Полночь. Старинные часы - собственность кого-то из давно почивших коллег - заходятся в ритуальных ударах. Никита прислушивается. Кажется, будто к привычным для уха звукам примешивается нечто постороннее, похожее на стук в дверь. Часы замолкают. Стук повторяется.
Аккуратно загнуть уголок учебника, отложить книгу и подойти к двери. Простые, привычные действия. Никита загибает, откладывает, подходит. За стеклянным прямоугольником, выкрашенным белой краской, виднеется силуэт.
'Странно', - думает Никита. 'Наверное, заведующий забыл зонтик'. Под эту, чудовищную в своей нелепости мысль, Никита тянется к дверной ручке. 'Странно', - еще раз думает Никита и замирает перед дверью. Силуэт за стеклом тоже не двигается. Стук не повторяется. Дверная ручка безмятежна - некто, стоящий за дверью, не пытается войти - терпеливо ждет, когда дверь откроется.
'Странно', - говорит Никита вслух. Ему хочется услышать свой голос. Короткое слово падает в тишину комнаты. Выкрашенные скучной краской стены по всем законам физики должны отразить звук - и вернуть его Никите. Не возвращают. Звук голоса зависает - и падает на пол. Краем глаза Никита замечает смутную тень, метнувшуюся к двери. Показалось? Наверное. Или мышь. Здесь есть мыши, и плевать они хотели на отравленные кусочки сыра под шкафом.
Мысли Никиты возвращаются к двери. Глаза неохотно подтверждают - силуэт за стеклом по-прежнему терпеливо ожидает. Вот только - чего? Эта дверь уже давно не закрывается - некому починить сломанный замок. Любой из тех, кто может стоять сейчас за дверью, об этом знает. И все равно стоит.
Никиты поворачивается к тяжелому шкафу - придвинуть, закрыть, убрать с глаз долой, никого не впускать и дождаться утра - утром придут коллеги, студенты, начальство, санитары...
Санитар! Вася-здоровяк!
Никита облегченно выдыхает тяжелый липкий воздух. Конечно, за дверью стоит Вася. Сильный человечище огромного роста, неимоверно стеснительный. Это для коллег Никита - желторотый птенец, вчерашний студент. А для Васи - доктор, фигура! Конечно, это Вася. Может, чаю решил выпить - а может, кто-то из больных не спит, и нужно сделать назначение.
Никита тянется к дверной ручке. Яркий металлический холод ударом тока бежит по руке, неприятно трогает сердце и взрывается в голове фейерверком непрошеных мыслей. Если за дверью - Вася, то почему он молчит? Где привычное гудение всегда виноватого голоса: 'Никита Андреич, я это... там Пархоменко из седьмой палаты... того... не спит. Вы бы, Никита Андреич... это... чего ему? Вы токо скажите, а мы того... быстренько сделаем'?
Никита с надеждой смотрит на фигуру за стеклом. Ну, давай! Ты что-то говоришь низким Васиным голосом - а я дверь открываю. Тишина. Коротко, одним звонком всхлипывает телефон. Никита коршуном бросается на черные кнопки. Три. Пять. Два. Внутренний номер комнаты, в которой спит большой стеснительный Вася. Мучительные длинные гудки. Сброс. Никита набирает первую цифру другого номера, знакомого каждому с детства - и застывает с трубкой в руке. Что сказать? За дверью ординаторской, в отделении, закрытом на ключ, стоит некто и молчит? А дежурный врач боится открыть дверь? Позор, позор на всю больницу...
Никита слушает короткие гудки в трубке с наслаждением. Понятный, задорный звук сменяется вязкой тишиной. Никита осторожно нажимает 'сброс'. Тишина в трубке облизывает губы от крошек вкусных гудков.
'Это шутка!' - радостно думает Никита. Люди, которые 'лечат голову', любят черный траченный молью юморок - дурацкие, совсем не страшные истории про психов, которые голыми руками душат беспомощных докториц под серебристым покровом полнолуния. Сказки про таинственных призраков, несправедливо обколотых инсулином в годы репрессий. Классические ужастики о том, как врачи оказываются в одной палате с их вчерашними пациентами. И каждый рассказчик якобы сам лично что-то такое видел. Или слышал. Или как минимум хорошо знаком с человеком, который слышал-видел...
Точно шутка. Подарок от любимых коллег. Сделали вид, что уходят - а сами отключили телефон и притащили к двери - что? - да мало ли. Вешалку из коридора? На нее дубленки нацепили - как будто силуэт получился. А сами стоят за углом и давятся от хохота. Ждут, когда Никита с дикими криками выбежит из ординаторской.
Сознательно заставляя каждую ногу сделать шаг, Никита подходит к двери. Краска. На стекле - краска. Рука нащупывает в кармане связку ключей. Если взять ключ, можно сделать в тусклой пелене прореху - как на стекле, покрытом инеем - и увидеть, что там за дверью. Никита осторожно проводит по стеклу железной поверхностью ключа. Из этого союза рождается маленькая царапина - толщиной чуть больше волоса - и противный звук, на который липкой паутиной накручивается страх. Никита опускает руку. Осторожно, спиной вперед, подходит к дивану. Садится.
Если некто, стоящий за дверью, не заходит в комнату, значит, он не может зайти. А Никита никого впускать не собирается. В голову лезут мысли о нечисти. Кто там не может без приглашения в дом заходить? Оборотни? Упыри? Никита пытается вспомнить все, что читал по этому поводу. Образы, один другого страшней, прыгают перед глазами. Минуты погружаются в кисель, сваренный из ожидания и страха.
'Так сходят с ума', - думает Никита, глядя на грязный линолеум. 'Нельзя сидеть и ждать. Утром меня найдут на этом потертом диване - ногти вцепились в потертую ткань обивки, губы пускают пузыри липкой слюны. Меня положат в третью палату - там есть свободное место. Койка возле окна. Соседи - два шизофреника. Не буйные и даже в чем-то приятные люди. Нельзя сидеть и ждать. Нужно подойти и открыть дверь'.
Никита переводит взгляд на дверь. За стеклом никого нет.
'Показалось', - думает Никита. 'Наверное, в кабинете напротив была открыта дверь. Или закрыта. Или кто-то был, но уже ушел'. Дверь притягивает к себе так, как будто стекло - магнит, а Никита - тощий испуганный железный гвоздь.
'Я пойду и разбужу Васю', - громко говорит Никита. Звук голоса привычно отражается от стен, и проливается целебным бальзамом на измученные нервы. 'Я уже иду будить Васю!' - Никите хочется говорить еще и еще, но он не может придумать, что бы такого сказать.
Дверь открывается, послушная движению руки. Никита выходит в коридор. Тусклый свет. Трещины на плитках пола. Закрытые двери кабинетов и палат. Все как всегда. Дверь, за которой спит Вася - в конце коридора. Никита сдерживает желание побежать. Не солидно доктору бегать ночью по коридорам отделения. Даже если перед этим кто-то долго стоял за дверью ординаторской.
'Что я скажу Васе?' - думает Никита. 'Предложу сделать обход палат - мол, полнолуние и нужно быть начеку. Для шизофреников круглая яркая луна - хуже, чем красная тряпка для быка'.
Вот и дверь - такая же, как в ординаторской. Белая тусклая краска на стекле. Никита прислушивается. О Васином храпе по отделению ходят легенды, но за дверью тихо. 'Вася не спит? С чего бы это?' - Никита не спешит открывать дверь. Горсть холодных мурашек радостно разбегается по спине.
'Если Вася сейчас сидит и смотрит за дверь, то я для него - силуэт за стеклом', - думает Никита и, вкладывая в каждый удар свой недавний страх, стучит в дверь. За дверью лениво перекатываются волны тишины. Никита собирается нажать на ручку - и вдруг понимает, что Вася может стоять за дверью - с табуреткой или еще чем-нибудь потяжелее - Васины габариты позволяют обрушить на нежданного гостя не только табуретку, но и тумбочку.
Никита резко нажимает на ручку, толкает дверь и отпрыгивает в сторону. Тишина. 'Спит', - думает Никита. 'Не храпит потому, что на боку спит'. И спокойно заходит в комнату.
Вася сидит за столом. Голова опущена, рука сжимает телефонную трубку, на столе - газета с кроссвордом и карандаш.
'Сидя заснул, надо ж такое', - удивленно думает Никита, подходит к столу, наклоняется и дотрагивается до Васиного плеча. Вася не шевелится. Не задумываясь, Никита скользит рукой под небритый Васин подбородок и поднимает голову. Мертвая Васина голова скалится в жуткой гримасе.
Мысли Никиты разбегаются - и только одна стучит тяжелыми ударами крови: 'Вася открыл дверь. Вася сказал: 'Войдите'. Вася открыл дверь'. И в эту дверь вошло - что? Что могло приклеить на Васино лицо гримасу нечеловеческого ужаса? Никита медленно поворачивается к двери. Дверь закрывается с обреченным скрипом. За стеклом маячит крупный размытый силуэт.
Комната наполняется криком. Это кричит Никита. В легких уже нет воздуха, легкие горят огнем, нужно вдохнуть - а воздуха нет, вместо воздуха - липкий ядовитый кисель. Крик мечется в тесной комнате, выплескивается в коридор и тут же в него вплетается второй голос. За ним третий.
Через минуту кричат во всех палатах. Закрытые снаружи двери стонут под мощными ударами. В какофонию вплетаются заунывные звуки милицейских сирен. Кряхтит старый заслуженный морг - не часто к нему гости наведываются по двое. Круглая яркая луна равнодушно отворачивается - до утра еще далеко.