёте мы пересечем эту линию всего через несколько минут. Я смотрел на часы.
  
  Как будто он тоже смотрел на карту и высматривал воображаемую линию, Карлос в самый нужный момент сказал: «Пожалуйста, выберите этот путь», и указал пальцем на место, лежащее к северу от нас в долинах гор Гваделупы.
  
  Теперь это больше не было подозрением. Эта мысль превратилась в уверенность. Я следовал инструкциям Карлоса, пока мы, наконец, не перелетели хребет и не увидели долину, и Карлос указывал на нее и говорил: «Вот! Вот где я хочу, чтобы вы приземлились.
  
  Я снова включил дроссели, переключил рычаги управления смесью на полную мощность, опустил закрылки и шасси и приготовился к приземлению. Я развернул двухмоторный самолет в крутой крен, выпрямляясь на конечном этапе захода на посадку с закрылками в последнюю минуту.
  
  Я не удивился, увидев большой реактивный самолет «Лир» в дальнем конце взлетно-посадочной полосы или одномоторный самолет Bonanza рядом с ним. Я положил самолет вниз и позволил ему мягко осесть на грязную полосу, приложив лишь небольшую мощность, чтобы продлить раскатку, так что когда я наконец свернул самолет с взлетно-посадочной полосы, он остановился на небольшом расстоянии с двух других самолетов.
  
  Карлос повернулся ко мне.
  
  "Вы удивлены?" - спросил он с легкой улыбкой на тонких губах и блеском веселья в темных глазах. Пистолет снова был в его руке. С этого небольшого расстояния я мог видеть, что каждая камера в цилиндре «заряжена толстой пулей в медной оболочке.
  
  Я покачал головой. "На самом деле, нет. Не после того, как ты дал мне последнее направление. Я был бы удивлен, если бы все сложилось иначе ».
  
  «Я думаю, что нас ждет Грегориус», - сказал Карлос. «Давай не заставим его больше ждать».
  
  * * *
  
  В ярком солнечном свете Нью-Мексико я медленно шел рядом с массивной фигурой Грегориуса. Карлос, Дорис Бикфорд, Сьюзен Дитрих и ее отец были в самолете «Лир» с кондиционером. Мускулистый боевик со шрамами от прыщей прошел десяток шагов к нам в тыл, ни разу не сводя с меня глаз.
  
  Грегориус шел медленно, неторопливо, заложив руки за спину и подняв голову к сияющему безоблачному небу.
  
  Он небрежно спросил: «Что заставило вас подозревать, что я могу быть замешан?»
  
  «Карлос слишком много узнал слишком рано. Я просто не мог поверить в то, что его люди держали меня под таким пристальным наблюдением, что знали каждое мое движение. Конечно, в первый раз, когда я встретился со Сточелли, я не насторожился. Чего я не мог принять, так это того, что люди Ортеги следовали за мной в ту ночь, когда я увидел Дитриха, или что они слышали весь наш разговор. Это было слишком случайным совпадением. Карлос похитил Дитриха через несколько часов после того, как я сделал свой отчет Денверу - и этот отчет был предназначен только для ваших ушей! За исключением меня, вы были единственным человеком в мире, который знал, что открыл Дитрих и насколько это ценно. Значит, Ортега должен был получать от вас информацию.
  
  «Что ж, - сказал Грегориус, - вопрос в том, что вы собираетесь с этим делать?»
  
  Я не ответил ему. Вместо этого я сказал: «Давай посмотрим, верны ли мои предположения, Грегориус. Во-первых, я думаю, что вы заработали свое первоначальное состояние на контрабанде морфина из Турции. Затем вы сменили имя и стали законопослушным гражданином, но так и не вышли из наркобизнеса. Правильно?"
  
  Грегориус молча кивнул своей большой головой.
  
  «Я думаю, вы помогли финансировать Сточелли. И теперь я знаю, что ты - человек денег, стоящий за Ортегой.
  
  Грегориус пристально посмотрел на меня, а затем отвел глаза. Его мясистые губы раздвинулись, как будто он надулся. «Но вы также знали, что Ортега не справится со Сточелли».
  
  «Вы справитесь со Сточелли», - спокойно заметил Грегориус.
  
  "Да, я могу. Вот почему вы поручили Ортеге привлечь меня к сделке. Сам он бы никогда этого не сделал. Слишком много гордости и много ненависти за то, что я убил его племянника ».
  
  
  «Ты очень ясно мыслишь, Ник».
  
  Я покачал головой. Я был уставшим. Недостаток сна, напряжение от стольких часов полета на самолете, порез на моей правой руке - все это начинало сказываться на мне.
  
  "Нет, не совсем. Я допустил ошибку. Мне следовало убить Дитриха, как только я узнал о его формуле. Тут бы этому делу и был конец ...
  
  «Но твое сострадание к старику не допустит этого. А теперь я предлагаю вам те же возможности, что и Ортега. Только помните, вы будете моим партнером, а не его, и я, конечно, не дам вам полных пятидесяти процентов. Однако этого будет достаточно, чтобы стать очень богатым человеком.
  
  "А если я скажу нет?"
  
  Грегориус кивнул головой в сторону пугливого бандита, который стоял в нескольких ярдах от нас и наблюдал за нами. «Он убьет тебя. Ему не терпится показать, насколько он хорош ».
  
  «А как насчет AX? А Ястреб? Не знаю, как тебе удавалось так долго обманывать его, заставляя думать, что ты настоящий человек, но если я пойду с тобой, Хоук узнает почему. И моя жизнь не будет стоить и копейки! Ястреб никогда не сдается ».
  
  Грегориус обнял меня за плечо. Он сжал его дружелюбным жестом. «Иногда ты меня удивляешь, Ник. Ты убийца. Killmaster N3. Разве вы не пытались сбежать от AX в первую очередь? Не потому ли, что вы устали убивать только ради туманного идеала? Ты хочешь быть богатым, и я могу дать тебе это, Ник.
  
  Он убрал руку, и его голос стал ледяным.
  
  «Или я могу дать тебе смерть. Прямо сейчас. Ортега с удовольствием оторвет тебе голову! »
  
  Я ничего не сказал.
  
  - Хорошо, - резко сказал Грегориус. "Я дам вам время подумать о ваших сомнениях и о деньгах, которые могут быть вашими".
  
  Он посмотрел на свои наручные часы. "Двадцать минут. Тогда я буду ждать ответа ».
  
  Он повернулся и пошел обратно к «Лирджету». Бандит остался позади, осторожно держась от меня на расстоянии.
  
  До сих пор я был уверен, что Грегориус не убьет меня. Он нуждался во мне, чтобы справиться со Сточелли. Но нет, если я скажу ему идти к черту. Нет, если я ему откажу. И я собирался ему отказать.
  
  Я перестал думать о Грегориусе и занялся проблемой выбраться живым из этого беспорядка.
  
  Я взглянул через плечо на громилу, следующего за мной. Несмотря на то, что он носил пистолет в наплечной кобуре, а не в руке, он носил свою спортивную куртку расстегнутой, чтобы он мог вытянуть пистолет и стрелять, прежде чем я смогу приблизиться к нему. Он шел, когда я шел, и останавливался, когда я останавливался, всегда держась на расстоянии не менее пятнадцати-двадцати ярдов от меня, чтобы у меня не было шанса прыгнуть на него.
  
  Проблема заключалась не только в том, как мне сбежать. Так или иначе, мне, наверное, удалось бы уйти от этого головореза. Но были Дитрихи. Я не мог оставить их в руках Грегориуса.
  
  Все, что я решил сделать, должно сработать в первый раз, потому что второго шанса не было.
  
  Мысленно я проверил, что у меня было, что я мог бы использовать в качестве оружия против бандита позади меня. Несколько мексиканских монет. Платок и кошелек в одном набедренном кармане.
  
  А в другом - складной нож Луиса Апарисио. Этого должно было быть достаточно, потому что это все, что у меня было.
  
  Я прошел по длинной грунтовой полосе почти двести ярдов. Затем я повернулся и пошел обратно по широкой дуге, так что, незаметно для него, мне удалось подойти за нашим самолетом, скрывшись от Learjet.
  
  К этому времени солнце было почти прямо над головой, и дневная жара посылала мерцающие волны, отражающиеся вверх от голой земли. Я остановился позади самолета и достал носовой платок, вытирая пот со лба. Когда я снова двинулся дальше, меня окликнул боевик. "Привет! Вы уронили свой бумажник.
  
  Я остановился и обернулся. Мой кошелек лежал на земле, куда я специально уронил его, когда достал носовой платок.
  
  «Я так и сделал», - сказал я, изображая удивление. "Благодаря." Случайно я вернулся и поднял его. Бандит не двинулся с места. Он стоял у крыла самолета, вне поля зрения всех в «Лирджете», а теперь я был всего в десяти футах от него. Он был либо слишком дерзок, либо слишком беспечен, чтобы отступить.
  
  Все еще глядя на него, я сунул бумажник в другой набедренный карман и сомкнул пальцы на рукоятке ножа Луиса Апарисио. Я вынул руку из кармана, мое тело прикрыло руку от стрелка. Нажав маленькую кнопку на рукоятке, я почувствовал, как шестидюймовое лезвие выскочило из рукояти и встало на место. Я повернул нож в руке, схватив лезвие в метательной позиции. Я начал отворачиваться от стрелка, а потом внезапно повернулся назад. Моя рука поднялась, и моя рука рванулась вперед. Нож выпал из моей руки прежде, чем он понял, что происходит.
  
  Лезвие попало ему в горло чуть выше точки соединения ключиц. Он ахнул. Обе руки поднялись к его горлу. Я бросился на него, схватив его за колени и повалил на землю. Подняв руку, я схватился за рукоять ножа, но его руки уже были там, поэтому я сжал его руки в кулаке и резко дернул.
  
  
  ;
  
  Кровь хлынула из разорванной плоти и хрящей его тяжелой шеи. Его рябое лицо было всего в нескольких дюймах от моего, его глаза смотрели на меня с безмолвной отчаянной ненавистью. Затем его руки упали, и все его тело расслабилось.
  
  Я сел на корточки, кровь на моих руках была похожа на липкий малиновый лосьон. Я осторожно вытер руки тканью его куртки. Я набрал горсть песка и соскреб все, что осталось.
  
  Наконец, я полез в его куртку за пистолетом, который он так глупо носил под мышкой, а не в кулаке, готовый выстрелить.
  
  Я вытащил оружие - огромный револьвер «Смит и Вессон» 44 калибра «Магнум». Это огромный пистолет, созданный специально для того, чтобы обеспечивать точность и поражающую силу даже на расстоянии. Это действительно слишком мощное оружие, чтобы носить его с собой.
  
  Держа в руке пистолет за спиной, я поднялся и быстро прошел вокруг самолета к Learjet. Я поднялся по ступенькам в каюту.
  
  Грегориус первым увидел меня.
  
  «Ах, Ник», - сказал он с холодной улыбкой на лице. "Вы приняли решение".
  
  «Да», - сказал я. Я вытащил из-за спины тяжелый магнум и наставил на него. "Да."
  
  Улыбка соскользнула с лица Грегориуса. «Ты ошибаешься, Ник. Тебе это не сойдет с рук. Не здесь."
  
  «Возможно». Я посмотрел на Сьюзен Дитрих. «Выходи наружу», - приказал я.
  
  Дорис подняла пистолет и приставила его к голове Сьюзен. «Ты просто сиди спокойно, милая», - сказала она своим резким тонким голосом. Моя рука немного сдвинулась, и мой палец нажал на курок. Тяжелая пуля магнума 44-го калибра ударила Дорис обратно о переборку, оторвав половину ее головы взрывом белой кости, серого мозгового вещества и красной хлынувшей крови.
  
  Сьюзан прижала руки ко рту. В ее глазах отражалась болезнь, которую она чувствовала.
  
  "Уходи!" - резко сказал я ей.
  
  Она встала. «А что насчет моего отца?»
  
  Я посмотрел на то место, где Дитрих лежал, растянувшись в одном из больших кожаных кресел, которые были полностью откинуты. Старик был без сознания.
  
  «Я хочу, чтобы ты вышла первой», - Сьюзен осторожно обошла Грегориуса. Я отошел в сторону, чтобы она смогла перейти позади меня. Она вышла за дверь.
  
  «Как вы собираетесь его вытащить?» - спросил Грегориус, указывая на Дитриха. «Вы ожидаете, что мы поможем вам переместить его?»
  
  Я не ответил. Я постоял на мгновение, глядя сначала на Грегориуса, затем на Карлоса и, наконец, на старика. Не говоря ни слова, я попятился за дверь и спустился по ступенькам.
  
  В Лирджете внезапно возникла бурная активность. Ступеньки поднялись, дверь закрылась, захлопнулась, Сьюзен подбежала ко мне и схватила меня за руку.
  
  «Ты оставил там моего отца!» она закричала.
  
  Я обнял ее и попятился от самолета. Через маленькое окошко кабины я увидел, как пилот проскользнул на свое место. Его руки поднялись, быстро щелкая переключателями. Через мгновение я услышал, как двигатели начали завывать, когда вращались лопасти ротора.
  
  Сьюзан отстранилась от моей руки. «Ты меня не слышал? Мой отец все еще внутри! Забери его! Пожалуйста, вытащи его! » Теперь она кричала на меня, перекрикивая рев реактивных двигателей. На ее лице было написано отчаяние. "Пожалуйста! Сделай что-нибудь!"
  
  Я проигнорировал ее. Я стоял там с тяжелым револьвером в правой руке и смотрел, как «Лирджет», оба двигателя теперь уже загорелись, неуклюже переваливается и начинает катиться от нас.
  
  Сьюзан схватила меня за левую руку, тряся ее и истерически кричала: «Не дай им уйти!»
  
  Как будто я стоял отдельно от нас обоих, запертый в собственном одиноком мире. Я знал, что мне нужно делать. Другого пути не было. Мне стало холодно, несмотря на жаркое солнце Нью-Мексико. Холод проникал глубоко внутрь меня, пугая меня до глубины души.
  
  Сьюзан протянула руку и ударила меня по лицу. Я ничего не чувствовал. Как будто она меня вообще не касалась.
  
  Она кричала на меня. "Помогите ему, ради бога!"
  
  Я смотрел, как самолет приближается к дальнему концу взлетно-посадочной полосы.
  
  Теперь он находился в нескольких сотнях ярдов от нас, его двигатели взорвали вихрь пыли позади него. Он развернулся на полосе и начал разбег. Сдвоенные моторы теперь закричали, пронзительный ураган шума оглушительно ударил по нашим барабанным перепонкам, а затем самолет набрал скорость и мчался по грунтовой полосе к нам.
  
  Я вытащила левую руку из хватки Сьюзен. Я поднял .44 Magnum и обхватил свое правое запястье левой рукой, подняв револьвер на уровень глаз, выровняв планку мушки в пазу целика.
  
  Когда самолет догнал нас, он был почти на максимальной взлетной скорости, и за ту минуту до того, как носовое колесо начало подниматься, я сделал выстрел. Левая шина взорвалась, разлетелась на куски тяжелой пулей. Левое крыло упало. Его кончик зацепился за землю, поворачивая самолет с сильным мучительным криком ломающегося металла. Баки на законцовках крыльев раскрылись, и топливо извергалось в воздух черной жирной струей.
  
  
  В замедленном движении хвост самолета поднимался все выше и выше, а затем, когда крыло оборвалось в корне, самолет перевернулся вверх и вниз на спину, скручивая взлетно-посадочную полосу в облаке черной топливной пыли и коричневой пыли осколки металла дико разлетаются яркими осколками.
  
  Я выстрелил еще раз по самолету, потом третий и четвертый. Произошла быстрая вспышка пламени; Оранжево-красный огненный шар расширился из сломанного, искалеченного металла фюзеляжа. Самолет остановился, пламя вырвалось из него, когда густой маслянистый черный дым вылился из холокоста прыгающего огня.
  
  По-прежнему без малейшего признака эмоций на моем лице, я наблюдал, как самолет уничтожил себя и его пассажиров. Я опустил оружие и усталый стоял на дне долины; Одинокий. Сьюзен соскользнула со мной на колени, прижавшись лицом к моей ноге. Я услышал хныканье отчаяния, вырвавшееся из ее горла, и осторожно протянул левую руку и коснулся ее кончика золотистых волос, не имея возможности говорить с ней или хоть как-то ее утешить.
  
  ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
  
  Я сообщил Хоуку по телефону из Эль-Пасо и в конце цинично сказал ему, что Грегориус обманывал его в течение многих лет. Что он отдал меня в аренду от AX одному из главных мировых преступников.
  
  Я услышал сухой смешок Хоука по линии.
  
  «Ты правда в это веришь, Ник? Как вы думаете, почему я нарушил все правила и позволил вам работать на него? И сообщить, что вы не можете обратиться к AX за помощью? "
  
  "Ты имеешь в виду-?"
  
  «Я много лет интересовался Грегориусом. Когда он попросил вас, я подумал, что это отличная возможность выкурить его на открытый воздух. И ты это сделал. Отличная работа, Ник.
  
  И снова Хоук был на шаг впереди меня.
  
  «Хорошо, - прорычал я, - в таком случае я заработал отпуск».
  
  «Три недели», - отрезал Хоук. «И передай привет Тениенте Фуэнтес». Он резко повесил трубку, оставив меня гадать, как он узнал, что я собираюсь вернуться в Акапулько снова?
  
  Итак, теперь в бежевых брюках, сандалиях и открытой спортивной рубашке я сидел за маленьким столиком рядом с Тениенте Феликс Фуэнтес из Федеральной полиции Сегуридад. Стол стоял на широкой террасе отеля Матаморос. Акапулько никогда не был красивее. Он блестел в лучах тропического солнца ближе к вечеру, смытый ранним днем ​​ливнем.
  
  Воды залива были насыщенно-синего цвета, город на противоположной стороне, почти скрытый за пальмами, окружавшими малекон и парк, представлял собой серое пятно у подножия коричневых холмов с гребнями.
  
  «Я понимаю, что вы мне не все рассказали, - заметил Фуэнтес. «Я не уверен, что хочу знать все, потому что тогда мне, возможно, придется принять официальные меры, а я не хочу этого делать, сеньор Картер. Однако у меня есть один вопрос. Сточелли? »
  
  «Вы имеете в виду, он ушел безнаказанно?»
  
  Фуэнтес кивнул.
  
  Я покачал головой. «Я так не думаю, - сказал я. «Вы помните, что я просил вас сделать, когда звонил вчера днем ​​из Эль-Пасо?»
  
  "Конечно. Я лично уведомил Сточелли, что мое правительство считает его персоной нон грата, и просило его покинуть Мексику не позднее этого утра. Почему?"
  
  «Потому что я позвонил ему сразу после разговора с тобой. Я сказал ему, что обо всем позабочусь и что он может вернуться в Штаты ».
  
  "Вы позволили ему уйти?" Фуэнтес нахмурился.
  
  "Не совсем. Я попросил его сделать мне одолжение, и он согласился ».
  
  "Одолжение?"
  
  «Вернуть с собой мой багаж».
  
  Фуэнтес был озадачен. "Я не понимаю. С какой целью это было? "
  
  «Что ж, - сказал я, глядя на часы, - если его самолет прибудет вовремя, Сточелли прибудет в аэропорт Кеннеди в ближайшие полчаса. Он должен будет пройти таможню. Среди его багажа черный тканевый чемодан без каких-либо отметок, указывающих на то, что он принадлежит кому-либо, кроме Сточелли. Он может заявить, что это одна из моих сумок, но у него нет возможности доказать это. Кроме того, я не думаю, что таможня обратит внимание на его протесты ».
  
  Понимание озарило глаза Фуэнтеса.
  
  - Это чемодан, который Дитрих отправил в вашу комнату?
  
  «Это так, - сказал я, улыбаясь, - и в нем все еще содержатся тридцать килограммов чистого героина, которые Дитрих вложил в него».
  
  Фуэнтес начал смеяться.
  
  Я смотрел мимо него в дверной проем, ведущий из вестибюля отеля. К нам шла Консуэла Дельгардо. Когда она подошла, я увидел выражение ее лица. Это была смесь радости и ожидания, и взгляд, который говорил мне, что каким-то образом, где-то, каким-то образом она отомстит мне за то, что я сделал с ней на гасиенде Гаррета.
  
  Она подошла к столу, высокая, величественная, полная женщина, ее овальное лицо никогда не выглядело красивее, чем сейчас. Фуэнтес повернулся на стуле, увидел ее и поднялся на ноги, когда она подошла к нам.
  
  «Сеньора Консуэла Дельгардо, лейтенант Феликс Фуэнтес».
  
  Консуэла протянула руку. Фуэнтес поднес его к губам.
  
  «Мы встречались», - пробормотал Фуэнтес. Затем он выпрямился. Он сказал: «Если вы собираетесь пробыть в Мексике какое-то время, сеньор Картер, я был бы признателен, если бы вы как-нибудь вечером были моими гостями на ужине.
  
  
  Консуэла собственнически взяла меня за руку. Фуэнтес уловил этот жест.
  
  «Мы были бы счастливы», - хрипло сказала Консуэла.
  
  Фуэнтес посмотрел на нее. Потом он посмотрел на меня. В его глазах на мгновение вспыхнуло едва различимое выражение, но лицо оставалось таким же невозмутимым и суровым, как всегда - орехово-коричневое изображение древнего тольтекского бога.
  
  «Развлекайся», - сухо сказал мне Фуэнтес. А затем он закрыл один глаз в медленном сладострастном подмигивании.
  
  Конец.
  
  
  
  
   Картер Ник
  
  Иерусалимское дело
  
  
  
  Ник Картер
  
  Killmaster
  
  Иерусалимское дело
  
  
  
  
  Посвящается служащим секретных служб Соединенных Штатов Америки
  
  
  
  Когда вы встречаетесь с неверующими, отрубайте им головы, пока не устроите великую резню среди них; и связать их узами, а потом либо отпустить их бесплатно, либо потребовать выкуп ...
  
  Коран
  
  
  
  
  
  Пролог
  
  
  
  
  Кондиционеры работали на максимальной скорости в позолоченном бальном зале отеля «Эдем», но комната была заполнена двумя сотнями участников одиночной вечеринки, и от дыма, мяса и отчаяния было жарко, как в джунглях. .
  
  Большие двойные двери в конце комнаты вели в дальний конец, на каменистую тропу, спускавшуюся к пляжу, к прохладному свежему воздуху, к тихому месту, где иссиня-черный океан без всякой помощи встречался с песчаным берегом. Сонни, твой хозяин на выходных.
  
  По мере того как вечер подходил к концу, некоторые из тусовщиков ушли. Те, кому повезло, пошли рука об руку, мужчина расстелил куртку на песке для девушки. Несчастные вышли одни. Подумать о том, почему им так не повезло; подумать о потраченных деньгах и ушедшем отпуске или подышать свежим воздухом, прежде чем повторить попытку. А некоторые просто вышли посмотреть на звезды перед тем, как отправиться домой в квартиры в Штатах, в города, в которых больше нет звезд.
  
  Никто не заметил высокого человека в куртке Кардена, который шел к дальнему концу пляжа. Он шел быстро с фонариком, шел с собакой от дорогого отеля на Багаме вниз, туда, где пляж был самым темным и тихим. Однажды он взглянул на проходящих мимо одиноких. Взгляд, который можно было интерпретировать как раздражение. Но никто этого не заметил.
  
  Вертолет тоже никто не заметил. Только когда он опустился так низко, что вы подумали, что он летит прямо на вас, и если он не приземлится быстро, он вылетит через большие стеклянные двери и приземлится посреди сверкающего бального зала.
  
  Из вертолета вывалились трое мужчин в капюшонах. У них было оружие. Мужчина в пиджаке Кардена, как и все остальные, поднял глаза в тихом изумлении. Он сказал: «Какого черта! А потом они схватили его и быстро, грубо подтолкнули к вертолету. Люди на берегу стояли неподвижно, неподвижно, как пальмы на пляже, гадая, было ли то, что они видят, было сном, а затем маленький человек из Бруклина крикнул: «Остановите их!» Что-то оборвалось в тихой толпе, толпе суетливых неудачников из большого города, и некоторые из них побежали навстречу мечте, чтобы сразиться, возможно, впервые в своей жизни. люди в капюшонах улыбались, поднимали пистолеты-пулеметы и покрывали пляж пулями и криками, и под грохот пушек, слабое шипение фосфорной гранаты, а затем огонь - быстро распространяющийся огонь, который пожирал купленные платья. по случаю, и маленькие подходящие свитера, и взятые напрокат смокинги, и маленький человечек из Бруклина, и учитель из Байонны ...
  
  Четырнадцать убитых, двадцать два раненых.
  
  А человека с собакой взяли на вертолет.
  
  
  
  
  
  Первая глава.
  
  
  
  
  Я лежал голый на солнышке. Я не шевелил ни мускулом больше часа. Мне это начинало нравиться. Я начал думать о том, чтобы больше никогда не шевелить мышцами. Я подумал, если вы пролежите на солнце пустыни достаточно долго, сможет ли жар превратить вас в статую? Или памятник? Может, я мог бы стать памятником. Здесь лежит Ник Картер. Бьюсь об заклад, я бы сделался статуей туриста
  
  Привлечение. Семьи навещали меня по четырехдневным выходным, и детишки стояли и корчили рожи - как они это делают с охранниками Букингемского дворца - пытаясь заставить меня пошевелиться. Только я бы не стал. Может быть, мне удастся попасть в Книгу рекордов Гиннеса: «Рекорд по отсутствию движения мышц - 48 лет и двенадцать минут, установленный Ником Картером в Тусоне, штат Аризона».
  
  Я прищурился, глядя на длинный горизонт, на смутно-голубые горы, окружающие пустыню, и глубоко вдохнул воздух, настолько чистый, что мне показалось, что мои легкие - это трущобы.
  
  Я посмотрел на свою ногу. Она снова стал выглядеть как часть меня. По крайней мере, она стала таким же темно-коричневым, как и остальная часть моего тела, больше походя не на шланг пылесоса, а на настоящую человеческую ногу.
  
  Говоря о том, чтобы не двигать мышцами, шесть недель назад это было деликатной темой. Шесть недель назад гипс все еще был на моей ноге, и доктор Шилхаус издавал кудахтанье и обсуждал мое выздоровление в «если» вместо «когда». Пуля, с которой посчастливилось ублюдку Дженнингсу, расколола кость, а осколки врезались в мышцы, нервы или что-то еще, что заставляет ногу делать свое дело, и мы не шутили, когда больше не двигаемся.
  
  Я снова посмотрел на вид. В бескрайнем мире песка, шалфея и солнца, вдалеке - одинокий всадник на бронзовой кобыле. Я закрыл глаза и поплыл прочь.
  
  Бей!
  
  Она ударила меня свернутой бумагой и разбудила меня от снов категории «Х». Она сказала: «Картер, ты безнадежен. Я оставлю тебя на час, а ты уйдешь».
  
  Я открыл глаз. Милли. Красивая. Даже в этой дурацкой белой униформе медсестры. Большой пучок сочных белокурых волос, золотисто-платиновые и желто-розовые волосы, большие карие глаза, блестящий загар и мягкий полный рот, а затем двигаясь вниз и читая слева направо, две самые прекрасные груди в мире, богатые и высокие, и круглые, а потом - черт возьми, я пошевелил мускулом.
  
  Я застонал и перевернулся. «Давай, - сказала она. "Вернуться к работе." Работа означала физиотерапию моей ноги. Милли была физиотерапевтом. Для моей ноги. Все остальное было неофициальным.
  
  Я взял полотенце и обернул его вокруг себя. Я лежал на брезентовом коврике на массажном столе на балконе частной спальни в большом испанском особняке в миссионерском стиле примерно в тридцати пяти милях к юго-западу от Тусона. Приют тети Тилли Или, как его менее ласково называют, A.T.R. AX терапия и реабилитация. Дом-интернат для ветеранов "холодных войн".
  
  Я был там благодаря любезности Гарольда («Хэппи») Дженнингса, бывшего бутлегера, бывшего заключенного, экспатрианта, владельца крошечной гостиницы на островах Кайкос, прямо напротив Гаити. Гостиница Хэппи оказалась расчетной палатой для группы фрилансеров под названием Blood And Vengeance. Его общепризнанной целью было получить кровь и отомстить избранной группе американских ученых. Движение финансировалось богатым южноамериканским экс-нацистом, который делал все это достойным Хэппи. Кровь и возмездие остались в прошлом, но я заплатил за победу двухнедельной комой и сломанной ногой. В обмен на это AX предоставил мне два месяца солнечных и восстановительных упражнений и Милли Барнс.
  
  Милли Барнс схватила мою левую ногу и прикрепила к ней металлический груз. «И потянуться, - сказала она, - и согнуться… и согнуться… и потянуться, два-три - эй! Это неплохо. Держу пари, на следующей неделе ты будешь ходить без костылей». Я посмотрел на нее с сомнением. Она пожала плечами. «Я не сказала бегать».
  
  Я улыбнулся. «Это тоже нормально. Я просто решил, что мне не очень-то торопиться. Я лежал здесь, думая, что жизнь коротка, и слишком много времени тратится на бег».
  
  Она подняла брови. «Это не похоже на реплику Killmaster».
  
  Я пожал плечами. «Так что, возможно, это не так. Может, я подумываю о том, чтобы бросить AX. Валяться. Делать то, что делают настоящие люди». Я покосился на нее. "Что делают настоящие люди?"
  
  «Лежи, желая, чтобы они были Ником Картером».
  
  "Изо всех сил."
  
  «Продолжай двигать ногой».
  
  "Кем ты хотел бы быть?"
  
  Она подарила мне открытую девичью улыбку. «Когда я с тобой, я счастлива быть Милли Барнс».
  
  "А когда я уйду?"
  
  «Ах! Когда ты уйдешь, я запрусь в этой самой комнате со своими воспоминаниями, моими слезами и моими сборниками стихов». Она поджала губы. "Это тот ответ, который вы хотели услышать?"
  
  «Я хотел знать, чего ты хочешь от жизни».
  
  Она стояла слева от меня, у перил балкона, скрестив руки на груди, солнце светило желтыми звездами в ее волосах. Она пожала плечами. «Я не думал о желании чего-то годами».
  
  «… Сказал бабушке Барнс в день ее девяностолетия. Давай, детка. Это не мысль для молодой женщины.
  
  Она расширила глаза. Мне двадцать восемь ".
  
  "Этот старый, а?"
  
  "Продолжай вытягивать ногу "
  
  Я протянул ногу. Она протянула руку и подняла ее еще выше, шатаясь, и приветствуя солнце. Она убрала руки, и я поднял их вверх, намного выше, чем я думал. «В следующий раз подтолкни себя так высоко». Я сгибался, наклонялся и толкался так высоко.
  
  «Милли… Если бы я ушел…»
  
  «Чепуха, Ник! То, через что ты проходишь, - типичное мышление двенадцатой недели».
  
  "Я укушу. Что это?"
  
  Она вздохнула. . «Это просто первый месяц вы, ребята, проведут здесь, вы все в пылающем спешите выйти Второй месяц вы сосредоточиться на работу трудно третий месяц. - Я не знаю, - ваши изменения метаболизма привыкают ко всей этой лжи. Вы начинаете философствовать, начинаете цитировать Омара Хайяма. У вас затуманены глаза, когда вы смотрите The Waltons ". Она покачала головой. «Типичное мышление двенадцатой недели»,
  
  "Так что же будет дальше?"
  
  Она улыбнулась. «Вот увидишь. Просто продолжай сгибать эту ногу. Она тебе понадобится».
  
  В моей комнате зазвонил телефон. Милли пошла ответить. Я наблюдал, как у меня на ноге дрожат мышцы. Все возвращалось. Вероятно, она была права. На следующей неделе я могу выбросить костыли. Я поддерживала остальную часть своего тела в форме с помощью гантелей и скакалок и продолжительного ежедневного плавания, и я все еще весила плоские 165. Единственное, что я добавил за время своего пребывания у тети Тилли, было прекрасными, нелепыми пиратскими усами. Милли сказала, что это заставило меня выглядеть действительно злым. Я думал, что выгляжу как Омар Шариф. Милли сказала, что это то же самое.
  
  Она вернулась к балконной двери. «Могу ли я доверять тебе в этот раз продолжить работу? Новое поступление…»
  
  Я посмотрел на нее и заворчал. «Прекрасный роман. Сначала ты оставишь меня на обед, а теперь еще один мужчина. Кто этот парень?»
  
  «Некто по имени Данн».
  
  "Данн из Берлина?"
  
  «То же самое».
  
  «Хм. Учитывая все обстоятельства, я больше завидую обеду».
  
  "Уч!" - сказала она, подошла и поцеловала меня. Она хотела, чтобы это было светло. Небольшой поцелуй в шутку. Каким-то образом это превратилось во что-то другое. Наконец она вздохнула и отстранилась.
  
  Я сказал: «Передай мне эту газету, прежде чем уходишь. Думаю, пора и мне снова потренировать свой мозг».
  
  Она бросила мне газету и убежала. Я сложил его обратно на первую страницу.
  
  Леонарда Фокса похитили.
  
  Или, говоря словами Tucson Sun:
  
  Миллиардер, царь отелей Леонарда Фокса, был похищен из своего убежища на Гранд Багама под градом пуль и гранат.
  
  Карлтон Варн, казначей холдинговой компании Фокса, получил сегодня утром записку о выкупе с требованием 100 миллионов долларов. Записка была подписана «Аль-Шайтан», что в переводе с арабского означает «дьявол».
  
  Это первый террористический акт группы, которая считается осколком «Черного сентября», палестинского спецназа, ответственного за убийства на Олимпийских играх в Мюнхене и массовые убийства в аэропортах Рима и Афин.
  
  Когда его спросили, как он планирует собрать деньги, Варн сказал, что компании придется сбросить акции и продать холдинги «со значительными потерями. Но, - добавил он, - сейчас не время думать о деньгах. В конце концов, на кону жизнь мужчины ".
  
  Ясир Арафат, главный представитель P.L.O. (Организация освобождения Палестины, руководящий комитет всех сил федаинов) предложил свое обычное «Без комментариев».
  
  
  
  В этом была какая-то дикая ирония. Фокс уехал на Багамы в первую очередь, чтобы сохранить свою свободу и состояние. Федералы готовились бросить в него книгу. Special Edition в кожаном переплете с гравировкой золота; тот, который перечисляет только преступления на миллион долларов - мошенничество с ценными бумагами, мошенничество с использованием электронных средств, сговор, налоговое мошенничество. Но Фоксу удалось сбежать. В безопасную юридическую гавань Больших Багамских островов.
  
  А теперь ирония номер два: даже если Варн заплатит выкуп, лучшая надежда Фокса остаться в живых была, если федеральные агенты похитили его обратно. Это был окончательный пример старой идеи о том, что дьявол, которого вы знаете, лучше дьявола - или Аль-Шайтан - вы не знаете.
  
  Вашингтон возьмется за дело, хорошо. Не из любви к Леонарду Фоксу. Даже не только из-за задействованного принципа. Мы были бы на этом по простой причине из соображений самозащиты, чтобы сотни миллионов долларов американских денег не попали в руки террористов.
  
  Я начал задаваться вопросом, был ли замешан в этом AX. А кто в AX. И каков был план. Я посмотрел на залитый солнцем пейзаж и внезапно почувствовал потребность в ледяных тротуарах, прохладных мыслях и холодном твердом оружии в моей руке.
  
  Милли была права.
  
  Двенадцатая неделя закончилась.
  
  
  
  
  
  Вторая глава.
  
  
  
  
  Леонард Фокс был мертв.
  
  Мертв, но его не убил Аль-Шайтан. Он просто умер. Или, как говорит мой друг, «его сердце ударило».
  
  «Проведя две недели в лагере террористов, благополучно приземлившись в аэропорту Лукая, после того как поздоровался с телекамерами, заплатив сто миллионов долларов, чтобы жить - Леонард Фокс умер. Три часа дома и пфф!
  
  Если есть такая вещь, как Судьба, согласитесь, у нее мрачное чувство юмора.
  
  Дженс посмотрел на свои карты. "Я за копейки".
  
  Кэмпбелл вытащил одну и закусил. Феррелли сказал: «Палка». Я бросил десять центов и поднял пятак. Мы сделали прекрасную группу игроков. Собрались вокруг больничной койки. Дженс, прижав ноги к потолку в этой великодушной пытке, известной как тяга, Кэмпбелл с повязкой на одном глазу и Феррелли с толстой черной четырехмесячной бородой, сидящий в инвалидном кресле, оправляясь от всего, что происходит, когда пули банды попадают вам в кишечник. Что касается меня, я прошел милю утром и по сравнению с другими, я чувствовал себя здоровым.
  
  Я повернулся к Дженсу. Наш человек в Дамаске. По крайней мере, неделю назад. Он был новичком в AX, но знал Ближний Восток. «Так что, как вы думаете, они будут делать с деньгами?»
  
  "Соответствует вам, что пятак." Он бросил пятак на кровать. «Черт, я не знаю. Ваше предположение так же хорошо, как и мое». Он оторвался от карт. "Какое ваше предположение?"
  
  Я пожал плечами. «Я не знаю. Но я сомневаюсь, что они воспользуются им для запаса консервов, так что, думаю, мы только что накупили себе кучу ужаса.
  
  Кэмпбелл подумывал сыграть в копейку. «Может, они купят еще несколько ракет SAM-7. Попади в несколько самолетов, заходящих на посадку. Эй, а когда сезон охоты на Боинг 747?»
  
  Феррелли сказал: «В любой месяц с четверкой»
  
  «Забавно», - сказал я. "Мы играем в карты?"
  
  Кэмпбелл решил выложить копейки. Зная Кэмпбелла, у него была хорошая рука. «Хуже всего, - обратился он к Феррелли, - какой бы террор они ни решили купить, они будут покупать его на старые добрые американские деньги».
  
  «Поправка. На деньги Леонарда Фокса». Феррелли усмехнулся и погладил бороду. «Мемориальный террор Леонарда Фокса».
  
  Кэмпбелл кивнул. «И я не думаю, что Фокс теряет много сна».
  
  "Ты издеваешься?" Феррелли сбросил карты. «Там, где сейчас Фокс, они не спят. Огонь и сера не дают уснуть. Чувак, я слышал, что это была одна плохая душа».
  
  Дженс посмотрел на Феррелли. У Джинса было лицо британского офицера. Пустынный загар, выбеленные на солнце светлые волосы; идеальная фольга для ледяных голубых глаз. Дженс улыбнулся. «Мне кажется, я улавливаю зеленый звук ревности».
  
  Я нахмурился. «Кто мог бы завидовать покойному Леонарду Фоксу? Я имею в виду, кому понадобятся пара миллиардов долларов, замок в Испании, вилла в Греции, частный самолет, стометровая яхта и пара мировых ... подружек известных кинозвезд? Черт! У Феррелли лучшие ценности, не так ли, Феррелли? "
  
  Феррелли кивнул. «Конечно. Подобные вещи могут разрушить твою душу».
  
  «Верно, - сказал я. Лучшее в жизни - это солнце и луна и печенье Oreo ».
  
  «И мое здоровье», - сказал Феррелли. «Я получил свое здоровье».
  
  «Не получишь, если не вернешься в постель». Милли стояла в дверях. Она подошла к окну и широко его распахнула. «Боже мой, - сказала она, - что вы курили? Это похоже на настоящую задымленную комнату». Она повернулась ко мне. «Доктор Шилхаус хочет видеть тебя через пятнадцать минут, Ник». Она прочистила горло. «Он также хочет видеть Феррелли в постели и Кэмпбелла в спортзале».
  
  "А Дженс?" - сказал Феррелли. "В чем бы он хотел видеть Дженса?"
  
  «В перетаскивании», - предложил Кэмпбелл.
  
  «В долгах», - сказал Феррелли.
  
  «Безумии, - сказал Кэмпбелл.
  
  "В…"
  
  "Идите!" - сказала Милли.
  
  Они пошли.
  
  Милли села в черный пластиковый стул. «Это довольно интересная история о Леонарде Фоксе. Я не мог поверить в это, когда услышал новости. Какой дикий финал».
  
  Я покачал головой. «Это далеко не конец, пупсик. Это может быть конец Леонарда Фокса, но это только начало чего-то другого. Какие бы уловки они ни планировали с деньгами».
  
  Милли вздохнула. «Я знаю, какие каперсы я бы устроила. Ну, спросите меня, ребята, норковые каперсы».
  
  Дженс повернулся и бросил на нее ледяной взгляд. "Вы бы действительно?" Он внезапно стал очень серьезным. Его лоб изрезался глубокими морщинами. "Я имею в виду - эти вещи важны для вас?"
  
  Она остановилась на мгновение, и ее глаза изменились. Как будто она прочитала что-то между строк. «Нет», - медленно ответила она. «Нет, Тед. Вовсе нет». Она резко переключила тон. «Так вы думаете, что Аль-Шайтан потратит деньги на террор».
  
  Дженс тоже переместился. «Если мы не найдем их первыми».
  
  Милли быстро перевела взгляд с Дженса на меня на Дженса снова. "К слову" мы ", я полагаю
  
  вы имеете в виду AX? "
  
  Он посмотрел на свою ногу, тянущуюся к потолку. «Ну, скажем так - я не имею в виду меня. Благодаря этому тупому пьяному идиоту. Знаете, однажды арабский цыган сказал мне, что вторник - мой неудачный день. Так что каждый понедельник вечером я убираю свой пистолет, и я никогда не устраиваю темные дела на вторник. Так что же происходит? Я иду по улице с невинным поручением, и забитый камнями турист сбивает меня на своей машине. Когда? "
  
  "В пятницу?"
  
  Дженс проигнорировал меня. «И я бы отдал свою правую ногу, чтобы оказаться в Сирии сейчас».
  
  Я посмотрел на его ногу. Я сказал: «Никто этого не возьмет».
  
  Он продолжал игнорировать меня и посмотрел на Милли. «В любом случае, отвечая на твой вопрос, дорогая, ты можешь держать пари, что многие парни прямо сейчас ищут Шайтана». Теперь он повернулся ко мне. «Боже, у них было больше двух недель - целый мир горячих агентов - и они не могли придумать ни черта».
  
  «А потом Фокс уходит и умирает, не успев заговорить. Бьюсь об заклад, Вашингтон действительно обезумел». Я покосился на Дженса. "Вы думаете, что там был AX?" Он начал пожимать плечами.
  
  Милли быстро сказала: «Насчет Аль-Шайтана - какие действия, по вашему мнению, они планируют? Я имею в виду, против кого?»
  
  Дженс снова пожал плечами. «Это зависит от того, кто такой Аль Шайтан. В федаинов есть десятки фракций, и все они имеют несколько разные цели и немного другой список врагов».
  
  Милли нахмурилась. "Не могли бы вы объяснить?"
  
  Он подмигнул ей. «Я люблю объяснять. Это заставляет меня чувствовать себя умным. Послушайте: у вас есть пара экстремистских групп, которые не только хотят стереть Израиль с лица земли, но и хотят свергнуть арабские режимы - начать целую революцию. И если Ал Шайтан является частью этой банды, список «против кого» может быть довольно длинным. С другой стороны, есть Аль-Фатх, самая большая группа. Они более или менее придерживаются компромисса, что может быть чушью. Потому что Блэк Сентябрь - самые кровавые парни во всей ООП - должны стать частью ФАТХ ». Он всплеснул руками. «Итак, вы пытаетесь понять это».
  
  «Но в газете говорилось, что Шайтан может быть частью Черного сентября». Милли посмотрела на меня. "Что это говорит о них?"
  
  Я покачал головой. «Абсолютно ничего. Послушайте, у них так много фракций, потому что у каждого свои идеи. Итак, они образуют группу, и довольно скоро группа начинает распадаться на группы, и довольно скоро осколки распадаются на группы, и насколько мы знаем, Шайтан мог быть шестью глупыми парнями, которым не нравилось то, что они получали на ужин ». Я повернулся к Дженсу. «Как это для теории? Кучка помешанных на власти вегетарианцев?»
  
  Дженс посмотрел на меня очень странно.
  
  Я нахмурился. «Это - на случай, если вы не поняли - это была шутка».
  
  Он продолжал смотреть на меня очень странно. "Возможно, ты прав."
  
  Я повернулся к Милли. «Я думаю, ему нужен укол».
  
  «Я в порядке». Он все еще выглядел странно. «Я пытаюсь сказать вам, что, возможно, вы правы. Аль-Шайтан может быть кем угодно. Может вообще что угодно. Предположим, что их было всего шесть парней - вам не понадобится больше, чтобы осуществить набег на Фокс…»
  
  "Так?"
  
  «Так… так что, может быть, они сами по себе. Может, у них действительно есть своя сумасшедшая схема».
  
  «Может, они хотят узаконить морковь?»
  
  «Или, может быть, они хотят взорвать мир».
  
  Мы внезапно обменялись долгим тихим взглядом. Мы придумали чертовски грязную идею. Если бы Шайтан был на шесть безумцев в одиночку, им было бы намного труднее пересмотреть свои догадки. Их ходы и планы могут быть чем угодно. Абсолютно чем угодно.
  
  Я думал об этом через несколько минут, когда Шилхаус проверял меня, толкал меня в ногу и лучше меня произносил. «Намного лучше, N3. Почти на сто процентов», - улыбнулся он.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Милли улыбалась. "Намного лучше."
  
  Я хлопнул ее по ее голой красивой заднице. «Неромантичная сука», - сказал я. «Говоря о моей ноге в такое время…»
  
  «Ну что ж, - лукаво сказала она, - я не могла не заметить…»
  
  «Вы вообще не должны ничего замечать. Вы должны быть слишком заняты, глядя на цветные огни».
  
  «Ох уж эти, - сказала она, очень медленно проводя пальцем по моей спине, по всей спине. «Вы имеете в виду те красно-синие мерцающие вещи, которые происходят, когда звонят колокола…?»
  
  Я посмотрел на нее. «Тебе просто повезло, - сказал я, притягивая ее к себе, - что J любит умных женщин». Мои руки держали чашу вокруг ее груди, и моя чаша была переполнена ее сочной женственностью.
  
  "Дорогой?" она сказала очень мягко: «Для протокола» - она ​​поцеловала меня в ухо, - «вы целое зрелищное светозвуковое шоу».
  
  "И ты бы...
  
  - Я поцеловал ее в грудь: -"Хотите снова сыграть эту пластинку? "
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Милли не спала. Я почувствовал, как ее ресницы скользнули по моему плечу. Она притворилась спящей, и я оказал ей услугу, сделав вид, что верю ей. Когда женщина играет в эту игру, у нее обычно есть довольно веская причина. И Милли не играла в бессмысленные игры.
  
  В комнате было тихо и темно, за исключением лунного света, который пробивался сквозь жалюзи, образуя узор из полос на потолке. Ночь была прохладной, и пышное коричневое тело, которое было обернуто вокруг меня, было накрыто темно-синим одеялом, мне не нужно было его видеть. Он плыл в моей голове, танцевал между полосками луны на потолке.
  
  Милли была парадоксом. Сложно простая девушка. У нее была непоколебимая деловитость. Милли ничего не беспокоило. Она могла смотреть тебе в глаза, даже если бы половина твоего лица была взорвана. И в этом взгляде не было ни жалости, ни страха. И вы бы знали, что она не играла.
  
  Все, что было с Милли, было обычным делом, включая нас. Это была хорошая, глубокая дружба, включающая секс, но не любовный роман. Однажды у Милли была одна любовная связь - Сэм, но Сэм умер.
  
  Только картина была неправильной. Никто никогда «больше не любит». Если бы Джульетта не вышла из себя, четыре года спустя она вышла бы замуж за другого, а за пять вы получите десять, она вышла бы замуж по любви. Может, не совсем такая любовь, но любовь точно такая же. Потому что любить - это как любой другой талант. Если вы что-то делаете хорошо, вам нужно сделать это снова. У Милли был талант. Она просто боялась его использовать.
  
  Она пошевелилась у меня за плечом. "Который сейчас час?" она спросила.
  
  Было одиннадцать часов.
  
  Я вытянул ногу и включил телевизор пальцами ног. Она сказала: «Прекратите выпендриваться» и осторожно зевнула.
  
  Телевизор включился, и женщина объявила сонной Америке, что ее не беспокоит запах подмышек. Милли прикрыла лицо подушкой. «Если вы смотрите фильм, я расскажу вам, чем он закончится. Американцы, ковбои и полицейские всегда побеждают».
  
  Я сказал: «Не хочу вам говорить, но я планирую посмотреть новости».
  
  «Тот же финал. Американцы, ковбои и копы всегда побеждают».
  
  Диктор сказал: «Террор снова снова в заголовках». Я села прямо. Милли перекатывалась в мои объятия.
  
  «Через три дня после смерти Леонарда Фокса - еще одно похищение смельчака. На этот раз на Итальянской Ривьере, когда американский миллионер Харлоу Уилтс был похищен со своей частной загородной виллы. Уилтс, которому принадлежит контрольный пакет акций сети мотелей Cottage, только что прибыл в Италию обсудить планы по покупке отеля «Роналди» ». (Кадр, на котором Уилтс прибывает в Италию.) «Крис Уокер из Миннесоты разговаривал со своей женой…»
  
  Камера показывала роскошную гостиную в миллионерском пригороде Somewhere, Миннесота, где плачущая миссис Уилтс рассказывала ту же самую холодную историю. Похитителям требовалось сто миллионов долларов. За две недели. Наличными. Они назвали себя Аль-Шайтан. Дьявол.
  
  Что бы они ни планировали купить на эти деньги, теперь цена доходила до двухсот миллионов. И если кто-то не спасет Уилтса, придется заплатить Дьяволу.
  
  Я закрыл глаза. Как раз то, что сейчас нужно миру. Террор на двести миллионов долларов.
  
  Милли потянулась и выключила телевизор. «Обними меня», - сказала она. "Просто подержи меня, ладно?"
  
  Я обнял ее. Она была действительно шаткой. Я сказал: «Дорогая, эй! Что это такое? Слушай, за тобой никто не гонится».
  
  «Ммм, я знаю. Но у меня ужасное предчувствие, что кто-то преследует тебя. Что это последняя ночь, когда мы будем вместе».
  
  Я нахмурился. «Давай. Кто преследует меня? Кто вообще знает, что я здесь?»
  
  «ТОПОР», - тихо сказала она. «AX знает, что вы здесь».
  
  Мы очень долго смотрели друг на друга. И вдруг это перестало быть пустым звуком. Внезапно это стало намного больше, чем просто дружелюбие.
  
  «Знаешь…» - начала она.
  
  Я поцеловал ее. "Я знаю.'"
  
  Я притянул ее поближе, как можно ближе, и после этого ничего не изменилось.
  
  Фактически, это имело значение.
  
  На следующее утро Хоук позвонил из AX в Вашингтоне, и к вечеру я летел на Ближний Восток. Задание: найти и остановить Дьявола.
  
  
  
  
  
  Третья глава.
  
  
  
  
  Рехов Дизенгоф - это Бродвей Тель-Авива. Или, если быть более точным, это площадь Пикадилли, Сансет-Стрип и Майами-Коллинз-авеню в одном лице. Это кафе, магазины, бары, бары, бриллианты, джинсовая ткань, музыка, театры, свет, шум, автомобили, толпы и новые пластиковые стойки для пиццы.
  
  Я сидел за столом в
  
  кафе под открытым небом, где я пью третье пиво Gold Star и наблюдаю за закатом над городом. Это было похоже на толстый красный пляжный мяч, медленно кувыркающийся по оранжевому небу.
  
  Я был здесь, потому что Джексон Роби был мертв. Роби жил в Тель-Авиве. Но он ошибся. Его виза определяла его как американского журналиста, корреспондента журнала World по Ближнему Востоку. Заголовок позволял ему задавать множество вопросов и отправлять телеграммы, загадочные и другие, в Amalgamated Press and Wire Service. Как раз так получилось, что Вашингтон Эйкс. Его настоящим занятием был наблюдатель AX.
  
  Работа наблюдателя очень похожа на то, на что это похоже. Наблюдать. Чтобы знать, что происходит в его части мира. Это означает, среди прочего, знать, кто такие информаторы, нанятые мускулы и местные бандиты, а также выяснить, кто те ребята, которые могут одолжить вам лодку, дать вам укрытие или вырезать пулю. Роби был хорош. Лучше, чем хорош. Роби был мыслителем. У него был один из тех аналитических умов шахматного мастера. Он проработал на этой работе более трех лет и еще не назвал нас неправильным стрелком. Поэтому, когда Роби телеграфировал четырехзвездочным кодом: «Нашел дьявола. Отправьте войска», оставалось задать только один вопрос: есть ли на горе Рашмор место для лица Роби?
  
  Всего через час Роби умер. Он получил ножевое ранение в спину в иерусалимском переулке. Когда это случилось, Фокс все еще был пленником, но если Роби действительно знал, где находится миллионер, у него не было времени рассказать об этом кому-либо еще. По крайней мере, у него не было времени рассказать об этом AX.
  
  Моя работа заключалась в том, чтобы попытаться возобновить обсуждение. Пройти по следу Роби к убежищу Аль-Шайтан и спасти новую жертву, Харлоу Уилтс. Я решил начать в Тель-Авиве, потому что именно там начинал Джексон Роби. То, что он узнал в Тель-Авиве, отправило его по тропе в Иерусалим.
  
  Может быть.
  
  Может быть, это лучшее, что у тебя есть. Работа агента состоит из горы вероятностей, гигантского стога вероятностей. И вы всегда играете в «найди иглу» и всегда играете против времени.
  
  Я посмотрел на часы. Пора было идти. Я остановил официанта и потребовал чек, в то время как небо произвело на свет розы, а затем покраснело до темно-пурпурно-розового цвета, как если бы оно услышало щелчки всех камер и застало себя неловко по поводу всего этого.
  
  Я направился сквозь толпу к Алленби-стрит, наблюдая за девушками в джинсах с низкой посадкой и мягких, свободных вышитых рубашках, намекающих на круглое богатство без бюстгальтера. Я наблюдал, как мальчики смотрят на девочек, а туристки в хлопчатобумажных платьях смотрят одинаково пылкими глазами на выставку выпечки на тележках в кафе.
  
  Я нашел такси и дал неправильный адрес в Яффо, старом арабском городе, который находился в нескольких милях к югу и на пару столетий назад. Вернемся к узким извилистым улочкам, сводчатым каменным переулкам и лабиринтам в стиле Касба. Вернемся к настоящему Ближнему Востоку и прочь от Универсального Модерна, который, кажется, превращает каждый город в мире в любой другой город в мире.
  
  Я заплатил водителю и прошел четыре квартала до Рехов Шишима, к приземистому зданию с толстыми стенами и красной крышей. Через каменный двор и на один пролет вверх.
  
  Я трижды постучал в тяжелую деревянную дверь.
  
  "А?" сказал голос. Он был резким и глубоким.
  
  «Glidat vanil», - ответил я фальцетом.
  
  "Хайoм хар?" Он начал смеяться.
  
  «Ло», - сопрано сказал я. "Йорад гешем".
  
  Один перевод этого был бы: «Что?» "Ванильное мороженное." "Холодно?" «Нет, идет снег». Другой перевод заключался в том, что за мной не следили.
  
  Дверь открылась. Беньямин улыбался. Он указал мне на темный уютный беспорядок в комнате. «Каждый раз, когда мне приходится использовать один из этих кодов, я чувствую себя проклятым агентом комиксов. Хочешь коньяка?»
  
  Я сказал, что хочу.
  
  Он пошел на кухню и налил два стакана. Давид Беньямин был агентом первого ранга израильской разведки Шим Бет. Я работал с ним около десяти лет назад и был здесь, потому что Роби мог работать с ним тоже. Одинокий наблюдатель AX в дружественной стране обязан сотрудничать с местными агентами. И если бы он не был на связи с Беньямином, то, возможно, Беньямин знал бы, с кем он контактировал.
  
  Он вернулся с очками и бутылкой и поставил свое неуклюжее шестифутовое тело на потертый коричневый кожаный диван. Подняв бокал, он сказал: «Ле хаим. Рад тебя видеть, Картер». Он поставил ноги на покрытый шрамами стол.
  
  Беньямин изменился. Он потерял блестящий взгляд молодого воина с его прохладным предположением о бессмертии. Теперь он выглядел как настоящий воин. И тверже, и мягче, чем тот мальчик, которым он был. Лицо было вырезано до основных углов, а голубые глаза обрамлены косыми линиями. На нем был зудящий свитер
  
  и джинсы.
  
  Я закурил. «Я сказал Вадиму, почему я хотел тебя видеть. Так что, полагаю, мне не нужно начинать сверху».
  
  Он покачал головой. «Нет. Я понимаю, в чем проблема. Проблема в том, что нашему общему другу не хватало духа сотрудничества. О да, конечно, - он пожал плечами и откинулся назад, - если мне нужна информация, если она у него есть, он скажет меня. Если бы я спросил его. Он точно не был добровольцем ".
  
  Я посмотрел на него и улыбнулся. «Скажите мне, - сказал я, - если бы вы знали, где прячется Шайтан, вы бы бросились к телефонной будке и позвонили в AX?»
  
  Беньямин захохотал. «Хорошо, - сказал он. "Так что это уравновешивает нас. Если бы я знал, я бы пошел туда со своими людьми и принял бы их для большей славы Израиля. Но если бы я знал, и вы спросили меня, я был бы обязан сказать вам . И поскольку я так понимаю, вы спрашиваете - нет. Он ничего не сказал мне о том, где может быть Аль-Шайтан ».
  
  "Знаешь кого-нибудь еще, что он мог бы сказать?"
  
  «В Шин Бет? Нет. Если бы он сказал кому-нибудь, что это был бы я. Я немного покопался для вас. Придумал что-то, что может ничего не значить, или это может быть место для начала. Как раз перед Роби выехав из Тель-Авива в Иерусалим, он получил около двенадцати тысяч фунтов из своего фонда ».
  
  «Три тысячи долларов».
  
  "Да."
  
  "Выплата кому-нибудь?"
  
  «Так что я представляю. И кое-что, что я знаю о Джексоне Роби. Он никогда не платил, пока не проверил информацию. Так что вы должны вычислить, что за три тысячи долларов кто-то сказал ему большую правду».
  
  «Остается вопрос: были ли деньги для кого-то здесь, в Тель-Авиве, или для кого-то, с кем он собирался встретиться в Иерусалиме?»
  
  Беньямин улыбнулся. «Это оставляет вопрос». Он налил еще одну порцию слегка сладковатого коньяка. «И снова - если бы я знал ответ, я бы сказал тебе. И снова - я не знаю», - он сделал быстрый глоток и скривился. «Послушайте, - сказал он, - эта шайтанская банда тоже нас беспокоит. Боже мой, мы те, кого они действительно преследуют. Если они получат в свои руки эти четыреста миллионов…»
  
  «Подожди секунду! Четыре? Откуда я, один плюс один - два. Фокс и Уилтс. Двести миллионов».
  
  «И Джефферсон и Майлз. Четыреста миллионов». Он пересек комнату и взял газету «Джерузалем пост». «Вот.».
  
  Он бросил мне газету. Я прочитал отчет Роджера Р. Джефферсона, председателя правления National Motors. Тургуд Майлз, наследник собачьего корма, зарабатывающий несколько миллионов долларов. Оба были похищены накануне вечером, похищены из безопасных домов в Штатах. Теперь мне пришлось спасать троих парней. Я откладываю газету.
  
  «Этот Шайтан звучит слишком хитро, чтобы быть правдой».
  
  Беньямин кивнул. "Но не они". Он мрачно улыбнулся. «И миф о неэффективности арабов разворачивается в прах»
  
  Я изучил его и вздохнул. «Вы говорили, что Шин Бет тоже волнуется…»
  
  «Конечно. Кто-то работает над этим». Он покачал головой. «Но кто? Где? Я так же в неведении, как и вы. Единственное, что мы можем с уверенностью предположить, - это то, что база Шайтана находится не в Израиле. Это оставляет много других вариантов. Ливия? Ливан? Сирия? Ирак? Партизаны разрастаются ».
  
  «Хорошо, значит, мы знаем, что это Ближний Восток - и первая зацепка Роби пришла из Тель-Авива».
  
  «Или Иерусалим. Слушай, Вадим знает, зачем ты здесь. Ты говорил с ним сегодня. Вадим мой босс, как Ястреб твой. Так что, если он тебе ничего не сказал, ты можешь подумать, что он ничего не знает ... или он что-то знает и не хочет вам рассказывать. Я, я здесь по другому делу. Лучшее, что я могу сделать, это указать вам в правильном направлении и сказать, что если вас когда-нибудь прижали в переулке спиной к стене и шестью пистолетами на животе - если вы сможете добраться до телефонной будки, позвоните, и я приду ».
  
  «Спасибо, Дэвид. Ты настоящий персик».
  
  Он улыбнулся. «Они не подходят лучше меня. Вам нужны зацепки?»
  
  "Я должен ответить?"
  
  «Я бы посоветовал вам поискать Сару Лави. Алленби-стрит здесь, в Тель-Авиве. Американская репатриантка. Я думаю, учительница. Они с Роби… трясло. Это слово?»
  
  «Тряска», - засмеялся я. «Но это то же самое».
  
  Он подумал об этом с минуту и ​​улыбнулся. Потом он начал смеяться. Низкий, полный, катящийся звук. Это напомнило мне давние вечера. Дэвид и его девушка. Я спросил, как она.
  
  Его глаза поседели. «Дафна мертва». Он потянулся за сигаретой, его лицо было каменным. Я знал достаточно, чтобы не сказать ничтожное «прости». Он продолжал ровно. «У меня есть еще одна догадка, которой вы, возможно, захотите последовать». Его глаза умоляли меня не заставлять его чувствовать.
  
  «Стреляй», - сказал я.
  
  "Ресторан на улице Эль-Джаззар. И если вы хотите намекнуть о районе, Эль-Джаззар - это арабское слово, означающее головорез. В любом случае, мы
  
  присмотрели за этим местом, и однажды видели, как Роби входил туда. Может, у него там был контакт ".
  
  Может, еще сорок к одному.
  
  Он широко пожал плечами. «Я знаю, что это немного, но это все, о чем я могу думать». Он откинулся назад и встретился со мной взглядом. «Мои собственные источники ничего полезного не знают».
  
  "А если бы они сделали?"
  
  Он прочистил горло: «Я бы сказал вам».
  
  "Честное слово?"
  
  "Иди к черту."
  
  Я встал. «Не я. Я иду в рай. За мои чистые мысли и добрые дела». Я сделал последний глоток коньяка.
  
  Он протянул руку. «Удачи», - сказал он. «И я серьезно, Ник. Если тебе понадобится помощь, можешь рассчитывать на меня».
  
  «Я знаю», - улыбнулся я. «Пока у меня есть десять центов за телефон».
  
  
  
  
  
  Четвертая глава.
  
  
  
  
  Поговорим об аде. Внутри Club El Jazzar выглядел как Седьмой круг Данте. Место, которое они оставляют для убийц. Это была толпа только для мужчин, и мужчине казалось, что они скорее убьют тебя, чем выпьют.
  
  Комната была маленькой, многолюдной и темной, выкрашенной в глубокий пурпурный цвет. Ятаганы свисали на шнурах с кисточками, и змеи дыма взбирались по стенам, направляясь к низкому пестрому потолку, где черные крылья кружащегося веера отбивали их обратно в бессмысленные облака. Откуда-то из глубины доносился звук уда и звон бубна.
  
  Когда я вошел в дверь, все остановилось. Сорок пар глаз пронеслись по воздуху; восемьдесят глаз двигались в одно и то же мгновение. Вы почти могли слышать, как они все крутятся. Затем разговор начался снова. Ниже. Урчание. И бубен.
  
  Маленький смуглый мужчина в мокрой от пота рубашке подошел и бросил на меня легкий мрачный взгляд. Он скрестил руки и уставился на меня, слишком коротко, чтобы его мачо хорошо работал. Он плюнул на пол. От моего ботинка на полдюйма.
  
  Я улыбнулся. «И тебе тоже добрый вечер».
  
  Он склонил голову. "Американи?"
  
  «Верно. Американец. Голодный американец. Мой друг из Мира порекомендовал тебе место». Я сказал это громко.
  
  Он переместил свой вес; стер, а затем снова нахмурился. "Вы пришли за едой?"
  
  Я кивнул. "И пить."
  
  Он кивнул. «Яво. Мы дадим тебе добро». У меня уже была изжога от запаха его дыхания, и, судя по тому, как он сказал: «Мы дадим тебе добро», я решил, что это хорошая идея, и решил купить бутылку древесного угля. Активированный уголь - чертовски хорошее противоядие практически от любого яда или лекарства, которое кто-то может подмешать в ваш напиток. Или нашпиговать в рагу. Столовая ложка в стакане воды, и вы, вероятно, доживете, чтобы рассказать эту историю.
  
  Он провел меня вдоль переполненной комнаты, мимо хора свистящих глаз, во вторую комнату сзади. Привели меня к пластиковой будке винного цвета, которая, казалось, была у ринга небольшой сцены. Двое молодых хулиганов в черных атласных рубашках стояли возле сцены и бренчали музыку, а третий, в струящемся белом бурнусе, рассеянно тряс бубном.
  
  Я понятия не имел, в аду, где я был. Я ступил на чью-то территорию. Бандитское логово. Но какая банда?
  
  К столу подошел крупный, широкий парень. Он был смуглым, энергичным арабом. Он взял мою пачку сигарет, взял одну, закурил, потянул, сел и осмотрел золото на кончике мундштука. "Американец?" Он говорил с легким акцентом.
  
  «Я - да. Сигареты - нет».
  
  "Турецкий?"
  
  «Да. Верно. Турецкий». Я ждал, что он перейдет к делу. Или, по крайней мере, до того, что я надеялся, было сутью. Мой план был прост. Тупо, но просто. Я разыгрывал два майба против середины. Может быть, номер один был двойным шансом на то, что, возможно, информатор Роби был здесь и, возможно, он попытался бы установить контакт, надеясь быстро заработать еще три тысячи. Возможно, номер два был в том, что, возможно, здесь был убийца Роби. Это тоже могло бы сэкономить мне много времени. Самый быстрый способ узнать, кто ваш враг, - это пойти в переулок и посмотреть, кто пытается вас убить.
  
  Я изучал мужчину через стол. Он был твердым, с квадратной челюстью и мускулами. Под обтягивающей зеленой хлопковой футболкой. Под выпирающими джинсами потускнели. Пришел официант. Заказал арак. Бутылка. Два стакана.
  
  Человек через стол сказал: «Вы трущобитесь?»
  
  "Трущобы?"
  
  Он сузил глаза в демонстративном вызове. «Если вы не заметили, это трущобы. Никаких больших отелей с видом на океан. Никаких солнечных комнат с отдельными ванными комнатами».
  
  Я тяжело вздохнул. «Так к чему это нас ведет? К риторике или драке в переулке?» Я покачал головой. «Послушай, друг мой, я все это слышал. Я освещаю сцены для журнала World Magazine». Я позволил этому осознать, прежде чем продолжить. "И я слышал все слова, я видел все войны, и прямо сейчас я просто хотел бы
  
  сидеть и пить и не попадать ни в какие горячие хлопоты ".
  
  «World Magazine», - спокойно сказал он.
  
  Я сказал: «Ага» и закурил. Пришел арак.
  
  Он сказал: "Как тебя зовут?"
  
  Я сказал: «Маккензи».
  
  "Я в этом сомневаюсь."
  
  Я сказал: "А что у вас?"
  
  «Юсеф», - сказал он мне. «Абу Абдельхир Шукаир Юсеф».
  
  «Хорошо, - сказал я. "Я не сомневаюсь в этом"
  
  Яркий свет прорезал дым на сцену, и тамбурин закричал: «Наам! Наам!» и вошел в парализованное безумие Jangles. Свист раздался еще до того, как она вышла; смуглая девушка в мерцающем серебристом куске топа и юбке, которые ниспадали, как занавеска из бисера, из ленты, которая начиналась намного ниже талии. Потоки темных волос ниспадали ей на спину, обрамляя нежное, красивое лицо, почти полностью лишенное макияжа.
  
  Заиграла музыка, безвкусная, почти гипнотическая в своей монотонности. И девушка начала медленно. Волнообразно, плавно, пока ее тело не стало казаться состоящим из жидкости, и огни отражались от серебра ее платья, как звезды в волнистом фантастическом небе, и ее тело продолжало плавиться, это невероятное тело.
  
  Позвольте рассказать вам о танцах живота. Обычно они полные, жирные бабы с четырьмя тоннами макияжа и четырьмя животами. И когда такие дамы начинают разбрасывать его, вы сидите и надеетесь, что это не цепляет. Эта девушка была чем-то другим. Вы никогда не мечтали лучше. Даже в самых смелых и безумных мечтах.
  
  Танец, если так можно выразиться, закончился. Я повернулся к Юсефу. Он ушел. Вместо этого вспотевший хозяин склонился над будкой, его лицо искажалось ржавой улыбкой. Я решил, что он мне больше нравится, когда он нахмурился. «Еда», - сказал он. "Вы говорите, что хотите еды?" Я сказал, что сделал. Его улыбка стала шире. «Мы даем вам добро». Получилась шкала нисходящих нот. Бубен зазвенел.
  
  Он ушел. Я отпил свой арак, острый напиток, немного похожий на узо или турецкую ракию. Три бандита из бара прошли мимо стола, трио нейлоновых рубашек с принтом, открытых до талии, обнажающих мускулов и искусно украшенных медальонов. Пришел угрюмый официант с едой. Быстрые глаза окидывают меня взглядом. Еда выглядела нормально, а это значит, что мне не понадобятся чудодейственные лекарства. Бромо, да. Уголь, нет. Я начал есть.
  
  Трио вернулось, приняло меня, подсчитывая рост, вес и силу. Они вернулись в бар и доложили о своих выводах остальным. В банду.
  
  Какая банда?
  
  Какой бы ни была их игра, это не было тонкостью. Трое других мальчиков из бара прогулялись. A-one, a-two, a-three и a - шаги, приуроченные к ритму Jangling. Они прошли мимо меня, повернулись и поплыли обратно. Средний рост: пять футов десять дюймов; средний возраст: двадцать один год. Они подошли к моему столику и уселись в будку вокруг меня. Я продолжал есть. Они смотрели. Тот, кто был в фиолетово-оранжевой рубашке, оперся на стол и наклонился вперед. У него были длинные волосы и мясистое, надутое лицо крутого парня. «Итак, - сказал он по-английски, - ты любишь шашлык?»
  
  Поехали, подумал я. Это будет такая сцена. Конфронтация в стиле капюшона 1950-х годов, устаревшая «умная тупица».
  
  "Нет я сказал. «Я заказал комаров. Но в жизни я научился брать то, что получаю. Как вы, ребята, например». Я продолжал есть.
  
  Пурпурно-оранжевый превратился в красные полосы. «Умно», - сказал он. «Американец умен».
  
  «Умно», - сказал Красный Полосатый, который был недостаточно умен, чтобы придумать что-то еще.
  
  «Так вот, я не знаю…» Это были Зеленые Цветы с широкой ухмылкой. «Я не думаю, что он настолько умен».
  
  С Новым годом, 53-м, сказал я себе. Я знал, что они не были вооружены. Узкие блестящие рубашки и узкие блестящие штаны были сшиты так близко к их нервным телам, что они не могли скрыть даже ножницы для кутикулы. Я мог бы надеть их всех и уйти, улыбаясь. Но они этого не знали, или им было все равно. Они были молоды, злы и умоляли о драке.
  
  «Не так умно», - сказал Пурпурно-Оранжевый. Я полагал, что он был лидером стаи. (Какой пакет?) «Не так умно, чтобы прийти в Эль-Джаззар. Вы знаете, что означает Эль-Джаззар?»
  
  Я вздохнул. "Послушайте, ребята. Я думаю, что это здорово, что вы приходите сюда. Я имею в виду, не многие люди будут брать тайм-аут только для того, чтобы подбодрить одинокого незнакомца. Так что я хочу, чтобы вы знали, что я говорю это с большой благодарностью и высокой оценкой. Вы сейчас - прочь ".
  
  Была небольшая конференция, посвященная значению слова «прочь». Я положил правую руку себе на колени на случай, если мне придется дотянуться до своего люгера. Вспышка Вильгельмины их отпугнет. В одиночку с ними не возникнет проблем, но как только здесь начнется кулачный бой, я буду драться со всей клиентурой. И шестьдесят к одному - не лучшие мои шансы.
  
  Они расшифровали " прочь" и сделали свой первый шаг угрожающие лица, вставая
  
  Я держал ладонь на прикладе пистолета, но на помощь пришла не приклад Вильгельмины. На сцену вернулась исполнительница танца живота. «Джентльмены, - сказала она по-арабски, - я хочу помощи в особом танце. Кто мне помогает?» Она оглядела комнату. "Ты!" - быстро сказала она Пурпурно-Оранжевому. Она согнула палец в знак приветствия. «Пойдем», - уговорила она.
  
  Он колебался. Наполовину раздраженный, наполовину польщенный. «Пойдем», - снова сказала она. «Или ты стесняешься? Ах, стесняешься? Ах, как плохо!» Она поджала губы и пошевелила бедрами. "Большой человек боится такой маленькой девочки?"
  
  В комнате засмеялись. Вот и пурпурно-оранжевый прыгнул на сцену. Она провела рукой по его длинным черным волосам. «Возможно, вам понадобятся друзья, чтобы защитить вас. Идемте, друзья». Она посмотрела в свет и поманила пальцем. «Приди, защити его».
  
  Она сделала шишку. Опять горячий смех из задымленной комнаты. И через несколько секунд на сцену вышли красные полосы и зеленые цветы.
  
  Музыка началась. Ее тело вздрогнуло. Плетение и плавание вокруг троих мужчин. Руки опускаются, махают, дразнят; выгибание спины, выпрямление бедер. По средневосточным стандартам она была худой. Крепкий и гибкий, с легчайшим вздутием живота. Узкая талия. Круглые, шикарные, дынные груди.
  
  Она смотрела на меня.
  
  Она все еще искала.
  
  Она резко махнула головой. Секунду спустя она сделала это снова, посмотрела мне в глаза и покачала головой; перевела взгляд в сторону двери. Международный язык для Scram.
  
  Я последовал ее совету. Она убрала детей с моей спины. А может, это не совпадение. Кроме того, я закончил в Эль-Джаззаре. Я показал свое лицо и подсунул наживку. Слово будет распространяться. Если бы кто-то хотел меня найти, он бы это сделал. И может быть причина, чтобы уйти сейчас. Может, кто-то хотел со мной познакомиться. А может, кто-то хотел меня убить. Я бросил деньги и ушел.
  
  Нет проблем выбраться через бар. Ни у кого даже не свистели глаза. Это должно было быть моим первым намеком.
  
  Я вышел на улицу. Перед клубом я закурил. Я прислушивался к звукам, которые могли быть звуками шороха ботинок по улице из битого камня, выскакивания лезвия ножа из панциря или долгого вдоха перед прыжком. Но я ничего не слышал.
  
  Я пошел. Улица была не более двенадцати футов шириной; стена к стене шириной двенадцать футов. Здания наклонились. Мои шаги раздавались эхом. По-прежнему никаких звуков, только узкие извилистые улочки, кошачий крик, свет луны.
  
  Блам! Он выпрыгнул из арки окна, туша человека врезалась в меня, посередине плеча, увлекая меня с собой в долгую поездку по спирали назад. Удар пронес нас обоих по воздуху и перекатил к выходу из переулка.
  
  Они ждали, шестеро, рванулись к выходу. И это не были нетерпеливые, неряшливые дети. Это были взрослые, и они знали свое дело. Ствол соскочил, и я вскочил, сунув Хьюго, мой Стилет, мне в ладонь. Но это было безнадежно. Еще два парня выскочили сзади, схватив меня за руки, свернув шею.
  
  Я ударил ногой по первому выступающему паху и попытался выйти из тюрьмы дзюдо. Ни за что. Единственное, с чем я боролась за последние четырнадцать недель, - это боксерская груша у тети Тилли. И боксерские груши не дают ответа. От моего времени воняло. Они были на мне повсюду, бодая меня в живот, взрывая челюсть, и чей-то сапог вонзился в мою голень, мою недавно отчеканенную левую голень, и если вы хотите знать, что произошло после этого, лучше спросите их. Меня не было.
  
  
  
  
  
  Пятая глава.
  
  
  
  
  Первое, что я увидел, было черное море. Затем медленно показались звезды. И полумесяц. Я полагал, что я не умер и не попал в рай, потому что полагаю, когда ты мертв, твоя челюсть не похожа на ушибленную дыню, а нога не посылает тебе сообщения азбуки Морзе с болью.
  
  Мои глаза приспособились. Я смотрел через окно в крыше, лежа на кушетке в большой комнате. Студия. Мастерская художника. Его освещали свечи на высоких стендах, и они отбрасывали резкие тени на голые деревянные полы и холсты, сложенные на дорожке.
  
  В конце комнаты, примерно в тридцати футах от меня, на стуле сидел Абу Абдельхир Шукаир Юсеф, изучая мой пистолет.
  
  Я закрыл глаза и подумал об этом. Ладно, я поехал в Эль-Джаззар, безмозглый и ржавый, просящий неприятностей, и причудливый джин исполнил мое желание. Три глупых хода за один короткий вечер. Побить мировой рекорд по глупости. Быстро. Позвоните в Guinness. Я знал, что рано или поздно попаду в его книгу рекордов.
  
  Во-первых, меня подставила тухлая баба, танцующая на животе; во-вторых, меня избила банда головорезов в переулке; в-третьих, самый глупый из всех, я думал, что я умная наглость, вот это слово. Больше смелости, чем здравого смысла.
  
  И теперь я застрял в игре.
  
  Я пытался встать. Мое тело не считало это такой хорошей идеей. Фактически, это заставило мою голову взлететь. Моя голова повиновалась - круглая и круглая.
  
  Юсеф начал пересекать комнату. Пистолет в руке - Люгер Вильгельмина.
  
  Он сказал: «Кажется, вы немного поссорились».
  
  Он не казался таким маленьким ".
  
  Он рассмеялся без юмора. «Здесь - если вы переживете борьбу, мы считаем ее незначительной». Он опустился на пол и протянул мне пистолет. «Я думаю, ты потеряешь это». Он вытащил мой стилет. «А также это».
  
  «Ну, будь я проклят». Я взял люгер, засунул его за пояс и засунул стилет обратно в ножны. Я посмотрел на Юсефа. Он потерял мрачный беспощадный взгляд и смотрел на меня с тихой оценкой.
  
  "Как я сюда попал?"
  
  «Я думал, ты спросишь. Я нашел тебя в переулке».
  
  Я вздрогнул от этой фразы. Это заставило меня почувствовать себя апельсиновой коркой или пакетом подтекающей кофейной гущи. Вещи, которые можно найти в переулках.
  
  «Я также нашел твой пистолет за колонной. Они неплохо с тобой поработали».
  
  «« Хорошо »зависит от того, где вы сидите». Я встретился с ним взглядом. "Где вы сидите?"
  
  «Можно сказать, что я плохой друг банды».
  
  Сейчас же. Наконец. "Какая банда?"
  
  "Вы хотите пить?"
  
  "Какая банда?"
  
  Он встал и нашел бутылку водки. «Для начала, - сказал он через комнату, - они называют себя Бнай Мегиддо. По-английски: Сыны Армагеддона. И если вы вспомните свою Библию ...»
  
  «Армагедон - это конец света».
  
  «Вы близки. Здесь они сражаются в последней войне».
  
  «Моя голова там, где они сражались в последней войне. Кто эти парни? И что у них есть против моей головы?»
  
  Он протянул мне бутылку. Я снял с нее пробку и внимательно изучил его лицо. Большое костлявое лицо с изогнутым носом. Коротко остриженные волосы. Умно-грустные глаза. Теперь они мерцали от легкого веселья. «Может, они только хотели тебя ограбить… а может, они понимают, кто ты».
  
  «Кто? Я? Маккензи из Мира?»
  
  Он покачал головой. «И я король Фейсал. Не думаю, что Мегиддо знает, кто вы, но я знаю. Вы работали с Роби, и я тоже. А репортеры не носят люгеры и стилет на шпильке. Теперь вы хотите поговорить о бизнесе или нет? "
  
  "Сколько это стоит?"
  
  «Пятьсот долларов твоими деньгами».
  
  "Что Роби платил?"
  
  «Да. Совершенно верно. Я дарю спасение твоей жизни».
  
  Я сделал еще глоток. «Как насчет водки? Это в доме?»
  
  Он откинулся назад и холодно пристально посмотрел на меня. «Ах да. Вы обижаетесь на меня за обвинение. Чисто мыслящий, принципиальный американец и мерзкий, суетливый, аморальный араб».
  
  Я покачал головой. «Эээ. Неправильно. И пока мы придерживаемся стереотипов, я возмущаюсь, что меня считают чистым умом». Я протянул ему бутылку. «Но в одном ты прав. Я с подозрением отношусь к парням, которые продают новости, потому что новости - это то, что можно продать дважды. По одному разу в каждую сторону. Чистая двойная прибыль».
  
  Его рука сжала бутылку. Его глаза рассекали мои. «Это не относится».
  
  Наши глаза боролись еще несколько секунд. «Хорошо, - сказал я, - я думаю, что куплю это. Для начала, скажите мне - как вы попали в газетную игру?»
  
  «Для новичков, - повторил он, записывая фразу, - я друз. Вы понимаете?»
  
  Я понял. Друзы - небольшая исламская секта, преследуемая в большинстве арабских стран. Около 40 000 из них живут в Израиле и живут намного лучше, чем при арабах. Я позволил ему продолжить.
  
  «Родом я с Голанских высот. Земля, которую Израиль завоевал в 1967 году. Но я не овощевод. И я не плетчик корзин». Я быстро взглянул на стопки холста. Сильные, каменистые, черные пейзажи. «Итак, - просто сказал он, - я приехал в Тель-Авив».
  
  «Я так понимаю, без любви к сирийцам».
  
  «Совершенно без любви. А я сириец». Он уставился на бутылку, которую держал в руке. «Но сначала я мужчина. А во-вторых, друза». Он начал улыбаться. «Забавно, как человек привязывается к своим ярлыкам. По правде говоря, я полагаю, что я атеист, но они называют меня друзом. Они преследуют меня как друза. И поэтому я гордо говорю, что я друз».
  
  Он сделал большой глоток и поставил бутылку. «И эта история тоже« в доме ». Теперь мы обсуждаем Бнай Мегиддо ».
  
  Юсеф сказал мне, что Бнай Мегиддо был вдохновлен группой под названием Мацпен. Перевод: Компас. Они думают, что указывают в правильном направлении. Они указывают крайнее левое направление.
  
  В Мацпене около восьмидесяти членов, как арабов, так и евреев, и большинство из них студенты. Они хотят, чтобы государство Израиль было распущено и заменено коммунистическим.
  
  Такая форма правления. По этой идее они выставили парня в парламент и ни к чему не привело. Тот факт, что их кандидат в то время находился в тюрьме по обвинению в шпионаже в пользу сирийской разведки, не сильно увеличивал их шансы.
  
  Однако террор - не их стиль. Не так далеко. В основном они публикуются в палестинских газетах, присоединяясь к «коммунистам повсюду», в том числе и палестинским коммандос. В то время как они баллотировались на посты и пытались освободить своего кандидата, они ходили по местным барам, нанося удары по таким местам, как улица Эль-Джаззар, где жить тяжело, и песня сирены их манифеста может звучать как приманка Крысолова. .
  
  И следующее, что вы знаете, это Бнай Мегиддо. Кучка разочарованных разгневанных детей, которые думают, что «коммунизм» означает «что-то напрасно». И не только это. Это также способ выпустить пар, разбить несколько окон, сломать несколько челюстей и таким образом установить лучший путь.
  
  Раз уж мы заговорили об этом, давайте обсудим лучший путь. Должен быть один. Должен быть способ исключить бедность и тупиковые трущобы, ненависть, предрассудки и все прочие вековые пороки. Но коммунистические системы - с их чистками, трудовыми лагерями и регламентацией, с их собственной нелогичной дорогой из желтого кирпича, с их жестким подавлением и их королевскими государствами - не являются, если вы спросите меня, лучшим путем.
  
  «А как они связаны с Аль-Шайтаном?»
  
  Юсеф покачал головой. «Бнай Мегиддо? Я не уверен, что это они. По крайней мере, пока. Позвольте мне начать с самого начала. Я живу в нескольких кварталах от Эль-Джаззара, поэтому мне легко бывать там часто. Я Сириец, художник. Вполне вероятно, что я тоже буду революционером. Так что я говорю о партийной линии, и они тоже говорят со мной. Во всяком случае, за несколько дней до похищения Фокса один из парней там громко говорил. Он хотел Мегиддо, чтобы купить много оружия, сказал, что может купить автоматы Калашникова за тысячу двести фунтов. Это триста долларов. Все очень обрадовались.
  
  «Дело в том, что этот парень тоже толкает гашиш. В половине случаев он выше облаков, поэтому я подумал, что это, возможно, одно из его несбыточных мечтаний. Я сказал:« Эти деньги упадут с деревьев? Или вы планируете ограбить хранилища отеля Hilton? «Он сказал мне, что нет, у него есть источник больших денег».
  
  "И это сделал он?"
  
  «Кто знает? Это было похоже на большой кусок пирога в небе. Он начал говорить о своем брате, у которого был друг, который внезапно разбогател. Его брат, по его словам, спросил друга, где он взял деньги, и тот сказал, что у него работа была согласована. Работа включала план похищения, и, по его словам, расплата была бы огромной ".
  
  "И Мегиддо был замешан?"
  
  "Не торопитесь с выводами. Насколько я знаю, никто не участвовал. Никто никогда не видел брата или его друга. Они живут в Сирии. В деревне под названием Бейт-Нама. Всего в нескольких милях от выступа. Когда я говорю вам, что это прозвучало как пирог в небе, я имел в виду, что все это было лестницей «если». Если брат попадал на работу, то он давал Мегиддо некоторую работу. А если Мегиддо выполнял эту работу, то у них были бы деньги на оружие ".
  
  "И?"
  
  «И я не видел денег, я не видел оружия, и никто в Мегиддо не хвастался похищением».
  
  "А парень, который говорил тебе об этом?"
  
  «Да. Парня убили».
  
  Мы оба на мгновение замолчали, за исключением того, что у нас в голове щелкали колесики.
  
  «И вы рассказали эту историю о похищении Роби».
  
  Он кивнул. «Да. Как только я это услышал».
  
  "А когда был убит большой рот?"
  
  Юсеф покосился на точку в воздухе. «Подождите, и я скажу вам точно». Воздушный календарь перешел на дату. Он щелкнул пальцами. «Двадцать пятое. За два дня до убийства Роби. За четыре дня до возвращения Леонарда Фокса. Но нет - отвечая на ваш следующий вопрос - я не знаю, была ли связь. Я не знаю, следил ли Роби за этим. "
  
  Я вспомнил, что Беньямин сказал о Роби. Что он никогда не расплачивался, пока не проверил информацию. "Но он заплатил вам?"
  
  «Конечно. В тот день, когда он уехал из города».
  
  «Хотя, насколько вы знаете, не было никаких гарантий, что причастная к этому группа была Аль-Шайтаном или что жертвой похищения должен был быть Леонард Фокс».
  
  Он покачал головой. «Я говорю Роби правду. Полезна ли это правда, его дело, а не мое».
  
  Так что Роби мог ему заплатить в любом случае. Добросовестность. Доброжелательность.
  
  "Вы знаете, почему Роби поехал в Иерусалим?"
  
  Юсеф улыбнулся. «Вы не понимаете. Я предоставил Роби информацию. Не наоборот».
  
  Я улыбнулся в ответ. «Стоило попробовать». Что-то меня беспокоило. «Друг брата, который мигал деньгами…»
  
  "Да. Что с ним?
  
  «Перед похищением он высвечивал деньги».
  
  Юсеф прищурился. "Так?"
  
  «Так что наемному головорезу не платят до начала акции. По крайней мере, ничего особенного».
  
  Теперь мы оба смотрели на точки из воздуха.
  
  Я повернулся к Юсефу. "Как звали убитого парня?"
  
  «Мансур», - ответил он. «Хали Мансур. Брата, как мне кажется, зовут Али».
  
  «А брат все еще живет в Бейт-Наме?»
  
  Он пожал плечами. «Если брат еще жив».
  
  «Да, - сказал я, - я понимаю, что вы имеете в виду. Иногда смерть может быть заразной».
  
  Мы организовали для меня место, где я мог бы отправить деньги, и Юсеф позвонил другу, у которого был разбитый грузовик, чтобы он приехал и забрал меня.
  
  Друг был сирийцем, но не художником. Точнее говоря, он был своего рода старьевщик - в смысле слова «барахло» в девятнадцатом веке - и грузовик был забит старой одеждой, помятыми горшками и большим, испачканным пятнами матрасом в синюю полоску, который все время качался на землю. на его плечах, когда он вел машину. Он поворачивался, проклинал его, отбивал его и продолжал вести машину другой рукой. Его звали Рафи, и когда он высадил меня по адресу, который я ему дал, я пожелал ему удачи его седьмому сыну.
  
  Он вздохнул и сказал мне, что у него восемь дочерей.
  
  
  
  
  
  Шестая глава.
  
  
  
  
  "Хотите ли вы кофе?" Это была долгая ночь. Кофе, вероятно, был хорошей идеей. Я сказал, что буду, и она исчезла, оставив меня одного в обычной гостиной Universal Modern. Коричневый полосатый диван, стеклянные столики, копия стула Барселона.
  
  Сара Лави безупречно позвонила в дверь в полночь. На самом деле, у меня было ощущение, что она приветствовала вторжение. Похоже, она не пыталась заснуть в эти ночи. Свет горел по всей квартире, и большая незавершенная наволочка с острием иглы лежала у основания стула вместе с клубками яркой шерсти. Играла музыка, пульсирующая босса-нова.
  
  Она вернулась с горшком и чашками. «Я не спрашивала - вы берете к кофе сливки и сахар?»
  
  «Сахар, если он у тебя есть».
  
  Она исчезла в водовороте юбок. Колоритный человек Сара Лави. Все в крестьянской юбке и в крестьянской блузке, с гигантскими золотыми обручами в ушах. Этот наряд напомнил мне о магазине красок в Сиэтле. Тот, что с неоновой вывеской в ​​окне: «Если у нас нет цвета, его не существует». У нее были темные, почти черные волосы, сильно зачесанные назад, что шло ей хорошо - они оттеняли светлое лицо с высокими скулами и огромные, ресничные, почти черные глаза. Ей было около тридцати, и она была близка к тому, что они называют настоящей женщиной.
  
  «Итак, Мир послал тебя занять место Джека». Она протянула мне миску с сахаром и ложку.
  
  «Работа не мелкая, насколько мне известно, я слышал, что он был хорош».
  
  Небольшое молчание.
  
  «Есть еще одна причина, по которой они прислали меня, - сказал я, - мы хотели бы узнать больше о… почему он умер».
  
  Ее глаза тихо оторвались от меня. Она беспомощно пожала плечами и снова погрузилась в далекую тишину.
  
  Я сказал: «Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Мне… мне очень жаль».
  
  Она снова посмотрела мне в глаза. «Мне очень жаль», - сказала она. «Я не хотел вести себя как нежный цветок. Продолжайте. Задавайте свои вопросы».
  
  «Хорошо. Прежде всего - ты знаешь, над какой историей он работал?» Пришлось подыгрывать обложке Роби. Девушка либо знала, либо не знала правды. Скорее всего, и то, и другое. Она знала и не знала. В таких вещах женщины профессионалы. Они знают и не знают, когда их мужья изменяют. Они знают и не знают, когда вы лжете.
  
  Она покачала головой. «Он никогда не рассказывал мне о своей работе…» Небольшой подъем в конце предложения, превращающий его в бессознательный вопрос: расскажите мне о его работе ».
  
  Я проигнорировал подтекст. «Можете ли вы рассказать мне что-нибудь о том, что он делал. В общем. Скажем, за неделю до его отъезда».
  
  Она снова выглядела пустой. «Были две ночи, когда он оставался один на ужин. Не вернулся до… ну, может быть, до полуночи. Вы это имеете в виду?»
  
  Я сказал, что это было. Я спросил ее, знает ли она, куда он ходил в те ночи. Она этого не сделала. Она сказала, что никогда не знала. Она никогда не спрашивала. Она слегка покраснела, и я подумал, что знаю почему.
  
  «Сомневаюсь, что это была другая женщина», - сказал я ей.
  
  Она посмотрела на меня с кривой выражением лица. «Это не имеет значения, - сказала она. "Действительно." Ей пришлось оторвать взгляд от «действительно».
  
  Она отпила кофе и поставила чашку. «Боюсь, вы найдете во мне довольно разочаровывающий источник информации. Я так мало знал об остальной части жизни Джека. И это было частью нашей… ну,« сделки », которую я никогда не пытался узнать». Она провела пальцем по рисунку на чашке.
  
  Она сделала это еще раз, а затем медленно сказала: «Думаю, я всегда знала, что это ненадолго».
  
  Последнее было приглашением к разговору.
  
  Я спросил, что она имела в виду.
  
  «Я имею в виду, что у меня это не очень хорошо получалось. Я знал его правила и придерживался его правил, но мне всегда было интересно, почему существуют правила?» Ее глаза были похожи на блестящие прожекторы на моем лице. Ничего не нашли. Они отступили к чаше. Она пожала плечами, опытный и изящный неудачник. «Я никогда не была уверена. Я никогда ни в чем не была уверена. И Джек был очень уверен в себе». Она вытащила сережку и снова криво улыбнулась. «Женщина никогда не может быть уверена в мужчине, который уверен в себе».
  
  "Твоя мать научила тебя этому?"
  
  «Нет. Я сам все узнала. Но я уверена, что вы здесь не для того, чтобы узнавать о том, что я узнала о мужчинах. Так что задавайте свои вопросы, мистер Маккензи».
  
  Я остановился, чтобы закурить. Узнавать о девушке мертвого агента - это первое, что я узнал. Достаточно ли она умна, чтобы быть вражеским агентом? Достаточно амбициозна, чтобы продать его? Достаточно глупа, чтобы выдать его? Или достаточно зла? Я сомневался, что Сара была чем-то из этого, но она не была уверена в нем. И это вызвало у нее любопытство вопреки ей самой. А если женщина любопытна, она также может быть неосторожной. Несмотря на себя.
  
  «Мы говорили о его прошлой неделе здесь. Вы знаете что-нибудь, что он сделал - с кем он говорил?»
  
  Она начала говорить нет. «Ну… подожди. Он действительно много звонил по междугороднему. Я знаю, потому что мы… потому что я только что получил счет».
  
  "Можно мне посмотреть?"
  
  Она подошла к столу, пошарила и вернулась с телефонным счетом. Я быстро посмотрел на него. Звонки были детализированы. Бейрут. Дамаск. Были перечислены числа. Я сказал, что хочу оставить его себе, и сунул в карман. «Его телефонная книга», - сказал я. "Вы получили это?" Это была одна из вещей, за которыми я пришел. Книга могла бы дать мне линию на его контакты. Без этой строки я бы работал в темноте.
  
  «Н-нет», - сказала она. «Это было в коробке с другими вещами».
  
  "Какая коробка?" Я сказал. "С какими другими вещами".
  
  «Со своими записями и бумагами. Он держал их в шкафу в запертом ящике».
  
  "А что случилось с коробкой?" - медленно сказал я.
  
  "О. Другой американец взял это".
  
  "Другой американец?"
  
  «Другой репортер».
  
  "Из Мира?"
  
  "Из Мира".
  
  Я начал этот раунд с чувством замирания. Ощущение было теперь в подвале.
  
  "Вы случайно не знаете его имя?"
  
  Она пристально посмотрела на меня. «Конечно. Я бы не отдала вещи Джека незнакомцу».
  
  "Так как его звали?"
  
  «Дженс», - сказала она. «Тед Дженс».
  
  Я в последний раз затянулся сигаретой и медленно, медленно затушил ее в пепельнице. «А когда это был… Тед Дженс здесь?»
  
  Она вопросительно смотрела на меня. "Три или четыре дня назад. Почему?"
  
  «Нет причин», - быстро сказал я. «Мне было просто любопытно. Если Дженс придет снова, дайте мне знать, ладно? Я бы хотел у него кое-что спросить».
  
  Ее лицо расслабилось. «Конечно. Но я сомневаюсь, что черт возьми. Он в офисе в Дамаске, ты же знаешь».
  
  Я сказал: «Я знаю».
  
  Я решил пойти другим путем. «Помимо бумаг, которые взял Дженс, есть ли еще что-нибудь от Джека, которое все еще здесь? Как насчет вещей, которые у него были с собой в Иерусалиме?
  
  «Были. На самом деле, они прибыли сегодня. Их прислала гостиница. У меня сейчас чемодан в спальне. Я не открывала его. Я… я не была готова. Но если вы думаете, что это поможет… "
  
  Я последовал за ней в спальню. Это была большая просторная комната с заброшенной кроватью. Она начала поправлять кровать. «Вон там», - она ​​указала подбородком на потертый кожаный чемодан.
  
  Я сказал. "Ключи?"
  
  Она покачала головой. «Комбинация. Цифры 4-11. Мой день рождения».
  
  "Твой день рождения?"
  
  «Это мой чемодан. Чемодан Джека развалился».
  
  Я обработал комбинацию и открыл сумку. Она закончила с кроватью. «Положи это сюда».
  
  Я поднял чемодан и положил его на кровать. Она села рядом с ним. Я бы хотел сказать ей, чтобы она вышла из комнаты. Не только для того, чтобы она не была мне через плечо, но и потому, что она была чертовски привлекательной женщиной. А на данный момент женщина, которую нужно удерживать. Я начал перебирать вещи Роби.
  
  Никаких бумаг. Нет пистолета. На подкладке сумки ничего не выскользнуло. Которая оставила одежду. Джинсы. Чиносы. Пару толстовок. Темно-коричневый костюм. Пиджак. Сапоги.
  
  Сапоги. Тяжелые ботинки. Для города Иерусалима? Я взял один и внимательно посмотрел на него, перевернув. К подошве прилипла оранжевая пыль. Я почесал его пальцем. Оранжевая пыль.
  
  И на низу брюк чинос, апельсиновая пыль. Роби был не в городе, а где-то еще. Он был на равнине. Равнина с меловыми скалами ржавого цвета.
  
  Сара смотрела на меня с озадаченной настороженностью.
  
  «Вы получали известия от Джека, пока его не было? Вы не знаете, уезжал ли он куда-нибудь из Иерусалима?»
  
  «Да, да, - сказала она. «Как ты узнал? Он поехал в Иерусалим прямо отсюда. Он останавливался в отеле American Colony. Я знаю, что он пошел туда первым, потому что он позвонил мне в ту ночь. А потом две ночи спустя… нет, три, это было двадцать пять. пятое. Он снова позвонил мне и сказал, что уезжает на несколько дней, и мне не стоит волноваться, если я не смогу с ним связаться ». В ее заявлениях снова стояли вопросы. Я не стал спрашивать, знает ли она, куда он ушел.
  
  Итак, все, что я знал, это то, что Роби уехал из Иерусалима в X и обратно в Иерусалим. Куда бы он ни пошел, он вернулся бы оттуда живым. Его убили в Иерусалиме. Двадцать седьмого.
  
  Я продолжал изучать одежду Роби. На глазах у Сары я чувствовал себя стервятником. Хладнокровная птица, питающаяся останками. В кармане пиджака я нашел спичечный коробок. Я засунул его в свой карман. Могу посмотреть позже.
  
  И это были последние эффекты Джексона Роби.
  
  «А как насчет машины? Она все еще в Иерусалиме?»
  
  Она покачала головой. «Он не взял машину. Он оставил ее мне».
  
  "Кошелек, ключи, деньги?"
  
  Она снова покачала головой. «Тот, кто убил его, забрал все. Его часы тоже. Вот почему я была уверена, что это… ну, как сказала полиция, - ограбление. По крайней мере… я была уверена до сегодняшнего вечера» Другой вопрос.
  
  Я дал ей ответ. В ответ она бы поверила и не поверила бы. «Вероятно, это было ограбление», - сказал я.
  
  Я закрыл чемодан.
  
  Она осталась на кровати.
  
  Музыка доносилась из другой комнаты. Сексуальный бит босса-новы.
  
  «Хорошо», - сказала она. «Если ты закончил…» Но она не двинулась с места. Ее удивило то, что она не двигалась. Но она все еще не двигалась. Я тоже. Я смотрел на ее плечи. Плавные изгибы переходили к ее шее, а длинная шелковистая шея превратилась в небольшой вздернутый подбородок, а подбородок переходил к мягким озадаченным губам.
  
  «Да», - сказал я. «Думаю, я закончил».
  
  Через неделю после того, как кто-то ударил меня ножом в переулке, я не хочу, чтобы какой-то другой парень баловался с моей девушкой. Я подумал, может быть, Роби чувствовал то же самое.
  
  Я пожелал спокойной ночи и ушел.
  
  
  
  
  
  Седьмая глава.
  
  
  
  
  Это был большой воскресный завтрак из четырех блюд, и обслуживание номеров поставило стол на балконе. Было поздно, 10:30. Я спал глубоким, паучьим сном, и его нити все еще мучили мой мозг.
  
  Погода была мягкой, солнце светило, а балкон выходил на Средиземное море. Звук морских птиц. Всплеск волн. День был похож на милую улыбающуюся Мату Хари, которая пыталась увести меня от долга.
  
  Я налил еще кофе, закурил сигарету и потянулся за газетой, которую заказал с завтраком. Небольшая статья сообщила мне плохие новости.
  
  Был похищен Харрисон Стол, владелец и редактор популярного ежемесячного журнала Public Report. Опять Аль Шайтан. Опять же, за сто миллионов долларов.
  
  А четыре и один - пятьсот миллионов. Полмиллиарда долларов.
  
  Для чего?
  
  Я пробовал еще кое-что. Я просмотрел список жертв похищения. Мой разум автоматически нашел образец. Не было никаких причин для существования шаблона, но мой разум настроен на поиск шаблонов.
  
  Леонард Фокс, царь отелей. Большие стеклянные отели в каждом городе мира. Гигантские бутылки из-под кока-колы разбросаны по горизонту. У Фокса были проблемы. Большая проблема. Помимо прочего, это были проблемы с деньгами. Частный иск о возмещении ущерба на двести миллионов; теперь добавьте, что правительство могло получить. Пара миллионов неуплаченных налогов, плюс штрафы по меньшей мере по десятку случаев мошенничества. Фокс жил на Багамах, но у Foxx Hotels Inc. было шаткое положение.
  
  Роджер Р. Джефферсон: National Motors. Автомобильный бизнес низшей лиги, головные боли высшей лиги. Продажи автомобилей падали во всей отрасли по целому ряду причин - энергетическому кризису, росту цен и изобретению автомобиля с расходом восемь миль на галлон. National Motors закрыла два завода и в настоящее время наносит удар по третьему. Джефферсон был обычным человеком с зарплатой (200 000 долларов в год). Как бы то ни было, он не мог поднять выкуп. Требование было предъявлено самой компании National.
  
  Харлоу Уилтс: Коттеджные мотели. Юго-западная сеть туров на одну ночь. Мотельный бизнес тоже работает на бензине, и люди дважды задумываются о том, чтобы взять отпуск, когда гамбургер стоит пятьдесят долларов за фунт. А Уилтс был уже слишком растянут в своих планах купить итальянский отель.
  
  Харрис
  
  на Штоле: то, что они называли «редактором-крестоносцем». Почтовая и полиграфическая деятельность достигла такого высокого уровня, что он поддерживал «Публичный отчет», требуя дополнительных вкладов.
  
  Так что до сих пор была закономерность. У всех были проблемы с деньгами. Что это значило? Это означало, что банки не будут выдавать ссуды в сотни миллионов долларов. Это означало, что компаниям придется продать свои активы, они обанкротятся. Что все это значило? Ничего. Почему Аль-Шайтану должно быть дело до банкротства?
  
  И еще был случай с Тургудом Майлзом, чтобы усложнить схему. Майлза из Doggie Bag Dog Food плюс школы-интернаты, салоны красоты, магазины одежды, сувенирные магазины, больницы, отели и похоронные часовни - все для собак. И все это приносит прибыль, которая может поразить воображение. Тергуд Майлз: нарушитель шаблонов.
  
  И не было никаких причин для существования шаблона.
  
  Телефон зазвонил. Я ответил на добавочный номер на балконе. На мой звонок ответил Дэвид Беньямин.
  
  Я спросил его, не проверит ли он номера телефонов. Узнайте, кому звонил Роби в Бейрут и Дамаск за неделю до своей смерти.
  
  Он записал числа. "Вы узнали что-нибудь еще важное?" Он казался уклончивым. Как будто он знал, что я что-то знаю.
  
  «Ничего особенного».
  
  "Хммм. Ты уверен?"
  
  "Конечно, я уверен". Я смотрел на пляж, точнее, на конкретное красное бикини на пляже.
  
  «Так каковы твои планы? Ты останешься в городе?»
  
  Я оторвал глаза от бикини. «Нет», - сказал я ему. «Я уезжаю в Иерусалим».
  
  «Что ж, если вы планируете арендовать машину, попробуйте Копель на улице Яркон. Вы можете взять себе Fiat 124 и поменять его в Иерусалиме на джип… если он вам понадобится».
  
  Я сделал паузу. «Зачем мне нужен джип в Иерусалиме?»
  
  «Вам не понадобится джип, - сказал он, - в Иерусалиме».
  
  "Есть ли другие полезные предложения?"
  
  «Ешьте листовые овощи и много отдыхайте»
  
  Я посоветовал ему кое-что сделать.
  
  Я арендовал Fiat 124 в компании Kopel Rent-A-Car на улице Яркон. Девять баксов в день плюс десять центов за километр. Они сказали, что я могу обменять его на джип в Иерусалиме.
  
  Я направился на юго-восток по четырехполосному шоссе, протянувшемуся на семьдесят километров. Около сорока четырех миль. Я включил радио. Американский рок Панельная дискуссия по удобрениям. Я выключил радио.
  
  Я не совсем солгал Беньямину, когда сказал ему, что не обнаружил ничего важного. На самом деле это, вероятно, было до боли правдой. За пятьсот долларов мне купили имя брата трупа в Бейт-Наме. Вот и все, и, наверное, ничего.
  
  А что касается пятисот долларов, то, если это все, что Роби заплатил Юсефу, оставалось еще две тысячи пятьсот долларов. Где-то в будущем он добился большего.
  
  Кому он заплатил?
  
  Без его списка контактов я понятия не имел.
  
  И без каких-либо подсказок пять парней могли потерять пятьсот миллионов. А может и их жизни.
  
  Это подводит меня к вопросу: у кого были подсказки? Кто забрал вещи Роби? Это было легко. Джеймс. Но он был в Аризоне привязанным к кровати. В начало. Их взял "американец". Агент? Шпион? Друг? Враг?
  
  Я снова включил радио и потянулся за сигаретой, когда вспомнил.
  
  Спичечный коробок. Тот, что от куртки Роби.
  
  Ванны Шанда
  
  Улица Омара 78
  
  Иерусалим
  
  
  
  На внутренней стороне обложки написано от руки имя Хаим.
  
  И опять же, возможно, это ничего не значило.
  
  
  
  
  
  Восьмая глава.
  
  
  
  
  Карта Израиля читается как указатель к Библии. Вы можете начать с Книги Бытия и пройти через Копи Соломона, Гробницу Давида, Вифлеем и Назарет и закончить Армагеддоном. Если хотите короткую версию, приезжайте в Иерусалим.
  
  Город захватывает дух с каждым шагом. Потому что вы стоите там, где Соломон держал своих лошадей, и теперь вы идете по Виа Долороза, по улице, по которой шел Христос с крестом. И там Мухаммед поднялся на небеса. И гробница Авессалома. И могила Марии. Стена Плача. Золотой купол мечети Омара; витражная комната Тайной вечери. Это все есть. И все выглядит примерно так, как тогда.
  
  В Иерусалиме 200 000 евреев, 75 000 мусульман и 15 000 христиан; есть также напряженность, но не больше, чем сейчас, когда город был разделен и арабы жили под властью арабов без водопровода и канализации.
  
  Часть города под названием «Восточный Иерусалим» принадлежала Иордании до войны 1967 года. Так же как гора Скопус и Елеонская гора.
  
  Таким образом, "Восточный Иерусалим" имеет арабский характер.
  
  «Арабский по характеру» можно неправильно понять. Поскольку арабский персонаж понимается неправильно, по крайней мере, большинством из нас, западных арабов, в западном сознании он остается последним истинным варваром-экзотиком. Шейхи с четырьмя женами, с законами Шариата, сомнительной моралью и плохими зубами. Беглые торговцы, которые продадут вам «настоящий старинный ковер» и спросят за свою дочь на два пиастра дороже. Плохие парни, которые мучают хороших парней в кино и не замышляют ничего хорошего с того дня, как умер Рудольф Валентино. Террористы имиджу не помогли. Фактически, они даже стали имиджем. И это довольно глупо.
  
  Все арабы не более жестокие террористы, чем все арабы шейхи. Если мне нужно сделать обобщение об арабах - а в целом я ненавижу обобщения - я бы сказал, что у них прекрасный склад ума, широкий юмор, великолепные манеры и дружелюбие, которое часто граничит с чрезмерным.
  
  Американская колония находится в Восточном Иерусалиме. Когда-то это был дворец паши. Позолоченный плиточный купол для удовольствий. Теперь комнаты стоят двадцать долларов в день. Огромные комнаты с потолочными балками и восточными узорами на стенах.
  
  Я зарегистрировался, как Маккензи из Мира, и вышел на залитый солнцем двор пообедать. Еда французская, а также ближневосточная. Я заказал французскую еду и израильское вино. Было поздно к обеду, и большинство кафельных столов были пусты. Через грядку цветущей герани забросали камнями четырех местных бизнесменов. Рядом со мной загорелая, дорогая на вид пара смотрела на серебряный кофейник для эспрессо, ожидая, пока кофе почернеет по своему вкусу. Мужчина вздохнул. Он не хотел, чтобы его заставляли ждать.
  
  Подошло мое вино, и мужчина вытянул шею, чтобы увидеть этикетку. Я позволил ему попробовать. Я подумал, что если я ему скажу, в следующие полчаса мы будем делать пробы вина. Затем он захочет поговорить о ресторанах во Франции и лучшем изготовителе рубашек на Сэвилл-Роу. Так что я позволил ему выпить.
  
  Он прочистил горло. «Простите, - сказал он. Американец. "Мне просто интересно ..."
  
  «Микве Исраэль».
  
  "Прошу прощения?"
  
  "Вино." Я раскрутил бутылку. «Микве Исраэль».
  
  "Ой." Он прочитал этикетку. «Микве Исраэль».
  
  Он был одет в костюм стоимостью шестьсот долларов - коричневый костюм, смуглая рубашка, смуглая кожа и коричневые волосы. То, что можно назвать ощутимым успехом. Дама рядом с ним завершила образ. Блондинка Грейс Келли из бледно-голубого шелка.
  
  «Я подумала раньше, что ты выглядишь знакомым». Она говорила мелодиями. Акцент, французский. «Но теперь я знаю, кого вы мне напоминаете». Взгляд был флиртующим. Классно, но жарко. Она обратилась к рекламе лосьона для загара. "Кто ты думаешь, Боб?"
  
  Боб молчал . Моя еда прибыла. Она наклонилась к официанту и взяла меня за руку. "Омар Шариф!" Официант подмигнул мне и ушел. Она наклонилась вперед. "Вы не ... не так ли?"
  
  «Омар Шариф. Эээ. Извини». Я затушил сигарету и принялся за ланч. Боб смотрел на мои сигареты. Через минуту он попросит показать пачку. Он прочистил горло.
  
  «Я Боб Ламотт. А это Жаклин Рейн».
  
  Я сдался. «Маккензи». Мы все пожали друг другу руки.
  
  "Вы здесь в отпуске?" - спросил Боб.
  
  Я сказал, что работаю в World Magazine. Я так часто говорил это, что начинал верить в это.
  
  Он сказал мне, что работал в Fresco Oil. Я сказал «Ой» и продолжил есть. Не "Ой?" Просто «Ой». Его не должно было пугать.
  
  "Как пирог с заварным кремом?"
  
  "Хм?"
  
  Он указал на мою тарелку. "Киш. Как это?"
  
  "Отлично."
  
  «Не так хорош, как у мадам Дит, держу пари. Вы когда-нибудь были у мадам Дит в Париже? Лучший пирог с заварным кремом в мире, без исключений».
  
  "Я запомню это"
  
  "Ты здесь один?"
  
  «Ммм. Ага».
  
  "Хорошо," сказала Жаклин. «В таком случае, возможно…» Взгляд, который она бросила на Боба, читался как карты телесуфлера. Боб понял его реплику.
  
  «О… да. Может, ты хочешь билет на концерт сегодня вечером? У меня встреча, деловая встреча, и, ну, Жаклин сюда хочет пойти, но ей, ну, довольно неловко идти одной. Так что эээ. … »
  
  Жаклин долго и медленно смотрела на меня. Взгляд «почему-я-кошка-прочь-чего-он-не-знает-не-навредит». Ее глаза были зелеными и усыпанными золотом.
  
  Я сказал: «Господи, извини, но у меня другие планы».
  
  Такие люди, как Ламотт, заставляют меня говорить что-то вроде «черт возьми». А такие женщины, как Жаклин, вредны для души. Вы можете услышать, как их колеса щелкают, когда они планируют зацепить вас, но тонкий аромат, шелковистые волосы, легкая рука на вашей руке, затем ускользающая… и следующее, что вы знаете, вы прыгнули на крючок. И следующее, что вы знаете после этого, вы снова в океане.
  
  "Может быть, в другой раз?" Они сказали это вместе, а потом оба рассмеялись.
  
  «Возможно», - сказал я, пока они смеялись.
  
  Я потребовал чек, заплатил и ушел.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Есть турецкие бани и есть турецкие бани.
  
  А еще есть Shanda.
  
  Аутентичные турецкие и аутентичные бани. Никакой ерунды. Выбирайте - паровой нагрев или сухой жар, горячий бассейн, холодный бассейн или средне-теплый. Шанда размещается в другом бывшем дворце. Витражи, мозаичные полы, высокие позолоченные купольные потолки.
  
  И кем, во имя Аллаха, был Хаим? Хаим мог здесь работать или просто торчать. Хаим мог прийти хоть раз, чтобы встретиться с Роби. Хаима здесь вообще не могло быть. Или Роби тоже. Может, он просто нашел спичечный коробок. Простите, мисс, у вас есть свет? Конечно. Здесь. Все в порядке. Держать их.
  
  Я подошел к столу. Потрепанный письменный стол в стиле офиса 1910 года посреди вестибюля в стиле паши. На табличке было написано: "Прием IL 5. $ 1,15". Я заплатил кассиру. Он был похож на мои воспоминания о С.З. Сакелл - индейка с масляными шариками в очках.
  
  Я сложил сдачу и подумал минуту.
  
  "Так?" он сказал по-английски, "так в чем дело?"
  
  Я сказал: "Я выгляжу так, будто что-то случилось?"
  
  «Вы когда-нибудь видели, чтобы у кого-то ничего не случилось? У всех есть что-то свое. Так почему же вы разные?»
  
  Я улыбнулся. "Я не."
  
  Он пожал плечами. "Так?"
  
  Так почему не. Я сказал: "Хаим здесь?"
  
  Он сказал: "Хаим кто?"
  
  «Я не знаю. Кто у тебя?»
  
  Он покачал подбородком. «Здесь нет Хаима». Он склонил голову. "Так почему ты спрашиваешь?"
  
  «Кто-то сказал мне спросить Хаима».
  
  Он снова покачал подбородком. «Здесь нет Хаима».
  
  "Хорошо. Хорошо. Где шкафчик?"
  
  «Если вы сказали, что вас послал Хаим, это что-то другое».
  
  "Что-нибудь еще?"
  
  «Если вы сказали, что вас послал Хаим, я звоню боссу. Если я звоню боссу, вы получите особое обращение».
  
  Я почесал в затылке. "Не могли бы вы позвонить боссу?"
  
  «Позвонив боссу, я был бы счастлив и обрадован. Есть только одна проблема. Хаим тебя не прислал».
  
  «Послушайте, предположим, мы начнем сначала. Здравствуйте. Хороший день. Меня послал Хаим».
  
  Он улыбнулся. "Да?"
  
  Я улыбнулся. "Да. Вы позвоните боссу?"
  
  «Если бы я позвонил боссу, я был бы счастлив и счастлив. Есть только одна проблема. Босса здесь нет»
  
  Я закрыл глаза.
  
  Он сказал: Расскажи, что ты идешь в парилку. Я пришлю босса позже ".
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Набор для парилки был у Феллини. Круглый и высокий, как небольшой Колизей, окруженный круглыми белыми каменными плитами, которые, как трибуны, поднимались к высокому куполообразному потолку из цветного стекла. С паром это было похоже на сон сюрреалиста о Помпеи. Тела, раскинувшиеся на каменных ступенях, появились в воздухе, но как раз вовремя, чтобы предотвратить столкновение. Видимость была почти нулевая.
  
  Я нашел шкафчик и взял напрокат большое полотенце с персидским рисунком и волокнистый скребок, который они называют мочалкой. Я не знал, как босс мог меня найти. Я даже не мог встать на ноги.
  
  Я забрался на плиту примерно на высоте двадцати футов. Поднимается пар. Было хорошо и жарко. Я думал, что смогу вылечить вмятины от предыдущей ночи. Расслабить больные мышцы. Я закрыл глаза. Может, Джексон Роби пришел сюда просто расслабиться. Может, он пришел за паром, в бассейн и за специальным лечением, которое послал меня Хаим.
  
  Я должен был признать, что обращение было особенным. Откуда-то из помпейских туманов быстро прилетела пара рук. Они схватили меня молотком и вырвали меня из равновесия. Было так чертовски жарко, что я его не видел. Но я знаю, как снять удар с молотка. Я могу это сделать, как говорится, заложив руки за спину.
  
  Я ответил ударом по дзюдо, и парень отлетел от меня, снова и снова, и исчез в клубах пара.
  
  Не долго.
  
  Он ударил меня прикладом по ребрам (вам нужен радар, чтобы сражаться там), и я поскользнулся на камне. Полотенце полетело, и я был голым, а затем он снова направился на меня, большая безликая капля, начиная нырять бомбой, чтобы убить.
  
  Я подождал, пока вторая нога оторвется от земли и перевернется! Я скатился на ступеньку ниже, и его тело врезалось в пустой камень. Я был на нем прежде, чем он успел сказать «уф»! Я ударил его по горлу стороной руки, но он заблокировал меня рукой толщиной с ствол дерева. Он был построен, как Кинг-Конг, и взгляд на его лицо не изменил моего мнения. Мы занимались практически индийской борьбой, пока он не крякнул, и не вздрогнул, и мы оба перекатывались снова и снова, и внезапно я упал на ступеньку,
  
  а он ударился головой о камень.
  
  Примерно тогда я мог воспользоваться помощью Вильгельмины. Но, конечно, я не брал свой Люгер в парилку, но я взял Хьюго, свой верный стилет. К сожалению, я спрятал его за пояс полотенца, и он улетел, когда полотенце полетело, и я где-то потерял его в этом паре.
  
  Но, как кто-то сказал, ищи и найдешь. Я почувствовал, как что-то острое покалывает мою спину. В этом блокбастере меня пригвоздили, как муху, и я пытался сделать из головы рубленую печень, а мой собственный нож начал колоть меня в спину.
  
  Я получил достаточно рычагов, чтобы сделать ход. Я схватился за ступеньку надо мной и оттолкнул, и мы оба перекатывались туда-сюда, вниз - и теперь у меня был стилет. Но теперь у него была моя рука с ножом, и мы снова перевернулись, толкая нож, только теперь он был сверху и прижимал мои руки. Я поднял колено, и его глаза начали выпучиваться, и мы снова подошли к нему. Я услышал, как что-то хрустнуло, его дыхание стало свистящим, а рука расслабилась. Я приближался и понял, что толкаю нож в труп.
  
  Я медленно поднялся, глядя на нападавшего. Его шея сломалась о угол ступеньки, а голова свисала с края. Я встал, тяжело дыша. Его тело рухнуло. Он начал катиться. Сверху и вниз через трибуны белых каменных ступеней, вниз через поднимающиеся адские облака пара.
  
  Я обошел ротонду и спустился по ступенькам. Я был наполовину за дверью, когда услышал, как кто-то сказал: «Как вы думаете, о чем был этот шум?»
  
  Его товарищ ответил: «Какой шум?»
  
  Я решил навестить босса. Я оделся и направился к двери с надписью «Директор». Его секретарь сказала мне, что его нет. Я прошел мимо ее стола и ее протестов и открыл дверь в кабинет босса. Его не было. Секретарша стояла у меня под локтем; пухлая, косоглазая женщина средних лет, ее руки были скрещены на груди. "Есть какое-нибудь сообщение?" она сказала. Саркастичный.
  
  «Ага», - сказал я. «Скажи ему, что здесь был Хаим. И я последний раз рекомендую его место».
  
  Я остановился у приемной.
  
  «Хаим много друзей прислал?»
  
  «Не-а, - сказал он. «Первый - это ты. Босс сказал мне только два дня назад.« Будьте внимательны,когда кто-то говорит, что Хаим ».
  
  Два дня назад. Он начал создавать свою собственную землю смысла.
  
  Может быть.
  
  "Так?" он спросил меня. "Что-то случилось?"
  
  «Нет», - медленно сказал я. «Все в порядке. Просто в порядке».
  
  
  
  
  
  Девятая глава.
  
  
  
  
  Kopel Rent-A-Car мне не помог. И Avis тоже. В Hertz мне повезло. Да, мистер Роби арендовал машину. Двадцать пятого. В семь утра. Он специально заказал Ленд Ровер. Звонил накануне, чтобы зарезервировать.
  
  "А когда он его вернул?"
  
  Она провела пальцами по поданной квитанции. Некрасивая девушка с плохой кожей. Она одарила меня улыбкой, похожей на наемную. «Двадцать седьмого. В одиннадцать тридцать».
  
  Двадцать минут спустя он телеграфировал AX. Через час после этого он умер в переулке.
  
  Она начала закрывать ящик для файлов.
  
  "Вы можете сказать мне еще кое-что?"
  
  Табличка на прилавке гласила, что ее зовут мисс Мангель.
  
  "Можете ли вы сказать мне, сколько миль он провел на Ровере?"
  
  Она швырнула свои сливовые ногти в форме копья обратно через букву «Р», пока не подошла к Роби. «Пятьсот сорок километров, сэр».
  
  Я кладу на прилавок купюру в пятьдесят фунтов. "Что это, что для чего?" - подозрительно спросила она.
  
  «Это потому, что вы никогда не слышали о мистере Роби, и здесь никто не спрашивал о нем».
  
  "О ком?" - сказала она и взяла купюру.
  
  Я взял карту со стойки и ушел.
  
  Был закат, и я просто катался некоторое время, пытаясь расслабить свой разум и подготовиться к следующему серьезному приступу размышлений. Город был цвета розового золота, как гигантский браслет, брошенный между холмами. Звонили церковные колокола, а с позолоченных минаретов раздавался голос муэдзина в стране. Ла илаха илла Аллах. Мусульманский призыв к молитве.
  
  Сам город походил на своего рода молитву. Арабские женщины, экзотические в вуалях, балансирующие на корзинах на своих бусах, сливающиеся с туристами в обрезанных джинсах и православными священниками в своих длинных черных одеждах и с длинными черными волосами, и мужчины в кафиях по пути в мечеть и хасидов. Евреи идут к Стене. Я задавался вопросом, сможет ли когда-нибудь город, названный Богом с тремя именами, сверкнуть с неба в зеркало и сказать: «Послушайте, ребята, так и должно быть. Все живут вместе в мире». Шалом-Алейхем, Салам-Алейкум. Мир вам.
  
  Я вернулся в свою комнату и заказал водку, затем налил горячей воды в
  
  ванну и взял с собой водку в ванну. За исключением места на затылке, где мне было больно расчесывать волосы, мое тело забыло день. Не прощая, просто забывая.
  
  Телефон зазвонил. Я застонал. В моей работе нет такой вещи, как опоссумская роскошь, позволяющая звонить телефонам или звонить в дверь. Либо кто-то хочет тебя достать, либо кто-то хочет тебя достать. И никогда не знаешь, что, пока не ответишь.
  
  Я выругался и вылез из ванны, капая на телефон, оставляя следы от ног на восточном ковре.
  
  "Маккензи?"
  
  Беньямин. Я сказал ему подождать. Я сказал, что съел ванильное мороженое. Я хотел это получить. Я думал, он тает. Код комикса: Может быть, нас прослушивают. Я, конечно, проверил комнату, но за телефоном коммутатора можно следить откуда угодно. И кто-то в Иерусалиме преследовал меня. Я положил трубку и насчитал двадцать, и когда я поднял трубку, он сказал, что ему нужно идти; его дверной звонок звонил. Я сказал, что перезвоню ему. Сказал звонить в десять.
  
  Я подумывал вернуться в ванну, но это все равно, что разогревать тосты - работы больше, чем того стоит. Я взял полотенце, свой напиток и карту и растянулся на большой двуспальной кровати.
  
  Роби проехал 540 километров туда и обратно. Двести семьдесят в одну сторону. Начиная с Иерусалима. Я проверил масштаб внизу карты. Сорок километров до дюйма. Я отмерил 6 дюймов и начертил круг вокруг Иерусалима; 270 километров в каждую сторону. Всего около 168 миль.
  
  Круг шел на север и охватывал большую часть Ливана; восток-северо-восток, он въехал в Сирию; Двигаясь на юго-восток, он захватил большую часть Иордании и пятидесятимильный кусок Саудовской Аравии. На юге он покрыл половину Синая и на юго-западе приземлился на крыльце Порт-Саида.
  
  Где-то в этом кругу Роби нашел Шайтана.
  
  Где-то в этом кругу я найду Шайтана.
  
  Где-то на равнине с оранжевой пылью.
  
  Перво-наперво. Иордания - вражеская территория для коммандос, а Египет быстро становится ненадежным. Синайский полуостров - хорошее место, чтобы спрятаться, но он полон израильтян и наблюдателей ООН, а также египтян Садата, которым становится довольно комфортно с Соединенными Штатами. Отметьте это как «может быть», но не как первый вариант. Не было и Аравии, которая оставила часть Сирии и большую часть Ливана, страны с большим палестинским контингентом. Сирия, армия которой все еще боролась с Израилем, все еще надеется закрепиться, несмотря на мирные переговоры. Ливан, известная база спецназовцев.
  
  Итак, фигура Шайтана была в Ливане или Сирии.
  
  Но остались ли они там, где были, когда их нашел Роби? Или они решили, что они в достаточной безопасности, чтобы просто остаться на месте после убийства?
  
  Ливан или Сирия. Роби звонил в Дамаск, Бейрут, Сирию и Ливан.
  
  Затем в моей голове стали появляться слухи.
  
  Может быть, Беньямин отследил звонки.
  
  Может, у него была потрясающая информация.
  
  Может, мне стоит одеться и пойти пообедать.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Ресторан назывался «Арабские рыцари», стены и потолок были покрыты тканью; пурпурный, красный, желтый и головокружительный. Гигантская птичья клетка заполняла центр комнаты, и пурпурно-красно-желтая птица злобно смотрела на посетителей при свечах.
  
  Я взял стол и заказал водку и блюдо из баранины, орехов, нута, риса, специй и кунжута. Я сказал: «Я хочу открыть семена кунжута». Официант любезно поклонился и попятился.
  
  Через несколько минут он вернулся с напитком, а через несколько минут вернулся с Жаклин Рейн.
  
  "Я думала, это ты в углу. Ты хочешь побыть один, или ...
  
  Мы остановились на «или», и она села. Она была одета в Париж, и от нее пахло Парижем, и светлые волосы были собраны на ее голове и падали маленькими завитками на шею. Бриллианты лукаво сверкали у нее в ушах, а что-то еще лукаво блестело в ее глазах.
  
  Она опустила их и сказала: «Я тебе не нравлюсь, да?»
  
  Я сказал: «Я вас не знаю».
  
  Она немного грубо засмеялась. «Есть ли выражение« умолять задать вопрос? »Я думаю, вы только что задали этот вопрос. Я задаю его снова. Почему я вам не нравлюсь?»
  
  "Почему ты хочешь, чтобы я это сделал?"
  
  Она поджала красные губы и склонила голову. «Для мужчины настолько привлекательного, что это довольно наивно»,
  
  «Для такой привлекательной женщины, - я пытался прочесть эти блески в ее глазах, - тебе не нужно гоняться за мужчинами, которым ты не нравишься».
  
  Она кивнула и улыбнулась. «Туше. А теперь - ты купишь мне выпить или отправишь меня домой спать без ужина?»
  
  Я показал официанту и заказал
  
  красный ей выпить. Она смотрела на птицу. «Я надеялась, что мы сможем быть хорошими друг с другом. Я надеялась…» - ее голос замер и замолчал.
  
  "Вы надеялись?"
  
  Она показала мне свои зелено-золотые глаза. «Я надеялся, что ты возьмешь меня с собой, когда уйдешь. Подальше отсюда».
  
  "От кого?"
  
  Она надулась и провела пальцем по ней. «Мне не нравится то, что он со мной делает». Я посмотрел на сияющие на ее ушах бриллианты и подумал, что ему нравится то, что она с ним делает. Она отметила мой взгляд. «О, да. Есть деньги. Денег много. Но деньги, я считаю, это еще не все. Есть нежность и храбрость… и…» - она ​​посмотрела на меня долгим тающим взглядом. «И многое, многое другое». Она приоткрыла губы.
  
  Возьми и распечатай. Это была плохая сцена из плохого фильма. У нее был класс, но она не могла играть. И хотя я признаю, что был храбрым и нежным, и выглядел как Омар Шариф и все такое, все, что сияло в ее глазах, не было любовью. Это даже не было хорошей чистой похотью. Это было что-то еще, но я не мог его прочитать.
  
  Я покачал головой. «Не тот пэтси. Но не сдавайся. Как насчет того высокого парня?» Я указал на красивого арабского официанта. «Денег не так много, но держу пари, что у него их гораздо больше».
  
  Она поставила стакан и резко встала. В ее глазах стояли слезы. Настоящие слезы. «Мне очень жаль, - сказала она. «Я выставила себя дурой. Я думала - неважно, что я думала». Настоящие слезы действительно текли по ее лицу, и она вытирала их дрожащими пальцами. «Просто я ... я в таком отчаянии, я-о!» Она вздрогнула. «Спокойной ночи, мистер Картер».
  
  Она повернулась и наполовину выбежала из комнаты. Я сидел в недоумении. Я не ожидал такого конца.
  
  Я также не сказал ей, что меня зовут Картер.
  
  Я допил кофе до десяти, подошел к телефонной будке и позвонил Беньямину.
  
  "Кто-то заводит жару, а?"
  
  В качестве ответа я рассказал ему историю в парной.
  
  "Интересно."
  
  «Не так ли? Как ты думаешь, у тебя есть время, чтобы проверить это место? Особенно босса? Хаим, я полагаю, был всего лишь подсказкой».
  
  «Хаим означает жизнь».
  
  «Да, я знаю. Моя жизнь уносит меня во множество странных мест».
  
  Пауза. Я слышал, как он чиркнул спичкой и затянулся сигаретой. "Как вы думаете, что Роби делал со спичечным коробком?"
  
  Я сказал: «Давай, Дэвид. Что это? Проверка интеллекта на первом курсе? Спичечный коробок был растением только для моих глаз. Кто-то положил его в багаж Роби, зная, что кто-то вроде меня найдет его. И проследить за ним. Что я Больше всего в этой идее мне не нравится то, что все, что я сейчас найду, может быть растением ".
  
  Он посмеялся. "Отлично."
  
  "Хм?"
  
  «На тесте. Или, по крайней мере, я пришел к тому же ответу. Что-нибудь еще, чем вы хотели бы поделиться?»
  
  «В данный момент нет. Но ты звонил мне».
  
  «Телефонные звонки Роби. Я проследил номера».
  
  Я достал книгу и карандаш. "Говори."
  
  «Номер в Бейруте - это отель« Фокс ». Роби звонил от станции к станции, поэтому нет никаких записей о том, кому он звонил».
  
  "Как насчет Дамаска?"
  
  "Да. Понятно. Телефон, не внесенный в список. Частный дом. Теодор Дженс. Что-нибудь значить?"
  
  Ой ой. У меня был с собой телефонный счет Сары. Я проверил даты звонков Роби. Я играл в покер с Дженсом в Аризоне, когда он предположительно разговаривал с Роби.
  
  Что означало что?
  
  Что несчастный случай, в результате которого Дженс оказался у тети Тилли, был устроен. Этот Роби разговаривал с самозванцем Дженса. Что какой-то посторонний проник в AX. И тот же посторонний мог тронуть Роби. Пока не…
  
  "Нет я сказал. «Для меня ничего не значит».
  
  "Хочешь, чтобы я это проверил?"
  
  "Я дам Вам знать."
  
  Еще одна пауза. "Вы бы стали гнилой кибуцник, понимаете?"
  
  "Смысл?"
  
  «Нет духа сотрудничества - как Роби».
  
  «Да. Ты прав. В школе я бегал на треке вместо того, чтобы играть в футбол. И единственное, о чем я когда-либо сожалел, это то, что тебе не достается чирлидерш на трек. и товарищей по команде ".
  
  «Кстати, я послал тебе товарища по команде».
  
  "Что вы прислали мне?"
  
  «Не волнуйтесь. Это была не моя идея. Я, как говорится, подчинялся».
  
  "Вадим?"
  
  «Ястреб. От вашего босса к моему боссу. От меня к вам».
  
  "Какого черта?"
  
  «За то, что поедете в Сирию - или в Ливан - или куда-нибудь еще, о чем вы мне не скажете».
  
  "Что заставляет вас думать, что я еду?"
  
  "Давай, Картер. Я только что отследил эти числа до Дамаска и Бейрута. И кроме того, я не думаю, что
  
  Шайтан прячет пятерых американцев, в центре Израиля. Вдруг ты думаешь, что я болван? "
  
  «Вдруг мне нужен приятель? Что это, черт возьми?»
  
  «Эй, молчи. Приказы есть приказы. Этот« приятель », которого я послал тебе, араб. Не совсем агент, но тот, кто был вам полезен. И прежде чем вы отвернете нос, я думаю, вам понадобится помощь. И араб с бумагами. Я отправил вам их тоже. Попытайтесь перебраться через эти границы как недавно появившийся американский журналист, и вы могли бы просто сказать им, что вы шпион ".
  
  Я вздохнул. «Хорошо. Я изящный неудачник».
  
  «Как в аду. Я слышу, как ты горишь».
  
  "Так?"
  
  «Так что это твой ход».
  
  «Хорошо. Я позвоню тебе через день или два. Откуда бы я ни был. Чтобы узнать, что ты узнал о ваннах Шанда». Я сделал паузу. «Я верю, что ваш верный не совсем агент будет держать вас в курсе обо мне».
  
  Он посмеялся. «И ты сказал, что был изящным неудачником».
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Я заплатил по чеку, получил много сдачи и поехал в отель «Интерконтиненталь». Я нашел телефонную будку и устроился в ней.
  
  Перво-наперво. Осторожно. Я должен был сделать это накануне вечером, но я не хотел включать будильник.
  
  "Привет?" Еще одна босса-нова на заднем плане.
  
  «Сара? Это Маккензи».
  
  "Маккензи!" она сказала. «Я долго думала о тебе».
  
  "У вас есть?"
  
  "У меня есть."
  
  Она сделала паузу для отдыха с двумя барами. «Я думаю, что была глупа».
  
  Еще два бара босса-новы.
  
  «Накануне вечером, когда ты уходил, я подошела к окну и стал смотреть, как ты уходишь. Неважно почему. В любом случае, дурная привычка, когда твое такси отъехало, с подъездной дорожки выехала машина через дорогу. Черный Рено, И внезапно я поняла, что эта машина стояла там два дня и всегда с кем-то была. Два дня - ты меня слышишь, Маккензи? "
  
  «Я слышу тебя, Сара».
  
  «Машина уехала после того, как вы уехали. И ее не было».
  
  Кем бы они ни были, они не были тупыми. Они знали, что кто-то из AX последует за Роби, и застали его место, чтобы узнать, кто. Это означало, что они не знали, кто я, пока я не поехал навестить Сару. Так что они не знали, что я встречался с Юсефом или видел Беньямина.
  
  Может быть.
  
  "Вы видели парня внутри?" Я спросил.
  
  «Их было двое. Я видел только водителя. Типа Джека Армстронга. Всеамериканский мальчик».
  
  "Вы имеете в виду большой и белокурый?"
  
  "Есть ли другой вид?"
  
  «Так теперь скажи мне, почему все это делает тебя глупой».
  
  Она снова остановилась. «Полагаю, все это сделало меня умным. Глупым я была все это время. Теперь я знаю, МакКензи. Насчет работы Джека. И… и твоей, наверное. Я всегда знала, правда. Я знала. и я просто не хотела знать. Это было слишком страшно, чтобы действительно знать. Если бы я знала, мне бы пришлось волноваться каждый раз, когда он выходил из дома ». В ее голосе звучало гневное самообвинение. «Ты понимаешь, Маккензи? Было легче беспокоиться о« других женщинах »или о себе. Милые маленькие, безопасные маленькие, девичьи заботы».
  
  «Полегче, Сара».
  
  Она взяла мои слова и раскрутила их. «Это было нелегко. Нам обоим было тяжело». Голос ее был горьким. «О, конечно. Я никогда не беспокоила его. Я никогда не задавала ему вопросов. Я просто сделала себя героиней.« Видишь, как я не задаю тебе вопросы? » А иногда я просто возвращалась. Нырнула в тишину. О, это должно было сделать его очень счастливым ». Мой голос был ровным. «Я уверен, что вы сделали его очень счастливым. Что касается остального, он понял. Он должен был. Вы думаете, что он не знал, через что вы проходите? Мы знаем, Сара. И то, как вы это играли, просто о единственном способе играть в это ".
  
  Некоторое время она молчала. Дорогая, долгая, междугородняя тишина.
  
  Я нарушил тишину. «Я позвонил, чтобы задать вопрос».
  
  Она вышла из транса, достаточно, чтобы рассмеяться над собой. "Вы имеете в виду, что не звонили, чтобы выслушать мои проблемы?"
  
  «Не беспокойтесь об этом. Я рад, что вы поговорили со мной. Теперь я хочу поговорить о Теде Дженсе».
  
  "Человек из Мира?"
  
  Я не ответил. Она сказала медленно, нерешительно, мучительно: «Оооо».
  
  "Как он выглядит?"
  
  «Боже мой, я…»
  
  «Откуда ты мог знать? Давай. Расскажи мне. Как он выглядел».
  
  «Ну, песочные волосы, голубые глаза. У него был довольно сильный загар».
  
  "Высота?"
  
  «Среднего, среднего телосложения».
  
  Пока что она описывала Теда Дженса.
  
  "Что-нибудь еще?"
  
  «Ммм… красивый, я бы сказал. И хорошо одетый».
  
  "Он показал вам какое-нибудь удостоверение личности?"
  
  «Да. Пресс-карточка из журнала World Magazine».
  
  World Magazine разве
  
  прикрытие Джинса.
  
  Я вздохнул. «Он задавал вам какие-нибудь вопросы? И вы ему отвечали?»
  
  «Ну, он спрашивал то же самое, что и ты. По-другому. Но в основном он хотел знать, что я знаю о работе Джека и его друзьях. И я сказал ему правду. То, что я сказал тебе. Этого я не знала. что-либо."
  
  Я сказал ей быть осторожной, но не терять сон. Я сомневался, что они больше будут ее беспокоить. Она выполнила свою функцию - связь со мной.
  
  У меня заканчивались сдачи, и мне нужно было сделать еще один звонок.
  
  Я пожелал Саре Лави спокойной ночи.
  
  Я скормил автомату еще несколько монет и набрал номер Жака Келли дома в Бейруте. «Жак Келли» описывает Жака Келли. Дикий француз-ирландец. Бельмондо подражает Эрролу Флинну. Келли тоже был нашим человеком в Бейруте.
  
  Он тоже был в постели, когда я позвонил. Судя по невнятности в его голосе, я не мешал ни хорошему ночному сну, ни Late Show в Ливане.
  
  Я сказал, что сделаю это быстро, и очень постарался. Я попросил его зайти в «Фокс Бейрут», чтобы получить список гостей на те дни, когда звонил Роби. Я также сказал ему, что у Теда Дженса есть двойник. Я сказал ему передать эту новость по телеграфу Хоуку и убедиться, что кто-то не обошел Дамаск. AX послал бы замену Дженсу, но я не рисковал, доверяя замену. Нет, если я не знал, кто он, а я не знал.
  
  "Как насчет самого Дженса?" он посоветовал. «Может быть, нам стоит провести о нем предысторию. Выяснить, на носу его лодки течет вода».
  
  «Да. Это следующее. И скажи Хоуку, что я предлагаю ему использовать Милли Барнс».
  
  "Что?"
  
  «Милли Барнс. Девушка, которая сможет задавать вопросы Дженсу».
  
  Келли сделала каламбур, который не стоит повторять.
  
  Я положил трубку и сел в будку. Я понял, что был зол. Я закурил сигарету и в гневе затянулся. Внезапно я начал смеяться. За два дня меня обманули, поймали, дважды избили, преследовали, более чем вероятно прослушивали, и в целом я служил телефонной станцией для входящих и исходящих плохих новостей. Но что меня в конце концов рассердило?
  
  Секс-каламбур Келли о Милли.
  
  Попытайтесь понять это.
  
  
  
  
  
  Десятая глава.
  
  
  
  
  ИСЛАМСКАЯ КУЛЬТУРА.
  
  14:00 завтра в бальном зале
  
  Приглашенный лектор: д-р Джамиль Раад
  
  
  
  "Ваша сдача?"
  
  Я посмотрел вниз с вывески и снова на девушку за прилавком сигарет. Она вручила мне монету в пятьдесят агорот и мою пачку эксцентричных сигарет. Только на Ближнем Востоке и в некоторых частях Парижа мою сумасшедшую марку с золотыми наконечниками продают на обычных табачных прилавках отелей. Я мог бы обойтись без золотого наконечника. Ко мне обращаются не только матроны среднего возраста в дизайнерской одежде и молодые девушки-хиппи с накрашенными в зеленый цвет ногтями («Где вы взяли эти милые / классные сигареты?»), Но и мне нужно смотреть, что я делаю с окурками. . Они читаются как табличка с надписью «Картер был здесь».
  
  Я остановился у стола, чтобы проверить сообщения. Клерк захихикал. Он продолжал смотреть на меня застенчиво и понимающе. Когда я попросил, чтобы меня разбудили в семь утра, чтобы «поскорее начать», вы, возможно, подумали бы, что я Роберт Бенчли, который срывает одну из лучших сцен. Я почесал в затылке и позвонил в лифт.
  
  Лифтер тоже был в приподнятом настроении. Я зевнул и сказал: «Не могу дождаться, чтобы лечь спать», и измеритель хихиканья зарегистрировал жирную 1000.
  
  Я проверил свою дверь, прежде чем использовать ключ, и - хо-хо - дверь открылась, пока меня не было. Кто-то зацепился за мою специальную дверную приманку и за моей спиной зашел в гости.
  
  Мой посетитель все еще навещал меня?
  
  Я вытащил пистолет, щелкнул предохранителем и распахнул дверь с достаточной силой, чтобы разбить всех, кто прячется за ней.
  
  Она ахнула и поднялась с кровати.
  
  Я включил свет.
  
  Танцовщица живота?
  
  Да, танцовщица живота.
  
  «Если вы не закроете дверь, я простужусь». Она ухмылялась. Нет, смеюсь. На меня. Ее черные волосы растрепались. Я все еще стоял в дверях с пистолетом. Я закрыл дверь. Я посмотрел на пистолет, потом на девушку. Она не была вооружена. За исключением этого тела. И эти волосы. И эти глаза.
  
  Я встретился с ней взглядом. «У меня уже была моя битва за день, так что если вы планируете подставить меня, вы слишком поздно».
  
  Она посмотрела на меня с искренним недоумением. "Я не понимаю этого ..." настройка "?"
  
  Я отложил пистолет и подошел к кровати. Я присел. «Я тоже. Так что, предположим, ты мне скажешь». Она прикрывала себя одеялом, выглядя испуганной и смущенной. Большие топазовые глаза сканируют мое лицо.
  
  Я провел рукой по лицу. "Вы работаете на Бнай Мегиддо, не так ли?"
  
  "Нет. Что заставляет тебя говорить?"
  
  Я вздохнул. «Шлепок в челюсть, удар в голень и пояс в животе - вот лишь некоторые из них. Предположим, мы начнем все сначала. На кого вы работаете и почему вы здесь? И я лучше вас предупредлю. У меня также была моя Вильгельмина. Сегодняшний вампир, так что не пытайся соблазнить меня своим нежным молодым телом ».
  
  Она бросила на меня долгий любопытный взгляд; голова набок, грыз длинный ноготь. «Ты много говоришь, - медленно сказала она. А потом еще одна улыбка, веселая, уговаривающая.
  
  Я встал. "Хорошо. Вверх!" Я хлопал в ладоши. "Lickety-split. В одежду. Вон за дверь. Вон!"
  
  Она потянула покрывало повыше и улыбнулась шире. «Я думаю, ты не понимаешь. Разве Дэвид не сказал тебе ждать меня?»
  
  "Дэйвид?"
  
  «Беньямин».
  
  Сложив это вместе, вы получите Дэвида Беньямина. Дэвид - Я-посылаю-тебя-товарища по команде - Беньямин.
  
  Товарищ по команде, черт. Это была чирлидерша.
  
  Я изучал ее. «Я думаю, тебе лучше доказать это».
  
  Она пожала плечами. "Конечно." И встала.
  
  Не голая. На ней было облегающее платье с глубоким вырезом. Бирюзово-голубой. Забудьте о платье. Тело… милый Господь!
  
  "Здесь." Она протягивала мне конверт. Записка от Беньямина. Она стояла на расстоянии не более шести дюймов. Моя кровь продолжала течь ей навстречу. Я взял письмо. Первая часть была тем, что он сказал мне по телефону. И остальное:
  
  Вы, несомненно, помните мисс Калуд, нашего тайного агента в Эль-Джаззаре (или, лучше сказать, нашего «раскрытого агента»?). Она сказала мне, что уже оказала вам помощь. Ваш стол в клубе был установлен на люке, и после того, как вы проглотили последний кусок еды, пол планировал проглотить вас.
  
  
  
  Вот почему она дала мне сигнал сбежать. Я посмотрел на женщину передо мной и улыбнулся. «Если вы хотите передумать предлагать свое тело…»
  
  Она вдруг возмутилась. Она вернулась в мою кровать, залезла под одеяло, но все еще выглядела возмущенной. «Мистер Картер, - сказала она, и я сразу поняла, что предложение отменено, - я здесь притворяюсь миссис МакКензи, потому что это мои приказы. Я принимаю эти приказы, потому что как арабка я презираю тех, что террористы. И потому что я хочу, как женщина, быть свободной от тирании вуали и пурды. Это мои причины. Только политические. Вы любезно сохраните наши отношения политическими ".
  
  Она взбила подушки и натянула одеяло. «А теперь, - сказала она, - я хочу спать». Она закрыла глаза и снова открыла их. Выключите свет, пожалуйста, на выходе "
  
  Я придал ей вид, который оставляю для марсиан и некоторых малоизвестных кубистских картин. «Я думаю, - медленно сказал я, - нам лучше взять это еще раз. Это моя комната. А та, на которой вы лежите, моя кровать, миссис Маккензи. И даже если бы я мог снять другую комнату, она бы не была моей». Выглядит правильно, миссис Маккензи, с точки зрения нашего прикрытия, миссис Маккензи, если я перейду вверх и выбегу на такое блюдо, как вы ».
  
  Она села, оперлась на локоть и подумала: «Ну… ты прав». Она бросила подушку на пол и стала снимать одеяло с кровати.
  
  Я откинул подушку. «Как бы мы это ни сыграли, это будет подросток, но я проклят, если проведу ночь на полу». Я поспешно начал ослаблять галстук. Она посмотрела на меня широко открытыми глазами и выглядела молодо. «Я ... я предупреждаю вас, - сказала она, пытаясь сохранить тон предупреждения, - я ... я не буду ... я не ...» и, наконец, она пробормотала: «Я девственница».
  
  Моя рука застыла на узле галстука. Дело в том, что я ей поверил. Двадцатипятилетняя, сочная, сексуальная, танцующая танец живота, шпионка… девственница.
  
  Я оставил нижнее белье и выключил бой. Я сел на кровать и закурил. "Как ваше имя?" - мягко спросил я ее.
  
  «Лейла», - сказала она.
  
  «Хорошо, Лейла. Мы будем сохранять наши отношения строго политическими».
  
  Я залез под одеяло и быстро посмотрел на нее. Она стояла ко мне спиной, а глаза были закрыты.
  
  Политика делает странных товарищей по постели.
  
  
  
  
  
  Одиннадцатая глава.
  
  
  
  
  Это было почти, но еще не совсем рассвело. В вестибюле отеля все еще горел свет, и у ночного клерка было выражение тяжелого дня и ночи. Сопровождающий в темно-зеленом комбинезоне водил пылесосом по коврику. Его гул эхом разнесся по пустому холлу. Исправление: не совсем пустой холл.
  
  У него было лицо, как у плаката с призывом в армию. Все светловолосые, голубоглазые, молодые и крутые. Дорогой американский костюм. Но немного комковатый под мышкой. Примерно где висит кобура. И немного прохладно вокруг глаз. И что именно он делал в холле, читая газету в пять утра. Богиня-девственница была в моей постели, а не в его.
  
  Я знал, кто он такой. Джек Армстронг, а
  
  Всеамериканский символ.
  
  Все, что я имел в виду, когда выходил из комнаты, - это прогулка вокруг квартала от бессонницы. Теперь решил взять машину - и поглядеть в зеркало заднего вида.
  
  И, конечно же, черный Renault. Он выехал с места напротив отеля. Все, что я получил, это быстрое впечатление о его внешности. Темноволосый и здоровенный. Но и на араба он не был похож. Кем были все эти парни? И при чем тут Аль-Шайтан?
  
  Я свернул направо на Хайесод-стрит.
  
  Renault свернул направо на улицу Хайесод.
  
  Почему они внезапно преследовали меня сейчас? Никто не преследовал меня по дороге из Тель-Авива. А вчера дорога позади меня была свободна. Так почему именно сейчас?
  
  Потому что до сих пор они знали, куда я иду. Американская колония. Ванны Шанда. Они чертовски убедились, что я пойду в Шандские ванны, и решили, что оттуда я поеду в морг. Теперь они не знали, чего ожидать. Так что на мне была тень.
  
  Или на мне был убийца?
  
  Я снова повернулся. Он снова повернулся.
  
  Я остановился в дальнем конце Рэмбон-стрит, откуда открывался вид на все еще спящий город. Я оставил мотор работать и вытащил пистолет.
  
  «Рено» проехал мимо.
  
  Не убийца.
  
  Не обязательно.
  
  С Агрон-стрит подъехала машина. Юные влюбленные приходят полюбоваться восходом солнца.
  
  Вероятно, пора было покинуть Иерусалим.
  
  Если бы контакт Роби все еще был здесь (если бы у Роби был контакт здесь с самого начала), парень увидел бы тени и избегал меня, как чумы. Тень тени? Не стоит беспокоиться. Это были типичные мелкие наемники. Шанда? Шин Бет проверит это. Но, скорее всего, это был второстепенный заговор. Я искал арабских террористов. А я пока даже араба не видел.
  
  Пора было покинуть Иерусалим.
  
  Я точно знал, куда хочу пойти.
  
  Вопрос был в том, знали ли тени?
  
  Я закурил сигарету, включил музыку и позволил солнцу светить мне в лицо через окно. Я закрыл глаза.
  
  И Жаклин Рейн танцевала у меня в голове.
  
  Куда вписалась Жаклин Рейн?
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Я использовал кусок ацетата и защелкнул замок.
  
  Она не спала.
  
  Выражение ее лица, когда я открыл дверь, было парадоксом безмятежного ужаса. Когда она увидела, что это я, она вздохнула и откинулась на подушки.
  
  Я сказал: «Ты хотел поговорить».
  
  Она сказала: «О, слава Богу».
  
  Я скинула со стула кружевной пеньюар и села. Жаклин приложила палец к губам. «Осторожно, - прошептала она, - Боб - он остается в комнате напротив».
  
  Я сказал ей, что знаю, что проверял, не зарегистрированы ли они вместе. Она попросила сигарету. Я бросил ей рюкзак. Она убрала светлые волосы с лица, ее рука слегка дрожала. Лицо слегка опухшее.
  
  Она задула спичку. "Ты возьмешь меня с собой?"
  
  «Я в этом сомневаюсь», - сказал я. «Но вы можете попытаться убедить меня».
  
  Она встретилась со мной взглядом и слегка наклонилась вперед, ее груди выступили из-под зеленого кружевного платья ...
  
  «С логикой», - добавил я. «Так что верни свой симпатичный сундучок на место».
  
  Она задрала одеяло и криво улыбнулась. «Ты всем сердцем».
  
  «Я весь в ушах. Ты хочешь поговорить - или ты хочешь, чтобы я ушел?»
  
  Она посмотрела на меня и вздохнула. "С чего мне начать?"
  
  "Кто такой Ламотт?"
  
  «Я… я не знаю».
  
  «Пока, Жаклин. Было приятно поболтать».
  
  "Нет!" - резко сказала она. «Я не знаю. Я знаю только то, кем он себя называет».
  
  "Как долго ты знаешь его?"
  
  «Около двух месяцев».
  
  "Хорошо. Я куплю это. Где ты познакомился?"
  
  «В Дамаске».
  
  "Как?"
  
  "На вечеринке."
  
  "Чей дом?"
  
  «Не в доме. В ресторане»
  
  "Частная вечеринка или деловая вечеринка?"
  
  «Я не понимаю».
  
  "Частная вечеринка или деловая вечеринка?"
  
  «Я не понимаю, почему вы спрашиваете эти подробности».
  
  Потому что лучший способ узнать, лжет ли кто-то - это задавать вопросы, как пулеметные пули. Неважно, какие вопросы. Важна скорость. Только профессионал может так быстро. И только профессионал, которого хорошо отрепетировали. Жаклин Рейн, кем бы она ни была, ни в коем случае не была профессионалом.
  
  "Частная вечеринка или деловая вечеринка?"
  
  "Бизнес,"
  
  "Чей?"
  
  «Конференция нефтяников».
  
  «Назовите фирмы, которые посетили конференцию».
  
  "Trans-Com, Fresco, S-Standard, я думаю. Я ..."
  
  "Как ты туда попала?"
  
  «Я ... с другом».
  
  "Какой друг?"
  
  «Мужчина. Это действительно важно? Я…»
  
  "Какой друг?"
  
  «Его зовут - его зовут - Жан Манто».
  
  Ложь.
  
  "Продолжай."
  
  "С чем?"
  
  «Манто. Друг? Или он был твоим любовником?»
  
  "Любовник". Она сказала тихим голосом.
  
  "Продолжай."
  
  "Чем? Боже мой! Чем?"
  
  «Ламотт. Вы бросили Манто ради Ламотта. Так что вы знаете о Бобе Ламотте?»
  
  «Я сказал тебе. Ничего особенного. Я… я просто знаю, что он замешан во чем-то плохом. Это меня пугает. Я хочу сбежать».
  
  «Итак? Что тебя останавливает».
  
  «Он… он знает».
  
  "Как?"
  
  Тишина. Затем: «Он ... у него есть двое мужчин, которые наблюдают за мной. Я притворяюсь, что не знаю. Но я знаю. Они смотрят. Я думаю, они убьют меня, если я попытаюсь сбежать. Я думаю, они убьют меня, если они узнают, что мы говорим ".
  
  Тишина.
  
  "Продолжай."
  
  "Что ты хочешь?"
  
  «Правда. Начните сверху. С кем вы были на нефтяной конференции?»
  
  На мгновение мне показалось, что она упадет в обморок. Ее тело резко упало, веки задрожали.
  
  «Вы могли бы также сказать мне. Я уже знаю».
  
  Она не упала в обморок. Она просто задыхалась от рыданий. Она застонала и перевернулась лицом к стене.
  
  «Тед Дженс. Верно? Он работает на Trans-Com Oil в Дамаске. По крайней мере, это часть его работы. И вы продали его за бриллиантовые серьги». Я подумал о том, как Дженса допросила Милли. Заботится ли Милли о деньгах. Теперь все обрело смысл, черт возьми. «И ты его чуть не убила, знаешь ли».
  
  "Не надо! Пожалуйста!"
  
  «Ты не слишком мягок, чтобы слышать о подобных вещах. Как ты думаешь, что происходит?»
  
  Она безвольно села. «Бобу нужны были только ключи от квартиры. Он сказал, что ему просто нужно использовать квартиру Теда, Чего никто не узнает. Что мы будем богатыми».
  
  "Что он делал в квартире Теда?"
  
  Она покачала головой. «Меня там не было».
  
  "А где был Тед?"
  
  «Он ... он был в Бейруте»
  
  "Когда он ушел?"
  
  «Не знаю. Думаю, в среду».
  
  "Двенадцатого?"
  
  Она пожала плечами. «Наверное. Я думаю».
  
  Это прикинул. Дженс покинул Дамаск в среду, двенадцатого числа. Он уехал в Бейрут и его сбила машина. «Во вторник», - сказал он. Значит, это был вторник, восемнадцатое. Это было приурочено к тому времени, когда он появился в Аризоне. То, как он это сказал, он не думал, что это связано с AX.
  
  Только так должно было быть.
  
  Может быть, даже связано с Фоксом.
  
  Фокса похитили пятнадцатого числа. О том, когда Ламот начал пользоваться квартирой Джинса.
  
  И Роби начал горячиться по делу.
  
  И кто-то знал, что становится жарко. "Когда Джексон Роби впервые позвонил?"
  
  Она даже не долго колебалась. «Однажды поздно вечером. Может, в час ночи».
  
  «И Теда там не было».
  
  Она отрицательно покачала головой.
  
  "И Ламотт был".
  
  Она кивнула.
  
  «И ты дала ему трубку. Ты сказала:« Минутку, я позову Теда ». И вы связали Ламотта с Роби по телефону ".
  
  Она кивнула.
  
  «И после этого он попросил ключ».
  
  Еще один кивок.
  
  И после этого Дженс был сбит.
  
  И Ламотт остался, отвечая на звонки Роби. Роби сообщает о ходе расследования.
  
  Итак, когда Роби нашел Шайтана, Ламотт знал об этом и кому-то рассказал. И убил Роби.
  
  «Еще один вопрос. В первый день, когда я приехал сюда. Это приглашение отвезти тебя на концерт. Неужели Ламотт думал, что я упаду тебе на руки и начну шептать тебе на уши государственные секреты?»
  
  «Нет», - медленно ответила она. «Это была моя идея. Я сказал ему, что думаю, что смогу заставить тебя рассказывать о твоем деле. Но все, что я хотела, - это остаться с тобой наедине… попросить тебя о помощи».
  
  «И вы планировали рассказать мне какую-нибудь историю про хулиганство. Девушка в беде».
  
  Она закрыла глаза. «Я в беде».
  
  Я встал.
  
  Ее глаза открылись и вспыхнула паника. "Пожалуйста!" она умоляла. «Ты не можешь просто оставить меня. Тед жив, и Бог знает, что мне очень жаль. Я все исправлю. Я помогу тебе».
  
  «Токио Роуз сказал то же самое».
  
  «Действительно! Я буду. Я… Я узнаю кое-что от Боба и расскажу тебе».
  
  Я взял с кровати сигареты. Я зажег одну и положил рюкзак в карман. Похоже, я обдумал ее предложение. «Вы понимаете, - сказал я, - если ваш друг Ламотт узнает, что я был здесь, и внезапно вы задаете вопросы, он достаточно проницателен, чтобы собрать все воедино. Это означает, что вы мертвы»
  
  Я подошел к двери и тихонько ее открыл. В зале никого. Глаза не смотрят. Звуки храпа из комнаты Ламотта. Я вошел и закрыл дверь. Я затушил сигарету в пепельнице у кресла.
  
  «Хорошо, - сказал я. «Мне нужна информация, и я хочу ее сегодня вечером».
  
  Она тяжело сглотнула. "Вы уверены, что Боб не узнает, что вы были здесь?"
  
  Я приподнял бровь. «Я никогда не скажу».
  
  Она вздохнула и кивнула.
  
  Я улыбнулся и ушел.
  
  В любом случае, это сработало, меня устраивало. Может, ей удастся получить какую-нибудь информацию. Я сильно в этом сомневался, но, возможно, она могла бы. С другой стороны - что более вероятно - если бы Ламот был умен, он бы знал, что я был там.
  
  В комнате Жаклин было два окурка.
  
  Окулы с золотыми наконечниками, читаемые как знак. Табличка с надписью «Картер был здесь».
  
  Я вернулся наверх и лег в постель. Лейла была там, все еще крепко спала.
  
  Я чертовски устал, мне было все равно.
  
  
  
  
  
  Двенадцатая глава.
  
  
  
  
  Мне снилось, что я лежу где-то в пустыне, окруженный огромными оранжевыми камнями, и камни превратились в форму дьявола и начали дышать огнем и дымом. Я чувствовал жар и собственный пот, но почему-то не мог пошевелиться. В другом направлении были пурпурные горы, прохладные и тенистые, а вдалеке - одинокий всадник на бронзовой кобыле. Передо мной из земли поднялся гладкий камень. На камне было написано. Я прищурился, чтобы прочитать: «Здесь лежит Ник Картер». Я почувствовал что-то холодное сбоку от моей головы. Я покачал головой. Он не двигался, я открыл глаза.
  
  Боб Ламотт стоял надо мной. «Что-то холодное» было дулом пистолета. Я отвел глаза влево. Кровать была пуста. Лейлы не было.
  
  Мои мысли вернулись к более ранней сцене. Я стою в холле сегодня утром. Стоя перед дверью Ламотта. Взвешивая ценность вторжения. Я отказался от этого. Я пробежался по самому вероятному сценарию и решил, что диалог не будет воспроизводиться.
  
  Я (мой пистолет направлен прямо ему в голову): Хорошо, Ламотт. Скажите, на кого вы работаете и где я могу их найти.
  
  Ламотт: Ты убьешь меня, если я этого не сделаю, не так ли?
  
  Я: Вот и все.
  
  Ламотт: И вы позволите мне пять, если я это сделаю? Я с трудом верю в это, мистер Маккензи.
  
  Я: Рискни.
  
  Ламотт (вытаскивая из ниоткуда нож и неловко нанося удар мне в бок): Ух! Ах!
  
  Я: Бац!
  
  Не то чтобы я считал Ламотта героем. Мужчины, которые носят пятидесятидолларовые галстуки, любят держать шею в безопасности. Я просто подумал, что он оценит шансы. Если бы он не заговорил, мне пришлось бы его убить. Если бы он заговорил, мне пришлось бы его убить. Что я мог сделать? Оставить его в живых, чтобы предупредить Аль-Шайтана? Они переместят свое убежище прежде, чем я доберусь туда, и все, что я попаду, будет ловушкой. И Ламотт был достаточно умен, чтобы допустить это. Поэтому вместо того, чтобы дать мне какой-либо ответ - кроме, может быть, неправильного ответа - он пытался убить меня, и мне пришлось бы убить его. (Это был сценарий со счастливым концом.) В любом случае я не получу никакой реальной информации и, возможно, убью ценную подсказку.
  
  Поэтому я ушел от двери Ламотта, думая, что поступлю с ним как-нибудь иначе.
  
  Вот и все.
  
  «Ну, наконец-то ты проснулся», - сказал он. "Руки вверх."
  
  Ламот был одет на тысячу долларов, и волны Зизани хлынули с его лица. Сара сказала, что он «довольно красив» - человек, который пришел и выдал себя за Дженса, - но он казался мне избалованным ребенком. Губы слишком мягкие. Мрачные глаза.
  
  «Ага», - сказал я. «Спасибо за услугу. Адски просыпаться по звенящей тревоге. Итак, теперь, когда я встал, что я могу вам предложить?»
  
  Он улыбнулся. «Ты можешь умереть. Думаю, это меня устроит».
  
  Я смеялся. «Это было бы неразумно, Ламотт. Во-первых, твой голос записан на пленку. Ты запустил машину, когда открыл дверь». Он начал осматривать комнату. "Эээ", - сказал я. «Сомневаюсь, что вы найдете его, если будете смотреть весь день». Я закусил губу. «Если у тебя есть время искать так долго».
  
  Он не мог найти его, потому что его там не было. Я знаю, что это неприятно, но иногда вру.
  
  «Теперь дело в том, - продолжил я спокойно, - что мои друзья знают несколько фактов, которые я собрал до сих пор. В том числе:« Я смотрел на него », факт твоего присутствия. Если ты убьешь меня, ты мертв. Если вы позволите мне жить, они позволят вам жить, на случай, если вы ошибетесь и приведете нас к Шайтану ».
  
  Его глаза сузились, пытаясь меня прочитать. Пистолет оставался неподвижным, теперь он был направлен мне в грудь. Определенной части меня хотелось смеяться. Оружие было «Беретта» 25 калибра. Пистолет Джеймса Бонда. Ну конечно, у Ламотта будет пистолет Джеймса Бонда.
  
  Он качал головой. «Я не думаю, что верю тебе».
  
  "Тогда почему бы тебе не убить меня?"
  
  "Я полностью намерен это сделать".
  
  «Но не раньше… чего? Если бы все, что у тебя на уме было убийство, ты бы застрелил меня до того, как я проснусь».
  
  Он злился. «Я не люблю, когда меня опекают». Он звучал раздраженно. «Меньше всего, когда это делают потенциальные трупы. Я хочу, чтобы вы мне сказали, сколько вы знаете. И кому, если кто-нибудь, вы сказали».
  
  Я: И ты убьешь меня, если я этого не сделаю, не так ли?
  
  Ламотт: Вот и все.
  
  Я: И ты позволишь мне жить, если я это сделаю? Я не верю этому, мистер Ламотт.
  
  Ламотт: Снике...
  
  Я (моя рука бросается вперед мощным ударом, который выбивает Беретту из его руки, мои ноги качаются вперед и падают на пол, мое колено поднимается, чтобы поздороваться с его животом, и моя рука, как тесак на тыльной стороне его шея, пока он все еще свалился вперед от удара живота): А теперь - что ты скажи, что хотел знать?
  
  Ламотт (спускается, но затем берет меня с собой, теперь уже на мне, его руки на моей шее и его пряжка ремня продырявливает мой живот): Ух! Ах!
  
  Я: Бац!
  
  Этот тупой ублюдок вынул мой пистолет из-под подушки и сунул его в карман пиджака. Все, это я узнал, когда ковырялся в его карманах.
  
  Кровь текла из его рта, а сбоку на его куртке образовывалось пятно. Если бы он был жив, он был бы безумнее ада. Такой хороший костюм испорчен.
  
  Я подтолкнул его тело, обыскал его карманы и нашел ключи. Все остальное на нем не имело значения. Его I.D. читайте так, как я и думал. «Роберт Ламотт из Fresco Oil». Домашним адресом была улица в Дамаске.
  
  Я начал одеваться.
  
  Дверь открылась.
  
  Лейла в хлопковой юбке и блузке. Ее волосы заплетены в косички. Маленькое пятнышко липкого клубничного джема радостно покоилось у ее рта. «Ты встал», - сказала она. "Я не хотела тебя будить, поэтому пошла завтракать ..."
  
  "Что случилось?" Я сказал. - "Вы никогда не видели тела?"
  
  Она закрыла дверь и прислонилась к ней, я мог сказать, что ей было жаль, что она съела перерыв ...
  
  "Кто он?" она сказала.
  
  «Человек, который должен был остаться в постели. Мы займемся этим позже. А пока я хочу, чтобы вы сделали мне одолжение».
  
  Я сказал ей об одолжении. Она пошла делать это.
  
  Я повесил на дверь табличку «Не беспокоить» и подошел к комнате Ламотта.
  
  Две тысячи долларов Американские деньги. Четырнадцать костюмов, три дюжины рубашек и столько же галстуков. Полтора фунта высококачественного героина и небольшой кожаный футляр Gucci со всеми принадлежностями для перестрелок. Не совсем то, что имел в виду Gucci.
  
  Ничего больше. Никаких чеков. Никаких писем. Никакой черной книжки с телефонными номерами. Я подошел к его телефону.
  
  "Да сэр?" Голос оператора был радостным.
  
  Это мистер Ламотт из 628. Я хотел бы знать, пожалуйста, есть ли у меня какие-нибудь сообщения? "
  
  «Нет, сэр, - сказала она. - Только то, которое у вас сегодня утром».
  
  "То, что от мистера Пирсона?"
  
  «Нет, сэр, - сказала она, - от мистера эль-Ямаруна».
  
  «О да. Это. Я получил это. Оператор, я хотел бы знать, что - я, возможно, выписываюсь сегодня вечером, и мне нужно написать счет расходов - много ли у меня невыполненных междугородних вызовов?»
  
  Она сказала, что мне придется поговорить с кем-нибудь еще. Итак, секундочку, сэр. Щелкните, щелкните, позвоните.
  
  Был только тот звонок, который я сделал в Женеву. Я записал номер.
  
  Я попросил, чтобы меня подключили к внешнему оператору, и позвонил Келли за обратную оплату.
  
  Я рассказал ему то, что узнал от Жаклин. Келли присвистнул. «Этого почти достаточно, чтобы заставить меня спать одного». Он сделал паузу и добавил: «Почти, я сказал».
  
  "У вас была возможность проверить отель?"
  
  «Да и нет. В этом месте царит шум. Некий нефтяной шейх из Абу-Даби занимает этаж и все время. У Гая четыре жены, дюжина помощников и штат его личных слуг. собственный повар ".
  
  "Так при чем тут мы?"
  
  «Просто подумал, что ты хотел бы знать, почему твой счет за газ и электричество так высок. Не будь таким нетерпеливым, Картер. К нам это имеет отношение то, что у них повсюду охрана из-за того, что шейх находится в их хранилище. И поскольку я не могу выпросить или купить информацию, я должен попытаться украсть ее, понимаете? И то, как все сложено, украсть список гостей на неделю, которую назвал Роби, так же сложно как совершение ограбления на миллион долларов. Все, что я могу вам сказать, поспрашивая повсюду, это то, что на той неделе проходила нефтяная конвенция. Отель был забит американскими типажами и множеством арабских шейхов побережья Мексиканского залива ».
  
  "А как насчет сотрудников отеля?"
  
  «Ничего интересного. Но полное изложение займет несколько дней. И, кстати, - что я ищу? Друга или врага? Роби звонил мне.
  
  Я был приятелем, чтобы получить информацию, или он позвонил подозреваемому, чтобы тот привел к делу?
  
  "Да, точно."
  
  "Да, что именно?"
  
  «Это именно тот вопрос».
  
  "Ты очаровательный, Картер, ты это знаешь?"
  
  «Так мне сказали, Келли. Так мне сказали».
  
  Я повесил трубку и подошел к шкафу Ламотта. Я видел большой чемодан Vuitton. Багажный на две тысячи долларов. Вы не могли купить себе более дорогой гроб. Через двадцать минут Ламотт был внутри. Панихида прошла просто, но со вкусом. Я сказал «Бон вояж» и добавил: «Аминь».
  
  Лейла вернулась из похода по магазинам. Она несла большую корзину друзов.
  
  "У вас есть проблемы?"
  
  Она покачала головой.
  
  Я посмотрел на часы. Был час тридцать. «Хорошо», - сказал я. "Тогда нам лучше идти".
  
  
  
  
  
  Тринадцатая глава.
  
  
  
  
  Более двухсот человек собрались в бальном зале на лекцию доктора Раада об исламской культуре, заполнив ряды складных стульев напротив драпированного помоста с микрофонами, наполнив воздух вежливым кашлем и мягким запахом духов.
  
  Публика состояла в основном из туристов, в основном американцев, и в основном женщин. Лекция должна была быть частью пакета, наряду с бесплатным трансфером из аэропорта, автобусной экскурсией по городу и специальным ночным туром по достопримечательностям. Был также класс старшеклассников и около двадцати арабов, некоторые были в костюмах и белых куфиях, головных уборах типичных мужчин-арабов. Остальные были скрыты в развевающихся одеждах, более полных головных уборах и темных очках.
  
  А потом были Маккензи - Лейла и я. Только Лейле не понадобились темные очки для маскировки. С серо-черной вуалью и похожим на палатку плащом она была практически замаскирована под рулон ткани.
  
  Это было лучшее, что я мог придумать, и это было неплохо. Я вспомнил вывеску лекции в вестибюле и послал Лейлу, чтобы она купила нам наряды и набрала банду арабов в парадной форме для прикрытия.
  
  Способ покинуть город, чтобы за вами никто не следил.
  
  Доктор Джамиль Раад отвечал на вопросы из зала. Раад был маленьким кислым мужчиной с впалыми щеками и близорукими глазами. Хафия, обрамлявшая его прищурившееся лицо, заставляла его смотреть сквозь занавешенное окно.
  
  Была ли исламская культура вестернизирована?
  
  Нет. Его модернизировали. Ответ продолжался. Дамы начали скрипеть на стульях. Было четыре часа.
  
  В глубине комнаты появились официанты, принесли подносы с кофе и пирожными и расставили их на фуршетном столе.
  
  Студент встал. Есть ли у Раада комментарий по поводу сегодняшних похищений?
  
  Грохот в комнате. Я повернулся к Лейле. Она пожала плечами за складки вуали.
  
  «Вы имеете в виду, я полагаю, пятерых американцев. Прискорбно», - сказал Раад. "Прискорбно. Следующее?"
  
  Гул-гул. Большинство людей не узнает новостей до вечера. Толпа тоже не слышала о похищениях.
  
  "Какие американцы?" - крикнула женщина.
  
  "Тихо, пожалуйста!" Раад ударился о помост. «Это тема, для которой мы здесь не собираемся. А теперь вернемся к вопросам культуры». Он сканировал аудиторию в поисках культуры. По большей части этого не было с самого начала.
  
  Старшеклассник все еще стоял. Явно проиграв битву с прыщами, он не собирался терпеть других поражений. «Американцы, - сказал он, - еще пятеро американских миллионеров. Они были в какой-то ежегодной охотничьей поездке. Они одни в какой-то частной хижине в лесу. И их достал Аль-Шайтан». Он посмотрел на Раада. «Или я должен сказать, что Аль-Шайтан освободил их».
  
  Гул-гул.
  
  Ребенок пошел дальше. «Они снова просят сто миллионов долларов. По сто миллионов долларов за каждого человека. И на этот раз крайний срок - десять дней».
  
  Гул. Ах. Удар молотка.
  
  "У них все еще есть те четверо других мужчин, не так ли?" Это был голос женщины средних лет из толпы. Она внезапно испугалась.
  
  Я тоже. Девять американцев были под прицелом, и чистая прибыль составила девятьсот миллионов. Исправление. Теперь это был жирный миллиард. Девять нулей с единицей во главе. У них уже были деньги Фокса.
  
  А у меня было десять дней.
  
  Старшеклассник начал отвечать.
  
  Раад ударил по помосту ладонью, как будто пытался подавить эмоции, ползавшие и гудящие по комнате. «Я думаю, наша встреча здесь подошла к концу. Дамы. Господа. Я приглашаю вас остаться и отведать прохладительных напитков». Раад резко ушел со сцены.
  
  Я хотел убраться оттуда к черту. Быстро. Я схватил Лейлу за руку и посмотрел на одного из наших арабов. Он начал, как и все мы, пробираться
  
  ​​за дверь. Как и все мы, он далеко не ушел.
  
  Вокруг нас кишели американские женщины. В конце концов, мы были настоящими арабами. Настоящая экзотически-варварская штука. Также в настоящее время фигурируют негодяи. Женщина с кудрявыми седыми волосами и пластиковым знаком «Привет, я Ирма», прикрепленным к ее свитеру, одарила меня взглядом, предупреждающим о вторжении. Раад тоже направлялся в нашу сторону. Я шепнул Лейле, чтобы она отвлекла его. Я не мог справиться с ролью Араба для Раада. Двери в вестибюль были широко открыты, и обе знакомые тени смотрели внутрь. Лейле удалось натолкнуться на Раада. К тому времени, когда она попросила у него тысячу прощений - по одному - Раада проглотил круг туристов.
  
  Привет, я ... пробиралась ко мне. Ее полное имя, похоже, было Привет, я Марта.
  
  В комнате говорилось о насилии и ужасе. Я приготовился к какой-то скрытой атаке.
  
  «Я хочу, чтобы ты сказал мне кое-что», - начала она. Она порылась в сумке и вытащила брошюру «Великие дела ислама, любезно предоставлено Liberty Budget Tours». «Это стихотворение о рубиновой яхте…?»
  
  «Рубаи», - сказал я.
  
  «Рубиновая яхта. Я хотел знать - кто автор?»
  
  Я кивнул и вежливо улыбнулся: «Хайям».
  
  "Ты!" она покраснела. «Боже мой! Фрэнсис - ты никогда не угадаешь, кто я здесь!» Фрэнсис улыбнулся и направился к нам. Фрэнсис приводил Мэдж и Аду.
  
  «Ni gonhala mezoot», - сказал я Марте. "Не говорит по-английски." Я попятился.
  
  "Ой!" Марта выглядела немного смущенной. «Ну, в таком случае, скажи нам что-нибудь арабское».
  
  Лейла собрала нашу выходную вечеринку. Они ждали меня группой у дверей.
  
  "Ни гонхала мезоот". Я повторил тарабарщину. Марта приготовилась и схватила меня за руку.
  
  "Nee gon-holler mezoo. Что это теперь значит?"
  
  "Ах, салуд", - улыбнулся я. "Ах салуд бюль жет."
  
  Я вырвался и подошел к двери.
  
  Мы прошли через вестибюль прямо мимо места наблюдения; Семь арабов, занавешенных тканью, громко и горячо обсуждают. «Ni gonhala mezoot», - говорил я, когда мы проезжали мимо, и мы все сели в пыльный Ровер, который ждал нас перед дверью.
  
  Уехали из города без единого намека на хвост.
  
  Некоторое время я чувствовал себя очень умным.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  "Куда мы идем сейчас?"
  
  Лейла и я были одни в вездеходе. Мы все еще были одеты как арабы. Мы ехали на север. Я включил радио и нашел немного бренчащей ближневосточной музыки.
  
  «Ты скоро увидишь».
  
  Ответ ей не понравился. Она поджала губы и посмотрела прямо перед собой.
  
  Я повернулся и посмотрел, как она сидит рядом со мной. Она откинула вуаль, закрывавшую ее лицо. Ее профиль был идеальным. Прямо и царственно. Я смотрел слишком долго, и она начала краснеть. «Ты убьешь нас, если не смотришь на дорогу», - предупредила она.
  
  Я улыбнулся и повернулся, чтобы посмотреть на дорогу. Я протянул руку, чтобы сменить радиостанцию, и она сказала: «Нет, я делаю это. Что тебе нравится?»
  
  Я сказал ей все, что не дребезжало. Она нашла фортепианную музыку. Я сказал, что все в порядке.
  
  Мы проезжали километры апельсиновых рощ, направляясь на север через оккупированную Иорданию, область, известную как Западный берег. Здесь живут палестинцы. И иорданцы. И израильтяне. Кому принадлежит земля и кому она должна принадлежать - вот вопросы, которые они задавали в течение двадцати пяти лет в конференц-залах, барах, а иногда и в военных комнатах, но земля продолжает приносить плоды, как и пару лет назад. тысячу лет, зная, возможно, как это всегда бывает с землей, что она переживет всех своих соперников. Что, в конце концов, земля будет владеть ими.
  
  Она потянулась и выключила радио. "Может быть, мы поговорим?"
  
  "Конечно. Что у тебя на уме?"
  
  "Нет. Я имею в виду, возможно, мы говорим по-арабски".
  
  «Ммм, - сказал я, - я немного заржавел в нем».
  
  «Ni gonhala mezoot», - улыбнулась она. "Без шуток."
  
  «Давай. Будьте честны. Это было просто притворством. На самом деле, я говорю по-арабски, как на родном». Я посмотрел на нее и улыбнулся. «Коренной американец».
  
  Итак, следующие полчаса мы потренировались на арабском, а затем остановились в кафе на обед.
  
  Это было арабское кафе - это кахва - и я заказал акель из суфраги на вполне правдоподобном арабском, подумал я. Если бы мой акцент был отключен, это могло бы сойти за диалект. Как южный протяжный голос может показаться янки. Лейла пришла к такому же выводу. «Это хорошо», - сказала она, когда официант ушел. «А ты выглядишь, я считаю, вполне… подлинным». Она изучала мое лицо.
  
  Я тоже изучала ее за маленьким столиком при свечах. Глаза, похожие на кусочки дымчатого топаза, большие и круглые, глаза; кожа, как какой-то живой атлас,
  
  и губы, которые вы хотели обвести пальцами, чтобы убедиться, что вы не просто представили их изгибы.
  
  А потом ей снова придется все это спрятать под складками этой черной вуали.
  
  «Ваш цвет, - говорила она, - тоже неплохой. И, кроме того, это повод для беспокойства, - она ​​жестом указала на длину моего тела.
  
  Я сказал; «Девы не должны замечать таких вещей».
  
  Ее лицо покраснело. «Но агенты должны».
  
  Официант принес хорошее белое вино с острым запахом. Я начал думать о судьбах. Я подумал, не все ли это было частью их плана. Я лежу голым под солнцем Аризоны. Неужели они готовили меня прослыть арабом? Даже когда я подумывал бросить курить и - что сказала Милли - стал философствовать, процитировав Омара Хайяма?
  
  Я поднял бокал за Лейлу. «Пей - потому что не знаешь, откуда ты и зачем; пей - ибо знаешь, зачем ты идешь и куда». Я выпил свой стакан.
  
  Она вежливо улыбнулась. "Вы любите цитировать Хайяма?"
  
  «Ну, это класснее, чем петь тебе на ухо« Old Black Magic »». Она не поняла. Я сказал: «Неважно». Я налил еще вина. «Была дверь, от которой я не нашел ключа; там была завеса, сквозь которую я мог не видеть; немного поговорил немного обо Мне и Тебе - а потом больше не было Тебя и Меня». бутылка. «Да. Мне нравится Хайям. Это довольно красиво».
  
  Она поджала губы. «Это тоже очень хорошая идея. Больше никаких разговоров о Тебе и Мне». Она отпила вино.
  
  Я закурил. «Это было задумано как размышление о смертности, Лейла. Мои предположения более прямые. В любом случае, я хотел бы поговорить о Тебе. Откуда ты? Как ты сюда попал?»
  
  Она улыбнулась. «Хорошо. Я из Эр-Рияда».
  
  «Аравия».
  
  «Да. Мой отец - торговец. У него много денег».
  
  "Продолжай."
  
  Она пожала плечами. «Я учусь в университете в Джидде. Затем я выигрываю стипендию для учебы в Париже, и после долгих трудностей мой отец отпускает меня. Только через шесть месяцев он звонит мне домой. Назад в Аравию». Она остановилась.
  
  "И?"
  
  «И я все еще ожидаю, что буду носить чадру. Я вожу машину по-прежнему незаконно. У меня нет разрешения на получение прав». Она опустила глаза. «Меня выдают замуж за купца средних лет. У этого мужчины уже есть три жены».
  
  Мы оба молчали. Она подняла глаза, я посмотрел ей в глаза, и мы оба молчали.
  
  В конце концов я сказал: «И Шин Бет. Как ты с ними связался?»
  
  Опять глаза вниз. Небольшое пожатие плечами. «Я убегаю из дома. Я возвращаюсь в Париж. Но на этот раз все по-другому. На самом деле у меня нет школы и друзей. Я стараюсь быть западной, но я только одинока. Затем я встречаю Сулеймонов. Израильскую семью. Они прекрасны для меня. Они говорят, пойдем с нами. Возвращайся в Иерусалим. Мы поможем тебе устроиться ». Она остановилась, и ее глаза заблестели. «Вы должны понять. Они были как моя семья. Или как семья, о которой я всегда мечтала. Они были теплыми, добрыми и близкими друг другу. Они много смеются. Я говорю им, что приду. Они летят домой, и я говорю, что присоединюсь к ним на следующей неделе. Только их убивают в аэропорту Лода ".
  
  «Атака террористов».
  
  "Да."
  
  Еще одна тишина.
  
  «Так что я все равно прилетаю. Я иду к правительству и предлагаю свои услуги».
  
  "И они делают тебя танцовщицей живота?"
  
  Она слегка улыбнулась. "Нет. Я занимаюсь многими другими вещами. Но танец живота - это была моя идея".
  
  Было о чем подумать.
  
  Пришла еда, и она повернулась к своей тарелке, замолчала и покраснела, когда я посмотрел на нее. Странная дама. Смешная девчонка. Половина Востока, половина Запада, и они оказались на пороге противоречия.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Вышла полная луна. Луна любовника или луна снайпера, в зависимости от того, как вы смотрите на вещи. Последние мили мы проехали молча и остановились у мошава, колхоза, который называется Эйн-Гедан. Место изменилось за десять лет, но я нашел правильную дорогу, нужный участок земли и деревянный фермерский дом с надписью «Лампек».
  
  Я поклонился человеку, открывшему дверь. «Прошу прощения, добрый сэр», - сказал я по-арабски. Он быстро кивнул и выглядел настороженным. Я снова поклонился и стянул платок. Его брови взлетели.
  
  "Ник Картер?"
  
  "Вы ожидали, может быть, миссис Нусбаум?"
  
  Ури Лампек обнял меня и начал широко улыбаться. «Ты гонца мешуганер! Заходи». Он посмотрел на Лейлу, а затем снова на меня. «Я вижу, что все еще выполняешь тяжелые задания».
  
  Он провел нас в маленькую спартанскую комнату, угостил чаем, коньяком, едой; сказал нам, что Раиса, его жена, спала; зевнул и сказал, надо что-то срочное или мне просто нужна кровать?
  
  Я посмотрел на Лейлу. «Две кровати», - сказал я.
  
  Он философски пожал плечами. «К счастью для тебя, это все, что у меня есть».
  
  Он провел нас в комнату с двухъярусными кроватями, сказал «Шалом, бойчик» и оставил нас одних.
  
  Я занял верхнюю койку.
  
  Я закрыл глаза.
  
  Я продолжал слышать, как Лейла двигается подо мной.
  
  Меня сводило с ума то, что я не мог ее видеть.
  
  Я бы сошел с ума, если бы увидел ее.
  
  
  
  
  
  Четырнадцатая глава.
  
  
  
  
  Выступ - это часть Сирии, которую Израиль оккупировал в октябрьской войне. Около десяти миль в глубину и пятнадцати миль в ширину он простирается на восток от Голанских высот. Край выступа был линией прекращения огня. Только огонь еще не утих. Это было через много месяцев после «окончания войны», а сирийская артиллерия все еще стреляла, и люди гибли с обеих сторон, только они просто не называли это войной.
  
  Бейт-Нама находился в четырех милях к востоку от линии. Четыре мили вглубь сирийской стороны. Я хотел попасть в Бейт-Нама. Лучше всего у меня была ведущая роль Юсефа, а ведущей роли Юсефа был Бейт Нама. Где Али Мансур, который мог быть или не мог быть причастен к похищению, которое могло или не могло быть связано с Леонардом Фоксом, мог или не мог все еще жить.
  
  И это была моя лучшая идея.
  
  Попасть туда тоже было довольно сомнительно.
  
  Мы обсуждали эту тему все утро. Ури, Раиса, Лейла и я за чашечкой кофе на кухне Лампека. Моя карта была разложена на деревянном столе, собирая на сувенирах пятна от кофе и варенье.
  
  Один из способов - вернуться на юг и перейти в Иорданию. Нет проблем. Граница с Иорданией была в обычном режиме. Оттуда мы пойдем на север, переберемся в Сирию - там большая проблема - и доберемся до Бейт-Намы через черный ход. Задание невыполнимо. Даже если наши документы приведут нас в Сирию, линия прекращения огня будет окружена войсками и доступ в этот район будет ограничен. Нас бы повернули обратно на дорогу, если бы не бросили в тюрьму.
  
  Другой способ - пересечь Высоты и войти в выступ на израильской стороне. Тоже не совсем утиный суп. Израильтяне тоже следили за движением. И не было никакой гарантии, что мировой корреспондент или даже американский агент смогут дозвониться. И даже если я доберусь до фронта, как ты перейдешь линию огня?
  
  «Очень осторожно», - засмеялся Ури.
  
  "Очень полезно." Я поморщился.
  
  «Я говорю, что мы идем долгим путем. Идем через Иордан». Лейла сидела, сложив ноги под себя, и устроилась в стиле йоги на деревянном стуле. Джинсы, косички и серьезное лицо. «И как только мы доберемся до Сирии, я буду говорить».
  
  «Отлично, дорогая. Но что ты скажешь? И что ты скажешь сирийской армии, когда они остановят нас по дороге в Бейт-Наму? холмы?"
  
  Она посмотрела на меня, что некоторые сочли бы грязным. Наконец она пожала плечами. «Хорошо, ты победил. Итак, мы вернулись к твоему первоначальному вопросу. Как нам перейти дорогу перед армией?»
  
  Худшим в этом предложении было «мы». Как я мог перебраться под сирийские орудия и как это сделать - это разные вещи.
  
  Заговорил Ури. Ури мог бы удвоиться вместо Эцио Пинцы. Крупный сильный мужчина с большим сильным лицом, в основном с белыми волосами, выдающимся носом. «Я вижу, что отсюда вы подходите к линии. Я имею в виду, с этой стороны. Если это поможет». Он говорил со мной, но смотрел на свою жену.
  
  Раиса лишь слегка приподняла бровь. Раиса - одно из тех редких лиц. Выветренная и на подкладке, и каждая линия делает ее более великолепной. Это чудесное лицо, худощавое, но женственное тело и красные, но седеющие волосы до талии, стянутые зажимом на затылке. Если Судьбы дадут мне дожить до глубокой старости, я хочу на осенние месяцы Раису.
  
  «Я пойму», - сказала она и начала вставать. Ури оставил ее.
  
  «Не торопитесь, - сказал он. "Пусть Ник примет решение первым"
  
  Я сказал: «Я что-то пропустил? Что это такое?»
  
  Ури вздохнул. «Есть время, - сказал он. «Перед домом все еще стоит вопрос, как перейти черту».
  
  «К черту это, - сказал я. - Я перейду черту». Не знаю как. Мне просто нужно это сделать. Послушайте - Моисей разделил море, может быть, ад разделил сирийцев ».
  
  Ури повернулся к Раисе. «Этот человек всегда делал такие ужасные каламбуры?»
  
  «Я так думаю, - сказала она. «Но тогда мы были моложе».
  
  Ури хмыкнул и снова повернулся ко мне. "Тогда это ваше решение?"
  
  «Это мое решение. В любом случае, у меня будут проблемы на линии, но с таким же успехом у меня может быть дружественное оружие за моей спиной». Я повернулся к Лейле. "Как бы ты хотела
  
  остаться на ферме? Я уверен, что Раиса и Ури ... "
  
  Ее голова тряслась, решительно отрицая.
  
  «Тогда позвольте мне выразиться по-другому. Вы собираетесь провести несколько дней на ферме».
  
  Она все еще тряслась. «Мне дано мое собственное задание. Я должен пойти туда с тобой или без тебя. Для меня лучше, если я пойду с тобой». Она посмотрела на меня серьезно. "И тебе будет лучше, если ты пойдешь со мной.
  
  В комнате воцарилась тишина. Раиса смотрела, как Ури смотрит, как я смотрю на Лейлу. Часть о ее собственном задании была новостью. Но внезапно в этом появился очень хороший смысл. Быстрая сделка между Ястребом и Вадимом. Боссы чешут друг другу спины, а я работаю эскорт-службой.
  
  Ури прочистил горло. «А ты, Лейла? Ты согласна с планом Ника?»
  
  Она медленно улыбнулась. «Все, что он скажет, будет правильным». Я посмотрел на нее и прищурился. Она посмотрела на меня и пожала плечами.
  
  Ури и Раиса переглянулись. Сорок семь сообщений туда и обратно за две секунды этого взгляда мужа и жены. Они оба встали и вышли из комнаты. Чтобы получить "это".
  
  Я повернулся к Лейле. Она была занята чисткой кофейных чашек, стараясь не встречаться с моим взглядом. Когда она взяла чашку, стоявшую у меня у локтя, ее рука слегка коснулась моей руки.
  
  Ури вернулся, его рука крепко сжала «оно». «Оно» было явно меньше хлебной коробки. Судя по выражению лица Ури, «это» тоже не было поводом для шуток. «Ты будешь охранять это своей жизнью, и ты вернешь это мне». Он все еще не разжал кулак. «Это поможет вам преодолеть любой блокпост в Израиле, но я предупреждаю вас, что если арабы обнаружат, что он у вас есть, вам лучше застрелить себя, чем позволить им забрать вас». Он раскрыл ладонь.
  
  Звезда Давида.
  
  Я сказал: «Я ценю этот жест», Ури. Но религиозные медали ... "
  
  Он остановил меня со смехом. Отличный большой смех. Он закрутил петлю на вершине медали, ту, которая соединяла диск с цепью. Выскочил верхний треугольник Звезды, а внизу было выгравировано:
  
  '/'
  
  
  
  А. Алеф. Первая буква еврейского алфавита. А. Алеф. Израильская контртеррористическая группа.
  
  Итак, Ури Лампек снова за дело. Он был частью Иргун в 46-м. Эксперт по сносу. Человек, который хотел независимого Израиля и верил в сжигание мостов за его спиной. Когда я встретил его в 1964 году, он работал с группой по обнаружению бомб. Теперь, когда ему было пятьдесят, он снова заставлял дела идти по ночам.
  
  «Вот», - говорил он. «Ты это наденешь».
  
  Я взял медаль и надел ее.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Мы уехали ночью. Пока мы были без костюмов, но у меня были арабские бумаги, блестяще подделанные и выветренные, и звезда Давида Ури на шее.
  
  Вы могли бы также путешествовать по Высотам ночью. Не на что смотреть. Плоское базальтово-черное плато, усеянное мусором трех войн. Искривленные, ржавые, сгоревшие танки и обломки бронетранспортеров, разбросанные, как надгробия, по каменистым полям, вместе с разбитыми домами без крыш, ржавой колючей проволокой и знаками с надписью «Опасно!» Мины!
  
  Тем не менее, за пределами дорог существует восемнадцать израильских ферм, и арабские крестьяне возделывают свои поля, выращивают овец и бегут или даже не беспокоятся, когда начинается обстрел. Все они либо сумасшедшие, либо просто люди. А может, дело в одном и том же.
  
  Нас остановил парень с М-16. Я показал свой пропуск на чемпионат мира для прессы, и он позволил нам ехать дальше. Всего двадцать ярдов спустя, за поворотом, дорогу ждала целая блокада. Установленный на треноге пулемет 30-го калибра злобно указал пальцем на марсоход.
  
  Израильский лейтенант был вежлив, но тверд. Сначала он сказал мне, что я не в себе, чтобы идти куда-нибудь на фронт, что это война, как бы ее ни называли, и никто не может гарантировать мою безопасность. Я сказал ему, что приехал не на пикник. Он все еще сказал нет. Точно нет. Ло. Я отвел его в сторону и показал медаль.
  
  Я вернулся в Ровер и поехал дальше.
  
  Мы остановились на израильской позиции на низменности, в нескольких сотнях ярдов от сирийской линии. Когда-то это место было арабской деревней. Теперь это был просто набор обломков. Не военный ущерб. Послевоенный ущерб. Результат ежедневного сирийского артиллерийского огня через линию.
  
  «Это похоже на прогноз погоды о настроении их президента», - сказал мне израильский солдат. Его звали Чак Коэн. Он приехал из Чикаго. Мы делили сэндвичи и кофе Раисы, сидя на каменном заборе трех футов высотой, который когда-то был стеной дома. «Десять минут огня - он просто здоровается. Час и он говорит всему арабскому миру, что они могут договариваться обо всем, что хотят, кроме Сирии.
  
  Сирия хочет бороться до конца ".
  
  "Ты веришь в это?"
  
  Он пожал плечами. «Если они это сделают - мы их добьем».
  
  Подошел израильский капитан. Тот, кто взглянул на медаль и сказал мне, что сделает все возможное, чтобы помочь. Капитану Харви Джейкобсу было тридцать лет. Крепкий, усталый, жилистый блондин, преподававший изящные искусства в университете, когда его не вызывали на войну, Лейла налила ему кофе из термоса.
  
  Джейкобс спросил меня, как я собираюсь перейти черту. У меня не было плана, но когда он появился, я обязательно ему рассказал. Нет смысла стрелять с обеих сторон.
  
  Отношение Джейкобса ко мне было осторожным. Алеф на моей шее придавал мне неоспоримый статус, но, с его точки зрения, он также означал проблемы. Собирался ли я просить у него моральной поддержки или собирался просить у него огневую поддержку? У Джейкобса было достаточно проблем и без меня. Я спросил его, не покажет ли он мне на карте, где размещены сирийские орудия. «Везде», - сказал он. «Но вы хотите, чтобы это было на карте, я покажу вам на карте».
  
  Мы прошли через разрушенный рынок и при лунном свете направились к большому каменному зданию, самому высокому в городе, старому полицейскому участку. Это было отличное наблюдение, а затем отличная цель. У входа было все, что казалось стоящим. Толстая двустворчатая дверь под каменной доской с надписью Gendarmerie de L'Etat de Syrie и датой - 1929 годом, когда Сирия находилась под властью французов.
  
  Мы пошли вокруг, а не через дверь и спустились по усыпанным щебнем ступеням в подвал. В импровизированную военную комнату капитана Джейкобса. Стол, несколько файлов, единственная голая лампочка, телефон, который чудесным образом работал. Я вытащил свою карту, и он медленно заполнил ее крестиками и нулями; заставы, блокпосты, командные пункты, танки. Игра в крестики-нолики на всю жизнь.
  
  Я провел рукой по глазам.
  
  "Я предполагаю, что девушка обучена боям?" Он стоял, перегнувшись через стол, верхняя лампочка отбрасывала сорокаваттные тени на тенях, нарисованных под его глазами.
  
  Вместо ответа я закурил сигарету и предложил ему одну. Он взял мою сигарету в качестве ответа. Он качал головой. «В таком случае ты действительно сумасшедший», - сказал он.
  
  В дверях появился солдат; остановился, когда увидел меня. Джейкобс извинился и сказал, что вернется. Я спросил, могу ли я воспользоваться его телефоном, пока его нет. Я пытался связаться с Беньямином с фермы Лэмпека, но мне не удалось его выследить. Возможно, это мой последний шанс.
  
  Джейкобс вернулся и поднял трубку. Он покачал трубку три или четыре раза, а затем сказал: «Блюм? Джейкобс. Послушай. Я хочу, чтобы ты передал этот звонок…» Он посмотрел на меня. "Куда?"
  
  В "Тель-Авив."
  
  «Тель-Авив. Главный приоритет. Мое разрешение». Он вернул мне телефон, доказав, что я VIP, а он очень VIP. Он ушел со своим солдатом.
  
  Я дал красный номер телефона Беньямина, и через десять или пятнадцать минут качество статического электричества на телефонной линии изменилось, и через него я услышал, как Беньямин сказал: «Да?»
  
  «Ванны Шанда», - сказал я. "Что вы узнали?"
  
  "Место - это ... тряпка".
  
  «Место - это что? Все, что у меня было, это статика».
  
  «Фронт для торговли наркотиками. Раньше был складом для отправки опиума. Но после того, как турецкие маковые поля закрылись - треск-бвупррип - босс вместо этого начал торговать хешем. Только местная торговля.
  
  "Кто тут хозяин?"
  
  «Бвуп-треск-бвввупп-ст-треск-т-бвуп».
  
  
  
  
  
  "Опять таки?"
  
  "Все это?"
  
  "Да."
  
  "Terhan Kal-rrip-ccrackle. Не владеет этим местом, просто управляет им"
  
  "Это его идея или руководство?"
  
  «Вероятно, его. Дом принадлежит Regal, Inc. Regal, Inc. - швейцарская корпорация - bwup. Так что мы не можем отследить, кто настоящий владелец. А как насчет вас? Где - треск-т?»
  
  
  
  
  
  "Я…"
  
  "Бвуп-треск-сттт-поппп-жужжание-ззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззззз"
  
  
  
  
  
  Срок.
  
  Извини, Дэвид. И я бы даже сказал правду.
  
  Через несколько минут Джейкобс вернулся. "Так?" он сказал.
  
  Я покачал головой. «Мне понадобится несколько часов, чтобы составить план».
  
  «Ммм», - сказал он. «Я просто хочу вас предупредить. Они стреляют во все, что движется. Я могу прикрыть вас с того места, где находится мое оружие, но я не могу рисковать, чтобы люди пошли вместе с вами. Не в том, что должно быть самоубийственной поездкой . "
  
  "Я просил тебя?" Я приподнял бровь.
  
  «Нет», - ответил он. «Но теперь мне не нужно беспокоиться о том, что ты».
  
  Я вернулся к Роверу и закрыл глаза.
  
  Это не сработает. Боевой план Скарлетт О'Хара, я буду беспокоиться о себе
  
  Завтра было здесь. И у меня по-прежнему не было хороших идей.
  
  План первый: оставить Лейлу с капитаном. Воспользоапться моим шансом сделать это в одиночку. К черту сделку между Ястребом и Вадимом. Если бы я оставил ее, по крайней мере, она была бы жива. Что было больше, чем я мог гарантировать, если бы она поехала со мной.
  
  План второй: развернуться. Вернитесь через Иорданию или поднимитесь в Ливан и попытайтесь подделать это через сирийскую границу. Но второй план не выдержал там же, где и раньше. Я бы даже не приблизился к Бейт-Наме. Почему это место было так близко к линии?
  
  План третий: переместить Бейт-Наму. Очень смешно.
  
  План четыре - давай, должна быть четверка.
  
  Я начал улыбаться.
  
  План четвертый.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Пули летели. Отсутствуют наши головы, но недостаточно. Был только рассвет, и мы были легкой добычей; две арабские фигуры бегут по полю. Я прыгнул за камень и выстрелил, тщательно прицеливаясь: Трещина!
  
  Я жестом показал Лейле, чтобы она пробовала больше метража. Whiz! Боинг! Пули разлетелись по скале, за которой я прятался. Слишком близко. Это меня разозлило. Я поднял винтовку и прицелился; Трескаться! Выстрел просвистел прямо над головой Джейкобса. Крыса-а-тат-тат. Он получил сообщение. В следующем раунде он прицелился в меня, промахнувшись на ярд.
  
  Сирийские пушки еще не начали. Вероятно, они были заняты допингом. Израильский огонь был направлен не по ним. Был прицелен - ага! - у двух арабских фигур, бегущих по полю. Идиоты! Что они делали? Пытаетесь сбежать через израильские рубежи? Крыса-а-тат-тат. Джейкобс снова наносит удар. Трескаться! Мой выстрел действительно сорвался. Лейла споткнулась и упала на камень.
  
  "Ты в порядке?" Я прошептал.
  
  "Проклятие!" она сказала.
  
  «Ты в порядке. Давай продолжим».
  
  Мы попробовали еще пять ярдов. Выстрелы Джейкобса оставались на расстоянии ярда.
  
  И вот сирийцы открыли огонь. Но не по нам. План сработал. Израильские пушки теперь стреляли по сирийцам, и где-то в конце концов раздалась тяжелый выстрел, когда танковая пушка на 105 миллиметров затмила Т-54 советского производства. Армии поддерживали друг друга вежливыми и занятыми, пока мы с Лейлой пересекали линии.
  
  Внезапно мы столкнулись с сирийским солдатом.
  
  "Манн!" он бросил вызов. (Слушайте, кто идет?)
  
  «Бассем Аладин», - улыбнулся я. Мое имя. Я поклонился: «Салам». Он нахмурился. "Имраа?" (Женщина?) Я пожал плечами и сказал ему, что это мой багаж. Он сказал мне следовать за ним, держа его пулемет нацеленным на меня. Я сделал знак Лейле. Он жестом отказался. «Оставь женщину».
  
  Теперь я входил в сирийскую военную комнату. Еще одно каменное здание. Еще один кусок щебня. Еще один стол с еще одной голой лампочкой. Другой капитан, усталый и сердитый. Я молился многоязычному богу Берлица, чтобы мой хороший арабский помог мне пройти.
  
  Я выбрал личность. Смиренный, нетерпеливый, немного глупый. Кто еще, кроме дурака, сделает то, что сделал я? Шпион, вот кто. Я должен был быть либо шпионом, либо дураком. Я рассчитывал на почти идеальную нелогичность, которая всегда обрекает на смерть самые логичные умы. Я перешел границу грубо, открыто; обстрелян сзади израильскими войсками. Это был настолько очевидный способ отправить шпиона, что никто не поверит, что его враг сделает это. Что очевидно, очевидно, не может быть правдой. Такова нелогичная логика войны.
  
  Солдат у дверей забрал мою винтовку. Я улыбнулся, поклонился и практически поблагодарил его. Я снова поклонился сирийскому капитану и начал болтать, улыбаясь, возбужденный, слова перекатывались друг на друга. Альф шукур - тысячу благодарностей; Меня удерживали враги (adouwe, я вспомнил), они держали меня в моей карии, в моей деревне. Ила рука аль-ан - до сих пор они держали меня, но я выбил ему волосы и взял его мусад - я указал на винтовку, которую я утверждал, что украл - а затем, мин фадлак, пожалуйста, хорошо Капитан, я нашел свой имра и наехал на джабал. Я продолжал кланяться, улыбаться и пускать слюни.
  
  Сирийский капитан медленно покачал головой. Он попросил мои документы и снова покачал головой. Он посмотрел на своего помощника и сказал: «Что ты думаешь?»
  
  Помощник сказал, что думал, что я дурак с азами. Удачливый дурак. Я продолжал улыбаться, как дурак.
  
  Они спросили меня, куда я собираюсь отсюда. Я сказал, что у меня был садик в Бейт-Наме. Друг, который мне поможет.
  
  Капитан с отвращением махнул рукой. «Тогда иди, дурак. И не возвращайся».
  
  Я снова улыбнулся и поклонился, выходя: «Шукран, шукран. Ила-ал-лака». Спасибо, капитан; Спасибо и до свидания.
  
  Я выбрался из полуразрушенного здания, нашел Лейлу и кивнул головой. Она пошла за мной, в десяти шагах позади.
  
  Мы миновали первое кольцо сирийских войск, и я услышал, как она пробормотала: «Джиид джиддан». Вы были очень хороши.
  
  «Нет», - сказал я по-английски. "Я
  
  удачливый дурак ".
  
  
  
  
  
  Пятнадцатая глава.
  
  
  
  
  Дурак и его удача скоро расстаются. Я только что это придумал, но вы можете процитировать меня, если хотите.
  
  Через милю нас остановил дорожный охранник. Высокомерный, жестокий сукин сын, из тех, кто достаточно плох как штатский, но дайте ему пистолет и солдатский костюм, и вы получите беглого садиста. Ему было скучно, и он устал и жаждал развлечений: в стиле Тома и Джерри.
  
  Он заблокировал дорогу.
  
  Я поклонился, улыбнулся и сказал: «Пожалуйста…»
  
  Он ухмыльнулся. "Мне не нравится". Он посмотрел на Лейлу и ухмыльнулся, полный черных и зеленых зубов. «Она нравится? Женщина? Тебе она нравится?» Он протиснулся мимо меня. «Думаю, я посмотрю, нравится ли мне она».
  
  Я сказал: «Нет, ты, куча навоза!» Только мне довелось сказать это по-английски. Я вытащил свой стилет и развернул его. "Абдель!" он крикнул. "Я поймал шпиона!" Я перерезал ему горло, но было уже поздно. Пришел Абдель. С тремя другими.
  
  "Брось нож!"
  
  Они держали пулеметы.
  
  Я уронил нож.
  
  Один из солдат подошел ко мне лицом. Темные и темноглазые; его голова в тюрбане. Он ударил меня по челюсти, сказав слово, которому меня не научила Лейла. Я схватил его и развернул перед собой, скрестив руки за его спиной. В этом положении он стал щитом. В моей мантии все еще был спрятан пистолет. Если бы я мог просто ...
  
  Забудь это. Пулеметы переключились на Лейлу. "Отпусти его."
  
  Я отпустил его. Он развернулся и ударил меня по горлу. Он был силен яростью, и я не мог вырваться. Я использовал свой вес, чтобы повалить нас обоих на землю. Мы катались по каменистой пыли, но его руки были как сталь. Они остались у меня на шее.
  
  "Довольно!" - сказал наводчик. "Абдель! Отпусти его!" Абдель помолчал. Достаточно долго. Я сбил его с себя ударом по горлу. Он исказил пыль, задыхаясь. Инструмент! - сказал коротышка. - У нас будут проблемы. Полковник хочет допросить всех шпионов. Он не хочет, чтобы мы приносили ему трупы ".
  
  Я сидел на земле и массировал шею. Абдель встал, все еще пытаясь перевести дыхание. Он плюнул и назвал меня кишкой свиньи. Высокий солдат сочувственно кудахтал. «Ах, бедный Абдель, не отчаивайся. Когда полковник использует свои особые методы, шпион захочет, чтобы ты убил его сейчас». Он улыбнулся широкой черно-зеленой улыбкой.
  
  О, да. Потрясающий. «Специальные методы». Я подумал о медали на шее. Никто меня не обыскивал. Меня никто не обыскивал. У меня все еще был пистолет - и у меня все еще была медаль. Прежде всего, брось медаль. Я потянулся за застежкой.
  
  "Вверх!" пришел заказ. "Руки вверх!" Я не мог найти проклятую застежку! "Вверх!" Было не время для героизма. Я поднял руки. Один из парней приставил пистолет к камню, подошел и связал мне руки за спиной. Он дернул за веревки и поднял меня на ноги. У парня было лицо, похожее на отколотую тарелку. Треснутая солнцем, ветром и гневом. «Теперь, - сказал он. «Привозим его к полковнику». Именно тогда Лейла начала действовать. Лейла, которая стояла тихо, как скала. Внезапно она закричала: «Ла! Ла» и бросилась ко мне, споткнулась и упала. Теперь она лежала в прахе, рыдая и вопя: «Нет! Нет! Пожалуйста! Нет!» Солдаты улыбались своей тартановой улыбкой. Парень на веревках начал дергать меня назад. Лейла поднялась и побежала; рыдая, дикая, сумасшедшая, наконец бросилась к моим ногам, схватив меня за лодыжки, целуя мои ботинки. Какого черта она там делала? Абдель схватил ее и оттащил. Затем он толкнул ее носом пистолета.
  
  "Двигаться!" он сказал. «Идем к полковнику. Идем к полковнику в Бейт-Наме».
  
  Что ж, подумал я, это один из способов добраться туда.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Кабинет полковника находился рядом с вестибюлем того, что раньше было городской гостиницей. Он и его люди захватили его, а гостиница «Нама» объединила в себе все самое худшее: бордель, казармы и центр для допросов.
  
  Музыка доносилась из комнаты дальше по коридору. Громкий смех. Запахи выпивки. Вестибюль был заполнен местными арабами, некоторые из которых находились под стражей, в основном сами по себе, в то время как солдаты патрулировали блестящие винтовки. Лейлу отвели к месту в вестибюле. Меня повели к полковнику Каффиру.
  
  Когда меня впервые привели, я его не видел. Полковник стоял спиной к двери. Он склонился над маленьким зеркалом, сосредоточенно выдавливая прыщик. Он махнул охранникам и продолжил свою работу. Шлеп! Его лицо вылилось в зеркало. Он вздохнул с почти сексуальным удовольствием. Я наблюдал за ним краем глаза. Я сидел на стуле в противоположной стороне комнаты, мои руки все еще были связаны за спиной. Он снова изучал свое лицо в зеркало, как бы
  
  это была карта вражеских лагерей; полковник размышлял, где нанести следующий удар.
  
  Я огляделась. Офис был тщательно отделан в великих традициях арабского мрака. Стены были покрыты темно-желтой штукатуркой, увешанной мрачными пыльными коврами. Тяжелая мебель, резные деревянные двери и маленькие высокие витражи. Решетки на окнах. Нет выхода. В комнате пахло пылью, мочой и гашишем. Дверь в офисе была слегка приоткрыта. Это привело к голой оштукатуренной камере. Единственный стул. И какая-то отдельно стоящая металлическая штуковина. Что-то вроде гигантской стальной вешалки с толстым железным прутом, расположенным под прямым углом вверху. Он почти задевал двенадцатифутовый потолок. Машина пыток. «Специальные методы». Этим и объяснялся кислый биологический запах.
  
  Полковник сделал свой последний выбор. Он пикировал двумя грязными пальцами и ударил. Яблочко! Миссия выполнена. Он вытер подбородок о манжет куртки. Он обернулся. Мужчина оливкового цвета с широкими усами и болезненным, бугристым, рябым лицом.
  
  Он встал и посмотрел на меня так, как должно быть, люди смотрели на него до того, как он стал полковником. Еще он называл меня кишечником свиньи.
  
  Моя речь снова была готова. Тот самый, который я использовал на огневом рубеже. Единственный парень, который слышал, как я говорю по-английски, был парень, которого я убил еще в дороге. Я убил его, потому что он напал на мою женщину. Я все еще был Бассемом Аладином, глупым, скромным, милым придурком.
  
  То, что в торговле называют «жирным шансом»!
  
  Мое выступление было блестящим и безупречным, как всегда, с одним отличием. Полковник Каффир. Каффир получил удовольствие, применяя пытки, и его не собирались обмануть. Война просто дала ему законное оправдание. В мирное время он, вероятно, слонялся по переулкам, соблазняя уличных проституток на увлекательную смерть.
  
  Каффир все время говорил мне рассказать ему о своей миссии.
  
  Я все время говорил Каффиру, что у меня нет миссии. Я был Бассемом Аладином, и у меня не было миссии. Ответ ему понравился. Он смотрел на вешалку, как толстая дама, разглядывающая расколотый банан. Меня охватила онемение усталости. Меня и раньше пытали.
  
  Каффир встал и позвал своих охранников. Он открыл внешнюю дверь офиса, и я услышал музыку и смех и увидел Лейлу, сидящую в вестибюле между парой бдительных пистолетов.
  
  Вошли охранники и закрыли дверь. Два неприятных на вид куска говядины, в униформе и тюрбане, пахнущие пивом. Теперь меня обыскали. Быстро, но достаточно. Туда пошла моя старая подруга Вильгельмина. Она села на стол поверх каких-то папок, молчаливая и бесполезная, как пресс-папье.
  
  Делать было нечего. Руки, как говорится, были связаны. Я купил это. Какого черта это было. И эта медаль все еще была у меня на шее. Может быть, Каффир узнает, что это такое. Может, петлю не крутил. Я был на дне возможной бочки.
  
  Может быть…
  
  Может, у меня просто появилась хорошая идея.
  
  Они отвели меня обратно в игровую комнату Каффира.
  
  Они бросили меня на пол и развязали руки. Полковник подбросил мне веревку. Он сказал мне связать себе лодыжки вместе. «Плотно», - сказал он. «Сделай это плотно, или я сделаю это плотно». Я связал лодыжки вместе. В обтяжку. На мне по-прежнему были высокие кожаные ботинки для пустыни. Полковник тоже любил мои сапоги. Настоящий, больной придурок. Когда он смотрел, как я скручиваю веревки, в его глазах были звезды. Я сохранял собственное выражение лица.
  
  Он начал потеть. Он отпустил рычаг на гигантской вешалке, и перекладина наверху соскользнула на землю. Он кивнул своим охранникам. Они связали мне руки той же веревкой, что связывала мои ноги. Я согнулся и коснулся пальцев ног.
  
  Они перекинули веревки через перекладину стойки и снова подняли перекладину к потолку. Я остался там висеть, как спящий ленивец, как говяжий кусок в окне мясника.
  
  И тогда медаль соскользнула вниз и развернулась и показалась лицевой стороной посреди моей спины.
  
  Полковник это видел. Он не мог промахнуться. «Ага! Понятно. Бассем Аладин со звездой Давида. Очень интересно, Бассем Аладин».
  
  Шанс еще оставался. Если он не нашел спрятанную букву «А», то его поиск медали действительно мог бы помочь. Вполне соответствовало моей хорошей идее.
  
  «Так вот что это такое», - сказал Бассем Аладин. "Звезда Давида!"
  
  Каффир издал звук, похожий на фырканье и хихиканье. «Скоро вы не будете много шутить. Скоро вы будете умолять меня позволить вам поговорить. О серьезных вещах. Например, о вашей миссии».
  
  Он вытащил длинный кожаный хлыст. Он повернулся к охранникам. Он сказал им идти.
  
  Охранники ушли.
  
  Дверь закрылась.
  
  Я приготовился к предстоящему.
  
  Халат был сорван со спины.
  
  А потом появились ресницы.
  
  Один.
  
  Два.
  
  Резка. Обжигающий. Жжение. Разрывание. Начинаясь в моей плоти и взрываясь в моем мозгу.
  
  20.
  
  30.
  
  Я перестал считать.
  
  Я чувствовал, как кровь катится по моей спине. Я видел, как кровь капает по моим запястьям.
  
  Я думал, полковник имел в виду похуже.
  
  Я думал, что моя хорошая идея не так хороша.
  
  Я думал, что мне нужно немного отдохнуть.
  
  Я упал в обморок.
  
  Когда я очнулся, это было несколько часов спустя, и это не было нежным медленным рассветом. Моя спина была небольшим чикагским пожаром. Этот ублюдок втирал соль в мои раны. Прекрасная старая библейская пытка.
  
  Я решил, что с меня хватит. Достаточно для страны, гордости и долга.
  
  Я сломался.
  
  Я начал кричать "Стой!"
  
  Он сказал: «Ваша миссия. Вы хотите рассказать мне о своей миссии?»
  
  «Да… да».
  
  "Рассказывать." Он был разочарован. Он все еще терся в гранулированном огне. "Почему вас послали сюда?"
  
  «Чтобы… установить контакт. Пожалуйста! Стой!»
  
  Он не остановился. "Связаться с кем?"
  
  Боже мой, как больно!
  
  "Связаться с кем?"
  
  «М-Мансур», - сказал я. «Али Мансур».
  
  И где этот человек? "
  
  «Х-здесь. Бейт-нама».
  
  «Интересно», - сказал он.
  
  Огонь горел, но горячее не стало.
  
  Я слышал, как он шел в свой офис.
  
  Я услышал, как открылась дверь. Он вызвал свою охрану. Я слышал, как он назвал имя Али Мансур.
  
  Внешняя дверь закрылась. Его шаги приблизились. Дверь игровой комнаты за ним закрылась.
  
  «Я думаю, вы сейчас расскажете мне всю историю. Но сначала я дам вам еще немного мотивации. Небольшую мотивацию, чтобы убедить вас, что вы говорите правду». Полковник подошел ко мне и встал передо мной, его лоб пульсировал, глаза блестели. «И на этот раз, я думаю, мы приложим давление где-нибудь… поближе к дому».
  
  Он отбросил руку с кнутом и начал прицеливаться.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Когда охранники привели Али Мансура в офис, полковник стоял спиной к двери. Он снова склонился над зеркалом. Он махнул охранникам и продолжил свою работу. Наконец, он повернулся и посмотрел на Мансура.
  
  Руки Мансура были связаны за спиной, но он старался сохранить угрюмое выражение лица. У Мансура было круглое, почти мальчишеское лицо. Толстый плоский нос. Пухлые, подергивающиеся губы. Лицо страха, изображающее вызов.
  
  Каффир не собирался терпеть неповиновение.
  
  Он поприветствовал Мансура кнутом по лицу. «Итак, - сказал он. «Вы сотрудничаете со шпионами».
  
  "Нет!" Мансур смотрел в дверь. Глядя на громадный кусок сырого мяса, который свисал с перекладины на гигантской вешалке.
  
  Каффир проследил за взглядом мужчины. «Вы хотите поговорить сейчас или хотите, чтобы вас убедили?»
  
  «Нет! То есть да. То есть - я ничего не знаю. Мне нечего сказать. Я верен Сирии. Я с палестинцами. Я верю в федаинов. Я бы не стал… я не… Полковник, я … »
  
  «Вы! Вы - кишки свиньи! Вы разговаривали с израильтянами. С американскими агентами. Вы поставили под угрозу определенный план. План похищения. Вы и ваша сволочь свиного брата». Каффир взмахнул хлыстом по воздуху. Мансур застонал и покачал головой, его глаза, как тараканы, метались взад и вперед. "Нет!" он сказал. «Мой брат. Не я. И мой брат мертв. А! Шайтан убей его. Теперь. Видишь ли. Это должно доказать это. Если бы я предал их, я тоже был бы мертв».
  
  «Тогда почему тот кусок мяса, который когда-то был агентом, сказал мне, что его миссия связаться с вами?»
  
  Мансур был в агонии. Он продолжал качать головой из стороны в сторону. «Мой… мой брат, он разговаривал с американским агентом. Может, они думают, что я тоже говорю. Я бы не стал. Я умру первым. Клянусь. Не я».
  
  «Тогда скажи, что ты знаешь о своем брате».
  
  «Мой брат был дураком. Я не знал этого, когда рассказал ему о плане. Я сказал, что, возможно, будет много денег. Мой брат хочет денег на покупку оружия. Когда план проваливается, мой брат злится. Он говорит. он собирается добыть себе денег. Следующее, что я узнаю, Хали мертв. Говорят, он разговаривал с американским шпионом. Он ждал в Иерусалиме, когда шпион заплатит ему ».
  
  История становилась на свои места. Я стиснул зубы от боли. У меня на спине скрипела форма Каффира. Я, черт возьми, надеялся, что у меня все еще не идет кровь. Хотя Мансур мог подумать, что это чужая кровь. Кровь человека висит в игровой комнате. Кровь настоящего полковника Каффира.
  
  «Что ты имеешь в виду - когда план провалился? План, о котором я знаю, уже реализован».
  
  «План - да. Наше участие в нем - нет».
  
  Я остаюсь
  
  это был друг Али, который был замешан. Не сам Али. «Твой друг», - сказал я. «Тот, кто рассказал вам о плане…»
  
  "Ахмед Рафад?"
  
  "Где он сейчас?"
  
  «Думаю, в Рамазе. Если Шайтан все еще там, я думаю, он с ними».
  
  «А теперь ты расскажешь мне то, что знал твой брат».
  
  Мансур посмотрел на меня. «Он знал - правду».
  
  Я играл с кнутом. «Не говори мне правду». Я должен точно знать историю, которую вы ему рассказали, так что я буду знать историю, которую он рассказал шпиону. И что вызывает у вас такую ​​гордость у Эмира, что вы думаете, что вам сказали правду? А! Вы? Они сказали вам правду? Хм!"
  
  Его глаза поползли к полу. «Возможно, это объясняет это», - сказал он ковру.
  
  «А? Что? Говори, червяк».
  
  Он поднял глаза, а вместе с ними и голос. «Возможно, как вы говорите, Рафад солгал мне. Возможно, поэтому с тех пор я его не видел».
  
  План, как он это сказал, заключался в похищении Фокса. Подержать его в сирийском селе Рамаз. Нет, он не знал, какой дом в Рамазе. Для работы были наняты четыре человека. Его друг Рафад должен был управлять самолетом. «Нет, не самолет. А…» Мансур хотел жестикулировать руками. Его руки были связаны.
  
  "Вертолет."
  
  «Вертолет», - сказал он. «То же самое, да? Рафад сказал, что они платят ему много денег. Некоторые заранее, другие позже. Они говорят ему искать других хороших работников. Не нанимать - просто посмотреть». Мансур снова выглядел напуганным. «Это все, что я знаю. Все, что я знаю».
  
  "И план провалился?"
  
  «Рафад сказал, что они изменили свое мнение о приеме на работу. Они не хотели, чтобы на работе были другие».
  
  "И кто они?"
  
  Мансур покачал головой. «Я не думаю, что даже Рафад знает об этом. Они говорили с ним только по телефону. Они сказали, что считали опасным встречаться. Они знали, что он летал на вертолетах. Они знали, что он лоялен. Они сказали, что это все, что им нужно для Что касается остального - они прислали ему много денег, и это все, что нужно было знать Рафаду ».
  
  Я сунул глаза в мерзкие щели. «Я вам не верю. Вы знаете, кто они. Если они не сказали вам, возможно, вы догадались». Я внезапно дернул его за воротник. "Каковы были ваши предположения?"
  
  «Я… я не догадывалась».
  
  "У всех есть догадки. Какие были ваши?"
  
  «А… Как Сайка. Я думал, что они были частью Ас Сайки. Но в газетах говорится, что они -« Черный сентябрь ». Я… я думаю, что это тоже может быть так».
  
  Я отпустил его воротник и посмотрел на него глазами. "C-полковник, пожалуйста, мой брат не мог много рассказать американцам. Он знал только то, что я ему сказал. И все эти вещи - я только что сказал вам. И - и - рассказывая своему брату, я не сделал ничего плохого Шайтан сказал Рафаду завербовать, и Рафад сказал, да, я могу поговорить со своим братом. Я не нарушал доверия. Я не делал ничего плохого. Пожалуйста, полковник. Теперь вы меня отпустите? "
  
  «Я отпускаю тебя сейчас… в другую комнату».
  
  Его глаза застыли. Я отвел его в другую комнату. Я посадил его на стул, связал и заткнул ему рот. Мы оба посмотрели на тело Каффира. Его голова была повернута вперед и обращена к стене. Пройдет какое-то время, прежде чем кто-нибудь будет его замечать - прежде чем они удосужатся взглянуть на его лицо.
  
  А когда они это сделают, я буду далеко.
  
  Может быть.
  
  
  
  
  
  Шестнадцатая глава.
  
  
  
  
  Возможно, вы захотите узнать, как я это сделал.
  
  Вы должны вернуться к сцене на холме, от того места, где артиллеристы сказали: «Бросьте нож», до места, где у моих ног лежала Лейла. Вот так я вернул Хьюго. Лейла подняла его, когда «споткнулась и упала», а затем сунула стилет мне в сапог.
  
  Я не знал, как мне это использовать. Или даже если бы у меня была возможность им воспользоваться. Я даже не знал, когда был в кабинете полковника. Все, что я думал, когда вошли охранники, это то, что мне не удастся пойти навестить Али Мансура. А затем промелькнула исламская пословица: «Если Мухаммед не может прийти на гору, гора придет к Мухаммеду». Поэтому я решил, что Мансур придет ко мне. Что я позволю полковнику заниматься своим делом, что через некоторое время я сделаю вид, что сломался, и упомяну Мансура, и приведу его к себе.
  
  В остальном история была чистой удачей. Остальное - всегда удача. Удача - это то, как большинство людей остается в живых. Мозги, мускулы, оружие и кишки в сумме составляют всего пятьдесят процентов. В остальном - удача. Удача заключалась в том, что никто не обыскивал меня мимо пистолета, что Каффир любил видеть, как парень связывает себя, и что следующим ходом было привязать мои руки к лодыжкам. Когда Каффир вышел из комнаты, чтобы арестовать Мансура, я схватил нож, порезался, повис там (или наверху), как если бы я был связан, а когда Каффир вернулся, я прыгнул на него, закинул на него аркан, избил и убил его. И избиение, добавляю я, было сделано только для того, чтобы обмен телами выглядел законным.
  
  После того, как я запер Али Мансура, я подошел к двери и позвал «женщину». Я прижал руку к лицу, и все, что мне нужно было крикнуть, было: «Имраа!» Женщина]
  
  Когда ее привели, я снова был у зеркала. Я даже улыбался. Я думал о статьях в медицинских журналах. Я открыла единственное в мире лекарство от прыщей. Смерть.
  
  Охранники ушли. Я обернулся. Я посмотрел на Лейлу, она посмотрела на меня, и ее глаза превратились из кусков льда в реки, и после этого она была в моих руках, и вуаль упала, и стены рухнули, и дама не целовалась, как девственница .
  
  Она остановилась ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза. «Я думал - я имею в виду, они там говорили - о Каффире - о - о том, что он делает ...»
  
  Я кивнул. «Он знает… Но он дошел только до моей спины. Кстати, кстати…» Я ослабил ее хватку.
  
  Она отступила, внезапно играя Клару Бартон. "Дайте-ка подумать."
  
  Я покачал головой. «Эээ. Видеть - это не то, что ему нужно. Что ему нужно, так это новокаин и ауреомицин, и, вероятно, швы и очень хорошая повязка. Но видеть - это то, что ему не нужно. Пошли. У нас еще есть работа».
  
  Она огляделась. "Как нам выбраться?"
  
  «Это работа, которую мы должны сделать. Подумайте, как выбраться, а затем сделайте это».
  
  Она сказала: «Впереди припаркованы джипы».
  
  «Тогда все, что нам нужно сделать, это добраться до джипов. То есть все, что мне нужно сделать, это пройти за полковника Каффира на глазах у всего его проклятого взвода. Сколько парней там в холле?»
  
  «Может быть, десять. Не больше пятнадцать», - она ​​склонила голову. "Вы похожи на Каффира?"
  
  «Только немного вокруг усов». Я объяснил отличительные черты Каффира. «Он был более цветущим, чем парк весной. И это не та вещь, по которой все скучают. Достаточно одного парня, чтобы сказать, что я не кафр, и они быстро поймут, что Каффир мертв. А потом ....., мы тоже. "
  
  Лейла остановилась и немного подумала. «Если только на тебя никто не смотрит».
  
  «Я всегда могу носить табличку с надписью« Не смотри »».
  
  «Или я мог бы носить табличку с надписью« Посмотри на меня »».
  
  Я посмотрел на нее и нахмурился. В небольшой тишине я услышал музыку. Музыка доносится из холла.
  
  «Лейла - ты думаешь о том, о чем я думаю?»
  
  "Как вы думаете, что я думаю?"
  
  Я легко провел рукой по ее покрытому халатом телу. "Как вы это сделаете?"
  
  «Я беспокоюсь о том, как. Вы просто слушайте подходящий момент. Затем вы выходите и садитесь в джип. Объезжайте к задней части отеля».
  
  Я сомневался.
  
  Она сказала: «Вы меня недооцениваете. Помните, эти мужчины почти никогда не видят женщин. Они видят только ходячие связки одежды».
  
  Я вдруг выглядел еще более сомнительным. Я сказал ей, что совсем не недооцениваю ее, но я подумал, что она недооценивает этих парней, если думает, что может трясти и трясти и просто уйти, как будто ничего не произошло.
  
  Она улыбнулась. «Еще ничего не произошло». А потом она внезапно вышла за дверь.
  
  Я начал обыскивать стол полковника. Я нашел его бумаги и положил их в карман. Я уже взял его пистолет и кобуру, мой нож был пристегнут ремнем к моему рукаву, и я спас Вильгельмину и засунул ее в свой ботинок. Еще у меня была карта Герца с пятнами от кофе, вареньем, крестиками, нулем и кружком, который я нарисовал, чтобы соответствовать поездке Роби.
  
  Я посмотрел на карту. Крошечный сирийский город Рамаз упал на двадцать миль в пределах круга. Я начал усмехаться. Несмотря на все шансы, которые были против меня, я мог бы, может быть, выиграть миллиард долларов. Лагерь Аль-Шайтан. Мастерская дьявола.
  
  Звуковые эффекты в холле изменились. Музыка была громче, но это еще не все. Вздохи, бормотание, свист, бормотание, звук семидесяти свистящих глаз. Лейла, хорошо, напыщенно исполняла свой танец живота Эль-Джаззар. Я подождал, пока звуки достигли крещендо; Затем я открылдверь полковника и пошла через переполненный вестибюль, невидимая, как толстая девушка на пляже Малибу.
  
  Джипы впереди остались без присмотра, я проехал на одном из них и стал ждать, припарковавшись за кустом пальм.
  
  Пять минут.
  
  Ничего.
  
  Ее план не сработал.
  
  Мне придется пойти туда и спасти Лейлу.
  
  Еще пять минут.
  
  И вот она появилась. Бежит ко мне. Одета в свой костюм с серебряными блестками.
  
  Она прыгнула в джип. Она сказала. "Давай!"
  
  Я отъехал, и мы быстро поехали.
  
  Через полмили она начала объяснять. «Я продолжала выходить через двери в сад и возвращаться все меньше и меньше одежды».
  
  
  «И они думали, когда ты вышла в последний раз…?»
  
  Она озорно посмотрела на меня и засмеялась, вскинула голову и позволила ветру развеять ей волосы. Я заставил глаза вернуться к дороге и повел джип так быстро, как только мог.
  
  Лейла Калуд. Золотая жила Фрейда. Игра на грани секса и никогда не приближаться к настоящему. Дразнит себя так же, как и всех остальных. Я сказал: «Хорошо, но сейчас прикрывайся. Мы не хотим, чтобы тысячу глаз смотрели на этот джип».
  
  Она с трудом облачилась в похожую на мешок мантию и обернула лицо вуалью. "Так куда мы теперь идем?" Она казалась слегка обиженной.
  
  «Место под названием Рамаз. К юго-востоку отсюда».
  
  Она взяла карту с сиденья рядом со мной. Она просмотрела его и сказала: «Мы остановимся в Илфидри».
  
  Я сказал: «Нет».
  
  Она сказала: «У тебя кровотечение. Я знаю врача, который живет в Илфидри. Он уже в пути».
  
  "Ты можешь доверять этому парню?"
  
  Она кивнула. "О, да."
  
  Ильфидри была маленькой, но плотной деревушкой с низкими приземистыми каменными домами. Население может быть двести. Приехали в сумерках. На немощеных улицах никого не было, но звук джипа был большим событием. Любопытные лица выглядывали из окон, из-за каменных стен и переулков.
  
  «Вот, - сказала Лейла. «Дом доктора Насра». Я остановился перед белым каменным ящиком. «Я иду одна и говорю, почему мы здесь».
  
  «Думаю, я пойду с тобой».
  
  Она пожала плечами. "Все в порядке."
  
  Доктор Дауд Наср ответил на стук. Невысокий худощавый мужчина, сморщенный и одетый. Он заметил, как нарядился мой сирийский полковник, и его глаза заблестели от быстрой настороженности.
  
  «Салам, мой полковник». Он слегка поклонился.
  
  Лейла прочистила горло и откинула вуаль. "И никаких салям для твоей Лейлы?"
  
  "Ах!" Наср обнял ее. Затем он отстранился и приложил палец к губам. «Гости внутри. Больше ничего не говори. Полковник?» Он посмотрел на меня оценивающе. "Я думаю, может быть, вы пришли ко мне в офис?"
  
  Наср обнял меня за спину, его халат прикрывал мою окровавленную куртку. Он привел нас в маленькую комнату. Изношенный коврик покрыл бетонный пол, на котором на вышитых подушках сидели двое мужчин. Двое других сидели на покрытой подушкой скамейке, которая была построена вокруг каменной стены. Керосиновые фонари освещали комнату.
  
  «Друзья мои, - объявил он, - представляю вам моего хорошего друга, полковника…», - он сделал паузу, но только на мгновение, - «Хаддура». Он перебил имена других гостей. Сафади, Нусафа, Тувейни, Хатиб. Все они средних лет, проницательные мужчины. Но никто из них не смотрел на меня с тревогой, с которой Наср глядел на меня у двери.
  
  Он сказал им, что у нас есть «частный бизнес», и, все еще обнимая меня за руку, повел меня в комнату в задней части дома. Лейла исчезла на кухне. Незаметно.
  
  Комната была примитивным кабинетом врача. В единственном шкафу хранились его припасы. В комнате была раковина без проточной воды и своего рода импровизированный стол для осмотра; деревянный брусок с бугристым матрасом. Я снял пиджак и пропитанную кровью рубашку. Он втянул воздух сквозь сомкнутые зубы. «Каффир», - сказал он и принялся за работу.
  
  Он использовал губку с жидкостью и наложил несколько швов без анестезии. Я тихонько простонал. Моя спина не могла отличить хороших парней от плохих. Что касается моих нервов, Наср и Каффир были злодеями.
  
  Он закончил свою работу, намазав немного слизи на полоску марли и намотав ее мне на середину, как будто он обматывал мумию. Он немного отступил и восхитился своей работой. «А теперь, - сказал он, - на твоем месте, думаю, я бы попытался сильно напиться. Лучшее средство от боли, которое я могу тебе дать, - это аспирин».
  
  «Я возьму это», - сказал я. "Я возьму это."
  
  Он дал мне таблетки и бутылку вина. Он вышел из комнаты на несколько минут, вернулся и бросил мне чистую рубашку. «Я не задаю вопросов другу Лейлы, и лучше не задавайте мне вопросов». Он поливал мою куртку жидкостью, и пятна крови начали исчезать. «С медицинской точки зрения я советую вам остаться здесь. Пить. Спать. Разрешите мне переодеться утром». Он быстро оторвался от работы в химчистке. «В политическом плане вы очень мне поможете, если останетесь. В политическом плане я веду довольно сложную игру». Он сказал это по-французски: Un jeu Complqué. «Ваше присутствие за моим столом очень поможет мне… перед остальными».
  
  «Остальные, как я понимаю, на другой стороне».
  
  «Остальные, - сказал он, - это другая сторона».
  
  Если я правильно прочитал, мой новый друг Наср был двойным агентом. Я приподнял бровь. "Un jeu d'addresse, вперед". Игра на ловкость.
  
  Он кивнул. "Ты остаешься?"
  
  Я кивнул. «Привет, остаюсь».
  
  
  * * *
  
  
  
  Обед был праздником. Мы сидели на полу на вышитых подушках и ели тряпку, которую положили на коврик. Чаши фасолевого супа, цыплята-гриль, огромные тарелки дымящегося риса. Разговор был политическим. Прямолинейные штуки. Загоняем Израиль в море. Возвращение всех Голанских высот. Возвращение Газы и Западного берега, чтобы стать домом для бедных палестинцев.
  
  Я не спорю, что палестинцы бедны, и я не спорю, что они получили удар. Что меня забавляет, так это благочестие арабов, учитывая их главный вклад в общее решение проблемы палестинцев. Подумайте: Газа и Западный берег изначально были зарезервированы для палестинских государств. Но Иордания украла Западный берег в 48-м году, а Египет поглотил сектор Газа, и они бросили палестинцев в лагеря беженцев. Это сделали арабы, а не израильтяне. А арабы их не выпускают.
  
  Арабы даже не платят за лагеря. Еда, жилье, образование, медицина - все, что нужно для сохранения жизни беженцев, - все это идет на деньги ООН. США дают 25 миллионов долларов в год, а большая часть остального поступает из Европы и Японии. Арабские страны со всеми своими разговорами и своими нефтяными миллиардами выложили в общей сложности два миллиона долларов. А Россия и Китай, эти великие защитники недосягаемых масс, ровно ничего не вносят.
  
  Идея арабов помочь палестинцам заключается в том, чтобы купить им пистолет и направить его на Израиль.
  
  Но я сказал: «Вот, сюда!» И да!" И «За победу» выпил тост за армию и президента Асада.
  
  А потом я произнес тост за Аль-Шайтана.
  
  Об Аль-Шайтане мало кто знал. Группа, с которой я был, была As Saiqa. Сирийское отделение P.L.O. Поскольку Сайка в переводе с сирийского означает «молния». Парни за столом не стреляли. Они много говорили, но не были бойцами. Может быть, планировщики. Стратеги. Бомбастеры. Мне было интересно, что на сирийском языке означает гром.
  
  Человек по имени Сафади - маленькие, аккуратные усы, кожа цвета коричневого бумажного пакета - сказал, что он уверен, что Аль-Шайтан был частью генерального командования Джебриля, ливанских рейдеров, которые нанесли удар по израильтянам в Кирьят-Шмоне.
  
  Нусафа нахмурился и покачал головой. «Ах! Я прошу не согласиться, mon ami. Это слишком тонко для ума Джебриля. Я считаю, что это знак Хаватме». Он обратился ко мне за подтверждением. Хаватме возглавляет другую группу федаинов - Народно-демократический фронт.
  
  Я улыбнулся улыбкой «знаю-но-не могу сказать». Я закурил. «Мне любопытно, джентльмены. Если бы деньги были вашими, как бы вы их потратили?»
  
  За столом раздались шепотки и улыбки. Вошла жена Насра с кофейником. Чадра - что-то вроде шали в полный рост - была накинута на ее голову, и она крепко стиснула ее вокруг лица. Она налила кофе, игнорируя ее присутствие. Возможно, она была служанкой или роботом в саване.
  
  Тувейни откинулся назад, поигрывая своей бородой с перцем и солью. Он кивнул и сузил глаза, окаймленные линиями. «Я думаю, - сказал он высоким гнусавым голосом, - я думаю, что деньги лучше всего потратить на строительство завода по диффузии урана».
  
  Несомненно, эти ребята были планировщиками.
  
  "Да, я думаю, это очень хорошо, не так ли?" Он обратился к своим коллегам. «Такой завод можно построить за миллиард долларов, и было бы очень полезно иметь его».
  
  Ядерный комплект своими руками.
  
  «О, но мой дорогой и уважаемый друг, - поджал рот Сафади, - это очень долгосрочный план. А где мы получим техническую помощь? Русские помогут нашему правительству, да, но федаины - нет. - по крайней мере, не напрямую ".
  
  «А где нам взять уран, друг мой?» Четвертый мужчина, Хатиб, добавил свой голос. Он поднял чашку, пока женщина Насра наполняла ее кофе, а затем вернулась на кухню. «Нет, нет, нет», - говорил Хатиб. «Нам нужен более срочный план. Если бы деньги были моими, я бы использовал их для создания кадров федаинов в каждом крупном городе мира. Любая страна, которая нам не помогает - мы взрываем их здания, похищаем их лидеров . Это единственный способ добиться справедливости ". Он повернулся к своему хозяину. "Или ты не согласен, мой консервативный друг?"
  
  Хатиб с удовольствием наблюдал за Насром. И под весельем его глаза писали неприятности. Вот почему Наср хотел, чтобы я был рядом. Его «консерватизм» был под подозрением.
  
  Наср медленно поставил чашку. Он выглядел усталым и, более того, утомленным. «Мой дорогой Хатиб. Консерватор - это не другое слово для обозначения нелояльности. Теперь я верю, как всегда считал, что мы превращаемся в наших злейших врагов, когда пытаемся терроризировать весь земной шар. Нам нужна помощь остального мира. страх и вражду можно вызвать только террором ». Он повернулся ко мне. «Но я считаю, что мой друг полковник устал. Он только что вернулся с фронта».
  
  "Больше ни слова."
  
  Хувайни встал. Остальные последовали за ним. «Мы уважаем ваши усилия, полковник Хаддура. Наш небольшой бизнес - это наш собственный вклад». Он поклонился. «Да пребудет с тобой Аллах. Салам».
  
  Мы обменялись саламами и ва-алейкум ас-саламами, и четверо вежливых террористов средних лет отступили в пыльную ночь.
  
  Наср провел меня в единственную спальню. Большой толстый матрас на каменной плите, покрытый подушками и очень чистыми простынями. Он не принимал протестов. Его дом был моим. Его кровать была моей. Он и его жена будут спать под звездами. Ведь сегодня было тепло, не так ли? Нет, он не услышит ни о каком другом плане. Он был бы оскорблен. И люди говорили бы, если бы знали, что он не отдал полковнику свой дом.
  
  "Лейла?" Я сказал.
  
  Наср пожал плечами. «Она спит на полу в другой комнате». Он поднял руку. «Нет, не говори мне свою западную чушь. Сегодня ее не били, и ей не придется драться завтра.
  
  Я позволил ему убедить меня. Кроме того, в нем был оттенок поэтической справедливости. В Иерусалиме она велела мне спать на полу. Я медленно покачал головой и подумал, насколько непрактична девственность.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Я, должно быть, спал полчаса. Я услышал звук в двери спальни. Я схватил пистолет. Может, Наср подставил меня. («Спи, - сказал он. - Спи. Напейся».) Или, может быть, кто-то из его приятелей понял. («Этот полковник Хаддура странный парень, не так ли?»)
  
  Дверь медленно открылась.
  
  Я отключил предохранитель.
  
  "Ник?" прошептала она. Я нажал на предохранитель.
  
  Она плыла по темной комнате. Ее как одеяло обернули чадрой. «Лейла, - сказал я. «Не валяйте дурака. Я больной человек».
  
  Она подошла и села на край кровати.
  
  Чадра распахнулась. Я закрыл глаза, но было уже поздно. Мое тело уже видело ее тело. «Лейла, - сказал я. «Ты слишком доверяешь мне».
  
  «Да. Я доверяю тебе, - сказала она, - достаточно».
  
  Я открыл глаза. "Довольно?"
  
  "Довольно."
  
  Она провела пальцами по моему лицу, по шее, по груди, где волосы встали дыбом, и начала танцевать. «Дайте определение« достаточно », - сказал я твердо.
  
  Теперь настала ее очередь закрыть глаза. «Хватит желать… заниматься со мной любовью».
  
  Моя рука, казалось, имела собственное желание. Он обхватил ее грудь и вызвал у нас обоих парное мурлыканье. «Дорогая, - выдохнул я, - я не собираюсь драться с тобой очень сильно. Ты уверен, что это то, чего ты действительно хочешь?»
  
  Ее шея была выгнута, а глаза все еще закрыты. «Я никогда… ни в чем не был уверен… никогда».
  
  Она пошевелилась, и чадра упала на пол.
  
  Полагаю, это всеобщая мечта. Быть первым. Или, как говорили в «Звездном пути», «отправиться туда, куда раньше не ходил ни один человек». Но боже мой, это было мило. Это гладкое, спелое, невероятное тело, медленно раскрывающееся под моими руками, совершая движения, которые не были просто движениями, а восхищало, удивляло первые ощущения, рефлекторные пульсации, нетерпеливое, интуитивное зажатие пальцев, колебания в бедрах, задержку дыхания. В последний момент на краю обрыва она издала какой-то лирический звук. А потом она вздрогнула, сказав «Все взрослые».
  
  Мы лежали вместе, и я наблюдал за ее лицом и пульсом, который пульсировал в ее горле, я проследил за ее телом, и я провел пальцем по изгибу ее губ, пока она не остановила мой палец языком. Она открыла глаза, и они посмотрели на меня, сияя. Она протянула руку и провела рукой по моим волосам.
  
  А потом она прошептала единственное слово, которое говорило, что теперь она освобожденная женщина.
  
  «Ещё», - сказала она.
  
  
  
  
  
  Семнадцатая глава.
  
  
  
  
  Есть выражение на идиш: дрехрд оффен дек. Это означает, говорит мне Ури, на краю земли; непонятно где; ушел к черту. Это был Рамаз. В ста милях к югу от Дамаска и в сотне миль от израильского фронта. Последние тридцать миль прошли через Нигде. Безгородное, безлесное, забрызганное лавой Ничто, с туманным небом и тихой пылью. Пейзаж был усеян вдоль дороги ржавыми корпусами мертвых танков, а однажды - руинами древней византийской цитадели.
  
  Лейла была закутана в свой двор арабской леди, что теперь, по крайней мере, имело практическое назначение; уберегая пыль и солнце. Это еще не было летним солнцем, не той подушкой-булавкой в ​​небе, которая бросает иглы тепла на вашу кожу. Но было достаточно жарко, и пыль и дымка царапали мне глаза даже за темными очками полковника Каффира.
  
  Лейла передала мне фляжку с водой. Я взял, выпил и вернул обратно. Она отпила, а затем осторожно смочила пальцы и провела кончиками холодных пальцев по моей шее. Я посмотрел на нее
  
  и улыбнулся. Женщины всегда хотят знать, «изменились ли они». Лейла изменилась. Она избавилась как от жесткой налетов крахмала, так и от рутины Риты-Хейворт-играет-Сэди-Томпсон. Она перестала играть и просто играла. Я снял ее руку с шеи и поцеловал. Земля под нами была похожа на хрупкую глину, и наши колеса раздавливали ее, взбивая пыль. Оранжевая пыль.
  
  Я нажал на педаль и прибавил скорость.
  
  Город Рамаз вряд ли был городом. Больше похоже на небольшую группу зданий. Типичные хижины из сырцового кирпича с плоскими крышами, некоторые выкрашены в синий цвет, чтобы отогнать зло.
  
  Первым жителем Рамаза, который заметил нас на дороге, был мужчина лет ста восьмидесяти. Он ковылял на импровизированной трости и, увидев джип, низко поклонился, и я думал, что мне придется его спасти.
  
  Я остановился. Он казался удивленным. «Добро пожаловать, - произнес он нараспев, - о достопочтимый полковник».
  
  Я протянул руку Лейле и открыл дверь. «Садись, старик. Я тебя подвезу».
  
  Он улыбнулся великолепной зубастой улыбкой. «Полковник делает мне честь».
  
  Я склонил голову. «Мне повезло, что я могу помочь».
  
  «Да ниспошлет тебе благословения Аллаха». Он медленно заскрипел в джип. Я подготовился и двинулся по дороге в город.
  
  «Я ищу дом в Рамазе, старик. Возможно, ты узнаешь дом, который я ищу».
  
  «Иншаллах», - сказал он. Если Бог этого пожелает.
  
  «В доме, который я ищу, будет много мужчин. Некоторые из них будут американцами. Остальные - арабами».
  
  Он покачал ореховой скорлупой лица. «Нет такого дома в Рамазе», - сказал он.
  
  «Вы уверены, старик? Это очень важно».
  
  «Не желая оскорбить полковника, Аллах счел нужным оставить мне мои чувства. Разве человек не был бы слеп, если бы не знал такого дома, если бы такой дом существовал в Рамазе?»
  
  Я сказал ему, что поклоняюсь его мудрости и мудрости Аллаха. Но я не сдавался. Штаб-квартира Шайтана должна была быть здесь. Потому что середина Нигде была идеальным местом. И потому что это было единственное место, о котором я знал. Я спросил его, может быть, есть еще один дом - где происходит что-то необычное.
  
  Старик посмотрел на меня лакричными глазами. «Нет ничего необычного под солнцем. Все, что происходит, происходило раньше. Войны и мирные времена, обучение и забвение. Все вещи повторяются снова и снова, от ошибки к просветлению и обратно к ошибке». Он указал на меня костлявым пальцем, и под рукавами его свободного рваного халата на запястье блеснуло что-то серебряное: «Единственная необычная вещь на земле - это человек с радостным сердцем».
  
  Ах! Красота арабского ума! Я откашлялся. «Я терплю противоречие с тобой, старик, но такая радость встречается каждый день. Стоит только попросить, чтобы узнать, что это так».
  
  Он посмотрел на мою руку на руле. «Полковник считает, что то, что они называют человечеством, буквально создано из добрых людей. Но так же точно, как небесный свет солнца отражается в драгоценности кольца полковника, я говорю полковнику, что это не так».
  
  Я снял с пальца перстень Каффира. «Я не люблю, когда мне противоречат, старик. Я советую тебе, под страхом моего великого неудовольствия, принять это кольцо - знак нищего, но подаренное с радостью, - а затем признать, что ты недооцениваешь своих собратьев». Я протянул руку Лейле и протянул ему кольцо. Я снова увидел серебряную вспышку на его запястье.
  
  Он неохотно принял кольцо. «Я делаю это только для того, чтобы не обидеть, но, возможно, мое суждение все-таки было ошибочным».
  
  Мы начали приближаться к небольшому синему домику. Старик простил меня и сказал, что это его дом. Я подъехал впереди и остановил джип. Он медленно вышел, а затем повернулся ко мне лицом.
  
  «Возможно, пока полковник проезжает через Рамаз, он может остановиться в доме Калуриса». Он указал на каменистое пространство. «Дом Шафтека и Серхана Калоориса - единственный желтый дом в Бхамазе. В этом отношении он самый… необычный».
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Он был не совсем желтым. Кто-то пытался покрасить его в желтый цвет, но они, должно быть, использовали неправильную краску. Огромные куски краски оторвались, обнажая случайные участки камня.
  
  Да и сам дом не горел огнями. Еще один двухэтажный квадрат песочного цвета находился прямо через дорогу. Единственным другим объектом на пустынном ландшафте была кучка оранжевых камней зазубрины на полпути между двумя домами.
  
  Мой план заключался только в том, чтобы забить место Я не собирался врываться в одиночку с пистолетом и подобной линией; "Вы арестованы." Тем не менее, я оставил Лейлу в джипе, припаркованном примерно в полумиле от дороги. Остаток пути я бы прошел пешком.
  
  Дом через дорогу казался совершенно безлюдным; окна не закрыты, дверь распахнута.
  
  Я обвел полужелтый дом широким кругом. Его окна были закрыты, и за ними были темные ставни. Сзади был небольшой узкий вход, что-то вроде миниатюрного каменного двора, может быть, пяти футов глубиной и пяти футов шириной, под крышей второго этажа дома. Покоробленная деревянная дверь была в конце двора. Я приложил к нему ухо, но ничего не услышал. Я громко постучал. Сирийский полковник нуждается в информации.
  
  Ничего.
  
  Нет ответа. Нет шума. Нет, ничего. Я вытащил пистолет и распахнул дверь.
  
  Он ударился о стену, а затем раскачивался взад и вперед. Скрип, скрип.
  
  Ничего больше.
  
  Я вошел.
  
  Голые полы, голые каменные стены и голые каменные скамейки вокруг них. Черная грязная пузатая печь. Керосиновая лампа. Четыре пустые банки из-под пива разбросаны по полу. В них заткнута дюжина окурков. Обугленные бумажные спички на полу.
  
  Еще одна комната, почти такая же. Почти, за исключением одного. Голая каменная скамья была покрыта красными пятнами. Большое пятно крови размера мертвого человека.
  
  Еще одна комната на первом этаже. Еще одна куча мусора из-под пива. Еще одна уродливая, забрызганная смертью скамья.
  
  Вверх по узким ступеням. Еще две комнаты. Еще две сцены кровавого убийства.
  
  И только звук ветра в окно и скрип, скрип, скрип двери нижнего этажа.
  
  Черт возьми. Пропали. Это было убежище в Аль-Шайтане, да и Джексон Роби тоже был здесь. И это доказывала не только оранжевая пыль. Эта серебряная вспышка на запястье старика была стандартными часами-хронометром AX.
  
  Я откинул носилки и сел. Перед скамейкой стоял небольшой лакированный столик, покрытый кольцами пивных банок. Также пачка сигарет. Сирийский бренд. И спичечный коробок, на котором было написано: Всегда роскошь - отели Foxx - конгрессы, отдых.
  
  Я выругался и бросил спичечный коробок обратно на стол. Я закончил. Вот и все. Конец дороги. И вместо ответов были только вопросы.
  
  Я закурил и пнул пивную банку. Она перевернулась и показала свои дыры. Пулевые отверстия. По одному с каждой стороны. С одной стороны, а с другой. Я поднял его и положил на стол. Мы уставились друг на друга.
  
  Вероятно, это не имело никакого значения, но если выстрел через баллончик был промазанным выстрелом ...
  
  Я встал и начал рассчитывать траектории.
  
  Резня произошла посреди ночи. Должно быть, все здесь были убиты на скамейке. Застали дремлющих. Из пистолета с глушителем. Итак, представьте, что я целюсь в голову спящего парня, туда, где пятно крови. На столе банка пива. Я целюсь в парня, но вместо этого попадаю в банку. Итак, я стою… где? Я стою здесь, и пуля прошла бы через банку и приземлилась - и вот она. Я вытащил его из мягкого камня. Пуля малого калибра .25. Как Маленький Дэвид. Маленький, но боже мой.
  
  Я вышел из дома через парадную дверь. А на дороге был припаркован джип. И Лейла стояла рядом с ним.
  
  Я двинулся к ней, чертовски злой. "Лейла, что за…"
  
  "Ник! Вернись!"
  
  Трескаться! Черт!
  
  Стрелки на крышах. "Вниз!" Я крикнул ей. Черт! Слишком поздно. Пуля задела ее ногу, когда она нырнула в укрытие. "Ложись под джип!" Я побежал к камням. Треск! Черт! Там было четверо парней, по двое на каждой крыше. Я прицелился в стрелкака через дорогу. Яблочко! Он дернулся и упал в пыль. Две пули отлетели от моей крыши. Я прицелился в другого парня и промахнулся Whang! Он промахнулся менее чем на фут. Все они имели преимущество в росте, Ванг! Я бросился к закрытому входу, пули взметнули пыль у моих ног. Я нырнул внутрь и, тяжело дыша, остановился, вне их досягаемости. Какое-то время.
  
  Я ждал того, что грядет.
  
  Мертвая тишина.
  
  Скрип дверей.
  
  Никаких шагов. Никакого другого звука. Я слышал их только в своем воображении. Теперь, - сказала карта времени и места в моей голове. Теперь они достигли скалы, теперь они у дома, теперь они… Я присел на землю и приготовился. Раз, два, три, сейчас. Я выглянул и выстрелил одновременно. Я поместил его в центре его чистого белого халата и нырнул назад вовремя, чтобы пропустить еще один удар того парня, другой пистолет. Он двигался с другой стороны. "Инал абук!" - крикнул стрелок. Проклятия моего отца. Я выстрелил еще раз и нырнул обратно в свой крошечный грот.
  
  "Yallah!" - крикнул он. Торопись! И снова я увидел, как это играло в моей голове до того, как это произошло. Я сделал еще один выстрел прямо в дверной проем. Парень на крыше рассчитал свой прыжок, чтобы поймать его. На полпути, от прыжка до падения.
  
  К тому времени, когда он упал на землю, кровь хлынула из кишечника. Я прикончил его быстрым вторым выстрелом. Теперь это был один на один. Остался один стрелок. Так где, черт возьми, он был? Диафильм в моей голове показывал пустые кадры. Если бы я был последним парнем, что бы я делал?
  
  Я посмотрел за угол и увидел его. Щелкните! Мой пистолет был пуст. Он внезапно стал храбрым. Он услышал щелчок и двинулся вперед. Я нырнул обратно и громко выругался, а затем швырнул бесполезный пистолет в дверной проем. На счет четыре, и он выглянул из-за угла с улыбкой победителя на вспотевшем лице. Хлоп! Я выстрелил ему прямо в ухмылку.
  
  Пистолет Каффира был пуст, а Вильгельмина - нет.
  
  
  
  
  
  Восемнадцатая глава.
  
  
  
  
  Я проверил тела. У парня без лица тоже не было документов. Арабский араб, это все, что я знал. Лицо было арабским, похож на саудовца.
  
  Тело номер два: ныряльщик с крыши. Еще один безымянный араб.
  
  Тело номер три: я пнул его ногой. Его клетчатая повязка на голове спала. Я тихонько присвистнул. Это был Джек Армстронг. Большой светлый парень из вестибюля отеля. Он загорел своей кожей, но не покрасил волосы. Я просто ушел, качая головой.
  
  Тело номер четыре: перед домом. Мой первый удачный выстрел сбил его с крыши. Я снял головной убор. Парень, который следил за мной в «Рено».
  
  Я медленно пошел к джипу. Лейла уже сидела впереди, я сел на водительское сиденье и закрыл дверь.
  
  "Как нога?" - тупо сказал я.
  
  Она с любопытством посмотрела на меня. «Больно, но не так уж плохо».
  
  Я смотрел вперед на туманный горизонт.
  
  "Ник?" Ее тон был осторожен. «Что с тобой? Ты выглядишь… как будто ты в каком-то трансе».
  
  Я закурил и выкурил все, прежде чем сказал: «Я в тупике, вот в чем дело. Миллион подсказок и ничего не складывается. Я снова на нуле».
  
  Я пожал плечами и завел мотор. Я повернулся к Лейле. «Лучше пусть Наср взглянет на эту ногу. Но сначала мне нужно сделать остановку…»
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Я не стал тратить время на вежливое косвенное обращение. Я ворвался в дверь с пистолетом в руке и поднял старика с пола. «Поговорим», - сказал я.
  
  Его история была такой:
  
  Однажды поздно ночью несколько недель назад старик услышал звук в небе. Это его разбудило, и он побежал к окну. Гигантское насекомое, чудовищный комар с огромными вращающимися крыльями. Он увидел, как оно упало прямо с неба рядом с желтым домом Калоориса. Старик уже видел это существо раньше. Он упал с небес таким же образом. Ему сказали, что он несет людей в животе, и это, по его мнению, несомненно, правда. Потому что в доме появились брат Шафтека и Серхана Калуриса и двое их двоюродных братьев.
  
  А американец?
  
  Нет, не американец.
  
  Вот что случилось потом?
  
  Ничего особенного. Брат ушел. Кузены остались.
  
  А что насчет насекомого?
  
  Оно все еще было здесь. Живет на равнине, в двух милях к востоку от города.
  
  А второе насекомое? Тот, что появился посреди ночи?
  
  Он улетел через час.
  
  А что еще случилось?
  
  На следующий день прибыл еще один незнакомец. Может быть, американец.
  
  На насекомом?
  
  На машине.
  
  Он тоже пошел в желтый дом. Старик последовал за ним, любопытство сделало его смелым. Он посмотрел в окно желтого дома. Шафтек Калурис лежал на скамейке. Мертв. Затем он увидел, как незнакомец вошел в комнату. Незнакомец тоже увидел его - в окне. Старик испугался. Незнакомец поднял серебряный браслет и велел старику не бояться. Старик взял браслет и не испугался. Он и незнакомец поднялись наверх. Наверху они нашли еще три тела. Серб Калоорис и двоюродные братья.
  
  А потом?
  
  А потом незнакомец задал несколько вопросов. Старик рассказал ему о насекомых. Вот и все.
  
  "Это все?" Я все еще держал пистолет нацеленном на его голову.
  
  «Клянусь милосердным Аллахом, разве этого недостаточно?»
  
  Нет, этого было недостаточно. Недостаточно, чтобы отправить Роби в Иерусалим телеграфировать AX о том, что он нашел Шайтана. четыре трупа и ни одного Леонарда Фокса? Нет. Этого было недостаточно.
  
  Но это было все. Роби смотрел на тела и пивные банки; он взял сигареты и спички. Вот и все. Это все. Он вышел из дома в ярости и растерянности. Как ты выглядишь сейчас, - заметил старик. Но и все.
  
  "Кто закопал тела?"
  
  Глаза его застилала тяжелая завеса страха.
  
  
  "Даю слово, они не причинят тебе вреда ".
  
  Он перевел взгляд с моего пистолета на мое лицо и обратно. «Пришли еще четверо. На следующий день. Они все еще там, остановились в доме Калуриса».
  
  «Они остановились там», - сказал я старику.
  
  Он понял.
  
  «Альхамдулила», - сказал он. Слава Богу.
  
  Потрясающий. Я убил свои последние четыре подсказки.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Вертолет был на равнине. Отчетливо видно. В открытой. Я поднялся по маленькой алюминиевой лестнице. Машина старая, но ухоженная. Газомер показал, что его хватит еще на сто пятьдесят миль.
  
  Я отнес Лейлу в кабину и снова втащил лестницу внутрь.
  
  "Вы умеете летать на этом?" Она выглядела немного напуганной.
  
  Я выглядел раздраженным. "Ты собираешься быть пилотом на заднем сиденье?"
  
  «Я этого не понимаю». Ее голос казался обиженным.
  
  Я не ответил. В моей голове было слишком тесно, чтобы найти место для слов. Я нащупал педали руля у своих ног. Лучше сначала проверить двигатель. Я заблокировал колесные тормоза и нажал на рычаг регулировки высоты тона. Включил топливо и нажал на стартер. Двигатель кашлянул оранжевой пылью. Он зашипел и наконец начал гудеть. Я отпустил тормоз ротора, повернул дроссель, и гигантские лопасти ротора начали вращаться, как некоторая гигантская мухобойка. Я подождал, пока они раскрутятся на 200 об / мин, затем отпустил колесные тормоза и увеличил скорость. Теперь, еще немного газа, и мы начали подниматься. Вверх вверх и в сторону.
  
  Правый руль.
  
  Держись вперед.
  
  Первая остановка, Ильфидри.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Лейла спала на кровати Насров.
  
  Она спала в широкой голубой хлопковой ночной рубашке, окруженная яркими вышитыми подушками и сверкающими волнами собственных черных волос. Она открыла глаза. Я сел на кровать. Она раскрыла руки, и я прижал ее к себе.
  
  «Мне очень жаль», - прошептал я.
  
  "Для чего?" она сказала.
  
  "За то, что я где-то еще. Я ..."
  
  "Не надо". Она приложила палец к моим губам. «С самого начала я знала, что ты меня не любишь. И я знала, что ты думаешь о своей работе. И все в порядке. Все действительно в порядке. Я - я хотела, чтобы ты был первым. А может быть, последним. надолго. Но это моя забота, а не твоя ". Она мягко улыбнулась. "Думаю, скоро мы расстаемся, да?"
  
  Я посмотрел на нее. "Куда ты идешь?"
  
  Она вздохнула. «Я останусь здесь на несколько дней. Я не могу танцевать с забинтованной ногой».
  
  "Танец?"
  
  Она кивнула. «Я приехал сюда работать в сирийском ночном клубе. Место, где собираются армейские офицеры».
  
  Я резко нахмурился. "Лейла Калуд - ты знаешь, что делаешь?"
  
  Она снова улыбнулась. В широком смысле. «Ни одна женщина не может лучше защитить свою добродетель, чем та, которая делала это двадцать пять лет». Она продолжала улыбаться. "Разве я не заставляла даже тебя держаться на расстоянии?"
  
  "А ты?"
  
  "Я имею в виду, когда я хотела, чтобы ты это сделал".
  
  Я тоже улыбнулся. Я сказал: «И как теперь моя дистанция?»
  
  Она не улыбалась. "Ближе было бы неплохо".
  
  Ближе было приятно.
  
  Я подняла свободное синее хлопковое платье и осторожно потянула, пока оно не исчезло.
  
  Отлично.
  
  Приятнее.
  
  Самый приятный.
  
  Ее круглая грудь прижалась к моей груди, а ее тело текло под моим рекой; постоянная, нежная, текущая река. А потом ее дыхание стало частым и быстрым, река ревела, а потом стихла. Я чувствовал ее слезы на своей коже.
  
  "С тобой все впорядке?"
  
  Она покачала головой.
  
  "Нет?"
  
  «Нет. Я не в порядке. Мне грустно, и я счастлива, и напугана, и жива, и тону, и… и все, что угодно, только не ладно».
  
  Я провел рукой по ее носу и по изгибам ее пышных губ. Она двинулась и положила голову мне на грудь. Так мы пролежали некоторое время.
  
  "Лейла, почему ты так долго ждала?"
  
  "Заниматься любовью?"
  
  "Да."
  
  Она посмотрела на меня сверху вниз. "Вы меня совсем не понимаете, не так ли?"
  
  Я погладил ее по волосам. "Не очень хорошо."
  
  Она перевернулась на локоть. «На самом деле это довольно просто. Я была воспитана, чтобы быть хорошей мусульманкой. Быть всем тем, чем я знала, что не была. Кроткая, послушная, почтительная, добродетельная, носительница сыновей, слуга людей. Я стала ненавидеть всех мужчин. Тогда я просто испугалась. Потому что сдаться - значит, понимаете… сдаться. Потому что быть женщиной - значит… быть женщиной. Вы понимаете? »
  
  Я немного подождал. «Немного. Может быть, я думаю. Я не знаю. Не все мужчины просят о полной сдаче».
  
  «Я знаю, - сказала она, - и это,
  
  тоже проблема ".
  
  Я посмотрел на нее. «Я не понимаю».
  
  «Я знаю», - сказала она. «Вы не понимаете».
  
  Я понимал, что проблема в том, что я путешествую слишком легко, чтобы нести с собой капитуляцию женщины. Я просто молчал.
  
  К тому времени, когда я снова захотел поговорить, она заснула, свернувшись клубочком у меня на руках. Я, должно быть, задремала. Минут сорок пять. А потом автомат для игры в пинбол в моей голове начал работать: щелк-бум-щелк; идеи врезались друг в друга, ударялись о стены, отбрасывали Ламотта назад.
  
  Все это каким-то образом привело к Ламотту. Ламотт, который выдавал себя за Дженса; кто разговаривал с Роби. Ламотт, который ждал меня в Иерусалиме.
  
  Что еще я знал о Бобе Ламотте?
  
  Он пристрастился к наркотику и позвонил куда-то в Женеву.
  
  Женева.
  
  Ванны Шанда принадлежали швейцарской корпорации.
  
  И Беньямин сказал, что Shanda была прикрытием для наркотиков. Опиум, пока турецкие поля не закрылись. Теперь это был небольшой бизнес по производству гашиша.
  
  Юсеф сказал, что Хали Мансур выдвинул хэш. Хали Мансур, который разговаривал с Роби. Чей брат, Али, привел меня в Рамаз. Был ли босс в банях Шанда связным с Хали?
  
  Может быть.
  
  Возможно, нет.
  
  Босс в Шанде. Его звали Терхан Кал - треп-треск. Статика разорвала приговор Беньямина. Терхан Кал - оорис? Третий брат?
  
  Может быть.
  
  А может, и нет.
  
  Головорезы, которых я застрелил на крышах в Рамазе, - те самые парни, которые застали меня в Иерусалиме, наблюдали за домом Сары в Тель-Авиве. Что-то подсказывало мне, что они работают на Ламотта, парни, которых боялась Жаклин.
  
  Ламотт. Все это привело к Ламотту. Роберт Ламотт из Fresco Oil. С его пистолетом Джеймса Бонда 25 калибра. Как пуля 25-го калибра Джеймса Бонда, которую я нашел на полу желтого дома.
  
  Сложите все вместе и что у вас есть?
  
  Ерунда. Хаос. Кусочки подходят друг к другу и не образуют картины. Я уснул.
  
  Я был в магазине растений. Здесь росли кактусы, плющ, филодендрон и лимонные деревья. И апельсиновые деревья.
  
  Ко мне подошел продавец. Он был одет как араб, а головной убор и солнечные очки закрывали его лицо. Он пытался продать мне лимонное дерево и сказал, что в придачу три горшка с плющом. Он сильно продавал. «Вы действительно должны купить», - настаивал он. «Вы читали последнюю книгу? Теперь нам говорят, что растения могут разговаривать. Да, да», - заверил он меня. «Это совершенно верно». Он зелёно улыбнулся. Из его рта росли растения.
  
  Апельсиновые деревья были в задней части магазина. Я сказал, что ищу апельсиновое дерево. Он казался счастливым. «Прекрасный выбор», - сказал он. «Апельсины, лимоны - это все одно и то же». Он последовал за мной обратно туда, где росли апельсины. Я подошел к дереву и треснул! блин! пули летели с крыши через дорогу. Я был перед домом Калурисов. Я был одет как полковник. Я стрелял в ответ. Четверо арабских боевиков упали с крыши в замедленной съемке в кошмарном стиле. Я обернулся. Арабский продавец все еще был там. Он стоял у апельсинового дерева и широко улыбался. В руке у него был пистолет. Это был Боб Ламотт.
  
  Проснулся в поту.
  
  Сел прямо в постели и уставился в стену.
  
  А потом это пришло ко мне. Какой должен был быть ответ. Он был там все время. Я сам это сказал. «Спичечный коробок был растением», - сказал я Беньямину и добавил: «Что мне больше всего в этом не нравится, так это то, что все, что я сейчас найду, может быть растением».
  
  Вот и все. Все это было растение. Тщательно проработанное растение. Каждая деталь. От сказок Хали Мансура в Эль-Джаззаре - растения могут говорить - вплоть до дома в Рамазе. В доме в Рамазе ничего не произошло. За исключением того, что там были убиты четыре растения. Дом был растением. Весь след был растением. Дымовая завеса, штора, приманка.
  
  Теперь все свободные концы встали на свои места. Все, чего не понял. Почему террористическая группа нанимает людей. Почему они поощряли пустые разговоры. Потому что они создавали ложную зацепку и хотели, чтобы история разошлась.
  
  Мансуры и Калоорисы были невинными обманщиками. Они верили, что все, что они делали, было настоящим. Но их использовали. Люди настолько умны, что это просто поражает воображение. Люди, которые знали, что имеют дело с горячими головами и хмелями, и знали, чего ожидать. Они полагали, что Хали Мансур продастся, и они поддерживали связь с Роби, чтобы проверить свою теорию. Затем они убили их обоих, чтобы придать истории вес.
  
  Только Джексон Роби узнал правду. На обратном пути из Бхамаза он понял это. Так же, как и у меня. Может быть, я не дописал всех деталей, но, если повезет, у меня будут все ответы. Скоро.
  
  И как насчет Беньямина?
  
  Что он знал? Он, должно быть, что-то знал. Он сыграл это слишком круто и немного застенчиво. И он посадил рядом со мной Лейлу Калуд.
  
  Я разбудил ее.
  
  Я сказал: «Я чувствую запах крысы». Я описал крысу.
  
  Она серьезно посмотрела на меня и кивнула. «Да. Ты прав. Шин Бет шел по тому же следу, что и Роби. Они также нашли тела в доме в Бхамазе. Они также решили, что след был… как вы говорите… растением».
  
  «Так что они поставили меня в тупик, использовали меня, чтобы занять Аль-Шайтана, чтобы они - мастера Шин Бет - могли выйти и найти настоящую тропу. Большое спасибо, Лейла. Я люблю, когда меня используют».
  
  Она молча покачала головой. "Ты не понимаешь."
  
  "Как черт я делаю".
  
  «Ладно, вы частично неправильно поняли. Они также знают, что Роби телеграфировал AX. Поэтому они думают, что он, возможно, нашел правду среди лжи. Правду, которую они упустили. Они думали, что если вы пойдете по следу Роби, вы можете узнать ... что бы это ни было. Шин Бет усердно работает над этим, Ник. Почти каждый агент ... "
  
  «Да, да. Хорошо. На месте Беньямина я бы сделал то же самое. Дело в том, что это сработало».
  
  "Что значит - сработало?"
  
  «Я имею в виду, что знаю, где находится Аль-Шайтан».
  
  Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. "Ты делаешь? Где?"
  
  «Эээ, милая. Следующий раунд мой».
  
  
  
  
  
  Девятнадцатая глава.
  
  
  
  
  Завтракали йогуртом, фруктами и сладким чаем. Наср и я. По правилам его дома мужчины ели одни. Мы обсуждали Ас Сайку, группу коммандос, в которую проник Наср. В последнее время их действия были сосредоточены на коренных сирийских евреях. Евреи в гетто. Вынуждены по закону жить в гетто, не могут работать, закрывают на улицах комендантский час. Ни паспортов, ни свобод, ни телефонов. Напали на улице, зарезали по прихоти. Если вы хотите знать, что случилось с антисемитизмом, то в некоторых частях Ближнего Востока он жив и здоров. Евреи не могут попасть в Саудовскую Аравию и вообще не могут выбраться из Сирии. Я мог легко понять многие вещи об израильтянах, представив их несколько тысяч лет назад.
  
  Я спросил Насра, почему он стал двойником.
  
  Он выглядел удивленным. «Вы спрашиваете, почему я работаю двойным агентом - я думал, мы только что обсуждали это». Он поднял небольшую гроздь винограда. «Эта часть мира очень древняя. И наша земля всегда питалась кровью. Прочтите Библию. Она написана кровью. Еврейский, египетский, филистимский, хеттский, сирийский, христианский, римский. А потом была Библия. написано. Мусульмане. Турки. Крестоносцы. Ах, крестоносцы пролили много крови. Во имя миролюбивого Христа они пролили ее ». Он покрутил виноград в воздухе. Я устал есть пищу, выращенную на крови. Я устал от бесконечного безумия людей, спорящих о добре и зле, как если бы они действительно это знали. Вы думаете, я считаю, что израильтяне правы. Нет. Я только думаю, что те, кто хочет их уничтожить, ошибаются. - Он бросил виноград и начал улыбаться. - И, возможно, таким суждением я совершаю свою собственную глупость.
  
  Я сказал, что считаю, что судить должен мужчина. Люди гордятся тем, что говорят, что я не вынослю суждений, «но некоторые вещи действительно нужно судить. Иногда, если вы не осуждаете, ваше молчание является прощением. Или как сказал кто-то другой, когда-то сражавшийся за свои убеждения:» Если вы не являетесь частью решения, вы являетесь частью проблемы ».
  
  Наср пожал плечами. «И решение порождает новый набор проблем. Каждая революция является семенем - какой? Следующей революции! Но, - он взмахнул воздушной рукой, - мы все должны сделать нашу ставку на идеальный мир, не так ли? И Судьбы временами сговариваются, не так ли? Я помогал вам, и вы помогали мне. Когда нам везет, мы верим, что Бог избрал нашу сторону ».
  
  "А когда нам не повезло?"
  
  «Ах! Тогда мы узнаем, выбрали ли мы сторону Бога. Между тем, ваш второй визит ко мне с этого делового вертолета, несомненно, прибавил мне удачи. Интересно, могу ли я еще сделать для вас? "
  
  «Да. Вы можете следить за Лейлой».
  
  "Это тебе не нужно спрашивать, мой друг. Ах!" Наср посмотрел через мое плечо. Я повернулся и увидел Лейлу, стоящую в дверях. Наср встал. «Думаю, я могу сделать еще кое-что. Теперь я могу оставить тебя, чтобы попрощаться».
  
  Наср ушел. Лейла двинулась ко мне, слегка прихрамывая. Я сказал ей остановиться. Я поднял ее и отнес к скамейке. Момент, казалось, требовал какого-то голливудского диалога. Я сказал: «Когда-нибудь, Таня, когда закончится война, мы встретимся на ступенях Ленинграда».
  
  Она сказала: "Что?"
  
  Я улыбнулся. "Неважно." Я посадил ее на скамейку и сел рядом с ней. Забавный момент, когда нечего сказать. Что ты говоришь?
  
  Она сказала: "У французов есть хорошее слово.
  
  Говорят à bientôt. До следующего раза."
  
  Я взял ее за руку. Я сказал: «До следующего раза».
  
  Она поцеловала мою руку. Затем она быстро сказала: «Просто пойди, ладно?»
  
  Был тот момент, когда мои ноги не двигались. Тогда я приказал им. Встал. Я начал говорить. Она покачала головой. "Нет. Просто уходи".
  
  Я был почти у дверей.
  
  "Ник?"
  
  Я повернулся.
  
  "Ты не скажешь мне, куда ты идешь?"
  
  Я смеялся. «Ты преуспеешь в роли агента Шин Бет. Конечно, я скажу тебе, куда я иду. Я беру вертолет и улетаю».
  
  Куда?"
  
  «Куда еще? В Иерусалим, конечно».
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Я пролетел над Иорданом и приземлился на взлетно-посадочной полосе за пределами Иерусалима. Это было не так просто. Мне пришлось много и очень быстро говорить. От радиоуправления до башни аэропорта. Даже тогда я столкнулся с оружием, когда открыл дверь. Учитывая костюм сирийского полковника, я бы все равно прошел допрос, если бы не волшебный Алеф Ури. Это сработало как медаль Святого Христофора на иврите.
  
  Я вернулся в свою комнату в Американской колонии, принял душ, побрился, заказал копченого лосося и бутылку водки и приступил к работе.
  
  Я зарезервировал самолет.
  
  Я забронировал номер в гостинице.
  
  Я сделал третий телефонный звонок. Я сказал ему, что взять с собой, где и когда меня встретить. Я сделал четвертый телефонный звонок. Я сказал ему, что взять с собой, где и когда меня встретить.
  
  Я посмотрел на часы.
  
  Я сбрил усы.
  
  Я почистил и перезарядил Вильгельмину.
  
  Я оделся в свою одежду.
  
  Я посмотрел на часы. Я израсходовал всего сорок минут.
  
  Я собрался и выждал еще полчаса.
  
  Я вышел во двор и заказал выпить. Мне оставалось убить еще два часа.
  
  Напиток ничего не сделал. Я был настроен на действие. Я уже был там и выбивал дверь. Они все были там. Девять миллионеров. И Аль-Шайтан. Старый добрый Эл С. Я должен был быть прав. Потому что я больше не мог позволить себе ошибаться. Я все время ошибался.
  
  Теперь у меня был шанс оказаться совершенно правым.
  
  Я выпил за это.
  
  И вот она. Жаклин Рейн. С красивым лейтенантом полиции за руку. Официант вел их через террасу мимо моего столика. Жаклин остановилась.
  
  «Ну, привет, мистер… Маккензи, не так ли?» На ней было то же синее шелковое платье, те же светлые шелковые волосы, такое же шелковое выражение лица. Интересно, как выглядит ее фотография на чердаке?
  
  «Мисс… Снег…» - я щелкнул пальцами. "Нет. Это мисс Рейн".
  
  Она улыбнулась. «А это лейтенант Яблон».
  
  Мы обменялись приветствиями.
  
  Жаклин сказала: «Лейтенант Яблон был так добр. Мой друг… покончил жизнь самоубийством. Большой шок». Она повернулась к Яблону. «Не думаю, что я бы выжил без тебя». Она одарила его ослепительной улыбкой.
  
  "Самоубийство?" - сказал я, гадая, думали ли они, что Ламот застрелился, а затем вошел в багажник, или вошел в багажник, а затем застрелился.
  
  «Да. Его тело было найдено на его кровати».
  
  И я точно знал, кто это поставил. Я благодарно кивнул ей. Она становилась беспокойной. Она повернулась к своему лейтенанту. «Ну…» - сказала она. Официант принес мне второй напиток. Я поднял свой стакан. «Ле Хаим», - сказал я.
  
  "Ле Хаим?" - повторила она.
  
  «За самоубийство», - сказал я.
  
  Лейтенант выглядел озадаченным.
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  В пять часов я приземлился в Бейруте.
  
  Ури ждал меня в аэропорту, одетый в темный деловой костюм, с тяжелым на вид багажом и потрепанной пластиковой сумкой для полета Air France. Мы остановили отдельные такси.
  
  Я барабанил себе по коленям, когда ехал по городу. Бейрут называют ближневосточным Парижем. Его еще называют паразитом. Торговый центр, большой бутик; он живет за счет продуктов других стран, действует как гигантский перевалочный пункт, гигантский импортно-экспортный офис. Стрипы, зажимы, легкие деньги; затем, с другой стороны, нестабильное присутствие палестинцев, присутствие, которое выливается в рейды через границу, в возбужденную, волнующую левую прессу, в «инциденты» против правящего режима, который выживает под палестинским шантажом.
  
  Моя машина подъехала к «Фокс Бейрут». Я вышел и заплатил, пока швейцар заставил посыльного доставить багаж. Я видел, как Ури прошел через позолоченные двери. Я убил еще минуту и ​​последовал за ним.
  
  Я подошел к столу. «Маккензи», - сказал я. "У меня есть бронь."
  
  «Мистер Маккензи». Клерк был смуглый, симпатичный
  
  молодой человек. Он перебирал стопку розовых бланков. «А, вот и мы. Мистер Маккензи. Сингл с ванной». Я подписал реестр. Он сказал мне подождать. Приходил портье и проводил меня в мою комнату. Ури тоже ждал. Я закурил и оглядел вестибюль. Белый мрамор, черт возьми, повсюду. Белые ковры с красной каймой. Белые диваны и красные стулья. Белые лакированные столы и лампы с красными цветами. Двое охранников в серо-коричневой униформе с выпирающими на бедрах кобурами калибра 38-го калибра. Двое, а не трое - в штатском.
  
  А вот и Келли. На десять минут позже. Келли и потертый кожаный чемодан.
  
  У посыльного везли сумки Ури на тележке. Он набивал мою сумку, готовый к работе.
  
  Я подошел к Келли.
  
  "Скажи, а ты ..."
  
  "Конечно. А ты ..."
  
  «Маккензи».
  
  «Маккензи. Конечно. Ты здесь ради…»
  
  "Да. Точно. Ты тоже?"
  
  "Точно."
  
  Клерк протягивал Келли ручку. Я видел, как он входил в систему: Том Майерс.
  
  "А как Морин?"
  
  "Она в порядке."
  
  "А маленький Том?"
  
  «Он делает ставки больше каждый день».
  
  «Ой, они действительно растут».
  
  «Да, конечно».
  
  К этому моменту портье вызвал носильщика, и багаж Келли был на тележке вместе с нашим. Швейцар сказал: "Господа?"
  
  Мы улыбнулись и вышли вперед. Лифт открылся. Посыльный въехал в груженую тележку. Швейцар последовал за ним. Потом нас трое. Лифтер начал закрывать дверь. Невысокая, толстая женщина средних лет вся в бриллиантах и с гигантской грудью протиснулась внутрь через закрывающиеся двери.
  
  «Десять», - сказала она по-английски, подняв вверх все свои пухлые пальцы и высветив бриллианты на пяти из десяти.
  
  Машина завелась.
  
  «Шесть», - сказал швейцар, глядя на наши ключи. «Шесть, а потом семь».
  
  «Одиннадцать», - сказал Келли.
  
  Оператор удивленно взглянул на него. «Невозможно, сэр. Одиннадцать - частный этаж. Мне очень жаль».
  
  «Мне очень жаль», - сказал я, вытаскивая пистолет. Келли схватил оператора сзади за руки, прежде чем он успел нажать какие-либо кнопки сигнализации, а Ури схватил матрону вокруг рта, прежде чем она смогла издать усыпанный бриллиантами крик.
  
  Носильщик и посыльный с круглыми глазами испугались.
  
  Я нажал кнопку Стоп. Лифт остановился. Келли надел наручники лифтера и высветил свой полицейский 0,38-й калибр. Ури все еще зажимал рукой рот женщины. «Леди, - сказал я, - ты кричишь и мертва. Вы понимаете?»
  
  Она кивнула.
  
  Ури отпустил ее.
  
  Я нажал шесть. Лифт запустился. Как и рот женщины. Миля в минуту.
  
  «Если ты думаешь, что тебе это сойдет с рук, ты ... ты ... ты ошибаешься, как дождь. Я хочу, чтобы ты знал, что мой муж - важный человек. Мой муж будет следить за тобой до края земли. Мой муж…"
  
  Ури снова зажал ей рот рукой.
  
  Мы достигли шестого этажа.
  
  Келли взяла у портье три комплекта ключей. «Хорошо, - сказал он. «Теперь мы все выезжаем. Быстро и тихо. Один звук, один жест, я стреляю. Понятно?»
  
  Все четверо кивнули. Я сказал посыльному оставить багаж. Ури выпустил руку из Рта. Он медленно пробормотал: «До концов земли».
  
  Я открыл дверь. Там нет движения. Келли потрясла ключами и поклонилась. «Комната Шесть Двенадцать? Прямо сюда, мадам».
  
  Они прошли по холлу. Я закрыл дверь лифта. Мы с Ури нырнули за багажом. В чемодане Келли было два костюма. Темно-синие рубашки, брюки и Мэй Вестс в тон. Мягкие перчатки. Оловянные каски. Два официальных удостоверения личности. открытки. Мы разделись и начали переходить на новую одежду. Я вручил Ури его медаль террориста. «Как и обещал», - сказал я.
  
  "Это помогло?"
  
  "Это помогло. Вы принесли вещицы?"
  
  «Вещи правы. Ты поставил большой приказ, бойчик. Ты даешь мне четыре часа, чтобы перебраться через границу и сказать, что хочешь изобразить команду саперов».
  
  "Так?"
  
  «Так что… пока я не хочу торопиться. Я перешел границу, замаскированный под старца. И то, что я принес с собой, дорогая, - это мусор». Он стоял в своей волосатой груди и в шортах, натягивая темно-синюю рубашку.
  
  Я сказал _ "Что за хлам?" .
  
  «Хлам. Телевизионная антенна. Ролик для пишущей машинки. Но не смейтесь. Проведите этой антенной по стене, и они подумают, что это какая-то странный гадальный жезл».
  
  «Я бы не хотел ставить на это свою жизнь. Что еще ты принес?»
  
  «Я даже не помню. Так что подожди немного. Ты будешь удивлен».
  
  «Хорошо. Я просто обожаю сюрпризы».
  
  Он приподнял бровь. "Вы жалуетесь?" он сказал. Он бросил свой
  
  пиджак в чемодан. «Кроме вашего рта и ваших больших идей, что вы взяли с собой на эту вечеринку?»
  
  «Картофельный салат».
  
  «Забавно, - сказал он.
  
  Стук в дверь лифта.
  
  "Какой пароль?"
  
  "Пошел ты."
  
  Я открыл дверь.
  
  Келли был в костюме лифтера. Он быстро вошел и закрыл дверь. Наконец, я официально представил его Ури, пока я пристегивал тяжелый утепленный жилет.
  
  "Как наши друзья?" Я сказал Келли. "Вы держите их занятыми?"
  
  «Ага. Можно сказать, что они все связаны».
  
  «Бедная леди, - сказал я.
  
  "Бедный муж, ты имеешь в виду".
  
  «До концов земли», - нараспев произнес Ури.
  
  Келли взяла пластиковый пакет для полетов. "Радио здесь?"
  
  Ури сказал: «Восемь. Сядьте в вестибюле и дождитесь сигнала. После этого - вы знаете, что делать».
  
  Келли кивнул. «Только не попади в неприятности в первые десять минут. Дай мне время переодеться и добраться до вестибюля».
  
  Я сказал: «Я думаю, что ты прекрасен такой, какой ты есть».
  
  Он сделал непристойный жест.
  
  Я повернулся к Ури. «Думаю, тебе лучше сказать мне, как подать сигнал Келли».
  
  «Да, да. Конечно. В твоей коробке есть что-то похожее на датчик. Есть две кнопки. Нажмите верхнюю, и вы подадите сигнал Келли».
  
  "А нижний?"
  
  Он улыбнулся. «Вы подадите сигнал миру».
  
  Ури распаковывал две металлические коробки. Они были похожи на огромные ведра для обеда цвета хаки.
  
  Келли покачал головой. «Вы чокнутые. Вы оба».
  
  Ури посмотрел на него. «А вы мистер Вменяемый? Так что вы здесь делаете, мистер Сане?»
  
  Келли улыбнулся своей улыбкой Бельмондо. «Это прозвучало слишком хорошо, чтобы его пропустить. В любом случае. Если Картер прав, это величайший заговор о похищении людей с тех пор, как исчезла Эйми Семпл Макфирсон. И если он ошибается - а я думаю, что это так - ну, это само по себе стоит цены допуска."
  
  Ури просеивал содержимое своей коробки. «Американцы», - вздохнул он. «С вашим духом соревнования, это чудо, что вы, ребята, выиграли войну».
  
  «Теперь, сейчас. Давайте не будем сбивать с толку дух соревнований. В конце концов, он произвел Edsel и Diet Cola».
  
  Ури протянул мне металлическую коробку. «И Уотергейт».
  
  Я пожал плечами. «И его лекарство». Я повернулся к Келли. «Так чего же нам ожидать? Я имею в виду, наверху».
  
  Келли пожала плечами. "Беда."
  
  Ури пожал плечами. "Так что же тут нового?"
  
  «Охранники», - сказала Келли. «Я думаю, мы увидим охранников, когда откроем дверь. На каждом этаже по тридцать комнат». Он вручил каждому из нас главный ключ доступа.
  
  Я посмотрел на Ури. «Ты возьмешь правую сторону, я - левую».
  
  Он сказал: «Я думаю, нам нужно идти вместе».
  
  «Э-э-э. Мы пройдем большую часть моего пути. Кроме того, мой путь, если один из нас пойман, у другого еще есть шанс подать сигнал».
  
  Ури опустил очки на лицо. «И предположим, они поймают нас, но они не Аль-Шайтан. Предположим, они в точности такие, как они говорят. Группа шейхов из… - он повернулся к Келли, - откуда вы сказали?»
  
  «Из Абу-Даби. И это один шейх. Ахмед Султан эль-Ямарун. Остальные парни - лакеи, слуги и жены».
  
  "Его жены парни?"
  
  "Потрясающе", - сказал я. «Что это, черт возьми? Эббот и Костелло встречают Аль-Шайтана? Идите направо, а я налево, но ради бога, пошли». Я нажал кнопку.
  
  Мы пустились в путь.
  
  11 этаж
  
  Келли открыл дверь.
  
  В холле стояли двое охранников в форме. Официальный вид. Но тогда были и мы.
  
  «Отряд саперов», - сказал я, показывая карточку. Я вышел за дверь. Дорогу преградил охранник.
  
  «Подожди», - сказал он. "О чем это?"
  
  "Бомбы!" Я сказал довольно громко. "С дороги". Я повернулся к Ури и кивнул. Мы оба начали двигаться в противоположных направлениях. Охранники обменялись взглядами. Келли закрыл дверь лифта. Один из охранников начал преследовать мои ноги «Н-б-но», - сказал он. «Мы не получили ни слова приказа».
  
  «Это не наша проблема, - хрипло сказал я. «Кто-то заложил бомбу в этом отеле. Если вы хотите нам помочь, проследите, чтобы все остались в своей комнате». Я добрался до того места, где проходил поворот, и посмотрел на охранника. «Это приказ», - сказал я. Он почесал нос и попятился.
  
  Я прошел по красно-белой ковровой дорожке до конца. Дверь с надписью «Лестница» была надежно заперта, заперта изнутри. Я постучал в последнюю дверь в очереди. Нет ответа. Я вытащил ключ доступа и открыл дверь.
  
  На кровати крепко спал мужчина. Рядом с ним на столе лежала аптечка. Знаки и символы. . Игла для подкожных инъекций. Я должен был быть прав.
  
  Тот, кто похитил американцев, должно быть здесь. Я подошел к кровати и перевернул мужчину.
  
  Харлоу Уилтс. Миллионер, владелец коттеджных мотелей. Я вспомнил его лицо по телевизионным кадрам.
  
  Дверь в смежную комнату была слегка приоткрыта. Позади него я услышал, как по телевизору раздавались призывы к футбольному матчу. За что звуки душа работает и baritoned бары порнографического песни. Хранитель Уилта делает перерыв. Я заглянул в щель. На кровати сидели арабский бурнус, клетчатый головной убор и пистолет 38-го калибра.
  
  Это было. Золотая жила. Укрытие Аль-Шайтан. Отлично, Ал. Замечательная идея. Частный этаж в оживленном отеле. Используя прикрытие богатого нефтью шейха. Частные слуги, частный повар. Все это предназначалось для того, чтобы не пускать посторонних. Даже руководство не узнает правды. Но Роби узнал его, и я тоже. Потому что, как только вы выяснили, кем был Аль Шайтан, вы могли свободно выяснить, кто такой Аль Шайтан.
  
  Хорошо. Что дальше? Найдите Ури, найдите вдохновителя и завершите все.
  
  Это произошло не в таком порядке.
  
  Я вышел в холл и попал в охранника.
  
  «Шейх хочет тебя видеть».
  
  Я не был готов к встрече с шейхом. Я попробовал поиграть в Bomb Squad еще немного. «Извини, - сказал я, - у меня нет времени». Я постучал в дверь через холл. «Полиция», - крикнул я. "Открыть."
  
  "Что?" Женский голос сбитый с толку.
  
  «Полиция», - повторил я.
  
  Охранник вытащил пистолет.
  
  Я взмахнул металлической коробкой в ​​руке, и угол ее выдолбил кусок его щеки, когда содержимое коробки рассыпалось по полу. Стражник упал спиной к стене, его ружье дико стреляло и поднимало дьявола - по крайней мере, служанок дьявола. Четыре двери открылись, четыре пистолета нацелились, и в мою сторону двинулись четыре головореза, в том числе мокрый, только что после душа. Шансы на попытку перестрелки были низкими. Я оказался в ловушке в узком тупике зала.
  
  "Кто?" - повторил женский голос.
  
  «Забудь об этом», - сказал я. "День дурака."
  
  Я пошел, как и сказал мужчина, к шейху. Сам г-н Аль-Шайтан.
  
  Это был Королевский люкс. Во всяком случае, в одной комнате. Сорокафутовая комната с позолоченной мебелью, дамасской обивкой, персидскими коврами и китайскими лампами. Преобладающим цветом был бирюзово-голубой. Ури сидел на бирюзовом стуле, по бокам от него стояли вооруженные арабские стражи. Двое других охранников стояли у пары двойных дверей. Они были одеты в темно-синий цвет с бирюзовыми головными уборами. Да, сэр, у богатых действительно есть вкус. У кого еще будет скоординированный по цвету отряд головорезов?
  
  Моя собственная свита быстро обыскала меня, нашла Вильгельмину, а затем Хьюго. За последнюю неделю меня так часто разоружали, что я начинала чувствовать себя Венерой Милосской. Они затолкали меня в бирюзовое кресло и поставили мою «бомбу» рядом с Ури, на столе примерно в десяти футах от меня. Они собрали содержимое с пола и поспешно запихнули в коробку. Крышка была открыта, обнажая винты Молли и ролики пишущей машинки, которые выглядели в точности как винты Молли и ролики машинки. Что-то подсказало мне, что концерт закончился.
  
  Мы с Ури пожали плечами. Я осмотрел коробки, а затем посмотрел на него. Он покачал головой. Нет, он тоже не подавал сигнал Келли.
  
  В дальнем конце комнаты открылись двойные двери. Охранники стояли по стойке смирно. Тот, кто в мантиях, двое в униформе, и тот из душа с полотенцем на поясе.
  
  Через дверь, в шелковой мантии, шелковой повязке с золотым агалом, с черным пуделем под мышкой, вошел Волшебник страны Оз, лидер террористов, Аль-Шайтан, Шейх эль-Ямарун:
  
  Леонард Фокс.
  
  Он сел за стол, поставил собаку на пол за ноги и стал смотреть то на меня, то на Ури, то на меня, то на его охранников, с торжествующей улыбкой на тонких губах.
  
  Он обратился к стражникам, отпустив их всех, кроме четырех синих стрелков. Он переставил двоих, которые были рядом с Ури у двери в холл. Фоксу было около сорока пяти, последние двадцать лет он был миллионером; последние десять, как миллиардер. Я изучал бледные, почти салатово-зеленые глаза, тонкое, острое, хорошо причесанное лицо. Это не подходило друг другу. Как на портрете, написанном двумя разными художниками, лицо каким-то образом противоречило самому себе. В глазах вспыхнуло голодное удивление; рот был поставлен в постоянной иронии. Война веселья и очевидного восторга. Его детская мечта о неисчислимом богатстве стала детской реальностью, и где-то он это знал, но он оседлал свою мечту, как человек верхом на тигре, и теперь, на вершине горы, он был ее пленником. Он посмотрел на Ури, а затем повернулся ко мне.
  
  «Что ж, мистер Картер. Я думал, вы приедете один».
  
  Я вздохнул. "Значит, ты думал, что я приду. Хорошо,
  
  ты знал, что я приду? Я даже не знал до прошлой ночи. И я не следил за мной, насколько я знаю ".
  
  Он взял на столе коробку из чистого золота и вытащил сигарету. Мой бренд. Он предложил мне одну. Я отрицательно покачал головой. Он пожал плечами и зажег от золотой зажигалки. «Пойдем, Картер. Мне не нужно было тебя преследовать. Моя охрана внизу запомнила твое лицо. Твоя фотография была у меня с Тель-Авива. И я знаю о твоих выдающихся талантах со времен Измира».
  
  "Измир".
  
  Он прищурился и выпустил облако дыма. «Пять лет назад. Вы закрыли турецкую опиумную сеть».
  
  "Вашу?"
  
  «К сожалению. Вы были очень умны. Очень умны. Почти так же умны, как и я». Улыбка мерцала, как тик губ. «Когда я узнал, что они послали вас следовать за Роби, у меня был момент настоящей тревоги. Затем я начал наслаждаться этим. Идея иметь настоящего противника. Настоящая проверка моего ума. Аль Шайтан против Ника Картера, единственный человек достаточно умен, чтобы даже начать выяснять правду ".
  
  Ури восхищенно посмотрел на меня. Я поерзал на стуле. «Ты что-то забыл, Фокс. Первым тебя заметил Джексон Роби. Или ты этого не знал?»
  
  Он запрокинул голову и рассмеялся, ха! «Итак. Вы действительно в это поверили. Нет, мистер Картер, или я могу называть вас Ником? Нет. Это тоже было частью приманки. Мы были теми, кто телеграфировал в AX. Не Роби».
  
  Я взяла паузу. «Мои комплименты, Фокс, или я могу называть тебя Ал?»
  
  Губы снова тикнули. «Шутите сколько угодно, Ник. Шутка была на вас. Звонок был частью плана. План, чтобы держать AX на ложном пути. О, не только AX. Мне удалось обмануть многих агентов. Шин Бет , Интерпол, ЦРУ. Все они очень умно подошли к Рамазу. Некоторые видели тела, некоторые просто видели кровь. Но все они ушли, убежденные, что они на правильном пути. Что они только что упустили возможность найти Аль-Шайтана. Тогда пришло время замести следы ".
  
  «Убить гусей, отложивших золотые гусиные яйца».
  
  "Да."
  
  «Как Хали Мансур».
  
  «Как Хали Мансур и его коллеги. Люди, которых я использовал для первых намеков. И, конечно же, нам пришлось убить одного из агентов. Чтобы создать впечатление, будто, зная о Рамазе, он знал слишком много».
  
  "Почему Роби?"
  
  Он заткнул сигарету в миску с нефритовыми кольцами. «Скажем так, у меня есть ТОПОР, который нужно размолоть. Еще один способ унизить Вашингтон. Еще один способ замедлить всех вас. Если бы Роби был мертв, вы бы отправили другого человека. Начинать все сначала - неправильный путь».
  
  «Чтобы вы могли сделать из нас двойных дураков».
  
  «Двойные дураки? Нет. Более чем вдвое, Картер. Первое, что сделал Вашингтон, - это попытаться преследовать Леонарда Фокса».
  
  Ури посмотрел на меня, приподняв бровь.
  
  Я ответил Ури. «Помните, что случилось с Эдселем», - пробормотал я.
  
  Фокс улыбнулся. Тик-энд-держи. «Если вы пытаетесь провести со мной аналогию, вы ошибаетесь. Совершенно неверно. Мои мечты не слишком велики и не слишком рококко. А что касается моего предложения, все его покупают. Леонард Фокс мертв. А арабские террористы мертвы. похищение людей ".
  
  Ури прочистил горло. «Пока мы говорим об этом, о чем ты мечтаешь?»
  
  Фокс неодобрительно посмотрел на Ури. «Возможно, сновидения были неудачным выбором слов. И мои планы быстро воплощаются в жизнь. Я уже получил половину выкупа. И на случай, если вы не читали газеты, я отправил уведомление для участников о том, что ни одна из жертв не будет освобождена, пока все деньги не будут в моих руках. Извините. В руках Аль-Шайтана ».
  
  "И как вы его потратите?"
  
  «Как я всегда тратил их. В погоне за хорошей жизнью. Подумайте только, джентльмены, миллиард долларов. Не облагается налогом. Я построю себе дворец, может быть, в Аравии. Я возьму четырех жен и пять в великолепие, неизвестное Западной державе? Я ее получу. Неограниченная власть. Феодальная власть. Сила, которой могут обладать только восточные князья. Демократия была таким безвкусным изобретением ».
  
  Я пожал плечами. «Без этого ты все равно был бы… кем? Кем ты был, когда начинал? Водителем грузовика, не так ли?»
  
  В свое время я получил несколько более дружелюбных взглядов. «Вы путаете демократию с капитализмом, Ник. Я обязан своим счастьем свободному предпринимательству. Демократия - вот что хочет посадить меня в тюрьму. Это доказывает, что у демократии есть свои ограничения». Он внезапно нахмурился. «Но нам есть о чем поговорить, и я уверен, что вы, джентльмены, хотели бы выпить. Я знаю, что хотел бы».
  
  Он нажал кнопку звонка, и появился слуга. Босоногий мужчина.
  
  "Вы понимаете, что я имею в виду?" Фокс указал на пол. «У демократии есть свои ограничения. Вы не найдете таких слуг в Штатах». Он быстро приказал и отпустил человека, который убрал наши металлические коробки и поставил их на пол под столом. Вне досягаемости, и теперь
  
  видимости.
  
  Ни Ури, ни я особо не волновались. Фокс был занят, проливая кишки, мы оба были живы и все еще в хорошей форме, и мы знали, что найдем способ связаться с Келли. И как мы могли проиграть? Фокс даже не знал о Келли. Не говоря уже о нашей дурацкой схеме.
  
  
  
  
  
  Двадцатая глава.
  
  
  
  
  Слуга протянул в ответ огромный латунный поднос с польской водкой и фужерами Баккара, насыпь размером с футбольный мяч из икры белуги, лука, рубленых яиц и ломтиков тоста. Фокс налил себе ледяной водки. Вооруженный охранник подошел и протянул нам очки.
  
  Фокс откашлялся и откинулся на спинку стула. «Планирование началось за несколько месяцев до…» Он быстро посмотрел на меня. «Я предполагаю, что вы хотите услышать эту историю. Я знаю, что очень хочу услышать вашу. Итак. Как я уже говорил, планирование началось за несколько месяцев вперед. Мне было скучно на Бермудских островах. В безопасности, но скучно. Я мужчина привык путешествовать по всему миру. Путешествовать, приключения, сделки. Это моя жизнь. Но внезапно я оказался ограничен в очень немногих местах. И мои средства были ограничены. Мои деньги были связаны в судебных тяжбах, вложены в собственность, потеряны для меня, правда. Я хотел своей свободы. И мне нужны были свои деньги. Я читал о палестинских террористах и ​​внезапно подумал: а почему бы и нет? Почему бы не организовать, чтобы меня похитили, и чтобы все выглядело так, как будто это сделали арабы? У меня было много контактов на Ближнем Востоке. Я мог бы нанять людей, чтобы это выглядело законным. А арабских экстремистских группировок так много, что никто не узнает, откуда это взялось. Итак - я изобрел Аль-Шайтана ».
  
  Он сделал паузу и сделал большой глоток водки. «Моей лучшей базой здесь были Ванны Шанда. Надеюсь, вы знаете о моей связи с ними. Часть опиумной сети, которой я управлял, деньги фильтровались через швейцарские корпорации. Шанда была моим… скажем так,« агентством по найму ». Калурисов, фронтменов, мог легко купить мне армию головорезов. Толкачей, которые сделают все за определенную плату. И наркоманов, которые сделают все для своего барахла ».
  
  «Не совсем надежная армия».
  
  «Ах! Именно. Но я превратил это обязательство в актив. Разрешите мне продолжить. Во-первых, я попросил Калориса порекомендовать мужчин. В тот момент работа заключалась просто в инсценировке моего похищения. Мы просматривали список имена и он получил имя Хали Мансур. Калурис знал, что Хали был связан с уличной бандой, а также с братом, который жил в Сирии. Он думал, что это может сделать хорошую слепую, на случай, если кто-то начнет отслеживать нас. Но затем он сказал нет. Хали Мансур ненадежен. Он продал бы нас, если бы деньги были правильными. И тогда у меня возникла настоящая идея. Пусть Мансур продаст нас. Я знал, что по делу будут агенты, и с ненадежными такие люди, как Мансур, я мог убедиться, что агенты пошли неправильным путем.
  
  Дело Мансура было очень деликатным. Я хотел его спровоцировать. Дразнить его до измены. Веди его, а потом разочаровай. Но я должен был действовать с большой осторожностью, чтобы убедиться, что он не узнает и следа правды. Итак, я пошел через черный ход. Мы начали с человека по имени Ахмед Рафад, друга брата Хали из Бейт-Намы. Рафад летал на вертолете, который доставил меня с Бермудских островов. Но это было позже. Сначала мы сказали Рафаду и еще нескольким мужчинам помочь нам нанять других рабочих. Приняв на работу, они способствовали распространению волны слухов. Слухи дошли до ушей. Уши информаторов. Мы также знали, что Рафад завербует своего друга Али. А Али, в свою очередь, завербует своего брата Хали ».
  
  «И этот Хали, когда его спровоцируют, продаст тебя».
  
  "Точно."
  
  Я покачал головой и улыбнулся. Я думаю, что это Лоуренс Аравийский сказал: «На Востоке клянутся, что с трех сторон лучше пересечь площадь». В этом случае у Фокса был истинно восточный ум, возводивший косвенное отношение к высокому искусству ».
  
  Я закурил. «Теперь расскажи мне, как вписался Ламотт. И Дженс».
  
  Фокс зачерпнул огромный теннисный мяч икры и принялся намазывать его на тосте.
  
  Чтобы ответить на оба эти вопроса вместе, "он откусил, и брызги икры рассыпались по столу, как бусинки от разбитого ожерелья. Он сделал глоток водки, чтобы очистить нёбо." Нельзя использовать опиум в середине. Востока, не зная, кто такой агент США, Ламотт работал в моей организации. Дамаскское отделение. Он знал о Дженсе. И Ламот был завербован, зависел от меня. Не только на героин, но и на большие деньги. Деньги ему нужны, чтобы прокормить другую привычку "
  
  «Да. Он также был щёголем».
  
  Фокс улыбнулся. «Да. Совершенно верно. Когда наш опиумный бизнес прекратился, Ламотт был напуган. Он не мог позволить себе одновременно свою химическую привычку и также свое… так сказать, чувство моды. Даже на его зарплату в Fresco Oil, которую я вас уверяю, был довольно большим. Итак, Дженс. У нас была некоторая справочная информация о Дженсе. Мы знали, что у него беспокойное состояние.
  
  И стресс. Женщина, у которой тоже было чувство моды. Как легко было Ламотту увести ее. На самом деле бедному Бобу это было не очень весело. Его вкус не дошел до женского пола. Но мужчины поступали хуже из-за героина и денег, поэтому Боб соблазнил эту Жаклин - и заставил ее предать своего бывшего любовника. Сначала мы подумали о том, что использовать Джинса в качестве обманщика. Но произошла путаница. Слух, которые мы договорились распространить в Дамаске, вместо этого дошел до сотрудника ЦРУ. Но тогда - какая удача. До вашего Роби дошли слухи в Тель-Авиве ".
  
  «Слухи, которые Мансур рассказал в El Jazzar…»
  
  «Да. Роби услышал их и встретился с Мансуром. Затем он попытался позвонить Дженсу в Дамаск. Оттуда, я думаю, вы знаете, что произошло. Но у Роби возникли подозрения. Не Мансура, а Дженса / Ламотта. Он позвонил сюда, чтобы Фокс поехал в Бейрут, где настоящий Дженс останавливался на своей нефтяной конференции ... "
  
  «И где черный Renault сбил его на улице».
  
  «Ммм. Не убил его, но все в порядке. По крайней мере, ему так и не удалось поговорить с Роби».
  
  «И вы все время были здесь, в отеле».
  
  «Все время. Даже тогда замаскированный под нефтяного шейха. Но вы, должно быть, уже кое-что из этого выяснили».
  
  "Ага. Подсказка воскрешает охранников. Я слышал, что они были здесь, чтобы охранять деньги шейха. Деньги, спрятанные в хранилище отеля. Это было слишком эксцентрично, чтобы быть правдой. Шейхи Персидского залива привозят свои деньги в Ливан, но они кладут их в банки, как и все остальные. Так что меня внезапно осенило. Какие деньги вы бы не положили в банк? Деньги за выкуп ».
  
  «Но почему я, Ник? В конце концов - я был мертв».
  
  «Не обязательно. Вы прибыли на Бермудские острова живым, на самолете. Это показали телекамеры. Но вы покинули Бермудские острова в закрытом гробу. Никто не видел тела, кроме ваших« близких соратников ». А закрытый гроб - хороший способ вывести живого человека с острова. Теперь у меня вопрос. Когда вы решили похитить остальных? Это не входило в первоначальный план ».
  
  Фокс пожал плечами. «Да. Вы снова правы. Мне пришла в голову идея во время моего… плена. Я сидел в этой комнате эти две недели и думал обо всех людях, которые мне не нравились. И я подумал - ах! Если схема сработает один раз, почему Разве это не сработает снова и снова. Вуаля! Аль-Шайтан стал крупным бизнесом. Но теперь я думаю, что пора тебе сказать мне ... "
  
  "Как я узнал"
  
  «Как ты узнал, что я надеюсь, ты не прочь мне сказать, Ник?»
  
  Я пожал плечами. «Ты знаешь меня, Ал». Я посмотрел на ковер, а затем на Ури. Фокс и его стол были слишком далеко. Он держал нас обоих на безопасном расстоянии и под угрозой двойного перекрестного огня. Я терял надежду добраться до ящиков. Остался второй план. Я мог уговорить Фокса до смерти. Если бы Келли не получил сигнал еще через час, он все равно пошел бы и делал свое дело.
  
  Я прочистил горло: «Как я узнал. Я не знаю, Фокс. Куча мелочей. Как только я понял, что Рамаз - тупик, что все это было фальшивым от начала до конца, другие части начали распадаться. место. Или, по крайней мере, я мог видеть, что это были за другие части. Например, одна из причин, по которой у вас проблемы с федералами, связана с уклонением от уплаты налогов. Слухи о ваших швейцарских корпорациях и хитрых сделках по чистке грязных денег. Так откуда у вас все грязные деньги? Не из отелей. Это должно быть что-то незаконное. Что-то вроде наркотика. И что вы знаете? Три части моей головоломки Аль-Шайтан все были как-то связаны с наркотиками. Мансур Ламотт был наркоманом. А ванны Шанда были прикрытием для кольца. Ванны Шанда - принадлежали швейцарской корпорации. Ваша швейцарская корпорация. И Ламотт позвонил в Швейцарию. Идеальный круг. Первый раунд.
  
  «Теперь о Ламотте. Он был по уши в Аль-Шайтане. Я также подумал, что он стрелял в парней в Рамазе. Не многие террористы носят с собой 0,25-мм патроны. Но этого не было. Ламот работал с ООП? имеют смысл. Но тогда, многие вещи не имели смысла. Ах, американцы, которые продолжали появляться. И все деньги вспыхивали вокруг. Войска коммандос - это не нанятые головорезы. Они преданные ненавидящие камикадзе. кусочки не подходили - если головоломка была решена Аль-Шайтаном. Но измените название на Леонард Фокс ... "
  
  Фокс медленно кивнул. «Я был прав, считая тебя настоящим противником».
  
  Я играл больше времени. «Есть одна вещь, которую я не понимаю. Вы говорили с Ламоттом в то утро, когда он умер. Ему позвонил шейх эль-Ямарун. Почему вы сказали ему, чтобы он поддержал меня?»
  
  Фокс приподнял бровь. «Я довольно устал от мистера Ламотта. И он сказал мне, что думал, что вы его в чем-то подозреваете. И я подумал, что может быть лучше, чтобы держать вас в неведении, чем заставить вас убить вашу единственную настоящую зацепку».
  
  "Вы знали, что я убью его?"
  
  "Ну, я действительно не думал, что ему удастся убить тебя. Но с другой стороны, если бы он это сделал ... ну,
  
  - Он снова приподнял брови. - Твоя история была бы окончена или есть что-нибудь еще?
  
  «Еще кое-что. Жертвы похищения. Сначала это сводило меня с ума. Пытаюсь понять, почему именно эти парни. Потом я подумал: ну… без причины. Причуды. Но как только я начал подозревать тебя, кулак образовал закономерность. Уилтс , который перебил вашу ставку в итальянском отеле. Stol, который выставил вас в своем журнале, Тургуд Майлз собачий фуд-парень - ваш сосед на Лонг-Айленде. Затем представьте себе пятерых охотников. Местоположение домика было глубоким мрачным секретом. жены не знали, где это. Арабские террористы не знали. Но я вспомнил, что читал, что вашим хобби была охота. Что вы когда-то принадлежали к небольшой эксклюзивной охотничьей группе ».
  
  «Очень хорошо, Ник. Действительно хорошо. Эта статья о моем интересе к охоте, должно быть, появилась, когда - десять лет назад? Но есть один человек, которого ты пропустил. Роджер Джефферсон».
  
  «Национальные автомобили».
  
  «Ммм. Моя обида на него началась двадцать лет назад. Более того. Двадцать пять. Как вы говорите, однажды я водил грузовик. Национальный грузовик. И у меня была идея. Я поехал в Детройт и встретил Роджера Джефферсона. В то время , он был главой подразделения грузоперевозок. Я представил ему новый дизайн грузовика. Дизайн, который произвел бы революцию в бизнесе. Он отказал мне. Холодно. Грубо. Смеялся мне в лицо. На самом деле, я думаю, он только согласился. увидеть меня, чтобы получить удовольствие от смеха мне в лицо ".
  
  «Да. Ну, ты, конечно, смеялся последним».
  
  Он улыбнулся. «И они правы. Это лучший вариант. И, к сведению, Тургуд Майлз, продавец кормов для собак, в моем списке не потому, что он был моим соседом, а из-за того, как его клиники лечат собак. просто усыпляют больных зверей, они продают их в колледжи для вивисекции. Варварство! Нечеловеческое! Его нужно остановить! "
  
  «Ммм», - сказал я, думая о слуге, свалившимся на пол, думая об обманщиках, убитых в Рамазе, и невинных людях, убитых на пляже. Фокс хотел, чтобы с собаками обращались как с людьми, но он не возражал против обращения с людьми как с собаками. Но, как сказала Алиса: «Я не могу сказать вам сейчас, какова мораль этого, но я вспомню это через некоторое время».
  
  Мы сидели молча несколько минут. Ури сказал: «Я начинаю чувствовать себя Харпо Марксом. Разве ты не хочешь спросить меня о чем-то? Например, как такой умный гений, как я, попал в такую ​​неприятность? Или, может быть, ты мне что-то ответишь. планируете заняться с нами сейчас? "
  
  "Хороший вопрос, мистер…?"
  
  «Мистер Мото. Но вы можете называть меня Квази».
  
  Фокс улыбнулся. «Отлично», - сказал он. «Действительно превосходно. Возможно, мне стоит держать вас обоих при дворе в качестве придворных шутов. Скажите мне, - он все еще смотрел на Ури, - какие еще таланты вы можете порекомендовать вам?»
  
  "Таланты?" Ури пожал плечами. «Маленькая песенка, маленький танец. Я делаю хороший омлет».
  
  Глаза Фокса замерзли. «Этого будет достаточно! Я спросил, что ты делаешь».
  
  «Бомбы», - сказал Ури. «Я делаю бомбы. Как та, что лежит в ящике у ваших ног».
  
  Глаза Фокса расширились, прежде чем сузились. «Вы блефуете», - сказал он.
  
  Ури пожал плечами. "Попробуй меня." Он посмотрел на свои часы. «У вас есть полчаса, чтобы убедиться, что я вру. Вы думаете, что мы зайдем сюда, два сумасшедших в одиночестве, без каких-либо тузов, которые могли бы вытащить Джема? Вы думаете, что это окончено, мистер Леонард Фокс».
  
  Фокс обдумал это. Он заглянул под стол. Его собака тоже была под столом. Он щелкнул пальцами, и собака выбежала, бросившись к колену Фокса, вскочила и наблюдала за ним с собачьей любовью. Фокс поднял его и держал к себе на коленях.
  
  «Хорошо, - сказал он. «Я назову твой блеф. Видишь ли, меня ничто не удерживает в этих гостиничных номерах. Я шейх Ахмед Султан эль-Ямарун, я могу приходить и уходить. Но ты, с другой стороны…» - рявкнул он своим охранникам. «Привяжите их к стульям», - приказал он по-арабски. Он снова повернулся к нам. «И уверяю вас, господа, если бомба не убьет вас через полчаса - убью».
  
  Ури начал нырять за ящиками. Я встал и глупо ударил его в челюсть, когда три пистолета выстрелили, треск-треск-треск - промахнувшись по нему только потому, что я изменил его направление.
  
  Глупый ход. Он бы никогда этого не сделал. Ящики находились на расстоянии более десяти футов. И в любом случае не стоит за это умирать. В них не было бомбы, только пульт. Не то чтобы я не верю в героизм. Я просто верю, что спасу их в одном из двух случаев. Когда ты не можешь проиграть. И когда тебе нечего терять. Я тоже этого не понял - пока.
  
  Я подумал, что Фокс возьмет свою охрану и уйдет. И каким-то образом, даже привязанные к стульям, мы вдвоем смогли добраться до ящиков и нажать две кнопки. Первый должен предупредить Келли, сидящего в вестибюле, а второй, который через две минуты вызовет шумный взрыв в летной сумке. Не настоящая бомба. Просто большой взрыв. Достаточно, чтобы разорвать полиэтиленовый пакет. Достаточно для того чтобы
  
  отправить черный дым клубиться в воздухе. И достаточно, чтобы вызвать полицию Бейрута, которую Келли направит на одиннадцатый этаж. Самостоятельный полицейский рейд.
  
  План два, план «если-ты-не-услышишь-от-нас-через-час-все равно получишь-полицейских», вряд ли сработал. Нет, если Фокс сдержал свое слово. Если бы бомба не убила нас через полчаса, он бы нас убил. Копы еще придут, но найдут наши трупы. Прекрасная иллюстрация пирровой победы. Но за полчаса может случиться многое. А времени на героизм было предостаточно.
  
  Мы были привязаны к стульям, наши руки к ручкам стула, наши ноги к его ножкам. Ури очнулся как раз в тот момент, когда Фокс и его головорезы уходили. Фокс просунул голову в дверь.
  
  «О, одну вещь я не упомянул, джентльмен. Мы нашли вашего друга, сидящего в холле».
  
  Он открыл дверь немного шире. Они бросили Келли на персидский ковер. Он был связан по рукам и ногам, его руки были за спиной, а на его лице выступали синие и синие синяки.
  
  «Теперь он говорит нам», - сказал я Ури.
  
  Фокс закрыл дверь. Мы слышали, как он запирал ее.
  
  «Хорошо, - сказал я. «Вот план…»
  
  Они оба посмотрели на меня так, как будто он у меня действительно был.
  
  «Извини», - сказал я. «Юмор виселицы. Где сумка, Келли?»
  
  Келли с трудом перевернулся. «Хорошо, Поллианна. Вот твои хорошие новости. Они все еще в вестибюле».
  
  «А вот и ваши плохие новости, мистер Большой», - Ури сердито посмотрел на меня. «Даже если нам удастся заставить его взорваться, копы не догадаются, что нужно подойти сюда. Зачем ты ударил меня, тупой придурок? У нас были лучшие шансы, когда нас не стесняли».
  
  «Во-первых, - я тоже злился, - что может быть лучше? Учитывая, что Келли уже нет».
  
  «Хорошо. Но тогда ты этого не знал».
  
  «Хорошо. Я не знал этого, но я все же спас тебе жизнь».
  
  «В течение получаса это вряд ли стоило усилий».
  
  "Ты хочешь провести свои последние минуты, разгребая меня?
  
  Или вы хотите что-то предпринять, пытаясь жить ».
  
  «Полагаю, я всегда смогу подбросить тебя позже».
  
  «Тогда подойди к ящику и взорви бомбу».
  
  Ури направился к ящикам на своем стуле. Это было дюйм за дюймом "Фавус?" он сказал. «Почему я делаю это? Чтобы полиция Бейрута могла немного погулять?»
  
  Я подошел на своем стуле к Келли, который с трудом подошел ко мне. «Не знаю почему», - буркнул я Ури. «За исключением того, что Леонард Фокс и его группа синих головорезов не уйдут дальше вестибюля. Они будут сидеть там и считать полчаса. Может, они испугаются, когда увидят копов. Бегите к нему. Выйдите из отеля. Или, может быть, они как-нибудь приведут сюда копов. Или, может быть, они подумают, что у нас повсюду бомбы ".
  
  «Копы подумают, или Фокс подумает?» Ури все еще был в четырех футах от ящиков.
  
  «Черт, я не знаю. Я просто говорю, что могу».
  
  «Ты забыл об одном», - сказала Келли уже с расстояния в фут. «Может, это всего лишь дурной сон».
  
  «Мне это нравится», - сказал я, наклоняя стул так, чтобы он упал на пол. «А теперь, может, ты хочешь попробовать меня развязать?»
  
  Келли медленно поднялся, пока его руки не оказались рядом с моими. Он неловко начал хвататься за мои веревки. Ури добрался до места рядом со столом и швырнул свой стул на пол. Он толкнул открытую коробку подбородком. Он наклонился вперед, выплескивая содержимое. Пульт выпал и упал рядом с ним. "Нет!" - внезапно сказал он. «Еще нет. У нас есть двадцать три минуты, чтобы взорвать бомбу. И, может быть, как любит говорить наш хозяин, может быть, взрыв отправит сюда Фокса. Лучше сначала попробуем немного расслабиться».
  
  Келли не дала мне ничего слабее. Ури взглянул на беспорядочный хлам на полу. «Я понял», - сказал он. «Я понял, я понял».
  
  "Вы хотите сказать что?"
  
  «Кусачки. Я помню, что бросил кусачки. Есть только одна проблема. Кусачки находятся во втором ящике. И проклятый ящик слишком далеко под столом. И я не могу попасть туда, привязанный к этому. стул." Он повернул голову в нашу сторону. «Поторопись, Келли. Думаю, мне нужна удача ирландцев. Удача евреев здесь на исходе».
  
  Келли пополз к столу. Это было похоже на футбольное поле. Наконец он туда попал. Он использовал свои связанные ноги, как зонд, и вытолкнул коробку на чистое пространство.
  
  Ури смотрел. «Боже мой. Она заперта».
  
  Я медленно сказал: «А где ключи?»
  
  «Забудь об этом. Ключи на цепочке у меня на шее».
  
  Долгая минута ужасного молчания. «Не волнуйтесь, - сказал я. «Может, это всего лишь дурной сон».
  
  Еще одна тишина. У нас было десять минут.
  
  «Подожди», - сказал Ури. "Ваш ящик тоже был заперт
  
  . Как ты его открыл? "
  
  "Я не сделал", сказал я. «Я швырнул его в охранника, и он открылся сам».
  
  «Забудь об этом», - снова сказал он. «У нас никогда не будет рычагов, чтобы выбросить эту вещь».
  
  «Хорошо. Антенна».
  
  "Что насчет этого?"
  
  "Возьми."
  
  Он хмыкнул. "Понятно. Что теперь?"
  
  «Рыба для коробки. Возьмите ее за ручку. Затем попытайтесь перевернуть ее как можно сильнее».
  
  «Черт возьми. Ты не можешь быть таким тупым».
  
  Он сделал это. Это сработало. Коробка ударилась о край стола, открылась, и весь хлам осыпал пол.
  
  «Это действительно потрясающий замок, Ури».
  
  "Вы жалуетесь?" он спросил.
  
  Келли уже освободил его.
  
  "Ой!" он сказал.
  
  "Вы жалуетесь?" - спросил Келли.
  
  У нас оставалось почти пять минут. Идеальное время. Отправляем в полет сумку. Копы прибудут менее чем через пять минут. Мы направились к двери. Мы забыли, что она заперта.
  
  Другие двери были не теми, которые вели в остальную часть номера. Я нашел Вильгельмину на комоде и бросил мой стилет Ури Келли, который достал из кухонного ящика нож.
  
  "Телефон!" Я сказал. "Боже мой, телефон!" Я нырнул за телефоном и сказал оператору, чтобы он прислал ой. Когда она говорила «Да, сэр», я услышал взрыв.
  
  Все двери в холл были заперты. И все они были сделаны из небьющегося металла. Все в порядке. Так что мы будем ждать, Мы не можем проиграть сейчас. Мы вернулись в гостиную, туда, откуда начали. Ури посмотрел на меня. "Вы хотите разойтись или остаться вместе?"
  
  Нам так и не пришлось решать.
  
  Дверь распахнулась, и полетели пули. Пистолет-пулемет разрывает комнату. Я нырнул за стол, но почувствовал, как пули обожгли мою ногу. Я выстрелил и попал стрелку в его облаченное в синюю одежду сердце, но двое стрелков прошли через дверь, выплевывая пули повсюду. Я выстрелил один раз, и они оба упали.
  
  Подожди секунду.
  
  Я в порядке, но не настолько.
  
  Долгое мгновение жуткого молчания. Я оглядел комнату. Ури лежал посреди ковра, в подбитом жилете было проделано пулевое отверстие. Правая рука Келли была вся красная, но он нырнул в укрытие за диваном.
  
  Мы посмотрели друг на друга, а затем на дверь.
  
  И был мой старый приятель Дэвид Беньямин.
  
  Он улыбался проклятой улыбкой. «Не волнуйтесь, дамы. Кавалерия здесь».
  
  «Иди к черту, Дэвид».
  
  Я подполз к телу Ури. На моей ноге текла кровь. Я пощупал его пульс. Он все еще был там. Я расстегнул жилет. Это спасло ему жизнь. Келли держал свою окровавленную руку. «Я думаю, что найду врача, пока не стало больно». Келли медленно вышел из комнаты.
  
  Ребята из Шин Бет теперь были по всему залу. Они и ливанские менты составили довольно интересную комбинацию, взяв пленных. А потом пришли копы. Полиция Бейрута. Поговорим о странных соратниках, Шин Битахон.
  
  «Ливан будет использовать эту историю в течение многих лет. Они будут говорить:« Как вы можете обвинять нас в помощи палестинцам? Разве мы однажды не работали с ШАБАК? » Между прочим, - добавил Беньямин, - у нас есть Леонард Фокс. Бейрут рад его отдать. И мы с радостью вернем его Америке ».
  
  «Один вопрос, Дэвид».
  
  "Как я сюда попал?"
  
  "Правильно."
  
  «Лейла сообщила мне, что вы собираетесь в Иерусалим. Я предупредил взлетно-посадочную полосу, чтобы сообщить мне, когда вы приедете. Затем я выследил вас. Ну, не совсем слежка. Армейская машина, которая доставила вас в ваш отель, была нашей. такси, которое доставило вас в аэропорт. Водитель видел, как вы садились в самолет, направляющийся в Бейрут. После этого было не так уж сложно. Помните - я проверил для вас телефонные звонки Роби. И одним из номеров был «Фокс Бейрут». Я так и не понял Аль Шайтан был Леонардом Фоксом, но я понял, что вы сюда заглянули, и подумал, что вам может понадобиться небольшая помощь от ваших друзей. У нас есть парень в аэропорту Бейрута - ну, у нас был парень - теперь его прикрытие разлетелось . Ты становишься зеленым, Картер. Я постараюсь закончить побыстрее, чтобы ты мог потерять сознание. Где я был? Ах да. Я ждал в холле. Со мной трое парней. Мы обнаружили, что Маккензи не было в его комнате «Так где был Маккензи? Один парень пошел искать тебя в баре. Я пошел проверить оператора. Может, Маккензи позвонил в другой роуминг».
  
  «Хорошо. Не говори мне. Ты разговаривал с оператором, когда я вызывал полицейских».
  
  «Хорошо, я не скажу тебе. Но так оно и было. Ты очень зеленый, Картер. Отчасти зеленый и белый. Я думаю, ты сейчас потеряешь сознание».
  
  «Замертво», - сказал я. И отключился.
  
  
  
  
  
  Двадцать первая глава.
  
  
  
  
  Я лежал голый на солнце.
  
  На балконе. Я думал, что буду делать с миллиардом долларов. Я бы, наверное, ничего другого не сделал. Что там делать? У вас есть четырнадцать костюмов, как у Боба Ламотта? Есть дворец в Аравии? Неа. Скучно. Путешествовать? Это еще одна вещь, которую люди делают с деньгами. В любом случае путешествия - это то, чем я увлекаюсь. Путешествия и приключения. Много приключений. Позвольте рассказать вам о приключениях - это выстрел в руку. Или ногу.
  
  Я все время представляю себе эти деньги. Полмиллиарда долларов. Пятьсот миллионов. Деньги, которые они взяли из хранилища Леонарда Фокса. Деньги на выкуп. Пятьсот миллионов долларов в пятидесятые годы. Вы знаете, сколько это счетов? Десять миллионов. Десять миллионов пятидесятидолларовых купюр. Шесть дюймов на банкноту. Пять миллионов футов денег. Чуть меньше тысячи миль. А мораль такова: счастья за это не купишь. По крайней мере, для Фокса. Это даже не может купить ему залог. Прежде всего потому, что вернули деньги. А во-вторых, судья в порыве юридического фарса установил залог за Фокса в один миллиард долларов.
  
  Берущих не было.
  
  Телефон зазвонил. Он лежал рядом со мной на балконе. Я посмотрел на часы. Полдень. Я налил себе стакан польской водки. Я позволил телефону зазвонить.
  
  Он продолжал звонить.
  
  Я поднял его.
  
  Ястреб.
  
  "Да сэр."
  
  "Тебе нравится?"
  
  «Э, да, сэр… Вы звонили, чтобы спросить, хорошо ли мне?»
  
  "Не совсем. Как нога?"
  
  Я сделал паузу. «Я не могу лгать, сэр. Через пару дней все будет в порядке».
  
  «Что ж, я рад слышать, что ты не можешь мне лгать. Некоторые думают, что ты в списке критиков».
  
  Я сказал: «Не могу представить, как пошли эти слухи».
  
  «Я тоже не могу, Картер. Я тоже не могу. Так что давай поговорим о твоем следующем задании. Вчера ты завершил дело Фокса, так что теперь ты должен быть готов к следующему».
  
  «Да, сэр», - сказал я. Я не ожидал Нобелевской премии, но выходные… «Продолжайте, сэр», - сказал я.
  
  «Вы сейчас на Кипре. Я хочу, чтобы вы остались там на следующие две недели. По истечении этого времени я хочу получить полный отчет о точном количестве кипрских деревьев на Кипре».
  
  "Две недели, ты сказал?"
  
  «Да. Две недели. Мне не нужен дрянной быстрый подсчет».
  
  Я сказал ему, что он определенно может рассчитывать на меня.
  
  Я повесил трубку и взял еще ложку икры. Где был я? О, да. Кому нужны деньги?
  
  Я услышал звук ключа в двери. Я схватил полотенце и перевернулся. И вот она. Стоя на пороге балконной двери. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и подбежала ко мне.
  
  Она встала на колени на циновке и посмотрела на меня. «Я убью тебя, Ник Картер! Я действительно думаю, что убью тебя!»
  
  «Эй. Что случилось? Разве ты не рада меня видеть?»
  
  «Рада тебя видеть? Я была напуган до полусмерти. Я думала, ты умираешь. Они разбудили меня посреди ночи и сказали:« Картер ранен. Тебе нужно лететь на Кипр »».
  
  Я провел рукой по ее желто-розовым волосам. «Привет, Милли… привет».
  
  На минуту она улыбнулась прекрасной улыбкой; затем ее глаза снова загорелись.
  
  «Хорошо, - сказал я, - если тебе станет лучше, я ранен. Загляни под повязку. Там все грубо. И вот как ты относишься к раненому герою - раненному на линии защиты своей страны? Или Позвольте мне сказать по-другому. Так вы относитесь к тому мужчине, который устроил вам двухнедельный отпуск на Кипре? "
  
  "Отпуск?" она сказала. "Две недели?" Затем она поморщилась. "Какая была первая цена?"
  
  Я притянул ее ближе. «Я скучал по тебе, Милли. Мне действительно не хватало твоего дерзкого рта».
  
  Я дал ей понять, как сильно я скучал по нему.
  
  "Знаешь что?" - мягко сказала она. «Я думаю, что верю тебе».
  
  Мы целовались следующие полтора часа.
  
  Наконец она повернулась и легла мне на грудь. Я поднес к губам прядь ее волос, вдохнул их духи и посмотрел на Средиземное море, думая, что мы каким-то образом сделали полный круг.
  
  Милли смотрела, как я смотрю на море. "Думаете снова бросить AX?"
  
  «Эээ. Думаю, это моя судьба».
  
  «Жаль. Я думал, тебе будет приятно вернуться домой».
  
  Я поцеловал макушку ее сладкой желтой головы. «Дорогая, я бы стал паршивым штатским, но держу пари, что могу устроить так, чтобы получить серьезные ранения хотя бы раз в год. Как насчет этого?»
  
  Она повернулась и укусила меня за ухо.
  
  «Хм», - сказала она. «Обещания, обещания».
  
  
  
  
  
   Картер Ник
  
  Доктор Смерть
  
  
  
  Ник Картер
  
  Доктор Смерть
  
  Посвящается людям секретных служб Соединенных Штатов Америки
  
  
  
  Первая глава
  
  Такси резко остановилось у въезда на улицу Малуш. Водитель повернул ко мне бритую голову и моргнул налитыми кровью глазами. Он слишком много курил кифа.
  
  «Плохая улица», - угрюмо прорычал он. «Я не войду. Ты хочешь войти, ты идешь».
  
  Я усмехнулся. Даже закаленные арабские жители Танжера избегали улицы Малуш, узкой извилистой, плохо освещенной и дурно пахнущей аллеи посреди Медины, танжерской версии Касбы. Но я видел и хуже. И у меня там были дела. Я заплатил водителю, дал ему чаевые в пять дирхамов и вышел. Он резко включил передачу и был в сотне ярдов от меня, прежде чем я успел закурить.
  
  «Вы американец? Хотите хорошо провести время?»
  
  Дети появились из ниоткуда и следовали за мной, пока я шел. Им было не больше восьми или девяти лет, они были одеты в грязные оборванные джеллабы и выглядели как все остальные тощие дети, которые появляются из ниоткуда в Танжере, Касабланке, Дамаске и десятке других арабских городов.
  
  «Что тебе нравится? Тебе нравятся мальчики? Девочки? Две девочки одновременно? Тебе нравится смотреть шоу? Девушка и осел? Тебе нравятся очень маленькие мальчики. Что тебе нравится?»
  
  «Что мне нравится, - сказал я твердо, - это оставить в покое. А теперь проваливайте ».
  
  «Хочешь киф? Хочешь гашиш? Что ты хочешь?» - настойчиво кричали они. Они все еще висели у меня по пятам, когда я остановился перед дверью из плит без опознавательных знаков и постучал четыре раза. Панель в двери открылась, из нее выглянуло усатое лицо, и дети бросились прочь.
  
  "Старый?" сказал лицо без выражения.
  
  «Картер», - кратко сказал я. «Ник Картер. Я ожидаю».
  
  Панель мгновенно отодвинулась, раздался щелчок замков, и дверь открылась. Я вошел в большую комнату с низким потолком, которая сначала показалась даже темнее, чем улица. Резкий запах горящего гашиша ударил мне в ноздри. Резкие вопли арабской музыки пронзили мои уши. По сторонам комнаты, скрестив ноги на коврах или откинувшись на подушки, стояло несколько десятков темных фигур. Одни потягивали мятный чай, другие курили гашиш из кальяна. Их внимание было приковано к центру комнаты, и я мог понять почему. На танцполе в центре, освещенном тусклым пурпурным светом прожекторов, танцевала девушка. На ней был только короткий бюстгальтер, полупрозрачные шаровары и вуаль. У нее было пышное тело, полная грудь и гладкие бедра. Ее движения были медленными, шелковистыми и эротичными. От нее пахло чистым сексом.
  
  "Вы будете сидеть, месье?" - спросил усатый. Его голос по-прежнему был невыразительным, а глаза, казалось, не двигались, когда он говорил. Я неохотно отвел взгляд от девушки и указал на место у стены, напротив двери. Стандартная рабочая процедура.
  
  «Вот, - сказал я. «И принеси мне мятного чая. Кипящего».
  
  Он растворился в полумраке. Я сел на подушку у стены, подождал, пока мои глаза полностью приспособятся к темноте, и внимательно осмотрел место. Я решил, что человек, которого я должен был встретить, выбрал неплохо. В комнате было достаточно темно, а музыка достаточно громкая, чтобы мы могли уединиться. Если бы я знал этого человека так хорошо, как я думал, он нам бы понадобился. А еще нам может понадобиться один из нескольких выходов, которые я сразу заметил. Я знал, что есть и другие, и мог даже предположить, где именно. Ни один клуб Танжера не просуществует долго без нескольких незаметных выходов на случай визита полиции или даже менее желательных посетителей.
  
  Что касается развлечений - ну, на этот счет у меня тоже не было претензий. Я прислонился к грубой глиняной стене и смотрел на девушку. Ее волосы были черными как смоль и доходили до талии. Медленно, медленно она раскачивалась в темном свете, под настойчивый, бьющий в животе уд. Ее голова откинулась назад, затем вперед, как будто она не могла контролировать, что ее тело хотело, в чем нуждалось, что делать. Угольно-черные волосы коснулись одной груди, затем другой. Они покрыли, а затем открыли мышцы живота, влажно блестящие от пота. Они танцевали вдоль ее спелых бедер, как руки мужчины, медленно погружающие ее в эротическую лихорадку. Ее руки поднялись, проталкивая вперед великолепные груди, как будто она предлагала их, предлагая их всей мужской комнате.
  
  «Ник. Ник Картер».
  
  Я взглянул вверх. Сначала я не узнал темнокожую фигуру в джинсах, которая стояла надо мной. Затем я увидел глубоко посаженные глаза и острый, как бритва, край челюсти. Вместе они были безошибочными. Реми Сен-Пьер, один из пяти высокопоставленных сотрудников бюро Deuxieme, французского эквивалента нашего ЦРУ. И друг. На мгновение наши глаза встретились, затем мы оба улыбнулись. Он сел на подушку рядом
  
  
  
  
  «У меня только один вопрос», - сказал я низким голосом. «Кто твой портной? Скажи мне, чтобы я мог его избежать».
  
  Еще одна вспышка улыбки промелькнула на напряженном лице.
  
  «Всегда остроумие, mon ami, - ответил он так же тихо. - Столько лет с тех пор, как я видел тебя в последний раз, но ты сразу же понимаешь остроту, когда мы наконец встретимся снова».
  
  Это правда. Это было давно. Фактически, я не видел Реми с тех пор, как Дэвид Хок, мой босс и начальник отдела операций AX, поручил мне помогать бюро Deuxieme предотвратить убийство президента де Голля. Я не плохо справился с этим, если я так говорю. Два потенциальных убийцы были уничтожены, президент де Голль умер естественной и мирной смертью в своей собственной постели несколько лет спустя, и мы с Реми расстались во взаимном уважении.
  
  "Как еще я могу развлечься, Реми?" - сказал я, вытаскивая сигареты и предлагая ему одну.
  
  Сильная челюсть мрачно сжалась.
  
  «Я думаю, mon ami, что у меня есть кое-что, чтобы развлечь даже тебя, самого эффективного и смертоносного шпиона, которого я когда-либо знал. К сожалению, меня это совсем не забавляет».
  
  Он взял сигарету, взглянул на ее золотой кончик, прежде чем положить ее в рот, и слегка покачал головой.
  
  «Все еще сигареты с монограммой, сделанные на заказ, я вижу. Ваше единственное настоящее удовольствие».
  
  Я зажег его сигарету, затем свою, бросив взгляд на танцовщицу.
  
  "О, я наткнулся на еще несколько человек. Конечно, строго при исполнении служебных обязанностей. Но вы не отправили этот срочный вызов высшего приоритета через Хоука - и, я могу добавить, прервать приятный небольшой отпуск - чтобы поговорить о моих сигаретах, mon ami. Я подозреваю, что вы даже не пригласили меня сюда, чтобы посмотреть, как эта девушка пытается заниматься любовью со всеми мужчинами в комнате одновременно. Не то чтобы я возражал ".
  
  Француз кивнул.
  
  «Сожалею, что повод для нашей встречи не более приятный, но…»
  
  Подошел официант с двумя дымящимися стаканами мятного чая, и Реми прикрыл лицо капюшоном своей джеллабы. Его черты почти исчезли в тени. На танцполе немного увеличился темп жесткой музыки. Движения девушки становились тяжелее, настойчивее. Я подождал, пока официант дематериализуется, как это делают марокканские официанты, затем тихо заговорил.
  
  «Хорошо, Реми», - сказал я. "Давайте это".
  
  Реми затянулся сигаретой.
  
  «Как вы видите, - медленно начал он, - я покрасил свою кожу и ношу марокканскую одежду. Это не глупый маскарад, который может показаться. Даже в этом месте, которое я считаю безопасным, наши враги могут быть вокруг нас. . И мы не знаем, мы не уверены, кто они. Это самый пугающий аспект этой ситуации. Мы не знаем, кто они, и мы не знаем их мотивов. Мы можем только догадываться ».
  
  Он сделал паузу. Я вытащил из пиджака серебряную фляжку и незаметно налил немного барбадосского рома крепости 151 в оба наших стакана. Мусульмане не пьют - или не должны - и я не думал переходить в их веру. Реми с благодарностью кивнул, сделал глоток чая и продолжил.
  
  «Я перейду непосредственно к делу», - сказал он. «Кто-то исчез. Кто-то, представляющий жизненно важный интерес для безопасности не только Франции, но и всей Европы, Великобритании и США. Короче говоря, кто-то, представляющий интерес для западного мира».
  
  "Ученый." Это было заявление, а не вопрос. Неожиданное исчезновение одного ученого вызвало больше паники, чем дезертирство десятка бюрократов, в какой бы стране это не было.
  
  Реми кивнул.
  
  "Вы когда-нибудь слышали о Фернане Дюроше?"
  
  Я задумчиво затянулся сигаретой и мысленно просмотрел био-файлы AX о французских научных лидерах. В пятнадцати футах от меня танцовщица изо всех сил старалась меня отвлечь. Музыка неуклонно набирала обороты. Я чувствовал зуд в животе. Девушка дрожала, мышцы живота сокращались в такт музыке, бедра пульсировали.
  
  "Доктор Фернан Дюрош, доктор философии член Почетного легиона. Родился в Эльзасе в 1914 году. Первым в классе окончил Политехническую школу в Париже, 1934 год. Исследования в области подводных силовых установок для французского военно-морского флота до немецкого вторжения. Французы под руководством де Голля до освобождения. Послевоенная работа: основные достижения в области компьютеризации для разработки атомных подводных лодок во французском флоте. С 1969 года - директор RENARD, секретный проект французского флота. Во время войны был известен под кодовым названием «Доктор Смерть» за опыт работы со взрывчатыми веществами Имя до сих пор используется как шутка ввиду кроткого характера Дюроша ».
  
  Реми снова кивнул. Теперь его глаза тоже были прикованы к девушке. Ее дрожащие груди влажно блестели в дымном свете. Ее глаза были прикрыты, когда она танцевала.
  
  "Вы сделали свое
  
  
  
  домашнее задание. AX хорошо собирает информацию. Возможно, слишком хорошо для меня, как директора по безопасности RENARD. Тем не менее, это человек, о котором мы говорим ".
  
  «И ключевое слово в его досье, конечно же,« ядерный », - сказал я.
  
  «Возможно».
  
  Я приподнял бровь.
  
  "Возможно?"
  
  «Есть и другие ключевые слова. Например,« компьютеризация »и« подводные двигательные установки. Какое из них правильное, мы не знаем ».
  
  "Может быть, все они?" Я спросил.
  
  «Снова, возможно». Реми слегка пошевелился. Я тоже. В комнату вторгалось легкое беспокойство, нарастающее и почти ощутимое напряжение. Это было чистое сексуальное напряжение, исходящее от девушки в центре. Ее вуаль теперь была спущена. Только тонкая прозрачная ткань шароваров и бюстгальтера закрывала пышную грудь с сочными сосками и сочными бедрами. Через этот материал каждый мужчина в комнате мог видеть черный треугольник ее пола. Она гипнотически двигала им, жестикулируя руками, приглашая, умоляя о внимании.
  
  Реми прочистил горло и сделал еще один глоток чая с ромом.
  
  «Позвольте мне начать с самого начала, - сказал он. «Примерно три месяца назад доктор Дюрош покинул штаб-квартиру RENARD в Кассисе уйдя в свой ежегодный трехнедельный отпуск. По словам его коллег, он был в приподнятом настроении. Проект быстро приближался к успешному завершению и, фактически, Осталось уточнить лишь некоторые детали. Дюрош направлялся на озеро Люцерн в Швейцарии, где он намеревался провести отпуск на лодке со старым другом, жившим в Политехническом университете. Он собрал свои чемоданы и утром Двадцатого ноября поцеловал дочь на прощание в… »
  
  "Его дочь?"
  
  «Дюрош вдовец. Его двадцатитрехлетняя дочь Мишель живет с ним и работает библиотекарем в RENARD. Но я вернусь к ней позже. Как я уже сказал, Дюрош поцеловал свою дочь на прощание в аэропорту Марселя. , сел на самолет в Милан, который летит в Люцерн. К сожалению… "
  
  «Он так и не появился», - закончил я за него.
  
  Реми кивнул. Он слегка повернулся, чтобы танцовщица не попал в поле его зрения. Я мог понять почему. Она не способствовала концентрации. Она покинула центр зала и теперь извивалась среди зрителей, сладострастно касаясь грудью и бедрами одного нетерпеливого мужчины, затем другого.
  
  «Он сел в самолет, - продолжил Реми. «Мы знаем это. Его дочь видела это. Но он не проходил таможню и иммиграционный контроль в Люцерне. На самом деле, он не числится на борту самолета из Милана в Люцерн».
  
  «Итак, похищение, если это похищение, имело место в Милане. Или на борту самолета из Марселя», - задумчиво сказал я.
  
  «Казалось бы, так», - сказал Реми. В любом случае его дочь получила от него письмо через два дня. И мадемуазель Дюрош, и наши лучшие эксперты по почерку согласны с тем, что оно действительно было написано самим Дюрошом. внезапная потребность в одиночестве, и он принял спонтанное решение изолироваться где-нибудь, чтобы «все обдумать».
  
  "Штемпель?" - спросила я, заставляя себя не смотреть на танцовщицу. Она приближалась. Теперь из ее горла вырывались низкие стоны; ее движения торса становились безумными.
  
  «Штемпель на письме был Рим. Но это, конечно, ничего не значит».
  
  «Меньше, чем ничего. Тот, кто его похитил, мог заставить его написать письмо, а затем отправить его по почте откуда угодно». Я допил ром и чай одним легким глотком. «Если, то есть, его похитили».
  
  «Совершенно верно. Конечно, несмотря на его блестящий опыт патриотизма, мы должны признать возможность дезертирства Дюроша. Если мы примем слова и тон его писем за чистую монету, это наиболее вероятно».
  
  "Было больше одной буквы?"
  
  «Через три недели после его исчезновения Мишель Дюрош получила еще одно письмо. В нем, опять же написанным от руки, Дюроше заявил, что его все больше беспокоит характер работы, выполняемой им в RENARD, и он решил провести еще шесть месяцев в одиночестве, чтобы «подумать», хочет ли он ее продолжить. Только тогда его дочь по-настоящему встревожилась - он не указал в письме, где он находится, и не указал, когда он снова будет с ней общаться - и решила, что это ее долг как сотрудника RENARD, а также его дочери, связаться с властями. Меня сразу же привлекли к делу, но с тех пор наши расследования практически ничего ценного не обнаружили ».
  
  "Русские? Китайцы?" Девушка была нам близка. Я чувствовал запах духов и мускус ее сияющего тела. Я видел капли пота между ее пышной грудью. Мужчины тянулись, чтобы коснуться ее, схватиться за нее.
  
  
  
  
  «Все наши агенты отрицательно относятся к этому», - сказал Реми. «Итак, вы видите, mon ami, мы действительно стоим перед глухой стеной. Мы не знаем, с кем он, независимо от того, находится ли он с ними по собственной воле или нет, и, самое главное, мы не знаем, где он. мы действительно знаем, что с информацией, находящейся в голове Фернана Дюроша, проект RENARD может быть продублирован кем угодно в любой точке мира всего за несколько миллионов долларов ».
  
  "Насколько это смертельно?"
  
  «Смертельно», - мрачно сказал Реми. «Не водородная бомба или бактериологическая война, но смертельная опасность в чужих руках».
  
  Теперь девушка была так близко, что я чувствовал ее горячее дыхание на своем лице. Ее стоны становились гортанными, требовательными, ее таз двигался вперед и назад в неистовстве, руки тянулись вверх, как будто к невидимому любовнику, производившему экстатическую агонию в ее плоти; затем ее бедра раздвинулись, чтобы принять его. Другие мужчины потянулись к ней, их глаза горели голодом. Она ускользала от них, никогда не теряя концентрации на собственных внутренних конвульсиях.
  
  «А дочь? Неужели она думает, что Дюрош действительно ушел сам, чтобы« все обдумать »?»
  
  «Вы сами поговорите с дочерью, - сказал Реми. "Она скрывается, и я приведу вас к ней. Это одна из причин, mon ami, я попросил вас приехать сюда, в Танжер. Другая причина, и причина, по которой я вовлек вас и AX, - это мои подозрения. . Назовите это, как вы говорите, догадкой. Но кто лучше всего мог проникнуть в проект RENARD, узнать, что это такое и как его можно использовать, а затем похитить доктора Дюроша или побудить его уйти? Кто ...
  
  Я наклонился ближе, пытаясь услышать слова Реми. Музыка резко кричала, когда девушка перед нами, открыв рот в беззвучном крике экстаза, начала выгибать тело в сторону последнего спазма. Краем глаза я мог видеть двух мужчин, целенаправленно движущихся через комнату. Вышибалы? Чтобы держать зевак под контролем и не допустить, чтобы сцена превратилась в сцену массового изнасилования? Я смотрел на них осторожно.
  
  «… Снова старые друзья - отчет агента - вулкан…» Мне слышались обрывки разговоров Реми. Наблюдая за тем, как двое мужчин подходят ближе, я протянул руку и взял его за руку. В нескольких дюймах от нее тело девушки задрожало, а затем, наконец, содрогнулось.
  
  «Реми, - сказал я, - следи за…»
  
  Он начал поворачиваться. В этот момент оба мужчины отбросили свои джеллабы.
  
  "Реми!" Я закричал. "Вниз!"
  
  Было слишком поздно. В комнате с низким потолком оглушительный грохот выстрелов автоматов Стен. Тело Реми с грохотом ударилось вперед, как будто его разбили по позвоночнику гигантским молотком. Вдоль его спины появилась линия кровавых дыр, как будто они были там вытатуированы. Его голова взорвалась. Череп раскололся извержением из красной крови, серых мозгов и белых осколков костей. Мое лицо было пропитано его кровью, руки и рубашка забрызганы.
  
  Теперь я ничего не мог сделать для Реми. И у меня не было времени оплакивать его. Через долю секунды после попадания первых пуль я упал и начал катиться. Вильгельмина - мой 9-мм люгер и постоянный спутник - уже была у меня в руке. Лежа на животе, я залез за кирпичный столб и открыл ответный огонь. Моя первая пуля попала в цель. Я видел, как один из двух мужчин уронил пистолет-пулемет и выгнул голову назад, хватаясь за шею и крича. Кровь хлынула из сонной артерии, как из шланга высокого давления. Он упал, все еще цепляясь за себя. Он был мертвецом, смотрящим, как умирает. Но другой мужчина был еще жив. Даже когда моя вторая пуля ранила его лицо, он упал на пол и выдвинул тело своего еще живого друга перед собой. Используя его как щит, он продолжал стрелять. Пули поднимали пыль и осколки глиняного пола в нескольких дюймах от моего лица. Я не тратил время и боеприпасы, пытаясь поразить несколько дюймов черепа стрелка, которые я мог видеть. Я повернул Вильгельмину кверху и взглянул на три тусклые лампочки, которые были единственным источником света в комнате. Я промазал первый раз, выругался, потом разбил лампочки. Комната погрузилась в густую тьму.
  
  «Помогите! Пожалуйста! Помогите мне!»
  
  Из оглушительного хаоса криков, криков и выстрелов рядом со мной раздался женский голос. Я повернул голову. Это была танцовщица. Она была в нескольких футах от меня, отчаянно цепляясь за пол в поисках убежища, которого там не было, ее лицо искажалось от ужаса. В суматохе ее бюстгальтер был сорван, а обнаженная грудь залита яркими брызгами крови. Крови Реми Сен-Пьера. Я протянул руку, грубо схватил ее за длинные густые черные волосы и потащил за столб.
  
  «Не спускайся», - прорычал я. «Не двигайся».
  
  Она "прижалась ко мне. Я чувствовал мягкие изгибы ее тела напротив моей руки с пистолетом. Я держал огонь в течение минуты, сосредоточившись на вспышках оружия стрелка. Теперь он обстреливал всю комнату, прокладывая линию огня, который должен был бы охватить меня - если бы у меня не было укрытия.
  
  
  Комната превратилась в ад, в кошмарную яму смерти, усыпанную трупами, в которой еще живые с криком топтали извивающиеся тела умирающих, скользили в лужах крови, спотыкались о разбитую и изуродованную плоть, падая как пули. зверски ударили их по спине или лицу. В нескольких футах от них один мужчина непрерывно кричал, прижимая руки к животу. Его живот был разорван пулями, а кишки вываливались на пол.
  
  "Пожалуйста!" захныкала девушка рядом со мной. «Пожалуйста! Вытащите нас отсюда!»
  
  «Скоро», - отрезал я. Если и есть возможность поймать этого бандита и взять его живым, я этого хотел. Я уперся рукой в ​​столб, внимательно прицелился и выстрелил. Просто чтобы дать ему знать, что я все еще там. Если бы я мог заставить его отказаться от своей тактики складывания огня в надежде поймать меня наугад и заставить его искать меня в темноте - я мог бы почувствовать Хьюго, мой тонкий, как карандаш, стилет, удобно устроившийся в его замша на руке.
  
  "Слушай!" - внезапно сказала девушка рядом со мной.
  
  Я проигнорировал ее и сделал еще один выстрел. Стрельба приостановилась на мгновение, затем возобновилась. Бандит перезарядил. И он все еще стрелял наугад.
  
  "Слушай!" - снова сказала девушка, более настойчиво, потянув меня за руку.
  
  Я повернул голову. Где-то вдалеке, из-за резкого стука пистолета Стена, я услышал характерный пронзительный крик полицейской машины.
  
  "Полиция!" сказала девушка. "Мы должны уйти сейчас! Мы должны!"
  
  Стрелок, должно быть, тоже слышал звук. Раздался последний выстрел: кирпичи раскололись по столбу и глиняная глина поднялась с пола в неудобной близости от того места, где мы лежали, а затем наступила тишина. Если бы вы могли назвать это скопище криков, стонов и сотрясений тишиной. Я схватил девушку за руку и заставил ее и себя приподняться. Не было никакого смысла торчать в укрытии. Бандит уже давно ушел.
  
  «Задний выход», - бросил я девушке. «Тот, который ни на какую улицу не выходит. Быстро!»
  
  «Вон там», - сразу сказала она. «За стеной гобелен».
  
  Я не мог видеть, на что она указывала в темноте, но поверил ей на слово. Потянув ее за руку, я ощупью пробирался вдоль стены сквозь заросли человеческих тел, мертвых и умирающих. Руки сжали мои ноги, мою талию. Я оттолкнул их в сторону, не обращая внимания на вопли вокруг меня. У меня не было времени играть Флоренс Найтингейл. У меня не было времени на допрос в марокканской полиции.
  
  «Под гобеленом, - услышал я шепот девушки позади меня, - есть деревянный колышек. Вы должны его дернуть. Сильно».
  
  Мои руки нашли грубую шерсть марокканского гобелена. Я оторвал ее и нащупал под ней колышек. Мои руки были мокрыми и скользкими от чего-то, что я знал, было кровью. Визг полицейской машины теперь стал ближе. Внезапно это прекратилось.
  
  "Торопись!" умоляла девушка. "Они снаружи!"
  
  Я нашел колышек грубой формы и потянул - как будто где-то в прохладной удаленной части своего разума я заметил тот факт, что для невиновного наблюдателя девушка, похоже, слишком беспокоилась, чтобы избежать полиции.
  
  "Торопись!" она умоляла. "Пожалуйста!"
  
  Я потянул сильнее. Внезапно Ти почувствовал, как кусок глиняной стены подался. Он качнулся назад, впустив порыв прохладного ночного воздуха в смертельную вонь комнаты. Я толкнул девушку в проем и последовал за ней. Сзади чья-то рука отчаянно вцепилась мне в плечо, и какое-то тело попыталось протиснуться в отверстие передо мной. Моя правая рука взмахнула вверх, а затем опустилась в полусмертельном ударе карате. Я услышал мучительное ворчание, и тело упало. Я вытолкнул его из отверстия одной ногой и прошел сквозь дыру, вернув секцию стены на место позади себя. Я сделал паузу. Где бы мы ни были, было темно как смоль.
  
  «Сюда», - услышал я шепот девушки рядом со мной. Ее рука протянулась и нашла мою. - Справа от вас. Быть осторожен. ".
  
  Я позволил ее руке потянуть меня вниз по лестнице через какой-то узкий туннель. Я должен был опустить голову. В ночном воздухе пахло пылью, разложением и затхлостью.
  
  «Этот выход редко используется», - прошептала мне девушка в темноте. «Об этом знает только владелец и несколько его друзей».
  
  "Как двое мужчин с пистолетами Стена?" Я предложил.
  
  «Люди с пистолетами не были друзьями. Но… теперь мы должны ползти. Будьте осторожны. Отверстие невелико».
  
  Я оказался на животе, пробираясь через проход, едва достаточно большой для моего тела. Было сыро и воняло. Мне не потребовалось много размышлений,чтобы понять, что мы подключились к старому, неиспользуемому участку канализационной системы. Но спустя пять напряженных минут приток свежего воздуха усилился.
  
  
  Впереди меня девушка внезапно остановилась.
  
  «Вот, - сказала она. «Теперь вы должны толкнуть вверх. Поднимите решетку».
  
  Я потянулся и почувствовал ржавую железную решетку. Обхватив себя за колени, я поднялся спиной вверх. Она заскрипела, затем поднялась дюйм за дюймом. Когда отверстие стало достаточно большим, я жестом предложил девушке протиснуться. Я полез за ней. Решетка с приглушенным лязгом вернулась на место. Я огляделась: большой сарай, тускло освещенный от лунного света снаружи, тени машин.
  
  "Где мы?"
  
  «В нескольких кварталах от клуба», - сказала девушка. Она тяжело дышала. «Заброшенный гараж для порта. Здесь мы в безопасности. Пожалуйста, позвольте мне немного отдохнуть».
  
  Я мог бы сам использовать передышку. Но у меня на уме были более важные дела.
  
  «Хорошо», - сказал я. «Вы отдыхаете. А пока вы отдыхаете, предположим, вы ответите на пару вопросов. Во-первых, почему вы так уверены, что эти вооруженные люди не были друзьями хозяина? потому что прибыла полиция? "
  
  На мгновение она продолжала изо всех сил пытаться отдышаться. Я ждал.
  
  «Ответ на ваш первый вопрос, - сказала она наконец, ее голос все еще был сорван, - что боевики убили Реми Сен-Пьера. Сен-Пьер был другом владельцев, и поэтому боевики не могли быть друзьями владельцев ".
  
  Я схватил ее за плечо.
  
  "Что вы знаете о Реми Сен-Пьере?"
  
  "Пожалуйста!" - воскликнула она, вертясь. "Ты делаешь мне больно!"
  
  «Ответь мне! Что ты знаешь о Реми Сен-Пьере?»
  
  «Я… мистер Картер, я думала, вы знаете».
  
  "Знаю?" Я ослабил хватку на ее плече. "Знаю что?"
  
  «Я… я Мишель Дюрош».
  
  
  Вторая глава
  
  Я смотрел на нее, все еще держа ее за плечо. Она пристально смотрела на меня.
  
  - Значит, Сен-Пьер тебе не сказал?
  
  «Сен-Пьер не успел мне сказать, - сказал я. «Ему оторвало голову как раз тогда, когда история становилась интересной».
  
  Она вздрогнула и отвернулась.
  
  «Я видела», - прошептала она. «Это произошло в дюймах от моего лица. Это было ужасно. Мне будут сниться кошмары на всю оставшуюся жизнь. И он был таким добрым, таким утешительным. После того, как мой отец исчез ...»
  
  «Если бы это был твой отец», - сказал я. «Если вы Мишель Дюрош».
  
  «О, я понимаю», - быстро сказала она. «Вам трудно представить себе дочь Фернана Дюроша, выдающегося ученого, исполняющую танец дю-вантр в марокканском гашиш-клубе. Но…»
  
  «Нет, совсем нет», - сказал я. «На самом деле, это именно то, что устроил бы Реми Сен-Пьер. Какое лучшее место, чтобы спрятать тебя? Но это еще не доказывает мне, что ты Мишель Дюрош».
  
  «И что мне доказывает, что вы Ник Картер, человек, которого Сен-Пьер описал мне как самого блестящего и смертоносного шпиона на четырех континентах?» - спросила она, ее голос стал резче.
  
  Я задумчиво посмотрел на нее.
  
  «Я мог бы это доказать», - сказал я. "Какие доказательства вам нужны?"
  
  "Très bien", - сказала она. «Вы хотите узнать, знаю ли я о ваших способах идентификации. Очень хорошо. Покажите мне внутреннюю сторону вашего правого локтя».
  
  Я откинул рукава пиджака и рубашки. Она наклонилась вперед, чтобы прочитать идентификацию ТОПОР, вытатуированную у меня на внутренней стороне локтя, затем подняла голову и кивнула.
  
  «Я также знаю ваше кодовое имя: N3 и ваш титул: Killmaster», - сказала она. «Сен-Пьер также объяснил мне, мистер Картер, что этот ТОПОР, на который вы работаете, является самым секретным агентством в системе государственной разведки Соединенных Штатов, и что работа, которую он выполняет, слишком трудна и слишком грязна даже для ЦРУ ".
  
  «Красиво», - сказал я, закатывая рукава. «Ты знаешь обо мне все. А то, что я знаю о тебе…»
  
  «Я не только дочь Фернана Дюроша, - быстро сказала она, - но и библиотекарь проекта RENARD. У меня есть допуск безопасности класса 2, которого требует такая работа. Если вы позвоните в штаб-квартиру RENARD, они вам дадут средство твердо идентифицировать меня: три личных вопроса, на которые только я и RENARD знаю ответы ».
  
  "Что насчет твоей мамы?" - спросил я. "Разве она не знала бы ответы на некоторые из этих вопросов?"
  
  «Без сомнения», - холодно ответила девушка. «Если, как вы, несомненно, знаете, она не умерла шестнадцать лет назад».
  
  Я слегка усмехнулся.
  
  «Вы очень подозрительный человек, мистер Картер», - сказала она. «Но даже вы должны понимать, что, не считая украшения себя татуировками, что мне совершенно не нравится, у меня было мало мест, где можно было бы спрятать удостоверения личности в костюме, который я ...»
  
  Она ахнула
  
  
  
  внезапно и закинула обе руки на ее обнаженные груди.
  
  «Mon Dieu! Я совсем забыла…»
  
  Я снова усмехнулся.
  
  «Я не знал», - сказал я. Я снял куртку и протянул ей. «Мы должны убираться отсюда, а ты и так привлечешь достаточно внимания на улице. Я бы не хотел устраивать бунт».
  
  Даже в тусклом лунном свете, который просачивался через грязные окна, я видел, как она краснеет, когда она надевает куртку.
  
  "Но куда мы можем пойти?" спросила она. «Я спала в маленькой комнате на этаже над клубом, которую Реми устроил для меня со своими друзьями, владельцами. Он боялась…»
  
  «… Что если вашего отца похитили, и он не сотрудничал со своими похитителями, вы могли бы стать следующим в списке. Заложником сотрудничества вашего отца». Закончил я за нее.
  
  Она кивнула. «Совершенно верно. Но мы не можем сейчас вернуться в клуб. Там будет полиция, и сбежавший стрелок может появиться снова».
  
  Я положил руку ей на плечо и повел к двери.
  
  «Мы не собираемся приближаться к клубу», - заверила я ее. «У меня есть друг. Его зовут Ахмед, и у него есть бар. Я оказал ему несколько услуг». Я мог бы добавить, как спас его от пожизненного заключения во французской тюрьме, но не стал. «Теперь он собирается сделать мне несколько ответных услуг».
  
  "Значит, вы действительно верите, что я Мишель Дюрош?" спросила она. Ее голос умолял.
  
  «Если нет», - сказал я, глядя вниз на вид между лацканами моей куртки, которая была значительно улучшена по сравнению с тем, кто ее сейчас носит, - «вы интересная замена».
  
  Она улыбнулась, глядя на меня, когда я открыл дверь, и мы вошли.
  
  «Я чувствую себя лучше», - сказала она. "Я боялась…"
  
  Она снова ахнула. Это был скорее приглушенный крик.
  
  "Твое лицо ... твое лицо ..."
  
  Мой рот сжался. В ярком лунном свете я мог представить, как должны выглядеть мое лицо, руки и рубашка, залитые кровью Реми Сен-Пьера. Я вытащил из кармана брюк чистый носовой платок, намочил его ромом из фляжки и сделал все, что мог. Когда я закончил, я мог сказать по выражению контролируемого ужаса на ее лице, что я все еще напоминал что-то из кошмара.
  
  «Давай, - сказал я, взяв ее за руку. «Нам обоим нужен горячий душ, но это подождет. Через несколько часов здесь будет армия полицейских».
  
  Я увел ее подальше от порта, подальше от клуба. Мне потребовалось несколько кварталов, прежде чем я точно знал, где нахожусь. Затем я нашел улицу Жирана и повернул направо в длинный извилистый переулок, ведущий к бару Ахмеда. Пахло, как и в любом другом переулке Танжера, мочой, влажной глиной и полусгнившими овощами. Гниющие глиняные дома, торчащие по обе стороны от нас, были темными и тихими. Было поздно. Мимо нас проехали всего несколько человек, но те, кто прошел, бросили один быстрый взгляд и, отворачивая головы, тихонько убегали. У нас, должно быть, получилась тревожная картина: красивая и пышная длинноволосая девушка, одетая только в полупрозрачные шаровары и мужской пиджак, в сопровождении мрачного человека, кожа которого была залита человеческой кровью. Прохожие инстинктивно избегали нас: от нас пахло неприятностями.
  
  Так же поступил и бар Ахмеда.
  
  Marrakesh Lounge был самым шикарным, дорогим и гламурным баром в Медине. Он понравился богатому и искушенному марокканскому бизнесмену, а также знающему туристу, который не хотел ни гашиша, ни придуманной туристической ловушки. Ахмед долгое время копил деньги, чтобы купить его, и теперь очень осторожно распорядился ими. Он, разумеется, платил полиции деньги за защиту, точно так же, как он платил их некоторым другим влиятельным элементам по другую сторону закона. Но он также избегал проблем с законом, следя за тем, чтобы бар не стал пристанищем для торговцев наркотиками, наркоманов, контрабандистов и преступников. Часть обеспечения его положения заключалась в его настройке: бар находился в дальнем конце двора. Во дворе была высокая стена, увенчанная битым стеклом, вбитым в бетон, и тяжелая деревянная дверь. У двери был зуммер и домофон. Клиенты жужжали, называли свои имена и допускались только в том случае, если Ахмед знал их или человека, который их направил. Оказавшись во дворе, они подверглись дальнейшему изучению зорким взглядом Ахмеда. В случае нежелания они оказывались на улице в рекордно короткие сроки. Когда к утру бар закрылся, и дверь внутреннего двора, и дверь самого бара были заперты на двойной замок.
  
  Бар был закрыт. Но дверь во двор была , на несколько дюймов приоткрытой.
  
  Я не видел такого за те шесть лет, что Ахмед владел этим местом.
  
  "Что случилось?" - прошептала девушка, когда увидела, что я колеблюсь перед дверью.
  
  «Не знаю», - ответил я. «Может, ничего. Может, Ахмед с успехом ведет себя небрежно и небрежно. Но эту дверь открывать нельзя».
  
  
  
  
  
  Я осторожно выглянул через щель в двери во двор. В баре было темно. Никаких признаков движения.
  
  "Должны ли мы войти?" - неуверенно спросила девушка.
  
  «Пойдем, - сказал я. «Но не через двор. Не там, где мы являемся идеальной мишенью для тех, кто может быть в баре, спрятанном в темноте, пока мы находимся в ярком лунном свете».
  
  "Тогда как?"
  
  Не говоря ни слова, я повел ее за плечо по улице. У Ахмеда тоже был запасной выход, даже если я не собирался использовать его как выход. По крайней мере, это не связано с рывками в неиспользуемой канализации. Мы подошли к углу, я задержал девушку на мгновение, пока убедился, что улица пуста, затем мы повернули направо и молча пошли к третьему зданию на улице. Слова «Мохаммед Франци», «Специи и благовония» были написаны арабским шрифтом на выцветшей, отслаивающейся вывеске над дверью. Сама дверь из тяжелого ржавого металла была заперта. Но у меня был ключ. Он был у меня последние шесть лет. Это был подарок Ахмеда мне на премьере: гарантия, что у меня всегда будет безопасный дом, когда я буду в Танжере. Я воспользовался ключом, толкнул дверь на хорошо смазанных, бесшумных петлях и закрыл ее за нами. Рядом со мной девушка остановилась и принюхалась.
  
  «Этот запах», - сказала она. "Что это за странный запах?"
  
  «Специи», - сказал я. «Арабские специи. Мирра, ладан, аллои, все, о чем вы читаете в Библии. И говоря о Библии…»
  
  Я ощупью пробирался мимо бочек с мелко измельченными специями и мешков с ладаном, к нише в стене. Там, на искусно украшенной ткани, лежала копия Корана, священной книги ислама. Злоумышленник-мусульманин может ограбить все в этом месте, но он не коснется того, что я коснулся его. Открыл на определенную страницу, изменив баланс веса в нише. Ниже и перед ним часть пола откатилась назад.
  
  «Что касается секретных ходов, - сказал я девушке, взяв ее за руку, - это намного лучше, чем тот, который мы только что оставили».
  
  «Прошу прощения, - сказала девушка. «Не дай бог Нику Картеру наткнуться на секретный проход туристического класса».
  
  Я мысленно улыбнулся. Была ли она дочерью Фернана Дюроше или нет, но у этой девушки хватило мужества. Она уже наполовину оправилась от опыта, который на месяцы отправил бы многих людей в состояние шока.
  
  "Куда мы идем?" прошептала она позади меня.
  
  «Проход ведет под двумя домами и аллеей», - сказал я, освещая наш путь по узкой каменной шахте карандашным фонариком. "Это подходит ..."
  
  Мы оба резко остановились. Впереди послышался шумный звук, а затем смущение визжащих звуков.
  
  "Что это такое?" - настойчиво прошептала девушка, снова прижимаясь ко мне своим теплым телом.
  
  Я послушал еще мгновение, а затем подгонял ее.
  
  «Не о чем беспокоиться», - сказал я. «Просто крысы».
  
  "Крысы!" Она заставила меня остановиться. "Я не могу ..."
  
  Я потянул ее вперед.
  
  «У нас сейчас нет времени на деликатесы», - сказал я. «Во всяком случае, они боятся нас больше, чем мы их».
  
  «В этом я сомневаюсь».
  
  Я не ответил. Отрывок закончился. Мы поднялись по короткой крутой каменной лестнице. Впереди, в стене, был конец винной бочки пяти футов в диаметре. Я направил на него луч прожектора, провел тонким лучом против часовой стрелки вокруг ствола и нашел четвертый стержень сверху. Я толкнул его. Открытый конец распахнулся. Бочка была пуста, за исключением небольшого отсека в дальнем верхнем конце, в котором находилось несколько галлонов вина, которое можно было использовать, чтобы обмануть любого, кто заподозрил, что бочка - пустышка.
  
  Я повернулся к девушке. Она прижалась к влажной стене, дрожа теперь в своем хлипком костюме.
  
  «Оставайся здесь», - сказал я. «Я вернусь за тобой. Если я не вернусь, идите в американское посольство. Скажите им, что вы должны связаться с Дэвидом Хоком в AX. Скажите им это, но не более того. Не разговаривайте ни с кем, кроме Хоука. Вы понимаете ? "
  
  «Нет», - быстро сказала она. «Я пойду с тобой. Я не хочу оставаться здесь одна».
  
  «Забудь об этом», - кратко сказал я. «Только в фильмах тебе может сойти с рук то, что я пойду с тобой». Если есть какие-то проблемы, ты бы просто помешала. В любом случае, - я провел пальцем по ее подбородку и шее. , "ты слишком красива, чтобы ходить с оторванной головой".
  
  Прежде чем она смогла снова возразить, я залез в конец бочки и захлопнул крышку за собой. Мгновенно стало очевидно, что бочка на самом деле использовалась для хранения вина задолго до того, как из нее сделали манекен. Остаточный запах заткнул мне рот, и у меня закружилась голова. Я выждал мгновение, успокоился, затем подполз к дальнему концу и прислушался.
  
  
  
  Сначала я ничего не слышал. Тишина. Потом на некотором расстоянии голоса. Или, по крайней мере, звуки, которые могли быть голосами. За исключением того, что они были искажены, и почти нечеловеческое качество подсказало мне, что искажение не было вызвано просто расстоянием.
  
  Я колебался еще мгновение, затем решил рискнуть. Медленно, осторожно я надавил на торец ствола. Он бесшумно распахнулся. Я присел с Вильгельминой в руке наготове.
  
  Ничего. Тьма. Тишина. Но в тусклом лунном свете, проникавшем через крошечное квадратное окошко, высоко в стене, я мог различить громоздкие формы винных бочек и деревянные ярусы полок для винных бутылок. Винный погреб Ахмеда, в котором хранится лучшая коллекция марочных вин в Северной Африке, казался совершенно нормальным для этого часа ночи.
  
  Затем я снова услышал звуки.
  
  Они не были хорошенькими.
  
  Я выполз из бочки, осторожно прикрыв ее за собой, и прошлепал по каменному полу к металлическим решеткам, обрамляющим вход в винный погреб. Для них у меня тоже был ключ, и я молчал. В коридоре, ведущем к лестнице к бару, было темно. Но из комнаты за коридором исходил тусклый желтый прямоугольник света.
  
  И голоса.
  
  Их было трое. Во-вторых, теперь я узнал человека. Я даже мог узнать язык, на котором они говорили - французский. Третий - ну его звуки были звериными. Звуки агонии животного.
  
  Прижавшись телом к ​​стене, я двинулся к прямоугольнику света. Голоса становились громче, звериные звуки мучительнее. Когда я был в нескольких дюймах от двери, я наклонил голову вперед и выглянул в проем между дверью и косяком.
  
  То, что я увидел, перевернуло мой живот. А потом заставил меня стиснуть зубы от гнева.
  
  Ахмед был обнажен, его запястья были связаны крюком для мяса, на котором он был подвешен. Его торс представлял собой почерневшие развалины обгоревшей кожи, мышц и нервов. Кровь текла из его рта и из выдолбленных кратеров глазниц. Пока я смотрел, один из двух мужчин затянул сигару, пока ее кончик не стал красным, а затем жестоко прижал ее к боку Ахмеда, к нежной мякоти под мышкой.
  
  Ахмед закричал. Только он больше не мог издавать настоящий крик. Только эти булькающие нечеловеческие звуки боли.
  
  Его жене повезло больше. Она лежала в нескольких футах от меня. Ее горло было перерезано так глубоко и широко, что голова была почти оторвана от шеи.
  
  Кончик сигары снова приложили к плоти Ахмеда. Его тело судорожно дергалось. Я старался не слышать звуки, которые исходили из его рта, и не видеть бурлящую кровь, которая выходила при этом.
  
  «Ты все еще ведешь себя глупо, Ахмед», - сказал мужчина с сигарой. «Вы думаете, что если вы все же откажетесь говорить, мы позволим вам умереть. Но я уверяю вас, что вы останетесь живы - и будете сожалеть о том, что живы - столько, сколько мы вам желаем - пока вы не скажете нам, желаю знать ".
  
  Ахмед ничего не сказал. Я сомневаюсь, что он вообще слышал слова этого человека. Он был намного ближе к смерти, чем думали эти люди.
  
  «Alors, Анри, - сказал другой на расторопном французском языке уроженца Марселя, - может кастрировать эту мерзость?»
  
  Я насмотрелся. Я сделал шаг назад, сосредоточил всю свою энергию и пнул. Дверь сорвалась с петель и рванулась в комнату. Я вылетел прямо за этим. И когда двое мужчин повернулись, мой палец осторожно нажал на спусковой крючок Вильгельмины. На лбу человека с сигарой появился яркий красный круг. Он развернулся и рванул вперед. Он был трупом, прежде чем упал на пол. Я мог бы избавиться от другого человека через долю секунды с помощью другой пули, но у меня были другие планы на него. Прежде чем его рука успела дотянуться до револьвера 38-го калибра, спрятанного в кобуре под его левой рукой, Вильгельмина исчезла, и Хьюго скользнул в мою руку. В воздухе промелькнула яркая вспышка стального клинка, и острие Хьюго аккуратно рассекло сухожилия руки второго человека. Он кричал, хватаясь за руку. Но он не был трусом. Несмотря на то, что его правая рука была окровавлена ​​и бесполезна, он бросился на меня. Я намеренно подождал, пока он не окажется всего в нескольких дюймах, прежде чем отойти в сторону. Я ударил его локтем по черепу, когда его тело, теперь полностью вышедшее из-под контроля, пролетело мимо меня. Его голова резко вскинулась, когда остальная часть его тела ударилась об пол. Едва он упал, я перевернул его лицом вверх и прижал двумя пальцами обнаженный седалищный нерв его окровавленной руки. Крик, вырвавшийся из его горла, почти оглушил меня.
  
  "На кого ты работаешь?" Я заскрипел. "Кто вас послал?"
  
  Он уставился на меня, его глаза расширились от боли.
  
  "Кто вас послал?" - снова потребовал я.
  
  Ужас в его глазах был непреодолимым, но он ничего не сказал. Я снова сдавил седалищный нерв. Он вскрикнул, и его глаза закатились.
  
  
  
  
  «Говори, черт тебя побери», - проскрипел я. «То, что Ахмед чувствовал, было удовольствием по сравнению с тем, что случится с тобой, если ты не заговоришь. И просто помни, Ахмед был моим другом».
  
  На мгновение он просто посмотрел на меня. Затем, прежде чем я понял, что он делает, его челюсти быстро и яростно задвигались. Я услышал слабый треск. Тело мужчины напряглось, а рот растянулся в улыбке. Затем тело упало, неподвижное. Слабый запах горького миндаля достиг моих ноздрей.
  
  Капсула самоубийцы, спрятанная в его зубах. «Умри прежде, чем заговоришь», - сказали они ему - кем бы они ни были - и он так и сделал.
  
  Я оттолкнул его тело. Слабые стоны, которые я все еще слышал от Ахмеда, вырывались у меня изнутри. Я поднял Хьюго с пола и, взяв его тело в левую руку, разорвал путы моего друга. Я положил его на пол как можно мягче. Его дыхание было поверхностным, слабым.
  
  «Ахмед», - мягко сказал я. «Ахмед, друг мой».
  
  Он пошевелился. Одна рука нащупала мою руку. Невероятно, но на измученном окровавленном рту появилось что-то вроде улыбки.
  
  «Картер», - сказал он. "Мой друг."
  
  «Ахмед, а кто они?»
  
  «Мысль… посланная Сен-Пьером… открыла для них ворота после закрытия бара. Картер… послушай…»
  
  Его голос становился слабее. Я склонил голову ко рту.
  
  «Пытаюсь связаться с вами в течение двух недель… здесь что-то происходит… наши старые друзья…»
  
  Он закашлялся. С его губ текла струйка крови.
  
  «Ахмед», - сказал я. "Скажи мне."
  
  «Моя жена», - прошептал он. "Она в порядке?"
  
  Говорить ему было бессмысленно.
  
  «Она в порядке», - сказал я. «Просто потеряла сознание».
  
  «Хорошая… женщина», - прошептал он. «Сражалась как в аду. Картер… послушай…»
  
  Я наклонился ближе.
  
  «… Пытался… связаться с вами, затем Сен-Пьер. Наши старые друзья… ублюдки… слышали, что они кого-то похитили…»
  
  "Кого похитили?"
  
  «Не знаю… но… сначала привел его сюда, Танжер, потом…»
  
  Я с трудом разобрал слова.
  
  "Тогда где, Ахмед?" - срочно спросил я. "Куда они забрали его после Танжера?"
  
  Его тело охватила судорога. Его рука скользнула по моей руке. Изуродованный рот сделал последнюю отчаянную попытку заговорить.
  
  «… Леопарды… - казалось, говорил он. -… леопарды… жемчуг…»
  
  Затем: «Вулкан, Картер… вулкан…»
  
  Его голова упала набок, и его тело расслабилось.
  
  Ахмед Джулиби, мой друг, умер.
  
  Он отплатил за мои услуги. А потом еще немного.
  
  И он оставил мне наследство. Загадочный набор слов.
  
  Леопарды.
  
  Жемчуг.
  
  И то же самое слово, которое Реми Сен-Пьер в последний раз произнес на этой земле:
  
  Вулкан.
  
  
  Третья глава.
  
  Когда я провел девушку через пустую бочку с вином в подвал, она дрожала. Я мог сказать по ее глазам, что это было не столько от холода, сколько от страха.
  
  "Что случилось?" - умоляла она, потянув меня за руку. «Я слышал выстрелы. Кто-нибудь ранен?»
  
  «Четверо», - сказал я. «Все мертвы. Двое были моими друзьями. Остальные были подонками. Подонками определенного вида».
  
  "Особый вид?"
  
  Я провел ее по коридору в комнату, где Ахмед и его жена лежали мертвыми рядом со своими мучителями, своими убийцами. Я хотел, чтобы она увидела, с какими людьми мы имеем дело - на случай, если она не получила достаточного образования после резни в клубе.
  
  «Смотри», - мрачно сказал я.
  
  Она заглянула внутрь. Ее рот открылся, и она побледнела. Мгновение спустя она была на полпути по коридору, наклонилась и задыхалась.
  
  Я сказал. "Видите, что я имел в виду?"
  
  «Кто… кто они? Почему…»
  
  «Двое марокканцев - мои друзья, Ахмед и его жена. Двое других - люди, которые пытали и убили их».
  
  "Но почему?" - спросила она, ее лицо все еще было белым от шока. «Кто они? Чего они хотели?»
  
  «Незадолго до своей смерти Ахмед сказал мне, что пытался связаться со мной в течение нескольких недель. Он узнал, что что-то происходит здесь, в Танжере. Кого-то похитили и привезли сюда. Звоните в любые колокола. ? "
  
  Ее глаза расширились.
  
  «Похищен? Ты имеешь в виду - это может быть мой отец?»
  
  «Реми Сен-Пьер, должно быть, так думал. Потому что, когда Ахмед не смог связаться со мной, он связался с Сен-Пьером. Несомненно, именно поэтому Реми привел нас с вами сюда».
  
  "Чтобы поговорить с Ахмедом?"
  
  Я кивнул.
  
  «Но прежде, чем Ахмед смог поговорить с кем-либо, эти двое мужчин добрались до него. Они представились посланцами Сен-Пьера, что означает, что они знали, что Ахмед пытался связаться с Реми. Они хотели узнать, что Ахмед знал и что - вообще он передал »
  
  
  .
  
  "Но кто они были?"
  
  Я взял ее за руку и повел по коридору. Мы начали подниматься по лестнице, ведущей к бару.
  
  «Ахмед называл их« нашими старыми друзьями », - сказал я. «Но он не имел в виду дружелюбных друзей. Незадолго до своего убийства Реми Сен-Пьер использовал те же слова, чтобы обозначить людей, которые могли стоять за исчезновением вашего отца. Он также кое-что сказал о том, что эти люди находятся в положении проникнуть в РЕНАРД и узнать достаточно о своем отце, чтобы похитить его в нужный момент ».
  
  Девушка остановилась. «Они также смогли найти Сен-Пьера и убить его», - медленно сказала она. «Убить его в то время, когда они могли бы убить и нас двоих».
  
  Я кивнул. «Внутренняя информация из множества источников во французском правительстве. Что и кто это предлагает?»
  
  Наши взгляды встретились.
  
  «ОАС», - просто сказала она.
  
  "Верно. Тайная армейская организация, которая возглавила восстание против президента де Голля и несколько раз пыталась убить его. Реми и я работали против них вместе. У Ахмеда был сын, работавший телохранителем де Голля, сын, который был убит одним о покушениях. Мы предотвратили эти попытки, но не уничтожили ОАС. Мы всегда это знали. Она очень живучая… "
  
  «И до сих пор имеет высокопоставленных сторонников», - закончила она форму.
  
  "Верно снова".
  
  "Но что им нужно от моего отца?"
  
  «Это, - сказал я, - одна из вещей, которые мы собираемся выяснить».
  
  Я поднялся по остальной лестнице, прошел через бар и открыл дверь в жилое помещение Ахмеда в задней части дома.
  
  "Но как?" сказала девушка позади меня. «Какая информация у нас есть? Ваш друг говорил вам что-нибудь перед смертью?»
  
  Я остановился перед спальней.
  
  «Он сказал мне несколько вещей. Я не собираюсь рассказывать вам ничего из них. Во всяком случае, пока».
  
  "Что? Но почему?" Она возмутилась. «Это мой отец был похищен, не так ли? Я определенно должна подумать…»
  
  «Я не видел никаких реальных доказательств того, что вы дочь Дюроша». Я распахнул дверь в спальню. «Я уверена, что тебе нужно принять душ и переодеться так же, как и мне. У Ахмеда есть дочь, которая ходит в школу в Париже. Тебе стоит найти ее одежду в шкафу. Она может даже подойти. Мне не нравится то, что вы сейчас носите ".
  
  Она покраснела.
  
  «Вода должна быть горячей», - сказал я. «У Ахмеда единственная современная сантехника в Медине. Так что веселитесь. Я вернусь через несколько минут».
  
  Она вошла внутрь и, не говоря ни слова, закрыла дверь. Я ударил ее там, где она жила - ее женское тщеславие. Я вернулся в бар и снял трубку. Через пять минут я сделал три звонка: один во Францию, один в авиакомпанию и один Хоку. Когда я вернулся в спальню, дверь в ванную была все еще закрыта, и я слышал шум душа. Я схватил одну из мантий Ахмеда и, сбросив туфли и носки, направился по коридору в другую ванную. Горячий душ почти заставил меня снова почувствовать себя человеком. Когда на этот раз я вернулся в спальню, дверь ванной была открыта. Девушка нашла одну из мантий дочери Ахмеда и надела ее. Надеть было нечего, и то, что было, просто подчеркивало то, что не было прикрыто. То, что не было покрыто, было хорошо.
  
  «Ник, - сказала она, - что нам теперь делать? Разве мы не должны уйти отсюда, пока кто-нибудь не придет и не найдет те тела?»
  
  Она сидела на кровати и расчесывала свои длинные густые черные волосы. Я сел рядом с ней.
  
  «Еще нет», - сказал я. «Я чего-то жду».
  
  "Как долго нам придется ждать?"
  
  "Недолго."
  
  Она искоса взглянула на меня. «Ненавижу ждать», - сказала она. «Возможно, мы сможем найти способ ускорить время», - сказала она. В ее голосе был особый тон, хриплый, томный тон. Тон чистой чувственности. Я чувствовал свежесть ее белой мягкой плоти.
  
  "Как бы вы хотели провести время?" Я спросил.
  
  Она подняла руки над головой, раздвигая пышные очертания груди.
  
  Она ничего не сказала, но посмотрела на меня из-под опущенных век. Затем одним плавным движением она откинула мантию и медленно провела ладонью по бархатистой коже внутренней части бедра до колена. Она опустила глаза и проследила за рукой, повторяя движение. «Ник Картер», - мягко сказала она. «Конечно, такой человек, как ты, позволяет себе некоторые радости жизни».
  
  "Такие как?" Я спросил. Я провел пальцем по ее затылку. Она вздрогнула.
  
  «Например…» - ее голос был теперь хриплым, ее глаза закрылись, когда она тяжело прислонилась ко мне, повернувшись лицом ко мне. "Такой, как этот ..."
  
  
  
  Медленно, с мучительной чувственностью, ее острые ногти слегка царапали вверх по коже моих ног. Ее рот метнулся вперед, и ее белые зубы прикусили мои губы. Затем ее язык свернулся к моему. Ее дыхание было горячим, частым. Я прижал ее к кровати, и тяжелые, полные изгибы ее тела слились с моим, когда она корчилась подо мной. Она нетерпеливо сбросила халат, когда я соскользнул со своего, и наши тела соединились.
  
  "О, Ник!" она ахнула. "Боже мой! Ник!"
  
  Мне открылись тайные женские уголки ее тела. Я попробовал ее плоть, проехался на ее гребне. Она была вся влажной. Ее рот был таким же горячим, как и ее плоть. Она горела повсюду - сливаясь со мной. Мы сошлись вместе, как вихрь, ее тело выгибалось и металось в ритме моего. Если ее танцы были жаркими, ее занятий любовью было достаточно, чтобы сжечь дотла большую часть Танжера. Я не возражал против такого ожога. И через несколько минут после того, как огонь утих, он снова вспыхнул. И снова. Она была совершенной женщиной и совершенно брошенной. Кричать от желания, а затем от удовлетворения.
  
  Учитывая все обстоятельства, это был чертовски хороший способ дождаться телефонного звонка.
  
  * * *
  
  Звонок пришел с рассветом. Я освободился от нетерпеливых, все еще требовательных конечностей и пошел по холодному каменному полу в бар. Разговор длился меньше двух минут. Затем я вернулся в спальню. Она смотрела на меня сонными, но все еще голодными глазами. Она протянула мне руки, ее сочное тело приглашало меня продолжить пир.
  
  " Я сказал нет. «Игра закончилась. У меня есть три вопроса, на которые ты должен ответить. Ответь на них правильно, и я буду знать, что ты Мишель Дюрош».
  
  Она моргнула, затем села прямо.
  
  «Спроси», - сказала она, ее тон внезапно стал деловым.
  
  «Первый: Какого цвета было ваше первое домашнее животное в детстве?»
  
  "Коричневый". - сразу сказала она. «Это был хомяк».
  
  «Два: Какой подарок преподнес тебе отец на пятнадцатый день рождения?»
  
  «Нет. Он забыл. На следующий день он привез мне мотоцикл, чтобы наверстать упущенное».
  
  Я кивнул.
  
  «Пока верно. Еще одно. Как звали вашего лучшего друга в интернате, когда вам было двенадцать?»
  
  «Ти», - сразу сказала она. «Потому что она была англичанкой и всегда хотела чаю после обеда».
  
  Я сел на край кровати.
  
  "Хорошо?" она сказала. "Вы верите мне сейчас?"
  
  «Согласно RENARD, это без всяких разумных сомнений делает вас Мишель Дюрош. И то, что достаточно хорошо для RENARD, достаточно хорошо для меня».
  
  Она улыбнулась, затем зевнула и подняла руки над головой.
  
  «Пора одеваться», - сказал я. «Мы с тобой собираемся прокатиться на самолете. Человек по имени Дэвид Хок хочет поговорить с тобой. И со мной».
  
  Ее глаза снова стали деловыми. Она молча кивнула и выскользнула из постели. Она начала просматривать одежду в шкафу. Я тяжело сглотнул, глядя на ее роскошное обнаженное тело. Бывают случаи, когда быть деловым секретным агентом непросто.
  
  «Еще один вопрос», - сказал я.
  
  Она превратилась. Я снова сглотнул.
  
  «Как, - спросил я, - дочь Фернана Дюроif научилась исполнять самый эротический танец живота, который я когда-либо видел в своей жизни? Уроки?»
  
  Она улыбнулась. Ее голос упал на четыре октавы.
  
  «О нет, - сказала она. «Просто талант. Природный талант».
  
  Пришлось согласиться.
  
  
  Четвертая глава
  
  У Air Maroc есть быстрый, комфортный и удобный утренний рейс из Танжера, который прибывает в Мадрид как раз к неторопливому обеду, а затем пересекает столь же быстрый, удобный и удобный послеобеденный рейс в Нью-Йорк через Iberia.
  
  Дорого для туристов. Замечательно для бизнесменов. Превосходно для дипломатов.
  
  Плохо для секретных агентов.
  
  Мы сели на медленный, старый и шаткий рейс в Малагу, где просидели около жаркого аэропорта в течение трех часов, прежде чем сесть на другой медленный, старинный и определенно шаткий самолет на Севилью, где был пыльный, пропитанный потом вечер, прежде чем мы смогли сесть на борт потрясающего полета в Ниццу. Там еда улучшилась, и самолет, на который мы сели в Париж, был Air France DC-8. В Париже еда была даже лучше, если бы мы оба не слишком устали, чтобы по-настоящему насладиться ею; и самолет 747 компании Air France до Нью-Йорка, на который мы сели в семь утра, был удобен и пунктуален. Тем не менее, к тому времени, когда мы приземлились в аэропорту Джона Кеннеди, моя очаровательная горячая танцовщица живота превратилась в измученную и раздражительную маленькую девочку, которая не могла думать - или говорить - ни о чем, кроме чистой постели и сна, о том, что не было не двигаюсь.
  
  «Ты спал», - обвиняюще пробормотала она, когда мы спускались по трапу от самолета к терминалу.
  
  
  
  
  
  "Каждый раз, когда самолет взлетел, ты засыпал, как будто выключал выключатель, и спал как младенец, пока мы не приземлялись. Это слишком эффективно. Ты не человек, а машина".
  
  «Приобретенный талант», - сказал я. «Необходим для выживания. Если бы я зависел от удобных кроватей для отдыха, я бы давно потерял сознание».
  
  «Что ж, я сейчас потеряю сознание навсегда, - сказала она, - если я не смогу лечь в кровать. Разве мы не можем…»
  
  «Нет», - твердо сказал я. «Мы не можем. Во-первых, мы должны позаботиться о багаже».
  
  «А, - пробормотала она, - забери наш багаж. Конечно».
  
  «Не бери трубку, - сказал я. «Избавьтесь от лишнего багажа. Человеческого багажа. Нежелательных друзей, которые слишком трогательно привязаны к нам».
  
  Она озадаченно посмотрела на меня, но у меня не было времени объяснять, да и толпе, собирающейся сейчас, чтобы пройти иммиграционный контроль, все равно было некуда. Мы стали частью этой толпы, нам поставили штампы в наших реалистично выглядящих, но фальшивых паспортах, а затем мы пошли через таможню, чтобы записать наш багаж. Несколько минут спустя я был в телефонной будке и сделал кодированный звонок в штаб-квартиру AX на Дюпон-Серкл, Вашингтон, округ Колумбия. Пока я ждал звонка на скремблере, я взглянул через стеклянные стены будки.
  
  Они все еще были с нами.
  
  Китайская девушка, выглядевшая очень экзотично и очаровательно в вьетнамском дао, очевидно, была поглощена покупкой французского журнала мод в переполненном газетном киоске. Француз, очень учтивый в сшитом на заказ костюме, с ярко выраженными серебряными прядями в волосах, томно смотрел вдаль, словно ждал машину с шофером.
  
  Конечно, это был не тот француз, который отправился с нами в путешествие. Тот, кто встретил нас в аэропорту Танжера, был лысеющим, помятым человечком в плохо подобранной спортивной рубашке и брюках, прятавшимся за экземпляром Paris Match. В Малаге его заменил головорез, лицо которого свидетельствовало о крайне неудачной карьере на ринге или о некоторых грубых барах. Он оставался с нами через Севилью, прямо в Ниццу, где его заменил дипломатичный персонаж, за которым я сейчас наблюдал.
  
  Китайская девушка подобрала нас в аэропорту Танжера и оставалась с нами на каждом этапе пути, не пытаясь скрыть тот факт, что она следила за нами. Она даже очень намеренно столкнулась со мной во время полета из Парижа и попыталась завязать разговор. По-английски. Это она не могла понять. И, честно говоря, она меня беспокоила.
  
  Но смехотворно окольный маршрут, который я проложил от Танжера до Нью-Йорка, дал мне то, что я хотел: шанс узнать, идет ли за нами след и кто. Я передал эту информацию Хоуку, когда он подошел к телеграфу. Когда я закончил, наступила пауза.
  
  "Сэр?" - наконец сказал я.
  
  "Hak hak harurrmunmrnph!" Хоук откашлялся, размышляя. Я почти чувствовал ужасный запах одной из его дешевых сигар. Я полностью уважал Хоука, но мое восхищение не распространялось на его выбор сигар.
  
  «Китайский. Ты слышал региональный диалект?» - наконец спросил он.
  
  «Кантонский. Чистый и классический. На английском…»
  
  Я сделал паузу.
  
  "Хорошо?" - потребовал ответа Хоук. "У нее был определенный акцент, когда она говорила по-английски?"
  
  «Мотт-стрит», - сухо сказал я. «Может быть, Пелл».
  
  «Хак хак хак», - послышались звуки. Хоук думал. «Харумп. Значит, она родилась здесь. Нью-Йорк, Чайнатаун».
  
  «Определенно, - сказал я. Больше тишины. Но теперь я был уверен, что мы думаем на одной волне. Быть агентом китайских коммунистов было почти неслыханным делом для этнических китайцев американского происхождения. Так на кого она работала? - спросил я Хоука.
  
  «Мы не можем сказать однозначно», - медленно сказал он. «Есть ряд интересных возможностей. Но сейчас у нас нет времени проверять ее. Просто встряхни ее. И встряхни француза. Я хочу, чтобы ты был в Вашингтоне к полуночи. С девушкой. И, Ник…»
  
  «Вот, сэр», - с трудом сказал я. Снаружи будки Мишель, прислонившаяся к ней, закрыла глаза и начала мирно скользить по стеклянной поверхности, как падающая капля дождя. Встревоженный, я протянул одну руку и поднял ее. Ее глаза открылись, и она вовсе не выглядела благодарной.
  
  «Ник, потряси француза, но не делай ему больно».
  
  «Не…» Я устал. Я стал раздражаться. «Сэр, он должен быть ОАС».
  
  Теперь Хоук звучал раздраженно.
  
  «Конечно, он ОАС. Наш человек из иммиграционной службы в JFK подтвердил это несколько минут назад. Он также является французским дипломатическим чиновником. Второй класс. Газеты. Публичность - это не совсем то, на чем процветает AX, не так ли, Ник? Так что просто стряхните его и девушку в подходящей ненасильственной и неприглядной манере и отправляйтесь сюда, в Вашингтон.
  
  
  
  
  
  «Ясно, сэр», - сказал я как можно бодрее.
  
  Раздался щелчок, и линия оборвалась. Хоук не любил прощаний. Я сделал еще один звонок - в агентство, которое специализировалось на аренде иномарок для людей с несколько необычными потребностями - затем вышел из будки и обнаружил, что Мишель обнаружила, что можно спать спокойно стоя. Я потряс ее.
  
  «Вы, - сказал я, - проснитесь».
  
  «Нет», - сказала она твердо, но сонно. «Невозможно».
  
  «О да, - сказал я. «Это возможно. Просто ты недостаточно стараешься».
  
  И я дал ей пощечину. Ее глаза раскрылись, лицо исказилось от ярости, и она потянулась, чтобы схватить меня за глаза. Я держал ее за руки. У меня не было времени тратить время на долгие объяснения, поэтому я прямо сказал ей.
  
  «Вы видели, что случилось с Ахмедом и его женой? Хотите, чтобы это случилось с нами? Можно с уверенностью сказать, что так и будет, если мы не сможем стряхнуть этих двух персонажей, которые преследуют нас. И мы не можем поколебать если мне придется тратить часть своего времени на то, чтобы таскать спящую красавицу из одного места в другое.
  
  Часть гнева умерла в ее глазах. Негодование осталось, но его удалось контролировать.
  
  «А теперь, - сказал я, - кофе».
  
  Мы зашли в ближайшую кофейню аэропорта и выпили кофе. И еще кофе. И еще кофе. Черный, с большим количеством сахара для быстрой энергии. К тому времени, когда мое имя - то есть имя в моем паспорте - было названо через пейджинговую систему, у каждого из нас было по пять чашек. Несмотря на это, я приказал дать с собой еще четыре, когда мы уедем.
  
  На стоянке нас ждал BMW. Это довольно маленькая машина, и у нее нет броского спортивного вида Jag или Ferrari. Но его скорость разгона равна скорости Porsche, и он держит дорогу, как седан Mercedes. Кроме того, при правильной работе он может разгоняться до 135 миль в час сразу. Над этим должным образом работали. Я знал. Я ездил на нем раньше. Я бросил наши сумки в багажник и дал рыжеволосому парню, который доставил машину, пять долларов, чтобы компенсировать его разочарование тем, что он приехал сюда в таком загруженном транспортном потоке, что он никогда не разгонял машину выше 70 миль в час.
  
  Когда мы выезжали со стоянки аэропорта, я ясно увидел француза. Он был в коричнево-белом «Линкольн Континенталь» 74-го года, за рулем которого ехал мерзкий на вид маленький персонаж с черными волосами, зачесанными назад со лба. Они подъехали к нам сзади, через несколько машин позади.
  
  Я этого ожидал. Что меня озадачило, так это китаянка. Когда мы проезжали мимо, она садилась в красный «порше» на парковке и вела себя так, как будто у нее было все время на свете. Она даже не взглянула, когда мы проходили. Неужели она сдала нас другму хвосту?
  
  Сейчас самое подходящее время, чтобы узнать.
  
  "Ремень безопасности пристегнут?" - спросил я Мишель.
  
  Она кивнула.
  
  «Тогда, пожалуйста, следите за знаком запрета курения, пока полет не достигнет крейсерской высоты».
  
  Мишель озадаченно посмотрела на меня, но я больше ничего не сказал, сосредоточившись на том, чтобы освежить в памяти ощущения от машины и ее органов управления. К тому времени, когда мы были у въезда на скоростную автомагистраль Ван Вик, я чувствовал себя так, будто ехал на ней последние восемь часов. Я притормозил, затем остановился, ожидая достаточно большого перерыва в движении по скоростной автомагистрали. Примерно через минуту несколько машин позади нас объехали нас и выехали на скоростную дорогу. Не француз и его крысиный приятель, которые теперь были вынуждены идти прямо за нами.
  
  "Что мы ждем?" - спросила Мишель.
  
  «Мы ждем, - сказал я, - этого!»
  
  Я ударил ногой по педали акселератора и вылетел на скоростную автомагистраль. Через несколько секунд одометр показал 70. Француз шел прямо за нами, тоже ускоряясь. Он должен был быть. Перерыв в движении был достаточно большим для двух машин. Если бы он ждал, он бы потерял нас.
  
  "Mon Dieu!" ахнула Мишель. "Кем ты работаешь…"
  
  «Просто держись и наслаждайся», - сказал я. Сейчас у нас было больше 70, француз прямо нам на хвосте. А еще через несколько секунд мы будем взбираться на крышу машины перед нами. Но я не собирался ждать эти секунды. Мои глаза внимательно изучили встречный транспорт и я нашел то, что мне нужно. Моя нога нажала на тормоз, затем отпустила его, пока я крутил колесо, и машина с визгом развернулась на двухколесном развороте через разделительную перегородку и оказалась на встречной полосе. В пространство, достаточное для размещения только одной машины.
  
  "Mon Dieu!" Мишель снова ахнула. Краем глаза я увидел, что ее лицо было белым. "Ты убьешь нас!"
  
  Француз пролетел мимо, все еще направляясь к Нью-Йорку. Ему потребуется еще минута или около того, чтобы найти место для разворота, особенно в машине, которая сделана для комфорта
  
  
  
  и удобства управления на дальних поездках, а не для маневрировании.
  
  «Просто делаю все возможное, чтобы не дать тебе заснуть», - сказал я Мишель, затем снова крутанул руль, не потрудившись на этот раз притормаживать или понижать передачу, отправив машину на Южный Государственный бульвар.
  
  «Клянусь тебе, - сказала Мишель, - я больше никогда не усну. Просто притормози».
  
  «Скоро», - сказал я. Потом взглянул в зеркало заднего вида и тихо выругался. Француз был там. Двадцать машин позади, но сзади нас. Его маленький крысиный приятель был лучшим водителем, чем я полагал.
  
  «Подожди», - сказал я Мишель. «Пора стать серьезным».
  
  Я резко дернул за руль, проехал по крайней левой полосе, в нескольких дюймах от тракторного прицепа, а затем продолжил еще больше разозлить его водителя, снизив скорость до 30 миль в час. Он прошел направо, с возмущенным звуком рожка. Остальные машины сделали то же самое. Теперь француз отставал всего на две машины, тоже в крайней левой полосе. Я внимательно изучал схему движения, поочередно увеличивая скорость и замедляя движение, когда мы приближались к светофору, ведущему к повороту на парк Бейсли Понд. Я занял левую полосу, снизившись до 20 миль в час, когда появился свет и я увидел, что он красный.
  
  200 ярдов дороги прямо передо мной были чистыми в моем переулке. Загорелся зеленый свет, и я нажал ногой на газ. К тому времени, когда мы выехали на перекресток, BMW ехала 60. Линкольн шел сразу за нами, почти с той же скоростью. Я позволил BMW проехать две трети пути через перекресток, не сбавляя скорости, затем резко дернул влево за руль, переключаясь на понижающую передачу без торможения. BMW крутится как волчок практически на одном месте. Меня и Мишель сильно швырнуло, но прижало ремнями безопасности. Менее чем через полсекунды моя нога снова оказалась на педали акселератора, отправив BMW по пути Линкольна, менее чем в дюймах от его радиатора, на перекресток. Я встал на тормоз, почувствовал, как BMW резко остановился как раз вовремя, чтобы пропустить одну встречную машину, затем нажал на педаль газа и помчался через перекресток как раз вовремя, чтобы пропустить другую на дальней полосе. Он мог врезаться другую машину или вызвать неконтролируемое вращение и срыв, но BMW снова ускорился плавно, когда я направил его на дорогу по периметру парка.
  
  "Ты в порядке?" - спросил я Мишель.
  
  Она открыла рот, но не могла говорить. Я чувствовал ее дрожь.
  
  «Расслабься», - сказал я, сняв одну руку с руля и похлопав ее по бедру. «Теперь становится легче».
  
  А потом я снова увидел Линкольн. Это было почти четверть мили назад по пустой прямой дороге, но даже в сгущающихся сумерках я мог различить ее характерный низкий силуэт.
  
  На этот раз я даже не стал ругаться. Крысиный человечек явно был прирожденным водителем. Он мог сравниться со мной смелыми трюками с смельчаком на довольно долгое время - на самом деле, достаточно долго, чтобы полиция неизбежно остановила нас. Что я не мог себе позволить, даже если бы он, с дипломатическими номерами, вероятно, мог.
  
  «Пора, - сказал я себе, как и Мишель, - сменить темп».
  
  Я позволил BMW замедлиться до комфортных, легальных, 40 миль в час. Подошел «Линкольн». В зеркало заднего вида я мог видеть, что одно переднее крыло сильно разбито, фара выключена, а боковое стекло разбито. Француз выглядел шокированным. У его водителя было ошеломленное выражение с безумными глазами.
  
  Они отъехали на несколько машин позади и выдержали дистанцию. С той же скоростью я выехал на бульвар Нью-Йорк. Они остались. Сзади подъехали другие машины, пять, десять, пятнадцать. Француз не попытался пройти.
  
  Возможно, они просто пытаются следовать за нами к месту назначения. С другой стороны, они могут сдерживаться, ожидая, пока мы не попадем в тихое темное место.
  
  Время шло. Ценное время.
  
  Я решил дать им по рукам.
  
  Я проехал еще две мили и повернул направо на бульвар Линден, направляясь к военно-морскому госпиталю. На полпути склад мебели, неиспользуемый по ночам, занимал почти квартал. Я остановился перед ним и стал ждать. Это было идеальное место для засады.
  
  «Линкольн» приблизился на пятьдесят футов.
  
  Я ждал.
  
  Никто не вышел.
  
  Я подождал еще мгновение и, когда француз и его водитель все еще не двинулись с места, я дал Мишель инструкции. К ее чести, даже если она все еще дрожала, она просто кивнула, ее глаза сузились от готовности.
  
  Затем я вышел из «БМВ» и пошел обратно к «линкольну». Когда я подошел достаточно близко, чтобы заглянуть в оставшуюся фару и попасть в машину, я наблюдал, как шок на лице француза постепенно превращается в выражение настороженной настороженности, когда я приближался. Его водитель, уставший от трюков, просто выглядел удивленным и глупым.
  
  
  
  
  Я перегнулся через капот «линкольна» и постучал по лобовому стеклу прямо перед лицом француза.
  
  «Добрый вечер», - вежливо сказал я.
  
  Водитель с тревогой взглянул на француза. Француз продолжал смотреть прямо перед собой, тревожно, настороженно, ничего не говоря.
  
  Мишель должна была теперь сесть на водительское сиденье, так как моя голова и тело закрывали обзор из Линкольна.
  
  «У вас есть очаровательная антенна для двусторонней радиосвязи», - сказал я, снова вежливо улыбаясь.
  
  Теперь Мишель должна включить передачу на все еще работающем BMW, ожидая моего следующего шага.
  
  «Но местами она немного ржавая», - продолжил я. «Тебе действительно нужно его заменить».
  
  И через долю секунды Вильгельмина оказалась у меня в руке и стреляла. Первая пуля оторвала радиоантенну от машины и заставила ее вращаться в воздухе, вторая выстрелила оставшуюся фару, и, когда Мишель повернула BMW к резкому развороту, включив дальний свет, когда она продолжала Линкольн, чтобы ослепить и француза, и водителя, мои третья и четвертая пули пробили две шины с правой стороны большого седана.
  
  Это был следующий маневр, о котором я беспокоился, но Мишель прекрасно с ним справилась. В нескольких ярдах от «линкольна» она затормозила ровно настолько, чтобы мой прыжок в полете позволил мне ухватиться за открытое окно сбоку и держаться за дверь. Затем она снова набирала скорость, теперь свет погас, вираж вокруг Линкольна и над тротуаром, у которого он был припаркован, пряча мое согнувшееся тело у дальней стороны BMW, пока на тротуаре мы не достигли конца улицы. . Затем снова визжащий поворот направо, мое тело полностью закрыто из виду, и мы мчались по бульвару Нью-Йорка, мои руки цеплялись за дверцу, как две пиявки.
  
  Через четверть мили она остановилась. Одним плавным движением я оказался на водительском сиденье, она на пассажирском сиденье, ни один из нас не сказал ни слова.
  
  Прошла еще миля, прежде чем она заговорила.
  
  «Это было… слишком рискованно», - сказала она. «Они могли убить вас, когда вы подходили к их машине. Не считая опасности вашего акробатического прыжка на эту машину».
  
  «Это был рассчитанный риск», - сказал я. «Если бы они хотели напасть на нас, они бы не сидели так просто, когда мы подъехали к обочине. Что касается того, что вы называете моей акробатикой - если бы я не был готов так рисковать, я был бы готов к пенсия. Я пока не такой ".
  
  Мишель просто покачала головой. Она все еще выглядела потрясенной. Я бесшумно повернул колесоа и направился в сторону Манхэттена, двигаясь по местным улочкам, где можно было бы легко заметить еще один хвост. Но я был почти уверен, что мы потеряли француза и его друзей. Избавление от антенны для их двусторонней радиосвязи означало, что они не могли послать кого-то другого, чтобы тот занял их место. Что касается китаянки, я был уверен, что тряхнул любым другим хвостом, который она могла нам надеть.
  
  Стряхнул в самом начале. Без труда.
  
  Слишком легко.
  
  Почему они должны были так быстро сдаться?
  
  Это меня беспокоило. Но теперь я ничего не мог с этим поделать. Я просто хранил свое беспокойство в каком-то отсеке своего разума, готовый излить его в любой момент.
  
  В Манхэттене я припарковался в оживленном переулке и позвонил по телефону. Пятнадцать минут спустя прибыл человек из автомобильного агентства на совершенно ничем не примечательном и очень анонимном Ford Galaxy. Совершенно ничем не примечательный, если не считать нескольких изменений под капотом, которые позволяют без труда делать до 110. Он взял BMW, не выразив никакого интереса или удивления по поводу моей внезапной смены машины, и уехал, пожелав нам удачной поездки.
  
  Когда ты за рулем, и ты не спал более сорока восьми часов, это было так хорошо, как может быть в любой поездке. Мишель повезло. Она дремала, положив голову мне на плечо. Я держал «Форд» на скорости ровно пять миль в час сверх установленной скорости и пил черный кофе из контейнеров, пока не захотелось заткнуть рот.
  
  За нами не следили.
  
  Без десяти минут до полуночи я припарковал машину в нескольких футах от штаб-квартиры Amalgamated Press and Wire Services, довольно ветхого ветхого здания на Дюпон-Серкл, которое маскировало штаб-квартиру AX.
  
  Хоук ждал в своем офисе.
  
  
  Пятая глава.
  
  «Вот и все, сэр», - через час я закрыл свой аккаунт. «У ОАС почти наверняка есть Дюрош. С ними он добровольно или нет - это совсем другое дело».
  
  «А где он с ОАС - это еще одна история», - мрачно добавил Хоук.
  
  Я кивнул. Я уже сказал ему о своих подсказках, трех словах: Леопарды, Жемчуг, Вулкан. У меня были еще мысли о значении этих слов, но Хоук явно не был в настроении их слышать. Он мрачно затянулся своей отвратительной сигарой, глядя куда-то через мое левое плечо. Его острое лицо с закаленной старой кожей и удивительно мягкими голубыми глазами имело то выражение, которое было у него, когда он напряженно думал - и был обеспокоен. Если он волновался, я тоже.
  
  Внезапно, как будто он что-то решил, Хоук наклонился вперед и загасил сигару в треснувшую пепельницу за двадцать пять центов.
  
  «Пять дней», - сказал он.
  
  "Сэр?" Я сказал.
  
  «У вас есть ровно пять дней, - сказал он холодно и ясно, - чтобы найти Фернана Дюроша и увезти его из ОАС».
  
  Я смотрел. Он смотрел в ответ, проникая в меня своими голубыми глазами, теперь ставшими твердыми, как закаленная сталь.
  
  "Пять дней!" Я сказал. «Сэр, я агент, а не фокусник. Судя по тому, с чем мне приходится работать, это может занять у меня пять недель, а то только…»
  
  «Пять дней», - сказал он снова. Тон его голоса означал «без обсуждения». Он резко толкнул свое вращающееся кресло и развернулся так, что отвернулся от меня, глядя в грязное окно. Потом он сказал мне.
  
  «За несколько часов до вашего приезда в Нью-Йорк мы получили сообщение. От полковника Рамбо. Я думаю, вы его помните».
  
  Я помнил. Он ускользнул из наших рук после покушения на де Голля и ушел в изгнание. В Испании его подозревали. Но он по-прежнему высокопоставленный человек в ОАс.
  
  «Рамбо сообщил нам, что теперь ОАс может превратить энергетический кризис в США в нечто большее, чем кризис. Катастрофу. И если он говорит нам правду, катастрофа будет мягким способом выразить это».
  
  Тон Хоука был сухим и холодным. Так было всегда, когда проблемы были серьезными.
  
  "И что именно это за сила, сэр?" Я спросил.
  
  «Согласно Рамбо, - сказал Хоук, более сухим и холодным, чем когда-либо, - теперь ОАС может полностью уничтожить все нефтеперерабатывающие заводы и буровые установки в западном полушарии».
  
  У меня отвисла челюсть, невольно.
  
  «Это кажется невозможным», - сказал я.
  
  Хоук снова повернулся ко мне лицом.
  
  «Нет ничего невозможного», - мрачно сказал он.
  
  Несколько мгновений мы смотрели друг на друга через его стол в тишине, каждый чувствовал себя неловко, осознавая, что именно могла означать эта угроза, если она была реальной. Было бы достаточно плохо, если бы нефтяные буровые установки были уничтожены; это отключило бы значительное количество нефти прямо здесь. Но разрушение нефтеперерабатывающих заводов, которые перерабатывали нефть не только из западного полушария, но и из арабских стран, могло сократить поставки нефти в США на целых восемьдесят процентов.
  
  Масло для основных отраслей промышленности, для бензина, для отопления, для преобразования в другие формы энергии, например, в электричество.
  
  Соединенные Штаты, какими мы их знали, остановятся. Наша страна будет практически парализована.
  
  "Может быть, это блеф?" Я спросил. «Есть ли у них доказательства, что они могут это осуществить?»
  
  Хоук медленно кивнул.
  
  «Они заявляют, что представят доказательства в течение пяти дней. Доказательства того, что они не только могут это сделать, но даже с предварительным предупреждением мы не можем их остановить».
  
  "А доказательство?"
  
  «Через пять дней ОАС взорвет и полностью разрушит нефтеперерабатывающий завод Shell у побережья Кюрасао. Если, конечно, мы не сможем остановить их. И вывести их из дела».
  
  «А если мы этого не сделаем? Какова их цена за то, чтобы они не взорвали все остальное?»
  
  Хоук медленно вытащил еще одну сигару из нагрудного кармана своего помятого коричневого костюма.
  
  «Они не сообщили нам об этом. Тем не менее. Они заявляют, что дальнейшее общение будет продолжено после того, как они докажут, что они могут делать».
  
  Ему не пришлось идти дальше. Если бы ОАС действительно доказала, что может выполнить свою угрозу, требования, которые они могли бы предъявить США, были бы ошеломляющими в финансовом, политическом и во всех других отношениях.
  
  Это был шантаж, вымогательство, в невероятных масштабах.
  
  Мы с Хоуком посмотрели друг на друга через его стол. Я заговорил первым. Одно слово.
  
  «Дюрош», - сказал я.
  
  Хоук кивнул.
  
  «Связь слишком сильна для совпадения. У ОАС есть Дюрош. Дюрош - специалист - гений - в подводных двигательных установках, компьютеризации этих устройств и их использовании с ядерными боеголовками. Против береговых нефтяных вышек и нефтеперерабатывающих заводов в этом полушарии. Поэтому… "
  
  «Таким образом, Дюрош дал им эту способность», - закончил за него я.
  
  Хоук зажал сигару зубами и зажег ее короткими яростными затяжками, прежде чем снова заговорить.
  
  «Верно», - сказал он. "И поэтому…"
  
  «Следовательно, у меня есть пять дней, чтобы увезти Дюроша из ОАС», - снова закончил я.
  
  "У тебя есть пять дней, чтобы
  
  
  
  увезти Дюроша прочь от ОАС и уничтожить все устройства, которые он для них разработал. И чертежи от них ".
  
  Так вот оно что. Пять дней.
  
  «И Картер, - голос Хоука по-прежнему был сухим и холодным, - это соло. ОАС предупредила, что если мы заручимся поддержкой какой-либо иностранной полиции или официальных лиц, они немедленно уничтожат все оффшорные нефтяные вышки и нефтеперерабатывающие заводы. от Каракаса до Майами ".
  
  Я кивнул. Это прикинул.
  
  «Тебе придется взять девушку с собой», - продолжал он, машинально затягивая сигару. «Она может дать вам точную идентификацию своего отца. Мы не можем допустить, чтобы вы вытащили не того человека. Я не люблю вовлекать ее, но…»
  
  "Что, если Дюрош не пойдет добровольно?"
  
  Глаза Хоука сузились. Я уже знал ответ.
  
  "Выведите Дюроша!" - отрезал он. «Вольно или невольно. И если ты не сможешь его вывести…»
  
  Ему не нужно было заканчивать. Я знал, что, если я не смогу вывести Дюроша по какой-либо причине, мне придется убить его.
  
  Я надеялся, что Мишель этого не понимала.
  
  Я встал, потом кое-что вспомнил.
  
  «Китайская девушка», - сказал я. "Компьютер что-нибудь про нее обнаружил?"
  
  Брови Хоука приподнялись.
  
  «Интересно», - сказал он. «Это интересно, потому что в ней нет ничего особенно интересного. Нет записей Интерпола. Нет сообщений о причастности к какой-либо форме шпионажа. Ее зовут Ли Чин. Двадцать два года. Очень рано окончила Вассар, лучшая в своем классе. Дипломная работа в Массачусетском технологическом институте. Затем она уехала в Гонконг и проработала год там, работая в семейном бизнесе Import-Export. Только вернулась в Нью-Йорк несколько месяцев назад. Трудно представить, как она вписывается в картину на данный момент ».
  
  Это было интересно. Вот что меня беспокоило. Но теперь я ничего не мог с этим поделать. Я вернул Ли Чин в ее особое маленькое отделение в своей голове.
  
  "Есть идеи, с чего начать?" - спросил Хоук.
  
  Я сказал ему. Он кивнул. Сигарный пепел упал на его пиджак, удобно присоединившись к ряду других мазков и пятен. Блеск Хоука не распространялся на гардероб или уход за ним.
  
  «Я свяжусь для вас с Гонсалесом, если вы сможете его использовать. Он не лучший, но он хорошо осведомлен о местности».
  
  Я поблагодарил его и направился к двери. Когда я собирался закрыть его за собой, я услышал, как Хоук сказал:
  
  «И, Картер…» - повернулась я. Он улыбнулся, и его голос смягчился. «Если ты не можешь быть осторожным, будь хорошим».
  
  Я усмехнулся. Это была личная шутка между нами. Только осторожный агент имел шанс выжить. Выживал только хороший агент. В свое время Хоук был более чем хорош. Он был лучшим. Он не сразу сказал это, потому что это был не его стиль, но он знал, что передо мной. И он заботился.
  
  «Хорошо, сэр», - просто сказал я и закрыл дверь.
  
  Я обнаружил, что Мишель сидит - точнее, сутулится - на стуле возле унылой маленькой комнаты, в которой Маклафлин, N5, проводил с ней время для подведения итогов. Он уже записал все, что она говорила, на пленку, и теперь эта пленка будет тщательно просматриваться несколькими другими агентами, а затем загружаться в компьютер для получения любой информации, которую я мог пропустить. Но у меня не было времени ждать результатов. Я наклонился и подул ей в ухо. Она проснулась как от толчка.
  
  «Снова время путешествия», - сказал я. «Время для хорошей поездки на самолете».
  
  «О нет, - простонала она. "Должны ли мы?"
  
  «Мы должны», - сказал я., помогая ей подняться.
  
  «Куда мы теперь летим? На Северный полюс».
  
  "Нет я сказала. «Сначала мы поднимемся наверх в Special Effects, чтобы получить наши новые прикрытия, включая паспорта и удостоверения личности. Затем мы отправимся в Пуэрто-Рико».
  
  «Пуэрто-Рико? По крайней мере, там тепло и солнечно».
  
  Я кивнул, ведя ее по коридору к лифту.
  
  "Но почему?"
  
  «Потому что, - сказал я, нажав кнопку лифта и доставая новую пачку сигарет из кармана, - я понял значение этих последних слов Ахмеда».
  
  Она вопросительно посмотрела на меня. Я сунул сигарету в рот.
  
  «Я думал, Ахмед сказал« леопард ». Он не сказал. То, что он сказал, было« прокаженным. Как в случае проказы ».
  
  Она вздрогнула. "Но как вы можете быть уверены?"
  
  «Из-за следующего слова. Я подумал, что он сказал« жемчужина ». Но на самом деле это была« Ла Перла »».
  
  Я зажег спичку и поднес ее к сигарете.
  
  «Я не понимаю», - сказала Мишель.
  
  «Эти два слова идут вместе, - сказал я. «Ла Перла - это район трущоб в Старом Сан-Хуане, Пуэрто-Рико. В Ла Перла есть колония прокаженных. Должно быть, вашего отца забрали из Танжера и спрятали в колонии прокаженных».
  
  Глаза Мишель расширились от ужаса.
  
  «Мой отец - в колонии для прокаженных?»
  
  Я затянулся сигаретой. Она погасла. Я зажег еще одну спичку и поднес ее к кончику.
  
  
  
  
  «Я бы сказал, идеальное место, чтобы спрятать его».
  
  Мишель была белой.
  
  "И мы идем в эту колонию прокаженных?"
  
  Я кивнул, затем раздраженно нахмурился. Сигарета просто не зажигалась. Я лениво посмотрел на наконечник.
  
  «Если нам повезет, а он все еще здесь, мы можем…»
  
  Я остановился на полуслове. Меня охватила холодная дрожь. Большим и указательным пальцами я откусил кончик сигареты и стряхнул бумагу и табак.
  
  "Что это такое?" - спросила Мишель.
  
  «Это то», - категорично сказал я, протягивая ладонь. В нем был небольшой металлический предмет. Он имел форму стержня, длиной не более полдюйма и меньше в диаметре, чем сигарета, в которую он был спрятан.
  
  Мишель наклонилась, чтобы рассмотреть его.
  
  «Ошибка, если использовать популярную терминологию», - сказал я, и в моем голосе должно быть отразилось отвращение к самому себе из-за моей небрежности. «Устройство наблюдения. И это одно из самых современных. Приемопередатчик Corbon-Dodds 438-U. Он не только улавливает и передает наши голоса на расстоянии более мили, но и излучает электронный сигнал. которую любой, у кого есть соответствующее приемное оборудование, может использовать для определения нашего местоположения с точностью до нескольких футов ".
  
  «Ты имеешь в виду, - Мишель выпрямилась с удивленным видом, - тот, кто это подбросил, не только знает, где мы находимся, но и слышал все, что мы говорили?»
  
  "Совершенно верно", - ответил я. И я знал, что именно поэтому китаянка не удосужилась выслеживать нас. Во всяком случае, не в пределах видимости. Она могла делать это на досуге, за полмили или около того, все время прислушиваясь к нашему разговору.
  
  Включая мое подробное заявление Мишель о том, куда мы идем и почему.
  
  Мишель посмотрела на меня.
  
  «ОАС», - прошептала она.
  
  "Нет." Я покачал головой. «Я так не думаю. Всю дорогу от Танжера до Нью-Йорка за нами следила очень симпатичная китаянка. Она столкнулась со мной в самолете из Парижа. У меня в рубашке была полупустая пачка сигарет. карман и неоткрытая в кармане моей куртки. Ей удалось заменить мою полную пачку сигарет своей ».
  
  И, учитывая, что я курю только свои собственные сигареты, сделанные на заказ, с ярлыком NC, напечатанным на фильтре, она приложила много усилий, чтобы сделать это. И пользовалась довольно обширными возможностями.
  
  "Что же нам теперь делать?" - спросила Мишель.
  
  Я внимательно изучил прослушку. Передняя половина растаяла от жара моей спички. Сложные микросхемы были разрушены, и жучок, очевидно, перестал передавать. Вопрос был в том, с какой машины велась прослушка, с первый или второй? Если бы это была первая, то была большая вероятность, что китаянка не получила достаточно информации, чтобы знать, куда мы идем. Если бы это был вторая ...
  
  Я скривился, затем вздохнул и прижал жучок к полу каблуком. Это доставило мне определенное эмоциональное удовлетворение, но больше ничего не дало.
  
  «Что мы делаем сейчас, - сообщил я Мишель, когда дверь лифта открылась и мы вошли внутрь, - это полетим в Пуэрто-Рико. Быстро».
  
  Больше я ничего не мог сделать. Я снова вернул китаянку в ее собственное купе в моем сознании. В очередной раз.
  
  Купе получалось довольно большим.
  
  Я хотел, чтобы она осталась в нем.
  
  
  Шестая глава
  
  Г-н Томас С. Доббс из Dobbs Plumbing Supplies, Inc., Гранд-Рапидс, штат Мичиган, и его жена франко-канадского происхождения, Мари, вышли из дома. главный терминал аэропорта Сан-Хуан; они были нагружены фотоаппаратами, снаряжением для снорклинга, всем остальным оборудованием, необходимым для их каникул на Карибах, включая соломенную шляпу с плетением Пуэрто-Рико, которую мистер Доббс купил в терминале сразу по прибытии. У них должно было быть, как г-н Доббс сказал любому, кто будет их слушать, «время ревущего». Они собирались «покрасить этот маленький старый остров в красный цвет». Они собирались «вывернуть наизнанку старый Сан-Хуан, в том числе и казино».
  
  Как можно было догадаться, это была пара типичных, в меру неприятных американских туристов.
  
  "Такси! Такси!" - проревел мистер Доббс, безумно размахивая руками.
  
  Миссис Доббс была тише. Она выглядела немного уставшей. Но она явно наслаждалась солнцем и теплом.
  
  «Мммм», - сказала она мужу, поворачивая свое красивое лицо кверху. «Разве это не прекрасное солнце? И ты чувствуешь запах стольких цветов. О, Ник…»
  
  Я схватил ее за руку, словно собираясь затащить в такси, которое остановилось перед нами.
  
  «Том», - пробормотал я, не шевеля губами. «Не Ник. Том».
  
  «Том», - покорно повторила она. «Разве это не красиво? Я просто хочу надеть купальный костюм, полежать на пляже где-нибудь на солнце и послушать океан». Затем она поморщилась. «Кроме того, я полагаю, у вас есть другие дела, и вам нужно, чтобы я пошла с вами».".
  
  «Черт возьми, милая, - проревел я. «Это именно то, что мы собираемся сделать. Шлепнуться на тот пляж и получить чертовски красивый загар. Мы платим за это достаточно».
  
  Носильщик закончил загружать наши сумки в багажник кабины. Я возмутительно недооценил его, восполнив это жестоким сердечным шлепком по спине и криком: «Не кидай все в одном месте, приятель!» и запрыгнул в кабину рядом с Мишель, хлопнув дверью с такой силой, что кабина машины затрещала. Водитель с раздражением посмотрел на меня.
  
  «Отель« Сан Джеронимо », приятель. Туда мы и собирались. Только самое лучшее для Томаса К. Доббса и его маленькой жены», - сказал я. Потом резко и подозрительно: «Это же самое лучшее, правда? Иногда эти турагенты…»
  
  «Да, сеньор, - беззвучно сказал водитель, - это лучшее. Вам там понравится».
  
  Я был уверен, что если бы я направил его в общественный туалет, он бы сказал, что это тоже лучший вариант.
  
  «Хорошо, приятель. Ты доставишь нас туда быстро, и в этом есть для тебя хорошие чаевые», - широко сказал я.
  
  «Си», - ответил водитель. «Я доставлю тебя туда быстро».
  
  Я откинулся на подушки сиденья и достал из кармана пиджака сигару, которая была лишь немного менее неприятной, чем те, которые любил Хоук. Я мог видеть, как водитель слегка морщился, когда я ее зажигал.
  
  Я, конечно, переусердствовал. Слишком много притворства. Убедившись, что меня запомнят.
  
  И в этом был смысл. Хороший агент не должен перебарщивать, разыгрывать слишком много вещей, чтобы его запомнили. Что делало меня либо очень плохим агентом, либо очень умным хорошим агентом, о котором вообще не думали бы как об агенте.
  
  «Том, - тихо сказала Мишель, - ты действительно имел в виду то, что сказал о поездке на пляж?»
  
  «Конечно, милыая, - сказал я умеренным тоном. "Сначала мы отправляемся на старый пляж. Затем мы одеваемся, нам приносят несколько этих Peeny Colazza или что-то еще, затем мы вонзаем зубы в самый большой чертов стейк, который только можно найти на этом острове, затем мы идем в те казино и развлекаемся. Как это звучит для первого дня и ночи, а? "
  
  "В самом деле?" - сказала Мишель тем же низким голосом. "Но я думала, ты ..."
  
  «Ты думала, что твой старый муженек не умеет хорошо проводить время. Думала, что он не может думать ни о чем, кроме сантехнических принадлежностей. Ну, держись за шляпу, милая. Пляж и выпивка, ужин и кости, вот и мы ! "
  
  И вот мы, к радостному удивлению Мишель, поехали. Во-первых, это то, что сделали бы мистер Томас С. Доббс и его жена. И, во-вторых, было бы самоубийством заниматься моим серьезным делом в Сан-Хуане до поздней ночи. Лежать на пляже с белым песком, под палящим солнцем на моем теле и грохотом карибского прибоя, успокаивающим мои уши, было довольно хорошим способом скоротать время ожидания.
  
  "Том."
  
  Я перевернулся на бок и взглянул на Мишель. И решил, что это не просто хорошо, это было ... ну, назовите вашу превосходную степень. Подойдет все или все: пышная грудь Мишель больше, чем заполняла крошечный, почти прозрачный бюстгальтер от бикини, который она носила, шелковая кожа ее живота сужалась к низу бикини, который представлял собой немногим больше, чем два маленьких треугольника и кусок шнурка, длинные стройные ноги, сладострастно шевелящиеся на песке.
  
  «Том, - промурлыкала она, закрыв глаза и подняв лицо к солнцу, - пожалуйста, налей мне немного масла для загара».
  
  "С удовольствием."
  
  Я распределил теплое масло по ее шее, по гладким плечам, по животу и по бедрам. Ее плоть нежно шевелилась под моими руками. Ее кожа стала теплее, мягче. Она перекатилась на живот, и я снова распределил масло по плечам, расстегнул ее бюстгальтер и распределил его по ее спине, мои руки скользнули по ее бокам, касаясь ее груди. Она вздохнула, и звук был больше похож на стон, чем на вздох. Когда я закончил, мы легли рядом, соприкасаясь друг с другом. У нас обоих были закрытые глаза, и аура секса между нами была густой, горячей и нарастающей. Яркое солнце, казалось, неумолимо сближало нас, как магнит и железо.
  
  «Том», - наконец прошептала она, - «Я больше не могу этого выносить. Давай вернемся в нашу комнату».
  
  Ее голос был мягким, но настойчивым. Я почувствовал ту же необходимость. Не говоря ни слова, я снова зацепил ее бюстгальтер, поднял на ноги и повел обратно в отель. Когда мы вошли в комнату, она немного отодвинулась от меня.
  
  «Медленно, Ник», - сказала она низким, хриплым голосом, ее темные глаза смотрели в мои. «На этот раз я хочу, чтобы это длилось медленно. Пусть это будет длиться вечно».
  
  Моя рука протянулась к ней. Она поймала его и прижала чашкой к ее самому полному изгибу.
  
  «Сделай это навсегда, дорогой. Я хочу все, сейчас, всего».
  
  
  
  Под моей рукой ее раскаленная на солнце плоть напряглась. Я чувствовал пульс крови. Пульс участился. Я притянул ее к себе, и мой открытый рот накрыл ее, мой язык исследовал, твердо и требовательно. Она эротично корчилась, но медленно, словно под неслышный барабанный бой, темп которого увеличивался с невыносимо контролируемой скоростью.
  
  "Может ли вода потушить этот огонь?" - резко прошептала я.
  
  «Только усиливай пламя, дорогой», - сказала она, сразу поняв, что я имел в виду.
  
  Одним быстрым движением я снял с нее бюстгальтер, а затем и плавки от бикини. Чувственная улыбка скривила ее губы. Ее рука оттолкнула мои руки, и ее глаза устремились на меня с гордостью и восхищением.
  
  Я почувствовал, как мои собственные инстинкты полностью взяли верх, когда я поднял ее и понес в ванную. Мгновение спустя мы стояли под обжигающей водой душа, наши мокрые, дымящиеся тела прижались друг к другу и яростно кормились друг с другом. Это было все еще медленно, но с кроваво-жарким темпом чистого чувственного экстаза, переходящего в невыносимое, абсолютное и абсолютное владение мужчиной женщиной и женщиной мужчиной.
  
  Когда это наконец случилось, мы оба закричали, бессловесно, как чистые инстинкты, которыми на короткое время стали.
  
  "Удовлетворительно?" - пробормотала она, когда мы оба немного поправились.
  
  «Совершенно верно», - сказал я, все еще пытаясь сфокусировать взгляд и отдышаться.
  
  * * *
  
  Остаток вечера был также полным и удовлетворительным - по крайней мере, был бы, если бы Я действительно был Томасом К. Доббсом. Мы пили пина-коладу на открытой террасе, где стояла армия суетливых официантов, пока карибский закат придавал красочность, словно по требованию. Когда мы вошли внутрь поесть, армия официантов превратилась в полк, меню было трех футов длиной, и от всего заведения пахло потраченными деньгами, как водой. Все, что можно было купить за деньги, было доступно и покупалось в большом количестве.
  
  К сожалению, смеси для тропических напитков - это моя идея о том, как лучше всего испортить хороший ром, и я полностью согласен с Альбертом Эйнштейном в том, что стейк на двадцать четыре унции - идеальная еда для львов, и только львов. В более обычных обстоятельствах - которые мне иногда трудно представить - я бы наслаждался только что пойманным «конком» или морскими ежами, обжаренными с чесноком и карибскими специями. Но Томас С. Доббс позеленел бы при мысли о любом из них, а на данный момент я был Доббсом. Поэтому я упорно изображал его вечер, тешился видом Мишель в прозрачном платье, которое дало бы каждому мужчине много наслаждений на моем месте.
  
  Позже, когда мы взяли такси до казино Caribe Hilton, я утешился потерей пары сотен долларов из денег AXE на колесе рулетки, что, несомненно, сделал бы Томас С. Доббс. Ник Картер сделал бы это, играя за столом в блэкджек и выиграл. Не гигантская сумма, но, по системе Картера, несколько тысяч не азарт.
  
  Что и сделала Мишель.
  
  "Сколько?" - потребовал я, возвращаясь в отель на такси.
  
  «Четырнадцать сотен. На самом деле было пятнадцать, но я дал дилеру стодолларовую фишку в качестве чаевых».
  
  "Но я дал тебе только пятьдесят долларов поиграть!"
  
  «Конечно, - весело ответила она, - но это все, что мне нужно. Видите ли, у меня есть эта система…»
  
  «Хорошо, хорошо, - мрачно сказал я. Были времена, когда у Томаса К. Доббса была отчетливая боль в задней части.
  
  Но были и времена, когда я размышлял о нашем номере в Сан-Джеронимо, когда я наблюдал, как Мишель выходит обнаженной из ванной, когда возвращение к Нику Картеру тоже имело свои недостатки.
  
  Пришло время вернуться к Нику Картеру.
  
  Я включил телевизор, чтобы заглушить наши голоса, если в комнате прослушивают прослушку, и притянул к себе Мишель.
  
  «Пришло время для работы», - сказал я, изо всех сил стараясь не сводить глаз с ее шеи. «Я должен вернуться через четыре или пять часов, по крайней мере, до утра. А пока оставайся в комнате с запертой дверью и никого не впускай ни по какой причине. Вы знаете, что делать, если я этого не сделаю». Я вернусь к утру ".
  
  Она кивнула. Мы все это обсуждали перед отъездом из Вашингтона. Мы также обсуждали вопрос, нужно ли ей иметь пистолет. Она никогда не стреляла из любого вида оружия. Поэтому пистолета ей не досталось. В любом случае это не принесло бы ей пользы, и я не верю в то, чтобы давать оружие людям, которые не знают, как - и когда - использовать его. Что она действительно получила, так это кольцо с имитацией бриллианта. Алмаз был безвредным. В оправе было четыре зубца, которые при нажатии на ремешок выходили за пределы алмаза. Если кто-то из этих зубцов пробивал кожу врага, в результате он мгновенно терял сознание. Проблема была в том, что враг должен был подойти достаточно близко, чтобы Мишель могла использовать кольцо. Я надеялся, что ей не придется этим пользоваться.
  
  
  
  Я надеялся, что ей не придется этим пользоваться.
  
  Я сказал ей об этом, затем устоял перед искушением подчеркнуть мои слова долгим поцелуем и ушел.
  
  Я вышел из гостиницы, как говорят в фильмах, «задней дорогой». За исключением того, что выйти из любого отеля «обратной дорогой» не так уж и просто. Во-первых, вам нужно найти обратный путь. В данном случае он оказался спереди и представлял собой узкий пролет пожарной лестницы. Поскольку наш номер находился на четырнадцатом этаже, и никто в здравом уме не прошел бы по четырнадцати пролетам, а я прошел четырнадцать пролетов. Затем, благодарный за занятия в тренажерном зале с Уолтом Хорнсби, инструктором по фитнесу AX, я спустился еще двумя пролетами к подвалу. Там мне пришлось прятаться за лестницей, пока двое одетых в комбинезоны служащих отеля, рассказывая грязные анекдоты по-испански, не вынесли несколько десятков мусорных баков. Когда они исчезли наверху, я вышел на улицу. Это был переулок, чуть больше, чем переулок от полосы Кондадо. А Гонсалес, сидевший за рулем скромной невзрачной красной Тойоты, был припаркован не более чем в пятидесяти футах от него. Когда я забрался на пассажирское сиденье рядом с ним, в поле зрения никого не было.
  
  «Добро пожаловать в лучшую службу такси на острове Пуэрто-Рико», - весело сказал он. "Мы предлагаем…"
  
  «Предложите быструю поездку в Ла Перла», - сказал я, сунув Вильгельмину себе в руку и проверяя боеприпасы. «А пока вы ведете машину, скажите мне, как добраться до колонии прокаженных в Ла Перла».
  
  Бодрость Гонсалеса тут же испарилась. Он включил передачу и тронулся, но не выглядел счастливым. Его усы начали нервно подергиваться.
  
  «Это», - медленно произнес он после нескольких минут молчания, - «безумие. Ехать в Ла-Перла в такое ночное время - безумие. Идти в колонию прокаженных в любое время неразумно, но идти в это время ночи не только безумие, но и возможно самоубийство ".
  
  «Возможно», - согласился я, переставляя Вильгельмину в обивку и проверяя, уютно ли Хьюго сидит в замшевых ножнах.
  
  «Вы в курсе, что большая часть больницы лепрозорной колонии находится в заразном крыле?»
  
  «Я в курсе», - сказал я.
  
  «Вы в курсе, что даже прокаженные из незаразного крыла опасны, поскольку они отчаянно бедны и не имеют законных способов добыть деньги?»
  
  «Я тоже это знаю, - сказал я, прижимая Пьера к моему бедру.
  
  Гонсалес повернул руль, направляя «Тойоту» от Кондадо к Старому Сан-Хуану.
  
  «И срок моего Голубого Креста истек», - мрачно сказал он.
  
  «Ты просто проводник», - сказал я ему. «Я иду один».
  
  "Но это еще хуже!" - сказал он с тревогой. «Я не могу позволить тебе войти одному. У одного человека не было бы шанса, даже у Ника Картера. Я настаиваю…»
  
  «Забудь об этом», - кратко сказал я.
  
  "Но…"
  
  «Гонсалес, ваш ранг N7. Вы знаете, какой у меня. Я отдаю вам приказ».
  
  Он утих, и мы провели остаток поездки в молчании. Гонсалес жевал усы. Я поглядел в зеркало заднего вида на возможные хвосты. Их не было. Десять минут извилистых поворотов по маленьким узким улочкам привели нас мимо особняка старого губернатора по склону холма к окраинам приморских трущоб Ла Перла. Пока мы проезжали по нему, карибский бриз трясло жестяными крышами. Вы могли слышать прибой, разбивающийся о морскую стену, и запах разлагающейся рыбы, мусора и маленьких загроможденных комнат без водопровода. Гонсалес обогнул небольшой квадрат, провел «Тойоту» по переулку, который давал ей около дюйма свободного пространства с каждой стороны, и припарковался за углом. Темная улица была безлюдной. Латинская музыка слабо доносилась из окна над нами.
  
  "Вы полны решимости сделать эту глупость?" - спросил Гонсалес голосом, полным тревоги.
  
  «Другого выхода нет», - категорично ответил я.
  
  Гонсалес вздохнул.
  
  "Прокаженная колония находится в конце улицы. На самом деле это лепрозарий, сочетающий в себе больницу и общежитие для прокаженных. Он занимает площадь, эквивалентную площади городского квартала, и имеет форму крепости, состоящей из одного большого здания с центральный двор. Есть только один вход и выход. Он ведет в кабинеты лепрозария. За ним есть одна запертая дверь. Она ведет во двор. С двора есть три крыла: восточное крыло, которое является больница, западное крыло, которое представляет собой общежитие для прокаженных, состояние которых стабилизировалось, и южное крыло ".
  
  Гонсалес повернулся и пристально посмотрел на меня.
  
  «В южном крыле, - сказал он, - находятся те прокаженные, которые заразны и которым не разрешается выходить из лепрозария».
  
  Я кивнул. Я сделал домашнее задание на уродливую тему проказы. Это хроническое инфекционное заболевание, которое
  
  
  
  атакует кожу, ткани тела и нервы. На ранних стадиях оно производит белые пятна на коже, затем белые чешуйчатые струпья, гнилостные язвы и узелки. Наконец, части тела буквально истощаются и отваливаются, вызывая кошмарные деформации. Благодаря антибиотикам, разработанным после Второй мировой войны, теперь возможно остановить болезнь в определенный момент. Но на ранних стадиях он все еще очень заразен.
  
  "У вас есть то, что я просил принести?"
  
  Без слов Гонсалес полез на заднее сиденье и протянул мне докторскую сумку и два комплекта удостоверений личности. карты. Одино принадлежало доктору медицины Джонатану Миллеру.Другое - инспектору Миллеру из таможенного управления Сан-Хуана.
  
  «Шприцы полны», - сказал Гонсалес. «Один из них должен за секунды нокаутировать взрослого мужчину и держать его без сознания как минимум восемь часов. Картер…»
  
  Он сделал паузу. Я посмотрел на него.
  
  "Прокаженные, чьи язвы были залечены, столь же опасны, как и заразные. Они спят и едят здесь бесплатно, и им дают лекарства. Но у них нет денег на другие вещи - сигареты, ром, азартные игры - и немногие из них могут ходить на работу. Итак, хорошо известно, что они замешаны во многих теневых вещах. Они ... "
  
  Я открыл дверь машины и вышел.
  
  «Это, - сказал я, - вот на что я рассчитываю. Я также буду рассчитывать, что вы будете ждать меня на той маленькой площади, мимо которой мы прошли, до утра. Если я не выйду к тому времени, уходите. . Вы знаете, что делать."
  
  Гонсалес кивнул. Я повернулся и пошел прочь, прежде чем он даже включил передачу.
  
  «Buena suerte», - услышал я его тихий голос позади меня.
  
  Удачи.
  
  Мне это нужно.
  
  
  Глава седьмая
  
  Лепрозарий представлял собой приземистое, тяжелое, уродливое здание из осыпающейся штукатурки, которую кто-то выкрасил в ярко-красный цвет, что сделало его еще более уродливым. Он был двухэтажным, и окна на каждом этаже были закрыты тяжелыми деревянными ставнями, плотно закрытыми даже в условиях карибской жары. Я нашел звонок сбоку от деревянной двери и сильно дернул. Я услышал внутри громкий металлический лязг, затем тишину. Я снова потянул. Снова лязг. Потом шаги. Дверь приоткрылась, и из нее выглянуло тонкое сонное женское лицо.
  
  "Что ты хочешь?" - раздраженно спросила она по-испански.
  
  «Я доктор Джонатан Миллер», - ответил я решительно на моем несколько ржавом, но достаточно беглом испанском. «Я здесь, чтобы увидеть пациента Диаса».
  
  В лепрозарии должен был находиться пациент по имени Диас. Это было одно из самых распространенных имен в Пуэрто-Рико.
  
  "В этот час вы пришли навестить пациента?" - сказала женщина еще более раздраженно.
  
  «Я из Нью-Йорка», - сказал я. «Я здесь всего несколько дней. Я делаю одолжение семье Диаса. У меня нет другого времени. Пожалуйста, впустите меня, сеньора. Я должен вернуться в свою клинику к завтрашнему дню».
  
  Женщина заколебалась.
  
  «Сеньора, - сказал я, придавая голосу резкую нотку нетерпения, - вы зря тратите мое время. Если вы не впустите меня, позовите кого-нибудь из авторитетов».
  
  «Ночью здесь больше никого нет», - сказала она с ноткой неуверенности в голосе. Она взглянула на мою докторскую сумку. «В больнице дежурят всего две медсестры. У нас очень мало кадров».
  
  «Дверь, сеньора», - резко сказал я.
  
  Медленно, неохотно она открыла дверь и отошла в сторону, чтобы впустить меня, затем закрыла и заперла ее за мной.
  
  «Какой именно Диас тебе нужен? Фелипе или Эстебан?»
  
  «Фелипе», - сказал я, оглядывая большую комнату, уставленную древними картотечными шкафами и обставленную двумя шаткими металлическими столами и несколькими стульями. Сильный запах дезинфицирующего средства и слабый, но отчетливый запах разлагающейся человеческой плоти.
  
  «Фелипе Диас находится в западном крыле со стабилизированными ящиками. Но я не могу отвезти вас туда. Я должна оставаться у двери», - сказала женщина. Она подошла к столу, открыла ящик и достала связку ключей. «Если ты хочешь пойти, ты должен идти один».
  
  «Буэно, - сказал я, - я пойду сам.
  
  Я протянул руку за ключами. Женщина протянула их. Я посмотрел на ее руку и подавил вздох. От ладони отходили только большой и дюйм указательного пальцев.
  
  Женщина поймала мой взгляд и улыбнулась.
  
  «Ничего подобного, сеньор», - сказала она. «Мой случай стабилизировался, и я не заразна. Я одна из счастливчиков. Я потеряла всего несколько пальцев. С другими, такими как Фелипе…»
  
  Я заставил себя взять ключи из этой руки и двинулся к двери в дальней стене.
  
  «Диас в постели двенадцать, прямо напротив двери», - сказала женщина позади меня, когда я открыл дверь. «И, сеньор, будьте осторожны, не заходите в южное крыло. Там очень заразны случаи».
  
  Я кивнул и вышел во двор, закрыв за собой дверь. Тусклая электрическая лампочка едва освещала голый грязный двор с несколькими тощими пальмами и несколькими рядами скамеек.
  
  
  Окна с этой стороны были открыты, темны, и я слышал храп, вздохи, кашель и несколько стонов. Я быстро пересек двор в сторону западного крыла, затем отпер дверь большим железным ключом.
  
  Запах ударил меня как молоток. Он был густым и тяжелым, пахло гниющей человеческой плотью, пахло разлагающимся трупом в жару. Никакое дезинфицирующее средство в мире не могло скрыть этот запах, и мне пришлось бороться с захлестнувшей меня волной тошноты. Убедившись, что не заболею, я вытащил из кармана фонарик-карандаш и провел лучом по затемненной комнате. Ряды тел, лежащих на койках, скрючились в неудобных положениях сна. Тут и там открывался глаз и осторожно смотрел на меня. Я направил луч на кровать прямо напротив двери и тихо прошел через комнату. Фигура на койке натянула простыню на голову. Откуда-то из-под простыни доносился полосканный храп. Я протянул руку и пожал одно плечо.
  
  "Диаз!" - резко прошептала я. "Проснись! Диас!"
  
  Фигура зашевелилась. Медленно появилась одна рука и стянула простыню. Голова повернулась, и стало видно лицо.
  
  Я тяжело сглотнул. Это было лицо из кошмара. Носа не было, а одно ухо превратилось в гнилой комок плоти. Черные десны смотрели на меня там, где истощился верхний хп. Левая рука представляла собой культю, сморщенную ниже локтя.
  
  "Комо?" - хрипло спросила Диас, сонно глядя на меня. "Qué quiere?"
  
  Я залез в пиджак и щелкнул удостоверением личности.
  
  «Инспектор Миллер, таможенное управление Сан-Хуана, - сказал я. «Тебя разыскивают для допроса».
  
  Изуродованное лицо непонимающе посмотрело на меня.
  
  «Одевайся и выходи», - резко сказал я. «Здесь не нужно будить всех».
  
  Он все еще выглядел непонимающим, но медленно скинул простыню и встал. Ему не нужно было надевать одежду. Он спал в ней. Он последовал за мной по полу и вышел через дверь во двор, где стоял и моргал, глядя на меня в полумраке.
  
  «Я не буду тратить время зря, Диас», - сказал я. «Мы получили информацию о том, что через лепрозарий действует сеть контрабандистов. С одной стороны, здесь хранятся контрабандные товары. Наркотики. И, по нашей информации, вы во всем по уши».
  
  "Комо?" - сказал Диас, испуганный взгляд сменился сонным. «Контрабанда? Я не понимаю, о чем вы говорите».
  
  «Нет смысла притворяться тупицей», - отрезал я. «Мы знаем, что происходит, и мы знаем, что вы причастны к этому. Теперь вы собираетесь сотрудничать или нет?»
  
  «Но говорю вам, я ничего не знаю», - возразил Диас. «Я ничего не знаю о наркотиках или контрабанде здесь или где-либо еще».
  
  Я впился в него глазами. Мне не нравилось делать то, что я должен был делать дальше, но я сделал это.
  
  «Диас, - медленно сказал я, - у тебя есть выбор. Ты можешь либо сотрудничать с нами и выйти на свободу, либо я могу арестовать тебя прямо здесь и сейчас. Это означает, что я отправлю тебя в тюрьму. Конечно, в одиночную камеру, поскольку среди других заключенных не может быть прокаженного. И, вероятно, в течение длительного времени, так как нам может потребоваться много времени, чтобы раскрыть это дело без вас. И в течение этого времени, вероятно, мы не сможем предоставить лекарства вам нужно остановить вашу болезнь ".
  
  В глазах Диаса мелькнул ужас.
  
  "Нет!" он ахнул: «Ты не можешь этого сделать! Я умру! Ужасно! Клянусь тебе на могиле моей матери, я ничего не знаю о…»
  
  «Это твой выбор, Диас», - мрачно сказал я. «И тебе лучше сделать это сейчас».
  
  Изувеченное лицо Диаса покрылось потом. Он задрожал.
  
  "Но я ничего не знаю!" - умолял он. "Чем я могу вам помочь, если я ..."
  
  Он сделал паузу. Мои нервы напряглись. Это могло быть то, что я ловил.
  
  «Подожди», - медленно сказал он. «Подожди. Возможно…»
  
  Я ждал.
  
  «Несколько месяцев назад, - сказал он, - это случилось несколько месяцев назад. Здесь были незнакомцы. Не прокаженные. Не врачи. Но они что-то скрывали или, может быть, кого-то».
  
  "Скрывая это, или его, где?" - потребовал я.
  
  «Куда никто бы не посмотрел. В инфекционном отделении».
  
  «Давай, - сказал я.
  
  «Они ушли примерно через месяц. Забрав с собой все, что они прятали. Это все, что я знаю, клянусь вам честью моей матери».
  
  «Мне нужно больше информации, Диас», - твердо сказал я. «Где они взяли то, что прятали?»
  
  «Я не знаю, клянусь, Если бы я знал, я бы сказал тебе. Но…»
  
  Он сделал паузу. В его глазах появилось беспокойство.
  
  «Продолжай», - потребовал я.
  
  "Хорхе. Хорхе должен знать. Он прокаженный, арестованный.
  
  
  
  , который работает медбратом в заразном крыле. Он бы все видел, возможно, подслушивал что-нибудь ценное для вас. Но…"
  
  "Но что?"
  
  «Чтобы поговорить с ним, нам пришлось бы перейти в заразное крыло. Для меня это пустяк. Но для тебя…»
  
  Ему не нужно было заканчивать предложение. Я знал опасность. Но я также знал, что мне нужно делать.
  
  "Вы можете принести мне стерильный халат, перчатки, кепку, весь наряд?"
  
  Диас кивнул.
  
  «Сделай это», - сказал я кратко. «И быстро».
  
  Он исчез в здании и через несколько минут появился снова, неся то, что я просил. Когда я надел халат, кепку, маску хирурга и перчатки, он подтолкнул ко мне пару туфель.
  
  «Вы должны оставить свою обувь за дверью. Все эти вещи будут стерилизованы, когда вы снова их снимете».
  
  Я сделал, как он сказал, затем двинулся через двор, держа в руке свои ботинки.
  
  "Вы можете получить ключ от южного крыла?" Я спросил.
  
  Диас слегка улыбнулся, его отсутствующая верхняя губа превратилась в ужасную гримасу.
  
  «Он заперт только снаружи, сеньор», - сказал он. «Чтобы удержать прокаженных. Нетрудно удержать других».
  
  Диас открутил засов на другой тяжелой деревянной двери и отступил в сторону, позволяя мне пройти первой. Я резко жестом пригласил его идти вперед. Опять темная комната, но на этот раз с освещением в одном конце, где за столом сидел человек в белом, подперев голову руками, и спал. Опять ряды детских кроваток, неловкие фигуры. Но здесь некоторые скручивались от боли. Оттуда и там доносились отрывистые стоны. Запах был даже хуже, чем в западном крыле. Диас прошел по проходу к мужчине в белом, внимательно посмотрел на него, затем поднял голову за волосы.
  
  «Хорхе», - грубо сказал он. «Хорхе. Проснись. Сеньор хочет поговорить с тобой».
  
  Глаза Хорхе приоткрылись, он посмотрел на меня не в фокусе, затем его голова упала на руки. Часть его левой щеки исчезла, обнажая белую кость.
  
  «Айи», - пробормотал он. «Такой красивый. И такой храбрый, чтобы работать с прокаженными. Такой красивый».
  
  Диас посмотрел на меня и поморщился.
  
  «Пьяный», - сказал он. «Он использует свою зарплату, чтобы напиваться каждую ночь».
  
  Он снова поднял голову Хорхе и грубо хлопнул его по гнилой щеке. Хорхе задохнулся от боли. Его глаза распахнулись и сосредоточились.
  
  «Вы должны поговорить с сеньором, Хорхе, - сказал Диас. «Он из полиции, таможенной полиции».
  
  Хорхе уставился на меня, подняв голову с очевидным усилием.
  
  "Полисия? Зачем?"
  
  Я вышел за пределы Диаса и перевернул свое удостоверение личности. у Хорхе.
  
  «Для информации», - сказал я. «Информация о том, кто здесь прятался, кем и куда они уходили, когда уходили отсюда».
  
  Несмотря на то, что он был пьян, в глазах Хорхе появилось лукавое выражение.
  
  «Здесь никто не прячется. Здесь только прокаженные. Заразна. Очень опасна. Тебя здесь не должно быть».
  
  Я решил вести себя с Хорхе немного иначе, чем с Диасом.
  
  «За информацию есть награда», - сказал я медленно и четко, доставая бумажник. Я увидел, как глаза Хорхе слегка расширились, когда я извлек пять двадцатидолларовых купюр. «Сто долларов. Выплачено немедленно».
  
  «Айи», - сказал Хорхе. «Я бы хотел столько денег, но…»
  
  «Нечего бояться. Никто никогда не узнает, что ты мне сказал, кроме Диаса. И Диас знает лучше, чем говорить».
  
  Взгляд Хорхе был прикован к деньгам в моей руке. Я сдвинул его через стол. Хорхе облизнулся, затем внезапно схватил деньги.
  
  «Я не знаю, кто они такие, - быстро сказал он, - но они не были латиноамериканцами. Их было трое. Они пришли за одну ночь и заперлись в пустой комнате в задней части крыла. Больше двух. недели они не появлялись. Прокаженный с арестованным пациентом приносил им еду дважды в день. Именно этот прокаженный стерилизовал комнату за ночь до их прибытия. Затем однажды ночью они ушли так же внезапно, как и пришли. Прокаженный тоже исчез, но позже мы узнали, что его тело было найдено в нескольких кварталах отсюда. Его задушили ».
  
  "Вы хоть представляли, куда они пошли отсюда?" - потребовал я.
  
  Хорхе заколебался.
  
  «Я не уверен, но я думаю - дважды, когда прокаженный вошел в комнату с едой, мне кажется, я слышал, как один из мужчин говорил что-то о Мартинике».
  
  Что-то щелкнуло в моем мозгу.
  
  Мартиника. Вулкан.
  
  Внезапно за Хорхе в стене открылась дверь. Через него прошла фигура, одетая, как и я, в стерильный халат, маску, кепку и все остальное. Хорхе полуобернулся, посмотрел, затем усмехнулся.
  
  «Буэнос ночес, сеньорита», - сказал он. Затем, как мне кажется, в его голосе вернулась часть опьянения. «Такая красивая, такая симпатичная маленькая чинита, и она приходит помочь прокаженным. Только что прибыла».
  
  
  
  
  Чинита. Китаянка.
  
  Поверх хирургической маски восточные глаза с двумя веками смотрели прямо на меня.
  
  Слишком знакомые восточные глаза с двумя веками.
  
  «Добро пожаловать на вечеринку, Картер», - сказала она.
  
  Я мрачно посмотрел на нее.
  
  «Для тебя, Ли Чин, - сказал я, - вечеринка окончена».
  
  Я двинулся к ней. Она подняла руку.
  
  «Не совершайте ошибок, о которых вы пожалеете», - сказала она. "У нас есть…"
  
  Ее голос замер на полуслове, и я увидел, как ее глаза внезапно расширились от страха.
  
  "Картер!" крикнула она. "За тобой!"
  
  Я развернулся. Бутылка Хорхе на несколько дюймов промазала по моему черепу, разбившись о стол в его руке. Спустя долю секунды мой карате ударил его по основанию шеи и не промахнулся. Он упал на пол, как срубленное бревно. Даже когда он падал, я снова услышал голос Ли Чина. На этот раз он был ровным, твердым и смертельно спокойным.
  
  «Дверь», - сказала она. "И слева от вас".
  
  У дверей их было трое. В тусклом теневом свете я мог видеть гротескные, уродливые конечности, лица с изъеденными чертами, пустые глазницы, обрубки рук. Я также мог видеть блеск двух ножей и смертоносный кусок свинцовой трубы, когда они медленно двигались ко мне.
  
  Но именно от фигур слева у меня по спине пробежал холодок. Их было пять, шесть, может, больше, и все они поднялись с кроватей, чтобы осторожно скользить в мою сторону.
  
  Это были прокаженные с заразными больными. И их полуобнаженные тела приближались все ближе, покрытые белыми язвенными опухолями, ужасно торчащими из больной плоти.
  
  Ли Чин перешла на мою сторону.
  
  «Один из ваших западных философов однажды заметил, - сказала она спокойно, почти в разговоре, - что враг моего врага - мой друг. Вы согласны?»
  
  «На данный момент, - сказал я, - абсолютно точно».
  
  «Тогда давайте защищаться», - сказала она, и ее тело слегка согнулось, руки выскользнули вперед в том, что я сразу же узнал как классическую позу готовности кунг-фу.
  
  То, что произошло потом, произошло так быстро, что я едва мог проследить за этим. В группе прокаженных у двери внезапно произошло движение, и яркая вспышка лезвия ножа промелькнула в воздухе. Я повернулся в сторону. Ли Чин не двинулся с места. Одна из ее рук метнулась вверх, повернулась, образовала быструю параболу, и нож снова двинулся в движение - к человеку, бросившему его. Он издал крик, который закончился вздохом, когда лезвие пронзило его шею.
  
  В следующее мгновение комната взорвалась хаотичным движением. Прокаженные двинулись вперед группой и бросились на нас. Моя правая нога вылетела и нашла след в животе одного нападающего, когда я жесткими пальцами проткнул вперед солнечное сплетение другого. Свинцовая трубка просвистела у меня за плечом. Хьюго был в моей руке, и человек со свинцовой трубой уронил ее, когда смертоносное лезвие вонзилось ему в шею. Кровь хлынула из сонной артерии фонтаном. Рядом со мной тело Ли Чин двигалось плавным извилистым движением, ее руки скручивались и опускались, а тело гротескно покачивалось по воздуху и падало скомканным с головой под невозможным углом.
  
  «Это бесполезно, Картер», - я услышал хриплое карканье голоса Диаса откуда-то из полумрака. «Дверь заперта снаружи. Ты никогда не выберешься сейчас. Ты станешь прокаженным, как и мы».
  
  Я рассек Хьюго в воздухе перед собой, оттеснив двух полуобнаженных прокаженных руками.
  
  «Твоя одежда», - бросил я Ли Чин. «Не позволяйте им порвать вашу одежду и прикасаться к вам. Они пытаются заразить нас».
  
  «Ты собираешься сгнить, как и мы, Картер», - снова послышалось хриплое карканье. «Ты и маленькая чинита. Твоя плоть упадет с…»
  
  Крик закончился ахом, когда Ли Чин присела, развернулся, упал назад, хватая движения, и отправила тело Диаса к стене с силой катапульты. Его глаза побелели, а затем закрылись, когда он упал. В тот же момент я почувствовал, как чья-то рука схватил меня за спину, и услышал звук рвоты. Я развернулся, взяв прокаженного за спину одной рукой в ​​перчатке, когда Хьюго врезался под углом вверх к его солнечному сплетению. Он смялся, изо рта текла кровь. Кусок моего стерильного халата все еще сжимал в его руке. Обернувшись, я заметил, как Ли Чин вылезает из очередного кошачьего приседа, а тело прокаженного падает к стене. Ее платье тоже было разорвано. На долю секунды наши взгляды встретились, и эта же мысль, должно быть, пришла нам в голову одновременно.
  
  «Дверь», - сказал я.
  
  Она слегка кивнула, и ее тело снова стало кошачьим. Я видел, как она запрыгнула на стол, который использовал Хорхе.
  
  
  
  затем совершила невозможный полет над головами трех нападающих и приземлитесь возле двери. Я шел прямо за ней, используя Хьюго, чтобы расчистить путь. Когда мы вместе стояли у двери, у нас оставалось всего несколько секунд до того, как прокаженные снова напали на нас.
  
  "Все вместе!" - рявкнул я. Сейчас!"
  
  Наши ноги выстрелили одновременно, как два тарана. Раздался треск, но петли держались. Очередной раз. Треск был громче. Очередной раз. Дверь выскочила из петель, и мы бросились по ней во двор, изуродованные руки тянулись к нам, хватали нашу одежду, запах умирающей плоти проникал в наши ноздри.
  
  "Дверь в офис!" Я услышал крик Ли Чин. "Открыта!"
  
  Я слышал топот бегущих ног по иссушенной земле во дворе, когда прокаженные преследовали нас группой. Нам мешали халаты хирургов, и они быстро приближались к нам. Я вложил все последние запасы энергии в последний рывок скорости, увидел, как Ли Чин сделала то же самое позади меня, и бросилась через открытую дверь в офис. Фигура Ли Чин за моей спиной превратилась в пятно скорости, когда я захлопнул дверь, жестоко надавив на вес приближающихся тел. На мгновение я почувствовал, что дверь снова взломали. Потом внезапно она закрылась, и я выстрелил в замок. По ту сторону двери раздался шум голосов, затем тишина.
  
  Ли Чин стояла рядом со мной.
  
  «Смотри», - сказала она, указывая на один из углов комнаты.
  
  Женщина, которая меня впустила, лежала грудой, неподвижно. Было легко понять почему. Ее горло было перерезано от уха до уха. Рядом с ней лежал телефонный аппарат, проволока его была вырвана из стены.
  
  «Прокаженным, которые напали на нас, должно быть, заплатила ОАС», - сказал я. «Этой женщине явно не заплатили. Она, возможно, ничего об этом не знала. Когда она услышала рукопашный бой в заразном крыле, она, должно быть, пыталась позвонить в полицию и…»
  
  «И сделала ошибку, оставив дверь во двор открытой, когда она это сделала», - закончила за меня Ли Чин.
  
  Я кивнул.
  
  «Но нет никакой гарантии, что кто-то из прокаженных не воспользовался телефоном для вызова подкрепления ОАС. И я не собираюсь быть здесь, когда они прибудут. Мы собираемся уйти отсюда сейчас. И вместе. Вы должны нужно кое-что объяснить ".
  
  «Конечно», - спокойно сказал Ли Чин. "Но как насчет нашей одежды?"
  
  Халаты обоих наших хирургов были разорваны. Нижняя одежда была загрязнена. Было совершенно очевидно, что нужно было делать.
  
  «Стриптиз», - приказал я, подстраивая свои действия под свои слова.
  
  "Все?" - спросил Ли Чин с подозрением.
  
  «Все», - сказал я. «Если только вы не захотите однажды проснуться и обнаружить, что у вас отваливаются пальцы».
  
  «Но куда мы пойдем? Без одежды…»
  
  «Кто-то ждет меня в машине. Всего в нескольких кварталах отсюда», - заверил я ее.
  
  Ли Чин подняла глаза от расстегивания бюстгальтера.
  
  "Несколько кварталов!" она сказала. «Вы не имеете в виду, что мы собираемся…»
  
  Я кивнул, вылез из шорт и двинулся к входной двери.
  
  "Готов?"
  
  Ли Чин, отбросив клочок трусиков, выглядела сомнительно, но кивнула. Я схватил ее за руку и распахнул входную дверь.
  
  "Бежим!"
  
  Мне нравится думать, что мы были первыми игроками «Сан-Хуана».
  
  
  Восьмая глава
  
  Гонсалес дремал. Когда он проснулся от моего постукивания по окну, он обнаружил обнаженного Ника Картера, стоящего рука об руку с красивой и чрезвычайно обнаженной китаянкой, его челюсть упала на туфли. Некоторое время он ничего не делал, кроме как смотрел. И не на меня. Я не мог его винить. Ли Чин была маленькой, почти крошечной, но каждый дюйм ее тела имел идеальные пропорции. Черные как смоль волосы ниспадали на ее маленькую твердую грудь с большим венчиком и торчащими сосками. Ее бедра и ноги были гладкими, живот поджатым и изогнутым. Ее лицо акцентировал идеальный носик куклы, и когда она отвела в сторону четко очерченные губы, ее зубы ослепили. Трудно было поверить, что эта девушка была мастером кунг-фу - или, лучше сказать, любовницей, - которая могла сразиться с любым количеством мужчин в рукопашном бою. Не то чтобы я собирался это забыть.
  
  Я снова постучал в окно, выбив Гонсалеса из его трансового взгляда.
  
  «Гонсалес, - сказал я, - если ты не против прервать свое изучение физической культуры, я был бы признателен, если бы ты открыл дверь. И я думаю, что дама оценила бы вашу куртку».
  
  Гонсалес бросился к дверной ручке.
  
  «Дверь», - сказал он. «Да. Конечно. Дверь. Пиджак. Конечно. Я был бы очень счастлив отдать даме мою дверь. Я имею в виду мою куртку».
  
  Потребовалось несколько секунд замешательства, но, наконец, дверь открылась, и Ли Чин была прикрыта от плеч до колен курткой Гонсалеса. я получил
  
  
  
  плащ, который, учитывая невысокий рост Гонсалеса, с трудом дотянулся до моих бедер.
  
  «Хорошо», - сказал я, усаживаясь на заднее сиденье с Ли Чин, временно усаживая Вильгельмину и Хьюго по карманам плаща Гонсалеса и игнорируя его невысказанное, но явно отчаянное желание узнать, что произошло. «Давай убираемся отсюда к черту. Но пока не возвращаемся в отель. Просто покатайся немного. У этой маленькой леди есть что сказать мне».
  
  «Конечно», - спокойно сказала Ли Чин. Она порылась в карманах куртки Гонсалеса, пока не нашла пачку сигарет, предложила одну мне, а когда я отказался, закурила одну для себя и глубоко затянулась. "С чего мне начать?"
  
  «В начале. С основ. Например, что именно вы пытаетесь делать и почему?»
  
  «Хорошо. Но разве ты не думаешь, что человеку, который за рулем, следует смотреть перед собой чаще, чем он смотрит в зеркало заднего вида?»
  
  «Гонсалес», - сказал я предостерегающе.
  
  Гонсалес виновато оглянулся на дорогу и продолжил ехать со скоростью около двадцати миль в час.
  
  "Вы что-нибудь знаете о Чайнатауне?" - спросила Ли Чин.
  
  «Кто-нибудь знает что-нибудь о Чайнатауне, если они не этнические китайцы?»
  
  «Хороший аргумент», - улыбнулся Ли Чин. «В любом случае, я дочь Лунг Чина. Я также его единственный ребенок. Лунг Чин - глава семьи Чин или клана Чин, если хотите. Это большой клан, и я не против вы, что он очень богатый. У него много разных деловых интересов, не только в китайском квартале Нью-Йорка, Гонконге и Сингапуре, но и по всему миру. Поскольку у моего отца не было других детей, в частности, никаких сыновья, я был воспитана и образована, чтобы заботиться об интересах клана Чин, где бы они ни находились и какими бы они ни были. В любом случае, я могла бы это сделать ».
  
  «Включая разумное использование мастерства в боевых искусствах?»
  
  «Да», - кивнул Ли Чин. «И изучение гуманитарных наук в Вассаре. И изучение технологий в целом в Массачусетском технологическом институте».
  
  «Широко образованная молодая леди», - заметил я.
  
  "Я должен быть такой. Моя работа на данный момент, ну, вы можете назвать это средством устранения неполадок для клана. Когда что-то идет не так, как надо, или есть угроза интересам клана, где бы и что бы ни было, моя задача - вмешаться и исправить положение ".
  
  «А что на данный момент не работает гладко или находится под угрозой?» - спросил я, уже уверенный в ответе.
  
  «Да ладно тебе, Картер», - сказала она. "Вы, должно быть, уже догадались об этом. Клан имеет серьезные интересы в венесуэльской нефти. И нефть в нескольких других точках в Южной Америке тоже. И ОАС угрожает уничтожить оффшорные нефтяные вышки и нефтеперерабатывающие заводы вдоль и поперек. побережье. Верно? "
  
  «Очень хорошо», - мрачно сказал я. «Очень хорошо проинформирована. Не думаю, что ты хочешь рассказать мне, почему ты так хорошо информирована?»
  
  «Конечно, нет», - весело ответила она. "Больше, чем я могу рассказать вам, как я узнал, что вы встретились с Мишель Дюрош в Танжере, и научились этому вовремя, чтобы следить за вами оттуда. Давайте просто скажем, что клан Чин большой, и у него много ушей во многих местах ".
  
  «Включая электронные уши, вставленные в сигареты», - напомнил я ей.
  
  «Да», - сухо ответила она. «Вы были моим единственным ключом к разгадке местонахождения Дюроша. Я не могла рисковать потерять вас. И мы оба чертовски хорошо знаем, что Фернан Дюрош является ключом ко всей угрозе ОАС. В любом случае, теперь, когда мы оба знаем, где находится наш дорогой доктор. Смерть похитили после того, как его спрятали в лепрозарии ... "
  
  «Подожди», - резко вмешался я. "Как вы думаете, куда именно он был доставлен?"
  
  «Да ладно тебе, Картер. Ты снова играешь со мной в игры», - нетерпеливо сказала она. «Я слышал, что сказал Хорхе, так же хорошо, как и вы. Как вы думаете, почему я прилетела сюда и явилась в качестве медсестры, как только мой жук подхватил ваш разговор с дочерью Дюроша - прямо перед тем, как вы выкурили его из строя. , как это было на вкус? "
  
  «Фол», - сказал я. «Но вы не ответили на мой вопрос».
  
  Хорхе сказал: «Мартиника. Последнее слово вашего друга Ахмеда было« Вулкан ». Могу я процитировать вам путеводитель?» Французский карибский остров Мартиника является домом для спящего, вероятно потухшего вулкана, Мон-Пеле. Заключение: Дюрош и штаб-квартира OAS находится в кратере Мон-Пеле на Мартинике или рядом с ним ».
  
  Я молча выругался. Эта девушка была хороша.
  
  «Хорошо, - сказал я. «Ваша детективная работа тщательна. И вы неплохо справляетесь с суровыми проблемами. Но теперь, маленький кузнечик, пришло время вам отказаться от общей картины. Вы можете представлять интересы общества. Клан Чин, но я представляю интересы Соединенных Штатов, не говоря уже о любой другой нефтедобывающей стране в этом полушарии. Это вопрос о приоритете.
  
  
  Понятно? "
  
  «Но это все», - сказала Ли Чин, выбросив окурок в окно. «Интересы, которым я служу, и интересы, которым вы служите, не противоречат друг другу. Мы оба хотим одного и того же - вывести схему ОАС из строя. И мы оба знаем, что должны действовать одинаково, стремясь освободить Дюроша. Заключение: пришло время объединиться ».
  
  «Забудь об этом», - сказал я. «Вы бы просто все усложнили».
  
  "Как я сделала в лепрозарии?" - спросила Ли Чин, лукаво глядя на меня. «Послушай, Картер, я могу помочь в этом деле, и ты это знаешь. В любом случае ты не сможешь удержать меня от этого. Я больше, чем ровня для любого, с кем ты можешь попытаться удержать меня в плену, и если бы вы арестовали меня, это бы просто затруднило вас ".
  
  С минуту я смотрел в окно и думал. То, что она сказала, было правдой. Вероятно, я не мог удержать ее от этого. Вероятно, она сейчас сидела там, придумывая какой-нибудь непонятный способ повредить мне ногти на ногах, если я решу попробовать. С другой стороны, возможно, она работала на оппозицию, несмотря на ее довольно правдоподобную историю, и пришла мне на помощь в лепрозории, чтобы снискать мою благосклонность. Но даже в этом случае, было бы лучше иметь ее там, где я мог бы следить за ней, чем разрешить ползать где-нибудь вне поля зрения.
  
  «Давай, Картер, - сказала она. «Перестань сидеть и пытаться выглядеть непостижимо. Это сделка?»
  
  «Хорошо, - сказал я. «Считайте, что вы временно наняты AX. Но только до тех пор, пока вы тянете свой собственный вес».
  
  Ли Чин хлопнула ресницами и искоса посмотрела на меня.
  
  «Взгляните на старую китайскую пословицу», - сказала она с самым хриплым акцентом, который я слышал со времен Чарли Чана.
  
  "Что это такое?" - сказал я.
  
  «Вы не можете сдерживать хорошего человека, потому что, когда дела идут тяжело, а когда они начинают действовать, и я только начинаю бороться».
  
  «Хммм», - сказал я. "Конфуций?"
  
  "Нет. Chinatown High, 67 класс".
  
  Я одобрительно кивнул.
  
  «В любом случае, очень глубоко. Но теперь, когда у нас есть наша культура на день, я хотел бы обсудить, как мы собираемся отправиться на Мартинику».
  
  Все ее выражение лица изменилось. Она была полностью деловой.
  
  «Если вы хорошо прочитаете свой путеводитель, - сказал я ей, - вы знаете, что Мартиника - это заморский департамент Франции, как Гавайи - штат в Соединенных Штатах. Это означает, что законы и администрация французские…»
  
  «Это означает, - закончила за меня Ли Чин, - что в них могут проникнуть члены ОАС».
  
  Я кивнул.
  
  «Это означает, что мы должны въехать на Мартинику без их ведома о нашем прибытии. Это поднимает проблему транспортировки. Мы с Мишель путешествуем под прикрытием, но мы не можем рисковать, что его не будет, особенно после того случая в лепрозарии ".
  
  Ли Чин задумчиво погладила одну сторону ее лица.
  
  «Значит, не по воздуху», - сказала она.
  
  «Нет», - согласился я. «Это гористый остров. Единственное место, где можно приземлиться - это аэропорт, и нам придется пройти таможенный и иммиграционный контроль. С другой стороны, хотя есть только одно место для посадки самолета, есть сотни мест относительно небольшого размера. лодка могла бросить якорь и оставаться незамеченной в течение нескольких дней ».
  
  «За исключением того, что аренда лодки была бы хорошим способом сообщить огромному количеству людей на этом острове, что мы планируем поездку», - рассеянно сказал Ли Чин, закуривая еще одну сигарету Гонсалеса.
  
  «Согласен», - сказал я. «Таким образом, мы думаем о том, чтобы взять лодку напрокат, а не арендовать ее».
  
  «Конечно, без ведома хозяина».
  
  «Нет, пока мы не вернем его с оплатой за его использование».
  
  Ли Чин выбросил сигаретный пепел в окно и выглядел деловым.
  
  «Нам придется обсудить этот вопрос с оплатой, Картер», - сказала она. «В последнее время я немного переборщила с расходами».
  
  «Я поговорю с бухгалтером», - пообещал я ей. «Между тем нам обоим нужно немного поспать. Сегодня вечером. Вы не знаете, где находится причал для яхты?»
  
  Она кивнула.
  
  «На восточной оконечности есть кафе под названием« Пуэрто-Реаль ». Я встречусь с вами там завтра в полночь. У вас есть, где остановиться до тех пор?»
  
  «Конечно», - сказала она. «Клан Чин…»
  
  «Я знаю, я знаю. Клан Чин - очень большой клан. Хорошо, Гонсалес может высадить меня возле моего отеля, затем купить тебе одежду и отвезти тебя туда, куда ты хочешь».
  
  «Хорошо», - сказала она, выкидывая окурок в окно. «Но. Картер, насчет этой одежды…»
  
  «Она пойдут на мой счет», - заверил я ее.
  
  Она улыбнулась.
  
  Ну что за хрень. Стоит купить одну одежду, чтобы увидеть, как она снимает другие.
  
  
  
  Когда я снова вошел в апартаменты «Сан-Джеронимо», был рассвет, а Мишель все еще крепко спала. Она тоже не была слишком одета даже для сна. Фактически, все, что на ней было одето, был угол простыни, скромно прикрывавший около четырех дюймов ее бедра. Я принял душ тихо, но тщательно, используя немного карболового мыла, которое я взял с собой специально для этой цели, и лег в кровать рядом с ней. Я был уставшим. Я был сонный. Все, чего я хотел, это закрыть глаза и от души храпеть. По крайней мере, так я думал, пока Мишель не пошевелилась, не открыла один глаз, не увидела меня и не повернулась, чтобы прижать свою пышную грудь - такую ​​непохожую на маленькие, твердые, приподнятые груди Ли Чин - к моей обнаженной груди.
  
  "Как прошло?" - пробормотала она, одна рука начала гладить меня по спине, к основанию шеи.
  
  «Помимо сражения с полком заразных прокаженных, вооруженных ножами и дубинками, в этом не было ничего», - ответил я, собственными руками приступив к исследованию какой-то интересной местности.
  
  «Вы должны рассказать мне об этом», - хрипло сказала Мишель, все ее тело теперь прижималось ко мне, прижимаясь ко мне.
  
  «Я сделаю это», - сказал я. А потом какое-то время больше ничего не говорил, мои губы были заняты другим способом.
  
  "Когда ты скажешь мне?" - пробормотала Мишель через минуту.
  
  «Позже», - сказал я. "Гораздо позже."
  
  И это было намного позже. Фактически, в тот день, когда мы снова лежали на белом песчаном пляже, впитывая еще немного горячего карибского солнца.
  
  "Но действительно ли вы доверяете этой китайской девушке?" - спросила Мишель, нанося теплое масло для загара на мою спину, разминая мышцы моих плеч.
  
  «Конечно, нет», - сказал я. «Это одна из причин, по которой я предпочитаю иметь ее, чтобы я мог за ней присматривать».
  
  «Мне это не нравится», - сказала Мишель. «Она кажется опасной».
  
  "Она и есть такая", - сказал я.
  
  Мишель какое-то время молчала.
  
  "И вы говорите, что она разделась догола перед вами?" - спросила она внезапно.
  
  «Строго при исполнении служебных обязанностей», - заверил я ее.
  
  "Угу!" она фыркнула. «Мне кажется, что она эксперт в нескольких вещах, кроме кунг-фу».
  
  Я усмехнулся. «Было бы интересно узнать».
  
  "Нет, пока я рядом, ты не будешь!" - рявкнула Мишель. «Мне не нравится идея, что она будет с нами».
  
  «Вы мне это уже сказали», - сказал я.
  
  «Что ж, я говорю тебе снова», - угрюмо ответила она.
  
  И она мне снова сказала. Когда мы ели еще этих проклятых Пинья Колад перед обедом. И когда мы во время обеда притворялись львами. И когда мы в такси после обеда, ехали в казино.
  
  «Смотри», - наконец сказал я. «Она идет с нами, и все. Я не хочу слышать об этом снова».
  
  Мишель погрузилась в угрюмую тишину, которая стала еще более угрюмой, когда мы вышли из казино и сели в арендованный автомобиль, который я доставил. Я проигнорировал ее, сосредоточив все свои возможности на вождении, проезде и окрестностях Сан-Хуана, пока не убедился, что потерял любого, кто мог бы преследовать нас. Была почти полночь, когда я припарковал машину в нескольких кварталах от причала с яхтой, и мы переоделись в комбинезоны и свитера, которые я принес с собой в портфеле.
  
  «Где мы встретим этого твоего чемпиона по кунг-фу?» - спросила Мишель, когда я взял ее за руку и повел по темным тихим улицам к бассейну с яхтой.
  
  «В грязном, темном, совершенно сомнительной трущобе», - весело сказал я ей. "Тебе это понравится."
  
  Пуэрто-Реаль был настоящей трущобой. И это было грязно, темно и совершенно дурно. Это было также место, где люди занимались своими делами и старались не слишком пристально смотреть на незнакомцев. Другими словами, это было лучшее место для встреч, которое я мог придумать. Я отодвинул занавески из бисера, которые висели над входом, и посмотрел в темный, дымный интерьер. Длинная перекладина из потрескавшейся плитки тянулась через всю комнату, и полдюжины убогих персонажей пили за ней, некоторые играли в домино с барменом, некоторые просто смотрели в пространство. Напротив бара, поставленного у осыпающейся штукатурной стены, за несколькими шаткими столиками была шумная игра в кости, несколько одиноких пьющих и один пьяный, который буквально плакал в своем пиве. Все пахло несвежим пивом, несвежим сигаретным дымом и ромом. Мишель с отвращением скривилась, когда я подвел ее к столу.
  
  «Это хуже, чем Танжер», - пробормотала она мне. "Как долго мы должны ждать эту девушку?"
  
  «Пока она не появится», - сказал я. Я как раз собирался пойти в бар, чтобы выпить, когда один из одиноких пьющих встал из-за стола в другом конце комнаты и пошатнулся к нам, неся бутылку и несколько стаканов. Очевидно, он был пьяным, и ему не повезло из-за невероятно грязного, заляпанного краской комбинезона, рваного шерстяного свитера и шерстяной шапки, наполовину закрывающей лицо.
  
  
  .
  
  «Эй, amigos», - сказал пьяный, перегнувшись через наш столик, - «леши выпить вместе. Ненавижу пить в одиночестве».
  
  «Отстань, приятель. Мы…»
  
  Я остановился на полуслове. Под кепкой мне подмигивал знакомый восточный глаз. Я вытащил стул.
  
  «Ли Чин, - сказал я, - познакомься с Мишель Дюрош».
  
  «Привет», - сказала Ли Чин, ухмыляясь, когда она скользнула в кресло.
  
  «Добрый вечер», - сказала Мишель. А затем сладким голосом: «Какой у вас прекрасный наряд».
  
  «Я рада, что тебе понравилось», - ответила Ли Чин. «Но вы бы видели ту, что у меня вчера вечером. Картер может вам сказать».
  
  Глаза Мишель опасно сверкнули. «Я удивлена, что он вообще заметил», - резко крикнула она.
  
  Ли Чин только улыбнулась.
  
  «Конфуций сказал, - сказала она, снова сделав хоккейный акцент, - хорошие вещи приходят в маленьких упаковках».
  
  «Хорошо, дамы, - вмешался я. - Сохраните дружеский разговор на какое-нибудь другое время. У нас есть работа, и мы должны делать это вместе».
  
  Ли Чин немедленно кивнула. Мишель подавила взгляд. Я взял бутылку, которую принесла Ли Чин, и разлил все по рюмкам. Ли Чин выпила свой напиток одним легким глотком, затем села, глядя на меня, ожидая. Я сделал глоток и чуть не взорвался.
  
  "Боже!" Я ахнул. "Что это за материал?"
  
  «Новый ром», - небрежно сказал Ли Чин. "Немного крепок, не так ли?"
  
  "Крепок!" Я сказал. «Все ... хорошо, смотрите. Приступим к работе. Нам нужна лодка, достаточно большая для нас четверых, с достаточной мощностью, чтобы быстро добраться до Мартиники, но недостаточно большой, чтобы привлечь внимание и потребовать глубокого погружения в -водной гавани ".
  
  «День леди», - сказал Ли Чин.
  
  Я вопросительно посмотрел на нее.
  
  «Он стоит на якоре примерно в четверти мили от гавани», - сказала она. «Принадлежит американскому миллионеру по имени Хантер. Он не был рядом с ним около трех месяцев. Только один человек на борту, чтобы позаботиться об этом, и он напивается в городе ».
  
  «Вы были заняты», - одобрительно сказал я.
  
  «Мне скучно сидеть без дела, - сказал Ли Чин. «В любом случае, я сплю всего четыре часа в сутки, так что мне нужно было чем-то заняться, и мне все равно нравятся лодки. Эта красавица, Картер, особенно для того, что мы задумали. Это восьмидесятифутовая бригантина. с усиленным корпусом и такелажем, тремя мачтами, низко построенными для прочности на открытой воде и при сильном ветре. Похоже, в нем могут спать не менее четырех, а может и больше. входить и выходить из гавани, на скорости на открытой воде, даже под парусом. Это красота, настоящая мечта ».
  
  Я кивнул.
  
  "Звучит хорошо".
  
  «Есть только одна проблема», - добавил Ли Чин. «Смотритель. Когда он вернется и обнаружит, что лодка пропала, он непременно обратится в полицию».
  
  «Он не найдет лодку пропавшей», - сказал я. «Мы будем любезны подожидать его. Когда он прибудет, мы предложим ему небольшое путешествие. Разумеется, запертым в каюте».
  
  «Добавление еще одного человека, которому мы не можем доверять», - раздраженно сказала Мишель. Ее глаза скользнули по Ли Чин.
  
  «Ничего не поделаешь, - сказал я. «А мы сидим здесь зря зря. Давайте посмотрим на День леди».
  
  Я встал. Мишель отодвинула стул, встала и вышла из бара, не глядя на Ли Чина. Мы пошли за ним. После отвратительной атмосферы бара теплый карибский ночной воздух пах необычайно хорошо. По бассейну яхты плыли лодки, мигая огнями. Это была мирная, приятная сцена. Я надеялся, что так и будет, пока мы «одолжим» Lady Day.
  
  «Смотри», - сказала Ли Чин, вытаскивая из-под свитера небольшой бинокль. "Там."
  
  Я взял бинокль и направил его в указанном направлении. После некоторой нечеткости и некоторой адаптации в поле зрения выскочила «День леди». Я тихо присвистнул от восхищения. Как и сказал Ли Чин, это было так красиво. Его длинные, гладкие линии безошибочно походили на океанские лодки, а высокая мачта на миделе означала большую мощность под парусом. Судя по тому, как она шла, я мог сказать, что она легко может взять якорь на мелководье. Я изучил его немного больше, чем оторвал бинокль от глаз.
  
  «Мне в этом не нравится только одно», - сказал я.
  
  "Что это такое?" - спросил озадаченный Ли Чин. Я мог сказать, что она влюбилась в лодку с первого взгляда. «К корме привязана шлюпка, - сказал я.
  
  "Какая?" - сказал Ли Чин и схватила бинокль. Она очень хорошо знала, к чему я клоню: если шлюпка была у лодки, сторож, должно быть, уже вернулся. Ли Чин на мгновение изучала «День леди», затем опустила бинокль и покачала головой.
  
  
  
  «Моя двоюродный брат Хон Фат потеряет пару палочек для еды из-за этого», - сказала она. «Он должен был присматривать за этим сторожем и сообщать мне, когда он вернется. Он никогда меня раньше не подводил».
  
  «Это может быть не сторож», - напомнил я ей. «Это может быть другой член экипажа, прибывший, чтобы подготовить ее к путешествию. Или даже кто-то, имеющий в виду небольшое воровство. Кто-то, кто изучил привычки сторожа так же, как и вы. В любом случае, День леди тоже хорошо для наших целей сдаться. Нам просто нужно подготовиться к новому гостю в поездке ".
  
  Ли Чин согласно кивнула. Наши взгляды встретились. Мы, должно быть, оба думали об одном и том же - если бы в День леди был кто-то, мы не могли позволить ему увидеть, как мы приближаемся на лодке, - потому что следующее, что она сказала, было просто:
  
  "Акваланг?"
  
  «Верно», - сказал я и повернулся к Мишель. "Вы когда-нибудь занимались подводным плаванием с аквалангом?"
  
  Мишель взглянула на Ли Чина.
  
  "Как насчет тебя?" она сказала.
  
  «Я в порядке», - ответил Ли Чин.
  
  «Ну, я и сама не так уж плоха, - сказала Мишель.
  
  Я сомневался. Если бы Ли Чин сказал, что она опытный альпинист, я подозреваю, что Мишель утверждала бы, что покорила Эверест. Но я согласился с этим.
  
  «Хорошо, - сказал я Ли Чин. «Акваланги на троих. И водонепроницаемая сумка для оружия».
  
  «Конечно», - сказала она. "Двадцать минут."
  
  И она ушла, растворяясь в темноте, как движущаяся тень.
  
  «У нее есть двоюродный брат, который может присматривать за сторожем. Она может получить акваланг по запросу», - раздраженно сказала Мишель. "Где она все это находит?"
  
  «Клан Чин, - сказал я с серьезным лицом, - очень большой клан».
  
  И наша конкретная ветвь клана Чин вернулась менее чем через двадцать минут. Ее сопровождал довольно толстый китаец лет девятнадцати, который тяжело дышал, ставя снаряжение.
  
  «Баллоны полны», - сказала Ли Чин. «Я смога достать только один глубиномер, но мы все можем проследовать за тем, кто его носит. Это мой двоюродный брат Хонг Фат».
  
  «Зовите меня Джим», - сказал Хонг Фат. «Слушай, я никогда не отходил от этого сторожа. Я сам наполовину пьян, только потому, что нюхал его дыхание с расстояния десяти футов. И он спит головой о стол, спящий, как пьяный ребенок, прямо в эту минуту».
  
  «Нам просто нужно будет рискнуть на кого бы то ни было в День леди», - сказал я. «Пойдем. Мы оденемся там, на набережной, за этой грудой шлакоблоков».
  
  Мы затащили снаряжение на причал, раздели и начали одеваться в гидрокостюмы. Они были новые и пахли резиной. Я надел ласты, затем проверил свою маску и кислород, как и другие. Хьюго и Вильгельмина вошли в водонепроницаемую сумку вместе со смертоносным маленьким дерринджером, который принесла Ли Чин. Пьер продолжал удобно устраиваться на внутренней стороне моего бедра под гидрокостюмом.
  
  "Вау", - сказал Хонг Фат. «Существа из черной лагуны снова атакуют».
  
  «Послушай, кузен, - сказал Ли Чин, - возвращайся в тот бар и не спускай глаз с этого сторожа, или я заберу твою хонду. Если он начнет возвращаться к Леди День, дай мне кайф».
  
  Хун Фат уважительно кивнул и покатил в темноту.
  
  "Кайф?" Я сказал.
  
  «Моя серьга», - кратко сказал Ли Чин. «Электронный приемник. Иногда бывает удобно».
  
  «Без сомнения», - сухо сказал я. Я проверил, готовы ли мы все трое, затем жестом пригласил Ли Чина и Мишель к краю набережной. Это была ночь яркого лунного света, но я не видел, чтобы на нас смотрели.
  
  «Следуйте за мной», - сказал я. «V-образная формация. Оставайтесь на моей глубине».
  
  Обе кивнули. Я надел маску на лицо, включил кислород и спустился в воду. Мгновение спустя мы трое плавно скользили на плавниках через зеленовато-черную глубину гавани к Дню Леди.
  
  
  Девятая глава.
  
  Большая часть Карибского моря кишит акулами, и район вокруг гавани Сан-Хуан не исключение, поэтому я держал наготове ружье, которое Ли Чин предоставила. Случайный взгляд через плечо успокоил меня насчет Мишель. Она двигалась по воде легко и плавно, что свидетельствовало о многолетнем знакомстве с дайвингом. Во всяком случае, она была ровней Ли Чин, и сквозь стекло ее маски я подумал, что могу уловить улыбку удовлетворения при этом. Однако я не часто оглядывался. Гавань была переполнена лодками, и нам приходилось пробираться между ними, а иногда и под ними, внимательно следя за леской, якорями и даже случайной ночной леской. И, конечно же, акулы. Вода была зеленовато-черной и мутной от ночи, но я заметил, что время от времени от нас летят стаи крошечных рыбок с остроконечными шарами черных морских ежей.
  
  
  
  на морском дно, а однажды громоздкое, удивительно изящное и быстрое отступление кальмара. Я всплыл один раз, ненадолго, для определения направления, затем снова нырнул и двинулся вдоль дна. В следующий раз я всплыл, чтобы зацепиться за якорь «Дня леди». Секунды спустя, в нескольких дюймах от них, показалась голова Мишель, затем Ли Чин. Мы все выключили кислород и сняли маски с лиц, а затем прижались кучкой и прислушивались.
  
  С Дня леди не было ни звука.
  
  Я приложил палец к губам, призывая к тишине, затем изобразил, что поднимусь первым, и они должны были ждать, пока я не подам сигнал. Оба согласно кивнули. Я снял ласты, передал их Ли Чин и начал поднимать якорную веревку, держа водонепроницаемую сумку, раскачиваясь, когда лодка раскачивалась на волнах.
  
  На палубе никого не было. Фонарь для причаливания постоянно светился на корме, но в каюте было темно. Я перелез через перила, вытащил Вильгельмину из водонепроницаемого мешка и на мгновение молча присел на палубе, прислушиваясь.
  
  Тем не менее, ни звука.
  
  Я перегнулся через перила и жестом пригласил Ли Чин и Мишель присоединиться ко мне. Ли Чин вышел первым, быстрый и проворный, как акробат. Мишель шла за ней медленнее, но с удивительной уверенностью и легкостью. К тому времени, как я опустил кислородный баллон и маску на палубу, две женщины стояли рядом со мной, капая, и их пальцы работали с ремнями безопасности.
  
  «Оставайся здесь», - прошептала я Мишель. «Ли Чин и я собираемся поздороваться с тем, кто находится в каюте».
  
  И, надеюсь, уснув, мысленно добавил я.
  
  Мишель яростно покачала головой.
  
  «Я иду с…»
  
  Я схватил ее лицо обеими руками и пристально посмотрел на нее.
  
  «Мы уже через это проходили», - прошептала я сквозь стиснутые зубы. «Я сказал, оставайся здесь».
  
  На мгновение она вызывающе посмотрела в ответ. Потом ее глаза опустились, и она едва заметно кивнула. Я отпустил ее лицо, кивнул Ли Чин и бесшумно пополз по палубе. У двери каюты я остановился и неподвижно присел, прислушиваясь.
  
  Ничего. Ни даже храпа. Даже тяжелого дыхания.
  
  Ли Чин вопросительно подняла брови. Я кивнул. Она прижалась к одной стороне двери, когда я осторожно потрогал дверную ручку.
  
  Это оказалось.
  
  Медленно я приоткрыла дверь. В лунном свете, проникавшем через иллюминаторы, я мог видеть две койки, шкафы для хранения вещей, стол и скамью.
  
  Койки и скамья были пусты. Койки были аккуратно застелены.
  
  Никаких следов человеческого присутствия не было.
  
  Я снова сделал знак Ли Чину и осторожно, бесшумно проскользнул через щель в двери, вращаясь, чтобы избежать любого, кто мог бы оказаться за ней.
  
  Ни одного. Никто.
  
  Ли Чин позади меня, я толкнул дверь на камбуз.
  
  Пусто.
  
  И в каюте или на камбузе не было места, где можно было бы спрятаться. Я постоял на мгновение, задумавшись. Шлюпка означала, что на борту кто-то есть. Если не в каюте или камбузе, то где? Один люк был плотно задран.
  
  То же самое должно было случиться с нами обоими одновременно, потому что Ли Чин внезапно схватил меня за руку и указал на койки. Затем она подняла два пальца и вопросительно приподняла брови.
  
  Она была права. Это была слишком большая лодка для двух человек. Я позволил своим глазам медленно скользить по каждому сантиметру стены кабины.
  
  Они остановились у панели в дальнем конце, за камбузом.
  
  Сделав знак Ли Чину прикрыть меня сзади, я бесшумно подошел к панели и начал ощущать ее края. Если они скрывали хитрый замок или пружину, они хорошо это скрывали. Я осторожно прижал лепной орнамент вокруг панели, осторожно продвигаясь вверх с одной стороны, сверху и вниз с другой стороны. Я только приступил к работе с нижним молдингом, когда услышал позади себя скрип. Я повернулся и мысленно выругался.
  
  Я работал не с той панелью. Панель, над которой я должен был работать, находилась у двери, через которую мы вошли в каюту. Эта панель отодвинулась.
  
  А за ним стоял высокий худощавый черный мужчина. На нем была пижама с цветочным рисунком. Он наставлял дробовик. На меня.
  
  Его губы улыбались. Его глаза не были.
  
  «О, боже», - он мягко покачал головой. «Вы, ребята, молчите. Я вообще не знал, что у меня есть посетители».
  
  Я бросил взгляд на Ли Чина. Она стояла слишком далеко от дробовика, чтобы схватить его, прежде чем он сможет выстрелить в кого-нибудь из нас, чтобы добраться до него. А ее маленького дерринжера нигде не было видно. Она увидела, что я смотрю на нее, и пожала плечами, как бы с сожалением.
  
  «Извини, Картер», - сказала она. "Я ... ну ... ты знаешь, черт возьми, правда в том, что я забыла взять его
  
  
  
  из мешка ".
  
  «Отлично», - мрачно сказал я.
  
  "Забыли вынуть его из сумки?" - сказал черный человек с притворным удивлением. «Забыл вынуть что из сумки? Кота?» Он снова покачал головой. «Вы, ребята, меня озадачиваете.
  
  Его левая рука - та, в которой не было ружья - опустилась к столу рядом с ним в каюте за трюковой панелью. Он сунул что-то в рот и неторопливо жевал, не сводя с нас глаз ни на секунду.
  
  "Теперь я жду посетителей, будучи дружелюбным. И я очень ценю, что вы немного развлекли меня, поскольку я чувствовал себя немного одиноким, уволив моего сторожа за то, что он больше предан вину, чем Леди Дэй. Его левая рука снова опустилась и снова что-то сунула ему в рот. Это было подозрительно похоже на кусок шоколада. «Но, будучи в основном любопытным котом, я наверняка заинтересовался бы, зная цель вашего визита. Я имею в виду, не могли бы вы рассказать обо мне, что именно здесь происходит? "
  
  Я взглянул на Ли Чина и слегка покачал головой. Мы оба молчали.
  
  Мужчина снова покачал головой. Другой шоколад - это определенно было то, что - съедали сильные на вид зубы.
  
  «Что ж, мне жаль это слышать», - сказал он. «Я искренне верю. Потому что это означает, что мне придется сделать небольшой визит на берег, ты понимаешь? Придется немного поговорить с местной полицией».
  
  Я все еще ничего не сказал. Он медленно вошел в каюту, где мы стояли. Он жестом приказал Ли Чину отступить еще дальше.
  
  "Второстепенные мысли?" он спросил. "Я слышу какие-нибудь другие мысли?"
  
  Если бы он мог слышать мои мысли, он бы не разговаривал с нами. Он было пытался разобраться с Мишель - которая спускалась по ступенькам в каюту на кошачьих лапах, дерринджер Ли Чина был направлен прямо в затылок черного человека.
  
  «Как жаль, - сказал он. "Это действительно ..."
  
  "Не двигайся!" - резко сказала Мишель. Она сильно ударила дулом дерринджера по черепу мужчины. Он замер. "Брось дробовик!"
  
  Он не двинулся ни на дюйм. Даже его глазные яблоки не пошевелились. Но и его руки не ослабили хватки на дробовике.
  
  «Ну, теперь», - медленно сказал он. «Я не верю, что сделаю это. Я как бы привязан к этому ружью, можно сказать. И мой палец как бы крепко держится на спусковом крючке, можно сказать. Если бы пуля прошла мне в голову, этот палец рефлекторно сжал бы спусковой крючок, и два твоих друга оказались бы украшающими стену ".
  
  Мы все замерли в тишине, картина из ружей, напряжения и бьющихся сердец.
  
  Внезапно, с невероятной скоростью для человека такого высокого и долговязого, мужчина упал и развернулся. Приклад ружья попал Мишель в живот. Она смялась и ахнула. Дерринджер упал, и через полсекунды черный человек уже держал его в левой руке. Но Ли Чин уже был в движении. Ее правая нога метнулась вперед, и все ее тело скользнуло вперед. Ружье вылетело из рук чернокожего и упало на переборку. Через несколько секунд он оказался в моих руках, направлен прямо на него.
  
  Но дерринджер, теперь находившийся в его руке, прижался к шее Мишель, направив вверх, к ее черепу. И он держал тело Мишель между собой и мной - и дробовиком и Вильгельминой.
  
  Он усмехнулся.
  
  «Я верю, что это мексиканское противостояние. Или как насчет афро-американского противостояния в данном случае. Или, если не пренебрегать маленькой леди, китайско-американское противостояние?»
  
  Он был прав. Он мог держать нас в неподвижности, используя тело Мишель в качестве щита, пока мог стоять. Но он тоже был обездвижен. Чтобы использовать радио «корабль-берег», ему пришлось бы освободить Мишель, чего он не смог бы сделать, не сообщив нам о нем.
  
  Я не собирался рисковать, что Мишель оторвёт череп.
  
  И я не мог рискнуть вызвать полицию Сан-Хуана.
  
  И уж точно не предполагалось, что я буду расстреливать ни в чем не повинных американских владельцев яхт.
  
  Я принял решение.
  
  «Давай поговорим», - мрачно сказал я.
  
  «Отлично, чувак, - сказал он. Дерринджер не сдвинулся ни на дюйм.
  
  «Я так понимаю, вы Хантер, владелец этой яхты», - сказал я.
  
  «Это я», - сказал он. «Роберт Ф. Хантер. Из Robert F. Hunter Enterprises. Но мои друзья называют меня Свитс. Потому что я немного пристрастился к сладкому».
  
  «Хорошо, Хантер», - сказал я медленно и неторопливо. «Я собираюсь согласиться с вами, потому что нам нужно ваше сотрудничество. Меня зовут Ник Картер, и я работаю в агентстве правительства Соединенных Штатов».
  
  Зоркие глаза слегка блеснули.
  
  "Теперь ты бы не стал меня подставлять, не так ли?" - протянул Хантер. «Потому что я не думаю, что мистер Хоук оценил бы, чтобы кто-то выдавал себя за человека номер один». "Теперь ты не будешь
  
  
  
  
  На этот раз мои глаза блеснули.
  
  «Расскажи мне о Ястребе». - потребовал я.
  
  «Ну, понимаешь, приятель, у меня есть небольшой бизнес по импорту-экспорту. Наряду с небольшим бизнесом с недвижимостью, небольшим бизнесом по рекламе и парой других бизнесов. Они неплохо справляются. , Я думаю, вы могли бы сказать, что я вроде как миллионер, что, на мой взгляд, довольно круто. Но я не забыл, что это были старые добрые США А. со всеми его недостатками. дала мне возможность испечь свой хлеб.Поэтому, когда старый мистер Хоук связался со мной несколько лет назад и попросил меня воспользоваться услугами моего экспортно-импортного офиса в Гане, чтобы оказать ему и AX несколько услуг, я совсем не возражал. Я даже не возражал, когда мистера Ника Картера, агента Хоука, который первоначально сказал мне, что собираются приступить к работе, отозвали в связи с чрезвычайной ситуацией где-то в Юго-Восточной Азии, и туда послали человека второго уровня ".
  
  Я вспомнил про работу. Гана была важна. Юго-Восточная Азия была важнее. Я никогда не был в Гане. Макдональд, N5, был отправлен вместо меня.
  
  «Хорошо, - сказал я. «Вы знаете, кто я. А теперь позвольте мне сказать вам, что мне нужно».
  
  Внезапно заговорила Мишель, которая стояла с остекленевшими глазами и парализованная ужасом, а также хваткой Хантера.
  
  «Пожалуйста, пожалуйста… пистолет…»
  
  Хантер взглянул на нее и слегка снял дерринджер с ее головы.
  
  «Прежде чем ты скажешь мне, что тебе нужно, - сказал он мне, - как насчет того, чтобы дать мне взглянуть на небольшую идентификацию».
  
  Я молча снял гидрокостюм и показал ему татуировку на внутренней стороне руки. Он внимательно посмотрел на нее. Затем расплылся в широкой улыбке. Дерринджер небрежно бросили на койку. Мишель упала на пол, и я услышал глубокий вздох облегчения.
  
  «Киллмастер, - бурно сказал Охотник, - это настоящее удовольствие. Охотник за сладостями и День леди в твоем распоряжении».
  
  «Спасибо», - коротко сказал я. «Познакомьтесь с моими товарищами, Ли Чином, специалистом по устранению неполадок клана Чин, имеющим всемирные интересы, и Мишель Дюрош, дочерью французского ученого Фернана Дюроша».
  
  «Это очень приятно, дамы», - сказал Хантер, кланяясь каждому, затем залез в карман пижамы и вылез из него с маленькой коробкой, которую он с торжеством протянул. «Попробуйте шоколада. Со вкусом апельсина. Сделано по моему заказу в Перудже, Италия».
  
  Мишель молча покачала головой. Ли Чин вытащила шоколадку из коробки и сунула в рот.
  
  «Эй, - сказала она. "Неплохо."
  
  «Позвольте предложить вам, ребята, немного освежиться», - сказал Хантер, идя к камбузу. «У меня здесь полный фонтанчик с содовой. Как насчет хорошего мороженого с содовой или мороженого с горячей помадкой?»
  
  Мы с Мишель покачали головами.
  
  «Я выпью газировку», - сказал Ли Чин. «Малина, если она у тебя есть, Хантер».
  
  «Зовите меня Конфетой», - сказал он. «Подходит одна свежая малиновая газировка».
  
  Свитс возился у фонтана с газировкой. Я взглянул на Мишель. Она выглядела потрясенной, но постепенно краска вернулась к ее лицу. Ли Чин, как я и ожидал, не пошевелилась.
  
  «Привет, чувак, - сказал Свитс, - тебе не нужно давать мне больше информации, чем ты хочешь, но я, вероятно, мог бы оказать немного больше помощи, если бы был немного более осведомленным в плане данных, то есть . "
  
  Я уже принял решение об этом. Моя интуиция - а если агент не может часто принимать поспешные решения на основе своей интуиции, он мертвый агент - подсказывала мне, что Хантер был прав.
  
  «Считайте себя членом команды», - сказал я. «А поскольку у нас нет времени терять зря, вот история».
  
  Я дал ему это, опустив детали, которые он не должен был знать, в то время как Ли Чин удовлетворенно потягивала газировку, а Свитс сам копался в поистине ужасно выглядевшем банановом раскладе.
  
  «Так вот и все», - закончила я. «Нам нужна ваша лодка для быстрого путешествия на Мартинику».
  
  "Вы получили это", быстро сказал Свитс, слизывая шоколадный сироп с одного пальца. "Когда мы уезжаем?"
  
  «Теперь, - сказал я. «Сколько людей в команде нужно для« Дня леди »?
  
  «Ммм, - сказал Свитс, - кто-нибудь из вас когда-либо работал в команде?»
  
  «Я справлюсь», - сказал я.
  
  «Я немного поигралась в яхт-клубе Гонконга», - небрежно сказала Ли Чин, вероятно, имея в виду, что она была капитаном победителя регаты.
  
  «Я выросла, проводя лето на лодке моего отца на озере Люцерн», - сразу сказала Мишель.
  
  «Что ж, Карибское море - это не совсем озеро Люцерн, - сказал Свитс, - но я думаю, что мы четверо справимся с этим нормально».
  
  "Карты?" - спросила Ли Чин, допивая газировку.
  
  «В другой каюте», - сказал Свитс. «В другой каюте», - сказал Свитс. Он полез в ящик. "Кто-нибудь после содовой мяты?
  
  
  
  Я покачал головой.
  
  «Ли Чин, нарисуйте курс на северную сторону острова, где-нибудь на побережье за ​​Сен-Пьером», - сказал я. Затем к Свитсу: "Насколько тих у тебя двигатель?"
  
  Он усмехнулся и встал.
  
  «Остынь, чувак, - сказал он. «Даже рыба не узнает, что мы идем. Уйдем из этой гавани, прежде чем вы успеете сказать« бу ». А теперь позвольте мне принести вам несколько комбенизонов. Эти гидрокостюмы не слишком хороши для воды».
  
  Менее чем через полчаса мы вышли из гавани Сан-Хуана и направились на юг, теперь уже под парусами и с выключенным двигателем, к Мартинике.
  
  В сторону вулкана.
  
  
  Десятая глава
  
  От гавани Сан-Хуан до Мартиники примерно 400 морских миль. К утру мы оставили позади более сорока миль, обогнув западное побережье Пуэрто-Рико и выйдя в открытое Карибское море. По подсчетам Ли Чин, потребуется еще двадцать четыре часа, прежде чем мы бросим якорь где-нибудь к северу от Сен-Пьера. Это означало, что у нас будет всего два дня, чтобы не допустить, чтобы ОАС уничтожила нефтеперерабатывающий завод на Кюрасао. Это будет сложно. Я потратил большую часть своего времени, просматривая каждую деталь имеющейся информации в своей голове и разрабатывая подробный план.
  
  Остальное время мы с Мишель делили в дальней каюте. Там было две койки, но нам нужна была только одна. Мы нашли этому хорошее применение. Когда дело доходит до таких вещей, я сам обладаю довольно богатым воображением, но Мишель показала то, что я должен признать, был творческим гением. К тому времени, когда истекли первые восемнадцать часов на борту, я был почти так же знаком с каждым изгибом тела Мишель и больше восхищался им, чем с работой Вильгельмины. Лишь ближе к вечеру мне удалось высвободиться из ее все еще желанных рук, принять душ и надела комбинезон, который нам одолжил Свитс.
  
  "Куда ты идешь?" - спросила Мишель, сладострастно шевелясь в постели.
  
  «На палубу», - сказал я. «Я хочу поговорить со Свитсом и Ли Чин. И я хочу, чтобы ты тоже был там».
  
  «Не волнуйся. Я бы не подумала о том, чтобы выпускать тебя из поля зрения сейчас», - сказала Мишель, немедленно вылезая из постели и тянувшись за парой комбинезона и футболкой, которые при надевании заставляли ее выглядеть даже менее одетой, чем когда она была без одежды.
  
  Я усмехнулся в ответ и начал подниматься по лестнице на палубу.
  
  "Хай!" Я слышал. Затем стучащие звуки, кряхтение и снова «Хай!»
  
  На корме, под гротом, Ли Чин и Свитс занимались чем-то вроде импровизированного морского додзё. Свитс был раздет до пояса, его черная кожа блестела от пота в ярком солнечном свете Карибского моря. На Ли Чин был костюм, который ее хозяин, возможно, не одобрил: бикини было настолько узким, что казалось, будто оно сделано из веревки. Но что было интересно, так это то, что мастерство Ли Чина в кунг-фу противопоставлено, очевидно, равному мастерству Свитса в карате. Каратэ угловатое, резкое, с использованием сосредоточенных всплесков силы. Кунг-фу является линейным, чтобы противник не мог узнать, откуда вы. Я с восхищением наблюдал, как Ли Чин и Свитс сражались, маневрировали и превосходили друг друга до полной остановки. Из этих двоих я дал Ли Чину небольшое преимущество. Но лишь незначительное. Я решил, что Sweets Hunter будет ценным членом команды как на суше, так и на море.
  
  «Привет, Картер», - сказал Ли Чин после того, как она и Свитс торжественно поклонились друг другу. "Подышать воздухом?"
  
  «Ради эфира и конференции», - сказал я. «И это включает тебя. Сладости».
  
  «Конечно, приятель», - сказал Свитс, вытирая грудь большим полотенцем. «Просто позволь мне проверить автопилот».
  
  Через несколько минут мы все собрались на крышке люка, склонившись над картой Мартиники, которую Ли Чин нашла в хорошо оборудованном сундуке с картами. Я указал на прибрежный городок Сен-Пьер.
  
  «Теперь это просто сонная рыбацкая деревушка», - сказал я им троим. «Мало заселен. Ничего не происходит. Но за ним, в нескольких милях от нас, находится наш вулкан, Мон-Пеле».
  
  «Слишком близко для комфорта, если бы он был активным», - заметил Свитс; разворачивая шоколадную карамель.
  
  Я кивнул.
  
  Примерно на рубеже веков он был активен. В то время Сен-Пьер был не просто сонной деревушкой. Это был самый большой город на острове. И один из самых оживленных и современных городов Карибского бассейна. Фактически, они назвали его Парижем Вест-Индии. Затем взорвался Мон-Пеле. Сен-Пьер был полностью разрушен. Было уничтожено более сорока тысяч человек - все население города, кроме одного осужденного, находящегося в подземной тюрьме. Даже сегодня можно увидеть развалины зданий, залитые лавой.
  
  "Но теперь он затих, не так ли?" - сказала Мишель.
  
  «Вероятно, затих, возможно, только бездействующий», - ответил я. "Спит. Может снова взорваться, учитывая обстоятельства.
  
  
  
  С вулканами мало ли что. Дело в том, что если вы собираетесь производить и хранить взрывоопасные устройства, кратер Мон-Пеле, который огромен, был бы хорошим местом для этого. Потому что любой, кто думает напасть на вас, будет колебаться из-за страха вызвать вулкан ".
  
  «И если бы эти взрывные устройства были загружены на лодки, маленькая сонная рыбацкая деревушка, такая как Сен-Пьер, была бы хорошим, ненавязчивым местом для этого», - заметил Ли Чин.
  
  «Хорошо», - согласился я. "Итак, мы будем искать признаки необычной активности как внутри вулкана, так и вокруг него, а также на Сен-Пьере. После того, как мы найдем место, чтобы бросить якорь, где нас не заметят, мы разделитесь на команды по два человека. Мы с Мишель представим себя туристами и осмотрим Мон-Пеле. Ли Чин, вы и Свитс можете притвориться туземцами. Вы действительно говорите по-французски? "
  
  «Не очень хорошо», - сказала Ли Чин. «Я довольно свободно говорю по-французски, но мой акцент - Юго-Восточная Азия. Лучше придерживаться испанского и сказать, что я эмигрант с Кубы. Там много китайцев».
  
  «И много негров», - заметил Свитс, разворачивая еще одну карамель. «Мы могли бы приехать на Мартинику в качестве рабочих на плантациях. У меня где-то есть отличное маленькое мачете».
  
  «Хорошо», - сказал я. «Тогда вы двое зайдите на Сен-Пьер».
  
  «Что нам делать, если мы что-то найдем?» - спросила Мишель.
  
  «В столице есть ресторан. Форт-де-Франс, который называется La Reine de la Caribe. Мы встретимся там и объединим силы для действий в конце дня».
  
  Свитс выглядел немного встревоженным.
  
  "Что за ресторан, чувак?" он спросил. «Я немного разборчив в своей еде».
  
  «На Мартинике лучшая еда на Карибах, - сказала Мишель. "Чего еще можно ожидать от французского острова?"
  
  "Хорошие десерты?" потребовал Конфеты.
  
  «Лучшее», - ответила Мишель с явным оттенком шовинизма.
  
  «Я не знаю об этом», - сказала Ли Чин, вставая и принимая невозможные позы. «Судя по тому, что я слышала о французской кухне, вы снова проголодаетесь через полчаса после того, как закончили есть».
  
  Мишель бросила на нее острый взгляд, начала что-то говорить, затем, очевидно осознав иронию замечания Ли Чин, сжала губы и отвернулась.
  
  «Послушайте, - резко сказал я, - вы двое будете работать вместе в этой команде, поэтому вы будете сотрудничать и не враждебно относиться друг к другу, нравится вам это или нет. Я не собираюсь говорить это снова. А теперь давайте поедим, а потом немного поспим. Я возьму первую стражу ».
  
  «А я, - сказала Мишель, осторожно не глядя на Ли Чина, - буду готовить. На благо всех нас».
  
  Еда Мишель была хорошей. Лучше, чем хорошей. Даже Ли Чин согласилсь с этим. Но я не думаю, что кто-то из нас спал лучше, чем беспокойно, когда мы были вне дежурства. Когда рассвело, мы все четверо стояли у перил, глядя на скалистый, гористый, но пышно-зеленый профиль острова Мартиника, очерченный на фоне восточного неба. Около северной оконечности острова гора Мон-Пеле круто и зловеще вздымалась к широкому тупому краю своего кратера.
  
  «Неприятный вид муравейника, не так ли, - заметил Свитс, передав колесо штурвала Ли Чин.
  
  «Не так страшно, как то, что может быть внутри», - ответил я. "У вас есть огневая мощь, которую вы можете нести?"
  
  Сладкий ухмыльнулся. Он вытащил из кармана рубашки обернутую фольгой вишенку в шоколаде, развернул ее и сунул в рот целиком.
  
  "Хотите взглянуть на арсенал?" спросил он .
  
  Через полчаса мы вышли на палубу, как раз в тот момент, когда Ли Чин бросила якорь в изолированной бухте, скрытой от моря косой и окруженной густой растительностью джунглей, которая скрывала бы День леди от наземных дорог. Из впечатляющего ящика с оружием Свитс выбрал 50-миллиметровый Walther, острый, как бритва, гравитационный нож, который он держал за поясом в пояснице, и пятнадцать мощных мини-гранат, замаскированных под бусы, которые он носил цепь на шее. С его рваными штанами, развевающейся рубашкой и потрепанной соломенной шляпой, а также с изношенным, но острым мачете, который он носил на кожаных ремешках, никто не принял бы его ни за что, кроме рабочего сахарной плантации. В повседневных, но дорогих спортивных рубашках и брюках, которые он обставил для Мишель и меня, мы были бы приняты за состоятельных туристов. Ли Чин в комбинезоне, изношенной футболке, соломенной шляпе, с корзиной для завтрака и достаточно скромным видом выглядела послушной женой, которая несла обед своего работающего мужа.
  
  Свитс придумал и кое-что еще: двухтактный мини-байк Honda, которого едва хватило бы на двоих. В тишине, каждый из нас думал о своих мыслях, мы перебросили ее через борт в лодку. Все еще в тишине, слыша хриплый визг птиц джунглей вокруг нас и чувствуя начало утреннего солнца.
  
  
  
  Чтобы разогреться до обжигающего удара в полдень, мы гребли к берегу. Джунгли росли перед нами, как непроходимая стена, но после того, как мы надежно привязали лодку к плантационному дереву и подняли «Хонду» на берег, Свитс обнажил свой мачете и принялся за работу. Мы медленно шли за ним, пока он расчищал нам путь. Спустя почти полчаса мы стояли на краю поляны. Через поле, в нескольких тысячах ярдов от нас, гладко вымощенная дорога вилась к Сен-Пьеру на юге, а на северо-востоке стоял Мон-Пеле.
  
  «Смотри», - сказала Мишель. «Видите эти овраги шириной в сотни футов, идущие от кратера вулкана на юг, где ничего не растет? Это были тропы лавы, ведущие к Сен-Пьеру».
  
  Это было потрясающее зрелище. И вид, который он вызвал в воображении, был еще более устрашающим - тысячи тонн камня унесло в небо, раскаленные реки лавы съели все на своем пути, внезапный ливень вулканического пепла превратил людей и животных в окаменелости, пока они стояли. Но мне было некогда играть туриста по-настоящему.
  
  «Прибереги осмотр достопримечательностей на потом», - сказал я. «Здесь мы и разделились. Мы с Мишель поедем на« Хонде », чтобы осмотреть кратер вулкана и подходы к нему. Сладс, вам и Ли Чин придется прогуляться на Сен-Пьер. Но это небольшой остров , и тебе осталось не больше пары миль ".
  
  "Отлично", - легко сказал Свитс. «Я все равно мог бы использовать это упражнение».
  
  «Я всегда могу нести его, если он устанет, - сказал Ли Чин.
  
  Свитс усмехнулся, поправляя свой «Вальтер» и гравитационный нож.
  
  Я сделал знак Мишель, схватил «Хонду» за руль и начал гнать по полю.
  
  «Свидание сегодня в семь, Рейн-де-ла-Кариб, недалеко от главной площади Фор-де-Франс», - крикнул я через плечо.
  
  Свитс и Ли Чин кивнули, помахали и двинулись в противоположном направлении. Через несколько минут Мишель сидела позади меня на «Хонде», и мы медленно ехали на подходе к кратеру Мон-Пеле.
  
  
  Одиннадцатая глава
  
  Через семь часов мы узнали два факта. Это были семь часов езды по пыльным грунтовым дорогам под ярким солнечным светом, пот пропитывал наши тела, пыль забивала рты, солнце слепило глаза. Семь часов споров с полицией, заведомо ложные указания полевых рабочих, угрюмые отказы от информации от городских властей. Семь часов ходьбы по зарослям и вулканическим полям, а затем лежа на животе в тех же каменных полях, пытаясь увидеть, что происходит в нескольких сотнях ярдов от нас.
  
  Все это того стоило.
  
  Как мы узнали, кратер вулкана был закрыт для публичного доступа. Две официально обозначенные тропы от базы до кратера, рекомендованные туристам для приятного двухчасового похода, были преграждены высокими деревянными преградами. У каждого барьера были ворота, за которыми стоял охранник в униформе, который вежливо, но решительно отказывал в доступе, говоря, что пути к кратеру «закрыты на ремонтные работы».
  
  Два других пути к кратеру тоже были закрыты для публики. И это не были тропы. Это были дороги с хорошим покрытием, явно вышедшие из строя за последние полгода или около того. Они находились на восточной стороне вулкана и были хорошо скрыты от общественных дорог вокруг основания вулкана, соединенных с этими дорогами грунтовыми дорогами, каждая из которых была закрыта тяжелыми деревянными воротами - опять же, с охраной в форме.
  
  Если вы пройдете долгий путь пешком, ощупью пробираясь сквозь заросли джунглей вокруг основания вулкана, затем через кусты и вулканические породы, вы сможете увидеть, что двигалось по этим дорогам к кратеру.
  
  Грузовые автомобили. По крайней мере, один раз в пятнадцать минут. Тяжелые тентованные грузовики с подъемными воротами. Пустые. Они шли с юга, с атлантической стороны острова, и приближались быстро. Они вышли из кратера, возвращаясь на юг, тяжелые, медленные, низкие.
  
  В задней части каждого грузовика можно было увидеть двух охранников. Они были одеты в полную боевую форму, и у них было автоматическое оружие.
  
  "Могу я объяснить это вам?" Я спросил Свитса и Ли Чина, рассказав им всю историю в тот вечер.
  
  «Не нужно объяснять это этому чуваку», - сказал Свитс. «Буквы - ОАС, высота в милю. И в военизированной операции шириной в милю. И столь же очевидно».
  
  «Это одна из причин, по которой они сделали Мартинику своей операционной базой», - сказал Ли Чин. «У них здесь есть друзья из французской администрации, которые готовы закрывать глаза на все это».
  
  «К тому же, - добавила Мишель, - это, безусловно, идеальное место для атаки на нефтеперерабатывающий завод у Кюрасао».
  
  Я согласно кивнул и сделал еще глоток своего напитка.
  
  
  Мы сидели за столиком в ресторане Reine de la Caribe и пили в высоких морозных стаканах местный ромовый пунш. Это было хорошо, и я надеялся, что лангуст - карибская версия лобстера, которую мы заказали на потом, будет не хуже. И сытно. У меня было ощущение, что нам понадобится много запасов энергии в следующие двадцать четыре часа. Свитс и Ли Чин, которым удалось подобрать на рынке более респектабельную одежду, выглядели такими же утомленными, как и Мишель и я.
  
  «Что ж, - сказал Свитс, добавляя еще две ложки сахара в свой пунш, - у тебя был напряженный день, Картер. Но я и мой друг здесь, афро-азиатский альянс, как это можно назвать, сумели откопать немного что происходит у нас самих ".
  
  "Такие как?" - потребовал я.
  
  «Например, Сен-Пьер мертвее Восточной Пеории в воскресенье вечером в феврале после метели», - сказал Ли Чин. «Рыба, рыба и еще рыба. И рыбаки. Рыбалка. Вот и все».
  
  «Теперь мы не имеем ничего против рыбы», - сказал Свитс. «На самом деле, у нас был очень вкусный обед в кисло-сладком соусе. Но…»
  
  «Он имеет в виду сладкий и сладкий», - сказалаа Ли Чин. «Впервые я ел десерт в качестве основного блюда. И еще скумбрию».
  
  «В любом случае, - продолжал Свитс с улыбкой, - мы решили, что, как вы и сказали, это был небольшой остров, поэтому мы сели в один из этих маршрутов, эти общественные такси, и устроили нам небольшую экскурсию по острову на юг. морской берег."
  
  «Где», - прервал его Ли Чин, заставляя их двоих сильно напоминать действие Матта и Джеффа, - «мы нашли действие. Если вы хотите действия, попробуйте Лоррена и Мариго».
  
  «Рыбацкие деревушки на южном побережье», - сказал я.
  
  «Там, где происходит проклятая рыбалка», - сказал Свитс, собирая сахар со дна осушенного стакана. "Никогда в своей жизни я не видел столько рыбацких лодок, больших и маленьких, которые сидят без дела и не ловят рыбу в хорошую рыбную погоду. И грузовики, приезжающие в гавань, чтобы везти им какую-то технику, когда мне это кажется у многих из них даже нет двигателей ".
  
  "Яхты?" Я спросил.
  
  «Яхты, катера, шлюпы, бригантины, яхты - все, от лодки до шхуны», - сказал Ли Чин.
  
  Некоторое время мы все сидели молча. Подошел официант и поставил корзины с хлебом и булочками. Снаружи на главной площади доносились музыка и смех, крики местных голосов. Толпы. Это началось некоторое время назад и незаметно нарастало, пока мы сидели за напитками. Я увидел, как Свитс метнулся к окну.
  
  "Что там происходит?" - лениво спросил он официанта. К моему удивлению, он говорил не по-французски или по-английски, а на беглом креольском языке, родном для французских Антильских островов.
  
  «Карнавал, мсье», - сказал официант, широко улыбаясь. «Это Марди Гра, последний день праздника перед Великим постом. У нас есть парады, костюмы, танцы. Здесь много веселья».
  
  «Звучит весело, - сказал Свитс. "Жаль, что мы ..."
  
  «Нет ничего забавного для меня с моим отцом, где он находится», - резко вмешалась Мишель. Она повернулась ко мне. "Ник, что мы будем делать?"
  
  Я сделал глоток своего напитка. Шум толпы становился все громче, ближе. Я мог слышать жидкое покачивание стального барабанного оркестра, вероятно, привезенного из Тринидада, и запоминающийся ритм местной бегинии Мартиникэ, сыгранной на валторнах.
  
  «Базовая установка очевидна, - медленно сказал я. «У ОАС есть своего рода штаб-квартира в кратере Мон-Пеле. Было бы легко вырезать сеть туннелей и камер из вулканической породы - если бы вы не учитывали опасность повторного взрыва вулкана. И я думаю ОАС готовы воспользоваться даже таким шансом, заключив с ними сделку ".
  
  "И вы думаете, что моего отца держат там?" - с тревогой спросила Мишель.
  
  Я кивнул.
  
  «Я думаю, что какие бы подводные взрывные устройства ни производила ОАС, оно производится там. Затем его перевозят грузовиками в два порта для погрузки на лодки».
  
  "Маленькие лодки?" - сказал Свитс с легким недоверием. «Крошечные лодки? Обычные рыбацкие лодки?»
  
  «Вот чего я еще не понимаю», - признался я. Я обнаружил, что мне нужно говорить громче, чтобы меня слышали сквозь уличные звуки карнавала. Парад, должно быть, сейчас совсем рядом с рестораном. «Как можно запустить подводное устройство с подводным двигателем с небольшой лодки? И если оно не приводится в движение, как может даже невинно выглядящая рыбацкая лодка попасть внутрь установленного в море кордона безопасности, который к настоящему времени будет установлен вокруг Кюрасао. нефтеперерабатывающий завод? Но мы знаем, что ОАС что-то загружает на эти лодки, и мы должны предположить, что это взрывные устройства. Что подводит нас к нашей проблеме ».
  
  Прямо за окном раздался хриплый рожок. Я мельком увидел ухмыляющиеся, кричащие, поющие лица, проходящие мимо, держащие какой-то знамя.
  
  
  
  «Проблема, - продолжил я, - в том, что если мы ударим по рыбацким лодкам и сможем вывести из строя взрывные устройства, штаб внутри вулкана будет своевременно предупрежден об эвакуации. Даже если не вся техника, по крайней мере, персонал нужно было построить его снова в другое время и в другом месте. И это включает отца Мишель, который является ключом ко всей операции ".
  
  Шум снаружи перешел в рев. Улицы по ту сторону окна были забиты. Я увидел вспышку цвета, а затем еще одну. Огромные маски из папье-маше с птицами, рыбками, странными существами из карибских легенд, карикатуры на людей, все ярко красочно и с преувеличенными характеристиками, маршировали мимо, раскачиваясь из стороны в сторону. Некоторые из фигур были в натуральную величину, а люди внутри них были полностью скрыты от глаз. А когда они не шли маршем, они танцевали под вкрадчивый ритм бегинки.
  
  «С другой стороны, - продолжил я, перегнувшись через стол, чтобы меня было слышно для других, - если мы сначала ударим по вулкану, штаб сможет передать лодкам приказ отплыть». гавани, эти рыбацкие лодки будут потеряны среди десятков тысяч других в Карибском бассейне. С взрывными устройствами уже на борту ".
  
  «И я бы дал довольно хорошее предположение, - сказал Ли Чин, - что так близко к обратному отсчету атаки на Кюрасао, они, вероятно, уже вооружены».
  
  «Мы должны предположить, что это так, - согласился я. «Так что нам остается сделать только одно. Это не большой шанс, но это наш единственный шанс».
  
  Снаружи раздалась еще более громкая музыка. Одно из оконных стекол входной двери разбилось. Я услышал, как официант раздраженно выругался и бросился к входной двери. Он распахнул ее и начал возражать участникам парада. С улицы раздался смех и крики.
  
  «Если я копаю тебя правильно, приятель, - медленно сказал Свитс, - нам придется атаковать лодки и вулкан одновременно».
  
  "Невозможно!" - прошипела Мишель.
  
  «Невероятно, - сухо сказал я, - но не невозможно. И, как я только что сказал, наш единственный шанс. Свитс и Ли Чин будут управлять лодками. Мишель, мы с тобой нанесем небольшой визит в Мон-Пеле».
  
  У двери внезапно вспыхнул цвет. Один из парадеров, все его тело было покрыто ярко-зелено-красным костюмом рыбы, оттолкнул официанта и теперь стоял в дверях. Он махал рукой, покрытой плавником, своим друзьям на улице, подзывая их, несмотря на протесты возмущенного официанта.
  
  «Привет, дружище, - сказал Свитс. «У меня есть еще одна небольшая идея. Почему бы ...»
  
  "Смотрите!" - сказал Ли Чин. «Они идут! Вау! Какая безумная сцена!»
  
  Парадеры внезапно накрыли официанта, как приливная волна, с зелеными и красными рыбами в их головах. Были гигантские попугаи, акулы с оскаленными ртами и сияющими зубами, гигантская угольно-черная гротескная фигура получеловека-полуптицы из легенды Карибского вуду, ярко-розовая свинья с огромной мордой и, казалось, десятки блестящие рыбьи головы, покрытые фольгой. Теперь они бешено танцевали по ресторану, кричали, раскачивались из стороны в сторону. Там, где раньше в комнате было тихо и спокойно, теперь царил хаос людей, движений и хриплый шум.
  
  «Ты кое-что знаешь. Картер, - сказал мне Ли Чин, когда танцоры подошли к нашему столику, - это может быть очень весело. И, может быть, это все. Но по какой-то причине мне это не нравится. "
  
  Я тоже. И я не мог сказать почему, как и Ли Чин. Именно это шестое чувство предупреждает любого хорошего агента об опасности там, где ничто другое не может. Я хотел немедленно вывести нас четверых из этой комнаты подальше от толпы. Но это было невозможно. Фигуры из папье-маше окружали теперь наш стол, безумно танцуя вокруг нас под музыку с улиц.
  
  "Дансез!" они начали плакать. "Дансез!"
  
  Внезапно руки протянулись, и Ли Чин и Мишель поднялись на ноги, когда голоса побуждали их присоединиться к танцу. Я видел, как Ли Чин начала скручивать руку и регулировать свой вес в инстинктивной реакции кунг-фу, затем, как молния, рука Свитс вылетела, чтобы удержать ее.
  
  "Охладить их!" - скомандовал он. «Эти люди нежные, вежливые и дружелюбные по своей природе, но оскорбляет их гостеприимство - включая приглашение на танец - и могут стать уродливыми!»
  
  Мишель, все еще сопротивляясь потянувшимся к ней рукам, потянула ее и испуганно взглянула на меня.
  
  «Конфеты - это правильно». Я сказал. «Их намного больше, чем нас, и последнее, чего мы хотим, - это драка, в которую вовлечена полиция».
  
  Мгновение спустя две женщины поднялись на ноги и побежали трусцой.
  
  
  «Придерживайтесь Ли Чин», - бросил я Свитсу. «Не выпускайте ее из поля зрения. Я возьму Мишель».
  
  Мы оба вскочили на ноги и втиснулись в толпу, которая быстро уносила двух женщин от стола. Я проскользнул между двумя рыбами из фольги и оттолкнул локтем черно-бело-красного петуха, дико хлопая крыльями в такт музыке, чтобы он подошел к Мишель. Розовая свинья кружила ее головокружительными кругами, ее огромная морда касалась ее лица.
  
  "Бувез!" - вдруг закричал голос. Напиток! И крик разнесся по всей комнате. "Бувез! Бувез!"
  
  Решительно пытаясь держаться рядом с Мишель, я увидел, как на стойку швыряют деньги и хватают бутылки. Их подбрасывали в воздухе через комнату, вытаскивали пробки и переходили из рук в руки.
  
  "Бувез!" - крикнул мне в ухо голос, наполовину оглушив меня. "Voici! Buvez!"
  
  Прежде чем я осознал это, мне в руку сунули бутылку и прижали ко рту. Чтобы покончить с этим, я поднесла его к губам и быстро сделала глоток. Это был чистый новый ром из тростниковых полей, жирный и сладкий, и он обжигал мне горло, как серная кислота. Подавив желание заткнуть рот, мне удалось ухмыльнуться и передать бутылку ее владельцу, серебристо-серой чайке с длинным заостренным крючком вместо клюва. Он вернул его мне в руки. Я поднес его ко рту, притворился, что делаю еще один глоток, и передал его нетерпеливым рукам ухмыляющейся зубастой акулы.
  
  Затем я оглянулся в сторону Мишель, и она ушла.
  
  Я яростно проталкивался в толпу, используя свои плечи и локти, прокладывая путь через кошмарное множество фигур животных, птиц и рыб.
  
  "Мишель!" Я позвонил. «Мишель! Ответь мне!»
  
  "Вот!" Я услышал ее слабый голос. "Здесь!"
  
  Внезапно я увидел ее. Она стояла у двери, на этот раз в объятиях гигантского петуха. И тащил ее за дверь. Затем так же внезапно я почувствовал, что меня толкают к двери. Все направление толпы изменилось. Так же, как они ворвались в ресторан, как приливная волна, теперь они снова уносятся прочь. Я позволил себе нести себя среди толкающихся тел, чувствуя густой запах пота, мои уши заглушены хриплыми криками, криками смеха и ревом медных рогов. Впереди я мог видеть длинные черные волосы Мишель, когда ее качал из стороны в сторону ее партнер, то ли животное, то ли птица, то ли рыба.
  
  "Бувез!" - крикнули мне в ухо голос. "Бувез!"
  
  На этот раз я отодвинул бутылку в сторону. Теперь мы были на улице, и я не мог рисковать потерять из виду Мишель даже на мгновение. Сладости и Ли Чина нигде не было видно.
  
  Внезапный залп взрывов разнесся по музыке. Я напрягся. Затем небо озарилось вспышками и полосами света. Красный, белый, зеленый, синий - фонтаны света, водопады цвета. Фейерверк. По большому счету. Они на мгновение ослепили меня. Затем мое зрение прояснилось, и во всем моем теле зазвенел тревожный звон.
  
  Толпа разделилась. Большая часть шла прямо, но ответвление превратило угол в переулок. И Мишель была среди этого ответвления.
  
  Я пробирался сквозь толпу, как бык по высокой траве. Когда я завернул за угол, я оказался на узкой улице, которая была немногим лучше переулка. Мишель была в центре группы в конце, и пока я смотрел, проклиная, я увидел, как ее уносят за другой угол. Я протискивалась локтями и плечами сквозь толпу гуляк, многие из которых пили из бутылок? разбивая бутылки о брусчатку. По мере того, как я шел, улица становилась все темнее и уже, пока, наконец, единственным источником света не стали сокрушительные взрывы света высоко в небе. Они отбрасывали жуткие тени на лепные стены зданий, на кованые решетки окон. Я дошел до угла и повернул, но оказался на еще одной темной улице, похожей на переулок.
  
  В шоке я понял, что там пусто.
  
  Мишель не было видно.
  
  Затем внезапно он больше не был пустым. Был поток тел, странных масок, и я был окружен кругом рыбьих голов из фольги.
  
  Момент абсолютной тишины внезапно закончился взрывом колеса искр в небе над головой.
  
  В руках окружавших меня фигур я мог видеть тусклый блеск лезвий мачете, заостренных до лезвия бритвы.
  
  «А, мсье, - сказал один из персонажей, - похоже, рыба поймала рыбака».
  
  «Рыбу, - медленно и настойчиво сказал я, - ее можно будет съесть на обед, если она не будет стоять в стороне от рыбака».
  
  «Рыба, - зарычала фигура, - сейчас выпотрошит рыбака».
  
  Лезвие мачете вспыхнуло в его руке, и его рука ударила вперед. Но он был медленнее моей руки с Вильгельминой в ней. Треск пули эхом разнесся по переулку почти сразу после того, как он двинулся с места, и он упал, кровь хлынула через отверстие в его обернутой фольгой груди и сочилась изо рта.
  
  
  Двое мужчин позади него двинулись по обе стороны от меня. Вторая пуля от Вильгельмины попала тому, что слева от меня, в его живот, и он закричал от боли и ужаса, когда моя правая нога ударила ногой по паху другого, заставив его мгновенно упасть в положение зародыша.
  
  Я едва успел повернуться, чтобы увидеть в гротескном свете взрывающейся над головой римской свечи яркое мерцание лезвия мачете, шипящего в воздухе. Я повернулся и шагнул в сторону, и оно безвредно лязгнуло по брусчатке позади меня. Вильгельмина снова сплюнула, и еще одна фигура рыбы упала, его череп мгновенно превратился в извержение красной крови, серого вещества мозга и белых осколков костей.
  
  Но мои действия выявили кое-что еще. В другом конце переулка ко мне медленно приближалась другая группа фигурок рыб. На меня нападали с обеих сторон, и все пути к бегству были заблокированы.
  
  Кроме того, я внезапно осознал, как еще одна римская свеча взорвалась в небе и осветила переулок в одну сторону. Вверх.
  
  Три фигуры рыб отделялись от толпы передо мной, осторожно приближаясь ко мне, расставленные настолько далеко, насколько позволяла аллея. Оглянувшись через плечо, я понял, что три фигуры позади меня делают то же самое. Они двигались медленно, в каком-то ритме, словно исполняли какой-то смертоносный ритуальный танец. Из толпы позади них раздалось гудящее пение. У него был глубокий, леденящий кровь тон убийства.
  
  «Туэц… Туэц… Туэц… Туэц…»
  
  Убить… Убить… Убить… Убить…
  
  Я ждал, двигаясь вперед и немного в сторону, оценивая их продвижение. Теперь они были достаточно близко, так что я мог видеть глаза, сверкающие за рыбьими головами из фольги. Неестественно широко раскрытые глаза, закатывающиеся, возбужденные. Горячо убить. Тем не менее, я ждал.
  
  «Туэц… Туэц… Туэц… Туэц…»
  
  Танец убийства приближался. Я почти чувствовал на лице смертоносное дыхание. Мачете начали подниматься. Я ждал, укрывая Вильгельмину, мои мускулы напряглись в готовности.
  
  «Туэц… Туэц… Туэц… Туэц…»
  
  В настоящее время!
  
  Я вскочил вверх высоко, используя все свои силы. Мои протянутые руки ухватились за кованые перила балкона над головой, в то время как мои ноги, сжатые вместе, как две дубинки, раскачивались по зловещей дуге маятника. Раздался промокший стук, когда мои туфли врезались в череп, а затем еще один, когда они откинулись назад.
  
  Затем я перебрался через перила на балкон. Лезвие мачете лязгло о перила, брошенное чрезмерно нетерпеливыми, разочарованными руками, а затем еще одно. Через несколько секунд Хьюго был у меня в руке, я ударил меня вниз, оторвав четыре пальца от руки человека, пытающегося взобраться на балкон. Его крик разрывал уши.
  
  Затем я снова прыгнул вверх, ухватившись за перила балкона надо мной. Пение внизу превратилось в хаос яростных криков, смешанных со стонами и воплями тех, кого я ранил. Рыбные костюмы срывали в сторону, чтобы нападавшие могли забраться на балконы, как я. Но к тому времени, как я добрался до крыши, только одному удалось попасть на самый нижний балкон. Я перепрыгнул через выступ и присел, прищурившись, в темную тьму крыш вокруг меня.
  
  Затем я ахнул.
  
  Все дома по обе стороны от меня соединялись крышами на одном уровне. А на крыше самого дальнего дома собралась толпа костюмированных фигур.
  
  Посреди толпы, плотно окруженная телами, была Мишель.
  
  А к толпе с зажженного петардами неба спускался вертолет.
  
  Вильгельмина прыгнула мне в руку, и я бросился вперед, быстро пригнувшись. Я преодолел первый парапет, прыгнул на следующую крышу и остановился, чтобы выстрелить. Гигантский розовый поросенок с огромной мордой развернулся, прижал руки к лицу и, упав, закричал, поливая горло брызгами крови.
  
  "Ник!" Я услышал крик Мишель, когда она увидела меня. Затем: «Назад, Ник! Назад! Они тебя убьют! У них автомат…»
  
  Я влетел в крышу как раз вовремя. Жестокий стук пистолета Стена прорезал ночь, и пули выбили осколки кирпича из трубы прямо за моей спиной. Я поднял голову и выстрелил. Еще одна фигура упала, но стук пистолета Стена продолжался. Вертолет был прямо над крышей, медленно садясь на посадку. Я стиснул зубы и решил рискнуть. Через минуту было бы слишком поздно; Мишель возьмут на борт вертолета.
  
  Мои мышцы напряглись, и я прыгнул вперед.
  
  
  
  Я отчаянно бежал зигзагами, преодолевая парапеты крыши, как звезда трека. Перед собой я мог видеть смертоносные вспышки выстрела из пистолета Стена и вертолет, который садился на крышу, его дверь открывалась изнутри.
  
  Потом мой череп взорвался, как сам Мон-Пеле, мой мозг загорелся, и я почувствовал, что бросаюсь вперед.
  
  Чернота.
  
  Тишина.
  
  Ничего.
  
  
  Двенадцатая глава.
  
  Что-то где-то гнало меня идеей. Это не было ясной идеей, но я знал, что это было очень неприятно. Я старался избегать этого как можно дольше. Но он продолжал ныть. Наконец, мне пришлось признать, что я знал, что это было.
  
  «Глаза», - сказал он. Вы должны открыть глаза.
  
  Я сделал. Я не хотел, но хотел.
  
  Знакомые глаза с двойными веками на знакомом восточном лице смотрели на меня сверху вниз. Они моргнули, а затем губы изогнулись в искрящейся улыбке облегчения. Еще одно лицо, на этот раз черное и такое же знакомое, появилось перед глазами. Тоже улыбается.
  
  «Привет, Картер, - сказала восточная физиономия, - ты всегда ложишься спать так рано вечером? Я имею в виду, мы еще даже не ужинали».
  
  Я поднял голову и застонал. Боль пронизывала мой череп, пока я не подумал, что мои глазные яблоки вот-вот вылются. Я осторожно, неуверенно дотронулся рукой до черепа. Он обнаружил большую повязку.
  
  «Я чувствую себя», - сказал я с трудом, - «как человек, чей скальп был рассечен пулей из пистолета Стена».
  
  «Вероятно, потому что вы мужчина, у которого только что оторвалась голова от пули из пистолета Стена», - предположил Ли Чин.
  
  «Эй, приятель, - мягко сказал Свитс, - разве никто никогда не говорил тебе, что нападение на человека, стреляющего из автоматического оружия, может привести к выстрелу?»
  
  «Они затащили Мишель в вертолет», - сказал я, усаживаясь. «Я должен был попытаться остановить их».
  
  «Что ж, это была хорошая попытка», - сказала Ли Чин. «Я имею в виду, я никогда раньше не видела, чтобы хоть один человек пытался атаковать армию. Особенно армию, одетую как свиньи, петухи и рыбы. И стреляла из пистолета Стена. Когда мы со Свитсом увидели, что вертолет приземляется, и прилетели поднялся на эту крышу и мельком увидел, как ты набираешь номер Легкой Бригады, я сначала не поверила своим глазам ».
  
  «Как только она поверила своим глазам, - сказал Свитс, - она ​​стала довольно быстрой цыпочкой с повязкой».
  
  «Это просто шишка, Ник, - сказал Ли Чин. «Все будет в порядке, если не считать головной боли размером с Великую Китайскую стену».
  
  «Тем временем, - сказал я, - они схватили Мишель. И они ушли».
  
  «Неудобно», - вздохнул Свитс. «Настоящее неудобное время для этого».
  
  «Худшее», - согласился я. И это было хуже всего. По факту…
  
  Где-то в глубине души начали вращаться колеса.
  
  «Вы все еще не думаете о попытке одновременно атаковать лодки и вулкан, не так ли?» - спросила Ли Чин. «Потому что, учитывая все обстоятельства, я бы хотела прожить еще немного. А если…»
  
  Я жестом приказал ей замолчать. Опершись на локоть, я полез в карман рубашки за сигаретами, вытащил смятую и закурил. Некоторое время я курил молча. И подумал. И чем дольше я думал, тем больше убеждался, что ясно вижу вещи для первой мелодии.
  
  Мне не понравилось, как они выглядели.
  
  Но у меня было одно преимущество. Я был почти уверен, что враги не знали, что я знал.
  
  Я собирался использовать это преимущество изо всех сил.
  
  Я снова повернулся к Ли Чину и Свитсу, одновременно вытаскивая Вильгельмину для перезарядки.
  
  «План, - сказал я им, - изменился. Мы все попадем в вулкан».
  
  Они кивнули.
  
  «Это их штаб», - сказал он. «Мне кажется, именно туда они взяли Мишель».
  
  «Мне кажется, что они тоже так думали, - вставил Ли Чин.
  
  "Совершенно верно", - сказал я. «И я, конечно, не хотел бы их разочаровывать. Но в качестве дополнительного бонуса мы добавим небольшой ингредиент, которого они не ожидают».
  
  Брови Свитса и Ли Чина поднялись одновременно. Я снова накрыл Вильгельмину, пытаясь не обращать внимания на головокружительную боль, и начал говорить. Когда я закончил, они оба какое-то время молча смотрели на меня. Затем Свитс медленно усмехнулся. Он выудил из кармана шоколадную карамель, развернул ее и сунул в рот.
  
  «Я думаю», - сказал он. «Это настоящая живая драма. И я всегда хотел быть исполнителем».
  
  "Да, но ты всегда хотел закончить маленькими кусочками?" - спросила Ли Чин. Затем мне: «Послушай, Картер, я сторонник смелых действий и драмы, но я думаю, что могут возникнуть некоторые осложнения, Если мы в конечном итоге взорвем весь остров до небес, у нас может возникнуть несколько возражений. И есть довольно большая вероятность, что мы это сделаем. Не говоря уже о том, что мы бы взлетели до небес ».
  
  
  ».
  
  «Это, конечно, игра, - сказал я. «Но у нас осталось всего несколько часов, и это наш единственный шанс».
  
  Ли Чин молча задумалась.
  
  «Ну что ж, - сказала она наконец, - мне всегда было интересно, каково это - играть в маджонг с TNT. И мне все равно больше нечего делать сегодня вечером. Считай меня».
  
  «Верно, - сказал я. «Пойдем. Нельзя терять время».
  
  Вернувшись на улицу, пробираясь сквозь буйные толпы веселых карнавалов, мы нашли общественное такси, которое ехало из Форт-де-Франс через Сен-Пьер и далее в Морн-Руж, город, ближайший к вулкану. Щедрыми чаевыми я убедил водителя ехать в Морн Руж, оставив только нас троих пассажиров. Мы ехали молча, каждый из нас был погружен в свои мысли.
  
  В «Морн Руж» мы вышли. Мы с Ли Чин молча пожали друг другу руки Свитсу, наши глаза встретились и встретились. Затем мы двинулись по дороге к тому месту, где был спрятан День леди. Он пошел другой дорогой. В сторону Мон-Пеле.
  
  Теперь у Ли Чина была только одна серьга.
  
  У Свитса была одета другая.
  
  В радиорубке «Дня леди» я связался с Гонсалесом и дал ему свои инструкции, подчеркнув их срочность. Затем мы ждали часа два. Это были самые тяжелые два часа за всю операцию. Но нам нужно было дать Свитсу время поработать. И мне нужно было получить известие от Гонсалеса. Когда я это сделал и услышал, что он сказал, адреналин хлынул по моему телу. Я выключил радио и повернулся к Ли Чин.
  
  «Нулевой час», - сказал я. "Поехали."
  
  Через полчаса мы уже лежали на животе, пробираясь сквозь невысокие кустарники, окаймлявшие подходы к кратеру Мон-Пеле. Помимо моей обычной семьи Вильгельмины, Хьюго и Пьера, у меня был израильский MKR Sten. Это одно из самых замечательных автоматических орудий, но сделанное из-за его высокой точности, низкой возможности поломки и, что самое замечательное, глушителя, который не снижает точность или скорострельность в сколько-нибудь заметной степени. Ли Чин несла его близнеца, оба из внушительного оружейного ящика Свитса.
  
  «Подожди», - внезапно прошептала я, указывая на Ли Чин.
  
  Менее чем в ста ярдах от нас на фоне ночного неба выделялся край кратера Мон-Пеле. Я поднес бинокль Свитса к глазам и просмотрел его. Я уже знал из нашей производственной поездки в тот день, что кольцо из наэлектризованной проволоки высотой семь футов проходит через весь диаметр кольца. То, что я искал сейчас, было другим. Когда я нашел его, я передал бинокль Ли Чин и жестом показал ей посмотреть.
  
  «Прожекторы», - сказал я кратко. «Установленный вдвойне, обращены в противоположные стороны, на каждой опорной стойки забора.»
  
  «Угу, - сказала Ли Чин, прикрыв глаза биноклем, - и если что-то касается забора, они продолжаются».
  
  «Верно, - сказал я. «А теперь давайте узнаем немного больше».
  
  Я нащупал кустарник и нашел тяжелую палку, затем прополз еще ярдов пятьдесят, Ли Чин позади меня. Потом бросил палку. Раздался звук стука, когда он ударился о провод, потрескивание электричества, когда ток протекал через росу по нему, и зажглись два прожектора. Только два.
  
  «Угу», - сказал Ли Чин. «Прожекторы не только освещают, но и определяют источник помех на заборе».
  
  «За этим последовало, - сказал я, расплющивая себя, как Ли Чин, - и появилось вооруженная охрана».
  
  Как по команде, на фоне неба появились два охранника с винтовками. Мы смотрели, опустив головы, как они светили фонариками вниз по склону и вокруг забора, а затем, по-видимому, решив, что нарушение было создано животным, исчезли.
  
  Я повернулся к Ли Чин.
  
  "Как твоя акробатика сегодня вечером?"
  
  Она вопросительно посмотрела на меня. Я точно сказал ей, что мы собираемся делать. Она кивнула, не раздумывая, и мы потратили еще пять минут, ползая вдоль забора, чтобы уйти от участка, за которым теперь могли наблюдать охранники, прежде чем мы повернулись и поползли прямо к нему. Когда мы были в нескольких футах от меня, я повернулся и кивнул ей. Мы встали быстро и одновременно.
  
  "Hoop-la!" - резко прошептал я.
  
  Ее правая нога была в моих сомкнутых руках, ее тело выскользнуло из них, и она кувыркнулась в воздухе и перелетала через забор, как быстрая, почти невидимая тень. Так же быстро она катилась по земле изнутри, как и я на животе с другой стороны. Все это заняло не более трех секунд. На четвертом я уже нащупывал рядом другую палку. Найдя его, я взглянул на часы и подождал оставшиеся тридцать секунд, о которых мы договорились. Потом бросил.
  
  Включились прожектора.
  
  Я поднял Стен себе на плечо, переключил на одинарное действие и дважды нажал на курок.
  
  По стеклу послышались две слабые трещины, затем треск и снова темнота.
  
  Когда появились силуэты охранников, они остановились, посветив фонариками на прожекторы, которые так необъяснимо загорелись, а затем погасли.
  
  Я снова нажал на спусковой крючок Стена.
  
  Левый охранник упал, от выстрела в голову. И поскольку я использовал одиночный, а не непрерывный огонь, он упал вперед, на забор. Почти - из-за отсутствия звука из моего оружия - как будто он внезапно наклонился, чтобы осмотреть его. Но охранник справа знал лучше, и его винтовка уже поднималась к его плечу, поворачиваясь, чтобы определить источник пули, когда из темноты донесся резкий шепот Ли Чина.
  
  "Погоди!" - бросила она по-французски. «Не двигайся! Я сзади тебя, а перед тобой мужчина. У нас обоих есть автоматическое оружие. Если хочешь жить, делай, что я говорю».
  
  Даже в тусклом свете я видел ужас на лице мужчины. Он опустил винтовку и ждал, явно дрожа.
  
  «Позови человека в блоке управления, - сказал Ли Чин. «Скажите ему, что ваш напарник упал на забор. Скажите ему выключить ток. И звучите убедительно расстроенным!»
  
  Мужчина немедленно подчинился.
  
  "Арман!" - закричал он, поворачиваясь и крича в кратер. «Ради бога, отключите ток на заборе! Марсель упал!»
  
  Его ужасный тон был убедительным даже для меня, вероятно, потому, что он был искренне напуган. Через несколько секунд слабый гул, исходивший от электрифицированного провода, прекратился. Ночь была тихой, если не считать треска насекомых, а затем далекого крика из кратера.
  
  «Ток отключен, - сказал охранник. Он все еще дрожал.
  
  «Ради тебя, я надеюсь, что это так», - услышал я шепот Ли Чина. «Потому что теперь ты собираешься прикоснуться к нему. Сначала нижняя прядь. Держи ее всей рукой прямо рядом с шестом».
  
  "Нет!" - сказал мужчина. «Пожалуйста! Возможна ошибка…»
  
  "Сделай это!" - отрезал Ли Чин.
  
  Дрожа неконтролируемой, его дыхание было таким затрудненным, что я мог ясно слышать его, мужчина подошел к забору. Я держал свой пистолет нацеленным на него, но даже при том, что теперь он был всего в нескольких футах от меня, он почти не заметил, как медленно, его лицо искажалось в искаженной агонии страха, он протянул руку вниз к самому нижнему проводу.
  
  "Возьми это!" - послышался угрожающий приказ Ли Чин.
  
  Мужчина помедлил еще мгновение, затем, как пловец, ныряющий в холодную воду, схватился за проволоку.
  
  Ничего не произошло. Лицо охранника слегка расслабилось. Я видел, как с его подбородка капает пот!
  
  «Держи его, пока я не прикажу тебе остановиться», - приказал я ему.
  
  Он кивнул с выражением онемения. Я прошел еще несколько футов, пока не дотянулся до проволоки, и вытащил из заднего кармана пару кусачков. Затем, на несколько дюймов дальше от руки охранника, чтобы, если бы ток снова включили, пока я работал, он заземлял бы его своим телом - и своей жизнью - я перерезал нижнюю прядь.
  
  «А теперь обними следующую прядь», - приказал я ему.
  
  Он повиновался. Я отрезал следующую прядь и сказал ему переместить руку к следующей. Я повторял эту процедуру до тех пор, пока все пряди не были обрезаны, затем сказал охраннику отойти и перешагнул через ограждение, используя тело охранника, чтобы защитить меня от взгляда любого, кто смотрит вверх из воронки.
  
  «Там никого не видно», - тихо сказал Ли Чин.
  
  Я осторожно выглянул через плечо стражника в воронку. Это была, мягко говоря, крепость. Лабиринт зданий из цементных блоков, стены которых, казалось, были толщиной не менее четырех футов, и нигде без окон. Такой же мощный, как пресловутый Furhrerbunker, в котором Адольф Гитлер провел последние дни перед своим самоубийством. В двух точках постройки встраивались в кратер самого вулкана. Было три выхода, два из них были дверьми размером с человека, ведущими к противоположным сторонам внешнего кратера, один из них был достаточно большой для грузовика. К этой двери вела большая дорога, идущая из-за края кратера.
  
  Ли Чин был прав. Никого не было видно.
  
  Я ткнул охранника в живот своим пистолетом.
  
  "Где остальные охранники?" - резко потребовал я.
  
  «Внутри», - сказал он, указывая на два крыла с выходами размером с человека. «Система видеонаблюдения сканирует весь кратер».
  
  "Как он могут добраться до края, где мы находимся?" - потребовал я.
  
  «Здесь, наверху, это другая трасса», - сказал он, убеждая меня, что говорит правду, ужасом в его глазах. «Сканеры - это прожекторы, и активируются, когда они включаются».
  
  
  Так что на данный момент мы были вне поля зрения. Но как только мы начнем спускаться в кратер, нас уже будет очень хорошо видно. Я задумался на мгновение, затем повернулся и прошептал несколько коротких слов Ли Чин, которая лежала рядом на животе. Через несколько минут я снял с убитого стража фуражку и куртку и надел их на себя.
  
  «Позови человека в диспетчерской», - сказал я. охраннику. «Скажите ему, что ваш партнер ранен, и вы его приведете».
  
  Охранник повернулся и крикнул в кратер. Теперь я мог видеть, как открылась одна из выходных дверей и появилась фигура, обрамленная светом изнутри. Он махнул рукой и что-то выкрикнул в знак согласия.
  
  «Хорошо, приятель», - сказал я охраннику. «Теперь ты собираешься отнести меня в эту диспетчерскую. И медленно. За твоей спиной с расстояния в несколько футов на протяжении всей поездки будет стоять пистолет».
  
  Я слышал, как охранник сглотнул. Затем, вытирая пот с глаз, он уронил винтовку, наклонился и поднял меня на руки. Я повернулся так, что мой израильский молчаливый Стен был наготове, а палец все еще был на спусковом крючке. Но на этот раз я бы выстрелил автоматически.
  
  «Хорошо, спасатель», - сказал я охраннику. «Пошли. И когда я скажу тебе бросить меня, делай это быстро».
  
  Медленно он начал спускаться по склону внутри кратера. Я слышал, как Ли Чин ползла на животе позади нас. Внизу, через открытую дверь, я мог видеть фигуры, движущиеся в диспетчерской. Я насчитал как минимум дюжину. Еще я увидел кое-что интересное. Оказалось, что была только одна дверь, ведущая из диспетчерской во внутрь комплекса зданий.
  
  «Картер! Смотри! Дорога!»
  
  Я взглянул в направлении, которое указывала Ли Чин. По краю вулкана по дороге, ведущей к массивным стальным гаражным воротам, проехал тяжелый грузовик со скрипящими шестернями, когда он переключался на пониженную передачу на склоне. Он остановился у дверей. Мгновение спустя двери беззвучно распахнулись, и грузовик вошел. При этом я мельком увидел открытую дверь. Два вооруженных охранника, оба белые, оба с автоматами, и двое местных рабочих, несомненно, нанятые для переноски техники.
  
  Нет. Один местный рабочий.
  
  И один Охотник за сладостями, одетый, вероятно, в самую убогую одежду, которую он когда-либо носил в своей жизни. Говорил и смеялся на беглом наречии с Мартиникэ рядом с ним, глядя на весь мир, как человек, довольный тем, что только что получил хорошо оплачиваемую работу.
  
  Планируйте действия по графику.
  
  Следующий шаг.
  
  Теперь мы были менее чем в ста ярдах от открытой двери диспетчерской. Охранник, несший меня, тяжело дышал и начинал спотыкаться от усталости. Хорошо.
  
  "Готов, Ли Чин?" - спросила я, сжимая руки на Стене.
  
  «Готово», - послышался ее краткий шепот.
  
  «Охранник, позови своих друзей, чтобы они помогли мне нести», - сказал я ему. «Тогда будьте готовы бросить меня. И никаких трюков. Помните пистолет, направленный вам в спину».
  
  Он незаметно кивнул и снова тяжело сглотнул.
  
  "Привет, друзья, а как насчет небольшой помощи?" - внушительно проревел он. "Марсель был ранен!"
  
  Три или четыре фигуры вошли в дверной проем и направились к нам. Еще несколько человек собрались за дверью, с любопытством глядя наружу. Позади меня я услышал легкий щелчок, когда Ли Чин переключила свое оружие на автоматический огонь. Мои мускулы напряглись от готовности. Я ждал. Цифры увеличились. Теперь они были всего в тридцати ярдах. 20. 10.
  
  В настоящее время!
  
  "Кидайте меня!" - бросил я охраннику. И через несколько мгновений я катился по земле из-за линии огня Ли Чин, приклад Стена лег мне под подбородок, его прицел нацелился на группу людей передо мной, когда они начали попадать под огонь Ли Чина. Еще один упал, вращаясь от силы пуль, когда мое собственное оружие начало извергать огонь. Это была мгновенная бойня: черепа превратились в кровавые массы из мозгов и костей, лица оторваны, конечности оторвались от туловища и упали в воздух. И из-за глушителей на стенах все происходило в жуткой тишине, как в безымянном балете увечий и смерти, жертв били слишком быстро и слишком сильно, чтобы они даже могли кричать или плакать. из.
  
  "Дверь!" - внезапно крикнул я. "Стреляйте в дверь!"
  
  Я навел пистолет на тела мужчин перед нами и выстрелил в дверь. Это было закрытие. Потом я выругался. Стен был пуст. Я вытащил пустую обойму и вытащил из кармана еще одну полную, вонзив ее в пистолет, а Ли Чин за моей спиной продолжала стрелять. На мгновение дверь перестала двигаться, а затем медленно начала закрываться снова, как будто кто-то за ней был ранен, но отчаянно пытался закрыть линию обороны. Я произвел еще один выстрел и вскочил на ноги.
  
  
  
  
  "Прикрой меня!" Я крикнул Ли Чин, одновременно пуская ряд пуль в одного из мужчин прямо передо мной, который пытался подняться.
  
  Затем я побежал, пригнувшись, Стен плюнул передо мной своим тихим, но смертоносным огнем. Я ударил дверь плечом на полной скорости, затем развернулся, обстреливая комнату. Раздался оглушительный взрыв разбивающегося стекла, и вся стена экранов телевизоров превратилась в ничто; затем слева от меня один выстрел из пистолета без глушителя. Я снова развернулся, Стен беззвучно взорвался. Из-за двери одна-единственная фигура рванулась вверх с силой пули, попавшей ему в грудь, а затем медленно рухнула вперед.
  
  "Картер!" Я услышал снаружи крик Ли Чин. «Другая дверь! Больше охранников!»
  
  Я прыгнул к двери через безжизненные тела, которые были единственными обитателями комнаты. Моя рука нашла и щелкнула выключателем, погрузив комнату в темноту. Из-за угла комплекса зданий, от двери на другой стороне кратера, вышла огромная группа охранников, их автоматическое оружие уже стучало. Телевизионные мониторы сказали им все, что им нужно было знать - нападение на вулкан!
  
  "Внутрь!" Я крикнул Ли Чину, отвечая на огонь охранников. "Торопись!"
  
  Пули забрызгали цементный блок рядом с дверью, подняв смертоносный след пыли за пятками Ли Чин, когда она яростно бросилась ко мне. Я почувствовал резкую боль в плече и отшатнулся на шаг, затем увидел, как Ли Чин выскочила в дверной проем, повернулась и захлопнула за собой стальную дверь, закрыв тяжелые засовы. Морщась от боли в плече, я нащупал выключатель. Мгновение спустя я нашел его, и комнату залил свет. Ли Чин встала с дымящимся пистолетом и озабоченно посмотрела на меня.
  
  «Лучше тебе покажи мне эту рану, Картер», - сказала она.
  
  Но я уже сам это видел. Пуля только что задела мою верхнюю часть бицепса. Было больно, но я все еще мог пользоваться рукой, и крови было мало.
  
  «Нет времени», - отрезал я. "Давай!"
  
  Я двинулся к двери внутрь комплекса, в то же время вытащив из Стена пустой обойму на три четверти и протаранив еще одну полную. Ствол пистолета раскалился, дымился, и я только надеялся, что оно продолжит работать.
  
  "Куда мы пойдем?" Я слышал, как Ли Чин сказал позади меня.
  
  «Оба крыла с выходами в кратер соединились в одно центральное крыло, где оно было встроено прямо в тело вулканической породы. Там они хранили самое ценное оружие и разместили свои мастерские».
  
  «И именно туда они и ожидали, что мы поедем», - напомнил Ли Чин.
  
  «Хорошо», - сказал я, повернувшись к ней и усмехнувшись. "И мы не хотим их разочаровывать, не так ли?"
  
  «О, нет», - сказала Ли Чин, торжественно качая головой. «Небеса Бетси, нет».
  
  Я медленно открыл внутреннюю дверь левой рукой, в правой - Стен наготове. Она вёл в длинный узкий коридор, голый, если не считать люминесцентных трубок вдоль потолка. Толстые стены из цементных блоков заглушали все звуки снаружи, но на звуки изнутри комплекса он действовал как гигантская эхо-камера. И звуки, которые я тогда услышал, были именно такими, как я ожидал. Вдалеке доносится топот ног в тяжелых боевых ботинках. Много людей, идущих с двух сторон.
  
  Я повернулся и встретился глазами с Ли Чин. Это должно было быть самой сложной частью всей операции.
  
  Я сказал. "Сейчас"
  
  Мы бежали по коридору бок о бок, бегом. Стук бегущих ног был громче, ближе. Он исходил как от лестницы в конце коридора, так и от коридора, ведущего налево. Мы были менее чем в двадцати футах от лестницы, когда появились две головы, быстро поднимающиеся по лестнице.
  
  Я закричал. "Вниз!"
  
  Мы упали на пол одновременно, наши Стены одновременно легли нам на плечи, и из их ртов вылетела смертельная линия пуль. Два тела были отброшены назад, словно от удара гигантскими кулаками, кровь хлынула вверх, когда они исчезли вниз по лестнице. Мужчины внизу, должно быть, уловили идею. Никаких других голов не было. Но я мог слышать голоса, доносящиеся с лестницы, вне поля зрения. Много голосов.
  
  Я также мог слышать голоса, доносящиеся из коридора слева.
  
  «Давайте устроим небольшую рыбалку», - сказал я Ли Чину.
  
  Она кивнула. Бок о бок мы ползли по коридору на животах, все еще держа пальцы на спусковых крючках Стенов. Когда мы достигли поворота коридора, всего в нескольких футах от лестницы впереди нас, я снял шляпу, которую снял с мертвого охранника, и вытащил ее перед собой, за поворот.
  
  Раздались оглушительные выстрелы. Шляпа была разорвана на ленточки.
  
  
  
  "Ну и дела", - сказал Ли Чин. «Войска слева от нас. Войска перед нами. Войска позади нас. Я начинаю чувствовать настоящую клаустрофобию».
  
  «Это будет недолго», - сказал я. «Они знают, что поймали нас в ловушку».
  
  И это было недолго. Когда раздался голос, он был зол, разъярен. Мы убили не менее 20 солдат ОАС. Но голос также контролировался.
  
  "Картер!" - крикнул он, и звук эхом разнесся по коридору из цементных блоков. "Вы слышите меня?"
  
  "Нет!" - крикнул я в ответ. «Я читаю по губам. Тебе придется выходить туда, где я тебя вижу».
  
  Ли Чин усмехнулась рядом со мной.
  
  "Останови глупость!" - проревел голос, отозвавшись эхом сильнее, чем когда-либо. «Мы окружили тебя! Каким бы ты ни был, мы можем разнести тебя на куски! Я призываю тебя и девушку сдаться! Сейчас же!»
  
  «Вы имеете в виду, что если мы двинемся, вы разнесете нас на куски, но если мы сдадимся, вы только сварите нас заживо в масле?» - крикнул я в ответ.
  
  Судя по приглушенному рычанию, которое последовало за этим, я был уверен, что это именно то, что он хотел бы сделать. И больше. Но снова оратор взял себя в руки.
  
  «Нет», - крикнул он. «Вам и девушке гарантирована ваша безопасность. Но только если вы сдадитесь сейчас. Вы зря тратите наше время».
  
  "Зря тратят время?" - пробормотал Ли Чин.
  
  Я снова крикнул: «Как я могу тебе верить?»
  
  "Даю вам слово как офицер и джентльмен!" голос вернулся. «Кроме того, позвольте мне напомнить вам, что у вас мало выбора».
  
  «Ну, Ли Чин, - мягко сказал я, - мы поверим ему на слово как офицеру и джентльмену?»
  
  «Что ж, Картер, - сказал Ли Чин, - у меня есть смутное подозрение, что он рядовой и подлец. Но какого черта. Мне всегда было интересно, каково это быть сварившимся заживо в масле».
  
  «Какого черта», - согласился я. Затем с криком: «Хорошо, я верю тебе на слово. Мы выкинем наше автоматическое оружие в коридор».
  
  Мы сделали это. Не очень хорошо, но мы справились.
  
  «Très bien», - раздался голос. «А теперь выходи туда, где мы сможем тебя увидеть. Медленно. Сложив руки над головой».
  
  Нам это тоже не понравилось. Но мы сделали это. Момент, когда мы двинулись, беззащитные, на виду и в пределах досягаемости, прошел как вечность, вечность, в которой мы ждали, чтобы узнать, разорвут ли нас на части пули или позволят жить еще немного.
  
  Затем момент прошел, и мы остались живы, окруженные людьми в форме французских парашютистов. У этих мужчин, однако, были повязки на рукавах с инициалами OAS. И смертоносные автоматические БАРЫ, нацеленные на наши тела с расстояния в несколько футов. Двое из них быстро и жестоко обыскали каждого из нас, забрав дерринджер Ли Чина, Вильгельмину и Хьюго, но не благодаря его укрытию, Пьера.
  
  «Бон», - сказал человек, который, очевидно, был их лидером и чей голос вел переговоры. «Я лейтенант Рене Дорсон, и мне совсем не приятно знакомиться с вами. Но у меня есть приказ. Вы поедете со мной».
  
  Он показал вниз по лестнице перед нами с пистолетом 45 калибра в руке. Стволы винтовок ткнули нас сзади, и мы начали спускаться по ступеням, лейтенант шел впереди нас. Внизу был еще один голый коридор с люминесцентным освещением на потолке. Мы шли в мертвой тишине, которую нарушал только топот армейских ботинок по цементу. В конце коридора было две двери. Дорсон указал на ту, что слева.
  
  «Войдите», - сказал он. «И помни, на тебя всегда будут нацелены автоматы ».
  
  Мы вошли. Это была большая комната с полированными панелями из орехового дерева на стенах из цементных блоков. Пол был покрыт толстыми иранскими коврами. Мебель была подлинной Louis Quatorze. На маленьких столиках перед диванами стояли хрустальные кубки с золотыми ободами. Приглушенный свет исходил от ламп на столах и вставлялся в панели. За тщательно продуманным столом семнадцатого века сидел еще один человек в форме ОАС. Он был старше Дорсона, с белыми волосами, тонкими, как карандаш, белыми усами и худощавым аристократическим лицом. Когда мы с Ли Чин вошли в комнату, он спокойно поднял глаза и встал.
  
  «Ах, - сказал он. «Мистер Картер. Мисс Чин. Рада познакомиться с вами».
  
  Но я его почти не слышал и не видел. Мой взгляд был прикован к другой фигуре в комнате, сидящей на диване и потягивающей из хрустального бокала бренди.
  
  «Разрешите представиться», - сказал человек за столом. «Я генерал Рауль Дестин, командующий западными войсками организации« Секретной армии ». Что касается моего очаровательного товарища, я думаю, вы уже знакомы».
  
  Мой взгляд не отрывался от женщины на диване.
  
  «Да», - медленно сказал я. «Я думаю, что да. Привет, Мишель».
  
  Она улыбнулась и сделала глоток бренди.
  
  
  
  «Bon soir, Ник», - мягко сказала она. «Добро пожаловать в нашу штаб-квартиру».
  
  
  
  Тринадцатая глава.
  
  Последовало долгое молчание. Наконец, Ли Чин сломала его.
  
  "Видишь, Картер?" она сказала. «Мы должны были знать. Никогда не доверяйте женщине, которая слишком много знает о французской кухне».
  
  Глаза Мишель загорелись. Она кивнула генералу.
  
  "Я хочу избавиться от этой девушки!" - злобно сказала она. "Сейчас! И больно!"
  
  Генерал поднял руку и издал укоризненный звук.
  
  «А теперь, моя дорогая, - сказал он на английском с оксфордским акцентом, - это вряд ли будет гостеприимно. Нет. На самом деле, я думаю, нам очень повезло, что мисс Чин стала нашим гостем. Она, в конце концов, представитель крупного и влиятельного коммерческого концерна. Концерн, имеющий множество интересов в нефтяной сфере. Они вряд ли захотят, чтобы эти интересы были уничтожены. Так что я уверен, что она сочтет выгодным сотрудничать с нами ».
  
  «Для человека, который только что потерял около двадцати солдат, ты довольно добродушен», - сказал я.
  
  «Не беспокойтесь об этом», - спокойно сказал генерал. «Они были некомпетентны, поэтому они погибли. Это один из рисков солдат в любой армии».
  
  Он повернулся к лейтенанту.
  
  "Я так понимаю, вы убедились, что они безоружны?"
  
  Лейтенант бойко отсалютовал.
  
  «Уи, генерал. Их тщательно обыскали».
  
  Генерал махнул рукой в ​​сторону двери.
  
  «В таком случае, оставьте нас. Нам нужно обсудить дела».
  
  Лейтенант резко развернулся и вошел в дверной проем, забрав с собой своих людей. Дверь тихо закрылась.
  
  «Пожалуйста, мистер Картер, мисс Чин, - сказал генерал, - присаживайтесь. Не хотите ли вы присоединиться к нам за коньяком? Это неплохо. Сорок лет в бочке. Мой личный запас».
  
  "Приправленный синильной кислотой?" - сказала Ли Чин.
  
  Генерал улыбнулся.
  
  «Вы оба гораздо более ценны для меня живыми, чем мертвыми», - сказал он, наливая коньяк в два хрустальных бокала и протягивая их нам, когда мы сели на диван напротив Мишель. «Но, возможно, мне пора кое-что вам объяснить».
  
  «Я весь в ушах», - сухо сказал я.
  
  Генерал откинулся на спинку стула и медленно сделал глоток коньяка.
  
  «Как вы, вероятно, уже поняли, - сказал он, - ни президенту де Голлю, ни его преемникам так и не удалось полностью уничтожить ОАС, даже после провала наших попыток убийства его и принудительного изгнания большинства наших военачальников. Действительно, это принудительное изгнание просто привело к полному изменению нашей тактики. Мы решили создать нашу организацию за пределами материковой Франции, а когда мы снова действовали, чтобы атаковать извне. Тем временем мы продолжали увеличивать число подпольных сочувствующих в правительстве, и увеличить число активных членов за пределами Франции. Эти действия достигли апогея некоторое время назад с приобретением Мон-Пеле в качестве нашей базы и с приобретением Фернана Дюроша в качестве нашего - скажем так. , технического консультанта?"
  
  "Приобретение Фернана Дюроша?" - сухо повторил я.
  
  Генерал взглянул на Мишель. Она пожала плечами.
  
  «Скажи ему», - небрежно сказала она. «Теперь это не имеет значения».
  
  «Боюсь, что м-сье Дюрош был, - сказал генерал, - похищен. Мишель долгое время тайно поддерживала наше дело. М-сье Дюрош был категорически против нас. Необходимо было реквизировать его услуги под принуждением. . "
  
  «А письма, которые он вам писал, которые вы показывали Реми Сен-Пьеру - фальшивки», - сказал я, а не спросил.
  
  «Да», - сказала Мишель. «Как и письма, которые мой отец получил от меня, когда был в плену. Письма, в которых я сказала, что я тоже был похищена, и буду замучена до смерти, если он не сделает так, как его просили».
  
  «Вау, - сказал Ли Чин, - этот ребенок - любящая дочь».
  
  «Есть вещи более важные, чем семейные узы», - холодно сказала Мишель.
  
  «Действительно, есть», - согласился генерал. «И с неохотной помощью Фернана Дюроша мы собираемся достичь этих целей. Но предположим, я позволю м-сье Дюрошу лично объяснить, как мы этого добьемся».
  
  Генерал взял телефон на своем столе, нажал кнопку и отдал в него приказ. Он поставил стакан и отпил коньяка. Никто не говорил. Я украдкой взглянул на часы. Через мгновение дверь открылась, и в комнату вошел мужчина. Я говорю ступил. Я бы сказал, притащился. Он упал, как будто полностью побежденный, его глаза смотрели в пол. Я не мог не думать о том, насколько ироничным на самом деле было его старое имя, доктор Смерть.
  
  «Дюрош, - сказал генерал, как бы обращаясь к более низкому сословию слуг, - это Ник Картер, агент американской разведки, и мисс Ли Чин, советник крупного финансового концерна. Подойди сюда и расскажи им как это устроено.". Им интересно узнать, что вы для нас разработали и как это работает. Подойди сюда и расскажи им ".
  
  Дюрош, не говоря ни слова, прошел вперед и остановился посреди комнаты лицом к нам.
  
  "Говори!" - приказал генерал.
  
  Дюрош поднял голову. Его глаза встретились с глазами Мишель. Она холодно посмотрела на него. Выражение боли промелькнуло на его лице, затем исчезло. Он слегка расправил плечи.
  
  «Благодаря женщине, которую я считал своей дочерью, - сказал он дрожащим голосом, но отчетливо произнес его рассказ, - но которая вместо этого является предателем и своего отца, и своей страны, меня шантажировали и заставили работать на этих подонков. Я со стыдом признаю, что изготовили для них уникальное подводное двигательное устройство. Оно не более пяти футов в длину и одного фута в диаметре и содержит более тридцати фунтов тротила. Его не нужно запускать из труб, но его можно взять через борт любого корабля и оно становится самоходным, когда достигает глубины 100 футов. В это время автономный компьютер, запрограммированный для цели, отправляет ее на случайный курс к цели. Его курс запрограммирован не только быть случайным, но и избегать препятствий и устройств преследования.
  
  Дюрош посмотрел на меня.
  
  «Как только это устройство запущено, - сказал он, - его невозможно остановить. Поскольку его курс является случайным, его невозможно предсказать. Поскольку оно может избегать препятствий и преследователей, его невозможно успешно атаковать. Компьютер отправляет его на сво компьютер. цель каждый раз. "
  
  «Это было проверено», - сказал генерал. «Проверено много раз».
  
  Дюроше недовольно кивнул.
  
  «Итак, понимаете, Картер, - сказал генерал, широко размахивая рюмкой с коньяком, - вы ничего не можете сделать, чтобы остановить нас. Менее чем через два часа несколько десятков лодок всех размеров и типов покинут Мартинику. Они покинут его. Будут разбросаны по Карибскому бассейну и Южной Атлантике. В некоторых случаях они передадут наше оружие другим лодкам. Тогда они затеряются среди огромного населения морей, обитающих на небольших лодках. Вы не сможете больше найти их за год, не говоря уже с неделю или около того - не говоря уже о том, чтобы мы ударим по Кюрасао через восемь часов, - чем вы могли бы найти несколько десятков конкретных песчинок на большом пляже ».
  
  Он сделал паузу для эффекта.
  
  «Избегайте драматизма, генерал, - сказал я. "Выскажите свою точку зрения".
  
  Он слегка покраснел, затем поправился.
  
  «Я хочу сказать, - сказал он, - что нефтеперерабатывающий завод на Кюрасао для всех практических целей является развалиной. Это для того чтобы показать вам, что мы можем сделать. И что мы будем делать, если Соединенные Штаты, скажем так, не будут сотрудничать».
  
  «Дело в том, генерал, - сказал я. "Ближе к делу. Что за шантаж?"
  
  Он снова покраснел.
  
  «Шантаж - это не то слово, которое можно использовать в отношении солдат, сражающихся за свое дело. Тем не менее. Условия таковы: Соединенные Штаты через два дня признают Мартинику больше не частью Франции, а независимой республикой».
  
  «Без сомнения, с тобой и твоими лакеями».
  
  «Опять же, я возражаю против вашей терминологии. Но неважно. Да, ОАС будет управлять Мартиникой. Она будет защищена как Соединенными Штатами, так и их положением в качестве независимой страны в Организации Объединенных Наций».
  
  «И, конечно, вы останетесь довольны Мартиникой», - саркастически сказал я.
  
  Генерал улыбнулся.
  
  «Как независимая страна, Мартиника пришлет дипломатического представителя во Францию. Впервые наша родина будет вынуждена вести себя с ОАС на равных. И вскоре - вскоре после этого возникнет ситуация, аналогичная восстанию генералиссимуса Франко. против Испанской республики ".
  
  «Французские военные перейдут на сторону ОАС, штаб-квартира которой находится на Мартинике, и захватят Францию», - сказал я.
  
  «Совершенно верно. А после этого - ну, не только французы сочувствуют нашему делу и нашей философии. Некоторые другие…»
  
  «Несомненно, несколько нацистов, оставшихся после Второй мировой войны?»
  
  И снова генерал улыбнулся.
  
  «Многие оклеветанные люди, которые разделяют наше стремление к дисциплинированному миру, миру без нарушителей спокойствия, миру, в котором высшие от природы занимают свое естественное место в качестве лидеров».
  
  «Сегодня Мартиника, завтра - весь мир», - с отвращением сказала Ли Чин.
  
  "Да!" - яростно воскликнула Мишель. «Миром правят аристократы природы, по-настоящему умные, которые скажут глупым массам, что для них хорошо, и устранят тех, кто создаст проблемы!»
  
  «Зиг Хайль», - мягко сказал я.
  
  Генерал проигнорировал меня. А может, ему просто понравилось звучание слов.
  
  Итак, мистер Картер, мы подошли к вашей личной части нашего плана. К той части, ради которой мы до сих пор оставляли вас в живых».
  
  
  «Забавно, - сказала Ли Чин. «Мне все время казалось, что ты сохранил ему жизнь, потому что не смог его убить».
  
  Генерал снова покраснел. У него была такая светлая кожа, которая очень быстро и явно краснеет. Должно быть, это его смутило, и мне это понравилось.
  
  «Несколько раз вы подходили слишком близко, слишком быстро. Это была неудача Мишель. Она должна была увидеть, что этого не произошло до подходящего момента».
  
  Настала очередь Мишель проявить смущение, но она сделала это, качнув головой.
  
  «Я говорил тебе. Эти идиоты-прокаженные не справились со своим заданием. К тому времени, когда я узнала, что произошло, он работал с китаянкой, и у меня не было возможности собрать их вместе до Карнавала. Когда это не удалось…»
  
  Генерал махнул рукой.
  
  "Это больше не имеет значения. Важно то, что нам удалось обманом заставить вас атаковать вулкан в надежде спасти Мишель, а теперь захватили вас и обезвредили. Мы будем держать вас здесь, пока не будет разрушен нефтеперерабатывающий завод Кюрасао, а наше оружие находится в открытом море и не может быть обнаружено. Затем вы будете действовать в качестве связующего звена, чтобы проинформировать свое правительство о наших требованиях и о нашем твердом графике их принятия. В чем заключалась ваша роль с самого начала, с Мишель, следящей за тем, чтобы вы прибыли, когда мы пожелаем, а не когда вы это сделали. "
  
  Я почувствовал, как во мне закипает гнев. Эти нацистские хулиганы ожидали, что я буду их посыльным? Я с трудом сдерживал голос.
  
  «Есть только одна проблема, генерал», - сказал я. «Я прибыл сюда сам. И на своих условиях».
  
  Он замахал руками.
  
  «По общему признанию, ваше прибытие было более жестоким, чем я мог бы пожелать. Но, как я уже сказал, это больше не имеет значения».
  
  «Думаю, да, - сказал я. Затем, повернувшись: «Ли Чин? Как телефон работает?»
  
  Ли Чин усмехнулся.
  
  «Колокола звенят. Звонят последние три минуты».
  
  "Телефон?" сказал генерал.
  
  Мишель ахнула.
  
  "Ее серьга!" она сказала. «Это трансивер! А у нее только одна!»
  
  Генерал вскочил и пересек комнату с поразительной скоростью для человека его возраста. Он взмахнул рукой и сорвал серьгу с мочки уха Ли Чина. Я поморщился. Ее уши были проколоты, и он буквально вырвал серьгу из ее тела. На ее мочке сразу появилось широкое пятно крови.
  
  «Ой», - спокойно сказала она.
  
  "Где другая серьга?" потребовал генерал. Тон приветливого гостеприимства полностью исчез из его голоса.
  
  «Я одолжил его своему другу, - сказал Ли Чин. «Парень по имени Свитс. Нам нравится поддерживать связь».
  
  На этот раз Мишель вздохнула еще резче.
  
  "Черный человек!" она сказала. «Охотник! Должно быть, он заходил в вулкан отдельно!»
  
  Генерал бросил на нее взгляд, затем снова посмотрел на приемопередатчик сережек.
  
  «Неважно, - сказал он. «Если он находится в кратере, наши телевизионные мониторы найдут его. И сейчас я уничтожу этот очаровательный маленький инструмент, чтобы прервать ваш контакт с ним».
  
  «Я бы не стал этого делать, генерал, - сказал я. «Прервите нашу связь с ним, и весь остров может быть унесен ветром на полпути к Франции».
  
  Генерал уставился на меня, затем, с явным усилием, расслабил свое лицо в недоверчивой улыбке.
  
  «Я считаю, что вы блефуете, мистер Картер», - сказал он.
  
  Я взглянул на часы.
  
  «Если Свитс Хантер не получит сигнал на своем трансивере ровно через две минуты тридцать одну секунду, у всех нас будет шанс узнать», - спокойно сказал я.
  
  «За это время многое может случиться», - сказал генерал. Он подошел к своему столу, снял телефонную трубку и отдал несколько приказов. Общее предупреждение. Найдите Охотника. Немедленно приведите его сюда.
  
  «Это бесполезно. Генерал, - сказал я. «Этот сигнал означал, что Свитс уже нашел то, что искал».
  
  "Что?" спросил генерал.
  
  «Одно из двух, - сказал я. «Либо вооружение для вашего оружия, либо их компьютеры».
  
  «Компьютеры», - сказал Фернан Дюрош, прежде чем генерал успел заставить его замолчать.
  
  «Дюрош, - сказал генерал, стиснув зубы от ярости, - еще одно слово, и я использую пистолет, чтобы навсегда закрыть тебе рот».
  
  «Это не имеет значения, генерал, должно было быть одно или другое», - сказал я. "Я знал, что вы подождете до последней минуты, чтобы добавить хотя бы один жизненно важный элемент к своему оружию, чтобы убедиться, что оно не было захвачено нетронутыми во время внезапного налета на лодки. И компьютеры, являющиеся самым важным элементом , вероятнее всего, стоит оставить напоследок ",
  
  Генерал ничего не сказал, но его глаза сузились. Я знал, что попал в цель.
  
  «Видите ли, генерал, - сказал я, -« похищение »Мишель этим вечером произошло в слишком удобное время. Удобно для нее и вас, если вы работали вместе.
  
  
  . Удобно для нее и для вас, если бы вы работали вместе. Если бы вы знали, что мы здесь, на Мартинике, вы бы знали, что мы находимся в Пуэрто-Рико, и ее могли похитить гораздо раньше. Если бы она не работала на вас, конечно. Поскольку она работала на вас, было удобно позволить ей сопровождать нас, пока она не узнает, что в наших планах было напасть на вас. Затем ее удобно «похитили», чтобы успеть рассказать вам все ».
  
  Я полез в карман, нашел сигареты и закурил.
  
  «Как только я понял, - продолжил я, - я изменил наши планы. Мы с Ли Чин пришли сюда, чтобы нанести вам небольшой визит. Мы знали, что это не станет сюрпризом, но мы не хотели, чтобы вы узнали, что мы это знали. Вот почему мы замаскировали наш визит в форме нападения, а затем позволили вам захватить нас ».
  
  Теперь взгляд генерала был прикован к моему лицу. Он отказался от всяких претензий на то, что мы блефуем.
  
  «Видите ли, если бы мы просто вошли и сказали, что хотим поговорить с вами, Охотник за Сладостями не смог бы нанести свой небольшой визит другим способом. поскольку было бы бессмысленно, если бы один человек в одиночку пытался атаковать извне в кратере, он должен быть внутри. Внутри, в хранилище вашего компьютера. Где он сейчас ».
  
  "Патуа!" - внезапно сказала Мишель. «Он говорит на португальском! Его могли нанять как одного из местных рабочих для грузовиков!»
  
  Глаза генерала ожесточились. Его рука мелькнула в сторону телефона. Но прежде чем он успел поднять трубку, он зазвонил. Его рука на мгновение замерла, а затем схватила трубку.
  
  "Куи?" - коротко сказал он. Затем его костяшки пальцев на инструменте побелели, и он несколько мгновений слушал молча.
  
  «Ничего не делай», - наконец сказал он. «Я возьму на себя ответственность».
  
  Он положил трубку и повернулся ко мне.
  
  «Наши охранники говорят, что высокий худой темнокожий мужчина убил двоих из них, отобрал их автоматическое оружие и забаррикадировался в компьютерном хранилище. Он угрожает взорвать компьютеры, если мы атакуем».
  
  «Это, - сказал я, - общая идея».
  
  «Невозможно», - сказал генерал, изучая мое лицо в поисках реакции. «Можно замаскироваться под рабочего, чтобы попасть внутрь, да, но невозможно пронести взрывчатку. Все рабочие проходят обыск».
  
  «Что, если взрывчатка - это гранаты с высокой ударной силой, замаскированные под ожерелье из бус?» Я спросил.
  
  «Я вам не верю», - категорично сказал генерал.
  
  «Вы сделаете это, - сказал я, взглянув на часы, - ровно через три секунды».
  
  «Обратный отсчет», - сказал Ли Чин. «Три… два… один… ноль!»
  
  Взрыв произошел точно по графику, как мы договорились со Свитсом. Это был не совсем фунт тротила или даже такой же большой, как у стандартной гранаты, но в пределах бункера из цементных блоков, в котором находилась вся сила взрыва, это звучало гигантски. Шум был оглушительным. И даже так далеко мы могли чувствовать ударные волны. Но больше всего потрясло лицо генерала.
  
  "Mon Dieu!" он ахнул. «Это безумие…»
  
  «Это только начало, генерал», - спокойно сказал я. «Если Свитс не получит от нас гудка на своем трансивере еще через две минуты, он запустит еще одну мини-гранату. Они не большие, но достаточно большие, чтобы взорвать пару ваших компьютеров».
  
  "Вы не можете!" - воскликнула Мишель. Ее лицо было белым. «Нельзя! Не внутри вулкана! Это…»
  
  "Это безумие!" сказал генерал. «Любой взрыв здесь может вызвать ударные волны, которые оживят вулкан! Может произойти сильное извержение, которое разрушит весь остров! Даже когда мы выкопали нашу штаб-квартиру в вулканической породе, мы не использовали взрывчатку, мы использовали специально мягкие сверла ".
  
  «Один выстрел каждые две минуты, генерал, если только…»
  
  "Если только?"
  
  «Если только вы и все ваши люди не сложите оружие, не покинете вулкан и не сдадитесь властям Форт-де-Франс. Властям, я мог бы добавить, которые были специально выбраны бюро Deuxieme, чтобы не симпатизировать ОАС».
  
  Генерал скривил губы в усмешке.
  
  "Абсурд!" он сказал. «Почему мы должны сдаваться? Даже если вы уничтожите здесь все компьютеры, как вы узнаете, что мы уже не оборудовали часть оружия на готовых к отплытию лодках?»
  
  «Не знаю», - сказал я. "Вот почему специальная эскадрилья американских самолетов с базы в Пуэрто-Рико кружит над гаванями Лоррена и Мариго. Если хотя бы одна из лодок в этой гавани попытается переместиться в воду на достаточно большую глубину, чтобы запустить одно из ваших орудий, эти самолеты будут взрывать их в воде ".
  
  "Я не верю!" - сказал генерал. «Это было бы враждебным актом США по отношению к Франции».
  
  
  «Это будет акт, одобренный лично президентом Франции в качестве чрезвычайной меры».
  
  Генерал молчал. Он закусил губу и прикусил ее.
  
  «Вы закончили, генерал, - сказал я. «Вы и ОАС. Сдавайтесь. Если вы этого не сделаете, будет один взрыв каждые две минуты, пока не будут уничтожены все эти компьютеры - и, возможно, все мы вместе с ними. Это риск, на который мы готовы пойти. ты?"
  
  "Мистер Картер?"
  
  Я повернулся. Фернан Дюрош выглядел обеспокоенным.
  
  «Мистер Картер, - сказал он, - вы должны понять, что один из ...»
  
  Генерал был быстр, но я был быстрее. Его рука не дотянулась до кобуры на бедре, пока я не бросился на него с разбега. Мое левое плечо яростно врезалось ему в грудь, и он отлетел назад на стуле. Когда его голова ударилась о пол, мой кулак коснулся его подбородка. Краем глаза я увидел, как Мишель поднялась, в ее руке внезапно вспыхнул нож. Я снова ударил генерала кулаком по подбородку, почувствовал, как он обмяк, и нащупал у него на бедре патрон 45-го калибра.
  
  "Стоп!" Мишель закричала. "Стой, или я перережу ему горло!"
  
  Я встал на одно колено, держа пистолет 45 в правой руке, и увидел эту любящую дочь с лезвием ножа, прижатым к яремной вене в горле ее отца. Ли Чин стоял в нескольких футах от них, осторожно покачиваясь, ища лазейку.
  
  "Брось это!" - зарычала Мишель. «Брось пистолет, или я убью твоего драгоценного доктора Смерть!»
  
  А потом погас свет.
  
  
  Глава четырнадцать.
  
  Темнота была абсолютной, абсолютной. В безоконном пространстве комплекса зданий из цементных блоков ни один луч света не мог проникнуть снаружи даже в полдень. Сразу же мой слух стал острее, точнее. Я мог уловить почти гортанное дыхание Мишель, испуганные удушливые звуки ее отца и что-то вроде наполовину шлепающего, наполовину скользящего шума, когда Ли Чин приближался к ней. И вдруг голос Ли Чин:
  
  «Картер! Она идет к двери!»
  
  Я обернулся вокруг стола с пистолетом наготове и направился к двери. Я был почти у цели, когда моя рука коснулась руки.
  
  "Отойди!" - прошипела Мишель в нескольких дюймах от моего уха. "Не подходи, или ..."
  
  Дверь открылась без предупреждения, и луч фонарика врезался в комнату.
  
  "Генеральный!" - вскричал резкий мужской голос. «С тобой все в порядке? Там было…»
  
  Я нажал на спусковой крючок сорока пяти. Раздался гулкий выстрел, и фонарик упал на пол. Я поднял его и направил луч в коридор. Мишель уже прошла через дверь и побежала. Я поднял 45-й калибр и прицелился, когда из другого конца зала раздался оглушительный выстрел автоматов. Пули врезались в цементный блок возле моего лица. Я вернулся в комнату, оттолкнул тело солдата, которого только что убил, и закрыл и запер дверь.
  
  "Дюрош!" - рявкнул я. "Ты там?"
  
  «Он здесь», - раздался голос Ли Чина. «Он в порядке. Я выбила нож из ее руки».
  
  Я направил луч фонарика на фигуры Ли Чина и Дуроше. Дюрош дрожал; его узкое лицо было белым, но глаза были настороже.
  
  "Вы можете сказать нам, где находится компьютерное хранилище?" Я спросил.
  
  «Конечно», - сказал он. «Но вы заметили, что воздух здесь уже становится плохим? Система вентиляции отключена. Кто-то, должно быть, отключил главный выключатель питания. Если мы не покинем комплекс зданий в ближайшее время…»
  
  Он был прав. В комнате уже было душно. Становилось душно, душно.
  
  «Еще нет», - сказал я. "Какой путь в компьютерную кладовую?"
  
  «Отсюда есть прямой проход в лаборатории, а дальше в складские помещения», - сказал Дуроше, указывая на дверь в дальнем конце комнаты. «Он используется только генералом и его высшим штабом».
  
  Я наклонился, взял у убитого солдата 45-й калибр и протянул Ли Чин.
  
  «Пойдем», - сказал я.
  
  Я осторожно открыл дверь, на которую указал Дурош. Коридор за ним был таким же черным, как комната и внешний зал. Я направил луч фонарика по всей длине. Он был безлюден.
  
  "Картер!" - сказал Ли Чин. "Слушай!"
  
  Серия громких ударов из другого коридора. Они пытались выломать дверь в комнату. В то же время со стороны компьютерного хранилища раздался еще один взрыв. Конфеты все еще был за этим. Я жестом пригласил Ли Чин и Дюроша следовать за мной, и мы пошли рысью по проходу с фонариками в одной руке и 45 - в другой. Я слышал крики, выстрелы и беготню из близлежащих залов и комнат.
  
  "Ваш друг должен остановить взрывы!" Я услышал позади себя крик Дюроша. «Опасность возрастает с каждым!»
  
  
  
  - крикнул Ард Дюроше позади меня. «Опасность возрастает с каждым!»
  
  Еще один взрыв. Мне казалось, что на этот раз я чувствую, как здание дрожит. А воздух был хуже: плотный, тесный. Дышать было тяжелее.
  
  "Сколько еще?" - крикнул я Дюрошу.
  
  "Там! В конце коридора!"
  
  Как только он это сказал, дверь в конце коридора открылась, и через нее нырнула высокая фигура. У него была автоматическая винтовка, и он быстро стрелял в том направлении, откуда пришел. Патрон 45 в моей руке автоматически поднялся, а затем упал.
  
  "Сладости!" Я закричал.
  
  Голова фигуры ненадолго повернулась в нашу сторону.
  
  «Эй, приятель, - услышал я крик Свитса, даже когда он возобновил стрельбу, - добро пожаловать на вечеринку!»
  
  Мы пробежали остальную часть коридора и плюхнулись рядом со Свитсом. Он перевернул тяжелый лабораторный стол перед собой и стрелял в группу солдат, прятавшихся за другим столом в дальнем конце лаборатории.
  
  «Компьютеры», - сказала я, тяжело дыша, пытаясь дышать.
  
  «Разбил к черту и ушел», - сказал Свитс, делая паузу, чтобы извлечь пустую обойму и вставить полную. «Тот последний взрыв, который вы слышали, добил их. Мне удалось получить главный выключатель питания с помощью этого удобного маленького БАРУ, которое я позаимствовал у кого-то, кому он больше не нужен. в той кладовой и решил разделиться ".
  
  Дюрош потянул меня за плечо, указывая на комнату в конце коридора, комнату, из которой мы вышли. Два луча фонарика прорезали тьму. Дверь, должно быть, раскрылась.
  
  «Я думаю, - мрачно сказал я, - нам всем пора расстаться».
  
  Свитс произвел еще один взрыв в лаборатории.
  
  "У тебя есть идеи, как?" - спросил он почти небрежно.
  
  Лучи фонариков прорезали проход. Я выдернул одну из мини-гранат Свитса из его ожерелья и швырнул ее прямо в коридор. Она влетела в комнату, и мгновение спустя здание сотрясло еще одним взрывом, чуть не сбив нас с ног. Лучей фонарей больше не было.
  
  "Mon Dieu!" ахнул Дюроше. "Вулкан…"
  
  Я проигнорировал его, указывая вверх фонариком.
  
  «Вот эта шахта», - сказал я. «Что это? Куда это ведет?»
  
  «Вентиляционная шахта», - сказал Дюрош. «Это ведет на крышу. Если бы мы могли…»
  
  «Мы собираемся», - отрезал я. "Ли Чин?"
  
  "Снова время акробатики, а?" Теперь она тяжело дышала, как и все мы.
  
  Не говоря ни слова, я занял позицию под отверстием вентиляционной шахты. Мгновение спустя Ли Чин стоял у меня на плечах и снимал решетку с шахты. Я протянул ей свой фонарик и увидел, как она светит им вверх. В нескольких футах от нее Свитс продолжал стрелять по лаборатории.
  
  «Это неплохой уровень наклона», - сказал Ли Чин. «Я думаю, мы сможем это сделать».
  
  "Можете ли вы закрыть решетку, когда мы войдем внутрь?" Я спросил.
  
  "Конечно."
  
  "Тогда вперед."
  
  Я дал ей еще один толчок руками, и Ли Чин исчезла в шахте.
  
  «Хорошо, Дюрош», - сказал я, задыхаясь, - «теперь ты».
  
  С трудом Дюроше взобрался сначала на мои сцепленные руки, затем на плечи. Рука Ли Чина высунулась из шахты, и медленно, Дурош, кряхтя от усилий, смог подняться внутрь.
  
  «Сладости, - сказал я, хватая ртом воздух, - ты готов?»
  
  "Почему бы и нет?" он сказал.
  
  Он произвел последний выстрел в лабораторию, быстро выкатился из дверного проема и бросился ко мне, щелкнув БАРУ, когда кончил. Я приготовился. Он вскочил мне на плечи, как большая кошка, а затем стремительно поднялся в шахту. Я нацелил БАР на дверь лаборатории и нажал на спусковой крючок, когда двое мужчин вошли в нее. Их тела были выбиты обратно в лабораторию. Я слышал крик одного из них. Я взглянул вверх и передал БАРУ в ждущие руки Свитса, когда луч фонарика осветил коридор из комнаты, в которой мы были.
  
  "Скорей!" Сладости настаивал. "Давай, мужик!"
  
  Я согнулся в коленях, хватая ртом воздух, моя голова закружилась, и я со всей силой подпрыгнул вверх. Я почувствовал, как обе руки Свитса сжали мои и потянули, как раз в тот момент, когда луч фонарика осветил мои ноги. Я поднялся, изо всех сил, каждый мускул моего тела кричал от усилия. Раздался смертоносный грохот BAR-огня, и я почувствовал металлический разрез в штанах. Потом я оказался внутри шахты.
  
  «Гриль», - сразу выдохнул я. "Дай это мне!"
  
  Чьи-то руки вложили решетку в мою. Я вставил его в раму, оставив одну сторону открытой, пытаясь расстегнуть ремень.
  
  Я сказал остальным. "Начните лезть!"
  
  "Что у тебя там?" спросил Свитс когда он повернулся.
  
  
  Я вытащил Пьера из его укрытия и включил пятисекундный предохранитель.
  
  «Просто маленький прощальный подарок нашим друзьям внизу», - сказал я и бросил Пьера в коридор, сразу же поставив решетку на место и плотно закрыв ее ставни. «И будем надеяться, что они тугие», - мрачно подумал я, когда повернулся и начал карабкаться по шахте вслед за остальными.
  
  Когда Пьер ушел, я поднялся примерно на пять футов. Взрыв был не таким мощным, как мини-гранаты Свитса, но мгновение спустя я мог услышать крики, которые перешли в задушенный кашель, хрипение горла, ужасные звуки смерти человека за человеком, убитого смертоносным газом Пьера.
  
  Ставни на решетке, должно быть, были такими же плотными, как я надеялся, потому что воздух в шахте становился все лучше, когда мы поднимались вверх, и ни одна частица из газов от Хьюго не попала в нее.
  
  Через три минуты мы все лежали на крыше из цементных блоков, всасывая в легкие свежий, красивый, чистый ночной воздух.
  
  «Эй, посмотри», - внезапно сказал Ли Чин. Она указывала вниз. «Выходы. Никто ими не пользуется».
  
  Дюрош кивнул.
  
  «Когда генерал разослал предупреждение о задержании здесь вашего друга, выходы были заблокированы электроникой, чтобы он не смог сбежать. После того, как сработала газовая бомба мистера Картера…»
  
  Мы посмотрели друг на друга с мрачным пониманием. Двери, которые были заперты электроникой, чтобы предотвратить побег Свитса, не позволили силам ОАГ сбежать от Пьера. Поскольку вентиляторы не работали, газ Пьера теперь со смертельной эффективностью распространялся по всему комплексу зданий.
  
  Штаб-квартира ОАГ была превращена в склеп, кошмарную смертельную ловушку, столь же эффективную и надежную, как и газовые камеры, которые нацисты использовали в своих концентрационных лагерях.
  
  «Они, должно быть, вызвали всех в здания, чтобы сразиться со Свитсом», - сказал Ли Чин. «Я не вижу никого снаружи в кратере».
  
  Я посмотрел вниз, пробегая глазами внутреннюю часть кратера и его край. Никто. Кроме въезда в гараж…
  
  Я увидел ее в тот же момент, что и Дюрош.
  
  "Мишель!" он ахнул. «Смотри! Туда! У въезда в гараж!»
  
  К въезду в гараж подъехали два грузовика. Его двери были плотно закрыты, но я подозревал, что Мишель хотела пойти не в гараж. Она разговаривала с двумя вооруженными охранниками из одного из грузовиков, которые сопровождали его на пути к кратеру, жестикулируя яростно, почти истерически.
  
  "Как она могла выбраться?" потребовал Конфеты.
  
  «Аварийный выход», - сказал Дюрош, пристально глядя на свою дочь, и выражение его лица разрывалось между очевидной радостью от того, что она жива, и осознанием того, что она предала и его, и свою страну. «Секретный выход, известный только генералу и нескольким высшим сотрудникам. Она, должно быть, тоже знала».
  
  «Она никогда не уйдет с острова», - сказал я. «Даже если она это сделает, без разработанного вами оружия или чертежей для него с ОАС будет покончено».
  
  Дюрош повернулся ко мне и схватил меня за плечо.
  
  «Вы не понимаете, мистер Картер», - сказал он взволнованно. «Это то, что я собирался вам сказать, когда генерал пытался меня застрелить. Не все компьютеры были уничтожены».
  
  "Какие?" - огрызнулся я. "Что вы имеете в виду?"
  
  «Одно из устройств уже оснащено компьютером и готово к запуску. Это было аварийное. И теперь оно находится на маленькой лодке в гавани Сен-Пьера. Не в Лоррене или Мариго, где ваши самолеты несут вахту. . Но в Сен-Пьер ".
  
  Когда он сказал последние слова, как по команде, Мишель и двое вооруженных охранников забрались в кабину грузовика. Он развернулся, а затем начал делать разворот, чтобы выйти из кратера. Я молча выхватил БАРУ у Свитса, направил его на кабину грузовика и нажал на спусковой крючок.
  
  Ничего.
  
  Я вытащил пустую обойму и посмотрел на Свитса. Он печально покачал головой.
  
  «Больше нет, чувак. Вот и все».
  
  Я бросил БАРУ и встал, когда грузовик с Мишель в нем ускорился, выехав из кратера и исчез за ободом. Мой рот был сжат.
  
  «Сладости, - сказал я, - я надеюсь, что День леди пройдет так быстро, как вы говорите. Потому что, если мы не сможем опередить Мишель в устье гавани Сен-Пьер, у Кюрасао станет на один нефтеперерабатывающий завод меньше. . "
  
  «Давай попробуем», - сказал Свитс.
  
  Затем мы карабкались через крышу к гаражу и оставшемуся перед ним грузовику, двое ошеломленных охранников подняли глаза как раз вовремя, чтобы их груди превратились в кровавые воронки из-за выстрелов из правой руки.
  
  
  Пятнадцатая глава
  
  «День леди» обогнул устье гавани Сен-Пьер, Свитс у руля, со скоростью, которая заставила меня задуматься, яхта это или гидроплан. Стоя рядом со мной на носу, пока я боролся с аквалангом, Ли Чин обвел гавань с парой мощных биноклей Свитса.
  
  
  
  
  "Смотрите!" - внезапно сказала она, указывая.
  
  Я взял бинокль и посмотрел в него. В гавани двигалась только одна лодка. Небольшая парусная лодка, не выше пятнадцати футов и, по-видимому, не оснащенная двигателем, она медленно двигалась под легким ветерком к выходу в гавань.
  
  «У них никогда не получится, - сказал Ли Чин. "Мы догоним их через минуту".
  
  «Это слишком просто», - пробормотал я, не сводя глаз с лодки. «Она должна понять, что мы их догоним. У нее должна быть другая идея».
  
  Тогда мы были достаточно близко, чтобы я мог различить фигуры, движущиеся по палубе лодки. Одной из фигур была Мишель. На ней было акваланг, и я мог видеть, как она яростно жестикулирует двум охранникам. Они несли по палубе длинную тонкую трубку.
  
  "Что происходит?" - с любопытством спросил Ли Чин.
  
  Я повернулся к напряженной, мучительной фигуре Фернана Дюроша.
  
  "Насколько тяжело ваше подводное оружие?"
  
  «Примерно пятьдесят фунтов», - сказал он. «Но какое это имеет значение? Они не могут запустить его отсюда. Он просто упадет на дно и останется там. Им придется выбраться за пределы гавани, чтобы сбросить его хотя бы на глубину ста футов, прежде чем оно само -активируется и начнет продвигать себя. "
  
  «И мы догоним их задолго до того, как они дойдут до входа в гавань», - сказал Ли Чин.
  
  «Мишель это понимает, - сказал я. «Вот почему она в акваланге. Она попытается спустить оружие на глубину до ста футов».
  
  У Ли Чин отвисла челюсть.
  
  «Это не так невозможно, как кажется», - сказал я, поправляя два оставшихся баллона с воздухом на спине. «Она хороша под водой, помнишь? А пятьдесят фунтов под водой - это нечто иное, как пятьдесят фунтов вне воды. Я догадывался, что она может попробовать что-то вроде этого».
  
  Я поправил нож на поясе, взял ружье Свитса и повернулся, чтобы дать ему инструкции. Но он видел, что происходит, и опередил меня. Он выключил двигатели «Дня леди» и скользнул по ее носу на расстоянии не более пятидесяти футов.
  
  Я перебрался через борт так же, как это сделала Мишель, с торпедой Дюроше в ее руках.
  
  Вода была черной, мутной. На мгновение я ничего не увидел. Затем, постоянно работая плавниками, рассекая воду, я заметил неглубокий киль парусника. Я повернулся, повернулся и стал искать Мишель, надеясь увидеть признаки контрольных пузырей из ее маски. Никуда.
  
  Затем, в пятнадцати футах ниже меня и немного впереди, на дне, я увидел торпеду Дуроше. В одиночестве. Нет нигде Мишель.
  
  Я изогнулся и отчаянно повернулся, внезапно сообразив, что будет дальше. И оно пришло - длинное смертоносное копье рассекло воду в нескольких дюймах от моего лица. Позади меня я мельком увидел Мишель, скользящую за затонувшим кораблем древнего парусного корабля.
  
  Она собиралась избавиться от меня, прежде чем выплыть с торпедой на большую глубину. Если только я не избавлюсь от нее первым.
  
  У меня не было выбора. Я пошел за ней.
  
  Ружье наготове, я медленно обошел затонувший корабль. Из гнилых сторон опасно выступали зазубренные деревянные лонжероны. На моем пути пролетела стая рыбок. Я остановился, держась за сломанную мачту, затем поднялся на несколько футов и посмотрел вниз.
  
  На этот раз она пришла снизу, нож в ее руке яростно рассек мой живот, а затем, когда я соскользнул в сторону, мое лицо. Я нарезал ножом прогнившую крышку люка, выровнял свое ружье и выстрелил одним движением. Стрелка метнулась вперед и рассекла кожу плеча Мишель. Я видел сквозь ее маску мучительное искривление ее рта. Я также видел тонкую струйку крови из ее плеча, окрашивающую воду.
  
  Теперь это нужно было закончить быстро. Акулы могут напасть на нас в любую минуту, почуяв кровь и голодные.
  
  Я вытащил нож из ножен и медленно поплыл вперед. Мишель проткнула ножом рангоут затонувшего корабля и бросилась на меня. Ее нож злобно врезался мне в голову. Она пыталась перерезать мою кислородную трубку. Я поплыл вниз, затем внезапно повернул и сальто назад. Я внезапно оказался на ней сверху, и моя левая рука схватила ее руку с ножом железной хваткой. Она изо всех сил пыталась освободиться, и в течение нескольких мгновений мы раскачивались взад и вперед, вверх и вниз в смертельном подводном балете. Мы были от маски к маске, наши лица были всего в футе друг от друга. Я видел, как ее рот скривился от усилия и напряжения.
  
  И когда мой нож пронзил ее вверх, сквозь ее живот и в грудь, я увидел лицо, которое я так часто целовал, искаженное в агонии.
  
  
  
  И тело, которое я столько раз занимался любовью, конвульсивно корчится, вздрагивает, а затем внезапно обмякает от наступления смерти.
  
  Я вложил нож в ножны, схватил ее тело под мышки и начал медленно плыть вверх. Когда я вынырнул из воды, Леди Дэй был всего в нескольких ярдах от меня, и я увидел, как Ли Чин спускает веревочную лестницу, отчаянно жестикулируя и крича.
  
  Потом я услышал, что она кричала: «Акулы, Картер! Акулы!»
  
  У меня не было выбора. Я отпустил тело Мишель, сорвал ремни кислородного баллона со своей спины и поплыл к "Дню леди", как олимпийская звезда. Я схватился за веревочную лестницу и вытащил себя из воды за несколько секунд до того, как ряд острых как бритва зубов сорвал половину одного из моих плавников.
  
  Затем я был на палубе и увидел двух охранников с парусника, сидящих возле Свитса, связанных по рукам и ногам, с угрюмыми лицами от поражения. И видеть, как Фернан Дюрош смотрит через перила, широко раскрытыми глазами от ужаса, на кипящую красную суматоху, в которой акулы разрывали тело Мишель.
  
  Я устало снял ласты и подошел к нему.
  
  «Я знаю, что это не очень удобно, - сказал я, - но она была мертва еще до того, как ее ударили акулы».
  
  Дюрош медленно отвернулся. Его плечи поникли еще больше. Он покачал головой.
  
  «Возможно, - сказал он прерывисто, - так лучше. Ее объявили бы предательницей - судили - отправили в тюрьму ...»
  
  Я молча кивнул.
  
  «Картер, - мягко сказал Ли Чин, - должны ли власти знать о Мишель? Я имею в виду, какая разница сейчас?»
  
  Я думал об этом.
  
  «Хорошо, Дюрош», - сказал я наконец, - «это единственное, что я могу сделать для тебя. Насколько известно миру, твоя дочь умерла героиней, сражаясь за свою свободу и за свою страну против ОАС. . "
  
  Дюрош посмотрел вверх. Благодарность на его лице была почти болезненной.
  
  «Спасибо», - прошептал он. "Спасибо."
  
  Медленно, утомленно, но с некоторым утомленным достоинством он пошел прочь и остановился на корме.
  
  «Привет, Картер, - сказал Свитс из-за руля, - я только что получил небольшое сообщение для тебя по радио. От кота по имени Гонсалес. Он говорит, что старый мистер Хоук прилетает из Вашингтона, чтобы расспросить тебя. французское правительство прилетело в составе армейского полка, чтобы захватить эти корабли в гаванях Лоррен и Мариго и избавиться от сторонников ОАС в администрации Мартиники ».
  
  «Да, - сказал Ли Чин. «Он даже говорил что-то о благодарственном письме от французского правительства за то, что оно сломало хребет ОАС и их план поглощения».
  
  Свитс усмехнулся и указал на двух связанных охранников.
  
  «У этих людей из ОАС осталось не так уж много желания к борьбе. Они сдались нам в ту минуту, когда Мишель спрыгнула с лодки».
  
  "Что случилось с торпедой?" - спросил Ли Чин.
  
  «Он там, примерно в двадцати ярдах, - сказал я. «Позже, когда акулы покинут этот район, мы сможем поднять это. А пока мы остаемся здесь, чтобы убедиться, что никто другой не сделает этого».
  
  «Послушайте, чувак, - сказал Свитс, - это было круто, но у меня почти закончился запас помадки. Если вы, ребята, не возражаете, я сбегаю в город. "
  
  «Возьми парусную лодку», - сказал я. «И пока вы это делаете, передайте властям этих двух панков из ОАС».
  
  "Мистер Картер?" - сказал Фернан Дюро.
  
  Я повернулся.
  
  «Я благодарен тебе за то, что спасли меня, и за…»
  
  Я кивнул.
  
  «Но теперь я должен вернуться к своим людям. Бюро Deuxieme захочет поговорить со мной».
  
  «Пойдем со Свитсом », - сказал я. «Он позаботится о том, чтобы вы попали к нужным людям».
  
  Он кивнул, затем протянул руку. Я встряхнул ее, и он повернулся и пошел к тому месту, где Свитс тащил парусную лодку рядом.
  
  «Увидимся позже, приятель», - крикнул Свитс после того, как на борт прыгнули двое мужчин из ОАС, Дурош и он сам. «Может, я немного подожду и привезу с собой старого мистера Хоука».
  
  «Сделай это», - предложил Ли Чин. «Не торопись. У нас с Картером много дел».
  
  "Что именно вы имели в виду?" - спросил я, когда парусник оторвался.
  
  Ли Чин подошла ко мне ближе. Намного ближе.
  
  «Видишь ли, Картер, - сказала она, - есть старая китайская пословица:« Есть время работать и время играть ».
  
  "Да?"
  
  "Угу". Теперь она была так близко, что ее маленькие твердые груди прижимались к моей груди. «А теперь пора играть».
  
  "Да?" Я сказал. Это было все, что я мог сказать.
  
  «Я имею в виду, вы не верите во всю эту чушь о том, что француженки - лучшие любовницы, не так ли?»
  
  "Есть лучше?"
  
  "Угу. Намного лучше. Хочешь узнать
  
  
  
  Я сказал. "Почему бы и нет?"
  
  Я выяснил. Она была права. Я имею в виду, она была права!
  
  Конец.
  
  
  
  
  
   Картер Ник
  
  Шесть кровавых летних дней
  
  
  
  Аннотации
  
  
  ПУСТЫННАЯ ЛОВУШКА СМЕРТИ.
  
  Убит американский посол. Президент Менданике погиб в "случайной" авиакатастрофе. Его прекрасная вдова в плену. Безжалостный и коварный человек по имени Абу Осман замышляет свержение нового правительства. А полковник Мохаммед Дуза, глава тайной полиции, со своими планами убийства ...
  
  AX мог бы позволить маленькой североафриканской республике гореть в собственной кровавой бойне, если бы не «Кокай» - украденная ракета, самое смертоносное оружие в ядерном арсенале НАТО. Задание для Killmaster: войти в этот ад в пустыне в одиночестве, найти ракету и уничтожить ее.
  
  У него было мало времени. У него было ровно ШЕСТЬ КРОВАВЫХ ЛЕТНИХ ДНЕЙ!
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  
  Ник Картер
  
  
  Глава 1
  
  
  
  Глава 2
  
  
  
  Глава 3
  
  
  
  Глава 4
  
  
  
  Глава 5
  
  
  
  Глава 7
  
  
  
  Глава 8
  
  
  
  Глава 9
  
  
  
  Глава 10
  
  
  
  Глава 11
  
  
  
  Глава 12
  
  
  
  Глава 13
  
  
  
  Глава 14
  
  
  
  Глава 15
  
  
  
  Глава 16
  
  
  
  Глава 17
  
  
  
  Глава 18
  
  
  
  Глава 19
  
  
  
  Глава 20
  
  
  
  Глава 21
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Ник Картер
  
  Поддельный агент
  
  перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне
  
  Оригинальное название: Counterfeit Agent
  
  Первая глава.
  
  Обычно внезапные перемены меня не беспокоят. Я вижу в этом риск профессии.
  
  В принципе, я не могу представить себе ничего более скучного, чем обычное существование с девяти до пяти , в котором никогда ничего не меняется. За свою карьеру в AX я научился приспосабливаться к внезапным изменениям, поскольку страны, валюты, языки и люди меняются в течение часа.
  
  Но внезапность сегодняшней перемены несколько больше.
  
  Едва ли я наслаждался ее роскошным присутствием более тридцати минут. Мы вместе выпили отличный коньяк, исследовали друг друга под мягкую музыку Джона Колтрейна на заднем плане и, когда восемь футов удобного дивана стали слишком тесными, перебрались на большую двуспальную кровать.
  
  Понятно, что внезапный переход от всего этого цивилизованного комфорта к моему нынешнему дискомфорту был слишком внезапным.
  
  Все вокруг меня казалось темным и скользким. Мой разум отчаянно боролся за то, чтобы остаться в сознании, но мое тело совсем не помогало мне. Когда мои веки были готовы открыться от дрожи, немного здравого смысла осталось, и то, что они называют сохранением, сказало мне держать их закрытыми, пока я не буду знать, где я, черт возьми, был - и, что более важно, кто был со мной. Одно я знал точно: я все еще был одним из живых.
  
  Первый глубокий вдох, когда я пришел в себя, пронзил мои легкие, словно жидкий огонь. Я подавил стон мучительной боли, который уже был на полпути к моему горлу. Мои зубы стучали в той же устойчивой вибрации, которая передавалась от пальцев ног к глазам. Все мои сенсорные нервы внезапно начали функционировать, и мой мозг был завален сообщениями. Один за другим я рассортировал их, пытаясь выяснить, где я был.
  
  Первый: я лежу на спине. Это было просто. Второе: я все еще был голым. Этот факт было легче увидеть, чем принять, так как я такой человек, который любит сам решать, где и когда появиться голым. Третье: моя нагота была частично прикрыта одеялом, которое чесалось, как будто меня кусали гниды. В тот момент, когда я пришел к выводу, что мне нужно почесать левую часть пупка, чтобы не рисковать полным безумием, я обнаружил четвертое: я был туго связан по рукам и ногам. Иногда одно физическое недомогание может заставить вас забыть или уменьшить другое. Мышцы внизу спины внезапно свело от боли, и я совершенно забыл о почесывании.
  
  Я подавил желание пошевелиться. Боль осталась, потом перешла в онемение. Я сосредоточился на области вокруг копчика и понял, что вибрация, которую я чувствовал ранее, находилась там. Я осторожно отодвинул зад и нащупал цилиндрический кусок металла под толстым ковром. Должно быть, это был кардан автомобиля. Я прижался плечами к ковру, чтобы исследовать его дальше. Это было роскошно и дорого. Я выставил пальцы ног, пока не коснулся чего-то, что должно было удариться о дно задней двери. Гладкая прохлада поверхности указывала на кожу или винил.
  
  Затем я включил свой нос в работу. Медленно я сделал полный глоток окружающего меня воздуха. Запах кожи смешался с запахом выхлопных газов и сигарного дыма, и это, наконец, дало мне полную картину. Я лежал на спине на полу модного автомобиля (вероятно, иномарки), связанный по рукам и ногам... Машина ехала со скоростью около шестидесяти миль в час по шоссе; была ночь, и я был беспомощен и к тому же голый.
  
  Приступ кашля вырвался из меня и разорвал тишину, как бомба. Это был тот проклятый сигарный дым. Компанию мне на полу составила пара тяжелых ботинок. Один врезался мне в бедро, другой ткнул меня в ребра. Я держал глаза закрытыми, но почувствовал, как кто-то смотрит на меня сверху вниз с дивана надо мной. Я слышал, как двигались пружины, когда двигался груз, я чувствовал тяжелое дыхание рядом с моим лицом, а затем меня окружал сигарный дым. Это было бы его оправданием, если бы я кашлянул этому ублюдку прямо ему в лицо. Но я еще не знал, кто мой охранник.
  
  'Я думаю, что он очнулся ..
  
  Голос с акцентом кокни исходил от парня надо мной, владельца этой вонючей сигары и тяжелых ботинок.
  
  «Приготовь кассету, когда придет время, и заставь его замолчать».
  
  'Хорошо.' Я снова услышал пружины, когда кокни откинулся на их обивке. Однако его отдых был недолгим.
  
  — Закрой стекло, Чарли. Меня тошнит от твоей проклятой сигары.
  
  Я услышал, как стекло встало на место, снова оставив меня наедине с Чарли.
  
  Машина замедлила ход, и когда водитель нажал на тормоз, я перекатился на бок к переднему сиденью. Я немного приоткрыл глаза и увидел, что сверху много света. Машина почти остановилась, и Чарли протянул руку и натянул одеяло мне на голову. К счастью, я впервые полностью открыл глаза. Я не видел его, но слышал двигатель другой машины прямо за нами. Где-то прозвучал сигнал. Мы стояли в пробке, может быть, на мосту или в пункте взимания платы. Я внимательно слушал. Если бы я хотел рискнуть сбежать, это могла бы быть моя первая и последняя возможность. Я попробовал веревки на запястьях. .. там было мастерски связано. Затем я проверил веревки на лодыжках, тоже плотно, но немного свободнее. У меня было несколько драгоценных дюймов свободы, которые позволяли мне подняться к окну, чтобы позвать на помощь. Чарли, должно быть, прочитал мои мысли, потому что, пока я думал об этом, одеяло сползло с моего лица. Я снова закрыл глаза и стал ждать следующего движения кокни. Мне не пришлось долго ждать, как Чарли одной мясистой рукой оторвал мою голову от пола, а другой зажал мне рот большим куском лейкопластыря, лишив возможности позвать на помощь. Затем он снова натянул одеяло на мою голову. Я услышал, как перегородка снова открылась, и хриплый голос водителя дал еще одну команду.
  
  — Мы будем у пункта взимания платы через несколько секунд. Убедитесь, что он ничего не пытается сделать.
  
  — Он все еще связан, как ягненок, — ответил Чарли.
  
  — Хорошо, продолжай в том же духе. Я должен спросить дорогу. Затем стеклянная перегородка снова захлопнулась. Я чувствовал, как мы медленно продвигаемся вперед. Сквозь одеяло я увидел машину, внезапно залитую светом. Мы, должно быть, сейчас у пункта взимания платы, подумал я, снова примеряя наручники на лодыжках и внимательно прислушиваясь.
  
  — Простите, сэр , — это был голос водителя, елейно выговаривавшего каждый слог, — какой поворот мне взять для Херндона ?
  
  «Третий поворот налево. Около тридцати минут езды. Он четко обозначен, не промахнетесь.
  
  Это было сейчас или никогда. Я выгнул спину, быстро подтянул под себя связанные лодыжки, напрягая каждую ноющую мышцу, чтобы оттолкнуться от пола.
  
  Я был на полпути к окну, когда ботинки Чарли ударили прямо мне в живот. Он заставил меня вернуться на пол и выбил из меня все дыхание. Кажется, я закричал, но я больше не был в этом уверен, потому что яркие цвета пронеслись в моем сознании, прежде чем я снова потерял сознание.
  
  
  
  Глава 2
  
  
  Я был в центре дикого калейдоскопа. Это была причудливая смесь реальности и фантазии, придуманная Феллини. Нагота Лорны Терри смотрела на меня с огромной кровати, по крайней мере, размером с городской квартал. Я хотел бежать к ней, но бежал в замедленной съемке, и вокруг меня была зеленая дымка. Когда я почти дотянулся до ее протянутых рук, кто-то прыгнул на кровать передо мной. Я повернул голову и был удивлен, увидев, что нежеланным гостем был сенатор Робби Хэнсон, который широко улыбнулся мне, подмигнул мне по-мальчишески и снова обратил все свое внимание на Лорну Терри, которая, казалось, была не против. .
  
  Я слышал ее что-то поющую. Но как ей это удалось, когда сенатор закрыл ей рот своими руками, я не помню. Я медленно протянул руку, схватил его за плечо и снова развернул. Когда я увидел его лицо, я заметил, что это был уже не Робби Хэнсон, а Джерард Шиллингер, достопочтенный госсекретарь Соединенных Штатов. Он поднял голову, и хотя я ничего не слышал, я знал, что он кричит о помощи. Когда я выпустил его, он внезапно взорвался на миллион маленьких кусочков и растворился в зеленом тумане.
  
  Я сам немного позеленел в тот день в офисе Хоука. Я прослушал его телефонный разговор с единственным мужчиной, которого он называет « сэр ».
  
  «Да, сэр ». Хоук энергично кивнул в трубку. «Часть корпуса была найдена в 150 милях от побережья Ирландии. Нет , сэр . Он был уничтожен. Ни единого следа. Он сделал паузу и ответил мне на мгновение, прежде чем сказать в трубку: «Да. ..кроме смены персонала АХ, план тот же. Да , сэр . Спасибо.'
  
  Он повесил трубку. Когда красный свет погас, я услышал, как щелкнули электронные замки на трех дверях офиса Хоука.
  
  Старик не стал терять ни минуты. «Ник, что вы читали о постоянном плане мира во всем мире министра Шиллингера?»
  
  «Достаточно полагать, что это первое предложение о прочном мире, которое может иметь шанс на успех».
  
  Хоук встал со своего места и медленно подошел ко мне. Каждый раз, когда я вижу его, мне приходится напоминать себе, что ему за шестьдесят; его тело все еще имеет легкость движений и координацию, как у человека в два раза моложе его.
  
  Я думал о его вопросе. Вечный мир во всем мире... Эти три письма почти не появлялись в газетах последние полгода. Этот план был детищем недавно назначенного государственного секретаря Джерарда Шиллингера. Этот план также стал причиной недавнего переизбрания президента .
  
  Идея PWV (мира во всем мире) захватила воображение людей во всем мире. Парады, акции, деньги возникли, чтобы оказать ей поддержку от Вашингтона до Рио.
  
  Шиллингер был убежден, что единственный путь к миру — это взять инструменты войны из рук правительств и передать их тем, кто выбирает эти правительства и служит им. Через неделю в Париже должен был состояться первый международный симпозиум по практическому применению PWV.
  
  Хоук повернулся и нажал медную кнопку сбоку от стола. Большая картина перед нами соскользнула и уступила место освещенной карте мира. Вспыхивали и гасли разноцветные огоньки — они представляли местонахождение каждого агента AX; более тусклые белые огни указывали на местонахождение сотрудников ЦРУ .
  
  Светящийся красный кружок у берегов Ирландии указывал на проблемную точку, где сейчас работала группа агентов AX. Одинаковые красные круги светились в Москве, Париже, Бонне, во всех столицах мира. Это были города, в которых будут проходить акции PWV и будущие конференции. На карте все они выглядели как раскаленные угли, которые вот-вот вспыхнут.
  
  — Что-нибудь случилось с Шиллингеном в Лондоне? Я все еще смотрел на карту.
  
  — Нет, это случилось здесь. Хоук указал пальцем на светящийся круг у берегов Ирландии. «Его самолет разбился — разлетелся на тысячу осколков».
  
  Моя кровь внезапно свернулась. Шиллингер мертв, и миллиарды людей по всему миру ищут его, в то время как он был сердцем PWV — мысль о нем сковывала меня. В то время как кадры новостей прошлой ночью показали, что он прибыл в Лондон.
  
  Когда я увидел намек на знакомый блеск в глазах Хоука, я понял, что где-то каким-то образом Джерард Шиллингер все еще жив и что АХ перехитрил того, кто взорвал самолет. — Ты помнишь вчерашние новости? — спросил Хоук. Когда он нажал еще одну кнопку, которая оживила экран телевизора в другом углу офиса, я понял, что он намерен позволить мне разобраться во всем самому. «Вот видеокассета, которая вышла в эфир».
  
  На экране вспыхнуло изображение, то же самое, что я видел прошлой ночью. Сотни, а то и тысячи людей выстроились у заборов огромного аэропорта. Они кричали и махали. Затем голос комментатора: «Буйная толпа встала, когда самолет Джерарда Шиллингера приземлился в лондонском аэропорту Хитроу» . Камеры переключились на Шиллингера, который смеялся и махал руками на заднем плане, открывая дверь своего реактивного самолета. Он говорил уверенно, в восторге от предстоящих мероприятий PWV.
  
  Хоук нажал кнопку, и экран погас.
  
  «Это изображения, которые транслировались по всему миру, кроме Англии. Там они увидели это. Он нажал кнопку, и экран вернулся к жизни с точной копией события, которое я только что видел. Но слова комментатора были другими.
  
  Буйная толпа собралась рано, когда самолет Джерарда Шиллингера приземлился в аэропорту Дублина. Хотя о его прибытии в Ирландию не было объявлено, на нем присутствовало не менее тысячи человек. .. ' Экран погас.
  
  «Хорошо, — сказал я, — его самолет приземлился не в Лондоне или Ирландии — фальшивые образы нужны только для того, чтобы убедить мир в том, что он это сделал». У меня была часть истории, но не вся. Значит ли это, что эти фальшивые образы означают, что Шиллингер все-таки мертв? «Значит, его самолет на самом деле разбился недалеко от Ирландии, и он действительно…»
  
  Но по улыбке Хоука я понял , что это не так.
  
  «Кадры кинохроники действительно фальшивые. Изделие Объединенной Пресс -службы и телеграфной службы. Я усмехнулся. Объединенная Пресса была прикрытием, под которым работал AX.
  
  «Но если мы обманули вас, — продолжал Хоук, — будем надеяться, что сможем обмануть врагов Шиллингера, кем бы они ни были».
  
  Я изучал черты лица человека, улыбавшегося мне с экрана, который снова включил Хоук. Это был Джерард Шиллингер. И все же Хоук ясно дал мне понять, что это был не он. Редеющие волосы, карие глаза были такими же, как на фотографиях мужчины, которые я сделал.
  
  Острый нос и пухлые губы — то же лицо, что появилось на обложке Time всего три недели назад .
  
  «Если это двойник, — сказал я, наполовину задаваясь вопросом, потому что все еще не мог в это поверить, — то это близнецы, каких я никогда раньше не видел». Изменение выражения лица Хоука означало, что я попал в цель, поэтому я продолжил более неторопливо: — Где ты это нашел?
  
  « Канзас -Сити, верите или нет». Сказав это, Хоук повернулся и вместе со мной стал изучать лицо на экране. «Мы ввели в компьютер каждую деталь о Шиллингере: возраст, рост, вес, цвет глаз, даже рецепт на его контактные линзы. ... и двадцать минут спустя машина выдала имя торговца скобяными изделиями из Канзас -Сити Дэвида Дж. Коэна».
  
  — Бывшего торговца скобяными изделиями, — пробормотал я, зная, что то, что осталось от мистера Коэна, теперь плавает в Атлантике.
  
  Хоук нажал кнопку, и улыбающееся лицо Дэвида Дж. Коэна исчезло в последний раз. «Мы сообщили Коэну об опасности, даже немного преувеличив. Но он сказал, что сделает для PWV все, что угодно — даже доплывет до Англии. .. '
  
  Когда Хоук понял иронию своих слов, его голос замер.
  
  Теперь я ясно видел это и опередил события. «Так что наш С7 доставит настоящего Шиллингера в Лондон».
  
  Хоук кивнул, затем обошел стол и открыл верхний ящик. Он вынул кусок серебра, похожий на половинку выбитой компьютерной карты, отнес его к офисным шкафам в другом углу и воткнул в него кусок металла. Фасады черных шкафов соскользнули, окружив круглый настенный сейф Хоука.
  
  Я посмотрел на линзу, висевшую в стене над сейфом, и почувствовал, как мои мышцы невольно напряглись. Я был свидетелем этого раньше, и каждый раз мне приходило в голову одно и то же слово - убирайся ! Потому что, помимо сверхсекретных документов AX, в сейфе было достаточно взрывчатки, чтобы взорвать его и всех в офисе.
  
  Хоук коснулся рычага сбоку от сейфа, и внезапный свет на мгновение ослепил меня. Пока все шло хорошо, объектив сфотографировал Хоука, стоящего перед сейфом. Теперь он зафиксировал свое изображение и перенес его построчно в банк памяти компьютера, на котором хранилась его фотография, и этот компьютер был напрямую подключен к детонатору внутри. Если в момент включения света перед объективом находился кто-то еще, компьютер передал бы свое смертоносное сообщение на зажигание сейфа — и бац!
  
  Хоук как-то сказал мне, что каждые несколько недель ему приходилось перепрограммировать компьютер, добавляя в него свою недавнюю фотографию , потому что механизм идентификации был очень тонко настроен. «Даже новые седые волосы могут содержать отрицательную идентификацию — и не дай Бог мне открыть эту штуку, если я забыл побриться».
  
  Очевидно, компьютер принял его лицо, когда дверь сейфа распахнулась. Хоук вытащил конверт, посмотрел в объектив и коснулся рычага .
  
  Вспыхнул свет, и дверь захлопнулась. Хоук вернулся к своему столу, фасады шкафов встали на место.
  
  Я хотел сказать ему, что лучше бы он провел этот ритуал, когда меня не будет в офисе, но промолчал. Он уже описывал мне мое прикрытие.
  
  «Вы — Нед Кроуфорд, президент Всемирного агентства талантов , у которого есть офисы во всех крупных городах. .. ' Как и многие псевдонимы AX, Кроуфорд много лет существовал на бумаге, ожидая задания AX, чтобы превратить его в реальность.
  
  Хоук только что закончил объяснять мою новую личность и вручил мне конверт с кредитными картами и другими личными документами, когда прозвучал пронзительный свист. Не говоря ни слова, он повернулся в кресле и посмотрел на карту со светящимися огнями. Оранжевый свет на маленьком острове в Карибском море горел ярче остальных. Я знал, что это значит — агент AX в беде.
  
  «Хорошо, Ник, — сказал он быстро, — информация о деталях вашего задания здесь, — он дал мне папку, — и у вас есть данные о вашей личности». Он не смотрел на меня, когда говорил; он набивал свой портфель бумагами и 9-миллиметровым «люгером», почти таким же, как и моя собственная «Вильгельмина», аккуратно спрятанная в кобуре под моим блейзером. — Я свяжусь с вами, как только вы заселитесь в свой отель. Изучите этот хлам и ждите от меня известий.
  
  Через десять секунд он уже был на пути к двери. Я внимательно следил за ним.
  
  У офиса Amalgated Мы расстались с Press and Wire Services. Затем я ничего не слышал из штаб-квартиры АХ до той ночи, когда мне предстояло встретиться с прекрасной Лорной Терри.
  
  Я как раз выходил из душа в своем роскошном гостиничном номере в Вашингтоне, когда зазвонил телефон.
  
  Знакомый голос на другом конце сказал: « Нэд ? Это Джозеф. Нед . .. три буквы. Джозеф. ... шесть. Итого девять. Вычтите из него три (по моей классификации N3), результат: шесть.
  
  «Хорошо, Джо . Скажи своё сообщение, — ответил я, старательно записывая все услышанные слова в блокнот перед собой.
  
  Это было длинное запутанное сообщение о новом клиенте World Wide Talent, которого я встретил на Востоке. Он закончился какими-то странными фактами и цифрами, связанными с суммами, уплаченными им за рекламу замороженного апельсинового сока. Затем я услышал голос Хоука: «До свидания, Нед».
  
  «Хорошо, Джозеф. Я проверю. Спасибо за звонок.' Я быстро повесил трубку и начал обводить каждое шестое слово сообщения. Когда я закончил, я прочитал: Вторая атака сорвана... цель еще жива... У апельсина свет погас навсегда. Перед моим мысленным взором я увидел карту с одним цветным огоньком меньше. Бедный агент АХ, подумал я. Кто бы ты ни был.
  
  
  
  
  Глава 3
  
  
  Действие было окончено. Это был огромный успех: PWV получила многомиллионные доходы и сотни новых добровольцев поддержали план Шиллингера.
  
  За все это время я не заметил ни одного подозрительного движения, ничего, что можно было бы хоть сколько-нибудь расценить как скрытое или подозрительное. Все лица были сплошь улыбки, все их выражения полны братской любви. Хоук был прав. Они были такими после выступления Шиллингера. Любое действие или дальнейшая направленность сюжета происходили бы так, где он был.
  
  И вот он уже в Лондоне. Встреча в «Палладиуме» только что закончилась. А во время встречи в Вашингтоне мы увидели кадры краткого, но эффектного выступления Шиллингера. Я смотрел фильм очень внимательно. Когда-то меня одурачили ложными представлениями о его приезде, и я был готов не доверять всему, но подделать их было невозможно. Я видел, как он вышел на сцену Palladium, чтобы встретить аплодисменты стоя, извиниться перед публикой за короткое появление из-за простуды, сказать несколько трогательных слов о PWV, а затем под овации снова исчез. На этот раз в нем не было ничего фальшивого, даже холода. Я мог слышать хрипоту в его обычно шелковистом голосе.
  
  Итак , АХ и Хоук хорошо справились со своей задачей. Наконец, Шиллингер был в безопасности в Лондоне, и работа заключалась в том, чтобы сохранить его в этом состоянии.
  
  Сейчас у меня была гораздо более приятная работа. Я должен был заманить Лорну Терри в свою комнату для дружеского отдыха. Просто чтобы убедить мир, что я на самом деле был Недом Кроуфордом, всеамериканцем - свингером и волшебником шоу -бизнеса .
  
  Я ожидал обычной битвы между мужчиной и женщиной, когда я настаивал на возражениях. Я ожидал, что это займет больше времени, так как моей целью была поющая милашка Америки - или качающаяся милашка... Я не знал о последнем описании Variety . В любом случае, она привыкла получать довольно много сексуальных предложений и, вероятно, получила больше, чем хотела. Не повредило, что она была чертовски горячей штучкой.
  
  Я подошел к ней, как и ожидалось от хорошего секретного агента, который старался изо всех сил ради Бога, страны и всего человечества, и о чудо , она сказала «да» менее чем через десять минут. Даже для меня это был рекорд.
  
  Она отказалась от моей комнаты, но предложила свой дом, который оказался домом в Джорджтауне, который друг одолжил ей, когда она была в Вашингтоне. Может быть, я знал его, сенатора Робби Хэнсона? Не знаю, почему меня удивило, что она знала молодого сенатора. У него была репутация жениха и соответствующая внешность . Поэтому, когда он подходил к Лорне, она присоединялась к длинной веренице женщин, которых он заманил в свою постель. Он также был одним из ведущих деятелей PWV и это могло объяснить интерес Лорны к движению и ее присутствие на этой встрече.
  
  Мы болтали о глупостях в такси до дома Хэнсона , но, оказавшись внутри, Лорна изменила наше настроение. Она приглушила свет, включила проигрыватель и тут же повернулась ко мне. Она разделась, когда я последовал за ней в спальню.
  
  Она посмотрела на меня с улыбкой, ее рыжие волосы развевались веером по подушке. Я накрыл ее чуть приоткрытые губы своими. Ее тело прижалось ко мне. Мой рот скользнул к атласной коже ее шеи, и я почувствовал, как ее кровь бьется о мои губы, пока я целовал ее. Огромный матрас стал всей нашей вселенной, когда два наших тела слились воедино. — Нед … о, Нед . .. ' Все, что я мог слышать, это тихая хрипотца ее голоса. Я больше не знал, где кончается ее кожа и начинается моя. Больше я ничего не знал, и мне было все равно.
  
  Я видел, как кровь хлестала по ее шее, когда она прижалась к подушке. Без какого-либо вмешательства с моей стороны мои мышцы напряглись, чтобы сохранить как можно меньшее расстояние между нами. Наши тела снова слились воедино, все наше сознание погрузилось в восторг, теплые тела скользили по простыням, теперь два в одном, доводя до предела единый стон облегчения и удовлетворения.
  
  Когда я уже собирался заснуть, я почувствовал укол жалости к офицеру Кл. Там он бежал сквозь лондонский туман; вот я лежу в безопасности в Вашингтоне, рядом с идеальным телом идеальной Лорны Терри. †
  
  В этот миг полусна я почувствовал четыре грубых руки на своей шее и плечах. Руки были не просто грубыми, они были сильными. Они рывком поставили меня на ноги, и когда я повернулся, частично благодаря своим собственным усилиям, частично их усилиям, неприятный удар по голове сбил меня с ног. Я услышал крик Лорны, ее горячую мольбу: «Нет! Нет! Не надо, пожалуйста.
  
  Мой инстинкт подсказывал мне защищать ее. Я повернулся лицом к нападавшим, но еще один удар заставил меня свалиться с кровати на ковер. Моя голова ударилась о старинную тумбочку, а шкаф, лампа и большая хрустальная пепельница присоединились ко мне на полу через несколько мгновений. Я повернулся и схватил пепельницу. Это не было хорошей защитой от этих двух горилл, но у меня не было особого выбора.
  
  Я стоял на четвереньках, когда они снова оказались на мне. На этот раз я их увидел. Вместе они легко дотянули бы до четырехсот тридцати фунтов на весах.....
  
  Они набросились на меня с обеих сторон, и когда я подтянулся, я использовал пепельницу на полную катушку. Я описал им широкую дугу, коснувшись однго лба и порезав другой от глаза до уха. Это удерживало их только на долю секунды, но на мгновение я использовал это, чтобы нырнуть через кровать. Лорна все еще кричала, и ей удалось натянуть простыни, частично прикрывая ее наготу. Не проверяя, где наши незваные гости, я потянулась за кучей одежды, оставленной на стуле.
  
  В моем правом кармане был Пьер, мой самый близкий друг. Пьер — это маленькая газовая бомба, прекрасно придуманная АХ, для таких экстренных случаев. Когда я разделся немного раньше, я осторожно освободил его от бедра, думая, что его присутствие будет трудно объяснить Лорне.
  
  Я недооценил скорость и выносливость двух этих нападавших. Прежде чем моя рука нашла сумку, не говоря уже о Пьере, я ощутил их внушительное присутствие вокруг себя. Один схватил меня за плечи и развернул, а другой нанес мне сокрушительный удар по лицу, от которого я упал на кровать, чуть ли не на колени Лорне .
  
  Когда я повернулся, чтобы посмотреть на нее, шлепок по шее завершил дело. Мир превратился из серого в черный, и я помню, как увидел выражение ужаса в ее зеленых глазах и мою кровь, брызнувшую на ее прекрасную белую кожу.
  
  
  
  
  Глава 4
  
  
  Лорна продолжала кричать, пронзительный, уродливый звук резонировал в моей голове. Я встряхнул её, чтобы освободить уши от болезненного звука, и открыл рот, чтобы заставить ее замолчать.
  
  Я почувствовал, как мои губы сжались от пластыря, и с осознанием вернулась реальность. В машине было темно. Казалось, мы движемся с приличной скоростью, и Чарли еще раз задал один из своих вопросов.
  
  'Вы уверены , что Херндон сказал?
  
  — Конечно, я уверен, — отрезал Франц . — Он сказал, что это хороший пустырь и идеальное место для… несчастного случая.
  
  Чарли зарычал, и по его рычанию было ясно, что он не совсем уверен, прав ли немец. Я знал , что Херндон находится в Вирджинии, примерно в часе езды от Вашингтона, и мы, вероятно, на Белт- Паркуэй , направляемся на юг. Я хотел бы знать, кто, черт возьми, предложил эти два холма Вирджинии как идеальное место для моего «несчастного случая». Если бы я знал, кто нанял эту пару, я мог бы понять причины этого.
  
  Именно тогда Чарли решил использовать мою грудь в качестве подставки для ног, и вес его ботинок сорок пятого размера не улучшил мое неудобное положение. Я прожевал несколько изысканных проклятий на лейкопластыре. Когда я почувствовал, что машина замедляется и поворачивает налево, я понял, что мы достигли поворота на Херндон .
  
  Пройдет совсем немного времени, прежде чем я получу ответы. Я мог только надеяться, что когда я их получу, не будет слишком поздно их использовать.
  
  Снова одеяло было сдернуто, и я закрыл глаза, притворяясь, что ещё не пришел в сознание. Гладкая поверхность шоссе исчезла, и по движению подо мной я догадался, что мы движемся по проселочной дороге, которая остро нуждалась в ремонте. Я услышал треск целлофана и, к своему ужасу, понял, что Чарли собирается зажечь одну из своих сигар. Услышав щелчок зажигалки, я приоткрыл глаза, чтобы посмотреть, смогу ли я разглядеть что-нибудь в свете его Zippo .
  
  Это было идеально рассчитано.
  
  Два массивных сапога Чарли по-прежнему крепко стояли у меня на груди, а штанины его брюк были слегка приподняты, так что я мог видеть край его носков и молочно-белый цвет его крепких ног. В желтом свете его зажигалки над правым носком блеснуло что-то металлическое. Это было красивое серебро ручки стилета, самое прекрасное зрелище, которое я видел за долгое время. Я закрыл глаза и улыбнулся. Я подумал о Хьюго, своем собственном стилете, и пожалел, что он не привязан к моему предплечью. Но при нынешнем положении дел Чарли хватило бы его.
  
  Дрожь в моей спине усилилась, и я подозревал, что мы сейчас на грунтовой дороге. Я мог чувствовать каждую дырку и каждую неровность, пока мы продвигались вперед.
  
  — Черт , помедленнее, — рявкнул Чарли.
  
  "Ты хочешь вести машину?" — ответил Франц , чихая.
  
  В этот момент меня на мгновение одолела глупая надежда, что Чарли вспомнит Гитлера и вцепится в горло другому человеку. Но он меня разочаровал.
  
  «Держи свои комментарии при себе», — сказал он, глубоко затянувшись сигарой.
  
  Машина сделала внезапный поворот, и дорога, стала еще более ухабистой, чем та, которую мы только что покинули. Чарли снова наклонился вперед.
  
  'Привет! Помните, нам также придется вернуться, как только мы избавимся от него. Бесполезно ездить несколько часов, если мы не сможем найти дорогу назад. Мы тоже можем опоздать на самолет.
  
  Франц проигнорировал последнюю жалобу Чарли и продолжал ехать, не сбавляя скорости.
  
  — А если мы опоздаем на этот самолет и не успеем к большому взрыву, ваш друг, мистер Гюнтер , может очень рассердиться.
  
  « Заткнись, идиот», — закричал Франц , резко останавливая лимузин. Я слышал, как камни выскакивали из-под задних колес. Затем зажигание было выключено, и двигатель остановился. Входная дверь открылась и снова захлопнулась. Через несколько секунд я услышал звук открывающейся задней двери и теплый ветер Вирджинии, ласкающий мои босые ноги. С этой стороны донесся яростный голос Франца .
  
  — Ты тупой английский идиот! Я должен был бы оставить тебя мертвым здесь. Вы знаете, что нам приказано никогда не произносить его имени, даже друг другу.
  
  'Не принимайте близко к сердцу.' По ноющему звуку голоса Чарли я понял, что он боится своего напарника и что этот мистер Гюнтер — кем бы он ни был — был вдохновителем всего, что произошло сегодня вечером.
  
  "Почему ты так возбужден," продолжал Чарли.
  
  — Этот, — и он еще больше толкнул меня пятками в грудь, — уже наполовину мертв. Он никому ничего не скажет .
  
  -- Заткнись , -- перебил Франц. — Я развязываю ему лодыжки. Возьми его запястья. Давай, Чарли, побыстрее, подумал я. Если план, который я придумал, сработает, Чарли должен будет освободить мои запястья раньше, чем немец освободит мои лодыжки. Я почувствовал , как неуклюжие пальцы Франца теребят веревки вокруг моих лодыжек еще до того, как Чарли приблизился к моим запястьям. Я мысленно повторял задушевные слова Франца : « Поторопись, английский идиот». Должно быть, он прочитал мои мысли, потому что поднял мои запястья и начал лихорадочно нажимать на узлы. Я почувствовал, как веревка ослабла, и понял, что одно запястье свободно. И одно был всем, что мне было нужно.
  
  Я вырвал ноги из хватки Франца и быстро подтянул их к груди. Затем со всей силой, на которую я был способен, я позволил им снова выстрелить в ответ. Они попали в огромный живот Франца , прежде чем он понял, что происходит. Стон израненного немца и стук его колен о булыжники проселочной дороги сказали мне, что мой план уже наполовину выполнен. Я обратил свое внимание на Чарли. Он крепко сжал мои запястья и попытался контролировать ситуацию, пока его мозг не оказался на одном уровне с мышцами, но к тому времени было уже слишком поздно. Мне удалось высвободить одну руку и вслепую потянуться к месту над его правым носком. Мои пальцы почувствовали холодную сталь, и я выдернул нож из ножен, срезав плоть с его малоберцовой кости.
  
  Чарли отпустил мое запястье и обеими руками схватил свою кровоточащую ногу. Менее чем через долю секунды я вслепую вонзил нож ему в живот. Я почувствовал сопротивление, когда нож вонзился в его плоть. Его крик донесся до меня как раз в тот момент, когда из его живота хлынул гейзер крови.
  
  Я поднялся с пола машины. Франц только что встал с колен, все еще задыхаясь. Крики Чарли эхом разносились вокруг меня, и, зная, что раненое животное опаснее всего, я выскочил в открытую дверь, направив стилет на Франца .
  
  Немец был и быстрее , и умнее своего напарника. Он увидел, что я иду, и со всей силы распахнул дверь. Тяжелая дверь врезалась мне в правую руку, и в этот момент боли я почувствовал , как нож Чарли выскользнул из моей руки. Я ударил левой ногой по двери, надеясь, что ее вес заставит немца снова упасть, прежде чем он встанет и побежит.
  
  Стон, донесшийся до меня снаружи, сказал мне, что мой расчет был верен. Не успел я пройти и половины открытой двери, как руки Чарли , скользкие от крови, схватили меня за плечи. Я избежал его хватки и еще раз полностью распахнул дверь, прежде чем выскользнуть из машины в темноту.
  
  На мгновение показалось, что луна на моей стороне в этой смертельной игре. Лимонно-желтое свечение просто исчезло за тонкой тьмой нескольких чернильных облаков. Искать стилет на полу времени не было. Как бы мне ни было нужно оружие, время было важнее, время, чтобы уйти очень далеко. Я знал, что Франц все еще где-то за этой задней дверью, так что мой курс был в другом направлении.
  
  Я пробежал мимо передней двери машины, срывая повязку со рта, пытаясь не обращать внимания на боль от камней, проникающих в мои босые ноги. Пока я бежал, все мои мускулы, казалось, кричали от радости, освободившись от стеснения прошедшего часа. И теплый ветер Вирджинии нежно массировал мою кожу.
  
  Когда мои глаза привыкли к темноте, я отчаянно огляделся из стороны в сторону, пытаясь найти какой-нибудь путь к отступлению. Слева земля резко обрывалась к ручью, журчание которого я слышал на лугу подо мной. Справа простиралась земля, насколько я мог видеть, без возможной защиты дерева или куска скалы. Я продолжал бежать прямо. Я знал, что должен свернуть с дороги и найти какую-нибудь местность, которая могла бы дать мне какое-то укрытие. Но открытый холмистый ландшафт Вирджинии не удовлетворял мои насущные потребности.
  
  Примерно в сотне ярдов дорога лежала в глубоких тенях. Я увидел полосу деревьев, выделяющуюся на фоне неба. Внезапно дорога вокруг меня ярко осветилась. Фары автомобиля. Машина съест расстояние между нами задолго до того, как я доберусь до деревьев. Не оглядываясь, я сразу же свернул с дороги и побежал по чистому полю справа от себя. Я услышал запуск двигателя и трение резины о гравий, когда огни приблизились.
  
  Деревья были примерно в тридцати ярдах передо мной, но по звуку двигателя и яркому свету фар я понял, что машина находится на одном уровне со мной. Затем фары качнулись в мою сторону, и я услышал стон шасси и амортизаторов, когда машина съехала с дороги. Он рванул через канаву и вышел в поле.
  
  Свет вокруг меня стал ярче, а звук двигателя и скрип пружин подсказал мне, что машина слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Я начал бегать туда-сюда. Я знал, что это всего лишь временное отвлечение, которое никоим образом не приблизит меня к деревьям в ближайшее время, но у меня не было другого способа обогнать машину. У меня также было довольно точное ощущение, что Чарли и Франц , как бы сильно я их ни опередил, намеревались не только догнать меня, но и упаковать и похоронить, учитывая скорость, с которой они двигались по пересеченной местности в поле.
  
  Когда я метался из стороны в сторону и обратно, я услышал скрип колес по мокрой траве. На несколько счастливых секунд я был в стороне от света фар. Но потом они снова были на мне. Тормоза завизжали, и машина остановилась. Дверь захлопнулась, и я понял, что один из них вышел из машины и теперь идет за мной пешком. Я быстро повернулся и в свете фар увидел , что за мной идет Франц . Тот момент, когда я оглянулся назад, был моей большой ошибкой. Моя левая нога застряла в яме, и я врезался головой в росистую траву.
  
  Прежде чем я смог снова встать, Франц уже был на мне. Я лежу на спине, а он всем весом лежит прямо на мне. Мои руки все еще были свободны, и искали камень или горсть гравия. Удар в правую часть челюсти заставил мою голову повернуться в сторону. Сразу после этого я получил удар влево, и звезды, которые я видел, не имели ничего общего с ночным небом над нами. Его две грубые руки схватили меня по обе стороны от головы. Используя оба моих уха как ручки, он начал бить меня головой об землю в бешеном ритме.
  
  Так как мои руки были еще свободны, я сжал их в кулаки и повел ими к самым интимным местам Франца . Если бы в нем было какое-то чувство, я мог бы найти его там. И я был прав. Даже в темноте я видел, как белки его глаз расширились от боли и удивления.
  
  Его руки отпустили мои уши, но прежде чем он успел защитить себя, я позволил ему почувствовать еще один толчок в ту же область. Боль от второго удара заставила его полностью согнуться пополам. Я выбрался из-под него, по пути следя за тем, чтобы мое колено четко коснулось его челюсти. Его тело снова развернулось, и его руки метнулись от паха к подбородку, не зная, какая часть его тела нуждалась в наибольшей защите.
  
  Позволив ему решить свою проблему, я повернулся и уперлся руками в мокрую траву, чтобы поставить себя на колени. В то же время подошва массивного ботинка ударила меня под подбородок, отчего я снова рухнул на землю.
  
  Я поднял голову и увидел, что Чарли неуверенно идет ко мне. Его нейлоновая ветровка раздувалась вокруг его огромного тела, и я мог видеть проступающие темные влажные пятна крови. Его глаза были глазами безумца, и он снова поднял ногу для еще одного удара. Если бы он ударил меня, то сделал бы меня калекой. Я быстро откатился в сторону, и носок его ботинка задел мой позвоночник. Я снова повернулся, схватил его за лодыжку и сумел вывести его из равновесия. С диким воплем он упал вперед, и я почувствовал, как задрожала земля, когда он ударился о нее..
  
  Откуда-то из темноты позади меня появились две огромные руки, сомкнувшиеся вокруг моего горла. Я недооценил стойкость Франца . Обеими руками с огромной силой повалили меня на колени и удерживали там для безжалостного удара по заднице, который чуть не разорвал меня надвое.
  
  — Убей его, Франц ! Убей этого грязного ублюдка, — крикнул Чарли.
  
  — Нет, я не убью его вот так. Я сделаю это, как велено, — процедил Франц сквозь стиснутые зубы. «Принеси бутылку из машины».
  
  Сквозь туман, заслонявший мне зрение, я увидел Чарли, спокойно идущего к нам. Одной рукой он держал свой живот, другой — рыжевато-коричневую бутылку.
  
  «Я истекаю кровью, Франц , — вопил он. "Мне нужно срочно обратиться к врачу, или я сдохну." Его голос дрожал от страха.
  
  «Боссу не понравится, если ты умрешь, Чарли», — это были единственные слова утешения, которые удалось произнести Францу , прежде чем схватить бутылку. — Ты еще не закончил свою работу. Немец был теперь позади меня. Он грубо оторвал мою голову от земли и крепко сжал мои руки за спиной одной рукой. Я пытался сопротивляться теми немногими силами, что у меня оставались.
  
  — Возьми его ноги, — сказал Франц .
  
  Я почувствовал, как мои лодыжки утонули в мягкой земле, когда Чарли поставил подошвы своих ботинок на одну ногу, затем на другую. На бедро упала теплая капля. Чарли был прав: он действительно истекал кровью. — Вот, держи. Франц передал бутылку Чарли. Немец ущипнул меня за нос свободной рукой. Через несколько секунд он получил желаемый результат. Я открыл рот, чтобы вдохнуть и, прежде чем я до конца понял, что происходит, я ощутил резкий привкус дешевого бурбона в свежих порезах на губах и во рту. Я закашлялся и подумал, что меня сейчас вырвет, когда напиток потечет в горло.
  
  Спустя вечность я услышал, как пустая бутылка упала на пол. Франц отпустил мой нос и поставил на ноги. Он заставил меня идти впереди него.
  
  «Садись в машину и возвращайся на дорогу».
  
  — Мне нужно к врачу, — умолял Чарли, следуя приказу. Когда Франц протащил меня мимо машины, я услышал, как завелся двигатель. Затем он дал задний ход и выехал обратно на грунтовую дорогу. Чарли торопился убрать меня с дороги и отнести свои кишки к врачу, прежде чем они рассыплются по всему переднему сиденью машины.
  
  Внезапно прохлада поля сменилась теплым гравием дороги. Франц подвел меня к краю дороги. Когда он крепче сжал меня сзади, грязный бурбон, смешанный с моей собственной кровью, оказался слишком сильным для моего в остальном сильного желудка. Мышцы под моей грудью содрогнулись, и я выплеснул содержимое желудка на гравий дороги.
  
  — Свинья, — рявкнул Франц , сводя мои руки вместе, пока локти не соприкоснулись. «Грязные американские свиньи».
  
  Я слышал его громко и ясно. Временная тошнота, должно быть, снова очистила мою голову и зрение. И я чувствовал себя живым и полным решимости продолжать в том же духе. Чарли отогнал машину ярдах на шестьдесят дальше по дороге. Теперь фары давали дальний свет, а автоматическая коробка передач была переведена вперед. Машина подошла к нам. Теперь я точно знал, какой будет моя роль в аварии . В ослепительном свете приближающихся фар я увидел перед собой заголовки. «Пьяный голый пешеход — жертва дорожного нарушителя». Или «Неизвестный найден мертвым в Вирджинии».
  
  Я почувствовал, как Франц отпустил мои руки и толкнул меня вперед, на дорогу машины.
  
  Когда я повернулся, я почти почувствовал, как тепло правой передней фары обжигает мое бедро. В эту секунду я подпрыгнул так высоко, как только мог, молясь, чтобы мне удалось забраться достаточно высоко, чтобы избежать столкновения с бампером и решеткой радиатора и добраться до капота.
  
  И мой расчет, и быстрая молитва сработали.
  
  Я чувствовал плоское тепло капота на своем теле. Я перевернулся и остановился у лобового стекла. Сквозь стекло между нами я увидел испуганное, испуганное выражение лица Чарли . Затем я прижалась к лобовому стеклу, используя каждый дюйм своего обнаженного тела, чтобы закрыть Чарли обзор.
  
  В панике Чарли сделал две очевидные ошибки. Он ударил по тормозам и повернул руль сначала в одну сторону, потом в другую. «Мерседес» перекатился с одной стороны дороги на другую и остановился у каменного бордюра. Я упал с капота и приземлился на знакомую мокрую траву. Я с трудом поднялся на руки и колени, качая головой, пытаясь избавить ее от всех диких красок и пронизывающих ее молний.
  
  «Мерседес» медленно дал задний ход для новой атаки. Когда машина переключилась с заднего хода на передний и снова приблизилась ко мне, я опустил голову на грудь и закрыл глаза. У меня не осталось сил.
  
  Звук первого выстрела заставил мою голову вернуться в исходное положение. Я как раз вовремя увидел, как машина закружилась, вышла из-под контроля, а затем исчезла за обочиной дороги, спускаясь по крутому склону. Когда он добрался до своего последнего пристанища, за звуком взрыва последовала огромная вспышка пламени.
  
  Внезапно раздался второй выстрел, и тело немца под странным углом упало на землю. Кажется, я просто решил, что Франц мертв, когда потерял сознание.
  
  В любом случае, я думал, что теряю сознание, потому что то, что произошло после, могло произойти только в сумасшедшем сне. В поле на другой стороне дороги, медленно спускаясь с холма, покрытого растительностью, появился мужчина огромного телосложения, который казался прямо из плохого фильма категории B. Воротник его шинели был вздернут на манер шпионов и убийц, и точно так же поля фетровой шляпы были надвинуты на один глаз.
  
  Теперь он перешел на другую сторону дороги и посмотрел вниз на мертвое тело Франца и меня, осторожно направив на нас револьвер. Мне пришлось поднять голову выше, чтобы увидеть его полностью, так как он был не менее пяти футов. Пояс его пальто туго обтягивал талию.
  
  Потом все стало еще более запутанным, а сон стал еще безумнее.
  
  Я моргнул и сосредоточил все свое внимание на этом ремне и талии, вокруг которой он был обернут. Талия была не более двух футов в окружности. Под ним бедра выпирали на добрых девяносто сантиметров, а над ним я увидел размер груди не менее девяноста пяти. Что это был за гость?
  
  Образ сна остановился прямо передо мной, и обернутое нейлоном колено ударилось о гравий. Я почувствовал запах духов, и кусочки мыслей встали на свои места .
  
  Амазонка стала спускаться по склону холма, без усилий унося мертвого немца. Я поднял голову достаточно, чтобы увидеть ее силуэт на фоне пламени горящих обломков автомобиля. Это последнее усилие оказалось для меня слишком большим. Я видел, как тело Франца было брошено в огонь с такой легкостью, как если бы это была тряпичная кукла. Тогда я расслабился и сдался манящим объятиям бессознательности.
  
  
  
  
  Глава 5
  
  
  Когда я снова открыл глаза, ночной воздух внезапно стал холодным. Тонкие струйки наземного тумана поднимались от теплой земли. Это только добавило мне сказочного ощущения, которое у меня все еще было. Когда я попытался пошевелиться, я понял, что это был не сон. Каждая часть меня кричала от нанесенных мне ран и побоев, и я все еще чувствовал запах дешевого бурбона, которым меня начинили . Потом я снова понюхал . К запаху виски примешивался слабый запах духов.
  
  Одним быстрым движением я повернулся и сел. Боль, которую я почувствовал несколькими секундами ранее, была полностью забыта. Когда я двинулся, пальто соскользнуло с моих плеч на талию. — Веришь или нет, — прошептал я вполголоса. «Она действительно была там».
  
  Я засунул руки в рукава пальто. Шелковая подкладка, казалось, ласкала каждую измученную точку моей израненной анатомии. Затем я повозился с кнопками , и мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что они не на той стороне. Я имею в виду, правильная сторона для женщины, но неправильная для мужчины. Я отказался от пуговиц и дернул ремень через пряжку.
  
  Я повернулся к склону позади меня. Это было именно так, как я это помнил. Металл шасси светился оранжевым. Тысячи голубых языков пламени взметнулись вверх, как тысячи раздвоенных языков, а дым, висевший над тяжелым влажным воздухом, рассеялся по пастбищам, как лондонский туман.
  
  Я начал спускаться по склону к тлеющим обломкам. С каждым шагом я благодарил таинственную женщину, которая устроила так, что я остался жив и чувствовал траву и вспаханную землю подошвами своих босых ног. Но кем она была? И как она ухитрилась оказаться здесь в самую последнюю минуту, чтобы вдруг сделать так, чтобы заранее задуманное «случайность» закончилась по-другому?
  
  Жар от расплавленного металла все еще был значительным, и я остановился в шести футах от обломков , чтобы посмотреть на них с каким-то болезненным очарованием. Дым был смесью нескольких вещей: бензина, обивки, коврового покрытия и какой-то едкой вони горелых волос и жареной человеческой плоти. Я почувствовал, как мышцы под моей грудью снова напряглись, поэтому я повернулся и быстро пошел обратно вверх по склону.
  
  Вернувшись на дорогу, я глубоко вдохнул свежий воздух и посмотрел в обе стороны. Я знал, что идти назад тем путем, которым мы пришли, было адской прогулкой, но опять же, дорога вперед могла означать гораздо больше ходьбы, поэтому я решил попытаться найти наш первоначальный маршрут. Пройдя несколько метров по дороге, я наступил на что-то скользкое и прохладное. Это был стилет Чарли . Я поднял его и сунул в один из карманов пальто.
  
  Через добрых две мили и тридцать минут я вышел на более широкую дорогу. В этот утренний час она была пуста. Внезапная прохлада поползла вверх по моим ногам, напомнив мне, что моя нынешняя одежда может помешать мне получить попутку, если кто случайно проезжал бы мимо и увидел мой большой палец вверх. Хотя там мне нужна была меньшая защита, я поднял воротник пальто до шеи и поплелся дальше по пустынной дороге, наслаждаясь запахом предыдущего владельца, который все еще витал в нем.
  
  Не думаю, что фермер успел хорошенько меня разглядеть, прежде чем со скрипом остановил свой грузовик.
  
  Садясь рядом с ним, с пробормотал "спасибо, приятель". Когда он воспользовался неожиданной пробкой, чтобы снова зажечь трубку, я увидел, как он смотрит вниз на одно из моих голых колен, торчащее из прорези расстегнутого пальто.
  
  Я быстро прикрыл колено. Я попытался улыбнуться, пожал плечами и сказал что-то глупое , например: «У меня не было времени одеться. Я торопился.'
  
  Я смотрел прямо перед собой сквозь затемненное ветровое стекло, надеясь, что он просто поедет дальше и больше не будет просить меня выйти. Я вздохнул с облегчением, когда услышал, как он переключил рычаг переключения передач, и почувствовал, как машина возвращается на дорогу.
  
  "Был на дикой вечеринке?" - Он спросил меня, вдыхая аромат Bull Durham в маленькой кабине.
  
  — Да, — согласился я. «Дикая вечеринка точно». Я решил, что его объяснение моего появления было лучшим из всех, что я мог придумать. «Здесь всегда было хорошо и тихо, пока некоторые из этих вашингтонских политиков не начали скупать землю и ходить тут повсюду».
  
  Я кивнул. «Конечно, это безумный беспорядок».
  
  — Вы занимаетесь политикой? Судя по неодобрению в его голосе, я знал, что любое подтверждение с моей стороны помешает ему попросить меня выйти.
  
  — Нет, — быстро ответил я. 'Это не для меня.'
  
  'Хорошо.' Его тон снова стал дружелюбным, когда он переключился на более высокую передачу. — Куда тебе ехать?
  
  Я сказал ему и, к своему удивлению, узнал, что он направляется в Вашингтон. На этом наша беседа и закончилась , пока я не увидел огни столицы, появившиеся на горизонте, по ту сторону моста. «Единственный политик , которому я мог бы отдать должное, — это Шиллингер. Вчера вечером видел его по телевизору, аж из Лондона. Если кто и может принести нам мир в наши дни, так это, я думаю, он.
  
  Я кивнул в знак согласия, и моя голова взорвалась тысячей разных мыслей. Несколько часов назад Шиллингер был еще в безопасности — но был ли он еще жив? А как поживает мой помощник, агент С7? А как же Лорна Терри? Будучи одной из самых откровенных поклонниц Шиллингера и имея за спиной силу средств массовой информации, она могла стать одной из главных мишеней в любом заговоре против него.
  
  "Где именно в Вашингтоне вы должны быть?"
  
  — Джорджтаун, — ответил я. — Но ты можешь высадить меня где угодно.
  
  Фермер впервые рассмеялся. — Думаю, мне лучше подбросить тебя туда, где тебе нужно. Ты не совсем одет, чтобы ходить по улицам в это время дня.
  
  'Спасибо. Адреса не помню, но дом узнаю, как только увижу.
  
  Я видел, как старик на мгновение задумался над моим странным ответом, затем пожал плечами и решил оставить все как есть. Я задавался вопросом, возьмет ли он когда-нибудь автостопщика снова.
  
  Мое сердце екнуло, когда мы остановились возле дома Хэнсона. Внутри было совершенно темно, никаких признаков жизни. Я пожал грубую руку фермера, горячо поблагодарил его, выскочил и побежал по мощеной дорожке к двери. Я повернулcя и помахал старому грузовику, подъехавшему к обочине, затем быстро нажал кнопку звонка.
  
  Я услышал звонок в доме. Я снова позвонил в звонок. Снова звук внутри дома. Я знал, что если Лорна будет там и сможет ответить, она, по крайней мере, включит свет за одним из окон наверху. Я отступил назад и посмотрел вверх. Только темнота.
  
  Если меня и ждали сюрпризы, то первым было то, что дверная ручка легко опустилась. Может быть, кто-то там ждал меня. Внутри я осветил небольшой, но элегантный зал. Над моей головой сиял свет хрустальной люстры, и я поспешил вверх по устланной ковром лестнице. — "Лорна", — крикнул я на бегу.
  
  В спальне я остановился и посмотрел на идеальный порядок вокруг себя. Кровать была заправлена, и взбитые подушки разгладились покрывалом. Я подошел к прикроватной тумбочке и включил свет. Полированное стекло пепельницы, вернувшееся на место, оставляло ослепительные узоры на зеркальном потолке. Стул, на который я раньше бросил свою одежду, теперь был пуст. Так же пуст, как пепельница в шкафу рядом с кроватью, в которую я положил одну из своих сигарет с золотым мундштуком.
  
  Я продолжил поиски в спальне. Я откинул покрывало и обнаружил, что простыни были белоснежными, без пятен крови, которые, как я помнил, там оставались. Простыни также были идеально подогнаны. В корзине для белья в ванной была только одни из трусиков Хэнсона «Жокей», и не было никаких признаков замены простыней или полотенец на чистые. Когда я был в ванной ранее, я заметил огромную коллекцию косметики и парфюмерии Лорны. Это тоже исчезло.
  
  Я обыскал другие комнаты на этаже. Одна еще пустее другой.
  
  Когда я спустился вниз, я удивился, как Хэнсон может жить в таком роскошном окружении на жалованье сенатора. Но когда я добрался до гостиной, я больше не думал из-за того, что увидел перед собой.
  
  Бокалы с бренди, которые мы с Лорной оставили на кофейном столике, исчезли; также окурки в пепельницах. Я подошел к маленькому бару в углу и включил настенную лампу. Каждый стакан был на своем месте. Бутылка бренди стояла на том же самом месте, где мы с Лорной принесли ее, чтобы наполнить наши бокалы. Я знал, что она оставила её на столе, потому что вспомнил, как изучал этикетку и говорил что-то о дорогом вкусе сенатора.
  
  Потом я подумал о другом, поспешил к дивану и заглянул под него. Мои туфли все еще были там, как я их оставил. Кто бы ни так тщательно стер все следы Лорны Терри и « Неда Кроуфорда», он (или она) проглядел хорошо начищенные туфли. Я взял их, вернулся к бару, чтобы выключить свет, и снова поднялся наверх, пытаясь разобраться во всем этом месте.
  
  Вернувшись в спальню, я открыл одну из дверей шкафа, занимавшего целую стену. Робби Хэнсон был модником. Я посмотрел на ряды дорогих костюмов, аккуратных пиджаков и подходящих брюк, аккуратно висевших на вешалках. Я схватил пару серых фланелевых брюк, надел водолазку, которую нашел среди нескольких других, снова надел пальто и вернулся к лампе на прикроватной тумбочке. Как раз когда я собирался ее снять, мой взгляд привлекло что-то блестящее на краю хрустальной пепельницы. Я поднял его и поднес к свету. Это было небольшое пятно запекшейся крови, цепко прилипшее к одному из краев. Тот, кто сделал идеальную уборку, упустил из виду маленькую, но важную деталь.
  
  Как только я нашел такси, путь до моего отеля был коротким и удобным. Армия уборщиков была занята тем, что чистила вестибюль и мебель, так что я почти незамеченным добрался до лифта. Я прекрасно осознавал, что выгляжу как борец, у которого только что был неудачный поединок, и у меня не было настроения что-либо объяснять какому-нибудь гостиничному детективу.
  
  Если вам когда-либо приходилось рыться в остатках урагана, вы в значительной степени знаете, как выглядела моя комната, когда я вошел.
  
  Поскольку кровать была самым большим предметом мебели в комнате, это первое, что меня поразило. Покрывало было сорвано и разбросано во все стороны. Матрас выглядел так, словно Джеронимо ударил по нему тупым томагавком. Начинка была валялась и кое-где в непристойных углах валялись обрывки. Ящики шкафа ненадежно болтались, их содержимое было разбросано по полу. Оба чемодана были вынуты из шкафа и полуоткрыты. Канцелярские принадлежности и личные вещи Неда Кроуфорда были разбросаны во всех направлениях.
  
  Среди хаоса, который когда-то стоил сорок долларов за ночь, одна вещь сразу же выделялась своей аккуратностью. На шкафу стоял большой сверток, тщательно завернутый в коричневую бумагу и аккуратно перевязанный красной нитью. Я шел к нему, как будто это была бомба замедленного действия, которая вот-вот взорвется.
  
  Он выглядел довольно безобидным, и я не слышал никакого постукивания, так что я поднял его и разорвал. Внутри, аккуратно сложенная любящими руками, я увидел одежду, которую в последний раз видел, висящей на стуле рядом с кроватью Робби Хэнсона. Бумажник Кроуфорда был в кармане, так что я знал, что его тоже обыскивали. Но как насчет единственного друга, которого я взял с собой в это злополучное приключение той ночью? С Пьером? Я торопливо полез в карман брюк и нащупал знакомую форму небольшой газовой бомбы. Через несколько мгновений я посмотрел на маленькую штуковину, катающуюся взад и вперед на моей ладони.
  
  Оператор долго не мог наконец ответить. Наконец, когда я услышал грубое «Здравствуйте», я почти забыл, зачем звоню.
  
  Я спросил. — Есть какие-нибудь сообщения на номер двадцать один тридцать четыре ?
  
  «Подожди минутку, и я соединю тебя со стойкой регистрации», — ответила она. Это продолжалось больше мгновения, но в удачный момент я услышал мужской голос.
  
  'Я слушаю. Я могу вам помочь?'
  
  'Да. Это номер двадцать один тридцать четыре . Остались какие-нибудь сообщения?
  
  Я снова ждал, и снова это казалось вечностью .
  
  «У меня нет сообщений для вас, но у меня есть телеграмма. Мы несколько раз пытались передать, но вы, вероятно, отсутствовали. Голос звучал весьма красноречиво.
  
  — Вы можете его немедленно вызвать?. .
  
  «Подожди минутку, и я верну тебя оператору», — пускал он слюни. — Я сейчас же пошлю посыльного наверх с телеграммой.
  
  "Да, могу ли я вам чем то помочь?" Это был другой оператор, но вежливый голос был тот же.
  
  — Да, — ответил я с наработанной вежливостью, почти такой же, как у нее. — Не будете ли вы так любезны попросить, чтобы утром в мою комнату прислали очень сильную девушку-уборщицу? Я повесил трубку, прежде чем она смогла перевести меня на кого-то другого.
  
  Посыльный появился с поразительной скоростью. Я вскрыл конверт с телеграммой, которую он пришел доставить, и вгляделся в развернутое сообщение, гадая, сколько стоило отправителю сказать так мало и так много слов.
  
  Я вытер остатки со стола и сел расшифровывать телеграмму. Ключ для сообщений AX всегда можно найти в адресе отправителя. Адрес здесь был Бейсуотер -стрит , 20. Бейсуотер состоял из девяти букв; вычесть из двадцати, осталось одиннадцать. Каждая одиннадцатая буква. Неудивительно, что сообщение было таким длинным.
  
  Само сообщение, в отличие от телеграммы, было кратким и по делу. В нем говорилось: «Следующим самолетом в Лондон». Подпись: Ястреб.
  
  Я лучше всего реагирую на давление, что я считаю очень удачным, потому что большинство заданий рассчитано на двадцать четыре часа в сутки. Через двадцать минут комната была почти такой, какой она была прежде. Матрас был небольшой проблемой, и мне пришлось иметь дело с этим несчастным мешком, когда он меньше всего этого ожидал .
  
  Я снова собрал сумки и пошел в ванную за своей полосатой косметичкой. Вернувшись к столу, я быстро опустошил его и нащупал внутри маленькую кнопку. Фальш-дно соскользнуло с резким щелчком, обнажив замшевые ножны. Тот, кто обыскивал мою комнату, пропустил тайник со стилетом Хьюго. Я быстро пристегнул его к предплечью и снова застегнул манжету . Все мои рубашки были сшиты на заказ, с достаточным пространством на манжетах, чтобы Хьюго мог легко выскочить из них при малейшем движении запястья.
  
  Пьер уже был приклеен к моему бедру и висел там прочно и надежно. Все, чего мне не хватало, так это одного из моих самых близких друзей. .. Люгера Вильгельмины.
  
  В большинстве гостиничных номеров есть одна Библия . В номере двадцать один тридцать четыре было две. Одна все еще аккуратно лежала в ящике прикроватной тумбочки. Вторая явно стояла лицом к лицу на шкафу из орехового дерева рядом с кроватью. Я поднял её, открыл и пролистал первые страницы Бытия, пока не добрался до страниц, которые не переворачивались. Затем я нажал на специальную точку на ленте. Книга раскрылась на две половины. Я схватил Вильгельмину из ее изготовленного на заказ книжного шкафа, а затем, позволив волшебной странице снова закрыться, я положил книгу между грудой рубашек и моим недавно приобретенным пальто.
  
  Как только я засунул «люгер» под левую подмышку, я натянул пиджак и повернулся к зеркалу, чтобы проверить его на наличие коварных неровностей. Все снова выглядело хорошо, но я впервые внимательно посмотрел на свое лицо. Даже окном мясной лавки я никогда в жизни не видел ничего более сырого и кровавого.
  
  Я взял паспорт Неда Кроуфорда и бросился в ванную. Там я снова посмотрел на свое отражение, а затем изучил фотографию паспорта, который держал в руке. Между припухлостью вокруг глаз и линиями подбородка, с безумной коллекцией крошечных порезов на коже и кровоподтеком между двумя лицами почти не было сходства. Я знал, что у любого таможенника в этой области зрения будет веская причина задать несколько вопросов... К тому же есть такое понятие, как мужской нарциссизм, всегда хочется выглядеть на все сто.
  
  Слава богу, для таких экстренных случаев существует МЕККА. Не думайте, что я говорю о каком-то паломничестве; есть место, потому что это что-то другое, MEKKA расшифровывается как Medical and Cosmetic Поправки , AX. Это работает из другого здания на Дюпон. Круг , недалеко от нашего слияния Пресс -службы и телеграфные службы.
  
  Я набрал специальный номер, и голос мгновенно ответил.
  
  ' Коммуникации , объединенные Пресс -служба и телеграфная служба, — сказал он деловито.
  
  "МЕККА", все, что я сказал.
  
  — Могу я узнать номер, с которого вы звоните?
  
  Номер вызова меняется каждые двадцать четыре часа и отличается для каждого агента AX. Без этого номера невозможно было дозвониться до центральной связи. Я закрыл глаза и повторил номер, как я его сохранил в памяти. «7-0-3-9-8-N-3».
  
  Глаза всегда занимают больше всего времени. Когда наконец сняли компрессы, я понял, что опухоль спала. Этот небольшой, но чрезвычайно эффективный медицинский центр состоял только из белой плитки и блестящего хрома. На самом деле мы были не чем иным, как морскими свинками, но здешние методы на годы опережали обычную медицинскую практику. Однажды утром меня лечили от ножевого ранения, а ночью я наслаждался купанием и другими развлечениями с красоткой-блондинкой платинового цвета. И эта дама никогда не знала, что вонзила ногти в это чувствительное место на моей спине.
  
  Доктор отступил назад и посмотрел на свою работу. Визажист продолжал закрашивать синяки на моих плечах и шее.
  
  — Почти как новенький, — сказал доктор, гордо улыбаясь. Он держал передо мной круглое зеркало, чтобы я мог увидеть лицо своими глазами. Он был прав. Лицо, смотревшее на меня из зеркала, не показывало никаких следов избиения , которое оно перенесло несколькими часами ранее.
  
  Первый рейс в Лондон в то утро вылетел из Нью-Йорка. И я был в аэропорту Кеннеди как раз вовремя для регистрации и обмена некоторыми подробностями и тонкостями с пышной стюардессой. Потом мы уже направились на взлетно-посадочную полосу, чтобы взлететь.
  
  Секция первого класса самолета была почти пуста, так что мне посчастливилось занять оба места. В этот момент в Лондоне было три часа дня. Так что у меня было шесть часов и примерно сорок минут, чтобы наверстать упущенное прошлой ночью. Я решил максимально использовать каждую минуту.
  
  
  
  
  Глава 6
  
  
  Если не считать внутренних болей, от которых не могла избавить даже МЕККА, я чувствовал себя прекрасно, когда мы добрались до Хитроу в Лондоне. Стюардесса первого класса обслужила меня так, как никогда раньше. Она представилась как Трейси Лидс, и я помню, что подумал, что это имя почти такое же красивое, как и она сама. Несмотря на то, что личность агента агентства по поиску талантов была фальшивой, я хорошо разбирался в талантах... и она просто разрывалась от него.
  
  Трейси пожала руки всем пассажирам, когда они выходили из самолета. Когда она потянулась ко мне, я заметил сложенный лист бумаги, который она держала между своими талантливыми пальцами. Это было именно то, на что я надеялся: ее имя, адрес и номер телефона в Лондоне. Я спрятал его в нагрудный карман и решил использовать при возможности.
  
  Я был очень благодарен братьям Райт, когда встал в очередь на таможне. Я заметил, что таможенники очень тщательно досматривали багаж. За стойкой также был дополнительный человек, который изучал все лица и перепроверял все паспорта. Они искали кого-то. Причины моего присутствия пронеслись сквозь меня. Я тоже искал кого-то.
  
  Таможенник обыскал все, кроме Библии , а когда я снова закрыл замки, вздохнул с облегчением. Я вошел в зал и огляделся. Я был уверен, что Хоук пришлет кого-нибудь, так как Лондон был большим городом, и я понятия не имел, куда должен был пойти.
  
  Люди стояли возле прилавка Barclay и обменивали доллары на фунты, и я только сделал несколько шагов в этом направлении, когда услышал голос позади себя.
  
  "Извините, но это вы мистер Кроуфорд?"
  
  Голос звучал размеренно и цивилизованно.
  
  'Да, в самом деле.' - Я дружелюбно улыбнулся в ответ, когда повернулся и увидел мужчину средних лет в форме водителя. "Откуда ты знаешь?"
  
  Он разжал ладонь и показал мне маленькую фотографию. То же самое использовалось во всех файлах AX. Когда он увидел, что я узнал фотографию, он снова сжал ладонь и постучал по полям форменной фуражки.
  
  «Я жду вас с машиной снаружи, сэр ».
  
  Он взял мой багаж, и я последовал за ним через автоматические стеклянные двери. Снаружи, у бордюра, стоял черный «роллс-ройс». Я продолжал смотреть, как он поставил мой багаж на переднее сиденье, закрыл дверь, постучал по кепке и открыл для меня заднюю дверь. Сначала я увидел ноги, когда наклонился, чтобы попасть внутрь. Они были высокими, стройными... и где-то хорошо известными. Мой взгляд скользнул вверх по подолу черной юбки, по коленям, на которых лежали сцепленные большие красивые руки, остановился на мгновение, когда полные груди играли в прятки через вязаный свитер, затем продолжил вниз по длинной белой шее. К теням, окружающим лицо под полями мужской фетровой шляпы.
  
  Я понятия не имел, как ей удалось добраться до Лондона раньше меня или как ей удалось выглядеть так сокрушительно после убийства тех двух бандитов. Мой рот был полуоткрыт от удивления, поэтому я подумал, что лучше что-нибудь сказать. Было очевидно, что она не станет первой открывать рот. — У меня твое пальто, — сказал я. Это было, наверное, самое глупое знакомство, которое я когда-либо делал.
  
  — Входи, пожалуйста. Мы очень спешим. Ее голос был очень низким, очень английским и совершенно лишенным тепла или сочувствия.
  
  Я сел рядом с ней, и водитель закрыл дверь.
  
  — Тебе никогда не говорили, что пялиться неприлично?
  
  — Нет, скорее наоборот, — сказал я.
  
  Пока машина двигалась, она отвела то немногое внимание, которое у нее могло быть, от окна. Мое удивление быстро сменилось гневом. Я пересек океан не для того, чтобы меня оскорбила какая-то английская сучка в шляпе на волосах. Тогда я решил научить ее кое-чему в цивилизованном поведении. Я протянул руку.
  
  « Меня зовут Нед Кроуфорд». Я был удовлетворен тем приятным звуком, который мне удалось воспроизвести.
  
  'Нет. Это неправда.' Она даже не потрудилась обернуться.
  
  "Куда вы меня везете?" - Я все еще пытался быть вежливым.
  
  — Ты заметишь, когда мы туда доберемся. Она продолжала смотреть в окно.
  
  Я подумал, что, может быть, более личная атака немного смягчит ситуацию. 'Как вас зовут?'
  
  "Вы услышите это, когда это будет нужно." Ее голос приобрел другой оттенок. «И от правильных людей».
  
  То полуметровое сиденье между нами вдруг стало чем-то вроде километра.
  
  — Не слишком ли ты торжественная? Потому что, как ни смотри, ты спасла мою голую задницу примерно в два часа ночи по американскому времени.
  
  Это заставило ее обернуться.
  
  Даже в тени я мог видеть ее торчащие ноздри. «Почему американцам всегда приходится становиться такими вульгарными, когда они чувствуют себя в затруднительном положении?»
  
  Я чувствовал себя достаточно неловко, если не из-за ее выбора слов, то из-за ее тона. Я прикусил язык.
  
  Ее голос не смягчился, когда она сказала: «Я пока ничего не могу тебе сказать». Я предположил, что это ее способ самовыражения - извиниться за свои комментарии об американской пошлости.
  
  Я выглянул в окно и увидел, что мы уже неплохо продвигаемся по шоссе в сторону Лондона. Тогда я попытался рискнуть еще раз.
  
  «Если ты не скажешь мне свое имя до того, как мы познакомимся в нужное время, как я должен называть тебя сейчас?»
  
  'Как вы пожелаете.'
  
  — Хорошо, Джо , — тепло сказал я. Затем я скрестил руки на груди и откинулся на спинку всего снаряжения, придуманного мистером Уилсоном, Роллсом и Ройсом.
  
  Лондон всегда был мне хорошим другом. Я скучаю по нему, когда уезжаю надолго, и у меня всегда возникает приятное теплое чувство внутри, когда я вижу его снова. Мы проехали Сент-Джеймс, пересекли Пикадилли и выехали на Бонд-стрит. Магазины выглядели как всегда привлекательно.
  
  На Нью-Бонд-стрит мы повернули налево на Гросвенор. Тут к водителю наклонилась высокая дама в странной шляпе.
  
  «Фредди, когда ты доберешься туда, может быть, будет лучше, если ты выпустишь нас раньше». Водитель кивнул. — А пока оставь багаж в машине.
  
  Мы медленно проехали мимо посольства США, которое с одной стороны граничило с парком Гросвенор-сквер. Современное здание из стекла и бетона выглядело странно и неуместно рядом с элегантной простотой буржуазных домов, выходивших в парк с трех других сторон.
  
  Дом из красного кирпича выглядел так же невинно, как и дома по соседству. Сидя в машине, я не стал ждать, пока водитель обойдет машину, чтобы открыть мне дверь. Я сам открыл ее, выпрыгнул и стал ждать, пока миссис Айсберг последует за мной. Когда она, наконец, встала рядом со мной на пороге, я понял, что забыл, какого она роста. К тому времени, когда я переоценил ее пять футов, а затем еще несколько, ее длинные ноги перенесли ее через тротуар и поднялись примерно на десять ступеней.
  
  Я услышал странный стук. Когда я достиг верхней ступеньки, дверь открылась. Она прошептала что-то, чего я не расслышал, и вошла внутрь.
  
  Группа в зале выглядела как свадебный банкет. .. или похороны. В нескольких шагах позади впустившего нас человека стоял еще один гость, точно так же одетый и с таким же выражением лица. За ним был еще один, и так далее, вплоть до подъема по лестнице. Каждый стоял по стойке смирно и смотрел в мою сторону. Я насчитал ровно двадцать два глаза.
  
  Краткий кивок с самого начала, казалось, означал, что нам разрешено продолжать, поэтому я продолжил подниматься по лестнице за красивой парой ног. Мои улыбки были проигнорированы всеми одиннадцатью членами приветственного комитета, особенно гостем наверху. Когда мы подошли к коридору, я услышал приветственный скрежет знакомого голоса. «Черт возьми, Ник. Почему это заняло так много времени?
  
  У моего босса было неестественное чутье точно знать, что кому-то нужно, чтобы чувствовать себя комфортно. Я решил не использовать ни один из трех разумных ответов, которые вертелись у меня на языке. Вместо этого я пересек комнату, пожал ему руку и сказал: «Извините».
  
  Хоук повернулся к высокому знатному мужчине рядом с ним. «Ник, я хотел бы представить вас сэру Энтони Хобсону , главе БОЛТ.
  
  Я был впечатлен.
  
  БОЛТ был, насколько мне известно, самым маленьким и лучшим разведывательным агентством Великобритании. Это был АХ с английским акцентом. Однажды я разделил последний этап задания с агентом из БОЛТ и его талант и мужество оставили неизгладимый след.
  
  Когда мы обменялись рукопожатием, сэр Энтони повернулся к нам.
  
  — Ты встречался с Паулой… Дважды, как я понимаю?
  
  «Ну, я видел ее дважды, но на самом деле мы не встречались». Я заставил себя улыбнуться в ее сторону.
  
  'Ой?' — удивился сэр Энтони. - Что ж, мы можем исправить это в мгновение ока, мистер. Ник Картер, мисс Паула Афина. Один из наших лучших агентов.
  
  Когда она подошла ко мне с протянутой рукой, на мгновение показалось, что она действительно улыбнулась. Я забыл о холодной дороге из аэропорта сюда и думал только о том, что без ее помощи я был бы очень, очень мертв тогда.
  
  Голос Хоука прорезал воздух.
  
  «Ужасно много произошло с тех пор, как мы в последний раз разговаривали в моем кабинете, Ник. Этот заговор против Шиллингера — не любительское дело. Тони убежден, что они охотятся не только за госсекретарем, но и за лидерами всех стран, которые его поддерживают».
  
  Сэр Энтони кивнул и вступил во владение.
  
  «Нет сомнений, что Джеральд Шиллингер — номер один в их списке. Тем не менее, вы должны знать, что четыре дня назад была неудавшаяся попытка убить сэра Генри Дигнама, нашего премьер-министра. Как и вам, нам пока удавалось держать это в секрете, но я боюсь, что по мере приближения первой мирной конференции в Париже в понедельник заговорщики становятся все более отчаянными. .. и на самом деле они уже есть. Я понятия не имел, что означали его последние слова, но у меня было несколько собственных вопросов.
  
  — А как насчет подсказок? Нет никаких доказательств того, что это отдельные события от кучки бестолковых?
  
  'Да.' В голосе сэра Энтони появилась новая интенсивность. «Человек, спланировавший нападение на Даунинг-стрит, 10, был наемным профессиональным убийцей. Человек, состоявший на зарплате в ряде крупных организаций. Косвенно он когда то работал даже для нас
  
  «Ну, если вы знаете, кто он такой, вы, конечно же, можете заставить его сказать мне, на кого он работает». Я увидел, как трое моих спутников обменялись обеспокоенными взглядами. — Не говорите мне, что он мертв.
  
  'Да.' Сэр Энтони посмотрел прямо на меня. «Его звали Чарльз Эванс. Несколько недель назад его заметил один из наших людей в Швейцарии. Зная репутацию Эванса, он следовал за ним по пятам, пока неделю назад не вернулся в Лондон. Именно тогда он стал работой Паулы . Она предвидела его покушение на Даунинг-стрит, 10 и смогла его предотвратить. Зная, что он был единственной реальной зацепкой, которая у нас была, мы согласились, что он может продолжать свою работу до тех пор, пока мы не получим от него больше информации, чем, скажем , по другим каналам. Два дня назад Пола последовала за ним в Америку. Вот где вы с ним познакомились.
  
  Я вернул взгляд в серо-стальные глаза.
  
  «Эванса друзья называли Чарли». В этом не было никаких сомнений. Британцы действительно умели преуменьшать. Когда Хоук вступил во владение, я знал, что все, что придет, не будет отточено никакими попытками изощренности.
  
  «Я позаботился о том, чтобы агент Афина получила все удобства АХ, которые могут ей понадобиться. Это включало вашу фотографию и вашу нынешнюю личность Неда Кроуфорда. Она не собиралась убивать Чарли и его друга. Если бы ты смог спастись прошлой ночью, она все еще была бы на их следе. И, может быть, тогда мы все были бы немного ближе к истине.
  
  Это был первый раз в моей жизни, когда я почувствовал, что должен извиниться перед собой за то, что я жив. Прежде чем я успел что-либо сказать, Паула протянула ладонь. На его ладони лежала бледная смятая фотография, поразительно похожая на вашего покорного слугу.
  
  — Я подумал, что ты, возможно, захочешь вернуть его.
  
  'Спасибо.'
  
  — Я нашла её в кармане мертвого немца. Есть идеи, как она туда попала? В ее тоне был какой-то неприятный подтекст, что я работаю на нее, и мне это совсем не нравилось.
  
  'Нет. Я отдаю только те, которые подписаны ». Я повернулся и подошел к Хоуку. Думаю, он почувствовал напряжение, потому что быстро сменил тему.
  
  «Вы не заметили ничего подозрительного во время акции в Вашингтоне?»
  
  'Нет. Все выглядело очень обыкновенно и дружелюбно». Я попытался добраться до Лорны Терри, не обсуждая более личные аспекты, но Хоук перешел к другой, более актуальной теме.
  
  «Ник, я думаю, пришло время показать тебе последнее доказательство того, на что способны эти люди».
  
  Он вывел нас из комнаты, а затем поднялся по лестнице, а остальные последовали за ним. Пока мы шли молча, я оглянулся и увидел тех же одиннадцати охранников. Парень наверху смотрел на нас с большим вниманием, чем остальные, но все двадцать два глаза были на нас.
  
  На верхнем этаже Хоук открыл нам дверь. Я вошел последним и на пороге остановился.
  
  Тело на полу передо мной принадлежало молодому человеку; он был стройный, хорошо сложенный и мускулистый. Темно-синий костюм, в котором он был одет, выглядел дорого. Руки, торчащие из белых французских манжет, загорели на солнце. Из нагрудного кармана торчал аккуратно сложенный белый нагрудный платок. Больше я ничего не мог о нем рассказать, потому что его лицо совершенно исчезло. Затылок все еще был на месте, но кровавое месиво указывало на то, что когда-то здесь были подбородок, рот, нос, глаза и даже лоб.
  
  « Боже мой. Кто это был?' — спросил я, все еще не в силах пошевелиться.
  
  — С7, — сказал Хоук.
  
  Я знал, что на стеклянной карте в кабинете Хоука стало на одну лампочку меньше.
  
  Я продолжал смотреть на тело. "Какое оружие может это сделать?"
  
  — У нас нет никаких зацепок, — спокойно сказал сэр Энтони. «Но что бы это ни было, оно не издавало ни единого звука при каждом выстреле».
  
  'Каждый раз?'
  
  Хоук снова шел впереди, через комнату мимо большой кровати с балдахином к полуоткрытой двери, соединяющей две спальни. На этот раз я первым вошел, когда дверь распахнулась. Заглянув в комнату, я с удовольствием поменялся бы местами с кем-нибудь из моих спутников.
  
  Наш министр иностранных дел непринужденно откинулся на подушки, а раскрытая газета прикрыла его талию и бедра. Над газетой, на том месте, где была его грудь, осталась кровавая воронка размером с голову человека.
  
  Я медленно подошел к кровати, внимательно изучая каждую деталь. Остальные последовали за мной и столпились вокруг меня. Хоук шел, пока не оказался с другой стороны тела, прямо напротив меня. Я чувствовал, как его глаза следят за каждым моим движением.
  
  Впервые в жизни я был на шаг впереди своего босса. Я заметил очки на теле. Джеральд Шиллингер носил контактные линзы. (Не столько решающее, сколько интересное.) Кроме того, у нас была сцена с десятью минутами внизу. Я прекрасно понимал, что Дэвид Хоук не стал бы терять времени даром, если бы наш государственный секретарь лежал мертвым в одной из спален наверху. Тут я вспомнил слова сэра Энтони : «Нет сомнения, что Джеральд Шиллингер по-прежнему занимает первое место в их списке». Простое настоящее.
  
  Я все еще колебался , когда наконец заговорил, но чувствовал, что у меня под ногами довольно твердая почва. «Почему вы не сказали мне, что Дэвид Коэн из Канзас -Сити был половиной пары двойников?»
  
  — Ты никогда не спрашивал. Тяжелые брови Хоука нахмурились, затем он продолжил.
  
  — Но это все, Ник. У нас не осталось двойников. У нас остался только оригинал. И мы должны попытаться сохранить ему жизнь».
  
  Мои мысли вернулись к встрече в Вашингтоне. Я должен был знать, когда мы смотрели трансляцию выступления Шиллингера в Палладиуме. Оправдание простуды, странная хрипота в голосе ; обе вещи должны были заставить меня задуматься. Словно прочитав мои мысли, Хоук прервал меня.
  
  «Компьютер предоставил Гарольду Коэну второй вариант из-за этой аномалии голоса и ряда других мелочей, которые MEКKA могла исправить. Поэтому мы сначала воспользовались преимуществом Дэвида, надеясь, что нам никогда не придется полагаться на его брата-близнеца».
  
  Когда мы спустились вниз, нас уже ждал тщательно продуманный журнальный столик перед топящимся дровами. Если есть одно качество Хоука, которым я восхищаюсь больше всего, так это то, что он никогда ни с кем не играл в игры, особенно со мной.
  
  «Тони предложил снять тебя с этого задания, когда мы поняли по этой фотографии, что кто-то знает твою настоящую личность… и твою настоящую профессию. Но я сказал: «Нет. Разве ты не видишь, если они охотятся за Ником, мы можем использовать его как приманку. ... как козырного туза». Ты понимаешь?'
  
  'Я понимаю.'
  
  — Поскольку мы потеряли Чарли Эванса, нашу единственную настоящую зацепку, ты — все, что у нас осталось. Если они действительно охотятся за тобой , может быть, кто-то еще выйдет из из угла, чтобы закончить работу, которую начали Чарли и его друг.
  
  Упоминание друга Чарли заставило меня задать следующий вопрос.
  
  — А его друг Франц ? Есть идеи, кто он такой?
  
  «Его звали Фридрих Эбберхардт, немец», — ответила Паула Афина на мой вопрос. «Согласно нашим файлам, он исчез в Берлине в начале 1947 года и появился только два года назад. Его работодатель указан как Imperial World Trading Company , для которой он путешествует почти по всему миру. В его паспорте тот же факт, но наши агенты в Германии говорят нам, что название компании — чистая фантазия».
  
  Она отбарабанила факты, как запрограммированную компьютерную ленту. Я подумал вслух, когда сказал:
  
  "В 1947 году ему было не более чем..."
  
  «Восемнадцать лет, три месяца». Ее ответ на мой незаконченный вопрос был столь же вежлив, сколь и краток. «Пожалуй, стоит отметить, что его родители оба выступали свидетелями на Нюрнбергском процессе. Оба годами работали на Гюнтера Вольфшейца... На этот раз я не дал ей договорить.
  
  "Гюнтер Вольфшейц!" - Я выплюнул его имя.
  
  — Это имя звучит знакомо, Ник? — сказал Хоук.
  
  — Вы можете на это рассчитывать.
  
  Мое первое задание для AX в качестве молодого агента отправило меня в Южную Америку для расследования сообщений о том, что там строится подземный арсенал оружия. Мои расследования привели меня не к кому иному, как к Гюнтеру Вольфшейцу, известному деятелю Третьего рейха и близкому другу Адольфа Гитлера. Вольфшейц сбежал из немецкой тюрьмы, где он ожидал казни после того, как был осужден как военный преступник. И каким-то образом ему удалось бежать в Аргентину, где он скрывался несколько лет. В те последние годы он разработал план превратить половину континента в арсенал оружия. В последний день своей жизни он столкнулся лицом к лицу с моей Вильгельминой и я помню выражение его глаз, когда он понял, что казнь будет производиться из немецкого пистолета. Нет, Гюнтер Вольфшайц определенно не был тем «мистером Гюнтером», о котором говорил Чарли. Я понял, что мой босс говорил и говорил, пока я был занят своими мыслями.
  
  — Итак, мы отпускаем тебя в Лондоне, Ник. Покажи себя везде; посещайте самые оживленные бары и рестораны, присоединяйтесь к тусовщикам в надежде, что кто-нибудь узнает в вас телохранителя Шиллингера и вцепится вам в горло».
  
  Ужасно за это спасибо, подумал я про себя.
  
  — Но помни, на этот раз он нам нужен живым. И ты тоже, конечно.
  
  Я знал, что это были заключительные слова этой встречи, когда все поставили чашки и вытерли уголки рта льняными салфетками. Но я был не совсем готов стать «приманкой» в Лондоне. У меня осталось еще несколько вопросов. Одно точно.
  
  — Так где же сейчас Шиллингер?
  
  Я видел, как Хоук и сэр Энтони обменялись быстрыми взглядами. Пола смотрела прямо перед собой. Судя по ее лицу, она тоже не знала.
  
  — Ник, — голос Хоука стал очень отцовским, — на всем земном шаре есть только шесть человек, знающих ответ на этот вопрос: я, Тони, Шиллингер, премьер-министр и два охраняющих его агента BOLT. Если наш план сработает, и они выйдут на свет, чтобы напасть на вас , они не позволят ничему помешать им получить от вас эту информацию. Я уверен, вы согласитесь, что для всех участников будет лучше, если у вас не будет ответов, которые они ищут».
  
  Я должен был признать это.
  
  — Еще одно, Ник. Отцовский тон исчез. «Поскольку кто-то точно знает, кто вы, вы связываетесь с нами только в крайнем случае. Мы наблюдаем за вами каждую секунду. Если кто-то преследует вас, мы узнаем об этом раньше вас. Если возникнет такая чрезвычайная ситуация, звоните по этому номеру. Он написал несколько цифр на обратной стороне визитной карточки и отдал ее мне.
  
  «Выучи это и сожги».
  
  Я уставился на номер, а остальные уставились на меня. Примерно через полторы минуты я поднес пламя зажигалки к одному углу карточки.
  
  
  
  Глава 7
  
  
  Тот факт, что мы теперь должным образом были представлены, похоже, не произвел на Паулу Афину впечатления. Вернувшись в «Роллс», мы вернули свои углы Мохаммеду Али и Джорджу Форману, ожидая сигнала к следующему раунду.
  
  Когда мы свернули на Парк -лейн, я почувствовал запах роз Гайд - парка. Может быть, именно этот упрямый запах и романтический свет полной луны над нашими головами немного смягчили меня , потому что я вдруг повернулся к Пауле и сказал: «Ты не просто величайшая женщина, которую я когда-либо встречал, ты ты также самая недружелюбная.
  
  «Не все англичанки такие дружелюбные, как Лорна Терри». Ее слова были взвешенными и мягкими, намерение убийственным. Я не думал об этом раньше, но если бы она следила за Францем и Чарли, она бы последовала за ними в Джорджтаун. Она также прекрасно понимала, почему я был голым, когда меня вытащили из дома Хэнсона.
  
  — Позвольте мне сказать вам кое-что, Паула. Вам не кажется, что Лорна Терри за десять секунд делает для англо-американских отношений больше, чем вы за всю жизнь? Я думал, что это заставит ее замолчать на минуту или около того, но снова ошибся.
  
  «Похоже, вы тратите немало времени на то, чтобы улучшить « отношения», мистер Уайт - Картер. Чарли Эванс все еще был бы жив, и мы были бы немного ближе к нашей цели, если бы вы тратили немного меньше времени на личные расследования. Она никогда не позволит мне забыть ее драгоценную...
  
  Чарли надо было убить, чтобы спасти меня. Поскольку она втянула в разговор Лорну Терри, я решил продолжить эту тему.
  
  — Да, — признал я, — но хочешь верь, хочешь нет, но у меня есть причины хотеть узнать, что случилось с Лорной, которые не являются сугубо личными.
  
  Ее брови изогнулись вверх, и я понял, что она предпочитает мне не верить.
  
  «Поскольку Чарли и Франц ушли в небытие, нам может пригодиться, если мы узнаем, где сейчас Лорна, то есть, если она еще жива».
  
  'Может быть ты прав.' - Я был удивлен, услышав ее согласие. «Я попрошу БОЛТ подготовить полное досье на Лорну Терри и немедленно передать его вам».
  
  Когда я сказал «спасибо», «Роллс» остановился у тротуара. Я посмотрел в окно.
  
  «Ваш отель находится на следующем углу. Может быть, будет лучше, если вы прогуляетесь пешком. Прежде чем она закончила свое предложение, водитель встал с водительского места и ждал у задней двери с чемоданами в руках. Я повернулся, чтобы выйти .
  
  «Повезло», — услышала я ее слова, когда мои ноги коснулись улицы. Искренность в ее голосе удивила меня, так что я не мог ничего сказать, кроме:
  
  'Тебе тоже.' Дверь снова быстро закрылась.
  
  Отель был одним из новых в Лондоне. Причина выбора была очевидна. Было около полуночи, и вестибюль был полон хорошо одетых людей. Следуя за человеком, приняышим мои сумки у дверей, я увидел, что оба бара, примыкающие к вестибюлю, были забиты до отказа. Если мое прибытие должно было быть замечено как можно большим количеством людей, оно произошло здесь.
  
  — Да, мистер. Кроуфорд, мы получили вашу бронь, и ваша комната готова. Администратор был француз. Я посмотрел на него, когда он взял мой ключ. Затем он повернулся и продолжал смотреть на меня, пока звал посыльного. Я чувствовал, как его глаза следят за мной, когда я шел к лифтам, поэтому я намеренно не оглядывался. Когда лифт на антресольном уровне остановился, я быстро пробормотал что-то посыльному о встрече с ним в моей комнате через минуту и вышел.
  
  Антресольный этаж выходил на вестибюль с трех сторон. Я осторожно подошел к перилам и посмотрел вниз. Я не мог видеть лица мужчины, но он перегнулся через стойку и теперь слушал, что шептала ему на ухо секретарша. Через мгновение он повернулся и посмотрел на лифты.
  
  Я быстро отступил в защитную тень мраморной колонны и наблюдал за ним, пока он медленно шел через переполненный вестибюль. Я уже видел это лицо раньше, но где? Я на секунду закрыл глаза, пытаясь заставить свою память работать. Это было лицо, которое я видел недавно, но не знал достаточно, чтобы связать его с именем или даже с голосом.
  
  Когда я снова открыл глаза, он был почти прямо подо мной, глядя на что-то или кого-то за пределами моего поля зрения. Он стоял почти по стойке смирно.
  
  Тогда я его узнал. Либо я был болен , либо это был один из тех охранников, которых я встретил на лестнице на Гросвенор-сквер. Теперь моя память работала на полную катушку. Это был человек на верхней ступеньке, последний, кого я прошел, обладатель глаз номер двадцать один и двадцать два.
  
  Лифт был пуст, и мой путь на тридцать четвертый этаж был быстрым, оставив мне мало времени, чтобы все обдумать. Посыльный терпеливо ждал меня, и у него был акцент кокни, который напомнил мне Чарли. Так что я дал ему чаевых всего полдоллара. Его лицо осветилось, как будто я только что подарил ему бриллиант Надежды, и он несколько раз поклонился, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я прислушался, пока не убедился, что он исчез, затем зацепил дверную цепочку и повернул дверь на засове. Если ко мне пришел бы нежданный гость, я хотел, чтобы он постучал. Я планировал принять горячий душ через несколько секунд и решил никогда больше не бороться за свою жизнь обнаженным.
  
  В комнате было холодно, как будто по ней только что прошла Паула Афина. Я вздрогнул от этой мысли, выключил кондиционер и распахнул окно. Легкий июньский ветерок вздул шторы, и я решил посмотреть в окно. Красивый вид! Все, что я видел , — это тридцать четыре этажа из бетона и стекла передо мной и по обеим сторонам. Отель был построен вокруг внутреннего двора, на который я не обратил внимания. Либо АХ урезал свои расходы, либо у администратора было дурное чувство юмора. Я был уверен, что мой друг с глазами-бусинками скоро нанесет мне визит, и хотел, чтобы к его приходу все было в полном порядке.
  
  Я снял костюм и, повесив куртку на вешалку, достал из нагрудного кармана золотую ручку и карандаш. На самом деле они не были золотыми, но для меня они были восемнадцатью каратами Тиффани.
  
  Этот набор был одной из лучших вещей, разработанных AX labs. Это были чрезвычайно полезные инструменты. Вы можете написать письмо ручкой, решить кроссворд карандашом, но с этим набором вы можете делать и другие вещи. Я повернул кончик пера и вынул чернильный картридж за ним. Затем я нажал на клипсу, и маленькая линза упала туда, где несколько мгновений назад был наконечник. За этой линзой находился затвор, который мог сделать двадцать пять кадров за вдвое меньшее количество секунд. За затвором был крошечный рулон сверхчувствительной пленки. Светло или темно, днем или ночью, она приспосабливалось к любому возможному освещению.
  
  Теперь я обратил свое внимание на карандаш. Я удалил дно, где был провод, и медленно повернул другой конец. Благодаря этому появилась небольшая спираль из серого металла. В середине спирали находился длинный кристалл, а в этом кристалле была настоящая сеть чрезвычайно чувствительных нитей. Это был автоматический механизм, который дистанционно управлял затвором камеры, когда ручное управление по какой-либо причине было невозможно. Он реагировал на внезапные изменения света или звука.
  
  Я держал два золотых цилиндра примерно в трех дюймах друг от друга и смотрел, как они подпрыгивают друг против друга. Корпуса были магнитными, и их можно было отделить друг от друга только силой. Я оценил рост моего предполагаемого посетителя примерно в шесть футов, поэтому прикрепил камеру к косяку двери из спальни в прихожую и направил ее прямо на наружную дверь.
  
  Я подошел к двери, повернулся и посмотрел на нее. Они были направлены прямо мне в лицо. Идеально. Звук открывающейся двери, свет, струящийся из коридора, активируют устройство и захватывают лица всех потенциальных посетителей. Приняв душ, я возвращался, отпирал оба замка и ждал.
  
  Я направил насадку душа прямо себе на грудь, отрегулировал ее очень точно и открыл краны. Я должен был быть осторожен, чтобы не увидеть всю магию МЕККИ так что я отступил в душевой поддон так далеко, как только мог, следя за тем, чтобы струя воды оставалась на моей груди и не попадала мне в лицо. Намыливая, я напевал " Loving " Тогда я уронил мыло. Я уверен, что вы все знаете эти шутки о парне, который уронил мыло в душе и так далее, но мне интересно, слышали ли вы о том парне, который уронил мыло и этим спас себе жизнь.
  
  Стоя на четвереньках, я поднимал кусок мыла, который скользил к канализации, когда услышал первый взрыв. Подняв глаза, я увидел разбитые плитки, вылетающие из центра стены. Появилась большая дыра около фута в диаметре; за ним металлический каркас цепко цеплялся за обрывки штукатурки и плитки. Затем раздался второй взрыв, справа от первого, за которым быстро последовал третий. Вам не нужно было бы учиться, чтобы знать, что все они были на высоте головы, если бы я просто стоял прямо. Кто-то намеревался снести мне голову с туловища.
  
  Горячая вода постоянно лилась из душа. Я надеялся, что его звук скроет мои движения, когда я соскользнул обратно к той стороне душа, с которой я начал. На полу в душе валялись острые куски плитки и штукатурки, а некоторые еще прилипли к моему телу. Я присел на корточки, почти задыхаясь, ожидая, что другой сделает следующий шаг. Мне не пришлось долго ждать. Только я заметил три идеально круглых отверстия в занавеске для душа, как увидел пальцы, пытающиеся отодвинуть занавеску в сторону.
  
  Я думаю, он был так удивлен, не увидев мое обезглавленное тело перед ним в мыльной воде, что не увидел и не услышал меня, когда я выскользнул из занавески с другой стороны. В любом случае, он все еще стоял перед душем, когда я бросился на него и пнул его так сильно, как только мог. Он, спотыкаясь, бросился в душ, и я немного помог ему, резко ударив по почкам сзади. Без стона или чего-то еще он рухнул головой в душ. Единственный звук, который я услышал над звуком льющейся воды, был звук его головы, когда она соприкасалась с фарфором. Я открыл полный кран с горячей водой и поспешил в спальню искать Вильгельмину.
  
  Мой пистолет все еще был в лондонской телефонной книге, где я его и оставил. Покрывалом я вытер мыло и воду с рук. На этот раз я не хотел совершать ошибок. Я должен был оставить этого чувака в живых, доставить его в БОЛТ и полностью положить его на колени Паулы. Я схватил Вильгельмину и вернулся к открытой двери ванной.
  
  За те три с половиной секунды, что меня не было, маленькая комната наполнилась паром от кипящего душа. Мой посетитель все еще находился под действием успокоительного, но ему удалось встать на четвереньки. Его голова и плечо косо свисали над краем ванны. Большая часть струи не попала в него, иначе к тому времени, когда я потянулся, чтобы закрыть кран, он был бы наполовину готов. Я схватил его за волосы и вытащил из ванны. Он ударился лицом о кафельный пол. Я услышал стон, когда дыхание вырвалось из его легких, и его череп с глухим стуком ударился об пол.
  
  Когда я впервые увидел странное оружие в ванне между кусками штукатурки и плитки, мне показалось, что оно вздулось от горячей воды, стекающей по нему в сторону стока. Это была самая странная вещь, которую я когда-либо видел. Я поднял её и заметил, что она весила в три раза больше Вильгельмины, хотя была вдвое меньше. Времени на дальнейший осмотр не было, потому что, когда я снова обернулся, я увидел, что мой упрямый друг снова встал на колени.
  
  — Хорошо, — сказал я. — Вставай и иди в другую комнату.
  
  Когда он медленно повернулся в мою сторону, то увидел в моих руках люгер Вильгельмину. Его глаза могли немного расшириться, когда он увидел ее, но когда он также увидел странное тяжелое оружие, которое когда-то принадлежало ему, те самые глаза чуть не выпрыгнули из его головы.
  
  Я сказал. -'Иди"...
  
  Он неуверенно поднялся и медленно попятился к спальне. Теперь, когда я пригляделся, я был уверен, что это был один из тех охранников, которых я видел раньше, и не было сомнений, что он был последним на верхней ступеньке.
  
  Я продолжал делать шаг вперед с каждым шатким шагом, который он делал назад. Его взгляд остался на тяжелом оружии в моей левой руке. Когда мы добрались до спальни, я позаботился о том, чтобы держать его подальше от прихожей и поближе к шкафу между окнами. Внезапный порыв ветра снаружи напомнил мне, что я голый и, что еще хуже, мокрый и мне холодно.
  
  Как только он встал там, где я хотел, у шкафа с руками над головой, я начал задавать вопросы.
  
  'Кто ты?'
  
  - Нет ответа.
  
  «Как тебе удалось оказаться в этом здании сегодня вечером в качестве охранника?»
  
  Опять нет ответа.
  
  Казалось, он даже не слышал моих вопросов. Он продолжал смотреть на своё потерянное оружие, словно боялся, что оно выстрелит само по себе. Может быть, он знал что-то о странном оружии, чего не знал я. Не сводя с него глаз, я пятилась назад, пока не почувствовал покрывало на своих ногах. Тогда я бросил его оружие на кровать и вернулся к допросу. «Слушай, приятель , советую тебе ответить на мои вопросы. Я знаю несколько грязных уловок, чтобы заставить вас говорить, но, поскольку я снял только эту комнату, мне не хотелось бы пускать вам кровь.
  
  Он впервые посмотрел прямо на меня. В его выражении было отчаяние, которое я нашел почти жалким. Затем его глаза отпустили мои, и казалось, что он пытается увидеть сквозь меня то место, где я уронил его пистолет. Этот проказник думал только об одном. Я сделал несколько шагов ближе, пока Вильгельмина не оказалась примерно в дюйме от его сердца.
  
  — Сегодня вечером вы убили тех двоих других мужчин, не так ли? С этим пистолетом было покончено, не так ли? Что это за оружие? Кто послал вас убить Джеральда Шиллингера?
  
  Я только что закончил свой последний вопрос, когда его колено ударило очень болезненно по моей промежности.
  
  Прежде чем я понял, что происходит, он быстро оттолкнул меня и нырнул на кровать. Я знал, чего он хотел. Прежде чем он добрался до покрывала, я оказался на нем сверху, и наши руки одновременно схватили оружие. Я чувствовал на себе холодное тепло Вильгельмины и знал, что она рядом, когда это необходимо. Я попытался освободить другое оружие из рук другого человека. Странным в его отчаянии было то, что он был полностью сосредоточен на том, чтобы заполучить это оружие... а не на том, чтобы остаться в живых. Он был как робот, запрограммированный на серию операций. Он знал, что я легко могу его застрелить, и он не мог знать, что сейчас для меня важнее сохранить ему жизнь. Я должен был держать его в хорошем состоянии, пока я не смог заставить его говорить.
  
  В тишине мы продолжали бороться за обладание странным оружием. Руки моего противника потеряли свою силу в борьбе, а сила в моих руках стала больше. Он проигрывал битву и знал это.
  
  Внезапно я сделал выпад со всей силой, на которую был способен, и вонзил локти ему в грудь. Он задохнулся, и я почувствовал, как его пальцы разжались. На втором ударе в том же месте он отпустил их полностью. Я сделал дикое движение одной рукой, и оружие соскользнуло с кровати и упало на пол в пяти футах от меня.
  
  Я схватил Вильгельмину. Взгляд мужчины стал еще более безумным, и он продолжал смотреть на свое оружие. Пока он пытался набрать немного воздуха в легкие, на его лбу выступили капельки пота. Прежде чем он успел сделать еще одно движение, я вскочил с кровати и оказался между ним и его пистолетом. Вильгельмина указала ему между глаз.
  
  «Хорошо, приятель, теперь все было хорошо. Теперь я хочу получить ответы на те же самые вопросы».
  
  Он встал на колени на кровати, и я увидел, как его лицо побелело еще больше.
  
  — Встань с этой кровати и встань у того шкафа. Если мне нужно пустить немного твоей крови, чтобы получить эти ответы, я готов.
  
  Он медленно начал двигаться и снова опустился на колени, не глядя ни на меня, ни на Вильгельмину. Все его внимание было приковано к тому месту позади меня, где лежало оружие. Когда он отодвинулся, я отошел в сторону, пока не дошел до прикроватной тумбочки, где лежали замшевые ножны со стилетом Хьюго. Хьюго легко выскользнул наружу, как будто он был счастлив наконец-то принять участие в действии. Я пересек комнату, держа Хьюго передо мной.
  
  «Хорошо, приятель . Ваше время вышло. Теперь мне нужны ответы на самые важные вопросы. Пока я говорил, я медленно приближался к нему. ' На кого ты работаешь? Кто замешан в заговоре против Шиллингера?
  
  Я был всего в трех футах от него, когда он, наконец, оторвал взгляд от оружия и посмотрел на меня. Я решил шокировать его, чтобы он заговорил. — Вы знаете, что не нашли настоящего Шиллингера? Его глаза недоверчиво расширились. — Ты изрешетил грудь его двойника из Канзас -Сити. Шиллингер жив и едет в Париж.
  
  'Нет!' Это было первое слово, которое он сказал, и его голос был высоким и хриплым. Я сделал еще один шаг в его сторону и держала Хьюго в пространстве, которое все еще оставалось между нами. На его лбу выступили новые капли пота, а глаза сжались. Он сделал полшага назад и покачал головой из стороны в сторону, пробормотав: «Нет, нет, нет». Снова и снова, как в какой-то жертвенной песне.
  
  То, что произошло потом, произошло так быстро и так неожиданно, что я до сих пор не могу в это поверить. Он с тоской взглянул на свое потерянное оружие, потом на пистолет в моих руках. Он колебался мгновение, отчаянно моргая. Затем, не говоря больше ни слова, он развернулся и нырнул прямо в открытое окно.
  
  Его путь вниз, мимо всех тридцати четырех этажей, совершился за считанные секунды. Я подошел к открытому окну как раз вовремя, чтобы услышать, как оно разбивается о бетон двора.
  
  Я не знаю, как долго я стоял там, глядя в темноту. Внезапный холод, отчасти от ветра, отчасти от мысли о том, как он должен выглядеть там, внизу, вернул меня в чувство. Пришло время подумать о нескольких вещах. Во-первых, маловероятно, что его тело найдут сразу. В комнатах вокруг двора не горел свет, не было криков свидетелей, видевших падение. Так что я мог бы поспорить, что никто не знал о кровавой находке, которая лежала внизу. Так что у меня было немного времени, чтобы решить, что делать дальше.
  
  Вершина списка возвращалась к той воронке от бомбы, которая когда-то была выложенным плиткой душем, чтобы разнести пол .
  
  Я шел в ванную, когда снова заметил странное оружие, которое все еще лежало на полу. Казалось, оно зажило своей собственной жизнью. Распухшее дуло теперь еще больше распухло, светясь оранжевым жаром на фоне белой ткани. Маленькие пальчики дыма вились там, где светящаяся комната опалила ковер с длинным ворсом. Я продолжал смотреть на него так, как будто это была свернувшаяся кольцом кобра, готовая нанести удар. Я думал, что видел почти все оружие , но это я никогда раньше не видел. Мои мысли вернулись к тому безликому телу на полу на Гросвенор-сквер и к этой кровавой дыре, которая когда-то была мужской грудью; затем к более свежему изображению трех отверстий в занавеске для душа и симметричных кратеров в кафельной стене душа. С этой милашкой было не до шуток. Более того, это была единственная связь между кровавыми событиями сегодняшней ночи . и люди, которые его установили. Осторожно, я опустился на колени в нескольких футах от оружия. Я осторожно потянулся к ручке. Я думал, что будет жарко. Опять неправильно. Я чувствовал жар в комнате, но рукоятка была прохладной на ощупь. Я поднял его и держал на расстоянии вытянутой руки.
  
  Я известен как гордый обладатель очень крутого и хорошо натренированного пальца на спусковом крючке, поэтому, когда я говорю, что не нажимал на спусковой крючок без малейшего усилия, вы должны этому верить. Вздувшийся металл патронника расширился и сжался, и я почувствовал силу отдачи в запястье и вниз по руке к плечу.
  
  На самом деле я не целился, так как не собирался стрелять из оружия, но, к счастью, оно было направлено в сторону матраса .
  
  На моих недоверчивых глазах шкаф по ту сторону кровати, между окнами, разлетелся на тысячи осколков. Пуля, граната или что-то еще, чем стреляло это проклятое оружие, прошла насквозь через всю ширину матраса, не причинив ни малейшего повреждения, а затем разбила шкаф, словно он был сделан из пробкового дерева.
  
  Я снова посмотрел на оружие в своей руке. Свечение исчезло, и площадь комнаты вернулась к своим нормальным, хотя и любопытным пропорциям. Я положил его обратно и осторожно коснулся места, где всего несколько мгновений назад оно светилось оранжево-красным. Было только немного тепло. Именно тогда я заметил маленькую кнопку на ручке. Я решил не исследовать эту вещь дальше в этот момент. Я пошел в ванную и вернулся с полноразмерным банным полотенцем, которым аккуратно обернул оружие. Затем я положил его на верхнюю полку в кладовке, пока не передал экспертам по баллистике в БОЛТ мог дать.
  
  Телефон зазвонил, как по команде. Я узнал голос на другом конце провода. Он был таким же хладнокровным и отстраненным, как всегда.
  
  'Г-н. Кроуфорд, вы разговариваете с Британским агентством зарубежных путешествий. Это Извините, что звоню вам так поздно, но я знаю, как сильно вы хотели узнать последние подробности о путешествии Терри. Один из наших сотрудников только что закончил его. Я должен был признать, что это была быстрая работа, но агент П. Афина от этого мне больше не нравилась. 'Спасибо. Рад это слышать.' Мой ответ был таким же крутым и взвешенным. "Должен ли я прийти и получить его?"
  
  'Нет. Они будут отправлены к вам.
  
  'Момент.' По ее тону я понял, что она собирается повесить трубку. — Послушайте, с тех пор, как я в последний раз говорил с вами, планы немного изменились. .. Чрезвычайная ситуация, можно сказать. Я подчеркнул это слово, потому что вспомнил, что мне было приказано связываться только в случае крайней необходимости. Я решил, что если не будет чрезвычайной ситуации, если один из агентов BOLT превратится в убийцу, мне лучше вернуться в начальную школу и заново выучить английский.
  
  'Я понимаю.' - Похоже, она вообще ничего не понимала.
  
  — Думаю, будет лучше, если я поговорю с кем-нибудь из вашего офиса лично. Трудности могут сказаться на всем моем путешествии».
  
  — Ну, хорошо, если ты считаешь это необходимым. Ровно через двадцать минут вас подберут на том же месте, где мы вас высадили раньше. Ее последний слог был завершен щелчком телефона.
  
  Я посмотрел на циферблат своего дорожного будильника. Двадцать минут. Хорошо. Это дало мне возможность избавиться от зуда. Я устало вздохнул и пошла обратно в душ для очередной попытки принять его.
  
  
  
  Глава 8
  
  
  Десять минут спустя я вышел из лифта на антресольный этаж и осторожно пошел на свое прежнее место у перил. Француз все еще стоял за прилавком, сортируя почту и разговаривая с одним из посыльных. Тот факт, что он не сбежал, подтвердил мое подозрение, что он понятия не имеет, во что чуть не ввязался. Так что он мне ничем не поможет. Я разочарованно вздохнул и продолжил идти.
  
  Я пошел по Парк -лейн туда, где меня высадили ранее. Там было всего несколько машин и такси, и никто, казалось, не обратил на меня особого внимания, когда я остановился и закурил сигарету. Я еще не закончил курить, когда увидел приближающийся ко мне черный Rolls. За рулем был тот же водитель, и Паула Афина снова была на заднем сиденье под защитным полем своей фетровой шляпы. Я вскочил.
  
  «В парк, Фредди». Внезапно я заметил, что она относилась к своему водителю с гораздо большим уважением, чем ко мне. Снова откинувшись в тени, она бросила мне на колени коричневую папку.
  
  'Здесь. Полный отчет вы найдете там. Дата рождения, школы, медицинские записи, семейное положение, профессиональные данные, даже жизненные показатели. Ее голос приобрел знакомый холодный тон, когда она добавила: — Но я уверена, что вы знаете лучше, чем наши эксперты. Возможно, вы захотите что-то добавить… или удалить.
  
  Эта мысль внезапно поразила меня, и я выбросил ее.
  
  'Вы ревнуете.' Мысль была так ясна и так забавна , что Я должен был смеяться.
  
  'Не будь смешным.' Резкость ее ответа была тому доказательством. Она быстро сменила тему.
  
  — Та чрезвычайная ситуация, о которой вы говорили ранее, — может быть, вы захотите объяснить. Мое время очень ограничено». Она молча слушала, как я рассказал ей всю историю.
  
  — Вы, должно быть, ошибаетесь, что нападавшим был один из охранников с Гросвенор-сквер. Трое из этих мужчин были агентами BOLT, а остальные восемь были тщательно отобраны и классифицированы как наиболее безопасные».
  
  — Я знаю, что прав, — настаивал я. «Это был парень, который был наверху, когда мы поднимались по этой лестнице. Если я правильно помню, вы кивнули ему, когда мы проходили мимо него.
  
  « Невозможно . Тот человек наверху лестницы был агентом BOLT».
  
  Затем она сделала то, что казалось совершенно противоречащим ее характеру. Она протянула руку и коснулась моей руки. Для любого другого это было бы обычным, повседневным жестом, но ее было то, что заставило мое жаждущее секса сердце екнуло.
  
  «Вы были абсолютно правы. Это определенно чрезвычайная ситуация. Я рад, что вы, не колеблясь, дали нам знать.
  
  Я слегка надавил на ее руку, и она быстро отдернула ее.
  
  Когда Фредди подъехал к обочине, я увидел, что мы вернулись к тому, с чего начали. Поэтому я потянулся к двери.
  
  'Нет. Ты остаешься в машине. Будет безопаснее, если я войду. Можно мне ваш ключ?
  
  Я обернулся. — Тебе это не нужно. Замки выключены. Номер тридцать четыре семнадцать, и извините за беспорядок. Она вышла из машины раньше, чем я закончил.
  
  Через десять минут и две сигареты она забралась обратно на диван рядом со мной. Я видел выпуклость в ее сумке через плечо. Она бросила приказ в сторону Фредди.
  
  - "Кенсингтон, Фредди. И поторопись". Когда машина отъехала, она откинулась назад и открыла сумку. Она достала оружие, все еще завернутое в толстое банное полотенце. С его поразительной эффективностью, я бы не сильно удивился, если бы увидел, как тело во дворе также вылезает из этого полотенца . Но в итоге это было просто странное оружие.
  
  «Это может быть самый важной уликой». Ее голос был полон волнения. — Я видела твой душ и то, что осталось от шкафа. Я никогда не видела ничего подобного.
  
  — Да, — согласился я. «Я оставляю за собой след из разрушенных гостиничных номеров, из-за которых меня могут занести в черный список Конрада Хилтона » .
  
  — Я позвонила в штаб из твоей комнаты. Тело немедленно удалят».
  
  — Я рад, что ты не позвонила в обслуживание номеров.
  
  Потом она устроила еще один сюрприз. Она действительно рассмеялась. Она откинула голову назад и рассмеялась. И ты знаешь? Это был чудесный смех. Полный и сверкающий.
  
  Больше сюрпризов не было, пока мы не достигли Кенсингтон-стрит. Я выглянул в окно и увидел, что на самом деле мы стоим перед туристическим агентством.
  
  «Спасибо, Фредди. Сегодня ты мне больше не нужен. В противном случае я позвоню вам. Попробуй немного поспать. Думаю, завтра он может быть очень занят.
  
  Меня снова поразил мягкий, обеспокоенный тон ее голоса. Я услышал, как Фредди остановился позади нас, когда я последовал за Паулой к двери. Там было напечатано крупным шрифтом, чтобы все могли прочитать: «Британское зарубежное туристическое агентство» . Офис на улице был освещен, и я увидел женщину-клерка в униформе, сидевшую за прилавком. Все это было большое и очень достойное, почти в диккенсовском стиле. Мебель выглядела настоящей викторианской. Прилавки были из очень темного, сильно обработанного дерева, и девушка за прилавком тоже выглядела приветливой и хорошо укомплектованной.
  
  — Добрый вечер, Эмили. Паула небрежно поприветствовала девушку через плечо. "Или я должен сказать доброе утро?"
  
  — Нет, — прервал я. — Позвольте мне сказать вам. Доброе утро, Эмили. Я перестал следовать за офицером Паулой Афиной и повернулся, чтобы продолжить разговор у стойки. Но Паула указала мне на соседнюю комнату, и я пошел с ней, довольно печально.
  
  Офис сзади был намного меньше, но в остальном идентичен тому, через который мы прошли в первый раз. Тоже было совершенно пусто. Затем я получил свой следующий сюрприз. Паула быстро подошла к выключателю и выключила потолочный светильник. В комнате осталась только одна лампа: маленькая настольная лампа. Потом она выключилась и мы оказались в полной темноте. Следующее, что я услышал, был скрежет металла по металлу, словно в маленькой петл. Я напряг глаза, чтобы что-то разглядеть, а потом увидел узкий луч света, который немного осветил все вокруг. Паула держала в руке то, что оказалось тонким фонариком, и направила его на открытый металлический контакт в стене. Я молча смотрел, как она повернулась . Луч света сузился и сосредоточился на контакте со стеной. Затем шестифутовая секция стены скользнула влево, и мы были поглощены светом пространства, открывшегося моему изумленному взору за его пределами.
  
  Так это был БОЛТ. Я бы не удивился больше, если бы Паула Афина сняла всю одежду и пригласила меня на следующий танец.
  
  Зал был огромным; все в хроме и стекле, угловатое и очень современное. Шесть столов блестели в дневном свете ламп на потолке. Пять были пусты, а шестой занял Хоук, как может только Хоук. Он поднял голову, когда мы вошли.
  
  «Ну, Ник. Не думал, что увижу тебя так скоро.
  
  У меня было ощущение, что он не прыгал от радости увидев меня сейчас. Затем он изобразил что-то похожее на настоящую улыбку, впервые с тех пор, как я приехал в Лондон. — В качестве приманки ты неплохо с этим справляешься. Я не думал, что они найдут тебя так скоро. Прежде чем я успел ответить, Паула подошла к столу и развернула полотенце, в котором лежало оружие. Я присоединился и посмотрел на лицо Хоука, когда он впервые посмотрел на оружие.
  
  «Какое уродливое маленькое чудовище. Как ты думаешь, это та штука, которую они использовали несколько раз сегодня вечером? Он поднял его.
  
  'Присмотрись. Не трогай эту кнопку на ручке. Мне удалось совладать с голосом, но его звук так напугал его, что он чуть не выронил оружие. Я встал позади него и указал на маленькую кнопку. "Я думаю, что это то, что включает его."
  
  Хоук какое-то время смотрел на него, а затем осторожно положил на стол. — Тони уже вызвал эксперта по баллистике. Он может быть здесь в любую минуту. Затем он повернулся к Поле.
  
  «И он послал двух ваших людей, чтобы убрать тело со двора отеля». Затем он снова повернулся ко мне.
  
  «Паула сказала мне по телефону, что вы думаете, что на вас напал агент BOLT с этой штукой».
  
  « Черт возьми , правда… Ставлю за это все».
  
  «Человек, которого вы описываете, — один из наших лучших и самых надежных людей». Новый голос раздался позади меня. Я повернулся и посмотрел в красивое лицо сэра Энтони.
  
  ' Прошу прощения, сэр. Я знаю, что это довольно тревожные новости, но я также знаю, что я прав».
  
  Сэр Энтони долго смотрел на меня, прежде чем снова заговорить.
  
  7ЛН был первым, кто заметил Чарли Эванса в Швейцарии и последовал за ним в Лондон. Он вряд ли передал бы нам эту информацию, если бы по какой-то немыслимой причине работал на другую сторону. Что еще более тревожно, так это то, что он один из агентов, о которых мы говорили ранее. Один из двух мужчин, помимо Дэвида и меня, который знал, где прячутся ваш министр иностранных дел и наш премьер-министр.
  
  'Как?' – недоверчиво произнесла Паула Афина.
  
  — Да, Паула. 7LN был одним из двух человек в команде, которые сопровождали их к их секретному месту назначения. Мы позвали его обратно, чтобы он помог охранять дом на Гросвенор-сквер и держали его под рукой на случай, если кто-нибудь попытается что-нибудь предпринять. Я подумал, что важно, чтобы один из наших лучших людей проследил след, который мог бы привести нас к большим боссам.
  
  — Значит ли это, что в данный момент с Шиллингером и премьер-министром находится только один человек? Я ждал, что они скажут мне, что я ошибался.
  
  «К сожалению, это верно», — ответил Хоук. «Тони и я были на пути туда, когда нам позвонила Пола».
  
  Пятифутовая секция стены бесшумно скользнула в сторону, и вошли двое мужчин в белых комбинезонах, неся что-то похожее на мусорное ведро. Сэр Энтони быстро двинулся к ним, когда секция стены встала на место. "А, хорошо. Какие-то трудности?
  
  Мужчины с грохотом поставили коробку на пол, затем быстро сняли комбинезоны. Под ними были темные, хорошо сшитые костюмы. Младший из двоих заговорил первым; у него был отчетливый оксфордский акцент.
  
  — Что ж, сэр . Единственный способ добраться до этого двора — из подвала. Он кишит персоналом отеля, который только начинает или только что закончил свою смену. Так что мы взяли эту униформу и притворились, что наше место там. Нас никто не заметил.
  
  Его напарник завершил рассказ. «К сожалению, это мусорное ведро — все, что мы смогли найти. Неприятное зрелище, сэр .
  
  — Отвезите его прямо в Медицинскую службу. Есть кто-то, кто проведет полное расследование. ... этих останков. Сэр Энтони, похоже, никак не мог подобрать правильное слово для описания содержимого мусорной корзины. Двое мужчин снова подхватили его, прошли мимо нас и исчезли через другую раздвижную дверь. Теперь, когда я знал, что в этом мусорном ведре, я сделал большой шаг в сторону.
  
  
  
  Глава 9
  
  
  Когда я снова добрался до офиса на улице, место за столом Эмили было пустым. Все было темно и пусто, и я почувствовал себя усталым. Тридцать минут с Эмили могли все изменить.
  
  Снаружи на улицах Кенсингтона было тихо. Я решил вернуться в отель пешком, вместо того, чтобы брать такси.
  
  Июньские ночи в Лондоне могут внезапно стать прохладными, и эта ночь не стала исключением. На самом деле я как бы рассчитывал, что Эмили поднимет мой моральный дух и восстановит мою веру в английских женщин. ... доверие, которое Паула Афина изо всех сил старалась разрушить. Заворачивая за угол возле Альберт-Холла, я вдруг вспомнил прекрасную англичанку: Трейси Лидс! Я нащупал в нагрудном кармане бумажку, она все еще была там.
  
  Я был рад узнать, что Трейси живет в Кенсингтоне, примерно в четырех кварталах от того места, где я сейчас нахожусь. Это была судьба! Мой боевой дух взлетел, и моя кровь снова начала течь, когда я вошел в телефон-автомат на следующем углу.
  
  Я порылся в кармане в поисках монеты, когда понял, что коричневая папка все еще у меня под мышкой. Я положил монету и бумажку с номером Трейси обратно в карман и вызвал такси.
  
  Несмотря на то, что бары были закрыты, в вестибюле отеля все еще было довольно оживленно. Кучка беспокойных туристов, отчаянно нуждающихся в том европейском азарте, который им обещали турагенты. Я увидел, что за стойкой стоит еще один администратор, и я подумал, что после того, как поменял свою комнату на другую, в ванной комнате осталось немного плитки. Коричневая папка заставила меня решить иначе; самое главное первое.
  
  Дверь в мою комнату выглядела так же, как и любая другая в коридоре, но я предположил, что остальные в этот час в основном закрыты. Моя открылась простым поворотом защелки.
  
  Я схватил стул из спальни и сунул его под ручку двери. Не то чтобы это действительно защищало от непрошенного вторжения, но, по крайней мере , создало бы некоторый шум, если бы кто-то пытался проникнуть внутрь.
  
  Когда я повернулся, чтобы вернуться в спальню, я увидел два тонких золотых цилиндра, все еще приклеенных к дверной раме. Я устроил фотоловушку для каждого посетителя, а потом забыл проверить эту ловушку.
  
  Я отцепил их и снова собрал ручку и карандаш, стараясь не повредить тонкий механизм. Эти люди из BOLT могли продолжать отрицать, что это был их собственный агент, но я все еще был уверен, что это был тот их парень, которого я видел на Гросвенор-сквер, и теперь у меня в руках были убедительные доказательства этого.
  
  Я открыл «Книгу бестселлеров всех времен» на специальной странице и с любовью хранил в ней два стилуса, пока не смог взять их с собой в British Overseas Travel. Каждый раз, когда дверь открывалась или закрывалась, камера щелкала. Так что рядом с лицом этого человека, будут фотографии, на которых я выхожу за дверь, а Паула Афина идет в мою комнату, чтобы забрать оружие.
  
  Мой гостиничный номер по-прежнему выглядел как место стихийного бедствия, но сейчас было не время заниматься уборкой.
  
  Я сел за стол и открыл папку, в которой была история Лорны Терри, по крайней мере, согласно БОЛТУ.
  
  Информационная служба BOLT четко выполнила свою работу. Папка содержала двадцать два компьютерных листа с информацией о Лорне Терри. К тому времени, когда я закончил с этим, я почувствовал, что могу знать о ней что-то, что она уже забыла.
  
  Неудивительно, что ее сценическим псевдонимом было Лорна Терри. Она родилась Джоан Лэтэм в Бирмингеме , самой младшей из девяти детей Лэтэм . Ее отец был фабричным рабочим, который бросил семью вскоре после рождения младшего ребенка. Она вышла замуж за мужчину вдвое старше себя, когда ей было пятнадцать, и развелась с ним, когда ей было восемнадцать, вскоре после того, как она получила титул Мисс Бирмингем на местном конкурсе красоты.
  
  Вся ее карьера была описана шаг за шагом, от старта до вершины. Она вышла замуж за своего первого агента, Фредди Трандла , и развелась с ним через шесть месяцев после подписания своего первого контракта на запись. Это была обычная история шоу-бизнеса, но последний абзац меня напугал.
  
  «Никаких арестов. Нет судимостей. В последнее время Терри оказалась в центре внимания благодаря своему активному участию в движении «За постоянный мир во всем мире » , основанном американским государственным деятелем Джеральдом Шиллингером. Известно, что Терри отказалась от двух главных ролей в кино, чтобы сохранить себя свободной для первой конференции в Париже и для предшествовавших ей встреч во всех крупных городах. Ранее она никогда не была связана с каким- либо политическим движением. Она никогда не голосовала на английских выборах. Она опровергает недавние слухи о том, что ее дружеские отношения с сенатором США Робертом Хэнсоном носят романтический характер».
  
  Я вернулся к первой странице, где вся личная информация была выстроена в аккуратные столбцы. Адрес: Парк Терраса Квартиры , Парк Лейн , Лондон W1, Англия. Этот адрес находился примерно в восьми кварталах от моего отеля. Номер телефона (частный и секретный): 493-8069. Я встал и подошел к телефону рядом с кроватью, глядя на часы. Было почти два часа ночи.
  
  Ну, подумал я. Если этот сенатор Хэнсон все еще живет там, мы увидим, действительно ли он та ночная сова, за которую себя выдает. Я набрал внешнюю линию, а затем номер. Телефон зазвонил всего два раза. 'Привет?' Голос звучал почти так же мальчишески и ловко, как он и выглядел.
  
  — Сенатор Хэнсон?
  
  'Да.'
  
  « Простите , что беспокою вас в такой поздний час, но я надеялся, что вы дадите мне какую-нибудь информацию. Меня зовут Нед Кроуфорд, и я встретил Лорну Терри на Вашингтонской встрече мира . .. '
  
  Я не говорил дальше.
  
  «Нед. Я надеялся, что ты позвонишь. Либо этот парень был пьян, либо он знал другого Неда Кроуфорда.
  
  'Это неправда.' Я решил позволить ему говорить. 'Да. Видишь ли, Лорна позвонила мне и сказала кое-какие неприятные вещи.
  
  — Значит, с ней все в порядке?
  
  «Да, хорошо. Она, должно быть, прибыла в Париж сегодня вечером. Я на самом деле думал, что это будет звонок от нее. Где ты?'
  
  «Здесь, в Лондоне, но это не имеет значения». Я действительно не знал, что и сказать, редкая вещь, но это может случиться. Внезапно сенатор сказал: «Послушайте, почему бы вам не прийти сюда. Потом мы выпьем вместе на ночь , и я тебе все объясню. Может, Лорна позвонит, и ты сможешь с ней немного поговорить.
  
  Это было лучшее предложение, которое я получил за сегодняшний вечер. — Хорошо, — ответил я. Я получил подтверждение адреса и повесил трубку.
  
  Двадцать минут спустя я стоял перед Park Terrace, и был весьма впечатлен. Это было здание высшего класса; от швейцара в красной униформе, через фойе из розового мрамора и хромированный и стеклянный лифт, который позволял видеть все его внутреннее убранство, вплоть до дома на крыше, откуда я вышел.
  
  Швейцар, должно быть, позвонил о моем прибытии, потому что сенатор ждал у двери, чтобы поприветствовать меня.
  
  «Нед». Он пожал мне руку, как будто я был одним из его самых первых избирателей, и широко улыбнулся. 'Садиться. Чувствуй себя как дома.' Его широкая рука обвела всю комнату. 'Что ты хочешь выпить?'
  
  «Водка со льдом подойдет». Я опустил своё усталое тело в удобное кресло.
  
  Он протянул мне мой напиток и сел. Я заметил две вещи: улыбка исчезла, и он сам не пил.
  
  «Ну, для начала: Лорна рассказала мне о ботинке , который ты оставил на крыльце моего дома».
  
  Я улыбнулся про себя. Та самая Лорна. Она не рассказала ему всего.
  
  «Преступность сейчас в моде в Вашингтоне. Как ты их потерял?
  
  «Ну, это было не так просто ». Я снова улыбнулся своему растущему таланту к преуменьшению. «Они некоторое время возили меня, избивали, отбирали какие-то вещи, потом выбрасывали на улицу. Когда я вернулся к вам домой, Лорны уже не было.
  
  'Я знаю. Она была в ужасе от всего этого. Она позвонила в ваш отель и, когда ей не ответили на ваш номер, поехала прямо в Нью-Йорк, где переночевала у подруги.
  
  Втайне я завидовал этой «подруге», а сенатор продолжал:
  
  «Сегодня она снова пыталась позвонить в ваш отель в Вашингтоне, и ей сказали, что вы уехали. Она в самом деле с облегчением узнала, что с тобой все в порядке.
  
  Я поднял свой бокал, чтобы произнести тост за себя, и выпил. Этот сенатор с детским лицом превратил его в довольно крепкий напиток.
  
  — Сильно?
  
  'Нет нет. Он в самый раз. Расскажите побольше о Лорне.
  
  — Ну, она сказала мне, что ты можешь попробовать позвонить сюда. Она сказала, что не давала вам свой незарегистрированный номер, но что со всеми вашими связями вы наверняка сможете его достать.
  
  Я пропустил это и сосредоточился в основном на своих напитках, не слушая дальше Хэнсона, который продолжал говорить — о его огромном интересе к искусству, о том, как усердно он работал, чтобы привлечь актеров к мирному плану Шиллингера, о том, что для великого человека Джеральда Шиллингера, то, что президент сказал накануне вечером, и так далее.
  
  Казалось, прошло несколько часов, когда телефон милосердно вмешался.
  
  — Это Лорна, — крикнул он. "Из Парижа."
  
  Я взял у него трубку. Она говорила очень сострадательно, и я кратко рассказал ей о своих приключениях той памятной ночи. Она сказала, что очень скоро свяжется со мной, подчеркнув это очень многозначительно, а затем попросила снова поговорить с Хэнсоном.
  
  Я не знаю, что она говорила, но голос Хэнсона был похож на влюбленную молодую собаку. Когда он, наконец, повесил трубку, он сказал: «Знаешь, мы женимся».
  
  Я не знал, что сказать и как-то в этом сомневался. Но я предложил ему ожидаемые поздравления и собрался уходить.
  
  «Спасибо за выпивку, сенатор». Мы обменялись рукопожатием, и он провел меня в холл к прекрасному стеклянному лифту. Он нажал кнопку для меня.
  
  «Если у вас будет свободное время, позвоните мне», — сказал он. 'Спасибо. Но я не думаю, что у меня будет много свободного времени до того, как я приеду в Париж. У меня еще много дел здесь.
  
  Ирония моих слов показалась мне почти смешной.
  
  Пришел сверкающий лифт. Дверь открылась, и я вошел внутрь. Пол лифта был покрыт, чтобы пользователи не могли видеть всю шахту лифта внизу, что могло быть довольно ужасающим. Сенатор остановился в дверях, и я увидел, как он машет рукой, когда лифт начал опускаться.
  
  Каждый этаж здания был выполнен в разной цветовой гамме, что делало путешествие по нему красочным. Мы прошли коридор, выкрашенный в сине-зеленый цвет; другой ярко-оранжевый и ярко-розовый; затем один в металлических цветах, серебре и золоте. Я был почти на уровне желто-белого пола, когда лифт внезапно остановился.
  
  Высоко надо мной, наверху шахты лифта, я услышал ревущий звук. Моей первой мыслью было, что из-за грозы отключилось электричество. Но свет в коридоре даже не погас.
  
  Я попробовал дверь, но она не пошевелилась ни на дюйм. Я все еще находился примерно в восемнадцати дюймах от уровня коридора, который в противном случае автоматически открыл бы двери. Я подошел к панели кнопок. На ней было восемнадцать кнопок для разных этажей и одна кнопка со знаком: дом на крыше. Это означало, что дом на крыше находился на девятнадцатом этаже. Я насчитал три этажа до этого, до которого мы еще не дошли. Это должно быть пятнадцатый этаж. Я нажал красную кнопку с надписью "Тревога", но ничего не произошло. Ни звонка, ничего. Я как раз собирался снова нажать на кнопку , когда коридоры наверху и внизу погрузились в темноту. Свет в лифте был ярче, чем когда-либо.
  
  Я оказался в ловушке.
  
  Игра теперь приобрела совершенно новое измерение. Я был заперт в стеклянной клетке на высоте пятнадцати этажей в шахте лифта, ярко освещенной для всех, кто охотился на меня. Аккуратная круглая дырочка, внезапно появившаяся в стекле в восьми сантиметрах от моего левого уха, наполнил мои мысли жалостью к себе и заменила ее мыслями о возможностях выживания.
  
  Я обернулся на звук легкого взрыва позади меня и увидел, что в хромированной задней стенке лифта образовалась зияющая дыра. Я упал на пол и прижался к обивке, когда еще одна пуля пробила стекло надо мной. Эта попала в то место, где я только что стоял. Я вынул Вильгельмину из кобуры и выстрелил в светильник надо мной.
  
  По крайней мере, сейчас мы оба были в темноте. Звук Вильгельмины напомнил мне, что я не слышал ни звука от обоих выстрелов, пробивших стекло и взорвавших хром. Значит, был еще кто-то, у кого был такой грязный раздутый кейс; этот странный бесформенный пистолет, который стрелял так бесшумно, казался очень популярным в ту ночь.
  
  Этажом ниже открылась дверь в квартиру, и широкая полоса света прорезала темный коридор. Я слегка приподнял голову и огляделся во все стороны. Я увидел чей-то силуэт в свете дверного проема. Фигура, одетая в черное, с черным капюшоном, скрывающим лицо, пробежала мимо лифта и произвела последний выстрел наугад. Я выстрелил в ответ, но у меня было мало надежды, что я попаду в него из-за моего недобного положения.
  
  Звук Вильгельмины смешался с пронзительным звуком бьющегося стекла. Откуда-то донесся душераздирающий крик. Дальше по коридору открылась еще одна дверь, и я увидел появившуюся женщину средних лет, держащую пекинеса у своей тяжелой груди и открывающую рот, чтобы закричать.
  
  К тому времени, когда она закончила это, к ней присоединилось несколько соседей. В коридоре внезапно снова зажегся свет, и я увидел женщину с собакой, указывающую на меня.
  
  Пока она открыла рот, лифт снова тронулся, и я почти добрался до следующего этажа к тому времени, когда я добрался до панели, чтобы нажать кнопку; любая ручка была хороша, пока эта чертова штука останавливалась.
  
  Но лифт спускался. Я прижался к стенке, путешествие вниз казалось бесконечным.
  
  Швейцар в красной форме ждал меня, когда лифт наконец достиг первого этажа. Его лицо приобрело тот же цвет, что и костюм.
  
  'Что случилось? Что здесь происходит? Я слышал стрельбу и крики?
  
  — Это не имеет значения, — сказал я. — Кто-нибудь заходил сюда за последние двадцать секунд?
  
  — Никто.
  
  Я нажал кнопку пятнадцатого этажа.
  
  «Ну, подожди здесь. И если человек, одетый в черное , с черным капюшоном на голове, попытается выйти, остановите его». Дверь снова закрылась, и лифт начал подниматься. Швейцар все еще смотрел на меня, когда я наконец исчез из поля зрения. Толпа на пятнадцатом этаже почти удвоилась. Женщина с пекинесом по-прежнему была в центре внимания. Когда она увидела, что я вернулся, она испустила еще один душераздирающий крик, и собака выпала из ее рук. Остальные повернулись и посмотрели на меня так, словно я сам был Джеком Потрошителем. Я выскочил из лифта.
  
  «Человек в черном, кто-нибудь видел, в какую сторону он едет?»
  
  Женщина с собакой ответила: «Да. Он пошел туда. Через дверь на лестницу».
  
  Я не стал ее благодарить, а пошел прямо к лестнице и распахнул дверь под красной табличкой «Выход».
  
  Пожарная лестница представляла собой обычный бетон серого цвета с простыми трубчатыми перилами. Она тоже была совершенно пуста. Дверь захлопнулась за мной, и я услышал, как она захлопнулась. Я знал, что каждая чертова противопожарная дверь закрыта с этой стороны. И назвали это безопасностью. Я попробовал его, чтобы убедиться, что я был прав. И я сделал это.
  
  Я прислушивался к звукам шагов сверху или снизу. Я знал, что моя добыча была на добрых пять минут впереди меня. Ни единого звука. Я побежал на следующий этаж и попробовал дверь там. Заблокировано. На самом верху, на этаже дома на крыше, дверь тоже была закрыта. Я устало повернулся и пошел вниз.
  
  На пятнадцатом этаже я постучал в дверь. Но ни женщина с собакой, ни остальные, похоже, не хотели меня впускать. Вероятно, все они разговаривали по телефону, чтобы предупредить полицию.
  
  Когда я снова обернулся, мое внимание привлекло маленькое красное пятно на полу. Я встал на колени и почувствовал это. Кровь. Таким образом, Вильгельмина попала в цель. Я искал еще пятна крови, но их не было; нигде. Затем я начал длинный спуск пятнадцати этажей. В зале никого не было. Швейцар, вероятно, поднялся наверх. Сквозь стеклянные двери я мог видеть, как льет потоками дождь, поэтому я поднял воротник и приготовился к мокрой дороге домой.
  
  Через улицу, лицом к парку, я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на здание. Я видел все девятнадцать этажей. Большинство окон были темными, за исключением тех, что на одном этаже, и все они были ярко освещены. Я решил, что это должно быть пятнадцатый этаж. Четырьмя этажами выше окна тоже были окутаны тьмой. Видимо звуки перестрелки отдых Робби Хансона не нарушили.
  
  Наверное, он спит во фланелевой пижаме, подумал я, повернувшись и уйдя. Я, должно быть, выглядел довольно сумасшедшим, когда тащился сквозь ливень, имея только поднятый воротник для защиты от дождя. Никто бы не поверил.
  
  Кто когда-нибудь слышал о шпионе без плаща?
  
  
  
  Глава 10
  
  
  Я посмотрел на мраморный пол. Между моими ботинками быстро выросла лужа, хотя я простоял перед прилавком менее десяти секунд. Моя одежда промокла, и я издавал странный мокрый звук, когда шел. Вода, стекающая по моей шее и использующая мой позвоночник как своего рода водосточную трубу, также не заставила меня чувствовать себя намного лучше.
  
  « Боже мой». Выражение лица регистратора, когда он поднял взгляд и увидел меня, стоящего там, выражало искреннее удивление.
  
  "Извините меня. Я Нед Кроуфорд из комнаты тридцать четыре-семнадцать . Я хотел бы снять другую комнату.
  
  — Я должен это проверить, мистер. Кроуфорд. Он исчез, когда моя лужа стала больше. Затем он вернулся с моей квитанцией о бронировании и ключом от другой комнаты.
  
  — Боюсь, у нас нет свободной комнаты на верхнем этаже — это, знаете ли, наш лучший этаж, но у меня есть для вас комната на девятом.
  
  'Это нормально.'
  
  Я взял у него ключ.
  
  — Комната девять двадцать семь . Я позову посыльного, чтобы он помог вам.
  
  «Нет, в этом нет необходимости. Я сам перееду и принесу тебе другой ключ.
  
  — Как пожелаете, сэр . Он посмотрел на новенький прудик, который мой мокрый рукав образовал на прилавке между нами. — Что случилось с вашей предыдущей комнатой, сэр ?
  
  Я доложу. Он вытер лужу, отпустил ключ и взял ручку, чтобы написать мое заявление . Поэтому мне пришлось отдать его ему.
  
  «Ну, его можно немного почистить. Знаешь, грязь. Я смотрел, как он записывает это. «И насадку для душа не помешает починить».
  
  Он продолжал писать, не поднимая глаз. Затем его движения внезапно прекратились. Я не стал ждать, чтобы увидеть его лицо.
  
  — Большое спасибо, — сказал я. Я повернулся и увернулся через пустой вестибюль.
  
  У меня не было времени снять мокрую одежду. Я быстро собрал свои вещи и перебрался в комнату на девятом этаже. Когда я распаковал свою Библию , я вспомнил фильм, который должен был принести в BOLT. Также было известие о втором покушении на мою жизнь и о существовании второго странного пистолета. Я надеялся, что эти вещи потребуют еще одного экстренного сообщения Пауле Афине.
  
  Но сначала мне нужно было снова высохнуть и согреться. Я запер двери и пошел в душ с оптимизмом, что «молния никогда не бьет в одном и том же месте дважды» и так далее.
  
  Я был прав.
  
  Душ был замечательным, все в одиночестве и ничего не происходило. Я не мог бы получить больше удовольствия, если бы Лорна Терри была там, чтобы потереть мне спину. Нет, это ложь, и я беру свои слова назад.
  
  Я все еще вытирался, когда зазвонил телефон. Я обвязал полотенце вокруг талии и взял трубку.
  
  'Привет?'
  
  Голос оператора звучал хрипло и отстраненно , но когда наконец на связь вышла Лорна Терри, связь стала намного лучше. Как и мое одиночество.
  
  Через несколько минут такого же приветствия, с которым мы с трудом справлялись раньше, она стала очень серьезной. В ее голосе звучала настойчивость, смешанная со страхом.
  
  Нед , ты не должен говорить это никому, даже Робби, но завтра я возвращаюсь в Англию. Мне надо поговорить с тобой. Я в ужасе и не знаю, кому рассказать о том, что я здесь услышала. Мне кажется, я знаю, почему эти люди напали на тебя … Я думаю, они охотятся за Робби.
  
  Я не мог сказать ей, что она была неправа. Я даже не мог сказать ей, что чертовски хорошо знаю, почему они напали на меня. Поэтому я позволил ей закончить.
  
  — Ты должен помочь мне, Нед. Времени так мало.
  
  «Лорна, дорогая, успокойся». Моя работа как агента заключалась в том, чтобы выяснить, о чем она говорит, но как мужчина я просто хотел ее утешить и успокоить. «Ну, а теперь расскажи мне, что ты услышала, что тебя так напугало».
  
  «Я не могу говорить об этом по телефону. Вот почему я должна поговорить с тобой завтра. Я знаю, что здесь, в Париже, люди замышляют убить Джеральда Шиллингера. Звучит невероятно, но это правда.
  
  — Откуда ты все это знаешь?
  
  Настойчивость в ее голосе росла. — Я ничего не могу сейчас сказать. Я даже не должна была тебе этого говорить. Пожалуйста, скажи, что хочешь увидеть меня завтра.
  
  — Конечно, я хочу увидеть тебя завтра. Здесь, в Лондоне?
  
  'Нет. Я не могу рисковать, приезжая в Лондон. Я сажусь на пароход в Дувр. Я хочу встретиться с тобой где-нибудь поблизости. У тебя есть карандаш?'
  
  — Ага, продолжай.
  
  — В долине Темзы, к юго-западу от Мейденхеда, по дороге в Мальборо , есть небольшая деревня . Деревня называется Аббатство Дориан. Вы можете доехать туда за 45 минут на машине. Вы можете быть там завтра вечером около семи?
  
  Я посмотрел на часы. Было почти четыре часа. — Ты имеешь в виду завтра вечером , не так ли? Но послушай, почему мы встречаемся там? Почему бы не какой-нибудь отдаленный отель, где мы могли бы видеть друг друга без посторонних?
  
  «Жители аббатства — мои друзья. Они помогают нам. И важно, чтобы никто не узнал, что я уехала из Парижа. Пожалуйста, скажи, что увидишь меня там.
  
  «Конечно, увидимся там».
  
  Когда она повесила трубку, у меня в ушах щелкнуло. Я оделся и вернулся к телефону. British Overseas Travel ответила на первом звонке. Теперь ответил мужской голос.
  
  'Я могу вам помочь?'
  
  «Да, это Нед Кроуфорд. Похоже, в связи с моей поездкой возникла еще одна чрезвычайная ситуация. Я подумал, что мне лучше убрать её прямо сейчас.
  
  Следующий голос, который я услышал, был краток и знаком. Паула Афина работала сверхурочно.
  
  — Да, мистер. Кроуфорд. Что я могу сделать для вас?' Я ответил ей как можно короче, и она велела мне быть на моем обычном месте встречи через тридцать минут. Похоже, бедный Фредди тоже не собирался слишком много спать.
  
  Однако мои чувства к нему были совершенно неуместны. Через полчаса передо мной остановился элегантный черный «ягуар», и, к моему удивлению, я увидел за рулем Паулу. Едва я закрыл дверь, как она ускорилась так, что чуть не сломала мне шею. — Прости , — сказала она так, что было ясно, что ей совсем не жаль.
  
  Я был уверен, что она разрывается от любопытства по поводу причин моего второго звонка, но она знала, что лучше не спрашивать меня. И это было все, что было сказано между нами, пока девять минут спустя мы не достигли штаб-квартиры BOLT .
  
  Я высматривал Хоука среди шести или семи человек, но не увидел ни своего босса, ни его британского коллегу. К нам подошел с протянутой рукой высокий красивый мужчина лет сорока. Пола представила нас друг другу.
  
  'N3 , АХ, Это 9СТ, БОЛТ. 9СТ - начальник отдела баллистики.
  
  Он мне сразу понравился, потому что не стал тратить время на бесполезные разговоры, а сразу перешел к делу.
  
  — Отличное оружие ты нашел. Мне может потребоваться вся оставшаяся жизнь, чтобы разобрать все это на части . Тем не менее, я обнаружил кое-что интересное об этой штуке. Пойдем со мной.'
  
  Я последовал за ним через большой офис, по коридору из нержавеющей стали и через две двери, обитые свинцом, которые автоматически закрылись за нами. Мы вошли в длинную узкую комнату, похожую на половину кегельбана. Несмотря на то, что ее не пригласили, Паула продолжала идти по нашим стопам.
  
  В конце комнаты стоял большой кусок поролона метра два квадратных. Прямо перед ним стоял небольшой стол, а на нем была «штука», которая несколько часов назад вышибла из меня почти всю мою жизнь. Человек BOLT шел впереди нас к огромному куску пенопласта. За ним был кусок стекла в рамке, в метре за ним кусок плексигласа такого же размера и, наконец, в метре за плексигласом кусок стали в рамке.
  
  — Однажды я уже пытался это сделать при похожих обстоятельствах, но мне привезли новый материал, чтобы хорошо продемонстрировать это вам и Афине. Необходимо, чтобы вы оба осознали смертоносную силу этой штуки на случай, если их окажется больше одной.
  
  "В чем же дело?"
  
  Он быстро повернулся ко мне.
  
  'Ты уверен?'
  
  'Очень уверен. Менее часа назад в меня выстрелили три раза. Она пробила стеклянную стену лифта, не разбив ее, а затем пробила дыру в хромированной задней стенке, как если бы это был кусок сырной пасты».
  
  'Именно так.' Он подвел нас обратно к столу и указал на кнопку странного пистолета.
  
  — Вы были правы, когда думали, что эта кнопка приводит в действие весь механизм. Затем следует цепная реакция, которую лучше всего можно сравнить с принципом действия атомной бомбы. Вздутая камера сделана из совершенно неизвестного мне металлического сплава. Его молекулярная структура настолько нестабильна, что после активации она раскаляется добела и увеличивается в три раза по сравнению с нормальным размером.
  
  В его голосе появилось новое волнение, когда он продолжил: «Тогда происходит самое безумное. Вместо того, чтобы взорваться, как бомба, металл меняет свой характер и сжимается. Эластичность этого сплава просто поразительна. Сократившись, он снова остывает и возвращается к своей первоначальной молекулярной структуре и готов к следующему выстрелу. С каждым выстрелом скорость цепной реакции увеличивается».
  
  Я вспомнил момент, когда пистолет прожег ковер в моей спальне. «Другими словами, как только оружие полностью остынет, вам потребуется около минуты или двух, чтобы выстрелить».
  
  9ST согласно кивнул.
  
  — Именно так. Когда оружие холодное, для выстрела требуется девяносто семь секунд. Если вы затем снова коснетесь кнопки, вам потребуется семь секунд, чтобы выстрелить. Затем только одна секунда на пятом выстреле. И так продолжается».
  
  — Сколько пуль ты выпустил? Я надеялся, что для нашей демонстрации еще осталось несколько патронов. «Это не пули, какими мы их знаем». Он открыл комнату, и оттуда выскочила прямоугольная штука, похожая на миниатюрные соты. Он вынул кусок желтого металла из одного из отверстий и держал его в ладони.
  
  — Выглядит довольно невинно, не так ли? Мы кивнули, глядя на странный бобовидный кусок металла. «Не позволяйте ему обмануть вас из-за его невинного вида. Это один из самых смертоносных монстров, когда-либо придуманных кем-либо». Он поднес его еще ближе к нам. — Это не пуля, как я уже говорил. Хотя стреляет из чего-то похожего на пистолет, она больше похожа на какую-то торпеду. Когда эта кнопка нажата, одна из этих штук переходит в боевое положение.
  
  Он очень осторожно вставил кусок металла обратно в соты и закрыл камеру. Я затаил дыхание, когда он нажал кнопку и нацелил оружие на квадратную пенопластовую подушку. Я наблюдал, как "штука" набухала и меняла цвет, когда жар усиливался. Я посмотрел на Паулу и увидел, что она завороженно наблюдает. Проклятая тварь теперь действительно пылала жаром и увеличилась почти в три раза. Затем она сжалась, и цвет снова изменился. В то же время примерно в двадцати футах от нас раздался звук взрывающегося металла .
  
  9СТ положил оружие обратно на стол и подошел к пенопласту . Я последовал за ним, не дожидаясь приглашения. Он указал на круглое отверстие, затем подошел к отверстию в стекле за ним. Оргстекло также было аккуратно проколото. Стальная пластина была в худшем состоянии. Подобно плитке в ванной в моем отеле и хромированной задней стенке лифта, в плите была дыра размером с человеческую голову . Я обратился к эксперту по баллистике за разъяснениями.
  
  «Этот маленький кусочек желтого металла, который выглядел таким невинным в моей руке, стал причиной этого». Он указал на стальную пластину. «Насколько я могу видеть, не разбирая оружие, металлическая оболочка скрывает что-то вроде небольшой ядерной боеголовки. По мере того, как камера нагревается и набухает, металлическая оболочка делает то же самое. Затем, при сжатии патронника и огромном давлении горячего воздуха, этот набухший металлический шарик с такой маленькой атомной головкой вылетает из ствола с огромной скоростью. Он проходит через все, что имеет меньшее сопротивление, чем камень, металл или даже человеческая кость. Как только он сталкивается с этим сопротивлением, он взрывается, как маленькая торпеда.
  
  Мои мысли вернулись к телу мертвого агента AX на полу в спальне, с лицом, снесенным взрывом. Затем я увидел Гарольда Коэна, его грудь была кровавой массой. Конечно - все это имело смысл. Пуля или торпеда прошла сквозь их плоть, как она прошла через мою занавеску для душа, а затем взорвалась, когда достигла кости.
  
  Звук голоса Паулы вернул меня к реальности.
  
  «Сколько этих пуль может вместить оружие за раз?»
  
  «Вы не поверите, и я не поверил, пока не подсчитал количество квадратов в нем. Но это оружие может выстрелить из ста тридцати шести металлических гильз, прежде чем потребуется перезарядка.
  
  Я потерял дар речи, поэтому я присвистнул в ответ.
  
  «Разрушение, которое может быть нанесено этой штукой, невообразимо. Единственное, что немного сдерживает его, это его ограниченный радиус действия. Он теряет мощность, необходимую для взрыва на расстоянии пятидесяти ярдов.
  
  «Насколько опасен он на таком расстоянии?» — спросила Паула Афина.
  
  К счастью, также ограничено. К счастью, с этим оружием нужно немного потренироваться, прежде чем вы научитесь с ним обращаться.
  
  «Можно ли применить этот принцип к более крупным версиям, таким как, скажем, винтовка с большей дальностью и большей степенью чистоты?»
  
  — Боюсь, что да, если сплав сохранит свою эластичность и молекулярную структуру с большей площадью поверхности. Я надеюсь, что мы сможем найти людей, стоящих за этим, прежде чем они смогут разработать что-то подобное».
  
  «Есть идеи, кто эти люди или где была сделана эта штука?»
  
  — Да, но ты должен иметь в виду, что это всего лишь предположение. У немцев было оружие, которое они так и не смогли запустить в производство. Однажды я видел чертежи, и хотя его патронник был далеко не таким развитым, как у этой штуки, он выстрелил небольшим снарядом размером с винтовочную пулю, который взрывается так же, как и этот. Оно было немного менее сложным и не таким смертоносным, но сходство все же заставляет меня думать, что это оружие произошло от той оригинальной конструкции».
  
  «Кто был дизайнером? Ты помнишь это?'
  
  'Да. Он был разработан Гюнтером Вольфшейцем для заводов Wolfscheitz Munitions. Это была сеть оружейных арсеналов в Германии, которая сейчас расформирована».
  
  Гюнтер Вольфшейц мертв. Я уверен, потому что я убил его. Они оба посмотрели на меня.
  
  'Ты уверен?' рано 9СТ. Я кивнул.
  
  «Возможно, — продолжал он, — планы его прежнего замысла попали в руки кому-то другому — человеку с особым талантом к такого рода вещам. Потому что, как ни посмотри, изобретатель этого оружия — гений — в некотором смысле .
  
  Мы стояли молча, глядя на странное оружие. Наконец тишину нарушил баллистик.
  
  — Боюсь, это все , что я могу вам сейчас сказать. Разным экспертам могут потребоваться месяцы, чтобы разобраться с отдельными элементами, из которых состоит этот сплав. А потом месяцы исследований, чтобы проследить его происхождение.
  
  — Но у нас нет месяцев, — запротестовала Паула. — У нас всего сорок восемь часов. И это оружие — наша единственная зацепка.
  
  «Я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать вам еще больше информации. Я займусь этим прямо сейчас. И Паула, и я знали, что он предоставил нам больше информации, чем мы могли ожидать за отведенное ему время. Я протянул руку и положил его ему на плечо.
  
  «Спасибо за все, что вы сделали до сих пор. Если вы обнаружите что-нибудь еще, пожалуйста, немедленно сообщите нам».
  
  Единственным ответом был усталый кивок головы. Он снова надел очки и взял оружие для еще одного испытания.
  
  За пределами пространства баллистики Паула повернулась ко мне.
  
  — Я хочу, чтобы вы переговорили с нашим медицинским экспертом. Он закончил осмотр тела человека, которого наши агенты забрали со двора вашего отеля. Вы ошибались, думая, что это агент 7LN, но сэр Энтони настоял на том, чтобы мы сказали вам, что агент 7LN пропал. Мы перепробовали все, чтобы связаться с ним. Но никаких следов.
  
  — И я говорю вам, что не ошибся. Я взял золотую ручку и карандаш и помахал ими перед ее носом. «Как только вы проявите эту пленку, вы увидите, что я был прав».
  
  Я вынул небольшой рулон пленки и дал ей.
  
  К настоящему времени мы достигли медицинской палаты. Его дверь, как и все двери операционных, имела окно на уровне глаз. Я видел операционный стол внутри. На нем лежал кусок мяса в сто семьдесят фунтов. который когда-то был человеком. Я повернулся к Пауле Афине. Она посмотрела на маленькую катушку пленки в своей руке, как будто она могла взорваться в любой момент.
  
  — Надеюсь, ты ошибаешься, — сказала она. «Надеюсь, вы ошибаетесь, потому что 7LN — мой друг».
  
  Она посмотрела и поправила себя. 'Друг. И если врагу удалось проникнуть в наши ряды до самых надежных людей, у нас мало надежды выполнить свою миссию к утру понедельника.
  
  Впервые с тех пор, как мы встретились, Паула Афина выглядела немного беспомощной и испуганной. Внезапно она стала пятифутовой женщиной, и мои мужские рефлексы отреагировали соответствующим образом .
  
  «Я тоже надеюсь, что ошибаюсь. Я серьезно.'
  
  Она улыбнулась. Как и все в ней, это была самая широкая улыбка, которую я когда-либо видел.
  
  'Спасибо.' Ее голос был мягким и почти сексуальным. Я смотрел, как она уходит, затем повернулся и приготовился к визиту в медицинскую палату. Думаю, доктор заметил, что мне не хотелось видеть останки на операционном столе. Через несколько минут после того, как я вошел, он предложил перейти в личный кабинет. Его отчет был настолько подробным, что к тому времени, когда он закончил его, он убедил меня в том, что я действительно ошибался.
  
  «Видите ли, зубы просто не совпадают». Он протянул мне два рентгеновских снимка, и я увидел, что он прав. «Мы также знаем, что хотя этикетки и сняты, одежда не из нашего мужского гардероба. У всех наших агентов один и тот же портной. Он протянул мне папку с надписью: 7ЛН, личные и медицинские данные».
  
  «И решающим является то, что у тела все еще есть и миндалины, и аппендикс. Если вы пройдете по этой карте, вы увидите, что 7ЛН оперировали и удалили их обоих. Миндалины, в одиннадцать лет. Аппендикс в тридцать один год.
  
  Я должен был отдать должное нашим английским братьям. Они были основательны. Когда доктор закончил свой список двух бородавок и маленькой родинки, которые не соответствовали фактам в папке, мои подозрения полностью развеялись.
  
  — Все, что я могу вам сказать, доктор, это то, что моя память на лица и места хорошо развита. Я никогда не ошибался. Тот парень в моем гостиничном номере был достаточно похож на вашего агента, чтобы быть его близнецом.
  
  Он смотрел на меня минуту, прежде чем заговорить. «В моем отчете сэру Энтони я указал, что, поскольку мы не можем связаться с агентом 7ЛN , и поскольку ваша идентификация была настолько положительной, обязательно примите во внимание, что происходит что-то подобное. Я не имею в виду брата-близнеца, потому что у нашего агента его не было. Но я имею в виду что-то похожее на… двойника.
  
  — Но сэр Энтони или любой из вас, другие люди, наверняка должны были это заметить. Все они были в том доме на Гросвенор-сквер.
  
  «Но тогда мало что было сказано. Они заняли свои позиции и стояли там на страже. Как только убийства были обнаружены, одиннадцать человек были переведены в главный зал и остались там, чтобы убедиться, что никто не сможет войти в дом».
  
  Я наклонился вперед в своем кресле. "И там они были, когда я пришел туда?"
  
  'Да, я знаю. Вскоре после того, как вы добрались туда, один из наших агентов заметил, что 7LN исчез. Мы сейчас работаем над идеей, что он не появился там в ту ночь. Кем бы ни был человек на моем столе, он, должно быть, был достаточно похож на нашего человека, чтобы его пустили в дом, cовершил убийство, а затем ушел.
  
  Дверь позади меня открылась, и Хоук ворвался в комнату. У него было знакомое выражение лица; что-то витало в воздухе.
  
  «Извините меня, господа. Ник, у меня всего минута, и мне нужно поговорить с тобой.
  
  Я поблагодарил доктора за подробный отчет и последовал за Хоуком по коридору.
  
  «Сейчас в Хитроу меня ждет специальный самолет. Я хочу, чтобы вы полностью проинформировали меня обо всем, прежде чем я уйду.
  
  Мы прошли через большой офис, мимо пластиковых столов и вошли в большой личный кабинет, который, как я подозревал, принадлежал сэру Энтони. Он не сильно отличался от вашингтонского офиса Хоука.
  
  Мой босс устроился поудобнее за впечатляющим столом и начал разворачивать одну из своих ужасных сигар. Он посмотрел на свои часы. — У вас есть примерно три с половиной минуты.
  
  Я пытался сообщить ему обо всем, что произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. Это было нелегко, но когда я сделал паузу, чтобы отдышаться, у него были все относящиеся к делу факты: моя встреча с сенатором Хэнсоном, оба телефонных звонка Лорны Терри, нападение на меня в лифте, пятно крови на лестнице и даже номер моего нового гостиничного номера. Он углубил естественные морщины на лбу и наклонился ко мне.
  
  — Это все, что сказала Лорна Терри? Только то, что был заговор против Шиллингера?
  
  'Это все. Она не осмелилась сказать больше по телефону. Но когда я вижу ее, я слышу все».
  
  «Возможно, это то открытие, которое мы ищем. Я чертовски на это надеюсь. До сих пор каждая подсказка оказывалась тупиковой. Я только что от Шиллингера и премьер-министра. Они в безопасности.
  
  — Я сейчас еду в Сан-Франциско. Это не имеет никакого отношения к этому делу, но это чертовски важно, и я никак не могу обойти это. Отныне ты один на этой работе, Ник.
  
  «Надеюсь, я смогу это сделать».
  
  "У вас нет выбора." Прежде чем он закончил, он встал и наполовину прошел через дверь. « У Тони есть код вызова , с помощью которого мне можно позвонить во Фриско. Докладываешь ему обо всем.
  
  «Да, сэр ». Я уже был рядом с ним, и когда он открыл дверь, мы почти столкнулись с Паулой, которая собиралась постучать.
  
  « Извините , что беспокою вас, но я хочу показать вам кое-что очень важное». В руке она держала полоски проявленной пленки.
  
  — Покажи их Нику, Паула. Я ужасно спешу. Хоук не останавливался, когда говорил.
  
  «Я думаю, вы тоже должны это увидеть, сэр », — крикнула она ему вслед. «Это действительно жизненно важно».
  
  Мой босс повернулся к нам.
  
  Паула Афина провела нас в соседний кабинет и положила первую полосу пленки на стол. Фотографии были настолько маленькими, что их было трудно различить невооруженным глазом. Паула обошла стол и регулировала ручку большого увеличительного стекла, пока лупа не оказалась над фотографиями. Затем она включила лампу, и образы заговорили.
  
  «Это были первые кадры на пленке. Они показывают человека, который напал на тебя в душе. Тон Паулы был взвешенным и безличным. — Если бы я не слышал заключение медицинского освидетельствования, мне пришлось бы согласиться, Ник. Тогда я бы подумала, что это наш агент 7ЛN. Теперь мы знаем, что это был не он, конечно, но мужчина в вашей комнате выглядит точно так же, как он».
  
  Казалось, она какое-то время колебалась, прежде чем отложить две полоски пленки. Когда я посмотрел через увеличительное стекло, я понял, почему. Это была Паула, когда она зашла в мою комнату за пистолетом.
  
  Хоук посмотрел вверх. «Вряд ли я могу назвать эти фотографии прорывом».
  
  'Я еще не закончила.' В ее голосе прозвучала нерешительность, заставившая меня поднять глаза. «Сегодня вечером в комнате был третий посетитель. Сначала я подумала, что ее пригласили вы. Потом я увидел на фотографиях что-то необычное».
  
  Она положила третью и последнюю полосу пленки. Хоук сначала посмотрел, а затем отошел в сторону.
  
  Первые снимки были почти безобидны. Красивая молодая женщина в открытой двери моего гостиничного номера. Было еще несколько кадров, на которых она вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Затем последовала серия фотографий ее ухода. На большинстве кадров она стояла спиной к камере, но у двери повернулась, достала из кармана куртки пистолет и сунула его в сумочку. Потом она ушла.
  
  Об этих фотографиях было два шокирующих факта. Пистолет был того же типа, который я только что видел в отделе баллистики BOLT-а. И женщиной была Лорна Терри.
  
  
  
  Глава 11
  
  
  Я проспал несколько часов. Воздух был свежим и бодрящим, а английская сельская местность выглядела пышной и красивой. Но я чувствовал себя несчастным.
  
  Я использовал часы после просмотра фотографий, чтобы найти сотни причин, которые могли бы объяснить присутствие Лорны Терри в моей комнате. Но самое главное, я должен был найти причину, по которой у нее было такое оружие.
  
  Верна была только одна теория: она была на другой стороне.
  
  Я немного притормозил в арендованной машине, когда увидел впереди дорожный знак. Город Мейденхед находился в двух милях от этого перекрестка. Аббатства Дориана там не было, но это могло быть потому, что оно было слишком маленьким, чтобы упоминать его где-либо. Небо заволокло тучами, и вдали начали собираться несколько злобных грозовых туч.
  
  Было без десяти семь, когда я остановил машину перед массивными железными воротами. Медная настенная плита выглядела странно современно среди старых камней. Там было написано: Общество Земли и Солнца.
  
  Я вышел и попробовал защелку на воротах. Заблокировано. Я дернул за тяжелую цепь, которая висела рядом с именной табличкой. Через несколько секунд я услышал жужжание возле защелки. Когда я передвинул её снова, она ускользнула. Жужжание прекратилось.
  
  Подъездная дорожка была около полумили в длину и вилась по склону холма через густую заросль неухоженного подлеска и старых бесформенных деревьев. Свернув за последний угол, я увидел старое аббатство. Оно выглядело заброшенным и необитаемым.
  
  Ворота сооружения выглядели обглоданными временем. Главное здание было образовано первоначальной часовней и венчалось поросшей мхом колокольней. Я почти чувствовал запах плесени и разложения.
  
  Доехав до конца подъездной дорожки, я увидел несколько других машин, припаркованных позади аббатства с видом на холмы. Я припарковал машину как можно дальше от других, носом в другую сторону. Если мне придется исчезнуть здесь быстро, я не хочу снова разворачиваться.
  
  Прежде чем выйти из машины, я быстро проверил Вильгельмину, Хьюго и Пьера. Я помню, как был счастлив, когда прибыл в пункт назначения.
  
  Холмы за строением выглядели ухоженными, в отличие от остальной территории. Они мягко склонились к берегу Темзы. Там была небольшая гавань с несколькими небольшими моторными яхтами. По-видимому, некоторые члены Общества Солнца и Земли прибыли на лодках. Я мысленно отметил существование двух путей отхода и пошел к большим передним дверям часовни.
  
  Звонок прозвенел только один раз, когда дверь открыла добрая женщина в длинном платье, которая, казалось, ждала меня.
  
  'Как дела? я Сибил Уошборн . Пожалуйста, войдите.'
  
  Я вошел в большой зал, освещенный свечами. Когда она снова закрыла дверь, я представился.
  
  ' Я Бен Нед Кроуфорд, мисс Уошборн . Я должен был сегодня вечером встретиться с мисс Терри.
  
  Казалось, она удивлена моими словами.
  
  «О, Лорна Терри? Я и не подозревала, что она сможет присутствовать на нашей встрече на этой неделе. Я думала, ты один из наших новых членов. Я ожидаю новых лиц сегодня вечером.
  
  'Нет. Лорна позвонила мне и попросила встретиться с ней сегодня вечером.
  
  — Ну, хорошо, — снова улыбнулась она. — Тогда она обязательно придет. Не могли бы вы последовать за мной?
  
  Я последовал за ней по коридору, который выходил в комнату с соборным потолком, обставленную в стиле раннего средневековья .
  
  Там было несколько больших дубовых столов и несколько грубых деревянных скамеек. Они располагались на небольшом возвышении в дальнем конце комнаты. На возвышении под темными витражами стояло нечто, похожее на алтарь. Еще одной мебелью было несколько высоких вертикальных стульев, обитых хлопьями бордовой кожи, и набор канделябров из кованого железа с горящими свечами. В этой комнате было человек пятнадцать- двадцать , рассредоточенные между различными стульями и скамейками. Казалось, мое прибытие их не заинтересовало, и большинство продолжало листать свою коллекцию брошюр и журналов, даже не поднимая глаз. Как только мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что никто из присутствующих не выглядел особенно британцем. Это было странное собрание различных этнических групп. Международное можно сказать. Хозяйка указала мне на один из стульев с высокой спинкой.
  
  — Садитесь, мистер Кроуфорд. Лорна скоро придет. А теперь извините меня, мне нужно готовиться к нашей встрече.
  
  Прежде чем я успел сказать «спасибо», она прошла через одни из ворот в сторону платформы. Я взял журнал со стола рядом со мной и начал читать.
  
  Потратив добрых десять минут на пролистывание статей в этом журнале, я знал еще меньше. Земные знаки, огненные знаки, Телец , Весы. Что все они должны были представлять? Появилась женщина, одетая в индийское сари, вежливо улыбнулась мне и села на одну из скамеек. В последующие несколько минут появились новые незнакомцы, в одиночку или парами. Но никаких следов Лорны Терри.
  
  Зажглись несколько голубых прожекторов, прикрепленных к балкам сводчатого потолка, и платформа превратилась в импровизированную сцену. Все так повернулись.
  
  Я терпеливо ждал, пока кто-нибудь появится в пустом круге света. Затем в системе громкой связи раздался голос. Я сразу узнал его. Это был голос Сибиллы Уошборн обращается к своим последователям тоном, призванным успокоить и вдохновить.
  
  «Последователи звезд, земли, солнца, воздуха, воды и огня. Я приветствую вас сегодня вечером. Мы собрались здесь на третью сессию по знаку Близнецов. Солнце в Близнецах. Воздушный знак, мужской род, знак переменчивых Близнецов.
  
  Я не мог сказать, что еще она сказала, хотя ее голос звучал несколько минут, но именно в этот момент на подиуме появились две самые красивые женщины, которых я когда-либо видел. Они были одинаково одеты в прозрачные брюки и лифчики из какой-то счастливой «Арабской ночи». Перед лицом они повязали небольшие квадратные кусочки вуали, а над ними четыре миндалевидных глаза сверкали в мир. От шеи дальше вниз они тоже походили друг на друга мучительной красотой. Возможно, в этом астрологическом вздоре все-таки что-то было .
  
  Сибил Уошборн закончила свой рассказ, и ее голос сменился мягкой, бренчащей музыкой, которая звучала очень по-восточному. Близнецы спустились с помоста и взяли подносы с несколькими бокалами и кувшинами с вином. Они смешались с гостями, поклонились и разлили вино.
  
  Они оба достигли моего места одновременно, с моей позиции я мог видеть, что на них не было ничего, кроме кожи под этим прозрачным тюлем. А какая чудесная, нежная кожа. Они выглядели как два одинаковых сахарных жука. Готовые быть съеденными.
  
  Мне совсем не хотелось быть предвзятым, поэтому я улыбнулся и взял по стакану с каждого подноса. Они ответили на мою улыбку, и их слегка раскосые глаза блестели в свете свечей. Я сделал глоток из одного стакана, потом из другого и, казалось, доставил им бесконечное удовольствие. Я смотрел, как они уходят, и видел, что сзади они так же совершенны, как и спереди. Интересно, они делали вместе?
  
  Инопланетная музыка продолжала звучать, но больше ничего не происходило. Я огляделся и увидел, что все радостно пьют из своих стаканов, поэтому я сделал то же самое. Мне очень хотелось исследовать аббатство немного дальше, но я знал, что в данный момент не могу остаться незамеченным. Так что я устроился в кресле с высокой спинкой так легко, как только мог, и с удовлетворением посмотрел на близнецов, расположившихся по обеим сторонам сцены, словно две восхитительные подставки для книг. Чем больше я пил, тем удобнее становилось жесткое кресло.
  
  Это должно было быть моей первой подсказкой.
  
  Музыка стихла и остановилась. Две девушки снова присоединились к аудитории, на этот раз с длинными подсвечниками, и свечи одна за другой погасли. Только синие прожекторы остались гореть, и эффект был зловещим. В воздухе пахло жженым воском и ладаном, а голова как будто повисла на веревке где-то высоко над плечами. Мне нужно было подышать свежим воздухом. В этот момент появилась Сибила Уошборн. Под громкие аплодисменты толпы я встал и быстро вышел в коридор. Я оглянулся, никто, казалось, не заметил моего ухода. Головокружение немного поутихло, но ноги по-прежнему казались резиновыми. Они подсыпали что-то смертельное в вино!
  
  В коридор открылось несколько дверей. Я осторожно открыл их все и заглянул внутрь. Я увидел ряд небольших спален, которые, по-видимому, когда-то служили кельями для монахов аббатства. Дверь в конце была больше остальных и громко скрипнула, когда я ее открыл.
  
  Внутри была кромешная тьма, и я мог видеть только верхние ступени каменной лестницы, уводившей в темноту внизу. Я решил сначала осмотреть весь верхний этаж и хотел снова как можно мягче закрыть дверь. Но когда я услышал этот мрачный человеческий крик, доносящийся на меня снизу, я схватил висевшую сбоку от стены свечу и бросился вниз по старым ступеням.
  
  Подвал был сырым и заросшим. Пол был грязным, и когда я прошел по нему, я почувствовал, как снова закружилась голова, и мои ноги начали подкашиваться. Я упал на одно колено, изо всех сил пытаясь удержать свечу. Моя голова была похожа на воздушный шарик, который вот-вот лопнет, а глаза не могли сфокусироваться.
  
  Когда я стоял там на коленях, пытаясь снова встать, я услышал второй вопль. В нем звучал ужасный звук смерти.
  
  Впереди меня на земляном полу виднелись две параллельные борозды. Они были похожи на следы от пяток человека, которого с трудом тащили. Я сумел встать на ноги, покачал головой, уточняя путь, и пошел по зловещим следам.
  
  Дойдя до другого конца подвала, я в ужасе остановился. Свеча освещала изуродованное тело того, что когда-то было мужчиной. Он был совершенно голый, если не считать пары тяжелых походных ботинок, наполовину сорванных с его ног при волочении по грубому земляному полу. Его ботинки были залиты кровью, и земля вокруг него была пропитана ею. Он лежал на животе, лицом к земле.
  
  Я опустился на колени и хотел перевернуть его. Затем я увидел кость, торчащую из его раздробленной плоти. Одна лопатка, сломанная и торчащая, повернулась на добрых семь дюймов. Кости обеих его рук были вывихнуты , а конечности вытянуты, как будто они были сделаны из резины.
  
  На его правой руке не было двух пальцев, а на трех оставшихся не было ногтей. Я перевернул его наполовину на бок. Еще один стон вырвался из его разбитого и сильно обожженного рта.
  
  Я поднял свечу, чтобы лучше рассмотреть. Даже в этом тусклом свете и на его чертах, застывших в маске агонии, я сразу понял, кто он такой.
  
  Он был 7LN, пропавшим агентом BOLT.
  
  Ублюдки, пытавшие его, не упустили ни дюйма его анатомии. Я видел, как шевелились его губы. Когда я опустил голову , чтобы попытаться услышать, что он говорит, я чуть не упал. Головокружение грозило сокрушить меня. Мне удалось приблизить ухо к его губам достаточно близко, чтобы понять два слова. Это были немецкие слова, и они не имели смысла. Я слушал, как он говорил их снова .
  
  ' Хе-ксен Сидце" - «Гексен Зитце».
  
  Потом он замер мертвый у меня на руках.
  
  Я опустил его обратно на землю. Моя голова практически слетела с плеч. Я положил обе руки на пол перед собой для поддержки и заметил, что они почти так же слабы, как мои ноги.
  
  Слова 7LN эхом отдавались в моей голове, как воскресный звон курантов. «Гексен Зитце», «Гексен Зитце»… Я не знал, что значат эти слова и почему он использовал свой последний драгоценный вздох, чтобы произнести их.
  
  Мне удалось подтянуться. Мой лоб вспотел , как и ладони. Я должен был выбраться отсюда, прежде чем кто-нибудь узнает, что я был здесь. Я побрел к каменной лестнице. Теперь я видел путь, и все было облачно и сюрреалистично. Когда мой правый ботинок коснулся нижней ступеньки, я потерял равновесие. Свеча выпала из моей руки и погасла, когда упала на пол. Я был в полной темноте. Внезапно дверь наверху лестницы открылась, и меня словно поглотил свет тысячи свечей. Я хотел повернуться и бежать, но у моих ног едва хватило силы, чтобы удержать меня. Затем по лестнице спустилась приветственная комиссия. Я пытался разглядеть их лица, но как ни старался, не смог. Мои ноги действительно подкосились, и я помню, как раскачивался взад-вперед, прежде чем, наконец, упасть.
  
  
  
  Глава 12
  
  
  Однажды мне сказали, что за кошмаром всегда следует сладкий сон. Моя голова еще не служила мне, но я был в мечтательном состоянии, и это было прекрасно. И хотя я не мог вспомнить ни одной детали, у меня все еще были смутные воспоминания о недавнем кошмаре.
  
  Мне казалось, что я плыл по воде, и на самом деле я не был в своем собственном теле. Я знаю, что для некоторых гостей такая поездка — это горшочек с золотом на конце радуги, но не для меня. Я больше из тех, кто любит держать все в руках... включая себя. Когда мне что-то нравится, я хочу быть достаточно бодрствующим, чтобы знать, что я действительно наслаждаюсь этим, и, возможно, даже сказать «спасибо» человеку, ответственному за мое удовольствие .
  
  У меня было это безумное ощущение, что в то время было больше, чем один человек, которому можно было бы сказать «спасибо», но я больше не был уверен. По мере того, как я приближался к знаниям, все становилось еще безумнее. Это может звучать безумно, но я был уверен, что у меня горит голова. Каждый раз, когда я пытался открыть глаза, передо мной кружился дикий узор красного и пурпурного цветов.
  
  Мои уши еще не работали слишком хорошо. Кто-то продолжал крутить ручку громкости, от тихого к громкому, а затем обратно к тихому. Я вспомнил хихиканье двух девушек, когда они протягивали мне вино. Я все еще слышал их хихиканье, но тон стал более личным.
  
  Свирепые краски померкли. Я попытался открыть глаза. Мое лицо по-прежнему было не таким, каким должно быть, но я увидел, как одна из двух девушек откуда-то надо мной улыбается. Затем она исчезла, и огонь в моей голове, казалось, переместился на другие части тела. Когда я снова открыл глаза, я увидел обеих девушек, и теперь они обе, казалось, улыбались. Кажется, я улыбнулся в ответ, но я был не уверен.
  
  Я понятия не имел о времени, но эти безумные ощущения, казалось, длились целую вечность. Мой мозг по-прежнему отказывался мне помогать, но мои самые первобытные, животные рефлексы прошли долгий путь.
  
  Мои руки налились свинцом, но мне удалось ими пошевелить. И вдруг мои пальцы словно скользнули по упругой, мягкой плоти. Я и раньше видел двойное, но «чувство двоения» было совершенно другим опытом.
  
  Я сдалась теплым губам, закрывавшим мой рот, и тем, что скользнули по моей шее к плечам. Я уже ничего не понимал, но решил расслабиться и получить удовольствие.
  
  Как только ощущения стали немного более знакомыми, и у меня появилось некоторое представление о том, что происходит и к чему все это приведет, я осознал голос. Внезапно я понял, что этот знакомый голос задавал один и тот же вопрос снова и снова, но что он, наконец, проник в мое туманное полубессознательное состояние.
  
  «Вы Ник Картер, агент AX N3, не так ли?»
  
  Я открыл глаза, чтобы попытаться понять, откуда исходит этот голос, но вихрящиеся цвета снова ослепили меня. Кроме того, было довольно трудно видеть сквозь тонкие пальцы, которые рисовали чувственные узоры от моих ушей до кончиков пальцев ног. Я проигнорировал этот вопрос, как, очевидно, проигнорировал все предыдущие вопросы.
  
  «Где Джеральд Шиллингер? Где ты его прячешь?
  
  Я знал голос, но не знал ответов. Я хотел сказать ему, что не знаю, но в моем состоянии было достаточно трудно сосредоточиться на чем-то одном. .. не говоря уже о трех.
  
  'Где он?'
  
  Он дал мне несколько секунд передохнуть, после чего игра в вопросы без ответов началась снова.
  
  "Вы Ник Картер, офицер N3?"
  
  "Где Джеральд Шиллингер?"
  
  Я был слишком измотан, чтобы даже слушать, и попытался отвернуться. Пара рук грубо схватила меня под подбородок и вернула голову в исходное положение.
  
  'Где он?'
  
  Я пытался сказать ему, что не знаю, но не уверен, что из моих уст вырвалось хоть слово. В любом случае, все, что я получил за свои усилия, это жесткая пощечина.
  
  'Рассказывай!' Еще один удар.
  
  Моя голова снова затуманилась. Я хотел защититься, но мои руки отказали. Я попытался упереться руками в матрац , чтобы подняться, но он продолжал двигаться подо мной. Затем постепенно до меня дошло, почему у меня все время было ощущение плавания и почему меня укачивало. Я лежу на водяной кровати.
  
  Руки оттолкнули меня назад и снова ударили.
  
  — У нас есть другие способы заставить вас отвечать на вопросы. Те же методы, которые мы применяли к твоему другу в подвале.
  
  Образ 7LN, окровавленного и разбитого, пронесся у меня в голове. Это был кошмар, о котором я почти забыл. «Вы грязные ублюдки». Впервые мне удалось что-то сказать, и гнев дал мне силы поднять кулак. Это был довольно слабый удар.
  
  ...
  
  Когда я вернулся в Царство Жизни, я был рад, что действие препарата почти исчезло. Как и моя одежда. Вспоминая водяную кровать, я решил, что большую часть той ночи провел голым. Моя голова все еще чувствовала себя так, как будто ее разрубили пополам тупым топором, а кляп, который мне привязали, врезался в кожу на моей шее. Мои руки были связаны за спиной, и, что еще хуже, у меня снова возникло чувство морской болезни внизу живота.
  
  На этот раз было логичное объяснение: я был в лодке.
  
  Я услышал грохот двигателя и плеск воды, когда мы прорезали путь. Я чуть-чуть приоткрыл глаза и огляделся.
  
  Со мной в лодке было трое парней. Двух выше меня я узнал из Общества Солнца и Земли. Тот, что покрупнее, выглядел по-восточному. Он сложил выпирающие руки перед массивной грудью. Другой определенно был южанином — испанцем, португальцем или, возможно, итальянцем — и выглядел почти таким же сильным, как его восточный друг. Третий гость стоял ко мне спиной у приборного щитка катера. Он не был таким крепким, как двое других, но был, по крайней мере, таким же высоким, если не выше, как Паула Афина. Я снова закрыл глаза, чтобы подумать. Сбежать было бы не так просто. Я понятия не имел, куда меня везут, пока впереди не услышал знакомые звуки колоколов. Большой Бен! Судя по звону колоколов, мы были еще в двух милях от здания парламента . Я думаю, что мы могли пройти Биг-Бен в любой момент, но наш капитан явно имел в виду другой курс, когда мы начали замедляться. Я открыл глаза и посмотрел прямо на нижнюю часть моста. Мы прошли его за несколько секунд. Я оглянулся — силуэт был безошибочно узнаваем. Это был Тауэрский мост. Я знал, что это означает, что мы были недалеко от лондонского Тауэра .
  
  Двигатель был выключен, и мы дрейфовали к берегам Темзы. Бок лодки скользнул близко к пристани, но продолжал двигаться медленно. Затем я почувствовал, как лодка подо мной закачалась, и услышал, как человек у руля отдает приказы двум моим охранникам.
  
  «Мы почти у лестницы. Я выпрыгну, а ты бросишь веревку. И оставайтесь с ним, пока я не буду уверен, что наш человек все еще на своем посту. Я никогда раньше не слышал этого голоса, но узнал по акценту финский.
  
  Лодка остановилась, и я предположил, что мы привязаны к чему-то на берегу. Я закрыл глаза и стал ждать. Помню, я тоже быстро помолился.
  
  Через несколько секунд я снова услышал голос финна.
  
  «Все в порядке, но поторопитесь».
  
  Мне плеснули в лицо немного воды, а затем я стал несчастным получателем еще нескольких пощечин . Я застонал и сделал вид, что медленно прихожу в себя. В тот момент, когда они услышали мой стон, меня грубо подняли на ноги. Я заметил, что все еще был в кроссовках. Я вспомнил, что 7LN тоже был только в своей обуви, когда нашел его имученное тело.
  
  Я провел несколько приятных вечеров в Тауэре в качестве обычного туриста и очень хорошо запомнил это место. Тауэрский мост был позади нас, и мы пришвартовались у части пристани, известной как Лестница Королевы, каменная лестница, ведущая от воды к причальной стене наверху. Прямо передо мной, когда я поднялся на последнюю ступеньку, были большие готические ворота, закрытые тяжелой калиткой. Это были знаменитые Ворота Предателя. И мы шли к ним.
  
  Двое моих охранников толкнули меня через теперь открытые ворота. Финн был внутри и что-то шептал одному из охранников. Когда меня втолкнули через ворота, я подумал обо всех других, кто также проплыл этим путем и так и не вернулся: сэр Томас Мур, Анна Болейн , Кэтрин Ховард и леди Джейн Грей, и это лишь некоторые из них. .
  
  Мы пересекли остатки того, что когда-то было рвом в более красочные и кровавые дни Башни. Я оглянулся и увидел Башню Святого Фомы, молча наблюдающую за Вратами Предателя. Прямо впереди была Башня Уэйкфилда, затененная печально известной Башней Крови. Когда мы проходили в тени других ворот, охранник что-то прошептал Финну, а затем быстро исчез. Меня протащили через другие ворота с еще большей скоростью и вверх по каменным ступеням, ведущим к Башне Крови.
  
  Мы остановились задолго до того, как достигли покоев, где провели свои последние дни многие выдающиеся деятели английской истории. Прямо впереди находился огромный средневековый механизм решеток Башни, приводившийся в действие отсюда.
  
  Трудно представить, если вы никогда этого не видели, но если вы думаете о чем-то, напоминающем готический кошмар, вы подошли близко.
  
  Механизм используется для подъема или опускания тяжелых ворот или решетки перед входом в Башню. Это делается с помощью огромных шкивов и канатов, которые обвивают огромную деревянную балку или лебедку. Эта балка является сердцем старого устройства и способна опускать или поднимать полтонны забора, медленно вращаясь.
  
  Я все еще смотрел на этот старый механизм, когда меня внезапно подтолкнуло к нему. Я увидел свежие пятна крови и вдруг охватил огромный ужас. Огромный житель Востока легко поднял меня с земли и прижал к открытой решетке решетки.
  
  Двое других схватили меня за лодыжки, раздвинули и крепко привязали к грубому дереву рамы. Несмотря на кляп во рту, я попытался закричать. Ни единого звука. Мои запястья продернули через V-образные отверстия над шкивами и привязали к балке, которая закрепила шкивы на месте. Впервые с тех пор, как я нашел изуродованное тело агента 7LN, у меня появилось некоторое представление о том, как им удалось разорвать его на части .
  
  Финн порылся в маленькой сумке. Он подошел ко мне с двумя хомутами, прикрепленными к нейлоновому шнуру. Они выглядели как уменьшенная версия тех зажимов, которые используются для зарядки аккумулятора. Я с ужасом наблюдал, как он закрепил зажимы на обоих моих сосках. Он протянул шнур через шкивы и прикрепил его к верхней арке возведенных ворот. Боль сводила меня с ума, и я закричал в кляп во рту.
  
  'Г-н. Картер, я спрашиваю тебя еще раз. Где Джеральд Шиллингер и премьер-министр Дигнам?
  
  Финн подождал. Затем он продолжил: «Если вы утвердительно кивнете головой, я развяжу веревку на вашем запястье, чтобы вы могли записать ответ. Ты понимаешь?'
  
  Я решил, что стоит использовать любой отрезок времени, каким бы коротким он ни был. Я покачал головой.
  
  'Да.'
  
  Теперь южанин приступил к делу. Когда он боролся с веревкой вокруг моего правого запястья, он случайно немного надавил на нейлоновый шнур рядом с ним. Боль от последовавшего зажима была невыносимой, и я закричал в безмолвной агонии. Потом запястье освободилось, и ко мне подошел азиат с блокнотом и карандашом. Когда он протянул мне карандаш, я увидел, что его кончик был заточен как игла. Я записал три коротких слова в блокнот, который он мне протянул.
  
  Внезапно я поднял карандаш и со всей силой, на которую был способен, воткнул его прямо в испуганный правый глаз человека передо мной. Он закричал в агонии и ужасе, и я увидел кровь, хлынувшую между пальцами, закрывающими его пораженный глаз. Карандаш торчал между пальцами.
  
  Двое других поспешили заставить его замолчать, но он кричал более громче, чем в первый раз.
  
  Я попытался использовать время, чтобы расслабить левое запястье. Краем глаза я увидел, как финн нанес азиату резкий удар в висок. Со всеми своими двумястами тридцатью фунтами он ударился о каменный пол. Южанин последовал его примеру, нанеся смертельный удар по шее. У меня почти оторвалось левое запястье, когда они снова обратили свое злобное внимание на меня. Через секунду они снова меня поймали. На этот раз запястья были связаны жестче, чем раньше, и зажимы были возвращены на место без малейшего намека на пощаду.
  
  Я вздрогнул от боли.
  
  Финн схватил еще два зажима.
  
  Я приготовился к первому уколу боли. Я уже собирался закрыть глаза, когда увидел, как она метнулась во Врата на двух моих врагов.
  
  Ее бросок ножом был идеальным. Лезвие попало финну прямо между лопаток. Прежде чем другой мужчина успел повернуться, чтобы посмотреть, откуда взялся нож, он получил ответ получив второй нож, пронзивший его шею прямо над горлом. К тому времени, когда Паула Афина добралась до меня, они оба были мертвы. Ей потребовалось некоторое время, чтобы освободить меня. Когда она, наконец , смогла помочь мне спуститься, мои ноги слишком тряслись, чтобы поддерживать меня. И Пауле пришлось держать, пока я не смог стоять самостоятельно.
  
  — Они ушли, Ник. Шиллингера и Дигнама похитили.
  
  Я мог только тупо кивнуть, показывая, что слышал плохую новость.
  
  — Еще одно, — сказала Паула. «Нам придется принять тот факт, что Лорна Терри работает на другую сторону. В Скотленд-Ярд позвонил ее семейный врач и сообщил, что только что извлек из ее плеча 9-миллиметровую пулю. Она пыталась подкупить его пятью тысячами фунтов, чтобы не упоминать об этом. Итак, Лорна пыталась убить тебя прошлой ночью в лифте. Кровь на лестнице совпадает с ее.
  
  Паула, казалось, ждала от меня комментария, но добавить к ее списку фактов было нечего. Теперь мне нужно было сосредоточиться на более важном: на похищении двух наших ключевых фигур.
  
  «У меня для тебя в машине есть одежда», — сказала Паула. «И оружие».
  
  Оказавшись в машине, за серыми каменными стенами, я быстро оделся. Тем временем Паула ехала на головокружительной скорости и сообщала мне остальные новости.
  
  Шиллингер и Дигнам оба находились в особняке сэра Энтони в Суррее . Место неприступное, как маленькая крепость. Они были в своих комнатах, вероятно, спали. Один из наших агентов дежурил снаружи, в коридоре, и ему приходилось проверять их каждый час. При проверке в десять часов он обнаружил, что обе кровати пусты.
  
  — Какие-нибудь признаки борьбы?
  
  'Нет. Зато нашли губку, пропитанную хлороформом. Тайна того, как им удалось войти и выйти, была раскрыта, когда они обнаружили, что сигнализация, встроенная в каждый вход, отключилась во время шторма».
  
  «Когда вы вторглись в аббатство, кого вы нашли?»
  
  «Около дюжины заговорщиков или около того. Трое были убиты во время рейда, остальных допрашивают наши агенты. Мы заставили одного из них сказать вам, куда они вас увезли, и я немедленно пошла за вами.
  
  — Слава богу, — с благодарностью пробормотал я.
  
  «Общество Земли и Солнца, очевидно, было прикрытием для организации, выступающей против PWV здесь, в Англии. Лорна Терри была участницей с момента ее основания. Она так и не пришла туда, не так ли?
  
  Я тяжело сглотнул. 'Нет... Тогда я сменил тему. «Я нашла вашего агента, 7LN, незадолго до его смерти. Я хочу извиниться за то, что думал, что он перешел на другую сторону.
  
  Она долго не отвечала. Когда она наконец заговорила снова, ее голос был мягким.
  
  — Я все время знала, что ты ошибался. Я бы поставила на это все.
  
  С другой стороны подъехала машина, и в свете ее фар я увидел слезы в ее глазах.
  
  Потом в машине раздался странный гул. Казалось, он вышел из отсека для карт, в пространстве между двумя ковшеобразными сиденьями.
  
  — Это телефон. Пожалуйста, возьми его. Введите кодовый номер AX, а затем BOLT 6LN».
  
  Я полез в коробку и взял трубку. Жужжание прекратилось.
  
  "N3, AX, для БОЛТА 6LN."
  
  Я узнал резкий звук голоса сэра Энтони . «Здравствуйте, N3. Рад, что ты все еще с нами. Теперь слушайте внимательно. Наши люди в Дорианском аббатстве не смогли получить больше информации от наших заключенных. Но электронные жучки, которые мы пристроили к г.г. Шиллингеру и г. Дигнаму, работают нормально. Наши люди в Дувре уловили сигнал, и наши пропавшие государственные деятели теперь, кажется, где-то в небе над Цюрихом. Учитывая скорость, с которой они летят, мы предполагаем, что они в вертолете».
  
  Я почувствовал, как ко мне вернулся прежний боевой дух. Мы еще могли успеть.
  
  — Единственная проблема в том, — продолжал сэр Энтони, — что мы потеряем сигнал, если они окажутся еще в сотне миль от нас. С каждой минутой он становится слабее. Я только что говорил с Дэвидом Хоуком. Он проверил все, что смог найти о сенаторе Хэнсоне. Он, кажется, в заговоре по шею.
  
  «Каковы факты».
  
  — Ну, во-первых, он пропал из квартиры мисс Терри. Джеральд Шиллингер совершил ошибку, позвонив ему из Суррея, чтобы отменить встречу. Это единственный телефонный звонок, сделанный из моего дома, и у нас есть ощущение, что Хэнсон проверил его; не вероятно, а возможно. Во-вторых, ваш начальник обнаружил, что предвыборные фонды сенатора почти полностью покрывались The Imperial World Trading Company . Как вы помните, это та самая компания, в которой работал Фридрих Эбберхардт после того, как он исчез из Берлина. И что еще хуже, сенатор каждый месяц после своего избрания получал чек на десять тысяч долларов от одной и той же фирмы».
  
  «Это объясняет, почему он мог жить так шикарно».
  
  — Я тоже так думал, да. Как далеко вы от Дувра?
  
  Я повернулся к Поле.
  
  «Я думала о сорока минутах», — сказала она.
  
  Я сообщил об этом сэру Энтони. — Хорошо, — ответил он. «Что ж, нам повезло. Сигнал очень слабый, но они, похоже, достигли цели. Наши специалисты по радарам сейчас вычисляют точные координаты. Я сообщу это вам через минуту.
  
  Я ждал, пока он вернется к телефону.
  
  «Хорошо, у нас есть это для вас. Они приземлились в богом забытом уголке Баварских Альп. Он находится вне маршрута обычного воздушного движения и практически никому недоступен, кроме альпинистов. Уверен, ты никогда не слышал об этом, Ник. Но единственная причина, по которой я это знаю, заключается в том, что 7LN разведывал этот район, прежде чем последовать за Чарли Эвансом обратно в Лондон.
  
  Его последний вопрос чуть не заставил меня выронить трубку.
  
  «Вы когда-нибудь слышали о горе под названием Хексен Зитце?»
  
  
  
  Глава 13
  
  
  Объект BOLT в Дувре был чем-то особенным. Мы припарковали «ягуар» у первой гауптвахты, и если бы Паула не знала этого человека и не поручилась за меня, я бы никогда не добрался до него. Через пятьдесят метров мы наткнулись на еще одного часового, который был построже.
  
  — Простите , но я не могу пропустить его только потому, что ты так сказал. Мне нужны дополнительные доказательства его личности от AX или личное одобрение сэра Энтони.
  
  Я попросил Паулу подержать мою куртку на мгновение, затем закатал рукав рубашки. На внутренней стороне локтя была маленькая татуировка с топором . Он держал лампу близко к официальной марке, которую было невозможно подделать. Потом проверил его подлинность цветной полоской из своего архива, отсалютовал и нам разрешили продолжать.
  
  Мы шли по просторной лужайке с краем знаменитых белых меловых скал метров в двадцати перед нами. Что бы ни было под этим лугом, они очень хорошо его защищали. Мы были уже у края скал, когда Паула остановилась.
  
  Она посвятила все свое внимание связке ключей. Последнюю часть нашего пути сюда она была очень тихой. Она казалась окруженной какой-то меланхолией, которая смутила меня. Я почувствовал себя совершенно отдохнувшим, когда понял, что моя роль приманки окончена и что отныне я должен мериться силой и умом с большими мальчиками. Это был момент, когда задание было действительно заряжено волнением и напряжением.
  
  Я видел, как Паула встала на колени и вставила один из ключей в замок, который был утоплен в скале на земле.
  
  — Отойдите немного назад, — сказала она, отступая сама. Я сделал, как мне сказали, и увидел, как перед нами в земле появилось круглое отверстие. Отверстие было размером с обычную крышку люка. Я увидел круглую железную лестницу, уходящую в землю.
  
  Лестница вела в длинный ярко освещенный коридор. Там стояли два часовых английской армии с винтовками, аккуратно прижатыми к груди. Когда мы проходили мимо них, Паула начала бессвязно рассказывать факты, как экскурсовод.
  
  — Видите ли, их предупредили о нас по телефону. Первым часовым, а затем проверенным вторым. Видишь зеленый свет над лестницей?
  
  Я повернулся и увидел всю лестницу, залитую зеленоватым светом, исходящим от нескольких прожекторов на потолке.
  
  «Ну, при втором телефонном звонке свет автоматически меняется с синего на зеленый. Если бы он все еще был синим, если бы мы спустились по этой лестнице, нас бы моментально расстреляли».
  
  Я кивнул и снова последовал за ней. Это не место, где можно заблудиться, пока вы не знаете всех шуток. Впереди коридор заканчивался голым участком стены, и мы, казалось , идем прямо в него. К моему ужасу, я также заметил, что стена была ярко освещена голубым светом, идущим сверху. Я повернулся и увидел двух солдат, направленных прямо на нас. Я бросился за Паулой и хлопнул ее по плечу.
  
  «Хотите на минутку обернуться? Я думаю, что эти два парня в форме дальтоники.
  
  Она небрежно оглянулась через плечо.
  
  — Не нервничай, Ник. Когда свет меняет цвет, они снова убирают эти пушки. Это не более чем дополнительная мера безопасности на тот случай, если система безопасности даст сбой уже на первом этапе».
  
  Она воткнула еще один ключ в глухую стену перед нами, и я увидел, как мы оба позеленели, когда она повернула ключ. Я оглянулся и увидел двух солдат на исходных позициях. Я вернулся туда, где была стена. Теперь дверь была открыта, и Паула ждала меня за порогом. За ней была комната размером с футбольное поле. Это было похоже на подземный улей, полный деятельности. Большая часть стен была покрыта картами. Около двадцати специалистов по компьютерам работали на своих машинах, а также группа специалистов по радарам работала на своих экранах.
  
  Одна секция выглядела как диспетчерская вышка аэропорта, где люди концентрировались на крошечных точках, мерцающих на экранах перед ними. Рядом с этой секцией было что-то похожее на огромную хромированную пушку. Комната гудела от электронных звуков и человеческой энергии.
  
  «Это настоящая нервная система нашей организации», — сказала Паула. «Этот объект принадлежит не только BOLT, мы делим его с высшими органами безопасности в армии».
  
  «Выглядит впечатляюще». Я видел, как к нам приближался сэр Энтони. Под мышкой он держал большую коричневую папку, а в другой держал несколько папок поменьше. Мы обменялись приветствиями, и тогда он перешел к делу.
  
  — Мы почти готовы к брифингу. А пока, почему бы тебе не переодеться в раздевалке номер три и четыре? Я приготовил для вас обоих белую полевую одежду, капюшоны и защитные очки, а также белые ботинки с регулируемыми и сменными заклепками. Боюсь, у вас очень мало места для лишних вещей, только для самых неотложных нужд. После того, как ты переоденешься, мы снова встретимся в кинозале для брифинга.
  
  Я последовал за Паулой в раздевалку. После того, как я разделся и снова оделся, я посмотрел в зеркало.
  
  Белое полотно плотно прилегало к коже, и каждая выпуклость и мускул были не только показаны, но и подчеркнуты. Я надел капюшон и стал похож на какого-то снежного монстра. Я снова снял его и решил не надевать до тех пор, пока это действительно не понадобится.
  
  «Брифинг был коротким. Мы видели несколько слайдов "Hexen Zitze" под разными углами и с каждым слайдом под новым углом казалось все более и более невозможным, чтобы кто-то попал туда и не умер. Сэр Энтони сделал комментарий.
  
  «Это изображения, сделанные 7LN при изучении сообщений об увеличении воздушной активности в этом районе. Наши радарщики уловили ряд сигналов, которые, казалось, исходили из этой изолированной горной цепи и, в частности, из Хексен-Зитце. Мы также были уведомлены коммерческими авиалиниями о том, что они все чаще получают одни и те же сигналы. 7LN предпринял путешествие туда в сопровождении группы швейцарских альпинистов. Через два дня после того, как они стартовали у подножия Хексен-Зитце, они достигли ледников на юго-западном склоне, чуть ниже вершины.
  
  На экране появился новый слайд и мы увидели ровный участок снега с высоким над ним пиком.
  
  «Они разбили здесь лагерь на несколько часов, планируя подняться на вершину утром третьего дня. В эти часы наш человек сообщил о двух очень странных происшествиях. Сначала он увидел белый вертолет, который, казалось, появился из ниоткуда, а затем так же внезапно исчез. Через тридцать минут стая сибирских волков напала на стаю и убила двух проводников-швейцарцев, прежде чем наш человек успел их отогнать.
  
  На следующем слайде был показан снимок мертвого волка в снегу, челюсти которого были вздернуты, обнажая набор смертоносных зубов. Сэр Энтони продолжил.
  
  «Сибирский волк не водится в Швейцарии и никогда там не бывал. Это просто означает, что они были завезены туда по какой-то неизвестной причине. Рано утром того же дня поднялась сильная буря, и под ее прикрытием 7ЛН удалось спуститься с горы. Для него было невозможно подняться на эту вершину в одиночку. Двумя днями позже, добравшись до ближайшей деревни, он заметил, что тамошние люди отказываются говорить о том, что происходит на Хексен Зитце. На следующий день на обратном пути он заметил Чарли Эванса в баре отеля и последовал за ним через Цюрих обратно в Лондон. Это почти все, что я могу вам сказать. Сейчас я предоставляю слово г. Рэндольфу Лоуренсу, который проинформирует вас о некоторых географических данных этого района. Речь Лоуренса состояла исключительно из фактов и цифр. Он объяснил, что там всегда есть вероятность внезапного шторма, даже в июне. Также существовала угроза оползней или лавин, и единственный способ добраться до вершины лежал через снежную равнину с юго-западной стороны. А сделать это, заверил он нас, можно только днем.
  
  Мы должны провести ночь на снежной равнине, а затем отправиться на рассвете. В заключение он объяснил снимок вершины крупным планом, который теперь появился на экране.
  
  «Это изображение было сделано два дня назад с помощью радиоуправляемого фотозонда. Я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели на ту часть верха, слева от центра.
  
  Мы с Паулой продвинулись вперед на своих местах и стали изучать область, которую он описал. Долгое время я видел только больше белого снега. Затем я увидел маленькое пятно, которое казалось немного светлее, чем все вокруг него. На первый взгляд это выглядело не более чем пылинкой на слайде. Но Лоуренс объяснил , что это не так.
  
  — Должно быть, это свет, отраженный от поверхности. Что-то яркое и блестящее под снегом. Понятия не имею, что это может быть, но есть кое-что, что оправдывает ваше расследование.
  
  Брифинг закончился. Мы последовали за сэром Энтони обратно в главную комнату, и сразу же я заметил рядом с хромированной пушкой два блестящих остроконечных цилиндра, которые выглядели чем-то средним между торпедой и огромной бомбой. Один был установлен за пушкой с помощью автоматического затвора.
  
  Сэр Энтони подошел вплотную к баллонам, и у меня глубоко в животе возникло коварное, гнетущее чувство, что они имеют какое-то отношение к Пауле, ко мне и к нашей поездке в Гексен Зитце.
  
  Пока сэр Энтони давал нам последние инструкции, двое мужчин позади нас были заняты закреплением парашютов и двух маленьких плоских пакетов за нашими спинами. Один из них заметил выпуклость, вызванную Вильгельминой.
  
  — Боюсь, вам придется оставить свой « люгер », N3, — сказал сэр Энтони. «В вашем багаже вы найдете оружие и боеприпасы, предписанные для этого путешествия».
  
  'О, нет.' Я старался быть максимально вежливым. 'Я не хочу этого. Либо Вильгельмина пойдет с тобой, либо тебе придется найти другого альпиниста.
  
  Сэр Энтони одобрительно кивнул парню, стоявшему позади меня, и ушел. Я немного перестарался, сопротивляясь главе БОЛТА и Я знал, но вид двух одинаковых торпед меня обеспокоил.
  
  Сэр Энтони подошел к одной из торпед на стойке позади орудия и сильно надавил на то, что выглядело как головка гигантского пропеллера. Одна внешняя часть металлического снаряда легко соскользнула.
  
  Внутри я увидел шестифутовую обитую комнату с тремя ремнями, расположенными на расстоянии восемнадцати дюймов друг от друга. Наверху был шлемоподобный объект, прикрепленный к верхней части странной изогнутой антенной. Флэшу Гордону еще предстояло многому научиться. БОЛТ .
  
  Сэр Энтони просиял от гордости. «Это наше последнее изобретение, бесценное для нас, как вам может сказать Паула. Мы позаимствовали эту идею у немецких летающих бомб, которые терроризировали Англию во время Второй мировой войны. В этот момент наше управление не идет дальше пуска с близкого расстояния. Но наши специалисты каждый день работают над его улучшением, и мы надеемся, что однажды мы сможем наладить его расписание полетов, чтобы мы могли отправить его в любой уголок земли. "Hexen Zitze" находится в сфере нашего контроля, и я этому рад». Он повернулся к Поле. 'Законченный 6LN?
  
  Она кивнула и, прежде чем войти в свою мягкую камеру, пожала мне руку. «Увидимся в Швейцарии. Безопасное путешествие.'
  
  Я смотрел, как она опустила свои пять футов в цилиндр. Затем она засунула голову в шлем и застегнула все три ремня, начиная с того, что на бедрах, и заканчивая красивой грудью. Прежде чем сэр Энтони закрыл ее летающий гроб, он дал мне последние инструкции. «С момента запуска до момента выхода за вашим полетом следят люди у экранов радаров. Вы путешествуете с контролируемой скоростью одиннадцать сотен километров в час. Это означает, что ваше путешествие закончится ровно через тридцать семь минут и одиннадцать секунд, если только мы не будем вынуждены изменить высоту, чтобы избежать воздушного движения.
  
  Он указал на черный рычаг сбоку от правого плеча Паулы . Этот рычаг — единственный механизм, который не управляется отсюда. Он открывает капсулу, когда вы находитесь над целью, и активируется коротким движением вниз. Когда вы достигли пункта назначения, снаряд останавливается и остается на одной высоте ровно сто тринадцать секунд. За это время вы должны взять на себя управление и подготовиться к высадке».
  
  Я кивнул. Сэр Энтони снова надавил на гигантскую головку винта, и металлический кожух аккуратно встал на место.
  
  Затем моя собственная хромированная торпеда аккуратно встала на полку.
  
  «Удачи, N3, — сказал сэр Энтони, — и хорошо позаботься о Пауле — она у меня лучшая».
  
  Путешествие прошло, мягко говоря, без происшествий, но тот, кто страдает от страха, должен путешествовать по-другому. Совершенно не было ощущения движения. Над моей головой висели огромные часы, и когда я увидел, что прошло почти тридцать восемь минут после того, как они начали тикать, я был уверен, что меня забыли. Я ожидал, что верх соскользнет назад и обнаружу, что я все еще на стойке.
  
  Затем начал мигать красный свет, и я понял, что это было по-настоящему. Часы остановились, и большая секундная стрелка начала отсчитывать сто тринадцать секунд. Через одиннадцать секунд я расстегнул два ремня безопасности, но третий, на бедрах, застрял. Потребовалось около девяти секунд борьбы, прежде чем он наконец сдался. Я почувствовал, как у меня на лбу выступили капли пота. Красный свет продолжал мигать, и я потянулся к этому крайне важному черному рычагу. Я дернул и снова дернул . Я не мог поставить его в это нижнее положение. Я перекатился на бок, чтобы лучше схватиться. Я снова дернул. Ничего такого! Я посмотрел на часы и увидел, что уже израсходовал тридцать три секунды. Я использовал всю силу, которую мог собрать, и она все еще не опускалась. Но когда я потянул его, он вдруг легко скользнул в другую сторону.
  
  Теперь часы показывали, что шестьдесят одна драгоценная секунда уже прошла. Не знаю, обманывало ли меня воображение, но теперь красный свет стал мигать быстрее.
  
  Я вывернул руку и плечо, пытаясь найти черный рычаг, который должен быть где-то позади меня. Я почувствовал что-то похожее по форме и сильно потянул за это. Я почувствовал восхитительный холодный воздух, когда металлическая оболочка начала скользить подо мной.
  
  Все подо мной было белым, и через сорок секунд после того, как мой парашют раскрылся, вокруг меня посыпался дождь серого пепла.
  
  Когда я приземлился, снег был твердым, как камень, но у меня было хорошее ощущение, что я снова на твердой земле.
  
  Посыпался легкий снежок, похожий на раскрошенное конфетти, и я огляделся, пытаясь сориентироваться. Потом я увидел Паулу, приближающуюся ко мне. Снежный простор был огромен, и она казалась почти маленькой на его фоне. Вы можете растеряться, если вы один на швейцарской горе ночью, и кто-то, кого вы знаете, подходит к вам. Еще до того, как я выбрался из своего парашюта, я протянул руки, сжал ее в своих объятиях и прижал к себе. Казалось, она не возражала. Мы не сказали ни слова.
  
  После того, как она освободилась от моей хватки, она помогла мне освободиться от парашюта.
  
  'Как давно вы здесь?'
  
  Она стряхнула снег, скопившийся у меня на бровях, и сказала: — До твоего прихода оставалось ровно две минуты. Это было время между двумя запусками. Я как раз успел закопать свой парашют в снег. Я предлагаю вам сделать то же самое со своим. Затем она повернулась и посмотрела на пик на горизонте позади нас.
  
  — Вы уже хорошо его рассмотрели?
  
  Я смотрел на ту странную заснеженную скалу, на которую нам предстояло взобраться за несколько часов. Казалось, он немного наклонился к нам.
  
  Я зарыл в снег круглый нейлоновый парашют, который благополучно спустил меня с небес. Затем мы шли по полю, пока не достигли острой скалы, обозначавшей начало вершины. С этой точки невозможно было увидеть вершину горы. Все, что мы могли видеть, были открытые поля снега, которые внезапно исчезли где-то во мраке перед нами. Казалось, будто мы висим где-то в пространстве, где нет ни начала, ни конца, а только центр.
  
  Паула расстегнула свой багаж и распахнула стеганый белый спальный мешок. Я смотрел, как она поставила его на снег.
  
  — Ты действительно собираешься попытаться уснуть?
  
  "Конечно," сказала она. — И будет лучше, если ты тоже. Завтра будет напряженный день.
  
  «Наш последний день тоже». Правдивость моих слов поразила меня внезапно. «На следующее утро открытие конференции в Париже». Прежде чем я закончил свою фразу, я услышал вой где-то над нами. Это был безошибочно определяемый волков.
  
  Паула обернулась и прислушалась вою. Потом я увидел, как она достала револьвер из багажа и положила его поверх спального мешка. Для успокоения я потрогал выпуклость под мышкой, потом нащупал еще одно укрытие, которое не обнаружил любопытный агент в Дувре, и вытащил свой портсигар. Я не осознавал, насколько разрежен воздух здесь, пока не вдохнул. Я бросил сигарету в снег рядом с собой и смотрел, как она гаснет.
  
  Воздух был не только разрежен, но и чертовски холоден. Я подтянул колени к груди и удерживал их там руками. Так что я долго сидел, чтобы подумать о вещах.
  
  У нас не было никакой гарантии, что Шиллингер и Дигнам еще живы. А если и были, то где они были на той безлюдной горе? Как мы могли их найти? Почему Шиллингера взяли живым сейчас, когда оба его бывших двойника были убиты? И мои мысли всегда возвращались к Лорне. Почему и как она была вовлечена в это? Каждый раз, когда я думал о ней, у меня возникало неприятное чувство в животе. Был ли я неудачником с самого начала? Мне стало очень жаль себя, когда я услышал мягкий и сострадательный голос. 'Ник?' Я повернулся и увидел, что Паула вытянулась во весь рост в своем спальном мешке. Она сняла капюшон, и длинные мягкие волосы упали ей на плечи. Она посмотрела на меня, пока я сидел вот так.
  
  'Что?' Я старался не позволить своему голосу выдать мои чувства.
  
  «Что бы ни случилось завтра, важно, чтобы один из нас вытащил этих людей живыми. Я хочу, чтобы ты полностью забыл, что я женщина. Относитесь ко мне как к любому другому агенту и закончите работу. Что бы ни случилось, не тратьте время на то, чтобы помочь мне. Это моя работа, и я хорошо обучена».
  
  Я посмотрел на нее сверху вниз. «Очень трудно забыть, что ты женщина, пока ты так выглядишь. Мне жаль, что мы плохо начали. Когда я это сказал, я понял, как много я имел в виду.
  
  «Самое главное, что мы закончим хорошо, и я считаю, что мы сейчас договорились». Когда она это сказала, наступила тишина, и мы оба продолжали смотреть друг на друга, в пространстве между нами порхал мелкий снежок. Высоко над нами снова завыли волки. Ее голос был даже мягок, когда она снова заговорила.
  
  — Тебе там не холодно?
  
  По тому, как она это сказала, я понял, что она не ждала ответа. Мы продолжали смотреть друг на друга, пока я не подошел к ней, и мы не закрывали глаза, пока наши тела не прижались друг к другу и наши губы не соприкоснулись.
  
  Я расстегнул молнию на ее шее и, обнажив красивую кожу под ней, почувствовал ее тепло кончиками пальцев.
  
  Наши губы не переставали двигаться, лаская, исследуя кожу друг друга. Теперь мы были обнажены, а наше дорожное снаряжение теперь служило подушками, которые еще теснее прижимали нас друг к другу. Ее тело было восхитительным во всех отношениях.
  
  Мы не сказали ни слова. Реакция наших тел была всем, что можно было сказать. Мы уже были одним целым, но я изо всех сил пытался стать еще ближе к ней. Ее стоны поощряли каждый толчок, а ее женственность поднялась, чтобы овладеть и заключить в тюрьму каждый дюйм моей мужественности. Не было в ней части, которую я не хотел бы сделать своей . Растущий жар между нами угрожал слить нас вместе навсегда, и даже наше дыхание было в том же ритме, что и остальные наши тела. Финальная часть этой чувственной симфонии была усилена звуком тысяч гигантских тарелок. Я почувствовал, как ногти ее руки вонзились в кожу моей спины, и я потерял себя в кружащихся ощущениях, которые мы дарили друг другу. Она хотела меня так же сильно, как я хотел ее.
  
  Наши рты жаждали поиска еще долго после того, как наши тела успокоились. Снова и снова в ту ночь, когда маленькие снежинки таяли на моей шее, мы владели друг другом и цеплялись друг за друга в холодной темноте.
  
  Звук разбудил меня. Когда я открыл глаза, то увидел, что небо приобрело ту холодную безличную серость, которая предшествует рассвету.
  
  Я посмотрел вверх и увидел источник этого звука. Я увидел сверкающий белый вертолет, появившийся прямо над краем снега под нами. Паула зашевелилась подо мной, и через несколько секунд мы уже надевали одежду и ботинки.
  
  Пилот и его напарник явно не видели нас в тени. Теперь они летели вдоль кромки снега примерно в сотне футов от нас. Мы были одеты и уже привязали багаж к спине, когда они повернулись и направились к нам.
  
  Мы прижались к снежной стене скалы, надеясь, что белое на белом помешает им нас увидеть. Вертолет снова исчез где-то над нашими головами, и звук его двигателя исчез вдали. Медленно мы пошли вдоль снежной стены, пока Паула не увидела торчащий из снега где-то в чистом поле большой кусок хрома.
  
  — Смотри, — прошептала она. «Это часть одного из наших самолетов, которая не взорвалась».
  
  «Ничего, — прошептал я в ответ, — давай просто продолжим идти и будем надеяться, что они не вернутся, пока мы не найдем путь на гору с этой стороны».
  
  — Но это невозможно! В любой момент солнце может подняться и отразиться, как если бы оно было своего рода маяком света. Мы должны похоронить его. Прежде чем она закончила, она побежала через открытое поле к куску металла. Я снова услышал звук приближающегося к нам вертолета. Она тоже это услышала, и как только она начала забрасывать снегом открытый кусок металла, она посмотрела на небо позади меня.
  
  Я увидел страх на ее лице. И проигнорировав ее предостережение прошлой ночью, я выбрался из-под защиты утеса и побежал к ней.
  
  С каждым шагом я слышал, как звук мотора нарастал. Как только я добрался до Паулы и схватил ее за руку, снег рядом с нами взорвался, словно скрывая загадочно взорвавшуюся мину. Не успели мы развернуться и бежать назад, как перед нами прозвучал такой же взрыв. Снова фонтаном брызнули снег и скалы. Теперь вертолет завис над нами. Я поднял глаза и увидел человека рядом с пилотом, который держал винтовку с патронником размером с футбольный мяч.
  
  Паула вырвала руку из моей хватки. — Беги, — крикнула она. «У них только одно ружье. Вместе мы одна цель, порознь нас двое».
  
  Она побежала дальше в открытое поле, предоставив защиту скалы мне. Я видел, как вертолет медленно качнулся в ее сторону. Затем облако брызг снега скрыло ее от моего взгляда.
  
  На мгновение я остановился, не зная, что делать в первую очередь: попытаться спасти Паулу или попытаться добраться до безопасного места. Одно было ясно. Там, на "Hexen Zitzze", были люди, и они не любили незваных гостей.
  
  Когда вертолет был почти над головой, Паула сделала самый красивый поворот в моей жизни и начала бежать ко мне. Следующий звук был еще более ужасающим, чем звук взрывающейся скалы. Казалось, он начался где-то высоко над нами, ревя, как тысячи пушек.
  
  Затем он усилился и, казалось, приближался с каждой секундой. В следующий момент звук стал оглушительным, и тогда я понял, что это было.
  
  Это был июнь в Альпах, и твердая груда снега теряла свою целостность под теплым солнцем. Малейший шум может вызвать лавину. А шума вертолета плюс шум взрывов было более чем достаточно, чтобы вызвать огромный оползень.
  
  Я посмотрел назад в сторону каменной стены. Это был единственный способ избежать тонн снега и камней, которые вскоре обрушатся на нас. Всепоглощающий звук все приближался. Паула была теперь всего в двадцати метрах от меня, и вдруг взлетел вертолет. Я побежал к снежной стене, надеясь, что она не отпустится и не станет частью оползня, идущего сверху.
  
  Прямо перед собой, там, где каменная стена изгибалась, я увидел темные склоны овальной скалы. Снег, казалось, растаял со всех сторон, обнажив неглубокую трещину в склоне горы. Я помолился, чтобы она была достаточно глубокой, чтобы вместить двух человек, и побежал в этом направлении. Я оглянулся и увидел, что Паула медленно догоняет меня. Я хотел крикнуть: «Быстрее», но звук приближающейся к нам лавины был настолько оглушающим, что она никогда не могла меня услышать.
  
  Подойдя поближе к приветливому лицу скальной трещины, я увидел в центре пространство размером с телефонную будку. Тающий снег стекал со всех сторон, и несколько разновидностей альпийских папоротников и мхов поселились по бокам, вырисовывая силуэты на фоне белого снега. Силуэт был знакомым и означал только одно — безопасность.
  
  Со всей силы я нырнул на скалы, затем повернулся, чтобы притянуть Паулу к себе. Земля под ногами тряслась, зубы ритмично стучали. Вся эта богом забытая гора рушится, подумал я про себя. Паула была всего в двух с половиной, десяти футах от меня, и я протянула руки. Затем я увидел, как она подняла взгляд, и между нами упала стена снега. Руками я толкал тонны падающего снега, все еще пытаясь удержать ее.
  
  «Паула», — закричал я во все горло, но из-за оглушительного грохота вокруг меня я больше не мог даже слышать собственный крик.
  
  
  
  Глава 14
  
  
  Оглушительный рев продолжался. Еще более ужасающим, чем сам звук, было то, как скалы горы тряслись и дрожали вокруг меня. Я никогда не был непосредственно связан с землетрясением, но я уверен, что переживание было очень похоже на то, что я испытал за те несколько минут, когда прижимался к скалам в небольшом пространстве. Я чувствовал, что конец времени был очень, очень близок. Сквозь рев я слышал, как скалы вокруг меня трясутся и скрипят под натиском давления. Наиболее уязвимые участки сланца и песчаника были вырваны из их древних мест залегания под действием вибрации. Моя голова и плечи были покрыты разбросанными кусками, и я слышал, как они падали вокруг меня.
  
  Затем рев стих в тихом гуле. Вибрации прекратились, и мой мир погрузился в кромешную тьму и жуткую тишину.
  
  Я протянул руки и измерил расстояние между собой и стеной из снега и камня, под которой я был погребен. У меня оставалось около четырех дюймов свободного места. Потом я попытался вернуться назад, но позади меня лежало много упавшего щебня. Я потерял равновесие и невольно потянулся назад руками, чтобы смягчить падение. К моему удивлению, я ничего не нашел и продолжал падать.
  
  Через мгновение я оказался на груде упавших камней. Я ничего не видел, но знал, что пещера позади меня во время схода лавины углубилась не менее чем на пять футов. Затем я повернулся в темноте и протянул руки, чтобы измерить свое новое пространство. Теперь я мог полностью вытянуть руки, и у меня все еще не было никаких признаков задней стены. Я порылся в кармане в поисках зажигалки и включил ее. Я всегда считал это маленькое голубое пламя вполне нормальным , но когда оно осветило мое новое пространство — то, что могло стать моим «последним пристанищем», — я поклялось никогда больше не находить ничего совершенно нормального.
  
  Новая стена позади меня состояла из слоев сланца, и я увидел что-то похожее на растаявший снег, медленно просачивающееся между слоями и падающее на землю. Казалось, здесь слишком холодно, чтобы что-то могло растаять, но капли упали на землю, затвердели и медленно превратились в лед.
  
  Они пришли, видимо, откуда-то из более теплого места, где-то над или за слоями щебня моей временной задней стены.
  
  Я поднес зажигалку чуть ниже и увидел глубокое отверстие, уходящее назад, в темноту. Само отверстие было примерно три фута в диаметре, а его стороны были неровны. Я держал зажигалку в туннеле так далеко, как только мог, но конца его не видел. То, что я увидел, озадачило меня даже больше, чем капающая вода несколькими секундами ранее.
  
  Поднимаясь из темноты туннеля, там висели небольшие клубы пара. Чуть дальше я услышал журчание воды. Пламя моей зажигалки начало гореть оранжевым, и я быстро потушил его.
  
  Я сел на груду сланца, чтобы обдумать, что делать дальше. Впервые за последние несколько минут мой разум начал размышлять о чем-то большем, чем выживание, и ее имя прогремело у меня в голове. Паула.
  
  То немногое, что у меня осталось от радости, что я пережил лавину и что у меня есть воздух в моем временном убежище, по крайней мере, на час, исчезло при мысли о Пауле. В моем воображении я видел ее тело, погребенное под тоннами снега, в нескольких футах от меня.
  
  Я вспомнил, как увидел ее протянутые руки, пытавшиеся дотянуться до меня, и тут между нами встала смертельная стена.
  
  Я закрыл лицо руками и попытался стряхнуть ее образ. Но это продолжало возвращаться. Мои пальцы сохранили память о ее коже, мои руки вспомнили момент, когда им позволили обнять ее. Ни одна часть моего тела не преследовалась памятью о ней.
  
  Я остро нуждался в сигарете; чтобы держать нервы в узде. Но я не смел сжигать драгоценный кислород. Именно тогда я увидел, как полосы на моей груди светятся в темноте. Это были лямки моего рюкзака. Мне удалось расстегнуть пряжки. Я положил рюкзак на колени и расстегнул молнию. Что-то похожее на консервную банку светилось внутри. Я поднял его и поднес к глазам. Буквы были большие и яркие: Аварийное освещение.
  
  Через несколько секунд я снял крышку, и яркий белый свет осветил стены моей могилы. По инструкции содержимое не выгорало более сорока трех минут. Я осмотрел остальную часть своего багажа и заметил, что в нем также есть небольшой огнемет.
  
  Я знал, что мои шансы найти Паулу были на грани невозможности. Сила лавины, вероятно, потащила ее вниз. Возможно, перенесла ее через край пропасти и отправила вниз, к нижней части горы. Тем не менее, несмотря на мои рациональные оговорки, я атаковал снежную стену из своего небольшого огнемета. Я не мог оставить ее здесь, в этой неизвестной могиле, если был один шанс на миллион найти ее снова.
  
  Тридцать минут спустя я вырезал из бесконечной стены пространство, достаточное для того, чтобы пройти сквозь него, и шести футов глубиной. Пламя изменило цвет, а затем исчезло. Медленно я пошел обратно через туннель в свою пещеру. Мои усилия оказались еще более бесплодными, чем подсказывал здравый смысл. Паула была потеряна, и я был вынужден смириться с этим.
  
  Я знал, что моим аварийным фонарям оставалось гореть всего четырнадцать или пятнадцать минут. После этого я снова оказывался в кромешной тьме. Я повернулся к маленькому отверстию возле пола пещеры и увидел, что количество пара увеличилось. Также был постоянный поток капель воды, падающих со слоев сланца. Где-то дальше в этой темноте был источник тепла, и я решил пойти на это.
  
  Я снова привязал свой багаж и отодвинул часть упавшего камня, чтобы сделать отверстие достаточно большим, чтобы пройти. Я экономил драгоценный свет, пока я трудился. Дно туннеля было покрыто тонким слоем льда, образовавшегося там из-за стекающей воды. Так мне было легче скользить по скользкой поверхности. Но я также знал, что это сделает невозможным мое возвращение. Если дальше по туннелю не хватит места, чтобы развернуться и вернуться назад, это будет означать тупик во всех смыслах этого слова.
  
  Пар увеличивался с каждым метром моего продвижения, и даже при свете, который я держал перед собой, было невозможно ничего увидеть. Я прикинул, что продвинулся примерно на сорок метров в эту неизвестную глубину, когда свет начал тускнеть. Я работал так быстро, как только мог, но менее чем через десять секунд свет полностью погас. Я все еще чувствовал пар на своем лице, но уже не мог его видеть. У меня не было выбора, кроме как продолжать.
  
  Может быть, это было просто воображение, но с каждым метром, который я продвигал, воздух вокруг меня, казалось, становился теплее. Это была вся поддержка, в которой я нуждался, и она, казалось, наполнила мои ноющие мышцы новым приливом энергии. Затем я увидел свет, светящийся сквозь пар впереди. Я выстоял.
  
  Этот участок туннеля продолжал сужаться, и у меня было достаточно места, чтобы проскользнуть через него. Наконец, после крутого поворота я вышел на ярко освещенную площадку.
  
  Впереди меня было маленькое круглое отверстие, скрытое плотной завесой пара. Я протолкнул через него плечи, надеясь, что найду достаточно места с другой стороны, чтобы встать и расслабить мышцы. Когда я, наконец, выбрался белой гусеницей из кокона камней, я в недоумении огляделся.
  
  Я был примерно в десяти футах от гладкого каменного пола внизу. Прямо под собой я увидел упавший камень, открывавший эту сторону туннеля. Он, видимо, упал во время схода лавины, потому что место в скальном пространстве был в первоклассном порядке. Слева от себя я увидел округлые головы трех генераторов. Электричество получали от пара трех гигантских котлов. Трубы, питающие водонагреватели, исчезли в каменной стене над моей головой. Я оценил пещеру от потолка до пола примерно в тринадцать-пятнадцать метров. Он был явно рукотворным, ибо пропорции были неровными, а гладкость стен нереальной.
  
  Прямо посреди комнаты я увидел самое странное, что я когда-либо видел. Он был похож на гигантский сорбет из мороженого, но сделан из металла... Саму вершину я не видел, потому что коническая металлическая трубка исчезла где-то в скальном верху комнаты. От основания конической трубы спиралью поднималась металлическая лестница к двери в шести метрах от пола. Кроме того, я не видел отверстий со своего наблюдательного пункта.
  
  Я отступил в туннель, пока мне не удалось освободить багаж от спины. Я открыл его, ненадежно балансируя над бездной. Я вынул рулон нейлона и закрепил его с одного конца и к острому выступу прямо под животом и медленно опустился на пол комнаты. Медленно я подошел к основанию гигантского конуса. Подойдя, я увидел другую сторону каменистого пространства. Два блестящих белых вертолета стояли бок о бок, а за ними виднелись замерзшие стекла высоких дверей ангара. Подойдя поближе, я увидел, что один из вертолетов стоит на большой металлической платформе, пара поручней которой ведет к дверям ангара.
  
  Вероятнее всего, платформа выводила вертолеты и ставила их в правильное положение для взлета. Я мысленно отметил панель управления рядом с большой дверью ангара, когда возвращался к основанию винтовой лестницы вокруг конуса. Когда я начал подниматься по ступенькам, я услышал эхо собственных шагов, эхом разносящихся по огромному пространству. Единственным другим звуком, который я слышал, был гул генераторов. Я поднял ногу, снял шипы с ботинок и засунул их в свой багаж. На вершине винтовой лестницы я остановился и оглянулся, чтобы посмотреть, вижу ли я начало туннеля, но пар от котлов загораживал мне обзор. Одной рукой я ухватился за ручку металлической двери, а другой выхватил Вильгельмину из кобуры и зажал пальцем спусковой крючок.
  
  К моему удивлению, дверь открылась легко и без звука. С другой стороны двери пришел меня в странном сером полумраке, который, казалось, возник где-то надо мной. Воздух был свежим, и я чувствовал, как он мягко струится вокруг меня, как легкий порыв ветра. Я знал, что на такой высоте конус должен быть шириной не менее шести футов, но у меня было только три фута пространства между внешней стеной позади меня и сплошной металлической стеной.
  
  Примерно в двадцати футах надо мной был потолок из плетеной металлической проволоки, который, казалось, был полом в такой же комнате этажом выше. Следующее, что мне нужно было сделать, это найти путь внутрь и я начал исследовать периметр. Через несколько секунд мое плечо ударилось о металлическую лестницу, которая вела прямо к дыре в плетеном полу надо мной. На полпути вверх по лестнице я понял две вещи: во-первых, должен быть более легкий способ добраться с одного этажа на другой, а во-вторых, я заметил, что дружелюбный ветерок, который я чувствовал раньше, незаметно сменился более свежим. что я мог слышать свист через этажи над моей головой.
  
  Достигнув верхней ступеньки, я подтянулся вверх одной рукой, другой крепко держа Вильгельмину. Я присел на мгновение, чтобы отдышаться и оглядеться. Над собой я заметил ряд больших прямоугольных вентиляционных отверстий из оцинкованной стали, которые вели к сторонам конуса. Чуть правее меня была еще одна лестница, прикрепленная к расширяющемуся силуэту строения через сеть труб и исчезавшая в полу следующего этажа, примерно в двадцати футах выше. Свет стал чуть ярче, и прямо у подножия лестницы я увидел что-то похожее на большое выступающее колесо.
  
  Колесо было помещено в сердце большой стальной двери. Когда я протянул руку и начал вращать, я почувствовал, как мое сердце колотится о тесный костюм, который был на мне. Колесо легко поворачивалось, и дверь медленно открывалась, пока у меня не появилось место, чтобы проскользнуть внутрь.
  
  Я не могу сказать, как долго я стоял там, прежде чем снова смог двигаться. Пространство, в котором я сейчас находился, было очень странным и в то же время очень знакомым. Это была увеличенная версия того, что я видел сотни раз по телевизору в тех сериалах о докторах. Но я прекрасно понимал, что, глядя на светящиеся белые плитки, призрачно светящиеся в слабом пурпурном свете единственной люминесцентной лампы, я не ожидал увидеть здесь улыбающееся лицо доктора Киллдэра или Маркуса Уэлби .
  
  Комната была большая и круглая. Я стоял под просторным балконом, выступавшим примерно на десять футов во все стороны. На перилах балкона висели лампы вроде тех , что используют для соревнований по освещению на Олимпийском стадионе. Они смотрели на меня сверху вниз, как тысячи мертвых глаз, готовых ожить при малейшем прикосновении к выключателю. В центре комнаты стояли два операционных стола, покрытых белыми простынями; на этом зловещий свет отражался от белых плиток на стене. Рядом столики поменьше с аккуратными рядами хирургических инструментов и ножей. Ярко-красный цвет четырех кислородных баллонов казался неуместным среди всего белого и серебристого вокруг них.
  
  Большая часть стены напротив меня была занята стеклом в стальной оправе, как в аппаратной телестудии. Перед этой стеклянной комнатой стояли еще пять операционных столов. По вздымающимся простыням и бормотанию ровного дыхания я понял, что все пять столиков заняты.
  
  Я медленно вышел из защитной тени балкона и пошел к центру комнаты. Затем я остановился, медленно обыскал балкон, пытаясь разглядеть что-то сквозь мрачные тени. Я увидел огромную шахту лифта. Она была закрыта только с трех сторон, а открытая сторона была обращена ко мне. Шахта прорезала пол балкона и исчезла в куполообразном потолке над моей головой. Наверху в шахте было темно, и невозможно было определить, сколько еще этажей было дальше этого. Учитывая размер шахты, сам лифт должен был соответствовать тем, которые использовались в больницах для перевозки пациентов на кроватях. Я глубоко вздохнул и впервые осознал, что здесь пахнет больницей.
  
  Я возвращался к пятерым спящим, когда услышал странный шум, доносившийся откуда-то с балкона. Я упал на пол и заполз за ярко-красные кислородные баллоны. Я ждал там, пытаясь услышать что-то помимо звука собственного сердцебиения. Тишина.
  
  Подползая к столам, я видел, как простыни поднимаются и опускаются в ровном ритме; ритм тяжелого, ровного дыхания. Я направился к проходу между первыми двумя столами, затем медленно подтянулся, пока не оказался всего в нескольких дюймах от лица справа от меня.
  
  Даже в странном свете черты Джеральда Шиллингера были мне знакомы. Я отдернул простыню, закрывавшую его тело, и увидел, что он крепко привязан к столу широкими холщовыми ремнями. Поскольку он не двигался, я предположил, что он находился под действием сильного успокоительного. Я обратил внимание на тело с другой стороны, и то, что я увидел, быстро поставило меня на ноги. Я оборачивался вокруг своей оси, глядя сначала на одно лицо, потом на другое. Они были идентичны! Два Джеральда Шиллингера лежали бок о бок, словно не замечая присутствия друг друга. Моя кровь начала течь медленнее, когда я подошла к пространству между столиками три и четыре.
  
  Я остановился и посмотрел на то, чего уже наполовину боялся и все же ожидал. Справа от меня были неподвижные, классические черты лица сэра Генри Дигнама, а слева — черты его брата-близнеца. Хотя я сотни раз видел лицо премьер-министра в газетах, еженедельниках и новостях, я никак не мог сказать, кто настоящий государственный деятель, а кто фальшивый. Я посмотрел на тело на столе номер пять.
  
  Прежде чем я достиг лица, обрамленного белой подушкой, кровь запульсировала в висках, а кожу защипало. Я почувствовал капли пота, которые внезапно начали формироваться на моем лбу.
  
  Остальная часть меня замерзла. Я подошел ближе, чтобы убедиться.
  
  Я стоял и смотрел на себя.
  
  Как будто кто-то положил на подушку подо мной трехмерное зеркало. Зеркало, которое отражало каждую точку меня, которую я так хорошо знала. Нос. Лоб. Губы. Они были моими. Что-то хотело, чтобы я протянул руку, чтобы коснуться лица, но что-то удерживало меня. В тот момент мне показалось, что мир перестал вращаться, и я стою где-то один, уединенный, и смотрю на себя, лежащего и спящего на планете, которая перестала существовать.
  
  Затем тьма вокруг меня превратилась в яркий дневной свет, когда зажглись сотни ламп, которые я видел раньше.
  
  Я закрыл глаза и отступил назад, пока мои плечи не уперлись в стеклянную клетку. Сквозь ослепляющую завесу этого света было невозможно что-либо разглядеть, но голос был отчетливо слышен.
  
  Опустите пистолет, мистер Картер. Это совершенно бессмысленное оружие против тех ружей, которые нацелены на вас прямо сейчас. Пауза, а затем голос продолжил: «Брось оружие!»
  
  Единственным моим выбором было подчиниться. Насколько я знал, вполне возможно, что с этого балкона на меня была направлена целая батарея орудий. Я уронил Вильгельмину на кафельный пол, затем медленно двигал ногой, пока не почувствовал ее у своего сапога. Голос пролаял еще одну команду.
  
  «Теперь пинайте «Люгер» от себя в центр операционной».
  
  Я снова повиновался и увидел, как Вильгельмина скользит по плитке, пока не остановилась среди множества кислородных баллонов. Затем я услышал, как лифт спустился с потолка. Я перевел взгляд на шахту лифта и спускающийся вниз лифт. Сперва показались ступни и ноги моего приветственного комитета, за ними последовали бедра, затем талия и, наконец, лица. Впереди шли двое здоровенных часовых, одетых в белые мундиры медсестер. Они оба держали такие винтовки у своих плеч. К своему ужасу я увидел, что комнаты уже начинают расширяться в мою сторону.
  
  За этими двумя стояли еще двое мужчин, оба в длинных белых халатах. Один был красивый японец лет сорока, а другой бледный, худощавый славянин. Последний член группы был выше остальных. Хотя он стоял позади остальных, я мог ясно видеть его лицо. Он был хорошо сложен и был прямой, как флагшток. Ему могло быть за сорок, но по белоснежным волосам и аккуратно подстриженной бороде соответствующего цвета ему было за шестьдесят. Я уже видел это лицо раньше, я был уверен. Но где? События последних нескольких минут затуманили мой разум.
  
  Лифт остановился, и я внимательно посмотрел на него, когда он подошел ко мне высокомерной походкой, которая соответствовала улыбке на его тонких губах. Остальные остались рядом с ним, но я проигнорировал их, возвращаясь к работе.
  
  Затем я увидел две одинаково выступающие вены по обеим сторонам его высокого лба, которые, казалось, пульсировали вдоль, и вдруг я понял.
  
  Я увидел то же самое лицо, безбородое, с теми тяжелыми морщинами под глазами. Волосы были темные и прилипли к голове, и те самые две вены вздулись, как два дождевых червя, застрявших под кожей на висках . Я даже видел набранные им данные на карточке, которую АХ получил от него: Гюнтер Вольфшайц ... Сбежавший военный преступник. ... высокопоставленный член нацистской партии... Эксперт по боеприпасам... Друг и доверенное лицо Адольфа Гитлера.
  
  Он был всего в нескольких футах от меня, и я стоял там, наполовину загипнотизированный этими холодными серыми глазами, когда мой разум высветил еще одно его изображение на экране моей памяти. Эти глаза тогда обезумели от страха, а за этой головой был скалистый чилийский холм. Затем эти тонкие губы дрогнули. Я услышал выстрел Вильгельмины и увидел, как лицо разлетелось на сотни кровавых осколков. Воспоминания исчезли, и я вернулся в настоящее, глядя в лицо человека, которого убил много лет назад.
  
  Какое-то время он недоверчиво смотрел мне в глаза. Затем он заговорил спокойным, бесстрастным тоном, как комментатор документального фильма.
  
  «Я уверен, что ваши мысли теперь путаются, мистер Картер. Не каждый день кто-то сталкивается со своим собственным образом, а чуть позже видит привидение». Улыбка превратилась в короткий гортанный смех, прежде чем он продолжил. — Но тогда вы не можете думать, что использование этих двух двойников было оригинальной идеей для вашего госсекретаря. Она стара, как дорога в Рим. Человек, которого ты убил в Чили, был моим кузеном Вильгельмом. Мы всегда были похожи, и несколько часов под умелыми руками бразильского доктора выявили те немногие изменения, которые потребовались, чтобы убедить даже вас в том, что вы поймали и убили настоящего Гюнтера Вольфшайца. Он сделал паузу.
  
  «Бедный Уильям. Он был так счастлив, что я благополучно вывез его из Германии, что всегда говорил, что сделает для меня все, что угодно. .. даже готов умереть. Он никогда не знал, что я отнесусь к его словам серьезно. Он так и не понял, почему я послал его в те горы, где, как я знал, он встретит тебя. Когда вы вернулись в Вашингтон и сообщили о моей смерти, я мог свободно передвигаться по миру. Я многим вам обязан, мистер. Картер. Без вашей помощи мне пришлось бы жить в постоянном страхе, но после того, как газеты были заполнены новостями о моей смерти, я просто отрастил бороду, развил оксфордский акцент и переехал в другое место. Я путешествовал по всему миру… даже несколько раз был в Израиле».
  
  Краем глаза я увидел, как распухшие камеры светятся темно-оранжевым. Я знал, что после нажатия кнопки на ложе невозможно было остановить стрельбу. Я прикинул, что у меня осталось около двух с половиной секунд. Вольфшейц проследил за моим взглядом. Затем, все еще улыбаясь, он резко кивнул своим двум охранникам. Я видел, как они нажали на спусковой крючок до упора вперед, и свечение тут же погасло.
  
  «Значит, вот как можно остановить ударный механизм», — подумал я, и мне стало интересно, неужели эксперты из штаб-квартиры БОЛТ тоже открыли этот секрет в Лондоне.
  
  Вольфшайц увидел, как я смотрю на его непревзойденные творения. — Конечно, мои ружья для вас в новинку, не так ли? Я убежден, что ваши так называемые эксперты сейчас исследуют пистолет, который наш человек оставил в вашем гостиничном номере. Они могут догадываться об основном принципе оружия, но им потребуются годы, чтобы разобрать состав сплава. И даже тогда они обнаружат, что есть один элемент, который они не могут выделить, потому что не знают о его существовании; элемент, обеспечивающий тепло и эластичность».
  
  — Видите ли, мистер. Картер. Я открыл новый элемент в горах Южной Америки. Элемент настолько полезный для нужд войны, что сделает устаревшим все оружие, когда-либо известное человечеству. Он также принесет состояние тому, кто его обнаружил.
  
  Он кивнул двум своим сообщникам, и они быстро подошли по обе стороны от меня, злобно согнув обе руки за моей спиной, пока мои ноги едва касались земли. Я слышал, как кости в моих руках и плечах хрустели в своих чашах. Я смотрел прямо перед собой, пытаясь игнорировать мучительную боль.
  
  — Как ты попал в нашу крепость? Вольфшайц подождал ответа всего секунду, а затем продолжил: «Другие пытались, но ты первый добился успеха. Расскажите, пожалуйста, как вам удалось выжить в лавине и найти дорогу внутрь?
  
  Я промолчал.
  
  На вопросы Вольфшайца я почти ничего не ответил, но два его бездельника крепче сжали хватку, полностью оторвав меня от земли. Впервые с тех пор, как меня схватили, я закричал от боли. Реакция Вольфшейца была странной. — Идиоты, — отрезал он. «Отпустите его немедленно. Ты же знаешь, я не терплю никакого насилия. Еще до того, как он закончил, меня отпустили. Он пристально посмотрел на меня, пока я тер свои ноющие руки и плечи.
  
  — Видите, мистер. Картер, если ты не хочешь рассказать мне, как ты здесь оказался, это не принесет тебе никакой пользы. «Скоро ты будешь рассказывать нам вещи, о которых, возможно, сам забыл».
  
  Он повернулся к японцу и коротко кивнул ему. Два тяжеловеса снова схватили меня. Азиат подошел ко мне с иглой для подкожных инъекций размером с велосипедный насос и вонзил ее мне высоко в позвоночник.
  
  Через несколько секунд мое тело превратилось сначала в лед, а затем в камень.
  
  
  
  Глава 15
  
  
  Инъекция сделала все мое тело онемевшим. Все мои чувства исчезли. Пока медсестры несли мое неподвижное тело к одному из двух операционных столов в центре комнаты, я пытался оценить остальные свои чувства. Мой слух сохранился лишь наполовину. Я все еще мог отделить голоса от окружающих меня людей, но они звучали глухо и далеко. Антисептические запахи, проникающие в мои ноздри, говорили мне, что я все еще могу чувствовать запахи. Но мое лицо было парализовано, и я не мог пошевелить ни головой, ни шеей. Но! Я мог двигать глазами в их орбитах, расширяя свое довольно ограниченное поле зрения.
  
  Медсестры положили меня на стол и застегнули брезентовые ремни вокруг лодыжек, коленей и талии. Двое мужчин в длинных белых халатах, которые были с Вольфшейцем, — два доктора, я полагаю, — окружили меня.
  
  Японец высоко поднял мою правую руку. Когда он двигал моей рукой вперед и назад, он, казалось, был очарован линиями на моем запястье, которые появлялись и снова исчезали при движении.
  
  Я смотрел на него с какой-то отчужденностью, как будто рука, кисть и запястье принадлежали кому-то другому.
  
  Это любопытство возросло, когда он начал проводить тонкую красную линию вокруг моего запястья, мою естественную линию. самая глубокая складка. Когда он закончил, он отметил тыльную сторону моей руки большой буквой «D», подошел к моей левой стороне и повторил процедуру.
  
  Я услышал знакомые звуки Гюнтера Вольфшейца откуда-то позади себя. «Меня всегда забавляет, Кико , видеть, как ты отмечаешь руку донора… как будто ты боишься спутать оригинал со своим творением». Во главе стола появился высокий худощавый доктор и надел мне на череп какой-то проволочный шлем. Я не видел, что он делал, но он начал выкрикивать серию точных мер медсестре с планшетом, которая внезапно появилась слева от меня.
  
  Все еще воздействуя на мое запястье, японец кивнул. 'Отлично. Отлично! Самый здоровый донор, которого мы когда-либо встречали».
  
  — Да, — ответил Вольфшейц. — Если Герберту удастся добыть необходимую информацию на следующей неделе, наш собственный Ник Картер сможет отправиться в Вашингтон и доложить об этом правительству и явиться в штаб АХ для следующего задания.
  
  Раздавшийся голос чуть не вывел меня из наркотического оцепенения.
  
  «Мы не должны торопить события. Я все еще боюсь, что мы опередим события, если отправим замену Шиллингеру и Дигнаму завтра в Париж». Робби Хэнсон продолжил свое возражение: «Мы рискуем всем, развертывая их так быстро. Отпечатки пальцев - просто смертельный удар, если они будут подозрительны. Мы должны были убить оригиналы, как только они попали в Англию.
  
  «Насилие никогда не входило в мой первоначальный план», — отрезал Вольфшайц. — Ты был тем, кто хотел пролить кровь. Я никогда не должен был слушать тебя. Насилие всегда можно проследить до того, кто его совершает».
  
  Теперь к обсуждению присоединился новый голос.
  
  Голос Лорны Терри все еще звучал сексуально, когда обсуждала убийство... мое убийство.
  
  Именно тогда у меня началось странное покалывание в руках и ногах, и я понял, что я...
  
  в впервые ощутил давление брезентовых ремней. Мое тело медленно снова стало моим. По мере того, как действие препарата становилось все сильнее и сильнее, мышца бедра начала сокращаться, и я повернулся к ремням, чтобы нейтрализовать боль.
  
  'Смотрите!' - сказал японец. - «Инъекция прошла».
  
  Медсестры быстро надели два дополнительных ремня вокруг моего тела и прижали мои руки к бокам.
  
  'Г-н Картер, твоя стойкость поразительна. Гюнтер Вольфшайц склонился надо мной.
  
  Японец воткнул мне в бедро еще один шприц, и я снова почувствовал, что меня уносит прочь. Врачи, видимо, были довольны тем, что я достаточно вымотан, и прямо рядом со мной завели тихий разговор о планировании операции.
  
  Вдали я услышал рваный голос японца. «Невозможно пересадить кожу на руки Шиллингера и Дигнама за слишком короткое время, поэтому нам остается только надеяться, что никто не заметит нашей замены. Но так как Картер должен пройти весь путь на 100% для соблюдения строгих требований его администрации, я предлагаю начать его трансплантацию как можно скорее. Я могу продолжить свою подготовительную работу, пока Герберт делает свои первые шаги».
  
  Две медсестры начали переворачивать мой стол в сторону стекла. Когда мы остановились, я попытался повернуться и посмотреть налево.
  
  Краем глаза я увидел очертания человека на столе рядом со мной. Голова медленно повернулась в мою сторону, и я лежал парализованный частично от наркотика, частично от страха, а человек с моим лицом повернулся ко мне и уставился на меня.
  
  Доктор по имени Герберт поднял мою голову со стола и нанес на виски два круга смазки. Я с ужасом смотрел, как он там прикрепил две картинки проводами к компьютеру. Медсестры ослабили повязку на моей груди и держали меня за плечи, пока два хирурга вытягивали мою голову через плотный резиновый мешок в стеклянной палате за моей головой. Мгновенно я почувствовал, что моя голова окружена холодом.
  
  Мне хотелось закричать, что я все еще в сознании, что я все слышу и чувствую, что я все еще чувствую свое тело. Но мои губы не собирались произносить слова, и страх охватил все мое тело. Я видел, как хирурги надели зеленые халаты, а медсестра перекатилась к столу, уставленному блестящими серебряными инструментами. Я пытался вспомнить все, чему я когда-либо научился, чтобы укрыться от боли, скрыть чувство пытки.
  
  Я не знаю, почему наркотик не избавил меня от боли; возможно, это не было намерением, в жуткой имитации нацистской практики в концентрационных лагерях. Все, что я знал, это то, что я был в сознании и полностью проснулся, и что меня будут оперировать в этом ужасном состоянии.
  
  Японец взял одну из моих рук в свою. «Двойной кожный нож», — приказал он медсестре. Его большой палец покоился на тонкой красной линии вокруг моего запястья, и я понял, что мои руки будут удалены в первую очередь - пересажены моему двойнику, чтобы убедиться, что мои отпечатки пальцев совпадают.
  
  Другой хирург склонился надо мной через стол. Внезапно, без предупреждения, он упал на меня; спина его белого халата покраснела от крови.
  
  Японец удивленно поднял глаза, и острое, как бритва, лезвие тонкого стилета вонзилось ему в горло. С ужасным булькающим звуком он сполз на землю.
  
  Затем я увидел самое прекрасное в веках: Паулу Афину.
  
  Прежде чем я успел задать первый из серии вопросов, она уже разорвала связывающие меня ремни. Затем она повернулась к четырем телам справа от меня.
  
  — Поторопись, Ник, — прошептала она. «Бог знает, как мы отсюда выберемся, так что поторопись». Когда я спрыгнул со стола, я услышал звук опускающегося лифта. Паула уже разорвала ремни Шиллингера и Дигнама. Я увидел, как она смотрит в изумлении, как и тогда, когда впервые увидел ее. « Настоящие имеют "Д" на тыльной стороне ладони, — закричал я. Затем я обратил свое внимание на опускавшуюся платформу. Ноги медсестры оказались перед лицом первыми. Я выпустил Пьера из своего бедра и увидел испуганное выражение на ее лице, когда бросил в нее Пьера. Газ от небольшой газовой бомбы был смертельным. Я услышал, как женщина вздохнула, а затем рухнула на пол лифта. Когда она опустилась на землю, снова замигал красный свет.
  
  Я повернулся к Пауле, когда лифт снова поднялся. «Должно быть, она нажала аварийную кнопку». Паула поддержала шатавшегося на ногах премьер-министра и непочтительно ударила его по лицу. — Они все будут здесь через несколько секунд!
  
  Я потянулся к настоящему Джеральду Шиллингеру, сидевшему на краю стола, и потряс его из стороны в сторону.
  
  — Мы должны спешить, сэр . Если мы этого не сделаем, мы никогда не выберемся отсюда».
  
  — Я в порядке, — пробормотал он.
  
  Я поверил ему на слово и побежал обратно к центру комнаты. Я увидел кислородные баллоны и предупреждение, написанное на них красными чернилами: «Опасно — легко воспламеняется».
  
  По крайней мере, это была возможность. Я подкатил два баллона к лифту, крича через плечо Пауле: «Отнеси их к воздуховоду и спускайся по лестнице. Он прямо за той стальной дверью.
  
  'Я знаю это. Как, черт возьми, ты думаешь, я сюда попала?
  
  Когда я побежал обратно за двумя оставшимися баллонами, я увидел, что Паула и двое мужчин уже направляются к двери. Я схватился за ручки баллонов и начал их тащить, но одно из колес заклинило. Я протянул руку и поднял Вильгельмину.
  
  Я положил четыре баллона на бок и открыл клапаны, направив струю прямо в открытую шахту лифта. Примерно в тридцати футах надо мной я услышал голоса. Я повернулся и побежал к стальной двери. С того места, где я стоял, у меня был прекрасный вид на шахту и опускающуюся платформу . Я видел их всех: Вольфшейца, Хансона, Лорну и двух медсестер. Я подождал, пока платформа окажется примерно в пяти футах от нашего пола, затем выстрелил в сторону шипящего кислорода.
  
  Комната содрогнулась от взрыва. Вся шахта лифта превратилась в бурлящий ад . Восходящая тяга поддерживала горение пламени. Я повернулся и начал бежать.
  
  Воздух в огромной пещере был удивительно прохладным и свежим. Паула помогла двоим мужчинам сесть в вертолет. Я подбежал к панели управления, которую заметил ранее рядом со стеклянной дверью. Я нажал верхнюю кнопку, и двери поднялись, открывая растянувшуюся во все стороны цепь заснеженных гор. Затем я нажал следующую кнопку, и вертолет начал медленно выкатываться на металлическую платформу.
  
  Паула прыгнула в вертолет. — Поторопись, Ник!'
  
  Я побежал к движущейся платформе, когда увидел большие металлические колпаки, торчащие из земли. Я встал на колени и открыл одну. Безошибочный запах высокооктанового бензина заполнил мои ноздри. Я открыл второй: масло. Я встал и побежал дальше.
  
  Паула уже запустила двигатель, и лопасти винта медленно вращались. Платформа полностью выкатилась, и вертолет находился в пяти метрах от склона горы. Мне потребовалось всего десять секунд, чтобы запрыгнуть.
  
  — Медленно поднимайтесь, — крикнул я сквозь рев машины. «Если вы услышите выстрелы, поднимите самолет как можно быстрее».
  
  Я оглянулся и увидел, что Шиллингер и Дигнам почти не в себе. Ну, по крайней мере, они остались живы. Вертолет легко оторвался от платформы, и я тщательно прицелился в открытый бензобак. Я подождал, пока мы окажемся в десяти футах от платформы, и выстрелил.
  
  Последовавший за этим взрыв потряс вертолет и грозил сдуть нас с неба. Но Паула точно следовала моим инструкциям, и мы быстро набрали высоту до того, как гору расколол взрыв бака с горючим. Когда мы зависли над заснеженной вершиной Хексен Зитце, верхушка отлетела. Мы смотрели на нечто, очень похожее на извержение вулкана. Через несколько секунд из вентиляционного отверстия волнами повалил черный дым, заполнив ясное швейцарское небо.
  
  Боюсь, я игнорировал двух мужчин, которых мы пришли спасти, пока не услышал историю Паулы . «Скала устояла, и я обнаружила, что еще жива, когда лавина остановилась. Мне едва хватило места для дыхания. Я использовал свой огнемет, как ты использовал свой. Когда я не могла найти выхода, я начал работать со снежной стеной, пока не добрался до туннеля, который ты сделал в снегу. Потом я поняла, что ты проигнорировал мое предыдущее предупреждение и все равно пытался найти меня.
  
  — И это именно так, — сказал я. А потом я отбросил все авиационные правила и поцеловал своего второго пилота в ее аппетитные губы.
  
  Конец
  
  
  
  
  
  
  Оглавление
  Глава 2
  Глава 3
  Глава 4
  Глава 5
  Глава 6
  Глава 7
  Глава 8
  Глава 9
  Глава 10
  Глава 11
  Глава 12
  Глава 13
  Глава 14
  Глава 15
  
  
  
  
  
  Ник Картер
  
  Killmaster
  
  Шесть кровавых летних дней
  
  
  
  
  Посвящается служащим секретных служб Соединенных Штатов Америки
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 1
  
  
  
  
  
  Я сел в лодку и прислушался к тишине. Вода блестела на солнце золотом. Я прищурился от его яркости, глядя на хвойные деревья, собранные гномоподобными конклавами на берегу озера. На гребни поднялись ели и березы. Но в пределах моей видимости не двигалось ничего крупнее комара. Это было неестественно; сочетание таких факторов. Я мог подождать или начать действие. Я не люблю ждать. То, что я искал, тоже могло не нравиться ожиданию. Моя правая рука плавно вернулась назад, левая рука расслабилась и расслабилась, а затем движение вперед, прямо вперед и осторожно с запястьем.
  
  Воцарилась тишина. Моя левая рука начала свое деликатное задание. Я чувствовал пот на шее и лбу. Погода не подходила. Она должна было быть резкой и прохладным, а ветер трепал воду. Вместо этого я увидел небольшую волну и уловил изменение цвета под ней.
  
  Мой противник сделал свой ход. Убийственно стремительный и точно в цель, он поразил… и побежал. Он весил три фунта, если был унцией, весь в крапинках арктического угля и полный энергии. Я стоял, чтобы сражаться. Два дня я преследовал его. Я знал, что, хотя другая форель погружалась глубоко в воду из-за жары не по сезону, этот одиночка любил идти своим путем, кормясь на мелководье среди камышей. Я его видел. Я преследовал его, и в его независимости было что-то, что мне нравилось. Может быть, он напомнил мне меня, Ника Картера, который наслаждался столь необходимым отдыхом на озере в пустыне в Квебеке.
  
  Я знал, что он будет борцом, но он был большим; он был полон лукавства. «Может быть, больше похож на Хоука, чем на Картера», - подумал я, когда он прыгнул под лодку и попытался порвать леску. «Нет такой удачи, приятель, - сказал я. На мгновение показалось, что только двое из нас соревнуются в пустом мире. Но это не могло продолжаться долго, как не могло длиться тишина.
  
  Жужжание комара, но затем громче, жалоба перерастает в знакомую чепуху. Соринка в небе летела прямо ко мне, и мне не нужно было волшебного отражения в воде, чтобы сказать мне, что это означает прощание с R&R и еще пять дней рыбалки на озере Клосс. Жизнь секретного агента никогда не прерывается так, как когда он оправляется от опасностей своей профессии.
  
  Но не сейчас, черт возьми! Я доказывал, что не все рыболовные истории имеют длину фута и ширину брюха акулы. У меня на линии был кит, а все остальное подождет. Но этого не произошло.
  
  Большой RCAF AB 206A неуклюже налетел на меня, и толчок его вентиляторов не только взбивал воду, но и чуть не сбил меня с ног. Меня это не позабавило. Я отмахнулся от окровавленной твари, и она покатилась вбок, как стрекоза-переросток.
  
  Мой противник погрузился в замешательство. Теперь он выскочил на поверхность и разбил воду, дрожа, как терьер, пытаясь бросить крючок. Я надеялся, что это зрелище впечатлит тех, кто сидит в вертолете. Должно быть, потому что они сидели в воздухе неподвижно и громко гремели, пока я играл со своим другом на линии. Он прыгал по воде полдюжины раз
  
  еще до того, как я приблизил его к лодке. Затем была непростая задача - удерживать леску натянутой правой рукой, а левой протягивать сеть под ним. На рыбалке, если вы хотите рыбу, никогда не торопитесь. Вы остаетесь спокойным и спокойным, слаженным; кое-что у меня хорошо получается.
  
  Возможно, он был не длиннее фута, но выглядел так. И цвет у него - насыщенный загара, полный красно-коричневых тонов, с красивым крапчатым животом. Он был измотан, но не сдавался. Даже когда я поддерживал его перед своей воздушной аудиторией, он пытался освободиться. Он был слишком свободен и полон духа, чтобы сдаться, к тому же я знал, что ухожу. Я поцеловал его слизистую голову и отбросил обратно на в воду. . Он хлопнул по воде хвостом, но не в знак благодарности, а в знак протеста, а затем ушел.
  
  Я доплыл до берега, привязал лодку к причалу и собрал свое снаряжение из каюты. Затем я вышел к концу дока, и вертолет сбросил веревочную лестницу, и я поднялся наверх, дыша бальзамом и сосной, прощаясь с покоем и расслаблением.
  
  Всякий раз, когда мне или любому другому агенту AX предоставляется время R&R, мы знаем, что оно заимствовано, как и все остальное время. В моем случае я также знал, что, если возникнет необходимость связаться со мной, RCAF будет использоваться для передачи сообщения, поэтому неудивительно, что вертолет пролетел над верхушками деревьев. Что меня действительно удивило, так это то, что внутри меня ждал Хоук.
  
  Дэвид Хок - мой босс, директор и руководитель операций в AX, самом маленьком агентстве в правительстве США и самом смертоносном. Наш бизнес - это глобальный шпионаж. Когда дело доходит до грубых вещей, мы берем на себя ответственность там, где останавливаются ЦРУ и остальные ребята из разведки. Помимо президента, о нашем существовании знают менее десяти чиновников из всей бюрократии. Таков и должен быть Интеллект. AX подобен аксиоме Бена Франклина: три человека могут хранить секрет, если двое из них мертвы. Мы единственные, кто остается в живых, а Хоук - главный. На первый взгляд, вы можете подумать, что он пожилой и не слишком успешный продавец подержанных автомобилей. Хорошее прикрытие для человека, которого я считаю самым проницательным оператором в самой смертоносной игре из всех.
  
  Когда я просунул голову в люк, и один из членов экипажа протянул мне руку с сумкой, я увидел, как Хоук склонился над своими сложенными ладонями, пытаясь прикурить свою вездесущую сигару на сквозняке. К тому времени, как я поднялся и вошел, и люк закрылся, он уже сидел, откинув голову назад, и удовлетворенно высасывал дым и серу из зловонно пахнущей марки сигары, которую он лелеял.
  
  «Хороший улов, - сказал он, сардонически глядя на меня. «Сядьте и пристегнитесь, чтобы мы могли выбраться из этого рая в пустыне».
  
  «Если бы я знал, что вы идете, я бы поймал двоих, сэр», - сказал я, садясь рядом с ним.
  
  Его помятый костюм подходил ему, как брошенный мешок, и не было никаких сомнений в том, что опрятно одетый член экипажа не мог понять, почему было такое VIP-обращение с неопрятным старым чудаком и рыбаком с хорошей форелью.
  
  «Сынок, - послышался хрип Хоука, перекрыв тяжелый фырканье вертолета, - посмотри, сможешь ли ты помочь пилоту».
  
  Командир, капрал, колебался лишь мгновение. Затем коротко кивнув, он двинулся к кабине. Мягкость на лице Хоука исчезла вместе с ним. Теперь худощавое лицо приобрело такой вид, который часто наводил меня на мысль, что кто-то в генеалогическом древе Хоуков был военным вождем сиу или шайеннов. Выражение лица отражало сдерживаемую силу, полную проницательности и восприятия, готовую действовать.
  
  «Извините за прерывание. У нас есть оповещение DEFCON». Хоук использовал официальные слова, как будто шотландец тратит деньги.
  
  "Глобальный, сэр?" Я почувствовал легкое покалывание в затылке.
  
  "Нет. Хуже". Когда он говорил, у него на коленях лежал чемодан атташе. «Это даст вам фон». Он вручил мне информационную папку AX с красной полосой на обложке, предназначенной только для глаз президента. Это была вторая копия. Было краткое резюме. Это было похоже на развернутый сценарий разговора, который у нас с Хоуком был не больше недели назад. Это не означало, что штаб-квартира AX в Дюпон-Серкл в столице страны прослушивалась. За потрепанной обложкой Amalgamated Press and Wire Services мы не делаем ошибок. Это также не означало, что мы были ясновидящими, хотя бывают моменты, когда я уверен, что у Хоука есть дар. Это просто означало, что из существующих условий можно сделать вывод, не используя компьютер, что будут определенные результаты. В этом случае результат был запоздалым - ядерная кража. Это также была ядерная кража нового сверхсекретного тактического оружия, что означало, что со стороны президента будут приняты некоторые щекотливые дипломатические решения.
  
  Cockeye относится к классу SRAM - ударная ракета малой дальности. Это разновидность ракеты, которого мы поставили израильтянам во время войны Йом Киппур. На этом сходство заканчивается. Петушок - это ядерная бомба,
  
  и в отличие от любого другого тактического ядерного оружия ближнего радиуса действия, его эффективность составляет девяносто процентов. В переводе это означает, что в то время как другие ядерные боеприпасы того же размера и типа - будь то в арсеналах Варшавского договора, в пекинских бункерах или в нашем собственном - могут уничтожить городской квартал, Cockeye может уничтожить город. Чрезвычайно мобильный цилиндрический объект, длиной ровно шестнадцать футов, весом менее полутонны и дальностью действия 150 миль, Cockeye - сильный козырь в вашей защитной колоде. И это стерло некоторые тревожные черты с лиц наших планов и политиков в SHAPE и в Пентагоне.
  
  Читая подробности потери «Петушка», был очевиден один фактор; экспертиза тех, кто проводил операцию. Это была гладкая, изящная работа, и она показала точное знание расположения бункеров в Кацвейлере к северу от Кайзерслаутена на Рейнланд-Платц, где хранилась эскадрилья ракет.
  
  Был густой туман, что было обычным явлением в это время года или в 03:00. В отряде охраны из пятидесяти человек не было выживших, а детали времени и передвижения были собраны CID постфактум. Они приехали на грузовике, который позже был обнаружен, замаскированный под американскую армию шесть на восемь. Предполагалось, что, если бы они не были одеты в одежду G.I., они встретили бы хоть какое-то сопротивление. Ножи были применены к трем военнослужащим, дежурным у ворот, и к охранникам бункера. Судя по телам последних, они думали, что их убийцы были их спасателями. Двое офицеров и остальные умерли в своих кроватях от отравления газом.
  
  Был украдена только одна ракета с ядерной боеголовкой. Непосредственное подозрение будет сосредоточено на КГБ или Чиком SEPO, использующем команду кавказских маоистов.
  
  Но не на долго. В то же время, когда захватывался «Петушок», в нескольких километрах к югу на складе в Оттербахе происходила еще одна кража. Это была не та группа, которая украла Петушок, но использовались те же методы. В данном случае захваченным объектом была наша последняя модель ДПЛА - дистанционная беспилотная машина - черный ящик и все такое.
  
  ДПЛА не намного длиннее, чем Cockeye. У него короткие короткие крылья, и он может летать со скоростью 2 маха. Его основное предназначение - фоторазведка. Но соедините Cockeye с ДПЛА, и у вас будет ядерная ракета с дальностью действия 4200 миль и способностью убить миллион человек.
  
  «Ядерный шантаж, вот и мы в деле, - сказал я.
  
  Ястреб хмыкнул, и я потянулась за одной из своих сигарет, сделанных на заказ, чтобы попытаться приглушить запах его сигары.
  
  Был единственный абзац, посвященный тому, что можно было бы назвать горькой пилюлей:
  
  Из-за погодных и временных условий, а также из-за того, что весь задействованный персонал был ликвидирован, кража в Кацвейлле была обнаружена только в 05:40, а в Оттербахе - до 05:55. Хотя USECOM в Хидельберге и SHAPE в Касто были немедленно осведомлены об атаке в Оттербахе, штаб-квартира США и НАТО не была проинформирована по причинам, которые в настоящее время расследуются, об исчезновении Cockeye до 07:30.
  
  
  
  "Почему этот беспорядок?" - сказал я, глядя вверх.
  
  «Какой-то недовольный своим званием командир бригады, который думал, что сможет решить все сам, потому что он нашел грузовик. Это могло иметь значение».
  
  Следующая оценка объяснила почему. AX, как и все разведывательные агентства союзников, приложил все усилия, чтобы выследить убийц и вернуть украденные вещи. В радиусе 1500 километров от Кайзерлаутена не было ни одного грузовика, поезда, автобуса или самолета, которые бы не останавливались и не обыскивались. Весь наземный транспорт, пересекающий западноевропейские границы и границы «железного занавеса», подвергался двойной проверке. Воздушное наблюдение с использованием специальных устройств обнаружения покрыло земной шар. У каждого агента на местах от Киркенеса до Хартума была одна миссия - найти Петушок. Если бы зуммер был включен для увеличения усилия во время открытия, а не почти два часа спустя, я, возможно, все еще ловил рыбу.
  
  AX выдвинул рабочее предположение, основанное на четырех критериях: 1. Никакая крупная противоборствующая сила не провела эту операцию. У них были свои ДПЛА, и украсть один в качестве диверсии было бы слишком рискованно. 2. Таким образом, кража ДПЛА была так же важна для операции, как и кража Cockeye. 3. После кражи время было ключевым фактором. Те, кто проводил двойную операцию, не могли знать, сколько у них времени. Это означало немедленную необходимость укрытия или транспортировки из этой области.
  
  Если они останутся в этом районе, владельцы будут находиться под постоянным давлением раскрытия, и их способность действовать будет строго ограничена. 4. Cockeye и ДПЛА, скорее всего, были доставлены из предполагаемой точки в пределах области в предполагаемую точку за ее пределами.
  
  Исследование движения всего воздушного движения в зоне действия сразу после краж дает единственную подсказку. Грузовой самолет винтового типа DC-7, принадлежащий Североафриканской Народной Республике, вылетел из города Рентштуль Флюгцойгтрагер возле Кайзерлаутена в 05:00 того же дня.
  
  Самолет прибыл на неделю раньше для ремонта двигателей, компания Rentstuhl специализируется на ремонте нереактивных самолетов.
  
  В тумане DC-7 взлетел с минимальной проверкой. Его манифест, проверенный таможней накануне вечером, показал, что на нем были запасные части двигателей. Припаркованный в дальнем конце рампы, самолет находился в изолированном положении и в тумане его не было видно из вышки или административного здания в критический период.
  
  Экипаж из трех человек, которые выглядели как военные пилоты NAPR, прибыл на операцию в 04:00. Они подали план полета в аэропорт Ираклиона в Афинах. В 07:20 Управление воздушного движения Чивитавеккья было проинформировано о том, что план полета был изменен на Ламана- прямой, столица НАГР.
  
  Возможный вывод: Cockeye и ДПЛА находились на борту DC-7.
  
  «Это довольно тонко, сэр», - сказал я, закрывая папку.
  
  «Это было вчера. С тех пор она стала толще, и я знаю, о чем вы думаете - что Бен д'Око Менданике из Североафриканской Народной Республики никогда бы не втянул себя ни во что подобное».
  
  Вот о чем я думал.
  
  «Ну, он больше не замешан в этом. Он мертв». Хоук покачал обрубком своей сигары и прищурился от заходящего в порт солнца ». Также Карл Петерсен, наш посол в NAPR. Оба они убиты после того, как встретились на секретной встрече. Петерсена сбил грузовик и Менданике в авиакатастрофе в Будане примерно три часа спустя, и все это в то же время, что и удар по "Петушкам ".
  
  «Это могло быть совпадением».
  
  "Может, но есть ли у вас идеи получше?" - сварливо сказал он.
  
  "Нет, сэр, но помимо того, что Менданике неспособен спланировать кражу ядерных материалов, у него нет никого из его крысиной стаи, кто мог бы ограбить копилку. И, как мы оба знаем, ситуация в НАГР давно созрели для переворота полковников ".
  
  Он пристально посмотрел на меня. «Не думаю, что позволю тебе снова порыбачить. Один!» Он поднял большой палец. «Ядерная бомба и ДПЛА перенесены из точки А. Два!» Его указательный палец поднялся. «Пока не появится что-нибудь получше, этот DC-7 - единственная проклятая зацепка, которая у нас есть. Три!» Остальные пальцы поднялись вверх - и я заметил, что у него длинная линия жизни - «Ник Картер отправляется в точку B, чтобы посмотреть, сможет ли он найти то, что было взято из точки А. Ясно?»
  
  "Более или менее." Я ухмыльнулся ему, и кислый взгляд сменился тем, что можно было бы назвать его добродушным хмурым взглядом.
  
  «Это вызов, сынок, - тихо сказал он. «Я знаю, что это тонко, но нет времени. Непонятно, что имеют в виду эти ублюдки. они захватилили оружие, о котором они ничего не знают, и что оно могло быть нацелено на один из их городов ".
  
  Ястреб не из тех, кого ничто не беспокоит. Не один из нас. Иначе он бы не сидел на своем месте, и я бы не сидел рядом с ним. Но в угасающем полуденном свете морщины на его лице казались более глубокими, а за неподвижностью его бледно-голубых глаз таился проблеск беспокойства. У нас была проблема.
  
  Для меня это название игры, в которой меня обвиняли. Избавьтесь от всех «а», «если» и «но», избавьтесь от официального жаргона, и это просто вопрос того, как вы поступите.
  
  Хоук сообщил мне, что мы направляемся в аэропорт Дорваль за пределами Монреаля. Там я сяду на рейс Air Canada прямо в Рим, а затем на «Каравеллу NAA» до Ламаны. Я действовал как Нед Коул, главный корреспондент Amalgamated Press and Wire Services - AP&WS. Мое задание - сообщить о внезапной и трагической смерти премьер-министра Бен д'Око Менданике. Крыша была достаточно прочной. Но в качестве подстраховки у меня был второй паспорт, французский, на имя Жака Д'Авиньона, гидролога и инженера-водника евроконцерна РАПКО. Пресная вода для НАПР была на одном уровне с нефтью. И того, и другого они имели чертовски мало.
  
  У нас не было персонала AX, который мог бы меня поддержать. Я сказал бы, что мы маленькие. Моим единственным официальным контактом будет Генри Саттон, резидент ЦРУ и коммерческий атташе посольства США. Он ждал меня в связи со смертью посла, но не знал о моей настоящей миссии. Даже в подобной ситуации политика AX заключается в разглашении оперативных планов сотрудничающим спецслужбам только по усмотрению агента на местах.
  
  Вначале у меня было два пути подхода: пакистанская вдова Менданике, Шема, и экипаж DC-7. Вдова, потому что она могла знать тему тайной встречи посла Петерсена с ее покойным мужем и причину внезапного бегства в Будан. Что касается экипажа DC-7, то по понятным причинам я хотел обсудить с ними планы полета.
  
  Как я уже сказал, это была обычная процедура. Это Хоук сказал: «У вас максимум нет времени, чтобы узнать, есть ли там Cockeye и ДПЛА».
  
  
  
  
  
  
  Глава 2
  
  
  
  
  
  В течение оставшейся части пути из рыбацкого лагеря я запомнил большую часть справочного материала, который передал мне Хоук. В основном это касалось Североафриканской Народной Республики.
  
  У каждого агента AX есть актуальная картина геополитического лица земного шара. Как Killmaster N3, мои знания, конечно же, обширны и глубоки. Так и должно быть, чтобы, сосредоточившись на деталях, я уже на полпути.
  
  Из всех стран Магриба НАГР является самой бедной. Он был создан ООН в конце 50-х из засушливой части бывших французских владений. Как «недавно возникшая нация третьего мира», ее появление было чисто политическим.
  
  Его столица Ламана - это глубоководный порт, стратегически расположенный и давно желанный для Советского Союза. Адмирал С.Г. Горшков, главнокомандующий ВМФ России, сказал в секретных показаниях перед Центральным комитетом Политбюро, что Ламана является ключом к контролю над западным Средиземноморьем. Не требовалось военного гения, чтобы понять почему.
  
  Этому контролю препятствовали отношения между президентом НАРН Бен д'Око Менданике и Вашингтоном. Это не были отношения, скрепленные добрым товариществом. Единственное, что нравилось Менданике в США, - это непрерывный поток помощи. Он взял его одной рукой, при каждой возможности устно хлопая своего благодетеля по лицу. Но в обмен на помощь он не дал Советам права на бункеровку в Ламане, а также был достаточно умен, чтобы опасаться их присутствия на своей территории.
  
  Существовали некоторые параллели с ситуацией в отношении Тито и советским натиском на Адриатические порты. Имя Менданике часто связывали с именем югославского лидера. На самом деле толстый заголовок на баннере Montreal Star гласил: «Менданике, североафриканский Тито мертв».
  
  Цейлонец по происхождению, получивший образование в Оксфорде, Менданике захватил власть в 1964 году, свергнув и убив старого короля Факи в результате кровавого переворота. Родственник Факи, Шик Хасан Абу Осман, не очень обрадовался переходу, и когда Вашингтон отказался предоставить ему оружие, он отправился в Пекин. Его десятилетняя партизанская кампания в южном секторе песчаной насыпи NAPR вокруг Будана время от времени упоминалась в прессе. Влияние Османа было мало, но, как и Мустафа Барзани в Ираке, он не собирался уходить, и его китайские поставщики были терпеливы.
  
  В результате крушения с Менданике погибли шесть его ближайших советников. Фактически, единственным оставшимся членом его правящего окружения был генерал Салем Аззиз Тасахмед. По до сих пор неизвестным причинам его не вытащили из постели вместе с шестью другими, чтобы совершить неожиданный рейс по билету в один конец в колонку некрологов.
  
  После известия о катастрофе Тасахмед объявил себя маршалом и заявил, что возглавит временное правительство. Генералу было сорок, он стажировался в Сен-Сире, бывшем французском Вест-Пойнте, и был полковником во время переворота 1964 года. У него была жена, сестра Менданике, и они с Беном были верными друзьями до смерти. По этому поводу AX Inform гласил:
  
  Тасахмед, как известно, с июня 1974 года имеет дело с агентом КГБ А. В. Селлиным, главой резидентуры Мальты, прикомандированным к руководству. Рядом был Черноморский флот, которым командует вице-адмирал В.С. Сысоев.
  
  ;
  
  Как предупредила Звезда, «трагическая смерть» Менданике вызвала возмущенные требования ряда лидеров третьего и четвертого мира о созыве экстренной сессии Совета Безопасности ООН. Случайная смерть не принималась во внимание. Осажденное ЦРУ снова стало мальчиком для битья, и хотя не было ощущения, что Совет Безопасности может вызвать воскрешение «известного государственного деятеля и защитника прав народов», встреча дала бы широкую возможность выразить злобу против империалистической войны США.
  
  Со всем дополнительным опытом, который предоставил мне Хок, моя первоначальная оценка не изменилась. Дело в том, что это было усилено. В этой ситуации присутствовали все составляющие классического контрпереворота, вдохновленного Советским Союзом. И единственным связующим звеном между Кацвейлером и Ламаной был тот самолет DC-7, который, казалось, взлетел обычным рейсом, его единственным подозрительным действием было изменение пункта назначения на полпути.
  
  К тому времени, как мы приземлились у ангара RCAF в Дорвале, я
  
  переоделся в деловой костюм и принял личность Неда Коула из AP & WS. Когда я не на дежурстве, полностью упакованная дорожная сумка и специальный кейс для атташе AX оставляют в штаб-квартире для быстрого получения, и Хоук их забрал. Вне службы или на службе моя стандартная одежда состоит из Wilhelmina, моего 9-миллиметрового люгера, Hugo, стилета с креплением на руку и Pierre, газовой бомбы размером с грецкий орех, которую я обычно ношу в своих жокейских шортах. Меня тщательно обыскивали больше раз, чем я могу сосчитать, и одна из причин, по которой я хочу поговорить об этом, заключается в том, что никто не подумал обыскать это место.
  
  Я стоял на линии полета в ранней вечерней темноте с Хоуком, когда он готовился к посадке в самолет представительского класса, который увезет его обратно в столицу. Больше не было необходимости рассказывать подробности истории.
  
  «Естественно, президент чертовски хочет, чтобы это дело было упаковано, прежде чем оно станет достоянием общественности», - сказал Хоук, сложив ладони и закуривая еще одну сигару.
  
  «Я полагаю, они молчат по одной из двух причин, а может и по обеим. Где бы они ни спрятали Cockeye, им требуется время, чтобы установить его на ДПЛА и поработать с авионикой. Это может быть слишком сложно для них."
  
  "Какая другая причина?"
  
  «Логистика. Если это шантаж, требования должны быть выполнены, условия выполнены. Требуется время, чтобы претворить в жизнь такой план».
  
  «Будем надеяться, что этого достаточно, чтобы дать нам достаточно… Ты чувствуешь себя хорошо?» Он впервые упомянул причину, по которой я рыбачил на озере в Квебеке.
  
  «Я терпеть не могу долгих отпусков».
  
  "Как нога?"
  
  «Лучше. По крайней мере, она у меня есть, а этот ублюдок Тупамаро стал на голову ниже».
  
  "Хммм." Конец сигары светился красным в холодных сумерках.
  
  «Хорошо, сэр», - раздался голос из самолета.
  
  «Извини, что оставил тебя с моими рыболовными снастями», - сказал я.
  
  «Я попробую удачу в Потомаке. До свидания, сынок. Оставайся на связи».
  
  «Его рука была как железное дерево».
  
  На машине меня отвезли в аэровокзал. Во время короткой поездки я снова натянул упряжь. Регистрация прошла незамедлительно. Службе безопасности дали сигнал пройти меня, бегло осмотрев мой кейс атташе и обыскав тело как пирожное. Боинг 747 почти не имел полезной нагрузки. Несмотря на то, что я ехал экономическим классом, как любой репортер хороших новостей, у меня было три места, которые были хороши для отдыха и сна.
  
  Во время питья и ужина я расслабился Но, как сказал Хоук, все сводилось к одному. Украденное могло быть где-то в НАРР. Если оно там были, моей задачей было не только найти их, но и избавиться от того, кто его туда поместил. В помощь мне сверху будут спутник и разведка с маолета СР-71.
  
  Раньше правда была сильнее вымысла. Теперь ее насилие намного опережает фантастику. Телевидение, фильмы и книги не успевают. Это стало вопросом превосходства. И главная причина ускорения заключается в том, что сегодня в Лос-Анджелесе, Мюнхене, Риме или Афинах тем, кто слишком часто убивает своих собратьев, это сходит с рук. В старых добрых США благотворители беспокоятся о нападавших, а не о жертвах. AX работает иначе. В противном случае он вообще не мог бы работать. У нас более старый код. Убить или быть убитым. Защищайте то, что нужно защищать. Верните все, что попало в руки врага. На самом деле никаких правил. Только результаты.
  
  
  
  
  
  
  Глава 3
  
  
  
  
  
  Здание терминала аэропорта Леонардо да Винчи в Риме представляет собой длинный застекленный вогнутый коридор с кучей стоек авиакомпаний, экспресс-баров и газетных киосков. Стекло обращено к линии полета, и есть спускающиеся пандусы от множества входных ворот, где собираются вместе самолеты крупных авиакомпаний. Менее престижные перевозчики, направляющиеся в Северную Африку и на юг и восток, загружаются с задних крыльев терминала, что доказывает, что, по крайней мере, в Риме, несмотря на вновь обретенное влияние арабских нефтедобывающих стран, существует определенный набор отличий. все еще наблюдается.
  
  Прогулка по широкому, густонаселенному коридору была полезна для двух вещей - наблюдения и тренировки выздоравливающей ноги. Наблюдение было важнее. С момента вылета рейсом Air Canada я знал, что нахожусь под наблюдением. Это внутреннее чувство, основанное на долгом опыте. Я никогда не спорю с этим. Это было там, когда я высадился по пандусу и выросло вместе с капучино, которое я заказал в экспресс-баре. Оно оставалось твердым, когда я подошел к газетному киоску и купил Rome Corriere Delia Sera, а затем сел в соседний стул, чтобы просмотреть заголовки. Менданике по-прежнему оставался первой страницей. Сообщалось, что в стране наблюдается напряженность, но под жестким контролем. Я решил, что пора пойти в мужской туалет поправить галстук.
  
  Я заметил его, изучая новости от Ламаны.
  
  Он был маленького роста и жилистого, с землистым цветом лица и невзрачной одеждой. Он мог быть откуда угодно, типичное лицо в толпе. Меня интересовало его намерение, а не его анонимность. Только Ястреб и центральный контроль AX знали, что я в Риме… предположительно.
  
  В зеркале мужского туалета мое лицо сердито смотрело на меня. Я сделал пометку, чтобы напомнить себе, что надо больше улыбаться. Если бы я не был осторожен, я бы начал выглядеть так, как будто кто-то придумал секретного агента.
  
  Было довольно постоянное движение людей, выходящих из комнаты, но мой маленький наблюдатель не вошел. Возможно, слишком опытный профи. Когда я вышел и спустился по лестнице в главный коридор, он исчез.
  
  До полета было достаточно времени, но я пошел к далекой точке регистрации, чтобы посмотреть, смогу ли я его спугнуть. Он не появился. Я сел подумать. Он был настоящим шпиком. Его целью, вероятно, было подтвердить мое прибытие и сообщить об этом. Кому? У меня не было ответа, но если его контроль был предупрежден, я тоже. Возможно, преимущество было за противником, но они совершили серьезную ошибку. Их интерес указывал, что в дальнем плане Хоука что-то пошло не так.
  
  Я вернулся к чтению Corriere. Он был полон предположений о смерти Менданике и ее значении для НАР. Детали крушения совпали с теми, которые предоставил Хоук. Самолет совершал обычный заход на посадку ADF на полосу на краю Буданского оазиса. Нормальный во всех отношениях, за исключением того, что он врезался в землю в восьми милях от конца взлетно-посадочной полосы. Самолет взорвался при ударе. Эта катастрофа была саботажем, но до сих пор никто не мог объяснить, как DC-6 влетел в песок пустыни, с выдвинутыми колесами и стандартной скоростью снижения в то время, когда погода была «ясной» между дневным светом и тьмой. Это исключало взрыв на борту или другой самолет, сбивший Менданике. Генерал Тасахмед заявил, что будет проведено полное расследование.
  
  Мои попутчики начали собираться. Смешанная публика, преимущественно арабская, некоторые в западной одежде, другие нет. Было несколько неарабов. Трое, судя по разговору, были французскими инженерами, двое - британскими продавцами тяжелой техники. Принимая во внимание обстоятельства, я не думал, что их время для ведения бизнеса было удачным. Но такие вещи, похоже, не беспокоят британцев.
  
  Собравшаяся группа мало обращала внимание друг на друга, время от времени сверяла часы и ждала прибытия самолета, чтобы начать ритуал регистрации и проверки. После последней бойни в аэропорту Рима даже арабские авиалинии начали серьезно относиться к безопасности. Вильгельмина и Хьюго находились в своих закрытых камерах в атташе-кейсе. На этот счет проблем не возникнет, но когда прибыл только один клерк NAA-мужчина, опоздавший на двадцать минут с планшетом под мышкой, я понял, что проблема исходит из другого источника.
  
  Сначала он заговорил на арабском, затем на плохом английском, его гнусавый голос был ровным и непримиримым.
  
  Некоторые из ожидающей толпы застонали. Остальные задавали вопросы. Некоторые начали протестовать и спорить со служителем, который немедленно занял оборонительную позицию.
  
  «Я говорю, - казалось, что больший из двух англичан внезапно осознал мое присутствие, - в чем, кажется, проблема? Задержка?»
  
  «Боюсь, что да. Он предлагает вернуться в час дня».
  
  «Час! Но это не раньше…»
  
  «Один час», - вздохнул его спутник с печальными глазами.
  
  Пока они обдумывали плохие новости, я размышлял о том, чтобы позвонить по римскому номеру и предоставить в свое распоряжение самолет. Во-первых, это был вопрос того, стоила ли потеря времени риска особого прибытия, которое привлекло бы внимание в то время, когда подозрения в Ламане стали более параноидальными, чем обычно. А во-вторых, был вопрос, настраивали ли меня на убийство. Я решил, что как-нибудь наверстать упущенное. А пока я бы немного отдохнул. Я оставил двух британцев обсуждать, будут ли они есть второй завтрак из кровавых бифштексов, прежде чем они отменит свое бронирование, или после.
  
  На втором этаже терминала находится так называемая временная гостиница, в которой можно снять номер-камеру с двухъярусной койкой. Задерните тяжелые занавески на окнах, и вы сможете перекрыть свет, если хотите отдохнуть.
  
  В нижнем ярусе я положил обе подушки под одеяло и позволил занавеси свисать. Потом поднялся на верхний уровень и лег ждать развития событий.
  
  Клерк NAA объявил, что трехчасовая задержка произошла из-за механической неисправности. Со своего места в зоне ожидания я мог видеть нашу Каравеллу на линии полета ниже. Багаж загружался в нижнюю часть самолета, а служащий бензовоза доливал в баки самолета JP-4. Если бы у самолета были механические
  
  проблемы не было видно ни механика, ни доказательств того, что кто-то что-то делал, чтобы что-то исправить. Это была нечеткая ситуация. Я решил принять это на свой счет. Выживание в моем бизнесе требует прямого отношения. Лучше быть уличеным неправым, чем мертвым. В регистре гостиницы я написал свое имя крупным и четким шрифтом.
  
  Он пришел через час и пятнадцать минут. Я мог бы оставить ключ в замке и усложнить ему задачу, но я не хотел, чтобы это было сложно. Я хотел поговорить с ним. Я услышал слабый щелчок тумблеров, когда его ключ повернулся.
  
  Я спустился с койки и приземлился беззвучно на холодный мраморный пол. Поскольку дверь открылась внутрь, я обошел ее край. Показалась щель. Проем расширился. Показалось дуло - «Беретты» с громоздким глушителем. Я узнал костлявое запястье, блестящую синюю куртку.
  
  Пистолет дважды кашлянул, и в полумраке подушки убедительно подскочили в ответ. Позволить ему продолжить было пустой тратой боеприпасов. Я поранил его запястье, и, когда «Беретта» ударился об пол, я катапультировал его в комнату, ударил его о двухэтажную кровать и захлопнул дверь ногой.
  
  Он был маленьким, но быстро оправился и был быстр, как ядовитая змея. Он развернулся между шестами кровати, закружился и пошел на меня с лезвием в левой руке, оно было похоже на маленькое мачете. Он присел с недружелюбным выражением лица. Я натупал, тесня его, стилет Хьюго кружился .
  
  Он сплюнул, пытаясь отвлечь меня, толкая меня в живот, а затем ударил по горлу. Его дыхание было прерывистым, его желтоватые глаза остекленели. Я сделал ложный выпад с Хьюго, и когда он нанес контратакующий удар, я нанес удар ногой в промежность. Он избежал большей части удара, но теперь я прижал его к стене. Он попытался оторваться, намереваясь расколоть мне череп. Я поймал его запястье прежде, чем он успел разделить мои волосы. Затем я заставил его развернуться, его лицо врезалось в стену, рука была вывернута к его шее, Хьюго протыкал его горло. Его оружие издало приятный лязгающий звук, когда упало на пол. Его дыхание было хриплым, как будто он пробежал очень длинный путь и проиграл гонку.
  
  «У тебя нет времени жалеть. Кто тебя послал?» Я попробовал на четырех языках, а потом поднял руку до предела. Он корчился и задыхался. Я пролил кровь с Хьюго.
  
  «Еще пять секунд - и ты мертв», - сказал я по-итальянски.
  
  Я ошибался ни на каком языке. Он умер в четыре секунды. Он издал всхлипывающий звук, а затем я почувствовал, как его тело содрогнулось, его мускулы сжались, как будто он пытался вырваться изнутри. Он рухнул, и мне пришлось его удерживать. Он нормально укусил ампулу, только она была заполнена цианидом. Я почувствовал запах горького миндаля, когда положил его на койку.
  
  В ритуале смерти он выглядел не лучше, чем был живым. У него не было никаких документов, что неудивительно. То, что он покончил с собой, чтобы помешать мне заставить его говорить, доказывало либо фанатичную преданность, либо боязнь более мучительной смерти после того, как он заговорит, - или и то, и другое.
  
  Я сел на койку и закурил. Я никогда не трачу время на размышления о том, что могло бы случиться, если бы я поступил иначе. Роскошь самообвинения я оставляю философу. Здесь у меня были останки маленького убийцы, который сначала проверил мое прибытие, а затем изо всех сил пытался помешать моему отъезду.
  
  Где-то между его наблюдением и его заключительным актом кто-то со значительным влиянием хотел заманить меня в тюрьму за убийство, заказав длительную задержку запланированного рейса. Инструкции моего потенциального убийцы относительно метода, которым он мог бы избавиться от меня, должно быть, были гибкими. Он не мог знать, что я решу немного отдохнуть. Я мог бы сделать еще полдюжины других вещей, чтобы скоротать время, и все они были бы на виду. Это затруднило бы работу убийцы и увеличило бы вероятность его поимки. Все это указывало на определенную степень отчаяния.
  
  Попытка также вызвала серьезные вопросы: кто-то знал, что я Ник Картер, а не Нед Коул. Кто? Если этот кто-то был связан с NAPR, зачем убивать меня в Риме? Почему бы мне не позволить мне прийти в Ламану и без риска прикончить меня там? Один из ответов может заключаться в том, что тот, кто направил моего нового соседа по комнате, был связан не с NAPR, а с North African Airlines. Поскольку эти двое были частью одной структуры, приказы на убийство исходили извне, но имели значительное влияние внутри авиакомпаний.
  
  Неизвестно, был ли у трупа на моей койке ведомый. В любом случае кто-то будет ждать отчета об успехе миссии. Было бы интересно посмотреть, что произведет тишина. Я оставил его под одеялом.С береттой под подушкой. Карабинерам было бы весело, при попытке понять это.
  
  Как и Хок. я
  
  отправил ему кодированную телеграмму, адресованную миссис Хелен Коул по адресу округа Колумбия. В нем я попросил предоставить всю информацию о владении и контроле над North African Airlines. Я также упомянул, что, похоже, мое прикрытие было раскрыто. Затем я удалился в ресторан в аэропорту, чтобы попробовать неплохие каталонцы и фиаски Бардолино. Только официант обратил на меня внимание.
  
  Было без десяти минут час, когда я вернулся в зону посадки. Пассажиры уже проходили проверку, механическая проблема решена. Два британца, более покрасневшие, но отнюдь не похудевшие из-за задержки, рвалились друг за другом, когда суровый араб с красной феской обыскивал их в поисках оружия.
  
  Мой собственный допуск был обычным делом. Ни один из трех помощников-мужчин не уделял мне большего внимания, чем кто-либо другой. Я прошел через калитку и спустился по трапу под полуденный солнечный свет, стараясь оказаться в центре потока пассажиров. Я не думал, что кто-то будет стрелять в меня с этой выгодной позиции, но тогда я не ожидал и приемной комиссии.
  
  Салон Caravelle был узким, а двойные сиденья по бокам прохода были рассчитаны на полезную нагрузку, а не на комфорт. Внизу было место для ручной клади, а верхние полки, предназначенные только для пальто и шляп, были забиты всевозможными товарами. Две стюардессы в темно-синей униформе с короткой юбкой не пытались навязывать правила, зная, что это бесполезно. Краска отслаивалась, как и бежевый декор у меня на голове. Я надеялся, что обслуживание самолетов будет более профессиональным. Я выбрал место сзади. Таким образом, я мог проверять вновь прибывших и ни к кому не оказаться спиной.
  
  В 13.20 посадка пассажиров прекратилась. Большинство мест были заняты. Тем не менее, хвостовая аппарель оставалась опущенной, и пилот не включал моторы. Развлекал нас арабский музак. Вряд ли мы ждали очередного объявления о механической задержке. Мы не были к этому готовы. Ждали прибытия последнего пассажира.
  
  Он пришел с фырканьем и пыхтением, тяжело спотыкаясь по ступенькам, ему помогла более высокая из двух стюардесс, ожидающих его встречи.
  
  Я слышал, как он хрипит по-французски: «Торопитесь, спешите, спешите. Все торопится… А я всегда опаздываю!» Затем он увидел стюардессу и переключился на арабский: «Ас салам аликум, бинти».
  
  «Ва аликум ас салам, абуи», - ответила она, улыбаясь, протягивая ему руку. А потом по-французски: «Нет спешки, доктор».
  
  "Аааа, скажи это своей стойке бронирования!" Он был загружен с полиэтиленовым пакетом, полным бутылок с вином, и большим потрепанным чемоданом.
  
  Стюардесса захохотала над ним, освобождая его от вещей, в то время как он тяжело дышал и протестовал против неестественности времени отправления. Его такси застряло в проклятом римском движении. Самое меньшее, что могла бы сделать ФАО, - это предоставить ему машину и т. Д. И т. Д.
  
  Доктор был крупным мужчиной с тяжелым лицом. У него была шапка из вьющихся коротко остриженных седых волос. Это, наряду с его ирисовой кожей, указывало на некоторую черную родословную. Его темно-синие глаза представляли интересный контраст. Когда стюардесса укладывала его вещи, он шлепнулся на сиденье рядом со мной, вытирая лицо платком и извиняясь, переводя дыхание.
  
  Я заговорил с ним по-английски, когда хвостовая лестница поднялась и зафиксировалась на месте. "Какая-то сложная гонка, а?"
  
  Теперь он смотрел на меня с интересом. «Ах, английский, - сказал он.
  
  «Несколько раз снимали рейс. Американец».
  
  Он широко раскинул свои мясистые руки: «Американец!» Похоже, он сделал захватывающее открытие. "Что ж, добро пожаловать! Добро пожаловать!" Он протянул руку. «Я доктор Отто ван дер Меер из Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН». Его акцент был скорее французским, чем голландским.
  
  «Ремень безопасности, доктор, - сказала стюардесса.
  
  "Что-что!" У него был громкий голос, и я заметил, что несколько пассажиров оглянулись и либо улыбаются, либо машут ему.
  
  Ремень застегнул его выпуклую середину, и он снова обратил свое внимание на меня, когда «Каравелла» отошла от подушки и начала рулить. "Так - американец. РАПКО?"
  
  «Нет, я журналист. Меня зовут Коул».
  
  «Ааа, я понимаю, журналист. Как поживаете, мистер Коул, очень приятно». Его рукопожатие показало, что под подпругой лежит что-то более твердое. "С кем вы, The New York Times?"
  
  "Нет. AP и WS."
  
  «О, да, да. Очень хорошо». Он не знал AP&W от AT&T, и ему было все равно. «Я полагаю, вы едете в Ламану из-за смерти премьер-министра».
  
  «Это то, что предложил мой редактор».
  
  «Ужасная вещь. Я был здесь, в Риме, когда услышал».
  
  Он покачал головой. «Печальный шок».
  
  "Вы знали его хорошо?"
  
  "Да, конечно."
  
  «Не возражаете, если я совмещу приятное с полезным и задам вам несколько вопросов о нем?»
  
  Он моргнул, глядя на меня. Его лоб был широким и длинным, из-за чего нижняя часть лица казалась странно укороченной. «Нет, нет, совсем нет. Спроси меня, что тебе нравится, и я скажу тебе все, что могу».
  
  Я достал свой блокнот, и в течение следующего часа он отвечал на вопросы и А. Я заполнил множество страниц информацией, которая у меня уже была.
  
  Врач придерживался популярного мнения, что, даже если смерть Менданике была случайной, в чем он сомневался, переворот полковника был где-то в процессе.
  
  «Полковник - генерал Ташахмед?»
  
  Он пожал плечами. «Он был бы наиболее очевидным выбором».
  
  «Но где в этом переворот? Менданике больше нет. Разве преемственность не перейдет к генералу?»
  
  «В нем мог быть замешан полковник. Полковник Мохаммед Дуса - начальник службы безопасности. Говорят, что он построил свою организацию по образцу египетского Мухабарата».
  
  Которая была смоделирована с помощью советских советников по образцу КГБ. Я читал о Дуза в своих информационных материалах. Они указали, что он был человеком Тасахмеда. «Что он может сделать, если армия принадлежит Тасахмеду?»
  
  «Армия - это не Мухабарат», - пробормотал он. Затем он вздохнул, скрестив свои мясистые руки на груди, глядя на спинку сиденья перед ним. «Вы должны кое-что понять, мистер Коул. Я провел большую часть своей жизни в Африке. Я видел подобные вещи раньше. Но я международный государственный служащий. Политика меня не интересует, они вызывают у меня отвращение. шакалы борются за то, чтобы увидеть, кто может быть верхним шакалом. Менданике, возможно, показался со стороны пустозвоном, но он не был дураком на своей родине. Он заботился о своем народе, как мог, и трудно сказать, чем закончится будь сейчас, когда он ушел, но если все пойдет как надо, это будет кровавым ".
  
  Врач застрял в зубах и не понял смысла. "Вы говорите, что Дуза получает помощь извне?"
  
  «Что ж, я не хочу, чтобы меня цитировали, но в рамках моей работы я должен много путешествовать по стране, и я не слепой».
  
  "Вы имеете в виду, что Абу Осман вписывается в это?"
  
  "Осман!" Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. «Осман - старый реакционный дурак, бегающий по песку, призывающий к священной войне, как верблюд, кричащий о воде. Нет, нет, это нечто другое».
  
  «Я не собираюсь играть в угадайку, доктор».
  
  «Послушайте, я уже слишком много говорю. Вы хороший американский журналист, но я действительно не знаю вас. Я не знаю, что вы будете делать с моими словами».
  
  «Я слушаю, а не цитирую. Это справочная информация. Что бы вы ни имели в виду, мне все равно придется проверить».
  
  «Я имею в виду, мистер Коул, что у вас могут возникнуть проблемы с проверкой чего-либо. Возможно, вам даже не разрешат въезд в страну». Он становился немного резким.
  
  «Это шанс, которым должен воспользоваться любой журналист, когда его редактор скажет: уходите».
  
  «Старый. Я уверен, что это так. Но сейчас не будет никакого дружелюбия к американцам, особенно к тем, кто задает вопросы».
  
  «Что ж, если я собираюсь получить сомнительную честь быть вышвырнутым из этого места до того, как я попаду туда, я постараюсь говорить мягко», - сказал я. "Вы знаете, конечно, о смерти нашего посла?"
  
  «Конечно, но для людей это ничего не значит. Они думают только о смерти своего лидера. Вы видите связь между ними? Что ж», - он глубоко вздохнул и вздохнул, человек, который неохотно принял решение - «Послушайте, я скажу еще кое-что, и хватит этого интервью. В последние месяцы в страну приезжало несколько человек. Я знаю их взгляд, потому что видел их в других местах. Партизаны, наемники, коммандос - что угодно - несколько человек приезжают одновременно, не остаются в Ламане, уезжают в деревню. Я вижу их в деревнях. Почему такие люди должны приезжать в это место? Я спрашиваю себя. Здесь ничего нет. Кто им платит? Не Менданике. Так что, может быть, они туристы в отпуске, сидят в кафе, любуясь видом. Вы сами понимаете, мистер газетчик. Финиш ». Он поставил точку, развел руками. «Теперь вы меня извините. Мне нужно отдохнуть». Он откинул голову, откинул сиденье и заснул.
  
  Его позиция заключалась в том, что человек хотел поговорить, но неохотно делал это, становясь все более неохотным по мере того, как он продолжал, пока он не достиг точки, когда он был расстроен и недоволен своей откровенностью с неизвестным журналистом. Либо он слишком много говорил, либо он был хорошим актером.
  
  В любом случае не было необходимости рассказывать мне о притоке, если он так не считал. Коммандос украли ядерное оружие, и хотя Ближний Восток от Касабланки до Южного Йемена был полон ими, это могло быть зацепкой.
  
  Когда хороший доктор проснулся, то
  
  после дремоты он был в лучшем настроении. У нас оставалось около часа, и я посоветовал ему рассказать о своих сельскохозяйственных проектах. Он провел большую часть своей жизни в Африке. У него был отец-бельгиец - не голландец - он учился в Лувенском университете, но после этого его жизнь была посвящена продовольственным проблемам Темного континента.
  
  Когда пилот начал снижение, ван дер Меер переключился с рассказа мне о мировой катастрофе распространения засухи на пристегивание ремня безопасности. «Увы мой друг, - сказал он, - обычаи здесь никогда не бывают легкими. Для вас в это время это может быть очень сложно. Останьтесь со мной. Я сделаю вас писателем ФАО, как это?»
  
  «Я бы не хотел доставить тебе неприятностей».
  
  Он фыркнул. «Для меня не проблема. Они знают меня достаточно хорошо».
  
  Это было похоже на возможность. Если бы это было что-то еще, я бы выяснил почему. «Я ценю предложение», - сказал я. «Я пойду за тобой».
  
  "Я полагаю, вы не говорите по-арабски?"
  
  Всегда есть преимущество в том, чтобы приглушить язык враждебной страны. «Это не один из моих талантов», - сказал я.
  
  "Хммм." Он понтификом кивнул. "А как насчет французского?"
  
  "Un peu."
  
  «Что ж, используйте это как можно лучше, если вас будут спрашивать, и вас будут допрашивать». Он закатил глаза.
  
  «Я попробую», - сказал я, гадая, смогу ли я под обложкой журналиста написать статью о том, почему «освобожденная» элита бывших французских владений предпочитает говорить по-французски как символ статуса, а не на своем родном языке.
  
  
  
  
  
  
  Глава 4
  
  
  
  
  
  Город Ламана расположен на краю древней гавани в форме полумесяца, построенной еще до того, как римляне изгнали карфагенян. Мы пролетели над ним и над пыльным мегаполисом внизу. Он не сильно вырос с моей последней остановки.
  
  "Ты был здесь раньше?" - спросил доктор.
  
  «Я ожидал, что Ламана будет больше». Я сказал, подразумевая, что нет.
  
  «У него должна быть причина для роста. Римские руины в Портариосе когда-то были туристической достопримечательностью. Может, если мы обнаружим нефть, кто знает».
  
  Терминал аэропорта Ламаны представлял собой типичное квадратное здание желтоватого цвета с прилегающими крыльями. Отдельно от него стояла единственный большой ангар с высокой сводчатой ​​крышей. Кроме нашего, других самолетов на линии полета не было. На линии полета был взвод пехоты в бело-голубых клетчатых куфиях в качестве головных уборов. Они были оснащены бельгийскими автоматами FN 7.65 и подкреплены полдюжиной удобно размещенных французских боевых машин Panhard AML.
  
  Отделение взвода было растянуто вдоль раскаленного солнцем асфальта. Мы прошли мимо них, направляясь к таможенному крылу терминала. Одна стюардесса вела парад, другая замыкала. Помогая доктору справиться с перегрузкой, я заметил, что отряд выглядел неряшливо, без выправки и лоска, только угрюмые взгляды.
  
  «Мне это не нравится», - пробормотал доктор. «Может, переворот уже есть».
  
  Доуан - «таможня» - в любом государстве третьего или четвертого мира - дело затяжное. Это один из способов поквитаться. Это также снижает безработицу. Дайте мужчине форму, скажите ему, что он начальник, и вам не придется платить ему много, чтобы он оставался на работе. Но тут добавились два новых фактора - возмущение потерей лидера и неуверенность. Результатом стало напряжение и чувство страха среди вновь прибывших. Я чувствовал его запах в зловонном безвоздушном сарае, служившем для приветствия прибывших.
  
  Очередь двигалась с заданной медленностью, путешественник должен был предъявить карту отстранения, паспорт и карту иммунизации на отдельных станциях, где находились инспекторы, стремящиеся вызвать неприятности и задержку. Впереди раздался гневный голос перебранки между тремя французами и следователями. Трио из Парижа не робели; они были мудры в игре.
  
  Когда подошла очередь ван дер Меера, он поприветствовал офицера за стойкой по-арабски - как давно потерянного брата. Брат уклончиво хмыкнул в ответ и махнул тяжелой рукой.
  
  Когда я подошел к прилавку, доктор переключился на французский язык для меня. «Этот человек - друг. Он приехал из Рима, чтобы писать об экспериментальных фермах».
  
  Чиновник с толстой шеей и квадратным лицом помахал доктору и сосредоточился на моих бумагах. Когда он увидел паспорт, он вскинул голову и уставился на меня с гневным удовлетворением. "Американец!" он выплюнул это по-английски, грязное слово. А потом прорычал по-арабски: «Зачем ты сюда приехал?»
  
  «C'est dommage, M'sieu. Je ne comprend pas», - сказал я, глядя ему в грязные глаза.
  
  "Raison! Raison!" - крикнул он, привлекая внимание. "Porquoi êtes-vous ici?" А затем по-арабски «Сын навозоеда».
  
  "Как ваш знаменитый доктор
  
  Ван дер Меер сказал: «Я придерживался французов». Я здесь, чтобы доложить о том, чего вы добились, превратив пустыню в плодородную землю. Это хорошие новости, о которых следует сообщать везде. Вы не согласны, мсье майор? "
  
  Это его немного отодвинуло. Повышение звания с младшего лейтенанта не повредило. Это вызвало кряхтение.
  
  «Это вещь, которой можно гордиться». Я достал портсигар и протянул ему. «Вам повезло, что у вас есть такой человек, как доктор». Я улыбнулся ван дер Мееру, который стоял в очереди у следующей стойки и озабоченно смотрел на нас через плечо.
  
  Недавно получивший звание майор снова крякнул, беря сигарету, впечатленный золотыми инициалами. Я держал зажигалку. "Как долго вы планируете оставаться здесь?" - прорычал он, изучая мою визу, подделанную AX.
  
  «Неделя, ин-Шалах».
  
  «Нет, не по воле Аллаха, а по воле Мустафы». Он выдохнул облако дыма, указывая на себя.
  
  «Если хотите, я помещу вас в статью, которую собираюсь написать. Майор Мустафа, который приветствовал меня и дал мне возможность рассказать другим о великих делах, которые вы здесь делаете». Я сделал большой жест.
  
  Если он знал, что это обман, он понимал, что лучше не показывать этого. Я говорил достаточно громко, чтобы меня слышали все остальные инспекторы. У арабов сухое чувство юмора. Они не любят ничего лучше, чем видеть, как смеются над крикунами среди них . Я чувствовал, что по крайней мере некоторым не нравился Мустафа.
  
  На самом деле, с ним было намного легче играть, чем с форелью. Пройдя мимо него, проверка и штамповка стали более рутинными. Обыск багажа был тщательным, но недостаточно тщательным, чтобы побеспокоить Вильгельмину и Хьюго. Я только дважды слышал, что меня называли «грязным американским шпионом». К тому времени, когда мой чемодан и сумка были награждены белым мелом допуска, я чувствовал себя как дома.
  
  Ван дер Меер ждал меня, и когда мы вышли из душного сарая, два британца, не говорившие ни по-французски, ни по-арабски, ругались с Мустафой.
  
  Носильщик бросил наш багаж в багажник старинного шевроле. Врач раздал бакшиш, и с благословения Аллаха мы поднялись на борт.
  
  "Вы остановились во дворце Ламана?" Мой хозяин сильно вспотел.
  
  "Да."
  
  Я осмотрел сцену. Терминал спереди выглядел более человечным. Это была круговая дорога с выступающей стрелой для движения вешалки и гравийной дорогой, ведущей через Джебель к миражу озер. В жарком тумане на юге изломанные холмы были выше, продуваемые ветром, выжженные солнцем. Жесткое голубое небо было беспощадным излучателем солнца.
  
  «Вы не найдете, что он соответствует своему названию… дворец». Врач вздохнул, откинувшись на спинку кресла, дав водителю инструкции. «Но это лучшее, что может предложить Ламана».
  
  «Я хочу поблагодарить вас за вашу помощь». Я тоже сидел, пока водитель попытался протолкнуть педаль акселератора через пол, прежде чем он завершил поворот, чтобы съехать с дороги.
  
  У доктора этого терпения не было. «Притормози, шестой сын погонщика верблюдов!» Он проревел по-арабски. "Притормози, или я сообщу о тебе службе безопасности!"
  
  Водитель удивленно взглянул в зеркало, приподнял ногу и надулся.
  
  «Ах, это уже слишком». Ван дер Меер вытер лицо платком. «Все это так глупо, такая расточительность. Я хвалю тебя за то, как ты вел себя. У тебя был хороший французский».
  
  «Могло быть и хуже. Они могли забрать мой паспорт».
  
  «Они заберут его в отеле, и Бог знает, когда вы его вернете».
  
  «Вы знаете, может быть, я выйду и напишу статью о вашей работе. Где я могу вас найти?»
  
  "Для меня будет честью." Он звучал так, как будто он серьезно. «Если бы я останавливался в городе, я бы пригласил вас быть моим гостем. Но я должен поехать в Пакар. У нас там есть станция, где мы выращиваем сою и хлопок. Я должен вернуться завтра. Почему бы вам не взять мою карточку? Если вы все еще здесь, позвоните мне. Я проведу вас к основному направлению нашей работы, и вы можете спросить меня, что вам нравится ".
  
  «Если я не в тюрьме или меня не выгнали, мы попробуем, доктор. Как вы думаете, уже произошел государственный переворот?»
  
  Ван дер Меер обратился к водителю: «В городе все тихо?»
  
  «Солдаты и танки, но все тихо».
  
  «Подождите, пока у них похороны. На вашем месте, мистер Коул, я бы в то время не ходил с улицы. Вообще-то, почему бы вам не пойти со мной сейчас? Пока все не утихнет».
  
  «Спасибо, но я боюсь, что пресса не станет ждать, даже на похоронах».
  
  Из-за жалоб на плохо используемый двигатель я услышал новый звук. Я оглянулся. Сквозь серый экран нашей пыли быстро приближалась другая машина. Это была двухполосная дорога. я
  
  знал, что если бы встречный водитель хотел обойти, он бы уже свернул на полосу для обгона. На инструктаж не было времени. Я перебрался через сиденье, сбил водителя с руля, тяжело вытащил «Шевроле» вправо, а затем влево. Я изо всех сил старался оставаться на дороге, пока сыпался гравий и визжал резина. Раздался единственный ломающий лязг металла о металл, когда мимо пролетела другая машина. Он ехал слишком быстро, чтобы тормозить и разъехаться.
  
  Не было возможности взглянуть на него, и, пройдя мимо, он не замедлил движения. Шофер начал в ярости выть, словно призывая верующих к молитве. Звуковая дорожка Ван дер Меера, казалось, застряла в канавке. "Мое слово! Мое ​​слово!" было все, что получилось. Я вернул руль водителю, чувствуя себя лучше, надеясь, что близкий промах был признаком чего-то большего, чем кто-то в убийственной спешке.
  
  
  
  
  
  
  Глава 5
  
  
  
  
  
  Доктор встревоженно попрощался со мной у входа в отель. Он отправит сообщение, как только вернется из Пакара. Звонить по телефону было бы невозможно. Он надеялся, что я буду осторожен и т. Д. И т. Д.
  
  Когда мы ехали вдоль Адриана Пельта, огибая гавань, было много свидетельств того, что генерал Тасахмед выставил свои войска на обозрение. Когда мы подъехали к грязно-белому фасаду отеля, войска рассыпались среди пальм и кипарисов, как сорняки. Их присутствие, казалось, только усилило беспокойство ван дер Меера обо мне. «Je vous remercie beaucoup, доктор», - сказал я, выходя из такси. "A la prochaine fois. Bon Chance en Pakar".
  
  "Уи! Уи!" Он высунул голову в окно, чуть не потеряв шляпу. "Mon plaisir, a bientôt, a bientôt!"
  
  "Вы делаете ставку". Водитель никогда не собирался простить меня за то, что я спас ему жизнь, но за бакшиш, который я ему вручил, принес мне мой багаж, и я быстро поднялся по каменным ступеням в темную нишу фойе отеля.
  
  Сорок лет назад дворец Ламана был лучшим из того, что французские колонисты могли себе предложить. Осталась старая патина, осталась прохлада. Но запах был более свежим, как и консьерж.
  
  Давление времени больше не позволяло роскоши играть в игры. Когда он обнаружил, что я могу говорить по-французски, он вошел в привычку не получать просьбу о бронировании. К сожалению, все номера были забронированы. У него было лунное лицо с колючими черными волосами и прозрачными черными глазами. Духи, которыми он купался, соответствовали его жестам, как и его желто-коричневый жилет.
  
  Я был единственным прибывшим в тот момент, а фойе было достаточно большим, чтобы никто не обращал на нас внимания. Я принес свой подтверждающий телекс левой рукой, в то время как правая застегивалась на жилете. Затем я сблизил их, частично перетащив его через прилавок.
  
  «У тебя есть выбор», - тихо сказал я. «Вы можете съесть это подтверждение моей брони или дать мне ключ от моей комнаты прямо сейчас».
  
  Возможно, это было выражение его выпученных глаз в моих. Он указал, что не голоден. Я отпустил его. Очистив взъерошенные перья, он достал ключ.
  
  "Merci, bien". Я приятно улыбнулся.
  
  «Вы должны заполнить удостоверение личности и оставить свой паспорт», - прохрипел он, потирая грудь.
  
  «Позже», - сказал я, беря карточку. «Когда я немного посплю».
  
  "Но мсье ...!"
  
  Я пошел прочь, показывая мальчику, чтобы тот нес мою сумку.
  
  Когда мне нужна информация или услуга в городе, у меня есть два источника: водители такси и прислуга. В данном случае это было последнее. Его звали Али. У него было приятное лицо и голубые глаза. Он прекрасно говорил на пиджин-французском. Я сразу понял, что у меня появился друг.
  
  Он бросил на меня понимающий взгляд, пока мы шли к лифту в стиле барокко. «Мастер сделал плохого человека врагом». Его лицо озарилась широкой ухмылкой.
  
  «Я нашел его манеры плохими».
  
  «Его мать была свиньей, его отец - козлом. Он доставит тебе неприятности». Его голос вырвался из его живота.
  
  Поднимаясь в лифте размером с конюшню, Али назвал мне свое имя и сообщил, что консьерж, Ареф Лакуте, был полицейским шпионом, сутенером, педиком и подлым ублюдком.
  
  «Мастер зашел далеко», - сказал Али, открывая дверь в мою комнату.
  
  «И еще дальше, Али». Я прошел мимо него в тускло освещенную комнату, которую мне выделил Лакут. Али включил свет, что не сильно помогло. «Если мне понадобится машина, ты знаешь, где ее найти?»
  
  Он ухмыльнулся. «Все, что хочет Мастер, Али может найти… и цена не заставит тебя ругать меня слишком сильно».
  
  «Я хочу машину, которая ездит лучше старого верблюда».
  
  «Или новый», - засмеялся он. "Как скоро?"
  
  «Сейчас было бы хорошее время».
  
  «Через десять минут и он твой».
  
  "Является"
  
  Тут есть задний выход? "
  
  Он окинул меня критическим взглядом. "Хозяин не собирается приносить неприятности?"
  
  «Не сегодня. Почему вокруг так много солдат?» Я заметил его концентрацию, когда вынул из бумажника полный кулак риалов.
  
  «Это дело рук генерала. Теперь, когда Босс мертв. Он будет боссом».
  
  "Был ли мертвый Босс хорошим человеком?"
  
  «Как любой босс», - пожал он плечами.
  
  "Будет ли проблема?"
  
  «Только для тех, кто против генерала».
  
  "Много ли?"
  
  «Есть слухи, что они есть. Некоторые хотят, чтобы на его месте правила прекрасная леди мертвого Хозяина».
  
  "Что ты говоришь?"
  
  «Я не говорю. Я слушаю».
  
  "Сколько из этого вам нужно?" Я размахивал ему банкнотами.
  
  Он покосился на меня. «Мастер не очень умен. Я мог бы тебя ограбить».
  
  "Нет." Я улыбнулся ему. «Я хочу нанять тебя. Если ты меня обманешь - ну, ин-ула».
  
  Он взял то, что ему было нужно, затем сказал мне, как добраться до заднего выхода из отеля. «Десять минут», - сказал он, подмигнул мне и ушел.
  
  Я запер дверь и закрыл жалюзи на единственном окне комнаты. На самом деле это была дверь, которая выходила на небольшой балкон. Из него открывался вид на плоские крыши и на гавань. Он также впускал свежий воздух. Укладывая Вильгельмину в свою наплечную кобуру и прикрепляя Хьюго к предплечью, я подумал о Генри Саттоне, резиденте ЦРУ. Если бы наши позиции поменялись местами, у меня был бы кто-нибудь в аэропорту, чтобы проверить мое прибытие, водитель, который был бы начеку, и контакт здесь, в отеле, чтобы облегчить мой вход. Было бы сообщение о наличии машины. Генри мало мне показывал.
  
  Задний вход в отель выходил в зловонный переулок. Он был достаточно широким для Fiat 1100. Али и владелец машины ждали меня, первый, чтобы получить мое благословение, а второй, чтобы посмотреть, насколько я сделаю его богаче.
  
  "Тебе это нравится, Мастер?" Али похлопал пленкой пыли на крыле.
  
  Мне больше понравилось, когда я вошел и завел его. По крайней мере, все четыре цилиндра работали. День хозяина был испорчен, когда я отказался торговаться, дал ему половину того, что он назвал за четырехдневную аренду, и выехал из тупика, призывая Аллаха благословить их обоих.
  
  Ламана больше походила на большой парк, чем на город. Французы построили его улицы в форме веера и переплели их с множеством цветочных парков, благодаря приобретению, на котором располагалась территория. Смесь мавританской архитектуры и французского планирования придала Ламане очарование старого мира, которое не смогли стереть даже ее освободители.
  
  Я запомнил его улицы во время полета на вертолете в Монреаль, и я двигался в узком потоке машин, направляясь к окраинам и посольству США на улице Пепин. На основных перекрестках стояли броневики и отдыхали экипажи. Я специально проехал мимо Президентского дворца. Его богато украшенные ворота были задрапированы черным крепом. Сквозь золотые решетки я видел длинную, увитую пальмами дорогу. Планировка, экстерьер и интерьер тоже были в моей памяти. Защита Дворца была не лучше, чем в любой другой точке. Возможно, Тасахмед направил свои войска, чтобы произвести впечатление, а не потому, что ожидал неприятностей.
  
  Посольство, небольшая белая вилла, располагалось за длинной высокой белой стеной. Флаг на его крыше был наполовину штатным. Мне было приятно видеть морских пехотинцев, стоящих на страже у ворот, и еще больше меня порадовала их серьезная манера поведения. Мой паспорт проверили. Fiat проверили от капота до багажника. Саттону позвонили. Ответ пришел, и мне сказали, где припарковаться и доложить сержанту при входе в посольство. Все это заняло около двух минут, очень вежливо, но никто не упустил ни одной уловки.
  
  За дверью я нашел сержанта. Его было бы трудно не заметить. Я был рад, что мы были на одной стороне. Он перепроверил, а затем посоветовал мне взять по левую руку на широкую лестницу с двумя ветвями. Комната 204 была моей целью.
  
  Я поднялся по покрытой ковром лестнице среди запаха цветов, тишины похоронной тишины. Тишина была не только мерой события, но и часом. Было уже больше пяти.
  
  Я постучал по номеру 204 и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и ворвался внутрь. Это был прием, и рыжеволосая женщина, которая ждала меня, сделала что-то, чтобы смягчить поток пара, который я настроил на Саттона. "Элегантная" было моей первой реакцией; не обычный секретарь, был моим вторым впечатлением.
  
  Я был прав по обоим пунктам.
  
  «Мистер Коул, - сказала она, подходя ко мне, - мы вас ждали».
  
  Я не ожидал ее увидеть, но наше короткое рукопожатие сказало кое-что хорошее на случай неожиданного. "Я пришел так быстро, как я смог ».
  
  "Ой". Она вздрогнула от моего сарказма, ее бледно-зеленые глаза сверкнули. Ее улыбка была тонкой, как ее запах, цвет ее волос был чем-то особенным, Йейтс и Кэтлин Хулихан - все в одном лице. Вместо этого она была Полой Мэтьюз, помощницей и секретарем пропавшего Генри Саттона. "Где он?" - сказал я, следуя за ней в офис.
  
  Она не ответила, пока мы не сели. «Генри - мистер Саттон - работает над подготовкой… в отношении смерти посла».
  
  "Что это решит?"
  
  «Я… я действительно не знаю… Только это может ответить, почему его убили».
  
  "Там ничего нет?"
  
  "Нет." Она покачала головой.
  
  "Когда Саттон вернется?"
  
  «Он думает к семи».
  
  "Что-нибудь пришло для меня?"
  
  «О да, чуть не забыла». Она вручила мне конверт со своего стола.
  
  "Извините меня." Закодированный ответ Хоука на мой римский запрос был кратким и не дал реальных ответов: владение NAA 60% Mendanike, 30% Tasahmed, 10% Shema. Если бы Тасахмед или Шема захотели убить меня, это определенно можно было бы сделать здесь легче, чем в Риме.
  
  Я взглянул на Паулу, отметив, что ее грудь резко увеличилась на фоне блузки. «Мне нужен ваш офис связи».
  
  «Чем мы можем помочь». Ее жест был изящным.
  
  «Пойдем поговорим о связи».
  
  Отдел связи и его главный оператор Чарли Нил немного успокоили. Оборудование было новейшим, Нил знал свое дело. Используя другой фиктивный адрес, я закодировал AX-Sp. для Хоука: нужно все о ФАО, д-р Отто ван дер Меер.
  
  «Я должен получить ответ в течение получаса, Чарли». Я сказал. «Вы дадите мне знать».
  
  «Мы будем в моей каюте», - просветила нас обоих Паула.
  
  На территории посольства, обнесенной стеной, было несколько небольших бунгало для сотрудников. Паула сообщила мне, что до недавнего времени проживание в таком доме было необязательным, но террористические акты против персонала США сделали их обязательным, чтобы все женщины, особенно одинокие, назначенные в NAPR, проживали в них.
  
  «Неплохая идея», - сказал я, пока мы шли по тропинке к ее коттеджу.
  
  «В нем есть свои преимущества, но это ограничивает».
  
  Окружающие кипарисы придавал этому месту приятное ощущение уединения, хотя поблизости был похожий коттедж. Красная бугенвиллия на фоне белой облицовки добавляла атмосферу умиротворения, столь же иллюзорного, как и все остальное.
  
  «Обычно я бы поделился своим имением с кем-то, кого я, вероятно, не вынесу, но на этот раз недостаток в людях окупился». Мне понравилось, как она качнула головой.
  
  Позади еще меньшей кухни было небольшое патио, мы сели на нем и попробовали джин с тоником. «Я думала, здесь будет удобнее», - сказала она.
  
  «Мне нравится ваше суждение. Позвольте мне побаловать себя одной из моих поблажек». Я предложил свои сигареты.
  
  «Хм… золотые буквы, как красиво».
  
  «Тебе понравится табак. Вы занимаетесь тем же бизнесом, что и Генри?»
  
  Она кивнула, когда я протянул зажигалку.
  
  "Когда сносит крышу?"
  
  «Завтра на похоронах будут проблемы. Но у генерала Тасахмеда нет реальной оппозиции».
  
  «Что здесь происходило перед смертью Менданике и посла?»
  
  Она бросила на меня осторожный умозрительный взгляд. «Может, тебе лучше подождать и поговорить об этом с мистером Саттоном».
  
  «У меня нет времени ждать. Что бы вы ни знали, давайте прямо сейчас».
  
  Ей не понравился мой тон. "Послушайте, мистер Коул ..."
  
  «Нет, послушайте. Вы получили инструкции сотрудничать. Мне нравится, как вы сотрудничаете, но не говорите обо мне официально. Мне нужно знать, и прямо сейчас». Я смотрел на нее и чувствовал искры.
  
  Она отвернулась. Я не мог сказать, был ли румянец у нее на щеках, потому что она хотела сказать мне, чтобы я пошел к черту, или потому, что мы оказывали друг на друга взаимное влияние. Через мгновение ее глаза вернулись к моим, холодным и слегка враждебным.
  
  «Есть две вещи. Во-первых, я удивлена, что вы еще не знаете. С августа мы отправляем в Лэнгли информацию о прибытии профессиональных террористов из разных мест…»
  
  «Прибытие одинокими, парами и тройками». Я закончил за нее. "Вопрос - где они?"
  
  «Мы не уверены. Они просто приходят и исчезают. Мы думали, что за этим стоит премьер-министр. Посол Петерсен хотел обсудить это с ним».
  
  Мне было грустно, что у ван дер Меера было больше ответов, чем у этих людей. "Они все еще входят?"
  
  «Двое прибыли двадцать четвертого из Дофара».
  
  "Вы чувствуете, что Менданике привел их, чтобы усилить свой натиск против Османа? "
  
  
  «Мы пытались проверить возможность».
  
  «Какие отношения были у Бен д'Око с генералом?»
  
  «Целующиеся кузены».
  
  У нее были все стандартные ответы. «Есть ли доказательства того, что они могли перестать целоваться, что Тасахмед избавился от Менданике?»
  
  «Естественно, это приходит на ум. Но у нас нет доказательств. Если Генри сможет узнать личность водителя, убившего посла Петерсена, возможно, мы это тоже выясним».
  
  Я поморщился в свой стакан. "Где вписывается полковник Дуза?"
  
  «В кармане генерала. Он делает грязную работу и любит это. Когда смотришь на него, видишь чешую змеи».
  
  Я ставлю пустой стакан. "Какой второй пункт вы упомянули?"
  
  «Это может быть ничего. Есть человек по имени Ханс Гайер, желающий установить контакт с мистером Саттоном».
  
  "Кто он?"
  
  «Он главный механик North African Airlines».
  
  Мои уши насторожились. "Он дал какое-нибудь указание на то, что он хотел?"
  
  «Нет. Он хотел прийти. Я сказала, что мы позвоним».
  
  С точки зрения моего сексуального влечения Паула Мэтьюз имела ошеломляющий успех. Как оперативник ЦРУ или помощник оперативника, или как бы там ни было, она напомнила мне о своем пропавшем боссе. "Вы знаете, где Гайер?"
  
  «Ну, в аэропорту есть только одна ангар-стойка. Он сказал, что будет там до восьми».
  
  Я встал. «Паула, мне очень жаль, что у меня нет времени говорить о цвете твоих волос и запахе жасмина. Я бы хотел проверить его от дождя. А пока не могли бы вы попросить Генри встретиться со мной в бар в Lamana Palace в восемь и принести ответ на мою телеграмму? "
  
  Когда она встала, ее щеки снова приобрели румянец. «У мистера Саттона может быть встреча».
  
  «Скажи ему отменить». Я кладу ей руки на плечи. «И спасибо за напиток». Я целомудренно поцеловал ее в лоб и двинулся прочь, улыбаясь ее озадаченному взгляду.
  
  
  Глава 6
  
  
  Когда я подъезжал к аэропорту, свет угасал в выжженном солнцем небе. Горели полевые фонари, и маяк на вышке отражал тяжелые красные сумерки. Теперь перед подъездом стояли три броневика вместо двух. Я знал, что вход в аэропорт также будет охраняться. За мной не следили из города, и никто не наблюдал за моим доступом в посольство или из него. Впереди блокада будет немного сложнее.
  
  Я свернул с главной подъездной дороги на небольшой отрезок дороги, ведущей к ангарам. В конце дороги стояли посты охраны, а рядом - французский командирский джип AMX и бронетранспортер TT 6. Некоторые люди бездельничали, пока не увидели, что я приближаюсь. Затем они огрызнулись, как будто я был той силой вторжения, которую они ждали. Мне жестом сказали остановиться в добрых пятидесяти футах от ворот.
  
  Сержант вывел отряд из четырех человек с боевыми силами наготове. Приветствие было резким и по-арабски. Я был на запретной территории. Какого черта я думал, что делаю!
  
  Мой ответ был на французском. Я был представителем Парижского аэронавтического общества. У меня были дела с м-сье Гайером, шеф-механиком Mecanicien des Avions Africque Nord. Было ли это неправильное место для входа? С этим вопросом я предъявил свой официальный французский паспорт с должной печатью.
  
  Сержант взял документ и удалился с ним в будку охраны, где два офицера сосредоточились на перелистывании страниц. Мои четыре стражника смотрели на меня без любви. Я ждал следующего шага, прекрасно зная, каким он будет.
  
  На этот раз сержанта сопровождал лейтенант. Он был чуть менее недружелюбен и обратился ко мне по-французски. Какова была цель моего визита? Почему я хотел увидеться с м-сье Гейером?
  
  Я объяснил, что у NAA возникли проблемы с авионикой своего нового Fourberge 724C, и меня послали из Парижа для решения этой проблемы. Затем я доверился лейтенанту и жестами описал в технических деталях все, что произошло. Я воодушевился. Наконец, он насытился, вернул мне мой паспорт и махнул мне рукой, отдавая приказ пропустить меня.
  
  "Аллах маак!" Я крикнул и отсалютовал, проходя через ворота. Салют был возвращен. Мы все были на одной стороне. Да благословит Аллах и слабую безопасность.
  
  На стоянке у ангара стояло всего две машины. Я ожидал встретить дополнительных охранников, но их не было. Пройдя через периметр, вы оказались внутри. На линии полета была пара старых DC-3. Внутри ангара находился еще один с выпотрошенными двигателями. Помимо «Каравеллы» и нескольких двухдвигательных самолетов поменьше, был еще и потрясающий новый самолет Gulfstream. Под окном кабины находилась эмблема НАПР. Несомненно, это была версия Air Force One Менданике. Зачем ехать на DC-6 в Будан?
  
  Если у вас был такой шикарный самолет?
  
  Обращая внимание на разные самолеты, когда я проходил через внутреннюю часть ангара, я не заметил движущихся тел. Это было во время увольнения, это было точно. Вдоль задней части ангара находилась застекленная офисная секция. В его окна я увидел свет и направился к нему.
  
  У Ханса Гейера было озорное лицо с хитрыми глазами, похожими на пуговицы. Его лысый купол был цвета обработанной кожи. Он был невысоким и коренастым, с крупными предплечьями и большими руками, покрытыми жирными ямками. У него была способность склонять голову, как малиновка, выслушивающая червя. Он посмотрел на на меня, когда я вошел в дверь.
  
  "Мистер Гайер?"
  
  "Это я." Его голос был натерт наждачной бумагой.
  
  Когда я протянул руку, он вытер свою грязный белый комбинезон, прежде чем протянуть его. "Вы хотели видеть мистера Саттона?"
  
  Он внезапно насторожился и посмотрел через стеклянную перегородку, а затем снова на меня. «Ты не Саттон».
  
  «Верно. Меня зовут Коул. Мы с мистером Саттоном знаем друг друга».
  
  "Хммм." Я слышал, как за его сильно нахмуренным лбом щелкают колеса. «Как ты сюда попал? У них это место застегнуто плотнее, чем коровья задница во время доения».
  
  «Я пришел не для того, чтобы доить».
  
  Он посмотрел на меня секунду, а затем рассмеялся. «Довольно хорошо. Садитесь, мистер Коул». Он указал на стул с другой стороны его захламленного стола. «Я не думаю, что нам кто-то будет мешать».
  
  Мы сели, он открыл ящик стола и достал бутылку скрепленного бурбона и несколько бумажных стаканчиков. «Чувствуешь себя нормально? Нет льда?»
  
  «У тебя тоже все в порядке», - сказал я, кивая на бутылку.
  
  «О, я немного путешествую. Скажи, когда».
  
  - сказал я, и после того, как мы миновали аплодисменты и зажгли наши собственные бренды, Ханс склонил голову ко мне и подошел к делу. "Что я могу сделать для вас, мистер Коул?"
  
  «Я думаю, что все происходит наоборот. Вы хотели нас видеть».
  
  «Чем вы занимаетесь в посольстве, мистер Коул? Я думал, что знаю всех там».
  
  «Я приехал сегодня днем. Генри попросил меня его заменить. Люди, для которых я работаю, дали мне инструкции - не теряйте времени зря. Мы займемся этим?»
  
  Он сделал глоток из своего стакана и запрокинул голову. «У меня есть некоторая информация. Но я обнаружил, что в этом мире нет ничего легкого или дешевого».
  
  «Без аргументов. Какая информация? Какая цена?»
  
  Он засмеялся. «Господи, ты точно не араб! И да, я знаю, у тебя нет времени терять зря». Он наклонился вперед, положив руки на стол. От верхнего света на его куполе блестел пот. «Ладно, потому что в душе я патриот, я отдам вам это за копейки. Тысяча долларов американских долларов на счет и пять тысяч, если я смогу предоставить доказательства».
  
  «Что хорошего в первой части, если вы не можете произвести вторую?»
  
  «О, но я могу. Просто это может занять немного времени, потому что сейчас здесь все в ужасном состоянии. Хочешь пополнить запасы?»
  
  «Нет, спасибо. Скажем так. Я дам вам триста на депозит. Если первая часть будет хорошей, вы получите остальные семь и гарантию в размере пяти тысяч, если будете производить».
  
  Он выпил за меня остатки своего напитка, проглотил и налил себе еще. «Я разумный», - сказал он. «Посмотрим на триста».
  
  «Есть только одна вещь». Я вытащил свой бумажник. «Если я не думаю, что то, что у вас есть, стоит депозита, мне придется забрать его обратно».
  
  «Конечно, не потей, вот увидишь».
  
  «Также я хочу получить ответы на несколько моих собственных вопросов».
  
  «Все, что я могу сделать, чтобы помочь». Он сиял, считая шесть пятидесятых и сунув их в нагрудный карман комбинезона. «Хорошо», - он проверил перегородку, склонил голову и понизил голос. «Авиакатастрофа Менданике не была случайностью. Я знаю, как это произошло. Доказательства находятся в обломках в Будане».
  
  "Вы знаете, кто это сделал?"
  
  «Нет, но любой дурак может сделать довольно хорошее предположение. Теперь Тасахмед - номер один».
  
  «Мои люди не платят за догадки. Где DC-7?»
  
  «DC-7! Это была шестерка, на которой летали Менданике и его банда». Его голос повысился. «И они, черт возьми, должны были лететь на« Гольфстриме ». Это было первое, что меня предупредило. Но это была посадка…»
  
  «Ганс», - я поднял руку. «Семерка, где DC-7, принадлежащий NAA?»
  
  Его задержали. Он был неисправен. «В Руфе, на военной базе. Какого черта это нужно делать…»
  
  «Почему он находится в Руфе? Обычно он там базируется?»
  
  «Он взят в армию на пару месяцев».
  
  "Что насчет его команды?"
  
  «Строго военные. Послушайте, разве вам не интересно, как они взяли Менданике?
  
  
  Это адская история. Это случилось раньше. Шаблон был тот же, подход был тот же. Это была идеальная установка. Это…"
  
  "Вы были на дежурстве, когда Менданике взлетел?"
  
  «Черт возьми, нет! Если бы я был там, он был бы жив сегодня ... или, может быть, я тоже был бы мертв. Халид был на дежурстве. Он был ночным начальником. Только его больше нет рядом ни днем, ни ночью. Мне сказали, что я болен. Так что я пытаюсь сказать тебе кое-что, прежде чем заболею, только ты хочешь поговорить об этом проклятом DC-7. Когда они забрали его отсюда, я сказал, скатертью дорога! "
  
  Пока он гремел, я проводил обычную проверку через стеклянную перегородку. В вешалке не горел свет, но в сумерках было достаточно, чтобы разглядеть силуэты вновь прибывших. Их было пятеро. Они двигались по разложенному ангару в расширенном порядке. Переключатель света над головой находился на стене позади Ганса.
  
  "Выключи свет, быстро!" - вмешался я.
  
  Он получил сообщение из моего тона и того факта, что он был рядом достаточно долго, чтобы знать, когда заткнуться и сделать, как ему сказали.
  
  Я почувствовал неприятный бронхиальный кашель, смешанный со звоном разбитого стекла, когда я откинулся на спинку стула и встал на колени. Вильгельмина в руке. В темноте я слышал, как Ганс тяжело дышит.
  
  "Есть черный ход?"
  
  «В соединительном офисе». Его голос дрожал.
  
  «Заберись туда и подожди. Я позабочусь обо всем здесь».
  
  Мои слова были прерваны еще несколькими пулями и парой рикошетов. Мне не хотелось открывать огонь из 9-мм пулемета и вызывать пехоту. Атака была полностью напрасной. Не было необходимости ломать стеклянные окна, чтобы пять героев смогли схватить одного невооруженного механика. Глушители означали, что они не принадлежали компании, охраняющей аэропорт. Может быть, их идея заключалась в том, чтобы напугать Ганса до смерти.
  
  Я слышал, как Ганс проскользнул в соседний офис. Я присел у двери и стал ждать. Не долго. С лязгом ног влетел первый из нападавших. Я низко ударил его, и, когда он споткнулся, я ударил его прикладом Вильгельмины. Едва он упал на пол, как за ним последовал номер два. Я приподнял его, и он получил Хьюго по максимуму. Он издал невнятный крик и рухнул мне на плечо. Я двинулся вперед, используя его как щит, и мы наткнулись на номер три.
  
  Когда произошел контакт, я сбросил ему с плеча изрезанное ножом тело. Он был шустрее и умнее. Он выскользнул из мертвого груза и направился ко мне с пистолетом, готовый выстрелить. Я нырнул прямо перед выстрелом, зашел под его руку, и мы спустились на пол ангара. Он был большим и сильным, от него пахло потом пустыни. Я держал его за запястье с пистолетом. Он избегал удара моего колена по промежности, левая рука пыталась схватить мое горло. В присутствии еще двух его приятелей у меня не было времени тратить время на искусство греко-римской борьбы. Я позволил его свободной руке найти мое горло и загнал Хьюго ему под мышку. Он содрогнулся и начал биться, и я быстро спрыгнул с него, готовый к двум другим. Я слышал, как кто-то бежит. Я подумал, что это хорошая идея, и вернулся через дверь офиса, пригнувшись.
  
  "Ганс!" - прошипел я.
  
  "Коул!"
  
  «Открой дверь, но стой там».
  
  "Не волнуйся!"
  
  Дверь выходила из задней части ангара. Бегущие ноги могли означать, что наши посетители решили встретить нас там. Что с огнями аэропорта, огнями на посту охраны и ясностью ранней вечерней темноты, не было проблем с тем, чтобы увидеть, есть ли у нас нежеланная компания. На данный момент мы этого не обнаружили.
  
  «Моя машина у обочины», - сказал я. «Ты следуешь за мной. Смотри за нашей спиной. Пойдем».
  
  Это была довольно неприкрытая прогулка из задней части ангара на свободную стоянку. Fiat выделялся как памятник Вашингтону.
  
  "Где твоя машина, Ганс?" Я спросил.
  
  «По ту сторону ангара». Ему приходилось бежать, чтобы не отставать от меня, и он запыхался не только от того, что устал. «Я припарковал его там, потому что там больше тени, и…»
  
  «Хорошо. Вы садитесь сзади, ложитесь на пол и не двигаетесь ни на дюйм».
  
  Он не спорил. Я запустил Fiat, подсчитывая суммы по двум пунктам. Если бы посетители погнались за мной, они бы знали, где припаркована моя машина. Если они не входили в состав команды, охраняющей аэропорт, они были разведчиками, что для партизан - не проблема. В любом случае, они пришли за Гансом, а не за мной.
  
  Подойдя к посту охраны, я остановил машину, приглушил фары, чтобы показать свою внимательность, и вышел. Если бы лейтенант и его мальчики знали об отряде убийц, я бы узнал сейчас.
  
  Первоначальная четверка во главе с сержантом подошла ко мне. «Vive la NAPR, сержант», - пропел я, двигаясь к ним.
  
  "Ах, ты", - сказал сержант
  
  .
  
  «Я вернусь утром. Вы хотите поставить штамп в моем паспорте?»
  
  «Завтра день молитвы и траура», - прорычал он. «Не приходи сюда».
  
  «Ах да. Я понимаю».
  
  «Убирайтесь отсюда», - жестом жестом жестом показал сержант.
  
  Я медленно вернулся к машине, не сводя глаз с изогнутого силуэта ангара. Все идет нормально. Я улыбнулся, помахал охранникам и начал уезжать.
  
  
  
  
  
  
  Глава 7
  
  
  
  
  
  Выйдя из аэропорта и убедившись, что за нами никто не следит, я повернулся к своему спрятанному пассажиру.
  
  «Хорошо, приятель. Подойди и присоединяйся ко мне».
  
  Он подошел к заднему сиденью и, глотнув, вытащил из комбинезона бутылку бурбона. "Иисус!" - сказал он и отпил большой глоток. "Вы хотите один?" - выдохнул он, протягивая бутылку.
  
  «Никогда не трогаю его, когда я за рулем».
  
  «Боже мой, ты что-то вроде того, приятель. Вот…» - он потянулся к нагрудному карману, - «забери это обратно. Ты только что спас мне жизнь. Все, что я получил, что ты хочешь, - бесплатно».
  
  «Полегче, Ганс». Я не мог удержаться от смеха. «Все при исполнении служебных обязанностей. Оставьте деньги себе. Вы их заработаете».
  
  «Но черт! Где вы когда-нибудь учились так действовать!»
  
  «А? Почему, всю мою жизнь. Двадцать лет в Африке и« Как долго ты был в самолетах? »
  
  «А? Почему, всю свою жизнь. Двадцать лет в Африке, а до этого…»
  
  «Я думаю, вы знаете, что пилотная труба отличается от турбины. Вы профессионал в своем деле». Я один в своем. Куда я могу отвезти тебя, где ты будешь в безопасности? "
  
  «Мое место. У него высокая стена и крепкие ворота, и старый Тор откусит задницу жестяного гуся, если я ему скажу».
  
  «Ты штурман. Есть идеи, кто эти недружелюбные?»
  
  «Господи, нет! Я все равно их не видел».
  
  «Есть ли в армии Ташамеда отряды коммандос?»
  
  «Убить меня. Единственное, что я знаю, это то, что все они носят синий клетчатый головной убор».
  
  Это было в точку. Один из нападавших был в берете, двое других - без головного убора.
  
  «Ты уверен, что не хочешь этого? Я выпью все это, а потом поймаю кайф».
  
  «Только не теряйся в этом настолько, чтобы не обращать внимания на то, что я говорю. Ты же знаешь, что смерть Менданике не была случайностью. Кому еще ты сказал это?»
  
  «Никому. Только тебе».
  
  «Есть ли еще одна причина, по которой кому-то нужен твой скальп?»
  
  "Убьют меня?".
  
  Я нажал на тормоз и остановил Fiat. Ганса отбросило вперед к приборной панели, его бутылка опасно лязгнула. Я схватил его за комбинезон и подтащил к себе лицом. «Я хочу получить несколько ответов прямо сейчас, или ты пойдешь домой с бутылкой в зубах. Понятно?»
  
  Он уставился на меня, на этот раз потеряв дар речи, широко раскрыв глаза, открыв рот и тупо кивая. Я отпустил его, и мы снова двинулись в путь. Я подождал, пока он очнется, затем молча предложил ему сигарету. Он воспринял это так же тихо.
  
  "Итак, кому вы рассказали о своей теории о катастрофе?"
  
  «Халиду… Он был в ангаре, когда я дежурил. Слухи о катастрофе уже поступили. Когда я спросил его, почему они взяли DC-6 вместо Gulfstream, он сказал, что на самолете не работает генератор. Я знал, что он лжет. Я проверил все на Гольфстриме накануне. Я также знал, что он чертовски напуган. Чтобы напугать его еще больше и заставить говорить, я сказал ему, что знаю, как DC-6 был саботирован ".
  
  "И он говорил?"
  
  "Неа."
  
  "Как вы узнали, что это был саботаж?"
  
  «Как я уже сказал, это было похоже на еще одну аварию, произошедшую в Африке. То же самое. Все знали, что это был саботаж, только никто не мог это доказать. Тогда я доказал это. Если я смогу добраться до Будана, я смогу это доказать. на этом тоже ".
  
  Сирена, завывающая вдали, дала неоднозначный ответ. «Это может быть скорая помощь. Посмотрим, что это за багги для дюн». Я переключился на секунду и съехал на Fiat, который, как я надеялся, был жестким.
  
  «Мы точно застрянем». Ганс подпрыгивал, оглядываясь взад и вперед.
  
  Колеса нашли некоторую тягу, когда я двигался под углом к ​​укрытию невысокого обрыва.
  
  "Они идут ужасно быстро!"
  
  Я надеялся уйти достаточно далеко от дороги, чтобы быть вне зоны досягаемости приближающихся фар, то есть за обрывом. Колеса начали закапываться и скатываться. С этим бороться было бесполезно. «Подожди», - сказал я, заглушив двигатель и вылетев со своей стороны.
  
  Беловатый цвет Fiat прекрасно вписывался в пустыню. Достаточно, чтобы, когда мимо проехала большая командирская машина, а за ней и скорая помощь, нас не заметили. Сирена завыла в холодном ночном воздухе. Потом они ушли, а мы встали и двинулись обратно к машине, а Ганс бормотал: «Что за способ закончить день».
  
  . Потом они ушли, а мы встали и двинулись обратно к машине, а Ганс бормотал: «Что за способ закончить день».
  
  «Вы можете благодарить Аллаха, что не закончили его навсегда».
  
  "Да. Как мы теперь выберемся отсюда?"
  
  «Мы протрем твою бутылку, и, может быть, придет мысль. Если нет, я уверен, ты хорош в толкании машин».
  
  Сделав всего пару небольших остановок, мы вернулись в путь через десять минут и через двадцать минут добрались до виллы Ганса.
  
  Заграничный квартал Ламаны представлял собой часть домов с белыми стенами в мавританском стиле, сосредоточенных вокруг парка, по имени Лафейетт. Мы провели разведку перед тем, как войти во владения Ганса. Его дом находился в переулке рядом с парком. Мы обошли его дважды. На улице не было машин и фонарей.
  
  - И вы все это рассказали Халиду?
  
  "Да уж."
  
  "Ты сказал кому-нибудь еще?"
  
  «Эрика, моя дочь, но она ничего не сказала».
  
  «А теперь скажи мне, чем еще ты занимался, из-за чего кто-то настолько расстроился, что захотел убить тебя?»
  
  «Будь я проклят, если знаю. Честное слово!» Он протянул руку, чтобы удержать меня. «Я немного занимаюсь контрабандой, все делают. Но это не причина убивать парня».
  
  «Нет, они возьмут тебя только за правую руку. Полагаю, в самолете есть бортовые журналы этого DC-7».
  
  «Да. Если это поможет, у вас могут быть журналы старого двигателя. Ты не сможешь попасть в Руфу».
  
  "Безопасность строже, чем здесь?"
  
  "Да, черт возьми."
  
  «Вы говорите, что самолет был предоставлен военным. Знаете для чего?»
  
  «Конечно. Обучение парашютистов. Не могли бы вы мне сказать, почему вы…»
  
  «Где вы выполняли техническое обслуживание, капитальный ремонт и тому подобное?»
  
  «Мы сделали все, кроме главного, прямо здесь. Для этого я использовал« Олимпик »в Афинах».
  
  "Когда у него был последняя проверка?"
  
  «О, это должно было быть, когда они его взяли. Они сказали, что разберутся».
  
  «Еще один вопрос, - сказал я, выключая фары, - на этой дороге есть поворот?»
  
  Он резко дернулся, а затем повернул голову, понимая сообщение. «Ни черта! Господи, ты думаешь, они нас преследуют».
  
  Я подъехал, а он вылез и подошел к двери в стене, в которой было окно Иуды. Я слышал, как Тор приветливо рыкнул. Ганс позвонил в звонок, позвонив два коротких и длинный. Загорелся верхний свет.
  
  «Она, должно быть, беспокоилась обо мне», - усмехнулся он. «Эрика, это я, дорогая», - позвал он. «У меня есть друг, так что держи Тора».
  
  Цепь потянули. Дверь распахнулась, и я последовал за ним во двор. В тусклом свете мне показалось, что она высокая. На ней было что-то белое, и она держала рычащую собаку. "Тор, перестань!" - сказала она хриплым голосом.
  
  Ганс опустился на колени, положив руку Тору на голову. «Тор, это мой друг. Ты относишься к нему как к другу!»
  
  Я присел рядом с собакой и позволил ей понюхать мою руку. «Привет, Тор, - сказал я, - ты из тех парней, с которыми можно встретиться, когда необходима защита».
  
  Он фыркнул и начал вилять хвостом. Я встал и увидел, что Эрика оглядывает меня. «Меня зовут Нед Коул. Я подвез твоего отца домой».
  
  «Судя по его запаху, я уверен, что он нуждался в этом». В этой грубости был оттенок юмора.
  
  «Это хорошо сказано». Ганс вытолкнул бутылку. «Послушайте, я с трудом выловил это на поверхности».
  
  Мы все засмеялись, и мне понравился ее звук, раскованный. «Заходите, мистер Коул. Что случилось с вашей машиной, папа?»
  
  «Он ... ах ... сломался. Я не хотел тратить время на его исправление, в основном потому, что мистер Коул здесь ...»
  
  "Вы занимаетесь авиационным бизнесом?" Она открыла дверь и протянула нам пройти. При свете я лучше разглядел ее.
  
  У нее была миниатюра носа ее отца до прыжков с трамплина. Кроме того, она, должно быть, благосклонно относилась к своей матери. Афродита в белых шортах. На фоне холода она была в синем свитере с воротником-водолазкой, который выглядел трудно, чтобы удержать все внутри. Остальные ее размеры были равны, и когда она закрыла дверь и прошла мимо, она выглядела так же хорошо, как уходила, как и вперед. На самом деле, босиком или верхом на лошади Эрика Гайер с длинными и естественными темными волосами, прямыми и проницательными голубыми глазами была самым желанным зрелищем для любого видения.
  
  "Могу я предложить вам что-то?" Слабая улыбка дразнила меня.
  
  «Не сейчас, спасибо». Я вернул услугу.
  
  «Слушай, дорогая, здесь кто-нибудь был? Кто-нибудь звонил?»
  
  «Нет… Я отпустил Каззу домой, когда пришел из клиники. Почему ты ждешь компании?»
  
  «Надеюсь, что нет. То есть, нет. Но сейчас все не так хорошо и…»
  
  "Доктор Рабул сказал, что будет лучше, если я не приду завтра. Я думаю, что он глупый
  
  и ты тоже. Вы согласны, мистер Коул? »Мы все еще смотрели друг на друга.
  
  «Я здесь просто незнакомец, мисс Гайер. Но я полагаю, что все может выйти из-под контроля. В любом случае хороший повод, чтобы у вас был выходной, не так ли?»
  
  «Док прав. Эй, а как насчет холодного пива и закуски?» Я не знала, спрашивает ли меня Ганс или говорит ей.
  
  «Мне очень жаль, - сказал я. «Я не могу остаться». Мое сожаление было искренним. «Возможно, тебе удастся взять выходной, Ганс».
  
  "Что случилось?" - сказала Эрика, переводя взгляд с меня на своего отца.
  
  «А теперь не смотри на меня так», - вздрогнул он. "Я ни черта не сделал, не так ли?"
  
  "Не то, что я знаю о." Я подмигнул ей. «Я уточню у вас обоих утром. Я не хочу оставлять эту машину там слишком долго. Она может потерять все необходимое».
  
  «Я открою ворота, и вы поставите ее во двор». Ганс тоже не хотел, чтобы я уходил.
  
  «Я приду на завтрак, если вы меня пригласите». Я кивнул Эрике.
  
  "Как тебе яйца?" Она снова склонила голову ко мне, жест копировал ее отец.
  
  "Я возьму фирменное блюдо дома. В какое время?"
  
  «Когда ты придешь, я буду готова».
  
  «A bientôt», - протянул я руку. Я очень не хотел отказываться от этого рукопожатия.
  
  "A bientôt". Мы оба засмеялись, и Ганс выглядел озадаченным.
  
  «Я тебя провожу», - сказал он.
  
  В машине я дал ему несколько советов. «Лучше тебе все рассказать. Если у тебя есть друзья, где ты сможешь переночевать, это будет неплохой идеей. Если ты останешься здесь, скажи Тору, чтобы он затачивал зубы. У тебя есть пистолет?»
  
  «Да. Любой, кто попытается перебраться через эту стену, включит сигнализацию, которая разбудит мертвых. Я сам ее настроил».
  
  «Увидимся утром, Ганс».
  
  «Конечно. И, эй, спасибо за все, но я еще не заработал это бабло».
  
  «Оставайся свободным, и ты им будешь».
  
  Я уехал, желая остаться. У меня не было времени защищать их, и была большая вероятность, что головорезы снова придут на охоту.
  
  
  
  
  
  
  Глава 8
  
  
  
  
  
  Вернувшись в центр города, я пережил долгий и не очень продуктивный день. За исключением прямой попытки застрелить меня в Риме, мне оставалось делать немного больше, чем когда Хоук вытащил меня из моего идиллического уединения у озера.
  
  Почти все, что произошло с тех пор, указывало на внутренние проблемы для НАРН, но мало на то, чтобы она стала убежищем для ядерного оружия. Автомобиль, который чуть не сбил Ван дер Меера и меня, мог быть паршивым водителем или гостеприимным комитетом для нежеланного американца. Пока что Саттон предлагал только девушку по имени Паула, которая была неплохим предложением, если тебе нечего было делать.
  
  Единственный подозрительный угол атаки на Ганса заключался в том, почему цифры и почему место? Ответ мог заключаться в том, что они хотели держать все наготове, и что может быть лучше, чем поле под военным контролем. Цифры могли означать, что они не планировали убивать его, пока не напугали его до разговора. Приток наемников был единственной слабой зацепкой. Приведенные кем-то партизаны и обученные где-то совершать убийства. Очевидным кем-то был Тасахмед, но внешний вид и манеры его солдат только усиливали то, что указывалось в файлах AX, отсутствие профессиональных качеств. Конечно, в Rufa все могло быть иначе. Дюжина советских инструкторов могла сделать это иначе. Похоже, визит к Руфе был приоритетом. Единственным положительным моментом в DC-7 было то, что для обслуживания его ушло гораздо больше времени, чем это было необходимо. Сложите все это, и получится хорошая куча загадок.
  
  Парковать «Фиат» в переулке, где я его взял, было бесполезно. Оставлять его на улице тоже было нехорошо; это был хороший способ потерять это.
  
  В городе все было закрыто, пешеходный поток был почти таким же разреженным, как движение машин и лошадей. Я направился на центральную площадь. Рядом с центральным бюро почты находился Комиссариат полиции. Перед его выцветшим фасадом стояло полдюжины машин. Я подъехал к одной - жучку фольксвагена, который выглядел не более официально, чем моя собственная машина. Два жандарма у входа в здание бросили на меня беглый взгляд. Это казалось хорошим местом для парковки, пока Али не поставит что-нибудь получше. Древняя Ламанийская пословица гласит: «Если вы не хотите, чтобы вас заметили, припаркуйте своего верблюда в стаде врагов».
  
  Бар отеля назывался «Зеленая комната». Зеленый, потому что он был окружен старинными зелеными шторами. Барной стойки не было, но вокруг столов из твердых пород дерева был ряд марокканских стульев одинакового возраста. Полвека назад это был элегантный французский салон, где джентльмены нюхали свой кокаин или глотали коньяк «Курвуазье» .
  
  
  Теперь это был боковой карман, где неверующий мог попить, потому что мусульманский закон должен был принимать экономические реалии. Реальность была в четыре раза дороже обычного напитка. По крайней мере, это была одна из жалоб Генри Саттона.
  
  Я мог бы заметить его на Центральном вокзале в пять часов дня пятницы. Это были Тафт, Йельский университет и, вероятно, Гарвардская школа бизнеса. Благовоспитанное лицо, высокий, угловатый, в его одежде, часах, браслете, классическом кольце, и в этой неопределенной манере скучающей уверенности, граничащей с самодовольным видом, проявляется вид богатства. Он был проштампован Госдепом. Почему именно ЦРУ приставило к нему метку, я оставлю экспертам.
  
  Зеленая комната была заполнена сигарным дымом и маленькими сгустками бизнесменов, скармливающих друг другу последние слухи. Я заметил среди них пару британцев. Саттон, настоящее имя которого, несомненно, было чем-то вроде Дункана Колдрича Эшфорта Третьего, сидел один в углу, деля свое время между тем, чтобы потягивать пиво и смотреть на часы.
  
  Я сел рядом с ним и протянул руку. «Мистер Саттон, я Нед Коул. Извини, я опоздал, пробки».
  
  Мгновенное удивление уступило место быстрой оценке. «О, как поживаете. Мы слышали, что вы приедете». Он был с их собственным вздором. Уровень звука был сильным для собравшихся, но собравшиеся были достаточно заняты, чтобы мы могли поговорить в полной конфиденциальности.
  
  «Я сделаю несколько важных заметок», - сказал я, улыбаясь, доставая карманный блокнот. «Вы ответите на несколько вопросов».
  
  «Я думаю, что было бы больше смысла, если бы мы пошли в посольство». У него был аденоидный голос, гармонирующий с его высоким носом.
  
  «Я уже был в посольстве, Генри. Я слышал, что вы были заняты. Вы принесли ответ на мой приоритет от АЗ»?
  
  «Он у меня в кармане, но посмотри сюда…»
  
  «Вы можете передать его мне, когда мы выйдем. У вас есть что-нибудь по поводу встречи Менданике и Петерсена».
  
  Он смотрел на меня, расстроенный, ледяной. «Я не отчитываюсь перед тобой, Коул. Я…»
  
  «Вы это делаете сейчас, и вам лучше добраться до этого чертовски быстро». Я улыбнулся и кивнул, сделав пометку на странице. «Ваши инструкции пришли через Белый дом, так что давайте избавимся от этого дерьма. А что насчет Петерсена?»
  
  «Посол Петерсен, - подчеркнул он первое слово, - был моим личным другом. Я чувствую личную ответственность за его смерть. Я…»
  
  "Мне все равно". Я сделал знак официанту, указав на пивную бутылку Саттона и подняв два пальца. «Спасите свои раненые чувства и расскажите мне факты». Я записал еще одну пустоту в блокноте, позволяя ему отдышаться.
  
  «Грузовик, врезавшийся в машину посла, был грузовиком без опознавательных знаков». Он сказал это так, словно плевался зубами. «Я нашел это».
  
  Я посмотрел на него. Он надулся от досады, быстро переходя в ярость.
  
  «Пьяный водитель для тебя. Ты нашел, кто им владеет?»
  
  Он покачал головой. "Еще нет."
  
  «Это ваше единственное указание на цель полуночного собрания?» Мой тон еще глубже отразился на его загорелом лице.
  
  «Встреча состоялась в 01:00. Мы до сих пор не знаем ее цели».
  
  «Если бы вы сказали это с самого начала, мы могли бы сэкономить минуту. Насколько я понимаю, Менданике не уважал посла».
  
  «Он не понимал посла. Посол пытался и пытался…»
  
  «Так что характер звонка Менданике Петерсену был необычным».
  
  «Да, можно было так сказать».
  
  «С кем именно Петерсен разговаривал перед отъездом в Президентский дворец?»
  
  «Только с его женой и морским пехотинецем. Он просто сказал жене, куда он собирается, и он также сказал морской пехоте. Ему следовало забрать своего водителя. Если бы он позвонил мне…»
  
  "У вас нет никаких контактов во дворце?"
  
  "Думаешь, это легко?"
  
  Официант принес пиво, и я подумал, какой полный перебор этот мальчишка. Один резервный агент AX из секции R, дислоцированный в Ламане, и я получил бы свои ответы.
  
  Есть кое-что, что вам лучше знать прямо сейчас, - сказал он, когда официант ушел. - У нас есть информация, что завтра здесь будут проблемы. Было бы разумно провести день в посольстве. Все может стать очень некрасивым ".
  
  Я отпил пиво. «Партизаны, которые пришли сюда, кому они принадлежат?»
  
  «Я подозреваю, что они были введены Менданике для использования против Османа на юге».
  
  "Ты руководствуешься догадками, а?"
  
  Увы это было так. Его глаза сузились, и он наклонился ко мне. «Мистер Коул, вы не офицер моего агентства. Вы из ДВД или какой-то другой операции. Вы можете быть важны дома, но я руковожу станцией здесь, и у меня есть вся информация…»
  
  Я встал: «Я пойду с тобой», - сказал я, улыбаясь ему и кладя блокнот в карман.
  
  блокнот. Он последовал за мной из комнаты в коридор вестибюля.
  
  «Только одно», - добавил я, когда он неуклюже пошел рядом со мной. "Я, наверное, свяжусь с вами завтра. Мне нужен письменный отчет о смерти посла со всеми подробностями; никаких догадок, только факты. Мне нужно все, что у вас есть о наемниках. Я хочу знать, какие контакты у вас есть в этом городе и этой стране. Я хочу знать, что задумал Осман, и ... "
  
  Он остановился. "Теперь вы видите здесь ...!"
  
  «Генри, мальчик, - и я закончил с улыбкой, - ты сделаешь то, что я скажу, или я отправлю тебя отсюда так быстро, что у тебя не будет времени собирать танцевальные туфли. мы заходим в салон для дома, и вы можете дать мне мой приоритет от А до Я. Тебе только что дали свой ".
  
  Он ушел на полной скорости, и я побрел к лифту, думая, что агентство сможет добиться большего даже в таком месте в саду, как этот.
  
  Ранее я отмечал, что консьержа Лакута заменил ночной человек. Я кивнул ему, и он холодно улыбнулся мне-знаю-чего-то-ты-чего-не знал. Краем глаза я увидел, как голова Али высунулась из-за пальмы в горшке. Он подал мне быстрый сигнал, и я прошел мимо культурного дерева, рад вступить в контакт. Может, мой Аладдин вызовет какую-нибудь столовую еду.
  
  "Мастер!" - прошипел он, когда я остановился, чтобы завязать шнурок, - не ходи в свою комнату. Там полицейские свиньи. Главный и его крутые парни.
  
  «Мои старые друзья, Ах, - сказал я, - но спасибо. Я хочу какое-то место, где я могу побыть в уединении на некоторое время».
  
  «Выйдите из лифта на втором этаже».
  
  Я выпрямился, думая о том, что Али будет делать с работой Генри Саттона. Может быть, я смогу получить ему стипендию в Йельском университете.
  
  Он встретил меня на втором этаже и провел в комнату, похожую на мою комнату двумя этажами выше. «Здесь вы будете в безопасности, Мастер», - сказал он.
  
  «Я бы предпочел сытый желудок. Вы можете принести мне что-нибудь поесть?»
  
  "Кускус?"
  
  «Да, и кофе. Кстати, где лучше припарковать машину?»
  
  Он ухмыльнулся до груди. "Может быть, перед комиссариатом полиции?"
  
  «Убирайся отсюда». Я нацелил сапог ему в тыл.
  
  Он отвернулся. «Мастер не так уж и глуп».
  
  Я запер за ним дверь и сел читать ответ AX. В сумме получилось два нуля. Доктор Отто ван дер Меер был именно тем, кем он себя называл, и его тоже высоко ценили. Его мать была зулуской. Африка была его сельскохозяйственным центром. Спутниковая и аэрофотосъемка над НАГР ничего не дала.
  
  У меня не было измельчителя, чтобы уничтожить ответ АЗ, но у меня была спичка. Я сжег, затем смыл его и подумал о моих гостях, ждущих наверху. Меня не удивило их прибытие. Звонил ли им Лакуте или нет. Таможня передала бы слово. Я мог бы избежать их, если бы захотел. Я не выбирал, но им придется подождать, пока мой внутренний человек не будет восстановлен.
  
  Ах, верно, кус-кус был хорош, и густой черный кофе тоже. «Хозяин хочет, чтобы сюда привезли машину?» он спросил.
  
  "Думаешь, там безопасно?"
  
  «Я не думаю, что его украдут». Он играл прямо.
  
  "Можете ли вы предложить более уединенное место?"
  
  «Да, когда Учитель принесет его, я покажу ему».
  
  «Это может произойти намного позже».
  
  «Останьтесь в этой комнате сегодня вечером, хозяин, и вы будете спать спокойно. Те, кто наверху, устанут и уйдут. Тот свиной пузырь, Лакуте, он принес их».
  
  «Спасибо за наводку, Али». Я принес несколько счетов. «Закройте глаза и возьмите кирку».
  
  «Мастер не слишком разбирается в деньгах».
  
  «Это больше, чем подсказка. Это информация. Вы знаете, что американский посол был убит. Я хочу знать, кто его убил».
  
  Его глаза расширились. «Вы могли набить руку в десять раз больше, чем держите, и я не мог дать вам ответ».
  
  «Не сейчас, но держи свои острые уши открытыми, и неизвестно, что ты услышишь».
  
  Он покачал головой. «Я не хочу, чтобы они были отрезаны».
  
  «Слушай тихо».
  
  Если я что-то слышу, то вы мне платите. Не сейчас. Вы уже заплатили мне вдвое больше. Так не весело. Вы должны торговаться ".
  
  Когда он ушел, я выгрузил Вильгельмину, Гюго и французский паспорт. Люгер ушел под матрац, Хьюго - в туалетную комнату, а паспорт - в задней части полки туалета. Пора было знакомиться с оппозицией и, как говорится, захотелось быть чистым.
  
  Я вошел в свою комнату, зарегистрировав должный сюрприз в приемной. Комната была бы забита тремя людьми. С пятью это было почти СРО.
  
  
  Дверь захлопнулась, заперта, и меня обыскал один из злоумышленников в форме.
  
  В то время как армейские парни были одеты в хаки, мои посетители были одеты в оливково-зеленый. Полковник, сидевший в кресле лицом ко мне, получил мой паспорт от моего поисковика, не сводя с меня глаз.
  
  "Что тут происходит!" Мне удалось выбраться. "П-кто ты?"
  
  «Заткнись, - сказал он на сносном английском. - Я поговорю, ты ответишь. Где ты был?» По почти заполненной пепельнице было очевидно, что это нетерпеливый официант.
  
  "Что ты имеешь в виду, где я был?"
  
  Была дана короткая команда, и бык слева от меня ударил меня по пасти. Я почувствовал вкус серы и крови. Я ахнул и попытался изобразить ошеломленный.
  
  «Я сказал, ты ответишь, а не глупых звуков». Полковник постучал свежей сигаретой о свой серебряный портсигар. У него были жилистые пальцы. Они пошли с остальным от него; свернувшаяся змея из блэкджека. Уговорчивое лицо было убийственно красивым - тонкие губы, тонкий нос, тонкие глаза. Обсидиановые глаза; беспощадный, умный, лишенный чувства юмора. Судя по опрятной форме, он был привередлив, хорошо организован, не похож на тех военных, которых я видел до сих пор. В пустынной одежде он мог бы сыграть Абд эль Крима в расцвете сил.
  
  "Теперь, где ты был?" - повторил он.
  
  «В… в посольстве США». Я заткнул губы носовым платком. «Я… я был там, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Я газетчик».
  
  «Мы все знаем о вас. Кто вас сюда пригласил?»
  
  «Я тупо покачал головой.» Н-никто меня не пригласил. Я-я просто пришел ... чтобы ... написать о ваших сельскохозяйственных проектах ".
  
  «Мы польщены, - выдохнул он облако дыма, - но ты лжец». Он кивнул на кучу мяса справа от меня. У меня было как раз достаточно времени, чтобы напрячь мышцы живота и выдержать удар. Но даже в этом случае мучительный кашель и удвоение не были всего лишь игрой. Я упал на колени, схватившись за живот. За волосы меня подняли на ноги. Я рыдал, тяжело дыша, проваливаясь под скальпом.
  
  "Какого черта!" Я слабо ахнул.
  
  "Что, черт возьми, действительно. Зачем ты пришел сюда?"
  
  «Написать о смерти премьер-министра». Я вытащил это, притворившись, что глотнул, чтобы помочь.
  
  «И что вы могли бы написать об этом, кроме того, что ваше вонючее ЦРУ убило его?» Его голос сердито затрещал. «Может быть, вы из ЦРУ! Откуда я знаю, что это не так?»
  
  "Нет, не ЦРУ!" Я протянул руку.
  
  Я не видел удара, исходящего от третьего человека позади меня. Это был удар по шее, и на этот раз я действительно упал. Мне пришлось изо всех сил бороться, чтобы не наткнуться на персидский коврик в глазу. Самый простой способ - притвориться потерявшим сознание. Я замер.
  
  "Дурак!" - рявкнул полковник по-арабски. «Вы, наверное, сломали ему шею».
  
  "Это был всего лишь легкий удар, сэр!"
  
  «Эти американцы многого не выносят», - пробормотал тот.
  
  «Открой лицо и набери воды».
  
  Вода была приятной. Я зашевелился и застонал. Снова поднявшись на ноги, я попытался одной рукой потереть шею, а другой - живот.
  
  «Послушайте меня, незваный писатель лжи, - рука в моих волосах вздернула мою голову, чтобы я уделил полковнику должное внимание, - есть рейс, вылетающий из Ламаны в 07:00 в Каир. Вы будете в аэропорту в 05:00, так что у вас будет достаточно времени, чтобы побыть на нем. Если вы не на нем, ваше пребывание здесь будет постоянным ".
  
  Он встал, и взгляд у него был даже острее, чем у бритвы. Он потряс мой паспорт перед моим носом. «Я сохраню это, и вы можете вернуть его, когда пройдете таможню. Вам это ясно?»
  
  Я молча кивнул.
  
  «И если вы хотите написать рассказ о своем приятном пребывании здесь, скажите, что полковник Мохаммед Дуза был человеком, который развлекал вас больше всего».
  
  Он прошел мимо меня, и денди, который ударил меня кроличьим кулаком, ударил меня сапогом в зад и толкнул меня через комнату на кровать.
  
  Дуза сказал у двери. «Я оставлю здесь Ашада, чтобы обеспечить вашу защиту. Мы любим проявлять гостеприимство даже к незваным гостям».
  
  Помимо затекшей шеи и боли в животе, мне нечего было показать из-за того, что я бросился к львам пустыни. Я встретил Дузу и узнал, что он не знал Ника Картера, а только Неда Коула, а это означало, что он не играл никакой роли в заказе моего убийства. Он не видел во мне проблемы, и это было моей точкой зрения. Он не будет беспокоить меня, пока я не приду на рейс. Было всего 21:00, а значит, у меня оставалось девять часов. У меня на повестке дня было еще пара остановок, и пора было идти. Если они окажутся такими же сухими, как и остальные, я мог бы устроить собственный переворот.
  
  Ашад, которого оставили присматривать за мной, был тем, кто причинил мне наибольший ущерб, причем сзади. Пока он сел в кресло, которое освободил Дуза, я вошел в кабину, обозначенную как salle de bain, и убрал обломки. Если не считать ушибленной губы, я выглядел не намного хуже, чем обычно.
  
  .
  
  Ашад с усмешкой наблюдал за мной, когда я наклонился, чтобы поднять носовой платок. «Ваша мать ела навоз», - сказал я по-арабски.
  
  Он не мог поверить, что правильно меня расслышал. Он поднялся со стула с широко раскрытым ртом и глазами, полными ярости, и я бросился в прыжке и ударил ногой в карате. Моя нога задела его верхушку шеи и челюсть, и я почувствовал, как кости раскололись, когда его голова чуть не оторвалась. Он перебрался через спинку стула, ударился об стену и ударился об пол с грохотом, от которого задребезжала посуда.
  
  Второй раз за день я уложил труп в постель. Затем я переоделся, надев черный костюм и подходящую рубашку с воротником-стойкой. Не то чтобы я был в трауре, но цвет подходил к случаю.
  
  Уходя, я спустился в свою комнату на втором этаже. Там я собрал свое оборудование и сдал сумку и кейс. Из чемодана достал самое необходимое - лишние две обоймы для люгера, одна из них зажигательная. За коленом я закрепил специальное устройство самонаведения размером с кнопку AX. Если возникнет необходимость, его сигнал вызовет батальон рейнджеров в 600 человек из Шестого флота. Запасной Пьер вошел во внутренний карман. Наконец, аккуратно спрессованная нейлоновая веревка длиной тридцать футов с ее надежным креплением обернулась вокруг моей середины как второй ремень.
  
  
  
  
  
  
  Глава 9
  
  
  
  
  
  Я вышел из гостиницы по переулку и, придерживаясь таких же переулков, добрался до Президентского дворца у его северной стены. Стена была длиной в полмили с ящиками для охраны с обоих концов и двумя посередине.
  
  Охранники не проводили постоянного патрулирования. Примерно каждые десять минут команды из двух человек маршировали в противоположных направлениях, встречали своих соотечественников и возвращались на базу. Хотя улица, идущая параллельно стене, имела верхнее освещение, я видел, что пробраться через периметр не составило особой проблемы. Это было вопросом времени. Уличные фонари мало освещали стену. Однако стена была доброй двадцати футов высотой и была белой. Одетый в черное, я собирался выглядеть, как тарантул, надвигающийся на него.
  
  Я подождал, пока центральная команда завершит свое нерешительное патрулирование, затем я двинулся от канавы, где я укрылся, быстрым бегом к самой стене. Вдоль нее были низкие кусты, и я устроился в них, чтобы подготовить веревку.
  
  Когда я был настроен, я переместился в точку прямо за центральной стойкой защиты. Двое пассажиров сидели перед ним и разговаривали. Я мог видеть сияние их сигарет и слышать их приглушенные голоса. Только если они повернутся, они увидят меня.
  
  Я встал, проверил и сделал бросок. Веревка пошла вверх и снова. Раздался слабый лязг, когда его специальное приспособление автоматически вонзилось в дальнюю сторону. Звук не беспокоил курильщиков. Я потянул за веревку и пошел дальше. Я сделал пометку, чтобы поблагодарить AX Supply за ее обувь для полевых операций. Подошвы были похожи на магниты.
  
  По восточному обычаю верх стены был усыпан осколками битого стекла. Я осторожно соскользнул, изменил свое положение и, перебив веревку, спрыгнул в парковую зону президентского двора.
  
  В истории страны никогда не было президента, но как только она стала НАПР, из-за бессмысленности политического агитпропа название было изменено с Королевского дворца на Президентский. Как бы то ни было, это был настоящий объект недвижимости. В темноте казалось, что он находится в одном ряду с Версалем.
  
  Я направился к слабому свету в небе, который указывал на расположение дворца. Были ночные птицы, но не было ни охранников, ни собак. Это укрепило мое чувство, что Тасахмед на самом деле не ожидал чьей-либо оппозиции.
  
  Я был почти рад видеть, что сам дворец находится под своего рода охраной. Это было наравне с мальчиками, охранявшими внешнюю стену. Я прошел через них, как виски по треснувшему льду. Моя точка входа находилась через другую стену, всего около десяти футов в высоту. Она скрывала внутренний двор, который был закрыт для всех, кроме Шемы Менданике и ее дам, что-то вроде женского разврата наоборот. Я надеялся, что никто из них не будет ждать, пока я взобрался на его защитную руку. Одна сторона двора была стеной дворца, и чертежи AX указывали на то, что в этом крыле находились апартаменты Шемы.
  
  Во дворе пахло жасмином. В нем были закрытые проходы и центральный фонтан. У него также была увитая виноградной лозой, похожая на лестницу решетку, которая поднималась по высокой стороне дворцовой стены до точки под окном, в котором светился тусклый свет. Как мог странствующий агент игнорировать это?
  
  Сосредоточившись на нем, я почти закончил Ника Картера и вечер Дугласа Фэрбенкса.
  
  
  Все это было слишком легко, и я не видел его в темноте уединенной прогулки. Мой перерыв был в том, что он не видел меня, пока я не приземлился на клумбе.
  
  Если бы он был умен, он бы подождал на месте, пока не ударил меня сзади. Или бил в медный гонг и вызывал большую помощь. Вместо этого он вылетел с дорожки с лаем, как морж, отчасти от удивления, отчасти от злости.
  
  Я увидел вспышку ножа в его руке и помог трусу уйти. Время имело значение, а я не хотел встречаться с его друзьями. Полет Хьюго был коротким и точным: он проник по рукоять в уязвимое место, где горло соединяется с вершиной грудины.
  
  Он упал, задыхаясь от крови, разбиваясь о цветы. Пока он дергался в последних конвульсиях, я дважды проверил двор, чтобы убедиться, что мы одни. Когда я вернулся, ему удалось вырвать Хьюго из горла. Это была его последняя часть движения. Я вытер стилет о его рубашку и перешел к ограде с решеткой.
  
  Она была достаточно крепкой, чтобы выдержать мой вес. Я оставил веревку в лозах и, как Джек в Бобовом стебле, пошел дальше.
  
  Еще до того, как я подошел к окну, я услышал голоса: женский и мужской. Чтобы добраться до окна, я увидел, что мне придется балансировать на вершине решетки, мое тело прижато к стене, руки над головой, тянуться к выступу. Это было одно из тех заведений с глубокими выемками, с длинным наклонным подоконником и остроконечной аркой. Держаться было не за что. Нагрузка должна была пройти через пальцы и ноги. Звук голосов убедил меня, что использовать веревку нет альтернативы. Если насадка ударилась бы о стекло или лязгнула о что-то, это было бы так. Мне пришлось бы тяжело.
  
  Стоя на носках с Хьюго между зубами, я смог зацепиться пальцами за выступ. Затем мне пришлось подтянуть подбородок, прижав пальцы ног к стене, но не выталкивая нижнюю часть тела наружу. Когда я уперся подбородком в выступ, я позволил ему взять на себя часть веса, отпустил правую руку и схватился за внутреннюю часть подоконника.
  
  Остальное заключалось в том, чтобы попасть в комнату, не создавая шума. Это было створчатое окно, открывающееся внутрь, и я прошел через него, как барсук, пытающийся пройти через туннель крота. В конце я увидел, что свет исходит не из комнаты, в которую я собирался войти, а из другой. Вот откуда тоже доносились голоса.
  
  Я понял, что это была спальня, а судя по размеру кровати и легкому запаху духов, это был женский будуар. Зеркало, покрывающее всю стену, поймало мое отражение и на мгновение повторило меня.
  
  Через открытую дверь я увидел гораздо большую комнату, настоящий королевский салон. Однако его размер и обстановка просто регистрировались, когда я видел его обитателей, особенно женщину.
  
  Она была эльфийкой, черноволосой, черноглазой и, вероятно, родственницей колибри. На ней был цельный золотой кафтан из ламе, застегивающийся на шее. Тем не менее, в ее гневе ее грудь акцентировалась, а то, как она двигалась быстрыми вихрями и дротиками, акцентировало остальную часть ее идеально сложенного тела. «Ты проклятый лжец, Тасахмед»; - рявкнула она по-французски.
  
  Требуется обновление файла AX о генерале. Он поправился. Его лицо было слишком пухлым, второй подбородок начинался хорошо, и он начал раздувать форму там, где ее следовало заправить. Он все еще был красивым мужчиной; высокий, легкий на ногах, с тяжелыми чертами лица и растрепанными усами. Цвет лица у него был оливковый, а на висках выделялась седина.
  
  Его явно не беспокоили манеры или слова Шемы Менданике. Фактически, он был одновременно удивлен и наслаждался ее движениями. «Моя дорогая мадам, - улыбнулся он, - вы просто не понимаете природу ситуации».
  
  «Я понимаю это достаточно хорошо». Она села перед ним, глядя вверх. «Ты держишь меня здесь в плену, пока не убедишься, что все под контролем!»
  
  «Ты заставляешь это звучать как какая-то мелодрама», - усмехнулся он. «Конечно, я должен взять на себя управление. Кто еще мог?»
  
  «В самом деле, кто еще мог! Ты избавился от старых голубиных перьев и…!»
  
  Он захохотал и попытался положить руки ей на плечи. «Мадам, это не способ говорить о вашем покойном муже или обо мне. Как я уже говорил вам не раз, я ничего не знал о его бегстве до того, как мне сообщили о его падении. Его смерть - по воле Аллаха».
  
  «Даже если я поверила тебе, какое это имеет отношение к тому, что меня удерживают в этом месте?»
  
  "Шема!" Он снова попытался наложить на нее руки. «Я тебя никак не задержу. Но сейчас уходить опасно, а завтра похороны».
  
  
  «Сегодня днем ​​я хотела пойти в посольство Пакистана, чтобы передать известие моему отцу. Вы помешали мне поехать. Почему?»
  
  «Как я уже сказал, - вздохнул он, человек, которого плохо использовали, - для вашей собственной защиты. У нас есть основания полагать, что Бен д'Око был убит внешними силами. У нас нет возможности знать, что они не попытаются убью и тебя. Как ты думаешь, в это время я рискну волосом с твоей драгоценной головы? " Он протянул руку, чтобы погладить ее, но она убежала. Он начал ее преследовать.
  
  "Какие внешние силы?" она усмехнулась.
  
  «Например, ЦРУ. Они давно хотели убрать Бен д'Око». Он печально покачал головой.
  
  «Они хотели заполучить его так же сильно, как и ты?»
  
  «Почему ты так недоброжелательна ко мне? Я сделаю для тебя все».
  
  «Вы хотите, чтобы я стала вашей второй, третьей или четвертой женой?»
  
  От этого его лицо покраснело. «Что мне делать, чтобы убедить вас, что я искренен в ваших интересах?»
  
  "Ты действительно хочешь знать?" Она снова оказалась перед ним.
  
  "Да." Он кивнул, глядя на нее.
  
  «Вы можете заказать мне машину, чтобы отвезти меня в посольство Пакистана».
  
  «В этот час, моя дорогая? Это исключено». И вот его руки были на ее плечах. Она попыталась отодвинуться, но он ее схватил.
  
  "Отпусти меня, навозник!" - прорычала она, пытаясь вырваться.
  
  Когда он усилил хватку, она попыталась ударить его коленом в пах, плюясь ему в лицо и бодая головой. Она не собиралась сдаваться без боя, даже если он был для нее слишком силен.
  
  Тасахмед поднял ее с пола, и пока она боролась, пиналась и ругалась, он направился в спальню. Я прижался к стене у двери. Но сейчас он не увидел бы меня, если бы я был одет в красный цвет пожарной машины и был освещен неоновыми огнями.
  
  Он швырнул ее на кровать и сказал что-то сквозь зубы о необходимости понимания. В этом ему было достаточно. Она освободила руку и схватила его, когда он пытался прижать ее. Он выругался и замахнулся. Она вскрикнула, и он дал ей еще два на всякий случай. Она начала рыдать, но не от поражения, а от ярости и разочарования. Я слышал, как кафтан рванулся, когда он снимал его с нее, и теперь он яростно бормотал по-арабски. Путь в рай был изрыт сопротивляющимися хури.
  
  Физическая сила и вес окончательно пересилили дух и решительность. Он зажал ее коленом между ног и раздвинул ее бедра. Левой рукой он держал ее запястья над ее головой, а правой стянул с себя одежду. Единственным оставшимся у нее оружием были бедра. Она продолжала подталкивать их к нему, выгибая спину, пытаясь оттолкнуть его. Это движение только возбудило его. Она ругалась и рыдала, а он стоял на коленях между ее ног, когда я сломал это.
  
  Он никогда не знал, что его поразило, а я этого и хотел. Я оглушил его, хлопнув ладонями ему по ушам. Когда он напрягся от шока, я приложил большие пальцы к точкам давления на его шее. Затем нужно было оттолкнуть его и держать Шему под контролем.
  
  «Цветок ночи», - сказал я на урду, вытаскивая Тасахмеда. «Поверь мне, я друг».
  
  В полумраке белизна ее тела казалась ртутью. На данный момент все, что она могла сделать, это втянуть воздух и уставиться на меня.
  
  «Я здесь, чтобы помочь тебе». Я подобрал обрывки кафтана и бросил ей. Похоже, она не торопилась его надевать. Она сидела, потирая запястья, и я мог посочувствовать намерениям генерала.
  
  Наконец она нашла язык и сказала на британском английском: «Проклятый сукин сын! Проклятая свинья! Собака!»
  
  «Он был не очень вежлив, особенно для генерала». Я сказал это по-английски.
  
  Она сердито накинула на себя кафтан. «Кто ты? Откуда ты и чего хочешь?»
  
  «Я друг. И я хочу поговорить с тобой».
  
  Она посмотрела через край кровати. "Ты убил ублюдка?"
  
  - «Нет, я просто избавил его на время от страданий».
  
  Она спрыгнула с кровати. "Несчастье! Я покажу ему какое-то горе!"
  
  Я слышал, как она ударилась ногой. Тело генерала судорожно дернулось. Он не знал, как ему повезло оказаться в другом месте. Она скользнула к алькову своей гардеробной. «Уходи отсюда, пока я что-нибудь надену», - сказала она.
  
  Я позаботился о Тасахмеде, а она позаботилась о прикрытии. Я использовал его шейный платок для повязки на глаза, его носовой платок для затычки и его пояс, чтобы связать его запястья. Он стал хорошо запакован.
  
  Когда я закончил, она включила верхний свет, и мы снова осмотрели друг друга на огромной кровати. Она надела бледно-голубое неглиже. Это не скрывало того, что было внизу. Он просто удостоверился, что вы знали, что все это есть.
  
  
  Ее осмотр Ника Картера был столь же тщательным.
  
  «Ты первый американец, которого я встретила, который выглядел как мужчина», - сказала она. "Где ты научился говорить на урду?"
  
  Я поступил в аспирантуру Исламабадского технологического института. Где ты научился говорить по-английски? "
  
  «Отец у меня был английский губернатор, который был женат на пакистанке, или никто никогда не рассказывал вам об Империи? Вы до сих пор не ответили на мои вопросы - кто вы? Если я вызову охрану, они перережут вам горло!"
  
  «Тогда я не смогу сказать тебе, кто я».
  
  Она ухмыльнулась, выглядя одновременно фальшивой и застенчивой. «И я не смогу поблагодарить тебя за то, что ты снял с меня эту свинью».
  
  «Так почему бы нам не сесть и не начать разговор сначала».
  
  «Я должен сказать, что раньше меня не знакомили с мужчиной в моей спальне. Но с тех пор, как мы начали здесь». Она села на свою сторону кровати и жестом пригласила меня сесть на мою. «А теперь начни».
  
  «Я прошел через это окно, - сказал я, - надеясь застать тебя дома».
  
  "Что ты сделал, пролетел через это на своем ковре-самолете?" - огрызнулась она. «Не пытайся меня обмануть».
  
  «Я не летал, я лазил, и у меня нет времени вас обманывать».
  
  «Вы один из тех проклятых агентов, о которых говорил генерал».
  
  «Я тот, кто хочет задать вам пару вопросов. Тогда я сойду на свой ковер и полечу».
  
  Она встала, подошла к окну и высунулась наружу. Ее движения делали акцент на derriere, которому любой поэт мог бы написать сонет.
  
  «Держу пари, ты будешь хорош на Нанга Парбат», - сказала она, возвращаясь к кровати. «Это странное происшествие, но я кое-что тебе должна. Что ты хочешь знать?»
  
  «Почему ваш муж так спешил в Будан посреди ночи?»
  
  «Ха! Этот чудак! Он никогда не рассказывал мне, зачем куда-то ехал. Обычно он просто посылал мне известие, чтобы я приехала. Ему нравилось выставлять меня напоказ, чтобы все думали, что он знает, как выбрать жену, сексуальный, богатый пакистанец, закончивший школу в Лондоне. Маленькие мальчики были тем, что ему нравилось ».
  
  «Значит, вы мало общались с ним, и вы не видели его до того, как он улетел?»
  
  Она встала, взявшись за руки за локти, и начала петь как колибри. «Да, собственно говоря, я его видела. Он разбудил меня. Он был напуган. Конечно, он был как старуха, но, может быть, мне тогда следовало обратить на него больше внимания».
  
  "Ты можешь вспомнить, что он сказал?"
  
  «Конечно, могу! Как ты думаешь, я глупая! Он сказал, что если с ним что-нибудь случится, я должна пойти в посольство моей страны и попросить посла Абдул Хана защитить меня. Я сказала:« Почему, куда ты идешь? ' Он сказал: «Я еду в Будан, чтобы встретиться с Абу Османом». Я мог понять, почему он был напуган. Шик угрожал его кастрировать, хотя я не знаю, было ли это возможно. Я сказал: «Почему ты собираешься увидеть это ничтожество? Он не дал мне ответ. Он просто сказал что-то о том, что это воля Аллаха. Я все равно была в полусне и не очень счастлива, что проснулась. Может, мне следовало обращать на него больше внимания » Она вздохнула. «Бедный старый Бен д'Око, если бы он был хотя бы наполовину так хорош в постели, как он подпрыгивал на трибуне ООН. Представьте себе, он гонялся за мальчиками из хора, когда у него могла быть любая женщина в стране!»
  
  «Честно говоря, у меня нет такого воображения, Шема».
  
  Она села на мою сторону кровати. «Вы знаете, я спала в этой постели одна четыре года!» Она сказала, что это была не моя вина, глядя на меня, соски ее груди пытались прорваться сквозь паутину ее неглиже. "Как вас зовут?"
  
  «Нед Коул».
  
  «Хорошо, Эдвард», - она ​​положила руки мне на плечи. «Теперь моя очередь, и если мы не положим конец четырем годам пустоты, я позову охрану и помогу ему покончить с тобой».
  
  Вы слышали старую поговорку о женщине, которая была тигром в постели. Шема сделала бы ее похожей на кошечку. Мы поцеловались, и она схватила мой язык, посасывая его легким рывком. Когда мои руки нашли ее грудь, ее руки пошли за мной, как будто они были в ярости от моей одежды. За четыре года безбрачия она не разучилась расстегивать пояс и расстегивать молнию. Когда я начал отвечать взаимностью, она запрокинула голову.
  
  Ее глаза были широко открытыми и яркими, а губы надутыми. "Ты мой гость!" - выдохнула она на урду. «На Востоке принято развлекать вашего гостя. Это моя кровать, и вы здесь по моему приглашению».
  
  Она прижала меня к спине и начала своими губами рисовать влажные карты на моем теле. Затем внезапно она оседлала меня. С изогнутой спиной, ее груди выпячены, ее колени обхватывают мои бедра, она схватила мои руки своими и сказала: «Я буду танцевать для тебя».
  
  
  Я наблюдал за ее лицом, когда она медленно, дюйм за дюймом, опускалась на место. Ее глаза моргнули и расширились, губы приоткрылись, она втянула воздух. Затем она начала танцевать, и все движения приходились на ее бедра и таз. Я ласкал ее. Ее голова заблудилась, пока она пыталась наверстать четыре года без любви.
  
  Когда она двинулась вверх, я положил конец ее танцу и начал свой собственный. Я поднял ее над головой, удерживая в воздухе. Затем, когда она начала сопротивляться, разъяренная тем, что я прекратил ее чувственный гавот, я сбил ее, перекатываясь, чтобы изменить нашу позицию.
  
  "Нет!" - сказала она, начиная бороться. "Нет нет нет!"
  
  В конце концов, я был ее гостем. Я перекатился назад, легко затащив ее на себя. Наши толчки стали быстрее, яростнее. Теперь мы двигались как одно целое, и ее глаза закрылись, когда она упала вперед, сдерживая гребень нашей последней волны.
  
  Я осторожно вышел из-под нее, перевернув нас обоих. Затем я посмотрел на нее, чувствуя, как ее ноги сомкнулись вокруг меня. Ее пальцы впились мне в спину, ее зубы упали мне в плечо, когда она вздрогнула: «Пожалуйста!» Теперь не было сдерживания. Мы сошлись вместе, экстатическая дрожь перешла от моего тела к ее.
  
  Если бы мы могли провести вместе остаток ночи, мы могли бы написать новое издание Камасутры. Как бы то ни было, Тасахмед возвращался в реальный мир.
  
  "Почему бы тебе не убить его?" - сказала она, когда я закурил для нее одну из своих сигарет.
  
  "Если бы я сделал это, где бы ты была?" Я опустился на колени, чтобы осмотреть его.
  
  «Не хуже, чем я сейчас, Эдвард».
  
  «О, гораздо хуже, Шема. Он не хочет, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Но если с ним что-нибудь случится здесь, в твоих комнатах - ну, это не стоит риска».
  
  Это того не стоило по другой причине. Мертвый Тасахмед мне ни к чему. Может быть, живой. В то же время, если бы я спросил его перед Шемой, я не знал, что получу. Это будет телега перед верблюдом. Верблюд был Осман.
  
  Он был заклятым врагом Менданике, и все же Бен д'Око пошел на все, чтобы встретиться с ним. Казалось логичным, что Осман отказался бы присутствовать, если бы у него не было предварительных указаний на цель пау-вау. Также казалось логичным, что Нику Картеру лучше сразу же встретиться с Османом, прежде чем задавать вопросы Тасахмеду. Вот вам и логика.
  
  «Шма, почему бы тебе не позвонить мальчикам и не уложить генерала в постель. Скажи им, что он потерял сознание от волнения». Я начал снимать кляп.
  
  Она хихикнула. «Ты думаешь почти так же хорошо, как занимаешься любовью. Когда он уйдет, мы сможем провести остаток ночи».
  
  Я не сообщал ей плохих новостей. Я спрятался в раздевалке, пока двое охранников, несколько озадаченные, но ухмыляющиеся, увозили ослабленного арабского рыцаря к его дому.
  
  «Теперь, - она ​​вошла в спальню, отбрасывая мантию, которую надела перед уходом генерала, - на этот раз у нас будет зеркало, чтобы показать нам, чем мы наслаждаемся». Она широко раскинула руки и сделала передо мной пируэт обнаженной, снова колибри.
  
  Я обнял ее, зная, что утром, наверное, ненавижу себя. Она ответила. Я оказывал давление там, где этого меньше всего ожидали или желали. Она на мгновение застыла, а затем обмякла. Я поднял ее и отнес в кровать. Я уложил ее и поцеловал на ночь. Потом выключил свет и, осмотрев двор из окна, осторожно вышел.
  
  
  
  
  
  
  Глава 10
  
  
  
  
  
  Хоук сказал бы, что время, проведенное с Шемой, было опасной тратой. Может быть. Но помимо удовольствия, мне нужна была эта дикая смесь Востока и Запада в качестве союзника, кого-то, кого я мог бы поддержать против Тасахмеда, если возникнет такая возможность. Тем не менее, было потрачено много времени. Я больше не тратил его зря, забирая «Фиат» перед Комиссариатом полиции и направляясь в посольство. Когда я подъехал к его воротам, я уже начал игры.
  
  Ворота были закрыты. Был звонок и говорящая будка. Я позвонил в звонок несколькими длинными очередями. Когда у меня не было воспроизведения, я снова звонил сильнее.
  
  На этот раз раздался голос, исходящий из настенного динамика, как записанное сообщение. «Посольство закрыто до 8:00, сэр».
  
  «Это охранник морской пехоты?» - спросил я в будку.
  
  «Да, сэр, это капрал Симмс».
  
  "Капрал, вы знаете, что такое семь-пять-три?"
  
  Произошла кратковременная пауза. "Да сэр." В этом было больше привязки.
  
  «Ну, это семь-пять-три, и я был бы признателен, если бы вы меня сразу впустили».
  
  "Кто вы, сэр?"
  
  "Мистер Саттон может вам это сказать. Это семь, пять, три. Я хочу немедленных действий, капрал ".
  
  
  Еще одна минутная пауза, а затем: «Подождите, сэр».
  
  Я вернулся в машину, довольный тем, что предложение, сделанное AX, превратилось в СОП с посольствами США и учреждениями по всему миру. Идея заключалась в том, что с ростом терроризма и похищений необходимо, чтобы простая идентификация могла быть предоставлена ​​в любой момент в случае возникновения чрезвычайной ситуации. На каждый день из Вашингтона прислали разную последовательность цифр. Поскольку поставщиком была AX, я всегда работал со списком, который запоминал две недели подряд.
  
  Ворота распахнулись, и я въехал в освещенную зону входа. Для приветственного комитета были три морских пехотинца с M16 и капрал Симмс с .45.
  
  «Простите, сэр, вам придется выйти из машины», - сказал он, глядя на меня. «Ваше удостоверение личности, пожалуйста».
  
  «Мистер Саттон предоставит это», - сказал я, вылезая из машины. «Пожалуйста, возьмите у него».
  
  «С ним связываются». Капрал быстро осмотрел машину. Я отдал ему ключи от сундука. На этом разговор закончился. Морские пехотинцы наблюдали, как я закуривал сигарету и ждали, пока Саттон трясет задницей. Эта задница была намного лучше, чем у Саттона, но она меня взбесила.
  
  На Пауле Мэтьюз от холода были облегающие брюки из твида и летная куртка с меховой подкладкой. С ее волосами ирландского сеттера, зачесанными в пучок, и с ее кремово-персиковым цветом лица, все еще немного испачканным после сна, она стала бы желанным дополнением практически любого собрания. Хотя трое морских пехотинцев не сводили с меня глаз, они бы согласились.
  
  «Вы знаете этого человека, мисс Мэтьюз?» - спросил капрал Симмс.
  
  «Да, капрал». Она немного запыхалась и не знала, должна ли она быть не в духе. "В чем проблема, мистер Коул?"
  
  "Где Саттон?"
  
  «Он очень устал и спросил меня…»
  
  «Я бы хотел воспользоваться вашим телефоном, капрал».
  
  Капрал был немного неуверен. Он посмотрел на Паулу в поисках подтверждения.
  
  Вместо этого я поставил его. "Это приказ, капрал. Прямо сейчас!" Мой тон получил бы одобрение инструктора учебного лагеря.
  
  "Да сэр!" Мы втроем молча подошли к посту охраны. В маленькой внутренней комнате он указал на телефон.
  
  Он ушел, и я увидела, что лицо Паулы светится ее волосами. «Смотри! Как ты думаешь…»
  
  «Какой у него номер, и не тратьте время на бросание ботинка».
  
  Со сжатыми кулаками и искрящимися глазами она выглядела достаточно хорошо, чтобы фотографировать. «Пять, два ноль, три», - прошипела она.
  
  Я повернулся и набрал номер. Он зазвонил слишком долго, прежде чем Саттон начал жаловаться: «Паула, я же говорил тебе…»
  
  «Саттон, мне нужно воспользоваться самолетом посольства прямо сейчас. Встряхни свою задницу и предупреди команду. Затем спускайся сюда, к воротам, чтобы мисс Мэтьюз могла вернуться в постель, где ей место».
  
  Я слышал, как гудят провода, когда он подбирает зубы. Когда он заговорил, он протянул мне .- «Самолет посольства все еще находится в Тунисе. Я предполагаю, что с ним экипаж. Теперь, если вы думаете…»
  
  «Я думаю, что это будет оформлено в письменном виде и отправлено вашему директору в Лэнгли. А пока есть запасной самолет?»
  
  "Нет. Есть только Convair".
  
  "У вас есть условия для чартера?"
  
  Он саркастически фыркнул. «От кого! Частных источников нет. Мы посольство. Мы не владеем страной».
  
  «Я предполагаю, что у других посольств есть самолеты. Нет ли взаимных договоренностей на случай чрезвычайной ситуации?»
  
  «Чтобы принять меры, нужен посол, а, как вы знаете… у нас нет посла». Он самодовольно улыбнулся.
  
  «Скажем иначе. Это приоритет Red One. Мне нужен самолет. Он нужен мне сейчас. Вы можете помочь?»
  
  Снова гудели провода. «Это чертовски короткий срок, да еще и посреди ночи. Я посмотрю, что я могу сделать. Перезвоните мне через час». Он повесил трубку.
  
  Я обернулся и увидел, что Паула, нахмурившись, изучает меня. "Могу ли я помочь?" она сказала.
  
  "Ага." Я достал карандаш и бумагу и начал писать. «Это частоты передачи УВЧ. Предупредите своих связистов, чтобы они контролировали их. Я могу звонить. Моим кодовым именем будет Пайпер. Я буду звонить Чарли. Понял?»
  
  "Ну, куда ты идешь?"
  
  «Когда-нибудь мы посидим у вас во внутреннем дворике, и я вам все расскажу».
  
  Она пошла со мной к машине. Я забрался внутрь. «Генри поможет?» она сказала.
  
  Я посмотрел на нее. «Иди спать, Паула». Я дал знак капралу включить выключатель ворот.
  
  
  
  
  
  
  Глава 11
  
  
  
  
  
  В некоторых миссиях перерывы едут вместе с вами. На других вы берете несколько на ходу. На некоторых вы их не получите.
  
  Как только я завернул за угол на улицу Ганса Гайера. Я подумал, что у него могут быть идеи, как добраться на самолете до Будана.
  
  Фары освещали узкую улицу. На нем была припаркована единственная машина, прямо у ворот Гейера. Это был грязный «мерседес» официального вида. Я проехал мимо. Там было пусто или водитель спал на сиденье. Последнее было маловероятно. Я набрал скорость и объехал угол. Мысленным взором я мог видеть Эрику в этих шортах и ​​свитере с высоким воротом.
  
  Я оставил фиат в парке. Не было ни пешеходов, ни даже бродячей собаки, которая могла бы смотреть, как я мчусь по улице, идущей параллельно Гайеру. У меня была веревка, чтобы перебраться через промежуточные стены и через территорию виллы, которая стояла за двухэтажной историей Хана в мавританском стиле. У него было крыльцо с арками и плиткой. Из окна первого этажа падал свет. Как бы я ни хотел добраться до дома, я сначала обошел дом.
  
  Посторонней охраны не было. Был только мертвый Тор. В него стреляли несколько раз. Между его стиснутыми клыками был кусок оливкового цвета. Я бросился в бой через окно.
  
  Было что-то в этой сцене, чем-то напоминавшее предыдущую, в которой я играл ничего не подозревающего Подглядывающего Тома. У этого был какой-то комический подтекст. В этом не было ничего смешного. Ганс Гайер, с распухшим и окровавленным лицом, изо всех сил пытался вырваться из хватки тяжелого человека в оливково-зеленой форме, который наполовину душил его одной рукой, прижимая острие ножа к горлу механика.
  
  Усилия Ганса заключались не столько в том, чтобы спастись от своего похитителя, сколько в том, чтобы спасти свою дочь. С Эрики сняли одежду, и она лежала на обеденном столе. Позади нее, держась за запястья, стоял еще один узнаваемый заклинатель оливково-зеленого цвета. Ноги Эрики свисали по обе стороны стола, лодыжки были закреплены веревкой. В конце стола стоял уродливый сукин сын. Одет он тоже был бы в оливково-зеленом. Руководил и направлял маленькую домашнюю сцену полковник Мохаммед Дуза. Он сидел лицом к спинке стула, опираясь подбородком на его гребень.
  
  Я оставляю философию философам, но я всегда считал, что единственный способ справиться с насильником - это лишить его способности насиловать. В случае с Шемой я не думал, что это когда-нибудь будет изнасилованием, по крайней мере, в том смысле, что здесь должно было произойти. Эрике заткнули рот, и все мускулы ее тела были напряжены и выгнуты, крича, требуя освобождения.
  
  Я видел, как Дуза кивнул головорезу, услышал, как Ханс крикнул: «Ради всего святого, я тебе все рассказал!»
  
  Затем заговорила Вильгельмина. Один раз для предполагаемого насильника, который с воплем упал. Один раз сделала третий глаз в голове мучителя Ганса. Еще раз, чтобы заплатить третьему человеку, который держал Эрику за запястья. Дав ей возможность отправиться на поиски своего оружия.
  
  Дуза был на ногах, положив одну руку на свой 45-й калибр. "Замри, или ты мертв!" Приказал ему на французском. "Просто дай мне оправдание, Дуза!" Он передумал. «Поднимите руки над головой! Лицом к стене!» Он повиновался.
  
  Ганс и Эрика были в шоке. "Ганс!" Я перешел на английский. «Выходи! Хватай пистолет! Если он хоть моргает, стреляй в него!»
  
  Ганс двигался, как человек, идущий во сне. Я разбил оставшуюся часть стекла прикладом Вильгельмины, желая попасть внутрь. К тому времени, как я сделал это, Эрика освободилась и исчезла. Корчащийся персонаж лежал на полу, скомкнувшись, и все еще в собственной крови, без сознания или мертв.
  
  Ганс плыл на ногах, его глаза оставались остекленевшими, не совсем уверенный, что кошмар закончился. Я освободил его от ФН и похлопал по плечу. «Купи себе пояс этого бурбона. Я позабочусь обо всем здесь».
  
  Он тупо кивнул и, шатаясь, вышел на кухню.
  
  Я сказал Дузе. "Повернись."
  
  Он подошел ко мне, желая увидеть, был ли я тем, кем он меня считал. Он начал ухмыляться, когда сказал: «Vous serez…»
  
  Мой бэкхенд по его отбивным не только убрал ухмылку и остановил слова, но и ударил его головой о стену, и с его губ потекла красная струйка.
  
  «Ты будешь молчать», - сказал я, когда его мгновенный шок превратился в сдерживаемую ярость. «Ты ответишь, когда с тобой заговорят так, как ты меня проинструктировал. Не искушай меня. Я на грани того, чтобы выпотрошить тебя. Чего ты хочешь от этих людей?»
  
  «Этот проклятый ублюдок хотел знать, что я знал о катастрофе». Ганс вымыл лицо, держал бутылку в руке, и хотя он все еще дышал, как человек, который бежал слишком далеко, его хриплый голос вернулся в гармонию, а стеклянность глаз исчезла. «Только он мне не поверил, когда я ему сказал. Дай мне разбить эту бутылку ему по черепу!» Он вышел вперед, на его покрытом синяками лице написано напряжение.
  
  «Пойди посмотри, как поживает Эрика». Я схватил его за руку.
  
  Он внезапно вспомнил об Эрике и бросился прочь, окликнув ее по имени.
  
  "Почему вас волнует то, что он знает о катастрофе?"
  
  Дуза пожал плечами. «Моя работа - заботиться. Если он знает, как это произошло, то он должен знать, кто это сделал. Тебя хорошо проинформируют…»
  
  Мой кулак далеко не ушел. Это ранило его. Я подождал, пока этот негодяй остановится и он не вернется, затем я воспроизвел ему его собственную пластинку: «Я сказал, что ты ответишь, а не издаешь глупых звуков. Очевидно, он не знает кто, даже если знает как. Или как вы думаете, он откажется отвечать, пока вы позволите одной из ваших обезьян изнасиловать его дочь? "
  
  Голос Дузы свистнул в его горле. «Это моя работа - выяснять».
  
  "Моя тоже." Я воткнул люгер ему в живот и воткнул острие Хьюго ему под подбородок. «У меня очень мало времени, полковник. У вас будет еще меньше, если вы не будете сотрудничать с вами». Я прижал его к стене, шею назад, подбородок, отведенный от острия стилета. "Почему Менданике хотел видеть Абу Османа?"
  
  Сквозь зубы, качая головой, он подавился: «Перед Аллахом клянусь, я не знаю!»
  
  Хьюго пролил кровь. Дуза попытался отступить через стену. «Клянусь Кораном! На могиле моей матери!»
  
  Я немного ослабил давление. "Почему Менданике хотел видеть посла Петерсена?"
  
  Он покачал головой. «Я всего лишь начальник службы безопасности! Я бы не знал такого!»
  
  На этот раз Хьюго не просто щекотал. Дуза стукнулся головой о стену и завизжал. «Еще раз. Я сказал, почему? Это единственный раз, когда ты получишь».
  
  Он рассыпался и начал лепетать, всхлипывая: «Потому что! Потому что! Он боялся переворота! Потому что боялся, что генерал Ташахмед собирается убить его!»
  
  «И вы убили нашего посла».
  
  "Это был несчастный случай!"
  
  «Как будто саботаж самолета был несчастным случаем. Тасахмед боялся, что Менданике попытается заключить сделку с Османом».
  
  "Нет нет!" Он покачал головой из стороны в сторону. «Вот почему я пришел сюда, чтобы допросить Гейера. Мы разговорились о том, что он знал, как произошла авария, и…»
  
  «И ваше время вышло». Я отступил, и он посмотрел в ствол Вильгельмины, его глаза были широкими и черными, как ее дуло. Он упал на колени, как будто услышал, как муэдзин призывает верующих к молитве. Почему-то он не впечатлил меня своей мягкостью под огнем, но тогда никогда не знаешь, сколько стоит слово в твоей речи.
  
  Если то, что он сказал, было правдой или хотя бы наполовину правдой, то не только его время истекло, но и мое тоже. В этой куче не было украденного ядерного оружия, только кучка третьесортных участников переворота третьего мира. Игра была достаточно ясной. Тасахмед заключил сделку с Советским Союзом. Ламана была призом, а Менданике - жертвенным козлом. Менданике понял, что на самом деле не имело никакого значения, кто разбил его самолет или как… и все же - и все же - «Я мог бы все это собрать и уведомить Хоука, чтобы тот начал искать в другом месте, или я мог бы использовать потратить драгоценное время и разыграть его до победного конца.
  
  «Просто стой на коленях», - сказал я, когда Ханс и Эрика вернулись в комнату. На ней были брюки и другая водолазка. Она была бледна, но ее глаза были ясными и контролируемыми.
  
  "Как поживаете?"
  
  У нее была слабая улыбка. «Я в порядке… благодаря тебе».
  
  «С удовольствием. Почему бы тебе не пойти в другую комнату, пока мы здесь обо всем позаботимся?»
  
  Тела на полу, живые и мертвые, выглядели как финальная сцена из «Гамлета». В качестве медсестры в этой части мира она, несомненно, видела свою долю запекшейся крови и не могла испытывать особого милосердия к останкам. «Я поставлю тебе завтрак, к которому ты собирался», - сказала она, пробираясь через комнату.
  
  "Что ты собираешься с ним делать?" - сказал Ганс, глядя на поверженного начальника службы безопасности.
  
  «Я еще не решил, выстрелить ему в голову или перерезать ему горло».
  
  Ганс склонил голову ко мне, не уверенный, имел ли я это в виду. Единственная причина, по которой я этого не делал, заключалась в возможности того, что Дуза живой может быть полезнее, чем Дуза в раю. «Я вернулся сюда, чтобы задать вам вопрос», - сказал я.
  
  «Приятель, - покачал головой Ханс, - у тебя есть постоянное приглашение прийти сюда в любое время дня и ночи, чтобы спросить меня о чем угодно!»
  
  «Хорошо. Ответьте хорошо. Мне нужен самолет, чтобы доставить меня в Будан прямо сейчас. Где мне его найти?»
  
  Он посмотрел на меня, моргнул, потер подбородок, а затем, ухмыльнулся, как Чеширский кот, и направил бутылку на Дузу. «Этот сукин сын мог бы заказать нам один. Это два NAA Dakotas, сидящие на линии, проверенные и готовые к работе. Один из них должен отправиться в ...»
  
  «Мне не нужна их история полетов. Где нам взять команду?»
  
  "Он может заказать экипаж.
  
  все, что ему нужно сделать, это позвонить в службу поддержки. Плохая телефонная связь, но в такой час ... "
  
  «Вставай, Дуза».
  
  Ему не нужно было повторять дважды, но я видел, что он частично восстановил самообладание. В его глазах снова вспыхнул блеск. Он начал оттряхивать форму.
  
  Телефон был в вестибюле. В нем были белые стены и паркетный пол. В столовой все было затемнено, но здесь, при включенном свете, мы все четко выделялись. Дуза посмотрел на меня так, словно мое лицо он хотел запомнить, но в то же время хотел бы забыть.
  
  «Я дам вам несколько инструкций», - сказал я. «Вы следите за ними, или мы оставим вас для сборщика трупов и мусора. Вы закажете самолет, вы закажете команду. Они будут ждать вашего прибытия». Я сообщил ему подробности, пока Ханс связался с полетами.
  
  Когда мы вышли из дома, мы с Хансом были в форме двух людей Дузы. На минуту я подумал, что Ханс разрушит представление. Он увидел, что они сделали с его собакой, и пошел за Дуза. Полковник был вдвое выше его, но не мог сравниться с разъяренным механиком. Это все, что я мог сделать, чтобы вытащить его, пока Эрика его успокаивала. Затем я снова поставил Дузу на ноги и создал некое подобие марширующего порядка. Я не хотел, чтобы он выглядел таким измученным, чтобы не пройти проверку.
  
  Ганс ехал с Дуза рядом с ним. Я сел за полковником, Эрика рядом со мной. Большую часть пути она молчала, то и дело поглядывая на меня. Я протянул руку и взял ее за руку. Она держалась крепко, ее хватка была теплой и благодарной.
  
  "Вы чувствуете себя хорошо?"
  
  "Я уже в порядке."
  
  «Было бесполезно оставлять тебя позади».
  
  «Ты не мог оставить меня».
  
  "Вы бывали в Будане раньше?"
  
  «Часто. Я работаю во Всемирной организации здравоохранения. Я регулярно посещаю там клинику».
  
  «Хорошо. Тогда поездка не будет потрачена зря для тебя».
  
  «В любом случае это не будет потрачено зря». Она подняла термос. "Хочешь еще чашку?"
  
  «Не сейчас, спасибо».
  
  Ханс не отвлекался от вождения, а я не спускал глаз с Дузы. Я хотел посадить его сзади со мной, но в этом случае Эрика оказалась бы впереди. Внимание привлекла бы женщина, едущая перед служебной машиной в этот час. Дуза знал, что он был на расстоянии пальца от смерти. Он был либо трусом, либо хорошим актером. Если бы мы были наедине и было время, я бы достаточно быстро узнал, кем именно. Но пока мне приходилось играть наощупь, и мне не очень нравилось то, что я чувствовал.
  
  Дуза дал инструкции по телефону, что он прибудет к воротам контрольно-пропускного пункта примерно в 02:30. Дежурным сообщили, что задержек быть не должно. Это был не тот приказ, от выполнения которого я мог зависеть. «Давай убедимся, что ты знаешь свои реплики, дружище. Когда нас остановят, как ты с этим справишься?»
  
  «Я объявлю, кто я…»
  
  «По-французски, а не по-арабски».
  
  «И я прикажу им пропустить нас, если они не сделают этого автоматически».
  
  "Предположим, вас попросят выйти из машины?"
  
  «Я останусь на месте и попрошу увидеться с командующим».
  
  «Ганс, если что-то пойдет не так и я пристрелю полковника, что ты будешь делать?»
  
  «Я выпью еще и проверю самолет. Нет, я сперва пойду к ангару. Мы выскочим из этой штуки у бокового входа, пройдем через ангар и заберем мою багги, где я его оставил, на другой стороне. После этого я оставляю это вам ».
  
  После этого мы будем играть строго на слух. Я надеялся, что в этом нет необходимости, но из-за страха Дузы или его скрытого актерского таланта этого не произошло.
  
  Когда мы подошли к воротам контрольно-пропускного пункта ангара, на нас попал ослепляющий свет. Ганс остановился, а Дуза высунул голову в окно и сердито заорал.
  
  Мы прошли через калитку, отвечая на салют стражи. Это не могло быть более гладким. Я почувствовал, как Эрика расслабилась, ее дыхание перешло в долгий вздох. Я похлопал ее по колену.
  
  «Когда мы подъедем к самолету, Эрика, ты выйдешь из моей стороны, пройди мимо меня и сядь на борт. Не тебе нечего сказать никому. Дуза, ты следуй за ней. Я буду прямо позади. вы идете в тыл. Пилот захочет узнать, куда мы едем. Скажите ему, что в Будану, и что он может отправить свой план полета после того, как мы взлетим ".
  
  Наш самолет найти было несложно. Фонари на поле освещали линию полета, и мы могли видеть двух человек летного экипажа, которые проверяли старый DC-3 Dakota. Ханс подъехал к ней, но не вышел из машины, как было сказано. Я реализовал свой план
  
  Почему. Помимо пилотов, было еще два специалиста по техническому обслуживанию NAA, которые проводили инспекцию в последнюю минуту. Даже в его плохо сидящей форме, Ганс решил, что они узнают его.
  
  Эрика быстро поднялась на борт. Пилоты вытянулись перед Дузой, приветствуя его. Он дал им инструкции, и они стояли в стороне, ожидая, когда он поднимется по ступеням.
  
  Я не мог рискнуть оставить Ханса позади и, конечно же, не мог отвести глаз от Дузы. Я знал, что наземных бойцов нельзя убивать. При старте самолета им пришлось стоять с огнетушителями. Они парили у входа в самолет, как пара мотыльков.
  
  «Полковник, сэр, - сказал я, - вы хотели проверить, поступил ли этот звонок. Не мог ли один из этих людей сделать это?» Я кивнул паре. «А другой может взглянуть на нашу заднюю ось».
  
  Дуза быстро учился. Он на секунду тупо посмотрел на меня через плечо, а затем отдал приказ.
  
  «Сэр, - сказал пилот, - мы можем связаться с операциями базы по радио и узнать о вашем звонке».
  
  «Нет необходимости. Он может использовать этот самолет». Он указал на более округлого из двух и затем поднялся на борт. Я последовал за ним, размышляя, что следует мне делать дальше. Это было слишком чертовски рисковано. Но что бы это ни было, оно приводило меня туда, куда я хотел, и удерживало Дузу в живых, и это было номером один в его списке.
  
  Пилоты последовали за нами, и через несколько секунд вошел Ганс. Он активировал механизм закрытия двери кабины. Закрепив его, он устало прислонился к нему. «Боже, оба этих персонажа работают на меня!»
  
  "Пилоты знают вас?"
  
  «Нет. Они военные из Руфы. Когда такой ублюдок летает, они используют военные команды».
  
  Дакота была представительским типом для VIP-персон. В нем было несколько широких холлов, идущих по бокам, бар, стол, кресла с откидной спинкой и ковровое покрытие.
  
  Второй пилот высунул голову из двери кабины и сказал: «Никаких сообщений для вас, сэр. Вы пристегнете ремни безопасности? Мы сразу взлетим».
  
  Через несколько секунд я услышал, как мотор начал строить гудеть, затем двигатель задохнулся, закашлялся и ожил с сильной вспышкой. «Все на борт Будана», - сказал Ханс, глядя на бар.
  
  Полковник сел напротив меня, пристегнув ремень безопасности, и расслабился. Его выражение лицо было достаточно пустым, но я увидел намек самодовольства в его глазах.
  
  «Дуза, если ты не саботировал самолет Менданике, как ты думаешь, кто это сделал?»
  
  «Возможно, мистер Гайер скажет вам это», - сказал он, пытаясь вернуть игру на круги своя.
  
  «Мне было бы интересно услышать ваши теории», - сказал я. «Это не только долгий путь до Будана, это будет долгий путь от высоты, на которой мы летим, до земли. Вы можете выбрать этот маршрут, а мы - другой».
  
  Он задумался на минуту, пока самолет остановился и начал проверку двигателя перед взлетом. «Подумай, пока мы не поднимемся в воздух», - сказал я.
  
  Это было другое ощущение, когда мы взлетали в старом двухмоторном самолете. Вы задавались вопросом, наберет ли эта штука достаточная скорость, чтобы лететь, и тогда вы поняли, что летите.
  
  Как только двигатели были заглушены, я сказал Гансу идти вперед и попросить пилота выключить верхний свет. «Вы едете с ними. Когда мы будем примерно в часе езды от приземления, я хочу, чтобы они связались с Буданом, чтобы в штаб-квартиру службы безопасности можно было проинформировать, что их начальник прибывает. Ему нужна последняя информация о местонахождении Османа, а также машина, ожидающая у аэропорта ".
  
  "Вы делаете ставку". Ганс встал с бутылкой в ​​руке.
  
  «И вам лучше оставить это здесь. Вы не хотите вызывать подозрений и не хотите заводить какие-либо дурные привычки».
  
  Он нахмурился, посмотрел на бутылку и поставил на место. «Хорошо, приятель, все, что ты скажешь».
  
  «Эрика», - сказал я, - «почему бы тебе не лечь там и не спрятаться?»
  
  Она улыбнулась мне и встала. "Да сэр."
  
  Выключив главный свет и включив всего пару габаритных огней, мы с Полковником сидели в тени. Я не предлагал ему сигарету. «А теперь давайте послушаем это громко и ясно. Вы клянитесь Кораном, что ваш босс не прикончил Менданике. Кто это сделал?»
  
  «Мы подозреваем внешние силы».
  
  «Не надо говорить мне чушь про ЦРУ».
  
  «Мы не знаем кто. Советы, китайцы, израильтяне».
  
  Я знал, что он лгал на счет советских, что означало, что он лгал, точка. "Каковы ваши основания?"
  
  «Поскольку мы этого не сделали, это сделал кто-то другой. Османа поддерживают китайцы».
  
  «Конечно. Итак, Менданике спешит увидеть Османа, и они сбивают его, прежде чем он скажет им, почему».
  
  Дуза пожал плечами. «Вы спросили меня, кто. Ничего особенного. Авария выглядела как обычная авария. Твой друг сказал, что знал о ином
  
  
  Естественно, мы хотели знать, мы ... "
  
  «А как насчет наемников, которых вы привели, симпатичных мальчиков из Южного Йемена и других точек?»
  
  Это принесло момент тишины. «Эти люди вошли в страну по приказу Менданике. Он никогда не говорил почему. У нас просто было указание впустить их. Это беспокоило генерала Тасахмеда. Мы…»
  
  «Где тусовались эти наемники?»
  
  «В основном в Пакаре».
  
  "Что там?"
  
  «Это наш второй по величине город. Он недалеко от ливийской границы».
  
  «Что они делали для волнения».
  
  «Ничего. Просто болтались».
  
  Это была банка змей и банка лжи. Это все это еще добавляло очевидного. Этот ублюдок был начальником отдела казней НАПР, но, как и Тасахмед, он все еще был для меня больше ценен живым и в достаточно хорошей форме, чем мертвым - по крайней мере, до тех пор, пока у меня не будет возможности поговорить с Османом.
  
  В задней части самолета имелся небольшой туалет. Я засунул туда полковника. Чтобы убедиться, что он не двигался, я связал ему руки и ноги вверевкой из штанов той формы, в которой он был. В полосках из брюк получилась довольно светлая веревка. Я оставил его сидеть на троне, его собственные штаны были стянуты до щиколоток для надежности. Затем я растянулся в гостиной напротив Эрики и заснул через две минуты.
  
  В какой-то момент в рай попал не Дуза, а Ник Картер. Теплая и нежная рука расстегнула мой пояс. Она стала меня ласкать и гладить. Она расстегнула пуговицы и расстегнула молнию. Она распространился по моему телу, и к ней присоединилась другая рука. Моя грудь, мой живот, все мое прикосновение было тончайшим прикосновением к ночной музыке.
  
  Я проснулся, когда ее губы и тело коснулись моих. Я обнял ее, с удивлением обнаружив, что на ней нет свитера, а только округлые груди. Мягко исследуя наши языки, я перевернул нас на бок, и моя рука опустилась, чтобы обнаружить, что то, что было раздето наверху, было обнажено внизу. Я начал отвечать ей любезностями, и она застонала, кивнув головой, а затем прошептала мне в губы: «О, да! Да!»
  
  Я заглушал ее слова своим ртом и позволял другой руке сосредоточиться на ее груди. Мои губы тоже жаждали их.
  
  "Пожалуйста!" она задохнулась, когда я расслабил ее под собой, чувствуя, как ее бедра ищут общий ритм.
  
  Я медленно вошел в нее, ее пальцы очень хотели ввести меня в нее. "Замечательный!" она ахнула.
  
  Для нее это была отчасти эмоциональная реакция на то, что чуть не произошло, а отчасти - невысказанное, но быстро узнаваемое влечение между нами. Я знал это, когда занимался с ней любовью, и поэтому не было усталости. Вместо этого было глубокое отдавание и получение, стремительная взаимность удара и встречного удара.
  
  Это было слишком хорошо, чтобы длиться долго, и слишком срочно, чтобы мы оба могли найти выход. Мы пришли, она рыдала от восторга от оргазма, я знал, что ты не найдешь рая, если спишь.
  
  Мы лежим в гостиной, отдыхаем и курим сигарету. Постоянный рокот двигателей снова убаюкивал меня. «Знаешь, - сказала она задумчиво, - я не знаю, кто ты».
  
  «Я еду в Будан, путешествуя на ковре-самолете первого класса».
  
  «Но на самом деле это не имеет значения, - проигнорировала она мой ответ, - по крайней мере, сейчас».
  
  «Напомни мне однажды представиться официально».
  
  Она взъерошила мои волосы и наклонилась, чтобы поцеловать меня. «Я думаю, ты мне гораздо больше нравишься в неформальной обстановке. Мне нравится, что ты спасаешь меня от насильников-мужчин, и ты мне нравишься здесь, в небе, где нас никто не побеспокоит».
  
  Я притянул ее к себе. "Может быть, вы хотите повторить выступление".
  
  «Я бы хотел повторить выступление». Ее рука поднялась, чтобы погасить сигарету.
  
  «Один хороший поворот заслуживает другого, - сказал я.
  
  
  
  
  
  
  Глава 12
  
  
  
  
  
  Меня разбудил звук двигателей, меняющих высоту тона. Ранний утренний свет заливал хижину. Эрика лежала в гостиной напротив меня, свернувшись клубочком во сне. Я сел, зевнул и выглянул в порт. Мы были над засушливой засушливой местностью, пропуская чистое небо, без тепловой дымки, которая образовалась позже. Горы были голыми, и между ними не было много зелени. Я знал, что Будан был исключением. Он лежал в долине, питаемой подземными водосборами, единственным реальным источником воды на десяти тысячах квадратных миль.
  
  Ганс вышел из кабины. Несмотря на его потрепанный вид, у него были ясные глаза и пушистый хвост над перспективой впереди. «Мы идем, - сказал он, - мы подойдем прямо к месту крушения. Подойди вперед, и я покажу тебе, что произошло».
  
  «Сядь на минутку», - сказал я. «Был ли Будан проинформирован о нашем расчетном времени прибытия?»
  
  "Конечно, как ты и сказал".
  
  «Хорошо. А теперь снимай эту форму и оставайся здесь, с нами».
  
  "Но я должен ..."
  
  «Вы кипите и слушаете. Это не экскурсия для удовольствия Ханса Гейера».
  
  «Да, я знаю, но авария…»
  
  «Вы можете изучать это сколько угодно, как только я увижу, как обстоят дела. Дуза будет со мной».
  
  "Эй, а где он?"
  
  «Припудрил нос. Вы бывали здесь раньше, что за обстановка в аэропорту - охрана, удобства и так далее?»
  
  Эрика проснулась, когда он мне все рассказал. Там была единственная полоса восток-запад, ангар и здание терминала. Поскольку это был официальный рейс, проверка разрешений проводилась не была, а охрана всегда состояла лишь из охраны терминала. Все было примерно так, как я предполагал.
  
  «Я предполагаю, что здесь есть гостевой дом или отель для посетителей».
  
  «Конечно, Ашбал».
  
  «Вы с Эрикой останетесь там, пока я не приду за вами».
  
  "Подожди минутку, приятель, что ты имеешь в виду, останься?"
  
  «Когда ты не копаешься в обломках или не попадешь в тюрьму, а Эрика не посещает клинику - ты останешься там. Я не знаю, сколько времени это займет. Понятно?»
  
  «Да, да, конечно, хорошо. Я тебя понял». Он снова был счастлив.
  
  Я услышал, как стукнула шестерня. «И если ты не вылезешь из этой формы, я сниму ее с тебя».
  
  Я начал разговаривать с Эрикой, стараясь не обращать внимания на ее взгляд. «Это может занять у меня день, а может и больше, но с тобой все будет в порядке, если ты будешь держаться поближе к клинике. Будет ли вой по Менданике здесь так же интенсивен, как в Ламане?»
  
  «Нет», - сказал Ханс, стягивая оливково-зеленые брюки. «Здесь много сочувствующих Осману».
  
  Я встал, решив, что пора нашему хозяину присоединиться к толпе. «Еще одно: не бери с собой никакого оружия. Спрячь то, что у тебя есть». Я планировал сделать то же самое, за исключением .45 Дузы и Пьера.
  
  Начальник службы безопасности был не в лучшей форме. У его смуглого лица был холерический оттенок. Его налитые кровью глаза блестели. Его нижняя часть надулась. Он слишком долго сидел на горшке.
  
  Я освободил его руки и ноги, и он сидел, сердито потирая запястья. «Вы можете сами натянуть штаны», - сказал я. «Тогда ты можешь присоединиться к нам за кофе».
  
  Был кофе. Эрика позаботилась об этом на маленькой камбузе впереди. Она играла стюардессу и обслуживала экипаж. У Ганса не было времени на восстановление, его лицо было прижато к окну.
  
  «Эй, иди сюда, посмотри! Я вижу, куда они вошли! Прямо на копейку, как я сказал! Отлично!»
  
  Я выглянул в окно и увидел, что мы летим параллельно краю долины. Это выглядело пышно, но горы по обе стороны от нас были чем-то другим. Я надеялся, что Осман не далеко или отсиживается в пещере. Хоук не установил фиксированного ограничения по времени для моих поисков, но каждая минута без ответа была слишком долгой минутой.
  
  "Вы видите обломки?" Ханс усмехнулся.
  
  Я видел обломки. Это было похоже на маленькую свалку, раскинувшуюся вдоль плоской земли в нескольких милях от взлетно-посадочной полосы, длинной черной полосой, усеянной сгоревшими и сломанными частями самолета. Было очевидно, что никто не собирал их для расследования. Этот факт должен был значить для меня больше, но Дуза вышел из кабинки, хромая, все еще потирая запястья, отвлекая мое внимание.
  
  «Сядь здесь», - указал я, и он жестко сел.
  
  «Эрика, принеси кофе и присоединяйся к нам. Я должен дать благословение. Ганс, ты тоже».
  
  После того, как мы приземлимся, - сказал я Дузе, - вы дадите команде приказ оставаться на базе. Ганс, вы с Эрикой останетесь на борту до тех пор, пока мы с полковником не уйдем. Никто из нас не выйдет из самолета, пока не будет экипажа. Ганс, а как насчет транспорта для вас двоих? "
  
  «Должно быть такси, но если его нет, я могу одолжить джип начальника станции. Я отвезу Эрику в клинику, а потом пойду на линию».
  
  «Если вы не в« Ашбале »или не вернетесь на борт, когда я буду готов, вы останетесь позади».
  
  "Ну, как, черт возьми, я должен знать, когда это будет!"
  
  «Когда я буду готов, я сначала проверю Ашбал, потом в клинике, а потом здесь. Это лучшее, что я могу для тебя сделать».
  
  "Что тебе нужно?" - спросила Эрика, когда самолет замедлился при снижении, закрылки были выпущены, колеса вытянулись, чтобы войти в контакт. «Может, я смогу помочь».
  
  «Я бы хотел, чтобы вы могли, но полковник вызвался быть моим проводником». Полковник отхлебнул кофе, опустив крышки.
  
  Колеса соприкоснулись, скрипнули, и мы оказались в Будане. Аэропорт не выглядел загруженным. Однако, пока мы рулили, я заметил полдюжины партизан, которые стояли перед терминалом и наблюдали за нашим приближением. На них были патронташи и автоматы Калашникова А-47. Также был официальный автомобиль припаркованный на линии полета.
  
  
  "Это почетный караул или обычный караул?" - сказал я Гансу.
  
  «Выглядит примерно как обычный».
  
  Пилот развернул самолет, двигатели заглохли, винты с лязгом остановились. Ганс открыл дверь и спустил трап до того, как пилоты вышли из кабины. Дуза дал им свои инструкции. Я видел, что второй пилот был озадачен тем фактом, что мы с Гансом больше не носили оливково-зеленый цвет. «Смена формы», - сказал я ему и подмигнул. Он получил сообщение, улыбнулся мне, и они ушли.
  
  Мы сели в самолет в тишине раннего утра. Я заметил незаметное изменение в поведении Дузы. Возможно, кофе вылечил его, или он думал, что видел конец своему плену. Он смотрел дальше меня через мое плечо через порт, наблюдая за некоторыми из членов его почетного караула, которые выбрались на траекторию полета.
  
  «Les règlec de jeu - правила игры - Дуза, ты будешь играть так, как я прикажу, иначе игра закончится. Не будь милым. Мы с тобой сейчас уходим. Ты на два шага впереди. иди прямо к машине и сядь в нее. Это все, что ты делаешь. Пойдем, сейчас ". Я встал с его 45-м калибром в руке.
  
  Я позволил ему наблюдать, как я накидываю куртку на руку, чтобы скрыть это. «Apres vous, mon Colonel. Постарайтесь уберечь вас двоих от неприятностей», - сказал я, когда мы выходили.
  
  Почетный караул не выстроился в надлежащем военном порядке, когда мы подошли к машине, Citroen, нуждающейся в косметическом ремонте. Они стояли, смотрели на самолет, смотрели на нас и вообще производили впечатление отстраненности. Их форма была неоднородной, соответствовало только их снаряжение. Они, конечно, не были наемниками, но когда я последовал за Дузой в заднюю часть машины, звонили сигнальные колокола. Они не дежурили для него, так что же они делали, охраняя пустой аэропорт? Ответ мог быть - просто в качестве меры предосторожности ввиду происходящего. Жаль, что это был неправильный ответ.
  
  "Аллоны". Я сказал водителю, а затем Дузе по-английски: «Спросите его, принес ли он запрошенную информацию».
  
  Водитель кивнул, выезжая на круглую замочную скважину, ведущую к аэропорту. «Контакт был установлен, сэр», - сказал он по-французски. «Я провожу вас на встречу с ним. Он знает, где находится Шик Хасан Абу Осман».
  
  Дуза откинулся назад, скрестив руки на груди. Он снова опустил веки, не показывая никакой реакции.
  
  "Спроси его, как далеко мы должны зайти?"
  
  Водитель указал в сторону гор впереди. «Всего двадцать миль», - сказал он.
  
  Мы ехали через долину, а не в сам Будан. Были широко разбросаны перекрестки среди полей пшеницы, хлопка и сои. На перекрестках стояли машины, подобные той, что была в аэропорту. Часть войск была вооружена АК-47. У других были FN, и их более тяжелое оборудование было одинаково смешанным. Они не предприняли никаких усилий, чтобы остановить нас, и я был готов признать, что они были на ногах, как их братья в аэропорту, потому что это был день похорон Менданике, и Тасахмед заверял, что его приход к власти был должным образом организован. Позже, когда у меня было время подумать над своим выводом, я подумал, что бы сказал Хоук, если бы он сидел рядом со мной.
  
  «Осман убьет тебя», - нарушил тишину полковник, говоря по-английски.
  
  «Я тронут тем, что вы обеспокоены».
  
  «Он ненавидит американцев».
  
  "Естественно. Что он с тобой сделает?"
  
  «Кроме того, вы зря теряете время».
  
  «Если да, я подам жалобу на ваш офис».
  
  «Этого человек, которого мы собираемся увидеть, я знаю. Он ненадежен».
  
  «Полковник ... тише. Я уверен, что наши контакты - лучшее, что могут предоставить ваши службы. Без сомнения, старый Хасан повесит вас за яйца, чтобы просохнуть, но это ваша проблема».
  
  Мы пересекли узкую долину и начали подниматься по извилистой гравийной дорожке, зелень быстро рассеялась. Началась жара, но мы оставили некоторую влажность, поднимаясь в облаке пыли. Подъем был недолгим. Мы выехали на поворот, выходящий на плато с каменной структурой по краю. У него была высокая окружающая стена и вид крепости 19 века с квадратным центром и двумя массивными крыльями.
  
  Водитель съехал с дороги на верблюжью тропу, и мы врезались ей в стену. Никого не было видно.
  
  Водитель заговорил по-арабски, глядя в зеркало. «Вас ждут, сэр».
  
  Я вышел из машины вслед за Дуза, чувствуя в нем горячий ветер и привкус пыли. «Продолжай», - сказал я, позволив ему услышать щелчок курка 45-го калибра.
  
  Мы прошли через арочные входные ворота в широкий каменный двор, где ничего не росло. В этом месте были окна с прорезями и ощущение, что давайте убираемся отсюда.
  
  "Как зовут нашего контакта?"
  
  "
  
  "Цфат". Полковник смотрел на каменную кладку. Он выглядел длинным, окоченевшим и с бледным лицом.
  
  «Скажи ему, чтобы он вытащил свою задницу».
  
  «Цфат, несчастный вор верблюдов», - произнес полковник, - «выходи!»
  
  Как непослушный ребенок, Цфат ничего не сказал, ничего не сделал. Дверь, двойная железная, оставалась закрытой. Вокруг нас дул ветер.
  
  "Попробуйте снова." Я сказал. Вторая попытка вызвала не больше реакции, чем первая.
  
  «Посмотрите, открыто ли оно». Я смотрел, как он приближается, зная, что все это воняет. Ветер насмехался.
  
  Над ним я услышал шепот чужого звука. Когда я повернулся к нему лицом, я знал ответ. Я мельком увидел застывшее лицо водителя и четырех людей с приставленными автоматами Калашникова.
  
  Я сделал два выстрела, прежде чем все в моей голове взорвалось обжигающей волной пламени и унесло меня в никуда.
  
  
  
  
  
  
  Глава 13
  
  
  
  
  
  В какой-то неопределенный момент и в каком-то месте моя голова была расплавлена ​​и выкована в колокол. Я присутствовал на обоих мероприятиях. Мне не понравилось ни то, ни другое. Я терпел их молча. Это вопрос обусловленности. Но когда какой-то всемогущий ублюдок стал бить гонгом по моему новому куполу, я решил возразить, особенно когда счет перевалил за двенадцать.
  
  Я обратился к Вселенной на урду, потому что Шема была царицей ночи, и это казалось вполне подходящим. Я никогда не узнаю, был ли это тон моей непристойности, стук гонга или комбинация того и другого, из-за чего меня изрыгнули из тьмы ниоткуда в темноту какого-то места. На данный момент все, что я знал, это то, что я был готов поменяться чем-то ни на что. Затем момент прошел, и мой мозг медленно собрался с силами и начал избавляться от нанесенных ударов.
  
  Я лежал на циновке из вонючей соломы. Мои руки и ноги были связаны. Моя голова чертовски болела, пульсировала, как будто что-то хотелось вырваться. Я осторожно повернул ее, что привело к появлению множества белых огней передо мной там, где не было никаких огней. После еще нескольких подобных экспериментов я решил, что хуже всего я страдаю от легкого сотрясения мозга. Водитель не выстрелил в меня, он только оглушил меня. Моя одежда не была снята. Пьер был на месте. В жизни и во времена Ника Картера дела были еще хуже.
  
  Что-то скользнуло по моим ногам, и я знал, что у меня есть компания. Небольшая драка проникала из двери камеры. Но и без него мое местоположение не требовало изучения архитектуры. Воздух сильно вонял. У крыс были предыдущие жильцы.
  
  После нескольких попыток мне удалось сесть. Пятками я продирался по полу, пока за моей спиной не оказалась каменная стена. Когда белые огни перестали мигать и пульсация в моем черепе снизилась до приемлемого уровня, я проверил веревки, удерживающие мои запястья в тисках.
  
  Оставалось только расслабиться и ждать. Я пришел повидать Османа. Теперь я решил, что у меня очень хорошие шансы увидеть его. Я получил сообщение немного поздно. Если бы я получил его раньше, я бы избавился от головной боли. Мальчики в аэропорту, как и мальчики на перекрестках и встречающий комитет здесь, не были войсками Менданике или Тасахмеда, они принадлежали Шиек. Осман занял Будану, который был расстроен смертью Бен д'Око. Китайцы производят Ак-47 так же, как и Советы.
  
  Я сообщил о прибытии Дузы и предупредил приемную. Нас не доставили в центр Будана, потому что мы, очевидно, увидели бы признаки того, что боевые действия продолжались. Вместо этого нас привели сюда. Вопрос был в том, почему Дуза не узнал людей Османа в аэропорту? Я тоже думал, что знаю ответ. Во всяком случае, моя неспособность распознать смену караула в Будане до тех пор, пока я не оказался в ловушке, могла все же сработать лучше, чем гоняться за Османом по всем горам, чтобы задать ему вопрос.
  
  Меня разбудили лязг ключа в замке и отпирание двери. Сон помог. Онемение рук и запястий доставляло больше дискомфорта, чем пульсация в голове. Я закрыл глаза от яркого света, почувствовал руки на ногах и нож, перерезавший веревки на моих лодыжках.
  
  Меня подняли на ноги. Мир закружился. Белые вспышки превратились в яркий неон. Я втянул воздух и позволил паре кураторов удержать меня.
  
  Всю дорогу по каменному коридору я играл до тошноты, изучая планировку помещения. Это было не так уж и много - полдюжины камер с каждой стороны и комната охраны слева. Мне было интересно, предоставили ли Эрике и Гансу вид на жительство. В настенных кронштейнах было четыре тусклых светильника, и единственным выходом была каменная лестница, ведущая вверх под прямым углом.
  
  Конец прямого угла выводил нас в полутемное фойе.
  
  Единственный свет пропускал щелевые окна. Лучшее, что можно было сказать об этом месте, - это прохлада. За фойе было несколько дверей. Я был склонен к самому большому. Там мой правый охранник - а он мог бы использовать несколько - стучал в дверь волосатым кулаком и получил вызов.
  
  Они запустили меня с намерением поставить меня лицом вниз перед собравшимися. Мне удалось остаться в вертикальном положении. Комната была освещена лучше, чем фойе, но ненамного. Передо мной стоял стол, за которым стояли трое сыновей пустыни в черно-белых клетчатых кефиях. У того, что в центре, было лицо старого стервятника, крючковатый нос, закрытые черные глаза, тонкий твердый рот и острый подбородок. В этой паре по обе стороны от него было сильное сходство. Семейный портрет - Осман и его мальчики. Они изучали меня со всем очарованием кобр, намеревающихся нанести удар.
  
  "Тьфу!" Хасан нарушил молчание. "Как и все собаки янки, он воняет!"
  
  «Бегущая империалистическая собака», - нараспев произнес сын слева.
  
  «Давайте научим его некоторой реформе мышления», - предложил другой.
  
  "Если бы он мог говорить, что бы он сказал?" В глазах Османа блеснуло презрение.
  
  Я ответил ему по-арабски: «Аиш, йа кдиш, та юнбут аль - хашиш -« живи, о мулы, пока не вырастет трава ». "
  
  Это заглушило ржание и заткнуло их на минуту. «Итак, - шик положил руки на стол, - вы говорите на языке верующих».
  
  «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного, - цитировал я, - я укрываюсь у Господа людей, Царя людей, Бога людей от зла ​​коварного шепота, шепчущего в груди мужчины или джина и мужчины ".
  
  Они уставились на меня, потом сыновья посмотрели на отца, чтобы узнать реакцию. «Вы читаете Коран. Вы один из нас?» В его голосе из наждачной бумаги прозвучал новый интересный тон.
  
  «Я изучал вашу книгу пророка Мухаммеда. В случае нужды ее слова придают силы».
  
  «Давайте послушаем такие слова». Осман подумал, что у него есть я, что я могу хорошенько написать пару стихов, и все.
  
  Я начал с открытия: «Хвала Аллаху, Господу всего сущего». Затем я перешел к нескольким стихам из «Коровы», «Дом Имрана», «Трофеи» и «Ночное путешествие».
  
  Осман остановил меня и начал выкидывать строчки из книги Мэри и Та Ха, чтобы я соответствовал. Моя способность отвечать приходит с фотографической памятью. Через некоторое время он бросил это и сел, чтобы изучить меня.
  
  «Что касается грязного гнилого империалистического сына верблюжьего навозоеда, то вы достаточно хорошо знаете нашу книгу. Это ваша заслуга. Возможно, она приведет вас в рай, но не вытащит вас отсюда. Вы - шпион , и мы отрубаем головы шпионам. Зачем вы пришли сюда? "
  
  «Чтобы найти тебя, если ты Хасан Абу Осман».
  
  Его сыновья удивленно посмотрели на него. Он попытался скрыть ухмылку, и они все посмеялись. «Да, - сказал он, - слава Аллаху, я Хасан Абу Осман. Чего ты от меня желаешь?»
  
  «Это личное дело каждого».
  
  «Ах! Ничего личного от этих двух козлов. Они будут драться из-за моих костей, когда я умру. Зачем янки-шпиону захочется меня видеть? Вы хотите посадить меня на трон в Ламане? С помощью Аллаха я сделаю это сам ".
  
  «Я думал, что ты получил помощь Мао».
  
  Он не обуздал себя, он хихикнул, и мальчики присоединились к нему. «О, я приму то, что предлагает этот неверующий, точно так же, как я приму то, что вы предлагаете, если я думаю, что это стоит того. есть что предложить, янки-шпион? " Ему было весело.
  
  «Я надеялся, что у тебя есть что мне предложить».
  
  «О, не бойтесь этого. Прежде чем я публично казню вас, я предлагаю вам эль-Феддана. Он заставит вас взывать к Аллаху для быстрого завершения».
  
  «Я говорю о чем-то важном».
  
  Он посмотрел на меня и снова усмехнулся. «Важно, привет! Я согласен, твоя жизнь не имеет значения». Он постучал по столу и крикнул: «Я хочу Эль Феддана! Скажи ему, чтобы он пришел немедленно!»
  
  Кто-то позади меня быстро ушел. «Предположим, я могу гарантировать, что вы захватите остальную часть страны», - сказал я.
  
  «Это было бы гарантией, на которую я бы плюнул». Он плюнул.
  
  «Итак, после того, как ты плюнешь на него, вопрос все еще остается в силе. У тебя есть Будан. Сможешь ли ты удержать его или нет - это другой вопрос, но ты никогда не получишь Ламану отсюда или Пакара. Тасахмед не Менданик. По крайней мере, Менданике. был готов заключить сделку ".
  
  Глаза Османа вспыхнули. «Значит, я был прав. Вы, проклятые империалисты, стояли за ним. Если бы он был жив, я бы поставил его голову на площади!»
  
  "Вы имеете в виду, что он не сказал вам!" Я притворился изумленным, чертовски хорошо зная, какой будет ответ.
  
  Шик и его сын обменялись взглядами, затем посмотрели на меня.
  
  «Ты мне скажи, - сказал он.
  
  «Тасахмед планировал переворот при поддержке русских. Мое правительство убедило Менданике, что он должен попытаться примириться с вами и…»
  
  Осман издал насмешливый вой и ударил по столу: «Вот почему этот мешок кишок хотел меня видеть, чтобы действительно заключить сделку! Я сказал, что это так! Это то, что заставило меня занять Будану. Если он был так плох, что он должен был меня увидеть, я знал, что выдержу это. Он упал, как гнилый кокос! " Он еще раз плюнул.
  
  Я хотел присоединиться к нему. Вот и все. Ответ, который я был почти уверен, я собирался получить. Что касается кражи ядерного оружия, вся эта толпа была где-то еще во время битвы при Хартуме. Беда в том, что я был похож на китайского Гордона из пьесы, а он в итоге попал на пику.
  
  Я услышал, как за мной открылась дверь, и взгляд Османа переместился через мое плечо. «Эль-Феддан, - поманил он, - познакомьтесь со своим шпионом-янки».
  
  Эль-Феддан, что означает бык, был всем этим. Он был не выше меня, но, должно быть, снова был вдвое меньше, и все это были мускулы. Он выглядел скорее монголом, чем арабом. Это было неприятное лицо, где бы он ни родился. Желтоватые глаза, приплюснутый нос, резиновые губы. Шеи не было, только мускульный постамент, на котором держалась тыква его бритой головы. На нем была открытая куртка, но никому не приходилось догадываться, что под ней. Он проигнорировал меня, глядя на своего начальника, ожидая, что слово превратит меня в йойо.
  
  Произошла задержка из-за посторонней активности. Дверь снова распахнулась, и я повернулся и увидел, что Эрику и Ханса затащили в комнату несколько членов преторианской гвардии. Позади них вошел мой старый приятель Мохаммед Дуза. Я правильно подумал. Полковник был либо человеком Османа во вражеском лагере, либо человеком Тасахмеда в палатке Османа… либо и тем, и другим. У меня не было времени вдаваться в подробности, но я хотел кое-что спросить у него, при условии, что я смогу не спускать головы.
  
  Под левым глазом у Эрики была ссадина. Она была бледна и тяжело дышала. Она смотрела на меня со смесью тоски и надежды.
  
  «Держись, дитя», - сказал я по-английски. Она опустила голову и покачала, не в силах ответить.
  
  Ганса сковали наручниками, и он еле держался на ногах. Когда куратор отпустил его, он упал на колени.
  
  "Кто из вас хочет ее?" - спросил Осман у измученных жаждой сыновей.
  
  Они оба сглотнули одновременно, практически пустив слюни. Хитрый старый ублюдок взвыл от радости и ударил по столу. «Вы можете сражаться за ее кости, как вы можете бороться за мои… когда я закончу с ней!»
  
  Они оба заткнулись, уставившись на стол, гадая, как они могли придумать способ привести его в болезненное состояние.
  
  "Итак, полковник, все в порядке?" Осман одарил Дузу маслянистой улыбкой.
  
  «Как пожелает Аллах», - Дуза прикоснулся ко лбу в приветствии и подошел к столу. "Можно ли попросить об услуге?"
  
  «Но спросите об этом», - сказал Осман.
  
  «Я хочу допросить его перед казнью».
  
  "Хммм". Осман почесал подбородок. «Я планирую передать его эль-Феддану. Когда он закончит, я не думаю, что этот сможет что-нибудь ответить. А что насчет той кучи верблюжьего навоза на полу, разве он не подойдет?»
  
  «О, я тоже хочу его допросить».
  
  «Что ж, вам придется довольствоваться тем, что я могу предложить, полковник. Эль-Феддану нужны упражнения. В противном случае он станет недовольным». Это вызвало у Быка взрыв смеха и даже одобрительный возглас.
  
  Я сказал.- «Если мне придется драться с этим коровьим выменем, у тебя хотя бы будет достаточно чести, чтобы дать мне возможность пользоваться моими руками».
  
  Это был первый раз, когда Дуза услышал, как я говорю по-арабски. Это стерло ухмылку, и мои слова не сильно повлияли на чувство юмора эль-Феддана.
  
  «О, ты получишь руки», - усмехнулся Осман. «Вы можете использовать их для молитвы. Я даже посмотрю, что у вас есть оружие».
  
  «Вы делаете ставки, Шик Хасан Абу Осман?» - сказал я, зная, что никогда не было араба, который не родился бы без любви к азарту. «Вы хотите, чтобы этот бык получил меня для убийства. Почему бы не превратить наш бой в убийство? Если я выиграю, мы с друзьями получим безопасный путь обратно в Ламану».
  
  Это привело к тому, что называется беременной тишиной. Все взгляды были прикованы к голове человека, который смотрел на меня. «Знаешь, шпион-янки», - сказал он, потянув за подбородок. «Я думаю, что вы, должно быть, мужчина. Я восхищаюсь человеком, даже если он вонючий империалист. Вы можете умереть в бою».
  
  "А если я выиграю?"
  
  «Ты не выиграешь, но у меня нет с тобой сделки. Если Аллах каким-то невидимым ударом оставит эль-Феддану с плохой судьбой, - он закатил глаза на Быка, - тогда мы увидим». Он встал, и я увидел, какой он был коренастый старый петушок. «Приведите их», - приказал он.
  
  Место битвы находилось за стеной на плато недалеко от того места, где мы оставили Ситроен.
  
  
  Рядом стояло несколько французских джипов. На его крышах собралось столько свиты Османа, сколько было возможно, в то время как остальные, всего около двадцати человек, стояли полукругом, чтобы наблюдать за весельем. Стол был принесен, и Осман, его сыновья и Дуса сели за ним. Эрику и ее отца заставили сесть на землю.
  
  Моих часов не было, но солнце стояло около полудня и жара была мощной. Внизу, на равнине, где кончалась зелень, были пыльные вихри. Склон обнаженной горы поднимался, и я увидел ястреба, лениво кружащего по кругу в потоках термиков. Хорошая примета. Мне она понадобился, когда я потер запястья, сгибая пальцы, возвращая им немного силы.
  
  Я смотрел, как эль-Феддан снял куртку и обнажил торс. Затем он снял калеконы под радостные возгласы собравшейся группы. Арабский нудист, не меньше. То, что у него было внизу, было почти таким же грозным, как и то, что было наверху. Это не совсем ахиллесова пята, но я полагал, что это принесет ему столько же пользы, если я смогу приблизиться, не будучи раздавленным насмерть.
  
  Я разделся до пояса под крики. Давид и Голиаф, но без пращи. И все же Осман не шутил по поводу оружия. Я думал, что это будет строго телесный контакт. Возможно, до этого дойдет, но прежде, чем это произошло, мне бросили тонкую сетку из пальмового волокна и обернули в нее нож с восьмидюймовым лезвием.
  
  Как скажет вам любитель дзюдо или карате, важен не размер. Это скорость, координация и время. Почти не было сомнений, что мой противник владеет всеми тремя. Что касается Ника Картера, скажем так, что владение мечом было не на пике. Моя правая нога не была полностью восстановлена ​​после прошлой встречи. Моя голова, хотя и чистая, пульсировала от более свежего воздуха. Солнечные блики требовали кондиционирования, чего не происходило с несколькими морганиями век. Невозможно было маневрировать без его воздействия. Лезвие в моей руке было достаточно знакомым, а сеть - нет. То, как обнаженная обезьяна передо мной обращалась со своим, напомнило мне, что находится на другом конце быка - тореадор.
  
  Ставить на карту свою жизнь - часть моей работы. В большинстве случаев дело в мгновенных действиях. Внезапный контакт, беспощадный ответ и некогда размышлять. Подобный вызов - это снова нечто иное. Возможность оценить, с чем я сталкиваюсь, добавляет игре определенную стимуляцию. Я знал две вещи: если я собирался выиграть, я должен был сделать это быстро. Лучшим моим оружием было коварство. Мне пришлось убедить быка и всех собравшихся, что они станут свидетелями не драки, а резни.
  
  Я неуклюже поднял сеть: "Я не могу этим пользоваться!" Я позвал Османа. "Я думал, что это будет честный бой!"
  
  Осман подавил насмешки и крики. «Это ты просил о встрече с эль-Федданом. У тебя такое же оружие, как и у него. Перед Аллахом состязание честно!»
  
  Я начал лихорадочно оглядываться в поисках способа убежать. Полукруг превратился в круг. "Но - но я не могу бороться с этим!" В моем голосе была нотка мольбы и страха, когда я протягивал нож и сеть.
  
  Несмотря на оскорбления хора, Осман сердито крикнул: «Тогда умри с ними, янки-шпион! И я принял тебя за человека!»
  
  Я отступил, чувствуя грубый камень под ногами, радуясь, что я не босиком, как мой противник, у которого не было ничего, кроме кислой усмешки. Я увидел, что Эрика закрыла лицо руками. Ганс обнял ее и смотрел на меня, бледный и беспомощный.
  
  "Прикончи, эль-Феддан!" - приказал Осман.
  
  Из-за внезапной тишины толпы мой крик: «Нет! Пожалуйста!» был на одном уровне с выступлением Дузы накануне вечером. У меня не было времени уловить его реакцию. Я был занят, пытаясь выйти из ринга, раскинув руки, безуспешно пытаясь сдержать неизбежное.
  
  Бык подошел ко мне, застыв на ногах, в чем-то в стиле японского борца сумо. В левой руке он болтал сетку; справа он прижал нож к бедру. Его план был достаточно прост: запутать меня в сети, а затем замариновать в моей собственной крови.
  
  Толпа снова подняла крик: «Убей его! Убей его!» Я перестал подаваться назад и начал продвигаться вдоль его передней части. Я чувствовал, как слюна бьет меня по спине. Гвозди сгребли его. Я старался не отступать дальше. Я не хотел рисковать, когда меня толкнут сзади и выбьют из равновесия. Солнце палило, пот бежал.
  
  Эль-Феддан уверенно преследовал меня, разыгрывая это для публики. Постепенно он приблизился, его улыбка застыла, а желтые глаза остановились. Я ждал признаков его нападения. Всегда есть что-то, каким бы незаметным оно ни был. Поскольку он был уверен в себе, он телеграфировал. И в этот момент я двинулся.
  
  Когда я делал задний ход и кружил, я натягивал сетку. Как только его сетчатая рука начала движение, я швырнул свою ему в лицо. Рефлекторно его рука поднялась, чтобы заблокировать его, и в то же время он пригнулся и сменил стойку. Я последовал за его движением, используя его потерю равновесия.
  
  
  Я залез под его сеть, низко толкаясь. Я вонзил в него лезвие на полдюйма. Затем он развернул свою руку, чтобы отразить мой выпад. Это произошло так быстро, что Осман и компания все еще пытались понять это, когда он повернулся и бросился на меня.
  
  Пройдя мимо него в своем выпаде, я попал в центр ринга, и когда он налетел на меня, я выскочил из-под его натиска и ударил его ногой в спину, когда он прошел мимо.
  
  Наступила мертвая тишина. Это был их чемпион, у которого по животу текла кровь, на камни падали красные капли, и, для уверенности, трусливый шпион-янки только что ударил его ногой по спине. Они поняли сообщение, и раздались громкие крики смеха. Теперь кошачьи крики были для Эль-Феддана. Что он такое, курица вместо быка?
  
  Арабы любят подшучивать. Толпа поняла, что я сыграл свою игру. Они это оценили. Бык этого не сделал, чего я и хотел. Мне не удалось поймать его, убедив его, что я не стою его времени. Теперь моим единственным преимуществом было то, что он настолько заигрался, что потерял рассудительность.
  
  Когда он повернулся ко мне, ухмылка исчезла, желтые глаза загорелись. Пот, стекавший по его груди, блестел на солнце. Он остановился и сунул нож в зубы. Затем он использовал руку с ножом, чтобы размазать кровь из раны по всей груди и лицу. Значение ускользнуло от меня, но я закончил его туалет, ударив его ногой в пах. Он получил удар по бедру, и мне показалось, что я ударил плугом о каменную стену.
  
  Толпа была очень взволнована. Они знали, что будет интересно. Я слышал крик Ханса: «Отруби ему голову, Нед!» Затем я выключаю звуки, концентрируясь на выживании.
  
  Мы кружили, он притворялся, ища лазейку. Я взял свою сеть и снова держал ее в левой руке. Теперь вместо широко открытой стойки я столкнулся с ним в приседе фехтовальщика, наполовину вытянув руку с ножом, сетку вверх и свесив. Я не мог позволить себе вздохнуть, но начал насмехаться над ним.
  
  «Бык! Ты не бык, ты даже не корова - жирная верблюжья шкура, набитая экскрементами свиньи!»
  
  Это привело его в бешенство. Он сделал выпад из сети высоко и бросил низко. Я никогда не видел более быстрого движения. Несмотря на то, что я отскочил назад, сеть защемила мою правую ногу, почти споткнув меня. В то же время я только наполовину уклонился от его продолжения, поскольку он пытался поймать мою руку с ножом, схватив мое запястье. Вместо этого он получил мое плечо. Его собственный нож налетел на меня, рассекая вверх. Я почувствовал, как он ударил меня по ребрам, когда повернулся вправо и полоснул ему горло, заклеймив грудь. Затем я развернулся и ударил сеткой ему в лицо, освободив плечо. Его рука вцепилась мне в горло. Наши ножи звенели и искрились. Он сделал шаг назад, чтобы уйти от моей сети прямо перед его лицом, и я вырвался из его сети. Потом я двинулся в атаку, а он отскочил.
  
  Мы занимались этим недолго, но казалось, что это очень долго. Мой рот был высохшим отверстием для воды. Дыхание было горячим и прерывистым. Боль в правой ноге играла аналогично удару барабана в моей голове. Я пролил больше крови, чем он, но у него ее было еще больше. Я сделал еще один шаг вперед, ухмыльнулся ему, размахивая ножом.
  
  Будь то гордость, рев толпы или ярость при мысли о том, что его побьют, он бросился в атаку. Я упал на спину, поднял его на ноги и катапультировал над головой. Он приземлился лицом вверх перед Османом, на мгновение ошеломленный.
  
  Толпа съела это. Он оторвался от земли, низко согнувшись, хватаясь за мои ноги. Я прыгнул над его ножом, но он был прямо за ним, и у меня не было времени уклоняться от его стремительного рывка. Его сеть исчезла, но не рука, которая ее держала. Он попал мне в запястье с ножом. Его клинок вернулся для смертельного удара. Когда время истекло, я выложился изо всех сил, чтобы заработать дополнительное очко.
  
  Очень много чувствительных частей тела. Но помните об этом: если вы когда-нибудь окажетесь в ловушке близко, нет более удобной точки контакта, чем голень вашего врага. Там ничего нет, кроме костей и нервов. Передняя часть моих туфель была усилена тонкой металлической лентой как раз на такой случай.
  
  Эль-Феддан запрокинул голову и зарычал к Аллаху, его рука с ножом повисла в середине удара. Я в карате порезал его запястье, вырвал руку с ножом и тыльной стороной перерезал горло от уха до уха.
  
  Он упал на колени, задыхаясь, пытаясь восстановить повреждение руками. Артериальная кровь хлестала между его пальцев. Эль-Феддан упал, его тело содрогнулось, его пятки начали топтаться. Если не считать звуков его смерти, царила абсолютная тишина. Осман пристально смотрел, как его чемпион отправляется в рай.
  
  Обычно во время боя быков тореадору, который забивает быка насмерть, награждают уши. Я подумал об этом, но потом решил, что достаточно сильно воспользовался своей удачей. Вместо этого я подошел к столу, смахивая пот с глаз, и положил на него окровавленный нож. «Пусть тысяча гурий приведет его к отдыху», - сказал я.
  
  .
  
  
  
  
  
  
  Глава 14
  
  
  
  
  
  Исход поединка потряс старого Османа. Его сыновья все были за то, чтобы прикончить меня тут же. Он заткнул их. Эль-Феддан лежал в огромной луже собственной крови, мухи нападали на него, канюки уже кружили. Оборванная рота солдат молча стояла в ожидании команды своего предводителя. Ганс не мог отвести глаз от мертвеца, а Эрика не могла отвести глаз от меня.
  
  Шейх встал и посмотрел на меня. «Ин-ллах, ты мужчина, шпион-янки, большой человек. Если бы все было иначе, я мог бы использовать тебя. Я подумаю, прежде чем решу, что делать». Он повернулся к бородатому офицеру, стоявшему со скрещенными руками в конце стола. "Поместите их в камеры!"
  
  "То, что о ней?" правый сын указал.
  
  Отец проигнорировал его. «Двое мужчин в одной камере, женщина отдельно».
  
  Я легко выдохнул. Если бы его реакция была иной, он был бы моим заложником с ножом у его горла. Я зажал клинок эль-Феддана, и он воткнулся в задний карман.
  
  Войска начали отходить. Был отдан приказ убрать труп. Дуза стоял в стороне, стараясь держать язык за зубами. Когда мне разрешили надеть рубашку, я позволил свисать хвостам, которые скрывали рукоять ножа.
  
  Охранник из шести человек окружил нас троих и увел нас обратно в здание.
  
  «Боже, если я доживу до ста лет, - вздохнул Ганс, - я не надеюсь снова увидеть что-то подобное».
  
  "Заткнись!" - сказал командир отделения по-арабски.
  
  Они поместили Эрику в первую камеру прямо напротив караульной. «До скорой встречи, дитя», - сказал я. "Поддерживайте настроение".
  
  «Я попробую», - прошептала она.
  
  Они засунули нас в камеру, которую я занимал раньше. Как я и предполагал, они связали нам руки и ноги и оставили нас в вонючей темноте.
  
  Ганс начал бормотать.
  
  Я перебил его. «Как сказал другой мужчина, заткнись, старина».
  
  Он остановился посреди крика.
  
  «А теперь ответь мне на вопрос, сможешь ли ты управлять DC-3 со мной в качестве второго пилота?»
  
  «Дакота? Конечно, но…»
  
  «Хорошо. У нас есть дела». Я рассказал ему о ноже, и мы маневрировали, пока не встретились спиной к спине. Как механик, его пальцы были ловкими и уверенными. Он вытащил лезвие из моего кармана с первой попытки, и шнуры из пальмового волокна на моих запястьях пропилили за пару минут. Нам пришлось работать быстро по нескольким причинам. Если бы кто-то внезапно понял, что нож эль-Феддана пропал, у нас бы быстро появилась компания.
  
  «Я полагаю, у тебя тоже есть ключ от замка». - прошипел Ганс.
  
  «Нет, у тебя есть. Я хочу, чтобы ты начал кричать».
  
  "Змея?"
  
  «Это мой мальчик. Какой бы вердикт ни вынес Осман, он хочет, чтобы мы были в хорошей форме, когда он его вынесет. Если мы умрем от укусов змей, наши надзиратели тоже будут мертвы. По крайней мере двое из них прибегут. Я хочу, чтобы вы сели в углу спиной к стене, руки за спиной, веревка вокруг лодыжек. Вы начинаете кричать и не останавливаетесь, пока они не зайдут. После этого не двигайтесь и не делайте ничего, пока я вам не скажу . Понял?"
  
  "Да, конечно, приятель, как хочешь".
  
  «Начну кричать».
  
  - сказал Ханс, и по тому, как он продолжил, я начал задаваться вопросом, не попали ли мы в кучу змей. Из-за его воплей я услышал приближающуюся охрану.
  
  Ключ был в замке, задвижка выдернута, дверь распахнулась. Номер один с заряженным АК-47 наготове, свет за его спиной заливает камеру. В тот момент нож Эль-Феддана убил его. Его жертва ещё не упала на пол, пока я не взял за спину другого. Я ударил его головой о стену, развернул и сломал ему шею ударом карате.
  
  «Снимите их джеллабы и наденьте одну из них, кефию тоже», - приказал я, быстро оглядывая коридор.
  
  В поле зрения никого не было, и я бросился бежать. В одной руке у меня был Пьер, в другой - АК. Мне не хотелось его использовать по очевидным причинам. Это было шоу Пьера. Один запах его духов - и это был последний запах.
  
  Когда я добрался до караульной, один из тюремщиков начал выходить, чтобы провести расследование. У него было время открыть рот. Ствол автомата Калашникова отбросил его назад и отключил любой голосовой отклик. Пьер приземлился на стол с открытым клапаном, где сидели остальные трое. Я закрыл дверь. С другой стороны послышалось слабое царапание. Это все.
  
  Я сосчитал до десяти, выпустил воздух из легких, а затем сделал глоток. Я вошел и закрыл за собой металлическую дверь. Пьер лежал на полу и смотрелся
  
  
  как грецкий орех. Его жертвы были крупнее. У второго, который я обыскал, были ключи.
  
  В Эрике было много вещей, которые мне нравились. Во-первых, она могла выдержать это и сохранить равновесие. К тому времени, как я вывел ее из камеры и направил в нашу, я дал ей план, и она была готова к переезду.
  
  «Я знала, что ты придешь», - все, что она сказала. Потом она смотрела в коридор, пока я надевал джеллабу и куфию, и мы были готовы выехать.
  
  План был прост. Я не знал, где был Осман, но мы с Гансом собирались вывести Эрику из этого места, как если бы мы это сделали. Мы прошли по коридору и поднялись по лестнице, настоящий военный эскорт. Я показал Гансу, как стрелять из АК с предохранителя и стрелять автоматически. Как автомат Калашников на самом деле является пулеметом.
  
  Когда мы подошли к входу, я заметил, что там было намного темнее, чем раньше. Когда я приоткрыл дверь, я понял почему. Голубое небо почернело. Нас ожидала облачная облачность. Аллах действительно был милосерден. Я видел полдюжины солдат, направлявшихся в укрытие в левом крыле здания.
  
  «Мы спускаемся по ступенькам и прямо через ворота», - сказал я. «Если Ситроен не пойдет, мы попробуем один из джипов.
  
  Если нет транспорта, мы уплывем с горы ».
  
  Сильный раскат грома заставил Эрику подпрыгнуть.
  
  «Извини, что мы не взяли зонтик», - улыбнулся я ей. «Пойдем, пока не пострадали от града».
  
  Когда мы вышли за дверь, ветер опоясал нас. Не было времени любоваться видом, но я увидел, что по долине к нам приближается шторм. Небо внизу было бледно-желтым, а вверху чернила * рассыпались неровными полосами молний.
  
  Когда мы прошли через ворота, внутрь бежали новые люди. Они бросили на нас любопытные взгляды, но слишком торопились, чтобы избежать надвигающегося потопа, чтобы сделать это быстрее.
  
  Ситроен исчез, как и джипы, а это означало, что Осман и компания переехали в другое место. Это были хорошие новости.
  
  Ганс сказал плохие слова. "Как, черт возьми, мы собираемся отсюда выбраться?"
  
  "Этот грузовик". Я указал на большую машину, спускающуюся по горной дороге. К тому времени, как я был на расстоянии оклика, я увидел, что водитель планирует остановиться и переждать бурю. Мудрец. Его грузовик представлял собой открытую платформу. Измученный и в синяках, он не мог справиться с огромным количеством валунов, которые таскал.
  
  Я помахал ему, чтобы он остановился, когда раздался гром. Он нервно ухмыльнулся мне, пока мы проходили ритуал. «Друг, - сказал я, - ты отвезешь нас в Будан».
  
  "Несомненно, капитан, когда шторм пройдет".
  
  «Нет, сейчас. Это очень срочно». Я подал Эрике знак обойти такси и залезть в машину. «Это приказ».
  
  "Но ведь у вас есть джипы, там, за стеной!" он жестикулировал.
  
  «Не хватает бензина». С выгодной позиции на дороге я увидел, что мы пропустили джипы, потому что их занесли внутрь и припарковали в конце здания. Они имели в виду возможное преследование.
  
  «Но… но буря!» - возмутился водитель. "И нет места!" он замахал руками.
  
  "Вы с Шиеком Хасаном Абу Османом?" Я поднял ствол АК, и улыбка исчезла.
  
  "Да, да! Всегда!"
  
  Раздался гром, и ветер утих. Я почувствовал первые сильные падения. «Ганс, зайди к Эрике. Когда мы спустимся с горы, пусть он повернет на первом перекрестке».
  
  "Где ты собираешься быть?"
  
  «Я приму столь необходимую ванну в каменной кучке. А теперь иди!»
  
  К тому времени, как я перелез через заднюю дверь, дождь начал лить. Я устроился среди камней, когда грузовик включил передачу и выехал на дорогу. Я знал, что через несколько минут видимость упадет до пятидесяти футов или меньше. Я не боялся, что меня забьет до смерти ледяной водой, но, несмотря на шанс арьергарда, я был готов принять наказание.
  
  Наш побег занял не более пяти минут. Благодаря погоде и этому грузовику все прошло гладко. Однако я не думал, что мы так легко уйдем, и был прав.
  
  Грузовик только что проехал первый широкий поворот от плато, когда из-за ударов грома и грохота наводнения я услышал вой сирены.
  
  Дождь превратился в ослепляющий поток, пронизанный ослепительными вспышками молний. Те, кто находился в преследующем французском джипе, имели преимущество, находясь под прикрытием. У меня было преимущество неожиданности.
  
  Наш водитель ехал на низкой передаче, медленно двигаясь вниз по склону, и джип Панара быстро подъехал. Я подождал, пока он вот-вот развернется, чтобы опередить нас, прежде чем я вызвал две очереди на его передние колеса. Я попал в грязь.
  
  Я заметил смутное пятно на лице водителя, отчаянно пытающегося исправить
  
  вращающийся занос автомобиля. Затем он вылетел с дороги и упал в пропущенную дождем канаву. В ярком свете молнии я увидел еще двоих, похожих на летящих на нас джипах. Ведущий установил пулемет 50-го калибра.
  
  Пулемет открылся одновременно со мной. Задняя дверь лязгнула, и камни вокруг меня запели с рикошетом. Моя цель была более прямой. Пулемет остановился, но сквозь завесу дождя я увидел второго человека, поднимающегося за ружьем. Я пошел за водителем, и автомат Калашникова щелкнул пустым. У меня не было запасных патронов.
  
  Второй стрелок потянулся за шинами, что дало мне шанс перебросить валун через дверь багажника. Это была большая зверюга, и если бы ее не расположили так, чтобы я мог использовать ее при помощи винтовки, я бы никогда не поднял ее.
  
  Джип находился слишком близко, и наводчик бросал свинец по всему ландшафту, а водитель пытался уклониться от того, что он, должно быть, видел. Его цель была не лучше, чем у человека с пистолетом. Он ударился в валун , и Panhard буквально раскололся пополам, выбросив наездников, как тряпичных кукол.
  
  Мы тоже были не в такой хорошей форме. При всей своей стрельбе наводчику удалось в что-то попасть, и когда я увидел, как он мчится в полете, я почувствовал, как кузов грузовика начал раскачиваться. Водитель тоже почувствовал это и боролся с заносом. Я знал, что если я упаду с ношей, меня не нужно будет хоронить. Я потерял равновесие, но прыгнул за край двери багажника. Я схватился за него, когда кузов грузовика опрокинулся и поехал боком по дороге. Как бы медленно мы ни ехали, вес груза придал движению инерцию. Результат мог быть только один.
  
  У меня была одна нога за бортом, когда он начал переворачиваться. Наклон дал мне рычаг, необходимый для того, чтобы оторваться. Я ушел в прыжок назад и приземлился в грязь мягкого плеча. Даже когда я ударил, я увидел, как фургон перевернулся. Звук, который он издавал, был на одном уровне с грузом. Груз, ослабевший на спуске, рухнул лавиной. Все, что имело значение, - это кабина грузовика. Он был освобожден от груза. Либо Аллах, либо водитель не дали ему выйти из-под контроля. Он остановился на противоположной стороне дороги в дренажной канаве, вода из ручья хлынула на его передние колеса.
  
  Я выбрался из ила и побежал к нему. Краем глаза я увидел, как третий джип медленно маневрирует сквозь обломки своего близнеца. Я добрался до кабины и распахнул дверь. Все трое тупо посмотрели на меня. Не было времени для разговоров. Я схватил АК на коленях Ганса.
  
  "Привет!" Это все, что ему удалось, и я понял, когда я развернулся в поисках быстрого укрытия, он меня не узнал.
  
  Видимость пятьдесят футов? Было не больше двадцати. Дождь был моим союзником. Последний Панар осторожно прошел сквозь него. Те, кто находился там, видели разрушение второго джипа и крушение грузовика - по крайней мере, в той степени, в которой они могли видеть что-либо в деталях. Они не видели меня лежащим в луже у канавы. Они проползли мимо. Я приподнялся и пошел по следам джипа на слепой стороне. Он остановился недалеко от кабины.
  
  Их было всего двое. Они вышли, с АК наготове. Я подождал, пока они не окажутся между такси и джипом, прежде чем крикнуть на них.
  
  «Бросьте оружие! Двигайся, и ты мертв!» Вспышка молнии озарила нас в залитом натюрмортом. Я подождал, пока гром не стихнет, чтобы рассказать им больше. "Бросьте оружие перед собой!"
  
  Тот, что слева, сделал это быстро, надеясь развернуться и прижать меня. Вместо этого я пригвоздил его, и он оказался на вершине своего оружия. Мужчина справа сделал, как ему сказали.
  
  «Перейди дорогу и продолжай идти, пока не достигнешь долины». Я заказал.
  
  Он не хотел этого делать. «Но меня унесет в воду!»
  
  «Сделай свой выбор. Быстро!"
  
  Он пошел. Я знал, что он далеко не пойдет, но он пойдет достаточно далеко. Я наблюдал за ним, пока он не исчез под дождем. Затем я вернулся в такси.
  
  Вода в канаве поднималась, и ее сила раскачивала нос. Я распахнул дверь и сказал: «Давай, убирайся оттуда, пока не пересекли Ниагрский водопад».
  
  «Мой грузовик! А мой грузовик!» водитель причитал.
  
  «Скажите своему благодетелю, Хасану Абу Осману, чтобы он купил вам новый. Идемте, вы двое, - сказал я по-английски, - мы не хотим пропустить наш рейс».
  
  К тому времени, как мы спустились с горы, самый сильный шторм прошел. Panhard давал нам официальное прикрытие до тех пор, пока нас не останавливали на КПП. Нам повезло, потому что ливень загнал всех внутрь. Я беспокоился о затоплении дороги, но она была построена с учетом этой мысли. Дренажные вади с обеих сторон были широкими и бурными.
  
  И Эрика, и ее отец молчали обо мне. Отсроченный шок с одним шоком поверх другого. Если вы не обучены этому, он может превратить вас в тыкву.
  
  «Это был напряженный день», - сказал я. «Вы отлично справились - осталось пересечь еще одну реку».
  
  «Как мы заберем отсюда этот самолет?» В своей галлабии Ганс выглядел как нечто из Бо Честе, а у меня была вся привлекательность груды мокрого белья.
  
  «У нас не должно быть особых проблем», - сказал я, не желая, чтобы они снова напряглись. «Пилоты были взяты в плен. (Я не добавил, и, вероятно, расстреляны). Эта машина - служебная». Я похлопал по рулю. "Это не будет выглядеть подозрительно, когда я приеду на поле и припаркуюсь рядом с самолетом. Вы встаете в кабину и начинаете движение. Эрика, садись на борт и расслабляйся. Я вытащу стопра и позабочусь о всем остальном ".
  
  "Вы получили то, для чего пришли сюда?" Она сказала это очень тихо, глядя прямо перед собой.
  
  Прямой ответ был отрицательный. Все это было бумажной погоней. Из этого вышел только один ощутимый факт. Дуза. В качестве двойного или тройного агента его интерес к возможной осведомленности Ханса Гейера о катастрофе был чрезмерно очевиден. Да, приведите его на допрос. Застрелить его, да. Но проверить его так, как он сказал, было совсем другим.
  
  «Ганс, - сказал я, - что насчет тебя, ты получил то, за чем пришел?»
  
  Он сел прямо, возвращаясь к жизни. «Боже, да! Я забыл! Я был прав, я нашел это! Я…»
  
  «Хорошо, хорошо», - засмеялся я. «Расскажи мне об этом, когда мы выберемся из этого садового места».
  
  «Но я всегда был прав! Я чертовски хорошо знал, как они это делают!»
  
  «Хорошо. Впереди аэропорт. А теперь обратите внимание. Если я не скажу вам иначе, даже если нас остановят, план остается в силе. Заберитесь на борт и заставьте моторы работать. Думаете, у вас получится?»
  
  «Да, да, конечно».
  
  «Еще один вопрос, может ли Осман поставить что-нибудь, чтобы нас сбить?»
  
  «Нет, здесь нет бойцов. Лучшее, что у них есть, - это слабая охрана».
  
  «Если дела пойдут плохо, не начинай подниматься, пока я не сделаю этого».
  
  Я открыл окно. Дождь утихал, но все же это было что-то более сильное, чем послеобеденный душ. "Кто из вас родился под знаком Воды?" Я сказал. «Я думаю, она на нашей стороне».
  
  «Я тоже так думаю», - сказала Эрика. "Кто ты?"
  
  "Скорпион."
  
  «Не эпоха Водолея». Она слабо улыбалась.
  
  «Твоя улыбка - лучший знак из всех… Ладно, поехали».
  
  Мы ехали по кругу, шины поливали водой, шипя на асфальте. За пределами терминала никого не было. Я ехал по дорожке, ведущей к воротам. Поперек него была цепочка из звеньев. Его щелчок затих в ударе грома.
  
  Башня аэропорта возвышалась над терминалом. Его вращающийся маяк был в действии. Наверное, дежурит пара операторов. Я повернулся к трапу и медленно проехал мимо фасада здания, прижимаясь к его выступу, чтобы меня не заметили сверху.
  
  Стеклянные окна терминала были залиты дождевым стеклом, но я мог видеть движение позади них. "Место полно солдат!" Ганс ахнул.
  
  «Нет проблем, они держатся подальше от сырости. Помните, мы выглядим так, будто мы на их стороне».
  
  Я подошел к концу здания и сделал поворот. Из-за дождя самолет не находился под охраной, что стало для нас очередной передышкой. Он стоял один, ожидая.
  
  «Ганс, если начнется стрельба, запусти двигатели и уходи отсюда. В противном случае подожди, пока я присоединюсь к тебе в кабине».
  
  «Дайте мне пистолет с джипа, - сказала Эрика, - я могу вам помочь».
  
  «Ты можешь помочь мне в кабине», - сказал Ханс.
  
  «Дверь кабины закрыта, значит, она заперта?»
  
  «Нет, там нет внешнего замка». Ганс вздохнул.
  
  Я отскочил от стены здания и приподнялся параллельно фюзеляжу, но достаточно далеко, чтобы хвост мог проскользнуть мимо джипа.
  
  «Хорошо, друзья», - улыбнулся я им. «Вернемся к Ламане. Ганс, открой дверь и входи. Не торопись, веди себя естественно. Я скажу тебе когда, Эрика». Я позволил двигателю поработать на холостом ходу.
  
  На мгновение, наблюдая за Гансом, я подумал, что он ошибался, говоря, что дверь кабины не заперта. Он не мог открыть его. Эрика втянула воздух. Затем, повернув и потянув, он вытащил его. Оказавшись внутри, он повернул дверь и показал большой палец вверх.
  
  «Хорошо, Эрика, иди, как будто это была дневная прогулка под дождем».
  
  Когда она поднялась на борт, я ждал, наблюдая за реакцией терминала. Если бы это превратилось в перестрелку, я бы использовал джип, чтобы отвести погоню. Небо прояснилось над горами на севере и западе, дождь перешел в морось.
  
  
  Мальчики скоро выйдут подышать воздухом.
  
  На каждом самолете есть внешние замки для рулевых поверхностей, чтобы при таком ветре, как у нас только что были сигнализация, руль высоты и хвост, не оторвались, и самолет не перевернулся. Их называют штифтами, по три на хвостовой части и по одному на каждое крыло. Первого я как раз выпустил на хвост, когда прибыла компания.
  
  Их было трое, и у них были наготове АК.
  
  «Братья, - крикнул я, махнув рукой, - вы можете помочь?»
  
  «Мы не можем летать», - ответил один из них, и. другие смеялись.
  
  «Нет, но вы можете помочь тем, кто должен. Полковник очень спешит».
  
  К тому времени, как они проехали, у меня уже были пальцы с хвостовой части. «Крыло там, - я поднял замок, - просто сдвиньте его».
  
  Когда они собрались для этого, я перешел в другое крыло и снял тревогу. Когда я обошел хвост, у них был замок в руке. «Да прославит тебя Аллах», - сказал я, принимая ее.
  
  «Если бы вы летели в ту бурю, вам потребовалось бы больше, чем хвала Аллаху», - сказал самый крупный из них, глядя на мое мокрое состояние.
  
  «Я летел в нем, но без крыльев». Я вывернул немного воды из рукава, и мы все засмеялись, когда я отвернулся от них и направился к джипу. Я сбросил груз в спину. У меня была одна из наплечных петель АК. Я проделал то же самое с его близнецом, а третий нес в руке. Моим последним ходом в джипе было отрезать выключатель и положить ключ в карман.
  
  Трио все еще было у крыла, с любопытством наблюдая за моим приближением, но не совсем подозрительно.
  
  «Братья, - сказал я, - не мог бы кто-нибудь из вас попросить механика в ангаре принести бутылку с огнем, чтобы мы не полетели, пока не будем готовы?»
  
  Они не были уверены в себе насчет самолетов или бутылок с зажигательной смесью, и когда один из них начал уходить, они все решили уйти.
  
  "Десять тысяч спасибо!" - позвал я, поднимаясь на борт.
  
  Ганс избавился от арабских костюмов и, сгорбившись, сидел в кресле пилота, проходя последнюю проверку кабины. Эрика сидела на сиденье второго пилота, подняв руку, чтобы активировать выключатель питания.
  
  "Все готово?"
  
  "Когда вы." Он кивнул.
  
  "Вы настроены на частоту башни?"
  
  "Да уж."
  
  «Дай мне микрофон, и пошли отсюда».
  
  Он вернул его обратно. «Заряжайся», - сказал он Эрике, и кабина наполнилась нарастающим воем активизатора.
  
  Его правая опора вращалась, а левая начинала вращаться еще до того, как башня ожила. «НАА-четыре - один - пять! Немедленно сообщайте, кто на борту!»
  
  «Башня Будан, это полет полковника Дуза». Это остановило его на секунду, и когда он вернулся, Ганс уже рулил.
  
  «Четыре-один-пять, у нас нет разрешения на полет полковника Дузы. Кто вы? Каков ваш план полета?»
  
  «Буданская башня, повторяю, я не слышу вас».
  
  "Четыре-один-пять!" его голос поднялся в регистр: «Вернись на линию полета и доложи команде аэропорта!» Я рассчитывал, что Осман не будет иметь в своем зверинце операторов диспетчерской вышки. Человек на пульте либо добровольно перешел на другую сторону, либо спас свою шею. В любом случае, он был не в лучшей форме. Он начал кричать. - "Вернись! Вернись!"
  
  Мы ехали на взлетно-посадочной полосе параллельно взлетно-посадочной полосе, двигаясь против ветра. «Ганс, - сказал я, услышав сирену, завывающую двигатели, - если ты сможешь заставить эту птицу лететь не в том направлении, я бы не стал беспокоиться о правилах полета».
  
  Он действовал, сдвигая дроссели до упора, наклоняясь вперед, как будто его движение могло оторвать нас от земли. Голос в башне кричал: «Мы будем стрелять по тебе! Мы будем стрелять по тебе!»
  
  Я начал задаваться вопросом, будет ли в этом необходимость. Дросселям больше некуда было деваться. Винты были на низком шаге, смесь была аварийной, а двигатели работали на полную мощность. Но мы не летели. Пальмы на краю поля росли до невероятной высоты. Эрика наклонилась, положив руку на рычаг переключения передач. Она смотрела на своего отца, который, казалось, застыл на месте. Я стоял позади них, приглушая отчаянный голос оператора башни, не мог слышать стрельбу сквозь рев «Пратт-Уитни».
  
  "Готовься!" - рявкнул Ганс. Я был уверен, что мы не оторвались от земли, но Эрика не спорила, и, пока она делала движения, Ганс вернул коромысло, и мы начали цепляться за верхушки деревьев. Из-за шума двигателей я услышал, как они скребли по брюху самолета.
  
  Поднявшись в воздух, он сдвинул вилку вперед, отрегулировав дроссель, стойки и смесь. Потом вздохнул. "Человек, никогда не проси меня попробовать это снова!"
  
  В микрофон я сказал: «Башня Будан, это NAA, четыре-один-пять. Снова и снова».
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 15
  
  
  
  
  
  На высоте десяти тысяч футов мы были заперты в завесе тумана. Я отодвинул сиденье второго пилота назад и достал сигареты. «Вот, приятель, - сказал я, - ты заработал свою зарплату».
  
  Занятый настройкой автопилота, он криво улыбнулся мне и сказал: «Это был какой-то день.
  
  «Кофе Эрики должен помочь. Есть ли еще место, где можно приземлиться, кроме Ламаны?»
  
  «Я думал об этом». Он взял сигарету, а я держал зажигалку. «К востоку от города есть старая полоса. Они использовали ее для тренировок. Может, я смогу нас туда посадить, но что потом?»
  
  «Когда мы подойдем ближе, я организую транспорт».
  
  Он наклонил ко мне голову, прищурившись. «Я бы ни разу в это не поверил. В любом случае, чего ты ищешь?»
  
  «Вы давно хотели рассказать мне о катастрофе Менданике. Сейчас хорошее время. Как это произошло?»
  
  Это его застало врасплох. «Ладно, теперь я расскажу это тебе, медленно ... в секции носового колеса DC-6B есть шесть цилиндров с CO-2, по три с каждой стороны, по одиннадцать целых шесть десятых галлонов материала в каждом. Что ж, если у вас загорелся двигатель, грузовой или багажный отсек, вы запускаете это из кабины, и все шесть из них приступают к работе и тушат огонь. Теперь система работает автоматически. Газ по шлангам, идущим от баллонов, CO-2 под давлением переносится в любую точку, указанную пилотом. Вы знаете о CO-2? "
  
  «Он без запаха. Дышать им плохо. Его нельзя отследить в кровотоке».
  
  «Верно. Подыши достаточно, это убьет тебя, черт возьми. Теперь, если бы кто-то сделал так, чтобы газ от этих СО-два оказался в кабине, а экипаж не знал об этом, экипаж заснул довольно быстро. Ты слышишь меня? "
  
  «Я задерживаю дыхание».
  
  «Хорошо, теперь это требует некоторых действий, потому что, как я уже сказал, система работает автоматически, и если кто-то совершит ошибку и выпустит часть этого CO-2, кабина будет отключена от дыма. Хорошо, в В секции носового колеса есть микровыключатель на двадцать восемь В. Он подает ток на индикаторную лампу в кабине, которая показывает, когда включена передача. Теперь, если бы я провел провод от этого переключателя к электрическому соленоиду на Цилиндр номер один на каждом ряду, когда переключатель срабатывает, он высвобождает CO-два в обоих, что автоматически запускает другие четыре цилиндра. Вот как работает система, номер один идет, они все идут. Все еще следите за мной? "
  
  "Как это вызвать?"
  
  "Ах, в этом вся прелесть. Провод от соленоидов прикреплен к выключателю с двумя выводами и спусковым крючком. Любой механик может сделать его. Вы прикрепляете его к резиновой подушке носового колеса, чтобы, когда шестерня была поднимается, и носовое колесо убирается в корпус, оно задевает выключатель и взводит его ».
  
  «И когда шестерня опускается, она срабатывает».
  
  «Вы поняли это! Но это еще не все. Когда этот переключатель установлен, все соединения от кабины до системы пожаротушения, за исключением соединения с носовым грузовым отсеком, должны быть отключены».
  
  "Это большая работа?"
  
  «Нет. Десять минут с помощью плоскогубцев, и готово. Один человек в переднем колесе может сделать всю работу менее чем за двадцать минут».
  
  "И когда он закончил, что у тебя есть?"
  
  «У вас есть надежный способ прикончить всех на летной палубе во время захода на посадку. Самолет взлетает, включается шасси, носовое колесо взводит спусковой крючок. Самолет готовится к приземлению, и не имеет значения где, понижается шестерня, и когда переднее колесо опускается, спускается спусковой крючок.
  
  Электрический заряд высвобождает CO-2 в цилиндре номер один, а остальные зажигаются автоматически. Таким образом, в носовой грузовой отсек помещается около восьми галлонов CO-2. Он находится под кабиной экипажа. Он поднимается через вентиляционные отверстия, которые были закорочены, поэтому они не закрываются автоматически. Как ты и сказал, запах не чувствуется. Через три минуты после того, как вышла из строя передача, экипаж готов ».
  
  «Похоже, вы это уже пробовали».
  
  Он усмехнулся, кивая. «Правильно, мы попробовали. Только это было после крушения. Мы пытались доказать, как произошла еще одна авария, но нас никто не слушал, и мы не могли достать обломки. Они закопали его и забрали. под охраной. Если бы я мог заполучить ... "
  
  "Является ли система пожаротушения в DC-6 специальной для него?"
  
  «Есть и другие, в значительной степени похожие на него, но оба самолета были DC-6B, и когда я сразу услышал подробности, я подумал, что это может быть повторение. Этот полет тоже был секретным, мне точно понравился самолет Менданике. Погода была ясной, все нормально, и самолет делает делает стандартный заход на посадку и летит прямо в землю.
  
  
  Было три группы следователей, и лучшее, что они смогли придумать, это то, что, возможно, команда заснула. Мы знали команду, и мы знали, что они не из тех, кто это делает, поэтому пара из нас начала собственное расследование, и это то, что мы придумали ».
  
  «Вы нашли доказательства того, что именно так разбился Менданике?»
  
  «Черт, да! У меня было чертово доказательство! Дуза и эти ублюдки забрали его у меня. В системе четыре направляющих клапана. В каждом есть обратный клапан, понимаете? Он сдерживает вещи, пока вы не будете готовы позволить поток CO-2. Уберите обратный клапан, и весь газ пойдет по линии. Я обнаружил направляющий клапан для переднего отсека. Обратный клапан пропал с него, но не с трех других. Эти клапана… " Он всплеснул руками.
  
  Я откинулся назад, глядя на красноватую дымку. Безусловно, это был наивный метод саботажа. «Когда Дуса допрашивал вас, вы признались, что знаете, как была проделана работа?»
  
  «Да, конечно. Что еще я мог сделать? Эрика была…»
  
  «Но это его не удовлетворило».
  
  «Нет. Он хотел знать, кто это сделал. Как, черт возьми, я должен это знать?»
  
  «Он спрашивал тебя об этом еще раз сегодня, когда тебя забрали?»
  
  «Нет. Я не видел его, пока его головорезы не подняли меня на гору».
  
  «Это первое крушение, которое вы расследовали ранее, произошло ли это здесь?»
  
  "Неа." Он снова улыбнулся. «Это была большая новость, чем эта. Это было, когда я был в Конго, прежде чем он стал Заиром. Я был в Леопольдвилле, работал на Tansair. Тот самолет звали Альбертина, а парень по имени Даг Хаммершельд был ее пассажиром номер один. Конечно, это должно было быть раньше вашего времени. "
  
  Я не отреагировал. Я позволил ему продолжать бессвязно. Это была моя вина, что я не извлек от него информацию раньше. Я протянул руку и начал настраивать шкалу частот. "Вы рассказали Дузе о катастрофе с Хаммершельдом?"
  
  «Нет… Нет, я так не думаю».
  
  Я закрыл глаза и вспомнил: Катанга, отколовшаяся провинция Конго. Моше Чомбе, ее лидер, сражается против войск ООН. Британская болячка. Советские власти обеспокоены тем, что их мальчик Лумумба сбил их с ног. Хрущев уже приходил в ООН раньше и предупреждал Хаммаршельда, что ему лучше уйти в отставку. Хаммершельд уехал в Конго тушить пожар. Улетает на секретную встречу с Чомбе в Ндоле. Как и Менданике, прилетевший к Осману. Самолет падает при посадке. Вердикт - приговора нет. Причину аварии так и не нашли. Ошибка пилота была лучшим, что они могли придумать… Пока не появился Ханс Гайер. Вопрос: Какое отношение имеет древняя история к украденной ядерной бомбе? Ответ: Пока ничего.
  
  "Достаточно ли мы близки, чтобы связаться с друзьями в Ламане?" Я сказал поправить наушники.
  
  «Попробуйте. Но что вы думаете о моей истории?»
  
  "Вы можете продать ее за миллион долларов, но я бы подождал, пока не вернусь в Хобокен. Теперь дайте мне расчетное время прибытия, и я думаю, что вам с Эрикой лучше запланировать провести некоторое время в посольстве, пока мы не сможем перевезти вас в более здоровый климат ».
  
  «Да, думаю, пора двигаться дальше, но, черт возьми, этот ублюдок Дуза на другой стороне».
  
  «Не рассчитывай. У этой полосы, на которую мы собираемся приземлиться, есть название?»
  
  «Раньше назывался Кило-Сорок, потому что это сорок километров от Руфы».
  
  «Хорошо, расчетное время прибытия».
  
  «Скажи 18.30 . Кого ты собираешься вызывать, Посла?»
  
  «Нет, его босса». Я поднял микрофон. «Чарли, Чарли, это Пайпер, это Пайпер. Я повторил звонок трижды, прежде чем вернулся статический ответ.
  
  Свино-латынь - это устаревший детский язык, в котором вы ставите последнюю часть слова перед ним, а затем добавляете ай, вроде, илкай умбай - убей бездельника. Он отлично работает там, где его использование неизвестно. Вы говорите открыто - и ваше сообщение краткое. Я был уверен, что Чарли из посольства сможет переводить.
  
  Я дал ему дважды и получил ответ, который хотел.
  
  «Илокай ортыфай - eeneightay irtythay, - сказал я, - килограмм сорок, восемнадцать тридцать».
  
  Ответ был: «Иадингрей, ойя, удлей и ушная глина - читают вас громко и отчетливо».
  
  «Разве ты не такой навороченный?» - усмехнулся Ганс. «Я не пользовался этим с тех пор, как был в Икерсне».
  
  «Будем надеяться, что никто другой тоже».
  
  То, что я хотел послать вместо того, где и когда сигналом, было призывом к AX передать свой файл о катастрофе Хаммершельда в сентябре 1961 года. Дело давно прошло, но я однажды видел на нем файл, и я знал, что он был в списке. под специальной зеленой картой, которая означала - «Вероятное убийство». Но даже на свиной латыни я не мог рискнуть. Дуза хотел знать, знал ли Ганс, кто подорвал самолет Менданике. Если бы между этой аварией и аварией почти пятнадцать лет назад существовала связь,
  
  то появление имени Хаммершельд на открытой радиочастоте в любой форме не могло быть случайным. В технике уничтожения обоих самолетов не было ничего из стран третьего мира или бесхитростной техники. Это было первым признаком того, что в NAPR может быть кто-то с техническими знаниями - вроде того, что было связано с кражей Cockeye и ДПЛА.
  
  «Ганс, во время крушения Хаммершельда, ты хоть представлял, кто за этим стоит?»
  
  «Нет. Было много персонажей, которые хотели избавиться от старого Дага. Самолет долго не охранялся, прежде чем взлетел. Любой механик ...»
  
  «Любой механик мог это сделать, но кто-то должен был сначала выяснить это. Вы когда-нибудь видели кого-нибудь в Ламане, которого вы знаете из времен Конго?»
  
  «Если есть, то я их не видел. Конечно, это было давно. Эй, а ты куда?»
  
  «Поставить еще кофе и проверить Эрику».
  
  «Боже, можно мне выпить! Но я соглашусь на кофе».
  
  Эрика сидела на диване, свернувшись калачиком на одеяле. Я начал отходить от того места, где она лежала, когда ее рука обвилась вокруг моей ноги. Она открыла глаза и усмехнулась. «Я хотел, чтобы ты пришел».
  
  «Тебе следовало нажать кнопку вызова».
  
  Она скинула одеяло. В бюстгальтере и трусах бикини она вылечила бы чьи-либо воспаленные глаза - просто для начала. «Я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение…»
  
  Я стоял и смотрел на нее. Улыбка исчезла, голос звучал у нее в горле. «Не думаю, что у нас много времени», - сказала она, поднимая руку вверх по моей ноге.
  
  Я оказал нам обоим услугу. В конце концов, времени было мало. Я выскользнул из собственной одежды, а она выскользнула из того маленького, что было на ней. Я осторожно лег на нее на кушетке, и в мгновение ока наши тела стали единым целым, когда мы двигались вместе, сначала медленно, затем еще более настойчиво, пока мы оба не задрожали в союзе, согнулись вместе ...
  
  После того, как я снова уложил ее, она открыла вялый глаз и положила руку мне на затылок. "Как вы думаете, я когда-нибудь узнаю, кто вы?"
  
  «Когда у нас будет возможность, я вам скажу». Я сказал. "Хочешь кофе?"
  
  "Это будет хорошо". Она усмехнулась, причмокнула и закрыла глаза.
  
  Я приготовил кофе.
  
  
  
  
  
  
  Глава 16
  
  
  
  
  
  Когда мы приблизились к Кило-Сорок, Ганс потерял высоту и изменил курс. Мы вошли в изгородь, надеясь на вершины дюн, не только для того, чтобы уйти от радиолокационного контроля Руфы, но и чтобы скрыть возможное визуальное наблюдение.
  
  Ганс был так же хорош в качестве почтового голубя, как и в качестве механика, потому что внезапно мы летели над полосой бетона, занесенного песком. Я заметил полосу после того, как увидел припаркованный рядом Land Rover. С подвески двигателя развевался американский флаг. Рядом с ним два человека наблюдали за нами.
  
  Я наблюдал за авиадиспетчером Руфы, и когда Ханс пролетел мимо, чтобы проверить состояние взлетно-посадочной полосы, я услышал знакомый голос. Это был Дуза, едва слышный голос. Он назвал себя и позывные Бич-близнеца. Он предупредил Руфу, чтобы тот выслеживал нас и сбивал нас, если мы не подчинимся приказу приземлиться. Если нас заберут живыми, нас задержат до его прибытия.
  
  «Это может быть немного грубо», - сказал Ханс. «Может, тебе лучше вернуться и посидеть с Эрикой на случай, если эти трещины больше, чем они выглядят отсюда».
  
  «Просто опусти ее, приятель, я займусь механизмом и закрылками по твоей команде». У него было достаточно, чтобы подумать, и я не сказал ему, что у нас может быть компания.
  
  Он вел старую птицу к посадочной полосе с достаточной мощностью, чтобы он мог снова быстро взлететь, если обнаружит, что полоса слишком разорвана или смещена.
  
  Когда мы подъехали к ухабистой остановке на полпути к размытой взлетно-посадочной полосе, я сказал: «Ганс, ты настоящий профи. А теперь отключи переключатели и давай убираемся отсюда».
  
  Эрика уже была у двери каюты, открывая защелку, когда я шел по проходу. «Не оставляй ничего, что принадлежит тебе, дорогая, - сказал я.
  
  «Я не так много принес». Она улыбнулась мне. "Что теперь?"
  
  «Теперь мы едем, а не летим».
  
  «Куда угодно с тобой», - сказала она, и мы распахнули дверь.
  
  Саттон стоял внизу и смотрел на нас, за ним капрал Симмс.
  
  «Рад, что ты смог это сделать», - сказал я, спрыгивая вниз. Я держал руку за Эрику.
  
  «Нам лучше двигаться», - сказал он, глядя на нее.
  
  Когда мы сели в Land Rover, свет разгорался быстро, что было одним из хороших слов о вечерних сумерках в пустыне.
  
  «Я не думаю, что тебя заметили». Саттон повернулся к нам лицом, чтобы снова исследовать Эрику.
  
  «Это мисс Гайер и мистер Гайер», - представился я. "Их нужно будет разместить в посольстве на данный момент.
  
  
  Они могут захотеть быстро улететь отсюда. Я объясню позже. Какая ситуация в Ламане? "
  
  «Примерно, как мы и ожидали, на похоронах поднялось много шума, толпа у посольства. Сейчас все тише. Я полагаю, вы знаете, что Осман забрал Будан. Тасахмед строит планы вернуть его. Кажется, здесь он все твердо контролирует».
  
  "Что-нибудь происходит снаружи?"
  
  Он отвел взгляд от Эрики. «Ничего общего не известно», - твердо сказал он. Было очевидно, что его собственная штаб-квартира проинформировала его, вероятно, из-за той вони, которую он поднял по поводу моего присутствия на месте происшествия. Но что бы он ни знал и что бы ни думал, меня интересовал только один момент. Тот, кто украл «Петушок» и ДПЛА, еще не объявил об этом публично.
  
  Мы ехали по тому, что когда-то было подъездной дорогой. В сумерках капрал вытащил вездеход по крутому склону и выбрался на лучшую дорогу. Я спросил. - "Капрал, вы можете послушать Руфу на этой штуке?"
  
  «Да, сэр. Мы наблюдали за ними», - сказал он, его рука переместилась к шкалам настройки на приемнике на пьедестале. Раздался голос, говоривший по-французски, а затем повторявшийся по-арабски, предупреждая бойцов, чтобы они высматривали нас к югу от Ламаны.
  
  «Похоже, вы прибыли как раз вовремя», - попытка Саттона высохнуть была слегка влажной.
  
  В посольстве именно Паула провела Эрику и ее отца куда-то, где была горячая вода и еда. Она также сообщила мне, что я получил специальное приглашение взять интервью у мадам Менданике в Президентском дворце завтра в четыре часа дня. Оказалось, что Шема искала ответную встречу.
  
  Потом я остался наедине с Саттоном. «Ты мог бы сказать мне, - сказал он, его тон указывал на то, что все было бы иначе, если бы я сделал это. - Конечно, я думаю, что нахождение Петушка где-нибудь в радиусе тысячи миль отсюда - чистая чепуха».
  
  "Тогда какой смысл тебе говорить?"
  
  «Нет абсолютно никакой связи между смертью посла Петерсена и кражей», - сказал он. «У нас есть грузовик, и полиция нашла водителя. Он во всем признался. Это была чертова глупая авария».
  
  «Жизнь полна ими, не так ли. Спасибо, что подобрали нас». Я отвернулся и поднялся по лестнице, направляясь в комнату связи.
  
  Чарли Нил оставил меня одного в звукоизолированной кабине со скремблером, а сам пошел устанавливать правильное соединение. Скремблер - великое изобретение. Он работает в электронном виде, превращая ваши слова в непонятные, а затем выплевывая их на другом конце, как новенькие. Скремблер имеет один недостаток. Если их отслеживает третье лицо, слова могут быть расшифрованы в пути с помощью еще более простого электронного устройства. Таким образом, очень многие государственные секреты стали известны очень многим. Противодействием этому является наличие постоянно меняющегося кода внутри скремблера. Это делает невозможным контролируемый перевод. По крайней мере, пока.
  
  У AX был такой код, и, дав Чарли Нилу особую последовательность набора, я знал, что Хоук и я будем разговаривать конфиденциально, хотя и долго, из-за длинных пауз, необходимых для скремблирования.
  
  Я не тратил время на приветствия. «Катастрофа Хаммаршельда». Я сказал. «Выводы относительно мотивации и индивидуального участия».
  
  Даже через скремблер голос Хоука обладал такими же драйвовыми качествами. «Запрос проверяется. Между тем, нет никаких положительных указаний из каких-либо источников относительно местонахождения пропавшего оборудования. Немецкая пресса сообщила о слухах об исчезновении. Бундесвер и SHAPE опровергли это. Кремль угрожает обнародовать объявление в 12.00 по Гринвичу завтра, если проблема не исчезнет. решено ".
  
  Он перестал говорить; и я сидел, ничего не говоря, ожидая, что он ответит на мои вопросы. О хищении ядерных материалов - о его растущей возможности - написано много. Также было написано, что мы на Западе настолько привыкли к террористическим действиям, что угроза ядерного шантажа будет просто рассматриваться как следующий шаг в растущем масштабе насилия. Я не купил это.
  
  Сделанное Кремлем заявление станет смертельным психополитическим ударом для НАТО и США. Это вызовет всеобщее возмущение. И единственное, что решало, это вопрос о том, у кого был Петушок и куда он был направлен. В результате может возникнуть ядерная конфронтация, в результате которой все остальное будет казаться незначительным.
  
  Голос Хоука прервал мои мысли, вызванные скремблером. «Заключение AX о катастрофе в Хаммаршельде было возможным саботажем с использованием необнаруживаемого газа. Механических доказательств не обнаружено. Подозрения сосредоточены на докторе Корнелиусе Мертенсе, гражданине Бельгии. Мертенс, долгое время работавший в КГБ, специализирующийся в технических областях, одновременно выполнял функции службы безопасности Организации Объединенных Наций офицер. Мертенс не склонен к дисциплине.
  
  Возможно, он действовал самостоятельно в Конго. Сообщается, что он был убит в Египте во время войны 67-го ».
  
  Когда Хоук передал отчет, мои надежды открыли глаза. Он снова был закрыт. Я сидел с закрытыми глазами: «Насколько точен отчет о его смерти?»
  
  Я ждал. «Известно, что он находился в штаб-квартире Мухабарата в Порт-Саиде. Здание было взорвано, выживших нет. С тех пор Мертенса не видели».
  
  Это было похоже на тупик. У меня был последний туз. «Был ли доктор Отто ван дер Меер в Египте во время войны 67-го?»
  
  Это было самое долгое ожидание. Когда Хоук снова заговорил, даже поверх скремблера наждачная бумага была более светлой. «Утвердительно в отношении ван дер Меера. Он был там в июне. Сообщалось, что он заболел. После войны его никто не видел, пока он не появился в сентябре в Алжире».
  
  «Я буду поддерживать связь», - сказал я.
  
  
  
  
  
  
  Глава 17
  
  
  
  
  
  Пока я принимал душ и брился в квартире Саттона, водитель посольства вернул мой Fiat в целости и сохранности. На все вопросы ему давали правильные ответы, но некому было их задать.
  
  Саттон очень хотел все узнать и очиститься от прошлых грехов. Все, что я хотел от него, - это карта города. Пока я ее изучал, зазвонил телефон. Это была Паула. Ужин был бы готов, если бы мы были голодны. Мне не хотелось отказываться от удовольствия. Я сказал Саттон извиниться. Потом я ушел с места. Я устал от людей на моем пути, официальных или иных. Когда у меня есть работа, я предпочитаю делать ее в одиночку.
  
  Вилла Ван дер Меера находилась на улице Флажей, в нескольких кварталах от центральной площади. Я снова припарковался перед зданием полиции. Я хотел испытать атмосферу Ламаны на следующий день после больших похорон. «Тихо» было подходящим словом. Войска ушли. Охранники милиции бездельничали в арке, курили сигареты и болтали. Они бросили на меня только взгляд. Похоже, Тасахмеда беспокоил только гнев Шемы, а в Будане - оккупация Османа. Первую ему хотелось приручить, а другого он сможет поймать, когда будет готов.
  
  Я пересек парк в тускло освещенной темноте, зная, что, если это увлечение приведет только к соевым бобам и хлопку, мне придется подать сигнал Хоуку о неудаче и уйти. То, что Мертенс мог быть дублем ван дер Меера, было вполне возможным. Маскировка и покраска кожи - не проблема для профессионала. Также можно получить опыт в сельском хозяйстве. Поскольку Африка и ООН были их совместными районами операций, Мертенс вполне мог иммитировать ван дер Меера, и если бы ван дер Меер умер в результате несчастного случая или по указанию во время Шестидневной войны, принятие его личности было бы настоящим переворотом со стороны Мертенса. Никто не мог и мечтать о лучшем прикрытии.
  
  Улица Флажи была в темноте, и на воротах ван дер Меера не было света. Пришлось снова перелезть через стену. Но сначала, чтобы защитить руки от битого стекла, я накинул пальто. Я сделал неплохой улов. Вытряхнув его, я проверил Вильгельмину и Гюго, обрадовавшись, что близнец Пьера живет в доме. Затем я вскочил на корточки.
  
  Другая сторона стены была такой же темной. На вилле не было света. Было рано ложиться спать. Доктора не было дома. Больше никого не было. Место было заперто и закрыто ставнями, как египетская гробница, окна наверху были запечатаны так же, как и внизу. Глушитель, спрятанный во внутреннем кармане руки, плотно прилегал к Вильгельмине. Один выстрел в замок заднего входа, и я оказался внутри.
  
  Воздух был тяжелым, как темнота. Некоторое время видимо никого не было дома. Тонкий луч моей вспышки улавливал мебель, коврики, гобелены, артефакты. Это была большая центральная комната, усеянная пуфами. К нему примыкала столовая, затем холл, а за ним - кабинет доктора. Вот где я попал в грязь.
  
  Стены были уставлены книгами, но меня задержал массивный стол в центре комнаты. Луч моей вспышки играл на миниатюрах из папье-маше. Это была не модель экспериментальной сельскохозяйственной станции, а масштабная экспозиция руин Портариуса.
  
  В информационных материалах, которые Хоук дал мне изучить, было упоминание о руинах. Менданике закрыл их для публики четыре года назад после аварии во время светового и звукового представления, когда колонна упала и убила пару в аудитории. В то время, когда я прочитал этот пункт, меня отошла мысль о том, что инцидент вряд ли казался достаточно важным, чтобы закрыть руины и тем самым отрезать одну из немногих туристических достопримечательностей Ламаны. Теперь я мог винить себя за то, что не зациклился на непонятном моменте. Неизвестно, как проходили римские гонки на колесницах жарким субботним днем.
  
  Я рискнул и включил лампу. В его сиянии Портариус раскинулся во все свое время изношенном великолепии. Это была крупная городская колония, основанная после падения Карфагена.
  
  На пике своего развития город был домом для тридцати тысяч римлян и их рабов. Теперь его модель лежала передо мной - демонстрация сломанных стен, колонн и узких улиц - место, полное очень древних призраков и, возможно, одного очень современного ядерного оружия и его ракеты-носителя. Какое благородное место, чтобы спрятать его, взобраться на него и запустить! Его можно было легко замаскировать, чтобы он выглядел как другая колонна или арка. Спутниковые камеры не смогли бы его обнаружить.
  
  Ни в комнате, ни среди книг, ни на богато украшенном столе не было ничего, что указывало на то, что археология была увлечением доктора ван дер Меер, урожденного Мертенса. На стене была хорошая карта, показывающая, что Портариус лежит в 30 километрах - примерно в 18 милях к востоку от Ламаны, и что еще в 60 километрах к югу от Портариуса лежит Пакар. После такого большого количества ничего не подходящего все подходило идеально: отобранная команда коммандос Доктора прибывала к Ламане по два и по три за раз, направляясь на Пакар, а затем на Портариус. В цепи моих мыслей зазвенел предупреждающий звонок.
  
  Я выключил лампу и остановился в темноте, прислушиваясь к скрежету - четвероногому, а не двуногому. Но с тех пор, как я добрался до логова, бега не было. Я закрыл дверь кабинета при входе. Я стоял сбоку от него с Вильгельминой в руке. Сквозь два закрытых ставнями окна в комнате не могло быть видно никакой борьбы. Прежде чем я вошел сзади, я не заметил никакой проводки, сигнализирующей о тревоге. Тем не менее, с таким профессионалом, как Мертенс, я мог бы споткнуться о чем-нибудь, способном предупредить Варшавский договор.
  
  У меня не было настроения стоять и дышать пылью и перегретым воздухом, ожидая ответа. Я подошел к ближайшему окну. Ставни были металлическими опускаемыми с жалюзи. Они были прикреплен к кольцам с обеих сторон простой защелкой. Я положил люгер в карман и расстегнул их. Я позволил затвору подняться, прижимаясь к его пружине, чтобы он не закрутился. Стоя спиной к двери, мне чертовски не нравилась ситуация; Я сделался идеальным силуэтом для тренировки по стрельбе. У окна была ручка, и я повернул ее почти сразу, как только поднял ставни. Потом все кончилось.
  
  Я не бы Killmaster N3 из-за отсутствия чувствительности. Именно эта скрытая чувствительность - пятое, шестое или седьмое чувство - сохранила мне жизнь. Когда я побежал к стене, все мои чувства вспыхнули красным. Они не могли спасти меня, но предупреждение было достаточно ясным, и когда внезапно все место стало похоже на стадион Кеннеди во время начала матча, я знал, что мои инстинкты в хорошей форме, даже если мое будущее было под сомнением.
  
  Я развернулся и свернулся за единственным доступным укрытием - величественной пальмой. На спине я выстрелил в два ближайших источника света на стене, а затем погасил ближайший на крыше. Моя меткая стрельба выглядела так, как будто затмевала свет паутиной. Их было слишком много.
  
  В мегафон по-французски прогремел голос. "Выкиньте пистолет и лицом к стене!"
  
  Автоматическая стрельба прервала команду, расколов ствол пальмы в нескольких футах над моей головой. Стрельба велась с зубчатого парапета виллы. За ним последовала еще одна очередь из кустов перед домом. Большая часть пальмы пострадала. Третий, этот из задней части дома, попробовал. Если они так и станут стрелять, то дерево убьют.
  
  Они посадили меня в коробку. Даже если бы я смог перелезть через стену, там бы кого-то ждал. ловушка была тщательно настроена. Единственный вопрос заключался в том, знали ли они до или после того, как я вошел в дом, что я пришел позвонить.
  
  Я получил свой ответ достаточно быстро. «Мсье Картер, вы умрете через минуту, если не подчинитесь!»
  
  Это действительно заставило меня повиноваться. Не из-за угрозы, что я умру, если я этого не сделаю, а потому, что кто-то знал, кто я. И единственным, кто должен был знать об этом во всей NAPR, был Ник Картер.
  
  Неохотно я выбросил Вильгельмину на холодный свет и подошел к стене, как человек, который был уверен, что вот-вот столкнется с ней.
  
  «Положи руки на стену и наклонись!» пришла команда.
  
  Я долго ждал, скорее всего, из-за психологического воздействия, которое это должно было на меня оказать, прежде чем я услышал приближающиеся шаги. Чья-то рука вцепилась мне в волосы и дернула за голову. Я мельком увидела армейские ботинки и оливково-зеленый рукав, прежде чем мне на глаза попала повязка. Чья-то рука умело ласкала мое тело в поисках спрятанного оружия. Он не нашел Гюго или Пьера, но я лишился возможности бороться. Мои руки были отведены назад, запястья связаны. Затем, держа руки с каждой стороны, меня толкали вперед. Идея, казалось, заключалась в том, чтобы направить меня на пути всего, что заставит меня споткнуться и ушибить голени. Полосы препятствий закончились, как я и предполагал, когда я сидел на заднем сиденье машины, а два моих врага с каждой боковой стороны.
  
  Потом все прекратилось.
  
  Я запрокинул голову, вдыхая ночной воздух.
  
  Потом я спросил. - "Сколько миль до Портариуса?"
  
  «Заткнись», - сказал один из моих охранников.
  
  «Достаточно далеко для поездки в один конец», - ответили спереди.
  
  
  
  
  
  
  Глава 18
  
  
  
  
  
  Я совсем не возражал против поездки в один конец. Окно было опущено, с моря дул ветерок, а где-то там патрулировал авианосец. Все, что мне нужно было сделать, это активировать кнопку самонаведения, прикрепленную к моей правой ноге за коленом, и я мог достаточно быстро привести шестьсот десантников. Но на данный момент я был доволен игрой.
  
  С самого начала было очевидно, что кража не планировалась за ночь. Скорее, четыре года работы - с тех пор, как Менданике закрыл Portarius из-за инцидента, который не был случайностью. Возможно, Мертенс, выдавая себя за ван дер Меера, убедил Менданике, что он хочет использовать руины для какой-то другой цели, кроме нынешней. С этого момента Мертенс делал свои приготовления за тройным прикрытием своей личности, развалинами и безнадежным состоянием.
  
  В его кольцо входили агенты в Касто и Хидельберге. В противном случае у него не было бы возможности узнать, что, хотя «Петушиный глаз» является самым смертоносным тактическим ядерным оружием в арсенале НАТО, он также является наиболее уязвимым. Все другие ядерные боеприпасы имеют систему двойного ключа, которая защищает от такой кражи.
  
  В 1970 году мятежные элементы в греческой армии попытались захватить бункеры недалеко от Салоник, где хранилось тактическое ядерное оружие. Их остановила эскадрилья истребителей ВВС Греции. Даже если бы они завладели ядерным оружием, они были бы бесполезны для них и никому не угрожали бы. У них не было бы второго ключа.
  
  С Cockeye все иначе. Его интегральная схема и aвионика таковы, что любой, кто схватит его черный ящик и поймет его работу, может взорвать его. По этой причине «Петушок» находился под особой охраной. То, что Мертенс смог поразить охранников, показало, насколько ловкими были он и его товарищи по игре.
  
  Бедный старый Менданике или узнал горькую правду, или похолодел, когда Петушок оказался на его родной земле. В отчаянии он предупредил посла Петерсена. Хотя у меня не было всех деталей, я видел, что Дуза и Тасахмед участвовали в сделке. Их работа заключалась в том, чтобы поддерживать фронт и удерживать на нем внимание общественности. Шема не представлял угрозы. Она идеально подходила для создания мифа о контрперевороте. Только Ханс Гайер представлял угрозу, и именно благодаря ему я сидел на заднем сиденье машины, скованный, как цыпленок, на моем пути к славе, которая когда-то принадлежала Риму.
  
  В конце концов, это была пара долгих дней. Я решил, что немного поспать мне нужно. Меня разбудило то, что я почуствовал неровную землю и ночной холод.
  
  Машина остановилась. Голоса говорили быстро, шепотом. Мы двинулись дальше. Удары прекратились, и я понял, что мы спускаемся. Ветерок, шум моря утихли. Эхо, отбрасываемое машиной, говорило, что мы находимся в закрытом помещении. Мы снова остановились. На этот раз двигатель был выключен. Двери открылись. Более приглушенные голоса, двое говорят по-немецки, один говорит: «Не теряйте время зря».
  
  Охранник справа от меня толкнул меня влево. Тот, что слева от меня, держал меня за воротник. Мне удалось удержаться от удушья. Гудел генератор. Металлическая дверь лязгнула. У него был корабельный звук. Была еще прогулка. Я чувствовал циркуляцию прохладного воздуха. На Portarius были установлены обновления.
  
  Послышалась быстрая команда, и я сел. Рука на моем воротнике легла на повязку на глазах. Я моргнул в внезапном свете, пытаясь сфокусировать взгляд.
  
  Их трое сидело за столом напротив меня. Пара по обе стороны от старшего казалась незнакомой, и в тусклом свете они больше находились в тени, чем их начальник. Также в тени позади них была высокая хвостовая часть DC-7. Это был подземный ангар, и я был рад, что не поехал охотиться на самолет в Руфе. Стены с обеих сторон были металлическими, но навес наверху был камуфляжным. Без сомнения, за ним должна быть замаскированная взлетно-посадочная полоса, но мне было интересно, почему спутниковые датчики не обнаружили ее.
  
  "Вы находите это впечатляющим?" - спросил мой хозяин.
  
  «Как вы это называете, поздние римляне или братья варвары?»
  
  «Я должен сказать, что ожидал тебя раньше», - проигнорировал он мой комментарий.
  
  «Я приехал, как только смог, но думаю, вам придется обсудить задержку с полковником».
  
  Он тоже проигнорировал это. «Вы знаете, что чуть не проиграли мне пари. Ненавижу проигрывать ставки. Разве это не так, доктор Шредер?»
  
  Слева от него был доктор Шредер с круглым жестким лицом и серой короткой стрижкой. «Да», - был его ответ.
  
  
  «Скажите, как вас зовут, ван дер Меер или Мертенс?»
  
  
  "Ха!" он стукнул ладонью по столу. "Хорошо! Я сказал тебе, я сказал тебе!" - взволнованно сказал он своим приятелям. «И это одна ставка, которую я выиграю, доктор Вилья. Я сказал, что он узнает».
  
  Доктор Вилья, более худой тип с усами, хмыкнул.
  
  «Вы говорите, как человек, играющий в азартные игры», - сказал я.
  
  «О нет, я никогда не играю в азартные игры. Я ставлю только на определенные вещи. Как и я ставлю на вас, мистер Картер. Я действительно думал, что вы будете здесь завтракать».
  
  «Ну, у вас была возможность пригласить меня».
  
  «Я хотел, но вчера было слишком рано. Ты испортил мне день, и было много дел».
  
  «Лучше быть тщательным».
  
  "Точно!" Он моргнул и потянул за нос. «Как один профессионал перед другим, я уверен, вы согласитесь, что это черта, которая имеет значение. Я знаю своих коллег и могу подвести итог успеху нашей деятельности - нашей миссии», - он протянул руку в благословении. "через тщательность. Разве это не так, господа?"
  
  Они пробормотали в ответ. «Да, тщательность. Вы знаете, мистер Картер, почему большинство ограблений банков, независимо от того, насколько хорошо они спланированы, заканчиваются неудачей? Ограбление может быть отлично выполнено, но это постфактум - после него!» он поднял палец, читая лекцию, «где вещь разваливается. И причина, конечно же, в неспособности быть тщательным в общем планировании - как постфактум, так и до него». Он мило улыбнулся. «Вы знаете, как долго у нас эта операция находилась на стадии планирования?»
  
  «Около четырех лет плюс-минус пара месяцев».
  
  «Отлично! Отлично! Вы понимаете, о чем я?» Он обратился к своим безмолвным партнерам, а затем снова повернулся ко мне. «Когда первая фаза была завершена, мы знали, что находимся в критическом семидесятидвухчасовом периоде. Высвободившийся материал должен был быть доставлен сюда без обнаружения. И, оказавшись здесь, мы должны были убедиться, что он не был обнаружен. основательность, мистер Картер ".
  
  «Я знал, что где-то для меня должно быть место».
  
  «Мы знали, что на Западе есть одна организация, от которой мы можем ожидать неприятностей. AX, а от AX - Ник Картер. Да ведь у нас на вас досье такой же толщины, как Война и мир».
  
  «Я надеюсь, что это тоже читается».
  
  «О, в некоторых отношениях лучше». Он использовал свои пальцы. «Западногерманский BND - это смех. ЦРУ потеряло свою операционную способность из-за разоблачения и использования тех идиотов, которых они отправляли сюда. МИ-6 занятаа в Ольстере и на Кипре. Французская и итальянская SID связаны с доморощенными террористами и так далее, и так далее. Только AX и от AX вы сами - вот как мы это читаем, и нам не нужен был компьютер, чтобы сообщить нам об этом ».
  
  "Могу я встать и поблагодарить вас за панегирик?"
  
  «В этом нет необходимости. Поскольку ваша организация гордится своим превосходством, мы, мистер Картер, тоже гордимся собой. Как я уже сказал, мы ждали вас».
  
  «Если вы ждали меня, почему вы пытались убить меня в Риме?»
  
  Мертенс нахмурился: «Это была ошибка, и я прошу прощения. Нашего начальника станции в Риме предупредили, чтобы он следил за вами. Из-за чрезмерного рвения он неверно истолковал свои инструкции. У него не было возможности узнать, что вы играете роль в нашем организационном плане. Даже в этом случае его действия были непростительны, и его больше нет с нами. Я приехал из Ламаны, чтобы присоединиться к вам по возвращении. Итак, теперь вы понимаете ».
  
  «Нет, не знаю. Если бы Дуза добился своего, я бы вернулся в Рим через Каир».
  
  «Дуза иногда дурак. Он недооценил твои способности, но поверь мне, ты бы не поехал в Каир, ты бы пришел сюда. Вместо этого ты отправился в Будан в погоне за диким гусем».
  
  «Вы подходите под описание», - сказал я, наблюдая, как исчезла застывшая ухмылка.
  
  «Вполне. Что ж, пора двигаться дальше». Он кивнул охранникам позади меня.
  
  Пока он продолжал, я подумал, что прижать заднюю часть ноги к стулу и включить сигнал самонаведения. Я решил подождать по двум причинам. Он рассчитывал использовать меня, а это означало, что казнь прямо сейчас не входила в планы, и я был готов подыграть, пока не увижу "Петушок" во плоти.
  
  Охранники поставили меня на ноги. Мертенс и его коллеги-доктора были так же одеты в аккуратную зеленую боевую форму. Их сапоги были отполированы до блеска. Выглядело так, будто Мертенс и компания были замешаны не только в ядерном оружии.
  
  Шредер стоял на голову выше двух других. Дуэльные шрамы на его щеках, плоское прусское лицо - вычтите тридцать лет, и вы захватили СС на восточном фронте, реструктурировали, вернули в Восточно-Германскую Демократическую Республику, чтобы возглавить террористический отряд МБС, а затем в Африку для того же , и, как сказал бы мой разговорчивый хозяин, «и так далее, и тому подобное».
  
  Другой, Вилли, родом из того же места
  
  морщинистое, узкое замкнутое лицо с блестящими черными глазами. У него был вид заядлого инквизитора, из тех, кто сам сгорает, чтобы сжечь тебя.
  
  «Мои запястья, - сказал я, - им было бы лучше развязать».
  
  «Я сожалею об этом, мистер Картер, - грустно прозвучал Мертенс, - но, как я уже сказал, мы планируем тщательно, и мы планируем обезопасить вас, насколько это возможно. Мы не недооцениваем ваши способности».
  
  Он сделал жест, когда один из охранников отошел от меня к металлической двери и повернул ее круглую ручку. Дверь распахнулась, и я увидел пространство, которое производило впечатление футбольного поля со стадионом. Зрители стремились к чему-то более тонкому, чем свиная кожа. Это был городской колизей. Мы вышли на то, что когда-то было подземельями и клетками под полом амфитеатра. От древней кладки остались только каменный пол и окружающие стены.
  
  Была луна, и в ее свете я мог видеть сетчатую маскировочную сетку над головой, а над ней - круглые руины самого Колизея. В центре очищенной области подземелья был пропавший "Петушок". Он устанавливался на ДПЛА. Оба сидели на стартовой рампе, наклоненной под очень низким углом.
  
  Мы двинулись к стартовой рампе. Это было идеальное убежище. Ни спутник, ни камеры SR-71 в космосе никогда не заметят его - по крайней мере, пока он не будет запущен. Это было, конечно, иронично - здесь, в руинах, было идеальное устройство для создания руин.
  
  "Ну, мистер Картер, что вы думаете?" - сказал Мертенс.
  
  «Я озадачен».
  
  Он остановился. "О, как это?"
  
  «Вы говорили о тщательности. Даже в темноте я вижу это вокруг себя, даже для снайперов, которых вы там разместили. Это не имеет смысла».
  
  «Правда? Вы слышите, что он говорит товарищам? Что не имеет смысла?»
  
  «То, что вы говорили о людях, которые планируют ограбления, а затем терпят неудачу при побеге, я бы сказал, что вы совершили ту же ошибку».
  
  "Вы бы? Хорст, Хосе, где мы сделали ошибку?"
  
  «Первая ошибка, - говорил Шредер по-немецки, - заключалась в том, чтобы привести его сюда».
  
  «О, не начинай это снова, - отрезал Вилья, - просто потому, что ты слишком глуп, чтобы понять…»
  
  «Джа! Я понимаю достаточно хорошо. Если бы не моя команда, эта ракета не сидела бы там. Если бы…»
  
  «Ваш коммандос! Это я планировал, чтобы…»
  
  «Джентльмены! Джентльмены!» Голос Мертенса заглушил ссоры. «То, что перед нами, - результат наших совместных усилий. Нет необходимости спорить и нет времени. Но наш гость говорит, что мы сделали ошибку, и я, например, хотел бы знать, в чем мы ошиблись. Скажите нам, Мистер Картер ".
  
  Хотя в тот момент я не мог этого сделать, я был готов нажать кнопку самонаведения на тыльной стороне ноги. Я нашел то, что меня послали найти, но все, что я мог сделать на данный момент, - это искать выход. «Пока вы не запускаете эту птицу, - сказал я, - она ​​хорошо спрятана. Как только вы это сделаете, НАДЖ или Шестой флот собьет ее. Вы будете в мешке, прежде чем попадете в цель. "
  
  «Это никогда не годится, не так ли? Ой, нет. Хорошо, посмотрите внимательно, мистер Картер. Я хотел, чтобы вы увидели, что вы будете помогать запускать. А пока еще многое предстоит сделать».
  
  Они вернули меня внутрь, но не в ограждение DC-7, а в комнату на противоположной стороне стартовой площадки. Я был в нескольких центрах управления полетами. Я видел электронные консоли и их системы наведения, их телеметрию наблюдения. Я не видел ничего более изощренного, чем то, что Мертенс и группа собрали в недрах Портариуса.
  
  В комнате было с полдюжины техников, все в такой же элегантной форме, как и их начальство. Двое сидели у модуля управления и просматривали контрольный список. Когда мы вошли, они все обратили внимание, и Шредер их успокоил.
  
  «Я хотел, чтобы ты тоже это увидел». Мертенс просиял. «Теперь нам пришлось адаптировать наше собственное управление к черному ящику "Петушиного глаза". Непростая задача, мой друг, но благодаря талантам, которых мы собрали здесь, мы приближаемся к обратному отсчету».
  
  «Андре, могу я прервать на минутку. Думаю, нашему гостю не помешает короткий инструктаж. Можно нам взглянуть на цель, пожалуйста?»
  
  У Андре были бесцветные глаза и длинные гибкие пальцы. Один из них нажал две кнопки на панели слева от него. Сканирующий экран ERX с блокировкой Mark 7 покрыл стену. На нем с исключительной четкостью лежал вид Черного моря. Узлом в нем был Крымский полуостров в форме ромба. Железнодорожная ветка от Днепропетровска была шнурком, идущим через ушко Джанкой на Севастополь.
  
  Севастополь - это больше, чем штаб Советского Черноморского флота, он находится на южной морской границе СССР, как Мурманск на севере.
  
  У Адмирала Егорова в северном флоте может быть на сотню больше кораблей, чем у адмирала Сысоева в его черноморском командовании, которым он снабжает Средиземное море, но с шестью ракетными крейсерами класса «Крест», 50 эсминцами «Кашин» и почти таким же количеством подводных лодок класса Y, он не будет колебаться.
  
  Сканер приблизился к Севастополю крупным планом. Мне он не нужен. Я был там. Это определенно была цель для кого-то с ядерными амбициями.
  
  "Вы узнаете это?" Мертенс фыркнул.
  
  «Неясно. Кто-то сказал мне, что его радар непробиваемый».
  
  «Кто-то сказал тебе неправильно. Разве это не так, Андре?»
  
  "Да сэр."
  
  «Андре, покажи нашему гостю намеченный курс».
  
  Андре нажал еще несколько кнопок, и мы стали смотреть на весь Средиземноморский регион от Ламаны на восток, включая Италию, Грецию, Турцию и Черное море. Зеленая линия протянулась почти прямо до Ионического моря между Китерой и Антикиферой, между Пелопоннесом и Критом. Там линия пролегала через острова Киклады в Эгейском море. Она проходила к северу от Лемноса и к востоку от Самофракии. Она обогнул узкий проход через Дарденеллы и, пройдя по суше к югу от Александропалиса, пересекала турецкую территорию, направившись к северу от Хаяболу, выходя в Черное море около Даглари. Оттуда она шла прямо в Севастополь.
  
  «Очень прямо и по делу, - сказал Мертенс. «О, я знаю, о чем вы думаете. Радар уловит то, что не удалось обнаружить спутниковым камерам. ДПЛА движется не так быстро, и это сделало бы все это пустой тратой времени. Разве это не так? "
  
  «Вам слово», - сказал я, желая получить все.
  
  «Конечно, радар уловил бы наши небольшие усилия… если бы ему было что улавливать. Высота, мистер Картер, высота. Как вы видели, наша ракета будет перемещаться над водой на небольшом от нее расстоянии. Мы запрограммировали его на постоянную высоту в тридцать футов. Когда он пересекает землю, он будет следовать контуру земли, деревьям, ущельям - что угодно, и его высота не будет меняться. И, как вы хорошо знаете, радар не будет сканировать ее на такой низкой траектории ".
  
  Я увидел Севастополь с его узким лиманом, окружающие его скалы, изрезанные веерами-детекторами. Проклятье было в том, что любая ракета должна иметь угол на траектории. "Петушок", установленный на ДПЛА, не нуждался в этом. Это и было целью его кражи. Он мог войти почти в нулевую точку, прямо как стрела.
  
  "Я ответил на все ваши вопросы?" Он снова сиял.
  
  «Все, кроме одного. Почему вы все так хотите начать Третью мировую войну?»
  
  «Вот почему вы здесь, мистер Картер, чтобы предотвратить это! Подумайте о жертвах, которые вы принесете человечеству. Пойдемте, у меня есть еще кое-что, что я хочу показать вам до начала программы. Спасибо, Андре. "
  
  В диспетчерской также была блокировка дверей. Она была построена с учетом защиты от взрыва. В этом не было бы особой нужды запускать ДПЛА с грузом JP-4. Возможно, изначально Мертен планировал поднять межконтинентальную баллистическую ракету.
  
  Они вели меня из центра управления полетом по неосвещенному каменному коридору, используя фонарики. Мы поднялись по старинной лестнице и оказались среди руин. Там луна стала нашим проводником. Мы шли по тому, что должно быть главной улицей, пока не пришли к одноэтажному комплексу современной постройки. Во время прогулки я заметил охранников, стоящих на высотах.
  
  «Что ж, - сказал Мертенс, - я уверен, что вы извините доктора Шредера и доктора Вилья. Вы увидите их позже, но сейчас у них есть дела, и у нас тоже».
  
  Мне не терпелось сесть по одной причине. Прижавшись спинкой стула к ноге, я мог бы увеличить население Портариуса на шестьсот человек. Обычно я делаю свою работу, и подкрепления нет. Но это было необычно, и Хоук отдал мне приказ. Проблема была в том, что мне не удалось сесть.
  
  Внутри комплекса не горели огни, что было еще одним признаком планирования. Наши камеры слежения Samos достаточно мощные, чтобы уловить блоху на мяче для гольфа с расстояния пары сотен миль. В обычном режиме спутник улавливал огни в руинах. В этой нестандартной ситуации фотоинтерпретатор примет к сведению и передаст информацию.
  
  Мертенс пошел по коридору в свой рабочий кабинет. Там был стол и несколько стульев, но вся комната представляла собой беспорядочную кучу частей и частей электронного оборудования.
  
  «Я должен извиниться за беспорядок», - сказал он.
  
  «Вы, должно быть, были аккуратнее этого с Хаммаршельдом». - сказал я, ища пустой стул, но не видя его.
  
  Он смотрел на меня секунду, а затем усмехнулся. Он сидел за своим столом, возился со своими бумагами.
  
  "Сколько вас в этой штуке?" - спросила я, подходя к столу, собираясь сесть на него. «Или это государственная тайна?»
  
  
  «От вас нет ничего секретного, мистер Картер». Он поднял какие-то бумаги. «С вами нас ровно пятьдесят один. Все мы здесь готовы к запуску. Когда пыль, так сказать, уляжется, мы перейдем к следующему этапу. Теперь я собираюсь прочитать вам ваше участие в программе. Вы запишете это на пленку, и мы увидим, что это будет передано в надежные руки для мирового вещания. Вы будете знамениты ». Он ухмыльнулся. Выражение лица напомнило мне гиену, оторвавшуюся от чужой добычи.
  
  "Люди мира!" он читал как диктор третьего сорта: «организация, ответственная за ядерное разрушение российского порта Севастополь, называется AX. AX - это специальное шпионское агентство правительства США, занимающееся убийствами и свержением правительств. Его директор и начальник операций - Дэвид Хоук. Кража ракеты "Кокай" и ее ракеты-носителя, а также их наведение были осуществлены "Хоуком". Я, Ник Картер, помогал в выполнении миссии. Я сделал это в знак протеста. Я буду мертв к тому времени, когда эти слова транслируются. Я отвечаю за убийства AX.
  
  "За этим актом ядерного геноцида стоит двоякий план. За разрушение Севастополя будет возложена ответственность на Китайскую Народную Республику. В возможной ядерной войне и последующих мировых потрясениях Хоук при поддержке Пентагона планирует захватить власть в Соединенных Штатах. Нет времени сообщать подробности. Моя последняя надежда, что мои слова будут услышаны повсюду! "
  
  «Ну, - он поднял глаза, человек, который только что произнес программную речь, - как это звучит?»
  
  «Штрихи. Синтаксис тоже не слишком точный».
  
  «Ааа, но подумай о влиянии».
  
  «Это будет похоже на разбитое яйцо», - сказал я.
  
  "Больше похоже на яичницу, мистер Картер, или, может быть, на вареного гуся?"
  
  «Как бы вы ни подали его, никто не купит».
  
  «Ха! Севастополь опустошен. Мир стоит на грани разрушения. Подумайте только о последствиях вашего признания в Соединенных Штатах. Во-первых, оно покажет, что за этот ужас несет ответственность секретное подразделение разведки вашего правительства. он проинформирует американскую общественность о шпионском агентстве, о котором никто не знал. В-третьих, ввиду растущего отсутствия общественной поддержки, это приведет к сбою вашей системы! " Он ударил кулаком по столу, и на мгновение в его выпученных глазах блеснуло безумие.
  
  «О, уверяю вас, мистер Картер, мы все продумали, мы давно запланировали этот момент. Видите ли, в этой организации мы все обязаны стремиться к одной и той же цели. Вы можете догадаться, что это такое?»
  
  «Присутствовать при собственной казни».
  
  Он противно ухмыльнулся. «Вашей стране не хватает силы духа, чтобы казнить кого-либо. Наша цель - разрушить вашу невыносимую систему. Посеять анархию… а затем при надлежащей поддержке собрать осколки и правильно их сформировать». Он сжал кулак, и свет вернулся.
  
  «Приветствую Цезаря». Я отступил назад и сел на стол, но один из охранников оттолкнул меня.
  
  Он вел себя так, как будто не слышал меня. «Что там говорит ваша морская пехота - несколько хороших людей? Ну, наши немногие лучше, чем кто-либо другой. Каждый человек профессионал в своей области, знает, что ему делать, как это делать, и с определенной целью. цель, которая имеет значение в конце. Я покажу вам, что я имею в виду ".
  
  «Скажите мне, Тасахмед один из ваших пятидесяти профессионалов?»
  
  «Генерал - союзник. В обмен на его сотрудничество мы избавились от Менданике. Его награда - NAPR, а наша - тихо уйти в нужное время». Пока он бурлил, он установил кинопроектор и продел в него пленку. Он поставил его на стол, и он нацелил его на стену.
  
  "Вы не представляете, как долго я ждал вас здесь, мистер Картер. Вы тоже профессионал, но даже если бы не был, я уверен, вам было бы интересно, как мы достигли такого много знаний о AX и о себе. Тщательность. Вот увидишь ".
  
  Я видел, но прежде мне пришлось послушать больше. «В сегодняшнем мире медицинских технологий нет человека, которого нельзя было бы заставить работать так, как нужно. Однако в некоторых вещах я старомоден. Игла от гипердермии слишком проста. Я предпочитаю использовать физические средства для достижения психологических целей».
  
  "Вы предоставляете места для фильмов?"
  
  «Не в этом случае. Я бы предпочел, чтобы ты встал. Ваш комфорт не входит в мои интересы». Он сделал жест, и охранники повернули меня так, чтобы я смотрел на стену, которая служила ширмой.
  
  Он щелкнул выключателем. «Я уверен, что ты узнаешь старого друга», - зажужжал проектор.
  
  Он был прав. Я бы узнал Джо Бэнкса, если бы он был замаскирован под гориллу. Я N-3 в иерархии. Он был N-6, пока не исчез в Триполи около четырех лет назад. Хоук сказал мне, что Джо кое-что узнал случайно. Авария закончилась смертельным исходом.
  
  Однажды вечером он покинул отель, в котором жил с блошиными мешками, и исчез. Никаких следов. И теперь я знал, куда его завел ветер.
  
  Пока я не посмотрел фильм Мертена, в котором он был показан, мое отношение к нему было просто хладнокровным. Я убью его, как только смогу. На полпути к его постановке мои зубы сомкнулись так сильно, что мышцы челюсти были готовы взорваться. Я чувствовал пот на шее, привкус желчи в горле и белый огонь, пылающий в каждой поре.
  
  Я никогда не видел, чтобы убийство человека снимали заживо. Я наблюдал, как это случилось с Джо Бэнксом, приколотым, как бабочка, к доске. Я наблюдал, как Мертенс направляет двух головорезов, ножи для снятия шкуры колотят его, как окровавленный виноград. Я видел, как Мертенс практически исходил слюной из-за агонии Джо.
  
  Пленка началась, но я закрыл глаза. Я должен был думать, и я не мог этого сделать, глядя, как жизнь рвется и вырывается из старого друга. Стоя или лежа, я не мог нажать кнопку самонаведения со связанными руками. Попытка заставить Хьюго освободить мои запястья займет слишком много времени и привлечет внимание моих наблюдателей. Мне нужно было подобрать что-нибудь твердое.
  
  Я слышал, как продолжает бессвязно Мертенс. «Знаешь, в конце концов он согласился рассказать нам все - если бы мы только его застрелили. Вы поливаете солью сырую плоть, и боль очень сильная».
  
  Я застонал и попытался пошатнуться к столу. У меня не было шести дюймов, пока мои помощники не вернули меня на место.
  
  «О, это огорчает, да». Мертенс вздохнул. «И, конечно, мы сдержали свое слово. Но прежде, чем мы избавили его от страданий, он рассказал нам достаточно об AX и Нике Картере, поэтому со временем мы смогли собрать воедино то, что нам нужно было знать. Конечно, это было не так». До тех пор, пока гораздо позже мы решили запрограммировать вас и AX в нашей операции. Итак, вы видите. " Он выключил машину и включил свет.
  
  Я позволил слюне вытечь изо рта и рухнул на пол, получив удар на плечо. Когда на меня возложили руки, я быстро подошел, планируя сальто назад, которое приземлит меня на стол, где я смогу упереться ногой в его край.
  
  Ни за что. Они блокировали все движения, крепко удерживая меня. Они были довольно милыми. Один был корейцем, а другой - латиноамериканцем. Вне зависимости от их географии, они изучали один и тот же текст. -
  
  «Боже мой, - закричал Мертенс, - я думал, что ты сделан из более сурового материала. Вы беспокоитесь о том, что с вами могут обращаться так же? Не бойтесь, вы нам не пригодитесь в таком раздетом состоянии. Мы хотим, чтобы вы были хороший голос."
  
  Он подошел к двери, и я позволил своим охранникам сделать работу, изобразив обморок, позволив им наполовину утащить меня за собой.
  
  В конце коридора мы снова пришли к руинам и каменным ступеням, спускающимся вниз. Мертенс нажал на выключатель, и снизу хлынул свет, показывая пыльный путь к смерти.
  
  Он сделал то, на что я надеялся. Он пошел первым. В моем бизнесе вы не испытываете особых затруднений, вы их получаете. Я споткнулся и, почувствовав, что хватка на мне усиливается, вскинул ноги, подоткнул их и выбросил. Я связался со спиной Мертена. С визгом он рухнул вниз по лестнице. Сила моего удара вырвала мою защиту из равновесия, и мы не сильно отставали падении.
  
  Пытался засунуть голову, но без рук все равно. Я так и не дошел до дна. Где-то между ним и точкой запуска я вышел в глубокий космос, где темно, холодно и пусто.
  
  
  
  
  
  
  Глава 19
  
  
  
  
  
  Кто-то звал меня по имени, но на самом деле это было не мое имя. «Вы ошиблись, - сказал я, - вам придется начинать все сначала».
  
  «Нед! Нед Коул! Пожалуйста, пожалуйста!»
  
  «Не надо бояться. Попробуйте глубоко вдохнуть». Я мог слышать свой голос, но была разница в том, что я думал и что говорил. Я боролся, чтобы исправить это, открыв глаза. Я снова закрыл их на ярком свете. «Просто возьми нож», - пробормотал я.
  
  «Нед! Нед, это я, Паула Мэтьюз!»
  
  При следующей попытке я убедился, что она права. Она смотрела на меня лицом и никогда не выглядела так мило. На ней не было ничего, кроме макияжа, да и то почти. Ее поставили на древнюю каменную плиту - жертвенный алтарь. Когда-то это была камера пыток. Единственным современным дополнением было яркое и яркое освещение.
  
  В любом свете Паула была прекрасным существом. С отведенными назад руками, с выпяченными грудями, сосками, возбужденными не от страсти, а от страха, с подчеркнутыми изгибами и сочленениями ее тела, я быстро со всем разобрался.
  
  "О, слава богу!" - сказала она, когда увидела, что я смотрю на нее.
  
  "Как долго я здесь?" В центре комнаты стоял каменный столб. Я был привязан к нему не только по рукам и ногам, но и вокруг груди.
  
  «Я ... я не знаю. Когда я проснулся, ты был ... весь в крови. Я подумала ...»
  
  Сообщение прозвучало как порез ножа для снятия шкур. Они собирались сделать с ней то же самое, что и с Джо Бэнксом, если я не буду играть в мяч. "Как они тебя достали?"
  
  «Был звонок. Они сказали, что ты попал в аварию, и…»
  
  "Почему не пришла Саттон?"
  
  «Его ... его вызвали на встречу во дворец с генералом Тасахмедом».
  
  Я покачал головой, чтобы избавиться от нечеткости, и пожалел, что не сделал этого. «Паула», - начал я.
  
  "Ну, что у нас здесь?" Полковнику Дузе пришлось нагнуться, чтобы войти. На нем была новая форма с генеральской звездой на плечах. "Ой, как мило". Он подошел и долго и мучительно посмотрел на Паулу. Он протянул руку и погладил ее грудь. Я слышал, как она втянула воздух.
  
  «Великолепно, действительно великолепно». Он провел руками по ее ногам. «Настоящая чистокровная. Я отличный наездник чистокровных». Она всхлипнула, когда он просунул лапу между ее бедер. «Чистое золото», - вздохнул он.
  
  «Ты недостаточно человек, чтобы ездить на козе, и свиноматка выбросит тебя из загона», - сказал я, надеясь притянуть его к себе.
  
  Это сработало. Он подошел ко мне с маслянистой ухмылкой. "Я рад снова видеть Вас."
  
  У меня едва хватило времени напрягаться, как его левая сторона врезалась в нее, а правая - в мою челюсть. Я плюнул на него кровью, и он начал работать надо мной.
  
  Я вовсе не делал вид, что он меня увел. Но из-за боли и онемения я продолжал тянуть время. Это был трудный способ купить, но другого у меня не было.
  
  Когда он остановился, он тяжело дышал. «Врач сказал, что я не причиню вам слишком большого вреда, но мы попробуем еще раз, когда вы почувствуете себя более готовым». Он отвернулся от меня и вернулся к Пауле.
  
  У меня было ощущение, что мои запястья слишком долго были зажаты в тисках, но я все еще мог двигать пальцами. Много часов я практиковал такое упражнение в тренажерном зале AX с Питером Андрусом. Питер не был Гудини. Ему было лучше. Его работа заключалась в том, чтобы проинструктировать и обучить секцию N тому, как делать то, что никто другой не мог сделать, будь то связанный, в наручниках или брошенный в реку в бочке с цементом. Мои пальцы начали протягивать половину Хьюго под рубашкой.
  
  Потом время истекло, и вошли Мертенс и Вилья.
  
  "Полковник, уберите руки от этой девушки!" Голова Мертенса была забинтована, и даже с опущенной головой я мог сказать, что ему не намного лучше. Он хромал на свет и увидел меня - капала кровь, очевидно, холодная.
  
  "Почему, черт возьми!" - проревел он. "Что ты с ним сделал?"
  
  Он схватил меня за волосы и приподнял. Я слышал, как он втянул воздух при виде меня. «Доктор Вилья, принесите воды, получите стимулятор! Дуза, если…»
  
  «Я только немного смягчил его, так что он будет более склонен к сотрудничеству».
  
  "Убирайся отсюда! Выходи, убирайся!"
  
  Мертенс снова осмотрел меня, пощупав мое сердце. Затем он подошел к Пауле, трепеща: «Надеюсь, вы извините его за поведение».
  
  «Я тоже хочу уйти отсюда, доктор ван дер Меер». Голос Паулы дрожал, но она не была истеричкой.
  
  «И ты, моя дорогая… при условии, что мы сможем заручиться помощью этого джентльмена».
  
  Он был любезен, этот чародей - заботился о ее благополучии, готовясь заживо снять с нее шкуру.
  
  Вернулся старик Че, и принес ведро воды для ноющей головы. Я не отреагировал. Вилла напал на меня, опуская мне веко, проверяя мой череп. «Он мог сильно повредить ему», - сказал он. «В его ухе и на затылке, где он ударился о камень, кровь».
  
  "Но этого не может быть!" Мертенс действительно причитал.
  
  «Или он мог блефовать».
  
  "Да!" Теперь они оба стояли передо мной. Я слышал, как зажглась спичка.
  
  "Чем ты планируешь заняться?"
  
  "Контрольная работа."
  
  Пламя опалило мою щеку и взъерошило волосы. Мне потребовался весь оставшийся контроль, чтобы оставаться безвольным. Агонию невозможно было измерить. Пламя въелось в мою плоть. Я чувствовал запах гари.
  
  «Этого достаточно, - сказал Мертенс. «Он действительно без сознания. У меня нет желания кремировать его здесь».
  
  «Я все еще не уверен. Мы можем попробовать другой способ, мы можем начать с нее».
  
  Я не видел, как Шредер вошел в комнату. Его гортанный голос внезапно загрохотал. «Доктор, у нас есть пятнадцать минут, чтобы начать обратный отсчет. Вы нужны».
  
  «Запуск не состоится, пока мы не получим здесь то, что хотим», - сказал Мертенс.
  
  «Но программирование установлено, все данные введены».
  
  «Я знаю, я знаю. Тебе придется подождать, пока я не приду».
  
  "Это не может длиться долго. Нет никаких положений о задержке сверх установленного времени для запуска ".
  
  "Я приду, как только смогу!"
  
  «Джа! Я сказал, что твой план с ним не годится, и он не годится». Он ушел, бормоча.
  
  «Он осел, - вздохнул Мертенс, - все, что он хочет сделать, это взорвать Севастополь».
  
  «Пусть этот садист Дуза нападет на нее с ножом, и мы посмотрим, поможет ли это ему». Вилла пока говорила по-немецки, и я надеялся, что Паула его не читает.
  
  В моих пальцах было мало силы и меньше ощущения, но я мог обнаружить комок на рукояти Хьюго. Скрутив руку, я смог наложить на нее три пальца. Я начал пытаться облегчить его на ладони. Давление было структурировано так, чтобы освободить ленту, которая удерживала лезвие на моем предплечье. Но он не был выпущен к тому моменту, когда Вилла вернулась к Дузе.
  
  «Я не знаю, вывели ли вы его из строя, полковник», - отрезал Мертенс. «Если да, то тебя казнят. Доктор Вилья думает, что он мог блефовать. Если это так, ты жив. Тебе так нравится девушка, ты можешь начать с нее».
  
  «Я не понимаю». Голос Дузы был низким и кипящим.
  
  «Это совершенно просто. У тебя есть опыт. Начни с ее руки или груди, или где угодно. Но приступай к делу сейчас!»
  
  "Ч-что ты собираешься делать!" Голос Паулы был высоким, почти на пределе. Моим пальцам не хватило силы освободить Хьюго.
  
  «Я никогда не делал этого с женщиной», - дрожал голос Дузы.
  
  «Ты будешь сейчас, или ты умрешь». Голос Мертенса походил на оборванную проволоку, готовую сломаться.
  
  Я держал голову опущенной, пальцы напрягались. Я слышал только тяжелое дыхание. Паула захныкала: "Пожалуйста, нет!" а потом она начала кричать.
  
  Ремешок ослаб, и рукоять Хьюго оказалась у меня в ладони. Я сдвинул его, и лезвие прорезало мою рубашку. Теперь нужно было приложить стилет к шнурам, не уронив его. Я заглушил крик Паулы и сосредоточился. Я вспотел кровью, и кровь делала мои пальцы липкими, когда я наконец убедился, что ослабил свои узы.
  
  Я ахнул. - "Подожди! Стой!"
  
  Это привело их к бегству.
  
  "Вы были правы, доктор Вилья, вы были правы!" Мертенс фыркнул.
  
  «Оставь ее в покое», - пробормотал я.
  
  «Конечно, конечно! Мы не коснемся ни одного волоса на ее голове, если ты сыграешь свою роль».
  
  Паула упала в обморок. Ее левая рука была в крови. По правде говоря, если бы пришлось принести ее в жертву, чтобы предотвратить запуск, я бы молчал, какой бы ужасной ни была сцена.
  
  Когда Дуза меня избил, я выиграл время. Паула купила мне еще немного. Один рывок, и мои руки будут свободны. Если бы мои ноги были свободны, я бы не стал ждать. Как бы то ни было, с тремя из них мне пришлось подыграть.
  
  «Доктор Вилья, пожалуйста, магнитофон».
  
  "Воды!" - прохрипел я.
  
  «Сеньор Картер перестанет притворяться, или полковник вернется к девушке». Вилла проверила портативный компьютер Sony, когда Мертенс представил мое признание.
  
  «Прочтите это до конца», - сказал он, держа бумагу перед моими глазами.
  
  «Ничего не могу читать без воды».
  
  В ведре еще оставалось немного, и Дуза держал его, пока я давился и глотал.
  
  «А теперь прочти, и никаких фокусов», - приказал Мертенс. Он был потрясен этим возбуждением.
  
  "А что насчет девушки?"
  
  «Даю слово, что ее больше не тронут». Он приложил руку к сердцу.
  
  Ее не тронут, ее застрелят, как только я уйду с дороги.
  
  "Прочтите Картера! Прочтите!" Бумага задрожала перед моим лицом, когда Вилья поднес микрофон ко рту.
  
  Они убьют меня, как только признание будет записано на пленку. Когда они оба будут рядом, я смогу найти их с Хьюго. Остался Дуза, который был вне досягаемости. Помимо его собственной кобуры 45-го калибра, ему удалось конфисковать Вильгельмину, и она застряла у него за поясом. Если бы я мог подобраться к нему поближе, я бы взял «Люгер» и застрелил их всех.
  
  Мне удалось трижды испортить признание, прежде чем Вилла предупредил меня, что, если я не спроектирую должным образом, Дуза снова начнет стругать Паулу.
  
  На четвертом дубле я был готов. Когда я подошел к строке «У меня нет времени сообщать подробности», я собирался предоставить несколько своих. У меня не было шанса. Когда я прочитал: «За этим актом ядерного геноцида стоит двоякий план», Шредер просунул голову в проход и испортил мое выступление.
  
  "Мертенс!" - рявкнул он по-немецки. «Мы не можем сдерживать отсчет. Вы должны идти немедленно!»
  
  «Через минуту», - взвизгнул Мертенс. "Теперь ты все испортил!"
  
  «Нет времени спорить. Вы оба нужны сразу, иначе нам придется прервать».
  
  Он ушел прежде, чем Мертенс успел топнуть ногой.
  
  "Полковник может
  
  заняться записью, доктор, - предложил Вилла, передавая диктофон и микрофон Дузе, направляясь к входу без дверей.
  
  «Хорошо, хорошо! Полковник, начните запись с самого начала. Я хочу, чтобы он был жив, когда я вернусь. Когда его тело будет найдено в Штутгарте, я хочу, чтобы его можно было узнать». Он убежал прочь.
  
  Паула снова была в сознании, но глаза ее остекленели от шока. Ее голова кружилась, как будто она не могла понять, что происходит. Дуза ухмыльнулся мне, когда он подошел, держа бумагу в одной руке, микрофон в другой.
  
  Я плюю на его новую форму. Когда он отреагировал, глядя вниз, я оборвал последнюю прядь, удерживающую мои запястья. Мои руки, освобожденные от шеста, закрутились, как пружины. Я схватил левой рукой за его шею, и когда я прижал его вплотную, моя правая толкнула Хьюго в низком и сидбном движении.
  
  Его крик был воплем мучительного неверия. Он пытался оторваться от смертоносного клинка, но теперь моя рука была вокруг его спины. Его шея выгнулась, голова запрокинута, глаза и рот открыты Аллаху, его руки пытались схватить меня за запястье.
  
  У меня не было к нему пощады. Он ничего не заслужил. Я выпотрошил его, как рыбу, от живота до грудинки, и отбросил прочь. Он спустился с мяуканьем, подтянув ноги в позе эмбриона. Пока он метался, пиная пятками, без особого успеха пытаясь удержать свои внутренности, я перерезал веревку из тех, кто держали мои ноги. Наконец моя рука легла на кнопку самонаведения. Мониторы Шестого флота улавливают мой сигнал.
  
  Паула не знала, что происходит, и у меня не было времени рассказать ей. Ее глаза были подобны агату, когда она смотрела, как полковник пытается пробиться в рай. Он все еще копался в море собственной крови и кишок, пока я ее высвобождал. Я видел, что она снова упала в обморок, что в данных обстоятельствах было неплохой идеей.
  
  Я поднял Вильгельмину с пола, обработанную Doosa's Danse Macabre. Я также снял с него пистолет 45-го калибра и нашел в его кармане свою обойму с зажигательными веществами.
  
  «Куда бы вы ни направились, вы можете путешествовать налегке», - сказал я ему. Он меня не слышал. Он уже был в пути.
  
  
  
  
  
  
  Глава 20
  
  
  
  
  
  В офисном комплексе Мертенса я никого не обнаружил, да и не ожидал. Акция была на стартовой площадке. Пятьдесят человек будут находиться в центре управления миссией или стоять на стенах, обеспечивая безопасность. Те, кто находится в диспетчерской, будут заперты. Никаких шансов остановить запуск оттуда не будет. Мне нужно было достать сам «Петушок».
  
  Я не прошел и десяти футов за комплекс, следуя по главной улице, когда прожекторный фонарь на выступе руин врубил луч, и голос крикнул мне, чтобы я остановился. Я спустился за невысокую стену на корточки и побежал. Свет попытался последовать за мной. Загремел пулемет, взрывая древние кирпичи.
  
  Я завернул за угол, вырубив усыпанный камнями переулок. Свет погас, но я слышал свист и топот бегущих ног. В лунной темноте я заметил арку. Я прошел через него и ударился о землю за дорическим столбом. Мимо пронеслась пара преследователей. Затем я перебрался через заднюю стену, снова пытаясь повернуть в сторону главной улицы. В лабиринте руин я продвигался слишком медленно. Передо мной стояла стена выше остальных. Я прыгнул на нее с разбега и, лежа на неровной вершине, увидел возвышенность. Как только я доберусь до него, мне будет удобнее сосредоточиться на Колизее.
  
  Переходя через участки, я наткнулся на другой прожектор. На этот раз из автоматического огня оставались гранаты. Я сделал пометку, чтобы поздравить римлян с прочной конструкцией их стен. Я побежал за один из них и избежал шума и неразберихи.
  
  Это превратилось в адскую игру в прятки. Я не мог рискнуть открыть ответный огонь; это только определит меня. До тех пор, пока они не поймали меня в своих огнях и не увидели меня, они не могли быть уверены, где я был и куда направляюсь. Когда я наконец увидел горб на одной стороне Колизея на фоне неба, я также увидел огни, мигающие вдоль его вершины. Погоня либо опередила меня, либо тот, кто командовал, был достаточно умен, чтобы понимать, что бесполезно преследовать меня по завалам, когда единственное, что им нужно было охранять, - это "Петушок" и ДПЛА.
  
  Я знал, что до запуска может быть всего несколько минут, и мне пришлось потратить слишком много из них, чтобы добраться до амфитеатра Колизея, и меня не заметили. В конце концов я попал в засаду. Их насторожил падающий камень, когда я перелезал через стену. Но вместо того, чтобы ждать, они начали стрелять. Я испустил крик, а затем, пригнувшись и побежав, я достиг входного портала и нырнул в его туннель.
  
  Трое из них пошли за мной. Опустив дуло, я позволил пистолету «Дузы» закончить их бег. Туннель отозвался эхом на рев выстрелов,
  
  
  
  и прежде, чем звук затих, я был у входа в амфитеатр в коридоре, ища звезду шоу.
  
  Камуфляж скрывал это. Я начал спускаться по забитым толпой ступеням. Почти сразу раздался крик предупреждения. Сверху проникал свет. Автоматическая стрельба начала строчить и эхом отозваться позади меня и с трех сторон. Я испустил крик и взял забег. После трех прыжков я притормозил и сумел остановить спуск, прежде чем сделал его слишком реальным. Я на четвереньках подошел к следующему проходу. Затем я снова поднялся и снова мчался вниз.
  
  Они заметили меня, и их огонь разыскал меня. Пуля попала мне в ногу. Еще одна заделаа меня, удар щепки скрутил меня, почти уронил. Внизу была лужа черного цвета. Ее продолговатая форма обозначала границу того, что когда-то было полом Колизея. Черный был маскировочной сеткой. Я нырнул, выгнувшись над ним, затем упал прямо вниз.
  
  Мои руки коснулись сетки. Я почувствовал, как она согнулась под тяжестью моего прыжка, а затем начала ломаться. Мои ноги опустились, готовые выдержать удар. Я не ожидал, что сетка удержит меня, просто может сдержать перед падением. Падаю стандартным парашютистским стилем, опускаюсь на четвереньки и перекатываюсь. Камуфляж скрывал то, что было под ним, но он не мог затемнять свет, проходящий сквозь него, особенно теперь, когда я проделал в нем дыру. Три мощных луча сверху пошли за мной. Были выкрикиваемые команды и звуки солдат, собирающихся стрелять. Они пришли хоронить не Цезаря, а Ника Картера. И я пришел не для того, чтобы драться со львами голыми руками, а чтобы сразиться с "Петушком" и его ДПЛА. Последний был моей целью. У меня была Вильгельмина, заправленная патронами зажигательных веществ.
  
  Обычно я бы не взял с собой такие экзотические боеприпасы. Пуля выполнит эту работу без дополнительных фейерверков. За исключением случаев, когда целью является ДПЛА, полный JP-4. Стандартный снаряд Люгера не воспламенил бы реактивное топливо.
  
  Я не думал о том факте или о том, как в моей профессии вы учитесь оценивать и готовиться к непредвиденным обстоятельствам, прежде чем они будут брошены на вас. Я был занят, пытаясь найти достаточно укрытия, чтобы доказать, что я хорошо подготовился, прежде чем стрелки наверху обнаружили расстояние и цель.
  
  Передо мной был черный силуэт ДПЛА на стартовой линии с «Петушком» на спине. Он был нацелен на создание большего глобального ада, о чем его создатели не могли даже мечтать. За этим смертельным натюрмортом, вдоль дальнего края ограждения, была щель голубоватого света, отмечавшая смотровое окно центра управления полетами Мертенса.
  
  С того места, где я лежал прямо напротив центра управления полетами, было слишком далеко для точной стрельбы из Люгера. Я знал, что как только начну стрелять, я наткнусь на огонь. У меня не было выбора, не было времени. Я вырвался из укрытия и бросился прямо к ДПЛА. Я сделал три выстрела, прежде чем меня поймал свет и пули начали летать вокруг. Я упал в перекате плеча и выстрелил четвертый и пятый раз на земле и седбмой, когда я встал прямо.
  
  Тогда мне больше не пришлось стрелять. ДПЛА вспыхнул внезапной вспышкой пламени. Он ярко вспыхнул, издав злобный фыркающий звук. Я снова ударился о землю, и на этот раз, когда я подошел ближе, я вынырнул позади стартовой дорожки и направился к синему свету.
  
  Лучи прожекторов застряли на горящем ДПЛА и задержались. Стрельба прекратилась. Вместо этого были многоязычные крики. Все они складывались в: Беги, как из ада! Я слышал предпринимаемые действия. Вышеупомянутая банда, опытные террористы, была сильной и хорошо обученной, отлично подходила для угона самолета, убийства заложников или даже кражи ядерного оружия. Но на этом их научное образование закончилось. Они бегали так, как никогда раньше, потому что личная атомизация не была частью контракта.
  
  Следующие два звука были механическими. Раздался низкий вой начинающей вращаться турбины ДПЛА и лязг замка металлической двери. Дверь была рядом с голубым оконным светом, и из нее вышел доктор Корнелиус Мертенс. Он бормотал, как разъяренная обезьяна. В нарастающем свете пламени и беспилотных огней он походил на одного, когда он карабкался к стартовой площадке. Выпучив глаза, размахивая руками, он прошел мимо меня, не обращая внимания ни на что, кроме своей ракеты. Он атаковал пламя своим плащом, пытаясь сбить его, человек обезумел.
  
  Не имея возможности продвинуться сзади, он побежал к передней части рельсового пути и взобрался на него, трясясь и разглагольствуя. Затем его крик на секунду остановился, а когда он снова вскрикнул, это был пронзительный крик ужаса.
  
  Мне не нужно было двигаться, чтобы узнать, что произошло. Я видел, как он запрокинул голову, его руки больше не размахивали, а упирались прямо в воздухозаборник ДПЛА, пытаясь вырваться из тисков своей гордости и радости.
  
  Но это его не отпускало. Он хотел его, и пока он боролся, умолял и кричал, медленно
  
  всасывал его в свою турбину, пока тот не задохнулся до смерти тем, что, я полагаю, можно было бы назвать Мертенсбургером. Это казалось ему подходящим способом уйти.
  
  Еще до того, как он булькнул в последний раз, я собирался решить кое-какие вопросы. Металлическая дверь была открыта. Она вела к входу в главную дверь диспетчерской. Она тоже был открыта. Через нее я увидел комнату и ее обитателей. Их было десять, включая Вилья и Шредера. Все они смотрели на свой стартовый экран, в застывшем удивлении наблюдая за уходом своего лидера. Они не отставали от него, и я не нашел времени, чтобы пожелать им приятного путешествия.
  
  Я бросил Пьера в их среду. Затем я закрыл дверь и повернул фиксирующее колесо.
  
  
  
  
  
  
  Глава 21
  
  
  
  
  
  Пламя ДПЛА подожгло что-то легковоспламеняющееся в маскировочной сетке, и все это мгновенно, но впечатляюще вспыхнуло. Это дало пилотам Huey из команды Ranger больше, чем просто электронный звуковой сигнал.
  
  Если смотреть со стороны Ламаны, это также привело к бегству Тасахмеда. Он знал час старта. Внезапная пиротехника сигнализировала, что что-то пошло не так, и в его положении он не мог это игнорировать. И при таких обстоятельствах он не отправил бы кого-нибудь еще для расследования.
  
  Он прибыл с отрядом из двадцати человек, которые были быстро разоружены рейнджерами, но прибытие генерала поставило командира группы, полковника Билла Мура, на место, которое он считал политическим. Его приказ был - вернуть украденное и убираться к черту. Его сила вторгалась на суверенную территорию. Необходимо было любой ценой избежать международного инцидента. Если ему придется сражаться, чтобы вернуть «Петушок», это одно, но помимо этого, даже если на него нападают, он не должен отвечать.
  
  В первые моменты нашей встречи под веером командирского вертолета я предупредил его и сказал, что он должен быть готов к приезду генерала. Я знал, что если Тасахмед не появится, я пойду в Ламану, чтобы найти его. Как бы то ни было, операция по зачистке заняла больше времени, чем предполагалось. Физическая цель заключалась в том, чтобы ухаживать за Паулой - с чем аккуратно справились пара медиков - и следить за тем, чтобы коммандос Мертенса либо сдались, либо продолжили движение в пустыню. Время требовало технической части. Со всеми причудливыми электронными играми Мертенса техническим специалистам Мура приходилось следить за тем, чтобы Cockeye был неподвижен и безопасен.
  
  Мур был твердым невозмутимым типом, немногословным, прямым по приказу - из тех, люди которых готовы следовать за ним куда угодно. Генерал почти полностью восстановил самообладание, когда его привели к полковнику на стартовой площадке.
  
  «Кто вы, сэр? Что ваши войска здесь делают?» - буркнул Тасахмед по-французски.
  
  «Полковник Уильям Дж. Мур, армия Соединенных Штатов»! он ответил по-английски. «Мы забираем отсюда эту ядерную ракету. Она принадлежит нам».
  
  «Вы вторгаетесь! Вы империалистическая сила вторжения! Вы…!» Он перешел на английский.
  
  «Генерал, обсудите это с моим правительством. Теперь, пожалуйста, отойдите подальше».
  
  «И мои соотечественники, которых вы зарезали, - он указал на аккуратный ряд тел, которые были собраны и разложены перед центром управления миссией Мертенса, - я возьму это с собой не только с вашим правительством!» Он доводил себя до пены.
  
  Я вышел из тени. "Сколько времени, полковник?"
  
  «Семь минут и мы в воздухе».
  
  «Генерал и я будем в ограде. Я пойду с тобой».
  
  «Семь минут», - повторил полковник и отошел, чтобы посмотреть, как его люди медленно снимают «Петушок» с сгоревшего ДПЛА.
  
  "Кто ты?" Тасахмед изучал мое испорченное лицо в свете дуги.
  
  «Человек с ружьем», - сказал я, позволяя ему пощупать морду Вильгельмины. «Мы идем туда с DC-7 прямо сейчас».
  
  Он не спорил. Я усадил его в кресло, которое занимал ранее, и сел за стол, опираясь на люгер.
  
  «У вас есть два варианта», - сказал я. «Либо ты можешь присоединиться к этому ряду своих друзей… либо ты можешь попросить убежище».
  
  Это заставило его выпрямиться, черные глаза заблестели. "Убежище!"
  
  «Генерал, я не собираюсь тратить свое время на болтовню с вами. Мне нужно поднимать вертолет. Вы так же ответственны за то, что здесь чуть не произошло, как и любой из ваших мертвых друзей. В то время как Мертенс и его мальчики были психами, Ты не такой. У тебя есть все свои кнопки. Ты подыгрывал, чтобы получить то, что хотел. Что ж, есть кое-что, что мы хотим. Вы можете дать это нам или это все ". Я взял Вильгельмину.
  
  Он облизнул губы. "Что ... что ты хочешь?"
  
  «Две вещи. Шема Менданике в качестве нового PM, и ваши планы позволить советскому флоту захватить Ламану. Либо вы сбежите, и Вашингтон сделает это».
  
  официальное объявление, или мадам Менданике придется объявить о вашей смерти ".
  
  «Я… мне нужно время, чтобы подумать».
  
  «У тебя его нет». Я встал. «Мы выходим за дверь вместе, или я выхожу один».
  
  Мы вышли вместе, как только вентилятор на командном вертолете начал вращаться.
  
  Я ехал с Полой. Она была под снотворным и вялой, но рада меня видеть. Я сидел, держа ее за здоровую руку, рядом с носилками, к которым она была приязана. «Знаешь, - сказала она, - лет сто назад ты сказал, что придешь, сядешь в моем патио, выпьешь джин с тоником и расскажешь мне, в чем дело. Думаю, сейчас мы не можем этого сделать. "
  
  «Не здесь. Слишком шумно. Но я знаю место за пределами Афин, в Вулагмини, полное роз на берегу моря, где вино сухое и хорошее повествование».
  
  Она неуверенно вздохнула: «О, звучит неплохо. Я бы этого хотел». Затем она хихикнула: «Интересно, что подумает Генри?»
  
  «Мы пришлем ему открытку», - сказал я. Я подумал, что тоже отправлю одну Хоуку.
  
  
  
  
  
   Картер Ник
  
  Документ Z
  
  
  
  
  Ник Картер
  
  Документ Z
  
  перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне
  
  Оригинальное название: The Z Document
  
  
  
  
  
  Глава 1
  
  
  Я продолжал бороться со своей новой личностью. Это то, что вы чуствуете как агент, особенно если у вас не было возможности подумать о своем новом прикрытии. Я Ник Картерчувствовал себя, , ненавидящим автобусы Greyhound, особенно после полуночи. А полупустой автобус Greyhound — идеальное место для кризиса идентичности.
  
  Однако Фред Гудрам привык к автобусам. Он достаточно помотался по стране в этих автобусах, его потрепанный чемодан и грязная спортивная сумка где-то в багажнике, глоток дешевого бурбона в его глотке, щетина на лице и остатки двадцати- пять дешевых обедов за спиной, мятый костюм. Я достаточно хорошо понимал свое прикрытие, чтобы знать, к чему привык этот Фредди, дешевый паразит, у которого были настоящие неприятности с тех пор, как он не расплатился с поставщиком. Но я еще не привык быть старым добрым Фредди.
  
  Хотя я не мог спать, у меня не был включен свет, потому что ни у кого не было включенного света. Пассажиры состояли из семи моряков, возвращавшихся в свою часть в Норфолке, и восьми гражданских лиц, двое из которых были женами солдат с вонючими, кричащими младенцами, которые сейчас спали.
  
  Дешёвый костюм, который дал мне АХ, заставил меня слиться с окружающей средой, кроме того, он служил укрытием для Вильгельмины, моего Люгера, Пьера, маленькой газовой бомбы и Хьюго, моего стилета. Единственное, что портной упустил из виду, так это подкладку для моих ягодиц, учитывая то, как подпрыгивал автобус.
  
  Дэвид Хоук посылал меня на множество причудливых миссий за мою карьеру в качестве Killmaster N3, и я был уверен, что он послал меня за моей смертью. Я не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь отправлял меня на задание с таким небольшим количеством достоверной информации и в таких извиняющихся выражениях. Черт, Хоук сказал, что даже не знает, была ли это работа для Киллмастера. А я знал еще меньше.
  
  Ожидалось, что я узнаю больше, когда окажусь в Массаве, и правительство Эфиопии связалось со мной. Но между Вашингтоном и Массава я действовал невежественно.
  
  Это началось двенадцать дней назад, как раз в тот момент, когда я собирался покинуть свою квартиру на Коламбус-Серкл. Причинами моего отъезда были блондинка по имени Синтия, ужин и итальянский фильм. Мне уже нравилась Синтия и ресторан, и я был готов согласиться с мнением кинокритика о том, что фильм хорош. Но тут зазвонил телефон, и Хоук начал портить мне вечер. Мы поговорили по скремблеру, и он сказал мне, где забрать ключи от машины в международном аэропорту Балтимор-Вашингтон два дня спустя. Фильм оказался полный отстой, у ресторана был новый владелец, а Синтия простудилась.
  
  Хоук выбрал ресторан Мордока в качестве места встречи, рассчитав время обеда с вылетом моего рейса и количеством минут, которые мне понадобились, чтобы доехать на помятом «форде» с заведенным на полную мощность двигателем до пригорода Вашингтона, округ Монтгомери, штат Мэриленд.
  
  Снаружи «Мордок» выглядел точно так же, как и любой другой ресторан в торговом центре. По соседству был даже супермаркет, а чуть дальше была аптека. Я ожидал посредственной еды, плохого оформления и неописуемо плохого обслуживания. Вход меня не разочаровал.
  
  Играла тихая фоновая музыка, медовые струнные перебирали старые мелодии. Кассовый аппарат стоял на стеклянном прилавке, полном конфет и сигарет. Знаки указывали, какие кредитные карты принимались. Справа была гардеробная, а слева дверь вела в столовую. На стенах был какой-то фальшивый японский цветочный узор болезненно-розового цвета. Синий ковер был изношен, а света было достаточно, чтобы официанты считали свои деньги.
  
  Хозяйка не подошла по обстановке. Я ожидал официантку, потому что такие рестораны в торговых центрах не могут позволить себе метрдотеля. Я даже представил ее заранее — бывшую официантку, знающую все вежливые фразы, но совершенно не имевшую стиля. Блондинке, подошедшей ко мне, как только я вошел в фойе, было около тридцати, высокая и стройная, но не худая, и явно развитая . Она двигалась с плавной грацией в своем светло-зеленом платье.
  
  Она спросила. — Вы будете кушать один, сэр ?
  
  — Меня зовут Картер, — сказал я. — У меня назначена встреча с мистером Хоуком.'
  
  Она посмотрела на блокнот в левой руке, затем положила его на прилавок. — О да, мистер Картер. Мистер Хоук в отдельном кабинете номер четыре. Можно мне ваше пальто, сэр ?
  
  С самого начала расширения прав и возможностей женщин одной из самых забавных вещей было то, что женщины пытаются утвердить свою идентичность, оказывая все те маленькие любезности, которые мужчины традиционно оказывали женщинам. Я видел, как девушки чуть не ломали руки, снимая пальто, или чуть не обжигали себе нос, когда прикуривали сигареты. Эта женщина, однако, знала свое дело - помогла мне вылезти из пальто и сделала это очень умело. Когда она придержала для меня дверь, я подумал, будет ли еда такой же плохой, как обои, или такой же хорошей, как хозяйка.
  
  Но если бы Хоук выбрал ресторан Мордока, мне пришлось бы столкнуться с плохой едой. Хоук знал многое, но еды и питья в его словаре не было.
  
  Мы шли прямо, пока не достигли ряда комнат с закрытыми дверями. Я не слышал, чтобы кто-то разговаривал, значит, Хоук нашел достаточно безопасное место для встречи. Девушка без стука открыла вторую дверь справа. Меня поразил дым сигарного дыма. Она попала в нужную комнату. Хозяйка приняла наш заказ на выпивку, Хоук вернул мне протянутую руку, и я заметил, что еда уже заказана. — А меню нет? — спросил я, когда хозяйка ушла.
  
  «Есть только одно блюдо в меню», — сказал Хоук. «Стейк».
  
  — О, вот почему. Полагаю, именно поэтому ты выбрал этот ресторан.
  
  «Я выбрал это место, потому что оно принадлежит AX, что бы это ни было». Дальше он ничего не объяснил.
  
  Хоук всегда был молчаливым человеком, и это одна из причин, по которой он возглавляет AX агентство правительства США. Разговорчивые люди бесполезны для секретной службы. Хоук даже не сообщил мне, почему AX владеет этим рестораном, а я один из его лучших людей. Он подождал, пока мы съедим наши стейки, вкусные выдержанные куски мяса, и допил рюмку вина, прежде чем начать свою речь.
  
  «N3, у нас тут дело, которого может и не быть. Я расскажу вам все, что знаю об этом, но этого недостаточно, чтобы принять разумное решение.
  
  «Это работа Киллмастера?»
  
  — Это твое дело, — сказал мне Хоук. Он вынул новую сигару — если эти вонючие палочки, которые он дымит, вообще могут быть новыми, — снял обертку и зажег ее, прежде чем продолжить.
  
  «Технически это не работа для AX. Мы помогаем определенным элементам в дружественном, нейтральном правительстве».
  
  'Кто это?'
  
  «Эфиопы».
  
  Я выпил вино — калифорнийское бургундское, которое не было ни хорошим, ни плохим, — потом сказал: «Я не понимаю, сэр » . Я думал, что эфиопам не нравится, когда американская секретная служба копается в их драгоценной пустыне.
  
  «Обычно нет. Но им нужна наша помощь, чтобы найти человека по имени Чезаре Борджиа.
  
  «Я думал, что он умер несколько столетий назад».
  
  — Настоящее имя этого парня — Карло Борджиа. Прозвище Чезаре — преднамеренная уловка, способ дать миру понять, что он безжалостный ублюдок. Мы даже не уверены, что он в Эфиопии. Возможно, он в другом месте. И вы должны узнать это сейчас.
  
  — А эфиопы не знают где он?
  
  «Нет, если они честны с нами», — сказал Хоук. «И ЦРУ тоже. Я думаю, что и ЦРУ, и эфиопы озадачены так же, как и я. Вот что у нас есть на этого Борджиа.
  
  Хоук вытащил из портфеля папку, полную отчетов с грифом «Совершенно секретно». Вверху одного из листов была этикетка с буквой Z, последней буквой алфавита, и в AX, что означало только одно: какую бы информацию ни содержала эта бумага, это могло означать конец света. Это была чрезвычайная ситуация с большой буквы. Хоук просмотрел документ, прежде чем заговорить.
  
  «В конце 1950 -х Борджиа был неофашистом в Италии. Пока он придерживался политической деятельности и легальных организаций, он оставался весьма полезным. Его группа переманила некоторых из этих маргинальных коммунистов, чтобы более умеренные партии могли продолжать нормальную работу. Но затем он открыл для себя ценность политического насилия. Он исчез из Ливорно как раз перед тем, как итальянская полиция попыталась его схватить. Они выследили его до Массавы, а затем до Асмэры. К 1960 году он исчез».
  
  «Так что же он сделал в последнее время, чтобы заинтересовать нас?»
  
  «Может быть, ничего. Может быть, что-то настолько большое, что меня пугает», — сказал Хоук. «Египтяне потеряли 14 ракет малой и средней дальности, которые они нацелили на Израиль. И израильтяне потеряли девять, которые предназначались для Египта и Сирии. Обе стороны думают, что противная сторона их украла..."
  
  "Разве это не так?"
  
  «Мы не смогли найти никаких доказательств этого. Русские, видимо, тоже. Они были первыми, кто вычислил этого Борджиа, но их скорость и эффективность ни к чему не привели. Их агент исчез два месяца назад.
  
  — Как вы думаете, китайцы могут иметь к этому какое-то отношение?
  
  — Я этого не исключаю, Ник. Но все же есть вероятность, что Борджиа работает самостоятельно. Ни одна из этих идей мне не нравится.
  
  — Вы уверены, что он не русский агент?
  
  — Да, Ник, я уверен. Они не хотят неприятностей на Ближнем Востоке так же сильно, как и мы. Но несчастье в том, какие эти ракеты. Все двадцать три имеют ядерные боеголовки.
  
  Хоук снова закурил сигару. Подобные ситуации были неизбежны с 1956 года, когда разразился Суэцкий кризис и Америка завоевала всеобщее недоверие. Если израильтяне и арабы хотят каждый год стрелять друг в друга из обычного оружия, нас и русских это устраивает. Мы всегда могли вмешаться снова после того, как наши танки и противотанковые средства прошли тщательную полевые испытания. Но ядерные боеголовки добавляют новое измерение, которое пугает даже русских».
  
  Я спросил. — В какой части Эфиопии мог действовать этот Борджиа?
  
  — Эфиопы сами думают о Данакиле, — сказал Хоук.
  
  «Это пустыня».
  
  «Пустыня как Синай. Это пустырь, где почти ничего нет и эфиопы его не контролируют. Люди, живущие там , не гнушаются убивать незнакомцев. Данакиль окружен территорией Эфиопии, но правящие там амхарские племена не планируют снаряжать экспедицию для освоения района. Это адское место.
  
  Это было редкое заявление для Хоука, и оно заставило меня нервничать. Более того, то, что я смог узнать о Данакиле в последующие дни, меня не успокоило. Моё прикрытие тоже меня беспокоило. Фред Гудрам был известен как инженер общественных работ, но все профсоюзы Америки занесли его в черный список из-за проблем с платежами. А теперь он заказал норвежское грузовое судно до Массауа. Эфиопскому правительству нужны были люди, которые могли бы строить дороги.
  
  «Грейхаунд» прибыл в Норфолк. Я нашел свою спортивную сумку и помятый чемодан, в потайном отделении которого находилось много боеприпасов для Вильгельмины и трансивер. Потом я нашел такси. Водитель внимательно посмотрел на мой вид и спросил: « У вас есть восемь долларов?»
  
  'Да. Но ты аккуратно веди свою машину, или я засужу все, что от тебя останется.
  
  Он понял мою шутку. Может быть, я слишком много позволил Нику Картеру проникнуть в мой облик Фреда Гудрама, потому что он не издал ни звука.
  
  Он высадил меня на таможне, и у меня не было проблем с прохождением. Водитель грузовика подвез меня до "Ханса Скейельмана".
  
  Бортпроводник, высокий мужчина с песочного цвета волосами по имени Ларсен, был не очень рад меня видеть. Это произошло из-за того, что было два часа ночи, так и из-за моего внешнего вида. Он провел меня в мою каюту. Я дал ему чаевые.
  
  «Завтрак между семью и девятью», — сказал он. «Вы найдете столовую по лестнице сзади и одной палубой ниже».
  
  "Где туалет ?"
  
  — Сразу за каютами. Душ тоже. Будьте осторожны, чтобы не шокировать дам.
  
  Он ушел. Я положил оружие в багажник, запер дверь и осмотрел маленькую каюту. Единственная койка находилась рядом с иллюминатором, выходящим на главную палубу по левому борту. Это тоже была сторона набережной, и тонкая занавеска не мешала яркому свету проникать внутрь. Раковина была у одной стены, комбинированный навесной шкаф и шкаф у другой. Решил распаковать вещи на следующее утро.
  
  AX сказал мне, что список пассажиров выглядит нормально. МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, ДАВШИЙ МНЕ ИНСТРУКЦИИ, ПОЯСНИЛ: «В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ НА БОРТУ НЕТ ИЗВЕСТНЫХ РУССКИХ ИЛИ КИТАЙСКИХ АГЕНТОВ. У НАС НЕ БЫЛО ВРЕМЕНИ ТЩАТЕЛЬНО ПРОВЕРИТЬ ЭКИПАЖ. ПОЭТОМУ БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ, N3».
  
  Все говорили мне быть осторожным, даже Хоук. Трудность заключалась в том, что никто не мог сказать мне, кого или чего следует остерегаться. Я выключил свет и залез в койку. Я не очень хорошо спал.
  
  
  
  Глава 2
  
  
  Отплытие корабля — дело шумное, но экипаж Hans Skejelman действительно сделал все возможное, чтобы разбудить пассажиров. Я посмотрел на часы. Семь часов - время принимать решение. Взял ли я Хьюго, или Фредди Гудрам вряд ли бы носил стилет? Так что вообще никакого решения.
  
  Хьюго составил компанию Вильгельмине и Пьеру в потайном отделении чемодана. Люди, которых я встречал, были гораздо более наблюдательны, чем та стюардесса утром.
  
  Я прошел вперед и принял душ. Затем я вернулся в свою каюту и выбрал одежду. Я надел фланелевую рубашку, рабочие брюки и непромокаемую куртку.
  
  Затем был завтрак.
  
  Столовая работала. Там было место для десяти человек. Это означало, что корабль не перевозил много пассажиров. Ларсен, стюардесса, принесла мне апельсиновый сок, яичницу-болтунью, бекон и кофе. Я почти закончил, когда вошла пожилая пара.
  
  Это были англичане - Гарольд и Агата Блок. У него было худощавое телосложение и бледное лицо бухгалтера. Он сказал мне, что ему удалось забить два счастливых гола в футбольном пуле и сделать мудрое вложение. У нее был пахнущий лавандой стиль вечной домохозяйки, из тех женщин, из которых муж строит забор, чтобы опереться на него. На вид им было за пятьдесят, и их внезапное счастье превратило их в тусовщиков среднего возраста. Оба были болтливы. — Вы из Норфолка, мистер Гудрум? — спросил Блок.
  
  "Нет, я сказал.
  
  «Мы любим юг Соединенных Штатов, — объяснил он.
  
  «Мы очень любим Америку», — вмешалась миссис Блок. «Жаль, что ваше правительство не рекламирует свои туристические достопримечательности лучше. Два года назад мы путешествовали по Западу, и такие места, как Гранд-Каньон и Скалистые горы, нас очень впечатлили. Но стоимость достаточно высока. А также...'
  
  Я частично прервал ее лекцию. Как Фред Гудрам, я должен был слушать, но моим единственным вкладом в разговор было время от времени ворчание.
  
  Фред Гудрам слушал, потому что мог выпить за счет этих людей во время поездки. Фред любил потреблять напитки — почти так же сильно, как получать доллары. Наконец, она задала неизбежный вопрос. — Что вы делаете на борту этого корабля, мистер Гудрум?
  
  «Я еду в Эфиопию».
  
  "Для чего?"
  
  'Для работы. Я техник. Я строю дороги и дренажные системы. Что -то в этом роде.
  
  — Мне это кажется интересным.
  
  «Надо же что то заработать, — сказал я ей.
  
  Бухгалтер и домохозяйка не могли слишком много знать о дорожном строительстве, так что, если они были тем, чем они заявляли, я был в порядке. Я бы предпочел, чтобы AX организовал рейс в Аддис-Абебу, но агенты КГБ следят за аэропортами. И этот дешевый вид транспорта больше подходил для моего прикрытия.
  
  Допрос и монолог госпожи Блок были прерваны, когда в помещение вошел еще один пассажир грузового корабля. В тот момент, когда она вошла в дверь, она заставила меня просмотреть все мои ментальные файлы. Длинные темные волосы, полная фигура, приятное, если не сказать красивое лицо — мне запомнилось больше, чем просто полицейское фото. Где-то я видел ее полностью обнаженной. Но где?
  
  — Я Джин Феллини, — сказала она.
  
  Когда она это сказала, что я был в состоянии вспомнить ее.
  
  Блоки представились. Меня представили - у Джины было крепкое прохладное рукопожатие. Мне хотелось вырваться из каюты, пойти в радиорубку и послать яростное кодовое сообщение Хоуку. За исключением того, что Хоук мог оказаться невиновным — ЦРУ всегда могло посадить агента на этот корабль, не сообщив ему об этом. Это будет не первый раз, когда они отправляют кого-то отслеживать миссию AX.
  
  Миссис Блок вернулась к своей игре-футбол-бассейн-мы-любим-путешествовать. Джин вежливо слушала, но держу пари, что не больше меня. Затем миссис Блок начала вопросы.
  
  'Что ты делаешь?' — весело спросила она.
  
  «Я независимый журналист, — сказала Джин.
  
  — Молодое существо вроде тебя?
  
  'Да.' - Она допила свой кофе. «Мой отец хотел мальчика. И он не собирался позволять нескольким биологическим факторам обманом научить своего ребенка тому, как выживать в мире мужчин. Поэтому, когда я закончила школу журналистики, я посмотрела на те вакансии, которые доступны женщинам, и решила, что ни одна из них мне не подходит».
  
  — Вы за женскую эмансипацию? — спросил мистер Блок.
  
  'Нет. Просто ради приключений.
  
  Ее хладнокровие потрясло их настолько, что они на мгновение перестали ее мучить. Она посмотрела на меня. Я решил, что первый удар будет стоить талера.
  
  — Вы выглядите знакомо, мисс Феллини, — сказал я. «Хотя я мало читаю».
  
  — Вы, наверное, читаете мужские журналы, мистер Гудрум, — сказала она.
  
  'Да.'
  
  — Значит , ты видел меня там. Издатели предполагают, что мужчины получают удовольствие от статьи, написанной женщиной о приключениях в одиночку. И, добавив несколько фотографий, мне удалось продать несколько историй. Вы могли видеть меня там.
  
  — Может быть, — сказал я.
  
  — Журналы? — сказала миссис Блок. 'Фото?'
  
  'Да. Вы знаете - корреспондент принимает ванну в Джакарте. Героиня с голой задницей в Рио. Что -то в этом роде.
  
  Теперь, когда я вспомнил все ее досье, AX так и не смог решить, была ли Джин Феллини хорошим агентом или нет. Теперь, когда я увидел ее в действии, я мог представить официальное замешательство.
  
  Блоки определенно вспомнят ее, как только переживут этот шок. Но девушка также позаботилась о том, чтобы они оставили ее в покое. Это был либо очень умный, либо очень глупый ход. Я никак не мог понять, что именно.
  
  «Возможно, вы — историк, мистер Гудрам, — сказала Джин. — Почему вы на этом грузовом судне?
  
  «Я техник, и мне нужно строить дороги в Эфиопии».
  
  — Для тебя там есть работа?
  
  'Да. Кто-нибудь подберет меня там, когда мы доберемся до Массауа.
  
  «Плохая страна. Эфиопия. Будьте осторожны, они перережут вам горло.
  
  — Я буду осторожен, — сказал я.
  
  Нам обоим было очень весело играть в эту игру. Может быть, мы могли бы обмануть Блоков и кого еще мы могли бы встретить на борту - может быть; ничто не могло меня порадовать Фреда Гудрама и этой медленной поездкой в Массауа, но мы ни на секунду не обманывали друг друга. Джин держала рот на замке, и я тоже вел себя хорошо. Я многое хотел узнать о ее миссии, и у меня были сомнения относительно получения этой информации от нее добровольно. Нашему противостоянию следует подождать до лучших времен.
  
  Поэтому я извинился, взял несколько книг в мягкой обложке из библиотеки на корабле и вернулся в свою каюту.
  
  Гарольд Блок и я попробовали сыграть в шахматы в первые две ночи в море. Дав ему фору ладью и слона, я смог растянуть партию примерно на сорок пять ходов, прежде чем он зевнул и я поставил мат. Так что мы перестали играть в шахматы и сыграли несколько партий в бридж, игру, которую я не слишком люблю. Я провел время, пытаясь что то понять. Блоки все больше и больше казались мне болтливой английской парой , невинной и безобидной, жаждущей путешествовать по миру, прежде чем, наконец, осесть и надоесть своим менее удачливым друзьям, которые так и не добрались до Брайтона. Джин была большей загадкой.
  
  Она безрассудно играла в карты. Либо мы тяжело побеждали — мы снова и снова оказывались партнерами, — либо она тянула нас к сокрушительному поражению. Каждый раз, когда она брала взятку, она разыгрывала свою карту движением запястья, заставляя ее вращаться на вершине стопки. И неизменно знойно улыбалась мне, откидывая голову назад, чтобы убрать длинные черные волосы с блестящих карих глаз. Ее униформа, казалось, состояла из темных брюк и мешковатого свитера, и мне было интересно, что она наденет, когда мы достигнем тропических и экваториальных вод.
  
  На третье утро мы проснулись от тропической жары. Судя по карте в столовой, мы находились в противоветренном канале. Мы не побили рекорд скорости. « Ганс Скейельман» больше не скользил по серо-зеленым морям, которые были у Хаттераса и побережья Соединенных Штатов, а мягко катился по темно-синим водам моря вокруг Кубы. Вечером мы должны были прибыть в Джорджтаун. Я встал до семи и позавтракал в столовой с дежурными офицерами. Кондиционер работал недостаточно хорошо, чтобы сделать мою каюту комфортной.
  
  Блоки и Джин еще не закончили. Поэтому я перетащил шезлонг на часть палубы, предназначенную для пассажиров, и стал позволять солнцу садиться на меня, обжигая меня по левому борту. Когда я услышал скрежет, я поднял голову и увидел, как Джин тащит еще один шезлонг по стальным плитам настила.
  
  «Я не думаю, что наши англичане любит утреннее солнце», — сказала она.
  
  «Они ждут до полудня и потом выходят наружу», — сказал я ей .
  
  Она была одета в укороченные джинсы, которые едва скрывали вздутие ее ягодиц, и топ от бикини, открывавший мне, насколько большой и упругой была ее грудь. Ее кожа, где она не была покрыта, была равномерно загорелой. Она вытянула свои длинные ноги на шезлонге, скинула сандалии и закурила. «Ник Картер, пора нам поболтать », — сказала она.
  
  «Мне было интересно, когда ты официально уведомишь, что знаешь меня».
  
  «Есть много такого, о чем Дэвид Хоук тебе не сказал».
  
  — Много чего?
  
  «Информация о Чезаре Борджиа. Хоук не сказал тебе, потому что не знал. Перед смертью сотрудник КГБ составил сообщение. Нам удалось его перехватить. А теперь они ожидают, что я буду работать на связи с новым сотрудником КГБ. Но мы с ним не узнаем друг друга, пока не доберемся до Эфиопии. Я не совсем уверена, что ты вернешься.
  
  Я спросил. - "Можете ли вы сказать мне, кто это?"
  
  Она выбросила сигарету за борт. — Будь совершенно спокоен, Фред Гудрам — убедись, что я использую твое кодовое имя, пожалуйста. Это стюардесса.
  
  «Я не верил, что КГБ использовало бы каких-либо Блоков».
  
  — Они безобидны, если не надоедают нам до смерти. Вы понимаете, что это может стать моей последней миссией на долгие годы?
  
  'Ага. Если только вы не убьете своего коллегу, когда закончите.
  
  «Я не Киллмастер. Но если вы заинтересованы во внештатной работе, дайте мне знать. Сделать вид, что дядя Сэм невиновен».
  
  — Что именно делает этот Борджиа?
  
  — Позже, Фред. Потом. Мы ошибались насчет наших солнцебоязненных англичан.
  
  Вышли Блоки, таща за собой шезлонги. У меня была с собой книга, но я не делал вид, что читаю ее. Джин полезла в маленькую пляжную сумку, в которой хранила свои фотоматериалы. Она навернула телеобъектив на своей 35-мм камере и сказала нам, что попытается сделать цветные фотографии летающих рыб в действии. Это включало в себя перегибание через перила, чтобы держать камеру неподвижно, действие, при котором ее обрезанные штаны туго натягивались на задницу таким образом, что казалось маловероятным, что на ней было что-то большее, чем просто кожа. Даже Гарольд Блок бросил вызов смятению своей жены и наблюдал.
  
  Несмотря на направление моего взгляда, мои мысли были заняты другими вещами, чем то, что показала нам Джин. Ларсен, стюардесса, была из КГБ. Люди из нашего отдела документации превратили этот случай в раковую опухоль. Они проверили пассажиров и не обнаружили, что перед ними была агент ЦРУ, чьи фотографии и информацию нам нужно было иметь в наших файлах. Очевидно, ЦРУ действовало довольно скрытно — Джин знал о Борджиа больше, чем я, возможно, достаточно, чтобы сказать мне, нужен ли он нам живым или мертвым.
  
  К тому времени, когда судно достигло Джорджтауна, чтобы провести ночь на берегу, и прежде чем мы снова отправились обогнуть мыс вокруг Африки, я решил, что Фреду Гудраму слишком скучно и он разорился, чтобы сойти на берег. У КГБ было на меня дело — я никогда его не видел, но я разговаривал с людьми, у которых оно есть, — и, возможно, Ларсен узнала бы меня. Гайана была для нее подходящим местом, чтобы связаться с другим агентом, и исчезновение американского туриста по имени Гудрам никоим образом не помешало бы "Гансу Скейельману" отправиться в дальнейшее плавание.
  
  — Ты не собираешься осмотреться? — спросила меня Агата Блок.
  
  — Нет, миссис Блок, — сказал я. «Честно говоря, я не люблю так много путешествовать. И я на последнем издыхании в финансовом плане. Я собираюсь в Эфиопию, чтобы посмотреть, смогу ли я заработать немного денег. Это не увеселительная поездка.
  
  Она поспешно ушла, взяв с собой мужа. Меня вполне устраивало, что я скучал во время еды и во время бриджа, но она не теряла времени, пытаясь уговорить меня сойти на берег. Джин, конечно же, сошла на берег. Это было такой же частью ее прикрытия, как пребывание на борту было частью моего. У нас еще не было возможности поговорить о Борджиа, и я задавался вопросом, когда именно у нас появится такая возможность. К обеду все были на берегу, кроме капитана и второго помощника, и все закончилось тем, что я объяснял двум офицерам любовь Америки к автомобилям .
  
  За кофе и коньяком Ларсен попросила у капитана разрешения сойти на берег.
  
  "Я не знаю, Ларсен, у вас есть пассажир..."
  
  — Меня это устраивает, — сказал я. — Мне ничего не нужно до завтрака.
  
  — Вы не собираетесь на берег, мистер Гудрам? — спросила Ларсен.
  
  Я сказал. - "Нет. «Честно говоря, я не могу себе этого позволить».
  
  «Джорджтаун — очень динамичное место, — сказал он.
  
  Его заявление стало бы новостью для местных властей, поскольку туристы-свингеры просто не занимают слишком много места в списке приоритетов Гайаны. Ларсен хотела, чтобы я сошел на берег, но не осмелилась меня заставить. В ту ночь я спал рядом с Вильгельминой и Хьюго.
  
  На следующий день я тоже держался подальше от чьих либо глаз. Предосторожность, вероятно, была бесполезной. Ларсен высадилась, чтобы сообщить Москве, что Ник Картер направляется в Массауа. Если и не сообщила, то только потому, что не узнала меня. Если бы она опознала, я не мог бы изменить ничего.
  
  "Нашла какие-нибудь хорошие истории в Джорджтауне?" — спросил я Джин в тот вечер во время ужина.
  
  «Эта остановка была чертовски пустой тратой времени», — сказала она.
  
  Я ожидал ее мягкого стука в мою дверь в тот вечер. Было чуть больше десяти часов. Блоки рано легли спать, видимо, все еще уставшие после вчерашней прогулки. Я впустил Джин. На ней были белые брюки и белая рубашка в сетку, из-за которой отсутствовало нижнее белье.
  
  «Я полагаю, что Ларсен опознала вас » , — сказала она.
  
  — Вероятно, — сказал я.
  
  «Он хочет встретиться со мной на кормовой палубе, за надстройкой. Через час.'
  
  — И ты хочешь, чтобы я тебя прикрыл?
  
  «Вот почему я ношу белое. В наших файлах сказано, что ты хорошо владеешь ножом, Фред.
  
  'Я приду. Не ищи меня. Если ты меня увидишь, ты все испортишь.
  
  'Хорошо.'
  
  Она бесшумно открыла дверь и босиком прокралась по коридору. Я вынул Хьюго из чемодана. Затем я выключил свет в своей каюте и подождал чуть за полночь. Затем я исчез в коридоре, направляясь на кормовую палубу. В задней части коридора была открыта дверь, ведущая на левый борт главной палубы. Никто не закрыл её, так как вода была спокойной, а перегруженному кондиционеру «Ханса Скейельмана» могла понадобиться вся помощь прохладного ночного ветра.
  
  Подобно большинству грузовых судов, которые максимально обходят бурные волны, "Hans Skejelman" был в беспорядке. Брезент лежал по всей кормовой палубе за надстройкой. Я выбрал несколько отрезков и сложил их вокруг стрелы.
  
  Потом я погрузился в него. Я надеялся, что Ларсен не решит использовать их как подушки. Некоторые корабли имели на борту охрану. Команду "Ганса Скейельмана" это не беспокоило. Внутри находились проходы, ведущие из помещений экипажа на мостик, радиорубку, машинное отделение и камбуз. Я полагал, что есть все шансы, что дозорный спит, и мы плыли на автопилоте. Но я не показывался. Ларсен появилась ровно в час ночи. На ней все еще была куртка бортпроводника, белое пятно в ночи. Я видел, как она теребила свой левый рукав, и предположил, что она прячет там нож. Это было хорошее место для этого, хотя я предпочел место, где у меня был Хьюго. Я держал стилет в руке. Потом появилась Джин.
  
  Я мог следить только за фрагментами их разговора.
  
  «Вы играете двойную роль, — сказала она.
  
  Ответ был неслышен.
  
  «Я узнала его, когда он поднялся на борт. Москве все равно, доберется он до Массауа или нет».
  
  'Я сделаю это.'
  
  Ответ опять был непонятен.
  
  «Нет, это не секс».
  
  Их ссора становилась все ожесточеннее, а голоса тише. Ларсен повернулась ко мне спиной, и я наблюдал, как она постепенно ведет Джин к стальной надстройке, скрываясь от всех на мостике. Я осторожно поднял брезент и выскользнул из под него. Почти на четвереньках, с Хьюго наготове в руке, я подполз к ним.
  
  «Я с вами не работаю», — сказала Ларсен.
  
  'Что ты имеешь в виду?'
  
  «Ты изменила мне или твоему начальству. Сначала я избавлюсь от тебя. Потом от Картера. Посмотрим, что Киллмастер думает о плавании через океан.
  
  Её рука потянулась к рукаву. Я бросился на нее и схватил левой рукой за горло, заглушая её крик. Я ударил её стилетом Хьюго в тело и продолжал вонзать его, пока она не обмякла в моих руках. Я подтащил её тело на руках к перилам и поднял. Я услышал всплеск. И напряженно ждал.
  
  Крика с мостика не было. Двигатели грохотали у меня под ногами, - мы мчались в сторону Африки.
  
  Я осторожно вытер Хьюго о штаны и подошел к Джин, стоявшей прислонившись к надстройке.
  
  «Спасибо, Ник… то есть, Фред».
  
  «Я не мог понять всего этого, — сказал я ей. — Она объявила, что я не доеду до Африки?
  
  — Она этого не говорила, — сказала она.
  
  «Я чувствовал, что Москве все равно, приеду ли я в Массауа или нет».
  
  «Да, но, возможно, она не написала отчет».
  
  'Возможно. У неё был нож в рукаве.
  
  — Ты хорош, Ник. Пойдем в твою каюту.
  
  — Хорошо, — сказал я.
  
  Я запер дверь каюты на засов и повернулся, чтобы посмотреть на Джин. Я все еще ожидал, что она вздрогнет, выразит реакцию на то, что Ларсен чуть не убила ее, но она этого не сделала. Знойная улыбка появилась на ее лице, когда она расстегнула молнию на штанах и сняла их. Ее белая футболка ничего не скрывала, ее соски напряглись, когда она наклонилась и стянула футболку через голову.
  
  «Давай посмотрим, так ли ты хорош в постели, как управляешься с ножом», — сказала она.
  
  Я быстро разделся, глядя на ее большую грудь и пышные ноги. Ее бедра медленно двигались, когда она меняла ноги. Я быстро подошел к ней и взял ее на руки, и мы обнялись. Ее кожа была горячей, как будто она не была на прохладном ночном воздухе.
  
  — Выключи свет, — прошептала она.
  
  Я сделал, как она сказала, и лег рядом с ней в узкой клетке. Ее язык попал мне в рот, пока мы целовались.
  
  "Поторопитесь," простонала она.
  
  Она была влажной и готовой, и она взорвалась диким безумием, когда я проник в нее. Ее ногти царапали мою кожу, и она издавала причудливые звуки, когда я взорвал в ней свою страсть. В полном изнеможении мы прижались друг к другу, и единственными звуками в нашей каюте были наше дыхание, глубокое от удовлетворения, и скрип корабля, когда мы удалялись от того места, где я сбросил Ларсен в море.
  
  
  
  Глава 3
  
  
  В три часа мы наконец разговорились. Наши тела были потными, и мы лежали, прижавшись друг к другу, в узкой каюте. Джин использовала мою грудь как подушку и позволила своим пальцам играть по моему телу.
  
  — С этим кораблем что-то не так, — сказала она.
  
  — Он едет слишком медленно, кондиционер не работает. А Ларсен варила отвратительный кофе. Вы это имеете в виду?
  
  'Нет.'
  
  Я ждал, что она объяснит дальше.
  
  «Ник, — сказала она, — можешь ли ты сказать мне, что АХ рассказало о "Гансе Скейельмане" ?»
  
  — Что он прибцдет в Массауа в нужное время. И что с пассажирами все в порядке.
  
  'Ага. А команда?
  
  — Я не знал о Ларсен, — сказал я. «ЦРУ держало это при себе».
  
  — Я знаю, почему ты такой закрытый и скрытный. Она обернулась в каюте. — Ты думаешь, я тебе изменяю . Но это не так. Я обнаружила три пропавшие ракеты.
  
  "Полные ракеты?"
  
  — Нет, но детали для их сборки. С ядерными боеголовками.
  
  — А где они?
  
  — В контейнерах на палубе за мостиком.
  
  Я спросил. -'Ты уверена?'
  
  'Достаточно.'
  
  — И они направляются к Борджиа?
  
  'Да. Ларсен взяла на себя слишком много полномочий. Я подозреваю, что КГБ предпочло бы уничтожить эти ракеты, чем убить Ника Картера».
  
  «Значит, мы справимся с работой без помощи России», — сказал я. — Лучше переночуй здесь.
  
  — И испортить мою репутацию?
  
  — Иначе ты уже была бы ангелом, помогая Богу.
  
  Она рассмеялась и снова провела руками по моему телу. Я ответил на ее ласки. На этот раз занятия любовью были мягкими и медленными, иного рода утешение, чем наше первое объятие. Если бы страхи Джин оправдались наполовину , мы были бы в хорошем состоянии. Но прямо сейчас я отказался беспокоиться об этом.
  
  Джин спала. Но не я. Меня обеспокоил ее вопрос о том, какой информацией об экипаже обладает АХ . Наши люди предположили, что « Ханс Скейельман» был невинным грузовым судном с несколькими пассажирами . Но иногда бывает интрига внутри интриги, заговор внутри заговора и пробные воздушные шары, выпущенные с ни в чем не повинным ничего не подозревающим пассажиром на борту. Возможно, у AX были свои подозрения насчет "Ганса Скейельмана" , и он пригласил меня в качестве катализатора. Это был стиль Хоука — пусть все происходит само по себе. Я познакомился только с несколькими членами экипажа. С пассажирами не общались. За обедом мы с капитаном Эргенсеном говорили о машинах. г-н. Гаард , второй помощник, слушал. Старший помощник, мистер Туле, время от времени приветственно ворчал и просил еще картошки, но его, похоже, не заботило, живы пассажиры или мертвы. Стюард, мистер Скьорн, оставил Ларсен заботу о нас и нашей еде и, похоже, предпочитал потреблять ежедневное количество калорий в тишине и покое . Радистка, высокая худощавая блондинка по имени Биргитте Аронсен, была шведкой и была такой же молчаливой, как и старший помощник. Когда она входила в столовую, то не для светского визита.
  
  Наконец я заснул легким сном, ожидая крика или того, кто придет искать Ларсен. Я проснулся, когда в иллюминатор ворвался первый утренний свет. Джин пошевелилась и что-то пробормотала.
  
  Я сказал. — "Все еще ужасающие подозрения?"
  
  'Да.' Она сбросила легкое одеяло и перелезла через меня.
  
  — Давай примем душ, — сказала она.
  
  — Нам обязательно быть такими заметными вместе?
  
  'Конкретно. Мне нужно это прикрытие. Может быть, Ларсен была печально известной убийцей женщин.
  
  — Сомневаюсь, — сказал я.
  
  Если бы Джин хотела думать, что я могу снять с нее все подозрения, я бы не возражал. В свое время эта миссия достигнет момента, когда она станет серьезным препятствием. Тогда бы я ее уволил. В Данакиле не место женщине, особенно той, которая не может покончить с собой. Но пока мы не добрались до Эфиопии, я хотел продолжать наслаждаться ее обществом.
  
  Она была мастером в постели. И она полностью осознавала, какой эффект ее великолепное тело производило на мужчин. Последние пять лет она продавала посредственные истории, включая свои обнаженные фотографии . Я смотрел, как она обмотала себя полотенцем и пошла в душ с длинной футболкой в руках. Когда мы, наконец, закончили намыливать и ополаскивать друг друга, нас ждал долгий душ.
  
  Когда мы снова вышли в коридор, я в брюках, а Джин только в своей длинной футболке, которая почти ничего не скрывала, мы чуть не наткнулись на Биргитту Аронсен.
  
  — Ты видел Ларсен? — спросила она меня.
  
  "Нет после обеда," ответил я.
  
  — Я тоже, — сказала Джин, наклоняясь ко мне и хихикая. Мисс Аронсен бросила на нас взгляд, в котором было мало уверенности, и прошла мимо нас. Джин и я обменялись взглядами и пошли обратно в мою каюту.
  
  — Забери меня из каюты через десять минут, — сказала она. — Я думаю, нам стоит позавтракать вместе.
  
  'Хорошо.'
  
  Я оделся и снова попытался решиться на ношение оружия. Теория Джин о том, что «Ганс Скейельман» перевозил детали, необходимые для изготовления трех межконтинентальных баллистических ракет, предполагала, что я поступал мудро, не используя радио для отправки кодового сообщения. Экипаж мог не знать, что они везут, поскольку ни у кого на борту контейнеровоза нет причин открывать контейнеры.
  
  Но если бы я знал? Придется ли мне быть вооружённым? К сожалению, я положил Хьюго и Вильгельмину вместе с Пьером в секретное отделение моего чемодана, где находился мой маленький передатчик, и закрыл его. На этом корабле я совершил честное путешествие в Эфиопию, или я был намного больше в дерьме , чем я мог бы решить с помощью одного только Люгера. Альтернативные виды оружия были крайне ограничены.
  
  Меня также беспокоило то, что я никогда не видел никого из машинистов. По крайней мере, я должен был встретить одного из них в столовой. Но Ларсен объяснила нам уже в первый день в море: «Никто из наших пассажиров никогда не видел машинистов, миссис Блок. Они предпочитают оставаться внизу. Это их… как бы это сказать по-английски… их идиосинкразия». Конечно, этот вопрос задала Агата Блок. Я принял на веру заявление Ларсен. Теперь я подумал, не был ли я глуп. В моем образе жизни человек всегда рискует быть убитым по глупости, но я не собирался предоставлять ту глупость, которая привела бы к моей смерти. Я снова посмотрел на свой чемодан. У меня были с собой куртки, в которые Вильгельмина могла спрятаться. Вы должны были носить по крайней мере куртку, если вы хотели держать Люгер с собой незамеченным. Но ношение куртки на обычном грузовом судне в жаркий день вблизи экватора вызовет подозрение у любого честного экипажа. И я не был слишком убежден в честности этой команды.
  
  Безоружный я вошел в коридор, закрыл за собой дверь своей каюты и прошел несколько ярдов до каюты Джин. Я тихонько постучал. «Входите», — позвала она.
  
  Я ожидал женского беспорядка, но нашел аккуратное место, багаж аккуратно спрятан под койкой, а ее сумка с фотоаппаратом в открытом гардеробе. Я задавался вопросом, есть ли у ее камеры пистолет 22 калибра в одном из объективов.
  
  Джин была одета в синюю футболку и укороченные джинсы. Сегодня на ней были туфли вместо сандалий. Одно можно было сказать наверняка, у нее не было оружия.
  
  Она спросила. - «Готовы к обильному завтраку?»
  
  — Да, — сказал я.
  
  Однако в столовой не было обильного завтрака. г-н. Скьорн, стьюард, приготовил яичницу-болтунью и поджарил тосты.
  
  Его кофе был не хуже, чем у Ларсен, но и не лучше.
  
  Никто из других офицеров не присутствовал. Блоки, выглядевшие очень несчастными, уже сидели за столом. Мы с Джин были встречены холодно, с осознанием того, что мы, как попутчики, все еще существуем, несмотря на наши дурные нравы.
  
  «Мы не можем найти Ларсен», — сказал Скьорн. «Я не знаю, что с ней случилось » .
  
  «Может быть, она выпила слишком много бурбона», — попытался вмешаться я.
  
  «Она упала за борт», — сказала Агата Блок.
  
  — Тогда кто-нибудь должен был это услышать, — возразил я. «Вчера не было плохой погоды. И море по-прежнему очень спокойное.
  
  — Дозорный, должно быть, спал, — настаивала миссис Блок. — О нет, миссис Блок, — быстро сказал Скьорн, — такого не может быть на корабле под командованием капитана Эргенсена. Особенно когда Гаард и Туле дежурят.
  
  — Проверь свои запасы виски, — снова сказал я. Я улыбнулся Только Джин улыбалась вместе со мной.
  
  — Проверю, мистер Гудрум, — сказал Скьорн.
  
  Его быстрое возражение миссис Блок о спящем наблюдателе, похоже, подтвердил мои подозрения прошлой ночи. Экипаж включил автопилот и вздремнул, когда позволяла погода и положение. Это происходит на многих торговых судах, что объясняет, почему корабли иногда сбиваются с курса или сталкиваются друг с другом без каких-либо навигационных объяснений.
  
  — Здесь есть материал для статьи, — сказала Джин.
  
  — Думаю, да, мисс Феллини, — сказал Скьорн. — Я забыл, что ты журналистка.
  
  — Она упала за борт, — прямо сказала миссис Блок. «Бедная женщина».
  
  Между ее окончательным вердиктом по делу Ларсен и ее холодным отношением к людям, которые наслаждаются сексом, было мало места для того, чтобы сделать миссис Блок стимулирующей компанией. Ее муж, который украдкой смотрел на тяжелые груди Джин, покачивающиеся под тонкой тканью, опасался более гуманного ответа.
  
  Поев, мы с Джин вернулись в ее каюту. «Я уверена, что ты умеешь обращаться с камерой», — сказала она.
  
  'Да.'
  
  — Тогда, Фред Гудрум, моя давняя страсть, тебе понравится это предложение. Я надену на камеру 28-миллиметровый объектив, чтобы вы могли сфотографировать меня в этой каюте.
  
  Джин сказала мне, какую выдержку и диафрагму выбрать, и вела меня из одного угла в другой. Совершенно обнаженная, она позировала мне в разных частях каюты, с чрезвычайно чувственным выражением лица. Все, что мне нужно было сделать, это прицелиться, сфокусировать и нажать на спуск. Когда мы закончили рулон пленки, мы снова оказались в постели. Я начал беспокоиться о ее сексуальном голоде. Как бы мне ни нравилось ее корчащееся, пульсирующее тело, мне приходилось постоянно напоминать себе, что я на борту «Ганса Скейельмана» по более серьезному делу .
  
  «Сегодня я собираюсь задать несколько вопросов о Ларсен», — сказала она. «Моя роль допрашивающего журналиста. Чем ты планируешь заняться?'
  
  «Я выйду на палубу и попытаюсь отдохнуть».
  
  Я растянулся на шезлонге, мое лицо было в тени, когда я услышал движение и мужской голос сказал: «Не двигайтесь, мистер Картер».
  
  Я сделал вид, что не слышу его.
  
  — Тогда, если хотите, мистер Гудрум, не двигайтесь.
  
  "Если я предпочитаю что?" — сказал я, узнав по голосу Гаарда, второго помощника.
  
  — Если ты предпочитаешь остаться в живых.
  
  Передо мной встали два матроса, оба с пистолетами. Потом в поле моего зрения попал Гаард, у него тоже был с собой пистолет.
  
  «Генерал Борджиа хочет, чтобы вы остались живы», — сказал он.
  
  — Кто, черт возьми, такой генерал Борджиа?
  
  «Человек, за которым вы должны охотиться для эфиопского правительства».
  
  « Гаард , даже эфиопское правительство не наняло бы ни генерала Борджиа, ни генерала Гранта».
  
  — Достаточно, Картер. Итак, вы Киллмастер. Вы действительно позаботились о Ларсен. Бедная шлюха — должно быть, русские завербовали её по дешевке».
  
  «Я думаю, вам следует проверить запасы виски», — сказал я. — Разве Скьорн не передал тебе это сообщение? Он ответил мне разговорным тоном: «Удивительно, как такая болтливая особа, как эта миссис Блок, может иногда говорить правду. Дозорный действительно спал прошлой ночью. Дозорный спит почти каждую ночь. Не я. Но я просто предпочитал не переворачивать корабль из за Ларсен. На что нам агенты КГБ ?
  
  «Русские перебьются».
  
  — Ты очень спокоен, Картер. Очень силен. Ваши нервы и ваше тело полностью под контролем. Но мы вооружены, а вы нет. Этот экипаж весь из агентов Борджиа, кроме технического экипажа. Они заперты в собственном машинном отделении. И, конечно же, не Ларсен, которого вы любезно устранили прошлой ночью. Где нож, которым ты пользовался?
  
  «Остался в теле Ларсен».
  
  «Я помню, как ты вытащил его, а потом вытер кровь».
  
  — У тебя плохое ночное зрение, Гаард, — сказал я. «Это вызывает галлюцинации».
  
  'Не имеет значения. Теперь у тебя нет этого ножа. Ты очень хорош, Картер. Ты лучше любого из нас. Но ты ничем не лучше нас троих с оружием. И мы хорошо знаем оружие, Картер?
  
  — Действительно, — сказал я.
  
  — Тогда медленно вставай и иди вперед. Не оборачивайся. Не пытайтесь бороться. Хотя генерал Борджиа хочет, чтобы вы были живы, ваша смерть вряд ли его поколеблет. Моя работа заключалась в том, чтобы найти Борджиа и убедиться, что он задумал. Я бы предпочел сделать это в соответствии с моим первоначальным планом, но, по крайней мере, я доберусь до него. Кроме того, Гаард был абсолютно прав, когда сказал, что он и двое его людей знают об оружии. Одного из них с пистолетом было бы для меня слишком много. И они уважали меня, что делало их вдвойне настороженными.
  
  Жаркое тропическое солнце отражалось в воде. Мы прошли вперед, мимо привязанных контейнеров. Люди с пистолетами были сзади. Мне это не нравилось. Если бы мне удалось выбраться, мне пришлось бы пробежать много, чтобы добраться до своего оружия. Я бросил последний взгляд на океан, прежде чем войти в дверной проем надстройки. У большинства грузовых судов мостик находится на корме, и мне стало интересно, не был ли "Hans Skejelman" частично превращен в военный корабль, что-то вроде немецких Q-катеров времен Второй мировой войны.
  
  — Стоп, — приказал Гаард.
  
  Я был примерно в десяти футах от радиорубки. Вышла Биргитте Аронсен, направив пистолет мне в живот.
  
  «Капитан говорит, что мы должны использовать кладовку под каморкой боцмана», — сказала она.
  
  "Это все впереди", сказал Гаард.
  
  'Что ж?'
  
  «Два англичанина-пассажира могли нас видеть. Наконец, Картер теперь пациент лазарета. Страшная тропическая лихорадка. Заразился за одну ночь с мисс Феллини.
  
  «Пациентов помещают в лазарет», — сказала она.
  
  Я знал, что произойдет, но ничего не мог поделать с ее пистолетом, направленным прямо мне в пупок. И даже если бы она не умела хорошо стрелять, было бы чертовски сложно промахнуться по мне на таком расстоянии. Она также подстрелит Гаарда и двух других, но я подумал, что она спишет их как необходимые потери. За моей спиной послышались шаги. Я попытался собраться и понял, что это бесполезно. Затем я увидел, как передо мной взорвался свет, почувствовал, как боль пронзила мою голову и полетел во тьму.
  
  
  
  Глава 4
  
  
  Я проснулся с головной болью, которая уже не была свежей, и у меня возникла мысль, что расшатанным частям тела потребуется некоторое время, прежде чем они снова успокоятся. Эта голая лампочка, светившая мне прямо в глаза, мало что делала, чтобы предотвратить это чувство. Я закрыл глаза, постанывая, пытаясь понять, кто и где я.
  
  'Ник?' Женский голос.
  
  "Что" – прорычал я.
  
  'Ник?' Снова этот настойчивый голос.
  
  Несмотря на боль, я открыл глаза. Сразу мой взгляд упал на сетчатую дверь. Я вспоминал ... Биргит Аронсен. Ее пистолет. Кто-то упомянул о складе под чуланом боцмана. Джин тоже забрали. Я перекатился на левый бок и увидел, как она присела у борта корабля. Синяк под левым глазом исказил ее лицо.
  
  Я спросил. — "Кто дал тебе пощечину?"
  
  "Гаард." - Этот ублюдок был слишком быстр для меня. Он прыгнул на меня и сбил с ног, прежде чем я успела это осознать. Потом он заткнул мне рот кляпом. Это чудо, что он не разбил мою камеру, она была у меня на шее».
  
  — Он отключил меня ударом сзади , Джин. В то время как радистка направила пистолет мне в живот.
  
  Две детали ее истории звучали не очень хорошо. Джин сказала это замечание о своей камере слишком небрежно, как будто чтобы избежать каких-либо подозрений. И как у агента у нее должны были быть какие-то минимальные боевые навыки. Гаард был большой скотиной, и он, вероятно, тоже неплохо обращался с кулаками, но она все же могла нанести какой-то урон, и ей следовало быть начеку.
  
  «В противном случае твой синяк под глазом достаточно убедителен», — сказал я. — Убедителен? Она потерла левую сторону лица рукой и вздрогнула.
  
  Не желая спорить с ней о том, полностью ли она добросовестна по отношению к Соединенным Штатам — она, несомненно, поклялась бы в этом, а я не мог доказать свое подозрение, — я с трудом поднялся на ноги. Маленькое пространство раскачивалось сильнее и быстрее, чем можно было предположить по движению корабля. Меня чуть не вырвало. проклятие. Почему Гаард не употребил наркотик? Инъекция проходит через некоторое время, но удар по затылку может привести к сотрясению мозга, которым вы можете наслаждаться в течение нескольких дней, недель или месяцев. Я надеялся, что моя травма была временной.
  
  — Ник, ты в порядке?
  
  Рука Джин скользнула мне на талию. Она помогла мне сесть на стальные плиты днища и прислонила спину к корпусу корабля. 'У тебя все нормально?' — повторила она.
  
  — Этот проклятый корабль продолжает вращаться, — сказал я. « Гаард нанес мне страшный удар».
  
  Она встала передо мной на колени и посмотрела мне в глаза. Она пощупала мой пульс. Затем очень внимательно посмотрела мне на затылок. Я застонал, когда она коснулась шишки.
  
  — Держись крепче, — сказала она.
  
  Я просто надеялся, что она не нашла там ничего сломанного.
  
  Джин встала и сказала: «Я не очень хорошо умею оказывать первую помощь, Ник. Но я не верю, что у тебя сотрясение мозга или перелом. Вам просто придется потерпеть несколько дней.
  
  Я посмотрел на часы. Это было после трех.
  
  Я спросил. - "Это еще все на сегодня?"
  
  — Если ты имеешь в виду, если это тот день, когда нас поймали, то да.
  
  'Хорошо.'
  
  'Что же нам теперь делать?'
  
  «Я буду двигаться очень осторожно, если вообще смогу двигаться, и надеюсь, что там, наверху, ничего не пошло не так».
  
  — Я говорю о том, чтобы выбраться отсюда, — сказала она.
  
  Я спросил. — "У тебя есть какие-нибудь блестящие идеи?"
  
  «Моя камера — это ящик с инструментами».
  
  «Большие инструменты там не помещаются».
  
  "Лучше, чем ничего."
  
  Я спросил. — "Они принесли нам обед?"
  
  Она выглядела удивленной. - 'Нет.'
  
  «Посмотрим, накормят ли они нас, прежде чем мы ...».
  
  'Хороший.'
  
  Она несколько раз пыталась завязать разговор, но сдавалась, когда замечала, что я отказываюсь отвечать. Я сел, прислонившись к металлическому корпусу, и притворился, что отдыхаю. Или, может быть, я не притворялся, поскольку то, что я пытался думать, не помогало моей головной боли. Пока я решил не обсуждать нашу ситуацию с Джин. Мои головокружения и головные боли не помешали мне исследовать наше пространство, а отсутствие некоторых необходимых предметов заставило задуматься, как долго мы здесь пробудем.
  
  Например, в нашей тюрьме не было туалета. Хотя я и не верил, что водопровод идет так далеко ниже ватерлинии, я верил, что временное жилище должно быть оборудовано ведром. Это было бы не только легче для нас, но и было бы разумной санитарной мерой для самого корабля. И несмотря на то, что команда придерживалась неряшливых в международном масштабе обычаев торговых судов, они все же содержали «Ганс Скейельман» в достаточной чистоте.
  
  Я также видел, что нам не хватало питьевой воды. И если вода и ведро не появлялись бы здесь до полуночи, я мог выбрать одну из двух неприятных возможностей: либо капитан и его команда не собирались доставлять Джин и меня к Борджиа, либо захват Джин был фикцией . Я продолжал думать, что убийство Ларсен рскрыло мое прикрытие, что я сделал по ее наущению. Может быть, этой Джин не помешало бы некоторое давление.
  
  Сразу после четырех я спросил: «Как вы думаете, на борту «Ганса Скейельмана» есть крысы?»
  
  Она спросила. — "Крысы?"
  
  В ее голосе я уловил некоторый страх. Я больше ничего не сказал. Я хотел, чтобы эта мысль какое-то время промелькнула в ее воображении.
  
  — Я не видела крыс, — сказала она.
  
  — Их, наверное, нет, — успокаивающе сказал я. — Я заметил, что «Ханс Скейельман» — необычайно чистый корабль. Но если есть крысы, они живут здесь, на дне корабля.
  
  — Откуда ты знаешь, что мы на дне?
  
  — Кривизна корпуса, — сказал я, проводя рукой по прохладной металлической пластине. «Движение воды. Звук.'
  
  «Казалось, что они несли меня очень далеко вниз», — сказала она.
  
  В течение десяти минут никто из нас не говорил.
  
  — Почему ты подумал о крысах? — неожиданно спросила Джин.
  
  «Я проанализировал потенциальные проблемы, с которыми мы здесь имеем дело», — сказал я ей. «Крысы тоже часть этого. Если они станут агрессивными, мы можем по очереди стоять на страже, пока другой спит. Это всегда лучше, чем быть укушенными».
  
  Джин вздрогнула. Я подумал, не сравнила ли она свои шорты и футболку с моими длинными брюками и шерстяной рубашкой. У нее было много мяса, чтобы откусить. И любая разумная крыса схватится за ее бархатистую кожу, вместо того чтобы пытаться прогрызть мою толстую шкуру.
  
  — Ник, — тихо сказала она, — больше ничего не говори о крысах. Пожалуйста. Они меня пугают.
  
  Она села и устроилась рядом со мной. Возможно, я скоро узнаю, на чьей она стороне.
  
  В 5:30 утра, при условии, что мои часы не сломались, мне принесли еду. г-н. Туле, старший помощник, был главным. Рядом с ним был Гаард.
  
  Его единственными словами были: «Вы оба спиной к стене, если не хотите умереть».
  
  С ним было четыре матроса. Один из них навел пистолет на наши нижние части тела. Другие бросили одеяла и ведро. Затем положили еду и воду. Г-н. Туле закрыл сетчатую дверь, вставил засов и захлопнул висячий замок.
  
  «Воды хватит на всю ночь», — сказал он. — Мы опустошим это ведро утром.
  
  Он не дождался нашей благодарности. Пока он был там, я ничего не говорил, но решительно прислонился к стене. Я не знал, что это может со мной сделать, если он недооценит мою силу или нет, но я не мог позволить себе упустить ни одной возможности. Джин взяла две тарелки и сказала: «Отель со всеми удобствами. Они становятся беззаботными».
  
  — Или уверенно. Не будем их недооценивать. Гаард сказал мне, что Борджиа нанял всю команду, кроме мотористов.
  
  Она сказала. — "Мотористов-механиков?"
  
  «Вот почему мы никогда не видели их во время еды. Я не мог отделаться от мысли, что с этим кораблем было что-то странное, но я не мог понять, что именно».
  
  — Я тоже не была слишком умна, Ник.
  
  После того, как мы поели, мы расстелили одеяла на стальном полу, чтобы сделать что-то вроде кровати. Ставим ведро куда-нибудь в угол впереди.
  
  «Наше пребывание здесь заставляет меня ценить каюты», — сказал я. «Интересно, как поживают эти Блоки».
  
  Джин нахмурилась. - 'Вы думаете...'
  
  'Нет. AX проверил пассажиров, хотя мне никто не сообщил, что вы из ЦРУ. Эти Блоки — именно те, за что они себя выдают — пара надоедливых англичан, которым повезло в футбольном пуле. Даже если они подозревают, что на борту «Ганса Скейельмана» что-то происходит, они все равно не откроют рта, когда сойдут на берег в Кейптауне. Мы сами по себе, Джин.
  
  — А эти мотористы?
  
  — Мы не можем на них рассчитывать, — сказал я ей. «В этой бригаде около тридцати или сорока человек Борджиа. И у них есть мы. Они знают, кто я такой, вплоть до моего звания Мастера убийц. Гаард упустил это из виду, когда ему пришлось так весело отключить меня. И я предполагаю, что они в равной степени знакомы с вашей карьерой. Единственное, чего я не понимаю, так это почему они оставляют нас в живых.
  
  "Тогда моя камера..."
  
  «Забудьте сейчас об этой камере. Наша первая забота — выяснить, на что похож их распорядок дня. У нас еще есть три -четыре дня пути до Кейптауна.
  
  Еда была съедобной: рубленый стейк на тосте с картошкой. Очевидно, мы были на том же пайке, что и команда. Скьорн, стьюард, пошел навстречу чьим-либо пожеланиям — вероятно, своим собственным — не обеспечив нас едой, на которую мы, как пассажиры, имели право и за которую заплатили. Джин почти не ела. Я не поощрял ее. Она, казалось, не понимала, насколько бесполезной, по моему мнению, она была, даже несмотря на то, что она превратила свою камеру в ящик с инструментами. Я съел свою долю и все, что она не хотела. Я должен был восстановить свои силы. Потом я лег на одеяло, чтобы заснуть. Джин вытянулась рядом со мной, но не могла найти удобное положение. «Мне мешает свет, — сказала она.
  
  — Выключатель с другой стороны двери, примерно в трех футах от защелки, — сказал я.
  
  — Мне выключить его?
  
  "Если вы можете добраться до него."
  
  Она просунула свои тонкие пальцы сквозь сетку, нашла выключатель и погрузила наше пространство во тьму. Она воспользовалась ведром, снова легла рядом со мной и завернулась в одеяло. Хотя на дне корабля было не так уж холодно, от влажности у нас быстро холодела кожа. И вонь из трюма тоже не улучшила нашу обстановку.
  
  «Жаль, что нам не дали подушки», — сказала она.
  
  — Попроси завтра, — предложил я.
  
  «Эти ублюдки просто посмеются надо мной».
  
  'Возможно. Или, может быть, они дадут нам подушки. Я не думаю, что с нами так плохо обращаются , Джин. Экипаж мог бы относиться к нам намного хуже, если бы захотел.
  
  Она спросила. — Вы думаете над тем, чтобы выбраться отсюда? «Мы выберемся отсюда только в том случае, если кто нибудь наставит на нас ружье и скажет «иди». Я просто надеюсь, что они не ударят меня снова. Я до сих пор слышу в голове колокола».
  
  — Бедный Ник, — сказала она, нежно проводя рукой по моему лицу.
  
  Джин прижалась ко мне в темноте. Ее бедра мягко повернулись, и я почувствовал знойное тепло ее полных грудей на моей руке. Я хотел ее. Мужчина не может лежать рядом с Джин, не думая о ее соблазнительном теле. Но я знал, что мне нужен сон. Даже при выключенном свете я продолжал видеть вспышки света, вспыхивающие перед моими глазами. Если бы Джин была права и у меня не было сотрясения мозга, к утру я был бы в довольно хорошей форме.
  
  Она выпустила свое разочарование с громким вздохом. Потом она лежала неподвижно.
  
  Она спросила. - "Крысы приходят, когда темно, Ник?"
  
  «Вот почему я не выключал свет».
  
  'Ой.'
  
  — А если их нет?
  
  «Мы не узнаем этого, пока одна из них не появится».
  
  Джин оставалась беспокойной. Я задавался вопросом, был ли ее страх перед крысами реальным. Она продолжала сбивать меня с толку. Либо она была очень успешным агентом, либо она была помешанной, и я не мог понять, кто она на самом деле.
  
  «Черт возьми, лучше я буду беспокоиться о несуществующих крысах, чем спать со светом в глазах», — сказала она. — Спокойной ночи, Ник.
  
  — Спокойной ночи, Джин.
  
  Я бодрствовал всего несколько минут. Я собирался спать очень чутко, но этот удар по голове помешал мне собраться с необходимым самообладанием. Я погрузился в глубокий сон и проснулся только тогда, когда Джин включила свет, чуть больше шести утра следующего дня.
  
  
  
  Глава 5
  
  
  Мне потребовалось три дня, чтобы придумать разумный план. К этому времени моя голова достаточно зажила, и меня это не сильно беспокоит, если только кто-нибудь не решит ударить меня точно в то же место. Я решил довериться Джин. Она потратила много времени на составление плана побега, но безуспешно.
  
  Мы привыкли к тому, что наши охранники появлялись три раза в день, чтобы собрать грязную посуду, заменить ведро на новое и принести полный кувшин воды. Как только они принесли ужин, мы могли быть уверены, что оставшуюся часть вечера останемся одни. Особенно меня заинтересовали дверные петли с сеткой. Оба были прочно прикреплены к металлическому стержню тремя болтами, а еще три болта прочно удерживали его у стальной двери. Я сомневался, что смогу собраться с силами, чтобы ослабить эти болты. Но сами петли были похожи на те, что можно найти в вашем собственном доме, они скреплялись металлическим штифтом, вставленным вертикально сквозь стальные кольца.
  
  Я спросил. - «В твоей камере есть маленькая крепкая отвертка, Джин?»
  
  'Да. И ещё…»
  
  — Нет, — сказал я ей. «Мы не собираемся бежать».
  
  'Почему бы и нет?'
  
  — Если мы вдвоем каким-то чудом захватим этот корабль и будем держать его на плаву, пока нас не подберет флот, мы окажемся не ближе к «Борджиа» и его двадцати трем ракетам, чем сейчас. Я даже не буду пытаться вернуть свое оружие, Джин. Она, пошатываясь, вскочила на ноги, когда « Ханс Скейельман» бороздил волны. — Тогда зачем тебе отвертка, Ник?
  
  «Я намерен отправить сообщение AX, а затем снова запереться с тобой. Как только Вашингтон узнает, где мы находимся, они будут знать, как действовать и что сказать правительству Эфиопии».
  
  Корабль снова нырнул. — Ты выбрал отличную ночь, чтобы сделать это, — сказала Джин.
  
  — Это одна из причин, по которой я выбрал его. Вряд ли сейчас кто-то придет в боцманскую каморку за какими-то вещами. И маловероятно, что какой-либо шум, который мы производим, будет услышан.
  
  «Не рискуем ли мы быть смытыми за борт?»
  
  — Нет. Я это сделаю.'
  
  "Где буду я тогда?"
  
  — Здесь, — сказал я.
  
  Какое-то время она смотрела на меня. Затем она протянула руку и схватила меня за плечо.
  
  — Ты мне не доверяешь, Ник, — сказала она.
  
  "Не во всём," признал я. — Ты не убивала Ларсен, Джин. Это был я. Гаард направил на меня пистолет, но он повалил тебя на землю прежде, чем ты успела его коснуться. Если кто-нибудь увидит меня сегодня вечером, он должен умереть. Быстро и тихо. Это наша специальность?
  
  'Нет.' - Она отпустила мою руку. «Я просто собираю информацию. Чем я могу помочь?'
  
  «Поделившись своей информацией».
  
  'О чем?'
  
  «Когда меня привезли сюда, я был без сознания; Связанный на носилках с кляпом во рту. Но вы, должно быть, видели, где люк на эту палубу.
  
  — Мы на четыре палубы ниже главной палубы, — сказала она. «В носовой части, там, где надстройка на палубе, есть люк. Большой люк и лестница ведут на второй уровень. На три нижних этажа ведут вертикальные лестницы рядом с вентиляционными шахтами.
  
  Я спросил. — "Главный люк открывается на мостик?"
  
  'Да.'
  
  «Это увеличивает шанс быть пойманным».
  
  Она начала разбирать камеру. Отвертка в катушке с пленкой, была невелика, поэтому мне пришлось использовать силу, чтобы ослабить штифты в петлях. Корабль безумно нырнул, и угол, под которым он нырнул, был исключительно острым, потому что мы были так далеко вперед. Когда штифты оторвались, Джин удерживала дверь на месте, пока я их выкручивал.
  
  Когда их не стало, я положил их на наши одеяла, и мы вместе толкнули сетчатую дверь. Петли заскрипели, а затем разошлись. Мы осторожно оттолкнули дверь достаточно далеко, чтобы пропустить меня.
  
  'Что теперь?' — спросил Джин.
  
  Я посмотрел на часы. Было чуть меньше девяти часов.
  
  — Мы ждем, — сказал я, возвращая дверь на место. 'Сколько?'
  
  — Примерно до десяти часов, когда вахта уже наполовину окончена и дозорный и дежурный уже не так бдительны. Если я не ошибаюсь, Туле на мосту. Поскольку Гаард видел, как я выбросил Ларсен за борт, у меня может быть больше шансов с Туле там, наверху.
  
  «Зайди в радиобудку до одиннадцати», — сказала Джин. «По словам Ларсена, Биргитте Аронсен запирает её каждую ночь примерно в это время, а затем идет в каюту капитана».
  
  — У вас есть еще какая-нибудь полезная информация?
  
  Она задумалась на мгновение. — Нет, — сказала она.
  
  Я закрыл за собой ставни так, что беглый осмотр едва ли мог их положение обнаружить. Но если я хотел примчаться к ним на обратном пути, все, что мне нужно было сделать, это немного повернуть, чтобы они снова открылись. Я обыскал вторую палубу, но не нашел одежды для непогоды. Поэтому я пролез через отверстие в центре люка, ведущего на главную палубу, и осмотрел часть каюты боцмана. Один из матросов оставил в бочке старые брюки и плащ. Я снял штаны и туфли и влез в узкие штаны и куртку.
  
  "Hans Skejelman" шел в непогоду. Каждый момент нос качало в волнах, и я слышал, как вода разбивается о полубак. Я рылся в кладовой, пока не нашел кусок брезента, который положил на палубу рядом с выходившим наружу люком, и два куска поменьше, которые можно было использовать как полотенца. Я также нашел плащ, который мне подходил. Я снял куртку, снял рубашку и заправил ее в штаны и туфли. Затем я снова надел куртку.
  
  Я погасил свет. В кромешной темноте я положил руку на рычаг, приводивший в действие все замки люка, и стал ждать, пока "Ганс Скейельман" пробьет волну и снова всплывет. Тогда я открыл люк и проскользнул внутрь. Со всей возможной скоростью я побежал по мокрой палубе к носовой надстройке.
  
  Нос корабля снова погрузился, и я почувствовал, как позади меня возвышается стена воды. Я бросился на надстройку и вцепился в перила, когда волна ударила меня. Она шлепнула меня о металл и выдавила воздух из моих легких. Вода ревела вокруг меня, притягивая меня и пытаясь утянуть в темную Атлантику. Я отчаянно вцепился в перила, задыхаясь и борясь с волной головокружения.
  
  Когда вода стекла мне по щиколотку, я продолжил движение вдоль левого борта корабля. Я держался за перила и прижимался к надстройке как можно ближе. Мостик был на высоте трех палуб, и маловероятно , что там находились офицеры или дозорные. Они будут в рулевой рубке, с рулевым. И если они не видели, как я шел по палубе, они бы не увидели меня сейчас.
  
  Следующая волна настигла меня, когда я добрался до трапа левого борта. Я обхватил руками перекладину и повис. Сила волны здесь была не такой сильной, но из-за того, что я был на борту корабля, меня с большей вероятностью утащило бы за борт. Третья волна обрушилась на палубу как раз в тот момент, когда я был около надстройки, и только небольшое количество воды выплеснулось на мои лодыжки.
  
  Я прислонился к задней стенке надстройки и позволил своему дыханию прийти в норму. Мы были недалеко от экватора, поэтому вода была не такой холодной, чтобы немели ноги. Я выиграл первый раунд у моря. Но потом был еще второй бой — путь обратно в комнату боцмана. Для этого мне сначала нужно было войти в радиорубку, вывести Биргитт Аронсен из строя и передать свое сообщение.
  
  Я проверил главную палубу между двумя надстройками. Большая часть её была в темноте, хотя свет лился из задних иллюминаторов. Я надеялся, что если кто-нибудь увидит меня, то подумает, что я член экипажа, просто выполняющий свою работу. Я подошел к центру корабля и быстро открыл люк, ведущий в коридор, идущий по всей длине носовой надстройки. Люк не издавал особого шума при открытии и закрытии, а скрип и стоны Ганса Скейельмана должны были заглушить мои звуки и движения. Я молча подкрался вперед и прислушался к открытой двери радиорубки. Я ничего не слышал. Если оператор прослушивала какие-либо записи, они либо были настроены тихо, либо она была в наушниках. Я заглянул внутрь. Она была одна. Я вошел, как будто мне нужно было что-то искать в радиорубке.
  
  Биргитте Аронсен сидела за приборной панелью слева от меня. Она подняла взгляд, когда моя рука выгнулась к ее шее. Она умерла, не успев крикнуть. Я быстро поймал тело и оттащил его от лежавшего перед ней ключа. Громкий шум не имел значения, если система не была подключена к каюте капитана.
  
  Я повернулся и осторожно закрыл дверь. Я проверил пульс и глаза Биргитты, чтобы убедиться, что она мертва. Затем я засунул тело под приборную панель, чтобы не споткнуться об него. Большой передатчик был у стены правого борта. Когда я увидел его, я едва мог подавить торжествующий возглас. У него было гораздо больше мощности, чем я думал.
  
  Выставил частоту, взял ключ и подключил напрямую к передатчику. У меня не было времени разбираться, как работает приборная панель. Я надеялся, что кнопки настройки работают относительно хорошо, и кто бы ни был на дежурстве в Бразилии или Западной Африке — я не был уверен, где мы находимся, но мы определенно были в пределах досягаемости одной из этих подслушивающих станций — он не спал на дежурстве.
  
  Код был простым отчетом о ситуации, чертовски бессмысленным для какого-то вражеского агента, который случайно бы взломал его. Он содержал около сорока фраз, каждая из которых была сокращена до нескольких групп из четырех букв. Мое сообщение, предваряемое и закрывающееся сигналом опознавания, дало мне пять групп для отправки. Я надеялся, что люди, которые записали это, немедленно передадут Хоуку, потому что он был единственным, кто мог понять эту комбинацию фраз, которую я выбрал.
  
  'N3. Пойман врагом. Продолжаю миссию. Работаю с другим агентом. N3.'
  
  Он послал сообщение дважды. Затем я вставил ключ обратно в панель управления, отключил передатчик от эфира и перенастроил его на исходную длину волны. Ник подошел к двери на цыпочках.
  
  В коридоре раздался голос. «Почему радиорубка закрыта?»
  
  «Может быть, она пошла в каюту старика немного раньше». Смех. Захлопывание люка, возможно, люка, ведущего на главную палубу. Мужчины говорили по-итальянски.
  
  Им потребуется как минимум две минуты, чтобы добраться до кормовой надстройки. Пока я был заперт в радиорубке, я мог сымпровизировать некоторые вводящие в заблуждение подсказки. Я вытащил тело Биргитте из-под панели управления и растянул ее на спине. Я стянул с нее свитер через голову и сорвал с нее лифчик. Затем я стянул с нее штаны, разорвал ткань вокруг молнии и разорвал ее трусики. Я стянул штаны с одной ноги, но позволил им частично свисать с другой. Наконец я раздвинул ей ноги. Глядя на ее худощавое тело, я задавался вопросом, что нашел в ней капитан. Возможно, только то, что она была доступна.
  
  Эффективное расследование быстро покажет, что Биргитте не убил какой-то насильник. Профессиональная тщательность также выявила бы некоторые следы Ника Картера, такие как отпечатки пальцев и, возможно, волосы. Но когда я выскользнул за дверь и быстро направился к люку , я решил, что маловероятно, чтобы "Ганс Скейельман" был оборудован для такого расследования. Я рассчитывал, что капитан будет так расстроен тем, что случилось с его любовницей, что не проверит мои движения, кроме беглого осмотра. И это показало бы, что я был заперт в своей клетке.
  
  Никто не кричал и не атаковал меня, когда я появился на главной палубе. Я пробрался к борту надстройки и рассчитал свой спринт вперед, чтобы добраться до трапа, если вода настигнет нос и хлынет на корму. Я только что сделал это. Моя вторая попытка привела меня прямо к передней части надстройки, и снова волна ударила меня о металл, цепляясь за перила.
  
  Я в хорошей форме, мое тело крепкое и мускулистое. Поскольку сила и выносливость являются ценным оружием в моем ремесле, я держал их на первом месте. Но никто не может покорить море одной тупой силой. Я мог бы сидеть там, где я был, всю ночь, но солнце взойдет до того, как море успокоится. Однако в тот момент у меня не было сил двигаться вперед. Я подождал с еще двумя волнами, которые ударили меня о надстройку. Когда я попытался рассчитать их время, я понял, что могу получить только приблизительное значение интервала между двумя водяными стенами, перекрывающими палубу.
  
  До сих пор плохая погода была моим союзником. Теперь, если я не побегу вперед и не проберусь через люк, меня может выкинуть за борт. И казалось, что это будет на грани. Я пытался пробежать мимо стрелы, которая была видна только как слабая черная фигура, тогда я все еще мог попытаться схватиться за нее, если я вряд ли успею сделать это за один раз.
  
  Вода снова поднялась, волна такая же яростная и высокая, как и предыдущая. Нос только начал подниматься и вода стекала, когда я начал идти вперед, чуть не падая на скользкую палубу. Вода попала мне на колени. Потом до щиколоток. Я поднял ноги и побежал вперед так быстро, как только мог. Я прошел погрузочную стрелу. Нос корабля нырнул — слишком быстро, — но я не мог остановить свой безумный порыв и схватиться за мачту.
  
  Я услышал всасывающий, бьющий звук воды, кружащейся вокруг носа. Я посмотрел вверх и увидел белую пену высоко надо мной, а надстройки на пути меня уже не было видно.
  
  Я нырнул вперед и помолился, чтобы не ошибиться и не удариться о люк или металлический выступ, под которым мне нужно было пройти. Я осознавал, что на меня падают тонны воды.
  
  Теперь мое тело было почти на одном уровне, и казалось, что только пальцы ног касаются палубы. Я почувствовал, как мои руки коснулись стальной дверцы люка, и вцепился в рычаг, закрывающий зажимы. Вода осела на нижнюю часть моего тела, прижав меня к палубе и пытаясь откинуть обратно к надстройке, чтобы выбросить за борт. Мои пальцы коснулись рычага. Моя левая рука соскользнула, но правая устояла, когда запястье развернулось, и мучительная боль пронзила мою руку. На мгновение мне показалось, что мои плечевые суставы расслабятся.
  
  Клипса, закрывавшая пояс моих брюк, расстегнулась. Волна частично сорвала с меня штаны. Вода закружилась под навесом, ударяя солью в глаза и заставляя меня задержать то немногое, что у меня осталось. Моя голова начала болеть там, где меня ударил Гаард, впервые за этот вечер. Если бы "Ганс Скейельман" быстро не поднял свой нос из воды, я был бы всего лишь несколькими ошметками, плавающими над полубаком.
  
  С невероятной медлительностью нос грузового корабля снова начал подниматься. Вода скатилась с моего лица и стекала с моего тела. Мокрые штаны запутались вокруг моих лодыжек, поэтому мне пришлось руками подтягиваться вперед, используя ручку люка. В отчаянии я сбросил с себя мокрую ткань. Корабль теперь быстро поднимался, быстро достигая гребня залива и готовясь снова погрузиться в новую стену воды.
  
  Я попытался поднять рычаг. Ничего не произошло. Я понял, что не так. Мой вес на рычаге сдвинул его намного туже, чем было необходимо, чтобы закрыть водонепроницаемую переборку. Но знание того, почему рычаг не двигается, мало поможет мне, когда придет следующая волна; У меня не было сил выдержать еще один смерч.
  
  « Ганса Скейельман » все еще нырял. Я развернулся на пол-оборота и ударил левым плечом по рычагу. Он пошел наверх. Я рывком открыл люк, ухватился за край и проскользнул внутрь. Моя левая рука вцепилась в рычаг внутри. Когда я упал, мне удалось ухватиться за этот рычаг. Люк захлопнулся за моей спиной. Вода хлынула на палубу надо мной, когда я тщетно запирал люк. Моя рука была слишком близко к центру люка.
  
  Я оттолкнулся назад и резко повернулся, моя правая рука сильно ударила по рычагу. Вода капала внутрь, когда я захлопывал зажимы. Моя голова ударилась о стальной люк. Я застонал, когда боль пронзила мой череп. Вспыхнули яркие огни, и я тяжело упал на брезент, расстеленный на палубе. Мир перевернулся у меня на глазах — то ли от движения корабля, то ли от очередного удара по голове. Я не мог этого сказать.
  
  Пока « Ханс Скейельман» бороздил воду, я полустоял на коленях, полулежал на брезентовом брезенте, пытаясь не блевать. Мои легкие болели, когда я втягивал воздух. Мое левое колено было повреждено, и мне казалось, что моя голова вот-вот взорвется ослепительным мощным взрывом.
  
  
  
  Глава 6
  
  
  Я не отдыхал больше двух-трех минут, хотя казалось, что полчаса. Мои часы показывали 10.35, но с таким же успехом могло быть 9.35 или 11.35. Я мог только догадываться о смене часового пояса.
  
  Я нашел выключатель и включил свет. Очень осторожно я снял плащ, который крепко натянул на себя, прежде чем покинуть эту комнату. После того, как я вытер руки о кусок холста, я осторожно коснулась своих волос. Они были еще влажным по краям, но сухим сверху. Я спутал их, чтобы скрыть мокрые клочья. Затем я снял клеенку. Я бросил её на холст и начал вытирать тело. Я удостоверился, что высох, затем свернул маленький кусок холста и клеенку в большой кусок и пронес этот сверток через каюту боцмана. Я положил его в шкаф за другими вещами и холстом.
  
  Внезапно я услышал звуковой сигнал. Я схватил кусок металлической трубы и быстро повернулся. Люк на нижнюю палубу открылся. Я скорчился, чтобы подпрыгнуть, когда увидел длинные волосы и темные глаза.
  
  'Ник?' — сказала Джин.
  
  "Вы лучше были бы там," сказал я ей.
  
  «Оставаться внизу и ждать в этой дыре сводило меня с ума. Вы отправили сообщение?
  
  'Да.' Я указал на палубу, где вокруг плескалось несколько дюймов воды.
  
  — Не подходи дальше, — сказал я ей. — Если мы не оставим там водяной след, не будет никаких доказательств того, что прошлой ночью мы когда-либо покидали нашу тюрьму. Держись подальше от этой лестницы на некоторое время.
  
  Все еще голый, я собрал свои туфли, носки, рубашку и мокрые трусы. Я наклонился и позволил им упасть через люк на нижней палубе. Затем я отвел свое лицо достаточно далеко, чтобы Джин могла видеть.
  
  «Возьми тряпку, чтобы вытереть ноги. Я спущу их через дыру.
  
  Я подождал, пока не услышал ее на лестнице. Затем я сел на край люка и осторожно просунул ноги в отверстие. Я чувствовал, как грубая ткань вытирает их.
  
  — Хорошо, — сказала она.
  
  Я быстро спустился по трапу, закрыл за собой люк и повернул рукоятку. Дойдя до палубы, я посмотрел на Джин. Она стояла рядом со мной, держа в руке шорты.
  
  «Это все, что я смогла найти», — сказала она.
  
  — Поторопись, — приказал я. «Вернемся к нашей клетке».
  
  Я натянул штаны, но не обратил внимания на остальную одежду. Джин перестала надевать мокрые штаны. Добравшись до своей тюрьмы, мы бросили одежду на одеяло. Пока я возился с сетчатой дверью, чтобы вернуть ее на место, Джин порылась между крышками и выхватила шарнирные штифты. Нам потребовалось десять минут, чтобы вернуть их на место.
  
  Я вытер заднюю стенку рукой и загрязнил пальцы. Пока я наносил грязь на штифты и петли, Джин снова собрала свою камеру. Следующая проблема - как объяснить мокрое белье Джин и мокрые джинсы?
  
  Я спросил. — "Ты сегодня вечером выпила столько воды, сколько хотела? Она взяла кувшин и сделала большой глоток. Затем я прополоскал соленый привкус изо рта. В нем все еще было достаточно воды, чтобы намочить уголок одеяла. Я бросил трусы и джинсы на мокрое место.
  
  — Мораль всего этого такова: не занимайся любовью в плохую погоду, поставив ноги рядом с кувшином с водой, — сказал я.
  
  Ее смех отражался от стальных стен. «Ник, — сказала она, — ты великолепен. Сколько времени у нас есть?
  
  Я посмотрел на часы. «Если они придут сегодня вечером, они будут здесь через полчаса».
  
  Рука Джин скользнула мне на талию. Она зарылась губами в клубок волос на моей груди. Затем она посмотрела на меня, и я наклонился, чтобы поцеловать ее. Ее губы были теплыми, как кожа ее голой спины.
  
  «Я знаю, как собрать доказательства того, что мы были слишком заняты, чтобы покинуть клетку», — хрипло сказала она. «На одеялах останется достаточно следов».
  
  Я снял с нее последнюю часть одежды, и мои руки двинулись вверх по ее телу, обхватив ее большие груди. У этого была еще одна польза, если предположить, что наши тюремщики найдут Биргитту и проведут расследование по графику. Когда мы с Джин были заняты любовью, они не беспокоили бы нас вопросами о том, что именно произошло в радиорубке. Я все еще не совсем доверял ей. Она хотела, чтобы это было быстро и яростно. Я намеренно делал это медленно и спокойно, используя свои руки и рот, чтобы довести ее до лихорадочного оргазма. «Поторопись, Ник, пока они не пришли», — твердила она. Не прошло и пяти минут, и мы лежали рядышком на чехлах, когда люк, ведущий на нашу палубу, распахнулся и появился вооруженный матрос.
  
  — Позволь мне разобраться с этим, Ник, — прошептала Джин.
  
  Я прорычал свое согласие. Если она собиралась сдать меня, она нашла способ .
  
  — Они здесь, — сказал моряк Гаарду. "Я уже говорил тебе..."
  
  — Корабль тонет? — закричала Джин, вскакивая на ноги и хватаясь за сетку.
  
  Сад уставился на ее обнаженное тело, и у него отвисла челюсть. — Мы тонем, Ник, — закричала она, повернувшись ко мне. «Мы не тонем», — сказал Гаард.
  
  Она дернула сетку. — Выпустите меня отсюда, — сказала она. Дверь затряслась под силой ее яростной атаки. «Я не хочу утонуть, если корабль тонет».
  
  — Заткнись, — рявкнул Гаард. Он посмотрел на мое обнаженное тело, частично прикрытое одеялом, и рассмеялся. «Похоже, вы пытались успокоить даму, Картер, — сказал он. — Я пытался ее успокоить, — сухо ответил я. «К сожалению, наш кувшин с водой упал из-за этой качки. Вот если бы вы были так любезны ...
  
  — Иди к черту, — рявкнул он.
  
  «Мы тонем», — истерически закричала Джин, когда на глаза навернулись слезы. — Выпустите меня, мистер Гаард. Я сделаю все для тебя. Все. Выпусти меня.'
  
  — Тебе ещё не достаточно того, что было сегодня вечером?
  
  — Чертовски мило, — сказала Джин, всхлипывая еще громче. «Феллини, если ты не заткнешься, я попрошу матроса прострелить твою глотку», холодно сказал Гаард. Он посмотрел на меня. — Как долго это продолжается, Картер?
  
  'Всю ночь. Она была бы в порядке, если бы вы не вмешались. Я действительно думаю, что вам следует прислать стюарда вниз с глотком виски для Джин.
  
  «Послать стюарда вниз? Ты хоть представляешь, каково это на палубе, Картер?
  
  — Откуда мне знать?
  
  "Я думаю." - Он огляделся. — Я сказал капитану Эргенсену, что здесь вы в безопасности. Но если кто-то убил любовницу старика, можно ожидать, что он на какое-то время взбесится.
  
  Я сказал. — Она его любовница?
  
  «Биргитте, связистка».
  
  — Тощая женщина с пистолетом, — сказал я.
  
  'Да. И кто-то изнасиловал и убил ее прошлой ночью. Я сказал капитану, что это был не ты. Вы должны быть рады, что это так.
  
  Гаард и матрос ушли. Джин прижалась к стене, пока они не закрыли люк, ее рыдания эхом разносились по небольшому пространству. Когда она отвернулась от металла и начала ухмыляться, я посмотрел на нее прищуренными глазами.
  
  — Тебе лучше рыдать ещё погромче, — прошептала я. «Может быть, они слушают. Это отлично, но нужно продолжить еще пять минут».
  
  Она продержалась еще четыре минуты. Это было такое хорошее шоу, что я решил, что этой сумасшедшей цыпочке из ЦРУ можно доверять.
  
  Нечего было сказать о том, что должно было произойти, и мне не нравилось сходить с пути AX , но пока один из нас вернет данные в Соединенные Штаты, мы сможем поразить Борджиа.
  
  Джин сидела на одеяле и смотрела на меня. — Он сказал «изнасилование», Ник?
  
  — Я расскажу тебе, что случилось, Джин, — сказал я.
  
  Я рассказал ей всю историю, включая содержание сообщения, которое я отправил.
  
  — Я не думала, что тебе нужно было насиловать женщину, Ник, — сказала она, проводя рукой по моей ноге.
  
  В Кейптауне мы так долго не задержались. Джин и я были в прекрасном положении, чтобы судить об этом. Мы были в якорном отсеке. Что бы « Гансу Скейельману» ни приходилось разгружать в Кейптауне, для этого не требовалось никаких портовых сооружений. Итак, мы стояли на якоре в гавани шесть часов тринадцать минут.
  
  Однако среди тех, кто покидал корабль, были Блоки. Это пришло мне на ум, когда на следующий день мистер Туле и четыре матроса пришли за Джин и за мной. Погода у мыса Доброй Надежды была не очень приятной, но капитан, видимо, решил, что нам нужно отдохнуть на палубе.
  
  — Как насчет душа и чистой одежды? — сказал я Туле.
  
  — Если хочешь, — сказал он.
  
  Только один матрос был на вахте, когда я принимал душ, и было ясно, что Туле считал Джин гораздо более опасным человеком, поскольку он внимательно следил за ней, когда она принимала душ. Но когда я переодевался, у меня не было возможности вытащить из багажа Гюго, Вильгельмину или Пьера; люди на борту корабля были профессионалами.
  
  К концу дня нас препроводили на мостик для допроса капитаном Эргенсеном. — Боюсь, я заподозрил вас в ужасном преступлении, мистер Картер, — сказал капитан.
  
  'Г-н. Гаард сказал мне что-то подобное прошлой ночью, — сказал я.
  
  «Вы — вражеский агент на борту», — сказал он. «Это имеет смысл только в том, что я подозреваю тебя».
  
  'Что случилось?' Я попросил.
  
  Он перевел взгляд с Джин на меня, а затем снова на Джин. — Ты знаешь это, не так ли?
  
  Капитан Эргенсен хотел поговорить о своем горе. Биргитте Аронсен плавала под его началом несколько лет, и их отношения уже стали предметом шуток среди экипажа. Джин и я были незнакомцами, которым он мог рассказать о своей тихой любви к ней. В Норфолке она отразила ухаживания одного моряка, и именно этот человек теперь подозревался Эргенсеном в убийстве и изнасиловании. «Я высадил его в Кейптауне», — сказал капитан, заканчивая свой рассказ.
  
  «Значит, он сбежал, чтобы изнасиловать кого-то еще», — сказала Джин. 'Не совсем.' В смехе капитана не было ни капли юмора. — У генерала Борджиа есть связи по всей Африке. И чего стоит жизнь норвежского моряка на этом опасном континенте?
  
  Вернувшись в нашу тюрьму, Джин сказала мне: «Теперь из за нас убит невиновный человек».
  
  'Невиновный?' - Я пожал плечами. «Джин, никто из тех, кто работает на Борджиа, не невиновен. Я всеми возможными способами постараюсь уничтожить врагов».
  
  «Я не думала об этом раньше, — сказала она.
  
  Джин представляла собой странное сочетание невинности и проницательности. Хотя она и так уже несколько лет работала агентом, ей нечасто удавалось все обдумать. Я задавался вопросом, станет ли она помощью или обузой, когда мы встретим этого Борджиа. Наша палубная практика стала повседневной рутиной. Через день нам разрешили принять душ. И я начал играть в шахматы с капитаном.
  
  Однажды ночью, когда мы снова были в тропических водах, он послал за мной. Джин осталась на койке под каютой боцмана. Он приказал запереть меня в его каюте с ним одним.
  
  Я спросил его. — "Ты не рискуешь?"
  
  «Я рискую своей жизнью против вашего интеллекта, мистер Картер, — сказал он на своем плохом английском. Он достал из ящика шахматные фигуры и доску. — Генерал Борджиа очень хочет встретиться с вами. Что вы собираетесь делать, мистер? Картер?
  
  'Сделать что?'
  
  «Американцы никогда раньше не посылали агента за генералом. Он знает о вашем ранге Киллмастера. Я уверен, что он скорее завербует вас, чем казнит.
  
  «Интересный выбор».
  
  - Вы играете со мной в ваши игры, мистер. Картер. С генералом Борджиа у вас не будет времени на игры. Подумайте о том, кому вы хотите служить».
  
  На следующий вечер мы остановились в Красном море, когда рядом с « Гансом Скейельманом» маневрировал погрузчик . Передняя погрузочная стрела перемещала ракеты к внутренней части погрузчика. Мы с Джин перебрались в его грузовую часть, которую сзади держали под прицелом норвежские моряки, а спереди под прицелом арабы с винтовками, стоявшие на рубке . г-н. Гаард сопровождал нас.
  
  Я прислонился к деревянным перилам и смотрел, как «Ганс Скейельман» уплывает . Сначала я видел только левый огонь, но затем просвет увеличился, и я увидел белый свет на корме.
  
  «Я не думал, что буду скучать по этому корыту, но я уже тоскую по нему», — сказал я.
  
  За моей спиной отдавались приказы на арабском языке. Я не показал, что понял.
  
  «Ваши деньги за билет идут на благое дело», — сказал Гаард.
  
  — Борджиа? — спросила Джин.
  
  'Да. Ты тоже поедешь к нему.
  
  Его итальянский был ужасен, но команда его понимала. Они сопровождали нас под палубой, и мы были заперты в каюте. Последнее, что я видел, был поднимающийся вверх треугольный парус. Движение нашего корабля подсказало нам курс по морю к эфиопскому побережью.
  
  Из обрывков разговоров, подслушанных сквозь деревянные стены, я сделал вывод, что мы где-то к северу от Ассаба и к югу от Массауа. Мы бросили якорь. На борт поднялась группа мужчин. Ракеты перемещали по палубе. Несколько раз я слышал звук открываемых упаковочных коробок.
  
  «Насколько безопасны эти ракеты?» — спросил я шёпотом у Джин.
  
  'Я не знаю. Мне сказали, что Борджиа не крал детонаторы для ядерных боеголовок, и я знаю, что в них нет горючего.
  
  Если бы звуки, которые я продолжал слышать, были тем, чем я думал, то Борджиа создал бы довольно компетентную организацию . Большинство людей склонны думать, что ракеты — это просто цилиндрические машины для убийства, состоящие из двух или трех частей. Но на самом деле они состоят из бесчисленного множества частей, и только хорошая, очень большая бригада во главе со специалистом по ракетам может разобрать три за одну ночь. Над нами звучало так, будто там действительно работала необходимая рабочая сила.
  
  В салоне стало душно. Эритрейское побережье Эфиопии — один из самых жарких регионов в мире, и солнце быстро поднималось вверх. Через несколько минут дверь каюты отперли и открыли. В дверях появился Гаард с русским автоматом в руке. За ним стояли два матроса с оружием. Третий матрос нес узел с одеждой. — Ты знал, куда едешь, Картер, — сказал Гаард. «Если бы мне подошли твои сапоги, я бы позволил тебе ковылять по пустыне в тапочках».
  
  — Я знал о Данакиле, — признался я. «Ты взял все снаряжение для пустыни из моей спортивной сумки?»
  
  — Нет, только сапоги и толстые носки. То же самое и с мисс Феллини. Вы тоже оденетесь по-туземному.
  
  Он кивнул мужчине с одеждой. Мужчина уронил её на деревянную палубу. Еще один кивок от Гаарда. Он попятился из каюты. Гаард отошел к дверям. Пистолет-пулемет в обязательном порядке наводился на нас.
  
  — Переоденься, — сказал он. «Белый человек не может изменить цвет кожи. Но если кто-то найдет львов и гиен, которые, загрызут вас, я не хочу, чтобы вас узнали по одежде. Все будет местное, кроме ваших ботинок и часов. Он вышел, хлопнул дверью и запер ее.
  
  — Мы делаем то, что он говорит, Ник? — спросил Джин.
  
  «Вы знаете альтернативу, при которой они не пристрелит нас сразу?»
  
  Мы начали раздеваться. Это был не первый раз, когда я носил арабскую одежду, и я знал, что эти неуклюжие на вид одеяния были гораздо более практичными, чем все, что мы видим в западном мире. Коричневая ткань была грубой на ощупь, а в салоне с обедненным кислородом было неприятно жарко. Я на мгновение снял головной убор.
  
  — Что мне делать с этой вуалью? — спросил Джин.
  
  «Заткнись, — посоветовал я ей. — И держи свою верхнюю одежду плотно прилегающей к телу. Большинство мужчин здесь мусульмане. Они серьезно относятся к символам женского целомудрия».
  
  Гаард вернулся и приказал нам сойти с лодки. Я надел головной убор, и мы поднялись наверх. Солнце освещало голубые воды маленькой бухты, где мы бросили якорь, а пески пустыни простирались на запад. Мы спустились в маленькую лодку по веревочной лестнице. И вскоре нас доставили на берег.
  
  Джин оглянуласт в поисках машины. Этого не было. — Пойдем, — сказал Гаард.
  
  Мы прошли три километра вглубь. Дважды мы проходили дороги, колеи по песку и скалам больших грузовиков. Они не выглядели слишком занятыми, но всякий раз, когда мы приближались, Гаард приказывал нам остановиться и посылал людей с биноклями посмотреть, нет ли приближающегося транспорта. Местность была в основном голым песком, но пустыня была пронизана холмами и оврагами, окруженными скалами. Миновав вторую дорогу, мы свернули на север и вошли в одно из узких ущелий. Там мы присоединились к каравану верблюдов.
  
  Среди скал было спрятано около семидесяти пяти верблюдов. У каждого оказался всадник. Мужчины говорили на мешанине языков. Единственный язык, который я узнал, был арабский. Я также слышал некоторые родственные арабскому языки, возможно, сомалийские диалекты. Увидеть ответственных мужчин не составило труда. Они были одеты иначе. И многие сидели без головных уборов в тени скал. Кожа у них была светло-коричневой. Они были среднего роста и носили высокие волнистые прически. У большинства были раздвоенные мочки ушей и коллекция браслетов. У меня было не так много информации для этого задания, но люди из AX предупредили меня о Данакилах — народе, названном в честь пустыни, которой они правили. Раздвоенные мочки ушей были памятью о первом враге, которого они убили; браслеты трофеи за стольких противников, которых воин победил.
  
  «Более сотни верблюдов уже направляются вглубь страны, — сказал Гаард.
  
  «Тебе удалось немного продвинуться», — был мой комментарий. «Заразись чумой», — был его ответ.
  
  Его реакция меня удивила. Какое-то время я изучал эту сцену, а затем понял, почему норвежский помощник отреагировал так раздраженно. Гаард был статистом в этом путешествии, моряком, который был неуместен в пустыне. Он поднялся со скалы, на которой сидел, когда приблизился жилистый, ухмыляющийся Данакил. — Это Луиджи, — сказал Гаард по-итальянски. «Его настоящее имя не Луиджи, но вы не можете произнести его настоящее имя».
  
  Если Гаард сочтет это вызовом, я не собирался отвечать. У меня есть талант к языкам в сочетании с достаточным здравым смыслом, чтобы знать, когда притвориться, что я ничего не понимаю.
  
  Данакил неподвижно смотрел на Гаарда. Левой рукой он жестом указал Гаарду убрать пистолет. Великий моряк хотел протестовать, но потом передумал. Данакиль повернулся к нам.
  
  — Картер, — сказал он, указывая на меня. «Феллини». Он посмотрел на Джин.
  
  — Да, — сказал я.
  
  Его итальянский был не лучше, чем у Гаарда. Но и не намного хуже.
  
  — Я командир вашего каравана. Едем тремя караванами. Что хотите спросить?'
  
  Я спросил. - 'Как далеко?'
  
  «Несколько дней. Верблюды везут нашу воду и груз для генерала Борджиа. Все мужчины и женщины едут. В этой пустыне нет ничего, кроме моего народа и смерти. Нет воды, если ты не Данакиль. Ты понял это?'
  
  'Да.'
  
  'Хорошо.'
  
  «Луиджи, этот человек опасен», — сказал Гаард. «Он профессиональный убийца. Если мы не…
  
  — Ты думаешь, я не убил много людей? Луиджи коснулся браслетов на запястье. Он оставался бесстрастным, глядя на меня. — Ты убиваешь своих противников из пистолета, Картер?
  
  'Да. И ножом. И руками.
  
  Луиджи улыбнулся. — Мы с тобой могли бы убить друг друга в этом путешествии, Картер. Но это неправильно. Генерал Борджиа хочет встретиться с вами. И вас окружают люди, которые защитят вас от врагов Данакила. Вы что-нибудь знаете об этой пустыне?
  
  — Я кое-что об этом знаю.
  
  'Хорошо.'
  
  Он ушел. Я пересчитал его браслеты. Если бы я не пропустил один, на нем было бы четырнадцать. Я сомневался, что это был местный рекорд, но это было лучшее предупреждение, чем Луиджи мог бы выразить любым словом.
  
  Поздно утром около трети группы сформировали караван и отправились в путь. Наблюдая за их уходом, я восхищался организацией. Данакили были эффективны. Они быстро выстроили верблюдов с их всадниками, привели пленных и лишних людей в середину и удалились, осматривая местность глазами, хотя они все еще находились в укрытии ущелья. Даже погонщики верблюдов понимали военную точность построения. Они не спорят о том, куда их поставили их лидеры. Мужчины, охранявшие заключенных, не кричали и не били, а отдавали тихие команды, которые быстро выполнялись. Сами заключенные чрезвычайно интересовались мной.
  
  На некоторых были цепи, хотя более тяжелые части были сняты. Некоторые из них были женщинами, большинство из них снова были темнокожими. Эфиопия, как цивилизованная страна, ищущая одобрения мира двадцатого века, официально не терпит рабства. К сожалению, новые традиции еще не до конца проникли в некоторых жителей огромной страны Африки. Время от времени правительства восточноафриканских и азиатских стран вокруг Индийского океана наносят удары по работорговцам, но ни один правительственный чиновник не подумает разозлить их или встать у них на пути. Торговцы человеческим мясом содержат частные армии, и пройдет много столетий, прежде чем будет искоренен обычай, когда один человек может поработить другого.
  
  — Эти девушки рабыни? — тихо спросил Джин.
  
  'Да.'
  
  Она горько усмехнулась. «Однажды, когда я была подростком, мы, девочки, пошли смотреть немое кино. На нем была показана толпа полураздетых женщин, продаваемых на аукционе. Мы все хихикали и говорили о том, как ужасно оказаться на таком аукционе. Но у каждого из нас были свои фантазии о себе в той ситуации. Как ты думаешь, Ник, я действительно собираюсь жить этой фантазией?
  
  — Сомневаюсь, — сказал я.
  
  'Почему бы и нет?'
  
  — Потому что ты профессиональный агент. Я не думаю, что тебе бы повезло быть женой какого-то вождя. Борджиа хочет узнать то, что известно нам обоим, а этот ублюдок, вероятно, безжалостен.
  
  — Спасибо, — сказала она. «Ты точно знаешь, как развеселить кого-то».
  
  — Почему бы вам двоим не заткнуться? — сказал Гаард.
  
  "Почему бы тебе не держать свое лицо под копытом верблюда," ответила ему Джин.
  
  Вот что мне нравилось в Джин — ее боевые инстинкты полностью соответствовали ее отсутствию здравого смысла. Гаард издал возмущенный рев, который, должно быть, напугал любого верблюда в этом районе, вскочил на ноги и замахнулся кулаком, чтобы сбить ее со скалы, на которой мы сидели.
  
  Я схватил его за руку, бросил свой вес вперед, вывернул бедро и плечо и бросил его на спину.
  
  «Теперь ты действительно всё испортила», — пробормотал я Джин. К нам подбежало несколько данакилов. Когда они увидели Гаарда лежащим на полу, некоторые рассмеялись. Быстрая болтовня сообщила мне, что те немногие, кто видел, как я бросал Гаарда на землю, сообщали об этом остальным.
  
  Гаард медленно поднялся. «Картер, — сказал он, — я убью тебя».
  
  Я увидел Луиджи, стоящего в кругу вокруг нас. Мне было интересно, что задумали эти Данакилы. Гаард , возможно, хотел убить меня, но я не собирался убивать его. Я не посмел бы. И это ограничение не облегчило бы борьбу.
  
  Он был высоким, не меньше пяти футов, и на добрых двадцать фунтов тяжелее меня. Если ему удавалось ударить меня своими огромными кулаками или если он поймал меня, я был в полном замешательстве. Он подошел ко мне, подняв руки. Гаард был хвастуном, достаточно сильным, чтобы по приказу ударить буйного матроса, но легкой добычей для агента АХ, если бы он правильно использовал свою подготовку.
  
  Гаард атаковал. Я шагнул в сторону и тут же ударил правой ногой, когда сменил позицию. Длинное пустынное одеяние мешало мне, так что мой выпад не сбил его с ног. Замедлившись из-за одежды, моя нога задела Гаарда лишь поверхностно в диафрагму, вызвав лишь рычание, когда он слегка пошатнулся. Я нырнул на землю и перекатился, острые камни вонзились мне в спину. Когда я снова встал, я пошатнулся и почувствовал, как руки за моей спиной толкают меня обратно в центр круга, перед стоящим Данакилом.
  
  Он снова атаковал. Я заблокировал его дикую атаку правую правым предплечьем, повернулся так, чтобы его удар прошел мимо меня, и поймал его ударив левой между его глаз. Он зарычал, покачав головой. Его левый удар попал мне в ребра, и я задохнулся, когда боль пронзила мое тело.
  
  Гаард снова атаковал, размахивая кулаками. Я нырнул под его руки и положил обе руки ему на живот и грудную клетку . Я почувствовал, как его большие кулаки опустились мне на спину. Отступив назад, я парировал еще один его левый и ухитрился попасть своим левым кулаком ему в подбородок. Удар заставил его приподняться, но он не хотел падать. Я бросил весь свой вес на правую руку, которая попала ему прямо под сердце. Гаард упал.
  
  Позади меня раздался арабский голос: «Убей этого подонка».
  
  Медленно Гаард перевернулся и встал на одно колено. Я подошел, чтобы нацелить свой тяжелый пустынный ботинок ему под подбородок. Он потянулся к пистолету на поясе. Это должно было быть близко, но я подумал, что он собирается выстрелить, прежде чем я достану его.
  
  Слева мелькнула фигура в коричневом. Стук прикладом выбил пистолет-пулемет из рук Гаарда. Винтовка снова поднялась и с грохотом приземлилась на грудь Гаарда, прижав его к земле.
  
  — Стой, — скомандовал Луиджи. Он повернул винтовку и нацелил ее на лежащего Гаарда.
  
  Сильные руки схватили меня сзади и прижали к моему телу. Я не сопротивлялся.
  
  — Он… — начал Гаард.
  
  — Я видел, — сказал Луиджи. «Мои люди видели это».
  
  Он ткнул Гаарда дулом пистолета. 'Вставать. Вы уезжаете со следующим караваном.
  
  Гаард подчинился. Он поднял свой пистолет. Данакилы все еще были вокруг нас. Он бросил злобный взгляд в мою сторону и спрятал оружие в кобуру. Четыре данакила сопровождали его, когда он уходил неуклюжими шагами.
  
  Луиджи кивнул. Мужчины, которые меня держали, отпустили меня. Луиджи указал винтовкой на камень, на котором сидела Джин, и я сел. — Ты говоришь, что убивал людей своими руками, Картер, — сказал он. — Почему ты не убил Гаарда?
  
  — Я боялся, что тебе это не понравится.
  
  «Мне бы это понравилось. Тот, кто командует на море, не командует в пустыне. Картер, ты не будешь пытаться меня убить.
  
  Он звучал очень убежденно, и я согласился с ним.
  
  Второй караван ушел во второй половине дня. В ту ночь мы спали в каньоне. Дважды я просыпался и видел туземцев, стоящих на страже .
  
  На следующий день мы направились на запад.
  
  
  
  
  Глава 7
  
  
  Я никогда не видел Луиджи с компасом, хотя часто видел, как он ночью изучает звезды. Кажется, у него даже не было грубого секстанта. Видимо, он был настолько хорошо знаком со звездным небом, что мог по нему определить наше положение. Или, может быть, он шел по следу, который мог прочесть. Если бы это было так, он мог бы немедленно пойти и получить диплом волшебника. Большая часть восточного Данакила представляет собой обширное пространство песка и настолько враждебно для жизни, что целые реки исчезают и испаряются в соляных бассейнах.
  
  Мы неплохо продвигались вперед, несмотря на сильную жару и случайные песчаные бури, которые заставляли нас натягивать на лица грубую одежду и жаться друг к другу. Хотя я был всего лишь пленником и поэтому не знал о реальном продвижении каравана, я понимал, почему Луиджи заставляет нас торопиться. Люди пили мало воды, а верблюды не пили вообще.
  
  На четвертый день нашего путешествия, когда мы проходили через пустыню, сплошь покрытую песком, не прерываемую скальными образованиями, справа от нас на песчаной насыпи появилась толпа кричащих и кричащих Данакилов, которые начали стрелять в нас из ружей.
  
  Погонщик позади меня громко выругался и повалил свое животное на землю. Я быстро убедился, что верблюд остался между мной и нападающими. Я завидовал этим капризным зверям не только потому, что они так плохо пахли, но и потому, что им, казалось, нравилось кусать любого, кто подходил к ним слишком близко. Но теперь я считал укус верблюда менее серьезным, чем пуля из винтовки.
  
  Все всадники уже спустили верблюдов на землю и стали снимать с плеч ружья. Спрятавшись в песке у верблюжьего крупа, я оценил атакующие силы в пятнадцать или двадцать человек. У нас было двадцать пять погонщиков и шесть охранников, а также четыре женщины и два заключенных-мужчины. Пули забросали меня песком в лицо, и я отпрянул. Я был позади довольно толстого верблюда, и пули не могли бы пройти так легко. Я подумал о Вильгельмине где-то на борту «Ганса Скейельмана» и пожалел, что она не была со мной. Несколько нападавших оказались в пределах досягаемости «Люгера».
  
  По меньшей мере двое из наших данакильских охранников упали вместе с несколькими погонщиками. Внезапная атака свела на нет наше преимущество в численности. Если Луиджи и его ребята не смогут быстро нанести какой-нибудь ущерб, у нас будут большие неприятности. К счастью, песчаная гряда шла только справа от нас. Если бы кто-то был с другой стороны, мы бы погибли под перекрестным огнем.
  
  Верблюд неподалеку закричал в агонии, когда в него попала пуля. Его растопыренные копыта раскололи череп погонщика. Я начал сомневаться в безопасности собственного убежища. Тогда мой верблюд зарычал то ли от страха, то ли от сочувствия раненому верблюду. Погонщик встал. Выругавшись, он выстрелил из имевшейся у него старой винтовки М1. Внезапно он широко раскинул руки, отшатнулся и рухнул на землю.
  
  Я подполз к нему. Кровь текла из дырки в его горле. Я услышал пронзительные крики женщин, а справа от меня упали еще двое мужчин... Пуля прошла мимо моего колена в дюйме.
  
  — Надо вмешаться, — пробормотал я. Я схватил винтовку М1 погонщика и пополз обратно вокруг крупа верблюда. Лежа там, я подстрелил данакила, который бежал вниз по холму. Он нырнул вперед. Я прицелился в другого нападавшего. Ружьё щелкнуло. Пуля просвистела над моей головой.
  
  Я немедленно среагировал и быстро пополз обратно к мертвому погонщику, песок впитался в мою одежду. Его пояс с боеприпасами запутался в его коричневой одежде, и мне пришлось дважды повернуть его, чтобы освободить. В этот момент ни одна пуля не приблизилась ко мне. Я быстро наткнулся на новый магазин с патронами и повернулся, чтобы посмотреть на перестрелку.
  
  Около дюжины нападавших все еще стояли на ногах , но, по крайней мере, мы выпустили достаточно пуль, чтобы остановить их первую атаку. Стоя или стоя на коленях на песчаном склоне, они стреляли в нас. Я встал на колени и выбрал цель. Я выстрелил один раз. Я видел, как мужчина вздрогнул, но, видимо, я его не убил. Проклиная ML как самое худшее военное оружие из когда-либо созданных, я немного скорректировал его прицел вправо и снова выстрелил .
  
  Он опустил винтовку. Я был слишком далеко, чтобы разглядеть выражение его лица, но мне показалось, что он выглядел сбитым с толку. Тщательно прицелившись, я снова выстрелил . Он упал головой в песок, несколько раз дернул ногой и замер.
  
  Высокий воин слева от линии нападавших вскочил на ноги и начал стрелять в мою сторону. Я подумал, что его прицеливание должно быть ужасным, ни одна пуля не прошла даже близко ко мне, но тут мой верблюд завопил. Он попытался подняться на ноги, когда пуля раздробила часть груза на его спине. Я переместился к голове каравана, чтобы не оказаться на пути испуганного животного. Пули взметали песок вокруг следующего верблюда, и внезапные крики с обеих сторон каравана сказали мне, что атакующие воины пытаются заставить наших верблюдов бежать. Семь или восемь верблюдов уже были на ногах, метались взад и вперед, топча защитников. Погощики бросили оружие и побежали к ним. Снова упали двое мужчин, расстрелянные бандитами.
  
  Я бежал вперед к каравану, пока не добрался до заключенных, где нашел открытое пространство для стрельбы. Нападавшие были теперь намного ближе, и когда я бросился на живот, чтобы прицелиться, я понял, что мы проиграем. Высокий воин слева во вражеском строю, казалось, был их лидером. Мне потребовалось два выстрела, чтобы повалить его.
  
  Охранник-данакил слева от меня что-то крикнул, встал и выстрелил в приближающуюся линию. Еще один бандит пал. Затем упал и охранник. У меня оставалось три выстрела. Я выстрелил в одного из нападавших.
  
  Я огляделся. Я не мог вспомнить, куда я уронил патроны к M1. Но где-то, уворачиваясь от верблюдов, я, должно быть, уронил их. Я схватил винтовку упавшего охранника. Это был «Ли-Энфилд», хорошее ружьё, но старое. Надеясь, что он все еще будет хорошо стрелять, я направил его на приближающихся нападавших, которые приблизились к нам. Еще один упал, раненый в живот с близкого расстояния.
  
  Слева от меня раздалась серия выстрелов, и еще двое нападавших упали. Только четверо или пятеро остались в строю, но они быстро приближались. Моё ружьё щелкнуло. Пустое. — Черт возьми, — закричал я.
  
  Данакил выстрелил в меня с расстояния в десять футов. И все же ему не удалось попасть в меня. Я быстро повернул ружьё и ударил прикладом ему по лицу. Когда он упал, я ударил еще раз, раздробив и деревянный приклад, и его череп.
  
  На поясе он носил нож. Его винтовка упала слишком далеко от него, чтобы дотянуться до нее, как приблизился следующий одетый в коричневое нападавший. Я схватил нож и присел, чтобы противостоять нападающему бандиту. Он высоко поднял ружьё, и я нырнул под его яростный удар. Песок был плохой опорой, поэтому удар ножом по животу, который я задумал, только задел ему ребра.
  
  Он закричал, когда пролетел мимо меня. Я быстро повернулся, чтобы кинуться за ним. Вокруг нас раздалось еще несколько выстрелов, за которыми последовали вопли и рычание воинов в рукопашной схватке. Мой противник уронил винтовку и выхватил нож.
  
  Улыбка сморщила его лицо, когда он понял, что я не Данакил. Его браслеты сверкали на солнце. Вокруг нас бушевала всеобщая война, но вселенная сжалась до нас обоих.
  
  Он опрометчиво шагнул вперед, держа перед собой нож. Пригнувшись, я отпрянул. Кривое лезвие беспокоило меня. Ручка казалась неправильной. Если бы со мной был Хьюго, я бы уверенно атаковал этого человека, но стилет остался на борту этого проклятого норвежского грузового корабля.
  
  Я продолжал отступать назад, изображая страх и замешательство и притворяясь, что частично загипнотизирован качающимся лезвием. Данакил был теперь в полном восторге и не обращал внимания на то, что я делал своими руками. Он был полностью сосредоточен на том, чтобы воткнуть нож мне в живот. Я приседал все глубже и глубже, отступая назад , позволяя коленям выдерживать напряжение моего сгорбленного положения. Когда расстояние между нами было правильным, я быстро опустил левую руку на землю, зачерпнул немного песка и бросил ему в глаза.
  
  Он, конечно, знал этот старый трюк, но он, возможно, не думал, что я знаю его. Кончик его клинка соскользнул с траектории, когда он царапнул мое лицо. Я быстро прыгнул вперед, поднял левую руку под его правую руку, чтобы отбить лезвие, и рубанул своим собственным лезвием. Его живот был полностью разорван. Он закричал.
  
  Данакил отшатнулся, из его разорванного живота хлынула кровь. Вытянутой левой рукой я рубил его руку с ножом. Он уронил свое оружие, и я снова подошел и ударил его в сердце. Мое оружие могло быть неуклюжим, но его покойный владелец сделал все возможное, чтобы острие было очень острым.
  
  Мой противник упал на землю. Я нырнул на него и покрутил ножом в его груди, пока он не остановился. Я вскочил и огляделся. Вокруг меня стояла группа мужчин в коричневых одеждах. Наши? Или атакующая группа?
  
  — Брось этот нож, Картер, — сказал Луиджи, отталкивая других мужчин в сторону.
  
  Я уронил оружие.
  
  Он наклонился, поднял его и сказал: «Немногие люди могут так легко убить данакила , Картер».
  
  Я сказал. — Кто сказал, что это легко , Луиджи? — Мы выиграли битву?
  
  'Они мертвы.' Раздался выстрел. — Или почти. Помоги им собрать воду.
  
  Мы переходили от мужчины к мужчине, забирая каждую фляжку. Враги, еще дышащие, были убиты смеющимся Данакилом Луиджи выстрелом в голову. Мне казалось, что некоторых еще можно было бы вылечить, чтобы они служили рабами, но я не довел эту мысль до своих охранников.
  
  Когда мы вернулись к фургону и сложили бутылки с водой, многие из которых были сделаны из шкур животных, одна из погонщиц что-то сказала и жестом поманила меня вперед. Я последовал за ней туда, где собрались другие заключенные.
  
  — Я хочу, чтобы ты ее увидел, Картер, — сказал Луиджи. — Ты можешь рассказать Борджиа, как это произошло.
  
  Джин лежала на собственной грубой одежде. Кто-то разрезал ее нижнее белье и обнажил ее тело. Маленькая дырочка прямо под ее левой грудью все еще кровоточила.
  
  «Это было в самом начале боя», — сказала женщина по-арабски.
  
  Я ответил ей на том же языке. "Пуля от кого?"
  
  — Из пустыни, — сказала она.
  
  Я пощупал пульс Джин. Она была мертва. Я закрыл ей глаза и натянул на нее одежду. Это было иронично, но я все еще не знал, была ли она хорошим агентом или нет. Все, что я знал, это то, что это мог бы быть ее лучший рассказ о путешествиях «Я как рабыня в эфиопской пустыне», если бы она прожила достаточно долго, чтобы написать его. Я встал.
  
  Луиджи сказал мне по-арабски: «Гаард утверждал, что она твоя жена. Это правда?'
  
  'Да.'
  
  — Для твоей мести в живых не осталось никого. Тот, кто убил ее, теперь так же мертв, как и она, Картер.
  
  — Да, — сказал я снова.
  
  Мне было интересно, что случилось с ее камерой.
  
  — Ты говоришь по-арабски, — тихо сказал Луиджи. — Но это не поможет тебе подружиться с афарами.
  
  — Афары?
  
  'Мои люди. Люди Данакила.
  
  «Прямо сейчас, Луиджи, — сказал я, — мне нужны не столько ваши люди, сколько мои друзья».
  
  'Я понимаю. Вы можете похоронить ее. Я похороню свой народ».
  
  Караван перегруппировался, но весь день ушел на то, чтобы похоронить мертвых, включая Джин, и выяснить, какие верблюды смогут пройти оставшуюся часть пути до лагеря Борджиа. Четыре верблюда вышли из-под контроля и исчезли в пустыне, девять или более были мертвы или слишком тяжело ранены, чтобы продолжать путь. У нас осталось двенадцать верблюдов и десять погонщиков. Двое из четырех выживших Данакилов выступили в качестве погонщиков, оставив Луиджи и еще одного воина в качестве охранников. Верблюдов нападавших мы не нашли.
  
  Слушая дискуссию между Луиджи и погонщиками, я заметил, что нападавшие оказали мне услугу. Он спросил. - «Что несли пропавшие верблюды?»
  
  «Двое из них несли воду. Но многие из наших кувшинов разбиты. С водой, которую мы взяли у врага, и с теми немногими кувшинами и шкурами, которые у нас остались, немногие из нас должны быть в состоянии добраться до колодца живыми».
  
  — Хорошо, — сказал он. «Загрузи воду и еду на первого верблюда».
  
  Я сидел в тени одного из наших здоровых верблюдов, пытаясь понять, как найти камеру Джин. Наверное, мне все равно не стоило её хранить, даже если бы я её нашел, но почему-то я надеялся, что Луиджи позволит мне оставить её по сентиментальным причинам. Как благочестивый мусульманин он был убежден в неполноценности женщины, но как человек, живший в жестоком мире, где смерть всегда могла прятаться за очередной песчаной дюной, он мог оценить чувство, которое испытывал мужчина к своей очень талантливой партнерше.
  
  Насколько ценными были инструменты в камере? Я все еще был убежден, что у Джин где-то есть объектив с однозарядным пистолетом 22 калибра. Она не рассказала мне всего о своем задании, как и я не рассказал ей о своем. Конечно, этот объектив, скорее всего, все еще находился на борту «Ганса Скейельмана». Потом я увидел, как один из погонщиков шел с этой камерой. Забудьте об этой идее, решил я. Это не стоило риска подозрений Луиджи.
  
  Мужчины усердно работали, чтобы перенести груз, и примерно через час Луиджи жестом попросил меня помочь. Я работал как лошадь и как минимум трижды, когда никто не смотрел, умудрялся прятать электронные детали, выскользнувшие из треснувших коробок, под песок. Мне также удалось взломать несколько сундуков в процессе перегрузки. И казалось чертовски маловероятным, что Чезаре Борджиа подготовит все три свои мини-ракеты, как на это надеется.
  
  
  
  Глава 8
  
  
  Через три дня, почти без воды, мы оказались в совсем другой стране. Там было много каменистых холмов. Росли невысокие растения. Ухмылки на лицах погонщиков и охранников сказали мне, что мы подошли близко к воде. Это не было легким путешествием. Мы потеряли еще двух верблюдов. Они легли на песок и отказывались вставать, даже после того, как их разгрузили.
  
  — Не тратьте на них пули, — сказал Луиджи. «Просто передайте воду другим животным».
  
  Бассейн маленький, вода мутная. Это была не что иное, как дыра в скалах с небольшими кустиками вокруг нее. Вода имела щелочной вкус. Однако пустынная мудрость погонщиков говорила, что пить ее безопасно, и, насколько мне известно, это самая вкусная вода в мире. В первой части пути мы были на строгом пайке, а последние три дня нам давали воды еще меньше, так что мы были практически обезвожены.
  
  Наши верблюды жадно напились, быстро понизив уровень бассейна. По-видимому, здесь был подземный источник, который успевал за испарением и просачивался в окружающую землю. Измученные жаждой верблюды очаровали меня, и я понял, что племена пустыни жили с ними в некоем симбиозе. Казалось почти невозможным, чтобы какое-либо наземное животное могло проглотить столько воды, не распухнув и не умерев. Погонщики кормили их, следили за тем, чтобы груз был удобен для них и крепко привязан.
  
  «Сегодня вечером мы разобьем здесь лагерь, Картер, — сказал мне Луиджи. «Завтра утром, когда колодец снова наполнится, мы наполним бурдюки водой».
  
  Я спросил. - «А что, если кто-то еще захочет воды?»
  
  Он смеялся. 'Львы?'
  
  «Или люди».
  
  Он постучал по ружью. «Если их будет много, Картер, мы дадим тебе еще одно ружьё».
  
  Той ночью мы разожгли два костра: один для погонщиков, охранников данакилов и заключенных, другой для Луиджи и всех, кого он хотел пригласить. Он пригласил меня.
  
  — Мы будем у Борджиа через два дня, Картер, — сказал он.
  
  Я спросил. - «Кто такой Борджиа?»
  
  — Разве ты этого не знаешь?
  
  «Просто слухи».
  
  «Слухи». Он сплюнул в огонь. Эти слухи, эти истории, которые караванщики рассказывают о генерале Борджиа, нехороши. Он попал в нашу страну много лет назад. Мы могли бы убить его, но некоторые соплеменники попросили нас видеть в нем друга и относиться к нему соответственно. Борджиа обещал нам богатство и рабов, если мы ему поможем. Так что мы ему помогли.
  
  Я спросил. — "У тебя сейчас есть богатство?"
  
  'Да. Такое богатство. Он указал на караван. Крики женщин доносились до нас от другого костра. Я вглядывался в разделявшую нас тьму. Трех рабынь заставили раздеться, и мужчины схватили их. Вспыхнуло несколько драк . Я снова посмотрел на Луиджи. Он игнорировал то, что там происходило.
  
  — Они рабы, — сказал он. — Вот для чего они у нас есть. Генерал Борджиа привел сюда много людей, некоторые даже белее вас. И им нужны женщины. Это богатство Борджиа.
  
  — И тебе это не нравится?
  
  «Воин любит своих жен, свое оружие и своих верблюдов. Мой народ живет на этой земле дольше, чем можно сказать. Мы знаем, что для многих людей, которых Борджиа привел с собой, нет места. И хотя мы всегда защищали нашу страну от амхарских христиан с севера, мы не хотим воевать против тех, у кого есть то странное оружие, которое строит Борджиа. Почему вы поднялись на борт корабля Гаарда?
  
  «Чтобы узнать, кто такой Борджиа».
  
  «Вот что происходит». - Луиджи невесело рассмеялся. «Другие мужчины пытались это выяснить. Некоторые присоединились к генералу. Остальные мертвы. Надеюсь, вы присоединитесь к нему.
  
  Я не ответил.
  
  "Не так ли?"
  
  — Нет, Луиджи, — сказал я. — Вы правы, опасаясь его планов. В какой-то момент враги Борджиа найдут его и уничтожат. Они также убьют тех, кто сражается вместе с Борджиа».
  
  'Моих людей?'
  
  'Да.'
  
  Он снова сплюнул в огонь. «Во времена моего отца сюда пришли люди, называвшие себя итальянцами. У них было с собой странное оружие, в том числе самолеты и бомбы. В горах правили амхарские христиане, на юге правили галлы. Но афары сопротивлялись. Итальянцы проникли в пустыню и погибли. Так было всегда. Если чужаки вторгаются в Данакиль, они умрут.
  
  У другого костра трех женщин привязали к колышкам в земле, а данакилы договорились о порядке изнасилования. Луиджи жестом отослал меня. Я подошел к назначенному месту, рядом с другим рабом, которого я не мог понять, и свернулся калачиком в верхней одежде. В ту ночь я просыпался три раза. Один раз, когда две женщины закричали одновременно, один раз, когда лев закашлялся, и один раз без видимой причины. А Луиджи всегда бодрствовал.
  
  В главном лагере Борджиа было четыре помещения для рабов, одно для женщин и три для мужчин. Они были обнесены колючей проволокой и лежали в узких ущельях среди скалистых холмов. Палатки, поставленные у кустов и родников, предназначались для вождей и свободных людей. Навстречу нашему каравану прибежала группа данакилов. Они начали разговаривать с Луиджи. Их язык лишил меня дара речи. Но, судя по жестам Луиджи и его случайным взглядам на меня, я предположил, что он описывает драку. Группа охранников быстро привела меня в один из лагерей рабов. Они открыли ворота и приказали мне войти.
  
  «Вы, должно быть, тот самый американец», — сказал британский голос справа от меня. Я обернулся. Ко мне подошел человек с одной ногой на костылях. Он протянул руку.
  
  — Ник Картер, — сказал я.
  
  — Эдвард Смайт, — сказал он. «По слухам, вы были в ЦРУ или в каком-то шпионском отряде. Что случилось с той женщиной, которая была с тобой?
  
  «Она мертва», — сказал я, описывая нападение на лагерь. — Кровожадные ублюдки, эти Данакилы, — сказал он. «Меня схватили пять лет назад. Я тогда был консультантом эфиопского армейского патруля, когда мы столкнулись с группой людей Борджиа. Именно тогда я потерял ногу. Я единственный выживший. Борджиа, похоже, развлекается , оставляя меня в живых и позволяя делать всякую грязную работу.
  
  Эдвард Смайт показался мне крайне фальшивым. Все, что он сказал, могло быть правдой, но его фальшивое английское турне слишком сильно воняло. И все же он мог оказаться очень полезным.
  
  — Я не думаю, что есть какой-то вред в том, чтобы признать, что я шпион, — сказал я. «Они ожидают, что я выясню, что задумал этот Борджиа».
  
  «Он планирует захватить весь этот гребаный мир», — рассмеялся Смайт. — Он скоро расскажет вам об этом. Как они тебя достали?
  
  — Я был на борту какой-то дикой баржи, направлявшейся из Норфолка в Массауа. Пока я был на палубе, развлекаясь и поздравляя себя с прикрытием, появился второй помощник и группа матросов с пушками. Я никак не мог сопротивляться. С тех пор я заключенный.
  
  — Есть идеи, как вас обнаружили?
  
  'Да.' Я сделал вид, что на мгновение задумался, чтобы решить, насколько я могу доверять Смайту. «На борту была агент КГБ. Я убил её, но только после того, как она рассказал кому-то из команды, кто я такой. Второй помощник утверждает, что видел, как я убил этого человека, но я в этом сомневаюсь.
  
  — Это, должно быть, Гаард, этот хвастливый норвежец, — сказал Смайт. — Между прочим, Картер, это не операция КГБ. Если бы русские знали об этом месте, они были бы так же счастливы стереть его с лица земли, как и ваше правительство. Несколько недель назад у нас был русский шпион, пока он не сделал генерала Борджиа очень несчастным. Смайт провел меня по лагерю, познакомив с несколькими заключенными-амхарцами и другими европейцами — двумя немцами, шведом и чехом. Все они пришли на Данакиль, полагая, что их нанял Борджиа, и в конце концов оказались рабами.
  
  — Звучит восхитительно, — сказал я Смайту.
  
  «Да, пока ты остаешься верным слугой, который не провалит ни одного приказа».
  
  После обеда у меня была возможность встретиться с Борджиа. У меня не сложилось никакого представления о нем намеренно. Единственные фотографии, которые я видел, были сделаны несколько лет назад, и на них был изображен тощий политический агитатор с пустыми глазами. Человек, сидевший на толстом ковре в большой палатке, не был ни худым, ни с ввалившимися глазами. Он был загорел на солнце, и его глаза казались почти безжизненными.
  
  — Садись, Картер, — сказал он приглашающе. Я сел с другой стороны низкого столика, за которым сидел он. Он отпустил двух вооруженных данакилов, которые привели меня сюда из лагеря. И в то же время положил висевший у него на поясе пистолет в легкодоступное место. — Я слышал о вас интересные истории, — сказал он.
  
  "Являются ли они правдой?"
  
  — Всегда можно верить Луиджи, Картер. Он заверил меня, что вы сыграли важную роль в благополучном прибытии нашего последнего каравана. Так что, может быть, я вам должен.
  
  — Я спас себе жизнь, — сказал я. «Эти бандиты не были заинтересованы в моем спасении».
  
  — Совершенно верно. Вино?'
  
  — Пожалуйста, — сказал я. Я постарался не засмеяться, когда он осторожно налил вино левой рукой и передал бокал через стол. Он чуть не пролил красную жидкость, потому что так пристально смотрел на меня.
  
  — По словам Гаарда, вы очень опасны, хотя он и утверждает, что вы не убивали связистку. Это правда, Картер?
  
  'Нет.'
  
  'Я тоже так думаю.' Он поднял плечи. — Но это неважно. Почему ты пришел сюда?'
  
  «Правительство Эфиопии обратилось к нам за помощью, — сказал я.
  
  — Вы работаете вместе с КГБ?
  
  'Нет. Хотя я понимаю, что они в равной степени заинтересованы в тебе.
  
  — Верно, — сказал он. — Также как китайцы. В чем причина такого интереса, Картер?
  
  «Двадцать три ракеты».
  
  — Ну, какой ты болтливый. Ваш русский коллега отказался мне что-либо говорить».
  
  Я засмеялся. «Я думаю, вы знаете, где эти ракеты. Я даже хочу тебе сказать, зачем меня сюда послали, - зачем они тебе? Почему вы добавили в свой список покупок три ракеты «Минитмен»?
  
  — Забудь об этих минитменах, — приказал он.
  
  Борджиа налил мне вина и налил себе еще стакан. Он спросил. — "Вы когда-нибудь слышали о пресвитере Иоанне?"
  
  «Тот легендарный император, который правил Эфиопией в Средние века».
  
  — Ты приближаешься к истине, Картер. Но пресвитер Иоанн не легенда, как и царица Савская. Эти двое снабдили эфиопов достаточным количеством мифов, чтобы заставить их поверить в то, что они лучшие люди во всей Африке. Они будут рады сообщить вам, что это единственная африканская страна, которая никогда не знала европейского господства. Конечно, в конце прошлого века англичане немного тут порезвились, а итальянцы были здесь в 1930-х годах, но такие неприятные факты удобно забываются. И они жаждут короновать нового пресвитера Иоанна».
  
  Я сказал. - "Тебя?"
  
  'Да, меня.'
  
  Если Борджиа и был сумасшедшим, он не был полностью глуп. Плюс у него были ядерные ракеты. Поэтому я решил относиться к нему как к здравомыслящему человеку.
  
  Я спросил его. - «Вы не думаете, что эфиопское правительство будет возражать?»
  
  'Да. Но они не могут контролировать Данакил. И именно поэтому они поехали в Америку. А потом приходит N3, Ник Картер. Киллмастер из AX. И где ты сейчас, Картер?
  
  «Я делаю свою работу. Я должен был узнать, что ты замышляешь.
  
  «Тогда я упрощу твою задачу, Картер, — сказал он. «Я хочу править Восточной Африкой. Пресвитер Иоанн стал легендой, потому что окружил себя лучшими войсками во всей Северо-Восточной Африке и остановил посягательство ислама. Я окружил себя лучшими воинами современного мира. Вы видели моих людей?
  
  — Данакилы, — сказал я.
  
  «У них нет никакого страха. Им просто нужен лидер и современное оружие».
  
  — Разве те бандиты, которые напали на караван и помешали вам забрать тех трех минитменов, тоже Данакилы?
  
  — Отступники, — сердито сказал он. — И этих трех минитменов сейчас собирают, Картер. На меня работают одни из лучших в мире специалистов по ракетам. И скоро имя Чезаре Борджиа станет нарицательным во всем мире».
  
  — Я думал, тебя зовут Карло Борджиа.
  
  «Карло Борджиа был изгнан из Италии, декадентской демократии, которую столь же декадентские коммунисты стремились принять. Карло Борджиа был молодым дураком, который пытался заставить рабочий класс проголосовать за своё величие и пытался победить преступных политиков в их собственных манипуляциях с избирателями. Италия изгнала Карло Борджиа. Так что Италия будет в числе первых стран, отправивших послов к Чезаре Борджиа».
  
  — За отцом настоящего Чезаре стояла церковь, — сказал я.
  
  «Не говорите больше ничего об оригинальном Чезаре, — сказал он. «В школе надо мной смеялись и шутили. - "Твой отец женат на твоей матери, Чезаре"? . «Где Лукреция ? »
  
  Я видел, как он сел. — Вот Лукреция, — сказал он, звоня в колокольчик.
  
  Полог палатки открылся, и внутрь вошла молодая амхарка. Она была почти пяти футов ростом, и ее одежда должна была только демонстрировать ее гордое тело. Под исламским данакилем она ходила в чадре, а теперь была одета только в длинную юбку. Ее коричневая грудь была большой и упругой, а тонкая юбка имела длинные разрезы по бокам, обнажавшие ее мускулистые ноги.
  
  — Это Марьям, — сказал он. «Мариам, принеси нам еще вина».
  
  — Да, генерал Борджиа, — ответила она по-итальянски без акцента.
  
  Когда она ушла, Борджиа сказал: «Ее отец и дядя — лидеры Коптской церкви. Они влияют на правительство. Так что, пока она моя заложница, эфиопы ничего не сделают против меня.
  
  Вернулась Марьям и протянула Борджиа новую открытую бутылку красного вина.
  
  — Марьям, — сказал он, — мистер Картер американец. Он прибыл сюда по просьбе эфиопского правительства.
  
  'Это правда?' — спросила она по-английски.
  
  'Да.'
  
  — Говори по-итальянски, — крикнул Борджиа. 'Г-н. Картер будет нашим гостем на несколько дней, — сказал он Мариам. «Может быть, он проживет достаточно долго, чтобы увидеть, как твой отец и дядя отпразднуют нашу свадьбу».
  
  — Я уже говорил тебе, что они не хотят этого.
  
  — Будут, если захотят снова увидеть тебя живой.
  
  «Я уже мертва для них».
  
  — Естественно. Вот почему явился Картер, наш трудолюбивый американец. Вот почему нас не беспокоят эфиопские войска».
  
  Он отослал Марьям. Мне было интересно, почему он удосужился показать ее мне.
  
  — Я не дурак, Картер, — сказал он. Пока моя империя не станет признанным правительством Эфиопии, американцы останутся моими врагами. Как и русские. Так что я вас не исключаю.
  
  — Я останусь вашим пленником?
  
  'На данный момент. Данакилы выслеживают все, что движется по пустыне. Мы поговорим снова через несколько дней. Есть еще несколько деталей , о которых ты мне не рассказал.
  
  Он хлопнул в ладоши. Двое охранников отвели меня обратно в лагерь рабов.
  
  
  
  Глава 9
  
  
  Следующие два дня я изучал жизнь в лагере. Сразу после восхода солнца рабов накормили завтраком, а затем они исчезли в рабочих отрядах, охраняемых воинами Данакил. Я остался в лагере с несколькими другими мужчинами . Затем я увидел свободных амхарских мужчин, расхаживающих взад и вперед по пыльной каменистой долине. Если Борджиа подкупил соответствующих эфиопских чиновников, он мог получить информацию обо мне, перехватив сообщение Ларсен. Я знал, что стюардессу опознали, и я предположил, что его сообщение из Джорджтауна в Россию предало меня, но теперь я понял, что они знали, что я был агентом AX, прежде чем я сел на "Ханса Скейельмана". Все зависело от того, что Хоук рассказал эфиопскому правительству и насколько хорошо была обеспечена безопасность.
  
  В мой первый полный день в лагере Эдвард Смайт зашел ко мне прямо перед обедом. С ним был данакил с автоматом и темнокожий раб, несущий сверток с одеждой.
  
  — Пошли, Картер, — сказал Смайт. «Генерал Борджиа хочет, чтобы вы умылись и надели западную одежду».
  
  Мы подошли к ржавому металлическому баку. Вода в нем не была чистой, но мне удалось смыть большую часть грязи пустыни. Затем я надел брюки цвета хаки и рубашку, а на голову надел плетеный шлем.
  
  «Я чувствую себя намного лучше», — сказал я Смайту.
  
  — Ты присоединишься к Борджиа? — спросил Смит.
  
  «Он говорит, что не может дать мне шанс в этом».
  
  — Очень плохо, Картер. Борджиа может быть сумасшедшим итальянцем, но он также очень умен. Его план достаточно ловок, чтобы увенчаться успехом.
  
  "Ты с ним?"
  
  — Возможно — если он даст мне шанс.
  
  Обратный путь от бака дал мне новый взгляд на лагерь. За короткое время им удалось сделать его почти полностью невидимым с воздуха. И не хватало одной маленькой детали, а точнее двадцати трех деталей. Где были эти проклятые ракеты? Топографически я плохо ориентировался, но казалось, что мы находимся на высоком плато, гораздо выше самой пустыни Данакиль. Может быть, эти ракеты были спрятаны где-то в холмах.
  
  Если я хочу сбежать из этого лагеря, я должен сделать это до того, как Борджиа начнет меня допрашивать. У меня было ощущение, что этот агент КГБ поддался пыткам. Но прямо сейчас я не мог придумать, как сделать свой ход. Днем лагерь охраняли воины данакилов, а ночью единственным способом спастись было только во время всеобщего хаоса. Рабы сразу не выглядели так, будто у них хватило боевого духа, чтобы начать восстание. Что, если бы я сбежал из лагеря? Я даже не знал, где я был. Я мог бы отправиться на северо-восток, к Эфиопскому нагорью, и надеяться встретить цивилизацию. Но более чем вероятно, что я встретил бы деревню Данакилов, если бы пустыня не обрушилась на меня раньше. Без проводника, который провел бы меня через пустыню, я блуждал как слепой и мучимый жаждой.
  
  Я все еще обдумывал минимальный план побега, когда на следующий вечер рядом со мной сел чех Василий Пачек.
  
  'Вы говорите по-немецки?' — спросил он на этом языке.
  
  'Да.'
  
  «Хорошо». Он огляделся. — Этот проклятый Смайт ради разнообразия шпионит за кем-то другим. Завтра я должен показать тебе ракеты.
  
  'Завтра?'
  
  'Да. Вместе с генералом Борджиа и Марьям. И с моей неуклюжей командой помощников, Данакилов и Сомали. Вы из ЦРУ, мистер Картер?
  
  «Нет, но ты близок», — сказал я.
  
  «Хорошо, что вы не из КГБ. Что касается меня, то я лучше буду с Борджиа, чем с КГБ. Мне удалось бежать, когда те русские захватили Прагу со своими танками. Я думал, что Борджиа нацелил свои ракеты на Москву. Но потом я обнаружил, что он целятся на весь мир. И вместо того, чтобы быть его лейтенантом, я теперь его раб.
  
  Он встал и потер ноги, как будто его мышцы были напряжены. Когда он закончил с этим, он тщательно осмотрел свое окружение на наличие вражеских глаз.
  
  Когда он снова сел, я тихо сказал: «Ваш тщательный осмотр должен иметь причину. Я готов идти.'
  
  «Может быть, завтра не будет возможности. По крайней мере, не сегодня. Если ты секретный агент, ты должен хорошо обращаться с оружием. Да?'
  
  — Да, — сказал я.
  
  Он кивнул. «Когда наступит утро, и охранников будет мало, и их будет мало, ты поможешь мне, когда начнется битва. Вы знаете, что данакилы дерутся только для того, чтобы убивать?
  
  «Они напали на караван, с которым я пришел».
  
  «В караване находились органы управления тремя ракетами минитменов. Может быть, завтра мы не будем спать в лагере. Возьми это.'
  
  Он ушел прежде, чем я успел спрятать тонкое изогнутое лезвие между своей одеждой. Васил Пачек даже подумал о том, чтобы прикрепить оружие к моей коже скотчем.
  
  Борджиа ездил на верблюде. А также четыре охранника, которые сопровождали нас. Марьям, Пачека, двух его помощников и я пошли пешком. Нам потребовалось все утро и часть дня, чтобы добраться до цепи невысоких холмов.
  
  За ним блестела небольшая речка. Деревня Данакиль лежала на песке и камнях у воды. К нам подъехала местная знать , и они с Борджиа обменялись щедрыми приветствиями на родном языке.
  
  — Кто вождь? — спросил я Марьям.
  
  «Он управляет людьми, которые работают на Борджиа. Он думает, что станет очень представительным при новом дворе Борджиа.
  
  Я не сказал ей, что у вождя очень хорошие шансы на то, что его желание сбудется. Даже если бы нам удалось сбежать сегодня или ночью, меня не впечатлил шанс, который у нас был в пустыне. А своими ядерными ракетами Борджиа мог просто осуществить свой международный шантаж.
  
  Я спросил ее. — "Почему ты со мной?"
  
  «Я должна стать женой Борджиа, хотя теперь я его рабыня. Из-за моей семьи мое присутствие здесь производит огромное впечатление на эту маленькую деревню. А сегодня будет пьяная вечеринка.
  
  — Ты тоже участвуешь?
  
  — Нет, — сказала она. «Будучи рабыней, я могла бы обеспечить развлечение, но Борджиа не может позволить себе разрушить мое будущее в глазах этих мужчин».
  
  Борджиа и вождь обменялись ритуальным напитком с чашей. Был бурный смех, прежде чем Борджиа вернулся к нашей группе.
  
  — Ракеты, Пачек, — сказал он. «Ракеты».
  
  По указанию Пачека данакилы и сомалийцы отвалили несколько камней и валунов перед пещерой.
  
  «Это одна пещера из двадцати шести», — сказал мне Борджиа. «Скоро будут заполнены и три самых больших».
  
  Я думал об этом. Ракета, которую он показал нам, была помещена в грузовик, готовый к вывозу. Это была российская модель с запасом хода от восьми до одиннадцати сотен километров. Её стартовая площадка и все, что вокруг нее, будет сожжено при запуске.
  
  'Покажи господину Картеру, как настроена её ОС, Пачек, — приказал Борджиа.
  
  Чешский эксперт запутался в подробном описании, указывая на различные переключатели и кнопки на панели управления. Он относился к этому очень серьезно и иногда терялся в громких ругательствах, когда два его помощника делали глупости. И это случалось часто. Слишком часто, подумал я. Даже необразованные соплеменники могут научиться выполнять приказы и щелкать переключателями по команде.
  
  Я изо всех сил старался выглядеть впечатленным. Я громко закричал, что планы Борджиа чудовищны и безумны, когда Пачек сказал мне, что эта ракета поразит нефтеперерабатывающие заводы в Израиле.
  
  Борджиа рассмеялся моему ужасу.
  
  «Скажи ему, на что еще они нацелены, Пачек, — сказал он. 'Каир. Афины. Багдад. Дамаск. Основные города. Ближнего Востока, мистер Картер, если мир откажет генералу Борджиа в его территории.
  
  «И одну ракету я нацелил на Адис-Абебу, если эфиопы откажутся капитулировать», — добавил Борджиа.
  
  Марьям уставилась на него, ее глаза расширились от страха или гнева. «Может быть, ты сможешь предотвратить запуск этой ракеты, Марьям», — сказал он. "Пачек, закрой это снова."
  
  Я сидел на камне и старался выглядеть соответствующим образом отчаявшимся, пока Пачек вел своих помощников на маскировку укрытия ракеты. Я подумал, неужели все эти ракеты бесполезны.
  
  — Что ты думаешь, Картер? — спросил Борджиа.
  
  — Что нужно иметь чертовски большое влияние, чтобы завладеть этими вещами . Согласно нашим сообщениям, они были украдены, и ни египетское, ни израильское правительство не знали, что произошло».
  
  — Я хотел, чтобы ты тоже так думал, — сказал он.
  
  — Значит, у вас есть связи в обеих странах.
  
  - Это хитрый вывод, мистер. Картер.
  
  Я спросил. - «Как вы получаете необходимые средства?»
  
  "Что это за вопрос такой?"
  
  «Очень логично. Вы абсолютно правы, Борджиа, что думаете, что мы очень мало о вас знаем. Но мы знали, что ваши политические стычки в Италии не были для вас полностью убыточным предприятием. Но вскоре тебе пришлось исчезнуть из Ливорно, так что у тебя, должно быть, давно закончились деньги. Теперь у вас есть деньги и люди, необходимые для создания собственной ракетной базы посреди эфиопской пустыни».
  
  "Вы потеряли меня?"
  
  «Мы слышали, что вы были в Африке».
  
  — Но меня не стоило выслеживать?
  
  «Это было неправильно, и мы больше не совершим эту ошибку», — сказал я.
  
  "Слишком поздно, мистер. Картер. Завтра мы поговорим о твоем будущем. Если бы ты не был так чертовски опасен, многие вожди в округе хотели бы иметь белого раба».
  
  Пачек и двое его людей закончили маскировку ракеты. Охранники окружили нас и отвели в небольшую хижину недалеко от деревни. Нас втолкнули туда и сказали не создавать никаких проблем. Марьям ждала нашу еду у дверей. Нам дали большие миски с горячей едой.
  
  «Мы едим руками», — сказала она.
  
  Я спросил ее. - 'Что происходит?'
  
  «Борджиа собирается на вечеринку. И только двое воинов останутся здесь.
  
  После того, как мы поели, Марьям снова передала миски снаружи одному из охранников. Он что-то прорычал, и она вышла наружу. Мы слышали громкие звуки, изредка выстрелы, а иногда и залпы из деревни.
  
  — Вы видели верблюдов? — спросил Арфат де Сомали по-итальянски. — Да, — сказал я.
  
  «У нас должны быть женщины», — сказал он нам.
  
  'Почему?'
  
  — Потому что они женщины. Я знаю верблюдов.
  
  «Пусть он украдет для нас верблюдов», — предложил я Пачеку. Саифа Данакиль выглядел рассерженным. Пачек продолжал спрашивать его, что случилось, но он только ругался.
  
  Марьям сказала: «Вы поставили сомалийца в положение опасности и доверия. Тогда почему данакил не должен возражать против этого?
  
  — Я полагаю, они не забудут межплеменные распри, когда мы попытаемся сбежать, — сказал я.
  
  'Конечно нет. Сомалийцы и данакилы не считают друг друга равными. И оба они ненавидят мой народ, который правит Эфиопией по закону древних завоеваний».
  
  «Только проводник из Данакилов может провести нас через пустыню», — сказал Пачек.
  
  «Ради бога, скажи этому Сайфе, пока он не разозлился и не разрушил весь наш план», — сказал я. Пачек присел рядом с Сайфой. Данакил почти не говорил по-итальянски, и чеху потребовалось много времени, чтобы донести мысль. Наконец Саифа понял. Он повернулся ко мне.
  
  «Я буду вашим проводником, какими бы паршивыми ни были эти верблюды, которых сворует этот сомалиец», — сказал он.
  
  — Сколько нам еще ждать? — спросил Пачек.
  
  — До полуночи, — сказала Марьям. 'Когда они будут полны еды и питья. Тогда их легко убить. Я слышал, что вы воин, мистер Картер?
  
  «Если мы сбежим вместе, зови меня Ник», — предложил я.
  
  — Василий не воин, Ник. Мы зависим от вас. Пока мы ждали, я попыталась узнать немного больше. Я указал Василу Пачеку на тихое место у задней стены хижины. Мы говорили друг с другом на ломаном немецком языке.
  
  Я спросил его. — "Все ракеты так же бесполезны, как та, что ты мне показал?"
  
  «Четыре из этих ракет малой дальности имеют собственные переносные пусковые установки», — сказал он. «Два из них у меня под контролем, так что они безвредно окажутся в море».
  
  "А как насчет других?"
  
  — Они принадлежат немцам. Прости , Картер, но я не доверяю немцам. Я чех. Но другие ракеты — кто бы ими ни управлял, это не имеет значения — самоуничтожатся в момент запуска и не причинят особого вреда.
  
  — Значит, большая угроза Борджиа с этими ракетами не реальна?
  
  - Я надеялся, что вы это увидите, мистер Картер.
  
  Я переместил свой вес и почувствовал, как лента, удерживающая лезвие на внутренней стороне моего бедра, натянулась. «Возможно, мы не все выберемся живыми», — сказал я.
  
  «Может быть, никто», — сказал Пачек.
  
  «Хорошо, слушай. Если вам удастся добраться до посольства США, заходите внутрь. Найдите там ответственного. Скажите ему, что у вас есть сообщение от N3 для AX. N3. АХ. Вы запомнили это?
  
  Он повторил мой код и название моей секретной службы. — Что я должен им сказать?
  
  — То, что ты мне только что сказал.
  
  Не мог придумать ничего лучше, чтобы скоротать время, я лег на пол, чтобы немного поспать. Если мы собирались красть верблюдов большую часть ночи и пробиваться из деревни с пьяными Данакилами, то я мог бы немного отдохнуть.
  
  Примерно через пятнадцать минут после того, как я лег, я снова проснулся. Рядом со мной растянулась Марьям.
  
  Она спросила. - 'Это хорошо?'
  
  — Да, — сказал я, стараясь не прикасаться к ней.
  
  Я снова заснул.
  
  
  
  Глава 10
  
  
  Около полуночи я снова проснулся. Марьям все еще лежала рядом со мной с открытыми глазами.
  
  Она спросила. - " Пора ?"
  
  'Да.'
  
  Сайфа выпрямился, когда я вытащил свой нож. Он извлек такое же оружие из складок своей мантии и усмехнулся в темноте хижины. В одном отношении мы выбрали неудачную ночь для нашего побега, так как луна была высокой и полной.
  
  Я пропустил Сайфу вперед. Осторожно он раздвинул ветки, служившие ширмами. Я стоял там, пока его рука не вернулась и не потянула меня вперед.
  
  Он бесшумно проскользнул через занавеску. Я последовал за ним, осторожно ставя ветки на место, чтобы они не шуршали. Двое часовых, охранявших дверной проем, сидели к нам спиной, опустив головы. Рядом с ними стояли три большие чаши. Я направил на них нож.
  
  Сайфа пошел слева от меня, когда мы двинулись вперед. Он подстроился под мою походку, пока они осторожно шли по утрамбованной земле, отделявшей нас от двух охранников. Не успели мы добраться до них, как заскрипела грубая земля под моим сапогом, и правый часовой двинулся. Я нырнул вперед, обхватил левой рукой его горло, чтобы подавить крик, и нанес удар. Я повернул оружие в его теле в поисках сердца. Он рухнул вперед. Я вытащил пистолет, повернулся и увидел, что Сайфа делает то же самое с другим охранником. «Я возьму оружие», — прошептал Сайфа и исчез в темноте, прежде чем я успел что-то сказать.
  
  Тогда в дверях хижины появился Арфат и беззвучно побежал к стаду верблюдов. Казалось, он знал, куда идет, и я не пытался следовать за ним.
  
  Я встал на колени перед двумя мертвыми охранниками. У одного был израильский пулемет. У другого были и «Ли-Энфилд», и старый «Смит-энд- Вессон». 38. Я разобрал патроны и хотел отдать винтовку Пачеку.
  
  «Я никогда раньше не держал в руках оружие, — сказал он.
  
  "Марьям?" Я прошептал.
  
  — Дай мне ружье, — сказала она. «Я могу стрелять, если узнаю, как его заряжать».
  
  Я быстро показал ей, как и где заряжать «Ли-Энфилд». .«Смит-энд- Вессон» 38 я отдал Пачеку. "Это не трудно," сказал я. «Но когда вы приблизитесь к своей цели, просто прицельтесь в живот и нажмите на курок».
  
  В тени слева я увидел движение. Я быстро повернулся, поднимая автомат, но Марьям сказала: «Это наш товарищ из Данакила».
  
  Через мгновение Сайфа оказался рядом с нами, с винтовкой в руке и пистолетом на поясе.
  
  «Я могу убить многих», — хвастался он.
  
  — Нет, — сказал Пасек. «Давайте сбежим к вашим людям».
  
  « Только у дома вождя есть часовой, — сказал данакил. — Пошли, — пробормотал я и пошел к загону для верблюдов.
  
  Информация Сайфы решила мою проблему. Если я смогу убить Борджиа, есть шанс, что его организация развалится. Но я не был с ним достаточно близок, чтобы быть в этом абсолютно уверенным. Я не знал, какие позиции занимают свободные европейцы в его лагере. Я также не знал, насколько сильной была его эфиопская организация. Убить его можно было только в том случае, если мне удастся сбежать из деревни, полной разъяренных, похмельных Данакилов, но это казалось крайне маловероятным.
  
  И я полагал, что кто-то столь важный, как Борджиа, чтобы получить такой прием, как в тот день, он будет спать в доме вождя или где-то поблизости, в доме для гостей. И Сайфа сказал, что там были часовые. Так что, хотя убийство Борджиа могло положить конец моей миссии, я отверг эту возможность.
  
  Информация, которую я получил, была важнее. Либо Пачек, либо я должны были добраться до посольства США. Как только AX узнает, где Борджиа спрятал большую часть своих ракет, что большинство из них бесполезны и где находится лагерь, всегда найдется способ положить конец его ядерному шантажу. Мы могли бы даже поделиться нашей информацией с русскими, которые так же, как и мы, были озабочены Ближним Востоком.
  
  Добираемся до загона для верблюдов. Рядом с отверстием, которое Арфат закрыл толстой железной проволокой, лежал мертвый Данакиль. Пять верблюдов стояли рядом с небольшой хижиной, и сомалийец был занят оседланием верблюдов.
  
  «Помогите ему», — сказал Пачек Сайфе.
  
  — Они плохие верблюды, — проворчал он. «Сомалийцы ничего не знают о верблюдах.
  
  Марьям, Пачек и я обыскали хижину в поисках всех доступных бурдюков с водой и количества консервов. Я был бы намного счастливее, если бы мы могли найти больше, но у нас не было времени на поход за пищей.
  
  «Мы готовы», — сказал Арафат. «Это верблюдицы».
  
  Я решил потом спросить сомалийца, почему он настоял на том, чтобы взять верблюдиц. Мой опыт общения с этими зверями был ограничен, но я никогда раньше не замечал, что один пол предпочтительнее другого. И верблюды и верблюдицы обладали исключительной выносливостью и невероятно скверным характером.
  
  Мы были уже почти за городом, когда какой то вооруженный человек начал стрелять. Когда мимо нас просвистели пули, я схватил автомат и развернулся в высоком седле. Я увидел вспышку выстрела и ответил залпом. Я не надеялся попасть во что-нибудь, так как походка верблюда делает это совершенно невозможным, но стрельба прекратилась.
  
  — Быстрее, — сказал Пачек.
  
  «Тебе не обязательно мне это говорить», — сказал я. «Скажи этим проклятым зверям, чтобы бежали быстрее».
  
  Арфат выбрал хороших животных, что бы Сайфа ни думал об уровне интеллекта сомалийцев. Верблюд не совсем самое быстрое животное в мире и если бы в деревне были лошади, они бы нас точно обогнали. Но верблюды держат постоянный темп, как корабль, спасающийся от первых волн урагана, и, если вы не заболеете морской болезнью или не разобьетесь, они доставят вас туда, куда вам нужно, в нужное время. Через два часа после того, как мы покинули деревню, мы прошли по невысоким холмам и песчаным полосам вдоль реки. Затем Саифа жестом показал нам путь к воде.
  
  «Пусть верблюды пьют, сколько хотят», — сказал он. «Наполните каждый сосуд водой и сами много пейте».
  
  "Почему бы нам не пойти дальше по реке?" — спросил Пачек. «Мы просто идем вверх по течению, и это именно то направление, в котором мы хотим двигаться».
  
  «Речные люди там их друзья». - Сайфа указал на деревню позади нас и на то, что мы только что бежали. «Они не мои друзья. Нас ищут вдоль реки. Мы идем в пустыню.
  
  — Он прав, — сказал я Пачеку. Я повернулся к нашему проводнику Данакилу. — У нас достаточно воды и еды?
  
  — Нет, — сказал он. — Но, может быть, мы что-нибудь найдем. Или людей, у которых она есть. Он постучал по пистолету.
  
  «Когда я приехал сюда, мы переплыли реку на плоту, — сказал Пачек. "Это не долгое путешествие и..."
  
  — Пустыня, — сказал я, завершая дискуссию. — Василий, начинай наполнять бурдюки. Если Борджиа открыто возил вас по реке, то его связи по реке для него вполне безопасны.
  
  «Я не думал об этом раньше», — сказал он.
  
  -- Пустыня, -- сказал Арфат, -- пустыня -- очень хорошее место для жизни.
  
  Он и Сайфа пытались превзойти друг друга в обращении с верблюдами и в знании пустыни. Меня устраивало, что их племенные различия выражались таким образом, поскольку мы все извлекали из этого выгоду. Но мне было интересно, насколько взрывоопасной станет комбинация Данакил-Сомалиец, когда у нас будет не хватать еды и питья. И меня беспокоило отношение Сайфы, когда мы вошли на территорию его племени. Возможно, он и дальше будет считать нас товарищами, но, возможно, он также решит считать нас захватчиками, такими прекрасными жертвами для получения нескольких новых браслетов.
  
  Мы пересекли реку и бежали в ночь. Я видел, что мы едем на северо-восток, потому что с наступлением ночи темные холмы на западе начали исчезать. На мгновение я усомнился в мудрости Сайфы. Он не считал пустыню враждебной средой, но остальные из нас были бы там беспомощны.
  
  Тогда я сказал себе, что план имеет смысл. Выбрав наихудший район пустыни, мы избегали деревень или поселений с небольшими или разветвленными коммуникациями, что позволило нам добраться до провинции Тиграй на севере и, таким образом, выйти из сферы влияния Борджиа. Неудивительно, что Сайфа сказал взять много воды. Пока мы не двинемся на запад, мы останемся в бесплодной, горящей пустыне.
  
  Было уже далеко за полдень, когда Сайфа наконец отдал приказ остановиться. Пыльный песок образовал в пустыне что-то вроде котловины, вход в которую был только через узкое ущелье на востоке. Она была достаточно большой для десяти верблюдов, и для нас. Я размял ноги и выпил небольшую порцию воды. Еще через час дюны дадут тень. Тень. Я молча проклял Эдварда Смайта с его одеждой в стиле вестерн. Я бы с удовольствием променял свой шлем на туземную одежду. На заключительном этапе нашего путешествия я пришел, чтобы увидеть ресурсы, людей и животных, которых здесь не было. Я выпил еще немного воды и подумал, как же мы выживем в этом путешествии. — Может, нам поставить охрану? — спросил я Сайфу.
  
  'Да. Афары Борджиа преследуют нас. У них сильные верблюды и много людей. Ветер не стер наши следы за один день. Я и сомалиец дежурим днем. Вы с Пачеком плохо видите на солнце.
  
  «Тогда мы будем дежурить ночью», — сказал я.
  
  'Хорошо.'
  
  Слишком уставший, чтобы есть, я наблюдал, как Сайфа взобрался на вершину самой высокой дюны и зарылся в песок, чтобы осмотривать местность незаметным. Я лег в тени своего верблюда и заснул. Я проснулся, когда Арфат тряс меня за плечо из стороны в сторону. Солнце село.
  
  — Подожди теперь, — сказал он. "Поешьте немного еды".
  
  Он говорил на сомалийском диалекте, который близок к арабскому языку, на котором я говорил с ним. — Поспи, Арфат, — сказал я. «Я возьму что-нибудь поесть, когда буду на страже».
  
  Я нашел банку говядины. Чтобы добраться до еды, мне пришлось перешагнуть через спящего Пачека. Чеху было около пятидесяти, и он был в плохом физическом состоянии. Я задавался вопросом, сколько дней он вынесет, как это он проживет. От его лаборатории в Праге до эфиопской пустыни была целая пропасть. У Пачека, должно быть, была очень веская причина бежать от русских. Я должен был узнать больше об этом.
  
  Когда я понял, что то немногое, что я знал о Пачеке, почти сделало его моим старым другом, я чуть не рассмеялся. Марьям была амхаркой, красивой дочерью и племянницей высокопоставленных коптских сановников. Это все, что я знал о ней. Арфат, сомалиец, был хорошим вором верблюдов. Я доверил свою жизнь Сайфе просто потому, что он был Данакилом. Я открыл банку и сел на дюну. Сайфа и Арфат проделали пологий путь к вершине, и я изо всех сил пытался удержать равновесие на опасно зыбучем песчаном склоне внизу. Звезды были на небе, и ясная ночь пустыни казалась почти холодной после ужасного дневного зноя.
  
  Наверху я сел и начал есть. Мясо было соленым. У нас не было огня. В холмах к западу от нас находилась еще одна группа, более уверенная в своем выживании, чем мы, и они явно не ожидали нападения. Их огонь был небольшим. Но он горел там, как яркий маяк в темноте. И я надеялся, что это собьет людей Борджиа с пути.
  
  Сверху надо мной донесся звук реактивного самолета. Я увидел мигающие огни самолета и оценил его высоту примерно в две с половиной тысячи метров. По крайней мере, у Борджиа не было самолетов и вертолетов. Я подумал, что эфиопы не смогли обнаружить Борджиа с воздуха. И эта мысль засела у меня в голове, пока я наблюдал.
  
  Когда Пачек сменил меня и я обнаружил, что Марьям еще не спала, я спросил ее об этом.
  
  — У него есть деньги, — сказала она. «Когда я вернусь, у некоторых людей возникнут большие проблемы. Я знаю их имена. Борджиа из тех, кто хвастается, когда хочет произвести впечатление на женщину.
  
  — Как политическая ситуация в Эфиопии, Марьям? — Я думал, у вас стабильное правительство.
  
  Она прислонилась ко мне. - «Лев Иуды — старый, гордый человек, Ник. Молодые люди, его сыновья и внуки могут рычать и угрожать, но старый лев остается вожаком стаи. Иногда возникают заговоры, но Лев Иуды остается у власти. Те, кто не служат ему верно, чувствуют его месть».
  
  "Что происходит, когда Лев умирает?"
  
  «Затем приходит новый Лев, амхарский вождь. «Может быть, кто-то из его расы, а может и нет. Это не предрешенный вывод. Это тоже было не важно. Все, что я знал об Эфиопии, соответствовало национальному характеру, который Борджиа дал мне о ней. Они гордились тем, что являются единственной африканской страной, не колонизированной Европой. Однажды они проиграли короткую войну с англичанами, в результате которой император покончил жизнь самоубийством. Незадолго до Второй мировой войны они пострадали от итальянцев, когда слишком поздно узнали, что полномочия Лиги Наций не простираются так далеко, как они заявляли. Но они никогда не были государством-клиентом. Что бы ни сделал Борджиа, чтобы поселиться в пустыне, это была внутренняя проблема Эфиопии. И любой европеец или американец, ввязавшийся в это, был большим идиотом. Марьям положила руку мне на спину и размяла мышцы под рубашкой.
  
  «Вы такого же роста, как мужчины моего народа», — сказала она.
  
  — Ты тоже большая, Марьям, — сказал я.
  
  "Слишком большая, чтобы быть красивой?"
  
  Я тихо вздохнул. «Вы можете запугать невысокого мужчину, но разумный человек знает, что ваш рост — это часть вашей красоты», — сказал я. «Даже если твои черты скрыты под вуалью».
  
  Она подняла руку и сорвала вуаль.
  
  «Дома, — сказала она, — я одеваюсь по-западному. Но среди данакилов, которые являются последователями Пророка, я ношу чадру в знак своего целомудрия. Даже маленький сомалиец, чьи куриные кости я сломаю одной рукой, может подумать, что мое лицо — это приглашение к изнасилованию».
  
  — Бедный Арфат, — сказал я. «Сайфа предполагает, что ничего не знает о верблюдах. Пачек приказывает ему во всех направлениях. А вы издеваетесь над его ростом. Почему он никому не нравится?
  
  — Он сомалийец. Он вор.
  
  «Он выбрал для нас хороших верблюдов».
  
  "Конечно," сказала она. — Я и не говорила, что он плохой вор. Я только что сказала, что все сомалийцы — воры».
  
  Я улыбнулся в темноте. Было достаточно исторических свидетельств ненависти, которая превратила Эфиопию в свободную федерацию племен, а не в сплоченную нацию. Марьям принадлежала к традиционно правящей касте воинов-христиан, сдерживавших восстание мусульманских орд в период средневековья, который длился дольше, чем темные века Европы. Более свежие воспоминания о Европе сделали меня немного более терпимым к напряженности среди эфиопов нашей группы.
  
  Пачек, чех, отказался доверять какому-либо немцу, поэтому у нас не было достоверных данных о рабочем состоянии всех двадцати трех ракет.
  
  — Борджиа тоже маленький человек, — сказала Марьям. «Он хотел жениться на мне. Я думал, ты сказал, что все маленькие человечки боятся меня?
  
  — Почему он хотел жениться на тебе?
  
  — Мой отец влиятелен. Силой, которую я могла ему дать. Она помолчала. «Ник, это опасное путешествие. Мы все не выживем.
  
  — У тебя есть какой-нибудь особый талант знать такие вещи?
  
  'Я женщина. По словам моего отца и дяди, такими талантами обладают только мужчины.
  
  — Куда ты возвращаешься, Марьям?
  
  'К родителям, мне стыдно. Но это всегда лучше, чем Борджиа. Лучше быть плохой амхаркой, чем замужней мусульманкой. Я не потерял свою честь в пустыне. Но кто мне поверит?
  
  — Я, — сказал я.
  
  Она положила голову мне на плечо. — Я потеряю е, Ник. Но не сегодня. Не с другими, которые насторожены, наблюдают и завидуют. «Я не вернусь ни к браку, ни к мужчине, Ник».
  
  Мы расстелили наши кровати, украденные сомалийцами грубые одеяла, чтобы накинуть их на верблюжьи седла, рядышком. Марьям уснула, положив голову мне на плечо.
  
  
  
  Глава 11
  
  
  Люди Борджиа напали на нас, пока Пачек дежурил. Его предупреждающие крики разбудили меня. Затем я услышал короткие выстрелы 38 калибра. Ответом был залп, как минимум два автомата и несколько винтовок. Я схватил свой автомат.
  
  С дюны сбежали трое нападавших, стреляя и спотыкаясь. Я поднял ружье и начал стрелять. Когда они спустились, никто из них не встал.
  
  Ружье Марьям грохнуло рядом со мной. Пуля просвистела над моей головой. Арфат и Сайфа присоединились и одновременно открыли огонь. Основная волна наших нападавших прошла через ущелье в песчаных дюнах. Поскольку они были так близко друг к другу, это было ошибкой. Мы с легкостью их перестреляли.
  
  Так же быстро, как и начался, шум снова прекратился. Я огляделся в поисках других целей. Один из наших верблюдов лежал на земле и брыкался. Остальные шумели, пытаясь освободиться от веревок .
  
  — Верблюды! — крикнул я. «К верблюдам, Арфат».
  
  Сомалиец побежал к ним.
  
  «Я могу наблюдать там», — сказал Сайфа, указывая на пропасть, из которой исходила основная атака. «Ты поищешь Пачека».
  
  Данакил безрассудно побежал к телам, разбросанным там в лунном свете. Я подошел к тем трем, кого подстрелил, более осторожно. Со стороны ущелья донесся крик страха и боли. Я огляделся. Сайфа нацелил винтовку на корчащееся тело.
  
  Я снова отвернулся, прежде чем пистолет выстрелил. Я начал осматривать три уложенных мною. Один из них был мертв, но двое других, хотя и были серьезно ранены, еще дышали.
  
  Я схватил их оружие и отбросил в сторону лагеря. Потом я поднялся на дюну.
  
  За моей спиной раздался выстрел. Я быстро повернулся, поднимая винтовку. Марьям стояла над мужчиной. Пока я смотрел, она подошла к другому, еще дышащему, и всадила ему в голову винтовочную пулю. Затем она присоединилась ко мне на склоне.
  
  Она сказала. - «Что хорошего в пленных?»
  
  — Я собирался оставить их там.
  
  — Чтобы они сообщили Борджиа, когда и куда мы уехали? Она засмеялась. — Они пришли убить нас, Ник. Не для того, чтобы захватить нас.
  
  Я поднялся дальше по песчаной дюне с Марьям позади меня. Василий был почти на вершине. Я перевернул его и стер песок с его лица. Кровь капала у него изо рта. Его грудь и живот были изрешечены пулевыми отверстиями. Я положил его обратно в песок и залез наверх; Я внимательно посмотрел вниз. Первое, что я увидел, было тело на полпути вверх по склону. Итак, Пачеку удалось застрелить по крайней мере одного человека. Я подумал, уснул ли он на вахте или просто не заметил их приближения. Я посмотрел через залитую лунным светом пустыню на их верблюдов. Я их не видел.
  
  Должно быть, они пришли с верблюдами. Автомобиль, я бы услышал. Я продолжал осматривать местность, держась низко, чтобы в лунном свете не был виден мой силуэт. Затем я увидел верблюдов в темных тенях одной из песчаных дюн. Рядом стояли двое мужчин; их взволнованные движения указывали на то, что их начало беспокоить то, что произошло в чаше с другой стороны. Они были между мной и пропастью, ведущей к бассейну, так что это место не позволяло им увидеть, как Сайфа безжалостно истребляет их союзников.
  
  Я очень осторожно занял огневую позицию и прицелился. Но я был недостаточно осторожен. Один из мужчин закричал и нацелился на меня. Я дал быстрый выстрел и промахнулся, но его прицел был настолько искажен, что его пуля только подняла песок. Несколько верблюдов начали беспокоиться. Второй мужчина запрыгнул на верблюда. На этот раз у меня было больше времени, чтобы правильно прицелиться. Я подстрелил его, и тогда животное исчезло в пустыне. Из пропасти появилась темная фигура, пуля подняла песок рядом с моим лицом. Я не мог стрелять сквозь бегущих в панике верблюдов. И через короткое время все они ушли в пустыню, скача без всадников. Я увидел металлическую вспышку и услышал крик.
  
  Мужчина встал. Другой остался на месте. Марьям ползла рядом со мной по вершине дюны. Я держал автомат наготове.
  
  «Это Сайфа», — сказала она.
  
  'Ты уверена?'
  
  'Да.'
  
  — У тебя чертовски хорошие глаза.
  
  Мы встали. Данакил помахал нам рукой.
  
  «Иди, скажи Арфату, чтобы он в никого не стрелял», — сказал я Марьям.
  
  — В этом нет необходимости. Настоящий сомалиец прячется с верблюдами». Я соскользнул с дюны и присоединился к Сайфе.
  
  — Хорошая работа с этим ножом, — сказал я.
  
  — Мы убили их, — сказал он, по-товарищески обнимая меня за плечо. «Они схватили меня, когда один из них напал на меня сзади и ударил по голове. Но эти афары не воины. Даже женщина убила нескольких. Он радостно рассмеялся.
  
  — А Арфат? Разве он не убил нескольких тоже?
  
  «Сомалиец? Может быть, он убил их из-за страха. Он огляделся в темноте. — Что, если бы у них сейчас было радио? Может быть, они позвонили Борджиа до того, как мы их убили. Я нашел что-то на спине мужчины. Я думаю, это радио.
  
  — Посмотрим, — сказал я.
  
  Он подвел меня к мертвому телу. Я заглянул в открытый рюкзак, который нес мужчина. В нем была полевая радиостанция с довольно большим радиусом действия.
  
  — Это радио, — сказал я.
  
  Он выстрелил в приемопередатчик. Я смотрел, как разлетаются части, когда пули пробивали его внутренности. Я повернулся, чтобы крикнуть Сайфе, чтобы он остановился, но прежде чем я успел что-то сказать, его пистолет был пуст. Он выбросил его .
  
  «Теперь они не могут нас найти», — сказал он. «Никто больше не будет использовать это радио, чтобы найти нас».
  
  — Никто, — признался я. Затем я пробрался через трупы к нашим верблюдам.
  
  Теперь, когда Пачек был мертв, я оказался между этим Сомалийцем и этим Данакилом. Я потерял самообладание. Я должен был рассказать этому тупому разбойнику из пустыни, что он только что сделал, но это не помогло бы. Это была моя вина. Если бы я сначала объяснил Сайфе, что мог бы использовать это радио, чтобы вызвать кого-то, чтобы спасти нас, он бы не уничтожил его. Я должен был думать, как эти люди из пустыни, если я хотел выжить.
  
  — Плохие новости, Ник, — сказала Марьям, когда мы вернулись в лагерь. «Верблюд, который вез больше всего еды, мертв. Его груз, в том числе много воды, был поврежден. Вода стекает в песок. Сомалиец пытается спасти то, что может».
  
  'Что?' — сказал Сайфа.
  
  Она медленно объяснила ему это по-итальянски.
  
  «Может быть, у людей Борджиа была вода».
  
  Всего их было десять. Пасек убил одного. Я застрелил троих, спускавшихся с холма. И еще четырех в каньоне. Двое других были мертвецами, оставленными вместе с верблюдами. Мы бы неплохо справились с таким форс-мажором, хотя их опрометчивая атака очень облегчила нам задачу. Я думал, что начинаю понимать кое-что о разуме данакилов. По крайней мере , если бы Сайфа и Луиджи были типичными примерами этого. У них не было ничего, кроме презрения к любому, кто не принадлежал к их собственному племени.
  
  Наша группа состояла из двух белых, женщины-амхарки, сомалийки и данакиля из вражеского племени. Люди Борджиа не чувствовали необходимости окружать и осаждать нас, пока звали на помощь по рации.
  
  Только трое из них имели при себе фляги. И они были полупустые. Очевидно, большая часть их воды осталась на верблюдах — верблюдах, свободно бродивших теперь где-то по пустыне.
  
  «Мы должны уйти отсюда», — сказал мне Сайфа.
  
  'Да. Может быть, они использовали радио до того, как напали на нас. Я пошел к Арфату. "Как другие верблюды?"
  
  — Хорошо, — сказал он.
  
  Мы сели и поехали в ночь. Сайфа и Арфат неотрывно следили за пустыней, а когда взошло солнце, они осмотрели горизонт позади нас в поисках признаков погони. Я тоже посмотрел, хотя не ожидал увидеть ничего такого, чего не видели люди пустыни. Наш побег, казалось, прошел незамеченным.
  
  «Как далеко простирается влияние Борджиа?» — спросил я Марьям. «Мы должны выйти сегодня или завтра. Если вождь становится слишком могущественным или его владения становится слишком большими, об этом узнают в Адис-Абебе. А о Борджиа не знают. По крайней мере, я так не думаю.
  
  Состояние количества нашей воды меня беспокоило. Сильная жара высушила нас. Мы так нормировали воду, что я постоянно ощущал песок в горле. Я почувствовал головокружение и лихорадку. Когда мы остановились в тот день, я спросил Сайфу о проблеме.
  
  «Нам нужна вода еще на четыре дня», — сказал он. — Но через два дня мы можем пойти в горы и попытаться найти её. Мы также можем найти людей с оружием.
  
  «Наша вода не проблема, — сказал Арфат.
  
  Данакил проигнорировал его.
  
  Я спросил его. — Ты знаешь, где мы можем найти воду?
  
  'Нет. Но я знаю, где есть молоко. Смотри.'
  
  Арфат подошел к своему верблюду и взял с седла пустой бурдюк. Он внимательно осмотрел сумку, чтобы убедиться, что она все еще цела. Затем он сделал несколько шагов назад и стал изучать верблюдов. Он подошел к одному из них и начал с ним разговаривать. Зверь отпрянул от него.
  
  «Если он заставит зверя убежать, ему придется бежать», — сказала Сайфа.
  
  Арфат продолжал говорить. Верблюд, казалось, почти понял его. Она сделала еще несколько шагов и остановилась в нерешительности; большой паршивый зверь, почти ошеломленный приближающейся к ней маленькой фигурой. Ее шея вышла наружу, и я подумал, что она сейчас укусит или плюнет. С момента нашего побега я постоянно сражался со своим скакуном, и четыре укуса на моей ноге напомнили мне, что зверь побеждает.
  
  Арфат продолжал тихо говорить. Верблюд подошел к нему, обнюхал и стал ждать, пока он ее погладит. Медленно он прижался к ней и повернул ее боком к себе. Продолжая говорить, он залез под большого зверя и схватил вымя. Верблюд переместил свой вес.
  
  — Это данакильские животные, — сказала Марьям. «Вероятно, их никогда не доили».
  
  «Это будет его смерть», — сказал Сайфа.
  
  — Дай бог, чтобы это было не так, — сказал я, внезапно разозлившись на постоянные этнические оскорбления. «Если он не добьется успеха, мы все умрем».
  
  Данакил держал рот на замке. Я посмотрел на Арфата. Он действовал очень медленно и пытался уговорить верблюдицу дать ему молока. Я видел, как его рука скользнула вокруг соска, когда он другой рукой устанавливал пакет на место. Верблюд оторвался и ушел.
  
  Мгновение Арфат стоял совершенно неподвижно, понимая, что любое внезапное движение отправит зверя по песку, в результате чего по крайней мере один из нас умрет в пустыне.
  
  Марьям, Сайфа и я попытались какое-то время оставаться неподвижными. Глядя на верблюдицу, я понял, что природа не создала ее для легкого доступа к женскому молоку. С коровой можно просто сесть, и даже неспециалист все равно найдет там висящий большой мешок. Козу труднее доить, но это ничто по сравнению с верблюдицей. Просто еще один верблюд — или сомалийский — достаточно сумасшедший, чтобы даже подумать о таком.
  
  Он снова подошел к верблюдице и прижал мешок к боку. Снова процесс был повторен, чтобы заставить уродливого зверя перевернуть его на бок, чтобы он мог схватить ее под живот. Он снова сжал сосок. Верблюд издал тихий, певучий звук, затем замолчал. Арфат доил быстро, изредка пропуская струйку, которая потом исчезала в песке. Наконец он слез с верблюда, нежно похлопал ее по туловищу и повернулся к нам с широкой улыбкой на лице.
  
  Кожаный бурдюк набух от молока. Арфат пил много и жадно и подошел ко мне.
  
  — Хорошее молоко, — сказал он. 'Попробуй.'
  
  Я поднял бурдюк и поднес его к губам.
  
  «Сомалийцы выращиваются на верблюжьем молоке, — говорит Саифа. «Они сами выходят из чрева верблюда».
  
  Арфат в гневе закричал и потянулся за ножом на поясе. Я быстро передал сумку Марьям и схватил обоих мужчин. У меня не хватило ума встать между ними, но, застигнув их врасплох, я сумел руками повалить обоих мужчин на землю. Я навел на них автомат, стоя над ними.
  
  — Хватит, — сказал я.
  
  Они яростно посмотрели друг на друга.
  
  «Что вы думаете о еде и питье для нас, кроме этого верблюжьего молока?» — спросил я Сайфу.
  
  Он не ответил.
  
  А Арфату я сказал: «Вы можете помириться?»
  
  «Он оскорбил меня, — сказал Арфат.
  
  — Вы оба меня обидели, — закричал я.
  
  Они уставились на мой пистолет.
  
  Я тщательно подбирал слова и медленно говорил по-итальянски, чтобы они оба меня поняли. — Если вы двое хотите убить друг друга, я не могу вас остановить, — сказал я. — Я не могу охранять вас день и ночь с винтовкой, пока мы не окажемся в безопасности. Я знаю, что вы традиционно являетесь врагами друг друга. Но помните одно: если один из вас умрет, если один из нас умрет, мы все умрем.
  
  'Почему?' — сказала Сайфа.
  
  «Только Арфат может обеспечить нас едой. Только ты можешь вывести нас из пустыни.
  
  'И ты?' — спросил Арфат.
  
  «Если я умру, Борджиа скоро будет править всей пустыней и гораздо большей землей. Он будет искать вас особенно усердно, так как вы были его врагами и его рабами. И только Марьям может вовремя предупредить своих людей, чтобы они могли предоставить оружие, чтобы убить его».
  
  Они помолчали. Затем Сайфа переместил свой вес и вложил свой нож в ножны. Он откатился от меня и встал. «Ты предводитель воинов. Если вы говорите, что это правда, то я вам верю. Я больше не буду оскорблять этого сомалийца».
  
  — Хорошо, — сказал я. Я посмотрел на Арфата. «Забудь обиду и убери свой нож».
  
  Он убрал нож и медленно встал. Мне не понравилось выражение его лица, но я не посмел выстрелить в него. Я не знал, как, черт возьми, доить верблюда.
  
  «Это не очень вкусно, Ник», — сказала Марьям, протягивая мне пакет. «Но это питательно».
  
  Я глубоко вздохнул и снова поднес сумку к губам. Меня чуть не вырвало от запаха. По сравнению с ним козье молоко по вкусу напоминало медовый напиток. Оно пахло прогорклым, и я сомневался, что гомогенизация, пастеризация и охлаждение сделают его более вкусным. Какие то сгустки в нем плавали, и я не был уверен, были ли это сливки, жир или мусор из самого пакета. Молоко тоже невкусное. Я передал бурдюк Сайфе и снова вдохнул свежий воздух. Он выпил, посмотрел на нас с отвращением и вернул его сомалийцу. Арфат напился и засмеялся.
  
  «Человек может жить вечно на верблюжьем молоке», — сказал он. «Долгая жизнь того не стоит», — сказал я ему.
  
  «Впервые я пила верблюжье молоко, — сказала мне Марьям.
  
  «Разве вы не пьете его в Эфиопии?»
  
  — Ты один из лидеров своего народа, Ник. Разве у бедняков среди вас нет еды, которую вы никогда не едите?
  
  Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь ел свиную голову с крупой в своей квартире на Коламбус Серкл. И в меню моего любимого ресторана отрубей тоже не было.
  
  — Действительно, — сказал я.
  
  Мы снова сели в седла и ехали до конца дня. Незадолго до захода солнца мы достигли обширной равнины, похожей на солончак. Сайфа спешился и снял узлы с седельных сумок.
  
  «Если мы будем наблюдать, никто не сможет нас удивить здесь», — сказал он.
  
  Вскоре после полуночи, когда Арфат и Сайфа спали, а я нес вахту на маленьком островке вдали от них, ко мне пришла Марьям. Она осмотрела обширную полосу песка, которая была почти прекрасна в мягком свете луны.
  
  — Я хочу тебя, Ник, — сказала она.
  
  Она уже сняла вуаль. Теперь она избавилась от своей длинной юбки, расстелила ее на песке, ее гладкая коричневая кожа блестела в лунном свете. Ее тело состояло из изгибов и изгибов, впадин и теней.
  
  Она была теплой и полной желания, когда мы обнялись и медленно опустились на ее юбку. Мы целовались - сначала нежно, потом более страстно.
  
  Я провел руками по ее фантастическому телу и задержал их у ее восхитительной груди. Ее соски затвердели под моими пальцами. Она отреагировала неловко, как будто не совсем знала, как доставить мне удовольствие. Сначала она просто провела руками по моей обнаженной спине. Затем, когда я позволил своим рукам скользнуть от ее грудей вниз по ее плоскому твердому животу к влажной ямке между ее бедрами, она начала ласкать все мое тело своими руками.
  
  Я медленно перекатился через нее и позволил своему весу повиснуть на некоторое время.
  
  — Да, — сказала она. Сейчас.'
  
  Я проник в нее и столкнулся с моментом сопротивления. Она издала тихий крик, а затем усердно начала двигать бедрами.
  
  Медленно она увеличила свой ритм, реагируя на мои движения. Я не думал, что она все еще будет девственницей.
  
  
  
  Глава 12
  
  
  Три дня спустя, когда наши запасы воды были почти исчерпаны, а еда полностью закончилась, мы направились на запад, к низким скалистым холмам провинции Тыграй. Незадолго до захода солнца Сайфа обнаружил небольшой колодец. Мы осторожно выпили, а затем наполнили бурдюки водой. Верблюды выказали свою обычную жажду, прежде чем начали пастись среди скудной зелени.
  
  — Это плохое место, — сказал Сафаи.
  
  'Почему?'
  
  «Мои люди живут там внизу». Он указал на бескрайние просторы пустыни. — Мы доберемся до города через два дня. Тогда мы в безопасности. Много воды, но в этом районе живут плохие люди».
  
  Поскольку в последние дни мы не получали много питательной пищи, кроме верблюжьего молока, мы быстро устали. Той ночью я провел первую вахту, пока остальные спали. Сайфа проснулся около десяти часов и сел рядом со мной на большой валун. — Ты сейчас поспишь? — сказал он. «Я понаблюдаю несколько часов, а потом разбужу этого сомалийца».
  
  Я доковылял до нашего лагеря. Марьям мирно лежала рядом с верблюдом, и я решил ее не беспокоить. У колодца я нашел немного травы и растянулся на месте. Казалось, мир на мгновение закружился вокруг меня, но потом я заснул.
  
  Меня разбудило нервное движение среди верблюдов. Я почувствовал что-то странное, но не мог определить. Мне пришлось так долго жить с верблюдами и собственным немытым телом, что мое обоняние притупилось. Потом я услышал кашель, рычание.
  
  Я повернул голову вправо. Темная форма отклонилась от меня прочь. Воздух стал сильнее пахнуть, когда я идентифицировал звук как обычное дыхание. Я вспомнил, что где-то читал, что львы ужасно воняют изо рта, но я не думал, что мне доведется ощутить это сладко пахнущее дыхание вблизи.
  
  Автомат лежал слева от меня. Я не смог бы развернуться, схватить его и поднять над своим телом, чтобы нацелиться на льва. Или я мог перевернуться, подпрыгнуть, поднять пистолет и одним движением отщелкнуть предохранитель. Но у льва все же было преимущество. Он мог запрыгнуть на меня сверху и начать кусать прежде, чем я смогу как следует прицелиться.
  
  — Ник, когда проснешься, лежи очень тихо, — тихо сказала Марьям.
  
  Лев поднял голову и посмотрел в ее сторону.
  
  «У него круглый живот», — сказал Сайфа.
  
  "Что это значит?"
  
  — Что он не голоден. Лев с плоским животом хочет есть и нападает. Но этот только что поел.
  
  Со своего ракурса я не мог проверить, что видел Данакил, но я видел, что мой новообретенный знакомый был самцом с длинной растрепанной гривой. Я пытался вспомнить все, что знал о львах. Это было не слишком много. Я, конечно, никогда не слышал о теории Сайфы о том, что нужно смотреть на брюхо льва, чтобы убедиться, что оно плоское. Мне казалось, что любой, кто был так близко к льву, чтобы изучить его брюхо, вероятно, смог бы более внимательно изучить его пищеварительные процессы изнутри.
  
  Марьям сказала лежать спокойно. Лев тоже стоял неподвижно, только хвостом махал. Эта деталь беспокоила меня. Я видел множество кошек, терпеливо ожидающих птицу или мышь, и их намерения выдавались только непроизвольным движением хвоста. Я подумал, не намерен ли этот большой кот выставить лапу и нанести мне удар при малейшем движении с моей стороны. Совет Марьям показался мне очень здравым.
  
  Потом я вспомнил еще кое-что - львы падальщики. Например, они отгоняют стервятников от гниющей туши, чтобы легко перекусить. Если я буду лежать спокойно, этот лев может решить утащить меня на следующую трапезу в пустыне.
  
  Он шевелился и кашлял. Меня накрыла волна неприятного запаха изо рта. Мои нервы были на грани срыва, и я боролся с желанием схватить автомат.
  
  Очень медленно лев повернул свое тело так, чтобы оно оказалось параллельно моему . Я посмотрел на его живот. Он казался довольно круглым, если это действительно что-то значило. Лев повернулся, чтобы снова посмотреть на меня. Затем он медленно пошел к колодцу. Сначала я скосил глаза, когда он прошел мимо моей головы. Лев шел очень медленно, то ли не знал, то ли есть, то ли пить. Я подождал, пока он окажется почти у воды, прежде чем решил, что пора брать автомат. Со всей силой воли я подождал еще минуту, пока лев действительно не склонился над водой. Там он снова оглядел лагерь. Никаких звуков и движений от Марьям и Сайфы я не слышал. Удовлетворенный тем, что ему ничего не угрожает, лев опустил голову и стал шумно пить. Мне было интересно, как я отреагирую в следующий раз, когда увижу котенка, пускающего слюни в блюдце с молоком. Медленно я протянул левую руку и стал рыться в земле, пока не нашел холодную сталь автомата. Я тут же взял его. Для этого мне пришлось отвести взгляд от льва, но я все равно слышал, как он пьет.
  
  Я держал оружие так, чтобы перевернуться налево, отключить предохранитель и принять классическую стойку лежа одним плавным движением. Невозможно было выполнить этот маневр, не потревожив льва, но я чувствовал, что это шанс взять верх. В оружии был полный магазин, так что если бы лев хотя бы хвостом пошевельнул, я бы высрелил очередью. Продолжительный залп определенно поразил бы что-то жизненно важное.
  
  Я перевернулся и прицелился. Марьям громко ахнула, когда лев поднял голову.
  
  «Не стреляйте», — сказала Сайфа.
  
  Я не ответил. Стрелять или нет, зависело от самого животного. Если бы он снова начал пить, я бы не стал стрелять. Если бы он не пошел бы к Марьям и Сайфе, не за верблюдами, когда вышел из лагеря, я бы не стал в него стрелять. И если бы он не повернулся, чтобы снова меня осмотреть , я бы не стал его стрелять. В этой степени я был готов принять этот компромисс.
  
  Было как минимум две веские причины, по которым Сайфа сказал не стрелять. Он не доверял людям, которые жили в этой части страны, и стрельба могла привлечь их внимание. Другая причина была ближе: выстрелы могли разозлить льва. Как бы хорошо человек ни стрелял, всегда есть шанс, что он промахнется, даже при самых благоприятных обстоятельствах. Да и нынешние условия были не слишком хороши.
  
  Свет обманчив. Луна, хотя и полная, почти зашла. И лев красиво вписался в его окружение. Как только я оказался в положении лежа, я остался в этом положении и стал ждать, что будет делать лев.
  
  Лев выпил еще немного воды. Удовлетворенный, он поднял голову и зарычал. Верблюды завыли от страха.
  
  — Лев, — крикнул Арфат со своего поста. «В лагере лев».
  
  "Это было долгое время," сказала Марьям.
  
  Этот громкий разговор, казалось, расстроил льва. Он посмотрел на Марьям, на верблюдов, а потом на то место, где должен был стоять Арфат. Я крепче сжал автомат и усилил давление указательным пальцем правой руки. Еще немного, и я выстрелю.
  
  Лев медленно пошел влево, прочь от нас. Казалось, он растворился в ночи, и я быстро потерял его из виду.
  
  Две минуты спустя Сайфа сказал: «Он ушел».
  
  Я встал. «Теперь я хочу знать, как, черт возьми, он попал в этот лагерь», — проревел я.
  
  Арфат встретил меня на полпути через наш лагерь и его валун.
  
  «Лев пришел с той стороны, на которую я не смотрел», — сказал он.
  
  — Или ты спал?
  
  'Нет. Я просто не видел этого льва.
  
  — Иди в лагерь и поспи, — сказал я. «Я не сплю. Этот зверь уже давно дышал мне в лицо.
  
  — Значит, он не был голоден, — сказал он.
  
  Мне хотелось повернуться и пнуть Арфата сапогом. Но мне удалось взять себя в руки. Даже если сомалиец не заснул, с его стороны было чистой небрежностью не заметить этого льва. Или это «упущение» было преднамеренным. Я не забыл выражение его лица, когда я разнял его с Сайфой.
  
  Вскоре после полудня следующего дня мы остановились у другого колодца для короткого отдыха. Присутствие воды заставило меня чувствовать себя намного лучше, хотя я был так голоден, что с жадностью проглотил бы кусок мяса, отрезанный от одного из наших собственных верблюдов. За время нашего путешествия по пустыне я потерял около пятнадцати фунтов, и мне пришлось затянуть пояс до последней дырки. Но в остальном я чувствовал себя довольно сильным. Я, конечно, смог пережить тот день, который отделял нас от города.
  
  — Как вы думаете, есть ли в городе полицейский участок? — спросил я Марьям. «Он должен быть там. Дай мне поговорить с ними, Ник. Я знаю как с ними говорить.
  
  'Хорошо. Я должен добраться до Адис-Абебы или Асмэры как можно скорее».
  
  Мы только что покинули колодец, когда достигли вершины склона и наткнулись на группу из трех данакилов. Хотя они тоже были удивлены, но отреагировали быстрее, чем мы. Они начали стрелять. Арфат закричал и упал с верблюда.
  
  К тому времени у меня уже был автомат. Саифа и Марьям тоже начали стрелять. И уже через минуту трое наших соперников оказались на земле. Я посмотрел на Марьям. Она смеялась. Затем Сайфа медленно сполз с седла.
  
  Я спрыгнул с верблюда и побежал к нему. Он получил пулю в плечо, но, насколько я мог судить, рана была не слишком глубокой, чтобы пуля могла повредить какой-либо жизненно важный орган. Я промыл отверстие водой и перевязал его. Марьям преклонила колени перед Арфатом.
  
  — Он мертв, — сказала она, вернувшись и встав рядом со мной.
  
  — Это очень плохо, — сказал я. «Он спас нас своим верблюжьим молоком».
  
  — И он чуть не убил нас — особенно тебя, — потому что вовремя не предупредил нас об этом льве.
  
  «Арфат заснул. Он был храбр, но недостаточно силен для этого путешествия.
  
  — Он спал? Марьям тихо рассмеялась. «Ник, я говорил тебе никогда не доверять сомалийцам. Он ненавидел тебя за то, что ты не позволил ему сразиться с этим Данакилом.
  
  — Возможно, — сказал я. — Но это уже не имеет значения.
  
  Сайфа моргнул, медленно приходя в сознание. Я ожидал, что он застонет, но он перевел взгляд на меня и остался стоически спокоен.
  
  Он спросил. - «Насколько сильно я ранен?»
  
  — Может быть , у тебя сломано плечо. Внутри ничего не задело, но пуля все еще там».
  
  — Нам нужно выбираться отсюда, — сказал он, выпрямляясь.
  
  «Нет, пока я не надену на тебя перевязь», — сказал я ему.
  
  Мы оставили тела трех нападавших и Арфата. Я надеялся, что большая стая голодных львов пройдет мимо прежде, чем их присутствие вызовет подозрение.
  
  Мы шли до наступления темноты. Данакиль, испытывая сильную боль, но был все еще настороже, сказал нам разбить лагерь в вади.
  
  «Мы, может быть, в двух часах езды от города», — сказал он. — Мы собираемся туда завтра. Сегодня огня не будет.
  
  — Ты будешь спать, — сказал я ему.
  
  — Вы должны охранять нас.
  
  'Я сделаю это.'
  
  Я привязал верблюдов к редким кустам, чтобы они могли поесть. Казалось, они способны есть почти все, и мне стало интересно, могут ли они переваривать даже камни. Я был очень горд собой — я стал довольно искусным в обращении с этими зверями, и я расскажу Хоуку о своем новообретенном таланте и попрошу его занести его в мое дело.
  
  Я выбрал хорошее место на невысоком холме и начал смотреть. Марьям подошла и села рядом со мной.
  
  «Думаю, мы доберемся до моих людей, Ник», — сказала она.
  
  — Ты думала иначе, когда мы уходили?
  
  'Да. Но я лучше умру, чем стану женой Борджиа.
  
  Я обнял ее и погладил ее большую грудь. "Мы не можем сегодня вечером," сказала она. «Мы должны присматривать за Сайфой».
  
  — Я знаю, — сказал я.
  
  «Подождите, пока я не смогу одеваться как христианка. Женщины Ислама должны скрывать свои лица, но им разрешено обнажать грудь. Странные у них обычаи.
  
  — Мне нравится, когда твоя грудь обнажена, — сказал я.
  
  «Я рада, что получила образование, — сказала она.
  
  Я попытался связать ее комментарий с нашим разговором, но не смог. 'Почему?'
  
  «Эфиопия изменилась, Ник. Несколько лет назад, в детстве моих родителей, такой похищенной девушке, как я, пришлось бы жить со стыдом, если бы она не смогла доказать свою девственность. Теперь уже не нужно заключать согласованный брак. Мое развитие гарантирует мне работу в правительстве. Мой отец и дядя могут сами устроить это для меня без смущения. Тогда жизнь будет такой же, как в западных странах».
  
  — Ты могла бы вернуться девственницей, если бы не переспала со мной, — сказал я.
  
  «Я не хотел возвращаться девственником, Ник». Она встала. — Разбуди меня, когда устанешь. Постарайтесь не спать всю ночь. Я вижу ночью так же хорошо, как и вы, и хотя я не очень хорошо стреляю, я всегда могу окликнуть, когда угрожает опасность».
  
  — Хорошо, — сказал я.
  
  Еще одна часть головоломки встала на свои места, когда я смотрел, как она исчезает в темноте в своей белой юбке. Марьям упомянула о важности ее девственности, когда мы впервые занимались любовью, и я на мгновение испугался, что она пожалеет о том, что переспала со мной, как только мы достигнем амхарского нагорья. Однако она думала наперед. Марьям была храброй женщиной и заслужила все счастье, которое только могла получить. Мне бы не хотелось, чтобы ее люди по какой-то причине плохо обращались с ней. Я тоже был счастлив иметь такую влиятельную любовницу. Побег из «Данакила» был дикой догадкой, и я не поверил бы в нее, пока не увидел грузовики и людей в форме и невооруженных гражданских лиц, мирно идущих по улицам.
  
  Но побег от Борджиа не был концом моей миссии. Это был лишь шанс столкнуться с новыми проблемами. У меня не было с собой документов, удостоверяющих личность. Гаард забрал мои документы. Добравшись до посольства в Адис-Абебе или Асмэре, я мог идентифицировать себя, показав ответственному там человеку свою татуировку с топором. Он должен был знать все. Но что, если это не так? Будет ли он тогда считать это реальным?
  
  А как насчет правительства Эфиопии? По их просьбе я отправился за Борджиа. Теперь я примерно знал, где он и чем занимается. Более того, у меня не было никаких доказательств того, что его уязвимость заключалась в деактивированных ракетах. Если бы я убил его в той деревне Данакил, моя работа для AX была бы закончена. Но я не убил его. И я понятия не имел, чего хотят эфиопы .
  
  У Марьям были хорошие связи. Она гарантировала бы безопасность для меня. Я переместил свой вес и заставил себя оставаться начеку. Если я засну, мы можем больше никогда не достичь цивилизации.
  
  
  
  Глава 13
  
  
  Через два часа после восхода солнца Сайфа вывел нас на четко обозначенную тропу, ведущую к деревне, которую мы хорошо видели вдалеке. Он был слаб и в лихорадке, и время от времени я видел, как он качался в седле. Перед отъездом из лагеря я осмотрел его рану и увидел, что она воспалилась. Пуля, осколки кости и осколки должны быть удалены быстро.
  
  Я спросил. — "Ты можешь остаться в седле? — Я понесу тебя?"
  
  — Ты уже спас мне жизнь, — сказал он. — Ник, я надеялся только на одно.
  
  'На что?'
  
  «Чтобы вы позволили мне убить этого сомалийца».
  
  « Прежде чем ты умрешь, ты убьешь много врагов», — сказал я ему.
  
  — Да, Ник. Но я больше никогда не совершу такую поездку. Люди начнут рассказывать истории о том, что мы с тобой сделали. Пачек умер в нашем первом лагере. Сомалиец не был воином. И единственным другим человеком была женщина. Скольких мы убили?
  
  — Я сбился со счета, — сказал я. — Думаю, тринадцать.
  
  «Теперь мы должны найти место, чтобы избавиться от нашего оружия. В городе оно нам не нужно.
  
  Верблюды шли своим путем по тропе. Когда мы достигли участка с большими валунами, я остановил своего верблюда. «Давай спрячем наше оружие среди камней», — сказал я. — Хорошо, — сказал Сайфа.
  
  Мы с Марьям взяли его пистолет, патроны, которые он нес, и отстегнули пистолет от его ремня. Я вскарабкался по валунам, пока не нашел расщелину. Я положил туда обе винтовки и пистолет, затем уставился на свой автомат.
  
  Я бы чувствовал себя голым, если бы у меня его больше не было, но мы не могли позволить себе въехать в город, размахивая оружием. Мы искали друзей, а не очередную бойню. Марьям ехала с одной стороны от него, я с другой. Он не хотел, чтобы его несли в полицейский участок, и продолжал только свою гордость.
  
  «Мариам, — сказал я по-английски, — вы можете убедить полицию позаботиться об этом человеке?»
  
  'Я не знаю. От имени моего отца я буду умолять их немедленно вызвать врача. Я скажу, что он главный свидетель преступления, караемого смертной казнью.
  
  «После всего, что Сайфа сделал для нас, я не хотел чтобы он потерял руку».
  
  — Я понимаю, Ник, — сказала она. «Но потребуются некоторые усилия, чтобы убедить полицию, кто я такая. Они должны подготовить отчет. Они должны назвать начальству наши имена. Но они откажутся поторопить свои действия, если увидят амхарскую женщину, одетую как мусульманка».
  
  Судя по одежде, это был мусульманский город, подумал я. Мы поехали прямо в полицейский участок. Выбежали двое мужчин в форме цвета хаки с открытыми кобурами. Марьям начала говорить на амхарском языке, и я услышал, что мое имя свободно используется. Я был рад видеть, что они были осторожны с раненым Сайфой. Один из них подвел меня к камере, втолкнул внутрь и закрыл дверь.
  
  "Ты американец?" — спросил он на плохом английском.
  
  'Да. Меня зовут Ник Картер.
  
  — У вас есть документы?
  
  'Нет.'
  
  'Жди здесь.'
  
  Боясь обидеть его, я сдержал смех. Мне было интересно, куда, по его мнению, я пойду.
  
  В углу камеры валялось изношенное армейское одеяло. Я надеялся, что там не слишком много вредителей. Последние несколько дней я спал очень чутко, постоянно высматривая малейшие признаки опасности . Но так как я мог только ждать действий других, я решил задремать. Маловероятно, что мародерствующие Данакилы станут штурмовать тюрьму. Власть Борджиа не простиралась так далеко на север. Я упал на койку и через минуту уснул.
  
  Я проснулся от звука настойчивого голоса. 'Г-н. Картер. г-н. Картер, г. Картер.
  
  Я открыл глаза и посмотрел на часы. Я поспал чуть больше двух часов. Я почувствовал себя намного лучше, хотя был достаточно голоден, чтобы съесть верблюжий стейк, все еще прикрепленный к животному.
  
  'Г-н. Картер, пожалуйста, пойдем со мной, — сказал полицейский, который отвел меня в камеру.
  
  — Иду, — сказал я, вставая и почесываясь.
  
  Он провел меня по коридору в обнесенный стеной тюремный двор. Заключенный кинул дрова в костер, над которым была кадка с горячей водой. Полицейский выкрикнул приказ. Заключенный налил в ванну горячей воды и добавил холодной.
  
  "Есть мыло, мистер. Картер, — сказал мне полицейский. — И мы нашли тебе одежду.
  
  Я снял свои грязные брюки цвета хаки и хорошо вымылся. Я наслаждался горячей водой и ощущением мыла на моей коже. Заключенный протянул мне большое хлопчатобумажное полотенце, и я лениво вытерся, наслаждаясь палящим солнцем на голой коже. В куче одежды на диване я нашел чистые брюки, коротковатые в штанинах всего на несколько сантиметров, чистые носки и чистую рубашку.
  
  Полицейский порылся в кармане в поисках лезвия для бритья. Заключенный принес миску с водой и поставил на скамейку маленькое зеркальце. Мне пришлось присесть на корточки, чтобы увидеть свое лицо в зеркале, но после бритья я почувствовал себя совсем другим человеком. 'Пожалуйста, пойдемте со мной, мистер. Картер, — сказал офицер.
  
  Он провел меня обратно в тюрьму и отвел в отдельную комнату, где-то в передней, рядом с караульным помещением. Там сидели Марьям и чиновник. Перед ними на столе стояла дымящаяся миска с едой. Теперь на Марьям было длинное платье, закрывавшее большую часть ее тела.
  
  'Г-н. Картер, я начальник этой тюрьмы, — сказал мужчина по-арабски, вставая и протягивая руку. «После того, как ты поешь, мы поедем в Асмэру».
  
  Он указал мне на место рядом с Марьям и стал отдавать приказы маленькой толстушке. Она быстро принесла мне буханку хлеба и миску с едой. Я не стал задавать вопросов о её составе и начал есть. Она была теплой и полной сытных кусков мяса — ягненка, как я оптимистично решил, — плавающего в жире.
  
  Хлеб был свежий и вкусный. Я запивал еду горьким чаем.
  
  «Я думаю, что вы кто-то важная», — мягко сказал я Марьям.
  
  «Нет, это ты», — сказала она мне. «Все началось с того, что полиция назвала ваше имя по радио».
  
  Я повернулся к командиру. — Как Данакил, который был с нами?
  
  — Он сейчас в местной клинике. Врач прописал ему антибиотики. Он выживет.'
  
  'Хороший.'
  
  Командир прочистил горло. 'Г-н. Картер, где ты оставил свое оружие?
  
  Я сказал. — "Какое оружие?"
  
  Он улыбнулся. «Ни один человек не проходит через Данакиль без оружия. Ваш друг был подстрелен. Стрельба явно произошла за пределами моей юрисдикции, и я понимаю, что вы работали от имени правительства. Я задаю свой вопрос только для того, чтобы оружие не попало в руки членов племени, которое у вас есть причины не любить.
  
  Я задумался. — Не знаю, смогу ли я точно описать это укрытие. Отсюда мы добирались до города минут двадцать, так как верблюды шли медленно. Там были камни…
  
  'Хорошо.' Он засмеялся. — Вы хорошо разбираетесь в пейзажах, мистер. Картер. Каждый Данакил, приходящий в город, хранит там свое оружие. Это может быть только в одном месте.
  
  После ужина командир проводил нас до джипа и пожал нам руки. Я поблагодарил его за доброту. — Это мой долг, — сказал он.
  
  «Эфиопии нужны люди, знающие свой долг так же, как и вы, — сказала ему Марьям.
  
  Прозвучало немного банально, как комментарий какого-то кинофильма. Но ответ командира рассказал мне достаточно о статусе Марьям. Он выпрямился и улыбнулся — как верный слуга, которого хозяйка дома наградила комплиментом. Я понял, что ее положение было обеспечено ее семьей, и я только надеялся, что ее члены мужского пола не почувствуют, что ее связь со мной навлекла позор на эту семью.
  
  Двое копов придержали дверь джипа и помогли нам сесть на заднее сиденье. Затем мы поехали по грунтовой дороге, которая, казалось, шла по углублению между двумя небольшими горными хребтами. Первые десять миль мы столкнулись только с одним транспортным средством, старым Land Rover, который, казалось, следовал довольно любопытным курсом. Наш водитель выругался и ударил в гудок. Мы прошли так близко, что Марьям, сидевшая слева, могла легко дотронуться до него.
  
  В трех километрах мы пробрались через караван верблюдов. Я не знаю, как водитель это сделал, потому что мои глаза были закрыты. Когда мы преодолели двадцать километров, грунтовая дорога стала немного тяжелее, и водитель вытащил из джипа лишние десять километров скорости. Мы обогнали другие машины. Не доезжая до довольно большого города, мы сделали крутой поворот перед стареньким итальянским вертолетом. Его водитель громко крикнул. Мы выехали в поле и остановились рядом с вертолетом.
  
  Пилот, армейский офицер, выскочил и отдал честь.
  
  Он сказал. - 'Г-н. Картер?
  
  'Да.'
  
  «Я должен отвезти тебя в Асмэру как можно скорее».
  
  Через пять минут мы были в воздухе. Устройство издавало такой шум, что любой разговор был невозможен. Марьям положила голову мне на плечо и закрыла глаза. Я предполагал, что как только мы доберемся до Асмэры, я выясню, кто несет ответственность за всю эту спешку.
  
  Вертолет приземлился в правительственном аэропорту. Коричневый фургон с официальными надписями на борту мчался к нам еще до того, как лопасти винта полностью остановились. Я увидел, как старший армейский офицер вышел из задней двери. Я вгляделся в яркий солнечный свет. Если я не ошибся...
  
  Хоук подбежал ко мне, когда я слез с вертолета и повернулся, чтобы помочь Мариам спуститься. Его хватка была крепкой, и на мгновение мне показалось, что я увидел выражение облегчения в его глазах, когда мы приветствовали друг друга.
  
  Я спросил. — Что вы делаете в Асмэре, сэр ? «Если это Асмара ».
  
  "Капитан "Ганса Скейельмана" сообщил, что вы погибли, N3." — сказал Хоук. «Весь ад вырвался на свободу».
  
  — Вероятно, капитан Эргенсен подумал, что я умер, — сказал я. — Вся его проклятая команда, кроме людей из машинного отделения, принадлежит к шайке Борджиа. Я так понимаю, корабля больше нет в Массауа?
  
  'Нет. У местных властей не было оснований его задерживать. Как остальные двое?
  
  — Какие еще двое?
  
  — Джин Феллини, — сказал Хоук. «Агент ЦРУ . Я знал, что она на борту, но я еще не был уверен, что хочу, чтобы вы работали вместе.
  
  «Мы объединили усилия, чтобы убить агента КГБ по имени Ларсен. Она была стюардом на борту Hans Skejelman. Нас вместе взяли в плен. Позже Джина получила пулю в грудь по пути от Красного моря до штаб-квартиры Борджиа.
  
  — А другой?
  
  — Кто другой?
  
  "Его зовут Гаард..."
  
  «Второй помощник. Этот ублюдок в лагере Борджиа. По крайней мере был, когда мы уезжали. Но что это за история, что мы мертвы?
  
  — Способ объяснить, почему ты не доехал до Массауа, — сказал Хоук. — Капитан утверждал, что вы все трое умерли от бубонной чумы. В качестве меры безопасности он похоронил вас всех троих в море. Это была история, которую эфиопские власти не могли не одобрить. Именно поэтому им снова разрешили покинуть гавань. Ник, ты будешь первым агентом AX, умершим от бубонной чумы.
  
  Он казался немного разочарованным тем, что я не создал новой проблемы для машинисток в штаб-квартире, и я мог бы сказать что-нибудь саркастическое, если бы Марьям и эфиопский генерал не подошли к нам в то время. Они говорили на амхарском языке, и у меня сложилось впечатление, что этот человек был моим старым другом.
  
  — Генерал Сахеле, это Ник Картер, — сказал Хоук.
  
  Мы с генералом пожали друг другу руки. Он был прекрасным примером амхарца знатного происхождения , около пяти футов ростом, с густыми черными волосами, которые только начинали седеть.
  
  'Г-н. Картер, я знаю Марьям с ее рождения. Спасибо, что вернули ее в целости и сохранности, и я также благодарю вас от имени семьи».
  
  У его английского был идеальный школьный акцент, и я предположил, что он получил образование в Англии.
  
  «Генерал Сахеле, — сказал я, — я не могу поставить себе в заслугу ее возвращение. Мы вернулись вместе. Она несла вахту, ездила на верблюде и стреляла из винтовки, как хорошо обученный солдат. Мы оба обязаны своей жизнью Сайфе, Данакилу, который сбежал вместе с нами.
  
  «Если вы сбежали от Борджиа, возможно, вам придется продолжать бежать». Сахеле повернулась к Хоуку. «Мариам дала мне несколько имен его союзников, служащих в нашем правительстве. Хотел бы я знать это несколькими днями раньше.
  
  'Что случилось?' — спросил я Хоука.
  
  — Как только ты сбежал, если я правильно понял последовательность, Борджиа сделал свой ход, — сказал Хоук. «Его ультиматум пришел четыре дня назад».
  
  — Это не сразу после того, как мы сбежали, — сказал я. «Должно быть, он ждал, пока его патруль вернет нас».
  
  — Патруль, которого мы убили? — спросила Марьям.
  
  — Да, — сказал я.
  
  — Вы знаете его требования? — спросил генерал Сахеле.
  
  «Кажется, ему нужна половина Восточной Африки», — сказал я. — Он угрожал использовать свои ракеты?
  
  — Включая трех минитменов, — сказал Хоук. — Они были на борту « Ганса Скейельмана ». Жан Феллини был после этого.
  
  Я спросил. — "Когда он начнет стрелять?"
  
  'Завтра вечером. И раньше, если мы захотим напасть на него.
  
  «Я думаю, вам следует убедить его использовать эти ракеты, сэр », — сказал я Хоуку. «Особенно те минитмены». Рот генерала Сахеле открылся. Он уставился на меня. Хоук на мгновение выглядел озадаченным, затем на его лице появилась слабая улыбка . - «Что ты знаешь такого, чего не знаем мы, N3?».
  
  «По крайней мере, половина ракет Борджиа опасна только для людей, которые их запускают. Я сомневаюсь, что он вообще выкопал операционную систему минитменов из песка или даже знает, что она пропала. Он так хорошо спрятал свои ракеты, потому что у него нет надлежащих пусковых установок. Один из его лучших людей и, возможно, единственный техник, который у него был, сбежал вместе с нами. Василий Пачек мог бы предоставить вам полный технический отчет. Но, к сожалению, он был убит патрулем Борджиа, когда они напали на нас в ночь после побега. На стороне Борджиа куча чертовски крутых воинов Данакиль, вооруженных автоматическим оружием. Вот и вся его угроза.
  
  — Вы уверены, мистер? Картер? — спросил генерал Сахеле.
  
  'Да. Пачек работал над этими ракетами. Борджиа обманул его, поэтому Пачек изо всех сил старался саботировать весь план. Борджиа, должно быть, рассчитывал на то, что пустыня убьет нас, потому что, как только Пачек или я пройдем через нее, чтобы раскрыть факты, все узнают, что вся его угроза — не что иное, как воздушный шар.
  
  «Он не знает того, что знал Пачек, — сказала Марьям. «Он действительно думает, что эти ракеты сработают».
  
  — Тем хуже для него , — сказал генерал Сахеле. Он снова повернулся ко мне и положил большую руку мне на плечо.
  
  — Как бы вы хотели сегодня переночевать в гостинице, а потом вернуться в штаб-квартиру Борджиа, мистер Картер?
  
  Я спросил. - "Как мы туда попадем?"
  
  — С моим вертолетом. Ты будешь командовать ста пятьюдесятью лучшими воинами Африки.
  
  «Я не мог представить себе лучшего способа. Я просто надеюсь, что смогу снова найти это место».
  
  — Покажи мне карту, — тихо сказала Марьям. «Я точно знаю, где мы были».
  
  Генерал Сахеле провел нас к своей штабной машине, и мы отправились в военный лагерь. Он дважды извинился за отсутствие кондиционера в машине. Я не мог убедить его, что люблю дышать свежим горным воздухом.
  
  Пока Марьям и генерал склонялись над картой, мы с Хоуком обменялись информацией.
  
  Я спросил его. - «Разве AX не получил мое сообщение?»
  
  «Да, но код, который вы использовали, требует тщательной интерпретации. Когда "Ганс Скейельман" бросил якорь в Массауа и были представлены фальшивые свидетельства о смерти, мы были убеждены, что ваше сообщение означало, что корабль принадлежит Борджиа. Всегда проходит несколько дней, прежде чем вы понимаете, что имеете дело с фальшивой холдинговой компанией , даже если она базируется в дружественной стране, такой как Норвегия. Кроме того, мы не знали, живы ли еще вы и мисс Феллини, и не могли понять, как вы отправили свое сообщение.
  
  Он остановился в ожидании. Я рассказал ему о своем побеге из клетки под каютой боцмана и о том, как после этого я снова заперся. Он тихо рассмеялся.
  
  — Хорошая работа, Ник, — мягко сказал он. «Ваше сообщение дало нам необходимое время. Прямо сейчас эфиопы и их африканские союзники выслеживают "Ганса Скейельмана" . Эта проблема также улучшила сотрудничество между нами и Россией, а также между двумя мировыми державами и третьим миром. В любом случае это больше, чем я думал. Но если эта баржа пойдет в Атлантический океан, она будет добычей для военно-морских сил стран НАТО».
  
  'Г-н. Картер, не могли бы вы помочь нам на минутку? — спросил генерал Сахеле.
  
  Я прошел через комнату и изучил топографическую карту Данакила. Марьям уже нашла штаб-квартиру Борджиа.
  
  "Этот район подходит для вертолетной атаки?" — спросил генерал Сахеле.
  
  «Это зависит от количества людей и огневой мощи, которой вы располагаете». Я указал на точку выше по течению, вторую точку ниже по течению и третью точку в невысоких холмах. «Если вы поместите людей в эти три точки, — сказал я, — тогда вы сможете стереть эту деревню Данакиль с карты».
  
  «У нас также есть две канонерские лодки», — сказал Сахеле.
  
  — Поставь одну у лагеря Борджиа, — предложил я. — Затем она погонит его людей в объятия ваших войск. У него нет больших боеспособных сил, по большей части он зависит от рабского труда».
  
  Эта консультация была лишь любезностью, поскольку генерал Сахеле уже знал, как использовать свои войска. Ник Картер собирался присоединиться к поездке, и если американский агент был впечатлен боевыми качествами эфиопских войск, тем лучше.
  
  Никто раньше не упоминал о ракетах, и у нас с Хоуком не было возможности решить эту проблему. Но это была главная причина, по которой я согласился сопровождать правительственные войска в их миссии, если они нападут на штаб-квартиру Борджиа. Я хотел убедиться, что эти ядерные ракеты не попадут не в те руки.
  
  "Ник, ты спал в последнее время?" — спросил Хоук.
  
  «Сегодня утром, несколько часов, в тюрьме».
  
  «Сегодня тоже будет не до сна», — сказал генерал Сахеле. — Мы выезжаем в три часа ночи и атакуем лагерь Борджиа сразу после восхода солнца. Летать через горы в темноте опасно, но мы должны разобраться с Борджиа, пока никто не успел его предупредить.
  
  — Я лягу спать пораньше, — пообещал я.
  
  «Теперь ты можешь пойти в отель», — сказал Хоук. «Кстати, местные власти приказали "Гансу Скейельману" оставить все ваши вещи. Ты найдешь их в своей комнате.
  
  'Я почувствуй себя VIP-персоной».
  
  «Новости, которые вы принесли, важны для эфиопского правительства», — сказал генерал Сахеле.
  
  Атмосфера становилась официальной, генерал пожал мне руку и приказал водителю очень хорошо обо мне позаботиться. Хоук, видимо, собирался погостить у генерала какое-то время, поэтому он, конечно же, подчеркнул, что мои вещи в гостинице. Потому что, если бы экипаж «Ганса Скейельмана» не нашел потайное отделение в моем чемодане, завтра меня сопровождала бы Вильгельмина.
  
  Я подумал, как хорошо было бы познакомить ее с Гаардом или Борджиа.
  
  Несмотря на формальности, Марьям удалось подобраться ко мне и прошептать: «Увидимся позже, Ник. Это будет стоить мне некоторой интриги, но я остановлюсь в вашем отеле.
  
  Я спросил. — Как насчет того, чтобы поужинать вместе сегодня вечером?
  
  — Я приду к тебе в комнату в семь.
  
  
  
  Глава 14
  
  
  Когда я одевался к ужину, я обнаружил сбой: одежда, которую Хоук прислал в отель, предназначалась для моего прикрытия в роли Фреда Гудрама, пьяницы и бездельника, который отправился в Эфиопию, чтобы сбежать от своих прошлых грехов. На мгновение я забеспокоился о том, как мы с Марьям будем выглядеть, когда войдем в ресторан, но потом я послал все это к черту. Эфиопия была полна европейцев, и многие из них зарабатывали большие деньги. Пока я ждал, когда Марьям войдет в мою комнату, я думал о том, что Генерал услышал от меня , и что услышал Хоук. Когда два человека работают вместе так долго, как Хоук и я, им не обязательно нужны слова, чтобы передать идею или предупреждение. Выражение лица, молчание, изменение тона — все это может сказать не меньше, чем длинная речь. Я сообщил именно то, что Пачек сказал мне в Данакиле. Чех сказал мне, что он абсолютно уверен, что половина ракет Борджиа не работает должным образом. Генерал Сахеле сразу же предположил, что это были все ракеты. Хоук нет. Я никоим образом не был уверен, что Хоук понимал риск, связанный с нападением на Борджиа, но тем не менее я был уверен, что он понял.
  
  Поскольку я шел с эфиопскими войсками, я надеялся, что их план нападения учтет, как обезвредить ядерные боеголовки. Генералу Сахеле пришлось так быстро атаковать своими войсками, что люди Борджиа не смогли бы извлечь ракеты из пещер и поставить их на стартовую позицию. Пачек саботировал только половину — и Пачек не доверял немецким инженерам, работавшим над другой половиной. Сейчас не время доверять людям, которых я не знаю.
  
  Я услышал тихий стук Марьям в дверь. Она оделась в западную одежду, что мне не очень понравилось. Но как ни смотри на нее, она все равно была прекрасна. Ее бледно-голубое платье, облегавшее ее тело, подчеркивало ее оливково-коричневую кожу. Высокие каблуки делали ее выше ста восьмидесяти пяти. Ее украшения были дорогими и скромными – золотой крест на тяжелой цепочке и браслет из драгоценного золота. Так как я совсем не знал Асмэру, то попросил ее выбрать ресторан. То, что я был одет как нищий, оказалось вовсе не недостатком. Сам хозяин обслуживал нас в тихом уголке. Стейк был жестким, но превосходно приправленным, а вино было итальянским. Всякий раз, когда я хотел сделать комплимент владельцу, он указывал на честь, которую он чувствовал, служа дочери архиепископа. Каждое новое упоминание о семье Марьям заставляло меня задуматься о том, насколько сложной она станет, если я захочу покинуть Эфиопию. Словно угадав мои мысли, Марьям сказала: «Я сказала генералу Сахеле, что меня изнасиловали в лагере Борджиа несколько мужчин, в основном Данакилы и Сомалийцы».
  
  'Почему?' — спросил я, хотя уже знал ответ.
  
  — Тогда он не стал бы беспокоиться о том, что я пойду к тебе, Ник.
  
  Можно было задать еще много вопросов, но я держал рот на замке. У Марьям были очень твердые представления о своем будущем, как я уже убедился в пустыне. Она не собиралась возвращаться домой и ждать, пока ее отец и дяди состряпают брак, чтобы обелить опальную женщину, занимающую высокое положение в коптской церкви. Да и быть любовницей какого-нибудь богатого амхарца ей, видимо, тоже не хотелось. Пока мы потягивали вино и заканчивали трапезу чашками крепкого эфиопского кофе, я слушал ее болтовню о своих планах найти работу. Возможно, у нее было слишком романтическое представление о работающей женщине, но ее желание сделать это самой, а не вернуться к местной форме Пурдаха , в которой жили все состоятельные амхарские женщины, показалось мне весьма разумным. Даже если бы я не видел ее в действии в пустыне, ее стремление быть личностью уже заслужило бы мое уважение.
  
  Мы вернулись в отель и забрали наш ключ. Клерк осторожно повернул голову, пока мы вместе шли к лифту. Марьям нажала кнопку моего этажа.
  
  Пока лифт медленно поднимался, она спросила меня: «Ник, а что насчет тех ракет, которые Пачек не саботировал. Они сработают?'
  
  — Никто не знает, — сказал я.
  
  — Значит, завтра ты в опасности?
  
  'Да. Вместе с генералом Сахеле.
  
  Я ждал, что она ответит. Она этого не сделала. Не раньше, чем мы добрались до моей комнаты. Я открыл дверь и по привычке проверил ванную, прежде чем снять куртку. Марьям ахнула, увидев Вильгельмину и Хьюго.
  
  — Вы думали, что сегодня ночью мы были в опасности? она спросила.
  
  — Я не знал, — сказал я. — Тебя не похитили посреди Данакила. Но они нашли тебя в городе. Вы и Сахеле оба говорили о предателях в правительстве. Я слишком поздно узнал, что "Ганс Скейельман" принадлежит Борджиа.
  
  — Надеюсь, ты убьешь его завтра, Ник.
  
  — Это решило бы много проблем, — признал я.
  
  Я положил свой люгер и стилет на тумбочку, а Марьям села на единственный стул в комнате. Отель был функциональным, очень стерильным. Я никогда нигде не видел вывески или листовки, рекламирующей «обслуживание номеров». Там была кровать, стул, небольшой комод, тумбочка и ванная. Я не мог понять, реагировала ли Марьям, неподвижно сидевшая в кресле, пытаясь натянуть голубое платье на скрещенные ноги, на пустую комнату, на мое оружие или на то, что могло случиться на следующий день.
  
  — Ник, — тихо сказала она. «Я не использовала тебя».
  
  'Я знаю это.'
  
  «Когда я пришла к тебе в пустыне, я хотела этого. И сегодня вечером я останусь в твоей комнате для нашего удовольствия - для нас обоих. Я солгала генералу Сахеле, потому что боялась, что он попытается уничтожить вас. Он влиятельный человек, Ник. И он ненавидит всех жителей Запада, европейцев и американцев. Он научился ненавидеть их в Сандхерсте.
  
  — Я слышал его британский акцент, — сказал я.
  
  «Видимо, в Англии ему было не очень приятно».
  
  «Хотел бы я вернуться в пустыню, Марьям».
  
  Она тихо засмеялась, внезапная смена настроения. — Но это не так, Ник, — сказала она, вставая. — А если так, то я снова была бы рабыней. По крайней мере, мы будем здесь сегодня вечером. Она расстегнула платье и быстро вышла. Затем она прошла через комнату и села на кровать. Я наклонился с другой стороны и обнял ее. Наш поцелуй начался медленно и мягко с дразнящего исследования. Но когда наши губы сомкнулись, она притянула меня к себе, и ее руки вцепились мне в плечи.
  
  «Сегодня вечером нам не нужно смотреть на песчаные дюны», — прошептал я.
  
  Марьям рухнула обратно на кровать. Когда мы снова поцеловались, я положил руки ей на грудь. Ее трусики были теплыми от ее тела.
  
  В пустыне она была боязливой девственницей. Но сегодня она была женщиной, которая точно знала, чего хочет, и намеревалась наслаждаться каждым моментом, включая безопасность комнаты с закрытой дверью. К тому времени, когда мы оба были обнажены, я был готов. Никто из нас не повернулся, чтобы выключить свет, и ей, казалось, нравилось показывать мне свое тело так же, как я любовался им.
  
  Растянувшись на кровати, ее загорелая кожа выглядела такой же гладкой, как и на ощупь. Ее большие груди широко лежали на ее торсе. Она медленно раздвинула ноги. Она повернула бедра, давая войти в ее теплое тело. Мы пытались начать медленно и продвигаться к кульминации, но это были тщетные усилия для нас обоих. Она извивалась и прижималась ко мне, и теперь, когда мы были одни, она свободно стонала и кричала, когда мы достигли кульминации вместе.
  
  
  
  Глава 15
  
  
  Генерал Сахеле пригласил меня проинспектировать его войска на маленьком военном аэродроме. Они выглядели воинственно и сурово. Большинство из них были выходцами из амхарских племен, и я предположил, что они были выбраны для решения конкретной проблемы Эфиопии. Они представляли преобладающую коптскую христианскую культуру и с радостью напали бы на поселение Данакиль.
  
  Сама военная операция была до абсурда проста. В вертолете генерала я наблюдал с воздуха, как три части его десанта окружили деревню Данакиль. Затем мы направились к штабу Борджиа и через двадцать минут полета оказались над лагерем.
  
  По радио хлынул поток амхарского. Генерал Сахеле взял микрофон и отдал ряд приказов.
  
  «Они выводят ракеты», — сказал он. - Мы преподнесем им неприятный сюрприз.
  
  Три истребителя напали на врагов с неба, извергая ракеты и напалм. За ними последовали шесть бомбардировщиков. Я наблюдал, как клубы дыма вздымались от двух ракетных баз Борджиа, одной к северу между лагерем и деревней Данакил и одной к югу от его лагеря. Серия обстрелов напалмом рассеяла бойцов лагеря, начавших стрелять по нашим вертолетам. Громкий взрыв где-то на юге заставил наш вертолет сильно раскачиваться.
  
  «Надеюсь, эти идиоты ничего не перепутают » , — сказал я.
  
  «Ядерный взрыв наверняка убьет нас, — сказал генерал Сахеле со скупым смехом, — но всегда лучше взрыв здесь, где нет ничего, кроме песка, верблюдов и данакилей, чем где-то в важном городе на Ближнем Востоке.'
  
  Это был не ядерный взрыв. Генерал приказал разместить нас в лагере Борджиа. Одна из канонерских лодок обстреляла оказывающих последнее сопротивление, засевших в каменистой траншее в другом месте.
  
  «Остерегайтесь убийц», — предупредил он, вынимая пистолет из кобуры.
  
  Я снял куртку и выхватил Вильгельмину. Генерал посмотрел на «люгер» в моей руке и улыбнулся. Он указал на стилет в нарукавных ножнах.
  
  — Вы всегда готовы к бою, мистер. Картер, — сказал он. И бой у нас получился. Когда мы шли к палатке Борджиа, нас обстреляла небольшая группа, засевшая в скалах возле женского лагеря. Мы нырнули на землю и открыли ответный огонь.
  
  — генерал Сахеле что то крикнул своему радисту. Через несколько мгновений небольшой отряд его войск вошел в район с южной стороны долины и начал забрасывать скалы ручными гранатами. Один из врагов бросился на нас. Я подстрелил его из пистолета. Это был мой единственный выстрел в тот день. Военные бросили еще несколько ручных гранат по скалам, а затем побежали в ту сторону. В считанные секунды битва закончилась.
  
  — Простая операция, — сказал генерал Сахеле, вставая и снимая форму. — Давайте найдем этого самопровозглашенного генерала Борджиа, мистер Картер.
  
  Мы проверили палатку. Мы обыскали весь лагерь. И хотя мы нашли много мертвых Данакилов и несколько мертвых европейцев, генерала Борджиа не было видно. Не было его и среди горстки пленных.
  
  «Нам потребуется как минимум несколько часов, чтобы заставить Данакилов заговорить», — сказал генерал Сахеле.
  
  Пока правительственные войска пытались убедить людей Борджиа, что лучше сдаться, я бродил по окрестностям. Рабов освободили, а затем снова собрали вместе под охраной примерно дюжины солдат. Увидев двух немцев, с которыми я был в лагере, я попросил у дежурного офицера разрешения поговорить с ними.
  
  'Я не знаю ..
  
  — Поговорите с генералом Сахеле, — сказал я.
  
  Он отправил гонца к генералу, что было потрачено впустую еще пятнадцать минут. Генерал разрешил мне поговорить с немцами.
  
  — Где Борджиа? — спросил я их.
  
  «Он ушел через несколько дней после тебя», — сказал один из них. — Как Пачек?
  
  'Он мертв. Куда делся Борджиа?
  
  'Я не знаю. Он и Луиджи сформировали караван верблюдов. Гаард пошел с ними.
  
  Это все, что я хотел знать, но генерал Сахеле провел остаток дня, пытая Данакилов и получая от них подтверждение.
  
  — Значит, Борджиа в море, — сказал генерал. «Его больше нет на эфиопской земле».
  
  «Это не значит, что он больше не является эфиопской проблемой», — предположил я.
  
  «Мы нейтральная страна, у которой нет большого флота. — Как вы думаете, что мы можем сделать?
  
  — Ничего, — сказал я. «Ваши люди и военно-воздушные силы вашей страны проделали отличную работу. Ни ты, ни я не можем доплыть до корабля Борджиа и потопить его в одиночку. И я подозреваю, что "Ханс Скейельман" сейчас вне зоны досягаемости эфиопских истребителей. Нам придется оставить это нашему начальству, когда мы вернемся в Асмэру.
  
  Внешне я оставался спокоен, хотя про себя проклинал задержку, вызванную гордыней генерала Сахелеса. Чем раньше я смогу сообщить Хоуку о побеге Борджиа, тем раньше он сможет начать строить планы по уничтожению "Ганса Скейельмана" . Но я не мог обсуждать эту проблему по открытой радиолинии. И использование кода заденет гордость генерала Сахелеса. На самом деле, любое действие с моей стороны разозлило бы его. Он был здесь боссом и наслаждался своим положением.
  
  «Для нашего собственного здравомыслия, — сказал Хоук, когда я тем вечером вернулся в Асмэру, — давайте предположим, что у Борджиа нет своего проклятого флота и что он находится на борту «Ганса Скейельмана» . Он находится в Атлантическом океане, в открытом море и вдали от торговых путей. За ней следуют авианосец и четыре эсминца. Две русские подводные лодки прикрывают африканское побережье.
  
  «У меня такое ощущение, что "Ганс Скейельман" вооружен», — сказал я. И я рассказал Хоуку о двух отдельных надстройках, указав, что, похоже, под палубой есть много мест, для которого у меня нет объяснения.
  
  «75-миллиметровые пушки». Он кивнул: «AX был занят сбором данных с тех пор, как вы покинули Норфолк».
  
  «Как мы можем убедиться, что Борджиа на борту?»
  
  «Вы можете спросить у выживших, если они есть», — сказал он.
  
  
  
  Глава 16
  
  
  Я ожидал, что Хоук отправит меня обратно в Вашингтон и объявит, что миссия выполнена. Штаб Борджиа представлял собой не что иное, как развалины и множество трупов, и хотя у армии генерала Сахеле не было шансов убить самого Борджиа, они думали, что знают, где он находится. Единственное, чего Ник Картер в значительной степени добился в Эфиопии, — это спасение Марьям, что доставило мне лично огромное удовольствие, но не было причиной для эфиопского правительства держать меня там. Поэтому я был очень удивлен, когда Хоук нашел мне квартиру и сказал, чтобы я купил одежду получше в Асмэре.
  
  — Тогда что мне здесь делать?
  
  — Ты уверен, что Борджиа на Гансе Скейельмане ?
  
  'Нет.'
  
  'И я нет. Это слишком просто , слишком просто для этой команды. Это не правильно. Тогда у нас есть проблема с этими ракетами. Даже если бы это была союзная страна, у нас все равно были бы проблемы с их возвращением, но Эфиопия оказалась нейтральной страной. Как вы думаете, почему генерал Сахеле не позволил вам заглянуть дальше в пустыню?
  
  «Две причины — он ненавидит белых вообще и меня в частности, и он думал, что может что-то там скрывать».
  
  «Эфиопия — чертовски деликатная проблема, — сказал Хоук. «Некоторые из этих ракет официально египетские, другие — израильские. Из-за внутреннего давления со стороны мусульман Эфиопия склоняется в сторону Египта. Но эфиопы совершенно не заинтересованы в увеличении вооружений обеих стран. В результате они не знают, что делать с этими ракетами. Так что ты торчишь в Асмэре. Ваша привычка на каждой миссии находить женщин, AX, наконец, начинает окупаться».
  
  — Дав мне предлог остаться здесь?
  
  'Да. И я назову вам еще одну официальную причину — те три ракеты «Минитмен», которые вы так усердно саботировали.
  
  Хоук вернулся в Вашингтон и оставил меня в Асмэре. Ожидание — часть моей работы, и нередко вы не знаете, чего ждете. Однако в данном случае я вообще не знал, произойдет ли что-нибудь в конце этого ожидания.
  
  Генерал Сахеле полностью меня игнорировал, и если бы не Марьям, мне было бы очень скучно. Асмэра не такой захватывающий город.
  
  Моим связным был офицер американского консула. Через десять дней после того, как Хоук ушел, он появился и сделал мне длинный отчет. Мне потребовалось два часа, чтобы расшифровать это, и когда я закончил, я понял, что кто-то допустил серьезную тактическую ошибку.
  
  Военно-морской флот нашел «Ганса Скейельмана» где-то в Атлантическом океане, далеко за пределами судоходных путей, где-то между Африкой и Южной Америкой, чуть выше экватора. Подошла ударная группа из авианосца и четырех эсминцев, а «Ганс Скейельман» оборонялся. Его 75-мм орудия не оказали особого сопротивления, и е. Нет выживших и чертовски мало обломков. В этом районе было много акул, поэтому не смолгли обнаружить ни одного трупа. Это означало, что мы все еще не знали, жив Борджиа или мертв.
  
  Генерал Сахеле нанес мне визит на следующий день. Он получил собственную копию отчета. Он отказался от моего предложения выпить, сел на диван и завел разговор.
  
  «По крайней мере одна из наших целей не находилась на борту этого корабля», — сказал он.
  
  — Борджиа? В отчете, который я получил, не было уверенности в этом».
  
  — Я не знаю о Борджиа, мистер. Картер. Марьям дала мне несколько имен его предполагаемых друзей, когда вы вышли из Данакила.
  
  Разведка не моя специальность. И я не в состоянии доверять большей части нашего разведывательного аппарата. Но я верю в доклады некоторых агентов. Незаметно они наблюдали за несколькими генералами и политиками. И они видели, что у одного из этих офицеров были тайные встречи с крупным белым мужчиной.
  
  — Из того немногого, что я видел в лагере Борджиа, там был только один высокий белый мужчина, — сказал я, — если предположить, что ваш агент говорил о ком-то выше меня ростом. А это Гаард. Вы хотите сказать, что его не было на борту «Ганса Скейельмана»?
  
  «Ваш флот провалил свою миссию, — сказал мне Сахеле.
  
  'Возможно. Но эти 75-мм орудия, очевидно, сделали абордаж невозможным».
  
  — Что вы теперь будете делать, мистер? Картер?
  
  — То, что я собираюсь сделать, зависит от вашего правительства, генерал. Мне приказано оставаться в Асмэре, пока вы не решите, как демонтировать эти ракеты, чтобы предотвратить их повторное использование Борджиа, если он все еще жив. Как известно, три из них были украдены из США. Я почти уверен, что ни один из этих трех не работает, но я все равно хотел бы забрать их детали домой».
  
  — Эти проклятые ракеты, — горячо сказал генерал Сахеле.
  
  Я ждал объяснения его порыва. Генерал Сахеле и я никогда не будем друзьями. Его опыт в Сандхерсте настроил его против каждого англоговорящего белого человека. Теперь у нас была проблема с Марьям. Я предположил, что он видел во мне очень плохое влияние на нее. И все же я доверял его чувству чести. Он поклялся в верности интересам Эфиопии, и пока эти интересы совпадают с интересами AX, он будет надежным союзником.
  
  'Г-н. Картер, — сказал он, — Эфиопия не заинтересована в том, чтобы стать ядерной державой. Мы не можем позволить себе связанные с этим проблемы».
  
  — Это вопрос, который должны решать только эфиопы, генерал, — сказал я. «Я здесь не для того, чтобы вмешиваться в ваш суверенитет. Но если вам нужен ядерный потенциал, вы можете начать с этих ракет. Тем не менее, я буду вынужден попросить вас вернуть этих трех минитменов.
  
  'Г-н. Картер, — сказал он, — очень часто в последние несколько дней я слышал доводы в пользу того, что мы стали ядерной державой. Когда у вас есть ракеты, вам также нужна цель, против которой вы можете их использовать. Израильтяне и египтяне нацеливают ракеты друг на друга. Вы угрожаете русским и наоборот. В Эфиопии есть племена, которые могут целиться этими ракетами друг в друга. Но я остаюсь противником этого, даже если сторонники не были бы связаны с Борджиа в прошлом».
  
  «Возможно, лучшее решение — вернуть ракеты тем странам, из которых они были украдены, генерал».
  
  'Не совсем. Египтяне с радостью забрали бы свои, но с тревогой восприняли бы такой враждебный акт, как возвращение ракет израильтянам. Ваше правительство предложило отдать их все вам. Но египтянам это тоже не понравится.
  
  — Похоже, всем не угодишь, генерал. Посмотрите на светлую сторону сохранения этих ракет. Они устареют через двадцать лет.
  
  — Я знаю, — сказал он. «Поскольку вы планируете остаться в Асмэре на некоторое время, я могу снова навестить вас, чтобы обсудить, как эта проблема может стать тайной».
  
  Он ушел. Я отправился в консульство и составил кодированную телеграмму для Хоука. Я хотел знать, сколько времени потребуется, чтобы доставить специалистов по ракетам в Эфиопию. Генерал Сахеле не сказал, что ракеты были не опасны, но он не стал бы так беспокоиться о безопасных ракетах.
  
  Двумя ночами позже Марьям предложила им вместе пойти в ночной клуб в Асмэре. Она устроилась на работу в государственное учреждение — ее работа была как-то связана с архивами, и Сахеле ее туда устроил — и коллега-женщина порекомендовала ей это место. Я не ожидал никаких неприятностей, но все же со мной были Вильгельмина, Гюго и Пьер.
  
  Клуб показал все плохие стороны западной культуры. Там была рок-группа, которая была не слишком хороша, и подавали слишком дорогие напитки. Иногда мне кажется, что рок-н-ролл стал главным экспортным товаром Америки. Если бы мы получали все гонорары только за его идеи и стили, у нас никогда больше не было бы дефицита платежного баланса. Мы с Марьям ушли после двух часов шума.
  
  Был прохладный вечер, типичная горная ночь. Когда мы вышли из клуба, я тщетно искал такси. Швейцар, который мог бы позвонить, уже ушел домой. Но, к счастью, перед клубом были припаркованы лошадь и повозка, с деревянными скамейками, поставленными друг напротив друга. Мы с Марьям сели, и я дал водителю адрес своей квартиры. Кучер непонимающе посмотрел на меня. Я повторил адрес по-итальянски.
  
  Он сказал. — "Си, синьор".
  
  Марьям прислонилась ко мне слева от меня, когда карета тронулась. Вечер казался вдвойне тихим после клубного шума и стук копыт на улице были такими ровными, что я чуть ли не засыпал. Марьям явно расслабилась. Но не я. Я пытался разгадать маленькую загадку.
  
  Английский является очень распространенным вторым языком в эфиопских школах. Асмэра - довольно космополитический город, где водители такси, персонал отелей, владельцы магазинов, официанты, бармены, проститутки и другие сотрудники сервисных компаний , как правило, говорят на двух языках. В том, что наш водитель не говорил по-английски, не было ничего зловещего, но это было достаточно необычно, чтобы заставить меня насторожиться.
  
  Иногда череда бессвязных событий и обстоятельств, которые сами по себе могут показаться вполне безобидными, может служить предупреждением о скрытой опасности. Тот факт , что я проглядел такую закономерность на борту « Ганса Скейельмана », заставил меня получить удар по голове. И я не собирался повторять ту же ошибку снова . Вскоре я обнаружил вторую неправильную деталь. Во время моего пребывания в Асмэре я исследовал местность, частично с Марьям, а остальное самостоятельно, чтобы сократить время ожидания. И хотя я плохо знал город, я начал подозревать, что кучер едет не в ту сторону, чтобы добраться до моей квартиры.
  
  — Я не думаю, что он везет нас домой, — мягко сказал я Марьям. «Может быть, он не понимает по-итальянски».
  
  Она сказала что-то на местном диалекте. Водитель ответил и повернулся, чтобы жестикулировать руками. Она снова заговорила. Он дал второе объяснение и снова надеялся продолжить движение.
  
  «Он говорит, что идет коротким путем, — сказала мне Марьям. — Я уже слышал это раньше, — сказал я, отстегивая Вильгельмину из ее наплечной кобуры.
  
  Мой недоверчивый тон, казалось, дошел до водителя, хотя он, похоже, не понимал по-английски — если понимал, — и, быстро повернувшись, пошарил в кармане.
  
  Я выстрелил ему в голову. Он наполовину упал с сидения. Пистолет, который он хотел вытащить, с грохотом упал на улицу. Высрел моего Люгера напугал лошадь, и потеря давления на поводья заставила ее мчаться.
  
  — Подожди , — сказал я Марьям.
  
  Я сунул пистолет обратно в кобуру, прыгнул вперед и пинком скинул кучера с сидения. Он оказался на улице, и левое колесо ударило его. Я схватил поводья и постарался не тянуть слишком сильно, чтобы лошадь не встала на дыбы и не опрокинула повозку, но так сильно, чтобы животное почувствовало бы давление удила. Мы неуверенно качнулись, все еще потеряв равновесие из-за того, что перескочили через тело мертвого кучера.
  
  Поводья запутались, и я попытался распутать их, пока мы мчались по улице. Несколько пешеходов бросились в сторону, и я молился, чтобы мы не увидели ни одной машины. Та часть города, в которой мы находились, казалась совершенно безлюдной, лишь несколько автомобилей стояли у обочины дороги. Лошадь выглядела слишком слабой, чтобы разогнаться до такой степени, но в этот момент казалось, что она способна выиграть Grand National.
  
  Наконец я развязал поводья и начал нажимать немного сильнее. Я позаботился о том, чтобы давление было равномерным с обеих сторон.
  
  У кареты был высокий центр тяжести, и если лошадь вдруг дернулась, мы с Марьям вылетели бы из коляски. Постепенно я увеличивал давление. Лошадь стала идти медленнее. Я поговорил с ней.
  
  — Успокойся, мальчик, — сказал я. "Иди тихо".
  
  Я сомневался, что она понимает по-английски, водитель говорил на местном диалекте, но, возможно, мой спокойный, мягкий тон успокоит его. Я не видел, было ли животное жеребцом или кобылой. Это тоже было не время проверять.
  
  Лошадь уже была почти под контролем, когда я услышал крик Марьям. 'Ник. За нами очень быстро едет машина.
  
  "Как близко?"
  
  «За несколько кварталов. Но она очень быстро приближается.
  
  Я дернул поводья. Лошадь встала на дыбы, повозка закачалась. Затем лошадь снова спустилась и снова попыталась бежать. Я снова дернул, мои плечевые мышцы напряглись, чтобы остановить животное. Оно снова встало на дыбы, заставив карету наклониться назад.
  
  — Прыгай, — крикнул я Марьям.
  
  Я отпустил поводья и перепрыгнул через переднее колесо. Я выкатился на дорогу, натер колено и порвал куртку. Я, пошатываясь, вскочил на ноги, прислонившись к зданию, и оглянулся, чтобы посмотреть, не сделала ли это Марьям. Она встала в десяти футах от меня.
  
  Лошадь, освобожденная от поводьев, снова побежала. Повозка перевернулась, и животное упало. Оно отчаянно брыкалось и ржало. Машина мчалась к нам; она ехала слишком быстро даже для эфиопского водителя, желающего умереть.
  
  Марьям подбежала ко мне и сказала: "Ник, машина..."
  
  — Найди крыльцо, — сказал я.
  
  Мы побежали по улице, пытаясь найти щель между домами, которые оказались складами. Но не было ни одной, через которую мог бы протиснуться человек. Потом мы подошли к входу в подвал. Я повел Марьям вниз по лестнице. Внизу мы прижались к зданию. Мы были чуть ниже уровня улицы. Фары автомобиля начали освещать местность. Я услышал скрип шин при торможении.
  
  — Тише, — прошептала я, пытаясь восстановить нормальное дыхание.
  
  Марьям сжала мою левую руку, а затем отступила назад, чтобы у меня было место для оружия.
  
  Хлопнула дверца машины. Вторая. Третья. Двигатель продолжал работать. Не менее трех и, возможно, более четырех пассажиров.
  
  — Найдите их, — приказал мужчина на плохом итальянском.
  
  Даже без этого отвратительного акцента я бы узнал голос Гаарда. Я ждал его с того момента, как кучер вытащил пистолет, и надеялся встретить его с того момента, как Сахеле сказал мне, что он в Эфиопии. На этот раз пистолет был в моей руке.
  
  — Их нет в повозке. Этот акцент принадлежал выходцу из Эфиопии.
  
  «Они должны быть где-то здесь», — сказал Гаард. «Скажи Джо, чтобы он выключил этот чертов двигатель, чтобы мы могли их услышать». Марьям дернула меня за руку. Она попробовала дверь позади нас, и она оказалась открытой. У меня было искушение бежать таким путем, но я не решился. Их разговор навел на мысль, что наши преследователи думали, что мы ранены, так что, возможно, мне удалось застать их врасплох и повернуть шансы в нашу пользу. Я бы хотел, чтобы у Марьям был пистолет. В «Данакиле» я уже видел, как хорошо она умеет сражаться.
  
  Я повернулась, чтобы залезть в штаны и снять Пьера с бедра. Бомба содержала довольно новый тип нервно-паралитического вещества, способного вывести человека из строя на несколько часов. Данные, которые были предоставлены агентам AX, когда были выпущены эти новые газовые бомбы, содержат предупреждение о том, что они очень опасны. У меня не было никаких предпочтений относительно результата, когда я поднимался по лестнице, почти сложенной пополам.
  
  Больше голосов. Звук двигателя резко прекратился. Потом раздался звук открываемой двери. В вертикальном положении я бросил левой рукой Пьера, в последний момент скорректировав дистанцию.
  
  Бомба попала в цель и взорвалась возле левого борта автомобиля. Я оглянулся на освещенное фарами пространство. Я выстрелил и увидел, как человек упал. Затем кто-то открыл огонь, возможно, Гаард, из автомата.
  
  Я пригнулся, когда пули отскочили от каменной стены над нами.
  
  — В здание, — сказал я Марьям.
  
  Мы быстро вошли в подвал. В темноте нас окружали высокие штабеля коробок. Мы шли дальше в полной темноте. На улице раздалась очередная очередь из автомата, разлетелись стекла. Наверху по полу застучали шаги. — Ночной сторож, — пробормотал я Марьям. «Надеюсь, он позвонит в полицию».
  
  «Возможно, мы будем в большей безопасности, если он этого не сделает», — мягко сказала она. «Мы никогда не знаем, на чью сторону они встанут». Шаги загрохотали вниз по лестнице. Марьям пробралась между двумя кучами ящиков, и мы присели.
  
  Затем мы услышали звук тяжелых ботинок по тротуару снаружи.
  
  Гаард ?
  
  Двое мужчин встретились на между рядами ящиков. Оба выстрелили. Гаард только что вошел в дверь. Ночной сторож был между ним и нами. Ночной сторож произвел первый выстрел, но совершил роковую ошибку, промахнувшись. Гаард открыл огонь из автомата, и я почти видел, как пули вонзились в тело ночного сторожа, когда он выронил фонарь и упал на землю.
  
  Гаард перестал стрелять. Я прыгнул в проход, опустил Вильгельмину на уровень живота и выстрелил один раз. Потом я упал на землю.
  
  Гаард ответил. Его пистолет-пулемет дал еще одну очередь, затем щелкнул пустой. Пули прошли над моей головой. Я снова выстрелил в его фонарик и услышал, как Гаард упал на землю.
  
  Я переложил Вильгельмину в левую руку и взял Хьюго в правую, затем побежал к Гаарду. Он лежал у двери. Он еще дышал, но дыхание его было слабым и неровным.
  
  Я сказал : « 'Мэри выходи. Он не опасен. Мы вышли за дверь и поднялись по лестнице на улицу. Мы видели фигуры любопытных людей, которые старательно держались немного в стороне. Я держал Вильгельмину на видном месте. Никто не стал бы набрасываться на человека с оружием, особенно после перестрелки.
  
  "Готова побежать?" — спросил я Марьям.
  
  — Да, — сказала она. «Нам нужно найти телефон и сообщить генералу Сахеле».
  
  Мы мчались по темным переулкам и извилистым улочкам. Через некоторое время я убрал пистолет и стилет и сосредоточился на том, чтобы не отставать от Марьям. Наконец мы нашли улицу со множеством кафе. Мы остановились и разгладили одежду. Затем мы вошли внутрь.
  
  
  
  Глава 17
  
  
  Мы выбрали не лучшее место. Во время нашего бегства от того места, где Гаард и его люди устроили нам засаду, мы попали в довольно суровый район. И теперь мы были в кафе, которое, вероятно, служило местом сбора проституток. Девушки, большинство из которых были одеты в легкие летние платья, выдерживающие вечернюю прохладу, слонялись по комнате, демонстрируя свое очарование. Когда мы вошли, они посмотрели на Марьям. Даже те женщины, которые были заняты с несколькими посетителями-мужчинами в комнате, перестали разговаривать, чтобы свирепо посмотреть на незнакомцев, которые вошли на их территорию.
  
  За их враждебностью стоял и менее очевидный фактор, что-то типично эфиопское. Генерал Сахеле все прекрасно мне объяснил. Вместо врагов за границей у эфиопов были племена, жаждущие перерезать друг другу глотки.
  
  Марьям была амхаркой, представительницей традиционного правящего класса. Проститутки в этом баре были из других племен. Таким образом, Марьям разозлила их двумя способами. Она могла бы быть еще одной шлюхой, бродящей по их территории, и она напомнила им, кем они не были и кем они не могли стать из-за своего происхождения. Я расстегнул куртку. Если посетители этого кафе увидят Вильгельмину в наплечной кобуре, они, возможно, не забудут подавить свою враждебность. Марьям оценила ситуацию так же быстро, как и я, и тихо сказала: «Смотри за спиной, Ник. И будьте готовы к бою. — Хорошо, — сказал я. Я прислонился к стойке и спросил бармена: «Можно воспользоваться вашим телефоном?»
  
  «Есть телефон в нескольких кварталах отсюда», — сказал он.
  
  Я распахнул свою куртку чуть шире.
  
  «Мне не хочется проходить несколько кварталов и искать телефон-автомат», — сказал я.
  
  На местном наречии Марьям что-то сердито сказала. Что бы она ни сказала, мужчина в двух стульях от бара явно не понял. Он полез в карман брюк и вытащил нож. Я вытащил Вильгельмину и его лицу. Он упал на землю и застонал, кровь текла изо рта.
  
  — Телефон, — напомнил я бармену.
  
  "Он позади меня."
  
  Мой прыжок через перекладину удивил его. Это также помешало ему взять свой пистолет, который он держал рядом с пивным насосом. Левой рукой я крепко сжал его правую и начал подталкивать его к задней части бара.
  
  — Не делай глупостей, — сказал я. «Если ты возьмешь пистолет, я убью тебя».
  
  Марьям тоже нырнула за стойку, ее юбка взметнулась вверх,и показались ее длинные ноги. Она схватила пистолет бармена и подняла его над барной стойкой, чтобы проститутки и сутенеры могли видеть. Она говорила кратко и твердо, и мне не понадобился официальный перевод, чтобы понять, что она произносила вдохновляющую проповедь о достоинствах того, чтобы спокойно сесть, спокойно выпить свой напиток, вместо вмешиваться.
  
  Бармен подвел нас к телефону. Я держал его, пока Марьям звонила генералу Сахеле. Она рассказала ему, где мы были и что случилось. Затем она передала телефон бармену. Я так и не узнал, что Сахеле говорил бизнесмену, но это напугало его даже больше, чем мы с Марьям сумели пробудить своими подвигами. Пока мы ждали, к бару не подходил ни один посетитель, и бармен буквально целовал пол, когда через пятнадцать минут вошел Сахеле с одними из самых страшных на вид и высоких солдат.
  
  — Добрый вечер, мистер. Картер, — сказал генерал. «Мариам дала мне краткий отчет о вашей деятельности. Кажется, мой агент был совершенно прав, опознав Гаарда.
  
  — Я ни на мгновение не сомневался в этом, — сказал я. «Неэффективные люди долго не продержатся под вашим командованием.
  
  — Я предлагаю сопровождать вас и Марьям. Я свяжусь с соответствующими людьми, чтобы гарантировать, что события этого вечера останутся неопубликованными. Позвольте мне поговорить с этими преступниками.
  
  Угрозы генерала Сахеле, вероятно, были излишними. Бар и его клиентура представляли собой криминальный элемент, который редко, если вообще когда-либо, вовлекается в шпионскую деятельность. Когда по какой-то причине в дело вмешиваются эти маленькие негодяи, основной удар всегда достается головорезам. Бармен, клиенты и проститутки должны быть достаточно умны, чтобы никогда больше не говорить об этом, даже между собой. Сахеле отвел нас в свои личные покои на военной базе недалеко от Асмэры. Мы с Марьям сидели в уютной гостиной и ждали, пока он закончит серию телефонных звонков в другой комнате. Нам ничего не оставалось делать, как болтать о пустяках и пить. Призывник, который снабжал нас напитками, также очень эффективно выполнял функции сопровождающего. И я также подозревал, что генерал по этой причине поместил его в гостиной. Когда генерал, наконец, придет, чтобы допросить нас, мне придется не позволить чертовой куче враждебности от него, которая осталась у него со времен его пребывания на Сандрусте, захлестнуть меня.
  
  Только через четыре часа, около трех часов утра, в комнату вошел генерал Сахеле и отпустил призывника. Убедившись, что все слуги легли спать, он налил себе выпить и сел в кресло с прямой спинкой. Его спина оставалась совершенно прямой.
  
  — Вы все еще верите, что Борджиа не был на борту того корабля, который потопил ваш флот, мистер? Картер? — спросил он .
  
  Я пожал плечами. — Мы просто предполагаем. Правильный вопрос заключается в том, думаю ли я, что Гаард действовал по собственной инициативе. Поскольку я вижу в Гаарде не более чем не очень умного злодея, ответ на этот вопрос — нет. Они оба остались здесь .
  
  — Где же тогда Борджиа?
  
  — Где-то в Эфиопии, — сказал я. — Учитывая обстоятельства, я вряд ли захочу его искать. И я не думаю, что такие поиски будут встречены с распростертыми объятиями».
  
  «Конечно, нет», — сказал Сахеле. 'Г-н. Картер, тебе все меньше и меньше рады в этой стране. Гаард умер на операционном столе, не приходя в сознание. Это означает еще одну упущенную возможность узнать, где сейчас прячется Борджиа.
  
  — Вам придется что-то делать с этими ракетами, генерал. Это то, что привлекает в ваши страны неблагоприятные элементы».
  
  — Нет, мистер. Картер, ты тот, кто собирается что-то с этим делать. На данный момент ведутся довольно деликатные переговоры. Мы даем вам разрешение украсть их. Такой недобрый поступок, конечно, делает вас персоной нон грата в Эфиопии, но это небольшая цена, чтобы положить конец угрозе, которую они представляют».
  
  На лице Сахеле была акулья ухмылка.
  
  У вашей страны есть или будет авианосец у берегов Эфиопии. Вертолеты доставят техников в страну. Ракеты остаются в пустыне, а ядерные боеголовки доставят в Америку. Создание ракет требует довольно простой технологии, только ядерные боеголовки делают их опасными. Этот план требует с моей стороны измены, но никто не узнает об этой краже, пока она не будет совершена, и я возложу всю вину на американцев».
  
  " Вы управляете войсками, которые их охраняют?"
  
  — Да, — сказал он. «Они были перемещены далеко в пустыню. Умная идея, не так ли?
  
  Очень умно, сказал я, контролируя свой голос, чтобы не показать никаких эмоций. «Ваш план отвечает ряду потребностей, которые приносят пользу всем участникам. И если ты считаешь, что невозможность вернуться в Эфиопию — небольшая цена для меня, пусть будет так .
  
  — Генерал… — начала Марьям.
  
  «Побереги свои слова, Марьям, — сказал генерал Сахеле. «Я думаю, вы знаете, что г. Картер в первую очередь предан своей стране, а не тебе.
  
  'Я знаю это. И поэтому я его и уважаю, — сердито сказала она.
  
  Сахеле нахмурился. Я задавался вопросом, был ли он достаточно тщеславен, чтобы подорвать этот план и нарушить безопасность своей страны ради прихоти. Потом он с каменным лицом встал и отпустил нас.
  
  «Окончательные детали будут согласованы в течение следующих нескольких дней. Наслаждайтесь пока гостеприимством Эфиопии, мистер Картер.
  
  Я встал. «Я наслаждаюсь величайшим гостеприимством, которое может предложить Эфиопия, генерал».
  
  Водитель отвез нас обратно в мою квартиру. Там, когда мы снова остались одни, Марьям выразила свой гнев.
  
  — Ник, — сказала она. «Как Сахеле может быть таким жестоким?»
  
  — Он больше не хочет, чтобы ты была его любовницей?
  
  'Уже нет.'
  
  «Он убежден, что поступает правильно. А люди бывают самыми жестокими, когда по своему понимают добродетель.
  
  Пять дней спустя мы позаботились о каждой детали, кроме того, как вывезти мою одежду из Асмэры, когда меня не станет. И эта проблема меня не беспокоила. Хоук мог бы заменить её или подобрать, как только я сяду на авианосец.
  
  Генерал Сахеле сообщил мне, что он лично сопроводит меня из Асмэры в шесть часов утра следующего дня. Это дало нам с Марьям последнюю ночь вместе. Я позвонил ей, когда она закончила работу, и спросил, куда она хочет пойти. — Нам некуда идти, — сказала она. — Приходи ко мне домой, Ник.
  
  Она подала легкую еду и намеренно не переводила разговор на тему моего предстоящего прощания. После ужина она поставила тарелки в раковину и указала мне на плюшевый диван в гостиной.
  
  — Ник, — сказала она, — я не должна тебе говорить, но генерал организовал для меня работу в нашем разведывательном агентстве. В связи с этим мне приходится совершать многочисленные поездки, чтобы посетить наши посольства и консульства».
  
  — Ты хорошо поработаешь, — сказал я.
  
  «Может быть, мы когда нибудь встретимся лицом к лицу».
  
  «Надеюсь, что нет, но никто из нас не может это контролировать».
  
  — Я полагаю, что нет. Вы извините меня, Ник? Она вошла в спальню. Я взял сигарету из коробки из слоновой кости на столе. Может быть, она ушла в спальню плакать. Учитывая то, через что мы все вместе прошли, я был поражен тем, что никогда не видел, чтобы Марьям упала в обморок или заплакала. Было много причин для радости — в Данакиле, когда казалось, что мы, вероятно, не переживем голод или жажду или что нас убьют вражеские племена Данакила; в ту ночь она предложила мне свою девственность; той ночью в моем гостиничном номере, когда я попрощался с генералом Сахеле в той атаке на штаб-квартиру Борджиа; той ночью в личных покоях Сахеля, когда он торжествующе провозгласил, что я буду объявлен персоной нон грата в Эфиопии; и, конечно же, сегодня вечером.
  
  Мариам, казалось, тратила слишком много времени на то, что она делала, поэтому я подумал о тех нескольких неделях, что знал ее. Знакомство со многими женщинами, многие из которых были очень красивыми, было частью моей профессии, но я мог вспомнить очень немногих, которые были бы так же сильны в стрессе, как эта высокая амхарская девушка. Но сколько бы раз я ни видел ее, я всегда буду помнить ее как маленькую рабыню, скрытую и с обнаженной грудью, гордую и окруженную песком пустыни.
  
  Дверь спальни открылась. Я посмотрел туда. На мгновение мне показалось, что у меня галлюцинации. Марьям вошла в комнату как рабыня. Потом я почувствовал запах сладкого масла, сиявшего на ее теле, и понял, что это была реальность и что она, должно быть, как-то прочитала или угадала мои тайные желания. И теперь она убедилась, что они были выполнены в эту последнюю ночь.
  
  Две детали отличались от моего первого воспоминания о Марьям: мы не были в пустыне и она не была покрыта чадрой. На ней была только белая юбка из почти паутинообразной ткани, увешанная бисером. Оно ничего не скрывало и показывало каждый скользящий мускул, когда она грациозно шла по ковру.
  
  «Вот как все началось, Ник, — сказала она.
  
  — Не совсем так, Марьям. Борджиа не понравилось бы тебя так красиво одевать.
  
  «Хочешь выпить прохладительного напитка?»
  
  — Я хочу тебя, — сказал я, протягивая ей руку.
  
  Она отступила с улыбкой и сказала: «Исламские женщины напоят своих мужей перед тем, как лечь с ними в постель. "Тогда сделай это," сказал я, отвечая на ее улыбку.
  
  Она пошла на кухню. Я услышал звук открываемой бутылки и хлопнувшую дверцу холодильника. Через мгновение она вернулась с серебряным подносом со стаканом на нем. Она протянула мне поднос с легким полупоклоном, чтобы я мог взять запотевшее стекло.
  
  — Где твой стакан, Марьям? Я сказал.
  
  — Исламские женщины не пьют, Ник. Алкогольные напитки запрещены для добропорядочного мусульманина».
  
  — Тогда как же эти данакилы так напились той ночью, что мы сбежали из их деревни?
  
  «Согласно Данакиль, Коран говорит не пить вино, — сказала она. — И они пили тогда не вино, а местную самогонку. У них очень гибкая вера».
  
  Я пил сладкий напиток, пока она стояла в центре комнаты и ждала. Марьям была Эфиопкой, это было так просто. Высокие, гордые, царственные — неудивительно, что амхарским племенам удавалось держаться подальше от европейских колониальных держав в восемнадцатом и девятнадцатом веках, находящихся под ярмом европейских колониальных держав.
  
  Я спросил. - «Почему ты сегодня одеваешься как рабыня, Марьям?» — Потому что я знала, что ты этого хочешь. Однажды ты сказал, что хотел бы, чтобы мы вернулись в пустыню. И я видела твое лицо, это легкое отвращение, когда я расстегивала лифчик или снимала трусики. Я хочу, чтобы ты был счастлив.'
  
  Я осушил свой стакан. Она взяла его, поставила на поднос и поставила их на стол. Я указал ей на диван рядом со мной. Почти нерешительно она опустилась на мягкие подушки. Мы обняли друг друга. Я почувствовал, как ее руки ослабили мой галстук и моя рубашка расстегнута. Она оттолкнула мою одежду, пока я тоже не оказался голым до пояса. Ее кожа была горяча на моей коже, когда она прижимала свои большие твердые груди к моей груди. Мы медленно раздели друг друга. На мгновение я подумал, что Марьям воспроизведет ситуацию в пустыне, расстелив юбку на диване или ковре. Но когда она расстегнула пояс и уронила одежду, то почти сразу встала и пошла в спальню.
  
  Я снова любовался ее прямой спиной, упругими ягодицами и длинными ногами, пока она шла через комнату.
  
  Тусклый свет проник в спальню. Постель уже была откинута. Улыбаясь, Марьям легла на спину и раскинула руки. Я погрузился в ее теплые объятия и прижался к ней. Потом я был в ней, и мы так увлеклись, что у нас была одна мысль о вселенной, потом мысли друг о друге, и мы оба пытались забыть, что эта ночь будет последней.
  
  Но мы не могли это сделать, и это осознание дало дополнительное измерение нашей страсти, новую силу и нежность, которые подняли ее на новую высоту.
  
  В пять часов мы еще не заснули. Марьям крепко обняла меня, и на мгновение мне показалось, что она все-таки заплачет. Она посмотрела в другую сторону. Потом она снова посмотрела мне в глаза, сдерживая слезы.
  
  Я не встану, Ник, — сказала она. — Я понимаю, почему ты должен идти. Я понимаю, почему ты не можешь вернуться. Спасибо тебе за все.'
  
  — Спасибо, Марьям, — сказал я.
  
  Я встал и оделся. Я больше не целовал ее и больше ничего не говорил. Больше нечего было сказать.
  
  
  
  Глава 18
  
  
  Даже если бы у меня было достаточно времени, когда я расставался с Марьям, я бы все равно не собрал чемодан. Единственным багажом, который мне был нужен, были Вильгельмина и Хьюго. Я не знал, кто может следить за моей квартирой, но я не хотел, чтобы у людей Борджиа было время, чтобы создать сеть наблюдателей и преследовать меня на юг. Как бы мне ни нравилось подшучивать над этим маниакальным ублюдком, назвавшим себя в честь безжалостного папы эпохи Возрождения, я понял, что моя главная задача — вывезти эти ядерные боеголовки из Эфиопии. Я прыгнул в машину Сахеле, как только он подъехал к бордюру, и он, не теряя времени, поехал. Сегодня он вел машину сам.
  
  "Наше путешествие займет весь день," сказал генерал. "Отдохни."
  
  Я немного поспал, а потом проснулся. Генерал Сахеле хорошо вел машину и ловко маневрировал между всеми животными и старыми транспортными средствами, с которыми мы сталкивались или проезжали на нашем пути чуть южнее.
  
  Хотя в Эфиопии автомагистрали лучше, чем железные дороги, самолеты гораздо предпочтительнее . Он не объяснил, почему решил ехать, и я не собирался сомневаться в его мудрости.
  
  Большую часть пути он рассказывал о своих днях в Сандхерсте, о своем восхищении и ненависти к британцам. У меня возникло ощущение, что он хотел заставить меня чувствовать себя виноватой за то, что я белый. У монолога была своя цель.
  
  «Марьям будет счастливее с амхарским мужчиной», — сказал он.
  
  — Гораздо счастливее, — согласился я с ним.
  
  — Разве ты не любишь ее?
  
  Я уважаю ее, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Вы знаете, кто я, генерал.
  
  «Ты шпион».
  
  «И именно поэтому я избегаю постоянного контакта с женщинами».
  
  «Я помогаю вам только потому, что Эфиопия не может позволить себе стать ядерной державой».
  
  Генерал Сахеле позабавил меня. Он был хорошим человеком с сильным чувством личной чести, но ему никогда не выжить в мире шпионажа. Он не понимал правил. И теперь, когда мой мир слился с его официальным миром, он предал его, выказав низкое мнение о секретных агентах. Ему было больно, что его армия не может выиграть сражения без меня... или кого-то вроде меня.
  
  Мы ночевали в гостях у родственников генерала. Я не видел ни одной женщины. Наш хозяин, тоже военный, коротко заговорил со мной, но меня уговорили оставаться в своей комнате, пока мы не соберемся уходить. И этот момент отъезда наступил за час до восхода солнца.
  
  Генерал Сахеле отвез нас в небольшой аэропорт.
  
  «Пилоту можно доверять», — сказал он. «Используйте радио, чтобы позвонить своим людям».
  
  Я устроился в отсеке связи в задней части вертолета и связался с авианосцем, когда двигатели прогрелись.
  
  «Ракеты были доставлены глубоко в пустыню, — сказал генерал Сахеле. Нет войск, чтобы охранять их. Когда ваши люди прибудут туда, я уйду. Тогда вы уедете из Эфиопии, и я бы не советовал вам возвращаться. Со временем я совершу инспекционную поездку и официально обнаружу, что ядерных боеголовок больше нет. Будет много волнений, а потом кто-то узнает, что шпион Ник Картер был в Асмэре и внезапно исчез. Потом кто-то еще вспомнит, что в это же время у берегов Эфиопии находился американский авианосец. Русские будут шпионить и обнаружат, что ядерные боеголовки находятся в США. Они скажут нам, а я буду разглагольствовать об этом и проклинать Америку за ее ненадежность. Вы понимаете, г. Картер?
  
  — Да, — сказал я.
  
  Подразделение США уже было в воздухе, пятнадцать морских вертолетов, технически вторгшихся в Эфиопию. Никто бы об этом не знал, если бы генерал Сахеле сдержал свое обещание. Я был уверен, что после того, как вертолеты проделали путь вглубь суши и взяли на борт ядерные боеголовки, обратный путь на авианосец был совсем не рискованным, за исключением разве что нескольких технических дефектов. Двадцать три различных ядерных устройства давали очень надежную гарантию от измены. Их оборудование хорошо выдержало атаку на лагерь Борджиа, но это не означало, что оно выдержит крушение вертолета.
  
  Я не верил, что Сахеле планирует измену. Он разработал превосходный план по вывозу ядерных боеголовок из страны и вызволению меня из Эфиопии, возложив на меня вину, которая сделала бы меня персоной нон грата. Генерал очень хотел этого — это был его способ разлучить меня и Марьям. Если только он не обманул многих людей, включая Хоука, он помог мне из твердой уверенности в том, что членство в Ядерной ассоциации не принесет Эфиопии никакой пользы.
  
  Сам факт того, что такая помощь должна была предоставляться тайно, означал, что другая сильная сторона хотела, чтобы эти ядерные боеголовки оставались в Эфиопии. Мне оставалось только надеяться, что генерал Сахеле перехитрил другую сторону. Они были теми, кто мог сбить военные вертолеты и преследовать нас.
  
  Мы пролетели над тремя верблюжьими караванами, направлявшимися на восток. Они вернули воспоминания, которые мне не особо нравились. Я также задавался вопросом, предприняли ли эфиопы какие-либо действия против данакилов, которые поддержали Борджиа, но которых не было в деревне в лагере во время нападения. Нынешнее настроение генерала Сахеле помешало мне удовлетворить свое любопытство. Вопрос в этом направлении он может интерпретировать как вмешательство во внутренние дела.
  
  Мы начали терять высоту. Я посмотрел вниз и увидел солнце, сияющее от ракет, выстроенных аккуратными рядами. Большие тракторы, которые их отбуксировали из штаб-квартиры Борджиа в пустыню, исчезли. Вероятно, пли по воздуху, потому что все следы, казалось, шли только в одном направлении.
  
  «Сколько времени потребуется вашему подразделению, чтобы добраться сюда, мистер Картер? — спросил генерал Сахеле.
  
  — Двадцать минут, — сказал я ему.
  
  Он крикнул пилоту приказ. Мы зависли над районом чуть западнее ракет и начали снижаться. «Нет причин тратить топливо впустую», — сказал генерал. Вертолет ударился о землю. Генерал взял с полки винтовку и жестом предложил мне взять одну. Я убедил себя, что у винтовки, которую я выбрал, был полный магазин.
  
  «Давайте осмотрим их», — сказал он, выскакивая из двери справа от вертолета.
  
  Я как раз собирался последовать за ним, когда автоматы открыли огонь. Пули изрешечили борт вертолета, когда я нырнул обратно внутрь. Генерал Сахеле пошатнулся и схватился за край пола вертолета. Я наклонился и быстро втянул его. Вертолет тряхнуло, когда винты снова закрутились. В нас попали новые пули, и я почувствовал свист пули, влетевшей в открытую дверь. — Вверх, — крикнул я пилоту.
  
  Он ускорился, и мы взлетели в воздух. Затем пропеллеры заработали на полную мощность, и мы ушли из-под обстрела. Я преклонил колени перед генералом Сахеле.
  
  — Увезите их из Эфиопии, — слабо сказал он.
  
  — Да, генерал.
  
  — Им здесь не место. Ты слышишь...'
  
  Он кашлянул кровью и умер, не успев закончить предложение.
  
  Я пошел вперед, чтобы направить вертолет, и сказал ему, что генерал мертв.
  
  «Я отвезу его в госпиталь», — сказал пилот.
  
  — Нет, мы остаемся здесь.
  
  «Я везу генерала Сахеле в госпиталь», — повторил он, потянувшись за пистолетом за поясом.
  
  Мой правый кулак попал ему под челюсть. Я стащил его с места пилота и взял на себя управление вертолетом. Это был американский самолет, с которым я познакомился в аэропорту АХ лет пять-шесть назад. Я летал не очень хорошо, но у меня было достаточно опыта, чтобы описывать большие круги, пока не прибыли американцы. Я на мгновение отпускаю управление, чтобы забрать у пилота кольт 45 из кобуры и убедиться в том, что в патроннике есть пуля и предохранитель защелкнут. Затем я продолжил крутиться по кругу.
  
  За нами наблюдали, и когда я летел к востоку от ракет, я мог ясно видеть армию.
  
  Пилот начал движение. Он открыл глаза и уставился на меня. Он попытался встать.
  
  — Садись, — сказал я, держа в руке кольт 45 в его сторону.
  
  — Ты напал на меня, — сказал он.
  
  «Мы останемся в воздухе, пока мои люди не прибудут сюда», — сказал я. «Если бы ты летал кругами, как я тебе говорил, я бы не напал на тебя». Я решил воззвать к его лояльности. «Последним приказом генерала Сахеле было вывезти эти ядерные боеголовки из Эфиопии… и мы не сможем этого сделать, если полетим обратно в горы».
  
  Вертолет вошел в воздушную яму, и мне понадобились обе руки, чтобы снова взять его под контроль. Когда я снова оглянулся, пилот уже встал и, шатаясь, направился к орудийной стойке. Если бы я не позволил вертолету непреднамеренно подпрыгнуть, у него был бы шанс схватить пистолет и выстрелить в меня. Я тщательно прицелился и прострелил ему колено.
  
  Он пошатнулся, вместо того чтобы упасть. Вертолет снова нырнул. Пилот споткнулся о тело генерала Сахеле и вывалился через открытую дверь. Я не хотел, чтобы это произошло. Он должен был дожить до того, чтобы рассказать начальству о ракетах, спрятанных в «Данакиле». Теперь было очень вероятно, что эфиопы обвинят меня в смерти генерала Сахеле. Я взял микрофон, чтобы позвать приближающихся американцев.
  
  Я спросил. — С вами есть вооруженные люди?
  
  «Двенадцать», — последовал ответ.
  
  — Этого недостаточно, но это необходимо сделать. Вот в чем проблема. Я доложил людям, охранявшим ракеты .
  
  — Двенадцать морпехов, — сказал командир подразделения. «Сначала мы посадим вертолет с ними на борту. Вы сможете увидеть нас примерно через три минуты.
  
  — Отлично, — сказал я. — Я приземлюсь прямо перед тобой.
  
  Двенадцать морских пехотинцев - мы уступали только в соотношении один к двум.
  
  ***********
  
  Я посадил свой вертолет как раз перед тем, как прибыли морские пехотинцы . Это был рискованный маневр, но, приземлившись сбоку от ракет, я надеялся выследить Данакилов, устроившего на нас засаду. Я приземлился примерно в сотне ярдов в открытой пустыне. Я выскочил и побежал от вертолета.
  
  Жаркое солнце обжигало мое тело. Я слышал грохот выстрелов и пули, врезавшиеся в эфиопский вертолет. Затем произошел взрыв; меня пронзила палящая жара, когда пуля пробила топливный бак и подожгла его. Я уже отказался от идеи уползти, крепко сжал ружья и помчался прочь по песку, стараясь быть как можно меньше.
  
  Я нырнул за низкую дюну, когда пули вонзились в песок и пролетели над моей головой. Я взял первую винтовку и принял огневую позицию лежа. Около десяти данакилов стреляли в меня в пустыне. Еще десять были еще с ракетами. Я открыл ответный огонь и уничтожил двоих прежде, чем моя винтовка опустела.
  
  Вторая винтовка была наполовину пуста, а еще один данакил упал, когда они нырнули в песок. Они стали приближаться ко мне, прикрываясь огнем других. Я перебрался на другую сторону дюны и успел повалить еще одного противника до того, как у второй винтовки кончились патроны.
  
  Они были уже совсем близко, и очень скоро один из них меня подстрелит. Я начал думать о том, что просчитался, когда в небе появились вертолеты ВМС США и морпехи открыли огонь. Бой закончился через пять минут. У меня не было возможности сделать еще один выстрел. Сержант морской пехоты медленно шел ко мне по песку. Он отдал честь и сказал: «Господин. Картер?
  
  — Верно, сержант, — сказал я. 'Точно вовремя. Минута спустя, и вы должны были упустить удовольствие спасти меня.
  
  "Кем они были?"
  
  Данакилы. Вы когда-нибудь слышали об этом?
  
  «Нет, сэр ».
  
  «Они вторые лучшие бойцы в мире».
  
  Ухмылка расколола его лицо. — Кто лучшие, сэр ?
  
  — Морские пехотинцы США, — сказал я.
  
  Он указал на горящий эфиопский вертолет. — Кто-нибудь еще был с вами, сэр ?
  
  'Один человек. Но он уже был мертв. Как скоро мы сможем запустить сюда специалистов по ракетам?
  
  Лейтенант, имевший опыт обращения с ядерным оружием, командовал отрядом из двадцати техников. У него было много вопросов, но я заставил его замолчать.
  
  — Это долгая история, коммандер, — сказал я. «Вы не уполномочены слушать все это, и вам не понравится та часть, которую я собираюсь вам рассказать».
  
  — Что это, мистер? Картер? - сказал он .
  
  «Что эта пустыня кишит людьми, которые думают, что убивать врагов веселее, чем играть в футбол. У нас двенадцать морских пехотинцев. И я видел тридцать или сорок таких данакилов вместе.
  
  Он понял ситуацию. Мужчины немедленно приступили к демонтажу ядерных боеголовок. Они демонтировали пять ядерных боеголовок и погрузили их в вертолет, когда с восточной стороны ракет раздалось несколько выстрелов. Морские пехотинцы тут же вступили в бой, как только я вышел из тени одной из ракет, где сидел, и вытащил Вильгельмину. Я ждал звука новых выстрелов, но его так и не последовало. Потом ко мне по песку подбежал один из матросов.
  
  г-н. Картер, — сказал он, задыхаясь. — Вы можете прийти сейчас же? Какой-то маньяк хочет взорвать ракеты.
  
  Я побежал за ним по песку. Мы достигли вершины невысокой дюны, и я увидел толстого белого человека с коробкой в руках. Он стоял рядом с одной из украденных у египтян ракет российского производства. В ту ночь в апартаментах Сахелеса я угадал: Чезаре Борджиа был все еще где-то в Эфиопии.
  
  
  
  Глава 19
  
  
  Я стоял примерно в пятнадцати ярдах от Борджиа. Легкий выстрел с Вильгельмины. К сожалению, я не мог позволить себе сделать этот выстрел. Я не нуждался в объяснении той маленькой коробочки, которую Борджиа держал в руке, особенно когда я увидел провода, идущие от коробки к ядерной боеголовке. Это было потрясающе простое оружие. Обычные взрывы приводят в действие ядерные боеголовки. Электрические импульсы вызывают обычные взрывы. Все, что нужно было сделать Борджиа, — это нажать кнопку или щелкнуть выключателем, и в песках Данакила произойдет крупнейший и самый сильный ядерный взрыв в истории с Ником Картером в эпицентре. - Опустите пистолет , мистер . Картер, — закричал Борджиа.
  
  Я бросил Люгер в песок. В тот момент мне хотелось сделать две вещи. Одним из них было убить Борджиа. А другое дело было не разозлить командира части. Если бы он не послал ко мне гонца, я мог бы найти способ разузнать все о Борджиа и убить его.
  
  — Подойди ко мне очень медленно, — приказал Борджиа.
  
  Знал ли он о Хьюго? Я подумал о своих предыдущих контактах с людьми Борджиа. Гаард видел, как я убил Ларсен на борту « Ганса Скейельмана» , и если бы у него было отличное ночное зрение, он бы видел, как я ударил его ножом. Однако, когда он схватил меня, я был безоружен, и сыщикам "Ганса Скейельмана" не удалось обнаружить Хьюго в моем багаже. Разумеется, в лагере Борджиа я тоже был безоружен, а когда вернулся, то был за спиной роты эфиопских инспекционных войск. Шесть ночей назад в Асмэре, когда Гаард и его подручные напали на меня, я использовал только пистолет и газовую бомбу. Хьюго оставался в ножнах. Так что, даже если разведка Борджиа работала нормально, вполне вероятно, что он думал, что единственный нож, которым я когда-либо пользовался, находился на дне Атлантики.
  
  Ну я был готов его применить. И как я бы его использовал сейчас? Борджиа держал правый указательный палец на кнопке. Теперь я был достаточно близко, чтобы сосчитать провода. Двое из них бежали от ящика к головной части ракеты, вытянувшейся за спиной Борджиа справа — слева от меня — словно какой-то футуристический змей, греющийся на солнце. Я задавался вопросом, насколько Борджиа позволит мне стать еще ближе.
  
  «Остановитесь, мистер. Картер, — сказал он.
  
  Три метра. Я остановился. Был почти полдень, и жаркое солнце обжигало мои ноги сквозь подошвы тяжелых ботинок и толстые носки, которые были на мне.
  
  — Борджиа перестал кричать. Он яростно посмотрел на меня. Он сказал: «Г-н. Картер, сделай два осторожных шага вправо.
  
  Я повиновался. Мое тело больше не закрывало обзор матросам и морским пехотинцам. Я надеялся, что никто позади меня не проявит героизма. Большинство морских пехотинцев - снайперы с винтовкой. Без сомнения, один из них мог бы повалить Борджиа из-за ракеты, но конвульсивное движение его пальца щелкнуло бы выключателем и взорвало бы нас всех. «Приготовьтесь к тому, чтобы вы все ушли», — сказал он им. «Я хочу, чтобы вы все были в вертолетах и в воздухе через пять минут » .
  
  Борджиа сошел с ума. Я всегда считал его сумасшедшим, с тех пор как узнал, что он сменил имя с Карло на Чезаре. Но теперь у меня было доказательство. У него не было никакого оружия, кроме детонатора, прикрепленного к ядерной боеголовке.
  
  Он никак не мог прикончить меня. Он мог убить меня, только взорвав ракету, чем убил бы и себя. Он вызвал меня, чтобы я стал свидетелем его последнего акта, его дикого, самоубийства в взрыве атомной бомбы.
  
  Но понимал ли он свою бесперспективность? Вода струилась по моему телу не только из -за солнца и горячего песка . У меня было три, а то и четыре минуты, чтобы проникнуть в мысли этого сумасшедшего, узнать его планы и придумать способ их нейтрализовать. Даже если бы он заставил меня раздеться догола и лечь на живот на песок после того, как матросы и морские пехотинцы исчезли, даже если бы он выхватил Хьюго и держал его в нескольких дюймах от моего тела, было бы очень маловероятно, что он смог бы одолеть Киллмастера. Я должен был справиться с ним быстро. - «С этими вашими друзьями в правительстве Эфиопии было бы гораздо разумнее с вашей стороны попытаться выжить, а не беспокоить нас подобным образом», — сказал я сдержанным тоном. — Ты все еще можешь сразиться с нами позже.
  
  «Мои друзья напуганы, — сказал он. - «Они дураки. Они не знали, что я подготовил засаду для вас и вашего оперетточного генерала в Данакиле.
  
  — У вас определенно много контактов среди данакилов, — сказал я.
  
  Я не хотел, чтобы Борджиа внезапно пришел в себя. Он не ожидал, что Данакилы сегодня проиграют битву. Он полагал, что они могли бы уничтожить морпехов из засады, которую он устроил для Сахеле и меня. Но один из его людей был слишком нетерпелив и выстрелил в тот момент, когда появился генерал. Теперь у Борджиа не было выхода. Как только он узнает это, он щелкнет выключателем и пошлет электрический ток по проводам, ведущим к ядерной боеголовке.
  
  Провода? Я быстро осмотрел их. Я надеялся, что они спасут мне жизнь.
  
  Я обескураживающе медлил с анализом биографии и характера Борджиа. Политический агитатор в Италии, студент колледжа , чье обучение было в основном академическим и теоретическим, блестящий лидер, умевший обращаться с политиками и военными, самопровозглашенный главнокомандующий, оставивший грязную работу таким людям, как Василий Пачек… почему у Борджиа хватило умения правильно подключить этот детонатор? Я нашел его уязвимое место.
  
  Провода заканчивались металлическими зажимами, вроде тех , что крепятся винтом. Борджиа только что насадил их на ядерную боеголовку. Я изучил их максимально внимательно. Один, который был подключен к верхней точке контакта, был прикреплен только к наконечникам. Малейшее дерганье за провод разорвет цепь и сделает детонацию невозможной. Все, что мне нужно было сделать, это встать так, чтобы я мог схватиться за провода, прежде чем он щелкнет выключателем. Я сделал шаг вперед.
  
  — Стой на месте, — крикнул Борджиа.
  
  Двигатели вертолетов взревели, когда боевой отряд готовился к отходу.
  
  — Извини, — мягко сказал я. «У меня судорога в ноге. В этом чёртовом эфиопском вертолёте было мало места, что я едва мог даже вытянуться, чтобы сесть поудобнее».
  
  — Иди сюда, чтобы я мог присматривать за тобой.
  
  Я сделал несколько шагов влево, пока почти не коснулся атомной боеголовки. Борджиа не спускал с меня глаз, когда хотел получше рассмотреть меня и улетающих людей. Это означало, что он знал, что его связи были плохими. Я задавался вопросом, поможет ли мне это знание или помешает.
  
  Мне почти пришлось кричать, чтобы быть услышанным из-за шума вертолетного флота. — Ты помнишь Марьям, Борджиа?
  
  — Я верну ее, — блефовал он. «Они вернут ее мне, или я смету всю эту забытую Богом страну с карты».
  
  — Она немного повреждена, — сказал я, тихо извиняясь за нее.
  
  — Что вы имеете в виду, мистер? Картер?
  
  «Она была моей любовницей с тех пор, как мы сбежали из твоего лагеря».
  
  Такие мужчины, как Борджиа, страдают от ошибочного представления, что каждая женщина является частной собственностью. Нормальный мужчина изнасиловал бы или попытался бы соблазнить такую красивую рабыню. В любом случае, он определенно не стал бы пытаться сделать ее символом своих надежд на то, что однажды он будет править Эфиопией. Он перестал думать о ней как о женщине со своими желаниями и потребностями . И именно поэтому мой комментарий разозлил его. И только на какое-то время он ненадолго потерял внимание к текущим обстоятельствам.
  
  Он сделал шаг ко мне, держа черную коробку с детонатором в правой руке и держа палец примерно в трех четвертях дюйма от переключателя. Возможно, это была не совсем то, которая мне была нужна, но это было все, что я собирался получить. Я нырнул вперед.
  
  Он инстинктивно вскинул левую руку, чтобы отразить мою атаку. Время действовать истекло, когда он понял, что я ныряю на провода, а не на него.
  
  Мои руки нашли их. Я их просто дернул. Верхний провод, который я определил как самый слабый, оторвался от места контакта ядерной боеголовки.
  
  Я услышал, как Борджиа ругается позади меня. Я повернулся, чтобы разобраться с ним. Бессмысленно, он несколько раз щелкнул выключателем. Я схватил единственную нить, которая все еще была прикреплена, и дернул ее; она тоже оторвалось. Теперь у Борджиа в руках не было ничего, кроме детонатора, соединенного с песками пустыни Данакиль. Вертолеты взлетели и качнулись над нашими головами. Я надеялся, что кто-нибудь заглянет туда, потому что, если я останусь здесь один, у меня будет настоящая проблема. Однажды я пережил переход через Данакиль, но шансы сделать это во второй раз были ничтожно малы.
  
  Борджиа перестал пытаться установить контакт переключателя и свирепо уставился на меня. Я спокойно вытащил Хьюго из ножен.
  
  — Картер, ублюдок, — яростно сказал он.
  
  Мне больше нечего было сказать Борджиа. Когда Хоук отправил меня на эту миссию в тот день, когда у нас была назначена встреча в ресторане в пригороде Вашингтона, он сказал, что не знает, была ли это работа Киллмастера или нет. Это решение было частью моего задания. У Борджиа было слишком много важных контактов в Эфиопии.
  
  Теперь, когда генерал Сахеле был мертв, я не знал, какие неприятности он снова может причинить. Кроме того, ему слишком нравилось взрывать такие штуки, как ядерные боеголовки, чтобы видеть в нем полезного гражданина.
  
  Я подошел к нему, Хьюго нацелился ему в сердце. Он бросил в меня бесполезный детонатор. Я нырнул, но движение помешало мне прицелиться. Борджиа попытался убежать по рыхлому песку, но опоры у него было слишком мало. Левой рукой я схватил его за воротник и швырнул на землю. Мое колено уперлось ему в горло, когда я упал на него сверху, и стилет вонзился ему в грудь.
  
  Я встал и замахал руками. Улетели еще два вертолета. Потом один вдруг повернулся. Он приземлился на песок в нескольких ярдах от меня, и из него выпрыгнул сержант морской пехоты.
  
  — Я вижу, вы его нейтрализовали, сэр , — сказал он.
  
  'Да.'
  
  Он повернулся к вертолету и закричал. «Сообщите командиру, прежде чем он полностью выйдет из зоны радиосвязи».
  
  — Этот командир был в воздухе с первым вертолетом, сержант?
  
  'Секунда.'
  
  «Это все еще замечательная история для столовой авианосца сегодня вечером».
  
  Его улыбка прекрасно выражала мои чувства.
  
  Лейтенант-коммандер Уильям К. Шедвелл не любил меня всем сердцем. Как и большинство солдат, он мало что знал об AX. И то, что он знал об этом, не успокаивало его. И мое мнение о нем сделало его еще менее довольным. Я отложил это в сторону, пока инженеры продолжали демонтировать ядерные боеголовки и грузить их на борт вертолетов. У нас был долгий и очень неприятный разговор.
  
  — Я признаю, что допустил несколько серьезных ошибок, мистер Картер, — сказал он наконец.
  
  — Продолжайте это признавать, коммандер, — предложил я. «Уйти на втором вертолете — это трусость. Это обвинение, и я почти сошел с ума, чтобы предъявить его».
  
  Во второй раз когда он уходил, он сделал лучше. Он сел на последний вертолет, чтобы взлететь, вместе со мной. Мы кружили над районом, теперь освещенным заходящим солнцем. Ядерные боеголовки были в других вертолетах, и часть самолетов уже должна быть в безопасности на авианосце. До сих пор эфиопские войска не начали расследование нарушения нами их воздушного пространства. И я предполагал, что приказы Сахеля будут действовать до конца нашей миссии. Ракеты лежали в пустыне, как часть упавшего, окаменевшего леса. И они бы долго там лежали, если бы их никто не нашел.
  
  'Г-н. Картер, — сказал коммандер Шедвелл, — кто был этот Борджиа?
  
  «Талантливый сумасшедший. Он хотел стать императором Восточной Африки и начать Третью мировую войну. Собранные вашими людьми ядерные боеголовки были нацелены на Каир, Дамаск и Тель-Авив.
  
  — Он точно был сумасшедшим. Он был готов взорвать нас всех. Хватило бы и одной ядерной боеголовки, но цепная реакция покрыла бы всю эту часть мира радиоактивными осадками».
  
  Мы были на полпути через Красное море, когда Шедвелл задал еще один вопрос: Картер, почему эти эфиопы не хотели оставить себе ядерные боеголовки?
  
  Я посмотрел на песок, теперь едва заметный в сумерках. Я подумал о караванах верблюдов, пробирающихся через пустыню Данакиль . Потом я подумал о Марьям.
  
  — У них есть вещи получше, — сказал я.
  
  
  
  
  
  О книге:
  
  Исчезновение ракет из Египта и Израиля вызвало взаимные обвинения между двумя странами. Но у AX, разведывательной службы президента Америки, есть достоверная информация, указывающая на другое направление, на эфиопский Данакиль, один из последних регионов мира, где предатель-итальянец, называющий себя генералом «Чезаре Борджиа», занимался гнусными делами. Человек без угрызений совести, на пути к власти. Выследить и уничтожить Борджиа в его хорошо вооруженном городе, в пустынной местности, полной зыбучих песков, было почти невыполнимой задачей даже для Картера. Но необходимость демонтировать ядерное оружие, которое вполне может развязать Третью мировую войну, стоит затраченных усилий, даже ценой тяжелых жертв... Единственной партнершей Картера была Марьям, прекрасная дочь эфиопского сановника.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Ник Картер
  
  Контракт в Катманду
  
  перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне
  
  Оригинальное название The Katmandu Contract
  
  
  
  Первая глава
  
  Он был более быстр и ловок, чем я себе представлял. И он был смертельно опасен. В одной руке он держал крепкую деревянную дубинку размером с кувалду, способную расколоть мой череп на сотни кровавых осколков. Человеческая кость уже ломается под давлением в восемь с половиной фунтов, а человек, владеющий дубинкой, может легко приложить усилие, в три раза превышающее эту силу.
  
  Излишне говорить, что я не собирался позволять этому случиться.
  
  Мои ноги скользнули по гладкому полу, когда он бросился вперед для атаки. Он набросился, размахивая битой, намереваясь сломать мне грудную клетку . Я ответил так, как меня учили, так как я практиковал снова и снова с большой болью и усилием. Мое тело двигалось инстинктивно; действие было почти рефлексом. Я дернулся вправо, вне досягаемости дубинки, которая качалась в воздухе. Я слышал, как она свистит в воздухе, но я не собирался стоять бесцельно, пока не почувствовал, как он ударил меня по ребрам , сокрушая кости и мышцы с мучительной силой парового катка. Я блокировал атаку, хлопая ладонями и предплечьями по руке противника. Моя мозолистая рука ударила мужчину по локтю. Другая моя рука коснулась его плеча.
  
  На мгновение он был парализован. Затем он попытался отступить и снова ударить битой. Но теперь мое время реакции было лучше, чем его. Я нырнул вперед прежде, чем он успел применить свое оружие, схватил его за рукав и притянул к себе. Его горячее дыхание
  
  соскользнуло на моем лице, когда я поднял другую руку. Это должен был быть последний удар, жестокий удар моей руки, который я наконец освоил неделю назад.
  
  Я хотел поднять руку для острого удара пяткой по его подбородку. Но прежде чем я успел сделать движение, он схватил меня за ногу и зацепил ступней за лодыжку. Одним быстрым движением его голова откинулась назад, вне досягаемости моей руки, и мы оба оказались на полу. Я потянулся к бите, пытаясь завладеть смертоносным оружием.
  
  Мой противник задыхался, почти запыхавшись, пытаясь сбить меня с ног. Но я не шевелюсь. Я прижал колени к внутренней стороне его запястий всем своим весом позади них, вызывая мучительную боль в нужных точках давления его рук. Кости запястья важны, если вы хотите убить кого-то, и мои колени парализовали его руки ровно настолько, чтобы я мог вырвать биту из ее ослабевшей хватки.
  
  Я прижал биту к его шее. Его лицо покраснело, когда я наткнулся на его кадык и пригрозил раздавить ему дыхательное горло. Но потом я услышал, как он хлопнул ладонью по хорошо натертому паркетному полу.
  
  Это был знак, которого я ждал.
  
  Я тут же отпрянул и встал. Я поклонился в пояс, помог сопернику подняться с пола и смотрел, как он тоже поклонился. Он повернулся, чтобы поправить свой то-бок , предписанное платье из грубой белой ткани. Рубашка была застегнута внушительным черным поясом седьмой степени. Было бы грубо, если бы он привел свою одежду в порядок, не повернувшись ко мне спиной. Я подождал, пока он снова повернется ко мне лицом. Затем он положил руку мне на плечо и кивнул, одобрительно улыбаясь.
  
  «С каждым днем ты становишься все лучше и ловчее, Чу-Мок», — с ухмылкой сказал мой инструктор.
  
  В его родной Корее это имя означало « Кулак». Я был доволен комплиментом, потому что он был лучшим мастером боевых искусств нашего правительства и АХ мог себе позволить пользоваться его помощью. А мастер Чжоен был не из тех, кто щедр на похвалы. Он не торопился делать комплименты, если только не чувствовал, что они действительно заслужены.
  
  «Мое мастерство — это твое мастерство, Кван-Чанг-ним», — ответил я, используя правильный термин для должности инструктора.
  
  «Ваши добрые слова очень щедры, мой друг». После этого мы оба замолчали, сжав кулаки и поднеся их к груди в классической позе Колесницы умственной и физической концентрации, позе полного и абсолютного внимания.
  
  «Кван-джанг-ним ке кён-не», Я рявкнул, поворачиваясь, чтобы поклониться мужчине рядом со мной. Он был самой совешенной человеческой машиной, которую я когда-либо видел.
  
  Он ответил на мой поклон и повел меня к выходу из доджанга, хорошо оборудованного спортзала, где мы провели большую часть дня. У двери мы оба повернулись и поклонились. Этот простой ритуал свидетельствовал как о взаимном уважении мастера и ученика, так и об уважении к спортивному залу как учебному заведению. Хотя это может показаться странным, все эти цивилизованные любезности, которыми окружено столь жестокое занятие, являются неотъемлемой частью Кёнг-фо и корейской формы каратэ, тайквандо.
  
  Ещё раз спасибо, мастер Чжоен, — сказал я. Он кивнул, извинился и исчез через боковую дверь, ведущую в его кабинет. Я шел по коридору в душевые, когда из-за угла появился мужчина и преградил мне путь.
  
  — Ты воняешь, как козёл, Картер, — сказал он с добродушным смехом. Но в улыбке, казалось, был оттенок невыраженного беспокойства.
  
  Нелегко было игнорировать его озабоченность или вонючую сигару. Но я не стал шутить, потому что Хоук теперь смотрел на меня с холодной и почти расчетливой решимостью. В должности директора и оперативного начальника АХ , самого скрытного и смертоносного подразделения американской разведки, его нельзя было воспринимать легкомысленно. Поэтому я хранил благоговейное молчание.
  
  — Ты хорошо меня знаешь, не так ли?
  
  Грязная черная вонючая сигара болталась между его губами, обглоданный конец был зажат между его зубами. Он говорил со смертельной серьезностью, и я поймал себя на том, что двигаю головой вверх и вниз, как будто у меня внезапно закончились слова.
  
  -- Вот чему вы меня научили, сэр , -- сказал я наконец.
  
  "Все слишком верно," сказал он. Он смотрел мимо меня, его глаза были на далекой точке. — Как твоя нога? — спросил он мгновение спустя.
  
  Когда я был на задании в Нью-Дели , меня ударили стилетом, который напоминал мой собственный бесценный Хьюго, в бедро. Но рана хорошо зажила, и, если не считать слегка прихрамывающей походки, которая скоро исчезнет, я был в довольно хорошей форме. «Ничего страшного… просто шрам, который можно добавить к списку. Но в остальном я в порядке.
  
  «Я надеялся услышать это», — ответил мой босс. Хоук вытащил недожёванную сигару изо рта и стал ходить взад-вперед на ступнях. Он выдохнул нервное напряжение; беспокойство, даже когда он попытался пошутить и сказал мне, как трудно в наши дни получить хорошую гаванну. Но я знал, что сигары были последним, о чем он сейчас думал.
  
  — Насколько все плохо на этот раз, сэр ? — услышал я свой вопрос. Он даже не казался удивленным, что я прочитал его мысли. — Как бы плохо это ни было, — задумчиво ответил он. — Но… здесь не место говорить об этом. Сначала прими душ, а потом приходи, скажем, через полчаса ко мне в офис. Этого достаточно, чтобы немного привести себя в порядок?
  
  — Буду через двадцать минут.
  
  Как я уже сказал, ровно через двадцать минут я был в офисе Хоука. Его настроение ухудшилось, и в уголках его рта и на теперь уже морщинистом лбу проступили линии волнения и беспокойства. Он посмотрел на часы, указал на стул и положил руки на стол. Отодвинув в сторону хрустальную пепельницу, наполненную не менее чем шестью окурками его вонючих любимых сигар, Хоук поднял глаза и устало и обеспокоенно мне улыбнулся.
  
  — Что вам известно о сенаторе Голфилде?
  
  Я не просил его повторить это имя, но и не расслабился и не рухнул на стул. «Начнем с того, что он один из самых уважаемых людей в правительстве. Он также является главой влиятельного Комитета вооруженных сил. Во многом это связано с размером нашего бюджета, если я правильно помню. В прошлом году он был переизбран на третий срок. Довольно впечатляющая вещь, если подумать. Что-то около шестидесяти семи процентов поданных голосов. Его избиратели полностью игнорировали партийные интересы. Они просто хотели Голфилда... и они его получили.
  
  «Я рад, что вы все еще находите время читать газеты», — ответил Хоук. «Но одного ты еще не читал, Ник, а именно того, что у Голфилда проблемы, большие проблемы».
  
  Я наклонился вперед в своем кресле. Национальная безопасность была не для АХ . Если бы мне пришлось иметь дело с проблемами Голфилда, то только потому, что проблемы сенатора распространились по всему миру. Но я понятия не имел, в какие неприятности может попасть сенатор. — Слушай, Ник, я всю ночь не спал с этой чертовой штукой. Президент позвонил мне вчера днем, и то, что он должен был сказать мне, было не очень хорошим. Слушай, я сыграю с тобой в открытую, потому что я думаю, ты уже знаешь, почему я хочу поговорить с тобой.
  
  Если бы Белый дом звонил, проблемы Голфилда явно представляли угрозу международной безопасности и мировому порядку. Так что я кивнул, держал рот на замке и ждал.
  
  «Голфилд вдовец. Возможно, вы тоже это читали. Его жена погибла в автокатастрофе в начале прошлого года. Бессмысленная трагедия, усугубляемая тем, что она оставила не только мужа, но и двоих детей. Близнецы, мальчик и девочка. Я знаю Чака лично, Ник, хотя это не имеет никакого отношения к этой операции. Я также знал его жену. Я очень любил ее и по сей день ужасно по ней скучаю. Я также встречался с детьми Голфилда. Приличные, разумные дети, которыми может гордиться любой мужчина.
  
  Он резко остановился, посмотрел на свои руки и изучил ногти; желтое пятно от никотина бежало по одному из его указательных пальцев. Я молчал, ожидая, что он объяснит мне, в чем дело.
  
  — Их похитили, Ник, — внезапно сказал Хоук. 'Обоих. Мальчика и девочку.
  
  « Похищены ? Где...? Что случилось?'
  
  «Дети отдыхали с группой. Учитель и несколько учеников из школы здесь, в Вашингтоне, которую они посещают. Пять дней назад они были в Греции. Затем сенатор получил сообщение. Он добавил шепотом: «И президент тоже».
  
  — Где они были в этот момент?
  
  «В Афинах», — ответил он. — Но это ничего не значит, потому что их больше нет в Афинах, Ник. Каким-то образом они были вывезены из страны контрабандой, хотя мы до сих пор не знаем, как это было сделано. Но их больше нет в Греции.
  
  — Так где они?
  
  'В Непале.'
  
  Он позволил мне это осмыслить, и даже когда я думал об этом, в это было трудно поверить. 'Непал?' — повторил я. У меня был образ заснеженных вершин, хиппи.
  
  Ничего другого, совсем ничего. — Зачем, ради бога, их туда везти?
  
  — Чтобы помочь финансировать революцию, вот почему, — ответил он. Вот почему президент попросил подключить АХ. Потому что Непал все еще монархия. Король обладает абсолютной властью. — Да… — он поднял руку, когда я вмешался, — есть выборное правительство, закон, но король сохранил почти полный и тотальный контроль над страной. Сейчас, как вы знаете, Непал — это клин, буферная зона. Она может быть маленькой, ненамного больше Северной Каролины, но это не умаляет ее важности, особенно если эта маленькая страна находится прямо между Китаем и Индией. И в этот момент король благосклонен к западу.
  
  «Но не революционеры в Непале».
  
  'Верно. Успешная левая революция там, в Непале, перекроет буферную зону и, возможно, приведет к политической аннексии этого района Пекином. Вы знаете, что случилось с Тибетом. Что ж, тот же, тот же политический сценарий и те же политические распри можно было с таким же успехом реализовать и в Непале. И если Непал падет перед Пекином, мы не знаем, что будет с Индией или со всем континентом».
  
  — И какое отношение к этому имеют дети Голфилда? — спросил я, хотя знал ответ еще до того, как задал вопрос.
  
  Их отдадут за бриллианты стоимостью один миллион долларов. Вот что они должны с этим делать, N3, — сказал он. Он откинулся на спинку стула и ударил кулаком по столу. «Один миллион, если Чак Голфилд когда-нибудь снова захочет увидеть своих детей… то есть живыми. Один миллион, который мы не хотим платить, если это зависит от нас. Так что я остановился на классическом варианте выкупа. Заплатите похитителям, и Китай возьмет Непал, как ни в чем не бывало. Не платите выкуп, а у Голфилда только двое очень мертвых детей.
  
  — И ты хочешь, чтобы я отдал это им, не так ли?
  
  — И вернул обратно, — сказал он. 'Понятно?'
  
  "Принести... и забрать..."
  
  — Не только бриллианты, но и двое детей сенатора. Вот как президент хочет, чтобы это было сделано, очень просто».
  
  В задании не было ничего простого. Нисколько.
  
  — Это будет не так просто, — сказал я.
  
  «Вот почему ты здесь, N3». Он устало улыбнулся, протянул руку и одним пальцем нажал кнопку интеркома. «Вы можете попросить сенатора войти», — сказал он секретарю. — Вам лучше услышать это из первых рук. Тогда у тебя будет меньше шансов ошибиться, Ник. Нельзя было отрицать, что сенатор Голфилд произвел впечатление... У него было квадратное и резко очерченное лицо, но это уже не было лицо человека, излучающего уверенность в себе и решимость. Он выглядел бледным и осунувшимся, когда вошел в кабинет. Он плюхнулся в кресло и позволил Хоуку представиться.
  
  — Они всего лишь дети, подростки, — пробормотал он. «Я не выношу, что люди могут просто похитить детьми, убить их, не беспокоясь об этом. И я действительно считал движение «Черный сентябрь » бесчеловечным. Они нашли себе пару заложников… за мой счет.
  
  За счет всех нас, подумал я про себя.
  
  Голфилд посмотрел в мою сторону и печально покачал головой. — Мне очень рекомендовали вас, мистер Картер. Хоук говорит, что ты единственный, кто может с этим справиться.
  
  «Спасибо, что доверяете мне, сенатор, — ответил я. — Но могу я спросить вас кое о чем, прежде чем вы расскажете мне, что именно произошло?
  
  'Конечно.'
  
  «Почему вы не связались с правительством Непала? К чему вся эта секретность? Почему тишина? Может быть, это глупый вопрос, но я подумал, что это правильный вопрос.
  
  «Это не глупый вопрос, мистер Картер, — ответил сенатор. Он вытащил из кармана куртки белый скомканный конверт. Учитывая состояние бумаги, я предположил, что ее уже изучили многие люди.
  
  Он дал его мне, и я внимательно его изучил. На нем был греческий почтовый штемпель, и он был отправлен из Афин. Внутри был лист напечатанный под копирку, без водяных знаков, аккуратно сложенный втрое. — Машинное письмо, — заметил я. — О, они очень профессиональны, мистер Картер. Почти пугающе, — мрачно пробормотал сенатор.
  
  Письмо имело следующее содержание:
  
  СЕНАТОР: ДЖИННИ И МАРК ЕЩЕ ЖИВЫ. НО НЕ В АФИНАХ. В НЕПАЛЕ ОНИ В ХОРОШЕМ ЗДОРОВЬЕ. ВЫ ДОЛЖНЫ ЗАПЛАТИТЬ НАМ ОДИН МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ США, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ИХ СНОВА. НО НЕ НАЛИЧНЫМИ. ОПЛАТА ДОЛЖНА ПРОИЗВОДИТЬСЯ АЛМАЗАМИ. МЫ СООБЩИМ ВАМ О ДОГОВОРЕ КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ. НЕ ПЫТАЙТЕСЬ НАЙТИ ДЕТЕЙ. ЕСЛИ НЕПАЛЬСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО БУДЕТ УВЕДОМЛЕНО, ОНИ БУДУТ УБИТЫ. АЛМАЗЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ЗДЕСЬ 27 ЧИСЛА ЭТОГО МЕСЯЦА. НЕ ПОЗЖЕ ИЛИ ДЕТИ БУДУТ УБИТЫ. НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ВСТУПИТЬ В КОНТАКТ. МЫ СО ВРЕМЕНЕМ ОБЪЯСНИМ ВАМ ВСЁ.
  
  "Это через две недели", сказал Хоук. «За две недели до покупки этих блестящих вещей и поездки в Катманду » .
  
  Я спросил. - "Почему Катманду? Почему не другой город?"
  
  «Вчера днем я разговаривал с дочерью, — ответил сенатор. «Звонок был отслежен до главного телеграфа Катманду, который также обслуживает всю страну. Даже дома с частными телефонами не оборудованы для междугородних звонков».
  
  — Что она тебе сказала?
  
  «Очень мало, мне жаль это говорить. Они не позволяли ей разговаривать со мной больше минуты или около того. Но она подтвердила все, что вы только что прочитали. Она сказала мне, что они в отчаянии. И она рассказала мне, для чего нужны деньги.
  
  «Да, Хоук сказал мне, что они здесь из-за тебя. Что-нибудь еще?'
  
  — Ничего, — сказал он. «Она и Марк в безопасности… то есть настолько, насколько потребуется. И она в ужасе, Картер. Боже, этот ребенок напуган.
  
  — Я не виню ее, — пробормотал я. «Это не самый приятный опыт для того, кто… сколько, по вашим словам, лет вашим детям, сенатор Голфилд?»
  
  «Шестнадцать, исполнилось два месяца назад». Он сложил руки на коленях и попытался удержаться, но я увидел, как он дрожит и не может контролировать свои эмоции. — Я точно следовал их инструкциям, — сказал он наконец. «Я понятия не имел, что на карту поставлена международная безопасность, пока мне не сказали, почему детей держат с целью получения выкупа. Но теперь, когда есть вероятность, что Непал станет государством-сателлитом Пекина...»
  
  «…крайне важно, чтобы революционеры были остановлены», — прервал его Хоук.
  
  — Именно, — ответил Голфилд.
  
  — А миллион долларов?
  
  «Президент уже позаботился об этом, — сказал мне Хоук. «Итак, моя работа сейчас состоит в том, чтобы купить необработанные алмазы и доставить их до двадцать седьмого числа этого месяца, доставить двоих детей сенатора в безопасное место, а затем вернуть камни», — сказал я. «Это не дает мне много времени».
  
  — У нас нет выбора, — мрачно сказал Хоук. — Думаешь, ты справишься?
  
  — Я сделаю все возможное, сэр . Но еще кое-что… Я посмотрел на Хоука, у которого между тонкими, сжатыми губами была зажата новая сигара. «Как именно мне пронести эти бриллианты через таможню на границах, которые я все пересекаю?»
  
  "Контрабандой." ответил он. Он остановил свой взгляд на мне.
  
  «Контрабанда, сэр ? Он кивнул. "Но есть несколько вещей, которые можно устроить..."
  
  Меня прервал монотонный голос Хоука . «Белый дом не хочет, чтобы в этом участвовали какие-либо другие правительства. Это должно стать полностью нашим делом и полностью секретным. Если мы скажем кому-нибудь еще, особенно правительству Непала, что собираемся переправить в эту страну алмазы на сумму 1 миллион долларов, от нас наверняка потребуются какие-то объяснения. У нас просто нет времени придумывать разумную историю».
  
  Сенатор Голфилд прижал пальцы к вискам. «А кто знает, где у этих партизан агенты, или осведомители? Если он вообще думает, что непальское правительство пронюхало об этом деле, тогда мои дети могут… — Он вздохнул. — В этом ты прав , — сказал я. «Есть шанс, что я попаду под наблюдение, как только они узнают, что алмазы уже в пути».
  
  «Чтобы убедиться, что вы следуете их инструкциям», — добавил Хоук. «Что означает, что никто больше не знает об этом выкупе » .
  
  "Контрабанда..." Я знал, что это может привести к огромным осложнениям.
  
  — Это единственный способ, Ник. Только так мы сможем доставить туда алмазы за такое короткое время и сохранить все это в тайне.
  
  Сенатор Голфилд встал, поблагодарив нас за то, что мы взялись за задание. Его рука была твердой, а яростный взгляд его глаз выдавал то, что он, должно быть, чувствовал внутри.
  
  Когда он ушел, я повернулась к Хоуку. Он уже работал над сценарием, в котором я буду играть главную роль. — Ты получаешь банковский чек, Ник. Кое-что, что вы можете превратить в миллион долларов в швейцарских франках».
  
  — Я полагаю, мне следует немедленно приступить к работе, сэр ?
  
  'Завтра.' Он вытащил из ящика стола желтый блокнот и внимательно изучил написанное. «Но прежде чем отправиться в Амстердам, сходите к своему дантисту».
  
  — Сэр ?
  
  — Достаточно собственного дантиста. Он был проверен и не представляет угрозы безопасности. Тем не менее, не говорите ему больше, о работе, которую вы хотите, чтобы он сделал.
  
  Я с удовольствием выслушал ту часть, для которой у АХ было время разобраться. Мне еще предстояло многое придумать, когда возникали ситуации.
  
  Закончив брифинг, Хоук поднялся со своего места. — Я рассчитываю на тебя, Ник. Президент и, должен сказать, Голфилд, рассчитывают на успех этой миссии.
  
  Многое еще нужно было уладить, прежде чем я сяду на рейс в Амстердам.
  
  Среди прочего, был тот визит к моему дантисту, где меня знали как: Ник Картер.
  
  Но не как: Картер, Ник, Киллмастер N3.
  
  
  
  Глава 2
  
  
  Все получили свои приказы.
  
  Голфилду было проще всего. Как только он получил сообщение от похитителей, ему сказали, что курьером будет некий Николас Картер из его собственного офиса. Мы не хотели рисковать. Обычно я притворяюсь сотрудником Amalgamated Press and Wire Services, но Хоук не думал, что это сработает в качестве прикрытия, особенно когда я уезжаю так далеко от дома.
  
  Приказы АХ были гораздо более прямыми. Белый дом хотел, чтобы миссия прошла без сучка и задоринки. Если что-то пойдет не так, если что-то пойдет не по плану, Хоук навлечет на себя озабоченность президента.
  
  Мои приказы уже были даны мне на золотом подносе во время моего брифинга в офисе Хоука. Как раз перед тем, как я собирался взять такси в аэропорт, он собрал все обратно. «Ник, все зависит от тебя», — сказал Хоук. «Никакой революции. Никаких мертвых детей. Никаких пропавших бриллиантов.
  
  Все, что я мог сделать, это кивнуть. Это была, мягко говоря, неприятная ситуация, за которой стояло множество тщательных, но поспешных планов, что, возможно, было одной из многих причин, по которым я провел предыдущий день, посещая своего дантиста Бертона Шалиера.
  
  «Ник, ты не серьезно…» — сказал он.
  
  И я сказал: «Берт, сделай мне одолжение и не спрашивай меня ни о чем». Поверьте, у моего безумия есть причина. Кроме того, как давно мы знаем друг друга?
  
  'Профессионально? Пять лет.'
  
  — Семь, — поправил я. «Итак, если я попрошу у вас специальную коронку для одного из моих нижних моляров, что вы сделаете?»
  
  Он вздохнул и пожал плечами, одарив меня усталой улыбкой дантиста. «Тогда я надену особую коронку, не спрашивая для чего она».
  
  — Ты хороший парень, Бертон Шалиер, — сказал я. Затем я откинулся на спинку стула и открыл рот.
  
  Шалиер принялся за работу, ничего больше не сказав.
  
  Я был рад, что он доверял мне, потому что без его специального опыта моя миссия началась бы не с той ноги или, скорее, не с того зуба. Эти вещи занимали мои мысли, когда я сел на рейс Боинг-747 в Схипхол, Амстердам. Когда стюардесса вернулась с моим двойным виски с водой, я позволил своим глазам блуждать по ее телу, ощупал ее голодным взглядом, потом осмотрел всех людей, которые работали в сверхсекретных лабораториях АХ . Они непревзойденные герои, ведь без их знаний и умений моя миссия никогда бы не началась должным образом. В этот момент во чреве авиалайнера уютно устроился брезентовый чемодан с самым красивым двойным дном, когда-либо созданным руками человека. Без этого искусно спрятанного отсека я бы никогда не смог переправить люгер Вильгельмину через менее хитроумное электронное оборудование аэропорта, не говоря уже о двух других моих любимцах, стилете Хьюго и миниатюрной бомбе Пьере.
  
  И все же это было странное чувство там, на высоте тысячи футов над Атлантикой, без трех моих ценных товарищей, к которым я так привык. Я не застегнул плечевую кобуру, в которой обычно находился Люгер. Замшевые ножны, которые обычно носят на стилете, не были привязаны к моему предплечью. И не было металлической штуки, которая терлась бы о мое бедро: маленькая газовая бомба, которую я ласково прозвал Пьером.
  
  Следующие шесть часов будут самыми легкими из всех, потому что к тому времени, когда я прибуду в Амстердам, у меня уже не будет времени расслабиться, посидеть со стаканом в руке и позволить своему разуму и глазам немного блуждать.
  
  В этот момент они пытались освободиться от восхитительной штучки в джинсовой юбке и коричневом замшевом жилете. Я знал ее тип. Но я знал это по шумным улицам Гонконга, по захудалым игорным заведениям Макао, по более опасным, но столь же оживленным центральным улицам Манилы, Сингапура и Тайбэя. Насколько я мог судить, она была евразийкой, с невероятно длинными прямыми черными волосами и самым пышным телом по эту сторону Тропика Рака.
  
  Она сидела через два места в ряду из трех человек, ближе к окну; ее тонкие плечи сгорбились, ее глаза были на книге, которую она держала обеими тонкими руками. Я ничего не мог поделать. «Рассказать вам, что происходит на странице сто тринадцать?» Я сказал с ухмылкой, надеясь, что она ответит.
  
  Она подняла глаза, игнорируя ухмылку, и сказала с большим замешательством и сдержанностью, чем я ожидал: «Простите? Я не слышал, что вы сказали.
  
  «Я спросил, могу ли я рассказать вам, что происходит на странице сто тринадцать».
  
  — Не надо, — сказала она. «Я уже на странице…» и она посмотрела на свою книгу "сорок". Это было бы несправедливо.
  
  У нее не было и следа акцента. Ее голос звучал как центральноамериканский, хотя внешне в ней было много признаков таинственного Востока. — Хочешь выпить? — спросил я, представившись. — Спасибо, — сказала она. «Меня зовут Андреа. Андреа Юэн, мистер Картер.
  
  — Ник, — автоматически поправил я.
  
  — Хорошо, Ник. Она смотрела на меня настороженно, любопытно и немного забавляясь. — Я бы хотела бокал вина.
  
  «Белого или красного».
  
  — Белого, — сказала она. «Красное вино влияет на зубы». Она на мгновение отдернула губы, и я с первого взгляда увидел, что она ни разу не прикасалась к красному вину за все свои более чем двадцать лет.
  
  «У меня есть дантист, который многое бы отдал, чтобы поработать над таким красивым ртом».
  
  — Это можно объяснить по-разному.
  
  «Берите, что вам больше нравится», — сказал я с улыбкой и позвал стюардессу.
  
  К тому времени, когда был подан ужин, значительно расслабившаяся Андреа поменялась местами и теперь сидела прямо рядом со мной. Она была внештатным журналистом и направлялась в Амстердам, чтобы написать серию статей о проблеме наркотиков среди молодежи этого города. Она закончила учебу два года назад. Теперь она чувствовала себя готовой встретить все, что могло случиться . 'Все?' — спросил я, пытаясь не обращать внимания на серое вещество, считавшееся бифштексом на моей тарелке. — Ты любишь задавать вопросы, не так ли, Ник? — сказала она не столько как вопрос, сколько как утверждение.
  
  «Зависит от того, кому».
  
  Она посмотрела на меня своими глубокими темными глазами и широко улыбнулась. Но когда она посмотрела на свою тарелку, улыбка исчезла, а за ее глазами пробежали тучи.
  
  "Я думаю, что следующие напитки будут в порядке, мисс Юэнь," сказал я.
  
  — Андреа, — поправила она меня.
  
  Так что не было ничего странного в том, что мы ехали из Схипхола в город на одном и том же такси. И когда Андреа предложила отель Embassy, который, по ее словам, был расположен в центре города по разумной цене, мне не пришлось долго раздумывать, прежде чем принять ее предложение. Но поскольку существовала такая вещь, как «слишком близко к моей шее, чтобы чувствовать себя хорошо», я позаботился о том, чтобы мы зарегистрировались в двух разных комнатах. Ее была через зал. Отель находился на Херенграхте. Намного более анонимно, чем Хилтон на Аполлоне. Отель Ambassade был полностью оборудован, без той показной мишуры, которую любят видеть американские туристы.
  
  Каждый раз, когда я бываю в Амстердаме, я стараюсь поесть в ресторане Бали. Их фирменным блюдом является рисовый стол. Мы были как раз вовремя, и, несмотря на разницу во времени, которую мы оба чувствовали, не было более приятного способа провести остаток вечера.
  
  Андреа начала рассказывать. Она рассказывала о своем детстве, о своем отце-китайце, матери-американке. Она была прототипом соседской девушки, лишь немногим более цивилизованной, чем можно было предположить по ее происхождению со Среднего Запада . И чем дольше я смотрел на нее, сидящую напротив меня за столом, тем больше я хотел ее. Вероятно, это был мой последний выходной на какое-то время, и я хотел максимально использовать его.
  
  Возле ресторана я вызвал такси, которое проехало через Лейдсестраат. Андреа навалилась на меня, подавила зевоту и закрыла глаза. «Вы встречаете самых приятных людей, когда путешествуете», — сказала она. «Это был прекрасный вечер, Ник».
  
  — Это еще не конец, — напомнил я ей.
  
  Я уже отправил телеграмму АХ чтобы сообщить им, где я остановился, но когда мы вернулись в отель, у прилавка не было писем, ожидающих меня. Если клерк выглядел немного любопытным (и немного ревнивым, я могу себе представить), я почти не замечал. В этот момент у меня было только одно на уме, и Андреа не нужно было уговаривать присоединиться ко мне в моей комнате, чтобы выпить последний стаканчик бренди.
  
  "Просто позвольте мне исправить это," сказала она; старое изречение, которое, однако , исходило из ее полных влажных губ, звучало совершенно по-новому.
  
  И она была верна своему слову. Едва я разделся и попытался надеть удобный махровый халат, как она тихонько постучала в дверь моей комнаты. Все, что ей не нужно было видеть, Вильгельмина, Хьюго и Пьер, были надежно спрятаны. Я мельком проверил комнату в последний раз, прежде чем открыть перед ней дверь.
  
  — А я думала, что я смелая, — сказала она в своем черном шелковом платье, свисавшем до пола. Ночная рубашка была прозрачной. Ее маленькая твердая грудь тепло прижалась ко мне, когда я притянул ее к себе. Выскочила нога и захлопнула дверь. Свободной рукой я запер ее и через мгновение осторожно опустил ее на кровать.
  
  Она двигалась подо мной, ее язык высовывался из-под мягких и голодных губ. Она уже не школьница, а я не школьник. Я чувствовал, как ее длинные ногти рисуют замысловатые узоры на моей спине. Ее язык впился в мой рот, когда я провел руками вверх по ее бедрам, желая исследовать ее.
  
  — Медленно, медленно, Ник, — прошептала она. "Времени полно."
  
  Но мое нетерпение взяло верх, и когда она протянула руку и расстегнула мой халат, я не стал больше ждать. Халат валялся забытый на полу рядом с кроватью. В мягком желтом свете ее кожа казалась желтовато-коричневой, гладкой и эластичной. Я не мог налюбоваться ею, когда она вытянулась и раздвинула ноги, чтобы позволить моим глазам полюбоваться мягким мехом между ее бедрами. Я уткнулся в нее лицом, повернувшись, чтобы дать ей все обо мне знать. Все, кроме того, что после моего имени появилось бы обозначение N3.
  
  С ее кожи исчезло сияние. Теперь светился только циферблат моего дорожного будильника. В темной комнате я увидел, который час. Три часа. Я ждал, пока мои глаза привыкнут к почти полной темноте. Затем медленно и бесшумно я соскользнул с кровати и встал. Я посмотрел на нее сверху вниз. Ее лицо повернулось ко мне, и она поднесла руку к губам, как маленький кулачок, как увядший цветок. Она выглядела как ребенок, беззащитный. Я надеялся, что она меня не разочарует.
  
  Я нашел ключ от ее комнаты там, где она уронила его на пол. Я снова посмотрел на нее. Дыхание Андреа было глубоким и ровным, никаких признаков того, что она притворяется спящей или невинной. Но что-то грызло в глубине моего разума, шестое чувство повышенного сознания, которое лишало меня покоя, в котором так отчаянно нуждалось мое тело.
  
  Я слишком долго в этом шпионском ремесле. Снова и снова я был вынужден принимать решения и идти на риск. То же самое и сегодня вечером, и, выходя из комнаты, я хотел убедиться, что мои животные инстинкты не заняли место здравого смысла.
  
  Коридор был пуст, толстый плюшевый ковер заглушал мои шаги. Ключ плавно вошел в замок. Я повернул ручку и вошел внутрь. Она оставила свой чемодан на кровати, широко раскрытый, в котором виднелась куча одежды и туалетных принадлежностей. Ее сумка через плечо от Гуччи стояла, как трофей, на деревянном шкафу у кровати. Я расстегнул пряжку и порылся в содержимом. Я поискал паспорт Андреа, надеясь, что он подтвердит все, что она мне сказала.
  
  Но этого не было.
  
  На следующее утро мы снова занимались любовью. Но сладкое, приятное покалывание, которое я чувствовал прошлой ночью, исчезло. Солнце уже стояло высоко в металлически-голубом небе, когда я вышел из отеля, все еще без доказательств, которые, как я думал, мне были нужны. Может быть, она была именно такой, как ей сказали, обычной американкой смешанной крови. Но пока я не увидел ее паспорт, я не собирался быть наполовину таким доверчивым и наполовину таким доверчивым, как прошлой ночью.
  
  Если Андреа и заметила перемену в настроении, она этого не показала. Мне было очень жаль, мне было ужасно жаль, но я не был в отпуске, и нужно было еще слишком много сделать, чтобы беспокоиться о ее обидах.
  
  Сразу же после обильного завтрака я прибыл в Credit Suisse. Не так много людей просто приходят с чеком на миллион долларов. Как только я объявил о своих намерениях, меня встретили на красной ковровой дорожке. Мистер ван Зейден, один из директоров, провел меня в свой личный кабинет. Через полчаса он лично отсчитал чуть более трех миллионов швейцарских франков.
  
  «Надеюсь, все в порядке, мистер Картер», — сказал он впоследствии.
  
  Я заверил его, что не мог быть более доволен. Затем я закурил «Вирджинию» с выбитыми на фильтре инициалами «NC» . "Может быть, вы будете так любезны, чтобы помочь мне в другом небольшом вопросе," сказал я.
  
  "И о чем это, мистер Картер?"
  
  Я позволил дыму вырваться из уголка рта. — Алмазы, — сказал я с широкой улыбкой.
  
  Ван Зейден дал мне всю необходимую информацию. Хотя Антверпен и Амстердам являются двумя крупнейшими алмазными центрами в Европе, я хотел совершать покупки, не привлекая к себе лишнего внимания. Насколько мне было известно, в то время за мной уже наблюдали один или несколько агентов-шерпов.
  
  На самом деле, у меня было смутное и тревожное ощущение, что за мной следят, когда я выходил из банка несколько мгновений спустя. Я остановился, чтобы полюбоваться витриной. Не столько потому, что я что-то искал, сколько потому, что отражение оконного стекла дало мне возможность изучить другую сторону улицы. Кто-то, казалось, колебался перед кафе, его лицо было скрыто в тени. Дойдя до угла, я рывком повернул голову, но все, что я увидел, это люди, делающие покупки, и люди, идущие на работу.
  
  И все же чувство не исчезло, когда я чуть позже подъехал к Центральному вокзалу. Движение на Дамраке было слишком оживленным, чтобы увидеть, преследуют ли мое такси. Как только я добрался до станции, мне было легче слиться с толпой. Я купил обратный билет до Гааги, это примерно пятьдесят минут на поезде. Поездка прошла без происшествий. Мой преследователь, если бы мое воображение не сыграло со мной злую шутку, должно быть, потерялся где-то между банком и Центральным вокзалом.
  
  Недалеко от Маурицхёйса, одного из лучших небольших музеев во всей Европе, я нашел извилистую узкую улочку, которую искал. Hooistraat 17 был маленьким и безымянным домом, немного шире, чем типичные дома у каналов Амстердама.
  
  Я позвонил в звонок и стал ждать, осматривая улицу, чтобы рассеять последнее сомнение в том, что мое прибытие в Гаагу прошло незамеченным. Но Hooistraat была пуста, и через несколько мгновений дверь открылась, и я увидел человека с раскрасневшимся, ярко-красным лицом, сжимающим в одной руке ювелирную лупу, а другой прислонившейся к двери.
  
  — Добрый день, — сказал я. Мистер ван Зейден из Credit Suisse подумал, что мы могли бы вести бизнес . Ты...'
  
  — Клас ван де Хеувел, — ответил он, не пытаясь пригласить меня войти. — А какое дело вы задумали, сэр ?..
  
  — Картер, — сказал я. Николас Картер. Я хотел бы купить несколько необработанных камней. Алмазов.
  
  Слова повисли в воздухе, как пузырь. Но в конце концов пузырь лопнул, и он сказал: «Верно. Верно.' Его акцент был тяжелым, но понятным. "Сюда, пожалуйста."
  
  Он закрыл и запер за нами дверь.
  
  Ван де Хевел провел меня по тускло освещенному коридору. В конце он открыл тяжелую стальную дверь. Мгновенно я сузил глаза, на мгновение ослепленный ярким солнечным светом, льющимся в идеально квадратную комнату. Это был его кабинет, его большое убежище. Когда он закрыл за нами дверь, мои глаза быстро оглядели все вокруг.
  
  «Садитесь на стул, мистер Картер», — сказал он, указывая мне на стул, стоявший у деревянного стола, покрытого длинной черной бархатной скатертью. Стол стоял прямо под огромным окном, через которое лился солнечный свет; единственно правильное место, чтобы судить о качестве бриллиантов.
  
  Прежде чем Клаас ван де Хевель успел что-то сказать, я полез во внутренний карман и нащупал успокаивающую кобуру с Вильгельминой. Затем я достал десятикратную ювелирную лупу и поставил лупу на стол. На круглом, широком лице ван де Хёвеля играла слабая тень улыбки.
  
  — Я вижу, вы не любитель, мистер Картер, — одобрительно пробормотал он.
  
  «В наши дни вы не можете себе этого позволить», — ответил я. Ранг Киллмастер включал в себя гораздо больше, чем просто знание оружия, карате и способность перехитрить противников. Вы должны были специализироваться на многих вещах, включая драгоценные камни. «Я здесь, чтобы превратить три миллиона швейцарских франков в необработанные камни. И мне нужны камни весом не более пятидесяти каратов » .
  
  — Я уверен, что могу быть вам полезен, — ответил мой хозяин без малейшего колебания.
  
  Если ван де Хёвель и был удивлен, выражение его лица не выражало и следа этого замешательства. Из металлического шкафа прямо напротив того места, где я сидел, он достал поднос, обшитый таким же бархатом, как и на столе. Всего на нем было шесть пакетов с камнями. Не говоря ни слова, он протянул мне первый.
  
  Бриллианты были завернуты в папиросную бумагу. Я осторожно снял упаковку и затаил дыхание. Яркие цвета радуги мерцали перед моими глазами, стреляя искрами пойманного огня. Камни, казалось, были отличного качества, но я не мог знать наверняка, пока не посмотрел на них через увеличительное стекло.
  
  Я хотел только алмазы самого высокого качества, так как их, возможно, придется перепродать на открытом рынке. Если бы они изначально были низкого качества, АХ никогда не сможет вернуть свои инвестиции в 1 миллион долларов. Поэтому я не торопился, вставил лупу в правый глаз и взял один из камней. Держа его между большим и указательным пальцами, я посмотрел на него через увеличительное стекло. Я повертел в руке большой необработанный камень и увидел, что он такой же совершенный, каким казался невооруженному глазу. Камень был подходящего цвета, без малейшего намека на желтизну, которая уменьшала бы его ценность. Дефектов не было, кроме небольшого нагара вдоль одной из сторон. Но в остальном лупа не выявила ни вееров, ни включений, ни пузырей, ни облаков, ни других пятнышек.
  
  Так я делал более двадцати раз, выбирая только те камни, которые имели абсолютную чистоту и белый цвет. У некоторых были углеродные пятна, проникавшие так глубоко внутрь, что портили совершенство. У других были хрустальные полосы, и более чем у одного были неприглядные дымки, которых может избежать любой опытный покупатель бриллиантов.
  
  Наконец, через час у меня была коллекция камней общим весом чуть менее шестисот карат.
  
  Ван де Хевел спросил, когда я закончил. — Вы довольны своим выбором, мистер? Картер?
  
  — Вроде неплохие, — сказал я. Я вынул из внутреннего кармана пачку швейцарских франков.
  
  Ван де Хевел продолжал строго придерживаться делового этикета. Он подсчитал общую стоимость драгоценностей и предъявил мне счет. Это было чуть меньше трех миллионов франков, которые я привез из Амстердама. Когда расплата закончилась, он поклонился. — Глик бе ацлаха, — сказал он. Это два идишских слова, которыми торговец бриллиантами принимает решение о покупке и привязывает человека к своему слову. Спасибо, Мистер Ван де Хевель, — повторил я. «Вы мне очень помогли» .
  
  — Вот для чего я здесь, мистер Картер. Он загадочно улыбнулся и повел меня к двери.
  
  Бриллианты надежно хранились в алюминиевой тубе, похожей на ту, что вкладывали в сигары, которая была плотно закрыта. Когда я ступил на улицу Hooistraat, я едва услышал, как Клаас ван де Хевел закрыл за мной входную дверь. Солнце уже стояло низко на безоблачном небе. Скоро наступали сумерки, поэтому я торопился по пустынным улицам, желая добраться до вокзала и вернуться в Амстердам.
  
  До Амстердама ходит около трех поездов в час, поэтому мне не нужно было спешить. Но с наступлением сумерек мое замешательство усилилось. Я не видел такси, и сырой, холодный ветер дул на меня с северо-востока. Я поднял воротник своего пальто и ускорил шаг, более бдительный и осторожный, чем когда-либо. У меня были бриллианты на миллион долларов. А впереди у них было еще много тысяч миль до королевства Непала. Меньше всего мне хотелось потерять свой выкуп, тот выкуп, на который шерпы купят оружие, чтобы начать свою революцию.
  
  Шаги эхом раздались позади меня, когда я поспешил к станции. Я оглянулся и увидел только сгорбленную фигуру старухи, отягощенную тяжестью перегруженного хозяйственного мешка. Позади нее лежала пустынная аллея, обсаженная деревьями; только удлиняющиеся тени, отбрасывавшие свои причудливые формы на асфальт. Не будь дураком, сказал я себе.
  
  Но что-то казалось неправильным, что-то, чего я не мог понять. Если за мной следили, то тот, кто следовал за мной, был невидим. Тем не менее, я не собирался отвлекаться, пока не доберусь до Амстердама и не положу камни в сейф отеля. Только тогда я позволил бы себе временную роскошь вздохнуть с облегчением.
  
  Десятиминутная прогулка от Хустрата до вокзала закончилась, прежде чем я успел это осознать. Поезд подходил через пять минут, и я терпеливо ждал на платформе, стараясь держаться подальше от растущей толпы пассажиров в час пик. Я все еще был настороже, но мои постоянно двигавшиеся глаза не улавливали ничего, что казалось бы хоть немного подозрительным, ничего, что могло бы вызвать хоть малейшую тревогу. Я посмотрел вдоль платформы, увидел приближающийся поезд и улыбнулся про себя.
  
  Никто не знает, кто ты и где ты был, твердил я себе, не сводя глаз с приближающегося поезда. Искры слетали с рельсов, как разноцветные вспышки бриллиантов в алмазах. Я скрестил руки на груди и почувствовал успокаивающую выпуклость алюминиевой трубки. Потом я почувствовал, как кто-то коснулся моих карманов, хитрая рука украдкой, появившаяся из ниоткуда.
  
  В тот момент, когда в моих ушах раздался оглушительный звук поезда, я отбросил левую ногу назад. Удар в спину, или ды-ит ця-ки, должен был сломать коленную чашечку тому, кто пытался закатать мои карманы за моей спиной. Но прежде чем я кого-нибудь ударил, меня толкнула вперед пара крепких рук. Я пошатнулся и закричал, пытаясь остаться в вертикальном положении. Женщина закричала, и я царапал разреженный воздух, и больше ничего. Я приземлился на рельсы с ужасным грохотом, когда поезд катился по рельсам, тысячи тонн железа и стали были готовы раскатать меня, как блин.
  
  В очень кровавый блин.
  
  
  
  Глава 3
  
  
  У меня не было времени подумать.
  
  Я действовал инстинктивно. Сколько бы сил у меня ни оставалось, я перекатился боком в узкое пространство между платформой и поручнями. Рев и дикий свист поезда наполнили мои уши. Я прижался спиной к краю платформы и закрыл глаза. Один мчащийся вагон за другим проносилась мимо меня. Меня окружали горячие искры, а зловонный ветер, словно горячее дыхание самой адской гончей, мчался по моим щекам, пока мне не показалось, что моя кожа вот-вот сгорит.
  
  Затем раздался пронзительный визг тормозов. Сразу после этого в воздухе раздались крики женщин, похожие на крики перепуганных животных в джунглях. Когда я снова открыл глаза — я закрыл их от пыли и искр — я уставился на колеса одного из вагонов. Очень медленно они снова начали поворачивать, так что через несколько мгновений пригородный поезд начал двигаться задним ходом.
  
  «Ты сделал это, Картер, — подумал я. Так что сохраняй спокойствие, отдышись и подумай, каким должен быть твой следующий шаг. Я и раньше бывал в опасных ситуациях, но на этот раз я был ближе к смерти, чем когда-либо. Одно дело злая свинцовая пуля пролетевшая мимо головы, и совсем другое, когда над тобой вот-вот прогремит целый поезд, локомотив с пятнадцатью вагонами. Если бы не это узкое пространство между платформой и рельсами, Killmaster-а N3 больше не существовало бы. Тогда мое тело было бы разбросано по рельсам грудой крошечных кусочков кожи, костей и раздробленного мозгового вещества.
  
  Внезапно снова стало светло. Я осторожно поднял голову и увидел дюжину испуганных и недоверчивых глаз. Начальник станции, кондуктор, пассажиры, казалось, все одновременно вздохнули с облегчением. Я встал, дрожа. Моя одежда была разорвана, а тело было покрыто синяками и болело, как будто я перенес одно из самых страшных побоев в своей жизни. Но я выжил, и бриллианты все еще были в безопасности благодаря специально сконструированной кобуре, которую я привязал к внутренней стороне руки, очень похожей на замшевые ножны, в которых Хьюго постоянно находился начеку. Алюминиевый футляр плотно помещался в кобуре, и ни один карманник никогда не смог бы его найти, с помощью или без помощи грохочущего поезда.
  
  Кондуктор быстро сказал по-голландски: «Как дела?»
  
  'Превосходно.' По-английски я добавил: «Я чувствую себя хорошо. Спасибо.'
  
  'Что случилось?' — спросил он, протягивая руку и помогая мне подняться на платформу.
  
  Что-то подсказало мне заткнуться об этом. — Я потерял равновесие, — сказал я. "Несчастный случай." Если бы это зависело от меня, я бы не хотел, чтобы вмешивалась полиция.
  
  «По словам этой дамы, сразу после того, как вы упали, через платформу перебежал мужчина», — сказал водитель. Он указал на женщину средних лет рядом с ним, которая смотрела с бледным, как мел, лицом и мрачным выражением лица.
  
  — Ничего не знаю, — ответил я. — Я… я споткнулся, вот и все.
  
  «Тогда вам следует быть осторожнее с этого момента, сэр », — сказал начальник станции с ясным предостережением в голосе.
  
  — Да, я буду за этим следить. Это был несчастный случай, вот и все, — повторил я.
  
  Кондуктор вернулся в передний вагон, и поезд медленно вернулся на прежнее место. Толпа пассажиров продолжала смотреть на меня, но их пытливые, любопытные глаза были намного добрее, чем только что чуть не убивщий меня поезд. Когда двери открылись, я сел и не сводил глаз с колен. Через несколько минут мы скользили по окраинам Гааги и возвращались в Амстердам.
  
  Час езды дал мне достаточно времени, чтобы все обдумать. Я никак не мог узнать, может ли нападавший быть связан с шерпами. Он или она, если уж на то пошло, могли быть обычным карманником, принявшим меня за богатого американского бизнесмена-туриста. Другая возможность заключалась в том, что их послал Ван де Хёвель, чтобы вернуть бриллианты и положить три миллиона швейцарских франков в свой карман. Но ван Зейден из банка заверил меня, что ван де Хёвель чрезвычайно надежен. Я сомневался, что у него было время и намерение придумывать такую коварную двойную игру. Нет, это должен был быть кто-то другой, хотя у меня не было ни малейшего понятия о его личности. Мужчина или женщина, переодетая мужчиной, убегает через платформу. Это было все, что я должен был предположить. И это было не так уж и много.
  
  Я не мог не задаться вопросом, решили ли бы шерпы обратиться к сенатору с требованием дополнительного выкупа, как только они получили в свои руки необработанные алмазы. Если это так, то им нечего терять в моей смерти... пока у них есть эти бриллианты. И если этот человек не был послан шерпами, то это мог быть кто-то третий, работавший на него самого, или кто-то, кому удалось внедриться в революционную организацию. Но по-прежнему не было никакого способа узнать, какое решение куда подходит. Это было похоже на ключ в кармане, но не было замков, чтобы примерить его. По крайней мере, в одном я был уверен: Амстердам больше не был для меня безопасным, и чем быстрее я выберусь из этого города, тем лучше. Я решил устроить продолжение поездки на следующее утро.
  
  Но прежде чем я это сделаю, я сначала узнаю, как провела свой день игривая и раскованная евразийская девушка. Она вполне могла бы посетить Гаагу. И это не было бы совпадением, подумал я.
  
  Кроме того, это была не очень радостная мысль. Нисколько.
  
  Я оставил ключ от своей комнаты на столе. Там он ждал меня вместе с сообщением. Я развернул квадратный лист бумаги и прочитал: Как насчет того, чтобы зайти в мою комнату выпить в пять часов? Андреа.
  
  Еще бы, подумал я, надеясь, что она покажет мне американский паспорт. Это и захватывающая история о том, как она провела день. Поэтому я поднялся наверх, заперся в своей комнате и простоял под палящим горячим душем почти тридцать минут. Это, бритье и переодевание вернули меня в нужное русло. Я оставил бриллианты в сейфе отеля, так как держать их в номере было слишком рискованно. Я не собирался больше рисковать, если бы мог что-то с этим сделать.
  
  Люгер Вильгельмина не пострадал, несмотря на падение, которое я совершил. Я проверил ее, прежде чем сунуть обратно в кобуру, которую носил под курткой. Затем, в последний раз взглянув в зеркало, я вышел из комнаты и обязательно запер за собой дверь. Я пошел по коридору, надеясь, что Андреа Юэн сможет дать мне все ответы, которые, как мне казалось, мне были нужны.
  
  Но не дойдя до ее комнаты, я понял, что у меня закончились сигареты. У меня еще было немного времени, поэтому я спустился на лифте в фойе, чтобы поискать торговый автомат.
  
  Там менеджер нашел меня, пока я клал несколько гульденов и четвертаков в голодный слот автомата. Как только я нажал кнопку по своему выбору, раздраженный тем, что я только что выкурил последнюю из своих особых сигарет, он похлопал меня по плечу. — А, мистер Картер, — сказал он. "Как мило."
  
  'В чем дело?' — спросил я, откладывая пачку сигарет. — Чтобы найти тебя здесь. Я только что звонил в твою комнату, но не получил ответа. Есть звонок телефона для вас. Если хотите, можете поговорить у стойки.
  
  Я подумал, не Хоук ли это, чтобы дать мне последние инструкции. Возможно, сенатор Голфилд связался с похитителями и сообщил информацию, которая изменит мои планы. У стойки я повернулся спиной к кассиру и взял трубку. «Здравствуйте, это Картер», — сказал я, ожидая услышать тонкий, жестяной вариант зычного голоса моего начальника. Вместо этого тот, кто был на другом конце линии, звучал так, будто она была прямо за углом.
  
  'Ник?' она сказала. — это Андреа. Я пыталась связаться с вами весь день.
  
  'Что ты имеешь в виду?' Я сказал, игнорируя то, что поразило меня как неудачное совпадение. 'Весь день? - Я думал, что поднимусь наверх, чтобы выпить в твоей комнате?
  
  "Где?" она сказала.
  
  — В твоей комнате здесь, в отеле. Откуда ты звонишь?'
  
  — На Ван де Дам, — сказала она. «Я никогда ничего не писала о выпивке. Я хотела спросить вас, не поужинаем ли мы вместе, вот и все.
  
  "Разве ты не оставила сообщение для меня на столе?"
  
  'Сообщение?' — повторила она, повысив голос. 'Нет, конечно нет. Я была весь день тут и болтала с мальчиками и девочками в Paradiso на Weteringschans. У меня достаточно материала для моей первой статьи. Кстати, об употреблении наркотиков...
  
  — Слушай, — быстро сказал я. 'Оставайтесь на месте. Увидимся на площади Дам через два часа. Если меня не будет к семи, ты пойдешь один. Мне еще нужно кое-что устроить здесь, в отеле.
  
  — Ты говоришь так загадочно. Могу я вам чем-нибудь помочь?
  
  "Нет, я сказал. Потом я передумал. 'Да, есть что-нибудь. Где твой паспорт?
  
  'Мой паспорт?'
  
  'Верно.'
  
  — Я сдала его на стойке. Что случилось?'
  
  Ничего, сказал я с большим облегчением. — Но увидимся в семь. По крайней мере , я на это надеялся .
  
  Когда я положил трубку, я знал, что наконец получу контакт, который ускользал от меня весь день. Тот, кто последовал за мной в Credit Suisse, очевидно, преуспел и в Гааге. Теперь они устроили более интимную вечеринку в комнате Андреа Юэн. Встреча, которая, как я надеялся, ответит на многие вопросы.
  
  Когда я был один в лифте, я вынул Вильгельмину из кобуры. Luger стреляет очень надежно, поэтому не было необходимости вносить поправки в последнюю минуту. Кроме того, спусковой крючок был изменен таким образом, чтобы усилие было отличным от других. Это бы, заняло очень мало времени. Пуля выстрелит в тот момент, когда я приложу давление. Но я не хотел использовать его , если бы мне не пришлось. Мертвые не разговаривают. Мне нужны были ответы, а не тела.
  
  
  
  Глава 4
  
  
  Запертая дверь защищала не целомудрие дамы, а анонимность убийцы. У двери комнаты Андреа я задержал дыхание и стал ждать, прислушиваясь к малейшему звуку.
  
  Его не было.
  
  Дальше по коридору загрохотал лифт. Я почувствовал легкое раздражение и перенес вес с одной ноги на другую. Вильгельмина легла в мою руку. У нее хорошее распределение веса, можно сказать, хорошая фигура, и она чувствовала себя гладко и уверенно, когда я нажимал пальцем на очень чувствительный спусковой крючок. Кто бы ни ждал внутри, его там не было, чтобы приколоть мне медаль. Но я, конечно, не дал бы им возможности всадить пулю в мой гром. — Андреа, — позвала я, тихонько постучала в дверь. "Это я... Николас... Николас Картер".
  
  Вместо ответа я услышал шаги: слишком тяжелые для женщины и слишком осторожные, чтобы стать излишне оптимистичными. Но я был максимально внимателен. Я прижался спиной к стене коридора, когда ключ повернулся в замке. Через несколько мгновений дверная ручка опустилась, и дверь распахнулась. Все, что вырвалось из комнаты, было полосой белого света. Это было сейчас или никогда.
  
  Либо мне снесло голову, либо тот, кто был внутри, был достаточно умен, чтобы понять, что мертвый Ник Картер будет означать миллион недостающих бриллиантов. Я надеялся, что они и вполовину не так глупы, как я думал. Вильгельмина указала на грудь дородного голландца с льняной головой.
  
  Его большие пальцы были засунуты за пояс мешковатых штанов, но из-за его спины торчала Астра. 32 в противовес гладкому, смертоносному стволу Вильгельмины. «Астра» поражает все, что находится на расстоянии ста ярдов, а у этого также было преимущество в виде двенадцатисантиметрового глушителя, готового заглушить выстрел даже самой тяжелой пули, если они были на грани мгновенной смерти. — Добрый вечер, мистер Картер, — сказал голландец с сильным гортанным акцентом. — Я вижу, ты готов ко всему. Но нет причин обсуждать вещи в коридоре, как кучка обычных воров.
  
  Я не сказал ни слова, просто держал указательный палец на спусковом крючке. Войдя в комнату Андреа, я почувствовал ее осквернение присутствием этих мрачных людей с мрачными лицами. Мужчина с «Астрой» был азиатом с лицом в виде полной луны и черными как смоль волосами. В отличие от своего спутника, в его пристальном и коварном взгляде не было ничего глупого или слабоумного. Когда за нами закрылась дверь, он сделал почти незаметное движение головой.
  
  — Я рад, что вы присоединились к нам, чтобы выпить, мистер Картер, — сказал он. Он говорил по-английски так же быстро и точно, как жители Бомбея и Нью-Дели. Но он не был индейцем. Скорее китаец, в чертах которого достаточно примеси крови, чтобы вызвать в воображении образы заснеженных пиков и маленьких буддийских храмов.
  
  «Я делаю все возможное, чтобы угодить людям » .
  
  "Я надеялся на это", ответил азиат, "Астра" по-прежнему была направлена прямо мне в грудь.
  
  — Чего мы ждем, Коенвар? — рявкнул голландец на своего сообщника.
  
  Имя было непальское, что ответило на первый из моих многочисленных вопросов. Но никто не казался очень заинтересованным в ответах на остальные вопросы.
  
  «Мы подождем, пока мистер Картер вытащит алмазы», — сказал Коенвар прямо, его лицо превратилось в пустую маску, холодное и лишенное выражения.
  
  — Алмазы? — повторил я.
  
  "Вы слышали его," сказал голландец, теперь нервничая и менее уверенный в себе. У него были только мясистые кулаки, неудивительно, что ему было неудобно. — Именно так, мистер Картер, — ответил Коенвар. «Это сэкономило бы мне много времени… и доставило бы вам много неудобств, если бы вы просто вытащили камни, чтобы я мог завершить эту сделку и уйти».
  
  Я спросил. — А какой же это путь?
  
  Его лицо расплылось в улыбке. Это было худшее, что он мог сделать. Его клыки были подпилены до остроты кинжалов: кадры из третьесортного фильма ужасов «Восточный граф Дракула».
  
  — Пойдемте, мистер Картер, — сказал Коенвар. — Ты же не хочешь умереть всего за несколько бриллиантов, не так ли? Я уверен, что хороший сенатор Голфилд сможет собрать больше средств, чтобы в конечном итоге выкупить детей. Так что давайте избегать ненужного кровопролития.
  
  Ответ на другой вопрос. Он знал, что я эмиссар Голфилда. Но если он был эмиссаром шерпов, некоторые важные аспекты соглашения были упущены из виду, включая детей Голфилда. Если бы я передал их сейчас, шерпы могли бы потребовать все больше и больше бриллиантов. И если бы он не был шерпом, я не думал, что мне будет легко объяснить отчаянным революционерам, что выкуп был украден толстым голландцем и наполовину непальцем, очень похожим на вампира.
  
  Мне пришлось заставить их говорить какое-то время. — А если я не отдам те драгоценности, которые, как ты думаешь, у меня есть, что тогда?
  
  Коенвар снова улыбнулся, медленно поднимаясь на ноги. Его тело было узким и жилистым. Его кошачьи движения напомнили мне о Мастере Тсьоэне, моем инструкторе по карате.
  
  'Что тогда?' - Он постучал по стволу «Астры» одним пальцем. «Этот восхитительный инструмент оснащен пятью сверхбыстрыми патронами. Если я нажму на курок, половину из вас унесет в сторону двери, оставив ваши ноги на месте. Ты понимаешь?'
  
  — Отлично, — сказал я.
  
  — Так что давай перестанем спорить. Камни, пожалуйста.
  
  — Кто тебя послал?
  
  — Какая вам разница, мистер Картер?
  
  Его голос и все его настроение потемнели от растущей решимости, и его палец нервно скользнул по спусковому крючку.
  
  «Ты победил», — сказал я, думая про себя: «Ты еще больший ублюдок, чем ты когда-либо знал». Я опустил Вильгельмину и свободной рукой потянулся к куртке, словно хотел достать бриллианты из внутреннего кармана.
  
  Нравится это или нет, ответов больше не будет. Когда Коенвар направил свой револьвер в мою сторону, я сделал быстрое движение запястьем, так что через долю секунды у меня в руке оказался Хьюго, и я упал на колени. Я перевернулся, когда «Астра» извергла взрывной огонь. Пуля была далеко от цели, но Хьюго попал в яблочко, в этом не было никаких сомнений.
  
  Голландец бросился в мою сторону, содрогаясь, делая одно судорожное движение за другим. Мой бросок был твердым и смертельным. Хьюго торчал из его сердца, как булавка, держащая бабочку, приколотую к бумаге. Обеими руками льняная голова пыталась выдернуть шпильку, но кровь уже хлестала из него гейзером, заливая перед рубахи пузырями и красной пеной.
  
  Он рухнул, как тряпичная кукла, потерявшая набивку, его глаза обратились внутрь, как будто они ударялись о неаппетитный и окровавленный кассовый аппарат. Но Коенвара это совершенно не интересовало. Он снова нажал на спусковой крючок, и я услышал шипение раскаленной пули, прожигающей себе путь почти через рукав моей куртки.
  
  Маленький человек нервничал, тем более что я не хотел использовать Вильгельмину. Я все еще хотел, чтобы он был жив, потому что я знал, что он может предоставить мне гораздо больше информации, пока его язык все еще используется, чем если бы я выбил весь его речевой центр из его рта . Какое-то время я был в безопасности за кроватью. Коенвар пополз вперед, четкими движениями по старому, искривленному полу. "
  
  Я умолял. — "Компромисс, Коенвар, давай договоримся!
  
  Он не ответил и позволил своей Астре говорить за себя. Поддельный вальтер снова плюнул, и зеркало возле кровати разлетелось на сотни острых осколков. Я бы разлетелся на столько же осколков, как только попаду под его линию огня. Так что у меня не было выбора, кроме как привести Вильгельмину в действие. Целясь вдоль ее гладкого иссиня-черного ствола, я нажал на курок. Сразу за Коенваром, менее чем в двух дюймах над его головой, в стене появилась дыра.
  
  Он пригнулся и скользнул за туалетный столик, пытаясь приблизиться к двери. Я боялся снова использовать Вильгельмину; опасались, что персонал отеля услышит, что происходит в их величественном и респектабельном заведении. Но теперь Коэнвар выглядел испуганным и внутренне сделал выводы. В третий раз за столько минут «Астра» заскулила с адским упорством, и «Вильгельмина» вылетела из моих рук.
  
  "Вот, бери бриллианты!"
  
  Я умолял, задаваясь вопросом, был ли он настолько отчаянным и жадным, чтобы поверить мне во второй раз.
  
  Он поверил.
  
  Медленно и дрожа, я встал и пошел к нему очень тяжелой походкой. Он держал пистолет направленным мне в грудь. — Поднимите руки, — сказал он, ничуть не запыхавшись.
  
  Подойдя поближе, я сделал, как мне сказали. Но когда Коенвар потянулся к моей куртке, желая исследовать гораздо больше, чем одну только дорогую шелковую подкладку, я ударил левой рукой и сжал пальцы . вокруг его запястья, отталкивая ствол «Астры» от моей груди и направляя его к земле.
  
  Он издал удивленный рык, и оружие выскользнуло из его пальцев. Затем он попытался вырваться, едва не упустив эффекта со-нал-чи-ки, удара рукоятью ножа, который должен был раздробить ему гортань. Но я не продвинулся дальше скользящего удара сбоку по его мускулистой шее.
  
  Затем настала очередь Коенвара удивить меня. Когда я ударил его ногой в пах, он дернулся назад и совершил один из самых быстрых прыжков, которые я когда-либо видел.
  
  Я отдернул голову назад, так что носок его ботинка касался воздуха, а не моей шеи и подбородка. В любом случае, он потерял преимущество своей Астры. Но на самом деле ему это было не нужно. Коенвар одинаково умело владел руками и ногами и снова нанес удар, на этот раз ногой в полете назад. Если бы он ударил меня, если бы я не обернулся в последнюю минуту, селезенка Ника Картера была бы похожа на мешок с горохом. Но снова он не попал в цель. Я поднял руку, моя рука превратилась в смертоносное и ослепляющее двупалое копье. Я коснулся его глаз, и он издал сдавленный крик боли.
  
  Затем он хлопнул коленом и ударил меня по самому кончику подбородка. Мне показалось, что я услышал хруст кости, когда я откинулся назад, покачал головой и попытался восстановить равновесие. Коенвар уже стоял у дверей, очевидно, намереваясь отложить сеанс до второго визита, вместо того, чтобы иметь дело со мной тут же и навсегда. Несколько мгновений спустя я уже был у двери, в моих ушах эхом отдавался панический ритм бега. Я нырнул в коридор.
  
  Он был пуст.
  
  'Невозможно.' Я тихо выругался про себя. В коридоре внезапно стало достаточно тихо, чтобы услышать падение булавки. Я пробежался по ряду из стороны в сторону. Но Коенвар ушел.
  
  Как этот человек бесследно исчез, оставалось загадкой. Его связи и мотивы оставались странной серией вопросов без ответов. Но я мог быть совершенно уверен в одном: Коенвар вернется, нравится мне это или нет.
  
  Мне было трудно стучать во все двери, спрашивая, могу ли я обыскать комнаты. В любом случае, никого не интересовал шум, доносившийся из комнаты Андреа, хотя я полагал, что большинство гостей отеля уже сидели за бесчисленными столиками по всему городу перед ужином. Поэтому я вернулся в ее комнату и тихо закрыл за собой дверь.
  
  Голландец лежал скомканный на полу, как использованный бумажный носовой платок, в комнате пахло прогорклым запахом крови, пороха и страха. Я открыл окно, выходящее на Херенграхт, и надеялся, что вонь воды рассеет более ощутимые запахи насилия и смерти.
  
  Если бы я мог что-нибудь с этим поделать, Андреа не знала бы, что произошло что-то необычное. Но сначала мне нужно было избавиться от этого тела.
  
  Разумеется, на одежде мужчины были голландские лейблы. Но его карманы были пусты, если не считать пачки сигарет и нескольких гульденов. У него не было ничего, что могло бы его идентифицировать, и я подозревал, что Коенвар нанял этого парня здесь, в Амстердаме.
  
  — Глупый ублюдок, — прошептал я, глядя на пропитанную кровью переднюю часть его рубашки. Одной рукой я удерживал его тело прижатым к полу, пока вытаскивал Хьюго из его безжизненного тела. Темнеющая кровь стекала по его груди. Его кожа уже приобрела блеклый, болезненно-зеленый блеск, а промокшие штаны и бескровный вид почти заставили меня пожалеть о тщетности его смерти. Он ничего не выиграл от этого. Коенвара совершенно не интересовало, что с ним произошло.
  
  Но теперь даже это безжизненное тело должно было исчезнуть. Я увидел противопожарную дверь в конце коридора и начал тащить тело мужчины к двери, не обращая внимания на красный след, оставленный мужчиной на полу. Как только тело исчезнет, я уберу беспорядок. Это было не то, чтобы оставить для горничной. К счастью, никто не вышел в коридор, когда я потащил его к пожарной двери. Я открыл его и вытащил.
  
  Через десять минут он уже лежал на крыше гостиницы «Эмбасси» в куче старой одежды. Они найдут его там, но, вероятно, спустя много времени после того, как я уеду из Амстердама. Спи спокойно, с горечью подумал я. Я вернулся назад и проскользнул обратно в комнату Андреа.
  
  Пришлось убирать всю эту кровь без такого чудодейственного моющего средства. Поэтому я просто использовал мыло и воду, чтобы избавиться от самых ужасных пятен. Я даже сделал это не так уж плохо, учитывая, что пол был похож на поле битвы. Затем я заменил разбитое зеркало на одно из своей комнаты. Наконец я пододвинул туалетный столик к дыре от пули в стене, сунул в карман «Астру» Коенвара и внимательно осмотрел Вильгельмину.
  
  Пуля из «Астры» лишь задела ее и отскочила от длинного специального ствола высокого давления. Я проверил визор Bomar и был доволен, что все еще в таком хорошем состоянии. У меня была Вильгельмина гораздо больше лет, чем я хочу знать или могу вспомнить. И я не хотел ее терять, особенно сейчас, когда миссия едва сдвинулась с мертвой точки.
  
  Прежде чем выйти из комнаты, я поправил галстук и провел расческой по волосам. Отъезд выглядел неплохо. Не очень хорошо, помните, но я не думал, что Андреа Юэн тоже заметит, если не считать передвинутой мебели. Кроме того, она никак не могла знать, что какой то человек умер здесь.
  
  Я закрыл за собой дверь и спустился на лифте в фойе. У меня еще было достаточно времени, чтобы съездить на площадь Дам, забрать ее и вместе что-нибудь поесть. Надеюсь, остаток вечера прошел тихо и спокойно. И без происшествий.
  
  
  
  Глава 5
  
  
  «Знаешь, — сказала она, — ты намного вкуснее вчерашнего рисового стола».
  
  — Значит, тебе все-таки нравится индийская еда?
  
  — Я предпочитаю тебя, Картер, — сказала Андреа.
  
  — Это всегда приятно слышать, — пробормотал я. Я перекатился на спину и потянулся за сигаретой. Андреа вползла на меня и положила голову мне на грудь. «Жаль, что мне нужно уезжать сегодня днем».
  
  Она спросила. - 'Почему?'
  
  «Деловые соглашения.
  
  "Что это за бизнес?"
  
  'Не твое дело.' - Я рассмеялся и надеялся, что она поймет.
  
  Она сделала это. На самом деле она казалась вполне довольной своим положением, ее кожа все еще была влажной и розовой от сияния наших занятий любовью. Она не давала мне спать полночи, но провести ночь с ней было намного приятнее, чем, скажем, с Коенваром или его чертовым компаньоном.
  
  «Куда ты едешь дальше, или мне не позволено знать?» - помрачнела Андреа.
  
  — Все указывает на восток, — сказал я. Я потушил сигарету в пепельнице и повернулся к ней лицом. Мои руки блуждали вверх и вниз по ее гладкой атласной коже. Это была китайская кукла, вся розовая и фарфоровая; остроумие и красота аккуратно упакованы в подарок. Я не мог удержаться, чтобы не распаковать все это еще раз, чтобы полюбоваться содержимым. Внезапно ее язык оказался повсюду, и, прежде чем я понял, что происходит, я тяжело лег на нее сверху, глубоко вонзаясь в ее сокровищницу.
  
  «Ты собираешься вернуться в Paradiso для новых интервью?» — спросил я через час, когда она вышла из душа. «Может быть, это хорошая идея», — сказала Андреа, пока я вытирал ей спину, колеблясь при виде мягких изгибов ее ягодиц. «Именно там тусуется большинство из них, чтобы вступить в контакт… или, точнее сказать, заключить сделку. И они не против поговорить со мной, пока находятся в своей среде».
  
  «Я могу отвезти вас на такси, если я собираюсь купить билеты на самолет».
  
  'Отлично. Это экономит мне много времени», — сказала она. — Но разве ты не позавтракаешь перед отъездом?
  
  «Просто кофе».
  
  После всего насилия и сюрпризов прошлой ночи последний завтрак в Амстердаме был лучшим стимулятором, который я только мог себе представить. Просто сидеть там, напротив Андреа, за дымящейся чашкой кофе, заставило меня полюбить ее так, что я почти испугался. Без нее было бы гораздо более одиноко. Но моя жизнь была устроена не так, и я ничего не мог с этим поделать. Поэтому я попытался выкинуть Андреа Юэн из головы в тот момент, когда оделся и обнял ее, может быть, в последний раз.
  
  Сама она не выглядела слишком счастливой. — Вы еще раз заедете в Амстердам на обратном пути? — спросила она, пока мы ждали лифт.
  
  «Я не уверен, — сказал я, — поэтому ничего не могу вам обещать. Но если я вернусь сюда, а ты все еще здесь..."
  
  «Тогда у нас снова будут столы с рисом, чтобы отпраздновать», — сказала Андреа с ухмылкой, которую она, казалось, изо всех сил пыталась удержать на месте. Затем она прижала палец к моим губам и быстро отвела взгляд.
  
  Выйдя из отеля, мы вошли в ярко освещенный свет яркого, благоприятного весеннего утра внутри. Воздух был сияющим и пах приключениями и волнением. Андреа вцепилась в мою руку, словно боялась меня потерять. Внезапно на полпути по тротуару она, казалось, оступилась. Она споткнулась, и я схватил ее, чтобы она не упала. Затем я увидел, как на ее плече распустился ярко-красный цветок.
  
  — Ник, пожалуйста… — начала она. Затем ее глаза закрылись, и она рухнула на меня мертвым грузом.
  
  У меня не было времени терять. Я затащил ее за припаркованную машину и обыскал взглядом крыши по всему Херенграхту. Что-то металлическое сверкнуло в ярком утреннем солнечном свете, и над головой раздались яростные выстрелы.
  
  Швейцар видел, как она упала. Он побежал по улице, когда я закричал ему, чтобы он прятался, потому что на одной из крыш через улицу был снайпер.
  
  - Вызовите скорую, - крикнул я. «Она была застрелена». Я посмотрел на Андреа. Ее глаза все еще были закрыты, а румянец исчез с ее лица. Теперь ее дыхание было прерывистым, а кровь продолжала течь из мерзкой раны на плече.
  
  В этот момент я мог сделать немного больше, чем попытаться добраться до другой стороны улицы. Я не сомневался, что это был мой друг из Непала и что его цель была не так ясна, как он надеялся. Я не собиралась позволять ему снова ускользнуть от меня, не с кровью Андреа на его руках и, возможно, даже с ее жизнью, за которую он должен был отвечать.
  
  Узкий мост Пена был единственным способом попасть на другую сторону канала. Я держался как можно ниже, хотя оставался легкой мишенью. Позади меня раздался двойной звук сирены скорой помощи, мчащейся к гостинице « Эмбасси » ; это и яростные крики быстро собирающейся толпы. Я пронесся через мост и благополучно перебрался на другую сторону. Кто-то крикнул мне предупреждение, когда еще одна пуля попала в тротуар слева от меня, подбросив в воздух куски брусчатки.
  
  Мгновение спустя я взбежал по лестнице дома на канале. К счастью, дверь была открыта. Это было офисное здание, и мне потребовалось немного времени, чтобы добраться до верхнего этажа. Дверь, ведущая на крышу, была заперта изнутри, а это означало, что Коенвар или, возможно, один из нанятых им местных убийц не воспользовались этим домом, чтобы попасть на ряд плоских крыш.
  
  Вильгельмина уютно устроилась в моей руке, и мне было тепло и успокаивающе. Я отдернул засов и как можно тише открыл дверь. Солнечный свет хлынул внутрь вместе с ревущей сиреной машины скорой помощи через канал перед отелем посольства.
  
  Скорей, сволочь, покажись, подумал я, вылезая на плоскую, заасфальтированную крышу. В этот самый момент пуля пробила кирпичный дымоход менее чем в полуметре от меня. Я плюхнулся на крышу и начал ползти вперед. Коенвара не было видно, хотя я знал, с какой стороны был произведен выстрел. Он видел меня, но я еще не нашел его. Мне не очень нравилась моя уязвимость, но я мало что мог сделать, пока не поймал ее вдоль блестящего черного ствола моей Вильгельмины.
  
  Затем я услышал звук, которого ждал, звук шагов, бегущих прямо позади меня. Я присел на корточки и выглянул из-за края дымохода. Это действительно был Коэнвар, одетый во все черное, гибкий и неуловимый, как ягуар. Я поднял Вильгельмину, прицелился и выстрелил...
  
  Но этот самоуверенный ублюдок даже не сдерживался. Выглядело так, будто пуля задела его череп, но Коенвар даже рефлекторно не поднял руку к голове.
  
  Я пошел за ним и оставался как можно ближе к нему. У него был с собой 12-зарядный Моссберг, стандартная винтовка многих американских полицейских участков. Но он, очевидно, внес в него некоторые изменения, так как боеприпасы, которые он использовал, больше походили на выстрел миномета М-70.
  
  Коенвар скользнул за выступ через две крыши. Его Моссберг блеснул на свету, потом звук прозвучал как стальная пробка: пвок, слева от меня. Я нырнул назад, но его меткость была и вполовину не так хороша, как его навыки карате. В тот момент я мог только радоваться этому.
  
  Я нажал на курок Вильгельмины. За ее стаккато тут же последовал стон внезапной спазматической боли. Моя кровь закипела, когда я понял, что одна из моих пуль наконец попала в цель. Коенвар потянулся к своей руке, пытаясь остановить кровь. Он поднес «Моссберг» к щеке. Но когда в действии осталась только одна рука, пуля прошла мимо и срикошетила от одной крыши к другой серией яростных взрывов.
  
  Затем он снова побежал, как черная пантера, пытаясь скрыться. Я вскочил и побежал за ним, крепко сжимая пальцем спусковой крючок Вильгельмины. Коенвар был быстр, но более того, он был невероятно проворен. Когда я сделал еще один выстрел, мужчина прыгнул между двумя домами и скрылся за короткой обугленной трубой. Когда я добрался до края крыши, его и Моссберга нигде не было видно. Я дал задний ход, взял на себя инициативу и прыгнул. На мгновение я представил себе сильно раздавленного, изуродованного Ника Картера на улице внизу. Моя нога соскользнула с края. Я бросил свой вес вперед, чтобы лучше ухватиться за крышу. Черепица грохнула и ударилась о улицу внизу со звуком пулеметной очереди. Но я успел и как раз вовремя увидел, как моя добыча исчезла за оцинкованной дверью, которая, без сомнения, вела на улицу внизу.
  
  Меньше чем через двадцать секунд я уже был у двери, но Коэнвар не был ни глуп, ни небрежен. Он предусмотрительно запер дверь изнутри. Я побежал обратно по крыше, пригнулся и выглянул через фронтон. У меня был отличный вид на всю улицу. Скорая помощь уже уехала. Вместо этого перед отелем были припаркованы три «Фольксвагена-жука» с эмблемой амстердамской полиции.
  
  Но никаких следов Коенвара, ничего, что указывало бы на то, что менее пяти минут назад он прятался на крыше, чтобы выстрелить в меня.
  
  Невидимый и исчезнувший Коенвар был опаснее всего на свете. Я был уверен, что он все еще где-то в доме, не в силах сделать рывок к улице и в конечном счете к безопасности, поэтому я отполз назад и осмотрел другой край крыши. Задняя часть здания выходила в узкий тупик. Коэнвару тоже некуда было деться.
  
  Где он был тогда?
  
  Выяснить это было невозможно, кроме как открыть дверь и обыскать дом. Пуля прошла сквозь дверь и замок, словно это был торт с маслом. Мгновение спустя я тайно и бесшумно спустился по лестнице, делая две ступеньки за раз. Ярко-красное пятно крови подсказало мне, что Коэнвар шел тем же маршрутом менее двух минут назад. Я знал, что он истекает кровью, как вол, когда чуть не потерял равновесие при первом приземлении и поскользнулся в луже темнеющей крови.
  
  Я спустился по лестнице на следующую площадку и ничего не слышал, кроме собственного дыхания. Я был не в настроении для игр. Когда в темном конце коридора распахнулась дверь, я быстро повернулся и вовремя успел удержать палец на спусковом крючке. Выглянул старик в очках в стальной оправе. Он взглянул на оружие, моргнул близорукими глазами и вскинул руки в жесте полного и полного ужаса.
  
  — Пожалуйста… нет, нет. Пожалуйста, — взвыл он. 'Пожалуйста. Нет.'
  
  Я опустил свой Люгер и жестом приказал ему замолчать. Все еще дрожа, он отступил назад и спрятался за дверью. Затем послышался стук, а затем топот бегущих ног. Я отстреливался и ждал, не зная, чего ожидать. Но прежде чем я успел что-либо сказать или сделать, я столкнулся с тремя сотрудниками амстердамской полиции.
  
  'Руки вверх! Не двигайся! — залаял по-голландски один из мужчин.
  
  Я сделал то, что мне сказали.
  
  — Ты не понимаешь, — попытался сказать я.
  
  «Мы понимаем, что женщина может умереть», — ответил полицейский.
  
  «Но я ищу такого же человека, как и вы, снайпера».
  
  Мне потребовалось много разговоров, чтобы объяснить им, что Коэнвар и я — два разных человека. И даже тогда я знал, что теряю драгоценное время, потому что у азиата теперь появился шанс найти безопасное убежище.
  
  Наконец они меня поняли. Двое мужчин бросились обратно на улицу, а третий полицейский сопровождал меня, чтобы обыскать весь дом. Но во второй раз за несколько дней Коенвара не стало. Наконец я поднялся по лестнице и вернулся на крышу, проклиная свое невезение. Затем я увидел что-то у разбитой двери, чего не заметил десять минут назад. Я наклонился и поднял его. Это был пустой спичечный коробок с очень особенной надписью. На лицевой стороне бумаги было напечатано:
  
  Cabin Restaurant, 11/897 Асон Толе,
  
  Катманду
  
  
  
  Глава 6
  
  
  Мне нужно было многое объяснить.
  
  «Какие у вас были отношения с мисс Юэнь?»
  
  'Раньше были?' — сказал я, раздраженный тем, что мой следователь обращается со мной как с обычным преступником. Я сидел на прямом деревянном стуле в маленькой мрачной комнатке полицейского участка на Марниксстраат. Вокруг меня плакаты с надписью «обнаружен», а передо мной неподвижное лицо инспектора Шона.
  
  «Есть, поскольку она все еще жива… по крайней мере, пока», — ответил он.
  
  По крайней мере, мне что-то рассказали, очень немногое, но что-то о состоянии Андреа. Когда я вернулся в посольство, возле отеля меня ждала полиция. Они все слишком рвались перевести меня в штаб, а не для дружеской беседы. Теперь, когда снайпер ушел, они не собирались отпускать меня, не получив сначала несколько ответов.
  
  'А также, что ещё вы можете сказать?' — повторил Шен, наклоняясь так далеко, что я мог сказать, что он ел на завтрак.
  
  — Что именно? — спросил я, пытаясь совладать со своим растущим гневом. Если бы полиция вообще не ворвалась в дом у канала, я, возможно, смог бы остановить Коенвара. Тогда я мог бы загнать его в угол, прежде чем он сбежал. Но теперь он ушел, и с этим мало что можно было поделать.
  
  «Какие у вас отношения с мисс Юэнь?»
  
  — Я встретил ее в самолете до Амстердама, вот и все, — ответил я. — Мы были просто друзьями, инспектор.
  
  — В покушении на убийство нет ничего обычного, мистер Картер, — сказал он. Он остановился, чтобы зажечь сигарету, но не удосужился предложить мне. «И как вы попали в эту страну с запрещенным оружием? Огнестрельное оружие должно быть задекларировано на таможне. Однако ничего из этого не известно в таможенных книгах, мистер Картер. Ничего такого.'
  
  — Не подумал об этом, — сказал я, нахмурившись. Мне даже не дали воспользоваться телефоном. Я просто хотел позвонить в посольство, которое затем снова свяжется с Хоуком и уладит для меня этот бардак, не теряя ни дня. Как и сейчас, я так и не выбрался из Амстердама так, как планировал. Чем дольше меня удерживали, тем больше времени я терял и тем труднее становилась моя миссия. Но я не собирался совать все в нос Шену и рассказывать ему, почему у меня с собой «люгер» и почему кто-то пытался застрелить меня тем утром.
  
  Был уже полдень, но инспектор, похоже, не был заинтересован в обеде для нас обоих. Шен вертелся вокруг меня, как пойманный тигр в клетке; руки за спиной и сигарета, болтающаяся между толстыми губами. «Вы очень усложняете мне жизнь, мистер Картер, — сказал он. — Кажется, вы знаете об этом деле гораздо больше, чем я. И я совсем не рад этому».
  
  — Простите , — сказал я, пожав плечами.
  
  «Нам недостаточно сожаления».
  
  «Это лучшее, что я могу дать. Я работаю у сенатора из Соединенных Штатов, и поэтому я призываю вас к дипломатической неприкосновенности…»
  
  "Пока я что?" — спросил он командным тоном.
  
  Мне не хотелось проходить через это, поэтому я держал рот на замке и опустил глаза. Какой беспорядок, подумал я. Как бы у меня и так не хватало проблем, мне теперь еще и с голландской полицией приходится иметь дело.
  
  Между тем я понятия не имел, что случилось с Андреа, куда ее увезли, какое лечение она сейчас получает и критическое ли ее состояние. «Послушай, Шон, все, что тебе нужно сделать, это сделать один телефонный звонок, и ты не будешь иметь ничего общего со всем этим. Тогда тебе больше не о чем беспокоиться».
  
  "Да неужели?" - Он ухмыльнулся, как будто не верил мне ни на слово.
  
  — Да, правда, — сказал я, стиснув зубы. — Черт возьми, чувак. Используй свой мозг. Как я мог застрелить девушку, если я был рядом с ней, когда это произошло?»
  
  «Я не обвиняю вас в том, что вы застрелили мисс Юэнь», — сказал он. «Меня интересует только информация. Но вы можете использовать телефон. Один телефонный звонок, и все.
  
  Один телефонный звонок изменил все.
  
  В четыре часа дня Вильгельмина вернулась на свое место, в целости и сохранности, в моей наплечной кобуре. Я тоже был на своем месте, направляясь в больницу посмотреть, как поживает Андреа.
  
  Шен не хотел отпускать меня без дальнейших расспросов. Но Белый дом может оказывать определенное давление, особенно в странах НАТО. И напоследок президент, ну и конечно АХ хотел, чтобы в средствах массовой информации был международный инцидент, который мог бы испортить мое последнее прикрытие. Коенвар знал, что меня послал Голфилд. Кто помог ему с этой информацией, осталось загадкой, понравилось мне это или нет. Чего он, похоже, не знал, так это того, что я также был N3, и мне было поручено не только доставлять алмазы, но и предотвращать опасную революцию.
  
  По дороге в больницу я остановился в отеле Ambassade. Когда я покидал кабинет инспектора Шона, я не собирался этого делать, но, ознакомившись с событиями сегодняшнего утра, принял быстрое решение. Две полицейские машины все еще стояли снаружи. Я прошел незамеченным. Короткий момент за столом, а затем в мою комнату. Перед уходом я плеснул немного воды на лицо, быстро переоделся в другую куртку и провел расческой по волосам. Несколько человек ждали такси перед отелем, поэтому я пошел вниз по каналу, чтобы поймать такси, которое направлялось в отель.
  
  Я назвал водителю название больницы, в которую, по словам Шона, была доставлена Андреа, и во время поездки пытался выкинуть из головы самое худшее. По данным полиции, она была в очень плохом состоянии, и, насколько я мог судить, я несу ответственность за ее состояние. Она получила пулю, предназначенную для меня.
  
  Что ж, одно было ясно: сегодня я не уеду из Амстердама, пока не отращу пару крыльев.
  
  «Я ищу мисс Андреа Юэнь», — сказал я швейцару в больнице.
  
  Он сразу понял, что я говорю по-английски, но его это не смутило. Для многих людей в Нидерландах английский является своего рода вторым языком. Он провел пальцем по списку пациентов, затем поднял глаза с одним из наименее веселых выражений, которые я видел за последние дни. « Извините, но к пациенту не допускаются посетители. Ее состояние… как сказать, если ее состояние очень серьезное?
  
  «Крайне критично».
  
  «Да, такова ситуация».
  
  — Ее врач свободен? Я хотел бы поговорить с ним, если это возможно, — сказал я. «Видите ли, я уезжаю из Амстердама утром, и мне необходимо увидеть ее перед отъездом».
  
  «Сейчас с ней никого не пускают», — ответил швейцар. — Она в коме с тех пор, как ее привезли сегодня утром. Но я вызову доктора Бутенса, ее лечащего врача. Возможно, он сможет поговорить с вами.
  
  Бутенс оказался приветливым мужчиной лет сорока. Он встретил меня в приемной на нижнем этаже, но настоял, чтобы я проводил его в его кабинет на четвертом этаже больницы.
  
  "Вы друг мисс Юэнс...?"
  
  — Хороший друг, — сказал я. — Насколько серьезно ее состояние, доктор?
  
  — Боюсь, очень серьезно. Пуля застряла в верхней доле левого легкого. К счастью для нее, она не попала в артерию. Если бы это произошло, она бы умерла за считанные минуты.
  
  'А также?'
  
  Он жестом пригласил меня в свой кабинет и показал стул. «В результате этого, — продолжал он, — она потеряла значительное количество крови из-за внутреннего кровотечения. Мы оперируем ее утром. Но это будет очень трудное... и очень опасное дело, сэр ...
  
  — Картер, Николас Картер, — сказал я, опускаясь на стул рядом со столом.
  
  Хаутенс пододвинул ко мне пепельницу. Я закурил и выпустил в комнату нервное облако дыма. «Я хотел бы оплатить медицинские счета здесь, прежде чем покинуть страну», — наконец сказал я ему. — Это было бы очень мило, — откровенно сказал он. «Конечно, мы не смогли обсудить этот аспект ситуации с мисс Юэнь, поскольку она находилась в коме с тех пор, как ее привезли, понимаете». Я понял, что Коенвар чуть не убил ее. И это меня совсем не радовало. Прямо сейчас все, что я мог сделать, это убедиться, что ее счета оплачены и что она знает, как связаться со мной… если она переживет операцию. Я дал Др. Бутенс, номер американского посольства. Я бы тоже сам с ними связался. В АХ у меня есть резервный фонд на такие непредвиденные ситуации, и, поскольку Андреа была одним из самых невинных свидетелей, я знал, что у меня не будет проблем с покрытием больничных расходов за счет службы. Я бы тоже отправил сообщение оставив ее в посольстве, хотя я понятия не имел, смогу ли я заехать в Амстердам во второй раз на обратном пути в Америку.
  
  Все было по-прежнему в вакууме. Состояние Андреа, успех или провал моей миссии, жизни Джинни и Марка Голфилдов, непальская революция, а затем Коенвар.
  
  Кто нанял его? Оставалась возможность, что, несмотря на все мои сомнения, он все-таки принадлежал к шерпам. А если так, то с детьми Голфилда могло что-то случиться. Что-то, о чем я не хотел думать. Ей-богу, если бы я знал ответы. Но пока я не добрался до Катманду и до ресторана «Хижина», я бродил наощупь в темноте. Поэтому я потушил сигарету и встал уставший. Доктор Бутенс протянул руку и пообещал передать мое сообщение Андреа, как только она придет в сознание.
  
  — Каковы ее шансы, доктор? — спросил я, стоя у двери.
  
  Он отвернулся и стал рассматривать свои подстриженные ногти. Наконец он снова перевел взгляд на меня. — Не очень хорошие, мистер Картер, — признал он. «Это будет… как вы говорите это в Америке? Быть на грани? Да, я считаю, что это выражение. Он останется на краю, пока мы не сможем безопасно извлечь пулю. А потом… — Он пожал плечами и снова опустил глаза.
  
  "И что потом?" — мягко сказал я себе. Я закрыл дверь и пошел по коридору к ряду лифтов. Что бы ни случилось в следующие несколько дней, я был полон решимости свести счеты с коварным и неуловимым Коенваром. И это не была пустая угроза или просто молчаливое пожелание. Это было обещание. Факт.
  
  Я не мог в это поверить, но полиция все еще околачивалась вокруг отеля.
  
  Неужели им больше нечем заняться? Подумал я, расплачиваясь с таксистом и идя в отель. Но у подъезда стояли три белых «фольксвагена» и странно тихая толпа людей. Я протиснулся сквозь толпу к вращающейся двери, но меня остановил полицейский, стоявший прямо перед входом.
  
  «Никому не разрешено входить, сэр », — сказал он по-голландски.
  
  — Я остановился в отеле, — сказал я. — Что происходит, офицер?
  
  Он понизил голос, хотя то, что он хотел сказать, быстро стало для меня ясным. Суть в том, что меньше часа назад кто-то пытался взорвать сейф отеля. Менеджер был легко ранен, а швейцар сильно пострадал от взрыва. Двое мужчин были замечены бегущими с места взрыва, хотя к моменту прибытия полиции и скорой помощи им удалось сбежать.
  
  «Ах, мистер Картер… Я думал, что рано или поздно встречусь с вами».
  
  Я посмотрел через плечо и нахмурился. Инспектор Шон вырвался из толпы и положил руку мне на плечо. Это был не самый дружелюбный жест, который я мог себе представить.
  
  — Что я могу сделать для тебя, Шон? — сказал я, пытаясь сохранять спокойствие.
  
  «Мне очень любопытно, что эти трудности преследуют вас, мистер Картер, — сказал он с оттенком высокомерия на губах. «Сначала в тебя сегодня утром выстрелил снайпер. Затем в вашем отеле происходит взрыв. Очень интересно. И очень плохо. Я надеюсь, что вы планируете скоро покинуть Нидерланды. Мне кажется, что вы приносите с собой известную… скажем, неприятность… куда бы вы ни пошли.
  
  — Я не понимаю, о чем ты говоришь, Шон, — сказал я. «Я пошел в отель Wilhelmina Gasthuis, чтобы узнать, как дела у мисс Юэнь».
  
  — А как же твоя … подружка? он спросил. Звук его голоса не оставлял ничего для воображения.
  
  «Моя девушка, — сказал я, — очень плоха. «Утром у нее операция».
  
  "А где вы будете завтра утром, если я могу спросить, мистер Картер?"
  
  «Вне страны, инспектор. И если вы извините меня сейчас, мне нужно многое упаковать. Я хотел обернуться, но он все еще держал руку на моем плече. «Мы наблюдаем за вами, мистер Картер», — сказал он, прежде чем убрать руку. «И очень осторожно, могу я добавить, что бы ни подумало министерство иностранных дел».
  
  — Это предупреждение, инспектор? Или угроза?
  
  «Я оставлю это вам, мистер Картер, — ответил Шон. «Я оставляю интерпретацию на ваше усмотрение».
  
  Он отошел, и мне наконец удалось войти через вращающуюся дверь. Я не мог поверить своим глазам.
  
  Фойе было зоной бедствия.
  
  Если я отбросил в сторону толпу перепуганных гостей, пытавшихся отказаться от подписки, все вокруг стола было полностью уничтожено. Ничто не указывало на то, что менее часа назад все шло гладко.
  
  Администрация отеля будет рада услышать, что я уезжаю, подумала я, нажимая пальцем кнопку рядом с лифтом. Кабине лифта, казалось , потребовалось несколько часов, чтобы добраться до вестибюля. Через минуту я помчался по коридору в свою комнату.
  
  Я ожидал худшего, и это именно то, что я нашел. Кровать была перевернута вверх дном, матрац был разорван со всех сторон, как изуродованный труп. Все ящики были выдвинуты, а их содержимое разбросано по полу. Одежда, которую я повесила в шкафу, была разбросана по всей комнате.
  
  Я закрыл за собой дверь и пошел в ванную, наполовину ожидая найти какое-то сообщение на ... зеркало аптечки, нацарапанное самыми мелодраматическими чернилами, какие только можно вообразить, кровью. Но ничего не было: ни зацепок, ни наспех написанных предупреждений.
  
  Очень осторожно я провел лезвием Хьюго по краю шкафа и медленно вытащил его из углубления в плиточной стене. Наконец, когда все это было достаточно ослаблено, я положил стилет обратно в ножны, а затем осторожно вынул маленькую металлическую коробочку.
  
  Впервые за этот день я поймал себя на том, что улыбаюсь. К незамазанной задней стенке прямоугольного отверстия скотчем была приклеена алюминиевая трубка с ромбами. Я снял ленту и открутил колпачок со втулки. Яркие вспышки света замигали передо мной, как маяк света. Бриллианты сверкали всеми цветами радуги, сотни карат, необработанная, естественная красота. Эффект был гипнотический. Какое-то время я продолжал смотреть на камни, как будто они были священны. Затем я сунул мундштук в форме сигары в карман и поставил на место аптечку. Ты не глуп, Коенвар, подумал я. Но ты тоже и не гений.
  
  Мое решение сделать короткую остановку в отеле перед поездкой в больницу было еще более разумным, чем я мог себе представить в то время. И в тот момент я не просил менеджера открыть мне сейф, потому что думал, что Коенвар его взорвет. Тем не менее, я знал, что должен быть максимально осторожен. У него было достаточно времени, чтобы прийти к выводу, что я положил камни в хранилище, и мне казалось, что я знаю, куда лучше их положить.
  
  Поэтому я аккуратно положил камни за аптечку, прежде чем отправиться в больницу, чтобы узнать о состоянии Андреа. Моя догадка была счастливой, и мрачная ухмылка скользнула по моим губам, пока я переставлял комнату. Коенвар испортил мой чемодан, но он не нашел хитроумного пустого пространства, которое инженеры в АХ сделали для меня. Я просто надеялся, что здешние таможенники такие же слепые. Потому что если бы это было не так… ну, мне, вероятно, пришлось бы снова готовиться к разговору с инспектором Шоном.
  
  Собрав вещи обратно, я сел на край кровати и взял трубку. На разговор ушло около двадцати минут. И когда пришло время, его голос взорвался у меня в ушах лаем столь же злобным, как удар крупнокалиберной пули. «Что, черт возьми, происходит, N3?» кричал Ястреб.
  
  — Трудности, осложнения, — сказал я как можно тише.
  
  — Ну, это мне любой идиот может сказать, — рявкнул он. «Мой красный телефон не молчал весь день».
  
  Красный телефон был его «горячей линией» с Белым домом, и он не чувствовал себя таким уж удачливым. Я глубоко вздохнул и вошел в него, так сказать, по шею. Я рассказал Хоуку, что произошло с самого начала.
  
  «Кто эта женщина, которую чуть не застрелили?» — спросил он, когда я объяснил, что произошло за последние тридцать шесть часов.
  
  — Знакомая… — пробормотал я.
  
  «Знакомая… моя задница, Картер», — кричал он. 'Смотреть. Я не посылал тебя в путешествие, чтобы подчепить шлюху и все испортить…»
  
  — Я знаю, сэр .
  
  «Тогда проявите немного больше осмотрительности в будущем. И не вини меня за мое настроение, Картер. Но сегодня я очень зол со всех сторон. Похоже, эти ребята в Пекине сейчас собираются проводить свой ежегодный маневр на границе с Непалом. Шерпы должен быть на небесах, со своими друзьями менее чем в шести милях от границы.
  
  «Какая у меня миссия...»
  
  — Тем более это срочно, — сказал он. — Что ж, Ник. Что насчет…"
  
  — Они пытались взломать сейф отеля час назад или около того.
  
  'А также?'
  
  — Все в порядке, сэр . Завтра я улетаю самолетом, как только куплю билет».
  
  — Вот что я хотел услышать. Послушайте, с Голфилдом снова связались. Он сказал им, что вы уже в пути. Они сказали ему, что оставят вам сообщение в, — я слышал, как он копался в каких-то бумагах, — в отеле «Кэмп», Мароэхити 307, недалеко от площади Дурбар в Катманду. Насколько я понимаю, это хиппи-место в центре города. Так...'
  
  — Держи глаза открытыми, — закончил я фразу.
  
  'Именно так.'
  
  — Завтра к вечеру я должен быть в Катманду. Полет занимает от двенадцати до четырнадцати часов. Тогда, если у вас есть дальнейшие инструкции для меня, сэр , я остановлюсь в «Интерконтиненталь».
  
  'Один?'
  
  — Да, сэр.
  
  — Это то, что я хотел услышать, — ответил он, тихо посмеиваясь. — Кроме того, когда ты вернешься, у тебя будет достаточно времени для таких занятий.
  
  «Спасибо, сэр ».
  
  - Удачной поездки, Ник. Кстати, она была красивой?
  
  'Очень хороша.'
  
  'Я так и думал.'
  
  Повесив трубку, я решил поужинать в отеле, а не где-нибудь на улице. Теперь, когда противник прибегнул к бомбе в последний раз, невозможно было предсказать, какие еще шутки у него были в рукаве. Во-первых, у меня была работа. Единственным способом завершить это было уйти из Амстердама. .. живым...
  
  
  
  Глава 7
  
  
  Был только один способ попасть из Амстердама в Катманду — через Кабул, изолированную столицу Афганистана. Зная это, я уже забронировал номера в «Интерконтиненталь», как сказал Хоуку. Единственное, о чем мне нужно было позаботиться, так это о билете на самолет.
  
  На следующее утро я очень плотно позавтракал в качестве меры предосторожности. Горничная принесла поднос с яйцами, различными сортами голландского сыра, ветчиной, четырьмя ломтиками тостов с маслом, джемом и сладкими булочками. Я съел все, что она поставила передо мной, и запил двумя стаканами ледяного молока. Любая мать будет гордиться тем, что у неё есть такой сын. Я не пил кофе. Во всяком случае, я чувствовал себя неплохо, и это было именно то, что я хотел.
  
  Когда поднос убрали, я продолжил одеваться. Я выскользнул из отеля через заднюю дверь. У меня не было намерения давать Коенвару еще один шанс нацелиться на меня, как он это сделал накануне. Здание КЛМ находился на музейной площади, примерно в пятнадцати минутах ходьбы от отеля. Фронтоны сверкали в ярком солнечном свете, но не было ни блеска металла, ни отражения от ствола снайперской винтовки. Тем не менее, я продолжал следить за окружающей средой. Неосторожность означала бы верную смерть, потому что я был уверен, что Коенвар не уехал из города и не собирался сдаваться после всех усилий, которые он приложил, чтобы получить драгоценности .
  
  Однако красоту дня не нарушало ничего, кроме моих опасений по поводу состояния Андреа Юэнь. В тот момент, когда я шел по Шпигельстраат, мои мысли продолжали вращаться вокруг операции, которая сейчас проводилась в Вильгельмине Гастуис .
  
  А где-то в городе меня ждал Коенвар. Если бы я только знал, где...
  
  Я забронировал место в компании KLM на рейс Амстердам-Тегеран-Кабул, который вылетал в половине третьего того же дня. Из-за разницы во времени на востоке я приеду в Кабул только на следующее утро. Но если я не поеду этим рейсом, мне придется торчать в Амстердаме до конца недели. Поэтому я забронировал билеты и взял такси обратно в отель.
  
  Менеджер стоял за импровизированной стойкой с повязкой на одном глазу и одной рукой на перевязи. Если бы взгляды могли убивать, я был бы мертв, через две секунды. «Мне не нужно говорить вам, мистер Картер, — сказал он, взяв мои деньги, — что вам не будут рады в отеле, если вы когда-нибудь вернетесь в Амстердам».
  
  — Ничего другого я и не ожидал, — сказал я с жесткой улыбкой. Затем я поднялся наверх, чтобы продолжить сборы.
  
  Мне казалось, что лучше ехать сразу в Схипхол, чем убивать время в отеле, поэтому я все подготовил к отъезду. Я снова воспользовался задним выходом и вышел из отеля через переулок сзади. Пока все шло хорошо, подумал я.
  
  За моей спиной не было ни шагов, ни теней, которые оживали в мгновение ока. В переулке пахло неубранным мусором, но Коенвар не стал прятаться за мусорными баками, чтобы скосить меня своей стрельбой. Звук машин впереди заманил меня в эту сторону и притупил мои чувства. Я поспешил в этом направлении, желая плюхнуться на заднее сиденье такси и раствориться в шумной толпе Схипхола.
  
  Какое-то время казалось, что все идет по плану и без сучка и задоринки. Никто даже не посмотрел на меня, когда я поймал такси и закрыл за собой дверь.
  
  — В Схипхол, пожалуйста, — сказал я водителю, кудрявому молодому человеку, который обеими руками держал руль и оба глаза смотрел в зеркало заднего вида.
  
  'Англичанин?' — спросил он, когда мы влились в плотное движение.
  
  "Американец".
  
  — Отлично, — сказал он. — Тогда мы говорим по-английски. Мне нужна практика; скоро я поеду в Америку. Вы уезжаете сегодня из Амстердама?
  
  Слава богу, подумал я. Затем вслух: «Да, сегодня днем». Говоря, я не сводил глаз с машин и грузовиков позади нас. "Пробки тут всегда такие?"
  
  'Не всегда. Но я поеду проселочными дорогами, — ответил он, поворачивая за следующим светофором. Именно тогда я понял, что у кого-то еще есть эта блестящая идея. Я решил держать рот на замке, пока не убедился, что за нами следят. Это было очень похоже на это, потому что, когда мой водитель повернул налево, водитель темно-синего «Рено» проделал тот же, казалось бы, безобидный маневр. Кто находился за рулем автомобиля, сказать не удалось. Солнце светило ему в глаза, а лобовое стекло было просто светящейся поверхностью, эффективно скрывавшей лицо и его личность. Если это был не Коенвар, то кто-то, кто работал на него, потому что после четырех поворотов подряд синий «Рено» все еще оставался позади нас, нравилось мне это или нет. Я пригнулся и наклонился к водителю. — Простите, что причиняю вам столько хлопот, — начал я. "Какие неприятности?" сказал он со смехом. «Я десять раз езжу в Схипхол и обратно с пассажирами. Нет проблем, поверь мне.
  
  «Сомневаюсь, что вы возите преследуемых пассажиров», — ответил я.
  
  'А, что?'
  
  «За нами следят. Преследуют. Посмотрите в зеркало заднего вида. Видишь этот синий «рено»?
  
  'Ну и что?' сказал водитель, все еще не впечатленный. — Он едет за нами ещё с улицы Розенграхта.
  
  — Ты шутишь, чувак, — сказал он на безупречном американском. — Что это, черт возьми, вообще такое? Я подумал, что в Сан-Франциско ему будет хорошо.
  
  — Опасная шутка, — сказал я со смехом, в котором не было юмора. «Если ты оторвешься этого бездельника, ты заработаешь пятьдесят гульденов».
  
  Водитель, очевидно, провел много времени с американскими хиппи, потому что он кивнул и сказал: «Дерьмо, чувак. Вы клёвый.' Затем он нажал на педаль акселератора, и мы рванули вперёд.
  
  Он прошел следующий поворот менее чем на четырех колесах, но Renault не собирался так быстро сдаваться. Он с визгом завернул за угол и погнался за нами по узкой мощеной улочке недалеко от центра города. Я оглянулся, но так и не смог разглядеть, кто был за рулем.
  
  Бриллианты не хранились в сейфе. Они также не были приклеены к аптечке. Я должен был избавиться от Коенвара или от того, кто сел за руль этого «рено», иначе дела могли стать очень неприятными для внешней политики Соединенных Штатов и безопасности Индии, не говоря уже о двух детях Голфилда. — Он все еще позади нас? — спросил водитель с ноткой нервозности в голосе.
  
  « Черт возьми, он все еще позади нас», — рявкнул я. — Ты не можешь пойти немного быстрее?
  
  — Я пытаюсь, чувак. Это не Формула-1, если вы понимаете, о чем я».
  
  — Да, я понимаю, что вы имеете в виду. И это не весело. Я держался так низко, как только мог, не сводя глаз с «Рено», мчащегося по улицам позади нас. Мой водитель двигался зигзагом, как будто въезжая в гавань на клипере, но это давало нам преимущество только в двадцать-тридцать ярдов.
  
  Шея таксиста была натянута, как пружина, по воротнику рубашки стекали капли пота. Быстрее, быстрее, подумал я. Ну давай же. Но мальчик сделал все, что мог. Почему полиция до сих пор не пришла за нами, я еще не успел обдумать, потому что в этот момент «рено» врезался в заднюю часть такси. Водитель не справился с управлением, метнулся вверх по тротуару, на дюйм не попал в большую витрину, а затем снова оказался посреди улицы.
  
  «Это начинает сводить меня с ума, чувак», — кричал он, дергая руль.
  
  «Высади меня на следующем углу», — рявкнул я в ответ, думая, что мне будет лучше идти одному и пешком. Я изо всех сил схватился за край переднего сиденья, когда «рено» врезался в нас во второй раз. Мы потеряли крыло, задний фонарь и часть бампера. Водитель крутил руль, словно играл в рулетку, пытаясь совершить опасный разворот в надежде навсегда избавиться от «Рено» и сбросить его. Мы снова были в центре города и ехали от аэропорта, а не к нему. Я проверил свои часы. Было пять минут одиннадцатого.
  
  Узкие извилистые улочки, описанные в туристических брошюрах, проносились по обеим сторонам. Неряшливые домики с причудливыми окнами, пестрые витрины магазинов — все это было частью непрошенного декора.
  
  — Где, черт возьми, мы? Я закричал это, совершенно дезориентированный. — Морская дамба, — сказал он. его голос был теперь высокий и неистовый.
  
  'Где?'
  
  — Зидейк, Зидейк, — кричал он. «В квартале красных фонарей. И вот я высаживаю тебя. Я не Джеймс Бонд, чувак, — добавил он, громко ругаясь, пытаясь пересечь мост, предназначенный только для велосипедистов и пешеходов, но не для автомобилей.
  
  Это была большая ошибка.
  
  «Рено» приближался к нам, как разъяренный бык, полный решимости закончить начатое дело. Не доезжая до середины моста, такси впало в предательский штопор в результате толчка Рено сзади. Мы вошли в штопор, и мы ничего не могли с этим поделать.
  
  «Падаем, черт возьми», — завопил таксист, изо всех сил пытаясь восстановить контроль над машиной.
  
  Он не смог.
  
  Следующее, что я понял, это то, что мы оказались оказались посреди канала.
  
  Мелькнуло ясное голубое небо, каменные фасады домов у каналов семнадцатого века, обветренные кованые перила моста. Затем мы попали в воду, все еще на скорости, близкой к 40 милям. Я сжал голову коленями и машина уперлась в маслянистые волны, плескавшиеся вокруг нас. К счастью, окна были закрыты, и машина как будто парила. Если бы было иначе, нам бы было намного хуже.
  
  Водитель ударился головой о руль и потерял сознание. Я наклонился вперед и выключил двигатель как раз в тот момент, когда пуля разбила лобовое стекло и осколки стекла посыпались на переднее сиденье. Кровь попала мне в глаза, когда я толкнул водителя и снова сжался. Еще одна пуля довершила дело, и от ветрового стекла не осталось ничего, кроме нескольких острых осколков по краям.
  
  Коенвара я все еще не видел, но я не собирался сидеть и ждать, пока кто-нибудь нас выловит. И последняя встреча с полицией будет означать, что мои проблемы далеки от завершения, особенно если Шон пронюхает об этом последнем инциденте. Поэтому я, насколько мог, уклонялся от линии огня и пытался все обдумать. Я был уверен, что в любой момент услышу звук полицейской сирены. Но после этого я услышал лишь резкий хлопок, когда очередная пуля пробила крышу такси. Я должен был принять меры, какими бы опасными они ни были.
  
  Если бы я открыл дверь, машина мгновенно наполнилась бы водой. Я не хотел, чтобы жизнь таксиста была на моей совести, пока он был без сознания на переднем сиденье. Поэтому я опустил окно и надеялся на лучшее. Портфель будет плыть, по крайней мере, в течение нескольких минут, так как закрытое отделение служило своего рода резервуаром для воздуха. Он первым выпал из окна. Я бросил немного денег на переднее сиденье и скользнул обратно к окну. Затем моя голова и плечи, а затем и все остальное тело отправились по тому же маршруту, что и мой портфель.
  
  Коенвар - все же я не был уверен, был ли это тот, кто сидел за рулем "Рено", видимо это не заметил, так как выстрелов не раздалось, когда я вылез из машины. Это оставалось опасным и трудным, но я справился и приготовился принять ледяную ванну. Затем последовало погружение, и я ударился о воду, как ребенок, прыгающий в холодный пруд.
  
  Было так же холодно, как я и ожидал.
  
  Одежда потянула меня вниз, но я схватился за ручку портфеля и поплыл к мосту. Несколько прохожих перегнулись через перила и наблюдали за моим продвижением, выкрикивая слова в поддержку, как будто они были зрителями на соревнованиях по плаванию. Но это было совсем не то, чего я хотел, толпа наверняка привлекла бы внимание любопытного полицейского.
  
  Кирпичная кладка моста заросла и была скользкой. Я пытался найти, за что ухватиться, за что подтянуться. В этот момент я услышал вой сирен, как и опасался. Каждая секунда была драгоценна, потому что, если полиция поймает меня до того, как я успею на свой самолет и сбегу, Коенвар снова выйдет победителем из схватки. Так что я взобрался наверх, что не так уж и просто, учитывая портфель, зажатый у меня под мышкой.
  
  Затем я заметил то, что раньше не замечал, старую ржавую лестницу у крепостной стены на другой стороне моста. Я снова погрузился в темную воду. Я боролся с маслянистой водой и мусором, наполовину ослепленный кровью, все еще капающей мне в глаза. И вот я, наконец, достиг нижней ступени лестницы. После этого мне потребовалось чуть более двух минут, чтобы вернуться на сушу.
  
  Разумеется, посередине моста был припаркован «фольксваген» амстердамской полиции. Толпа прохожих увеличилась. Люди кричали и указывали на плывущее такси на нижнюю часть моста, где я должен был находиться. Один из офицеров уже плыл в сторону такси. Я побежал , не собираясь сидеть и ждать приглашения в полицейский участок.
  
  Я промок до нитки. Первое, что мне нужно было сделать, это взять сухую одежду, поэтому я огляделся в поисках вывески с надписью «Прачечная».
  
  Но вместо того, чтобы найти это или что-то подобное и столь же эффективное, я нашел убийцу, прячущегося в тени домов, вне поля зрения полиции.
  
  К счастью, я увидел его раньше, чем он меня. Если бы было наоборот, все стало бы намного сложнее, чем было до сих пор. Это был кто-то другой, а не Коэнвар: еще один из его товарищей. Этот был похож на мускулистого бывшего моряка, с ушами цвета цветной капусты, сломанным носом и револьвером S&W, модель 10. А . Мне не хотелось спорить с номером 38, поэтому я нырнул на крыльцо какого то дома у канала.
  
  — Ищете кого-то конкретно? вдруг прошептал мне на ухо голос, за которым последовало мелькание влажного языка.
  
  Я обернулся и оказался лицом к лицу с молодой женщиной с большим количеством румян и в светлом парике. Она оскалила зубы в смехе и, щелкнув языком, поманила меня дальше, на темное крыльцо. Я забыл, что это сердце квартала красных фонарей, но теперь я вспомнил об этом, и в моей голове начал формироваться другой план.
  
  'Сколько?' — спросил я, не теряя больше времени. Было 11:03 утра. Мой самолет вылетел в 1:30. В билете было четко указано предупреждение о том, что пассажиры должны находиться в аэропорту как минимум за час до вылета. Так что это будет на грани, в этом не было никаких сомнений.
  
  — Тридцать гульденов тебе… без лишних слов, — без колебаний сказала она. Моя мокрая одежда и вздох в моей голове явно ничего ей не сделали.
  
  «Я дам тебе пятьдесят, если ты сделаешь кое-что для меня».
  
  «Зависит от того, — ответила она, как настоящий профессионал.
  
  Я поманил ее к краю крыльца и указал на сообщника Коенвара; его револьвер S&W выпирал из-под грубой шерстяной куртки. — Видишь того человека со сломанным носом и помятым лицом?
  
  — Ты же не имеешь в виду нас троих? — сказала она с явным интересом или явным отвращением, потому что выражение ее лица оставалось непостижимым.
  
  Я покачал головой. — Я просто хочу, чтобы ты пошла и поговорила с ним, отвлекла его, пока я не исчезну. Ты понимаешь?' Я вытер кровь с лица. Она сразу все поняла и сказала: «Конечно, за семьдесят пять гульденов».
  
  — Сто, чтобы убедиться, что ты хорошо работаешь. В любом случае, отвлекайте его внимание.
  
  Она восприняла это почти как личное оскорбление. Но деньги изменили ее коренным образом. Она сунула деньги в лифчик, как будто отобрала конфету у ребенка. Демонстративно покачивая бедрами, она вышла на улицу, готовая сыграть свою роль в полной мере. Если бы эта маленькая хитрость не сработала, у меня действительно были бы заняты руки, потому что Вильгельмина была такой же мокрой, как и я. Пока она была мокрой, она была бесполезна. И сейчас не было времени разбирать ее, вытирать насухо, а потом собирать обратно.
  
  Приходилось полагаться на свою изобретательность, свои голые руки и, возможно, в случае необходимости, на Хьюго. Но я не хотел использовать ничего из этого, если это зависело от меня. Пока мой дар, ниспосланный Богом, хорошо сыграет свою роль в этих сотнях мячей, все, что мне нужно будет сделать, это найти прачечную самообслуживания.
  
  Из за угла крыльца и наблюдал, как она идет по улице, готовая сыграть свою роль.
  
  Сначала казалось, что сообщник Коенвара на это не попадется. Он сказал что-то по-голландски, слова были слишком далекими, чтобы их можно было понять. Но его действия говорили столь же ясным языком и немного позже мне все очень ясно прояснили. Я видел, как он оттолкнул ее грубым, недружелюбным толчком. К счастью, она была смелой и не собиралась позволить себя оттолкнуть. Она провела пальцами вверх и вниз по его спине и встала перед ним, загораживая ему обзор. Я ждал этого. Я выскочил с крыльца, не останавливаясь, пока не достиг безопасного переулка через дорогу.
  
  Все должно было пройти хорошо.
  
  Но это было не так.
  
  Я был уже на полпути вниз по улице, когда внимание злодея привлек хриплый автомобильный гудок. Он оглянулся через плечо, несмотря на все усилия проститутки, чтобы удержать его внимание своим сочным и возбуждающим телом. Наши взгляды встретились, и через секунду он полез в куртку за своим «смит-и-вессоном».
  
  Я не стал ждать какого-то фейерверка, демонстрации его смертоносной стрельбы.
  
  На этот раз близость полиции дала мне некоторое преимущество. Приспешник Коенвара держал палец под контролем; он не собирался стрелять, когда полиция находилась так близко. Но, должно быть, его это сильно беспокоило, потому что он побежал за мной, и его гулкие шаги тревожным эхом отдавались в моих ушах. Я уже был в переулке, когда раздался первый приглушенный выстрел, просвистевший в дюйме над моей головой. Я бросился плашмя на землю, но он не выстрелил во второй раз. Он рискнул своим выстрелом, и я предположил, что теперь он боится сделать еще один промах.
  
  — Вставай, — прошипел он сквозь зубы по-английски, словно позаимствовав манеру из некоторых фильмов Джорджа Формби. Но он совсем не был похож на лилипута в мешковатой одежде. Я поднялся на ноги, чувствуя, как мое тело напряглось для первого действия.
  
  Стон, который я услышал через несколько мгновений, был подобен музыке для моих ушей. Револьвер S&W громко врезался в брусчатку. Я нанес удар ча-ки в сторону, отчего моя левая нога попала ему в солнечное сплетение. Он согнулся пополам от внезапной сильной боли, и я нанес ему серию ударов, на этот раз в промежность.
  
  Должно быть, я повредил ему промежность, потому что его лицо стало белым, как снег. Он пошатнулся, закинул руки на пах и рухнул на булыжники, как куча старой грязи. Следующим последовал простой, но великолепно исполненный прием ча-ки, лобовой удар, который с сокрушительной силой обрушился на его шею. Шейные позвонки еще не сломались, но это было чертовски близко.
  
  «Тебя трудно сбить с ног, друг», — сказал я, продолжая упражнение с внезапным ударом ногой по его голове. Тот был прекрасен. Все лицевые кости казались сломанными, а его лицо приобрело ярко-фиолетовый цвет. Он совершил ошибку, прикрыв руками сломанную челюсть и оставив незащищенными почки. Это было очень привлекательно для следующего удара, из окровавленного рта после которого полилась зеленая, похожая на желчь рвота.
  
  Для такого мощного чувака он мало что делал, чтобы защитить себя. Я не должен был так зазнаваться, потому что сразу после этого он схватил меня за лодыжку, ухватился за нее и потащил меня на землю . Но ненадолго, если мне еще есть что сказать по этому поводу. В тот момент, когда мои ноги подо мной сложились пополам, я опустил руку, как косу. Край моей ладони приземлился на его переносицу. Внутренняя структура носа, носовая кость, сама переносица превратились в кровянистую массу. Кровь хлынула ему в лицо, ослепив его. В любом случае, он не выглядел слишком свежим, но это превзошло все.
  
  Он жалобно застонал, но мне было не до жалости. Он бы убил меня, и он пытался сделать это с того момента, как я сел в такси. Теперь я хотел закончить работу, которую он начал, и заняться своими делами.
  
  Все, что мне оставалось, это удар под подбородок, который я выполнил в мгновение ока. Жалкий стон, последний стон, который он издал, избавил его от страданий. Шейные позвонки сломались надвое, и злодей упал замертво.
  
  Задыхаясь, я встал. Он не представлял собой приятного зрелища. Но мое купание в канале тоже не было таким приятным. Его язык высовывался из окровавленного рта. Часть его лица превратилась в кровавое желе. Там, где когда-то была сложная структура из костей и плоти, теперь была не что иное, как сырая рубиново-красная мякоть, похожая на внутреннюю часть инжира.
  
  Я отшатнулся, мой портфель был прижат ко мне. Мне понадобится нечто большее, чем прачечная самообслуживания, чтобы смыть кровь с рук и смыть запах смерти с одежды.
  
  
  
  Глава 8
  
  
  Сейчас было 11:17. Мне потребовалось около четырнадцати минут, чтобы покончить с его жизнью, от начала до конца. Когда я дошел до угла переулка, шлюха позвала меня вдогонку. Ее лицо побелело, как мел, когда она увидела мертвеца посреди переулка.
  
  — Неважно, — крикнул я и скрылся из виду.
  
  Через три квартала и примерно через три минуты я нашел прачечную. Деньги говорят на всех языках, и через несколько минут я был завернут в зудящее шерстяное одеяло, а моя одежда высохла. Я смог смыть кровь с лица. Порезы были многочисленные, но поверхностные. Я зачесал волосы вперед, чтобы покрыть большую их часть, и надеялась, что они заживут так же быстро, как обычно. Но это, в конечном счете, было моей последней заботой.
  
  Мне нужно было ехать в аэропорт и еще пройти таможню. Это было так же неприятно, как думать о Коенваре, думать об успехе или провале операции Андреа.
  
  'Сколько?'
  
  Я спросил владельца прачечной, когда он вошел в заднюю комнату, чтобы посмотреть, как я это делаю. «Десять минут, пятнадцать минут. Я делаю, что могу, — ответил он.
  
  — У вас есть телефон?
  
  'Что?'
  
  'Телефон?' — повторил я, стараясь не рычать, когда заметил, что мое терпение на исходе.
  
  — Да, да, конечно. Звук в его голосе выдал его невысказанную страх. Он указал мне за спину, где старинное черное устройство было наполовину скрыто под кучей нестираной одежды. Он остался на месте, полностью олицетворяя самодовольство голландцев.
  
  Я положил руку на трубку и посмотрел на него. Мое выражение выдавало все. Он посмотрел на мой израненный лоб, мое тело, закутанное в одеяло, и быстро скрылся за парой занавесок, которые очень эффектно разделили магазин на две части.
  
  Затем я позвонил в справочную, получил номер Вильгельмины Гастуис и посмотрел на свои наручные часы. На моем Ролексе было 11:27.
  
  — Вильгельмина Гастуис , — сказал голос на другом конце провода.
  
  «Да, я звоню по поводу мисс Андреа Юэнь. Ей сделали операцию сегодня утром.
  
  «Один момент, пожалуйста», — ответила женщина на другом конце провода. "Я проверю."
  
  Я бездумно потянулся за сигаретой и ничего не почувствовал, кроме волос на груди и колючего шерстяного одеяла. Я устало улыбнулся про себя. Как только я сяду на этот рейс, со мной все будет в порядке, подумал я, но между тем казалось, что эта женщина вечно не может вернуться к телефону.
  
  — Простите , что заставила вас ждать, — сказала она наконец. - Но о результате еще рано говорить.
  
  "Чтобы узнать, какой результат?"
  
  «Результаты операции мисс Юэнь», — ответила она обыденным тоном. «Она до сих пор не вышла из наркоза».
  
  — Вы можете соединить меня с доктором Бутенсом? Это очень важно. В противном случае я бы не беспокоил вас.
  
  "Я посмотрю, что я могу сделать для вас", сказала она, ее голос обещал лишь минимум усилий. Так что я снова стал ждать. Сейчас было 11:31.
  
  «Здравствуйте, доктор Бутенс, это Картер», — поспешно сказал я через несколько минут. Николас Картер. Я разговаривал с вами вчера днем, если вы помните.
  
  — О да, конечно, — сказал он так же любезно и приветливо, как и накануне.
  
  'Как она это делает?'
  
  Тишина такая густая, что ее можно разрезать ножом. 'Привет? Доктор Бутенс?
  
  — Да, я все еще здесь, мистер Картер, — сказал он с оттенком усталости в голосе. «Сегодня утром мы смогли извлечь пулю. Но нельзя точно сказать, выздоровеет ли она. Вы должны поверить мне, когда я говорю вам, что еще слишком рано говорить что-либо наверняка.
  
  — Когда ты сможешь это сделать? — спросил я, чувствуя, как мое моральное состояние падает до нового минимума.
  
  'Может быть сегодня вечером. Завтра утром самое большее. Мы сделали, что могли..."
  
  — Я в этом не сомневаюсь, доктор. Спасибо вам за все, и я уверен, что мисс Юэнь тоже».
  
  "Если бы вы могли позвонить мне завтра," начал он.
  
  Я прервал его: «Я не думаю, что смогу это сделать, доктор Бутенс. Я уезжаю из Амстердама. И я машинально взглянул на часы в сотый раз. — Я уезжаю чуть меньше чем через два часа. Но вы передаете мое сообщение, не так ли?
  
  — Естественно. Мне жаль, что я не могу сообщить вам... новости получше, мистер Картер.
  
  « Мне тоже жаль».
  
  Мои туфли все еще были мокрыми, но я ничего не мог с этим поделать. По крайней мере, в остальном все было сухо и более -менее презентабельно. Я снова собрал чемодан, поблагодарил владельца бизнеса и снова оказался на улице.
  
  Если вам нужно такси, вы никогда не найдете его. Я поспешил обратно через Зейдейк на Ньивмаркт. Через минуту или две у меня было такси, которое было готово отвезти меня в Схипхол.
  
  Сейчас было 11:53.
  
  — Как долго ехать до Схипхола? — спросил я водителя.
  
  «Около двадцати минут».
  
  Единственным транспортным средством, следовавшим за нами, был грузовик. Я думал, что заслужил немного отдыха сейчас. Но когда я опустился на сидение, у меня заурчало в животе. Несмотря на плотный завтрак, это был явным признаком того, что мне нужно что-нибудь поесть. Если нет... но нет, я бы не сидел и не думал об этом, если бы это зависело от меня.
  
  Но пробки на пути в Схипхол мало способствовали моему душевному состоянию. Я нервничал и напрягался и пытался отвести взгляд от часов, но безуспешно. Через десять минут все кончится, а пока ничего не оставалось делать, как смотреть прямо вперед и надеяться, что мое счастье продолжится.
  
  К счастью, это было в порядке.
  
  Часы в аэропорту перескочили на 12:29, когда я поставил свой чемодан на таможенную проверку и глубоко вздохнул. «Как раз вовремя, сэр », — сказал сотрудник авиакомпании, взяв мой билет и взвесив чемодан.
  
  — Скажи мне кое-что, — сказал я с усталой улыбкой. «Есть ли у меня еще время позвонить кому-нибудь и принести что-нибудь поесть?»
  
  «Боюсь, вам сейчас нужно пройти таможню, но в зале вылета есть телефоны и буфет».
  
  'Спасибо. Я это запомню. Иначе мой желудок напомнил бы мне.
  
  Я хотел поговорить с Хоуком, когда у меня будет время. Но что еще более важно, я должен был дополнить свой завтрак чем-то сытным, чем-то, что было приятным и тяжелым для желудка, пока обед не был подан в самолете. Я уже почувствовал надвигающуюся легкую тошноту , вызванную чувством голода. План, который я разработал, по-видимому, провалился, несмотря на все принятые мной меры предосторожности.
  
  Но сначала мне пришлось разобраться с таможней... тошнотой, усталостью, чем угодно.
  
  Я чувствовал себя эмигрантом, прибывшим на остров Эллис и столкнувшимся с заборами, дорогами и большим количеством знаков, чем я хотел читать. Это было похоже на Radio City во время праздников , когда сотни людей выстраивались в очередь, чтобы не пропустить это шоу. Голландские обычаи. Было трудно терпеть, когда желудок громко протестовал, а кожа приобретала цвет зеленого сыра. Тем не менее, у меня не было выбора, кроме как пройти серию проверок.
  
  «Ваш паспорт, пожалуйста», — через мгновение сказал опрятно одетый чиновник.
  
  Он был очень любезен, и я улыбался так терпеливо, как только мог. Я не очень хорошо играю, но я не думаю, что очень хорошо передал свою ухмылку или отсутствие удивления, когда обнаружил, что смотрю прямо в удивленные глаза инспектора Шона.
  
  — Итак, мы снова встретились, — сказал я, постукивая по полям несуществующей шляпы в жесте насмешливого почтения.
  
  «В самом деле, мистер Картер», — ответил он так же профессионально, как проститутка у «Зедийка» несколько часов назад.
  
  — Ну, мир тесен, — продолжил я, изо всех сил стараясь сдержать самоуверенную улыбку.
  
  — Не совсем, — сказал он с удовлетворением. «Вообще-то, так я это и устроил».
  
  «О, вроде прощальной вечеринки для одного из ваших любимых туристов, не так ли?»
  
  — Не совсем так, мистер Картер. Но я уверен, что вы не будете против ответить на несколько вопросов. Его голос не дал мне понять, что он хочет от меня дальше.
  
  «Если я не опоздаю на свой самолет, инспектор», — сказал я. «Но я не думаю, что мне есть что сказать, если вы не хотите услышать мое честное мнение о проблемах, связанных с производством сои или президентскими выборами в Соединенных Штатах».
  
  Беззаботно и не забавляясь, он положил руку мне на плечо и указал на двух мужчин в форме, которые были в пределах слышимости.
  
  — Послушай, Шон, — сказал я, когда двое дюжих таможенников подошли ко мне . "Что на самом деле происходит?"
  
  «Ну, мистер Картер, — сказал он как всегда самодовольно, — некоторые из моих людей сообщили сегодня утром о довольно странном происшествии».
  
  — Так какое это имеет отношение ко мне?
  
  «Может быть, ничего. Но также… может быть, и все, — ответил он. — Конечно, ты не помнишь, как плавал сегодня утром возле Зейдейка, не так ли?
  
  'Что?' — сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы это звучало как можно более убедительно, даже несмотря на то, что вокруг моего воротника выступил пот, а моя тошнота усилилась втрое, если не больше. «На Гелдерсе Каде в воде нашли машину. Такси. Водитель сказал, что подобрал на Херенграхте человека, американца, который хотел, чтобы его отвезли в Схипхол.
  
  'А дальше?'
  
  — А вы — американец, у которого была комната на Херенграхте, то есть до сегодняшнего утра. Более того, описание пассажира, которое он дал, верное».
  
  "Что правильно?"
  
  "Ну, вы, конечно, мистер Картер," сказал он. «Тогда у нас есть тот случай с изуродованным телом, которое мы нашли недалеко от места аварии».
  
  — Ты же не хочешь обвинить меня в этом, не так ли? — сказал я как можно более обиженно.
  
  «Конечно, нет, мистер Картер», — заверил меня Шон с едва замаскированным сарказмом и злобным и бесчувственным голосом. «Как ты можешь так думать? Я только предлагаю вам сопровождать этих двух господ… — Одной рукой он указал на двух таможенников, стоявших рядом с ним. «Делайте в точности, как они говорят».
  
  Я и раньше имел дело с тщеславием таких людей, как политики и финансисты, как с маленькой рыбкой в большом пруду, но никогда не с такими упрямыми сотрудниками правоохранительных органов. Вы что то узнаете, поверьте мне.
  
  — Если это твое последнее слово… — начал я.
  
  — Верно, — коротко сказал он. Затем он быстро заговорил с двумя таможенниками и беспомощным и несчастным Ником Картером.
  
  Меня препроводили в маленькую отдельную комнату недалеко от того места, где меня подобрали. Мой чемодан прибыл через минуту.
  
  Двое таможенников выглядели как два бывших призовых борца, хотя я не собирался ни в чем с ними мериться. В комнате был стол, стул. Ничего больше. Он был ярко освещен. Я взял стул, хотя мне его не предложили, положил руки на колени и постарался забыть свое жалкое положение.
  
  Шен играл не только в злую игру, но и в опасную.
  
  Вся Западная Европа пострадает, если Китай захватит Непал. Тогда нельзя было сказать, что это могло означать для всего западного мира. К сожалению, мир Шона был намного меньше и ограничивался только городской чертой Амстердама. Его взгляд простирался немного дальше, чем Эйсселмер на севере и жилое гетто Бейлмермер на юге. De Zeedijk был тогда где-то посередине, в центре своей юрисдикции.
  
  Единственное, что меня удивило, это то, что он не вмешивался. Не то чтобы мне это понравилось в противном случае, но мне показалось странным, что после всего, что он приложил к усилиям, чтобы найти меня, он теперь отступил и оставил грязную работу другим. Возможно, таковы были таможенные правила, но у меня было мало времени об этом подумать, потому что в этот момент у меня попросили ключ, чтобы открыть портфель.
  
  Настал момент истины.
  
  Сам портфель был еще влажным, но двух бесстрашных и неразговорчивых таможенников это, похоже, не смутило. Один не сводил с меня глаз-бусинок, как будто боялся, что я попытаюсь сбежать, а другой открыл портфель и вынул все, что было внутри. Надо сказать, что сделал он это аккуратно, так как снова аккуратно сложил одежду, убедившись, что в ней нет ничего в смысле контрабанды.
  
  Это продолжалось около десяти минут, пока все, что я упаковывал в верхнее видимое пространство чемодана, не было обнаружено и обыскано. Я сидел на прямом деревянном стуле, наблюдая за всем представлением с пустым и невозмутимым выражением лица. Но когда таможенник провел любопытными пальцами по краям брезентового покрытия, я забыл о своей тошноте и невольно слегка наклонился вперед на своем сиденье.
  
  Он знал, что делает, хотя я и старалась не дать ему понять по незаинтересованному выражению лица. На мгновение показалось, что все закончится без дальнейших трудностей, но мой оптимизм оказался преждевременным. Раздался слабый, но отчетливо слышимый щелчок. Инспектор быстро заговорил со своим напарником, который стоял рядом с ним, пока он продолжал снимать то, что сначала казалось дном . Если бы он поднял чемодан со стола, разница в весе дала бы четкий признак, но чемодан остался на месте, а я заставил себя сесть неподвижно, нервно приклеившись к своему месту.
  
  Внутренний механизм снова громко щелкнул, а затем раздался один из самых шумных вздохов , когда- либо слышанных по эту сторону Атлантики. Глаза мужчины загорелись, как меч праведности, когда два пальца ухватились за дно и вырвали его. Скрытый отсек больше не был скрыт. Но представьте себе их разочарование, когда он обнаружил, что смотрит только на очередное полотно.
  
  Открытое теперь пространство багажника было совершенно пустым; там не было ничего в духе оружия или необработанных драгоценных камней, тем более алмазов. Поздравляю, я улыбнулся про себя. Работа техников АХ были даже красивее, чем вы думали. Мало того, что потрудились смастерить потайной отсек, так еще и сделали так, что в фальшдоне было два места, а не одно, как теперь думали таможенники.
  
  Если бы они посмотрели дальше, я не сомневаюсь, что нашли бы скрытый механизм, с помощью которого можно было бы открыть последнее отделение. Там я спрятал Вильгельмину, Гюго и Пьера, а также еще несколько вещей для моей безопасности. Но я не положил бриллианты в портфель, потому что не собирался рисковать их обнаружением.
  
  Разочаровавшись, инспектор закрыл днище. Его молчание, молчание его партнера, беспокоило меня. Мне казалось, что я далеко не свободен, нравится мне это или нет. Моя одежда и туалетные принадлежности были аккуратно сложены обратно и, наконец, снова закрыты. Я хотел встать со своего места, скрывая чувство облегчения, когда человек, который фактически проводил расследование, жестом указал мне на место.
  
  «Пожалуйста, разденьтесь, мистер Картер», — сказал он после того, как прошептал своему партнеру. "Для чего?"
  
  — У инспектора Шона есть основания полагать, что вы были с ним не совсем честны. Пожалуйста, делайте то, что вам говорят, — он посмотрел на часы, — иначе вы опоздаете на свой самолет». Ничто бы не разозлило меня больше. Но спорить с ними было бесполезно. Они были главными, а не я.
  
  Поэтому я встал и снял куртку. За темным блейзером последовали темно-синий галстук и темно-синяя рубашка египетского производства. Затем пришел ремень из крокодиловой кожи с золотой пряжкой ручной работы, подарок от молодой девушки, чью жизнь я спас несколько месяцев назад во время командировки в Нью-Дели. Я расстегнул молнию и снял брюки из легкой камвольной пряжи, сделанной по моему указанию компанией Paisley-Fitzhigh в Лондоне.
  
  Когда я снимал ботинки, один из таможенников сказал: «Они мокрые», как будто только это и было причиной, чтобы меня арестовать.
  
  «У меня потные ноги», — мрачно ответил я, снимая носки и засовывая большие пальцы за пояс трусов.
  
  «Пожалуйста, — продолжал он, — и это тоже», заставляя меня стоять голым, пока каждый предмет одежды осматривается и пересматривается.
  
  Они ничего не могли найти, кроме пуха из моих карманов и мелочи. Но они еще не собирались сдаваться. Полное унижение наступило через несколько минут, когда я понял, что должен был чувствовать человек, когда его заставили наклониться и раздвинуть ягодицы. Затем мои зубы были осмотрены, как если бы я был лошадью, проданной тому, кто больше заплатит.
  
  Они не нашли того, что искали, и я приложил больше усилий, чтобы скрыть это от их пытливых глаз, чем они могли себе представить.
  
  К тому времени, когда они закончили с этим, у меня так кружилась голова, что я едва мог стоять на ногах. «Вы не слишком хорошо выглядите, мистер Картер», — сказал один из таможенников с улыбкой, которую я пытался игнорировать.
  
  — Это из-за вашего замечательного голландского гостеприимства, — сказал я. — Могу я теперь одеться, джентльмены?
  
  'Ну конечно. Мы больше не будем вас задерживать. К сожалению, мне не удалось увидеть лицо Шона, когда он услышал плохие новости. Но это игра, я думаю. Кроме того, я был слишком занят, набивая себя крокетами в ожидании, когда меня переправят на другую сторону океана, чтобы беспокоиться о разочарованном и неприятном инспекторе. У меня было десять минут до посадки. После всего, через что я прошел, я был осторожен, чтобы не опоздать на свой самолет.
  
  Когда меня, наконец, соединили с Хоуком, я быстро проинформировал его о последних событиях. «Не могу поверить, что за этим стоит шерпы», — сказал он после того, как я рассказал ему, что произошло с тех пор, как я совершил ошибку, встав утром с постели. Они ничего не получат, убив тебя, Ник. Кстати, удалось ли вам…
  
  — Только что, — сказал я. — Но мне удалось. Они в безопасности.
  
  'Превосходно.' И я мог видеть , как он улыбается за своим столом за три тысячи миль отсюда.
  
  «Дело в том, — продолжал я, — что Коенвар предпочел бы, чтобы я был устранен, чем выполнил сделку. И это беспокоит меня. Как вы думаете, правительство Непала могло узнать об этом и подослало Коенвара, чтобы перехватить меня? Если миссия не провалится, шерпы получит все деньги, необходимые для покупки снаряжения. По крайней мере , они так думают .
  
  "Звучит довольно надуманно, если вы спросите меня," ответил он. «Хотя в этом виде бизнеса возможно все».
  
  — Скажи мне ещё кое-что, — тихо сказал я.
  
  «Важно то, что вы справились, по крайней мере, до сих пор. Я посмотрю, не смогу ли я придумать что-нибудь, что могло бы тебе помочь. Начнем с того, что политическая ситуация там довольно неопределенная. У меня есть несколько контактов, которые могли бы пролить свет на то, что произошло. Я выжму немного информации. Просто нужно время, вот и все.
  
  «Это одна из тех вещей, которых нам немного не хватает», — сказал я.
  
  — Ты отлично справляешься, Ник. Мне доверяют все в мире, — ответил мой начальник, редкий комплимент, который не остался незамеченным. — Дело в том, что я что-то слышал о каких-то раздорах в королевском доме, о какой-то кровожадной междоусобице. Нам придется копнуть немного глубже, но, может быть, это поможет понять, в чем заключается трудность.
  
  В этот момент я услышал, как мой рейс вызывают по громкой связи.
  
  Пришлось завершить вызов. Мой рот все еще был полон еды, и моя тошнота временно исчезла.
  
  «Я свяжусь с вами снова, когда приеду в Кабул. Но если вы что-нибудь найдете, я буду признателен, сэр . Кто-то пойдет на многое, чтобы добраться до меня раньше, чем шерпы. И я хотел бы знать почему.
  
  'И кто.'
  
  — Я тоже так думаю, — сказал я.
  
  «Я буду использовать все имеющиеся в моем распоряжении каналы», — сказал он. «Кстати… как там подстреленная девушка?»
  
  — Ей сделали операцию сегодня утром, — сказал я.
  
  'И что?'
  
  «Они не узнают, каковы ее шансы, до завтрашнего утра».
  
  ' Мне жаль это слышать. Но я уверен, что вы сделали для нее все, что могли, — сказал он. — Я поговорю с тобой, N3. Убедитесь, что вы благополучно доберетесь туда.
  
  «Спасибо, сэр ».
  
  Шон заметно отсутствовал в толпе прощающихся, когда я оформил билет, получил посадочный талон и прошел через туннель к самолету. Но мне это понравилось больше всего. Чем раньше мы оторвались от земли, чем раньше я уехал из Амстердама, тем больше он мне нравился.
  
  Кроме того, я все еще был голоден.
  
  
  
  Глава 9
  
  
  Задолго до того, как горы Эльбурц взошли жемчужным рассветом, я произнес тост за своего дантиста Бертона Шалиера. Без его помощи, его опыта моя миссия рухнула бы на его глазах, а вместе с ней и судьба двух детей и будущее изолированного, окруженного горами королевства.
  
  Мой ужасный голод был ожидаем, тошнота тоже. Но теперь, когда физический дискомфорт прошел и мое лицо снова приобрело цвет, я почувствовал себя немного более похожим на себя, а не так, как будто я проглотил что-то, чего не должен был, как это случилось.
  
  Я провел языком по специальной золотой коронке, которую дантист надел мне перед отъездом из Вашингтона. Шалиер аккуратно прикрепил зубец к одному из нижних коренных зубов. Вдавленный в десны, он действительно не был виден, что уже было доказано при осмотре моего рта в Схипхоле. Этот крючок использовался для крепления нейлоновой нити, также называемой рыболовной леской. С другой стороны нить, идущая от пищевода к желудку, была присоединена к химически стойкой трубке.
  
  Вся конструкция напомнила мне набор матрешек. В каждой кукле есть кукла поменьше, и так до бесконечности. В моем случае у вас был я, и во мне у вас был мой пищеварительный тракт, частью которого был мой желудок, а в этом желудке была трубка, а в этой трубке были необработанные алмазы.
  
  Причина, по которой у меня был такой плотный завтрак, что у меня так кружилась голова Когда я прибыл в Схипхол, мне приходилось все время поддерживать работу желудочного сока. Если бы я проглотил трубку натощак, последующая секреция ферментов вместе с соляной кислотой, выделяемой в процессе пищеварения, вызвала бы у меня боль в животе, которая могла бы свалить слона. Наряду со всей едой, которую я мог переварить, я принял здоровую дозу очищающих таблеток, которые мне дал фармацевтический отдел AX labs. Трубка была достаточно гибкой, чтобы пища могла попасть в желудок. Это была не самая приятная операция, но опять же, моя работа никогда не бывает особенно тонкой или утонченной. Теперь я принял еще одну таблетку от тошноты, поздравляя себя с успехом моего предприятия. По крайней мере, пока это продолжалось.
  
  Бриллианты были у меня в желудке с предыдущего утра, когда я вышел из отеля «Эмбиби», чтобы заказать билет. Они могли оставаться там почти бесконечно, пока я принимал лекарства и продолжал усиленно питаться. В этом убедилась стюардесса, восхищённая тем, что она считала здоровым, мужским аппетитом.
  
  Удовлетворенный тем, что все идет по плану, я повернулся к окну и стал наблюдать за восходом солнца. Только что замигала табличка «Не курить», когда пилот готовился к посадке в Тегеране. Подо мной лежал заснеженный горный хребет Эльбурц. Еще более впечатляющим был Демавенд, вулканическая вершина, возвышавшаяся почти на 5700 метров над уровнем неба.
  
  Но у меня не было бы времени на туристические поездки. Мой пункт назначения, хотя и не последний, находился дальше на восток, примерно на 1800 миль по пересеченной и поистине непроходимой местности. Кабул, некогда похожая на пустыню изолированная цитадель великого полководца Бабура, основавшего Монгольскую империю, казалось, ждала меня где-то за этим рассветом.
  
  На склонах гор между полосами снега паслись овцы, а из кривых труб маленьких каменных домиков валил дым. Затем, зажатый между бесплодными и бесплодными горами, предстал вид города, который захватывал воображение людей с тех пор, как Александр Македонский присоединил к своей империи древнюю Бактрию. Теперь Кабул выглядел маленьким и незначительным. Там, на голых холмах, это казалось неважным.
  
  Времена изменились. Чингисхан, Тамерлан и Бабур были именами в учебниках истории, героями захватывающих фильмов. Но они оставили свой след в гордом и независимом народе. Однако теперь Афганистан был частью двадцатого века, его история представляла собой череду туристических достопримечательностей, а былые дни славы были давно забыты.
  
  Если я стал сентиментальным, то не потому, что слишком много выпил. Просто я видел столько мечтаний, рассыпавшихся в сумерках этих бесплодных и голых холмов, что я чувствовал себя каким-то образом тронутым тем, что стал свидетелем последних страниц бурной и кровавой драмы.
  
  Было 6:23 утра.
  
  Возможно, именно из-за раннего часа таможенники не обыскивали мои вещи с дотошностью и методичностью.
  
  "Какова цель вашего визита?" .
  
  'Отпуск.'
  
  "Как долго вы будете оставаться здесь?"
  
  «День или два, три», — солгал я, думая, что менее чем двадцать четыре часа будет пощечиной для молодой туристической индустрии.
  
  'Где ты остановишься?'
  
  «В Интерконтиненталь».
  
  «Далее», — сказал офицер, ставя штамп в мой паспорт и обращая внимание на человека, стоящего в очереди позади меня.
  
  Это было освежающее изменение, как вы можете себе представить. Я был готов раздеться догола и чувствовал себя прекрасно, что никому нет дела до моего присутствия здесь, до содержимого моего чемодана, не говоря уже о моем желудке. За пределами таможни бурная и нетерпеливая толпа афганских таксистов ждала желанного клиента. Но сначала я обменял немного денег, полагая, что 45 афгани за доллар — это хороший курс, тем более что черного денежного рынка, как в Непале, почти не было. — Такси, сэр ? — взволнованно сказал невысокий темноволосый молодой человек, когда я отошел от обменного пункта. Я положил афгани в карман, и он подпрыгнул, как прыгающая лягушка. «У меня есть хорошая американская машина. Шевроле. Возит вас повсюду, сэр .
  
  "Сколько до Интерконтиненталя?" — спросил я, удивленный его энтузиазмом и проявлением энергии. — Девяносто афгани, — быстро сказал он.
  
  Тут же раздался другой голос: «Семьдесят пять».
  
  — Семьдесят, — раздраженно сказал шофер, сердито обращаясь к появившемуся сзади пожилому человеку, одетому в богатую парчовую жилетку и астраханскую шапку. "Шестьдесят пять."
  
  — Пятьдесят, — воскликнул молодой человек, явно загнанный в угол. — Продано, — сказал я с ухмылкой. Я заставил его нести мой багаж и последовал за ним из зала прибытия.
  
  Chevrolet, мягко говоря, знавал лучшие времена. Но до отеля было не более пятнадцати-двадцати минут ходьбы. Я чувствовал себя немного в невыгодном положении, так как у меня не было возможности изучить подробную карту местности. Я никогда не был в Кабуле, хотя несколько лет назад участвовал в довольно деликатных «переговорах» под Гератом, недалеко от Туркменской республики и границы с Россией.
  
  Я оставил свой чемодан при себе, когда водитель сел за руль.
  
  «Сколько времени до отеля?»
  
  — Полчаса, — сказал он. 'Без проблем. Азиз очень хороший водитель.
  
  — Я отдаю себя в твои руки, Азиз, — сказал я со смехом, за которым тут же последовал зевок. Я мало спал в самолете, и надежда на теплую постель казалась слишком хорошей, чтобы быть правдой.
  
  Движения не было, за исключением нескольких повозок с ослами. Но в остальном дорога, построенная с помощью американцев, была пуста. В зеркало заднего вида старого, потрепанного «Шевроле» я увидел, что Азиз пристально смотрит на меня. Его глаза были невероятно голубого цвета. Легенда гласит, что голубоглазые афганцы — прямые потомки воинов Искандера Македонского, сына Александра Македонского.
  
  Когда я спросил Азиза, что из этой истории правда, он, похоже, не понял, о чем я говорю. Не похоже, чтобы он слишком хорошо ориентировался в городе.
  
  Вывеска с надписью «Отель «Интерконтиненталь» - 5 миль» со стрелкой, указывающей вправо, пролетела мимо, а Азиз не снял ногу с акселератора. Он проехал мимо выезда, и что-то подсказывало мне, что это не была невинная ошибка или что это произошло случайно. Я опустил чемодан на ноги и сумел выхватить Вильгельмину и двух ее друзей, Хьюго и Пьера, не вызвав подозрений у Азиза.
  
  Теперь Люгер был сухой, но я не знал, работает ли он, пока не проверил. Но если он еще не был готов справиться с чем-то, два его помощника были готовы помочь мне.
  
  В этот момент я уже не сомневался, что беда придет. Азиз не повез меня в гостиницу, к радостям горячего душа и удобной постели. Я был убежден, что то, что он приготовил для меня, будет гораздо труднее переварить, и приспособился к опасности, которая ждала меня впереди.
  
  Отсутствие Коенвара в Амстердаме накануне утром могло означать только одно. Он уехал из Амстердама и успел добраться до Кабула раньше меня. Без сомнения, он выбрал долгий путь через Стамбул, Бейрут и Равалпинди. Такой маршрут существовал, но я избегал его из-за риска посадки и высадки из трех разных самолетов и прохождения контроля безопасности в трех аэропортах. Коэнвар явно меньше меня заботился о таможне.
  
  Я очень легко мог прижать ствол Вильгельмины к шее Азиза и попросить его развернуться и отвести меня в отель «Интерконтиненталь». Но я хотел добраться до сути дела и получить те ответы, которые до сих пор ускользали от меня. У Коенвара была вся необходимая мне информация, и я был готов пойти на любой риск, чтобы заставить его заговорить.
  
  Кроме того, нам еще нужно было кое-что уладить, осознавал он это или нет. Насколько я знал, Андреа могла умереть. Я сам был близок к концу своей карьеры в Амстердаме. Я хотел удостовериться, что Коенвар не окажется в состоянии помешать успеху моей миссии. И если это означало убить его, то я был готов. Так что я откинулся на спинку кресла и не сводил глаз с дороги, гадая, как было организована наша встреча.
  
  Меньше чем через десять минут я узнал.
  
  В нескольких сотнях метров перед нами был установлен блокпост. По обе стороны деревянного барьера стояли двое мужчин, хотя мы были еще слишком далеко, чтобы разглядеть, кто из них Коэнвар.
  
  — Что происходит, Азиз? — спросил я, играя роль глупого туриста.
  
  Вместо того, чтобы ответить мне, он обратил мое внимание на Асамайи и Шердарваза, две горы, которые были частью горного хребта Гиндукуш и были видны практически из любой точки Кабула.
  
  «Почему тут блокпост?»
  
  Я настаивал, и он медленно убрал ногу с педали акселератора.
  
  Он пожал плечами, когда за пыльным ветровым стеклом стали видны лица двух мужчин. Я без труда узнал лунообразные черты моего непальского врага, ловкого и скрытного Коенвара. Он был одет в белую чалму и каракуль, доходивший до колен, но нельзя было отрицать проницательного выражения его лица. Другой человек показался мне настоящим афганцем, без сомнения, нанятым в Кабуле, как и Азиз, именно для этой операции.
  
  «Они хотят, чтобы мы вышли из машины», — сказал Азиз, не в силах скрыть охватившую его нервозность.
  
  'Почему?' Я сказал это, затягивая время, готовя все, что мне нужно.
  
  «Пограничники, правительственные патрули», — сказал он, пожав плечами.
  
  «Тогда выйди и поговори с ними», — сказал я с тоном в голосе, который указывал на то, что я не в настроении играть в игры.
  
  Азиз сделал, как ему сказали. Он вышел из машины и медленно пошел в сторону Коенвара. Азиат не опускал лица, словно боялся, что его узнают. Но было слишком поздно. Никоим образом он не восстановил свою анонимность. Через несколько мгновений его сообщник подошел к «Шевроле», постучал в окно и жестом пригласил меня выйти и присоединиться к ним.
  
  Вышел не я, а Пьер.
  
  Пришло время щелкнуть выключателем, как для Пьера, так и для Коенвара. Я открыл дверь, как бы повинуясь их приказанию, но вместо того, чтобы выйти, как они, без сомнения, надеялись и даже ожидали, я швырнул Пьера в сторону Коенвара. Я снова захлопнул дверь, как раз в тот момент, когда в центре взорвалось едкое, горящее облако газа. Их удивление было столь же внезапным. Смесь концентрированного слезоточивого газа и нелетальных химикатов кружилась вокруг них, густая и удушающая. Раздался выстрел, но наугад, потому что ни Коэнвар, ни его сообщник не могли видеть дальше, чем на дюйм перед собой .
  
  Газ был отвлечением, а не самоцелью. Временно ослепшие, трое оглушенных мужчин шатались кругами, царапая себе глаза. Азиз, получивший свою долю газа, потерял равновесие и скатился по склону на обочину. Если бы он был умен, то затаился бы и больше не рисковал своей жизнью. В любой момент ветер мог развернуться и разнести газ во все стороны. Я не мог больше ждать. Я выскочил из «Шевроле» до того, как они поняли, что произошло. Но я не хотел стрелять, не хотел убивать Коенвара, пока он не даст мне нужную мне информацию.
  
  Пара рук ударила и уперлась мне в диафрагму. Не думая об этом, я согнулся пополам, пытаясь набрать воздуха в сдутые легкие. Между газом и болью Вильгельмина каким-то образом выскользнула из моих пальцев. Та же пара рук схватила меня и притянула к сильно вспотевшему телу.
  
  Нападавший выругался себе под нос, невольно намекая, что он не Коенвар, а это все, что я хотел знать. В тот момент, когда афганец держал меня в двойном Нельсоне, я сжал руки и прижал их ко лбу, пытаясь ослабить давление его мертвой хватки. Его сила была поразительной, и боль усиливалась, пока мои нервы не закричали, а шейные позвонки были на грани перелома.
  
  — У меня есть Коен… — начал он .
  
  Предложение так и не было закончено.
  
  Я отбросил ногу назад, и каблук моего ботинка ударил его по голени. Внезапный удар вызвал у него удивленный рык. Его хватка ослабла, и это дало мне как раз то небольшое пространство, которое мне было нужно, чтобы полностью освободиться. Я скользнул левой ногой между его ног и вставила правое колено во впадину его колена. В то же время мне удалось схватить его за штаны и потянуть за собой, заставив его удариться о мое бедро и шлепнуться о землю.
  
  Я дернулся и выставил ногу в ударе ча-ки, что сразу же привело к злобному звуку . перелома ребер. Афганец выл, как раненая собака. Он вскрикнул и скрестил руки на груди, когда выражение нескрываемого ужаса отразилось на его лице. Я не терял времени даром и снова ударил ногой, чтобы закончить работу. Из его искривленного рта вырвался булькающий звук. Газ медленно рассеялся, но еще не мой гнев. Я был уверен, что одно из его легких было проколото, и сломанная кость все глубже и глубже вонзалась в его грудь.
  
  Я хотел нагнуться, чтобы нанести последний удар, но Коенвар схватил меня сзади за талию и потянул назад. Мы скатились по дороге и приземлились на насыпь в нескольких дюймах от окопа, где поджидал Азиз, несомненно, дрожа от страха. Пыль осела у меня во рту, глазах и ушах. Я больше ничего не видел, когда Коенвар прижал оба больших пальца к моему дыхательному горлу.
  
  — Бриллианты, — выдохнул он, тряся меня, словно был уверен, что они вылетят из моего горла.
  
  Брыкая, как дикая лошадь, я попытался сбросить его с себя. Он уперся коленями мне в промежность и снова и снова ударял ими между моими ногами. Ослепленный пылью и болью, я инстинктивно среагировал, больше не в состоянии ясно мыслить. Все, что я помнил, это то, как я позволил своей руке приземлиться на его ключицу со всей оставшейся силой.
  
  Его пальцы потеряли хватку, но он оказался намного сильнее и цепче, чем я думал вначале. Он цеплялся за меня так, словно от этого зависела его жизнь, обеими руками сжимая мою шею. Я снова применил все свои знания тайквондо в бою и попытался ударить его локтем в лоб. Пал-коп чи-ки убедил его, что я не собираюсь просить о пощаде. Это был сокрушительный удар, который заставил его отпустить удушающую хватку. Ужасное багровое пятно покрывало его лоб, как знак Каина.
  
  Я сделал глубокий вдох, пошевелился и снова попытался встать. В то же время, одним движением запястья Хьюго благополучно оказался в моей руке. Лезвие стилета сверкнуло в раннем свете. Слезоточивый газ рассеялся, и теперь я мог видеть своего противника настолько ясно и точно, насколько мне было нужно. Стилет залез под его каракулевую шубу. Мгновение спустя Хьюго разрезал воздух. У меня не было намерения давать ему возможность снова продемонстрировать свое мастерство обращения с огнестрельным оружием.
  
  Я не помнил, в какую его руку попала пуля Вильгельмины, и прицелился Хьюго в верхнюю часть бедра, в длинную узкую портняжную мышцу. Если стилет ударит, Коенвар не сможет ходить. К сожалению, шуба до колен помешало Хьюго проявить себя в полной мере. Стилет вонзился в край толстой развевающейся шубы, и Коенвар снова вытащил его, шипя, как кобра.
  
  Поскольку Вильгельмины нигде не было видно, у меня остались только руки. Я отступил назад, пытаясь достичь ровной поверхности. Но Коэнвар подталкивал меня все ближе и ближе к краю дороги, несомненно, надеясь, что я потеряю равновесие и кувыркнусь в кювет. Это был дренажный канал, судя по гнилостному смраду, висевшему в воздухе и наполнявшему мои ноздри гнилостным запахом гниения и мусора.
  
  — Отдай мне бриллианты, Картер, — категорически сказал Коенвар. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, когда он пытался отдышаться. «Тогда все наши беды закончатся».
  
  — Забудь, — сказал я, качая головой и не сводя обоих глаз с Хьюго на случай, если Коэнвар вдруг отправит его в полет.
  
  «Ты меня очень раздражаешь, Картер».
  
  «Это недостатки игры», — ответил я, вынужденный сделать опасный шаг назад, когда он приблизился, чтобы убить меня. « На кого ты работаешь, Коенвар? Кто платит вам за ваше время?
  
  Вместо того, чтобы ответить мне, он полез в куртку и вытащил револьвер . 45, американский Кольт. Он направил оружие в мою сторону. «Этот заряжен экспансивными пулями, — сказал он мне. — Ты знаешь, какой урон может нанести такая пуля, Картер?
  
  «Они не попадают в цель, — сказал я.
  
  'Именно так.' И он усмехнулся, показывая острые, подпиленные кончики своих резцов. На этот раз меня меньше позабавила стоматологическая изобретательность, стоящая за этим. «Они застревают и делают очень большую дыру, скажем, в теле. Твоем теле, Картер. Было бы весьма прискорбно, если бы вам пришлось столкнуться с действием этого типа боеприпасов… между прочим, продукт американской изобретательности.
  
  У него был нож, и у него был Кольт. 45. У меня было две руки, две ноги и черный пояс по каратэ. Но теперь, когда я находился всего в нескольких футах от края неглубокого ущелья, я чувствовал себя не очень комфортно. Если я потеряю равновесие и окажусь в канаве, у Коэнвара будет достаточно времени, чтобы убить меня.
  
  Я не мог этого допустить.
  
  «Если ты убьешь меня, ты никогда не найдешь бриллианты», — сказал я, пытаясь сэкономить еще несколько секунд драгоценного времени.
  
  «Мой клиент дал мне строгие инструкции. Если я не вернусь с камнями, тебе больше не позволят свободно бродить. Так что, как видишь, Картер, мне все равно; или то, или другое.
  
  Так что я, наконец, что-то знал. Коенвар был просто наемником, работающим на кого-то другого. Но я все еще не знал, кто эта другая сторона. В любом случае, я ждал столько, сколько осмелился. В любой момент мертвый и очень окровавленный Ник Картер мог очутиться в вонючей дренажной канаве. В любой момент я мог стать очередным мусором, который внесет свой вклад в грязную, едкую вонь. «Той машине, которая едет сюда, не понравится этот блокпост. Коенвар, — сказал я.
  
  'Какая машина?' - В то же время он сделал ошибку, нервно оглядываясь через плечо.
  
  Он не мог отвести глаза больше, чем на секунду, но именно эта секунда мне была нужна. Все, чему меня научил мастер Чанг, я теперь применил на практике и ловко ударил в прыжке по его руке с пистолетом. Подошва моего ботинка попала в Кольт 45, и прежде чем Коенвар точно понял, что происходит, Кольт упал на землю. Машина вообще не подъезжала, но обман сработал лучше, чем я надеялся. Коенвар попался на удочку, и теперь я был готов схватить его и убить, как он пытался сделать со мной.
  
  Еще более ловкий, чем когда-либо, маленький жилистый азиат оскалил зубы в яростном фырканье. Стилет Хьюго угрожающе поблескивал в лучах солнца. Затем Коенвар бросился вперед, пытаясь перебросить меня через обочину в канаву. Я отошел в сторону и поднял руку, как будто собирался ее использовать. Он развернулся, когда мой кулак пронесся по воздуху. В тот момент, когда его взгляд остановился на ней, моя нога рванулась вперед со всей силой, на которую я была способна. Когда моя нога коснулась его запястья, кость раскололась, как будто ее раздавило кувалдой.
  
  Увидеть сначала это выражение удивления, а потом боль было одним из самых приятных моментов в мире. Его рука с ножом обмякла, но он еще не сдался. Коенвар быстро схватил Хьюго другой рукой, прежде чем стилет успел упасть. Он издал резкий крик и бросился ко мне, рассекая воздух стилетом. Я принял стойку ею-чум со-ки, которая позволяла мне высвободить ногу для серии ужасных, сокрушительных ударов ногой вперед. Снова и снова я бил ногой, целясь сначала в его солнечное сплетение, затем в селезенку и, наконец , в подбородок.
  
  Коенвар попытался нанести мне боковой удар в висок. Я схватил его за ногу и дернул к себе, швырнув на сухую, выжженную землю. Я обошел его, держа его руку с ножом так, что Хьюго корчился, как бессильная бьющаяся в конвульсиях змея, и бросился на его
  
  Я нажал на его локоть всей силой моего предплечья. Джи - лоэ-ки буквально разрушил костную структуру его руки. — Ан-ньонг ха-сип-ни-ка? Я закричал на него, спрашивая, как он себя чувствует теперь, когда кричит, как молодой поросенок, и пытается вырваться на свободу.
  
  Но это было напрасно.
  
  — В чем дело, Коенвар? Больше не хочется?
  
  Последовал поток непальских проклятий, когда я поднял колено и ударил его по копчику, а он продолжал кричать от боли. Из его запястья торчали кусочки кости. Бордовое пятно быстро растеклось по рукаву каракулевой шубы.
  
  Его пальцы судорожно сжались, и Хьюго упал на дорогу. Мгновение спустя я взял стилет в руку и направил его на горло Коенвара.
  
  — Кто тебя послал ?
  
  Я мог видеть страх в его суженных глазах, боль, очевидную в том, как он кусал губы, чтобы не закричать, чтобы выразить мучительную боль, которую он, должно быть, чувствовал. Когда он не ответил, я прижал кончик стилета к его горлу. Появилась небольшая капля крови.
  
  — Я… я не скажу, — выдохнул он.
  
  — Как пожелаете, — сказал я. Я прижал его и позволил Хьюго скользнуть в рукав его куртки. Когда рукав был полностью разрезан, я смог увидеть повреждение, которое я нанес его локтю. Это был сложный перелом, так как часть кости торчала в суставе руки. Рукав его рубашки был пропитан кровью.
  
  — Я… я не заговорю, — снова сказал он.
  
  Ни один врач не мог собрать его руку вместе и заставить ее работать. «Ты хочешь умереть сейчас или позже, Коенвар?»
  
  Я сказал. - «Скажи мне, на кого ты работаешь, и уйдешь на свободу».
  
  — На… Нара… — начал он. Затем он снова поджал губы и покачал головой.
  
  — Нара что? — резко спросил я, снова прижимая Хьюго к горлу.
  
  — Нет, я этого не скажу, Картер, — прошипел он.
  
  — В таком случае, Коэнвар, я больше не трачу на тебя время. И когда я сказал это, я положил конец его садистской карьере быстрым и, возможно, милосердным движением запястья. Хьюго сделал слабый полукруг от уха до уха. Плоть разорвалась, как мягкая бумага; затем мышца шеи, за которой сразу следует сонная артерия. Когда горячие потоки крови хлынули мне в лицо, Коэнвар издал последний булькающий звук. Все его тело тряслось, когда он проходил через предсмертные судороги. Он все еще истекал кровью, как вол на бойне, когда я медленно опустил его на пол и вытер свои грязные, окровавленные руки о его пальто.
  
  — Это за Андреа, — сказал я вслух. Я повернулся и подошел к его напарнику. Но афганец был так же мертв, как и Коенвар, его лицо было багровым и покрытым пятнами из-за медленного удушья из продырявленного легкого.
  
  Я не получил бы никакой дополнительной информации ни от одного из них. — Азиз, — закричал я. «Поднимись сюда, если тебе дорога твоя жизнь».
  
  Маленький человечек пополз вверх по склону неглубокого оврага. Его лицо было белым, как мел.
  
  «Пожалуйста, пожалуйста, не убивайте Азиза», — взмолился он жалобным воющим голосом. Азиз не знал. Азиз получил деньги, чтобы привезти вас сюда. Это все.'
  
  'Когда?'
  
  'Вчера вечером. Тот… этот человек, — и он указал дрожащей рукой на бездыханное тело Коенвара. «Он дал мне деньги, чтобы я встретил тебя в самолете и привез сюда. Он говорит, что вы украли что-то, что принадлежит ему. Я больше ничего не знаю.
  
  — Ты ведь никому об этом не расскажешь? - Он яростно замотал головой. — Я ничего не говорю, мистер американец. Нас никогда здесь не было, тебя и Азиза. Мы никогда не видели этого места. Да? Да?'
  
  — Точно, — сказал я. Если это вообще возможно, я не хотел его убивать. Он был молод, глуп и жаден. Но я не думаю, что он знал, во что ввязывается, когда принимал несомненно выгодное предложение Коенвара. «Помогите мне положить эти тела в другое место, и мы пойдем».
  
  Он сделал, как ему сказали.
  
  Деревянный барьер, служивший блокпостом, оканчивался дренажной канавой, куда последовали обмякшие и изувеченные трупы Коенвара и его сообщника-афганца. В каракулевой шубе с одним рукавом непальский убийца плавал лицом вниз в грязном потоке мусора. Наконец он оказался на своем месте.
  
  — Я бесплатно отвезу вас в отель, — пробормотал Азиз, пока мы шли обратно к машине.
  
  Это было не в то время и не в том месте. Но я ничего не мог поделать. Внезапно я рассмеялся, и я рассмеялся сильнее, чем когда-либо прежде.
  
  
  
  Глава 10
  
  
  Кэмп-отель на Мароэхити был местом, которого следует избегать любой ценой.
  
  Я вошел и вышел из кишащего вшами вестибюля так быстро, как только мог, взяв клочок бумаги, который дал мне клерк, когда я представился. Я пошел прямо к площади Дурбар, в нескольких кварталах отсюда. Чувствуя себя напряженным, я сел перед храмом Талиджиоэ Бхавани, прямо в тени статуи Ханумана, обезьяньего бога индусов. У мохнатого божества не было для меня ни информации, ни совета, но в записке была.
  
  Это было строго по делу и прямо по делу . Я должен был встретиться со своим связным с шерпом в ресторане «Хижина» на Асон Толе. Мне пришлось надеть белый нагрудный платок, чтобы меня узнали. Они позаботятся об остальном. Странно, подумал я. Коенвар знал, кто я такой, но шерп, видимо, понятия не имел, как будет выглядеть курьер Голфилда.
  
  Это сделало все, что Хоук сказал мне ранее тем утром, ясным, как кристалл из пословицы. — Ты что-нибудь знаешь о Шуте или Наре? — спросил я своего босса, когда меня наконец соединили с ним на почте недалеко от моего отеля.
  
  «Вы умеете читать мысли, N3. Вот об этом я и собирался тебе рассказать, — ответил Хоук, его голос был слабым и жестким отражением его обычного властного тона. — Помнишь, что я говорил тебе о том разладе в королевском доме?
  
  'Ты имеешь в виду...'
  
  'Именно так. Нам стало известно о вражде между советниками короля и так называемым принцем по имени Бал Нараян. Вы могли бы назвать Нараяна чем-то вроде международного плейбоя. Некоторое время имел яхту в Каннах и имел дело с кучкой этих представителей элиты, обычных социальных паразитов.
  
  — Но как он узнал об операции шерпов?
  
  — Мы можем только догадываться об этом, — ответил Хоук. — Я не могу помочь тебе с этим. Я знаю, что Нараян имеет репутацию довольно сомнительного дельца. Вы помните ту маленькую проблему, которую вы решили для нас в Калькутте в прошлом году?
  
  'Да. Что об этом?'
  
  «Он должен был иметь с этим дело… пока все не пошло не так … Кажется, он держит пальцы во множестве взрывоопасных вещей, если вы понимаете, о чем я говорю.
  
  'Вы в безопасности.'
  
  "Все хорошо?" — Вы туда без проблем туда попали?
  
  — Как можно проще, хотя мое прибытие в Кабул не осталось незамеченным, — сказал я ему. — Но обо всем этом позаботились. Нараян теперь остался один.
  
  «Ничего другого я и не ожидал от тебя, Ник», — сказал Хоук с добродушным смехом, за которым сразу же последовал хриплый хриплый кашель. Он слишком много курил, но не хотел слышать этого от меня. Некоторые вещи лучше не говорить, например, что сигары воняют. — Но имейте в виду одну вещь, — продолжил он. «Сначала убедитесь, что эти дети в безопасности. Затем ты вернешься и закончишь то, что нужно сделать.
  
  — Я не забуду, — заверил я его.
  
  — Вот что я хотел услышать. Я пришлю вам телеграмму, когда узнаю что-нибудь еще. Я не очень доверяю этим телефонным соединениям. Он знал, где со мной связаться, так что ничего не оставалось делать, кроме как поздороваться с ним.
  
  Теперь, в тени ухмыляющегося обезьяньего бога, я попытался чтобы собрать все части головоломки вместе. В какой-то момент Нараян узнал о похищении детей шерпами. Он нанял Коенвара, чтобы получить алмазы до того, как у меня появилась возможность привезти их в страну. Он также приказал своему наемнику убить меня, если я не отдам эти камни. Очевидно, он не стремился начать эту революцию. Как член королевской семьи, связанный с королем кровными узами, Нараяну нечего было выиграть и все потерять, поскольку трон был свергнут, монархия сокрушена, а земля преподнесена Китаю на блюдечке с голубой каемочкой.
  
  Вот как я собрал кусочки головоломки, которые были частью моей миссии в Катманду. Но у меня все еще не было готового решения. Во-первых, я не знал, как Нараян узнал о планах шерпов. Более того, я не знал, что он попытается сделать, каким будет его следующий шаг, если он обнаружит, что Коенвар вернется в Непал только в деревянном ящике. Согласно сообщению, которое я получил в гостинице «Кэмп», я не встречусь со своим связным до следующего вечера. Я решил использовать свободное время с пользой и направился прямо в столичную библиотеку. Для начала я хотел изучить все существующие фотографии Принца королевской крови. Во-вторых, мне было необходимо ознакомиться с топографией местности, так как у меня было довольно сильное ощущение, что моя деятельность не ограничится Катманду. Чем больше я знал об окружающей среде, тем лучше я был подготовлен к встрече с шерпом... кем бы он, или она ни были.
  
  Везде, куда бы я ни пошел, я видел печатные объявления: «Шикарный ресторан». Китайские, тибетские, непальские и западные столы. Специальное предложение для салона: торт с гашишем, сигареты с гашишем и гашиш доступны на стойке регистрации. Затем более мелкими буквами: « Битлз ! Роллинг Стоунз! Джаз! Последние кадры. А также Хайбер в Кабуле, где я провел несколько дней до этого сделал ошибку, заказав жилистый стейк, Гостинница была таким же местом для хиппи.
  
  Салон был маленьким, тускло освещенным, почти таким же грязным, как отель «Кэмп», но определенно гораздо более популярным. Вдоль стены стояли грубые столы и стулья, а также скамьи. А на скамейках сидело самое странное собрание американских и европейских туристов, которое я когда-либо видел. Я слышал акценты от бруклинского до крайнего юга. Там были австралийцы, несколько валлийцев, девушки из Новой Зеландии и несколько француженок. Что-то вроде гранд-отеля Himalaya, где все накурены, как обезьяны.
  
  У меня было место и стакан пива, и мне все понравилось. Все вокруг меня, казалось, собирались разбить свои головы, и как только голова ударялась о стол, хозяин подбежал к ней, поднял лицо преступника и дал ему несколько пощечин, чтобы заставить его вернуться, чтобы принести. «Это не гостиница», — повторял он. 'Есть. напиток. Но не гостиница, — повторил он, семеня рысцой, как какой-нибудь комический диккеновский трактирщик.
  
  Но ничего комичного в этой ситуации не было, насколько я мог судить. Я носил свой белый нагрудный платок как можно более заметно, не сводил глаз с двери и ждал как можно терпеливее и спокойнее. Шерп опоздал на пять минут, но я знал, что мой контакт придет в нужное время. Тем временем светловолосая американка лет восемнадцати или девятнадцати бросила на меня нескрываемый взгляд через всю комнату. Под ее экзотическим нарядом и за ее мечтательными глазами у нее было все, что нужно восходящей звезде, в этом не было никаких сомнений. И когда, слегка помахав, она встала и подошла ко мне, я совсем не почувствовал раздражения.
  
  'Могу я?' — спросила она, указывая на свободное место рядом со мной. — Естественно. Я кивнул и увидел, как она рухнула на диван.
  
  «Это не похоже на то место, которое вы часто посещаете», — сказала она, откусив большой кусок одной из многих широко разрекламированных закусок с гашишем в ресторане.
  
  "Не так ли?"
  
  — Просто осмотреться?
  
  'Не совсем.'
  
  — Ты выглядишь совершенно обычным. Не буржуазно или что-то в этом роде, просто. Как какой-то полицейский . Это так?'
  
  'Я? Полицейский ? _ Я хлопнул себя по груди и рассмеялся. 'Не совсем.'
  
  «Это хорошо, потому что это дерьмо здесь, — указывая на то, что осталось от ее леденца, — совершенно законно».
  
  — Я что-то сказал, мисс…
  
  — Мэм, — поправила она меня. «А меня зовут Дикси». Мгновением позже она положила руку мне на бедро. Я знаю это только потому, что она была под кайфом. Ее пальцы начали двигаться, как будто у них был собственный разум. Я мягко оттолкнул ее руку и любезно дал ей понять, что мне это неинтересно, не пытаясь объяснить ей, что если бы дело пошло чуть дальше, то она нашла бы не объект для своих сексуальных желаний, а газовую гранату - Пьера. .
  
  'Это не приятно.' Она начала хихикать, и я увидел, что мои руки заняты ею.
  
  Но прежде чем я успел что-то сказать, я заметил, что место прямо напротив меня занял молодой непалец лет двадцати. Он был одет в западном стиле и имел легко забываемую внешность, правильные черты лица и скромные манеры. Он не сказал ни слова, но потянулся через стол и достал из нагрудного кармана белый платок. Он засунул руки под стол и через мгновение вернул карманный платок, теперь аккуратно сложенный, как льняной конверт.
  
  Я развернул платок и уставился на зелено- серую обложку американского паспорта. Когда я открыл его, я увидел ее имя, аккуратно напечатанное: Вирджиния Хоуп Голфилд. На следующей странице на меня посмотрела привлекательная улыбающаяся американка. Я закрыл паспорт и сунул его во внутренний карман.
  
  «Один момент», — сказал я своему контакту. Молодой человек молчал и смотрел во все глаза, когда я поднялся и любезно помог Дикси встать на ноги.
  
  Она спросила. - 'Куда мы идем?' Она снова начала хихикать. — Просто возвращайся на свое место, — сказал я, уводя ее от стола.
  
  'Но почему? Ты мне нравишься. Ты горячий парень, и я с нетерпением жду тебя».
  
  По крайней мере, она знала, чего хотела, чего нельзя сказать о большинстве людей. — А ты ужасно вкусный кусок. Но у меня есть другие дела, так что будь милой девочкой. Может быть, я зайду к тебе завтра.
  
  Она хмурилась и дулась, как избалованный ребенок, видимо, привыкший добиваться своего. Но она не ныла.
  
  Когда я вернулся к столу, молодой шерп все еще терпеливо ждал, как Будда.
  
  — Вы мистер Картер?
  
  Я кивнул и сделал еще глоток пива.
  
  «Меня зовут Рана. Ты ...'
  
  — Да, — сказал я, заполняя тишину. — А у вас есть эта девушка и ее брат?
  
  «В целости и сохранности», — ответил он.
  
  "Давайте тогда..." Я хотел встать со своего места, но Рана жестом пригласил меня снова сесть.
  
  «Я должен объяснить вам ход событий, за которым мы следим, Картер, — сказал он. — Так что путаницы не будет. Ты понимаешь?'
  
  'Продолжать. Я весь во внимании.'
  
  'Извините меня?'
  
  — Я сказал: давай, я слушаю. У меня было плохое настроение, мягко говоря. Мне не очень нравилось вести бизнес в таком отдаленном уголке, и мне не очень нравился характер нашего бизнеса. И больше всего на свете меня снова начал беспокоить желудок. Чем скорее я выплюну бриллианты и верну детей сенатора, тем лучше буду себя чувствовать».
  
  Объяснение Раны было коротким и ясным. Мне завяжут глаза и доведут до того места, где я получу двоих детей в обмен на необработанные бриллианты. Как бы прямолинейно это ни казалось, я не собирался рисковать или доверять Ране только из-за его дружелюбного лица . Насколько я понимаю, он вполне может работать на таинственного Бала Нараяна, а не на столь же неуловимую организацию, известную под названием Шерпа. — Так и есть, Картер, — заключил он. «Мы отдаем вам детей, а вы отдаете нам выкуп. И все счастливы. Да?'
  
  Не совсем так, подумал я, когда сказал: «Звучит неплохо, Рана. Но Бал Нараян велел мне встретиться с ним здесь, — и я подчеркнул то , что сказал, долго глядя на свой «Ролекс». — Примерно через час. Как вы объясните изменение планов?
  
  — Бал Нараян, — воскликнул он, едва сдерживая голос. "По какому праву он это делает?"
  
  "Я не имею ни малейшего представления," сказал я категорически.
  
  Мой сарказм, казалось, прошел мимо него. — Это не план Нараяна, — продолжал Рана, ни на мгновение не подозревая, что моя история — блеф; история, которую я использовал, чтобы узнать, работал ли он на шерпов или нет, был ли он заменой настоящего курьера. «Канти позаботился обо всех деталях. Я не знаю, что задумал Нараян, но Канти это совсем не понравится. С его стороны было неправильно вмешиваться в дела шерпов».
  
  "Кто этот Канти, если я могу спросить?"
  
  — Нам пора идти, Картер, — сказал Рана, уверенно глядя на часы. Он быстро встал. «Машина ждет».
  
  «Ну, — подумал я, — с каждым шагом ты узнаешь что-то новое. Нараян и Шерпа, похоже, хорошо знали друг друга, хотя мне хотелось бы знать, кто такой Канти. И я хотел бы, чтобы они знали, что Нараян жульничал .
  
  Но я решил держать свое раскрытие при себе до тех пор, пока это не будет служить моим интересам, а не чьим-либо еще. Мне было приятно узнать, что Рана не был нанят принцем, и я последовал за ним из ресторана. Мы пошли по Асон Толе, улице, больше похожей на тупик, к базару. Уже смеркалось, но площадь все еще была полна торговцев и туристов. Рана указал на старый «фиат», припаркованный перед тату-салоном.
  
  — После тебя, Картер, — сказал он, придержав для меня заднюю дверь открытой.
  
  Я скользнул на заднее сиденье и вдруг почувствовал, как холодный твердый ствол револьвера упирается мне в шею. Учитывая размер, он был похож на Beretta. Не то, чтобы я не боялся . 22. Наоборот. Какими бы маленькими и легкими они ни были, они чрезвычайно сильны, особенно на близком расстоянии.
  
  «Прасад просто принимает необходимые меры предосторожности, Картер», — объяснил Рана, когда я собирался прокомментировать недружественный характер ситуации, которую я чувствовал. Потом он сел за руль.
  
  Прасад, такой же молодой, как и его напарник, наконец убрал револьвер с моего затылка. «Канти не очень понравится, если что-то пойдет не так», — напомнил он мне.
  
  «Ничто не может пойти не так», — заверил его Рана. — Не так ли, Картер?
  
  — Абсолютно, — сказал я с ухмылкой.
  
  Прасад дал мне то, что оказалось черным капюшоном, и велел натянуть его на голову и сесть на пол. У меня не было выбора, и я сделал, как мне сказали. Главное мне разъяснили еще до отъезда из Вашингтона. Я услышал, как Хоук снова напомнил мне вывести детей, прежде чем я сделаю что-нибудь еще. Образ испуганного и печального лица сенатора Голфилда, когда я встретил его в кабинете Хоука, четко врезался в мою память.
  
  Тогда я видел очень мало.
  
  Тень была почти непрозрачной, а ткань была настолько плотной, что почти не пропускала свет. Я был вооружен, благодаря Прасаду и Ране, что они не удосужились меня обыскать. Но я был не кем иным, как Николасом Картером, сотрудником сенатора Чака Голла...
  
  По их мнению, N3, Killmaster, даже не существовало. И именно так я и хотел .
  
  С астматическим кашлем, легким прыжком и дребезжанием «фиат» тронулся с места. Несмотря на то, что я больше не мог пользоваться глазами, у меня все еще были оба уха, и я сосредоточился на каждом звуковом сигнале, который мог получить. И все же я не был в том, что вы могли бы назвать завидным положением. Конечно, существовала вероятность, что где-то по пути Прасад воспользуется своей «Береттой» и убьет меня, надеясь заполучить бриллианты и заставить сенатора снова заплатить выкуп. В любом случае у меня была Вильгельмина, сухая и деятельная, готовая выполнять свою работу. А если люгер не пригодился, за нее это могли сделать Пьер и Хьюго.
  
  — Не бойся пистолета, Картер, — сказал Рана, словно мог читать мои мысли. Шерпа не интересует бессмысленное насилие. Необработанные камни стоимостью в миллион долларов уже отлично служат нашей цели. У нас нет желания беспокоить вас еще больше после того, как обмен состоится.
  
  «Приятно слышать, — сказал я, — потому что все, что волнует сенатора Голфилда, — это здоровье его детей».
  
  — С ними хорошо обращались, — возразил Прасад. "Вы найдете их в отличном здоровье."
  
  — И хорошем настроении, — с жестоким смехом добавил Рана.
  
  «Звучит… обнадеживающе».
  
  «Кроме того, — продолжала она, — сенатор твердо верит в личную свободу, не так ли?»
  
  «Все наши сенаторы».
  
  Она тихо засмеялась про себя. «Мы собираемся использовать деньги не для насилия, а для спасения всего непальского народа, который столько сотен лет находится в рабстве. Король — деспот, коррумпированный и тиранический. Вы знаете, как он держит в своих руках полный контроль над всей страной? Он изобретатель того, что мы здесь называем панджаятской системой демократии».
  
  "И это значит?"
  
  — Значит, это единственная форма демократии, основанная на решениях одного человека: короля, — ответила она, не пытаясь скрыть закравшуюся в ее голос горечь.
  
  Что касается меня, то ей было позволено продолжать говорить, хотя я и прислушивался к звукам снаружи машины, которые могли помочь мне позже восстановить маршрут, по которому мы шли сейчас.
  
  Я спросил. — "А принц Нараян?"
  
  Она обменялась несколькими словами с Раной, прежде чем ответить на мой вопрос. «Люди привыкли к королю. Как и в Англии, монархия может быть хорошей и приносить победу. Если все пойдет хорошо, Нараян станет новым королем, как только мы возьмем на себя управление государством…
  
  — Вместе с Пекином, — с удовлетворением сказал я. 'Не забывайте это.'
  
  «Ты ничего не знаешь о нас, Картер», — отрезал он. «Говорить об этих вещах — пустая трата времени».
  
  Значит, Нараян хотел быть королем, подумал я. Я все еще не верил в это, потому что, если бы Прасад говорил правду, принц был бы последним человеком в мире, который желал бы моей смерти. Если, конечно, он сам не натравил обе стороны друг на друга. Но одно было ясно: здесь происходило гораздо больше, чем обычная конкуренция. Намного больше.
  
  Между тем молчание Прасада значительно облегчило мне сосредоточение внимания на том, что происходило вокруг меня. Мы ехали по дороге, к которой уже почти не применялось слово «ухабистая». Насколько я понял, поворотов не было. Далеко доносился мягкий и приглушенный звон храмовых колоколов. Затем свет заметно померк, и я подумал, не едем ли мы через какой-то туннель. Я не был уверен, но когда менее чем через минуту свет, просачивающийся через колпак, снова увеличился, я услышал шум воды поблизости. Шум ручья или даже водопада. Тишина минут пять, потом тихое мычание скота. Поверхность дороги постепенно выравнивалась, время от времени камешек отскакивал от днища машины с резким металлическим звуком.
  
  Я насчитал триста двадцать секунд, когда мычания коров больше не было слышно. Рана ударил ногой по тормозу, и мы резко остановились, по-видимому, посреди дороги. — Подожди здесь, — сказал он, выходя. Заржавевшие петли хрустели, и легкие шаги эхом отдавались в темноте.
  
  Теперь я услышал другие, странные звуки. Когда капюшон был наконец снят, я сразу понял, что шерпа не собирался идти на ненужный риск. Они были профессионалами до мельчайших деталей. Они предприняли меры предосторожности, чтобы еще больше скрыть место обмена. Они набросили на машину одеяла, а свет на приборной панели придавал сцене зловещий вид. Лицо Прасада залилось красноватым сиянием. Он крепче сжал «беретту» и, не говоря ни слова, направила ее в мою сторону.
  
  — Прекрасный вечер для поездки, — сказал я. Ничто не сломало эту маску решимости, даже легкая улыбка.
  
  — Ты был хорошей компанией, — продолжил я, глядя на «беретту», направленную мне в грудь.
  
  Дверь открылась, и на переднее сиденье втолкнули двух дрожащих подростков с завязанными глазами. Затем дверь снова захлопнулась, но не раньше, чем мне удалось разглядеть ровную грунтовую дорогу и террасный склон горы.
  
  Мне потребовалось чуть больше минуты, чтобы опознать новичков . Голфилд дал мне снимок двух своих детей, и с первого взгляда я понял, что Джинни и Марк присоединились к нам в машине. Девушка оказалась даже привлекательнее, чем на фото в паспорте. А что касается ее брата Марка, сходство с его отцом было почти сверхъестественным.
  
  — Не разговаривайте, — рявкнул Прасад, хотя близнецы не осмелились произнести ни слова. «Беретта» теперь металась туда-сюда, указывая то на меня, то на двух перепуганных детей.
  
  Дверца машины снова открылась, на этот раз впустив ослепительно красивую непальскую женщину лет тридцати пяти. Даже ее просторная армейская одежда, стандартная партизанская одежда во всем мире, не могла скрыть ее стройное, сладострастное тело, а надменное очарование, которое исходило от ее глаз, было очень очевидным.
  
  Она сказала. — "Ты Картер?"
  
  Я кивнул.
  
  «Я Канти».
  
  «Мозг "Шерпа"?»
  
  — Не мозг, Картер. Душа "Шерпа", — ответила она с холодным пристальным взглядом. — Но это не твоя забота. У вас, конечно, есть бриллианты?
  
  — Естественно.
  
  — Очень хорошо, — сказала она. — Тогда мы можем перейти к делу.
  
  Я сказал. — "А какие у меня гарантии, что вы не убьете нас всех на месте, как только я отдам алмазы?"
  
  Я не хотел слишком походить на профессионала, так как они все еще считали меня обычным офисным работником. Но в то же время я определенно не мог поверить Канти на слово.
  
  'Безопасность?' — повторила она. — Мы зашли так далеко, Картер. Нам не придется никого убивать, если вы отдадите нам алмазы, как договаривались. Ты понимаешь?'
  
  Я понимал очень хорошо, но мне казалось, что она поймет пистолет гораздо лучше. Поэтому я кивнул головой и полез в куртку. Вместо аккуратной пачки бриллиантов я вытащил люгер "Вильгельмину". Люгер поймал рубиновый свет на приборной панели. На мгновение она, казалось, светилась, как уголь. Прасад напрягся, когда я вытащил Вильгельмину. — Разве ты не обыскивал Картера? — спросила его Канти.
  
  Молодой человек опустил глаза и покачал головой с явным чувством отвращения к себе и унижения.
  
  — Неважно, — сказала Канти, не дрогнув. Она повернулась ко мне, игнорируя пистолет, направленный ей прямо в сердце. — Если ты выстрелишь, Картер, Прасад убьет детей. Понял?'
  
  — Отлично, — сказал я. — Но это та уверенность, о которой я говорил. Хорошо, я так понимаю, тебе сейчас нужны бриллианты?
  
  Она кивнула и ждала в абсолютном спокойствии. Последней женщиной такого калибра, с которой я столкнулся, была принцесса Электра. И если бы я знал людей так, как мне казалось, Канти была бы таким же коварным и трудным противником. Но прямо сейчас я должен был играть по ее правилам, а не по своим. Держа палец на спусковом крючке, я свободной рукой выхватил бриллианты. Нейлоновая нить оторвалась от крепления. Очень медленно, чтобы меня не стошнило, я начал извлекать проволоку и трубку, содержащую целое состояние необработанных камней. Сказать, что три шерпа были удивлены, значит сильно преуменьшить их реакцию. Их глаза заметно расширились, когда нейлоновая нить удлинилась, и трубка медленно поднялась вверх по моему пищеводу. Операцию надо было делать очень осторожно. Одно неверное движение, один неуклюжий поворот пальцев, и бриллианты снова плавали бы в содержимом моего желудка. Самое сложное было, когда они достигли моего горла. Я открыл рот так широко, как только мог, подавляя позывы к рвоте, затем вытащил трубку.
  
  — Очень умно, — сказала Канти, сияя глазами, когда я протянул ей влажный сверкающий колчан. — А бриллианты в этой трубке?
  
  — До последнего камня, — сказал я.
  
  'Хороший. Ты сделал для нас все, что мог, Картер. Если вы подождете минутку, пожалуйста.
  
  Она открыла дверь, заговорила на быстром непальском языке и передала трубку третьему лицу, ожидавшему снаружи машины. Я по-прежнему держал Вильгельмину наготове, хотя сейчас я был последним в мире, кто хотел бы ее использовать. Во всяком случае, не сейчас. Прошло несколько минут, прежде чем дверь снова приоткрылась, и мужской голос объявил, что камни настоящие и высочайшего качества.
  
  Близнецы по-прежнему не говорили ни слова. Это была легкая добыча для Прасада, если бы он занервничал и нажал на курок. Но постепенно, когда бриллианты оказались в руках шерпов, напарник Раны расслабился.
  
  Я спросил. — "Мы теперь возвращаемся в Катманду, не так ли?
  
  — Да, конечно, — сказала Канти. «Прасад наденет повязку на глаза, а Рана поведет машину. Сенатор был очень любезен, Картер. Передайте ему нашу признательность.
  
  «Все, что он хочет, это его двое детей. Этого более чем достаточно, Канти.
  
  «И все, что нужно шерпам, — это бриллианты. Поскольку они у нас, у вас есть дети. Справедливая торговля, да?
  
  — Конечно, — сказал я, когда она открыла дверь и выскользнула из машины.
  
  «Удачной поездки в Америку», — было последнее, что она сказала, прежде чем снова захлопнуть дверь.
  
  Прасад накинул мне на голову черный капюшон. Только теперь я держал Вильгельмину за его узкой спиной. Казалось, он не возражал, и я не собирался этого менять. После очередного приступа кашля «фиат» загрохотал по дороге.
  
  "Вы в порядке?" — спросил я близнецов.
  
  «Что ж, спасибо вам, мистер Картер, — ответил Марк Голфилд.
  
  — Не разговаривайте, — резко сказал Прасад, и это был самый нервный голос, который я когда-либо слышал.
  
  «Ты не волнуйся, дитя», - ответил я, ухмыляясь под капюшоном. На этот раз темнота была почти комфортной. И менее чем через полчаса Шерпы выполнили свою половину сделки и благополучно высадили нас на окраине города. Плохо было то, что я не собирался сдерживать свое слово, хотя Канти и сдержала своё. Это были минусы игры.
  
  
  Глава 11
  
  
  Посольство США находится всего в квартале от парка Ратна и от базара Багх, недалеко от центра города. Сразу после того, как Рана выпустил нас из машины, я отвел Джинни и Марка Голфилдов туда, в целости и сохранности. Дети, конечно, были в шоке, но хороший ночной сон, телефонный звонок от отца и плотный американский завтрак на следующее утро творили чудеса. Когда я пошел к ним на следующий день, это было похоже на то, что я увидел их в первый раз. У Джинни улучшилось настроение, а Марку не терпелось рассказать мне обо всем, что произошло после того, как их похитили в Афинах почти две недели назад.
  
  Самолет ВВС вылетел из Дакки, чтобы забрать их и вернуть в Вашингтон. Но перед тем, как они улетели, я хотел получить от них как можно больше информации, столько, сколько они могли вспомнить. Марк объяснил, как их поймали в Афинах, посреди ночи посадили на небольшой частный самолет и увезли из страны. Но так как и он, и Джинни были с завязанными глазами во время их долгого, изнурительного путешествия, он не мог много рассказать мне об укрытии шерпов.
  
  «Похоже на пещеру, мистер Картер, но это все, что я могу вам сказать», — сказал он, откусывая еще один кусок тоста.
  
  Я пил кофе и внимательно слушал. — Почему пещера, Марк?
  
  -- Ну, -- сказал он нерешительно, -- нас посадили в какой -то... нише .
  
  Но стены были резные и довольно влажные, когда к ним прикасаешься...
  
  — И было скользко, — перебила Джинни, — как будто мы были под землей. А пол камеры был просто грязью. Без цемента и прочего. И света почти не было. Нет солнечного света, я имею в виду. Лишь несколько голых ламп на потолке. И это выглядело так, как будто оно тоже было вырезано в скале.
  
  — Сколько людей ты видела?
  
  «Может быть, дюжина или около того».
  
  «Нет, сестра, их было намного больше десяти», — сказал Марк. «Может быть, в два раза больше».
  
  "Все непальцы?"
  
  — Я так не думаю, — продолжил сын сенатора. «Я не уверен, но я думаю, что там было несколько китайцев. По крайней мере, они этого ждали. Но, по правде говоря, мистер Картер, мы были так напуганы, что почти ничего не помним.
  
  — Ну, по крайней мере, теперь вам не нужно бояться, — ухмыльнувшись, сказал я. — Вы вернетесь в Вашингтон через двадцать четыре часа. И я скажу вам одну вещь : ваш отец будет вне себя от радости, увидев, что вы благополучно сошли с самолета.
  
  Я не хотел больше спрашивать. Они прошли через довольно многое, и я не думаю, что они могли бы сказать мне намного больше. Детали их похищения были не так важны, как местонахождение штаб-квартиры шерпов. Рана оставил нас возле горы Шива-пури и соседней деревушки Будданикантха, к северу от центра Катманду. Согласно информации, которую я получил из библиотеки, за Шива-пури находился район Сундариджал, известный своими водопадами, порогами и горными пейзажами. Это было излюбленное место для пикников жителей окрестностей. А может быть, только может быть, это было и любимое место Канти и ее партизан.
  
  Накануне вечером я слышал водопад, к тому же в этих горах могли быть и туннели, и пещеры. В любом случае это был старт, толчок в правильном направлении. И когда я разговаривал с Хоуком после завтрака в посольстве, я знал, что у меня нет другого выбора, кроме как как можно быстрее исследовать местность. То, что он должен был сказать мне, было настолько простым и коварным, насколько это возможно. Сообщалось о концентрации войск на китайской стороне северной границы Непала. То, что когда-то выглядело как военные учения, оказалось предвестником полномасштабной атаки, другими словами, вторжения. «Я узнал об этом только со вчерашнего дня», — объяснил Хоук. — Но я не хотел ничего делать, пока ты не вытащишь оттуда детей в целости и сохранности. Теперь у меня нет выбора, кроме как передать информацию королю.
  
  — В таком случае мы никогда не вернем бриллианты, — напомнил я ему.
  
  — Ну, что ты хочешь, чтобы я сделал, Ник? Весь Пекин ждет первых знаков от шерпов. Они посылают своих людей так быстро, что им больше не нужен приветственный комитет.
  
  После того, что сказал мне Прасад, у меня возникло ощущение, что шерпы хотели бы, чтобы Непал остался в руках непальцев. — Они не идут на такой риск, — сказал я. — Потому что все они убежденные националисты. Они могут зависеть от помощи Китая, но я не верю, что сейчас они готовы к открытому вмешательству. Во всяком случае, еще нет.
  
  — Так что ты предлагаешь?
  
  — Дайте мне еще двадцать четыре часа, сэр . Это все, о чем я прошу. Если я еще не верну камни, вы можете сказать правительству все, что хотите. Тем временем, пусть они выставят свои войска на границе, чтобы... Скажем, будет предпринята попытка переправить транспорт с оружием через границу. Расскажи им все, но позволь мне разобраться с шерпами. Последнее, чего мы хотим, — это революция. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.
  
  "Двадцать четыре часа?" — повторил он.
  
  'Один день. Вот и все, — ответил я. «Без денег у шерпов не будет средств, чтобы покрыть расходы на оружие. Тогда они будут полностью банкротами , и я не думаю, что Китай пошлет свои войска в Непал для вторжения в страну, если узнает, что его союзники были полностью разбитыми.
  
  «Мне нужно напомнить вам, что произошло в Тибете?» Тяжело, как обычно, подумал я. — Я знаю, сэр . Но у Непала еще есть своя независимость, свой суверенитет. Китайцы никогда не считали эту страну своей. Так что ситуация совершенно другая».
  
  — Я не уверен, что согласен с тобой, Ник. Но я дам вам двенадцать часов, а не двадцать четыре. Я не хочу больше рисковать. И если я не получу от тебя вестей к тому времени, у меня не будет другого выбора, кроме как передать всю информацию, которую мы собрали, королю Махендре. Мы просто не можем рисковать, вот и все.
  
  Было 10:37 утра, и у Killmaster N3 была работа. В этом не было никаких сомнений.
  
  Машина привлекла бы слишком много внимания, особенно если бы шерпы следил иза дорогой. К тому же Авис и Герц еще не проникли сюда. Возможно, в следующем году. Но у меня было только двенадцать часов, а не двенадцать месяцев. Поэтому я взял напрокат велосипед в маленьком захудалом магазине недалеко от Дурбарплейн. Там были старые женщины, торгующие тонкими зелеными овощами и такими же зелеными кусками мяса, и босые мальчики лет девяти или десяти, которые дергали меня за руку и говорили: «Хорошо. Обменять деньги? Я на правильном пути.
  
  У меня было столько непальских рупий, сколько мне было нужно. — Завтра, — сказал я им. «Мы займемся делом, когда ты будешь здесь завтра», когда я отъехал от оживленной площади, и солнце поднялось в голубое безоблачное небо. Двенадцать часов..., подумал я. Чушь собачья, но это не дало мне столько времени.
  
  Поэтому мне пришлось работать быстро.
  
  Катманду был слабым пятном на юге, когда я достиг подножия горы Шивапури, примерно в двенадцати километрах от города. Позади меня низкие холмистые горные склоны с зелеными террасами, казалось, готовили глаз к зазубренным заснеженным вершинам Гималаев. Они возвышались, как ряд памятников, резких, самонадеянных, требующих, чтобы их заметили. Я слез с велосипеда и пошел пешком на вершину холма. Я прошел мимо статуи Вишну. Индуистское божество лежало на ложе, образованном кольцами змеи Шеши. Он тоже не выглядел слишком легким и счастливым.
  
  Без десяти половина второго, и я продвигался по ухабистой дороге с другой стороны горы Шивапоэри, недалеко от того места, где накануне вечером Рана высадил нас из машины. У меня не было никаких оснований полагать, что они поехали той же дорогой, когда везли нас обратно от того пункта. Но так как мне было не с чего начать, этот холм показался мне отправной точкой как нельзя лучше.
  
  Я остановился, чтобы сориентироваться, и задумался, что задумал принц Бал Нараян, когда алмазы были доставлены шерпам. Алмазы явно были для него важнее непальского трона, что, казалось, означало, что он не верил в окончательный успех революционных намерений Канти. Грязная игра, в которую он играл с ней, сослужит мне хорошую службу, как только я найду штаб партизан.
  
  Это, конечно, была самая большая проблема.
  
  Дорога раздваивалась у подножия холма. Путь, который шел направо, казалось, погружался в долину, а левая дорога вилась в горы. Я выбрал последнее, надеясь быстро найти туннель и водопад, которые, как мне казалось, я слышал прошлой ночью. На дороге оказалось больше поворотов, чем я ожидал. Я не мог припомнить, чтобы Рана делал так много поворотов. Только собираясь повернуть и вернуться, дорога вдруг развернулась к горизонту , как прямая лента . Дорога была прямой как линейка. Впереди маячили горы, а местность вокруг меня была неровной и густой. мне понадобилось больше времени, чем я ожидал, и я подозревал, что Рана сделал несколько неверных поворотов. Но я также должен был принять во внимание тот факт, что я не был за рулем автомобиля. Несмотря на все мои усилия, я не ехал быстрее двадцати пяти километров в час.
  
  Я достал флягу и остановился на обочине, чтобы выпить. Издалека доносился слабый, но настойчивый звон колокольчиков.
  
  Через мгновение я снова оказался на велосипеде и начал крутить педали в том же направлении. Затем, через пять минут, я нашел туннель, прорубленный у подножия холма. А прямо с другой его стороны плескалась вода такая чистая и прозрачная, как обещают путеводители. Это был Сундариджал и дальше... Когда я проходил мимо водопада, небо было неподвижным. Воздух был прохладный, влажный и ароматный, но я не слышал даже птичьего крика; так что я притормозил и стал осматривать холмы в поисках каких-либо признаков опасности, возможно, патруля шерпов. Конечно, они были поблизости, чтобы сохранить свой лагерь и секрет своей организации. Тем не менее, мне не казалось маловероятным, что они дадут о себе знать, если почувствуют угрозу в присутствии незнакомца. Но пока между деревьями ничего не шевелилось, и в подлеске не раздалось ни звука шагов.
  
  Через пять минут стадо коров подняло головы и глядело за мной по дороге своими карими печальными глазами. Они перестали жевать, чтобы выразить свое неудовольствие глубоким мычанием, которое становилось все слабее по мере того, как дорога продолжала тянуться, а гравий дорожного покрытия растворялся в гладком асфальте. Я посмотрел на часы, когда мычание больше не было слышно. Накануне вечером я насчитал пять минут и двадцать секунд, прежде чем Рана нажал на тормоз. Теперь я позволяю своим часам Rolex делать расчеты, пока я конвертирую разницу в скорости. Я был уверен, что достигну того места, где шерпы решили вести свой бизнес.
  
  Все признаки были налицо, это точно. Я вышел, поставил велосипед на подставку и немного более четко осмотрел окрестности. Я был посреди поляны с холмистой террасой с одной стороны и крутым склоном с колючим кустарником с другой. Было две пары следов шин; один пошел обратно в Катманду, другой по ровной дороге. Близнецы упомянули пещеру. По всей вероятности, она была бы замаскирован и несомненно находилась бы где-то в окрестных холмах, невидимая для любопытных и любознательных глаз.
  
  Было уже около двух часов, когда я оставил велосипед на обочине дороги. Не желая рисковать кражей или разоблачением, я прикрыл его ветками, которые смог срезать с колючих кустов. Никто, проезжая мимо на мотоцикле или в машине, не обнаружит велосипед. Удовлетворенный тем, что мои пути к спасению останутся нетронутыми до тех пор, пока я не буду готов вернуться в Катманду, я снова вложил Хьюго в замшевые ножны и пошел. Следы шин были тусклыми, и их трудно было отследить. Я остался на обочине дороги, чтобы быть как можно незаметнее.
  
  Видимо этого было недостаточно.
  
  Только у винтовки М-16 звук истребителя, пролетающего у вас над головой. Исключительно высокая скорость пули малого калибра сделала этот современный карабин предпочтительным оружием для ведения боевых действий в джунглях. К сожалению, шерпы, похоже, знали ценность и преимущества такого оружия. Вместо старого М1 или даже М-14 за мной гнались с высокоразвитым вооружением. А на большом расстоянии Вильгельмина не могла сравниться с тридцатизарядным карабином.
  
  Я лежал на животе, когда деревья пронзали свистящие пули. Кто-то увидел меня и не собирался отпускать без боя. В воздухе висел запах пороха, и горячие пули М-16 падали на землю, как кроличий помет. Я не шелохнулся, крепко прижался животом к твердой утрамбованной земле и стал ждать, пока ослабнет и прекратится стрельба.
  
  Но этого не произошло.
  
  Через несколько секунд выстрелили еще один магазин. Ветки летели по воздуху, когда пули издавали безумный, тошнотворный грохот. Треск автомата заглушал звук моего дыхания. Я держал голову опущенной и считал секунды, пока не услышал, как кровь стучит в моих висках с громким и ровным ритмом.
  
  В тот момент, когда стрельба прекратилась, я вскочил на ноги и отпрянул в безопасное место за густым подлеском. Не прошло и тридцати секунд, как карабин возобновил свой гулкий огонь. Пули не приблизились, но и не улетели дальше. Чтобы найти патруль шерпов, мне пришлось сделать большую петлю, чтобы выбраться с другой стороны вооруженного отряда. До сих пор не было возможности узнать, сколько мужчин там было, что немного осложняло ситуацию, если не сказать чистое самоубийство. Но если бы я не увидел партизан, я бы никак не знал своих шансов и никак не мог бы найти их убежище.
  
  Теперь, если я попаду под одну из этих смертоносных пуль М-16, бриллианты будут почти потеряны. Поэтому я держался как можно ниже и начал ползти через кусты. Не было никакого способа избежать острых как иглы шипов, которые разрывали мои рукава и голени. Ветки били мне в лоб, вновь открывая только что затянувшиеся раны; порезы, которые я получил в Амстердаме, подарок от двойного игрока Бала Нараяна.
  
  Стук пуль стих, как припев песни, которую невозможно забыть. Я присел на корточки и выглянул из-за кустов. Я увидел что-то темное и смутное, двигающееся сквозь подлесок. Звук ломающихся веток становился все громче, и я напрягся перед неизбежным, чем бы оно ни было.
  
  При этом это был один из партизан с острым концом металлического штыка, пристегнутого к стволу его карабина. У него был старый британский карабин Mk V для джунглей, а это означало, что в лесу спрятался как минимум еще один человек , готовый скосить меня кровавой очередью. Я никак не мог узнать, прикрыт ли непальский революционер. Но в сложившейся ситуации я не мог дождаться однозначного ответа «да» или «нет».
  
  Именно тогда он обнаружил меня в подлеске. У меня не было времени, чтобы представиться, формально или неформально. С диким воплем человек бросился ко мне, его направленный вперед штык блестел в мягком пятнистом свете. Он был бесполезен для меня мертвым. А мертвый я сам был еще менее полезен. Так что в сложившихся обстоятельствах я мало что мог сделать. Выбор был за ним. Мне просто нужно было принимать вещи такими, какие они есть. И они пришли довольно быстро и смертельно.
  
  Задолго до того, как партизан успел показать мне, как хорошо он владеет штыком, я встал и взял Хьюго в руку. Оскалив зубы, он набросился на него, капли пота выступили на его лбу и скатились по загорелым щекам. Острие штыка коснулось ремешка моих часов, и я метнулся в сторону, медленно двигаясь вокруг него.
  
  Я закричал. — "Где Канти?"
  
  Он не понимал английского и не собирался отвлекаться. Он был слишком занят, чтобы держать меня на острие штыка, и не удосужился ответить. Я видел, как его палец нежно скользнул к спусковому крючку его автоматического оружия. Я заткнул Хьюго за пояс и нырнул вперед, пытаясь обезоружить его. Мы вместе изо всех сил пытались выхватить друг у друга ружье, а я старался направить ствол в небо.
  
  Если когда-либо и было время применить свои знания тай-квартер-до на практике, то сейчас.
  
  Боковой удар в колено, и его нога согнулась под ним, как сломанная ветка. Мужчина взвыл от боли и гнева и отчаянно боролся, чтобы сохранить свою винтовку. Но я не собирался этого допускать. Затем мы оба оказались на коленях, раскачиваясь, как будто попали в циклон. С его губ лился непрерывный поток непальских проклятий. Я не собирался просить дословный перевод.
  
  Я сжал кулаки и ударил его по животу быстрым и яростным мом-джонг-джи-ло-ки. Это был удар, который сломал ему ребра и грудину, и его тело рухнуло, как марионетка, у которой внезапно оборвались нити. Хватка лесного бойца ослабла, и в эту долю секунды я крепко держал карабин обеими руками, острие острого, как бритва, штыка упиралось в его выступающий кадык.
  
  'Где она?'
  
  Как рыба в воде, он все еще пытался набрать воздуха в легкие. Румянец сошёл с его щек, и кожа стала серой и болезненной.
  
  — Где Канти? — повторил я.
  
  Одна из его рук дернулась. Я увидел лезвие ножа, прежде чем вонзил в него штык. Боец джунглей не успел воспользоваться своим ножом. Он выпал у него из рук, а в глазах его появилось дикое и растерянное выражение. Затем они стали мертвыми и пустыми, как два стеклянных шарика. Я отступил в сторону и отпустил, кровь хлынула из противной раны, пробитой штыком в его горле.
  
  Это было не так изящно, как смерть Коенвара, но столь же эффективно. Единственная досада заключалась в том, что мятежник больше не мог сказать мне то, что я хотел знать. Где-то в окрестных холмах пещера использовалась в качестве штаба фанатичной группы непальских революционеров. Я должен был найти эту пещеру и алмазы, а затем выбраться из Непала
  
  .
  
  На стекле моих часов была кровь. Я протер его и проверил время. Было 2:27 ночи. У меня было время до 22:30, чтобы сдержать обещание, данное Хоуку и Белому дому. Но с чего мне начать? Это был самый трудный вопрос, который мне приходилось задавать себе за последние несколько дней. Я понятия не имел, с чего начать поиски, где может быть тайник.
  
  Одно я знал точно: я должен двигаться дальше, несмотря ни на что.
  
  Я стал пробираться через кусты по дороге, по которой мертвый повстанец прошел менее десяти минут назад. Шипы были адскими, но не такими коварными, как два карабина М-16, внезапно нацеленные на мое исцарапанное и окровавленное тело.
  
  "Как дела, ребята?" — сказал я, не двигаясь дальше. «Вы кого-то конкретно ищете?» Никто не засмеялся.
  
  Никто даже не улыбнулся.
  
  Но , по крайней мере, я нашел своих проводников. Надеюсь, живой я был для них дороже, чем мертвый, изрешеченный пулями или штыком. Выбор был за ними, нравится мне это или нет.
  
  
  
  Глава 12
  
  
  «Канти», — было следующее, что вырвалось у меня изо рта. Это было так, как если бы Али-Баба закричал: «Сезам, откройся». В тот момент, когда я упомянул ее имя, два партизана предпочли проигнорировать очень окровавленное, безжизненное тело, все еще видневшееся в густом подлеске позади меня. — Отведите меня к Канти, — повторил я. «Она знает, кто я». Если это сработает, они отведут меня прямо в свое убежище. Если бы это не сработало, я подозревал, что кто-то лет через пять или десять наткнется на мои останки, что бы от них ни осталось.
  
  Как и их безжизненный товарищ по оружию, ни один из мужчин не понимал ни единого слова по-английски. Я повторил сказанное на непальском, радуясь, что нашел время освежить в памяти язык. Я мучился с грубым переводом на тибетско-бирманский диалект, на котором также говорила эта группа туземцев, пока они, наконец, не поняли, что я имею в виду. Канти была Канти на каждом языке, который я пробовал, и они, наконец, поняли.
  
  Самый высокий и худощавый из двух вооруженных мужчин сделал мне знак, удовлетворившись только тем, что воткнул белый наконечник своего штыка между моими лопатками. Он заставил меня идти через подлесок средней высоты, пока мы не достигли неровной тропы, которая извивалась в холмы, как змея.
  
  На этот раз я полностью намеревался следовать их правилам, а не своим. Меня отведут к Канти и, если повезет, надеюсь, и к бриллиантам. Штыка было достаточно, чтобы играть согласно их плану игры. Но если бы это не ставило под угрозу возвращение драгоценных камней, я бы, не колеблясь, применил учение Мастера Чуна на практике.
  
  Так что я играл смирного, послушного заключенного и делал именно то, что от меня ожидали. Что именно произойдет, когда мы доберемся до пещеры, предполагая, что меня раньше не закололи бы штыком, было непредсказуемо. И то, что возможно посреди непальских джунглей, также открыто для спекуляций. Теперь мы поднялись по склону холма по крутой и каменистой тропе. Мои туфли из телячьей кожи не были созданы для гор, но это всегда лучше, чем ходить босиком. Когда я схватился за коренастый обрубок для дополнительной поддержки, я услышал что-то такое, от чего волосы на затылке мгновенно встали дыбом. Этот звук напомнил мне скрежет зубов, и я замер на месте. Два моих «проводника» прекратили свой марш-бросок, чтобы первыми посмеяться над моим явным проявлением страха, и отступили назад, позволив дикому кабану пробраться через густой и почти непроходимый подлесок.
  
  Я испытал не столько страх, сколько удивление. Но я подумал, что будет лучше, если теперь они сочтут меня намного ниже их. Вдобавок к этому их явное отсутствие интереса к смерти своего товарища можно было легко расценить как общий низкий моральный дух среди сторонников шерпов. Если да, то это значительно облегчило бы мою миссию.
  
  Революционная организация, терзаемая внутренними диссидентами, — это революционная организация, обреченная на провал. Я надеялся, что это, плюс сторонники Бала Нараяна, может стать смертельным ударом для шерпов. Но пока у меня не было возможности встретиться лицом к лицу с Канти, я должен был делать то, что мне говорили мои охранники.
  
  Менее напуганные, чем десять минут назад, они заметно расслабились, когда мы поднялись наверх. продолжить наш путь. С обеих сторон нас окружал лес, густое зеленое одеяло, впитывавшее дневной свет, как губка. Чем больше я привыкал к своему окружению, тем менее боязливым становился мой разум. Теперь я услышал пение птиц и несколько мелких животных, рыщущих в подлеске. Но ни кабан, ни олень не пробивались сквозь густой подлесок, и штык все вонзался мне в спину; достаточный стимул для меня продолжать идти по пути, усыпанному рыхлыми камнями.
  
  Убежище шерпов было так искусно спрятано, что я мог бы совсем его не заметить, если бы пошел по тому же пути в одиночку. Вход в пещеру, о котором говорили Марк и Джинни Голфилд, был замаскирован подвижным экраном из листвы; настолько искусно спроектированный, что на первый взгляд он выглядел не более чем как часть окружающей растительности. При ближайшем рассмотрении и только после того, как один из мужчин убрал листву, я увидел деревянную конструкцию под ложным фасадом. Это была решетка из легких, гибких бальзовых или бамбуковых кольев, связанных между собой зелеными лозами.
  
  В тот момент, когда экран был отодвинут в сторону, дюжина летучих мышей, чирикая, вылетела на холодный горный воздух. Кончик изношенного штыка сильнее уперся мне в спину, и я шагнул вперед, из тени, в темный проход подземного хода.
  
  Отверстие в склоне горы было достаточно высоким, чтобы я мог идти прямо. Сам вход был естественными воротами, которые открывались в туннель с каменными стенами, который почти сразу же начал слегка спускаться вниз. В нескольких сотнях метров впереди я увидел слабое свечение, вероятно, от лампочки. Один из мужчин, которые были в патруле, крикнул голосом, который немедленно вернулся глубоким рокочущим эхом. Он побежал вперед, несомненно, чтобы сообщить Канти о моем неожиданном визите.
  
  Я рассчитал наш спуск; две полных минуты быстрым шагом, возможно, половина бегом. Пол туннеля был сделан из той же твердой, утрамбованной земли, о которой Джинни упоминала утром. Были видны многочисленные следы; все это указывает на значительную активность, которая, по-видимому, имела место в штаб-квартире шерпов.
  
  У них, видимо, был свой генератор, потому что в конце туннеля под потолком горела мощная лампа. Затем я широко раскрыл глаза от изумления и недоверчиво уставился на деревянные ящики и ящики, сложенные по обеим сторонам. У них в пещере было достаточно вооружения, чтобы взорвать весь Катманду, если не половину Непала. Шерпы превратили пространство пещеры в оружейный склад, хранилище оружия для смерти и разрушения. Большинство деревянных ящиков были помечены красными китайскими иероглифами. Некоторые, немногочисленные, были отмечены кириллическими буквами, с крупными буквами CCCP.
  
  Зачем им нужно было заработать на необработанных бриллиантах, было уже не так ясно, как раньше. Если только эти камни уже не были обменяны на этот арсенал. Из того, что я мог сказать на первый взгляд, у них было достаточно оборудования, боеприпасов, личного оружия, ручных гранат, пулеметов, карабинов, чтобы совершить успешный революционный переворот.
  
  В окружении всего этого оружия находилась Канти, душа шерпов. Рядом с ней стояли двое мужчин, чья форма и лица не оставляли сомнений в том, что они китайцы. Это оказались военные советники, одетые в боевую форму и вооруженные штатными винтовками Красной Армии. Прасад и Рана тоже были там, занятые инвентаризацией доспехов, хранящихся в пещере.
  
  Канти подняла глаза, когда меня толкнули вперед и прямо под мощную лампу. Один из моих проводников объяснил ей, что произошло. Она слушала с задумчивым выражением лица; затем она медленно встала, обошла стол и встала передо мной.
  
  Даже в этом ярком свете она была красивее, чем я помнил. Также более высокомерный. У меня не было речи, но я знал, что хочу ей сказать, и что Бал Нараян не очень хорошо к ней относится.
  
  Но прежде чем я успел даже кивнуть в знак признания, один из китайских советников заметил меня и удивленно икнул. Он обошел стол, чтобы рассмотреть меня поближе. Затем он повернулся к Канти и сказал сначала на мандаринском диалекте, которого Мао поддерживался в течение многих лет, а затем на непальском: «Вы знаете, кто этот человек? У вас есть идеи, товарищ Канти?
  
  Я сейчас перевожу это на свой родной язык, но дело в том, что он был так же взволнован, как зритель на футбольном матче, когда центральный нападающий не забивает пенальти. Его лицо буквально светилось, когда он переводил взгляд с меня на лидера шерпов и обратно.
  
  «Это Николас Картер», — сказала она по-английски, словно давая мне знать, что произошло, не понимая, что я говорю и на мандаринском, и на непальском языках. — Он работает на Голфилда, сенатора, с которым мы имели дело. Я говорил тебе все это, Лу Тиен. Почему ты так удивлен? Владение товарищем Лу Тиеном английским языком было далеко не таким впечатляющим, как мое владение мандаринским. Но все же успел уточнить. — Этот человек, Канти… — сказал он. «Этот человек работает на империалистическую разведку. †
  
  «Он работает на сенатора США», — ответила она. Лу Тиен покачал головой, показывая, что он категорически с ней не согласен. — Нет, это ложь, — сказал он громко и мстительно.
  
  Она спросила. — Что ты имеешь в виду под ложью?
  
  «Это ложь, потому что я видел фотографию этого человека, этого Николаса Картера, в Пекине. Он работает на очень секретную шпионскую организацию империалистического, капиталистического режима и обучен свергать народные республики по всему миру. Его зовут не Николас Картер, а N3, Killmaster.
  
  Он немного повернулся, но Канти начала понимать, что пытается сказать ее китайский советник. Она снова посмотрела на меня, выражение ее лица резко изменилось. То, что когда-то было выражением смущенного интереса, теперь полностью превратилось в выражение удивления, которое переросло в недоумение, и, наконец, в выражение быстро растущего гнева.
  
  — Это… это правда, что он говорит, Картер? — спросила она меня, когда я стоял, раскинув руки по бокам, и штык не был между лопатками. Прасад и Рана прекратили свои занятия и подошли ближе, удивившись, увидев меня, меньше, чем я ожидал.
  
  'Что ж?' — спросил Канти. — Ответь, Картер. Это правда или ложь?
  
  «Конечно, это ложь. Я не знаю, о чем говорит ваш друг. Я обычный гражданин. Я нанят сенатором Голфилдом, — ответил я спокойно и ровно. Лу Тиен стукнул кулаком по столу. — Ложь, — крикнул он. «Этот человек, этот Картер, N3, годами был врагом Китайской Народной Республики. Он должен быть убит как враг всех свободолюбивых рабочих во всем мире». Он потянулся за револьвером, и я невольно отступил назад, подальше от круга света.
  
  «Ну, подожди минутку, приятель», — сказал я на китайском. «Твоя память немного спуталась. Вы меня с кем-то путаете.
  
  Канти протянула руку и положила её на револьвер Лу Тьена. «У нас будет достаточно времени, чтобы убить его, если он действительно тот человек, за которого вы его принимаете», — сказала она ему. «Кроме того, — поспешил добавить я, — если бы я был шпионом, отдал бы я тебе бриллианты так охотно, Канти?» Но если бы я был безобидным государственным чиновником, я бы не говорил на мандаринском, непальском или тибетско-бирманском языках. К счастью, это беспокоило ее меньше, чем пылкие обвинения Лу Тьена.
  
  — Может быть, и нет, — сказала она после минутного молчания и задумчивого колебания. — Но почему ты здесь, Картер? как ты это получил нашел место?
  
  У меня никогда не было возможности объяснить это.
  
  Лу Тиен бросился вперед, его лицо и все тело дрожали от ярости. Он схватил меня двумя дрожащими руками. — Ты убийца, — крикнул он. «Вы убили главу КОГТЯ . Вы убивали наших миролюбивых агентов на Кубе и в Албании. Вы убивали свободолюбивых рабочих-коммунистов в Гвинее, Софии, Тайпе».
  
  Его вспышка была несколько мелодраматичной, но, к сожалению, его душераздирающие, громкие, театральные вещи, казалось, произвели на Канти большое впечатление, что , несомненно, было намерением Лу Тьена.
  
  Она спросила. - "Вы уверены, что это тот же человек, известный как N3?"
  
  «Пусть память о нашем дорогом товарище Мао немедленно увянет, если это неправда», — ответил Лу Тиен так серьезно, что почти заставил бы всех плакать.
  
  — Обыщите его на наличие оружия, — рявкнул Канти.
  
  Моя охрана вскоре покончила с этим и избавила меня от Вильгельмины и Хьюго. Пьер, однако, остался на месте: приятно и уютно устроившись на внутренней стороне моего бедра. По сдержанности, деликатности или обычной небрежности они совершенно упустили из виду маленькую, но очень эффективную газовую бомбу.
  
  — Ты вернулся за бриллиантами, не так ли, Картер? — сказала она сразу после этого.
  
  Даже когда мои руки были туго связаны за спиной толстой пеньковой веревкой, я старался сохранять внешнее самообладание. «Я пришел сюда, чтобы рассказать вам, что я знаю об одном из ваших соратников, принце Бале Нараяне», — громко сказал я, откровенное негодование сменило фанатичную ярость Лу Тиена.
  
  — Бал Нараян? Она наклонила голову и изучала меня своими узкими миндалевидными глазами. — Точно, очевидный наследник престола, — сказал я. - «Ваш верный союзник».
  
  "Что с ним?"
  
  «Он обманывает вас с тех пор, как я приехал в Амстердам, чтобы купить бриллианты», — сказал я. Медленно, шаг за шагом, я рассказал ей историю с самого начала. Она внимательно слушала, когда я рассказывал ей о том, что произошло в Голландии, о покушениях на мою жизнь, о том, как Коенвар и двое его сообщников приложили усилия, чтобы завладеть необработанными камнями .
  
  Я тут же снова подумал об Андреа, но сейчас было неподходящее время, чтобы огорчаться из-за этого. Коенвар получил свой надлежащий конец, и если бы это зависело от меня, Бал Нараян пошел бы той же кровавой и жестокой дорогой. Наконец я рассказал ей о своей встрече в Кабуле, о смерти двух киллеров и о последних словах Коенвара.
  
  Когда я закончил, она быстро повернулась к Рану, который стоял рядом с ней. — Где сейчас Нараян? — нетерпеливо спросила она. — Он… он в аэропорту, Канти, как ты и сказала, — пробормотал Рана, чувствуя, что она не в настроении шутить.
  
  «Он летит в Пекин через час, чтобы доставить бриллианты».
  
  «Последнее место, куда он собирается, — это Пекин», — вмешался я. — Он уезжает из страны, и ты его в последний раз увидишь; этого принца и бриллианты, Канти.
  
  «Если ты лжешь, Картер, — ответила она, — то Лу Тиен может делать с тобой все, что ему заблагорассудится». А пока я верю твоей истории. Она приказала Прасаду и Ране ехать в аэропорт и перехватить принца, предполагая, что они будут там вовремя, прежде чем он покинет страну.
  
  «Скажи ему, что в планах произошли изменения, и мне нужно немедленно с ним поговорить».
  
  Прасад уже прошел половину туннеля. — А если он… — начал Рана.
  
  — Бриллианты у него, — сказала она, раздраженно взмахнув рукой.
  
  — Ты приведи его сюда. Это понятно?
  
  -- Да, Канти, -- ответил он покорно и благоговейно до самого конца. Он бросился за Прасадом, и я мог только надеяться, что они поймают Бала Нараяна прежде, чем он ускользнет. Рейсов из Катманду было не так много. Надеюсь, его вовремя поймают. Если нет, мне пришлось бы продолжать поиски, куда бы они меня ни привели. И все зависело от того, смогу ли я сбежать от Канти, Лу Тьена и дюжины или около того партизан, которых я видел вокруг центрального подземного пространства, которое служило штабом и складом боеприпасов для повстанцев.
  
  Как только Прасад и Рана отправились перехватывать Бала Нараяна, Канти приказала двум своим людям отвести меня в камеру, которая оказалась той же самой, в которой были заключены близнецы. Лу Тиен продолжал говорить обо мне, используя все банальные термины. Но Канти, казалось, больше интересовало узнать, предал ли ее принц, чем немедленно казнить меня. На данный момент она была больше заинтересована в том, чтобы сохранить мне жизнь, по крайней мере, до тех пор, пока Бал Нараян не вернется в пещеру, чтобы ответить на все ее вопросы.
  
  Тем временем меня провели по узкому коридору, ведущему из центральной комнаты. Лампы висели на естественном потолке через равные промежутки, но темная комната, которая оказалась моим конечным пунктом назначения, была совсем не впечатляющей. Темная, сырая, отрезанная от внешнего мира тяжелой запертой дверью, моя камера представляла собой не более чем нишу в стене. Двое моих сопровождающих, казалось, получали садистское удовольствие, бросая меня внутрь. Я приземлился стремглав на твердый холодный пол камеры, сильно потрясенный, но невредимый. Через несколько мгновений дверь захлопнулась, засовы скользнули по ней, и их смех просочился сквозь железные прутья. Я прислушивался к их удаляющимся шагам, эху их возбужденных голосов. Потом наступила тишина, подчеркнутая звуком моего собственного дыхания.
  
  «Ради бога, как ты собираешься выбраться отсюда, Картер?» — сказал я вслух.
  
  Пока у меня не было ни малейшего представления.
  
  
  
  Глава 13
  
  
  Я не Гудини.
  
  Я попытался освободить руки, чтобы в веревках на запястьях оставалось немного места. Но чем больше я возился с этими узлами , тем туже они становились. Кровообращение в моих пальцах уже оставляло желать лучшего. Мои руки онемели. Они были холодными и покалывающими, и я знал, что очень скоро они совсем перестанут чувствовать. Я прислонился к твердой каменной стене своей камеры, пытаясь сориентироваться и собраться с мыслями. Но в сырой, заплесневелой пещере, куда меня бросили, как мешок с картошкой, было нечего открывать. Два метра в длину, два метра в ширину и слишком высокий потолок; в моей камере было мало комфорта, только несколько острых скалистых выступов, из-за которых я почти не мог прислониться к одной из стен, не почувствовав, как один из этих каменных шипов вонзается мне в спину.
  
  Именно тогда я понял, почему пессимизм никогда не был моей сильной стороной.
  
  Осторожно, чтобы не повредить запястья, я начал тереть руки в веревках взад-вперед об острые камни. Поднести прочную веревку к одному из грубых выступов оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд. И режу кожу чаще, чем веревку. Даже мои костяшки пальцев бились об острые выступы. Но я не собирался сдаваться. Мои запястья начали гореть от продолжающегося натирания, но я продолжал идти, пытаясь прислушаться к медленному, но устойчивому хрусту нитей, когда веревка постепенно стиралась, как и большая часть моей кожи.
  
  Часы у меня не забрали, но пока нельзя было узнать, сколько времени я был взаперти. По моим прикидкам, прошло не более тридцати пяти минут с тех пор, как тяжелая зарешеченная дверь захлопнулась за мной с громким зловещим хлопком. Скоро наступят сумерки. У меня было время до 10:30, чтобы закончить то, что я начал. Это будет значительно сложнее, чем я предполагал вначале. Если бы Лу Тиен не узнал меня, все могло бы сложиться иначе. Но китайский советник был настолько упрям, что Канти не собирался обращаться со мной как с простолюдином после того, как мой пекинский друг сказал ей, что я не кто иной, как знаменитый мастер-убийца N3 из АХ.
  
  Так что я продолжал тереть свои запястья в наручниках о камни, отдыхая только до тех пор, пока мышцы рук не начинали дергать судороги. И то только на минуту-две. Я не мог позволить себе роскошь немного расслабиться, ведь на карту поставлена судьба целой страны.
  
  Волокна веревки поддались только при величайшем усилии. Пряди оказались толще, чем я думал, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем я смог освободить руки, прежде чем я смог, наконец, разорвать последние истертые волокна. Мои руки больше не были связаны, но кожа на внутренней стороне запястий была содранной и окровавленной. Из белого нагрудного платка, который у меня был с собой, я сделал две импровизированные манжеты. Я завязал разорванные полоски ткани вокруг запястий, чтобы остановить кровотечение и сохранить раны как можно более чистыми. Это было немного, но иначе кровь сделала бы мои руки скользкими, и я просто чувствовал, что мне понадобится вся сила и хватка, на которые я был способен.
  
  Циферблат моего Ролекса загорелся. Даже в тусклом свете можно было определить, который сейчас час. Я увидел грустное 4:31, пытаясь понять, каким будет мой следующий шаг. У меня не было слишком много вариантов, я, конечно, не мог использовать Пьера, уж точно не запертый в своей камере. И пока я не открыл эту дверь, я мало что мог сделать.
  
  Кроме стонов.
  
  Может, сработает, может, нет. Шансы были довольно равными, несмотря на то, что это была широко используемая уловка. Тем не менее, у меня было ощущение, что что-то лучше, чем ничего. Как опытный актер, я вызвал в воображении образ судороги, переместил ощущение в область живота и завел руки за спину, как будто они все еще там были связаны. Я начал стонать и кататься взад и вперед, надеясь, что рано или поздно мои вопли привлекут внимание одного из моих охранников. Благодаря естественному эффекту эха в коридоре звук распространился, и не прошло и минуты, как я услышал резкие шаги по другую сторону двери. В камеру вопросительно заглянуло лицо, аккуратно разделенное тремя железными прутьями. Я узнал человека, который вонзил штык мне в спину днем раньше.
  
  Я со стоном катался по камере, явно согнувшись от боли. 'Что это?' — спросил он по-непальски.
  
  «Судороги. Я болен, — выдавил я, надеясь, что мой словарный запас не подведет меня теперь, когда я был так близок к успеху. Мои слова физического страдания продолжали звучать в моей камере. На мгновение я подумал, что потерпел неудачу. Мужчина отошел от двери, и его лица больше не было видно в тусклом свете. Затем я услышал скрип ключа в замке и поздравил себя, продолжая изливать много душераздирающих звуков. Трещина желтого света проникла в камеру как раз в тот момент, когда мой ничего не подозревающий благодетель открыл тяжелую дверь. Там он стоял, держа карабин обеими грубыми, обветренными руками.
  
  'Что с тобой?' — снова спросил он, внимательно изучая меня, как будто боялся, что я его обманываю.
  
  — Я больной, — прошептал я. 'Мне нужно в туалет.'
  
  Ему это показалось очень забавным, и он сделал ошибку, подойдя немного ближе. Я не мог рисковать тем, что кто-то еще придет, потому что необходимость сокрушить двух мужчин одновременно не облегчила бы мне задачу. По мере того, как я продолжал вспоминать все, чему меня учил Мастер Чжоен, не забывая сосредоточить свою силу на самом моменте удара, я почувствовал, как сжимаюсь, готовый выстрелить, как черт из коробки, из коробки в тот момент, когда крышка хлопнет.
  
  В данном случае крышка была чисто метафизической. Это было похоже на заднюю дверь, ведущую внутрь меня.
  
  — Болен, — снова пробормотал я, подманивая охранника еще ближе.
  
  — Я принесу тебе… — начал он.
  
  И прежде чем он успел показать свою готовность, что поверил мне, я вскочил на ноги и изо всех сил ударил. Моя размахнувшаяся нога попала в его карабин, и тот закрутился в воздухе. Охранник вскрикнул от недоумения, как будто он все еще не верил, что мои руки больше не связаны, что я не болен и что моя правая нога не лягается в яростном ударе ему в живот. Теперь настала его очередь согнуться от боли. Еще один стон сорвался с его губ. Потом он оказался на коленях, как я и хотел.
  
  Он царапал грязный пол камеры в поисках своего карабина, который находился менее чем в футе от него, но больше никогда к нему не прикоснется. Я подпрыгнул высоко в воздух, и моя вытянутая нога заскрежетала по его подбородку. Звук был похож на удар бильярдного шара. Голова охранника была запрокинута назад под странным и неестественным углом. Через несколько мгновений густая струя крови хлынула изо рта, украшая подбородок сверкающей огненно-красной лентой.
  
  У него была сломана челюсть, но не было причин убивать человека, пока он был без сознания и не мешал. Быстрый, милосердный удар по шее положил этому конец. Он рухнул вперед, его лицо было в луже собственной крови.
  
  Я молча подкрался к двери и тихонько закрыл ее. Я снял с мятежника рубашку. Он был совершенно без сознания и понятия не имел, кто или что его ударило. Я использовал один рукав рубашки как опору и туго завязал его вокруг его окровавленного рта. Остаток рубашки цвета хаки был быстро использован, чтобы связать ему руки за спиной. Думаю, пройдет какое-то время, прежде чем он придет в сознание. И если бы это произошло, он больше не был бы в состоянии защищаться или спешить на помощь своим собратьям-мятежникам.
  
  Но оставалось еще несколько человек, с которыми можно было вмешаться. Несмотря на мою практику в карате, боевые искусства все еще имеют свои пределы. Особенно, если вы в меньшинстве. Теперь я был не только далеко в меньшинстве, но и время было против меня. Снаружи пещеры воцарилась тьма. Если бы не луна, было бы вдвойне трудно передвигаться по крутой и каменистой местности. Мне нужно было найти дорогу обратно к дороге, к своему велосипеду и к посольству США в Катманду. И все это нужно было сделать до 10:30 того же вечера. Но прежде чем я успел даже подумать о том, чтобы покинуть штаб-квартиру шерпов, мне пришлось ждать, пока Прасад и Рана вернутся с Балом Нараяном. Если бы его не успели поймать до того, как он взлетел на самолете, тогда мои проблемы стали бы не только немного сложнее, но, возможно, и вовсе невозможными.
  
  Так что все по-прежнему висело в воздухе: один большой вопросительный знак. Карабин, упавший на пол камеры, был заряжен и готов к использованию. Я нажал на предохранитель, выскользнул за дверь и тихо закрыл ее за собой. Коридор был пуст; голые лампы медленно покачивались взад и вперед на воздушном потоке в подземных камерах и коридорах. Зловещие тени скрестились и снова разошлись, когда я приблизился к стене к внешней пещере, где шерпы хранили свои боеприпасы.
  
  Но я не ушел далеко.
  
  Кто-то мчался ко мне по узкому коридору. Я прижался спиной к стене, затаил дыхание и стал ждать. Шаги стали громче, быстрый и почти нетерпеливый стук. Овальное лицо, обрамленное короткими черными волосами, гибкое, упругое тело, и Канти прошла мимо меня, несомненно, направляясь в мою камеру. Если бы я воспользовался карабином сейчас, выстрел, несомненно, встревожил бы всех повстанцев. У меня были заняты руки, слишком заняты, поэтому я поднял ореховое ложе карабина, намереваясь приземлиться ей на затылок.
  
  Но опять же, я не продвинулся очень далеко.
  
  С резким визжащим звуком она развернулась вокруг своей оси, быстро взмахнув ногой. Боковина ее окованного сталью ботинка коснулась моего колена, и все, что я мог сделать, это сохранить равновесие. "Ты очень глуп, Николас Картер," сказала она с усмешкой. — И очень неосторожен. Вы думали, что я не в состоянии защитить себя?
  
  — По правде говоря, я не был уверен, — сказал я, бросаясь вперед, когда штык задел ее руку. Канти была быстрой, намного быстрее, чем я мог о ней подумать. Она была так же искусна в боевых искусствах, как и я, плюс преимущество в том, что она была легче, что позволяло ей реагировать намного быстрее и экономичнее.
  
  Она повернула свое тело в сторону и снова ударила ногой вперед. На этот раз она не попала в меня, а ударила по карабину всем своим весом, сконцентрировавшись на подошве ноги. Было похоже, что кто-то сверху выхватил пистолет из моих рук.
  
  «Теперь мы сразу и отдохнули», — сказала она. Она даже не задышала быстрее, когда пыталась держаться на расстоянии, пока я готовился к защитной позиции, dyit-koe-bi, стойке, которая удерживала центр тяжести в моих бедрах, что позволяло мне пинать как вбок, так и раскачиваться. удары, чтобы парировать.
  
  Канти сделала следующий ход. Хладнокровная и довольно удивленная происходящим, она позволила своей левой ноге выстрелить, как молния, когда я попытался отбросить себя в сторону. Но ее расчет времени был безупречен, а ее рефлексы были такими же быстрыми, если не быстрее, чем мои. Ее вуп-ча-ки попала мне прямо под диафрагму, толчок заставил меня отшатнуться назад, застонав от боли. Она не теряла времени даром, а затем придумала сложный paion-sjon-koot ji-roe-ki. Это была самая эффективная и опасная атака руками. Если она сделает это правильно, от моей селезенки не останется ничего, кроме розовой мякоти.
  
  Но я не собирался позволять этому случиться, пока моя нога не скажет свое слово в этом событии. Я парировал удар боковым ударом. Моя нога описала в воздухе высокую дугу. Подошва моей ноги ударила ее в висок, и она врезалась в стену позади нее, тряся головой, словно пытаясь стряхнуть паутину с головы.
  
  Я снова попытался нанести боковой удар, на этот раз нацелившись на уязвимую нижнюю часть ее подбородка. Сторона ее застывшего предплечья приземлилась на мою голень со всей силой и твердостью молотка. Я почувствовал, как боль поползла по моим ногам. Я уклонился, не обращая внимания на ее лукавую и презрительную ухмылку. "Ты дурак, Картер," сказала она со смешком. «Почему вы решили, что я душа шерпов, если бы не такая способность?»
  
  «Такого рода способности» означали, что она явно была мне ровней в боевых искусствах. Сознание прежде всего, Ник. Потом решительность. Затем концентрация. Вы должны постоянно думать об этих вещах, чтобы ки-ай работал в вашу пользу. В хороший день это может спасти вам жизнь. Я услышал, как Мастер Чеен говорит у себя в голове, сделал глубокий вдох и напряг мышцы живота. Я увидел, как левая нога Канти приближается ко мне в замедленной съемке, по изящной дуге, движение, которое вывело бы меня из строя, если бы она приземлилась так же хорошо, как и была выполнена.
  
  Пронзительное «Зут!» сорвалось с моих губ, когда я пригнулся, отошел в сторону и вернулся, прежде чем она восстановила равновесие. Ки-ай — это форма интенсивной концентрации, которая приводит не только к адреналиновому приливу уверенности, но и к ощущению невероятной силы и физических возможностей. Практикуя эту технику, я смог уклониться от сокрушительного удара Канти по почкам и атаковать серией быстрых, режущих рук. Край моей мозолистой ладони приземлился в ложбинке между шеей и плечом. Она застонала и откинулась назад, но не раньше, чем мне удалось мобилизовать всю силу Ки-ай и позволить моей руке приземлиться на ее переносицу. Кость раскололась с резким звуком, и густые струйки крови стекали по ее рту и подбородку.
  
  Было ясно, что Канти страдала. Было также ясно, что она уже не была и наполовину такой дерзкой и красивой, какой была пятью минутами ранее. Но она все еще была в состоянии убить меня, если я не обезврежу ее раньше.
  
  Мучительная боль, казалось, только подстегнула ее, словно шип, вонзившийся в бок. «Теперь я прикажу убить тебя Лу Тиену», — прошипела она. — И медленно. Да, очень медленная смерть для тебя, Картер.
  
  Я не ответил, но продолжал тяжело выдыхать, чтобы сохранить напряжение мышц диафрагмы. Мой разум записал следующее действие за несколько секунд до того, как мое тело начало действовать. Эффективность удара ногой в каратэ можно измерить скоростью, с которой он выполняется. Я рванул вперед правую ногу, сопровождаемый яростным шипением «Зут!» Взрывной звук моей ноги, пронесшейся по воздуху, на мгновение выбил Канти из равновесия.
  
  Она попыталась схватить меня за ногу, намереваясь перевернуть ее так, чтобы я приземлился на пол. Но на этот раз я был слишком быстр для нее. Она промахнулась на несколько дюймов, когда весь мой вес, сконцентрированный на вытянутой ноге, ударил ее по грудной клетке .
  
  Вопль животной боли раздался в воздухе, словно крик о помощи. Раненая, с кровью, все еще струящейся из ее лица, Канти схватилась обеими руками за сломанные ребра и попятилась назад, пытаясь добраться до конца коридора. Если ей это удастся, я вернусь к тому, с чего начал.
  
  Она не могла двигаться быстро теперь, когда мне удалось сломать несколько ребер. Дело было не в желании причинить ей боль. Это были только Канти или я. Вопрос самосохранения. А самосохранение всегда важнее всего остального. Я поспешил за ней, когда отряд повстанцев услышал ее крики о помощи и прибежал, непрерывный поток вооруженных людей блокировал конец туннеля и не давал мне сбежать. Как раз вовремя я схватил ее за руку и сумел притянуть к себе, когда некоторые из ее людей подняли оружие и приготовились стрелять.
  
  Канти брыкалась и изо всех сил пытался вырваться, ругаясь, как драгун. Но в ее положении она не могла сравниться ни с моей силой, ни с моей решимостью. Я держал ее прижатой к себе перед собой; борющийся, окровавленный, человеческий щит. «Если вы сейчас выстрелите, она будет мертва», — крикнул я.
  
  Действие этих слов напомнило мне живую картину. Все замерли на месте. Вы могли слышать десять отчетливых отзвуков человеческого дыхания. Канти все еще брыкалась и пытался вырваться. Но на этот раз она никуда не уйдет, пока я не скажу, не отдам приказ.
  
  Одной свободной рукой я полез в свои грязные штаны и вытащил Пьера. Газовая бомба была моей единственной надеждой, и я намеревался использовать ее сейчас. Из-за изоляции пещер было мало шансов, что газ быстро поднимется. Газ некоторое время задерживается в туннелях и проходах.
  
  Прасад и Рана еще не вернулись со своей ношей, но я не мог дождаться их возвращения из аэропорта, тем более, что моя жизнь была в буквальном смысле в опасности. Клише или нет, но именно это и происходило. — Скажи им, чтобы отступили, — предупредил я Канти, медленно двигаясь к центральной комнате.
  
  «Убейте меня первой», — кричала она. — Но не дайте ему сбежать.
  
  "Ты дьявол на колесах, не так ли?" — пробормотал я, крепче сжимая ее руку. Она была такой тугой, что я без колебаний вырвал бы кость из суставной впадины при первом неверном движении с ее стороны. Она тоже это знала, потому что по мере того, как усиливалась ее боль, росла и ее готовность следовать моим приказам. «Скажи им, чтобы отступили и пропустили нас», — продолжил я. Мне не станет лучше, пока мы не доберемся до склада боеприпасов. У меня уже было смутное представление о том, что нужно сделать, но это можно было сделать только в том случае, если я был уверен, что смогу войти в тот коридор, который вел в лес.
  
  — Не слушайте, — закричала она. Но у нее не осталось сил. Измученная невыносимой болью, Канти упала в мои объятия, горько плача; но она плакала без видимых слез.
  
  «Он убьет тебя», — сказал ей один из ее людей. "Это не имеет значения," сказала она.
  
  Затем Лу Тиен поднял свой автоматический пистолет, удовлетворенный только тем, что ему удастся уложить меня, независимо от того, что случилось бы с Канти. В тот момент, когда пистолет поднялся от его бедра, я бросил нас обоих вперед и бросил Пьера вперед через туннель. Раздался выстрел, пуля ударила в скалу над моей головой, а затем газовая бомба взорвалась плотным щелочным облаком.
  
  Раздался хор встревоженных воплей, почти мгновенно заглушенный другим хором, на этот раз хриплым, сдавленным кашлем. Ослепленные едким газом, партизаны начали разбегаться в разных направлениях, пытаясь уйти от горящего слезоточивого газа. Это беспокоило меня почти так же сильно, но я должен был убедиться, что достиг конца туннеля, иначе не будет ничего, кроме верной смерти.
  
  Я притащил Канти с собой в качестве защиты от дальнейших нападений. Она обмякла, словно мертвый груз в моих руках, полубессознательная от боли. Каждый раз, когда она кашляла, я представлял себе, как кусок сломанного ребра все глубже погружается в ее легкие. Если бы у нее сейчас не было легочного кровотечения, то через несколько минут она почувствовала бы, что тонет и не может набрать воздуха в свои лишенные кислорода легкие.
  
  Держа голову как можно ниже, держу пари, что люди будут сбиты с толку и ослеплены густым удушливым дымом. Это был риск, на который я просто должен был пойти, потому что у меня не было другого выбора. Когда Канти прижалась ко мне, я споткнулся и побежал. Раздался еще один выстрел, но он попал в стены узкого дымного туннеля.
  
  Я увидел груды деревянных ящиков, грубый деревянный стол и Хьюго и Вильгельмину именно там, где их оставили повстанцы после обыска. Я подошел к столу, схватил двух своих верных друзей, а затем сумел добраться до деревянных ящиков до того, как Лу Тиен и его соотечественники или любой из повстанцев смогли меня остановить. Мужчины шатались вокруг, царапая глаза, не в силах видеть. Быстрый удар по шее Канти, и я спас ее от страданий, по крайней мере, на мгновение. Надеюсь, если бы она пришла в себя, меня бы уже давно не было.
  
  Мой палец сжался, и Вильгельмина яростно выплюнула огонь. Китайский приятель Лу Тиена был почти буквально пригвожден к стене, когда кровь хлынула из ужасной дыры, которая внезапно расцвела на его щеке. Его руки махали, словно пытаясь взлететь. Затем он опустился на скалистой стене.
  
  Ящики были помечены, чтобы я знал, что искать, а чего избегать. Но тем временем действие слезоточивого газа заканчивалось, и деморализованные непальские повстанцы снова стремились положить конец моему недолговечному преследованию.
  
  Ящики служили ценным прикрытием, хотя Лу Тиен, теперь, когда Канти не было в строю, внезапно прекратил стрельбу. «Вы убьёте нас всех», — кричал он, останавливая выстрелы шерпов, и я начал вскрывать один из деревянных ящиков. «Одна шальная пуля, и на нас обрушится вся пещера », — кричал он сначала на мандаринском, а затем на непальском. Суть его грубых, тревожных слов можно было перевести на любой язык.
  
  Ты прочел мои мысли, приятель, подумал я, когда мне наконец удалось взломать одну из плотно прибитых крышек на одном из ящиков. Содержимое не было аккуратно завернуто в папиросную бумагу, как дорогие фрукты, но в ручных гранатах было гораздо больше силы, чем в апельсине или лимоне.
  
  Было 5:17 утра.
  
  Слишком рано для доклада в шесть часов, подумал я, вытаскивая чеку из одной из гранат и бросая ее прямо в Лу Тьена и его банду фанатичных борцов за свободу. Тогда некогда было думать, все зависело от скорости. Я побежал к туннелю, я побежал так, как никогда раньше не бегал. Чтобы выбраться из пещеры , мне понадобилось не менее шестидесяти секунд. Но задолго до того, как я почувствовал удовольствие от прохладного ночного ветра на своем лице, пуля попала мне в икру и внезапно бросила меня на колени. Я начал ползти вперед, когда взорвалась ручная граната.
  
  Сфера слепящего огня, мучительные крики человеческих факелов; и куски камня и камня посыпались на мою голову.
  
  Я не думал, что попаду в шестичасовые новости. Во всяком случае, не сегодня.
  
  
  
  Глава 14
  
  
  Что меня спасло, так это то, что я уже был вне центральной комнаты и в туннеле.
  
  Когда ручная граната взорвалась, воспламенив все ящики с боеприпасами, как и другие ручные гранаты, интерьер штаб-квартиры шерпов, вероятно, напоминал Дрезден во время крупных бомбёжек. Канти так и не узнала, что ее поразило. Во всяком случае, она умерла, не чувствуя пламени, сжигавшего ее заживо, не понимая, что все ее прекрасные планы и политические интриги сошли на нет.
  
  И если бы одна секция туннеля не рухнула и чуть не похоронила меня под падающими обломками, я бы сам стал еще одной жертвой. Но взрыв разрушил коридор, ведущий в большое помещение. Я все еще пытался освободиться, когда второй взрыв пронесся по сотам коридоров.
  
  Больше никто не кричал, уже нет.
  
  Попавшая в меня пуля прошла через мясистую часть левой голени, не долетев до кости на волосок. Я все еще истекал кровью, но, по крайней мере, не чувствовал себя человеком-факелом. Мне потребовалось добрых пять или десять минут, чтобы освободиться. Я чувствовал жар запертого огня и хотел выбраться из туннеля как можно быстрее, пока на меня не обрушилась вся крыша.
  
  То, что могло занять шестьдесят секунд, превратилось почти в десять минут. Из-за упавших кусков камня и кровавой дыры в ноге я был не в форме для спринта. Но когда я почувствовал, как ветерок зеленого леса коснулся моих щек, и посмотрел на сверкающее звездное небо, я подумал, что заслужил немного отдыха.
  
  Я опустился на землю и глубоко вздохнул. Позади меня из-за входа в то, что когда-то было хорошо спрятанным убежищем повстанцев, клубилось облако дыма. Теперь это было не что иное, как скопление углей и камней. Но моя миссия была далека от завершения. Мне еще предстояла работа, независимо от пулевого ранения. Мне нужна была не столько повязка, сколько швы, но я смог сделать только одно, когда вернусь в Катманду. И прежде чем вернуться в город, я должен был узнать, что случилось с Раной, Прасадом и беглым Балом Нараяном.
  
  Но сначала я должен был попытаться остановить кровь, которая свободно текла из раны. Рукава рубашки чертовски полезны, когда вы находитесь в затруднительном положении. Я снял куртку или то, что от нее осталось, затем рубашку и разрезал один рукав с помощью стилета. Затем я обвязал полоску ткани вокруг раненой ноги. Через несколько секунд повязка была наложена. Слишком тугое перевязывание подвергало меня риску гангрены, поэтому мне пришлось довольствоваться тем, как это было сделано, пока у меня не было возможности взглянуть на это.
  
  Ходить теперь стало проблемой, но, поскольку я имел дело с покалеченными ногами раньше, в прошлый раз в Индии, если мне не изменяет память, мне удалось подтянуться и добраться до крутой каменистой тропы, ведущей вниз к дороге. Мобилизация властей после взрыва была лишь вопросом времени , но я надеялся, что они не будут спешить на место «несчастного случая». Присутствие полиции или правительственных сил сдержит Рану и его группу. И прямо сейчас я определенно не мог использовать это.
  
  Мой «Ролекс» засветился в 6:01 утра, когда я добрался до дороги. Поскольку до того, как мне вспомнился приказ Хоука, осталось менее пяти часов, мне еще предстояло многое сделать. Меня беспокоило то, что Рана не смог вернуться в пещеру. У него было три часа, и единственное объяснение, которое я смог найти, заключалось в том, что Бал Нараян не слишком торопился отменять бронь на самолет и подчиняться приказам Канти.
  
  Я поставил себя на моем велосипеде, на обочине дороги. Светил полумесяц, но, по крайней мере, не кромешная тьма ; света было достаточно, чтобы видеть на несколько сотен ярдов. Еще три выстрела, и Вильгельмина будет пуста. Мне приходилось использовать ее очень экономно и продолжать полагаться на Хьюго, чтобы положить конец тому, что вполне могла начать Вильгельмина.
  
  Не было смысла ехать обратно в Катманду. Прасад и Рана безоговорочно повиновались Канти. Даже если им не удастся заполучить Бала Нараяна, в какой-то момент они обязательно вернутся в пещеру. Сколько времени это займет, можно было только догадываться. К тому же начало холодать. Я поднял воротник куртки, снова завязал повязку на ноге и сел в кустах.
  
  После этого все, что я мог сделать, это ждать и надеяться, что мое бдение будет вознаграждено до 10:30 утра, когда наступит крайний срок Хоука.
  
  Я сидел, как Будда, скрестив ноги и усердно проявляя столько же терпения. Было около семи, когда я услышал грохот, который сразу же привлек мое внимание. Это был старый потрепанный «Фиат»; его фары скользили по пустой дороге. Я навел Вильгельмину на заднее колесо. Я нажал на курок и услышал крик Раны, который изо всех сил пытался управлять машиной . Взрыв вынудил его нажать на тормоза, и машина остановилась метрах в пятнадцати от меня . Я увидел две темные фигуры, два силуэта на заднем сиденье. Если бы мне повезло, одной из теней был бы человек, которого я знал только по фотографиям в газетах и никогда раньше не видел вживую .
  
  Но было уже слишком темно, а я был еще слишком далеко, чтобы точно идентифицировать его.
  
  Я пригнулся и подкрался ближе как раз в тот момент, когда дверца машины распахнулась, и кто-то выскользнул в тень. «Нараян, подожди», — услышала я крик Прасада, его голос сорвался от паники.
  
  Но Нараян слушал только свою жадность. «Подождите нас», — крикнул он по-непальски, когда присевшая фигура побежала к обочине дороги в безопасное место в густом, непроходимом лесу.
  
  Принц попал под внезапный перекрестный огонь с обеих сторон. Прасад выстрелил через долю секунды после того, как Вильгельмина выпустила в темноту свою пулю. Два последовательных выстрела сорвали планы жадного непальского принца. Нараян испустил душераздирающий крик и пошатнулся в моем направлении. Он был уже на полпути к Нирване, или где бы он ни оказался, когда я добрался до него. «Бросьте пистолет», — сказал я, теперь больше заинтересованный в Прасаде, чем в Нараяне, извергающем кровь, и не в состоянии вмешиваться дальше в то, что я считал последней главой своей миссии. Вильгельмина оказалась еще более убедительной, чем мой гневный голос. Прасад позволил «беретте» выскользнуть из его пальцев. Он с глухим глухим стуком ударился об асфальт. Рана теперь стоял возле машины и недоверчиво переводил взгляд с шокирующего тела Нараяна на меня, окровавленного, но очень живого.
  
  — Значит, мы еще встретились, Картер, — саркастически сказал он.
  
  — Верно, Рана, — ответил я. «Где бриллианты? И где ты был так долго?
  
  «Это касается только Канти», — сказал Прасад с мрачным лицом, хотя я удерживал внимание Вильгельмины на его фигуре.
  
  Я издал глухой, лишенный юмора смешок. — Канти больше нет, — сказал я. «Шерпов больше нет. И пещеры больше нет.
  
  — О чем он? — спросил Рана.
  
  — Лучшее, что я могу придумать, — сказал я. "Посмотрите туда." Я указал над линией деревьев на густые черные облака, скрывшиеся за луной. Тяжелый столб пепла и дыма был хорошо виден с того места, где мы стояли.
  
  — Они у него… у Нараяна, — сказал Прасад, сильно дрожа. Впервые как я знал его, он был напуган. И когда Вильгельмина указала на него, я не мог его винить.
  
  — Принеси их мне. Быстро' - Мой тон не оставлял ничего для воображения.
  
  Рана подошел к упавшему принцу и полез в его куртку. Я развернулся и направил пистолет прямо в центр его груди.
  
  — Это было бы очень глупо с твоей стороны, Рана, — предупредил я его. «Не сказать, что глупо».
  
  «Канти ошиблась, доверившись тебе, — ответил он. Его рука скользнула назад и безвольно повисла. Не требовалось увеличительного стекла, чтобы увидеть, что он напуган, что он дрожит теперь, когда понял, что я не в настроении для игр.
  
  «Возможно, но сейчас вы ничего не можете для нее сделать», — сказал я. — Поверь мне, у меня нет никакого желания тебя убивать. Ты молод и глуп, но кто знает... может быть, когда-нибудь ты обретешь смысл в жизни. Так что сделай нам всем одолжение и отдай мне эти бриллианты.
  
  — Я достану их, — сказал Прасад. — Тогда вы нас отпустите? Да?'
  
  «Как только вы поменяете для меня эту шину, вы оба сможете отправиться куда угодно.
  
  Он склонился над телом Нараяны. Принц был все еще жив, во всяком случае, физически. Мысленно он уже ушел от нас пятью минутами и двумя пулями раньше.
  
  «Он не хотел отдавать их нам раньше», — прошептал он по-английски, когда нашел трубку, в которой я перевез алмазы с одного края земли на другой. «Он сказал, что мы лжецы».
  
  — Лжец, — поправил я.
  
  «Да, всё это ложь». Он встал и протянул мне пластиковую трубку.
  
  Мне потребовалась ровно минута, чтобы определить, что все камни в узкой гибкой трубке все еще целы.
  
  Рана уже начал менять шину. Я разрешил Прасаду помочь ему, а Вильгельмину держал наготове на случай, если один из этих неудачливых революционеров решит, что ему не нравятся мои приказы. Полностью осознавая, что я, не колеблясь, нажму на курок и отправлю их в том же направлении, куда уже ушел принц Бал Нараян, они сделали, как им было сказано, и в этот раз помалкивали.
  
  Когда они закончили, было 7:52 утра.
  
  «Теперь велосипед», — сказал я, внимательно наблюдая за ними, пока он не оказался на заднем сиденье машины. «И, наконец, твой револьвер, Рана».
  
  «Ты порядочный человек», — сказал он, изображая смех и злобно отдавая свой . 38 American Detective Special, брошенный на дороге.
  
  — Тщательно, но сострадательно, — ответил я. — И я думаю, что сейчас самое время расстаться. Вы так не думали?
  
  Прасад даже не стал ждать, пока Рана примет решение. Не оглядываясь и ни секунды не колеблясь, он исчез, как пугливый жеребенок. Звук его легких бегущих шагов, казалось, вырвал Рану из оцепенения. Он побежал за ним, оставив меня с отпрыском непальской королевской семьи. Единственное, что меня огорчило, это то, что они оба забыли попрощаться со мной и с принцем.
  
  Я оттащил обмякшее и безжизненное тело Нараяны к обочине дороги. Его карманы оказались настоящим кладезем крайне тривиальных вещей. Ничего стоящего, кроме коробки спичек. Неудивительно, что на нем был уже знакомый текст: Ресторан «Каюта», 11/897. Асон Толе. Катманду.
  
  Кровавая пена покрыла его тонкие и жестокие губы. Лицо смерти застыло в гневе и злобе. Он работал почти так же усердно, как и я, и почти добился успеха. Две пули положили конец всем его эгоистичным мечтам. Теперь он даже не стоил воспоминаний.
  
  Используя те же самые обрезанные ветки, которые ранее скрывали велосипед, я сделал нечто, на первый взгляд похожее на погребальный костер. Но я никогда не удосужился бросить спичку в кучу листьев. Вероятно, дерево было еще слишком зеленым, еще не готовым вспыхнуть золотым, оранжевым и кроваво-красным пламенем.
  
  Поэтому я оставил его там, невидимым и замаскированным, пока это угодно богам. Я доковылял до «фиата» и сел на переднее сиденье. Было 8:13 утра. Я уложусь в срок Хоука, и у меня даже останется немного времени.
  
  
  
  Глава 15
  
  
  Я все еще хромал, даже с алюминиевыми костылями, когда шел по блестящему белому коридору больницы. Катманду стал воспоминанием, а Непал — видением из дневника исследователя. Шерпы были сослани на страницы азиатской истории такими же мертвыми, как принц Бал Нараян, таким же безжизненными, как наемный убийца, которого мы когда-то знали как Коенвара.
  
  То, что я не смог закончить, сделали войска короля Махендры. Последние партизаны были собраны возле приграничного китайского города Мустанг, недалеко от Аннапоэрны. Партизанская организация прекратила свое существование. Но я не думаю, что было бы реалистично думать, что никакие другие женщины и мужчины в Непале не мечтали о большей политической свободе, хотя, надеюсь, менее насильственным путем.
  
  Я обсудил все это с Хоуком перед тем, как покинуть Гималайское королевство. Белый дом заявил, что наряду со значительными усилиями по оказанию помощи последует серия переговоров на высоком уровне между госсекретарем и королем Непала. Возможно, можно было бы найти какое-то государственное устройство, которое дало бы людям больше шансов сказать то, что они хотели сказать, и большую часть всего законодательного процесса.
  
  Но я слишком большой реалист, чтобы не знать, что даже если бы непальский трон допускал большую демократическую свободу, всегда существовала бы опасность вмешательства Китая. Угроза революции, вероятно, всегда будет висеть над страной, как кровавый китайский дамоклов меч.
  
  И если бы это случилось, все, что я мог бы подготовить, не имело бы реального значения. Но в этот момент все мое внимание было приковано уже не к Непалу, а к красивой молодой женщине, которая понятия не имела, что я собираюсь нанести ей визит. Дверь в комнату Андреа была закрыта. Я тихонько постучал и открыл дверь.
  
  Она сидела на кровати, листая модный журнал. В тот момент, когда она увидела меня, румянец вернулся к ее щекам, а улыбка заставила уголки ее рта изогнуться в явном и нескрываемом удовольствии.
  
  "Ник... что... я имею в виду, когда... как...", - пробормотала она, не веря, что я действительно был там и был намного более существенным, чем во сне.
  
  — Всему свое время, — пообещал я. Я подошел к кровати и нежно прижался губами к ее губам. Когда я отступил, она все еще улыбалась, и я был рад, что вернулся в Амстердам и к больнице Вильгельмине Гастуис , прежде чем улететь обратно в Вашингтон. — Мне сказали, что ты сможешь выбраться отсюда через две недели, а может, и раньше. Как ты себя чувствуешь, Андреа?
  
  «Лучше, Ник. Намного лучше. И я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали… я имею в виду счета».
  
  «У меня есть гораздо лучшие новости», — сказал я, пододвигая стул, чтобы положить ногу на него. Рана уже заживала, но потребовались недели, прежде чем я полностью выздоровел.— Помните, я говорил о сенаторе Голфилде?
  
  Она кивнула.
  
  — Ну, он приказал мне передать вам, что, как только вы поправитесь, вас будет ждать работа в Вашингтоне в качестве одного из его помощников по административным вопросам. Я бы сказал, что это оплачивается намного лучше, чем внештатная журналистика. А Голфилд не из тех, кто судит о людях по внешности, а только по способностям.
  
  "А как у тебя дела?" — спросила она со смехом.
  
  «Это зависит от того, кого я встречу, мисс Юэнь».
  
  — И ты остаешься, Ник? Ненадолго.
  
  — Может быть, я останусь еще немного.
  
  Мы оба смеялись, как два маленьких ребенка. Непал был просто рутиной в моей жизни; опасность и кровопролитие часть моего прошлого. Не оглядывайся назад, Картер, подумал я про себя, потому что впереди тебя всегда ждет нечто большее, и оно уже за углом.
  
  
  
  
  О книге:
  
  Как переправить из Амстердама в Непал необработанных алмазов на миллион долларов, как затем использовать их в качестве валюты для выкупа похищенных детей сенатора, как забрать их обратно и снова вывезти из страны? Очень просто!
  
  Но есть еще:
  
  Шерпы, банда профессиональных революционеров, с ужасными изобретениями ее Канти, - она типичный «дух» революции, столь же прекрасный, сколь и смертоносный, с ее «руками кунг-фу», безжалостно слушающими болезненные команды своего мозга.
  
  Коенвар, убийца при любых обстоятельствах. Коенвар может красться, как лесной кот, и убивать так же быстро и подло.
  
  Бал Нараян, международный плейбой, член королевской семьи. Он был из тех людей, которые продают все и всех ради собственного богатства.
  
  Ник Картер, он же N3, Мастер убийц Картер, который должен выучить новый язык смерти, чтобы выжить...
  
  Оглавление
  Глава 2
  Глава 3
  Глава 4
  Глава 5
  Глава 6
  Глава 7
  Глава 8
  Глава 9
  Глава 10
  Глава 11
  Глава 12
  Глава 13
  Глава 14
  Глава 15
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"