Драконье гнездо. Медь в драгоценной шкатулке. Книга 2. Глава 1-25 + 2 Интерлюдии
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Время идёт, и Наталье-Соньши предстоит многое пережить, что-то потерять, и что-то приобрести. Дворцовые интриги вмешиваются в её отношения с принцем Тайреном, и теперь судьба Соньши зависит от отца Тайрена - императора Иочжуна. В тексте использованы стихи Бао Чжао в переводе Л. Бадылкина и ханьское стихотворение-юэфу.
|
Учитель сказал:
- О как велики были Шунь и Юй, владея Поднебесной, они не считали её своей.
Конфуций. Беседы и суждения
1.
Легки мои кони, цвет масти их сив...
И ровно ложатся все вожжи у грив,
И лошади мчатся, и хлещут бичи.
Учись, у мудрейших совета спросив!
Ши Цзин (II, I, 3)
Когда-то давным-давно в мире не было ничего - ни Земли, ни Неба, ни верха, ни низа, ни воды, ни тверди, один только первозданный хаос. Он простирался, сколько хватало глаз, огромный, неизмеримый, вмещающий в себе зачатки всех вещей, но не содержащий ни одной из них, округлый, как гигантское яйцо. Но однажды раздался страшный грохот, словно треснула гора - хуа-ла! - и хаос раскололся. Ну, всему бывает свой конец, и любому яйцу в конце концов приходит время разбиться, выпуская наружу птенца. Вот и яйцо-хаос разбилось на множество осколков, только вылупился из него не цыплёнок, а Первый человек. Оглянулся он по сторонам, и увидел, что взбаламученные осколки хаоса разделяются между собой: всё лёгкое, чистое и светлое поднимается вверх, а всё тяжёлое, грязное и тёмное опускается вниз. Так появились Небо и Земля, но ещё слишком неустойчивыми они были и могли слипнуться вновь. Тогда упёрся Первый человек ногами в Землю, а плечами в Небо, и так встал, не позволяя им соединиться. Каждый день Небо становилось выше на один жэн*, Земля толще на один жэн, а Первый человек подрастал на один жэн. Восемнадцать тысяч лет стоял этот огромный Атлант, удерживая Небо и Землю, не давая им вновь превратиться в хаос, а по истечении этого срока убедился, что стали они достаточно твёрдыми и прочными, и опасность миновала. Вздохнул тогда Первый человек - и умер. От облегчения, надо полагать. И вздох, вырвавшийся из его уст, стал ветром и облаками, голос - громом, левый глаз - солнцем, а правый глаз - луной, туловище - четырьмя сторонами света, руки и ноги знаменитыми горами, что выше всех прочих, кровь - реками, жилы - дорогами, плоть - почвой, волосы на голове - звёздами, волосы и кожа на теле - травами, цветами и деревьями, зубы и кости - блестящими металлами и крепкими камнями, сверкающими жемчугом и яшмой, и даже пот, выступивший на его теле, превратился в капельки дождя и росу. А потом богиня Нида заселила новорожденный мир зверями, птицами, рыбами и людьми, и он окончательно стал таким, каким мы знаем его сейчас. Правда, откуда взялась сама богиня со своими собратьями-богами, никак не объяснялось. Должно быть, сами собой завелись. Как плесень.
Таков был миф о сотворении этого мира в изложении принца Тайрена. Комментарий про плесень, понятно, принадлежал мне. Тайрен в ответ поперхнулся, после чего заметил, что я порой бываю слишком несдержанна на язык. С чем я с готовностью согласилась.
Наше путешествие продолжалось уже больше двух недель и проходило достаточно комфортно. В нашем распоряжении была просторная карета с мягкими подушками, а если надоедало трястись, всегда можно было проехаться верхом. Или пройтись пешком, благо наш поезд, куда кроме кареты входили несколько возков и отряд охраны, двигался чаще всего неторопливым шагом. На ночлег мы обычно останавливались на почтовых станциях или на куда более редких и многолюдных постоялых дворах. Станции мне нравились больше - они были чище, ухоженней, и в них не было толпы, которая гомонила за тонкой стенкой, мешая спать. Когда я спросила, почему так, оказалось, что пользоваться станциями простым путникам не разрешалось. Они предназначались для казённых надобностей, для государственных гонцов и правительственных чиновников, и чтобы воспользоваться их гостеприимством, нужно было иметь специальное разрешение. Но у принца-наследника с разрешением всё было в порядке, так что за всё время поездки случилось лишь несколько раз, когда мы ночевали не под крышей.
Так мы миновали заросшую очень красивым разноцветным осенним лесом горную гряду - невысокую по сравнению с той, что я уже видела, когда посольство везло меня в столицу полтора года назад. Неужели прошло уже столько времени? Иногда мне казалось, что это было очень давно, и я уже так привыкла к этому миру, словно жила тут всегда. А иногда мерещилось, что всё случилось вчера. Или даже не случилось, а просто я вижу очень яркий и красочный сон, но вот сейчас зазвонит будильник, я открою глаза, и Гришка бодрым голосом скажет, что если соня не встанет в ближайшие четверть часа, то опоздает на работу. Он всегда просыпался куда быстрее и раньше меня, и потому завтрак обычно тоже готовил он.
- Вот тебе кофе в постель, - говорил он, протягивая мне кружку. - А остальное ждёт на кухне.
Теперь завтрак нам готовила прислуга, а о кофе приходилось лишь мечтать. Впрочем, к этому напитку я дышала ровно, и отказ от него дался мне куда легче, чем отказ от нормального хлеба и картошки. Каковая, как выяснилась, считалась слишком грубой для утончённых аристократических желудков, и потому в пищу её употребляли только крестьяне да солдаты, и те норовили при первой же возможности перейти на рис или хотя бы просо, а картофель превратить в кормовую культуру для скота.
Что они понимают, эти местные.
Прошлое, моё происхождение не отпускало так просто, то и дело напоминая о себе не только разницей менталитетов, моими странными для слушателей рассуждениями и замечаниями, так удивлявшими и то раздражавшими, то веселившими Тайрена. В последние месяцы мне почему-то чаще стали сниться сны, в которых я видела себя на Земле, в моей обычной жизни. Как это водится у снов, они были путаными, мешавшими времена и места, людей и события, в них происходили странные вещи, но просыпалась я после них с острым чувством ностальгии по оставленной жизни. Иногда даже не сразу могла понять, где нахожусь, и почему надо мной не привычный побеленный потолок квартиры, а какие-то балки и занавески. Вот и в тот день, когда на горизонте показалась ещё одна горная цепь, мне приснился слегка фантасмагоричный сон, в котором я была у кого-то в гостях, и там присутствовал мой покойный дедушка, причём я отлично помнила, что он покойный, но совершенно как должное воспринимала то, что он сидит рядом со мной за столом. И то, что дом, в котором мы собрались, выглядит точной копией Хризантемового павильона, тоже не смущало меня ни в малейшей степени - я знала, мы находимся на Земле, и ждала, что вот сейчас застолье закончится, и мы с мамой пойдём к нам домой... Хотя в реальности не жила вместе с ней уже пару лет до того столкновения с грузовиком. И когда я проснулась, первой мыслью было - а вот привезти бы родителей в Таюнь, показать им моё нынешнее житьё, познакомить с Тайреном! Что они сказали бы, увидев, условия, в которых я теперь живу? Ой, нет, блин, о чём я думаю? Вот уж чего бы я точно не хотела, так это показывать моим близким гаремный гадюшник.
И почему-то именно в этот раз осознание непреодолимости границы между прошлым и настоящим заставило меня расчувствоваться буквально до слёз. Словно именно этот сон стал последней каплей, заставившей меня окончательно осознать и принять простой факт: всё, возврата не будет, этот мир навсегда. И я, уткнувшись в подушку-валик, запоздало, зато от души оплакала разлуку со всеми и всем, что знала и любила прежде.
- Что случилось? - вдруг шёпотом спросил Тайрен. Оказалось, что он не спал, хотя было ещё темно, или, может, проснулся от моих всхлипываний. Здесь, в пути, оковы этикета ослабли, и принц больше не считал нужным выгонять меня из постели среди ночи.
- Да так, - я хлюпнула носом. - Вспомнила.
- Что?
- Родителей, - честно призналась я. Благо здесь, с местным культом любви и почтения к старшим, это достойная причина для бурной истерики, не то что для тихого ночного плача. - Я с ними не виделась уже больше года. И, наверное, никогда больше не увижусь. А когда-нибудь... они умрут... а я этого даже не узнаю-у!
Слёзы хлынули пуще прежнего. Тайрен сочувственно вздохнул и прижал меня к себе, бормоча что-то успокоительное. Кажется, о том, что Небо милостиво, и что шанс есть всегда, и что он прикажет разослать по северным и западным пограничным заставам описание моих родных, чтобы, если они когда-нибудь пересекут границу империи, об этом сразу же доложили ему. В конце концов я успокоилась, но на этом дело не кончилось. Мои слёзы запустили в голове его высочества мыслительный процесс, приведший к неожиданным для меня выводам.
- Я свинья, - вдруг сказал он.
- Э? - я с проблеском любопытства подняла голову с его плеча. - И в чём это выражается?
- Я же совершенно не подумал. Тебе тоже надо почтить своих предков!
И пока я молчала, переваривая новый поворот, добавил:
- Как приедем, сразу же прикажу найти резчика по дереву, чтобы он изготовил поминальные таблички.
- М-м... - промычала я, лихорадочно соображая, как выкрутиться из неожиданного затруднения. Люди здесь помнили своих предков на много поколений назад - во всяком случае, люди благородные. Кое-кто утверждал, что может перечислить всех вплоть до Первого императора. И для каждого известного предка изготавливалась своя табличка. И вот как объяснить, что я знаю свою родословную не дальше бабушки с дедушкой? Ну, могу ещё прабабушку Веру назвать - она умерла, когда я была совсем маленькой, но в семье о ней рассказывали. А ведь я сама сочинила, что мой отец - учёный человек, не крестьянин какой-нибудь, а значит, должен знать, откуда есть пошёл наш род. Впрочем, не удивлюсь, если тут и крестьяне помнят своих пращуров в десятом колене.
- Что?
- Видишь ли... Я... Ну... А что делать, если человек не знает...
- Да, ты не знаешь, живы ли твои родные, я понял. Знаешь, если так получилось, что нет возможности перечислить всех, можно изготовить одну табличку на весь род. Духи будут знать, кому предназначены жертвы.
- Тогда так и сделаем, - с облегчением согласилась я. Обыкновение Тайрена додумывать за меня в очередной раз сыграло мне на руку. Помолчав, я с любопытством спросила: - А что, если человек вообще не знает своих предков? Ну, мало ли... Осиротел в раннем детстве, в чужих краях. Или и вовсе подкинули... Как ему тогда быть?
- Такое редко бывает. Но в крайнем случае, можно поставить пустую табличку. Духи поймут, если они всё-таки присматривают за своим потомком с Небес.
- А могут и не присматривать?
- Если кто-то опозорил свой род, едва ли предки захотят знать такого потомка и его детей. Гнилую траву вырывают с корнем.
- А кто же тогда будет их кормить?
- Лучше голодать, чем брать у недостойного, - очень серьёзно сказал Тайрен.
У меня на языке крутился совет сперва поголодать как следует, а лишь потом делать выводы, но я его проглотила. В конце концов, явно не он до этого додумался. А у местных опыт голодовок поболе, чем у меня.
В день, когда мы подъехали к горам, выпал первый снег. Дыхание приближающейся зимы чувствовалось в воздухе тем дальше, чем севернее мы забирались. Я уже давно надевала верхний халат на вате и куталась в подбитый мехом плащ, удивляясь Тайрену, что обходился одним плащом, а он смеялся и говорил, что воина холод лишь бодрит. Поселения вокруг становились реже, расстояния между станциями больше, и порой случалось, что мы за целый день не видели ни одного человека и никакого признака жилья. Только вилась вперёд пробитая колея дороги, намекая, что люди ездят по ней всё же достаточно часто, чтобы она не зарастала. Иногда, в дождливую погоду, колея заполнялась грязью, но дождей для осени было на удивление мало, так что нам повезло ни разу не застрять. Первый снег пролежал всего пару часов и стаял, но я задумалась, что будет, если снегопад всё же укроет здешние дороги. Судя по тому, как удивлялся почтенный настоятель Чжа Жаосиланг, саней тут нет. Более южным землям они и не нужны, там снег не лежит. А севернее?
- Да не беспокойся, - отмахнулся Тайрен, когда я поделилась с ним своими соображениями. - К празднику Любования луной уже точно будем на месте.
- Я не беспокоюсь. Мне просто интересно. Как у вас люди передвигаются из одного места в другое, если вокруг снег? Неужели все по домам сидят?
- Сразу видно, что ты - дочь учёного, - рассмеялся он. - По большей части по домам, наверное. Или верхом. Когда приедем, спросишь, северяне должны знать.
Чтобы миновать горы, нам пришлось подниматься по довольно длинному серпантину, с которого открывался всё более потрясающий вид на оставленную нами равнину. Потом дорога наконец перевалила через хребет, и мы оказалась в высоко лежащей долине, похожей на огромную чашу, дно которой заросло травой, а бортиками служили горные вершины. Этакая степь в миниатюре. Я попыталась вспомнить, как будет "степь" на языке привезших меня в Таюнь кочевников, и не сумела - большая часть выученных за время пути слов уже испарилась из памяти, не найдя себе применения. "Чаша" оказалась обитаемой, на дне её лежал небольшой городок, и в этот раз мы остановились не на станции и не на постоялом дворе, а в доме градоначальника, вместе с чиновниками города выехавшего навстречу и подобострастно приветствовавшего принца задолго до городских ворот. Стоило нам ступить на землю перед воротами его дома, как вышедшие нас встречать домочадцы, повалились на колени и уткнулись лбами прямо в уличную пыль. После того, как Тайрен милостиво разрешил им встать, градоначальник, дородный человек с тонкой и длинной бородкой, при взгляде на которую на язык так и просилось определение "козлиная", сгибаясь в три погибели, выхватил из рукава метёлку и, пятясь, принялся разметать перед принцем дорожку через весь двор, одновременно старательно прикрывая свою работу широким рукавом.
- Что это он? - шепнула я невозмутимому Тайрену.
- Потом объясню, - так же шёпотом ответил он.
Но объяснила мне Усин, разумеется, сопровождавшая меня в этой поездке, когда мы с ней очутились на женской половине дома. Оказалось, что хозяин поступил по всем правилам старинного вежества. Именно так и надлежит встречать высокопоставленного гостя, выметая перед ним все соринки и собственной одеждой предохраняя от летящей пыли.
На женской половине меня встретила хозяйка, не менее дородная, чем её супруг, и две их дочери, совершенно мне не запомнившиеся. А также целый отряд служанок, видимо, все имевшиеся в наличии. Хозяйка кудахтала, рассыпаясь в комплиментах и уверениях, что они никогда не забудут оказанной им чести и сделают для меня всё, что в их силах. Остальные глазели на меня, ничуть не стесняясь своего любопытства, и я уже почти слышала, с каким возбуждением они будут обсуждать увиденное, едва покинув отведённую мне спальню. Так что посыльного с приглашением разделить ужин с его высочеством и хозяином дома я встретила с настоящим облегчением, игнорируя изумление хозяйки и шёпот остальных. Видимо, предполагалось, что я не должна покидать женскую половину до самого отъезда, но мне было наплевать.
По крайней мере мужчины не демонстрируют любопытство столь явно.
Оказалось, что обедать мы будем не втроём, а вчетвером - кроме Тайрена был приглашён ещё один гость, не то с целью похвастаться им принцу, не то с целью похвастаться принцем перед гостем. И, судя по всему, Тайрен был знакомством весьма доволен. Позже он мне подтвердил то, о чём я догадалась и сама: гость, господин Цзию, был учёным, чья слава покинула приграничье и распространилась по всей империи. А то, что он упорно оставался в своём захолустье, игнорируя все приглашения от высокопоставленных лиц, лишь прибавляло ему авторитета. Здесь очень ценили, по крайней мере, на словах, тишину и единение с природой, а потому любой, отправившийся по здешнему выражению, "к рекам и озёрам" тут же получал плюсик в карму и, при прочих равных, ставился выше своих собратьев по профессии или служению.
Как и в охотничьем домике, для меня поставили отдельный столик с ширмой, рядом со столиком принца. Несколько музыкантов с пипой, флейтой, барабаном, набором колокольчиков, висящих на раме, и ещё с каким-то музыкальным инструментом, похожим на скрипку, названия которого я не знала, не переставая, играли одну мелодию за другой. Хозяин явно постарался принять его высочество по высшему разряду, и когда Тайрен вежливо похвалил ансамблик, с забавной гордостью сообщил, что созвал музыкантов со всей округи - специально для этого вечера. После чего разговор естественным образом зашёл о музыке. Я старательно помалкивала, поглощая горчащий суп из оленины, но в какой-то момент всё-таки не удержалась. Это случилось, когда господин Цзию выразил сожаление о распространении среди молодёжи моды на варварскую музыку.
- Люди всё больше склоняются к дурному. Теперь они полюбили мелодии блуждающие и извращённые, испорченные и праздные! И эти распущенные напевы приводят к тому, что народ погрязает в разврате и смутах.
- И не говорите! - поддакнул градоначальник. - Разве в былые времена чернь посмела бы устраивать беспорядки, требуя ограничить цены на базаре! Да разве слыхано было, чтоб всякие мошенники лили фальшивые деньги!
- В древности мудрые цари, сочиняя музыку, опирались на природу человека, рассматривали соотношения мер и чисел, устанавливали то, что отвечало сути обрядов, и руководствовались действием пяти основных начал, - господин Цзию не дал сбить себя с возвышенного тона. - И так и помощью музыки поддерживалось обилие добродетелей. Все пять отношений образно выступали в музыке, потому и говорилось: в музыке просматриваются все глубины! Но когда в обществе смута, обряды и ритуалы заброшены, то и музыка непристойна. Исчезают самые основы правильного поведения, и потому благородный муж презирает подобную музыку.
- Простите, что вмешиваюсь, - подала голос я, - но можно спросить, что здесь всё-таки причина, а что следствие? Дурные нравы портят музыку, или наоборот?
Мужчины посмотрели на меня. Во взгляде учёного и чиновника читалось то же выражение, которое я в былые времена видела и у Тайрена - надо же, женщина заговорила! Ясно ведь, что если она тут и присутствует, то только для мебели. А вот сам Тайрен теперь, напротив, заулыбался и даже подмигнул мне.
- Одно связано с другим, госпожа, - степенно сказал Цзию после паузы, убедившись, видимо, что принц наглую наложницу осаживать не собирается. - Когда на человека воздействуют фальшивые звуки, на них отзываются мятежные чувства. А по мере того, как непокорность формируется, наступает разгул непристойной музыки. Когда же на человека воздействуют правильные звуки, на них откликается чувство послушания, а после того, как сформируется покорность, наступает подъём гармоничной музыки. Согласное пение находит отклик в сердцах, а искажённые напевы искривляют прямое. Законы всего сущего взаимодействуют друг с другом.
Я покивала с улыбкой. Ну да, ну да, музыка во всём виновата. А не подъём цен и не фальшивомонетчики. И уж тем более, конечно, не любимое правительство. Хотя... Если вспомнить, что не так уж и давно творилось в моём собственном мире, в моей собственной стране... "Сегодня он слушает джаз, а завтра Родину продаст" - не знаю, действительно ли бытовала такая присказка, или это чья-то ирония, но мысль отражает. Так далеко ли мы ушли от этого философа и ему подобных?
Между тем господин Цзию повернулся к принцу.
- Должно быть, госпожа утомлена после дальней дороги, - сказал он. - Почему бы вашему высочеству не отпустить её отдохнуть, пока мы продолжим нашу беседу?
- Ну зачем же? - в глазах Тайрена плясали маленькие чёртики. - Зачем же лишать госпожу удовольствия послушать столь учёного человека? Ей ведь наверняка любопытно. Соньши, ты, наверное, хочешь спросить у господина что-нибудь ещё?
- Разумеется. Вот, например: что вы имели в виду, когда сказали, что законы всего сущего взаимодействуют друг с другом? А до этого упоминали о взаимоотношениях мер и чисел? Какую роль во всём этом играет музыка?
Учёный муж вздохнул. Не то поражаясь моему невежеству, не то огорчаясь, что придётся тратить время на объяснение женщине. Или и то, и другое разом.
- Вам, должно быть, известно, госпожа, что вся музыка основывается на гамме из пяти тонов и двенадцатиступенном хроматическом ряде?
Я кивнула. Конечно, наставница Тэн заставила меня выучить все тона, когда пыталась привить мне искусство игры на пипе.
- Гамма состоит из тонов гун, шан, цзюэ, чжи и юй. Ряд - из ин, хуан, да, тай, цзя, гу, чжун, жуй, линь, и, нань и у.
- Совершенно верно. Нота "гун" символизирует правителя, нота "шан" - чиновников, нота "цзюэ" - народ, нота "чжи" - дела государства, нота "юй" - внешний мир. Если тон "гун" расстроен, то звуки беспорядочны, а, значит, правитель высокомерен. Если расстроен тон "шан", то звуки грубы, а чиновники испорчены. Если расстроен тон "цзюэ", то звуки тревожны, а народ недоволен. Если расстроен тон "чжи", то звуки печальны, и, значит, народ изнурён трудами. Если тон "юй" расстроен, то звуки отрывисты, а богатства государства оскудели.
Я снова кивнула, уже менее уверенно. Что символизирует каждая нота, я тоже знала, но мне никогда не приходило в голову переводить их символику в практическую плоскость.
- Музыкальный же строй и календарь отражают то, чем Небо связывает пять первоэлементов и восемь направлений, и как оно даёт полную зрелость всему сущему, - кажется, господин Цзию окончательно настроился на длительную лекцию, и его голос зазвучал значительно и размеренно. - Там, где гнездится северо-западный ветер, в чьей власти жизнь и смерть, находится созвездие "Стена", что управляет началом рождения жизненных сил и направляет их к востоку. Далее находятся созвездие "Дом", управляющее начальной силой Света. Дальше к востоку идёт созвездие "Кровля". Слово "кровля" звучит так же как слово "падение", что говорит о том, что там сила Света падает. Созвездие связано с месяцами выпадения инея и начала зимы, а среди музыкальных тонов хроматического ряда соответствует тону "ин". "Ин" - это то же что и "сдерживать", а это означает, что животворная сила Света в это время скрывается внизу и сдерживается. Далее идёт северный ветер, и там сила Тьмы превосходит силу Света. Далее к востоку находится созвездие "Пустота". Сила Света зимой прячется в пустоте, но со дня зимнего солнцестояния сила Тьмы начинает опускаться и скрываться, а сила Света - подниматься и расправляться. Далее находится созвездие "Ждущая дева", там силы Света и Тьмы ещё не отделились друг от друга, ожидая момента, потому и "ждущая". Она связана с месяцами Малые снега и Большие снега, а среди музыкальных тонов соответствует тону "хуан". "Хуан" произносится так же, как и другой "хуан" - "нести ношу", а это значит, что сила Света там, внизу, занята взращиванием великого множества сущностей...
Я молчала, впечатлённая логикой, а господин Цзию продолжал сыпать названиями созвездий, ветров и месяцев, каким-то непостижимым образом увязывая их с музыкальными тонами и круговоротом сил Света и Тьмы в природе. Тайрен поглядывал то на него, то на меня, поскучневший градоначальник неторопливо, но методично опустошал стоящие перед ним блюда.
- ...А числовые выражения тонов - девять на девять равно восемьдесят один и соответствует тону гун. Если от этого числа отнять одну треть, будет пятьдесят четыре, и это число соответствует тону чжи. Если к трём третям числа пятьдесят четыре прибавить одну треть его, получим семьдесят два, и это соответствует тону шан. Если от трёх третей числа семьдесят два отнять одну треть, получим сорок восемь, и это соответствует тону юй. Если к числу сорок восемь прибавить одну треть его, получим шестьдесят четыре, что соответствует тону цзюэ.
Господин Цзию прервался на мгновение, сделав глоток вина. Опасаясь, что он сейчас начнёт разводить нумерологию и по всем двенадцати хроматическим тонам, я поспешила вклиниться:
- Благодарю вас за рассказ, почтеннейший господин. Это было очень познавательно!
И поклонилась, сложив руки так же, как при земном поклоне.
- Я думал, ты начнёшь с ним спорить, - сказал Тайрен, когда мы шли к отведённым для нас комнатам. - Ты ведь любишь спорить.
Как можно спорить с откровенным бредом? - могла бы спросить я, но вместо этого сказала:
- Спор имеет смысл, когда тебя слышат или хотя бы слушают. А господин Цзию, такое у меня сложилось впечатление, выражал себя, как тетерев на току. Едва ли бы он воспринял то, что я могла бы ему сказать.
- Эк ты непочтительно, - хмыкнул Тайрен. - Но в чём-то ты права. За иными учёными мужами такое водится.
*Жэн - около 3 м.
2.
Что сыщешь ты там, у чжуннаньских высот?
Там слива с катальпою горной вдвоём.
Муж доблести прибыл на этот хребет,
Он в шубе из лис, под узорным плащом,
И лик, точно киноварь, ал у него!
Его мы своим государем зовём.
Ши Цзин (I, XI, 5)
Как и обещал Тайрен, в приграничную крепость, предназначенную ему для пребывания, мы прибыли к празднику Любования Луной. Правда, успели совсем впритык, за два дня, потратив на дорогу около двух местных месяцев. После того, как мы покинули тот городок, крепость Анта оказалась первым населённым пунктом по другую сторону гор, который мы вообще увидели. Даже почтовые станции стали редкостью, и потому последние две ночи пришлось ночевать в шатрах. К счастью, погода после выпавшего и стаявшего снега потеплела, и потому ночевки под меховыми одеялами рядом с жаровней вышли достаточно комфортными. Даже пошедшие наконец дожди не помешали нашему путешествию - дорогу просто не успело развезти настолько, чтобы кареты и повозки начали в ней застревать, как мы уже и приехали.
Дальше Анты не было ничего, только пограничные заставы. А потом начиналась степь, южнее переходящая в пустыню. Вотчина кочевников, иногда дружественных, но чаще вовсе даже наоборот.
Но пока мы ещё находились в лесостепной полосе - ровные пространства и холмы, покрытые густой, хотя и пожухлой травой, перемежались рощами. Несколько раз мы видели огромные овечьи отары, однажды, проезжая по берегу озера, увидели пасущихся на другой стороне лошадей, а также чей-то шатёр, но ни одного человека я так и не разглядела. По словам Тайрена, неплохо знавшего географию родной страны, многие жители здесь по происхождению были степняками, но уже давно приняли подданство Северной империи. Кое-кто их них поселился в крепостях, подобных Анте, и вёл вполне оседлый образ жизни, но многие продолжали жить скотоводством, перегоняя стада и сами кочуя с пастбища на пастбище, как и их варварские предки. Говорили даже, что они не слишком озабочены ненарушением государственных границ и вполне могут пересечь их, не соблюдая принятых формальностей, вроде обязательных пропускных бирок, докладов и досмотров, но начальники застав и крепостей, как правило, закрывают на это глаза. Но это всё на уровне слухов, официальных докладов такого рода из приграничья в столицу уже давно не поступало. Раньше случалось, вот только жалобщики надолго в этих местах не задерживались. Кто сам просил о переводе, а кто просто помирал от болезней и несчастных случаев.
- Когда-нибудь я и тут наведу порядок, - мечтательно сказал Тайрен. - Ведь они наверняка не только за травой и водой кочуют. Перетряхнуть бы их мешки, наверняка найдётся немало интересного!
Я промолчала, хотя меня так и тянуло иронично пожелать ему удачи.
Сама крепость вполне отвечала канонам средневекового замка - главное укрепление на скалистом холме и обнесённое стеной поселение под ним. Только облик укрепления вовсе не напоминал классические европейские крепости. Если впечатляющие, расширяющиеся книзу стены с зубцами и башнями вокруг всего посёлка ещё можно было представить где-нибудь на холмах Франции или Англии, то при виде комплекса из нескольких пузатых зданий над ними, внешне похожих на стены арены или амфитеатра, я испытала немалое удивление. Я-то ожидала узреть что-то вроде японских замков, фото которых в окружении цветущей сакуры так любят помещать на календари - словно несколько лёгких белоснежных домиков, составленных друг на друга, так что из-под верхнего этажа торчат края черепичного ската нижнего. Но здесь предпочитали строиться проще. Одно или несколько сообщающихся круглых или квадратных в плане строений с внутренним двором, так, чтобы внешняя стена здания служила заодно и внешней стеной укрепления, с одним входом и либо полным отсутствием внешних окон, либо с небольшими окошками на уровне второго-третьего этажа. Однако внутри, как я убедилась, было достаточно комфортно и просторно.
Командующий гарнизоном Анты явно был не слишком рад высокому гостю, хотя все необходимые церемонии соблюл (ну а посмел бы он не...) На этот раз я не стала сразу же мешать мужским беседам, а отправилась приводить себя в порядок и отдыхать после дороги. Так что как следует рассмотрела я господина командующего Хо Бая во время пресловутого праздника Любования Луной, который мы провели на одной из террас, опоясывающих центральный двор крепости.
Впрочем, внешне этот человек оказался на удивление невзрачен, что называется - глянуть не на что. Этому же способствовала его манера поведения: в присутствии принца, равно как и в моём присутствии, он неизменно и старательно притворялся шлангом, явно предпочитая как можно меньше открывать рот и вообще производить какие-либо телодвижения. Его жена запоминалась куда больше. Госпожа Мий Нуо была довольно красива, приветлива и очень хорошо воспитана. Рядом с ней как-то забывалось, что мы находимся в медвежьем углу, где всех развлечений и событий - разве что ярмарка пару раз в год да военные учения, проводимые её мужем. Она вполне могла бы быть хозяйкой какого-нибудь столичного салона. Если в этом мире есть салоны. Меня так и подмывало спросить, какие превратности судьбы закинули сюда эту даму, явно выросшую в очень хорошем доме, но я так и не решилась.
Порой учтивость возводит между людьми куда более неприступные стены, чем грубость и неприязнь.
В этот раз с собственно любованием оказалось всё в порядке - небо было чистым, и луна висела над крышами во всей красе, действительно очень большая и яркая. Мы ели собственноручно испечённые госпожой Мий лунные пряники, показавшиеся мне даже более вкусными, чем те, что готовились на императорской кухне ("Вы меня перехваливаете", - вежливо улыбнулась хозяйка, когда я поделилась этим соображением), мужчины играли в шашки, а мы с госпожой Мий - в облегчённый вариант одной из местных угадаек. Нужно было опознать по одной строчке стихи из самого знаменитого сборника, но, поскольку я ещё не успела выучить наизусть их все, мне милостиво разрешили подглядывать в хозяйский экземпляр.
В конце концов хозяева ушли спать, пожелав нам приятных снов, и мы с Тайреном остались полуночничать вдвоём - не считая парочки слуг, разумеется. Но те неподвижно стояли в тени, довольно далеко от нас, и я почти о них забыла.
- Всё-таки мир вокруг нас поразительно красив, - Тайрен, выигравший свою партию в шашки, пребывал в лирическом настроении.
- Угу.
- Что-то увидела?
- А? - я опустила глаза. - Нет, ваше высочество. Я пытаюсь разглядеть пресловутого лунного зайца. Но у меня не получается.
В детстве я была уверена, что вижу на луне чьё-то лицо. Но повзрослев, я стала видеть на лунном диске только бессистемные пятна.
- Я тоже его никогда не мог рассмотреть, - признался Тайрен. И указал на стоящее передо мной блюдо с мясными шариками. - Ты ешь. Змеиное мясо полезно для женского здоровья.
- Правда?
- Да, я справлялся у врачей, что может помочь тебе зачать.
Опять он за своё. Я подавила вздох и послушно отправила в рот шарик из змеятины. На вкус она напоминала курицу.
- Чем думаете заняться завтра, ваше высочество?
- Думаю осмотреть окрестности. А ты? Уже достаточно отдохнула от дороги, чтобы составить мне компанию?
- С удовольствием, - улыбнулась я.
Осматривать окрестности мы отправились верхом. Неторопливо съехали по небольшому серпантину от ворот крепости и шагом миновали узенькие улочки, довольно оживлённые, хотя не сказать чтобы запруженные. На нас оглядывались. Приставленный к нам слуга показывал местные достопримечательности - вон за тем углом рынок, тут постоялый двор, а вот тут чайная, вон на этой улице лавки, хотя столичной госпоже они едва ли будут интересны... А вот эта обширная утоптанная площадка сразу за южными воротами, нет, это не плац, хотя может и так использоваться, но, вообще-то, здесь проходит ярмарка, на которую съезжается вся округа, а если повезёт, то и варвары из-за границы империи жалуют.
А за северной стеной города я увидела первое в этом мире кладбище. Первое, которое я увидела, разумеется, а не первое вообще. И, конечно же, любопытство заставило меня подъехать поближе, благо принц не возражал, спешиться и пройти за символическую каменную оградку высотой по колено. Я ожидала увидеть холмики, столбики, плиты, может быть, статуи или склепы... Что ж, холмики тут действительно были, но куда выше, чем я привыкла видеть на земных кладбищах. Скорее это были миниатюрные курганчики, в боку каждого из которых была сделана подковообразная выемка, и порой не одна. Иногда она была вымощена каменными плитками, но обычно внутри просто была утоптанная земля. В любом случае у дальней стены выемки стояло что-то вроде каменного алтаря. Кое-где вместо насыпных холмиков использовались естественные неровности. Иногда стенку над алтарём покрывали разноцветные изразцы, но чаще всего она укреплялась простыми булыжниками.
- Кто-то недавно справлял поминальный обряд, - Тайрен кивнул на один из алтарей, перед которым (а не на нём) стояла большая бронзовая чаша на трёх ножках. Подойдя поближе, я увидела в чаше пепел.
- Едва ли местный, - добавил принц. - Местные бы принесли еду и вино. А этот просто сжёг деньги.
- Деньги?
- Да, чтобы на том свете покойный ни в чём не знал нужды.
Я невольно усмехнулась. Потусторонний мир местные представляли практически полным аналогом земного. Там был свой Небесный император, живший в своём дворце за небесной оградой у Полярной звезды, и небесная иерархия божеств и духов выстраивалась вокруг него, как приближённые вокруг земного императора. Лучшие из людей тоже могли попасть в небесный дворец, и праведная жизнь заменяла им отборочный экзамен, что земные чиновники держали на хорошую должность. Те же, кто с заданием не справлялись, отправлялись в места поплоше - главным образом во владения Царицы-Матери, как в далёкую провинцию, с детально расписанной географией, несколькими городами, целой когортой демонов - поддержателей порядка, и своим чиновничьим аппаратом. Там был даже свой апелляционный суд, в который могли принести жалобу души неправедно казнённых! Интересно, какие приговоры он выносит, и как они претворяются в жизнь?
Да что там загробный мир, если даже расшалившуюся в этом мире нечисть можно было призвать к порядку жалобой духу-покровителю местности, точно так же, как унимали хулиганов-людей жалобами волостному или уездному начальству. Только, в отличие от людских дел, где пожаловаться мог каждый лично свободный, жалобу на нечеловеческую сущность должен был принести кто-то, пользующийся авторитетом не только в этом, но и в ином мире: святой отшельник, особо добродетельный священник или, на худой конец, деревенский колдун.
- Ну, что, поехали дальше? - спросил Тайрен.
Я кивнула, и мы вместе пошли обратно, к ждущим нас лошадям. По пути миновали небольшой храмик, стоявший в тени раскидистого дерева - такой маленький и скромный, что я заметила его только теперь. Черепичная крыша заметно просела, стены покрывали пятна, краска на двери облупилась. Мне почему-то стало грустно, как бывает грустно, когда видишь человека нелёгкой судьбы и понимаешь, что ничем не можешь ему помочь.
Лошади дружелюбно зафыркали при нашем приближении, немногочисленные сопровождающие ждали поодаль. Копыта стучали по земле - в последние утра случались заморозки, и почва была твёрдой, а трава на рассвете серебрилась инеем. Впрочем, сейчас он уже стаял, и холодный воздух, ворошивший гривы и норовивший во время скачки сорвать с головы капюшон, лишь прибавлял бодрости. Неровная местность то вздыбливалась горками, то расстилалась широкими лощинами, казалось, предназначенными для того, чтобы пустить по ним лошадей галопом. И мы с Тайреном не стали противиться приглашению.
- А ну, догоняй! - крикнул принц, давая шенкелей своему коню.
Я невольно рассмеялась и толкнула свою кобылу пятками. Стало легко и весело, конская спина двигалась подо мной, и я на миг воспаряла с каждым лошадиным прыжком, чтобы потом упруго оттолкнуться от земли, чувствуя её всем телом, словно скакала сама. Солнце то выглядывало, то пряталось за серые облака, море травы колыхалось вокруг, и не было ему конца и края. Слуги отстали, и мы остались одни под этим сине-серым небом, наедине с травой, холмами и степным ветром.
- А теперь вы догоняйте, ваше высочество! - как ни странно, мне удалось вырваться вперёд. Может, Тайрен сам придержал коня, а может, дело в том, что я была всё-таки легче, но теперь я первый раз в жизни залихватски гнала галопом, ничуть не смущаясь ни недостатком умения, ни возможными сюрпризами от лошади, ни тем, каково будет падать на эту твёрдую землю... Страха не осталось и в помине. Впереди не было никого, и позади довольно далеко - никого... хотя нет, топот копыт всё приближался и приближался, Тайрен поравнялся со мной, сверкнув широкой белозубой улыбкой, и вот мы уже мчимся бок о бок.
Пройдёт много лет, но это воспоминание навсегда останется со мной - скачка, ветер, море травы, скользящие по ней тени облаков, и счастье, что летело тогда рядом с нами, как птица...
- А эти шкурки прислал тот торговец, что держит лавку на углу Кузнечной улицы, - Усин споро разложила передо мной меха. - Велел передать... как же там... он понимает, что его ничтожные дары лишь оскорбят взор госпожи, и уповает только на её милость и снисходительность. Это все подношения, которые он в силах сделать, чтобы выразить своё почтение.
- Если дары лишь оскорбят, зачем же их подносить? - фыркнула я. - Хотя вот этот лисий хвост неплох, как думаешь?
- Если обшить им парадное платье старшей сестры, будет очень красиво...
Я погладила рыжую шерсть. Сама шкурка была и вправду так себе, но вот хвост...
Это был уже не первый раз, когда я чувствовала себя Очень Важной Персоной. Что ни говори, а цельный принц для здешнего захолустья, где Небо высоко, а император далеко, был царь и бог и воинский начальник, и угодить ему было жизненно важным для всех окрестных чиновников. Все начальники застав, соседних крепостей и селений уже перебывали у нас, невзирая на трудности путешествия начавшейся зимой. Но не только чиновники искали его милости. Едва ли б его высочество снизошёл до того, чтобы заметить какого-нибудь местного торговца или ремесленника, разве что приобрёл бы по случаю какую-нибудь безделушку, но к нему явно относились, как смертные относятся к могущественному духу или божеству - заметит или не заметит, а подношение лучше сделать, так, на всякий случай. Но, помимо прямых подношений, испокон веков был ещё один способ воздействовать на сильного мира сего - угодить его женщине.
А поскольку его женщиной была я, то и лезли горожане из кожи вон. Деньги у меня были, ведь жалованье мне никто не отменял, и среди моего багажа находился целый сундучок с монетами. Но так уж получалось, что я могла бы жить тут припеваючи, не тратя ни одного ли, самой мелкой здешней монетки - на одни лишь подарки.
- Посыльный из лавки ещё здесь?
- Нет, старшая сестра, он ушёл сразу.
- Тогда пошли кого-нибудь в эту лавку передать - вот эту... и вот эту я беру в дар, а за остальное плачу... ну, сколько там полагается.
- Деньги в руках посыльного - что баран в пасти тигра, - недовольно пробормотала Усин.
- М? - я отвлеклась от поглаживания небольшой серой шкурки - наверное, беличьей. - Думаешь, мне самой лучше съездить?
- Нет-нет... Я не это имела в виду.
- Тогда пусть кто-нибудь сходит, - я покосилась на заклеенное бумагой окно. Если отодвинуть створку, всё равно не увидишь ничего, кроме круглого двора за балконом, но даже в нём чувствуется сильный ветер. Если ещё и снег пойдёт, то мы получим первую в этом году настоящую метель. Вылезать в такую погоду не хотелось. Хорошо, что стены крепости успешно держали тепло, и для обогрева комнаты хватало одной жаровни.
- А ещё я слышала новость, - если торговцы регулярно присылали мне свои товары, то Усин исправно служила поставщицей новостей и сплетен, - на празднование дня рождения его величества в Анту приедет вождь племени чжаэнов! И останется до зимнего солнцестояния.
- А чжаэны - это...
- Одно из степных племён, что признали власть Сына Неба! Хоть, говорят, и не по доброй воле, - в голосе Усин послышалось даже что-то вроде осуждения. - Рассказывают, что раньше они кочевали южнее и западнее, но потом их начали теснить кубры, и они прибегли к нашей защите. На эту зиму они устроили стойбище сразу за заставой Цилиб.
- Что ж, они поступили вполне разумно.
- А госпожа Мий говорит, что приобщаться к цивилизации нужно не из страха, а ради того, чтобы стать лучше. Но этих варваров пока не напугаешь как следует...
Я невольно усмехнулась. Но вообще-то гость - это хорошо. Теперь я в полной мере смогла оценить рассуждения Александра Сергеевича о провинциальной скуке и о том, как радует хозяев возможность отвлечься на свежего человека. "Кто долго жил в глуши печальной, друзья, тот, верно, знает сам..." Жаль, что нельзя прочесть "Графа Нулина" Тайрену, он любит стихи и оценил бы. Я помнила поэму почти наизусть, но увы - языковой барьер делал возможным только прозаический пересказ.
Каждый из нас боролся со скукой по-своему. Тайрен разъезжал по окрестностям, устраивал ответные визиты, приводя в трепет местное начальство на много лаев вокруг, я же в основном коротала время за привезёнными с собой книгами. Нужно же навёрстывать недостаток образования. Тайрен, когда оставался в крепости, нередко составлял мне компанию, и мы по уже сложившейся доброй традиции читали вдвоём, попутно обсуждая прочитанное. Теперь объектом совместного изучения стали исторические хроники и объёмный, в несколько томов, исторический труд, систематизировавший всё известное об истории обеих империй, Северной и Южной, каковыми, по убеждению их жителей, цивилизованный мир и исчерпывался.
А вот романов тут не было. Художественная литература была представлена лишь короткими жанрами - новеллами, стихотворениями, небольшими, на несколько сценок, пьесами. Даже поэмы оказались на удивление невелики.
В местной же истории для меня в глобальном смысле не оказалось никаких неожиданностей. Не прошло ещё и пяти веков с тех пор, как на месте нынешних империй расстилалось лоскутное одеяло из множества царств и княжеств. Хотя считалось, что когда-то, на заре времён, они всё же были единой империей, основанной тем самым Первым императором, что слетел на землю на драконе и улетел на Небеса на нём же. И якобы его империя тогда простиралась вообще на все обитаемые земли. Первого императора сменили ещё три, каждый из которых правил какое-то неимоверное количество времени, исчислявшееся тысячелетиями, потом съёжившееся государство перешло в руки древних мудрых царей, бывших уже несомненными людьми, но, поскольку, как это водится, со временем всё мельчает и портится, мудрость правителей в конце концов иссякла и страна развалилась на части. Части эти торговали и воевали между собой, заключали союзы и альянсы, дробились и сливались, пока в конце концов несколько самых сильных не поглотили почти всех, кто был слабее - и немедленно передрались друг с другом. Воспоминания о якобы имевшей место быть древней империи не давало правителям покоя, и в конце концов сильнейший сумел сожрать всех остальных, если не возродив легенду, то создав некое её подобие. В знак этого он, не довольствуясь царским титулом, впервые за писаную, а не легендарную историю, возложил на себя титул императора. Да не простого, а Великого.
Разумеется, добровольно ему никто не сдавался. Разумеется, свою империю он строил огнём и мечом, а потом ещё и давил то и дело вспыхивающее сопротивление. Разумеется, он стал тираном, перед которым трепетали и которого ненавидели - чтобы отыграться на его наследнике. Не прошло и пары лет после смерти великого завоевателя, как созданная им империя заполыхала со всех восьми концов.
Чему, впрочем, изрядно способствовало то, что на сыне гения, как это чаще всего бывает, природа отдохнула. Если папаша в своей жестокости был хотя бы последователен, то его наследник считал своё величие чем-то само собой разумеющимся и действовал по принципу - кто мне последнее слово скажет, тот и прав. Последнее слово неизменно оставалось за евнухами из его свиты, похоже, искренне полагавшими - пусть хоть потоп... даже не после нас, а завтра, лишь бы хапнуть побольше сегодня. И расправиться с теми, кто недоволен таким положением вещей.
Так удивительно ли, что восстали даже те, кто был лоялен отцу молодого правителя?
- А ведь вся империя, приподнявшись на цыпочки, ждала, каким он будет правителем, - заметил Тайрен, когда мы закончили главу о коротком и бесславном правлении второго императора. - Умирающий от голода рад и картофельным очисткам, стенания народа - всегда помощь правителю. Облегчи бремя народа и прослывёшь человеколюбивым. Если бы он исправил ошибки своего отца, облегчил подати и наказания, выпустил заключённых из тюрем, позволил вернуться изгнанникам, то все бы сплотились вокруг него, даже будь он самым заурядным человеком. Но он всё только усугубил. Что ж удивляться, что расцвела смута?
- А знаете, ваше высочество, я не думаю, что у него были шансы уцелеть, даже если бы он делал всё так, как вы говорите, - возразила я.
- Почему же?
- Слишком многие ненавидели его, как продолжение его отца. Тем более что отца уважали исключительно за силу, и в послаблениях увидели бы только признак слабости. В этом недостаток империй, собранных силой оружия, особенно в краткое время - слишком много обиженных, которые терпят лишь из страха, а стоит им набраться смелости, как они немедленно восстают. Слишком многие мечтали вернуть старые добрые времена, когда каждый князь был сам себе хозяин. Сын не успел набрать того авторитета, что был у его отца, так что даже если бы простые люди были б удовлетворены его правлением, знать бы не смирилась, а верность господам увлекла бы и простолюдинов.
- Но ведь потом империя всё равно образовалась, и даже не одна, - возразил Тайрен.
- После долгой войны, ваше высочество, я правильно понимаю?
- Ну да.
- Так что удивляться? Люди просто устали. Они попробовали вернуть себе былую свободу, это вылилось в череду новых жертв. Самых беспокойных повыбили, а остальные уже были согласны на что угодно, лишь бы кровопролитие прекратилось. В то время как сразу после смерти Великого императора все воспрянули духом и решили - ещё немного, ещё один рывок, и всё станет как раньше. И качества нового императора уже особой роли не играли. Хотя, конечно, это не отменяет того факта, что парень совершил все ошибки, какие только мог совершить.
- Эк ты его непочтительно - "парень"... - усмехнулся Тайрен. - Это твой отец говорил? О недостатках империй и прочем?
- Мой отец и его друзья... А вам о том, что стенания народа - помощь правителю, говорили ваши наставники?
- Угу. А что?
- Ничего. Просто я подумала... Есть ли у нас собственные мысли?
- Собственные?
- Ну да. Не то, что мы услышали от других людей, пусть даже самых мудрых, а то, до чего додумались сами?
- Ну и вопросики у тебя... Уж не хочешь ли ты сравняться с мудрецами?
- Я не дерзну, конечно, но всё-таки повторять сказанное другими может даже птица попугай. А мне хочется думать, что я малость поумнее.
Тайрен задумчиво потёр подбородок.
- Всё же я, наверное, никогда не пойму ход твоих мыслей, - признался он. - Жаль, что я не могу поговорить с твоим отцом. Он, наверное, удивительный человек.
Папа был бы польщён, не без иронии подумала я.
Следующие главы "Исторических анналов" повествовали о том, как сокрушившие Великую империю победители сцепились между собой. В процессе смуты выделилось два вождя, не желавших уступать один другому, и бывшая империя оказалась поделена на два лагеря. Силы были равны, и в конце концов - дурной пример заразителен - императорами объявили себя оба: один на севере, другой на юге.
Биографии каждого из них было посвящено по целому разделу. Меня позабавили старательно и очень серьёзно изложенные знаки и знамения, предрекавшие каждому из них величие. Так я узнала, например, что предок Тайрена был рождён от дракона, которого его мать увидела во сне - то есть утверждение о драконьей крови правителей следовало понимать буквально. Дотошно перечислялось количество и положение родинок на его теле - оказывается, каждая из них отражала свойства характера либо судьбы. Ну и всё прочее, включая пресловутые пятицветные облака, что обожали кружить над основателем дома Луй.
Основателю дома Ши, правившего на юге, драконов в родители не досталось, и знамения у него были поплоше - во всяком случае, если верить составителю "Анналов". Тем не менее волей Неба вышний мандат на правление был вручён и ему. И вот теперь обе империи алчно поглядывали друг на друга, ненавидя и порицая тиранию Великого императора на словах, и страстно мечтая повторить его достижения и подмять соседа - на деле.
3.
А каково же потомство твоё?
Милость небес навсегда над тобой,
Тысячи лет да живи, государь,
Ты, одаренный великой судьбой!
Как одарен ты судьбой навсегда?
Ты удостоен преславной жены,
Ты удостоен преславной жены --
Внуков отцами да будут сыны!
Ши Цзин (III, II, 3)
Вождь Даваа Рэнгэн Суа-Адор приехал, как и обещал, точно утром девятого числа месяца Больших снегов, в день рождения императора. С ним, как и положено, заявилась свита, состоящая из двух-трёх ближних людей, целого отряда воинов, а также любимой жены и трёх её служанок. Именно с женой, носившей длинное имя Иоюнгэрэл, я познакомилась раньше, чем со всеми остальными чжаэнами, вместе с госпожой Мий встретив её на женской половине. Общение затруднялось тем, что госпожа Иоюнгэрэл не знала ни слова на языке империй, а мы, соответственно, не говорили на её языке. Я, правда, попыталась вспомнить те слова, что выучила за месяц, который провела в обществе степных послов на пути в Таюнь, но за прошедшие полтора года они практически выветрились из памяти. И я даже не знала, на этом ли языке говорят наши гости, или на каком-то другом. Я напряжённо вслушивалась, когда госпожа общалась со своими служанками или пыталась что-то объяснить нам, но они все тараторили так быстро, что если в их речи и мелькало что-то знакомое, я этого не улавливала.
Впрочем, множество косичек, в которые женщины чжаэнов заплетали свои смоляные волосы, наводили на мысль, что они всё же вполне могут принадлежать если не к тому племени, с которым я была уже знакома, то к родственному. Так же как и две соединявшиеся косы у мужчин. У служанок косички свободно рассыпались по плечам и спине, госпожа поднимала их вверх, скрепляя вышитой бисером повязкой. Причёску госпожи Мий со шпильками и заколками и куда более скромную мою они рассматривали с нескрываемым любопытством.
Я с некоторым даже страхом думала о том, как нам придётся общаться буквально на пальцах, но госпожа Мий, наверное, нашла бы общий язык и с инопланетным разумом. Сперва она попотчевала гостью чаем со сладостями, которые та, не смущаясь, уплетала за обе щеки, потом жестами и улыбками дала понять, что восхищается тонкостью бисерной вышивке на повязке госпожи Иоюнгэрэл, потом достала свои вышивки шёлком... Высокая гостья щёлкнула пальцами, служанки притащили её ларец с нитками, иголками и булавками, и вот уже дамы вовсю принялись обмениваться опытом, с лёгкостью преодолевая языковой барьер. Мне оставалось только сидеть рядом, кивать на редкие обращения, жевать сладкие пирожки или дремать. Что было кстати, потому что меня весь день одолевала сонливость. Должно быть, виной была погода - если предыдущие несколько дней сияло солнце, то сегодня небо обложили низкие тучи, и уже пару раз шёл снег.
Я даже вздремнула перед ужином, и это помогло мне не уснуть на пиру, куда мы, дамы, были приглашены, пусть и сидели, как это водится, за отдельным столом. Вождь, к которому обращались "господин Рэнгэн", язык империй всё же знал, хоть и говорил с грубоватым акцентом. Говорил, кстати, довольно громко, заливисто хохотал и вообще вёл себя заметно раскованней, чем все остальные, но совсем уж правил приличия всё же не нарушал. С Тайреном они вполне мило общались, вовсю травили охотничьи байки, пили за здоровье друг друга, и кончилось всё тем, что что Рэнгэн пригласил принца отпраздновать зимнее солнцестояние у него в стойбище. Коммендант Хо проблеял было что-то про трудности и опасности зимней дороги, и что его высочеству невместно подвергать себя тяготам пути, но Тайрен лишь отмахнулся, а вождь и вовсе расхохотался, словно хорошей шутке. В общем, ясно было, что принц поедет.
Увидев же меня, Рэнгэн сперва уставился в упор, даже несколько смутив - хоть я уже успела привыкнуть к постоянным разглядываниям, но всё же так меня обычно взглядом не сверлили - после чего в полный голос вопросил:
- И где же высокий принц добыл такое чудо?
- Да твои же послы привезли, - невозмутимо ответил Тайрен.
О как. Мои брови невольно подпрыгнули. Вождь тоже выглядел озадаченным:
- Я такую точно не посылал. Я б запомнил.
- Соньши спасли, когда проезжали через пустыню. Она убежала от разбойников и потерялась в песках. И, пользуясь случаем, - Тайрен поднял руки и сложил ладони перед грудью, но не как в молитве, а наложив одну на другую - традиционный здешний жест почтения и благодарности, - хочу поблагодарить тебя, вождь, за спасение жизни моей любимой наложницы и за дар, который твои послы преподнесли моей матушке-императрице, а она - мне.
- А-а, да, вспомнил, - закивал чжаэн. - Они рассказали. Но я не думал, что она такая... такая...
Он прищёлкнул пальцами, не находя слов. Хотелось, конечно, думать, что слов восхищения.
- Так значит, тогда это было посольство чжаэнов, ваше высочество? - спросила я, когда пир закончился, мы вернулись в отведённые Тайрену комнаты, Усин помогла мне раздеться, и мы остались одни. Хотелось добавить "что ж ты раньше не сказал?", но я сдержалась.
- Оно самое, - кивнул Тайрен. - Надо будет подобрать Рэнгэну хороший подарок от меня лично. Одного "спасибо" тут явно не достаточно. Жаль, что я не подумал об этом раньше. Я получил тебя от матушки и как-то привык думать, что это её дар.
Я поджала губы. Но что толку протестовать, ведь как бы мне ни претили рассуждения обо мне как о вещи, они соответствовали действительности: императрица меня действительно подарила. И любая другая на моём месте не нашла бы в этом абсолютно ничего унизительного. Но всё же я не удержалась, чтобы не заметить:
- Надеюсь, ваше высочество, что вы хорошо отдарили её величество за меня.
- Какие счёты между родной кровью? - рассмеялся Тайрен, не то не заметив яда в моём голосе, не то не обратив внимания. - Тем более что я сам выпросил.
- И много вам пришлось просить?
- Да не так уж. Хотя, конечно, сначала матушка весьма удивилась.
Ну, ещё бы, ведь он в разговорах с ней называл меня уродиной, причём неоднократно. И вдруг - такой поворот, который и меня саму до сих пор удивлял. Но потом, видимо, её величество решила, что чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не дебоширило.
- А ведь уже целый год прошёл, - задумчиво добавил Тайрен. - Иногда мне кажется, что ты была со мной всегда. И как я без тебя обходился? А ведь не знаю, когда бы я наконец решил забрать тебя в Восточный дворец, не появись у меня конкурент.
- Э?
- Какой-то гвардеец.
- Аль Широнг? - изумилась я. Вот уж не думала, что принц про него знает - и тем более сочтёт конкурентом. Хотя произнесено это было с улыбкой, так что, вероятно, сказано в шутку.
- Да, наверное. Пришёл я в тот день к матушке, рассказывали мы друг другу какие-то пустяки, ну она в числе прочего и упомянула, что один из гвардейцев просил отдать служанку Тальо ему в наложницы. Она, правда, не согласилась, не собиралась расставаться с тобой так быстро... Но тогда я и понял, что тянуть дальше нечего. Матушка ведь в любой момент могла передумать.
Я молчала, впечатлённая. А я-то тогда ещё думала, как бы потактичнее отказать Широнгу, если он сделает предложение. А меня, оказывается, никто и спрашивать не собирался.
- Ты слишком хороша для какого-нибудь гвардейца или чиновника, - закончил Тайрен свою мысль. И подкрепил её крепким поцелуем.
Оказалось, что по заснеженной степи вполне можно передвигаться в повозке - не так и много снега в ней выпало, куда меньше, чем я представляла, когда ехала в эти края осенью. Было морозно, но сухой воздух помогал переносить холод, так что в меховой одежде, подаренной мне госпожой Иоюнгэрэл, и в таки связанных для себя варежках мне было достаточно комфортно. Вообще-то сначала я предполагала, что проделаю весь путь верхом - от крепости до стойбища было лишь чуть больше дня пути, как оказалось. Но от степных лошадей почему-то нестерпимо разило потом, я морщила нос и, в конце концов, не выдержав, забралась в повозку к жене вождя. Которая, разумеется, ездила верхом куда лучше меня, но положение обязывало.
А пограничную заставу мы попросту объехали, так как Тайрен не был уверен, что его выпустят из страны, пусть даже недалеко и ненадолго. Вождь Рэнгэн, услышав это, изрядно развеселился, но без колебаний согласился показать обходную дорогу. Похоже, что слухи о контрабанде подтверждались, чем Тайрен, вопреки собственным намерениям о наведении тут порядка, и пользовался.
В конце концов, порядок вовсе не обязательно наводить прямо сейчас, верно?
Принц и вождь вообще пребывали в полном восторге друг от друга. Симпатия возникла ещё на пиру, а на следующий день они устроили на плацу рядом с крепостными воротами состязания в стрельбе из лука с седла. Мы, дамы, болели за своих мужчин со стены, и свежий воздух помог разогнать сонное марево, которое и не подумало уйти из моей головы на следующий день, несмотря на расчистившееся небо. Тайрен состязание проиграл, но победа не далась Рэнгэну легко, и после окончания они посматривали друг на друга с уважением. Разумеется, принц потребовал, чтобы ему дали возможность взять реванш, и вождь охотно пообещал устроить ещё одно состязание в стойбище. Кроме того, они договорились о совместной охоте.
Стойбище оказалось велико - я-то представляла себе почему-то десяток-другой юрт, но холмики войлочных домов простирались практически насколько хватало глаз. Внутри они оказались просторнее, чем выглядели снаружи, и в них, помимо ковров и подушек, оказалось на удивление много мебели: комодики, сундуки, столики и даже табуретки и стульчики. Нам с Тайреном предоставили для сиденья подушки, хотя я предпочла бы стул. Но решила пока подождать с просьбами, не мешая хозяевам проявлять гостеприимство, угощать нас уже знакомыми мне блюдами и поить напитком, который Рэнгэн назвал чаем, хотя это было что-то молочное, да ещё к тому же солёное. Кроме того, нас познакомили с остальными его жёнами, числом четыре штуки. Хотя встречать нас сбежалась целая толпа, но жёны чинно сидели внутри мужниного шатра в компании какой-то женщины, сперва показавшейся мне старухой. Но разглядев её поближе, я поняла, что не так уж она и стара - лицо было почти без морщин, но тонкие татуировки на лбу и щеках мешали разглядеть черты, а волосы были наполовину седыми. Вместо бисерной повязки на ней была мужская шапка, а в свешивающиеся из-под неё косички были вплетены бусины и какие-то косточки. Шаманка - предположила я и оказалась права. Вождь представил её как Мудрую Цаганцэл.
Я разглядывала обстановку, ковры и занавеси, разгораживающие юрту на несколько отсеков - мы сидели в главном, рядом с очагом, находившимся точно в центре. Мужчины снова завели беседу, женщины поначалу в ней участия не принимали, пока не принесли тот самый "чай". Когда Тайрен взял чашу, Мудрая Цаганцэл выговорила на языке империй, медленно, но правильно:
- Полного счастья вашему высочеству!
Я вскинула на неё глаза, задавшись вопросом, знает ли она язык, или просто выучила стандартное женское выражение почтительности, чтобы сделать гостю приятное. Долго мучиться любопытством мне не пришлось - шаманка одной фразой не ограничилась. Говорила она по-прежнему медленно, иногда чуть запинаясь, словно не сразу вспоминая слова, но ни разу не ошиблась. Ни вождь, ни, глядя на него, Тайрен не пытались её поторопить, всегда дожидаясь, пока она закончит свою мысль.
В какой-то момент она обратилась и ко мне:
- Говорят, тебя подобрали в пустыне? А в какой день это было?
- Точно не знаю, но в где-то в начале лета, - ответила я, в очередной раз подивившись, как быстро разносятся вести в этом лишённом привычных мне средств коммуникаций мире.
- А не одиннадцатого ли дня месяца Малого изобилия того года был зелёный закат? - задумчиво произнесла Цаганцэл, обращаясь к вождю.
- Одиннадцатого и двенадцатого, - кивнул Рэнгэн. - Мы как раз стояли у Белого источника.
Цаганцэл тоже кивнула и наклонилась к принцу.
- Береги её, - она ткнула пальцем в меня. - Таких, как она, Небо посылает раз в столетие, не чаще.
- Я знаю, - серьёзно сказал Тайрен.
Поближе с Мудрой Цаганцэл мне довелось познакомиться уже на следующий день. С утра мы с Тайреном решили немного прокатиться вокруг стойбища, подышать свежим воздухом. Что было весьма кстати - дым от очагов в юртах оказался весьма вонюч. Лошади, на которых мы выехали, тоже пованивали потом, но когда их было всего две, выдержать это оказалось можно. После того как мы сделали парочку кругов и остановились у отведённой для нас юрты, я лихо спрыгнула на землю и... Я, собственно, даже не поняла сначала, что произошло. Просто в глазах потемнело, а открыла я их уже внутри шатра, на груде подушек. Рядом сидела Мудрая и, совсем как дворцовые лекари, считала мне пульс.
- Что случилось? - я попыталась приподняться. В глазах снова потемнело, но быстро прояснилось.
- Обморок, милая, - флегматично ответила шаманка. - Ты лежи, не вскакивай.
- Обморок? - я поморгала. Никогда в жизни я не падала в обморок. Да ещё на ровном месте, безо всякой видимой причины. Как чувствительная барышня девятнадцатого века, но барышни хотя бы затягивались в корсеты и теряли сознание от недостатка кислорода. А со мной что творится?
- Ничего страшного, - успокоила меня Цаганцэл, когда я произнесла вопрос вслух. - У тебя очищения когда в последний раз были?
- Очищения?
- Крови.
- А! - сообразила я. - Да где-то через неделю после приезда в Анту. Два месяца назад.
А новые, если посчитать, должны быть... должны быть... Да вот как раз сейчас и должны быть.
Ой, мама.