Жертва отказывалась пугаться. И ее родичи тоже молчали. Но что, если продолжить?
Орки постепенно разбредались из зала по своим делам, а Линаэвэн так и осталась стоять посреди прохода.
Больдог знал, что стояние само по себе скоро превратится в мучение, но этого было мало. Линаэвэн должна была чувствовать унижение, отвращение и безысходность.
Проходящие мимо орки лапали эльдэ, хватая то за попу, то за грудь, то за бедра. Другие останавливались и не трогали руками тело, но зато, схватив за лицо или за волосы, говорили тэлэрэ, что бы они с ней сделали, будь она человеком.
- А вы, голуги, слушайте да смекайте, может, кто на кухне провинится, тогда мы вам все это на деле покажем.
***
Время шло, и чувство странной защищенности покинуло Линаэвэн. Она была беззащитна перед мерзкими тварями и содрогалась от отвращения, и не могла закрыться, уйти, заткнуть уши... разве что глаза закрыть, но это почти не помогало. Орки не унимались и становились все нахальнее и омерзительнее, и все труднее было терпеть их прикосновения и слова. Эльдэ тихо застонала, по лицу тэлэрэ текли слезы - не от боли, от безысходности. Линаэвэн знала, что она не забудет этого отвращения, не сможет теперь легко переносить чужие прикосновения, всегда невольно вспоминая этот страшный день; не сможет легко искупаться в реке... Хотя доведется ли ей купаться?
- Если вы ее убьете, а вы можете, вас самих казнят! - выкрикнул Кирион, пока Хэлйанвэ проклиная орков напрягал все силы, натягивая цепь и пытаясь вырваться.
- Убьем! - ржали орки. - Как бы не так! Знаешь, сколько здесь до нее побывало? Ха, мы знаем до какого предела можно идти. На опыте выяснили. Хочешь узнать, как?
- Вы знаете, как это можно остановить, - напомнил Больдог пленникам. - Боль пройдет, а то, что мы будем с ней делать, останется навсегда. Защитите ее.
Конечно, Линаэвэн сейчас горячо желала, чтобы все это кончилось - но не такой ценой! Больдог сбил ее с толку, обратив против нее ее же слова - боль пройдет, а память останется; это было правдой, и тэлэрэ не вмиг нашлась с ответом. "Не прибавляйте к одному злу другое, я все равно не забуду того, что со мною делали, а так вы добавите еще и то, о чем я говорила прежде", - хотела сказать Линаэвэн, но успела только:
- Не приба... - резкий удар по губам помешал ей договорить.
Эльфы в клетках были на взводе. Они помнили слова Линаэвэн, но разве сейчас ей не причиняли зло?! Деве, не готовой к издевательствам, вышедшей в путь безоружной и бездоспешной! Они, воины, должны были защищать ее! Для обоих пленников было нестерпимо видеть, как глумятся над тэлэрэ, и оба были готовы сейчас рассказать все что знают... но синда оказался медлительней, а Хэлйанвэ горячей.
- Прекратите это, и я... скажу... - Хэлйанвэ начал почти с крика, но закончил тише и осмотрительнее. - Обещайте, что никогда больше с Линаэвэн не сделают подобного, и я скажу вам, что вы хотите.
- Никогда больше, - эхом отозвался Кирион. Иначе... ее отпустят сейчас, а спустя день или два повторят.
Линаэвэн пыталась остановить товарищей, но вновь получила резкий удар по губам.
- Скажи все, что знаешь, и с Линаэвэн так никогда больше не поступят. Скажи часть, и ее не тронут неделю. Более того, тебе позволят ее утешить: вишь, как дрожит всем телом и рыдает.
- Нет... - прошептала Линаэвэн.
Хэлйанвэ старался сберечь свое задание в тайне, но не мог выдержать того, что творили с тэлэрэ... Опустив голову, юноша произнес:
- Я скажу часть... Лорд Тйэлкормо передал Кириамо советы по обороне; в прошлый раз правитель Фалассэ допустил ошибки, - Хэлйанвэ хотел на том и остановиться, но от него требовали большего. Пришлось рассказать, в чем состояли советы. Тогда Линаэвэн отвязали, дали ей грубый плащ и отправили деву в камеру фэаноринга. До утра их не трогали.
Хэлйанвэ не сдавался, когда жестоким пыткам подвергали его самого, но не смог вынести ни мучений Кириона, ни издевательств над Линаэвэн. Пытками других от этого фэаноринга можно было добиться куда большего, чем пытками его самого. Маирон только скривился: если мальчишка вырастет, то станет похож на первого встреченного им нолдо. Ненависть Волка к Маитимо теперь пала и на Хэлйанвэ.
***
Отвязанная Линаэвэн невольно отшатнулась (как пыталась и не могла все это время). Затем под хохот орков взяла плащ и завернулась в него - теперь она была не так беззащитна, и все же поначалу ее била дрожь. Войдя в камеру к нолдо, дева впервые увидела, как живут в подземелье - холодный камень пустой камеры, связка соломы для сна...
Хэлйанвэ старался успокоить деву, а она убеждала его не рассказывать ничего больше. Особенно, когда узнала о том, что юноша перед тем заговорил ради Кириона.
- Ведь неделя истечет, и Саурон и... его твари... могут поступать так же... Я сама в надежде кого-то освободить... сказала то, в чем не видела опасности, но горько сожалею теперь.
Хэлйанвэ обнял Линаэвэн, прижал к себе, и дева невольно вздрогнула: она знала, что рук, ее держащие, это руки эльда, друга, что утешает ее, но прикосновения орков были слишком свежи. А сотрутся ли они из все сохраняющей памяти? Неужели отныне прикосновения друзей будут вызывать это воспоминание?
- Да, Птичка, они могут повторить это... Здесь, в плену, наши тела в их власти. Я думал, что нет ничего хуже, чем смотреть, как они пытают Кириона, но теперь знаю, что есть вещи много хуже: видеть, как они мучают тебя. Вот только... как защитить хроа Кириона, я не знаю, не знаю, как защитить и твое хроа, но я знаю, что можно защитить твою фэа, - нолдо перебрал ее серебряные пряди едва сросшимися пальцами, стараясь теплом своего тела унять ее дрожь, хотя тэлэрэ дрожала не от холода.
Горькая складка пролегла меж бровей девы, хотя она и печально улыбнулась в ответ на ласковое прозвание "Птичка".
- Хотела я здесь назваться Безымянной, а получила прозвание Птички. Хоть вы и не знаете, что я каждый день пела, готовя еду, чтобы поддержать вас... - невпопад ответила Линаэвэн, потрясенная случившимся. Многое с ней бывало, но такое нельзя было даже предположить.
- Наше счастье, что для тебя их слова пустая угроза. Из их слов мы знаем, какие мерзости они могут делать с женщинами, но... для тебя это то же, что знать, сколько боли и Искажения Враг принес в мир. Это больно, но это не о тебе. Ты словно вне этого. Через свои прикосновения к тебе они пытаются словно привязать тебя к той ужасной реальности, но ты на другом берегу. Это лишь тень страха, тень отвращения, тень Искажения... а ты не в их власти. - Нолдо знал, что сказанного мало, но это было началом разговора.
- Хэлйанвэ... благодарю тебя, что ты ищешь, как утешить меня, хотя лучшим утешением было бы, если бы ты смолчал: каково мне знать, что я заставила тебя говорить? А из-за того, что я не могла сдержать дрожь и слезы, Темные достигли своего, - тэлэрэ вздохнула. - Теперь прикосновения ко мне... приносят мне память того, что со мною делали... - Линаэвэн чуть помедлила, стараясь унять дрожь, и продолжила. - Более четырех с половиной веков прошло с тех пор, как я шла через Лед, но по сей день зимняя ночь возвращает те образы. Не сомневаюсь, однако, что Мандос исцелит меня, и когда после ожидания я вернусь в Аман, то буду свободна. Эти слова тебе могут казаться страшными, они страшны и мне, но нужно смотреть правде в лицо: уйти из плена иначе я могу разве что чудом, да и через смерть вряд ли скоро. И если принять это, не отворачиваться от правды в ложной надежде, что беда пройдет мимо, то будет легче принять неизбежное... - Линаэвэн упрямо вскинула голову. - Я должна... суметь перенести это. Тогда и вы сможете, зная, что я в силах...
Хэлйанвэ едва удержался, чтобы не вздохнуть. Линаэвэн не услышала ничего из того, что он говорил. Значит, либо он говорил совершенно не то, либо дева просто не была способна сейчас кого-то слушать. Нолдо выпустил тэлэрэ из объятий, не желая причинять боль. То, что говорила Линаэвэн, было страшно и неправильно, но при этом она хотя бы понимала, что единственный путь выстоять для них - это не поддаваться ей самой.
- Я не мог не сказать, - повторил нолдо, но в этот раз... словно поясняя, что он прав. Слова тэлэрэ помогли ему назвать по имени то, что он только ощущал. - Если калечат тело, это страшно и больно, но боль пройдет, и многое даже можно будет исцелить. Но если калечат душу... это не проходит само. Нельзя жить так, словно бы все, что тебе осталось, это дождаться, когда придет смерть. Это... это тоже искажает нас. Я не жду спасения, но нельзя и отрекаться от его возможности, нельзя терять эстэль. А если все, что ты ждешь, это исцеление в Мандосе, то ты уже... словно бы начала отказываться от жизни, - и вот здесь эльф действительно испугался. - Но так нельзя. Это... это худшее, что ты можешь придумать, отказаться от дара быть. А если ты живешь, то должна искать исцеления, и при том исцеления в жизни, а не в смерти. Исцеление в Мандосе это последнее утешение, залог возрождения, а не способ обновиться от того тяжелого, что дала тебе жизнь.
- Нет, я не намерена отказываться от дара жизни, это в самом деле Искажение, и я понимаю, что тебе страшно слышать о таком... - Линаэвэн не заметила сама, как коснулась руки Хэлйанвэ. - Нет, я не впадаю в черное отчаяние, а только пытаюсь приготовиться к худшему, чтобы меня не могли им устрашить. - Эльдэ нахмурилась, задумавшись. - Не знаю, можно ли пройти через такой плен, так близко соприкасаться с Тьмой, не получив шрамов; если бы я была свободна, то искала бы помощи целителя, но здесь едва ли можно ее обрести. Лаирсулэ, по счастью, смог уйти, и ему не позволили бы говорить со мной ради помощи, или потребовали бы взамен то, что будет на пользу Темным. А обращаться к целителю-умаиа... - дева покачала головой. - Это неразумно. Но и получая шрамы, мы можем сберечь подлинно важное для нас. Ты наверняка перенес куда больше, чем я, но ты отважен, чист сердцем и больше всего переживаешь за других: меня, Кириона... Я видела, как Саурон может калечить фэар, он и его умаиар делали это на моих глазах; но Марта ему пришлось воспитывать годы, готовя от юных лет... Меня не так-то просто искалечить и изменить. - Воспоминание о Марте, о том, как мучили Нэльдора, следы пыток на руках Хэлйанвэ (дева осторожно коснулась их), обманы и ловушки, в которые попадала она сама, то, через что она прошла сегодня: все соединялось вместе, усиливая гнев и отвращение к Саурону. - Ты боишься за меня, потому что это глумление оставило след: отвращения, страха... Но ты видел и то, что я не пыталась убежать от этого страха и мерзости, выдавая Темным известное мне. Я не воин, и потому вам тяжелее видеть мои мучения, но я не слаба. - Линаэвэн остановилась. - Ты прав в том, что орки не поступят со мной, как угрожают, ведь иначе они убьют меня; но когда я узнала, что они могут, чего хотят, то их взгляды и прикосновения стали куда отвратительней, при невозможности уклониться. - Эльдэ осознала, что ей придется самой искать, как принять сделанное с нею: на целителя надежды нет, Хэлйанвэ молод, и чтобы он мог утешить, как хочет, ей самой же придется подбирать слова о себе. - Но любая пытка отвратительна: и боль, и то, что ее причиняют намеренно и с удовольствием. Что за мерзкая тварь этот Саурон! И если они повторят это со мною снова... то нужно будет воспринимать издевательство как разновидность пытки, только не болью, а мерзостью. И помнить, что если я не буду уступать, но буду терпеть, то в конце концов все прекратится. - Эльдэ осенило, и она поднялась и воскликнула: - Хэлйанвэ, я поняла! Молчи в следующий раз, как бы ни было тяжело смотреть! Саурон мерзок, но расчетлив и всегда нацелен на результат. Он не будет повторять что-то, если увидит, что действие бесполезно. Понимаешь? Вы в силах избавить меня от нескончаемых повторений пытки тем, что будете держаться и не уступать, если я также буду держаться.
Линаэвэн казалось, что она нашла одновременно слова и для Хэлйанвэ, и для себя. И только теперь дева осознала, что держит нолдо за руку, но без страха, без мысли об орках... Она сможет брать за руки друзей, обнимать их - Темные не сумели изменить это. Хотя сейчас она протягивала руку сама, принять прикосновение, объятие будет труднее; страх и тяжелое воспоминание уйдут не скоро. Но если чудо произойдет, и она спасется, у нее будет много времени, и будет возможность обратиться к целителю.
Нолдо хотел обнять и прижать Линаэвэн к себе, но не посмел, только поднял свою руку, которую держали пальцы эльдэ, и осторожно прижал их к своим губам. Линаэвэн улыбнулась. Если тень пережитого будет мешать ей спокойно принимать объятия, она может сказать родичам, чтобы они были бережны - и они, несомненно, будут. Только что она была почти уверена, что отсюда ей не выйти иначе, чем через Чертоги Ожидания, а слова Хэлйанвэ стали словно свежим ветром... Линаэвэн посмотрела на фэаноринга: тело эльфа, чародейством Эвега, заживало, но сил организма не хватало, чтобы так быстро восстанавливаться. Хэлйанвэ был покрыт уродливыми шрамами и выглядел изможденным, только глаза смотрели прямо и были все также ярки.
- Я слишком юн, чтобы быть в состоянии помочь тебе. Но ты мудра, и ты сама нашла, как освободиться от Тени, и более того, рассказала мне, чтобы и я знал и держался... Ты очень сильная и мудрая. Теперь я понимаю, почему Финдарато и Маитимо послали именно тебя. Они знали, что даже если случится худшее, ты все равно справишься с их поручением. Я... постараюсь об этом помнить и молчать. И Кириону постараюсь сказать то же. И... - фэаноринг боялся, что их подслушивают, потому не мог сказать напрямую об Эвеге, - кто знает наперед? Быть может, исцеление к тебе ближе, чем ты думаешь. Кажется, ты уже встала на этот путь.
- Должно быть, Темные так и считали, что ты слишком юн, чтобы помочь, иначе не позволили бы нам говорить. Я сумела разобраться и нашла пути, но без тебя мне было бы трудно справиться. Я рада, что мы с тобой сейчас можем быть рядом. У нас есть время для отдыха... потом тебе, верно, понадобятся силы... Расскажи мне, что с тобою было, а потом спою для тебя, - Линаэвэн больше не дрожала, и ее слезы высохли.
- Мне нечего особо рассказывать, - мотнул головой эльф. Ему не хотелось говорить о бывшем с ним Линаэвэн, но молчать теперь было нехорошо. - Меня допрашивали всю последнюю неделю, каждый день. После допроса Эвег лечил меня, и все повторялось. Каждый раз они придумывают все новые пытки... хотя вряд ли придумывают, знакомят меня с еще более тяжелым. Но не тревожься за меня, я держусь, и... все, правда, не так плохо, как кажется. Я буду рад, если ты споешь мне. И Кирион тоже услышит тебя и поймет, что все хорошо. - Хэлйанвэ снял с себя рубаху и передал ее деве.- Возьми, тебе это будет, как платье, - нолдор в большинстве высоки ростом, в то время как тэлэри заметно ниже. И так как Линаэвэн доставала макушкой Хэлйанвэ только до груди, его длинная рубаха и правда была деве, как платье.
Линаэвэн поблагодарила юношу и надела рубаху, а поверх накинула плащ. Даже эта грубая ткань на ней смотрелась изящно. А Хэлйанвэ лег у ног девы и слушал ее пение, пока не забылся сном.
Юноша лежал, а Линаэвэн пела - о птице, улетающей ввысь, о яркой камнеломке, что пробивается сквозь скалы. Эти песни были и о них всех, и о ней самой, и служили знаком для Кириона, как и говорил Хэлйанвэ. Потом дева перешла к более спокойным песням - что могли принести хороший отдых спящему. Так закончился для Линаэвэн четырнадцатый день плена. И это был последний день отдыха для Кириона.
***
Под утро Линаэвэн забрали из камеры и вернули в ее комнату. Проведенная рядом с родичем ночь, несмотря ни на что, была, быть может, лучшей из тех, что эльдэ встретила в крепости. А к обеду ее вновь повели на кухню:
- Теперь будь с Мартом поласковее, помни, как тебе везет быть здесь!
Линаэвэн не ответила. Войдя в кухню, она была молчалива и сосредоточена: ей нужно было подготовиться к тому, что спустя неделю все могут повторить. С Мартом дева почти не говорила - да и не была уверена, что ему это нужно.
***
Лаирсулэ и Акас долго шли быстрым шагом прочь от границ Таурэ Хуинэва, прежде чем остановились на привал и только тогда стали обсуждать, куда им идти дальше. Лаирсулэ был норнорионцем (дортонионцем), Акас - Верным Лорда Куруфинвэ, каждый предлагал свое:
- Мы не можем вернуться в Наркосторондо, - произнес Акас.
- Верно, - отозвался Лаирсулэ. - Да и что мы скажем, вернувшись? Не лучше ли нам направиться в Хитиломэ? Я слышал, там живут некоторые из былых норнорионцев, правда, больше из атани, чем из эльдар.
- А я слышал, что часть воинов Ангарато и Аиканаро осталась в Химьярингэ, - Акас поднял голову. - Попытаемся добраться туда? Я не сомневаюсь, что там примут бывших пленников, и в целителе там есть нужда... А мне это... необходимо.
Лаирсулэ коснулся руки родича:
- Идем.
Они были последними, кого отпустили. Другие так и останутся на Тол-ин-Гаурхот.
***
Между тем отведенная синдо неделя отдыха истекла. Кириона и Хэлйанвэ снова притащили в застенок.
- Ну что, фэаноринг, сразу заговоришь или будешь ждать, пока мы начнем калечить Кириона? - поинтересовался Больдог.
Синда был готов (насколько можно быть готовым к такому), что его опять будут пытать, но Темные обещали худшее - искалечить его. Однако, как ни страшно было обещанное, эльф не стал говорить. А Хэлйанвэ попытался до начала пытки передать Кириону, что если один из них сейчас уступит, то угрозу обязательно повторят.
Так как пленники отказались говорить, Темные опять измучили Кириона до предела, а после вывернули ему руки из суставов, исполняя обещанное.
- Продолжать, или вы заговорите?
Синда стонал, кричал, метался, но выдать тайны и не думал. К тому же... твари исполнили, что хотели, и если он что-то скажет, лучше не станет. Или станет, а потом они повторят то же самое снова. Кирион услышал сказанное фэанорингом и смог сдержаться. Держался и Хэлйанвэ. Ему было тяжело переносить мучения громко кричащего Кириона, но на сей раз юноша ни о чем не просил и рассказывать что-либо Темным не собирался.
Больдог и помогающий ему Март поняли, что ничего не смогут сделать с пленниками, и допрос завершился.
Оставшись наедине с орком, Март сказал:
- Мы допрашивали Хэлйанвэ, и было тяжело видеть, как гордый и достойный воин выносит мучения и молчит; но то, что мы делали сегодня, заставляя одного говорить через страдания другого, это же подло! Это недостойно воина Твердыни!
- Если тебе что-то не нравится, иди и скажи это Повелителю, - ощетинился орк.
- Так и сделаю! - ответил Март. - И лучше бы тебе идти со мною, чтобы мне не говорить за твоей спиной.
***
Вдвоем они пришли к Волку, Маирон выслушал Марта и изобразил гнев на Больдога, который только глаза закатывал, но в результате получил от Волка наказание: двадцать плетей, а когда шкура заживет, на месяц удалиться из крепости и строить дорогу.
- Мне все равно нужно, чтобы кто-то присмотрел за тем, что там строит твой сброд, - мысленно сказал Маирон Больдогу.
- Больно много ты воли этому щенку даешь. Не наигрался еще с ним в благородство? - огрызнулся в ответ Больдог.
***
Март не захотел присутствовать при наказании Больдога (которое никто и не думал устраивать), вместо того беоринг спустился в темницу к Хэлйанвэ.
- Я пришел просить у тебя прощения от имени Твердыни. Допрашивать тебя через товарища было подло и низко. Такого больше не повторится. Больдог понес сегодня свое наказание за то, что сделал, Повелитель Маирон покарал его, но... забыл про меня. Я также участвовал в преступлении и не воспротивился происходящему, я также заслужил кару. И сейчас, договорив с тобой, я пойду просить воздаяния. Впрочем... я виноват перед тобой, возможно, ты сам хочешь взыскать с меня за то, что тебя заставили смотреть на мучения друга?
Когда человек-палач пришел просить прощения, Хэлйанвэ не сразу нашелся, что ответить.
- Не ждал, что любой из вас может просить прощения или назвать подлым то, что вы творите. Больше не повторится... Едва ли ты в силах добиться, чтобы меня больше не допрашивали через Кириона, или как до того через Линаэвэн.
- Линаэвэн? - щеки Марта вспыхнули. - Я знаю, что Больдог отводил ее в подземелье, понять, что ее жизнь не так и плоха, но разве ее осмелились... допрашивать? И сегодня я не видел на ней следов, или чтобы она двигалась неловко.
- Линаэвэн не пытали, если ты об этом, ее осмелились... - по лицу юноши прошла судорога отвращения; для эльдэ в случившемся не было ничего постыдного, но Темные оскверняли саму чистоту... - Саурон отдал ее оркам... на потеху, как говорили эти твари; они не совершили насилия, это убило бы эльдэ, но угрожали им. Орки содрали с прикованной Линаэвэн одежду, оставив нагой, хватали ее и глумились. - Хэлйанвэ видел, что этот человек знал тэлэрэ... Не о нем ли с такой горечью говорила Линаэвэн? Хорошо хоть, что этот Смертный, услышав рассказ нолдо, был разгневан издевательствами над эльдэ: Март невольно расширил глаза и сжал кулаки.
- Я видел Линаэвэн сегодня... - беоринг не мог поверить, что Больдог так поступил. Это было просто невозможно. Эльф врет, как обычно! - Она... вовсе не выглядит... как должна бы после такого. Она спокойна, молчаливее обычного, но и только: она не плачет, не прячет глаз. Ты лжешь! - воскликнул Март. Возможно, воля этого эльфа и была прочнее железа и тверже камня, но умом он явно не отличался.
Хэлйанвэ испытал облегчение от того, что Линаэвэн не плачет и не прячет глаз. Значит, она в самом деле справилась! На обвинения во лжи нолдо не стал отвечать - перед Хэлйанвэ стоял один из палачей.
- Ты предлагаешь мне стребовать с тебя воздаяния за содеянное, - заметил эльф. - Но ты явно не худший из Темных, хоть и палач. И ты хоть в чем-то раскаиваешься... Я бы ударил тебя, но ты, верно, и противиться не будешь... - нолдо мог бы убить человека-предателя прежде, когда он участвовал в пытке, но не теперь же, когда Смертный сам желал для себя наказания.
- Хэлйанвэ... - Март решил зайти издалека, - я буду присутствовать на допросах и следить, чтобы такое не повторилось. Я восхищаюсь твоей стойкостью, и... я был бы рад не искать, где у твоей воли пределы... Я искренне надеюсь, что мы не найдем их! - вдруг выдохнул Март. - Но... ради нашего народа... мы не можем не допрашивать. О, если бы ты заговорил, как это сделали остальные, и смог уйти! Да, Больдог поступил низко, но виной тому лишь отчаяние и страх за своих. Страх за другого толкает нас на безумства, тебе ли не знать? А воины и друзья Больдога падут первыми при вашей атаке. И потому Больдога можно оправдать, он совершил преступное ради любви к товарищам. Меня же вряд ли можно простить, я не прервал это из глупости и нерешительности. И если ты ударишь меня, я приму это, как должное. - Слова беоринга показались нолдо каким-то безумием. Хэлйанвэ даже не сказал бы, чего в них больше: Искажения или немыслимой наивности (Больдог? Из любви к товарищам?!) Хоть смейся... А беоринг продолжал: - Больдогу назначили двадцать кнутов и ссылку, я не смогу принести пользы в ссылке, но я принес кнут, чтобы ты отсчитал положенное мне, - и Март протянул фэанорингу орудие. - Моя честь стоит дороже, чем моя спина.
Услышав последние слова, Хэлйанвэ отшатнулся, его глаза полыхнули.
- За кого ты меня принимаешь, Смертный? Если бы меня под пыткой принудили бить кнутом, и то я не знал бы, как друзьям в глаза смотреть! - оскорбленный нолдо вскинул голову. Нет, напасть сейчас на этого атана было нельзя... Чего доброго, воспримет как наказание, и не ответит, а падет ниц, как орк перед господином... Вместе с тем, как с орком с беорингом тоже не поступишь, ведь орки не придут просить прощения и кары... Хэлйанвэ сумел взять себя в руки, выровнять дыхание и нашел, что ответить: - Если ты ищешь наказания, то я хотел бы, чтобы ты лишился права пользоваться кнутом и любыми орудиями пыток до тех пор, пока Больдог не вернется из ссылки. Для тебя же это почесть и отличие, не позор...
С точки зрения Марта, эльф повел себя странно - дернулся, начал говорить какую-то несуразность... И тут беоринг, как ему показалось, все понял, и глубокое сожаление отразилось на его лице: этот эльф запрещал себе даже кричать на допросе, но его разум не выдержал боли и помутился. Или... что, если его разум помутился от вида пытки товарища? Тогда эта вина лежит на Больдоге и Марте. Какой кошмар! Зато все слова о Линаэвэн - лишь бред поврежденного разума, ну конечно! Иначе и быть не может! Со скорбью, осторожно, не делая резких движений, Март отошел к выходу.
- Мы не гордимся пытками, для нас это тяжелая необходимость. И делая это сам, я оберегаю от тяжкого бремени Фуинора или Повелителя, или любого другого. Отдыхай сейчас, я попрошу Маирона о заслуженном наказании. - Хэлйанвэ ничего не ответил. и Март решил, что безумный эльф после вспышки гнева впал в прострацию, и вышел.
***
Кириона принесли к Эвегу, в этот раз даже не привязывали - что он, калека, сможет?
- Не бойся, я все поправлю, - теплые и сухие ладони целителя снимали боль, пока Энгватар осматривал повреждения. - Пока они не решат, что ты ни на что не годен, тебя не будут непоправимо калечить: это лишь угрозы. Пленника пытаются заставить говорить, а если не выходит, заставляют стать рабом. Если кого-то калечат безвозвратно, так, что даже я не могу исправить... обычно после этого недолго оставляют жить.
Слова целителя принесли облегчение Кириону. А как горько было бы сейчас узнать, что страх был напрасен, если бы они с Хэлйанвэ поддались на угрозы и заговорили!
- Спасибо тебе, Эвег, это настоящее утешение, и едва ли кто-то иной здесь мог бы дать его. - Но казалось, благодарности Кириона приносят Энгватару лишь печаль. Маиа долго молчал, а потом вновь заговорил:
- Сейчас они или одного из вас, или обоих, держат ранеными, но настанет момент, когда вы оба будете исцелены, а новая пытка еще не случится. Я достану для вас оружие, и в этот день мы бежим. Или погибнем. Ты согласен? Я не знаю, как долго я еще смогу притворяться одним из них.
- Я согласен, - ответил Кирион, чуть помедлив: он не сомневался, но предложение было неожиданным.
- Только помни, я не смогу ни с кем сражаться, - предупредил Эвег. - И все же смогу задержать кого-то из врагов. Шансов выбраться мало, но хотя бы вы сможете погибнуть не здесь, не так... и я с вами.
- Да, мы сможем пасть в бою, и ты... тоже. А быть может, хоть одному из троих посчастливится, - слова Эвэга изменили что-то важное: из тайного помощника среди врагов он стал... одним из своих. Невзирая на то, что он творил прежде. Их теперь оставалось четверо в плену, желающих побега... Четверо, а бежать могли трое. - Ты знаешь, что Линаэвэн бежать не сможет? Или есть возможность попытаться нам всем?
- Я подумаю, как помочь бежать Линаэвэн, - ответил Энгватар.
***
На кухне Линаэвэн была тихой тенью, и Март тоже мало обращал на нее внимания. Но что-то случилось с Лэннадир - она смотрела на Марта широко раскрытыми глазами и не сопротивлялась, когда ее обнимали, но сама ничего не делала. Ее подруги были удивлены такой переменой, но все молчали.
После подземелья тэлэрэ много думала - о себе, об Хэлйанвэ, о Кирионе. И все же она тоже обратила внимание, как изменилась возлюбленная Марта. Пока Линаэвэн видела слишком стремительные, слишком откровенные, странные, но отношения влюбленных, она не желала вмешиваться ни словом, ни жестом. Но сейчас атанэ казалась ошеломленной напором Марта, и от того неприятный холодок пробегал по спине эльдэ. Вечером Линаэвэн незаметно подошла к Лэннадир и тихо спросила:
- Что случилось? Март... он не обидел тебя ничем? Ты можешь сказать мне, если хочешь, - еще недавно Линаэвэн не подумала бы так о поваре... но тогда она считала Марта неспособным на пытки: на разговоры о них, на их оправдание, но не на участие.
Лэннадир посмотрела на Линаэвэн испуганно и загнанно:
- Я не понимаю, что происходит. Я последние дни была как во сне, а сегодня... - девушка расплакалась. Через всхлипы Линаэвэн удалось узнать, что сегодня атанэ пришла в себя и поняла, что лежит совсем голая в одной постели с Мартом, и что лежит с ним, как с мужем, но Лэннадир ничего не помнит, а теперь уже поздно что-либо менять, и она должна быть с Мартом... если он ее только не бросит.
Но договорить они не смогли: в кухню зашли орки и вновь увели Линаэвэн в ее комнату.
Тэлэрэ поняла, что несчастная Лэннадир была околдована. Что за ужас - принуждать к браку колдовством! Но что теперь делать? Снять колдовство? Оно уже было снято... и несомненно, не случайно - как сами чары, так и их развеивание отвечали целям Темных. Рассказать Марту? Возможно, но так, чтобы он не оставил в ужасе Лэннадир, ведь для нее это будет еще хуже, а напротив - осознал, что он теперь в ответе за нее.
***
Беоринг тем временем просил у Повелителя наказания для себя. Но Волк воспротивился. И долго еще в комнате Маирона горел свет, и умаиа словами и чарами успокаивал Марта.
- Нет твоей вины. А Больдог делал лишь то, что мог. Тебя же ждет красивая женщина, лучшая из всех в крепости, о чем тебе печалиться?
И Март, спокойный и безмятежный, вернулся к себе в комнату и даже не заметил, что его страстная подруга стала робкой и стеснительной.
***
Следующий день был такой же как все предыдущие: Хэлйанвэ набирался сил для вечера, Кирион поправлялся, Линаэвэн работала на кухне.
Всю ночь эльдэ обдумывала, как поступить... Лэннадир принудили к браку чарами, но теперь она опасалась, что Март может бросить ее. Значит, брак именно с ним, хотя и не был желанным, не вызывал сильного отторжения? Но при том скромная и робкая атанэ словно вдруг проснулась супругой Марта и была ошеломлена этим... Как недоставало сейчас Вэрйанэра, куда лучше знавшего людей! Линаэвэн могла снова ошибиться; как с Мартом, которого тэлэрэ лишь оттолкнула от эльдар. После этого случая тэлэрэ охватывало чувство, что прежде посещало ее очень редко - опасение сделать хуже. И все же тэлэрэ решила попытаться помочь Лэннадир. Утром на кухне Линаэвэн подошла к беорингу.
- Март... быть может, ты сочтешь, что я вмешиваюсь в то, что касается лишь двоих, - "И не сказать ему прямо: не поверит", - но я хотела поговорить с тобой о Лэннадир. Не знаю, заметил ли ты ее смятение и боязнь в последнее время... - Казалось, вовсе нет... - Ведь за немногие дни вы стали держать себя, как супруги. Прости мой вопрос, но желал бы ты заключить с Лэннадир помолвку? Даже если сейчас нет возможности исполнить все традиции, Лэннадир это принесло бы уверенность, что ты не оставишь ее, что ты принимаешь заботу и ответственность.
- Я не вижу какой-либо нужды связывать нас браком, - ответил Март. - У вас, эльфов, очень странные понятия обо всем. Зачем нам нужен брак? Нам хорошо вместе, и мы живем вместе, а если мы друг другу надоедим, мы найдем других, кто нам понравится больше. Мы люди, мы свободны.
Линаэвэн была поражена ответом. Не тем, что Март не был готов вступить в брак - нравы людей на самом деле отличны от эльфийских - но тем, что отвергал его и тем гордился. Не от родичей усвоил он эти понятия, а от тех же, кто внушил ему, что пытки есть необходимая часть войны. Март в самом деле мог не просто обидеть Лэннадир, без того пострадавшую от колдовства - обойтись с ней жестоко...
- Мы называем близкие отношения без желания брака Искажением, но я не буду сейчас говорить о нас, - Линаэвэн смотрела прямо, и ее голос звучал непривычно строго, не как прежде в беседах с Мартом, и не с тем возмущением, с каким она говорила бы, будь перед ней атан, а не воспитанник Саурона, у которого в друзьях умаиар. - Я задам тебе несколько вопросов, "свободный человек". Ты уверен, что Лэннадир разделяет твои мысли о браке? Или ждет, что вы вскоре соедините свои судьбы, и то, как ты намерен поступить, причинит ей боль? Решив, что брак вам не нужен, спросил ли ты ее? Ты говоришь "если мы надоедим друг другу", словно это может случиться лишь одновременно у обоих сразу. А если только она надоест тебе, а сама будет страдать от вашей разлуки, как ты поступишь? Примешь заботу о ней или бросишь, словно дитя игрушку, не заботясь, хочет ли она и может ли найти здесь "другого"? А как ты поступишь, когда у вас родится дитя? Примешь ответственность или убежишь от нее, и пусть Лэннадир одна разбирается, как его растить и как ей жить дальше? - Линаэвэн с горечью думала, что это последняя возможность помочь. Если Март бездумно повторял внушения Темных, даже не задаваясь такими вопросами, но на деле готов поступить достойно, сейчас он может понять и смысл брака и перестать отвергать его... Если же нет... Март слишком опутан паутиной Тени, и слишком глубоко она проникла, чтобы тэлэрэ могла что-то изменить. Разве что, если случится чудо.
- Не вмешивайся не в свое дело, - высокомерно ответил Март и отошел.
Линаэвэн отвернулась. Атан не только не повел себя достойно и ответственно, он даже не задумался над ее словами и был надменен, как никогда прежде... Или - только казалось, что никогда? Разве он не ставил всегда людей, и даже Темных, выше эльдар?
Тэлэрэ не думал, что за внешней холодностью Марта может крыться смятение. Дева продолжала бросаться из крайности в крайность.
Линаэвэн резко развернулась и с горечью отошла, вспомнив, как был уверен Саурон в своем поваре, когда эльдэ надеялась спасти его фэа от Тьмы и ради него стала трудиться на кухне... Возможно ли было помочь Марту? И что можно сделать теперь? Утешить несчастную Лэннадир, сказать ей, что если с ней поступят недостойно, в этом нет ни ее вины, ни стыда для нее? Но сказать такое заранее, только усиливать страх, что ее бросят; а возможность, что Март все же устыдится и поступит не так, как говорит, когда он столкнется с тем, о чем не захотел слушать, все же есть. Хотя она и мала - Темные привлекли Марта к допросам и околдовали Лэннадир, чтобы его искаженные представления о браке могли воплотиться... Темные намеренно стремились выжечь из фэа Марта все достойное и чистое, превратить его в подобного оркам или умаиар...
***
Помимо Посольства, в подземелье Волчьего Острова находились и другие пленники, кого последний месяц не трогали - их хроар были настолько истощены и измучены, что пытки пришлось оставить, в ожидании, пока пленные снова будут пригодны к допросу. Их было восемь: двое беорингов, три гнома, двое синдар и один фэаноринг. Но Темные придумали, как пленники даже сейчас могут принести пользу.
***
Наступил вечер и Кириона притащили в застенок - сегодня он был наблюдателем, и перед синдо допрашивали Хэлйанвэ.
- Вы знаете условия, - сказал Ханор, пришедший вместо Больдога и Марта.
Эвэг не мог встретиться с фэанорингом перед этой пыткой: нолдо сейчас не нуждался в лечении, а беспричинная встреча могла показаться подозрительной. Потому нового зелья Хэлйанвэ не получил. Кажется, действовали еще остатки прошлого: в самом начале боль была слабее, чем ожидалось; но вскоре... Хэлйанвэ пытали еще более жестоко, чем прежде, и боль была так нестерпима, что фэаноринг не мог сдержать крика.
Как ни терзался Кирион из-за мучений родича, он даже не думал заговорить: это означало обречь Хэлйанвэ на повторение того же! Вечно сомневавшийся в себе и своих силах синда никогда не клял подлость и злобу Темных с таким гневом, как сейчас.
Когда все закончилось, Эвег снова лечил Хэлйанвэ и сказал фэанорингу, что Кирион почти здоров; а если и будет искалечен, то разве что перед казнью. И еще целитель сказал нолдо о побеге.
- Конечно, я согласен! - ответил Хэлйанвэ. - Если мы и не обретем свободу, то умрем, пытаясь. Я буду готов, - нолдо чуть улыбнулся, хотя улыбка и получилась кривой: лицо эльфа было рассечено и еще не обработано, даже не омыто от крови. Но новость была радостной! Участие Эвэга в побеге давало надежду на успех! - А если мы сумеем, - неожиданно спросил фэаноринг, - как ты будешь звать себя?
- Если я выйду отсюда... и меня не казнят ваши, то я назовусь Прощенным, - ответил Эвег.