Архангельская Мария Владимировна : другие произведения.

Охотница. Главы 1-5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   1.
  
   - Девушка! Девушка! Вам плохо?
   Я моргнула - раз, другой, третий. Смазанные пятна, покачивающиеся у меня перед глазами, сложились в лицо наклонившейся ко мне старушки в вязаном беретике.
   - А? - сказала я.
   - Вам плохо? Может, помочь чем-нибудь?
   Она попыталась похлопать меня по щеке, и я мотнула головой, уворачиваясь.
   - Да она, похоже, пьяная, - недовольно сказал стоящий рядом пожилой мужчина в тёмной куртке.
   Честно говоря, я и сама не была уверена, что не пьяна. Хотя бы потому, что совершенно не помнила, как здесь оказалась, и даже представления не имела, где это "здесь". Вдруг осознав, что мне холодно, я обхватила себя руками и огляделась. Я сидела на скамейке в каком-то дворе. С трёх сторон двор окружал старый кирпичный пятиэтажный дом в виде буквы "п", с четвертой виднелась тихая улица с редкими прохожими. Двор был засажен деревьями, по осеннему времени голыми, посредине возвышалась яркая, замысловато выгнутая детская горка.
   - Что случилось? - спросила я. Это было похоже на внезапное пробуждение ото сна. Вот только нет у меня обыкновения засыпать на скамейках в чужих дворах, в тонкой блузке не по погоде.
   - Да откуда ж мне знать, милая? - старушка развела руками. - Вы тут сидите совсем раздетая и не отзываетесь. Я и подумала, не случилось ли чего.
   Я снова огляделась. Похоже, я сидела тут довольно давно, так как успела изрядно продрогнуть. И теперь зубы застучали.
   - Она, наверно, здесь живёт, - предположил мужчина. - Вот и выскочила голышом, почитай.
   - Я здесь не живу, - возразила я. - Я... какая это улица?
   - Вятская, - хмыкнул мужчина.
   - Мы же сюда ехали вместе с Максом, - в голове наконец начало что-то проясняться, давая надежду на восстановление цепочки событий. - Мы ехали к Пет... э... в гости, а потом... Эй, а где моя сумка?
   Сумки не было. Ни рядом на сиденье, ни под скамейкой, ни где-либо ещё в пределах видимости. Я в полной растерянности сунула руки сначала в передние карманы джинсов, потом в задние, потом зачем-то провела ладонями по бокам, словно обыскивая сама себя. Бесполезно, сумка исчезла со всем своим содержимым. Ни ключей, ни смартфона, ни карточек с кошельком.
   - Что, пропала? - сочувственно спросил мужчина. - Вот что бывает, если спать на улице.
   - Я не спала! - почему-то его слова меня задели. - Мы вышли из машины, а потом... Вы тут нигде рядом высокого мужчину не видели?
   Мои собеседники дружно покачали головами. Я взялась за виски, но сколько я не терзала свою память, всё было тщетно.
   - Нет, - наконец сдалась я, - ничего не помню.
   - Ну, ясно, - кивнул мужчина. - Брызнули в лицо из баллончика, отобрали сумку и верхнюю одежду сняли. У меня так же приятеля обокрали. Спасибо, вас хоть до лавочки довели.
   - Что делается! - старушка всплеснула руками. - Совсем стыд и совесть потеряли. Средь бела дня!
   Я снова обхватила себя руками и погладила плечи, пытаясь хоть немного согреться. Зубы стучали всё сильнее.
   - Вы, девушка, этого своего Макса хорошо запомнили? - спросил мужчина. - Идите в милицию, пишите заявление. То бишь в полицию, сейчас так говорят.
   - Так вы что, думаете, что это... он? - от изумления я даже на какой-то миг перестала дрожать. - Нет. Он не мог.
   - Э, все они не могут. А воры откуда-то берутся.
   Я промолчала, не став уточнять, что Макса я вообще-то знаю много лет, и уж кто-кто, а он-то точно чужие куртки тырить не станет.
   - Может, вам кофточку какую-нибудь вынести? - участливо предложила старушка.
   - Или телефон одолжить? - добавил мужчина. - Есть кому позвонить-то?
   - Есть, - я протянула руку за поданным им мобильником. - Спасибо.
   На мгновение задумавшись, я набрала номер Макса. Папу с мамой волновать не хотелось, так что пусть Макс меня отсюда заберёт, а заодно объяснит, как получилось, что он меня потерял. Ответил он быстро.
   - Э, привет. Это я.
   - Я узнал, - жизнерадостно отозвался Макс. - С другого номера звонишь?
   - Ну, в общем, да. Я тут... такое дело... ты можешь за мной приехать? Я на Вятской улице, у дома... - я обернулась к хозяину телефона. - Какой тут номер?
   - Пять.
   - У пятого дома, во дворе. Там ещё горка детская, не ошибёшься.
   - На Вятской? Что-то с Петром Викторовичем? Какие-то осложнения?
   - Нет, с ним всё в порядке. Просто приезжай.
   Секунду или две Макс молчал, и я прислушивалась к его молчанию, тихонько свирепея. Ну, если он сейчас скажет, что не хочет возвращаться на ночь глядя...
   - Ладно, - произнёс в трубке Макс, и у меня отлегло от сердца. - Буду через полчаса, если нигде не застряну.
   - Спасибо, ты настоящий джентльмен.
   - Не за что покамест, - по голосу чувствовалось, что он улыбается. - Не уходи никуда.
   - Не уйду.
   Телефон вернулся к хозяину, и сердобольная старушка спросила, не открыть ли мне подъезд погреться, пока я жду. Я с облегчением согласилась. Через окно лестничной клетки я видела, как они с мужчиной уходят, обмениваясь на ходу впечатлениями. Потом я некоторое время наблюдала за женщиной, выведшей на прогулку собаку явно нечистых кровей. И тут меня стукнуло пониманием.
   Свет за окном не походил на вечерний. Скорее уж на утренний, а ведь мы с Максом поехали к Петру Викторовичу вечером, почти в сумерках. Так что сейчас уже должно было как минимум начать темнеть.
   Так значит, сегодня - уже не сегодня? А какой это тогда вообще день?! Какое число?
   Меня снова пробрала дрожь, и уже не от холода. В голове закрутились сюжеты из триллеров и авантюрных рассказов и фильмов о потере памяти. Вот приедет сейчас Макс, и выяснится, что мы уже лет пять, как женаты, родили ребёночка, папа удалился от дел, мама поседела, подружки разъехались...
   Так, стоп! - сказала я себе. Не пори горячку, испугаться всегда успеешь. Скорее всего, самое простое объяснение - самое верное. Мне действительно брызнули чем-то в лицо и обокрали, а провал в памяти - просто побочный эффект. Сейчас, вероятно, просто завтра, и память ещё восстановится, а если и нет - едва ли за это время произошло что-то судьбоносное, без чего я не смогу обойтись. Да я и так половину дней своей жизни не помню, ну, будет ещё один.
   Вот только... Петр Викторович. Сделал ли он, что обещал? И, может, провал в памяти как раз связан с этим?
   Я так погрузилась в свои мысли, что чуть не пропустила появление Макса. Опомнилась только, увидев, что он стоит у горки, оглядываясь по сторонам. Я торопливо выскочила из подъезда и окликнула его.
   - Привет! - он пошёл мне навстречу. - Что это с тобой?
   - Меня обокрали... - уныло призналась я.
   Макс, разумеется, тут же выразил подобающее беспокойство, галантно снял свою куртку и накинул мне на плечи.
   - Я позвоню Андрею Ильичу, - сказал он, вынимая свой смартфон, но я замотала головой:
   - Не надо. Я как-нибудь сама... попозже.
   - Ну, смотри. Ты на машине?
   - Наверное... - не подумав, выдала я, и Макс странно на меня посмотрел. Стараясь сгладить впечатление, я спросила:
   - Я оторвала тебя от дел?
   - Да ничего страшного, - он помолчал. - Ты ездила к Петру Викторовичу, так?
   - Ну... Чёрт, я не помню, - призналась я. - Я вообще этого утра не помню.
   - С тобой точно всё в порядке? До сих пор от его методики не было никаких осложнений и побочных эффектов. Я, во всяком случае, ничего такого не замечал.
   - Да я тоже ничего такого не замечаю.
   - Но у него получилось? Ты научилась, чему хотела?
   - У меня пока не было возможности проверить.
   - Так, ну, твою машину я вижу, - вдруг сказал Макс. За время разговора мы успели выйти на улицу, и теперь, проследив за его взглядом, я и сама увидела свой серебристый "фольксваген". И тут же машинально попыталась сунуть руку в карман.
   - Вот ведь, у меня и ключа нет...
   - Ну, тут постоит, - успокаивающим тоном сказал Макс. - Худшее, что может случиться - заберёт эвакуатор. Слушай, ты голодная?
   - Угу...
   - Зайдём вон в ту "Шоколадницу"? Заодно и поговорим.
   Я не возражала, и вскоре мы уже сидели в кафе. Посетителей с утра было мало, и мы устроились за столиком у окна. Пока мы ждали заказ, я рассказала о своём пробуждении на скамейке и выводе, который сделал одолживший мне телефон дядя. За это время я успела согреться и повесила куртку Макса на спинку своего стула.
   - Понятно, - сказал Макс, когда я закончила. - А зачем тебе понадобился Пётр Викторович с утра пораньше?
   Я со вздохом развела руками:
   - Веришь ли, я даже не уверена, что ехала именно к нему.
   - М-да, тяжёлый случай. Слушай, может, тебе врачу показаться?
   - Какому? Макс, не говори глупостей.
   - Это не глупости. Меня тревожит этот твой провал в памяти. Быть может, это симптом...
   - Да перестань! - с досадой отмахнулась я. - Со мной всё в порядке.
   Макс лишь покачал головой. Только тут я вспомнила, что собиралась как бы невзначай спросить его, какое сегодня число. Но теперь подобный вопрос лишь послужит подтверждением его подозрений о моём нездоровье.
   - Как хочешь, - произнёс он, - но Петру Викторовичу я всё-таки расскажу. Спрошу, с чем это может быть связано, и нет ли у его технологии побочных эффектов.
   - Между прочим, именно ты всячески рекламировал его технологию как чудодейственную и совершенно безопасную.
   - Ну да, рекламировал, - Макс со вздохом развёл руками. - Мне же помогло. И не только мне. И до сих пор, насколько мне известно, никаких осложнений ни у кого не возникало.
   Он помолчал, искоса поглядывая на меня, словно ожидая какого-то вопроса. Но не утерпел и спросил сам:
   - Хочешь посмотреть, что у меня получается?
   - Ну, давай, - я пожала плечами. Ответ не поражал энтузиазмом, но Максу оказалось достаточно и этого. Он тут же подтянул к себе лежащий на столе тонкий рекламный листок, достал из своей сумку ручку и принялся черкать по оборотной стороне листа.
   Я наблюдала за ним с вялым интересом, но угадать, что именно рождается в переплетении синих линий, тем более что по отношению ко мне рисунок был вверх ногами, мне не удавалось. Тут наконец принесли наш заказ, и я, забыв обо всём, набросилась на еду - есть действительно захотелось зверски. Через несколько минут Макс окликнул меня и протянул листок:
   - Вот.
   Я неохотно оторвалась от блинчиков с клубникой. На листе была нарисована стайка вспугнутых воробьёв. Птички были ещё на земле, но уже напряглись и явно готовились взлететь. Обрисованы они были довольно схематично, без мелких деталей, но меня поразила живость рисунка, схваченное на нём движение. Я почти услышала порсканье маленьких крылышек.
   - А почему воробьи? - спросила я.
   - Не знаю, - Макс пожал плечами. - Первое, что в голову пришло.
   Я ещё некоторое время любовалась на его творение, на время забыв даже о еде.
   - Здорово. Нет, правда, здорово вышло. Отдашь мне?
   - Тебе понравилось? Бери, конечно. Хотя подожди, я ещё кое-что нарисую.
   - Лучше ешь давай, - проворчала я, возвращаясь к блинчикам. Макс согласно хмыкнул и продолжил черкать по бумаге.
   Завтрак был вкусным, сладкий горячий глинтвейн согрел меня окончательно, и моё настроение изрядно повысилось. Происшедшее уже воспринималось с долей здорового юмора - будет, что вспомнить. Подумаешь, несколько вещей украли. Чай, не последние. Кстати, надо будет заблокировать карточки и симку.
   - Мне всегда казалось, что мальчишки должны скорее мечтать о спортивных достижениях, - сказала я, наблюдая за продолжавшим что-то старательно вырисовывать Максом.
   - Ну а я всегда мечтал рисовать, - не отрываясь от своего занятия, отозвался он. - Да вот таланта бог не дал. Зато теперь, спасибо Петру Викторовичу, моя мечта осуществилась.
   - И что теперь будешь делать? Бросишь бизнес, подашься в художники?
   - Зачем бросать? Одно другому не мешает. Будет хобби.
   - Ага, то-то папа последний раз на рыбалку ездил года два назад, да и на ту - с деловыми партнёрами. Времени на хобби, прямо скажем... Эй, что это ты рисуешь?
   Макс, с лукавым видом бросавший на меня короткие взгляды, широко улыбнулся. Я перегнулась через стол, и он без возражений развернул бумагу ко мне. С рисунка смотрела я сама. Вернее, нарисованная я смотрела куда-то вниз с чрезвычайно сосредоточенным видом. Чуть оттопыренная щека не оставляла сомнений в причине сосредоточенности.
   - Уж хотя бы жующей мог бы меня не рисовать! - возмутилась я.
   - Но ты в это время такая очаровательная! - рассмеялся Макс. - Как хомячок.
   Я фыркнула и отвернулась. Когда женщине хотят польстить, её сравнивают с ланью, лебедем, на худой конец с кошечкой... Но уж никак не с хомяком!
   Макс наконец принялся за свой уже, наверно, остывший завтрак. Я ещё некоторое время дулась, но потом сдалась и снова посмотрела на рисунок. И опять у Макса всё получилось очень выразительно. Девушка на рисунке была полностью углублена в процесс пережёвывания пищи, и не было никаких сомнений, что за щекой именно еда, а не флюс, к примеру. Не знаю, что там скажут знатоки живописи и графики, признают ли они за Максом талант к рисованию, но разница с предыдущими его творениями была очевидна.
   Надо будет в какую-нибудь секцию единоборств записаться, что ли. Чтобы проверить, на что теперь способна я сама.
   Когда завтрак наконец был уничтожен и Макс за него расплатился, мы вышли на улицу, остававшуюся всё такой же тихой и малолюдной, словно и не центр Москвы. Небо затянуло, и хотя, кажется, стало чуть теплее, резкий порывистый ветер пронизывал насквозь. Я закуталась в максову куртку, и мы двинулись к его автомобилю. Потом я бросила взгляд в ту сторону, где стоял мой "фольксваген" - и остановилась так резко, что Макс чуть на меня не налетел.
   - Что случилось?
   - Машина... - простонала я, не зная, смеяться мне, или плакать. - Машину угнали!
   Моей машины не было. Желая окончательно убедиться, я быстро подошла к тому месту, где она только что стояла, но серебристого "фольксвагена" нигде не увидела. Только след от шин, там, где колёса проехались по глубокой, оставшейся, видимо, со вчерашнего вечера луже.
   Ну, правильно, если у воров в руках есть ключи от машины, да ещё и с выключателем сигнализации в брелоке, то и саму машину прибрать сам бог велел. А хозяйке кто ж виноват, что она ушами хлопала.
   Макс неловко потоптался рядом, потом обнял меня за плечи. Это оказалось последней каплей, и слёзы потоком хлынули у меня из глаз.
   - Ну, прости, - он погладил меня по спине. - Надо было, конечно, сразу звать полицию. Но кто ж знал... Ну, не плачь, Женя.
   - Я не хочу, - всхлипнула я. - Оно само...
   Макс пробормотал ещё что-то утешительное, потом спросил:
   - Поедем сразу в участок, или лучше отвезти тебя домой?
   - Домой, - я отстранилась от него и вытерла глаза.
   - У тебя кто-нибудь дома есть?
   - Должна быть мама, если не ушла никуда.
   - Тогда позвони ей, когда в машину сядем. Чтобы точно знать, откроет ли она тебе.
   Я кивнула. Макс, не отпуская мои плечи, повёл меня вниз по улице к своему "БМВ", открыл передо мной дверцу, сел сам и плавно тронул машину. Водил он хорошо, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Правда, чтобы позвонить, пришлось их открыть. На то, чтобы обрисовать маме ситуацию и выслушать её аханье, ушло минут десять.
   На Садовом кольце мы попали в затор, и Макс включил радио. "Есаул, есаул, что ж ты бросил коня! - тут же заорало оно. - Пристрелить не поднялась рука!.."
   Чертыхнувшись, Макс убавил громкость. Мимо проплыла ограда сада "Аквариум", поток машин стал двигаться быстрее.
   - А ты знаешь, что театр имени Моссовета - это и есть знаменитое Варьете из "Мастера и Маргариты"? - спросила я.
   - Знаю, - кивнул он.
   - Помнишь сеанс чёрной магии? Там людям тоже давали всё, что они хотели, на них буквально падало с неба. А потом выяснялось, что всё это пустышка.
   - Помню. Это ты к чему?
   - А то, что нам тоже с неба падает. Тебе - талант к рисованию. Мне... ну, предположительно я теперь так крута, что герои Тарантино заплачут от зависти.
   - Думаешь, Пётр Викторович - это дьявол, который потом потребует душу? - хмыкнул Макс.
   - Я бы не удивилась.
   - А как же заключение договора и роспись кровью? - видно было, что Макс пытается перевести всё в шутку.
   - А что мы на самом деле знаем о дьяволе? Может, договоры - это вчерашний день, а теперь он пользуется высокими технологиями. Мы думаем, что у нас прибыло, а на самом деле - убыло.
   Макс помолчал.
   - Какой-то это слишком очеловеченный дьявол, - наконец сказал он. - Высокие технологии... Не думаю, что высшие силы нуждаются в чём-то подобном. Душа - она и есть душа, что сейчас, что тысячу лет назад. И если ранее требовался договор, едва ли сейчас что-то изменилось.
   - А сам как ты думаешь, Макс? От того, что он делает, слишком пахнет чем-то... сверхъестественным.
   - Покажи человеку хотя бы девятнадцатого века компьютерную томографию, и он тоже сочтёт её сверхъестественной. Ну и мысли у тебя, Жень...
   - А у тебя самого похожие не мелькали?
   Макс пожал плечами. Впереди показался перекрёсток, и он свернул к реке, чтобы почти сразу остановиться у подземного перехода.
   - Дойдёшь отсюда? - немного виновато спросил он.
   - Да, конечно, без проблем, - я распахнула дверцу и вылезла наружу. Хотелось, чтобы он проводил меня до квартиры, но Макс и так незапланированно потратил на меня целое утро, пожертвовав своими делами. Вот и сейчас он вылез следом за мной, обошёл автомобиль и притянул меня к себе.
   - Нет, правда, жаль, что так случилось с твоей машиной.
   - Ладно, я сама виновата.
   - Может, сходим куда-нибудь вдвоём, чтобы немного развеяться?
   - Куда?
   - Ну, вон, хотя бы, - он кивнул на рекламный плакат премьеры модного мюзикла. - Ты там, наверное, ещё не была?
   - Нет.
   - Тогда я тебя приглашаю.
   - Спасибо.
   - Это значит, что ты согласна?
   Я кивнула.
   - Отлично. Тогда я закажу билеты и в скором времени скажу, когда и как. Можно мне прийти к вам?
   - Приходи, конечно. Мои родители всегда рады тебя видеть.
   - А ты? - он пытливо заглянул мне в глаза. - Ты будешь рада?
   Я опустила взгляд, но кивнула. Он наклонился ещё ниже, чуть помедлил, и, не встретив сопротивления, поцеловал меня.
   - Ладно, я пойду, - я отодвинулась.
   - Доброго дня тебе.
   - И тебе.
   Миновав переход, я увидела, что Макс всё ещё стоит около своей машины и смотрит в мою сторону. Я помахала ему рукой, он махнул в ответ и сел в свой "БМВ". Я отвернулась и направилась к арке, ведущей на ту сторону нашего дома, куда выходили двери подъездов.
  
   2.
  
   - Ну, что с тобой делать, Женя? Хоть нанимай тебе телохранителя. Хорошо, что Макс оказался свободен, да добрые люди телефоном поделились, а то так бы и сидела на улице даже без куртки? До воспаления лёгких?
   - Кончай кудахтать, мать, - прервал мамино возмущение папа. - Жива, здорова, и слава богу.
   - Меня обокрали, и я же виновата! - воспользовалась возникшей паузой я. - Что мне теперь, на улицу не выходить? Между прочим, у меня и правда голова болит и нос заложен!
   Я не врала, хотя головную боль связывала скорее с изменением погоды, чем с простудой - завтра-послезавтра обещали понижение температуры до нуля, а то и до минуса, а я, как гипотоник, была изрядно метеозависима. Но нос у меня действительно заложило.
   Мама вздохнула, глядя на меня с сожалением, как на неразумного ребёнка. Отношение как к маленькой меня раздражало, но было неистребимо. Папа, когда я однажды пожаловалась ему, что мама до седых волос будет считать меня нуждающейся в опёке, ответил, что я смогу претендовать на взрослость, только если начну "самостоятельную жизнь".
   То есть, если найду работу или выйду замуж.
   - Иди, полежи, - сказала мама. - И прими таблетку.
   Я кинула на отца выразительный взгляд, и он мне подмигнул. В это время в гостиной зазвонил телефон, и он, как сидевший ближе всех, снял трубку.
   - Алло? Сейчас, - он протянул трубку мне. - Тебя.
   - Алло, - я взяла трубку и прижала её к уху. - Алло!
   В трубке стояла тишина. Не было слышно даже чьего-нибудь дыхания, или каких-либо ещё шумов.
   - Говорить будете?
   Ответом мне были короткие гудки. Я передала телефон обратно папе и пожала плечами:
   - Бросили трубку. Знаешь, кто звонил?
   - Не знаю. Голос был какой-то гнусавый, - он нахмурился, нажал на кнопку и нахмурился ещё больше. - Да это же с твоего смартфона звонили. Так, быстренько набирай оператора, пусть блокирует. А потом сразу в банк. Давай-давай, нечего резину тянуть.
   Он был прав, и я со вздохом подчинилась.
   Оказавшись в своей комнате, я бесцельно побродила от стены к стене. Головная боль усиливалась, настроения заниматься чем-либо не было никого, и я склонялась к тому, что мама всё-таки была права. Надо лечь пораньше, авось завтра всё пройдёт. И начнётся ещё один пустой день.
   Должно быть, плохое самочувствие располагало к самобичеванию, но настроение становилось чем дальше, тем депрессивнее. Не только мама была права, папа тоже был прав, когда говорил, что девице, сидящей на шее у родителей, пусть даже у весьма состоятельных родителей, претендовать на взрослость не приходится. Раньше моим оправданием была учёба, но теперь универ закончен и... что дальше? По идее, надо искать себе место и худо-бедно, но начинать обеспечивать себя самой. Но если работать по специальности, я могла бы устроиться разве что учительницей русского языка и литературы, однако о такой перспективе мне и думать не хотелось. Не то беда, что мало платят (в конце концов, из квартиры меня никто не гонит, и личный счёт, что папа завёл на меня в день моего совершеннолетия, регулярно пополняется), а то, что никакого желания заниматься с детьми я не чувствовала. Напротив, встречаясь на улицах с хулиганистыми подростками, я испытывала лишь чувство беспомощности и старалась обойти их по широкой дуге. Мысль, что придётся отвечать за три десятка таких же, наводила на меня тихий ужас.
   И о чём я думала, когда поступала на филологический? Да ни о чём. Просто экономика и менеджмент, на которые меня толкал папа, привлекали меня ещё меньше. А молодёжная тусовка, в которой я тогда вращалась, была, как ни странно, достаточно интеллектуальной, и знание литературы в ней скорее приветствовалось. И до окончания универа была ещё целая жизнь.
   Конечно, не обязательно работать по специальности. Папа предлагал устроить меня на какую-нибудь непыльную должность если не у себя в фирме, то у своего старого друга и делового партнёра, который уж конечно не откажет в такой пустяковой услуге. Беда только в том, что офисные должности меня тоже не привлекали. Я и сама понимала, что просто "слишком много хотеть кушать", но сил взять себя за шкирку и выпнуть на какую-нибудь полезную деятельность в себе не находила. А чтобы заняться чем-то более интересным, нужно было хотя бы решить, что же мне, в конце концов, интересно. Но какого-то увлекающего меня хотя бы хобби как-то тоже не находилось.
   Вот и получается, что я - не более чем бездельница-мажорка, не способная больше ни на что, кроме как тусить по клубам и тратить родительские денежки. Заработанные, между прочим, горбом и потом. Эх, нужно было не боевые навыки у Петра Викторовича просить - даже если сработало, на кой они мне? А что-нибудь полезное. Хоть поэтический дар, например. Ну да, может, я бы много им и не заработала, но печаталась, писала тексты хотя бы знакомым для их музыкальной группы, и родители мной бы гордились. Не бизнес-вумен у них дочь, но всё-таки талант имеет.
   Всё так же бесцельно я подошла к окну и выглянула наружу. Лабиринт приарбатских переулков, открывавшийся с шестого этажа, выглядел довольно уныло. Голые деревья, узкие проезды, а вот стены домов разноцветные, но в пасмурный вечер они, как ночные кошки, все серы. Новый дом справа с облицовкой в коричнево-кремовых тонах всегда казался мне похожим на шоколадное пирожное. Многие окна в нём были темны, продажа квартир ещё шла полным ходом. Фонари пока не зажигали, хотя этого можно было ждать с минуты на минуту.
   Я прижалась лбом к приятно прохладному стеклу и глянула вниз. Внизу была детская площадка, с яркой горкой, похожей на ту, что я видела во дворе дома на Вятской улице, только не такой разлапистой. Рядом с горкой стояла женщина в коричневой куртке и пристально смотрела вверх. Мне показалось, что она смотрит прямо на меня.
   Я моргнула. Что-то очень знакомое почудилось мне в этой женщине. Её лицо в сумраке да с высоты разглядеть было затруднительно, но фигура, одежда... Всё было определённо знакомым. Однако оказалось не так просто понять, откуда. Пока я думала, женщина отвернулась и зашагала вниз по сползающей по склону холма безлюдной улочке. Пару минут спустя она скрылась за углом, а я так и не сообразила, где же я её видела.
   Наутро выяснилось, что я была слишком оптимистична относительно своего здоровья. С утра голова болела по-прежнему, а к насморку прибавилось першение в горле. Смерив себе температуру, я не удивилась, увидев, что столбик ртути далеко миновал отметку в тридцать семь градусов.
   - Володя Смирнов умер, - сказал папа за завтраком. - Его отец только что звонил.
   Мама приоткрыла рот и посмотрела на меня.
   - Как умер? - потрясённо переспросила я. - Он же совсем недавно в ток-шоу снимался!
   - Говорит, наложил на себя руки. Наглотался таблеток на ночь. В предсмертной записке написал, что его талант кончился, что он уже не актёр, и жить больше незачем. Утром мать пришла его будить, а он уже холодный.
   - Господи ты боже мой! - произнесла мама.
   Я молчала. Талант кончился? Да Володька, чтобы я о нём не думала, был актёром от бога. Ну да, последние пара ролей, которые я у него видела, и в самом деле были неудачными, но, как говорили древние, и Гомеру случается обмолвиться. Лезь из-за этого в петлю или глотать снотворное?
   - А ведь я совсем недавно про него разгромную статью читала, - вспомнила мама. - Об этой новой постановке "Крейцеровой сонаты", где он молодого Позднышева играл. Писали, что он не играет, а просто присутствует на сцене, и что из-за этого весь спектакль разваливается. Вот он, наверное, и...
   - Ох уж эти творческие натуры, - вздохнул отец. - Слова им не скажи...
   - Андрей! - укоризненно протянула мама.
   - Ну, что "Андрей?" Какой-то писака бумагу измарал, а этот всё всерьёз принял. Хоть бы о родителях подумал. Если бы я впадал в отчаяние от каждой неудачи, я бы кончился задолго до того, как она, - папа кивнул на меня, - появилась на свет. А может, и до нашей с тобой встречи.
   - Пойду Лиле позвоню, хоть пособолезную, - мама вздохнула и поднялась. - Ну, как же это так...
   Она исчезла за дверью, и мы с отцом некоторое время посидели в молчании.
   - Только не вздумай винить себя, - вдруг сказал он. - Тебе ведь уже давно стало ясно, что он за человек. Что прошло, то прошло.
   - Я и не виню, - я и в самом деле удивилась его словам. - Просто... странно. Вот уж про кого никогда бы не подумала, что он на такое способен.
   - Да, он казался совершенно непотопляемым, - папа похлопал меня по руке. - Бедный Олег, бедная Лиля.
   - Да, - я отодвинула чашку. - Пойду полежу. Не возражаешь?
   - И "Антигриппина" попей, - посоветовал папа. - Может, тебе врача вызвать?
   - Это просто простуда. Давай подождём до завтра, ладно? Если мне не станет лучше, вызовем.
   - Ну, смотри. Тебе бы подлечиться, мы же на похороны званы. Конечно, ничего не случиться, если тебя не будет, но всё-таки...
   - Я понимаю, пап.
   Врачей я не любила с детства, с тех пор, как однажды, ещё до школы, полежала в больнице, где мне делали курс уколов. Я знала, что это фобия и что реальных причин для страхов у меня нет, и всё же предпочитала за медицинской помощью без крайней на то необходимости не обращаться. К тому же болезнь давала мне легальный повод с чистой совестью переложить визит в полицию на маму и предаться законному безделью.
   Вечером того же дня меня навестил Макс с цветами, которые он, впрочем, отдал маме, и подарком. Подарком оказался новенький ай-фон последней модели, и Макс полвечера помогал мне разбираться в его настройках. Родители, с одобрительной улыбкой переглянувшись, отпустили нас в мою комнату.
   - Я слышал о Владимире Смирнове, - сказал Макс, когда мы остались одни. - Мне очень жаль.
   Я молчал кивнула, и больше мы на эту тему не заговаривали. Я оценила его такт - ведь кто-кто, а он-то был полностью в курсе, какие отношения связывали меня с покойным.
   Температура продержалась два дня и спала, зато у меня начал садиться голос. Впрочем, все согласились, что это пустяки, и что поехать на похороны мне ничего не мешает. Мама договорилась со Смирновыми, что мы с папой подъедем прямо на кладбище, в то время как она отправиться к ним домой и поможет тёте Владимира готовить стол для поминок.
   Похоронили Володю на Головинском кладбище, где уже лежал его дед. Было воскресное утро, холодное, но ясное. Температура и правда упала, грянул настоящий морозец, успевший прихватить землю, на которой после совсем недавнего тепла не было ни единой снежинки. Я надела короткое чёрное кожаное пальто и пожалела - можно было б и дублёнку. Тем более, что церемония затянулась. Несмотря на то, что в театре, где работал покойный, устраивали панихиду, пришли много его коллег, пришла и стайка девушек-поклонниц. Последние, надо отдать им должное, вели себя очень пристойно, стояли поодаль с цветами, а когда гроб забросали землёй, по очереди подошли и положили цветы на могилу, после чего все вместе тихо ушли.
   Олег Борисович и Лилия Эдуардовна стояли обнявшись, а я всё медлила подойти, хотя молчание становилось уже почти неприличным - чай, они мне не чужие люди. Но уж больно тягостной казалась мне обязанность выражать соболезнования. Что можно сказать родителям, потерявшим единственного сына? Наконец, когда всё было закончено, люди потянулись к воротам кладбища, я всё-таки догнала их и пробормотала несколько сочувственных слов. Охрипшее горло подвело, пришлось откашляться и начать всё с начала.
   - Спасибо, - просто сказала Лилия Эдуардовна. Она всегда выглядела моложавой и ухоженной, и нельзя сказать, что сейчас она сильно изменилась внешне, но её плечи сгорбились, а походка стала шаркающей, как у старухи.
   - Ты заходи к нам как-нибудь, Женя, - добавил её муж. - Посидим, вспомним прежнее...
   Я сглотнула и кивнула.
   В машине я взяла полистать глянцевый журнал, который купила утром, в ларьке в торговом центре на углу у нашего дома. О Володе там была целая статья.
   - Что, соловьями разливаются? - спросил папа, когда мы вырулили на Ленинградское шоссе. - Как помер, так и стал хорош?
   - О мёртвых или хорошо, или ничего, - пробормотала я.
   - Ну да, ну да...
   У подъезда дома Смирновых стоял пикап с логотипом маминого ресторана. Сначала мама предлагала устроить поминки в её заведении, но Смирновы отказались, сказав, что все, кто хотел, попрощались с их сыном на панихиде, а на поминки позовут только действительно близких. Слово родителей тут было законом, никто не стал спорить.
   Раздвижной стол в гостиной был уже накрыт. В углу стояла Володина фотография, перевязанная чёрной лентой, перед ней - хрустальная стопка, накрытая куском чёрного хлеба. Я уже сто лет не была в этой квартире, и потому, выйдя из прихожей, огляделась с невольным любопытством, отмечая перемены. Обои были другого цвета, кое-какая мебель сменилась. На стене висела картина, написанная в классической манере - морской пейзаж, закат, к горизонту уходит лодка, и парус частично закрывает солнце...
   - Это Володя заказал полгода назад мне в подарок, - Лилия Эдуардовна остановилась рядом со мной. - У Гривичева.
   - Красиво...
   - Да. Я люблю море.
   - Гривичев, знакомая фамилия, - папа тоже подошёл к нам. - Кажется, о нём Максим Меркушев говорил. Вы знакомы с Максимом Меркушевым?
   Лилия Эдуардовна покачала головой.
   - Не знаю, что мне делать с вещами, - невпопад сказала она. - Выбросить - рука не поднимается, а хранить...
   - Лиля, что-нибудь придумается, - папа ласково приобнял её за плечи. - Может, тебе прилечь?
   Она снова покачала головой. В прихожей зазвонил дверной звонок, выводя бодрую мелодию.
   - Пойду, открою, - кажется, даже с облегчением сказала Лилия Эдуардовна.
   Через минуту в гостиную вошли новые люди. Всего должно было собраться человек двадцать.
   - Андрей Ильич, как хорошо, что я вас встретил! - низенький полный мужчина с лысиной почти во всю голову тут же устремился к папе. - Давно хотел с вами поговорить. У меня намечается небольшое строительство. Ведь ваш "ДомКвартВопрос" даёт скидки частным клиентам?
   - Иван Александрович, дорогой мой, вам не кажется, что сейчас не самое подходящее время? Подъезжайте ко мне в офис, и мы всё обсудим.
   - Да, да, конечно, - уверил лысый. - Я только хотел вчерне прикинуть, на какую сумму я должен рассчитывать.
   Я сбежала от них на кухню. Мама была там, следила за духовкой, где подогревалось какое-то блюдо. Однако спрятаться от назойливых разговоров мне не удалось.
   - А вот и Пашка Кулагин с братом и матерью, - сказала мама, глянув сквозь стеклянную дверь, вручную расписанную под витраж. - И, кажется, Алла сюда идёт.
   - Ох, - я огляделась. - Я спрячусь под стол, ладно?
   - Женя, ну что ты как маленькая? Поговори с ней, от тебя много не требуется.
   - Она всё время жалуется. Почему я бесконечно должна выслушивать её жалобы?
   - Не преувеличивай, - мама нахмурилась. - Она жалуется тебе не чаще, чем всем остальным.
   - Ну да, всех остальных она тоже достаёт.
   Уж не знаю, почему Алла Васильевна сочла, что одноклассница её сына станет подходящим конфидентом в конфликте с ним же, но каждая наша встреча начиналась и заканчивалась рассказами, как тяжело ей живётся в её же собственной семье. Началось всё с того, что Паша попытался привести домой девушку. По неведомой мне причине Алла Васильевна мгновенно эту девушку возненавидела, называла не иначе, как "эта девка", заявила, что на порог её не пустит, и всем знакомым рассказывала, что та зарится на её квартиру. Многочисленные советы квартиру разменять и разъехаться, или хотя бы купить или снять молодым новую, пропускались мимо ушей. Семья Кулагиных раскололась на два лагеря: её мать приняла сторону старшего внука, в то время как младший брат Пашки сохранил лояльность Алле Васильевне. Бывший муж, живший отдельно, но продолжавший общаться с семьёй, от конфликта самоустранился, за что регулярно огребал от обеих сторон. С тех пор прошло года два, "эта девка" давно уже растворилась в туманных далях, а холодная война в достойном семействе не прекращалась, временами переходя в горячую стадию.
   - Скажи, Женя, я похожа на сумасшедшую? - спросила Алла Васильевна, едва присев на обтянутую чехлом табуретку. Я молча хлопнула глазами.
   - Нет, ты скажи, похожа?
   - Э... нет.
   - А они говорят, что мне надо пройти психиатрическую экспертизу. Она, - Алла Васильевна подчеркнула местоимение голосом, судя по всему, имея в виду свою мать, - хочет продать нашу квартиру и купить две отдельных. Хотя, между нами, если кому и нужна экспертиза, то это ей. Она уже явно в маразм впадает. Но она собирается съехать с Пашкой, а меня и Колю засунуть хоть куда-нибудь, лишь бы от нас избавиться.
   Я промычала под нос что-то невнятное.
   - Я, конечно, говорю - ты в своём уме? Я своё жильё никому не отдам. Хотите съезжать - пусть Пашка сам зарабатывает на новое.
   Прогресс, отметила я про себя. Алла Васильевна хотя бы теоретически допускает мысль, что сын может отселиться.
   - И пусть тогда водит, кого хочет. Но эту квартиру я тогда завещаю Коле. И теперь они ищут повод меня отодвинуть и всё решить за моей спиной. Вот я тебя и спрашиваю, Женя - я похожа на тронувшуюся? Меня могут объявить недееспособной?
   - Не знаю, - сказала я.
   - Да не паникуй ты, Алла, - вмешалась мама. - Никто тебя никакую экспертизу насильно проходить не заставит. И квартиру твою никто без твоего согласия не продаст. Ты же собственник.
   - Вот скажи, да? - Алла Васильевна развернулась к ней. - Растишь детей, а потом получается, что вырастила себе врага. Тебе с Женькой повезло. А Пашка в меня недавно чуть стулом не запустил. Вот бы кому экспертиза не помешала.
   - Да что ты говоришь?
   - Да! Ты бы его видела в этот момент. Весь трясётся, глаза белые. Я думала, что в меня бросит, потом - что в окно. Но всё-таки в стену.
   - А из-за чего он так разозлился? - спросила я.
   - Не из-за чего. Я пыталась с ним поговорить, а он как взбесится... Где это видано - на собственную мать руку поднимать? Марина, ведь Женя так себя не ведёт?
   - Бог миловал, - отозвалась мама.
   - А что вы ему сказали? - полюбопытствовала я.
   - Я уже боюсь с ним в одной комнате оставаться, - не слушая меня, продолжала Алла Васильевна. - Вчера в стену, а завтра что? За нож схватится?
   - Но что-то же вы ему сказали? Не просто же так он вдруг побелел и затрясся? Что-то же этому предшествовало?
   Но Алла Васильевна уже замолчала, с отрешённым видом глядя в окно. Кажется, вопроса она так и не услышала.
   Вскоре нас позвали к столу, и я нарочно села рядом с Пашей, чтобы исключить возобновление разговора с его матерью. Правда, он тоже так и норовил сказать что-нибудь нелестное о родительнице, но его было легче притормозить и повернуть разговор в иное русло.
   На столе стояла водка, которую я обычно не пью, но сейчас отказываться было бы неловко, и я вместе со всеми хлопала за упокой души, попросив Пашу налить мне стакан сока, чтобы запивать. И после четвёртой стопки поняла, что мне уже многовато. Алкоголь вообще плохо на меня действует, начинает тошнить, и потому я после пары "весёлых" ночей вынужденно соблюдала в нём меру даже в куда более разбитных компаниях. К счастью, как раз в этот момент в застолье образовался перерыв, так что я смогла встать из-за стола и шёпотом спросить у папы, не сильно ли обидятся хозяева, если я сейчас уйду. Папа кивнул и сказал, что объяснит, что я ещё не окончательно оправилась после болезни. Олег Борисович, к которому он подошёл, отнёсся с полным пониманием и сам вызвал для меня такси.
   Ехать было недалеко. День уже клонился к вечеру, было всё так же холодно, хотя небо было ясным. Я невольно залюбовалась закатом над рекой, и когда машина свернула на Новый Арбат и остановилась у моего дома, даже пожалела немного, что поездка кончилась. Хотя больше всего мне хотелось добраться до спальни и лечь.
   Когда я уже проходила под аркой, в кармане мурлыкнул ай-фон, сигнализируя, что пришла смс-ка. Оказалось - от папы. "Как добралась?" - писал он. Я улыбнулась, набрала в ответ "Хорошо уже на месте" и нажала на отправку. И тут моё сознание зафиксировало за спиной какой-то звук, который мог быть только шумом мотора.
   Машины редко ездили под аркой, а потому я спокойно остановилась прямо посреди проезда - люди-то обойдут. И теперь автомобиль, пользуясь тем, что я отвлеклась, подкрался ко мне почти вплотную, но вместо того, чтобы затормозить, ударил по газам. Между нами было не больше пары метров, и отскакивать в сторону было поздно. И потому я прыгнула не от машины, а к ней. Ладони упёрлись в гладкий капот, кувырок, затылок, шея, плечи, спина прокатываются по твёрдому, подошвы ударяются в асфальт, и вот я уже пробегаю пару шагов к стене, а машина с рёвом проносится мимо, заворачивает за угол и исчезает.
   Всё произошло настолько быстро, что я не успела не то что испугаться - даже толком осознать, что случилось. Словно что-то внутри меня на мгновение взяло на себя контроль над моими действиями и заставило сделать то, что я сделала. А в следующий миг я чётко представила себе, как машина за углом разворачивается и снова гонит под арку. И вновь без какого-либо участия разума ноги понесли меня прочь, наружу и в сторону, к крыльцу одного из магазинов, располагавшихся в нашем же доме. Спрятаться там, не будет же автомобиль таранить витрину дорогого салона...
   Но за спиной всё было тихо. Уже стоя у дверей, я оглянулась, помедлила и всё же рискнула вернуться к арке. Машины видно не было. Только лежал посреди проезда одинокий ай-фон, который я выронила, сама того не заметив. Видимо, по нему проехалось колесо автомобиля, потому что он был раздавлен в лепёшку: корпус пошёл трещинами, начинка вылезла наружу. Я зачем-то подняла его, подержала и со вздохом уронила обратно. Недолго мне прослужил Максов подарок.
   Жалко почему-то стало до слёз. И ай-фона, и Макса, который выбирал его для меня и так радовался, что угодил. Я мысленно дала себе зарок, что куплю такой же, и как можно скорее. И ничего не скажу ему про замену.
   Я потёрла загривок, слегка ушибленный моим безумным кувырком, что, однако, спас мне жизнь. Или, по крайней мере, здоровье. Жаль, что я не запомнила номера этого лихача, вчинить бы ему иск, да побольше, чтоб неповадно было. Синяя машина, кажется, "мерс". На заднем стекле - треугольная наклейка. Между прочим, он и сам здорово рисковал. Там, за аркой, поворот, выводящий на узкие улочки, да ещё и под довольно большим уклоном. Не справишься с управлением - сам загремишь на больничную койку.
   С-скотина.
   Впрочем, успокоилась я довольно быстро - когда я открывала дверь в квартиру, руки у меня не дрожали. Кажется, я даже протрезвела, во всяком случае, состояние изменённого сознания, заставлявшее меня тревожно прислушиваться к своему желудку, куда-то делось. Зато пришло состояние лихорадочного веселья. Войдя в пустую прихожую, я сбросила обувь, сняла пальто, босиком прошлёпала в свою комнату, плюхнулась на кровать и несколько раз подпрыгнула. Веселье пузырилось внутри, прорываясь наружу слегка истеричным хихиканьем. Ведь она работает - методика Петра Викторовича! Я никогда не занималась гимнастикой или ещё чем-то подобным, кроме как на уроках физкультуры в школе. Прежняя я никогда бы не сделала ничего подобного. Прежняя я просто застыла бы в остолбенении и дала себя сбить.
   Да здравствует Пётр Викторович, гип-гип-ура! Не так уж и бесполезно то, что я для себя попросила.
   Однако любой навык нуждается в усовершенствовании. Я снова потёрла шею. Умение у меня, положим, есть, а вот тренированности явно не хватает. Значит, долой лень, айда в спортзал. И начать нужно как можно скорее, а то знаю я себя, как начну откладывать, так рискую никогда и не приступить. Я решительно слезла с кровати и прошла к компьютеру. Ну-ка, где у нас там в интернете списки адресов и расценок?
   Впрочем, оказалось, что в интернете можно было и не искать. Ближе к вечеру я, зачем-то шаря в ящике своего стола, нашла там абонемент спортклуба на Арбате, купленный на днях сразу на месяц. Видимо, светлая мысль о тренировках уже посещала меня ранее, но в результате провала в памяти я о ней благополучно забыла.
  
   3.
  
   Один из следующих дней принёс не самую приятную, хотя и вполне переживаемую новость. Мне сделали новую банковскую карту, и тут выяснилось, что с моего счёта исчезла кругленькая сумма. В процессе выяснения, куда она девалась, меня огорошили известием, что деньги сняла... я сама.
   - Когда?!
   - Двадцатого числа.
   На мгновение я застыла с открытым ртом. Я была готова услышать, что сняла деньги в те два дня, о которых ничего не помнила. Но двадцатого, на следующий день после похорон, я к банку и близко не подходила!
   - Послушайте, этого не может быть! Меня не было в банке двадцатого числа. Вы что-то путаете.
   - Мы выдаём такую сумму со счёта только по предъявлении удостоверения личности, - обиделась девушка в банковском окошке. - Ошибки быть не может.
   - Что ж, ищи свой паспорт, - сказал папа, когда я пересказала ему разговор.
   Послушавшись его, я обыскала свою комнату, потом папин кабинет, где мы хранили документы, но паспорта не нашла. Оставалось предположить, что, хотя я обычно не ношу его с собой - внешность у меня вполне славянская, так что полиция не останавливает меня на улице с требованием предъявить документики - в тот раз я зачем-то сунула его в сумку и вместе с сумкой отдала ворам.
   - Ну, молодец, - сказала мама. - Теперь писать заявление сама иди.
   Делать было нечего, пришлось тащиться в полицию и объяснять, что о паспорте не заявили вместе со всем остальным, потому что пропажа не сразу была обнаружена, после чего ждать, пока мне дадут временную справку.
   В этот день наконец-то выпал первый снег. "Растает, - заметил папа, выглянув в окно кухни, на укутанные белоснежным покрывалом крыши. - Снег на сухую землю не ложится". Однако погода держалась вполне зимняя, потепления до конца недели не обещали, и побелевшие газоны выглядели вполне по-декабрьски. Разве что слой был ещё слишком тонким, и сквозь него пробивались зелёные травинки. Время было не самое располагающее для занятий на свежем воздухе, и всё же я - заниматься, так заниматься - повадилась ходить на ближайший стадион, наматывая там круги в те дни, когда не посещала клуб с его беговой дорожкой. На стадионе меня и застал Макс, приехавший сказать, что он, как мы и договаривались, купил билеты на мюзикл.
   - Угу, - кивнула я, когда он, пристроившись рядом, сообщил эту новость. После недели регулярных пробежек я уже не хрипела, как загнанная лошадь, пробежав два-три круга, но всё же старалась дыхание экономить. Макс понял и отстал, бросив напоследок:
   - Подожду, пока ты закончишь.
   Он направился к трибуне, а я продолжила свой бег, чтобы, завершив очередной круг, подойти к нему. К за это время к нему успела подсесть какая-то девица, разом поскучневшая при моём приближении. Тем более что Макс оборвал на полуслове то, что она ему говорила, и тут же встал. Да, внешними данными он обижен не был, и я невольно почувствовала что-то вроде гордости. Высокий, широкоплечий, не ослепительный красавец, но лицо породистое. С таким не стыдно куда угодно выйти.
   - Ты выбрала холодное время, чтобы заняться физкультурой, - с улыбкой сказал он. - Болезнь-то как, прошла?
   - Да, только кашель всё никак не отпустит, - и я, подтверждая свои слова, закашлялась.
   - Я заметил. Ты что-нибудь пьёшь?
   - "АЦЦ".
   - Ну, довольно сильная штука, - признал Макс.
   - Ты прямо как мама, - заметила я. Мы вышли со стадиона на площадку перед воротами.
   - Твоё здоровье меня очень заботит, - серьёзно уверил Макс. - Ты на машине?
   - Нет, пешком. Новую пока не купили.
   - Я тебя подвезу.
   - Да не надо, я хочу пройтись. Тут всего ничего.
   - Холодно же. А ты довольно легко одета.
   - Надо же мне закаляться.
   - После болезни?
   - Вас с мамой послушать, так можно подумать, что я бронхитом болела, - фыркнула я. - В общем, я иду, а ты как знаешь.
   Макс слегка поморщился, но послушно зашагал рядом, пряча в карман ключи от машины. Я несколько запоздало сообразила, что теперь ему придётся за ней возвращаться. Ну и ладно. Все свои мелкие капризы я всегда рассматривала как справедливую плату за позволение со мной общаться. Ему это, в конце концов, нужнее, чем мне.
   Мы в молчании дошли до площади Свободной России и остановились у памятника Столыпину, дожидаясь зелёного света. Непостоянное солнце спряталось за тучи, и на пустом пространстве гулял резкий ветер. Эта площадь всегда казалась мне весьма неуютным местом. Она словно сползает к невидимой из-за набережных реке, а Новоарбатский мост только зрительно увеличивает её, делая и вовсе необъятной. И причудливые башни Москва-Сити, кажется, возвышаются прямо за гостиницей "Украина", придавая городу слегка фантасмагорический вид.
   - Значит, едем завтра, - сказал Макс.
   - Ага.
   - И знаешь, думаю, твои родители не будут ничего иметь против, если после спектакля мы поедем ко мне.
   Я повернулась и посмотрела на него. Ему пришлось тронуть меня за локоть, чтобы обратить внимание на загоревшийся зелёный. Мы зашагали по зебре, а я всё думала над его предложением. Что родители не будут против, я ни секунды не сомневалась - зря, что ли, они нас столько времени сводили. Но сейчас я серьёзно, словно в первый раз, обдумывала вопрос, хочу ли этого я.
   - Ну так как?
   - Я подумаю, Макс.
   - Ладно, думай, - покладисто согласился он. Одним из несомненных достоинств Макса было то, что он крайне редко со мной спорил. Вот только будет ли он столь же уступчив, когда добьётся своего?
   С Максом, Максимом Меркушевым, я познакомилась несколько лет назад, когда отец, окончательно убедившись, что единственная дочь не унаследовала ни природной деловой хватки, ни желания её развивать, решил, что раз так, то продолжателем его дела предстоит стать зятю. И орлиным взором окинул окрестности в поисках подходящей кандидатуры. Долго искать ему не пришлось - однажды он привёл в наш дом, тогда ещё не на Новом Арбате, а в районе поплоше, молодого перспективного юриста, которого ему когда-то рекомендовал тот самый старый друг, на чьё предприятие папа предлагал устроить меня. Макс работал в крупной фирме, оказывающей юридические услуги, но мечтал со временем начать собственное дело. Папа сотрудничеством с ним оказался весьма доволен, переманил его в свой "ДомКвартВопрос" на постоянную должность и, присмотревшись, решил, что Макс - это именно то, что ему нужно. Макс не стал ломаться, видимо, решив, что женитьба - не самая высокая цена за возможность не раскручиваться с нуля, а сразу стать сперва совладельцем, а там и наследником уже вполне зарекомендовавшей себя строительной фирмы. Дело было за малым - уговорить меня.
   Увы, я в то время была страстно влюблена - в того самого Володьку Смирнова, которого мы недавно похоронили. Он как раз тогда закончил "Щуку", к нему пришёл первый успех, и я страшно гордилась тем, что первая разглядела его талант, ещё когда он был никому неизвестным студентом. Мне казалось, что я даже в какой-то мере создала его успех - своего верой в него и постоянной поддержкой. Ни о ком другом я и слышать не хотела. Я была уверена, что папа, никогда ничего мне по-настоящему не запрещавший, пойдёт у меня на поводу и на этот раз. А если и нет - что ж, гордо заявила я, я готова вообще отказаться от наследства. Володя заработает на нас обоих, будем жить не хуже, чем сейчас.
   В чём-то я оказалась права - спорить со мной отец действительно не стал. "Что ж, я подожду", - только и сказал он. Я ушла, чувствуя себя победительницей, но... Через полгода оказалось, что мой мудрый папа как в воду глядел. Войдя как-то не вовремя в Володину гримёрку, я убедилась, что его отношение к крутившимся вокруг него экзальтированным поклонницам, которых мы, случалось, вдвоём высмеивали, меняется как по волшебству, стоит ему остаться с кем-то из них наедине. Я в ярости дала ему пощёчину и после непродолжительного, но бурного выяснения отношений вылетела из гримёрки. Но при этом я ещё сначала думала, что это ненадолго. Что мы ещё помиримся, что он придёт просить прощения, и я, помытарив его для порядка, прощу, разумеется, при условии, что он больше ни с кем и никогда... Три ха-ха. Кажется, Володька, обретя свободу, только обрадовался. Во всяком случае, после этого он отбросил всяческую стыдливость и принялся менять пассий чуть ли не ежедневно. Подруги, бравшиеся с ним поговорить - сама я из гордости приближаться к нему отказывалась - докладывали, что он подвёл под свою неразборчивость целую философию: дескать, творческому человеку необходимы новые впечатления, застой губителен, и так далее.
   В это время папа снова начал приглашать в наш дом Макса. Вежливого, предупредительного Макса, готового красиво ухаживать и ни словом не заикавшегося о моём фиаско в личной жизни. И когда я в конце концов окончательно убедилась, что с Володькой мне ловить больше нечего, я согласилась пойти на свидание с Максом. Главным образом для того, чтобы не чувствовать себя такой оплеванной и доказать всем, и Смирнову в первую очередь, что у меня и без него всё будет зашибись.
   С той поры прошло уже несколько лет. Макс всегда был рядом, но о его матримониальных планах напрямую речь не заходила. Все ждали, когда я закончу обучение. Но вот универ остался позади, и мне, видимо, следовало в скором времени ждать предложения. Возможно, уже завтра. И я, честно говоря, уже почти приняла эту перспективу, почти уже считала Макса своей собственностью. Ну да, особой любви нет, но и без любви люди живут, среди состоятельных людей брак-договор - это норма. Мы стали друзьями, мама говорит, что это уже немало, что брак, основанный на дружбе и уважении, прочнее брака по страстной любви, а её житейскому опыту я привыкла доверять...
   И всё же мысль, что Макс фактически женится на "ДомКвартВопросе", а меня возьмёт в качестве неизбежного приложения, моё самолюбие изрядно царапала.
   Расстались мы у подъезда. Подходя к лифту, я встретила соседку с нижнего этажа.
   - Так виделись же, - сказала она в ответ на моё приветствие, хотя я была уверена, что сегодня её ещё не встречала.
  
   Я повернулась перед зеркалом и окинула себя пристальным взглядом. Нет, пожалуй, это платье слишком парадное, нужно что-то поскромнее. Маленькое чёрное я уже надевала неоднократно, ещё одно, чёрное с кружевами, пожалуй, слишком открытое - в нём будет просто холодно, особенно в холле. Знаю я этот Дворец Молодёжи, где ставят мюзиклы, там выход на улицу прямо из холла, и там же будет устроен и гардероб, и буфет. По той же причине я забраковала ещё несколько вариантов. Висевшие у меня в шкафу подходящие платья кончились, и я решительно направилась в родительскую спальню, к которой примыкала небольшая гардеробная. Многое из своей то и дело пополняющейся коллекции одежды и туфель я хранила там.
   В конце концов выбор был сделан в пользу синего, довольно закрытого платья, к которому хорошо подошла жемчужная нитка и серьги, привезённые мной из Черногории. И чёрные лодочки из Праги. Парикмахера и маникюршу я посетила днём, так что возиться с причёской и руками нужды не было. И хорошо, потому что едва я закончила краситься, в дверь позвонили. Открыла мама, я услышала приглушённые голоса из прихожей, потом в мою комнату постучали.
   - Отлично выглядишь, - оценил Макс.
   - Спасибо.
   - Марина Борисовна, - Макс повернулся к задержавшейся в прихожей маме, - вы не против, если я украду вашу дочь на сегодняшнюю ночь? Под мою ответственность.
   - Да уж крадите, - рассмеялась мама. Я промолчала, хмыкнув про себя, как ловко Макс повернул дело, выставив его уже решённым. Впрочем, если бы я не хотела, мне ничего не мешало бы запротестовать. Однако зря я, что ли, столько времени прихорашивалась?
   На лифте мы спустились на подземную парковку. Макс припарковал свой "БМВ" там, где я раньше ставила свой "фольксваген". Парковка была пуста, только вдали маячила одинокая фигура, быстро, впрочем, скрывшаяся за рядами машин. Макс галантно распахнул дверцу, и я попыталась нырнуть внутрь с подсмотренной в зарубежных фильмах элегантностью - сначала сесть на сиденье, и лишь потом забросить ноги в салон. Получилось, честно говоря, не очень.
   Машина тронулась и поползла к выезду на улицу. Свет фар зашарил по подземному помещению и на какой-то миг в него снова попал человек - скорее всего, тот же самый. Вернее, та же самая, потому что, хотя она резво отпрыгнула в сторону, я всё же разглядела, что это была женщина. В брюках и коричневой кожаной куртке.
   - Тьфу ты, чёрт! - ругнулся рядом Макс.
   - Что такое?
   - Просто мне показалось... А, ладно.
   - Что тебе показалось?
   - Что это была ты.
   - Интересно. А кто же тогда сидит рядом с тобой?
   - Да не обращай внимания, - Макс смущённо усмехнулся. - Такое бывает, мерещатся знакомые люди там, где их нет и быть не может. Я, когда отец умер, потом ещё несколько месяцев его на улице узнавал. Вот он идёт! А присмотришься - чужой человек, и не похож даже.
   Я сочувственно покивала. Отец моего уже почти жениха умер от инсульта в шестьдесят с небольшим, оставив вдову и сына старшеклассника - Макс был поздним ребёнком. Когда сын уехал учиться в Москву, его мать осталась в провинции и в столицу носа не казала - чему я, откровенно говоря, только радовалась. Макс время от времени её навещал, но не слишком часто. Ещё у него была сводная сестра по отцу, но она уже давно уехала в Америку и теперь с мужем и двумя дочерьми жила в пригороде Сан-Франциско.
   Когда мы подъехали к Дворцу Молодёжи, оказалось, что для того, чтобы попасть внутрь, надо отстоять довольно длинную очередь, протянувшуюся по террасе Дворца почти до самого угла, за которым был вход в метро. Похоже, спектакль шёл с аншлагами, что, впрочем, было неудивительно, учитывая, что с премьеры прошло меньше месяца. Помнится, Макс упоминал, что билеты пришлось заказывать через интернет, и были только самые дорогие места, а в кассе уже и тех не найдёшь. Наконец мы прошли контроль на входе и оказались в холле, битком набитом народом. По лестницам к гардеробным, устроенным тут же, высоко вдоль стен, змеились новые очереди. Макс встал в одну из них, прихватив и моё пальто, а я пошла покупать программку и занимать место в буфете. Перед началом мы ещё успели выпить по бокалу шампанского.
   Места были у самой сцены, что, как по мне, было даже слишком близко - во всяком случае, я ясно видела, что происходит во время затемнений, чего, по идее, быть не должно. Сам спектакль меня не особо увлёк, но в целом понравился - романтичная история о любви, спетая неплохими голосами. Мюзикл больше напоминал оперу, и постановка была качественной. Я почитала о ней в интернете, и там писали, что её скопировали с зарубежной без каких-либо изменений. Особенно выделялся высоченный актёр, исполнявший заглавную роль.
   - Иван Озеров, - уверенно сказал Макс в антракте, хотя в программке исполнители сегодняшнего спектакля отмечены не были. - Я уже видел его, когда ездил в Петербург. Отличный играет, и голос неплохой.
   - Всё-таки, это дурацкое обыкновение - не писать, кто сегодня участвует.
   - Где-то в фойе должна быть доска, там указаны все участники спектакля.
   - И мы должны обыскивать всё фойе, чтобы это узнать?
   Макс пожал плечами.
   После окончания занавес поднимался дважды, прежде чем зрители начали расходиться. Говорят, в былые времена это случалось до десятка раз и больше, но я такого никогда не видела. Возможно, на премьерах, где собираются самые-самые ценители и знатоки? К гардеробным опять выстроились очереди, но Макс получил нашу одежду мгновенно - он специально для этого взял бинокль, не пригодившийся нам на спектакле.
   Жил Макс в обычной двухкомнатной квартире в отнюдь не престижном районе и пока не торопился её продавать, хотя, зная папу, я не сомневалась, что он наверняка потребует, чтобы молодую жену Макс привёл во что-нибудь получше. Мне уже доводилось бывать здесь, а потому большое количество альбомов по искусству меня не удивило. А вот мольберта в углу большой комнаты я до сих пор не видела.
   - Да, вот, рисую помаленьку, - довольно сказал Макс, проследив за моим взглядом.
   - Покажешь?
   Готовых работ было немного, да много за столь краткий срок нарисовать бы никто и не успел. Пара пейзажей в японском стиле, нарисованные тушью и раскрашенные бледным красками, только вместо скал там были утопающие в зелени городские дома. Чей-то карандашный портрет, оказалось - отцовский. Я оценивающе перевела взгляд на рисунка на Макса, но сын на отца внешне походил мало. И по всем правилам нарисованный масляными красками на холсте натюрморт: тарелка с яблоками, одно из которых скатилось за край, кофейник, кофейная чашка, маслёнка, хлебница с кусками хлеба, а на заднем плане - керамический кувшин с несколькими стеблями крапивы.
   - Крапива? - я рассмеялась.
   - А что? Очень красивое растение. Вот настанут весна и лето, можно будет выехать на пленэр, а пока приходится по памяти рисовать.
   Я снова посмотрела на картину. Яблоки блестели румяными боками, и мне захотелось надкусить то из них, что лежало на столе. О чём я Максу и сказала.
   - Так зачем же дело стало? - он широко улыбнулся.
   Яблоки ждали своего часа в холодильнике. Вместе с остальным угощением и бутылкой вина, да не простого, а из шелковицы.
   - Знакомый из Турции прислал, - объяснил Макс. - Ты, кажется, не была в Турции?
   - Ни в Турции, ни в Египте. Я как-то всё больше по Европам.
   - Вот и опробуем. Держи, оп-па! - и Макс кинул мне жёлтое яблоко. - Кстати, это вино и у нас делали и делают, на Украине и на югах. И не "пьянства окаянного ради", а в лечебных целях!
   - Вот и полечимся.
   Вино было тёмным и куда менее сладким, чем я ожидала. Макс оживлённо рассказывал о своей встрече с художником Гривичевым, тем самым, что написал пейзаж в квартире Смирновых. Оказывается, Макс успел показать ему свои работы и удостоился от мастера снисходительного похлопывания по плечу - способности есть, молодой человек, совершенствуйтесь... Потом разговор как-то увял, и мой почти жених просто сидел напротив меня, с улыбкой меня разглядывая, и я почему-то смутилась, хотя к его вниманию давно привыкла.
   - Ты чего?
   - Ты очень красивая, - сказал он, я и фыркнула, потому что никогда не верила таким комплиментам. - Знаешь, мне очень хочется тебя нарисовать. Ты не откажешься мне попозировать?
   - Когда?
   - Да хоть прямо сейчас.
   - Так ты заманил меня к себе, чтобы я тебе позировала?
   - Я извращенец, правда?
   - Почему?
   - Потому что мне нужно от хорошенькой девушке не то, что нормальному мужчине. Нет, правда, Женя. Пара набросков, не больше.
   Отказываться я и не подумала, мне уже стало любопытно. Макс поднялся и походил вокруг меня, потом попросил сесть вполоборота, положив локоть на спинку стула. Чуть поправил меня голову, удовлетворённо кивнул, попросил не двигаться и достал альбом.
   Позирование оказалось занятием довольно скучным. Макс что-то увлечённо черкал, бросая на меня короткие взгляды и время от времени командуя "подбородок выше!" Когда он закончил, у меня уже стала затекать рука. Разумеется, я немедленно сунула нос в альбом, полюбовалась на собственную физиономию, а Макс проворчал, что он ещё подумает над позой и нарядом. Я закатила глаза и сказала, что он действительно извращенец и что ему пора вспомнить, чем с хорошенькими девушками занимаются нормальные мужчины.
   Утром Макс разбудил меня рано, мы позавтракали на скорую руку, и он усадил меня в машину. В пути я снова заснула, ему пришлось опять будить меня, я, зевая, попрощалась с ним поцелуем и отправилась домой досыпать.
  
   4.
  
   На знакомых интернет-площадках не было ничего интересного. Несколько новых сообщений и фото со стены "Вконтакте", несколько занятных, но бессодержательных обновлений во френд-ленте... Некогда любимое сообщество также не баловало. Тонны слэшных фиков, и ни одного приличного джена или хотя бы гета.
   Телефон зазвонил, когда я рылась на ютубе в поисках хороших клипов. Остановив просмотр, я, не глядя, протянула руку к трубке.
   - Алло?
   - Привет, - сказал женский голос. - Ты где?
   - Дома. Привет, Мэл.
   - Раз дома, что тебя не видно и не слышно? Про Володьку знаешь уже?
   - Конечно, знаю. Даже на похоронах была.
   - А вот меня не пригласили, - грустно сказала Мэл.
   Мэл, она же Мелюзина, состояла в той самой культурной тусовке, в которую я некогда попала благодаря Володе. Она была певицей, солировала в фолк-группе, потом группа распалась, и она продолжила выступать сама по себе. Её настоящее имя было Дарья, но оно всегда казалось ей слишком обыкновенным и не соответствующим исполняемой ею музыке, а потому она взяла себе псевдоним в честь сказочной феи. Теперь Мелюзина, помимо выступлений, вела и довольно известный музыкальный блог в интернете под этим ником, и требовала, чтобы знакомые обращались к ней так же и в реальности.
   - Помянем? - сказала она. - Придёшь в "Сопрано" на вечер его памяти? Там я буду, и "Зверики"...
   - Приду, разумеется. Когда?
   Мэл назвала дату и время, и мы ещё немного поболтали. Она рассказала, что записывает новый диск, я - о своём новом увлечении физкультурой. Мы обе поахали по этим поводам, пожелали друг другу успехов и распрощались.
   - Вот! - с гордостью сказал отец в тот же вечер. - Пытался я приучить тебя к здоровому образу жизни и думал, признаться, что ты безнадёжна. А, оказывается, тогда просто время ещё не пришло.
   Я пожала плечами, скромно опустив глаза. Да, было дело, пытался. Но я, тогда старшая школьница, так и не оценила прелести ранних подъёмов и холодных обливаний. Напоминанием о тех днях остался только турник в моей комнате, который я теперь с удовольствием использовала по назначению.
   - Лучше бы выбралась куда-нибудь, - проворчала мама. - А то сидишь в последнее время либо в своей комнате, либо в своём спортклубе. Скоро совсем с людьми разговаривать разучишься.
   - Ну вот, меня на той неделе пригласили в ночной клуб, - сообщила я. - Это подойдёт?
   - Вполне. Только не напивайся там.
   - Не буду. И, мам, раз так, я возьму твою машину?
   - Когда это будет?
   - В четверг.
   - Хм-м...
   - Это вечером, - быстро сказала я. - Начало в восемь.
   - Да бери уж, - мама вздохнула преувеличенно тяжко.
   Я благодарно кивнула. Без машины всё-таки было непривычно и неудобно. Конечно, есть такси, но необходимость каждый раз заказывать машину и иметь при себе наличные напрягала. Я уже подъезжала к папе с намёками, что не оставит же он меня безлошадной, раз уж так получилось, и папа проворчал что-то насчёт моего дня рождения. До которого - ещё полгода!
   Клуб "Сопрано" находился на задворках торгового центра, и ехать до него было полчаса. К счастью, мама в своём ресторане в этот вечер задерживаться не стала, так что я успела почти за час до начала концерта и заказала нормальный ужин в зале внизу. Танцпол, он же концертная площадка, находился на втором этаже. Я села сбоку, близко к сцене, так что смогла помахать рукой проскользнувшей через зал Мелюзине.
   - А, это ты. Привет, - она подошла к моему столику. - А где этот твой... Макс?
   - Его не будет, - сказала я, полагая, что её это порадует - Макса Мэл почему-то недолюбливала. Но она лишь пренебрежительно фыркнула:
   - Уж мог бы и сходить со своей девушкой.
   Мне осталось лишь пожать плечами. Приходит - плохо, не приходит - тоже. Вот и пойми этих подруг.
   Кроме Мелюзины выступала так же рок-группа "Нехищные зверики", и ещё один коллектив, мне незнакомый. Песни Мэл я знала, хотя она спела и парочку новых, "Звериков" в основном тоже. Новички оставили меня равнодушной, хотя под их песни, бодрые и ритмичные, неплохо танцевалось. Хотя концерт задумывался, как посвящённый памяти Владимира, и в середине вечера Мэл вышла на сцену и предложила собравшимся выпить за его память, но вечер был отнюдь не траурным. Особенно к концу, когда уже многие набрали и перебрали, и пошли танцы и веселье. Я принимала в нём участие наравне со всеми, мне и правда захотелось развеяться. К тому же я встретила ещё несколько знакомых, иных из которых не видела много лет, после того, как отошла от компании Смирнова. Интересно было поболтать за бокалом, расспрашивая друг друга о житье-бытье.
   Было уже где-то к одиннадцати, когда в туалете я пересеклась с Мэл.
   - А ты что, раздумала уходить? - удивилась она.
   - Я и не собиралась, - тоже удивилась я.
   - Ну ты ж только что в гардеробе одевалась. Мы ещё с тобой попрощались.
   - Только что? - я выпрямилась от раковины.
   - Ну да.
   - В гардеробе?
   - А что? - Мэл нахмурилась. Видимо, какая-то мысль пришла ей в голову, заставив её медленно оглядеть меня с головы до ног.
   - Ты что, и платье успела сменить? Ты же внизу в другом была.
   Я открыла рот. Дежавю - и получаса не прошло, как один из тех самых давних знакомых, которого я с трудом узнала, задал мне тот же вопрос, после чего заговорил со мной так, словно мы только что расстались. Тогда я списала это на то, что он видел меня в полутьме зала и что-то перепутал. Но вот теперь и Мэл...
   Она, должно быть, изрядно удивилась, когда я, задев её плечом, вдруг кинулась к выходу. Короткий коридорчик, дёргающийся и колыхающийся под громоподобную музыку зал, который пришлось пересекать зигзагами, лавируя между танцующими. Уже у самой лестницы кто-то развеселившийся ухватил меня и попытался втянуть в танец, и я потратила несколько драгоценных секунд, чтобы от него отбиться. И вот я ссыпалась по довольно крутой лестнице в гардероб, чтобы увидеть закрывающуюся наружную дверь.
   - Стой!!!
   Гардеробщик удивлённо оглянулся на мой дикий вопль, а я уже толкнула дверь и выскочила в холодную ноябрьскую ночь. Под ногами плеснула лужа, забрызгав туфли и колготки. Женщина в куртке на грани светового круга, создаваемого фонарём у подъезда, оглянулась. Всего на миг - а потом вдруг бросилась бежать со всех ног.
   Я осталась на месте, застыв в оцепенении. Показалось? Нет? Спустя миг я пришла в себя, но гнаться за незнакомкой было уже поздно и глупо. В тонком платье и туфлях на каблуках, при нулевой температуре...
   - Что случилось? - рядом со мной остановилась Мэл. Обвела взглядом окрестности и вопросительно уставилась на меня.
   - Ничего, - я отвернулась. - Давай внутрь.
   - А зачем вообще наружу выскакивала? Что-то с тобой, Жень, не то...
   Я молча зашагала обратно. Любой другой на месте Мелюзины в этот же вечер растрепал был всем, желающим слушать, о странностях, что со мной происходят. Но на молчание Мэл можно было положиться. Она-то как раз была не из болтливых и не сплетничала, даже когда ей было, что сказать.
   Остаток вечера оказался отравлен. Да, конечно, самое простое объяснение, скорее всего, самое верное. Та женщина просто похожа на меня, ничего удивительного, что нас путали. Темно, цветные блики скользят по лицам, все уже пьяны...
   Вот только Мэл, как и я, почти не пьёт. И в гардеробе было сравнительно светло. Можно, конечно, её расспросить, как близко она подходила к той, которую приняла за меня, но я почему-то стеснялась. Скорее всего она просто кивнула ей, проходя мимо: "О, уже уходишь? Ну, пока". И всё равно я продолжала нервничать, поглядывая по сторонам, сама не зная, что ожидаю увидеть.
   Наверное, поэтому я и заметила его.
   Незнакомый, ничем не примечательный мужчина сидел за два столика от меня, ни с кем не заговаривая и не сводя с меня глаз. Когда я вставала, он тоже поднимался, и перемещался по залу, не приближаясь, но и не выпуская меня из поля зрения. Я нарочно ещё раз вышла в туалет, и, возвращаясь, увидела его за стойкой, откуда отлично просматривались выходы из уборной. Украдкой наблюдая за ним, я обратила внимание, что его куртка висит на спинке его стула, а не в гардеробе внизу. Можно сразу схватить и выйти на улицу.
   И что-то чем дальше, тем меньше мне это нравилось.
   Заказывая у девушки за стойкой стакан сока, я вполголоса поинтересовалась, есть ли из клуба другой выход, кроме того, что через гардероб. Оказалось, что есть, но ходить через него могут только сотрудники... однако лёгшая на стойку пятитысячная купюра заставила девушку передумать. "Ладно, только быстро", - сказала она, с любопытством глядя на меня. Я кивнула и пошла прощаться с Мелюзиной и прочими. Меня попробовали уговорить остаться ещё немного, потом проводили в гардероб. Там я натянула пальто, переобулась, долго расцеловывалась с Мэл и прочими провожающими - в общем, непрошенному наблюдателю вполне хватило времени, чтобы спуститься за мной, миновать гардероб и, можно не сомневаться, занять пост снаружи, чтобы не пропустить момент, когда я выйду. Когда он исчез за дверью, я сунула в руку Мэл ключ от машины и попросила подогнать авто к боковому входу. Всем остальным я объявила, что забыла косметичку, и метнулась наверх. Девушка-барменша, бросив напарнику "Скоро вернусь", провела меня в неприметную дверь. Мы прошли через белый коридор мимо кухни, откуда раздавались голоса и выплывали клочья пара, миновали подсобку со швабрами и через ещё одну дверь попали на внутреннюю лестницу торгового центра, явно не для посетителей. Спустились по ней, девушка своим ключом открыла боковой выход и заперла его за мной. Мелюзина в машине ждала меня чуть подальше. Подбегая к ней, я оглядывалась по сторонам, но никого вокруг видно не было.
   - Раз уж ты подрядила меня побыть шофёром, подбросишь меня до дома, - утвердительным тоном сказала Мэл. Я кивнула. На улицу мы вырулили в молчании.
   - Ну и что это за шпионские страсти? - поинтересовалась она, когда торговый центр остался позади. - Что вообще происходит?
   - Да странное что-то происходит, - я понимала, что она спросит и колебалась, говорить ли правду, но решила, что правда ни мне, ни ей ничем не повредит. Да и придумать правдоподобную ложь мне сходу наверняка бы не удалось.
   - По-моему, за мной следят.
   - Кто?! И зачем?
   - Понятия не имею.
   - А с чего ты вообще решила, что за тобой следят?
   Я рассказала о наблюдателе. Мэл помолчала.
   - Знаешь, мать, это начинает напоминать паранойю, - сказала она наконец. - Ну, сама подумай - зачем ты кому-то понадобилась? Разве что выкуп за тебя взять?
   - А может и выкуп.
   - Ты серьёзно?
   - Ну должна же быть у слежки какая-то причина.
   - Это если слежка действительно была, - резонно заметила она и снова помолчала. - Хотя знаешь, Жень, иди-ка ты в полицию. Или в охранное агентство обратись. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Худшее, что может случиться - зря потратишь деньги.
   Я обещала подумать. Чтобы завезти Мелюзину, пришлось сделать изрядный крюк, и когда я приехала домой, родители уже спали.
  
   Я не удивилась, на следующий день увидев этого же мужчину - или кого-то очень на него похожего - в холле спортклуба после занятий. Он сидел в углу, закрывшись книгой, и если бы я специально внимательно не огляделась по сторонам, я бы и не обратила на него внимания, сочтя, что он просто кого-то ждёт. Но я предполагала, что вчерашняя история может иметь продолжение, а потому проявила бдительность. И поняла, что начинаю изрядно злиться. Мало мне то и дело ошивающегося где-то поблизости моего двойника, так ещё и это.
   Мужчина проводил меня до дома, держась на почтительном расстоянии, и я начала думать, что совет Мэл был вполне к месту. Пусть полиция поинтересуется у этого типа, что ему от меня надо. Но дома меня уже ждал Макс с приглашением в ресторан, а назавтра мы всей семьей поехали в загородный дом папиного друга на празднование дня рождения его жены, и слежка вылетела у меня из головы. Тем более что в следующие несколько дней никто мне больше не докучал - ни женщина, ни мужчина.
   - Кстати, сегодня я позвонила в паспортный стол. Готов твой паспорт, - как-то после обеда сказала мне мама, когда я помогала ей загружать посуду в посудомоечную машину.
   - О, и полугода не прошло.
   - Съезди прямо сегодня, - посоветовала мама. - Давай, давай, нечего тянуть. И да, можешь взять мою машину.
   Но я затянула, просидев за компьютером до самого вечера, и выехала, когда уже стемнело. Все подъезды к нужному дому, как водится, оказались забиты, и парковаться пришлось чуть не за квартал оттуда, около трансформаторной будки, из-за которой выглядывали несколько мусорных баков. Два были прикрыты крышками, третий открыт, и из него торчали длинные деревянные рейки, похоже, остатки какой-то мебели. Вылезая из машины, я сморщила нос - в воздухе плавали отчётливые запахи гнили и кошек.
   Паспортный стол занимал пару комнат в большом обслуживающем центре, куда собрали целую кучу служб. В холле я взяла талончик и с четверть часа ждала, пока до меня дойдёт очередь. Чтобы не скучать, достала наушники и прослушала пару новых песен, только сегодня скачанных на ай-фон. Сама процедура заняла меньше минуты - расписаться, забрать паспорт и выйти в холл.
   И в холле я опять увидела того самого мужчину. Или не того. Или, может, у меня действительно паранойя.
   Я поспешно отвернулась, спросила у дежурной, где здесь можно помыть руки, по её указке нашла туалет, заперлась там и задумалась, кусая губы. Сейчас мы в людном месте, но там, где я припарковалась, было пустынно. Снаружи темно, это не то, чтобы среди бела дня шагать по переполненным Арбатам, делая вид, будто не замечаешь слежки. Интересно, а что будет, если я подойду к этому мужику и в упор спрошу, что ему от меня понадобилось?
   Но, в конце концов, можно просто позвонить папе и попросить подъехать или прислать кого-нибудь. Да и вопрос, там ли ещё этот мужчина, и он ли это был.
   Когда я вышла из туалета, в холле уже никого подозрительного не было. С облегчением вздохнув - показалось - я пошла к выходу, но всё же заколебалась перед самой дверью. Но снаружи горит фонарь и есть камеры наблюдения, так что я всё-таки толкнула дверь и вышла.
   Вокруг не было ничего подозрительного, и я двинулась в ту сторону, где осталась машина, оглядываясь по сторонам. Свернула в пустой переулок, но за мной никто не шёл. Вот и знакомая будка с баками за ней. И, чёрт, когда бы я не была на взводе, я бы и не заметила его - этого человека, ждущего в тени, с правой рукой, засунутой в карман.
   По логике вещей, я должна была испугаться ещё больше, но вместо этого меня вдруг охватила злость. Ах ты, сволочь! Хитрая сволочь, ждёшь у машины, знаешь, что я её не миную так или иначе. Ну, сейчас тебе мало не покажется. И незачем куда-то бежать, или кого-то звать, я и сама разберусь.
   Даже если там у него в кармане пистолет, он наверняка подождёт, пока я подойду поближе. Не снайпер, чай, зачем рисковать и палить издалека по движущейся мишени в темноте, разгоняемой лишь фонарным светом, рискуя промахнуться или и вовсе перепутать. И я уверенно двинулась прямо к нему, чувствуя не страх, а азарт. Внутри меня тикал счётчик, отсчитывая секунды и шаги до дистанции, которая станет опасной. Мужчина оставался неподвижен. Поравнявшись с будкой, я помахала ему рукой, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке, и резко свернула за трансформатор. Бегом обогнула его, нырнула между мусорных баков и вытащила из открытого деревянную рейку, ту, что потолще. Осторожно выглянула из своего убежища - так и есть, мужик устремился за мной. Правую руку он из кармана вытащил, и в ней в самом деле блеснуло что-то металлическое.
   Я пнула бутылку, со звоном покатившуюся по потрескавшемуся асфальту, а сама, пригибаясь, обежала бак кругом. И когда мужик промчался мимо меня, с размаху ударила его палкой под колени.
   Он с уханьем рухнул на спину, и мой следующий удар пришёлся ему по правой руке, выбивая пистолет. Оружие отлетело в сторону и осталось лежать, чернея на светлом асфальте. Азартно взвизгнув, я впечатала конец палки мужику в челюсть, однако это не помешало ему с рычанием подняться. Он был больше меня раза в полтора, и я была явно недостаточно сильна, чтобы побоями причинить ему реальный вред, а преимущество внезапности я уже утратила. Ни он, ни я не сказали друг другу ничего членораздельного. Я снова попыталась ткнуть его палкой, на этот раз в живот, он поймал за конец и дёрнул, я, не пытаясь играть в перетягивание, выпустила. И кувыркнулась в сторону, туда, где остался лежать пистолет, который я краем глаза ни на секунду не выпускала из вида. Мужчина кинулся следом, но я успела первая, схватила оружие, мгновенно определив, что оно на взводе, довершила кувырок, вскинула ствол, держа его обеими руками, и выстрелила.
   Тугой крючок до боли впечатался в подушечку пальца. Пистолет грохнул, сделав попытку дёрнуться в руках, и мужик согнулся, хватаясь за живот. Он нависал прямо надо мной, сидящей на земле, он казался огромным, и я, подняв пистолет выше, выстрелила ещё раз.
   Мужчина упал на бок, неожиданно мягко для такой туши. Даже в темноте была отлично видна чёрная дырочка в белой коже его лба, точно над переносицей.
  
   5.
  
   Пистолет лежал на столе передо мной - обыкновенный "макаров", 9 мм, обойма на восемь патронов. Теперь осталось шесть. Я отодвинула защёлку на торце рукояти, вытащила обойму, зачем-то пересчитала блестевшие внутри гильзы и вставила обойму обратно. Она дошла до упора, тихонько щёлкнуло. Взведи курок, и можно стрелять. Я в жизни не держала в руках никакого огнестрельного оружия, и даже пневматического. И уж точно не определила бы на глазок марку и калибр. Всех боевых героинь из кино я любила любовью чисто платонической, никогда не пытаясь как-то подражать им в жизни. До появления Петра Викторовича и его безумного предложения, и моего не менее безумного пожелания.
   Которое он честно выполнил. И тем уже второй раз спас мне жизнь. И вот сегодня я из этого самого пистолета убила человека. И не чувствовала по этому поводу ровным счётом ничего.
   Домой я вернулась как ни в чём не бывало. Спокойно ответила на мамин вопрос "Всё в порядке", потом мы сели ужинать, папа рассказывал, как прошёл день, мы его расспрашивали. Мама испекла пирог, я с аппетитом съела два куска и искренне похвалила. И всё это время я напряжённо прислушивалась к себе. Ведь я. Убила. Человека. Должна же я чувствовать... хоть что-нибудь?
   Но не было ничего. Ни раскаяния, ни приступов тошноты, ни страха - ничего из того, что, как я слышала, преследует вольных или невольных убийц. Я чудовище, должно быть? Урождённое - или так на меня подействовали умения, привитые мне Петром Викторовичем, как черенок к стволу дерева? Я обрела не только способность обращаться с оружием, но и умение безо всяких сантиментов пускать его в ход, и наплевательское отношение к чужой жизни?
   И вот теперь я сидела, гипнотизируя взглядом этот несчастный пистолет, и безуспешно пыталась проанализировать своё состояние и поступки. Почему я попёрлась на рожон, вместо того чтобы, как положено здравомыслящему человеку, реализовать уже готовый план - вызвать помощь? Хотела испытать свои силы? Ну, допустим, хотя такое поведение свидетельствует о наплевательском отношении не только к чужой жизни, но и к своей собственной. Но потом... Почему я выстрелила во второй раз? Первый-то был самозащитой, а вот второй... Я просто хладнокровно дострелила раненного мной человека, не испытывая в тот момент никаких сомнений и руководствуясь простой логикой: врага надо добить. Так безопасней.
   Часы показывали полночь. Родители уже давно спали, не подозревая о моих терзаниях. Я окинула взглядом комнату, потом вытянула нижний ящик старого письменного стола, положила пистолет в дальний угол и завалила скопившимся в ящике хламом. К счастью, ни мама, ни папа не имеют привычки шарить в моих вещах.
   За окном царила непроглядная ноябрьская ночь. Дома внизу были темны, лишь несколько горящих окошек свидетельствовали, что я - не единственная бодрствующая полуночница. Я бесцельно побродила по комнате, потом вышла в коридор и, не зажигая света, прошла в выходящую на другую сторону гостиную. Внизу сиял пустующий Новый Арбат, фонари старались так, что, казалось, светился сам асфальт. На дублёре спали автомобили жителей окрестных домов или тех из нашего дома, кто не купил себе место на подземной парковке. Время от времени внизу проносилась одинокая машина, но стеклопакеты не пропускали звука мотора.
   Я оперлась о подоконник и прислонилась лбом к стеклу. Самое позднее завтра утром труп обнаружат. И... Каковы шансы на удачное расследование? В детективах рано или поздно раскрываются самые заковыристые преступления, даже если их совершают по ошибке или в силу трагического стечения обстоятельств, и связь между убийцей и убитым на первый взгляд отсутствует вовсе. Но каковы реальные возможности полиции? Сейчас вечно ворчат, что полиция обленилась, коррумпировалась, мышей не ловит, количество "висяков" зашкаливает... Хотя, кажется, дела всё-таки идут получше, чем в девяностые годы. Но сейчас я дорого дала бы за то, чтобы пессимисты оказались правы.
   И ведь ещё вчера я ни за что бы не подумала, что буду уповать на лень и ограниченность полицейских. Вон, когда несколько лет назад какой-то выродок убил поздно возвращавшуюся домой кузину Мэл за три тысячи рублей и паршивый телефон, как мы все тогда негодовали на нерасторопность полиции! А ведь то убийство так и не было раскрыто. Никто до сих пор не знает, какой наркоман себе бабла на дозу добыл...
   Но убитый мной - не безобидная девушка. В конце концов, не я его подкарауливала с пистолетом в кармане. И раз уж он взялся меня выслеживать, то даже если б я и ускользнула от него сегодня, вернее, уже вчера, он вполне мог бы напасть на меня завтра.
   Совесть упорно отказывалась меня мучить, в отличие от опасений, что придётся держать ответ за содеянное, и я сдалась. Пора ложиться, спать тоже когда-то надо.
   Ночь я проспала спокойно, без кошмаров, которых тоже изрядно опасалась. Но всё было настолько обыденно, что утром я даже не сразу вспомнила о том, что было вчера. А вспомнив, полезла в интернет на новостные сайты. Однако если тело у мусорных баков уже и обнаружили, в общедоступные сводки происшествие не попало.
   И правда, мало ли трупов находят в Москве?
   Твёрдо приказав себе перестать паниковать - даже если на меня и выйдут, это произойдёт не сегодня, и едва ли завтра - я задумалась, чем бы мне заполнить сегодняшний день. Занятий в спортклубе сегодня не было - надо будет, кстати, продлить абонемент. Сходить на стадион, побегать, а потом прошвырнуться по магазинам? Надо обзвонить подруг, узнать, не захочет ли кто составить мне компанию.
   А вечер можно провести с Максом. При мысли о нём внутри странно потеплело. Да, вот кто сможет отвлечь меня от ненужных мыслей. Нет терапии надёжней хорошего секса! Значит, решено - днём шопинг, вечером свидание.
   Офис папиного "ДомКвартВопроса" несколько раз переезжал с места на место, и теперь находился в новом здании бизнес-центра на проспекте Академика Сахарова, в двух шагах от метро. Как раз в эти дни снова начало подмораживать, но солнце сияло вовсю, создавая праздничное настроение. Ещё бы снежку подсыпало, думала я, шагая к подъезду под вывеской "Российский промышленный банк", и было бы совсем хорошо. Но ясное небо снега в обозримом будущем не обещало.
   Бизнес-центр был построен вплотную к кирпичному многоквартирному дому, казалось даже, что дом уходит внутрь светло-серой стены центра. Жильцы крайних квартир могли при желании потрогать эту стену со своих балконов. В засаженном деревьями дворе стояла неизменная горка весёленькой жёлтой расцветки, рядом торчал полосатый грибок. Я перешагнула через свисающую с тумб цепь, пересекла парковку перед подъездом и толкнула дверь.
   - Заходите, Евгения Андреева, - церемонно приветствовал меня скучавший у лифта на четвёртом этаже охранник. Я кивнула и уверенно двинулась к двустворчатой двери, и дальше, через коридор, в который выходили кабинеты. Я пришла раньше, чем мы с Максом договорились, но не видела в том большой беды. Подожду у него, пока он не закончит, только и всего.
   У одной из дверей подпирал стенку незнакомый мне человек в синем свитере, вполголоса говоривший по телефону. Кабинет Макса располагался в самом конце. Когда я толкнула дверь, Макс удивлённо поднял на меня глаза. Он тоже прижимал к уху трубку, на столе перед ним были разложены бумаги, а на тёмном мониторе плясала спираль электронной заставки.
   - Подождите минуточку, - сказал он в телефон и опустил трубку. - Ты рано.
   - Я отвыкла ездить на метро, - жизнерадостно сказала я. - Думала, выйдет дольше.
   - Хорошее настроение?
   - Угу, - я плюхнулась на стул у стены. - Я не мешаю?
   - Нет. Подождёшь, пока я закончу?
   - Конечно.
   Макс вернулся к своему разговору, а я оглядела кабинет. Он был довольно строгим, без излишеств - сюда, как правило, не приглашали гостей, а если и приглашали, то сугубо по делу. Поэтому тут не было мягких кресел и диванчиков из коричневой кожи, стоявших в папином кабинете, не было и безделушек. Только на стене висели пара почётных грамот в рамочке. И никаких фотографий на столе - Макс не был сентиментален и не стремился создать такое впечатление. Хотя, подумалось мне, пейзажик для украшения здесь бы не помешал. Собственной работы.
   - Что делаешь? - спросила я, когда он положил трубку. Сидеть молча мне уже наскучило.
   - Проверяю черновики договоров. А заодно уточняю, что это такое в них написано. А то нашей Анечке руки надо бы пообрывать, всё равно хуже писать не станет. Вот как ты думаешь, это единица, или семёрка?
   Я поднялась, шагнула к столу и наклонилась над листом бумаги, исписанным мелким неровным почерком.
   - По-моему, семёрка...
   - Да, я тоже так решил. Но, учитывая, что это всё-таки документ, всё же проверил, - он кивнул на телефон и поморщился.
   - А почему от руки, а не на компе?
   - Потому что она - дама старой закалки. Перепечатать набело ещё соглашается, а вот черновики - только ручкой.
   - А-а, - я вспомнила, что есть у папы такая сотрудница, которую почему-то все, несмотря на солидный возраст, за глаза звали Анечкой. Она и правда компьютеров откровенно боялась, но была хорошим специалистом, и потому чудачества ей прощали.
   - Начинаю понимать, почему генерал Епанчин сулил князю Мышкину карьеру за хороший почерк.
   - Да уж, во времена, когда почти все документы писались от руки, люди с хорошим почерком были на вес золота.
   - У тебя что, голова болит? - спросила я. Макс опустил руку, которой потирал лоб и удивлённо посмотрел на меня.
   - Ну, есть немного...
   - Ты не заболел, часом?
   - Нет, что ты! Просто... даже не знаю, в чём дело.
   - Погода, что ли, меняется? - у меня часто болела голова на "погоду", и я как-то с детства привыкла, что это и есть основная причина плохого самочувствия.
   - Едва ли... Хотя всё может быть. А может, просто не выспался.
   Я внимательно посмотрела на него. А ведь вид у Макса и впрямь не лучший. Я как-то раньше не задумывалась над тем, как он себя чувствует, и как протекает его жизнь в то время, когда он не развлекает меня.
   - Ты не высыпаешься?
   - Ну... - он кривовато улыбнулся. - Ты была права - иногда трудно совмещать работу и хобби, особенно когда оно требует много времени. Хочется так много всего сделать... А в сутках только двадцать четыре часа.
   Мне тут же стало любопытно, что он такого успел нарисовать, но я лишь спросила:
   - У тебя на завтра намечены какие-нибудь неотложные дела?
   - Обычная работа, собственно, но ничего особенного. А что?
   - Давай встретимся завтра. Папа тебя отпустит, если я его попрошу. А сегодня ты поедешь домой и просто выспишься.
   - Женя!
   - Что?
   - Ей богу, это пустяки. Приму таблетку, на худой конец, и всё пройдёт.
   - Поспишь, и всё пройдёт. А встретимся завтра. Честно-честно.
   Макс возражал, настаивая, что не надо его жалеть, и даже сказал, что весь день ждал этого вечера, но я осталась непреклонна. И даже соврала, что хочу увидеться с Мелюзиной, а потому, если он не хочет с ней встретиться, свидание лучше перенести. О нелюбви к нему Мэл Макс знал, и на этот аргумент согласился. Я чмокнула его в щёку, он поймал меня раньше, чем я успела выпрямиться, и поцеловал в губы.
   Когда я уходила, парень в синем свитере всё так же стоял в коридоре с телефоном. Ну ладно, думала я, сбегая по лестнице мимо лифта, женщинам положено быть болтливыми. Но мужчина-то о чём может так долго трепаться?
   Солнце уже исчезло за домами, и на улице сгущались сумерки. Я приостановилась на парковке, раздумывая, чем бы занять вечер. О том, что я лишилась компании Макса, я не жалела, наоборот, оказалось приятно о нём позаботиться. Но свободное время осталось, а возвращаться домой мне не хотелось.
   Что ли и правда Мэл позвонить, в гости напроситься? Она в тот вечер в "Сопрано" сама сказала, что нужно нам как-нибудь посидеть за чашкой чая и поговорить, как в старые добрые времена...
   Мэл оказалась дома и против моего приезда ничего не имела, только предупредила, что сейчас занимается собой, так что я должна быть готова сама себя обслужить. Я рассмеялась и ответила, что пока ещё не безрукая.
   Дверь мне она открыла в халате, и с салфеткой в руке, которой снимала маску с лица. Окинула меня критическим взглядом и сказала: "Неплохо выглядишь".
   - Стараюсь.
   - Куда-то собиралась?
   - Да, с Максом, но он плохо себя чувствует.
   - А, - Мэл пренебрежительно фыркнула. - Ещё даже не женился, а уже капризы пошли.
   - Ты не права. Он-то как раз настаивал, чтобы пойти, но я сама не захотела.
   - Нашла бы ты себе кого получше, - Мэл махнула рукой в сторону кухни. - Пицца в холодильнике, если что. Чайник недавно кипел.
   Когда я принесла в гостиную две чашки чая, сахарницу и разогретую в микроволновке пиццу, Мэл как раз сосредоточенно наносила лак на ногти. Они у неё всегда, как произведение искусства, и я думала, что это заслуга её маникюрши. Ан нет, оказывается, всё сама, всё сама.
   - За что ты так его не любишь?
   - Кого? А, Макса твоего? - она поморщилась и критически оглядела дело рук своих. - Не переношу шкурников, вот и всё.
   - Ты его даже не знаешь практически.
   - Я знаю главное - он зарится на твои деньги. То есть, не твои, а твоего отца, но это дела не меняет, - Мэл помахала растопыренными пальцами в воздухе. - Ну вот, застынет, и можно будет наносить верхний слой.
   - У тебя здорово выходит.
   - Курсы визажистов. Я и гримироваться перед выступлениями предпочитаю сама. Ты, кстати, не думала?
   - О чём?
   - О курсах каких-нибудь. Приобрети профессию.
   - Ну, у меня и так вроде бы диплом есть.
   - Вот именно, что вроде бы, - она осторожно взяла чашку с чаем. - Куда ты с ним пойдёшь, с этим дипломом? Не смеши меня.
   - Мне, в общем-то, на жизнь зарабатывать необходимости нет.
   - Да разве в заработке дело? У тебя должна быть своя жизнь. Своя работа. Можешь не гнаться за заработком, но это личный рост, реализация. И новые люди. Глядишь, и найдёшь себе кого-нибудь другого.
   - И где будет гарантия, что этот другой не позарится на мои деньги?
   - А ты гляди в оба. На то и щука в море, чтобы карась не дремал. Но даже если выйдешь за этого своего Макса... Думаешь, он после свадьбы будет тебя так же ценить, как до?
   Я поморщилась. Слова Мэл неприятно соответствовали моим собственным мыслям. От которых мне в последнее время почти удалось избавиться, и вот она мне снова о них напомнила.
   - Ты не кривись, а посмотри вокруг. Домохозяйки мужьям скучны. И не надо говорить, что дом вести - это та же работа. Может, и работа, да только мужику, кроме борща и мягких тапочек, нужно что-то ещё. Борщ и тапочки он воспринимает, как должное. Вот на своих родителей посмотри - у твоей мамы собственное дело, ага? И живут вместе много лет, душа в душу. Когда жена умница-красавица, да ещё и независима, муж такую будет ценить. А не домашнюю клушу, которая и так от него никуда не денется, потому что ей и идти-то толком некуда.
   Она откусила острый угол от треугольного куска пиццы и принялась жевать, прервав свой монолог.
   - Ну, насчёт красавицы - это точно не про меня, - пробормотала я.
   - Ты, мать, себя-то не недооценивай, - сурово посоветовала Мелюзина. - А то так и будешь довольствоваться такими вот Максами. Женщина красива настолько, насколько себя ощущает. Вот я, например, каких хочу, таких и выбираю. Думаешь, хоть один отказал?
   Я покосилась на неё и завистливо вздохнула. Ей, с её точёным носиком, легко говорить, не то, что моя картошка.
   - Хотя, справедливости ради, их и уговаривать особо не надо, - Мэл отложила оставшуюся от куска корочку и вздохнула. - Я ведь не на пустом месте говорю, что женатики только на сторону и смотрят. Ты бы знала, что я от мужей про их жён наслушалась! Даже если женились по любви - глядь, пройдёт годиков пять-семь, и былая нимфа превращается в корову. Которая, может, домашняя и уютная, но с ней ску-учно!
   - Так ты у нас - разбивательница семей?
   - Да нет, зачем? - она пожала плечами. - Я ведь замуж не хочу. Так что ни одного мужа ещё из семьи не увела.
   Я взяла второй кусок, и некоторое время мы ели в молчании. Чай в чашках кончился, и Мэл сходила на кухню за чайником.
   - Люди делятся на две категории, - я кивнула на оставленные ею корочки. - Тех, кто ест пиццу целиком, и тех, кто оставляет корку.
   - Я всегда их оставляла. Не люблю пустое тесто.
   - А по-моему, корка - самое вкусное и есть.
   - Ну да, я помню - ты и вафельные коржи без начинки грызёшь. Хотя они на вкус как картон.
   - Много ты понимаешь...
   Разговор свернул на безопасно-кулинарные темы. Потом мы допили чай, и Мэл докрасила свои ногти, а попутно прочла мне маленькую лекцию по искусству маникюра. Домой я засобиралась уже совсем поздно.
  
   - Привет, Паш! - я махнула рукой. Паша Кулагин оглянулся, кивнул и придержал шаг, позволив мне себя догнать.
   - Привет. Ты откуда?
   - Из спортклуба. А ты?
   - Из тира.
   - Из тира? Это где... - я подняла руку с вытянутым пальцем, имитируя пистолет, - "пиу-пиу"?
   - Ну да.
   - Ух ты! И давно ты туда ходишь?
   - Да с полгода уже.
   - Чего это тебя на стрельбу потянуло?
   - Да так как-то... - он пожал плечами. - Мать достаёт, братец тоже. Ты не представляешь, Женька, как тебе с предками повезло. А стрельба как-то отвлекает. Я и раньше туда ходил, а теперь вот вернулся. Знаешь, там ведь нужна концентрация, и всё лишнее куда-то уходит. Тренер говорит, что у меня способности есть, нужно только заниматься регулярно...
   Он говорил что-то ещё, а я кивала, и воображение невольно рисовало картинку, что Пашка, выпуская пули в мишень, представляет на её месте "достающих" его родичей. Бр-р. Но нет, стоит думать о нём плохо. А даже если и представляет, кто я такая, чтобы судить? В конце концов, не самый худший способ выпустить пар, а от воображаемого до реального дистанция огромного размера. И вообще, он-то по мишеням стреляет, а я - по живому выпалила.
   Интересно, а что Пашка скажет, если я вдруг расскажу ему об этом эпизоде своей жизни? Нет, я, конечно, не собиралась делать такую глупость, но всё-таки. В ужасе шарахнется, или скажет "Ух ты, круто!"
   Полиция меня так и не потревожила, хотя прошла уже неделя, и я потихоньку уверялась, что ничего мне не будет. Следов, указывающих на меня, я не оставила: ни клочков одежды, ни вывалившихся из кармана предметов, ни отпечатков пальцев на деревяшке - спасибо холодной погоде и кожаным перчаткам. Свидетелей тоже не было, я вспомнила, как оглядывалась и прислушивалась после выстрелов, но вокруг было тихо. Если кто и услышал, то выяснять, кто стрелял, не поспешил. Машина? Мало ли там машин ставится...
   - Эй, ты меня слушаешь?
   - А? - встрепенулась я.
   - Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?
   - Извини, Паш, задумалась.
   - Вечно ты в облаках витаешь, - хмыкнул Паша.
   - Неправда!
   - Правда-правда. Ещё в школе помню - спросит тебя учитель о чём-нибудь, а ты встаёшь, как только что разбуженная... Даже странно, что кончила школу хорошо.
   Я неопределённо хмыкнула. К экзаменам меня натаскивали нанятые родителями репетиторы. Но училась я и правда на "тройки", в этом Пашка прав. Младшие классы я отходила в элитную гимназию, где были индивидуальные занятия, интересные программы, и там я, в целом, успевала. Но потом кризис 98 года разорил первое папино предприятие. Тогда нам пришлось трудно, денег на оплату гимназии уже не хватало, и меня перевели в обычную муниципальную школу, где мне, избалованной креативными учителями, на уроках сразу стало скучно. Вот я и училась спустя рукава, хотя с одноклассниками мне повезло, а потому, даже когда наши дела выправились, я осталась доучиваться там же. Благо у меня всё же хватило ума не особо хвастать богатством, зато папа всегда был готов оплатить нашему классу то экскурсию, то школьную вечеринку.
   - А помнишь, как мы после выпускного сбежали в какой-то подъезд и пели там под гитару?
   - Угу. А потом у Надьки Квасковой случилась истерика, и её мать прибежала жаловаться, что мы обидели деточку. Хотя она просто перепила.
   - А меня там вывернуло, - вспомнила я. - Не нужно было мешать водку и шампанское.
   - Да, напугала ты нас знатно, - согласился Паша.
   Мы ещё некоторое время наперебой вспоминали наш выпускной, а потом просто разные случаи из школьной жизни. Потом Пашка спросил, как у меня дела, и я рассказала о том, что Макс начал серьёзно рисовать, пишет мой большой портрет, а параллельно успел сделать ещё несколько картин, которые мне и показал во время нашего свидания. Его квартирка потихоньку начала напоминать картинную галерею.
   Паша присвистнул. Макса он знал, но его увлечение рисованием стало для Кулагина новостью.
   - И как, хорошо хоть рисует?
   - Отлично, - искренне сказала я. Да, я никогда не разбиралась в живописи, но Максовы пейзажи и натюрморты мне очень нравились. Он всегда находил какую-то изюминку, делавшую картину нетривиальной.
   - Ну-ну. Будет у тебя жених-художник. Художник-юрист.
   - А что плохого?
   - Да ничего. Гривичев вон тоже до того, как начал рисовать, был, по-моему, не то инженером, не то программистом.
   - Ты знаешь Гривичева?
   - Да его вся Москва знает. Не, ну не знаком, конечно, но картины видел. Смирновы с ним дружили... - Паша помолчал. - Жаль Володьку.
   - Жаль, - согласилась я.
   - Вот он, кстати, тоже выскочил из грязи в князи. Никак не думал, что он действительно актёром станет.
   - Да он об этом мечтал ещё со школьной скамьи.
   - Мечтать-то он мечтал, но способностей у него к тому никаких не было. Ты вспомни, как он стихи читал. Такого завывания я больше ни у кого не слышал, а ему казалось, что это и есть "читать с выражением". У тебя лучше получалось.
   - Но он же потом играл, и здорово играл! От его Ромео я плакала. Ты был на его выпускном спектакле? Он его весь на себе тащил, Джульетта рядом с ним была никакущая.
   - Был. И удивился - долго-долго ничего не получалось, и вдруг заиграл. Не дружи Володькина мама кое с кем из "Щуки", чёрта с два он бы туда попал, между нами-то говоря.
   Я недоверчиво покачала головой.
   - Я помню, как он всякие сценки разыгрывал...
   - И я помню. Тебе неловко от них не становилось? Любительский драмкружок имени погорелого театра.
   - Ну... - откровенно говоря, да, становилось. Всё время, что мы были знакомы, Володя любил кого-то изображать и вначале страшно переигрывал. Но потом дело пошло на лад, и я решила, что ему просто не хватало мастерства.
   - Знаешь, последние серии "Выстрела в упор" мне те его потуги напомнили. Он начал переигрывать. Потом видимо спохватился и ударился в другую крайность - вообще перестал играть.
   - У него был творческий кризис.
   - Да... - задумчиво проговорил Паша. - Высоко взлетел - больно упал. О мёртвых хорошо или ничего, но зазнался наш Володя, если уж начистоту. Мы с ним последний год почти не общались, так, на семейных сборищах, когда деваться некуда. И не только со мной. Вон с Бошняком вообще разругался в пух... Хотя ты же не знаешь Бошняка...
   - Бошняка? Петра Викторовича?
   - Его самого. Значит, знаешь?
   - Знаю, - медленно произнесла я. - Недавно познакомились.
   - Ну вот. Он у них часто бывал, а потом - как отрезало.
   - А из-за чего разругались?
   - Да кто ж их знает. Ладно, ты куда?
   - Домой.
   - Тогда пока.
   - Пока, - кивнула я.
   Паша двинулся дальше, а я повернула к нашему дому, пребывая в состоянии глубокой задумчивости. Володя знал Петра Викторовича... А не прав ли Паша, часом? Таинственный Максов знакомец предлагал удивительное, невозможное - и, что самое поразительное, не лгал. Он действительно мог наделить человека тем, чем тот не обладал от природы, я и Макс - живые тому примеры. Так может, Володя и впрямь был бесталанен? И приобрёл способность играть благодаря тому, что сделал Пётр Викторович? А что он, кстати, сделал? В тех наукообразных объяснениях, которыми он описывал свою методику, я всё равно ничего не поняла, а сам процесс не запомнила. Последнее моё воспоминание в тот день - что мы с Максом приходим в занятый его офисом дом. А потом - двухсуточный провал, и я очнулась на скамейке на Вятской улице.
   Но если Пётр Викторович что-то дал - то, быть может, способен и отнять?
   Мне стало неуютно. Сколько человек на самом деле обязаны своим успехом этому пожилому лысоватому мужчине с добродушной улыбкой? Как далеко простирается его влияние... и возможности? Володя... Да, его последний фильм и последние серии сериала, в котором он снимался, действительно выявили проблему - пусть и не до такой степени, как утверждал недолюбливавший его Пашка, но игра Владимира и правда утратила былую лёгкость и естественность. Могло ли это быть местью?
   Надо поговорить с Максом. Он, насколько я поняла, свой талант к рисованию попросту купил, но в одних ли деньгах дело... Или у меня просто паранойя разыгралась?
   На звонок Макс ответил явно неохотно и был чем-то раздражён, хотя со мной говорил терпеливо. Когда я несколько сумбурно изложила ему свои подозрения, он некоторое время молчал.
   - Знаешь, Жень, мозг - всё-таки не грядка, чтобы можно было морковку сначала посадить, а потом выдернуть, - сказал он наконец. - Да и разругался Смирнов с Бошняком... когда?
   - Не знаю.
   - Да где-то через год после знакомства. Не сошлись характерами. А проблемы у Смирнова начались значительно позже. Долго Пётр Викторович ждал со своей местью. Бритва Оккама, малыш. Не нужно плодить лишних сущностей там, где их нет.
   - Ну, может, ты и прав.
   - Конечно. Так что не бойся. Никто на твои боевые искусства не покушается.
   Я промолчала. Дело было не в том, что я боялась за себя. А в чём суть моей тревоги - я и сама объяснить бы затруднилась.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"