Аралина Ирина Юрьевна : другие произведения.

Осеннее Солнце

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Марк долго был один. Его это устраивало. Но в один прекрасный день одна-единственная встреча всё перевернула.


  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "Осеннее Солнце".
  
   Роман-Признание.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава первая.
  
   Марк заметно волновался, когда пересекал коридор второго этажа университетского здания. Нынешний курс, как он слышал от других преподавателей, являлся чем-то особенным, совершенно не похожим на все предыдущие наборы. Сплошь золотая молодёжь, подающая огромные надежды. Если это так, ему есть, чем заняться на протяжении всех последующих пяти лет, до самого выпуска. Надо будет отыскать внутреннее зерно в каждом студенте, подготовить благодатную почву, посадить туда найденное, взрастить, взлелеять, не щадя собственных сил и времени. И ещё не факт, что что-то путное вырастет. Как знать, может быть, кто-то из них, сегодняшних студентов, так и останется всего лишь подающим надежды? На его памяти было немало таких вот ребят, представлявшихся истинно одарёнными, но по прошествии времени оказывавшихся пустыми, мёртвыми зёрнами, из которых ничего не могло вырасти, невзирая на все приложенные старания.
   Марка удивила тишина, царившая за дверями аудитории, словно там никого не было. Обычно до прихода преподавателя всегда царил лёгкий беспорядок, и стоял гул. Но тишина там, внутри, была почти сверхъестественной. Может, он рано пришёл или в расписании что-то напутали, и все студенты разместились в другом помещении? Марк взглянул на часы. Половина третьего. Да нет, пришёл он туда, куда нужно и как раз вовремя. Лекция начиналась ровно через пять минут.
   Почувствовав, что волнение нарастает, Марк несколько раз глубоко втянул в себя воздух и попытался расслабиться. Так, уже лучше. Теперь можно заходить.
   Марк открыл скрипучую дверь аудитории и прошёл внутрь. Мельком оглядел собравшихся. Сплошь юные, интересные и умные лица.
   Застучали крышки столов, когда студенты дружно поднялись, приветствуя преподавателя.
   - Добрый день, господа! Прошу садиться! - Марк всегда держался со студентами несколько официально, полагая, что это прибавляет ему солидности. Неторопливо прошёл к кафедре в центре аудитории, разложил бумаги. Он не любил спешить и суетиться, считая, что на бегу можно наделать глупостей и всё равно ничего не успеть. Всё, теперь можно и начать саму лекцию. Подняв голову, ещё раз оглядел присутствующих, на сей раз внимательнее. Это позволяло собраться с мыслями, заодно и определить по лицам ребят и девушек их тайную, внутреннюю Жизнь, то, что сокрыто глубоко в них самих и неизвестно никому больше, кроме них.
   Марк заметил Его сразу. Взгляд, доселе блуждавший по лицам, выхватил из общей слаженной и вполне обычной картины некую особенность, не присущую никому из находившихся в 1
   аудитории молодых людей. Он сидел у окна, в дальнем ряду, и рассеянно что-то чертил карандашом в блокноте. Точёные, чёткие и тонкие черты лица, лёгкий загар. Смоляные, с индиговым отливом волосы. Задорная, взъерошенная, немного рваная стрижка. Длинные гибкие изящные пальцы. И одежда на Нём отличается от остальных. Почти всё выглядели более - менее одинаково: светлые рубашки, тёмные жилетки, плиссированные юбочки у девушек, строгого покроя брюки у юношей. Он же был одет в джинсовую короткую куртку болотного цвета, из-под которой выглядывал чёрный свитер, руки затянуты в трикотажные перчатки без пальцев. На шее - довольно массивный серебряный скарабей. Скажем так, прикид не совсем подходящий для студента высшего учебного заведения, даже и заочника. Больше смахивает на одеяние хиппи, а, впрочем, чему тут удивляться, университет специализируется на искусстве и людях, имеющих к данной области хоть какое-то отношение. А художники, как известно, народ странный, по крайней мере, для большинства обывателей.
   Давно пора начинать лекцию, но Марк почему-то замешкался. Вот уже добрых десять минут он стоит, как истукан, и просто не в состоянии отвести глаз от необычного студента. Ему, как художнику, в своё время пришлось немало поколесить по необъятным просторам Мира. Многое удалось увидеть и познать. Но нигде, ни на одном из известных (и неизвестных) островов и континентов Марк не встречал подобной Красоты. Парень был настолько прекрасен, что это представлялось невероятным. Фантастичнее героев античных мифов и легенд, совершеннее скульптур самых именитых ваятелей древности. На мгновение Марку показалось, что он уснул и видит дивный сон, потому что в нашей серой и пресной реальности таких людей просто не встретишь, их не бывает. Эта немыслимая Красота тревожила, бередила душу. Сильно взволнованный, Марк с трудом отвёл взгляд и, резко повернувшись к доске, сделал вид, будто ищет мел, чтобы что-то записать, на самом же деле пытаясь немного успокоиться и прийти в себя. Так, по крайней мере, никто из присутствующих в аудитории ребят не заметит странностей в поведении преподавателя и не начнёт домысливать неизвестно что. Кое-как уняв дыхание и сердцебиение, Марк снова повернулся к слушателям и, пытаясь не смотреть на тот стол, сказал, стараясь придать голосу уверенность:
   - Давайте для начала познакомимся. Зовут меня Марк Веселовский, я художник по профессии и, что немаловажно, по призванию. Сотрудничать нам с вами предстоит долго, целых пять лет, в течение которых я постараюсь открыть вас для самих себя. Тему нашей первой лекции я не пишу нарочно. Очень хочется хоть ненадолго прикоснуться к вашим душам, их тайной Жизни. Потому мне 2
   нужно, чтобы вы сейчас взяли лист бумаги и отобразили первое, что придёт в голову. Неважно, что именно это будет. Даю вам час. Можете приступать.
   Пока Марк говорил, парень за столом в дальнем ряду продолжал рассеянно чертить карандашом в блокноте. Но вот он неожиданно поднял глаза и встретился взглядом с лектором. Наверное, взорвись сейчас рядом с ним атомная бомба, Марк бы никак не отреагировал. Он буквально застыл, будто изваяние. Глаза юноши оказались ещё невероятнее, чем весь его космический облик. Огромные, в обрамлении угольно-чёрных длинных ресниц, цвета воды у океанского побережья, светло-лазурные с малахитовым отливом. Глаза эти завораживали, затягивали в омут, из их плена невозможно было вырваться, от них не сбежать и не спрятаться. Магические глаза! У Марка захватило дыхание, словно ему в лицо, вдруг, подул очень сильный ветер. Если бы он мог отвести сейчас собственный взгляд первым, если бы достало сил сделать это! Но у Марка ничего не выходило. Он очень старался не смотреть, - и смотрел, смотрел, смотрел, практически не мигая, точно примагниченный! Несколько минут продолжалась эта своеобразная игра в переглядки, смысл которой состоял в том, чтобы не отвести глаза первым, выдержать взгляд того, с кем играешь. Марк всё глубже увязал в омуте этих необыкновенных глаз. Благо, остальные студенты прилежно выполняли порученное, и никто не смотрел на них.
   Это долгое созерцание друг друга, очевидно, смутило парня, так как он опустил взгляд. Марк облегчённо вздохнул по себя. Продлись эта пытка ещё немного, - и он бы безвозвратно погиб, попав под власть фантастических глаз и их не менее нереального обладателя.
   Тишина. Лишь поскрипывают карандаши по бумаге. Марк неторопливо прохаживался между рядами, то и дело заглядывая в работы своих студентов. Ему было интересно, что они рисуют. По мере приближения к тому самому столу, Марк почувствовал неожиданную слабость в ногах, словно они в одночасье превратились в рыхлую вату. Подойдя, он остановился у юноши за спиной. Тот явно это почувствовал, но сделал вид, что ничего не замечает, лишь ниже склонился над своим рисунком. А Марк, слегка заглянув через его плечо, якобы для того, чтобы пронаблюдать этап работы, на деле же просто стоял, не видя ничего, кроме юноши. Невероятное, необъяснимое чувство захватило его. Он любовался совершенными линиями шеи, широкими плечами, невероятной скульптурностью сложения, заметной даже теперь, когда парень сидел. Густые чёрные волосы топорщились на затылке ёжиком, Марка так и тянуло зарыться в них пальцами, растрепать и взъерошить. Или пробежаться вдоль спины, словно пересчитывая позвонки. Он еле совладал с собой. Нет, так не пойдёт! Подобное поведение может повлечь 3
   за собой неотвратимые последствия для него, вплоть до увольнения, за попытку совращения студента, если кто-нибудь из руководства об этом пронюхает! Надо немедленно отойти, сбежать за кафедру, пока ещё не поздно, пока для него это ещё представляется возможным! Борясь с собой, Марк стремительно отошёл от этого стола, почти бегом вернулся на кафедру, опустился на стул и склонил своё пылающее лицо над разложенными там бумагами, создавая тем самым видимость работы. Но о какой работе могла идти речь, если его мысли были заняты синеглазым студентом у окна?! Марк видел Его так ясно, точно продолжал смотреть на Него.
   Его привела в себя разом установившаяся тишина в аудитории. Шуршание карандашей по бумаге прекратилось. Словно очнувшись от какого-то нереального сна, Марк первое мгновение непонимающим взглядом окидывал присутствующих, словно задавая им немой вопрос: а где он вообще находится, и кто они? Потом Марку всё же удалось собраться с мыслями. Ну да, он в аудитории и у него сейчас лекция. Значит, все эти молодые парни и девушки - его студенты. Они закончили выполнять задание и ждут его дальнейших распоряжений. Марк глянул на свои часы. Половина четвёртого. Прошёл час. Лекция практически закончена, осталось каких-то пять минут.
   - Уже закончили? - он был удивлён, как неожиданно хрипло прозвучал его собственный голос, - Тогда прошу старосту группы собрать работы и отдать их мне. Не забудьте, что следующая наша встреча состоится в пятницу в это же время, аудиторию уточните в своём расписании.
   Староста, полноватая симпатичная девушка в очках, поднялась со своего места и стала кружить по классу, собирая работы в аккуратную стопку, которую затем принесла и положила перед преподавателем на стол.
   - Спасибо, - поблагодарил Марк, - Ну что же, лекция окончена, можете идти. Счастливого дня!
   Студенты, один за другим, покидали класс, торопливо выпархивая в коридор, словно вспугнутая стайка воробьёв. Преподаватель провожал их взглядом. Последним уходил тот самый синеглазый парень. Марк заворожённо смотрел на Него. Как восхитительно Он движется! Словно плывёт по воздуху, не касаясь ногами пола. Какой высокий, но, несмотря на рост, сколько непередаваемой грации и изящества! Даже танцор вряд ли смог бы так идти!
   Проходя мимо кафедры, парень, вдруг, повернул голову и взглянул Марку прямо в глаза. На короткое мгновение того снова парализовало.
   "Уходи! - мысленно взмолился он, - Уходи! Оставь меня в покое, перестань так смотреть!". Словно прочитав мысли преподавателя, парень отвернулся и покинул аудиторию.
   Оставшись в одиночестве, Марк тяжело и надрывно выдохнул. Опёрся локтями о стол и закрыл глаза. Голова кружилась, всё тело ломило, его трясло, как в лихорадке. 4
   Да что же это с ним, в конце-то концов, происходит?! Почему у него такое чувство, будто он начинает сходить с ума?! Это же просто студент! Сту-дент! Молодой парень, лет двадцати восьми, не более! Ну да, очень, даже слишком красивый! И что с того? Мало ли на свете обитает красивых людей? Конечно, не настолько, но всё же... Нет, здесь дело, пожалуй, не в одном облике... Тогда в чём?... В чём?...
   Марк этого не знал, не мог определить... Тысячи вопросов - и ни одного ответа, ни на один из них... Он рассеянно стал разбирать стопку рисунков на своём столе. Это была его последняя лекция на сегодня. Занятий в аудитории тоже в этот день больше не планировалось. Домой он особенно не спешил, там было слишком пусто и одиноко... Захотелось взглянуть на работы ребят. Один за другим Марк просматривал рисунки студентов. Они были интересны, но, в целом, отражали вещи совершенно обыденные, повседневные: дом у дороги, одинокое дерево на ветру над обрывом. Кто-то изобразил спящего кота на деревенской печке. Мило, но ничего особенного, не за что зацепиться. Осталась последняя работа. Марк уже хотел, бегло просмотрев, отложить и её, как все предыдущие, но, раз взглянув, уже не смог оторваться. Рисунок был чёрно-белым, как и большинство работ, выполненным простым карандашом на альбомном листе. На мосту сидел Ангел и, обняв колени руками, смотрел в реку, где видел своего брата-близнеца, только без крыльев, Человека. У Марка мурашки побежали по коже, когда он взглянул на эту работу. Он никогда прежде ничего подобного не встречал. И почему-то сразу догадался, чей это рисунок. Сердце барабанило где-то в ушах, он на мгновение даже дышать перестал. Увиденное поразило Марка до глубины души. Он сразу уловил какой-то смысл, скрытый подтекст. Что же пытался сказать этот невероятный юноша? Что донести до него, какую свою мысль? А, может, здесь суть не одна, а их несколько?... Да уж, было, над чем поразмыслить!
   Марк глянул на подпись внизу. Красивым, несколько витиеватым почерком было выведено: "Адам Вельмиров". Адам... Значит, вот, как тебя зовут?... Марк ещё несколько раз произнёс имя. Во рту остался сладкий, очень приятный вкус.
   За размышлениями он не заметил, как начало темнеть. Глянул на часы. Шесть. Ощутил внезапную усталость во всём теле. Что ж, на сегодня дела закончены, можно и домой. Аккуратно сложив работы студентов в большую синюю папку с надписью "Наброски", Марк взял с собой рисунок Адама, очень бережно поместил в свою сумку, и покинул аудиторию.
   Дорога до дома обычно занимала немного времени, минут пятнадцать - двадцать. Марк жил неподалёку, в старом районе, застройки ещё тридцатых годов прошлого столетия. Но сегодня он умудрился растянуть свой путь на полтора часа. Различные мысли теснились в голове. Он шёл, думал, пытался анализировать прожитый день. 5
   Вроде бы, всё, как всегда... Обычный, рутинный распорядок Вещей и Событий... Утренняя подготовка к лекциям, занятия со студентами... Серые будни... И посреди всей этой будничной тягомотины - внезапный, очень яркий сполох, словно молния, вдруг, полоснула совершенно чистое, безоблачное небо. Тот самый студент... Адам Вельмиров... Для него же, Марка, отныне и навсегда просто Адам...
   Что же такого притягательного в этом парне?... Почему он не даёт ему покоя с тех пор, как он, Марк, впервые увидел его сегодняшним днём?... Ведь, помимо нездешней, какой-то неземной Красоты, в этом юноше очень сильно чувствуется ещё что-то... Вот только что, не понятно... Снова миллиард неразрешимых вопросов, головоломок, разгадать которые едва ли возможно (для него, по крайней мере)...
   Марк поймал себя на том, что хочет вновь увидеть Адама. Да, они встретятся ещё не раз во время лекций... Но этого недостаточно. Марк ощутил внезапную и очень острую потребность видеть этого невероятного юношу как можно чаще, желательно каждый день. Но как это устроить? Не может же он, в самом деле, вот так просто подойти к Адаму и выдать нагора: "Привет, ты мне очень нравишься, я хотел бы с тобой встречаться чаще, желательно, вне стен университета!". Вот уж была бы несусветная глупость, поступи он таким образом! Подобное сгодилось бы для какой-нибудь пустоватой девицы лет семнадцати, у которой на уме только мальчики и наряды, но уж никак не для солидного сорокадвухлетнего мужчины, имеющего учёную степень и написавшего за свою Жизнь столько работ, сколько лет Адаму, а, может, и больше! Мда... Вот так загвоздка!
   Но видеть Адама снова так хотелось, хотелось чуть не до одури! Марк вступил сам с собой в настоящую мысленную полемику, уговаривая своё второе "Я" образумится и не вести себя так идиотски. Напрасно! Перед глазами неотступно витал образ, один и тот же, неизменный, словно напев в песне... Гибельная бездна синих глаз, точёные черты лица, взъерошенные огненно-чёрные волосы... Уж не влюбился ли он, часом?... Ну, и дела будут, если он сойдёт с ума, что называется, на старости лет! Разразится невероятный скандал, если кто-нибудь узнает о таких недостойных мыслях почтенного и заслуженного преподавателя в отношении своего студента!
   В квартире, как всегда, пусто и одиноко. Марк развёлся со своей женой ещё восемь лет назад и с тех пор жил своеобразным отшельником. Сейчас уже не вспомнить, что они тогда с Алиной не поделили, почему разбежались в разные стороны, словно крысы с тонущего корабля. В принципе, это уже и не важно. Разошлись - и всё, как говорится, концы в воду. Развод оформили быстро, детей, основного сдерживающего фактора большинства современных семей, у них не было. Алина уехала в другой город, кажется, в Пермь или ещё куда-то (Марк не помнил, куда именно, да и не считал 6
   нужным это помнить). А он остался здесь. Поначалу было как-то неуютно жить в одиночестве, но потом Марк постепенно привык. Собственно, его одиночество не было таким уж одиноким. Он работал, знакомился с новыми людьми, много путешествовал. Были в его Жизни даже две или три связи с женщинами. Так, необременительные мимолётные романчики, ничего серьёзного. Подобные отношения удовлетворяют телесные потребности, но ничего не дают душе. В принципе, Марку большего в тот период и не требовалось. Он был бы не против продолжать в том же духе и дальше, если бы... Если бы не появился Адам и не перевернул всё в его Мире с ног на голову, точнее, не просто перевернул, а буквально смёл, разрушил Вселенную Марка до основания, до микроскопической пыли. Но что он создаст взамен?... Или ничего?... Это Марка пугало... и невероятным образом притягивало к Адаму ещё сильнее.
   Достав из сумки рисунок, Марк положил его на стол, придвинул ближе настольную лампу, чтобы лучше рассмотреть, и принялся детально изучать работу, силясь разгадать тайный смысл, скрытый в этом карандашном наброске... Но тайное пока оставалось тайным. Марк ломал голову, поворачивал рисунок и так, и этак, рассматривал под различными углами и всевозможными ракурсами, надеясь увидеть хоть что-то, что даст ему какую-то зацепку. Ничего... Он устал. Отложив работу в сторону, Марк решил снова заняться ею с утра, как говорится, на свежую голову. Авось, что-нибудь и углядит...
   Ночь прошла беспокойно. Марк раскинулся на кровати, весь во власти невероятного сна. Снился ему Адам. Он был в его комнате, говорил с ним, сидя на кровати. На юноше практически не было одежды, только лёгкая, прозрачно-серебристая ткань, словно облако, окутывала стройное тело. Марк сидел рядом, не в силах пошевелиться, заворожённый невиданной Красотой этого фантастического создания.
   Вот Адам подсел к нему ближе, прохладные руки мягко коснулись лица Марка. Тот потянулся к этим рукам, хотел схватить их... и проснулся от собственного крика. Тело всё пылало, как в лихорадке, Марк взмок, внизу живота что-то болезненно сжалось. Сон был настолько реальный, что у Марка перехватило дыхание. Несколько минут он безумными глазами оглядывал комнату, не понимая, где он и что с ним произошло. Потом его понемногу отпустило, и Марк понял, что он дома, в своей собственной кровати, один, и ему всего-навсего приснился сон. Чудесный сон! Сон, так похожий на явь! Обуреваемый чувствами, он упал головой в подушку и разрыдался. Марк плакал, как сильно обиженный ребёнок, горько, навзрыд. Его, вдруг, ужаснуло собственное одиночество. Ему сорок два... Молодость безвозвратно ушла... На горизонте - никаких перспектив в личной Жизни... Есть работа, но ведь не будет же он вечно преподавать в университете... И что ему останется в итоге?... Ничего... 7
   Эти мысли причиняли такую Боль, что Марк согнулся пополам на своей кровати.
  
   Адам вернулся домой поздно. Открыв дверь своим ключом, тихо вошёл, включил свет и вздрогнул, увидев в кресле в прихожей молодую девушку, очень хорошенькую и недовольную, в цветастом коротеньком халатике и мягких домашних туфлях. Она сидела, поджав под себя ноги, и сердито глядела на парня.
   - Привет! - поздоровался Адам, улыбаясь ей.
   - Добрый вечер, а, точнее, уже ночь! - хмуро отозвалась девушка, - Адам, ты на часы смотришь хоть иногда? Где ты пропадал? Я уже хотела в милицию звонить, объявлять тебя в розыск!
   Парень, проходя мимо, чмокнул девушку в щёку.
   - Чепуха это всё, сестричка. Я же вернулся. Просто были кое-какие дела в университете. А потом мне захотелось прогуляться перед сном.
   - Мог бы и позвонить! У тебя что, нет с собой мобильника?
   - Ты же знаешь, я не люблю беспокоить людей по пустякам, чего и тебе советую, - он зевнул и гибко потянулся, - Ладненько, пошёл я баиньки. Спокойной ночи!
   - Спокойной ночи! - ответила сестра. Её брала досада. Брат где-то пропадает целыми днями, а где, не говорит, словно у него есть какая-то тайная Жизнь, которую Адам не желает афишировать. Но ведь она его сестра, уж собственной-то сестре можно довериться! Но девушка отлично знала своего брата, его замкнутую скрытность. Понимала, что Адам ни за что на свете никому не раскроет себя, свой внутренний Мир. Нет, конечно, если встретит кого-то, кому сможет вполне довериться, брат слегка приоткроет завесу тайны, окутывавшей его с детства. Да и то вряд ли. Адам не из любителей откровенничать и вести задушевные беседы. Люди видят лишь прекрасное лицо и тело, - и только. Но что там, внутри самого Адама, не знает никто, кроме него. Даже любимая девушка, если он встретит, наконец, таковую, не сможет до конца постичь всю сложность и многогранность его натуры.
   Адам раскинулся на кровати, забросив руки за голову. Несмотря на позднее время и усталость, ему не спалось. Впечатления прошедшего дня роем кружились перед мысленным взором, не давая успокоиться и уснуть. Лёжа в темноте комнаты, он думал. О чём? О разном... О людях, с которыми его, порой, сталкивала непостижимость Случая, о собственной Жизни... Внезапно ход его мыслей резко поменял направление и совершенно конкретно сконцентрировался на одном образе, очень отчётливо-ясном. Университетский преподаватель... Марк Веселовский... Странно, почему он, вдруг, вспомнил о нём?... Было в этом человеке нечто, что привлекло к нему внимание Адама. Что это, парень не осознавал достаточно чётко, он просто 8
   чувствовал... Это "что-то" его глубоко взволновало. Взгляд, которым Марк смотрел на него сегодня на лекции... Адам привык к тому, что на него обращают внимание окружающие. Иногда он ловил на себе скромные взгляды украдкой, мечтательные и робкие. Порой, это был вызов, а иной раз, в глазах тех, с кем он случайно пересекался взглядом, сквозила неприкрытая ничем, откровенная похоть. Он привык к подобному вниманию, хоть и тяготился им. Адам чувствовал себя в людском обществе не в своей тарелке, этакой диковинкой, выставленной на всеобщее обозрение в ярмарочный день. Он не любил собственную внешность, даже иногда стыдился того, что Природа создала его именно таким. Насколько бы проще была его Жизнь, будь он таким, как все! Впрочем, сам Адам не считал себя кем-то из ряда вон. Обычный парень, только и всего.
   Но в глазах этого мужчины парень не увидел похоти, как у других (он знал, что нравится не только женщинам, но и мужчинам тоже). Скорее, восхищение с примесью тревожного изумления, словно Марк увидел нечто настолько необыкновенное, что боялся сам себе поверить. Всю лекцию Адам ощущал на себе этот пытливый, настороженный взгляд. Взгляд, проникавший сквозь броню его сдержанности и отстранённости, словно преподаватель силился заглянуть в душу своего студента и узнать, а что там? От этих глаз Адаму было не по себе, ему хотелось стать карликом, вжаться в скамью, на которой сидел, а, ещё лучше, стать невидимкой, незаметно выскользнуть из аудитории. И всё же, несмотря на неловкость, которую юноша почувствовал в те мгновения, Марк его заинтересовал. Весьма привлекательный мужчина. Высокий, статный, львиная грива белокурых волос, большие голубые глаза. Не мальчик, конечно, но зрелый муж, добившийся в Жизни своей конкретной цели. Адам ощутил силу и внутреннюю цельность этого человека. Он совершенно неожиданно для самого себя почувствовал, что его потянуло к преподавателю.
   На следующий день основательно испортилась погода. С утра зарядил мелкий противный дождик. Небо заволокла беспросветная серость. Да ещё и сырой ветер пронизывал до костей.
   Адам шёл по мокрым улицам. На душе было как-то тоскливо. Он любил осень, буйство красок и разнообразие ароматов, но не выносил подобной погоды. На него всегда в такие минуты нападала странная меланхоличная мизантропия, хотелось забиться глубоко-глубоко в какую-нибудь щель, скрыться ото всех, никого и ничего не видеть и не слышать.
   У дверей учебного корпуса, где сегодня в расписании стояли лекции, парень увидел Марка. Тот ходил взад-вперёд, явно чем-то очень сильно взволнованный. Парень остановился, чувствуя, как сердце почему-то забилось быстрее, тело охватила дрожь, хоть он и не замёрз. 9
   Марк заметил его и направился прямо к юноше. Адам увидел всю ту же тревожную настороженность в лице преподавателя, так озадачившую его вчера.
   - Здравствуйте, - поздоровался парень первым.
   - Здравствуй, Адам. Тебя ведь зовут Адам?
   - Да.
   - Я хотел с тобой встретиться до лекций. Ты не против прогуляться со мной немного?
   - Да нет, не против.
   - Замечательно! Тогда пошли.
   Они отправились вглубь парка, окружавшего университетский городок. Долгое время шли молча. Адам недоумевал, о чём хотел поговорить с ним Марк, а тот, казалось, так погрузился в собственные мысли, что забыл о спутнике. На самом деле Марк не забыл о нём. Просто присутствие Адама так сильно волновало его, что он боялся выдать себя. Сердце бешено колотилось, он слышал его шум в ушах, по венам текла не кровь, а кислота, всё тело было пронизано электричеством. Что же с ним делает этот необыкновенный юноша?! Чем молодой зелёный мальчишка так приворожил его, что рядом с ним он, зрелый и опытный человек, к тому же, чуть ли не вдвое старше, едва не теряет сознание, словно институтка на первом свидании?!
   Марк резко остановился и в упор взглянул в лицо Адаму. Он погружался в колдовскую бездну его глаз, он тонул в них, чувствуя, что его затягивает с головой в этот омут, видел его губы, их чувственный изгиб, точёные, совершенные черты... Собственное тело начало наливаться жаром, по венам побежал огонь. Марк ощутил, как в нём неожиданно взметнулось желание, столь сильное, что он едва мог себя контролировать. Как ему хотелось коснуться пальцами этого фантастического лица, вкусить запретную сладость этих губ, вобрать в себя каждой клеточкой присутствие Адама, его близость! Сколь великим оказался Соблазн, и как трудно, практически невозможно перед Ним устоять! Так, надо глубоко вздохнуть несколько раз, чтобы хотя бы унять ненормальное сердцебиение и восстановить какое-то внутреннее равновесие... Сейчас он успокоится, может быть, даже получится прийти в норму...
   Марк попытался последовать своему же совету, но ничего не выходило. Он стоял и смотрел на Адама, не в состоянии пошевелиться. Какое там успокоиться! Он впал в какой-то ступор, двигательный коллапс. Тело перестало подчиняться приказам мозга, казалось, оно начало жить какой-то своей, отдельной Жизнью, ничему не подчиняясь.
   Адам почувствовал внутреннее состояние преподавателя. В глубине его собственной души происходила сейчас схожая борьба между 10
   доводами разума и желанием тела. Это пугало, настораживало...и в то же время, невероятно возбуждало. Возникло побуждение поддаться своим чувствам, махнуть рукой на всевозможные запреты и многочисленные табу, рассматривавшие всякую физическую близость между двумя людьми одного пола как чуть ли не преступление Века. Но кто решил, что это так уж плохо?! Кто?! Какое право имел этот идиот-"гуманист" навязывать свою бредовую точку зрения, свою узколобую маразматическую мораль всем остальным, целому Человечеству?!
   Но Адама что-то сдерживало... Он не был уверен в том, что правильно распознал и прочёл знаки на лице Марка. Может, ему только показалось, что преподаватель думает и чувствует то же, что и он, Адам...
   - Вы хотели о чём-то поговорить, помните? - сказал юноша.
   Марк очнулся от своего фантастического видения. Смутившись, отвёл взгляд и опустил голову.
   - Да, да, хотел, - торопясь, ответил он, - Это... по поводу твоей работы... Твоего рисунка...
   Адам улыбнулся:
   - А-а, Вы об этом?
   - Да. Это... Это невероятно! Восхитительно и уму непостижимо! Сколько глубинной мысли! Скажи... Что ты хотел показать? Я уловил какой-то твой тайный посыл, но, боюсь, прочесть его правильно не смог.
   Теперь пришла очередь смущаться Адаму. Он опустил глаза.
   - Просто... Меня в тот момент посетила одна мысль, показавшаяся любопытной, своего рода идея... В каждом из нас, будь то мужчина или женщина, или ребёнок, уживается как бы два Существа, совершенно отличные одно от другого и, в то же время, невероятно друг на друга похожие. Этакий Двуликий Янус, Земное и Возвышенное, Плотское и Духовное, Любовь и Похоть. Мост - наша Жизнь, Ангел - Душа, человеческое отражение Его бескрылого близнеца в реке - наша Телесная Оболочка со всеми Её тайными страстями и треволнениями.
   Марк слушал Адама, широко распахнув в изумлении глаза. Невероятно! Совсем молодой парень, почти мальчик, и какие мысли!
   Оба смотрели друг на друга, забыв о времени. Первым спохватился Адам. Глянув на часы, сказал:
   - Простите, мне пора. Лекция вот-вот начнётся, не хочется опаздывать.
   - Конечно, конечно, иди. Извини, что задержал.
   - Всего доброго! До пятницы, - Адам тепло улыбнулся.
   - До пятницы, - у Марка возникло странное чувство пустоты внутри. Но ведь они же не навсегда расстаются, до пятницы всего-то 11
   каких-нибудь шесть дней! Да, но для него они будут невыносимо тянуться, словно шесть столетий! - Адам! - окликнул удалявшегося юношу. Тот остановился и, обернувшись, вопросительно взглянул на Марка, - Адам, подожди секунду! - Марк догнал его и схватил за руку. Это было сделано не то, чтобы осознанно, просто так получилось. На обоих это мимолётное прикосновение произвело эффект сильнейшего удара током. Они вздрогнули и застыли, словно изваяния. Мысли обоих спутались, они прерывисто дышали, будто пробежали за один раз две марафонские дистанции, уложившись в пятнадцать минут, а не в два часа. Оба ещё до конца не уяснили для самих себя, что между ними происходит, но поняли, что это что-то нереальное, чего просто не может быть. Или может?... - Я... Мне нужно увидеть тебя. Очень нужно! Не спрашивай, зачем, просто скажи, когда и где я могу снова с тобой встретиться? - Марк выпалил это на одном дыхании и с замиранием сердца, чуть ли не с мольбой, посмотрел в ясные глаза Адама. Он весь напрягся, страшась отказа, и в то же время понимая, что может его получить.
   Эти необыкновенные глаза! Такие чистые, прозрачные, такие глубокие, прекрасные...и гибельные!
   Лёгкая улыбка тронула губы Адама, он опустил ресницы, на щёки упала густая тень. Потом бросил быстрый взгляд на Марка, отчего у того ёкнуло сердце.
   - Вы уверены, что поступаете разумно, прося этой встречи? - голос звучал мягко, вкрадчиво, слегка хрипловато...и до такой степени соблазнительно и сексуально, что у Марка дух захватило. Сейчас он видел совершенно другого Адама, не отстранённого и неприступного, а рокового и неотразимо-притягательного.
   - Я ни в чём не уверен, - ответил Марк, - Просто мне необходимо тебя видеть и как можно чаще. Я не знаю, зачем, просто нужно, - и всё.
   Адам некоторое время молчал, словно что-то взвешивая про себя. Это предложение (во всяком случае, просьба Марка именно так и прозвучала) было очень неожиданным (или он его всё-таки ждал?). Неизвестно, во что выльется эта встреча, что последует за ней (и последует ли ещё что-то вообще или же всё на этой, первой, встрече и закончится?). Но... Адам почувствовал, что отказать он не сможет.
   - Где Вы хотите встретиться? И когда?
   - Ты сможешь прийти ко мне домой сегодня после занятий, часов в семь? Адрес я сейчас напишу, - Марк извлёк из кармана куртки небольшой блокнот и ручку, быстро набросал адрес, вырвал листок из блокнота и протянул его парню.
   Адам просмотрел запись. Удивлённо подняв бровь, ответил:
   - Мы с Вами, оказывается, соседи. Я тоже живу на Волочаевской, только в третьем доме, а Вы в девятом. Странно, находимся рядом, а вот ни разу друг друга не встречали вплоть до вчерашнего дня.
   - Да уж, действительно, странно! 12
   - Хорошо, я приду, если не возникнет чего-нибудь непредвиденного, - пообещал юноша и бегом направился к учебному корпусу.
   Марк провожал его затуманенным взглядом. Он чувствовал себя так, словно находился под действием какого-то фантастического гипноза.
   Весь день он был, словно в лихорадке. Тело полыхало огнём, в голове - сплошная каламбурная каша. Марк с трудом воспринимал действительность и окружавших его людей. Все его помыслы были заняты Адамом и их намечавшейся на вечер встречей (хоть бы она состоялась!). Коллеги и студенты замечали странности в поведении Марка, его несобранную рассеянность, но, не зная истинных причин, списывали всё на влияние дурной погоды.
   То же самое творилось и с Адамом. Ему было невыносимо душно находится в аудиториях, он задыхался, его всё время тянуло сбежать куда-нибудь, где никто не сможет его отыскать. Не давали покоя мысли о вечере. Что-то принесёт сегодняшнее своеобразное свидание с Марком? Предвкушение было сладостным и волнующим.
   Занятия окончились на полтора часа раньше, чем планировалось. Отменили лекцию по причине отсутствия одного из преподавателей, срочно уехавшего из города по семейным обстоятельствам. Адам отправился домой. До семи ещё целых два часа. Хватит времени собраться с мыслями и всё как следует обдумать, как-то приготовиться, что ли...
   Обычно парень особо не задумывался над тем, какое впечатление он производит на окружавших его людей. Его мало заботило, что они скажут или подумают... Обыватели обычно видят что? - правильно, красивую картинку, обёртку, блестящий фантик от конфетки, нимало не давая себе труда развернуть упаковку и внимательно рассмотреть-распробовать содержимое. Он так устал от этого! Адаму приелось, что на него все глазеют, аки на какого-то попугая в зоопарке. Ну, симпатичный, и дальше что? Разве мало на свете людей, куда привлекательнее него? И какая в том его заслуга, что Природе было угодно сотворить его подобным? Юноша вообще не считал себя красивым и совершенно не понимал всех этих восторженных взглядов, которыми его провожали как знакомые, так и совершенно посторонние люди.
   Но сегодня Адаму почему-то захотелось выглядеть не так, как всегда. Приняв прохладный душ, смывший дневную усталость, он, обернув полотенце вокруг бёдер, босиком прошёл в свою комнату и, раскрыв скрипучую дверь старого шкафа, задумался. Гардероб был невелик, зато очень тщательно и со вкусом подобран. Каждая вещь, от брюк до свитеров, была к месту и сочеталась с остальной одеждой самым наилучшим образом. Адам обладал врождённым чувством стиля, он мог даже самые простые и незатейливые ансамбли скомпоновать так, что это выглядело поистине сногсшибательно. При этом 13
   ухитрялся выглядеть так, как выглядит именно он, а не кто-то другой, чей облик ему, вдруг, пришла охота скопировать.
   Завершив беглый осмотр содержимого шкафа, парень остановился на тёмно-лиловых кожаных штанах со шнуровкой по бокам и рисунком, имитирующим змеиную кожу, и чёрном шерстяном свитере-водолазке. Одеяние выгодно подчёркивало редкую красоту и стройность фигуры. Свои густые смоляные волосы Адам при помощи расчёски и геля поставил ёжиком и слегка взлохматил на макушке, а длинную чёлку небрежно опустил на один глаз. Получилось очень задорно и необыкновенно стильно. Его очень красила такая вот немного неряшливая, лохматая, рваная стрижка, придавая ещё больше шарма. Внимательно оглядел себя в зеркало с ног до головы. Увиденное вполне удовлетворило. Что ж, теперь можно идти.
   Весь путь до дома Марка занял не больше семи минут, но для Адама эти семь минут превратились, чуть ли не в семь часов. На душе было тревожно. Он чувствовал, что этот человек непостижимым образом притягивал его к себе и не только в духовном плане. Марк нравился Адаму не только как человек (о его личных качествах парень ничего конкретного пока не мог сказать, так как они ещё слишком мало общались и не успели узнать друг друга достаточно хорошо, чтобы иметь основания делать один о другом какие-то выводы). Этот мужчина привлекал парня и в другом смысле, Адам видел в Марке возможного партнёра не только для общения, но и для физического контакта. У него не было опыта подобных отношений, но кто сказал, что его нельзя приобрести? Если двух людей по-настоящему тянет друг к другу (юноша чувствовал, так оно и есть на самом деле), то почему бы и не случиться тому, что неминуемо должно произойти? И совершенно неважно, одного с тобой пола человек или же противоположного. Если зародилась истинная симпатия, то пол вообще не играет роли. Если тебе кто-то нравится, и ты нравишься, - то возможно всё, запретов нет.
   Но, несмотря на подобные, весьма ободряющие мысли, Адама не оставляло какое-то неясное, размытое чувство... Нет, даже не тревоги, скорее, некой неуверенности...
   Вот и девятый дом. Парень достал из кармана куртки листок с адресом, сверился. Точно, Волочаевская, дом девять, второй подъезд, четвёртый этаж, восемнадцатая квартира.
   Приближаясь к жилищу Марка, Адам волновался всё сильнее. Сердце колотилось, как бешеное, стало трудно дышать. Руки похолодели, ноги стали какими-то деревянными.
   "Ну же, успокойся!" - мысленно приказал себе Адам, берясь за ручку двери подъезда.
   Марк чувствовал приближение желанного гостя. Внутри него всё пело и плясало. Он скоро придёт! Вот ещё чуть-чуть, 14
   капельку, секундочку, - и Адам будет здесь, он услышит его чарующий голос, заглянет в колдовскую бездну его фантастических глаз, и, как знать, может, наконец, случиться то, чего он так жаждет с самого первого мгновения, как увидел юношу в университете, на своей лекции!
   Услышав шаги за дверью, чуть ли не бегом бросился открывать. И точно, на лестнице, рядом со своей квартирой увидел Адама. Юноша улыбнулся:
   - Вы меня опередили. Я только собирался постучать.
   - Я ясновидец, - пошутил Марк, - почувствовал твоё приближение. Заходи! - он широко распахнул дверь, приглашая гостя войти в свой дом.
   Адам был немного удивлён скромностью убранства помещения. Всё так скупо и просто, ничего лишнего, только самое необходимое. Минимум мебели. Большой шкаф у окна, доверху заполненный книгами, письменный стол, заваленный бумагами и рисунками, несколько стульев, широкая деревянная кровать у дальней стены. Вот, пожалуй, и всё. Больше напоминает обиталище аскета, а не квартиру признанного художника, своего рода мэтра искусства, преподавателя университета.
   - Слишком неказисто? - спросил Марк, смущаясь. Он уловил изумлённый взгляд Адама, которым тот бегло окинул его жилище.
   - Да нет, почему же? Скромно, но вовсе не неказисто. Просто я ожидал чего-то иного... Более пафосного, что ли... Не знаю, как точнее выразиться...
   - Я тебя понимаю. Просто...Я не люблю помпезности, того, что напоказ и для всех. Это ведь мой Храм своего рода, место, где я отдыхаю не только телом, но и душой от всей будничной рутины.
   Адаму самому было это очень близко. Он, так же как и Марк, ненавидел мишурную вычурность роскошных апартаментов богатых чинуш. Ему случалось, иногда, бывать в таких домах, но юноша спешил поскорее уйти оттуда, их фальшивое показательное притворство на него давило.
   Адам подошёл к столу.
   - Вы не против? - обернулся к Марку, взяв в руки один из рисунков.
   - Нет, конечно.
   Адам внимательно изучал работу. Это был карандашный набросок девичьей головы в цветастом платке. Нарисовано было очень свежо и живо, а от самой девушки, казалось, исходил тончайший, едва уловимый аромат цветущей юности.
   - Превосходный рисунок! - похвалил парень, - Очень хорошо схвачен момент, девушка, словно живая. Это Ваша работа? - он снова повернулся к преподавателю.
   Тот кивнул, очень польщённый таким отзывом. 15
   - Я так и подумал. Вы чувствуете и видите людей. Не только такими, какими они кажутся всем остальным, но именно такими, какие они на самом деле. Очень ценное качество для художника, - юноша вздохнул, - Если бы и мне этому научиться хоть когда-нибудь...
   - А тебе вправду хочется стать мастером? - спросил Марк, подойдя к нему чуть ближе, лишь на немного, чтобы не смутить и не испугать его.
   - Да. Очень! Признаться, я в университет пошёл по этой же причине. Какие-то начальные знания мне передали ещё в мою бытность учёбы в колледже. Рисовать я всегда умел, хоть мои работы являются скорее баловством, чем чем-то серьёзным. Но мне всегда хочется большего, всегда тянет постичь что-то в глубине, то, что таиться от всего и всех. Это касается не только живописи и вообще искусства. Того же я ищу и в людях, с которыми мне случается встретиться. Иные сверкают, словно гранёные алмазы, но на поверку оказываются обыкновенным стеклярусом. Но, порой, я сталкиваюсь с Истинным Сокровищем, которое бывает запрятано глубоко-глубоко под серым хламом тряпья, - Адам улыбнулся, - не знаю, понятно ли я говорю?
   Марк прекрасно понимал его. Слушал и удивлялся всё больше тому, до чего схожи мысли этого потрясающего юноши с его собственными! Словно Адам сейчас говорил его устами, выражал его точку зрения на ход Вещей и Понятий. Чувство было таким, точно Марк неожиданно встретил своего Близнеца. Внезапно его осенило. Он понял смысл рисунка Адама, то, что он так тщетно пытался разгадать столько времени! Похоже, парень и в нём почувствовал Родственную Душу, своего Близнеца. Это открытие так ошеломило Марка, что он даже как-то растерялся.
   Адам перебирал рисунки на столе, просматривал их, изучая с разных ракурсов. Порой, комментировал те или иные работы, иногда просто, молча, откладывал их в сторону и принимался за следующие рисунки. Что удивительно, - юноша безошибочно угадывал, какие работы выполнены самим преподавателем, а какие - его учениками.
   Глаза Марка с жадностью, неотрывно следили за ним, любуясь тонким профилем, всем его гибким, стройным станом, ласкали и гладили прекрасное лицо, густые взлохмаченные волосы. Желание, неотступно терзавшее его все эти два дня, вспыхнуло с такой силой, что Марк испугался самого себя, того неистовства, что разбушевалось в нём. Что же ему делать?! Как затушить пожар, полыхавший внутри?! Если дать себе волю и отпустить тормоза, он просто наброситься сейчас на Адама и силой возьмёт то, чего так алчет! Сдерживаться было невыразимой мукой, но Марк, стиснув зубы, всё же накинул узду на самого себя. Возникшее между ним и Адамом Притяжение ещё слишком хрупкое и ранимое, его так легко разрушить неосторожным словом или жестом. Надо подождать! 16
   Адам ощущал на себе взбудораженный, горящий нетерпением взгляд Марка. Чувство было таким, словно он сейчас стоял перед мужчиной совершенно голым. Это безумно смущало... и до крайности возбуждало!
   Воздух в маленькой тесной комнатке раскалился до предела, начал слегка потрескивать и искриться.
   Повернувшись к преподавателю всем телом, Адам заглянул в его глаза. И снова, как тогда, в парке, Марк почувствовал, как его затягивает их прозрачная бездна. Дыхание перехватило, сердце больно ткнулось куда-то в рёбра. Длинные гибкие пальцы юноши робко коснулись его лица, скул, задержались на губах, словно Адам рисовал Марка. Руки его дрожали, выдавая волнение. Ему хотелось большего, чем эта простая, несмелая ласка. Много большего! Но что-то продолжало его сдерживать. Юноша опасался, что он привлекает Марка только физически. Те люди, с кем парень общался, всегда хотели от него одного и того же - его тела, Оболочки, искали в нём удовлетворения своих плотских желаний. Душа Адама, его чувства, их не интересовали. Он ненавидел их за это небрежение к себе самому, к тому, что составляло его Сущность. Юноше страстно хотелось хоть раз в Жизни встретить того, кому будет нужно не только его тело и лицо, но его сердце, душа, кому будут по-настоящему интересны его мысли. Может быть, Марк - тот, кто ему нужен? Этого Адам не знал. Может быть...
   Время исчезло, просто перестало существовать. Они стояли, не сводя друг с друга горящих, ожидающих глаз. Обоим страстно хотелось одного и того же, но они боялись дать волю своим чувствам и уступить своему желанию. Оба понимали, что им нужен не просто банальный секс, встреча на одну ночь, а нечто, неизмеримо глубже и больше. Но готовы ли они к этому сейчас?... Или стоит всё же немного повременить, разрешить событиям идти своим чередом и позволить этому произойти тогда, когда будет угодно Его Величеству Случаю?...
   - Чаю хочешь? - спросил Марк, чтобы хоть немного разрядить скопившееся напряжение, - или, может, чего покрепче?
   - Спасибо, лучше чаю. Алкоголь меня как-то никогда особенно не привлекал, - он улыбнулся доброй улыбкой, благодарный Марку за понимание. Хорошо, что преподаватель решил не торопить события. Пусть всё будет, как будет. Не стоит спешить. Человеческие отношения - штука слишком многогранная и сложная, тут с бухты-барахты ничего не построишь.
   Они долго пили чай на маленькой, уютной кухоньке Марка. Молчали, говорить не хотелось. Обоим просто было хорошо друг с другом, слова не требовались, даже, напротив, казались лишними.
   Настенные часы в коридоре пробили полночь. Пришла пора расстаться. Марк вышел проводить гостя до дверей. 17
   - Меня посетила одна мысль, - сказал Марк, - как ты смотришь на то, чтобы в эти выходные вместе отправиться куда-нибудь? Скажем, в лес или на реку. Там просто умопомрачительно красивые места! Думаю, тебе, как художнику, небезынтересно будет самому их увидеть.
   - Замечательная идея! - загорелся Адам, - будет просто чудесно!
   Марк просиял:
   - Тогда договорились. Условимся о встрече после лекции в пятницу. Но я хочу отправиться туда только с тобой. Там, куда я тебя приведу, никто, кроме меня, прежде не бывал. Ты - первый, кому я это позволю. Поэтому желательно, чтобы о наших планах никто не знал, включая твоих родных, - взгляд мужчины был многозначителен.
   Адам улыбнулся:
   - Никто и не будет об этом знать. Родители живут далеко отсюда, на другом конце города. Ко мне в гости приехала сестра, но и она завтра уезжает домой. Так что я останусь совершенно один. А с одногруппниками мы не общаемся, они все такие обычные и скучные.
   - Вот и славненько! Значит, до встречи в пятницу на лекции.
   - До встречи! - Адам повернулся к двери, чтобы уйти, но потом вновь вернулся к преподавателю, - Спасибо, - тихо и просто поблагодарил он.
   Марк понял, что имеет в виду юноша. Его ответная улыбка была тёплой и ободряющей.
   Адам ушёл. Затворив за ним дверь, Марк вернулся в комнату и опустился на стул, чувствуя себя совершенно обессиленным и в то же время невероятно, просто сказочно Счастливым. Адам к нему неравнодушен! Сегодня он это почувствовал, когда юноша коснулся его лица, увидел это в его глазах. Удивительно, какие сюрпризы, порой, преподносятся нам Случаем! Если бы кто-нибудь ещё пару месяцев назад сказал ему, что он встретит на своём Пути такое вот фантастическое, неземное создание, как Адам, он бы просто не поверил этому человеку, мало того, он бы расхохотался ему в лицо, сочтя подобную мысль откровенно бредовой! Жизнь слишком прозаична, волшебства не бывает. Но два дня назад он оказался не просто зрителем, а самым настоящим действующим лицом такой вот невероятной, изумительной сказки!
   Неожиданно Марк понял, что влюбился, причём не на шутку, совершенно серьёзно. Влюбился так сильно, что пути назад не было.
   Это открытие ошарашило его. Вот, так дела! Его угораздило потерять голову и от кого, от парня, от мужчины, от человека, одного с ним пола! Полюби он какую-нибудь женщину, это бы Марка не удивило. Все люди рано или поздно встречают в своей Жизни кого-то, к кому у них могут возникнуть определённые чувства. Они соединяются, затем появляются дети. Так рождаются семьи. Марк сам проходил уже 18
   этот путь однажды, восемь лет назад, вместе с Алиной, своей бывшей женой. Тогда было всё просто и ясно, всё заранее расписано и продумано на много лет вперёд (по крайней мере, им тогда казалось, что они никогда не расстанутся, всегда будут вместе и пройдут всю дистанцию, отмеренную им Жизнью, рука об руку). Но не сложилось... В этом виноваты оба - и не виновен никто. Марк слишком погрузился в свою работу и самого себя. Алине же хотелось определённой свободы выбора и действий, которой её лишил брак. Если сначала в их отношении друг к другу и было что-то тёплое и любовное, то к концу они уже с трудом выносили один другого. Оба устали от бесконечного выяснения отношений и сочли самым разумным разойтись и оставить друг друга в покое. Что с успехом и проделали.
   Но сейчас Марк ясно понимал: это что-то совершенно иное, не укладывающееся ни в какие рамки и понятия, привычные для современного общества. Ему прежде случалось влюбляться, но никогда это чувство не было таким безоговорочно-всеобъемлющим. Если прежде он желал с кем-то близости, как духовной, так и физической, то это напоминало, скорее, лёгкую жажду летом, которую можно утолить стаканом воды. Сейчас же жажда эта была сродни Безумию сильно завязшего героинового наркомана, который сходит с ума, умирает без очередной дозы, причём, всякий раз эта самая доза необходима в большем количестве, чем предыдущая. Марк буквально сгорал от неудержимого желания обладать Адамом, его телом и, главное, его душой, так близкой его собственной душе, его сердцем, его мыслями, каждой микроскопической частичкой его Существа. Эта жажда превратилась в своеобразную "идею - фикс", в навязчивую пытку, от которой нет избавления.
   - Я люблю тебя! Люблю! Люблю! - шептали губы, словно Адам мог его слышать, - Родной, милый, единственный мой Человечек!
   Марк так и не смог заснуть в эту ночь, слишком возбуждённый, чтобы успокоиться. Лёжа в кровати, он грезил наяву. Снова и снова перед глазами возникал любимый образ. Он видел Адама так ясно и отчётливо, словно юноша не покидал пределов этой комнаты, до сих пор находился здесь, рядом с ним. Марк мечтал о нём, представлял его в своих объятиях, ощущал сладостный вкус его губ, ласкал прекрасное тело, сминал ладонями бархат густых волос. Он вкушал все радости, которые даёт Плотская Любовь, слитая воедино с Любовью Духовной. Мучительные видения! Как он хотел Адама, с какой невероятной силой стремились к нему тело и душа Марка! И какую жгучую Боль это причиняло! Он стиснул зубы, чтобы не заорать в голос, пальцы вцепились в простыни, Марк весь выгнулся дугой. Его душили непролитые слёзы, в горле клокотало. Он весь взмок, его лихорадило. Безумие, не находя выхода, сдавило Марка стальными клещами. Потом его, словно прорвало:
   - Адам! - прорыдал в ночную тьму, - Адам! 19
   Тишина в ответ... Безжизненная, ровная тишина...
  
   Адама мучила бессонница. Он беспокойно ворочался на своей кровати, беспрестанно меняя положение тела, пытаясь отыскать самое удобное. Но сон упрямо не желал являться, несмотря на все тщетные попытки юноши изловить несносного беглеца.
   Он думал о Марке, об их встрече, о том, что происходило между ними этим вечером. Ладони, кончики пальцев до сих пор ощущали тепло его кожи, когда Адам коснулся лица Марка. Волнующие, необыкновенные мгновения пережил он тогда. И мечтал пережить снова. Только пусть это будет не робкая, неуверенная ласка, а всеобъемлющее Слияние, не только тел, но душ и сердец! Руки Адама безотчётно блуждали по телу, словно в поисках чего-то, что никак не могли найти. Ему нужен Марк, он так же ясно это понимал, как и то, что за ночью неизбежен рассвет. Он страстно желал его. Эта тяга имела не только телесную, но и духовную основу. Ему нужен Марк! Впервые в Жизни юноша ощутил столь сильную, едва ли не осязаемую потребность в ком-то. Это сводило с ума. Если бы его так не мучила неуверенность в том, что Марку на самом деле нужен он сам, а не только его тело, Адам позволил бы случиться этим вечером тому, чего ему так хотелось. Если бы не эта неуверенность...О. что бы он сделал тогда, знай наверняка, что действительно нужен Марку! Если бы не это самое "но", не дающее покоя... Если бы не это...
   Адам до боли закусил губы. Тело ломило от неудовлетворённого желания, голова стала тяжёлой, словно чугун, он просто не мог оторвать её от подушки. Чувствовал, что не уснёт сегодня, просто не сможет...
  
   Следующий день выдался, хоть и холодным, но тихим и солнечным. В университетском парке вовсю распевали птицы. Красно-золотой лиственный ковёр укрыл аккуратные асфальтовые дорожки, превратив их в яркое персидское покрывало.
   Но Марка не радовало ни это умытое, свежее утро, ни весёлый гомон пичуг среди деревьев, ничто. Он пришёл хмурый, со всеми держался подчеркнуто церемонно и сухо, хоть и безукоризненно вежливо. Бессонная ночь давала себя знать тупой головной болью и разбитостью во всём теле. Он твёрдо решил взять себя в руки и не искать встреч с Адамом, по крайней мере, до пятницы, когда они увидятся на лекции. Ещё целых четыре дня! Срок невыносимо долгий, но он должен, просто обязан выдержать, иначе окончательно свихнётся!
   Проходя мимо уборной второго этажа, Марк увидел распахнутую настежь дверь. Очевидно, кто-то забыл закрыть её при выходе. Машинально заглянув внутрь, он увидел возле умывальника 20
   Адама. Тот, низко нагнувшись над раковиной, пил воду прямо из-под крана. Несколькими пригоршнями сполоснул лицо. Марк так и застыл на месте, словно прирос к бетонному полу. Случись сейчас разрушительное землетрясение, и грози крыша рухнуть ему на голову, мужчина этого бы даже не ощутил. Он видел только Адама, представлял, как прохладная вода сбегает по его лицу и губам. Почувствовал, как всё внутри сжимается в тугой комок желания, желания столь сильного, что Марк практически перестал себя контролировать. Сдерживаться дольше было выше его сил. Не мог он просто стоять и смотреть на того, кто лишил его сна и покоя, кого он так страстно жаждал, но боялся, что тайное может стать явным! Если он сейчас не уступит сам себе, то просто умрёт! Ещё одной ночи, подобной предыдущей, ему не пережить!
   В коридоре никого. Парень тоже был один. Марк почувствовал, - ему дан шанс, которым он просто не может не воспользоваться. Мысли смешались, всё тело восстало, наливаясь жаркой истомой. Ему чуть не стало плохо от собственных чувств, но ещё больше от созерцания того, кто буквально лишил его разума. Весь дрожа, с лихорадочным блеском в глазах, он стремительно вошёл, почти влетел в уборную, захлопнул дверь и закрыл её на засов.
   От неожиданности Адам вздрогнул и, обернувшись, увидел Марка, безумное лицо которого его немного встревожило и испугало.
   - Это Вы? Что с Вами? Вам плохо? - в голосе парня было столько заботы и участия! Если бы он только знал, чего на самом деле хотел Марк, почему у него такое выражение на лице! - Позвать кого-нибудь?
   - Не...нужно, - запинаясь, выговорил Марк, надвигаясь на Адама.
   Парень невольно попятился к стене, инстинктивно вытянув вперёд руки, словно защищаясь, как будто пытаясь остановить этого мужчину.
   Марк загнал Адама в угол, тому некуда было деваться. Парень понял, что двигало преподавателем в этот момент, он это ясно читал в его сумасшедшем взгляде. Сознавал, что предотвратить неизбежное вряд ли удастся.
   Адам был так близко, Марк чувствовал лёгкий горьковатый аромат сосновой хвои, исходящий от его кожи и волос, видел потемневшие глаза, ощущал магнетизм его тела. Он уже не владел собой, просто с силой прижал Адама спиной к холодной плитке и впился губами в его губы. Эти губы сводили его с ума, он так мечтал ощутить их прохладную мягкость! Руки с невыразимым наслаждением зарылись в волосы парня, густые и тёплые. Какое блаженство чувствовать в своих пальцах их бархатистость!
   Адам не шевелился. Он был слишком потрясён тем, что сейчас происходит, хоть и ожидал чего-то подобного. Конечно, рано или поздно, это должно было случиться. Просто безумный натиск Марка привёл парня в замешательство. 21
  
   Внезапно он ощутил, что его собственное тело начинает реагировать на бешеный поцелуй. Каждая косточка, каждая микроскопическая клеточка его Существа завибрировала, посылая ответные токи. Его охватила Страсть, безудержная, безрассудная, нереальная в своей мощи. Напряжение уступило место блаженной расслабленности. Не отдавая себе отчёта в своих действиях, Адам просто начал отвечать на неистовый поцелуй Марка. Это окончательно лишило того остатков хрупкого внутреннего равновесия. Не отрываясь от губ Адама, Марк пробрался под его свитер, ощущая ладонями горячую кожу. "Я схожу с ума! Схожу с ума!" - вертелось в его голове.
   Да, он спятил от собственных чувств и изнемогал от желания овладеть Адамом. И не завтра или через неделю, а прямо сейчас, здесь, в этой уборной, у стены!
   Внезапно Адам снова напрягся, Марк это почувствовал. Огромным усилием воли юноша отстранил от себя преподавателя, почти оттолкнул его, и теперь стоял и глядел на него, тяжело дыша. Лазурная синь в глазах приобрела какой-то необыкновенный, сливовый оттенок, лицо побледнело.
   - Нет! - очень твёрдо выговорил он, - Нет!
   Марк не верил тому, что слышал. Почему нет? Он же совершенно ясно почувствовал, что Адам желает его так же сильно, как он сам желал Адама! Парень ответил на его поцелуй! К чему теперь это непонятное упорство?
   - Почему? - спросил Марк. В голосе звучала Боль, - Ты боишься меня?
   - Нет, не Вас.
   - Тогда чего? Что мешает тебе раскрыться полностью? Ты не доверяешь мне? - говоря это, Марк пытался заглянуть в глаза юноши, чтобы прочесть ответы на свои вопросы. Даже, если Адам скажет ему неправду, глаза его выдадут, они просто не смогут солгать.
   Адам опустил ресницы и долго не отвечал, рассеянно глядя на кафель пола. Собирался с мыслями. Страсть владела им, не давая сосредоточиться. Кое-как взяв себя в руки, поднял взгляд и посмотрел Марку в глаза.
   - Я не хочу торопиться. Слишком быстро развиваются события, меня это настораживает. Пусть всё идёт своим чередом. Мы так недолго знакомы. Кто знает, может быть, я для Вас - просто игрушка, одна из многих, и, наигравшись вдоволь, вы отбросите меня прочь, а сами отправитесь на поиски новой забавы для себя, - видя, что Марк пытается что-то возразить, Адам отрицательно покачал головой, - Ничего не говорите. Сейчас Вам кажется, что я Вам желанен, но кто знает, будет ли это так завтра или даже сегодня вечером? Возможно, получив своё, Вы забудете даже моё имя, - в глазах парня что-то блеснуло. Слёзы! 22
   Марк смотрел на парня, и огромная волна Любви затопила его. Он готов был пасть перед этим невероятным юношей на колени и признаться ему в своих чувствах.
   - Адам, родной мой..., - начал он, снова приближаясь к нему, но остановился, почувствовав ладонь, упёршуюся ему в грудь.
   - Не называйте меня так. Говорю же Вам, ещё слишком рано. Давайте просто общаться, где-нибудь бывать вдвоём, неважно где, хоть на Марсе или в другой Галактике. Мы можем стать друг для друга просто добрыми друзьями. Для начала. Это позволит нам окончательно определиться в нашем истинном отношении друг к другу, понять, что мы на самом деле испытываем. Если станет ясно, что между нами возникла по-настоящему крепкая связь, которую ничто и никто не сможет разрушить, когда мы станем Истинными Половинками друг друга, сольёмся на молекулярном уровне, не только телесно, но и сердцем, и душой тоже, - тогда я отдам вам то, чего вы столь сильно жаждете, отдам не только моё тело, но и всего себя без остатка. Но не раньше! Так что решайте: если Вы согласны подождать и в конечном итоге обрести много больше, чем желаете, - мы будем продолжать встречаться. Если же нет, если Вас интересует только сиюминутное удовлетворение плотских прихотей, - нам больше не о чем говорить.
   Сказано было жёстко. Марк понял, что ему необходимо согласиться на условия Адама, иначе он просто потеряет его. А этого мужчина не мог допустить. Ни за что на свете! Он слишком любил его, чтобы лишиться ради ублажения желаний собственного тела! Адам хочет повременить, - что ж, он согласен ждать сколь угодно долго. Потому что в конце его ожидает самая желанная на свете Награда - Любовь этого неземного Ангела! Ради этого стоит и Жизнь отдать!
   Марк кивнул:
   - Хорошо. Я согласен, - говоря это, мужчина старался, чтобы голос звучал ровно, но он всё равно дрожал, выдавая внутреннюю борьбу с самим собой.
   Серьёзное, напряжённое лицо Адама разгладилось, он улыбнулся - словно солнышко показалось из-за туч и осветило всё вокруг ясным, тёплым и чистым светом! Марк невольно залюбовался этой улыбкой, чувствуя, как его сердце согревается в её лучах.
   - Мне пора на занятия, - сказал Адам, - но вечером я хочу с Вами встретиться.
   Глаза Марка загорелись.
   - Где?
   - Давайте у Вас дома, часов в семь, как и вчера. Я хочу пригласить Вас в одно очень любопытное место. Ручаюсь, прежде Вам не приходилось там бывать, - теперь в его синих глазах зажглись плутоватые огоньки, как у проказливого мальчишки, задумавшего какую-то шалость; он знает, что ему попадёт, но ведь, как известно, всё запретное притягательно. 23
   Марк был заинтригован.
   - Замечательно! Приходи, буду ждать!
   Адам ушёл. Преподаватель был вынужден прислониться к стене в поисках опоры. Ноги его не держали. Долго смотрел на дверь, за которой скрылся юноша. Всё произошедшее между ними казалось настолько фантастическим, нереальным, что Марк был вынужден хорошенько ущипнуть самого себя, дабы убедиться, что он не спит, и это случилось на самом деле. Он провёл пальцами по своим губам, ещё горевшим от их поцелуя, и закрыл глаза, чувствуя себя так, словно неожиданно и неизвестно за какие заслуги ему, вдруг, посчастливилось выиграть билет в Рай. Руки до сих пор ощущали тепло тела Адама, бархатистую мягкость волос.
   Адам что-то испытывает к нему! Об этом говорит всё в нём: его удивительные глаза, его лицо, его губы, его тело. Он что-то испытывает!
   Марк готов был вслух прокричать об этом всему Миру. Несмотря на то, что на этот раз Завершения не случилось, он был безудержно Счастлив. Всё ещё впереди! Он был уверен в этом на миллиард процентов.
  
   Адам на лекции не пошёл, он просто не в состоянии был присутствовать там. Он бродил по улицам города, бесцельно слоняясь по переулкам и дворам, пытался успокоиться, но не мог. Снова и снова переживал то, что произошло этим днём между ним и Марком. Он словно раздвоился. Одна половина стремилась отдаться этому мужчине целиком и полностью, каждой частичкой вобрать в себя чудные мгновения их близости, пусть и мимолётной. А вторая требовала подождать, подумать, не спешить, хорошенько разобраться в своих чувствах к этому человеку. Юноша забрёл в какой-то старый двор. Увидел деревянную скамейку с облупившейся, некогда жёлтой, краской, кое-как дошёл до неё, почти доплыл, и сел. Он чувствовал себя, словно после попойки. Голова кружилась, во рту пересохло, он плохо воспринимал Реальность. Закрыв глаза, замер.
   Сколько он пробыл в подобном своеобразном коллапсе, Адам не знал. Открыв глаза, увидел, что уже темнеет. Мозг немного прояснился. Глянул на часы. Пять. Пора возвращаться домой. Через два часа они с Марком встретятся! Эта мысль наполняла безмерной Радостью.
   Марк еле дождался условленного часа. Ему безумно хотелось видеть Адама, он чувствовал, чуть ли не ежесекундную потребность в его присутствии.
   Ровно в семь в дверь квартиры позвонили. Открыв, Марк увидел юношу. Адам был в длинном плаще из блестящей виниловой кожи и чёрных очках.
   - Добрый вечер! - немного официально поздоровался он, - Вы готовы?
   - Да. 24
   - Тогда идём, - Адам протянул Марку руку, приглашая следовать за собой.
   - А куда, можно узнать?
   Юноша с улыбкой покачал головой:
   - Нет, не сейчас. Хочу сделать Вам сюрприз.
   - Это место далеко?
   - Нет, рядом. Только Вы понятия не имеете о его существовании. Видите ли, - Адам замялся. - Оно... не совсем легальное, если о его существовании узнают городские власти, у владельца будет куча проблем. Поэтому туда пускают лишь избранных.
   Марк заволновался:
   -Не криминал, надеюсь? Это... заведение не связано с наркотой или чем похуже?
   - Нет, нет, успокойтесь, ничего подобного! - заверил его юноша, - это просто закрытый ночной клуб.
   Марк облегчённо выдохнул:
   - А-а...
   Они отправились в путь по тёмным городским улицам. Адам вёл Марка какими-то закоулками и подворотнями. Потом они спустились в подвал, ничем особо не примечательный, такие есть в каждом доме. Внизу их встретила массивная железная дверь. Ни надписей, ни каких-либо иных опознавательных знаков, - ничего, что хотя бы мало-мальски наводило на мысль, куда они попали. Адам постучал три раза сквозь равные промежутки времени. Через мгновение дверь с тяжёлым скрипом отворилась, и на пороге появился бравый детина в кожаном жилете, надетом прямо на волосатое тело, и таких же штанах, с внушительных размеров кнутом у пояса.
   - Чего надо? - недружелюбно проворчал он, окидывая злобным взглядом Адама и его спутника.
   Марку стало не по себе. Этакий громила! Может одним махом вышибить из них дух! Однако Адам, к его удивлению, был очень спокоен:
   - Будь повежливее с гостями, обезьяна. Скажи Нанетте, что пришёл Адам.
   Физиономия здоровяка мгновенно переменилась. Он расплылся в раболепной улыбке и сделал широкий жест, приглашая пришедших войти, что Адам и сделал, мягко его отстранив. Следом робко вошёл Марк. Ему всё больше становилось не по себе. Что это за место такое, где роль охранников выполняют такие церберы, вроде того, что только что встречал их?!
   - Расслабьтесь, - тихо подбодрил его Адам и вложил тёплую, твёрдую ладонь в руку Марка, - С Вами ничего не случиться, Вы же пришли со мной. 25
  
  
   Ощущая в своей руке его тонкие гибкие пальцы, Марк почувствовал себя увереннее. Он знал: пока рядом находится этот сказочный Ангел, ничего дурного с ним не произойдёт ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
   Марка разбирало любопытство, ему очень хотелось взглянуть поближе, рассмотреть, так сказать, в деталях место, куда они пришли. Внутренний интерьер клуба был выполнен в мягких тёмно-бордовых тонах, придававших помещению некий налёт интимности и тайны. По стенам развешены витые канделябры из непонятного металла, чем-то похожего на чугун, только мягче и тоньше, с зажжёнными свечами, источавшими лёгкий, ненавязчивый аромат неизвестных благовоний. Повсюду полумрак. Самая подходящая атмосфера для ночных свиданий!
   Они прошли по довольно длинному и узкому коридору вглубь и оказались в достаточно просторной комнате, тоже тёмно-бордовой, только с малым вкраплением меди. Здесь практически не было мебели, исключая широкую тахту посредине, накрытую покрывалом цвета густого вина, с разбросанными на восточный манер круглыми валиками-подушками. Марку показалось, они попали в сераль арабского султана из сказок "Тысячи и одной ночи", в покои какой-нибудь из его многочисленных наложниц. Ему очень хотелось расспросить Адама про это место поподробнее, но он не решился. Сама комната почему-то не располагала к вопросам и вообще общению.
   Адам мягко опустился на тахту и потянул за собой Марка. Они некоторое время сидели так. Потом кто-то зажёг свет, и всё озарилось неярким золотистым сиянием. К ним приближалась женщина в роскошном красном платье. Она словно плыла, мягко и соблазнительно покачивая бёдрами. Марк увидел высокую стройную брюнетку с волной каштановых волос, сбегавшей по плечам, бледным, словно алебастровым, лицом и невероятным макияжем, который, однако, был лишён вульгарности, напротив, выглядел очень изысканным.
   Адам встал, снял очки и пошёл женщине навстречу.
   - Адам, Любовь моя! - голос дамы был глубоким, сочным и неожиданно низким, - Как я рада тебя видеть! Неужто ты захотел почтить своим присутствием старушку Нанетту? - она кокетливо ему улыбнулась.
   - Я соскучился, решил заглянуть. Давно не виделись. А ты, я вижу, процветаешь.
   - Да, не жалуюсь.
   Они дружески поцеловались.
   - А кто этот очаровательный малый? - спросила Нанетта, кивнув в сторону Марка. 26
   - Мой друг. Я хочу показать ему кое-что, - сказано это было мягким, вкрадчивым голосом, тем самым, от которого у Марка пробегали мурашки по коже.
   Нанетта подняла бровь.
   - Хочешь показать "Танец"? А ты уверен, что он выдержит до конца?
   Адам повернулся к Марку. Невероятные глаза мерцали в золотистом свете, словно два зеленоватых сапфира.
   - Не знаю. Посмотрим.
   - Ну, хорошо, я приглашу одну из девушек со своим партнёром. Нанетта уже собралась уходить, но юноша удержал её за руку.
   - Пусть придёт только девушка. Её партнёром стану я.
   - Ты?! - женщина казалась очень удивлённой, - Ты отдаёшь себе отчёт в последствиях? Девочки у меня, конечно, знают правила, им известно, каково будет наказание за провинность...
   - Тогда чего ты боишься?
   - Адам..., - Нанетта ненадолго умолкла, когда же, наконец, заговорила снова, в голосе звучала неприкрытая Боль, - Скажи, ты хоть изредка смотришь на себя в зеркало? Если да, то меня удивляет твоя непонятливость. Простым смертным очень опасно встречаться с Ангелами, это может иметь необратимые последствия.
   Слушая её, у Марка возникло подозрение, что Нанетта говорит, в первую очередь, о себе самой. Наверное, она что-то питала к Адаму в прошлом, а, может, испытывает и теперь. Очевидно, их нечто связывало раньше. Он прекрасно понимал чувства этой женщины. Нереальная Красота юноши могла свести с ума кого угодно.
   - И всё-таки, я прошу тебя уступить мне, - голос Адама был всё таким же мягким, бархатным, ласкающим. Конечно, Нанетта не могла ему отказать.
   - Ну, хорошо, - со вздохом сдалась она и ушла.
   Адам подошёл к Марку.
   - Вы сейчас увидите нечто необычное. Ни о чём меня не спрашивайте, я всё объясню потом. Просто сидите и смотрите. И не пытайтесь ни во что вмешиваться, даже, если Вам этого захочется.
   - А мне захочется?
   - Да. Очень! Через подобное испытание проходят многие новички, впервые оказавшись здесь. Выдерживают единицы. Тех, кто оказался слабее, сюда больше не пускают.
   - Это... Это так... Так ужасно?
   - Нет... Это невероятно возбуждает. Соблазн слишком велик, и не поддаться ему - нешуточный подвиг со стороны того, кто видит всё происходящее. Выдержать вы сможете, если не забудете наш уговор. Помните: или одна минута, или Вечность, - Адам смотрел прямо в глаза Марку.
   - Помню. Я выбрал Вечность.
   Парень улыбнулся своей солнечной улыбкой. 27
   - Это хорошо. Ничего не бойтесь и помните о главном. Всё остальное неважно, - Адам ободряюще коснулся рукой плеча Марка и исчез.
   Свет снова погас и несколько минут мужчина пребывал в полнейшей темноте, даже свечи, и те потушили. Марку стало как-то неуютно и тревожно. Что вообще здесь происходит? Почему у Адама был такой таинственный вид? Какому испытанию подвергнут его, Марка? Сплошные загадки...
   Под потолком разлилось неяркое голубоватое свечение, напоминавшее свет звёзд безоблачной летней ночью, только теплее и мягче. Полилась негромкая, чарующая музыка, Марк уловил нежное сопрано скрипки. Произведение было незнакомым. Посредине комнаты он увидел пару: прекрасного, словно сон, юношу и миниатюрную, хрупкую, похожую на цветок фиалки, девушку. Адама Марк узнал сразу, несмотря на необычность его внешнего вида, его просто невозможно было ни с кем спутать, раз увидев, нереально забыть. Девушку он никогда прежде не встречал. Адам был в полупрозрачном одеянии телесного цвета, переливавшемся на свету, словно бриллианты в руках гранильщика. Наряд практически ничего не скрывал от глаз зрителя, напротив, его создали с расчётом подчеркнуть все достоинства сложения и стати того, на ком этот костюм окажется. Дивное тело Адама представилось Марку во всей своей невероятной Красе. Огненная чернь его волос отливала глубокой синевой, эффект усиливался при этом освещении. Фантастическая Красота лица казалась ещё более невероятной. Весь облик дышал некой мистической Тайной и невыразимой Чувственностью. Марк так и застыл на тахте, дыхание перехватило.
   Наряд девушки был столь же откровенным и соблазнительным. Конечно, она не была так необыкновенно красива, как её партнёр, но всё же очень и очень мила. Вместе эти двое составляли поразительно яркий дуэт. Впрочем, на девушке внимание Марка надолго не задержалось, его глаза словно приклеились к Адаму.
   Затем пара начала свой танец. Это было самым потрясающим зрелищем, какое Марку доводилось видеть в своей Жизни! Он смотрел, не в силах отвести взгляд. В мягком кружении практически нагих тел, в их движениях и позах было столько неземной Красоты и несказанной Чувственности! Девушка порхала, подобно бабочке у цветка. Гибкая грация Адама напоминала кошачью: мягкие, неслышные, плавные движения, лёгкость, невесомость. Это было так прекрасно... так эротично и чувственно! Марк не сводил с юноши жадного взгляда, ощущая, как всё его тело начинает пульсировать, а сердце бьётся так стремительно и неистово, что он едва не глохнет от его барабанного боя. Его обуяла такая всеобъемлющая, дикая, какая-то первобытная Страсть, что мужчина едва мог усидеть на месте. Ему неудержимо захотелось броситься сейчас к ним, оттолкнуть прочь эту девушку и, заняв самому место подле Адама, немедленно 28
   овладеть им. Марка останавливал лишь их уговор с Адамом, только это... Он должен выдержать! Иначе всё будет зря. Марк страстно, до Боли жаждал Адама, но ещё сильнее он любил его. Надо переждать, пересилить себя, ведь впереди их ждёт Вечность, где они смогут открыто встречаться, любить друг друга, не боясь в этом признаться, проводить вместе блаженные, яркие, наполненные невероятным Счастьем дни, и ночи, жаркая Страсть которых способна растопить льды Антарктиды!
   Это зрелище стало для Марка изощрённой в своей жестокости пыткой. Он испытывал Танталовы муки, горя в огне лихорадочной, безумной Страсти, желая Адама так сильно, что едва мог терпеть, и зная, что не может утолить свою жажду! А те двое, там, посредине комнаты, продолжали кружиться в своём немыслимом танце, сводя его с ума. Марк почувствовал, глаза заволокла влажная пелена. Он больше не мог смотреть, сил держать себя в руках уже практически не осталось. Ещё немного, совсем чуть-чуть - и он сдастся, и всё испортит! И потеряет Адама навсегда! Самая эта мысль наполнила душу Марка таким ужасом, что он задрожал и согнулся пополам, закрыв лицо руками. Ему было очень плохо, так ужасно мужчина ещё не чувствовал себя никогда прежде. Нужно уйти отсюда как можно скорее, сбежать, пока ещё не всё утрачено, пока осталось хоть немножко воли! Марк вскочил на ноги и опрометью кинулся вон из комнаты, затем из клуба. Он летел, натыкаясь на стены, сбил несколько канделябров со свечами, они с грохотом рухнули на пол, едва не начался пожар. На шум сбежались охранники и люди из обслуживающего персонала. Они и потушили начавший разгораться огонь.
   Оказавшись на улице, Марк остановился. Он задыхался, холодный пот заливал лицо, слёзы разъедали глаза. Выдержка ему изменила и, рухнув прямо на асфальт, мужчина громко, истерически разрыдался. Он глухо взлаивал и скрежетал зубами, безумная Боль терзала его, вгрызаясь изнутри.
   - Я люблю тебя! Люблю! Зачем ты так со мной?! За что?! Люблю тебя! - страстные слова неудержимым потоком лились с его уст в холодную тьму. Но этот отчаянный вопль слышала только ночь, накрывшая город сонным покрывалом.
   Марк почувствовал - чьи-то руки заботливо и осторожно поднимают его с земли, и почти в то же мгновение он оказался крепко прижат к тёплой груди. Мягкие пальцы нежно и ласково гладили его по волосам. Уловил такой знакомый горьковатый аромат сосновой хвои. Адам! Голова закружилась, в глазах потемнело - Марк потерял сознание и обмяк, повиснув у парня на плече.
   Адам встревожился не на шутку, когда, закончив танец, обернулся, чтобы взглянуть на Марка, но не увидел того на своём месте. 29
   - Твой приятель унёсся, как угорелый, - сообщила ему партнёрша, - Ему было нехорошо всё время, пока мы танцевали, в конце он вообще согнулся в три погибели, словно у него что-то болит. А потом вскочил и умчался прочь. Наверное, нервы сдали, - в голосе девушки слышалось искреннее сочувствие, - "Танец" - зрелище то ещё, не каждому дано выдержать и досмотреть до конца! Я...
   Но Адам уже не слушал её. Не произнеся ни слова, он убежал прочь из комнаты, вернулся в гримёрку, быстро переоделся, и стремглав помчался следом за Марком. Он догадался, что вернее всего можно будет отыскать того на улице. Там парень и обнаружил его лежащим на асфальте и рыдавшим в голос.
   У Адама защемило сердце. Он предвидел, что испытание может оказаться для Марка трудным и даже мучительным, но подобного исхода совсем не ожидал. Он поступил с дорогим человеком очень, даже слишком жестоко, потребовав от него такой жертвы!
   - О, милый мой, хороший!... - Адам бросился к Марку, поднял с холодного, грязного асфальта и прижал к себе. Укачивая, словно маленького, любовно, трепетно гладил непокорные кудри. Горячая волна нежности разлилась по всему его Существу. Юноше хотелось обласкать Марка, дать ему почувствовать, как много он значит для него, Адама, загладить как-то собственную вину, заставить забыть о своём жестоком поступке. Ведь он же знает, как сильна у Марка тяга к нему, как физическая, так и духовная (произошедшее убедило Адама в этом, потому что Марку всё-таки удалось выдержать и не поддаться Соблазну, значит, этому человеку нужно не только его тело, но и он сам)!
   Почувствовав, что Марк обмяк, прислонившись к его плечу, Адам посмотрел на него и увидел, что мужчина без сознания. Растерянный и испуганный тем, что натворил, юноша взял Марка на руки и понёс назад в клуб. Ему навстречу выбежала Нанетта и два охранника.
   - Что случилось? - тревожно спросила хозяйка клуба.
   - Он без сознания. Помогите мне отнести его, хоть в ту комнату, где мы танцевали. Марка нужно уложить. Пусть придёт в себя, по дальнейшей ситуации станет понятно, понадобиться ли ему медицинская помощь.
   Марка подхватили четыре пары сильных рук и осторожно, словно хрупкую и крайне ценную ношу, перенесли в ту самую комнату, из которой он так стремительно вылетел полчаса назад. Нанетта зажгла свет. Охранники уложили мужчину на тахту и ушли, оставив его на попечении Адама и хозяйки.
   - Принеси нашатырь, - попросил юноша женщину, а сам опустился на тахту рядом с Марком.
   Нанетта вышла.
   Оставшись наедине с преподавателем, Адам наклонился к его бледному, безжизненному лицу. Руки очень-очень нежно, 30
   прядь за прядью, убирали с мокрого воскового лба волосы, гладили лицо. Зеленовато-сапфировые глаза мягким, согревающим светом ласкали бесчувственного Марка.
   - Любимый мой, - почти беззвучно шептали его губы, поверяя самое сокровенное, то, что юноша таил глубоко в своём сердце, - Прости меня! Я больше никогда не причиню тебе Боли, обещаю! Я очень тебя люблю, очень, просто не могу в этом признаться! Пока не могу! Моя неуверенность ещё слишком велика, я не в силах окончательно тебе довериться. Подожди немножко, совсем чуть-чуть, - и я твой навеки! - Адам склонился к бледным, искусанным губам Марка и одарил глубоким, чувственным и невероятно нежным поцелуем.
   Он понимал, что любит Марка всем своим Существом до самой микроскопической клеточки. Только с ним одним он обретёт Истинное Счастье и Блаженную Радость Бытия!
   Почувствовав постороннее присутствие, Адам вздрогнул. Подняв голову, увидел Нанетту. Женщина стояла рядом с пузырьком нашатырного спирта. Конечно, она видела всё, что только что происходило, но если это и было так, её лицо осталось непроницаемым и спокойным.
   - Я принесла всё, что ты просил, - только и сказала, протягивая юноше пузырёк.
   - Спасибо, - Адам взял пузырёк, отвинтил крышку. По комнате разнёсся резкий, очень неприятный запах. Поднёс флакон к носу Марка. Тот дёрнулся и открыл глаза. Первые несколько мгновений взгляд его оставался бессмысленным и пустым, как у куклы. Это означало, что тело уже привели в чувство, а мозг пока нет. Адам ещё раз дал ему вдохнуть едкие испарения флакона, чтобы окончательно растормошить мужчину.
   Приходя в себя, сначала Марк пребывал в каком-то тумане, перед глазами разостлалась кроваво-красная пелена. Потом завеса постепенно начала спадать, и он почувствовал, что тонет в океане. Вода очень тёплая, необыкновенной сини с малахитовым отливом, и глубина невероятная, он всё погружается и погружается, а ноги по-прежнему не касаются дна. Что это за место? Может, он уже умер и попал в Рай, и скоро его встретят Ангелы?
   Но нет, он ещё не умер, хоть и видит перед собой Ангела, столь фантастически прекрасного, какие только в Раю встречаются. И ещё в сказочном сне, от которого не хочется пробуждаться.
   - Наконец-то! - слышится голос, такой родной и любимый, единственный голос во Вселенной, голос Адама! Вечно бы он звучал! - Как ты меня напугал! Когда я нашёл тебя на улице, ты лежал на асфальте, прямо в грязи, и рыдал так, что едва не свёл с ума меня! - в любимом голосе столько Боли! Что ж, может, это и справедливо в какой-то мере, должен же и Адам почувствовать то же, на что обрёк его, Марка! 31
   Слабая улыбка озарила бледное лицо мужчины.
   - Прости..., - тихим голосом проговорил он, - Я... Это просто... Оказалось слишком тяжёлым испытанием для меня...
   - Я знаю. Но ты молодец, выдержал! - яркое солнышко улыбки озарило прекрасное лицо, - Я горжусь тобой!
   Марк слабо улыбнулся в ответ.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Если не считать, что в голове настоящий Дом Советов, то вполне сносно.
   - Это реакция организма на очень сильный стресс и последующий обморок. Скоро всё пройдёт, и ты вернёшься в норму, - Адам сам не заметил, как перешёл с преподавателем на "ты". Не придал этому значения и Марк, сочтя сущей пустяковиной. Так даже лучше, можно обойтись и без подобной глупой, надоевшей, вежливой церемонии.
   - Я хочу домой, - сказал Марк, - Мне не нравится это место, сама атмосфера как-то давит.
   - Понимаю. Примерно то же испытывал и я, когда впервые здесь оказался. Как-нибудь я расскажу тебе об этом. Я провожу тебя до дома.
   -Нет, нет, не нужно, - запротестовал было Марк, но его губы незамедлительно почувствовали прикосновение тёплой ладони.
   - Я провожу тебя домой, - твёрдо повторил Адам, - Это не обсуждается.
   Юноша очень заботливо и бережно помог Марку подняться с тахты и, поддерживая его одной рукой за талию, вторую забросил себе на плечо. Они покинули клуб и неспешно направились к дому преподавателя. Путь был не очень долгим, и минут через двадцать Адам и Марк уже пришли. Юноша помог ему подняться по лестнице, открыл дверь ключом, который протянул ему Марк. Оказавшись в квартире, Адам помог своему спутнику снять мокрую, грязную одежду и повёл мужчину в ванную. Включив кран, пустил прохладную воду. Порывшись в шкафчике у зеркала, нашёл пузырёк с хвойным бальзамом. То, что надо! Это нехитрое средство отлично успокаивает взвинченные нервы, возвращает бодрость духу и телу. Вылил в воду немного тёмного раствора, окрасив в золотисто-коричневый цвет. Приятно запахло древесной смолой и шишками, словно в сосновом бору после летней грозы.
   Марк не сопротивлялся заботам Адама, напротив, ему было очень приятно.
   Потом он нежился в душистой воде, чувствуя во всём теле блаженную истому, когда руки Адама очень мягко и ласково омывали его. Так трепетно, любовно не может касаться даже женщина! Сейчас Марку больше всего на свете хотелось, чтобы это необыкновенное мгновение длилось вечно, никогда не заканчиваясь. 32
   После ванны он почувствовал себя намного лучше. Исчезла мертвенная бледность, движения стали более упругими
   и чёткими.
   - Не уходи сегодня, - попросил Марк Адама, заметив, что тот надел плащ, оставленный им на спинке стула, - Я не хочу оставаться один. Пожалуйста!
   Юноша увидел в глазах Марка столько мольбы! Он почувствовал, что не сможет отказать ему. Лёгкая улыбка тронула его губы:
   - Хорошо, я останусь. Но обещай никаких вольностей!
   Марк вздохнул.
   - Хорошо, обещаю. Хоть мне и очень трудно сдержать своё слово.
   Адам бросил на него быстрый взгляд из-под ресниц.
   - Знаю, - немного помолчав, сказал, внезапно став совершенно серьёзным, - Мне тоже.
   Оба смертельно устали, прошедший день для двоих выдался очень напряжённым и насыщенным событиями. Но они понимали, что заснуть вряд ли удастся. О каком отдыхе могла идти речь, когда они оба находились так близко друг к другу, мечтая о столь многом, изнемогая от желания осуществить то, к чему стремились их души, сердца и тела, и не имея возможности это сделать!
   - Ляг со мной рядом, - попросил Адама Марк, зная, что будет страшно мучиться, если парень согласиться выполнить его просьбу, но в то же время чувствуя, что не в силах не просить об этом.
   Адам долго, не отрываясь, смотрел в его глаза, затем сказал:
   - Ладно, - очевидно, решив, что это не будет представлять для них опасности, по крайней мере, в эту ночь.
   Они разместились один подле другого на широкой кровати Марка, довольно близко, - протяни руку, и коснёшься, но всё же недостаточно для Марка, хоть эту мысль мужчина не высказал вслух. Он не стал гасить свет ночника на стене, лишь слегка притушил его, сделав мягким, неярким. Повернувшись на бок и положив руку под голову, он смотрел на Адама. Марк был счастлив уже тем, что видел бесконечно любимое лицо так близко, мог сколько душе угодно рассматривать и изучать каждую его несравненную чёрточку. Эх, если б ещё можно было коснуться хоть миллиметрика этого необыкновенного лица, ощутить желанное тепло этих манящих губ! Но нельзя, табу!
   Марк тяжело вздохнул. Адам понимал причину этого вздоха, догадывался, о чём Марк думает сейчас. Его самого безудержно тянуло прижаться к мужчине всем телом, отбросить прочь все условности и препоны, которые сам же поставил перед ним. Но он не мог дать себе волю. Пока не мог!
   - Расскажи мне о себе, - попросил Марк, - А то я совсем ничего про тебя не знаю.
   Адам улыбнулся: 33
   - Что именно ты хочешь знать?
   - Всё-всё, что только возможно.
   Адам задумался, потом ответил:
   - Мой отец - владелец сети художественных галерей "Крионика". Дмитрий Вельмиров, ты наверняка слыхал о таком. -
   Марк кивнул. Кто же не знает хозяина самых крупных выставочных площадок в городе? Ему самому случалось не раз устраивать общественный показ собственных работ, - Мать тоже имеет к искусству некоторое отношение, она - дизайнер интерьеров, работает в студии "Карт-Бланш". У меня есть ещё младшая сестрёнка, она недавно вышла замуж за мотогонщика и живёт отдельно от родителей, как и я.
   - А чем занимаешься ты в свободное от учёбы время? Ведь надо же как-то существовать, тем более что ты живёшь один.
   - Подрабатываю то там, то сям. В основном, разрабатываю наружную рекламу, которую затем размещают на различных носителях информации: уличных экранах, телевизионных каналах, в Интернете. Платят неплохо, заработка вполне хватает на весьма сносную Жизнь. Впрочем, я неприхотлив, многого не требую.
   Задавая следующий вопрос, Марк почувствовал, что от смущения начинает краснеть, благо, в полумраке это не было заметно:
   - Скажи... У тебя есть кто-нибудь?
   - Сейчас или вообще?
   - И сейчас, и вообще.
   - Раньше я встречался с одной женщиной.
   - Ты говоришь о ней в прошедшем времени. Что случилось?
   - Ничего особенного. Нам было хорошо вместе. В основном, наши свидания носили интимный характер. Мне это скоро наскучило. Постель постелью, но ведь человеческие отношения не состоят из одного лишь секса, это же жуткий примитив. Помимо желаний тела, должны быть и желания души. С человеком нужно не просто спать, но и общаться, обсуждать какие-то вопросы, да просто разговаривать ни о чём и обо всём. Для развития и укрепления любых отношений, будь то дружба или что-то, несравнимо более глубинное, нужна не только оболочка, но и содержание. Этого у нас не было. Поэтому в один прекрасный день я просто ушёл.
   - Давно это было?
   - Три года назад. Впрочем, она не держит на меня зла, мы остались добрыми друзьями, видимся время от времени, пьём кофе, иногда она приглашает меня на прогулку.
   - Нанетта? - догадался Марк.
   Адам кивнул, нисколько не удивившись.
   - Да, она. 34
   - А... Тебе ни разу не приходила в голову мысль, что она, возможно, действительно любит тебя и хочет, чтобы ты вернулся к ней? - спросил Марк, глядя ему прямо в глаза.
   Адам скептически усмехнулся:
   - Это вряд ли. Возможно, Нанетта любит моё тело. Но не меня самого.
   - Ты так уверен в этом? Почему ты настолько однобоко рассматриваешь людей и их отношение к тебе?! Почему ты считаешь, что все хотят от тебя только одного?! - Марк так разволновался, что почти кричал. То, что ему довелось пережить несколькими часами раньше, давало себя знать пульсирующей, мучительной Болью, не только во всём теле, но и где-то глубоко внутри. Но молчать мужчина больше не мог, - А тебе не кажется, что кто-то может просто полюбить тебя, именно тебя, а не только твою Оболочку?! Почему ты сам боишься любить?! - голос Марка так сильно дрожал, что он едва мог произносить слова.
   Адам смотрел на его искажённое страданием лицо, в его большие, полные слёз глаза, -и внезапно почувствовал себя чудовищем. Он так жесток по отношению к Марку, так бесчеловечно жесток! Ведь этот человек любит его, по-настоящему любит, это же понятно без всяких слов и опознавательных знаков! А что делает он?! Только калечит его душу и мучает его! Впервые в Жизни ему встречается тот, кто способен любить его, а не только его тело, а он отталкивает его от себя обеими руками, хотя сам любит этого человека до Безумия! Ну, почему он такой?! Что сделало его таким?!
   Но ответа на эти вопросы он не знал.
   Адам смотрел на Марка, каждой клеточкой ощущал его тепло, его такую желанную близость. Взаимное Притяжение было слишком сильным, Ему просто невозможно было противиться. Адам чувствовал, что больше не в силах противостоять магнетизму этого человека. Да и есть ли смысл в этой напрасной борьбе с самим собой, если исход всё равно известен? Они с Марком ведь любят друг друга, они -две половинки Единого Целого. Так какой толк в бегстве от Неотвратимости?
   Марк заметил, Адам переменился: взгляд необыкновенных синих глаз стал мягким, он ласкал и согревал душу, чувственные, зовущие губы чуть приоткрылись, длинные гибкие пальцы слегка подрагивают, выдавая волнение. Он был так близко от Марка, тёплое дыхание, дразня, касалось его щеки. Мужчина чувствовал, что ему с каждым мгновением всё труднее контролировать себя.
   Адам протянул руку и очень нежно коснулся его лица, отвёл со лба кудрявую прядь. Пальцы гладили кожу, одновременно обжигая.
   Марк замер, затаив дыхание. Его голодный, жадный, напряжённый взгляд не отрывался от лица Адама, от его глаз, в надежде увидеть в них то, что мечтал увидеть, то, к чему стремился и чего хотел больше всего на свете! 35
  
   Потом он почувствовал: юноша весь, словно натянутая струна. Рука, ласкавшая лицо Марка, внезапно остановилась и замерла. Он опустил глаза.
   И снова ничего! В самый последний момент, когда Марку уже начало казаться, - вот-вот наступит то самое, долгожданное, - обрыв! Больно сдавило грудь, перехватило горло так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. Едва сдерживая себя, чтобы не дать волю нахлынувшему отчаянию, Марк сказал, стараясь, чтобы голос был твёрдым и ни в коем случае не выдал его:
   - Я так устал сегодня, столько всего случилось! Попробую уснуть. Завтра встану свеженьким, как огурчик. Хорошо, что у меня выходной, можно не идти в университет. Люблю бездельничать, иногда это полезно. Помогает расслабиться и взглянуть на знакомые вещи с другой стороны, - он улыбнулся, но вышло очень неестественно и натянуто, - Спокойной ночи! - Марк повернулся к парню спиной и закрыл глаза.
   Адам мгновенно уловил настроение преподавателя. Он догадался, что тот чувствует. Ему самому хотелось плакать. Он боролся с собой весь вечер, его разум велел ему одно, сердце и душа - совсем другое. Эта внутренняя ожесточённая борьба между Любовью к Марку и собственной неуверенностью в том, что он правильно поступит, если выпустит из заточения свои чувства, позволив им взять над собой верх, не прекращалась ни днём, ни ночью. От этого можно было спятить всерьёз!
   Юноша легонько коснулся плеча мужчины:
   - Марк! - тихо позвал.
   Молчание. Наверное, тот уже заснул.
   Тяжело вздохнув, Адам повернулся к окну. Лунный свет ярким серебром струился на постель, разбросав по одеялу мириады сверкающих светлячков. Было очень красиво, но юноша этой красоты не видел. Он был так измотан духовно и физически, что не заметил сам, как уснул.
   Марк не спал. Несмотря на усталость и разбитость, он просто не мог спать. Лежал с закрытыми глазами, из-под опущенных век по щекам струились и падали на подушку слёзы.
   "Любимый, упрямый, жестокий мальчишка! Сколько же ты будешь мучить меня?! Я ведь люблю тебя больше всего и всех на свете! Почему ты просто не можешь в это поверить и перестать изводить и себя, и меня?!" - мысленно кричал Марк Адаму.
   Его терзала невыносимая Боль, равная по силе той, которая рвала мужчину на части там, в клубе, когда он смотрел танец Адама и его партнёрши. Хотелось завыть в голос, закричать так, чтобы лопнули голосовые связки, - всё, что угодно, лишь бы прекратились эти нечеловеческие страдания! 36
   Вконец обессиленный, Марк провалился в чёрную бездну сна.
   Проснулся он посреди ночи. Голова гудела так, что казалось: ещё немного, и она развалиться на куски. Кое-как поднявшись, прошёл в ванную, нашёл в шкафчике аптечку и выпил таблетку цитрамона. Умылся ледяной водой. Мимолётный случайный взгляд в зеркало привёл Марка в ужас. Опухшие, красные, как у вампира, глаза, помятая, серая физиономия, спутанные волосы. Да, хорош бы он был, заявись в таком виде в университет! Всё-таки выходные придумали очень правильно и к месту!
   Вернулся в комнату. Адам спал, свернувшись калачиком, положив руку под голову. Поза была такой трогательной, а сам юноша казался настолько беззащитным и хрупким, что у Марка защемило сердце. Осторожно, стараясь не разбудить спящего, он подошёл к Адаму, опустился рядом с изголовьем на колени, и всмотрелся в любимое лицо. Длинные ресницы спали на щеках, кончики серебрились в лунном свете, волосы разметались по подушке, пряди на затылке забавно топорщились ёжиком. Склонив голову, Марк прикоснулся к ним губами, с наслаждением вдыхая горьковатый, смолистый, хвойный аромат. Несмотря на всё пережитое и перечувствованное, Марк любил его страстно и пронзительно, весь охваченный незатухающим пожаром этого Всеобъемлющего Чувства, которое разгоралось с каждым мгновением всё жарче и сильнее.
   - Люблю тебя! - беззвучно произносили его губы, - Люблю!
   Он так и уснул, положив свою голову на подушку рядом с головой юноши.
   Адам проснулся, когда розовые пальцы рассвета только коснулись на востоке тёмного бархата горизонта. Открыв глаза, увидел рядом с собой спящего Марка. Его лицо разгладилось, было спокойнее и не такое ужасающе бледное, как накануне вечером.
   Юноша чувствовал себя виноватым за то, что причиняет преподавателю столько страданий и напрасной Боли. Но скоро он всё исправит! Он даст Марку столько Любви, сколько не сможет вместить ни один из Миров этой Вселенной!
   Марк тоже проснулся. Подняв голову, встретился глазами с Адамом. Тёплая, ласковая улыбка озарила его лицо.
   - Привет!
   - Привет!
   - Я нечаянно заснул рядом с тобой. Вставал ночью выпить воды, увидел тебя спящим и не удержался, захотелось посмотреть на тебя во время сна, когда твоё лицо отражает только движения души, а не твои мысли. Ты такой хорошенький, когда сонный!
   Адам смущённо опустил ресницы. А Марка неудержимо тянуло расцеловать это дивное лицо.
   Потом они вместе завтракали. 37
   - Мне пора на занятия, - Адам кинул быстрый взгляд на настенные часы над столом.
   И уже Марк почувствовал, что ему отчаянно не хватает юноши, а ведь Адам ещё даже не ушёл! Но делать нечего, придётся отпустить. У него должна быть и своя собственная Жизнь, Жизнь вне его, Марка. Адам - молодой парень, есть же у него интересы помимо их отношений.
   - Когда я увижу тебя снова? - всё-таки не удержался от вопроса преподаватель.
   Адам улыбнулся:
   - В пятницу, на лекции. Там же и условимся про выходные. Помнишь, ты хотел мне показать свои таинственные места?
   - Конечно, помню!
   Марк проводил юношу до двери. Адам развернулся, посмотрел ему в глаза, при этом выражение его лица было таким, словно парень решает что-то, крайне важное для себя. Повернулся и пошёл прочь, не сказав ни слова. Но, не пройдя и десятка шагов, внезапно остановился и некоторое время стоял так, не шелохнувшись. Марк встревожено и одновременно заворожённо наблюдал за ним. Он не понимал, что происходит, и это пугало.
   Но Адам прекрасно понимал, что с ним творится. Он так устал от этой ежесекундной неравной битвы с самим собой и своими чувствами! Сил сражаться больше не осталось.
   - Блин! - выругался он. Повернувшись, стремительно приблизился к Марку. В громадных глазах - Боль, смятение, - и безмерная, всепоглощающая Любовь, - Не могу я так больше! Не могу! - голос надрывный, хриплый.
   Мгновение, - и лицо Марка оказывается в горячей ловушке тонких гибких пальцев, губы Адама касаются его губ, чтобы уже не оторваться ни на мгновение. В этом неожиданном поцелуе столько бешеной, безумной Страсти! Всё Существо Марка, до самой глубины, затрепетало, когда он почувствовал пьянящую сладость любимых губ! Сумасшествие порождает Сумасшествие. Адам оказался в объятиях Марка, ответный поцелуй обжёг его пламенем. Их закрутило в страстном вихре, они оба сгорали в этом неистовом пожаре, сходя с ума. Кружась, словно в каком-то мистическом, необыкновенном танце, Марк затянул Адама назад в своё жилище, ногой захлопнул дверь. Они упали на кровать. Одежды было слишком много, она не могла защитить от того, что бушевало в них. Не отрываясь от его губ, Марк принялся стягивать с парня облачение, сгорая от дикого желания ощутить в своих руках долгожданное тепло этого восхитительного тела. Адам гибко выгнулся, когда неистовые поцелуи обожгли обнажённую кожу, его пальцы зарылись в волосы Марка, он всхлипнул и хрипло простонал, изнемогая от неописуемого чувственного наслаждения, когда руки и губы любимого ласкали его, взмывал в небеса и низвергался в бездну с его именем на пылающих устах. 38
  
   А Марк, распаляя Адама, возбуждался сам. Теперь, когда между ними больше не было преград, и он сжимал в своих объятиях это космическое существо, Марк наконец-то смог дать полную свободу своим чувствам и фантазиям, так долго находившимся в плену сдержанности. Как страстно, до Боли ему хотелось этого! Мужчина ощущал себя, словно путник, затерявшийся в безжизненной пустыне, который, умирая от жажды под палящими лучами солнца, неожиданно находит родник с чистейшей водой. Припадая к источнику, он пьёт и пьёт из него, но не может напиться. Так и Марк, охваченный безумной Любовью к Адаму, никак не мог утолить свою первобытную Страсть, доводя любимого до наивысшей точки экстаза, до той верхней границы, переход через которую чреват остановкой сердца. Губами, руками, всем телом он вбирал в себя каждую клеточку его Существа, вкладывая собственную Жизнь в ласки и поцелуи, которые он дарил Адаму. В его голове не осталось никаких мыслей, кроме одной: теперь можно и умереть!
   В теле Адама словно не осталось ни единой косточки, он будто расплавился и перестал ощущать себя чем-то отдельным от Марка. Они слились, перетекли один в другого и стали тем самым Единым Целым, которого так жаждали, к которому так долго стремились!
   Вознесённый Любовью на немыслимую высоту, Адам отдавал Марку всего себя целиком, без малейшего остатка, отдавал не только своё тело, но и душу, сердце, всё, что составляло его самого, его Суть.
   Слишком долго сдерживая себя и обуздывая собственные чувства и темперамент, он уже не мог остановиться. Ощущая внутри себя Марка и наполняя его собой, юноша безумно жаждал большего, много большего!
   Ещё неделя такой Любви - и они оба просто умрут, неутолимая Страсть друг к другу сожжёт их дотла!
   Когда ураган немного улёгся (но не утихомирился, этого не будет никогда, они оба это прекрасно понимали), Адам и Марк едва могли дышать. Они были мокрыми, словно только что искупались. Чувствовали - ещё немного, - и их сердца просто не выдержали бы такой яростной эмоциональной атаки и остановились.
   Марк обнял любимого, опутав его нерасторжимыми и одновременно нежными узами своих рук и ног, словно опасался, что, стоит немного ослабить эти путы - и Адам упорхнёт, как птичка из клетки, которую хозяева по собственной рассеянности забыли закрыть.
   Но парень никуда не собирался убегать. Напротив, он пребывал в состоянии какой-то Вселенской эйфории. Так блаженно он себя ещё никогда прежде не чувствовал. В глазах, смотревших в голубые глаза Марка, пылал, словно солнце, неугасимый огонь безграничной Любви, Любви полной и безмерной, той Любви, которая, 39
   однажды родившись, не умирает никогда, она живёт и существует не только, пока любящий жив, но остаётся с ним и после смерти, в ином, Лучшем Мире.
   - Упрямый мальчишка, как ты меня измучил! - хриплым от желания голосом говорил Марк, слегка прикусив мочку уха Адама, - Я чуть не умер тогда, в клубе, когда смотрел на ваш танец! Как ты мог быть столь жесток ко мне, ведь я так люблю тебя!
   - Я знаю. Верю. Просто мне нужно было убедиться, что ты любишь именно меня. Я не мог иначе. Такой уж я есть, вечно во всём и всех сомневаюсь, всегда ищу подтверждения даже самым очевидным вещам. Я знал, что ты любишь меня, чувствовал это, но...
   - Молчи! - Марк поцеловал его, - Молчи, не говори ничего! Хочу, чтобы ты знал только одно: где бы ты ни находился, что бы ни делал, как бы ни поступал, - моя Любовь к тебе останется неизменной! Сердцем, душой, телом, мыслями, наяву или во сне, - я всегда рядом, только позови! Никогда не покину тебя, иначе я просто умру! Любимый мой, единственный, ласковое мое синеглазое солнышко! - Марк продолжал касаться губами любимого лица, страстные слова неудержимым потоком лились на Адама, - Мой, мой, мой! Наконец-то! Сейчас и навсегда!
  
   Глава вторая.
  
   Адам тихо улыбался, впитывая каждой частичкой себя эти безумные признания в Любви. Он сам чувствовал то же самое по отношению к Марку, но для собственных признаний не хватало слов, всё заполонили чувства. Он вообще не очень умел облекать в слова то, что ощущал. Адам мог показать и доказать любимому всю глубину своей Любви, но когда дело дошло до того, чтобы озвучить свои чувства, - тут Адам молчал, будто разом разучившись говорить.
   Марку очень хотелось услышать от юноши эти три заветных слова, он просто изнемогал от желания услышать, как любимые губы произносят их вслух, но тут на Адама словно нашёл ступор. Он молчал. Его глаза, эта тихая, нежная улыбка, всё его лицо и тело говорили о Любви яснее всяких слов, Марк чувствовал это. Чувствовал, но не слышал! Губы, которые он целовал с таким трепетом, были сомкнуты, словно боялись выдать тайну души их обладателя. Марк решил набраться терпения. Когда-нибудь он услышит то, о чём мечтает! Обязательно услышит!
   Адам уютно устроился у его бока, положив голову мужчине на грудь, любовно поглаживая его твёрдый, чётко очерченный, мужественный подбородок. Ласка была настолько нежной и приятной, что Марк жмурился от удовольствия. Не меньшее наслаждение он испытывал, погрузив пальцы в густые, тёплые, бархатистые волосы Адама, играл с ними, ерошил и лохматил. 40
   - Я хочу написать тебя, - сказал он.
   Адам поднял на Марка удивлённые глаза:
   - Меня? Это ещё зачем?
   Теперь пришла очередь удивляться Марку:
   - То есть как зачем? Какой странный вопрос! Затем, что я люблю тебя, не хочу ни на миг с тобой расставаться, хочу видеть тебя каждое мгновение каждого дня всю мою Жизнь! Просто... Понимаешь, когда тебя нет рядом, я умираю от Тоски! Ты мне очень-очень нужен, не только сегодня или завтра, но всегда! Так уж вышло, что я не смогу прожить без тебя! Если ты, вдруг, когда-нибудь покинешь меня..., -тут голос Марка дрогнул и осёкся. Он лишь на мгновение представил, что может произойти с ним, если Адам оставит его. Представил, - и понял, что тогда для него всё закончится. Абсолютно всё! Рухнет не только весь его Мир, он сам перестанет существовать!
   Мужчина видел, Адам вскинулся, пытаясь возразить, но он приложил палец к его губам, велев молчать:
   - Подожди, дай мне закончить. Если ты уйдёшь, я просто умру! Это не предположение, я говорю совершенно реальные вещи, прекрасно отдавая себе отчёт. Я безумно люблю тебя! После того, что только что происходило между нами, я окончательно убедился, что вообще не существую без тебя! Дело не только в том, что ты подарил мне мгновения, часы такого Неземного Блаженства, повторить которые не сможет никто, кроме тебя, и не в невероятной физической тяге, которую я испытываю к тебе. Дело в том, что ты стал мной, влился в мою кровь, врос в мою плоть, поселился в моих мыслях, превратился в мои душу и сердце. Ты - это и есть я! Потому я и хочу написать тебя. Так ты всегда будешь со мной, здесь, рядом, всегда будет твоя душа, даже когда физическое тело по каким-либо причинам будет отсутствовать.
   Огромные глаза Адама влажно замерцали, когда он слушал Марка. Он знал, что тот его любит, но только сейчас понял, как сильна эта Любовь, как неискоренима! Это стало такой неожиданностью для него, что на глаза невольно навернулись слёзы. "Милый мой, хороший, - с Любовью думал парень, лаская ладонью щёку Марка, - если бы ты только знал, как сильно я сам тебя люблю! Если бы я только мог сказать тебе обо всём, что я чувствую!"
   - Ты согласишься стать моей моделью? - спросил юношу Марк.
   Адам кивнул:
   - Ага.
   Марк так и просиял! Глаза засветились, будто их зажгли изнутри, счастливая улыбка озарила лицо:
   - Спасибо! - приблизив голову к лицу юноши, он запечатлел на его губах очень нежный, благодарный поцелуй.
   Позже обоих сморил сон, и они уснули, совершенно опустошённые физически, но невероятно наполненные друг другом духовно. 41
   Даже во сне Марк крепко прижимал к себе Адама, обхватив его руками так, что тот не мог пошевелиться. Сейчас, обретя, наконец,
   долгожданное Счастье и Любовь этого фантастического юноши, мужчина смертельно боялся его потерять! Нет, нет, только не это! Ни за что на свете он не лишиться своего любимого! Он слишком долго ждал его! Адам принадлежит и будет принадлежать только ему одному! Он никому не отдаст его! Никому и никогда!
   Марку снился кошмар. Он видел себя в лесу. Повсюду - чёрная бездна мёртвых искалеченных деревьев, кривыми сучьями, похожими на костлявые стариковские руки, тянущихся к нему - задушить, убить, уничтожить! Марк кричит не своим голосом, зовёт на помощь, отчаянно надеясь, что хоть одна живая душа его услышит, бежит, не разбирая дороги, в безумной надежде выбраться из этого ужасного места, - и вскоре понимает, что бежит по кругу, словно белка в колесе. Необъятный ужас ледяными щупальцами сковывает его, когда Марк понимает, - выхода нет. Душераздирающий вопль огласил мёртвое древесное марево...Марк проснулся от собственного истошного крика:
   - Нет, нет, нет! Должен быть выход! Должен! Помогите! Помоги-ите!
   Бессмысленным взглядом сумасшедшего он затравленно озирается, словно до сих пор находится в жутком лесу, а не у себя дома, в своей постели. Чувствует - тёплые руки нежно и заботливо обнимают его, они так спасительно надёжны, так крепки! И сразу отступает страх, на его место приходит успокоение и уверенность: с ним ничего не случиться! Поднимает голову, - и окунается в бездонный океан синих глаз, они близко-близко, взгляд тёплый-тёплый, и в глазах этих столько Любви! Марк изо всех сил прижался к Адаму, обхватил его руками мучительно, нерасторжимо. Он всё ещё дрожал, не совсем придя в себя от приснившегося кошмара.
   - Ш-ш, милый, успокойся, - Адам ласково гладит взъерошенные светлые кудри, - Я рядом! Всё уже закончилось, всё позади! Ну же, - он поднимает лицо Марка за подбородок, заглядывает в измученные глаза. Во взгляде юноши столько невыразимой нежности! Марк почувствовал, что кошмарное видение окончательно рассеялось, а сам он греется в живительных лучах ласковых солнечных глаз. Мужчина таял от этого тёплого, любящего взгляда, растворялся в нём. Как он любил это невероятное создание! Любил всеми фибрами себя, любил мучительно, до слёз, до Боли, больше собственной Жизни!
   - Не оставляй меня, не уходи! Никогда! - Марк с мольбой смотрел в любимые глаза.
   Лицо Адама озарила солнечная, ласковая улыбка, та самая улыбка, которую мужчина так любил.
   - Дурик ты, дурик, - пальцы юноши слегка игриво и в то же время очень нежно трепали белокурые кудри, - Ну, что ты такое говоришь! Куда ж я денусь от тебя! 42
   Адам чувствовал, насколько Марк на самом деле раним и хрупок, несмотря на всю свою кажущуюся силу и уверенность в себе,
   как легко его сломать и даже убить неосторожным словом или жестоким, необдуманным поступком. Он никогда не покинет его, никогда не заставит больше страдать! Склонив голову, парень прижался губами к трепещущим губам Марка. Просто ничего не мог с собой поделать! Ответ мужчины был горячим, лихорадочным и страстным.
   - Ты можешь и сегодня никуда не уходить? - попросил Марк Адама.
   Тот улыбнулся:
   - Знаешь, если я стану пропускать с такой завидной регулярностью лекции, да ещё в самом начале семестра, меня могут отправить восвояси.
   - О, об этом не беспокойся, - заверил его мужчина, - У меня хорошие отношения с ректором, а с преподавателями я договорюсь.
   - И что ты им скажешь?
   Марк на мгновение задумался, прищурив один глаз. Сейчас он чем-то напоминал этакого большого вальяжного кота, греющегося возле печки на кухне. Это только с виду кажется, что он дремлет, на самом деле, сквозь узенькую щёлочку глаза зорко следит за тем, куда хозяйка поставила жбан со сметаной, чтобы потом, незаметно, полакомиться вкуснятиной.
   - Скажу, что дал тебе особое задание. Дело в том, что скоро, недели через две-три, точно ещё не знаю, в университете, на нашей кафедре, состоится семинар, посвящённый современной живописи и её направлениям. Студенты подготовят доклады, рефераты, возможно, кто-то захочет провести собственное исследование в этой области. Так вот, я сообщу, что поручил тебе заняться вплотную подготовкой к данному семинару. Слишком много работы, тема большая и объёмная, нужно перелопатить кучу литературы, просмотреть и проанализировать множество других источников информации. Я один со всем не справлюсь, мне нужен толковый помощник. Поэтому я выбрал на эту роль тебя, так как, присмотревшись к тебе внимательнее, почувствовал, что выбор мой правильный, и ты окажешь мне поистине неоценимую услугу. Тогда ты сможешь быть в моём полном и безраздельном распоряжении двадцать четыре часа в сутки.
   Адам слегка потрепал щёку Марка:
   - Ах ты, плутишка!
   Марк подмигнул ему:
   - А то! - затем, внезапно став серьёзным, сказал, - Мне так хочется поскорее работать, прямо нетерпёж какой-то! Может быть, начнём прямо сейчас?
   Адам кивнул:
   - Давай. 43
   - Адам..., - Марк на мгновение замялся и смущённо потупился, - Видишь ли... Я хочу..., - набравшись храбрости, выпалил одним махом, - Я хочу нарисовать тебя... Безо всего.
   Юноша немного смутился и опустил ресницы. Затем быстро глянул на мужчину и сказал:
   - А ты уверен... Что вообще сможешь тогда работать?
   - Да. Постараюсь представить, что передо мной просто человек, которого я рисую. Попробую абстрагироваться от своих чувств и эмоций, просто отключусь от них. Не уверен, что удастся, но попытаться можно. Конечно, я не гарантирую, что потом мне не захочется того, чего я всегда жажду. Но, пока я буду писать тебя, постараюсь держать себя в узде. Обещаю! - хотя, произнося последние слова, сам Марк далеко не был столь уверен в собственной сдержанности.
   Адам на мгновение задумался, потом медленно кивнул головой:
   - Ну... Хорошо. Признаюсь честно, никогда прежде не был ничьей моделью, тем более обнажённой, но надо же когда-то начинать. Может, войду во вкус и захочу, чтобы меня всегда так изображали, - юноша рассмеялся.
   - Не-ет, рисовать тебя буду только я! Я хочу написать тебя для себя, а не для того, чтобы на тебя глазели другие. Не люблю делиться, - произнесено это было шутливым тоном, но Марк говорил правду, Адам это понял, - Я собственник, всегда держу самое бесценное за семью замками, - он снова улыбнулся. В этой улыбке было что-то по-детски невинное и чистое. Так может улыбаться только поистине первозданная душа! Юноша любил его улыбку, - Я попрошу тебя лечь на кровать и принять такую позу, которая покажется тебе наиболее удобной. Работать будем долго, хочу, чтобы тебе было комфортно.
   - А взглянуть потом на твоё творение можно?
   Марк плутовато прищурился:
   - Ну, если ты будешь паинькой и хорошо меня попросишь, я тебе покажу.
   Адам задорно подмигнул ему:
   - А разве я не паинька?
   - Угу.
   Марк подошёл к холсту, стоявшему у открытого окна. Холст уже был укреплён в раме, он собирался написать что-нибудь. Правда, только собирался, никак не мог ухватиться за сюжет. Были кое-какие наброски в голове, так, ничего определённого, полная белиберда. А Марку хотелось нарисовать что-то целостное и масштабное, то, что сможет наиболее полно отразить его внутреннее состояние. Теперь он нашёл то, что так долго и тщетно искал. Единственная трудность заключалась в том, что ему, в самом деле, придётся набросить узду на собственные чувства во время этих сеансов, иначе вся 44
   работа полетит. Получится этакий дамский роман, только вместо текста будет рисунок (Марк презирал этот род литературы, считая бесполезной ерунденью): сплошная физиология и ничего, по-настоящему стоящего для души.
   Рядом с полотном художник всегда держал наготове мольберт, краски, кисточки или карандаш (Марк, помимо цветной живописи, очень любил гравюры, и мастерски владел этим достаточно сложным видом изобразительного искусства), а также небольшой кувшинчик с водой. Порой, в самый неожиданный момент его посещало вдохновение, и тогда нужно было вовремя ухватить его, что называется, за хвост, пока не улетело.
   Адам чувствовал себя немного неловко. Он не был эксгибиционистом, не любил выставлять себя напоказ кому бы то ни было, даже и любимому человеку. Ещё никто не рисовал его, тем более, абсолютно голого. Одно дело физическая близость, здесь нет запретов и чего-то постыдного, напротив, всё - Поэма Любви, написанная сердцами любящих, бьющимися в унисон. И совсем иное - обнажить своё тело для того, чтобы его отобразил на холсте художник.
   Сняв одежду, парень опустился на кровать.
   -Я готов, - тихо сказал он, повернув голову к Марку.
   Тот поднял глаза и буквально остолбенел. Его взору открылась невероятная, невообразимая Красота, Красота столь совершенная и недосягаемая, что это более походило на фантастику, чем на реальность. Марк знал, что его любимый необыкновенно привлекателен, всякий раз, глядя на него, мужчина поражался этому. Но тогда его изумляла прелесть лица, так как остальное скрывала одежда. Обнажённым Адам предстал перед Марком только в момент их сумасшедшей близости, но тогда Безумие не позволило увидеть его так полно, как видел его художник теперь. Сейчас же, сосредоточившись на работе, Марк смог, наконец, создать себе наиболее целостное впечатление. Юноша, раскинувшийся перед ним на этом широком ложе, был Ангельски прекрасен, более чем возможно даже себе представить. Совершенно реально потерять не только дар речи, но и разум, только лишь смотря на него!
   - Скажи, ты Человек? - спросил Марк, когда ступор немного отпустил его.
   - То есть? - не понял Адам, - Конечно, Человек!
   - А вот я в этом не уверен.
   - А кто же я, по-твоему?
   - Ангел, самый настоящий, только без крыльев.
   Адам засмеялся:
   - Ты городишь околесицу! Ангелы живут на небесах, а я обитаю на земле.
   - Всё же ты - Ангел. Мне довелось встретить живого Ангела, вот так чудеса! 45
   Адама безмерно смущал этот непонятный для него восторг по поводу его облика. Опять двадцать пять! Практически любой встречный считает чуть ли не своим долгом высказать ему собственное мнение, касающееся его внешности. Как его это достало! Найдите что-нибудь поинтереснее, чем бесконечно петь дифирамбы тому, как замечательно он выглядит! Хватит уже, сколько можно!
   Марк заметил, что Адаму не понравилось то, что он только что сказал о нём. Мужчина понимал его. Нелегко иметь такую внешность! Он вполне ясно мог себе представить, насколько Адаму хочется стать безобразным, чтобы люди, наконец, оставили его в покое.
   - Прости, у меня нечаянно вырвалось, - сказал он, - Просто не смог удержаться. Обещаю больше не затрагивать тему твоего облика.
   Адам благодарно ему улыбнулся:
   - Спасибо. Просто надоело слышать изо дня в день, как расхваливают меня за то, что не является моей заслугой.
   - Ну что ж, я, пожалуй, начну наш первый сеанс, пока подходящий момент и освещение позволяет, - Марк сосредоточенно глядел на парня, пытаясь уловить именно тот ракурс, который лучше всего отразит его собственное восприятие этого поразительного юноши.
   "Как же мне нарисовать тебя? Как создать картину, где был бы только ты, но не отражались мои чувства? Да, я пишу тебя для себя, но вдруг, кто-то, посетив меня однажды, увидит портрет, и поймёт, разгадает моё истинное отношение к тебе?" - эти мысли роем кружились в голове художника. И всё же, несмотря на свои опасения, он решил рискнуть.
   Рука неуверенно коснулась ровной глади холста. Он неожиданно увидел, нет, скорее, даже не увидел, но почувствовал то, каким ему хочется нарисовать своего Адама. Теперь писалось уверенно и чётко, штрих за штрихом, без сомнений и вопросов. Марком двигала Любовь, Она вела его рукой, отражаясь на портрете. Он писал его таким, каким видел и чувствовал: восхитительное тело, гибкое и стройное, голова слегка откинута назад, руки заброшены за голову, огромные глаза смотрят куда-то вдаль, словно видят там что-то, недоступное другим, прекрасное лицо безмятежно-спокойное и тихое, как лик Ангела. Адам и есть Ангел, что бы он там ни говорил! Во всём его сказочном облике столько чувственной сексуальности, Марку с трудом удавалось держать себя в рамках. Сколько ни пытался, мужчина не мог видеть в этом юноше просто модель, обычного человека, которого он рисует. Он чувствовал бурление крови в своих жилах, глубинный внутренний трепет, когда он смотрел на него.
   "Успокойся! - властно велел самому себе, - Успокойся немедленно! Ты должен завершить работу, всё остальное будет потом!".
   Неожиданно и резко зазвонил мобильный телефон.
   - Прости, это меня, - Адам встал, прошёл к своим вещам и извлёк из кармана куртки телефон, - Да! 46
   Несколько минут молчал, внимательно слушал кого-то на другом конце.
   - Хорошо, если это действительно так важно, я не против увидеться. Когда ты придёшь?
   Собеседник что-то ответил.
   - Я буду через пятнадцать минут. Пока! - юноша дал отбой, швырнул мобильник на кровать и некоторое время стоял в глубокой задумчивости, лицо напряжённое, брови сдвинулись.
   - Что случилось? - заволновался Марк.
   - Звонил мой отец, ему нужно со мной встретиться, сообщить нечто архиважное, - последнее слово прозвучало с неприкрытой иронией, - Понятия не имею, зачем я ему, вдруг, понадобился, мы не виделись и не разговаривали больше года, с тех пор, как я ушёл из дома и стал жить самостоятельно. Через полчаса он будет у меня. Мне придётся с ним увидеться, отвертеться от этого свидания не выйдет, я слишком хорошо знаю собственного отца, он относиться к той категории людей, которые найдут иголку в пустыне, если захотят её отыскать.
   Марк ощутил, как внутри него что-то болезненно сжалось. Он словно предчувствовал, что отец Адама сыграет какую-то роль в их дальнейших отношениях, причём, едва ли эта роль станет положительной.
   - Ты вернёшься? - с надеждой спросил художник, стремительно приблизившись к парню.
   Тот уже оделся и собирался уходить. Его встревожила интонация в голосе Марка. В простом вопросе сквозь надежду проглядывала грусть, будто мужчина просил о чём-то, заранее зная, что просит напрасно.
   - Конечно, вернусь! - Адам обнял его, - Это всего лишь встреча с отцом. Я никуда не уезжаю, не покидаю тебя навсегда! - взяв лицо Марка за подбородок, он заглянул в его печальные глаза, ласково, солнечно улыбнулся, - Какой ты всё-таки дуралей! - очень нежным поцелуем коснулся губ Марка, - Даже, если я сегодня не вернусь, не волнуйся. Я приду завтра. Обязательно, слышишь! - Тонкие пальцы ласкали его лицо, - Пока! - Адам направился было к выходу, но неожиданно вернулся назад, к Марку, и в то же мгновение тот оказался в его в объятиях, почувствовал горьковатую, пьянящую, сводящую с ума сладость его губ на своих губах. Теперь поцелуй Адама был другим - долгим, чувственным, страстным. Марк весь затрепетал и прильнул к нему. Голова кружилась, он ощутил, что растворяется в прикосновении его магических губ, в этом безумном поцелуе. Невероятным усилием воли Адам заставил себя оторваться от губ любимого, повернулся и стремительно покинул жилище художника, чувствуя, что ещё немного, - и он вообще никуда не сможет уйти! 47
  
   Мужчина, пошатываясь, кое-как добрался до кровати и практически рухнул на неё, ноги совсем не держали Марка. Закрыв глаза, прижав ладонь к губам, замер в неподвижности. Он не чувствовал собственного тела, точно оно, вдруг, неожиданно испарилось, оставив лишь бесплотный дух. Так, порой, ощущают себя люди, находясь в сильном подпитии. Художника и самого не оставляло такое чувство, словно он мертвецки, вдрызг напился. Марк был безудержно, по-сумасшедшему пьян Адамом, его присутствием, наполнявшим всё его Существо до сих пор, хоть парень ушёл, его губами, подарившими мужчине страстный поцелуй, от которого голова шла кругом и перехватывало дыхание, руками, обнимавшими его, телом, прильнувшим к его телу. Поистине, ради таких вот мгновений и стоит жить на этом свете, даже, если они и случаются так редко!
   "Ангел! Ангел! Люблю тебя! Люблю!" - пело его сердце.
  
   Адам возвращался домой с тяжёлым чувством. Больше года минуло с тех пор, как он в последний раз видел своего отца. Когда он собрался уходить, они крепко повздорили. Отец всегда был нетерпим к нему, вечно придирался, всё ему было не так, и не этак. Адам душой чувствовал, что отец ненавидит его, хоть первое время тот тщательно скрывал от сына своё истинное отношение к нему. Потом, уже не таясь, высказывал юноше в лицо всё, что он о нём думает. Поначалу Адама очень больно это задевало, он даже как-то проплакал всю ночь напролёт, глубоко переживая всё происходящее между ними. За что отец его так ненавидит, ведь он, Адам, не сделал и не сказал ему ничего дурного?! Юноше казалось, что отец за что-то мстит ему, вот только неясна причина. А спрашивать о ней самому как-то не очень тянуло, отец всё равно ничего не стал бы объяснять, скорее наоборот, получил бы лишний повод позлорадствовать, видя, насколько сильно затрагивает его сына подобное к нему отношение. И Адам научился пропускать издёвки отца мимо ушей; теперь всё, что тот ему говорил или как с ним поступал, отскакивало от парня, как горох от стены, ничуть не трогая. Будучи всегда очень скрытным, сейчас Адам и вовсе захлопнулся, спрятался сам в себе ото всех остальных людей. Он был по-прежнему вежлив и предупредителен со своими домочадцами, включая отца, но теперь никто не знал ничего о его мыслях и чувствах, о его Жизни, о тех, с кем Адам общался, о местах, где он бывал, - вообще ни о чём! Дома присутствовала лишь Оболочка, самого Адама не видел с тех пор никто.
   Мать, мягкая и добрая по натуре женщина, безумно любившая сына, мучилась, чувствуя, как он отдалился, стал каким-то чужим и всему сторонним, но она испытывала панический страх перед властной деспотией мужа, и только молча лила слёзы у себя в спальне.
   Сестра, младше Адама на три года, была нежно к нему привязана. Она видела и понимала всю несправедливость отца по 48
   отношению к брату, но ничего поделать не могла. Поэтому всячески старалась поддерживать Адама, случалось, даже защищала его от нападок отца, приходившего от этого в ярость. Адам любил сестру, она была единственным человеком в семье, с кем он охотнее всего шёл на контакт. Мать он тоже любил, очень жалел её, видя, как она переживает из-за их с отцом неполадок, но у них никогда не было по-настоящему доверительных, открытых отношений, какие бывают у матерей со своими сыновьями. Парень не знал, почему так получается. Возможно потому, что он чувствовал, что не может вполне ей доверять, несмотря на всю свою Любовь и привязанность.
   Адам не ждал ничего хорошего от этого визита собственного отца. Он гадал, что такого важного тот мог сообщить ему? Весь внутренне подобравшись, готовясь защищаться, если придётся, юноша вошёл в подъезд и поднялся на свой этаж. На лестничной площадке он увидел, что отец уже ждёт его. Ноги сами собой замедлили шаг, стали, вдруг, невыносимо тяжёлыми, будто к каждой прицеплено не меньше пудовой гири.
   - Здравствуй, - как можно спокойнее и равнодушнее поздоровался Адам, - Давно ждёшь? - не оборачиваясь, прошёл к двери, сунул ключ в замок и открыл её.
   - Здравствуй, - таким же сухим и официальным было приветствие отца. Не спрашивая разрешения, он вошёл следом за сыном в его квартиру.
   Жилище Адама представляло собой причудливую смесь творческого беспорядка, восточной экзотики и современности. Квартира была небольшая, в две комнаты, но уютная. Мебели минимум, как в жилищах японцев, на стенах мирно соседствуют картины Рембрандта, Пикассо, Энди Уорхолла и неизвестных авторов, на полу циновки вместо ковровых дорожек. Несмотря на такой разномастный интерьер, всё жилище отличалось стилем, пусть и своеобразным, и дышало удивительной гармонией. Каждая вещь к месту, каждый предмет находится там, где ему и полагается быть.
   Гость оглядел квартиру сына с нескрываемым удивлением.
   - Я думал, будет хуже, - констатировал он.
   Адам пропустил это замечание мимо ушей. Он терпеливо ждал, пока отец заговорит о цели своего визита, не вынуждая сына первым касаться этой темы. Он не предложил ему сесть, вообще держал себя с ним, словно с посторонним, который забежал всего лишь на минутку что-то передать ему, и сейчас уйдёт.
   Словно прочитав его мысли, посетитель приступил к делу:
   - Адам, я хочу предложить тебе кое-что, от чего ты не сможешь отказаться, - на лице отца появилась самодовольная ухмылка.
   Тон, которым была произнесена эта фраза, насторожил парня. Что затевает его отец?
   Юноша спокойно смотрел на него, ожидая, что тот 49
  
   скажет дальше.
   - Видишь ли..., - начал Вельмиров-старший, - Я уже не столь молод. Как тебе известно, наша семья владеет сетью художественных галерей, где выставляются самые именитые мастера кисти. Много лет назад, когда я только начинал заниматься этим делом, у меня не было уверенности в том, правильный ли выбор я делаю. Тогда за живопись никто не хотел браться, она была не прибыльной. Но я решил рискнуть, сумел привлечь нужных людей с толстыми кошельками и большими связями, постепенно раскрутился, - и, нате, пожалуйста, теперь известные художники, не только из нашего города, но даже из соседних стран, есть несколько и из-за рубежа, выстраиваются, чуть ли не в очередь, чтобы организовать у нас показ своих работ! Заметь, именно у нас! Оно и понятно, ведь наши площадки - самые лучшие, не только в местном масштабе, но даже на необъятных просторах всего бывшего Совка!
   Мужчину так и распирало от самолюбованной гордости, Адам ясно видел. Он слушал эту похвальбу и чувствовал, как волна презрения поднимается из самых недр его души. Отец в своём репертуаре! Деньги, деньги, ещё раз деньги, и ничего, кроме денег! Он способен извлечь выгоду буквально из всего, даже, наверное, из воздуха, если придёт такая охота. Юноше глубоко претила эта философия стяжательства. Он был художником и чувствовал себя им. Адама всегда интересовало нечто более глобальное и масштабное, чем простое заколачивание денег. Вообще, материальное его мало волновало. Его дух искал чего-то иного, отличного от привычных Вещей и Понятий. Этого серый и тусклый мир Материи дать ему не мог. Подобного никогда не мог понять его отец, стремившийся отыскать в сыне коммерческую жилку, разбудить в нём тягу к обогащению, ту самую, что вела по Жизни его самого. Деньги - это власть, почёт и уважение! Если они есть - ты Царь Вселенной!
   - Так вот, я хочу передать тебе наше дело с тем, чтобы ты стал достойным продолжателем семейной традиции, - продолжал говорить Адаму отец, - Что ты ответишь на это? - он повернулся к сыну всем корпусом и теперь зорко всматривался в его лицо, пытаясь понять по его выражению реакцию юноши на его слова.
   К его немалому изумлению, в синих глазах, глядевших сейчас на него, не отразилось ничего из того, что отец ожидал увидеть: ни гордости оказанной ему высокой честью, ни благодарного удивления, ни признательности. Ничего подобного не было и в помине! Глаза оставались холодно-равнодушными, словно юноше абсолютно без разницы всё, о чём он сейчас услышал.
   Помолчав немного, Адам всё так же спокойно, не меняя интонации, ответил: 50
   - Отвечу, что меня семейный, а точнее, твой собственный, бизнес волнует не больше, чем позавчерашний дождь. Я не хочу идти по твоим стопам, никогда не хотел. Предпочитаю свой собственный Путь.
   Отец сузил глаза, что являлось признаком раздражения.
   - Ты вообще слышал, о чём я тебе тут распинался последние двадцать минут?
   - Слышал.
   - Ты хоть понимаешь, что я тебе предлагаю?!
   - Понимаю. И категорически отказываюсь заниматься этим. Мне неинтересно делать деньги. Я хочу творить. Я художник, понимаешь? Ху-дож-ник, не бизнесмен, не коммерческий воротила, вроде тебя!
   Адам видел, лицо отца стремительно приобретало багровый оттенок, значит, жди бурю. Но его это мало волновало. Пусть отец злиться, кричит и топает ногами, сколько его душе угодно. Всё равно это ничего не изменит.
   - Ах ты, молокосос! - зашипел Вельмиров-старший, наступая на сына, - Да как ты смеешь отказываться?! Ты бы должен пасть передо мной на колени и целовать мне руки за то, что я предлагаю тебе! Я столько сделал для тебя! Кем бы ты был, если бы не я?! Прозябал бы в дырявой халупе где-нибудь в Ухосранске в компании таких же недоносков, как ты сам, которые только и умеют, что красками бумагу марать! Но много ли стоит их дешёвая мазня?! Да гроша ломаного в базарный день за неё не дадут! Ты всю Жизнь жил за моей спиной, как в Раю, купался в роскоши, ни в чём не знал отказа! Это мать во всём виновата, она тебя избаловала, сделала расхлябанным неженкой, не способным в этой Жизни ни на что! Сколько раз я вдалбливал ей в голову, что она неправильно тебя воспитывает, что сюсюканьем и расписными пряниками Человека из тебя не сделаешь! Но нет, она, тупая, безмозглая кобылица, как все бабы, нашла себе игрушку и носиться с нею, аки с писаной торбой! - и без того высокий голос отца перешёл почти на визг. Он весь дёргался, как паяц на верёвочках, брызгал слюной, блёкло-голубые маленькие глазки его совсем вылезли из орбит.
   Адам едва сдерживался, чтобы не влепить отцу хорошую оплеуху. Его комментарии по поводу себя самого юноша ещё мог слушать, сохраняя невозмутимость, но то, как этот человек отзывался о его матери, привело парня в бешенство. Синие глаза потемнели, став почти чёрными, лицо побледнело, резче обозначились скулы.
   - Заткнись! - обычно негромкий, глубокий, музыкальный голос, ласкавший слух тех, кто его слышал, внезапно загремел так, что от неожиданности Вельмиров-старший аж подпрыгнул, - Заткнись, слышишь! Я ещё могу стерпеть, когда ты поносишь меня, но говорить подобное о матери не позволю! Ты волоска на её голове не стоишь, деляга недоделанный! Ты мнишь себя Королём Вселенной, 51
   считая, раз у тебя водятся денежки, так ты имеешь полное право втаптывать всех и всё в дерьмо! Но деньги - ещё не всё! В Мире существует множество куда более интересных вещей, чем твой бизнес! А что касается твоей якобы заботы обо мне... Я никогда ничего не просил у тебя, всё, в чём нуждался, я зарабатывал себе сам, не заняв у тебя ни единой копейки! Уже больше года я вообще живу сам по себе, и за всё это время ни разу не слышал и не видел тебя! Больше года тебя вообще не волновало моё существование, то, жив ли я вообще или уже умер! Ты даже не пытался найти меня! А теперь имеешь наглость заявлять, что всё для меня делаешь! Ты никогда ничего не делал ни для меня, ни для мамы, ни для сестрёнки! Ничего! Ты всю Жизнь живёшь только для себя! Так что не требуй от меня отдать тебе то, чего мне не давал!
   Отец стоял, разинув рот с каким-то тупым выражением на лице. Он не ожидал услышать подобное от сына. Вельмиров-старший вполне справедливо полагал, что в самом деле чуть ли не в лепёшку расшибается ради благополучия собственной семьи, и не мог взять в толк, почему остальные этого не ценят.
   Адам понял: всё высказанное им сейчас отцу, до того не дошло. Внутренняя чёрствость и эгоизм не позволили достучаться до его души. Получилось голое сотрясание воздуха. Парень тяжело вздохнул, ощутив, как на него неожиданно навалилась дикая усталость. Его безмерно утомил и этот разговор впустую, и сам отец.
   - Уходи! - потребовал он. Голос был, хоть и спокойный, но властный, с жёсткими, металлическими нотками, - Уходи и не возвращайся никогда! Забудь обо мне, не ищи встреч! Я умер для тебя, как ты умер для меня много лет назад!
   Отец смотрел в льдистые глаза сына. Он понял, что проиграл. Но сдаваться не входило в намерения этого предприимчивого дельца.
   - Я заставлю тебя передумать! - пригрозил он сыну, размахивая перед его лицом толстым коротким пальцем, - Не хочешь добром, будет по-другому! Ты всё равно подчинишься! - он круто повернулся на каблуках и ушёл, хлопнув дверью.
   "Ты мне покоришься, мерзавец! - Вельмирова-старшего так и трясло от праведного гнева, - Ты у меня ещё попрыгаешь! Чтобы отец не мог обломать рога собственному сыночку?! Размечтался! Будешь делать, что тебе велят, как миленький, будешь!".
   Адам стоял посреди комнаты, зажмурившись и прижав ладони к горящим вискам. Предыдущая сцена окончательно вымотала его. Его затопила такая беспредельная ненависть к отцу, которой он не испытывал никогда прежде, за всё то время, что жил в семье. Он ненавидел его каждой частичкой себя, каждой клеточкой.
   Обессилев вконец, парень просто рухнул на кровать, как был, одетым. Лёжа с закрытыми глазами, он пытался успокоиться и 52
   вернуть себе надорванное душевное равновесие. Уставший организм нуждался в отдыхе, Адам не заметил сам, как буквально провалился в некую полудрёму, его тело находилось в состоянии покоя, но мозг бодрствовал, порождая хаос видений и полный разброд мыслей, словно кто-то неведомый вскрыл ему череп, откачал кровь, а вместо неё залил какое-то вещество непонятного свойства и происхождения.
   Сколько он пробыл в таком состоянии, парень не знал. Может, всего час, а, может, и целый день. Когда он очнулся, было темно, за окном горели фонари. Кое-как поднявшись с кровати, добрёл до выключателя и включил свет. Больно резануло глаза. Щурясь, глянул на часы, глухо тикавшие на стене возле книжного шкафа. Половина двенадцатого. Ничего себе, он провалялся практически в беспамятном состоянии добрых семь часов! Сразу же вспомнил о Марке. Тот, наверное, нешуточно волнуется и переживает, почему его так долго нет, хоть он и предупредил художника, что может сегодня не появиться.
   "Любимый мой, - с нежностью думал юноша, - Любимый!".
   Нет, сегодня он к Марку возвращаться не станет. Слишком поздно, наверное, тот уже отдыхает, ведь завтра на работу. Да и у него, Адама, впереди тоже непростой день. В конторе, которая обычно заказывает ему работу, предложили создать эскиз флакона для духов новой мужской линии, недавно пущенной в производство известной косметической компанией "Кредо". Адаму никогда прежде не приходилось заниматься чем-то подобным, но почему бы и не попытаться? Смена деятельности - тоже вещь, необходимая художнику, это помогает набраться каких-то новых впечатлений, что-то увидеть и осмыслить, попробовать нечто, кардинально отличающееся от того, что делал раньше. И Адам согласился. Эскиз нужно принести послезавтра. У него имелись кое-какие идеи на этот счёт. Оставалось только отобразить их на бумаге. Как раз утром он всё и закончит, а на следующий день отнесёт заказ.
   Вот только ночь без Марка, без его желанного тепла, без его нежных прикосновений и поцелуев, полных испепеляющей Страсти, будет такой одинокой и пустой...
  
   Марку никак не удавалось заснуть в эту ночь. Когда Адам не вернулся к вечеру, художник начал беспокоиться, хоть юноша и просил не волноваться. А вдруг, с ним что-то случилось, что-то ужасное? Кто знает, как прошла его встреча с отцом? Полный самых мрачных мыслей, Марк метался по квартире, словно раненый зверь, и никак не мог успокоиться. Он ведь даже не знает номер мобильника Адама, не знает точно его адреса, кроме улицы и номера дома. Как же он сможет отыскать юношу? Где он его найдёт? Город крупный, домов много, людей ещё больше! Марк чувствовал, что, если Адам 53
   не появится и завтра, он отправится на его поиски, будет стучать в каждую дверь, спрашивать о нём каждого встречного - поперечного.
   Широкая кровать показалась ему такой огромной и холодной, когда Марк опустился на неё, совершенно измученный ожиданием. Он перекатился на ту сторону, где прошлой ночью спал Адам. Подушка до сих пор хранила аромат его волос, художник с наслаждением вдыхал его, погрузив лицо в хрустящий хлопок ткани. Он целовал эту подушку, нежно гладил, прижимая к себе, словно юноша был сейчас рядом. Так он и уснул, погрузившись, как в мутную воду, в тяжёлый изнуряющий сон без сновидений.
   Рассвет разбудил его. Марк открыл глаза. В комнате было свежо и неуютно, серый свет лился из окна, окрашивая предметы в унылые тона. Утро встретило его тоскливым одиночеством. Странно, раньше он не чувствовал ничего подобного, много лет просыпался совершенно один и нисколько не тяготился этим. Но теперь... Теперь всё не так, всё изменилось, стало иным... В его одинокой безрадостной и будничной Жизни появился Адам, солнечный Ангел, согревший его своим живым тёплым светом, открывший ему дверь в сказочный, неведомый ему прежде Мир, Мир, где живёт Любовь. Как ему не хватало мягкого света огромных синих глаз, его лучистой улыбки, завораживающего негромкого певучего голоса, восхитительной музыкой ласкавшего слух, трепетных прикосновений и огненных, неистовых поцелуев, погружавших его в фантастический, нереальный экстаз, его присутствия, наполнявшего всё Существо Марка невиданным Блаженством! Как он тосковал без Адама! Юноши не было всего лишь день, а художник ощущал его отсутствие так, словно они не виделись, по меньшей мере, года полтора!
   В университет преподаватель пришёл крайне подавленным, со всеми держал себя с холодной вежливостью. Никого не хотелось ни видеть, ни слышать, ни остальных преподавателей, ни студентов. Его всё раздражало, всё вызывало глухую досаду. Марк чувствовал, ещё немного, - и он начнёт на всех бросаться, как взбесившаяся кошка. Взгляд с беспокойным, жадным любопытством обегал тех, кто встречался ему, в надежде увидеть Его глаза. Но не видел. Это причиняло невыносимую Боль.
   "Приди сегодня, любимый мой, единственный! - мысленно умолял Марк Адама, - Появись, прошу тебя! Я просто задыхаюсь, умираю! Ты мне так нужен! Я не вынесу ещё одного дня без тебя!".
   Марк еле дождался конца рабочего дня. Почти бегом бросился домой, подгоняемый безумной Надеждой: вдруг, Адам ждёт его? Преодолев расстояние до дома буквально за пять минут, мужчина влетел в подъезд и, прыгая через ступеньки, помчался на четвёртый этаж.
   На лестничной площадке у окна он увидел Адама. Юноша стоял к нему спиной и задумчиво смотрел на улицу. Марк почувствовал, 54
   что сердце его сейчас остановится, не выдержав такого всеобъемлющего Счастья. На глаза навернулись слёзы, горло перехватило. Он только теперь понял, прочувствовал до конца, как ждал Адама, как измучился без него!
   Торопливые шаги рядом вывели юношу из задумчивого созерцания, в котором он пребывал всё то время, пока находился здесь, ожидая прихода Марка. Он вздрогнул и, повернув голову, увидел художника. Тот был чрезвычайно бледен и до крайности возбуждён.
   - Привет! - солнечная, так любимая Марком улыбка, осветила необыкновенное лицо, - Я ждал тебя.
   - О, Адам! - Марк всхлипнул и, бросившись к любимому, неистово сжал его в объятиях, - Как ты мог так долго не приходить?! Как ты мог оставить меня одного на столько времени?!
   - У меня не получилось появиться раньше. После встречи с отцом я просто был не в состоянии вообще куда-то идти, даже к тебе.
   Марк внезапно спохватился, что их могут увидеть чужие глаза, охочие до всяких подробностей личной Жизни своих ближних.
   - Пойдём домой, не надо здесь стоять, мало ли что, - он потащил парня к своей квартире. Руки сильно дрожали от волнения, Марк с трудом мог попасть ключом в замок и открыть входную дверь. Наконец, раза с пятого, ему это удалось. Они зашли внутрь. Художник захлопнул дверь, швырнул ключи на обувную тумбочку.
   - Марк, я..., - начал Адам, но тот не дал ему договорить. Его руки судорожно обхватили юношу, а губы прижались к его губам голодным, неистовым поцелуем, в котором было всё: безумная Любовь, Страсть, Боль, которую причинила ему эта, пусть недолгая, но такая мучительная разлука! Марк целовал его с невероятной, алчной жадностью, вкладывая свою душу и сердце в этот сумасшедший поцелуй. Его тело требовательно напряглось, он жаждал ответного отклика Адама, он сходил с ума от желания почувствовать, как любимый наполняет его собой. Юноша не заставил себя долго ждать. Адам сам изголодался по Марку не меньше, чем тот по нему, его ответ был опьяняюще-страстным, а поцелуй - таким же безумным и жадным. Всё внутри Марка пело, когда он чувствовал в своих объятиях любимое тело, когда его губ касались любимые губы, а любимая душа говорила с его душой языком Страсти, столь могучим и древним, древнее звёзд в тёмном осеннем небе, могущественнее даже самой Смерти.
   Это была Их ночь, ночь, когда перестают существовать запреты и преграды, установленные суровыми законами дня. Они упивались друг другом с немыслимой алчностью, словно люди, которые неожиданно получили в дар то, к чему стремились всю Жизнь; они не могли насытиться, выпивая друг друга до дна, опустошая тела, но наполняя сердца и души. Адам и Марк пели свою Песнь Любви 55
   на языке, понятном лишь им одним, пели ликующими голосами своих сердец, пели так, как могут петь лишь две души, ставшие одной. Это любовное Сумасшествие, охватившее обоих, совершенно обессилело их физически, но они были безмерно, беспредельно Счастливы своим долгожданным Единением, которого им так не хватало!
   Адам перевернулся на бок, Марк нежно обнял его, зарывшись лицом в волосы на макушке, касаясь коротких взъерошенных прядок губами.
   - Марк! - тихо позвал юноша, слегка повернув к нему голову.
   - Да, хороший мой?
   - Я боюсь.
   Художник удивлённо смотрел на него:
   - Боишься? Чего?
   - Того, что кто-то узнает о нас, особенно мой дражайший папаша. Вчера я виделся с ним. Не знаю, откуда у него мой адрес, наверное, узнал от матери, больше не от кого, она была у меня пару раз после того, как я там поселился. Сестра тоже несколько дней гостила у меня, но выдать моё местонахождение она не могла, за это я ручаюсь! Она слишком хорошо знает отца и его отношение ко мне. А мама его панически боится и всегда уступает, чего бы тот не потребовал. Так вот, отец пожелал передать мне своё дело. Но я не могу этим заниматься! Я художник, а не делец, я хочу творить, а не делать деньги. Отцу подобного не понять, он всю Жизнь только и делал, что гнался за прибылью, больше его ничего не интересовало. Деньги - вот телец, которому он поклоняется. Ради денег он продал бы родную мать, не сомневаюсь! Вчера, во время нашей встречи, я ответил на его предложение категорическим отказом, чем взбесил его настолько, что отца чуть не хватил удар. Он не признаёт неподчинения собственной воле. Уходя, отец пригрозил, что всё равно заставит меня поступить так, как ему нужно. И он обязательно выполнит свою угрозу, я слишком хорошо знаю его подлый нрав. Он не погнушается никакими методами, чтобы достичь поставленной цели!
   В голосе Адама было столько ненависти, что Марку стало как-то немного не по себе. Он любил своего собственного отца, даже, когда тот бросил их с матерью и ушёл к другой женщине. Он тогда был голоштанным карапузом, лет четырёх - пяти, но очень хорошо запомнил глаза матери, полные слёз, когда она смотрела, как отец собирает вещи, понимая, что бессильна что-либо сделать. Даже тогда Марк не возненавидел его, хотя имел на это полное право. Много лет спустя, сам пройдя через развод с женой, он понял отца и простил его. Наверное, просто их с матерью отношения изжили своё, и нужно было ставить точку. Марк до сих пор поддерживал с ним отношения, они иногда встречались пропустить стаканчик-другой пива, поговорить о том, о сём. Происходило это не очень часто, отец жил в другом городе и бывал здесь наездами, но если уж приезжал, обязательно наведывался в гости к сыну. 56
   - Я боюсь, Марк, очень боюсь, что он помешает нам быть вместе, попытается любыми средствами разлучить нас! Что мне тогда делать?! Как жить в этом мире без тебя?! - голос парня дрожал, Марк ясно почувствовал слёзы.
   Мужчина ощутил, как внутри него всё взбунтовалось при одной только мысли, что кто бы то ни было может отнять у него Адама. Ни за что! Он готов уничтожить любого, если понадобиться, кто встанет у них на пути, чтобы помешать их Счастью! Никто и никогда не лишит его любимого, никто и никогда не сможет разлучить их, даже Смерть!
   Марк резко повернулся лицом к Адаму, налёг на него всем телом, прижав к подушке.
   - Адам, посмотри на меня!
   Тот поднял на него такие огромные, такие страдающие глаза, что у мужчины перехватило дыхание.
   - Послушай, я тебя безумно люблю, ты - всё, что есть у меня в этой Жизни! Никому, ни одной живой душе, не позволю встать между нами, забрать тебя у меня! Я лучше убью тебя сам, чем отдам кому-то!
   Марк говорил искренне, Адам чувствовал это. Парень робко улыбнулся сквозь влажную пелену, - словно солнышко выглянуло из-за туч!
   - Люблю тебя! - признался он, поглаживая пальцами лицо возлюбленного.
   Марк так жаждал этих слов! Но всё же они сильно взволновали его своей полной неожиданностью. Адам любит его! Наконец-то он произнёс это вслух! Раньше Марк его Любовь чувствовал, теперь он о Ней слышит!
   - Повтори ещё раз то, что ты только что сказал! - попросил художник, весь лихорадочно дрожа.
   - Я люблю тебя! Люблю! И всегда буду любить!
   - Единственный мой! - Марк пылко поцеловал парня.
   Поцелуй за поцелуем, - и скоро эти двое уже не могли остановиться. Остаток ночи они провели, нежно лаская друг друга, шепча один другому пламенные слова бесконечной Любви. Уснули перед самым рассветом, не размыкая объятий, не отрывая губ друг от друга, безумно влюблённые один в другого.
  
   Адам был прав, когда говорил, что отец не отступится от задуманного и обязательно исполнит то, что намеревался сделать в отношении собственного сына, чтобы заставить его поступить так, как он того хочет. Вельмиров-старший, покинув жилище Адама, пребывал в состоянии крайней ярости. Он готов был убить юношу на месте, да не только его, а любого, кто попадётся ему на глаза. Этот человек относился к тому роду людей, у кого дело всегда следует за словом, причём, незамедлительно. 57
   Мужчина буквально вылетел на улицу, весь красный, его трясло. Со стороны могло показаться, что он болен. Так оно и было, в сущности, на самом деле. Дмитрий Вельмиров был болен опасным и неизлечимым недугом: неистребимой ненавистью к сыну. Он люто ненавидел Адама, сам факт его существования. Причина уходила корнями в достаточно далёкое прошлое. Адам не являлся его родным сыном. Жена Дмитрия в своё время совершила самую большую (по его мнению) ошибку, спутавшись (он всегда называл подобные вещи таким словом, не умея подобрать иного, более корректного, определения) с заезжим художником. Где они познакомились и каким образом, этого глава семейства не знал, да и не хотел знать. Его гораздо больше волновал сам факт существования у горячо любимой супруги (насколько у такого человека жена могла быть любимой вообще) любовника. Об их тайном романе он узнал от своего знакомого - владельца частного сыскного бюро "Эврика", которому поручил проследить за женой. В душу Дмитрия давно закралось подозрение, что у его законной половины кто-то есть, она, вдруг, стала особенно тщательно следить за собой, обновила гардероб, изменила стиль. Чтобы развеять или же, напротив, подтвердить собственную догадку, Вельмиров-старший и обратился в "Эврику". И вскорости компрометирующие жену снимки, где она гуляет в обнимку с любовником, были у главы семейства на руках. Не долго думая, он в приказном порядке запретил жене встречаться со своей пассией, в случае непослушания грозя выгнать её на улицу и оставить без гроша в кармане. Женщине, пересиливая себя, пришлось покориться. Как сильно она ни любила этого человека, финансовая зависимость от мужа была ещё сильней. Они расстались. С тех пор у неё никого не было, но и со своим мужем они стали жить, скорее, как соседи, чем как муж и жена, даже спать начали порознь, в разных спальнях. Итогом этого непродолжительного романа стало рождение Адама. Сама мысль о том, что первый ребёнок в их доме - не его, приводила Дмитрия Вельмирова в неописуемое бешенство. Но он всё-таки решил пойти на некоторые уступки собственной жене, тем более, что она больше не виделась с любовником. Поэтому Адама оставили жить в семье Вельмировых, а не отдали в детский дом, как изначально планировал Дмитрий. Мальчик рос, и Вельмиров-старший с ужасом видел, что тот всё сильнее становится похож на своего биологического отца. Тот же рост, сложение, волосы, глаза, лицо, та же непередаваемая Красота, - словом, перед ним предстала живая копия ненавистного соперника. И Дмитрий всеми фибрами души возненавидел мальчишку. Он понимал, что не прав, ведь ребёнок не виноват ни в чём, мало ли, кто на кого похож, но ничего не мог с собой поделать. Он ненавидел Адама так сильно, что временами совершенно не мог выносить его присутствия. 58
   Его жена всё это видела и понимала причину подобного отношения своего благоверного к её малышу. Женщина очень переживала из-за этого. Всю свою Любовь к его отцу она перенесла на сына. Он был для неё лучиком света в тёмном царстве её замужней Жизни, памяткой о том, кого она так сильно любила. Временами женщине хотелось, чтобы всё было иначе, чтобы она никогда не встретила своего любимого, не познала, пусть и недолгого, но такого полного Счастья. Но вспять ничего не повернёшь. Сказка закончилась, остались суровые законы Реальности: муж, вызывавший у неё отвращение, богатый холодный дом, пустота и внутреннее одиночество, которое перестало казаться таким ужасным после появления в её беспросветной Жизни её крошки, её Адама. Она смирилась с невозможностью обрести свою Любовь и тихую радость с тем, кто был ей столь дорог. Теперь, когда у неё был сын, она жила им и ради него, вся отдавшись этому великому и светлому Чувству.
   Когда приступ ярости немного утих, Вельмиров-старший решил, что пришла пора действовать, не тратя ни секунды на раздумья. Он заставит Адама следовать его воле, заставит, уж будьте уверены! В голове у него уже созрел план, за осуществление которого он и взялся. Достал из кармана пальто мобильный телефон, порылся в адресной книге. Вот, то, что нужно! Номер "Эврики"! Кое-как набрал нужные цифры трясущимися руками. Длинные гудки. Потом на том конце прозвучал мягкий вкрадчивый голос:
   - Ну, здравствуйте, друг любезный!
   - Здравствуй!
   - Чего изволите? - вопрос был задан немного игривым тоном. У владельца "Эврики" имелась странная привычка беседовать с клиентами и подчинёнными в этакой шутливо-беззаботной манере, что многих, кто имел с ним дело, крайне раздражало. Не был исключением и Дмитрий Вельмиров. Подавив в себе желание нагрубить, которое неизменно вызывала в нём эта привычка его знакомого, отец Адама ответил:
   - У меня к тебе дело на миллион долларов.
   - Да? Что же в этот раз? У твоей жены снова кто-то появился? - раздался сальный смешок.
   - Нет. Мне нужно, чтобы твои ребята проследили за моим сыном Адамом. Я хочу знать абсолютно всё: где бывает и с кем, чем занимается, даже то, сколько ложек сахара в его чашке чая. Добудь для меня эту информацию, а уж за мной не заржавеет, ты знаешь! Тебе знаком мой сын?
   На другом конце трубки немного помолчали, словно пытались вспомнить, о ком идёт речь.
   - А-а, этот тот самый черноволосый парень, который иногда приходил к тебе в галерею? Как же, помню! Ох, и красавец он у тебя, 59
   просто глаз не оторвать! Только до странности не похож на тебя, да и на твою благоверную тоже. Кого-то он мне напоминает, только кого, никак не могу понять.
   - Да, да, это он, описан точно! - поспешно и нетерпеливо перебил его Дмитрий, опасаясь, что владелец "Эврики" разовьёт скользкую тему и вспомнит, кого ему напоминает Адам.
   - Хорошо, мы за ним проследим. Как что узнаем, я тебе сразу сообщу.
   - Угу. Его фотографию и адрес, где мой сын в данный момент проживает, получишь по факсу через полчаса.
   - Договорились.
   На том конце повесили трубку. Дмитрий дал отбой. Довольно улыбаясь, потёр ладонью о ладонь, что говорило о хорошем настроении.
   "Вот так-то, мой бесценный сыночек, скоро я тебя сцапаю, как канарейку, пикнуть не успеешь!".
  
   Марк проснулся. Счастливая улыбка блуждала по его лицу. Какая ночь! Сколько неземного Блаженства! Как сладки, хоть так быстротечны, часы, подаренные любимым! Какие неописуемые чувства испытываешь, когда сжимаешь в объятиях его желанное тело, когда твои губы сливаются с его губами, когда две души соединяются, чтобы навсегда стать одной!
   Он очень осторожно высвободился из обнимавших его гибких рук. Нет, не для того, чтобы встать с постели. Художнику очень хотелось просто смотреть на своего возлюбленного, на его неповторимое лицо. Ему очень нравилось это делать. В самом сне столько тайны, и невероятно интересно разгадывать эту загадку. Повернувшись на бок, лицом к Адаму, подперев голову рукой, Марк с безмерной Любовью и трепетной нежностью смотрел на него, спящего, любуясь точёными чертами, совершенством линий. Как безмятежен его сон! Какая бы буря не бушевала в его душе раньше (а, может, бушует и сейчас, кто знает?) на лице не отражалось ничего, оно было тихим и спокойным. Невероятно длинные ресницы (Марк ни у кого прежде не встречал таких, и его всякий раз тянуло дотронуться до них, проверить, настоящие ли они или же Адам их приклеил, а снять забыл, вот они и остались) бросали густую тень на матовую бархатистую кожу щёк. Художник очень нежно прикоснулся к ним кончиками пальцев. Марк думал, они острые и колючие, но, притронувшись, с удивлением почувствовал, что ресницы пушистые и шелковистые, нежнее и мягче любого атласа. На приоткрытых губах тихая улыбка, словно юноше снится что-то необычайно приятное. Как он прекрасен! У Марка перехватило дыхание, на глаза навернулись слёзы от собственных чувств. Ну, разве он сможет хоть когда-нибудь расстаться с этим космическим существом?! Да ни за что, ни за какие блага всех Вселенских цивилизаций вместе взятых! 60
   Художник очень-очень нежно, ощущая внутри себя глубинный трепет, касался рукой любимого лица, сомкнутых век, губ, тёплого
   бархата волос. Он чувствовал, как желание охватывает его, заставляя кровь быстрее бежать по венам, чаще и громче биться сердце. Стоило ему лишь прикоснуться к Адаму, он терял над собой контроль. Марк знал, что так будет всегда, пока он жив. Этот невероятный синеглазый волшебник навеки останется его тайной и самой заветной Мечтой. Он воспламенял Марка, как никто другой.
   Движимый неудержимым порывом, мужчина коснулся губами губ Адама. Это неожиданный поцелуй разбудил его. Парень вздрогнул и открыл глаза.
   - Доброе утро, спящая красавица! - приветствовал юношу Марк, любовно гладя по щеке.
   - Доброе утро! - улыбнулся Адам и ласково чмокнул Марка сначала в щёку, потом в губы.
   Как невероятно, до Боли, до Безумия художник желал его! Так было всегда, с первого мгновения, как он увидел парня. Жажда, томившая Марка, требовала утоления. Он приник к любимым губам, не в силах ждать дольше ни мгновения. Марк знал, что если начнёт целовать Адама, если лишь коснётся этих соблазнительных губ, уже не остановится, никакая сила не сможет заставить его остановиться!
   Распаляясь всё сильнее, так, что уже нельзя терпеть, художник весь полыхал от охватившей его безудержной Страсти. Его руки, губы бесстыдно, с упоением, ласкали любимого, вознося их обоих на нереальную высоту.
   Позже Адам уютно устроился на его груди, лицом к Марку, положив руки под голову. Он был так близко, что художник тонул в невероятной сини громадных глаз, с Любовью смотревших на него.
   - Никак не могу понять, почему я тебя так люблю! - признался Марк, - Ты прямо околдовал меня, я сам не свой, едва лишь коснусь тебя! Без тебя даже солнце не светит, самый тёплый день становится холоднее самой ледяной январской ночи! Это же ненормально, противоестественно так вот полюбить, подобная Любовь лишает не только разума. История, да и литература, знает немало примеров, когда из-за такой же безумной Любви люди погибали! Взять хоть тех же Ромео и Джульетту. Они оба умерли от того, что безумно любили друг друга, но вражда семей помешала им быть вместе в Жизни, вот они и решили обрести друг друга на веки вечные в Ином Мире. Персонажи литературные, но что-то мне подсказывает, что этот случай взят из Реальности. Я... Мне до сих пор не верится, что ты меня любишь. Неужели это не сон?!
   - Я действительно люблю тебя, дуралей ты сумасшедший! - ответил Адам и нежно провёл кончиками пальцев по щеке Марка, - Почему тебя это удивляет? 61
   - Это так невероятно! Ангел полюбил простого смертного. Что-то из области фантастики, тебе не кажется?
   - Любовь не разделяет людей по внешним признакам или каким-то особенностям. Она просто возникает между ними и всё. Остальное не имеет значения.
   - А что для тебя Любовь?
   Адам задумался и довольно долго молчал.
   - Любовь... Мне сложно объяснить понятно, чем это Чувство является для меня. Любовь - это постоянная необходимость быть рядом с Человеком, разделять Его радости и печали, быть Ему надёжным другом, поддержкой и опорой. А ещё это пламенная буря, в которой ты сгораешь заживо. Любимый Человек - это твоя плоть и кровь, твои помыслы и самые заветные желания, это больше, чем сама Жизнь. Ты готов пойти за того, кого любишь, на эшафот, способен свернуть горы, бросить к его ногам весь Мир. Он просто тот, без кого тебя нет, ты не существуешь вне Его, ты пуст и мёртв, лишь с любимым ты становишься тем, кто ты есть на самом деле.
   Марк слушал его, широко раскрыв глаза. Адам говорит его устами, выражает его мысли! Ведь для него самого Любовь является тем же!
   - Скажи..., - Марк замялся, ощущая усилившуюся пульсацию внизу живота, - А... Как ты смог устоять от Соблазна во время "Танца"? Это же убийственное зрелище! Те, кто его придумал - настоящие варвары, как и те, кто ввёл запрет вмешиваться в это действо во время просмотра! Мне тогда было так плохо, не знаю, как я выдержал до конца! Я так безумно тебя хотел, что готов был броситься к вам, отшвырнуть прочь твою партнёршу и овладеть тобой прямо там! Удержал меня от этого только наш уговор. Я так люблю тебя, так боюсь тебя потерять! Я был согласен на всё, что угодно, лишь бы сохранить тебя!
   Адам опустил глаза.
   - Я знаю, что ты чувствовал. Когда я впервые увидел "Танец", мои ощущения были схожи с твоими.
   - А что тебя удержало?
   - Тогда танцевала Нанетта, её партнёром был один из парней - танцоров стриптиза. Мы только начали с ней встречаться, ещё не успели узнать друг друга так хорошо, как знаем теперь. Помню, она так меня распалила, что я едва мог усидеть на месте! Но всё же удержался, опасаясь, что если поддамся Соблазну, для меня закроются двери клуба, и я не смогу так часто видеться с Нанеттой, как хотел. Понимаешь, главное правило клуба гласит примерно следующее: "Смотреть - смотри, но руками не трогай!". То есть ты можешь наслаждаться, но прикасаться к танцующим можешь лишь взглядом. После того просмотра я отправился к Нанетте в гримёрку. Она была там, переодевалась после выступления. Она стояла 62
   ко мне спиной... абсолютно безо всего, такой, какой родилась на свет. Я овладел этой женщиной прямо там, у туалетного столика. Это было что-то дикое и совершенно безумное! Можно сказать, с этого времени мы с нею не только ходили гулять или в кино, или ещё куда-нибудь. Нас неудержимо влекло друг к другу физически. Ты ведь знаешь, что это такое, верно?
   Марк кивнул. Он знал!
   - Ну, вот, - закончил Адам свой рассказ, - Дальнейшее тебе известно.
   Художнику не давал покоя один вопрос, он просто не мог его не задать:
   - Скажи... А ты не жалеешь о том, что вы с Нанеттой стали всего лишь друзьями после того, как были любовниками?
   Адам понял причину, побудившую Марка спросить об этом. Глядя ему в глаза, юноша ответил:
   - Нет. Всё это в прошлом. Единственное, о чём я действительно жалею, - это о том, что мы с тобой не встретились раньше. Никогда не думал, что способен любить кого бы то ни было, да ещё так сильно!
   - Мне всё ещё не верится, что ты признался мне в Любви! - лицо Марка озарила счастливая улыбка, - Ты любишь меня! Это совершенно необыкновенно! Это...Так похоже на сказку! Прекраснейший Ангел, какого можно увидеть только во сне, да и то не всегда, и, вдруг, обратил внимание на простого, невзрачного и серого смертного, на обычного человека, и не только обратил внимание, но и полюбил его! - художник говорил восторженно, нараспев, весь переполненный Счастьем.
   Какими тёмными стали глаза Адама! Словно небо беззвёздной августовской ночью, фиолетово-чёрными, с льдистым блеском. Он стремительно поднялся и отошёл к окну, став к Марку спиной.
   Художник заволновался. Он понял, что только что нарушил обещание, данное юноше, не касаться темы его облика. И не удержался! А теперь Адам наверняка решит, что он любит только его прекрасное лицо и тело, но не его душу! Но это же не так! Душу этого невероятного создания, его сердце, его Внутренний Мир он любит ещё сильнее, чем его потрясающий облик! Он любит его всего, абсолютно всего! И будет любить всегда, даже если он когда-нибудь постареет и подурнеет (вот в этом Марк сильно сомневался. Адам и в старости будет так же непередаваемо красив, как и теперь!)!
   - О, милый! - художник встал и, подойдя к парню, попытался обнять его, но тот уклонился, причём, достаточно резко, едва ли не грубо.
   - Оставь меня! - был ответ.
   - Прости, я нарушил своё обещание!
   Адам повернулся к нему всем телом и теперь смотрел в упор. Взгляд такой ледяной, что Марк задрожал.
   - И всё-таки я был прав, когда сначала отталкивал тебя, не позволяя получить то, чего ты так хотел! - говорил он. В голосе - ни 63
   тени нежных, чарующих нот, музыкой ласкавших слух, только сплошной металл, - Ты такой же, как они все! Тебе нужно только моё тело, но не я сам! И любишь ты только мою внешность, но не меня! Какой я идиот, как я мог хоть на мгновение поверить в то, что наконец-то встретил единственного человека, которому нужен именно я! Презираю это и ненавижу! Как я это ненавижу! - закрыв лицо руками, юноша вновь отвернулся к окну.
   Ему было больно, Марк почувствовал его Боль так, словно испытывал её сам. Он должен всё исправить! Должен доказать Адаму, как тот ошибается, считая, что ему, Марку, нужен не он, но его Красота!
   Художник с силой повернул парня снова к себе лицом, преодолевая сопротивление, порывисто обнял его и, прижимая к себе так крепко, что тот не мог пошевелиться, заговорил:
   - Любимый мой, единственный, как же ты не прав! Прости меня, старого дурака, за мои необдуманные слова! Я так люблю тебя, именно тебя, за всё, что в тебе есть! Когда я называю тебя Ангелом, я действительно вижу перед собой Ангела! Для меня ты всегда был и будешь самым прекрасным созданием во всех мирах Вселенной, я всегда видел бы тебя таким, даже, если бы ты был страшен, как смертный грех! Твоя душа не менее, даже более, прекрасна, чем твоё тело, и изнутри я люблю тебя ещё сильнее, чем снаружи!
   Марк поднял любимое лицо за подбородок, заставил любимые глаза посмотреть в его глаза в надежде, что лёд в этих синих озёрах растает, и они вновь станут бархатисто-тёплыми, ласковыми.
   Адам смотрел на него, не отрываясь, несколько минут. Сколько муки в его взгляде! Юноша пытался в глазах художника прочесть, правду ли тот говорит или же пытается обмануть его, чтобы просто использовать. Увидел, что Марк совершенно искренен. И разом отступила Боль, по всему его Существу разлилась тёплая волна нежности. Тучи рассеялись, лучистое солнышко улыбки озарило прекрасное лицо.
   - Я верю тебе, - сказал Адам.
   Он верит! Марк едва не взлетел от охватившей его бурной Радости! Наклонив голову, запечатлел на губах возлюбленного долгий, чувственный поцелуй. Млея от Счастья, ощутил, что Адам отвечает ему. Он отвечает ему!
   - Чудо-юдо ты моё! - ласково приговаривал Марк, ероша смоляные, с лиловым отливом, волосы юноши, - Чудо, самое расчудесное из всех Чудес на целом белом свете!
   Адам тихо улыбался, прильнув к тёплой груди любимого. Ему было так хорошо!
   - Я хочу продолжить нашу работу, - сказал Марк, выпуская парня из своих объятий и направляясь к холсту возле окна, - Ты не против?
   - Я сам хотел предложить то же самое. Сейчас как раз рассвет, самое подходящее освещение. Так что, не стоит терять драгоценное 64
   время.
   Они продолжили писать картину, начатую Марком два дня назад. На этот раз ничто и никто не отвлекал ни художника, ни его модель от работы, не развеивал нужное настроение. Мужчина писал упоённо, с вдохновением и бесконечной Любовью к тому, кого рисовал. Через пару часов всё было закончено. Марк отошёл на некоторое расстояние от портрета, чтобы лучше рассмотреть его, полнее прочувствовать, удался ли замысел. Картина была великолепна, полна такого Чувства и Страсти, что художник едва не расплакался, когда смотрел на портрет своего возлюбленного. Совершенство неземной Красоты Адама предстало во всей своей фантастической нереальности. Он получился таким живым, казалось, юноша вот-вот сойдёт с полотна.
   Парень, взглянув на Марка, увидел, что тот замер в неподвижности, словно греческая статуя, большие глаза влажно блестят, ладонь прижата ко рту, будто художник боится произнести хоть слово, выдав тайну собственной души. Поднявшись с кровати, на которой лежал всё это время, Адам неслышно подошел к нему и, став сзади, взглянул на свой портрет. Увиденное поразило его. Неужели этот юноша на картине - он?! Неужели Марк видит его именно таким?!
   Художник вздрогнул, ощутив его присутствие. Повернул голову и улыбнулся.
   - Что ты думаешь об этом портрете? - в волнении спросил он.
   - Он прекрасен. Только на нём - не я.
   - Почему? - изумился Марк.
   - Ты отобразил какого-то нереального персонажа. Я не такой. Я - человек из плоти и крови, а не сказочный принц, каким получился на твоём портрете.
   - Для меня ты именно такой! - горячо возразил Марк, - Адам, ты слишком скептически к себе относишься! Нельзя быть таким самокритичным, это неправильно! Хоть я и обещал не касаться вопроса твоей внешности, поскольку тебе это не нравится, всё-таки скажу: ты на самом деле Прелесть, я такой Невообразимой Красоты ещё не встречал! Так что нарисовал я тебя таким, какой ты есть! Не спорь, пожалуйста, это бесполезно!
   Адам улыбнулся:
   - Ну, значит, мы так и не приведём нашу дробь к общему знаменателю, каждый оставшись при своём мнении.
  
   Вернувшись домой, Дмитрий Вельмиров заперся у себя в кабинете, сел за большой письменный стол орехового дерева, спиной к большому окну, откуда в комнату лился неяркий серый свет осеннего дня. Порывшись в ящиках, отыскал файл, где, среди прочих бумаг, лежала пара фотографий Адама. Глава семьи не ставил их на 65
   своём столе, предпочитая держать подальше от собственных глаз, чтобы не впадать в ярость всякий раз, как он видел ненавистное ему лицо. Мужчина хотел вовсе избавиться от снимков, но жена упросила оставить их хотя бы для неё. Она очень тосковала по сыну, хоть старалась не показывать своих чувств никому, особенно мужу. Но он видел, что женщина просто убивается. Порой, Дмитрий заставал её в слезах, украдкой целующую эти фотографии, словно перед нею был её Адам. Застигнутая врасплох, женщина поспешно откладывала снимки в сторону и, наскоро утерев слёзы, стремительно удалялась из кабинета. Вельмиров-старший злился, ему отчаянно хотелось, чтобы жена поскорее выбросила из головы и, главное, из своего сердца, этого неблагодарного ветреника, и переключила свои чувства на него самого и их дочь. Но здесь даже его деспотизм оказался бессилен. Жена всё равно продолжала любить сына до Самозабвения, не внимая никаким доводам трезвого рассудка. Раньше мужчина надеялся, что с уходом Адама из дома, в его семье наконец-то воцарится тишь да гладь, утихнут бури, бушевавшие на протяжении многих лет, они будут тихо - мирно доживать свои годы втроём с дочерью, у них наступит полная идиллия. Но не тут-то было! Яблоко раздора исчезло, но сам раздор остался и отравлял Жизнь всем оставшимся членам семьи. Дмитрий по-своему любил жену и хотел, чтобы она, оставив мысли о сыне, сосредоточилась на нём. Но женщина так никогда и не смогла простить мужа за свою поруганную Любовь и сломанное Счастье. Иногда она ненавидела Дмитрия так сильно, что готова была чуть ли не покончить с ним раз и навсегда. Но в самый последний момент её что-то останавливало. Наверное, понимание того, что, даже убив опостылевшего мужа, она всё равно ничего не изменит. Её возлюбленный далеко и не вернётся к ней. А её ненаглядный птенчик, покинув тёплое гнёздышко, полетел искать свою Судьбу. Она осталась ни с чем. Была ещё дочь, но её женщина в расчёт не принимала. Она любила девушку, но эта Любовь была спокойной, даже равнодушной, не затрагивала самых глубин. Мать мало интересовалась жизнью дочери, её мыслями и чувствами, никогда не задумывалась о её будущем. Она словно бы и не замечала её, лишь иногда в глазах промелькнёт какой-то отблеск нежности, - и всё, снова пустота. Любви этой женщины хватило только на двух мужчин: её сына и его отца. Всем остальным осталась прекрасная Оболочка, лишённая Содержания, блестящий мираж, рассеивающийся с первыми лучами утреннего солнца.
   Дмитрий Вельмиров долго глядел на фотографии сына, словно изучая их, пытаясь понять, почему его жена так любит своего отпрыска, что забыла обо всём и обо всех. Снимки не очень старые, сделаны всего пару лет назад, когда Адам ещё жил с ними. С тех пор парень мало изменился, точнее, остался прежним. Да, малый, 66
   конечно, безумно красив, этого глава семьи, даже несмотря на всё своё неприятие, не мог отрицать. Причём, Красота эта необычная, не вписывающаяся ни в какие рамки и каноны. Огромные глаза какой-то космической сини, точёные, аккуратные черты, лилово-чёрные волосы, великолепное сложение... Ни дать ни взять герой античных мифов! Но, конечно же, жена обожает Адама не за одну внешность. Справедливости ради стоит заметить, что характер у парня очень добрый и отзывчивый, способный воспринять чужую Боль, как свою собственную. Темперамент поистине азиатский, невероятная, просто гремучая смесь эмоций и Страсти. Такие, как Адам, и любить, и ненавидеть будут до Умопомрачения. Если вызовешь его ненависть - приобретёшь врага на всю Жизнь, если Любовь - будешь Самым Счастливым на свете, потому что он отдаст тому, кого полюбит, свою душу и сердце, всего себя без остатка.
   И всё же Дмитрий люто ненавидел сына. Ненавидел за то, что тот так отличается от него самого, да и вообще от всех, кого он когда-либо встречал. Адам всегда оставался для него тайной за семью печатями, разгадать которую мужчина никак не мог, сколько ни пытался. Но самую сильную ненависть вызывало у Дмитрия Вельмирова поразительное внешнее сходство Адама и его биологического отца. Мужчина ещё мог простить парню всё остальное, своеобразие его натуры, превращавшее его в Белую Ворону в стае. Но этого простить не мог! Адам был для него, как бельмо на глазу, как вечное напоминание о постыдном падении его собственной жены. Дмитрий не мог успокоиться, все эти годы его грыз изнутри червь ревности, зависти к сопернику, который, столь легко завладел сердцем и душой этой женщины, ничего особо не делая, в то время как он, её законный супруг, получал лишь жалкие крохи, которые даже Любовью-то не назовёшь, так, что-то вроде привычки быть вместе, да и те должен был чуть ли не вымаливать.
   - Если бы ты знал, как я тебя ненавижу! - зло прошипел он изображению на фотографии, - И тебя, и твоего папашу! Вы получаете всё самое вкусное чуть ли не даром, остальным же оставляете объедки! Ненавижу! Ненавижу! - Вельмиров отшвырнул прочь снимок, чувствуя, что готов растерзать Адама за то, что он есть на этом свете.
   Но, невзирая на подобные чувства, Дмитрий всё же хотел передать сыну галереи. Просто Адам являлся единственным мужчиной в семье, после него, значит, его прямым наследником. И неважно, что он - не родной. Всё равно сын, закон здесь непреклонен. И галереи должны достаться именно ему. Что касается женщин, они тоже получат в своё время весьма приличный кусок от его состояния, ни одна ни в чём не будет нуждаться, может, не работая, жить в своё удовольствие хоть до конца дней. Но галереи должны перейти только к мужчине, к Адаму, в этом вопросе Дмитрий был несгибаем. Женщины не 67
   умеют вести дела, они слишком мягкие и податливые, любой жулик способен при минимальной затрате усилий обвести их вокруг пальца. В бизнесе действует лишь один закон: "Человек человеку волк". Не стоит гнушаться никакими средствами и методами ради достижения собственной цели, но, если уж ты её достиг, будь начеку, ибо есть более ушлые, они вмиг унюхают твои слабые места, и оглянуться не успеешь, - окажешься в канаве.
   "Почему же ты противишься? Почему? - в который уже раз мысленно спрашивал Дмитрий сына, - Ведь я же предлагаю тебе унаследовать такое прибыльное дело! Это же миллионы! Ты ни в чём не будешь знать нужды! Не иначе тебе запудрила мозги какая-нибудь вертихвостка с ногами от ушей, вот ты и выкаблучиваешь кренделя!".
   Вельмиров-старший достал из ящика лист бумаги, ручку, торопливо написал адрес Адама и, приложив фотографию, снял трубку и набрал номер факса "Эврики". Факс на другом конце стоял на автоматическом принятии документа, поэтому Дмитрий, услышав длинный писк, нажал кнопку "Старт". Лист с адресом и фотографией со скрипом двинулся через приёмник. Следя за отправкой, Вельмиров-старший очень надеялся, что агенты бюро добудут ему необходимую информацию об Адаме. Мужчина жаждал действий.
  
   Глава третья.
  
   Получив факс, Александр Постовой, владелец "Эврики", снял трубку внутреннего телефона.
   - Слушаю Вас, Александр Гаврилович, - подобострастно и одновременно немного игриво промурлыкал голос секретаря Верочки.
   - Верунь, вызови ко мне Буйновского, только пусть явится незамедлительно!
   - Сейчас.
   Положив трубку на рычаг, Постовой опёрся о подлокотники своего внушительных размеров кожаного кресла и, слегка раскачиваясь туда-сюда, в задумчивости тёр переносицу. Он пытался вспомнить, кого ему напоминает сын его клиента Адам. В голове крутился неясный образ, но конкретики не вырисовывалось. Неожиданно Постовой вспомнил, что в верхнем ящике его стола находится папка, где хранятся фотографии людей, когда-либо чем-то привлёкших его внимание. У владельца "Эврики" было своеобразное хобби: он любил снимать понравившихся ему людей. Так сказать, коллекционировал свои впечатления. Потом, на досуге, он пересматривал фотографии, внимательно изучал лица изображённых на них людей, зачастую, абсолютно незнакомых, выражения на них, пытался определить, каков Внутренний Мир того или иного человека, о чём он думает, какую Жизнь ведёт? Это занятие чрезвычайно увлекало Постового, 68
   к тому же, позволяло совершенствовать свои навыки сыщика, необходимые для работы в избранной области деятельности. Извлёк папку, напоминавшую по размерам и виду объёмистый том, положил перед собой и, раскрыв, стал внимательно пересматривать хранящиеся там фотографии. Довольно долго поиск не давал результатов. Но, наконец, когда он уже хотел убирать папку назад, на глаза попался снимок почти тридцатилетней давности. На нём была жена его клиента вместе с каким-то мужчиной, но не со своим мужем. Фотография была сделана с достаточно близкого расстояния, что позволяло хорошо рассмотреть детали. Изучая снимок, Постовому показалось, что мужчина очень знаком ему. Но откуда? Где они раньше встречались? И тут владельца "Эврики" осенило. Это же любовник жены Вельмирова Эллы! Конечно, как же он мог забыть! И почти тотчас же на ум пришла догадка о том, кого ему напоминает Адам Вельмиров. Парня, с которым крутила шашни эта дамочка!
   "Ага, вот оно что! Теперь мне всё ясно. Адам не родной сын Вельмирова, его биологическим отцом является этот красавчик на фото! Вот так дела!".
   В дверь кабинета постучали. Это отвлекло Постового от его мыслей. Он встрепенулся и, выпрямившись, приосанился.
   - Войдите!
   Вошёл молодой парень лет двадцати трёх, одетый просто, совершенно невзрачной наружности. Именно такого и искал для работы в своём агентстве владелец "Эврики". Самый обычный человек, коих сотни и тысячи, ничем не примечательный, сливающийся с толпой на улице. То, что нужно! Именно его Постовой и использовал в делах, где требовалось установить за кем-то наблюдение, что-то узнать, добыть какую-нибудь конфиденциальную информацию. Именно так и должен выглядеть настоящий сыщик. Ему не нужно выделяться, напротив, чем он серее и мельче на вид, тем лучше, так он вернее достигнет поставленной перед ним цели.
   - Вызывали? - спросил вошедший.
   - Да, - Постовой протянул ему полученный факс, - Нужно несколько дней последить за этим вот парнем. Узнай всё: с кем встречается, куда ходит, чем занимается, - всё! Информацию передашь мне. Его адрес прилагается к этой фотографии. Запомни: клиент, поручивший мне это дело, является очень важной птицей в деловых кругах не только местного масштаба, но и всего бывшего Союза. Так что смотри, не оплошай!
   - Ну что вы, как можно! Вы же не первый год меня знаете, представляете, на что я способен.
   - Это верно! - кивнул Постовой, - Именно поэтому и позвал тебя сюда. Парень этот - его сын. Не имею понятия, что подвигло отца устраивать слежку за ним, да мне это и неинтересно. Передо 69
   мной поставлена задача, которую я должен выполнить, не задавая лишних вопросов. И я её выполню! А теперь можешь идти. Держи меня в курсе дел!
   - Обязательно!
  
   - Мне нужно на работу, - сказал Адам Марку. Они, обнявшись, сидели на кровати, юноша прижался к тёплой груди любимого, а тот, испытывая невероятное наслаждение, погрузил пальцы в чёрный бархат его волос и нежно перебирал прядь за прядью, чувствую безумный отклик своего тела, - Я должен отвезти им заказ. Сегодня срок.
   - А что за заказ? - в вопросе художника слышится явная заинтересованность.
   - Мне поручили выполнить эскиз флакона мужских духов новой линии, пущенной в производство косметической компанией "Кредо".
   - И каким ты это видишь?
   - Я изобразил своего рода флакон-трансформер. Он будет чёрный, выполнен из материала, напоминающего по виду и на ощупь змеиную кожу. Если флакон находится лёжа, - мы видим джип - внедорожник, со всеми причиндалами, как у настоящей машины, только в миниатюре. У джипа открываются дверцы. Если это сделать, увидишь этакого мини-робота.
   - Как интересно!
   - Ничего особенного. Посмотрел как-то фильм "Трансформеры" в кинотеатре, само действо не впечатлило, слишком много спецэффектов при минимальной сюжетной нагрузке. Но идея превращения тачки в робота понравилась. Не уверен, что это так же придётся по душе тем, кто делал мне заказ, как и самой компании. Но попробовал рискнуть, может, что и выйдет, - Адам улыбнулся.
   - Думаю, выйдет обязательно! Ты - очень талантливый парень, я это сразу понял, когда увидел тот твой рисунок с Ангелом на мосту и Его близнецом в реке. Ты так необычно воспринимаешь Мир!
   - Да нет, вполне обычно. Просто мне интересно заглядывать вглубь Вещей.
   - Мне тоже.
   Они надолго умолкли. Обоим было так хорошо друг с другом! Они наслаждались временем, проводимым вместе.
   - Ты придёшь сегодня? - прервал паузу Марк, очень надеясь на положительный ответ.
   - Не знаю. Если управлюсь со всеми делами, то, конечно, приду.
   - Даже, если не управишься, всё равно приходи! Ты мне очень нужен, очень! Я не выдержу так долго без тебя! В прошлый раз, когда тебя не было со мною, я чуть не спятил! Прошу, пожалуйста!
   Адам поднял голову и посмотрел Марку в глаза. В них было столько мольбы! 70
   - Послушай меня, - горячие гибкие пальцы ласково и нежно обхватили лицо художника, - Я тебя люблю! Помни об этом всегда, никогда не забывай! Даже, если я по каким-то причинам не могу быть рядом физически, в своих мыслях, сердце и душе я всегда с тобой, всегда, слышишь! - юноша горячо поцеловал художника, - А сейчас мне, правда, пора.
   Как не хотелось Марку никуда его отпускать! Как он жаждал, чтобы этот чудесный юноша никогда не покидал его, даже на время! Но ничего не попишешь, надо!
   Художник проводил Адама до двери. Парень повернулся, порывисто обнял любимого. Губы Марка обжёг огненный поцелуй. Отпустив его, юноша выбежал на лестницу, и скоро звук стремительных, лёгких шагов замер в пространстве.
   Марк закрыл дверь. Вернувшись в комнату, лёг на кровать. Раскинув в стороны руки, устремил взгляд в потолок...и неожиданно для себя расплакался, точно малое дитя. Только слёзы эти были уже от Счастья, столь невыразимого и полного, приводившего всё его Существо в состоянии невероятной восторженной эйфории. Адам любит его! Любит! Ему хотелось летать, прыгать, стоять на голове, делать миллион других, абсолютно безумных вещей. Марк чувствовал себя, как мальчишка-школьник, у которого завтра начинаются долгожданные летние каникулы, когда он на целых три месяца получит полную свободу.
   Пребывая в этом состоянии, художник едва не забыл о том, что ему самому надо идти на работу. Внезапно спохватившись, глянул на часы. Облегчённо вздохнул: осталось ещё два часа до начала первой лекции. Перед занятиями он решил зайти к ректору, договориться о временном освобождении Адама от занятий в связи с предстоящим семинаром, а заодно и уточнить дату его проведения.
   Ректор университета, Адам Никольский (тоже Адам! Марк увидел в этом совпадении имён некий благостный знак), являвшийся сам известным художником, был ценителем Истинного Таланта. Он всячески поощрял тех, в ком он чувствовал хотя бы Его зерно, побуждая их раскрыться со всей полнотой. С Марком они, можно сказать, дружили, а не просто были коллегами по работе, начальником и подчинённым. Никольский ценил Веселовского как невероятно одарённого живописца, настоящего Мастера своего дела, тонко чувствующего все грани изображения, подмечающего любые нюансы, которые, на первый взгляд, не представляют важности. Его картины, будь то портрет маленькой девочки, играющей с мячиком, или же гравюра в стиле Альбрехта Дюрера, или яблоко на столе, - всё было настолько реалистичным, что, казалось, вот-вот оживёт, сойдёт с полотна и заговорит. Его рисунки дышали, у них были сердце и душа. Сейчас так мало художников умеют вдохнуть Жизнь в 71
   свои работы! Иной раз смотришь чей-нибудь труд, вроде бы всё на месте, всё присутствует, - а картина "деревянная", красота налицо, но это красота манекена, холодная и пустая. А живопись Марка совсем иная. Несколько его работ, участвовавших в различных конкурсах, как местного, так и всесоюзного, масштабов, получили высокие оценки жюри и простых зрителей, а критики - искусствоведы наперебой расхваливали их, превознося талант художника чуть не до небес, наградив его эпитетом "необычайный". Что касается самого Марка, то ему, положа руку на сердце, было абсолютно без разницы чужое мнение о его работах. Он рисовал больше для себя, просто не умел по-другому отображать свои мысли и чувства. Живопись была для него этаким своеобразным средством самовыражения. Он не рвался к славе и триумфу, полагая, что для художника, если он действительно художник, а не маляр (так Веселовский именовал тех, кто стремился посредством рисунка к собственному материальному обогащению) важнее само Искусство, а не те блага, которые это самое Искусство может принести тому, кто вполне Им овладел. Он писал ради того, чтобы писать, а не для того, чтобы пополнить собственный кошелёк или банковский счёт кругленькой суммой. Марку просто нравилось рисовать, нравился сам процесс, от задумки до конечного результата, живопись отвлекала от дурных мыслей, поднимала настроение, вносила свой заряд бодрости в серые будни. Веселовский, интроверт по натуре, был замкнут, закрыт для людей, он жил внутри себя, в собственном Мире, куда практически никто не имел доступа, исключая только самых-самых избранных. Даже бушевавшие в нём страсти, - и те таились глубоко в самых-самых дальних тайниках его души. Ректор ощущал некую родственность характеров с преподавателем. Он сам был немногословен и молчалив, не выносил болтунов и пустобрёхов, вполне справедливо полагая, что для того, чтобы донести главную мысль сказанного до слушателя, требуется не больше двух слов, всё остальное - просто голое сотрясание воздуха, лишний мусор, захламляющий речь и мешающий пониманию.
   Ректор находился в своём кабинете один. Сегодня был не приёмный день, ни посетителей, ни подчинённых - никого. Марк обрадовался, что может переговорить с Никольским, что называется, с глазу на глаз, без присутствия назойливых посторонних. Только придётся разыграть своеобразную комедию, притвориться, что речь пойдёт о самом обычном, рядовом студенте, коих в этом университете превеликое множество. Нужно постоянно и очень строго контролировать себя, особенно, свой собственный голос, когда он начнёт этот разговор. Ничто не должно выдать истинных чувств, Никольский очень наблюдателен и сразу всё подметит и поймёт, что кроется за этим эпизодическим диалогом.
   - Можно? - Марк просунул в дверь голову. 72
   Ректор оторвался от бумаг, которые подписывал. Широко улыбнулся посетителю:
   - Заходи, заходи, дружище-живописец! - Никольский всегда так называл художника.
   Веселовский прошёл вглубь кабинета и сел на стул для посетителей, сбоку ректорского стола. Университетское обиталище его начальника отличалось неприветливостью и даже мрачностью: мебель, стены, даже шторы на окнах, - всё безрадостного тёмно-коричневого цвета. "Словно похоронное бюро" - морщась про себя, подумал Марк. Ему не нравилось бывать здесь, сама атмосфера нагоняла тоску.
   Адаму Никольскому минуло недавно шестьдесят лет. Это был благообразный старик с белыми волосами и такой же аккуратненькой бородкой, гигантского роста, всегда элегантный и подтянутый. Его уважали как подчинённые, так и посетители. Никольский обладал острым, проницательным умом; несмотря на замкнутость и немногословность, был добродушен и располагал к себе.
   - Ну, с чем пожаловал? - спросил он, с лёгкой улыбкой глядя на Марка.
   - Я пришёл просить освобождения от занятий на некоторое время одного из моих студентов-первокурсников, - так, голос звучит ровно, хорошо!
   - И кого?
   - Адама Вельмирова.
   - Вельмиров... Вельмиров..., - ректор задумчиво сощурил глаза, пытаясь припомнить, о ком идёт речь, мысленно воссоздать его облик, - А, вспомнил! Чернявый такой, очень красивый парнишка,- при этом замечании Марк невольно съёжился. И этот туда же! Немудрено, что его любимого так раздражает малейшее касательство его облика, он просто устал от этого! - Как же, знаем, знаем! Его отец - владелец художественных галерей "Крионика". Я там как-то выставлялся пару раз, только было это сто лет в пятницу. Отличные галереи: прекрасный интерьер, замечательная атмосфера! Мне нравится там бывать даже теперь, хоть уже давно ничего не пишу. Времени нету, работа отнимает все силы и фантазию, на Творчество ничего не остаётся, - Никольский грустно вздохнул.
   Марк понимал его. Для любого Творца невозможность Творить - это самое ужасное, что только можно себе представить!
   - У нас на кафедре скоро семинар, посвящённый современной живописи и её направлениям. Работы очень много, как для меня, поскольку я курирую данное мероприятие, так и для студентов. Мне просто жизненно необходим толковый помощник, я один не справлюсь с такой огромной горой информации, которую нужно найти, обработать, придать ей удобоваримый вид. Приглядевшись к моим ребятам, я остановил выбор именно на Адаме. Думаю, не ошибся, он умный парень, быстро всё схватывает, он мне сможет помочь. 73
   Ректор некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Потом ответил:
   - Хорошо, я сделаю соответствующие распоряжения, доведу информацию до остальных преподавателей курса. Кстати, а когда пройдёт семинар? Я бы сам поприсутствовал, тема интересная.
   - Ещё точно не знаю. Думаю, сроки определятся ко вторнику на следующей неделе.
   - Ну, давай, давай, действуй! Как говорится, зелёный свет тебе!
   - Спасибо!
   Марк покинул кабинет ректора в приподнятом настроении. Теперь его Адам будет с ним столько, сколько душе угодно! Как замечательно!
  
   Адам отнёс свой эскиз заказчику. В компании пришли в полный восторг необычной дизайнерской задумкой флакона и немедленно отправили его в "Кредо" для согласования, прежде чем его можно будет использовать в производстве. Правда, юноша, со свойственной его натуре самокритичностью, воспринимал собственную работу весьма скептически, но своё мнение держал при себе. Главное, клиент доволен, а тот, кому угодили, платит весьма приличные деньги. К тому же, это означает новые заказы, наличие работы и постоянный доход, что по нынешним непростым временам дело далеко не последнее. Хоть юноша и относился к деньгам, просто как к средству, позволяющему обладать минимальным набором необходимого для человеческой Жизни, он не ставил их во главу угла собственного существования, не делал своим фетишем, но всё же понимал, что их наличие позволяет осуществить очень многие свои желания, сколь бы непритязательными они ни были.
   Закончив свои дела с заказчиком, Адам решил отправиться сначала домой, а потом - к Марку. Юношу тянуло к нему, он уже не мог обходиться без художника. Дело здесь было не только в нереальном физическом влечении, которое они испытывали друг к другу. Их отношения не ограничивались только сексом, каким бы фантастическим по накалу Страстей и яркости эмоциональной сферы он ни являлся. Это было что-то, не поддающееся определению, нечто, выходящее за рамки узкого восприятия человеческого мозга. Они буквально растворились друг в друге, стали одним Человеком, намертво срослись. Их Любовь сродни взрыву атомной бомбы, она как бы разорвала их отдельное "Я" на молекулы, сплавив их в "Я" общее.
   Адаму захотелось принять ванну, немного расслабиться, освободиться от напряжённости дня. Он лежал, закрыв глаза, в прохладной воде, ласково омывавшей обнажённое тело. Усталость спала, чувства обострились. Он думал о Марке, о том, что увидит его сегодня вечером. Они вместе проведут незабываемые часы, наслаждаясь обществом друг друга, а ночь подарит им 74
   сказочные мгновения волшебства, полные Любви и Страсти! Адам ощутил, как в предвкушении кровь быстрее побежала по венам, учащённо забилось сердце. Он улыбался.
   "Скоро, очень скоро я вновь увижу тебя, любимый мой! Я подарю тебе такую ночь, которая сотрёт все следы нашей недолгой разлуки! В моих объятиях, со мной и во мне, ты забудешь обо всём на свете! В этом огромном Мире будем только мы двое, ты и я!"
  
   Когда в дверь постучали, Марк, как всегда, бегом понёсся открывать. Сердце жило безумной Надеждой: может, это Адам? Его ответ на вопрос, придёт ли он вечером, был очень уклончив, но все-таки... Вдруг, пришёл?!
   Распахнул дверь. В самом деле увидел Адама. Парень очень необычно выглядел: длинный, до пят, плащ, по виду похожий на шёлковый, строгого покроя брюки из непонятного материала, рубашка. Галстука не было, но и без него весь наряд был очень элегантным, даже немного официальным. Непривычным казалось и то, что все вещи были ослепительно белыми, без единого вкрапления других цветов. Даже кожаные туфли - и те белоснежные. Весь наряд поразительно контрастировал с огненно-чёрными волосами и загорелой кожей Адама. Марк застыл на месте, открыв рот. Все слова, которые он собирался произнести, разом вылетели из головы, мысли смешались.
   Юноша улыбнулся:
   - Ну, привет! - щеки художника коснулся лёгкий ласковый поцелуй.
   - При...вет! - не совсем уверенно, запинаясь, поздоровался Марк, когда шок понемногу отступил, - Заходи скорее, я тебя заждался! - Пропустив юношу вперёд, художник вошёл следом и закрыл дверь, - Ты ослепителен! - восхитился он, окидывая парня с ног до головы восторженным взглядом.
   - Мне захотелось немного размяться. Составишь компанию?
   - А... куда ты хочешь пойти?
   - На дискотеку, немного потанцевать. Сто лет там не был, хоть и очень люблю танцы.
   Марк выглядел сильно удивлённым:
   - Танцевать?! Мне?! Адам, ты сумасшедший, ты знаешь это?! Ну, про тебя речь не идёт, ты очень молод и ещё полон сил. Но я... Мне сорок два года, я почти старик по сравнению с тобой! Да я свалюсь после первых же па!
   Адам подошёл к нему и игриво дёрнул за оба уха:
   - И слышать ничего не желаю! Нашёл старика! Сорок два... Всего-то! Да ты ещё фору дашь кому угодно! Одевайся, и пошли! Ну же, иначе я сам тебя одену! - Юноша изобразил шутливое возмущение на своём лице, сдвинул брови, сжал губы. Он был такой очаровательный, что Марку очень захотелось прямо сейчас поцеловать его. 75
   - Слушаю и повинуюсь, мой господин! - в тон Адаму ответил Марк и, отвесив театральный поклон, удалился переодеваться.
   Через пятнадцать минут художник был совершенно готов. Они вышли из дома.
   - Знаешь, пока я шёл к тебе, меня всё время не покидало странное ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Не знаю, откуда оно взялось, но я очень явственно почувствовал присутствие постороннего, совершенно незнакомого мне человека, - признался Адам Марку, когда они шли по тёмной улице, направляясь к огням проспекта, маячившим вдалеке.
   - Милый, ты устал, у тебя нервы взвинчены, вот и кажется всякое, - успокоил любимого художник, - Не волнуйся, солнышко моё синеглазое, я с тобой! - он крепче обнял юношу за плечи, словно пытался и ему передать свою уверенность.
   Адам прижался к его тёплому и надёжному плечу.
   - Может, в самом деле, показалось.
   Клуб "Кинатра" был чрезвычайно популярен среди городской молодёжи всех возрастов и культур, выходцев из семей, принадлежавших к самым разным кругам общества. Здесь были и уличные оборванцы родителей-алкоголиков, зарабатывающие себе на пропитание уборкой в магазинах или мытьём машин, и сыночки воротил бизнеса, этакие богатенькие мальчики, которым ничего не стоило за одну ночь спустить сумму, равную годовому бюджету какого-нибудь государства в африканском захолустье. Металлисты, панки, рэпперы... Все течения и направления музыкальной индустрии... Вне стен клуба их невозможно представить вместе, слишком разные у них идеи и взгляд на Мир. Но здесь они запросто болтают, словно завзятые знакомцы, пьют пиво, заигрывают и танцуют с девочками.
   - Интересное место, - заметил Адаму Марк, когда они вошли, - Не знал, что ты тут бываешь.
   - Ты ещё многого обо мне не знаешь, - плутовато улыбнулся Адам и задорно подмигнул ему.
   - Горю желанием узнать! - Марк улыбнулся в ответ такой же хитроватой улыбкой.
   Они прошли дальше, в большой зал, где яблоку некуда было упасть от толпы народа. Все танцевали. Движения заводные, ритмичные. Марк чувствовал себя безногой курицей, попавшей на бал к лебедям. И зачем только Адам привёл его сюда? Он же не умеет танцевать!
   Юноша, видя замешательство художника, просто взял его за руку и силой ввёл в круг танцующих. Как он двигался! Марк остолбенело смотрел на него, не в состоянии оторвать взгляд. Какая грация, лёгкость, какие плавные переходы, как безупречны линии гибких рук, всего тела! В его танце столько Магии и Чувственности! У художника захватило дух от невероятной красоты этого зрелища! 76
   Огромные глаза Адама, мерцая фосфорической зеленью в лучах цветных прожекторов, освещавших зал, были устремлены на Марка. Их взгляд завораживал, лишал воли, подчинял себе. Юноша, приблизившись к мужчине, слегка приобнял его, потом плавно обогнул его со спины и, снова оказавшись очень близко, дразнящим поцелуем коснулся губ Марка, отчего тот вздрогнул и невольно потянулся за ним. Адам продолжал дразнить мужчину, заигрывать с ним. Его губы касались лица художника летучими поцелуями, но, стоило Марку попытаться поцеловать Адама в ответ, тот ускользал. Эта игра в "кошки-мышки" продолжалась довольно долго. Марк чувствовал, что перестаёт контролировать себя и, если Адам не остановится, будет продолжать в том же духе, ничто не удержит его! Он просто овладеет юношей прямо здесь, среди всей этой толпы, невзирая на сотни глаз, окружавших их! Но парень не желал останавливаться. Напротив, похоже, эта игра его самого заводила не меньше, чем Марка. Его гибкие руки, обхватив художника, двинулись ниже, к поясу его джинсов, на ходу поднимая свитер. Адам прижался губами к его шее, потом пропутешествовал ниже. Его губы ласкали, их прикосновение обжигало. Марк уже ничего не соображал. Он просто опустился на колени рядом с Адамом, обхватил руками любимое лицо и, пылая от желания, припал к его губам с неудержимой Страстью. Целуя любимые губы, художник весь отдался во власть собственного Безумия. Он крепко прижал к себе Адама, не давая тому ни вырваться, ни пошевелиться. Поцелуй был неистовым, жадным, хищным, Марк словно пытался выпить душу любимого до самого дна. Его губы были требовательными, они жаждали ответа. Художник почувствовал, юноша замер, тело напряжённое, он слышал барабанный бой его сердца.
   Адам едва сдерживался, чтобы не поддаться на эту страстную провокацию со стороны своего возлюбленного. Он ощущал бешеную пульсацию каждой своей клеточки, откликающейся на этот невероятный натиск. Парень видел, Марк доведён до крайней точки кипения, удержать его не получится. Но он не хотел, чтобы их Песнь звучала для всех этих людей, Адаму казалось подобное кощунственным. Их Любовь существует лишь для них, больше ни для кого! Превозмогая самого себя, юноша с неожиданной силой оттолкнул от себя Марка, вырвался из цепких пут его объятий, вскочил, и стремительно унёсся прочь, расталкивая людей. Он бежал к лестнице чёрного хода, так как не хотел снова проходить через главный вход, опять миновать все эти не в меру любопытные взгляды, которые бросали на них с Марком весь вечер.
   Художник тихо выругался и побежал следом за Адамом. Он был окончательно сбит с толку. Что всё это значит?! Что за игру затеял парень?! Зачем нужно было распалять его до Безумия, чтобы затем просто сбежать?! 77
   На лестнице чёрного хода царил полумрак, лишь маленькие лампочки на стенах разгоняли тьму. Здесь было безлюдно и тихо, шум из зала, где танцевали, сюда не проникал.
   - Адам! - позвал Марк, надеясь, что юноша просто захотел скрыться от толпы, а не оставил его здесь одного.
   Нет ответа.
   - Адам!
   Снова гулкая тишина.
   Марк почувствовал, как со дна души поднимается горькая волна обиды. Значит, Адам оставил его один на один с самим собой... Он просто наигрался с ним, как кот с мышью, надругался над его чувствами, посмеялся над его Любовью, и теперь вот решил таким оригинальным способом сказать ему своё последнее "Прости"!
   Художника затрясло. Невыразимый ужас затопил его, накрыв с головой. Как же ему быть теперь?! Если Адам и правда оставил его, как он сможет жить с этим?! Разве получиться у него протянуть хотя бы до рассвета, если даже пять минут без юноши для него пытка, равносильная смерти?!
   Марк, спотыкаясь, побрёл вниз, на улицу. Один раз, оступившись, едва не покатился по ступеням, но успел ухватиться за железные поручни. Кое-как выбрался наружу. Несколько минут стоял, закрыв глаза, вдыхая полной грудью свежий и холодный ночной воздух. Это придало ему сил двигаться дальше. Еле переставляя ноги, поплёлся вперёд. Он брёл, не разбирая дороги. Ему было всё равно, куда идти. Какой смысл возвращаться домой? Снова оказаться один на один с молчаливой неприветливой пустотой... Пустотой, которую никто и ничто больше не сможет заполнить, потому что Адам ушёл... Его любимое синеглазое солнышко пропало с его небосвода, и теперь он просто замёрзнет без него, заиндевелую душу ничто не согреет... Ничто...
   Ноги сами привели Марка домой. Как во сне, он поднялся на свой этаж. Долго рылся в кармане, никак не мог отыскать связку ключей. Наконец, нашёл. Дрожащими руками всунул ключ в замок, открыл дверь. Ухо уловило за спиной лёгкое осторожное движение. Может, это грабитель? Что ж, милости просим, пусть заходит и забирает всё, что хочет. Сегодня он потерял самое бесценное, что было в его Жизни. А вещи... Какой смысл цепляться за то, что не имеет ни души, ни сердца? Это ведь просто куски материи...
   Чья-то невесомая рука легла ему на плечо. Марк ещё ничего не успел сообразить толком, как почувствовал, что его разворачивают на триста шестьдесят градусов. Горячие губы приникли к его губам. Горьковатая, опьяняющая сладость этих губ привела в безумный трепет всё Существо Марка. Губы, вкус которых не спутаешь ни с каким другим, потому что сердце запомнило его на 78
   всю Жизнь! Губы Адама! Реальность закружилась и пропала, уступив место чему-то небывалому и сказочному. Марк схватил юношу в стальные тиски объятий, сжал столь крепко и неистово, что ещё чуть-чуть, - и у парня были бы сломаны рёбра. Художник так страшился хоть немного ослабить хватку, боялся, что Адам снова ускользнёт от него, как уже бывало не раз. Этот сумасшедший поцелуй длился несколько минут. Оба смогли оторваться друг от друга только тогда, когда стало не хватать воздуха.
   - Зачем ты сбежал от меня?! Зачем?! Я..., - Марк всхлипнул, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, - Я думал... Я тебе наскучил... И ты... решил оставить меня... Совсем!
   Глаза Адама с безмерной Любовью смотрели на него. Юноша очень-очень нежно гладил его лицо.
   - Дуралей ты садовый! - любимый голос чарующей музыкой ласкал слух Марка, - Я люблю тебя!
   - Ты всегда так говоришь, а потом исчезаешь, словно тебя и не было! Ты мучаешь меня, разве сам не видишь?! Неужели не понимаешь, что я без тебя не проживу, не протяну даже до утра?! Я сдохну, как собака! - выдержка ему изменила, Марк разрыдался.
   Адам ласково и крепко обнял его, тёплые пальцы ерошили спутанные кудри, успокаивая.
   - Не делай так больше! Никогда! - Марк поднял на него заплаканные, умоляющие глаза, - Я не такой сильный, как тебе кажется, меня очень легко сломать!
   Адам любовно коснулся губами его мокрых щёк.
   - Больше не буду, обещаю! - заверил он, - Всё никак не привыкну к твоей хрупкости. Всё мне кажется, что ты со всем этим справишься. Никогда прежде не встречал Человека, подобного тебе, столь мужественного, и вместе с тем, такого мягкого, настолько тонко и остро чувствующего! Любимый мой дуралей, самый любимый дуралей на свете! - Адам осыпал поцелуями лицо Марка.
   Художник тут же забыл обо всех своих страхах и тревогах. Он весь растворился в этих обжигающих поцелуях, в такой желанной близости его любимого! Марк затянул Адама в дом, ни на миг не выпуская из своих объятий, сам целуя его с не меньшим пылом. В комнате было темно. Марк ненадолго отпустил Адама, включил ночник на стене у кровати.
   - Не нужно света, - попросил парень.
   - Свет не помешает. Я хочу видеть тебя. Всего! - на его лице появилась шаловливая улыбка, глаза озорно блестели, - Решил немного проучить тебя, негодник, чтоб впредь неповадно было так себя вести! - Марк открыл шкаф, достал широкий кожаный ремень с металлической пряжкой.
   - Что ты собираешься делать? - улыбнулся Адам. В комнате было жарко, он снял плащ и небрежно повесил его на спинку стула. 79
   - Сейчас увидишь.
   Художник подошёл к юноше и неожиданно резким рывком опрокинул его на кровать. Не давая опомниться, перехватил в запястьях обе руки парня и связал их ремнём, стянув концы узлом, старался не причинить боли и, в то же время, хотел, чтобы Адам не смог вырваться. Нарочито медленно, неспешно снимал с себя одежду, находясь очень близко к юноше, чтобы тот видел каждое движение. При этом глаза Марка не отрывались от его лица, улавливая малейшую перемену. Адам замер. Он буквально пожирал мужчину глазами, его охватила безмерная Страсть, он сгорал от желания обладать им. Это художник очень ясно читал в тёмной синеве взгляда своего любимого, устремлённого на него. Марк подошёл к кровати с другой стороны, переполз на ту половину, где юноша, вплотную к Адаму. Очень-очень медленно, одну за другой, расстегнул пуговицы на его рубашке, затем принялся освобождать от остальной одежды, также проделывая всё это со скоростью замедленной съёмки. Его губы начали свой неторопливый путь снизу вверх, миллиметр за миллиметром, двигаясь выше и выше. Художник ощущал дрожь тела Адама, когда горячие поцелуи касались обнажённой кожи. Он видел, что эта медлительная ласка сводит парня с ума, но останавливаться не собирался. Напротив, стал двигаться ещё неторопливее, вкладывая в поцелуи ещё больше Чувственности. Адам закусил губы и весь выгнулся, изнемогая от этой эротической пытки. Марк обвёл самым кончиком языка контур его губ, но не поцеловал, лишь слегка прикусил их. Адам потянулся за ним, хотел поцеловать Марка сам, но тот ускользнул, переместившись к подбородку, так, что юноша не мог до него добраться. Он изводил любимого, лаская его, но избегая полного контакта.
   - Перестань! - задыхаясь, взмолился Адам, в громадных глазах - безумная, испепеляющая Страсть, смешанная с невыносимой Болью, - Больше не могу! Прекрати пытать меня, я не выдержу!
   Марк не собирался истязать его, просто хотел поставить Адама на своё место, заставить его пройти через то же, через что прошёл сам. Он развязал ремень, освободив юноше руки, и почти в то же мгновение оказался спиной на кровати, Адам, с силой прижал его сверху.
   - Теперь никуда не денешься! - хриплым от Страсти голосом проговорил он, - Сейчас моя очередь сводить тебя с ума, и я это сделаю, можешь не сомневаться! - словно в подтверждение своих слов, Адам принялся целовать его со всем Безумием, что владело им, доводя Марка до исступления, заставляя жаждать большего, неизмеримо большего!
   Эта ночь превратилась в огненную схватку. Любовный смерч разрывал на части их Существа, в то же время, возрождая заново.80 Они неслись к пропасти с небывалой скоростью, они падали в неё, но взлетали вновь в прозрачную высь небес. Утоляли жажду, но
   не могли напиться, изголодавшись, не могли насытиться. Яркая вспышка, искрящийся сполох...Завершённость...
   Едва дыша, они лежали, обнявшись. Всё произошедшее только что представлялось им чем-то настолько нереальным и фантастическим, что эти двое сами не могли в это поверить.
   - Я люблю тебя! - Марк нежно поглаживал гибкую тонкую руку на своей груди, - Люблю! Ненаглядное моё солнышко, любимый, единственный! - он давал Адаму ещё тысячу самых разных ласковых прозвищ и имён, какие только могли найтись в человеческом языке.
   Художник был Беспредельно Счастлив! Адам вернулся к нему, он не бросил его умирать в ледяном бездушном одиночестве! Тучи на его небосводе рассеялись, яркие бриллианты дня, разогнав тьму, снова ослепительно сияли и искрились всеми цветами радуги. Обхватив парня руками, качаясь на волнах безмерной Любви, Марку неожиданно захотелось убить его. Убить прямо сейчас, здесь, чтобы этот невероятный юноша навсегда остался с ним, чтобы больше не сбежал, чтобы никто другой не смог отнять его! Художник сам испугался возникшего в нём желания. Нет, нет, нет! Он не сможет лишить его Жизни! Тогда лучше умереть самому!
   Адам почувствовал, Марк вздрогнул.
   - Что с тобой? - синие-синие глаза глядят прямо в душу, словно пытаются прочесть малейшие её движения.
   - Ничего, хороший мой, ничего. Просто... Я так испугался, что ты решил бросить меня, что теперь никак не могу успокоиться!
   Прекраснейшее из лиц осветила улыбка, полная Любви и нежности:
   - И всё-таки ты невероятный дурик! Ты до сих пор не понял, что я тебя люблю, очень-очень люблю! Я ведь сам не меньше тебя боюсь, что ты меня оставишь, что когда-нибудь ты мной пресытишься и отправишься искать кого-то поинтереснее! Я же не смогу без тебя, совсем-совсем не смогу!
   Марк с жадным волнением всматривался в любимое лицо, в необычайные глаза, пытаясь найти подтверждение этому невероятному, страстному признанию. И увидел в колдовском взгляде Адама столько безмерной Любви к нему, что на глаза навернулись слёзы. Он страстно поцеловал возлюбленного, повинуясь неудержимому порыву.
   Любовь - это Жизнь!
   "Я живу, живу!".
   Они так и не смогли уснуть. Слишком многое переполняло их, ещё не излитое друг на друга, не высказанное. Лишь малая толика всего того, что они испытывали один к другому, всплыла на поверхность, неизмеримо больше хранилось в тайниках их душ, в самых недрах.81
   - Сегодня суббота, - с улыбкой проговорил Адам, - Невероятно, всего неделя прошла с тех пор, как мы впервые увидели друг друга
   на твоей лекции, а, кажется, будто целая Жизнь пролетела, как единый миг! Прекрасный миг...
   - День, когда мы впервые встретились, я не забуду никогда! Тогда весь мой Мир, вдруг, исчез, точнее, не исчез, а трансформировался в нечто, совершенно иное, отличное от всего того, что я знал до тех пор. У меня такое чувство, что я и не жил вовсе до тебя! Я просто тупо плыл по течению, ни над чем особенно не задумываясь. И, что самое смешное и одновременно печальное, мне представлялось подобное существование совершенно правильным и единственно возможным! - Марк грустно усмехнулся, - Только повстречав тебя, я, наконец, прозрел. Оглянувшись на свою так называемую "Жизнь", вдруг, осознал, что я вовсе и не живу, как мне казалось, а прозябаю в каком-то мутном болоте, которое меня постепенно, совершенно незаметно для меня самого, затягивает всё глубже и глубже. Да я даже не видел ничего толком, просто тыкался в стены, совершенно не зная, а есть ли выход? Вот так я и существовал все эти годы...
   Адам поднял голову и, придвинувшись к Марку, горячо запротестовал:
   - Любимый мой дуралей, какую чушь ты несёшь! "Прозябание"... "Болото"... "Ничего не видел толком"... Ты -Творец, Ты Скульптор своих собственных Миров, твои работы отражают то, что видит и чувствует твоя душа. Когда я смотрел на твои рисунки, меня поразила глубина Истинной Жизни, которую они буквально излучали! Так писать может лишь тот, кто познал самые Основы Бытия всего Сущего! В твоей живописи - Седины Древности с ликом Ребёнка. Они древние и в то же время, совсем невинные, нетронутые пошлостью и фальшью Современности. Боюсь, мне никогда не достичь таких высот...
   Марк слушал Адама и удивлялся, в который уже раз, тому, насколько глубоко этот мальчик понимает его и его творчество. Именно понимает, а не только делает вид!
   - Я хочу увидеть твой Мир, - неожиданно попросил художник.
   Адам понял, что Марк имеет в виду.
   - Я не против, это даже интересно.
   - Я всегда пытался представить себе, как ты живёшь, что отражает твоё Пространство?
   Адам улыбнулся:
   - И что ты представил?
   - Что-то очень простое и одновременно сложное, грандиозное, но непритязательное, изысканное и в то же время понятное каждому. Вот такой вот винегрет, - художник засмеялся.
   - Ну, почти угадал. Что ж, тогда пошли.
   У подъезда дома, где жил Адам, они увидели какого-то человека. Он сидел и читал газету. По-видимому, данное занятие так увлекло 82
   его, что он, полностью погрузившись, потерял связь с Реальностью. Обычный человек, каких тысячи, ничего из ряда вон. И одет
   очень просто, даже как-то серо: чёрная куртка, коричневые брюки, на голове - джинсовая чёрная бейсболка. Процентов восемьдесят среднестатистических обывателей выглядят примерно так же. Но у Адама внезапно возникло какое-то неясное неприятное ощущение при виде незнакомца. Словно он что-то предчувствовал, но что именно, не мог сказать точно.
   "Я становлюсь параноиком" - подумал парень про себя.
   Человек, почувствовав на себе настороженный взгляд юноши, оторвался от своей газеты и, подняв голову, встретился с ним взглядом. Для обывателя глаза у него оказались слишком внимательные и умные, это Адам отметил сразу. Такие ничего и никого не упускают из виду, только прикидываются этакими простачками, чтобы обмануть бдительность ближних, отыскать слабинку в их броне, дабы потом действовать наверняка.
   Адам жил в доме всего год, но за это недолгое время успел узнать всех его жителей, изучить их нравы и особенности характера. С соседями у него сложились самые приятные отношения, он со всеми был доброжелателен и участлив, чем заслужил, в свою очередь, их доброе, полное симпатии, отношение к себе. Жильцы любили Адама, им был по душе этот красивый мальчик, от него исходила, несмотря на его некоторую замкнутость, какая-то солнечная теплота, согревавшая каждого, кто с ним соприкасался.
   Парень, встретив незнакомца с газетой у своего подъезда, понял, что не только не знает его, мало того, никогда не видел здесь прежде. Ему бы просто пройти мимо, не обратив на сего субъекта ни малейшего внимания (мало ли, кого этот человек здесь ожидает? Может, пришёл к кому-то в гости без предупреждения, захотел сделать сюрприз, но хозяев просто не оказалось дома), но Адам чувствовал, что не может просто так миновать его, не придав этому значения. Что-то внутри него, какое-то десятое чувство что ли, подсказывало, что это не совсем обычный человек, и он не просто так здесь сидит. Да, он кого-то ждал, но... Не его ли?... Парню вспомнилась последняя встреча с отцом, его угроза, что он заставит сына повиноваться его воле. Возможно, родитель уже начал действовать и приводить в исполнение то, о чём предупреждал... Он всегда от слов переходит к делу, это Адам знал с самого детства. Может быть, отец обратился к кому-нибудь, поручив проследить за ним, за тем, с кем его сын встречается, чем занимается, как вообще живёт?... Юноша почувствовал, как внутри него всё похолодело от этих мыслей. Если отец узнает о них с Марком, даже подумать страшно, что тогда будет! Нет, о себе Адам не волновался, ему было всё равно, даже если он решит просто убить его за неподчинение. Юноша не боялся смерти. В конце концов, 83
   что такое смерть? Лишь переход в Лучший Мир, Иное Измерение - и только. Это всё равно, что переехать жить в другую страну. Но
   Марк... Для его любимого последствия могут быть намного хуже. Адам хорошо (даже слишком хорошо!) изучил нрав отца за те годы, что жил дома. Это был поистине ужасный человек, цинично и грубо вмешивающийся в Жизнь каждого члена семьи, попирающий грязными башмаками их достоинство, ломающий их Личность, перестраивая всю Сущность каждого из домочадцев, "прогибая" их под себя телесно и духовно. Адам был единственным, кто умел давать отцу отпор, он научился этому за годы совместной Жизни с ним. Он был единственным, кого этот деспот так и не сумел сломать и переделать на свой лад, хоть попытки со стороны Вельмирова-старшего были неоднократными. С матерью и сестрой всё было иначе. Отец погубил обеих, он заточил их в железную клетку собственного деспотизма, связал по рукам и ногам, полностью подчинив себе, лишив их даже намёка на волю, достоинство, вообще, своего человеческого "Я". Мать целыми днями лила слёзы у себя в комнате, она стала сторониться людей, бродила по дому, как привидение, пряча глаза, если к ней обращались с каким-то вопросом или репликой. Так ведут себя лишь наложницы в гареме какого-нибудь восточного шаха, которые понятия не имеют о том, что они Женщины, считая себя собственностью, чуть ли не вещью своего владыки, с которой их господин и повелитель волен обращаться, как ему заблагорассудится, даже убить, если ему в голову взбредёт подобная прихоть. Но ведь у них не Восток, где девушки с рождения знают, какая участь им уготована суровыми законами мусульманского Мира, и мама - не какая-нибудь турчанка или жительница Египта! Мир славян устроен совсем иначе, здесь женщина - Свободная Личность, целиком и полностью принадлежащая самой себе, и только она вправе решать, как ей жить! Почему мама такая?... Адам чувствовал, что его мать была другой, жила иной Жизнью, так отличающейся от нынешней. Отчего теперь всё не так?... Почему она не может просто уйти от отца, оставить его, пока он окончательно не отравил её душу смертельным ядом собственного мракобесия?... Почему она до сих пор с ним?... Не ради детей, как говорила раньше, когда Адам задавал матери этот вопрос. Он ушёл из дома, сестра вышла замуж и переехала к мужу. Они с отцом остались одни в большом двухэтажном доме. Казалось бы, теперь можно действовать, повернуть корабль своей Жизни на триста шестьдесят градусов, уйти в другие моря... Но мать осталась с отцом. Осталась, зная, что он всё равно не даст ей Жизни, в конечном итоге, разрушив её Личность окончательно... Вот этого Адам никак не мог понять. И мучился, желая помочь своей матери, но зная, что вряд ли поможет. "Спасение утопающего, - дело рук самого утопающего"... А если этот самый утопающий желает утонуть, никто не в 84
   силах вытащить его со дна реки, куда он погружается по собственной воле (или дури, так, пожалуй, будет вернее)...
   Что касается сестры... Адам чувствовал, что девушка вышла замуж только ради того, чтобы сбежать от отца. Парень не был уверен, что она любит своего избранника. Просто подвернулся подходящий случай сменить надоевшую обстановку, вот девушка за него и ухватилась. Уцепилась от безысходности, потому что была не в силах больше выносить жуткий норов их "драгоценного" папаши. Какая Жизнь у неё теперь? Любит ли её муж? Лёля - чудесная девушка, любящая, заботливая, с ней любой парень будет невероятно счастлив! А какая она умница, какая красавица! Адам с нежностью вспоминал сестрёнку. Он очень надеялся, что в новом положении замужней дамы она, наконец-то, обретёт заслуженный покой и тихую, уютную радость семейного очага.
   Марк почувствовал, как напряглась рука Адама, которую он держал в своей, тонкие гибкие пальцы с силой сжали его руку. Взглянул на него. Юноша был странно бледен, глаза мерцали, как звёзды в ночном небе, свет их был неспокойным, тревожным. Художник хотел спросить любимого, что с ним, но не решился, чувствуя, что Адам сейчас не станет ни о чём с ним говорить. Его состояние невольно передалось и Марку, тот поспешно втянул парня в подъезд, догадавшись, что причина столь внезапной перемены его настроения кроется в этом незнакомце с газетой.
   Эти двое не видели, как неизвестный субъект полез в карман куртки и, достав маленькую фотокамеру, размером не больше спичечного коробка, сделал несколько совершенно бесшумных щелчков. После чего, довольно улыбаясь, спрятал камеру в карман и, как ни в чём не бывало, возвратился к прерванному чтению.
   Адам открыл дверь, пропустив Марка вперёд, вошёл следом и закрыл её. Щёлкнул замок. Юноша дёрнул ручку. Заперто. Прекрасно! Никто не посмеет ворваться в его дом не замеченным!
   Художник с тревожным удивлением наблюдал за ним.
   - Адам, что с тобой? - в голосе столько заботливого участия!
   Убедившись, что им ничто и никто не угрожает, пока они под надёжной защитой этих стен, парень повернулся к Марку. Губ художника коснулся ласковый поцелуй.
   - Ничего. Всё в порядке.
   - Мне так не кажется. Ты был такой напряжённый ещё пять минут назад. Тебя что-то гнетёт, только что, не хочешь признаться. Но я чувствую!
   Тёплая, как летнее солнышко, улыбка осветила сказочное лицо:
   - Со мной всё в порядке!
   Вот и весь ответ! Марка не удовлетворили эти заверения, он сердцем чувствовал, что в душе его любимого Адама что-то происходит. 85
   Кто этот человек с газетой, который встретился им сейчас у подъезда? С того момента, как парень увидел его, он словно сам не свой! Пытается скрывать это за ширмой напускного спокойствия и кажущейся уверенности, но художник ощущает его глубинное напряжение. Ну уж нет, он этого так не оставит! Даже, если не получиться добиться правдивого ответа от Адама, он рано или поздно всё равно узнает, в чём дело! Наверное, этого субъекта кто-то подослал (Марк начал подозревать, что так оно и есть на самом деле. Возможно, этого человека нанял даже сам отец парня, чтобы выследить сына, узнать, с кем тот встречается, чтобы в случае чего надавить на него, заставив себе подчиниться). Если его догадка верна, и это действительно дело рук Вельмирова-старшего...О, тогда пусть он пеняет на себя! Марка внезапно охватила дикая ярость. Он не отдаст Адама его отцу! Вообще не отдаст никому! Лучше пусть их обоих убьют сразу, на месте! Адам - его, он принадлежит ему, Марку! И, если какая-то сволочь, какой-то недобитый кретин, воображает, что он всемогущ только потому, что у него есть деньги, и поэтому может позволить себе всё, - он глубоко ошибается! Адама он не получит! Марк ощутил в себе силы сражаться хоть со всеми Вселенными вместе взятыми. Он будет драться за свою Любовь, как лев!
   В эту минуту художник в самом деле напоминал собой льва, грозного хищника африканской саванны. Царственный, неприступный, он окидывает окрестности хозяйским оком. И никому, ни другому человеку, ни зверю, не дано нарушить границы его владений без его позволения. А ослушники жестоко поплатятся за свою дерзость.
   - Милости прошу! - Адам грациозно поклонился Марку, вытянув вперёд руку в приглашающем жесте, подражая манере восточных правителей, - Моё жилище довольно скромное, без каких-то особенных изысков, но мне здесь нравится.
   Понравилось и Марку. (Впрочем, художника восхитила бы и жалкая ободранная каморка на грязном чердаке в трущобном захолустье где-нибудь в Магадане, будь там Адам. Он - истинное украшение любого дома!). Но эта небольшая квартирка и в самом деле была на редкость уютной, её неповторимая атмосфера, созданная предметами, находившимися здесь, картинами на стенах и, главное, присутствием самого хозяина, манила остаться тут насовсем.
   - Замечательный у тебя дом! - восхитился Марк, - Здесь так уютно и тепло, прямо не хочется уходить! Знаешь, нечто похожее я себе и представлял, когда думал о том, как ты живёшь, в какой обстановке.
   На стене над кроватью висела картина, привлёкшая к себе внимание художника своей необычностью. Это было человеческое лицо. Но о том можно было догадаться, только лишь немного отойдя от неё в другой конец комнаты. Вблизи же глаза видели только хаос разрозненных частей, словно раскиданные паззлы мозаики. Но 86
   даже в этом беспорядке была удивительная Законченность и Красота. Марк в сильном волнении, что всегда случалось с ним, когда художник
   видел нечто совершенно невероятное, подошёл к полотну, чтобы лучше рассмотреть детали. Дрожащей рукой провёл по рисунку, закрыв глаза, словно пытался впитать в себя увиденное.
   - О, Адам, это просто... У меня слов нет! Кто автор этой дивной вещи? Хочу знать, вдруг, где-нибудь случайно натолкнусь на ещё какие-нибудь его работы.
   Юноша загадочно улыбнулся:
   - Угадай с трёх раз.
   Марк задумался... Ещё раз внимательно оглядел картину, не упуская ничего, ни малейшего штришочка. Манера письма показалась знакомой. Где-то он уже определённо видел картины этого художника... Вот если б ещё вспомнить, где он их встречал?...
   И тут Марка осенило. Ну, конечно же, как же он сразу не догадался! Необычное видение привычных Вещей и Понятий, загадка, содержащаяся в простоте форм, некий таинственный посыл... Эту вещь рисовал сам Адам в свойственной только ему манере передачи собственного мировидения!
   Марк прижал ладонь ко рту, зачарованно покачал головой.
   - Это твоя работа, - смог он выговорить после того, как немного пришёл в себя от увиденного, - Я узнал бы её из миллиарда других! И... И ты ещё говоришь, что хочешь учиться мастерству у меня! Не тебе, а мне надо брать уроки у тебя! Мальчик мой, ты - гениален! Не отрицай, это очевидный факт! С ума сойти! Твои рисунки - нечто совершенно иное, к чему привык этот Мир, они... Они полны какого-то нездешнего, неземного Смысла, которого нам не постичь, будь у нас в запасе хоть тысяча Жизней! Вот это да! Люди даже не подозревают о том, кто обитает с ними бок о бок, с кем они ежедневно встречаются на улице! - восторгу Марка не было предела. Он, страшно волнуясь, ходил, почти бегал, по комнате из конца в конец, бешено жестикулируя.
   Адам, стоя у окна, с улыбкой наблюдал за ним. Сейчас его возлюбленный напоминал собой ребёнка, которому наконец-то купили любимое лакомство, о котором он мечтал много дней, и вот теперь он буквально готов взлететь от неописуемого Счастья!
   - Работа ничего особенного из себя не представляет, - спокойно проговорил он, - Но мне приятно, что тебе понравилось.
   Случайно глянув на улицу, юноша увидел, что на скамейке у подъезда никого нет. Значит, странный субъект с газетой покинул свой наблюдательный пост. Адам почувствовал, как в нём что-то сжалось в тугой стальной комок. Прежние страхи и опасения, которые ненадолго развеял Марк, возвратились и вновь захватили его. 87
   Художник почувствовал его напряжение. Он догадался, о чём думает его любимый, ощутил его внутреннюю дрожь даже на расстоянии. Он должен успокоить Адама, вселить в него уверенность. Кому-то из
   них двоих нужно быть сильным, чтобы передать свою силу другому. Обычно такой силой обладал Адам, он всегда утешал Марка в трудные минуты, художник черпал в его твёрдости уверенность в себе и в том, что у него всё получиться. Вдвоём они смогут не только своротить горы, но перестроить всю Вселенную, если понадобиться!
   Сейчас Марк чувствовал, что теперь он должен стать сильнее, чтобы оберегать своего любимого от всех невзгод и треволнений их непростой Жизни. Художник подошёл к парню и, обняв его, крепко прижал к себе. Адам прильнул к нему всем телом, его трясло, как от озноба. Пальцы совсем ледяные, Марк почувствовал это, когда сжал его руки в своих ладонях.
   - Любимый мой, что с тобой? Я же вижу, ты весь дрожишь, будто у тебя лихорадка. Ты не заболел? - голос Марка полон тревоги.
   Адам не хотел волновать художника, погружать его в свои заботы. Но его живое участие было таким тёплым, а он сам столь трогательным и трепетным, что юноша не выдержал и сдался.
   - Мне не даёт покоя этот человек с газетой, которого мы встретили у подъезда час назад, - глухо ответил он, - Он неспроста там сидел. Он ждал нас. Кто-то подослал его, чтобы выследить меня. Я подозреваю, чьих это рук дело. Стиль моего папаши, очень похоже на его методы, - повернувшись к Марку всем телом, юноша судорожно обхватил руками его лицо и быстро-быстро заговорил, глядя прямо в глаза, в синем взгляде - Вселенская Грусть и Бесконечная Любовь, - Когда он узнает о нас, то непременно захочет разлучить! Ты - единственная слабость в моей броне, единственное, чем меня можно взять! И он попытается это сделать, надавить через тебя на меня, чтобы заставить исполнить свою волю! Я... Я не вынесу этого! Тогда пусть он убьёт меня! Лучше это, чем знать, что я тебя никогда больше не увижу, не прикоснусь к тебе, не услышу твоего голоса, самого любимого на свете, не смогу целовать тебя, ощущать внутри себя, чувствовать, что мы Едины! Это не будет Жизнью, подобное для меня равносильно Смерти! Я просто умру без тебя! - всегдашняя выдержка изменила Адаму, он заплакал навзрыд, обхватив руками любимого, неистово прижимаясь к нему так, словно его уже отбирали у него.
   Он рыдал безостановочно, неудержимо и так горько, что у Марка глаза наполнились слезами. Художник любовно, ласково гладил густые чёрные волосы возлюбленного, что-то шептал ему, стараясь утешить, хоть у самого на душе скребли кошки. Немного успокоившись, Адам поднял на него огромные, полные невысказанного страдания глаза.
   - Поцелуй меня, - тихо попросил он. 88
   Марк не удивился этой просьбе, хоть обычно он был всегдашним инициатором их близости. Наклонив голову, нашёл его трепещущие губы и просто припал к ним с безмерной Любовью и нежностью. Ответ Адама был настолько страстным, что в Марке мгновенно
   вспыхнуло желание. Впрочем, желание никогда и не оставляло его, ибо никогда не бывало до конца удовлетворено. Художник всегда безумно хотел его, всегда мечтал об Адаме, всегда бесконечно любил его, его образ не оставлял его ни днём, ни ночью. Когда юноша бывал рядом с ним, Марк был Безудержно Счастлив, у него буквально крылья вырастали за спиной, хотелось смеяться и плакать от радости, делать кучу самых разных невероятных поступков. Если Адам по каким-то причинам не мог прийти, тогда на Марка нападала глухая тоска, он готов был выть от отчаянного одиночества и Боли, причинённой его отсутствием. Юноша был ему необходим, как воздух, он не мог дышать и творить без него, он не ощущал себя целым. Марк не мог без него жить!
   Целуя любимые губы, художник почувствовал, как напряжённое тело Адама постепенно расслабляется, а гладкая кожа становится теплее. Страхи, волновавшие его, отступают, на их место приходит уверенность: их Любовь ничто и никто не сможет разрушить! Даже разлучив тела, их души и сердца разлучить не смогут!
   Оторвавшись от его губ, Марк с любовью смотрит в ласковые прозрачные синие озёра.
   - Я тебя никому-никому не отдам! - горячо шепчет он, - Никому, слышишь! Ты - только мой! Вместе мы со всем справимся, мальчик мой любимый, потому что вместе мы воистину непобедимы!
   Солнышко улыбки проглянуло сквозь слёзы и осветило лицо Адама:
   - Я знаю, - тихо сказал он, приникнув головой к груди Марка. Да, воистину то, что он сказал, - правда! Их никто не победит!
   И сразу пришёл покой. Адам окончательно расслабился, страх перестал терзать его. С ним был его Марк, а остальное неважно!
   - У тебя есть музыка? - неожиданно спросил художник. Глаза его загорелись.
   - Да, - довольно необычный переход после того, что только что было! - Ты хочешь послушать что-нибудь?
   - Не совсем, - Марк смущённо опустил глаза, словно не решаясь высказаться до конца, - Я хочу... Попросить тебя станцевать для меня.
   Упс! Этого Адам совсем не ожидал!
   - Станцевать? Сейчас?!
   - Да, сейчас.
   - А... Ты уверен, что это хорошая идея? Помнится, все прошлые разы, когда я танцевал для тебя, ты начинал сходить с ума, и дело заканчивалось полным Безумием! Думаешь, справишься с этим сейчас? - Адам бросил на Марка быстрый взгляд из-под 89
   чёрной завесы ресниц, тот самый взгляд, от которого у мужчины мурашки пробегали по коже.
   Марк не был уверен в том, что совладает с собой, глядя на танец своего любимого. Он знал, что у него обязательно зайдёт ум
   за разум, если он увидит хоть одно из его движений! Но очень хотел посмотреть это снова!
   - Постараюсь держать себя в рамках... Насколько получится...
   Адам улыбнулся, на этот раз улыбка его была слегка кривоватой, очень чувственной и соблазнительной, той самой улыбкой, которая заставляла сердце Марка биться быстрее, чем обычно.
   - Хорошо.
   Парень прошёл к музыкальному центру у кровати, открыл дверцы тумбочки под ним, бегло просмотрел диски, хранящиеся там (Марк успел заметить, что их огромное количество. Так много музыки можно встретить, разве что в музыкальном магазине!), наконец, извлёк один.
   - Тебе нравится "Depeche Mode"? - спросил он, оборачиваясь к художнику.
   Тот так и просиял:
   - Конечно! Раннее их творчество - это что-то!
   - Мне тоже они нравятся, - Адам просмотрел список песен, - Поставлю тебе эту: "In Your Room". Отличная вещь, одна из моих любимых! У неё совершенно особенное настроение, она не похожа ни на одну из их песен, - вставив диск в проигрыватель, парень выбрал нужную композицию и нажал "Play".
   Комната наполнилась завораживающими звуками неповторимой мелодии, она уводила в тайный мир человеческого подсознания, рождая множество загадок, задавая вопросы, но не давая ответов. Мистический, атмосферный вокал Гэхана погружал в состояние, близкое к наркотической нирване.
   Марк опустился на кровать. Его взгляд был прикован к Адаму, он словно растворился в нём, даже музыку слышать перестал. Затаив дыхание, заворожённо смотрел на него. Когда его любимый начал двигаться, художник застыл, будто мраморное изваяние, не в силах даже пошевелиться. Неповторимая пластика парня вызывала дрожь, художника бросало то в жар, то в холод. Движения были замедленными, стройное тело изгибалось и кружилось в такт мелодии, но одновременно следуя и своему собственному ритму. В этом танце было столько невероятной эротической Чувственности! Марк ощущал неистовую пульсацию собственного тела, его безумный отклик на то, что он видел! Держать себя в рамках становилось с каждым движением Адама всё сложнее и сложнее.
   Парень заметил, что его возлюбленный еле сдерживает себя, а глаза, которыми он на него смотрит, уж и вовсе сумасшедшие. Он перестал танцевать и, подойдя к проигрывателю, выключил музыку.
   - Что случилось? - не понял Марк. 90
   - Ты начинаешь терять контроль над собой. Не думаю, что стоит продолжать.
   - Но ты так потрясающе двигаешься, лучше любого профессионального танцора! Мне доставляет истинное
   удовольствие смотреть на тебя! Пожалуйста, не останавливайся! - взмолился художник.
   Адам усмехнулся.
   - Тогда я приглашаю тебя присоединиться ко мне, - он протянул любимому руку.
   Марк смутился.
   - Я не умею танцевать.
   - А это неважно. Я тебя научу, только иди за мной, ладно? Сам увидишь, здесь нет ничего такого уж сложного. Просто слушай музыку, двигайся в такт с биением собственного сердца и следуй за мной. Вот и всё. Как видишь, правила просты. Ну же, смелее! - видя, что Марк по-прежнему пребывает в нерешительности, соглашаться ему на этот танец или нет, Адам схватил его за руку и, силой подняв на ноги, вытащил на середину комнаты. Вернулся к центру, перемотал композицию на начало, и снова включил. Подойдя к Марку вплотную, юноша слегка обнял его за талию одной рукой, вторую взял в свои пальцы и начал неторопливо двигаться. У художника кружилась голова от его близости, он ощущал дивный аромат сосновой хвои, исходящий от Адама, тонул в тёплой малахитовой синеве его глаз. Марк был совершенно пьян им, его присутствием. Ему неудержимо захотелось перевести этот танец в нечто другое, в то, чего ему всегда так страстно желалось. Но художник молчал, не решаясь озвучить своё желание, не зная, в том ли настроении Адам, чтобы ответить положительно. Юноша, глядя в его глаза, сумел прочесть в них то, что не произносилось вслух. Он плутовато улыбнулся и слегка игриво щёлкнул Марка по самому кончику носа:
   - Перестань на меня так смотреть, это неприлично. Я смущаюсь, - юноша изобразил стыдливость неопытной девушки, опустил глаза и затрепетал длинными ресницами.
   Получилось так похоже, что Марк, не удержавшись, расхохотался.
   - А ты ещё, оказывается, артист! - восхитился он, - Сколько в тебе талантов! Прямо кладезь!
   - Я бы не назвал свои способности талантом, - скромно заметил парень, - Так, балуюсь иногда, вот и всё.
   Они чудесно провели день, много смеялись и шутили, дурачились, как дети, чуть ли не стояли на голове. Обоих обуяло безудержное веселье. Все страхи и тревоги, которыми встретило их утро, бесследно исчезли, словно испарившись.
   - Давай сегодня останемся здесь, - попросил Адам, - Мне не хочется выходить куда-то.
   - Давай. 91
   - Только..., - парень на мгновение замялся, - Позволь мне просто находиться рядом с тобой. Я... Я не готов сейчас к чему-то другому. Слишком трудным выдался этот день, особенно утро. Это совсем
   не значит, что я тебя не хочу. Вовсе нет! Хочу так, что схожу с ума! Просто...Меня не хватит, понимаешь?
   Марк кивнул. Как ему ни хотелось вновь насладиться невероятным Счастьем, которое ему давало физическое обладание Адамом, ещё большее Счастье он испытывал, просто находясь рядом с ним, обнимая его, касаясь губами его губ. Сегодня можно обойтись и без секса. Их души и сердца всё равно вместе, а тело... Что ж, телу придётся немножко умерить свой аппетит и чуток поголодать. Временное воздержание иногда бывает очень даже полезным, оно позволяет пережить потом совершенно невероятные, ни с чем не сравнимые чувственные ощущения.
   Они лежали, обнявшись, голова Адама покоилась на подушке рядом с головой Марка, кончики его пальцев мягко поглаживали его руку. Эти нежнейшие прикосновения были полны Любви, но не несли в себе эротической Чувственности. Просто юноше нравилось ощущать тепло любимого, такое доверчивое и хрупкое сейчас, когда он просто был тут, рядом с ним, а не являлся его защитником, как сегодня утром. И всё же Марк всё равно завёлся, стоило ему лишь только почувствовать эти тонкие любимые пальчики на своей коже. Художник ничего не мог с собой поделать, так было всегда. И так будет всегда.
   - Адам!
   - Да?
   - Скажи... Где ты так научился танцевать?
   Юноша улыбнулся:
   - Не знаю, теперь уж не вспомнить точно. Сколько я живу, столько и умею. Я танцевал с детства. Мне всегда нравилось это, нравилось ощущать некий, совершенно особенный ритм собственного тела, движущегося под музыку. Когда мне было лет шесть, мама захотела отдать меня в танцевальную школу, но отец закатил скандал, заявив, что танцы - не мужское занятие, - при последних словах лицо Адама приняло жёсткое выражение, - Но я всё равно осуществил свою мечту. Чуть позже, когда пошёл в школу. У нас имелся танцевальный кружок, куда я записался, упросив маму пойти со мной, так как требовалось согласие родителей. Это был первый раз, когда мы нарушили запрет отца. Помню, я испытывал очень мстительное чувство от сознания того, что пошёл наперекор его воле, - юноша невесело улыбнулся, - Отец всё равно обо всём узнал. Он едва не прибил меня тогда, а маме устроил капитальный разнос. Отец всегда ненавидел меня, я ловил на себе его взгляды, полные ледяной ярости, стоило мне повернуться и встретиться с ним глазами. Не знаю, что стало причиной подобного отношения ко мне. Поначалу я очень переживал, всё пытался понять, за что он так ко мне, ведь я его сын. Мне 92
   было непонятно, как можно так относиться к собственному ребёнку?! Но потом перестал думать об этом, просто научился блокировать
   его воздействие на меня. Если бы я позволил его ненависти проникнуть в мою душу и захватить её, - был бы сейчас в каком-нибудь дурдоме на окраине Мира.
   Марк чувствовал, как комок сдавил горло. На глаза навернулись слёзы. Он даже представить себе не мог, через что прошёл его любимый, живя со своим папашей-деспотом под одной крышей! Захотелось приласкать его, дать почувствовать, как он любим и нужен! Повернувшись к Адаму лицом, художник стал гладить его щёки.
   - Бедненький мой, как это, должно быть, ужасно, иметь такого отца! - с горячим сочувствием воскликнул он, - Забудь обо всём этом кошмаре! Он закончился, ты живёшь теперь один, не видишь и не слышишь его, он больше не причинит тебе Боли, никогда! Иначе я просто уничтожу его, сотру в порошок, как козявку! - глаза Марка сверкнули, - У меня нет его финансовых возможностей, но зато есть много чего другого, чем он сам никогда не обладал и обладать не будет! И, главное, у меня есть ты! - он страстно поцеловал любимые губы, просто не смог побороть неудержимого желания это сделать.
  
   Утром следующего дня владелец "Эврики" Александр Постовой обнаружил на столе в своём кабинете стопку бумаг. Это был отчёт Буйновского о проделанной работе, к нему прилагалась фотография, запечатлевшая Адама и Марка держащимися за руки. Постовой не стал читать отчёт, это можно сделать позже. Его больше интересовал снимок. Невооружённым глазом видно, что эти двое - явно не просто друзья, слишком нежно они держаться за руки, словно парочка любовников.
   "Хе-хе, - подумал он, довольно потирая подбородок, - Вот оно что! Сладкая парочка "Твикс"! Интересно увидеть глаза твоего папаши, красавчик, когда он увидит это фото и узнает, с кем проводит время его бесценный сыночек!".
   Постовой взял отчёт, прикрепил к нему фотографию и всё это отправил по факсу своему клиенту.
  
   Получив бумаги, Вельмиров-старший пришёл в неописуемую ярость. Он узнал в блондине на снимке, держащем за руку его сына, известного художника Марка Веселовского. Так - так, значит, у Адама завёлся дружок! Да не какой-нибудь презренный доходяга из помойки, а знаменитый живописец! Что ж, по крайней мере, его сын обладает недурным вкусом, знает, на кого стоит обращать внимание, как говорится, и на том спасибо! А что этот приятель чуть ли не вдвое старше, - так это ничего, сейчас так модно!
   Значит, вот, почему Адам столь упорно не желает подчиняться воле своего отца! Наверняка этого тупоголового барана науськивает 93
   сам Веселовский. Судя по снимку, они не просто сдружились, здесь нечто, гораздо капитальнее.
   С другой стороны, если посмотреть на ситуацию трезво, можно обнаружить и свои плюсы. Во-первых, зная тайну Адама, гораздо проще теперь пробить брешь в его броне, а во-вторых, можно причинить ему Боль. Вот это, пожалуй, самое приятное!
   Так думал Вельмиров-старший, рассматривая полученную фотографию. У него сразу улучшилось настроение. Он знал, какую тактику изберёт, чтобы сломить сопротивление сына. Его больше всего волновало именно это. А то, что, судя по снимку, у него не совсем потребные отношения, да ещё с мужчиной, годящемуся ему в отцы, ну, в лучшем случае, в старшие братья, Дмитрия трогало мало. Огласку эта неприличная дружба вряд ли получит, Адам ведь не совсем идиот, понимает, что к чему, как на подобное посмотрит общество. А то, что неизвестно, не существует.
   "Что ж, голубки, пора нанести вам обоим, так сказать, визиты вежливости", - подумал Вельмиров-старший, отбрасывая прочь фотографию.
   Да, нужно действовать, пока не стало слишком поздно, пока ещё есть возможность развести этих двоих в стороны, избавить Адама от влияния художника!
   И Дмитрий начал действовать. Первым делом, заглянув в компьютер, нашёл файл с базой данных городского справочного бюро (у него хороший знакомый работал в милиции, причём, занимал там далеко не последнюю должность. Его отдел тесно сотрудничал с этим самым справочным бюро, посему у знакомого имелись адреса и телефоны всех жителей города. Этот знакомый, в свою очередь, подсудобил Дмитрию Вельмирову данную базу, разумеется, не просто так, за красивые глаза последнего, а за вполне ощутимый хрустящий зелёненький гонорар). Отыскал по списку адрес Веселовского, выписал на листок бумаги, сложил в карман пиджака и стремительно покинул кабинет.
  
   Марк был один. Адам отправился на работу за очередным заказом (контора работала и в воскресенье). Его не было около двух часов, скоро должен прийти. Для художника эти два часа казались двумя Вечностями. На него навалилась какая-то апатия, ничего не хотелось. Даже живопись, его спаситель от хандры, сейчас не притягивала его, как прежде, не заставляла скорее схватиться за кисть. Эта необычно глубокая зависимость от другого Человека была для Марка новой, прежде, в той, другой его Жизни, до Адама, подобного не случалось. Тогда много чего не было... Даже слишком много... В то время он вообще не жил, его не существовало, тогда был кто-то другой, носивший его имя... 94
   В дверь постучали, требовательно и настойчиво. Марк насторожился. Кто это мог быть? Стук, не характерный для руки Адама, слишком резкий и сильный. Может, кто-то из соседей?
   Направляясь открывать, художник почувствовал лёгкий, но ощутимый укол в сердце, словно маленькой такой иголочкой ткнула ручка трёхлетнего ребёнка. Неясное ощущение тревоги охватило его. Открыв дверь, увидел Дмитрия Вельмирова. Этот нежданный визит, однако, совсем не удивил художника. Он догадался о цели его прихода к нему домой. Значит, опасения Адама подтвердились, и тот человек с газетой действительно был подослан к ним для того, чтобы выследить парня, узнать, с кем тот встречается. Значит, отец его любимого уже в курсе их истинных отношений с его сыном... Что ж, может, так даже лучше, что Вельмиров всё узнал. Им нет необходимости больше скрываться и прятаться, словно мышам в нору. Они могут, они имеют полное право открыто любить друг друга, никто не сможет им запретить этого!
   Марк почувствовал, как всё его Существо охватывает какая-то дикая злоба. Он ненавидел человека, стоявшего перед ним, всеми фибрами своей души, ненавидел за боль и страдания, которые тот причинил его любимому Адаму.
   -Это Вы? - голос у Марка холодный и чужой, - Чего Вам?
   Вельмиров улыбнулся:
   - Не удивлены моим неурочным визитом... Значит, знаете, зачем я здесь. Хочу поговорить с Вами. Пока что... Позволите пройти в дом, а то тут как-то неудобно беседовать, слишком много посторонних ушей могут услышать, а я человек известный...
   Марк молча пропустил гостя вперёд, закрыл дверь. Вельмиров прошёл в комнату и остановился у окна. Художник проследовал за ним. Дмитрий повернулся к нему лицом.
   - Что у Вас за дела с моим сыном? - начал он без обиняков, прямо и жёстко, как и подобает деловому человеку.
   Марк ожидал этого вопроса. Он холодно посмотрел ему в глаза:
   - Вас это не касается, - был короткий, однозначный ответ.
   - Ошибаетесь, господин хороший, ещё как касается! Адам - мой сын, член моей семьи, меня, как любого родителя, волнует, с кем он общается и дружит, где бывает.
   - Адам - взрослый парень, совершеннолетний, он имеет полное право жить так, как ему заблагорассудится. Вы не можете ему указывать, что делать или не делать, с кем ему общаться, с кем нет.
   - И снова вы не правы. Я могу всё! Родители - полновластные хозяева Судьбы своих детей, так всегда было и будет, это Закон Жизни! Мы имеем полное право строить их Прошлое, Настоящее и Будущее так, как того хотим, не спрашивая их мнения. Их обязанность - принять нашу волю, как должное, и подчиниться беспрекословно, - в глазах Дмитрия, по мере того, как он говорил, появился фанатичный 95
   блеск, это были глаза маньяка, поставившего себе цель, и тупо, с бугаиной настойчивостью, следующего к этой цели, ничего, кроме неё,
   не видя. Марку стало даже как-то не по себе от присутствия этого человека рядом с собой.
   - Повторяю ещё раз, мои отношения с Адамом Вас не касаются, - твёрдо ответил художник, - Так что, не советую зря терять время. У Вас, наверняка, есть куда более важные дела, чем выяснение вопроса, на который всё равно не получите ответа. Всего хорошего! - Марк прошёл к выходу и открыл дверь.
   Вельмиров понял, что ничего не добился. Проходя мимо Веселовского, он остановился на пороге и сказал:
   - Смотрите, не пожалейте сами о собственной ошибке.
   Закрыв за гостем дверь, художник, тяжело дыша, сполз на пол. Сердце бешено колотилось, вот-вот разорвёт грудь. Он испугался. Нет, не визит отца Адама напугал его до полусмерти. Напугало сознание того, что этот человек может причинить его любимому какое-нибудь зло, может даже отнять у него парня. Вот это было ужаснее всего, сама мысль о разлуке с Адамом была невыносимой для Марка. Надо что-то делать, что-то предпринять, причём, срочно, не мешкая ни секунды! Сегодня же нужно предложить Адаму поселиться вместе. Вдвоём с ним Жизнь станет истинным Раем! К тому же, так намного легче противостоять опасности.
   - Милый, любимый мой, хороший! - ласково шептали губы Марка, - Ты - мой, на веки вечные мой! Люблю тебя! Люблю! Люблю! - он прижал руки к груди, словно обнимая Адама.
  
   Вельмиров-старший, выйдя от Марка, решил подкараулить сына, чтобы серьёзно, по-мужски с ним поговорить. Парня слишком распустила мать, всё-то она с него пылинки сдувала, всё приговаривала: "Милый мой мальчик" да "Ненаглядное солнышко"! Вот тебе и "солнышко"! Кто бы мог подумать, что у Адама вдруг возьмёт и проснётся интерес, да не к девушкам, как тому и следует быть, а к мужчине! К типу, намного старше себя! Это как-то не очень укладывалось у Дмитрия в голове. У них в роду геев не было, сыну не с кого брать пример. Так что ж это получается, Адам изначально, с рождения был таким?! Ну, и дела! Наверное, пошёл в своего настоящего папашу, чтоб тому было хорошо и прекрасно! Кто знает, какие там гены? Может, мужиков-то настоящих и нету, одни бабы в штанах. Если Адам и в самом деле пошёл по той линии, тогда нет ничего удивительного в том, что его потянуло к мужчине, а не к женщине.
   Так размышлял Дмитрий Вельмиров, сидя в кабине своего массивного чёрного "джипа" "Чероки". Положив руки на руль, уткнувшись в них подбородком, он зорко всматривался в редких прохожих, 96
   пересекавших двор. Адам не появлялся. Наконец, когда его терпение уже начало истощаться, мужчина заметил вдалеке знакомую
   фигуру в чёрном плаще, неспешно двигавшуюся по направлению к дому, где жил художник. Дмитрий почувствовал, что его охватывает чувство беспредельной ненависти к этому парню.
   Адам заметил "джип" у подъезда Марка. Мгновенно узнал, чья это машина. Внутри всё похолодело. Он сразу догадался, зачем отец сюда прикатил. Значит, тот человек с газетой в самом деле был подослан к ним, чтобы выследить его и узнать про них с Марком! Теперь у Адама не осталось даже тени сомнений, что это было делом рук его отца. Парень весь подобрался, как леопард перед прыжком, готовый защищать своего любимого и себя. Он шёл очень прямо, гордо вскинув черноволосую голову, лишь слегка замедлил шаги.
   Вельмиров-старший подождал, пока сын поравняется с его "джипом", распахнул дверцу, стремительно вышел и стал перед юношей. Набычился, глаза, налитые кровью, грозно смотрят исподлобья, руки в карманах осеннего пальто, - само воплощение праведного родительского гнева! Только Адама это ничуть не испугало, он даже не оробел, не смутился. По-прежнему смотрел прямо, не пряча глаз. Ему нечего скрывать, ничего постыдного ни он, ни Марк не сделали!
   - Ну, здравствуй! - начал отец.
   - Здравствуй.
   - Полагаю, ты догадываешься, почему я здесь?
   - Да. И скажу сразу: не суйся туда, куда не просят!
   Ответ был невежливым, даже грубым, но Адам предпочитал не разводить церемоний с отцом.
   - Сядь-ка в машину, надо поговорить. Не хочу это делать у всех на виду.
   - Нам не о чем говорить, всё было сказано ещё в прошлый раз, - ответил парень и, повернувшись, направился к подъезду.
   Далеко отойти он не успел, железная рука, будто клещами, сдавила его плечо, резко развернула юношу, и Адам увидел очень близко от своего лица страшные глаза отца:
   - Сядь в машину, выродок, пока я тебя не прикончил прямо тут! - зло прошипел мужчина. Дмитрий подтащил сына к соседней двери, открыл её и буквально втолкнул его на сиденье рядом с водительским. Сам сел рядом. Повернулся к парню всем своим массивным корпусом. Адам сидел молча, глядя прямо перед собой, холодное лицо удивительно спокойно.
   - Послушай внимательно, что я скажу, потому что второй раз повторять не буду, - заговорил отец, - Ты немедленно, слышишь, немедленно, пойдёшь к своему любовничку и скажешь ему, что ваши отношения закончены раз и навсегда! Пусть он даже и не пытается тебя найти! Ты оставишь его навсегда! 97
   Это был ультиматум. Адам понял сразу. Отец не любит шутить, это парень очень хорошо усвоил за время Жизни с ним под одной
   крышей. Оставить Марка... Как будто это возможно... Это всё равно, что умереть самому...
   - Я не оставлю его, - очень твёрдо ответил он, поворачивая голову и глядя отцу прямо в лицо, - Не оставлю. Я люблю его. Твоему микроскопическому серому веществу не понять этого.
   Дмитрий глядел в эти громадные глаза, такие синие, такие глубокие, и ясно читал в них, что Адам не подчиниться ему и на этот раз. Что ж, тогда будем действовать иначе.
   - Раз так, тогда пеняй на себя! - сказал он, сощурившись, - Если через секунду ты не пойдёшь к своему любовнику и не сообщишь то, что приказано, я возвращаюсь в его квартиру и убиваю его, - в подтверждение своих слов Вельмиров-старший достал из кармана пальто пистолет и взвёл курок, -Ну, как тебе такой поворот сюжета, а?
   Это уже не шутка! Адам видел, отец настроен слишком серьёзно. А что, если он и впрямь отправиться к его любимому и застрелит его, как грозится?! Это не блеф, отец не умеет блефовать. Он всегда делает то, что обещает. Всегда!
   Но... Как он сможет сказать такое Марку, как?! Это же ложь! Он же не сможет обмануть любимого! Просто не сможет! Стоит Марку заглянуть ему в глаза, он всё сразу поймёт, глаза его выдадут обязательно! Как можно отказаться от самой любимой и родной души на свете, да ещё и навсегда?!
   - Считаю до трёх, - голос отца жёсткий, неумолимый, безжалостный, -Раз, - пауза, - Два.
   У Адама не осталось выбора. Провести отца не удастся, тот обязательно проверит, как он выполнит его распоряжение. Юноша вылез из машины и на ватных ногах поплыл к подъезду. В глазах темно, дышать нечем. Кое-как добрался до четвёртого этажа, несколько минут стоял, покачиваясь, словно пьяный, не в силах поднять свинцовую руку и постучать.
   Марк его опередил. Он так и сидел у двери с тех пор, как ушёл отец Адама. Почувствовав какое-то слабое движение на лестнице, вскочил на ноги, весь в предвкушении счастливой встречи со своим любимым. Отворил дверь. В самом деле увидел Адама. Юноша еле держался на ногах, был невероятно бледен, в синих глазах - Боль, смешанная с невыразимой печалью.
   - Любимый, что с тобой?! - встревожился Марк.
   Сейчас это ласковое, нежное слово обожгло Адама.
   - Я..., - начал он. Голос тихий, еле слышный. Но произнести это придётся! - Я ухожу от тебя... Навсегда...
   Говорил, - и сам себе не верил, что сможет уйти, покинуть Марка!
   - Адам, хороший мой, что ты такое говоришь! Давай, давай, заходи скорее в дом! На тебе лица нет! - Художник дотронулся 98
   ладонью до ледяного лба, - Да ты совсем, как ледышка! - Марк сгрёб парня в охапку и буквально занёс в квартиру.
   - Поставь меня, пожалуйста, - попросил Адам, когда они оказались внутри, и художник закрыл дверь.
   Какой отчуждённый, какой безжизненный и ровный голос у парня! Словно говорит машина, а не Человек!
   Марк, ничего не понимая, поставил юношу на ноги и, нахмурившись, смотрел на него.
   - Адам, объясни, пожалуйста, что происходит? Может, я что-то пропустил? Твои слова... О том, что ты оставляешь меня..., - как же трудно это произнести, чуть ли не каждое страшное слово приходится из себя вытягивать! - Что это всё означает?
   Юноша с трудом погасил тяжёлый вздох, едва не вырвавшийся из его груди:
   - Только то, что ты слышал, - очень чётко отделяя одно слово от другого, ответил он. Его глаза при этом смотрели куда-то в сторону, не на Марка. Он не мог себя заставить взглянуть на него, потому что тогда... Тогда он просто разрыдается, как дитя, и броситься к любимому на шею, чем погубит его!
   "Нет, нет, нет! Живи, бесценный мой, живи! Ты должен жить, даже если я умру после этой встречи!".
   Марк не мог поверить тому, что произносят любимые губы, которые он ещё вчера целовал с такой Страстью. Нет, это какая-то ошибка! Полный вздор! Не может Адам оставить его, вот так запросто взять и уйти, да ещё и навсегда! Нельзя прервать их Песнь, это невозможно, потому что Её поют их сердца и души, поют в унисон!
   - Адам, ты с ума сошёл! Ты не можешь покинуть меня! - воскликнул Марк в волнении, со слезами на глазах, - Убей меня, растерзай, разорви на части, всё, что хочешь делай, только останься! Я люблю тебя больше самой Жизни! Не обрекай меня на Смерть! Я не протяну без тебя и мгновения! Пожалуйста! - художник с мольбой протянул к юноше руки.
   Как хотелось Адаму схватить эти любимые ручки, расцеловать каждый пальчик, каждую ладошку! Но он не мог!
   - Это всё, что я хотел сказать, - голос начал дрожать, выдавая его чувства.
   - Нет, не всё! - яростно запротестовал художник. Его руки с силой сжали парня в стальных тисках объятий, - Любимый, посмотри мне в глаза! Просто посмотри, ничего больше! Я хочу увидеть, что ты чувствуешь на самом деле!
   По щекам юноши струились слёзы. Неимоверным усилием воли, он вырвался из рук Марка, открыл дверь и выбежал на лестницу. Художник хотел броситься за ним вдогонку, остановить, вернуть, но ноги словно приросли к полу. Он стоял, не в силах даже пошевелиться. До его сознания начал медленно доходить весь 99
   ужас того, что сейчас произошло. Мозг-то начал понимать, а вот сердце понимать отказывалось.
   Лавина страшнейшей Боли накрыла Марка с головой. Это была агония существа, которое пытают калёным железом, прижигая открытые кровоточащие раны. Он согнулся пополам. Голова кружилась, в висках что-то пищало и звенело, окружающее пространство вертелось в какой-то жуткой, фантастической пляске перед глазами. Его замутило. Ноги подкосились, Марк сполз на пол. Квартиру огласил истошный крик. Так кричит насмерть раненое животное, которого рвут жадные пасти загнавших его собак. Затем ещё и ещё. Марк кричал, пока голос не сел окончательно и он мог лишь глухо хрипеть:
   - Адам! Адам! Адам!
  
   Юноша выбежал из подъезда и остановился. Он задыхался, его душили рыдания, глаза ничего не видели из-за мокрой пелены, застлавшей их.
   Его отца во дворе уже не было. Дмитрий Вельмиров отбыл восвояси, довольный одержанной победой. Он знал, что сын на сей раз будет просто обязан ему подчиниться, так как прекрасно понимает, что он всегда выполняет собственные угрозы!
   Кое-как добравшись до своей квартиры, Адам ввалился в дом и буквально рухнул на кровать, как был одетым. Его колотила крупная дрожь, он весь взмок, точно его окатили ушатом ледяной воды.
   "Любимый мой, бесценное моё Сокровище, ненаглядный, как же я без тебя буду жить на этом свете?! И что это будет за Жизнь?!".
   Теперь, находясь в одиночестве, когда никто не мог видеть и слышать его, юноша дал свободу собственным чувствам. Он плакал. Горько, навзрыд. Всё Существо терзала невыносимая Боль, вгрызалась внутрь, словно какой-то неведомый хищный зверь, рвала Его на части, выла и стонала.
   Расставание всегда даётся нелегко, всегда несёт в себе что-то страшное, отчаянное, смертельное, то, с чем никогда не свыкнешься, живи хоть сто лет. Адам не знал, как ему быть дальше? И есть ли это самое "дальше"? Существует ли вообще смысл продолжать влачить своё жалкое существование, своё одинокое и однобокое прозябание, тащить непосильный груз пошлых в своей тупейшей серости будней, словно какой-то осёл, который всё время движется по привычной круговой траектории, хотя круга уже давным-давно и нет?
   - Я люблю тебя! Люблю! Люблю! - этот отчаянный, полный несказанной Муки вопль разорвал неподвижный покой его жилища.
   Нет, он не может лишиться Марка! Без него нет и не будет ничего! Он - всё, что у него есть и будет! Его любимый и есть он сам! Не может он вот так разлучиться с ним, просто уйти, будто ничего и не было, не может! Отец волен хоть сразу убить их обоих, уничтожить их физически, но он не в силах погубить их Любовь! 100
   Немного придя в себя после того, что произошло, Марк решил направиться к Адаму домой и попытаться вернуть юношу. Он должен это сделать! Художник слишком сильно и неистово любил это сумасшедшее создание, чтобы просто так отпустить его и смириться!
   Как был, полураздетым, в одном свитере и джинсах, мужчина покинул свою квартиру и бегом понёсся по знакомому адресу. Взлетел на этаж. Дверь квартиры была приоткрыта. Адам, пребывая в практически невменяемом состоянии после разговора со своим возлюбленным, просто забыл её закрыть за собой, когда вернулся домой.
   Марк вошёл. Внутри было так тихо, что он слышал звук собственного прерывистого дыхания.
   - Адам! - негромко позвал юношу.
   Нет ответа.
   - Адам! - немного повысив голос, окликнул художник своего любимого.
   И снова та же безжизненная, ровная тишина в ответ. Но Марк чувствовал, что парень там, просто почему-то не желает отзываться. Пройдя по коридору, художник вошёл в его комнату. Адам в самом деле был тут. Он лежал на кровати, в одежде, глаза закрыты, в лице - ни кровинки, оно прозрачное, словно у призрака. Марк перепугался, что юноша мёртв, но увидел, его грудь тихо вздымается. Адам был жив, просто находился в каком-то тяжёлом забытьи.
   Юноша почувствовал чьё-то присутствие и открыл глаза. При виде Марка его лицо исказилось от Боли. Разом поднявшись, он сел, в потемневших глазах - несказанная мука.
   - Зачем ты пришёл?! Уходи, я не хочу тебя видеть!
   Художник приблизился к кровати.
   - Нет, нет, не подходи! Не подходи! - Адам выбросил вперёд руки, словно защищаясь от мужчины. Он весь дрожал.
   - Любимый мой, не прогоняй меня, прошу! - взмолился Марк. Видеть это невыразимое отчаяние было выше его сил, - Я просто пришёл поговорить, только поговорить, ничего более!
   Художник сел рядом с Адамом и попытался обнять его, но встретил отчаянное сопротивление юноши.
   - Оставь меня, оставь! - как ненормальный, отбивался он. Марк чувствовал, ещё чуть-чуть, - и у парня начнётся истерика.
   Как Адам ждал его, как хотел, чтобы его любимый вернулся! Просто, вконец измученный, он перестал отдавать себе отчёт в происходящем. Он безумно жаждал возвращения художника, но в то же время боялся, что отец всё-таки выполнит свою угрозу и убьёт его! Адам разрывался между неистовым желанием броситься любимому на шею, и страхом за его безопасность, если отец узнает, что сын ослушался его!
   Марк видел, его возлюбленный на пределе. Он сломил сопротивление Адама, крепко-крепко прижал к себе, ощущая, как его всего 101
   колотит. С огромной Любовью и нежностью пальцы Марка стали гладить взъерошенные чёрные волосы, успокаивая, утешая. Эта трепетная ласка стала последней каплей. Адам не вытерпел, всхлипнул, из его глаз неудержимым потоком хлынули слёзы, и он зарыдал в голос. Его руки обхватили шею художника, он прижался к нему что есть силы, мучительно, нерасторжимо, так, что разнять эти судорожно вцепившиеся в мужчину пальцы можно было, лишь убив парня.
   - Ты вернулся, вернулся! - без конца повторял Адам, словно сам не мог поверить в это Чудо, - Ты пришёл за мной!
   Марк тоже плакал. В этих слезах было многое: и безмерная неискоренимая Любовь к этому сказочному Ангелу, которого он держал в своих объятиях, и Боль, причинённая его уходом, и дикий страх, почти ужас, от одной только мысли, что он мог опоздать, что отец Адама смог бы отобрать юношу у него навсегда! Что бы с ним самим тогда было?! Ответ один: он бы не выжил тогда, просто не получилось бы! Если бы подобное произошло, он бы нашёл способ как можно быстрее прекратить своё существование, потерявшее без Адама всякий Смысл!
   - Маленький мой, любимый глупыш, - нежно и страстно заговорил Марк, прижимаясь щекой к мокрому лицу юноши, - Как же мне не прийти за тобой?! Я люблю тебя всем своим Существом! Не смогу прожить без тебя! Когда ты ушёл, ты унёс с собой моё сердце, мою душу, меня самого! - Художник обхватил руками бесконечно дорогое лицо, - Люблю тебя! Люблю! Люблю!
   Склонив голову, нашёл его губы и приник к ним. Поцелуй был сумасшедшим, огненным, от него останавливалось сердце. Губы Адама с готовностью раскрылись навстречу губам Марка, как лепестки цветка встречают живительное тепло солнечных лучей. Юноша отвечал на поцелуй любимого лихорадочно и страстно, весь отдавшись Безумию, владевшему им. Их губы слились на несколько минут, руки, тела сплелись воедино, словно две части одного Целого. Так оно и было на самом деле, эти двое просто намертво вросли друг в друга. Не отрываясь от губ Марка, Адам переместился к нему на колени, обвил ногами и, прижался ещё сильнее, так, что между их телами не осталось ни малейшего просвета.
   Оторвавшись от губ Адама, Марк гладил его лицо, осыпал поцелуями глаза, щёки, снова губы.
   - Любимый, родной мой, единственный! - каждое слово сопровождалось поцелуем, - Жизнь моя, Сокровище синеглазое, я тебя обожаю! Мой, мой мой!
   Адам стянул с Марка свитер, с несказанным наслаждением ощущая под своими ладонями обнажённую кожу, его мягкие чувственные губы касались тела художника летучими поцелуями, дразнили, 102
   раззадоривали, возбуждали. Марка снедало безумное желание заняться с ним Любовью прямо сейчас, на этой самой кровати. Он до
   потери сознания жаждал юношу, художника сводили с ума прикосновения любимых губ, его близость, его неповторимый, ни с чем не сравнимый аромат, его потрясающее тело и невероятно прекрасное лицо, и родная, столь же безумно любимая им душа.
   Они оба полыхали от бушевавшего в них любовного неистовства, рвущегося наружу. Художник опрокинул Адама навзничь на подушки, прижал его своим телом. Всмотрелся в его глаза, пытаясь прочесть в них, что он сейчас чувствует. В этих бездонных озёрах было столько Любви к нему, Любви и Боли! Даже сейчас, несмотря на то, что его возлюбленный был с ним, жар его объятий согревал душу, парню было больно. Больно оттого, что по собственной глупости, поддавшись на грубый шантаж своего отца, он едва не потерял Человека, которого любил больше всего на свете!
   - Ты ведь не поверил мне, правда? - голос Адама хриплый от Страсти, - Когда я сказал, что оставляю тебя...навсегда... Ты не поверил мне, я видел это по твоим глазам...
   Лицо художника осветила нежная и грустная улыбка.
   - А разве я мог в это поверить?! Ты ведь любишь меня так же безумно и неистребимо, как люблю тебя я! Я знаю это! Твои глаза и губы, твоё лицо и тело, ты весь, до самой-самой глубины, - всё просто кричит о Любви, надо уметь это услышать! Моё сердце и душа слышат твой зов, даже, если уста твои молчат! Я догадываюсь, почему ты сказал мне это, кто попытался заставить тебя бросить меня! - при последних словах Марк вздрогнул от внезапно охватившей всё его Существо безумной ярости, - Твой бесценный папаша был у меня утром, наговорил кучу всякой дребедени относительно того, что он - чуть ли не твой господин и повелитель! Я выставил его вон, велев не терять попусту времени! Тогда он, наверное, решил взяться за тебя, раз со мной не вышло! Сволочь, грязная сволочь! - выругался Марк, - Он всерьёз вообразил, что волен распоряжаться нами и нашими душами, что он - Царь Вселенной! Он возмечтал растоптать нашу Любовь, уничтожить нас! Но так не будет! Твой отец не учёл одного: нас нельзя разлучить! Мы всё равно найдём друг друга на Земле, под Землёй, на другой планете! Мы всегда будем вместе!
   Адам улыбнулся своей особенной, солнечной улыбкой, которой улыбался только для своего возлюбленного:
   - Я люблю тебя, Марк! Я так люблю тебя! Пожалуйста, не уходи никогда, не оставляй меня! - умоляющий взгляд не отрывался от глаз художника.
   Мужчина улыбнулся, в глазах, смотревших на парня, горел 103
  
  
   огонь:
   - Глупышонок ты мой, - это забавное ласкательное прозвище родилось само собой, - Маленький, такой сильный и отважный, и такой хрупкий и нежный в самой серединке! Люблю тебя, всего-всего! Хочу тонуть в твоих глазах, целовать твои губы, обнимать тебя и ласкать, быть с тобой рядом в любое время дня и ночи, слышать твой голос, просыпаться и засыпать вместе с тобой, дурачиться и творить, видеть по утрам рядом с собой на подушке твою бесподобную сонную физиономию, хочу прожить остаток дней, любя тебя и живя тобой! - он нежно, ласково и чуть-чуть игриво обдувал своим дыханием любимое лицо, короткие взъерошенные прядки на макушке, с улыбкой глядя, как Адам жмурится от удовольствия, - Хочу всегда-всегда быть с тобой!
   - И я хочу!
   - Тогда за чем же дело стало? Давай просто жить вместе. Знаешь что, переселяйся ко мне совсем, - предлагая это, художник заметно волновался, - Вдвоём нам будет так здорово, ты даже не представляешь, насколько здорово! И не надо будет расставаться! Каждый раз, как ты уходишь от меня, неважно куда, хотя бы просто по делам, во мне что-то словно умирает, я ничего не хочу, даже писать не в силах! Твоё возвращение ко мне - это невероятный, фантастический праздник для меня! Я не хочу больше расставаний, они убивают меня! - в его глазах блеснули слёзы, голос дрогнул, - Будь со мной! - теперь уже художник просил возлюбленного, умоляя взглядом согласиться на своё предложение.
   Адам плутовато улыбнулся и, слегка кокетливо глядя на него из-под длинной завесы ресниц, ответил, чуть растягивая слова, словно юная жеманница своему кавалеру, умоляющему её о свидании, стоя на коленях:
   - Ну, право не знаю, стоит ли соглашаться. Ваше поведение, дорогой друг, иногда сильно озадачивает меня. Мне стоит подумать, не повредит ли сожительство с вами нашей репутации.
   - Я тебя отшлёпаю, негодник ты этакий! - Марк изобразил шутливое недовольство, - Перестань изводить меня! Просто ответь: "Да" или "Нет"!
   Адам звонко поцеловал его.
   - Конечно, да! - ответил он уже совсем другим тоном, голос - нежный и любящий, - Да, да, да! Миллиард раз да!
   Марк весь засиял, ощущая безмерную полноту собственного Счастья.
   - Он сказал "Да"! Ура! Ура! Ура! - это было что-то, совсем уж безумное.
   Художник окончательно потерял голову от Любви и осыпал своего Адама неистовыми, бурными ласками; он готов был, чуть ли не съесть его! 104
   Их Единение было полнее, чем когда-либо прежде. Они обрели друг друга, едва не потеряв навсегда, осознание этого наполняло их Существа беспредельным, абсолютным, Вселенским Счастьем, Счастьем настолько полным и невероятным, что это казалось им Сказкой, самой невероятной из всех самых невероятных Сказок на свете!
  
   Глава четвёртая.
  
   - Ты знаешь, кто такие свингеры? - спросил Адам Марка.
   - Нет, - признался художник, - Наверное, танцоры? Свинг, вроде бы танец, чем-то похожий на степ. Или нет?
   Юноша смущённо опустил ресницы.
   - Вообще-то ты не совсем угадал, - тихо ответил он.
   Выглядел парень так загадочно, что Марка разобрало любопытство:
   - Тогда кто они? И почему у тебя такой вид, словно тебе неловко об этом говорить?
   - Нет, в том, что есть такой танец, как свинг, ты абсолютно прав. Но я имею в виду вовсе не танец. Свингеры - это люди... признающие полную сексуальную свободу и раскрепощённость. Они могут быть женаты, иметь детей и всё такое. Но также с лёгкостью могут менять на какое-то время сексуальных партнёров, делиться ими с кем-то другим. Свингеры считают, это вносит разнообразие в половую Жизнь, рождает множество новых и ярких эмоций, не даёт угаснуть Чувственности. Они не считают физический контакт с другим человеком изменой тому, кого любят, наоборот, так они становятся только ближе своим избранникам.
   Марк слушал Адама и удивлялся. Откуда его любимый всё это знает? Он так подробно и, главное, доходчиво, объясняет, касаясь самой Сути! Похоже, его ненаглядный синеглазый мальчик на самом деле не такой невинный и неопытный, как может показаться на первый взгляд, учитывая его ещё совсем юный возраст! Адам явно видел и испытал за свою недолгую Жизнь много больше, чем он, Марк, хоть ему и стукнуло сорок два! В потрясающие, поистине волшебные моменты их близости, этот фантастический юноша излучает такую невероятную сексуальную Чувственность, он полон таких ярких эмоций и такой бешеной страстной энергии! Перед его обаянием невозможно устоять! Его поцелуи, прикосновения вовсе не носят оттенок неопытности, они искусны и нереально соблазнительны. Адам способен возбудить безумную Страсть за считанные секунды, и Страсть эта, однажды загоревшись, уже не угасает никогда. Марк знал это по себе. Он был готов бесконечно заниматься Любовью со своим возлюбленным, он не мог им насытиться, жажда обладать им неизменно присутствовала в его сердце и душе, в его теле и мыслях, в каждой его клеточке. 105
   Художник был пропитан Адамом весь, без остатка. Юноша обволакивал, кружил голову, пьянил сильнее любого вина, даже самого лучшего! И дело не только в невероятной физической притягательности этого фантастического создания. В нём есть нечто, что просто сводит с ума. Что это, Марк не знал, он просто чувствовал, Адам обладает чем-то, что неудержимо влечёт его к нему. И этого "чего-то" очень-очень много, просто немерено!
   - Сколько тебе лет? - спросил художник.
   - Двадцать восемь.
   - Всего? Поглядеть на тебя, ты такой юный, совсем ещё зелёный мальчишка. Но жизненного опыта у тебя гораздо больше, чем у иного семидесятилетнего старца. Похоже, ты познал все стороны Любви, все Её грани. Ты обладаешь невероятной Чувственностью, тем видом эротической сексуальности, который способен завести кого угодно, даже самого заядлого и непримиримого пуританина, сделать его твоим рабом навечно, заставить его сходить с ума от желания обладать тобой снова и снова! У меня были связи с женщинами, так, непродолжительные, ни к чему не обязывающие романы. Но даже при контакте с ними я не испытывал ничего подобного тому, что чувствую с тобой. Это... Это такое! Прости... Я... Я не смогу выразить словами!
   Адам улыбнулся:
   - Ну, насколько велик мой жизненный опыт, судить не берусь. Никогда не задумывался над этим. А что касается всего остального... Никакой тайны здесь нет... Просто я не боюсь оказаться во власти собственных чувств и эмоций, не боюсь сходить с ума и отдаю всего себя, не только телесно, но и духовно, Человеку, который рядом со мной. Есть лишь одно условие: я должен любить этого Человека, иначе я не могу. Физический контакт без Любви - это не для меня. Реально захотеть можно лишь того, кто затронул твоё сердце, - он ненадолго умолк. Подойдя к художнику вплотную, так, что у того закружилась голова от его близости, юноша очень нежно коснулся его лица, очертил самыми кончиками пальцев твёрдую линию мужественного подбородка. Марк близко-близко видел его огромные глаза, такие синие, такие прозрачные, взгляд их светился такой Любовью к нему! - За всю мою Жизнь никто так сильно не влёк меня к себе, как ты. Мне случалось влюбляться прежде, но так сильно, так безумно я полюбил впервые! Состояние полнейшего Сумасшествия! - он притянул к себе голову Марка и прижался губами к его губам. Поцелуй был настойчивый, требовательный и... невероятно нежный. Художник буквально таял, он весь растворился в прикосновении любимых губ, в их одурманивающей сладости. Мысли смешались, сердце забилось так быстро, что Марк чувствовал, - оно вот-вот разорвёт ему грудь и выскочит наружу. Он хочет этого! И будет хотеть всегда! 106
   - Позволь показать тебе кое-что, - сказал Адам, оторвавшись от его губ.
   Прозвучало интригующе! Марк улыбнулся:
   - Что именно ты хочешь мне показать?
   - Увидишь, точнее, почувствуешь, - юноша взял стул, поставил его у окна, протянул руку возлюбленному, - Подойди сюда, ко мне, - художник повиновался, - Сядь. Хорошо. Теперь закрой глаза, ни о чём не думай, просто сконцентрируйся на собственных ощущениях. Глаза не открывай, пока я не разрешу, и не вздумай подглядывать!
   - Договорились.
   Марк закрыл глаза, полностью расслабился. Адам бесшумно и легко, словно ветерок, стал у него за спиной, взял руку художника в свою, слегка приподнял её, повернув к себе ладонью. Неторопливо стал водить своей рукой по его руке, очень-очень легко, почти невесомо, едва касаясь кончиками пальцев. Эти прикосновения были так необыкновенны, так эротичны и чувственны! Ощущения Марка оказались необычайно острыми, сейчас, когда мозг перестал влиять на них, он чувствовал нечто совершенно нереальное. Для него это было новым. Прежде его всегда больше заботило то, что чувствовал его партнёр во время их близости, собственным чувствам он не уделял особенного внимания. Но даже тогда он сходил с ума от тех необыкновенных ощущений, которые дарил ему физический контакт с его любимым. А теперь! Он почувствовал такое!
   - Мама дорогая! - прерывающимся голосом воскликнул художник, - Адам, что ты делаешь?! Я... Я сейчас сойду с ума!
   Художник почувствовал, его губы накрыла горячая ладошка.
   - Ш-ш, - тихо произнёс юноша, - Ничего не говори!
   Теперь его руки переместились к основанию шеи, к самому чувствительному месту у горловой впадины. Пальцы Адама ласкали кожу Марка, нежно, едва касаясь. Это сводило с ума ещё сильнее. Мужчина едва мог дышать, он чувствовал, что больше не в силах сдерживаться. Его обуяло безудержное желание.
   Но и Адам, лаская Марка, сам завёлся настолько, что едва мог держать себя в руках. Ему захотелось, захотелось до одури, до потери сознания и пульса, ощутить любимого внутри себя, почувствовать, как его губы касаются его испепеляющими поцелуями, а руки, лаская, доводят его до высшей точки экстаза. Он еле сдерживал себя, чтобы прямо сейчас не перейти эту тонкую грань между Здравомыслием и Безумием. Грань эта была настолько тонка, почти неощутима, Безумию всегда удавалось прорываться через неё, и тогда они оба просто умирали в объятиях друг друга, вбирая один другого в себя, стремясь полнее насладиться долгожданными часами близости, и зная, что страсть, полыхавшая в них, никогда не будет знать утоления, потому что жажда обладания друг другом всегда будет томить и истязать их. 107
   - Прекрати это! Я... Я больше не могу! Перестань, иначе я за себя не отвечаю! - взмолился Марк, доведённый до крайней степени возбуждения, когда контроль над собой и своими чувствами становится невозможен.
   Адам остановился, отпустил художника.
   - Что ты почувствовал? - спросил он.
   - Я не знаю, как это назвать..., - с трудом произнося каждое слово, ответил он, - Со мной никогда такого не происходило!
   - Потому что раньше ты думал о моих чувствах больше, чем о собственных. Я ощущал это. Ты стремился доставить
   наслаждение, прежде всего мне, а уж потом себе самому. Теперь роли поменялись. Сейчас я думал о твоих чувствах прежде своих.
   - Где... Где ты всему этому научился?!
   Адам улыбнулся:
   - Я чувствую людей, их мысли и желания, их тревоги и надежды. А любимых - особенно. Твои ощущения передаются мне, я как бы начинаю видеть твоими глазами, слышать твоим сердцем. Не могу объяснить понятнее.
   - Скажи... Каким был твой...первый опыт?
   - Мне было лет пятнадцать. Это случилось на дне рождения моего школьного приятеля. Его сестричка запала на меня. Она всё пыталась соблазнить меня, строила глазки, кокетничала вовсю, применяла кучу всяких разных женских штучек, чтобы поймать меня в свои сети. Поначалу меня это пугало, я не привык к подобному повышенному вниманию к собственной персоне. Потом мне стало интересно, как далеко она сможет зайти, и чем это, в конечном итоге, закончится. В принципе, девушка эта мне нравилась. Он была на три года старше меня и в то время заканчивала школу, я же был ещё только зелёным девятиклассником, в голове моей дурь гуляла. Ну и вот, на дне рождения мы все изрядно набрались, намешали всякой бурды. Уже не помню, как, но я, вдруг, оказался с сестрой моего приятеля вдвоём в её комнате. Тогда всё и произошло. В общем и целом, никаких таких восторгов я не испытал по данному поводу. Во-первых, это случилось впервые, во-вторых, я был подшофе. Правда, она потом твердила, что это было нечто, что я просто потрясающий. Не знаю, мне в подобное не очень-то верилось. Просто она была в меня влюблена, вот и болтала всякую чушь, лишь бы мне угодить.
   - Я думаю, девушка была совершенно права! - пылко возразил Марк, - В Любви тебе нет равных! Как и во всём остальном, что бы ты не делал!
   Адам смущённо потупился и ничего не ответил.
   - Скажи..., - Марк на мгновение замялся, - Я у тебя первый?
   Юноша понял вопрос.
   - Являешься ли ты моим первым мужчиной? Да. Прежде я бывал близок только с женщинами, - ответил он совершенно 108
   серьёзно.
   Марк почувствовал, Адам искренен. Внутри художника словно зажглось солнышко, его затопила необыкновенная Радость.
   - И... как тебе...твой первый опыт в этой части? - спросил он, затаив дыхание.
   - Поначалу меня немало испугало и встревожило то, что между нами происходит.
   - А сейчас... не боишься?
   - Нет. Я влюбился в тебя сразу, как увидел. Заметил, что я сам тебе небезразличен. Просто мне тогда казалось, что тебя интересую вовсе не я, но моё тело.
   - Да уж, я помню! Ты тогда меня чуть до психушки не довёл! - Лицо Марка исказила Боль, - Я всё никак не мог понять, почему ты столь рьяно и упорно сопротивляешься нашим отношениям? Я же чувствовал, ты что-то испытываешь ко мне. Мне было неясно твоё упрямое нежелание это признать.
   Адам запустил тонкие пальцы в белокурые кудри своего возлюбленного, взъерошил их, потом поцеловал его в макушку.
   - Прости, любимый мой, прости! - горячо воскликнул он, - Я сам не ведал, что творил!
   - А почему ты спросил меня про свингеров? - поинтересовался художник.
   - Хотел поближе познакомить тебя с этими людьми. Они любопытны. Общаясь с ними, начинаешь обращать внимание на очень многие вещи, о которых прежде и не думал, даже не подозревал, что они существуют. Мораль нашего узколобого общества с детства навязывает своим членам, что отношения между полами должны быть только моногамны, нам полагается иметь за всю Жизнь только одного партнёра. Это, мол, укрепляет браки и всё такое прочее. Полная чушь! Ничего это не укрепляет, напротив, разъедает изнутри, разрушает саму основу брака, убивает чувства и заполняет всё серой пошлостью рутинных будней. Супруги безмерно устают один от другого, от того, что каждый день видят и делают одно и то же. Им хочется чего-то нового и свежего, но они, впитав чуть ли не с молоком матери, "прописные истины", навязанные им общественным укладом, уже просто не умеют жить и думать по-другому. Именно с этого начинаются измены и разрушаются семьи.
   Марк удивлённо поднял брови:
   - Ты хочешь сказать, моногамия - это пошлость и бред? Принадлежность и верность одному партнёру всю Жизнь - это бред?! Выходит... То, что я хочу связать свою дальнейшую Жизнь только с тобой, для тебя ничего не значит, так?!- он настолько разволновался, что даже дышать стало трудно.
   Адам встал перед ним лицом, заглянул в глаза художника
   и ответил: 109
   - Я имел в виду лишь тот принцип моногамии, как его понимает общество. Когда тебя насильно привязывают к человеку, с которым ты не сроднился ни духовно, ни физически, - Он сжал горячими ладонями любимое лицо, - У нас совсем не так! Ты - моя Вторая Половинка, ты - тот, кто составляет меня самого, понимаешь? Без тебя нет меня! - Он очень нежно поцеловал дрожащие губы.
   Марк робко улыбнулся:
   - Ты... ты, правда, так думаешь?
   Теперь поцелуй юноши был уже страстным и настойчивым.
   - Ой, ну, какой же ты дуралей! Конечно! Я не просто думаю, я знаю, что это так! Когда я... чуть не потерял тебя... навсегда, - голос его на мгновение пресёкся, на лице отразилось страдание, - То понял это. В тот миг до меня дошла Истина: оказывается, я люблю тебя неизмеримо сильнее, чем мог даже себе представить! Сама мысль, что тебя со мной не будет, приводила меня в невообразимый ужас, от неё веяло могильным холодом! Если бы ты не пришёл ко мне после нашего разговора... Я бы не выжил, потому что прожить без тебя для меня нереально! - в глубокой синеве прекрасных глаз бриллиантами сверкали слёзы.
   Марк с бесконечной Любовью смотрел на юношу.
   - О, милый! - художник притянул парня к себе на колени. Адам обвил руками его шею. Их губы слились в долгом, чувственном поцелуе, а сердца забились в такт вместе с душами, поющими в унисон Извечную Песнь - Песнь их Любви.
  
   Дмитрий Вельмиров пребывал в прекрасном расположении духа, возвращаясь к себе домой после разговора с сыном. "Крепкого, мужского разговора" - думал он.
   Улыбаясь, вспоминал лицо Адама в тот миг, когда он в категоричной форме потребовал, чтобы парень оставил своего дружка, не то тому сильно не поздоровится. (И убил бы этого старика, как пить дать, убил бы, растоптал бы, как гадёныша, стёр бы в порошок!). Ну, и физиономия у него была! Словно парня самого убили! Что ж, поделом тебе, ненавистный, впредь будешь знать, как перечить и кому, мне, человеку, заменившему тебе родного отца! Что, ну, скажи, что для тебя сделал в этой жизни твой настоящий папаша, этот кусок недоделка, кроме того, что произвёл тебя на свет?! Да ничего! Он тут же сбежал, стоило немножко припугнуть мою дражайшую жёнушку тем, что я выгоню её на улицу и оставлю без средств к существованию! Улепётнул, только его и видали! Ха-ха, а эта дурочка уже разлакомилась! Она думала и дальше крутить шашни со своим ненаглядным под носом у законного супруга, наставлять рога благороднейшему человеку, оказавшему ей величайшую честь, взяв забитую серую провинциалочку, которая и говорить-то 110
   правильно не умеет, себе в жёны! Сейчас, разбежалась! Ты не заслуживаешь оказанного тебе почёта! Ты ничто! Даже не сумела удержать своего любовничка, видать, не такую уж сильную Страсть он к тебе питал, как тебе казалось! Только вот теперь приходится терпеть выходки твоего сыночка, его своенравие и блажь! Ничего, сейчас он не то запоёт! Прибежит, как миленький, бухнется ему в ножки и прощение будет вымаливать, что не слушался мудрого родителя и не принял предложения! Он для виду покуражится, поизводит сыночка немножко, а потом сменит гнев на милость. Всё ж таки он человек добрый, долго зла ни на кого не держит.
   Несмотря на такие самодовольные рассуждения, Вельмиров-старший в глубине души не испытывал такой уж сильной уверенности, что Адам непременно поступит так, как он того хочет. Дмитрий слишком хорошо знал нрав своего сына, его поистине несгибаемую гордость. Умирать будет, но ни у кого просить пощады не станет. Его можно избить до полусмерти, изувечить, даже уничтожить физически, - но никому не под силу сломать его дух, согнуть его. Дмитрий вспомнил тот момент, когда Адам увидел его во дворе дома, где жил его приятель. Как гордо он нёс свою голову! Гордо и независимо, как воин-победитель, но вовсе не побеждённый! Вельмиров горел желанием сделать из Адама своего раба, подчинить его себе целиком и полностью, лишив даже намёка на собственное достоинство и волю. Рабами проще управлять, они даже не понимают своего истинного положения, им кажется, что так было и будет всегда, что так и должно быть. С женщинами в своей семье у Дмитрия это получилось. С Адамом выйдет вряд ли. Он - врождённый дух Непокорства и Непримиримости. Он напоминал Вельмирову индейского вождя - каманча, которого ведут на казнь бледнолицые захватчики, не сумевшие заставить его покориться их воле. Индеец гордо смотрит врагам в лицо. Гордо и презрительно. Они убьют его тело, но дух останется в Вечности, такой же непобедимый и непокорный. Эти качества натуры сына вызывали у Дмитрия, несмотря на ненависть, невольное уважение.
   Он решил пока не посвящать жену в их разговор с Адамом, надеясь, что парень одумается и сам придёт к нему. Рассказать же своей благоверной о том, что за приятеля завёл себе её ненаглядный сыночек, всегда успеется!
  
   - Ты идёшь? - спросил Адам Марка.
   Юноша уже почти собрался. На нём были чёрные кожаные штаны, чёрная водолазка и чёрная же кожаная куртка со множеством косых замков (отсюда и её название "косуха"). Волосы стоят немного в разные стороны, причёска, как всегда, несколько небрежная и, как обычно, необычайно ему к лицу. Марк откровенно любовался 111
   им. "Какой роскошно красивый мальчик, просто дух захватывает!" - в восхищении думал он. Несмотря на то, что художник видел теперь Адама постоянно, с тех пор, как его возлюбленный стал жить с ним вместе, он был не в силах привыкнуть к нему, к его фантастической, поистине неземной притягательности. Марк мог смотреть на него часами (правда, делал это украдкой, так как юноше не нравилось, когда его разглядывают), и каждый раз его нечеловеческая Красота представала перед влюблённым взором мужчины в новом свете, он замечал всё новые и новые её грани. Адам был похож на редчайший бриллиант, от прелести которого невозможно отвести взгляд, им можно любоваться бесконечно, и это занятие никогда не надоедает, потому что всякий раз видишь его с другого ракурса.
   - Ты идёшь? - повторил свой вопрос юноша, решив, что тот его не расслышал. Поймав на себе его восхищённый и одновременно обескураженный взгляд, Адам нахмурился, догадавшись, почему возлюбленный так на него смотрит, - Марк, перестань на меня пялиться, пожалуйста, я этого терпеть не могу, ты же знаешь!
   - Прости, любимый, но я не могу на тебя не смотреть! Ты ослепителен! - совершенно искренне признался художник.
   - Все влюблённые видят в избранниках своих сердец то, чего нет и в помине, - спокойно проговорил он, - Ты не ответил на мой вопрос, который я уже дважды тебе задал.
   - Извини, я засмотрелся на тебя, и просто не услышал, о чём ты спрашиваешь.
   - Ты готов идти?
   - Идти? - удивился Марк, - Куда?
   - Я хочу познакомить тебя с некоторыми из моих знакомых свингеров.
   У художника от изумления глаза на лоб полезли.
   - Ч..что?! Куда?! Ты...ты безумец!
   - Ничего безумного в этом не вижу, - вполне резонно возразил Адам, -Тебе будет полезно познакомиться с ними. Эти люди тебе понравятся, можешь мне поверить! К тому же, - он опустил глаза, потом кинул быстрый взгляд из-под ресниц на Марка, от которого у того мурашки побежали по коже. Приблизившись к художнику, сидевшему на стуле у окна, парень наклонился к нему так близко, что у того закружилась голова, а сердце пустилось бешеным галопом. Понизив голос, он заговорил очень мягко, вкрадчиво, в высшей степени соблазнительно, - Тебе не мешает набраться новых впечатлений... Кое-что сравнить.
   - С...сравнить? - Марк с трудом выдохнул, горло перехватило от волнения, - Что?
   - Сейчас у тебя один партнёр - я. Но, кто знает, может быть, попробовав в этом качестве кого-то ещё, тебе понравится больше.
   Марк возмутился: 112
   - Адам, прекрати играть в свои игры! Мне нужен лишь один партнёр на всю Жизнь - ты! Я люблю тебя, ёлки-палки, сколько можно изводить меня?!
   Извиняющаяся и одновременно плутоватая улыбка осветила дивное лицо юноши.
   - Я не говорю, что кто-то другой тебе обязательно должен понравиться больше меня. Это так, всего лишь предположение, - склонившись ещё ближе, к самому лицу Марка, он заговорил совсем уже тихо и вкрадчиво, - Я прощён?
   Художник не мог устоять перед Соблазном, слишком велик тот оказался. Он вообще переставал соображать, когда с ним рядом находился его любимый, а тем более, когда он был так близко. Какая уж тут злость!
   - Ты самый испорченный мальчишка на свете! - мужчина изобразил шутливое недовольство, деланно нахмурился и поджал губы. Потом неожиданно притянул к себе взъерошенную чёрную голову и, глядя в его громадные-громадные, синие-синие глаза, которые были близко-близко, проговорил охрипшим от Безумной Страсти голосом, - И самый-самый любимый! - одарив возлюбленного огненным поцелуем. Пульс у Адама был бешеный, это уловили пальцы Марка, когда он обнял парня за шею.
  
   Городские свингеры избрали местом своих встреч уютное маленькое кафе "Бегония", занимавшее первый этаж старого здания постройки тридцатых годов двадцатого столетия. Дом этот когда-то принадлежал графу Выгодскому, известному в своё время коммерсанту и промышленнику, владевшему тремя крупными ткацкими фабриками, чья продукция была знаменита по всей дореволюционной России, и далеко за её пределами, в Богемии, Трансильвании и даже во Франции (поговаривали, что сама Леопольдина Бретиньи, знаменитая французская актриса сороковых годов, носила наряды, сшитые исключительно из тканей с фабрик графа Выгодского). После революции граф, спасаясь от красного террора, эмигрировал за границу, кажется, в Испанию, и больше на Родину не возвращался. Во время войны его дом отдали госпиталю, а в послевоенное время здесь было сначала медицинское училище, потом художественная школа, позже оно оказалось и вовсе заброшенным. И лишь в конце девяностых годов двадцатого века его выкупил у города в свою полную собственность один предприниматель с большими деньгами. На первом этаже разместилось кафе, два другие занимали офисы различных организаций.
   Атмосфера "Бегонии" была уютной и располагающей к общению (и не только). Интерьер в мягких, пастельных тонах, негромкая музыка. Посетители кафе приходили сюда, чтобы приятно провести часок-другой за непринуждённой беседой, выпить чашечку кофе, 113
   насладиться изысканным флёром беззаботности, окутывавшим кафе. Имелись здесь и потайные комнатки, где можно было перевести обычное общение в нечто, более интимное.
   Когда Адам с Марком появились в "Бегонии", там было уже довольно многолюдно. Посетители, расположившись за маленькими столиками у стен, неторопливо разговаривали, кто-то с любопытством посматривал по сторонам в поисках новых знакомств, кто-то танцевал. Обычный вечер, ничего особенного.
   Обнаружив свободный столик у дверей одной из потайных комнат, Адам направился туда, потянув за собой возлюбленного. Они сели, и почти тотчас же к ним поспешил официант в белой форме, с блокнотом в руках.
   - Добрый вечер, господа! - заискивающая, заученная улыбка расплылась по его круглому добродушному лицу, - Будете делать заказ?
   Адам кивнул.
   - Чашку кофе, пожалуйста, - сказал он. Вопросительно взглянул на Марка.
   - Мне тоже, - ответил тот.
   Официант откланялся и удалился.
   Адам заметил яркую блондинку за соседним столиком. Она сидела напротив полного мужчины средних лет. На вид ей можно было дать лет тридцать, не больше. Молодая женщина кидала весьма красноречивые взгляды на них с Адамом и призывно улыбалась.
   - Как ты находишь вон ту конфетку за соседним столиком? - тихо спросил юноша художника, слегка наклонившись к нему, - Вон ту, в сиреневом платье, сидящую справа от толстяка лет сорока.
   Марк повернулся в указанном направлении.
   - Недурна, - спокойно ответил он, - Но не из ряда вон. Честно признаться, мне очень трудно воспринимать чей-либо облик объективно. Я всех, неважно, женщина это или мужчина, сравниваю с тобой. Как сам понимаешь, сравнение не в их пользу, - он улыбнулся.
   - Ты субъективен, как всегда. Впрочем, не зря народная мудрость гласит: "Красота в глазах смотрящего", - наклонившись ещё чуть ниже, Адам быстро проговорил, - Эта дамочка плывёт сюда.
   В самом деле, блондинка покинула своё место и приближалась к их столику.
   - Привет, мальчики! - поздоровалась она, всё так же сладко улыбаясь, - Не против, если я присоединюсь к вашей скромной компании? А почему два таких обворожительных красавца скучают в одиночестве? - при последних словах дамочка многозначительно посмотрела на Адама.
   - Мы только что пришли, ещё не успели подобрать себе компанию, - улыбаясь, ответил Марк. 114
   Адам молчал, равнодушно глядя на назойливую блондинку. Та явно к нему клеилась, и это раздражало. Ну, конечно, как всегда, запала на его внешность! Как же это его достало, честное слово!
   - Тогда я вам её составлю, - предложила блондинка, - А можете, если хотите, присоединиться к нам с мужем, он будет только рад.
   - Благодарим за приглашение, - ответил Марк за себя и за Адама. Тот по-прежнему молчал.
   До дамочки, очевидно, дошло, что она зря потеряет время с этим невероятно красивым и очень немногословным юношей, поэтому блондинка поспешила переключиться на чуть менее привлекательного в её глазах, но куда более любезного Марка. Она стала напропалую кокетничать с ним, строила ему глазки, сыпала комплиментами, - словом, пустила в ход весь немудрёный набор городской прелестницы, пожелавшей заарканить на свой крючок очередного наивного простачка. Марк явно не привык к лести, женщина это видела. Художник смущался, его лицо то и дело заливала краска, когда он слышал комплименты из её уст в свой адрес. Не сказать, что дама понравилась ему, но, в общем-то, беседовать с ней было весьма приятно.
   Блондинка, видя, что добивается успеха, пошла дальше и пригласила Марка танцевать. Тот украдкой глянул на Адама, словно спрашивая у него разрешения. Юноша коротко кивнул.
   Наблюдая за их медленным кружением под музыку, парень тихо улыбался. Он не испытывал Ревности, так как чувствовал, что Марк органически не может на неё запасть. Он знал, что художник любит только его одного! Но вот некоторое разнообразие впечатлений ему не повредит. Как говорится, всё познаётся в сравнении.
   Неожиданно для Марка, он, вдруг, оказался со своей новой знакомой вдвоём в одной из тех самых потайных комнат, устроенных для интимных свиданий.
   - Мой муж скоро к нам подойдёт, - сладко прощебетала дамочка, прижимаясь к Марку всем телом, - Жаль, что твой приятель отказался к нам присоединиться, вчетвером нам было бы гораздо веселее.
   Марк улыбнулся.
   - Он тебе понравился, верно?
   Дамочка мечтательно закатила глаза:
   - Ох, он такой аппетитный красавчик, прямо слюнки текут, глядя на него!
   Марку стало неприятно, когда он услышал такой отзыв о его возлюбленном из уст этой женщины. Ему показалось кощунством говорить вслух, да ещё в подобном месте, о самом любимом для него Человеке.
   Не тратя времени, прыткая дамочка принялась за дело и, обняв Марка, стала снимать с него одежду. Её намерения были 115
   очевидны. Художник ещё кое-как мог перенести, когда женщина раздевала его. Но когда она попыталась его поцеловать, мужчина почувствовал, как внутри него всё взбунтовалось. Волна отвращения поднялась из самых глубин его Существа. Он не мог позволить ей прикоснуться к своим губам, которые целовал его любимый Адам. Нет, нет, нет! Чтобы какая-то второсортная шлюха посмела притронуться к его телу, обнимала и ласкала его после того, как он познал Истинное Блаженство Единения со своим синеглазым Ангелом, магический жар Его объятий, дивные, неповторимые мгновения близости с Ним, -- ни за что! О подобном даже подумать противно!
   Чувствуя, что внутренности свернулись в тугой узел, и его сейчас стошнит, художник оттолкнул блондинку и пулей вылетел прочь из комнаты, пролетел через зал с посетителями и выбежал на улицу. Остановившись, тяжело дыша, словно загнанный зверь, прислонился к дереву у крыльца в поисках опоры, ощущая такую дрожь в коленях и во всём теле, что боялся упасть. Голова кружилась, его мутило. Сердце больно, со стоном, билось в рёбра, горло сдавил стальной обруч, стало трудно дышать. Он почувствовал, глаза заволокла белесая пелена, по щекам что-то потекло. Несколько солёных капель попало на губы. Слёзы!
   Марку было очень больно, обида калёным железом жгла душу. Художник сполз по древесному стволу на землю, обхватил голову руками и заплакал.
   Адам встревожился, увидев, в каком состоянии его любимый выбежал из кафе. Он понял, что Марк не смог сделать то, чего так явно хотелось этой наглой девице. Юноша знал, что художник любит его всем сердцем и всей душой, конечно же, он даже мысли не допускал о физическом контакте с кем-то помимо своего любимого!
   Адам ужасно разозлился на самого себя, он буквально ненавидел себя за свой жестокий поступок в отношении Марка, которого сам безумно любил.
   "Какой я идиот! - ожесточённо набросился парень на себя, - Идиот дремучий! Марк же так любит меня, он уже сколько раз доказал мне это и словом, и делом! А я продолжаю играть с ним, как кот с мышью, словно мне самому доставляет удовольствие мучить его! Я ведь сам без него жить не могу, я же сам первый сдохну, если он оставит меня! Ну, почему я такой дурак?! Почему?! Почему?! Почему?!".
   Однако не время предаваться запоздалому раскаянию. Что сделано - то сделано. Нужно срочно исправить то, что можно исправить. И попытаться спасти то, что ещё возможно спасти.
   Адам выбежал на улицу следом за Марком. Он увидел того лежащим на земле, закрыв голову руками, и горько плакавшим. 116
   - О, Марк! - с бесконечной Болью в голосе юноша подбежал к возлюбленному и, опустившись рядом с ним на колени, стал приподнимать его с земли.
   Художник с неожиданной силой оттолкнул его от себя. С трудом поднявшись на ноги, он, пошатываясь, направился прочь.
   - Марк, подожди! Марк! - Адам стал догонять его. Настигнув, остановил, повернул к себе лицом, попытался заглянуть в глаза, - Ненаглядный мой, прости меня! Я... Я в очередной раз сглупил, не подумав о последствиях своей дурости!
   Марк посмотрел парню прямо в глаза. В его взгляде - дикая Боль, отчаяние, обида, и, несмотря на всё это, - Безмерная, Бесконечная Любовь. Любовь вопреки всему!
   - Чего ты хочешь от меня, а?! Чего?! - в надломленном голосе - несказанная мука, - Чтобы я окончательно спятил?! Чтобы я умер, не выдержав твоих жестоких игр со мной?! Ты воткнул мне нож в сердце, но даже не заметил этого! Для тебя это очередная забава! Мол, подумаешь, какие мы нежные! Перепихнулся с дамочкой, - и дело с концом, проще пареной репы! А ты не подумал о том, что для меня это всё вовсе не так просто?! Я так люблю тебя, что даже и представить себе не могу кого-то другого рядом со мной, а ты кидаешь меня, как бросают собачонку, от хозяина к хозяину, даже не думая о том, что мне выть хочется от Тоски и Боли! Ты - бесчеловечно жестокое дитя (а дети бывают жестоки гораздо больше взрослых)! Ты играешь с моими чувствами, ты смеёшься над ними! За что?! За что ты так со мной?!
   Адам видел, Марк едва держится, чтобы не разрыдаться вновь. Юноша хотел обнять его, но художник опять оттолкнул его и, еле передвигая ноги, побрёл прочь, склонив голову.
   Адаму самому хотелось расплакаться. Он чуть не до крови кусал губы.
   Он должен всё исправить! Должен! Ему совершенно невозможно потерять Марка!
   Домой они вернулись по отдельности. Адам пришёл последним. В комнате, на стене у кровати, горел ночник. Юноша увидел, что художник лежит, накрывшись одеялом, отвернувшись к стене. Приблизился к нему. Глаза закрыты, дыхание хриплое, тяжёлое. Хотел прикоснуться к любимому, попросить прощения, но не решился. Не теперь, сейчас Марк вряд ли станет его слушать. Можно будет попробовать с утра.
   Тихо и осторожно ступая, Адам прошёл к своей половине кровати, разделся и лёг, повернувшись к окну. Ему было очень больно. Больно от того, что он так жестоко, так необдуманно жестоко, обидел самого родного и близкого Человека на всём белом свете! Слёзы застлали глаза, он тихо всхлипнул и беззвучно заплакал, уткнувшись лицом в подушку. 117
   Марк не спал, просто лежал с закрытыми глазами. Так легче переносить жуткую Боль, терзавшую его изнутри. Художник
   скорее почувствовал, чем услышал, что Адам вернулся. Он всегда его чувствовал, даже, если юноши не было рядом, всегда определял малейшие движения его души, даже на расстоянии. Так же и Адам. Они стали друг для друга Маяками, указывающими один другому Путь по бурному жизненному Океану. Эти двое не мыслили себя друг без друга, это являлось для них столь же противоестественным, как если бы у них не было рук или ног.
   Марк услышал тихий вздох юноши, похожий на всхлип, почувствовал, как вздрагивают его плечи от беззвучных рыданий. Собственные страдания заслонила Его Боль, Его мука. Художник тут же забыл о своей обиде, на первый план выступили терзания Адама. Марк так любил его, любил слишком сильно и неистово, слишком страстно и безумно, до Беспамятства и Самозабвения! Он просто не мог позволить юноше страдать, не мог этого допустить. Не мог!
   Адам почувствовал горячие пальцы, с ласковой нежностью гладившие его волосы. Сильные, любящие руки Марка обняли юношу, повернули к нему. Лицо художника близко-близко, такое бесконечно дорогое, а в глазах его, словно лампада, светится сама Любовь, Извечная, как Жизнь и столь же Нерушимая, словно гранитные скалы!
   Глядя в любимые глаза, Адам видит, что уже не нужно просить прощения ни за что. Марк всё простил, окончательно и сразу! Разом схлынула Боль, пришло долгожданное облегчение. Сердце рванулось к нему со всей мощью страстной Любви, которую парень испытывал к художнику, столь же безумной, как Любовь Марка к нему.
   Слова излишни. Их души и тела вели свой давний разговор языком Любви и Страсти, чтобы его понять, слова не требовались. Сейчас Их Песнь звучала немного по-другому, Её мотив не был сродни неистовой буре, разрушительной и опустошающей. Мелодия больше напоминала напев ветра, ласково шуршащего древесной листвой. Настоящая Страсть иногда может быть тихой и нежной, она не всегда похожа на ураган, порой, она подобна Прекраснейшей Песне, которую поют горные вершины, встречая утром первые солнечные лучи. Песнь эта полна Вселенского ликования и Счастья, которые просто невозможно выразить, нет таких звуков, чтобы Их передать!
   - Люблю тебя! - тихо прошептал Адам.
   Нежная, любовная улыбка осветила лицо Марка:
   - Я знаю, - ответил он.
  
   Рассвет... В нём есть что-то таинственное и непонятное, некая мистическая недосказанность... Ночь покинула мир, завернувшись в тёмное покрывало снов. Но всё ещё спит, погружённое в тихое умиротворение грёз. Ветерок, пробуждаясь, тихо шевелит занавески открытого окна, дремотно шуршит листвой деревьев. 118
   Марк открыл глаза и улыбнулся. Он всегда улыбался теперь, с тех пор, как его Адам был с ним. Это раньше ему хотелось
   буквально выть от одинокой серой Тоски, терзавшей его, особенно по утрам. Прежде, когда его любимый бывал с ним реже, чем теперь, художник ненавидел рассвет, возвращавший его в тусклую бездушную Реальность. Как это ужасно, просто невыносимо, открыть глаза, - и увидеть вместо глубокой синевы Его глаз лишь бледную полоску зари на Востоке! Какую Боль причиняют сны, в которых ты ласкаешь Его тело, пьёшь пьянящий нектар Его губ, растворяешься весь, без остатка, в Его объятиях! Боль оттого, что, проснувшись, видишь себя в окружении всё тех же четырёх стен, замкнутого пространства, в котором только ты!
   Марк долго смотрел на спящего Адама, уютно свернувшегося калачиком у его бока. Он вбирал в себя каждую его любимую чёрточку и штришок, любовался им с пронзительной любовной нежностью.
   "Любимый мальчишка, такой несносный и невозможный! Единственный! Мой!".
   Губы Марка трепетно коснулись милого лица. Ему, вдруг, захотелось запечатлеть Адама именно таким вот, как сейчас, спящим, уютным, безмятежным и прекрасным. Он тихо поднялся с кровати, торопливо оделся и прошёл к столу у окна. Стараясь не шуметь, аккуратно открыл верхний ящик, где хранилась чистая бумага и карандаши. Достал лист, тёмно-серый грифель, взял стул и, сев возле юноши, сосредоточившись, начал его писать. Марк хотел отобразить любимого на гравюре, так его образ получится вернее и чётче. Вообще спящих людей лучше рисовать именно чёрно-белыми, тогда яснее ощущается магическое действие сна, ярче передаётся красота момента.
   Адам вздохнул, открыл глаза и гибко потянулся. Повернув голову, увидел художника, что-то рисовавшего на листе бумаги грифельным карандашом. Его лицо было очень серьёзным и вдумчивым, глаза слегка прищурены, словно он пытается что-то ухватить, что-то, очень важное для себя и того, что он пишет. Юноше стало любопытно. Улыбнувшись, он встал и, неслышно, по-кошачьи, ступая, подошёл к Марку сзади и, заглянул через его плечо. Удивился, увидев, что художник рисует его.
   Наклонившись к Марку, легко и игриво дунул ему в затылок, пошевелив кудрявые пряди. Художник вздрогнул от неожиданности, выронив рисунок и карандаш. Обернулся.
   - Адам, проказник! - воскликнул он, - Как ты меня напугал!
   - Доброе утро! - юноша нежно поцеловал его в щёку.
   - Доброе!
   - Снова меня рисуешь?
   - Да. Захотел написать тебя во сне. Очень люблю наблюдать за тобой, когда ты спишь. В тебе столько загадок и тайн, но во сне ты так 119
   прост и понятен! Ты похож на эльфа, такой же прекрасный и сказочный. Во сне это ещё заметнее, чем днём.
   Адам, как обычно, смутился и опустил глаза. Наверное, он так и не сможет до конца привыкнуть к реакции людей на него, на его облик!
   - Что тебе снилось? - спросил Марк, улыбнувшись его смущению, делавшему прекраснейшее из лиц ещё очаровательнее.
   - Сказка, в которой был ты, - глаза юноши любовно гладили возлюбленного.
   Адам склонил своё лицо к лицу Марка. Художника буквально гипнотизировали его огромные глаза, он смотрел в их прозрачную бездну, не в силах отвести взгляд, не в состоянии пошевелиться. Отыскав его губы, юноша поцеловал их сначала легко и игриво, потом приник к ним с настоящей Страстью, жгучей и неистовой. Марк мгновенно опьянел, голова закружилась, он почувствовал, что его Существо распалось на микроскопические молекулы, и все они устремились к Адаму, не в силах сопротивляться мощнейшему магнетизму этого невероятного Человека. Он подался к юноше всем телом, руками обхватил его черноволосую голову и притянул к себе ещё ниже, чтобы полнее насладиться поцелуем и его такой желанной близостью.
   - Что ты со мной делаешь?!... - Марк смотрел в любимое лицо полным безудержного желания взглядом, - Ради одного твоего поцелуя я готов отдать собственную Жизнь!
   Адам улыбнулся той самой, чуть кривоватой, необыкновенно соблазнительной улыбкой, от которой по телу художника пробежали мурашки.
   - Ну, Жизнь твою я пока что забирать не собираюсь, - голос тёплый, тягучий, с хрипотцой, сексуальный до невероятия, - Но кое-что всё же возьму.
   Марк повернулся к парню всем телом... на Адаме не было абсолютно ничего! Мужчина на мгновение застыл, не в состоянии даже вздохнуть. Невообразимая Красота этого юноши, его лица и тела, до сих пор поражали художника так, будто он видел их впервые. В нём мгновенно вспыхнуло дикое желание насладиться этой невероятной Прелестью сполна, вобрать её в себя, впитать каждой своей клеточкой.
   Но и в глазах Адама, неотрывно глядевших на возлюбленного, полыхал тот же пожар, та же жажда обладать им.
   Марк стремительно поднялся со стула, на котором сидел всё это время, подхватил Адама на руки и отнёс к кровати. Бросив возлюбленного на подушки, он прижал его собой и припал к его губам со страстной алчностью, немыслимой, испепеляющей. Адам метался по постели, загнанно дыша, его гибкие пальцы впились в простыни, он весь выгнулся, доведённый безумными ласками, которые обрушил на него Марк, до высшей степени экстаза. Он словно взмыл ввысь и теперь качался на волнах Любви и Страсти, шепча его имя. 120
   Художник, лаская любимого, утоляя безмерное желание обладать им, не мог насытиться. Он никогда не мог насытиться им, эта
   безумная жажда никогда не оставляла его. Он знал, что больше ни с кем не сможет быть счастлив. И дело не только в том, что Адам стал для него идеальным партнёром во время секса, чутким, безудержно страстным, невероятно эмоциональным. Возлюбленный мгновенно улавливал малейшие нюансы его настроения, с невероятной лёгкостью подстраиваясь под его ритм. Если Марк хотел бури, Адам был подобен настоящему урагану, дикий, необузданный, он порождал страстный хаос во всём Существе Марка, сводя его с ума. Иногда художник бывал настроен на более лирический лад, и тогда его любимый был сама Нежность, его ласки, прикосновения, поцелуи становились трепетными, бережными.
   Юноша являлся тем самым недостающим звеном Цепи, без которого Её ячейки не могли быть спаяны воедино. Они мыслили одними категориями, жили в одном Мире, совершенно отличном от Мира, где обитали все остальные, знакомые или незнакомые им люди. Они настолько срослись друг с другом, слились, что стали составлять Единое Существо, целое и неделимое. Подобная взаимная полнота душ и сердец очень редко встречается среди людей. Она бывает свойственна лишь тем из них, кто где-то в Другом Измерении обрёл своего Близнеца, свою Истинную Вторую Половинку, и теперь встретил Её уже здесь, на Земле. Этих Близнецов невозможно разлучить, рассоединить, потому что жить отдельно друг от друга они не смогут. Для Них само существование друг без друга немыслимо, оно равносильно гибели.
   Марк и Адам оказались этими самыми Близнецами. И, несмотря на то, что их Любовь вспыхнула неожиданно и стремительно, мгновенно затянув их в свой страстный омут, оба чувствовали, Их Пламя не угаснет никогда, ни в этом Мире, ни в Ином. Они знали это!
   Вот, почему Марк не мог себе даже представить кого-то другого рядом с собой, кроме своего возлюбленного. Вот, почему даже сама мысль о всякой иной связи, даже самой незначительной и временной, вызывала в нём отвращение. Разве может что-либо во всех Мирах всех Вселенных сравниться с невероятными ощущениями, которые рождают во всём Существе, в каждой клеточке, прикосновения рук любимого, когда чувствуешь пьянящую сладость Его губ на своих губах, когда слышишь, как Он, едва дыша, шепчет твоё имя, когда буквально сходишь с ума только лишь от того, что держишь Его в своих объятиях, ласкаешь Его, растворяясь целиком и полностью в Нём?! Ничто не может с этим сравниться! Всё остальное, даже собственная Жизнь, не имеет значения без Него! Всё становится пошлым и обыденным. Все остальные поползновения кого бы то ни было другого к физической близости с тобой, вроде попыток 121
  
   той дешёвой белобрысой шлюхи из кафе, не вызывают, да и не смогут вызвать никогда, ничего, кроме тошноты и гадливости! Ты
   просто не сможешь позволить кому-то другому даже прикоснуться к тебе, не говоря уже о чём-то, более глобальном!
   - Люблю тебя! Люблю! Люблю! - задыхаясь, Адам прижался к возлюбленному всем телом, изнемогая от невообразимого наслаждения, которое всегда дарила ему их близость.
   - Сумасшедшее ты создание! - Марк страстно и нежно касался губами лица юноши, - Невероятное, грешное, святое, любимое!
   Их уста вновь соединились на долгое-долгое время. Завершённость... Вспышка... Новая Завершённость... Новая Вспышка... Каскад... Не успел один Ураган немного улечься, их настигал новый, ещё более опустошающий. Они желали друг друга во время Завершения едва ли не сильнее, чем в Начале. Но оба понимали, что надо время от времени останавливаться, давать короткую передышку, иначе такой Любви не выдержит ни один, даже самый сильный, организм!
  
   - О чём ты думаешь? - спросил Адам Марка.
   Художник, полулёжа, сидел, опёршись о прислонённую к изголовью кровати подушку. Юноша уютно прильнул к его груди, согнув ноги в коленях. Марк, погрузив пальцы в тёплый чёрный бархат его волос, любовно теребил их, любуясь серебристо-синим свечением, которое оставлял проходивший сквозь них неяркий свет осеннего утра.
   - О нас с тобой. То, что между нами возникло и вершится... В этом есть какая-то Тайна. Я не верю в случайности. В нашей встрече есть Закономерность... Понимаешь, мы бы всё равно познакомились, неважно, где и в какое время, сейчас, в девятнадцатом веке или же в дремучем Средневековье. Мы созданы друг другом друг для друга!
   Адам кивнул и улыбнулся. Он думал о том же.
   - Что тебе кажется таинственным? - спросил он, поворачиваясь лицом к возлюбленному.
   - Ты сам - Тайна, которую мне не разгадать никогда, даже, если нам с тобой отпущено прожить несколько тысячелетий. В тебе столько загадок! Ты - Кубик Рубика, сложить твои стороны, чтобы получилась некая целостная картина, очень и очень непросто. Мне не всегда понятен мотив тех или иных твоих поступков или слов. Раньше, когда мы только начали общаться, я чувствовал, что ты ко мне неравнодушен, и всё никак не мог понять, почему ты так упорно отталкиваешь меня от себя?
   - Я недоверчив. Возможно, причина кроется в моих отношениях с отцом. Проведя с ним в одном доме большую часть моей недолгой Жизни, я научился доверять только самому себе, собственным мыслям и чувствам. Мне очень нелегко кому-то открыться, тем более, довериться. Всю мою Жизнь я видел от отца только ненависть.
   - А твоя мама? Сестра? 122
   - Они - единственные близкие мне люди в семье. Да, они любят меня, и я люблю их. Очень! Просто... Мальчишкам всегда ближе
   отцы, чем матери... Мужчине проще, чем женщине, понять мужчину,- Адам грустно вздохнул.
   - Ненависть отца, как это ни странно, научила тебя любить.
   - И ценить ту Любовь, которую получаешь сам.
   Рука Марка переместилась, теперь его пальцы нежно поглаживали любимое лицо.
   Они долго молчали, просто наслаждаясь присутствием друг друга, взаимной духовной близостью, прочно спаявшей их Существа.
   - Я хочу оставить университет, - вдруг, сказал художник.
   Адам удивлённо посмотрел на него:
   - Оставить? Почему?
   - Потому что это - рутина, стоячее болото, которое рано или поздно засасывает каждого, кто там окажется. Кто более сильный, может быть, сможет выбраться, кто слабее - нет. Я Художник по зову сердца, а не только по профессии. Мне хочется Творить, создавать свой собственный Мир, совсем не похожий на привычные Миры обывателей. Я хочу отображать то, что вижу и чувствую именно я и так, как хочется мне, а не какому-нибудь высокопоставленному важному дяденьке из Министерства культуры. Работая там, такой свободы не добьёшься. Университетская Жизнь слишком рафинирована, там всё-всё выверено до мелочей, свернуть куда-то в сторону тебе никто не даст. Я слишком долго варился в этом котле. Пока из меня не выварили ещё все соки окончательно, я хочу пустить свой Корабль в самостоятельное плавание.
   Адам понимал художника. Он сам не выносил однообразия и выверенности где бы то ни было: ни в людях, ни в работе, ни в Жизни. Всегда должен присутствовать некий эффект неожиданности, что-то необычайное и новое, чего ты не встречал раньше. Только при таком условии и можно сотворить что-то своё, по-настоящему оригинальное, то, что полностью отразит тебя таким, каков ты есть на самом деле.
   - Тогда я тоже уйду. Без тебя мне там нечего делать. Я видел твои работы и понял, что ты один сможешь дать мне, как Художнику, неизмеримо больше, чем все институты мира вместе взятые. В твоих рисунках сама Жизнь во всём многообразии Её форм и расцветок. Ты не станешь загонять меня в одни - единственные узкие рамки, позволишь мне создавать что-то так, как я это вижу и чувствую.
   Глаза Марка засветились, ему внезапно пришла в голову одна идея:
   - А что, если нам с тобой работать вместе? Создать своеобразный художественный тандем, вроде Дольче и Габбана, только в Мире искусства? Мы можем вместе творить, организовывать выставки наших работ. Это же так чудесно! - взгляд художника мечтательно вспыхнул. 123
   Его воодушевление передалось и Адаму. Его синие глаза задорно заискрились.
   - Прекрасная идея! Так мы станем ещё ближе друг другу, ещё больше дополним один другого. Когда двое людей по-настоящему любят друг друга, совместное Творчество ещё сильнее роднит их.
   - Чтобы заработать на Жизнь, я могу заняться чем-то, вроде репетиторства. Мы дружны с ректором университета Адамом Никольским, он сам художник, правда, по его собственному признанию, в прошлом. Наверняка у него есть какие-нибудь знакомые, которые сами или же их дети хотели бы брать уроки художественного мастерства для самих себя или для того, чтобы поступить в какое-нибудь учебное заведение, специализирующееся на живописи, хоть в наш университет, к примеру. Сегодня же отправлюсь к нему обсудить этот вопрос.
   - А я могу по-прежнему брать заказы в той же конторе, в которой работаю сейчас. Наше же совместное Творчество мы оставим нам самим.
  
   Адам Никольский был несколько удивлён неурочным визитом к нему Марка Веселовского. Художник очень редко заглядывал к нему без предупреждения, а, если уж приходил, то строго по делу, прекрасно понимая, что ректор университета - человек занятой, и обязанностей у него превеликое множество. Вид у Марка был немного озабоченный и в то же время весьма решительный, словно он обдумывал какой-то очень важный для себя шаг, не будучи стопроцентно уверенным, что поступает правильно, и вместе с тем понимая, что сделать этот шаг необходимо.
   - Мне нужно поговорить, - начал художник без обиняков.
   Это было сказано таким тоном, что ректор тотчас же отложил в сторону бумаги, которые читал, и устремил внимательный взгляд на посетителя.
   - Слушаю тебя.
   Не дожидаясь приглашения, Марк стремительно прошёл к столу Никольского и буквально плюхнулся в кресло для посетителей. Несколько минут собирался с мыслями, после чего выложил всё одним махом:
   - Я хочу написать заявление об уходе.
   Ректор так удивился, что даже как-то растерялся на мгновение. Он ожидал услышать что угодно, но не это.
   - И... И куда ты направишь свои стопы? - часто-часто моргая, спросил друга Адам Никольский (он имел привычку строить витиеватые, несколько вычурные фразы, когда бывал чем-то сильно поражён).
   -Я решил отправиться в самостоятельное плавание. Я художник и хочу им остаться. Преподавательская деятельность не даёт 124
  
   такой свободы выбора и мысли, как искусство, здесь всё укладывается в узкие рамки правил. Я устал от этого.
   Никольский понимал Марка. Ему самому были не чужды подобные мысли, особенно в начале своей деятельности в должности ректора. Правда, с тех пор утекло столько воды, что сам Никольский уже и не мог вспомнить, когда последний раз обдумывал вопрос своей отставки с занимаемого им руководящего поста и ухода на покой. Как-то незаметно он втянулся в круговорот университетской Жизни, полностью посвятил себя работе, отдав предпочтение ей перед всем остальным, включая собственное Творчество.
   Помолчав немного, Адам Никольский ответил:
   - Что ж, я не имею права тебя удерживать силой, раз тебе так уж непременно надо уйти. Заявление можешь оставить у моего секретаря, я его подпишу и отпущу тебя даже без обязательной отработки. Признаюсь, меня немного напрягает твой уход, да ещё в самом начале учебного года, но тут уж, как говорится, ничего не поделаешь. Найдём тебе временную замену до тех пор, пока не появиться новый преподаватель твоей дисциплины. Это всё! - ректор снова погрузился в свои бумаги, дав понять, что аудиенция окончена.
   Он был расстроен, Марк это видел и понимал. Но назад поворачивать поздно, да и не хочется. Поднявшись, художник неторопливо направился к выходу, но, вспомнив, что ещё не обо всём переговорил со своим начальником, вернулся.
   - Разрешите спросить: нет ли у Вас знакомых, которые хотели бы брать уроки живописи для себя или своих детей? Может быть, кто-то планирует поступать в университет, вроде нашего, или же в какой-нибудь художественный колледж? Я мог бы помочь им в этом.
   - Ты хочешь заняться репетиторством?
   - Что-то типа того.
   Ректор задумался, сощурив глаза за толстой роговой оправой очков.
   - Хмм... Кажется, припоминаю парочку моих приятелей, у которых дочки собирались поступать в "Брюлловку" (так именовался в простонародье колледж искусств имени Карла Брюллова). Я дам обоим твой телефон, созвонитесь, столкуетесь.
   Марк благодарно улыбнулся:
   - Спасибо. И... Ещё я хотел сказать, что студент мой, Адам Вельмиров, - так, следи за интонацией, говори ровно и чисто, без этих страстных придыханий! - изъявил желание прекратить учёбу. Он вчера сам сказал мне об этом во время нашей встречи у меня дома, где мы обсуждали вопросы подготовки к семинару.
   - Вот как? А его что здесь не устроило?
   - Не знаю, не спрашивал. Не имею привычки лезть к человеку с неуместным любопытством. Думаю, если бы Адам захотел, он бы назвал мне причину своего решения.
   - Понятно. Что ж, хорошо. 125
   - Ещё раз спасибо за всё!
   - Да не за что. Удачи тебе в твоём самостоятельном плавании, капитан! - ректор поднялся со своего места, подошёл к художнику и совсем не по-начальственному крепко обнял его, - не забывай старых друзей, заходи хоть иногда.
   - Обязательно!
   Они тепло попрощались. Марк прошёл в приёмную, оставил заявление об уходе и вышел на улицу. Его душа пела. Он свободен! И его любимый Адам тоже! Они оба теперь птицы своего собственного полёта! Они будут вместе творить, жить, любить один другого, они посвятят себя друг другу! Теперь всё для них изменится, станет иным, ярким и живым! Наконец-то! Как давно им этого хотелось! И вот теперь Мечта сбылась!
  
   Вернувшись домой, Марк увидел Адама за своим столом. Тот сидел, вполоборота повернувшись к окну, и что-то рисовал на листе бумаги. Видимо, сильно увлёкся, так как даже не слышал, как художник вошёл. Юноша умел так же всецело отдаваться любимому занятию, как и Марк, он весь погружался в свою работу и ничего не замечал вокруг. Ворвись сюда сейчас какие-нибудь бандюганы с пушками в руках, парень бы и их даже не заметил. В этот момент для него существовало лишь то, что он рисовал, Реальность же незримо присутствовала где-то там, за едва видимым горизонтом.
   Тихо, стараясь не мешать Адаму, художник прошёл в комнату и неслышно опустился на кровать таким образом, чтобы юноша не почувствовал, что на него смотрят, и в то же время, чтобы художнику самому можно было беспрепятственно и сколько душе угодно любоваться им. Марк смотрел на него и не мог наглядеться. Он вбирал облик любимого в себя, стараясь накрепко запечатлеть его в своей памяти так же, как он был запечатлён в его сердце. Марк словно рисовал Адама в своих мыслях, любовно, трепетно и нежно обводя совершенные линии его лица, задорный ёжик огненно-чёрных волос, неповторимые, колдовские глаза, наполовину скрытые сейчас под покрывалом густых ресниц, длинные гибкие пальцы, водящие карандашом по бумаге.
   "Люблю тебя! Как я тебя люблю!".
   Внезапное чувство тревоги неожиданно охватило художника. Откуда оно взялось и в чём причина, Марк не знал. Он только ощущал его. Размытое чувство, что их с Адамом идиллия скоро закончится. Не может всё и дальше продолжаться столь же безоблачно, быть таким же идеальным, как сейчас. Юноша покинет его. Не сам, не по собственной воле, но покинет. Они будут разлучены. Им придётся долгое время скитаться в душной тьме одиночества в поисках друг друга. Их Любовь не сможет погубить никто и ничто, они всё 126
  
   равно будут вместе, потому что уже давно стали Единством душ, сердец, тел и разумов. Но пройти этот страшный этап разлуки им
   придётся. Марк весь похолодел от ужаса, едва лишь представил себе подобное. Он так испугался, точно самое страшное уже происходило. Вскочив с кровати, художник почти бегом приблизился к столу и крепко-крепко обнял любимого, обхватив и сжав его плечи что есть силы.
   От неожиданности Адам вздрогнул, поднял голову от рисунка.
   - Марк? - почувствовав, что тот весь дрожит, встревожился, - Что с тобой?
   Юноша хотел повернуться к возлюбленному лицом, но Марк не позволил этого сделать. Он сжал его в объятиях ещё сильнее и горячо заговорил:
   - Нет-нет, не шевелись, пожалуйста! Останься на месте, прошу тебя! - погрузив своё лицо в густые волосы на макушке, Марк стал страстно их целовать, вдыхая несравненный аромат сосновой хвои, исходивший от них. Это был запах соснового бора после дождя, горьковатый, смолистый, сочный, чуть терпковатый, прохладный и свежий. Художник блаженно закрыл глаза, вдыхая его. Восхитительный аромат! Он знал, что этот запах всегда будет ассоциироваться у него с его возлюбленным, всегда будет напоминать о нём.
   Каким-то непостижимым образом парню передалось душевное состояние художника. Он почувствовал, как его самого охватывает непонятная дрожь, какой-то подспудный страх. Захотелось прижаться к любимому всем телом, успокоиться в его спасительной близости.
   - Не покидай меня, не покидай! - в голосе Марка - едва сдерживаемые слёзы, - Никогда, слышишь! Не бросай меня одного! - стальное кольцо объятий сжалось так, что ещё немного, - и художник сломает Адаму позвоночник.
   Юноша откинул голову назад, посмотрел в перепуганные, влажно блестевшие глаза своего любимого, на его лице тёплым солнышком засияла любовная, ласковая улыбка:
   - Опять ты городишь ахинею! - нежно пожурил он его, - Ну, куда я могу уйти?
   - Мне тревожно! Я так боюсь тебя потерять! Мне всё кажется, что кто-то или что-то отнимет тебя у меня, разлучит нас на очень и очень долгое время! Что мне делать тогда, как жить без тебя?!
   Адам видел, Марк вот-вот расплачется. Сердце рванулось к нему. Юноша, приложив усилия, кое-как высвободился из судорожно вцепившихся в него рук. Поднявшись, порывисто обнял Марка, прижал его к себе едва ли не крепче, чем тот сам обнимал его минуту назад.
   Художнику так хотелось, чтобы эти объятия стали ещё сильнее! 127
   - Ну, тихо, тихо, не надо! - голос Адама такой нежный и любящий, такой тёплый, а руки - такие надёжные и бережные! - Не надо понапрасну себя изводить, хороший мой! Я никуда не уйду! Во
   всяком случае, по своей воле точно! - поднял лицо Марка за подбородок, заставил взглянуть в свои глаза, - Я тебя очень и очень люблю! Что бы ни случилось, всегда помни об этом, остальное неважно!
   Голубые глаза так и засияли:
   - Я никогда не забуду!
   Марк ещё крепче прижался к любимому и, закрыв глаза, весь отдался блаженному чувству покоя и защищённости, спокойной, нерушимой силы, исходящей от него. Близость Адама так нужна ему, так желанна!
   Они некоторое время стояли, молча, обнимая друг друга. Юноша чувствовал: его возлюбленный, постепенно успокаиваясь, расслабляется.
   - Что ты рисуешь? - спросил художник. Неуверенная улыбка робко коснулась его губ.
   Адам взял со стола рисунок и протянул его Марку. Волнуясь, как всегда бывало, когда он видел работы своего любимого, мужчина взглянул на его листок. Это была гравюра. Адам изобразил скрипку, старую, выцветшую, но, как ни странно, совершенно целую, нигде ни царапинки, ни трещинки. Видно, что с инструментом очень бережно обращались те, кто играл на нём. Однако струны у этой скрипки были странные - надорванные, все, словно истекают кровью.
   Рисунок был пугающе живым и настолько реальным, что Марку казалось, - скрипка на нём вот-вот заплачет самыми что ни на есть человеческими слезами, поведает ему печаль своего сердца.
   Адам с жадным вниманием не отрывал взгляда от лица художника, стремясь определить по его выражению впечатление, которое произвела на того его работа. Марк смотрел, широко раскрытыми глазами, его губы дрожали, словно он сейчас заплачет. Когда художник взглянул на любимого, в его глазах, в самом деле, блестели слёзы.
   - О... Адам... Это... Я..., - мужчина совсем смешался, - Я не могу выразить, что я чувствую, глядя на твой рисунок!
   Адам улыбнулся. Когда Марк так говорил, значит, работа ему очень нравилась. Художник не умел говорить о чувствах ясно и понятно, как это получалось у других людей. Он очень остро ощущал и реагировал сердцем и душой на что-либо, сильно взволновавшее его, но словами собственные чувства выражал редко. Так было и в их отношениях. Марк очень сильно любил Адама, настолько, что сильнее нельзя даже и представить, просто безумно, он буквально сходил с ума от Любви к юноше, но вслух облекал свои чувства очень и очень нечасто, выражая отношение к парню по-другому: заботясь о нём, предупреждая его желания, стараясь делать всё, от него 128
   зависящее и независящее, чтобы любимому было с ним хорошо и комфортно. Любовь жила в его сердце, душе, в каждой клеточке его Существа, она находила выражение в поцелуях и ласках, которыми Марк дарил своего возлюбленного в сумасшедшие часы их близости, но очень редко на ней бывал словесный покров. Адаму, который сам не умел выражать свои собственные чувства в разговорной форме, это было понятно. Разве возможно выразить всю глубину Истинной Любви? Разве сыщутся такие слова, которые могут Её выразить?
   Они оба мало говорили о своей Любви друг к другу, но оба чувствовали всю Её невероятную силу, мощь и нереальную глубину, они знали, что любят друг друга, и это Чувство не угаснет под влиянием времени, напротив, только жарче разгорится.
   - Что... Что ты хотел отобразить? - спросил юношу Марк, немного придя в себя от изумления, в которое привела его работа любимого.
   - Я рисовал твою душу.
   - М...Мою душу?!
   - Да. Твою душу, какой я её вижу и понимаю, такой, какой я её люблю.
   - А... А почему скрипка?
   - Потому что ты похож на этот музыкальный инструмент. Ты звучишь так же нежно и проникновенно, так же трогательно и эмоционально, так же страстно. Очень люблю слушать твою Музыку, она, как полёт, легка и невесома, но в то же время, очень сильна и надёжна! Я не боюсь взмыть на беспредельную высоту, потому что знаю, что мне не грозит рухнуть вниз и разбиться о камни. Я парю вместе с тобой. И. знаешь... Это совершенно необыкновенное, просто фантастическое ощущение!
   - А почему струны у этой скрипки такие необычные?
   - Струны - это твои чувства. Иногда ты страдаешь, твоя душа изранена, она сочится кровью.
   Слушая юношу, Марк, в который уже раз, удивлялся, насколько тонко любимый чувствует его! Он для Адама - раскрытая книга, которую тот с лёгкостью читает. Юноша - первый, кто смог так глубоко проникнуть в тонкий психологизм его души, подчас, не совсем понятный даже ему самому! Те, с кем Марк сталкивался в своей Жизни, в основном, делали вид, что понимают его, на самом же деле, не понимали вовсе, это художник хорошо видел, стоило ему заглянуть им в глаза. Но Адаму удалось постичь его до самой глубины! Именно этого глубинного восприятия и понимания себя Марку и не хватало раньше.
  
   Элла Вельмирова сидела в своём роскошном кабинете и с тоской смотрела в окно, залитое блеклым светом неяркого осеннего дня. Она думала о своей Жизни, о пережитом, о том, что ещё, возможно, предстоит пережить.
   Ей пятьдесят четыре. Уже... Годы так стремительно пронеслись мимо, словно кони на скачках, обгоняя друг друга со сверхзвуковой 129
   скоростью. События, лихорадочной чередой сменяя одно другое, внесли в её существование полнейший хаос. Её собственная
   Жизнь напоминала Элле раскиданные частицы паззла, который она всё никак не могла собрать в единое целое, составить из этих разрозненных кусочков понятную картину.
   Её замужество...Не хотелось о нём вспоминать, но и забыть тоже не выходило. Когда выходишь замуж в двадцать лет, всё кажется тебе таким воздушно-розовым и сладким, как сахарная вата, а твой избранник видится тебе не больше не меньше принцем на белом коне!
   Элла грустно улыбнулась, подумав об этом. Как же быстро праздничную эйфорию сменяет банальная и пошлая проза Жизни!
   Она не любила мужа. Это-то женщина понимала теперь, по прошествии стольких лет, совместно прожитых с ним под одной крышей. А в тот момент, когда она дала согласие на брак с Дмитрием, Элле вправду казалось, что она его любит и даже очень! Возможно, она бы и в самом деле полюбила этого мужчину, поведи он себя с ней, как положено мужу вести себя с горячо любимой женой. Но подобное было не в характере Вельмирова. Его деспотический нрав, неуёмная жажда власти над всем и всеми, его, подчас, тупое, упорное в своей глупости мракобесие взяло верх над его чувствами к своей супруге (даже, если таковые и имелись, в чём иногда женщина очень сильно сомневалась). Чуть ли не с первых дней Дмитрий начал демонстрировать Элле своё истинное лицо, скрытое в период жениховства под маской учтивости и предупредительности. Порой, женщине казалось, что муж люто её ненавидит. Зачем, спрашивается, он тогда женился на ней? Её робкие попытки добиться ответа на свой простой вопрос, ни к чему не вели. "Я тебя люблю. Что тебе ещё надо!". Вот и всё, ничего более. Странно её муж понимал Любовь. Для него любить кого-то означало поработить этого человека, лишить его собственной воли, всецело подчинить себе.
   В физическом плане супруги тоже мало подходили друг другу. Элла не обладала пламенным темпераментом восточной женщины.
   Ей требовался достаточно долгий подготовительный период, чтобы завестись, необходимы искусные ласки, полные Любви и нежности, чтобы она смогла раскрыть полностью собственную Чувственность. Дмитрий этого не понимал. Для него существовал лишь он сам, он считал, что все его прихоти должны немедленно и беспрекословно исполняться. Чувства и желания остальных людей, включая собственную жену, Дмитрия не интересовали. Он был груб и невнимателен к ней как в быту, так и в постели. Удовлетворив желания собственного тела, он засыпал, отворачиваясь к стене, с гордым сознанием выполненного супружеского долга. Элла тихо плакала в подушку, страшась, что её супруг сможет хоть когда-нибудь стать случайным свидетелем её отчаяния. 130
   Так продолжалось довольно долгое время, женщине начало уже казаться, что ей так и суждено провести весь свой век в
   услужении у собственного мужа (она и вправду воспринимала себя не иначе, как служанкой Дмитрия Вельмирова). А потом в её Жизнь стремительно, как ураган, как смерч и торнадо вместе взятые, ворвалась Любовь, как оказалось, единственная, на всю Жизнь. Отец Адама... Тогда, двадцать восемь лет назад, он был столь же молод, как теперь их сын. Они познакомились на каком-то благотворительном балу, устроенном местным отделением Красного Креста с целью собрать средства на закупку медикаментов для городского детского дома-интерната, где жили дети с особенностями психоэмоционального и физического развития, от которых по разным причинам, в своё время, отказались родители. На этот бал были приглашены все так называемые "сливки общества": известные писатели, художники, прочие люди искусства, промышленники и нувориши, - те, кто недавно разбогател, кому подвернулся счастливый случай сколотить состояние (причём, сколачивалось это самое состояние не всегда открытым и честным путём, об этом все знали, но благоразумно помалкивали. В самом деле, ну, кому есть дело до такого пустяка, как громкое устранение конкурентов в бизнесе или заведомо ложные сведения о своих ближних, ненавязчивые такие подсказочки местным органам внутренних дел, дабы оказать им посильную помощь в привлечении означенных лиц к справедливой гражданской, а ещё лучше, уголовной, ответственности! Главное, чтоб денежки вовремя поступали на счёт городской казны и исправно творились разные благочестивые дела. А что кроется за этими самыми "благочестивыми делами" - не суть важно. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь).
   Элла с мужем также получили приглашение на этот бал. Дмитрий Вельмиров уже к тому времени стал известным и уважаемым человеком в городе, одним из его столпов. Ещё бы, преуспевающий бизнесмен, владелец одной из крупнейших сетей картинных галерей, известных не только в городе, но и далеко за его пределами, да и просто очень и очень богатый человек (в современном обществе "богатство" и "уважение" - слова - синонимы)! Приличия требовали, чтобы он присутствовал на всех мероприятиях такого масштаба исключительно вместе с женой. Нудная, скучная обязанность, навязанная занимаемым их семьёй статусом, но ничего не попишешь, надо! И чета Вельмировых с завидной регулярностью показывалась на всяческих светских раутах, дабы поддерживать добрую традицию. Если ты богат и известен, изволь выезжать в общество, иначе тебя сочтут грубияном и невежей. Затворников не любят, если ты не хочешь потерять своё влияние и связи, необходимо постоянно напоминать о своём существовании тем, от кого зависит твоё собственное благосостояние и благополучие твоей семьи. 131
   Элла Вельмирова в ту пору была прелестна. Высокая, с лёгкой, воздушной фигуркой, сияющими серыми глазами и облаком
   светло-каштановых волос, она напоминала сказочную фею из детских книжек с картинками. Дмитрий же смотрелся солидным, уверенным в себе мужчиной, сильным и мужественным. Он не был привлекателен, но этот недостаток с лихвой покрывался горделивой осанкой и важной поступью римского императора. Где бы он ни появлялся, все чувствовали его энергичность и напористость в достижении поставленных целей, которые этот человек просто излучал, словно электромагнитные волны. Сразу становилось понятно, что перед вами - фигура в высшей степени значительная. Вместе с женой они составляли очень странную пару, но, невзирая на это, умудрялись выглядеть вполне гармонично. Что бы между ними не происходило дома, на людях это не показывалось. Глаза Эллы сияли, подобно двум бриллиантам, она лучезарно улыбалась, была приветлива и мила со знакомыми и незнакомыми людьми. Дмитрий же был сама Учтивость и Любезность. В городе их уважали и даже по-своему любили, их брак считался чуть ли не идеально-образцовым, на них стремились походить и равняться.
   Тот день ничем не отличался от череды предыдущих. День как день, как всякий другой, один из многих. Такой же был вчера, будет и завтра. Элла с мужем прибыли на бал, чуть запоздав (женщине нездоровилось, с самого утра она неважно себя чувствовала и едва нашла силы, чтобы подняться с постели и отправиться на мероприятие, на которое совершенно не хотела ехать). Гостей собралось много, все оживлённо переговаривались, шумно встречая знакомых (в этой бурной радости присутствовали фальшивые нотки, большинство из собравшихся откровенно не выносили друг друга, всячески поливая один другого грязью, громя отсутствие таланта и ничтожность своих коллег по цеху. Но на светских мероприятиях, вроде бала, все держались друг с другом исключительно вежливо и внимательно. Этикет, господа!).
   Там, на этом самом балу, Элла и увидела Его. Тогда она ещё не знала, что эта встреча всё перевернёт с ног на голову, в корне изменив всю её прежнюю Жизнь. Он тоже получил приглашение и явился вместе с дородной дамой бальзаковского возраста (Элла слышала краем уха, будто спутница была двоюродной тётей или кем-то ещё, в общем, какой-то родственницей). Едва эти двое появились, гул голосов сразу утих. Сотня глаз замерла на этой странной паре, возникшей в дверях. Нет, дама, естественно, была мало кому интересна, слишком обычна. Но её спутник... Казалось, полумрак бальной залы на миг осветило солнце, во много раз превосходящее яркостью светило, греющее Землю на протяжении миллиардов лет. Будто небесный Ангел захотел ненадолго спуститься к 132
   простым смертным, взглянуть, чем они там заняты. Очень высокий, на голову выше своей спутницы (дамы, далеко не малорослой),
   поразительного сложения, с львиной гривой иссиня-чёрных волос и лицом, чью Красоту не опишет ни один язык из когда-либо существовавших и существующих поныне, просто не отыщется таких слов и сравнений, способных Её описать.
   Элла будто приросла к полу. Во рту пересохло, в голове помутилось. Никого, подобного этому невероятному юноше, она прежде не встречала и вряд ли встретит. Незнакомец неожиданно остановил на молодой женщине взгляд...в мгновение ока все присутствующие в зале люди исчезли, словно их здесь никогда и не было, остались лишь они двое, Элла и этот необыкновенный юноша. Они просто стояли и смотрели друг на друга так, словно давно знакомы, но долгое время не виделись, и вот теперь, наконец-то, состоялась долгожданная встреча. Сердце Эллы колотилось так бешено, что она с трудом дышала. Мысли смешались, голова кружилась, она едва могла соображать, где находится.
   Тогда-то всё и произошло. Она влюбилась, да так стремительно, что даже не успела испугаться и толком сообразить, а что, собственно, происходит?
   Незнакомец оставил свою спутницу, даже не взглянув на неё (что было верхом бестактности, но он не думал об этом, его глаза неотрывно смотрели на молодую женщину). Наблюдая, как юноша приближается, заворожённая непередаваемой грацией движений (эту поразительную, кошачью, пластику Адам тоже унаследовал от своего отца), Элла ощущала, что сейчас потеряет сознание, не совладав с собственными чувствами. Он подошёл и пригласил её на танец. Женщина согласилась. В тот момент она напрочь забыла о правилах приличия, о том, что она здесь не одна, о муже, - обо всём! Для неё существовал сейчас только этот сказочный незнакомец, только его она и видела.
   Этот танец стал началом их внезапно вспыхнувшей Любви. Элла летала, у неё будто крылья выросли. Она перестала обращать внимание на постылого мужа с его вечным недовольством, грубыми придирками ко всем и всему. Она вообще забыла о нём, словно никогда и не была замужем. Возлюбленный открыл ей дверь в совершенно иной, фантастический Мир Любви. Женщина пережила такое, о чём даже и не думала, что вообще когда-нибудь переживёт что-либо подобное! Прежде Элла не знала, что такое Истинная Страсть, Безумная и Испепеляющая. Да, она что-то такое читала в дамских романах, изредка попадавших к ней в руки, но всё это, казалось женщине, не про неё. О какой Страсти может вообще идти речь, когда твой муж - неотёсанный бесчувственный чурбан, который не способен ни понять тебя, ни почувствовать, что тебе сейчас необходимо! 133
   Её возлюбленный разбудил в ней Женщину, о существовании которой Элла вовсе не подозревала. Даже сейчас, по прошествии
   стольких лет, она по-прежнему испытывала невероятный, глубинный трепет при воспоминании о тех днях, давно минувших, но продолжавших жить в её сердце, тело и душа до сих пор страстно жаждали тех поцелуев и ласк, которыми дарил её возлюбленный. Они расстались навсегда, но Элла продолжала любить его так же безумно, как в те далёкие дни, когда они были вместе. Чувствовала, что и любимый не забыл о ней, хоть и не подавал о себе вестей уж сколько времени!
   Когда муж, наняв частных детективов, чтобы те проследили за его женой, всё узнал и заставил влюблённых расстаться, для женщины это стало самым страшным днём в её Жизни. Она даже хотела покончить с собой, потому что не представляла себе Жизни без того, кого любила до Самозабвения. Но муж не дал ей осуществить и это. И тогда молодая женщина люто, просто смертельно его возненавидела. Ненависть придавала ей сил идти дальше.
   А потом Элла узнала, что беременна. Сомнений быть не могло, её будущий малыш - ребёнок любимого! Она просто знала это! Элла взлетела от Счастья! Малыш (она была уверена, чувствовала, что у неё будет маленький сыночек) ещё не родился, а мать уже любила его пронзительной и страстной Любовью.
   Когда Адам (так женщина назвала сына) появился, и Элла увидела его, - её исстрадавшееся сердце воспрянуло. Маленький (это и вправду оказался сынишка) был до такой степени похож на её любимого, точно тот и не покидал её вовсе, был сейчас рядом. Это был Он, только меньше! С годами Адам стал ещё сильнее походить на своего отца. Те же громадные, синие с зеленоватым отливом глаза, иссиня-чёрные волосы, те же губы и нос, те же скулы и форма лица, то же сложение, походка, улыбка, та же невообразимая, непередаваемая Красота, тот же взрывной, страстный темперамент, даже голос одинаковый! Её возлюбленный, живой, из плоти и крови! Элла перенесла всю свою Любовь к его отцу на сына, она любила Адама фанатично, до Беспамятства, до Умопомрачения, она жила им и дышала, он стал для женщины Смыслом Жизни, Средоточием её Вселенной. Ничего и никого больше она не видела и видеть не желала. Адам стал для неё всем! Эта слепая, всеобъемлющая, всепоглощающая Любовь к сыну настолько прочно укоренилась в сердце и душе Эллы, что ничто оказалось не способным её изменить, даже рождение дочери через три года после появления сына. Глубоко внутри себя женщина иногда ощущала какой-то проблеск материнских чувств к девочке, но это было ничто по сравнению с её Чувством к Адаму. Даже теперь, когда её ненаглядного мальчика с нею не было, Элла продолжала ждать его и надеяться, что сын 134
  
   когда-нибудь вернётся домой, к ней. Она не могла его не ждать! Только это и держало женщину на плаву, не позволяя ей сдаться. Только это!
   Если б только ещё её собственный муж относился к Адаму хоть чуть-чуть мягче, терпимее, был с ним ласковее, нежнее. Куда там, не дождётесь! Дмитрий воспылал к парнишке такой ненавистью, что Элле временами становилось страшно, а вдруг, он что-нибудь сделает её мальчику, какую-нибудь пакость (на кои Вельмиров был великий мастак!), как-нибудь извернётся, чтобы испортить ему Жизнь?! Она бы точно этого не вынесла! Хватит с неё того, что её милый Адам живёт вдали от родного дома, вдали от неё, потому что её муж методично и не без успеха отравлял парню Жизнь в течение всех тех лет, что тот провёл под их кровом! Но разве сын виноват в том, что его мать не любит Дмитрия Вельмирова?! Разве он виноват в том, что так похож на своего настоящего отца?! Конечно, нет! Да только объяснишь ли это безголовому и бессердечному деспоту, который не слушает никого, кроме самого себя?! В сущности, Дмитрий испытывает подобную невыносимую неприязнь к её обожаемому мальчику только лишь от того, что Адам выглядит точной копией своего отца, его соперника. Но это же полнейшая бредятина! Мы не вольны выбирать собственный облик, это привилегия Природы!
   Элла нашла в своём компьютере папку с фотографиями сына, сделанными ещё в то время, когда Адам жил дома. Она смотрела и пересматривала их снова и снова, наверное, уже в миллионный раз, но никак не могла насмотреться на своего ненаглядного Ангелочка. Трепетно касались тонкие, исхудалые её пальцы экрана, гладили эти фотографии, словно перед нею был он, живой и настоящий, а не его изображение. Слёзы застилали глаза, так сдавило грудь, что даже вздохнуть трудно. Элла прижала руки ко рту, опасаясь, что не выдержит и начнёт реветь в голос.
   "Любимый мой, драгоценный мальчик, - стонало измученное сердце, - Вернись домой, прошу тебя! Цветочек мой синеглазый, не бросай совсем свою маму! Умоляю, вернись! Вернись!" - Элла беззвучно заплакала, закрыв лицо руками.
   Но она знала, что Адам не сможет возвратиться домой. Он уже вырос, стал совсем взрослым и имеет полное право на самостоятельную Жизнь. Не вечно же ему цепляться за её юбку! Удерживать сына подле себя - чистейшей воды эгоизм с её стороны! К тому же, муж вряд ли позволит парню сделать это. Уже из-за него одного её мальчик не захочет вновь жить с ними под одной крышей, даже, если мать будет умолять его на коленях. Адам слишком горд, он не прощает перенесённых унижений никому, хоть собственному отцу (или человеку, который таковым считается).
   И всё же Элла ждала сына каждое мгновение каждого дня. Ей всё казалось, вот сейчас, через какую-то минуточку, он откроет 135
   дверь, войдёт в дом, она увидит его улыбку, самую любимую на свете, броситься к нему, крепко-крепко прижмёт к себе и никуда-никуда больше не отпустит! Это каждодневное ожидание Чуда сводило женщину с ума, но не ждать его было выше её сил. И она ждала, ждала, ждала, несмотря ни на что, вопреки всем и всему, включая Здравый Смысл! Если бы она могла, Элла проползла бы на коленях туда, где теперь жил Адам, она умерла бы у его двери, лишь бы быть поближе к нему! Свои чувства, свою Боль, женщина хранила глубоко в себе, о них никто не знал. На людях Элла держалась, как всегда, бодро и приветливо, мило всем улыбаясь. Лишь только глянув в её глаза, можно было заметить, что вся её приветливая весёлость наиграна, во взгляде этих светлых, прозрачных глаз - дикое отчаяние и Тоска, которую не выразить словами!
  
   - Закрой глаза, - попросил Марк Адама.
   Вечерело. Уже смеркалось, в комнате - лёгкий полумрак. Художник не стал зажигать свет. Ему нравилось это время суток, нравился переход от дня к ночи. Ещё светло, но прохладная тень уже расстилается над уставшим Миром, манит к отдыху и неге.
   Адам был заинтригован, но в расспросы вдаваться не стал. Марк что-то задумал, парень видел это по его загадочно блестевшим глазам. Так даже интересно, когда не знаешь, что сейчас произойдёт. Во всякой таинственности есть элемент сказки.
   Юноша закрыл глаза.
   - А теперь, - Марк взял его за руку, - Расслабься и доверься мне, - художник усадил парня на стул у окна, - Глаза не открывай!
   - Договорились.
   Марк отпустил руку возлюбленного. Пройдя на кухню, достал из буфета банку мёда, из холодильника - начатую бутылку шампанского и вернулся со всем этим назад в комнату. Адам не покидал своего места, куда художник усадил его, сохраняя полную неподвижность. Мужчина поставил принесённое на стол, рядом с любимым.
   - Ни о чём не думай, только чувствуй происходящее, - попросил Марк.
   Неторопливо подойдя к Адаму, он стянул с него свитер, ладони с наслаждением гладили гладкую горячую кожу. Марк закусил губы, ощущая, как его Сущёство обожгла огненная волна желания. Но нет, ещё рано, самое вкусное оставим на десерт!
   Юноша вздрогнул от этого прикосновения, слегка подавшись к возлюбленному. Марк открыл крышку у банки с мёдом, опустил туда пальцы, после чего стал водить ими по телу юноши, словно рисуя какую-то, одному лишь ему понятную картину. Марк двигал рукой очень-очень медленно, легко, почти невесомо. Неспешно прошёлся вдоль линии шеи, спустился к груди, потом ещё чуть ниже. Затем его пальцы очень тонко обвели губы, самый их контур, наиболее чувствительное место. Адам прерывисто дышал, мёд был 136
   намного холоднее его кожи, но это был очень приятный холод. Он улыбался в предвкушении дальнейшего развития событий. Закончив
   разрисовывать любимое тело мёдом, Марк отвинтил пробку от бутылки с шампанским, а ледяную золотистую жидкость очень осторожными, тоненькими струйками, стал лить на обнажённый торс парня.
   - Что ты делаешь?! - Адам засмеялся, поёжившись,
   но глаз не открыл.
   Художник не ответил. Опустившись рядом с возлюбленным на колени, он склонил голову, и его губы начали своё неторопливое, нарочито неспешное путешествие по коже Адама, от живота выше и выше, к шее и подбородку, потом он обвёл губы любимого самым кончиком языка и, целуя, слегка покусывал их. Марк одновременно и целовал его и слизывал мёд, перемешанный с шампанским.
   Адам перестал улыбаться. Теперь его дыхание было очень порывистым и шумным, будто он только что пробежал многокилометровый кросс. Прикосновения губ Марка были невероятно эротичными и чувственными, их замедленные движения рождали во всём Существе юноши целый вихрь нереальных ощущений.
   "Мама родная! Что это?!" - в смятении думал Адам. Его охватила мощнейшая Страсть, безудержное, просто бешеное желание отдаться своему любимому прямо сейчас, не медля ни секунды. Как он хотел его, от этого даже голова кружилась! Юноша просто умирал от этой жажды, требовавшей утоления!
   Марк, лаская любимого, сам завёлся настолько, что уже не в силах был сдерживать собственную бурю, бушевавшую внутри. Он впился губами в губы Адама, он целовал его с дикой яростной Страстью, изо всех сил прижимая парня к себе, пальцами сминая чёрный бархат волос. Смог оторваться от него лишь тогда, когда из-за отчаянной нехватки воздуха взбунтовались лёгкие.
   Адам открыл глаза. Он смотрел на возлюбленного, не отрываясь, в его взгляде Марк ясно видел такую же безудержную Страсть, какая терзала его самого.
   - Я хочу тебя прямо сейчас! - задыхаясь от желания, прохрипел Марк. Он чувствовал, что не сможет долее медлить. Если не дать выход тому, что рвётся наружу, он просто умрёт, он не выдержит этой пытки!
   Рывком подняв Адама со стула, художник притянул его к себе, порывисто, крепко-крепко обнял, и вновь припал к его губам совсем уже бешеным поцелуем. Ответ парня был таким же сумасшедшим, полным той же хищной и жадной, яростной Страсти.
   Не выпуская любимого из своих объятий, художник подталкивал его к кровати. Они оба просто рухнули на неё, утонув в подушках. Продолжая целовать юношу, Марк стал нетерпеливо срывать с него остатки одежды. Ему было необходимо видеть Адама всего... 137
  
   безо всего! Это просто кощунственно, прятать такое тело под кусками тряпок! Будь на то его воля, художник бы вообще запретил
   парню одевать на себя хоть что-нибудь, лишь для появления на людях сделал бы исключение!
   - Люблю тебя! Люблю! Люблю! - шептали безумные губы художника между поцелуями, - Как я тебя люблю!
   Время остановилось, весь остальной Мир со всей его скучной повседневной пошлостью перестал существовать. Марк видел только обнажённое, гибкое в своей стройности, невероятно прекрасное тело, ощущал в своих ладонях эту сильную и в то же время податливую, нереально соблазнительную плоть, таявшую, словно воск, от его жарких прикосновений.
   Адам раскинулся на кровати, забросив руки за голову. Взгляд синих глаз затуманен желанием, чувственные губы приоткрыты. Он прерывисто дышал, тело вибрировало, охваченное глубокой страстной истомой.
   Как всегда при одном лишь взгляде на него, у Марка перехватило дыхание от представавшей его взору поистине фантастической Красоты этого Человека, столь притягательной в своей невероятной Чувственности. Никого и ничего прекраснее ему не приходилось ещё встречать в своей Жизни, хоть художник и повидал немало за свои сорок два. Марк ощущал ответные сигналы, посылаемые ему телом Адама, говорившие яснее всяких слов, что любимый не только принимает его неистовое Безумие, но и отвечает на Него, жаждет этого не меньше, чем сам Марк! Это воспламеняло ещё сильнее. Художником, каждой его частичкой, овладел невыразимый экстаз, когда он ласкал Адама, пил, словно колдовской нектар, горьковатую сладость его губ, каждой микроскопической клеточкой вбирал в себя мгновения этой близости. Разум раболепно умолк, а безмерная, дикая в своей первозданности Страсть, вырвалась наружу и наслаждалась полной свободой. Чем полнее утолялась жажда, тем сильнее она терзала обоих, требуя большего. Подчинение переросло в борьбу, битву, где обе стороны желали одновременно и стать победителями и быть побеждёнными.
   - Ты Чудо! - Марк осыпал безумными поцелуями бесконечно любимое лицо, - Твои глаза, губы, твоё необыкновенное лицо и потрясающее тело, твой аромат, твой голос, твоя душа и сердце, - всё - всё в тебе самое расчудесное на свете, всё - всё в тебе люблю!
   Чёрные волосы Адама разметались по подушкам, тонкие гибкие пальцы судорожно впились в простыни, с губ сорвался хриплый стон. Глаза его были закрыты, длинные густые ресницы трепетали на побледневших щеках, словно крылья бабочки. Волны немыслимого наслаждения прокатывались по всему его Существу. Разум молчал. Чувства, захватившие его в плен, бушевали, и парень отвечал на дикие, необузданные ласки Марка с ещё большей 138
   Страстью и неистовством. Все первобытные инстинкты разом вырвались наружу и всецело завладели им.
   У Адама до Марка были связи, не сказать, чтобы много. Несмотря на невыразимую привлекательность и невероятный шарм, парень не отличался влюбчивостью, он очень разборчиво подходил к отношениям с людьми вообще, и с женщинами в частности. Он мог попытаться построить что-то более-менее серьёзное с той или иной представительницей прекрасного пола только в том случае, если ощущал внутреннюю тягу к ней, если она привлекала его в смысле собственных человеческих качеств, а не только в физическом плане. Адам никогда не сводил отношений только к голой физиологии, хотя эта сторона и являлась для него неотъемлемой частью Любви. Общение для него было столь же важно, как и секс, родство душ не менее значимо, чем телесная совместимость.
   Познакомившись с Марком, Адам понял, что все его прежние связи были одинаково серыми и пресными по сравнению с тем, что он переживал сейчас. Всё прежнее - ничто! Это даже отдалённо не напоминает по своему чувственному накалу и эмоциям то, что он испытывает к художнику!
   Настоящая Страсть всегда опасна, если же к Страсти примешивается Любовь, подобное становится опасней вдвойне.
   Пожар, вспыхнувший между ними и в них, полыхал вовсю. Удивительно, как ещё не загорелась окружающая обстановка! Они упивались друг другом так, словно завтра должны будут расстаться навсегда, чтобы уж никогда больше не встретиться: немыслимо, неистово, жадно, едва не теряя сознание от обуревавших их чувств. Марк и Адам словно сплавились воедино, перейдя один в другого на молекулярном уровне. Их Слияние оказалось настолько полным, что обоих это глубоко потрясло.
   Потом они оба лежали рядом, голова Адама покоилась на подушках рядом с головой Марка, руки художника нежно, трепетно гладили бесконечно любимое лицо, губы, глаза, ласково ерошили густые волосы. Всякий раз, касаясь его, мужчина ощущал невероятное возбуждение, доводившее его до состояния исступления, практически не контролируемого. Так ведь всегда и было, и будет! Он всегда будет страстно желать Адама духовно и физически, всегда, до самых последних своих минут на этой Земле, будет так же бесконечно любить его, как сейчас! Пламя этой Любви никто и ничто не сможет потушить! Знал, что, если Адама, вдруг, не станет, он тоже уйдёт вслед за ним, потому что жить без своего Сердца и своей Души нельзя! Это Безумие будет пребывать глубоко внутри него вечно!
   - Ты прекрасен! - хрипло проговорил Марк, - Ты похож на тёмного Ангела, такой манящий и загадочный. Тебе просто невозможно сопротивляться! Когда я увидел тебя впервые на своей 139
  
   лекции, - помнишь? - я тогда очень ясно почувствовал что-то такое в тебе, чему так и не смог дать объяснения. Дело не только в твоей
   невероятной внешней привлекательности, хотя, не скрою, это сыграло свою определённую роль, - художник улыбнулся, - Это что-то, неизмеримо большее!
   Да, то, что между ними вершилось, действительно было много глубже и сильнее, чем это возможно себе представить и описать банальными фразами человеческого языка. Его словарный запас слишком невелик и бесцветен, там просто не существует таких слов и фраз, которые оказались бы способны описать их Любовь! Марк и Адам любили друг друга так, как нельзя любить, потому что такая Любовь подобна скорее Смерти, чем Жизни, она опустошает телесно,
   выпивая их Существа до самого-самого дна. Но Она же и наполняет их души и сердца, намертво сплавляя их, превращая обоих в Одно.
   Марк испытывал несказанное наслаждение, касаясь возлюбленного ладонями. Какая гладкая кожа, шелковистее любого шёлка, а чувственный изгиб губ столь соблазнителен, они такие мягкие, пухленькие, так и манят поцеловать их! А глаза! Сколько в них неги, как они сияют, подобно двум бесценным сапфирам, когда любимый смотрит на него, сколько Любви и нежности в их взгляде! Весь его нереальный, сказочный облик являет собой Квинтэссенцию Чувственности, Соблазна и Секса, во всех Их проявлениях и формах.
   - Я не знаю, кто создал тебя, - голос Марка дрожал, новый виток желания захватил его, - Но он был Настоящим Волшебником! Сотворить подобную немыслимую Красоту не под силу простому смертному, здесь нужно Искусство... и Магия!
   Адам покачал головой и грустно улыбнулся:
   - Ты неисправим! Вот, что значит, Художник! Милый, я - Че-ло-век, не Ангел, простой смертный, не бесплотный дух! Перестань, пожалуйста, видеть во мне то, чего нет! Твоё восторженное восхищение и преклонение передо мной безмерно смущают меня! Твоё слишком пылкое воображение рисует тебе праздничную картинку, не имеющую с Реальностью ничего общего! Пойми, наконец, что я не хочу быть Ангелом, я - обычный, таких миллионы! У меня куча недостатков, в моей голове немерено своих "тараканов"! Я не желаю, чтобы меня идеализировали, надевали наряд, который мне совсем не подходит! Это же просто смешно! - в прекрасных глазах - невыразимая печаль.
   Марк нежно поцеловал его.
   - Я тебя очень люблю, очень! А что касается твоего облика... Когда я восхищаюсь тобой... Любимый, ты для меня именно такой, каким я вижу тебя! И останешься таким, даже тогда, когда будешь девяностолетним старцем! Моё сердце, моя душа, всё моё Существо воспринимают тебя только таким! Солнышко моё 140
  
   единственное, самое любимое и желанное на свете солнышко, я тебя так люблю, даже не могу выразить всего, что я к тебе чувствую! Пойми, я всё равно не перестану любить тебя никогда, даже, если ты по каким-то причинам лишишься своей внешней Красоты! Твоя
   внутренняя Красота останется, а для меня Она ещё притягательнее! Я люблю тебя со всем, что тебе присуще, всех-всех твоих "тараканов", а не одну только твою внешнюю Оболочку, хоть Она поистине волшебная!
   Теперь бездонные синие глаза Адама улыбались. Он потянулся к Марку и запечатлел на его губах ласковый и очень-очень нежный поцелуй.
   - Всё-таки ты - сумасшедший! - голос юноши был низким и тихим, очень соблазнительным и сексуальным, у художника мурашки побежали по коже. Невероятные глаза совсем-совсем близко, Марк просто утонул в них, - Самый-самый любимый безумец! Мой безумец! - Он вновь припал к губам мужчины, его поцелуй был полон безмерной Любви и испепеляющей Страсти.
   Марк с готовностью ринулся за ним в бой.
  
   Дверь кабинета открылась, и показались озорные кудряшки:
   -Можно?
   Элла выплыла из своей рассеянной, тревожной задумчивости, в которой пребывала всё это время, повернула голову. Тёплая улыбка согрела застывшие черты красивого лица, ненадолго сокрыв их заиндевелую измученность.
   - Заходи.
   В кабинет лёгким, игривым ветерком впорхнула миниатюрная женщина лет тридцати. Тоненькая, изящная, с крохотными ручками-ножками, невероятной копной кудрей цвета тёмного золота, задорно блестевшими светло-карими глазами и яркой улыбкой, она вся лучилась светом, словно лампочка на новогодней ёлке. Женщина-девочка.
   - Приветики! - широко улыбаясь, посетительница порхнула к столу Эллы и с размаху плюхнулась в стоявшее рядом широкое и покойное кожаное кресло, - Чего поделываем?
   - Да вот, чистила свой компьютер от всякого ненужного хлама. Надо же было хоть когда-нибудь этим заняться, а то скоро мой друг перестанет соображать вовсе.
   - Хорошее дело! Мне вот самой недосуг провести сию операцию, вечно какие-то дела да заботы. Ну, ничего, выкрою время как-нибудь. Да, я чего зашла-то... Ты в курсе, что клиенты хотят, чтобы им предоставили проект к концу этой недели? У них там что-то изменилось в планах, магазин свой собираются открывать в декабре, а не в январе, как хотели раньше. Так что, как видишь, 141
  
   сроки поджимают. Анатолий Васильевич хочет видеть наши наработки к завтрашнему утру. У тебя есть что-нибудь?
   - Да, есть. Почти всё готово, остались незначительные детали. Сегодня всё закончу, завтра проект будет на столе у Говорковского.
   - Чудненько! Ты-умничка! А можно мне взглянуть хоть глазком на твой шедевр?
   Элла смущённо улыбнулась:
   - Ну, уж прямо-таки и шедевр! Просто делаю свою работу - и всё.
   - Как всегда скромница, - посетительница засмеялась серебристым, переливчатым смехом.
   Элла развернула свёрнутый файл. Она думала, что успела закрыть фотографию сына, которую рассматривала за несколько минут до прихода своей коллеги. Но, по-видимому, забыла, погрузившись в свои невесёлые, мучительные воспоминания. Теперь прятать файл было уже поздно, Карина может подумать, что она что-то скрывает, и тогда уж от неё не отделаешься. Она хорошая женщина, но иной раз бывает до неприличия любопытна, не понимая, что кого-то её излишняя любознательность может очень напрягать. Элла не посвящала коллег в подробности своей семейной Жизни, в конторе никто ничего не знал о ней, кроме того, что эта женщина посчитала нужным им открыть. Всем было известно лишь то, что она является женой Дмитрия Вельмирова (а кому же в городе неизвестен сей достопочтенный гражданин и преуспевающий бизнесмен!).
   Карина, заглянув в компьютер Эллы, увидела на экране фотографию молодого черноволосого парня лет двадцати с небольшим. Юноша был настолько красив, что у женщины даже дыхание перехватило. Её и без того круглые глаза стали вообще размером с блюдца.
   - Вау! - она с шумом выдохнула, когда ступор немного отпустил, - Это... Это что ещё за Аполлон такой?! Небось, какой-нибудь голливудский красавчик, там встречаются, порой, просто сногсшибательные мужчины! - Карина мечтательно закатила глаза, - Жаль только, что в наши воды они не заплывают!
   Элла внутренне вся сжалась. Её коробили подобные высказывания о сыне. Как всё это пошло! О её Адаме, о её ненаглядном цветике, какая-то пустоголовая кокетка распространяется так, словно он - какой-нибудь мальчик по вызову, с которым она непрочь провести ночку! Какая гадость!
   Женщине очень не хотелось раскрывать коллеге тайну личности парня на фотографии, но, видимо, придётся. Кто знает, что ещё может забрести в голову этой сумасбродной девчонки? Вдруг, решит, что Адам вообще - её любовник!
   - Это мой сын, - глухо ответила Элла и опустила глаза, чтобы те не выдали сильного волнения, которое всегда охватывало её при упоминании о нём. 142
   - Сын?! - Карина изумлённо уставилась на женщину, - Невероятно! Этот сногсшибательный мальчик - твой сын?! Вот уж, во
   что бы никогда не поверила, скажи мне об этом кто другой! Ты, конечно, красавица редкая, не спорю, только парнишка твой совсем на тебя не похож. Да и на муженька твоего тоже. Я как-то видела его, не помню точно где, кажется, на каком-то светском мероприятии, куда меня тоже пригласили. Прости, но твой благоверный - уродец ещё тот, ну, чистая обезьяна! До сих пор удивляюсь, как ты умудрилась выйти за такого замуж, его же во сне увидишь, будешь лечиться от испуга до конца дней!
   Элла едва не прыснула. У Карины злой язычок и высказывания она делает, порой очень ядовитые, но весьма меткие!
   - Адам не пошёл ни в меня, ни в мужа. Мой сын - точная копия своей бабушки, матери Дмитрия. Она на самом деле очень красивая женщина, - Элла старалась говорить спокойно и уверенно. Она лгала и знала, что лжёт. Но не могла же она сказать правду о том, на кого на самом деле похож её милый сынуля!
   Похоже, женщине удалось убедить свою любопытную коллегу в правдивости собственного рассказа, по глазам видно, что Карина ей поверила. Что ж, тем лучше, больше не будет ненужных расспросов!
   - Понятно, - ответила посетительница. Потом, вдруг, вспомнив что-то, спросила, - Элла, тебе, часом, не знаком какой-нибудь хороший художник?
   - Художник? А что?
   - Да... Я тут ремонт делаю в своей новой хате, на Семёновской. Ну, в той, которую я купила пару месяцев назад, помнишь?
   Ещё бы! Кто ж этого не помнит! Карина тогда прожужжала все уши своей новой квартирой чуть ли не каждому встречному - поперечному!
   - Помню.
   - Так вот. Мне хочется сделать интерьер немного ярче, добавить изюминки.
   - Так купи красивые обои с необычным рисунком и оклей стены, вот и добьёшься желаемого эффекта.
   - Не-е, это не то, обои слишком прозаичны! Я хочу расписать стены в моей квартире. Так будет выглядеть намного круче! Потому мне и понадобился художник.
   Элла задумалась. Она знала, кого может порекомендовать своей коллеге, но колебалась, не будучи уверенной в правильности подобного шага. Но и врать, говоря, что у неё нет знакомого художника, женщине тоже не хотелось. Ай, была - не была, решилась она, наконец. В самом деле, не съёст же Карина её Адама! Может, сыну наконец-то посчастливиться встретить свою Любовь в её лице! А что, она - девушка свободная, интересная, красивая, весёлая, с ней ему уж точно скучно не будет! А то, что не слишком умна... Ну, 143
   это ничего, женщине необязательно быть умной. Разум - привилегия мужчин, но отнюдь не представительниц слабого пола. Что толку
   быть умной, если твой удел всё равно заранее определён Природой, если тебе с рождения предначертано стать женой, матерью, хранительницей семейного очага? Для исполнения подобной роли много ума не требуется.
   - У меня есть знакомый художник, - ответила Элла.
   Карина так и просияла:
   - Ой, как здорово! - чуть не прыгала она от радости. Потом, внезапно став серьёзной, спросила, - А... Он не очень дорого берёт за работу? А то я не знаю, как у меня будет с деньгами...
   Элла улыбнулась:
   - Не очень.
   - А он, правда, классный?
   - Правда, - заверила её женщина, - Он очень талантлив, и восприятие им окружающего Мира очень и очень необычно.
   Карина тут же ухватилась за эти сведения:
   - Так дай мне его координаты, ну, или хотя бы телефон. Я хочу с ним связаться, договориться о встрече, обсудить все вопросы, касающиеся будущей работы.
   - Я сама с ним свяжусь, потом обо всём расскажу тебе.
   - А я... Я его знаю? Ты говоришь о нём такими загадками, что меня разбирает нетерпёж! Почему ты не хочешь, чтобы я сама на него вышла? Твой знакомый что, тайна за семью печатями?
   - Нет, не тайна. Это мой сын.
  
   Глава пятая.
  
   На этот раз Адам проснулся первым. Открыл глаза, солнечно, счастливо улыбнулся. Как хорошо! Повернув голову, долго, с безграничной Любовью и нежностью смотрел на своего возлюбленного, спавшего рядом. Рука Марка обнимала его, одну ногу он закинул на юношу. Поза немного хозяйская, словно художник даже во сне утверждает свою власть над любимым, будто говорит, что тот всецело и безраздельно принадлежит только ему. Адам был отнюдь не против покориться Марку, он очень любил его, а власть любимого над любящим - самая желанная и сладостная власть на свете!
   Очень осторожно, стараясь не разбудить спящего, юноша выскользнул из-под тела художника, прижавшегося к его телу. Сел на кровати, гибко потянулся. Почувствовал приятную, лёгкую тяжесть во всех своих членах. Сказывалась бессонная ночь, ночь, когда они с Марком занимались Любовью несколько часов подряд, почти до утра не выпуская друг друга из объятий, пока, вконец обессиленные, просто не провалились в сон. В лице Марка Адам нашёл не 144
  
   только свою Единственную, Настоящую Любовь, но и самого лучшего, идеального партнёра для секса. У них полностью совпадали
   ритмы, они были настроены на волну друг друга, улавливая малейшие сигналы, которые посылали одно другому их тела. Они вместе, одновременно, достигали Пика. Даже темперамент у обоих был схож: дикий, необузданный, взрывной. Далеко не каждый способен выдержать многочасовую страстную бурю, превращавшую постель в поле битвы, и не умереть потом от неимоверной физической перегрузки. Но они выдерживали, готовые к новому бою, когда ещё не окончился прежний. Их близость носила тантрический характер, они могли часами, если не сутками, наслаждаться друг другом, не достигая Пика, лишь чуть-чуть приблизившись к Нему. Этот бесконечный контакт друг с другом приносил обоим такое же невероятное удовольствие, как и полная Завершённость, когда они позволяли Ей настигнуть их.
   Адам повернулся к Марку, любовно провёл пальцами по обнажённой горячей руке. Встал и подошёл к окну. Уже рассвело, бледно-золотой свет осеннего утра проникал в комнату сквозь неплотно прикрытые шторы. Юноша отдёрнул их, настежь распахнул окно. Прохладный ветерок приятно обдувал его разгорячённое Любовью и сном тело. Закинув руки за голову, Адам закрыл глаза, подставив лицо неярким солнечным лучам.
   Марк пробудился немного позже. Подняв голову, увидел своего любимого у открытого окна. Солнечный свет омывал его тело мерцающим пурпурным золотом; огненная чернь волос словно охвачена пламенем цвета густого индиго. Сейчас его фантастическая Красота виделась художнику и вовсе нереальной, мистической. В это мгновение Адам напоминал ему Ангела более чем когда-либо прежде. Очень тихо поднявшись с кровати, осторожно, на цыпочках, ступая, Марк подошёл к возлюбленному сзади, очень - очень нежно обнял его. Юноша улыбнулся и, слегка откинув голову, прильнул к нему.
   - Привет! - ласково улыбаясь, художник поцеловал густые волосы на его макушке.
   - Привет!
   - Ты сегодня ранняя пташка! Обычно я просыпаюсь первее тебя. В этом есть своя прелесть, я могу часами любоваться тобою спящим. Не представляешь, как ты прекрасен во сне, разве что наяву ты ещё прелестнее! Такой хрупкий, беззащитный, так и хочется обласкать тебя, согреть своим теплом, стать твоим заступником! - Марк понизил голос почти до шёпота и заговорил возле самого уха Адама, нарочито медленно, лениво растягивая слова, чувствуя, как тело юноши охватывает дрожь, - Ты необыкновенный, сегодняшняя ночь ещё раз доказала это! Мне о многом в своей Жизни приходилось жалеть раньше, наверное, придётся о многом пожалеть и впоследствии. 145
  
   Но одного эти сожаления не коснуться точно: ночей, подаренных тобой! Я ни с кем больше не обрету того, что нашёл с тобой,
   любимый мой! Ты подарил мне Настоящую Сказку, в сравнении с которой меркнет всё остальное, всё, абсолютно всё, становится серым и тусклым! Ты перевернул всю мою Жизнь, изменил меня самого! Я не смогу больше быть прежним, этаким сторонним наблюдателем, вольным пассажиром жизненного Корабля! Ты подарил мне Истинную Жизнь, Смысл моего Существования! Без тебя я ничто!
   Адам, воспротивившись, замотал головой:
   - Милый, не смей даже думать о подобных вещах! Ты - Личность, яркая и самобытная! Будь ты обывателем, серым и тупым, как большинство их, я даже не взглянул бы на тебя. Но в твоих глазах я увидел отражение твоей души, души, так похожей на мою собственную. Это и стало своеобразной отправной точкой моего интереса к тебе. Я вижу в тебе себя! Если уж говорить, кто кого изменил, так это скорее ты меня, чем я тебя, - притянув к себе голову возлюбленного, Адам нежно поцеловал его.
   И уже этот один поцелуй завёл Марка, он почувствовал, что сейчас может наступить продолжение минувшей ночи, а потом - ещё одно, и так до Бесконечности. Нет, надо остановиться, иначе они оба просто умрут от физического истощения! Накинув на себя железную узду, художник усилием воли сумел заставить собственное безумное желание немного утихомириться и не заявлять о себе так громко.
   В умиротворяющую мелодию покоя этого чудесного утра неожиданным диссонансом ворвалась трель мобильного телефона, так некстати нарушившая гармонию их уединённого Единства с окружающим Миром.
   - Вовремя! - недовольно проворчал Адам. Звонил его телефон. Отыскав его в кармане куртки, висевшей на спинке стула, парень нажал клавишу ответа:
   - Алло!
   На том конце молчали, словно не решались заговорить. Слышалось лишь частое, неровное дыхание, какое бывает у человека во время очень сильного волнения.
   - Алло! - голос Адама звучал нетерпеливо и властно. Его раздражали молчаливые звонки, когда абонент на том конце ничего не говорил. Зачем тогда звонить и беспокоить людей?!
   - Адам, сыночек, это я, - послышался в трубке дрожащий, тихий голос матери.
   Парня встревожил неуверенный, робкий тон, которым женщина с ним говорила.
   - Мама? Что случилось?! У тебя такой странный голос! Всё... Всё в порядке? Он тебя не обидел? - юноша всегда называл Дмитрия Вельмирова только местоимением. 146
   Элла почувствовала ненависть, сквозившую в последнем вопросе сына.
   - Нет, нет, что ты! - поспешила заверить его мать, - Я звоню... Я так соскучилась! Так хочу тебя увидеть! Больше трёх месяцев прошло с момента нашей последней встречи, это так страшно долго! - Адам услышал тяжёлый вздох, больше похожий на всхлип.
   - Мама, мамочка, успокойся, не плачь! - ему так хотелось утешить её, согреть хотя бы своим голосом! - Конечно же, мы встретимся! Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть! Приходи ко мне домой сегодня, ну, хоть вечером, когда освободишься с работы. Буду ждать тебя!
   - Обязательно приду!
   - Жду тебя! - немного помолчав, Адам очень тихо добавил, - Я люблю тебя, мамочка! - голос его был такой любящий и нежный!
   - И я тебя! Очень! - в трубке раздались сдавленные рыдания, потом пошли короткие гудки. Мать повесила трубку.
   Адам дал отбой. Долго стоял, не шевелясь, задумчиво глядя прямо перед собой.
   - Всё в порядке? - голос Марка полон участия и заботы.
   - Да. Звонила мама, хочет встретиться. Она зайдёт вечером ко мне домой, - потом его словно прорвало, юноша заговорил быстро и страстно, - Бедная моя мамочка! Этот тиран не даст ей спокойной Жизни! И всё из-за меня! Из-за меня! - Адам закрыл лицо руками, пальцы его дрожали.
   Художник торопливо приблизился к любимому, крепко обнял его, прижал к себе. Ласково гладил взъерошенные волосы, успокаивал, утешал.
   - Ну, что ты такое говоришь! Почему же именно из-за тебя? Насколько я успел узнать твоего отца, у неё предостаточно поводов для печали!
   Юноша поднял голову и посмотрел на Марка. Его лицо дышало мукой, глаза потемнели.
   - Из-за меня, потому, что мама очень любит меня! Отец ненавидит меня и его бесит, что чувства мамы совсем иные!
   - Но это же естественно, мать всегда любит своего ребёнка, на то она и мать!
   - Ты не знаешь моей матери! Она не просто любит меня, она фанатично любит меня, она мной живёт и дышит, я значу для неё всё на свете! - Адам грустно вздохнул, - Не знаю, почему так получилось, чем я заслужил такое отношение к себе, но это правда.
   - Похоже, тебе предначертано Свыше вселять в людей Безграничную Любовь к себе, - ответил Марк и трепетно поцеловал любимые губы.
   - Несправедливо, когда всё достаётся только лишь кому-то одному из детей в семье, остальные же не получают ничего.
   Марк удивился:
   - А... Разве твоя мама не одинаково любит вас с сестрой?
   Адам покачал головой и вздохнул ещё печальнее: 147
   - К сожалению, нет. Из нас двоих мама любит только меня. К Лёле же относится так, словно та вовсе и не дочь ей. Я не знаю,
   возможно, мама её любит тоже, только эта Любовь никак не проявляется, её просто не чувствуешь. С самого детства мою мать интересовал только я один, только мои дела и заботы её волновали. К сестрёнке же она относилась, и по сей день относиться, словно к какому-нибудь соседскому ребёнку, а не к своей кровинке. Она с Лёлей мила и предупредительна, но...всё это как-то в общем, бездушно и безлично. Так можно относиться к какой-нибудь своей хорошей знакомой, с которой иногда, пару раз в год, встречаешься за чашкой кофе где-нибудь в кафе. Это - не отношения матери и дочери! Я не раз пытался с мамой поговорить на эту тему, объяснить, как она не права по отношению к моей сестричке, да всё без толку, мама ничего не пожелала слушать, её не смогли убедить никакие разумные доводы и аргументы, какие бы я не приводил. В конце концов, я оставил попытки настроить свою мать на правильную волну.
   Марк слушал его, и ему было очень грустно. Какая странная семья у его любимого! Какие нелепые отношения у этих людей друг с другом! Немудрено, что его Адам сбежал из дому, решив жить самостоятельно! В такой атмосфере вообще существовать невозможно!
   - Понимаешь, я очень люблю сестрёнку, очень! Она - единственный близкий мне человек в семье. Уму непостижимо, как она ухитрилась не возненавидеть меня, изо дня в день наблюдая, как на меня изливается вся материнская Любовь, ей же самой достаются лишь жалкие крохи. Но нет! Лёля любит меня так же сильно, как люблю её я! Когда мы жили все вместе под одной крышей, она всегда поддерживала меня во всём; неважно, что я натворил, Лёля никогда не осуждала меня, напротив, всячески помогала, случалось, даже защищала от нападок отца, хоть я видел, она панически его боится!
   - Ты говоришь, что сестра - твой единственно близкий человек в семье. А... А мама? Разве с ней вы не близки?
   - Мамочка - удивительный человек! Она очень добрая, чуткая, любящая и заботливая! Я тоже её очень и очень люблю! Просто..., - Адам на мгновение умолк, - Понимаешь... Только сестра знает меня изнутри, знает, каким я, порой, бываю жестоким, знает мои странности и "тараканов" в моей голове. Она знает меня реального, с ней я могу оставаться самим собой, говорить, что думаю, делать то, что сочту нужным, не опасаясь её разочаровать, зная, что она всё равно будет любить меня, невзирая ни на что. Мама же меня слепо идеализирует, я для неё - Само Совершенство. Мне не нравится, когда меня так воспринимают, я чувствую себя очень неуютно, словно человек, который надел костюм на несколько размеров меньше, чем он носит. Понимаешь, о чём я?
   Марк кивнул. Он понимал. 148
   Они замолчали. Обоим было грустно. Адама печалили мысли о матери, о её отнюдь не сладкой Жизни с отцом. Она ведь
   теперь осталась там совершенно одна с ним, некому её утешить, а, если понадобиться, то и защитить от его мракобесия! Мама там совсем зачахнет и замёрзнет! Она достойна Любви, но вместо этого получит от отца только ледяной холод отчуждения!
   А Марк глубоко сочувствовал и сопереживал своему любимому.
   "Бедный мой, каким кошмаром, должно быть, являлась твоя Жизнь дома!".
   - Ты вернёшься сегодня? - художник не мог не задать этот вопрос!
   - Не знаю. Если мама захочет остаться ночевать, то вряд ли. Не могу же я отправить её восвояси после такой долгой разлуки! И позвать её к тебе я тоже не могу. Сам знаешь... Мама не поймёт наших отношений, она всегда признавала и признаёт только разнополую Любовь. Для неё открытие, что её сын любит мужчину, хоть должен любить женщину, станет дикостью. Мы ведь можем ненароком выдать себя, каким-нибудь неосторожным жестом или взглядом, или нечаянно коснёмся друг друга нежнее, чем это принято между друзьями. Я ведь знаю, какими глазами ты смотришь на меня, когда думаешь, что я тебя не вижу! - Адам нежно улыбнулся, - Ты буквально пожираешь меня, твой горящий безумный взгляд я чувствую, даже находясь на расстоянии, даже, когда не смотрю на тебя! Мама очень умна, она сразу обо всём догадается. Впрочем, здесь хватит и обыкновенной наблюдательности.
   Марк задумался над его словами.
   - Да, - ответил он после паузы, - Ты прав. К тому же, мама твоя может ненароком проговориться твоему папаше о том, что видела нас вдвоём, и тогда он сразу же поймёт, что ты его ослушался.
   Выражение прекрасного лица стало жёстким:
   - А вот это меня волнует меньше всего! Пусть знает! - Адам порывисто обернулся к художнику, обхватил руками безгранично любимое лицо, в синеве его глаз Марк ясно читал вместе с огромной Любовью к нему, которая всегда так согревала его, особенно в минуты, когда юноши не было рядом, твёрдую решимость противостоять собственному отцу, да хоть всему Миру, бороться за своего любимого, за право любить его и быть им любимым! - Марк, Сокровище моё единственное, я тебя люблю, всегда любил и всегда буду любить! Нас никто, никто не разлучит! - пламенный поцелуй обжёг губы художника.
   - Не знаю, как я выдержу без тебя столько времени! Для меня эта разлука, какой бы короткой она ни была, обернётся тысячелетием! - в глазах Марка сквозила Боль. Адам ещё не ушёл, а ему уже больно только лишь от того, что любимый должен его покинуть!
   - Если бы я мог, не уходил бы от тебя вовсе! - солнечная, ласковая улыбка озарила совершенные черты, - Но я не могу. Думай обо 149
   мне, пока меня не будет рядом, а я буду думать о тебе. Так мы станем ближе друг к другу, словно вовсе и не расставались, - Адам
   приблизил к возлюбленному своё лицо, его огромные глаза завораживали, затягивали, заманивали в бездну, - А вот эта памятка пусть согревает тебя, пока я не вернусь, - юноша приник к губам Марка, его поцелуй был неспешным, глубоким, чувственным, он ласкал и одновременно невероятно возбуждал. Движимый неистовой Страстью, захватившей его всего, художник прижался к любимому всем телом и, обхватив его руками, весь отдался в Её власть. Его ответный поцелуй был диким и горячим.
   Они едва смогли оторваться друг от друга.
   - Иди, не то я за себя не отвечаю! - голос Марка хриплый от желания, - Но возвращайся поскорее, не то я сам отправлюсь тебя искать! И можешь не сомневаться, найду на другом конце света, хоть в другой Галактике!
   Адам озорно улыбнулся и любовно щёлкнул его по самому кончику носа:
   - Даже не сомневаюсь!
  
   Элла не шла, а буквально летела на свидание с сыном, которого ждала столько времени! Муж был в отъезде по делам, должен вернуться не раньше, чем через неделю. В доме, кроме них двоих, больше никого не было, что не могло не радовать! Не надо никому отчитываться в своих действиях, объяснять, куда пошла и когда вернёшься. Красота! К тому же, отсутствие Дмитрия позволит ей хоть ненадолго, пусть всего на несколько часов, увидеть её кровиночку, её обожаемого синеглазого мальчика, не опасаясь навлечь на себя неудовольствие её благоверного или, ещё хуже, его гнев! Ради таких вот моментов и стоит жить на этом свете!
   Элла отпросилась с работы пораньше, сославшись на головную боль. Директор поверил ей. В последнее время Элла появлялась в конторе очень бледная, под запавшими глазами - тёмные круги. Она очень похудела, вид у неё был измождённый и болезненный. Директор уже собирался предложить женщине взять внеочередной отпуск и съездить куда-нибудь отдохнуть. Слишком уж много Элла работает, приходит в офис чуть ли не с рассветом, а покидает его далеко за полночь. Так нельзя, это ненормально, противоестественно! Неудивительно, что хрупкий организм начал давать сбой. Такой воз работы не каждый, даже и очень сильный, выносливый мужчина вытянет, а тут женщина, к тому же, уже в годах!
   Естественно, директору даже и в голову не могло прийти, что Элла Вельмирова намеренно взвалила на себя такой пуд обязанностей. Она буквально дневала и ночевала на работе, стараясь как можно реже появляться дома. Ей был ненавистен муж, сам вид его вызывал у женщины непреодолимое отвращение. Раньше, когда с нею 150
   жил сын, Элла рвалась домой, ей хотелось возможно дольше быть с ним, слышать и видеть его. Тогда в домашней Жизни был Смысл.
   Тогда их ледяной, неприветливый дом освещало её солнышко, её Адам, от одной его лучистой ласковой улыбки становилось теплее! Он согревал её своим присутствием, своей нежностью и Любовью, которые дарил матери. С ним даже самые горькие мысли, которые, порой, одолевали Эллу, не казались такими уж горькими, а печаль не вовсе разрывала сердце!
   Но теперь... Теперь Адам жил далеко от неё, и видится с ним мать могла лишь украдкой, урывками, скрываясь от людей, точно какая-нибудь преступница. Она вынуждена прятаться, чтобы ненароком не повстречать кого-нибудь из знакомцев её мужа, кто мог бы передать Дмитрию, что видел его жену там-то и там-то. Люди - чрезвычайно любопытные создания, и роются в чужом белье с гораздо большим удовольствием, чем в своём собственном! Это Элла прекрасно знала не понаслышке. Большинство так называемых друзей их семьи именно такого склада. Их хлебом не корми, дай только подсмотреть - подслушать какую-нибудь любопытненькую, с их точки зрения, подробность личной Жизни ближних, чтобы потом, немножко прибавив от себя чего-нибудь пикантненького (куда ж без этого-то!), обсудить её за чашкой чая в уютном домашнем кругу!
   Сердце Эллы колотилось, как бешеное, когда она поднималась на нужный этаж. Женщина была вынуждена несколько раз остановиться, чтобы немножко успокоиться и попытаться взять себя в руки, не то ей грозило потерять сознание от такого волнения.
   Вот и Его дверь. Женщина нашла бы эту квартиру даже с закрытыми глазами. Её вело сюда сердце, тело лишь послушно следовало за ним. Закрыв глаза, Элла несколько раз глубоко вздохнула. Неуверенно постучала кулачком по деревянной обшивке, затем ещё раз, настойчивее.
   Адам был дома. Услышав стук, пошёл открывать. Он знал, что пришла мать, чувствовал её, хоть и не видел. Отворил дверь. На лестничной площадке, в самом деле, увидел её. Женщина была очень бледна, в глазах бриллиантами сверкали слёзы.
   Сколько Элла ни приказывала себе мысленно держаться и не распускать нюни, всё равно не смогла подчиниться голосу разума. Едва лишь Адам появился на пороге, и мать его увидела, она вообще перестала соображать что-либо. С нечленораздельным возгласом Элла бросилась к нему на шею и громко, истерически рыдая, неистово обхватив сына руками, стала осыпать сумасшедшими поцелуями его лицо.
   Адам сам едва не плакал, обнимая свою маму. Его сердце разрывалось от Боли, когда он видел это невообразимое Отчаяние, смешанное с безумной материнской Любовью, которые Элла изливала на него. 151
   - Мама, мамочка, ну что ты, что ты, перестань! - парень прижимал к себе дрожавшее крупной дрожью тело Эллы, гладил светлые,
   тронутые серебром седины волосы. - Прекрати плакать, не то я тоже сейчас разревусь! И что получится, если мы оба начнём сходить с ума! - Адам поднял мокрое лицо матери за подбородок, заглянул в заплаканные глаза, откуда смотрело такое страдание, что у него перехватило дыхание, - Мамочка, любимая, ну, перестань, прошу тебя! Я же с тобой, рядом, значит, всё в порядке! Ну же, улыбнись, хорошая моя, у тебя такая тёплая улыбка, я её так люблю!
   Элла перестала рыдать. Последний раз всхлипнув, она неуверенно, робко улыбнулась сыну, получив в ответ его лучистую, тёплую улыбку.
   - Ну вот, всё замечательно! Зайди в дом, а то тут стоять как-то не очень удобно, - юноша выпустил мать из объятий, завёл в квартиру и закрыл дверь, - Ты не голодна? Может, хочешь чего-нибудь?
   Элла отрицательно покачала головой. Её Счастье было таким Беспредельным, женщина чувствовала, что ей просто кусок в горло не полезет!
   - Может, чаю?
   - Это можно. Спасибо!
   - Тогда пойдём на кухню, - пригласил Адам.
   Элла послушно прошла за сыном и села на один из стульев у стола, ближе к окну. Она смотрела на него, пока он возился с чаем, она жадно вбирала в себя каждое его движение и жест, поворот головы, каждую его чёрточку. Эти воспоминания потом согреют её, когда Адама не будет рядом. Если только... Хотя нет, вряд ли он согласиться...
   Временами Элла ловила себя на мысли, что ей вовсе не хочется быть матерью Адама. Она хотела стать его возлюбленной. Возможно, кому-то подобное могло показаться несусветной дикостью, вздумай Элла признаться в таких незаконных своих мыслях, но, тем не менее, это имело место быть. В Любви этой женщины к сыну, безумной, жертвенной, присутствовал не только материнский, но и женский аспект. Для Эллы Адам являлся не только её сыном, тем, кого она произвела на свет, взрастила и взлелеяла на своей груди, кому в детстве читала сказки и пела колыбельные, коих знала превеликое множество, с кем играла и чьи разбитые коленки целовала, чтобы быстрей успокоить боль. Парень был одновременно и её возлюбленным, она обожала его и боготворила, как только может обожать и боготворить Женщина безмерно любимого ею Мужчину. Это материнское - женское настолько прочно переплелось и укоренилось в Существе Эллы, что одно стало неотделимым от другого.
   - Как ты живёшь? - спросил Адам, наливая в чашку душистый розмариновый чай и протягивая матери. 152
   - Я? Да никак. Как обычно. Работаю практически двадцать четыре часа в сутки, чтобы только дома не появляться. Отец стал совсем невозможным, то и дело достаёт меня по всякому поводу, а то и
   без повода. Я привыкла, не обращаю внимания, - Элла грустно улыбнулась.
   Адам сел напротив, теперь он смотрел матери прямо в лицо.
   - Тогда почему ты не уйдёшь от него?
   - А что это даст?
   Адам так и вскинулся:
   - Как, что даст?! Свободу! Понимаешь, Сво-бо-ду! Ты станешь вольной птицей, сможешь летать, где захочешь и с кем захочешь, не нужно будет никого бояться, никто не сможет больше отравлять тебе Жизнь! Признаться честно, никогда не понимал, что тебя держит подле него столько времени! Он не стоит тебя, даже самого кончика мизинца не стоит! Как ты не понимаешь, что, продолжая оставаться с ним, ты губишь себя, свою собственную Жизнь!
   - Я всё понимаю, Адамушка, всё-всё понимаю! Только поздно уже что-то менять, понимаешь, поздно! Было бы это лет двадцать назад, кто знает, может, я бы и решилась уйти от твоего отца, чтобы начать новую Жизнь вдали от его тирании. Но теперь... Мне пятьдесят четыре, большая часть Пути уже пройдена... Осталось ещё совсем немного, - и тогда я освобожусь от него уже навсегда!
   В громадных синих глазах, устремлённых на неё, безумная тревога и страх:
   - Почему ты так говоришь, мама? Ты не больна, надеюсь?
   - Нет - нет, - поспешила заверить сына женщина, - Нет, Адамушка, не больна. Просто... Просто устала... Я устала от своей Жизни, от того, какою Она стала за последние тридцать лет, - Элла тяжело вздохнула, - Пока ты был со мной рядом, пока я могла видеть и слышать тебя, я не замечала той беспросветной тьмы, в которой обитала, её просто не существовало для меня. Ты был моим солнышком, в ласковых лучах которого я грелась, ты спасал меня от ледяной пустоты и отчаяния. Пока ты был рядом, у меня был Смысл жить!
   Адам опустил ресницы, необычайно смущённый признанием матери. Он знал, как сильно та его любит, но даже не подозревал, как безмерна эта Любовь на самом деле!
   - Мама, ну, зачем ты так говоришь! Всегда есть Смысл жить, понимаешь, всегда! Оглянись вокруг себя! Скольким людям ты можешь посвятить себя! Хоть Лёле! Ты несправедливо лишаешь её своей Любви, сестрёнка этого не заслужила! - он смотрел в глаза матери, его синий взгляд сверкал, - Перестань зацикливаться только на мне, это неправильно! Мы оба, Лёля и я, твои дети! Она стоит твоих чувств не меньше, чем я, если не больше!
   - Она - дочь Вельмирова, - последовал ответ. 153
   - И что? Я тоже его сын, хотя и предпочёл бы им не быть! - жёстко ответил Адам.
   "Ты не его сын!" - чуть было не вырвалось у Эллы, но женщина, вовремя спохватившись и подумав о последствиях, если сын узнает об этом, промолчала.
   - Ты - совсем другое дело, - упрямо продолжила она.
   - Почему же другое? Лёля - такой же человек, как я, у неё такие же руки-ноги, она даже мыслит похоже, находясь со мной на одной волне. Различие состоит лишь в принадлежности к разным полам, она - женщина, я - мужчина. Вот и всё, - говоря это, Адам видел, что зря старается переубедить свою мать, заставить её пересмотреть свой взгляд на собственных детей. Его это не удивило. Он всю Жизнь пытался внушить маме мысль, что у неё - двое детей, а не один, - всё без результата. Парень знал, что матери невозможно доказать этой очевидной Истины, сколько ни доказывай. Для неё на всём белом свете существовал и всегда будет существовать лишь он, Адам! Мимо остальных она просто проходит, словно их и не существует. Возможно, так оно и есть на самом деле. Для его матери во Вселенной обитает только её сын, как ни печально это сознавать.
   Они надолго замолчали. Элла смотрела на сына с пронзительной и страстной нежностью, откровенно любуясь им, она всё ещё не могла поверить, что видит и слышит его. В синих глазах Адама, обращённых на мать, была та же безмерная Любовь, перемежавшаяся с жалостью и сочувствием.
   "Бедная моя мамочка, ну, почему ты такая?!".
   - У тебя есть девушка? - неожиданно спросила Элла, улыбнувшись.
   Адам смутился и ответил не сразу:
   - В данное время нет.
   - А... Тебе нравится кто-нибудь?
   Парень опустил глаза, чтобы те его не выдали. Не мог же он признаться! Мама не переживёт, если узнает, кого любит её сын! Пришлось солгать, хоть Адам и ненавидел ложь:
   - Нет, - как можно твёрже и спокойнее ответил он и снова взглянул в лицо Эллы. Глаза его, прозрачные, глубокие, невероятной синевы, были безмятежно-ясными, они ничего не открыли матери, - Я встречался с одной замечательной женщиной.
   - И что?
   - Мы расстались, поняли, что не подходим друг другу.
   - А ты... любил её?
   - Да, - теперь Адам не лгал, он говорил правду. Он действительно любил Нанетту (сейчас парень говорил о ней), но потом понял, что их отношения зашли в тупик. И ушёл, сочтя это самым разумным выходом. Впрочем, они всё равно остались добрыми друзьями, хоть и перестали быть любовниками, - Но я не одинок, по крайней мере, не ощущаю себя таковым. У меня есть работа, позволяющая 154
   довольно прилично существовать, не тревожась о завтрашнем дне; есть моё Творчество, моя музыка, мои увлечения. Большего мне и не
   нужно.
   - А разве тебе не хочется семьи и детей?
   - Не знаю, как-то не думал об этом.
   - Кстати, о Творчестве. У меня на работе есть коллега, неплохая женщина. Она делает ремонт в новой квартире, которую купила недавно, и ей нужен художник.
   - Художник? Зачем?
   - Видишь ли, она хочет расписать стены. Я предложила купить какие-нибудь обои с необычным рисунком, но она не захотела. Говорит, что расписанные стены смотрятся круче, - Элла засмеялась, весело тряхнув головой, - Вот я и подумала о тебе. Ты же чудесно рисуешь! Притом, твой взгляд на Мир совершенно особенный, не похожий ни на что! Уверена, ей обязательно понравится твоя работа, иначе и быть не может! К тому же, заработаешь хорошие деньги, Карина - человек, далеко не бедный.
   Адам задумался.
   - Ну, хорошо, - ответил он после небольшой паузы, - Только...
   - Только что?
   - Предупреди свою Карину, что работать я буду не один. У меня есть приятель, отличный художник, очень талантливый, у нас с ним похожее Мировосприятие. Вдвоём с ним мне будет намного веселее и легче. В двух головах идей всегда больше, чем в одной, - он улыбнулся, - И ещё кое-что: я не терплю постороннего присутствия, когда работаю. Не нужно, чтобы она мельтешила и вертелась у меня перед глазами. Через пару дней я смогу с ней встретиться. Дай ей мой номер. Мы созвонимся, условимся о том, где и когда. Хочу сам посмотреть объект и оценить объём предстоящей работы. Тогда же обговорим и сроки выполнения заказа, и общую стоимость. Скажи ей, что увидимся мы лишь дважды: во время принятия заказа и его сдачи. И всё, больше чтобы я её не видел! - это было сказано безаппеляционным тоном. Адам не выносил ничьего вмешательства в своё Творчество. Разве что для Марка делал исключение. Но его любимый сам - Талантище, у него можно столькому научиться! К тому же, их Мировоззрение и в самом деле похоже. И ещё Адаму нравилось присутствие художника в то время как он работал над чем-нибудь потому, что юноша очень и очень любил его. Присутствие возлюбленного вдохновляло его, позволяя проникнуть вглубь замысла, увидеть его во всей полноте.
   Мать грустно вздохнула про себя. Видимо, Карине вряд ли что-то светит с её сыном... А жаль... Она совсем неплохая женщина, у неё, невзирая на множество недостатков, вроде неумеренного, подчас, любопытства, есть и достоинства. Карина добра и отзывчива, с 155
   ней весело, она вся, словно соткана из солнечных лучиков. Адам мог бы быть с нею очень счастлив. Но... По всему видно, её
   ненаглядный сынуля вовсе не расположен сейчас к завязыванию каких бы то ни было знакомств, включая романтические. Настаивать не имеет смысла. Адам упрям и, если чего-то не желает, его не сдвинешь с места, в этом мать неоднократно убеждалась на собственном опыте. Легче заставить говорить Эйфелеву башню, чем направить парня туда, куда он идти не собирался. Эту черту, как и многое другое, сын тоже унаследовал от своего отца.
   Мать пробыла у Адама три дня. Они вместе гуляли, много смеялись и шутили, даже спали рядышком на одной кровати, Элла ласково перебирала густые тёплые бархатистые волосы на голове сына, поминутно целовала их, с наслаждением вдыхая горьковатый аромат сосновой хвои. Женщина повеселела, она словно оттаяла после целого года обитания в вечной мерзлоте, но это была весёлость обречённости, пьяная, шальная, безбашенная. Её весёлость была сродни безумной Радости осуждённого на смерть, он знает, что завтра умрёт, но сегодня он пока ещё жив, и наслаждается последними, отведёнными ему на этой Земле часами, на полную катушку. Женщина понимала, что всё это скоро закончится, должно закончиться! Адам уже взрослый, у него своя Жизнь, в которую она не имеет права вмешиваться, хоть она и мать. Но как же ей не хотелось с ним расставаться! Будь на то её воля, Элла бы умерла, обнимая бесконечно родного и любимого для неё Человечка! Она бы благословила такую смерть!
   Адам догадывался, о чём думает его мать. Он понимал её чувства. Но понимал и то, что им необходимо расстаться. Матери надо научиться жить без него, научиться видеть и других людей вокруг, которым она нужна не меньше, чем ему, ей надо научиться любить ещё кого-то.
   Но была и ещё одна причина, таившаяся глубоко в сердце юноши. Марк... Адам не виделся с ним уже три дня, и это стало для него настоящим испытанием. Парень сгорал от желания увидеть его, он просто сходил с ума от Тоски по нему, снедавшей его на протяжении всего времени их разлуки. Он чувствовал, что вот-вот не выдержит, забудет всех и всё, и броситься к возлюбленному. За эти три дня Любовь Адама к художнику возросла тысячекратно, он просто не мог обходиться без него!
   Марку тоже пришлось очень и очень несладко. Не имея возможности даже увидеть любимое лицо, услышать любимый голос, он чувствовал себя, словно смертельно больной человек, он просто медленно и мучительно умирал. Неизвестно, сколько раз художник порывался примчаться домой к Адаму и силой забрать парня обратно! Но в последнюю минуту, вдруг, останавливался. Марк понимал, что его несдержанность может погубить Адама. Нельзя... Нельзя! Как это невыносимо, жестоко и невыносимо, думать о Нём каждую 156
   секунду каждого дня, слышать внутри себя Его голос, сладчайшей музыкой ласкающий слух, чувствовать на своих губах
   неповторимый, ни с чем несравнимый вкус Его губ, держать во сне в своих жадных объятиях Его тело, - и проснувшись, оказываться один на один с собственным одиночеством!
   Реальность превратилась в какой-то жуткий, фантасмагорический сон. Расплывчатые предметы... Люди, знакомые и незнакомые, их лица ужасны, они бесформенны и бесцветны, словно морды сказочных животных... Таких только и увидишь, что на картинах Босха, они вызывают отвращение и гадливость, всё Существо при случайной встрече с ними охватывает какой-то первобытный, чуть ли не доисторический ужас...
   Если в первый день Марк ещё мог выйти на улицу и выходил, бродил по городу, его взгляд, полный безумной Надежды, останавливался едва ли не на каждом лице, стремясь увидеть Его, то последующие два дня он вообще не появлялся на людях. Художник забился в щель своей каморки, одинокую и пустую, он спрятался в ней от всего Мира, никого не желая видеть, ни с кем говорить.
   В прошлый раз Адам отсутствовал лишь сутки, но эти сутки причинили Марку столько страдания, что он до сих пор, даже при случайном воспоминании об этом, содрогался и невольно зажмуривался.
   Как это выдержать, как?! Как не сойти с ума от безумной Боли, разрывающей на части не только твою оболочку, но тебя самого?!
   Чтобы хоть немного ослабить собственные страдания, Марк пробовал даже напиться. Может быть, алкоголь поможет ему хотя бы чуть-чуть забыться, ну, самую малость?... Однако, даже это средство не помогало... Только возвращение Адама могло спасти Марка от окончательного Безумия. Только это!
  
   Уходя, Элла остановилась у дверей, в последний раз взглянула в бесконечно любимое лицо сына.
   - Может, всё-таки вернёшься домой? Нам бы так здорово жилось вместе! Мне всё равно, что подумает или скажет отец, его наши с тобой отношения не касаются! - в измученном голосе столько безумной Надежды, в глазах - столько мольбы!
   У Адама сжалось сердце. Но всё же он сказал, превозмогая собственную Боль:
   - Мама, это невозможно, ты же знаешь. Я не могу вернуться не только из-за отца. Просто... Понимаешь, мне нужна моя собственная Жизнь! Я тебя очень люблю, очень! Но... Я должен жить один, мне это необходимо!
   Элла видела по глазам сына, что он не передумает.
   - Ну, что ж..., - голос совсем севший, хриплый, - Наверное, ты прав... Так будет лучше..., - она повернулась, открыла дверь, вышла на лестничную площадку. Потом возвратилась назад, порывисто и 157
   очень-очень крепко обняла и поцеловала сына в губы. Едва сдерживая рыдания, комом сдавившие горло, Элла буквально вылетела из его квартиры и помчалась на улицу. Она боялась упасть и умереть прямо там, у его порога!
   Адам долго смотрел матери вслед. Ему было грустно.
   Маме будет очень тяжело без него, юноша понимал это. Но так лучше... Лучше для них обоих... Лучше для всех...
   Внезапно течение его мыслей приняло иной оборот. Теперь, когда мать ушла, Адам знал, куда ему следует отправиться, причём, не медля ни секунды. К Марку! Бедный, он поди места себе не находит в ожидании его возвращения! Парень сам буквально дурел от нетерпения поскорее увидеть своего любимого, обнять его, прижаться губами к его губам, дать волю собственным чувствам! Этой ночью он заставит возлюбленного забыть об этих трёх ужасных днях разлуки, он сотрёт их из его памяти и сердца навсегда!
  
   Когда Адам вернулся, Марк спал. Окончательно измучившись телесно и духовно, художник просто рухнул на кровать в одежде и уснул, даже не заметив, как.
   Юноша неслышно приблизился к нему и, опустившись на колени возле изголовья, с бесконечной Любовью и нежностью всмотрелся в родное лицо, такое усталое, такое исстрадавшееся!
   "Любимый мой, - думал Адам, ласково поглаживая лицо художника, - Любимый!" - Склонившись к его губам, юноша очень нежно поцеловал их.
   Этот поцелуй разбудил Марка. Он вздрогнул, открыл глаза. Увидел Адама. Необыкновенное лицо было так близко, колдовские глаза смотрят с такой Любовью! Сердце художника, обезумев от такого Беспредельного, Невообразимого Счастья, совсем ошалело, оно колотилось невпопад настолько стремительно, что Марк чуть сознание не потерял. Он страшно побледнел.
   - Любимый, что с тобой?! - Адам перепугался, увидев, в какое состояние привело художника его появление.
   - Адам! - Марк, вскочив с подушек, схватил возлюбленного в стальные тиски объятий. Все чувства, обуревавшие его, разом хлынули наружу. Художник разрыдался, спрятав лицо на плече юноши.
   - Ну, ну, успокойся, бесценный мой, я вернулся, я здесь! - пальцы парня любовно гладили спутанные светлые кудри возлюбленного. Подняв его мокрое лицо за подбородок, Адам горячо целовал каждую чёрточку. Добравшись до губ художника, он прильнул к ним голодным, огненным поцелуем. Ответ Марка был полон безмерной Любви и безумной, исступлённой, жадной Страсти. Как он жаждал этого вот мгновения, как истосковался по своему возлюбленному! Художник вкладывал собственную Жизнь в этот поцелуй, он буквально пожирал Адама, выпивая до дна его душу, его сердце, всё его Существо. 158
  
   Они смогли оторваться друг от друга только тогда, когда стало нечем дышать.
   - Любимый, как я измучился! - в голосе Марка столько Боли! - Я чуть с ума не сошёл, пока ждал тебя, твоего возвращения!
   - Я знаю, милый, знаю! Я сам прошёл через то же!
   По его глазам художник читал, что Адам совершенно искренен. Он видел в их бездонной малахитовой синеве столько страдания!
   - Единственный мой Человечек, не покидай меня больше! - взмолился Марк, - Без тебя нет Жизни! Совсем нет!
   Их пылающие уста вновь соединились. Они целовались так, как никогда прежде, с неистовой жадностью, грозившей обоим остановкой сердца. Марк опрокинул возлюбленного на кровать, не отрываясь от его губ, стал стягивать с Адама одежду, пальцы нетерпеливо гладили податливую соблазнительную плоть. Он набросился на него с алчностью голодного зверя. Художник три бесконечных дня не прикасался к возлюбленному и теперь ласкал его с немыслимой, первобытной Страстью, доводя Адама до Умопомрачения. Юноша метался по постели, словно пытаясь вырваться из жарких объятий любимого, и в то же время стремясь к более полному слиянию с ним. Он стонал, наслаждение было невообразимым, нереальным и от того невыразимо мучительным, оно и сводило с ума, и причиняло боль.
   Они оба настолько изголодались друг по другу, что теперь никакая сила на свете не могла оторвать одного от другого. Марк с Адамом слишком безумно любили друг друга, слишком сильно жаждали один другого. Чувства сжигали их заживо, они плавились, перетекая друг в друга. Воздух вокруг них наполнился электричеством, стал потрескивать и искриться, ещё немного - и вспыхнет пожар. Они занимались Любовью особенно яростно, это больше напоминало боевые действия в самом разгаре, чем соитие двух людей, до Сумасшествия любящих друг друга. Полем боя становилось всё, что находилось в комнате, не только кровать, но и стол у окна, стулья, даже стены. Марк и Адам настолько обезумели от Любви и Страсти, что просто не знали удержу. Казалось, они оба устроили соревнование, кто кого быстрее доведёт до окончательного крышесноса. Завершённость настигла обоих одновременно, - мгновенная ярчайшая вспышка, - и блаженная расслабленность, томная умиротворённость. Едва дыша, в полубессознательном состоянии, они держали друг друга в объятиях так, словно до сих пор ещё не могли поверить в то, что наконец-то снова вместе, в их глазах, устремлённых друг на друга, бушевало пламя. Окончательно обессилев, Адам буквально повис на плече Марка. Юноша был бледен, его пробирала нервная дрожь. Так всегда бывает после таких вот невероятных по своей мощи и глубине вспышек Страсти, когда ты буквально лишаешься чувств в объятиях любимого, когда 159
   его необузданные ласки доводят тебя до крайней степени возбуждения, переход через которую может привести тебя к самому меньшему - инфаркту, а то и вовсе отправить в Мир Иной!
   Потом они лежали, обнявшись, Адам прислонился головой к голове Марка. Им обоим было дивно хорошо, так, словно они уже обитали в Райских Кущах! Художник очень нежно водил пальцами по тонкой, гибкой руке любимого, наслаждаясь её горячей мягкой гладкостью.
   - Не знаю, как я выжил без тебя все эти три дня! - в голосе Марка столько Боли, смешанной с невыразимой печалью! - Они показались мне тремя миллиардами лет! Знаешь, чем дальше, тем всё труднее для меня расставаться с тобой, даже на самое короткое время, хоть на минуту! Ты нужен мне постоянно, каждую секунду дня и ночи! Я могу прожить без пищи и воды, без каких-то удобств, пусть и самых необходимых, даже, наверное, без воздуха! Но не без тебя! Без тебя у меня жить не получается совсем! - он всхлипнул, по щекам покатились слёзы. Даже сейчас, даже в эту минуту, когда его возлюбленный был рядом, и он держал его в своих объятиях - о, долгожданный, чудесный миг, хоть бы он никогда не кончался! - Марка пробирала дрожь ужаса при одном лишь воспоминании о том, что ему пришлось вынести в отсутствие Адама!
   Юноша чувствовал его Боль, как свою собственную. Боль Марка была и его Болью тоже, он сам не меньше художника сходил с ума от безумной Тоски по нему, когда не виделся с ним эти три дня. Любовная, ласковая и очень-очень нежная улыбка осветила прекрасное лицо. Адам притянул к себе голову возлюбленного и одарил его очень чувственным, глубоким поцелуем.
   - Наши чувства взаимны! - сказал он проникновенно, - Я сам без тебя не могу ни жить, ни дышать! Я существую на этом свете, пока есть ты, не станет тебя, не станет и меня! Ты - это я, я - это ты! Пока мы есть друг у друга, нам не страшны никто и ничто! Если же нас разлучат, неважно кто, мой ли отец или кто-то другой, или обстоятельства, если только лишь попытаются это сделать, тогда произойдёт одна из двух вещей: либо мы устраним препятствия на нашем пути, и всё равно будем вместе, или же наши тела умрут по отдельности, но Там, наши души соединяться вновь, - и мы снова будем вместе! Так или иначе, мы всегда будем вместе, никогда не расстанемся! Расстояния для нас существуют лишь в географическом смысле, наши Оболочки могут находиться вдали одна от другой, - и только! Наши души и сердца всегда рядом! Мы живём не только друг для друга, но и друг в друге!
   Марк слушал эти страстные, глубоко искренние слова со слезами на глазах, к горлу подкатил ком, стало трудно дышать. Так вот оно! Оказывается, юноша любит его много, неизмеримо сильнее, чем художник даже мог себе представить! Адам очень редко выражает свои чувства словесно, отдавая предпочтение доказательству 160
   действием, лишь в его объятиях этот фантастический юноша раскрепощается, освобождаясь от пут молчаливой
   сдержанности, полностью отдаваясь власти собственных чувств. Тем, кто впервые встречался с ним, Адам представлялся человеком, не способным на проявление каких-либо эмоций вообще или же умеющим их проявлять лишь частично, слегка. Он виделся людям чем-то наподобие мраморной античной статуи, такой же прекрасный, спокойный и холодный. Сам художник, когда он только увидел своего возлюбленного впервые, тоже представлял его именно таким, существом хоть и Совершенной, Неземной Красоты, но неприступным, ледяным и далёким. Обитает он где-то на своей Планете, а сюда, к ним, простеньким, неказистеньким землянам, попал совершенно случайно, сам того не желая. Мужчине тогда казалось, что подобная Красота при отсутствии движений души и сердца ничего не сможет дать тому, кто осмелится полюбить этого парня. Ничего, кроме страданий и Боли.
   О том, что его видение глубоко ошибочно, Марк убедился сам чуть позже, когда впервые заговорил с юношей, и потом, когда первый поцелуй соединил их уста. Оказывается, Адам умеет чувствовать настолько глубоко и сильно, как никто другой, он полон безумной Страсти и такого внутреннего огня, что остаётся удивляться, как он ещё до сих пор не сгорел заживо! Его Любовь не имеет ни границ, ни дна, Она, как ураган, сметает на своём пути любые препятствия. Он отдаётся любимому целиком и полностью, ничего не скрывая и не пряча, он весь растворяется в нём душой, телом, сердцем. Марк сам был человеком невероятных эмоций и Страсти, но его возлюбленный в этом смысле мог, что называется, дать фору даже ему!
   Движимый неудержимым порывом, художник притянул к себе чёрную голову и стал осыпать лихорадочными, абсолютно сумасшедшими поцелуями любимое лицо, глаза, губы. Ему хотелось кричать Адаму о своей Любви, ему хотелось утопить его в Ней! Но художник не в силах был произнести ни звука, чувства были слишком сильны, а слов - слишком мало, их просто не хватит отразить всю бездну того, что Марк к нему испытывал! Но Адаму слова не требовались. Он читал их в душе Марка, когда смотрел в его сияющие, светящиеся Счастьем изнутри, глаза, обращённые на него, чувствовал в нежных прикосновениях его рук, в его жгучих, неистовых поцелуях, которыми тот дарил своего любимого, в его жарких объятиях, когда они сливались в диком и немыслимом танце Любви и Страсти. Парень знал о безмерной Любви художника к нему. Как знал и Марк об ответных чувствах к нему его возлюбленного. Они оба знали об этом. Для них любить друг друга было столь же естественно, как дышать. Они не видели ничего ненормального и предосудительного в своих отношениях. Они же не виноваты, что общество настолько 161
   узко мыслит, что оно закоснело в раз - навсегда установившейся тирании стандартов и измерений, где всех и всё причёсывают под одну гребёнку! Марк и Адам считали, что Любовь не делает различий по возрасту, полу, социальному положению и прочей ерунде, выдуманной людьми для самих себя, чтобы загнать и себя, и других в удобные узкие рамки и каноны. Они просто любили друг друга так, как никто не любил, любили безудержно, страстно, безумно, не мысля себя и собственной Жизни друг без друга. А досужие домыслы по их поводу, даже если они и могут возникнуть когда-нибудь (Мир не без "добрых" людей!), их не трогали. Они были слишком полны друг другом, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как чужое, постороннее одобрение или же неодобрение. Главное - они любят друг друга! Всё остальное чепуховина, не стоящая даже упоминания о ней вскользь!
  
   Элла Вельмирова возвратилась домой после трёх дней, проведённых с сыном, в очень странном состоянии. С одной стороны, всё её Существо пело, она готова была взлететь от неописуемого Счастья! "Адам, Адамушка, сыночек, кровиночка моя единственная!" - ликовало её измученное, настрадавшееся сердце. Она наконец-то увидела Его, услышала Его голос, она обнимала и целовала Его! Ради этого не страшно и на костёр взойти!
   Но с другой стороны, Элла вернулась ещё более подавленная и надломленная по сравнению с тем, какой она была до свидания с сыном. Женщина слишком сильно его любила, Адам был плотью от плоти её, кровью от крови её, костью от кости её. Элла не представляла себя вне его и без него. Если исчезнет весь Мир, но Адам останется - Жизнь не закончится, она будет продолжаться. Но если не станет Адама, Жизнь прекратится (по крайней мере, для неё), даже, если весь остальной Мир будет существовать.
   Элла неторопливо вплыла в дом (именно вплыла, а не вошла, она двигалась, словно в сомнамбулическом сне, ничего и никого не замечая вокруг, её движения были замедленными, нетвёрдыми, как у лунатика). С полным безразличием огляделась вокруг. Всё осталось прежним, предметы находятся на своих местах, в точности там, где она их оставила три дня назад. Даже с закрытыми глазами женщина могла найти абсолютно любую вещь в этом доме, она выучила расположение комнат, их убранство, все последние тридцать лет она только и делала, что бродила по этому дому, как неприкаянная, придавленная его высокомерным чванством. Он виделся женщине живым, пугающе живым, у его стен были глаза и уши, казалось, они могли расслышать и рассмотреть малейшие движения её собственной души, поэтому, находясь внутри, Элла всегда старалась говорить негромко, чуть ли не шёпотом, чтобы её мысли не могли 162
  
   быть услышаны. Да, ничего не изменилось...Ничего! Перемена произошла лишь в ней... Женщина знала, чувствовала, что прежней ей уже не стать никогда. Эти три дня, проведённые с её ненаглядным цветиком, её любимым, её сынулей, внезапно осветили всё прежнее существование Эллы в совершенно новом виде, раскрыв глаза на то, в каком болоте она на самом деле прозябает. Богатый муж, положение в обществе, шикарный особняк в одном из престижных районов города, - всё это ничто, пыль! Любовь - вот то, единственное, что придаёт Жизни Смысл! Только Любовь!
   До приезда Дмитрия оставалось ещё четыре дня. Четыре дня полной свободы, когда можно делать то, что хочется, не испытывая страха быть застигнутой, словно жулик на месте преступления, жить, ни на кого не оглядываясь, не ощущая спиной взгляда, полного жгучей ненависти, взгляда, от которого всё внутри сжимается в комок, а сердце трепыхается, точно кролик в силке! Свобода! Сво-бо-да!
   Элла знала, куда направится прямо сейчас. Теперь она сможет это сделать, не таясь, открыто, её никто не увидит, никто не расскажет её мужу об этом поступке.
   Женщина прошла в кабинет Дмитрия, достала из ящика стола файл с фотографиями сына (муж так глубоко зарыл его под другими бумагами, что она не сразу смогла отыскать), вытащила снимки и, спрятав их у себя на груди под корсажем платья, засунула файл обратно, навалив на него кучу бумаг, чтобы муж ничего не заподозрил (он отличался маниакальной недоверчивостью ко всем и всему, опасаясь подвоха и в каждом усматривая шпиона, стремящегося выведать секреты его успеха в делах, чтобы затем подобраться к нему и погубить. Не мудрено им появиться, зная характер Вельмирова и его отношение к людям!), и покинула кабинет. Элла ненавидела эту комнату, здесь было всё пропитано её мужем, его высокомерной заносчивостью. Это его обиталище, куда он не пускал никого, только для жены делал исключение, да и то лишь иногда, при условии его присутствия. Обычно Элла стремилась покинуть кабинет как можно быстрее, ей казалось, что даже сами стены здесь её душат. Ей давно хотелось забрать себе фотографии Адама. Совсем не место им здесь! Её любимый мальчик должен быть рядом с матерью, рядом с той, которая любит его больше Жизни! В их доме слишком много ненависти, ею пропитано всё, но самая сильная концентрация именно здесь, в кабинете главы семейства. Не нужно, чтобы фотографии сына лежали тут. Пусть хранятся в её комнате, рядом с ней, где им и полагается быть.
   Элла прошла в свою спальню, заперла дверь на засов (она знала, что одна в доме, а закрылась по привычке, чтобы постороннее любопытство, алчное и недоброе, не смогло ворваться к ней и нарушить уединённый покой этой комнаты). Села на кровать, 163
   достала спрятанные фотографии сына и, разложив их на подушках, стала рассматривать. Вот он, живой, стоит перед нею, она видит его, слышит бесконечно любимый голос, чувствует дивный аромат, исходящий от него. Её сыночек, её мальчик, такой родной, такой сказочно прекрасный, такой любимый! Элла прижимала фотографии к груди, целовала каждую бессчётное количество раз, целуя, плакала.
   Как ей хотелось, чтобы Адам передумал и вернулся домой! Насколько счастливее тогда стала бы её одинокая Жизнь! Какое блаженство слышать и видеть его, лучшего и представить нельзя! Если бы Адам был опять рядом с нею, как раньше, она воистину бы могла жить, а не тупо тянуть свою монотонную, рутинную лямку, где рассвет как две капли похож на закат, один час на другой! Если бы только её сын мог вернуться, она бы стёрла из своей памяти весь этот ужасный, мучительный год, проведённый без него!
   Сердце жаждало возвращения Адама, оно ждало его, как ждут Необыкновенного Чуда, надеясь и веря, что ожидаемое исполнится обязательно! Но разум понимал, что Чуда не случится... Адам не вернётся... Эти три фантастических дня, проведённые с ним, были просто неожиданным и желанным Подарком Судьбы! Её мальчик не вернётся... Он вырос, оперился и улетел из гнезда, чтобы летать самостоятельно...
   "Что ж, лети, любимый мой, лети... Я отпускаю тебя, хотя, отпуская, умираю сама...".
  
   В конторе трёхдневное отсутствие Эллы, конечно же, заметили, но предпочли сделать вид, что именно так и было задумано. Пусть себе отдохнёт хорошенько, поднаберётся сил. Нельзя же всё время только работать да работать, без сна и роздыху!
   Коллеги сразу ощутили перемену, произошедшую в женщине. Нет, внешне она осталась всё той же прежней Эллой Вельмировой, доброй, отзывчивой, умной и элегантной, словом, такою же, какой была всегда. Разве что в глазах появился необычный блеск, какого раньше в них не замечалось, они как-то совершенно по-особому, лунно мерцали, придавая всему её облику некую сказочность. Но внутренне Элла изменилась кардинально. Никто из её сослуживцев не мог бы сказать с точностью, в чём именно эта самая перемена состояла, но все её ощущали на каком-то подсознательном уровне. Женщина вся светилась изнутри, словно там, по мановению Волшебства, зажгли чудесный фонарик, и теперь он тихо и тепло сиял, согревая всех и всё, что оказалось рядом, своим дивным светом.
   Первой, прямо с самого утра, в кабинет Эллы заглянула Карина. Она тоже приметила, что её коллега сегодня какая-то другая.
   - Приветики! - широко улыбаясь, поздоровалась она и порхнула к столу, - Как провела отпуск?
   - Отпуск? - не поняла Элла. 164
   - Ну, да, эти три дня. Это же своеобразный отпуск получился, не находишь?
   Лицо женщины озарила мечтательная улыбка.
   - Провела классно! - честно призналась она, - Лучшего и представить себе нельзя!
   Карина с подозрением смотрела на её счастливое лицо.
   - Ты, часом, не того, а?...
   - Что "не того"?
   - У тебя любовник не завёлся?
   От неожиданности Элла слишком глубоко вздохнула и закашлялась.
   - Ты спятила?! Какой любовник может быть у меня, старой бабы?! Вот, уж верно, как взбредёт тебе что в голову, так хоть караул кричи! "Любовник"... Видали?!
   - А что в этом такого, даже, если и так?! - вскинулась Карина, - Иметь кого-то на стороне совсем даже неплохо, особенно, если у тебя такой муженёк, как твой. Только не говори, что ты верна ему, как мать Тереза! Не поверю! Выйди я замуж за такую вот макаку, как твой Дмитрий, точно пошла бы гулять на сторону, а его держала бы при себе в качестве дойной коровы. Такие только на это и годны.
   Элла улыбнулась про себя. Да уж, за прошедшие три дня коллега могла растерять что угодно, но только не своё злое, едкое чувство юмора!
   - Нет, у меня нет никакого любовника, - ответила женщина, - не имею желания заводить его ни сейчас, ни в Будущем. Просто я ездила ненадолго к сыну в гости, он живёт один, далеко от нас. Мы давно не виделись, я соскучилась, вот и поехала.
   - Говоришь, он живёт один? - раздумчиво спросила Карина, потирая подбородок. Элла почувствовала, что в её взбалмошной голове что-то заваривается.
   - Да, один.
   - Это очень хорошо...
   Элла поняла, о чём та думает.
   - Карина, если ты намылилась прибрать парня к рукам, то тут тебя ждёт разочарование, - прямо ответила она, - Адам не собирается ни с кем заводить отношений.
   Светло-карие круглые глаза прямо, не мигая, смотрели женщине в лицо.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Оттуда. Он мне сам сказал пару дней назад, и у меня нет причин не верить собственному сыну. У Адама была женщина, но они расстались.
   - Вот как? Почему? Вряд ли, она сама этого захотела. От такого мужчины женщины не уходят!
   - Она и не ушла. Он покинул её сам. Что там у них произошло, не знаю, расспрашивать не стала, да и Адам сам бы мне не 165
   ответил, вздумай даже я задать ему подобный вопрос. Он только лишь сказал, что их отношения зашли в тупик, и он почёл самым разумным всё закончить. Тем не менее, они остались друзьями.
   Лицо Карины приняло решительное выражение.
   - Ну, и прекрасно, что у них больше ничего нет! Зато есть отличный шанс у меня! Твой сынуля, - совершенно обалденный мальчик, и я намерена получить его в свою полную безраздельную собственность!
   Элла улыбнулась. Ей импонировала такая напористость коллеги. Может, в самом деле, Карине удастся завоевать сердце её сына? Они вместе составили бы чудесную пару! Её бедный мальчик так одинок! Творчество, увлечения, музыка - далеко не всё, что нужно человеку, тем более, мужчине. Ему нужна женщина, жена, мать его детей, хранительница семейного очага, та, которая будет по-настоящему любить и беречь его, как зеницу ока. Так, почему бы и не Карина?
   - Ну, что же, как говорится, в добрый путь! - сказала Элла, - Надеюсь, у тебя получится осуществить твой грандиозный план!
   - Спасибо! - Карина так и просияла. Она почувствовала, что обрела в Элле союзницу, - Кстати, о птичках... Что сказал твой Адам по поводу моего предложения?
   - Он обещал подумать. Через пару дней он сможет с тобой встретиться, тогда всё и обсудите. Просил дать тебе номер его мобильника. Позвони ему, договорись о встрече. Адам хочет подъехать на объект, оценить объём работы. Да, и ещё он просил передать вот что: во-первых, работать он будет не один, а с каким-то своим приятелем, тоже художником, а во-вторых, вы увидитесь лишь дважды, - когда он примет твой заказ и по окончании работы. Мой сын не любит постороннего присутствия в моменты, когда работает.
   "Вот, оно что! Ты, оказывается, мизантроп! Ну-ну!" - с улыбкой думала Карина. Так даже интереснее! Ей всегда нравились замкнутые мужчины, полная противоположность ей самой. В них столько тайн и загадок, так любопытно их изучать и разгадывать!
   - Отлично, очень рада, что он согласен поработать на меня! Давай, я запишу номер, сегодня же вечером наберу, поболтаем с ним о том - сём немножко, глядишь, и его заявление о том, что мы увидимся лишь дважды, перестанет быть таким категоричным.
   Элла продиктовала коллеге номер мобильного Адама, который знала наизусть.
   - Удачи! - тепло напутствовала она.
  
   Глава шестая.
  
   - У меня новость, - сообщил Адам, улыбаясь. Это было сказано таким тоном, что Марк тотчас же отложил в сторону кисть (художник рисовал картину фэнтезийного сюжета, неожиданно пришедшего ему 166
   в голову. Это была фигура бегущего по ночному лесу единорога, его шерсть серебрится в свете полной луны, таинственно мерцающей на лиловом бархате неба).
   - Какая же? - спросил, не скрывая любопытства. Что-то в плутоватой улыбке любимого наводило на мысль, что новость эта будет потрясающей.
   - У моей мамы на работе есть коллега. Я так понял, они в неплохих отношениях. Так вот, этой самой коллеге требуется расписать стены в её новой квартире. Она спросила у мамы, знает ли та какого-нибудь художника, кто смог бы взяться за подобную работу? Ну, мама и предложила меня. Я тут подумал, а не составишь ли ты мне компанию?
   У Марка округлились глаза. Вот уж новость, так новость! Он рисовал очень много чего в своей Жизни, но расписывать стены... Подобным ему прежде не приходилось заниматься, художник вообще понятия не имел, как это делается, а спросить некого, у Марка не было ни одного знакомого живописца, специализирующегося на росписи стен.
   Адам видел замешательство на лице возлюбленного. Приблизившись к нему, ласково, ободряюще сжал его плечи.
   - Ну же, милый, не стоит скисать раньше времени! По твоему лицу видно, что ты явно не в курсе, что представляет собой подобная работа. Я прав?
   Марк кивнул:
   - Честно говоря, да. Я, правда, ничего толком не знаю о росписи стен, меня всегда интересовали другие стороны нашего искусства: портретная живопись, написание натюрмортов, природные зарисовки или картины на мифологические либо сказочные сюжеты, вроде той, которую пишу сейчас. У меня даже подходящей литературы нету, где бы можно было почерпнуть полезные сведения, касающиеся данного предмета.
   Тонкие гибкие пальцы Адама обхватили его лицо, заставили посмотреть прямо в его глаза. В их малахитовой синеве, такой прозрачной, такой глубокой, Марк ясно читал уверенность в их силах.
   - Любимый, посмотри на меня, - спокойно и твёрдо попросил юноша, - У меня тоже нет необходимых навыков для подобного занятия, я сам ничего не знаю о настенной живописи. Когда-то, в глубоком детстве, когда мне было лет восемь, я увлекался граффити, помнится, даже какой-то конкурс выиграл, устроенный градоначальниками для начинающих любителей рисования. Но всё это так, ерунда на постном масле. Заниматься подобным всерьёз я не собирался. Гравюра представляла больший интерес. Мне нравится её чёрно-белая чёткость и обманчивая выверенность линий. При всей своей кажущейся правдивости, она более обманчива, чем мираж, в неё легче поверить, но, в конечном итоге, увидишь совершенно не то, что тебе изначально представлялось, - он перевёл дух, 167
   снова ослепительно улыбнулся, - Но вернёмся к нашим овечкам... Что-то внутри меня подсказывает, что у нас всё получится. Просто будем писать так, как подсказывает сердце.
   Глядя в бесконечно любимые глаза, Марк ощущал, как убеждённость Адама вливается в него, подобно живительному бальзаму.
   - Очень хочется тебе верить! - искренне ответил он.
  
   Набирая заветный номер, Карина неожиданно разволновалась. Интересно, каким будет голос Адама? Что она скажет ему? А он ей?
   Мальчик он, конечно, сногсшибательный, это, как говорится, без комментариев! Остаётся надеяться, что его внутреннее содержание соответствует внешнему. Не хотелось бы получить в итоге глупую ступку с глазами или, что ещё хуже, этакого самовлюблённого Нарцисса, который возвёл собственную Личность в культ для самого себя.
   Что-то внутри Карины подсказывало ей, что её опасения беспочвенны. Не может быть у такой чудесной женщины, как Элла Вельмирова, подобный сын, просто не мо-жет!
   В трубке звучат длинные гудки. Значит, вызов прошёл. Волнение молодой женщины усилилось. Руки так дрожат, что она едва в состоянии удерживать в них трубку своего мобильника.
   - Да! - слышится на том конце мужской голос. Неужели сам Адам ответил? Какой прекрасный у него голос, негромкий, бархатный, вкрадчивый, удивительно мелодичный и певучий, а тембр такой чувственный! Невероятно соблазнительный, эротичный голос! Женщина неожиданно поймала себя на том, что ей хочется его слушать и слушать без конца!
   - А... Адам? - неуверенно спросила Карина. Она ещё не совсем пришла в себя от изумления, в которое привёл её неожиданно красивый голос собеседника на том конце.
   - Да.
   - Добрый вечер! - так, Карина, успокойся и дыши глубже! Это всего лишь разговор, ничего более! - Это Карина. Я работаю с Вашей мамой.
   - Да, я знаю, кто Вы. Мама рассказывала мне о Вас и о Вашем предложении.
   Ну, конечно же, они говорят о предложении! И речь пойдёт о работе, явно ни о чём-то другом!
   - Да, я как раз и звоню по этому поводу. Вы согласны?
   - Да.
   Карина от Радости едва не подпрыгнула на своём диване. А вот этого показывать не надо! Ещё не хватало, чтобы парень заподозрил у неё какой-то свой личный интерес к нему! Так, дыши, Карина, дыши глубже! Ещё глубже! Молодчина! Теперь можно 168
  
   продолжать беседу.
   - Скажите... Вам удобно встретиться со мной завтра, скажем, часиков в пять вечера? Могли бы обсудить все детали более подробно.
   Собеседник ненадолго умолк, очевидно, раздумывал.
   - Пять? Нормально, время вполне устроит. Мы будем к этому времени.
   - "Мы"? - Карина не могла скрыть досаду.
   - Да, я и мой приятель. Мама разве не говорила, что мы будем работать вдвоём?
   - Ах, да, точно! Говорила, теперь я вспомнила. Хорошо, приходите вдвоём.
   - Куда?
   - Записывайте адрес: Семёновская, двадцать один, второй подъезд, третий этаж, тёмно-красная деревянная дверь. Звонка у меня пока нет, так что просто постучите, я Вам открою. Кстати, Вы знаете, как сюда добраться?
   - Знаю.
   - Отлично! И... не могли бы Вы принести что-нибудь из своих работ? Хочется взглянуть на них, увидеть Путь вашего Мышления, так сказать, воочию.
   Собеседник снова ненадолго умолк.
   - Ну, хорошо... Я захвачу кое-что из моих рисунков.
   - Прекрасно, значит, договорились: завтра в пять. И постарайтесь не опаздывать, я не люблю не пунктуальных людей.
   - Я тоже. Всего доброго! - короткие гудки. Адам повесил трубку.
   Разговор оборвался так неожиданно и быстро, что молодая женщина даже как-то растерялась. Хотя... Чего она, собственно, ожидала от первого разговора с незнакомым парнем, да ещё если этот разговор был сугубо деловым? Уж конечно не предложения руки и сердца!
   - Всего доброго! - ответила в короткие гудки. Дала отбой.
   Да... Похоже, этот Адам, в самом деле, человек дела, он предпочитает беседу по существу, не тратя времени и слов на пустое сотрясание воздуха... Трудноватенько ей придётся, ох, трудноватенько! Обычно мужчины подобного склада точно знают, чего хотят от этой Жизни, и прямо, никуда не сворачивая, ни на что не отвлекаясь, идут к своей Цели. Но парнишка того стоит, в этом Карина ни на секунду не сомневалась. Только совсем уж безмозглая дурочка откажется от такой конфетки, как этот синеглазый Ангел! А она себя к таким не причисляла. Отнюдь!
  
   - Мы договорились встретиться завтра у неё дома, в пять вечера, - ответил Адам на вопросительный взгляд Марка, слышавшего их разговор с Кариной, - Я сказал, что мы придём вдвоём. Мы же будем работать вместе, так? - юноша прямо, не мигая, смотрел в глаза возлюбленного. 169
   Марк вздохнул и улыбнулся. Ну, что ты будешь делать с этим невозможным мальчишкой! Отшлёпать бы его хорошенько, прямо по упругой очаровательной попке! Отшлёпать и поставить в угол за плохое поведение! И ведь знает, негодник этакий, знает, как велика его власть над беззащитным сердцем до Безумия влюблённого в него художника! Знает, что он, Марк, ни в чём не сможет ему отказать, попроси он хоть Луну с неба или что-нибудь, ещё более удивительное!
   - Ну, хорошо, мы будем работать вместе, - сдался художник, - Ну, не могу я тебе отказать, что ж тут поделаешь! Этак я совсем тебя избалую, ещё начнёшь капризничать! - Марк схватил Адама в объятия и, задорно, счастливо смеясь, звонко чмокнул его в нос. Юноша зажмурился от удовольствия.
   Ими, вдруг, овладело бурное веселье, абсолютно безбашенное и бесшабашное. Они стали бегать друг за другом по квартире, хохоча, как ненормальные, потом устроили настоящую битву подушками, бросаясь ими друг в друга до тех пор, пока не начало высыпаться содержимое. А после, все в пуху и перьях, белые, точно снеговики, они промчались в ванную. Улучив момент, Марк сгрёб Адама в охапку, включил душ и, затащив туда юношу прямо в одежде, стал поливать его горячей водой. Адам, смеясь, отбивался, пытаясь вырваться, но художник держал его крепко. Впрочем, тому тоже досталось, вырываясь, парень отчаянно брызгался, Марк промок до нитки. Они едва не учинили настоящий потоп!
   Прямо в самый разгар веселья обоих, вдруг, охватила сильнейшая, совершенно безумная Страсть. Разом перестав смеяться, они стояли один напротив другого, в их глазах, смотревших друг на друга, полыхал пожар неудержимой жажды обладать друг другом. Пальцы Марка трепетно и очень нежно коснулись прекрасного лица возлюбленного. Ласка была несмелой и робкой, словно художник боялся причинить любимому боль своим прикосновением. Телесный отклик его был более чем красноречивым. Адам притянул любимую руку, с наслаждением прижался щекой к горячей ладони, блаженно закрыл глаза.
   Они безудержно желали один другого, но нашедший на них непонятный ступор сковывал их, мешая дать волю собственным чувствам. Они не знали причины этого.
   Иногда так происходит. Чем сильнее Любовь одного Человека к другому, чем более мощную и всеобъемлющую Страсть это Чувство порождает в душах и сердцах любящих, во всём их Существе на самом глубинном уровне, тем, порой, сдержаннее в проявлении себя Она бывает, чтобы потом превратиться в настоящий ураган, торнадо, сметающее на своём пути всех и всё.
   Но вот плотину сдержанности прорвало. Оба, мгновенно сойдя с ума от неистовой жажды, заставляющей кипеть и бурлить кровь в 170
   их жилах, а сердца биться, словно очумелые, принялись буквально срывать друг с друга мокрую одежду, каждый из них сгорал от нетерпения как можно скорее почувствовать своего любимого всей кожей, прижаться друг к другу всем телом, нерасторжимо и крепко, не оставляя ни малейшего просвета. Истинная Страсть молчалива, она не требует слов для выражения чувств. Всё скажут глаза, которыми смотришь на своего возлюбленного, а Он смотрит на тебя, губы, касающиеся любимых губ, руки, обнимающие Его, тело, прильнувшее к Его телу. Этот язык, язык Страсти, понятен любому существу, живущему во всех Мирах Вселенной, для того, чтобы говорить на нём, не нужно изучать значение слов и их произношение. Этот язык Всеобщий.
   Эротика, Телесное Начало, является такой же неотъемлемой частью Любви, как и Начало Духовное. Любимый сексуален насквозь, каждая его частичка, будь то кончик носа или изгиб губ, или даже поворот и посадка головы, невероятно воспламеняет любящего, порождая во всём его Существе настоящий эмоционально-чувственный хаос, страстное желание обладать им, самой микроскопической его клеточкой.
   С Марком и Адамом происходило то же. Даже самая мысль друг о друге (а думали они один о другом постоянно, каждую секунду каждого дня, с именем друг друга на устах они просыпались и засыпали, образ любимого был всегда и везде в сердце и душе каждого из них) пускала их сердца нестись неистовым галопом. Что уж говорить о тех часах, когда они безудержно, неистово, по-сумасшедшему предавались Любви, доводя один другого до потери сознания!
   Они вновь оказались под душем. Стоя под водопадом горячих, мягких струй, Марк и Адам целовались с неистовой алчностью, художник крепко прижимал к себе возлюбленного. Обоим до Одури хотелось, чтобы эти объятия стали ещё крепче, а поцелуй - ещё неистовее! Они буквально задыхались от бешеного желания почувствовать один другого внутри себя, перетечь друг в друга, заполнив целиком и полностью каждую клеточку любимого. Они обладали друг другом со всем сумасшествием безмерной Любви, заполнившей их Существа до самого дна. Марка невероятно заводили прерывистые всхлипы и стоны любимого, когда художник, полностью отдавшись во власть собственного Безумия, ласкал его с какой-то нечеловеческой Страстью, вытворяя с его телом совершенно нереальные вещи.
   Для них никогда не существовало преград при духовном и телесном общении друг с другом, любая, даже самая смелая и неосуществимая, на первый взгляд, фантазия, могла с лёгкостью реализоваться. Обоим нравились эксперименты, нравилось испытывать что-то новое, чего они прежде никогда не делали. Это волновало, будоражило кровь. В Любви вообще не может быть запретных тем и 171
   вопросов, любое, пусть и невероятное, желание может осуществиться. Для любящих нет ничего прекраснее ни в одном из Миров Вселенной, чем их Любовь, их Единение друг с другом, чем Слияние их тел и Единство душ и сердец. Они Живут этим и ради этого.
   Бесконечность... Безбрежность... Вечность...
   Эти двое жили и существовали друг для друга, и Истинный Смысл самих себя видели только друг в друге. Всё остальное не имело для них значения, ибо находилось вне их, за пределами их Сознания и Чувств. Они не считали подобную своеобразную зацикленность друг на друге чем-то ненормальным и достойным осуждения. Просто они так Жили, Любили, Чувствовали и Ощущали.
   Секунды стали минутами, минуты переросли в часы. Время Несказанного Блаженства, часы Огненного Безумия, когда ты настолько полон любимым, а Он - тобою, что весь остальной Мир замирает, перестаёт существовать! Есть только ты и Он, - и больше никого во всей Вселенной!
   - Это наша последняя ночь, - сказал Адам.
   Он лежал на груди Марка, подперев подбородок скрещенными пальцами, бездонные глаза смотрят с Любовью и грустью.
   Художник испугался. Последняя ночь?! То есть как?! Почему?! Неужели... Нет, об этом даже страшно подумать!
   Юноша увидел, как мертвенная бледность стремительно разливается по лицу любимого. О, нет! Марк, наверное, подумал совсем не то, что он хотел сказать!
   - Милый, милый, успокойся! - юноша очень нежно поцеловал любимые губы, - Ты не так меня понял! Я имею в виду не ту последнюю ночь, после которой расстаются навсегда. Нет, что ты! Ни за что! Просто..., - он на мгновение умолк, подбирая слова, чтобы возлюбленный смог правильно истолковать его мысль, - Мы начинаем работать в доме у этой женщины, Карины. Скорее всего, нам придётся там же и поселиться на всё то время, пока не закончим. Так будет удобнее, не нужно тратить время на дорогу туда-сюда. Семёновская улица находится на другом конце города, туда не меньше часа добираться, я как-то раз, давно правда, был в тех краях. Это же Тмутаракань! Наверное, туда только Макар и гонял своих телят, - Адам улыбнулся, потом вновь посерьёзнел, - Понимаешь... Мы будем проводить всё время в чужом доме... Там всё не то, и всё не так, как здесь, в нашем с тобою жилище... К тому же, подобная работа требует ясности мысли, никто и ничто не должно отвлекать тебя... Поэтому мы не сможем..., - он неожиданно смутился и опустил глаза, - Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду...
   Марк понимал. Что за Безумие! Полное и беспредельное! Адам хочет совсем отказаться от Поистине Сказочных мгновений их 172
   близости на тот период, пока они будут работать! Хорошо, если они закончат роспись быстро, за несколько дней. А если нет?! Что, если их труд затянется на недели или месяцы?! Они же оба просто умрут друг без друга! Если лишить их возможности утолять свой голод друг по другу, желания просто сожгут их заживо! Марк знал, что он не вынесет, если не сможет хоть пару раз в день касаться любимого, целовать его мягкие, пухленькие и такие сладкие губки, обнимать и ласкать его, шептать ему на ушко слова, полные страстной Любви! Он же тогда совсем спятит! Видеть возлюбленного так близко, чувствовать Его, ощущать Его дивный аромат, тепло Его желанного тела, слышать Его голос, такой бесконечно родной, - и не иметь возможности утолить собственную жажду?! Пожирать Его голодным, жадным взглядом, - и даже не мечтать о Нём, пусть и временно?! Нет, это совершенно невозможно!
   Адам прочёл мысли своего возлюбленного по его лицу. Улыбнувшись, ответил:
   - Сокровище моё единственное, это же не навсегда! Только на время! Просто... Я не смогу работать, если позволю себе расслабиться и утратить самоконтроль. А когда ты на меня смотришь, вот как сейчас, словно хочешь меня съесть со всеми потрохами, мне уже не до рисования!
   - Адам, я не уверен, что выдержу без наших умопомрачительных ночей хоть один день, не говоря уж о более длительном сроке! - честно признался Марк, голос был печальным, - Я просто с ума схожу по тебе! Я хочу тебя, как ненормальный, хочу постоянно и ежесекундно! Для меня станет пыткой работать с тобой бок о бок и даже не обнять тебя, не поцеловать хоть раз! Жизнь моя, я безумно люблю тебя, разве я смогу так долго не прикасаться к тебе?!
   Юноша обхватил руками лицо художника и, глядя ему в глаза, страстно, горячо заговорил:
   - Любимый, прости, я знаю, я всё-всё знаю! Но иначе нельзя! Потерпи немножко, это всего лишь на несколько дней! Совсем чуточку! Мы будем работать много и быстро, и скоро всё закончим! Я не знаю размеры объекта, который нам предстоит расписать. Но даже самый большой кусок работы можно сделать максимум дня за три, если выполнять её без длительных перерывов. Можешь мне поверить! Я долго занимался разработкой рекламных щитов на улицах, а этот процесс отнимает уйму времени и сил. И то, ухитрялся всё закончить дня за четыре, это потолок! Так я тогда работал один, а теперь нас двое, понимаешь, двое! - на прекрасном лице появилась плутоватая, искристая, очень соблазнительная, влекущая улыбка, - Зато потом, когда мы закончим... Обещаю, у тебя будет столько десерта, сколько ты не видел и не пробовал за всю свою Жизнь! - малахитовая синь прекрасных глаз зажглась огнём. 173
   - Тогда я хочу получить часть десерта прямо сейчас! - голос Марка хриплый от Страсти и желания.
   Притянув к себе взъерошенную чёрную голову, художник стал целовать возлюбленного, бешено, безумно. Адам с готовностью покорился его невероятному натиску, отвечая на Сумасшествие Марка своим собственным.
   Долгая осенняя ночь пролетела для обоих, как единый миг. На этот раз Слияния как такового не было, они решили повременить с этим, немножко приучить свои собственные тела обходиться без полного контакта, чтобы потом легче было выдержать его невозможность, находясь в чужом доме, когда посторонний нескромный взгляд мог их увидеть, проникнуть в их Тайну. Но ведь достигнуть Завершённости, Полного Удовлетворения и того же самого Слияния можно и не прибегая к полному контакту. Оба понимали это, знали, каким образом можно подобного добиться. Все последующие часы были отданы лихорадочным, до Сумасшествия страстным, неистово жадным поцелуям. Поцелуй - тот же контакт, не менее тесный и полный, чем телесный, он тоже доставляет бездну невероятного наслаждения, рождает внутри тебя совершенно необыкновенные, фантастические ощущения, особенно, если ты целуешь безмерно любимого тобой Человека, а Он целует тебя!
   Художник, ни на мгновение не отрываясь от любимых губ (о, какие же они сладкие, какие соблазнительные, целовать бы их и целовать до Бесконечности!), поднялся, перевернулся так, чтобы Адам оказался снизу, сверху прижал его собой. Эта поза позволяла ещё полнее прочувствовать друг друга, слиться с ещё большим Безумием. Оба слышали неистовое биение сердец друг друга, ощущали дрожь собственных тел, которые беспощадно терзал страстный ураган, оба чувствовали, что вот-вот лишатся чувств в объятиях друг друга, сойдут с ума от этого невообразимого наслаждения, от его полноты и завершённости. Они не могли оторваться друг от друга, их губы лишь на мгновение разъединялись, чтобы глотнуть воздуха, и сливались вновь с ещё большей Страстью. Они понимали, что так целоваться нельзя, что это может привести к неизвестным последствиям их собственные организмы, но ничего не могли с собой поделать! Им хотелось целоваться, целоваться до потери пульса, зацеловать друг друга до смерти, им хотелось съесть одному другого, выпить душу и сердце, всё Существо друг друга! Марк и Адам поглощали один другого с алчностью абсолютно голодных существ, они не могли насытиться, не могли остановиться, не могли утолить собственную жажду обладания друг другом, сколько её ни утоляли, им хотелось большего, неизмеримо большего!
   - Сладкий мой, какой же ты сладкий! - Марк очень нежно провёл самым кончиком языка по внутренней стороне губ возлюбленного, 174
   касаясь самого чувствительного места, ощущая, как Адам весь дрожит, - Самый сладкий, вкусненький, любимый!
   Художник испытывал невероятное, ни с чем не сравнимое Блаженство, осыпая неистовыми, жадными поцелуями лицо юноши, ощущая на своих губах неповторимую, горьковатую, опьяняющую сладость его губ. Как он жаждал этого! Жаждал каждое мгновение собственной Жизни! Губы любимого - это Чудо из Чудес, их поцелуй - это Небесный Нектар, который ты готов пить и пить до скончания своего века, потому что не в силах оторваться, сколько бы ты не пил его, тебе всегда хочется ещё и ещё, и ещё!
   Морфей посетил их, как всегда, совершенно неожиданно. Вконец обессиленные, они просто нырнули в сон, сами того не заметив. Они уснули, не разомкнув объятий, слившись в своём немыслимо страстном поцелуе, Поцелуе Любви.
  
   Утро разбудило их проливным дождём, низвергавшемся из тёмной громады тяжёлых свинцово-чёрных туч, с оглушительным грохотом барабанившим по железу подоконника.
   Оба практически одновременно проснулись и открыли глаза. Повернувшись к возлюбленному лицом, Марк нежно ему улыбнулся, получив в ответ столь же нежную улыбку.
   - Привет!
   - Привет!
   - Дождь идёт, - художник недовольно сморщился, - Ненавижу осень, она вгоняет меня в дикий депресняк, вокруг так серо и уныло, никуда даже выходить не хочется, и всё время тянет поспать! Не знаю, почему Пушкину она казалось "очей очарованьем", я в этом времени года ровным счётом ничего очаровательного не вижу! Брр! - его передёрнуло.
   - Ты ворчишь, как столетний старик, - засмеялся Адам и ласково поцеловал любимые губы.
   Как всегда этот поцелуй, при всей своей мимолётности, незамедлительно разбудил в художнике желание, которое, впрочем, никогда не спало, лишь иногда дремало, да и то, что называется, вполглаза, чтобы при малейшем толчке (а таким толчком могла стать даже просто мысль об Адаме, не говоря уже о его присутствии рядом с Марком!) вырваться наружу и захватить мужчину в плен. Он потянулся к юноше, обхватил руками его лицо, попытался поцеловать ответно, однако парень уклонился.
   - Марк, Марк, не сейчас, прошу тебя!
   - Ну, почему не сейчас? Что нам может помешать? Мне очень хочется поцеловать тебя, прямо аж невмоготу, как хочется! Если я тебя сейчас, немедленно, не поцелую, то с ума сойду! Я только поцелую тебя, ничего больше! Вчера, помнится, тебе это очень 175
  
   даже понравилось, я видел твои дикие глазищи, ты едва не слопал меня живьём! Выходит, тебе можно меня целовать, а мне нет? Так нечестно! Вчера я получил самый вкусный десерт на свете, в Жизни такого не пробовал, причём, в неимоверном количестве, а сегодня ты лишаешь меня даже малой его толики! Я сластёна, хочу продолжения, очень хочу! Я не насытился вчера! - Марк изобразил шутливое негодование и с деланной обидой поджал губы.
   Адам плутовато улыбнулся, в глазах зажглись озорные искорки.
   - Ну, ладно, так и быть, дам тебе ещё немножко, - смилостивился он, - Только не увлекайся! Не забудь, нам сегодня предстоит важная встреча с заказчицей. Нужно быть трезвыми, с ясной головой и твёрдыми руками.
   - Я не забыл. Но до пяти вечера ещё уйма времени, ещё сто раз успеем протрезветь! Не волнуйся, мы предстанем перед этой женщиной в здравом уме и твёрдой памяти, - немного пафосно и театрально продекламировал Марк, - Хотя... Я не знаю, надолго ли хватит моей трезвости рядом с тобой... Тем более, ты должен уступить мне, нам так нескоро представиться возможность побыть друг с другом наедине, как вот сейчас, когда никто и ничто не сможет помешать нам наслаждаться нашей близостью, дарить друг другу часы Несказанного Блаженства! Дай мне поцеловать тебя, прошу! Только раз! Всего один-единственный раз, а потом, обещаю, я постараюсь держать себя в руках и не стану приставать к тебе! Пожалуйста! - глаза художника с такой мольбой смотрели на любимого!
   Ну, разве мог Адам отказать Марку в его горячей просьбе! Ведь он сам без Памяти любил мужчину, сам не меньше его жаждал вновь испытать невероятные ощущения, которые дарила ему их близость!
   - Хорошо, - согласился он, сдаваясь, - Но только раз! А потом ты, как обещал, будешь хорошо себя вести и держаться в рамках приличий!
   Марк ничего не ответил. Сходя с ума от безумного желания, он припал к губам Адама с невероятной Страстью, дикой, неудержимой и опасной. Юноша моментально воспламенился и ответил на этот алчный поцелуй любимого с ещё большим неистовством.
   Как трудно, невероятно трудно, им было ограничиться лишь одним поцелуем! Как хотелось целовать одному другого ещё и ещё, так, чтобы остановилось сердце, чтобы умереть в объятиях друг друга, не отрываясь от любимых губ ни на миг! Но надо!
   Адам нашёл в себе силы отстраниться от возлюбленного. Он тяжело дышал, в потемневших глазах - дикая, безумная Страсть.
   - Перестань, хватит! Хорошенького понемножку! Надо готовиться, настроиться на рабочий лад. Нельзя всё время думать только о Любви, этак далеко не уедешь! - перевёл дух, сказал с улыбкой, - Ты такой ненасытный! 176
   Марк любовно, ласково взъерошил густые короткие прядки на макушке парня:
   - Сам виноват! Нечего быть таким соблазнительным и аппетитным! Я прямо удержаться не могу, когда вижу тебя! Даже, когда тебя нет рядом со мной, я всё равно чувствую твоё присутствие! Ты воспламеняешь меня так, что я становлюсь просто сам не свой! Твои глаза, волосы, твоё лицо, твои губы, твоё тело, твоя душа, твоё сердце, твой разум, - абсолютно всё в тебе подобно Прекраснейшей Песне, мотив которой я готов слушать Вечность!
  
   - Марк, помоги мне, пожалуйста, выбрать кое-что, - попросил Адам, - Карина пожелала взглянуть на мои работы. Ей хочется проследить Путь моего Мышления, - парень улыбнулся, - Интересно, что она увидит? Давай перед отъездом к ней зайдём ко мне домой, пересмотрим мои рисунки. Ты поможешь мне выбрать наиболее, на твой взгляд, удачные и интересные. Ты - Настоящий Мастер, ты очень тонко чувствуешь каждую грань того, что отображаешь, ты видишь предметы, людей, явления изнутри, заглядываешь в их тайный, скрытый от посторонних глаз Мир, приподнимая над Ним завесу, чтобы мы, простые смертные, узрели то, чего прежде не замечали и даже не подозревали того, что этот самый, Другой, Мир может существовать бок о бок с нашим собственным.
   Марк смущённо потупился. С одной стороны, он не привык к подобной оценке своего Творчества (да, критики превозносили его работы, порой, до небес, но художник не склонен был очень уж доверяться их оценкам и суждениям. Критики, особенно, критики от искусства, слишком поверхностны, они видят лишь то, что способно уловить их ограниченное зрение, то же, что лежит глубоко внутри, за красивой ширмой, от них сокрыто. А ведь именно там, в глубине, и лежит истинное понимание произведений любого Творца, будь то писатель, художник, как он сам, или же простой инженер. Тем более удивительно, что Адам, который так молод и, в сущности, ещё очень неопытен как живописец, но обладающий Невероятным Талантом, который сродни Дару, смог уловить эти глубинные, спрятанные грани, и не только уловить, но и понять их!), а, с другой - художнику необыкновенно льстило подобное высказывание возлюбленного, чьё мнение Марк очень и очень высоко ценил (юноша оказался вообще единственным Человеком, чья точка зрения на тот или иной предмет была интересна художнику, единственным, к кому он прислушивался, и Адам это знал).
   Дома юноша извлёк из книжного шкафа объёмистую потрёпанную картонную папку бледно-серого цвета без каких-либо опознавательных надписей, перевязанную красной лентой. Протянул её Марку: 177
   - На вот, посмотри пока, а мне надо переодеться. Не могу же я идти туда в таком виде. Я быстро! - Адам умчался в спальню.
   Марк опустился на диван, раскрыл папку. Но, рассматривая рисунки и эскизы, коих было собрано здесь превеликое множество, написанных в разной манере и с применением разнообразных материалов, от грифеля до акварели, художник словно бы не видел их. Его мысли целиком и полностью сосредоточились на любимом, он просто не в состоянии был думать о чём-либо ещё, кроме его восхитительного тела, влекущих губ, необыкновенных глаз. Художник безумно желал его, и это несмотря на то, что они целую ночь напролёт, до самого утра, не выпускали друг друга из жаркого плена объятий и подарили один другому столько поцелуев, сколько хватит на сотни десятков Жизней! Он грезил об Адаме наяву, мечтал о нём, жаждал повторения того, что они пережили предыдущей ночью! Марку невыносима была сама мысль о том, что нынешней ночью они не смогут быть вместе, как было всегда, что он не сможет обнимать возлюбленного, целовать его и ласкать, что он не услышит его стонов и всхлипов, его страстного, сводящего с ума шёпота, когда бесконечно любимые губы, задыхаясь от невообразимого наслаждения, произносят его имя! Он не знал, как сможет пережить долгую невозможность этого! Марку было очень и очень плохо, когда Адама не было три дня, он тогда чуть не умер! Но в тот раз художника грела Надежда на его скорое возвращение, он ждал его, зная, что когда любимый вернётся к нему, он воздаст Марку стократ за своё вынужденное отсутствие и за ту невыносимую Боль, которую это отсутствие ему причинило! А сейчас... Они будут рядом, будут видеть и слышать друг друга, касаться один другого, говорить... Но не смогут ни целовать друг друга, ни ласкать, вообще ничего не смогут! Вот, что ужаснее всего! Это всё равно, что сладкоежке любоваться выпечкой тортов по телевизору! Глаза-то видят, а вот на вкус любимое лакомство не попробуешь! Только смотри да облизывайся!
   Адам, возвратившись в комнату, увидел, что его возлюбленный, хоть и держит в руках его рисунки, но не смотрит на них; его мысли обитают где-то далеко, в глазах - страдание и Боль, словно Марк думает о чём-то неприятном и мучительном для него.
   - Милый, что с тобой?! - юноша стремительно приблизился к нему, порывисто обнял, заставил взглянуть в свои глаза, - Ты такой грустный! Тебя что-то гнётет, я же чувствую, ты сегодня весь день сам не свой! Может, я смогу помочь?
   Марк смотрел в его синие-синие, такие прекрасные глаза, самые любимые на свете, и чувствовал, как горло перехватывает железный обруч, сжимает так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть.
   - Я люблю тебя! - рыданием вырвалось у него, - я так тебя люблю! Я... Я постараюсь сдерживать себя, постараюсь! Но... Мне это так трудно, так трудно! 178
   Из этого бессвязного лепета Адам понял, что угнетало любимого. Его самого невозможность их близости, хоть и временная, отнюдь не приводила в восторг, напротив, юноша сам не знал, как переживёт это мучительное для них обоих время. Он даже стал подумывать о том, чтобы вовсе отказаться от всей затеи. Ну, и что, что они не заработают больших денег, если не станут работать в доме у этой женщины? Зато они не будут сходить с ума от того, что не смогут осуществить своё непреходящее, неизбывное желание обладать друг другом! Марк такой хрупкий! Если даже для него, Адама, это временное воздержание станет настоящей пыткой, то легко себе представить, каково придётся его любимому! Он же и вовсе спятит!
   С глубочайшей Любовью и нежностью юноша гладил лицо художника.
   - Любимый, если это так тяжело для тебя, давай откажемся от всего, а? Зачем нам деньги, добытые такой ценой?! Мы найдём другой способ заработать, пусть он принесёт меньший доход, зато не лишит нас обоих возможности проводить ночи в объятиях друг друга. Я сам тебя очень и очень люблю, я готов пойти на что угодно, лишь бы тебе было хорошо, только бы не причинять тебе Боль!
   Марк слушал возлюбленного, и от его тёплых, искренних слов на душе у него стало много теплее, а невозможность проводить вместе ночи уже не казалась такой пугающей и безысходной. Художник нежно улыбнулся, обхватил руками безмерно любимое лицо:
   - Нет-нет, что ты, милый, что ты! Даже не думай отказываться от этой затеи! Прости, я слегка разнюнился, вот и говорю невесть что! Наша Любовь не должна мешать делу! Ты уже согласился, неудобно теперь идти на попятную. Это же, в самом деле, не навсегда! Просто... Я иногда становлюсь эгоистом и очень, очень неохотно отказываюсь от тех удовольствий, к которым привык, которых требует всё моё Существо! - Марк поцеловал любимые губы. Его поцелуй, хоть и краткий, был исполнен невероятной Страсти.
   Ответ Адама был столь же стремительным и неистовым.
   - Извини, я так и не просмотрел твои рисунки, - в голосе Марка звучала неловкость, - Просто не смог, мысли всё время вертелись вокруг невозможности нашей близости.
   Адам тепло улыбнулся:
   - Ничего, милый, ничего, я всё-всё понимаю! Давай тогда посмотрим вместе, так даже лучше.
   Теперь, немного успокоившись, Марк уже мог осмотреть работы возлюбленного внимательно и скрупулёзно, не упуская ни малейших деталей и штрихов. Он видел кое-что из его рисунков прежде, и то, что он видел, приводило художника в невероятный восторг и трепет. Сейчас же Марк получил возможность ещё ближе познакомиться с Творчеством Адама, узнать те его работы, каких прежде не знал, лучше понять его Видение Мира, его ощущения и 179
   представления. Держа в руках эту папку, художник ощущал себя так, словно находился в Храме. Он прикасался к Святыне, он зрил и обонял Её, впитывал каждой крохотной частичкой самого себя Её Несравненную Красоту! Работ было очень много, каждая последующая кардинально отличалась по технике и цветовой гамме от предыдущей. Тематика рисунков была невероятно разнообразна: Любовь, Природа, Религия, Космос, встречались и некие фантасмагоричные наброски - путешествия в глубины человеческого Подсознания, они пугали своей реалистичностью, являлись одновременно и жуткими, и притягательными. Много было рисунков, выполненных акварелью, но ещё больше - тех, которые Адам делал углём или грифелем простого карандаша (сказывалась любовь юноши к гравюре, в которой он однажды признался Марку). Художник смотрел на них в немом восторге, в каком-то пьяном восхищении. Какие потрясающие работы! Как глубоко и ясно этот необыкновенный мальчик понимает Мир, его хаос и аморфность линий! Сколько Истинной Зрелости в его Искусстве! Всего каких-то двадцать восемь лет назад он пришёл на эту Землю, а видит Её так, словно прожил не меньше восьмидесяти! И в то же время, по его рисункам видно, что Адам совсем ещё юн, у него чистейшая душа и сердце, кристальное, как родник, только вода в этом роднике необычайно горячая, живительная и свежая!
   - Тебе нравится? - в сильном волнении спросил юноша. По лицу своего возлюбленного он видел, что Марк в совершеннейшем восторге от его живописи, но ему очень хотелось услышать от него оценку увиденного.
   - О, Адам, это... Это..., - на глаза художника навернулись слёзы, - Это..., - он шумно выдохнул, - Я не знаю, что сказать... У меня слов не хватит!
   Солнечная, столь любимая Марком улыбка, засияла на прекрасном лице:
   - Значит, тебе действительно нравится то, что ты видишь!
   - Нравится?! Не то слово! Твои рисунки... Это же... Это Шедевры! Настоящие Произведения! Я такого прежде никогда не видел и вряд ли увижу хоть когда-нибудь! Ты - Гений, ты знаешь это?! - в восторженном порыве художник схватил любимого в объятия и так крепко обнял, что едва не сломал парню рёбра.
   - Тише, тише, медведь этакий, раздавишь меня совсем! - смеясь, Адам пытался вырваться из его объятий, но не мог, - Милый, нам пора, не то опоздаем. Нехорошо опаздывать к клиенту, это дурной тон.
   Марк выпустил парня.
   - Да, пожалуй, ты прав, запаздывать действительно нехорошо. Я предлагаю захватить всю папку, пусть эта женщина составит себе более полное представление о тебе, как о художнике. 180
   Упаковав папку с работами Адама в большую чёрную спортивную сумку, где уже находились краски, уголь в картонной коробке, кисти, строительный шпатель и грунтовка для выравнивания поверхности, на которую предстояло наносить рисунок, они отправились на встречу.
  
   Карина с самого утра пребывала в состоянии крайнего волнения. Хорошо, что сегодня она смогла, наконец-то, выпросить, чуть ли не вымолить, у шефа выходной день, придумав какую-то важную причину, сославшись на собственное нездоровье! В принципе, она была хорошим работником, исполнительным и толковым, многое делала для процветания компании, и директор решил пойти ей на некоторые уступки, ведь Карина практически никогда не брала неурочных выходных, только в совсем уж непредвиденных случаях.
   Женщина в сильном возбуждении бегала взад-вперёд по своей новой квартире, поминутно глядя на изящные наручные часики (подарок бывшего любовника, с которым они разошлись около полугода назад по причине несходства характеров. Во всяком случае, так они объявили своим знакомым и родственникам. На самом же деле, всё было гораздо прозаичнее, если не сказать, пошлее. Карина обладала бешеным темпераментом испанки, ей требовался изобретательный и выносливый мужчина, обладающий неукротимой энергией, под стать ей самой, который бы смог удовлетворить неукротимую Страсть этой женщины. Её любовник, человек холодный, тяжёлый и неповоротливый, не являлся идеальным партнёром для Карины, она покидала его объятия уставшей и голодной, не найдя выхода тому урагану чувств, который бушевал в ней. Ясное дело, долго так тянуться не могло. В один прекрасный день обоим до ужаса надоела вся эта тягомотина, и они полюбовно расстались. С тех пор Карина не заводила никаких отношений, страшась повторения пройденного, хоть и надеясь втайне, что ей когда-нибудь встретиться достойная её партия).
   Адам, фотографию которого женщина видела на компьютере своей коллеги, произвёл на неё глубочайшее впечатление. Этот синеглазый мальчик был настолько красив, что при одном лишь воспоминании о нём у Карины перехватывало дыхание, а сердце начинало биться намного чаще и сильнее, чем следует. Интересно, каков он в реальной Жизни? Вдруг, та фотография обработана в "Фотошопе", и на поверку Адам окажется вовсе не так уж прекрасен?! Вообще, сомнительно, чтобы такая немыслимая Красота встречалась среди живых людей! Просто Элле Вельмировой захотелось немножечко приукрасить своего сыночка, её вела слепая материнская Любовь, которая, как известно, не видит недостатков, даже, если для всех остальных эти самые изъяны очевидны. Вобщем, подождём с выводами! 181
   Целый день Карине казалось, что время стоит на месте, никуда не движется. Ну, в самом деле, когда уже будет пять часов?! Это же невыносимо, столько ждать!
   Чтобы занять себя хоть чем-то и не глазеть на циферблат (Карине казалось, она там скоро дырку глазами проделает!), женщина ещё раз внимательно осмотрела своё новое жилище на предмет порядка и чистоты (она пока ещё не переселилась сюда окончательно, просто перевезла кое-какие вещи, немного мебели и кое-что из предметов интерьера). Вроде бы, везде чистота. Оглядела саму себя в большом овальном зеркале в старинной раме, висевшем на стене у трюмо, напротив окна. Осмотр удовлетворил. Красавица, что и говорить! Тёмно-бардовое, цвета вина, бархатное платье, короткое, с достаточно глубоким декольте, выгодно подчёркивало все достоинства хрупкой точёной фигурки, являя взорам роскошный высокий бюст, соблазнительно выглядывающий из выреза (однако не настолько сильно, чтобы это смотрелось вульгарно). Стройные ножки обуты в хорошенькие замшевые туфельки на небольшом каблучке. Тёмное золото кудрей роскошным водопадом стекает по плечам и спине, светло-карие глаза задорно блестят. Не удержавшись, Карина послала своему отражению в зеркале воздушный поцелуй. Ну, теперь держись, красавчик мой синеглазый! Не устоишь, это уж как пить дать! Не я буду, а ты достанешься мне и только мне!
   Когда в дверь постучали, Карина вся встрепенулась. Вот оно! Пришли! Наконец-то!
   Каблучки торопливо застучали по паркету пола. Женщина открыла дверь. Увидела на пороге двух мужчин, одного старше, лет сорока, может, чуть больше, второй оказался совсем молоденьким, не больше двадцати, ну, максимум, с небольшим хвостиком. На лестничной площадке хватало освещения, чтобы хорошо рассмотреть пришедших. Так, тот, что постарше, очень даже ничего из себя, такой высокий, стройный, совершенно роскошная блондинистая шевелюра, большие глаза. Весьма и весьма привлекательный! Перевела взгляд на второго... И застыла на месте! Мама дорогая! Кто это?! Что за небесный Ангел спустился к ней со своей Вышней Обители?! От его Красоты можно было сойти с ума, Она была совершенно нереальной, невообразимой, нет, даже не сказочной, потому что и в сказках подобной не встретишь! Это что - сон?! Она спит?!
   - Добрый вечер! - поздоровался юноша. Карина мгновенно узнала его голос. Это с ним она говорила по телефону в прошлый раз. Значит, это и есть тот самый Адам!
   - Добрый...вечер! - пролепетала женщина, с трудом приходя в себя от ступора, в который её вогнало лицезрение необыкновенного молодого человека, стоявшего у её дверей.
   - Я Адам Вельмиров. Мы с Вами договаривались о встрече. 182
   - Да, да, конечно, я не забыла. Заходите! - Карина гостеприимно распахнула дверь.
   Посетители вошли.
   Квартира Карины состояла из двух комнат и большой вместительной прихожей. Не сказать, что очень уж роскошные апартаменты, но, в общем и целом, впечатление производят благоприятное.
   - Вот и моя обитель! - с улыбкой представляла женщина своё жилище, - Конечно, не покои английской королевы, но мне здесь нравится. Ещё пока что не совсем сюда переехала, хочу окончательно доделать интерьер. Потому и пригласила вас. Мне думается, если расписать стены, здесь станет гораздо уютнее и теплее. Понимаете, мне хочется добавить некий элемент сказочности, что ли! Тематику предоставляю выбирать вам. Присмотритесь к помещению, оцените его размеры, прикиньте и взвесьте все нюансы, которые могут возникнуть во время работы. Поселиться можете здесь же, у меня в спальне есть большая кровать, она таких размеров, что на ней запросто разместится рота солдат, причём, совершенно свободно, и даже ещё немного места останется в запасе, - она задорно, переливчато засмеялась, - Мне подумалось, для вас будет удобнее, если не нужно тратить время на дорогу сюда. Вы сможете работать столько, сколько необходимо, не отвлекаясь на всякие мелочи, вроде проезда общественным транспортом или машиной. И здесь вас никто не станет беспокоить по пустякам. Я живу одна, родственники все обитают в других городах и странах. Так что, располагайтесь в своё удовольствие! - Карина перевела дух, - Ну, вот, кажется, теперь сказала всё, что собиралась. У вас есть какие-нибудь пожелания или просьбы?
   Марку показалось, что она как-то особенно выделила последнее предложение. А, может, ему только так показалось...
   - Да нет, - ответил Адам, - Никаких пожеланий и просьб, кроме, разве что одной, о ней я уже упоминал в нашем телефонном разговоре: не дёргать нас по пустякам. Мне очень не нравится постороннее присутствие во время моей работы. Я благодарю Вас за тёплый приём, оказанный нам, и за предоставленную возможность осмотреть Ваше жилище. Теперь давайте договоримся о стоимости. Материалы наши, но за это я с Вас денег не возьму. Только за работу. Квартира не очень большая, площадь стен тоже не особенно велика. Я думаю, мы закончим роспись полностью дня за три, максимум четыре. Сегодня какой день? Вторник? Значит, в субботу можете прийти, глянуть, что у нас получилось. Если Вас всё устроит, тогда вы заплатите нам триста долларов. Цена приемлемая, если заказывать художников в частных фирмах, выйдет в разы дороже, к тому же, с Вас ещё могут взять деньги за материалы и вызов специалиста на дом. Не верите, можете посмотреть в Интернете или почитать в газетах, сколько стоят подобные услуги. Я-то знаю, 183
   интересовался. Деньги отдадите только в том случае, если Вам понравиться работа. Если нет, мы можем всё переделать так, как Вам захочется. Договорились?
   Карина не верила своим ушам. Триста долларов! Всего-то?! Да, дёшево ценит парень свой талант, очень дёшево!
   - Конечно, согласна!
   - Вот и прекрасно! Если Вы не против, мы приступим прямо сейчас. Время дорого и Вам, и нам, - Адам неожиданно улыбнулся, Карину словно обдало всплеском ярчайшего света, - Да, кстати, Вы просили принести мои работы. Можете взглянуть, они все в этой папке, - юноша извлёк из сумки, оставленной в прихожей, папку и протянул её заказчице, - Заберите её с собой, вернёте в субботу, когда придёте принимать заказ. Ну что ж, всего доброго!
   Карина поняла, что разговор окончен. Ни тебе больше улыбок (эх, улыбнулся б ещё хоть разок!), ни "прощалок", - ничего! Сухо и официально! К немалой досаде женщины, парень, похоже, вообще не заметил, какая аппетитная штучка перед ним! Карина не увидела ни малейшей заинтересованности в невероятных синих глазах. Обидно! А вот её этот потрясающий мальчик очень даже заинтересовал, слишком заинтересовал! Такой обворожительный, такой сладкий, такой вкусный, ах, так бы и съела его! Но, ничего не попишешь, надо убираться восвояси.
   "Ну ничего, ещё не вечер! Я тебя заарканю, стервец ты этакий, мой будешь! Мой! Мой! Мой!".
   Карина ушла. Марк закрыл за ней дверь.
   - Симпатичная дамочка, - вскользь заметил он, поворачиваясь к Адаму.
   Тот уже достал грунтовку, шпатель, кувшин для воды и направлялся со всем этим в ванную. Грунтовку было необходимо смешать с водой в равной пропорции, чтобы получилась однородная масса, которую затем надо будет аккуратно нанести на поверхность стены, чтобы выровнять её. Если этого не сделать, краска может лечь плохо, рисунок получиться или кривым, либо не выйдет вовсе. Этот же принцип Адам применял при рисовании рекламных щитов, размещаемых на улицах.
   - Не знаю, не заметил, - холодно отозвался тот.
   - По-моему, она на тебя запала. Ты бы видел её глаза, когда она тебя увидела на лестнице! У меня такие же были, когда я впервые глянул на тебя тогда, на моей лекции!
   - Не городи ерунды! - нетерпеливо вскинулся Адам, - Ничего она на меня не запала! Скажешь тоже!
   Парень начал злиться, это Марк очень хорошо почувствовал. Ну да, дело снова касалось его облика. Адам просто из себя выходил, когда Марк затрагивал эту тему. Художник порывисто обнял юношу, нежно чмокнул его в нос: 184
   - Любимый, ну перестань ты кипятиться, когда кто-то обращает внимание на тебя! Привыкай к этому! Что ж поделать, если твоя Красота реально сводит с ума! Ты такая Прелесть, мимо тебя невозможно пройти мимо! Прости, но так уж есть!
   Адам попытался вырваться из его объятий, но Марк крепко держал его.
   - Ненавижу это! - в сердцах, запальчиво, выкрикнул парень, - Ненавижу! Меня разглядывают, точно я диковинка на базаре! Если б ты знал, как мне хочется стать безобразным уродцем, горбатым и кривоногим! Как я был бы счастлив, стань я таким! Счастлив! - Неожиданно Адам всхлипнул и заплакал, спрятав лицо на груди Марка.
   - Ну, ну, хороший мой, успокойся, не надо! - художник очень-очень ласково, любовно прижимал к себе чёрную голову, гладил густые тёплые его волосы, - Люди, к сожалению, всегда обращают внимание только на казовую сторону, не вникая в Суть. Мир несовершенен. Но мы можем сделать Его лучше! Наша Любовь облагородит Его, вдохнёт душу под безжизненную маску лицемерия, скрывающую Его лицо! Я люблю тебя больше всего и всех на свете! Всегда любил, и всегда буду любить! Люблю твою душу и сердце, твой ум и всё, что у тебя внутри! Это я не променяю ни на какие сокровища Вселенной! Ты Бесценнее их всех!
   Слова Марка, искренние, полные безграничной, глубочайшей Любви к нему, были для Адама подобны целительному бальзаму, приложенному к открытым ранам на теле умирающего. Он поднял голову и посмотрел на Марка. Глаза так засияли, в них светилась такая Любовь, что художнику самому захотелось заплакать от безмерной полноты собственного Счастья.
   - И я тебя люблю! - тихо прошептал Адам, - Очень-очень люблю!
   Марку неудержимо захотелось поцеловать любимого, он просто не мог ничего с собой поделать! Художник припал к его губам прежде, чем юноша смог что-то возразить или попытаться остановить его. Марк целовал возлюбленного требовательно, горячо и настолько страстно, что Адама охватило бешеное желание забыть про всё на свете, забыть про собственный запрет, и отдаться любимому прямо сейчас, не медля ни мгновения! Но что-то удерживало его от того, чтобы поддаться сильнейшему искушению сделать это. Возможно, то, что они оба сейчас находились в чужом доме. Вот именно, в чужом, не в своём собственном! Здесь даже стены не такие, они холодные и равнодушные, самый воздух тут дышит чопорным довольством. Совсем неподходящее место для проявления каких бы то ни было чувств вообще, не говоря уже о том, чтобы заняться здесь Любовью!
   Адам с трудом нашёл в себе силы отстраниться от Марка, тяжело, прерывисто дыша, сказал: 185
   - Прости, милый, но... Мы не можем заниматься этим здесь, в этом доме. Я знаю, нам обоим будет тяжело, но придётся выдержать. Четыре дня, всего лишь четыре дня! А потом... Потом мы сможем дарить друг другу Несказанное Блаженство Вечность! - он попытался улыбнуться, но Страсть сковала мимику, вышла лишь кривоватая полуулыбка.
   Они дружно взялись за работу. Спальню решили расписать сценой из "Одиссеи" Гомера, той, где повествовалось о сиренах, чьи сладкие голоса заманивали корабли на рифы, и едва не погубили судно, на котором плыл сам Одиссей, возвращавшийся из плена морской нимфы. Поначалу Марк не был убеждён в том, что у него самого что-нибудь вообще получится, но потом, глядя на Адама, наблюдая, с какой уверенностью тот водит углём по стене, намечая контуры будущего полотна, исполнился Надежды, что у них всё пойдёт, как по маслу. Ведь их же двое! А вдвоём с любимым они, о, завоюют все Миры Вселенной, не то, что стены распишут!
   Работая, Марк украдкой, незаметно для парня, любовался им. Как он прекрасен, непостижимо, нечеловечески прекрасен! Сколько в его облике фантастического и сказочного! Одни эти невероятные синие глазищи чего стоят! Глядишь в них, как в зеркало, и видишь Мудрость Времён и в то же время взгляд их юн, полон страстного огня, манящей Чувственности, соблазнительной Неги! А это тело, которое хочется ласкать и ласкать, эти губы, за один поцелуй которых с лёгкостью, не задумываясь ни на секунду, отдашь всё на свете, даже собственную Жизнь! Его любимый весь - Чудо, самое невероятное из всех Чудес, какие только бывают!
   Адам, закончив делать наброски углём, взял в руки кисть и задумался, решая, как лучше теперь воплотить их замысел в цвете и формах. Машинально сунул обратный кончик кисти в рот, слегка прикусил его. Отошёл чуть дальше, чтобы полнее видеть и представлять всю картину в целом. Прищурил один глаз.
   Марк с нежной улыбкой смотрел на него. Он такой хорошенький, у него такой забавный вид! Ну, как тут удержаться и не расцеловать эту чудную мордашку прямо сейчас!
   - Я предлагаю добавить в фон больше серого. Смешав его со светло-коричневым, получим особый оттенок меди. Небо над кораблём Одиссея должно быть именно таким, словно оно предупреждает героя о грозящей ему опасности. Я видел точно такой цвет на всех античных фресках в книгах по истории и литературе. Как ты считаешь?
   - Угу, - промычал Марк. Он ответил машинально, не думая, его мысли были заняты сейчас отнюдь не росписью на стене, вообще, не живописью, но чем-то, вернее кем-то, несравненно прекраснее любой картины!
   Однако парень всё же почувствовал на себе его жадный, напряжённый взгляд, взгляд, полный невыразимого восхищения. 186
   - Ты не слушаешь! - улыбаясь, пожурил его Адам. Он знал, о чём думает его любимый! - Марк, если ты не перестанешь
   глазеть на меня, честное слово, я тебя отшлёпаю и поставлю в угол за плохое поведение! Мы работать пришли сюда, ра-бо-тать, так давай займёмся делом, а не дурью будем маяться!
   Пришлось художнику спуститься с облаков на Землю. В самом деле, лучше работать, а не мечтать. Когда ты занят делом, быстрее летит время, значит, ты скорее сможешь закончить и получить то, чего так жаждешь!
   К полуночи они закончили роспись половины стены. Оба устали, обоих клонило ко сну.
   - Пошли спать, завтра допишем вторую половину, - предложил Адам.
   При слове "спать" Марк почувствовал сильнейшую пульсацию каждой клеточки своего тела, особенно ощутимую внизу живота. Вот, что значит, проводить все ночи напролёт в огненных объятиях любимого, целуя Его губы, такие сладкие, такие желанные, сливаясь с Ним в невероятном танце Любви! Не заметишь сам, как настолько пристрастишься, что не сможешь потом даже свыкнуться с мыслью о невозможности этого!
   - Пойдём, - обречённо вздохнул Марк. Эх, жаль он не захватил с собой какого-нибудь снотворного! Выпил, заснул и забылся! Проснёшься только утром, не надо будет мучиться, всю ночь не смыкая глаз, сходя с ума от безмерной алчности собственного желания, чувствуя Его так близко, и не имея возможности даже прикоснуться к любимой ручке, ощутить ответное прикосновение любимых пальчиков! Художнику хотелось завыть в голос! Ну, почему?! Почему Адам такой упрямый?! Почему он поставил между ними этот непонятный запрет?! В самом деле, ну, кому может прийти в голову мысль явиться сюда ночью?! Ладно, ещё днём опасения его возлюбленного можно понять, мало ли, кто придёт, вдруг, Карине что-нибудь понадобиться, и она заглянет мимоходом? Но ночью! Они же совершенно одни в доме, только Адам и он, Марк, - всё, больше ни одной живой души!
   Кровать, в самом деле, была таких размеров, что не то, что роту солдат, целую дивизию, если не две, можно смело разместить. Просто огромная кроватища!
   - Ничего себе! - восхитился художник, - Вот это ложе! Королевская кроватка!
   Адам улыбнулся:
   - Да уж! Наверное, захоти мы дотронуться друг до друга, пришлось бы с фонарём искать!
   "А я тебя и так найду без всякого фонаря!" - подумал Марк.
   Какая кровать! Сколько места для них двоих! О, тут просто раздолье для Любви, можно принимать какую хочешь позу, раскидываться, как вздумается, можно овладевать друг другом до бесконечности, не опасаясь свалиться и сломать себе и любимому что-нибудь! 187
   Они легли, не раздеваясь, каждый со своей стороны. Отвернулись лицом друг от друга, чтобы легче было не поддаться Соблазну. Напрасно! Всё равно они видели и чувствовали друг друга, даже не смотря один на другого!
   Какая пытка находиться столь близко от самого любимого на свете Существа, и не обнять Его, не приласкать, не поцеловать, не шептать Ему на ушко всю ночь безумные признания в Любви!
   Они пытались заснуть, но не могли. Какой уж тут сон! В их сердцах и душах слишком глубоко пустила корни Любовь друг к другу, слишком сильна была взаимная Страсть, слишком безмерно Желание обладать друг другом!
   Марк шумно выдохнул. Его терпение истощилось. Он просто не мог больше ждать! Он хотел Адама со всем Сумасшествием, которое терзало его, буквально разрывая на части! Будь что будет, но он больше не может сдерживать себя, это выше его сил, он всего лишь Человек, а выдержать такое испытание вряд ли бы получилось даже у робота, хоть он и механический!
   - Не могу я так больше! Просто не могу! - простонал художник.
   Вскочив с кровати, он босиком промчался к той стороне, где был Адам. В комнате темно, но чтобы отыскать возлюбленного Марку свет не требовался. Его вело собственное сердце, слышавшее неистовый зов Его сердца. Их сердца всегда пели свою Песнь в унисон, одно вторило другому. Они всегда слушали и слышали друг друга, даже находясь на значительном расстоянии один от другого.
   Жадные, ищущие руки художника почувствовали жар любимого тела, который не могла скрыть даже одежда. Адам весь полыхал, охваченный безумной Страстью и диким желанием оказаться в объятиях возлюбленного, почувствовать прикосновение его губ, вобрав в себя, слиться с ним. Всё было забыто вмиг: и собственный запрет, и то, что они находятся в чужом доме, всё, абсолютно всё перестало иметь значение! Существовали лишь он и Марк!
   Художник схватил руку Адама в свою огненную ладонь, рывком поднял парня с подушки, притянул к себе.
   - Как я ждал этого мгновения! - голос Марка хриплый, он едва сдерживает дрожь, - Как ждал! Как я хочу тебя, если бы ты знал! И пусть меня завтра отправят хоть на расстрел, я с Радостью приму казнь, приму всё, что угодно! Но сегодня, этой ночью, сейчас, ты мой, мой, мой! Теперь не отвертишься, не отпущу тебя никуда, слышишь! Любимый упрямец, невозможный мой мальчишка, ненаглядный, желанный, родной, единственный!
   Художник целовал Адама так, как ещё не целовал никто, это было что-то настолько безумное, что описать подобный поцелуй человеческими словами вряд ли представится возможным! Он не просто целовал его губами и языком, но руками, ногами, всем телом, каждой 188
   своей, самой-самой крохотной, микроскопической частичкой. Марк словно пытался выпить его Жизнь, но в то же время вливал в него собственную. Ответ Адама был полон такой Страсти, что подобное уже граничило с Помешательством.
   Этот поцелуй длился очень и очень долго, просто нескончаемо, обоим уже нечем было дышать, но оторваться друг от друга, чтобы хоть глотнуть воздуха, они всё равно не могли, продолжая целоваться с ещё большим рвением.
   Оба рухнули на кровать. Марк с силой сверху прижал возлюбленного своим телом. Его руки начали стягивать с парня одежду, пальцы дрожали от нетерпения. Скорей, скорей, прочь все эти тряпки, они лишние, они только мешают!
   Оторвавшись от любимых губ, художник стал осыпать лихорадочными поцелуями лицо Адама, его гибкую, стройную шею, двигаясь всё ниже и ниже, неотвратимо приближаясь к самому потаённому местечку этого невообразимо желанного тела. Марк ощущает, юноша напрягся, словно предчувствуя скорый Взрыв, когда ласки любимого доведут его до самого Апогея. Вот и Оно, то самое, столь же невыразимо прекрасное, как и весь Адам! Художник удвоил страстный натиск. Он забыл обо всём и всех на свете, кроме этого потрясающего юноши, которого держал сейчас в своих объятиях, лаская с безудержным неистовством, кого он безумно любил, любил сверх всякой меры, безгранично, до слёз, до Боли, к кому он пылал голодной, дикой, жадной, маниакальной Страстью, сродни Страсти буйнопомешанного! Адам стонал и вскрикивал, выгибался и распластывался, сходя с ума от невыносимой остроты наслаждения. Он едва не умирал в объятиях любимого, не в силах выдержать его бурные, слишком страстные, просто сумасшедшие ласки.
   - Малыш, лапушка мой синеглазый, Ангел неземной, - очень нежно целуя любимое ушко, Марк шептал Адаму страстные слова-признания, он озвучивал то, о чём говорило его сердце, - Люблю тебя, очень-очень-очень!
   Они слились, слились нерасторжимо, намертво. Оба так стремились друг к другу, так жаждали этого, что теперь, когда желанное наконец-то свершилось, они уже не могли разъединиться, остановиться, перестать быть Единством не только душ, сердец и разумов, каким были всегда, но и Единством тел! Оба готовы были умереть прямо сейчас, не размыкая объятий, не отпуская друг друга от себя ни на миллиметр! Они всегда были Одним! Как всегда Им будут!
  
   Глава седьмая.
  
   Золотистая дымка рассвета окутала спящий Мир лёгким маревом тумана. Воздух стал чище, прозрачнее, свежее. Аврора, 189
   взошедшая на свой царственный трон, обняла восток малиновыми перстами, встречая день. Ночь сдала свои позиции, неторопливо удалившись в Царство Сна, ей на смену, блистая неяркой бледно-лиловой красотой, пришло осеннее утро, тихое, спокойно-безмятежное.
   Марк и Адам спали, прильнув друг к дружке, руки художника обняли возлюбленного, голова рядом с его головой, лица так близко одно от другого, что они соприкасаются. Даже во сне, повинуясь движениям сердца и души, художник очень нежно целовал его.
   Адам проснулся первым. Открыл глаза, увидел любимого рядом с собой на подушке. Ласковая улыбка осветила его лицо, глаза смотрят с безграничной Любовью. Осторожно, стараясь не разбудить Марка, выпростал одну руку из-под его руки, мягко, трепетно, нежно отвёл со лба кудрявую прядь, коснулся его губами.
   "Милый, родной мой, хороший, - думал юноша, чувствуя безумный отклик всего своего Существа, когда его пальцы дотрагивались до возлюбленного, - Как же я тебя люблю!".
   Какая напрасная борьба с самими собой, с Неотвратимостью, неизбежной в своей Завершённости! Стоило ли так изводить и себя, и друг друга для того лишь только, чтобы понять всю тщетность собственных попыток и усилий уйти, уклониться от того, от чего нереально ни уйти, ни уклониться?! Ответ однозначный: нет, не стоило! В этой неравной борьбе с собой и своими чувствами невозможно выйти победителями, потому что Любовь нельзя усыпить, если уж Она пробудилась и заговорила, ничто и никто в целом свете не заставит Её молчать! Страсть нереально убить, она Бессмертна и столь же Извечна, как сама Жизнь! Можно хоть до скончания собственного века, хоть до Бесконечности, пытаться сбежать друг от друга, но всё равно не убежишь, потому что бег от Любви - это движение по кругу, причём, круг этот замкнут, он не имеет ни начала ни конца, он движется лишь по одной-единственной оси, и в конечном итоге ты всё равно прибежишь к любимому. Пытаясь оттолкнуться от Него, ты к Нему притягиваешься ещё сильнее!
   Проснувшись, Марк окунулся в бездонную, полную безмерной Любви и нежности, синь огромных глаз, смотревших на него. Улыбнулся возлюбленному, улыбка дышит Абсолютным, Вселенским Счастьем:
   - Доброе утро, солнышко моё! - потянувшись к Адаму, художник очень-очень нежно поцеловал его.
   - И тебе доброго утра!
   - Как не хочется вставать, особенно после такой ночи! Милый, это было... Это... Я не знаю, что это было, как описать подобную ночь словами! Ты меня поражаешь! Всякий раз я не знаю, чего от тебя ожидать! Ты полон сюрпризов!
   Адам улыбнулся: 190
   - Просто сегодня я совершенно потерял власть над собой. Впрочем, Страсть и Самоконтроль - два понятия, которые взаимно исключают одно другое. Я так хотел тебя, что забыл обо всём, кроме одного своего безумного желания отдать тебе самого себя со всеми потрохами!
   - Тогда зачем было столько времени мучить себя, и меня заодно с собой?! - в сильнейшем волнении воскликнул Марк, - Иногда мне хочется поколотить тебя, прямо руки чешутся! Адам, какой ты всё-таки ещё ребёнок! Жестокий, сумасшедший, капризный ребёнок! Ты сам не знаешь, чего хочешь, и готов мучить и себя, и тех, кто тебя любит только потому лишь, что боишься отдаться во власть собственных чувств и эмоций! Ты ведь знаешь, ты прекрасно знаешь, что я без тебя не могу, ну, совсем никак не могу, что я просто умираю без тебя, ты мне нужен, как воздух, нет, даже ещё нужнее! Ты знаешь, что я тебя люблю до Бесконечности, что за один твой поцелуй я отправлюсь на эшафот и с радостью дам четвертовать себя и отрубить себе голову! Ты такой дуралей! Неужели тебе доставляет удовольствие изводить меня?! - В глазах Марка серебристыми бриллиантами блеснули слёзы, он поднялся и сел на кровати, повернувшись к Адаму спиной, чтобы тот не видел этого непрошенного проявления его чувств.
   У парня больно защемило сердце. Он в очередной раз жестоко обошёлся со своим любимым, юноша понимал это. Наверное, так уж он создан Природой! Он всегда будет мучить тех, кого сам безумно любит, всегда будет причинять им невыносимые страдания, сам того не желая! Марку, маме, сестре...
   У юноши сердце кровью обливалось, когда он видел этот взрыв отчаяния и Боли у своего любимого, неудержимо захотелось приласкать его, хоть немного загладить свою вину. Он чувствовал всю необходимость это сделать, не медля ни секунды. Адам ведь сам так сильно любил Марка! Юноша порывисто поднялся с подушки, крепко-крепко обнял возлюбленного, обхватив руками его поникшие плечи, зарылся лицом в густые волосы на макушке, с наслаждением вдыхая их аромат. Марк пах травами и мёдом.
   - Любимый, прости! Ну, вот такой я несмышлёныш, что ж тут поделаешь! Я не знаю, почему я такой, верно, уродился дуралеем! - нежные, летучие поцелуи касались волос Марка, его шеи, кончиков ушей, - Ты ведь простишь меня, правда? - в голосе Адама столько мольбы!
   Конечно, Марк простил его, иначе и быть не могло! Слишком сильно он любил это невозможное, невыносимое создание, это, порой, просто бесчеловечно жестокое дитя!
   Повернувшись к Адаму всем телом, художник обхватил руками его лицо. Глядя в такие громадные и страдающие, такие умоляющие...и такие невинные, младенчески чистые глаза, 191
   внезапно осознал со всей ясностью, что любит этого несносного мальчишку так безмерно и безумно, как невозможно, как нельзя любить, потому что такая Любовь неизбежно ведёт к гибели! Но он готов был принять эту гибель, готов был сгореть в этом сильнейшем, бушующем, неугасимом пожаре заживо! Он был готов ко всему, согласен был пойти на что угодно, только бы это фантастическое, без Памяти любимое им создание, единственный Человечек, которым он дышал и жил, ради которого просыпался по утрам и Творил, делал кучу самых разнообразных вещей, порой, абсолютно сумасшедших, - только бы его Адам всегда был с ним рядом, никогда не оставлял его!
   - Ты, конечно, невозможнейший ребёнок, но я всё равно тебя люблю! - Марк страстно целовал любимое лицо, - Люблю! Как я тебя люблю!
   Обоих вновь обуяло безмерное желание. Они хотели друг друга до Сумасшествия, невзирая на то, что всю прошедшую ночь с таким неистовством занимались Любовью, что это едва не стоило им Жизни, под конец оба потеряли сознание и просто свалились на подушки. В себя пришли только по прошествии двух часов. Два часа! За это время, вправду, можно умереть, а не только впасть в практически коматозное состояние! Но любить друг друга по-другому, тише и спокойнее, у них не получалось. Природа наделила обоих слишком бешеным темпераментом, слишком горячими сердцами и душами. Их Любовь всегда была подобна Взрыву невероятной, просто чудовищной силы. Обоим очень повезло с партнёрами. Если бы на месте Адама или Марка были другие люди, обладающие более холодным нравом, они бы просто сбежали, не в состоянии вынести и сотой доли того огня, что бушевал внутри каждого из этих двоих. Но они не подавляли друг друга, несмотря на столь поразительное темпераментное сходство. Напротив, они взаимно дополняли один другого, между ними царила удивительнейшая Гармония, как телесная, так и духовная, та Гармония, которую практически невозможно просто встретить в нашем бездушном и чёрством Мире, не говоря уже о том, чтобы Её создать и, уж тем более, сохранить на долгое время. Отношения влюблённых достигли того периода, когда они стали, не сговариваясь, озвучивать мысли друг друга, читая их, как раскрытую книгу, они понимали один другого не то, что с полуслова, но даже с полузвука, а то и вовсе, не произнося ничего. Адам и Марк испытывали Истинное Блаженство уже от того, что просто находились друг подле друга, им не требовались слова, чтобы разговаривать, они могли часами вести молчаливую беседу друг с другом, говорили их сердца и души. Они просто сидели, один против другого, обняв один другого ногами, переплетя пальцы рук, смотрели друг другу в глаза и тихо улыбались, каждый той, особенной, улыбкой, предназначенной только любимому. 192
  
   Элла удивлялась самой себе. С каким нетерпением, впервые за долгие годы совместного обитания с ним под одной крышей (у женщины даже в мыслях не могло возникнуть слово "Жизни", потому что все тридцать лет Жизнью ну, никак нельзя было назвать!), она ждала возвращения мужа!
   Нет, Элла ждала Дмитрия Вельмирова вовсе не потому, что внезапно воспылала к нему неудержимой Страстью, как это иногда случается между супругами, прожившими бок о бок много лет; им кажется, что прежней остроты чувств, соединившей их когда-то, уже нет, что они вместе только лишь по привычке или же повинуясь долгу, но внезапно, как луч света в кромешной тьме, на них нисходит Озарение, и они понимают, что чувства не угасли, напротив, стали только крепче и сильнее! Они словно рождаются заново, переживая второй, а, случается, и третий медовый месяц!
   Но нет, у Эллы так не было, просто не могло быть! Она по-прежнему испытывала к мужу непреодолимое отвращение, сейчас, по прошествии множества лет, едва ли не более сильное, чем вначале, когда их брак переживал только первые годы своего существования. Зачем же тогда, спрашивается, она ждала его возвращения? Элла созрела для очень серьёзного шага, на который её подтолкнуло трёхдневное свидание с сыном. Она решила уйти от Дмитрия, оставить его навсегда, чтобы больше никогда не только не видеть и не слышать его, но даже и не вспоминать, что такой человек вообще существовал и даже был когда-то частью её Среды Обитания, если так позволительно назвать их брак!
   Первым побуждением женщины было уйти от Дмитрия тихо и незаметно, не сказав мужу ни слова, не написав даже прощальной записки, как это делали все жёны или мужья, покидавшие своих законных (по крайней мере, о подобных вещах писалось в книгах, которых Элла прочла, в своё время, превеликое множество, показывалось в самых различных фильмах или сериалах, затопивших экран телевизора). Она просто хотела уйти, сбежать, скрыться, спрятаться где-нибудь, хоть в кротовой норке, только бы Вельмиров никогда не нашёл её! Он, конечно, человек не только очень богатый, но и не менее влиятельный, у него куча знакомых и просто людей, готовых по первому его слову убить человека, не задумываясь, даже если человек этот сам лично ничего им не сделал; они не разбирались, а в чём, собственно, его вина, не рассуждали, что лишать кого-то Жизни, не ими данной, является величайшим преступлением против всего человеческого и Человечности в целом! Они просто шли и делали то, что приказано, потому что Дмитрий Вельмиров так велел.
   Элла никогда особо не интересовалась делами мужа, лишь постольку, поскольку они могли хоть как-то коснуться её самой либо же 193
   кого-то из её детей (в первую очередь, конечно, Адама, дочь волновала эту женщину много меньше). Ей было абсолютно всё равно, как Дмитрий управлял своим бизнесом, каким образом и с помощью чего смог заработать столько денег и занять столь высокое положение в обществе. Она бы, пожалуй, не удивилась вовсе, скажи ей кто-нибудь, что гигантское состояние Вельмирова целиком и полностью кровавое и преступное. Зная жестокий, подчас, просто бесчеловечный нрав своего супруга, Элла с лёгкостью бы в это поверила, даже не подвергнув сомнению подобную информацию. Дмитрий имел натуру рабовладельца, и для него не существовало ни преград совести, ни человеческих принципов, ни доктрин морали, которые бы могли не позволить ему добиться того, чего он желал. Если этот человек ставил перед собой цель (всегда конкретную, Дмитрий чётко знал, что ему нужно, и шёл к этой цели упрямо и упорно, иногда, хитря и извиваясь, как угорь, иногда напролом), можно было не сомневаться, что он своего добьётся!
   Но ведь не может же абсолютно всё и все быть под каблуком у её мужа, в это Элла верила. Где-то же в этом, насквозь продажном Мире, есть такие места, там живут люди, слыхом не слыхивавшие о её благоверном, понятия не имеющие о том, что существует такой Дмитрий Вельмиров! Такие места обязательно есть, женщина чувствовала, что они существуют. Надо только найти их! Надо отыскать свой Эльдорадо, свой Золотой Город, где обитают Любовь, Счастье, Безграничная Радость, где нет Боли и слёз, где тебя не унижают и не попирают грубейшим образом твоё достоинство, где все жители живут по Законам Человечности! Элла глубоко внутри себя верила, безгранично верила, что она найдёт этот Город! Должна найти! Но, чтобы отправиться на поиски, ей сначала требовалось завершить свои прежние дела, разорвать все нити, привязывающие её к Прошлому. Нужно было покончить с этим пошлым фарсом, этой унылой тягомотной рутиной, под названием "Брак". Поэтому Элла и захотела уйти от мужа. Подумав немного, трезво всё оценив и оглядев, женщина решила всё-таки дождаться возвращения Дмитрия из командировки, до которого осталось всего ничего, какая-то пара дней. Вроде бы муж говорил, что приедет в ближайшую субботу, а сегодня уже четверг. Негоже уходить, словно какой-то преступнице, совершившей что-нибудь ужасное! Они же цивилизованные люди! Природа наделила их Разумом, способностью Говорить и Понимать друг друга (вот в наличии этой, последней из вышеперечисленных способностей, у своего мужа, Элла не была так уж уверена, все предыдущие тридцать лет показали женщине полное отсутствие даже слабенького намёка на это самое Понимание у Вельмирова. Но всё-таки продолжала надеяться, что может быть, когда-нибудь эта способность в нём зародиться)! Они смогут объясниться 194
   нормальным человеческим языком, не прибегая к взаимным оскорблениям или насилию! Она объяснит мужу причины, побудившие её просить у него развода. Она согласиться на любые его требования, даже самые нелепые и абсурдные, только бы Вельмиров не держал её, отпустил от себя, освободил от своей деспотической власти! А когда она станет свободной (о, какая сладостная мысль!), тогда... Тогда столько всего чудесного произойдёт в её Жизни! Она, наконец-то, сможет стать по-настоящему счастливой, сможет видеться с её любимым Ангелочком, её ненаглядным птенчиком столько, сколько душе угодно, может быть, они даже поселяться где-нибудь вдвоём, заживут себе тихо-мирно под одной крышей, нежно любя друг друга, она станет заботиться о Нём, сможет беспрепятственно, не опасаясь грубого, непрошенного постороннего вторжения, любоваться Им, слышать бесконечно любимый голос, называющий её мамой, греться в лучах Его солнечной улыбки! Она сможет просто любить Его, её страдания, наконец-то, закончатся раз и навсегда! О, ради этого вынесешь, что угодно, согласишься на любое мракобесие мужа, лишь бы осуществить свою Мечту - всегда быть с тем, кого любишь больше себя и собственной Жизни!
   "Адам, Адамушка, сыночек, цветик мой синеглазый, - пело сердце Эллы, - Мой ненаглядный, любимый, обожаемый, Жизнь моя! Мы будем вместе, обязательно будем! Я прижму тебя к своей груди, как бывало раньше, в детстве, и мы забудем все эти ужасы! О, как крепко я тебя обниму, как сладко буду целовать твоё родное личико!".
   Эти мысли наполнили всё Существо Эллы таким Счастьем, что она расплакалась.
  
   Карина, сидя на диване в своей маленькой, но уютной гостиной, неторопливо рассматривала рисунки Адама. Они поражали её! Поражали своей необычностью взгляда на, казалось бы, обыденные и всем понятные Вещи и Явления, ход Событий. Как странно, порой пугающе, этот невероятный парнишка видит Мир! Сколько свежего, неизученного, нераскрытого ещё таят в себе его работы! Это что-то новое, непривычное... уникальное! Элла была полностью права, когда сказала, что её сынуля очень необычно видит и воспринимает Действительность! Воистину, это так!
   Совершенно неожиданно для самой Карины, Адам пришёл к ней во сне, в ночь, последовавшую после их встречи в её новой квартире. Он был настолько реальный и живой, что она могла протянуть руку и дотронуться до него! Парень ничего не говорил, он просто стоял у изголовья её кровати и улыбался своей тёплой, сияющей улыбкой, улыбкой, так поразившей Карину! О, Прекрасное, Сладостное Видение, если бы Ты могло стать Явью!
   Карина проснулась абсолютно мокрой, будто только что приняла душ, её взгляд безумно блуждал по стенам и предметам в спальне, 195
   словно пытался отыскать следы присутствия того, о ком она грезила всю ночь. Конечно же, Адама в комнате не оказалось, его просто не могло быть! Это был всего лишь сон, сладкий, чудесный, но сон! Всего лишь сон! Она по-прежнему одна в своей спальне...
   Карину охватило такое отчаяние, такая тупая безысходность, что она разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку. Ну, почему, всё так?! Почему ей всегда приходится довольствоваться малым, какими-то крохами, объедками с барского стола, в то время как кто-то получает всё, притом, совершенно бесплатно?!
   Карина жаждала Любви, ей так хотелось, чтобы её баловали, холили и нежили, чтобы был в её Жизни хоть кто-то, кто смог бы просто любить её, не требуя ничего взамен! Она стремилась к Счастью, ей хотелось семьи и кучи маленьких озорных детишек. В конечном итоге, разве не каждая женщина хочет того же? И почти у каждой всё это есть. Почти у каждой... Кроме неё!
   Может быть, этот синеглазый мальчик, такой притягательный, такой желанный, такой неповторимо прекрасный, и есть Ответ на её горячую Просьбу? Может быть... Ей бы так этого хотелось!
  
   Марк и Адам закончили роспись стен в квартире заказчицы за три дня. Они работали вдохновенно, увлечённо, с задорным пылом. Им хотелось как можно скорее завершить заданное, чтобы можно было вновь стать вольными пташками и всецело посвятить себя друг другу. Успешному продвижению работы помогали и безумные, полные дикой, безудержной, ненасытной Любви и обжигающей Страсти ночи, которые они проводили в объятиях друг друга. Неиссякающая, бешеная энергия этих ночей вдохновляла их, позволяла фантазии воплотиться на полотне во всём своём невероятии.
   У них оставался ещё целый день в запасе, день, который эти двое могли полностью подарить один другому. Несказанное Блаженство!
   - Мне захотелось немного встряхнуться, - сказал Адам с плутоватой улыбкой, - Не составишь компанию?
   Марк насторожился. У него такой вид, словно парнишка замыслил какую-то шалость. Что на уме у этого озорника?
   - Компанию? А куда ты хочешь пойти?
   - В какой-нибудь клуб, оттянуться немножко.
   О, нет! Марк помнил, чем закончились прошлые их походы в ночные клубы!
   - Адам, что тебе приходит в голову всякая дребедень?!
   - Почему дребедень?
   - Потому, что дребедень и есть! Я прекрасно помню, во что вылились наши предыдущие вылазки! Тебе охота повторить?!
   Адам понимал, о чём говорит его возлюбленный. Юноша вплотную приблизился к художнику, так близко, что у Марка даже сердце на несколько мгновений перестало биться, дыхание перехватило. 196
   Эти громадные, синие - синие глаза... Какую гибельную, нерасторжимую, всеобъемлющую власть они имели над сердцем и душой, над всем Существом художника! Абсолютную власть! Марк разом лишался воли и даже малюсенького намёка хоть на какое-то сопротивление, стоило лишь его любимому подойти так близко, заглянуть ему в глаза. В такие вот моменты Адам мог попросить о чём угодно, да хоть велеть Марку умереть прямо сейчас, на месте, и можно было не сомневаться, что художник, не задумываясь ни на долю секунды, сделает это, причём, с Радостью!
   Марк имел над возлюбленным точно такую же безграничную власть, только Адам, в отличие от своего любимого, умело это скрывал. Если Пламенная, Дикая, просто Сумасшедшая Любовь Марка к юноше ощущалась слишком явно, он просто лучился Ею, он весь сверкал и искрился, зажжённый Любовью изнутри, то Адам прятал свои чувства глубоко в своём сердце и душе, давая им полную свободу лишь ночью, в объятиях любимого. Со стороны могло показаться даже, что один из этих двоих действительно любит, а другой только позволяет себя любить. Но это не так! Адам любил Марка столь же безумно и страстно, столь же дико и всеобъемлюще, столь же безмерно и безгранично, как его любил сам художник, просто он не умел выражать свои чувства, не умел их показать, не умел дать им выход при свете дня. Лишь ночь полностью раскрепощала его, и тогда Адам буквально сжигал Марка заживо, осыпая его испепеляющими ласками и поцелуями, даря любимому столь полное Блаженство, от которого тот терял сознание, а, случалось, и пульс!
   Марк застыл, не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться. Адам улыбался сейчас своей особенной улыбкой, чуть кривоватой, чувственной, нереально соблазнительной, улыбкой, которая сводила художника с ума; из-под невероятно длинных ресниц задорно блестят прозрачной глубиной малахитово-лазурные глаза. Юноша знал о своём сильнейшем воздействии на любимого, знал, что тот не сможет противиться ему и, в конечном итоге, всё равно поступит так, как того пожелает он, Адам. Иногда он это использовал, чтобы направить Марка туда, куда ему требовалось. Нет, это не вошло у Адама в привычку, он очень редко прибегал к подобной мере воздействия на возлюбленного. Но иногда позволял себе такую вот невинную шалость (которая, однако, не всегда имела невинные последствия, это парень тоже прекрасно понимал).
   Адам очень-очень нежно провёл тёплой ладошкой по щеке Марка, потом склонился к нему и столь же нежно коснулся кончиком языка его подбородка, почувствовав, как художник весь затрепетал и потянулся к нему.
   - Так ты пойдёшь со мной? - ещё раз спросил парень. Он слегка приобнял возлюбленного, его мягкие, чувственные губы, 197
   переместившись к уху художника, сначала поцеловали его, потом Адам чуть-чуть прикусил мочку. Марк чувствовал, ноги перестают его держать, и опёрся о стену, чтобы не упасть. Голова кружилась, он ощущал бешеную пульсацию каждой своей клеточки. Неудержимо тянуло прильнуть к этим любимым губам и пить, пить без конца и края их горьковатую пьяную сладость. Тело налилось жаром, художник ощутил тянущую боль внизу живота. Он так хотел Адама, что на глаза навернулись слёзы!
   Юноша почувствовал состояние любимого. Хватит, пора остановиться, нельзя доводить Марка до Взрыва, иначе это его однажды просто убьёт! Отстранившись от художника, Адам отошёл к окну и сел на стул у стола.
   - Если не хочешь, можем не ходить. Давай останемся здесь, думаю, найдём, чем заняться, - он выразительно взглянул на возлюбленного.
   - Ладно, давай сходим. Может, мне и в самом деле не мешает размять старые косточки? А то скоро начну скрипеть, как несмазанная телега, - улыбнулся Марк.
   Они вновь направились в "Кинатру".
   Марк заметил, прохожие глазеют на них, аки на некую диковинку на ярмарке, иные даже оборачиваются и провожают их долгим взглядом, в котором сквозит откровенная, ничем не прикрытая зависть. С изумлением обнаружил, что пялятся не только на Адама (а вот это совсем не удивительно, учитывая внешнюю фактуру парня, его броскую, невообразимую Красоту!), но и на него тоже (это уже что-то новенькое!)!
   Впрочем, удивляться тут было абсолютно нечему. Марк не видел себя со стороны, он понятия не имел о том, как на самом деле выглядит, какое впечатление на окружающих производит. Да, он видел своё собственное отражение в зеркале, в ванной, когда умывался или брился, или причёсывал свои непослушные кудри. Но тогда он особо не задумывался над тем, что он видит, просто выполнял, словно какой-то ритуал, привычные движения, входящие в обычный распорядок утра любого человека. В зеркале отражалось его лицо, весь его облик, но Марк оглядывал себя как-то вскользь, словно между прочим, в основном, на предмет выявления какого-то непорядка в собственной внешности. Лицо, как лицо, каких сотни, тысячи, миллионы и миллиарды. Ничем особо не выделяющееся из общей массы, серой толпы. Нос, рот, глаза, уши, руки и ноги, - всё в точности такое же, как у всех. Особенной красотой его внешность не отличается, хотя и явного уродства не наблюдается тоже. Внешность самая заурядная, людей с таким лицом, как у него, явно не станут искать фотографы глянцевых таблоидов или уличные художники, чтобы запечатлеть его для потомков. Художник до сих пор не мог поверить, что Адам обратил на него внимание, и не только 198
   обратил, но ещё и смог полюбить его! Это было так невероятно и сказочно, что Марку казалось, он спит и видит восхитительный, чарующий сон, от которого не в силах пробудиться! Но однажды он вынужден будет открыть глаза... И что тогда? Вдруг, когда он проснётся, Адама не будет с ним рядом, и он поймёт, что всё это время просто спал?!... Нет, нет, нет, только не это! Тогда уж лучше сразу в петлю!
   Марк был несправедлив к себе и к своему облику тоже. Он не видел того, что замечали остальные. Они с Адамом составляли вместе необычайно красивую пару, несмотря на разительный внешний контраст друг с другом. Однако эта визуальная несхожесть не мешала, наоборот, только усиливала притягательность каждого из них, подчёркивала и дополняла достоинства. Они оба были почти одного роста, может, Марк чуть-чуть выше Адама, на каких-нибудь пару сантиметров, что абсолютно не бросалось в глаза, являлось незаметным. Фигура юноши отличалась редкой стройностью и изяществом балетного танцора, его движения обладали неповторимой пластикой и горделивой грацией, когда он шёл, казалось, Адам плывёт по воздуху, не касаясь ногами земли, он словно тёк, бесшумно и плавно, без резких линий. Марк был крепким, широкоплечим, если так можно выразиться, основательным, но таким же стройным и статным, только в этой стати было больше человеческого и меньше Ангельского. Адам имел иссиня-чёрные, густые волосы, буйная шевелюра Марка по цвету напоминала пшеничное поле со спелыми, налитыми колосьями. Он был золотисто-медовым блондином с лёгким русым оттенком. Огромные глаза Адама можно было сравнить с водами океана, иногда безмятежно-спокойными, прозрачными, тёплыми и манящими, но, порой, они становились похожи на шторм зимой, тёмно-лиловыми, почти чёрными, с сумрачным, льдистым блеском. Большие голубые глаза Марка больше походили на безоблачное небо ясным июльским утром, такие же безмятежно-ясные и чистые, если не считать тех минут, когда художник смотрел на своего возлюбленного или думал о нём (о, тогда глаза его приобретали красноватый оттенок меди, в них появлялся неуёмный, страстный блеск!). Точёные черты Адама являли собой Квинтэссенцию Совершенной Беспредельности, лицо это было так невероятно красиво, что от него просто невозможно было отвести взгляд, лицо Марка, твёрдое, волевое и мужественное, очень чёткого и ясного рисунка, с немного резкими линиями и переходами, притягивало к себе внимание, излучая достоинство и спокойную, уверенную в себе силу. Адам казался лёгким и хрупким в сравнении со своим любимым, что, однако, было далёким от истины, на самом деле юноша отличался редкостной глубинной силой и цельностью, те, кто знал его, чувствовали стальной стержень внутри, и этот стержень не позволял парню сломаться, 199
   что бы ни случилось.
   Посетителям "Кинатры" они оба запомнились ещё после первого своего визита в клуб. Слишком яркими они оказались, таких, раз увидев, не забудешь! Многие, завидев Адама и Марка в дверях, улыбались им, как старым знакомым, приветственно махали рукой, приглашали присоединиться, пропустить по кружечке пива или чего покрепче, поболтать о том - о сём. Оба из соображений вежливости мило улыбались в ответ, однако приглашения выпить любезно, но настойчиво отклоняли. Обоих тянуло танцевать (точнее, тянуло Адама, Марк же послушно следовал за возлюбленным, не в силах сопротивляться).
   Этот танец не был похож на предыдущие. Тогда Адам танцевал для Марка, теперь же парень двигался вместе с ним. Всё Существо художника трепетало и льнуло к любимому, он словно наполнился электричеством, которым Адам был пронизан насквозь. Гибкие, тонкие руки юноши нежно сжимают его плечи, глаза неотрывно смотрят в глаза Марка, взгляд этот полон огня и Страсти, он обволакивает, завораживает, заманивает и затягивает, от него невозможно оторваться, нереально освободиться из этого прекрасного синего плена. Оба словно парят над полом, чувствуя и осязая только друг друга. Музыка играет, но они даже не слышат её, их собственные сердца и души поют свою Песнь. Марк совсем опьянел от Адама, его тело перестало подчиняться мозгу, он уже ничего не соображал. В мыслях только одно: он хочет его, хочет прямо сейчас, сию минуту! Неважно, что на глазах у всех, до этого ему нет дела! Он просто сойдёт с ума, если не ощутит одурманивающую сладость губ любимого на своих губах, он просто спятит, если не сольётся с ним, не сможет вобрать его в себя!
   Адам почувствовал страстные токи, исходящие от Марка, они, подобно шквалу, буквально обрушились на него. Он понимал, что остановить возлюбленного ему не удастся. Если Марк воспламенился, его ничто и никто не сможет остановить! Но юноша и не желал его останавливать. Его томила и терзала та же самая жажда, которая сводила с ума художника.
   Их уста соединил поцелуй. Они целовались жадно, неистово, забыв обо всех и обо всём, кроме друг друга. Руки Марка обхватили Адама, он крепко прижал его к себе, целуя с ещё большей алчностью. Гибкие пальцы парня зарылись в непокорные кудри любимого, ласкали и сминали их.
   Обоих обуяла нереальная Страсть, они едва могли сдерживаться, чтобы не овладеть друг другом прямо здесь, среди всей этой толпы.
   Оторвавшись от любимых губ, Марк, едва дыша, хрипло произнёс:
   - Пойдём отсюда, здесь слишком много людей, - схватив возлюбленного за руку, потащил его к выходу. 200
   Они умирали от желания, пока добирались до дома. Сегодняшнюю ночь решили провести в их с Марком жилище. А к заказчице можно вернуться и завтра, невелика важность! Они ведь закончили роспись, осталось только показать результат. Для этого вовсе не нужно ночевать там, в этом чужом, чопорном доме. У них намного лучше и спокойнее, а их с Марком кровать, хоть, конечно, не такая огромная, как в спальне Карины, зато куда более удобная.
   Этой ночью Марк и Адам предавались Любви как-то особенно неистово, яростно и безумно, так, словно в последний раз. Оба сжигали друг друга в огне собственной Страсти, обоим было недостаточно тех диких, жадных ласк, в которых они буквально топили один другого, им хотелось ещё, ещё и ещё! Это была Любовь на пределе человеческих и физических возможностей, Страсть, которая больше убивала, чем возрождала к Жизни. Они пожирали друг друга, растворялись один в другом, сливаясь с невероятной мощью, умирая и живя друг в друге.
  
   На следующее утро Марк с Адамом вернулись в квартиру заказчицы, чтобы сдать ей свою работу. Пришли пораньше, дабы их временное отсутствие не было замечено. Вряд ли бы Карине понравилось, узнай она, что они пропадали неизвестно где, вместо того, чтобы заниматься делом.
   Ещё раз внимательно, чуть ли не дотошно, осмотрели весь объект целиком, на предмет составления верного впечатления о масштабе проделанной работы и для того, чтобы увидеть, каков её конечный результат. В общем и целом, выглядело весьма неплохо, но последнее слово всё равно останется за заказчицей, ей выносить вердикт.
   Карина пришла в половине десятого утра. Всю дорогу, пока женщина добиралась до места, она упорно твердила самой себе, что нужно взять себя в руки и успокоиться. Негоже показывать своё волнение. Она должна выглядеть, как царица, милостиво снизошедшая до своих подданных, чтобы немного порадовать их своим лучезарным величием. Вот только как это сделать? Легко сказать, успокоиться! Но как она сможет оставаться невозмутимой и держаться, как ни в чём не бывало, если при одной лишь мысли об Адаме, её бросает в жаркую дрожь, а когда она его видит, внутри неё начинает твориться и вовсе нечто невообразимое?!
   Адам... Прекрасный, как самая восхитительная сказка на свете! Манящий, неземной...желанный!
   Оба художника ожидали её, сидя на большом диване из чёрной кожи в гостиной. Адам слегка откинулся на спинку, закинув ногу на ногу. Поза несколько небрежная и независимая, словно он таким образом утверждал своё собственное превосходство над 201
   окружающим пространством. Марк сидел, опёршись о подлокотник, подложив кулак под подбородок.
   - Доброе утро, мальчики! - сияя улыбкой, приветствовала обоих Карина.
   - Доброе утро! - ответили они в один голос и засмеялись.
   - Вот и я. Ну что, показывайте, что вы там наваяли.
   Карина бродила по квартире, рассматривая роспись на стенах. Она чувствовала себя так, словно находилась в это мгновение в доме богатой римской матроны. Картины на стенах напоминали античные фрески, выцветшие, величественные, древние, но, невзирая на свою древность, невыразимо прекрасные. Каждая последующая стена расписана не так, как предыдущая, у каждой - свой оттенок, своя цветовая палитра. А какое разнообразие сюжетов! Греческая и римская мифология, китайские и японские панно, фэнтези: подвиги Геракла, крылатые львы, прекрасные неведомые цветы, которые, казалось, вот-вот распустят свои сказочные бутоны, и ты начнёшь ощущать их дивный аромат, разлитый в воздухе; а вот ощеренная пасть Медузы-Гаргоны со страшными змеями на голове, её взгляд вселяет такой панический ужас, что ты спешишь опустить глаза, чтобы, в самом деле, не стать камнем. Чего тут только не было! Карина осматривала своё преобразившееся жилище, распахнув глаза и открыв рот. Ей никогда прежде не доводилось видеть ничего подобного, и женщина не могла найти слов, чтобы выразить то, что чувствовала сейчас.
   - Судя по выражению Вашего лица, Вам нравится то, что мы сделали, - заметил Адам.
   - Ой, не то слово! Я в полнейшем... Нет, не восторге, это слово слишком бледно отражает то, что я испытываю, глядя на вашу работу! Я... Я не знаю, как это назвать! Это - действительно Нечто!
   Лёгкая улыбка тронула губы юноши:
   - Что ж, приятно знать, что мы вам угодили.
   - Ещё бы!
   Карина долго блуждала по квартире и качала головой, словно не веря самой себе, что видит всю эту невероятную красоту. Впрочем, даже эта красота меркла и бледнела по сравнению с живой Прелестью Ангельского облика Адама. При взгляде на него у женщины перехватывало дыхание. Ну, почему он так невообразимо хорош собой?! Для чего?! Чтобы сводить с ума любого, кто на него осмелиться взглянуть?! Этот мальчик просто ослепителен, он ярче любого Солнца!
   Карина смотрела и смотрела на него, не в состоянии оторваться. Это уже граничило с неприличием. Нужно хотя бы попытаться, сделать вид, что продолжаешь рассматривать настенную роспись, а не пялиться на парня без перестану! Но Карина ничего не могла 202
   с собой поделать. Ей хотелось смотреть на Адама, просто ужас, как хотелось! Она пользовалась любой возможностью взглянуть на него украдкой, когда юноша поворачивался к ней спиной. Её жадный взгляд ласкал и гладил его, Карина буквально раздевала Адама глазами, мечтая оказаться с ним вдвоём где-нибудь за тридевять земель, на необитаемом острове, да хоть посреди океана. Только он и она, и больше никого! О, что бы она сделала тогда, что бы сделала! Неожиданно женщина представила, как она ласкает это восхитительное тело, как её губ касаются эти соблазнительные губы, как она страстно сливается с ним, чувствует его внутри себя, становится с Адамом Единым Целым. Ощущения были настолько реальными и фантастическими, что Карина вынуждена была закусить губы, чтобы не застонать.
   Адам спиной чувствовал на себе пламенный, пожирающий взгляд женщины. Ему было неловко и досадно. Блин, и эта туда же! Ну, сколько можно?!
   Марк заметил, какими глазами их заказчица смотрит на Адама, и это его разозлило. Он почувствовал прилив глухой ярости. Похоже, дамочка положила на него глаз. Достаточно взглянуть на её физиономию, она же живьём готова сожрать парня! Глядит на него так, точно Адам уже принадлежит ей со всеми потрохами, словно она уже затянула его к себе в кровать! Врёшь, не получишь! Любимого я тебе не отдам, даже и не мылься! Он мой и только мой!
   Художник чувствовал внутреннее состояние возлюбленного, ощущал, как ему неприятно столь пристальное внимание к себе Карины. Да ещё эта бабёнка всё никак не отставала, всё выписывала около него круги, всё-то норовила приблизиться, как бы невзначай, словно между делом, дотронуться до него, так, легко, но, чтобы прикосновение ощущалось! Марк видел, Адам едва сдерживается, чтобы не послать назойливую заказчицу прогуляться по известному адресу. Нужно было выручать парня, причём, незамедлительно, пока его вспыльчивый, взрывной нрав не толкнул юношу на что-нибудь непоправимое! Адам мог рассердиться окончательно и запросто нагрубить Карине, он не выносил, когда его рассматривали столь откровенно и пристально, словно товар на рынке. Если подобное произойдёт, они, во-первых, потеряют возможность получить следующий заказ (мало ли, вдруг, Карине или кому-нибудь из её знакомых понадобиться что-нибудь нарисовать или оформить) и деньги, а, во-вторых, сильно повредят своей репутации (кому же придёт охота вязаться с невежами?). Марк незаметно встал между Кариной и Адамом, очень аккуратно вклинился, сделав это с изяществом и лёгкостью балетного танцора, создав видимость, будто ему надо о чём-то поговорить с заказчицей, уточнить кое-какие детали. На лице Карины художник видел недовольное выражение, ей явно не пришёлся по вкусу 203
   данный маневр, но предпочёл не показывать, что он это заметил. Глядя на женщину по-детски чистыми, совершенно невинными глазами, Марк, как ни в чём не бывало, заговорил с ней о разных видах живописи, буквально засыпав женщину кучей информации и непонятной терминологией. Это было сделано нарочно, чтобы утомить Карину (людям непосвящённым, не обладающим Даром отображения Действительности при помощи холста и красок (а их заказчица, скорее всего, принадлежала к числу таких людей) вряд ли покажется интересным такой ворох знаний по непонятному для них предмету, они просто не смогут воспринять и хотя бы переварить его, уже не говоря о том, чтобы всё это понять), чтобы женщина, заплатив деньги за выполненную работу, поспешила избавиться от их общества.
   Данный ход возымел своё действие. Карина, поначалу делавшая вид, что внимательно, с любопытством слушает Марка (она была слишком хорошо воспитана, чтобы показывать то, что она думает в действительности), потом даже и притворяться перестала. Рассказ художника представлялся ей форменной чушью, ей вся эта белиберда о красках, формах, технике и манере передачи реалий Окружающего Мира не говорила ровным счётом ничего. Поэтому женщина поспешила заплатить за работу триста долларов и, сославшись на крайнюю занятость и необходимость в срочном порядке отбыть на чрезвычайно важную деловую встречу (ну и что, что сегодня суббота, для современной женщины, вынужденной в поте лица зарабатывать свой хлеб, не существует выходных и праздников, каждая свободная минутка обязательно посвящена чему-то полезному, необходимому для упрочения собственного положения в этом королевстве, именуемом Обществом. Здесь царят свои суровые Законы и Правила, ты должна быть цепкой, прыткой, сообразительной, иметь острый ум, являться дальновидным стратегом и хорошим тактиком, уметь заранее просчитывать каждое своё действие, каждую мысль, на несколько ходов вперёд, иначе непременно сядешь в лужу), вежливо, но настойчиво выпроводила художников восвояси. Как ни жаль ей было лишаться общества Адама, но болтовня Марка просто сводила с ума, вызывая головную боль, терпеть и слушать дальше было выше сил Карины.
   Оказавшись на улице, оба художника облегчённо вздохнули.
   Адам догадался, почему заказчица, которая поначалу, кажется, была готова чуть не сутки беседовать с ними, неожиданно так быстро распрощалась. Марк ощутил в своей ладони его тёплую руку и трепетно сжал любимые пальчики.
   - Спасибо! - просто сказал юноша. В синих глазах столько Любви и признательности!
   - Для тебя всё, что угодно! - пылко ответил мужчина. 204
   Адам опустил глаза, потом бросил на возлюбленного быстрый взгляд из-под ресниц и плутовато улыбнулся.
   - Ловлю тебя на слове, - голос тёплый и низкий, с обворожительной хрипотцой. У Марка мурашки пробежали по коже, - Кстати, это наш первый серьёзный заработок с тех пор, как мы решили заниматься живописью профессионально. Такое событие надо отметить!
   Марк улыбнулся:
   - Согласен! Предлагаю заглянуть в какое-нибудь уютненькое местечко, посидеть там часик-два, пропустить по стаканчику чего-нибудь вкусненького. А потом, дома..., - он выдержал многозначительную паузу, выразительно глядя на возлюбленного, - Как тебе такой вариант?
   - Вариант очень даже неплох, - ответил Адам ему в тон, - Только... Предлагаю поменять череду событий местами... Сначала отправиться домой... А потом уже куда-нибудь... Мне хочется принять ванну, немного расслабиться, чуток поспать. Чего-то я слегка расклеился, такое впечатление, что из меня высосали все соки, чувствую себя, как пересушенная на солнце лимонная корка. Если хочешь, можешь ко мне присоединиться, - губы парня улыбались, но в глазах улыбки не было, они полыхали огненным жаром.
   - С удовольствием! - в голубых глазах Марка, в предвкушении того, что произойдёт, когда они возвратятся домой, вспыхнуло ответное пламя.
  
   Дмитрий Вельмиров возвращался домой из недельной командировки в область. Он пребывал в отличном расположении духа. Все договоры подписаны, заведены нужные знакомства, переговоры прошли, как по маслу. Дмитрий так и лопался от гордости за самого себя. Вот, что значит, уметь толково управлять делом, за которое взялся! На это нужен Истинный Талант, который у него, безусловно, имеется!
   Дмитрий планировал расширить границы своего бизнеса, вывести его на качественно новый уровень, совершить, так сказать, новый виток ввысь. Его нутро ловкого дельца подсказывало, что нельзя постоянно оставаться на одном и том же уровне развития. Если хочешь процветать, нужно постоянно расти и совершенствоваться. Иметь сеть галерей только лишь в своём городе казалось для Вельмирова слишком мелким и незначительным, и он захотел прыгнуть дальше, организовав филиал "Крионики" ещё и в области. А что, чем плохая идея! Провинция ведь тоже богата талантами, только талантам этим так тяжело пробиться там на самую верхушку, заслужить признание! Нет выставочных площадок, а те, что имеются, - это же просто позор какой-то, сущий курятник, сарай с облезлыми стенами, вонючий и грязный! Кто ж туда пойдёт смотреть хоть какую-нибудь выставку, даже вздумай кто-нибудь её там организовать? 205
   Да никто! Современному зрителю подавай не только Содержание, нужно, чтобы это самое Содержание было ещё и красиво упаковано. Именно этой цели и служат его галереи. Здания галерей выглядят очень современно, там превосходный интерьер, прекрасное освещение, - словом, созданы все условия для того, чтобы выставки мастеров кисти проходили наилучшим образом.
   Проезжая по улицам города, Вельмиров улыбался самому себе, своим мыслям. В кои-то веки в его собственной душе царили мир и лад. Он даже не думал о вечных проблемах с женой, о ненавистном отпрыске. Все они в этот момент пребывали где-то там, далеко от него...
   - Босс, это не Ваш Адам? - неожиданно ворвался в приятные раздумья Дмитрия голос водителя, показавшийся сейчас резким и неприятным.
   Ну вот, спустили с небес на землю! Вовремя ему напомнили о том, о ком совершенно не хотелось думать!
   - Где? - недовольно спросил Вельмиров, против воли почувствовав, как напрягается всё тело, а пальцы рук начинают бесконтрольно сжиматься и разжиматься.
   - Да вон там, на другой стороне улицы, - водитель показал рукой направление, - Идёт с каким-то мужчиной, на вид лет сорока с небольшим.
   Теперь Дмитрий смотрел туда, куда ему указывали, уже гораздо внимательнее. В самом деле, на противоположной стороне он увидел сына. Тот неторопливо шёл куда-то, рядом с ним какой-то тип. Заметил, что они держатся за руки, причём, это не очень напоминало что-то дружеское... Обычно, так ходят любовники... Слишком уж нежно... Минута-другая тупого недоумения... Вельмиров узнал в спутнике Адама Марка Веселовского! Сомнений быть не могло, это точно он! Значит, сын в очередной раз ослушался его приказа и не порвал со своим дружком, мало того, продолжает совершенно внаглую с ним встречаться! Даже не стесняясь окружающих, ходит с ним за ручку, только что не лижется при всех (хотя, кто знает, может, их бесстыдство перешагнуло и эту черту!)! Что ж, придётся снова с ним поговорить и так, чтобы уж на сей раз урок пошёл впрок!
   - Догони их и остановись! - приказал Вельмиров водителю сдавленным от ярости голосом, - Я хочу немножко потолковать с Адамом, - обернувшись к двум ражим детинам, сидевшим на заднем сиденье по обе стороны от него (это были телохранители, Дмитрий никогда не ездил так далеко один, к тому же, иметь дюжих секьюрити его обязывал статус крутого бизнесмена), сказал, - Следуйте за мной и делайте, что велю!
   Услышав за спиной истошный визг шин, Адам остановился и обернулся. "Джип" отца он признал сразу (он бы не ошибся, даже находясь тачка Вельмирова-старшего среди тысячи других, похожих авто). Почувствовал, как внутри что-то болезненно сжалось. 206
   Марк ощутил, как любимые пальчики, которые он сжимал в своей ладони, дрогнули, сильно, до боли, вцепившись в его руку. Посмотрел на Адама. Парень был чрезвычайно бледен, синие глаза стали лиловыми.
   - Милый, что с тобой?! - встревожился художник.
   - Отец, - ответил он. Голос спокойный, но в нём - ледяные, металлические ноты.
   Теперь уже Марк почувствовал, как к сердцу подкрадывается чёрная рука страха, и оно трепещет и колотиться, как кролик в силке. Мужчина знал, чем может обернуться для них с Адамом встреча с Вельмировым-старшим! Так уже было однажды (при этом воспоминании Марк невольно зажмурился от дикой Боли, полоснувшей его изнутри)! Нет, нет, нет! Он не позволит отобрать у него любимого! Не даст Адаму страдать! Лучше убить их обоих сразу! Лучше Смерть, чем существование друг без друга! Они не смогут один без другого, слишком они любят друг друга, слишком сильно это Чувство, слишком неискоренимо, слишком неистребимо Взаимное Притяжение, Обоюдная Страсть!
   Художник преисполнился решимости защищать свою Любовь до последнего вздоха. Эта грязная сволочь может сотворить с ними всё, что вздумается, может пытать их, даже уничтожить физически, но ему не удастся заставить их расстаться! Никогда!
   Марк мысленно крепко прижал к себе возлюбленного и запечатлел на его губах огненный поцелуй, придавая ему уверенности в их победе над любыми препятствиями, которые могут помешать их Счастью. Никто и ничто их не одолеет!
   Адам почувствовал то, что передал ему любимый, и юноше стало легче. Он знал, что будет стоять за них с Марком насмерть! Парень слишком сильно любил художника, так, что сильнее нельзя и представить, он был готов абсолютно на всё, только бы сохранить его! Одарив мысленно возлюбленного не менее страстным ответным поцелуем, Адам ещё крепче сжал его ладонь в своих пальцах и стал рядом с ним, чуть впереди, так, чтобы в случае чего первым принять удар, закрыв собой возлюбленного.
   Они стояли, спокойные, полные решимости драться друг за друга до конца, стояли, гордо глядя в лицо врагу, который, выйдя из машины, грозной лавиной надвигался на них. Сзади него тяжело ступали его охранники.
   - Какая приятная встреча! - приторно-сладким голоском промурлыкал Вельмиров-старший, - Вот, не ожидал! - поворачивая голову к сыну, спросил, умильно ему улыбаясь, но это был оскал шакала, - Адамушка, сынок, не хочешь обнять своего дорогого папу? Мы так давно не видались, я так соскучился!
   Адам смотрел на отца и чувствовал, как его начинает тошнить от этого гнусного притворства. 207
   - Не испытываю желания, - глухо ответил парень, смерив родителя презрительным взглядом.
   "Ерепенишься, выродок! - злобно подумал Дмитрий, багровея, - Ничего, сейчас запоёшь другую песенку!".
   - Взять их! - коротко приказал он, поворачиваясь к охранникам, -Обоих!
   Амбалы, подлетев к Марку с Адамом, в три счёта скрутили их. Те отчаянно сопротивлялись, но силы были неравны.
   - В машину! Надо отъехать куда-нибудь подальше, а то тут многовато свидетелей. Не хочется шумихи.
   Пленников буквально швырнули в проход между сиденьями "джипа". Падая, Марк, оказавшись сверху, накрыл собой Адама, защищая возлюбленного от возможных поползновений его отца или этих гориллоподобных верзил к рукоприкладству. Они лежали в таком положении друг к другу, что никто из находившихся в машине, не мог видеть ни их лиц, ни действий. На обозрении - только спина Марка, Адам же и вовсе был вне зоны доступа.
   Любимое лицо так близко, художник видит огромные глаза, полные горячей Любви и нежности, устремлённые на него, он тонет в них, погружаясь всем своим Существом. На губах Адама - ласковая, солнечная улыбка, Его улыбка, он словно говорит, что всё будет хорошо, они со всем справятся. Конечно, справятся!
   - Люблю тебя! - беззвучно произносят губы Марка, - Очень-очень-очень!
   Адам понимает, о чём говорит возлюбленный. Он слышит его сердцем.
   - И я тебя люблю! - так же беззвучно отвечает он.
   Вокруг слишком много посторонних враждебных лиц и глаз, готовых их буквально сжечь в огне собственной ненависти. Но они не видят никого, кроме друг друга, и не слышат никаких других звуков, кроме биения сердец друг друга, кроме Песни, которую их Существа поют в унисон. Марк прильнул к любимым губам. Он целовал Адама безумно и страстно, и оторваться от него было выше сил художника. Юноша отвечал на его поцелуй с той же сумасшедшей Страстью, прикосновение его губ было одновременно и безудержным, неистовым, и необычайно нежным. Они не размыкали объятий, не переставая целовать друг друга, весь путь туда, куда надумал их отвезти для своего "разговора" Вельмиров-старший. Пленники не знали, куда их тащат, но и не желали знать. Они вместе, это главное! Остальное неважно!
   Ехали довольно долго. Наконец, "джип" вздрогнул, налетев на какую-то кочку, и остановился.
   - Приехали! - проговорил Вельмиров-старший (всё это время он злобно смотрел на дорогу, опасаясь взглянуть в сторону 208
   пленников, чтобы тут же, прямо на месте, не убить обоих!), - Вытаскивайте голубков на воздух, пусть немного проветрятся!
   Грубые руки схватили Марка, оторвав его от судорожно вцепившегося в него Адама, и, открыв дверь, выволокли художника наружу. Парня вытащили следом.
   Осмотрев местность, художник увидел, что они в глухом лесу. Дремучие сосны и ели, словно тёмные фантастические стражи, обступили их со всех сторон, недовольно ропща на нарушителей своего векового покоя.
   Обоих поставили так, чтобы они оказались как можно дальше один от другого.
   Марк повернул голову в сторону юноши и одарил его очень нежным, любящим взглядом, получив в ответ такой же нежный, влюблённый взгляд.
   Вельмиров-старший, покинув своё место на переднем сиденье "джипа", рядом с водителем, тяжело вылез и, приблизившись к пленникам, остановился так, чтобы каждый из них мог видеть его. Несколько минут молча оглядывал лица обоих, надеясь прочесть в них страх или хотя бы что-то, вроде опасения за собственное благополучие, а, может, и Жизни. Ничего подобного! Четыре пары глаз взирали на него невозмутимо, спокойно, холодно и абсолютно бесстрашно! Они совершенно не боялись ни грозного отца Адама, ни собственной, очень возможной смерти! Они вообще ничего не боялись! Безмерная Любовь друг к другу наполняла их Существа отвагой!
   - Так..., - Дмитрий Вельмиров с силой соединил две ладони, так, что хрустнули кости, - Что же мне с вами обоими делать, а? Я мог бы убить вас прямо сейчас, не сходя вот с этого самого места. Но, пожалуй, это слишком лёгкий исход для вас, сдохните, - и всё, и на сим ваши муки кончатся. Нет, мне так неинтересно! Я хочу, чтобы вы немножко пострадали, хочу поизводить вас самую малость, так, собственной забавы ради. Хобби у меня такое, мучить слабеньких, беззащитных букашек, вроде вас двоих, я просто обожаю этим заниматься! - он противно хохотнул, - Возьми Адама, - приказал он одному из охранников, державших сына, - И держи его так, чтоб не вырвался ни в коем случае! Упустишь, ответишь головой! Так же не позволяй ему отворачиваться или хотя бы закрыть глаза, он должен всё видеть! А ты, - это было сказано тому громиле, который скрутил Марка, - Бей этого белобрысого хмыря! Да гляди, не убей сразу! Мне нужно, чтобы он медленно, мучительно подыхал, как можно медленнее и мучительнее! Понял?
   Охранник кивнул.
   - Тогда приступай!
   То, что произошло потом, было поистине чудовищным по своей ужасающей жестокости. Охранник бил Марка, но не просто бил, 209
   а неспешно убивал, смакуя каждый свой удар с маниакальным пристрастием изувера. Секьюрити Вельмиров-старший подобрал себе под стать, таких же злобных, бесчеловечных животных, готовых на всё по первому знаку своего всесильного босса! Марку ломали
   пальцы рук, один за другим, свинцовые кулаки не раз прошлись по его лицу, превращая черты в одно сплошное кровавое, бесформенное месиво. Мужчина хрипел, истекая кровью, он уже не мог стоять на ногах, просто сполз на землю и свернулся узлом, пригнув голову. Боль была настолько зверской, что в глазах темнело. Вельмиров-старший ожидал от него мольбы о пощаде, он жаждал услышать его униженный стон! Но художник молчал, вынося невероятные физические страдания с упорством стоика!
   Адам истошно кричал, кричал не своим, нечеловеческим голосом, он отчаянно стремился освободиться из цепких лап охранника, сжимавших его, будто в стальных тисках, его сердце и душа рвались к любимому, закрыть его собой, защитить, спасти! Он не мог вынести его страданий, каждый удар, наносимый Марку, юноша чувствовал так, будто получал его сам! Это не его возлюбленного избивали сейчас и калечили, это убивали его самого! Если бы он мог потерять сознание, умереть на месте, - всё, что угодно, лишь бы не видеть того, что этот недоделанный ублюдок творил с его ненаглядным! Но ум Адама оставался ясен, а Существо невероятно остро воспринимало физическую боль возлюбленного!
   Эта пытка продолжалась уже долго. Марк перестал даже хрипеть. Он мешком лежал на земле, не шевелясь, вообще не подавая признаков Жизни, а удары продолжали градом сыпаться на него.
   Вельмиров-старший решил, что дружок его сына получил своё, и с него хватит.
   - Кончай месить его! - приказал он охраннику.
   Тот повиновался. Отпустив свою жертву, отошёл и стал рядом с боссом, глаза лихорадочно блестят, физиономия оскалена. Что и говорить, "повеселился" на славу!
   - Поехали домой, хватит тут торчать! - велел Вельмиров-старший, поворачиваясь и направляясь к "джипу".
   - Босс, а что делать с этими двумя? - спросил один из охранников, тот, что продолжал держать юношу.
   Дмитрий остановился. Обернувшись, некоторое время молча смотрел на сына. Адам был похож на привидение: мертвенно-белое, бескровное лицо, искусанные губы, дикие, безумные глаза, в которых намертво застыла жуткая, невыносимая Боль. Удовлетворённо ухмыльнулся:
   - Оставьте их здесь. Обоих! Пусть сдохнут рядышком. Верно, о такой кончине они и мечтали. Что ж, доставлю им эту маленькую радость. Поехали! 210
   Охранник, державший Адама, отпустил его. Тот просто рухнул на подстилку из еловых иголок, не в состоянии держаться на ногах.
   "Джип" уехал, на прощание оглушительно взвизгнув шинами.
   Юноша, с трудом оторвав налитую свинцовой тяжестью голову от земли, устремил взгляд туда, где лежал возлюбленный, в сумасшедшей Надежде: может, он жив?! Но тело Марка оставалось таким же неподвижным, как несколько минут назад. Безмерный в своей первобытности ужас затопил всё Существо Адама, поднял парня на ноги. Шатаясь, как пьяный, он добрёл до тела художника и, упав на колени, обхватил любимого руками, повернул к себе. Увиденное оказалось таким кошмаром, какой нереально себе даже представить! Лицо Марка, такое родное, такое безмерно любимое, напоминало собой теперь одну сплошную открытую, сочившуюся кровью рану, черты его словно смылись, смешались в жуткую кашу из искорёженной плоти. Прекрасные белокурые кудри слиплись от крови, стали грязно-серыми, жёсткими. Переломанные пальцы рук безжизненно распластались, будто подбитые крылья большой прекрасной птицы. Он и сам был похож на птицу, израненную, может, даже погибшую, но, несмотря на своё искалеченное, измятое тело, всё равно невыразимо прекрасную, сломанную, но не сломленную, не сдавшуюся!
   Нет таких слов, просто их не отыщется ни в одном словарном запасе ни одного языка, даже, если этот запас огромен, чтобы описать то, что чувствовал Адам, обнимая безжизненное тело своего любимого Марка! Это была не просто Боль, жуткая в своей невероятной мощи. Это было что-то, настолько страшное и чёрное, аналогов чему вряд ли возможно встретить! Словно всё его Существо медленно-медленно заливали серной кислотой высочайшей концентрации. Смертельная жидкость разъедала, отравляла, причиняла непереносимые страдания. Эту Боль невозможно выплакать, потому что, сколько ни плачь, облегчения не будет! Адам чувствовал: из его груди заживо вырвали сердце, из тела, по - одному, вытянули все сосуды и сосудики, не оставив ничего, даже Пустоты...Пустоту можно осязать... А то, что осталось от него сейчас... Бесплотный дух... Оболочка, лишённая Жизни...
   Парень ощущал, что сходит с ума... Но не быстро, как это обычно бывает, мгновение - и всё, а медленно, неторопливо, с какой-то ленивой Неизбежностью...
   "Любимый мой, единственный, свет Жизни моей, - мысленно взывал юноша к своему возлюбленному, словно тот мог его услышать, - Что же с тобою сотворили?!".
   Тело сдалось, оно оказалось не в силах больше выносить столь чудовищные муки. Адама прорвало, он повалился прямо на окровавленного Марка и нет, не заплакал, даже не зарыдал, 211
   а заорал, так, что едва не лопнули голосовые связки, безостановочно, надрывно, хрипло. Он кричал и кричал, монотонно, на одной ноте... Потом не осталось сил даже для крика, и юноша просто выл, тихо, едва слышно, но столь же отчаянно, безысходно и мучительно...
   Вдруг, - о Чудо из Чудес! - Адам почувствовал, как Марк слегка пошевелил рукой, он ощутил это, сжимая любимые пальчики в своей ладони. Его ненаглядный жив! У парня словно выросли крылья и силы удесятерились! Глаза, мутные и потухшие еще мгновение назад, зажглись Безмерной Радостью! Марк жив, жив, жив!
   Едва не теряя разум, теперь уже от Невероятного Счастья, Адам подхватил мужчину на руки (возлюбленный оказался неожиданно лёгким, не тяжелее девятилетнего ребёнка), и понёс его по направлению к автостраде. Путь ему указывали следы протекторов от шин "джипа" его отца.
   - Сейчас, миленький, сейчас, потерпи ещё чуточку! - приговаривал парень, - Скоро ты будешь в безопасности! Ты поправишься, обязательно поправишься, слышишь! Я не дам тебе умереть, не отдам тебя в лапы Смерти! Жизнь моя, ты слишком нужен мне самому!
   Довольно долго Адам с Марком на руках петлял по лесу, выбираясь к дороге. Но след "джипа" старательно не терял из виду.
   Марк всё ещё был без сознания, но теперь хотя бы сердце его билось чётче, юноша слышал глухие, размеренные удары, прижимая любимого к своей груди, и то, что он слышал, придавало Адаму сил двигаться дальше и не унывать.
   Вот и дорога. Пустынная, ровная и спокойная, абсолютно безучастная ко всем и всему, включая Адама с Марком... Ни души кругом, ни единой машины вдалеке... Но дорога - это Надежда! Ведь не вечно же здесь никого не будет! Кто-то же хоть когда-нибудь должен проехать по ней! Для чего же тогда эту автостраду проложили?! Не для красоты же, в самом деле!
   У обочины притулилась невысокенькая чахленькая ёлочка. Адам очень бережно опустил любимого на землю рядом с деревом, полулёжа прислонил его спиной к обшарпанной коре.
   - Побудь пока тут, Сокровище моё, - нежно проворковал он, трепетно коснувшись губами бесконечно любимых израненных губ, - Я попробую поймать какую-нибудь тачку. Вдруг, кто проедет?
   Адам вышел на дорогу, поминутно оглядываясь назад, проверяя состояние возлюбленного. Напряжённо всматривался в туманную даль, мысленно умоляя хоть кого-нибудь проехать мимо. Он верил, что кто-то должен его услышать!
   Ожидание затянулось. На горизонте по-прежнему никого. Юноша уже хотел возвращаться к Марку, собираясь нести его в город или до ближайшего населённого пункта на себе. Расстояние не 212
   играло никакой роли, Адам ни за что не хотел бросать своего любимого художника, он готов был умереть сам, лишь бы его ненаглядному стало хоть чуточку легче, только бы спасти его от гибели!
   Но вот на горизонте показались очертания какого-то автомобиля. Адам недоверчиво вгляделся вдаль, приставив ладонь козырьком к глазам. Может, это обычный мираж, всего лишь обман зрения? Ведь такое встречается в Природе сплошь и рядом! Взять хоть пустыню. Сколько раз он читал про это удивительное явление в газетах и смотрел по телевизору передачи. Невероятное слияние воздушных масс с землёй создаёт подобный удивительный эффект. Вроде бы видишь что-то, что-то очень реальное, конкретное, имеющее размер, форму и даже цвет, но при ближайшем рассмотрении понимаешь, что перед тобой - всего лишь мастерски созданная иллюзия...
   Но нет, машина вдалеке не была иллюзией! Сюда, к ним, действительно кто-то ехал! Адам выбежал чуть не на середину трассы и, замахав руками, стал звать на помощь.
   Едва не сбив парня, резко затормозило чёрное "Вольво" с тонированными стёклами. Дверь со стороны водителя распахнулась, оттуда выскочила женщина и бросилась к юноше.
   - Адам, сумасшедший оболдуй! - воскликнул знакомый голос, дрожащий от страха и волнения, - Я тебя чуть не сбила! Ты что, совсем рехнулся, под колёса кидаешься?!
   Это была Нанетта. Вот уж сюрприз, так сюрприз! Несмотря на неожиданность этой встречи, Адам настолько обрадовался ей, что бросился на шею и пылко поцеловал в щёку.
   Такого поворота женщина явно не ожидала. Смутившись, пробормотала:
   - Ну, ну, тише, тише! Что случилось, милый? - увидев, что парень весь в крови, не на шутку перепугалась, - Мальчик мой, что стряслось?!
   - Долго объяснять! Помоги мне лучше! Я тебе всё потом расскажу, не сейчас! - быстро затараторил Адам, схватил Нанетту за руку и потянул к обочине, туда, где оставил Марка.
   Едва она увидела художника, искалеченного, без сознания лежавшего под деревом, она всё поняла. Поняла окончательно и сразу, без всяких объяснений.
   - За что его так? - спросила только, - Впрочем, не рассказывай, это не столь важно. Сейчас ему необходима помощь врача, причём, незамедлительно! Неси своего приятеля к машине!
   Адам очень бережно и нежно подхватил любимого на руки, донёс до "Вольво" Нанетты. Женщина открыла им дверь заднего сиденья. Парень уложил Марка, сел с ним рядом.
   - Гони, что есть мочи! - в голосе Адама столько мольбы! 213
   Нанетта завела мотор и сорвалась с места без лишних слов. Она понимала, что минута, даже секунда промедления могут стоить раненому Жизни!
   Положив любимую голову к себе на колени, юноша нежно гладил спутанные волосы.
   - Всё образуется, любимый мой, всё образуется! - тихо-тихо, почти беззвучно, чтобы не слышала Нанетта, шептал он своему возлюбленному.
   Адам верил, что так и будет. Всё образуется!
  
   Глава восьмая.
  
   Они неслись по автостраде, как угорелые. Опускался вечер, стремительно темнело. Ночь набрасывала своё тяжёлое тканое покрывало на уставшую землю.
   Когда "Вольво" Нанетты достигло города, стало совсем темно, повсюду на улицах, один за другим, зажигались фонари.
   Они долго петляли по проулкам, пока, наконец, не вырулили к пятиэтажному зданию, обшарпанному и грязному, как и большинство строений рядом. Женщина резко дала по тормозам. Машина пронзительно взвизгнула и стала.
   Адам, опустив стекло и выглянув в окно, не сразу узнал это место.
   - Мы где? - спросил у Нанетты.
   Та повернулась к парню.
   - У меня. Я решила отвезти вас в клуб, - видя, что юноша вскинулся, пытаясь что-то возразить, резко перебила его, - Не спорь со мной, я знаю, что делаю! В больницу твоего приятеля везти не стоит, там вечно такая волокита с приёмом больных, даже куда более здоровым на вид пациентам приходится, иной раз, бесконечно торчать там, дожидаясь, пока светило в белом халате их хотя бы выслушает, не говоря уже о том, чтобы посмотреть! Пока суд да дело, он может и вовсе отправиться к праотцам, если я верно заключаю из характера его ранений. Кто-то очень неслабо постарался, чтобы так его изукрасить, били со знанием дела, мало того, с пристрастием, это видно невооружённым глазом, - Нанетта вздохнула, - Блин, ну и народ у нас пошёл! Человека готовы, чуть ли не убить, причём, неизвестно за что! Не поверю я, что друг твой так уж сильно провинился, что над ним надо было творить подобное надругательство! А... Где был ты?! Неужели ты мог спокойно стоять и смотреть, как его калечат?! - женщина даже задохнулась.
   И тут же пожалела о том, что спросила. Адам посмотрел Нанетте в глаза, в их бездонной глубине она увидела такое!
   - Прости, милый, прости меня, дуру! - горячо воскликнула женщина, - Я не знала, честное слово не знала! - немного помолчав, робко, неуверенно спросила, опустив глаза, - Ты... очень любишь его? 214
   - Больше всего и всех на свете! - ответил Адам, голос дрожал, в нём слышались слёзы, - Больше собственной Жизни!
   Он говорил правду, Нанетта это чувствовала. Тяжело вздохнув про себя, вслух сказала:
   - Тогда надо спешить! Неси его туда, где он был прошлый раз. Наиболее подходящая комната.
   Адам очень-очень бережно нёс свою бесценную ношу следом за Нанеттой, быстрым шагом направлявшейся к подвалу, где располагался её ночной клуб.
   Пройдя по длинному и узкому коридору вглубь помещения, они оказались в той самой комнате, где Адам танцевал свой "Танец" в прошлый раз. Осторожно опустив Марка на тахту, юноша сел рядом.
   - У меня здесь есть врач, - сказала Нанетта, - Он прекрасный человек и Истинный Талант! Мы знакомы не первый год, и могу сказать смело: такой Мудрости я не встречала ещё ни у кого! Вот уж верно, Настоящий Дар редко облачается в белые одежды доктора! Доверься ему, он поможет!
   Почему-то Адам поверил Нанетте, поверил сразу, не задавая вопросов. Он чувствовал, что этот чародей от медицины сможет помочь его любимому поправиться, сможет поднять его на ноги! А потом...Потом... Парень знал, что будет потом! И это осознание безумной Болью отзывалось во всём Существе Адама, в каждой его клеточке. Им придётся расстаться... Придётся! Иначе в следующий раз отец, в самом деле, просто возьмёт и убьёт Марка! Убьёт столь же хладнокровно, ни минуты не мешкая, как он всегда вершил свои дела! Адам не мог допустить, чтобы подобное произошло! Он так сильно любил художника! Лучше уж никогда не видеть его родного, безмерно любимого лица, не целовать его губ, ни обнимать его и не ласкать, не слышать его голоса, самого дорогого на свете! Лучше умирать без него в ледяном плену собственного одиночества, снедаемым нечеловеческой Тоской, чем сжимать в объятиях хладный труп, зная, что его невозможно вернуть к Жизни!
   Больно, как больно! Как невыносимо мучительна сама мысль о расставании с тем, кто тебе дороже Жизни, кого любишь так, что аж сердце заходится!
   По бледному лицу Адама ручьём струились слёзы, падая на искалеченную руку Марка, которую юноша сжимал в своей ладони. Парень плакал горько, безысходно, но очень-очень тихо, почти беззвучно.
   Он не слышал, как вернулась Нанетта. За нею следом быстрым шагом шёл коренастый мужчина средних лет с небольшим чемоданчиком в руке.
   - Вот и мы! - улыбаясь, сообщила она. 215
   Адам вздрогнул от неожиданности. Торопливо вытер глаза, попытался улыбнуться, но ничего не вышло, отчаяние и безмерная Боль сковали мимику.
   Доктор, не глядя на него, сразу же направился к раненому, всё ещё без сознания лежавшему на тахте. Мягко отстранил Адама:
   - Отойдите, молодой человек, мне надо осмотреть больного!
   Парень нехотя встал, отошёл в сторону, но недалеко, чтобы видеть все манипуляции, которые врач будет производить над его возлюбленным. Однако, доктору, похоже, сама идея присутствия рядом посторонних лиц во время его Священнодействия, не слишком понравилась. Он недовольно и весьма решительно потребовал:
   - Я бы рекомендовал вам обоим обождать результатов моего осмотра где-нибудь в другом помещении. Я не могу работать в присутствии лиц, несведущих в искусстве медицины, меня это напрягает и нервирует. Когда понадобитесь, я дам знать.
   Нанетта приблизилась к Адаму, нежно, но твёрдо обняла за плечи, повернула к выходу:
   - Пойдём, милый, не будем мешать Георгию Даниловичу!
   Адам подчинился, хоть и очень неохотно. Он понимал, что пока ничем больше не сможет помочь своему единственному. Попрощавшись с ним полным Любви и обожания взглядом, парень покинул комнату, сопровождаемый ласково обнимавшей его Нанеттой.
   Женщина отвела своего спутника в небольшую, но уютную комнатку, с весело потрескивавшим в камине огоньком. Усадив Адама в одно из находившихся здесь массивных, глубоких кресел, поближе к теплу, достала из большого старинного шкафа у стены пушистое одеяло, накрыла им заледеневшего парня (Адам, находясь в состоянии какой-то прострации, даже не чувствовал холода, зато Нанетта прекрасно ощущала, до чего он замёрз, его тело мелко дрожало). Опустившись рядом с ним, она обняла юношу, положила голову к нему на колени, блаженно закрыла глаза. Она была Безмерно Счастлива сейчас, так, как только может быть Счастлива Женщина, рядом с которой любимый Ею Мужчина, счастлива Беспредельно, Абсолютно! Хоть они давно расстались (расстались, как любовники, но продолжали встречаться, просто как давние добрые друзья), Нанетта любила Адама, любила, несмотря ни на что, вопреки всем и всему, она любила его пронзительно, страстно и безумно, продолжая любить его все эти годы, с каждым днём это Чувство возрастало и крепло, и женщина ничего не могла сделать, она не могла перестать любить его и ждать, не могла прекратить мечтать о нём днём и ночью, не могла не жаждать его возвращения! И никогда не сможет, это Нанетта понимала отчётливо и ясно, слишком ясно и отчётливо!
   Чтобы не так сильно грызла Тоска и не столь неотвратимым казалось собственное одиночество, женщина пыталась даже пару раз 216
   завести романы. Так, ничего не стоящие интрижки, единственная цель которых - забыться (но не забыть, этого не будет никогда, она не сможет забыть Его до самой своей Смерти!). Охотников находилось немало, Нанетта была очень красива, и под влиянием её чар оказывались многие. Долго продолжаться подобные отношения, естественно, не могли. Женщине всего не хватало, ей не доставало именно того, что было у них с Адамом, когда они ещё являлись любовниками. Она тосковала по его огненным объятиям, по страстной жадности его испепеляющих поцелуев, по его невероятным, сумасшедшим ласкам, по его восхитительному телу, которое она так любила гладить и целовать, по его громадным, просто бездонным, глазам, в которых она тонула всякий раз, как смотрела в них, по его нереально прекрасному лицу и негромкому, музыкальному голосу, по тёплому бархату его густых огненно-чёрных волос, которые она обожала перебирать в своих пальцах, любуясь исходящим от них индиговым свечением, по их разговорам ни о чём и обо всём... Она безумно тосковала по нему, его присутствию! Никто из мимолётных кавалеров Нанетты не мог понять, почему эта женщина, минуту назад такая страстная и ненасытная, дрожавшая в их объятиях от сжигавшего её любовного огня, вдруг, разительно менялась, становясь неприступной ледышкой, и буквально вышвыривала их вон, изъявив желание больше никогда с ними не видеться?! Они не видели, просто не могли видеть (Нанетта умела не показывать своего отчаяния и Боли, какими бы сильными они ни были), как эта невероятная женщина, оставшись одна, рыдает безудержно и горько, обнимая подушку, кусая до крови губы! Лишь ночь становилась невольным, непрошенным свидетелем этого сильнейшего страдания, терзавшего Нанетту. С приходом дня она надевала на своё лицо маску беспечного, уверенного в себе, невозмутимого Спокойствия, улыбалась и шутила, словом, была такая, как всегда. Так продолжалось до ночи. А ночью - снова слёзы, Боль и терзания. И так изо дня в день, из месяца в месяц. Всякий раз после таких вот ночей она рвалась найти Адама, умолить его вернуться, остаться с ней, потому что действительно не могла жить без него, не могла, не умела и не хотела! И каждый раз останавливалась в самый последний момент... А что она скажет ему?... Как сможет возвратить Человека, если Он ушёл окончательно?... Адам, помимо того, что Природа наделила его гордым и независимым нравом, был ещё и столь же невероятно упрям, его просто невозможно было направить туда, куда он не хотел идти. Да, Он-то от неё ушёл, только она-то не ушла от Него!
   "Любимый мой, родной, упрямый мальчишка, - думала Нанетта, обнимая колени Адама, она буквально тонула в безбрежном океане Любви и нежности к нему, - как я люблю тебя, если бы ты знал! 217
   Если бы ты только мог представить, через что я прохожу каждый день и каждую ночь с тех пор, как ты покинул меня!".
   Как ей хотелось оказаться в объятиях Адама, прильнуть к его губам, целовать и ласкать его до тех пор, пока не сойдёт с ума, до тех пор, пока не умрёт! Женщина чувствовала, парень не станет сопротивляться, возможно, он даже не поймёт до конца, что происходит, и чего она хочет от него, настолько он подавлен происходящим с его другом. Достаточно просто взглянуть в его глаза, чтобы увидеть в них Безмерную Боль, ту Боль, не выдержав которой Человек сводит счёты с Жизнью! Нанетта понимала, что Адама ей всё равно не удастся вернуть, теперь уж окончательно, потому что его сердце принадлежит тому белокурому израненному, окровавленному парню, там, в соседней комнате, чуть дальше по коридору, принадлежит всецело и полностью!
   Ну и что ж, пусть так! Пусть её любимый не может быть с ней всегда, но ведь он может остаться на ночь, а ей и этого достаточно, она уже и этим будет Безгранично Счастлива! Он может подарить ей ночь, одну - единственную ночь, после которой ей и умереть не жалко! Ему даже ничего не нужно будет делать, она всё сделает сама, только бы Адам позволил ей целовать и ласкать его, лишь бы вновь пережить несколько часов Неземного Блаженства рядом с ним! Она ведь многого не просит, только этого! Только ночь, а там... Хоть в огонь!
   Нанетта подняла голову и всмотрелась в бесконечно любимое лицо Адама. Оно было таким бледным, таким безжизненным, на нём жили только глаза, они влажно мерцали в полумраке серебристыми бриллиантами слёз.
   Сердце рванулось к любимому, Нанетта порывисто обняла его, крепко-крепко прижавшись к его телу, скрытому под одеялом. Она ощущала, как парень весь дрожит. Сказывалось огромное нервное напряжение после пережитого сильнейшего потрясения. Ещё немного, и у Адама начнётся настоящая истерика, он и так еле-еле сдерживается, чтобы не разрыдаться прямо здесь, сейчас, у неё на глазах!
   - Родной, любимый мой, ненаглядный, успокойся! - Нанетте было так больно смотреть на его молчаливое страдание, что она невольно выдала себя, хоть и дала самой себе зарок никогда впредь не говорить Адаму о своих к нему истинных чувствах, - Не надо так убиваться! Он поправиться, вот увидишь, обязательно поправится! Георгий Данилович и не таких на ноги поднимал! Ему удавалось вытащить с того света тех, кого врачи уже и вовсе со счетов списали! Ну же, перестань! - женщина ласково подняла лицо парня за подбородок, заставила посмотреть на неё.
   Родные, любимые глаза! Сколько в них Боли!
   Адам так близко, Нанетта чувствует каждой своей клеточкой его желанное тепло, необыкновенный аромат его тела. Она жаждет 218
   его с неимоверной силой, просто ничего не может с собой сделать! Нанетта перестала что-либо соображать, она видела только Адама, чувствовала и ощущала лишь своего любимого! Чудовищный, неодолимый порыв буквально швырнул женщину к парню, она обхватила огненными пальцами его лицо и приникла к его губам, целуя безумно и настолько страстно, что это было сродни Помешательству и насилию в одном. Нанетта целовала и целовала Адама, не в силах от него оторваться. Какие сладкие у него губы, какие сладкие, как она соскучилась по ним, как стосковалась! Отдала бы всё на свете, саму себя, всё-всё, что у неё есть, собственную Жизнь, только бы целовать их до скончания своего века, пить и пить их горьковатую пьяную сладость! Нанетта отчаянно стремилась растормошить парня, разбудить его Чувственность, заново зажечь в нём Страсть к ней. Он не отвечал ей, даже не шевелился. Юношу глубоко потрясло то, что сейчас происходит. Он-то думал, что эта женщина уже давно забыла его, что у них сохранились просто хорошие, дружеские отношения, отношения, в которых ничему подобному нет места! Но этот сумасшедший поцелуй доказывал обратное! Нанетта продолжает любить его, только теперь это Чувство ещё глубже и сильнее!
   Но... Нет, нет, нет! Он не может ответить Нанетте тем же, просто не может! Он слишком любит своего ненаглядного художника, только в нём и с ним он видит и представляет себе собственную Жизнь! Если Марк, вдруг, умрёт, ему тоже не жить!
   Адам, словно очнувшись от своего летаргического сна наяву, в котором пребывал всё это время, мягко, но решительно отстранил от себя Нанетту.
   - Нет! - очень чётко сказал он, - Нет!
   Она, задыхаясь от безумной Страсти и желания, смотрела на него пламенными глазами. Смотрела, не отрываясь, несколько минут. Поняла, что Адам действительно её не хочет. Стало так больно, что хоть криком кричи!
   - Прости! - глухо ответила женщина, опуская глаза. Поднявшись на ноги, отошла от него.
   Адам почувствовал её Боль. Но он, в самом деле, ничем не мог помочь. Что было, то было, обратно не вернёшь. С тех пор, как в его Жизнь и сердце вошёл Марк, никому другому там нечего делать!
   Ожидание затянулось. Адаму было невмоготу сидеть здесь, с Нанеттой, когда там, в соседней комнате, чуть ли не за стенкой, его любимый... Может, уже умер... Может, даже это хвалёное медицинское светило не смогло ему помочь... Сил нет сидеть тут и ждать с моря погоды! Будь что будет, пусть этот доктор даже захочет пристукнуть его за вмешательство в свою работу, но он больше не вытерпит! 219
   Адам сбросил с колен одеяло, вскочил с кресла и опрометью бросился вон из комнаты, Нанетта не успела его остановить. Чуть ли не в три прыжка достигнув помещения, где находился его возлюбленный, юноша распахнул дверь и влетел в комнату. Доктор, услышав шум, недовольно повернулся. Увидел парня, его безумные глаза, кажется, способны были прожечь дыру у врача в груди.
   - Успокойтесь, молодой человек, успокойтесь, не надо на меня смотреть таким диким взглядом! - урезонивал Адама Георгий Данилович, - Наш раненый жив, и в настоящее время его Жизни ничто не угрожает, если, конечно, он не надумает сам себя угробить, и не начнёт танцевать лезгинку, едва придёт в себя. Ну, - врач развёл руками, - в этом случае даже я вряд ли смогу его спасти. Он скоро очнётся. Постарайтесь, чтобы больной оставался в состоянии полного покоя ещё хотя бы дня два, лучше, три. Желательно поменьше разговаривать с ним и ни в коем случае не волновать, ему это вредно, может открыться кровотечение в брюшной полости, которое я с трудом остановил. У больного сломаны все пальцы обеих рук, несколько рёбер, сильно повреждена черепная коробка. Удивляюсь, как он ещё жив до сих пор после такого - то! Нанетта сказала, что его били. Похоже, не просто били, а убивали! Я наложил тугой, стягивающий бандаж на грудную клетку больного, чтобы повреждённые кости быстрее и правильнее срослись. Пальцы рук тоже забинтовал, они в гипсе. Сниму через пару месяцев, пока побудет так. Ещё какое-то время его могут мучить сильные головные боли, но при должном уходе это постепенно пройдёт. Там, на столе, я оставил все необходимые инструкции в письменном виде и кое-какие снадобья. В их составе - редкие тибетские травы, они излечивают любой недуг лучше всякого бальзама. Просто прикладывайте их в качестве повязок к ранам, те быстрее заживут, - доктор перевёл дух, - Ну, кажется, сказал всё. Если что будет непонятно, или состояние больного, вдруг, ухудшится, сразу же пошлите Нанетту за мной! Разрешите откланяться! - доктор сложил свои инструменты, с помощью которых он производил осмотр и работал с больным, в свой чемоданчик и степенно удалился восвояси.
   Адам едва дождался ухода врача! Лишь только дверь комнаты за ним закрылась, юноша бросился к тахте, на которой лежал Марк, упал на колени у изголовья, схватил забинтованную, искалеченную руку любимого в свои ладони и стал осыпать её лихорадочными, страстными поцелуями. Выдержка ему изменила, парень разрыдался. Он плакал и плакал, безостановочно, горько, навзрыд.
   - Любимый, родной мой, единственный, - шептали обезумевшие губы, продолжая неистово целовать любимую ручку, кончики сломанных пальчиков, торчавшие из гипса, - Ты жив, жив, жив! Люблю тебя! Люблю! Люблю! 220
   Марк всё ещё не пришёл в себя. Он лежал, неподвижный, мертвенно-белый. Лишь лихорадочно горевшая кожа указывала на то, что он ещё не уснул вечным сном. Адам опустился на тахту рядом с возлюбленным, крепче обнял его, прислонился головой к забинтованной голове. Он лежал так, тихо, неподвижно, временами очень нежно целуя любимого в лоб. Мысленно старался передать ему свою жизненную силу, влить в него собственную энергию. Юноша знал, чувствовал, что их невероятная в своей мощи, непостижимая для обычного человека, какая-то неземная духовная связь, связь, свойственная только Истинным Близнецам, должна помочь Марку выздороветь. И поможет, обязательно поможет!
   Нанетта, заглянув посмотреть, как у раненого дела, стала невольным свидетелем этой сцены. Её сердце болезненно сжалось, словно его кололи необыкновенно острыми иголками. Столько невыразимой Любви, молчаливой нежности было в том, как Адам обнимал своего друга! Так обнимать можно лишь того, кто тебе дороже всего и всех на свете, кого ты любишь пламенно и страстно! На глаза навернулись слёзы. Она потеряла Его! Навсегда потеряла! Всё Существо Нанетты скрутила такая Боль, что женщине казалось, её разрывает на части! В голове что-то пронзительно и противно зазвенело, комната несколько минут тошнотворно крутилась перед глазами, она была вынуждена уцепиться дрожащими пальцами за ручку двери в поисках опоры.
   Понемногу Нанетту начало отпускать. Она понимала, что бессильна что-либо изменить, как-то исправить сложившуюся ситуацию.
   Что ж, пусть так... Она не может быть с Ним, но она может быть для Него! Она будет помогать Ему во всём, будет жить Его интересами, Его Жизнью, делать всё от неё зависящее (и независящее тоже), чтобы её любимый никогда не знал Боли и разочарований, чтобы Его согревало ласковое солнышко Любви, чтобы Ему было тепло, хорошо и уютно просто жить и радоваться Жизни в этом непростом Мире! Пусть хотя бы Адам будет по-настоящему Счастлив! А она будет Счастлива уже тем, что Ему хорошо!
  
   Марк приходил в себя медленно. Его сознание долго не могло выплыть из душной, одуряющей тьмы, в которой оно пребывало всё это время. Но постепенно Жизнь стала возвращаться к нему. Затуманенный мозг начал видеть причудливые картины, какие-то непонятные обрывки воспоминаний, больше похожие на сны. Прошлое... Настоящее... Будущее...Эти картины-видения постоянно менялись, принимали самые невероятные формы и образы. Но вот сознание из общей сумятицы выхватило один-единственный Образ... И Он не изменился, не стал чем-то другим так молниеносно, что даже не успеешь запомнить и осмыслить, а что же ты видел на самом 221
   деле? Нет! Образ становился всё чётче и чётче, принимал конкретные очертания. Марк видел Ангела, самого настоящего Ангела, и Ангел был так прекрасен, что сердце замирало! Он сидел у изголовья кровати, тёплая ладонь нежно сжимает его пальцы, ласковая улыбка согревает заледеневшую душу живительным благодатным теплом. Глаза у Ангела огромные и синие-синие с мягким малахитовым отливом, они смотрят на него с такой пронзительной, безграничной Любовью! И сразу отступает Боль, приходит Умиротворение и Покой. И осознание того, что пока Ангел с ним, ничего плохого не может случиться, просто не может! Ангел не оставит его, не даст ему умереть!
   - Не покидай меня! - умоляет Марк сладостное Видение.
   - Не покину! - отвечает Ангел, - Никогда! Я люблю тебя!
  
   Адам уловил по лёгкому движению любимых губ, что Марк начал приходить в себя. Всё Существо юноши охватила такая буйная, шальная Радость, что он снова разрыдался, на этот раз от Безмерного Счастья!
   Марк открыл глаза. Увидел подле себя Адама, по прекрасному лицу струились слёзы. Юноша очень нежно гладил и поминутно касался губами его забинтованной руки, искалеченных пальцев. Ласковая, любовная улыбка осветила бледное лицо художника. Он понял, кто был тем Ангелом, которого он зрел в своём Видении!
   - Любимый, - голос Марка тихий, еле слышный, - Почему ты плачешь?
   - О, Марк! - Адам порывисто обнял его и стал осыпать неистовыми поцелуями его лицо, - Ты жив! Жив! Жив! Как я испугался, что этот изверг тебя убил, что я никогда больше не смогу увидеть тебя, услышать твой голос, не смогу целовать тебя и дарить тебе свои ласки! Я не мог бы жить тогда! Мне не нужна Жизнь, в которой нет тебя! - ещё крепче прижавшись к возлюбленному, парень снова разрыдался.
   Марк коснулся губами чёрных взъерошенных волос, чувствуя безумный отклик всего своего Существа.
   - Ты приходил ко мне в моём Видении, - улыбаясь, сказал он, - Я видел Ангела. Ангел говорил со мной, сидел у изголовья, держал меня за руку. Он обещал никогда не покидать меня, сказал, что любит. Это был ты. Я знаю, это был ты!
   - Я люблю тебя, Марк, я так люблю тебя!
   - И я тебя люблю, солнышко моё синеглазое, очень-очень-очень люблю! Они могут убить меня, но не смогут убить моей Любви к тебе! Я всегда любил, и всегда буду любить тебя!
   - И я всегда буду любить тебя! - Адам страстно и нежно поцеловал любимые губы. 222
   Он был так Безгранично, Безмерно Счастлив, что его возлюбленный жив, что совершенно позабыл о невероятно трудном решении, которое ему предстояло вскоре принять...
   Адам неотлучно находился подле Марка всё то время, пока тот был прикован к постели, он даже спал с ним рядышком, обняв любимого и положив голову на его подушку. Он ухаживал за ним с бесконечной нежнейшей заботливостью, старался упредить малейшее его желание, каким бы странным и неисполнимым оно ни казалось. Он мыл его, делал перевязки, давал лекарства, кормил, доставал и читал ему книги или газеты, выносил на свежий воздух. По лицу парня было видно, что ему вовсе не в тягость подобные хлопоты, напротив, он буквально светился и сиял, таким Беспредельно Счастливым Нанетта, приходившая время от времени навестить больного (Марка пока опасно было перевозить куда-то, потому он оставался в её клубе), своего любимого ещё не видела! Адам забыл о себе самом, вся его Жизнь теперь состояла из заботы о возлюбленном, юноша жил Марком и существовал только ради него, все его помыслы и деяния были направлены на одно: чтобы любимый поскорее поправился совсем, встал на ноги, и всё случившееся испарилось из его памяти, как дурной сон! Больше парня ничего не волновало, он даже перестал думать о маме и сестре, которых бесконечно любил... Он не забыл о них, нет, просто сейчас куда более важным для него было положение Марка, его здоровье и самочувствие, его Жизнь, ещё совсем недавно висевшая на волосок от гибели...
   Бесконечная Любовь, которую юноша питал к художнику, и отличный уход сделали своё доброе дело, Марк пошёл на поправку и уже через три недели окреп настолько, что мог вставать с кровати и передвигаться самостоятельно, чем невероятно удивил доктора.
   - Это просто Чудеса какие-то, да и только! - воскликнул медицинский гений, заглянув к ним с очередным визитом, - Поверить не могу! Вы же были практически трупом, когда я Вас осматривал впервые (это обращалось к Марку)! А теперь... Только взгляните: встаёте с постели, сами ходите, вон, как посвежели, даже румянец появился! Это после всего-то! Видно, есть у Вас поистине замечательный Ангел-Хранитель, Он Вас бережёт!
   Марк очень нежно посмотрел на Адама. Любимый и есть его Ангел-Хранитель, чья Любовь вернула его с того света!
   Головные боли, минуя опасения врача, его не беспокоили, с лица исчезла ужасающая бледность, оно и правда, посвежело и даже как-то помолодело. По всему чувствовалось, Марк воспрял духом, и окончательно возродился из пепла, подобно Фениксу.
   Они с Адамом теперь стали и вовсе неразлучны, вместе гуляли и ели, смеялись и молчали, наслаждаясь обществом друг друга. Одного невозможно было представить в отдельности от другого. Они ещё сильнее сроднились, ещё крепче сблизились...и ещё 223
   безумнее полюбили друг друга, настолько, что теперь не только жить не могли один без другого, но даже дышать!
   По мере того, как приближался день окончательного выздоровления Марка, Адама всё сильнее начинала терзать Боль, Боль от того, что надо с ним расставаться. Эта Боль была кошмарной и чудовищной, она не давала парню покоя ни днём, ни ночью, Она заставляла его метаться во сне и просыпаться от собственных истошных воплей. Он с каждым днём становился всё бледнее и молчаливее, практически совсем перестал улыбаться, бродил по клубу, словно сомнамбула, устремив в пространство невидящий взгляд.
   Марк не на шутку встревожился. Что происходит с его ненаглядным солнышком?! Почему Адам, прежде такой весёлый, словно лучившийся Светом изнутри, вдруг, стал угасать буквально на глазах, осунулся и даже как-то похудел?! Художник чувствовал, его возлюбленного что-то гнетёт, что-то ужасное в своей неотвратимости. Но что это? Как помочь любимому? Сил нет смотреть, как он всё сильнее замыкается в себе и грустит, а, иной раз, в его глазах лунным серебром мерцают слёзы! Ну, уж нет, он этого так не оставит! Он выяснит, в чём дело, даже, если придётся припереть Адама к стенке!
   Но чтобы это выяснить, нужно подождать, пока они смогут вернуться домой. Марк не хотел начинать разговор здесь, в клубе Нанетты. Он догадывался, что этой женщине не слишком приятно его присутствие, художник читал это в её настороженном, недоверчивом и сердитом взгляде, невзначай брошенном на него. Марк догадывался и о том, что Нанетта терпит его только из-за Адама и подозревал, почему. Женщина явно испытывает какие-то чувства к его возлюбленному, вероятнее всего, она любит парня, только скрывает это. Интересно, а понимает ли сам Адам то, что его давняя подруга совсем не забыла его, как ему кажется, наоборот, помнит его и продолжает на что-то надеяться и чего-то от него ждать? Вот это неясно... Скорее всего, понимает (это трудно не понять, достаточно увидеть, какими глазами Нанетта смотрит на Адама, когда юноша её не видит!), только не показывает этого...
   Ещё через несколько дней доктор, осмотрев руки художника, уделив особое внимания переломанным пальцам, сообщил, что гипс можно снимать. Страшнейшие переломы костей, после которых вполне реально навсегда остаться калекой, срослись с непостижимой скоростью, мало того, от них даже и следа не осталось! Изумлённо покачав головой, Георгий Данилович разрешил Марку покинуть клуб и вернуться к себе. Художник очень обрадовался, услышав, что его отпускают на свободу. Наконец-то, как он ждал этого дня! Теперь им с Адамом уже никто и ничто не сможет помешать быть вместе и делать то, что вздумается, то, чего им обоим до невозможности хочется!
   Они безумно желали друг друга, жаждали каждую секунду каждого дня! Они буквально умирали от этой неистовой жажды! Но, 224
   пока Марк болел, до тех пор, пока он окончательно не поправился, нечего было даже думать о подобных вещах, зная, в каком состоянии они оба окажутся потом!
   Перед уходом Адам зашёл в кабинет Нанетты попрощаться. Это была просторная комната в китайском стиле, очень строго и просто, но со вкусом убранная. Женщина стояла у окна, с бесконечной печалью глядя на улицу. Услышала лёгкий шорох за спиной, обернулась. При виде Адама большие чёрные глаза её стали совсем грустными.
   - Я пришёл попрощаться, - негромко сказал Адам, приближаясь к ней.
   - Я знаю. Георгий Данилович только что был здесь, сказал, что отпускает твоего приятеля домой. Раз ему разрешили уйти, тебе тоже нечего здесь делать, - против воли, в низком голосе звучала Боль.
   Адам ласково улыбнулся, обнял Нанетту за плечи, заглянул в глаза.
   - Милая, ну, зачем так говорить! Мне нравиться приходить сюда, видеться с тобой. Ты ведь мой друг, и я люблю тебя.
   Он любит её... Но как Друга, не как Женщину!
   - Я знаю, Адамушка, я всё-всё знаю и понимаю! - с неожиданным жаром заговорила Нанетта, чувствуя, что выдержка и всегдашнее спокойствие начинают ей изменять. Так ведь всегда было и будет, когда любимый рядом с нею! Как она его любила, как любила! Пока он был тут, неподалёку от неё, в её клубе, пусть и не с ней, но всё же рядом, Нанетта чувствовала себя такой Счастливой! Почти так же Счастлива она была тогда, когда они с Адамом встречались! И вот, опять разлука... Как пережить это снова, и переживёт ли она вообще, Нанетта не знала... Она только понимала, что если не поцелует эти бесконечно любимые губы прямо сейчас, пусть даже её поцелуй не встретит ответа, она не протянет до следующего утра!
   Женщина порывисто обняла Адама, прижалась так крепко, точно срослась с ним, и приникла к его губам. Её поцелуй, жаркий и страстный, дышал Безмерной Любовью. Он не был долгим, но Нанетта вложила в него всю глубину своих чувств.
   Адам мягко отстранился от женщины, огромные глаза смотрят с горячей нежностью и участием.
   - Нанетта, не надо, прошу тебя! Это ни к чему не приведёт, только лишь растравит сильнее твои раны! - сказал он.
   - Неужели ты совсем не любишь меня?! - с горечью и страданием спросила она, - Неужто тебе всё равно?!
   - Нет, милая, не всё равно! - Адам говорил правду, женщина это чувствовала, - Я тебя очень, очень люблю, иначе и быть не может, потому что ты - Чудо! Ты замечательный Человек, очень тонкий, умный, с тобой мне очень хорошо и интересно! Но... Понимаешь, я люблю Марка, он - всё, что у меня есть и будет в Жизни! Я просто умру без него! Мне... Мне сложно объяснить, охватить словами 225
   всю Бездну того, что я к нему испытываю! Это Безмерная Любовь, Восхищение, Преклонение, если угодно, Страсть! Он значит для меня всё-всё, абсолютно всё, если ты понимаешь, о чём я говорю!
   О да, Нанетта понимала! Потому что точно так же всё на свете для неё самой значил Адам!
   - Да, я тебя понимаю, - только и смогла выговорить она, после неловкой паузы, повисшей, когда Адам признался ей в своих чувствах к Марку, - Но всё же хочу, чтобы ты знал: ты всегда можешь вернуться! Если когда-нибудь тебе понадобиться помощь или просто станет скучно, и захочется поболтать о пустяках, у тебя есть я!
   Юноша нежно поцеловал её в щёку и тепло улыбнулся:
   - Я знаю.
  
   И вот Адам и Марк, наконец-то, возвращаются домой после месячного отсутствия!
   Дом... Какое сладкое слово, сколько в нём Тепла и Надежды! Его стены так спасительны, так надёжны, они всегда защитят и оберегут тебя ото всех ненастий и бурь Внешнего Мира!
   Их жилище встретило своих обитателей мягким полумраком, но в этом полумраке было столько Света! Они освещали его, наполняя собой, своим присутствием! Они оба были, как две Лампады, зажжённые в туманной ночи, светились и искрились ярким, горячим теплом своих душ и сердец, своей Любви друг к другу, пронзительной, необычайно страстной, сумасшедшей!
   - Как хорошо дома! - блаженно закрывая глаза, проговорил Марк. Адам улыбнулся:
   - Да, хорошо.
   Они бродили по квартире, окидывая взглядом окружавшие предметы, словно видели их впервые. Так бывает после долгого отсутствия, человек, возвратившись домой, начинает совершенно по-иному, как-то по-новому, воспринимать старую и знакомую обстановку, ему всё видится в другом свете, точно он попал не к себе, а в гости к малознакомым людям.
   Тишина... Мягко тикают часы на стене в комнате... Спокойствие и безмятежность...
   Но в душе Адама, в его сердце покоя нет и в помине. Он не знает, как ему осуществить то, что он намеревался... Если бы всё было так легко, если бы можно было просто повернуться к Марку лицом, невозмутимо посмотреть в его глаза и сказать ему самым обычным, будничным тоном, что он уходит от него... Если бы... Адам понимал, что это невозможно, он никогда не сможет проделать подобное спокойно и по-деловому! Парень безумно любил художника, вот, в чём вся загвоздка! Он любил Марка так сильно, так всепоглощающе, всеобъемлюще, он просто не сможет сказать ему в лицо этих 226
   слов, у него не получится их произнести! Юноша чувствовал и понимал это, как понимал и то, что ему придётся так поступить... У него нет выбора, отец ведь рано или поздно всё равно узнает, что приятель его сына остался жив, и доберётся до них с Марком! А тогда... Тогда его любимого уж точно убьют, убьют наверняка, может быть, даже более жестоким и изощрённым способом, чем пытались в этот раз, у его дражайшего папаши хватит мерзкой фантазии придумать что-то пострашнее! Родитель всегда ненавидел его, всегда стремился причинить своему отпрыску как можно больше Боли! А что может быть для него, Адама, болезненнее и страшнее, чем гибель на его глазах самого любимого Человека на свете?!
   Марк заметил, что его возлюбленный снова стал мрачен и как-то сник. Художник подошёл к нему (Адам стоял у окна, к нему спиной, и смотрел на улицу, но вряд ли хоть что-то там видел), крепко обнял за плечи, притянул к себе. Ласково поцеловав в макушку, спросил:
   - Лапушка, что с тобой? Ты последние несколько дней ходишь чернее тучи! Что тебя тревожит? Может, я могу помочь?
   В бесконечно любимом голосе столько нежности и участия, столько заботы! И от этого так больно!
   Адам ничего не ответил. Он просто повернулся к художнику всем телом, обхватил руками его лицо (Марк почувствовал, любимые пальчики горячие-горячие, просто огненные!) и припал к его губам. Поцелуй парня был абсолютно сумасшедшим, он вкладывал в него не только свою душу, сердце, всю свою Любовь и Боль, но самого себя, каждую свою микроскопическую клеточку! Касание его пламенных губ породило во всём Существе Марка вихрь совершенно нереальных ощущений, Страсть невероятной мощи, подобной торнадо, смерчу и тайфуну вместе взятым! Он ответил на этот дикий, безумный поцелуй возлюбленного своим собственным Безумием, он целовал его так, словно они вот-вот должны будут расстаться навсегда, и у обоих есть всего одна ночь, чтобы отдать друг другу самих себя без остатка, отдать последний раз в Жизни!
   Эта ночь не была похожа на другие, которые эти двое проводили в объятиях друг друга. Обычно Марк доминировал, он являлся инициатором их близости, и обыкновенно именно он начинал первым, заводя возлюбленного, стараясь его растормошить, распалить, довести парня до Умопомрачения, безудержно и неистово лаская его. Тогда Адам, дойдя до крайней точки кипения, начинал осыпать художника ещё более беспредельными в своей Страсти ласками, вознося их обоих на непостижимую высоту.
   Сейчас же они поменялись ролями. Теперь Адам сжигал любимого в бушующем пламени своей Любви, он целовал и ласкал его так, как никогда прежде, с невероятной силой и бешеной, 227
   безумной Страстью, он был неутолим и ненасытен, всё время стремясь отдать Марку больше, неизмеримо больше!
   Время остановилось и исчезло... Остались только они вдвоём... Любимые и любящие, нежные и неистовые, жадные и невероятно щедрые...
   Ночь, полная огня и немыслимой, нечеловеческой Страсти, окончательно лишила обоих сил, и они уснули, как мёртвые, не выпуская друг друга из объятий, не отрывая губ друг от друга.
  
   Адам пробудился первым. Рассвет ещё не наступил, тьма царствовала над спящим Миром. В комнате свежо и прохладно, лёгкий ветерок, заглянув в открытое окно, тихо играет с занавесками.
   Юноша, повернув голову, долгим взглядом смотрит на спящего возлюбленного, с Безбрежной Любовью и трепетной нежностью гладит и ласкает глазами его лицо, его губы и сомкнутые веки, прекрасные белокурые кудри, его чудесное тело, которое он сжимал в своих объятиях и осыпал безумными поцелуями всю прошедшую ночь.
   "Как мне расстаться с тобой, как?! Как я смогу покинуть тебя?! Я... Я же погибну! Любимый мой, желанный, звёздочка моя ясная, что же это будет, если я никогда больше не смогу видеть тебя и слышать, не смогу проводить с тобой дни и ночи, подобные этой, не смогу умирать в твоих объятиях и заново рождаться?! Если бы ты знал, до чего мне плохо сейчас! Но... Я должен уйти, должен! Лучше умереть самому, чем отдать Смерти тебя! Лучше это! Ты простишь меня, я знаю, ты всегда прощал меня, что бы я ни натворил! А я никогда не забуду тебя, никогда не перестану любить тебя, жить и дышать тобой, даже если не увижу тебя больше! Так будет до самого моего последнего вздоха, и даже Там, за Последней Чертой, моя Любовь к тебе останется такой же Безбрежной и Негасимой, как сейчас!".
   Адам тихо выскользнул из объятий возлюбленного, осторожно, стараясь не разбудить его, встал с кровати, торопливо оделся. В ящике стола отыскал листок бумаги и карандаш. Неслышно прошёл на кухню, включил свет. Сел, положил захваченные принадлежности на обеденный стол. Закрыл глаза, пытаясь справиться с бешеным сердцебиением и дрожью во всём теле. Кое-как взяв себя в руки, начал писать. Волнение было таким сильным, что пальцы буквально прыгали, буквы выходили размытые, корявые, наползали одна на другую.
   "Марк, - гласило послание, - когда ты проснёшься, меня уже не будет рядом с тобой. Я знаю, ты поймёшь меня, и простишь, хоть, возможно, не сразу! Милый, обстоятельства сильнее нас (но не нашей Любви!), у меня нет выхода! Я должен покинуть тебя, на этот раз навсегда! Не пытайся меня найти, я не вернусь! Я поставлен перед 228
   выбором: продолжать быть с тобой и стать свидетелем твоей гибели, или покинуть тебя, сохранив тебе Жизнь! Я выбрал последнее. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволить тебе умереть, лучше пусть умру я! Прощай, ненаглядный мой, я...", - писать дальше Адам не смог, рука отказывалась подчиняться и совсем не держала карандаш. Мутная пелена слёз застлала глаза, он уже ничего не видел. Сердце разрывалось от нечеловеческой Боли, душа выла и стонала, как умирающий зверь. Адам не пожелал бы никому, даже самому злейшему своему врагу, даже собственному отцу, испытать то, через что он проходил сейчас!
   Едва сдерживаясь, чтобы не разреветься окончательно, в голос, парень с трудом встал со стула, трясущимися пальцами сложил своё письмо. Шатаясь, еле передвигая налитые неподъёмной тяжестью ноги, вернулся в комнату.
   Марк ещё не проснулся, его руки обнимали подушку, на которой спал Адам. Обнимали так нежно, с такой Любовью, словно возлюбленный до сих пор был рядом!
   Адам почувствовал, Боль внутри него многократно усилилась, ему стало так плохо, что парень едва не потерял сознание. Из последних сил он добрёл до кровати, положил своё прощальное послание рядом с художником. Хотел в последний раз взглянуть на своего безмерно любимого и обожаемого Человечка, унести навсегда Его Образ с собой, чтобы потом, когда они не смогут видеться, Он согревал его, придавал ему сил не киснуть, идти дальше! Но не смог этого сделать, чувствуя, что тогда не уйдёт вовсе!
   Невероятным усилием собственной воли Адам заставил себя отвернуться и пойти прочь, покинув своего любимого.
   Оказавшись на улице, юноша побрёл вперёд. Он буквально плыл, не разбирая дороги, не ведая, куда направляется, где пролегает его Путь... Ему было всё равно, куда идти... Какая разница, где и когда он свалится, когда остатки сил окончательно покинут его?... Он оставил своё сердце и душу, своё Существо, всего себя без остатка там, с Марком... Здесь, на этой тёмной холодной улице, лишь его Оболочка, безжизненный покров трупа... А привидению не всё ли равно, где находиться?...
   Он долго, долго до бесконечности, кружил по улицам, натыкаясь на стены домов и редких прохожих... Он брёл, как слепой или пьяный, шатаясь, ничего и никого не видя вокруг и перед собой... Город просыпался, встречая ещё одно осеннее утро... Ещё одно... Для кого-то другого... Для него оно будет последним... Он доберётся до дома (если доберётся вообще, если его сердце, которое уже и так еле-еле бьётся, не остановится вовсе, если часики внутри него, мерно отстукивающие мгновения Жизни, не замрут, чтобы уже никогда не завестись), а там... Существует великое множество способов, 229
   как ускорить свой Уход... Нож, верёвка, яд, передозировка лекарств, прыжок с высоты... Он что-нибудь придумает, что-нибудь выберет... На крайний случай, если не хватит духу перепробовать всё вышеперечисленное, можно просто утонуть... А что, чем плох этот вариант?... Налить полную ванну воды, сознательно не набирать в лёгкие воздух, погрузиться с головой и больше не всплывать. Да, сначала, возможно, будет больно и даже очень, человеческое тело, -упрямая штука, оно не желает умирать, тем более, насильственной смертью, оно будет упорно цепляться за своё существование! Но это ничего, боль можно претерпеть... Зато потом... Всё закончится...Наступит Небытие... Придёт Покой, а это - то, что ему действительно сейчас нужно... Покой... Не видеть никого... Никого не слышать... Ничего не знать... Не чувствовать... Тело умрёт, а душа... Душа сможет улететь туда, где она так жаждет быть... К Марку! Он будет присутствовать рядом с любимым, будет оберегать и хранить его, будет помогать ему... Он станет его Ангелом-Хранителем... Он обретёт долгожданную возможность любить его без препятствий, всецело отдавая всего себя... Он будет любить Марка вечно, пусть и в образе бесплотного духа... И тогда никто уже не отнимет у него его художника, никто не встанет между ними, никто! Их пытались лишить права любить друг друга при Жизни... Теперь они смогут любить один другого после Смерти... Они всё равно не расстанутся, никогда не расстанутся, потому что для Близнецов расставания не существует!
   Кое-как добравшись до своей квартиры, Адам вплыл внутрь, двигаясь, как во сне. Он глядел вокруг себя ничего не выражавшими глазами, ничего не узнавал, вообще не понимал, где он и на каком свете... Прикрыв входную дверь (скорее по привычке, машинально, совершенно не отдавая себе отчёта в собственных действиях), парень прошёл в кухню, так же механически открыл ящик у плиты, где хранились столовые приборы, взял нож... Минуту-другую тупо смотрел на тускло блестевшее холодное лезвие... На мгновение перед глазами встало видение его собственного тела, окровавленного, безжизненного, лежавшего на полу в нелепой, раскоряченной позе, с раскинутыми в стороны руками и остекленевшим, мёртвым взглядом, устремлённым в никуда... Тело пронзила боль, точно лезвие ножа уже врезалось в мягкую плоть...
   Ай, всё равно! Нож так нож, это ничем не хуже всего остального!
   Адам сполз на пол, прислонился спиной к металлическому ящику плиты, закатал рукав куртки, обнажив бледную гладкую кожу запястья. Пережал рукавом руку выше локтя, чтобы выступила вена. Судорожно вздохнул и полоснул по голубой прожилке ножом, затем ещё и ещё раз, всё глубже загоняя холодную сталь. Душевная Боль была настолько сильной, что Адам совершенно не ощутил боль телесную. С блаженным удовлетворением наблюдал, как яркая алая жидкость тугой струёй бьёт из раны. Вот и всё...Всё! 230
   Последней мыслью меркнущего сознания была мысль о Марке.
   "Я люблю тебя, ненаглядный мой! Люблю! Люблю!".
   Мрак поглотил его...
  
   Марк проснулся и с наслаждением выгнулся, потягиваясь. Блаженно, счастливо улыбнулся. Всё Существо его пело, радуясь наступившему утру, умытому неярким солнечным золотом. Его руки ощущали тепло любимого тела, которое они ласкали прошедшей ночью, губы чувствовали опьяняющую сладость любимых губ, слившихся с ними в жгучем, сумасшедшем поцелуе. Эта ночь была такой жаркой, просто огненной, безграничная, безмерная в своей мощи Страсть сжигала их Существа без остатка, сливала воедино их сердца, души и тела, сводила с ума, убивала и возрождала их заново!
   "Милый, как я люблю тебя, как люблю!".
   Улыбаясь, Марк повернул голову в ту сторону, где спал Адам...и никого не увидел! Что это?! Где этот несносный мальчишка?! Опять играет в прятки?! Ох, и отшлёпать бы его хорошенько!
   - Адам! - позвал юношу Марк, оглядываясь по сторонам, - Адам!
   Нет ответа... Тихо и пусто... Тишина такая, словно парня здесь и вовсе нет...
   Растерянный и обескураженный, художник уже собирался встать с постели и отправиться на поиски возлюбленного. Его рука нечаянно наткнулась на что-то, судя по ощущениям, это был небольшой, сложенный листок бумаги. Опустив глаза, Марк, в самом деле, увидел какую-то записку. Интересно, что это такое? Может, Адам просто захотел прогуляться, но будить его не решился, и предупреждал, куда пошёл, чтобы возлюбленный не волновался?... Может быть... Очень в духе Адама, есть у него эта привычка исчезать неизвестно куда и насколько, а потом, вдруг, сваливаться, словно снег на голову! И ведь знает же, оболдуй этакий, что его, Марка, до невозможности пугают такие вот нежданные отлучки! Ну, погоди, негодник, вот вернёшься, уж я тебе задам!
   Марк взял послание и внезапно ощутил, как сердце начало болезненно сжиматься, словно в каком-то предчувствии... Развернул листок. С трудом узнал почерк Адама, всегда такой аккуратный, немного витиеватый, чуть ли не каллиграфический, теперь он был кривым и корявым, словно писала ручка трёхлетнего малыша, ещё не научившегося толком держать в крохотных пальчиках карандаш. Дрожавшие буквы, будто напившись в стельку, не в силах были стоять прямо и ровно, они бычились, наползали одна на другую, скакали то вверх, то вниз. Сразу видно, Адам невероятно волновался, когда это писал. Теперь уже Марк сильно встревожился. Что случилось?! Начал читать. По мере продвижения вглубь текста, читать становилось всё труднее. Но не из-за неровного почерка того, кто адресовал ему письмо. На художника навалилась жуткая, просто зверская 231
   Боль, в глазах потемнело, стало совсем нечем дышать. Сердце надломлено билось в рёбра, он буквально глох от его барабанного боя. Марка охватил приступ очень сильной дурноты, голова так кружилась, что он буквально рухнул назад на подушки. Из груди вырвался сдавленный хриплый стон.
   За что ему это снова?! Почему?!
   Художник весь выгнулся дугой, руки судорожно вцепились в простыни.
   - Нет, нет, нет! - этот нечеловеческий вопль разорвал мёртвую тишь его жилища, - Нет! Не-е-ет! Адам, лапушка, солнышко моё единственное, не оставляй меня, не оставляй! Я не могу без тебя! Не могу! Не могу-у-у!
   Боль прорвалась истерикой, Марк начал неудержимо рыдать. Он осыпал поцелуями каждую буковку этого письма, каждую любимую закорючку, поливал своими слезами. Скоро листок превратился в тряпочку, стал мокрым и хрупким, карандаш стёрся совсем, уже не разобрать, что написано. Но Марку и не требовалось ничего разбирать, он запомнил текст письма навсегда, его сердце и душа запомнили каждое слово, каждый знак препинания...
   Мужчина метался по постели, скрежетал зубами и кричал, кричал, кричал безостановочно, без умолку, бесконечно...
   Нет, он не лишится своего ненаглядного и в этот раз, не даст ему уйти, лучше пусть его убьют сразу, на месте! Будь что будет, но он вернёт любимого, вернёт его, вернёт!
   Твёрдая решимость возвратить возлюбленного остановила истерику, придала Марку сил. Он готов был отправиться за Адамом куда угодно, если понадобиться, хоть в самую отдалённую Вселенскую Галактику! Он вернёт любимого, вернёт, даже если это будет стоить ему Жизни!
   Мгновенно одевшись, художник со сверхсветовой скоростью помчался к Адаму домой. Он почему-то был уверен, что юношу вернее всего отыскать именно там. Достиг нужного адреса чуть ли не за минуту. Вспорхнул на этаж. Входная дверь приоткрыта. Значит, точно дома!
   Влетел в квартиру. Внутри такая тишина, что это пугает, тишина неподвижная, абсолютная! Ни звука, ни хотя бы маломальского шороха. Марк почувствовал, как к сердцу потянулись ледяные лапы страха. Тряхнув головой, отогнал страх прочь. Он пришёл сюда за Адамом, он не отступится! Пробежал по комнатам. Никого. Примчался на кухню...и замер в дверях. Первобытный ужас застыл на лице художника от того, что он увидел! Его любимый полулежал на полу, прислонившись спиной к плите. Вокруг него натекла здоровая лужа крови, рукав куртки на одной руке закатан выше локтя, на внутренней стороне зияет глубокая рана, оттуда продолжает сочиться и стекать на пол кровь. Прекрасное лицо иссиня-белое, глаза закрыты, на бледных искусанных губах блаженная улыбка. 232
   - О, нет! - Марк бросился к юноше, - Нет! Адам, любимый мой, единственный, что же ты наделал?! - художник обхватил парня руками, приподнял его, усадил ровно. Приложил пальцы к шее, попытался нащупать пульс. Он был, но очень слабый, еле-еле чувствовался. Нужно предпринимать срочные меры, Адам ещё жив, но вот-вот может умереть!
   Марк оторвал рукав от собственной рубашки, располосовал его, после чего очень туго перевязал рану на руке юноши, чтобы быстрее остановить кровь. В кармане куртки Адама отыскал
   мобильник, вызвал "неотложку". Так, теперь необходимо было всё убрать, вытереть кровь, чтобы у врачей не возникло излишних вопросов. А причину ранения можно и придумать... Например, почему бы не сказать, что у Адама просто закружилась голова и он упал, сильно ударившись головой о крышку плиты? А рану на руке объяснить тем, что парень в тот момент собирался наточить затупившийся нож, и когда падал, не успел его отбросить в сторону, и лезвие воткнулось в него. Конечно, звучит бредово, ему вряд ли поверят... Хотя, какая разница, насколько достоверно будет выглядеть его рассказ?! Главное, спасти Жизнь Адаму, остальное неважно!
   Марк торопливо прошёл в ванную, откопал в ящичке под умывальником среди вороха ветоши приличный по размерам лоскут холста, открыл воду. Возвратившись на кухню, стал торопливо, но тщательно вытирать кровавую лужу. Потом осторожно, стараясь сильно не тревожить, вытер кровь с раненой руки.
   Художник понимал, что пока бессилен что-то ещё сделать для своего любимого. Остаётся только ждать... Надеяться...Верить, что ещё не поздно, что он успел...
   Слёзы немилосердно жгли глаза, просясь на волю. Марк склонился к бесконечно любимому лицу, такому неподвижному сейчас, такому безжизненному, очень нежно поцеловал любимые губы, обнял Адама, и заплакал тихо и горько.
   "Дуралей мой, дуралей, зачем же ты так поступил со мной?! - мысленно обращался художник к возлюбленному, рука гладила его щёку, - Зачем захотел покинуть дважды?! Ты решил, если оставишь меня совсем, этим ты спасёшь меня от гибели! А ты не подумал, что для меня твой уход неизмеримо страшнее Смерти, даже самой ужасной?! Твой уход - это и есть Смерть для меня, потому что я не могу жить без тебя! А теперь, когда ты решил ещё и убить себя... Неужели ты думаешь, что я останусь, если ты уйдёшь из этого Мира, уйдёшь незнаемо куда, и я никогда больше не увижу тебя, не обниму, не поцелую, не приласкаю, не услышу твоего любимого голоса, не смогу шептать тебе на ушко всякий сладкий бред, не смогу каждый день и каждую ночь дарить тебе свою Любовь, не смогу кричать тебе о том, как я тебя люблю?! Но не думай, я не останусь! Я последую 233
   за тобой, где бы ты ни был, я отыщу тебя и там, и ты никуда от меня не денешься, так и знай! Мы ведь Близнецы, забыл?! Мы не сможем быть один без другого, это нереально для нас!".
   Очень-очень нежно художник снова коснулся губами бледных губ возлюбленного.
   - Ты будешь жить, слышишь! Будешь! Будешь! Я вытащу тебя, обязательно вытащу!
   Как медленно течёт время... Медленно, но неумолимо... Секунды с неторопливой неизбежностью переходят в минуты, минуты - в часы, часы - в дни, дни - в недели, недели - в месяцы, месяцы - в годы, годы - в столетия, столетия - в века, века - в тысячелетия, тысячелетия - в Бесконечность... Сама Жизнь так же неторопливо и неспешно протекает мимо нас, так незаметно, что мы поначалу даже не понимаем этого, а когда осознаём, - уже поздно, миг упущен, его не вернёшь... Иногда нас начинают одолевать сожаления... Вот этого мы не сделали, а могли бы... Вот тому не сказали того-то, а этого так хотелось, этих слов от нас так ждали... И так далее, и тому подобное... Можно сколько угодно грызть самих себя (а заодно и окружающих нас людей), изводя бесконечными сожалениями о том, чего мы (или они, подобное обвинение приходит в голову чаще, если нужно хоть на кого-то свалить ответственность, в основном, нашу же собственную) не сделали и не сказали (или же, наоборот, сделали и сказали)... Всё это не имеет значения в Настоящем, которому абсолютно без разницы, что происходило когда-то, неважно когда, при царе Горохе или пять минут назад... Наши действия или слова теперь - достояние Прошлого...
   Марк поминутно глядел на ползущую со скоростью дряхлой черепахи стрелку часов на стене кухни. Только три минуты прошло с тех пор, как он вызвал "Скорую Помощь"! А ему казалось, что пролетело, как минимум, тысяча, миллиард Вечностей! Ну, где же эти врачи, в самом деле, почему не едут?! Тут счёт идёт буквально на долю секунды, а они мешкают! "Скорая Помощь" тоже мне! "Скорая Помощь", которая скоростью своей помощи ну, никак не отличается! Если по вине вашей нерасторопной медлительности я потеряю моё солнышко, я расстреляю вас всех, всех врачей города поставлю к стенке и отправлю к праотцам! Я лишу вас права жить на этом свете, потому что вы не должны жить! И мне будет абсолютно до фонаря, что я стану преступником в глазах всех обитателей этой зловонной помойки, именуемой Обществом! Мне уже будет всё равно! Мой любимый, - вот, то, Единственно Важное для меня во всём этом грязном, продажном и лживом Мире! Только Он, только мой сладкий синеглазый лапушка! Только Им и ради Него я живу и существую! А без Него и мне нечего делать здесь, на этой Земле!
   Наконец, когда Марк уже окончательно извёлся бесконечным ожиданием приезда врачей, в дверь квартиры постучали, 234
   постучали резко и требовательно. Художник подхватился с пола, на котором всё это время сидел, обнимая своего Адама, и пулей помчался открывать.
   Да, это, в самом деле, приехала бригада врачей.
   "Наконец-то, как же вы нескоры и тяжелы на подъём!" - хотелось кричать Марку.
   Бригада состояла из пяти человек: двух врачей и трёх молоденьких медсестёр.
   - Вам требуется помощь? - осведомился солидный дядя в больших очках и белоснежном халате, выглядывавшем из-под тёмно-красной форменной куртки, очевидно, главный. Наверное, вид Марка побудил его подумать, что спасать надо самого художника.
   - Нет, не мне! Проходите на кухню!
   Врачи направились в указанном направлении, Марк проводил их.
   И сразу пять пар рук и внимательных глаз занялись осмотром бесчувственного Адама, они суетились и кружили над ним, словно заботливые наседки над своим цыплёнком, подкинутым им на воспитание нерадивыми родителями. То и дело мелькали какие-то трубочки и колбочки, полные непонятных разноцветных жидкостей. Потом Марк почувствовал едкий запах медицинского спирта, разнёсшийся по кухне и неприятно щекотавший ноздри. Врач то и дело сыпал какой-то китайской терминологией, художник не понимал ни слова, эти иностранные названия ровным счётом ничего ему не говорили. Это жутко нервировало. Не могут, что ли, сразу сказать нормальным, желательно русским, языком, как дела у Адама, можно ли ему помочь, не поздно ли?! Он ведь хочет знать только это, а вовсе не то, как называется тот или другой вводимый ему препарат!
   Не вытерпев, Марк бросился к врачам "Скорой", дёрнул за рукав главного:
   - Скажите, умоляю вас, скажите, что с ним?! Он... Он жив?!
   Врач, не скрывая собственного неудовольствия от того, что его отрывают от такого важного дела, как спасение Жизни, всё же ответил:
   - Вы вовремя вызвали нас. Ещё немного, максимум минут пятнадцать, ну, может, двадцать, и сего молодого человека уже невозможно было бы вытащить с того света. Опасность гибели всё ещё остаётся очень высокой, пульс слишком слабый, нитевидный, дыхание "ломаное", временами оно и вовсе отсутствует, что, сами понимаете, тоже отнюдь не здорово, он запросто может умереть от асфиксии, говоря народным языком, от удушья, - видя, что лицо Марка, бывшее и без того белее мела, стремительно становится совсем алебастровым, а в глазах застыл нечеловеческий, непередаваемый ужас, доктор поспешил его обнадёжить, - Ничего, ничего, господин хороший, не переживайте! Сейчас мы отвезём Вашего молодого человека 235
   в больницу, благо, это тут, неподалёку, там его быстро, как раз-два-три, вернут к Жизни!
   Марк не слышал последних слов. В голове беспрестанно крутилось только одно: его любимый жив, жив, жив! Остальное неважно! Художник верил, верил отчаянно, едва ли не фанатично, что Адам выкарабкается! Он же ещё так молод, ему всего-то навсего двадцать восемь! Ну, не умирают люди в таком возрасте, не умирают! Ему ещё жить да жить! Адам очень-очень сильный, он справится, он обязательно справится! Не может его любимый, его единственный и желанный, его ясноглазый цветик покинуть его здесь одного, оставить умирать в страшной пустыне собственного одиночества, снедаемый вечной Тоской по нему! Не может! Не может!
   "Держись, лапушка мой ненаглядный, держись! - мысленно умолял Марк возлюбленного, сжимая в своей руке его любимые тонкие, почти прозрачные пальчики, когда врачи на носилках выносили Адама из квартиры и тянули к машине. Какими они были холодными, почти ледяными, по сравнению с огненной ладонью художника!
   Внезапно Марк вспомнил, что в общей суматохе забыл закрыть входную дверь.
   - Подождите, не уезжайте без меня! - попросил он водителя "Скорой", ожидавшего их появления в кабине, - Я сейчас вернусь! Мигом!
   Мужчина, в самом деле, очень быстро спустился назад. Его подстёгивал дикий страх за Жизнь возлюбленного, его благополучие.
   Адама уже погрузили в машину. Врачи тоже заняли свои места рядом с ним. Глухо загудел заводимый мотор. Марк влетел в кабину, с силой захлопнул дверь, так, что задребезжали стёкла.
   - Поехали! - почти выкрикнул он.
   "Скорая Помощь" тронулась с места и понеслась по городским улицам, буквально запруженным машинами и общественным транспортом. Издержки Жизни делового центра, Час Пик! Водитель включил мигалку, оглушительно завыла сирена. Их пропускали, народ понимал, что спешить по своим делам, конечно, надо, но, когда счёт идёт на минуты, а то и секунды, когда миг промедления может обернуться непоправимостью, здесь уже стоит задуматься над тем, кому важнее побыстрее добраться до места!
   Адаму на лицо надели маску и подключили его к аппарату искусственного дыхания.
   Марк не выпускал его руки из своей всю дорогу до больницы, держал так крепко, словно никогда больше не отпустит. Он мысленно разговаривал с любимым, рассказывал ему тысячу разных вещей, давал миллиард самых-самых ласковых прозвищ и имён, какие только знал или мог придумать. Художник чувствовал, Адам слышит 236
  
   его, просто не может ответить! Как знал и то, что его Любовь к юноше вернёт того к Жизни, так же, как Любовь Адама возвратила с того света его самого!
   До больницы добрались на удивление быстро и без всяких непредвиденных приключений по дороге, даже ни разу в пробку не попали, несмотря на жуткую загруженность трассы. Словно всё, и дорога, и машины, и люди, встречавшиеся на их пути, стремились помочь этим двоим не потерять друг друга навсегда, спасти одного из них ради спасения другого.
   У ворот машина "Скорой" резко тормознула и стала. Приехали!
   Адама, не снимая с носилок, выгрузили на улицу и в срочном порядке понесли в реанимацию. Марк бежал рядом, всё так же не выпуская любимой руки из своей ладони.
   - Господин хороший, Вы куда? - спросил художника бригадный врач, тот самый, с которым Марк разговаривал у Адама дома, пытаясь его остановить, не пустить следовать дальше, - Туда нельзя! Посторонним в реанимации не место!
   Марк попытался отмахнуться от него, стряхнуть крепкие пальцы, вцепившиеся в его руку:
   - Пустите меня, пустите! Мне нужно попасть туда, понимаете! Я должен быть с ним, я ему нужен! Пропустите, Вы не имеете права меня задерживать! - художник пришёл в ярость от того, что его пытаются задержать, не дать ему возможности быть с возлюбленным, и удвоил усилия, чтобы освободиться. Ничего не выходило, хватка у врача оказалась железная. Такому бы работать в дурдоме с буйнопомешанными, а не на "Скорой Помощи" людям Жизни спасать! Марк посмотрел доктору прямо в глаза. У художника был такой взгляд, что тот невольно содрогнулся! Это были глаза сумасшедшего, дикие, полыхавшие неистовым огнём! Такого лучше пропустить, ещё, чего доброго, вцепиться в глотку! А что, с него, пожалуй, станется!
   Врач отпустил руку Марка. Бригада, в недоумении топтавшаяся на месте, так как художник никак не желал выпускать руки пострадавшего из своей ладони и тем самым мешал их дальнейшему продвижению, облегчённо вздохнула, когда получила возможность двигаться дальше.
   В реанимации Адама переместили на койку, и врачи-реаниматологи сразу же принялись за дело. Доктор со "Скорой", очевидно, уже успел объяснить им, что Марку лучше не препятствовать в его желании остаться с парнем. Для художника сделали исключение. Может быть, в самом деле, так будет даже лучше, если с пострадавшим будет находиться рядом хоть кто-то из близких ему людей... Глядишь, дело скорее пойдёт на лад! Так бывает иногда... История хранит в своей Памяти немало случаев, когда присутствие родных или любимых рядом со смертельно больным человеком, помогает тому легче переносить страдания, и умереть без мучений. А то и 237
   выздороветь!
   Стены операционной в реанимации были наполовину стеклянными (это было сделано с целью увеличить объём поступавшего в помещение света со стороны коридора, тем самым, улучшить видимость для врачей, работавших здесь, а так же дать возможность врачам извне, тем, кто не работал в отделении, но кого интересовало положение дел того или иного больного, наблюдать за всем процессом, не мешая работе своих коллег). И вот Марк стоит, прижавшись лицом к холодному прозрачному стеклу, и смотрит на то, как его Адама пытаются вернуть с того света на этот. Он не отводит своего напряжённого, жадного взгляда, пытаясь уловить малейшее движение руки или лица любимого, которое дало бы ему хоть микроскопическую надежду на то, что он жив! Хоть что-то!
   "Любимый, шевельни ручкой или пальчиком! - мысленно взывал Марк к юноше, - Подай мне хоть какой-нибудь знак, что ты ещё здесь, со мной! Прошу тебя, ненаглядный мой, умоляю!".
   Слёзы жгли глаза, стало невыносимо трудно дышать. Марк торопливо мотнул головой, смахнув их с ресниц, и снова смотрел, смотрел, смотрел!
   Поначалу всё шло, вроде бы неплохо, судя по лицам врачей, работавших с ним сейчас, у парня дела пошли на лад. Значит, скоро Адам придёт в себя! Ура!
   Вдруг, всё переменилось в считанные секунды. Реаниматологи забегали, засуетились, они что-то кричали, показывали друг другу на приборы, измерявшие давление и частоту сердечных сокращений. К Адаму незамедлительно был подключён ещё один прибор, после чего к нему применили электрошок. Значит, с сердцем парня что-то не так! Оно либо бьётся ещё слабее, чем прежде, либо (и это вероятнее всего) вовсе остановилось! Замирая от ужаса, Марк кинул бешеный взгляд на прибор, измерявший частоту пульса (он находился у изголовья рабочего стола, и показания неплохо просматривались даже с такого расстояния). Сплошная линия! Сердце не билось! Оно стояло! Врачи снова и снова пытались заставить его работать, - впустую, сердце Адама не желало слушаться!
   "Бейся, зараза, бейся! - Марк мысленно принуждал сердце любимого к работе, - Бейся! Ты не можешь стоять, не можешь! Ты не имеешь права стоять! Бейся, умоляю, бейся, дай ему жить! Он должен жить, понимаешь, должен! Он мне нужен, очень-очень-очень нужен!".
   Безрезультатно... С таким же успехом Марк мог попросить у газонокосилки, чтобы она заговорила и рассказала ему какую-нибудь сказку про серого бычка...Сердце Адама продолжало молчать...
   Стоять тут, вдали от любимого, и смотреть, как он умирает, было выше сил художника. Марк не выдержал и ворвался в операционную. Увидел, как врачи, работавшие тут, с хмурыми лицами и 238
   поникшими головами, двигаясь, точно при замедленной съёмке, начинают потихоньку складывать и убирать инструменты, отключать приборы.
   - Что... Что всё это значит?! Что вы делаете?! - не своим голосом воскликнул художник, кидаясь к ним и хватая за руки всех, кто ему попадался на глаза.
   - Не орите так, вы не на улице! - строго осадила Марка пожилая медсестра, проходя мимо него, направляясь к выходу, - Мы ничего особенного не делаем, просто убираем оборудование на свои места. Оно нам больше не понадобится, пострадавший только что умер. Слишком большая кровопотеря, сердце не справилось. А жаль, такой молодой парнишка! И такой красивый, ну, чистый Ангелочек! - женщина произнесла это тоном, полным сочувствия к Марку, но всё же спокойно и буднично, привычно, даже слишком привычно! Оно и понятно, медсестра явно работала в реанимации не первый год, много всякого повидала, много смертей встречала. Если на каждую реагировать, - никакого, даже самого стойкого и сильного организма не хватит!
   Марк слушал её...но не слышал... Он тупо смотрел на женщину, не в силах осознать того, что произошло! Эта тётка говорит, что Адам умер... Его Адам умер?! Это... Это какая-то ошибка, какая-то нелепая несуразица! Эта баба с дури чего-то напутала, примерещилась, поди, во сне какая-нибудь ерундень, вот она и торочит неизвестно что! Нет, нет, нет, Адам не умер, его ненаглядный синеглазый цветик не может умереть, он жив, жив, жив! Он слишком любит своего лапушку, чтобы вот так просто взять и отдать его в алчные когти Смерти! Врёшь, врёшь, тебе не отнять моего единственного у меня, не отнять, даже не облизывайся!
   Боль с такой чудовищной силой нахлынула на художника, что он вскрикнул и, согнувшись в три погибели, рухнул на колени. Уронив голову на руки, неудержимо разрыдался, постепенно рыдания перешли в крик. Медицинский персонал перепугался, никто из них никогда прежде не слышал, чтобы человек или хоть одно живое существо на этой планете, могли так кричать! На Марка было страшно смотреть, многие, не выдержав, отворачивались. Художник катался по полу, стукался об него головой так, что раздавался даже какой-то хруст, словно он враз решил проломить самому себе череп. Он кричал и кричал без остановки, голос стал пропадать от непосильного напряжения, но он не успокаивался. Кто-то хотел вызвать бригаду психиатров, чтобы увезти его в клинику для помешанных. Врачи решили, что мужчина сошёл с ума (что было недалеко от истины!)!
   Жуткие, леденящие душу вопли, прекратились так же внезапно, как и начались. Марк, весь подобравшись, словно леопард перед 239
   прыжком, выпрямился, тыльной стороной руки вытер красные, опухшие от слёз глаза. Кое-как поднялся на ноги и, шатаясь, точно сильно выпивший, подошёл к столу, на котором лежало тело Адама. Парня ещё не успели накрыть простынёй, как это всегда делали, когда человек умирал. Он лежал там, бледный, безмолвный, веки сомкнуты, длинные пушистые ресницы, мягко серебрясь на кончиках, спят на щеках, словно крылья бабочки, на пухленьких губах мягкая, счастливая улыбка. Казалось, юноша просто уснул и видит какой-то чудесный сон. Марк склонился к любимому лицу, пальцы очень-очень нежно, трепетно гладили его, ласкали бесконечно обожаемые черты, так нежно и трепетно, словно художник касался живого Адама. Марк любовался каждой несравненной чёрточкой, жадно вбирая в себя каждый любимый штришок. Как прекрасен его цветик, даже Смерть не смогла надругаться над его Красотой, Она благоговейно отступила, не стала осквернять своим тленным дыханием это Истинное, Непостижимое Великолепие!
   Марк с безмерной Любовью прильнул к губам Адама, он целовал и целовал его, не в силах оторваться, так, словно хотел вдохнуть в возлюбленного собственную Жизнь!
   Все присутствовавшие в реанимации деликатно удалились в коридор, оставив художника и его любимого вдвоём.
   Марк знал, что Настоящая Любовь может творить Чудеса. Он не раз слышал подобные истории от знакомых, читал в газетах. Неизлечимо больные, обречённые люди, полюбив, полностью излечивались или надолго продляли собственную Жизнь! Любовь - невероятно сильное Чувство, это настоящая Встряска для уставшего организма, Она мобилизует все силы и резервы Человека, даже те, о которых Он понятия не имел!
   Если подобные вещи происходят с другими, то почему бы такому же Чуду не случиться с ними! Всё возможно в этом Мире! Ничего никуда бесследно не исчезает, всё то, что когда-то умерло, возрождается заново!
   Марк преисполнился Надежды и Веры в то, что Их Любовь способна совершить гораздо больше, чем просто Чудо! Их Любовь вернёт Адама к Жизни!
   Художник расстегнул на груди любимого рубашку, обнажив прохладную гладкую кожу. Приставив руки туда, где находится сердце, закрыв глаза, Марк сосредоточился и представил, как его собственная жизненная энергия переходит к возлюбленному, наполняет всё его Существо, заряжая Его. Он мысленно разговаривал с Адамом, умолял его вернуться к нему, признавался в своих чувствах, гладил и целовал его, обнимал возлюбленного горячо и неистово. Марк жаждал его возвращения, жаждал до Безумия!
   "Вернись! - взывал он к любимому, - Вернись, слышишь! Я так люблю тебя! Ласковое моё солнышко, цветик, лапушка, 240
   сладкий мой, единственный, вернись ко мне! Вернись! Вернись! Вернись! Мне не жить без тебя!".
   Безумная, сумасшедшая Надежда... Может, Адам всё-таки услышит его?!... Может, Он вернётся?!
   Сердце Марка разрывалось на части от жуткой Боли, огненными ножами полосовавшей его, он почти умирал сейчас сам, обнимая своего единственного. Слёзы сплошным, безудержным потоком хлынули из его глаз, он зарыдал, беспомощно, глухо, навзрыд. Он плакал и плакал, и не мог остановиться, губы прижались к любимым губам, мужчина целовал их безумно и страстно, так, словно это могло возвратить возлюбленного оттуда, куда он ушёл (а, может, всё-таки, ещё не ушёл, может, Адам всё ещё с ним?!)!
  
   Адам ощутил какую-то странную лёгкость не только в собственном теле, но во всём своём Существе. Словно земное притяжение перестало действовать на него, он оторвался от пола и теперь парит высоко-высоко, где-то под самым потолком операционной. Опустил глаза. Он, в самом деле, парил над столом, на котором неподвижно лежало его собственное тело. Как странно... Странно видеть себя со стороны... Вроде бы это ты, ты видишь самого себя, даже, наверное, можешь к себе прикоснуться, но в то же время, это не ты, вернее, ты, но какой-то другой, не похожий на себя всегдашнего... Ты будто разом превратился в инопланетянина... Он что, умер?!... Если он умер, тогда почему всё видит и чувствует?... Смерть - небытие, но Он ведь существует!...
   Рядом со своим телом юноша увидел Марка.
   "Любимый мой!", - с нежностью думал Адам, лаская возлюбленного полным обожания взглядом.
   Увидел, что художник, обхватив его тело и неистово прижавшись к нему, целует его губы и плачет. Что случилось?! Почему Марк проливает слёзы, да ещё такие горькие?!
   Сердце Адама рванулось к возлюбленному: утешить, успокоить! Юноша приблизился к любимому, опустился рядом с ним на стол, взял за руку, стал очень-очень нежно водить кончиками пальцев по запястью.
   Марк ощутил необычное тепло на своей коже, словно руки коснулись солнечные лучи, только тепло это не жгучее, а, наоборот, очень-очень мягкое, оно ласкает кожу, согревая её, словно кто-то невидимый хочет его утешить, подбодрить. Художник чувствует, как неимоверная сердечная Боль, немилосердно терзавшая его только что, отступает, на её место приходит Успокоенность и тихая Умиротворённость. Он начинает постепенно успокаиваться, расслабляется заиндевевшее тело, страждущая душа перестаёт плакать кровавыми слезами. Во всём Существе - Блаженная Лёгкость. 241
   Кто это?! Кто этот Ангел, принёсший ему облегчение в его невыносимых страданиях?! Он хочет видеть и слышать Его! Откройся, о, Прекраснейший житель Небес, откройся мне! Приди и молви своё Слово, и я услышу Тебя, я жажду Услышать Тебя!
   Адам прочёл мысли возлюбленного, почувствовал его горячее желание увидеть его. Нежная, любовная улыбка осветила прекрасное лицо. Юноша наклонился к Марку, коснулся губами его волос, обнял за плечи.
   - Марк, взгляни на меня! - тихо попросил он.
   Художник услышал его! Он на мгновение застыл, прислушиваясь, словно боялся сам себе поверить, что это не галлюцинация, и ему ничего не померещилось!
   - Любимый, это я!
   Голос Адама! Его голос!
   Художник поднял заплаканные глаза и в самом деле увидел своего любимого. Тот сидел рядом с ним на операционном столе и держал его за руку. Значит, это Его прикосновения он чувствовал! Это был Адам, его Адам, такой же невыразимо прекрасный и неземной, каким был всегда! Такой же, как всегда, точно такой! Возлюбленный казался таким живым, настоящим, а для Марка он и не только был, он остался живым!
   - О, Адам! - голос Марка дрожал, он часто-часто заморгал, словно всё ещё не мог поверить в это Чудо, - Цветик мой единственный, любимое моё солнышко! Где ты обитаешь теперь, в каких Вышних Пределах гостит твоя душа?! Зачем ты покинул меня, одинокого, здесь, в этом зловонном болоте?! Зачем ты ушёл, бросил меня?! Я не могу без тебя, совсем никак не могу! Возьми меня с собой, умоляю тебя, возьми! Я так люблю тебя, так хочу всегда быть с тобой, никогда не расставаться! Жизнь моя, вернись ко мне, вернись, вернись!
   Сколько мольбы было в безумном взгляде, обращённом к Адаму, сколько мольбы в его голосе! Слёзы навернулись на глаза юноши, когда он увидел это безграничное страдание, эту безмерную Боль, когда он осознал, почувствовал, как сильна на самом деле Любовь Марка к нему, сильнее всего, даже Смерти! Глядя на своего любимого, Адам, вдруг, понял ещё одну Истину, и Истина эта была непреложна: он сам любит Марка неизмеримо сильнее и глубже, чем это вообще возможно даже представить! Любит каждой своей самой микроскопической, крохотной частичкой, любит безмерно, безумно и страстно, любит так, как ещё никто никогда не любил! Он чувствовал, что ему совершенно невозможно покинуть своего художника, расстаться с ним даже на долю секунды, что уж говорить о расставании длиною в Вечность! Он не сможет уйти, просто не сможет! Потому что сам точно так же умрёт без Марка, как Марк умрёт без него, умрёт уже не в физическом 242
   смысле (похоже, он действительно умер), но умрёт его душа! Они ведь Близнецы, они -две Настоящих Половинки друг друга, они просто не существуют один без другого, не станет одного, другого тоже не будет!
   Адама со страшной силой потянуло назад, вернуться в Мир Живых, соединиться с любимым, остаться с ним навеки! Но как это сделать, если его собственная душа, лишившись своей Оболочки-тела, стала просто духом, и ему предстоит странствовать по просторам Неизвестности не одну сотню (а, может, и тысячу) лет, прежде чем он сможет снова воплотиться в другом теле, стать живым?! Сотни, тысячи лет скитаться вдали от Марка, не видеть бесконечно любимого лица, его больших, ласковых глаз, с обожанием смотрящих на него, не слышать родного голоса, не целовать его губ, не обнимать его и не ласкать, не сгорать в неугасимом пламени Любви и Страсти каждый день и каждую ночь, не упиваться его Нежностью, его огненными объятиями, не слышать его безумные признания в Любви, которые он шепчет ему! Нет, нет, нет, это совершенно невозможно!
   Словно издалека, услышал величественный Глас, возвестивший ему:
   - Твой Час ещё не пробил! Ещё слишком рано! Возвращайся! Придёшь в свой Черёд, но не сейчас! Ещё не сейчас!
   Адам почувствовал: его подхватило вихрем необычайной силы, оторвало от Марка и куда-то понесло. Юноша не знал, сколько времени он кружился, его носило по каким-то тёмным коридорам и переходам, швыряя от одной стены к другой, от одного конца к другому. Потом Адам увидел: он падает в бездонную пропасть, всё глубже и глубже погружаясь в тягучую липкую тьму. Холодея от ужаса, закричал...и открыл глаза.
   Голова Марка покоилась на груди возлюбленного, руки крепко обхватили его, не оторвать! Он решил остаться здесь, вместе с Адамом, остаться и умереть. Жить без любимого художник не собирался, да и не мог. Он так и умрёт, обнимая своего ненаглядного; они не могли быть вместе в этом Мире, что ж, теперь смогут воссоединиться в Ином, Лучшем! Они всегда будут вместе, даже гибель любимого не сможет их разлучить! Они созданы друг другом друг для друга!
   Чуткое ухо художника уловило глухой, неясный толчок в груди возлюбленного, там, где находилось сердце, похожий на удар, затем ещё и ещё один, уже чётче, яснее, размереннее. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Марк встрепенулся, прильнул ухом к груди Адама, очень-очень внимательно вслушался, стараясь не пропустить ни малейшего звука, в то же время, усилием воли абстрагируясь ото всех возможных посторонних шумов. Он хотел слышать только это, только эти удары! Ну, ещё разок, ну, пожалуйста! Раз. Два. Да, это 243
  
   сердце Адама забилось! Оно бьётся! Оно заговорило! Заговорило! Заговорило!
   Ни в одном языке Мира не отыщется слов, способных описать, что почувствовал Марк, когда услышал, как бьётся сердце его единственного! Это было что-то, совершенно сумасшедшее, абсолютно безумное, невероятное! Художник едва не взлетел от Невообразимого Счастья! Подняв голову, увидел, что любимый открыл глаза и нежно, виновато, смотрит на него. Его глаза! Его родные, любимые, обожаемые, неземные синие глазищи!
   - Марк! - тихо произносят любимые губы, тонкие любимые пальчики тянуться к художнику. Совсем потеряв голову от Безграничной Радости, мужчина схватил эти ненаглядные пальчики в свою пламенную ладонь, поднёс к губам и осыпал страстными поцелуями каждый.
   - Цветик, мой родненький, мой хороший, мой единственный, мой синеглазый, мой обожаемый, мой любимый, любимый, любимый! - Марк всхлипнул и расплакался, на этот раз это были слёзы Счастья, - Ты вернулся, вернулся, вернулся! Я... Я так боялся, что потерял тебя... навсегда! Я... Я бы умер! Я и собирался умереть, здесь, рядом с тобой, мне не хотелось жить, я не смог бы жить, зная, что тебя нет и никогда не будет рядом со мной, что, проснувшись, я больше не увижу твою сонную мордашку на своей подушке, твои губки больше не улыбнуться мне, я не смогу их целовать (а я так люблю целовать их, они такие пухленькие и сладкие!), твои ручки больше не коснуться меня, не обнимут, не приласкают, твой обожаемый голосок больше не скажет мне "Люблю тебя!"! Это... Это так ужасно, так невыносимо и чудовищно, любить тебя больше всего и всех на свете, больше Жизни, понимать, что буду любить тебя до скончания своего века и после перехода в Иное Измерение, и знать, что в этом Мире я тебя больше никогда не увижу! - теперь уже художник плакал навзрыд, он, неистово обхватив возлюбленного руками, принялся с бешеной Страстью целовать его лицо, добравшись до губ, намертво приник к ним, и целовал, целовал, целовал!
   Адама обуяло то же страстное Безумие, которое бушевало в его возлюбленном, ему хотелось, хотелось до Боли, до Одури, до Умопомрачения, прижаться к нему всем телом, каждой клеточкой и частичкой себя, каждой своей молекулой, прижаться что есть силы, опутать Марка неразрывными узами-путами своих рук и ног, и целовать его, пока они оба окончательно не спятят! Юноша чувствовал себя Безмерно, Беспредельно Счастливым, ведь он видел Марка, говорил с ним, слышал самый любимый голос на свете, Его голос, к его губам прильнули любимые губы, его обнимают любимые руки, любимая душа здесь, рядом, не где-то там, в недоступной дали, а тут, возле него! Они вновь воссоединились, воссоединились 244
   навсегда, на веки вечные! Он больше никогда не совершит того, что сделал, не причинит Марку (да и себе тоже!) такой Боли, таких страданий, как причинил, попытавшись убить себя! Он больше не будет даже пытаться оставить его, потому что расставание с любимым - та же Смерть, не только для него самого, но для них обоих! Они ведь Близнецы, а Близнецов нереально разлучить, ни в этом Мире, ни в Другом, это не удастся никому и ничему, сколь бы могущественными и грозными не были враждебные им силы! Даже они сами никогда не смогут разлучиться друг с другом, потому что их души и сердца, их собственные Существа, не допустят подобного, они всё равно будут стремиться, рваться друг к другу всеми фибрами себя, они пройдут не только огонь, воду и медные трубы, но и какие угодно, даже ещё более труднопреодолимые препятствия, сметут всё и вся на своём Пути, только, чтобы быть друг с другом! Так всегда было и будет, это так же верно и нерушимо, как их Любовь, Любовь, Невероятная Сила которой сумела вернуть его с того света!
   Но юноша после перенесённого испытания был ещё слишком слаб физически, чтобы ответить на бешеную Страсть возлюбленного такой же неистовой Страстью, сжигавшей его изнутри. Он едва мог найти силы, чтобы просто произносить слова, не говоря уже о том, чтобы так же безумно целовать Марка, как целовал его художник. Адам просто, положив горевшую лихорадочным огнём руку на его макушку, очень-очень нежно гладил золотистые кудри, наслаждаясь их шелковистой мягкостью. Пальцы мужчины, в свою очередь, погрузились в густой, тёплый бархат волос Адама, он ласкал и сминал их, чувствуя, как его собственное тело, каждая клеточка, начинают неистово пульсировать.
  
   Кто-то из врачей, находившихся в коридоре и наблюдавших через стекло за всем происходящим внутри операционной, заметил, что пострадавший, которого сочли умершим, внезапно ожил и даже может шевелиться! Кинул ошалелый взгляд на прибор в головах стола, измерявший давление и частоту сердечных сокращений, - прибор показывал, что сердце бьётся, пусть, пока ещё слишком часто и быстро, почти лихорадочно, но бьётся!
   - Не может быть! - не веря собственным глазам, воскликнул доктор.
   Его коллега, солидный, уже достаточно немолодой врач, степенный, с пышными седыми усами, удивлённо взглянул на него:
   - Чего не может быть, уважаемый? - с любопытством осведомился он. Что-то в лице коллеги заставило его насторожиться.
   - Да вот... Взгляните на прибор, указывающий частоту сердечных сокращений и давление... Сердце пострадавшего заработало! Он же был мёртв ещё пять минут назад, я сам видел в показаниях одну сплошную линию! Он не дышал, сердце не билось! Он же 245
   умер, понимаете, умер! Наталья Васильевна даже сокрушалась, что такой молоденький парнишка, ему бы ещё жить да жить! А сейчас... Подойдите сюда и взгляните сами! - врач схватил старика за рукав, притянул, поставил рядом с собой, он был так ошарашен тем, что происходит сейчас, что даже не задумался о том, что ведёт себя, по меньшей мере, невежливо, даже грубо, по отношению к более старшему и уважаемому доктору, - Взгляните, взгляните!
   Доктор посмотрел туда, куда указывал его нетерпеливый коллега. Прибор, в самом деле, работал, показывал, что сердце того парня бьётся!
   - Невероятно! Уму непостижимо! - воскликнул ошарашенный врач, едва ли не более изумлённый, чем его молодой и неопытный сослуживец, - Мёртвые воскресают! Чудеса, да и только!
   Теперь уже весь медицинский персонал, услышав удивлённые возгласы двух врачей, прильнул к стеклу. Раздался ропот. Все видели, как парень, ещё несколько минут назад бывший мёртвым (сомнений быть не могло, пострадавший действительно умер, он был холодным, не дышал, наконец, его сердце остановилось!), вдруг, невероятным образом ожил, молчавшее сердце вновь заговорило!
   - Что же мы стоим-то тут, разинув рты, словно стая глупых ворон, решающих, кому первой достанется на обед хлебная корочка, найденная одной из них! - воскликнул молодой врач, первым заметивший, что Адам жив, - Надо немедленно возвращаться назад в операционную! Парень вернулся оттуда, откуда ещё никто прежде него не возвращался! Ему нужно помочь окончательно прийти в себя, проследить, чтобы его Жизни больше ничего не угрожало!
   Врачи побежали назад в операционную.
   Марк едва успел оторваться от возлюбленного, пока никто из посторонних не увидел, как он страстно целует и обнимает его. Не следует чужим людям становиться свидетелями того, что вершится между ним и его Адамом ( впрочем, они, наверняка, много чего видели, о многом догадались... Достаточно вспомнить, как он, Марк, отреагировал на известие о смерти любимого! Так не сходят с ума, если дело касается просто друга, брата или сына!)! Начнутся досужие домыслы, разговоры "между собой" (Марк терпеть не мог эти так называемые "междусобойчики", в них, в самом названии, было что-то пошлое и гнилое. Они напоминали посиделки старушек во дворах на скамеечках, на которых обсуждалось буквально всё: от новых способов квашения капусты до "Вы видали очередного кавалера Маньки Шевцовой, Зинкиной дочки, ну, той, у которой вечно зад снаружи, хоть бы постыдилась, срамница, не позорила мать-то!"). Их Любовь - это Тайна, это то, что касается только их двоих и больше никого!
   Выпрямившись, художник стоял у стола, на котором лежал возлюбленный и нежно, ободряюще ему улыбался. 246
   - Не оставляй меня, Марк! - тихо взмолился Адам, не желая выпускать свою руку из руки художника.
   - Лапушка, мне придётся ненадолго покинуть тебя. Сейчас сюда сбегутся врачи, я буду только мешать. Меня всё равно выставят вон, и это правильно, нечего постороннему делать в операционной, да ещё в реанимации! Но я побуду там, в коридоре. Здесь стеклянные стены, так что я всё-всё увижу, ничего не пропущу, чтобы, в случае чего, прийти к тебе на помощь! Доверься докторам, они помогут тебе окончательно вернуться к Жизни! А потом, когда я заберу тебя домой..., - Марк опустил взгляд, потом вновь посмотрел на любимого, в его глазах плясали озорные искорки, мужественное лицо неожиданно засветилось улыбкой, - Я для начала задам хорошенькую взбучку за то, что ты сбежал от меня! - это было сказано тоном шутливого возмущения, Марк с деланной суровостью сдвинул брови и сжал губы, потом его лицо разгладилось, глаза смотрят с Безграничной Любовью, - А потом... Потом... Потом я тебя просто съем, слопаю со всеми-всеми потрохами, чтобы ты уже никуда и никогда не смог уйти от меня, всегда был со мной! - художник послал возлюбленному воздушный поцелуй, - Держись, солнышко моё ненаглядное, скоро весь этот кошмар закончится! Держись!
   Адам верил ему. Раз Марк так говорит, значит, так оно и есть! Скоро они смогут отправиться домой, и всё, что произошло, будет казаться им обоим не более чем дурным сном, от которого они пробудились!
   - Марк! - позвал любимого Адам.
   Художник, уже дошедший до входных дверей, остановился и обернулся:
   - Да, хороший мой?
   Невероятные синие глаза светились Безмерной Любовью и нежным обожанием.
   - Люблю тебя! - сказал Адам.
   - А как я люблю тебя! - пылко воскликнул Марк, прижав руки к груди, к самому сердцу.
   Сбежавшиеся врачи принялись за дело. Они бегали вокруг Адама, щупали и дёргали его, словно ещё не до конца уверились, что парень, бывший мертвецом ещё полчаса назад, чудесным образом ожил и даже улыбается, наблюдая за их суетливой вознёй! Его снова подключили к аппарату, измеряющему пульс и давление, затолкали в него какие-то резиновые и пластиковые трубки, стали что-то вводить в вену. Всё делалось с такой скоростью, точно персонал реанимации боялся, что Адам снова может умереть. Но юноша понимал, чувствовал, что не умрёт. Он знал это! Как же он может погибнуть, если рядом с ним, пусть и не в прямом смысле сейчас, но здесь, неподалёку, всего лишь за стеклянной стенкой, его ненаглядный, бесконечно любимый им Человечек, тот, ради кого он вернулся 247
   на эту Землю, в Мир Живых! Он не может умереть! Эти врачи, которые сейчас возятся с ним, наверняка сочтут его возвращение Чудом или припишут подобную заслугу самим себе (что вернее всего), либо великому искусству, имя которому Медицина. Они припишут это чему угодно, только не тому, что есть на самом деле! А Истина состоит в одном: спас его, вытащив из алчных лап Смерти, только Марк, его поистине Безграничная, Безмерная, Бесконечная Любовь к нему! Возлюбленный буквально вымолил его у Высших Сил!
   Ещё раз тщательно осмотрев Адама, перепроверив его состояние, наверное, не одну тысячу раз, врачи, наконец, пришли к выводу, что теперь Жизни юноши ничего не угрожает, и можно смело, не опасаясь каких-то неожиданных эксцессов со стороны его организма, переводить парня в отделение интенсивной терапии, где ему помогут закрепить полученный положительный результат.
   Марк встретил любимого, которого вывозили из операционной в коридор, лучезарной улыбкой.
   - Ну, как ты, милый? - невольно слово "милый" было произнесено несколько нежнее, чем это подобает в разговоре между двумя мужчинами. Медсестра, которая везла каталку с парнем, подняла глаза и понимающе переглянулась со своей товаркой, шедшей рядом. Но влюблённые ничего этого не видели, просто не могли видеть, всецело поглощённые друг другом. Даже прогреми сейчас возле них невероятной силы взрыв, оба и его не заметили бы!
   Адам одарил своего любимого художника нежной, влюблённой улыбкой:
   - Нормально. Правда, пока всё болит, тело, будто резиновое, какое-то не моё, но, надеюсь, это скоро пройдёт. Рано мне ещё расклеиваться, ещё десятков восемь годиков побегаю! - он засмеялся и тут же почувствовал тупую боль в сердце. Прекрасное лицо невольно исказилось.
   Марк встревожился:
   - Что с тобой?! Тебе плохо?!
   Адам отрицательно покачал головой:
   - Ничего, нормально. Остаточные явления после перенесённой клинической смерти. Сердце слегка попривыкло бездельничать, вот и возмущается, что его вновь заставили работать.
   Горячая рука Марка трепетно и очень-очень нежно погладила любимую щёчку.
   - Не разговаривай так много, тебе вредно! - наставительно заговорил он, - Отдыхай, набирайся сил. Тебе они очень понадобятся..., - художник выдержал паузу, многозначительно, с плутоватой улыбкой глядя на возлюбленного, - Потом... Дома!
   Конечно, никто из присутствовавших рядом, кроме Адама, не понял, что подразумевает Марк.
   Юноша улыбнулся: 248
   - Жду не дождусь! - тихо, так, чтобы услышал только Марк, ответил он.
   Художник проводил любимого до палаты в терапевтическом отделении, куда его перевели после реанимации. Отыскав заведующего отделением (ею оказалась хрупкая симпатичная, очень молодая женщина, почти девочка), он чуть не на коленях выпросил разрешение находиться при Адаме круглосуточно, никуда не отлучаясь. Марк понимал, чувствовал и знал, что не сможет жить спокойно, пока его ненаглядный цветик не вернётся домой, пока он будет здесь, в больнице! Он же с ума сойдёт от безумной тревоги за своего любимого, в голову начнёт лезть всякий бред, он будет метаться, как тигр в клетке, который ищет выход из своей тюрьмы, но не может его отыскать! Нет, нет, нет, так не пойдёт, он должен быть с Адамом! Он станет оберегать его и заботиться о нём, не только здесь, но и тогда, когда они смогут, наконец, возвратиться в их жилище (ох, скорей бы!)! Он сделает всё возможное (и невозможное тоже, и немыслимое!), чтобы его единственный больше никогда-никогда не покинул его, навсегда остался с ним! Он окружит Адама такой Любовью, такой нежностью, любимому будет так хорошо с ним, что он сам даже не захочет уйти!
   "Я так люблю тебя, Ангел мой синеглазый, так люблю!".
   К непередаваемой Радости обоих, художнику позволили остаться с любимым в одной палате до тех пор, пока Адама не выпишут. Заведующая, хорошенько поразмыслив, решила, что присутствие близкого человека (она не знала, кем на самом деле приходится Марк этому юноше, решив, что художник, - его родственник, судя по внешнему впечатлению и большой разнице в возрасте (совсем молоденький мальчик и зрелый, умудрённый жизненным опытом, мужчина), скорее всего дядя или старший брат. На отца не похож, слишком молод для подобной роли, хотя, кто знает, может быть, человек этот рано женился?) благотворно повлияет на пострадавшего, ускорит его выздоровление. Услышав утвердительный ответ на свою просьбу, художник едва не расцеловал заведующую прямо там, в её кабинете, но вовремя спохватился и не сделал этого, не зная, как подобное будет воспринято.
   Марк мерил нетерпеливыми шагами коридор перед палатой, куда поместили Адама, буквально сгорая от безумного желания оказаться с ним вдвоём, подальше от любопытных глаз. В самом деле, ну, чего они там возятся?! Такое впечатление, что в больнице собираются встречать ни больше, ни меньше прибывшего с визитом арабского шейха, вот и наводят на всё идеальный лоск!
   Наконец, приготовив место, медсёстры и санитарки осторожно переместили Адама с каталки на его койку, и покинули палату. Потерявший терпение Марк чуть не влетел туда и торопливо закрыл дверь. Им повезло: палата оказалась рассчитана 249
   всего на двух человек, а, поскольку соседа у них пока не было, Адам останется здесь один. Возможно, ненадолго, может, только на пару часов или до завтрашнего утра, но останется! Что ж, и на том, как говорится, спасибо!
   - Наконец-то все ушли! - воскликнул художник, стремительно приблизившись к койке, на которой лежал его возлюбленный и опускаясь рядом на колени, - Я чуть не сдвинулся, пока ждал! Зато теперь ты в полном моём распоряжении, всецело в моей власти! - губы Марка улыбались, но в глазах улыбки не было, оттуда полыхало жаром, - Как я ждал этого!
   Его руки нежно, любовно гладили и ласкали прекрасное лицо Адама, пальцы мягко очерчивали чёткий, словно выточенный талантливым резцом скульптора, контур, невероятные синие глаза, губы. Художник смотрел и смотрел на юношу полным безмерного обожания взглядом и не мог наглядеться. Марку всё ещё не верилось, что любимый с ним, что он не покинул его навсегда, что он вернулся! Он дотрагивался до Адама так, словно боялся, что это всё мираж, что, стоит ему лишь коснуться юноши, тот исчезнет!
   - Цветик, - художник нежно целовал каждую чёрточку несравненного лица, - Цветик! Любимый, единственный, желанный, обожаемый мой цветик!
   Любимые губы притягивали к себе сильнее самого мощного магнита, Марк был просто не в силах сопротивляться такому искушению. Мужчина прильнул к губам Адама, поцелуй дышал Безграничной Любовью и нежностью. Он целовал возлюбленного осторожно, памятуя о том, что юноша ещё слишком слаб для каких бы то ни было проявлений Страсти с его стороны. Но как же трудно удержать себя в рамках! Как хотелось Марку вложить в этот поцелуй всё Безумие, которое буквально пожирало его изнутри! Он с ума сходил от неудержимого желания ласкать любимое тело, ласкать так, как никогда ещё не ласкал, довести Адама до Апогея, заставить и его сходить с ума от этой неистовой, неискоренимой жажды обладания им, какая разрывала на части его самого! Он жаждал овладеть юношей прямо сейчас, и ничего не мог с этим поделать! Марк хотел его так, что едва не терял сознание!
   Но сдерживаться необходимо, от этого зависело благополучие и даже Жизнь любимого. Здоровье Адама превыше всего! Вот когда они смогут вернуться домой, когда парень окончательно поправиться, тогда... О, тогда... Тогда он не выпустит любимого из своих жадных объятий как минимум суток двое, а, может, и больше! Он будет целовать и ласкать Адама, пока не одуреет, нет, даже и тогда не перестанет! Но не раньше! Нет, не раньше срока, необходимого возлюбленному для того, чтобы набраться сил! Адам - Главное его Сокровище, самое-самое-самое Бесценное из всех 250
   самых-самых-самых Бесценных Сокровищ на свете! Он вновь обрёл его, когда думал, что потерял навеки! И не может потерять снова! Он просто не допустит этого! Он слишком сильно любит своего неземного Ангела, своего единственного синеглазого лапушку! В самом деле, ну, что такое подождать каких-нибудь три или четыре месяца или года, или сколько понадобиться, чтобы Адам окончательно пришёл в себя и восстановился, по сравнению с Вечностью Полного и Абсолютного Блаженства, когда им можно будет без всяких помех и препятствий со стороны кого бы то ни было (или чего бы то ни было) любить друг друга и обладать друг другом в любое время дня и ночи, делить друг с другом Жизнь, просто наслаждаться друг другом, радоваться тому, что они есть друг у друга!
   Адам чувствовал, чего стоит его возлюбленному эта сдержанность! Он ощущал, как Марк весь дрожит от невероятного возбуждения и одновременно напряжения, целуя его так нежно, так осторожно, словно боясь причинить ему боль. Зная невероятную страстность натуры своего единственного, его безудержность и всю неистовость его жадности, с которой художник буквально обрушивался на него во время их близости, Адам понимал, насколько трудно тому было накинуть на себя узду, связать самого себя, свой огненный темперамент, буквально по рукам и ногам. Юноша видел в этом ещё одно из проявлений Любви Марка к нему. Любимый просто бережёт его, заботиться о его здоровье и самочувствии, он ведь знает, что пока, до полного выздоровления, ни о какой физической близости между ними не может идти и речи. Марк хочет, чтобы он побыстрее поправился и окончательно встал на ноги. До тех пор они оба могут себе позволить только поцелуи, да и те будут такими же осторожно-нежными. Любимый думает о нём, а не о себе, только о нём! И всегда о нём думал!
   Адам с безграничной любовной нежностью ответно поцеловал Марка.
   "Любимый мой, единственный, - лаская художника взглядом, думал юноша, - Потерпи немножечко, ну, совсем чуточку, самую-самую маленькую капельку потерпи! Я встану на ноги, обязательно встану! Я поправлюсь, чего бы мне это ни стоило, освобожу тебя от этой пытки! А потом, когда настанет такой день... О, как щедро я тебя вознагражу за твоё безграничное терпение, за твою Безмерную Любовь ко мне! Вознагражу сторицей, потому что сам так же безумно люблю тебя, и мне самому так трудно не отдаться на волю собственной Страсти!".
   Парню, в самом деле, стоило невероятных трудов не поддаться своим чувствам. Он с такой же невероятной силой любил Марка, как любил его тот, так же до Умопомрачения жаждал его духовно и физически, как жаждал его художник! Но пока что этот Сладостный 251
   Плод находился для них обоих под строжайшим запретом! Временно на Него было наложено табу. Адам твёрдо вознамерился выздороветь и как можно скорее, пока они оба не сошли с ума окончательно от невозможности дарить друг другу то, чего им так хотелось!
   Неожиданно, как это всегда бывает осенью, на уставшую от дневных забот землю опустилась густая, непроглядная мгла. Стало темно, воздух пропитался знобким холодом. На бархате неба - ни звёздочки, оно густо-графитового цвета, мрачное, безмолвное, неподвижное.
   Вообще Марк осень не слишком жаловал, но ему нравились осенние ночи, их таинственная молчаливость, когда кажется, в самом сумраке обитает что-то неведомое и невидимое постороннему, непосвящённому взгляду, то, что открывается лишь Избранным, тем, кто способен постичь всю глубину того, что может предстать изумлённому взору, когда завеса Тайны будет пред ним приоткрыта. Сегодня настала именно такая ночь, полная неразгаданного, какого-то мистического очарования. Как художнику хотелось разделить со своим возлюбленным эту непередаваемую красоту засыпающей Природы, вдохнуть холодный и свежий ночной ветерок, лениво и грустно шелестящий в пожелтевших листьях большого клёна, робко шебуршащего ветвями по стеклу, словно он озяб и просился к людям в тепло, погреться! Но пока Адаму не разрешают вставать с постели (и это правильно, организму, сколь бы молод и силён он ни был, требуется значительный восстановительный период, особенно, после того, что произошло несколькими часами ранее! Было бы в высшей степени неумно предположить, что любимый поднимется на ноги после такого испытания, после того, как он едва не покинул этот Мир навсегда! Он, Марк, сам же первый привяжет его к койке, если юноша только надумает это сделать!). Мужчине было грустно от того, что он не может разделить блаженную красоту наставшей ночи вместе с Адамом. Но это ничего, когда они вернуться домой, то смогут любоваться хоть каждой ночью! Хотя... Тогда им уже будет не до Природных Загадок и Тайн... Марк знал, что ничто ни в одном из Миров всех Вселенных, какие только существуют, не сможет привлечь его внимания, когда рядом с ним будет любимый, чья поистине Неземная Красота способна затмить собой все Чудеса Света вместе взятые! Адам сам - Чудо из Чудес, Марк обожал им любоваться, рассматривать, изучать и наблюдать каждую чёрточку бесподобного лица, каждый жест, поворот головы, линии рук, походку, движения губ, когда парень говорил; даже сам его голос, тембр и окраска, приводили всё Существо художника в неописуемый восторженный трепет! Он обожал в юноше абсолютно всё, и ничего не мог с этим поделать! Адам всегда, с самого первого мгновения, как Марк увидел его на своей лекции, представлялся мужчине верхом Совершенства во всём, что бы он ни делал или говорил. Это была слепая 252
   идеализация, та самая идеализация, которая видит свой Предмет исключительно в серебристых тонах, без всякого изъяна. Она не раздумывает, не задаёт вопросов, просто видит того, на кого обращена таким, каким хочет видеть. Возможно, Предмет подобной идеализации сам по себе далеко не идеален, это для неё неважно. Она просто закрывает глаза на те недостатки, с которыми может смириться, если же с ними смириться нельзя, она считает, что их нет.
   В больнице уже давно дан отбой всем находящимся на излечении пациентам. Тишина. В палатах выключен свет.
   Но Марк и Адам ещё не спят, они просто не могут спать! Марку всё кажется, если он уснёт, то, пробудившись, не найдёт рядом с собой Адама, что юноша опять покинет его, обрекая на медленную мучительную гибель в ледяной мгле одиночества. Сама эта мысль приводила художника в неописуемый ужас, его начинала колотить крупная дрожь.
   Адам почувствовал состояние возлюбленного. Крепче, насколько хватало его ещё слишком слабых сил, юноша сжал любимые пальцы своей лихорадочно горевшей ладошкой.
   - Что с тобой, милый? - с нежной заботливостью спросил он.
   Марк смотрел на возлюбленного глазами, полными слёз:
   - О, цветик, если бы ты только знал... Я так боюсь уснуть! Мне так страшно! А вдруг, когда я открою глаза, тебя со мной не будет?! Я... Я же не переживу этого снова, не переживу!
   Адаму неожиданно открылось, через что прошёл его любимый художник за последние несколько часов! Он, вдруг, увидел и понял, что чувствовал Марк, когда узнал о его смерти!
   "О, милый! - сердце юноши болезненно сжалось, всё Существо рванулось к Марку, - Хороший мой! Что же я с тобою сделал?!".
   Парень другой рукой ласково, любовно провёл по белокурым кудрям возлюбленного, глаза смотрят с такой нежной Страстью! Художник схватил эту любимую ручку и стал неистово целовать его тонкие обожаемые пальчики.
   - Не бойся, любимый мой, - голос Адама тихий, мягкий, бархатный, успокаивающий, - Не надо бояться! Я никуда не уйду! Я останусь здесь, с тобой! Обещаю, я никогда-никогда не оставлю тебя!
   Глаза Марка загорелись Безумной Надеждой:
   - Правда?!
   Адам солнечно улыбнулся (как же Марк любил его улыбку!):
   - Правда!
   Художник так и просиял, он весь буквально светился Безмерным Счастьем изнутри! Внезапно спохватился, что уже поздно, и Адаму давно пора спать. Да и ему самому отдых отнюдь не повредит, день выдался нелёгким, слишком много треволнений пришлось пережить.
   - Ложись-ка ты спать, лапушка, уже очень поздно, - сказал Марк тоном любящего, но строгого родителя, - Тебе нужно больше отдыхать. 253
   Я буду здесь, рядом с тобой.
   - Марк, - попросил Адам, - А ты можешь лечь со мной, на мою кровать? Мне так не хватало тебя, твоего тепла всё это время! Без тебя так плохо, тоскливо, так неуютно! Ты мне так нужен! Не только сейчас, сегодня, этой ночью, но вообще всегда!
   Самые желанные слова на свете! Он нужен любимому!
   Марк ласково улыбнулся юноше, лёг с ним рядом. Адам повернулся к нему лицом, очень-очень нежно поцеловал любимые губы, почувствовав, как возлюбленный весь затрепетал. Художник крепко обнял его, прижался к своему единственному всем телом. Парень прильнул головой к его груди. Он был Счастлив, Невероятно, Безоблачно Счастлив! Его возлюбленный, его ненаглядная звёздочка, здесь, с ним, рядом, любимые ручки обнимают его, эти объятия так желанны, так нежны, так спасительно-надёжны! Его близость успокаивает, утешает, придаёт сил и уверенности в завтрашнем дне!
   "Я тебя никогда не оставлю! - думает Адам, засыпая, - Не оставлю! Люблю тебя! Люблю!".
   Юноша уснул почти мгновенно, его всё пережитое за прошедший день измотало до крайности. Марк же заснуть не мог, даже, если бы очень захотел. Несмотря на все заверения любимого, что он останется, что он никогда не покинет его, художник всё равно смертельно этого боялся, внутри него царила настоящая паника, от дикого ужаса перехватывало дыхание и сердце колотилось так, что, казалось, оно вот-вот выскочит наружу либо вообще остановится! Несмотря на чудовищную нервную перегрузку и невероятную физическую усталость, мужчина продолжал бодрствовать. Ничего, ещё отоспится там, дома, когда его цветик будет в безопасности и, главное, рядом с ним!
   Марк, нежно улыбаясь, вслушивался в тихое, мерное, почти беззвучное, дыхание спящего Адама, он губами гладил взъерошенные чёрные прядки на его макушке, испытывая нереальное наслаждение уже от того, что просто касался его. Он был так Счастлив сейчас! Его эльф из сказки, прекраснейший, как самый чудесный на свете сон, в его объятиях, доверчиво и нежно прильнул к его груди! Марк чувствовал, насколько любимый на самом деле хрупок, несмотря на всю свою внутреннюю силу. Эта хрупкость глубинная, внутренняя, скрытая от посторонних глаз, она заметна лишь немногим, да практически никому, кроме него, Марка, который чувствует и видит, знает её, потому, что до потери сознания любит Адама! Художник обнял юношу ещё крепче, словно защищая его от всего на свете, что могло хоть как-то навредить ему, причинить Боль, заставить страдать.
   Адаму снился кошмар. Он бежал по какому-то коридору (сон очень напоминал то, что он видел, находясь в клинической смерти), его стены склизкие, мокрые, покрытые чем-то синеватым, похожим 254
   на раздавленные, перемолотые водоросли. Он всё бежит и бежит по этому жуткому коридору, а вокруг - такая тишь, такая пустота, что он слышит бешеное биение собственного сердца и своё хриплое дыхание. Куда он направляется, этого Адам не знает, просто продолжает двигаться вперёд, словно спасаясь от чего-то (или кого-то), что гонится за ним по пятам. Преследователя (или преследователей, возможно, их несколько) пока не видно, но он знает, что он там, неподалёку, за поворотом этого чудовищно длинного коридора-тоннеля, юноша чувствует, он там! Адам всё ускоряет темп, всё стремится поскорее убежать, скрыться, спастись, - но понимает, что это бессмысленно, его всё равно догонят и сожрут, ему не уйти от этой неизбежности, сколько бы он ни пытался!
   Адам метался по подушке, он весь дрожал, руки неистово молотили по одеялу, словно преследователь из его кошмара уже догнал его и теперь хочет схватить, разорвать на части, уничтожить.
   - Пусти, пусти! - истошно кричал парень, - Пусти меня, тварь!
   Марк, мгновенно очнувшись (ему всё же удалось ненадолго задремать), обхватил любимого руками, стал тормошить его, стараясь разбудить:
   - Милый, милый, проснись!
   Адам в последний раз вскрикнул и открыл глаза. Несколько минут его безумный, ошалелый взгляд, метался по палате, окружающим предметам, словно юноша силился понять, где он находится. Увидел бледное, взволнованное лицо Марка, тревожно смотревшего на него. И разом отступил ужас, всё Существо затопила блаженная успокаивающая лёгкость. С ним его любимый, значит, ничего страшного произойти не может, Марк просто не позволит этому случиться!
   Адам так обрадовался тому, что видит бесконечно дорогое и любимое лицо вместо того жуткого коридора! Слёзы навернулись на глаза, потекли по щекам. Юноша обнял Марка, что есть силы прижался к нему и заплакал, спрятав лицо у него на груди.
   Художник нежно обнимал любимого, пальцы гладили густые тёплые волосы, успокаивали, утешали.
   - Ну, ну, не надо плакать, лапушка, успокойся! - ласково ворковал он, - Всё позади, всё закончилось, это был дурной сон, всего лишь сон! Я с тобой, цветик, я здесь, никуда не уйду, не покину тебя! Ну же, солнышко моё сладкое, перестань!
   Но Адам всё никак не мог успокоиться, он продолжал беззвучно рыдать, прижимаясь к возлюбленному всё сильнее и сильнее.
   Марк чувствовал, словами ему вряд ли удастся утихомирить эту бурю, бушующую внутри его милого. Надо что-то более сильное. Художник стал целовать Адама, летучие поцелуи нежно касались его волос, мокрого разгорячённого лица, глаз, щёк. Это возымело 255
   действие, юноша перестал рыдать. Он поднял голову, взглянул в любимое лицо. Столько безграничной Любви и безудержной Страсти было в его громадных глазах, они жарко полыхали, казалось, само окружающее пространство воспламенилось от того пожара, что бушевал в них! Разумом Адам понимал, что необходимо выдержать временную дистанцию, нужно дать организму возможность хоть немного прийти в норму, набраться сил и энергии, иначе ему не только не подняться на ноги, но не выжить. Понимать-то понимал, но сердцем, душой, телом, всем своим Существом, чувствовал, что невозможность испытывать то, чего ему так хотелось, хотелось до Боли, до Одурения, убьёт его едва ли не быстрее, чем физическая невоздержанность! Как он жаждал Марка, жаждал до головокружения, до остановки пульса! Это было сильнее любой опасности, которая могла грозить ему или им обоим. Он хотел его, до Сумасшествия стремясь к художнику! Бешеная Страсть, целиком и полностью овладевшая Адамом, требовала немедленного утоления. И совершенно неважно, что юноша был ещё слишком слаб для подобных вспышек. Он просто не мог ни ждать, ни удержать себя в узде! Потянувшись к Марку, Адам прильнул к его губам, поцелуй был до невероятия страстным. Художник вздрогнул от охватившего всё его Существо неистового желания, тут же забыв обо всём и всех на свете, кроме своего милого, чьи мягкие, пухленькие губки так сладко целовали его сейчас! Ответ его был полон такого испепеляющего Безумия, что у обоих просто дух захватило! Они целовали друг друга с невообразимым алчным бешенством, не в силах оторваться один от другого, не в состоянии прекратить это Сумасшествие, грозившее погубить обоих! Марк чувствует: любимые пальчики, пробравшись под его одежду, гладят и ласкают обнажённую кожу, двигаясь всё ниже и ниже. Он ощущает некую раздвоенность в самом себе: разум велит ему остановить Адама, не позволять ему делать то, что он делает, заставить парня повременить с этим, пока он окончательно не поправится, сердце же, душа и тело, напротив, безумно жаждут, чтобы Адам продолжал свой безудержный натиск!
   А потом... Когда мужчина ощутил, как ручка любимого, добравшись туда, начинает неистово ласкать его, он вообще перестал соображать что-либо, все мысли мгновенно улетучились, всё Существо, каждую самую-самую микроскопическую клеточку, обуяла невообразимая жажда слиться с Адамом, овладеть и обладать им, и не завтра или через час, но прямо здесь и сию секунду!
   Безумные ласки Адама практически довели Марка до Завершения, когда сознание художника очень ярким сполохом озарила мысль: надо остановить парня, всеми возможными способами прекратить это умопомрачительное самоубийство, иначе он может не дожить до утра! Его любимый ещё слишком слаб, у него не хватит 256
   сил бороться за собственную Жизнь, а бороться надо, необходимо, это не терпит никаких отлагательств! Он должен бороться ради себя, ради него, Марка, ради них обоих! Должен! И Адам будет бороться, он заставит его бороться!
   С превеликим трудом, превозмогая самого себя, художнику удалось оторваться от любимых губ, неистово целовавших его. Тяжело дыша, Марк обхватил руками лицо юноши, мягко отстранил его от себя. Глядя в безмерно любимые глаза, сказал тихо, но твёрдо, тоном, исключающим двоякое понимание его слов:
   - Лапушка, остановись! Нам этого нельзя. Пока нельзя...
   Горящий безумной страстью взгляд в недоумении устремился на него:
   - Почему нельзя?! Ты... Ты не хочешь меня?!... Я... Я прав?!
   Ох, как иногда хотелось Марку отшлёпать Адама, отшлёпать основательно, так, чтобы урок прочно усвоился! Художник сердито, но в то же время ласково дёрнул любимого за оба уха:
   - Нет, не прав! Адам, порой, ты бываешь совершенно невыносим! Стоит тебе только раз не получить того, чего хочется, так ты сразу начинаешь выдумывать всякую ерундень касательно причин этой невозможности! Какой же ты всё-таки ребёнок! Избалованный, упрямый, подчас, жестокий, хоть и самый-самый любимый на свете! Когда ты, наконец, уяснишь одну простую Вещь: я тебя безумно люблю! Люблю! Люблю! - Марк в неудержимом порыве страстно поцеловал его, но тотчас же отстранился, чувствуя, что Адам потянулся к нему, чтобы поцеловать ответно, - Просто... Ты ещё такой слабый, тебе нужен отдых, нужно восстановление сил, причём, основательное! Лапушка, я сам тебя хочу до такой степени, что просто дурею от этой жажды! Но я боюсь, это может навредить тебе, ещё сильнее подорвать твоё, и без того подорванное, здоровье! Я тебя обожаю! - он ещё раз поцеловал любимого, - Но... Давай подождём... Вот вернёмся домой, ты поправишься совсем... Тогда, обещаю, у тебя будет всё, что только пожелаешь и когда пожелаешь... включая меня! Ну, пожалуйста, послушайся меня хоть раз!
   Марк так умоляюще смотрел на Адама, что тот сдался.
   - Хорошо..., - тихо ответил юноша, - Хорошо. Но только до тех пор, пока мы не вернёмся домой! Когда я встану на ноги окончательно (а это обязательно произойдёт!), ты не отвертишься!
   Художник засмеялся и любовно чмокнул его в самый кончик носа:
   - Согласен! А теперь спи, а то скоро уж рассвет, - не удержавшись, снова поцеловал его (Марк обожал целоваться с Адамом, он ничего не мог с этим сделать, не мог отказать себе в невероятном удовольствии ощутить горьковатую пьяную сладость любимых губ на своих губах!).
   Тонкие гибкие руки парня обхватили шею Марка, он крепко прижался к нему. Так и уснул, не выпуская художника из своих объятий, словно боялся: вдруг, тот неожиданно куда-нибудь исчезнет? 257
   "Лапушка мой, лапушка, - с безграничной Любовью и нежностью мужчина прижался щекой к тёплой щёчке любимого, - Самый-самый сладкий лапушка на свете!".
  
   Новость о необычайном пациенте, находившемся в одной из палат отделения интенсивной терапии, со сверхсветовой скоростью облетела больницу, разом переполошив весь медицинский персонал. Особенно живо на неё отреагировали молоденькие медсёстры, коих работало здесь превеликое множество (клиника была построена относительно недавно, всего каких-то три-четыре года назад, коллектив подобрался молодой и свежий, охочий до всяческой романтики. Зрелых, а тем более, пожилых, работников было здесь не так уж много, так, раз-два - и обчёлся, только, чтобы слегка разбавить сладкий коктейль Юности пряными нотами Мудрости). Многие из этих самых молоденьких девочек-медсестёр были не замужем, а семью иметь очень хотелось. Когда тебе восемнадцать-двадцать лет, когда ты красива, когда жизненных сил и энергии в тебе хоть отбавляй, а юношеский задор бьёт ключом, о чём же ещё тебе думать, как не о Любви? Так почему бы не попробовать замутить что-нибудь с парнем, особенно, если он такой очаровашка, как говорят?
   Что тут началось! Пользуясь самыми различными предлогами, касающимися, в основном, конечно проверки состояния пациента, побывавшего на самом пороге смерти, сестрички одна за другой стали заглядывать в палату Адама. Они приветливо улыбались парню (Марка безумно раздражали все эти бесконечные визиты, нарушавшие гармонию их с любимым уединения, и он спешил выйти в коридор. Адам не удерживал его, он видел, что возлюбленному вся эта суетливая беготня вокруг него совсем не по нраву. Юноша и сам чувствовал себя крайне неуютно, он-то прекрасно понимал, что отнюдь не забота о его здоровье и самочувствии приводит сюда весь этот весёлый рой молоденьких девиц в белых халатах, сиявших лучезарными улыбками. О нет! Они все слетелись поглазеть на него! Мама родная, как же его это замучило! Когда же всё закончиться?! Придёт ли, наконец, тот день, когда люди обретут Разум, хоть самую малую Его часть, и перестанут воспринимать его облик, как нечто экзотическое и удивительное?! Он - Че-ло-век! И только Человек! Хватит его уже рассматривать чуть ли не под микроскопом, хва-тит!).
   Однако, несмотря на глухую досаду, которую вызывали в нём эти надоевшие визиты в его палату медицинского персонала женского пола, внешне Адам оставался спокойным, сдержанным и вежливым, ничем не выказывая того, что чувствовал внутри. Он понимал, что возмущаться бессмысленно и глупо. Так уж устроен этот Мир, люди всегда падки на Красоту, даже если эта самая Красота - лишь плод их воображения. Они всегда будут стремиться прикоснуться к Ней, 258
   вдохнуть Её, как воздух, упиться Ею. Это не изменить, сколько ни пытайся. Адам терпеливо сносил все эти заботы-хлопоты, адресованные ему, лишь временами, когда они совсем уж тяготили его, прозрачная, тёплая малахитовая синь его глаз темнела, приобретая лиловый оттенок. Парень мечтал сейчас лишь об одном: поскорее покинуть это место, вырваться на свободу, вернуться домой, в их с Марком Мир, Мир Любви, Гармонии и Страсти!
  
   Дора Снегирёва работала в тот день во вторую смену, потому пришла к половине двенадцатого. Она всегда появлялась на месте на полчаса раньше положенного времени. Девушка не любила спешки и суеты. Неторопливо переодевшись, она взяла со стола ординаторской журнал, где отмечались все вновь поступившие больные, раскрыла его на предыдущей странице и внимательно обежала список глазами. Дора читала имена, фамилии, возраст (указывавшиеся лишь в случае наличия документов у пациентов, если же их по каким-либо причинам не оказывалось, тогда в указанных графах ставился прочерк), предполагаемый диагноз, поставленный врачом "Скорой Помощи", доставившей больного, в следующей графе - уже точный диагноз, данный врачом клиники после детального осмотра пациента. Так, женщина, сорок лет, обморок, мужчина, пятьдесят восемь лет, падение с лестницы, мужчина, тридцать пять, ранение в грудь вследствие неосторожного обращения с охотничьим ружьём... Обычные, можно сказать, бытовые травмы, вызванные человеческой глупостью и наивностью...Ничего интересного...
   В конце страницы помещалась запись, которая почему-то сразу привлекла к себе внимание Доры. Почему, она сама не смогла бы ответить... Девушка почувствовала: в сердце что-то будто кольнуло маленькой такой иголочкой... Прочла: "Пациент (в графе фамилии и имени стоит прочерк), парень, предполагаемый возраст - двадцать пять-двадцать восемь лет, большая потеря крови, предположительно, ножевое ранение. Состояние критическое, требуется срочная медицинская помощь!". В конце фразы - жирный восклицательный знак. Значит, дела у парня, в самом деле, аховые!
   Дора задумалась, глядя на эту, последнюю, запись. Ножевое ранение... Совсем ещё молоденький мальчишка, всего-то двадцать с небольшим! Неосторожное обращение с острым предметом?... Или что-то иное, гораздо более страшное?... Нужно узнать, где он находится сейчас, пойти и взглянуть...
   Взяв журнал, девушка направилась в приёмное отделение, куда обычно поступали все сведения о новичках, не только в момент их прибытия в клинику, но и дальнейшее размещение.
   Там никого не оказалось. Очевидно, медсестра куда-то ненадолго отлучилась. Ничего, можно и самой взглянуть, все 259
   необходимые записи делались в специальном регистрационном журнале, всегда находившимся под рукой, на большом столе у окна. Дора схватила журнал, торопливо перелистнула на страницу с последними записями. Палец быстро пробежался по списку. Где же он?!... Ага, вот! Последняя графа (опять последняя, в этом определённо есть что-то необычное, своего рода, послание!), запись: "Пациент, парень, предполагаемый возраст - двадцать пять - двадцать восемь лет, большая потеря крови, предположительно, ножевое ранение...". Так, это она уже видела, запись при регистрации слово в слово повторяет отметку в журнале, который она принесла с собой. Дальше написано время поступления: девять сорок пять утра. Ага... Ранняя пташка! Вот, наконец-то, то, что нужно! "Больной находится в палате номер пять отделения интенсивной терапии". Спасибо, девочки!
   Довольно улыбаясь, Дора поспешила в указанном направлении.
   Всю дорогу, пока девушка по лестнице поднималась на пятый этаж (в здании клиники имелось два лифта, но Дора не любила ими пользоваться, там вечно такая толчея народу: больные, сёстры, врачи, санитарки... Гораздо интереснее лестница, здесь практически никого не бывает, можно вдоволь побыть наедине с собой и своими мыслями, не опасаясь непрошенного вторжения), её не покидало ощущение, что по прибытии на место, её ожидает сюрприз. Ощущение это было неясным, размытым, но определённо присутствовало где-то в глубине души.
   Вот и входная дверь отделения интенсивной терапии с прибитой сверху металлической табличкой, чёрной с белым. Дора зашла внутрь. Пятая палата располагалась в самом конце длинного, узкого коридора, где царил вечный полумрак, превращая само отделение в некое подобие средневекового подземелья где-нибудь в заброшенном замке. Сейчас здесь было пусто, ни души. Оно и понятно, ещё только полдень. Все посещения начнутся где-то в районе пяти вечера, после положенного тихого часа. Торопливо продвигаясь вглубь коридора, Дора на ходу осматривала двери палат, читая номера. Так, восьмая, шестая... Ага, пятая! Девушка открыла дверь и вошла (вошла без стука, в больницах это не принято). В палате находилось всего двое человек, два мужчины, один достаточно зрелый, лет сорока с небольшим, второй моложе. Наверное, тот, что моложе, и есть пострадавший... Они не смотрели на вход, видимо, всецело поглощённые беседой, которую вели до появления Доры. Что-то в их позах несколько насторожило девушку. Слишком уж близко один от другого эти двое находились, мужчина постарше сидел на кровати второго и держал его за руку. От девушки не укрылось, что держал очень и очень нежно, чересчур нежно... Несколько странно для родственника или коллеги по работе, или же просто 260
   друга-приятеля... А, впрочем, ей-то какая разница, кем эти двое являются друг для друга? Хоть любовниками (что вероятнее всего)! Она здесь только работает, личная Жизнь пациентов её не интересует.
   - Добрый день! - поздоровалась Дора, направляясь к койке Адама, - Очевидно, Вы, - девушка обращалась к юноше, - и есть новенький, поступивший сюда вчера, в девять сорок пять утра?
   От Доры не укрылась затаённая досада, промелькнувшая по лицу более старшего мужчины, которая, впрочем, тут же исчезла, уступив место вежливому равнодушию.
   Пациент повернулся к ней... Девушка застыла на месте. Она мгновенно его узнала! Это же Адам, приятель её подруги Нанетты! Они были знакомы с ним, Нанетта их познакомила года два назад на какой-то вечеринке, проходившей в её клубе. К чему была приурочена эта самая вечеринка, Дора не помнила. Зато Адам намертво врезался в память. В жизни не видала такой Красоты! Помнится, она ещё изумлялась, где Нанетта могла отыскать это сокровище! Таких парней не каждый день на улице встретишь! Они ещё несколько раз виделись после этого знакомства, в основном, у Нанетты в клубе. Юноша очень нравился Доре, она сама была отнюдь не прочь узнать его поближе и поглубже, но тщательно скрывала свой интерес к нему, особенно после того, как узнала в доверительной беседе от подруги, что та смертельно влюблена в этого парня. Дора чувствовала внутренним обострённым чутьём Женщины, что это правда, Нанетта буквально бредила Адамом, она была больна им, только о нём думала и говорила, только им жила и дышала. Пока они встречались, подруга летала на крыльях, она вся светилась изнутри и сияла, Доре стало уже казаться, что Нанетта помешалась на почве своей страстной Любви к юноше. А потом, когда они расстались, когда Адам, вдруг, совершенно неожиданно оставил Нанетту и ушёл... Нет, об этом лучше не вспоминать! Лучше не думать о том, на что стала похожа её подруга, эта яркая, беспредельно красивая и умная женщина с безудержным темпераментом! Это было настолько страшно, что Дора стала всерьёз опасаться суицида со стороны Нанетты! Подруга пыталась утопить своё безысходное отчаяние на дне бутылки, она пила неделями, месяцами, беспробудно, безостановочно. Поначалу это помогало, Нанетте удавалось ненадолго забыться, но, протрезвев, всё возвращалось на круги своя. А потом даже алкоголь перестал помогать. Пару раз женщина пыталась покончить с собой, один раз наглотавшись таблеток снотворного (она иногда страдала бессонницей, и врач прописал Нанетте лёгкое снотворное средство малой токсичности, не очень сильно влияющее на состояние организма в целом). Дора тогда вовремя оказалась рядом, она вызвала "Скорую", бесчувственную женщину увезли в больницу, где сделали промывание желудка и провели процедуру очищения 261
   крови от токсинов снотворного, лошадиную дозу которого Нанетта приняла накануне.
   Во второй же раз подруга вскрыла себе вены. И снова от смерти её спасла верная Дора.
   С тех пор прошло много времени... Три года... Долгий срок... Но Дора знала, что подруга не забыла Адама, хуже того, она продолжает всё так же безумно и отчаянно любить его! Нанетта тщательно скрывала свою Боль глубоко внутри себя, но Дора чувствовала, как она страдает. Хоть бы уж этот Адам вернулся к Нанетте, ну, что ему, в самом деле, стоит! Это же невозможно, так мучиться! Сил нет смотреть, как Нанетта в буквальном смысле умирает без него! Она же так любит его, так любит! Эх, если бы они хотя бы не встречались как друзья, если бы не было этих свиданий время от времени! Если бы... Ведь она, Дора, знает и видит, какой её подруга бывает после таких вот встреч с Адамом! Нанетта просто места себе не находит, она мечется, как загнанный зверёк в клетке, бродит по своему клубу, словно сомнамбула, она ничего не замечает вокруг, никого не слышит... А потом рыдает, как ненормальная, в своём кабинете чуть не до полуночи... Хоть бы уж Нанетта нашла себе кого-нибудь поскорее! Было бы так здорово снова видеть, как её лицо расцветает улыбкой! Да только не будет этого, пока эта женщина жива, не будет! Потому что ни один мужчина в Мире, даже самый замечательный, не сможет заменить ей Адама, не сможет заставить её забыть о нём, и уж тем более не сможет сделать так, чтобы Нанетта перестала любить его! Заставить подругу разлюбить этого парня не под силу никому и ничему, даже самому могущественному магу! Дора, наблюдая за тем, что творится с Нанеттой, часто задавала самой себе вопрос: неужели парень такой бесчувственный и ледяной, неужто его не сможет растопить огненное сердце без Памяти любящей его женщины?! Дора не верила, что Адам не мог бы вернуться, если бы Нанетта попросила его об этом (только ведь не попросит, умрёт, но не попросит, слишком горда!). Много раз сама Дора порывалась отыскать Адама и умолить его вернуться к подруге, просить, чтобы он не губил бедняжку, которая из-за своей безмерной Любви к нему находиться на грани того, чтобы угодить в психушку! Не стала же этого делать девушка по одной причине: она могла этим ещё сильнее навредить Нанетте. Не стоит лезть в чужой монастырь со своим Уставом, из этого вряд ли что хорошее выйдет... Но в глубине души считала, почему бы он ни ушёл от неё, можно ведь все эти глупости забыть и снова быть вместе! Он возвратится к ней, обязательно возвратится! По-другому и быть не может! Когда кто-то так любит тебя, как её подруга любила этого парня, ты просто не можешь оставаться в стороне, ты просто обязан быть с этим Человеком! 262
  
   - Вот так встреча! - немного придя в себя от изумления, воскликнула Дора, - Адам?! Ты... Ты как здесь очутился?!
   Лёгкая улыбка пробежала по губам юноши, однако, глаза оставались серьёзными.
   - Долгая история, - ответил он, по его тону девушка поняла, что парень абсолютно не горел желанием углубляться в эту тему.
   - Я...Я прочла в регистрационном журнале, что ты... У тебя вроде как ножевое ранение и вследствие этого большая кровопотеря..., - блин, ну почему она запинается?!
   Улыбка пропала с лица парня, он помрачнел.
   - Да... Ничего особенного... Вот, собирался наточить затупившееся лезвие... Голова закружилась, я упал, а нож отбросить в сторону не успел, вот он и вписался мне в руку, - хоть Адам говорил спокойно и убедительно, Дора почему-то не верила ему. Слишком складно рассказывает! Что-то тут не так... И надо выяснить, что именно...
   Марк, слушая рассказ любимого о характере получения им раны на руке, смотрел на него во все глаза. Адам словно читал его мысли! Ведь он то же самое собирался рассказать врачам "Скорой", которые приехали по его вызову, если бы они его об этом спросили! А теперь юноша говорит о том же! Уму непостижимо! Они не только чувствуют друг друга на расстоянии, не только могут мысленно общаться, не прибегая к помощи речи, теперь они даже думают одинаково!
   - Понятно, - ответила Дора, сделав вид, что поверила в рассказ Адама, - А как сейчас себя чувствуешь? Слабость есть? Голова не кружится? - девушка протянула руку и коснулась горячего лба, - Так, температура, похоже, есть, причём, довольно высокая, лоб у тебя просто огненный. Впрочем, оно и неудивительно после такой травмы. Я сейчас принесу градусник, потом дам тебе жаропонижающее. Хорошо бы тебе поспать... В одиночестве! - Дора выразительно посмотрела в сторону Марка.
   - Моему другу разрешили остаться со мной до тех пор, пока меня не выпишут, - сказал Адам, - Мне бы не хотелось оставаться одному.
   Дора немного помолчала.
   - Ну, хорошо, если твоему приятелю позволили быть тут, я вмешиваться не стану, - девушка повернулась на каблучках и быстро направилась к двери, но, внезапно что-то вспомнив, остановилась и, обернувшись, спросила, не мигая глядя на парня, - Нанетта знает, что ты здесь?
   При упоминании этого имени прекрасное лицо Адама стало грустным.
   - Нет, не знает, - тихо ответил он, опуская глаза, потом вновь поднял их на Дору, на самом дне этих прозрачных озёр девушка увидела тёплый свет Любви, пусть и дружеской, но всё равно Любви! Значит, Адам всё-таки любит Нанетту, хоть и покинул её! Он её любит! Пусть не как Женщину, а как своего Друга, но любит! - Мне не 263
  
   хотелось бы, чтобы она узнала о том, что я в больнице и, главное, почему я здесь! - теперь его синие глаза в упор смотрели Доре в лицо.
   Девушка улыбнулась про себя. Оставить-то оставил, но всё-таки беспокоиться за Нанетту, не хочет, чтобы она узнала, где он и что с ним! Ободряющая новость! Значит, не всё ещё потеряно, о, нет, далеко не всё!
   - Нет проблем! - заверила Адама девушка.
  
   Нанетте не спалось в эту ночь. Впрочем, она уже привыкла к такому, практически постоянному, ночному бодрствованию. Не впервой ей было лежать в своей одинокой постели и тупо смотреть в потолок, ничего там не видя... С тех пор, как с нею не было Адама, подобное времяпрепровождение по ночам стало чем-то обыденным, она словно срослась с ним... Днём было немножко полегче, дела в клубе отнимали достаточно много времени, не давая хандре захватить её. Встречи с самыми разными людьми, поездки за город по делам, какие-то новые впечатления...
   Но ночь... При её наступлении сердце Нанетты начинало болезненно сжиматься, тело охватывала знобкая лихорадочная дрожь. Она знала, что принесёт ей ночь... Боль... Страдания... Слёзы...
   Он ушёл... Три года назад... А ей всё кажется, что это случилось только вчера... Почему так больно, хоть минуло столько времени с того ужасного дня?! Почему, вместо того, чтобы забыть о Нём или хотя бы перестать думать хоть на какое-то время, она не только не может забыть и перестать думать, она продолжает любить Его и ждать, ждать каждую секунду каждого дня?! Почему, вместо того, чтобы угаснуть, её Чувство становиться только сильнее и разгорается жарче?!
   Как много вопросов... И ни на один не ответить...
   Безумная Тоска по любимому грызла Нанетту постоянно, беспрерывно, нескончаемо... Она была готова забыть про всё на свете, включая собственную гордость (ха, гордость! Много ли в ней проку, в этой гордости, когда без любимого и единственного ты не можешь не то, что жить, но даже дышать, ты вообще ничего не можешь! Не можешь, не умеешь и не хочешь!), готова была приползти к Адаму чуть ли не на коленях, готова была унижаться, - всё, что угодно, лишь бы только он снова был с ней! Нанетта дошла до такого состояния, когда всё Существо, каждая клеточка и молекула, концентрируются только на одном: вернуть любимого, привязать его к себе, пусть хоть силой! Разумом она понимала, что это глупо, что подобные мысли и поведение не приведут к добру, наоборот, только усугубят нынешнее положение вещей, а то и вовсе лишат её возможности видеться с Адамом хотя бы изредка. Парень 264
   слишком независим и горд, он не допустит, чтобы на него набросили аркан, это Нанетта очень хорошо выучила за то время, что была знакома с ним. Но сердце и душа, её собственное тело принуждали женщину именно так и поступить, принуждали ежечасно, ежеминутно... Пусть Адам покинул её, пусть он любит другого (а своего приятеля он любит, это Нанетта не просто чувствовала, она об этом знала!)! Это неважно для неё! Лишь бы он вернулся, ну, хоть ненадолго, хоть на день, на час, на пять минут! Только бы видеть самые родные и любимые на свете глаза, Его глаза, слышать Его голос, просто быть с Ним! О, как бы сладко она целовала его, зацеловала бы до смерти, она бы сама умерла, лаская Его! Как ей этого хочется, если бы кто знал! Хочется, хочется, хочется!
   Звонок мобильного был таким неожиданным, он показался Нанетте невероятно громким, женщина аж подпрыгнула! Мысленно выругалась, удивляясь, кому она могла понадобиться посреди ночи! Схватила телефон с прикроватной тумбочки, глянула, кто звонит. Высветился номер Доры Снегирёвой. Что-то случилось, раз подруга, девушка очень тактичная, корректная и воспитанная, звонит в такой неурочный час! В сердце закралась тревога. Помедлив несколько секунд, Нанетта нажала на клавишу ответа:
   - Да...
   - Привет, подруга! - голос Доры крайне взволнованный, значит, в самом деле, произошло нечто из ряда вон!
   - Привет! Что... Что - то случилось?!
   - Случилось! С тем и звоню. Сегодня, когда я пришла на дежурство, знаешь, кого я встретила в палате отделения интенсивной терапии? Адама! Твоего Адама!
   Нанетта чувствует: к сердцу тянутся ледяные клешни безумного страха, почти ужаса. Её Адам в больнице! С её единственным что-то произошло, что-то, по-настоящему серьёзное!
   - М... Мой Адам?! А... А что он там делал?!
   - Он туда поступил из реанимации. Его "Скорая" привезла вчера, в девять сорок пять утра.
   Мама дорогая! Реанимация!
   Непроглядная пелена слёз застлала глаза, женщина прерывисто, тяжело дышала.
   Дора почувствовала состояние подруги.
   - Нет, нет, не волнуйся, - поспешила она успокоить Нанетту, - Сейчас уже всё в порядке! Адама перевели в отделение интенсивной терапии, куда обычно направляют тех, чьей Жизни уже не угрожает опасность. Я видела парня днём. Он, правда, был очень бледен, температура тела тоже повышенная, но, в общем и целом, держится молодцом, бодро! Думаю, если и дальше так пойдёт, твой приятель скоро сможет отправиться домой!
   Как хотелось Нанетте верить заверениям Доры! 265
   Был ещё один вопрос, который мучил женщину, не давал ей покоя... Вопрос, который Нанетта просто не могла не задать!
   - Скажи..., - она замялась, потом, глубоко вздохнув, выпалила одним махом, - Адам был один?
   Дора поняла, почему подруга об этом спрашивает. Значит, её подозрения верны, и между Адамом и его спутником что-то есть, что-то, гораздо глубже и сильнее, чем простая дружеская симпатия...
   Девушке хотелось ответить положительно на вопрос Нанетты, но врать она не умела.
   - Нет, не один. С ним был ещё его друг, высокий такой, симпатичный блондин. Я так поняла, он приехал с парнем на "Скорой" и был с ним всё это время.
   Сердце Нанетты будто проткнули миллиард острейших игл! Высокий симпатичный блондин... Марк! Ну, конечно же, кому ж ещё быть с её ненаглядным?! Марк, вечно Марк, всегда и всюду Марк! Он, а не она, Нанетта, находился с Адамом, когда ему угрожала опасность! Ну, почему всё так?! Почему?! Почему?! Это несправедливо!
   - Алло! - Дора встревожилась продолжительным молчанием подруги, - Нанетта, ты меня слышишь? Ты ещё там?
   Надо что-то сказать Доре... Надо... Нельзя показывать своих чувств!
   - Да..., - против воли голос Нанетты вымученный и слабый, - Да, я здесь... Я тебя слышу...
   - Если захочешь навестить его, Адам в пятой палате. Само отделение расположено на пятом этаже. Его палата в конце коридора. Посещения разрешены после пяти.
   - Спасибо, Дора! Ты не представляешь, как важно мне было знать об этом!
   Девушка усмехнулась. Уж она-то знала!
   - Да не за что! Ещё увидимся! Пока!
   - Пока!
   Нанетта дала отбой, швырнула мобильник на подушку. Долго сидела, уставившись в одну точку ничего не видящим взглядом. По щекам в три ручья текли слёзы. В голове беспрестанно вертелось и крутилось одно: её ненаглядный, её единственное на свете солнышко, в больнице, ему плохо! Если бы Адам не покинул её, с ним бы ничего не случилось, она не допустила бы, чтобы хоть волос упал с его головы! Она берегла бы его, как зеницу ока, она бы сдувала с него пылинки, стала бы хоть его рабыней, послушно исполняющей любой его каприз! Ай, ей всё равно, что подобное положение унижает её достоинство как Женщины и Человека! Ничто в этом Мире не имеет значения, ничто и никто, кроме её любимого, кроме Его благополучия и Счастья! И, кто знает, может быть, со временем, такая вот её безграничная Любовь и маниакальная, собачья преданность, сделают своё дело, и Адам вновь скажет ей те самые заветные слова: "Люблю тебя!"... 266
   О, тогда... Тогда... Нанетта не знала, что она сделает тогда, просто чувствовала себя способной заставить крутиться Землю в другом направлении!
   Она должна быть с Ним! Ну, и что, что там Марк! Это не играет для неё абсолютно никакой роли, ну, ни малейшей! Его вообще для неё не существует! Главное - Адам, а всё остальное - пыль!
   Слёзы высохли, у Нанетты загорелись глаза. Она пойдёт туда прямо сейчас, ночью, невзирая на темень и холод на улице! Она отправиться в больницу и будет стоять там, под окнами, до тех пор, пока не придёт время, пока посетителей не начнут пускать к пациентам! А потом... Она наконец-то увидит Его! Она сможет обнять своего обожаемого, она крепко-крепко прижмётся к нему, она осыплет каждую-каждую несравненную чёрточку Его личика, каждый любимый штришочек, бессчётными поцелуями и ласками! Она будет ласкать его так неистово, будет целовать так сладко, она навсегда изгонит из его сердца и памяти все другие ласки и поцелуи, кроме её собственных! О, она будет умолять его, умолять так, как никогда в Жизни ещё никого не умоляла, чтобы Адам вернулся к ней! Он вернётся, она чувствует, он вернётся! Он не сможет не вернуться к ней, потому что знает, как велика и неизбывна её Любовь к нему, как безумна Страсть, которую она к нему питает!
   Перед глазами Нанетты витали и кружились в диком, фантастическом танце видения, одно другого притягательнее, одно другого желаннее и слаще... Адам... Её Адам... Её невероятный, сказочный, упрямый, жестокий, невозможный и несносный, безудержно, до Сумасшествия, любимый мальчишка! В этих видениях Нанетта представляла себя в его огненных объятиях, упивалась его жадными поцелуями и необузданными, иступлёнными ласками, отдавалась любимому целиком и полностью, сердцем, душой, телом, всем-всем своим Существом до самого-самого дна, отдавалась с ещё большим Безумием и Страстью!
   Эти видения так распалили женщину, что она, не давая себе отчёт в том, что делает, принялась ласкать саму себя. Вскоре Нанетту, самую её Суть, потряс невероятной, просто чудовищной силы оргазм. Это её ошарашило! Если она умудрилась достигнуть Завершения, лишь думая о Нём, представляя, как она занимается с Ним Любовью, то легко вообразить, что бы с ней было, какой нереальной силы и глубины достигли бы её чувства и ощущения, произойди подобное (о, какая сладостная Мечта!) на самом деле! Она же просто умрёт от Любви и Страсти к Нему в Его объятиях!
  
   Глава девятая. 267
  
   Нанетта вскочила с кровати, торопливо оделась и пустилась бегом в больницу. Она даже не бежала, она буквально летела, не разбирая дороги, прямо по жёсткой траве желтеющих газонов, чтобы сократить путь и не тратить время на огибание их по мощёным плиткой дорожкам, прямо по пыли и песку, оставленными ветром на проезжей части. Женщина не ощущала даже усталости, всё её Существо, каждый сосудик, наполнились невероятной выносливой силой. Вперёд, вперёд! Быстрее, ещё быстрее! Ей казалось, даже сердце начало биться в такт с движениями её тела: впе-рёд, впе-рёд, впе-рёд!
   Нанетта прекрасно знала, как добраться до клиники, даже, если идти пешком. Во-первых, это было не очень далеко от её собственного дома, а во-вторых, женщина не раз бывала здесь раньше, встречая подругу после смены. Потом они вместе (если в тот вечер с Нанеттой не было Адама) отправлялись гулять к набережной реки и говорили, говорили, говорили без умолку... В основном, конечно, говорила она, Дора больше молчала и слушала. Естественно, любой разговор у Нанетты начинался, продолжался и заканчивался Адамом, другие темы женщину не интересовали. Дора с пониманием относилась к такой безумной влюблённости своей подруги, только иногда советовала немного попридержать коней, иначе, в один прекрасный момент, Нанетта может совершенно реально спятить на этой почве. Эх, насколько же Дора оказалась права! Да, она сошла с ума, сошла окончательно и бесповоротно! Обезумела настолько, что чувствовала, если Адам её оттолкнёт, если он не вернётся... она совершит третью попытку свести счёты с собственной Жизнью, которая утратит абсолютно всякий смысл без Него! Вне Его нет ничего, нет её самой!
  
   У Доры Снегирёвой дежурство выпадало на утро. Всю ночь она провела практически без сна, мучаясь вопросом: хорошо ли она сделала, что сообщила Нанетте о том, что её любимый в больнице? Она ведь обещала Адаму ничего подруге не рассказывать... И вот, сказала... Дора не могла объяснить даже себе самой, что её побудило нарушить своё обещание... Может быть, ей просто хотелось, чтобы Нанетте стало всё известно, чтобы она пришла к парню в клинику, и они, наконец-то, снова воссоединились?... Может быть...
   Половина седьмого утра... Медленно, лениво наступает серый, холодный осенний рассвет... Во дворе больницы почти никого не видно, так, одинокие прохожие, минующие его по пути к месту службы, минующие лишь потому, что так ближе, не нужно делать здоровый крюк, чтобы добраться до ближайшей троллейбусной остановки.
   Прямо на крыльце Дора заметила фигуру в тёмном плаще. Фигура принадлежала женщине. Она сидела на верхней ступеньке, обняв колени руками и положив на них голову. Дора удивилась, 268
   увидев её здесь в этот час. На кого-то из работников эта женщина непохожа, на обычную праздношатающуюся, коих здесь в солнечные погожие дни гуляет изрядно (клиника могла похвастаться прекрасным садом, где фруктовые деревья (в основном, яблони) перемежались берёзами и дубами, на всех дорожках для удобства гуляющих и улучшения эстетического вида, лежала аккуратненькая фигурная гранитная плитка) тоже... Надо спросить у этой женщины, что она делает здесь в такую рань?
   Дора торопливо поднялась по лестнице, приблизилась к незнакомке и тронула её за рукав. Женщина никак не отреагировала, очевидно, пребывая где-то далеко в стране своих грёз. Дора стала тормошить её:
   - Женщина, что Вы тут делаете? - строго спросила девушка, - Вам нельзя здесь находиться. У Вас тут лежит кто-нибудь? Сын? Родственник? Муж? Может быть... э-э...любимый? - почему-то на последнем слове Дора запнулась и смущённо умолкла.
   Стоило ей произнести слово "любимый", женщина, словно очнувшись, подняла голову и взглянула на девушку полным безмерного страдания взглядом. Дора застыла на месте. Она узнала Нанетту!
   - Нэтт, это ты?! - в изумлении воскликнула медсестра, - Ты... Ты как сюда попала?! Давно здесь сидишь?
   - С трёх часов.
   С трёх часов! А сейчас половина седьмого! Три с половиной часа!
   - Ты рехнулась?! - набросилась Дора на подругу, - Сидеть столько времени, целых три с половиной часа, сидеть на таком холоде! Ты же заболеешь, дурочка! Ну, нельзя же так себя изводить, в самом-то деле! Никуда твой Адам не денется! Пришла бы вечером, когда у нас время посещений, спокойненько бы навестила его, поговорила с ним, глядишь, и сладили бы дело! А сейчас... Я даже не знаю, как тебя в больницу-то провести, вдруг, встречу кого из коллег (они у нас не в меру любознательные, всё-то им расскажи да покажи, женщины, одним словом, а, ещё правильнее, бабы!)! В момент начнутся вопросы-расспросы, а потом главному врачу донесут, что, мол, Снегирёва во время своих дежурств водит в клинику посторонних!
   Бледное, безжизненное до этих пор лицо Нанетты внезапно оживилось, глаза лихорадочно горят, на щеках пламенем вспыхнул нездоровый румянец.
   - Дорик, умоляю, мне нужно Его видеть! Я... У меня сил нет сидеть дома и мучиться, не зная, как Он и что, жив или уже умер! Я ещё быстрее с катушек слечу, если не увижу моего лапусика хоть вполглазика, не услышу Его голоса! Мне нужно Его увидеть, нужно, нужно! - Нанетту прорвало, она отчаянно, сумасшедше, 269
  
  
   разрыдалась.
   Дора смотрела на неё и чувствовала, как у самой слёзы наворачиваются на глаза, а сердце больно сжимается в тугой комок. Девушка всей душой сочувствовала подруге и поддерживала её. Никому лучше Доры не была известна вся глубина страданий Нанетты, никто, кроме неё не знал, не видел и не понимал, с какой нереальной силой эта женщина любит Адама, любит, невзирая ни на что, вопреки всему, любит настолько, что, скажи он ей кинуться с моста в реку и утопиться, она это сделает, даже не задумавшись ни на долю секунды, со счастливой улыбкой на лице, потому что Он её об этом просил!
   Доре, девушке рассудительной (окружающим казалось, даже слишком), обладающей более спокойным темпераментом и куда более уравновешенным характером, были непонятны все эти любовные Безумства и Страсти, она считала, что на всё и на всех в этом Мире, даже на любимых людей (на них особенно, так как зачастую розовые шоры, надетые на глаза слепо влюблённых, не дают тем увидеть возлюбленных такими, каковые они есть на самом деле). Но Нанетту не осуждала. Что ж поделать, если её подруга уродилась такой бешеной!
   Немного подумав, девушка сказала:
   - Ладно, Нэтт, так и быть, я тебе помогу увидеться с твоим бесценным. Только обещай вести себя тихо. И упаси тебя устраивать истерики!
   Едва услышав это, Нанетта перестала рыдать. Она так и просияла вся! (Дора про себя улыбнулась. Оказывается, как мало нужно на самом деле для Полного Счастья!):
   - Ой, Дорик, ты Прелесть! - в порыве чувств, женщина бросилась подруге на шею и расцеловала её.
   - Ну, ну, тише ты, сумасшедшая, задушишь! - отбивалась девушка, безмерно смущённая такой реакцией (не сказать, чтобы неожиданной) со стороны Нанетты, - Ладненько, пошли скорее, пока нас тут невзначай не засёк кто!
  
   Марк проснулся и открыл глаза. Улыбнулся счастливой, детской улыбкой. Как хорошо! Какое Неземное Блаженство держать в своих объятиях безмерно любимое Существо, ощущать на своих губах пьяную сладость Его губ, дарящих тебе невероятное наслаждение поцелуев, столь безумно-жадных в своей невообразимой Страсти! Никто не умеет так целоваться, как Адам (уж ему-то, Марку, есть, с чем сравнивать, у него до его любимого были связи с женщинами! Впрочем, что о них вспоминать, все другие романы - дело прошлое, потому что в этом необыкновенном юноше он повстречал свою Единственную Любовь, ту Любовь, которая даётся только раз и на всю Жизнь!)! Любимый не просто касается его губ своими губками, 270
   не только целует их и ласкает. Он будто выпивает до дна его душу и сердце, всё его Существо, и делает это так мягко и нежно, в его поцелуе столько эротической Чувственности, что он, Марк приходит в полную боевую готовность, едва лишь ощутит горьковатый, опьяняюще-сладостный вкус любимых губ на своих губах! Один Его поцелуй способен моментально свести с ума, неважно, был ли этот поцелуй осторожным, нежным и игривым, или полным одурманивающей, жадной Страсти! Раз отведав этих поцелуев, ощутив их бесподобнейший вкус, уже не захочешь чего-то иного, всё время будешь жаждать и стремиться испытать это, ни с чем не сравнимое Чувство!
   Марка всегда поражало, как чутко Адам реагирует на малейшие движения его Существа, его духовные и телесные порывы, во время их близости! Он словно задавал их Слиянию некий ритм, это было сродни напеву в песне: размеренное, несмотря на свою страстную хаотичность, чередование подъёмов на невероятную высоту, на самый пик, и головокружительных спусков в самые тёмные и загадочные глубины. Под Адама, под его темп, даже не нужно было подстраиваться, казалось, он сам настраивает себя на нужную волну, причём, получается это у него автоматически, юноша даже не задумывается над этим, он просто движется в такт с биением их сердец. Они проводили вместе поистине неземные ночи, в которых абсолютно всё дышало безумной Любовью друг к другу и жаркой, неистовой, испепеляющей Страстью, самый воздух вокруг них был пропитан невероятной Чувственностью.
   Повернув голову, долго смотрел на бесконечно любимое лицо, смотрел с пронзительной нежностью и безмерной Любовью.
   "Адам, мальчик мой единственный, - пело сердце художника, - Люблю тебя, люблю!".
   Чуткое ухо Марка уловило за дверью палаты какой-то тихий шорох, похожий на осторожно крадущиеся шаги. Интересно, кто это? Для медсестры, которая делает обход утром, ещё рановато, она должна прийти позже, для санитарок и врача - тоже... Кто бы там ни был, лучше ему сесть на койку возле Адама, не лежать с ним, обнявшись, а то мало ли что... Конечно, ему всё равно, что подумают другие люди на тему их с юношей отношений, как всё равно и Адаму, но всё-таки...
   Марк очень осторожно, стараясь не разбудить любимого, выпустил его из своих рук, встал и, торопливо одевшись, пригладил волосы. Сойдёт!
   Он успел вовремя. Дверь палаты отворилась и вошла...Нанетта! Марк был так удивлён её столь неурочным визитом, что даже растерялся и промолчал, не зная, что сказать, как-то все слова приветствия разом вылетели у него из головы.
   Увидев Марка, Нанетта побледнела ещё сильнее, сурово сжала губы и окатила художника взглядом, полным ледяной ненависти. 271
   Мужчина невольно съёжился. Обычно женщины несколько не так на него смотрели...
   - Оставьте нас ненадолго, - холодно попросила она, потом, нехотя добавила, - Пожалуйста!
   Марк подчинился, хоть и с превеликой неохотой. Он догадывался, что здесь может произойти, если оставить Нанетту наедине со своим любимым. Она ведь любит парня (в этом Марк уже не сомневался, он был просто убеждён!), судя по всему, Любовь её очень и очень сильна! Конечно же, эта женщина приложит все возможные и невозможные усилия, чтобы Адам к ней вернулся!
   При этой мысли Марк вздрогнул, сердце больно трепыхнулось в груди.
   Ну, уж нет, голубушка моя, нет! Ни за что! Адама ты получишь, только пройдясь по моим истлевшим костям! Я тебе его не
   отдам! Не для того я вырвал моего единственного из лап Смерти, не для того вымолил Его у Высших Сил, чтобы ты забрала Его у меня!
   Но всё же художнику пришлось выйти из палаты в коридор. Неудобно как-то оставаться там, слушая их разговор... Нанетта всё ж таки женщина... А его учили быть с ними вежливым и предупредительным... К тому же, она наверняка не ограничиться одною лишь беседой с его милым... А ему вовсе не хочется сходить с ума от Ревности!
   - Если Ему что-нибудь понадобится, я в коридоре, - только и сказал Марк, покинул палату, тихо и плотно прикрыв за собой дверь.
   Нанетта даже не обернулась. Она стремительно приблизилась к койке Адама, опустилась на неё, рядом с ним. Юноша спал, повернув голову к окну (туда, где минутой раньше лежал Марк), сон был безмятежно-спокойным, на прекрасном лице - лёгкая улыбка. Одна рука под одеялом, вторая покоилась сверху. На белоснежном фоне наволочки его огненно-чёрные волосы казались ещё темнее.
   Нанетта смотрела на любимого, не отрываясь, она любовалась им с пронзительной любовной нежностью и Тоской, смотрела, вбирая его в себя, всего, каждую его клеточку. Глаза её снова наполнились слезами.
   "Лапусик, солнышко, любимый мой мальчишка!".
   Взяв его гибкую тонкую руку в свою горячую ладонь, женщина стала перебирать любимые пальчики, любуясь их изящной Красотой. Поднеся руку к губам, целовала и целовала каждый пальчик, мягкую тёплую ладошку бессчётное количество раз, ощущая, как трепещет всё её Существо.
   Адам проснулся, почувствовав огненные губы на своей ладони.
   "Марк, - с нежностью думал он, - Любимый!".
   Повернул голову... Громадные глаза распахнулись от изумления во всю ширь, когда парень увидел рядом с собой на кровати вовсе не Марка, а Нанетту! Нанетту! 272
   Женщина ласково улыбнулась ему:
   - Привет!
   - П...Привет!..., - Адам разом высвободил руку из её пальцев, поднялся с подушки и сел на кровати, - Ты как тут очутилась?!... Впрочем, я догадываюсь, как! У тебя же здесь подруга работает. Она-то, наверняка, проболталась тебе, сказала, где я. Блин! - синие глаза стали почти чёрными, они всегда меняли цвет, если парень был возбуждён или же сердился, вот, как сейчас, - Я же просил её не говорить тебе, что я в больнице! Не хотел волновать, потому что знал, ты расстроишься и ещё, чего доброго, примчишься сюда! Так и произошло...
   - А я так благодарна Доре за то, что она мне всё рассказала! Я бы не простила ей никогда, оставь она меня в неведении! - пылко возразила Нанетта, - Пойми, наконец, дуралей ты соломенный, что меня касается абсолютно всё, что с тобой происходит, неважно, хорошее ли это или не очень! - женщина только сейчас заметила тугую повязку в районе локтя на руке юноши, - Так что с тобой случилось? Дора сказала, тебя "Скорая" привезла позавчера утром.
   - Да. Я слегка поранился ножиком, - Адам невесело усмехнулся.
   - Ничего себе, "слегка поранился ножиком"! После "слегка поранился" в реанимацию не забирают! - в волнении вскричала Нанетта. Он ещё шутить изволит, оболдуй этакий! Вы только поглядите! "Слегка поранился ножиком"! Знаем мы Ваше "слегка поранился"! Небось, кровью истёк, негодник, а теперь разыгрывает этакого дурачка, прикидывается Ванькой! Только меня, ведь, не проведёшь, милый мой, я тебя насквозь вижу!
   Внезапно Нанетту осенило. Догадка оказалась настолько страшной, что она невольно зажмурилась от Боли и прижала руки к груди, словно защищая собственное сердце от разрыва. Адам, ведь, не просто "поранился ножиком", он может эту сказочку рассказывать кому угодно, но не ей, не ей! Её ненаглядный пытался покончить с собой! Наверное, между ним и Марком что-то произошло, что-то, настолько ужасное, что Адам попросту не смог это пережить! Но Марк спас его, он вовремя оказался на месте, он же и "Скорую" вызвал, и был здесь с парнем всё время! Да, эти двое на самом деле слишком сильно любят друг друга, чтобы разлучиться, они всегда будут вместе, вопреки всем и всему, даже всесильной власти обстоятельств!
   Нанетта так разволновалась от своей догадки, что ей стало плохо, она жутко побледнела, голова закружилась. Адам видел, что она сейчас упадёт, он обнял её, поддерживая, не давая рухнуть на пол.
   - Нанетта, дурочка моя, не надо так переживать! - с горячей нежностью говорил он, сам сильно взволнованный, - Ничего со мной не случилось! Я цел и почти невредим! Скоро меня выпишут! Со мной всё в порядке, слышишь! 273
   Женщина со слезами на глазах глядела на него:
   - Ничего с тобой не в порядке, я же знаю! Ты пытался покончить с собой, вот, что с тобой произошло! У тебя что-то незаладилось с твоим Марком, так?! И для тебя это оказалось непереносимым!
   Адам стал белее полотна, глаза тёмные-тёмные, почти угольные, и в них - такая Боль, такое ужасающее Страдание! Он выпустил Нанетту из объятий, сжал пальцы в замок с такой силой, что суставы хрустнули. Опустил голову.
   Нанетта ощутила его Боль так ясно, словно испытывала Её сама!
   Да, она права, так всё и было!
   Сердце рванулось к любимому.
   "Ненаглядный мой, синеглазый огонёк! Что же вынесла твоя любимая душенька?!".
   Всё Существо Нанетты потянулось к Адаму, ей неудержимо хотелось обнять его, приласкать, утешить, хоть как-то успокоить его Боль, а, ещё лучше, взять Её на себя, пусть лучше страдает она, но не Он, не Он! Любимый не заслужил такого!
   Женщина переместилась ближе к юноше, порывисто обняла его и стала осыпать огненными поцелуями его поникшую голову. Она испытывала невообразимое наслаждение, зарываясь лицом в его густые тёплые волосы, вдыхая их горьковатый, смолистый аромат.
   Адам словно очнулся. Что она делает?!
   Мягко, но решительно высвободился из объятий женщины, отстранил её от себя. Поднявшись с кровати, слегка пошатываясь (сказывалась слабость, вызванная большой кровопотерей),отошёл к окну и встал к Нанетте спиной.
   Женщина вскочила следом и, стремительно приблизившись, обняла парня сзади, обняла что есть силы, мучительно, нерасторжимо. Жгучие поцелуи касались его шеи, уха, щеки.
   - Любимый мой! Любимый! - Нанетта утратила власть над собой, чувства безудержным, разрушительным смерчем вырвались наружу, поцелуи, которыми она осыпала его, стали и вовсе сумасшедшими, - Любимый-любимый-любимый! Сладкий-сладкий-сладкий! Лапусик мой! Люблю! Люблю! Люблю!
   Женщина окончательно сошла с ума, Адам чувствовал это. Сошла с ума от Любви к нему!
   Надо прекратить это Безумие, пока не поздно! Не нужно, чтобы кто-нибудь из посторонних, которые могли в любую минуту сюда войти, стали свидетелями этой сцены! А если войдёт Марк и увидит такое?! Что он подумает?!
   Нет, нет, нет, только не Марк! Это причинит ему Боль! Он не может допустить, чтобы любимый страдал! Никогда!
   - Нанетта, перестань, слышишь! - Адам развернулся и резко, почти грубо оттолкнул от себя женщину, он тяжело дышал, - 274
  
  
   Прекрати это!
   - Но я же люблю тебя, неужели ты не видишь?! - рыданием вырвалось у неё, - Неужели ты так слеп, что ничего не замечаешь и не понимаешь?! Я люблю тебя больше Жизни! Когда... Когда ты ушёл..., - жуткая Боль пронзила Нанетту, она задохнулась, - Три года назад... Я чуть не умерла тогда! Я и сейчас умираю, медленно и мучительно умираю, умираю каждое мгновение каждого дня, потому что не могу ни жить, ни дышать без тебя! Ты даже не представляешь, через что я прохожу каждый день и каждую ночь! Ты не знаешь, что я чувствую, когда вижу тебя во сне, обнимаю, целую и ласкаю тебя, а, проснувшись, вижу лишь пустоту рядом! Ледяную пустоту собственного одиночества! Ты не знаешь, каково это, искать среди чужих, холодных и бездушных лиц твоё лицо, и не находить! Или быть в объятиях другого мужчины, но представлять тебя, целовать его губы, но представлять твои, слушать его голос, но слышать твой! Бродить по улице, сходя с ума от Безумной Надежды: может, я всё-таки встречу тебя хоть сегодня, увижу хоть одним глазком?! - она трудно, судорожно вздохнула, - Я пыталась жить без тебя, пыталась, честное слово, пыталась! У меня не получилось!
   Адам слушал её и молчал. А что говорить?... Все слова бессмысленны и пошлы... Нанетта любит его, любит, и продолжает любить всё это время, хоть они давно расстались! Да... Только вот слово "расстались" применительно к нему, но не к ней... Расстался с ней он... Она же, судя по всему, что сейчас происходит, не перестаёт ждать его и надеяться, что он рано или поздно к ней вернётся...
   Бедная моя девочка, что же я с тобою сотворил?!
   Адаму было больно и грустно. Он очень любил Нанетту! Да, любил! Любовь эта была дружеской, он любил её душу и сердце, любил всё, что в ней было, хорошего и не очень! Он любил в ней Друга, верного и преданного, готового на всё, даже отдать собственную Жизнь, ради него! Друга, но не Женщину! Адам любил Нанетту, но не испытывал к ней чувственного, физического влечения, как к Марку... Эти две Любви, соседствуя в нём, всё же не пересекались... Если бы Нанетта, вдруг, решилась оставить его и уйти навсегда, не захотев больше с ним видеться, ему было бы очень и очень больно, но он бы это пережил, он бы понял её и простил... Но Марк! Его уход пережить бы не смог! Потому что любил его до Беспамятства, любил пронзительно и необычайно страстно, любил так, как невозможно любить! Он жил им и ради него, он дышал им и бредил, он был смертельно болен им! Марк был его Жизнью и Смертью, его Болью и Наслаждением, его Единственной Настоящей Любовью и Единственным Настоящим Счастьем! Марк был им самим!
   Нанетта смотрела на него с невыразимой мольбой.
   "Вернись! - кричали её глаза, - Вернись ко мне!". 275
   Не помня себя, женщина упала на колени, обняла его ноги, обхватила их намертво, прижалась к ним лицом и разрыдалась.
   - Вернись! Вернись, слышишь! Вернись, единственный мой! Вернись ко мне! Вернись! Вернись! Вернись! Не могу без тебя, совсем-совсем никак не могу! Ну, что тебе стоит! Знаешь, как счастливо, как прекрасно и чудесно нам бы жилось вдвоём! Я так тебя люблю! У тебя будет всё, что только пожелаешь, всё, чего нет и не было ни у кого на свете! Мы будем жить, как Короли Мира, наслаждаться Жизнью на полную катушку! Я буду твоей служанкой, наложницей, рабыней, кем захочешь, буду! Только вернись!
   Это уже было унижением. Адам не мог допустить, чтобы эта чудесная женщина унижалась перед ним!
   С силой обхватив её плечи, юноша рывком поднял Нанетту на ноги.
   - Милая, посмотри на меня! - попросил он.
   Она подняла на него измученные, горевшие безумной, фанатичной Любовью глаза.
   - Нанетта, пойми, этого не будет! Я не вернусь, как бы тебе того ни хотелось! Я тебя очень люблю, очень, всегда любил и всегда буду любить! Но я люблю тебя только как Друга, понимаешь! Но не как Женщину! Я могу встречаться с тобой просто как Друг, приходить к тебе, мы можем и дальше замечательно проводить вместе время, как и прежде! И так будет! Всегда! Никто не заставит меня отказаться от нашей с тобой Дружбы, никто и ничто, можешь мне верить, я совершенно искренен! Но я не смогу быть с тобой... в физическом смысле, пойми это! Я не смогу спать с тобой, заниматься с тобой Любовью, даже целоваться с тобой у меня получится только дружески! Тебе будет очень тяжело, потому что ты любишь меня не как Друга, а как Мужчину! Тебе всегда нравились часы нашей близости, я это помню и никогда не забуду, потому что мне тоже это нравилось! Очень нравилось! Ты - фантастическая женщина! Любой мужчина с готовностью согласиться составить твоё Счастье, разделить с тобой Жизнь!
   - Любой... Тут ты прав... В самом деле, любой... Но не ты! Не ты! Не ты!
   - Милая, это невозможно! Я люблю Марка, люблю так, как только можно и нельзя любить! Это Чувство забрало меня всего полностью, без остатка, заполонило мою душу, сердце, каждую-каждую самую-самую микроскопическую мою клеточку и частичку! Я отдал ему себя физически и духовно, и больше никого не хочу, кроме него! Прости, родная моя, хорошая, но... Между нами ничего не будет!
   Нанетта смотрела на него и понимала, что это правда. Адам действительно испытывает очень и очень сильное Чувство к своему приятелю! Она читала это в бездонной глубине его огромных глаз. 276
   Ну что ж... Тогда ей остаётся только одно... Получить хоть малую толику чего-то лучше, чем ничего...
   - Поцелуй меня, - попросила Нанетта тихо.
   Адам наклонился и хотел поцеловать её в лоб.
   Женщина обхватила горячими пальцами его лицо, притянула к себе ещё ниже, и буквально впилась губами в его губы. Как она его целовала! Как целовала! Безумно, безудержно, забыв обо всём на свете, отдавшись собственному Сумасшествию всем своим Существом, целиком и полностью! Она целовала его так, как может целовать лишь тот, кому предстоит умереть через мгновение! Она не просто вкладывала Жизнь, целуя Адама, этот поцелуй и был её собственной Жизнью! Невероятное, нереальное Помешательство... Жизнь, несущая в себе Смерть... Смерть, наполненная Жизнью... Весь Путь, сложный и долгий, уместившийся в нескольких минутах... Счастье, выстраданное и выплаканное, но не переставшее быть Счастьем... Любовь, прошедшая через миллиарды терний, но оставшаяся Любовью, девственно-юной и древней, мудрой и сумасшедшей...О да, Любовь! Любовь, сквозь тьму несущая Свет жаждущей душе и измученному сердцу... Любовь... Всегда Любовь... Любовь... Навсегда!
   "Люблю! Люблю! Люблю! Только ты! Ты! Ты!".
   Адам ожидал чего-то подобного со стороны своей подруги, но всё же его невероятно изумило то страстное неистовство, с которым Нанетта его целовала! Ещё одно Открытие... Эта невероятная женщина, оказывается, любит его неизмеримо сильнее, чем он вообще способен был даже предположить! Вот так да!
   Марк беспокойно метался по коридору, меряя его шагами. Он никак не мог успокоиться. Чего они там так долго делают?! О чём можно разговаривать почти час?! Ясно, что не о погоде! Тогда о чём?! О чём?!
   Мужчина начал терять терпение, его изводила и мучила подобная неизвестность. Он несколько раз порывался ворваться в палату под любым, более-менее благовидным предлогом, чтобы посмотреть, чем заняты Адам и его посетительница. Чего она притащилась сюда в такую рань?! Что, так свербело, что не смогла дождаться вечера, когда навещающих начинают пускать к больным?! Нет, он туда всё-таки войдёт, сил нет, стоять тут и думать неизвестно что! Адаму, конечно, не слишком понравится такое поведение, ну, да ладно, с его цветиком они как-нибудь договорятся! Вот поцелует он его понежнее, глядишь, и милый даже злиться не станет... Адам должен его извинить и понять! Он так любит его! Он же просто с ума сходит от Ревности, когда эта дамочка там, в Его палате, с Ним, а он тут, в этом тёмном коридоре, у закрытой двери, и даже не знает, что там происходит! 277
   - Ай, была - не была! - сказал Марк сам себе, открыл дверь и вошёл в палату.
   То, что он увидел, так поразило художника, что он буквально застыл на месте, точно мраморное изваяние, глядя на всё происходившее широко открытыми глазами. Нанетта целовала Адама! Его Адама! Причём, поцелуй не слишком смахивал на дружеский, друзей так не целуют! Это был настоящий поцелуй, чувственный и страстный, поцелуй не просто подруги, пришедшей навестить больного, а безумно влюблённой женщины!
   Адам почувствовал присутствие Марка. Он всегда его чувствовал, даже когда не видел. Приложив усилие (надо сказать, немалое, Нанетта намертво в него вцепилась и ни за что не желала выпускать из своих безумных объятий!), юноше удалось отстранить её от себя, почти оттолкнуть. Обернувшись к двери, в самом деле, увидел Марка. Марк! Художник стоял там, рука судорожно вцепилась в ручку, глаза распахнуты во всю ширь, в них - такая Боль! Словно он, Адам, только что убил его!
   Бывшее и без того очень бледным, теперь лицо парня стало и вовсе алебастровым, мертвенно-воскового оттенка, синие глаза потемнели ещё сильнее, оттуда полыхнула та же Боль, что смотрела из голубых глаз Марка, только много сильнее и мучительнее. Адам понимал, что любимый всё видел, и теперь вряд ли поверит, если он начнёт объяснять, что происходило на самом деле. Нанетта целовала его? Целовала... И совершенно неважно, желал ли он этого сам или же она ему навязалась... Важен сам факт...Юноша не хотел оправдываться в том, в чём виноват не был... Любое оправдание из его уст сейчас прозвучит фальшиво, оно только лишний раз убедит Марка в правоте того, чему тот стал невольным свидетелем... Он просто не поверит, если сказать, что он, Адам, невиновен и кристально чист перед ним, что он его очень и очень любит! Не поверит, хоть это и абсолютная правда!
   Адам страдал глубоко внутри себя. Он боялся, страшился больше всего на свете, что любимый после всего того, что сейчас случилось, просто оставит его и уйдёт навсегда! Нет, нет, нет, только не это! Только не это! Нет! Я же люблю тебя! Я так люблю тебя, единственный мой! Люблю! Люблю! Люблю! Я не вынесу, если ты оставишь меня! Не вынесу! Не вынесу-у-у!
   - Уйди сейчас, - тихо попросил Адам Нанетту. Та стояла и ошарашено глядела на Марка, явно не ожидая его вторжения, - Пожалуйста! - видя, что женщина всё ещё медлит, продолжая смотреть на его возлюбленного оторопелым взглядом, невольно повысил голос, теперь он почти кричал, - Пожалуйста, уйди! Уйди! Уйди!
   Нанетта неспешно, словно на автопилоте, направилась к выходу. Неподалёку от дверей остановилась, оглянулась, посмотрела в лицо любимого, и тихо сказала: 278
   - Ты всегда можешь вернуться! Я буду ждать!
   Адам ничего не ответил. Он стоял, бледный, невероятно взволнованный, но решительный.
   В последний раз посмотрев на юношу взглядом, полным безмерной Тоски, Нанетта тихо вышла. На Марка она даже не посмотрела.
   Художник остался наедине со своим возлюбленным. Марк смотрел на своего единственного, бесконечно любимого Человечка, и безумная Боль разрывала на части всё его Существо! Безумная Боль и Ревность, чудовищная сила которой пугала даже его самого!
   - Ты не хочешь ничего сказать? - спросил художник, стараясь говорить как можно спокойнее (хотя это удавалось ему с превеликим трудом!), медленно, на ватных ногах, приближаясь к Адаму.
   Парень был не в силах выдержать сейчас его взгляд, ещё недавно такой ласковый и нежный, а сейчас такой тяжёлый, словно налитый свинцом. Опустив голову, отрицательно покачал головой.
   Марк не дошёл до него всего лишь нескольких сантиметров. Остановившись, смотрел в упор, не мигая, огонь его глаз буквально прожигал Адама насквозь.
   - Понятно..., - глухо проговорил художник.
   Но понятно ему не было... Совсем не было! У Марка не укладывалось ни в сердце, ни в душе, ни в его собственной голове, как подобное могло произойти! Адам ведь любит его! Его, а не эту сумасшедшую женщину, хоть та и вешается на него в бесплодных попытках вернуть парня! Неважно, что у них было в Прошлом, это всё - Прошлое, в Настоящем же и, тем более, в Будущем, Нанетте нет места в сердце Адама! Марк это знал, он был уверен в этом! Тем более, невозможно объяснить то, что произошло между ними... Вряд ли Адам поцеловал Нанетту первым... Это на него не похоже, он не смог бы поцеловать Человека, к которому испытывает лишь дружеские чувства... Дружеские! Друга тоже можно любить, даже можно поцеловать его, но, опять-таки, и Любовь эта, и поцелуй будут дружескими, именно дружескими, лишёнными чувственной Страсти и любовной нежности, не несущими в себе того нереального эротического возбуждения, характерного для влюблённого поцелуя, когда губы любимого буквально сводят тебя с ума лишь одним своим прикосновением, они сливаются с твоими, и это Слияние полно такого огня, они сжигают тебя, и ты рад сгореть заживо, потому что внутри тебя полыхает тот же пожар, и ты точно так же сжигаешь возлюбленного в пламени собственных Любви и Страсти! Тогда почему Адам позволил Нанетте поцеловать его?... Почему?! Почему?! Почему?!
   Марк смотрел на Адама, на это безмерно, беспредельно любимое им создание, чувствуя, что Боль внутри стала совсем невыносимой. Казалось, кто-то громадный и неуклюжий, ворвавшись в его сердце и душу, орудуя раскалённой добела кочергой, начинает 279
   попросту выворачивать их наизнанку, отдирать одну частичку от другой, крошить их и топтать, проделывая всё это с каким-то тупым, безумным удовлетворением. На глаза навернулись слёзы и потекли по щекам, прокладывая на коже жгучие солёные дорожки. Художник торопливо вытер лицо тыльной стороной руки.
   Адам по-прежнему молчал и всё так же стоял, опустив голову, не глядя на него, не смея взглянуть на любимого! Он страшился, посмотрев Марку в глаза, прочесть в них презрение к нему или даже ненависть, что ещё хуже! Если его единственный возненавидит его, у него не останется иного выхода, кроме как... Он не сможет жить с этим! Он не сможет жить без Марка! Это то же самое, что остаться без своих сердца и души, без того, что составляет твою Суть! Это всё равно, что умереть заживо!
   Молчание Адама причиняло Марку непереносимые страдания. Ему, наверное, было бы легче, пусть самую малость, но легче, если бы парень начал оправдываться и умолять... Тогда, может быть (и это вероятнее всего!), он смог бы простить юношу, он бы обнял его крепко-крепко, поцеловал бы эти любимые пухленькие, сладкие губы, поцеловал бы так страстно, что этот поцелуй стёр бы навсегда из его памяти все другие поцелуи, включая поцелуй этой ненормальной! Но только не это упорное жестокое молчание... Только не оно!
   Сердце Марка разрывалось, оно кричало и рыдало, истекая кровью... Становилось всё труднее и труднее сдерживаться, чтобы не разреветься прямо сейчас, здесь...
   - Всё кончено! - тихо и жёстко сказал Марк. Сказал то, что велел ему разум... Безумный зов собственных сердца и души он старался не слушать, он делал всё возможное и невозможное, чтобы заглушить их сумасшедший надрывный хор, взывавших к нему, умолявших не делать этого, не порывать с Адамом! Марк знал, что умрёт без любимого, он не протянет даже до вечера! Он вернётся домой и... просто тупо сведёт счёты с самим собой, потому что его Жизнь, его Адам, останется здесь!
   "Прости его! - молило сердце, - Может, он не виноват вовсе! Не делай того, о чём горько пожалеешь! Вы же любите друг друга, ты любишь Адама, он любит тебя! Вы же погибните вдали один от другого! Вы Близнецы!".
   "Ты должен уйти! - требовал разум, - Ты ведь любишь его больше Жизни, а он предал твою Любовь, он посмеялся над твоими чувствами! Измену прощать нельзя!".
   Жестокие, неотвратимые, страшные слова... Марк произнёс их... Выговорил механически, как робот...
   Адам почувствовал, что его, всё его Существо до самой глубины, словно окунули во что-то ядовитое, и теперь неизвестное вещество, медленно, неотвратимо заполняя каждую клеточку, отравляет 280
   и убивает его. "Всё кончено!". Слова гулким эхом отдавались в сердце, причиняя такую нечеловеческую Боль, что парень невольно весь сжался и ещё ниже опустил голову, опасаясь потерять сознание и рухнуть на пол.
   Марк не знал, сможет ли он произнести это слово, самое последнее слово, поставить точку в их с Адамом отношениях (но не в его Любви к этому юноше, художник чувствовал и понимал каждой своей самой-самой микроскопической частичкой, что любит Адама, более того, будет любить его до скончания собственных дней и даже после своего Ухода в Иной Мир, будет любить и обожать его, несмотря ни на что, вопреки всем и всему! Это Чувство не сможет умереть в нём никогда, даже, если он будет пытаться убить Его!). Но произнести это слово придётся!
   - Прощай! - голос Марка глухой, вымученный.
   Медленно повернувшись, художник поплыл к выходу. Странно, раньше он не чувствовал собственного веса, теперь же ему казалось, что он тяжелее многотонного слона! Он брёл, ощущая невидимую преграду, словно что-то мешало ему идти. Марка неудержимо потянуло остановиться, вернуться к Адаму, взглянуть в последний раз в невероятную синь этих безумно любимых им глаз, вобрать, заполнить возлюбленным самые-самые дальние уголки самого себя, прижаться губами к этим ненаглядным губкам и целовать, целовать, целовать их, пока они оба не слетят с катушек, пока не умрут!
   "Сделай это! - кричало сердце художника, - Сделай! Ты же жаждешь этого! Не противься своим чувствам и желаниям!".
   "Не смей! - приказывал разум, - Не смей! Беги от него прочь, пока не погиб окончательно!".
   Марк зажмурился, зажал руками уши, чтобы заглушить голос рассудка. Остановился. Как же трудно дышать, какой тяжёлый воздух в этой больничной палате, он только сейчас это заметил!
   Медленно повернулся и ещё раз взглянул на Адама. Неожиданно парень поднял голову и встретился с ним глазами. Сколько Любви, Любви Безумной, Безмерной и Мучительной было в глубокой синеве его глаз! Эти необыкновенные глаза! Его глаза! И всё такая же у них Безграничная Власть над его сердцем! Всё так же он готов умереть ради одного их взгляда! Адам любит его! Любит так же неистребимо и неизбывно, так же сусмасшедше и неистово, как любит парня он сам! Об этом кричат его глаза, глаза озвучивают мольбу его сердца!
   Но он должен уйти... Должен! Что же ему делать?!... Что делать?!
   Марк понимал, что ему придётся покинуть возлюбленного... Нельзя продолжать отношения, когда утрачено доверие... Невозможно уберечь здание от падения, если разрушен фундамент... Адам любит его, но почему-то позволил Нанетте поцеловать его, не остановил... Этот поцелуй будет стоять между ними, отравляя им Жизнь... 281
   Марк знал, что уйдёт... Уйдёт, не взирая на то, что не сможет существовать на этом свете без своего милого...Он покинет Адама, хоть сам погибнет без него, умрёт прежде, чем закончиться этот ужасный день!
   Но, перед тем, как навсегда исчезнуть из его Жизни, он, Марк, сделает то, чего ему так страстно желалось, чего он всегда безумно жаждал!
   Задыхаясь от собственных чувств, обуревавших его, художник стремительно подбежал, почти подлетел, к любимому, его руки судорожно обхватили его, сжали стальными тисками объятий, сжали намертво, нерасторжимо, неразрывно. Сходя с ума от Безмерной Любви к Адаму, сгорая от Дикой Неистовой Страсти к нему, Марк буквально впился губами в любимые губы. Он целовал его так, словно хотел одним этим поцелуем убить их обоих, потому что из таких объятий и после такого поцелуя живыми не выходят!
   Руки Адама взлетели к Марку на шею и сжали его в таких же стальных тисках (невероятная сила этих объятий являлась тем более удивительной, ведь парень ещё совсем недавно был на смертном одре!), а губы отвечали на безумный поцелуй художника с ещё большим Сумасшествием. Они буквально умирали сейчас, обнимая и целуя друг друга так, как могут обниматься и целоваться только окончательно выжившие из ума люди!
   Сжимая возлюбленного в своих объятиях, Марк чувствовал, что ещё немного - и он сдастся, сдастся окончательно и бесповоротно. Он уже и так проиграл эту неравную битву между своим сердцем и собственным же разумом. Сердце победило! Оно всегда побеждало, потому что он всегда любил Адама, и всегда будет любить его, лишь его одного!
   Нет, нет, нет, надо бежать! Только куда?! И станет ли подобный шаг его спасением от Тоски и Боли, которые буквально пожирают его живьём?! Ответ один: нет, не станет! Потому что убежать от Единственной Любви, Любви всей своей Жизни, он не сможет! Адам всегда с ним и всегда в нём! Так же, как он сам всегда с Адамом и всегда в нём! Они всегда присутствовали и будут присутствовать как друг с другом, так и друг в друге! Эту прочнейшую связь не разорвёт ничто, никто, никакие обстоятельства или люди! Но ему, Марку, придётся это сделать... Придётся, прямо сейчас, не мешкая ни секунды... Потому что эта секунда промедления обернётся Неотвратимостью... Обернётся тем, что он... просто окончательно спятит от своих чувств к нему и зацелует любимого до смерти!
   Никогда ещё Марку не было так больно и трудно, как сейчас, в эту минуту, когда он должен был оторвать от себя своего ненаглядного, и не просто оторвать от своего тела, но буквально с мясом отодрать от своего сердца и души, от своего Существа! С мясом и 282
   кровью, навсегда покалечив самого себя, свою Суть! Художник еле-еле нашёл в себе силы сделать это. Оторвавшись от любимых губ, он оттолкнул от себя Адама, повернулся и со скоростью света вылетел из палаты, громко хлопнув дверью.
   Юноша смотрел на дверь, за которой скрылся возлюбленный... Смотрел, но ничего не видел... До сознания медленно начала доходить жуткая истина: Марк ушёл... Ушёл навсегда... Он не вернётся... Не вернётся! Но... Как же это?! Ведь он только что был здесь, обнимал его, любимые губы целовали его так страстно и неистово! Он был... и... и, вдруг, нет?! Неужели... Неужели какое-то глупейшее недоразумение сможет разрушить то, что разрушить нельзя, нельзя в принципе, именно потому, что они Близнецы?! Неужели ничего нельзя исправить?! Совсем ничего?!
   А... Как же он, Адам?! Что же с ним самим теперь будет?! Его единственный вернул его с того света... Но зачем?! Чтобы снова отправить туда же?! Неужели Марк, вправду, думает, что он сможет обойтись без него хоть день, хоть час, хоть минуту?! Неужто любимый не понимает, что он просто сдохнет без него, сгинет в этот же самый день, потому что не в силах ни жить без него, ни дышать?!
   Чудовищная, Дикая Боль... От этой Боли не избавиться... О, нет, не избавиться! Никогда! Никакие чудодейственные зелья, никакие новейшие лекарства не смогут хоть немного заглушить Её, потому что эта Боль рождена Любовью!
   Ноги перестали держать его, Адам рухнул на пол. Его жадный взгляд не отрывался от двери: может, любимый вернётся?! Может, он только злится (Марк очень эмоциональный, и Страсти внутри него бушуют нешуточные, всю мощь этих Страстей Адам испытывал на себе в моменты их близости, испытал и несколько минут назад, когда художник обнимал и целовал его), но потом поймёт, что был неправ, и вернётся, вернётся, чтобы снова подарить ему Несказанное Блаженство своих жарких объятий и сумасшедших поцелуев, от которых у обоих останавливается сердце?!
   Дверь хранила молчание... Холодный кусок крашеного дерева ничего не мог сказать в утешение парню... Он был безучастен к чужому Страданию... Ему было всё равно, что сейчас, в эту самую минуту, Человек, с такой Надеждой смотрящий на него, медленно, мучительно умирает... Умирает внутри себя... Умирают Его сердце и душа...
   Марк ушёл... Но ушёл не один... Он унёс с собой Адама, внутреннего Адама, оставив в больничной палате лишь Адама внешнего, его Оболочку...
   Боль прорвалась истерикой, отчаянной, горькой... Парень дополз до двери и, прижавшись к ней лицом, разрыдался. Он рыдал в голос, безостановочно, глухо, надрывно... 283
   - Вернись! - умоляет Адам любимого, надеясь, может, тот его слышит?... Может, он ещё не ушёл, просто стоит там, за дверью, так же, как и он сам, прижавшись к ней лицом?... - Вернись ко мне, слышишь! Вернись! Вернись! Не бросай меня одного! Вернись! Я же умру без тебя! Верни-и-ись!
   Сознание заволокла непроглядная душная тьма, Адам без чувств распластался на полу.
  
   Дора, сидевшая на посту медсестры (пост находился в самом начале коридора, неподалёку от входных дверей отделения), с жадностью и нетерпением вглядывалась в полумрак, туда, где была пятая палата. На душе у неё было как-то неуютно и неспокойно. Что-то Нанетты долго нет... Может, они с Адамом всё-таки сладили дело (вот было бы здорово!), и этот невозможный упрямец таки сдался, вернулся к подруге?... А что, это было бы справедливо! Нанетта так его любит, она же просто с ума по нему сходит, реально спятила от него! Она же живёт им в прямом смысле этого слова, живёт все три года, несмотря на то, что они расстались ( вот только вопрос, кто с кем расстался... К Нанетте это явно не относиться...)! Она такая чудесная женщина! А какая красотуля! Да любой мужик будет счастлив занять в её сердце место этого парня! И Нанетта ведь сама прекрасно знает силу своих чар, знает, как она действует на всех этих кобелей! У них же слюни текут чуть не до колен, стоит им лишь увидеть её! Чего подруга, в самом деле, уцепилась за этого Адама?! Ну, да, он, конечно, парень редкостной Красоты, что правда, то правда, с этим не поспоришь... Да и умом наделён недюжинным, это тоже есть... Ну, и что? Мало на свете, что ли, красивых и умных парней?! Ну, конечно, не настолько красивых и умных, но всё же... Но Нэтт втемяшилась в этого малого до Опупения, и ничего не желает слушать! "Нет, нет, нет, только Адам - и всё!". Глупость какая! Что толку любить парня, который в тебе только Друга и видит?... Только наплачешься с ним, а каши не сваришь...
   Дора уже начала терять терпение. Ей захотелось зайти в палату самой, поглядеть, как там дела. Но идти не понадобилось. Примерно через минут двадцать после своего появления там, Нанетта вышла в коридор. Едва Дора увидела, как та идёт, девушка сразу всё поняла. Нанетта плыла, как сомнамбула, ничего не видя перед собой, натыкаясь на стены, несколько раз споткнулась и едва не упала, но пальцы машинально хватались за ручки соседних палат.
   "О... Значит, ничего..." - подумала Дора. Ей стало очень грустно. Девушка всей душой сочувствовала подруге, она легко могла себе вообразить, что та чувствует сейчас!
   - Нэтт, подожди! - окликнула Нанетту, покинула пост и торопливо приблизилась к ней, - Ну, как? - спросила, и тут же почувствовала, что задаёт глупый вопрос. Разве не видно, как?! 284
   Женщина остановилась и посмотрела на Дору. Увидев глаза подруги, девушке стало не по себе, даже как-то страшновато. Это был абсолютно безумный взгляд! Так смотрят помешанные (Дора какое-то время работала медсестрой в клинике для душевнобольных, и там достаточно насмотрелась на таких людей)!
   - Он любит... Любит... Лю...бит..., - повторяла и повторяла женщина, - Он любит его...
   Дора ничего не понимала.
   - Кого Он любит? Ты... о ком?
   - Мой... Мой Адам...
   Теперь ситуация немного прояснилась. Из бессвязного лепета подруги Дора заключила, что её ненаглядный Адам в кого-то успел влюбиться, причём, так сильно, что не пожелал возвращаться к Нанетте, хоть та и любит его до Умопомрачения! И тот, кого полюбил парень, одного с ним пола! Ну, и дела! Что тут сказать?... Как утешить бедную женщину? И разве сыщутся такие слова?... Даже если и найти такие, Нанетта вряд ли сможет адекватно воспринять их, она вообще не примет сейчас ничего из того, что она, Дора, смогла бы ей ответить на то, что происходит, подруга просто не поймёт, это девушка очень ясно видела. Но помочь женщине, поддержать её хотя бы просто своим дружеским присутствием, хотя бы даже молчаливым сочувствием, считала своим долгом. На то они и подруги! Для чего же ещё на свете существуют друзья, как не для того, чтобы подставить тебе своё плечо, когда ты вот-вот рухнешь в пропасть! Когда всё прекрасно - быть Другом очень легко, а вот тогда, когда случаются такие вот вещи, - тогда... Это ещё вопрос, легко ли тогда оставаться верным своей Дружбе... Но именно в таких вот ситуациях истинное положение вещей и просматривается, причём, очень хорошо просматривается...
   Дора видела, что Нанетта пребывает практически в невменяемом состоянии. Ещё, чего доброго, наделает глупостей или сотворит с собой что-нибудь, с неё станется! Знаем, проходили уже! У этой дамочки башка всегда варила не особо (если варила вообще!), когда дело касалось её Любви, её Адама! Нанетта вообще-то умная и рассудительная женщина, обычно её поступки всегда очень трезвы и взвешены, ей вовсе не свойственно кидаться в крайности, сломя голову... Но это обычно... А её любимый к обычному не относился... О, нет, отнюдь! Он был скорее случаем, что называется, "из ряда вон"... Соответственно и реакция на него, и вообще все поступки Нанетты, связанные с Адамом, тоже были "случаем из ряда вон"...
   Так, отпускать Нанетту куда-либо, тем более одну, никак нельзя. Пусть немного придёт в себя после пережитого потрясения (которое, всё же вряд ли было таким уж неожиданным. Наверное, она чувствовала, когда стремглав неслась сюда посреди ночи, что именно так всё и закончится, что её бесценный не захочет к ней вернуться. 285
   Чувствовала и знала, но всё-таки в глубине души продолжала отчаянно надеяться на Чудо... Которого, однако, не произошло...).
   Ни слова не говоря больше, Дора подхватила под руки подругу (силы её совсем покинули, она не могла идти дальше, даже стояла с трудом), помогла ей добраться до небольшой комнатки рядом с постом, где отдыхали во время своих небольших ночных перерывов дежурные сёстры, уложила на диванчик у окна (диванчик этот был совсем старый и продавленный, он немилосердно скрипел каждой пружинкой, стоило тому, кто на нём находился, слегка пошевелиться, но это ничего, сойдёт и он!). Достала из шкафчика возле умывальника старое, но ещё довольно добротное шерстяное одеяло, укрыла им подругу (Нанетта вся дрожала, это Дора очень хорошо прочувствовала, когда вела её сюда). Несколько минут стояла, молча, с бесконечным сочувствием глядя на её бледное, осунувшееся лицо.
   - Отдохни немного, милая, - ласково проворковала девушка, - Будет просто замечательно, если тебе удастся вздремнуть, хоть самую малость. Я буду рядом, если что-то понадобиться, просто позови, - Дора нежно отвела с лихорадочно горевшего лба Нанетты блестящую шелковистую прядь волос, потом наклонилась и поцеловала подругу в щёку, - Будь умничкой!
   Возвратившись на пост, девушка села за стол, опёрлась головой на руку, и задумалась.
   Мда-а... "Весёлая" история, ничего не скажешь! Она, конечно, всегда подозревала, что Адам - птичка отнюдь не простого полёта, но чтобы вот так... Это в голове как-то не совсем умещалось... Дора ещё могла бы понять, влюбись этот парень в какую-нибудь продувную девчонку (а что, мало, что ли, на свете всяких вертихвосток, которые в два счёта окрутят любого мужика, причём, сделают это так ловко, что тот и пискнуть не успеет, мало того, даже вряд ли сообразит, что просто и банально попался на удочку, как последний замухровистый пескарь из речки, ему будет казаться, что он сам захотел пойматься, а потом вытаращит глаза, когда докумекает, что не он сам, а его самого изловили!)! Но другой мужчина... Вот этого девушка понять не могла никак... Ей никогда прежде не приходилось сталкиваться со случаями однополой Любви, только в газетах про подобное читала, иногда смотрела в кино... Но даже и тогда всё это казалось девушке в высшей степени отвратительным и пошлым. Чтобы поцеловаться с человеком одного с собой пола, а то и не просто поцеловаться, но и... Брр! Гадость какая! Неизвестно, что могут находить такого притягательного в предметах собственных пристрастий те, кого относят к категории так называемых "секс-меньшинств", иначе говоря, геи и лесбиянки?... Это же извращение Человеческой Природы, какой-то аномальный казус, что ли!
   Размышления девушки прервало появление в коридоре высокого светловолосого мужчины, того самого, который был в палате 286
   Адама, когда она зашла туда сегодня утром. Парень назвал его "другом", сказал, что ему разрешили остаться в палате до тех пор, пока парня не выпишут...Хмм, а вот это интересно... Весьма интересно... С какой стати первому встречному, просто человеку с улицы, который даже не является большой медицинской шишкой и не относится к родственникам или приближённым высокого врачебного начальства, вдруг, здрасте, пожалуйста, позволяют находиться в палате человека, которого несколько часов назад едва не причислили к умершим?! За какие такие заслуги их клиника проявила по отношению к нему столь неслыханную щедрость?! Дора усмехнулась про себя. Наверное, его обаяние оказало слишком неотразимое действие на заведующую... А что, та барышня молодая, ещё неопытная в отношениях с мужеским полом, стоит какому-нибудь более-менее ушлому прохвосту сказать ей парочку подходящих случаю комплиментов, заглянуть в её глазки этаким умоляющим взглядом, - и всё, готова курочка, можно подавать на стол! К тому же, приятель Адама, насколько она, Дора, успела заметить, пока была в его палате, весьма и весьма недурён собой...Скорее всего, именно этого малого и имела в виду Нанетта, когда сказала, что её Адам его любит... Блин, ну почему она, тетеря этакая, не присмотрелась к нему лучше, ещё тогда, когда была в палате?! Пригляделась бы внимательнее, может статься, и смогла бы увидеть в нём то, что притянуло к этому человеку Адама, да так притянуло, что тот забыл обо всех на свете, даже о её подруге! Ну, не его же замечательная внешность стала этому причиной, это понятно! Друг Адама, хоть и привлекателен, но всё ж таки западать на лицо да фигуру свойственно, в основном, женщинам, а Адам - парень...Нет, тут что-то ещё, что-то совсем другое, что-то, не относящиеся к тем Вещам и Понятиям, которые привычны большинству людей...Почему-то же эта Любовь (как ни чудовищен был сам факт существования подобных отношений для сознания Доры, для её Естества, приходилось признать, что, скорее всего, это именно Любовь, самая настоящая Любовь!) возникла, более того, развилась и окрепла! Что-то же связало этих двоих, слило, сделало Одним!
   Может, остановить его, просто завести разговор?... Так, болтовня ни о чём особенном...Можно просто справиться о самочувствии больного, это будет вполне естественным вопросом... Заодно во время этого милого разговора у неё будет возможность присмотреться к собеседнику получше, глядишь, даже удастся потом ответить самой себе на всё то, что волновало её сейчас...
   Но приятель Адама пролетел мимо поста с такой немыслимой скоростью, что нечего было и думать о том, чтобы хотя бы просто остановить его, не говоря уже о том, чтобы начать задавать ему какие бы то ни было вопросы. Насколько Дора успела заметить в такой спешке, мужчина плакал. 287
   Та-ак, что-то происходит в пятой палате, что-то, судя по всему, не слишком хорошее! Сначала Нанетта вышла оттуда совсем никакущая, теперь, вот, этот друг Адама тоже пролетел мимо, аки фанера над Парижем, и тоже со слезами! Надо срочно идти туда, проверить ситуацию, а то мало ли что, отвечать-то придётся ей, в её дежурство всё случилось! Вот так всегда, вечно ей приходится расхлёбывать кисель, который не она варила!
   Дора вскочила на ноги и опрометью кинулась в пятую палату. Распахнула дверь. Увидела Адама, без сознания лежавшего на холодном деревянном полу.
   - Ой, мамочки! - в волнении воскликнула девушка, - Милый..., - Дора подбежала к нему, осторожно приподняла подмышки, потянула к койке. К её немалому удивлению, парень, несмотря на свой очень высокий рост, оказался лёгким, практически невесомым, девушка без труда переместила его на кровать. Придав его телу удобное положение, она приложила пальцы к шее, нащупывая пульс. Так, сердце слабо, но бьётся, это хорошо! Значит, мальчик жив! Ничего, родненький, ничего, сейчас дам тебе нашатырного спиртику, глядишь, и откроешь глазки!
   Дора достала из кармана халата (она всегда носила флакон с собой на случай непредвиденного обморока у кого-нибудь из пациентов отделения) нашатырь, отвинтила пробку. Едкий, удушливый запах разнёсся по палате. Поднесла флакон к носу Адама.
   Тот странно, неестественно дёрнулся и открыл глаза. Первое время непонимающе смотрел на Дору, словно спрашивая, где он и каким образом здесь очутился?
   - С добрым утром, соня! - ласково улыбнулась ему девушка. Сначала ей очень хотелось отчитать Адама за то, как он поступил с Нанеттой, пристыдить его, воззвать к его совести, посоветовать хорошенько подумать, прежде чем отказываться от Любви той, кто готова ради него отдать собственную Жизнь! Но когда Дора увидела его на полу, бледного, без чувств, в девушке проснулась жалость и даже какая-то нежность. Бедный! Ему-то ведь тоже, наверняка, сейчас совсем несладко! Вон, какой прозрачный, прям истаявший весь!
   Сознание понемногу возвращалось к Адаму, он узнал палату, в которой находился, и девушку в белом халате, склонившуюся над ним с доброй улыбкой на лице. Но возвращение сознания вернуло и прежнюю Боль... Только теперь эта Боль была стократ сильнее... Губы юноши дрогнули, синие-синие глаза наполнились слезами. Дора видела, он вот-вот расплачется.
   Ну, вот! А это уже ну, совсем не здорово! Не хватало только ей, ко всему прочему, сделаться ещё и жилеткой, в которую могут плакаться все, кому не лень!
   - Я... Я приш...лю док...доктора, он тебя ос..осмотрит, - запинаясь от смущения, проговорила Дора, повернулась и выбежала из палаты. 288
   Адам, лёжа на койке, окидывал окружающее пространство равнодушным, безжизненным взглядом. На него навалилась тягучая, нудная какая-то апатия. Ничего не хотелось... Ни к чему не тянуло... Лишь одна-единственная Тяга не покидала его... Одна-единственная... Марк... Только он один... Единственный...Родной... Безмерно любимый... Беспредельно желанный... И такой далёкий... Теперь...
   Нужно выбираться из этого больничного плена... Бессмысленно находиться здесь и ждать... Ждать... Но чего?... С моря погоды?... Ждать и надеяться, что любимый вернётся, если он позовёт его?...Они ведь слышат друг друга, даже находясь на значительном расстоянии один от другого... Они слышат призывную Песнь своих сердец... Да, слышат... Но почему-то Марк не захотел откликнуться, когда его сердце звало возлюбленного... И всё равно один и тот же тупой вопрос не давал юноше покоя: неужели его ненаглядный, зная, как сильно он, Адам, его любит, по-настоящему сильно, вот так взял и поверил в то, чему стал невольным свидетелем?! Неужто одно простое недоразумение, какая-то бредовая блажь, полная ерунда на постном масле, да, называйте, как хотите то, что произошло между ним и Нанеттой, - неужели это оказалось способным подорвать доверие художника к нему, лишить Марка веры в его чувства, в их искренность и неизменность?! Похоже на то... Больнее всего сознавать, что, по-видимому, именно так его возлюбленный и решил...
   "Любимый мой, любимый, - с горечью думал Адам, чувствуя, как словно железный обруч сдавил ему грудь, стало очень трудно дышать, - Бесценный мой художник! Что же ты делаешь?! Ты же сам пытаешься разрушить то, что мы с тобой создали, то, что мы создавали так бережно и кропотливо все эти недели! Мы ведь любим друг друга, любим! Ты же любишь меня так же сумасшедше и неистово, как люблю тебя я! Мы же живём и дышим друг другом и друг для друга! Не будет тебя, меня не будет тоже! Никто, ни одна живая душа, не могли и никогда не смогут нас разлучить! А ты так просто берёшь и делаешь это! Зачем, единственный мой?! Зачем?!".
   Слёзы потекли по щекам, Адам чувствовал на коже их солёную жгучую влагу.
   Надо выбираться отсюда... Ждать больше не стоит... Марк не вернётся... А ему какая разница, где подыхать, на улице, здесь, в больнице, или у себя дома?...
   Шатаясь, юноша кое-как поднялся с койки. Внезапно на него накатила волна очень сильной дурноты, окружающая обстановка тошнотворно закрутилась перед глазами. Он ухватился рукой за железное изножье, боясь упасть и снова вырубиться. Наконец, понемногу отпустило, только странная слабость и нервный озноб напоминали о
   приступе. 289
   На стуле рядом с койкой лежали его джинсы и рубашка, на спинке висела куртка. Одевшись, Адам задержался в палате ещё на некоторое время. Зачем, он и сам не знал. Просто так получилось... Машинально и бездумно... Окинул палату отрешённым, затуманенным взглядом...
   Что ж, вот и всё... Пора... Только куда?... Ай, не имеет значения, куда!... Сердце и душа тянули к Марку... Разум... Разум тянул Адама туда же... Потому что только с Ним, с самым любимым и единственным на свете, Адам мог и хотел быть рядом, мог и хотел жить и дышать!
   Парень покинул палату и направился к лестнице (она находилась в самом конце коридора и служила своеобразным запасным выходом, которым можно было воспользоваться по мере необходимости, покинуть здание клиники, на случай, если лифты по какой-то причине будут в нерабочем состоянии). Лестница отыскалась без труда, она размещалась именно там, где ей и полагалось быть, здание было построено по типовому проекту. Адаму не хотелось пользоваться лифтом, во-первых, там всегда уйма народу: посетители, персонал... Во-вторых (идиотская причина, честное слово! Но, к сожалению, она имеет место быть...), он - слишком заметная фигура... Его наверняка запомнили медсёстры, по крайней мере, добрая их половина (не просто же так, справиться о его самочувствии, все эти оголтелые девицы в белых халатах чуть ли не табунами заскакивали в его палату!). Если ему случиться встретить хоть одну из них... Сейчас начнутся вопросы-расспросы, почему он уходит, да куда направляется?... Тогда не отвертишься! И что ему объяснять в таком случае? Что он решил покинуть клинику, чтобы спокойно умереть в одиночестве у себя дома?! Что его оставил, оставил навсегда, из-за глупейшей ошибки, досадного недоразумения, Единственный Человек, кого он любит больше всего и всех на свете, больше собственной Жизни?! На него взглянут, аки на безумного, покрутят пальцами у виска и ещё, чего доброго, наденут смирительную рубашку и упекут в дурдом!
   Адаму повезло: в фойе первого этажа никого не оказалось. Вахтёр, призванный следить за порядком, тоже куда-то отлучился. Вот, и замечательно! Он сможет уйти незаметно!
   Оказавшись на улице, юноша на несколько минут задержался на крыльце. Он стоял, выпрямившись и закрыв глаза, полной грудью вдыхая прохладный осенний воздух. Было серо, пасмурно... Неярко серебрился свет тусклого осеннего дня...
   Он спустился по ступеням и побрёл, куда глаза глядят. Адам понятия не имел о назначении и конечной цели своего пути. Он просто тупо шёл, безжизненно глядя в пространство. Ему было очень плохо и больно, так плохо и так больно было лишь дважды... Первый раз 290
   юноша так чувствовал себя тогда, когда собственный отец заставил его расстаться с Марком... И второй... Второй... При воспоминании о втором разе Адаму внезапно стало так худо, что он едва не потерял сознание и чуть не упал прямо посреди больничного сада. Голова закружилась, он ощутил во рту противный металлический привкус крови, а сердце забилось так неистово, что парень глох от безумного грохота его ошалелых скачков. Земля поплыла у него под ногами. Шатаясь, Адам кое-как добрался до какого-то чахлого деревца, прижался к нему всем телом, обхватил руками обшарпанную кору ствола и прислонился к нему лицом, закрыл глаза. Одна-единственная мысль терзала и терзала усталый мозг, никак не желая оставить его в покое... Одно-единственное желание прочно обосновалось в каждой клеточке Существа, намертво угнездившись в Нём... То, чего Адам панически боялся и в то же время жаждал до Безумия! Возвращения Марка! Жаждал, потому что до Сумасшествия любил его, боялся же потому, что знал, что если вновь увидит своего художника, он может умереть, у него сердце остановиться, не выдержав такого Полного, Всеобъемлющего Счастья!
   "Вернись! - мысленно умолял Адам Марка, молила его душа, его сердце, каждая - каждая его клеточка, - Вернись! Молю тебя! Любимый, вернись! Вернись! Я... Я не вынесу одиночества! Я так люблю тебя! Неважно, что произошло этим утром между мной и Нанеттой, забудь об этом! Забудь и вернись! Пожалуйста, единственный мой! Не убивай меня молчанием! Я знаю, ты слышишь меня сейчас! Если ты любишь меня, снизойди к моей мольбе, вернись! Ты мне так нужен, так нужен!".
   Силы окончательно покинули парня, ноги его не держали, Адам сполз на землю и, обнимая дерево, словно оно было сейчас его единственным спасителем от жуткой Боли, разрывающей на части его Естество, разрыдался.
   - Вернись! - продолжал он умолять сквозь слёзы, - Вернись! Вернись! Вернись! Не могу без тебя! Не могу! Не могу-у-у! Вернись! Любовь моя, Жизнь моя, Счастье моё Единственное, Радость очей моих, моя Услада, звёздочка моя, ненаглядный, вернись! Вернись ко мне! Вернись!
   В саду ни души... Адам совершенно один... Лишь игривый ветерок, шелестя золотом листвы у него над головой, слышит этот безумный, наполненный диким Отчаянием и страшнейшей Мукой вопль исстрадавшегося сердца, сердца, полного безмерной Любви, той Любви, которая, однажды родившись, уже никогда не угасает, Её пламень разгорается с каждым мгновением всё жарче и сильнее, этот Пожар не в силах затушить никто и ничто. Истинно безгранична эта Любовь и так же безгранично Страдание...
   Вконец измученный, Адам впал в некое летаргическое состояние забытья. Он полулежал там, возле дерева, взгляд замер на 291
   какой-то одной точке, казалось, юноша что-то увидел и теперь силится разглядеть, что же это такое, но не может понять, сколько ни пытается. Он перестал ощущать Реальность, словно всё его Существо, вдруг, разом, вовсе перестало существовать, распалось на молекулярные составляющие, которые хаотично носятся в окружающем пространстве, но скоро и они перестанут быть, их развеет неумолимый ветер Времени.
   Внезапно Адам очнулся. Что его вывело из мучительной летаргии, в которой он пребывал, парень не знал. Какое-то неясное чувство, нет, даже не чувство, скорее, ощущение, чьего-то присутствия. Кто-то приблизился к нему и, склонившись, смотрит на него. Этот кто-то такой знакомый, такой родной... Адам не знает, кто это, он просто чувствует сердцем! Подняв голову, юноша видит... Марка! Художник улыбается ему. Сколько же Любви в этой улыбке, любви к нему, Адаму! Всепоглощающей Любви и горячей, неистовой нежности! Эта улыбка так согревает его заиндевевшую душу!
   Юноша чувствует, как его, каждую его клеточку, затопила волна такого небывалого Счастья, что он вновь заплакал.
   - Ты... вернулся..., - едва шепчет он, не в силах даже говорить.
   - Да, любимый, вернулся. Я так люблю тебя! Всегда любил и всегда буду!
   Глаза Адама так и засияли, когда он услышал эти слова, самые желанные на свете! Но внезапно ему стало страшно, так страшно, что дыхание перехватило.
   - А... Ты... Ты больше не уйдёшь, не оставишь меня? - в его глазах мольба и ужас, ужас услышать, что Марк когда-нибудь покинет его!
   - Нет, не покину тебя, никогда!
   И разом схлынул страх. Адам блаженно улыбнулся. Марк останется с ним! Навсегда!
   - Любимый..., - шепчут его губы, - Любимый..., - он протягивает к возлюбленному руки...и приходит в себя. Он совершенно один в пустом больничном саду... Здесь по-прежнему, кроме него, ни единой души... Значит... Значит, ему только показалось, что Марк только что был рядом, он видел художника, говорил с ним... Показалось... Марка нет... И не будет больше с ним... Никогда...
   Нет, нет, нет! Ни за что! Он не может потерять своего любимого, это невозможно! Он отправиться его искать, сейчас, не медля ни секунды, он отыщет его, где бы Марк ни находился, он вернёт его, вернёт, вернёт! Он не может лишиться своего сердца, своей души, своей Жизни! Не может! Не может! Не может!
   Всё Существо Адама преисполнилось решимости возвратить возлюбленного. Он слишком безумно любил его, чтобы взять и вот так просто отпустить его, смириться с его потерей! Никогда!
   Решимость придала сил. Юноша вскочил на ноги и устремился вперёд, прочь из этого сада, прочь из больницы. Он бежал, 292
   почти летел по улицам, у него словно крылья за спиной выросли! Вперёд! Вперёд! Быстрей! Ещё быстрей! Он должен успеть! Должен!
  
   Дора, торопливо покинув палату Адама, помчалась за врачом. Отыскать хоть кого-то, даже дежурного, оказалось не так-то просто, было ещё достаточно рано, и многие просто пока не успели добраться до работы. Кабинеты закрыты, на стук никто не отзывается. Что же ей делать?! Что делать?! Надо же отыскать кого-нибудь, хоть кого-то, кто смог бы ей помочь! Там человек после обморока, может, он опять потерял сознание, а, может, даже умер, пока она тут носится, сломя голову! Разве эти недотёпы не знают, как опасен обморок после клинической смерти?! Организм ещё слишком слаб, Жизнь в нём едва теплится, потеря сознания чрезвычайно для него опасна, сердце может не выдержать и остановиться! Ну, где же вы все?! Где?! Где?!
   Бесполезно... Она никого не найдёт сейчас... Придётся возвращаться назад и самой заняться Адамом...
   Эта перспектива одновременно и пугала, и радовала Дору. Пугала потому, что девушка опасалась какого-нибудь нервного припадка у парня. За сегодняшнее утро столько всего случилось, было столько треволнений! Она бы не удивилась, застань Адама в слезах, в истерике бьющемся головой о подушку. Он хоть и мужчина, но всё ж таки человек, тем более, не очень здоровый человек, его организм истощён и ослаблен, ему не под силу вынести такое!
   А радовалась девушка потому... Потому что Адам ей нравился, очень и очень нравился, нравился, невзирая ни на что, даже на то, что происходило между ним и Нанеттой, её подругой (её лучшей, единственной подругой!)! Он нравился этой девушке так сильно, что она всерьёз начала опасаться, как бы не влюбиться в него! Вот, были бы дела тогда, угоразди её совсем сойти от него с ума! Ситуация была бы, пожалуй, похлеще, чем у Нэтт! Ведь ей, Доре, не приходилось влюбляться прежде, она была слишком рассудочна и рациональна для этого. Чтобы любить, надо жить Сердцем больше, нежели Умом. Это - не её случай! У неё как раз всё-то в точности, да наоборот, она живёт Головой и руководствуется в своих поступках и суждениях только велениями Здравого Смысла. Она всегда так жила и всегда была такой, сколько себя помнит. Потому-то ей и не улыбается, о нет, совсем не улыбается, стать сумасшедшей в двадцать пять лет, в том возрасте, когда человек должен, отбросив прочь всяческое глупое ребячество, наконец, всерьёз задуматься о своей собственной Жизни, поставить самому себе конкретные задачи и целенаправленно добиваться их выполнения!
   Что же касается Нанетты... Дора усмехнулась... Ну, бывают, конечно исключения... Они тоже нужны, так как позволяют только укрепить позиции существующих правил, упрочить их... Нанетта - 293
   особый случай... Ей уже тридцать четыре, а поглядишь, - сущий ребёнок! Она так и останется дитём, будь ей хоть сотня лет! Она и влюбилась-то, словно несмышлёная девчонка, влюбилась отчаянно, на всю катушку, полностью заглушив голос собственного рассудка, а этого делать ни в коем случае не следует, подобное ничего хорошего не даст! И вот результат: две попытки суицида (ох, хоть бы не случилось третьей, хоть бы не случилось, только не это, это будет уже слишком!), вдребезги разбитое сердце и жалкое существование, существование, которое "Жизнью" уж точно не назовёшь! Нужно жить для себя и собой в первую очередь! Нельзя жить кем-то и ради кого-то, это же - прямой путь к погибели! Она пыталась объяснить это Нанетте, открыть подруге глаза на то, во что та превратила саму себя своей неуёмной, сумасшедшей Любовью к Адаму, - всё без толку! Нанетта, как попугай, заладила своё: "Я люблю Адама!". Вот и всё, вот и поговорили! В том, что подруга действительно любит парня, сомневаться не приходиться, стоит только посмотреть на неё, когда она начинает говорить о нём! Нэтт же вся сияет и искриться, только что по воздуху не летает, хотя, как знать, может и летает в душе! Эх... Адам, Адам, Адам, вечный Адам, Адам всегда, везде и всюду! Больше ни о ком другом, ни о чём ином, Нанетта и не мыслит! И это невзирая на столько мучений, сколько эта женщина вынесла по его вине! И всё равно, "люблю" - и всё тут! Её Помешательство достигло той границы, когда запросто можно получить инфаркт или инсульт только лишь от того, что видишь Предмет своей Страсти. Нанетта точно умереть может, если Адам, вдруг, оставит своё непонятное упрямство и захочет вернуться к ней, у неё сердце не выдержит такого Счастья! Оно и немудрено, подруга так сильно любит его, так ждёт, так надеется на его возвращение! Она готова чуть ли не ноги ему целовать, только бы её ненаглядный был с ней (вот уж глупость! Никогда не следует унижаться ни перед кем, даже, если этого человека ты безумно любишь! Нужно иметь чувство собственного достоинства и гордость, надо уважать саму себя, а иначе, какая же ты Женщина?!)! Ах, Нанетта, Нанетта... Милая, бестолковая моя дурочка!... Что же ты с собой творишь?!...
   Когда Дора вернулась назад в палату Адама, там уже никого не было. Девушка в недоумении остановилась у его койки, огляделась вокруг. Может, он ненадолго вышел?... Да, но куда?... Все необходимые помещения есть в палате, не нужно даже никуда отлучаться... Может, его на воздух потянуло (у больных это иногда случается, им хочется прохлады, а в палатах больницы слишком душно)?...
   Заметив, что на спинке стула рядом с койкой, нет его одежды, поняла, что Адам ушёл, покинул клинику. Он ушёл... Но куда мог направиться?!... Сумасшедший, он же только два дня назад был при смерти! Он же погубит себя! 294
   В сильнейшем волнении Дора оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть пропавшего. Даже под все две койки в палате заглядывала: может, он, правда, снова потерял сознание и свалился с кровати? Вдруг, он попытался встать, но почувствовал себя плохо и просто упал?
   Конечно же, ни под какими кроватями Адама не было... Выходит, парень, в самом деле, ушёл... И где его искать, неизвестно... Дора не знала ни его адреса, ни других данных. Только имя... А ведь этого недостаточно... При парне не было никаких документов, когда он сюда поступил, в графах регистрационного журнала стоят прочерки, даже возраст - и тот указан всего лишь предположительно... Ну, и что теперь ей-то делать?! Не обращаться же в милицию с заявлением, содержащим просьбу найти Адама! Да, вот там посмеются, если она притащиться в ближайшее отделение! " Помогите найти Адама... Простите, фамилии не знаю, адреса тоже. Возраст - двадцать восемь лет. Кажется... Впрочем, я не уверена в точности, но где-то так, двадцать пять-двадцать восемь... Как выглядит? Высокий такой, синеглазый, волосы чёрные, очень и очень красивый. Сбежал из больницы!". "Классная" история будет, это точно!
   Хотя, если подумать хорошенько... А зачем ей его искать-то, а? Ну, ушёл... Захотел уйти и ушёл... У нас в стране граждане имеют полную свободу передвижения, могут находиться там, где им хочется, и тогда, когда вздумается. Насильно держать кого бы то ни было нигде и никто не имеет права, даже и в больнице, даже и после клинической смерти! Вот так... Но Нанетте нужно знать, что Адам сбежал из клиники. Подруга не простит ей вовек, если она ничего не скажет ей об этом!
   Вздохнув, Дора вышла из палаты и отправилась на свой пост. Заглянув в сестринскую, увидела, что Нанетты тоже там нет. Растерянная и даже немного испуганная, девушка стояла посреди маленькой комнатки и беспомощно озиралась по сторонам. Блин, полтергейст какой-то! Куда все попропадали?! Сначала Адам исчез, отбыв в неизвестном направлении, теперь, вот, и Нанетта туда же! Не-ет, братцы, мы так не договаривались!
   На столе у окна Дора обнаружила маленький клочок бумаги. Края неровные, сам листик мятый и грязный, словно его второпях отчего-то отдирали, а потом ещё и на пол уронили, да потоптались по нему. Что это? Подошла ближе. Так, похоже на какую-то записку... Взяла в руки, поднесла к самому окну, к свету, чтобы удобнее было читать. Ага, почерк Нанетты... Ох, прямо детектив какой-то про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, точно в её руках улика, указывающая на преступника!
   "Милая, - писала Нанетта, - Спасибо тебе за тёплый приём! Честное слово, спасибо! Мне стало чуть легче, но лишь самую малость... Я... Я не могу находиться здесь, в больнице, когда Мой... Когда с 295
   Ним..., - дальше шёл довольно приличный пробел, было видно, что подруге очень нелегко давалось каждое слово, каждую букву она буквально выстрадала! - Вобщем, ты понимаешь, о чём я... Меня терзает какое-то очень странное предчувствие... Что-то подсказывает, что сегодня я понадоблюсь моему единственному... Не знаю, правда, когда и зачем, но понадоблюсь... Он придёт ко мне... И я приму его, потому что бесконечно люблю! Неважно, что между нами произошло этим утром! Лишь одно имеет для меня значение: мой Адамушка, его благополучие и душевное спокойствие! Остальное всё, - гордость, чужое мнение и прочая чушь, - меня не волнует! Не осуждай меня, ты не имеешь на это право, хоть ты и моя лучшая подруга! Я просто очень и очень люблю моего синеглазого, - и этим всё сказано!".
   И всё. Ни ответа, ни привета... Даже подписи нет... Но в том, что это послание оставила Нанетта, сомневаться не приходилось, Дора узнала почерк и фирменную манеру изъясняться. Такие слова и выражения характерны только для Нэтт!
  
   Расставшись с Адамом, Марк устремился прочь из клиники. Он мчался, как ненормальный, словно спасаясь от кого-то (или чего-то), будто его преследовали. Преследователь у него, в самом деле, был... Его собственная Боль... Безжалостный, неумолимый охотник, Она гналась за ним, следовала по пятам, не отступая ни на шаг... От Неё не сбежать и не спрятаться, сколько ни бегай и не прячься, Боль всё равно настигнет и обрушится своей смертоносной лавиной...
   Марк бежал по улицам, на ходу налетая на прохожих и сбивая их с ног, но даже не замечая этого. Он мчался, не разбирая дороги, даже не чувствуя асфальта под ногами, точно вдруг, неожиданно, поднялся в воздух. Смысла убегать не было, Боль всё равно настигла художника и набросилась на него с алчностью стаи голодных шакалов, сбила с ног, начала рвать на части его Естество, но не постепенно, как это обычно бывает, а стремительно, сразу, вгрызаясь в его плоть и кровь, калеча острыми клыками его сердце и душу. Марк с разлёту рухнул прямо в какую-то выбоину у обочины проезжей части, заполненную грязной маслянистой водой. Отвратительная зловонная жидкость полилась ему в нос и рот, но художник даже не понял этого. Он чувствовал совсем другое... Он просто умирал сейчас, там, в этой грязной луже... Умирал без Адама... Он оставил свою Жизнь в клинике, унеся с собой лишь чёрную, ледяную пустоту...
   И тут Марк услышал Голос... Едва уловимый посреди всего этого суетливого городского шума... Голос звал его! Его!
   "Вернись! Вернись ко мне! Вернись!".
   Художник мгновенно узнал Голос... Этот Голос он не спутал бы ни с чьим другим! Адам звал его! Его Адам, Его Жизнь, Его Любовь! Он взывал к нему, сердце юноши молило его вернуться! 296
   Марк даже не списал услышанное на причуды галлюцинации, которая обуяла усталый, воспалённый мозг. Он просто поверил тому, что слышал! Поверил окончательно и сразу!
   "Адам! - мысленно позвал любимого художник, - Солнышко моё синеглазое, ты где?! Я... Я иду, я бегу, я лечу к тебе!".
   Марк вскочил на ноги и, как был, мокрый и грязный, так и рванулся назад, в клинику. На обратный путь он затратил ещё меньше времени, чем тогда, когда бежал оттуда. Потому что тогда он спасался от собственной Боли... Теперь же его звал любимый! Он звал его! Звал!
   Ну, и пусть Нанетта поцеловала Адама! Пусть так! Даже пусть он и ответил! Это не имеет значения теперь! Это - ничто! Ревность просто затмила ему рассудок, вот он сгоряча и наломал таких дров! Он же любит Адама, любит больше всего и всех на свете! Он же не протянет без него даже до конца этого дня! И Адам любит его, он любит лишь его одного в целом Мире, это же ясно любому! И ему, Марку, это тоже ясно! Только почему прозрение наступило так нескоро?! Почему ему надо было измучить и себя, и своего ненаглядного сладкого лапушку, прежде, чем понять это?! Почему он такой идиот?!
   "Любушка мой, я иду к тебе, иду! Я вернусь за тобой! Вернусь к тебе! Ты простишь меня, старого безмозглого дурня, я знаю, ты простишь меня! Я так тебя люблю! Люблю! Люблю!".
   Марк буквально взлетел на пятый этаж. Увидел Дору, сидевшую на посту, вид у девушки был обескураженный. Бросился к ней:
   - Как Он?!
   Девушка некоторое время молчала. Её взгляд был строгим, оценивающим. Очевидно, она изучала его, размышляя, стоит ли удостаивать Марка ответом.
   Дора, в самом деле, изучала художника. Значит, это и есть тот самый приятель Адама, на которого парень променял её подругу... Ну-ка, голубок, подойди сюда, поближе, дай, я рассмотрю на свет твои крылышки!
   Визуальное впечатление оказалось весьма благоприятным. Как это ни странно, но Марк понравился Доре. Девушка ожидала увидеть этакого крутого мачо, наглого и самоуверенного, у которого самолюбованная гордость сочиться чуть ли не из всех пор. Но мужчина, находившийся перед нею сейчас, был совершенно не таким. Интеллигентный. Большие умные глаза. Львиная грива роскошных светлых кудрей. Весь облик дышит достоинством. В этом человеке чувствуется какая-то основательность, внутренняя сила и цельность. Необычный, не такой как все, это ощущается сразу, с первого взгляда. Похоже, приятель у Адама и впрямь Личность незаурядная, к тому же, очень привлекательный малый. Что ж, вкус у юноши есть...
   - Адам ушёл, - тихо ответила Дора.
   Художник опешил: 297
   - К...куда ушёл?!
   - Не знаю, куда. Я заглянула в палату, парень без сознания лежал на полу. Привела его в чувство. Потом побежала за врачом. Врача не нашла, пришлось возвращаться назад. Когда я пришла, Адама там уже не было. Ума не приложу, куда он мог деваться?! Он же ещё недавно чуть не умер! Куда можно отправиться в таком состоянии?! Я видела, парень чем-то очень расстроен, он едва не плакал, когда пришёл в себя.
   Марк стоял, бледный, оглушённый. Значит, его любимому было так плохо, что он даже сознание потерял! А на полу оказался потому, что хотел бежать за ним, вернуть его! Хотел, да сил не хватило...
   Глаза художника наполнились слезами, губы дрожали. Дора видела, он сейчас расплачется. Однако этого не произошло. Усилием воли взяв себя в руки, Марк подавил рыдания, подступившие к горлу, и овладел собой, хоть и не без труда.
   - Спасибо, девушка, - только и сказал. Повернувшись, стремительно пошёл прочь, затем побежал.
   Марк решил найти Адама, найти во что бы то ни стало! Он разыщет своего любимого, где бы тот ни находился! А когда найдёт... О, тогда он вымолит его прощение, он упадёт перед ним на колени, он будет обнимать его бесценные ножки и осыплет бессчётными поцелуями любимые ручки, он будет умолять и умолять Адама, пока возлюбленный не простит его! Адам простит! Он не сможет не простить его, Марка, потому что сам так же безумно любит его! Они снова будут вместе, вместе навсегда! Теперь уж точно, навсегда! Они будут оберегать друг друга и заботиться друг о друге! Они будут любить и обожать друг друга до конца их дней и даже после Перехода в Иное Измерение! А остальной Мир пусть себе живёт, как знает... Что им до Него и Его суетной возни?... Главное - они есть и всегда будут друг у друга! Всегда! Всегда! Всегда!
  
   Адам прямиком направился домой (домом парень считал их с Марком жилище, то место, где они провели счастливейшие дни). Может, любимый там?... Взбежал на четвёртый этаж так быстро, как позволяли собственные, ещё такие слабые, силы. Дёрнул ручку двери. Заперта. Постучал, сначала тихо, осторожно, потом громче и настойчивее. Нет ответа. Приложил к двери ухо. Тишина в квартире. Наверное, его здесь нет... Или Марк почему-то не желает откликаться...Да нет, вряд ли... Ему художник откроет, Адам это чувствовал! Очевидно, любимый просто ещё не добрался до дома... Наверное, где-то бродит сейчас, одинокий, страдающий...
   Юноша помчался к себе. Может быть, Марк почему-то захотел отправиться туда?... Но и там никого не оказалось...Адам был 298
   растерян, сбит с толку, испуган. Где может быть Марк?! Где он, любимый, единственный, ненаглядный?! А вдруг, его бесценное Сокровище умирает где-нибудь сейчас, в какой-нибудь придорожной канаве, потому что у него нет сил даже идти?! Нет, только не это!
   "Любимый мой, где ты?! - мысленно воззвал юноша к художнику, - Откликнись! Я не могу найти тебя! Отзовись, звёздочка моя ясная! Отзовись, молю тебя! Дай мне знак, укажи путь к себе!".
   И, - о Чудо! - Марк услышал его! Услышал!
   "Адам, я иду к тебе, иду! - юноша слышал бесконечно родной голос, слышал его сердцем! - Не умолкай, говори со мной! Я иду к тебе, любимый, лечу на крыльях!".
   Значит, они, вправду, слышат зов сердец друг друга и могут мысленно общаться, даже находясь на значительном расстоянии один от другого! Марк идёт к нему! Идёт! Идёт! Скоро он увидит его! Увидит! Увидит! О, как крепко он обнимет своё Сокровище, как сладко он его поцелует, так сладко, чтобы навсегда изгнать память о той Боли, безумной и страшной, на которую обрекла их обоих эта, пусть и краткая, но такая ужасная разлука!
   Существовало лишь одно место, где они могли без проблем отыскать друг друга. Клуб Нанетты. При этой мысли Адаму стало немного не по себе. Он нехорошо обошёлся с этой женщиной... А ведь она ни в чём не виновата перед ним, единственная её вина в том лишь, что она безумно его любит! А кто же может властвовать над собственными чувствами?... И всё же, несмотря на то, что произошло между ними этим утром, юноша направлялся в её клуб. Это было единственное место в городе, куда он мог сейчас пойти.
   "Ты найдёшь меня в клубе Нанетты, - послал мысленное сообщение Марку, - Приди, я так жду тебя!".
   Парень шёл к Нанетте, не зная, как эта женщина воспримет его появление после той, весьма бурной сцены, у него в палате. Может быть, укажет ему на дверь, скажет, что он мерзавец, и она никогда больше не желает его видеть?... Что ж, она имеет на это полное право... Ему будет грустно услышать от Нанетты такие слова. Грустно и больно, очень больно... Но он справится с этой Болью... Он сможет её пережить, потому что рядом с ним будет Марк... Его Марк...
   Возвратившись к себе в клуб, Нанетта, велев никого не впускать без её ведома, заперлась у себя в кабинете, приказав служащим не беспокоить её без крайней надобности. Оказавшись наедине с самой собой, она бросилась в кресло у большого окна и прорыдала весь день, до самого вечера. Нанетта вскрикивала, кусала губы, скрежетала зубами и стонала.
   - Почему?! Почему он?! Почему не я?! - то и дело срывалось с её
   губ. 299
   Её Адамушка, её самое бесценное и родное Чудо, принадлежит душой и телом кому-то другому... Но не ей... Не ей! А она так любит его, так любит! Ох, отдала бы всё на свете за один лишь его поцелуй, пусть хоть дружеский, за один его тёплый, любящий взгляд, за одну-единственную его улыбку! Если любимый придёт к ней сегодня (а она чувствует, он придёт, он не может не прийти!), она будет так Счастлива, так Счастлива, Безгранично, Безоблачно, По-сумасшедшему Счастлива! Они забудут это утреннее недоразумение, и снова станут лучшими друзьями, какими всегда были! Только бы единственный, ненаглядный находился рядом, приходил хоть иногда, не покидал её совсем! Она не станет давить на Адама, требовать от него невозможного, умолять, чтобы он любил её! Он ведь и так любит её, пусть, как Друга, но любит и даже очень! Что ж ей ещё-то надо?!
   Нанетта, машинально глянув в окно (её кабинет выходил во двор, там же находился вход в её клуб, посему хозяйка могла знать, что за птички пожаловали в её гнёздышко ещё прежде, чем те успевали постучать), увидела Адама, стремительной походкой направлявшегося к клубу.
   Не передать Радость Нанетты, когда она его увидела! Он пришёл, пришёл, пришёл! Она не зря ждала и надеялась! Сердце не подвело её! Любимый, единственный! Женщина вскочила на ноги и бросилась к выходу с поспешностью маленькой девочки, которая торопится открыть гостям дверь, зная, что ей принесли подарки. Открыла раньше, чем Адам успел постучать.
   Парень стоял на пороге, смущённо, чуть виновато улыбаясь.
   - Привет! - тепло поздоровался он. От сердца отлегло, когда увидел, что его подруга просто светится вся изнутри от Счастья. Значит, Нанетта его простила!
   Вместо приветствия женщина схватила любимого за руку, втащила внутрь и захлопнула дверь. Бросившись к нему на шею, крепко-крепко обняла и горячо расцеловала.
   Адам, признаться, не ожидал такого приёма и смутился ещё сильнее.
   - Нанетта, дурочка садовая, перестань меня так целовать, ты с ума сошла! - смеясь, говорил он, пытаясь немного отстраниться от её неуёмных ласк.
   - Да, сошла! Ну, и что? Я у себя, здесь я - полноправная госпожа, что хочу, то и делаю! - Нанетта совсем разошлась и, целуя, слегка прикусила Адаму мочку уха.
   Это было уже слишком! Нужно было немедленно прекратить подобное Безумие, иначе потом Нанетту и вовсе не остановишь! Адам стал совершенно серьёзен. Решительно отстранив от себя женщину, строго сказал тоном, не терпящим возражений:
   - Прекрати это! Немедленно, слышишь! Перестань сходить с ума, не то я сейчас же уйду! 300
   Глядя в его потемневшие глаза, она поняла, что Адам не шутит. Что ж, придётся подчиниться. Не то как бы он, в самом деле, взял, да не ушёл!
   - Прости, милый, - тихо сказала Нанетта, голос бесконечно грустный, - Я... Я не знаю, что на меня накатило. Просто... Понимаешь, я так тебе рада! Я... Я так боялась, что после того, что произошло сегодня утром, ты больше не захочешь меня видеть! - на глазах заблестели слёзы, женщина всхлипнула.
   Адам с бесконечной нежностью смотрел на неё.
   - Ну, ну, тише, милая, тише, не надо так расстраиваться, - ласково приговаривал он, обнимая женщину и прижимая к груди, - Всё в порядке, слышишь! Всё хорошо!
   Нанетта подняла на него взгляд, полный Надежды:
   - Правда?! Ты не злишься на меня за то, что я тебя поцеловала?!
   Он улыбнулся:
   - Нет, конечно, нет!
   Адам говорил искренне, Нанетта это почувствовала. Разом повеселев, она потянула любимого за собой:
   - Пошли ко мне в кабинет. Нечего стоять у порога, смущать моих девчонок. Они ж потом ночами спать не будут, станут мечтать о тебе, я же знаю! - это было сказано шутливым тоном, но в нём, против её воли, звучала горечь.
   Адам ничего не ответил.
   Проводив дорогого гостя в кабинет, Нанетта вошла следом и заперла дверь на замок.
   - Садись! - сделала приглашающий жест по направлению к большому мягкому кожаному дивану у стены, напротив окна.
   Адам сел. Нанетта опустилась рядом. Взяв его пальцы в свою ладонь, стала ласково и нежно перебирать их и гладить, испытывая муки Тантала от сознания невозможности припасть губами к его любимой ручке, к этим ненаглядным тонким пальчикам, и целовать, целовать, целовать их! Как же ей этого хотелось! И не только этого! Она жаждала ласкать и целовать Адама всего! Если бы он только ей это позволил!... Если бы только позволил!... Если бы!...
   В дверь у входа забарабанили. Стучали так громко и настойчиво, что она сотрясалась.
   - Откройте!
   Адам мгновенно узнал голос. Марк! Сердце подпрыгнуло, дыхание перехватило. Он побледнел и покачнулся. Юноша едва не упал, Нанетта вовремя поддержала его.
   - Милый, тебе плохо?! - в её глазах тревога.
   Парень отрицательно покачал головой. Чувства, обуревавшие его, не давали говорить.
   - Откройте, не то я выбью эту дверь! - словно в подтверждение собственной угрозы, Марк заколотил в дверь, как ненормальный. 301
   - Пойду, открою этому безумцу, не то, в самом деле, возьмёт и высадит мне дверь! - Нанетта изобразила на лице шутливое возмущение, - Интересно, как он узнал, что ты здесь? - спросила, в упор глядя на Адама, в глазах застыла Боль. Женщина понимала, что любимый покинет её, как только его друг тут появиться. Но ничего не сделаешь, она не могла препятствовать их встрече.
   Адам в сильнейшем волнении смотрел ей в глаза:
   - Я сообщил ему, где нахожусь. Мы можем общаться с Марком на расстоянии, при помощи мыслей. Мы слышим друг друга сердцем.
   Нанетта удивлённо смотрела на него. Она слышала об этом феномене, о существовании необычайно прочной духовной связи между двумя любящими друг друга людьми. Связь эта настолько нерушима и крепка, что её не в силах разорвать ничто и никто. Так бывает только у Близнецов, у Истинных Половинок друг друга, когда Одна Половинка на молекулярном уровне слита с Другой, когда Они настолько любят друг к друга и так привязаны одна к другой, что эта Любовь и эта Привязанность, однажды возникнув, никогда не угасают! Очевидно, Адам и Марк - и есть такие вот Близнецы, они просто не могут существовать один без другого, не будет Марка, Адаму тоже не жить!
   - Открой ему! - в синих глазах, смотревших на Нанетту, столько мольбы! - Пожалуйста!
   Женщина, тяжело вздохнув про себя, поднялась с дивана и, ни слова не говоря, вышла.
   Адам весь горел от нетерпения, сердце бешено колотилось, он дрожал, его пробирал озноб.
   Он пришёл! Пришёл! Пришёл! Марк здесь! Уже здесь!
   Не в состоянии усидеть на месте, парень вскочил на ноги и стал мерить шагами кабинет. Он жаждал поскорее увидеть возлюбленного, он просто изнемогал от этой жажды! Адам не думал о том, что он скажет своему художнику при встрече. Да и нужно ли что-то говорить, когда и так всё понятно без слов?!...
   "Скорее! - мысленно умолял он любимого, - Скорее!".
   Наконец, дверь распахнулась настежь. В кабинет стрелой влетел Марк. Но внезапно остановился на пороге, чувствуя, что не в силах идти дальше, на него напал странный ступор.
   Адам обернулся к нему. Его синие глаза полыхнули таким огнём, в них было столько Любви к Марку, Любви безумной, голодной, и маниакальной, дикой Страсти! Казалось, пожар, бушевавший в глубине этих громадных озёр, вот-вот вырвется наружу и сожжёт дотла всё и всех, кто окажется на его пути!
   В глазах Марка, устремлённых на любимого, неистовствовало то же пламя, они смотрели с такой же сумасшедшей Любовью к нему и необузданной Страстью. Эти двое не видели ничего и никого, 302
   кроме друг друга. Даже присутствие Нанетты, со слезами на глазах смотревшей на обоих, их не волновало. Неодолимый порыв чудовищной силы буквально швырнул одного к другому. Безумие вырывалось наружу и всецело завладело их Существами, каждой, самой-самой маленькой их клеточкой. Марк стремительно приблизился к Адаму, сгрёб его в охапку, неистово сжал в объятиях. Отыскал любимые губы и, не помня себя, припал к ним, целуя лихорадочно, сумасшедше и с фантастической, фанатичной Страстью. Как он любил его, как любил! Марк буквально дурел, он совсем обезумел от Любви к этому потрясающему юноше. Он целовал и целовал его со всевозрастающей Страстью, и не мог остановиться.
   Ответ Адама был ещё более неистовым и сумасшедшим, его пылающие губы намертво слились с губами Марка.
   Их сердца и души, наконец-то воссоединившись, пели свою ликующую Песнь в унисон, а тела сгорали от неудержимого желания обладать друг другом, вкусить нереального наслаждения от их близости.
   Оторвавшись от любимых губ, Марк с величайшей любовной нежностью гладит обожаемое лицо, щёки, глаза, губы.
   - Как я ждал этого! - с горячей Страстью говорит он, - Как ждал! Лапушка, прости меня, прости! - на глаза наворачиваются слёзы, - По моей глупости, из-за моего дремучего идиотизма, мы чуть не потеряли друг друга! Я не смог бы это пережить! Родной мой, единственный, люблю тебя, люблю!
   В глазах Адама бриллиантами сверкают слёзы:
   - И я тебя люблю, Марк! Я так люблю тебя! Пожалуйста... Пожалуйста, не оставляй меня больше! Я чуть не умер там, в больнице, когда ты сказал, что между нами всё кончено, а потом ушёл! Я так ждал тебя, так ждал! Так надеялся, что ты вернёшься! Я звал тебя, умолял откликнуться! Но ты молчал... И я..., - он всхлипнул, прекрасное лицо исказилось от Боли, - Я подумал... Что ты ушёл... Навсегда... Навсегда, понимаешь! Я хотел тебя догнать, вернуть, но... Не смог... Не смог...догнать...- он не выдержал и расплакался, горько, мучительно.
   Марк тоже плакал. До него только теперь начало доходить, что пережил его ненаглядный после его ухода, когда глупая Ревность затуманила ему разум! Мама дорогая, какой же он кретин! Из-за своих дурацких амбиций он едва не погубил своего лапушку, единственного своего Человечка, ради кого он вообще жил и дышал на этом свете! Нет ему прощения! Даже, если Адам простит его (а он простит, художник чувствовал это и знал), он, Марк, никогда не сможет извинить самого себя!
   - Прости, любимый, прости! - шептал мужчина возлюбленному, осыпая неистовыми поцелуями обожаемое лицо, - Прости меня, дурака этакого! Я... Я больше никогда не причиню тебе Боли,
   обещаю! Лучше покалечу самого себя, только бы ты не страдал! 303
   Их полыхавшие уста вновь соединил поцелуй, ещё более безумный, чем предыдущий.
   Нанетта, до сих пор присутствовавшая рядом и взиравшая на обоих с безграничной Тоской в глазах, чувствовала, что её Существо как бы начинает раздваиваться. Одна половина велела немедленно уйти, оставить Адама и Марка вдвоём, не мешать им, вторая же заставляла остаться и присутствовать на торжестве этого Праздника Любви. Присутствовать... Да... Только в качестве кого?... Незваной, нежеланной гостьи, которую и не выгоняют-то лишь из вежливости, но в то же время ясно дают понять, что её присутствие здесь более, чем неуместно?...
   Женщина смотрела и смотрела на них, не в силах отвести взгляд. Она смотрела, превозмогая собственную чудовищную Боль, словно цунами, обрушившуюся на неё и накрывшую с головой. Как она завидовала сейчас Марку, как мечтала оказаться на его месте, как жаждала находиться вместо него в объятиях Адама, припав к любимым губкам, пить их умопомрачительную сладость, пить без конца и края, пить, пока жива (а губки у её любимого сладкие-сладкие, она даже по прошествии столького времени всё никак не может этого забыть, всё не в силах перестать мечтать о том, чтобы вновь, хоть когда-нибудь, неважно, когда, пусть через сотню, тысячу лет, прикоснуться к их невероятной сладости, мечтать мучительно и страстно!)!
   Почему, Адамушка, почему?! Почему тебя забрал этот хитрец, забрал у меня, когда я тебя так люблю, когда я на костёр взойду ради того, чтобы ты был со мной, чтобы вновь стал моим?! Ты ведь был моим, пусть и давно, но был! Я помню это, никогда не забуду, даже, если ты забыл! Если б ты только мог себе представить, какая Тоска гложет меня все эти три года, прошедшие с тех пор, как ты покинул меня! У Тоски этой нет ни начала, ни края, она бесконечна, так же, как бесконечна моя Любовь к тебе! Они перемешались, срослись воедино, они вечны и никогда не умрут, даже, если уйду я, они всё равно останутся! Моя Любовь к тебе... И моя Тоска по тебе...
   Нет, надо уйти отсюда, надо, и чем скорее она это сделает, тем лучше! Сил нет стоять тут и смотреть на этих двоих, сходить с ума от Зависти и Ревности, мечтая о том, чего не в силах получить, сколько ни мечтай!
   Нанетта, в самом деле, ушла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Марк и Адам, всецело поглощённые лишь друг другом, даже не заметили этого.
   Женщина направилась в ту самую комнату, которая когда-то приютила Адама и умирающего Марка. Эта была особая комната, её таинственная, слегка гнетущая атмосфера как нельзя 304
   более подходила тому настроению, в котором Нанетта пребывала сейчас. Женщина не стала зажигать света, полумрак ей даже нравился, особенно, в данный момент, когда её душа и сердце стонали от Боли, пожиравшей их, истекали кровью и буквально умирали. Бросившись ничком на тахту, она разрыдалась.
   Всё кончено! Всё! Адам никогда не вернётся к ней, никогда не будет ей принадлежать! Раньше у неё была хоть слабенькая Надежда, хоть жалкий отголосок, что когда-нибудь её любимый, её ненаглядный лапусик к ней вернётся, и они снова будут вместе, будут Безоблачно, По-сумасшедшему Счастливы! А теперь... Теперь его сердце, то самое сердце, за которое она готова была бороться так отчаянно, не щадя себя, принадлежит другому, принадлежит навеки! Сомнений нет, Адам действительно любит этого Марка, любит всеми фибрами себя, достаточно увидеть, какими глазами её ненаглядный на него смотрел, когда тот появился в её кабинете! Сколько Любви, сколько Страсти в этом взгляде! А как Адам его целовал! Словно умирая и рождаясь заново, будто выпивая душу своего возлюбленного до дна! Так целовать можно только безмерно любимое Существо, не иначе! Даже с ней любимый так не целовался, хотя ненасытную, жадную, огненную Страсть его губ, их одурманивающую, пьяную сладость она не в силах позабыть до сих пор и никогда не сможет, вовеки не сможет!
   Оставалось лишь смириться... И довольствоваться положением Друга... Это лучше, чем не быть Ему никем вовсе... Адам любит её... Любит! Пусть и как своего Друга, но Друга дорогого... Она примет своё положение... Примет, переступив через себя и свои чувства... Примет, мёртвой хваткой вцепившись в горло собственной Любви... Она будет Адаму Другом, хорошим и преданным... Вот только перестать видеть в нём Мужчину, прекратить любить его и ждать, не мечтать о нём каждую секунду каждого дня она, увы, не сможет никогда...
  
   - Давай уйдём отсюда, - предложил Марк, нежно целуя ушко Адама, - Меня гнетёт здешняя обстановка. Так и кажется, кто-то наблюдает за нами, выглядывая из всех щелей.
   Юноша лишь кивнул в ответ, не в силах говорить.
   Художник схватил любимого за руку и потянул к выходу.
   Оказавшись на улице, Марк снова притянул Адама к себе, потянулся к его губам, хотел поцеловать, но неожиданно натолкнулся на сопротивление парня, гибкая рука упёрлась ему в грудь и с невероятной силой оттолкнула его. Марк ошарашено уставился на возлюбленного:
   - Адам, что ты делаешь?!
   Вместо ответа юноша несколько раз сильно и очень больно отхлестал Марка по щекам. 305
   - Ты сволочь! Самая настоящая сволочь! Ты бросил меня там, в больнице, ты сказал, что между нами всё кончено, прекрасно зная, что я первый сдохну, потому что не в силах жить и дышать без тебя! Ты спокойно ушёл, оставив меня, даже не думая о том, что для меня значит твой уход! Я..., - его голос дрогнул и едва не сорвался, - Я звал тебя, умолял вернуться, не оставлять меня одного! Но ты... Ты предпочёл молчать... А что, правильно сделал! Сказал правду, оставил какого-то мальчишку, жалкого и никчемного, на произвол случая, и сбежал от него, а он пускай помирает, невелика потеря, подумаешь! Да, именно так ты и поступил! Тебя волновало только твоё глупое оскорблённое самолюбие, как же, твои чувства предали, этого нельзя стерпеть! Ты увидел, что Нанетта меня поцеловала, вот, что ты видел! А то, что мои губы остались неподвижными, что я вовсе и не отвечал ей, этого предпочёл не заметить! Какой же ты идиот! Как тебе, в твою умную преподавательскую башку, могла даже прийти мысль о том, что я способен на измену, на предательство?! Неужели..., - Адам всхлипнул, его передёрнуло, но он, приложив усилие, сумел взять себя в руки, - Неужели ты так слабо доверяешь мне и моим чувствам, что сомневаешься?! Или сам настолько мало любишь меня, раз способен вообразить то, чего не было и никогда не будет даже в помине?! Неужто ты до сих пор не понял, остолоп ты стоеросовый, что я люблю тебя до Безумия, всегда так любил и всегда так буду любить! - голос Адама сильно дрогнул и прервался, он больше не мог говорить. На Марка смотрели его огромные глаза, смотрели с Безмерной Любовью, Бешеной Страстью и Безумной Болью на самом-самом дне.
   Эти жестокие слова, словно острейшими клинками, полосовали душу художника. Ему было бы легче, если бы Адам просто поколотил его. Всё, что угодно, только бы не слышать того, что парень ему наговорил! И обиднее всего то, что Адам не сказал ни слова неправды! Марк смотрел на него, весь даже как-то вжавшись в плечи, словно враз став ниже ростом.
   - Эх! - выдохнул Адам, губы его дрожали, глаза наполнились слезами.
   Резко повернувшись, парень побежал прочь.
   - Адам, подожди! - художник рванулся за ним. Надо догнать его, нельзя допустить, чтобы любимый снова исчез, снова покинул его, оставив умирать в ледяной мгле собственного одиночества, - Адам!
   Но парень, не останавливаясь, всё стремительнее уносился прочь от него.
   Так они и бежали друг за другом по городским улицам, летели так, что только пыль вилась за ними столбом. Удивительно, как они умудрились не попасть под машину или не снести по пути кого-нибудь!
   Вот и двор дома, где они жили. Марк видел, Адам нырнул в подъезд. Художник удвоил усилия, но настигнуть парня получилось только у двери их жилища. 306
   Адам был удивлён, куда принесли его ноги! Он вовсе не собирался бежать в их с Марком дом, просто ему было необходимо скрыться хоть куда-нибудь, где бы возлюбленный не смог его отыскать, спрятаться там хотя бы на время, чтобы успокоиться и окончательно не спятить от этой Боли, немилосердно терзавшей его. Но теперь уж не сбежать... Он слышит за спиной торопливые шаги догонявшего его Марка...
   Художник подбежал к Адаму, схватил за руку, резко развернул лицом. Обняв, крепко-крепко прижал к себе, пальцы погрузились в тёплый бархат густых волос. Юноша стал вырываться, но художник слишком сильно сжимал его в объятиях, не пошевелиться!
   - Тише, тише, лапушка, не буянь, - ласково и нежно ворковал Марк, касаясь губами коротких взъерошенных прядок на его макушке, - Куда ж ты денешься от меня! Я же люблю тебя, дурачок мой обожаемый, люблю всем сердцем и душой, всем своим Существом, каждой-каждой своей клеточкой люблю!
   Это было уже слишком! Чувства хлынули наружу, Адам мёртвой хваткой вцепился в его плечи, прислонился головой к груди и беззвучно заплакал. Он так сильно любил художника, так сильно! Самая мысль о том, что он едва не потерял своё сокровище навсегда, причиняла дикую Боль!
   Продолжая одной рукой обнимать возлюбленного, другой Марк извлёк из кармана джинсов ключи, кое-как отпер дверь квартиры. Подхватив Адама на руки, внёс его в дом, ногой захлопнул дверь, швырнул ключи на обувную тумбочку.
   Адам поднял голову, посмотрел Марку в лицо. Синие-синие глаза такие влюблённые, их взгляд такой нежный! У художника перехватило дыхание, сердце на мгновение остановилось, потом понеслось ошалелым галопом.
   Тонкие горячие пальчики юноши обхватили любимое лицо, сладкие-сладкие губы прильнули к губам художника, поцелуй был невероятно нежный и безумно страстный, тут же сведя Марка с ума. Крепче обхватив возлюбленного руками, художник занёс его в комнату. Скинув бумаги со стола, усадил туда Адама. Парень обнял его ногами и прижался к мужчине с неистовой силой, а сумасшедшие его губы стали и вовсе огненными. Они целовались до тех пор, пока не стало нечем дышать. Оторвавшись друг от друга, оба одновременно судорожно вздохнули. Марк самым кончиком языка обвёл контур пухленьких губок своего милого, прикосновение было нереально чувственным. Ощутил, как тот весь дрожит.
   - Булочка моя, - ласково и страстно художник целует бесподобное лицо, глаза Адама, его губы, ушки, - Вкусненькая, сладкая булочка! Самая-самая-самая сладкая булочка на свете! Обожаю тебя! Люблю! Люблю! Люблю! 307
   Марк начал раздевать возлюбленного, сгорая от нетерпения ощутить в своих жадных пальцах его такую соблазнительную, такую желанную плоть! Куртка полетела на пол, следом рубашка. Окончательно спятив от Любви и Страсти, художник стал осыпать сумасшедшими поцелуями обнажённую кожу, плечи и руки Адама, грудь и живот, двигаясь всё ниже и ниже. Юноша, закрыв глаза, застонал и, гибко выгнувшись, замер, нереальное возбуждение затопило его жгучей волной, хлынуло через край. Марк расстегнул молнию на его джинсах, едва не вырвав в этой страстной спешке замок. Стянув их, припал губами к самому средоточию вулканического наслаждения. Адам вскрикнул, блаженство было необычайным. Марк безумствовал, лаская любимое тело с невероятной силой и дикой, бешеной Страстью. Как давно он этого жаждал и ждал! Как давно! Целую Вечность! Теперь его ничто не остановит! Никто и ничто! Он будет ласкать Адама так, как никогда не ласкал, он сведёт его с ума своими безумными поцелуями, он подарит ему такое Наслаждение, о котором любимый даже и не знал! Пусть они оба не выйдут из объятий друг друга живыми, пусть они умрут, лаская и целуя один другого, они не боятся этого, потому что их Любовь друг к другу, Любовь Безмерная, Безумная, Сумасшедшая, Неистовая, Страстная сильнее всего и всех в этом и других Мирах Вселенной, сильнее даже Смерти!
   Марк дарил любимому неземное удовольствие, лаская его, но и сам получал не меньшее, он погружался в Нирвану лишь от того только, что касался Адама, чувствовал его, осязал и обонял, руками, губами, всей своей Сутью. Какое восхитительное тело, такое стройное и гибкое, какая дивная кожа, горячая, бархатистая и гладкая, так и хочется ласкать и ласкать её, касаться своими пальцами и ладонями, ощущать глубинный трепет любимого, внутренний жар, вызванный твоими ласками! Какое Блаженство чувствовать, как ненаглядный сходит с ума от желания, как его невероятные синие глаза сверкают и искрятся тебе навстречу, подобно двум бесценным сапфирам, как он выгибается и распластывается, не в силах выдержать твой безумный натиск! А его всхлипы и стоны, его вскрики, когда твои губы и язык начинают своё путешествие по самым сокровенным уголкам его прекрасного тела! О, ты готов отдать всё на свете, отдать всего себя, собственную Жизнь, за то лишь, чтобы иметь возможность слышать эти сладчайшие звуки, эту Музыку Любви!
   Художник приподнял любимого со стола. Адам смотрел на него, взгляд совершенно пьяный, полный безумной Любви и испепеляющей Страсти.
   - Хочу... тебя! - говорит он прерывающимся шёпотом, - Хочу... прямо сейчас! Возьми... меня, владей мной, я... твой, на веки вечные твой, только твой! Жизнь моя, я... я так тебя люблю! Я просто умру, если ты не овладеешь мной... сейчас! Умоляю! 308
   Марк слышал этот горячий страстный шёпот, эту мольбу любимого, и всё его Существо, каждая клеточка, пело от Счастья! Его ненаглядный лапушка молил его о том, чего ему самому хотелось до Безумия! Адам любит его так же безмерно, как он сам любит парня, всё его Естество пылает к нему такой же сумасшедшей голодной Страстью, какой пылает он к Адаму!
   Лицо Марка озарила блаженная, счастливейшая улыбка, когда он слушал это невероятное признание в Любви, слышал эту безумную мольбу о близости, видел, как Адам буквально дуреет от желания, чувствовал, что парень сгорает в этом страстном пожаре, сгорает весь, без остатка!
   Адам притянул к себе любимого и впился в его губы таким огненным поцелуем, что Марк совсем потерял голову. Он подхватил возлюбленного на руки и понёс его к кровати, при этом не допуская, чтобы их губы хоть на мгновение разомкнулись. Какие сладкие губки у его ненаглядного, какие сладкие, какие мягкие и пухленькие, вечно бы они целовали его! Вечно бы самому целовать их, целовать до скончания своего века! Вечно бы ощущать в своих руках желанное тепло любимого тела, прильнувшего к его телу, бархатистую гладкость восхитительной кожи, чувствовать его горьковатый, одурманивающий аромат! Вечно быть вместе с единственным, никогда не расставаться с ним, состариться с ним, и умереть в один день, даже на смертном одре продолжая так же безумно, неистово и страстно любить его, как в первый день, когда он его увидел! (Марк знал и чувствовал, что будет безумно любить Адама всегда, вопреки всем и всему, а Адам будет так же безумно любить его, эту Любовь не убьёт никто и ничто, даже Смерть не сможет Её уничтожить!)!
   Марк осторожно опустил возлюбленного на ложе, на мгновение оторвался от него. Он хотел снять с себя мешавшую ему одежду, чтобы полнее прочувствовать их взаимный контакт. Адам схватил его за руку.
   - Ты куда?! - в вопросе явственно слышится тревога, в синих-синих глазах, устремлённых в глаза художника, панический страх, почти ужас.
   Марк догадался, что так страшит его милого. От этой догадки слёзы навернулись на глаза. Бедненький его лапушка! Как же надо на самом деле любить его, через какие страдания пройти, чтобы всё Существо ответило такой вот дикой реакцией на то, что он всего лишь ненадолго выпустил парня из своих объятий, чтобы скинуть с себя одеяние! Адам думает, что он снова хочет уйти, оставить его, опять обречь на нечеловеческие муки одиночества! Это же ясно, как день, достаточно заглянуть сейчас в его огромные, полные невысказанной Боли, глаза! Мамочка родная, да ведь это же означает, что его сладкая булочка, его бесценный 309
   обожаемый мальчишка, любит его до такой степени, что и сказать невозможно! Любит и до Одурения боится потерять! О, милый, ненаглядный мой синеглазый огонёк, что же я с тобою сотворил?! Как я мог быть таким себялюбивым и чёрствым, как мог поддаться глупому возгласу собственной Ревности там, в больнице, когда увидел, как Нанетта целует твои любимые губки, которые она не имела права целовать, потому что только у меня есть такое право, только я могу целовать и ласкать тебя, только я, - и больше никто во всей Вселенной! Да, ты был прав, когда сказал, что я видел только это! Какой же я идиот, в самом деле, идиот, которому нет прощения! Кретин безмозглый, вообразивший, что ты, мой сладенький, единственный мой пушистик, мог пойти на предательство и измену! Но ты не мог! Не мог так поступить со мной! Ты ведь любишь меня, любишь так, что сильнее и нельзя любить! А я... Я устроил дешёвый спектакль, бездарно разыграл свою позорную роль, для того только, чтобы лишний раз потешить своё чванное самолюбие, показать тебе свою внутреннюю гниль, ни на миг не задумавшись даже, а чем это обернётся для тебя! А потом ещё и сбежал! А ты... Едва сойдя с одра Смерти, ты, ещё такой слабый и хрупкий, бросился за мной вдогонку, забыв о себе самом, хотел догнать, остановить, вернуть! Хотел, да не получилось... Ты звал меня, умолял вернуться! Ты так звал меня! И я слышал твой зов, полный несказанной Муки! Я его слышал! Как мне хотелось откликнуться на него, прибежать назад, крепко-крепко обнять тебя, бесценный мой, и зацеловать твои ненаглядные губки до смерти! Как мне хотелось этого, как я этого жаждал, если бы ты только знал! Но та же глупая Ревность туманила мой рассудок, не давала уступить своим желаниям! Я решил умереть вдали от тебя, и я бы умер, потому что не в силах прожить без тебя, не в состоянии обойтись без тебя даже и трёх минут! Я захотел сдохнуть, как последняя вшивая уличная собачонка, сдохнуть, но не быть с тобой! Не знаю, простишь ли ты меня хоть когда-нибудь за то, как я с тобой поступил, Жизнь моя?!... Я самого себя точно не прощу, не прощу никогда!
   Марку стало плохо от одной лишь мысли о том, как сильно он заставил страдать своего любимого! Он всхлипнул, и, разрыдавшись, точно малое дитя, неистово обнял Адама, прижался к своему ненаглядному крепко - крепко.
   - Булочка моя, - страстно целуя безмерно любимое лицо, сквозь слёзы говорил он, - Булочка! Как же я тебя люблю, если б ты знал! Прости меня, прости, прости! Я не могу без тебя, совсем-совсем не могу! Любимое моё Чудо, лапушка мой пушистенький! Люблю! Люблю! Люблю!
   Адам улыбнулся, - словно солнышко взошло! - тонкие горячие пальчики ласково и очень-очень нежно гладят лицо Марка: 310
   - Не надо, не трави себя понапрасну, любимый! Всё позади, всё закончилось, всё-всё, слышишь! Мы с тобой оба садовых дуралея, и мозги у нас набекрень, вот и чудим, как ясельные малыши! Забудь про всё, что произошло между нами, это всё было, оно в Прошлом! В Прошлом! В Настоящем и Будущем всё будет по-другому, абсолютно всё! Мы больше никогда не разлучимся, никогда-никогда, всегда-всегда будем вместе! Только ты и я! - он вздохнул, - Знаешь, может, оно и нужно было, чтобы так всё повернулось, чтобы мы ненадолго потеряли друг друга...
   Художник изумлённо смотрел на него. Что Адам такое говорит?! Кому это было нужно?! Уж точно, не ему, Марку!
   Юноша, предвидя реакцию любимого на свои слова, прижал палец к его губам, жестом велев молчать и выслушать его до конца.
   - Да, так было нужно, - продолжал парень, - нужно для того, чтобы нам обоим, наконец, стало ясно, как сильно мы на самом деле любим друг друга, так, что просто умрём вдали один от другого!
   Да, тут уж Марку возразить было нечего... Адам прав, абсолютно, безоговорочно прав!
   Разговор оборвался. Оба молчали. Да и до беседы ли, когда они просто с ума сходят от желания обладать друг другом?!...
   - Я помогу тебе, - только и сказал Адам.
   Парень принялся, в свою очередь, раздевать возлюбленного, но, в отличие от нетерпеливого Марка, делал это очень и очень медленно, словно растягивая удовольствие, чем заводил любимого ещё сильнее. Снимая с него облачение, Адам касался его лица, шеи, ушей летучими, лёгкими, дразнящими поцелуями, вгоняя всё Существо мужчины в неописуемый трепет.
   - Звёздочка моя ясная, - горячий шёпот Адама возле самых-самых его губ невероятно возбуждает Марка, ещё сильнее распаляя его, так, что тот едва в силах усидеть на месте, удержаться от того, чтобы немедленно, тут же, прямо на этой вот самой кровати, не овладеть им, - Звёздочка! Мой, единственный, родной, самый-самый-самый родной и единственный!
   Марк больше не мог сдерживать себя, он был не властен над собственными чувствами, они словно смерч, вырвались наружу и всецело завладели им. Он обхватил ладонями лицо Адама, всмотрелся в невероятные глаза, полыхавшие диким огнём. Чувствовал, что он сейчас просто сожрёт парня с потрохами, выпьёт его сердце и душу, по капельке всё его Существо!
   Марк слился с ним, овладел неистово, жадно, ненасытно. Его вторжение было бешеным, безумным и страстным, таким страстным, что это уже граничило с насилием. Адам метался по постели, выгибался и стонал от нереального наслаждения, его гибкие руки обхватили шею художника, ниже притянули его голову. Их 311
   губы соприкоснулись и уже больше не отрывались друг от друга. Слова "люблю тебя" и "хочу тебя" срывались в полумрак комнаты, когда они ненадолго прекращали целоваться, чтобы глотнуть воздуха, а потом поцелуй, ещё более дикий и сумасшедший, чем предыдущий, вновь соединял их жаждущие уста.
   Руки и губы Марка, нетерпеливые, страстные, путешествовали по любимому телу и всё, чего они касались, удостаивалось ласки. Художник впитывал несравненную, просто нереальную Красоту возлюбленного, впитывал каждой своей частичкой, он поглощал ненаглядного с невероятной алчностью, он вбирал его глубоко-глубоко в себя. Мужчина любил его до Умопомрачения и жаждал до Невероятия. Каждая клеточка Адама, каждая его молекула являлась для Марка Истинно Бесценной. В своём сердце он воздвиг для любимого алтарь, где всегда горела неугасимая лампада его Любви. Сжимая в объятиях своего единственного, целуя и лаская его, художник, вдруг осознал с отчётливой ясностью, что Таинство, вершащееся между ними сейчас, соединило их так прочно, как никогда прежде!
   "Ты мой, ты только мой! - ярким сполохом пронеслась в голове мысль, - Мой! Мой! Никому-никому тебя не отдам, ни одной живой душе! Я так люблю тебя, так люблю! Люблю! Люблю!".
   Это любовное Безумие продлилось, без малого, двое суток. Марк и Адам, до Самозабвения любя друг друга, едва не потеряв навсегда, и чудесным образом обретя вновь, уже не могли перестать сходить друг по другу с ума, сколько не утоляли безумный голод одного по другому, никак не могли его утолить, никак не могли насытиться друг другом. Им хотелось большего, большего и большего! Эти двое были настолько полны друг другом и своей Любовью одного к другому, что ничего иного, кроме как быть вместе и обладать друг другом, им не хотелось. Им не требовалось даже еды, единственная жажда, которая неизбывно терзала и мучила их, - жажда обладать друг другом! Иногда, вконец обессиленные, они ненадолго погружались в сон, но даже и тогда, их пылавшие тела не отодвигались друг от друга ни на миллиметр, а уста замирали в немыслимо страстном поцелуе. Оба настолько обезумели от Любви и Страсти друг к другу, что просто не могли остановиться. Они знали, что не смогут, никогда не смогут, даже, если обоим это будет грозить инфарктом или инсультом, или ещё чем-нибудь пострашнее! Они жаждали быть вместе, стремились к этому всем Существом! Остальное было за пределами их Жизни, их Мира, их Желаний.
   Казалось, этот Ураган, безжалостно круживший обоих в своём смертоносном вихре, должен был бы убить их. Но нет! Напротив, у этих двоих только прибавилось сил и энергии, оба ощущали, как сама Жизнь вливается в их сердца, души и тела с каждым следующим поцелуем любимых губ или прикосновением любимых рук. Это 312
   и называется умирать и рождаться заново. Они оба каждое мгновение сгорали в страстном пожаре безмерной и безумной Любви друг к другу, и каждое же мгновение этот пожар возрождал их. Невероятное наслаждение, которое доставлял Марку и Адаму полный контакт, когда тесно сплетались не только тела, ноги, руки и губы, но и их души, убивал их, но в то же время воскрешал к Жизни. Новое желание, ещё сокрушительнее и неистовее прежнего, настигало
   их ещё до того, как удовлетворялось предыдущее. Сколько они не упивались друг другом, упивались до потери пульса, они никак не могли прекратить желать один другого, желать так, что от этого перехватывало дыхание и на глаза наворачивались слёзы.
   Оба знали, чувствовали и понимали, что их встреча в этом Мире отнюдь не была случайной. Они всё равно бы познакомились, неважно, где и когда, через год, пять лет или когда им обоим исполнится девяносто. Они бы всё равно встретились, потому что оба являются Половинками друг друга! Они могут бегать один от другого, сколько угодно, могут даже пытаться отталкивать одного от другого, - всё равно это ничего не даст, все усилия их самих или кого бы то ни было ещё останутся втуне. Останутся по одной простой причине: нет во всех Мирах всех Вселенных, какие только существуют или могут существовать, таких сил, которые смогли бы разлучить эти две Половинки! Они Целое, всегда Им были и всегда Им будут! Им суждено было встретить и познать друг друга, их Любовь друг к другу так же неискоренима и вечна, как сама Жизнь. Она имеет множество форм, может переходить из одного состояния в другое, но Жизнь всегда остаётся Жизнью. Смерти нет, есть лишь переход в Другую Форму всё той же Жизни, в Иное Измерение. Эти двое могут быть разлучены физически, могут даже находиться на разных полюсах, - и всё равно это ничего не изменит. Их души и сердца всё равно будут вместе, несмотря на то, что тела существуют врозь. Их Любовь нельзя уничтожить, даже убив их. Они и после перехода в Иное Измерение всё равно отыщут друг друга и там, чтобы воссоединиться. Они- Близнецы! Жизнь Вечна! Любовь Вечна!
  
   Глава десятая.
  
   Наверное, никогда ещё в своей Жизни Элла Вельмирова так не ждала возвращения домой своего мужа, как в тот день, когда он должен был приехать из своей командировки в область.
   Уже с самого утра, не успев проснуться, она начала готовиться к встрече с ним, думать о том, что она скажет ему при встрече, какие слова приветствия произнесут её губы. Решение уйти от Дмитрия созрело в её душе окончательно и, как говорится, обжалованию 313
   не подлежало. Но внезапно, совершенно неожиданно для самой женщины, её Существо накрыла тень сомнения. Она-то скажет Вельмирову, что покидает его навсегда... Скажет, в этом можно не сомневаться! Вот только как это сделать?... Ох, стоило ей лишь на миг, на самое-самое маленькое мгновение, представить его мерзкую физиономию, её не менее мерзкое выражение, когда она, Элла, скажет мужу в лицо: "Я тебя ненавижу и больше не желаю быть с тобой под одной крышей ни мгновения!" (ну, или что-то другое, фразу, выстроенную по-иному, не настолько прямолинейно-жёсткую, но имеющую тот же смысл), как вся её решимость, вдруг, начинала колебаться! Да... Видимо, она слишком давно живёт с Дмитрием, так давно, что и не упомнить, в какой день у неё возникла идиотская мысль связать с этим уродом свою Жизнь! И эти годы, проведённые с мужем под одною крышей, годы, которые иначе, как тюремным заключением в колонии самого строгого режима, и не назовёшь, явно не прошли для неё даром, раз она дрожит при одной лишь мысли о встрече с мужем лицом к лицу, о разговоре с ним, что называется, начистоту! Дмитрий так запугал её, чуть ли не поработил (хотя, если хорошенько подумать и оценить ситуацию трезво, то... почему чуть ли? Именно поработил, да, так правильнее всего охарактеризовать их отношения в течение последних тридцати лет, прошедших с момента подачи заявления в загс! У них никогда не было настоящих супружеских отношений, отношений, выстроенных на Любви и Доверии. О нет, не было! В их совместной Жизни никогда не было ни Доверия, ни тем более, Любви или хоть какого-то намёка на это большое и светлое Чувство. Что их толкнуло друг к другу, ей до сих пор непонятно... Наверное, у неё просто произошло временное затемнение рассудка... Временное-то оно временное, вот только последствия этого самого затемнения она расхлёбывает до сих пор... А Дмитрий... Наверное, ему просто нужна была рабыня, не жена, а именно рабыня, послушное и бессловесное создание, которым он бы мог управлять, как своею личной марионеткой, которая была бы послушна воле своего господина и повелителя (коим Вельмиров себя мнил), и ни в коем разе (упаси её от этого!) не имела бы своего собственного мнения! Именно на такой вот "основе" и держался их брак все эти годы... Колосс на глиняных ногах...), что до сих пор Элла даже мысли не допускала, что когда-нибудь сможет оставить опостылевшего мужа, которого, в сущности, она самой же себе и навязала! До сих пор... Ей всё казалось, что удел Женщины - терпеть и подчиняться... Подчиняться всем и всему: обстоятельствам, Жизни, мужу... Она должна, она просто обязана терпеливо идти по тому Пути, который избрала, идти упрямо и упорно, никуда не сворачивая, ни на что и ни на кого не оглядываясь... Как знать, может быть, в конце этого самого Пути, её будет ждать желанная Награда?... 314
   Что это за Награда, Элла не знала, да особо и не задумывалась над этим... Она просто шла вперёд (хотя, если, опять же, хорошенько подумать, скорее, не шла вперёд, а топталась на одном месте, просто ей по глупости и наивности казалось, что она движется), шла, стиснув зубы, шла, даже не думая взбунтоваться или хотя бы остановиться и спросить саму себя: а куда она, собственно, движется и зачем ей это нужно?...
   А потом в её Жизнь сумасшедшим вихрем ворвалась Любовь... Любовь, беспредельная в своей Мощи и Величии... Её любимому удалось сделать то, чего не смог её благоверный за всё время их брака, а именно - разбудить в ней Женщину! Да - да, именно Женщину, а не просто некое существо женского пола! Он смог пробудить её Чувственность и темперамент, то, о существовании чего у самой себя Элла даже и не подозревала! Она-то глупая, понятия не имела о том, что вообще способна что-либо чувствовать, в особенности, к мужчине... Ну, да у неё ведь и мужчин-то не было никогда, она же до Дмитрия и не встречалась ни с кем. Дмитрий оказался её первым... Во всём первым: её первым разочарованием, первым человеком, кого она возненавидела в своей Жизни, первым мужчиной (если этого неотёсанного мордастого борова можно назвать таким словом), после которого Элла вообще зареклась иметь дело с противоположным полом. Ей тогда казалось, что все, абсолютно все мужчины на свете похожи на её мужа.
   Женщина невесело усмехнулась своим воспоминаниям о первых годах совместного существования с Вельмировым (она упорно не могла считать эти годы "Жизнью"). Ещё до замужества, когда Дмитрий только ухаживал за ней (надо отдать ему должное, делал это красиво и со знанием предмета. Очевидно, был опытен в данной части), Элла, порой, замечала у него определённые свойства натуры, так, незначительные штришочки, умело скрываемые, посему не слишком и видные, те штришочки, которые очень ясно могли бы охарактеризовать личность её будущего спутника Жизни. Он уже тогда, иной раз, проявлял излишнюю нетерпимость по отношению к тем, кто бывал с ним в чём-либо не согласен, или неумеренную властность там, где гораздо больших успехов можно было добиться, найдя куда более мягкий подход. Всё это просвечивало через плотно прикрытые тёмные шторы, которыми Вельмиров завешивал окно своей истинной Сути. Но по молодости (и, опять-таки, по глупости) Элла не придавала своим неприятным открытиям особенного значения. Она даже пыталась как-то извинить Дмитрия, списывая эти недостатки на особенности холостяцкой одинокой Жизни. Вот жениться, появиться у него хоть одна родная душа, хоть кто-то, кто будет заботиться о нём и беречь его, глядишь, и станет мягким и податливым. Долго ли превратить кусок сухого бревна в 315
   цветущее дерево, если делать это терпеливо и умеючи? Да... Оказалось, бревно так и осталось бревном...
   Только дважды в своей Жизни Элла была по-настоящему Счастлива: когда повстречала своего единственного, и тогда, когда в её Жизни появился её ненаглядный Адамушка, её сыночек.
   При воспоминании о сыне на глаза женщины навернулись слёзы, горло перехватил стальной обруч, стало трудно дышать.
   Адам, Адамушка, цветочек мой синеокий, где-то ты сейчас? Как складывается твоя Жизнь? Есть ли у тебя хоть кто-то, кто смог бы любить тебя так, как любит тебя твоя мама? Или ты скитаешься, одинокий, по дорогам Жизни, и нигде не отыщешь приюта своей душеньке?
   Элла страшно тосковала по сыну. Прошло уже добрых две недели с тех пор, как они виделись в последний раз. Две недели! Подумать страшно, как давно это было! Как давно! Как она скучала без Адама, как ей хотелось бросить всё и умчаться к нему, обнять любимые ножки, осыпать бессчётными поцелуями каждый пальчик, и так и умереть, обнимая и целуя его!
   Наверное, ни одна мать в мире, даже самая заботливая и любящая, никогда не сделает того, чего жаждала Элла. Объяснение крылось в одной просто истине: женщина видела в Адаме не только собственного ребёнка, но, в первую очередь, своего любимого Мужчину, именно Мужчину, а уже потом сына.
   Элла так хотела быть с ним! Но она понимала, что Дмитрий этого не допустит. О нет, не допустит! Он будет делать всё зависящее и независящее от него, чтобы помешать им воссоединиться, зная, что именно это и является самым заветным желанием его жены! А вот если она оставит Вельмирова, уйдёт от него... О, тогда она сможет быть со своим ненаглядным, тогда уже никто и ничто не будет стоять между ними!
   Осознание этого придало Элле решимости сегодня же начать с мужем неприятный, но необходимый разговор. Только она всё никак не могла найти подходящий случай это сделать. Не успев вернуться домой, Дмитрий тотчас же отбыл в свой офис решать какие-то деловые вопросы, связанные с прошедшей поездкой в область. Домой он приехал очень поздно, Элла уже спала. Так и пролетели эти две недели. Дмитрия целыми днями не было дома, он появлялся, иной раз, далеко за полночь, когда жена уже легла.
   Но ничего, как-нибудь она его поймает, улучит минутку, когда Дмитрий будет дома целый день. Вот тогда и поговорим с тобой, друг ситный!
  
   - Давай уедем ненадолго куда-нибудь, - предложил Марк Адаму.
   Художник сидел на стуле у открытого окна, на коленях у него уютно устроился его возлюбленный, гибкие руки обвились вокруг шеи, голова прислонилась к его плечу. 316
   Момент был очень личным, интимным. Марк чувствовал себя таким Счастливым! Его ненаглядный лапушка, наконец-то, снова с ним, вот он, так доверчиво прильнул к его плечу, и в доверчивости этой столько хрупкости и в то же время силы! Какие страшные часы они пережили, когда едва не потеряли друг друга навсегда, когда чуть не умерли от того лишь, что не могли быть вместе!
   От этих воспоминаний, таких жутких, Марку стало плохо, голова закружилась, в глазах потемнело, сердце полоснула такая Боль, что он невольно охнул и зажмурился.
   Адам почувствовал его состояние ещё прежде, чем сам художник успел отреагировать на свои ужасные мысли. Юноша поднял голову и с тревогой всмотрелся в его глаза.
   - Милый, что с тобой? - в любимом голосе столько нежной заботы!
   У Марка перехватило дыхание. Сердце быстро - быстро застучало в груди, словно били маленькие такие молоточки, били основательно и ощутимо, - Тебе нехорошо?
   Художник, молча, отрицательно покачал головой.
   Понемногу его начало отпускать. Открыв глаза, окунулся в малахитовую синь громадных озёр, эти озёра близко - близко, и вода в них, сияя ласковым солнышком, тёплая - тёплая!
   Марк глядел в самую глубину этих бесконечно родных озёр, откуда ему лучистой улыбкой светилась сама Любовь, Любовь во всей своей безграничной Многогранности, Безумии и Страсти.
   Ну, почему он так его любит?! Чем его околдовал этот невероятный, невозможный мальчишка, что он просто жить без него не может?! Он же умереть готов за один его взгляд, он на эшафот взойдёт за один лишь его поцелуй, а за одну - единственную ночь с ним он готов... Да неизвестно, на что он готов, только бы иметь возможность любить его со всей нереальной силой и Страстью, какие он к нему испытывал, обнимать и ласкать его!
   "Люблю тебя, булочка моя! Как же я тебя люблю!".
   Огненные пальцы Марка обхватили обожаемое лицо, он притянул к себе чёрную взъерошенную голову и прильнул губами к ненаглядным пухленьким губкам, запечатлев на них бесконечно нежный, невероятно страстный и очень - очень долгий, глубокий поцелуй. Адам, мгновенно воспламенившись (впрочем, слово "мгновенно" не совсем подходит сюда, потому что страстное желание обладать Марком, его душой, сердцем и телом, так же как и отдавать ему всего себя без остатка, неизбывно присутствовало в юноше, эта неистовая жажда постоянно терзала и сжигала его), подался к возлюбленному всем телом и с лихорадочным Безумием ответил на его поцелуй.
   Эти поцелуи неизбежно потянули за собой другие, - и скоро оба вообще перестали воспринимать весь остальной Мир. Мир был где-то там... Где-то далеко... Им не было до Него никакого дела... 317
   Они слишком любили и желали друг друга, чтобы обращать внимание на что-то ещё, помимо них самих...
   Нежность перевоплотилась в Страсть, объятия стали крепче, поцелуи - требовательнее. И вот уже оба изнемогают от безудержной жажды овладеть и обладать друг другом, они буквально сходят от этой жажды с ума. Мысли у обоих путаются, они вовсе перестают что-либо соображать. Только одно важно и сейчас, и всегда... Только одно...
   Это было форменным Безумием, так желать друг друга после предшествующих двух дней, когда они яростно, до Сумасшествия, забыв про всё на свете, не выпускали один другого из объятий, занимаясь Любовью с немыслимой, какой-то космической Страстью! Но эти двое всё равно хотели друг друга, даже ещё сильнее, чем раньше. Они могли наслаждаться друг другом буквально сутками, и всякий раз, не успев ещё прийти в себя после своих нереальных по силе и продолжительности ураганных вспышек, снова жаждали один другого, ещё неистовее, чем прежде. В их отношениях намертво сплелись в стальной клубок безмерная, просто сумасшедшая, абсолютно безумная и неискоренимая Любовь друг к другу, бешеная, вулканическая, голодная, маниакальная Страсть и потрясающая Гармония, Спаянность, Слитость воедино их душ и сердец.
   Нетерпеливые руки Марка, пробравшись под одежду Адама, с жадностью гладят и ласкают горячую гладкую кожу. Он ощущает глубинный трепет любимого, внутренний отклик его Естества на эту требовательную ласку. Юноша, оторвавшись от губ художника, смотрит ему в глаза, взгляд затуманенный, пьяный, в лиловой сини громадных глаз - испепеляющая Страсть. Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, парень соскакивает с колен возлюбленного и хочет бежать от него, словно опасаясь дать себе полную волю, боясь причинить любимому боль, если он вовсе перестанет себя контролировать.
   Сбежать не получилось. Марк перехватил Адама тут же, на месте, сгрёб любимого в охапку, отнёс к кровати и упал с ним вместе на подушки, с силой прижав парня своим телом, не давая тому даже пошевелиться.
   - И не думай! - задыхаясь, горячо заговорил художник, голос хриплый, взгляд полыхает безумной Страстью, он готов съесть возлюбленного! - Не пущу никуда! Любимый мой мальчишка, - сумасшедшие губы осыпают жадными поцелуями любимое лицо, - Любимый! Ты весь мой: твои губки и ушки, твои лицо и тело, твои сердце и душа, - всё это принадлежит мне и только мне одному!
   Адам тихо, счастливо улыбается ему.
   - Люблю тебя! - слышит художник самые желанные на свете слова!
   Его ненаглядный любит его! Марк не только ощущает, он знает, как сильно Чувство Адама к нему, гораздо сильнее и глубже, чем 318
   это вообще реально даже представить! Но каждый раз, как обожаемые пухленькие губки, те самые губки, которые он так любит целовать, произносят эти три заветных слова, всё Существо художника, до самой-самой глубины, испытывает невероятный трепет, каждый раз он слышит их, будто впервые, слышит, шалея от невероятного Счастья и в то же время боясь поверить в них, Марку всё кажется, он спит и видит чудеснейший сон, который исчезнет, стоит лишь ему проснуться. Порой, глядя на возлюбленного, с нежностью любуясь им, художник начинает сомневаться в истинности существования этого фантастического юноши. Может, его слишком пылкое и впечатлительное воображение просто нарисовало ему Адама, и он поверил в то, чего на самом деле нет?... В такие минуты Марк с особенным трепетом касался безмерно любимого лица, гибких тонких рук, всего этого желанного тела, словно стремясь уверить самого себя, что он не спит, и Адам - вовсе не плод его богатой фантазии, он существует на самом деле!
   Сейчас их Песнь звучала по-иному, чем раньше. Её мотив то нарастал, взлетая всё выше и выше по спирали, наливаясь мощью и невероятной силой, достигая запредельных высот, то неожиданно срывался вниз, в самые тёмные глубины, становясь тягучим, его ритм замедлялся, огненный вихрь, рассыпавшись на триллионы дробящихся искр, замирал, тёплым дремотным бархатом окутывая разгорячённые тела. Недолгая передышка покоя, - и вот уже снова они стремглав несутся ввысь, чтобы воспарить в запредельной солнечной выси небес.
  
   - Ты ничего не ответил на моё предложение, - Марк, лёжа на боку, лицом к Адаму, распластавшемуся на животе, положив руки под голову и влюблённым, невероятно нежным взглядом смотревшему на него из-под длинной густой завесы ресниц, очень-очень нежно проводит самыми кончиками пальцев по стройной гибкой шее юноши, по гладкой обнажённой коже спины, словно очерчивая их линии. Как всегда при прикосновении к любимому художника охватывает безудержное желание, он едва в силах его побороть. Нельзя же, в самом деле, бесконечно заниматься Любовью, хоть и очень - очень хочется, даже, если рядом - безмерно любимое тобой создание, одна лишь мысль о котором уже сводит тебя с ума! Этак недалеко до больничной койки, точно! Ни один организм, каким бы он ни был здоровым и сильным, не выдержит такого марафона. Они и так провели в объятиях друг друга три дня, два из которых были посвящены Любви, в том числе и Её физической составляющей, а сегодняшний, третий, день, прошедший со времени их примирения друг с другом (о, как сладостно само сознание того, что они снова воссоединились, чтобы остаться друг с другом навсегда!), 319
   стал полновластным продолжением двух предыдущих. Всё, надо остановиться! Только как тут остановишься, когда рядом с тобою Он, ненаглядный, единственный лапушка, и стоит тебе бросить на Него лишь мимолётный взгляд, как ты мгновенно теряешь контроль над собой и своими чувствами?!
   Адам улыбнулся любимому тихо и нежно, но улыбались лишь губы, в глазах, в самой глубине, неистовствовал тот же страстный пожар, что и в глазах художника, устремлённых на него.
   - Куда ты хочешь поехать? - спросил юноша, голос прозвучал немного неестественно, натянуто и хрипло.
   - Помнишь, в самом начале нашего знакомства я говорил тебе про свои заповедные места, где раньше, кроме меня, никто не бывал и куда я хотел взять тебя?
   Парень кивнул. Конечно же, он помнил! Они ведь собирались туда вместе, а потом... Потом столько всего произошло!
   - Что, если нам отправиться туда, прямо завтра, а?
   - Неплохая идея! - невероятные синие глаза зажглись ярким, искристым светом, - Мне всегда нравилось искать и находить что-то новое, неизведанное, не открытое ещё никем. Свежие впечатления столько дают душе, они подпитывают воображение, помогают потом создавать поистине изумительные вещи! Я Художник по самой своей Сути, я люблю Творить, люблю отображать Реальность не такой, как Она выглядит для большинства обывателей, а такой, какой вижу Её я.
   Марк кивнул. Он сам точно так же воспринимал Мир.
   - Наше путешествие лучше начать на рассвете, - сказал он, - Рассвет - это пограничное время между Сном и Бодрствованием, часть Природы уже пробудилась, часть ещё спит. Этот промежуток суток наполнен некой мистической тайной, в нём столько неразгаданного, столько головоломок и шифров, которые необходимо разгадать и прочесть! Я и работать люблю с утра, это наиболее благодатное время для осуществления всех задумок. К тому же, именно на рассвете меня посещают самые необыкновенные идеи, многие Вещи воспринимаются совсем иначе, нежели днём, - художник, вдруг, невесело усмехнулся, потом лицо его болезненно исказилось, - Хотя... Если признаться честно, раньше я ненавидел рассвет. Я возненавидел его тогда, когда встретил тебя. Потому что..., - глаза его влажно замерцали, - Потому что... Понимаешь, когда всю ночь ты видишь Сказку, самую-самую прекрасную Сказку на свете, а потом, проснувшись, разом, без всякого перехода, погружаешься в тягучее болото Реальности, когда осознаёшь, что всё, увиденное тобою во сне, тебе всего лишь приснилось, что этого нет..., - судорожно выдохнув, художник умолк.
   Горячая нежность затопила всё Существо Адама, когда он слушал возлюбленного. Он ощущал его Боль так, словно испытывал Её 320
   сам. Юноша знал, что чувствовал Марк, потому, что сам проходил через то же каждый день и каждую ночь... Это было тогда, когда они ещё не жили вместе. А ему так хотелось этого, он с ума сходил от желания соединиться с возлюбленным, соединится сердцем, душой, телом и разумом, соединиться навеки! Он так любил Марка, так желал его, так стремился к художнику всеми фибрами себя! Адам просто не мыслил себя, своей Жизни, без него. О нет, совсем не мыслил!
   Парень придвинулся к художнику. Всё Естество Марка затрепетало, на какое-то время он даже дышать перестал от охватившего его сильнейшего волнения, когда совсем рядом, близко - близко, увидел малахитовую синь фантастических глаз, он буквально утонул в них. Окружающая Действительность испарилась в мгновение ока, художник уже ничего не видел и не воспринимал. Только одни эти невероятные глаза... Его глаза...
   Марк чувствует нежное, любовное прикосновение тонких горячих пальчиков, они гладят и ласкают его лицо.
   - Не надо милый, перестань, - самый любимый голос на свете такой ласковый, тёплый, такой родной! - Мы вместе! Так всегда было и будет! Мы соединились на веки вечные, и больше никогда не разлучимся!
   "А Нанетта? - неожиданным сполохом промелькнула в голове Марка предательская мысль, мысль, полоснувшая сердце остриём Боли, - Как же она? Ты забыл о ней?".
   Мысль вслух высказана не была, однако Адам всё равно прочёл её. Гибкие пальцы с неожиданной силой сжали подбородок Марка.
   - Милый, любимый мой дуралей! - в голосе парня нежный, ласковый упрёк, - Какая блажь приходит иной раз в твою умненькую головушку! Я знаю, ты подумал о Нанетте, о наших с ней отношениях. Да, я очень, очень люблю её, всегда любил и всегда буду любить! Но я люблю её только как Друга! Как Друга, понимаешь! Не как Женщину! Мы с нею - Друзья, вот и всё! А ты, - огненный поцелуй обжёг губы Марка, - ты - моя Жизнь! Я тобой живу, тобой дышу, ты - моя Радость и Счастье, моя Боль, моя Страсть, моё Безумие без конца и края, моя Самая-Самая-Самая Большая Любовь, Единственная и Настоящая, ты - это я сам, понимаешь, ты - моё Сердце, Душа, мои Мысли и Чувства, моя Вечность! Звёздочка моя, ненаглядный, я так люблю тебя! Я люблю лишь тебя одного, а всё остальное не имеет значения! Если Нанетта, вдруг, не захочет больше меня видеть, мне будет очень больно, я знаю это. Но я выдержу! Если же меня покинешь ты..., - голос оборвался, Адам больше не мог говорить, в зеленовато-сапфировой глубине прекраснейших глаз бриллиантами засверкали слёзы.
   Марк слушал любимого и понимал, что это правда. Он чувствовал это! Адам действительно умрёт без него, он просто не сможет 321
   жить без него и вне его! Так же, как и он, Марк, не сможет жить без него, своего ненаглядного лапушки, своей сладенькой булочки!
   Сердце неистово рванулось к возлюбленному. Художник потянулся к Адаму, сжал бесконечно дорогое лицо ладонями и приник к пухленьким губкам, поцелуй дышал безумной Любовью и сумасшедшей Страстью. Ответный поцелуй любимого был таким же огненным и испепеляюще - жадным.
   Поцелуй за поцелуем, - и они уже не в силах остановиться.
   Время исчезло, они просто забыли о Нём... Исчезло и Время, и всё, что их окружало... Эти двое всецело растворились друг в друге, растворились всем своим Естеством...Они любили друг друга так, как никто ещё не любил! Они знали и чувствовали, что будут любить друг друга всегда, их Любовь по-настоящему Вечна, даже, когда они уйдут с этой Земли, их Любовь останется жить, она всегда будет пребывать в них, всегда!
  
   Нанетта лежала без сна на своей широкой кровати (которая казалась ей и вовсе безразмерной теперь, когда Адама больше не было с нею рядом) в собственной спальне на втором этаже шикарного особняка на самой окраине города, в недавно застроенном районе. Ей не впервой случалось бодрствовать ночами, бессонница стала её постоянной гостьей, как только темнота окутывала уставшую землю тягучим покрывалом сновидений. В который уже раз она самой себе задавала один и тот же вопрос: почему всё так?! Почему её бесценное Сокровище, тот, ради кого она, не задумываясь, отправится хоть на виселицу, не с нею, а с кем-то другим?! Чем этот "другой" лучше неё, Нанетты?! Что такого необыкновенного в этом Марке, что Адама просто невозможно от него оторвать, парень так и льнёт к нему?! Внешность... Ну да, малый вполне себе ничего, симпатичный... Но нельзя же влюбиться лишь в одну смазливую физиономию, это же абсурд! Не таков Адам, чтобы клюнуть на эту дешёвую удочку! К тому же, и она, Нанетта, далеко не уродина, вон, сколько мужиков сходят по ней с ума! Тогда в чём тут дело?! В чём?! К сожалению, женщина не могла ответить самой себе на этот вопрос...
   Да, она пообещала себе, что перестанет преследовать Адама, отпустит его, предоставит любимому полную свободу Жизни, Выбора и Действий. Так-то оно так... Вот только выполнить это обещание у неё вряд ли получится... Слишком она его любит, слишком стремится вернуть, слишком жаждет опять занять центральное место в его сердце! Что ж, есть ещё одно средство заполучить её ненаглядного... Средство могущественное, проверенное Временем... Деньги! Вот тот ключ, который отпирает любые замки и двери! Кто имеет деньги - имеет всё! У неё есть деньги, очень-очень-очень много денег! Ей самой столько не нужно, у неё есть почти всё, что необходимо 322
   для комфортной Жизни в своё удовольствие. Она может припеваючи существовать, ничего не делая, хоть до конца своих дней, да ещё и прилично останется для её наследника, если таковой когда-нибудь появится. Так почему бы не пустить хотя бы малую частичку этих ресурсов на нужное дело?
   На лице Нанетты появилась улыбка, но не та, мягкая, нежная, которую так любил её Адам, а жёсткая, почти жестокая, надменная, хищная. Это была уже не улыбка, скорее, теперь выражение красивого лица больше напоминало оскал зверя. Лебёдушка превратилась в львицу.
   Она вернёт Адама, вернёт, чего бы ей это ни стоило! Пусть то, что она задумала, и нечестно, но, кто сказал, что игра обязательно должна быть честной и достойной?! Не зря же говорят, что в Любви, как и на войне, все средства хороши! Она начнёт боевые действия, развернёт целый арсенал уловок и капканов, чтобы добиться желаемого! Она пойдёт на что угодно, вплоть до убийства, если понадобиться (о, с каким наслаждением она уничтожит Марка, сотрёт его в порошок, сделает так, чтобы ни его следа, ни памяти о нём не осталось на этой Земле! Как она ненавидит его! Ненавидит за то, что Адам так любит его!)! Адам, конечно, возненавидит её, если узнает о её планах. Ну, так почему он должен узнать? Она скроет от него свои мысли, парень никогда не доберётся до правды, потому что свидетелей её преступления не будет, даже, если таковые, вдруг, объявятся, она их уничтожит, если же это не удастся по каким-либо причинам, она повернёт всё так, что её любимый будет думать, будто они ему солгали о ней!
   Нанетта ужаснулась собственным мыслям. Мама дорогая, какое чудовищное дело она замыслила! Она собирается лишить Жизни человека, единственная вина которого лишь в том, что его любит её ненаглядный Адамушка! Адам вправду любит этого Марка, очень любит! Это же ясно, как день! До сих пор у неё перед глазами тот момент, когда они встретились тогда, в её кабинете, после своей ссоры! Как они целовали друг друга! Так целоваться можно лишь с любимым!
   Что же ей делать?!... Что делать?! Она же умирает без любимого, сил нет так мучиться, зная, что её бесценный лапусик сейчас с ним!...
   Ай, всё равно, была-не была! Она попробует это последнее средство. Она даст Марку денег, много-много, столько, сколько он ни разу в Жизни и не видел, даст, и будет умолять его отдать ей Адама, ну, хотя бы на время, хоть на одну-единственную ночь! Всего на одну ночь! У неё не выйдет забрать парня себе насовсем, это Нанетта прекрасно понимала. Но одолжить его у его возлюбленного на несколько часов, она вполне может попытаться. А вдруг? Тот, конечно, любит Адама (о, в этом тоже можно не сомневаться, её ненаглядного просто нельзя не любить!), но ведь деньги, да ещё такая сумма, тоже, знаете ли, 323
   на дороге не валяются! Естественно, Адам ничего не будет знать об этой сделке, не нужно ему знать обо всей подобной грязи, это может сильно ранить его любимую душеньку, потому что, несмотря на то, что её единственный в плане жизненного опыта далеко не маленький невинный мальчик, его сердце, душа, весь внутренний Мир по-детски чисты и первозданны. Она устроит всё так, чтобы Адам сам захотел с ней увидится (правда, она пока ещё не знает, как это сделать, да что-нибудь придумает!). Можно будет чем-нибудь напоить его... Подсыпать в бокал с напитком лёгенького снотворного, хоть из того арсенала, прописанного ей доктором, чтобы не причинить вреда здоровью любимого, так, просто ненадолго усыпить его. А пока Адамушка будет видеть сладкий сон, она... О, что она сделает! Что сделает! Как она будет целовать его, расцелует триллион раз каждый миллиметрик его обожаемого личика и желанного тела, она станет ласкать его, она раствориться в нём, забыв обо всех и всём, забыв о себе самой!
   Выражение лица Нанетты снова изменилось. Теперь на нём возникла тихая счастливая мечтательность. Женщина тихо улыбалась самой себе.
   Послезавтра у неё день рождения. Придёт много гостей. Ей нравятся шумные празднества, поэтому в доме у неё всегда толпится куча народу в такие дни. Ей исполнится тридцать пять, своеобразный юбилей, хоть и не круглый. Она пригласит Адама и его приятеля (хотя приглашать последнего ох, как не хочется!). Тогда всё и случится, уж она постарается, чтобы ничего не сорвалось, будьте уверены!
   Нанетту обуяла такая безудержная Радость, что она запела, а потом задорно, как девчонка, рассмеялась. Она ещё возьмёт реванш! Она получит своего ненаглядного упрямца, никуда он от неё не денется! О нет, не денется!
  
   Резкий звук диссонансом ворвался в сонный полумрак комнаты. Адам вздрогнул и открыл глаза. Первое мгновение не мог понять, откуда доносится этот звук, и что вообще его разбудило. Секунда-другая сонного недоумения, - и он понимает, что это звонит его мобильный телефон, оставленный вчера на тумбочке возле изголовья кровати. Повернув голову, мельком глядит в окно. С удивлением замечает, что уже давно рассвело, мало того, неяркие лучи осеннего солнца нежным золотом окрасили стены и потолок. Значит, сейчас, как минимум, часов девять утра, возможно, и позже. Заспались они, однако! Хотя... Не так уж и заспались, если принять в расчёт бессонную ночь, когда он и его любимый не выпускали друг друга из объятий, с такой Страстью предаваясь Любви, что их восторженные, безумные возгласы и стоны, наверное, были слышны всем соседям, а, может, даже и на улице! 324
   Телефон всё звонит и звонит, не умолкая. Это ужасно раздражает, особенно, с утра; ты ещё толком не успел проснуться, а кому-то уже понадобился! Адам, не вставая с кровати, потянулся к тумбочке, взял мобильник в руки, поглядел на высветившийся на экране номер. Блин, ну, почему у него такой идиотский аппарат, почему здесь не предусмотрена функция внесения в адресную книгу имени абонента?! Номер вписать можно, а имя, фамилию, прозвище или вообще хоть какие-нибудь иные опознавательные знаки человека, чтобы потом можно было сразу определить, кто звонит, занести нельзя! Вечно приходится думать да гадать, кому из знакомых принадлежит отобразившийся номер!
   Нажал клавишу ответа:
   - Да! - какой же хриплый у него со сна голос!
   На том конце довольно долго молчали, словно не решались говорить.
   Адам обозлился. Наверное, это чья-то дурная шуточка!
   - Да! - теперь в его голосе появились металлические, властные ноты.
   - Привет! - звонила Нанетта.
   Вот уж чьего звонка он ну, никак не ожидал! Парень сначала даже как-то растерялся.
   - П...привет!
   - Разбудила?
   - Да. Мы ещё спим.
   Последняя фраза, особенно слово "мы", опять вызвало молчание на другом конце. Потом Адам услышал тяжёлый вздох, похожий на всхлип, который, впрочем, был тут же подавлен, Нанетта опять заговорила спокойным, мягким и вкрадчивым голосом, тем голосом, который юноше всегда нравился:
   - Прости, что разбудила тебя...вас. Я чего, собственно, звоню: у меня завтра день рождения. Хочу тебя видеть. И..., - минутное молчание, потом Нанетта продолжила, правда, не без труда, - И твоего приятеля тоже. Подарков никаких не нужно, главное, чтобы ты пришёл! Очень прошу, приходи! Обещаю, никаких эксцессов с моей стороны не будет! Хоть я тебя и очень люблю, но... Но отпускаю тебя! - голос женщины дрожал, как натянутая струна, Адам чувствовал, каких невероятных усилий Нанетте стоит сдерживаться и не разреветься в голос прямо сейчас, в трубку.
   - Девочка моя родная, не надо так! - он говорил с горячей нежностью, Адаму так хотелось утешить, успокоить её! - Не надо так расстраиваться! Я тоже тебя очень и очень люблю, ты же это знаешь! Я всегда любил тебя, всегда!
   Молчание на том конце. Всхлип. Ещё один.
   - Я знаю, - голос у Нанетты тихий, какой - то придушенный. Чувствуется, она борется с собой и своими чувствами до последнего. Помолчав немного, уже более окрепшим тоном, спросила, -
   Так ты...Вы придёте? 325
   Адам задумался. Стоит ли соглашаться? Он ведь знает, как сильно Нанетта любит его, знает, как мучительно ей будет увидеть его вновь, да ещё и с Марком! С другой стороны, если отказаться от её приглашения, Нанетта обидится. Мда... Вот так задачка! Как же сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы?... Видно, придётся принять приглашение... Может, в самом деле, его подруга не станет ударяться в какое-нибудь умопомрачительное Безумство...Может быть...
   - Хорошо, мы придём, - ответил парень за себя и своего возлюбленного.
   - Спасибочки! - голос Нанетты повеселел, но Адам мгновенно уловил, насколько фальшива и притянута за уши эта весёлость, - Целую крепко-крепко твою бесподобную мордашку! Пока! - она послала Адаму поцелуй в трубку и отключилась.
   Юноша дал отбой. Некоторое время лежал, не шевелясь, рассеянно глядя в одну точку, приложив мобильник ко рту. Парень ощущал некую раздвоенность в самом себе. С одной стороны, он понимал, что Нанетту нужно остановить, нельзя позволить ей и дальше сходить с ума, иначе это, в конечном итоге, её же саму и погубит. А с другой, ему было бесконечно жаль эту чудесную женщину, жаль до слёз! Почему она так фанатично его любит, так сильно к нему привязана?! Так же нельзя, ведь тут и до психушки недалеко! Нанетта такая Прелесть, такое невероятное Чудо, да любой мужчина спятит от Счастья, если она его полюбит! Любой! "Кроме тебя", - мелькает в голове мысль. Да, любой, кроме него... Но в том-то и вопрос, что самой Нанетте как раз и нужен только он! Загадка из загадок... Головоломка...Решит ли он эту головоломку хоть когда-нибудь, Адам не знал...
   Даже не глядя, почувствовал, что Марк смотрит на него. Повернулся к нему. Художник, в самом деле, лежал на боку, подперев голову рукой, и в упор смотрел на него, взгляд напряжённый, настороженный. Ясно, его возлюбленный слышал весь разговор с Нанеттой. Оно и нетрудно услышать, он-то голоса не понижал, говорил достаточно громко.
   - Она звонила? - голос Марка спокойный, но Адам сразу почувствовал, что спокойствие это наигранное.
   - Да.
   - Чего хотела?
   - Приглашала нас завтра на день рождения. Обоих!
   Марк был удивлён. Ну, почему эта сумасшедшая пригласила Адама, понятно. Но зачем ей он, Марк? Не иначе, эта бабёнка что-то замыслила!
   - Странное желание, в высшей степени странное, - раздумчиво проговорил он.
   Адам пожал плечами: 326
   - Не вижу в этом ровным счётом ничего странного. Нанетта пригласила меня, а, поскольку я не приду без тебя, и она это знает, то решила и тебя пригласить заодно со мной. Вполне логично.
   Да, действительно, вполне логично, возразить нечего...
   Марк замялся, словно подбирая слова, будто не решаясь высказать вслух мысль, не дававшую ему покоя... А мысль эта была, ещё как была! И она просто сводила художника с ума! Нет, надо высказаться вслух, нужно спросить Адама прямо, без обиняков о том, что его так мучает, иначе он просто спятит!
   - Скажи... Я слышал... Ты говорил Нанетте, что любишь её... Очень... Это... Это правда?..., - на Адама смотрели его глаза, полные такой Муки, такого Страдания, смотрели с жадным ожиданием.
   Парень понял, что гнетёт его любимого, почему художник задал ему этот вопрос! Всё его Существо накрыла чудовищная волна Боли, Боль была такой силы, что Адам почувствовал, как его буквально разрывает на части. Марк не верил ему! Он сомневался в нём и его чувствах! Иначе, зачем бы ему задавать этот идиотский вопрос?!
   Юноша резко поднялся, сел на кровати и, повернувшись к мужчине всем телом, прямо посмотрел ему в лицо, громадные глаза тёмные-тёмные, почти чёрные, словно кто-то намешал в прозрачную синь чернил, и в них - безумная Боль.
   - Мама дорогая, какой же ты дурень! - заговорил Адам, в голосе - та же безумная Боль, что и во взгляде, - Какой ты кретин! Ты так ничего и не понял, ну, совсем ничегошеньки! - губы его дрожали, глаза влажно замерцали, казалось, ещё немного, - и парень расплачется. Но этого не произошло. Усилием воли Адам взял себя в руки. Отвернувшись от Марка, он стремительно соскочил с кровати, схватил со стула одежду и принялся торопливо одеваться.
   Художник понял, что допустил промах. В очередной раз! Он усомнился в честности и чистоте чувств своего ненаглядного, чем обидел его! Да уж, он точно кретин, ещё какой кретин! Адам совершенно прав!
   - Лапушка, лапушка, постой! - художник вскочил с кровати следом за возлюбленным, подбежал к нему, схватил за плечи, попытался обнять.
   Адам резко, грубо отпихнул его с такой силой, что Марк снова полетел на кровать. Парень выпрямился и теперь смотрел на него, взгляд просто огненный. Адам почти оделся, осталось только накинуть куртку, которая висела на спинке стула.
   - Хватит! - горячо и страстно заговорил он, - Хватит, слышишь! Я устал от твоей Ревности, совершенно необоснованной! Твой вопрос только лишний раз доказал, что ты не веришь мне, не веришь в мою Любовь! Получается, - он задохнулся, - Получается, ты всё это время, что мы вместе, ни капельки ни в чём не убедился, не понял, что в моём сердце и в моей душе больше ни для кого другого нет 327
   места, потому что только ты, ты один полновластно правишь там! А я... Я сам идиот, может, ещё побольше твоего! Я со всей своей дури вообразил, что между нами давно всё выяснено, ещё в прошлый раз, что все сомнения разрешены, расставлены все точки над "i", что наша Любовь друг к другу неизмеримо сильнее и выше всех досужих домыслов и подозрений! Выходит, я ошибался... И из нас двоих по-настоящему люблю лишь я... Для тебя же всё то, что между нами было, всего лишь игрушка, забава, которая быстро тебе приелась, вот ты и ищешь повод быстренько всё свернуть, что называется, в трубочку! Видеть тебя не хочу! Никогда! Ты не ценишь того, что имеешь, ты даже не понимаешь, что только что натворил! Никто, ни одна живая душа, не смогли бы нас разлучить! А ты взял, и всё-всё разрушил, разрушил до основания! Ты, правда, кретин, потому что не видишь и не понимаешь, как я люблю тебя! Я люблю тебя, дурака безмозглого, люблю больше собственной Жизни! Ты ревнуешь меня к Нанетте! Объясни, зачем?! Да, я очень люблю её, очень, это правда! Но она всего лишь мой Друг! Я уже столько раз тебе это объяснял! Да, она любит меня, как Мужчину, любит фанатично и немыслимо, это тебе тоже известно! Я не знаю, почему она питает ко мне такие сильные чувства, я не считаю себя достойным подобной жертвы! Но пойми, дурья твоя башка, единственный Человек, который мне нужен в этой Жизни, единственный, кого я люблю и обожаю, ради кого я готов умереть, - это ты! Ты! Ты! - голос Адама оборвался, от волнения он больше не мог говорить. На Марка глядели такие громадные, такие страдающие и...такие влюблённые глаза, что у художника перехватило дыхание, а сердце на мгновение остановилось.
   Слёзы потекли по щекам юноши, он отвернулся, чувствуя, что уже не в силах владеть собой. Нужно бежать! Быстрее! Куда угодно, лишь бы скрыться от Марка, не видеть больше его лица, самого любимого на свете, не слышать его ласкового голоса! Нужно бежать от своей Боли, пока Она не растерзала окончательно, пока ещё есть силы бежать!
   Адам схватил со стула куртку и, в самом деле, опрометью бросился к выходу. Всё произошло так стремительно, что Марк даже не успел перехватить парня. Он слышал, как щёлкнул замок входной двери, она, распахнувшись настежь, стукнулась о стену. По лестнице пронёсся звук лёгких быстрых шагов Адама и замер. Воцарилась тишина.
   Марк сидел на кровати, оглушённый, поникший, казалось, все прожитые годы разом навалились на него, придавили своим непосильным грузом его плечи, он будто постарел за один миг на двадцать столетий.
   Адам ушёл... Ушёл! Его любимое синеглазое солнышко скрылось от него, спряталось, исчезло в неизвестном направлении... Где он 328
   его теперь отыщет в этом громадном, чужом городе?... Чужом для него, Марка, хоть он и прожил здесь, без малого, лет тридцать, почти всю Жизнь...
   "Любимый мой, любимый, что же я наделал?! Что наделал?! - с тоской думал художник, закрыв лицо руками, сквозь пальцы сочились ручейки слёз, - Как я мог сомневаться в тебе хоть секунду?! Всё моя глупая Ревность! В прошлый раз из-за Неё я чуть не потерял тебя навсегда! Что бы мне успокоиться и понять, что для подозрений и недоверия вовсе нет причин, потому что ты любишь меня! Действительно любишь! Так нет же, мне надо снова начать страдать ерундой, чтобы потерять тебя и сдохнуть, потому что жить без тебя я не в силах!".
   Внезапно перед мысленным взором Марка промелькнула картина. Картина эта была такой страшной, что художник весь похолодел, его прошиб озноб, лоб ледяно взмок. Он представил себе, что произойдёт, если он отпустит Адама, позволит ему покинуть его! Тогда хоть в петлю... Нет, нет, нет, ни за что! Он не может снова потерять своего единственного, не может по собственной глупости лишиться своей Жизни, своего сердца и души, самого себя! Нет, нет и нет! Он немедленно броситься за ним вдогонку, он разыщет Адама, где бы тот ни находился, он будет умолять его вернуться! Если же мольба не поможет, он вернёт любимого силой, он хоть цепями привяжет его к себе, свяжет по рукам и ногам, но его солнышко больше никогда не сможет оставить его! Никогда!
   Марк вскочил с кровати, наскоро оделся и, как угорелый, помчался на улицу догонять Адама.
   Во дворе никого не было. Значит, юноша успел уйти довольно далеко. Ну и пусть, всё равно он, Марк, найдёт его!
   "Милый, где ты?! Умоляю, откликнись! - мысленно звал возлюбленного художник, - Не покидай меня, молю! Я так сильно люблю тебя! Прости меня, прости пожалуйста!".
   Молчание в ответ. Не может быть, чтобы Адам не слышал его зов! Конечно, он слышал, слышал, просто возлюбленный слишком обижен на него за недоверие и сомнения в нём! Ну, ничего, когда они найдут друг друга... Когда это произойдёт... О, сладостный миг! Он искупит свою вину перед Адамом, он загладит её, обязательно загладит, его ненаглядный снова будет с ним, он больше никогда не оставит его, никогда! О, он подарит своей булочке столько Любви и Счастья, он будет любить и обожать его, будет с ним сама Нежность, будет баловать его и лелеять, его милому будет так хорошо с ним, просто замечательно! Он больше не захочет с ним расстаться ни на миг!
   Эти сладостные мысли придавали Марку решимости найти Адама, разыскать во что бы то ни стало! Разыскать и вернуть! Иначе и быть не могло, художник слишком безумно любил своего лапушку! 329
  
   Адам летел по улицам, не разбирая дороги. Куда он мчался, парень не знал. Так, куда-нибудь... Куда глаза глядят... Он пытался спастись от своей собственной Боли... Пытался... Но не мог... Она всё равно настигла его, накрыла с головой, разъедающей кислотой обожгла мозг и внутренности, бритвенным остриём полоснула сердце и душу... У юноши захватило дыхание, тело перестало слушаться, ноги стали, как деревянные обрубки, он не мог сдвинуть их с места, не мог пошевелиться. Адам с разлёту рухнул на асфальт тротуара, прямо лицом в пыль. Всё, дальше пути нет, он просто не сможет дойти! В горле клокотали сдерживаемые рыдания, слёзы калёным железом выжигали глаза. Но плакать Адам не мог. Чудовищная Боль, разрывавшая его на части, лишила парня остатков душевных и физических сил. Он перестал ощущать себя живым... Нет, он не был мёртв, и понимал это... Но и Жизни больше не принадлежал...Так, какое-то состояние между тем и другим... Пограничье, своего рода...
   Парень слышал зов своего любимого, умолявшего его вернуться... Слышал, но откликнуться на него тоже не мог. Не мог, хоть и безумно хотел! Ему было слишком больно... Если он отзовётся, если Марк сможет найти его... Тогда им обоим прямая дорога в психушку, потому что эта встреча обоих окончательно сведёт с ума! Нет, уж пусть он умрёт вдали от любимого, не видя и не слыша его, но только не будет этого возвращения друг к другу, такого желанного и одновременно такого ужасного! Желанного, потому что они оба не могут жить друг без друга, ужасного же... по той же самой причине!
   Редкие прохожие шарахались от него в стороны, думая, что парень мертвецки пьян. Иные возмущались, мол, куда смотрит милиция, почему терпит подобные безобразия?!
   Адаму не было дела до досужих обывателей... Ему вообще ни до чего уже не было дела... Ему было слишком плохо и больно, так больно, что, если бы он мог, он бы закричал что есть силы, он бы кричал и кричал безостановочно, пока не пропал бы голос! Но на крик сил тоже не осталось...
   Марк блуждал по городу в поисках возлюбленного. Его горящий, нетерпеливый взгляд жадно осматривал каждого, кто хоть мало-мальски походил на Адама цветом волос, ростом, сложением, стрижкой. Иногда ему попадались люди, имевшие хоть что-то от его любимого: у того волосы тоже тёмные, а вот этот одет почти так же... Каждый раз, найдя хоть крупицу мало-мальского сходства со своим ненаглядным, Марк чувствовал, что его собственное сердце вот-вот разорвёт ему грудь и выскочит наружу! Он почти нашёл его! Почти нашёл!
   Но, конечно же, все эти молодые парни, встречавшиеся ему на улице, лишь очень и очень отдалённо напоминали его милого... Напоминали, но не являлись им самим! Неужели он потерял свою булочку?! Неужели Адама с ним больше никогда не будет?! 330
   Марк сходил с ума от Отчаяния и невыносимой Боли, сжигавших его изнутри заживо. У него начали опускаться руки. Он искал любимого по всему городу уже почти целый день, он побывал у него дома, заходил в те места, которые они посещали с ним прежде, в оголтелой Надежде: может, он там?! Но нет... Адама нигде не было. Нигде!
   Марк не знал, что ему делать, где ещё искать парня. Оставалось вернуться домой... Там, в аптечке, в ванной, у него есть
   отличное снотворное... Когда-то давно он купил его по рекомендации своего терапевта, к которому обращался по поводу бессонницы, мучившей его иногда по ночам. Он сейчас придёт домой, найдёт лекарство... Выпьёт его... Выпьет всё, до самой-самой последней капельки! Потом ляжет на свою кровать... И просто заснёт... Заснёт, чтобы не проснуться...
   Небо заволокло темное плотное одеяло туч. Усилился ветер, его холодные порывы пробирали до костей. Весь дрожа, Адам кое-как поднялся с асфальта и побрёл дальше. Мелким сеивом начался дождь, который, постепенно усиливаясь, вскоре перешёл в настоящий ливень. В мгновение ока улицы опустели, обыватели спешили скрыться хоть куда-то, промокнуть и заболеть никому не улыбалось.
   Адам шёл и шёл, опустив голову, засунув руки в карманы куртки. Он промок насквозь, его лихорадило, но не столько от холода, хоть парень и сильно замёрз, сколько давало себя знать нервное напряжение. Вот и какой-то дом... Дом как дом, ничего особенного, такой же старый, обшарпанный и грязный, как и большинство городских зданий, сейчас же, под дождём, казавшийся и вовсе уродливым. Ну и ладно, ему всё равно! Он просто зайдёт в подъёзд, переждёт непогоду, а потом, когда дождь прекратиться (не может же он идти вечно!), продолжит свой дальнейший путь в никуда.
   Поднимаясь по лестнице на верхний этаж (здесь теплее всего), Адам, вдруг, задумался. Странно, но подъезд такой знакомый! Он уже бывал здесь раньше, точно бывал, он это помнит! Вот только когда?... С кем?...
   И тут Адам понял, куда вновь принесли его ноги! Это же дом, в котором они с Марком живут! Это их дом!
   Это было уже чересчур! Нервы парня, и без того взвинченные до предела, сдали окончательно. Он засмеялся, он хохотал безостановочно, задыхаясь, хохотал до тех пор, пока не стало невозможно дышать. Внезапно смех его оборвался, а ещё через мгновение из глаз безудержным потоком хлынули слёзы, он разрыдался.
   Собрав последние силы, Адам поднялся на четвёртый этаж, добрался до квартиры Марка. Ноги не держали его, парень прислонился к двери и просто сполз прямо на холодный бетон лестничной площадки. Приложив пылавшую болью голову к прохладной деревянной 331
   поверхности, закрыл глаза. Вот тут он и умрёт, у дверей их жилища... Здесь ему самое место...
   Марк с тяжёлым сердцем поднимался на свой этаж. Он не нашёл Адама... Он не нашёл его! Не нашёл! Слёзы горькой жгучей пеленой застилали глаза, не позволяя видеть, куда он идёт.
   Вот и его квартира. Кажется... Марк был в таком состоянии, что даже не соображал, где находиться в данный момент. Он просто шёл домой, не видя, куда идёт, но зная, что направляется туда, куда нужно.
   Порылся в карманах джинсов. Нашёл ключи. Дрожащей рукой достал их, попытался сунуть в замок. Пальцы так тряслись, что художник не смог удержать ключи, и они со звоном грохнулись на бетон площадки.
   Марк уловил какое-то движение на полу у двери. Кто-то был здесь сейчас, но в полутьме не разглядеть, кто именно. Только почему его сердце так отчаянно забилось, словно предчувствуя что-то?...
   Неизвестный у входа поднял голову. Марк узнал Адама! Узнал мгновенно, невзирая на полумрак! Узнал сердцем!
   Не передать, не описать словами, что почувствовал художник, когда увидел Его, своего любимого лапушку, которого тщетно искал столько времени, которого никак не мог найти, и уже собрался распрощаться со своим жалким существованием на этой Земле, потому что оно перестало иметь Смысл без Него!
   Издав нечленораздельный возглас, Марк стремительно наклонился к возлюбленному, буквально сгрёб его, рывком поднял на ноги, притянул к себе. Обхватив бесконечно любимое лицо огненными ладонями, несколько минут жадно всматривался в него, словно ещё не мог поверить сам себе, что видит своего единственного, что держит его в своих объятиях!
   - Как долго! - шепчут дрожащие его губы, - Как долго!
   Глаза привыкли к сумраку, и теперь оба достаточно хорошо видели друг друга. Адам смотрел в глаза возлюбленного. Сколько несказанной Муки было в его взгляде, Муки, смешанной с бесконечной Любовью! Он видит Марка! Он снова видит его! Его любимый, любимее никого и никогда у него не будет! Любимый, единственный, Заповедное его Сокровище!
   Пламенные губы Марка касаются его губ, поцелуй абсолютно бешеный, безумный, неистовый, алчный. Руки Адама обвили художника стальным кольцом объятий, ответный его поцелуй ещё более огненный и страстный, страстный до Сумасшествия. Целуя любимого, парень плакал, слёзы проложили солёные дорожки на щеках. Плакал и Марк, смешав свои слёзы со слезами Адама. Они так любили друг друга, так стремились один к другому, стремились всем Существом, эта временная разлука, недолгая потеря друг друга настолько выбила обоих из колеи, так испугала их своей 332
   неотвратимостью! Хотя неотвратимость эта была недолгой, она просто не могла быть иной, потому что Близнецов нельзя разлучить, они могут лишь временно покинуть друг друга по какой-то причине, да и то ненадолго. Не выдержав друг без друга и пяти минут, они всё равно отправятся искать один другого и найдут, обязательно найдут!
   Сжимая ненаглядного в своих неистовых объятиях, Марк ощутил, как тот весь дрожит. Оторвавшись от любимых губ, художник внимательнее всмотрелся в него и только теперь увидел, что его Адам насквозь мокрый, одежда на нём просто ледяная, влажные волосы прилипли к бледному лицу.
   - Вот обормот дуралейский! - мужчина, не выпуская парня из объятий, ещё крепче прижал его к себе, - Ты же замёрз совсем! И молчишь! Ты что, заболеть хочешь?! Я тебе дам, заболеть! Я тебе сейчас такое покажу! - он наклонился, кое-как поднял ключи с пола площадки, открыл дверь. Было не очень удобно проделывать все эти манипуляции, обнимая возлюбленного, но отпускать его Марк не хотел.
   Наконец, они оказались внутри. Художник захлопнул дверь, повернул замок. Всё, они дома!
   Не говоря ни слова, мужчина подхватил Адама на руки, занёс в комнату. Тот даже не сопротивлялся, он совсем обессилел, всё пережитое за этот ужасный день, навалилось на него неподъёмным грузом, придавило к земле. Уложив любимого на кровать, Марк принялся торопливо стягивать с него мокрую тяжёлую одежду. Быстрее, быстрее, надо освободить Адама от всех этих тряпок, пока он не вымерз окончательно! Раздевая парня, Марк изо всех сил старался держать самого себя в узде, не позволяя желанию взять над собой верх. Ох, и трудно же это ему давалось! Даже сейчас, мокрый, обессилевший, бледный, Адам был таким соблазнительным и аппетитным, что художник едва мог утихомирить себя хоть совсем немного, хотя бы чуть-чуть! Он так хотел парня, что просто сходил с ума от своей жажды! Но нет, не сейчас, теперь не время! Всё самое вкусное будет потом! А пока что надо согреть любимого, вон как его, бедненького, колотит! Он не позволит своему лапушке заболеть, не позволит!
   Сняв с Адама мокрую одежду, Марк сбросил её на пол. Достав из шкафа большое махровое полотенце, принялся вытирать его волосы, лицо, мокрое тело, одновременно разогревая. Закончив, распахнул одеяло на кровати, засунул под него Адама и хорошенько укрыл, почти завернув в него парня. Убедившись, что теперь его любимому будет тепло, ласково ему улыбнулся:
   - Котёнок, тебе надо поспать хоть немного, ты слишком измотан. Спи, лапушка, а я останусь рядом, буду охранять твой сон, как и подобает верному стражу. Может, попозже даже и присоединюсь к тебе 333
   сам, если не получиться устоять перед Соблазном. А Соблазн ох, как велик, потому что ты такой вкусненький и сладкий, ну, настоящая булочка! - внезапно улыбка исчезла с лица Марка, глаза полыхали бешеной Страстью, - Моя булочка! - склонившись к любимым губам, жадно поцеловал их, просто не смог себя перебороть! Чувствуя, что любимый потянулся к нему, чтобы поцеловать ответно, отстранился от него, - Нет, нет, нет, никаких нежностей сейчас! Спать и только спать! Всё остальное потом!
   Адам перестал дрожать, он начал согреваться. Синие глаза плутовато блеснули из-под длинной завесы ресниц.
   - Ладненько, будь по твоему, - на прекрасном лице появилась знакомая Марку кривоватая усмешка, до невероятия соблазнительная, от которой у художника всегда пробегали по телу мурашки, - Но потом... Когда я проснусь... Не рассчитывай на мою снисходительность..., - хоть он и говорил, улыбаясь, но в громадных глазах бушевал дикий пожар.
   Марк опустил глаза, а когда снова их поднял, Адам уже спал. Он так устал и духовно, и физически, что буквально провалился в сон, сам того не заметив. Юноша принял свою любимую позу, он лежал, свернувшись калачиком, лицом к Марку, положив руку под голову.
   Счастливо вздохнув, художник принялся собирать с пола скинутую мокрую одежду Адама, трепетно, нежно касаясь каждой вещи губами так, словно держал в руках величайшую Драгоценность (для художника так оно и было на самом деле!), с несказанным наслаждением вдыхая аромат тела любимого, особенно ощутимый сейчас, на мокрой ткани. Какой восхитительный запах! Словно гуляешь по опушке соснового бора после летней грозы, когда воздух упоительно свеж, и сочно, слегка терпко, пахнет хвоей и смолой. Марк обожал этот неповторимый аромат, он всегда напоминал ему об Адаме. Аккуратно развесив на спинке стула одежду для просушки, мужчина очень-очень тихо опустился на кровать подле спящего юноши. Художник смотрел и смотрел на него и не мог наглядеться, он с невероятной алчной жадностью вбирал в себя бесконечно любимый облик, совершенные черты, гладил и ласкал влюблёнными глазами сомкнутые веки Адама, длиннющие ресницы (вот уж правда, ресницы так ресницы, прямо опахала, да и только, не у всякой девушки такие встретишь, а тут парень!), аккуратненький носик, пухленькие губки, на которых играла лёгкая улыбка (Адам почти всегда улыбался во сне, было в этой улыбке что-то невероятно трогательное и чистое, что-то очень-очень нежное. Так улыбаются дети, которым снится сказка. Наверное, его лапушка тоже видел во сне свою сказку. Надо будет спросить его потом, когда Адам проснётся, о том, что же он видел?).
   "Как я люблю тебя, солнышко! - с мучительным Счастьем думал Марк, лаская юношу взглядом, - Люблю! Люблю!". 334
   Адам спал так уютно и безмятежно, что художника неудержимо потянуло присоединиться к нему. Этот суматошный день невероятно утомил и его самого тоже. Слишком много всего произошло, слишком много волнений для одного дня и двух человек! Слишком много!
   Раздеваться художник не стал, просто лёг на свою половину кровати, поверх одеяла, подвинулся вплотную к Адаму, крепко-крепко обнял его, зарылся лицом в густые волосы на его голове (какие волосы, бархатистые и мягкие! Как замечательно они пахнут!), очень-очень осторожно, стараясь не потревожить спящего, перецеловал каждую короткую прядку, каждый волосок. Всё Существо Марка блаженствовало сейчас. Его единственный лапушка с ним!
   Он с ним! Он больше никуда-никуда, никогда-никогда не уйдёт, не покинет его! Они навсегда останутся вместе! Он больше не будет ревновать Адама ни к Нанетте, ни к кому бы то ни было ещё, о нет, не будет! Слишком дорого обходится им обоим его собственная глупость, слишком дорого!
   Адам, повинуясь бессознательному движению души, обхватил Марка руками и доверчиво прижался к его груди. Он казался сейчас таким хрупким и беззащитным, таким нежным и трогательным, что у художника защемило сердце.
   "Сладенькая моя булочка, - с любовной лаской думал он, ещё крепче прижимая к себе Адама, - Самая любимая булочка на свете!".
   Улыбаясь, Марк уснул, обнимая своего любимого.
   Сколько времени они проспали, осталось неизвестным. Может, полчаса, а, может, и все пять. Марка разбудило нежное прикосновение горячих пальчиков к его руке, пальчики эти очень-очень ласково, любовно гладили его ладонь. Проснувшись, тут же утонул в бездонных синих озёрах любимых глаз, они близко-близко, и влюблённые-влюблённые! Адам уютно разместился у него на груди, прекрасное лицо совсем рядом, Марк видит каждую-каждую чёрточку, каждый штришочек.
   - Привет! - нежно улыбнулся возлюбленному Марк.
   Адам улыбнулся в ответ, улыбка такая солнечная, такая ласковая!
   - Привет! - склонившись к губам художника, он касался их летучими, невероятно нежными поцелуями.
   Эта почти невесомая ласка тут же завела Марка, он ощутил страстное напряжение собственного тела, требовательную пульсацию каждой - каждой своей клеточки. Его руки обхватили любимое лицо, с нежной жадностью сжали его. Слегка отстранив от себя, художник всмотрелся в самую глубь бездонных синих озёр, на самом дне которых солнечными лучиками искрилась и сияла Любовь.
   - Я люблю тебя, ты знаешь это?! - голос Марка возбуждённый и страстный, - Люблю тебя! Люблю! - внезапно лицо его исказилось от Боли, - Лапушка, какой я дурак! Дремучий дурень, которому нет и 335
   не будет прощения! Как я мог лишь на мгновение, всего лишь на краткое мгновение, на какой-то мимолётный миг, вообразить, что ты, ты, способен на измену, что ты способен любить ещё кого-то, кроме меня?! Но я вообразил, вообразил, можешь себе представить?! Ревность... Она просто затуманила мой рассудок, я совсем перестал соображать что-либо! Я слышал ваш разговор с Нанеттой, слышал, как ты сказал. что очень любишь её... У меня буквально мозги поехали, когда я это услышал! Я не подумал, о нет, не подумал даже, что ведь Друга тоже можно любить, и даже очень! Не-ет, у меня и в мыслях подобного не возникло! Я решил, что ты... Ты..., - он всхлипнул, глаза наполнились слезами, говорить стало совсем тяжело. Но он должен высказаться, должен! Ему жизненно необходимо выговориться, поведать Адаму о своих чувствах, хоть как-то оправдать то, чему нет оправдания!
   Марк опустил голову, не в силах взглянуть в любимые глаза, душу терзал безумный страх: а, вдруг, его лапушка, не сможет простить его?! Ведь по его, и только по его, Марка, вине, он пережил эти ужасные страдания, когда они поссорились, когда Адам сбежал от него этим кошмарным утром, когда скитался незнаемо где, когда не отзывался на его умоляющий зов, хоть он и звал парня, так звал его! По его вине они так долго не могли отыскать друг друга и думали, что потеряли навсегда!
   Адам слушал этот бессвязный лепет, эти безумные, сбивчивые признания со слезами на глазах. Перед мысленным взором, как вихрь, пронёсся весь прошедший день, всё пережитое нахлынуло обжигающей волной Боли. Да, страшный был день, такой страшный, что ещё очень и очень долго их обоих будут мучить кошмары даже при случайном упоминании о нём, они оба будут сходить с ума от ужаса при одной лишь мимолётной мысли, что могли потерять друг друга навсегда!
   Но, несмотря на всё, что произошло, Адам был Несказанно, Непередаваемо Счастлив! Его ненаглядный, его ясная звёздочка, его Сокровище, которым он живёт и дышит, его Марк с ним! С ним! Вот он, так близко, что слышно неистовое биение его сердца! Любимые ручки так нежно касаются его лица, в этих прикосновениях столько Любви! Какая разница теперь, что было несколько часов назад?! Что было то прошло и быльём поросло! Главное, они снова вместе, они больше не будут скитаться по всему свету в поисках друг друга, они больше не будут страдать от того, что так далеко один от другого! Они любят друг друга, а остальное... Остальное так неважно и несущественно, что даже не стоит и упоминать об этом!
   Юноша взял лицо Марка за подбородок, поднял, заставил художника посмотреть в свои глаза. Марк робко взглянул и сквозь пелену 336
   слёз увидел, что ни за что и не нужно просить прощения, его любимый всё-всё ему простил!
   - Дуралей мой садовый, - ласковая, очень-очень нежная улыбка осветила прекрасные черты Адама, - Самый-самый-самый любимый дуралей на свете! Мой дуралей! - его губы прильнули к трепещущим губам Марка, поцелуй был таким страстным, что в мгновение ока окончательно свёл мужчину с ума.
   Художник подался к парню всем телом, неистово сжал любимого в объятиях. Его ответ был жадным, жгучим, пламенным. Опрокинув Адама навзничь, Марк прижал его собой, огненные пальцы и ладони бешено и страстно ласкали прекрасное лицо и тело, мягкий бархат густых волос, губы целовали губы юноши всё яростнее, всё неистовее. Мужчина сходил с ума уже только от того лишь, что касался возлюбленного, ощущал его губами и руками, своим телом, всем-всем своим Существом. Как он жаждал этого! Жаждал всегда, везде и всюду! И всегда будет жаждать!
   - Лапушка, - нежные поцелуи касались ушек Адама, его щёк, глаз, - Лапушка! Солнышко моё, самое-самое солнечное солнышко на свете! - Марка обуяла неистовая, страстная, горячая нежность, сумасшедшее желание обласкать своего милого рвалось из самых глубин его сердца.
   Блаженная, тихая улыбка блуждала на губах парня. Он ощущал себя невероятно опустошённым и в то же время наполненным до краёв. Он был полон Марком, его Любовью к нему и своей собственной Любовью к художнику.
   Это Слияние было исполнено невероятной эмоциональной Чувственности, что изумило даже их, хотя часы их близости, поистине упоительные и волшебные для обоих, всегда были полны бешеной, безудержной, просто ураганной Страсти, их Соитие всегда носило характер боевых действий в самом разгаре, воздух начинал искриться и потрескивать, того и гляди, вспыхнет пожар! Они знали, что нельзя так любить друг друга, как любили они, что их Любовь, Сумасшествие которой было воистину беспредельным, когда-нибудь их же самих и погубит! Но... каждый из этих двоих готов был умереть хоть завтра, хоть через мгновение, ради того, чтобы испытать те нереальные, просто космические чувства и ощущения, рождённые взаимным и полным контактом с безмерно любимым созданием! Какое наслаждение сжимать в своих объятиях восхитительное тело, такое гибкое и стройное, ощущать под пальцами шелковистую гладкость обнажённой кожи, не скрытой всякими тряпками и прочей благопристойной мишурой (и кто только придумал, в каком бреду кому-то могло присниться, что быть голым стыдно и непристойно?! Вот уж действительно пошлятина несусветная! Любимое тело, неважно, худое ли оно или же полненькое, невероятно прекрасно само по себе, прекраснее всего, что только может быть, это Истинное 337
   Чудо Света, непостижимое в своём невообразимом Великолепии! В теле любимого нет изъянов, ты их либо просто не видишь, либо даже эти маленькие несовершенства придают ему в твоих глазах ещё больше очарования!), бархатистое тепло густых волос, обжигающую сладость любимых губ, сливающихся с твоими в страстном поцелуе! Да лучше и желаннее этого ничего нет и не будет ни на этом свете, ни на том!
   Их Единение было всегда неизмеримо больше и полнее, чем просто физический контакт друг с другом. Это являлось даже не совсем сексом, по крайней мере, в том смысле, как его понимает большинство людей, живущих на этой Земле. Их близость была уникальной, единственной и неповторимой. Марк и Адам не просто наполняли друг друга собой, не просто дарили один другому нереальное наслаждение от телесного общения друг с другом. Они перетекали один в другого на молекулярном, клеточном уровне, перетекали всем своим Существом, каждой-каждой своей частичкой и молекулой. Они даже не ощущали тяжести собственных тел, словно в одночасье став невесомее мельчайших атомов. Марк был крупнее и физически сильнее Адама, он обычно доминировал во время их контактов, был ведущим, главным звеном в Цепи (но так было только во время их близости, в обычной, повседневной Жизни главенствовал Адам, его желания были для Марка Законом, его просьбы художник выполнял практически беспрекословно, подчиняясь любимому с Радостью. Это подчинение было необычайно приятным для мужчины, потому что Адам умел просить так, как никто другой, он всегда это облекал в ласковую, нежную форму, всегда поворачивал вопрос так, что Марку представлялось, будто он и сам хотел того же, но не решался предложить свою помощь в осуществлении того, о чём просил его возлюбленный. Однако подобное воздействие юноши отнюдь не было манипуляцией. О нет! И Марк понимал это, он знал, что Адам точно так же выполнит абсолютно любое его желание, о чём бы художник не попросил, и точно так же, как и Марк, выполнит с Радостью. Они настолько любили друг друга, что предупреждение обоюдных желаний рассматривалось обоими, как само собой разумеющееся. Марк, не задумываясь ни на долю секунды, отдал бы хоть собственную Жизнь, если бы это понадобилось Адаму, так же как Адам, возникни в том необходимость, сам умер бы за него!), но, сжимая в объятиях своего ненаглядного, становился легче пёрышка, Адам совсем не ощущал никакой тяжести, напротив, ему была до Невероятия желанна эта близость любимого, он сгорал от жадного нетерпения ощутить на своих губах жгучую, голодную Страсть его неистовых поцелуев, жар ладоней, ласкающих его тело, он сходил с ума от жажды почувствовать возлюбленного внутри себя, слиться с ним, слиться нерасторжимо, намертво! 338
   И снова их Песнь звучала по-иному, чем прежде. Мотив Её был исполнен нежнейшей любовной страстности, ласки и поцелуи, которыми эти двое дарили друг друга, несмотря на всё своё пожирающее, пламенное, дикое неистовство, были невероятно трепетными и бережными. Они касались друг друга, как величайшей Драгоценности, очень-очень редкой и столь же хрупкой, словно малейшее неосторожное движение могло привести к Её гибели.
   - Как жаль, что мы не можем оформить наши отношения! - сокрушённо воскликнул Марк. Они лежали на кровати, крепко прижавшись друг к другу, пальцы художника нежно, ласково, любовно перебирают чёрный бархат волос Адама, губы с невероятным наслаждением целуют их, - Это было бы так чудесно! Чудесней всего, что только можно себе представить!
   Юноша вскинул на возлюбленного изумлённые глаза:
   - Ты о чём?
   - О том, что мы... Хмм, как бы это точнее сказать..., - Марк на мгновение замялся, подбирая слова, - Мы могли бы создать с тобой что-то типа своеобразного семейного союза, что ли. Существуют же в Мире однополые браки! Их совершенно спокойно регистрируют, и никто в обществе не смотрит на таких людей, как на безумцев, не крутит пальцем у виска! Там это всё воспринимается, как в порядке вещей!
   Реакция Адама на его слова озадачила художника. Парень неожиданно расхохотался.
   - Не вижу ничего смешного! - проговорил Марк немного обиженно. Не очень-то это приятно, когда безмерно любимый тобой Человечек поднимает на смех то, что для тебя является важным! - Ну, же, Адам, перестань! - мужчина даже невольно повысил голос от волнения и досады, - Прекрати смеяться, сумасшедший мальчишка, кому говорю!
   Парень так же неожиданно оборвал смех. Ласково, немного насмешливо посмотрел в глаза Марка.
   - Милый мой дурик, какой же ты наивный! Какую несусветную околесицу ты тут только что нагородил!
   "Околесицу"! Ещё "лучше"!
   Теперь Марк обиделся всерьёз, его губы задрожали, глаза влажно заблестели.
   Адам понял, что хватил лишнего. Не так надо было говорить с ним, не так! Марк такой хрупкий и восприимчивый, его так легко ранить!
   С горячей нежностью обнял любимого и очень-очень ласково поцеловал его в губы.
   - Любимый, прости мою несдержанность, - тон его очень тёплый, извиняющийся, - Я иногда бываю груб, водится это за мной. Могу сморозить что-нибудь, а потом, как задумаюсь, что я такого наговорил или сделал, так аж самому становится плохо! 339
   Просто... Когда ты сказал про желание создать со мной что-то типа брачного союза, я, вдруг, на мгновение представил, каким образом это могло бы быть осуществимо в нашей стране, в нашем обществе. И, знаешь, картина, раскрывшаяся перед моими глазами, была не такой уж и радужной. У нас общество свободных болванов и остолопов, имеющих одну-единственную свободу - быть тупыми и безмозглыми! - теперь Адам говорил жёстко, взгляд огромных глаз потемнел, в них засверкали льдинки, - Да, в этом они действительно свободны! Но только в этом! Всё другое пресекается на корню! Малейшее инакомыслие воспринимается в штыки, непокорных, осмеливающихся воспротивиться, взбунтоваться против принятого общественного уклада и норм морали, клеймят позором, как величайших и самых гнусных преступников, отправляя их чуть ли не на костёр! - видя, что Марк что-то пытается ему возразить, прижал горячую ладошку к его губам, велев молчать, затем резко ответил, - Не спорь со мной, пожалуйста, это правда! Я достаточно повидал в своей Жизни, не смотри, что молод! Мне столько раз приходилось сталкиваться с бездарным тупоумием наших общественных моралистов, которых буквально распирало от самолюбованной гордости и сознания собственной "значимости" (как же, они же - настоящие столпы принятого уклада, истинные защитники общественных ценностей, только их мнение и является единственно возможным и правильным!), они прямо пыжились своим чванством, даже не понимая, до чего они на самом деле пошлы и глупы! Ты вот упоминаешь про то, что в Мире существуют однополые браки. Не стану спорить, может, и существуют... Где-то... Где угодно, но только не у нас! В нашем государстве осуществить подобное желание совершенно немыслимо! Нас же живьём сожрут, забросают булыжниками только лишь за то, что мы любим друг друга, за то, что мы осмелились поддаться этому Чувству! А ты говоришь про оформление отношений..., - прекрасное лицо снова поменяло выражение, теперь на нём воцарилась горькая грусть. Тонкие гибкие пальчики ласкают и гладят лицо Марка, ласка такая нежная, что мужчина даже зажмурился от удовольствия, - Звёздочка моя единственная, не надо нам никакого оформления! - горячо заговорил Адам, страстно целуя любимые губы, - Я тебя очень-очень-очень люблю, и всегда буду любить! Давай просто быть вместе, всегда, никогда не расставаться, ни на миг! И не нужен нам никакой штамп в паспорте, даже, если на минутку вообразить, что это было бы осуществимо! Понимаешь, отметка в документе ничего не значит, если отношения не имеют Основы. И она становится не нужной, если эта Основа есть. Наши отношения держатся на Любви, Настоящей Любви друг к другу! Всё, что нам обоим нужно - это быть друг с другом и быть друг у друга! Ты - мой, я - твой! Это важно!
   Марк смотрит в бездонную малахитовую синь громадных глаз. Он понимает, что Адам прав. Главное - это они сами, их Любовь 340
   друг к другу (и Любовь эта Воистину Безмерна!)! Остальное не имеет значения!
   Лаская юношу полным нежнейшего обожания взглядом, художник, вдруг, совершенно отчётливо осознал, что умудрился влюбиться в это сказочное создание, в этого синеглазого Ангела, ещё сильнее, чем прежде, влюбиться до Абсолютного Сумасшествия! Это было совершенно невероятно, но, несмотря на всю свою удивительность, это являлось правдой!
   Сжав горячими ладонями восхитительнейшее из лиц, Марк пылко воскликнул:
   - Люблю тебя, Ангел мой! Люблю больше всего и всех во всех Вселенных, какие только могут существовать или уже существуют!
   Пухленькие губки Адама сложились сердечком, когда он улыбнулся, в глазах заплясали озорные огоньки, всё лицо приняло плутоватое, немного проказливое выражение. Сейчас он очень напоминал ребёнка, который тайком от родителей полез в кладовую, чтобы полакомиться разными хранящимися там вкусностями, и теперь, глядя на множество полок, до верху заполненных невиданным гурманским богатством, никак не может решить, на чём остановить свой выбор, с чего начать.
   - Знаешь, сказать можно много чего..., - немного нараспев, растягивая слова, проговорил он, длинные ресницы затрепетали, аки у смущённой девицы на первом в её Жизни свидании, - А вот доказать..., - юноша быстро-быстро взмахнул своими чернющими опахалами, синь в глазах стала лиловой.
   Марк застыл, дыхание перехватило. Мама дорогая, что этот несносный проказник с ним делает?! Один его мимолётный взгляд, - и он, Марк, готов на всё, что угодно, хоть целовать следы его ног!
   - Так... Ты... мне не...веришь?..., - запинаясь от сильнейшего волнения, охватившего его всего, проговорил художник.
   - Не-а, ни капельки!
   Мамочки, какие синие у Адама глаза, синие-синие, он совсем потонул в их сини! Заворожённый нереальной Красотой этого фантастического лица, всего любимого облика, Марк вообще перестал что-либо соображать. Он жаждал только одного: прильнуть к этим сладким губкам и целовать их до потери пульса!
   "Любимый мой, - жарко билось в сердце, - Любимый! Я с ума схожу! Совсем сошёл! Любимый мой, сладенькая моя, ненаглядная булочка!".
   Адам прочёл желание художника в сумасшедшем взгляде больших глаз, устремлённых на него. Улыбнулся, улыбка тёплая - тёплая, как летнее солнышко! Он сам хотел того же, хотел до Безумия!
   Суматошный день закончился для обоих ещё суматошнее, чем начался. Их сердца и души пропели восторженный гимн Любви, 341
   а тела, жадно сплетясь друг с другом, вторили этому гимну своими нотами - нотами Страсти.
  
   Глава одиннадцатая.
  
   Марк сидел на кровати абсолютно голый, обхватив колени руками, и глядел на Адама, глядел неотрывно, жадно, с невыразимым восхищением. Парень стоял к нему боком и расчёсывал волосы, смотрясь в полированную дверцу одёжного шкафа, одновременно взъерошивая их на макушке до тех пор, пока они не стали топорщиться в разные стороны, как иголки ёжика. Эта бесшабашная озорная причёска была ему удивительно к лицу, впрочем, как и всё остальное. Адам был непередаваемо прекрасен абсолютно в любом виде, надень на него хоть грязный мешок из-под картошки, он всё равно будет выглядеть лучезарнее любого короля!
   Проделывал юноша всё это с таким искусством, которое выдавало давнюю практику. Он запросто мог привести себя в полный порядок за считанные минуты, не имея под рукой ни расчёски, ни зеркала.
   Почувствовав, что Марк на него смотрит, Адам прекратил своё занятие и, обернувшись, с ласковой укоризной посмотрел на возлюбленного:
   - Марк, прекрати на меня пялиться! Ты же знаешь, до чего мне это не нравится, я тогда ощущаю себя ярмарочным шутом, какой-то диковинкой, выставленной на обозрение и потеху обывателям! Ну, чего ты нашёл во мне такого интересного?! Вот уже битый час с меня глаз не сводишь, точно я какая девица на выданье! На мне же узоры не написаны!
   Он был таким хорошеньким, когда сердился или оказывался чем-нибудь недоволен! Марка неудержимо тянуло расцеловать эту чудеснейшую мордашку прямо сейчас! Вскочив с кровати, художник схватил возлюбленного в объятия и страстно поцеловал в губы.
   - Ты - самая-самая вкусненькая булочка на свете! - в полнейшем восторге воскликнул он, - Ммм, так бы и съел тебя! Кстати, как раз время завтрака. Я вот думаю, слопать тебя сейчас или оставить на полдник, а?
   Адам рассмеялся, смех серебристыми колокольчиками ласкал слух мужчины.
   - Ты невозможнейший чудик! - парень любовно щёлкнул Марка по самому кончику носа, - Ладненько, посмеялись - и будет, надо собираться, опоздаем.
   Марк был удивлён:
   - Собираться? Куда?
   Теперь уже пришла очередь удивляться Адаму:
   - Как куда? Ты что, забыл? Сегодня у Нанетты день рождения, нас пригласили. Обоих! 342
   Марк сразу помрачнел, улыбка исчезла с лица, он опустил голову.
   Нанетта... Да, конечно... У неё сегодня день рождения, и она их пригласила... Вот только ему, Марку, до сих пор неясно, зачем этой женщине понадобился он?... Что у неё за дело может быть к нему?...
   - Да нет, ничего я не забыл, - тихо ответил он.
   Адам мгновенно уловил его настроение. Став совершенно серьёзным, парень поднял лицо художника за подбородок, заставил посмотреть в свои глаза. В бездонной сини, в самой-самой глубине, яркой лампадой горела Любовь.
   - Ну, что ты, в самом деле, как маленький! - любимый голос такой тёплый и нежный! - Ну, чего ты расстраиваешься из-за каждого пустяка! Ну, пригласили, да пригласили, подумаешь! Это всего лишь день рождения, день рождения, понимаешь? Мы с Нанеттой Друзья, только Друзья, она просто захотела позвать меня на свой праздник. Это же не преступление, верно? А тебя позвала заодно со мной, потому что знала, что я один не пойду.
   Ох, чувствовал Марк, что не следует задавать этот вопрос, чувствовал! Но не удержался и задал:
   - Расстраиваюсь из-за пустяка, говоришь? А... Нанетта для тебя тоже пустяк или как?..., - он, не мигая, смотрел в синие глаза, взгляд жадный, нетерпеливый, словно от ответа возлюбленного зависела сама Жизнь художника!
   Огромные глаза Адама стали тёмно-лиловыми, в самой глубине затаилась Боль.
   - Опять двадцать пять! - голос звенел, как натянутая струна, - Милый, ну, сколько можно обсуждать одно и то же?! Когда ты, наконец, угомонишься, а?!
   Легко спросить: "Когда?"! Гораздо сложнее ответить на этот вопрос!
   - Не знаю, - глухо ответил художник, опуская глаза, - Наверное, никогда.
   - Вот дуралей! - в сердцах воскликнул Адам.
   В следующую секунду Марк почувствовал, как горячие тонкие пальчики с нежной силой сжали его лицо, губ коснулся огненный, неистовый поцелуй.
   - Я люблю тебя, дуралей мой сумасшедший, пойми ты это, наконец! Я люблю только тебя одного, мне больше никто другой не нужен! Перестань ревновать меня к Нанетте, очень тебя прошу! Меня твоя Ревность с ума сводит! Ну, нельзя же так себя вести, в самом деле! Что же, мне теперь нельзя и Друзей иметь из опасения, что ты снова начнёшь маяться дурью и выдумывать невесть что, так что ли?! - Адам прервался, несколько раз глубоко вздохнул. Потом, немного успокоившись, продолжал, голос звучал ровнее, - Хороший мой, ну, подумай сам, ну, зачем тебе мучить и себя, и меня?! Зачем ревновать без всяких причин?! Я не способен на измену, ты же сам это знаешь! Ты же знаешь, что я тебя очень и очень люблю! 343
   Губы Марка дрожали, глаза наполнились слезами, он готов был разрыдаться. Как он любит его, как же сильно он его любит! Художник знал, что для Ревности нет причин, Адам верен ему, всегда был и всегда будет! Просто его безмерно угнетала сама мысль о существовании в Жизни его возлюбленного Нанетты! Эта несносная женщина пытается претендовать на Адама, из-за неё он и его ненаглядный лапушка чуть не потеряли друг друга навсегда! Марк ненавидел Нанетту дикой, яростной ненавистью, он мечтал, чтобы эта женщина навсегда исчезла куда-нибудь, да куда угодно, лишь бы подальше от Адама, чтобы поскорее оставила парня в покое! Что он ей дался, в самом деле?! Ну, любит, и что?! Люби себе на здоровье, сколько влезет, но не трави Жизнь другим, раз сама жить не умеешь!
   Вид у Марка был такой жалобный и потерянный! Сердце Адама рванулось к возлюбленному, он крепко сжал его в объятиях, горячие губы осыпают жгучими поцелуями лицо художника.
   - Звёздочка моя, - голос юноши нежный-нежный, ласковый, полный безграничной Любви, - Любимый мой дурик! Любимый-любимый-любимый! - губ Марка касается жадный поцелуй.
   Художник тут же забыл обо всём на свете. Он полностью растворился в поцелуе возлюбленного, с бешеной Страстью отвечая ему. Марку, вдруг, стало всё равно, есть ли на этом свете Нанетта или её нет. Она не имела значения, ну, совсем никакого! Эти любимые-любимые, ненаглядные пухленькие губки, сладкие-пресладкие, - вот Единственное, что имело для Марка значение в этой Жизни, являлось для него Главным! Эти до невозможности обожаемые губки и до Безумия любимый им их обладатель! Только это! Всё остальное неважно!
   - Я постараюсь держать себя в руках и не буду тебя ревновать к Нанетте или... к кому-нибудь ещё..., - пообещал Марк, глядя в любимые глаза совершенно пьяным, до Одурения Счастливым взглядом, - Просто я... Я так сильно люблю тебя! Мне невыносима сама мысль о том, что кто-то ещё, кроме меня, может смотреть на тебя! Стоит мне лишь поймать на тебе чужой заинтересованный взгляд, я становлюсь сам не свой, у меня внутри всё переворачивается, хочется растерзать этого человека на месте!
   - Не будь врединой! - синие глаза смотрят с ласковым упрёком, - Давай договоримся, - при этих словах во взгляде Адама промелькнули озорные искорки, - Обещай хорошо себя вести, не устраивать мне сцен, и...не ревновать меня ни к Нанетте, ни к кому бы то ни было ещё! А я, в свою очередь, - парень понизил голос, теперь в нём появились тягучие, немного ленивые ноты, ноты настолько сексуальные и соблазнительные, что у Марка сердце замерло, а потом резко ухнуло бешеным галопом, - Обещаю очень щедро вознаградить тебя за твоё примерное поведение!
   Заманчивое предложение, слишком заманчивое, ему не устоять! 344
   - Х...хорошо, - с трудом произносит художник. Он даже говорить не в состоянии, когда любимый так близко! Марка до Невероятия волнует его близость, он просто с ума сходит от невообразимого желания! Вот бы они не пошли никуда, а провели весь день за куда более интересным занятием, чем таскаться по гостям!
   Адам прочёл его мысли и улыбнулся, улыбка плутоватая и озорная.
   - Знаю, мне тоже идти не хочется, - ответил он на невысказанную Марком мысль, - Но надо! Нанетта обидится, а я не хочу её обижать. Она очень хороший человек, и совершенно невиновата в том, что происходит в наших отношениях.
   - Но она тебя любит! - упрямо проговорил художник.
   - Но ты же меня тоже любишь! Разница в моих чувствах к тебе и к ней состоит лишь в том, что в Нанетте я вижу Друга, а ты, - губы Марка вновь обжёг страстный поцелуй, - Моя звёздочка, мой единственный и родной!
  
   Сообщение на мобильнике Адама гласило: "Милый, прости, я так волновалась, разговаривая с тобой по телефону, что забыла сообщить: отмечать свой день рождения я буду в клубе. Приходи туда".
   - Мы идём в клуб Нанетты, - сказал юноша Марку, когда они вышли на улицу, - Нанетта прислала эсэмэску, она собирается праздновать там, - умолкнув, парень некоторое время пребывал в задумчивости, потом, вдруг, сказал, - Может, это и к лучшему... Позволит избежать непредвиденных чудачеств...
   Это прозвучало так загадочно и странно! Адам произнёс последнюю фразу тихо, ни к кому не обращаясь, он словно разговаривал сам с собой вслух, и глаза его были устремлены куда-то вдаль, будто он видел что-то, чего не мог видеть Марк. Но если художник и был удивлён таким необычным поведением своего любимого, он предпочёл промолчать и не задавать Адаму лишних вопросов. Надо будет, парень сам потом ему расскажет, что он имел в виду... А не расскажет, что ж, значит, так нужно... Не стоит излишне любопытствовать... Могут же, в конце концов, быть какие-то свои тайны у его любимого, те тайны, в которые он не хочет посвящать никого на свете, даже его, Марка!
   Чем ближе подходили к клубу, тем всё сильнее начинал нервничать художник. Он, конечно, старался держать себя в руках и не показывать виду, но всё-таки Адам мгновенно уловил внутреннее состояние своего возлюбленного, его глубинное напряжение. Парень всегда очень чутко реагировал на малейшую, даже самую, на первый взгляд, незначительную перемену настроения Марка, он умудрялся предупредить эту перемену раньше, чем сам художник успеет даже почувствовать что-то. Мужчина всегда поражался этой чуткости, 345
   она казалась ему какой-то сверхъестественной. Хотя, если вдуматься, ничего удивительного в этом не было. Просто юноша слишком сильно любил Марка, а когда кого-нибудь так любишь, всегда чувствуешь его, малейшие нюансы его настроения или мысли, как по проводнику, передаются тебе.
   Нежно улыбнувшись, Адам взял Марка за руку и сжал горячей ладошкой его дрожащие пальцы, словно успокаивая художника, говоря ему, что он с ним, что всё будет хорошо, и не стоит волноваться. Как всегда, это возымело на художника самое благотворное воздействие: Марку стало намного спокойнее. Он уже не воспринимал поход на этот день рождения, как нечто ужасное. Он чувствовал и знал: раз его сладенькая булочка с ним, всё будет отлично, абсолютно всё!
   В клубе гостей собралось изрядно, в основном это были постоянные посетители, несколько городских финансовых воротил, пару-тройку приятелей Нанетты, её подруга Дора. Кто-то беседовал между собой, кто-то танцевал в большой зале, где обычно проводились ночные дискотеки, а кто-то, уединившись в одной из многочисленных тайных комнат для интимных свиданий (имелись в клубе и такие, куда ж без этого-то!), благополучно переводил языковое общение в общение телесное. Атмосфера праздника царила повсюду, гостям было весело. Неизвестно, весело ли было самой виновнице торжества?... Нанетта, радушно встретив гостей, удалилась к себе в кабинет, сославшись на одно срочное дело, которое ей необходимо закончить. Как только она всё уладит, то сразу же вернётся к гостям!
   Велев охранникам следить за порядком, женщина поднялась на второй этаж и закрылась у себя в кабинете. Но вовсе не неоконченное дело привело её сюда, заставило оставить своих гостей. О нет! Нанетта удалилась ото всей этой счастливой, нарядной толпы гостей, чтобы в одиночестве, в тишине и спокойствии своих апартаментов, приготовиться к встрече с тем, кого так ждало, по ком так тосковало её собственное сердце. Встрече с Адамом! Она не знала, как себя поведёт, когда увидит его. Конечно, её любимый придёт не один, с ним будет этот Марк (при мысли о друге Адама красивое лицо Нанетты на мгновение исказилось гримасой ярости и Боли, но ей удалось овладеть собой)! Будет! Этого никак не избежать! Её ненаглядный влюбился в этого мужчину, влюбился намертво, она знала это, чувствовала и видела! С этим придётся считаться, это не сбросишь с баланса, как бы тебе ни хотелось! Ну, и ладно, ну, и пусть Адамушка приходит со своим Марком, лишь бы сам пришёл! Только бы увидеть его единственные в Мире глаза, только бы утонуть в их малахитовой синеве, утонуть ещё раз, может быть, последний в Жизни (Нанетта знала, что, если у неё не получиться умолить Марка отдать ей Адама хотя бы на одну-единственную ночь, даже за 346
   очень и очень большие, просто огромные, деньги, она сделает это, у неё просто не останется выбора... Она не сможет жить без Адама, никогда не могла!)! А там, хоть в огонь!
   Нанетта напряженно всматривалась из окна своего кабинета в редких прохожих на улице, стремясь увидеть Его! В сердце отчаянно билась Надежда: может, её ненаглядное солнышко всё-таки придёт один, без того своего вездесущего приятеля?! Вдруг, Марк не сможет его сопровождать?! Ох, хоть бы было так, хоть бы было! Тогда ей будет намного легче вернуть Адама. Когда рядом с ним не будет его любовника, парень проще сдастся! А уж она постарается, чтобы этот невозможный упрямец сдался, она всё-всё для этого сделает, абсолютно всё! О, Адам ещё не знает её, о нет, не знает! Ему не ведомо, какой может быть Женщина, когда она до Беспамятства любит Мужчину, как она, Нанетта, любит его!
   Но вот вдалеке показались два силуэта. У женщины померкло в глазах, сердце болезненно сжалось. Она мгновенно узнала их, она узнала бы их даже с закрытыми глазами! Адам и...и Марк! Ну, конечно же, глупо было надеяться, что её любимый придёт один!
   Слёзы навернулись на глаза, но Нанетта упрямо смахнула их с ресниц. Что ж, вдвоём, так вдвоём! Делать нечего! Посмотрим, устоит ли Марк, когда она предложит ему такую сумму! Это же нереальный Соблазн! Он сможет не поддаться только в одном случае: если на самом деле по-настоящему любит Адама, если парень, вправду, для него дороже всего и всех, дороже собственной Жизни! Если это окажется правдой, она проиграет... Если же нет... Если нет... Если Марк примет от неё эти деньги... О, тогда Адам увидит истинное обличье своего приятеля, он поймёт, что тот вовсе не так уж и любит его, как ему кажется! И тогда... Тогда... О, тогда её обожаемый, единственный лапусик этой же ночью испытает невероятное Блаженство! О, как неистово она будет целовать его сладкие губки, какие сумасшедшие, испепеляющие ласки она подарит ему, в какой страстный хаос она ввергнет всё его Существо, до самой мельчайшей частички! Они навсегда забудут о трёх годах разлуки! Они соединяться вновь, соединяться теперь уж навеки! Больше не будет ни Марка, ни кого бы то ни было ещё! Только она и её Адам! Только они вдвоём! Только!
   Вот они уже у дверей клуба! Наконец-то!
   Не помня себя от необычайной Радости, которая её буквально затопила с головой, Нанетта бросилась вниз и, пролетев к выходу, аки пятилетняя девчонка, чем несказанно удивила охранника, поставленного у входа встречать гостей, на ходу прокричала:
   - Я сама открою!
   Распахнув дверь, увидела того, кого так ждала. Сердце подпрыгнуло так, что, казалось, оно сейчас выскочит наружу, дыхание захватило. На глаза Нанетты навернулись слёзы. 347
   Он уже здесь! Здесь! Её любимый лапусик, её Сокровище, её Ангелочек!
   От Счастья женщина едва не запела прямо тут, у дверей!
   Адам смущённо улыбнулся ей. Он видел, Нанетта совсем обезумела от восторга, встречая его. Парень внутренне опасался, что его подруга сейчас выкинет что-нибудь экстраординарное, пребывая в таком шальном состоянии, эта женщина способна на что угодно. Вот возьмёт и кинется сейчас его целовать на виду у всех, и не остановишь её даже пушкой!
   Марк уловил напряжение возлюбленного. Весь подобравшись, готовый, если понадобиться, прибить Нанетту на месте, вздумай та отчебучить что-нибудь из ряда вон в отношении его Адама, он молча буравил огненным яростным взглядом именинницу. А та, казалось, вовсе и не замечала недружелюбия художника, всецело поглощённая своим любимым.
   - Привет! - поздоровался Адам. Пройдя внутрь, слегка обнял Нанетту и ласково чмокнул в щёку, - С днём рождения!
   Почувствовав это лёгкое прикосновение любимых губ к своему лицу, женщина задохнулась от охватившего всё её Существо урагана самых разнообразных чувств, главенствующими среди которых были безумная Любовь к Адаму и безудержная Страсть к нему. Она едва удержалась, чтобы прямо тут же не впиться губами в эти невероятно сладкие, пухленькие, до Сумасшествия желанные губки! Вся дрожа, с огромным трудом совладала с собой.
   - Спасибо! - улыбаясь, ответила она, - Как здорово, что ты пришёл! - Нанетта сознательно обращалась только к Адаму, напрочь игнорируя присутствие Марка. Сейчас ей лучше вовсе не замечать этого мужчину, не то Ревность сведёт её с ума!
   Адам почувствовал её настроение. Ему стало грустно.
   "Бедная моя девочка, что же я с тобою сотворил?!".
   - Ну, ты же нас пригласила, вот мы оба и пришли, - спокойно произнёс юноша, сознательно напоминая своей подруге, что он здесь не один, тем самым предупреждая её от каких-либо Безумств по отношению к нему.
   Но Нанетта пропустила слово "оба" мимо ушей (или сделала вид, что пропустила). Она втянула Адама внутрь. Следом вошёл Марк. Он был очень недоволен тем, что сейчас происходит между его возлюбленным и этой взбалмошной дамочкой. Как бы эта пантера не вцепилась в его Адама всерьёз! Ну, уж нет, дудки! Адама ты получишь, когда рыба начнёт говорить!
   Нанетта проводила пришедших к гостям, представила Адама тем, с кем юноша ещё не был знаком. Такие оказались в меньшинстве, основная масса гостей знала парня ещё по тем временам, когда они с ней были любовниками (правда, никто из окружения Нанетты, кроме, разумеется, Доры, не знал, кем на самом деле являлся для 348
   хозяйки ночного клуба этот несказанно красивый и обворожительный юноша, а Нанетта их отношения не афишировала, считая их Любовь Тайной, открытой только им двоим).
   День рождения прошёл замечательно. Гости веселились вовсю, кто как мог, развлекали хозяйку торжества и развлекались сами. Много пели, пили, смеялись, шутили и танцевали. Было придумано множество забавных конкурсов, вроде того, кто быстрее отгадает того из присутствующих, кого изобразят импровизированные актёры или же кто больше съест сосисок за определённое время.
   Казалось, сама Нанетта тоже забыла обо всех своих треволнениях и бесшабашно отплясывала с кавалером, высоким статным черноволосым банкиром, имевшим смелость пригласить такую ослепительную красавицу на танец. Партнёра для танцев женщина выбрала, сознательно отыскивая в нём сходство с Адамом, мужчину того же типажа, как её любимый. Ну, конечно, не такого ослепительно прекрасного, как Адам, но тоже имеющего чёрные волосы и светлые глаза, тоже высокого и стройного, примерно одних с её ненаглядным лет. Правда, никто, кроме Адама, этого не заметил. Мало ли на свете людей похожей внешности!
   Но парень знал, что Нанетта будет выбирать себе спутников не только для танцев, но и по Жизни, исходя только лишь из одного соображения: насколько тот или иной её временный избранник напоминают собой его, Адама! Он понимал это. Понимание причиняло Боль. Порой, задумавшись о своих отношениях с Нанеттой, юноша удивлялся той истинно глубокой и по-настоящему сумасшедшей, маниакальной Любви этой удивительной женщины к нему, той невообразимой Страсти, которую она к нему испытывала! Он никогда прежде, даже тогда, когда они ещё встречались, не мог подумать, что его подруга, такая лёгкая и невесомая, как бабочка, такая прекрасная и хрупкая, такая прелестная и невинная, как дитя, способна испытывать сильнейшие чувства. Адам не раз сожалел позднее о своём решении остаться с Нанеттой друзьями. Но он, право же, вовсе не хотел ничего дурного! Она такая чудесная женщина, и он её очень любил, хоть Любовь его была дружеской, она не сводила его с ума, не влилась намертво в его плоть и кровь, не сжигала его в диком, неистовом пожаре, как Любовь к Марку. О нет, ничего этого не было! Адам любил душу Нанетты, её живой, острый и весьма оригинальный ум, ему нравилось встречаться с ней время от времени, проводить вместе часы, приятные обоим. Юноша искренне желал Нанетте Счастья, она его всецело заслужила!
   Если бы он знал тогда, чем станут для Нанетты их такие, казалось бы, безобидные встречи! Если бы он только сумел догадаться, что для этой невероятной женщины их связь не осталась в Прошлом, как для него, что она для Нанетты настоящая! Если бы он мог 349
   вообразить, что она продолжает безумно любить его и надеяться на его возвращение! Эх, если бы!...
   Адам чувствовал, что весёлость его подруги целиком и полностью наиграна. Она, своего рода, демонстрировала гостям спектакль, некий фарс, призванный усыпить их бдительность, сделать так, чтобы никто ни за что на свете не догадался, как ей на самом деле плохо! Парня неудержимо тянуло уйти отсюда, сбежать, скрыться хоть на край света, лишь бы не видеть её прекрасного бледного лица и больших глаз, откуда на него полыхала жаркая Страсть и тщательно скрываемое нетерпение.
   За что ему всё это?! За что?! Почему он вечно причиняет людям Боль?! Эх, лучше бы он родился безобразнейшим карликом, он был бы тогда по-настоящему Счастлив!
   Ещё одно угнетало Адама, пожалуй, даже ещё сильнее, чем безмерное любовное Сумасшествие Нанетты. Ревность Марка! Художник не сводил с него жадного напряжённого взгляда весь вечер, его глаза неотрывно следили за ним; где бы Адам ни оказывался, с кем бы ни говорил, Марк следовал за ним повсюду, как тень. Стоило Адаму почувствовать на себе чей-то заинтересованный взгляд, пусть самый мимолётный, мгновенный, как он тут же спиной начинал ощущать яростный, негодующий, неистовый взгляд Марка. Возлюбленный словно пытался глазами соорудить для него клетку с непрозрачными стенками, чтобы никто не смел даже повернуться в его сторону. Это сводило с ума! Много раз Адам порывался объясниться с любимым, призвать его не вести себя так по-детски, перестать изводить их обоих. Это же невыносимо! Парень знал, что Ревность художника не имеет границ, так же, как и его Любовь к нему, но такой Ураган накрыл его впервые!
   Улучив момент, когда рядом никого не оказалось (все гости перешли в залу, где проводились дискотеки), Адам стремительно приблизился к Марку, довольно резко, едва ли не грубо, схватил его за плечи и несколько раз сильно встряхнул. Огромные глаза потемнели до черноты, в них затаилось нетерпение, смешанное с безумной Болью.
   - Перестань, слышишь! - в сильном волнении воскликнул он, - Прекрати! Перестань меня ревновать чуть ли не к каждому столбу! Я больше не могу! От твоей Ревности у меня башню сносит! Ты что, вообразил, будто я - твоя полная и безраздельная Собственность?! Я - Свободный Человек, и не потерплю, чтобы на мою Свободу покушались! Никому этого не позволю, а тебе особенно!
   - Не смей кричать на меня! - вспылил Марк, тоже сильно взволнованный, - Не смей! И позволь мне самому решать, как себя с тобой вести! Да, я ревную тебя к каждому столбу, это ты правильно выразился! Ревную и буду ревновать, и ты, оболдуй зелёный, не можешь запретить мне этого! Да, ты - моя Собственность, полная 350
   и безраздельная, это ты тоже правильно уяснил! И ты будешь принадлежать только мне! Мне одному! Мне! Мне! Мне!
   Адам отпрянул от него так, словно Марк попытался укусить его. Глаза смотрят с негодованием, взгляд метает молнии. Художник никогда не видел любимого рассерженным до такой степени и даже немного растерялся, не ожидая увидеть его таким. Адам был в гневе...но, мама дорогая, художник никогда в Жизни не видел более прекрасного лица! Даже негативные эмоции нисколько не вредили поистине неземной Красоте Адама!
   Нетерпеливый взгляд потемневших, сумрачных глаз несколько минут не отрывался от бледного лица Марка, губы сжались, прелестное лицо побелело до такой степени, что стало напоминать по цвету алебастр.
   - И всё-таки ты кретин! - это было сказано неумолимо, жёстко, безжалостно, - Я зря вернулся! Лучше было сдохнуть без тебя, сходя с ума от собственного одиночества! Лучше это, чем терпеть твою идиотскую Ревность! Любовь не выносит собственничества, она признаёт только равноправие! Прощай! - он резко повернулся и хотел уйти.
   Марк схватил его за руку, судорожно вцепившись пальцами, как клещами. Он понимал, что если позволит любимому сбежать ещё раз, больше не найдёт его, потеряет навсегда! Нет, нет, нет, только не это! Только не навсегда! Порывисто развернул Адама лицом к себе, притянул, попытался обнять. Парень начал вырываться.
   - Пусти! - любимый голос звучал властно, - Пусти! Не смей меня удерживать!
   Марк был сильнее, ему удалось сломить это сопротивление. Ни слова не говоря, он крепко-крепко прижал любимого к себе. Несколько минут всматривался в обожаемое лицо, в колдовские глаза, полные невысказанной, невыносимой Боли. Да, Ревность сводила художника с ума, Она жгла калёным железом его сердце и душу, отравляла всё его Существо! Но Любовь была сильнее, неизмеримо сильнее! Потеря Адама была для Марка много страшнее, чем самый жуткий ужас, который только возможно себе вообразить!
   Адам разрывался между порывом отхлестать возлюбленного по лицу и диким, безудержным, сумасшедшим желанием поцеловать его! Он не мог долго злиться на Марка, он слишком сильно любил его!
   Обозлённые, распалённые неистовой Страстью, до одури влюблённые друг в друга, они буквально буравили один другого яростными, безумными, испепеляюще-страстными взглядами. Внезапно обоих одновременно посетила одна и та же мысль: мама дорогая, что они делают?! Из-за чего устроили весь этот сыр-бор?! Это же форменный идиотизм, иначе и не скажешь! Два до Сумасшествия любящих друг друга Человека вздумали 351
   разругаться всерьёз из-за такой пустяковины, которая и выеденного-то яйца не стоит! Одному взбрела в голову всякая дурь, а другой породил бурю в стакане воды! Какие же они бараны! Оба!
   Злость в мгновение ока испарилась, словно её и в помине не было. Марк с Адамом начали безудержно хохотать. Они смеялись и смеялись, не в состоянии остановиться. Смеялись над самими собой, над тем, какими непроходимыми глупцами делает людей, порой, Любовь. Хорошо, у них хватило ума понять, что они оба неправы по отношению друг к другу, осознать, что их обоюдное Чувство несказанно выше, масштабнее и сильнее всего, что только можно себе представить! А если бы не хватило?!... Что тогда?!...
   Перед мысленными взорами обоих, внезапно, предстала вся чудовищность и необъятность той бездны, чёрной, ледяной, пустынной бездны одиночества, в которой они могли оказаться, если бы Любовь вовремя не остановила их, не толкнула назад в объятия друг друга! Открывшаяся картина была настолько страшной, что оба вздрогнули! Руки Адама обвили шею Марка, он, весь дрожа, неистово прижался к нему. Марк сжал любимого в объятиях ещё крепче, чем обнимал до сих пор. Погрузив пальцы в тёплый ароматный бархат смоляных волос парня, блаженно закрыл глаза, чувствуя себя Безмерно Счастливым уже от того только, что держал в объятиях своего единственного, ненаглядного лапушку, свою сладенькую булочку!
   Нанетта, обеспокоенная тем, что Адам куда-то запропастился, и она не может отыскать его среди гостей, сколько ни ищет, отправилась на поиски. Так, полчаса назад её любимый со своим другом были в той комнате, куда она привела их. Может, они до сих пор там? Женщина решительно направилась туда. Однако по мере приближения к означенному месту, её уверенность начала колебаться. Нанетта страшилась увидеть то, что очень боялась увидеть, хоть и понимала, что может. Нет, нет, с неё хватило прошлого раза! Больше она не вынесет!
   Марк чутьём уловил, что кто-то приближается. Не нужно, чтобы посторонние стали свидетелями их с Адамом Тайны!
   Они оба вовремя успели выскользнуть из объятий друг друга и сделали вид, что просто мирно беседуют на всякие отвлечённые темы.
   В комнату быстрой походкой вошла Нанетта. Адам и Марк внутренне напряглись. Вот уж, кого точно не проведёшь! Эта женщина мгновенно уловит своим обострённым чутьём страстные флюиды, которые они буквально источали!
   Однако даже если Нанетта обо всём догадалась (что вернее всего), она сочла самым разумным не подать виду. Смысла не было злиться, всё равно взрыв её отчаяния не возымел бы действия, напротив, 352
  
   только рассердил бы её любимого, вынудив его уйти. А этого Нанетта не могла допустить, о нет, не могла! Ещё слишком рано, она ещё не осуществила всего, что задумала! Как знать, может быть, её ненаглядный и не захочет никуда уйти от неё, если ей удастся осуществить свой план. Ох, хоть бы вышло!
   - Вот ты где! - с ласковой укоризной проговорила хозяйка клуба, направляясь к ним, её глаза не отрывались от Адама, - А я тебя обыскалась!
   Адам улыбнулся:
   - Не люблю многолюдные сборища, ты же знаешь. Устал от твоих гостей, захотелось побыть в тишине и покое.
   Нанетта кивнула. Она знала! Она ничего, ничегошеньки не забыла, ни одной привычки Адама, ни единой его особенности! Её сердце и душа, всё её Существо помнили!
   Чувствуя, что робеет, Нанетта мысленно приказала самой себе не трусить. Нужно быть смелее, слишком бесценный Приз на кону, на карту поставлено многое, о, слишком многое!
   - Адам, - какое сладкое у него имя, как она любит каждую буковку, каждый звук! - Можно мне ненадолго прихватить с собой твоего приятеля для конфиденциального разговора? - женщина в первый раз за весь вечер взглянула на Марка.
   Художник внутренне подобрался. Он не знал, чего хочет от него эта сумасшедшая, да, по правде говоря, и не желал знать. Но всё же бдительность терять не стоит, кто знает, что взбредёт в голову этой полоумной?! Она ж его запросто пристрелить может! Возьмёт и кокнет где-нибудь, хоть у себя в кабинете, когда окажется с ним с глазу на глаз, без свидетелей! А что, с неё станется!
   Адам был немало удивлён необычной просьбой своей подруги. Удивлён и встревожен. Интересно, зачем Нанетте, вдруг, понадобился его Марк? О чём она хочет с ним говорить, да ещё и наедине? Она же ненавидит его любимого, ненависть прямо полыхает в её глазах, когда она смотрит на него! Остаётся надеяться, что эта женщина не надумала совершить что-нибудь ужасное!
   - Х...хорошо, - не совсем уверенно ответил парень.
   Нанетта ослепительно улыбнулась и нежно, слегка игриво прошлась кончиками пальцев по его щеке. Ей так хотелось коснуться любимого, так хотелось, она просто не смогла себя перебороть! Однако это нежнейшее прикосновение показалось Адаму жгучим, просто огненным, словно его лицо погрузили в самое жерло проснувшегося вулкана.
   Нанетта и Марк поднялись на второй этаж, в её кабинет. Пропустив художника вперёд, женщина вошла следом, захлопнула дверь и закрыла её на замок. Мужчине было очень не по себе. Теперь, когда он оказался один на один с этой кошкой, способной выцарапать 353
   ему глаза за то лишь, что его любит Адам, а он любит парня, когда с ним рядом не было его лапушки, художник, внезапно, ощутил, как к нему, к самому его сердцу, тянутся ледяные щупальца страха.
   Внезапно Марк обозлился, да так, что весь страх как рукой сняло! Что б ему испугаться какой-то бабы, какой-то недоношенной дуры, всерьёз вообразившей, что она их с Адамом хозяйка?! Ага, сейчас! А погрызть жареного веника не желаете?!
   - Чего Вы хотите? - спросил Марк, в упор смотря на Нанетту, взгляд больших выразительных глаз строгий, суровый.
   Женщина поняла, что лучше не юлить, а сразу приступать к делу.
   - Я хочу предложить Вам сделку, - спокойно ответила она.
   Марк был удивлён:
   - Сделку?!
   - Да.
   Та-ак, это уже интересно!
   - И какую сделку Вы хотите предложить?
   - Отдайте мне Адама! - против её воли, в голосе Нанетты явственно слышалась мольба!
   Марк был так ошарашен, что даже не сразу нашёлся, что сказать!
   - Ч...что?! - ему показалось, он ослышался.
   - Отдайте мне Адама!
   Нет, он не ослышался! Нанетта, в самом деле, просит отдать ей его любимого!
   Шок прорвался смехом, Марк захохотал.
   Нанетта молча взирала на него, ожидая, когда он успокоиться, и можно будет продолжать разговор.
   Художник оборвал смех так же внезапно, как и начал. Он смотрел на женщину перед ним таким взглядом, каким смотрят на помешанных: с сочувствием и ужасом.
   - Вы... Вы рехнулись?! - воскликнул он, сильно разволновавшись, - Отдать Вам Адама?! Вы вообще соображаете, какую чушь несёте?!
   - Соображаю, - последовал спокойный ответ.
   - А мне так не кажется! Только в полоумную голову может прийти подобная мысль! Как... Как Вы вообще себе это представляете?! Что же, по-Вашему, Адам какая-то вещь, которую можно обменять за ненадобностью, а то и бесплатно подарить?! И... И после этого Вы ещё осмеливаетесь воображать, что любите его?!
   "Так, спокойствие, Нанетта, только спокойствие! Держи себя в руках!" - мысленно приказывала себе женщина. Но гораздо больше ей хотелось придушить Марка!
   - Что я воображаю и чего не воображаю, моё дело! - надменно произнесла она.
   - Но Адам - моё дело! Моё, понимаете?! Да как Вы вообще могли даже подумать, хотя бы на мгновение, что я способен отдать Вам 354
   Человека, которого люблю больше Жизни?! Что я вообще смогу отдать Его кому бы то ни было?! Что я откажусь от всей Любви своей Жизни, Единственной и Настоящей Любви, а потом спокойно смогу жить дальше, как ни в чём не бывало?! Одно из двух: либо Вы действительно сошли с ума, либо же никогда по-настоящему никого не любили!
   Это было уже слишком! Нанетта не выдержала.
   - Да что Вы понимаете в Любви, Вы, остолоп дубовый?! - с сердцем воскликнула она, голос надрывный, мучительный, - Вам не понять, каково это, мечтать о Нём, родном и единственном, мечтать каждую минуту своей Жизни и знать, что Он никогда твоим не будет! Вы не знаете, что это такое, когда ночь напролёт видишь Его в своих объятиях, целуешь и ласкаешь, а, проснувшись, сталкиваешься лишь с пустотой! Вам не доводилось бродить по улицам, как наркоманке под кайфом, окидывая каждое-каждое встречное лицо жадным взглядом, в Безумной Надежде на встречу с Ним! Вы не умираете каждый день от Безмерной Тоски по Нему, оттого, что не в силах жить без Него! - голос Нанетты сорвался, она больше не могла говорить. В чёрных глазах - слёзы.
   Внезапно Марку стало её жаль. Похоже, эта сумасшедшая действительно любит Адама! Только никому от этого не легче...
   Нанетта увидела сочувствие в голубых глазах художника и воспрянула духом. Может, ей удастся умолить его?!
   - Какую сумму Вы хотите? Я заплачу Вам, сколько скажете, у меня много денег, очень много, столько, что Вам и во сне не приснится! Только отдайте мне Адама! Не навсегда, я понимаю, что это невозможно! Но хотя бы на время... Хотя бы на эту ночь!
   Марк скрестил руки на груди. Весь его вид словно говорил: "Ну-ну, послушаем, в какую же сумму ты оцениваешь ночь с моим любимым?".
   - Я заплачу Вам пять миллионов евро.
   Услыхав, какую цену готова заплатить Нанетта всего лишь за одну ночь с его Адамом, Марк опешил. Его и без того большие глаза стали и вовсе размером в пол-лица. Он даже присвистнул, правда, про себя.
   "Ничего себе заявочки! - в полнейшем смятении думал он, - Пять миллионов евро! Пять миллионов! За одну, всего лишь одну-единственную в Жизни ночь! Это ж как надо любить парня, чтобы захотеть отдать такие астрономические деньги! Эта тётка и, впрямь, помешанная, не иначе! Только не будет этого, не будет, слышишь! Я не отдам тебе моего лапушку, не отдам ни за какие деньги, хоть сколько мне предложи!".
   Нанетта с жадным вниманием вглядывалась в лицо художника, пытаясь определить по его выражению, согласиться ли Марк на её предложение. 355
   - Могу и больше, много больше! - торопливо затараторила она, - Отдам хоть все деньги, какие у меня есть, мой клуб в придачу! Я сделаю для Вас всё, что бы Вы не пожелали, абсолютно всё! Только подарите мне одну ночь с Ним, одну - единственную ночь, о большем я не прошу! Обещаю, я оставлю вас обоих в покое, и вы не услышите обо мне никогда! - не помня себя, Нанетта упала перед Марком на колени и обхватила руками его ноги.
   Художник ясно видел: эта женщина дошла до последней черты! Но позволить ей и дальше унижаться перед ним, мужчина не мог.
   - Встаньте! - потребовал он, схватив её за руки и рывком поднимая с колен, - Немедленно встаньте! Я не Папа Римский, и Вы не на исповеди, так что не стойте на коленях передо мной! А теперь успокойтесь и выслушайте меня: я не отдам Вам Адама, не
   отдам ни за какие деньги, даже самые огромные! Я люблю его, понимаете, люблю! Так что не разыгрывайте драму, меня этим не проймёшь! Лучше обратите внимание на кого-то иного! Вы красивая женщина, Нанетта, наверняка у Вас поклонников хоть отбавляй! Вот и осчастливьте кого-нибудь! Только перестаньте доставать Адама, очень Вас прошу! Смиритесь с тем, что он выбрал меня! Вам придётся смириться и утихомириться, потому что я не сдамся, и буду сражаться за него хоть со всем Миром, включая Вас! А теперь прощайте! - с этими словами Марк круто повернулся и стремительно покинул кабинет Нанетты. Его трясло, художник боялся, что не выдержит и, бросившись на эту женщину, просто перегрызёт ей горло!
   Нанетта осталась одна. Она чувствовала себя невероятно опустошённой, буквально выжженной изнутри.
   Ничего не получилось... Она проиграла... Марк действительно любит Адама, любит по-настоящему сильно, раз его не прельстила даже такая сумма!... Глупо было надеяться, что он согласиться на её предложение... Очень глупо...
   Нанетта кое-как добрела до дивана, рухнула на него и горько разрыдалась от Отчаяния и невыносимой Боли. Она поняла, что это конец! Адама ей вовек не получить!
   Покинув кабинет Нанетты, Марк стрелой помчался вниз. Он жаждал увидеть возлюбленного, обнять его, почувствовать желанное тепло любимого тела в своих руках. Прижаться к нему крепко-крепко, ощутить на своих губам сводящую с ума сладость его пухленьких губок, и забыть, забыть, забыть весь пережитый только что кошмар, забыть, словно его и не было!
   Адам увидел, его любимый чем-то страшно взволнован, на Марке просто нет лица! Что сказала ему Нанетта, почему у него такие сумасшедшие глаза?!
   - Милый, что случилось?! - тревожно спросил юноша, бросаясь навстречу художнику. 356
   Марк ничего не ответил. Он с разлёту схватил Адама в стальное кольцо объятий, потащил в уединённую нишу под лестницей, ведущей на второй этаж. Здесь никто не сможет их увидеть. Прижав любимого к стене, впился в его губы огненным, испепеляющим поцелуем. Он целовал его неистово, требовательно, одержимо и страстно, сходя с ума от желания почувствовать, как возлюбленный целует его ответно. Адам не заставил себя ждать, он начал целовать Марка, его губы были такими же сумасшедшими и жадными.
   Художник ненадолго оторвался от любимых губ и стал бешено целовать обожаемое лицо.
   - Не отдам, не отдам, не отдам! - всё твердил и твердил он, глаза совсем уж ненормальные, по щекам в три ручья текут слёзы, - Никому не отдам! Мой, мой мой! Булочка моя, сладенькая, ненаглядная булочка! Моя булочка, моя!
   Адам догадался, о чём Марк и Нанетта говорили в её кабинете, что женщина могла предложить его любимому. Он понял, почему у Марка такое дикое выражение лица, почему он, вдруг, заплакал и почему его поцелуи совсем уж безумные. Понял и ужаснулся...Да... Нанетта, похоже, окончательно свихнулась на почве своей Любви к нему...Грустно... Она губит саму себя, своё сердце и душу, но даже не понимает этого... А помочь ей он не в силах... Подруга так на нём зациклена, что просто не воспримет никаких разумных доводов, каких бы он ей ни привёл... В этом они чем-то похожи с его мамой...Той тоже ничего не объяснишь... И она так же фанатично любит его... Две женщины... Один мужчина... Бессмысленное убийство самих себя... Добровольное убийство...
   - Сколько она тебе предложила? - вдруг, спросил Адам.
   Вопрос прозвучал так неожиданно, что Марк даже не сразу нашёлся, что ответить. В этом безумном угаре у него просто вылетело из головы, что любимый умеет читать не только его мысли, но и его собственную душу, его сердце, все-все их движения, даже самые-самые тайные. Он для Адама - раскрытая книга, от него ничего не скроешь!
   - Пять...миллионов...евро! - запинаясь, пролепетал Марк, - За одну ночь с тобой!
   У Адама округлились глаза.
   - Ничего себе! Мда... Это ж целое состояние, не находишь?! - он говорил с лёгкой улыбкой, но взгляд был невыразимо печальным.
   - Она... Она собиралась заплатить больше, сказала, что отдаст за тебя любые деньги, ещё и свой клуб в придачу! Грозилась исполнить любое моё желание, абсолютно любое! Я... Я...отказался! Не могу я тебя отдать, не могу, понимаешь! Ни за какие деньги не могу! Я..., - судорожный всхлип, - Я люблю тебя, я так тебя люблю! Как же я смогу лишиться тебя, пусть и на одну ночь?! Ты же мой любимый, 357
   моё солнышко, мой лапушка! Нет, нет, нет, ни за что и никому! Никогда! Нет! - художник совсем уж неистово сжал возлюбленного в своих объятиях и расплакался, спрятав лицо у него на плече.
   Адам почувствовал какую-то своеобразную раздвоенность внутри себя. С одной стороны, ему было очень и очень грустно. Парень бесконечно жалел Нанетту и глубоко сочувствовал её Помешательству. С другой, - всё его Существо переполняло невероятное Счастье, Счастье от сознания того, что его бесценное Сокровище, безмерно любимый и обожаемый им художник, его художник, так любит его, любит по-настоящему, что даже отказался отдать его за такие сумасшедшие деньги! А ведь Соблазн был ох, как велик! Но Марк устоял! Он не смог пойти на такое предательство, не смог именно потому, что любит его! Любит! Любит! Вот в такие минуты и проверяется истинность чувств! Теперь Марку не нужно больше ничего доказывать, он, Адам, знает, что чувства художника к нему совершенно искренние и настолько глубокие, просто нереальной глубины, глубокие и невероятно сильные! Такие же глубокие и сильные, как чувства его, Адама, к Марку!
   Юноша знал, чувствовал, что теперь простит своему возлюбленному всё, что угодно, даже его неуёмную, подчас, Ревность! Потому что Ревность Марка при всей своей чудовищности, рождена именно его безграничной, сумасшедшей Любовью к нему! Его возлюбленный - собственник, он ни с кем не станет делить то, что по праву принадлежит ему, ни с кем! Что ж, придётся с этим смириться, тут уж ничего не сделаешь, Человека не переделать в таком возрасте. Но это неважно, если вдуматься, о нет, совсем неважно! Ревность иногда даже приятна (в разумных пределах, конечно!), она только лишний раз доказывает, насколько сильны чувства к нему его возлюбленного.
   "Звёздочка моя, - нежнейшая Любовь светилась в синих глазах Адама, когда он обнимал Марка, ласково поглаживая пальцами непокорные взъерошенные кудри, - Самая-самая-самая любимая на свете звёздочка! Моя звёздочка! Люблю тебя! Люблю!".
   Обхватив бесконечно дорогое лицо горячими ладонями, Адам поднял его, любовно и ласково всмотрелся в милые черты, такие трогательные, такие хрупкие в своей беззащитности, такие любимые-любимые - любимые! Потянулся к губам художника и одарил их поцелуем, полным трепетной Страсти и глубочайшей Любви.
   Они любят друг друга! Остальное не имеет значения!
  
   С трудом оторвав тяжёлую, налитую свинцом, голову от диванной подушки, Нанетта оглядела окружающее пространство, окинув предметы обстановки каким-то до тупости равнодушным, безжизненным взором, словно не узнавая это место и удивляясь, каким образом она вообще могла здесь очутиться. Она напрочь забыла, что находиться в своём собственном кабинете, где 358
   вершились все дела её клуба, где она принимала посетителей, где, наконец, пять минут назад беседовала (если этот разговор можно назвать так) с другом Адама Марком. На какое-то краткое мгновение Нанетта даже успела позабыть, кто она сама такая и как её зовут.
   Тупая, ноющая боль в сердце...Словно кто-то невидимый, пробравшись к ней внутрь, схватил его и теперь выкручивает в разные стороны то так, то сяк. Тело будто и не её даже, так, какой-то неповоротливой старухи-чужачки, не её руки и ноги, не её голова... Точно её самой уже и не существует на этом свете... А существовала ли она хоть когда-нибудь?... Или всё-всё, что было в её Жизни, все эти люди, встречавшиеся ей, события, происходившие с нею, - всё это гигантская Иллюзия, Иллюзия, затянувшаяся на целую Жизнь?...
   Наверное, Иллюзия... Наверное, так... И, в то же время, не совсем, точнее, совсем не так... Один Человек Иллюзией точно не являлся...Он просто не мог быть Иллюзией...Как не могли быть иллюзорными и вымышленными её чувства к Нему... Адам! Её ненаглядное синеглазое солнышко, её единственный и обожаемый! Он был реален, он существовал и, что самое мучительное, существует и поныне! Существует в её сердце и душе, в её теле и мыслях, в ней самой! Так будет всегда, Нанетта это понимала. Она знала, чувствовала, что обречена любить его до конца своих дней, а, может, и ещё дольше, неизмеримо дольше...
   Что же ей теперь делать?! Что делать?! Что?! Адама она потеряла, это ясно... Слишком ясно и слишком отчётливо понятно! Остаться для него Другом?... Ага, и наблюдать за тем, как кто-то другой, не она, держит его за руку, целует и обнимает его?! Смотреть в невероятную, гибельную бездну этих огромных синих глаз, и видеть на самом-самом дне Любовь, Любовь безмерную, безграничную и жадную, голодную Страсть, но не к ней, а к кому-то другому?! Все ночи проводить в слезах в тщетной попытке забыть его и понимая, что забыть не сможет никогда?! Не-ет, увольте! С неё хватит этого Сумасшествия, она сыта Им по горло, за эти три прошедших года она вдоволь искупалась в Нём!
   Но... Адамушка, миленький, как же я смогу не видеть тебя, не слышать твоего любимого голоса, не мечтать о тебе изо дня в день, из ночи в ночь?! Это же... Это же немыслимо и невозможно! Я же живу только тобой и только ради тебя! Я же умру, если ты совсем меня покинешь!
   Эх, дёрнуло же её предложить Марку деньги за одну ночь с парнем! Разве было не понятно с самого начала, как она увидела их вместе, что эти двое действительно любят друг друга, любят по-настоящему сильно, просто безумно?! Разве было неясно, что Марк не согласиться ни на какую сделку, что он не отдаст любимого ни за какие сокровища Вселенной, даже, если ему их предложить?! 359
   А теперь... Теперь, наверняка, Адам знает, что она, Нанетта, предложила его приятелю, какую плату назначила, чтобы заполучить его! Интересно, что он сказал на это? Как отреагировал, услыхав (Марк, наверняка, рассказал юноше во всех подробностях, о том, как прошла его беседа с нею), о пяти миллионах евро, которые она собиралась отдать его другу за согласие? Наверное, очень удивился, ему и в голову не могло бы прийти, что его подруга так высоко оценивает его! Хотя... Зная Адама, можно предположить, что он вряд ли так уж удивился... Ему известно, как сильно она его любит, так сильно, что готова на всё ради того, лишь бы вернуть его! Так что пять миллионов - ещё не предел, о нет, далеко не предел! Она готова заплатить неизмеримо больше! Вот только... Только Адама ведь всё равно не получить, хоть сколько предлагай... Он потерян для неё... Потерян навсегда!
   Нанетта озиралась по сторонам взглядом насмерть перепуганного затравленного зверька, маленького-маленького зверёныша, который, совершенно неожиданно для себя, вдруг, оказался совсем один в чуждом и враждебном окружающем Мире. Его норка, родной, тёплый и уютный домик, далеко-далеко, где-то там, за необозримой далью горизонта, так далеко, что и не увидеть его теперь, каким бы острым ни было его зрение, не отыскать его, затерявшегося в Пространстве, не добежать туда, беги хоть всю Жизнь... А вокруг так темно и страшно! Этот страх острыми зубами вгрызается в маленькое хиленькое тельце, он парализует, как яд паука-тарантула, который тот впрыскивает в пойманную им жертву, чтобы лишить её способности сопротивляться. Некуда бежать, негде спрятаться... А тьма наступает... В ней столько непонятных, пугающих звуков... Вот где-то совсем близко раздаётся чьё-то грозное рычание... А там, вон из тех кустов вереска, слышится чьё-то напряжённое сопение...Ой, как страшно! Куда бежать, куда?! Но бежать некуда... Остаётся только ждать своего Часа... Ждать, как распорядиться Его Величество Случай... Возможно, уже сейчас, через какую-то секундочку, он станет чьим-то запоздалым ужином, жуткие клыки вцепятся в его немощную плоть, станут рвать на части, а потом его косточки аппетитно захрустят на них... И всё! Но, может, мимо него пройдут и не тронут, оценив опытным взглядом охотника, что не стоит тратить времени и сил на такое маленькое и неказистенькое создание, на такого заморыша... И зверёныш закрывает глаза, с ужасом и Надеждой ожидая решения своей участи...
   Нанетта оглядывается вокруг... Ей начинает казаться, что окружающие предметы, вдруг, ожили и одновременно заговорили с ней, и с самими собой. Она видит их мерзкие, до ужаса жуткие рожи, они потешаются над нею, смеются над её отчаянием и Болью.
   - Ты дурочка, - шелестит шепелявый старческий шёпот, - Безмозглая дурочка! Дурочка, дурочка, дурочка! Дурочка-снегурочка! Он 360
   сбежал от тебя, сбежал! Сбежал! Хи-хи-хи, ха-ха-ха! Сбежал! Сбе-е-ежал! Ты осталась с носом, с носом, с носом! Он тебя не любит, нет, не любит!
   Нанетта крепко-крепко зажмурилась и зажала руками уши, чтобы не видеть уродливых рож и не слышать этих одурманивающих, скрипучих голосов. Боль нахлынула с невероятной силой, свалила на пол.
   - Замолчите! - не своим голосом закричала она, - Заткнитесь, вы все! Это неправда, о нет, неправда! Он любит меня, любит, любит! - Отчаяние прорвалось истерикой, Нанетта начала неудержимо рыдать, - Любит! Любит! Любит! - всё повторяла и повторяла она, как заведённая, повторяла снова и снова, - Любит! Лю-у-убит!
   Но Сказок не бывает в этом Мире... Сказки все вымысел, лишь талантливый плод воображения... Реальность мучительнее и пошлее... Она может кричать самой себе сколько угодно, кричать до хрипоты и Одури... Это ничего не изменит... Ни-че-го... Адам с другим, он любит его... Любит! И нечего надеяться на его возвращение, его не будет...
   Что ж, выход есть всегда, даже тогда, когда кажется, что его нет... Выход есть даже для неё...
   Нанетта перестала рыдать. Кое-как поднявшись с пола, женщина, пошатываясь, точно была в сильном хмелю, доплыла до стола. Трясущимися руками попыталась открыть верхний ящик, где лежала аптечка с лекарствами (благоразумная мера предосторожности на случай дурного самочувствия её самой или кого-то из её работников). Получилось это, наверное, лишь с восьмого раза. Отодвинув, наконец, ящик, достала аптечку, вывалила содержимое на стол, стала лихорадочно рыться в таблетках. О, то, что нужно! "Клофелин"! Препарат для мгновенного снижения повышенного артериального давления. Незаменимая вещь для гипертоников, позволяет моментально облегчить состояние, избежать криза. Правда, принимать его нужно в очень маленьких дозах, в противном случае, лекарство может вызвать потерю сознания и остановку сердца. Что ж, потерять сознание и заставить сердце перестать биться, - вот то, что ей сейчас необходимо...
   У окна стоял небольшой красивый шкафчик-бар орехового дерева, там Нанетта хранила спиртные напитки и бокалы. Хранила так, на всякий случай, мало ли, какие гости пожалуют к ней в клуб? С некоторыми из них и выпить не грех!
   Достав бокал, она налила воды из хрустального графина, стоявшего тут же (некоторые из знакомых, иногда почитавшие её своим присутствием, любили разбавлять алкоголь водой, по-видимому, находя в этом какой-то свой, особенный, неповторимый шик). Вернулась к столу. Поставила бокал. Высыпала себе на ладонь содержимое упаковки "Клофелина". Долго смотрела на 361
   маленькую горсточку крохотных белых таблеток. Вот и всё! Игра окончена! Как говорится, fenita la Comedia!
   Глубоко вздохнув, Нанетта глотнула разом всю горсть, запила водой. Таблетки были обжигающе-горькими, от этой невыносимой горечи кружилась голова, перехватывало дыхание, на глаза наворачивались слёзы. "Клофелин" начал действовать сразу же, как только первая таблетка попала в организм. Женщина ощутила резкий приступ дурноты, очень сильно закружилась голова, сердце понеслось неровными, оскользающимися скачками, как заморенная кляча на соревнованиях, которая знает, что должна достигнуть финиша, достигнуть во что бы то ни стало, добежать, вопреки всем прогнозам. Она знает, что обязана это сделать, что она не может подвести своего наездника, просто не может! Но чувствует каждой частичкой самой себя, что не достигнет этого финиша, хоть он и кажется таким близким...
   Сердце сделало последний отчаянный скачок... И замерло...
   Нанетта сползла на пол... Тьма поглотила окружающее пространство ... Липкая удушающая тьма... Она нырнула в неё... Нырнула, чтобы уже не вынырнуть...
  
   - Пойдём домой, - попросил Марк. Голос хриплый, он едва сдерживает дрожь, - Не то я... Прямо здесь... Ну... Ты понимаешь, о чём я...
   Да, Адам понимал, потому, что сам чувствовал то же по отношению к Марку! Если сейчас они оба не смогут удержаться, тогда... Нет, только не здесь! Не здесь! Это место чужое и враждебное к ним! В этом ночном клубе бывает слишком много народу, все эти люди приходят сюда в поисках развлечений... Кто-то, возможно, ищет для себя Любовь на одну ночь... Клуб - это что-то всеобщее... То, что для всех... А их с Марком Любовь существует только в них и только для них! Надо уйти, сбежать отсюда подальше! А что может быть лучше дома, их дома!...
   - Давай. А то, впрямь, дойдём до того, до чего не следует, а потом уже поздно будет останавливаться..., - парень улыбнулся, улыбка была грустной, - Не поверишь, я только сейчас заметил, что само это место обладает какой-то мистической атмосферой, оно нагоняет тоску и некий подспудный страх неясного характера на любого, кто бы здесь ни оказался... Это странно... Нанетта - очень светлый, яркий и необыкновенно позитивный человек, находясь рядом с ней, чувствуешь необычайную теплоту, исходящую от неё. Она способна согреть даже самое замёрзшее сердце. Но вот её клуб...Очутившись тут, будто попадаешь в некое подземелье средневекового замка, мрачное, глухое, неприветливое... Так и кажется, обернёшься назад, - и увидишь призрачный силуэт чьей-то неуспокоившейся души.
   - Брр, - Марк поёжился, - Ну, и фантазии у тебя! 362
   Адам засмеялся:
   - Я художник, потому и фантазии у меня соответственные, - став серьёзным, помолчал с минуту, потом тихо сказал, - Я пойду... Попрощаюсь... С... С ней... Скажу, что мы уходим, - вздохнув, совсем уж невесело добавил, - Да, чую я, придётся мне выслушать очень много чего в свой адрес... Ну, да ладно, выслушаю. Нанетта, хоть и вспыльчива, быстро отходит. Впрочем, я её понимаю, потому и не злюсь, хоть и вижу, куда загоняет её обуявшее её душу Сумасшествие... Я не злюсь, мне просто грустно...
   - Ты... Ты так любишь её! - против его воли, в тоне Марка проскользнули ревнивые, нетерпеливые нотки, однако, художник тотчас же поспешил взять себя в руки.
   Адам с бесконечной печалью смотрел на него.
   - Да, я её, правда, очень люблю, люблю больше, чем она сама может себе представить! - проникновенно и искренне признался он, - Но Любовь моя носит чисто дружеский характер! Я люблю её лишь как Друга, и всегда буду видеть в ней только Друга, хоть Друга поистине бесценного! Я не испытываю к Нанетте того, что чувствую к тебе, она не сводит меня с ума, я не живу и не дышу ею, как тобой, не думаю о ней двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Мне очень хорошо с ней, это правда! Но я не умру, вздумай она меня покинуть. Да, мне тогда будет очень и очень плохо, но какое-то время... Месяц, может, два... Потом я успокоюсь, пойму, почему она так решила, и прощу её, потому что знаю, что ей вдали от меня будет спокойнее и лучше, она перестанет изводиться сама и мучить меня. Нет, я не перестану любить её, и не буду любить меньше, чем люблю! Отнюдь! И точно так же я приму её назад, если Нанетта захочет вернуться. Приму, не задав ни единого вопроса! Приму, словно и не было этой разлуки, сколько бы она ни продлилась, хоть двадцать лет! Но, опять-таки, приму только в качестве Друга! Нанетта никогда не станет моей Женщиной, хоть она и добивается именно этого! Не станет, потому что моё сердце, моя душа, мои тело и разум, я сам, до самой-самой микроскопической клеточки, отданы Человеку, которого я люблю больше всего, что существовало, существует, и будет существовать когда-либо во всех Вселенных вместе взятых! Я люблю этого Человека больше Жизни, Он и есть моя Жизнь, другой у меня нет, не было и не будет! - Адам умолк, опустил глаза. Переведя дух, вскинул ресницы на Марка, художник даже дышать перестал от охватившего всё его Существо невероятного волнения, - Я говорю о тебе, - тихо проговорил юноша.
   Наверное, он никогда так и не привыкнет к тому, что Адам его любит, Любовь этого поистине фантастического юноши всегда будет для него, Марка, Сказкой, в которую так хочется поверить, но необычайно трудно это сделать! Даже убедившись уже не одну тысячу раз, что 363
   его ненаглядная булочка, его хоть и невозможный, несносный, но такой любимый мальчишка, действительно очень и очень сильно любит его, он всё равно будет с опаской воспринимать его признания, всё равно будет бояться, что всё это ему только снится в каком-то удивительном сне, а, проснувшись, он заглянет на самое дно этих громадных синих озёр и увидит, что ошибался, и Адам, на самом деле, вовсе не испытывает к нему таких сильных чувств, как говорит! Эта мысль не давала Марку покоя ни днём, ни ночью. Даже, когда Адам выгибался и стонал в его жарких объятиях, сходя с ума от невообразимого наслаждения, когда его пухленькие сладкие губки неистово и страстно сливались с его губами, когда юноша наполнял собой каждую его частичку, когда, задыхаясь от глубины собственных чувств, произносил его имя прерывающимся шёпотом возле самого его уха, - даже тогда Марк не мог поверить в то, что всё это происходит с ним наяву, что это ему не приснилось! Потому что, если это так... Тогда он лучше никогда не пробудится от своего нереального, космического сна! Потому что Реальности он пережить не сможет!
   Прочтя по лицу любимого, что тому не слишком по душе его идея прощания с Нанеттой, Адам ласково улыбнулся и легко, чуть игриво, и в то же время очень-очень нежно коснулся губами его губ.
   - Я скоро! - пообещал он и упорхнул наверх.
   Адам приближался к кабинету Нанетты, ощущая странное и очень сильное сердцебиение. Сердце колотилось так сильно, словно в предчувствии чего-то... И это "что-то" было не слишком весёлым и радужным... Юноша несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Ощутив, что вполне овладел собой, он без стука (Адам никогда не стучался, заходя к Нанетте, он был единственным, кому женщина позволяла это), открыл дверь и вошёл. Тишина была практически сверхъестественной, как в склепе. Ни шороха... Ни вздоха... Странно, может, Нанетта, куда-то успела выйти?... Тогда он бы обязательно заметил её, со второго этажа есть только один путь вниз, - по лестнице, по которой он сейчас поднялся. Хотя... Он мог и не увидеть её, ему было не до Нанетты, вообще ни до чего! Когда Марк начал целовать его там, в уединённой нише под лестничным маршем, как только его огненные губы, такие страстные, такие до Невероятия любимые, соприкоснулись с его губами, - он окончательно перестал соображать что-либо, он уже ничего иного не видел, не слышал, не ощущал и не хотел, кроме того, чтобы возлюбленный целовал его вечно! Он почти дошёл тогда до Завершения (и дошёл бы, если бы невероятный натиск Марка ещё усилился!) только лишь от того, что его единственный держал его в своих объятиях, его руки жадно и неистово прижимали его к возлюбленному, а любимые губы с такой жгучей, поистине бешеной, Страстью ласкали 364
   его губы! А что, если Нанетта отправилась следом за Марком и увидела их там?! Что тогда будет, и подумать страшно!
   - Нанетта! - тихо позвал Адам, проходя на середину кабинета, - Нанетта!
   Ответа не было. Наверное, его подруга, в самом деле, вышла...
   Парень направился было назад, к двери, собираясь покинуть комнату, как, вдруг, странный звук вынудил его остановиться. Прислушавшись, уловил какой-то слабый шорох... Шевеление... Если направление определено верно, звук исходил со стороны окна... Круто повернувшись, Адам стремительно приблизился туда, откуда слышался этот едва уловимый шум. То, что он увидел, так поразило юношу, что он на некоторое время застыл, как мраморная статуя, громадные глаза распахнулись во всю ширь, в них застыл непередаваемый ужас! Нанетта, бледная, почти белая, и совсем-совсем прозрачная, лежала на полу у стола. Глаза закрыты, мокрые ресницы слиплись от слёз. С посиневших искусанных губ срывается и замирает в пространстве тихий и протяжный мучительный стон. Прекрасное тело периодически конвульсивно содрогается, руки из последних сил хватаются за воздух, словно пытаясь удержать ускользающую Жизнь.
   - Дурочка! - Адам кидается к ней, падает на колени, хватает с пола умирающее тело и неистово прижимает к себе, - Дурочка моя садовая! Зачем ты это сделала?! Зачем?! Заче-е-ем?! - на полу, рядом со своей подругой, парень видит пустую упаковку из-под чего-то. Очевидно, Нанетта свезла её на пол, когда падала. Подняв, прочёл надпись - название - "Клофелин". "Клофелин"! Упаковка пуста... Значит, она выпила всё..., - Нанетта, девочка моя, милая, хорошая, - горячо и страстно заговорил Адам, его глаза полны слёз, он до крови кусает губы, - Очнись, слышишь! Очнись! Очнись! Это я, Адам! Я пришёл к тебе, я тут! Умоляю, очнись! Не умирай, не умирай! Поговори со мной, прошу! Можешь накричать на меня, можешь даже поколотить, я с Радостью приму от тебя всё, что угодно! Только не умирай! Не умирай! Любимый, дорогой мой Друг! - горячие поцелуи осыпают безжизненное лицо женщины, слёзы, струясь по щекам Адама, капают на него. Обнимая Нанетту, парень разрыдался.
   Женщина выплыла из тёмного липкого марева тумана, в котором она пребывала всё это время, и, открыв глаза, с каким-то пьяным изумлением увидела подле себя Адама, юноша неистово сжимал её в объятиях, огненные губы целуют её лицо. Он плачет, слёзы жгучим потоком струятся на неё. Она что, уже умерла и попала в Рай?! Иначе как объяснить то, что сейчас происходит?!... Раньше она была вынуждена чуть ли не вымаливать у любимого хоть один поцелуй, теперь же на неё обрушилась сотня их, да ещё таких страстных, таких горячих! Наверное, она всё-таки в Раю, раз её обнимает этот 365
   сказочный Ангел! Какое странное ощущение... Она же ясно почувствовала, как её собственное сердце перестало биться, она помнит, как всё Существо охватила чудовищная в своей жути агония, сродни агонии насмерть затравленного собаками зверя, который ещё пытается спастись от Неизбежности, точнее, пытается спастись его тело, Оболочка, но там, внутри себя, он уже знает, что ему не спастись...
   - Ада...мушка..., - слабо произносят пересохшие, спёкшиеся её губы, свинцовая рука тянется к нему, тихо, ласково дотрагивается до мокрой щеки.
   Она жива! Ещё жива! Адама охватила такая Радость, что он едва не взлетел!
   - Дурашка моя, - голос нежный-нежный, ласковый-ласковый, взгляд прекрасных глаз, таких любимых, таких родных, тёплый-тёплый! - Маленькая моя дурашка! Что ж ты наделала?! Зачем, ну, скажи, зачем тебе это понадобилось?!
   - Просто... Я... Я увидела только этот выход..., - дрожащий голос звучал очень тихо, она задыхалась, каждое слово давалось с огромным трудом, - Раз...Раз я не смогла... Не смогла получить...Получить тебя..., - Нанетта осёклась и замолчала.
   Адам слушал её, и перед его глазами во всём своём первобытном ужасе, разворачивалась полная картина того, почему его подруга решила себя убить. Мама дорогая! Она захотела умереть потому, что не смогла быть с ним, чего Нанетта так жаждала, жаждала все эти три года, прошедшие с момента их расставания! Она так любит его, что просто не смогла смириться с невозможностью его ответной Любви к ней! Она так и не приняла его выбор, оказалась не в силах пережить то, что он любит Марка, а не её! Милая, упрямая моя девчонка, с какой же Силой и Страстью надо любить меня, чтобы так страдать, как страдала ты, страдала каждую минуту каждого дня, мечтая обо мне и зная, что мечтать бессмысленно, понимая, что я твоим не буду! И погибаешь ты из-за меня, из-за меня!
   Нанетта смотрела на бесконечно обожаемое лицо, склонившееся над нею, она мучительно вбирала в себя каждую-каждую несравненную чёрточку, каждый штришочек: огромные глаза в оправе чёрного покрывала густых ресниц, пухленькие губки, чёрные брови с красивым изломом книзу в уголках, точёную совершенную линию подбородка. Как она любила это фантастическое лицо! Любила не только за непередаваемую Красоту, но и за то, что читала в этих невероятных глазах, откуда сияла и светилась таким тёплым, поистине солнечным светом, его душа, та душа, которую она любила ещё сильнее, чем весь облик!
   Родной мой, ненаглядный, любимый Человечек! Неужели я тебя больше никогда не увижу?! Я чувствую, недолго мне осталось 366
   быть с тобой! А я ещё столь многого не успела сделать для тебя, о стольком не успела тебе сказать! Надо сказать хоть сейчас, пока ещё могу дышать, пока ещё вижу тебя и слышу!
   Собрав последние силы, Нанетта заговорила, с каждым произносимым словом говорить становилось всё труднее, дышать всё нестерпимее и больнее:
   - Лапусик, не надо плакать..., - огненная рука мягко-мягко, трепетно и нежно гладила любимого по щеке. Эти лёгкие, любовные прикосновения причиняли Адаму жгучую Боль. Он часто-часто дышал, он задыхался от этой Боли, туманившей разум, словно остриё ножа полосовавшей самое сердце, каждый сосудик и нерв! - Не надо... Я не хочу... чтобы ты...страдал из-за меня... Я так люблю тебя, если бы ты только знал, как я люблю тебя! Всегда любила, с самого первого дня, как мы встретились! Я... Я так...так надеялась, что...что ты вернёшься... вернёшься... ко мне... Я мечтала об этом!..., - она судорожно выдохнула, в горле застыл всхлип, - Но... Но видимо... видимо моя Мечта о тебе...о нашем с тобой Счастье так и останется Мечтой...
   Слышать это было выше сил Адама! Хоть бы она замолчала, хоть бы не говорила так, словно вот-вот умрёт!
   - Молчи! - горячо взмолился он, ещё неистовее сжимая Нанетту в своих объятиях, пальцы ещё нежнее гладят угасающее лицо. В этом лице уже нет Жизни, оно почти умерло, черты постепенно застывают, приобретая подобие маски. Нет, нет, нет, не умирай, милая, не умирай, ты мне так нужна, так нужна!
   Умирающая ласково улыбается юноше.
   - Ты... ты ведь не забудешь меня, правда?... Я всегда буду помнить тебя, всегда, даже, когда уйду Туда! Я всегда буду любить тебя! Хочу... попросить тебя... кое о чём..., - она снова перевела дух и заговорила совсем уже тихо, Адам был вынужден очень близко наклониться к ней, чтобы расслышать, - Будь... с... Мар... Марком... Он... Он так сильно любит тебя! Не бросай его, это... это убьёт его!
   Парень в смятении слушал женщину. Вот ведь сумасшедшее создание! Сама на пороге смерти, а думает всё равно не о себе, а о нём, Адаме, о его Счастье!
   - По...поцелуй меня... В последний раз..., - продолжала Нанетта, - Только... Только не в щёку, как Друга... А... А в губы... Я... Я знаю, что... между нами не может быть... ничего, кроме... кроме Дружбы... Но... Всё же прошу... Об этом... маленьком одолжении...
   Адам увидел в чёрных, лихорадочно блестящих глазах, устремлённых на него, столько Любви к нему, Любви, смешанной с мольбой! Он почувствовал, что просто не сможет отказать дорогому Человеку в последней (судя по всему, это действительно так) просьбе! Склонившись к её губам, юноша очень-очень нежно коснулся их.
   Нанетта Блаженно, Счастливо улыбнулась: 367
   - Сладкие какие! - с Любовью произнесла она.
   Это было последнее, что слышал Адам. Вместе с этими нежными, любящими словами женщину покинула душа. Тело в последний раз конвульсивно содрогнулось, руки сжались в кулаки, она шумно вздохнула, - и обмякла, оставшись недвижимой.
   Адам понял, что Нанетта ушла, он просто это почувствовал. Крепко прижимая к себе безжизненное тело, зарыдал в голос. Ему было больно, очень больно! Юноша не мог даже себе представить, что Боль, бешеным цунами нахлынувшая на него и затопившая с головой, будет настолько чудовищной! Нанетта была ему дорога, о, очень дорога всегда! Но только теперь, когда он обнимал её тело, которое покинула Жизнь, только сейчас лишь до него начала доходить Истина: оказывается, он любит Нанетту много сильнее, чем думал, она стала для него дороже и нужнее, чем он считал! Он не любил в ней Женщину, зато безмерно любил Друга, преданного, всепрощающего, всепонимающего, того Друга, который всегда примет, всё поймёт и не скажет ни слова в осуждение, того самого Друга, о котором мечтают все, но имеют лишь единицы! И такой Друг, именно такой, у него был, был все эти три года, даже больше! И этого Друга он только что потерял! Потерял из-за упрямства собственной души, не пожелавшей разглядеть в этом чудном Человеке не просто воистину замечательную Личность, очень тонкую и умную, но, прежде всего, Женщину, которая просто хотела, чтобы её любили так же, как любила она сама! Эх... Если бы он не повстречал Марка, кто знает, может быть (даже очень вероятно!), Нанетта бы добилась своего, и они с ней снова бы сошлись... Может, даже создали бы семью, у них была бы целая куча озорных ребятишек, и прожили бы весь отпущенный им век в полной Гармонии, Любви и Согласии... Но когда его глаза случайно (или всё-таки нет?...) остановились на Марке, тогда, на лекции, он сразу понял, что пути назад нет, и никогда не будет... Он мгновенно влюбился в него, всё произошло столь стремительно, что он даже не успел испугаться и ничего толком осмыслить... Влюбился так, что это поразило его до глубины души, влюбился намертво, со Страстью фанатика, влюбился с ужасающей, просто чудовищной силой! Именно в тот момент все прошлые привязанности, какие были или могли быть в его сердце, включая Нанетту, как-то сами собой отодвинулись на второй план, стали второстепенными, не столь значительными, какими были для него раньше... Он, сломя голову, кинулся в этот омут с головой, даже не думая о том, что для тех, кто любит его, он не перешёл на второй план, а остался на первом!
   Марк, обеспокоенный тем, что Адама долго нет, решил отправиться за ним сам. Кто знает, что эта сумасшедшая ещё выкинет?! Может, она так вцепилась в парня, что он никак не освободиться из её когтей?! Может, его лапушке даже нужна его помощь?! 368
   Марк стрелой помчался на второй этаж, прыгая через две ступеньки лестницы. Промчавшись по коридору, без стука распахнул дверь и ворвался в кабинет. Встревоженный взгляд сразу уловил: происходит что-то не то... Как-то слишком уж тихо здесь, неестественно тихо... Словно в комнате, где есть умершие... По спине поползли мурашки, Марк зябко поёжился. Тихо, неслышно ступая, прошёл вглубь кабинета. Он увидел Адама на полу у стола. Юноша, обняв Нанетту, лежавшую у его ног, прижался к ней головой и рыдал.
   Марк всё понял сразу, спрашивать у парня, что случилось, не требовалось.
   Значит, эта женщина, исчерпав все средства, доступные ей, чтобы добиться желаемого, решила применить то, что ещё имелось у неё в запасе на крайний случай... Не получив Адама и, понимая, что никогда его не получит (истинно так!), она захотела устраниться сама...
   Марк почувствовал, что вся злость на Нанетту, какая была в нём раньше, бесследно исчезла. Ему стало до бесконечности жаль эту женщину. В сущности, она, ведь, ни в чём виновата не была, ни перед Адамом, ни, тем более, перед ним, Марком... Она просто любила парня, только лишь хотела вернуть его обратно... Вот и всё... И просто не смогла смириться с тем, что вернуть любимого не получится...
   Внезапно всё Существо художника обуял дикий страх, страх, сродни ужасу. Что же теперь будет с его Адамом?! Как его ненаглядный цветик перенесёт эту смерть?! Как то, что произошло, отразиться на нём, его душевном и физическом здоровье?! Его единственный такой восприимчивый и впечатлительный, у него такая чистая и нежная душа, такое любящее сердце! Как бы гибель Нанетты не упекла его в психушку или, что ещё страшнее (нет, нет, только не это!), не заставила совершить вторую попытку самоубийства! Наверняка, он считает себя виновным целиком и полностью в том, что случилось! Надо как можно скорее забрать любимого из этого ужасного места, увести домой, применив силу, если понадобиться (а она может понадобиться, преодолеть сопротивление Адама, когда он не в себе, вот как сейчас, очень и очень непросто!)! Нельзя ему тут оставаться, ему будет слишком тяжело. Да и опасно позволять парню задерживаться в этой комнате ещё хоть мгновение, как бы он потом чего не намудрил... И, конечно, нельзя оставлять его ни на миг в одиночестве. Когда человек в таком состоянии, ему необходим кто-то, лучше всего любимый и близкий, кто мог бы поддержать его, подставить своё плечо, не дать ему окончательно скиснуть. Адам любит его, и очень сильно любит, его присутствие поможет его ненаглядному поскорее прийти в себя, поможет притупить его Боль (забыть это у парня получиться вряд ли, Нанетта очень много для него значила, Марк прекрасно понимал). 369
   Адам был настолько потрясён и подавлен ужасной гибелью своей подруги, эта нелепая смерть так его ужасала, что он даже не заметил присутствия в комнате Марка. Художник тихо подошёл к нему, опустился на пол рядом, попытался ласково обнять за плечи. Юноша вздрогнул. Перестав плакать, поднял голову, мокрые, опухшие от слёз глаза, смотрят на Марка, а в них такая Боль, такое Страдание, что у художника перехватило дыхание и сжалось сердце!
   - Она... умер...ла.. , - тихо шепчут искусанные в кровь губы Адама, - Умерла... У меня... на руках...
   Марк кивнул.
   - Я знаю, - так же тихо ответил он.
   - Она... Она... всего лишь любила... любила меня... Хотела, чтобы я... я вернулся... вернулся к ней..., - он снова всхлипнул, прекрасное лицо исказилось мукой.
   Сердце Марка рванулось к возлюбленному: приласкать его, утешить, успокоить хоть немного его Боль! Сил нет смотреть на то, как Адам страдает! Художник крепко обнял любимого, прижал к себе.
   - Ненаглядный мой цветик, успокойся! Не надо, не плачь! - художник, погрузив пальцы в тёплый бархат волос Адама, очень-очень нежно ласкал их, - Слезами тут не поможешь! Нанетту всё равно не вернёшь теперь! Не надо убиваться! Ты ни в чём не виноват, она так решила сама! Сама, понимаешь!
   - Нет! - Адам упрямо замотал головой, - Нет, не сама! Это я подтолкнул её к этому решению, я, я!
   - Вот бредятина! - в сердцах воскликнул Марк, от волнения позабыв понизить голос, - Полнейшая, несусветная бредятина! - обхватив бесконечно любимое лицо руками, художник с нежной силой сжал его, заставил юношу посмотреть в его глаза, - Адам, ты несёшь чушь! Любимый, ты слишком подавлен и расстроен, чтобы адекватно воспринять мои слова сейчас, но я всё-таки тебе скажу: не смей обвинять себя в смерти Нанетты! Не смей, слышишь! Она сама захотела умереть, сама! И сама сделала это, её никто не принуждал к подобному шагу, ни ты, ни я, - никто! Всё, что только что случилось, конечно, очень и очень печально, но Жизнь всё равно продолжается, и будет продолжаться! Мы приходим в этот Мир, проходим определённый Этап, отведённый нам, и уходим! А Жизнь продолжается, и будет продолжаться до нас, с нами, и после нас! Пойми это!
   Глядя в эти бездонные синие озёра, затуманенные бесконечной грустью, художник увидел, что возлюбленный не понял ни слова из того, что он ему сейчас тут наговорил, словно его речь была китайской. Ничего удивительного, пережить такое! Ничего, со временем, Адам придёт в себя и поймёт, что он, Марк, был прав, и перестанет казнить себя за то, что случилось не по его вине! 370
   Повинуясь горячему порыву, художник очень трепетно и нежно коснулся губами любимых губ:
   - Люблю тебя! Очень!
   Адам ничего не ответил. Он просто благодарно прижался головой к его плечу, признательный за участие.
   - Милый, пойдём домой! - попросил Марк, ласково целуя взъерошенную макушку, - Нам здесь больше не место. Обо всём распорядится кто-нибудь из присутствующих тут, кто-нибудь, близкий Нанетте. Хоть Дора, медсестричка из больницы. Кажется, они подруги. Она мне представилась очень разумной и основательной барышней. Думаю, ей доверить такую трудную миссию будет в самый раз, - художник слегка улыбнулся, желая немного подбодрить возлюбленного.
   - Как хочешь, - тихо ответил Адам, голос его вял и безэмоционален, как у машины.
   - Побудь здесь пока, я сбегаю вниз, к гостям, обо всём договорюсь с Дорой, и сразу же назад, к тебе! - сжав любимое лицо ещё сильнее, художник несколько минут жадно всматривался в потухшие глаза, такие невыразимо прекрасные даже в своём Страдании, такие бесконечно родные, он пытался разглядеть искорку, увидеть в них хоть что-то, что указывало бы на то, что душа его возлюбленного ещё жива, что она ещё не успела заиндеветь и застыть, придавленная и сломленная тем, что произошло! - Любимый, обещай, что ты останешься здесь, никуда не уйдёшь, и ничего с собой не сделаешь! Обещай мне! - в голосе и взгляде столько мольбы! - Обещай! - воскликнул Марк в сильнейшем волнении, он с трудом владел собой, ему невыносимо было видеть это дикое мучительное Отчаяние в глазах Адама! - Обещай! Обещай! Обещай! - он кричал, голос срывался на хрип, в глазах - слёзы, - Лапушка, я не переживу, если ты сделаешь... Как... тогда..., - Марк, потеряв над собою власть, начал неистово тормошить парня, потом просто с необычайной силой сжал его в объятиях и снова припал к любимым губам, поцелуй был бешеный, страстный. Может, это и было неправильным, целоваться в такой момент, но Марку было всё равно. Он так боялся, что Адам, не выдержав, сотворит с собой что-нибудь, так страшился за него! Он так его любил, что просто даже мысли не мог допустить, что его ненаглядный снова может покинуть его!
   Жаркий поцелуй художника прорвался сквозь заслон апатичной сдержанности, который соорудил Адам, разрушив эту броню до основания. Юноша слишком сильно любил Марка, слишком неистово и безумно, он просто не мог долго удерживать себя в установленных границах. Его печаль была велика, Нанетта, действительно, очень и очень много значила для него! Всё это так! Но Любовь к Марку была всё же неизмеримо сильнее, он любил его до Беспамятства, до 371
   Боли и слёз, до дрожи в коленках, до остановки сердца, до физического и духовного изнеможения, любил так, что буквально умирал от этого Чувства! Его ответный поцелуй был полон такой поистине огненной Страсти, что Марк лишился разума!
   - Люблю тебя! Люблю! Люблю! - повторял художник Адаму снова и снова своё сумасшедшее признание в Любви.
   Нервы у обоих сдали, они разревелись, как малые дети, неистово обнимая один другого, осыпая безумными поцелуями лица друг друга.
   Хоть здесь, в этой комнате, и царствовала смерть, Любовь Их была сильнее этой смерти, сильнее всего и всех не только на этой Земле, но и в других Мирах других Вселенных! В их Любви была сама Жизнь! Их Любовь и есть Жизнь, Вечность и Мироздание в одном!
   - Обещай, что ничего не сотворишь с собой! - снова и снова умолял Марк любимого, - Обещай дождаться моего прихода! Обещай мне! Не то... Если ты не пообещаешь мне этого или вздумаешь нарушить своё обещание... Я не знаю, что я с тобой сделаю! - видя, что Адам продолжает молчать, художник в неистовом запале начал, как ненормальный, трясти его, чуть ли не разрывая на части его тело, - Адам, ну, что ты за несносное создание такое?! Неужели ты не понимаешь, что я не смогу пережить твою гибель?! Неужели ты настолько бесчувственный?! Неужто тебе всё равно?! Я же умру без тебя!
   Марк дошёл до предела, Адам это понимал. Понимал сердцем, несмотря на ум, находившийся в полном смятении из-за гибели Нанетты, свидетелем (и участником, как юноша считал), которой он стал. Ещё чуть-чуть, и у его любимого случится нервный припадок. Нельзя этого допустить, никак нельзя! Ладно, он-то, Адам, страдает заслуженно, но зачем же мучиться Марку, который и вовсе не при чём?!
   - Я обещаю, - тихо проговорил парень, - Я дождусь тебя... И... И ничего с собой не сделаю!
   Художник долго не отрывался от его глаз, ища в них подтверждения словам своего возлюбленного. Убедился, что Адам, в самом деле, ничего ужасного над собой делать не собирается. Марка разом отпустило. Ненаглядный будет ждать его возвращения! Ура! Ура! Ура!
   - Помни, ты обещал! - художник очень нежно поцеловал любимые губы. Вскочив на ноги, стремительно скрылся за дверью.
   Оставшись один, Адам задумался. В его голове беспрестанно крутилась и вертелась одна и та же мысль: он должен покинуть Марка... Должен... Должен! Он просто обязан понести справедливое наказание за то, что случилось, ведь в гибели Нанетты целиком и полностью виновен лишь он один! Если бы он не мучил её, если бы он изначально, расставшись с нею ещё три года назад, не 372
  
   возобновил их встречи, пусть теперь и на дружеской основе, ничего бы этого не было! Его подруга со временем сумела бы его забыть (хотя, это не факт...), нашла бы своё Счастье с кем-то другим и прожила бы Жизнь в той Любви, которой была достойна! А теперь... Теперь перед ним лишь её хладное тело... Тело без души...
   Он покинет Марка... Сегодня же! Это будет самым страшным наказанием для него, страшнее ничего и не представить даже! Он расстанется с Человеком, которого любит больше Жизни, без которого он не мыслит самого себя, вообще ничего не мыслит! Он будет медленно, мучительно умирать без Него, умирать вдали от Него, не имея возможности ни видеть, ни слышать Его, потому что он сам лишит себя этой возможности! Он сойдёт с ума от неистовой жажды присутствия своего ненаглядного, он спятит окончательно и бесповоротно! Он отнимет своего единственного у самого себя, вот что он сделает! И это будет справедливо! О, вполне справедливо!
   Так думал его разум. Сердце Адама, его душа, всё Существо до самой последней клеточки, отчаянно сопротивлялись даже самой мысли о том, чтобы расстаться с Марком! Парень слишком любил его, он совершенно ясно и отчётливо понимал, что будет любить своего бесценного художника всегда, что никто-никто в целом Свете не сможет его заменить! Расстаться с ним, это всё равно, что погибнуть заживо, с головой закопав себя в ледяных снегах безжизненной пустыни под названием Одиночество! И всё же ему придётся это сделать! У него нет выбора!
   Сердце Адама зашлось от невообразимой Боли, казалось, оно разорвётся на части прямо сейчас! Дыхание захватило. Согнувшись пополам, парень буквально свалился на пол. Если бы он мог заплакать, зарыдать в голос, заорать так, чтоб оглохнуть самому от этого крика! Если бы он мог! Но слёз не было, они немилосердно жгли глаза, но наружу не пролилось ни капли. Вместо глаз плакали его сердце, его душа, он весь! Плакали кровью!
  
   Марк, как очумелый, носился по клубу в поисках хоть кого-то, хоть тех же охранников, чтобы сообщить им ужасную новость и поручить самим заняться подготовкой похорон. Долго никого не мог найти.
   Куда, в самом деле, все запропастились?! Почему вечно никого нельзя найти, когда это так нужно, когда от того, как быстро он отыщет нужного человека (или людей) зависит так много, зависит их с Адамом Жизнь?!
   Наконец, когда художник уже измучил себя поисками, и начал приходить в неистовство от того, что ему никак не попадается никто из гостей или охранников (он уже, было, подумал, что всех унёс ветер в неизвестном направлении, иначе, как объяснишь полное отсутствие в здании клуба такой толпы?! Помещение не такое уж большое, 373
   спрятаться негде), он неожиданно налетел на Дору, заходившую с улицы, едва не сбив девушку с ног. Та уже собиралась сурово отчитать нахала, который летит незнаемо куда, сломя голову, а потом пихает ни с того ни с сего порядочных людей. Но, стоило ей увидеть выражение лица Марка, его ошалелый, безумный взгляд, всё недовольство бесследно испарилось. Дора ощутила, как в сердце что-то болезненно кольнуло, словно в предчувствии чего-то ужасного.
   - Наконец-то! - вырвалось у Марка. Он схватил девушку за руку, потянул за собой.
   - Постойте, постойте, господин хороший, - начала упираться Дора. Куда этот ненормальный её тащит?! - Что Вам от меня надо?! Куда Вы меня тянете?!
   - Потом, барышня, потом все разговоры! Я Вам сейчас всё-всё объясню, только пойдёмте скорее!
   Дора, встревоженная, немного заинтригованная и чуть испуганная, всё же послушно последовала за художником. Они промчались по лестнице на второй этаж. Едва девушка увидела, куда ведёт её спутник, сразу догадалась, что что-то произошло. Лестница вела на второй этаж, а на втором этаже находился только кабинет Нанетты. Значит... Значит, с её подругой опять что-то случилось, судя по виду этого парня, что-то, не слишком хорошее...
   Возле двери кабинета Марк остановился и повернулся к ней. Дора стала рядом с ним и теперь вопросительно смотрела на него, ожидая обещанных объяснений. Художник молчал, не решаясь заговорить. Дору это рассердило. К чему, спрашивается, устраивать всю эту муравьиную метусню, если не можешь потом путно объяснить человеку её цели?!
   - Так что случилось? - спросила девушка. Вопрос прозвучал нетерпеливо.
   Марк опустил глаза, собираясь с мыслями, думая, как лучше, и, главное, доходчивее, опуская собственные эмоции, рассказать обо всём. Так, говорить нужно сухо и сдержанно, как диктор на новостном канале телевидения, выдать только факты, опуская подробности и собственные суждения.
   - Ваша подруга умерла, - хорошо, голос звучит ровно и спокойно!
   От неожиданности Дора так резко втянула воздух в себя, что закашлялась.
   - Ч...что?! - может, ей не то послышалось?!
   - Нанетта умерла.
   Что?! Умерла Нанетта, её Нанетта, её милая славная подружка?! Не может быть! Это какой-то чудовищный бред! Этот тип, наверное, что-то напутал! Залил, небось, глаза горяченькой, вот и привидилось невесть что!
   - Вы... вы спятили?! - От сильнейшего волнения, охватившего её, Дора невольно повысила голос, - Вы что, белены объелись?! 374
   Как это Нанетта умерла?! Она же со мной говорила час назад, выглядела, при этом, вполне здоровой и даже весёлой! Я, помнится, даже удивилась, про себя, правда, до чего подруга сегодня хорошенькая, я же помню, какой она была ещё совсем недавно, когда... Когда... Вобщем, недавно! А сегодня она прямо вся искрилась Счастьем!
   Марк в нетерпении тряхнул головой.
   - Да, да, знаю, какой Нанетта была сегодня! Только, говорю Вам, она умерла, у-мер-ла, понимаете?!
   Это было произнесено таким тоном, что Дора как-то сразу поверила в то, что весь этот ужас, о котором она тут услышала, случился на самом деле, и ей ничего не послышалось, как она изначально решила.
   - К... когда?! - только на этот вопрос и хватило потрясённую девушку.
   - Точное время смерти мне неизвестно. Я пошёл искать Адама, моего приятеля, с которым мы сюда вместе пришли. Мы уже собирались идти домой, и он захотел зайти в кабинет Нанетты, попрощаться с ней. Отсутствовал долго. Я забеспокоился, пошёл за ним. Заглянул в кабинет и увидел..., - Марк перевёл дух, - Увидел, что она уже мертва.
   Едва услышав, что Адам заходил в кабинет Нанетты перед её гибелью, Дора окончательно увидела всю картину, увидела так ясно и отчётливо, словно сама была свидетелем произошедших событий.
   Если в кабинете у подруги был Адам, тогда всё понятно! Наверное, они в очередной раз поругались, и её чудесная девочка наложила на себя руки, не вынеся этой размолвки! Ну, конечно же, всё так и было! Она же жить не могла без своего Адама, она же бредила им днями и ночами! Эх, говорила ведь она, Дора, Нанетте, чтобы та перестала маяться дурью, и поскорее забыла этого парня! Говорила, что из её Любви к нему ничего хорошего не выйдет, что это, в конечном итоге, её же и погубит! Говорила! Да только, разве ж Нанетта её хоть когда-нибудь слушала?! А теперь...
   - Где... Где она? - дрожащим голосом спросила Дора, в глазах блестели слёзы.
   - Она у себя в кабинете. С ней остался Адам, я побежал искать хоть кого-то, кто мог бы помочь, взять на себя последнюю заботу о ней, организовать похороны. Мне подумалось, вы на эту роль подойдёте лучше всего. Вы же с ней были подругами, верно?
   Девушка кивнула. Только почему "были"? Они и сейчас подруги!
   - Я займусь всем сама, - тихо проговорила Дора, опуская глаза, она была не в силах смотреть на Марка, - Я... Я сейчас пойду... пойду к ней... Только... Только пусть Адам уйдёт, боюсь, я сейчас просто не смогу вынести его присутствия... Потом, может быть, позже, когда я немного приду в себя, мы с ним встретимся и обо всём поговорим нормально, как и полагается цивилизованным людям. 375
  
  
   Но не сейчас...
   Марк кивнул. Он прекрасно понимал чувства Доры и не осуждал её. Наверное, девушка видит виновником случившегося Адама... Конечно, это не так, только она сейчас вряд ли поймёт это... Доре понадобиться время, чтобы, во-первых, прийти в себя, а во-вторых, осознать самой, что его лапушка не повинен ни в чём и он совершенно чист перед Нанеттой и вообще перед кем бы то ни было ещё!
   - Тогда Вам придётся немного подождать здесь, - попросил художник подругу Нанетты, - Я заберу Адама, и мы уйдём.
   Марк вошёл в кабинет и увидел Адама лежащим на полу рядом с телом Нанетты. Парень был неподвижен, прекрасное лицо мертвенно-белое, глаза закрыты. Мужчина не на шутку перепугался, решив, что его ненаглядный всё-таки нарушил своё обещание и ушёл из этого Мира следом за своей подругой. Бросившись к нему, обхватил руками, приподнял с пола, крепко-крепко прижал к себе.
   - Любимый, любимый, очнись! - умолял Марк Адама, осыпая поцелуями неподвижное лицо, - Лапушка, не умирай! Не уходи от меня, не бросай меня одного! Не умирай! Не умирай! Не умирай! - он всхлипнул, слёзы горячим потоком хлынули из глаз художника и потекли по щекам, падая на любимое лицо, - Не уходи! Я... Я не смогу без тебя, совсем никак не смогу! Солнышко моё ясное, открой глазки, скажи что-нибудь, неважно что, только не молчи! Не молчи! Не молчи! - художник разрыдался. Он неистово целовал возлюбленного, всё крепче прижимая его к себе. Нереальная Боль затопила его, накрыв с головой, пронзая острейшими кинжалами каждую-каждую клеточку.
   Вдруг, о Чудо! - Марк уловил ухом слабое биение сердца. Адам жив! Жив! Он жив!
   Юноша, в самом деле, был жив, просто без сознания.
   Не передать, не описать никаким словами состояния Марка, когда он услышал биение любимого сердечка в любимой груди, когда понял, что его ненаглядный жив! Безумная Радость и Невероятное Счастье обуяли всё его Существо! Художник принялся целовать Адама, он целовал его с дикой, бешеной Страстью, безумно, сумасшедше, немыслимо!
   - Лапушка мой, лапушка, - шептали, задыхаясь, шальные губы мужчины, огненные пальцы нежно и страстно гладили обожаемое лицо, - Булочка моя! Живой, живой! - подхватив своего бесценного на руки, Марк ещё крепче прижал его к себе, - Ничего, солнышко, ничего, сейчас мы пойдём домой, дома тебе станет лучше!
   Марк очень-очень бережно и аккуратно вынес возлюбленного в коридор и направился к выходу. Он даже не взглянул на Дору, стоявшую у дверей в ожидании их ухода. Он вообще никого и ничего больше не видел, кроме своего Ангела, которого сжимал в нежных и крепких объятиях. 376
   Он унесёт своего лапушку из этого ужасного места, и тот больше никогда не увидит и не услышит о нём! Он не допустит, о нет, не допустит, чтобы тёмные крылья Страдания заслонили чистое безмятежное небо над его ненаглядной головушкой! Отныне все разговоры, любое, даже самое-самое незначительное упоминание вслух имени Нанетты или её ночного клуба, - табу! Надо оградить Адама от встреч с людьми, хоть немного знакомыми с Нанеттой. Нечего им бередить его бесценную обожаемую душеньку! Эта женщина ушла, её больше нет! Нечего и напоминать о ней! Им нужно куда-нибудь уехать. Он давно собирался показать любимому свои заповедные места. Сейчас самое время это сделать! Глядишь, его обожаемый мальчик постепенно и придёт в себя. Там, вдали от городской суеты, в тишине и покое, где будут только Природа и они вдвоём, Адаму станет лучше. Они будут много гулять, говорить на разные-разные темы, будут рисовать, он окружит своего милого истинно королевской заботой и нежностью. А ночью... О, ночь - поистине волшебное время для Любви! И он подарит Адаму Её столько, что хватит не на одну сотню Жизней! В его жарких объятиях, упиваясь его испепеляющими поцелуями, он забудет весь этот кошмар, как страшный сон!
  
   Дора вошла в кабинет Нанетты после того, как его покинул Марк с Адамом на руках. Двигаясь, как во сне (девушке до сих пор казалось, что она спит, и весь этот чудовищный ужас ей только сниться. Вот-вот, сейчас, через минуточку - другую, она пробудится, откроет глаза и увидит, и поймёт, что всё, происходящее сейчас, всего лишь бред, самый настоящий бред сивой кобылы, не иначе! Вот сейчас, её милая, любимая, чудеснейшая дурочка Нанетта, та самая Нэтт, смешливая, озорная, проказливая Нэтт, ласковым весенним солнышком согревавшая заледенелые души всех, кто с нею соприкасался хоть раз, подойдёт к ней, улыбнётся и пожурит её, Дору, за то, что та распускает нюни на пустом месте. "Дорик, - скажет она, - Ну, что ты, в самом деле! Ничего же не случилось! Я здесь, с тобой, видишь, никуда не девалась! Ну, и кто из нас дурочка?!". Да, именно так она и скажет! Именно так!
   Но, сколько она ни пыталась убеждать саму себя, стоило Доре увидеть безжизненное тело подруги на полу, у стола, стоило ей лишь почувствовать холод, исходящий от скованного вечным сном прекрасного лица, она поняла, что это действительно всё... Нанетта ушла... Ушла туда, откуда нет возврата...
   Значит, подруга всё-таки совершила то, чего она, Дора, так боялась! Все прошлые два раза она была рядом с Нэтт, успевая спасти её, вернуть с того света на этот... Сегодня она оказалась, увы, далеко... Слишком далеко... Эх, ей бы догадаться, как только она увидела 377
  
   в клубе Адама, что добром это не кончиться, что что-нибудь обязательно произойдёт! Ей бы развернуть обратно этого парня, не допустить его до встречи с подругой! Она бы встала между ним и Нанеттой живым щитом, она бы вытолкала его вон, она бы сделала всё, что угодно (по крайней мере, попыталась бы сделать), лишь бы не допустить этой встречи! Нэтт сначала, как водится, жутко бы разозлилась на неё за это, она бы рвала и метала, может, даже запретила бы ей вообще появляться на пороге своего клуба и дома. Но потом, по прошествии времени и здравом размышлении, поняла бы, что она, Дора, поступила правильно. Ну, почему она этого не сделала?! Почему?! Почему?! Но сожалеть поздно... Слишком поздно... Нанетте уже не помогут эти запоздалые рассуждения о том, кто что мог или не мог сделать... Ей уже всё равно... Её телу это без разницы... А душа... Кто скажет, где теперь её душа?... И, что печальнее всего, зная Нанетту, можно определить с уверенностью: душа её, где бы она ни была сейчас или потом, по прошествии времени, будет любить Адама, будет любить его так же страстно и безумно, как при её Жизни, будет так же стремиться к воссоединению с ним, как стремилась все эти три года, прошедшие с тех пор, как они расстались... Нэтт всю Жизнь его любила, с самого первого мгновения встречи... Любила только его одного... И будет любить вечно...
   "Ах, Нэтт, Нэтт, что же ты наделала, подружка моя дорогая?! - думала Дора, опускаясь на пол рядом с телом, - Что же ты наделала?!".
   Девушка, нежно гладя холодное недвижимое лицо подруги, расплакалась. Она плакала о Нанетте, так неожиданно и скоро покинувшей её, об Адаме (почему она плакала о нём, Дора не знала, не следовало бы ей проливать слёзы, он этого не заслужил!), о себе... Она чувствовала одиночество и пустоту внутри... Пустоту, которую уж не восполнить никем и ничем... Пустоту в своём сердце, в той нише, которую занимала Нанетта... Нэтт ушла... С нею ушло то многое, что было в Жизни Доры светлого и прекрасного, ушли какие-то милые, дорогие для неё моменты их Дружбы... Остались лишь неосязаемые воспоминания... А что толку в этих воспоминаниях?... Они причиняют лишь Боль...
  
   Марк нёс Адама до дома на руках, крепко-крепко прижимая возлюбленного к себе. Он мысленно разговаривал с ним, утешал, успокаивал, горячо и страстно признавался в Любви, умолял ненаглядного не покидать его. Художник знал, чувствовал, его милый слышит его, слышит, хоть его разум сейчас затуманен! Он слышит его сердцем!
   Мужчина осторожно занёс свою хрупкую драгоценную ношу в квартиру, положил на кровать. Очень-очень нежно, любовно гладил ладонями обожаемое лицо, ласково отвёл со лба смоляную 378
  
   прядь.
   "Лапушка, - жарко билось сердце Марка, на глазах блестели слёзы от избытка чувств, - Лапушка! Мы справимся со всем этим, обязательно справимся, вот увидишь! Как же может быть иначе, когда мы есть друг у друга?! Ненаглядный, единственный мой! Люблю тебя, люблю!".
   Да, они справятся! Они одолеют весь Мир, если Тот вздумает ополчиться на них! Хоть все Вселенные на свете одолеют! Они любят друг друга, значит, им ничегошеньки не страшно!
   Адам приходил в себя постепенно, будто нехотя. Понемногу к нему возвращалась Жизнь, бледное неподвижное лицо тронула лёгкая дымка слабого румянца. Кончики длинных ресниц чуть дрогнули, громадные глаза приоткрылись, увидев склонённое над ним любимое лицо, на котором тревога переплелась с величайшей любовной нежностью, распахнулись во всю ширь, оттуда на Марка жарким пламенем полыхнула Любовь, смешанная с Болью.
   - Милый..., - тихо прошептали губы юноши. Адам попытался улыбнуться, но ничего не вышло, мимику словно сковало что-то.
   Художник безмерно обрадовался тому, что его возлюбленный наконец-то очнулся от тяжёлого забытья, в котором пребывал всё это время (время, показавшееся Марку Вечностью!). Ласково ему улыбнувшись, приложил палец к губам парня.
   - Ш-ш, лапушка, молчи! Не нужно ничего говорить, тебе сейчас это вредно. Потом поговорим, когда тебе станет лучше. У нас впереди целая Жизнь, Жизнь вдвоём, в ней будем только ты да я! Так что ещё успеем наговориться.
   При упоминании Марком об их совместном Будущем, лицо Адама невольно исказилось, Боль накатила такой волной, что он на мгновение задохнулся. Вновь перед мысленным взором возникла картина расставания с любимым, предстала во всём своём ужасе... Это было кошмаром! И он должен осуществить это! Но как?!... Как?!...
   Марк, заметив, как прекрасное лицо возлюбленного снова стремительно бледнеет, неверно истолковал причину этого, решив, что Адам просто устал от всего пережитого за сегодняшний день, и ему просто надо отойти. К утру, глядишь, его лапушка станет повеселее!
   - Солнышко, тебе надо отдохнуть, денёк у тебя сегодня выдался тот ещё! Давай, я помогу тебе раздеться, потом уложу в кроватку баиньки, - лицо художника светилось нежнейшей улыбкой.
   Сейчас он говорил с юношей, как с маленьким ребёнком, голос был такой любящий, такой заботливый! И как больно, как невыносимо больно было для Адама слышать этот бесконечно любимый голос! Больно, потому что завтра... Завтра...
   При мысли о том, что произойдёт завтра, горло парня словно сдавили железные тиски. Сдавили так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть! 379
  
   Адам не выдержал, его прорвало, всё Отчаяние и Боль, терзавшие его, хлынули наружу бешеным потоком слёз. Он зарыдал в голос, мучительно, горько, взахлёб. Обхватив возлюбленного руками, что есть силы прижался к нему, пальцы и ладони судорожно вцепились в его шею, - не оторвать! Марку самому стало больно, ему невыносимо было видеть это жгучее Страдание его ненаглядного. Обняв Адама так крепко, как только возможно, чтобы не сломать ему рёбра, художник прижался щекой к его волосам, трепетно поцеловал короткие взъерошенные прядки.
   - Котёнок, ну, что ты, что ты! - ласково, любовно ворковал он, - Малыш, солнышко моё любимое и сладкое, перестань плакать! Не нужно так расстраиваться, слезами уже ничего не поправишь! Я здесь, с тобой, я никуда не уйду! Тише, тише, булочка моя, всё хорошо, всё будет хорошо, вот увидишь! Обязательно будет, обещаю тебе!
   Но Адам знал, что хорошо не будет... Никогда! Ласковый голос Марка только сильнее растравлял его раны, становилось только хуже.
   Лучше бы он не приходил в себя! Лучше бы умер там, в клубе Нанетты! Лучше это, чем расстаться с любимым, расстаться, чтобы уже не встретиться!
   Отчаяние Адама грозило вылиться в истерику. Он рыдал безостановочно, всё сильнее и сильнее, и никак не мог успокоиться. Тонкие пальцы вцепились в шею Марка с невероятной силой. Надо было срочно что-то предпринять, иначе у Адама случиться припадок! Его и так колотит, как в лихорадке, а голос совсем охрип! Художник знал одно отличное средство утихомирить любую бурю, какая бы не бушевала внутри его Адама. Средство это было не только действенным, но и необычайно приятным. С трудом оторвав от себя ухватившиеся за него любимые пальчики, Марк слегка отстранил парня, чтобы лучше видеть его лицо.
   - Любимый, посмотри на меня, - тихо попросил он.
   Огромные, полные несказанной Муки и слёз глаза поднялись на него и встретились с нежным, влюблённым взглядом художника. Марк выдержал паузу, всё это время не отрываясь от любимого лица, его взгляд гипнотизировал, притягивал и, как это ни странно, успокаивал.
   - Люблю тебя! - только и сказал художник, после чего губ юноши коснулся поцелуй, сначала лёгкий, утешающий, но стремительно становившийся всё более страстным, неистовым и жадным.
   Ответ Адама был подобен торнадо, его поцелуй буквально ворвался в Марка бушующим пламенем, словно внезапно проснувшийся вулкан, который спал много веков, а теперь, вдруг, пробудившись, полный сил, начинает со стремительной энергией избавляться от накопившейся за много веков сна лавы, выбрасывая её в воздух с нереальной мощью и энергией. 380
   Адама обуяла такая Страсть, что он уже не в состоянии был себя контролировать. Ему до Безумия хотелось одного: слиться
   с возлюбленным, глубоко-глубоко вобрать его, заполнить им каждую-каждую свою клеточку, утопив себя, умереть в нём!
   Ну, и что, что это неправильно, особенно после того, что произошло с Нанеттой?! Пусть неправильно! Пусть так! Пусть! Но кто знает, что на самом деле правильно?! Кто?! Покажите хоть одного Человека в этом Мире, кто знает, как выглядит то, что можно считать правильным?! Может, он сейчас и совершает самую большую ошибку в своей Жизни, позволив чувствам и желаниям взять над собой верх... Ну, и ладно, ему всё равно! Сейчас для него правильно то, что он делает! Он любит Марка, любит так сильно, так неистово! И Марк так же сильно и неистово любит его! Завтра им предстоит расстаться... Завтра... У них нет выбора, обстоятельства ставят перед ними это невыполнимое условие... Завтра... Но до завтра ещё далеко! Ещё целая ночь! И этой ночью они будут заниматься Любовью, заниматься в последний раз! Так пусть же сердце, душа и тело торжествуют над неумолимой волей трезвого разума!
   Этой ночью они оба, Марк и Адам, в одночасье сойдя с ума, предавались Любви с совершенно немыслимой Страстью. Им грозило не дожить до утра, но это ничуть не останавливало ни одного из них. Напротив, они были рады умереть, погрузив друг друга в Нирвану невероятного Наслаждения!
   Адам, огненный, страстный, необузданный, дикий, подобный тайфуну, сейчас превзошёл самоё себя. Его ласки и поцелуи были просто ураганными, он буквально утопил в них Марка, едва не лишая того сознания, сжигая его, умирал сам!
   Сжимая в своих огненных объятиях бесконечно любимое создание, целуя и лаская его, упиваясь его поцелуями и ласками, Марк внезапно ощутил, как внутри него, где-то в самой-самой глубине сердца, что-то тревожно и болезненно сжалось, словно в предчувствии чего-то, чего-то, что произойдёт в самом скором времени, может, даже завтра... И это "что-то" будет ужасным... Возможно, ощущение это возникло оттого, что его ненаглядный поглощал его и отдавал ему самого себя с такой же невероятной, бешеной Страстью, как в прошлый раз, перед тем, как он ушёл от него... Неужели снова то же?! Неужели снова?! Неужто Адам, его Адам, его несносный обожаемый мальчишка, такой любимый, такой желанный, вновь собрался его покинуть?! Наверняка в его взбалмошной голове возникла эта идея, эта жуткая в своей неотвратимости мысль! Иначе как объяснить то, что происходит между ними сейчас, ту жадную, бешеную алчность, с какой Адам предаётся Любви, обнимает, целует и ласкает его?! А его слёзы, этот бушующий жгучий поток, который парень 381 буквально обрушил на него какой-то час назад?! Если он вновь надумал сбежать... Нет, нет, нет, только не сбежать! Только
   не это! Он не может оставить его, не может! Адам же сам умрёт без него, Жизнь для него станет невозможной! Доказательств этому даже не нужно искать, всё и так понятно, стоит только заглянуть парню в глаза! Глаза выдают его с потрохами, они отражают то, что творится в его сердце и душе! Он погибнет в одиночестве, точно так же, как он, Марк, не выживет без Адама, потому что так же, как любит его Адам, он любит парня, любит до Самозабвения! Надо что-то предпринять, как-то упредить то, что может произойти! Нельзя допустить, чтобы любимый снова оставил его, никак нельзя! Потому что, если это произойдёт, если только лишь на самое-самое мимолётное мгновение предположить, что подобное может произойти... Что им обоим тогда делать в этом Мире друг без друга?! Как можно двум Близнецам, Самым-Самым Настоящим Близнецам, прожить одному без другого?! Ответ один: никак!
   Безмерно напуганный своими мыслями, Марк с неимоверной силой сжал Адама в объятиях, так, что тот не мог даже пошевелиться, не то, что куда бы то ни было сбежать, а его пламенные жадные губы уже и вовсе безумно целовали любимые пухленькие губки, выпивая до дна их невероятную наркотическую сладость.
   К рассвету оба провалились в сон без сновидений, опустошённые физически, но безмерно полные друг другом. Они лежали в позе ложек, голова Адама уютно прильнула к руке любимого, горячие тонкие пальчики ласково, любовно поглаживают его ладонь. Второй рукой Марк очень-очень нежно гладил и ласкал его, не прекращая это делать даже во сне.
   Проснулись поздно, солнце стояло довольно высоко, его неяркие прохладные лучи освещали комнату, расписывая предметы бледной позолотой. Открыв глаза, Марк машинально глянул на часы на стене. Двенадцать! Мама дорогая, как поздно! Сколько же они проспали?! Ну да, если вспомнить, о прошедшей ночи со всем её Безумием и Страстью, то совершенно неудивительно, что они заспались... Но... Какая была ночь! Сколько упоительного Волшебства принесли с собой эти несколько часов, которые он и его единственный провели в объятиях друг друга! Ночь, полная пламенной, обжигающей Страсти и Любовного Сумасшествия, ночь, когда два тела стали одним, так же, как давно стали одной две души!
   Марк счастливо улыбнулся. Как ему хорошо было сейчас, просто до непостижимости хорошо! Повернул голову в ту сторону, где спал Адам. Юноша сидел на кровати совершенно обнажённый и, обхватив колени руками, положив на них голову, смотрел куда-то вдаль. Потянувшись к нему, художник очень нежно, трепетно и любовно 382 коснулся ладонью гибкой спины, испытывая фантастическое наслаждение уже от того только, что прикасался к любимому.
   Адам повернулся к возлюбленному всем телом, посмотрел в глаза. Сколько Любви было в малахитовой синеве его бездонных глаз, Любви и несказанной Муки!
   Завтра наступило... Уже наступило! А это значит... Значит... Значит, что...
   Это всего лишь слова, слова, - и только, больше ничего, совсем ничего! Слова, да... Но почему же так трудно, так невыносимо тяжело произнести их?!...
   Марк понял, с Адамом что-то происходит... Его ненаглядный ожесточённо борется внутри себя с самим собой... Что-то терзает его и мучает... И это "что-то" причиняет любимому непереносимые Страдания... Это и послужило вчера причиной его слёз и последовавшей затем до Безумия страстной, просто сумасшедшей ночи! Да, именно так! Он, Марк, вчера неверно истолковал его поведение, решив, что возлюбленный просто очень устал и подавлен тем, что произошло с Нанеттой. Да, Адам, в самом деле, был очень и очень расстроен случившимся, и подавлен... Всё так, но только не это стало причиной вчерашнего взрыва! Не это!
   - Малыш, что с тобой?!
   Голос художника полон такой нежной Любви! И как больно его слышать!
   Адам, не в силах смотреть в его глаза, такие родные, такие бесконечно любимые, опустил ресницы. Его пальцы механически, судорожно сжимались - разжимались, губы дрожали. Он пытался сказать Марку о том, о чём нельзя сказать... Нельзя, потому что невозможно сообщить беспредельно любимому Человечку, что уходишь от него! Уходишь, потому что по твоей вине погиб очень близкий твой Друг, и ты не в силах жить с этим! Уходишь, потому что только страшно наказав самого себя, ты сможешь хоть как-то попытаться искупить перед Ним свою вину, которую нельзя искупить ничем, даже этим!
   - Я хочу уйти отсюда, - глухо проговорил Адам, всё так же не поднимая на Марка глаз, - Давай прогуляемся. Мне нужно поговорить с тобой.
   Тон этих слов насторожил художника. Он почувствовал, почувствовал самым сердцем, что эта прогулка не принесёт с собой ничего хорошего...
   - Ладно, - всё-таки согласился он. Может быть, наконец-то проясниться та пугающая неизвестность, столько времени маячившая перед ним и заставлявшая всё Существо болезненно скручиваться в тугой узел страха! 383
   Собирались молча, Адам, - погрузившись в свои невесёлые, мучительные думы, а Марк - с тревожной нежностью наблюдая за любимым. Завтракать не стали, ни у кого не было аппетита.
   Молча вышли на улицу и просто отправились, куда глаза глядят, особенной цели направления они не выбирали. Забрели в один из городских парков. Он был пустынным в этот час. Ели и сосны плотным шатром сомкнули над их головами свои мохнатые ветви, окутывая окружающее пространство таинственным, сказочным сумраком. Самое подходящее место для того, чтобы поговорить по душам!
   Шли уже довольно долго, шли, по-прежнему молча. Марка это пугало всё больше и больше. Он с трудом удерживался от того, чтобы первым не начать разговор с Адамом, прервать эту затянувшуюся невыносимую паузу, побудить любимого рассказать о том, что его гнетёт. Адам опередил его. Внезапно остановившись, он повернулся к художнику. Марк тоже стал и в напряжении ждал, что тот ему скажет сейчас. Адам заставил себя прямо посмотреть в глаза своего любимого.
   - Марк..., - начал юноша, голос тяжёлый, вымученный, каждое слово давит свинцовой плитой на кровоточащие раны души, - Я... Я хочу уйти... уйти от... от тебя... Сегодня... Сейчас... Я..., - голос пресёкся, он придушенно выдохнул, говорить всё труднее, но он должен это сказать! - Не останавливай меня, пожалуйста, это ничего не даст... Я так решил... Окончательно..., - говорить дальше стало совсем невозможно, смотреть на стремительно менявшегося в лице Марка тоже. Адам опустил глаза. Слёзы разъедающей кислотой обжигали веки, но заплакать он не мог. Ему было слишком больно, чтобы плакать!
   Марк стоял и смотрел на него, мертвенно-белый, с лихорадочно горящим, диким взглядом.
   Вот оно! Вот то, чего он так страшился, чего так надеялся избежать, надеялся до Безумия! Это всё-таки случилось! Случилось!
   Он так хотел, чтобы эта Боль миновала его хоть в этот раз, потому что в прошлый, когда Адам ушёл, он чуть не умер! Лучше бы он умер тогда! Лучше это, чем слышать снова эти ужасные слова, слышать и понимать, что ты не ослышался, и тебе не приснилось это в кошмарном сне! О нет, это не сон! Это Реальность!
   - Почему ты так решил, можно узнать? - с трудом ворочая языком, точно он разучился говорить, спросил Марк. Только на этот вопрос его и хватило!
   Адам молчал несколько минут, для художника эти минуты превратились в часы.
   "Не молчи, слышишь! - мысленно взмолился Марк, - Не молчи! Скажи хоть что-нибудь, неважно что, хоть бредятину на постном масле, только не молчи! Не своди меня с ума ещё сильнее!". 384
   Юноша прочёл его мольбу. Тяжело, надрывно вздохнув, заговорил, теперь он не глядел на художника, взгляд его отстранённо блуждал где-то в недоступной для его возлюбленного дали:
   - Нанетта... Нанетта... погибла... из-за... меня... Из-за того, что я... я выбрал... выбрал тебя... а не её... Я решил, что... что если... если я расстанусь... с тобой... это... станет хоть какой-то попыткой... искупить... мою... мою вину... перед... перед ней...
   Марк слушал его, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться.
   Мама родная, какую ахинею городит Адам, просто уши вянут это слушать! Он решил, что Нанетта погибла из-за него, потому, что парень влюбился в него, в Марка, и выбрал его, а не её! Ну, конечно же, именно так он и решил! И это сознание вины так угнетает его, что он вознамерился наказать самого себя, лишив себя возможности быть с тем, кого любит!
   - О-ох, Адам, Адам, любимая моя, ненаглядная булочка! - воскликнул Марк в сильнейшем волнении, схватив и неистово сжав любимого в объятиях, на глазах блестели слёзы, - Какой же ты ребёнок! Неужели ты думаешь, что расставшись со мной, ты сможешь искупить свою вину перед Нанеттой?! Да ни за что, если уж на то пошло! Ты только измучаешь самого себя, и меня заодно с собой, потому что я жить не могу без тебя! И потом, почему ты решил, что вина за её гибель целиком и полностью лежит на тебе?! Кто тебе это сказал?! Если уж рассматривать этот вопрос по справедливости, то моя вина тут тоже есть, и довольно большая её часть! Я ведь препятствовал вашему воссоединению с ней, я постоянно стоял между вами и, наконец, я же отказал Нанетте в её горячей просьбе, не отдав ей тебя за пять миллионов евро, которые она хотела заплатить мне за ночь с тобой!
   Адам гневно вскинулся, сдвинув брови:
   - Не городи ерунды! Ты тут совершенно ни при чём!
   - Так же, как и ты! Нанетта сама выбрала свой Путь, сама, понимаешь! Она любила тебя, и просто не смогла принять твой Выбор, вот и всё! Никто не принуждал её губить себя, она пошла на этот шаг сознательно! Сознательно! Почему ты никак не можешь понять этого?!
   - Может, и сознательно, но всё равно виновен в этом я! - упрямо замотав головой, ответил юноша.
   Ох, как хотелось Марку поколотить его сейчас! Ну, почему его ненаглядный лапушка такой несговорчивый?! Вот же ведь, как втемяшится ему что в голову, танком с места не сдвинешь! Ладно, попробуем по-другому, авось, это сработает! Должно сработать! Должно! Он не может потерять Единственную Любовь Всей Своей Жизни, не может!
   - Ну, хорошо, иди! - заговорил художник, его огненный взгляд прожигал Адама насквозь, - Иди! Если сможешь! Только я готов голову дать на отсечение, что ты не пройдёшь и пяти метров, как 385
   вернёшься обратно, ко мне! Ты же любишь меня, оболдуй сумасшедший, любишь! Ты ведь сам это знаешь, разве не так?! Мы же Близнецы! Мы не можем жить по раздельности!
   Адам ничего не ответил. Он в последний раз глянул на Марка, его глаза были полны слёз. Он так любит его, так любит! Только теперь парень по-настоящему понял и почувствовал, как сильно, на
   самом деле, он любит своего художника! Только почему осознание этого пришло к нему так поздно, когда уже ничего нельзя изменить?!
   Повернулся и побрёл прочь. Парень не шёл, а плыл, двигаясь, словно в каком-то сомнамбулическом гипнозе, опустив голову, шатаясь, как пьяный. Он не знал, куда идёт, да и не хотел это знать. Какая разница, куда?... Он уходил, оставив своё сердце и душу, себя самого там, с Марком... А для Оболочки место всегда найдётся... Она всего лишь Оболочка... Материя... А Материя не может чувствовать... Следовательно, Ей всё равно, где быть...
   Марк смотрел, как он уходит. Он слышал безумный зов собственного сердца, взывавшего к сердцу любимого, молившего его вернуться! Адам вернётся к нему, обязательно вернётся! Марк знал это! Даже, если не сейчас, то позже! Он вернётся, потому что точно так же не сможет жить без него, Марка, как Марк не мог жить без него! Надо дать парню время. Пусть придёт в себя, всё обдумает... Он сам поймёт, что любит его, потому что Адам действительно любит его, любит по-настоящему, сильно, страстно, до Безумия! И когда он это поймёт, то возвратится к нему, к Марку, и они снова будут вместе! Вместе навсегда!
   Художник медленно повернулся и побрёл прочь из парка. На душе было тоскливо и так горько, что завыть впору! Марк знал, что Адам вернётся к нему, но знал и то, что произойдёт это не сейчас... Может пройти много времени, о, слишком много, может быть, ждать придётся не год и не два, а... десять лет! Десять лет! Какая страшная цифра! Для него, Марка, это всё равно, что десять миллиардов лет! Он не знает, как ему прожить ближайшие пять минут, прожить без Адама, а тут такой срок! Как не спятить?! Как?! Они же не могут не то, что жить, но даже дышать один без другого! Возможно, сейчас Адам это так чётко не видит и не понимает, потому что он до крайности подавлен всем пережитым, но он, Марк, прекрасно это осознаёт! Они же Две Половинки Одного, они - Близнецы!
   Адам прошёл около ста метров и остановился. Ноги отказывались идти дальше. Его сердце, душа, каждая-каждая клеточка Существа тянули его назад, к Марку! Их Взаимное Притяжение было слишком сильным, Ему невозможно было сопротивляться! Парень чувствовал, что дальше не пойдёт, он просто это знал... Шумно, надрывно выдохнув, Адам резко повернулся и бросился назад. Он не бежал, 386
  
   он летел, нёсся, как вихрь, стремительно и легко, не чувствуя земли под ногами.
   Марк услышал за спиной едва уловимый шум, повернулся... и поймал Адама, как ураган налетевшего на него, неистово сжал в
   объятиях. Руки парня стальным кольцом обвились вокруг него, огненные губы впились в губы художника. Поцелуй был невероятным, диким, сумасшедшим, бешеным, алчным, до Одури страстным, до Безумия желанным! Мгновенно сойдя с ума, Марк сжал любимого в своих объятиях ещё сильнее и принялся целовать его ещё безумнее, чем целовал его Адам.
   Оба нашли в себе силы оторваться друг от друга только тогда, когда почти задохнулись. Они стояли, сжав пылающими ладонями и пальцами лица друг друга, буравя один другого ошалелыми, безумно влюблёнными взглядами, стояли, едва дыша, не смея пошевелиться. Обоим всё казалось: если они хоть немного сдвинуться с места,
   кто-то из них исчезнет, развеется, как дым. Они не могли этого допустить, о нет, не могли!
   - Не могу, не могу, не могу! - голосом, сдавленным от рыданий, подступивших к горлу, всё повторял и повторял Адам, - Звёздочка моя, люблю тебя, люблю, люблю! Жизнь моя, я не могу с тобой расстаться, я не в силах покинуть тебя! - он стал осыпать совсем уже одурелыми поцелуями обожаемое лицо своего любимого художника, потом заговорил торопливо и страстно, слова неудержимым потоком хлынули на Марка, - Я знаю, я всё-всё знаю! Да, я не прав, я знаю, что поступаю плохо, мне нет прощения за то, что я натворил! Но я не могу уйти от тебя, никогда не мог! Я не могу лишиться моего сердца, моей души, себя самого, - всего того, что составляет меня, а меня составляешь ты! Ты! Ты! Я не живу и не существую без тебя и вне тебя! - он разрыдался, горько, мучительно.
   Марк крепко-крепко прижал любимого к себе. На дворе стоял уже октябрь, было холодно, но художник совсем не ощущал ни этого холода, ни окружавшей его реальности. Он чувствовал лишь своего Адама, осязал и обонял лишь его одного.
   Они снова вместе! Так было, есть и будет всегда! О да, всегда, на веки вечные! Даже, если сейчас это ненадолго, даже, если его ненаглядный, поддавшись порыву, вновь попытается уйти от него, он вернётся к нему опять, потому что только с ним он может поистине жить и дышать! И только его одного в целом Мире Адам способен по-настоящему любить, так же, как он, Марк, способен истинно любить лишь одного-единственного Человека - Адама!
   Марку было до Невероятия хорошо и в то же время до ужаса плохо сейчас! Хорошо, потому что Адам всё-таки вернулся к нему, он не смог уйти, покинуть его навсегда, как собирался. Значит, его ненаглядный лапушка, в самом деле, любит его, любит так, что и не вообразить даже! Всегда любил, и всегда будет любить! 387
   Плохо же Марку было оттого, что он чувствовал каким-то внутренним чутьём, что радоваться возвращению его Адама ещё рано... Он ещё не совсем, не окончательно к нему вернулся... Да, сейчас любимый с ним, но кто даст гарантию, что это навсегда?! Юноша слишком впечатлителен, на него очень сильно подействовала гибель Нанетты, ведь он любил её, пусть и как Друга, но любил! Как бы парню не начало мерещиться невесть что! Вдруг, погибшая явиться к нему и начнёт обвинять его в своей смерти?! Если это произойдёт (о нет, только не это!), Адам точно уйдёт! Уйдёт, потому что в глубине собственной души уверен, что во всём виноват лишь он один! Уйдёт, - и он, Марк, не сможет его остановить, удержать, не сможет, даже прибегнув к силе! Не сможет именно потому, что знает, насколько упрямым может быть его ненаглядный! Адам захочет наказать самого себя, причинив им обоим Невообразимую Боль (хотя, он-то будет считать, что причиняет Её только себе, но не ему, Марку, не думая о том, что безумно любящий его художник будет страдать едва ли не сильнее его самого!), он будет думать, что, подвергнув их обоих такой жуткой пытке, сможет хоть немного искупить свою "вину"! "Вину", к которой он совершенно непричастен, чтоб его любимый там ни говорил! Адам, ведь ничего не обещал Нанетте, он не собирался к ней возвращаться, потому что любит его, Марка, его, а не её! Наверняка, он говорил ей об этом! Иначе, как объяснить то невероятное, фанатичное упорство, с которым эта женщина пыталась заполучить его?! Не просто же так она предлагала ему, Марку, такие бешеные деньги за одну ночь с его возлюбленным! Нанетта вполне чётко поставила самой себе совершенно конкретную цель: вернуть Адама, заполучить его любыми мыслимыми и немыслимыми способами! Надо сказать, действовала весьма умно, хоть и не слишком правильно. Она пустила в ход самый беспроигрышный вариант: деньги... Обычно это действует, когда тебе предлагают такую сумму только лишь за то, чтобы ты одолжил хотя бы на время, всего лишь на одну ночь, своего любимого, да ещё и дополняют, так, словно между прочим, что пять миллионов евро - не предел, устоять перед таким Соблазном невозможно! Да, невозможно для кого-то другого, но не для него, Марка... Предлагая ему эти деньги, Нанетта не учла одной простой Вещи: он любит Адама, его Любовь к нему не покупается и не продаётся! Он просто любит его, потому что любит, и никак иначе! Да предложи ему эта женщина хоть все царства Мира с их несметными сокровищами впридачу, он бы и тогда не согласился отдать ей своего цветика, о нет, не согласился бы, ни за что! Он любит Адама, он любит его, любит, любит! Чтобы его ненаглядная, сладенькая булочка, его обожаемый мальчишка, такой родной, такой необыкновенный, такой до Умопомрачения желанный, такой единственный, такой любимый-любимый-любимый, достался кому-то ещё, какой-то жалкой твари, вообразившей, что за 388
   деньги всё можно купить, даже Любовь?! Ага, сейчас! Мечтать, знаешь ли, не вредно!
   Марка внезапно охватила бешеная ненависть к Нанетте, он едва смог побороть её, спохватившись, что нельзя думать о мёртвых плохо.
   Адам почувствовал, как любимый весь напрягся, сжавшись в тугой комок, словно его что-то встревожило или напугало. Подняв голову, нежно обхватил огненными ладонями лицо художника, всмотрелся в безмерно любимые глаза.
   - Звёздочка моя, что с тобой?! - в тихом голосе столько любящей заботливости! - Ты, словно натянутая струна!
   Конечно же, Адам сразу уловил малейшую перемену в его состоянии, он всегда чувствовал его, всегда очень чётко и молниеносно реагировал на его настрой! Нежно, ласково и грустно ему улыбнувшись, Марк ответил:
   - Ничего, лапушка, ничего. Со мной всё в порядке!
   Но Адам чувствовал, что с Марком далеко не всё в порядке. Его любимого художника что-то гнетёт. Марк, конечно, скрывает свои тревоги, чтобы не волновать его, Адама, понапрасну, но он всё равно улавливает их глубинным чутьём.
   Парню захотелось обнять любимого, приласкать его, утешить и успокоить, пока дурные мысли ещё окончательно им не завладели. Гибкие руки очень крепко и в то же время невероятно нежно обвились вокруг Марка, обвили не только тело художника, но и его сердце, душу, разум, всё его Существо, сладкие пухленькие губки прильнули к любимым губам, поцелуй, сначала нежный, ласковый, стремительно становился страстным, жадным, требовательным, неистовым.
   Марк вздрогнул, его всего охватило безмерное в своей Страсти желание слиться с любимым прямо сейчас, здесь, в этом парке, под этой сосной, у которой они стояли. Парк пустынен в этот час, здесь никого нет, никто не сможет их увидеть! Охваченный безудержным Любовным Безумием, весь полыхая, художник притянул любимого к себе, обнял его так крепко, что тот не мог даже шевельнуться, прижал его к сосновому стволу. Его жадные, до Невероятия страстные губы слились с огненными губами возлюбленного, нетерпеливые руки, пробравшись под одежду, стали страстно и неистово ласкать горячую обнажённую кожу, испытывая нереальное наслаждение от её бархатистой, мягкой, восхитительной и соблазнительной гладкости. Марк ощущал дрожь любимого тела, вызванную его жаркими прикосновениями и безумными поцелуями. Он чувствовал: Адам не меньше его сходит с ума от дикого желания обладать им, так же, как он, Марк, до Сумасшествия жаждал парня! Художник понимал, что это произойдёт сейчас, сию секунду, случиться прямо тут! Они не доберутся до дома, просто не смогут, потому что их обуяла Страсть, а, если это произошло, Её уже не остановить! Лучше уж утолить 389
  
   этот чудовищный в своей неотвратимой Мощи порыв тут, находясь в сказочном плену этих молчаливых древесных стражей, под
   их спасительной, прохладной сенью, чем где-нибудь посреди улицы, на глазах у любопытной, недоброжелательной толпы!
   Ненадолго оторвавшись от любимых губ, Марк несколько минут всматривался в тёмную синь громадных глаз, откуда ему сияла безграничная, безмерная в своей невероятной Страсти Любовь.
   - Как же я люблю тебя! - пылко выдохнул художник возле самых губ возлюбленного, горячие ладони гладят лицо Адама, - Как люблю! Ты... ты - самое невероятное создание из всех, когда-либо существовавших и существующих во всех Вселенных! И ты - моё создание, моё целиком и полностью!
   Парень улыбнулся, улыбка была тихой и нежной:
   - Не возражаю! - только и ответил он.
   Их жаждущие уста вновь встретились, поцелуй длился очень и очень долго. Рука Марка проникла в самое потаённое местечко любимого тела, нежно и страстно лаская его. Второй рукой художник обнимал любимого, пальцы гладили тёплый бархат густых волос. Адам задохнулся от фантастического наслаждения, Марк почувствовал глубинную дрожь его Существа. Закрыв глаза, слегка откинувшись назад, парень тихо стонал, гибкие пальцы впились в широкие плечи возлюбленного. Этим движением Адам одновременно и отталкивал его, не в силах выдержать столь страстный натиск, и ещё сильнее притягивал художника к себе, стремясь к более полной близости с ним. Страсть достигла Апогея. Завершение нахлынуло на него пламенной волной, - всплеск, ярчайший сполох, - и Невообразимое Блаженство во всём своём Невероятии. Адам ощутил внутри себя странную обессиленность и в то же время какую-то сказочную наполненность Жизнью, он был абсолютно опустошён физически, но одновременно полон Марком до краёв. Открыв глаза, долго, нежно, любовно гладил художника взглядом. Марк тихо улыбался ему, на лице - выражение Абсолютного, какого-то Вселенского Счастья!
   - Довольно оригинальный способ заниматься Любовью в парке, под деревом, да ещё и посредь бела дня, - заметил он, в голубых глазах вспыхнул плотоядный огонёк, - Вот была бы история, застукай нас тут кто-нибудь, особенно, люди, имеющие хоть какое-то отношение к нашему искусству! Как сейчас вижу, заголовки таблоидов так и пестрят красочными названиями, - Марк поднял руку, слегка раскачивая пальцами, словно стоял перед оркестром, держа в руках дирижёрскую палочку, на лице появилось этакое несколько чопорное, пафосное выражение, художник изображал сейчас физиономию обывателя, охочего до всяческих сальных подробностей из Жизни известных людей, и теперь с нетерпением развернувшего очередное бульварное издание с целью почерпнуть какие-нибудь интересные для себя сведения. Получилось так похоже, что Адам захохотал, - вроде 390
   этих: "Знаменитый художник занимается непотребством прямо на улице!" или "У художника Марка Веселовского, автора знаменитой "Ночи", появился новый друг!". Ну, или что-то другое в этом же роде... Нам бы тогда проходу не дали, это точно! Ты же знаешь натуру обывателей не хуже меня, их хлебом не корми, дай подсмотреть-подслушать, чем заняты их ближние! - при последних словах лицо Марка стало жёстким, ясная голубизна в глазах приобрела стальной оттенок. Он не выносил обывателей, не терпел само это явление, глубинная, разъедающая пошлость которого претила его натуре. Марк не мог понять: как всем этим мелким людишкам, всем этим двуногим червячкам-жучкам, которых-то и людьми назвать можно лишь с очень большой натяжкой, может быть интересна вся эта дребедень под названием "Личная Жизнь Знаменитостей"?! Ну, кому какая разница, как они там обитают, эти самые Знаменитости?! Кому есть дело до того, с кем они встречаются, сколько у них внебрачных детей и от кого, что они носят и едят или за сколько тысяч долларов они купили себе особняк в Малибу?! Мыслящему Человеку, тому, кто всецело поглощён своим Делом, тому, кто этим Делом живёт и дышит, уж точно подобное неинтересно! Его мысли, чувства, всё Его Существо, заняты совершенно иным!
   Адам кивнул. Он прекрасно понимал чувства своего любимого, потому что сам испытывал то же по отношению к обывателям и точно так же глубоко презирал их мышление (если таковое вообще имелось), их образ Жизни и образ мыслей. Тонкие гибкие пальцы юноши нежно коснулись любимого лица, ласково погладили мужественный, волевой подбородок, огромные глаза глядят художнику прямо в душу, их волшебный синий свет, такой тёплый, такой живительный, проникает до самого дна.
   - А мне всё равно, даже если бы кто-то и наткнулся на нас тут, и мы с тобой попали бы в газеты. Мне это неважно. Пошлое любопытство серой толпы не сможет на нас повлиять, как-то навредить нам, оно просто не в силах этого сделать, потому что мы с тобой и наша Любовь - выше всей этой обывательской шелухи. Главное совсем в другом: мы любим друг друга! Это важно! А что скажет какой-то там дядя Толя или тётя Нина по поводу нас и наших отношений... Ну, и пусть болтают, нам от этого ни холодно, ни жарко. Наша Любовь так же неподвластна влиянию Времени и людских суждений, как и наше Творчество. Мы будем любить друг друга и будем творить, независимо ни от чего!
   Марк слушал возлюбленного со слезами на глазах. Адам очень тонко чувствует его, он улавливает малейшие движения его души, даже самые незначительные и малозаметные. Вот и сейчас этот поразительный юноша буквально прочёл его мысли, озвучил их! Оно и неудивительно, они ведь Близнецы! 391
   - Люблю тебя! - пылкое признание сорвалось с губ художника, огненные ладони обхватили безмерно любимое лицо, - Люблю! -
   Марк страстно поцеловал Адама, получив в ответ не менее страстный поцелуй.
  
   Адам проснулся посреди ночи. Открыв глаза, поднялся с подушки и сел. Обхватив руками колени, долго вглядывался во мрак комнаты. Он никак не мог понять, что же именно его разбудило? Странное чувство охватило его. Парню почудилось, что здесь, рядом с ним, буквально в каких-то пяти сантиметрах, кто-то находится. Стало, не то, чтобы страшно, но как-то зябко, неуютно. Повернув голову, вгляделся в темень. В самом деле, увидел смутные очертания, похожие на человеческое тело. Тело напоминало женское.
   - Милый! - шелестом слышится тихий, ласковый голос.
   Парень узнал его сразу. Нанетта! Странно, но его нисколько не удивил этот необычный визит. Адам верил в Другую Жизнь, Жизнь, где могли существовать те, кто покинул этот Мир.
   Он догадался, зачем его подруга пришла к нему... Догадка отточенным лезвием полоснула по сердцу, он задохнулся от Боли.
   - Ты не рад мне? - снова спросил голос Нанетты. Сама она по-прежнему находилась чуть поодаль от кровати. Глаза Адама, привыкшие к темноте, начали различать слабое синеватое свечение, исходившее от её силуэта.
   Рад ли он ей?... Парень не знал... С одной стороны, ему хотелось её видеть, пусть даже Нанетта пришла к нему сейчас так странно... Хотелось, потому, что Адам любил её, любил, как ни крути, с какой стороны на это не посмотри... Пусть и как Друга, но любимого Друга! А с другой... Её появление разбередило ещё сильнее и без того кровоточившие раны его души и сердца... Оно напомнило юноше о том, о чём он старался не думать, не мог думать, не хотел думать... Только ведь ему всё равно придётся это сделать... Придётся! У него нет выбора...
   Нанетта плавно подплыла к кровати (она именно плыла, ноги не касались земли, это убедило Адама, что перед ним - всего лишь Видение, бестелесный Образ), невесомо опустилась на неё рядом с парнем. Кровать даже не прогнулась. Теперь он видел её очень-очень близко, так близко, что мог рассмотреть каждую чёрточку призрачного лица, показавшееся ему даже ещё более прекрасным, чем оно было при Жизни, хоть и более отстранённым, далёким...
   - Ты с ним..., - в голосе её Адаму слышится бесконечная грусть. Вздох, похожий на всхлип, - Впрочем, я так и думала... Я забыла, что вы с Марком Близнецы... Признаться, меня всегда удивляла ваша связь с ним, её духовный аспект... Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным... Даже, когда поняла, что вы на самом деле по-настоящему любите друг друга, всё равно была удивлена... 392
   Обычно в однополой Любви главенствует физическая нота. Двух людей просто тянет друг к другу на телесном уровне, но душа и сердце здесь затрагиваются не очень сильно... По крайней мере, мне так казалось... Но в вашем случае всё по-другому... Вы любите друг друга не только телом, но сердцем и душой... И это уже необычно... Я это поняла, когда увидела, как вы смотрите один на другого, как ты ухаживал за Марком, когда его избили, а потом поняла это окончательно, когда стала свидетельницей той вашей встречи, у меня в кабинете, после того случая... в больнице... Да, я всё-всё поняла... Только принять это и смириться у меня... не получилось..., - она умолкла, большие глаза с невыразимой печалью смотрят на Адама.
   Парень ощутил её Боль собственным глубинным чутьём. Ему стало ещё больнее.
   - Скажи... Зачем ты ушла, покинула меня?! - спросил он, взволнованно глядя на Нанетту, глаза влажно мерцают во мраке, - Зачем?! Я ведь люблю тебя, очень люблю, ты это знаешь, ты всегда это знала!
   Она грустно улыбнулась.
   - Прости... Я знаю, что ты любишь меня... Просто мне хотелось, чтобы ты... любил меня... как Женщину... Я мечтала, мечтала днём и ночью, о том дне, когда ты ко мне вернёшься, когда мы сможем быть вместе, как в былые времена... Я всегда тебя любила, только тебя одного, ты был Смыслом моей Жизни, моим Огоньком, живым и тёплым, освещавшим мой Путь в холодной неприветливой ночи! Когда ты... ушёл..., - она задохнулась от Боли, потом продолжила, было видно, что каждое слово даётся Нанетте с превеликим трудом, - Для меня померк белый свет... Мне не хотелось жить... Хотелось закончить своё тупое прозябание на этой планете, потому что оно потеряло без тебя Смысл... Все эти три года я жила лишь воспоминаниями, только они ещё давали мне силы хоть как-то продержаться на плаву, не сдаться окончательно... Я вспоминала твои глаза, твои губы, твой голос, твои поцелуи и объятия, наши разговоры ни о чём и обо всём... Не было ни одной секунды ни одного дня, чтобы я о тебе не думала... Я продолжала жить тобой и для тебя, продолжала, хоть ты и ушёл... Я и сейчас люблю тебя, люблю ещё сильнее, чем прежде, люблю, невзирая ни на что! Я понимаю, что уже поздно, что ничего нельзя вернуть... Что сделано, то сделано... Но всё-таки где-то в глубине себя надеялась, что ты хотя бы после того... что случилось... вернёшься... ко мне... Выходит, я ошиблась...
   Адам слушал её, слёзы проложили на щеках солёные жгучие дорожки... Он должен уйти... Должен... Он виноват перед Нанеттой, он так виноват перед ней! Нужно было не продолжать этих встреч, нужно было расстаться с нею окончательно и бесповоротно, может быть, тогда ничего этого не случилось бы вовсе! Он должен 393
  
   испить до дна эту горькую чашу, может быть, хоть это немного искупит его вину перед ней!
   Протянув руку, Адам хотел коснуться Видения, но Нанетта неожиданно исчезла. В комнате было темно и прохладно.
   - Нанетта! - позвал юноша... и проснулся.
   Открыв влажные, отяжелевшие веки (оказывается, он плакал не только во сне, слёзы были самыми что ни на есть настоящими), Адам несколько минут непонимающим взглядом окидывал окружающее пространство, он всё никак не мог понять, где он сейчас, и что с ним вообще произошло этой ночью? К нему приходила Нанетта, он совершенно ясно и отчётливо видел её, говорил с ней... Она была реальна, несмотря на свой странный, немного пугающий и в то же время невыразимо прекрасный, призрачный облик... Его подруга была так же реальна, как он сам... Это была Реальность, хоть и похожая на сон... Внезапно, Адам понял, что это и было сном... Однако, гораздо более настоящим, чем вся окружавшая его сейчас Действительность... От этих мыслей ему стало грустно. Значит, Нанетта ему всего лишь приснилась... Как жаль... Он так хотел увидеть её ещё раз, поговорить с ней... В самый последний раз...
   Душу Адама защемило от какого-то размытого, тоскливого чувства... Он тосковал по Нанетте, он скучал по ней, как можно скучать и тосковать по тому, кто очень близок и дорог, по Бесценному Другу, которого имел, но, только лишь утратив Его, начал понимать, что Он для тебя значил на самом деле!
   Юноше вспомнилось время, когда они с Нанеттой любили друг друга (хотя, опять таки, о чувствах в прошедшем времени можно говорить лишь применительно к нему, но не к ней, её Любовь к нему так и не смогла стать достоянием Прошлого, она была Настоящим и, как ни мучительно это осознавать теперь, Будущим. Подруга всегда любила его, только его одного, больше ни один Мужчина в целом Мире для неё не существовал и не смог бы существовать впредь. Нанетта слишком его любила, это Чувство было истинным, всеобъемлющим, по-настоящему сильным и невероятно глубоким! Она жила им на протяжении всего времени, когда длилась их связь, и продолжала жить тогда, когда он ушёл...).
   Какой же он дурак, безголовый петух! Как, ну, скажите, как он мог не видеть и не чувствовать, что эта чудесная женщина просто умирает без него, умирает каждую минуту каждого дня, что она просто не в силах жить и дышать без него?! Она же едва не кричала ему о том, что любит его, продолжает любить, невзирая ни на что! Продолжает любить, верить и ждать его, продолжает надеяться на его возвращение! Она любила его все эти годы, любила страстно и мучительно, любила и молчала, очевидно, понимая, что умолять его вернуться к ней бессмысленно... 394
  
   Молчала, потому, что прекрасно знала всё упрямство его натуры, знала, что от него невозможно ничего добиться принуждением
   и силой... Знала, - и всё равно любила! Может быть, втайне надеялась, что он рано или поздно сдастся, надеялась и верила, что он просто не может не покориться ей вновь, зная, как она его любит! И он мог бы сдаться, вполне вероятно, так оно и было бы, потому что Невероятной Силе Любви этой женщины невозможно сопротивляться долго, рано или поздно, это Чувство всё-таки победит... Он сдался бы и, как знать, может, полюбил бы её снова, возможно, даже ещё более страстно, чем прежде, потому что Нанетта заслуживает Любви, заслуживает всецело!
   А потом в его Жизни появился Марк... И он дико, по-сумасшедшему влюбился! Это было так странно... Так пугающе... И так волнующе! Марк стал его Любовью, Самой Большой, Настоящей, Единственной его Любовью, Любовью На Всю Жизнь! И Нанетта как-то незаметно отошла немного в сторону, нет, не на второй план, она по-прежнему занимала очень большое место в его Жизни, но именно в сторону, свет её яркого Солнышка заслонило собой сияние гораздо более ослепительного Светила... И подруга добровольно спряталась в угол... Спряталась, но не сдалась, просто затаилась, ожидая своего Часа... Она ведь до последнего, до самой-самой последней черты, надеялась, что Он настанет... Но Он не настал, и вот этого-то пережить она не смогла...
   Слёзы потекли по щекам Адама, он глухо, мучительно всхлипнул. Вздрогнул, почувствовав на себе взгляд больших, всезнающих глаз, глаза эти, такие мудрые, такие всёпонимающие...такие бесконечно любимые! Сколько в них Тепла и Любви! И от этого так невыносимо больно! Так хочется спрятаться от них, не видеть их, не чувствовать на себе их ласковую нежность, с которой они гладят и целуют его! Но от них не спрятаться и не скрыться нигде! Эти родные, до Невероятия любимые глаза отыщут его везде, где бы он ни был! Отыщут и притянут к себе, он вновь окажется в их власти, его сердце, душа, всё-всё Существо окажется в поле их всесильного, всепоглощающего Притяжения, того самого Притяжения, невероятнейшая Мощь которого так подействовала на него в тот, самый первый день их встречи, в университете, на лекции, которую проводил Марк! Тогда он для него был ещё просто преподавателем Марком Веселовским, известным художником... Если бы знать тогда, кем станет для него этот необычайный Человек! Если бы знать тогда... Хотя, если вдуматься, какая, в сущности, разница, даже, если бы он уже в то время знал, что до Безумия полюбит художника?!... Ему было суждено встретить Марка, полюбить его, и так же безумно влюбить его в себя! Неважно, где бы это произошло, на университетской лекции, или где-то ещё... Факт остаётся фактом... Они любят друг друга, будут любить всегда, это неизменно! 395
   Повернув голову, Адам встретился глазами с глазами Марка. Понял, что художник обо всём догадался, ему ничего не нужно объяснять.
   - Она приходила? - только и спросил Марк, во взгляде - тревожное понимание, словно всё так и должно было быть, будто ничего странного в том, что Нанетта могла посетить Адама во сне, и не было, будто всё само собой разумелось... Тревожное понимание... и безумный страх, почти ужас, ужас перед неотвратимой неизбежностью, тщательно скрытый в самой-самой глубине его глаз. Словно Марк понимал, что это произойдёт, должно произойти, понимал, вот только принять не мог...
   Адам не ответил, просто молча кивнул.
   - Я знаю, что приходила, ты кричал во сне, называл её по имени... Что говорила? - Марк спросил это просто так, он отлично знал, что могла сказать его любимому подруга...
   Адам молчал. Художник видел, возлюбленный не желает углубляться в эту тему, и не стал настаивать. Опустив глаза, несколько минут молчал, словно собираясь с духом. Он не мог задать этот вопрос, так же, как не мог не задать его...
   - Что... Что ты собираешься делать?... - художник удивился, насколько хрипло звучит его собственный голос, он не узнал самого себя, словно говорил и не он вовсе, а кто-то другой, какой-то испуганный незнакомец, внезапно очутившийся совершенно один посреди незнакомого города, окружённый толпой разъярённых людей. Они что-то кричат ему на непонятном языке, тычут пальцами в его сторону, а он тупо моргает, не в состоянии понять, чего от него хочет всё это дикое гигантское скопище, он только чувствует, что надо бежать, и как можно быстрее, нужно скрыться от них, спасаться, пока толпа его не растерзала! Нужно... Вот только ноги почему-то совсем его не слушаются, они будто приросли к асфальту... И разом ушли все силы, он ощущает себя этакой тряпочкой, ветхой, изношенной тряпочкой, годной разве что для стирания пыли со старой дряхлой мебели на чердаке...
   Адам боялся этого вопроса, боялся до паники! Он знал, что ответит на него... Они оба знали... Парень так же молча, без слов, смотрел в любимые глаза своего художника. Слова не требовались, всё и так было ясно и понятно... Даже слишком ясно и понятно!
   Марк понимал, что теряет Адама... Он видел это по его глазам... Он знал, что парень уйдёт, и случиться это не завтра и даже не через пять минут, а сейчас, сию секунду, немедленно! Но он не мог этого допустить, не мог позволить любимому покинуть его! Зачем ему жить тогда на белом свете без Адама?!
   - Ты... сможешь? - спросил Марк, голос очень сильно дрожал и прерывался, в глазах - слёзы. 396
   Адам молчал. Это сводило художника с ума. Марк налёг на парня всем телом, обхватил его руками, сжал в объятиях с невероятной силой. Прожигая возлюбленного насквозь пламенным,
   жадным, сумасшедшим взглядом, повторил свой вопрос, теперь он почти кричал, голос звенел, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть:
   - Ты сможешь?! Неужели ты сможешь?! Не молчи, умоляю, не молчи! Скажи хоть что-нибудь, городи какую угодно околесицу, только не молчи! Не молчи! Не молчи!
   Адам по-прежнему не говорил ни слова. А что он мог сказать Марку?... Ничего... Совсем ничего... Он просто сейчас встанет с этой кровати, подарившей им обоим столько блаженнейших минут Невообразимого Счастья, встанет, попытавшись высвободиться из неистовых объятий возлюбленного... Только вот для этого ему придётся сначала разорвать на куски собственные сердце и душу, всё своё Существо, раскрошить их на мельчайшие молекулы, потому что они намертво срослись с любимым... И он сделает это, сделает! Он оторвёт самого себя от Марка, оторвёт ценою нечеловеческих мук, оторвёт, оставив глубоко внутри себя зияющую страшной чёрной пустотой рану, рану, края которой никогда не затянутся, она вечно будет жечь его огнём Боли, пытать Ею, словно раскаленным добела железным копьём... Он покинет своего единственного, он оставит его... Оставит, чтобы самому умереть где-нибудь в ближайшей подворотне, если он сможет туда добраться, если у него хватит на это сил...
   Адам, стараясь не смотреть Марку в лицо, чтобы глаза его не выдали, не открыли любимому, как он страдает сейчас, попытался мягко, но настойчиво отстранить его от себя. Ничего не вышло, руки художника сжимали его стальным кольцом.
   - Пусти меня, пожалуйста, - тихо попросил парень. Удивился, услышав собственный голос. Как же вяло и безжизненно он звучит!
   Марк упрямо замотал головой, сжав возлюбленного ещё крепче в своих объятиях.
   - Не пущу, слышишь! Я тебя никуда не отпущу! Я знаю, что ты собираешься делать! Так вот, даже не думай, что у тебя это получится! Уйти от меня ты сможешь, только перешагнув через мои кости!
   Адам знал, что это правда. Марк никуда его не отпустит, нечего даже и думать, чтобы освободиться из его объятий добровольно... Что ж, тогда придётся прибегнуть к силе... Придётся вонзить нож в бесконечно любимое сердечко, вонзить по самую рукоять... Да, его уход убьёт Марка... Может быть, физически художник и будет существовать, но вот его душа погибнет без него, Адама... Марк так любит его! Художник любит его так же безумно, как он сам любит художника! Замкнутый круг... Круг без начала и конца... 397
  
   Извечная траектория движения, в которой всё стремится к Центру, даже удаляясь от Него, всё равно приближается...
   Адам, превозмогая собственную Боль, посмотрел Марку прямо в лицо. В лиловой лазури его глаз бушевал целый ураган чувств:
   Безмерная Любовь, Безумная Страсть, Невероятная Боль. Все эти чувства, сплетясь воедино, больно обожгли Марка, у него перехватило дыхание. Он глубоко страдал, чувствуя, какую Невообразимую Муку испытывает сейчас его ненаглядный, он ощущал Её так же ясно, как своё собственное Страдание, столь же Невыносимое.
   Не говоря ни слова, Адам неожиданно, с необычайной силой оттолкнул от себя Марка и, стремительно поднявшись с кровати, стал торопливо одеваться. Его движения носили хаотичный, беспорядочный характер, он метался по комнате, пытаясь отыскать собственные вещи, его руки так сильно дрожали, что одежда падала на пол, пальцы не могли её удержать. Жгучая пелена слёз застилала глаза, он практически ничего не видел. Марк со слезами на глазах смотрел на эти мучительные сборы. Ему невыносимо было всё это видеть, но он не мог заставить себя не смотреть. Художник понимал, что остановить Адама, попросить его одуматься, умолить не губить ни себя, ни его, Марка, у него не получится. Парень ничего не станет слушать... Он всё равно осуществит своё намерение, даже, если это будет грозить им обоим неминуемой гибелью... И всё-таки художник никак не мог понять одного: Адам ведь любит его, он его любит до потери пульса! Марк знал это и чувствовал! Как же можно вот так просто взять и покинуть того, без кого не в силах прожить не то, что одного дня, но даже одной минуты?! Неужели обязательно расставаться?! Ведь можно же найти какой-то выход, можно! Выход есть всегда, всегда! Безвыходных ситуаций не бывает! Если где-то, вдруг, закрылась одна дверь, обязательно откроется другая! Нужно только уметь найти эту дверь, надо иметь огромное желание и уверенность, чтобы найти её! Но Адам предпочитает бегство... Он хочет сбежать от проблемы, вместо того, чтобы решать её...
   Кое-как одевшись, юноша схватил со спинки стула куртку и торопливо направился к двери. Он уходил, даже не оглянувшись, зная, что он не сможет уйти, если увидит бесконечно любимое лицо ещё хоть раз... Рыдания душили его, не давая дышать.
   Скорее, скорее, скорее, прочь отсюда! Прочь! Прочь от своей Любви, от своей Жизни! Прочь от Него, пока ещё есть силы бежать!
   Но Марк не мог отпустить своего любимого, он был не готов его отпустить! Мужчина слишком сильно любил Адама, слишком неистово и страстно, слишком был привязан к нему духовно и физически! Вскочив с кровати, как был, абсолютно голым, художник рванулся следом за парнем, перехватил того у входной двери, резко развернул к себе лицом, судорожно сжал в объятиях. Адам отбивался, как ненормальный, он стремился высвободиться из цепких огненных 398
   рук возлюбленного во что бы то ни стало, но попытки не возымели действия, Марк держал его слишком крепко.
   - Пусти! - яростно потребовал юноша, голос звучал властно, - Пусти меня, слышишь! Пусти!
   Художник, хорошенько встряхнув парня, заставил того угомониться. Глядя Адаму в глаза, Марк заговорил очень тихо и проникновенно, зная, что это возымеет гораздо более сильное воздействие на его любимого, чем крик и мольба:
   - Послушай меня пять минут, пожалуйста. Просто послушай, ничего больше. А потом сам решай, как поступить. Если ты и тогда захочешь уйти, я тебя не стану держать, я тебя отпущу, хоть для меня невыносима сама мысль расстаться с тобой даже на мгновение! Прежде, чем ты выйдешь в эту дверь, я хочу, чтобы ты задал самому себе один простой вопрос: а что дальше? Сможешь ли ты прожить без меня хотя бы сегодняшний день, не говоря уже о гораздо более длительном сроке? Ты же любишь меня, любишь! Любишь до такого же Сумасшествия, как люблю тебя я! Мы оба знаем это! Сможешь ли ты отказаться от наших ночей, которые мы проводили в объятиях друг друга? Я знаю, что не сможешь, потому что я тоже не смогу! Мы оба можем искать удовлетворение наших потребностей во временных, ни к чему не обязывающих связях, но удовлетворение это (если даже на миг предположить, что оно может быть, в чём лично я сильно сомневаюсь!) будет лишь телесным, не духовным! Ни одни отношения не могут длиться долго, если они построены только на голой физиологии. Ты ведь сам это понимаешь не хуже меня! Так уж вышло, что мы с тобой обречены всю Жизнь любить только друг друга, любить до Умопомрачения, до Смерти! Мы можем быть по-настоящему счастливы только друг с другом, больше ни с кем! Подумай о том, что я тебе сказал... И реши, получится ли у тебя уйти или нет?...
   Адам стоял, опустив глаза, кусая губы, из-под длинной завесы ресниц на щёки струились слёзы. Марк чувствовал, он весь дрожит. Как художнику хотелось прижать его к себе ещё крепче, прильнув к любимым пухленьким губкам, целовать и целовать его, целовать до тех пор, пока Адам не передумает, пока его безумные поцелуи не заставят любимого остаться, остаться, чтобы обрести неизмеримо больше! Но мужчина невероятным усилием воли сдерживал себя. Он должен дать Адаму время подумать и решить! Если его возлюбленный просто повернётся сейчас и уйдёт, значит, он, Марк, ошибся, думая, что его милый любит его так же сильно, как он сам любил его! Если же Адам поцелует его, значит, его чувства по-настоящему сильны! И, даже покинув его, Марка, сейчас, он вернётся к нему! Неважно, когда, важно, что вернётся!
   Жадный, страстный, полный нетерпения взгляд Марка, казалось, прожёг дыру в груди Адама, парень чувствовал его на себе. Он 399 буквально разрывался на части от собственной Дикой Боли, скрутившей всё его Существо, и Безудержной, Неистовой Любви к художнику!
   "Мама дорогая, что же мне делать?! Что делать?! Как оставить того, кого невозможно оставить, невозможно, потому, что до Беспамятства любишь Его?! Как повернуться и уйти, уйти, ни разу не оглянувшись, уйти, чтобы уже не возвратиться никогда?! Где, скажите, где найти в себе силы осуществить эту невозможность, осуществить до конца?! И разве есть такие силы?! Милый мой, единственный, звёздочка моя голубоглазая, я так тебя люблю! Я люблю тебя теперь много сильнее, чем любил ещё вчера, а завтра полюблю ещё неистовее, чем сегодня! Моя Любовь к тебе каждое мгновение ширится и множится, она растёт во мне с неудержимой Скоростью и Мощью, и это Развитие никогда не остановится! Я знаю, я понимаю и чувствую это! Но, как же тебе объяснить, чтобы ты понял меня, чтобы не держал на меня обиды за то, что я оставил тебя?!... Где отыскать такие слова?! Понимаешь, я должен уйти, я не могу так жить, я не смогу смириться с тем, что Нанетта погибла из-за меня, из-за того, что я полюбил тебя, из-за того, что я выбрал тебя, тебя, а не её! Я должен понести наказание за содеянное, и я понесу его! Я выпью эту горчайшую чашу до дна, потому что я должен её выпить! Я знаю, что буду умирать без тебя там, в душном, ледяном и чёрном плену собственного одиночества, будет умирать не только моё тело, но я весь, моя душа, моё сердце, мой разум, всё-всё моё Существо, до самой-самой последней частички! Я знаю, что буду сходить с ума от безысходности, потому что не смогу увидеть твоё обожаемое личико, не смогу крепко-крепко обнять тебя, не смогу прильнуть к твоим любимым губкам и целовать тебя до потери сознания! Я знаю, что возненавижу ночи так же, как возненавижу дни, потому что они будут приходить и уходить одинокими, пустыми и холодными, холодными, потому что твоё тепло, такое любящее, такое родное, такое желанное, не будет согревать меня! Я знаю, тебе больно, очень больно сейчас, я чувствую это! Но, если бы ты только мог знать, как больно мне!".
   Всё так же, не поднимая глаз, Адам решительно отстранил от себя художника (но чего ему стоила эта решительность!), повернулся и, взявшись рукой за ручку, открыл дверь.
   Марк смотрел, как он уходит. Смотрел, хоть и не мог смотреть! Безумная Надежда, словно птица, билась в сердце: может, Адам всё-таки передумает и останется?! Ну, не может любимый вот так взять и уйти, не может! Они же любят друг друга! Они же не смогут прожить вдали один от другого, никогда не могли!
   Слёзы немилосердно жгли глаза, просясь наружу. Марка колотила крупная дрожь. Ноги подкашивались, он едва держался, чтобы 400
   не рухнуть на пол и не завыть в голос от Невообразимого Отчаяния и Нечеловеческой Боли!
   "Не уходи! - умоляло Адама измученное сердце художника, - Не уходи, слышишь! Останься! Останься со мной, любимый мой! Лапушка, умоляю, не бросай меня одного! Я этого не вынесу! Не вынесу-у-у!".
   Парень слышал безумный, надрывный стон сердца своего любимого, его требовательный зов. Его собственное сердце готово было откликнуться на него немедленно, но юноша, зажав в стальной кулак свои собственные чувства, велел сердцу молчать! Боль накатила с такой силой, что парень невольно зажмурился, опасаясь потерять сознание и упасть прямо тут, у порога. Он чувствовал, что не может уйти! Не может, хоть и должен!
   Адам всё ещё стоял у двери, пальцы мёртвой хваткой вцепились в ручку так, что побелели суставы. Он едва сдерживался, чтобы не броситься назад к любимому, обняв его, зацеловать до остановки сердца! Как долго длится эта ужасная пытка, как долго! Как невыносимо тяжело бороться с самим собой и собственными чувствами!
   Марк так близко, обернись, протяни руку, - и дотронешься! Так близко... и так далеко... Только шаг, всего один, отделяет его от любимого... Но этот шаг длиннее тысячи километров...
   Сопротивление оказалось бесполезным... Битва с чувствами проиграна... По-другому и не могло быть... Они слишком сильно любят друг друга! Он уйдёт, да, уйдёт... Но не прежде, чем в последний раз сделает то, чего жаждет до Безумия, всегда жаждал и всегда будет жаждать! Если после этого они оба не выживут, что ж, тем лучше... Тогда они смогут воссоединиться навеки, чтобы не расставаться ни на миг! Они смогут беспрепятственно любить один другого и всецело посвятить себя друг другу! Это именно то, о чём они оба всегда мечтали, к чему всегда стремились и чего всегда хотели! Быть вместе! Вместе навсегда!
   Круто повернувшись, Адам возвратился к возлюбленному, огненные руки судорожно обхватили его обнажённое дрожащее тело, нерасторжимо обвились вокруг него. Пламенные губы приникли к жаждущим губам художника, впились в них с дикой, сумасшедшей алчностью, молниеносно сведя Марка с ума. Объятия художника были ещё неистовее, а губы, до Одури жадные, до Безумия сумасшедшие, целовали возлюбленного ещё более страстно, страстно до потери пульса!
   Они целовали и целовали друг друга с необычайной, доселе не виданной Страстью, губы не могли оторваться от любимых губ ни на мгновение! Оба понимали, чувствовали и знали, что одними лишь поцелуями дело далеко не ограничится, ещё мгновение, - и 401
  
   они отдадутся друг другу и овладеют друг другом прямо тут, в прихожей, на этом полу, они не смогут предотвратить эту неизбежность, Безмерная, Безумная Страсть друг к другу просто-напросто сожжёт их заживо, сожжёт дотла каждую-каждую микроскопическую их частичку!
   Адам вместе с Нереальным Наслаждением испытывал столь же Невероятную Муку. Страстные, огненные поцелуи любимого вознесли его на недосягаемую высоту, он парил и качался на волнах Любви, по венам неслось обжигающее пламя Страсти, желание, безудержное, необузданное, дикое, сводило его с ума. Но именно это и причиняло сильнейшую Боль, ему было невыносимо больно! Больно оттого, что он должен покинуть любимого... навсегда! Навсегда! Теперь, когда это стало неотвратимостью, когда от этого не сбежать и не спрятаться, никуда не спрятаться, Адаму было едва ли не более страшно, чем тогда, когда это жуткое расставание с Марком ещё маячило где-то там, в туманной перспективе, ещё было не более чем призраком опасности. А сейчас... Опасность вот она, здесь, у их дверей!
   Адам чувствовал, он должен остановить Марка, он просто обязан это сделать! Потому что если позволить любимому продолжать целовать его так же страстно и неистово, как художник целовал его сейчас, если Марка не остановить... он, Адам, отдастся ему в полную, безграничную власть, он отдаст ему всего себя без малейшего остатка, он сольётся с ним и уже вовеки не сможет разъединиться! Юноша любил и хотел Марка всем сердцем и душой, каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой разума! Он знал, что только он один сможет дать ему то, чего он так жаждет: Абсолютную, Безграничную, Безмерную, Всепоглощающую и Всепрощающую Любовь! Марк любил Адама со всем Безумием полностью сошедшего с ума, он любил его безоглядно, отчаянно, беззаветно, с маниакальной Страстью средневекового фанатика. Художник был так же смертельно болен им, как был болен художником сам Адам. Этого никто и ничто не могло изменить! И познать Истинное Счастье, Полную Гармонию душ и сердец они могли только друг с другом!
   И всё же, несмотря на это, Адам знал, что должен оставить любимого... Он должен искупить свою вину перед Нанеттой, должен добиться её прощения, пусть и не при её Жизни... Сознание этого помогло Адаму решиться на самый последний и самый мучительный шаг... Оторвавшись от безумно любимых губ своего художника, переступив через себя, свою собственную Сумасшедшую Любовь к нему, парень бросился к двери, распахнул её настежь и через мгновение исчез в полумраке подъезда.
   Марк не стал его останавливать. Он смотрел на дверь, в которую выбежал любимый, смотрел с бесконечной Тоской, но одновременно и с безграничной, какой-то шальной Надеждой. Адам поцеловал 402
   его на прощание! Он поцеловал его! Поцеловал! Значит, не всё ещё потеряно, о нет, далеко не всё! Адам любит его! Любит! Любит! Любит! Он вернётся к нему, обязательно вернётся! Они ещё будут вместе! Будут! Будут! Будут!
   - Иди! - тихо проговорил художник вслед любимому, - Иди! Только ты вернёшься ко мне, мы оба это знаем! Ты не сможешь долго быть вдали от меня! И знаешь, почему? Потому, что ты меня любишь! Так же, как люблю тебя я! Ты ушёл, чтобы возвратиться, потому что только со мной ты сможешь быть счастливым, ты сможешь жить! Только со мной! Ты вернёшься!
   Адам возвратится к нему, в этом Марк даже не сомневался ни единой секунды! Он просто это знал!
  
   Глава двенадцатая.
  
   Адам не бежал, он летел к себе домой с невообразимой скоростью, ноги едва касались земли, окружающее пространство одной сплошной линией (как бывает при движении на огромных скоростях, например, когда едешь в автомобиле, который разогнали не менее чем до двухсот километров в час) проносилось мимо, воздух вокруг него звенел и дрожал, как натянутая тетива у лука, готового к выстрелу. Парень спешил домой, скрыться от людей, спрятаться подальше от алчных взоров их недружелюбного любопытства. Быстрей, быстрей!
   Он не помнил, как очутился дома, знал только, что это его дом. Долго не мог отыскать ключи в кармане джинсов, потом дрожащие пальцы всё никак не могли попасть ключом в замок, они несколько раз выпадали у парня из рук, с оглушительным (как ему казалось) звоном падая на холодный бетон лестничной площадки. Наконец, раза, наверное, с пятнадцатого, ему удалось повернуть дверной замок и зайти внутрь.
   Жилище встретило своего хозяина после долгого отсутствия полумраком и тишиной. Полумрак показался Адаму каким-то пыльным и мутным, словно он не был дома не пару месяцев, а не меньше двадцати лет. Царившая вокруг тишина представлялась и вовсе мистической, потусторонней, абсолютной, до звона. Такая тишина обычно бывает в склепе, где бродят неуспокоившиеся души ушедших с этой Земли.
   Адам стоял посреди своей одинокой, пустой квартиры, ему было жутко. Жутко от сознания собственного одиночества. Странно, раньше он никогда не тяготился им, напротив, одиночество ему даже нравилось, оно позволяло нейтрализовать воздействие на его мозг и душу посторонних реалий, навязчивого шума, однообразной бестолковой суеты людского муравейника там, за пределами спасительной защиты этих стен. Одиночество позволяло ему 403
  
   Творить, и жить, именно жить, а не просто тупо тянуть лямку собственного существования, повинуясь законам сложившегося
   общественного уклада. Одиночество спасало Адама и от неуёмного похотливого любопытства тех, с кем ему приходилось время от времени встречаться. Иные встречи бывали случайны, порой, они носили деловой характер, вроде тех, когда он ещё подрабатывал в конторе, дававшей ему заказы на создание различных эскизов или разработки рекламы на наружных уличных щитах. Но все эти встречи, независимо от их свойств и характера, несли в себе оттенок похоти, несли всегда! Это до крайности утомляло, чуть ли не сводило парня с ума! Он замечал на себе все эти призывные, сальные взгляды знакомых и незнакомых людей, они будто раздевали его, облизывали, словно занимаясь с ним сексом (именно сексом, юноша чётко разграничивал понятия секса и Любви, разница была существенная, потому что заниматься сексом, простым физическим совокуплением, можно с любым человеком без относительно его пола, возраста, внешних данных и ориентации, было бы обоюдное желание. Заниматься же Любовью можно только с тем, кого безумно любишь, не иначе! С Марком у них был не просто секс, физическое Единение тел, а именно Любовь, Любовь во всём невероятии своего Безумия, это было Единением сердец, душ и разума, они не просто целовали и ласкали друг друга, их Слияние носило неизмеримо более глубинный характер, они на молекулярном уровне растворялись один в другом. Их обоюдная жажда близости была беспредельной в своей невообразимой алчности, они желали один другого и стремились друг к другу с невероятной Мощью, безумной, безграничной, но близость эта имела не только телесную основу. Гораздо более сильным было духовное Притяжение, Притяжение на уровне Ауры. Они спаялись воедино каждой клеточкой собственных Существ, эта Спаянность была неразрывной. Марк и Адам не просто любили друг друга в том смысле, как это привычно для понимания обыкновенного, среднестатистического человека. Их Любовь носила характер Абсолюта, Аксиомы, того, что не требует доказательств, ибо является таким доказательством уже само по себе. Их Любовь была именно тем Идеалом, к которому стремится большинство живых существ, обитающих на нашей планете, но достичь которого невероятно сложно, а для многих и вовсе не представляется возможным в силу эгоизма их собственных душ. Идеальное Слияние сердец, душ, тел и разумов, Идеальная Гармония взаимного Понимания и Существования друг с другом, Идеальная Настроенность на волну друг друга. В Музыку их Любви вплелись ноты какого-то сверхъестественного мелодизма, они всегда звучали в унисон друг с другом, даже находясь на значительном расстоянии один от другого. Марк с Адамом могли общаться без помощи слов и речи, разговаривая друг с другом сердцем, душой, мыслями. 404
   Они умели читать один другого, как книгу, и для понимания содержания им слова не требовались).
   Да... Когда-то одиночество было для Адама спасением... Когда-то... Когда-то давно... Но не теперь... Не теперь! Потому что теперь, когда в его Жизни появился Марк, Марк, подаривший ему Невообразимое Блаженство Истинной Любви, открывший перед его неопытным взором сказочный, потрясающий Мир Живой Жизни, той самой Жизни, о которой не имеют никакого понятия обыватели, копошащиеся в своих муравейниках там, за окном, в серой дымке осеннего тумана, когда он, Адам, впервые постиг собственным Существом, каждой своей мельчайшей частичкой, всю Нереальную Глубину и Силу Настоящего Чувства, когда сам он испытал, что значит любить другого Человека до Умопомрачения, любить больше всего и всех на свете, любить больше собственной Жизни, одиночество стало для него невозможным... Нереальным... Юноша знал, что не выживет без Марка... Если даже ему удастся протянуть как-то до завтрашнего утра (в чём Адам сомневался!), если даже он просуществует вдали от него какое-то время, дней пять, может, неделю, в конечном итоге он всё равно вернётся к художнику... Вернётся именно потому, что не мыслит без него не только собственной Жизни, но самого себя! Он не сможет просыпаться без Марка по утрам и засыпать ночью, он не сможет Творить без него и думать, он просто не сможет без него дышать и жить! Без любимого невозможно ничто в этом Мире!
   Адам привык к тому, что люди хотят от него одного и того же - его тела, привык настолько, что даже начал сомневаться в том, а могут ли существовать у человека какие-то иные стремления и желания, кроме чисто физической потребности перепихнуться с кем-то, зачастую, неважно, с кем?... Ему представлялось, что человеческое существование только на этом и зиждется, всех интересует только, нет, даже не продление собственного Рода, что само по себе заложено в наших генах Природой, а просто животная какая-то потребность соединиться физически с кем-то, порой, даже совершенно незнакомым и чужим человеком, с кем-то, кого ты забудешь уже через пять минут после расставания, а, может, и раньше... Соединиться, получить своё пошлое, примитивное удовлетворение, - и всё, свободен, можешь идти дальше!
   Марк открыл ему совершенно иную сторону Луны, ту сторону, которая обычно не бывает видна нам, землянам, но, если посмотреть в астрономический атлас, увидишь, что невидимая сторона нашего Спутника гораздо интереснее, и ландшафт её гораздо разнообразнее, нежели на той, видимой нам, стороне. Адам был ошеломлён и ошарашен, повстречав Человека, которому было нужно не только его тело, но он сам! Поначалу это казалось настолько невероятным, что парень даже побоялся поверить в подобное Чудо! Он всё никак 405
  
   не мог уяснить самому себе, что, оказывается, не всем обитателям этого пошлого и продажного муравейника, именуемого "Обществом",
   жизненно необходимо только одно. Есть и те, чьи потребности диаметрально противоположны. Марк был именно таким! Его даже нельзя было отнести к числу обитателей вышеупомянутого муравейника, он совершенно не вписывался ни в один из принятых стандартов и норм жизненного уклада. Он был другим, инопланетянином с отдалённой планеты неизвестной Галактики. Его мысли и чувства, его речь, даже его внешность, выделялись на фоне общей благопристойной серости, внося некий диссонанс в общую спетость. Марк был Марком всегда, везде и всюду, независимо от причин и обстоятельств, он всегда был верен себе и своим, раз навсегда установившимся принципам. Повстречать именно такого Человека и мечтал Адам всю свою Жизнь, мечтал горячо и страстно! Но долгое время Мечта так и оставалась Мечтой, парень уже начал сомневаться, что подобные Люди вообще существуют на этом свете... Наверное, Они вымерли вместе с мамонтами ещё в далёкой древности...
   Нанетта напоминала чем-то его Мечту... Она обладала живым, острым умом, независимым, очень своеобразным мышлением и добрым, отзывчивым сердцем. Парня потянуло к ней, он сам не заметил, как влюбился... То была не Любовь, а именно Влюблённость, хоть и довольно сильная. Как оказалось впоследствии, Влюблённость обернулась для Нанетты дикой, фанатичной, безумной Любовью, Любовью к нему, Адаму, той самой Любовью, которая, в конечном итоге, её же и погубила...
   Любовь, Настоящая, Живая, Безграничная, Безмерная, Абсолютно Сумасшедшая, пришла к Адаму тогда, когда он повстречал Марка. Юноша не собирался вот так, с ходу, влюбляться в него (хмм, а кто хоть раз в своей Жизни собирался влюбиться?!). Да, не собирался, хоть Марк и чрезвычайно понравился ему сразу, с первого взгляда, понравился безо всякой причины, просто понравился, - и всё. Но именно это и произошло. Любовь со всей своей невероятнейшей Мощью накрыла всё его Существо, утопив Его разом, причём, произошло это всё так стремительно, что парень даже испугаться не успел! Он влюбился в Марка мгновенно, до Боли, до Одури, до слёз, до Умопомрачения и потери пульса, влюбился намертво и, как он сейчас понимал с совершеннейшей ясностью, на всю Жизнь!
   А теперь он покинул своего любимого художника... Впрочем, слово "покинул" применимо лишь к его Оболочке... Его душа, сердце, его разум, всё то, что составляет его самого, его Суть, осталось с Марком... Адам знал, что не перестанет любить своего художника никогда, он будет любить и любить его с каждым мгновением всё сильнее, и ничего не сможет с этим сделать! Он знал, что 406
  
   будет умирать без него, потому что не в силах жить без Марка и вне его! Он знал, что позже, с наступлением ночи, ему захочется наложить
   на себя руки, неудержимо захочется это сделать, он будет кусать зубами подушку, будет метаться по постели, не находя себе места, будет орать до хрипоты от невыносимой Боли, терзающей каждую его клеточку и частичку! Он знал, что его тело, жаждавшее Марка с невероятной Силой, устроит бунт, не получив желаемого, так же как взбунтовались его сердце и душа, когда он уходил от него сегодня утром! Адам всё это знал и понимал, но понимал и то, что ничего не может изменить... Ни-че-го...
   Кое-как добравшись до кровати, парень, не раздеваясь, рухнул на неё. Нечеловеческая Боль, терзавшая каждую его молекулу, прорвалась слезами. Адам заплакал очень горько, надрывно, навзрыд.
   - Я люблю тебя! - мучительным стоном выдохнул он в пыльный полумрак комнаты, - Я так люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю!
   Марка не было рядом, но Адам знал, что любимый слышит его. Он слышит его сердцем!
   Если бы он мог вернуться к своему художнику! Если бы мог! Если бы!
   Но вернуться парень не мог... Не мог...
  
   Марк долго ещё не возвращался в комнату. Адам ушёл, а он всё стоял там, в коридоре, обнажённый, дрожавший крупной дрожью (но не от холода, точнее, от холода, но не внешнего, которого художник практически совсем не ощущал, а от внутреннего, то был холод одиночества, от которого застывали сердце и душа), стоял и смотрел на дверь, за которой скрылся возлюбленный... Во взгляде больших глаз - какое-то тупое недоумение... Так обычно смотрит человек, который всё никак не может поверить в то, что случилось, он, хоть и видит, что всё это произошло не во сне, а на самом деле, но вот поверить в это у него никак не получается...
   Адам покинул его... Покинул... Как же это случилось?! Как это вообще могло произойти?! Они же любят друг друга, любят до Немыслимости, любят так, что и не передать! Адам так же без Памяти влюблён в него, Марка, как влюблён в парня он сам! Адам любит его, вот, в чём всё дело! Он его любит! Но всё-таки ушёл, хоть и любит... Ушёл... Только для чего?! Зачем?! Чтобы самому умереть в одиночестве?! Выходит, что так... Адам сам прекрасно понимает, что не выживет без него, просто не сможет выжить...
   Вот ведь несносный мальчишка! Ну, зачем, скажите, зачем ему понадобилось идти на такие чудовищные жертвы?! Он считает, что таким вот образом сможет хоть немного искупить свою вину перед Нанеттой... Какая несусветная чушь! Во-первых, Адам ни в чём не виноват перед своей подругой, ни в чём, что б ему там не мерещилось! Эта женщина сама пошла на подобный шаг, 406
  
   сама, никто её не принуждал! Парень ведь ей ничего не обещал, он не собирался к ней возвращаться, и Нанетта прекрасно
   это понимала, она ведь далеко не глупа! Понимала! Иначе, как объяснить её навязчивое, просто маниакальное стремление возвратить себе юношу, то самое стремление, которое не позволяло ей сдаться и отступить от поставленной цели?!
   А во-вторых... Во-вторых, таким образом он всё равно не вернёт к Жизни Нанетту... Она ушла, её больше нет... Нет! Но есть они двое, Марк и Адам, они любят друг друга, любят слишком сильно и неистово, они слишком крепко связаны друг с другом, спаяны, слиты воедино, слиты сердцами, душами, разумами, телами, абсолютно каждой молекулой самих себя! Эту Связь, Спаянность и Слитость невозможно разрушить никому и ничему, ни власти обстоятельств, ни другим людям, ни им самим! Адам не видит этого в силу своего юного совсем ещё возраста и горячей, страстной эмоциональности собственной натуры... Любимый не видит этого! Но он, Марк, прекрасно видит и понимает это! Понимает! Вот только доказать Очевидную Истину своему невозможному, безумно любимому мальчишке он не смог, сколько ни пытался... Не смог...
   Что же ему делать теперь?! Что делать?! Он, конечно, может рвануться вслед за Адамом, не мешкая ни секунды, броситься за ним вдогонку прямо сейчас, перехватить парня, вернуть назад, хоть и силой (а сила точно понадобится, и немалая, потому что совладать с Адамом, когда он находится в таком вот невменяемом состоянии, как тогда, когда возлюбленный уходил от него, очень и очень непросто!)! Только что это даст?... Ну, возвратится любимый к нему ненадолго, и что?... Потом ведь снова сбежит... Сбежит, хоть сам жить не может без него, Марка, и сам же это знает! Знает, что его уход убьёт их обоих, - и всё равно сбежит!
   Нет, насильное возвращение возлюбленного - не выход... Только лишние Страдания и Боль, а результата никакого... Надо придумать что-то другое... Что-то, более действенное... Вот только вопрос в том, что именно другое ему выбрать?... Нет, отказаться от Адама совсем он не сможет, он даже мысли об этом не допустит! Нет, нет и нет! Отказаться от своей ненаглядной сладенькой булочки, от своего несносного, упрямого, любимого мальчика, любимого и обожаемого им сверх всякой мыслимой и немыслимой меры?! Да ни за что! Надо придумать что-то другое... Нужно вернуть Адама, пока они двое не погибли от того, что не могут быть вместе! Надо вернуть его во что бы то ни стало! И вернуть как можно быстрее!
   Но в голову Марка не приходило ни одной стоящей мысли, там царил полнейший разброд и умственный хаос. Художник был слишком расстроен и подавлен тем, что случилось, уход возлюбленного 407
   совершенно выбил его из колеи, лишил сил не только тело, но и мозг, сердце, душу, погрузив всё его Существо в состояние какой-то вялой, пьяной апатии. Марк утратил интерес к Жизни, даже дышать ему не хотелось...
   Художник подошёл к двери, закрыл её. Возвратился в спальню. Сел на кровать. Вроде бы простые, механические движения, не несущие в себе никакой особенной физической и умственной нагрузки... Только вот выполнять их было так мучительно! Словно Марк, разучившись напрочь это делать, пытался заново обрести забытые навыки...
   Опустившись на подушки, художник раскинул руки в стороны, и ничего не видящим взглядом тупо уставился в одну точку на потолке. Может быть, если он останется недвижим, ему удастся хоть немного приглушить эту страшную Боль внутри, которая всё сильнее и сильнее жжёт его?... Этого мужчина не знал. Может быть...
   Внезапно, где-то в глубине себя, Марк услышал Голос... Услышал так явственно, словно Он звучал тут, рядом, возле самого его уха. Этот Голос он не спутал бы ни с каким другим! Он не смог бы Его спутать! Адам говорил с ним!
   "Я люблю тебя! Я так люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю!".
   В бесконечно любимом голосе столько Боли! Каждое слово, каждая-каждая буковка этого признания полны таких Мук, такого Невообразимого Страдания... и такой Любви!
   У Марка больно защемило сердце, когда он услышал слова возлюбленного. Адам кричал ему о своей Любви, кричало его исстрадавшееся сердце, его израненная, искалеченная ужасом одиночества душа!
   Его лапушка любит его, он так его любит! Любит, хоть и покинул! Любит вопреки всему!
   Марк знал, что не сможет промолчать, оставить этот безумный зов любимого без ответа!
   "Лапушка, - мысленно заговорил художник с возлюбленным, говорило его сердце, - Солнышко моё! Вернись ко мне, прошу тебя! Умоляю! Ты же погибнешь без меня там, в одиночестве! Ты же не сможешь жить без меня! Так же, как я не смогу жить без тебя, потому, что Безмерно Люблю! Не покидай меня совсем, я не вынесу этого! Милый, мне так плохо без тебя, так плохо, просто невыносимо! Ты ушёл каких-то полчаса назад, а у меня такое чувство, что прошло не меньше тысячи, миллиардов Вечностей! Обещаю, я не буду ограничивать твою Свободу, не стану тебя задерживать, если тебе, вдруг, захочется уйти куда-нибудь одному, без меня! Обещаю даже не ревновать тебя ни к кому, хоть это, последнее, обещание для меня - самое трудновыполнимое! Я сделаю для тебя всё-всё, что угодно, всё, о чём бы ты ни попросил! Только вернись! Люблю тебя! Люблю!".
   Адам молчал. Но Марк чувствовал: любимый слышит его! 408
  
   Адам действительно слышал Марка, каждое его слово. Его сердце и душа плакали кровью, они разрывались на части от Нечеловеческой Боли, когда юноша слышал мольбу возлюбленного, обращённую к нему. Его безудержно потянуло броситься бегом, туда, назад, к Марку, схватить любимого в объятия, прижать его к себе крепко-крепко, так крепко, как только можно (и как нельзя!), прильнуть к ненаглядным губкам и целовать, целовать, целовать его до тех пор, пока Жизнь не покинет их тела! Целовать его и, целуя, отдать возлюбленному самого себя, отдать целиком и полностью!
   Адам, вскочив с кровати, бросился к двери, схватился за ручку... И застыл на месте... Перед мысленным взором возникло бледное лицо Нанетты... Взгляд больших чёрных глаз был бесконечно грустным... и бесконечно любящим! Она словно молила его остаться с ней, никуда не уходить...
   Парень почувствовал, что просто не может двинуться с места, свинцовое тело перестало его слушаться, стало неподъёмным и чужим. Он так рвался к Марку, так жаждал вновь воссоединиться с любимым! И не мог это осуществить...
   Боль, немилосердно, неумолимо терзавшая юношу все эти ужасные часы с тех пор, как он ушёл, оставил своего художника, набросилась на него с озверелым остервенением сотни стай разъярённых, голодных шакалов, он ощущал эту Боль уже не внутри себя, теперь Она мучила его снаружи, рвала и крутила его тело, руки, ноги, голову. Терпеть такую Муку было выше его сил! Адам тяжело сполз на пол и, теряя разум от Невообразимого Страдания, зашёлся криком. Он кричал так, что ему стало совсем плохо, сердце забилось с сумасшедшей скоростью, ещё чуть-чуть, и оно вообще может разорваться от подобного напряжения!
   - Люблю тебя! Люблю! - снова и снова исторгала это сумасшедшее признание в пыльный сумрак прихожей умирающая его душа, - Марк, звёздочка, единственный, Жизнь моя! Люблю-у-у-у!
   Перед глазами всё померкло, Адам полетел в душную, липкую, знобкую тьму и потерял сознание. Он лежал на полу, скорчившись, у двери, пальцы судорожно сжаты в кулаки, суставы побелели. В алебастровом лице - ни кровинки. Слёзы, сбегая по щекам, проложили на них солёные дорожки, искусанные бледные губы запеклись кровью. Он лежал, повернув голову к выходу, словно ждал, что его любимый вот-вот, сейчас, через какую-нибудь минуточку, самую-самую коротенькую минуточку, ворвётся в эту дверь, обнимет его, сладко-сладко поцелует, скажет, что любит его и больше никуда-никуда не отпустит!
   Когда Адам выплыл из своего тяжёлого, удушливого забытья, в квартире царил полный мрак. Очевидно, уже наступила ночь. Почему бы ей не быть, этой ночи? Таков Закон Природы и Времени, 409
  
   за днём неизбежно следует ночь, за рассветом - закат, за светом - темнота. Этого не изменить, не изменить никогда, не изменить всё равно, даже, если тебе очень хочется, чтобы ночи не было, чтобы всегда было светло и ласково пригревало солнышко!
   Адам осторожно, неуверенно пошевелился, будто забыл, как это делается. Мягкое движение отозвалось в каждой клеточке тела безумной Болью. Он застонал и, снова закрыв налитые свинцом веки, попытался сосредоточиться на этой Боли, чтобы немного утихомирить Её, заглушить. Раньше ему этот маневр удавался, мысленная концентрация на болевом очаге, позволяла утихомирить его, а то и вовсе погасить. Но теперь старое проверенное средство не помогало, Боль нарастала, бешено пульсируя в абсолютно каждой, даже самой мельчайшей, его молекуле, грозя вновь лишить его сознания.
   Нужно встать с этого холодного пола, не стоит тут лежать, всё равно так ничего не выиграешь. Нужно встать... Эх, легко сказать! Встать-то нужно, вот только, как это сделать, когда даже самое незначительное движение причиняет дикую Муку?!...
   Стиснув зубы, чтобы снова не заорать, Адам кое-как поднялся на ноги. Попытался выпрямиться, - и опять чуть не упал, окружающее пространство тошнотворно закрутилось и поплыло у него перед глазами, парня буквально швырнуло на стену. Крепко, до боли, зажмурившись, он некоторое время простоял в полной неподвижности, ожидая, когда пол под ногами перестанет качаться, как палуба корабля при сильном шторме. Потом осторожно, держась одной рукой за стену, другую для равновесия вытянув в сторону, пошёл в комнату. Только бы добраться до кровати, только бы добраться, а там... А там можно и умереть, потому что жить так, жить без Марка, он не сможет, да и никогда не мог!
   Шатаясь, насилу доплёлся до кровати. Какая она огромная! Огромная... и пустая! Странно, раньше, в той, другой его Жизни, когда рядом был любимый и единственный, эта самая кровать представлялась ему такой узкой и маленькой, она просто не могла вместить всю Мощь той Безумной в своей Страсти Любви, которую они буквально обрушивали друг на друга! Но то было раньше... Сейчас... Сейчас... А что сейчас?... Ничего не изменилось, ничегошеньки... Любовь, Страсть, Желание, - всё это осталось... Осталось в нём... Осталось навсегда... Единственное, что переменилось, это то, что теперь он был один, с ним не было Марка... Один, как перст... Пустая, холодная ночь... Пустая, холодная кровать... Пустое, холодное прозябание... Прозябание вместо Жизни...
   Адам знал, что может в любой момент прекратить собственные Муки. Ему стоит лишь мысленно позвать возлюбленного или прийти к нему самому, - и всё, весь этот жуткий кошмар, ужаснее которого и не придумаешь, закончится в единый миг! Как только он ощутит 410
   огненную сладость любимых губ на своих губах, как только почувствует трепетное и нежное прикосновение любимых пальчиков к своей коже, - он снова сможет жить и дышать, жить и дышать по-настоящему! Да... Сможет... Вот только... Вот только груз собственной Вины не позволит ему это сделать... Вина не отпустит его, не даст сделать то, к чему он так стремится, чего столь безумно, по-сумасшедшему жаждет, жаждет всеми фибрами себя!
   Закрыв лицо руками, Адам несколько минут сидел на кровати. Его сильно мутило, ему было так плохо и больно, как физически, так и духовно!
   Нет, он должен уйти из этой тёмной, душной квартиры, из этого пыльного мрака, пока он ещё не доконал его окончательно! Необходимо отыскать в себе хоть крупицу сил, чтобы встать сейчас на ноги и покинуть это жуткое место!
   Адам кое-как, с превеликим трудом, поднялся на ноги и направился к выходу. Очутившись на улице, в холодном неприветливом сумраке ночи, почувствовал себя немного лучше, ледяной ветер, дувший прямо в лицо, слегка оживил его, придав ему некое подобие Жизни. Парень некоторое время стоял, не двигаясь, просто дышал этой ночью. Быть одному на улице всё же легче, чем переносить одиночество дома, не так мучает безысходность этого кошмара...
   Куда ему отправиться теперь?... Осталось ли ещё на этом свете хоть одно-единственное место, где его страждущая, практически мёртвая, задохнувшаяся от Боли, душившей её, душа сможет обрести Приют, Пристанище, возможно последнее?... Вернее всего (и желаннее!) пойти к Марку... Туда, и только туда, тянет его собственное сердце... Но нет, туда ему нельзя, о нет, никак нельзя... Тогда... Что, если ему сейчас просто взять, и снять кого-нибудь?... Снять всего на одну, эту, ночь... Просто тупо, по-скотски, переспать с кем-нибудь, без разницы, с кем... Переспать, ничего не испытывая, не ощущая, не чувствуя, не сходя с ума от страстного желания близости, полного контакта... Перепихнуться только для того, чтобы Безумная Боль, которая пожирает его заживо, хоть немного утихомирилась, чтобы хотя бы какое-то время, пусть даже самое-самое незначительное и короткое, не думать о Ней... Не думать о Марке... Не дуреть от невозможности видеть и слышать его... Не мечтать о близости самого желанного и любимого на свете существа... Да, он знает, ему потом станет ещё хуже, Боль будет убивать его ещё безжалостнее, чем теперь... Всё это так! Но сейчас, теперь, сию секунду, ему просто необходимо, жизненно необходимо, слиться с чьим-то чужим, абсолютно неинтересным для него телом, просто слиться, не испытывая абсолютно ничего... Только так он сможет не спятить окончательно... Только так!
   Адам направился в один из ночных клубов, коих в этом гнилом городе было превеликое множество. Там вернее всего найти того, кто 411
   сможет ему помочь. Парень знал, что если он задастся такой целью, у его ног будет любой, на кого он ни взглянет. Ему было известно, как действует на окружающих его обаяние и облик. Обычно юноша никогда не прибегал к помощи собственной Красоты, если хотел кому-то понравиться (раньше у него и желания-то такого даже не возникало, люди обращали на него внимание всё равно, хотел он того или нет), это ему претило. Но сегодня Адам решил изменить собственным правилам. Он пустит это сильнейшее оружие в ход. Да, это нечестно по отношению к ни в чём не повинной жертве его обаяния... Но он вовсе и не стремится к честности... Ему просто нужно на мгновение забыться, - вот и всё...
   Названия этого ночного клуба Адам не знал, он был здесь всего лишь раз, давным-давно, ещё когда встречался с Нанеттой, и не запомнил его. Само место оказалось довольно примитивным: новое, супермодное здание, всё из тёмного стекла и бетона, ярко, призывно сиявшее огнями окон. Над входом красовалась огромная вывеска с изображённой на ней двухметровой красоткой в красном платье, державшей в невообразимо длинных пальцах фужер с пенящимся шампанским. Во всём этом показном великолепии было что-то, сильно отдающее Лас-Вегасом с его неуёмной гигантоманией и страстью ко всему мишурному и вычурному, только тут всё было много вульгарнее и пошлее. Адам невольно поморщился, переступая порог этого заведения. Во всякое другое время он бы ни за что сюда не пошёл, его вкусу и взгляду Художника была до крайности смешна и неприятна вся эта помпезная претенциозность. Во всякое другое время... Но не сегодня... Сегодня он пришёл сюда с одной-единственной целью... Это даже к лучшему, что клуб такой слащаво-гламурный и убого-напыщенный... В подобном месте гораздо проще найти себе нужный объект... Как раз самая подходящая обстановка...
   Внутри здание клуба было таким же вульгарно-кричащим, как и снаружи... Блеск, мишура, громкая, резкая музыка... Навязчивый аромат дешёвых духов и такого же дешёвого табака, плотным туманом окутывающий собравшихся посетителей... Атмосфера второсортного борделя, размалёванная, безвкусная, пошлая...
   Едва Адам появился в клубе, сразу же не меньше сотни глаз устремились на него со всех сторон и даже с балкона верхнего этажа. Он презрительно усмехнулся про себя... Подобной реакции следовало ожидать... Ничего нового... Люди падки на Красоту, их влечёт блестящая обёртка... А многие ли из них дают себе труд заглянуть за привлекательный фасад?... Единственным Человеком, встретившимся ему на жизненном Пути, которого интересовало содержание, а не только упаковка, являлся Марк...
   При мысли о художнике всё Существо Адама накрыла волна чудовищной Боли, он вынужден был изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не закричать. 412
   Нет, нет, здесь неподходящее место для мыслей о любимом!... Думать о Нём тут просто кощунственно!...
   Адам неторопливо направился к барной стойке. Гибкая бесшумная кошачья пластичная грация его движений завораживала, он будто плыл, не касаясь ногами пола. За ним сальным шлейфом тянулся восхищённый похотливый шепоток:"Какой мальчик! С ума сойти!".
   И эту песню мы уже слышали...
   Заказав бутылку пива, Адам сел на высокий, обитый дешёвой кожей стул напротив стойки. Отвинтив пробку, налил себе полный стакан. Неспешно, словно наслаждаясь, начал пить тёмно-золотистую жидкость маленькими глотками. Глаза из-под чёрной завесы ресниц неторопливым, настороженным и внимательным взглядом опытного охотника окидывают присутствующих в клубе людей на предмет поиска подходящей кандидатуры на съём. Наблюдение разочаровывает... Ни одного мало - мальски интересного лица... Ни единого умного взгляда... Повсюду, ото всех присутствующих, изо всех щелей, буквально прёт убогая серость, такая же претенциозная и вычурно-пошлая, как и окружающая обстановка, как и вся атмосфера этого увеселительного заведения.
   "Мама дорогая, куда я попал?! - морщась от тошнотворной гадливости, подступившей к горлу, думает юноша, - Угораздило же меня притащиться сюда!".
   Адама неудержимо потянуло уйти отсюда, немедленно, не мешкая ни сотой доли секунды! Он уже хотел отказаться от всей этой бредовой затеи... Он ведь прекрасно знает, что не сможет довести начатое до конца, даже, если ему и удастся найти себе временного партнёра на ночь... Все его помыслы, все чувства будут устремлены только к Марку, только к нему, единственному и любимому, любимому так, как никто во всех Вселенных на свете!
   Парень собрался встать и уйти, но, вдруг, боковое зрение уловило некий объект, приближавшийся к нему с явным намерением присоединиться и составить ему компанию. Повернув голову, Адам увидел молодого парня, максимум лет двадцати семи, неторопливой походкой направлявшемуся к нему. Освещения было достаточно, чтобы они могли рассмотреть друг друга. Незнакомец оказался красивым длинноволосым блондином, высоким и стройным. Было в его облике что-то от модели, такие частенько появляются на обложках глянцевых изданий вроде "Playboy" или "Men's Health".
   - Привет! - поздоровался блондин, лучезарно улыбнувшись. От Адама не укрылся плотоядный огонёк, промелькнувший в глазах незнакомца, обращённых на него. Хороший знак! Блондин явно им заинтересовался!
   - Привет! - Адам улыбнулся ответно, вкладывая в свою улыбку как можно больше соблазнительной, влекущей мягкости.
   - Не против компании? - поинтересовался блондин. 413
   Адам кивнул.
   Незнакомец сел на соседний стул и, повернувшись к парню всем корпусом, подпёр голову рукой. Его глаза не на шутку разгорелись, Адам явственно читал в них призыв. Этот красавчик запал на него, уж как пить дать! Что ж, кандидатура не так уж плоха... По крайней мере, не самая худшая из возможных... Молодой... Весьма привлекательный... Довольно сексуальный на вид... А большего ему и не нужно... Он же не Спутника Жизни себе выбирает... Это будет всего лишь секс, свидание на одну ночь... Они просто и банально перепихнуться, и разойдутся каждый в свою сторону...
   Да... Вот только как заставить своё собственное тело не бунтовать и не сопротивляться, когда чужие руки будут раздевать и ласкать его?!... Как заставить свои губы принять чужие поцелуи и прикосновения чужих губ, тогда как они так жаждут поцелуев и прикосновений Его, единственного и желанного?!... Как не сорваться и не воспротивиться этому надругательству над собственной натурой, над всем своим Существом, над каждой-каждой своей клеточкой и молекулой, которые так стремятся к Марку, так неистово любят и хотят его одного?!... Это вопрос... Вопрос без ответа... Неразрешимая загадка...
   Но отступать поздно... Если уж он решился начать эту игру, ему придётся довести начатое до конца, сколь бы противна ни была сама мысль об этом...
   - Мне хочется выпить, - проговорил блондин, - Не желаешь?
   Адам неторопливо поднял свой стакан.
   - Уже есть, - ответил он.
   Незнакомец повернулся к бармену и заказал себе виски со льдом и ломтик лимона. Он не произнёс больше ни слова, до тех пор, пока бармен не налил ему спиртного и не выдал заказ. Взяв в длинные пальцы стакан, блондин вновь повернулся к Адаму.
   - Твоё здоровье! - провозгласил он своеобразный тост, подняв свой стакан, после чего неторопливо отпил маленький глоток, - Не люблю сразу осушать весь стакан. Мне в кайф пить помаленечку, смакуя каждую каплю, - пояснил он, - Напиваются много и сразу только невежественные плебеи да сапожники, - короткий презрительный смешок закончил фразу.
   Адам ничего не ответил на сие глубокомысленное высказывание. Он чувствовал, что этот красивый парень напротив начинает его раздражать, причём, с каждой минутой всё сильнее. Юноше всё больше и больше хотелось уйти отсюда, и как можно скорее. Зря он сюда притянулся, очень зря! Теперь вот навязался ему этот тип на голову, не отвертишься! Хорошо, если они просто мило поболтают, - и всё... А если нет? По глазам этого красавчика видно, что ему хочется не просто поболтать с ним, а... перевести разговор в нечто, более интимное... Блондин не сводит с него глаз, и взгляд его очень 414
  
   красноречив... Эх, только вот ему, Адаму, всё это настолько параллельно!... Ему вообще нет дела ни до кого на свете, кроме...
   Всё, хватит! Хватит! Надо перестать о Нём думать, иначе он умрёт прямо тут, в этом гламурном захолустье, его сердце и душа не выдержат такой пытки!
   Блондин встал со своего стула и, приблизившись к Адаму, очень низко склонился к его лицу, так низко, что длинные волосы коснулись щеки. Парень чуть не подпрыгнул, его едва не передёрнуло от отвращения. Адаму на мгновение показалось, что до его лица дотронулось какое-то до мерзости отвратительное насекомое.
   - Не хочешь прогуляться? - предложил блондин, призыв в глазах совсем уж откровенный, - Здесь слишком душно... и слишком много народу... А мне... Мне хочется познакомиться с тобой поближе...
   Адам чуть было не отказался... Он не мог поверить в то, что сейчас происходит. Это сон, жуткий, чудовищный сон! Сон!
   Его сердце, душа, его тело и всё-всё Существо, каждая-каждая молекула, бунтовали, когда его губы произнесли, вымучили эту фразу:
   - Пойдём.
   Всё, он согласился... Согласился! Но нет, согласился не он, за него это короткое слово произнёс его двойник, незнакомец, похожий на него! Он согласиться не мог!
   Адам и его спутник покинули клуб. Улица встретила их ледяным холодом и теменью октябрьской ночи. Уныло завывал ветер, гоняя по тротуару мёртвые жухлые листья. Сама ночь была такой же безрадостно-чёрной, как настроение Адама.
   - У меня тут неподалёку машина, - предложил блондин.
   Стоянка находилась рядом, метрах в трёхстах от парадного крыльца. Они направились туда. Шли молча, говорить не хотелось. Адам двигался, устремив куда-то вдаль невидящий взгляд. Ему было так плохо и мучительно! Он размышлял о том, что произойдёт дальше (а уж произойдёт точно, в этом нет сомнений!). Хорошо, если ему удастся на время абстрагироваться от всего: от своих чувств к Марку, от этого блондина, от этой тоскливой ночи... Хорошо, если он просто позволит незнакомцу овладеть его телом, но не станет представлять на его месте своего любимого художника... Нет, нет, нет, только не это! Тогда он умрёт прямо там, в машине! Он не вынесет этого, не вынесет!
   Они подошли к серебристо-жёлтому "Опелю" в глубине стоянки. Остановились.
   - Моя тачка! - с гордостью представил своего железного "коня" блондин, - Древняя развалина, но носится, как "зверь"! Папаша сбагрил. Он купил себе новый "Форд" "Фокус" последней, восьмисотой модели. Знаешь, здоровые такие монстры с тонированными стёклами и бампером, как у "Джипа"? 415
   Адам кивнул из вежливости. Он не разбирался в машинах, его никогда не интересовали автомобили и их модельный ряд. Слова незнакомца пронеслись мимо его затуманенного Болью сознания, не задевая его. Парень мечтал только об одном: только бы весь этот нереальный, тягомотный, изматывающий кошмар поскорее закончился!
   - Но по мне, - продолжал блондин, - Лучше этой тачки нет ничего! До неё всем этим новомодным чудищам, как до Луны пешком!
   Он ещё что-то трещал про свою "великолепную" тачку. Адам едва сдерживался, чтобы не потребовать от него вслух заткнуться. Он чувствовал себя таким разбитым, таким усталым! Парень почти ненавидел этого блондина. Какой идиот! Неужели этот патлатый червяк думает, что ему интересна вся эта дурацкая болтовня про его машину?! Да ни в Жизнь не интересна! Лучше бы занялся тем, ради чего они пришли сюда, сделал то, чего хотел, да побыстрее оставил его в покое!
   Блондин, похоже, угадал настроение своего спутника. Он перестал болтать.
   - Залезай! - гостеприимно распахнул дверцу своего "Опеля" перед Адамом.
   Парень забрался на сиденье рядом с водительским. Блондин обошёл машину сзади и, сев, захлопнул дверь. В машине было темно. Незнакомец щёлкнул выключатель на приборной панели. Загорелся мягкий, неяркий, тёплый свет, сообщавший окружавшей обстановке некую уютную интимность.
   Повернувшись к Адаму, блондин с нескрываемым восхищением стал его разглядывать. Адам стиснул зубы. Он терпеть не мог, когда его так пристально изучали, точно какую-то подопытную букашку! Единственный Человек, кому он это позволял, да и то не всегда, это его любимый художник... Но Марк никогда не смотрел на него так! В его глазах, обращённых на него, было столько Любви, столько невысказанной нежности, они светились такой Страстью! Его восхищение было искренним, в нём не было пошлости и похотливой сальности, какие он, Адам, привык читать в глазах тех, кто встречался ему на улице. Его любимый безмерно восторгался его Красотой, но безумно любил в нём не только это, но его самого! Парень знал, что он для Марка останется Совершенством, даже будучи дряхлым столетним старцем!
   А в глазах этого блондина, смотревших на него сейчас, была именно та самая пошлая, сальная похоть, которую Адам не выносил. Этот парень чуть ли не слюной исходил, пожирая его взглядом! Мама дорогая, как он это ненавидит! Как ненавидит!
   - Какой же ты красавчик, с ума сойти! - томно протянул блондин, облизывая губы, - В Жизни таких не видел! Поди, девчонки штабелями валятся! Я б сам от такой конфетки не отказался! 416
   Адаму было до тошноты противно выслушивать всё это в свой адрес, но он не подавал вида. Если уж собрался идти, нужно идти до конца!
   Дальше всё происходило, словно в худшем кошмаре, какой только можно было себе вообразить! По крайней мере, ощущения Адама являлись именно такими. Блондин склонился к его лицу, жадные губы стали осыпать его поцелуями. Отвратительно! Ужасно! Невыносимо! Почему так не было с Марком?! Почему прикосновения его губ не казались ему противными, напротив, они сводили с ума, соблазняли, невероятно возбуждали, хотелось, чтобы художник целовал его вечно?! Ответ прост: потому что он Марка любил! Любил, любит, и будет любить всегда, при Жизни и после Смерти! Он будет любить лишь его одного!
   "Марк, звёздочка моя, люблю тебя, люблю, люблю!" - кричал Адам, ощущая на своей коже прикосновение горячих, назойливых ладоней и пальцев. Кричал внутри себя, это стенали его сердце, его душа, он весь!
   Нет, нет, нет, он не может позволить этой невыносимой мерзости продолжаться! Не может! Он не может допустить, чтобы чужие, отвратительные руки дотрагивались до его тела, которого касались обожаемые ручки и пальчики его ненаглядного и единственного! Не может этого допустить! Не может! Не может! Не может!
   Тошнота подступила к горлу липким комом. Чувствуя, что его сейчас вывернет наизнанку, Адам с силой оттолкнул от себя блондина, кое-как открыл дверцу машины, распахнул её настежь так, что едва не сорвал. Выскочив наружу, стремительно побежал прочь. Быстрей, быстрей! Подальше отсюда! Парень летел по сонным городским улицам, он нёсся, не разбирая дороги, рискуя свалиться в какую-нибудь яму и сломать себе шею. Юноша чувствовал, что ему жизненно необходимо укрыться сейчас хоть где-нибудь, неважно где ... Укрыться, спрятаться от всего Мира... Спрятаться, чтобы там, в тишине и одиночестве, выплакать свою Боль... Ему хотелось плакать, Невообразимая Тоска терзала душу. Тоска по его любимому и единственному, по его Марку...
   Ноги принесли Адама домой, туда, где он жил раньше до того, как перебрался к Марку. Дрожащие его пальцы с трудом нашарили ключи в кармане джинсов, потом он долго не мог попасть ключом в замок. Наконец, неизвестно, с какого раза, ему это удалось. Шатаясь, насилу вошёл, почти ввалился в квартиру. Жилище встретило его всё той же сумрачной, пыльной, неживой тишиной. Всё, как всегда, как было до этого... Как будет и после... Ничего не изменилось...
   Не зажигая света, Адам проплыл в спальню. Тупо, равнодушно оглядел её. И тут всё останется так, как всегда, без всяких изменений... Владелец, тот, кто сдал ему эту квартиру в 417
  
   наём, поселит новых постояльцев... А, может, будет жить тут сам... Впрочем, ему всё равно... Ему уже не будет до этого дела, его перестанут волновать эти мелкие вопросы... Впрочем, он и сейчас не придавал им значения...
   Подойдя к кровати, тяжело опустился на неё. Лег на подушки. Закрыл глаза. Но закрыл не для того, чтобы заснуть. Просто так, никуда не глядя, Адаму немного легче было переносить Боль, терзавшую его сейчас, когда он был совершенно один, с особой чудовищностью.
   Выхода нет... Впрочем, нет, неверно... Выход-то есть... Правда, он единственный... Так сказать, вариант напоследок, вариант беспроигрышный... Надо только решиться, сделать выбор... Сделать то, что ему осталось... Потому что только это ему и осталось... Только это...
   Адам ощутил внутри себя некий толчок, он был настолько болезненным, что парень издал невольный стон. Что это было?... Он не знал... Может быть, его душа сопротивлялась жутким его мыслям... Может быть...
   Открыв глаза, юноша медленно встал и, приблизившись к окну, открыл его. В лицо дунул ледяной порыв ветра, задрав до потолка занавески. Но Адам даже не ощутил холода. Он не чувствовал ничего, кроме Безумной Боли, острейшими клинками полосовавшей его изнутри и снаружи, и Безмерной, Всепоглощающей, Дикой и Страстной Любви, Любви к своему художнику. Он любил Марка неизмеримо сильнее всего, чего только можно и нельзя представить! Невозможность быть с любимым, на которую он обрёк сам себя, убивала Адама ядом одиночества, - отравой, гораздо более сильнодействующей и жестокой, чем яд паука-тарантула, который он впрыскивает в пойманную им жертву. Паучий яд парализует только тело, яд одиночества калечит и убивает душу и сердце. Этот яд страшнее, потому что убивает не мгновенно и сразу, а постепенно, день за днём, минута за минутой. Ты просто медленно-медленно угасаешь, угасаешь до тех пор, пока не настанет такой момент, когда сил на то, чтобы просто дышать, не останется совсем. И тогда у тебя есть в запасе только одно средство, чтобы прекратить эту Муку...
   Забравшись на подоконник, Адам высунулся из окна, стал на металлический карниз снаружи. Он не смотрел вниз, его взгляд был направлен в ту сторону, где находился дом Марка.
   "Я люблю тебя, единственный мой, - простонало его измученное сердце, - Я люблю тебя!".
   Закрыл глаза. Вот и всё...
  
   Марк стоял возле портрета Адама и смотрел на него, не отрываясь. Он стоял и смотрел на него уже несколько часов подряд. Рассматривал - любовался каждой-каждой любимой 418
  
   чёрточкой, каждым штришком. Поминутно целовал изображение своего ненаглядного, гладил его с такой нежностью, точно его живого, настоящего. Для Марка даже этот портрет был живым и настоящим, потому что на нём запечатлелась частица его обожаемого мальчика. Это Адам, его Адам, пусть нарисованный, но истинный!
   "Невозможный мой дуралей, - в который уже раз молило и молило его исстрадавшееся, истосковавшееся по возлюбленному сердце, - Любимый, желанный, родной! Вернись ко мне! Вернись! Вернись! Я не живу без тебя! Вернись!".
   Художник заплакал. Он плакал горько, безостановочно, навзрыд. Марк всё умолял и умолял Адама вернуться, не прекращая неистово целовать его портрет.
   Внезапно его мысленный взор из ночного сумрака выхватил картину. Картина эта была совершенно жуткой в своей чудовищной реальности, настолько жуткой и чудовищной, что он даже перестал рыдать. Художник увидел Адама на карнизе окна. Он стоял, повернув лицо в сторону его, Марка, дома. Глаза юноши закрыты. На бледном лице - Невообразимая Мука.
   "Я люблю тебя, единственный мой, - слышит мужчина стон любимого сердечка, губы юноши озвучивают то, что оно говорит, - Я люблю тебя!".
   Марк всё сразу понял. Всё!
   О нет, только не это! Его ненаглядный, доведённый до крайней черты, не увидел иного выхода, избавления от собственного Безмерного Страдания, кроме как...
   Всё Существо Марка, каждую частичку Его, объял первобытный ужас, когда он понял, что собирается сделать его возлюбленный!
   - Нет, нет, нет! - прокричал Марк, кидаясь к дверям, - Нет, ты не посмеешь этого сделать! Я тебе не позволю!
   Художник, как угорелый, вылетел на улицу, как был, полураздетым, в одной майке и джинсах. Ночь выдалась студёная, но Марк даже не ощущал холода. Он пулей летел по улице, направляясь к дому Адама, панически боясь, что опоздает, не успеет, не спасёт!
   Вот и Его дом. Марк не стал, задрав голову, смотреть на окна, не стал тратить драгоценное время на поиски Адама в кромешной тьме октябрьской ночи. Всё равно ничего толком не углядишь, только промешкаешь зря, а даже секунда промедления может обернуться... Нет, нет, нет, никакого промедления! Он должен успеть, во что бы то ни стало должен, ему жизненно необходимо спасти своего любимого лапушку, остановить его, удержать от непоправимого шага в пропасть!
   Нырнул в подъезд. Одним махом взлетев на этаж, Марк ворвался в квартиру возлюбленного, пробежал в комнату. Он почему-то не сомневался, что идёт правильно, сердце вело его, подсказывало, в какой именно из комнат его Адам. 419
   Увидел юношу. Тот всё ещё стоял на карнизе. У Марка всё внутри оборвалось, когда он увидел Его там!
   Медлить нельзя! Художник кинулся к окну. Вовремя!
   Адам шагнул вниз. Но не упал. Сильные руки Марка успели вцепиться в парня мёртвой хваткой и втащили его назад, в комнату.
   Юноша отбивался, как мог, он совсем обезумел, стремясь освободиться, во что бы то ни стало. Это было бессильное отчаяние, он собирался убить себя, а ему помешали. И помешал его любимый! Адам не видел лица своего спасителя, но знал, что это Марк, чувствуя его сердцем!
   Ни слова не говоря, художник крепко-крепко прижал любимого к себе, так крепко, что едва не сломал парню рёбра. Горячие пальцы ласково, с бесконечной любовной нежностью, гладят и ласкают чёрные взъерошенные волосы возлюбленного, огненные губы целуют и целуют их. Марк беззвучно плачет, слёзы, стекая по щекам и губам художника, капают на волосы юноши. Художник весь дрожит, сердце бешено колотится в груди, он слышит его барабанный, оголтелый бой и ощущает бешеные, неистовые, оскользающиеся скачки. Одна - единственная мысль ни на миг не оставляет всего Существа Марка, он беспрестанно твердит и твердит её про себя (не вслух, мужчина был не в силах произнести ни слова), её повторяет его истерзанная Безумной Болью и Тоской душа, его сердце, так страстно любящее Адама, его разум, который ни на секунду не покидали думы о нём, его тело, безудержно жаждавшее возлюбленного: "Успел! Успел! Успел!".
   Он успел спасти любимого! Успел остановить его, не дал осуществить своё страшное намерение, не позволил ему вновь покинуть его, покинуть навсегда! Теперь... О, теперь он никуда-никуда больше не отпустит Адама, о нет, не отпустит! Никогда и никуда!
   "Лапушка, - с невыразимой Любовью и нежностью думал Марк, целуя и лаская тёплый бархат густых волос возлюбленного, - Лапушка! Мой лапушка, мой! Никому на свете тебя не отдам! Люблю тебя, очень-очень-очень!".
   Всё Отчаяние, вся Невыносимая Боль, совсем измучившие Адама, хлынули наружу, затопив его жгучей волной разъедающей кислоты. Парень вскрикнул и, спрятав лицо на груди любимого, мучительно, очень горько разрыдался.
   Он пришёл, пришёл, пришёл! Марк здесь, он здесь! Любимый, самый-самый-самый! Его звёздочка, его ненаглядный пришёл за ним! Как он мог подумать, что у него получиться прожить без него, его милого художника, хоть мгновение?! Не получится! Ни единого мгновения, ни даже половины его не получится!
   "Марк, Сокровище моё, - зашлось от Боли и невысказанной Любви сердце Адама, - Люблю-люблю-люблю!". 420
   Марк, подхватив своего ненаглядного на руки, прошёл с ним к кровати. Бережно и осторожно опустился на неё. Адам оказался у него
   на коленях, обхватил ногами, прижался к любимому что есть силы. Пламенные руки неразрывным кольцом обвили шею художника. Парень очень сильно дрожал, его буквально колотило. Он плакал и плакал, и никак не мог остановиться.
   Марк нежно укачивал его. Художнику так много хотелось сказать своему любимому, его тянуло раскрыть перед Адамом свои сердце и душу, поведать о своём Невыносимом Страдании, о своей Боли, терзавших его, когда возлюбленный его оставил! Мужчине и сейчас было больно, очень больно! Боль причиняла даже самая мысль о том, что бы было, если бы он не успел, если бы он замешкался хоть на самую-самую-самую малюсенькую минуточку! Он и так схватил парня буквально на лету, едва вырвав его из ненасытных лап Смерти! А случись ему припоздниться... Нет, нет, нет, об этом даже подумать жутко!
   Понемногу рыдания Адама стихли, он начал успокаиваться. Ещё крепче прижавшись к Марку, парень замер, положив голову ему на плечо, блаженно закрыв глаза.
   Так они и просидели до самого утра, обнимая друг друга. Оба понимали, чувствовали и знали, что теперь уже не расстанутся, вовек не расстанутся! Они соединились вновь, чтобы быть вместе! Вместе навсегда!
   Утром Марк забрал Адама домой, в Их дом. Он нёс юношу всю дорогу на руках, у того не было сил идти, пережитый кошмар высосал его без остатка. Лишь его душа ещё могла ощущать себя живой, она светилась своим мягким, солнечным светом в малахитовой сини громадных глаз, смотревших на художника. Свет этот окутывал Марка блаженным теплом, уютным покоем и... сумасшедшей в своей неистовости страстной Любовью, Любовью к нему! Адаму хотелось сказать художнику о том, как сильно он его любит, признание рвалось из самой глубины его сердца, но губы не могли произнести ни слова, сил говорить у парня тоже не было. Он лишь тихо и нежно улыбался любимому, прильнув к его груди, слушая стремительные, мощные толчки его сердца.
   Художник, возвратив возлюбленного, окружил его поистине королевской заботой. Марк был так Непередаваемо Счастлив, что буквально летал на крыльях, только что не пел вслух! Однако вся эта Безмерная Радость, всё это Неописуемое Счастье художник тщательно скрывал внутри себя, стараясь не проявлять свои чувства внешне. Он практически не разговаривал с Адамом, лишь односложно отвечал на его вопросы, если юноша о чём-либо его спрашивал (что случалось нечасто, парень чувствовал, что Марк совершенно не расположен к беседе, и не сердился на него за его кажущееся недружелюбие. Адам понимал, что его возлюбленный всё 421
  
   ещё подавлен и расстроен тем, что он его оставил, и испуган тем, что едва не потерял его совсем!).
   Но Марк вёл себя с любимым подобным образом вовсе не по тем причинам, которые виделись юноше. О нет! Просто художник опасался, что может не совладать с собственными чувствами, со своей Безумной Любовью к Адаму, и совершит какую-нибудь непоправимую глупость из-за своей Любви к нему! Марк так сильно любил его, что боялся, не справившись с собой, просто убить его, чтобы его любимый больше никогда его не покинул! Поэтому мужчина предпочитал молча заботиться о юноше, чтобы не выдать самого себя. Марк упреждал малейшее желание возлюбленного, он ухаживал за ним с величайшей любовной нежностью и трепетом.
   Адам чувствовал, что его любимого что-то сдерживает, что-то не даёт ему раскрыть себя перед ним. Порой, бросив на него ласковый, пытливый и нежный взгляд из-под ресниц, юноша встречался с напряжённым, выжидающим, нетерпеливым взглядом художника. Этот взгляд ясно показывал, что Марку невыносимо трудно удерживать себя в тех рамках, в какие он заключил сам себя.
   Художнику и в самом деле было невероятно тяжело. Тяжело потому, что его Любовь к Адаму, всё Безумие которой с каждой секундой захватывало его Существо всё сильнее и глубже, теперь же и вовсе затопило его, он утонул в своём Чувстве со всеми потрохами, и знал, что ему не выплыть, о нет, никогда не выплыть! Тяжело ещё и потому, что вместе с Любовью, каждую-каждую его клеточку и молекулу терзала Безмерная Страсть к этому юноше, Страсть, смешанная с Бешеным Желанием обладать им! Стоило Марку невзначай лишь коснуться Адама, его начинала колотить лихорадочная дрожь, он едва сдерживался, чтобы не наброситься на своего ненаглядного и не овладеть им тут же, немедленно, не сходя с места! Как он его любил и жаждал, любил и жаждал с такой силой, что опасался за собственный рассудок, готовый вот-вот помутиться окончательно! Эта Неистовая Бешеная Жажда не давала Марку покоя ни днём, ни ночью. При свете дня он ещё мог как-то себя пересиливать, стараясь постоянно чем-то быть занятым, пытаясь как можно реже смотреть на Адама (но всё равно на него смотрел каждую минуту, мужчина просто не мог на него не смотреть, Невероятная Красота возлюбленного намертво приковывала взгляд!). Но ночью... Марк вынужден был кусать зубами подушку, чтобы не закричать, потому что Мучения были Невыносимыми! Он даже поворачивался к Адаму спиной, чтобы только Соблазн не стоял перед глазами, чтобы не сорваться. Напрасно! Художник всё равно видел, ощущал и чувствовал возлюбленного, чувствовал всеми фибрами себя, даже не смотря на него! 422
   Марку хотелось, чтобы Адам, наконец, понял, что он мог потерять, оставив его! Дело было не только в том, что юноша лишил бы
   самого себя близости с ним, их невероятных, фантастических ночей. Дело было ещё и в том, что, покинув его, Адам потерял бы собственную Жизнь, потому что он действительно не мог жить без него, Марк это знал! Художник знал, но ему хотелось, чтобы эта простая Истина дошла, наконец, и до его невозможного, до Умопомрачения любимого дуралея!
   Марк мучился сам, но одновременно, сам того не желая, мучил и Адама, мучил и терзал его безмерно, потому что юноша любил художника так же сумасшедше и неистово, как любил его сам Марк, всё Существо парня с неудержимой Силой стремилось к возлюбленному так же, как всё Существо художника стремилось к Адаму! Юноша жаждал любимого всеми фибрами себя, и отчуждённость Марка (или то, что таковой ему представлялось), причиняла ему сильнейшую Боль. Да, возлюбленный заботился о нём, он чуть ли не в лепёшку готов был расшибиться, лишь бы его порадовать, Адам это видел и чувствовал, и эта нежная, ласковая, предупредительная заботливость художника согревала душу и сердце парня. Всё это поистине так! Вот только с тех пор, как они вновь воссоединились, на лице Марка не разу не засияла его тёплая, чуть смущённая, детски чистая улыбка, та самая улыбка, которую Адам так любил! Любимое лицо было суровым и каким-то замкнутым, как у незнакомого человека, а голубые глаза, всегда такие любящие, такие нежные, вдруг, сделались неприступными, их взгляд обращался на него так редко, а, если и обращался, то в нём была та же суровая отчуждённость, что и в лице художника. Лишь только, взглянув на Марка украдкой, неожиданно для него, можно увидеть и понять, что художник вовсе не суров и отчуждён с ним, напротив, его Глубочайшая Любовь к нему, Адаму, стала ещё глубже и ещё сильнее, чем прежде! Вся эта отчуждённость - не более чем маска, за которой Марк прятал от него свои истинные Чувства. Но как заставить любимого снять с себя эту ужасную маску, как?! Как раскрепостить его, выпустить на свободу то, что бушует у него внутри?! Этого Адам не знал и страдал...
   Конечно же, так долго продолжаться не могло... Они настолько сильно любили друг друга, что рано или поздно плотину, которую Марк воздвиг между ними, должен был прорвать неистовый и бешеный поток Любви и Страсти. Так и произошло.
   Промучившись два дня и две ночи, оба не выдержали. Наступила третья ночь. Тьма окутала холодным, знобким покрывалом уставшую землю. Небо было, хоть и ясным, но почти беззвёздным, лишь кое-где, там-сям, одинокие маленькие звёздочки, словно отблески неведомых Миров, далеко и холодно мерцали в сумрачной выси. 423
   Обоим не спалось. Какой уж тут сон, когда они буквально сгорают от Безумной Любви и Страсти друг к другу!
   Адам шумно выдохнул и, отбросив прочь одеяло, поднялся и отошёл к окну. Он стоял там, спиной к Марку, и смотрел в ночную темень, но ничего в ней не видел. Взошла луна, и её призрачный, туманный и загадочный свет окутывал обнажённое тело юноши мерцающим синеватым серебром.
   Художник, повернув голову, заворожённый Красотой любимого, не отрываясь, смотрел на него широко раскрытыми глазами, как смотрят на Непостижимое Чудо. Адам ощущал на себе его взгляд, но не оборачивался, чувствуя, что тогда не совладает с собой. Даже сейчас, не видя лица Марка, лишь ощущая, что художник смотрит на него, тело парня налилось жаром, по венам побежало пламя, а там, в самом тайном и интимном местечке его тела, и вовсе полыхает настоящий пожар!
   Марк любовался возлюбленным и одновременно чувствовал, как желание, разгораясь всё жарче и сильнее, охватывает клеточку за клеточкой, частичку за частичкой, молекулу за молекулой, абсолютно всё его Существо. Это желание было таким сильным, таким всеобъемлющим, что художник уже не мог ему сопротивляться. Соскочив с постели, он бесшумно приблизился к Адаму (однако, юноша почувствовал его, даже не глядя), сильные руки невероятно нежно обхватили сзади плечи возлюбленного. Склонив голову, Марк трепетно и ласково касался губами позвонков у основания его шеи, эти летучие, нежнейшие поцелуи сводили Адама с ума. Он блаженно закрыл глаза и подался к возлюбленному всем телом. Губы Марка переместились к его ушкам, он нежно целовал их, слегка покусывая. Огненные пальцы и ладони гладили и ласкали обнажённое прекрасное тело возлюбленного, мужчина буквально дурел только лишь от того, что касался его, неповторимый, горьковато-смолистый аромат этого невообразимо желанного тела лишал Марка разума. Близость Адама, его внутренняя хрупкость, такая нежная, беззащитная, и в то же время такая сильная, нереально возбуждала, художник уже не мог контролировать себя, удерживать в тех рамках, которые он сам для себя очертил. Марк хотел Адама, хотел безумно и неистово, и ничего не мог с этим сделать! Переместив ладони к основанию его шеи, к горловой впадине, очень чувствительному местечку, мужчина стал нежно поглаживать его, ощущая, как возлюбленный дрожит каждой своей клеточкой, каждая молекула и частичка его откликается на эту медлительную, неспешную, нежнейшую ласку. Адам запрокинул голову к нему на плечо, гибкие руки попытались обхватить шею возлюбленного, однако, Марк мягко отстранился, уклонившись от объятия (хотя и жаждал этого!). Одной рукой перехватив эти любимые ручки, художник опустил их, 424
  
   другой же продолжал ласкать юношу, ласки стали ещё нежнее, чувственнее... и ещё соблазнительнее! Художник словно задался целью довести любимого до помрачения ума, и это ему удавалось весьма и весьма неплохо. Марк действительно стремился разжечь во всём Существе Адама огонь желания, сделать это пламя неистовым, диким, необузданным, всеобъемлющим, таким, какое пожирало каждую клеточку его самого. Он хотел заставить возлюбленного желать его так сильно, чтобы стало совсем невмоготу. И мужчина этого добился, впрочем, много времени на то, чтобы распалить Адама, ему не понадобилось, парень всегда не только безумно любил его, но и столь же безумно желал, как душой, сердцем и умом, так и телом. Этот костёр никогда не затухал, он горел и горел глубоко в недрах Существа Адама, при малейшем толчке готовый вырваться наружу. Вот и сейчас любимый буквально изнемогал от жажды соединиться с художником, слиться каждой-каждой своей частичкой, сойтись намертво, так, чтобы уже вовек не расторгнуть этого Слияния! Марк читал это безудержное желание на прекрасном лице возлюбленного; приоткрытые губы, задыхаясь, шепчут:
   - Дай... Дай мне то...чего я хочу!... Не пытай меня ожиданием!... Оно... оно невыносимо!...
   Да, Адам больше не мог выдержать, это Марк чувствовал совершенно ясно. Медлить долее не следует, ни к чему доводить парня до психушки! Марк знал, что неудовлетворённое желание может приносить чрезвычайные Страдания, он сам это испытывал не раз, когда не имел возможности видеть своего милого, касаться его, слышать его голос, сжимать его в своих жадных объятиях, целовать любимые пухленькие губки. О, ему знакомо это мучительнейшее чувство, когда до Беспамятства любишь и жаждешь Его, так, что буквально теряешь сознание от этого, но не можешь осуществить то, к чему так стремишься! Ощущение ужасное, словно тебя сбросили с огромной высоты на острейшие гвозди, их ржавые кончики безжалостно впились в твою плоть, проткнув её насквозь. Боль дикая, тебе неудержимо хочется покончить с Нею, но угасающим разумом ты понимаешь, что не можешь этого сделать. Ещё ты осознаёшь, что Боль - только начало... Только вот начало чего, ты не знаешь... И рядом - никого, кто мог бы тебе это объяснить...
   Промедление было невыразимо мучительным не только для Адама, но и для Марка тоже. Художник сам хотел возлюбленного с такой силой, что чувствовал, ещё чуть-чуть, и его желание толкнёт его на какую-нибудь необузданную Дикость, последствия которой будут чудовищны! Но всё же, приложив непомерные усилия, заставив собственное Существо подчиняться велениям своей воли, ему удавалось держать себя в узде. Удавалось пока что... Однако мужчина прекрасно понимал, что надолго его воли не хватит... 425
  
   Не хватит именно потому, что Любовь и Страсть к этому потрясающему юноше, прочно угнездившиеся в каждой-каждой его частичке, неизмеримо сильнее всего, что только можно и нельзя вообразить, включая и его волю! Но всё же, невзирая на это, какое-то непонятное упрямство продолжало удерживать Марка от того, чего он с такой Дикостью жаждал. Художник пережил часы невероятного, несказанного, едва ли не первобытного, ужаса, когда возлюбленный оставил его и ушёл в пустоту, того ужаса, который парализует не только тело (что ещё как-то терпимо), но сердце и душу, каждую, даже самую-самую крохотную молекулу (что причиняет Боль, абсолютно невыносимую!). И вот теперь, когда его ненаглядный возвратился к нему, чтобы уже никогда с ним не расставаться (вот в этом Марк был уверен, он это знал наверняка!), когда он ощущает в своих жадных ладонях тепло Его до невозможности желанного тела, когда безмерно любимые душа и сердце снова с ним, вот они, здесь, рядом, художнику, вдруг, захотелось ещё немножко помучить Адама, слегка поизводить его что ли... Нет, в Марке говорила не мстительная удовлетворённость оскорблённого самолюбия, с высокомерной ухмылкой взирающего на своего обидчика, униженно молящего его о прощении. О нет! Этого не было и в помине! Просто художнику хотелось ненадолго поставить своего любимого в то же положение, в котором оказался он сам после его ухода. Марк хотел дать Адаму понять, заставить его прочувствовать, на что юноша обрёк его, когда покинул! Истинно, только когда сам переживёшь подобное, начинаешь лучше понимать, что пережил тот, кого ты на это обрёк!
   Адам чувствовал, что Марк едва в силах удерживать себя в узде, и разозлился. Чего ради, спрашивается, изводить и себя, и его, Адама?! Художник же любит его! Он любит его, Адама, так же безмерно, как любит Марка он сам! Они же снова вместе, на этот раз, вместе навсегда! Он вернулся к своему возлюбленному для того, чтобы уже ни на миг с ним не расставаться! Там, вдали от него, во время этих кошмарных часов разлуки, он понял одну Вещь, понял окончательно и бесповоротно: ему не жить без Марка! Он может существовать без пищи и воды, без каких-то элементарных удобств, даже, наверное, без воздуха... Но не без него! Без художника нет Жизни, ничего нет, нет его самого! Точно так же, как для Марка не существует ни Жизни, ни чего-либо ещё без него, Адама! Это же ясно, как день! И его возлюбленному это прекрасно известно и понятно! Тогда в чём дело?! Почему Марк, с таким трепетом и нежностью целующий и ласкающий его тело, не позволяет ему, Адаму, даже поцеловать себя, хоть они оба мечтают об этом поцелуе... и о том, что последует за ним?! Он же чувствует, что художник буквально сходит с ума только лишь от того, что касается его, он это ощущает всеми своими 426
   фибрами! Тогда зачем вся эта комедия, розыгрыш из себя благопристойной неприступности?!
   Адам, приложив усилие, резко, немного грубовато, отстранился от Марка и отошёл от него, став лицом к окну, а к нему спиной. Руки скрещены на груди, взгляд устремлён в холодную октябрьскую темень.
   Художник почувствовал его злость. Всё, пора кончать ломать комедию, пока они всерьёз не разругались! Адам такой нетерпеливый и горячий, его лучше не доводить до крайности, а то потом можно таких дров наломать, что и ума не приложишь, как исправить ситуацию! А ему ужас, как не хочется ругаться с ним! Пусть он и несносный, до невозможности упрямый, своенравный и своевольный, взбалмошный ребёнок, но этого ребёнка он, Марк, любит, любит до Несказанного Невероятия! Никого у него нет и не будет ни в этой Жизни, ни в следующих, кроме Адама! Только он один важен и нужен ему! Только он!
   Марка неудержимо потянуло обнять возлюбленного, крепко-крепко прижать его к себе, так крепко, чтобы он уже никогда не вырвался из его объятий! Но Адам опередил его. Повернулся к художнику всем телом и, ни слова не говоря, обвил его кольцами объятий, гибкими, и в то же время, неразрывно-нерасторжимыми, прочными, как сталь. Отыскал любимые губы и прильнул к ним. Его поцелуй дышал нежнейшей Чувственностью и такой неописуемой Страстью, что Марк тотчас же окончательно сошёл с ума. Сжав любимого в крепчайших объятиях, он целовал его ответно с неистовым пылом первобытного дикаря.
   Безумие, захватившее всё Существо обоих, пронзив и опутав каждую-каждую клеточку их, начисто лишило Марка и Адама не только разума, но и сил, ноги их не держали. Оба просто рухнули на кровать. Не отрываясь от губ возлюбленного (мамочка родная, какие же они сладкие, какие сладкие, прямо хочется пить и пить эту сладость бесконечно!), Марк гладил и ласкал жадными пальцами и ладонями его волосы, прекрасное лицо и тело, ощущая внутри себя безумный страстный трепет. Художник чувствовал, любимый буквально льнёт к нему, его Существо излучает волны безудержной Любви и сумасшедшей Страсти, эти волны накрыли Марка с головой.
   Они больше не могли сдерживать то пламя, что бушевало в них, оба слишком сильно любили и жаждали друг друга, слишком стремились к Воссоединению! И это Воссоединение наконец-то произошло! Их исстрадавшиеся, истосковавшиеся друг без друга и друг по другу души, тела, сердца и разумы, каждая их частичка и клеточка, наконец-то обрели свою Половинку, и ни за что не желали Её отпускать от себя ни на миг!
   Марк овладел Адамом, он слился с ним с чудовищной алчной жадностью, слился намертво, ненасытно, неистово. Его 427
   вторжение было бешеным, безумным, полным той же дикой, неистовой первобытной Страсти, что и его поцелуи, которыми он осыпал своего любимого. Как давно он этого жаждал! Как давно они оба этого жаждали и к этому стремились!
   Неожиданно художник почувствовал, как возлюбленный всхлипнул (именно почувствовал, а не услышал, Адам плакал совершенно беззвучно). Оторвавшись от его губ, всмотрелся в прекрасное лицо, серебристо умытое туманным лунным сиянием. Огромные глаза влажно мерцают, по щекам струятся слёзы. Горячая нежность затопила всё Существо Марка, ему страстно захотелось приласкать возлюбленного, утешить. Утешить просто так, без слов, чтобы ненаглядному стало хоть чуточку легче!
   - Я люблю тебя, Марк! - вымученным всхлипом вырвалось признание, в любимом голосе столько Боли... и столько Безграничной, Воистину Безмерной, Любви! - Мне... мне было... было так страшно... там... одному... Я... я представил на мгновение, как это, жить без тебя..., - он не договорил, снова всхлипнул, невыразимо прекрасное лицо исказилось Страданием.
   Но Марк понял, что хотел сказать ему любимый!
   - И то, что ты представил, привело тебя на карниз подоконника, - закончил он недосказанную Адамом фразу, в голосе, невзирая на ноты спокойствия, та же Безумная Боль, что и в голосе его возлюбленного.
   Адам не ответил, только тихо кивнул и заплакал.
   - Я... Я... Не могу я без тебя! - наконец, его словно прорвало, он уже разрыдался в голос, - Если б... Если б ты только мог знать, как я провёл те бесконечные часы, когда ушёл от тебя!
   Марк кивнул, глаза полыхнули Болью. О, он легко мог себе представить чувства Адама, потому что сам пережил то же! Но художник не стал об этом рассказывать. То, что он пережил и перечувствовал во время их мучительной разлуки, как-то само собой отошло на второй план. На первый же вышла Боль Адама, его Страдания. Так было всегда! И так будет всегда! Неважно, насколько сильно художник мучился сам, это ничего, это подождёт, неизмеримо важнее для него и сейчас, и вчера, и завтра, - утешить любимого, успокоить, приласкать его, прогнать его Боль, сделать так, чтобы он не узнал больше Муки и Страданий, чтобы ему всегда и всюду было хорошо! Главное - Адам! Остальное не имеет значения!
   "Лапушка мой, - с величайшей любовной нежностью Марк гладит пальцами тёплый ароматный бархат волос возлюбленного, - Самый сладкий лапушка на свете!".
   Эта невесомая, нежнейшая ласка дивно успокаивает Адама, он перестаёт всхлипывать. Подняв на любимого свои огромные, призрачно мерцающие в лунном сиянии глаза, юноша тихо, ласково, влюблённо улыбается ему. 428
   - Звёздочка моя, - нежно шепчут его губы, горячие ладони ласкают бесконечно любимое лицо, ласка эта наполнена такой эротической Чувственностью, что Марк заводится ещё сильнее, - Звёздочка! - немного помолчав, Адам вздохнул, вздох очень напоминал всхлип, - Мама родная, я чуть не потерял свою звёздочку по собственной глупости! Я...
   Марк не дал ему договорить. Он не мог позволить любимому продолжать казнить себя! Что было, то было, оно прошло, и нечего об этом помнить! Они снова вместе, это - единственное, что важно, и сейчас, и всегда!
   - Молчи! - голос художника звучит властно и в то же время страстно, - Молчи! Не вспоминай об этом! Никогда не вспоминай!
   Адам изумлённо смотрел на него:
   - Неужели ты способен простить меня после того, что я натворил, после того, как я оставил тебя?! Неужели ты хочешь сказать, что любишь меня, невзирая на то, что я заставил тебя так мучиться?!
   Марк уловил в его голосе не только удивление, но и горячую мольбу, мольбу о том, чтобы возлюбленный простил его! Художник счастливо улыбнулся. Адам любит его! Любит! Любит, потому и молит о прощении! Любит и не хочет потерять! О, ещё как не хочет!
   - Дуралей мой, дуралей, - лица Адама касаются пламенные, страстные поцелуи, - Чудо ты моё оболдуйское! Если бы ты только знал, как я тебя люблю! Ты - несносное, капризное, избалованное до невозможности дитя, с тобой, порой, очень и очень непросто, иногда я готов тебя отколошматить за твои проделки, ты меня из себя выводишь! Но ты - моё дитя, мой упрямый, невыносимый мальчишка, мой, понимаешь! И я ни за что на свете не откажусь от тебя, ни за какие сокровища Вселенной не откажусь, потому что люблю тебя, очень-очень-очень люблю!
   Адам знал, что это правда. Марк действительно любит его так сильно! И осознание этого наполняло всё Существо парня, каждую его частичку, Невообразимым Счастьем!
   - Поцелуй меня, - тихо, нежно попросил он художника, - Так, как целовал только что! Мне... мне так не хватало твоего тепла и ласки, твоей Любви и Страсти, твоей нежности... и твоих поцелуев!
   Марк не заставил себя упрашивать. Он пребывал в полной боевой готовности с тех самых пор, как Адам вернулся к нему. Счастливо вздохнув, художник приник к любимым пухленьким губкам и целовал, целовал, целовал их, и никакая сила на свете не могла бы его оторвать от них хоть на мгновение! Адам с такой же Страстью отвечал ему. Эти двое забыли обо всём на свете, кроме друг друга. Они целовали и ласкали один другого, упиваясь друг другом до потери пульса! В их Любви и Страсти - Подлинная, Настоящая Жизнь! Мир там, за окном, может сколько угодно воображать, что Он тоже 429
  
   живёт... Но Он не живёт, лишь существует... Существует в собственных иллюзиях, придуманных Им... Придуманных для того, чтобы создать видимость этой самой Жизни... Вот именно, видимость... Но не саму Жизнь...
  
   Возвратившись домой, Дмитрий Вельмиров первым делом отправился в свой кабинет. Нужно было уладить кое-какие дела, привести в порядок бумаги, всё ещё раз хорошенько перепроверить, чтобы, в случае чего, комар носу не подточил. Он нашёл себе преемника, которому захотел передать галереи и вообще, весь свой бизнес. Вообще-то, преемником Вельмирова должен был стать его сын Адам, как полагалось по закону. Поначалу Дмитрий был настроен на его кандидатуру, и приложил немало усилий, чтобы заставить своего неблагодарного отпрыска подчиниться собственной воле. Натолкнувшись на яростное, так непривычное его натуре рабовладельца, сопротивление последнего, Вельмиров-старший был немало озадачен. Он приходил в неописуемую ярость от самой мысли, что кто-то, тем более, какой-то зелёный поскрёбыш, юнец желторотый, ничего не смыслящий в этой Жизни, посмел ему не подчиниться! Да, пришлось почтенному главе семейства изрядно попотеть, борясь с непокорностью сына! Сколько Дмитрий пытался совладать с ним, как рьяно, упорно, с бугаиной настойчивостью старался сломить это сопротивление, связать волю Адама, что называется, по рукам и ногам, поработить его, подчинить себе всецело и полностью, как он с успехом проделал это с женой (здесь его ожидал полный успех) и дочерью (тут довелось потрудиться чуть дольше, чем в случае с Эллой, девчонка оказалась довольно упрямой и своенравной, но отец смог сломать и её)! Но грозный кулак его деспотизма, сеявший панический страх в душах женской половины семьи, неожиданно натолкнулся на гранитную стену несгибаемой, железной воли Адама. Мальчишку невозможно было ни подчинить себе, ни сломать, а уж о том, чтобы поработить его, вообще речи не шло! Адам оставался Адамом, хоть как на него ни воздействуй! Дмитрий пытался и запугивать сына, угрожая ему расправой с теми, кто ему дорог (как в случае с его приятелем. Кстати, надо будет выяснить, что сталось с дружком Адама, этим Марком Веселовским? Выжил ли он после того, как телохранители тогда так красиво его отделали? Хочется надеяться, что нет, и Адам очень сильно страдает без своего любовничка!)! Ничего не помогло! Дмитрий ждал, что сын прибежит к нему, бухнется в ножки и станет умолять о прощении за своё непокорство родительской воле! Куда там! Ничего подобного и в помине! С тех пор, как они виделись в последний раз, утекли реки воды, а парень даже носу не казал в отчий дом! Что ж, - решил Дмитрий, - видно эту крепость ему не взять, даже измором! 430
  
   Придётся найти себе другого, более сговорчивого (и более послушного его воле, если уж говорить начистоту!) человека, того, кто станет достойным продолжателем его дела, сможет поддержать традицию, придав ей статус семейной.
   Преемником Вельмиров-старший захотел сделать сына одного из своих компаньонов - молодого парня примерно одних лет с его Адамом. Парень этот пару лет назад окончил факультет искусствоведения в Московском государственном университете и вышел оттуда дипломированным специалистом в области Искусства (в основном, сфера его деятельности затрагивала все виды живописи, в особенности же, молодого человека интересовало такое её направление, как графика, особенно, компьютерная, но и в обычной он тоже весьма недурственно разбирался). Дмитрий, поразмыслив на досуге (время для которого, в силу чрезвычайной занятости, выкраивал так редко), решил остановить свой выбор именно на нём. Пусть и не сын, даже не член его семьи, но мальчишка толковый (Вельмиров какое-то время общался с этим юношей, да и со слов его отца много чего знал о нём) и, в отличие от его Адама, заинтересован в этом бизнесе, в расширении дела и продвижении его на мировой рынок. Этот не подведёт! Если его чуть направить, самую малость помочь ему в начале его Пути, о, сколь много полезного и поистине замечательного сможет сделать этот юноша!
   Сказано - сделано. Вельмиров подал идею своему компаньону. Тот, рассудив здраво, решил, что таким завидным предложением не стоит пренебрегать, тем более, если его делает столь уважаемый и маститый человек, как Дмитрий Вельмиров! О, это - Личность, его имя известно не только в масштабах их небольшого города, но и далеко за его пределами, в области, а так же на просторах всей их необъятной Родины! Это тебе не хухры-мухры!
   Вспоминая свой нынешний разговор с компаньоном, на массивном лице Дмитрия, лице римского императора, с маленькими цепкими глазами (их взгляд не упускал ни единой мелочи, всё схватывая и оценивая в одно мгновение) и массивной квадратной челюстью, придававшей всему лицу жёсткое (если не сказать жестокое), властное выражение, возникла самодовольная ухмылка. Он опять подумал об Адаме, только на сей раз без прежней ненависти. Теперь он думал о сыне с какой-то презрительной жалостью. Этот тупоголовый идиот даже не понимает, от чего он в своё время отказался! Будет ведь локти кусать, когда обо всём узнает (а уж он, Дмитрий Вельмиров, позаботиться о том, чтобы узнал!), да поздно!
   На Дмитрия совершенно неожиданно накатил приступ очень сильной дурноты, невыносимо заболела голова, казалось, она вот-вот разлетится на мелкие кусочки. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Сердце стремительно понеслось неровными 431
  
   скачками, того и гляди, выскочит вовсе. Хватая ртом воздух, Вельмиров, шатаясь, кое-как доплёлся до стола, попытался снять телефонную трубку, чтобы вызвать "Скорую". Но рука, неожиданно ставшая неподъёмно-свинцовой, отказалась ему подчиняться. А сердце билось всё быстрее и быстрее, точно враз сошло с ума, Дмитрий ничего не слышал, кроме его оголтелого боя, немилосердно терзавшего барабанные перепонки. Он закрыл глаза, чтобы окружающее пространство перестало безостановочно вертеться, словно волчок юлы. И тяжело сполз на пол. Последний бешеный скачок сердца - и тишина...
   Элла обрадовалась, что муж, в кои то веки, дома. Значит, можно поговорить. К этому времени её решение уйти от Дмитрия созрело окончательно и, как говорится, обжалованию не подлежало. Странно, стоило ей решиться, как весь страх перед её благоверным, беспрестанно мучивший и терзавший женщину на протяжении всех лет их брака, улетучился безвозвратно, исчез в неизвестном направлении. Сладостное чувство внутри будоражило кровь Эллы, заставляя её быстрее бежать по венам. Необычное чувство, она даже и не подозревала его в себе! А теперь это новое, неизведанное прежде чувство (впрочем, наверное, не новое, оно жило в глубине души Эллы, просто женщина понятия не имела о его существовании) показалось на свет. У этого чувства даже имелось имя: Свобода! Она станет свободной! Свободной! Наконец-то! Как же долго она этого ждала! Целых тридцать лет!
   Элла ещё не разговаривала с мужем, но почему-то была уверена, что при любом раскладе, она сможет своего добиться. И первым делом, броситься к своему ненаглядному цветику, своему Адамушке, крепко-крепко обнимет, расцелует несчётное количество раз каждый-каждый миллиметрик его обожаемого личика, и останется с ним навсегда! О, это - Главнейшая её Мечта! Она столько времени к этому стремится!
   Внезапно к чувству Радости прибавилось иное чувство - Ревность. Элла подумала о том, что будет, если Адам встретит девушку и захочет создать семью. О, смириться с тем, что не она будет у сына на первом месте, не так-то легко! Делить того, в ком души не чаешь, с кем-то ещё ей не очень улыбалось, но Элла поспешила отогнать прочь неприятную мысль. Как говорится, будет день, - будет и пища. По ходу действия разберёмся. Если её Адамушка надумает жениться, она не станет препятствовать. Было бы даже смешно и нелепо остаться такому парню одному! Она попытается усмирить свою материнскую - женскую Ревность, принять его Выбор. Зато так она сможет быть с ним, видеть самое любимое на свете создание! Ради этого на всё пойдёшь!
   Приближаясь к двери кабинета своего мужа. Элла, вдруг, неожиданно оробела, сказывался извечный страх перед ним. Глубоко 432
  
   вздохнув, женщина мысленно приказала самой себе не трусить, подумать о том, что поставлено на кон, взялась за ручку и уже гораздо увереннее открыла дверь.
   Тишина в кабинете поразила и напугала Эллу. Чем? Она не знала. Вроде бы, тишина как тишина, ничего особенного... Но так могло показаться лишь на первый взгляд... Если вслушаться в эту тишину (да-да, не стоит так удивляться, тишина тоже способна порождать свои звуки, так отличающиеся от привычных для нашего неискушённого, неопытного человеческого уха. Наш слуховой аппарат слишком несовершенен, чтобы улавливать эту тончайшую, почти неосязаемую вибрацию. Органы слуха животных, в особенности, дельфинов, устроены иначе, сама Природа благоразумно распорядилась, создавая их. Они способны улавливать малейшие толчки и сигналы, посылаемые неживой, неодушевлённой, казалось бы, поверхностью воды или подводных скал, или дна, или других живых существ и растений, обитающих в пугающих, необъятных океанских глубинах), можно было уловить в её звучании некие странные ноты: аморфные, холодно-безжизненные, жуткие. Такую тишину порождают места, где царят запустение и хаос, вроде заброшенных старых домов или древнего леса, в который уж больше века не ступал человек, и где всякие живые твари, обыкновенно населяющие зелёную древесную громаду, редкие гости.
   Тишина эта была тем более непривычной для Эллы, ведь обычно, когда муж бывал дома и закрывался в своём кабинете, чтобы ничьё вторжение, вольное или невольное, не нарушало устоявшегося ритма его работы (подобное находилось под его строжайшим запретом, нарушение которого сурово наказывалось!), оттуда то и дело доносился звук его скрипучего властного и надменного голоса, отрывисто отдающего распоряжения или же отчитывающего опростоволосившегося подчинённого за нерадивость. Теперь же, когда громовые раскаты мужнина голоса не сотрясали мрачный покой этой неприветливой и помпезно-напыщенной комнаты, Элла, вдруг, неожиданно для самой себя, ощутила, что ей до странности не хватает их. Так обычно не хватает нам чего-то, хоть и неприятного нам, но привычного, чего-то, с чьим существованием в нашей Жизни мы смирились, не в состоянии что-то изменить, не в силах удалить это из наших повседневных реалий.
   Элла с порога заметила мужа, тело которого возвышалось над полом, безжизненное, массивное, грузное. Почему-то она сразу догадалась, что Дмитрий мёртв, даже не подходя к нему. Почему, что именно пробудило в ней эту догадку, женщина не знала, да и не стала вдаваться в подробности, размышляя над этим. Она просто поняла, - и всё! И вместе с пониманием в её Существе зародилась некая растерянность, обычно возникающая тогда, когда вроде бы 433
  
   чего-то желаешь, но думаешь об этом с оглядкой и опаской, а потом обнаруживаешь, что желаемое нежданно-негаданно материализовалось, осуществившись с какой-то обречённой неотвратимостью. И это безмерно пугает!
   Значит, вот, каким образом был разрублен их Гордиев узел, решена загадка, ребус, который они не могли разрешить на протяжении целых тридцати лет! Оказывается, как всё просто! Щелчок выключателя, - и лампочка послушно гаснет! Непонятная прихоть Случая свела их с Вельмировым вместе, эта же самая непонятная прихоть и расставила все точки над "i", разместила действующих лиц комедии по своим местам, дала, так сказать, последний, заключительный аккорд, положив конец затянувшемуся выступлению, утомившему зрителей (да и самих участников) своей пошлой, вульгарной, вычурной бездарностью. Бездарность эта была настолько очевидной, что даже не нуждалась ни в каких критических замечаниях со стороны сторонних наблюдателей данной комедии. Критика может спасти то, что возможно спасти, то, что ещё не совсем потеряно, то, что ещё можно хоть как-то исправить, добавить в расшатанный мелодический диссонанс ноты правильного, гармоничного звучания. Когда же ситуация в корне, изначально, неисправима, любая попытка изменить ход Вещей ни к чему не приведёт, только лишь отнимет драгоценное время у тех добрейших душ, кто всё-таки попытается что-то исправить, переделать, пустить по намертво высохшему речному руслу, занесённому песком, живительную речную влагу. Эта попытка будет сродни единственной дождевой капле, уроненной случайно промелькнувшей тучкой, в вечные пески Сахары: ни сама не выживет, ни песка не намочит.
   Элла неслышно вошла в кабинет мужа и, подойдя к столу, тихо опустилась в его массивное кожаное кресло. Поставив локти на стол, сжала руки в замок и опустила на них голову. Закрыв глаза, некоторое время сидела так, неподвижно, молча, не подавая никаких признаков своего духовного присутствия в этой комнате. На самом деле, невзирая на неподвижную молчаливость тела, её ум находился в движении, движении упорядоченном и спокойном, несмотря на изумление, в которое его привела неожиданная кончина Дмитрия Вельмирова. Элла пыталась анализировать свои собственные ощущения, вслушаться в саму себя, в то, что говорила ей собственная душа. Надо признаться, ощущения при этом анализе были весьма противоречивые, размытые, двойственные, но в то же время, неожиданно чёткие и ясные, она чувствовала себя кем-то вроде шахматного гроссмейстера, который видит решение сложнейшей шахматной задачи, но пока не знает, как это самое решение будет выглядеть в конечном результате. В его голове прокручиваются сотни вариантов одной и той же комбинации, и он раздумывает над 434
  
   тем, какой же из вариантов выбрать, чтобы он наверняка оказался выигрышным. Так и Элла. С одной стороны, неожиданная кончина мужа её даже обрадовала, так как освобождала от многолетней непрошибаемости его твердолобого тупого и высокомерного деспотизма. С другой же, женщина пока ещё не могла освоиться с этой свободой, свалившейся на неё в мгновение ока, как снег на голову посреди июльской жары. Она просто ещё не знала, как осознать эту самую свободу.
   Сняв трубку, Элла неторопливой, несколько неуверенной рукой, набрала номер "Скорой" (необходимая формальность, требующая, чтобы врач установил причину смерти и зафиксировал её), затем позвонила в бюро ритуальных услуг и поручила его служащим заняться подготовкой к похоронам. Выполнив все необходимые распоряжения, Элла повесила трубку и, поднявшись, так же неслышно и плавно покинула кабинет. На безжизненное тело мужа она даже не взглянула. Вельмиров вызывал у неё непреодолимое, физическое и духовное, отвращение при Жизни, вряд ли теперь, мёртвый, он, вдруг, нежданно понравится ей...
   Сообщать о кончине Дмитрия Элла не стала больше никому. Все его родственники жили в других городах и странах (кое-кто даже за границей), они явно не смогут прибыть вовремя, чтобы присутствовать на церемонии прощания и похорон, а запоздалые визиты вежливого сочувствия ей ни к чему, только глупо и ненужно растянут всю эту утомительнейшую тягомотину, а ей как можно скорее хочется забыть про всё это: про похороны, про мужа, про тридцать лет собственного одиночества, одиночества в браке! К тому же, очень сомнительно, зная нрав её благоверного, чтобы хоть кто-то мог питать искреннее сочувствие, узнав о его кончине. А чужая радость в этом холодном, угрюмом, роскошном... и уродливо-пустом доме, доме без сердца и души, том самом доме, где она провела лучшие годы своей Жизни, провела, как в самой страшной и отвратительной тюрьме на свете, вряд ли будет уместной...
   В голове Эллы мгновенным сполохом мелькнула мысль сообщить о смерти отца Адаму, но она, тряхнув головой, отвергла её. Не слишком хорошая идея! Они ведь ненавидели друг друга, вряд ли смерть Вельмирова примирит их. К тому же, не стоит лишний раз напоминать её любимому ангелочку, её ненаглядной кровиночке, о человеке, едва не сломавшем ему Жизнь и вынудившем его покинуть родной дом, разлучив с матерью! Как-нибудь в другой раз, при случае, она обо всём расскажет Адаму, может быть, даже признается, что Дмитрий Вельмиров - не его настоящий отец. Может быть в другой раз... Но не сейчас... Сейчас не время...
   Неожиданно Эллу посетила ещё одна мысль, заставившая болезненно и тревожно сжаться сердце. Болезненно, тревожно... 435
  
   и сладостно! Мысль о её возлюбленном! Да, он был далеко от неё, они не виделись двадцать восемь лет. Двадцать восемь лет! Жуткий срок, если вдуматься! Но все эти годы она продолжала любить его и ждать, продолжала надеяться, что он вернётся к ней, продолжала верить, что он любит её так же сильно, как любила его она! Не может такая Любовь умереть, не может! Она живёт в душах и сердцах любящих, живёт всегда и всюду, и годы, расстояния, обстоятельства для неё не существуют!
   Мелодичная трель звонка у входной двери вывела Эллу из задумчивости, в которой она пребывала всё это время. Интересно, кто это звонит? Что за человек пришёл сюда сейчас? С какой целью этот неурочный визит?
   Странно, просто звонок в дверь... Но почему её сердце забилось так неистово?... Предчувствие чего-то?... А может, не чего-то, а кого-то?...
   Элла пошла открывать, полная самых разноречивых чувств и ощущений. Она не любила незваных посетителей, они всегда нарушали гармонию её духовного отъединения от Мира, привнося в неё некие фальшивые ноты. Отворив дверь, увидела на крыльце мужчину. Да, прошло двадцать восемь лет, но не узнать Его она не могла! Это был Он! Он!
   Сердце Эллы встрепенулось птицей, она всей своей Сутью рванулась к пришедшему. Издав судорожный, мучительный полувскрик - полустон, женщина бросилась к мужчине на крыльце и, обвив руками его шею, прижалась к нему с выстраданной неистовостью.
   - Ты, ты, ты! - всё повторяла и повторяла она, как безумная, прижимаясь к гостю всё сильнее.
   Лицо мужчины мягко светилось, то было Сияние, которое может излучать только Любовь. Зарывшись лицом в светлые, припорошённые серебром проседи волосы Эллы, он нежно касался их губами, так нежно, как можно касаться лишь волос любимой.
   О нет, он ничего не забыл! Ничего! Двадцать восемь лет он любил Её, любил, не надеясь даже на встречу, любил вопреки всем и всему... Просто любил... Он пришёл сюда, потому что почувствовал, что нужен Ей! Двадцать восемь лет он, не переставая, думал о Ней, мысленно разговаривал, надеясь, что Она его слышит... Двадцать восемь лет он мечтал о встрече с Ней, представлял, какой она будет, эта встреча... Не надеялся, но всё равно мечтал...
   - Я люблю тебя! - слышит Элла Его слова, самые желанные на свете! - Я так тебя люблю!
   Женщина поднимает голову и с тревожной нежностью вглядывается в Его лицо, стремясь увидеть в его выражении отражение Его слов, Его мыслей. И видит, что всё сказанное им, правда!
   Элла молчит, она не в силах выговорить ни слова. Чувства слишком сильны, их не оденешь в пустое кружево слов! Он тоже молчит, 436
   сил говорить тоже нет. Да и нужны ли они, слова?... Он вернулся, - и это главное! Он пришёл к ней, возвратился за ней, пришёл, чтобы уже никогда не уходить!
   Всё ещё не веря собственному Счастью они оба стояли там, на крыльце этого ледяного, враждебного к ним дома, стояли и молчали, но это было молчанием лишь их губ. Их глаза, страстно сиявшие навстречу друг другу, их руки, с невыразимой нежностью гладившие лица друг друга, их сердца и души - всё это говорило яснее любых слов. Любви не всегда требуется словесное выражение. Иногда достаточно просто взгляда или жеста любимого Человека, чтобы всё сразу стало понятным.
   Внезапно Эллу охватило какое-то опасливое волнение. Она боялась, что их может увидеть кто-то из знакомых. (Потом досужей болтовни не оберёшься! Народ у нас слишком любопытный и охочий до всяческих подробностей Жизни ближнего. Всё-то ему надо знать, обо всём расскажи, да всё покажи!). Хотя... Если подумать, то какая теперь ей разница, что их может кто-нибудь заметить? Мужа всё равно уже нет, а больше её третировать некому!
   Элла так думала, но всё же давняя привычка скрывать свои чувства и действия, прочно угнездившаяся в каждой клеточке её Существа (ох, и нелегко же будет искоренить эту привычку!) давала себя знать. Лучше спрятаться подальше от недружелюбного любопытства соседей. Не стоит чужим людям становиться праздными зеваками её Счастья!
   Схватив возлюбленного за руку, Элла втащила его в дом и захлопнула дверь, закрыв её на засов. Всё, теперь они в безопасности, никто их тут не увидит!
   В холле царил полумрак, показавшийся женщине теперь таким уютным и тёплым. Хоть пять минут назад она этот самый полумрак люто ненавидела. Вот, что значит Любовь! Она преображает Человека, изменяя не только Его восприятие Мира и окружающих предметов, но и Его духовное Начало. Раньше Элла старалась скрыться от всех и вся, спрятаться, как улитка, в собственную раковину и, наглухо заперев дверь, чтобы не допустить ничьего проникновения в её внутренний Мир извне, затаиться там. Теперь же её тянуло на волю, тянуло открыться окружающей Реальности, обнажить собственную исстрадавшуюся душу, позволить Реальности врачевать её раны.
   Они были одни в доме. С минуты на минуту должна была прибыть "Скорая", за нею - служащие ритуального бюро. Нужно было спешить сказать друг другу самое важное, пока ещё не началась всеобщая суматоха, пока они ещё имеют возможность говорить спокойно, с глазу на глаз, не опасаясь постороннего непрошенного вторжения.
   - Муж умер. Сегодня, - сказала Элла. Сама удивилась, насколько спокойно, если не сказать буднично, звучит её голос! Хотя, чего 437
  
   тут удивляться-то? Ей ведь всё равно, умер Вельмиров или жив. Ей вообще нет до него никакого дела, да, положа руку на сердце, и не было никогда!
   Как засияли глаза её возлюбленного при этой новости! Словно разом зажглись мириады сапфировых огней, осветив полумрак холла ослепительным светом!
   - Значит... Значит, теперь нам никто не помешает быть вместе?! - спросил он, едва сдерживая дрожь в голосе, вызванную сильнейшим волнением.
   Элла счастливо улыбнулась ему.
   - Нет, теперь нам никто не помешает быть вместе! - с уверенностью ответила она.
  
   Адам сидел на подоконнике, вполоборота к окну, и рисовал кончиками пальцев на стекле одному ему понятные узоры, рисовал бессознательно, мыслями находясь в этот момент где-то далеко.
   Марк, сидя на кровати, заворожено смотрел на него. Его нежнейший, обожающий взгляд мягко скользил по возлюбленному, лаская и гладя его, от чёрной взъерошенной макушки до босых ступней, видневшихся из-под длинных чёрных брюк.
   "Любимый мой мальчишка! - с Любовью думал художник, влюблённо улыбаясь, - Оболдуйский мой дуралей! Что бы я без тебя делал в этой Жизни?!".
   Адам чувствовал на себе ласкающий взгляд возлюбленного, но не оборачивался. Он сидел у окна, продолжая чертить узоры на стекле и думать. Он вспоминал Нанетту, нет, не такую, какой она была в последний раз, а другую, ту, какую он знал при Жизни.
   Почему так странно распорядился Случай?... Они ведь могли быть счастливы вместе... Нанетта его любила, его Влюблённость в неё тоже могла бы со временем перерасти в Любовь... Всё были бы довольны... Но вот ему встретился Марк... И всё остальное, то, что было за пределами его, перестало иметь значение... Сожалел ли Адам о своих отношениях с художником?... О нет, не сожалел! Он любил Марка с такой невероятной обжигающей Силой, что ни о каком сожалении не могло идти даже речи! Просто ему было грустно и мучительно, что за свою Любовь к этому мужчине ему (да и не только ему одному, Марку тоже, хоть это и неправильно, возлюбленный тут совершенно ни при чём!) приходится платить такую цену!
   Марк чувствовал настроение любимого. Художника потянуло обнять Адама, приласкать его, как-то развеять его меланхолию. Он встал, неслышно приблизился к юноше и очень нежно обнял его, мягкие губы ласково поцеловали любимое ушко.
   Юноша, не оборачиваясь, прильнул головой к его плечу. Как всегда, близость любимого чудесно успокаивала, придавала сил его измученной душе и тоскующему сердцу. 438
   - Я хочу сходить в больницу к Доре, - сказал он.
   Марк не удивился. Он догадывался, зачем его милому визит туда.
   - Хочу узнать у неё, где похоронили Нанетту, - против его воли, в негромком голосе Адама слышалась Боль, когда он произнёс имя своей подруги, - Мне... Мне нужно навестить её, попросить, чтобы она меня отпустила...
   - Отпустила?
   - Да, отпустила..., - ответил парень, - Я... я..., - его неожиданно прорвало, он почти выкрикнул, - Я так больше не могу жить! Я дышать не могу с этим грузом Вины в моей душе! Каждый день, каждую ночь, абсолютно каждое мгновение моей Жизни она стоит у меня перед глазами, и я ощущаю всеми фибрами себя, что моя Вина перед нею никогда не будет искуплена! - голос его дрогнул и прервался.
   Всем сердцем художник рванулся к любимому, успокоить, утешить, подставить своё плечо, чтобы его милый мог опереться на него в трудную для себя минуту!
   - Милый, милый, не надо! - взмолился Марк, сильные руки, крепко обняв, прижали Адама к себе, - Не терзайся так, мне это невыносимо! - огненные губы ласково и страстно осыпают поцелуями прекрасное лицо, ушки, стройную, гибкую шею. Художник чувствует, что теряет над собой контроль, он едва сдерживается, чтобы не дать себе полную волю. Целуя бесконечно любимое лицо, Марк избегает лишь прикосновения к губам Адама, потому что знает, стоит только ему ощутить горьковатую пьяную сладость этих невообразимо желанных губ на своих губах, - он тут же сойдёт с ума и наброситься на парня с алчностью голодного зверя!
   Адам чувствует это. Он ощущает, как внутри него стремительно вспыхивает пламя желания, этот огонь становится всё неистовее, всё глубже и сильнее охватывая, клеточку за клеточкой, всё его Существо.
   Так, надо утихомириться! Нужно оставить Страсть для грядущей ночи! Хотя Страсть, как и Любовь друг к другу, неизменно живёт в их телах, сердцах, душах, разумах, в каждой их частичке и клеточке! Но всё же нужно попытаться взять себя в руки и сделать то, что необходимо в данный момент!
   Невероятным усилием собственной воли Адаму удалось высвободиться из крепких объятий возлюбленного.
   - Мне нужно идти, - сказал юноша, ласково, немного извиняясь, улыбнувшись художнику.
   Марк внутренне напрягся. Он знал, что причин для Ревности нет, Адам действительно уходит туда, куда сказал, парень не станет ему лгать. Но всё равно ревновал! Он ревновал Адама ко всем и всему, даже к воздуху, которым тот дышал. Марк прекрасно понимал, что это - глупое ребячество, знал, что Адам очень любит его и ни за что 439
  
   на свете не оставит его теперь, когда они наконец-то воссоединились! Да, художник всё это знал! Но продолжал ревновать возлюбленного, и ничего не мог с этим сделать! Будь на то его воля, мужчина бы вообще заточил Адама в какой-нибудь комнате без окон, чтобы никто не имел туда доступа, кроме него, Марка! Хоть солнечный луч, потому что художник ревновал Адама даже к этому лучу!
   Юноша догадался о настроении любимого, он прочёл его мысли.
   - Ну, что ты за дуралей такой невозможный! - изобразив на лице шутливое возмущение, парень обхватил плечи Марка, хорошенько встряхнул, - Когда ты, наконец, поймёшь, что я никуда не собираюсь уходить от тебя?! Никогда и никуда, слышишь! Я вернусь! Вернусь, пойми это! - ласковые пальчики подняли любимое лицо за подбородок, заставили Марка посмотреть юноше в глаза, в их малахитовой синеве неугасимым пожаром полыхала Сумасшедшая Любовь к нему, - Я люблю тебя! Люблю! Я очень-очень-очень тебя люблю! Помни только об этом, остальные глупости выброси из головы, они не имеют значения!
   Так-то оно так, остальное всё - действительно глупости, которые, на самом деле, не имеют значения! Они любят друг друга, Адам любит его, он любит Адама, - вот, что важно и всегда было важным для него, Марка, для них обоих! Но художник не мог просто взять и приказать самому себе не ревновать возлюбленного буквально к каждому столбу. Его Ревность была столь же беспредельна, как и его Безумная Любовь к Адаму. Только Ревность эта проявлялась не так открыто, была не так заметна, как его Любовь. Марк ревновал Адама со страшной силой, практически равной силе его Любви (практически, но не абсолютно, Адама он любил несказанно сильнее!), но это не слишком хорошее, собственническое Чувство пытался прятать в глубине самого себя, прекрасно понимая, что, ревнуя, не добьётся ничего, только растравит раны себе самому и взвинтит Адама, у которого и без того вспыльчивый, взрывной, бешеный, страстный, просто азиатский темперамент! Их редкие ссоры (как же Марку хотелось, чтобы ссор этих вообще не было!) всегда носили характер торнадо, тайфуна и смерча вместе взятых, они буквально калечили друг другу души, разрывали в клочья сердца, сводили с колеи разумы. Если бы они просто ругались, как это, порой, случается в Жизни обычных людей, было бы ещё не так ужасно. Но, в том-то и дело, что эти двое не просто ругались и спорили, они убивали друг друга, убивали словесно, но это словесное убийство доставляло обоим такую Невообразимую Муку, что, наверное, оба бы предпочли, чтобы их уничтожили физически, чем терпеть такие Страдания! Ссоры бывали кратки, впрочем, иными они и не могли быть, невзирая на всю свою бурность. Марк и Адам настолько сильно, немыслимо сильно, любили друг друга, любили до чудовищного Сумасшествия, 440
  
   что находиться вдали один от другого дольше получаса они не могли, это был Абсолютный Максимум, Окончательный и Бесповоротный Предел, за чертой которого, - Гибель! После таких вот ссор наступало ещё более бурное перемирие, когда они буквально умирали в объятиях друг друга, убивая друг друга поцелуями и ласками, доводя один другого до потери сознания и пульса!
   Они не любили этих ссор, старались всеми возможными и невозможными способами избегать их, но не всегда получалось так, как они хотят, иной раз дикий, первобытный, необузданный и неистовый нрав обоих всё-таки прорывал заслон защиты, и выплёскивался наружу разрушительным цунами. Но, даже, если это и происходило, всё равно итог этих ссор бывал один и тот же, всегда один и тот же: Марк и Адам мирились, мирились обязательно, потому что, когда в сердцах, душах, разумах, абсолютно во всём Существе живёт и с каждым днём крепнет и наливается Невообразимой Страстной Мощью Любовь друг к другу, вражде просто нет места!
   Марк смотрел в синие-синие глаза своего любимого, такие тёплые, такие любящие, такие нежные, и чувствовал, как от Любви к Адаму у него буквально мутиться рассудок и перехватывает дыхание!
   - Я... я..., - начал художник, голос то и дело прерывался от сильнейшего волнения, которое он всегда испытывал в присутствии возлюбленного, - Понимаешь... ты... ты... столько раз уходил... уходил... от меня... и... не... возвращался... Я... я так боюсь... если ты... ты выйдешь... выйдешь в эту дверь сейчас... то не вернёшься... А я... мне... Не пережить этого снова! - рыданием вырвалось у него, Марк сник, опустил голову, пряча блестевшие от навернувшихся слёз глаза.
   Адаму стало больно, невыносимо больно! Больно от того, что его единственный, его любимая звёздочка, пережил такие ужасы по его вине!
   "Почему я такой неисправимый дремучий идиот?! - остриём Боли полоснула мысль, - Я же сам так его люблю! Люблю больше Жизни, и мучаю!".
   - Ш-ш, звёздочка моя единственная, не надо, не плачь! - тонкие горячие пальчики Адама ласково-ласково, нежно-нежно обхватили поникшие плечи возлюбленного, юноша привлёк его к себе, обнял, его объятия были такими горячими, такими любящими, такими спасительными!
   Марк обвил его шею руками, он с силой прижался к парню, опустив голову ему на плечо. В эту минуту художник был на седьмом небе от Невообразимого Счастливого Блаженства, он готов был стоять так, в объятиях своего милого, вечно! Марку так хотелось, чтобы любимый поцеловал его, он знал, что прикосновение любимых губ сведёт его с ума, но всё равно жаждал поцелуя! Подняв на Адама большие, полные горячей мольбы глаза, художник тихо попросил: 441
   - Поцелуй меня... Пожалуйста!
   Нежное, тёплое солнышко улыбки осветило прелестные черты его любимого. Адам легко коснулся подбородка Марка кончиками пальцев, лаская, погладил. Художник зажмурился от удовольствия. Руки Адама переместились к его шее, они ласкали, обжигали... возбуждали! Горячие губы очень-очень медленно, мягко и вкрадчиво - нежно целовали шею художника, постепенно двигаясь выше. Парень чувствовал, возлюбленный весь трепещет и льнёт к нему, трепещет и льнёт каждой клеточкой, каждой микроскопической частичкой себя. Адам хотел просто коснуться любимых губ лёгким, ласковым поцелуем, сделав его своеобразным завершающим аккордом одного из бесчисленных куплетов их Песни. Но, стоило его губам дотронуться до губ Марка, он забыл обо всём на свете, даже о цели своего ухода из дому этим утром. Он не видел, не слышал и не чувствовал ничего и никого больше, кроме своего единственного, парень вообще перестал ощущать самого себя частью Реальности, всё происходящее более походило на волшебный сон. Адам чувствовал себя абсолютно пьяным, он опьянел от Марка, от его присутствия, оттого, что обнимал и целовал его, обонял и осязал, оттого, что слышал стремительные удары его сердца, он просто опьянел от Любви к художнику! Движение его губ было медленным, неспешным, плавным, этот поцелуй был сродни мистическому танцу: завораживающий, полный томной неги и нереальной эротической Чувственности, той самой Чувственности, которая сводит с ума. Адам целовал Марка, наслаждаясь каждым прикосновением своих губ к его губам. Юноша ощущал напряжение его тела, страстную дрожь, исходившую от него.
   Марк едва мог устоять на месте, жажда Слияния с любимым одуряла и одурманивала его, обволакивая тёмным, плотным, огненным облаком, внутри которого неистовствовала настоящая буря. Он завёлся настолько, что едва не умирал от этой жажды!
   Адам, сам находясь в таком же состоянии крайнего возбуждения, снедаемый той же невероятной жаждой, жаждой, сродни буйному Помешательству, всё же смог хоть на немного взять себя в руки, кое-как овладеть собой. Юноша понимал, что сейчас не время для всего этого, как бы им обоим того ни хотелось! Он понимал и то, что просто обязан выполнить своё намерение до конца, иначе чувство Вины, неотступно терзавшее его душу, вообще не даст ему Жизни!
   Найдя в себе силы, парень отстранился от любимого.
   - Марк, я должен идти. Но я обязательно вернусь! Приду, скорее всего, вечером. Не скучай! Найди себе на день какое-нибудь занятие, нарисуй что-нибудь. Говорят, это хорошо помогает отвлечься от грустных мыслей, настроиться на Лад и Гармонию с собой и с Окружающим Миром, - Адам тепло, нежно улыбнулся.
   - Я буду думать о тебе, - ответил художник, - Потому что ни о чём и ни о ком другом не могу думать вообще! 442
   - А я буду думать о тебе, - ответил юноша, даря художнику влюблённый взгляд.
   Адам вновь потянулся к губам Марка и ласково, нежно поцеловал.
   - Пока! - сказал он, прощаясь, повернулся и стремительно вышел, почти выпорхнул, так легки и плавны были его движения.
   Марк не пошёл его провожать. Он остался стоять посреди комнаты, прижав ладони к губам, полыхавшим от их поцелуя, большие глаза смотрят в пространство, но ничего не замечают вокруг себя. Голова идёт кругом, Марк даже нормально вздохнуть не может. Он невероятно возбуждён, взбудоражен... и влюблён ещё сильнее, ещё безумнее, чем прежде, тело охвачено диким пожаром, сердце несётся так, что вот-вот вылетит из груди совсем, душа пребывает в какой-то фантастической прострации. Ноги перестали его держать, художник опустился на пол. Распластавшись на паркете, раскинул руки в стороны и устремил взгляд в потолок. Чувство Необыкновеннейшего Блаженства затопило всё его Существо целиком и полностью, внутри, в самом сердце, неожиданно зародилась ликующая Песнь, Марк запел Её вслух. Слов не было, да они и не требовались, мотив был простой и понятный каждому любящему, это был мотив Любви.
  
   Адам направился в больницу, где работала Дора, подруга Нанетты.
   Он не был уверен, что попадёт на её дежурство, но какое-то неясное внутреннее чувство подсказывало, что Дора дежурит с утра.
   Идя туда, Адам размышлял о том, как встретит его эта девушка после всего, что случилось?... После смерти Нанетты?... Наверняка она считает виновным в гибели своей подруги его. Что ж, Дора права, в том, что произошло с Нанеттой, целиком и полностью виновен лишь он один! Не нужно было заходить так далеко, следовало незамедлительно прекратить вообще какие бы то ни было сообщения с Нанеттой после того, как он покинул её! Но банальный, непростительный эгоизм не позволил ему этого сделать, внять доводам здравого рассудка. Ему было так хорошо с Нанеттой, она была таким Чудом: прелестная, живая, умная, истинное воплощение Женщины в самой прекрасной форме этого понятия! С ней было так просто и легко, так интересно! К тому же, (чего уж скрывать-то!) ему нравилось её преклонение перед ним, оно льстило ему, даже пьянило и возбуждало. Все мужчины в какой-то мере Нарциссы, всем нравится поклонение женщины их персоне. Он не исключение. Ему нравилось чувствовать Любовь Нанетты, Любовь дикую, безрассудно-фанатичную, немыслимую, он упивался этой Любовью, как драгоценным вином, он пьянел от этой Любви. А о том, что эта женщина, положившая всю себя, всю свою душу, всё своё сердце, каждую-каждую клеточку, молекулу и частичку своего Существа на алтарь собственной Любви к нему, в конечном итоге не получает от него ничего, что было бы хоть подобием 443
  
   равнозначной отдачи, об этом он не подумал... А она ждала... Ждала и верила всё это время... Верила и любила... Любила...
   Адам вздохнул, прерывая собственные невесёлые думы. Что толку вздыхать?... Сделанного не воротишь... Что случилось, то случилось, обратно не повернёшь...
   Он заходил в больницу с неприятным чувством. Воспоминание о безрадостных днях, проведённых в её холодных, бездушных стенах Болью отозвалось в душе. Он вспомнил о тех ужасных часах, когда Марк, ставший невольным свидетелем поцелуя Нанетты, ушёл от него, как он потом искал своего возлюбленного, искал долго-долго, и никак не мог найти, вспомнил о том ледяном кошмаре одиночества, заковавшем всё его Существо в тяжкую хладную броню Отчаяния. Он ведь тогда решил, что потерял Марка навсегда! Воспоминание это было таким страшным, оно причиняло такую Боль, что Адам зажмурился и изо всех сил стиснул зубы, чтобы не заорать в голос.
   Нет, нет, нет! Нельзя об этом вспоминать! Это всё в Прошлом! В Настоящем и Будущем они с Марком будут вместе, вместе навсегда! Их никто и ничто не сможет разлучить! О, пусть только хоть кто-то осмелиться на это, пусть рискнёт попробовать! Не рад будет, что живёт на свете! Они не расстанутся на веки вечные, потому что оба достаточно настрадались вдали друг от друга, потому что оба, наконец-то, поняли (но чего стоило им это понимание!), что они Близнецы, Самые Настоящие Близнецы, и не могут друг без друга, ну, совсем-совсем никак не могут! Они поняли, что любят друг друга, любят слишком сильно, чтобы быть порознь! Даже... даже если Нанетта не захочет простить его и отпустить... Что ж, даже это ничего не изменит, ничегошеньки... Он не покинет Марка, он останется со своим художником, невзирая ни на что, останется, потому что любит его! Он живёт Марком и дышит, он Творит им и ради него, он вообще существует на этой Земле только потому, что есть его милый художник!
   Поднялся на пятый этаж по лестнице (лифтом Адам по-прежнему не пользовался, предпочитая более спокойный и малолюдный, следовательно, более безопасный для себя способ передвижения). На лестничной клетке, и дальше, на площадке возле лифта, никого не было. Это хорошо! Никто не встретиться ему, не станет задавать ненужных вопросов-расспросов о цели его появления в отделении интенсивной терапии в столь неурочное время.
   Открыв дверь, юркнул в полутёмный коридор. В дальнем конце, на посту медсестры горел свет. Глаза Адама, привыкнув к полумраку, различили за столом медсестру в белом халате и шапочке. Она склонилась над чем-то, и что-то старательно выписывала. Это была Дора, юноша её узнал. Значит, внутреннее чувство 444
  
   не подвело, девушка действительно дежурит с утра. Что ж, тем лучше, не нужно будет приходить сюда ещё раз, встречаться с нею. Адаму не слишком светила подобная перспектива, он догадывался, что даже эта встреча вряд ли будет тёплой, что уж говорить о последующих...
   Дора по-видимому так увлеклась своим занятием, что не почувствовала постороннего присутствия рядом.
   - Привет! - услышала девушка знакомый негромкий, певучий голос. Мягкость, обворожительный тембр, плавность... Этот голос не спутаешь ни с каким другим!
   Вздрогнув от неожиданности, девушка выронила ручку, и та, с лёгким стуком упав на пол, закатилась под стул. Подняв глаза, увидела Адама. Выражение его лица было одновременно и серьёзным, и приветливым. И снова его яркая, фантастическая, какая-то неземная Красота заворожила её, Дора на какое-то время даже дышать перестала.
   "И красив же ты, стервец! - вихрем пронеслось в смятённом мозгу, - Как же ты красив, мама родная! Хорошо, хоть сам до конца этого не понимаешь!".
   - П...привет! - неуверенно поздоровалась Дора, когда немного пришла в себя, - Ты... ты как тут оказался?...
   Адам невесело усмехнулся:
   - Да вот, захотелось зайти в гости, посетить, так сказать, место моего недавнего присутствия.
   Он иной раз мог витиевато выразиться, когда бывал не в духе. Адама нервировало и раздражало и само это ужасное место, и, как это ни странно, девушка в белом халате напротив него. Дора - подруга Нанетты, она - отголосок его Прошлого, того Прошлого, которому не было места ни в его Настоящем, ни, тем более, в Будущем, того Прошлого, о котором он не хотел вспоминать и вряд ли когда-нибудь захочет...
   - Понятно..., - только и нашлась, что сказать, Дора.
   Они надолго замолчали. Говорить им, в сущности, было не о чем. Между ними ведь ничего не произошло... Нанетта - вот единственное звено, которое их связывало тонкой ниточкой лёгкого, ни к чему не обязывающего знакомства... Дора просто была её подругой - вот и всё, ничего более... И он воспринимал эту девушку только так, никак иначе... Дора даже не нравилась Адаму, она не затронула его ни тогда, когда он был с Нанеттой (оно и понятно, он был влюблён в Нэтт, естественно, его другие девушки не интересовали и не могли интересовать!), ни тогда, когда расстался... А теперь, когда в его Жизни возник Марк, ни Дора, ни кто-либо ещё другой, не смогли бы и не смогут заинтересовать его ни сейчас, ни в Будущем. Марк - единственное, что в нём живо, художник его невероятно волнует и влечёт, как духовно, так и физически (о, сколько 445
  
   Неописуемого Блаженства в их истинно фантастических ночах!), без Марка он не мыслит себе самого себя! И художник - единственный, кого он любит и будет любить всегда!
   Дора, глядя на Адама, ловила себя на том, что невольно восхищается им: его умом, его внутренней цельностью и силой, которую невольно чувствуешь при первом соприкосновении с ним, его Беспредельной, Совершенной Красотой. Она им восхищается, как ни глупо это восхищение само по себе! Глупо, потому что вместо восхищения ей бы следовало ненавидеть этого парня всеми фибрами собственной души, ведь по его вине, и только по его вине, погибла Нанетта! Но ненависти внутри себя Дора не чувствовала. Она понимала, что, если уж быть до конца откровенной, Нэтт в собственной гибели виновата не меньше Адама, а, может, и больше. Он ведь ей ничего не обещал, он не собирался возвращаться к ней, и Нанетта это прекрасно знала! Знала, но втемяшила себе в свою взбалмошную голову, что он вернётся к ней, мало того, она считала, что Адам просто обязан к ней вернуться, ведь подруга так немыслимо сильно его любила! Это было самообманом, Нэтт понимала это (не может быть, чтобы не понимала, она была такой умницей!)! Понимала, - и всё равно продолжала ждать! Ждать... Чего?... Наверное, с моря погоды... А когда уверилась окончательно, что Адам к ней не вернётся, не нашла иного способа убить свою Боль, кроме как убить саму себя...
   Молчание затянулось, стало тягостным. Чтобы хоть немного разрядить обстановку, Адам заговорил первым:
   - Где похоронили Нанетту? - вопрос прозвучал прямо, без обиняков. Юноша удивился, как ровно и спокойно звучит его собственный голос! Наверное, он начинает постепенно осваиваться с тем, что его подруга ушла из Жизни... Ушла из собственной Жизни, потому что в его Жизни она осталась... Осталась светлым солнечным лучиком, каким и всегда для него была... Это не значит, что он смирился с её добровольной гибелью... О нет, не смирился, да и никогда не смирится, просто не сможет смириться, потому что Нанетта много, даже слишком много, значила для него, да и значит по сей день, и всегда будет значить!... Не появись в его Жизни Марк, как знать, может быть, она бы смогла стать для него его плотью и кровью, его душой и сердцем, его мыслями, его Любовью, Единственной и Настоящей, стать для него абсолютно всем, тем, чем стал художник!... Вернее всего, так бы оно и было... А теперь...
   Адам вскинул голову, - движение, которым он словно пытался отогнать от себя печальные мысли и сожаления... Мысли... Сожаления... Какой прок от них теперь?...
   Вопрос взбаламутил в душе Доры болезненные воспоминания, поднял их со дна, выплеснул наружу, отразил Болью в глазах, когда девушка прямо взглянула на него. Она некоторое время раздумывала о том, ответить Адаму на его вопрос или нет? С одной стороны, ей 446
   не хотелось отвечать. Какое-то злое чувство возникло в душе Доры. С какой стати она возьмёт и выложит ему всю правду о месте последнего успокоения её любимой, дорогой дурочки Нэтт?! Ага, мечтай дальше! Ничего я тебе не скажу, друг ситный, зря ты сюда притопал!
   С другой, - Дора понимала, что Адам имеет полное право получить ответ. Он близко знал Нэтт при Жизни, он был с ней в последние её часы... И, наконец, Нанетта любила его, она его любила! Пусть хоть сейчас порадуется, встретившись с ним!
   Последнее перевесило.
   - Нэтт похоронили на Восточном кладбище. Знаешь, где это?
   Адам коротко кивнул.
   - Девяносто восьмое место, неподалёку от Южных ворот.
   Юноша благодарно улыбнулся Доре и, повернувшись, быстро направился к выходу.
   Дора проводила его грустным взглядом. Вот и закрыта ещё одна глава в книге Жизни... А, может, и не закрыта вовсе, а только ещё начинает писаться?... Может, и так...
   Ей вновь вспомнился день похорон Нанетты. Было промозгло и холодно. Дождь лил, как из ведра, словно сама Природа переживала и скорбила вместе с нею, Дорой. На кладбище было уныло и пустынно. Мокрые ограды... Тёмные безымянные холмики, где мирно спали последние потомки какого-нибудь знаменитого (или не очень, или вовсе безвестного) рода, не оставившие после себя наследников, которые могли бы чтить их память... Тишина и спокойствие... Отрешённость от суетного Мира Живых...
   Дора, стоя под дождём, тоскливо взирала на растущий над Нанеттой холмик мокрой и тяжёлой чёрной земли. Ей казалось, что вместе с любимой подругой ушла и её собственная душа, оставив после себя лишь заброшенный остов, словно останки корабля в пустыне, где некогда несла свои могучие, царственные волны полноводная река... Там же, прощаясь с Нэтт, Дора дала подруге обещание никогда не забывать её, всегда хранить о ней самую светлую память и верность их дружбе, не сломавшейся ни в каких бурях, не раз проносившихся над их головами (скорее, над головой Нанетты, так как в Жизни её, спокойной, уравновешенной Доры, бурь было мало, точнее, их и вовсе не было, она жила тихо - мирно и... однообразно, но в этой однобокой упорядоченности девушка находила некое удовольствие. Так и надо жить, считала она. Ни тебе переживаний, ни всяческих треволнений, столь губительно действующих на хрупкое и нежное женское здоровье. Тишь да гладь! Красота! Дора всегда была такой, сколько могла себя вспомнить, и ей, с её холодным, нордическим темпераментом, была непонятна вулканическая неугомонность натуры Нанетты, её дикая, бешеная страстность и пламенная огненность чувств, так же, как Нанетте была чужда эта 447
   холодность и закрытость Доры. Тем не менее, подруги прекрасно ладили друг с другом, как бы взаимно дополняя одна другую).
   Дора поймала себя на том, что должна бы ненавидеть Адама всем своим Существом, ведь, если бы не он, если бы Нанетта не повстречала его однажды, её любимая подружка была бы сейчас жива и здорова, цвела бы и хорошела, как розочка в саду, и ещё долгие-долгие годы ласковое солнышко её улыбки согревало бы сердца всех, кто знал её и любил! Да, она должна была бы ненавидеть этого парня...Но ненависти не было... Адам нравился Доре, пожалуй, даже слишком сильно нравился для обычного знакомого... Он ей нравился вопреки всему, невзирая на то, что произошло между ним и Нанеттой! Бывали моменты, когда девушка даже начинала совершенно всерьёз мечтать о нём, о том, что могло бы быть, если бы парень встречался с ней, а не с её подругой... Но Дора тотчас же поспешно отгоняла эти мысли прочь. Нет, негоже это! Нанетта - её лучшая подруга, её единственная подруга! К тому же, она до Безумия любит Адама! Так что ей, Доре, стоит перестать маяться дурью, и обратить свой взор на кого-нибудь другого, более реального и доступного! Вот только сделать это оказалось не таким лёгким делом... Хотя бы потому, что Адам... Эх, что скрывать, от Невероятной Красоты этого парня кружится голова и перехватывает дыхание! Он так прекрасен, что это кажется сном, потому что наяву таких, как он, не встретишь!
   Дора вздохнула. Воспоминания причиняли Боль, а страдать ей не хотелось. Смахнув с ресниц набежавшие слёзы, девушка наклонилась, подняла упавшую ручку, и, возвратившись к прерванному занятию, мало-помалу углубилась в него и отвлеклась от невесёлых мыслей. Работа всегда помогала ей развеять хандру и настроиться на нужный лад. Мысленно она попрощалась с Прошлым, напоминанием о котором стал неожиданный визит Адама в клинику. Прошлое оставим Прошлому. Есть Настоящее. Впереди - Будущее. Их и надо держаться.
  
   Адам неторопливо шёл по кладбищу, взгляд рассеянно блуждал по сторонам, вскользь окидывая могилы. Он не любил кладбищ, слишком там мрачно и тихо... Как-то потусторонне тихо... Оно и понятно, здесь нет живых...
   Восточное кладбище раскинулось сразу за городскими стенами. Оно было небольшим, так как появилось относительно недавно, первые захоронения возникли здесь лет двадцать назад, когда на старом, Западном, кладбище, в черте города, уже не осталось места. Место это было тихое, умиротворённое, спокойное, городская суета и бестолковая муравьиная толчея остались где-то там, во внешнем Мире, за пределами его железных ворот. Здесь же всё казалось, словно застывшим во Времени и Пространстве. 448
   Вот и девяносто восьмое место. Здесь покоился прах Нанетты... Его Нанетты, его милой, дорогой сердцу подруги... Где-то она сейчас?... Где обитает её душа, так много страдавшая при Жизни, но от этого только ставшая прекраснее, умевшая так преданно и сильно любить?... Если бы знать... Если бы только знать...
   Могила Нанетты была скромной и аккуратной, никаких вычурных излишеств, которые, иной раз, любят возводить своим умершим родственникам люди. Небольшой холмик с красивым витым чугунным крестом и миниатюрной клумбой с посаженными вкруговую поздними осенними нарциссами, мягко сиявшими в холодном свете осеннего утра неярким, приглушённо-бархатным нежно-жёлтым светом, - вот и все украшения. Что ж, так даже лучше, что могила такая скромная, непритязательная... Наверное, Нанетте она могла бы понравиться, если бы она сумела её увидеть, если могила вообще может понравиться... Наверное, Нэтт видит место успокоения своего тела, своей Оболочки, своего земного дома для души, видит оттуда, куда она ушла... Наверное, видит... Как видит и его... Она любила его при Жизни... Как любит и после смерти... Адам не сомневался, что Любовь этой женщины к нему осталась жива, она не умерла вместе с её телом, не исчезла... Такая Любовь не может исчезнуть, кануть в небытие!... Она живёт вечно! Он знал это!
   Вокруг могилы был сооружён небольшой бордюрчик из светлого камня. Адам мягко опустился на него. Устремив взгляд в одну ему ведомую даль, он долго молчал, собираясь с мыслями. Ему так много нужно сказать Нанетте, так много! Как уместить весь ворох мыслей и чувств в коротких фразах? Человеческий язык несовершенен, он не в состоянии передать всего того, что чувствует, о чём думает Человек. Потому, иной раз, так мучительно даётся подбор необходимых слов, способный донести до собеседника истинный смысл твоего высказывания.
   Вздохнув, Адам заговорил. Он всё так же смотрел вдаль, не поворачиваясь к чугунному кресту, зная, что Нанетта слышит его.
   - Я знаю, что не имею права ни о чём тебя просить... Знаю... Но всё же хочу попросить..., - он ненадолго умолк, говорить было невероятно трудно, но необходимо! Потом его словно прорвало, - Прости меня! Милая, прости! Я... я не должен был допускать твоих страданий, не должен был причинять тебе такую Боль! Мы... мы вообще не должны были встречаться, это ни к чему хорошему не привело! Если бы не я, ты была бы так счастлива, ты бы радовалась, смеялась, у тебя бы была семья, куча маленьких, озорных ребятишек, с тобой бы рядом был мужчина, который бы любил тебя так, как ты заслуживаешь, потому что ты заслуживаешь Любви! Ты... ты могла бы жить!... Я... я не смог дать тебе Счастья..., - он грустно улыбнулся, - Я не знаю, почему ты любила меня и за что, ты дарила мне так 449
  
   незаслуженно много, я бы никогда не смог отблагодарить тебя в полной мере за всю твою Любовь ко мне! - голос прервался, Адам умолк.
   Он почувствовал лёгкое, ласковое касание ветерка к своей щеке, к волосам.
   - Милый, единственный мой, не надо грустить! - слышит юноша мягкий, нежный голос Нанетты, - Мне сейчас хорошо! Я... я давно простила тебя, хоть тебя не за что прощать, ты ни в чём не виноват! Никто не виноват... Просто... просто так получилось..., - Адаму показалось, что он слышит тяжёлый вздох.
   Повернув голову, Адам видит неясный, размытый силуэт рядом с собой. Нанетта! Его Нанетта! Слёзы наворачиваются на глаза, дыхание перехватывает. Адам порывается вскочить на ноги и броситься к призраку, он хочет схватить его в объятия. Но Видение мягко, отрицательно качает головой.
   - Не надо, не приближайся ко мне! - в голосе Нанетты столько мольбы! - Мне... мне так легче, когда... когда я просто вижу и слышу тебя... Твоё прикосновение... убьёт меня окончательно...
   Адам остался на месте. Глядя на Нанетту нежным, бесконечно печальным взглядом, он заговорил вновь:
   - Если ты... если ты простила меня..., - он снова ненадолго замолчал. Потом, собравшись с духом, выпалил одним махом, - Отпусти меня! Умоляю! Отпусти! Я люблю Его! Ты всегда это знала! Мне... мне не жить без Марка! Когда... когда ты... ты ушла... мне... я попытался наказать сам себя, заставить себя жить без Него... У меня не получилось..., - он судорожно вздохнул, всхлипнул, слёзы потекли по щекам, - Я так сильно люблю Его! Ты всегда знала, что мы с Марком - Близнецы, Настоящие Близнецы, мы не можем существовать один без другого! Я умоляю тебя простить меня и позволить быть с Ним! - теперь Адам прожигал Нанетту насквозь огненным взглядом, полным горячей мольбы. Парень чувствовал, что подруга простит его и снизойдёт к его пламенной просьбе.
   Нанетта долго молчала. Потом заговорила, голос нежный-нежный:
   - Да, я всегда знала, что между тобой и Марком зародилось Чувство, гораздо сильнее, чем обычная Любовь. Я знала, что Чувство ваше неизбывно, оно Настоящее, Живое, притом, необычайно сильное. Я знала, что зря стараюсь вас разлучить, потому что разлучить вас невозможно. Я отпускаю тебя к Марку, именно потому, что сама безмерно люблю и знаю, что чувствуешь, когда не можешь быть с тем, кого любишь! Здесь, вдали от суетного мирка продажных и пошлых людишек с их никчёмными, жалкими потребностями, я, наконец, поняла, что действительно важно и нужно человеческой душе для Счастья! Жаль, что поняла я это только теперь, а не раньше, при Жизни... Ну, да ладно, что теперь сокрушаться...Иди, 450
   любимый, возвращайся к Марку! И помни: я люблю тебя, так же, как любила при Жизни! Я очень-очень люблю тебя! И буду ждать тебя всегда, здесь ли, на Земле, на Небесах, на другой планете! Будь счастлив!
   Голос умолк. Ветер прошелестел палой листвой, - и всё стихло. Нанетта исчезла.
   Адам несколько минут молча смотрел туда, где только что стояло Видение. Смахнув слёзы, улыбнулся. Она простила его! Простила! И отпустила! Отпустила его к Марку!
   - Спасибо! - Адам благодарно прижал руки к сердцу, бесконечно признательный подруге за великодушие, - Я тоже люблю тебя, девочка моя! И всегда буду любить!
   Вскочив с бордюра, Адам стрелой помчался домой, к Марку. Теперь они будут вместе! Вместе навсегда! Их никто не сможет разлучить, вовеки не сможет!
   - Люблю тебя, звёздочка моя! - пело сердце юноши, шалея от Неописуемого Счастья, - Люблю!
  
   Элла проснулась и открыла глаза. Несколько минут её блуждавший взор отстранённо обегал окружающие предметы, словно не видя их, не понимая, где она находится. Возвращение в Реальность всегда неожиданно и, не сказать, чтобы очень уж приятно... Хотя... Сегодня Реальность для неё изменилась, причём, кардинально... Точнее, не сама Реальность, а то, как она, Элла, эту самую Реальность воспринимала...
   Женщина изумлённо вздохнула... Уж сколько лет она засыпала ночами и просыпалась по утрам одна... Муж... Элла невесело усмехнулась... А что муж?... Он, вроде бы как бы и был... Только, в том-то и дело, что был он только "вроде бы"... Раньше, в первые годы их брака, когда его молодецкий задор (или то, что Вельмиров считал таковым) ещё не угас, Дмитрий частенько требовал от жены физической близости (которая и близостью-то не являлась, так как они никогда не были близки по-настоящему, как это обычно происходит у супругов, взаимно любящих друг друга. Физический контакт Эллы с мужем носил однообразный, однобокий характер, он был направлен лишь на удовлетворение потребностей одного из партнёров, ничего не давая взамен другому. Элла ничего не чувствовала в объятиях Вельмирова, более того, эти контакты причиняли ей страдания, ибо совокупление с человеком, которого с трудом выносит всё твоё Существо, ничего, кроме отвращения, вызывать у тебя не может). Потом, по прошествии времени, подобные контакты случались лишь время от времени, а в последние лет семь и вовсе прекратились. Очевидно, Дмитрию они приелись (так же, как уже очень и очень давно приелись его жене). А когда муж узнал 451
  
   о любовной связи жены с другим мужчиной, когда он вынудил Эллу расстаться со своим возлюбленным, супруги и вовсе разошлись по разным спальням. Они стали очень мало видеться, только иногда, сталкиваясь где-нибудь в коридоре или холле первого этажа их особняка, или за обедом. В остальное время оба обитали каждый в своём собственном Мире, не допуская другого к вторжению в Него. Открытой войны между Эллой и её мужем пока не было (но женщина чувствовала, что их молчаливое противостояние с Дмитрием во что-нибудь выльется, только вот, если бы ещё знать, во что?...), между ними всего лишь пролегла полоса мёртвого отчуждения, с каждым днём становившаяся всё шире, всё холоднее (по крайней мере, так чувствовала сама Элла, мнение на сей счёт её дражайшего супруга она не знала, да особенно и не интересовалась им). Женщину это даже радовало, так как избавляло от общества мужа днём (нудная обязанность, наложенная на неё узами брака) и от необходимости терпеть его домогательства ночью.
   Так продолжалось долго, очень долго... Элла уже начала привыкать к мысли о том, что ей так и суждено провести остаток своих дней в холодном, бездушном одиночестве, окружённой чопорным чванством убогой вычурной роскоши этого дома. Но вот, когда она уже разуверилась в возможности обрести, наконец, своё собственное Счастье (хоть глубоко в тайниках собственных сердца и души ещё теплилась робкая Надежда; Надежда эта целиком и полностью связывалась с сыном, с её любимым, ненаглядным, обожаемым мальчиком, которого эта женщина фанатично любила), Его Величество Случай, вдруг, преподнёс ей невероятный Сюрприз, который не мог бы даже и присниться в самом волшебном сне! Её возлюбленный, тот, с кем Элла не виделась нескончаемо долгих двадцать восемь лет, не виделась, но не переставала любить всё это время, любить, ждать и надеяться, что он когда-нибудь её разыщет, чтобы вернуться, её любимый, чей уход она так и не смогла пережить, тяжко страдая все эти годы, наконец-то снова с нею, она нежится в его желанных объятиях, упивается испепеляющей Страстью его поцелуев и ласк, которые он дарит лишь ей одной! Впервые за долгие-предолгие годы Элла чувствует себя Счастливой, причём, Счастливой по-настоящему! Если бы ещё её обожаемый цветик, её Адамушка, вернулся к ней, тогда истинно её Счастье стало бы Полным, Абсолютным!
   Приподнявшись с подушки, Элла подпёрла голову рукой и с глубочайшей трепетной Любовью стала смотреть на спящего рядом возлюбленного, её возлюбленного. Он почти не изменился, практически не постарел, если не считать мерцавшей лунным серебром седины в некогда иссиня-чёрных густых волосах. Даже морщинок на лице очень и очень мало. Прожитые годы, несмотря на перенесённые страдания, красили его. Любимый был всё так же 452
   непередаваемо прекрасен, как в первый день, когда она его увидела на том, памятном на всю Жизнь балу. Элла улыбнулась, на этот раз в её улыбке было материнское довольство. Немудрено, что на её Адама, стоит лишь тому где-нибудь появиться, обращено столько восторженных взглядов! Так было всегда, с самого его детства. И так же будет всегда, пока он жив. Люди падки на Красоту, Она их влечёт и ослепляет, они, как гигантские мотыльки, стремглав, не жалея крыльев, несутся на Её пламя и сгорают в нём без остатка, сами даже не понимая этого. Да, люди падки на Красоту, а Красота её сына просто немыслима, он настолько прекрасен, что когда его видишь, очень трудно поверить в то, что Адам тебе не снится! Элла сама сколько раз ловила себя на том, что буквально слепнет от его Великолепия, хоть и видела Адама каждый день до того дня, когда он ушёл из дому, чтобы жить самостоятельно. Сын унаследовал собственный облик от своего отца, он просто не мог родиться другим, хотя её цветик получился даже ещё красивее, чем его отец, сколь бы невероятным это ни казалось!
   Элла смотрела на любимого, тихо, нежно улыбаясь своим мыслям, своему Счастью. Внезапно её душу посетила одна идея, показавшаяся женщине как нельзя более подходящей Случаю. Как замечательно всё сложилось! Её возлюбленный вернулся к ней после стольких лет разлуки, разлуки, такой мучительной для них обоих! Почему бы теперь не возвратить себе и второго, безмерно, безумно любимого? Наконец-то она обретёт семью, о которой всегда мечтала, семью, в которой будут править Любовь, Взаимопонимание, Счастье, Радость и Гармония, ту семью, которой у неё никогда не было прежде!
   Да, именно это она и сделает, причём, не откладывая в долгий ящик! Она познакомит сына с его отцом, его настоящим, единственным отцом, она расскажет Адаму всю-всю правду о его рождении, она откроет своему родному мальчику то, что столько лет было скрыто от него! Она откроет ему всё! Он вернётся, он обязательно вернётся домой, вернётся к ней, к ним! И они будут Счастливы, о, ещё как будут! Её любимый, её сынуля и она!
   Торопливо поднявшись с кровати, Элла, не одеваясь, как была обнажённой, взяла с прикроватной тумбочки мобильный телефон и, неслышно ступая, чтобы не разбудить спящего, вышла из спальни, тихо прикрыв за собой дверь. Дрожавшими от сильного волнения пальцами набрала заветный номер. С замирающим сердцем слушала длинные гудки в трубке, ожидая, когда Адам ответит. Ожидание показалось Элле Вечностью, хоть и продлилось не больше полминуты. Наконец, на другом конце женщина услышала голос сына, негромкой, чарующей музыкой ласкавший слух, самый-самый любимый на свете голос!:
   - Да? 453
   Элла так разволновалась, когда услышала голос Адама в трубке, что не сразу обрела дар речи.
   - Да! - теперь тон Адама был властным, требовательным.
   - Сыночек, это... Это я, - запинаясь, ответила Элла, наконец.
   - Мама? - похоже, Адам был немного удивлён материнским звонком, а, может, ей только так показалось. С чего бы ему удивляться, Адам ведь знает, как она любит его и скучает по нему! - Что... Что случилось?
   Элла улыбнулась и с нежностью поцеловала трубку, адресовав поцелуй сыну:
   - А почему обязательно что-то должно случиться? Почему я не могу просто так позвонить тебе?
   - Почему же, конечно можешь! - Элла уловила по интонации, что Адам улыбается. Женщина так и затрепетала вся, едва представив тёплую, солнечную его улыбку! - Я всегда рад слышать и видеть тебя, мамочка!
   Услышав это, Элла едва не расплакалась. Она так сильно его любила! Приложив усилие, стараясь, чтобы голос не дрожал и не выдал её чувств, обуревавших Эллу, женщина сказала:
   - Цветик, очень хочу с тобой встретиться! Очень! Скажи..., - она на мгновение замялась, собираясь с духом, Элла не знала, согласится ли Адам выполнить её просьбу (но так жаждала его согласия!), она знала, какой была Жизнь сына в родительском доме! - Ты... Ты не можешь заехать... Домой?...
   На другом конце повисла достаточно продолжительная пауза. Похоже, Адам задумался над материнским вопросом, взвешивая все "за" и "против".
   - Когда? - наконец, спросил он, голос напряжённый, сжатый.
   - Сегодня. Пожалуйста, очень тебя прошу! - не удержавшись, умоляла Элла.
   - Ну... Хорошо... Я приду... Часа через полтора, ладно?
   Элла едва не взлетела от Неописуемой Радости! Полтора часа! Всего лишь! Она увидит его, своего единственного мальчика, она увидит его! Наконец-то! Она обнимет его крепко-крепко и расцелует всего-всего!
   - Конечно! Буду ждать тебя!
   - Люблю тебя, мамочка!
   - А как я люблю тебя, если бы ты знал! - пылким признанием вырвалось у Эллы.
   Адам отключился, в трубке послышались короткие гудки.
   Элла стояла, прижав ко рту трубку, по щекам струились слёзы. Сердце бешено, неистово билось в рёбра, каждая клеточка Существа исходила слезами, слезами безмерного Счастья. Если бы кому-нибудь пришла идея отобразить на холсте мать, ожидающую встречи 454
  
   с любимым сыном, без сомнения, он написал бы Эллу, весь облик которой, буквально сочившийся Счастьем, являл собой Совершенную Квинтэссенцию Беспредельной Материнской Любви.
   Из этой какой-то ошалело-счастливой задумчивости Эллу вывело ощущение на себе любящего, нежного взгляда. Вздрогнув, она словно очнулась. Повернувшись, увидела своего возлюбленного, стоявшего в дверях, лаская её страстными и одновременно трепетными глазами. Он тоже был обнажён, как и Элла, неяркий, приглушённый свет осеннего утра, проникавший из отворённой двери, серебристым сиянием омывал прекрасное, по-молодому стройное и гибкое тело. Женщина залюбовалась красотой своего любимого.
   - Доброе утро! - поздоровался он, ласково улыбаясь, - Ты ранняя пташка!
   Элла, не выпуская телефона из рук, полная беспредельного, почти детского Восторга, бросилась к нему на шею и страстно поцеловала в губы, получив в ответ столь же страстный поцелуй.
   - Доброе утро, милый!
   Он нежно улыбался ей, её неподдельный Восторг умилял и трогал его до глубины души. Двадцать восемь долгих-предолгих лет, двадцать восемь мучительных Вечностей, он ждал вот этого утра, он жил Мечтой о нём, Надеждой на то, что когда-нибудь оно настанет! И вот Мечта сбылась, Надежда исполнилась! Поистине, ради этого стоило испытать и Боль разлуки и страдание от невозможности видеть самое любимое и дорогое на свете лицо, Её лицо, Её дивное, прекраснейшее личико, лучистые глаза, нежную, влюблённую улыбку, которой она дарила только его!
   Он видел, глаза Эллы зажглись изнутри каким-то особенным, таинственным светом, которого он прежде не видел. Свет этот был мягким, чарующим и полным такой Истинно Беспредельной Любви, что его сердце отчаянно забилось, дыхание перехватило. Элла была так прекрасна, так чувственна и... так соблазнительна, что он ощутил, как безудержное желание вновь захватывает каждую-каждую его клеточку и частичку.
   - Я хочу познакомить тебя кое с кем, - таинственно, вкрадчиво и нежно проговорила она, прижимаясь к возлюбленному всем телом и любовно глядя в его синие глаза.
   Тон, которым женщина произнесла "кое с кем" был полон той же Чувственной Прелести и Беспредельной Любви, что и её глаза. Наверное, этот "кто-то" очень и очень много значит для неё, возможно даже больше, чем он сам. Эта мысль пробудила Ревность в его душе. Они были так надолго разлучены, вот, наконец, соединились, чтобы уже не расставаться ни на миг, а у его любимой на уме кто-то ещё, помимо него!
   Элла почувствовала, как её возлюбленный внутренне напрягся, и улыбнулась про себя. Вот дуралей! Любимый ревнует её к 455
   своему же собственному сыну! Хотя его Ревность вполне извиняема. Он же ничего не знает про Адама и наверняка думает, что она, Элла, умудрилась влюбиться в кого-то ещё, заменив любовником своё Чувство к нему.
   Взяв возлюбленного за руку, Элла сказала:
   - Пойдём, я хочу тебе Его показать.
   - Кого?
   Она улыбалась всё так же непонятно, нежно и загадочно.
   - Пойдём со мной, всё сам поймёшь, когда увидишь.
   Заинтригованный, сбитый с толку, он последовал за ней. Элла повела любимого назад в спальню, усадила на кровать. Открыла верхний ящик прикроватной тумбочки со своей стороны, извлекла оттуда несколько фотографий и протянула их мужчине. Её пальцы заметно дрожали, выдавая сильнейшее волнение.
   Он осторожно, неуверенно и чуть робко взял фотографии. Отложив остальные в сторону, взял в руки одну и посмотрел на неё. Увидел очень молодого парня, почти мальчика, лет двадцати с небольшим. Судя по качеству бумаги и изображения, снимку этому не больше года. Глядя на фотографию, возлюбленный Эллы почувствовал, как всё его Существо охватывает невероятное волнение, столь же сильное, каким было волнение его любимой, когда она протянула ему эти фотографии. Мальчик на снимке был так умопомрачительно красив, что от его немыслимой Красоты на глаза наворачиваются слёзы! Что ж, ничего удивительного, если Эллу угораздило и влюбиться в него! Он бы сам влюбился, будь он женщиной или мужчиной определённой ориентации! Хотя, от такого парня совершенно реально потерять голову даже и тому, у кого ориентация общепринятая!
   - К... кто это?! - выдохнул он, едва придя в себя от увиденного.
   Лицо Эллы осветилось нежнейшей, безумно влюблённой улыбкой:
   - Мой сын.
   Его огромные глаза распахнулись во всю ширь:
   - К...кто?! Т... твой сын?!
   - Да.
   - Но... Но этот мальчик совсем на тебя не похож! Да и на твоего благоверного тоже!
   - Он похож на своего отца, только ещё красивее, - теперь Элла с жадным вниманием не сводила глаз с обескураженного лица своего возлюбленного, пытаясь понять по его глазам, догадается ли любимый, на кого похож её Адам?
   - Он похож... Похож..., - внезапно мужчину осенила догадка. Ну, конечно же, иначе и быть не могло! - Он похож на меня!
   Теперь Элла вся сияла и искрилась. Он догадался! Догадался! Её любимый всё понял! 456
   - Да, Адам - наш с тобой сын. Он родился вскоре после того... После того, как..., - женщина запнулась и умолкла, не в силах говорить дальше. Воспоминание о пережитом отозвалось в сердце мучительной Болью.
   Её возлюбленный смотрел на неё, утопая в безбрежном океане горячей Любви и нежности к ней. Его сердце рванулось к любимой, успокоить её, утешить, подарить ей Надежду и Веру в то, что их Любовь будет пребывать в них вечно, что их Чувство друг к другу никогда не умрёт, что они всегда-всегда будут вместе! Вскочив с кровати, он торопливо приблизился к Элле, очень нежно и в то же время очень крепко обнял её.
   - Любимая, не надо, не вспоминай! - взмолился он, целуя её щёку, - Не надо терзаться! Это всё в Прошлом! Разлук больше не будет, обещаю тебе! Никогда! Я так люблю тебя! Я отдам всё на свете, отдам собственную Жизнь только лишь за то, чтобы всегда быть с тобой!
   Он говорил правдиво и искренне, женщина почувствовала это сердцем. Счастливо, любовно ему улыбнувшись, Элла отыскала его губы и прильнула к ним, буквально тая от того только, что целовала его. Её возлюбленный страстно отвечал ей.
   Они вместе! Так будет всегда! Всегда! Всегда! Всегда! Истинно, это и называется Жизнью!
  
   Адаму не слишком улыбалось возвращение в отчий дом, пусть и ненадолго. Слишком много страданий и мучений пережил он под этой крышей, в этой убогой роскоши внутреннего пространства. Слишком много! Годы, проведённые там, вернее всего можно сравнить с годами заключения в колонии усиленного режима или с многолетним заточением узника в каком-нибудь средневековом замке-крепости, вроде знаменитого замка Иф. Когда ему удалось, наконец-то, вырваться оттуда, обрести долгожданную свободу, не только мыслей и чувств (эту свободу не мог у него отнять никто, даже его отец, хоть и пытался сделать это неоднократно), но и свободу действий, когда он вкусил всю прелесть самостоятельной Жизни, Жизни, не зависящей ни от чьих перепадов настроения или чужого тупого, бескомпромиссного мракобесия, не было ничего удивительного в том, что Адаму совершенно не хотелось возвращения к старым реалиям, о которых он не любил вспоминать и старался сделать всё от него зависящее (и не зависящее), чтобы воспоминания об этих самых реалиях как можно скорее и безболезненнее стёрлись не только из его Жизни, но и из его памяти. Юноша и сейчас бы не пошёл туда, но мама просила о встрече. Отказать матери Адам не мог. Он знал, как она любит его, как тоскует по нему, как велика и неизбывна её печаль от того, что она не может его видеть так часто, как ей того 457
   хочется. Что же касается отца... С ним-то уж ему никак не хотелось встречаться, ну, совсем никак! Едва подумав о Вельмирове-старшем, юноша ощутил, как каждая-каждая клеточка его Существа болезненно сжалась, протестуя против этого. Нет, Адам не боялся отца, отнюдь! Он никогда не испытывал страха перед этим человеком (чего тщетно добивался его дражайший папаша, пытавшийся сломить волю и характер своего упрямого, непокорного отпрыска, как это у него получилось с женской половиной семьи), ни в детстве, ни тем более сейчас, когда он вырос и повзрослел настолько, чтобы видеть и понимать всю поднаготную деспотизма своего отца, всю пошлую ограниченную серость его заурядной натуры. Нет, отца парень не боялся. Он просто опасался, что убьёт его, если тот вздумает как-нибудь ещё вмешаться в его Жизнь, причём, сделает это без тени сожаления!
   Идя по улице по направлению к остановке общественного транспорта неподалёку от кладбища, Адам задумался. Он думал о Марке. Художник будет волноваться, если он задержится и появиться позже оговоренного времени. Марк такой мнительный, он способен увидеть то, чего нет и в помине! Вот возьмёт, и решит, что он, Адам, не хочет возвращаться к нему! С него точно станется! И не докажешь ведь ему потом, что все его опасения - глупое ребячество, не докажешь! А то и приревнует его к кому-нибудь. Да уж, Ревность Марка - это вообще, отдельный разговор! Таких ревнивцев он, Адам, отродясь не видывал! Ну, бывает, что один любящий может слегка приревновать другого к кому-то третьему, не без этого. Ревность, в принципе, не такое уж плохое Чувство, Оно доказывает, что ты небезразличен тому, кто тебя любит. Да, но это относится к нормальной, умеренной Ревности! Но в отношении его любимого такие понятия как "нормальная", "умеренная" Ревность вообще не применимы! Марк никогда ничего не делает наполовину, только на полную мощь! Он и чувствует так же! Его Любовь поистине Безумна, он горы сворачивает ради того, кого любит! Он любит слепо, маниакально, безоговорочно и безоглядно, любит, не задавая вопросов, любит, вопреки всем и всему, включая Здравый Смысл! Хотя это его, Адама, не удивляет нисколько, потому что он сам точно с такой же нереальной, невероятной и всеобъемлющей Силой любит своего художника! Но Ревность Марка, порой, сводит его с ума! Это вообще что-то настолько ненормально-сумасшедшее, что не найдётся слов ни в одном известном (и неизвестном) языке Мира, чтобы описать это Чувство! Художник способен из Ревности даже убить его, а затем и самого себя отправить к праотцам, потому что не в силах прожить без него и минуты! В такие мгновения Адаму хотелось сбежать от него, скрыться куда угодно, хоть на край света, лишь бы только не испытывать на себе всю чудовищность этого Чувства! В такие минуты Адам, 458
  
   сам до Беспамятства любящий Марка, готов был чуть ли не убить его, лишь бы прекратить всё это! Совершенно ясно и понятно, что Сумасшедшая Ревность Марка рождена ещё более Сумасшедшей Любовью к нему, Адаму! Но всё равно, нельзя себя так вести! Этак же и до психушки недалеко!
   Ну, да ладно, ничего не попишешь. Он уже дал согласие матери на встречу с ней, значит, придётся идти, как не претит ему сама мысль оказаться вновь в этих ненавистных стенах отчего дома! Ради мамы он выдержит! А потом, когда вернётся домой... Когда ощутит на своих губах обжигающую сладость любимых губ своего художника... Когда сольётся с ним в неудержимом порыве Страсти... Когда Любовь будет править бал... О, тогда он почувствует Истинную, Настоящую Жизнь, он будет упиваться Ею до потери сознания и пульса, он вберёт в себя эту Жизнь всю-всю, без остатка! Тогда он сможет жить и дышать!
   Сладостное, манящее и волнующее предвкушение тёплой, блаженной улыбкой осветило лицо Адама. Послав любимому мысленно страстный, огненный поцелуй, юноша ускорил шаги, чтобы не опоздать на городской автобус, уже показавшийся из-за поворота.
  
   Ожидая сына, Элла, вдруг, задумалась о муже. Её это удивило. Странно, с чего бы это ей, вдруг, думать о нём?... Вельмиров умер, его больше нет... Вместе с ним из её Жизни ушла ненависть, ушли недоверие и насилие (в основном, моральное, но, порой, случалось, насилие принимало физическую форму, потому что телесный контакт с Дмитрием никогда не осуществлялся по желанию его жены, а всегда по принуждению), ушли пустота и одиночество, бывшие её неотступными спутниками на протяжении всех тридцати лет их брака.
   Элла невесело усмехнулась, в этой усмешке была, хоть и презрительная, но всё-таки жалость к Дмитрию. Жил человек, делал деньги, наживал состояние, проворачивал дела, идя по головам ради достижения собственной цели, - а потом, раз, - и нет его, и всё, что он совершил, все его дела и поступки канули в Лету вместе с ним, некому о нём вспомнить, некому продолжить его дело... Получается, вся его Жизнь, - сплошной и бессмысленный пшик, пустой звук, нет, даже не звук, а так, набор букв без формы и содержания, сплошная галиматья... Вельмиров при Жизни был столпом местного общества, внушительной, весьма и весьма весомой его фигурой. А что теперь?... А ничего... Дмитрий умер, с ним умерла и его внушительная весомость... Вчера его бездыханное тело забрали в морг работники ритуального бюро, а сегодня похоронили в безымянной могиле, на которой ни плиты, ни камня, - ничего, что могло бы дать хотя бы отдалённую информацию интересующимся или же просто праздношатающимся, случайно забредшим на кладбище (есть ведь и такие, для них это место полно какого-то своеобразного 459
   мрачного очарования) о том, кто там покоится. На полной конфиденциальности настояла сама Элла. Она так сильно ненавидела мужа, что, даже после его смерти, не желала, чтобы хоть что-то в этом Мире напоминало о его существовании, даже и плита на кладбище. Женщина хотела стереть с лица Земли самые следы о нём, память о том, что человек по имени Дмитрий Вельмиров вообще был. В прессу она тоже никаких известий давать не стала, стремясь, чтобы муж исчез и из общественной Жизни. Бизнес - партнёры Дмитрия так же ничего не знали о его кончине, Элла не стала сообщать и им. Она просто взяла, - и удалила мужа, выражаясь языком компьютерщиков, из всех жизненных файлов.
   Пронзительная трель дверного звонка возвестила о появлении в доме дорогого и такого долгожданного гостя. Элла вся затрепетала, трепетала каждая-каждая её клеточка, что очень хорошо прочувствовал её возлюбленный, державший женщину в своих объятиях.
   Вот он, её ненаглядный, её цветочек! Уже пришёл, уже здесь!
   Элла вырвалась из объятий, птицей прилетела к двери и распахнула её настежь. На пороге стояла Адам. На прекрасном лице, - нежнейшая улыбка, адресованная матери.
   Элла выкрикнула нечто нечленораздельное и абсолютно сумасшедшее, бросилась к сыну и обняла его с такой жаркой, страстной неистовостью, что едва не задушила. Она смеялась и плакала одновременно, доведённая до высшей степени какой-то фантастической, нереальной экзальтации только лишь тем, что видела его!
   - Любимый мой, любимый-любимый-любимый! - огненные материнские губы осыпали безумными поцелуями обожаемое лицо сына, - Цветик мой ясный, Ангелочек! Ты здесь, здесь, здесь! Со мной, со мной, со мной! Совсем, совсем, совсем! Ты не уйдёшь, теперь не уйдёшь, всегда-всегда-всегда будешь рядом, рядом, рядом!
   Адам, обнимая мать, чувствовал, как женщина вся дрожит, её буквально колотила лихорадка. Он знал, как сильно, до Беспамятства и Самозабвения, мама любит его, он всегда испытывал на себе всю глубину и страстность этой умопомрачительной, фанатичной Любви, с самого детства так было, так продолжалось и по сей день, и так будет продолжаться до тех пор, пока мать жива, и даже после её ухода в Иной Мир. Эта Любовь и глубоко трогала юношу, самое его сердце, но, в то же время, и немного пугала, ибо эта Любовь была ещё губительнее, чем самое безумное Сумасшествие, потому что эта Любовь и была Сумасшествием. Адам никогда не мог постичь до конца, почему мать так безумно его любит. Каждой женщине свойственно любить своё дитя, так заложено в неё Природой. Но не каждая женщина способна любить вот так, как его мама: жертвенно, страстно, всеобъемлюще, буквально умирая от этого Чувства! 460
   - Мама, мамочка, ну, что ты, что ты, успокойся! - нежно ворковал Адам, тонкие гибкие пальцы ласкают и гладят тронутые серебром седины светлые материнские волосы, - Родная моя, хорошая, ну, что ты, в самом деле! Не надо так волноваться! Я же пришёл, я с тобой!
   Парень опасался, что у матери может начаться нервный припадок, как случается с не в меру чувствительными и эмоциональными натурами. Так и произошло. Лицо Эллы, вдруг, сделалось очень бледным, почти восковым, женщина выпустила сына из своих неистовых объятий, схватилась за сердце, зашедшееся от острейшей боли. В глазах потемнело, она глухо охнула и буквально повисла у Адама на руках, парень успел подхватить её, не дав рухнуть на бетонное крыльцо. С тревогой глядя на мать, юноша понял, что она без сознания. Взяв на руки её лёгкое, невесомое тело, он вошёл в дом, донёс Эллу до большого кожаного дивана в холле и очень-очень осторожно, бережно опустил мать на него. Несколько минут стоял, склонившись над её бледным, неподвижным лицом, в малахитовой лазури синих глаз, - бесконечная грусть. Адам начал сожалеть о том, что пришёл. Если бы он только мог предположить, что мать так отреагирует на его появление, ни за что бы не согласился на эту встречу! Придумал бы что-нибудь, какую угодно причину нашёл бы, только бы не появляться здесь, не доводить её до припадка!
   Поглощённый тревогой за мать и своими мыслями, Адам не заметил присутствие третьего лица. Возлюбленный Эллы стоял рядом и с жадным любопытством смотрел на собственного сына. На какое-то время это наблюдение настолько забрало всё его внимание, что он даже не мог сосредоточиться на чём-то ином, на Элле, без чувств лежавшей на диване.
   Мужчина, просмотревший этим утром фотографии сына, представлял себе его облик совершенно ясно. И, как он теперь понимал, глядя на него живого, представлял ошибочно. Да, на снимках перед его взором сын предстал немыслимо прекрасным, похожим на Сон. Но то, каким он видел парня теперь, превосходило всё, что возлюбленный Эллы мог себе вообразить в самых смелых Мечтах и Фантазиях! Это уже было не просто Сном... Это было... Он не знал, что это было, как описать, в какие рамки понимания уложить облик того Адама, какого он сейчас перед собою видел! Этот мальчик был настолько неописумо прекрасен, что мужчина чувствовал, как от сильнейшего волнения при виде сына, у него вот-вот остановиться сердце. Дыхание захватило, голова закружилась. В этой нереальной Красоте было столько Чувственности, столько эротического Соблазна, что возлюбленный Эллы ощутил, как, помимо его собственной воли, в нём начинает просыпаться желание. Мужчина поспешно подавил его в себе. Он едва не возжелал собственного сына! Это же немыслимо!
   Почувствовав на себе огненный, полный жадного любопытства взгляд, Адам поднял голову и увидел незнакомого мужчину. Тот стоял 461
   у изголовья и, не отрываясь, смотрел на него, смотрел так, как смотрят на что-то невероятное, на восьмое Чудо Света. Как всегда, когда его так пристально рассматривали, в душе Адама начало зарождаться раздражение. Ну, чего этот незнакомец пялиться на него, аки жених на свою невесту?! Что он нашёл в нём такого интересного?! И, вообще, кто это и что он делает здесь, в доме родителей? На знакомых и так называемых друзей семьи этот мужчина не похож, он ни разу не встречал его среди гостей, посещавших их жилище время от времени. На деловых партнёров отца тоже. Но, что самое удивительное, лицо его вовсе не казалось Адаму незнакомым. Где-то он уже видел этого мужчину... Определённо, где-то видел... Он бы не смог его забыть, хотя бы потому, что, будучи художником, всегда обращал внимание на необычное, нетипичное и неординарное: людей с необычной внешностью, места с необычной архитектурой, какие-то уголки Природы с непривычным пейзажем. Мужчина, находившийся сейчас перед ним был очень, даже слишком красив, таких, раз увидев, уже не забудешь. Очень высокий, удивительно стройный и статный, сохранивший чуть ли не юношеское сложение, а ведь сам далеко не мальчик, на вид можно дать лет пятьдесят шесть-пятьдесят восемь. Львиная грива серебряных волос, огромные глаза очень необычной синевы с малахитовым отливом, тонкие, совершенные линии черт. Кто же всё-таки этот человек?... И откуда его знает мама?... Почему она ни разу не рассказывала о нём ему, Адаму?... Ну, ладно, отец мог и не подозревать о наличии у неё таких знакомых, мама, хоть и панически боялась его, но всё-таки могла иметь от него какие-то свои секреты и тайны, которые не под силу было выведать даже ему. Но он, Адам... Мать всегда доверяла ему, делилась с сыном своими чувствами, мыслями и переживаниями... И почему-то ничего не рассказала ему об этом мужчине... Хотя... Может, они знакомы совсем недавно?... Возможно, этот красивый незнакомец даже и любовник его матери... А почему бы и нет?... Мама всецело достойна Любви, она такая чудесная, солнечная женщина! О какой Любви или вообще о чём-то подобном может идти речь, когда всю Жизнь, бок о бок, живёшь с таким цербером, как его бесценный папаша?! Так что, не будет ничего удивительного в том, если мама даже и любит этого человека... А в том, что этот мужчина любит его мать, Адам не сомневался ни секунды. Он знал, что его маму просто нельзя не любить!
   - Здравствуйте, - немного сухо поздоровался Адам.
   "Какой чарующий, глубокий, музыкальный у него голос!" - в восхищении думал возлюбленный Эллы.
   - Здравствуй. Ты, наверное, Адам? Элла... то есть... твоя... твоя мама... рассказывала мне о тебе, - почему-то запинаясь проговорил незнакомец.
   Адам улыбнулся. Его улыбка была такой солнечной, тёплой и нежной, мужчина невольно залюбовался ею. 462
   - Мама любит рассказывать обо мне всякие сказки, - в голосе парня слышалось смущение. Ему не очень нравилось, что его мать кому-то постороннему рассказывает о нём.
   Вот и весь разговор. Адам понятия не имел, о чём можно говорить с этим незнакомцем, а возлюбленный Эллы ощущал странную, почти застенчивую робость в его присутствии. Но вместе с этой робостью в его душе зарождалось и другое Чувство, зарождалось исподволь, постепенно, но неотвратимо, как сама Неизбежность. Чувство это было Любовью. Да, Любовью к нему, его сыну, его родному, единственному сыну, живому и настоящему Воплощению его самого на этой Земле, только более совершенному и прекрасному! Мужчина ощущал, как это Чувство, клеточку за клеточкой, охватывает всё Его Существо.
   Удивительно, как, порой складывается Жизнь! Двадцать восемь лет он влачил жалкое серое существование, существование без Радости и Смысла, просто тупо плыл по течению, ни на чём не задерживаясь взглядом, ни к чему не стремясь, ничего не желая. Двадцать восемь лет в его душе была страшная пустота, чёрная в своей безысходности, пустота, временами пульсировавшая тягучей мучительной Болью, когда мысли о любимой непрошенными гостями врывались в его разум (но всегда жили в его сердце, хоть он и упрямо, упорно пытался заглушить их в себе, заставить самого себя перестать думать о Ней). Он оставил любимую не по собственной воле... По принуждению жуткого, тупого в своём дремучем мракобесии монстра, именовавшегося её мужем... Он сдался тогда, сдался без борьбы, сочтя, что так будет лучше, безопаснее для Неё... Он очень любил Эллу, но не мог дать ей ничего из того, чем владел её благоверный: ни гигантского состояния, ни роскошной упорядоченности Жизни, ни влиятельных знакомств... О нет, этого он дать Ей не мог... И только теперь, по прошествии стольких лет, он, вдруг, неожиданно для себя, понял одну простую, но непреложную Истину: Элле и не нужно было ничего из того, что она могла получить от своего мужа! Единственное, что ей было необходимо в этой Жизни, так же необходимо, как воздух, которым она дышала, - это Любовь, его Любовь! Осознав это, он почувствовал, что должен вернуться, что он просто обязан вернуться к ней, к единственной женщине на свете, которую он любил по-настоящему за всю свою Жизнь! Он всегда любил Эллу, лишь одну её, он продолжал любить её все эти мучительные годы разлуки, когда даже не имел возможности просто увидеть её, услышать её голос, просто узнать, как ей живётся и всё ли у неё хорошо! Он любил её и сейчас, много, неизмеримо сильнее, чем раньше, в то далёкое теперь уже время, когда они с нею встретились. Он понимал и знал это! Как понимал и знал то, что его любимая любит его так же сильно! 463
   Глядя на Адама, вновь склонившегося над бледным материнским лицом и ласково, любовно гладившего её волосы, мужчина внезапно понял ещё кое-что и это, новое, понимание, вместе с безмерной, какой-то всеобъемлющей, Радостью, одновременно всколыхнуло в его душе и Ревность. Да, он ревновал свою любимую женщину к собственному же сыну, ревновал и ничего не мог с этим поделать! Он понимал, что между ними обоими, Эллой и их сыном, очень и очень давно, с самого зачатия, зародилась невероятно прочная внутренняя связь, связь на уровне Ауры. Эту связь не в силах ни разрушить, ни хотя бы ослабить, ничто и никто ни в одном из всех Миров Вселенной. Адам так же безмерно любит свою мать, как любит его она, с той лишь разницей, что его Любовь более скупа в проявлении себя, чем её Любовь. Парень не станет кидаться Элле на шею, едва лишь завидев её, не будет трепетно целовать каждый волосок на её голове, не сойдёт с ума от разлуки с ней, даже самой короткой. Нет, ничего этого не будет! Но Адам любит свою маму так же всепоглощающе и всеобъемлюще, просто он выражает это по-другому. Его Любовь сквозит во взгляде прекраснейших синих глаз, когда он смотрит на Эллу, в его голосе, когда он говорил о ней, в том, как он обнимал её при встрече, в том, с какой заботливой нежностью он занёс бесчувственную Эллу в дом и уложил на диван, наконец, в том, с какой трепетной, нежнейшей любовной ласковостью гладит сейчас Адам её волосы. Мужчина ощутил глубочайшую благодарность и признательность по отношению к своему сыну. Он был ему признателен за то, что, благодаря этому юноше, Жизнь Эллы все эти двадцать восемь лет не была такой одинокой и унылой, как его Жизнь, у неё была Отдушина, её огонёк, светлый и тёплый, согревавший её замерзающую душу и освещавший её Путь в ледяной стуже, более холодной и сумрачной, чем январская ночь!
   Обморок Эллы был недолгим, она начала приходить в себя, выплывать из тягучей темноты, в которую ненадолго погрузилось её сознание, не выдержавшее столь Необычайного Счастья, какое она испытала при встрече с сыном. Открыв глаза, женщина увидела близко-близко лицо сына, такое бесконечно любимое, такое невыразимо прекрасное, огромные глаза смотрят с такой нежной Любовью, она окунулась в эту Любовь, вобрала Её в каждую-каждую свою клеточку и частичку!
   - Цветик! - протянула руку и нежно, трепетно коснулась ослабевшими пальцами его лица.
   - Ну, как ты, мамочка? - в любимом голосе сына столько заботы!
   Элла тихо улыбнулась:
   - Ничего... Пройдёт...
   - Может, вызвать врача?
   Она отрицательно покачала головой:
   - Нет, не нужно... Сама справлюсь... 464
   - Может, принести воды? Хочешь ещё чего-нибудь?
   Элла снова покачала головой:
   - Нет, цветик, спасибо... Ничего не нужно... Просто побудь рядом..., - мать взяла сына за руку и слегка потянула её вниз, на себя, прося его сесть на диван, поближе к ней. Адам повиновался. Опустившись рядом с изголовьем, юноша взял в свою горячую ладонь прохладные материнские пальцы и прижал их к губам, потом стал нежно перебирать, глядя в её лицо взглядом, полным горячей Любви. Адам очень любил маму, он всегда её любил, просто теперь он лучше и вернее, чем когда-либо прежде, понимал это.
   - Вы уже познакомились? - чуть заметно волнуясь, спросила Элла сына.
   Адам кивнул.
   - Да. Коротко.
   - Адамушка..., - мать ненадолго замялась, словно подбирала слова, не зная, как лучше преподнести новости сыну, - Видишь ли... Я должна тебе кое-что рассказать... Кое в чём признаться...
   Взгляд синих глаз стал внимательным и немного настороженным.
   - Что... что случилось?... Ты говоришь загадками...
   Она вздохнула, собираясь с духом, затем продолжила:
   - Твой... твой отец... Он... он умер... Вчера...
   Теперь уже громадные глаза распахнулись во всю ширь:
   - Ч... что?! У... умер?! О... отец?!
   - Да. Я обнаружила его вчера днём, когда зашла в его кабинет, собираясь поговорить. Он лежал у стола. Я... я не знаю точное время, когда наступила смерть, твой отец уже был мёртв, когда я его обнаружила, - Элла произносила это со спокойным, равнодушным видом, просто констатируя факт, так сообщают подобные новости дикторы на телевидении: ровными голосами, без эмоций, чётко и профессионально.
   Адам повернулся к матери боком, устремив взгляд в пространство. Он был ошарашен и сбит с толку. Мама говорит, что отец умер. Это очень странно, потому что его папаша отличался при Жизни завидным здоровьем, даже не взирая на крайний деспотизм его натуры. Он никогда ничем не болел, даже простудой. Он был здоров, как олимпийский чемпион! И, вдруг, умер...
   Элла нежно глядела на сына и молчала. Она видела, Адам растерян услышанной новостью и пытается освоиться с ней, потому не стала мешать ему.
   Через несколько минут парень вновь повернулся к матери лицом и спросил:
   - А почему я ничего не знал об этом? - в голосе - ни обвинения, ни осуждения, вопрос прозвучал спокойно и даже как-то равнодушно, словно юноша спрашивал о малознакомом ему человеке. 465
  
   В сущности, их отношения с Вельмировым и были таковыми. Это были отношения чужих, сторонних людей, а не членов одной семьи.
   - Потому что я не хотела сообщать о его кончине никому, особенно тебе, зная, как отец обращался с тобой при Жизни, - женщина невесело, немного презрительно, усмехнулась, - Да и кому, в сущности, интересна его смерть? Вельмиров был - Вельмирова нет. Вот и всё.
   Синие глаза Адама с бесконечным нежным сочувствием смотрели в глаза матери.
   - Ты... ты так сильно ненавидишь его? - спросил он тихо.
   Элла кивнула.
   - Да. Ненавижу! Этот человек отравил Жизнь не только мне, но и тому, кого я люблю больше Жизни, - тебе!
   "О сестрёнке ни слова! - с горечью и Болью подумал парень, слушая признание матери, - Ох, мама, мама, ну, почему ты такая?! Почему для тебя во всём Мире существую только я?!".
   - А где его похоронили? - спросил парень, немного переводя разговор в другое русло.
   - Тебе не стоит этого знать, - тон матери был непреклонным, - Я не хочу, чтобы кто бы то ни было знал о месте его захоронения. Мой муж не стоит даже малейшего воспоминания о нём. Он породил то, что и пожал в конечном итоге, - женщина просяще улыбнулась, - Давай не будем больше говорить о нём, ладно? Лучше расскажи мне, как ты жил всё это время, пока мы не виделись?
   Адам улыбнулся ответно:
   - А что рассказывать? Всё, как всегда, ничего нового.
   Пальцами свободной руки Элла ласково, с нежной сердитостью потрепала сына за ухо.
   - Как это, нечего рассказывать?! Меня интересует всё, абсолютно все: с кем ты встречаешься, с какими людьми общаешься, что тебе снится, что ты ел на завтрак, - да всё, что угодно!
   Адам вздохнул про себя. Он понимал это жадное материнское любопытство касающееся всего, что к нему относилось. Но он не знал, о чём ей рассказать. Не о Марке же, хоть его любимый и составляет всю его Жизнь!
   - Я пустился в одиночное плавание, если можно так выразиться. Решил зарабатывать на Жизнь, находя себе заказчиков самостоятельно. Помнишь, я говорил тебе, у меня есть Друг, отличный художник, мы с ним вместе разрисовывали стены у твоей коллеги... Кажется, её звали Карина... Ну вот, мы с ним скооперировались, вместе находим и получаем заказы, вместе работаем, а прибыль делим пополам. Получается работать нескучно и быстро... А встречаться... Нет, я ни с кем не встречаюсь..., - говоря это, Адам старался, чтобы его голос звучал ровно и спокойно, чтобы в интонации, словах, которыми он говорил о Марке, ни в коем 466
   случае не присутствовали страстные, нежные ноты, могущие выдать его истинное отношение к художнику. Он рассказывал о нём просто как о Друге, а не как о безмерно любимом и единственном. Ни к чему маме знать об этом, не стоит лишний раз подвергать её хрупкое сердечко чрезмерному волнению! Достаточно того, что его папаша знал о том, кем являются они с Марком друг для друга!
   - Не встречаешься?... Жаль...
   - Ну, почему же?... У меня есть работа, которая мне нравится, у меня есть хороший Друг, с которым мы замечательно проводим вместе время, наконец, у меня есть мои рисунки, мои книги... Да мало ли что можно найти для того, чтобы заполнить свободные минуты!
   - А Любовь?... Неужели тебе не хочется, чтобы кто-то любил тебя, любил по-настоящему?
   Адам смутился этим вопросом матери, но поспешил опустить глаза, чтобы те его не выдали.
   - Любовь..., - раздумчиво проговорил он больше для себя, чем отвечая на материнский вопрос, - Не знаю, может и хочется, никогда не задумывался над этим... Возможно, когда я встречу ту, единственную, которая сможет полюбить меня, зная, что я такое на самом деле, я смогу вполне довериться ей, довериться настолько, что отдать ей всего себя полностью..., - Адам произносил слова так, словно прислушивался к их интонации, пытался уловить малейшие её нюансы. Они говорили о Любви, о том, что составляет его Жизнь, что занимает его мысли, о том, что всецело владеет всей его Сущностью, абсолютно всей! Сложно говорить об этом Чувстве отвлечённо, как о чём-то обыденном и обычном, ещё сложнее создавать видимость того, что Любовь для тебя - всего лишь именно то, о чём ты говоришь... Видимость вообще воссоздать невероятно трудно, особенно, если рассчитываешь, что зрители этой самой видимости тебе поверят... Тяжело говорить все эти банальности о Любви, говорить, слушать самого себя и понимать, что ты несёшь несусветную чушь, потому что целиком и полностью охвачен этим Чувством, потому что буквально всё в тебе полыхает и пышет Любовью, всё-всё живёт и дышит Ею и тем, кто пробудил в тебе этот невероятный, всесокрушающий Ураган!
   Воцарилось молчание. Адам, казалось, погрузился в собственные размышления о чём-то, понятном лишь ему одному, у него даже выражение глаз изменилось, взгляд стал ещё нежнее, чувственнее, они зажглись каким-то внутренним, фосфорическим огнём, мерцая таинственным, серебристо-лунным светом, подобно двум бесценным малахитовым сапфирам под лампой гранильщика. Адам и в самом деле задумался. Его мысли витали и кружились неотступно вокруг и рядом с Марком. Он тосковал по нему. Невзирая на то, что они расстались каких-то пару-тройку часов назад, и вечером 467
  
   вновь встретятся, он безумно скучал по нему. Парню отчаянно не хватало любимого! Адаму требовалось постоянное присутствие художника рядом с собой, он не мог без него обходиться, как не мог обойтись без воздуха, даже нет, эта необходимость была ещё сильнее! Его неудержимо тянуло встать сейчас и уйти, убежать, унестись прочь, к своему возлюбленному, юноша едва мог сдерживать свой сумасшедший порыв это сделать. Эта нереальная, фантастическая тяга к Марку, как духовная, так и физическая, намертво въелась в каждую-каждую клеточку Адама, стала каждой-каждой его молекулой и частичкой. Парень любил художника, любил свыше всего мыслимого и немыслимого, больше всего, что только можно и нельзя вообразить! Единственное, что пока ещё удерживало Адама на месте, - это Любовь к матери и понимание того, что значит для неё его приход! Но скоро даже это перестанет быть останавливающим фактором, юноша чувствовал совершенно ясно...
   - Цветик, я... я должна... должна тебе признаться кое в чём..., - проговорила Элла, медленно, растягивая слова, будто в нерешительности, говорить сыну о том, о чём собиралась, или нет. Женщине нелегко было пойти на этот шаг, она не знала, какой будет реакция Адама на то, что он услышит, что он подумает о ней, своей матери? Больше всего на свете Элла страшилась, что сын не сможет ни понять, ни тем более, простить её, ведь она всю его Жизнь скрывала от него правду, она обрекла его на муки существования под одною крышей с таким деспотом, как Вельмиров, заставила считать Дмитрия его отцом. Но сказать было необходимо, она больше не могла держать это в себе! Если Адам поймёт её, если сможет простить, - тогда Жизнь её, её Счастье станут Воистину Полными! Если нет... Если Адам не поймёт, не сможет понять и принять своего настоящего отца... Что ж, тогда... Тогда ей придётся расстаться со своим возлюбленным, на этот раз, расстаться навсегда... Она уже давно так решила для себя, ещё в самый первый момент, как он появился в дверях её дома... Она очень любит его, очень, но... Адама она любит много, неизмеримо сильнее! Если возлюбленный покинет её снова, ей будет больно, но она сумеет взять себя в руки, сумеет пережить это мучительное расставание... Но вот потерю сына ей не пережить!
   - Почему ты замолчала, мама? - голос Адама тихий и ласковый, тонкие пальцы нежно ласкают материнскую щёку, огромные глаза смотрят с бесконечной Любовью, - Что ты хочешь мне сказать?
   Элла смотрела в родные, беспредельно любимые глаза сына, и чувствовала, как в ней чётко и прочно укрепляется уверенность. Он поймёт! Адам всё-всё поймёт и не осудит её! И от этого стало легче.
   - Адамушка, - начала Элла уже более твёрдым тоном, - Дело... дело в том, что Дмитрий Вельмиров, - не твой настоящий отец... Он тебя усыновил... Давно, почти сразу после твоего рождения... 468
   Рука, ласкавшая материнское лицо, остановилась, зрачки разом потемневших глаз расширились до невозможности, Адам очень сильно побледнел, матовая смуглая кожа его приобрела алебастровый оттенок. Несколько минут он просто молча смотрел в глаза Эллы, не в силах произнести ни слова, пытаясь охватить умом то, что она ему сказала только что.
   Значит, вот почему его отец (или тот, кто считался таковым) так сильно ненавидел его и старался всячески унизить, превратить его Жизнь в доме в настоящий кошмар! Теперь он всё понял! Наконец-то ему открылось то, чего он доискивался столько лет и никак не мог это найти! Дмитрий Вельмиров знал, что он, Адам, - не его, он ему не родной сын! Он это знал! Конечно, для любого мужчины, а уж тем более, имеющего такой норов, каким обладал его папаша, сама мысль о том, что первенец в его семье зачат не им, поистине невыносима!
   Постепенно ещё одна догадка осенила Адама. Он осознал ещё кое-что, что разом поставило все точки над "i", ответило на вопрос, много лет не дававший парню покоя. Он неожиданно понял, почему этот мужчина, встреченный им в доме матери, тот самый мужчина, который стоит сейчас у изголовья и с какой-то тревожной жадностью смотрит на них, в особенности, на него, кажется ему таким знакомым! Его отражение он видел каждый раз в зеркале, когда изредка смотрелся в него. Он похож на этого мужчину как две капли воды!
   - Он мой отец, верно? - юноша кивнул головой в сторону мужчины у изголовья.
   Элла кивнула. Он смотрела на сына полным мольбы взглядом, умоляя глазами простить её и не осуждать.
   Адам на несколько минут умолк снова, словно решая для себя что-то важное. Потом встал на ноги, но руки матери из своей не выпустил. Подняв взгляд на возлюбленного Эллы, некоторое время безмолвно, немного оценивающе, смотрел на него.
   - Я рад, что ты мне всё рассказала, мама, - проговорил юноша, наконец, опуская глаза и глядя матери в лицо, - Только сделать это было нужно давно, ещё в детстве. Тогда бы я не мучился, пытаясь ответить самому себе на вопрос: почему твой муж так сильно меня ненавидит? Теперь мне вполне ясна причина этой ненависти. Не могу сказать, что я согласен с ним, это не так. Ненависть - очень плохой спутник в Жизни, она сеет распри и раздоры между людьми, которых сама Природа создала для Любви. Нет, я не согласен с ним, но я его понимаю. Как понимаю и тебя. Не получив Любви в браке с мужчиной, которому сам Закон Жизни повелевает беречь и любить тебя, ты вполне естественно стремилась обрести Её где-то в ином месте. Я рад, что ты смогла встретить свою Любовь, пусть и не в семейной бытности. Ты всецело заслуживаешь Любви, мамочка! - он ненадолго прервался, перевёл дух, - Что же касается мужчины, который 469
  
   сейчас с тобой рядом... Возможно, когда-нибудь, потом, я смогу назвать его своим отцом, смогу признать в нём отца... Когда-нибудь... Потом... Но не сейчас... Мне нелегко освоиться с мыслью, что человек, которого я знал всю Жизнь, которого считал своим отцом, своим настоящим отцом, таковым не является... Неважно, какими были наши с ним отношения при его Жизни... Факт остаётся фактом... Но всё же, я хочу, что бы ты, вы оба, знали: я всегда рад видеть вас, всегда!
   Адам умолк, не произнеся больше ничего. Но Элле и этого было достаточно! Адам не осудил её и понял! Он принял её возлюбленного, пусть пока что это и скрыто где-то в глубине его души! Со временем они смогут общаться уже как отец и сын, а не только как два едва знакомых мужчины: молодой мальчик и зрелый, убелённый сединами, великолепный муж!
   Адам чувствовал, что Тоска по Марку стала совсем невыносимой! Он больше не мог задерживаться здесь. Если он немедленно, сию минуту, не увидит своего ненаглядного, если не почувствует на своих губах жгучую сладость его испепеляющих поцелуев, если не сможет просто быть с ним, он отправиться прямиком в психушку, он не выдержит!
   - Мамочка, мне нужно идти, меня ждут, - сказал он ласковым, извиняющимся тоном.
   Элла грустно вздохнула и с мольбой уцепилась за его руку.
   - Тебе обязательно прямо сейчас идти куда-то? Ты ведь только что пришёл! Побудь со мной немножко, ну, еще чуть-чуть, прошу тебя! Мы так редко видимся! Я так скучаю по тебе! Всегда! - в голосе матери - бесконечная Тоска, в ясных глазах - слёзы.
   У Адама сжалось сердце. Но иначе он поступить не мог... Промедление убьёт его и Марка, потому что для них невыносимо тяжело, совершенно невозможно, находиться вдали друг от друга, даже и недолгое время!
   - Мамочка, милая, хорошая моя, я тебя очень-очень люблю, и всегда буду любить! - с горячей страстной нежностью, рвущейся из самых глубин его сердца, Адам целовал лицо Эллы, - Но мне, правда, пора! - он с трудом оторвал судорожно вцепившиеся в него материнские пальцы, повернулся и стремительно направился к выходу. У дверей остановился и, обернувшись, сказал, адресуясь к возлюбленному своей матери:
   - Берегите её!
   Элла, рыдая, смотрела на дверь, за которой скрылся Адам. Он ушёл, ушёл! Её ненаглядный, обожаемый мальчик снова покинул её!
   Её возлюбленный, мягко опустившись на диван, на то место, где только что сидел их сын, взял руки любимой в свои ладони и, поднеся к губам, трепетно поцеловал. 470
   - Ну же, родная моя, успокойся! Не надо так расстраиваться! Наш сын - взрослый парень, у него может и должна быть своя собственная Жизнь, Жизнь вне нас, родителей.
   Элла кивнула головой.
   - Я знаю это, - проговорила она, мучительно всхлипывая, - Я понимаю... Но я так сильно люблю его, так сильно!
   Он немного помолчал, потом спросил, глядя ей в глаза, голос напряжённый, ожидающий, словно от её ответа зависела его Жизнь:
   - Больше, чем меня?
   Элла поняла, почему он спросил об этом. Она могла бы солгать, зная, что он поверит. Могла, но не хотела. В её Жизни и так было уже достаточно лжи и притворства, она устала от этого! Будь что будет, но она скажет ему правду, какой бы ни была его реакция на неё!
   - Да, больше!
   Она ожидала ревнивой сцены, но в ответ получила тёплую любящую улыбку:
   - Это правильно! - сказал её возлюбленный.
  
   Марк сходил с ума. Он сходил с ума уже целый день, с тех пор, как его возлюбленный ушёл из дому этим утром. Утром... Художник бросил нетерпеливый взгляд на настенные часы. Восемь часов вечера. Уже! ( В том-то и вопрос, "уже восемь?" или "только восемь"?... Для него, наверное, и то и другое вместе...). Марк ждал Адама, он ждал его возвращения с тем жадным, каким-то звериным нетерпением, с каким верный и преданный пёс ожидает прихода своего любимого хозяина, он знает, что тот вот-вот должен появиться из-за поворота, и всё время бегает туда-сюда, мечется к горизонту и обратно, внимательные, умные глаза с тревогой всматриваются в туманную даль в немой, умоляющей Надежде: может, хозяин уже идёт, уже здесь?!).
   Художник так и не нашёл себе дело на день, он вообще был не в состоянии делать хоть что-то. Были три-четыре попытки занять себя хотя бы рисованием, неважно чего, даже и ерунды на постном масле, так, малеваньем одним, лишь бы грызущая душу Тоска по любимому и единственному не так сильно мучила и снедала всё Существо. Но, едва взявшись за карандаш, Марк чуть ли не с отвращением отбрасывал его в сторону, так и не сделав на листе бумаги ни единой линии. В конечном итоге, мужчина перестал изводить себя напрасными попытками заняться чем-то и просто отдался ожиданию Адама. Ожидание это затянулось, с каждой минутой оно становилось для художника всё тягостнее, пока не сделалось совершенно невыносимым.
   "Когда же ты вернёшься?! Когда?!" - мысленно допытывался он у любимого снова и снова. 471
   Адам молчал в ответ. Он молчал! Это сводило с ума ещё сильнее! Нет, на этот раз Марка не мучила Ревность, он знал, что Адам действительно отправился на встречу со своей матерью, он сердцем чувствовал, что это так, что его милый сейчас у неё, а не на тайной встрече с кем-то другим! Мужчина это знал, потому что знал, как сильна Любовь Адама к нему! А молчит его любимый просто потому, что по каким-то причинам не может ответить ему. Молчит, но слышит его!
   Марк, изведясь окончательно, вышел из комнаты в коридор. Он решил дождаться возвращения Адама здесь. Художнику казалось, так время полетит быстрее и ускорит столь долгожданную встречу. Марк опустился на пол у стены, напротив входа, и устремил алчный, горящий нетерпением взгляд на дверь, точно таким образом надеялся ускорить приход юноши. В коридоре было темно, сидеть на полу холодно и неуютно, но художник всё равно продолжал сидеть и смотреть на дверь. И ждать, ждать, ждать!
   Марку показалось, прошёл не одна, а сотни миллиардов Вечностей. Как медленно тянулось время! Говорят, что время летит... Для него оно ползло со скоростью одряхлевшей от старости черепахи! Марку начало представляться, что это мучительнейшее ожидание никогда не закончится, что оно протянется до конца его дней, так и не завершившись встречей, которую художник жаждал до Безумия!
   Но вот, наконец, ручка двери едва заметно шевельнулась от лёгкого нажатия (но всё же мужчина уловил этот звук, потому что стремился его уловить!), раздался слабый скрип, дверь открылась, и в квартиру вошёл Адам, даже не вошёл, а впорхнул, как-то втёк, бесшумно и легко, словно был создан не из плоти и крови, а из воздуха, звёзд и невесомого дыхания игривого утреннего ветерка, озорно шевелящего на заре занавески открытого окна в спальне. Едва увидев его, Марк стремительно вскочил на ноги. На несколько мгновений замер, сердце колотилось так бешено, что едва не разрывалось на части, дыхание перехватило.
   Он пришёл, пришёл, пришёл! Наконец-то! Любимый, единственный, желанный!
   Адам, зайдя со света, не увидел Марка в прихожей, но почувствовал его присутствие сразу же, едва появившись дома. Уловил сильнейшее волнение, исходившее от любимого, всё Существо Марка буквально излучало его волнами, эти волны накрыли разрушительным цунами Адама с головой. Марк весь полыхал этим волнением, смешанным с безумной Любовью и неуёмной Страстью к своему возлюбленному. Парень чувствовал, что то, что сейчас последует, не удастся ни предотвратить, ни остановить. Он чувствовал, что Марк не владеет собой, удержать его в каких бы то ни было рамках не получится. Но Адам чувствовал и то, что совершенно не желает 472
  
   останавливать своего художника, напротив, он сам не меньше Марка жаждет и стремится к тому, что должно произойти через минуту!
   Первоначальный ступор отпустил художника так же внезапно, как и накатил на него, сменившись полным Безумием, Страстью и безудержным, каким-то диким, первобытным хаосом, который породили эти два мощнейших Чувства вместе взятые. Марк рванулся к любимому, сжал его в неистово-огненных объятиях, не давая опомниться, потащил в спальню, на свет, сгорая от желания видеть его, каждую-каждую его любимую клеточку и частичку. Прижав к стене, отыскал его губы и с необоримой алчностью впился в них пламенным, одурелым поцелуем. Всё Существо мужчины безжалостно трепал неистовый, страстный Ураган, он совсем перестал соображать что-либо, им двигали только два Чувства: Любовь и Страсть. Разум умолк, его голоса Марк не слышал вовсе, он просто не в состоянии был услышать его, даже вздумай разум заговорить сейчас! Художник видел, слышал, чувствовал только Адама, понимал только то, что любит его до помрачения ума и до такого же помрачения собственного рассудка жаждет обладать им, обладать немедленно!
   - Люблю, люблю, люблю! - повторяли и повторяли обезумевшие губы Марка сумасшедшее признание его сердца, когда художник ненадолго прекращал целоваться с возлюбленным, отрывался от его губ, чтобы глотнуть воздуха, - Люблю тебя! - после чего поцелуй, ещё более алчный и неистовый, вновь касался губ Адама.
   Руки Марка, такие же нетерпеливо-страстные, как его губы, буквально срывали с любимого одежду, художник весь горел от неудержимого желания почувствовать под своими жадными пальцами и ладонями восхитительную бархатистость его соблазнительного, безмерно желанного тела, горячую гладкость его кожи. Оторвавшись от любимых губ, Марк упал на колени, пальцы потянулись к поясу брюк Адама. Торопливо, лихорадочно, дрожа от неимоверной, неуёмной Страсти, которая возрастала с каждой секундой, мужчина стянул их. Крепко обхватив бёдра Адама, не давая ему ни вырваться, ни пошевелиться, он с жадностью стал ласкать его губами.
   Адам сходил с ума. Эти невероятные, сумасшедшие ласки, которые обрушил на него возлюбленный, его немыслимая, почти животная Страсть, Страсть, смешанная с ещё более дикой и безумной Любовью к нему, рождала во всём его Существе, в абсолютно каждой его молекуле, нечто настолько фантастическое и нереальное, чему невозможно отыскать названия ни в одном языке Мира! Это была не просто Страсть, ещё более дикая, неистовая и всеобъемлющая, чем Страсть Марка к нему, не просто Любовь, ещё более безумная и сумасшедшая, чем та, что испытывал к нему художник! Это
   было... Адам не знал, что это было, как назвать Чувство, владевшее им, захватившее его целиком и полностью! Юноша не знал этого, 473
  
   но и не стремился узнать, дать самому себе какое-то определение этого Чувства, как-то наименовать Его. Он просто так чувствовал - и всё!
   Возбуждение Марка возросло многократно с каждым прикосновением к телу Адама, с каждым поцелуем, каждой лаской. Художник заводился всё сильнее и сильнее уже от того только, что держал его в своих объятиях, целовал его любимые пухленькие губки, чувствовал в ответ ещё более страстный, неистовый и жадный поцелуй, от того, что касался его, ощущал неповторимый горьковатый аромат сосновой хвои, серебристым облаком обволакивающий и дурманивший его. Мужчина обезумел, он спятил окончательно и бесповоротно только от того, что его возлюбленный вновь был с ним, здесь, рядом! Как он ждал этого! Как ждал! Ожидание сводило его с ума, но оно того стоило! Стоило промучиться эти невыносимые несколько часов, чтобы обрести то, к чему он так страстно и неудержимо стремился, стремился всеми фибрами себя!
   Они долго-долго наслаждались друг другом. Их Песнь постоянно меняла мотив своего напева. Иногда Она, словно тайфун, буквально врывалась в их Существа, заживо сжигая обоих в своём неугасимом, неистовом пламени. А иной раз в Её таинственный, мистический напев вплетались ноты невероятной, чувственной нежности, эта нежность медвяной росой ласкала и убаюкивала разгорячённые тела. А потом - снова Взрыв, Хаос, Безумие! Так продолжалось и продолжалось бесконечно. Оба стремились и жаждали отдать друг другу возможно больше. Адама снедало безмерное желание как-то вознаградить любимого за своё долгое отсутствие (он знал, насколько мучительными окажутся для его Марка эти несколько часов, что его, Адама, не было с ним, парень чувствовал, как сильно страдал художник, переживая их! Возможно, для кого-то другого эти несколько часов были бы сущим пустяком, так, невзрачной штуковиной, не стоящей даже упоминания о ней... Для кого-то другого... Но не для Марка! Не для него! Потому что для его любимого эти несколько часов превратились в несколько миллиардов тысячелетий! Не стоило даже спрашивать Марка о том, что он пережил за это время, всё и так сразу становилось понятным, стоило лишь Адаму окунуться в безмерную, абсолютно безумную любовную страстность, с какой художник ласкал и целовал его! Юноша ощутил это ещё раньше, едва покинул их дом сегодня утром. Он сердцем чувствовал страдания любимого, он слышал его вопрос, с одуряющей бесконечностью звучавший в его мыслях весь день!), а Марк, буквально утопив возлюбленного в собственной Любви и Страсти к нему, хотел отдать ему ещё больше, столько, чтобы его Существо не могло уже это вместить!
   Они так и не смогли уснуть в эту ночь, слишком влюблённые друг в друга, слишком возбуждённые и взбудораженные, чтобы спать. 474
   Оба, обнявшись, лежали на кровати, голова Адама уютно покоилась на подушке рядом с головой возлюбленного, тонкие гибкие руки нежно-нежно гладят его руки. Глазами, полными безграничной Любви, юноша ласкает любимое лицо.
   - Я люблю тебя, - Марк слышит признание, полное страстной нежности, - Я так тебя люблю! Любимый мой, единственная моя звёздочка!
   Невообразимое Счастье жгучей волной затопило каждую-каждую клеточку и частичку его Существа, когда художник слышал эти заветные, такие простые, но такие важные, жизненно необходимые слова!
   "И я тебя люблю, Ангел мой синеглазый! Я люблю тебя очень-очень-очень!", - жарко бьётся в его сердце, но уста не в силах произнести ни слова. Художник нежно улыбается возлюбленному.
   Синие глаза юноши лунно мерцают в полумраке (Марк притушил свет ночника у кровати, он лил неяркое сияние со стены), шёлк длинных ресниц мягко касается щеки художника.
   - Я хочу показать тебе ночь, - произносит Адам, загадочно улыбаясь, - Такой ночи ты ещё не видел, - повернувшись на другой бок, юноша быстро и легко поднялся с ложа. Обернувшись к возлюбленному, протянул ему руку, - Пойдём со мной!
   Заинтригованный, Марк повиновался.
   Одевшись, они вышли из квартиры, нырнув в сумрак плохо освещённой лестничной клетки.
   - Выход на крышу открыт? - тихо спросил Адам.
   - Не знаю, наверное.
   - Ладно, сейчас проверим.
   Они, осторожно ступая, поднялись по ступеням на пятый этаж, затем вверх, по чердачной лестнице, прошли к выходу на крышу. Адам слегка дёрнул ручку двери. Она поддалась. Выход оказался открыт. Вышли на крышу.
   У Марка дух захватило от восторга, когда он увидел, словно на ладони, спящую громаду тёмного города, раскинувшегося перед ним. Отсюда, с высоты пятого этажа, он был подобен гигантской птице с распростёртыми в полёте крыльями, тускло освещённый туманными огнями осенней ночи.
   - Какая дивная красота! - вырвалось у художника, - Как жаль, что я раньше всего этого не видел!
   Адам уловил в голосе возлюбленного ноты сожаления. Нежно ему улыбнувшись, юноша обнял его, прижался всем телом и ласково поцеловал любимые губы.
   - Не стоит сожалеть об этом, милый, - мягкий, негромкий его голос восхитительнейшей музыкой ласкал слух Марка, - Раньше ты и 475
   не мог всего этого видеть. Эта ночь существует только для нас, остальным, тем, кто обитает там, внизу, она не видима. Это - наш с тобой Мир, только наш, и больше ничей в целом свете!
   Да, это - только их ночь, их Мир! Истинно, это так!
   Адам ненадолго выпустил любимого из объятий, лёг на спину, прямо на холодный рубероид крыши. Повернув голову к художнику, поманил его рукой:
   - Иди сюда, ляг со мной.
   Марк опустился рядом с ним. Они лежали в позе, напоминавшей позу карточного валета, ногами в разные стороны, головы соприкасаются. Оба устремили взгляд в тёмную, загадочную глубь неба, бархатно усыпанную серебристо-бриллиантовым сиянием далёких звёзд. Молчали, говорить не хотелось. Слова не были нужны. Их души и сердца, их Существа пели свою могучую Песнь, Извечную, как сама Жизнь, Древнюю, как горные вершины, Юную, как лучи утреннего солнца в бездонной рассветной синеве. Мотиву этой Песни, страстному и неистовому, нежному и трепетному, вторили их сердца и души, их разумы и тела, каждая-каждая их молекула и частичка. Они знали, что их Песнь никогда не закончится, она будет звучать в них и для них всегда, пока они живы и после своего перехода в Иной, Лучший Мир, и никому, ни в одном из Миров всех Вселенных, какие только существуют или могут существовать, не дано прервать эту Песнь! Её можно пытаться заглушить, но попытка эта не увенчается ничем, потому что нет такой силы, которая смогла бы заставить их перестать любить друг друга или любить хоть на мельчающую долю атома меньше, чем любят они! Потому что в их Любви - сама Жизнь! Их Любовь - и есть Жизнь, Жизнь, поющая свою Песнь!
   - Поедем со мной, - неожиданно предложил Марк.
   - Куда ты хочешь поехать? - спросил Адам. Вопрос прозвучал без удивления, словно он ожидал его и именно теперь.
   Художник улыбнулся, улыбка тихая и нежная, так улыбаются только самым любимым:
   - Я уже давно собирался увезти тебя в свою Сказочную Страну. Помнишь, я рассказывал тебе о Ней ещё в самые первые дни нашего знакомства?
   Адам кивнул. Он всё помнил, ничего не забыл!
   Теперь уже улыбка Марка искрилась Счастьем, Полным, Абсолютным! Его любимому действительно важно то же самое, что важно ему, одно и то же имеет одинаково ценное значение для них обоих!
   - Именно туда я и хочу поехать с тобой.
   Ласковая, очень солнечная и нежная, очень любовная и тёплая улыбка осветила прекрасные черты Адама. 476
   - С тобой - хоть на край света! - с нежной Страстью признался он, - Вообще куда угодно! - потянувшись к любимому, он слился с ним в поцелуе.
  
   2011 - 2012 год, Минск.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   477

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"