Арефьев Георгий Константинович : другие произведения.

Ах, война

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Добрая сказка про плюшевых партизан и идеологическая бомба в одном яйце -- как-то вот так. Вещица эта вышла на 4-е место в финале конкурса "Весенний Царкон - 2009".
  
  
  
  Уведомление:
  
   В намерения автора не входит глумление над великой трагедией Отечественной войны. Эта пародия - аллергическая реакция организма на горы соцреалистической (да и нынешней тоже) военной беллетристики и якобы документальной псевдолитературы, создатели которой паразитировали на чужом героизме и горе.
  

garefiev(значок)rambler.ru

  
  
  
  Памяти Н. Шпанова, С. Бабаевского и их многочисленных соратников посвящается
  

Совершенно секретно. После прочтения сжечь и застрелиться.

  (с) Георгий АРЕФЬЕВ
  

АХ, ВОЙНА

  
   1.
  
   Подбитый "Як" с изуродованным "мессерами" хвостом тянул к своим, из последних сил взмахивая усталыми крыльями. Проносившиеся под истребителем верхушки сосен зеленели все ближе и ближе и, наконец, краснозвездный ястребок чиркнул крылом по торчащему ввысь суку могучего лесного великана. Последним отчаянным усилием, спасая пилота, "Як" сумел еще пролететь десяток-другой метров, прежде чем со стоном рухнул на молодой ельник. Упругие лапы пушистых елок смягчили удар, но по-детски всхлипнув, сталинский сокол навеки затих.
   Потапов выбрался из покореженной кабины и, горестно оглядев изодранного вражьими когтями и родными сучьями боевого друга, вздохнул: едва научившиеся летать, не освоившие толком высший пилотаж, молодые самолеты идут в бой и гибнут в первых же вылетах. Но что ж тут поделаешь - война... В небе злобно каркали стаи "мессершмиттов", время от времени ронявших на советскую землю ядовитый синтетический помет. Потапов погладил на прощание холодеющий мотор и укрылся под сенью леса.
   Жуя шишку, он шел на восток, мужественно превозмогая боль в сломанных ногах, когда услышал строгий голос:
   - Стой! Кто идет?
   - Летчик Потапов! - дожевав шишку, смело отвечал Потапов. - А вы кто?
   - Свои, - отозвался тот же строгий голос.
   - И я свой!
   - Вижу, что свой. Нешто я человека от фашиста не отличу? - хмуро молвил все тот же голос, и на тропинку вышли двое - суровый бородач с трофейным автоматом на плече и парнишка с винтовкой наперевес.
   - Партизаны мы. Айда с нами в партизаны!
   - Айда! - согласился Потапов.
  
   2.
  
   Болото, посреди которого жили народные мстители, раскинулось по другую сторону шоссе. Долго лежали Потапов, Паша и Пахом в придорожных кустах, пока, рыча сытыми моторами, ползла по ухабам и рытвинам бесконечная колонна вражеских танков и грузовиков. Партизаны только зубами скрипели от бессилия.
   Лишь через три часа боевые друзья, улучив момент, сумели перебраться через опустевшую ненадолго рокаду. Но стоило им углубиться в лес, как они вновь услышали лающую вражескую речь. Раздвинув кусты, партизаны увидели стоящий на берегу клюквенного болота черный фашистский танк. Перед ним громоздилась куча обглоданных человеческих костей. От булькавшего на костре закопченного котла тошнотворно несло паленой резиной. Голые по пояс танкисты загорали на броне, беспечно отложив в сторону оружие. Не обращая внимания на вонь, они грызли ногу, обутую в сапог с широким красным лампасом. Объедки выкидывали в разверстый люк машины.
   - Брать будем без шума, - сказал Пахом. Он отдал автомат Паше, а сам вооружился старой верной трехлинейкой.
   - Прикроешь,- велел он парнишке. - Стреляй только в крайнем случае. А ты, летун, - повернулся он к Потапову, - займись танком.
   Старый партизан развязал вещмешок и вытащил засургученную бутылку довоенной "Московской":
   - Эх, хотел распить на ступеньках поверженного рейхстага, да делать нечего... Эта фашистская гадина от нашей сивухи мигом подохнет - что русскому здорово, то немцу карачун. Ты, летун, главное, мимо люка не промахнись!
   Прежде, чем передать поллитру летчику, Пахом сорвал белую головку и сделал добрый глоток.
   - Дюже гарно! - выдохнул народный мститель, переводя дух и вытирая усы. - Непременно сдохнет! - убежденно добавил он и заткнул горлышко еловым сучком.
   Как водится, перед боем партизаны переоделись в чистое. Нашлись запасные портки и для Потапова.
   - Не боись, я в Гражданскую с рогатиной на танки хаживал! - подбодрил товарищей старый коммунист и приладил к винтовке треугольный штык. (Перо, приравненное уставом к штыку, сломалось в утренней рукопашной.)
   - Ну, пора... За Родину, за Сталина, за генерала Леню, за пионера Мишу, за пионера Борю! За Вовку с Димкой, огольцов! - шепотом крикнул старый Пахом и, выставив вперед винтовку, ринулся в атаку. Потапов метнул бутылку и кинулся следом. Он успел заметить, как штык, с хрустом проломив хитиновую оболочку, до основания вошел в тело ближнего фашиста. Тут на Потапова налетел рослый фельдфебель. Сломанные ноги подвели пилота - плотный танкист опрокинул его на землю и всей тяжестью навалился сверху, кровожадно шевеля ядовитыми жвалами над горлом советского летчика.
   - Хайль Гитлер капут! - злобно прошипел фашист. В желтых фасеточных глазах фельдфебеля Потапов прочитал безумную жажду убийства... И вдруг эти глаза опустели, враз подернувшись неживой пленкой. Хватка фашиста ослабла и он, как насосавшийся клоп, отлепился от человека.
   Летчик судорожно хватал пересохшими губами родной воздух.
   - Ну что, живой? - спросил Пахом, брезгливо вытирая о траву замаранный в черной крови приклад.
   - Вроде живой, - отвечал Потапов, сам еще этому не веря. Он покрутил головой: вокруг жутко вспухшей туши танка лежали трупы врагов. На гнущихся где попало ногах Потапов подошел к бронированному чудовищу. Перекошенная башня сидела набекрень. Неестественно вытянувшийся хобот пушки уткнулся в лопухи. Танк был бесповоротно мертв. Только жирные мохнатые гусеницы еще скребли в агонии русскую землю.
   Партизаны опять переоделись в чистое и закурили, пережидая, а когда конвульсии затихли, Паша полез за трофеями. Из-под грязно-розового брюха танка он выкатил большое эмалированное яйцо.
   - Вот почему он с дороги уполз! - забыв о конспирации, во весь голос закричал юноша.
   - Не он, а она, - охладил его пыл мудрый Пахом. - Это самка танка.
   - А мне что самка, что самец! Все равно у этой твари детей не будет! - Паша ухватил автомат за ствол и замахнулся как простой дубиной.
   - Стой! - Пахом перехватил его руку. - Не спеши! Не та мать, что родила, а та что вырастила! Оботрем с него геббельсовскую плесень и с собой возьмем.
   Пахом нарвал травы и тщательно, досуха протер яйцо. Из-под густого белесого налета проступила камуфлированная - зеленая в желтую крапинку - поверхность овоида.
   Перед уходом партизаны вбили в трупы фашистов по осиновому колышку.
   - Так-то оно надежнее будет! - молвил Пахом. - Хорошо бы еще дустом присыпать, да где ж его теперь возьмешь? - он горестно махнул рукой, сплюнул и бережно взвалил на спину вещмешок с яйцом.
  
   3.
  
   Видно было, что партизаны обосновались надолго и основательно, загодя готовясь к предстоящей зиме. Перед штабной землянкой зеленели две засеянных минами грядки, а соседние деревья густыми лианами оплетали почти созревшие пулеметные ленты - патроны уже начинали желтеть спелым латунным блеском.
   Яйцо водрузили на крышу землянки. Высиживали его всем отрядом. Даже суровый командир охотно присаживался на крапчатый овоид выкурить трубочку-другую и задумчиво улыбался при этом в рано поседевшие усы.
   В положенный срок из яйца вылупился маленький зеленый, похожий на детскую игрушку, но настоящий живой танк. Жалобно похрюкивая, он тыкался пушечкой в загрубелые, почерневшие от пороха и оружейной смазки ладони обрадованных партизан.
   На второй день, пока броня не затвердела, старый мичуринец Пахом сковырнул с башенки сучившую паучьими лапками свастику и привил на ее место красную звезду. Сразу обрусевшая боевая машинка в считанные дни сменила детскую угловатость форм, унаследованных от диких тевтонских предков, на благородную обтекаемость "тридцатьчетверки".
   Народные мстители баловали своего любимца и из набегов на железную дорогу всегда приносили ему гостинцы - то кусок рельса, то рессору от паровоза, а однажды прикатили большую бочку солярки.
   Танчик, танчонок, как ласково прозвали его бойцы, поджидал их, прячась за гранатовым кустом, а потом как выскакивал с громким жужжанием навстречу! Партизаны притворно пугались, а танчик радостно терся зеленым бочком об их сапоги. Только рос он не по дням, а по часам. Вскоре бойцы и впрямь стали разбегаться, когда юный танк не в меру расшалится. Вот и пришло время обучать его суровому и нелегкому искусству войны - в те тяжелые и героические годы быстро взрослели люди и машины.
  
   4.
  
   - Ты теперь не просто сын отряда, ты теперь сукин сын отряда! - на весь лес ругал Пахом воспитанника. Вечером Паша опять без спроса оседлал танчик и поехал рвать недозрелые яблоки и подрывать вражеские эшелоны, а теперь маялся простреленным животом.
   - Подумаешь... - недовольно бурчал парнишка.
   - Э, брат, так не годится! - поддержал старика Потапов, заглянувший в партизанский лазарет в надежде повидать медсестру Машу. - Дисциплина нужна!.. Вот будет Курская битва, перейдут наши в наступление, вольемся мы в действующую армию, что будешь делать? Такого хулигана сыном полка не назначат... Сыном дивизии - и не надейся, сыном армии - даже не мечтай! Цацкаться с тобой никто не будет. Надо подстригаться по уставу, мыть уши, шею с мылом и быть вежливым со старшими. А ты как думал? Верный сын Родины не сразу свою честь отдал, так маршал Тараканов разжаловал его в сына взвода! Такие, брат, дела.
   Потапов дружески взъерошил Паше давно не стриженные льняные волосы и пошел на центральную поляну. По вечерам, закончив дневные бои, партизаны собирались у землянки радиста послушать сводки Совинформбюро. Батареи у рации протухли во время жарких июльских сражений, а новые еще не уродились, и радист поддерживал с Большой и Малой землей только телепатическую связь. Слышимость была плохая, а сводки еще хуже, но партизаны крепко верили в торжество идей.
   Они знали, что из разоренных и покинутых городов уходили на восток эшелоны, вывозившие на Урал зародыш грядущей Победы - яйца танков, самолетов и военных кораблей. В этих яйцах таилась гитлеровская погибель. И теперь на необъятных просторах Родины дети, старики и женщины в зной и в стужу высиживают смерть немецким оккупантам. Придет час, и неисчислимые армады боевых машин двинутся на Запад - к Логову Зверя. Так вдалеке от Москвы ковалась Победа.
   А пока лесные мстители слушались партию и копили силу народного гнева. Вились кострами синие ночи, бился в печурке огонь. Слепой снайпер Савелий растягивал мехи аккордеона, усталые партизаны пели "Землянку". Далеко над притихшим лесом разносились ее задушевные слова: "До тебя мне дойти нелегко, а до СМЕРШа четыре шага!"
   Потапову вспомнилось, как его принимали в отряд. Тогда пилота больно задело недоверие комиссара. Политрук долго со всех сторон разглядывал летчика, прежде чем неохотно признал очевидное: "Да, ты и впрямь настоящий человек". Многое утекло с того времени. Канули в прошлое былые обиды.
   Ручной пулемет ласково терся цевьем о колени Потапова. Пилот тихо подпевал бойцам и командирам, а мысли его были далеко-далеко... Потапов еще долго сидел у костра и, глядя на по-советски звездное небо над головой, грезил наяву. Придет час, твердо верил он, и славные советские соколы поведут космические корабли на штурмовку Луны, Венеры, Марса...
   Потапову полюбилась вольная жизнь на девственном лоне природы. Ему нравились новые товарищи, но летчик помнил: пока он отсиживается во вражеском тылу, однополчане храбро бьются о родную землю.
   - Если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу! - говорил Потапов, крепко обнимая девичий стан медсестры Маши. - Представь, огромное небо - одно на двоих!.. Ну что ты все ломаешься, прямо как дизельные двигатели бомбардировщика "ТБ-7"?!
   Той же ночью медсестра Маша доложила комиссару:
   - Есть одна у летчика мечта...
   - Он у меня быстро полетит! - твердо сказал комиссар, застегивая на ходу галифе.
  
   5.
  
   По будням Потапов выполнял и перевыполнял боевые задания, а по выходным шел в подшефные партизанам деревни и помогал колхозникам с озимыми посадками врагов народа и предателей Родины. Чтобы землю от фашизма уберечь, ее надо было тщательно перекопать и удобрить, но Потапов никогда не чурался тяжелой и грязной работы.
   - А вместо сердца у тебя кусок железа - пламенный мотор! - сказала ему как-то старая крестьянка, тайком утирая слезу.
   - Но ведь я же советский человек! - не отрываясь от дела, отвечал Потапов.
   Вот и в тот день он трудился, не жалея ни себя, ни других. Но всю усталость как рукой сняло, когда, вернувшись в лагерь, летчик увидел посреди поляны старенький тупомордый истребитель "И-16", любовно прозванный авиаторами "ишаком". Потапов подбежал к нему и запустил двигатель.
   - Иа-а, иа-а! - радостно заревел истребитель.
   - Первым делом самолеты, ну а девушки - потом! - перекрывая гул мотора, крикнул комиссар. Ни свет ни заря он отправился с канистрой высокооктанового шнапса в соседнюю партизанскую бригаду, где прижился оставшийся без хозяина пожилой поликарповский самолет, и обо всем договорился с бригадиром. Партизанские вожаки условились, что танчик, вымахавший в добрую, но беспощадную танкетку, поможет бригаде перепахать в боевую страду вражескую оборону. За это бригадные мстители через болота и леса прикатили ястребка прямо к порогу потаповской землянки.
   Комиссар сложил в кабину узелок с вещами Потапова, вещмешок с сухим пайком и флягу с мокрым. Настало время расставаться. Отважный пилот чуть не прослезился, пожимая многочисленные руки храбрых партизан. Возмужавшего танчонка он, привстав на цыпочки, ласково похлопал ладонью по орудийной маске.
   На прощанье Пахом подарил Потапову кинжал с рукояткой, выточенной из клыка оберштурмбанфюрера, а сбежавший из лазарета Паша - ножны, сшитые из дубленой шкуры эсэсовца. Комиссар одарил летчика крепким мужским поцелуем, а медсестра Маша принесла букетик военно-полевых цветов. Мило зардевшись, она попросила Потапова приземлиться на минутку на Красной площади и возложить их к пирамиде Ленина. Пришедшие на танцы спелые колхозницы вручили туесок с развесистой клюквой и наказали присмотреть в Москве и сбросить с парашютом швейную машинку Зингера и патефонные пластинки Руслановой.
   Время прощания закончилось. Комиссар подтолкнул летчика к самолету и помахал им рукой. Взревев двигателем, истребитель оторвался от временно оккупированной территории и углубился в свежий вечерний воздух. Потапов сделал прощальный круг и полетел на восток - туда, где его давно заждались друзья-однополчане - летчики, механики и особисты.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"