Когда Хэлйанвэ провели по камерам, юноша впервые узнал, что в плену томится не одно их злосчастное посольство. А Кирион снова увидел, как лицемерны были посулы Саурона - отпуская эльфов, он, конечно, даже не сказал Ларкаталу о других узниках.
Восемерых стойких пленных Темные держали на одном этаже, но в отдалении друг от друга, в камерах, где три стены были из глухого камня, а вместо четвертой стены была решетка. Многие из схваченных воинов долго не видели своих, кроме как на допросах.
Первыми в коридоре были камеры двух беорингов. Один из них был младше, его обросшее лицо напоминало обтянутый кожей череп, но он обрадовался встрече с эльфами, их присутствие дало пленнику новые силы сопротивляться.
Второй атан, немолодой, когда эльфов подвели к его камере, поднял голову, проснувшись от шума шагов. Вместо приветствия беоринг воскликнул:
- Опять эти твари! - и отогнал от себя подбиравшихся к нему больших крыс. - Палачи грозятся, что если я не уступлю, меня свяжут, и крысы сожрут меня заживо, - проворчал атан. На самом деле Маирон не допустил бы такого, да и крысы были всего лишь мороками: Волк пользовался страхом человека перед крысами, чтобы подтачивать его волю, пока тело восстанавливается.
Фэаноринг дернулся вперед, желая ближе подойти к прутьям и говорить с достойным Смертным, но орки удержали ретивого мальчишку.
За камерами людей находилась камера с гномами. Трое гномов, как только эльфы подошли ближе, быстро отвернулись к стене. Потом один из них обернулся и произнес:
- Это для Саурона позор, не для нас! - эльдар увидели, что бороды гномов были выдраны.
Дальше следовало три одиночных камеры с синдар.
Первый же пленник, едва увидев Кириона, вскинулся - впрочем, как и сам Кирион. Они узнали друг друга и не смогли скрыть это. Плохо для пленников, но хорошо для Темных. Прогулка уже начала давать свои плоды.
Из двух других синдар один был прикован к стене и изъяснялся жестами и взглядами - из-за кляпа. Руки пленника были свободны, и эльф мог бы вынуть кляп, но не хотел - собственно, он сам его себе и вставил. Умаиар много раз накладывали на синдо чары, и находящийся под заклятьями мориквэндо теперь боялся всего. Это не заставило пленника сдаться и заговорить: напротив, синдо теперь так боялся проговориться, что сам вставил себе кляп.
Третий синдо был суров и молчалив; на нем было больше шрамов, чем кожи без них.
В последней камере Темные держали эльфа-нолдо, изможденного еще больше родичей-синдар.
- Глянь, этот из ваших! - насмехались орки, подводя к решетке Хэлйанвэ; поняв, что там кто-то из Первого Дома, юноша вновь дернулся навстречу, быть может, пропавшему другу. Старший фэаноринг в глубине камеры поднялся, сделал несколько шагов навстречу Хэлйанвэ - и обессиленно оперся о стену, привычно прокляв Моринготто. Этот пленник не сумел бы бежать, даже если бы его расковали и рядом не было стражи: сил все равно бы не хватило.
- Я расскажу вам о посольстве... если вы освободите моего родича... - выдохнул Хэлйанвэ, но его и Темных прервал старший фэаноринг:
- Не смей! Во имя верности Дому, я велю тебе - держись и не смей!
- Я не скажу, - сквозь зубы ответил юноша. - Я буду бороться. - Темные не поняли, как для Хэлйанвэ была важна эта встреча с родичем, который не предал, хотя вынес явно немало. У фэанариона словно снова появился старший друг, только стойкий, который... видел по шрамам, через что прошел Хэлйанвэ, сам прошел через еще большее, и все равно говорил: "Держись и не смей ничего рассказывать". Словно все стало правильно.
***
Волк философски заметил, что, похоже, от этой демонстрации мало чего удалось добиться - однако, время еще покажет; что-то узнать все же ведь удалось. А пока снова пришло время допрашивать старых пленников, разве что, старшего беоринга и фэаноринга пока все еще не трогали, и их продолжал лечить Эвег. Но уже бережно, хотя и просил держать это в тайне - все, кто оставался на Тол Ракава до сих пор, молчать умели. Но Эвег понимал - еще немного, и уходить будет поздно. Его раскроют.
- Так, наверное, эльфийские целители лечат... - сказал целителю беоринг. - Или, быть может, в Лориэне, мне рассказывали, что есть на заповедном Западе такое место... - О, как далеки были те дни, когда можно было учиться и спрашивать эльфов, что там, на Западе. Так давно, что даже и не вспоминались, заслоненные войной и пленом; а теперь вспомнились.
Когда Энгватар услышал о садах Лориэна от Смертного... его сердце сжала острая боль, словно его пронзили иглами и скрутили одновременно. Из глаз целителя закапали слезы.
Так завершилась неделя.
***
Шли дни. Март больше не интересовался Линаэвэн, а Волк не хотел, чтобы она говорила с Мартом о его женщине. И тогда Линаэвэн вновь привели в подземелье, снова привязали, как и в прошлый раз, и так же порвали на ней одежду. Но теперь вокруг были уже все пленники Волчьего Острова. И все они молчали. Молчала и сама Линаэвэн. Она была печальна, но больше не плакала и была спокойна. Просто нужно было перетерпеть - и она терпела отвращение от происходящего.
Тогда орки достали кнуты и начали избивать тэлэрэ, рассекая ее тело по спине, груди, животу, бедрам.
- Говори, дрянь, и все кончится!
Однако Линаэвэн только стонала от боли. Она прилагала усилия, чтобы сдержаться - потому что на нее смотрели другие пленники, и они могут заговорить из-за нее, ради того, чтобы ее защитить...
Больдог ухмыльнулся про себя: эльфка выдержала, кто бы мог подумать! И тогда Больдог оттащил ее к Эвегу. Маиа был вынужден лечить деву в присутствии Больдога, что не хотел прерывать допрос, и потому не мог снять боль совсем, смог лишь ослабить.
- Я здесь закончил, переверните ее на живот, - распорядился Эвег, а потом добавил, - Иди отсюда, Больдог, видишь, она уже теряет сознание от боли, - хотя на самом деле Линаэвэн засыпала от осторожных и незаметных чар целителя. - Она еще упрямее, чем фэаноринг, ты ничего от нее так не добьешься.
Дева тоже слышала эти слова и была удивлена. Она чувствовала боль, но отнюдь не теряла сознание. И что означал этот совет - "ничего от нее так не добьешься?" Ведь если Больдог примет его, ее больше не будут стараться достать болью, а она далеко не испытала всего и не представляла, как бы вытерпела то, что творили с Нэльдором. Немного осталось в крепости пленников, еще не знавших, что Энгватар теперь другой. Линаэвэн - не знала. Лечение причиняло тэлэрэ боль, хотя ни в какое сравнение не шло с тем, как умаиа лечил прежде. Но деве было не с чем сравнивать.
- Как ты, будучи целителем, можешь мучить? - невольно спросила дева, хотя и понимала, что перед ней умаиа.
Когда раны Линаэвэн стали заживать, эльдэ перетащили в глухое и темное подземелье. Ни один луч света не проникал в камеру. Девушка была закреплена у стены так, что не могла пошевелиться, было трудно даже вздохнуть. Ее окружали лишь тьма, пустота, рваный ритм барабанов и накатывающее отчаяние. Ни одного живого звука, ни одного отблеска света.
Тэлэрэ хотелось бы погрузиться в воспоминания, грезы, мысли, но тому мешал бой барабанов. Не монотонный - к такому можно привыкнуть - а неровный, сбитый, хаотичный. Вносящий диссонанс, не дающий сосредоточиться. В какой-то момент Линаэвэн поняла, что даже звону цепей сейчас бы обрадовалась, но уши ждали и не дожидались ничего, кроме этого боя, глаза искали и не находили ничего во мраке, будто ее ослепили и лишили рук и ног, и голоса - если едва вздохнуть, как говорить или петь? Наконец, тэлэрэ перестала искать возможность зацепиться хоть за что-то. Бесполезно.
Линаэвэн знала, что не покалечена, знала сердцем, что если она будет молчать, то все закончится. Но сердцу уже не верилось. Деве казалось, что она останется тут навеки, и отныне вечные ее спутники: тьма, пустота, неподвижность, диссонанс сбитого ритма, от которого даже сердца билось неровно. Вначале тэлэрэ беззвучно плакала, и слезы стекали по щекам и приносили облегчение... но не перемену. И когда слезы кончились, угасло и желание освободиться, оставив беспросветное глухое отчаяние...
***
Когда Волк увидел, что Линаэвэн похожа на загнанного зверя, что она больше не надеется на освобождение, что отчаяние подступает к эльдэ - умаиа запел песню чар, накладывая на тэлэрэ заклятье, сродни тому, что было на заколке. Отчаяние, вина, чувство своей ненужности, страх, сомнение - Волк окутывал Линаэвэн этим, словно коконом. И только когда дева начала рыдать в цепях, задыхаясь от собственных спазмов, цепи вдруг раздались, позволяя тэлэрэ сжаться в комок на полу, в едином порыве больше не быть.
Волк хорошо рассчитал момент. Когда Линаэвэн казалось, что хуже уже не будет, словно изнутри (ибо именно так кажется подпавшим под чары) на нее нахлынуло осознание своей ничтожности. И стало еще хуже.
Линаэвэн вела словно диалог с собой во мраке, и странно - бой барабанов с одних мыслей сбивал, а другие укреплял и поддерживал. Но деве было так плохо, что она это даже не отметила. Тэлэрэ падала в безысходность и пришла к мысли, что из плена нет выхода, кроме как через смерть, а значит - только смерти и остается ждать... Нет - она не случайно здесь. И не один Саурон знает это - не он и не Моринготто решают судьбы этого мира, как и судьбы Эрухини. Она здесь не случайно. Заслуженно. Разве не из-за ее замысла Нэльдор невольно выдал, что они из Наркосторондо? Разве не она открыла, где границы тайного города и куда вести войска? Разве не из-за ее гордости и глупости били кнутом Вэрйанэра? Разве не она помогла сделать из Марта палача? Темным пришлось бы приложить куда больше времени и усилий без нее. Вот Вэрйанэр сумел быстро переломить даже подозрительность и враждебность Марта и сделал бы куда больше, только не сможет - он теперь в Ангамандо. А она от доброжелательности и жалости к эльфам привела атана к враждебности и готовности их пытать. Разве не из-за ее слез заговорил Хэлйанвэ? Разве она не принесла зла товарищам, готовя для них, ведь они не приняли бы отравы, если бы не чувствовали, что пища приготовлена рукой эльдэ? Тэлэрэ всегда старалась поступить правильно, делать добро, помогать. Но от ее попыток всем становилось только хуже. И Лэннадир станет хуже - Март теперь намеренно бросит ее, чтобы доказать себе и другим, как свободны люди... Да, это было не сознательное зло, а невольные ошибки... Но кому от этого лучше? Марту, Нэльдору, Хэлйанвэ, Вэрйанэру? Или, может быть, Финдарато? И разве любой допустил бы те же ошибки? Ларкатал добился свободы для многих, Вэрйанэр защищал от пыток Кириона, Лаирсулэ, Хэлйанвэ. Тот же Хэлйанвэ терпел муки, даже не думая идти в гости к Саурону или готовить по его указанию. И она думает, что может простить себе все, что натворила? А она ведь еще не знает об отдаленных последствиях - но они будут нарастать, подобно снежному кому.
Зачем она здесь? Не в темнице, а в Посольстве? Зачем она в Валариандэ? Она бросила родичей-тэлэри, переживших такие страдания от нолдор, и ушла за этими нолдор. Но ведь они ее друзья и родичи, и она была нужна им. Она могла помочь, могла указать пути в Эндорэ - даже до Куивиэнэн. И что? Указала? Зачем она здесь? Своей среди нолдор ей не стать, и тэлэри ее теперь не простят, да и Валар тоже. Даже Улмо больше не услышит ее - она ведь взывала к нему, и что? Он не ответил мятежнице. Все решения приняты. И отныне ее удел - Рок. Который не изменить - поздно. Этот путь неверен, иначе не завел бы сюда, а менять что-либо поздно. Все уже поздно, и она теперь не нужна никому - ни на оставленном ради Запада Востоке, ее родине; ни в оставленном ради Валариандэ Амане, ее светлой сбывшейся мечте; ни здесь, в Валариандэ, где она думала принести пользу, а принесла один вред.
Но не могло быть, чтобы она несла один вред! Последний орк и то приносит благо - пусть против воли. И даже он найдет того, кто примет его - хотя бы Намо. Ха, вот такое добро она и принесла. Как последний орк. И верно - Намо Мандос ее примет, он принимает всех в своих Чертогах. Даже таких. Туда ей и дорога.
Но ей нужно держаться... Нужно выстоять. Что бы ни было раньше, сейчас ей нужно перенести все и сберечь тайну. Это важно. А сможет она выстоять? Разве она такая светлая, как Ларкатал? Такая стойкая, как тот же Нэльдор? Она же ничего, по сути, и не испытала. Разве она такая терпеливая, как пленники, что остаются здесь годами? Такая отважная, как Ламмион? Такая сильная, как Хэлйанвэ? Такая благородная, как Ароквэн? С чего она взяла, что способна выдержать? Она маленькая и слабая, беззащитная жертва во мраке, в руках умаиар. Ей не на что надеяться. Она приносит один вред и не заслужила ничего доброго. Ей не выстоять. Разве что умереть прежде, чем сломают. Лучше бы ее и вовсе не было. Она и так почти никто.
Линаэвэн едва могла вдохнуть, но рыдала, задыхаясь и захлебываясь. И тогда мрак, пустота и барабанный бой вдруг прекратились, ее вытащили на свет, позволили двинуться - и она сжалась в комок.
***
Девушку выволокли из подземелья и швырнули перед Волком, сидящем на троне в бывшем тронном зале Финдарато.
- Здравствуй, Линаэвэн. Ты все еще смеешь противостоять мне?
Тэлэрэ не сразу поняла, где оказалась. Не сразу поняла смысл сказанного и осознала, кто говорит с ней. Она была только беспомощным комочком, охваченным ужасом и отчаянием... Жалобно, сквозь рыдания, дева взмолилась:
- Отпусти меня, - уже во время этой мольбы сознавая: это Саурон там, на троне, а ей нужно выстоять и сберечь тайну... Только как ее сберечь, если она теперь не может опираться ни на силу, ни на правоту, и к тому же... Но... внезапно она ухватилась за это "к тому же". Хвататься стоило за все, что только могло помочь выдержать, не важно верно оно или ошибочно. - Отпусти меня... просто так... Ведь я не нужна тебе... Я бесполезна... Зачем я тебе? Я не нужна никому... и тебе не нужна... Саурон. - Она повторяла это, прерываясь на рыдания, но всхлипывала все тише и наконец остановилась. Если она никому не нужна, и никому не приносит пользы, если значимость ее, как у последнего орка, ей и не придется терпеть много. Разве станут умаиар тратить много сил на допрос этого самого орка, если бы им вздумалось его допрашивать? Комок разжался, и дева подняла голову. Встала, вначале на колени. Пусть она слаба, но она же эльдэ, так сжиматься... некрасиво. - Я ничего не значу, на что тебе тратить на меня силы? Отпусти просто так или убей. Все равно все бесполезно... - нельзя опереться на силу? Что ж, она будет опираться на слабость. Что есть, на то и будет. - Бесполезно меня мучить. Я слабая дева: только начнешь, а я уже потеряю сознание или умру. Да еще несчастье тебе принесу: я приношу несчастья, так что... избавься от меня, пока не поздно.
Линаэвэн вспомнила, как в далекие дни до мрака, до Тол Ракова, одна атанэ рассказывала ей, как девочкой едва не погибла: заплыла в реке на глубокое место, а там омут, и течение потащило ее вглубь. Девочка открыла глаза под водой, смутно увидела дно и сказала себе: "Все - я утонула". А через миг ее спасли рыбаки... Можно на дне сказать себе: "Все - я утонула", а можно от этого дна оттолкнуться.
- Или думаешь, я только своим вред приношу? - продолжила Линаэвэн. - Тогда тем более на что меня тут держать, я и так все испорчу, и слишком незначима, чтобы ты мной занимался: какая-то Безымянная, почти никто. Или все-таки не так уж незначима и не так уж обречена приносить вред? - взгляд Линаэвэн стал острым. Уже не слабая безымянная дева, а Линаэвэн, посланница Короля Маитимо, посланница короля Финдарато, встала перед Сауроном. И стал бы Саурон здороваться со столь ничтожным созданием? Стал бы погружать его в этот мрак и неподвижность? - Твоя сила не безгранична, и твоя власть только в ночи, но всякую ночь прогоняет свет. Ты не в силах был даже оставить меня навсегда во мраке и пустоте, потому что там, где я могу только молчать, рыдать или умереть, я подлинно бесполезна для тебя. Да, я смею противостоять тебе, Саурон. Я - смею.
Повелитель Волков с трудом скрывал гнев и раздражение. Линаэвэн была раздавлена, он сам это видел, откуда же она нашла сил и мудрости вновь подняться?! Но она поднялась. Вот только надолго ли? Волк протянул руку и сжал пальцы в кулак, и его Воля скрутила эльдэ, заново роняя деву на колени, вырывая из нее крик - мало кто мог выдержать такой удар молча.
На Линаэвэн обрушилась ослепляющая боль, она закричала - пытаться сдерживать себя сейчас было не для кого - а Саурон заговорил снова:
- Ты не нужна мне, мне нужно лишь то, что ты знаешь. Сама же ты ничтожна. И перед тем, как умереть от пыток, ты сможешь мне многое рассказать.
- Если я и ничтожна, то не ничтожны те, кто послал меня и передал эти знания, - слова Саурона вновь вызывали чувство беззащитности и подступающего мрака, но теперь Линаэвэн знала: этот мрак рядом с ней, но он не властен над ней, тэлэрэ в силах ему противиться. Вначале нужно найти то, что поможет держаться: пусть даже опора будет неверной, ее можно будет отбросить позже. Сейчас нужно встать и не поддаться... А поддержку можно искать даже в словах врага. Сейчас, например, Саурон утверждает, что ему очень нужны знания Линаэвэн, тем важнее их сохранить! - И о них, о тех, кто лучше меня, я не открою тебе ничего. Но они недаром выбрали именно меня, им я была нужна и без тайн. - Маитимо. Финдарато. Нэльдору и Вэрйанэру, Кириону, Хэлйанвэ...
Линаэвэн отказывалась говорить, и по слову Волка орки избили девушку, оставляя синяки, но не раны; тэлэрэ душили, но потом отпускали; бросали на пол и вытирали о нее свои сапоги, плевали на эльдэ, рвали одежду и унижали, как умели.
Когда началась пытка, Линаэвэн знала, что ей можно все: кричать, плакать, пытаться закрывать лицо руками. Ведь она не воин, только слабая дева, никто ее не осудит. Но важно было сберечь тайны. Эльдэ задыхалась и в ужасе хватала ртом воздух, все ее тело болело от ударов... Но она ни о чем не просила. Это было бесполезно. Саурон не ведает милости и не отпустит, пока не получит все, что только хочет, и времени у него очень много - рассказывать часть нет смысла, это не поможет... Да и что будет безопасным, тэлэрэ уже не знала. Нужно было просто молчать.
Когда все кончилось, дева лежала на полу, тяжело дыша, а после заговорила:
- Ты зовешь себя Прекрасным, а я пыталась назваться Безымянной... Но ложными именами правду не скрыть: тебя все, кроме твоих рабов, знают как Саурона, а меня даже ты зовешь Линаэвэн. Ли- на- э- вэн... - певуче повторила эльдэ. - Ты думаешь, что сломаешь и дерево, и железо, Саурон... а пробовал когда-нибудь сломать воду? - Деве представился этот образ, как Саурон пытается ухватить руками озерные воды и переломить их, и как страшно ни было здесь, тихо рассмеялась и начала подниматься, морщась от боли. И тогда едва стоящую на ногах девушку увели, но не в подземелье, а в башню, и там посадили на цепь:
- Смотри, как близка воля, но ты ее не получишь, ничего, кроме неба, через прутья не увидишь, пока не покоришься.
***
Линаэвэн смотрела на небо и думала - Саурон сам не знал, какую поддержку оказал ей, дозволив смотреть на небо и думать о нем.
О вольном воздухе, который можно перечеркнуть решеткой, но не запереть.
О Манвэ и Варде.
О красоте, высоте и глубине небес.
Об облаках и звездах...
О плене можно было не думать, хотя цепь всегда напоминала о нем.
***
Девушку держали в башне, где она страдала на холодном осеннем ветру, хотя ей дали тонкое одеяло и подстилку. Одеяло было таким грязным, что, казалось, пропиталось насквозь запахом пота, крови и болезни (им укрывались пленники из атани?), и таким ветхим, что при самой осторожной попытке оттереть грязь, ткань расползалась. Линаэвэн не раз ночевала в открытом поле или в лесу, она привыкла к странствиям и не страдала от холода ни весной, ни осенью, но здесь зябла: то ли камень был так холоден, то ли платье так изорвано, то ли это Тень несла холод...
Из еды тэлэрэ получала лишь холодную жидкую кашу (в первый раз ей удалось съесть лишь две ложки, но со временем чувство голода стало пересиливать отвращение) да лепешки из серой муки (они оказались сытными и более съедобными на вкус, чем на вид). Когда их принесли впервые, эльдэ чуть улыбнулась: она хотела есть то же, что другие пленники, не быть на особом положении? Теперь она это получила.
***
Дважды Линаэвэн водили на допросы, но то, что время допросов придет, тэлэрэ знала с первого дня.
Маирон решил допрашивать ее при помощи воды, которую дева всегда считала союзником. Говоришь - воду любишь? Так пусть тебя сломает вода.
Первый раз Линаэвэн топили в бассейне. Руки и ноги тэлэрэ были связаны, и, лежа под водой, дева тянулась вверх, но она не могла вынырнуть и вдохнуть желанного воздуха. Линаэвэн не удавалось покинуть дно, словно она никогда не умела плавать ни в озере, ни в море. Здесь... было куда хуже, чем в море: не было ни пространства, ни ветра, ни живого течения, только толстые глиняные стены. Но дева молчала, а ее тело отчаянно сопротивлялось, не желая разрывать связь с фэа.
В другой раз деву просто растянули неподвижно на станке и лили в рот воду, пока Линаэвэн не начинала захлебываться. Эльдэ заранее знала, что умереть и унести с собой тайны, ей не дадут еще долго, но все равно не могла не приходить в ужас. Ведь в конце концов ... да, в конце концов ее наверняка ждала смерть, или Ангамандо и рабство...
Пытки привели к тому, что дева моря стала бояться глубины, нехватки воздуха, запертого темного пространства... Довелось ей познакомиться и с ядом - Линаэвэн поили отварами, после которых выворачивало чуть ли не наизнанку. Она спрашивала себя, не Эвэг ли их готовит, ведь он должен разбираться в зельях.
Но все пытки и издевательства эльдэ перенесла терпеливо, и после сказала Саурону:
- Все, что ты приказал со мною сделать, было страшно, но ведь ты и сам боишься. Едва ли меня, но я вижу, что боишься. - Саурон не ответил, и Линаэвэн продолжила. - Ты хитроумен, но тебе не предусмотреть всего. Ты даже мне дал поддержку помимо своей воли... Какую, догадайся сам: ведь ты умен, а я глупа, разве глупцы подсказывают умным? - Тэлэрэ вынесла многое из этого плена и теперь находила силы даже в воспоминании о том мраке и ужасе в неподвижности. Теперь она знала, что может выдержать много ужасного.
***
Волк видел, что его методы ни к чему не приведут - Линаэвэн будет страдать, но не выдаст тайн. Что же, не получилось одним способом, пришло время попробовать другие.
- Эвег, я знаю, что ты сейчас очень занят с пленными, но сегодня мне будет нужна твоя помощь в допросе Линаэвэн, - сообщил Волк целителю.
Энгватар, бледный и сдержанный, отстраненный, как обычно, кивнул, но в душе похолодел. Он совершенно точно знал, что не будет больше никого мучить. И он не успел подготовить побег Хэлйанвэ и Кириона. Что тогда ему оставалось? Бежать одному. Волк ждал от целителя доноса, хитрости, но не побега, и если не бежать сейчас, то потом будет поздно: Маирон слишком умен, чтобы можно было уклониться от пыток эльфов и не вызвать подозрения, а за ним и проверки. Пришло время исполнить то, о чем Энгватар недавно говорил Ларкаталу... То, о чем Энгватар говорил века назад, что должен был сделать - и так и не сделал. Иначе сегодня же он будет разоблачен и обратится в такого же пленника, как и эльфы. Если Волк решит отправить переметнувшегося к Свету целителя на Север, возможно, маиа просто лишат фана; но, скорее всего, Волк будет мучить Эвега сам - ведь это одновременно будет и возможность получить награду, и месть за доносы. А Хэлйанвэ с Кирионом от того, что Энгватара пленят, легче не будет: целитель мог помочь им, лишь пока оставался для Темных своим, а не таким же пленником...
Когда-то именно из-за страха быть разоблаченным, из страха казни или пытки, Энгватар покинул друга в беде, и тот эльф остался без поддержки, когда его терзали. А после, когда уже прощенный другом Энгватар действительно пытался уйти, он не удержался, напоследок помучил пару пленных своим лечением... и не смог отказаться от этой страсти. Сейчас же она оставила целителя, более того, стала противной, и участвовать в пытках стало не просто тяжело - немыслимо.
Значит, и правда можно и нужно было уходить... И что же после? Он придет на Химьярингэ... как будто ничего и не было? И расскажет, как поступал и с Акасом, и с Хэлйанвэ, и с другими воинами фэанорингов до того; и о том, что предложил эльфам бежать, дал им надежду, но опять испугался за себя и бежал один?
Вспоминая прошлое, Энгватар ясно увидел, почувствовал, что должен искупить свою вину. И не только быть готовым принять суд нолдор, но вначале пойти навстречу именно тому страху, что толкнул его... в сущности, на предательство. И принять все, что последует, как заслуженное.
***
Орк пришел за Линаэвэн, и грубо дернул деву за цепь - вставай, пойдем.
Ее привели в подземелье, в узкую и темную камеру. Чем эта комната была прежде? Или Саурон построил новые камеры в захваченной крепости? Орк застегнул на тэлэрэ ошейник, вмурованный в стену, заставляя деву сесть на пол. Саурон и Эвэг остались стояли снаружи камеры - они бы не уместились внутри.
- Начинай, Эвег, - улыбнулся Волк. Но целитель, стоящий в окружении орков, не шевельнулся.
- Давай прекратим это, - устало ответил Энгватар. - Знаешь... я больше не служу Моринготто. И я не буду бить в ответ. Так что делай со мной, что в твоих силах.
- Моринготто, значит? - мягко, почти ласково ответил Волк. - Ты предстанешь перед ним, его любимый шпион, и Владыка с интересом расспросит тебя, как давно ты предал его. Да и мне ты за все ответишь.
- Делай, что сможешь, - пожал плечами целитель. Он не сопротивлялся, когда орки уводили его.
Линаэвэн была поражена. Эвэг назвал Властителя Ангамандо Моринготто и отказался помогать в допросах. Это было бы великой радостью... если бы он сумел уйти. Но Эвэг теперь стал пленником, как они все. Саурон будет пытать его не меньше, чем оставшихся эльфов, или даже больше. Ломать, чтобы снова сделать палачом.
- Да будет на тебе благословение! - воскликнула Линаэвэн вослед Эвегу, наконец поняв, что целитель не странный умаиа, а... маиа.
Целитель не ответил, зато Волк снова вспомнил о пленнице:
- Эвег отказался выполнять свои обязанности, но тебе это не поможет.
Некоторое время, однако, ничего не происходило. Линаэвэн все оставили. Она бы ждала, что ее теперь будет мучить Больдог или Фуинор, но была слишком поражена и думала об Эвеге... А Волк послал Фуинора в комнаты, которые раньше занимал мятежный целитель. Как долго Энгватар обманывал Владыку Севера? Сочувствовать эльфам он мог давно, но еще несколько дней назад маиа наслаждался участием в допросах, значит, отречься от Тьмы решил буквально вот только что. И значит, у него должны храниться готовые зелья для допросов... Фуинор педантично и планомерно обыскал покои целителя (что у аину заняло не так много времени) и предоставил полный список найденного Волку.
- Вот, это то, что нужно, - улыбнулся Повелитель, указав пальцем на один из пунктов. - Когда все подготовишь, пусть орк отнесет это к Линаэвэн.
***
Дверь открылась, и орк зашвырнул в камеру к эльдэ ведро из коры. Оно упало на пол, прокатилось, оставляя за собой странный след, и замерло. Тогда, в неровном свете, идущем откуда-то из щелей в стенах, стало понятно, что ведро до краев было заполнено насекомыми - ползучими, гадкими, мерзкими. Там были пиявки, личинки, жуки, пауки, многоножки, и кто знает, что еще...
- Наслаждайся, - сказал орк и захлопнул дверь.
Это было не больно, но множество гадких насекомых вызывало отвращение, граничащее с паникой. Кто-то из них дрался между собой, но большая часть ползла к Линаэвэн. Прикованная эльдэ не могла бежать; она пыталась раздавить паразитов, но мелких тварей было так много! Пауки заползали под рваную одежду, пиявки присасывались к коже, мохнатые многоножки ползли по стене вверх и падали сверху на волосы, на лицо, и пока удавалось раздавить дурно пахнущего жука, по ноге уже вползали толстые личинки... Линаэвэн хотелось завизжать от отвращения, но она, напротив, плотно сжала губы - ее охватил страх, что одно из этих созданий заползет в рот.
Некоторое время нежная дева не могла думать ни о чем, кроме одного - как получше и побольше истребить этих тварей? Все же как много их ни было, но их число постепенно уменьшалось. Кто орков истребляет, а она - этих вот... От мыслей об орках и Темных вообще Линаэвэн перенеслась к мысли об Эвеге, и тэлэрэ вновь думала, что преображение Темного в маиа - это же было чудо... И радость от этого чуда жила в сердце куда глубже, чем отвращение и страх от творившегося сейчас. И эта радость придавала силы, а вскоре эльдэ и вовсе решила, что Саурон выбрал неудачный способ устрашения: она же только и будет занята этим истреблением да тем, чтобы ненароком рот не открыть - значит, не позовет и не расскажет ничего. А когда эта мерзость закончится, останется лишь память да мелкие укусы.
Линаэвэн недооценивала силу памяти, но это была не единственная опасность, которой она не ждала.
Волк лишь улыбался, незаметно наблюдая, как Линаэвэн сражается с насекомыми. Происходящее не выходило за пределы плана - так или иначе, девушка была слишком занята, чтобы ощущать изменения. А они были - ведь укусы тварей несли яд. Не обычный яд пауков и многоножек, но особо выбранный, которым их напитали.
Когда яд начал действовать, Линаэвэн забыла обо всем, даже об Эвэге: яд усиливал страх, безысходность, беспомощность, вызывал галлюцинации. А из щелей под потолком полилась вода - далеко не чистая, но это было не страшно. Хуже было, что из других щелей сверху посыпались новые твари. Линаэвэн считала простых пиявок и пауков мерзкими? Эти насекомые были гладкими, скользкими, отвратительных форм, раздутыми до огромных размеров: мокрицы больше ладони, пауки едва не с голову, длиннейшие скользкие многоножки... Вода прибывала быстро, и вот эльдэ была уже по пояс в воде, а насекомые пытались спастись на ней, как на острове. Другие же, наоборот, заскользили у девушки под одеждой, спускаясь от шеи между грудей к животу, бедрам, ногам. И под водой их было почему-то очень трудно нащупать и оторвать от себя.
Ошейник не позволял девушке ни встать, ни опустить голову под воду, чтобы стряхнуть с себя тварей. Вонючая вода дошла до плеч тэлэрэ, а потом начала очень медленно подниматься, грозя медленной смертью в этой жиже, среди тварей.
Они так и сыпались сверху, не убывая, и ужас нарастал; тэлэрэ думала, что это - ее смерть, отвратительная и ужасная. О такой гибели песен не споют... Линаэвэн плакала и стонала, и какие-то жуки слизывали ее слезы. Она страдала от невыносимой тошноты, и ее вырвало, отчего вода стала еще гаже, еще меньше схожа с водой. Сейчас даже собственное тело, покрытое чудовищными насекомыми и погруженное в зловонную воду, было ей противно, чего никогда не случалось прежде.
- Моли о пощаде, - раздался голос из-под потолка.
Линаэвэн сжала зубы и мотнула головой, отчего насекомые забеспокоились и заползали, а зловонная вода под подбородком плеснула. Эльдэ не хотела умереть так, но если она умрет, то все закончится. Хэлйанвэ пришел в ужас, когда она говорила об исцелении в Мандосе? Кажется, пришел час исполниться этому.
Говоривший с потолка словно угадал ее мысли.
- Думаешь, сейчас захлебнешься и избавишься от всего разом? Слишком легко и быстро, Линаэвэн.
Поток тварей с потолка иссяк, и вода начала убывать, снова опустившись до плеч, до груди - и на том остановилась. Спустя время наверху, под потолком, открылось отверстие, и по веревке ей спустили деревянную миску с похлебкой так, что она не погружалась в воду, а плыла по ней. В миску тут же наползли твари помельче.
- Не бойся, тебе тоже оставят, - насмешливо произнес умаиа сверху. - Сколько ты намерена смотреть на еду? Неделю, месяц, пока не умрешь от истощения? Ты не сможешь. Голод и жажда станут сильнее тебя, рано или поздно, ты сделаешь глоток... Вон те личинки, если не прожуешь их тщательно, с радостью заползут тебе в желудок - они созданы так, что смогут жить и размножаться внутри. Мерзость ужасная, но однажды ты сделаешь второй глоток. Ты не будешь молить об избавлении, ты же такая терпеливая... и тебе будет терпеть все легче и легче. Пока ты не притерпишься ко всему и не перестанешь видеть повсюду Искажение. Так мы и создавали орков*(1). Приучали тело и душу первых квэнди к Искажению, к тому, чтобы ничто не вызывало в них отвращения. На это превращение понадобится очень много времени, и для этого подойдет не всякий эльда... Но ты подойдешь. И времени хватит.
От этих страшных слов тошнота вновь нахлынула на деву. Линаэвэн не знала, как выдержит еще. Если она попросит пощады, этот кошмар сейчас же закончится - ничего тэлэрэ не хотела так сильно. Но... если она не расскажет все, что знает, то потом эта пытка повторится. Единственный способ все завершить - не уступать.
Стряхнув руками личинок с лица, Линаэвэн отрицательно покачала головой: "Нет".
К сожалению Саурона, и эта пытка оказалась бесполезной. Убивать Линаэвэн пока никто не собирался, обещание превратить ее в орка было не больше, чем ложью, так что через какое-то время вода схлынула. Напугать не вышло, что тогда оставалось? Надеяться, что обычная боль заставит девушку повиноваться, хотя и это могло оказаться непросто. Эльфийские мужчины и женщины мало отличаются друг от друга*(2), Линаэвэн зря считала себя физически слабой, тем более она была из очень древних, рожденных еще до прихода Оромэ.
***
Девушку вернули в башню. Эльдэ знала, что едва ли забудет этот кошмар... но он закончился, и она его вынесла. Не сдалась, не рассказала о письме. Но заклятье, которому она противостояла, все же действовало и мешало чувствовать, что она оказалась сильной. В башне тэлэрэ заметила, что уже успела обсохнуть или... никогда и не вымокала в действительности?..
***
День спустя, когда яд окончательно перестал действовать, за тэлэрэ снова пришел орк - посмотреть, как Линаэвэн перенесет каленое железо и вырывание ногтей. Орк сразу же заломил пленнице руки, но в это время во дворе послышался какой-то шум.
Гомон орков сначала нарастал, но потом вдруг резко стих, и через толщу стен крепости стала слышна Песня Силы. Сначала одна, наполненная Тьмой, а в ответ ей другая, наполненная Светом. Тьма наступала, но ее снова разгонял Свет... И эти Песни сражались в Незримом поединке, и все, кто их слышал, замерли.
Финрод Фелагунд вернулся в свой Минас-Тирит.
***
Послесловие.
Всем, кто остался на Острове, да и Финдарато со спутниками, несказанно повезло, что Энгватар отказался быть палачом - и потому больше не был для Темных целителем. Темные могли чудовищно пытать пленных и даже калечить, только пока в их распоряжении был аину, который мог все исцелить и поправить. Но после того, как у Темных не осталось целителей (в лучшем случае людские лекаря), они были вынуждены сбавить обороты и дозировать все пытки. Кроме случаев, когда пленника решили казнить, но и тогда особенно жестокие или калечащие пытки не могли быть долгими.
Также без Энгватара никого не могли пытать непрерывно, чередуя допросы и мучительное лечение.
Поэтому Финдарато и его отряду за месяцы плена досталось меньше, чем тому же Хэлйанвэ за пару недель допросов.