Аннотация: Тяжелые будни мутантов в будущем не самого светлого образа.
***
...Так.
Кое-кто упрекает меня - дескать, я плохо отношусь к людям.
Давайте честно и сразу: я их просто ненавижу. И не надо читать мне нотации в стиле "как же так, ты ведь тоже человек", ладно?
Многие меня человеком не считают. По-своему они правы, что греха таить. Те же, кто признают во мне брата - "homo", судят лишь по внешности.
А, дьявол...я же хотел записывать по порядку. Все, исправляюсь.
Итак, я родился в один из самых отвратительных дней 2315 года. В какой именно? Я понятия не имею. Никогда не увлекался глупостями вроде празднования именин или дня рождения.
Мне не говорили, откуда взялось это странное имя, Иньиго, для парижанина совершенно неподходящее. Я до сих пор гадаю, в чьих воспаленных фантазиях - из наших соседей и знакомых - оно родилось.
Папашу своего я не знаю. Знал бы - разобрался с ним как следует. Была у меня мысль прикончить всех кандидатов (так, для порядка) но я передумал. Пришлось бы устраивать форменный геноцид, а у меня на всякую дурь нет времени. Да и потом, никакого интереса.
А до мамочки я рано или поздно доберусь, уж не сомневайтесь.
Ага, на чем я остановился? Да, точно. Меня зовут Иньиго Делагири. И я отравляю лучший из миров своим существованием уже как девятнадцать лет. Если бы рядом с этой треклятой планетой обретался Высший разум, он, несомненно, испепелил меня молниями или отправил в ад без суда и следствия. Из того факта, что я до сих пор жив и здравствую, очевидно - Бога нет, а если он и есть, то забил на всех нас давным-давно.
Париж, каким его знали, был полностью разрушен во время Великой Войны. Уцелели лишь Ситэ да пара-тройка окраинных кварталов. Надеюсь, понятно, что город до сих пор битком набит всякой дрянью - биологическое оружие разлагается очень медленно. Людям (тем немногим, кто остался) живется, мягко говоря, несладко.
Общеизвестно: биологичка плохо влияет на ДНК (для того она, в общем-то, и была создана). Проще говоря, приводит ко всякого рода мутациям. Тут у вас два варианта - или мутация совсем незаметная, вроде лишнего пальца, или такая, что жить с ней невозможно. Три головы, и прочие мерзости в таком стиле. Правда, есть еще один тип мутаций - это когда изменения в организме сильные, а он (организм) вроде как живой и даже бодренько ползает.
Такой, третий вариант, встречается очень редко. К слову, болтают, что как раз благодаря подобным извращениям и происходит эволюция.
А к чему я это? А к тому, что у меня именно такой, "эволюционно-полезный" тип мутации. На самом деле это очень неприятная штука. Одновременно человек - и не человек, что-то промежуточное, вроде австралопитека и других ископаемых тварей.
А главное, я совершенно не понимаю, как могут пригодится человеку крылья. Ну, даже с точки зрения эволюции, зачем они?
Знаю-знаю, ага. Крылья - это красиво, романтично и черте что еще. Люди, дескать, всегда мечтали воспарить над землей и беззаботно порхать, как какие-нибудь бабочки. У людей вообще полно разных идиотских придумок.
Так вот, говорю со знанием дела: это ни дьявола не красиво, и ни дьявола не удобно.
Хм...минутку. Кажется, тут складывается образ некоего юного, хоть и чуточку хамоватого ангела? Надо объясниться.
Птичьи крылья - с перышками, белые, как у амуров на открытках ко Дню Святого Валентина - у человека вырасти не могут. Слишком велика межвидовая разница. Человек у нас кто? Правильно, млекопитающее. А какие млекопитающие умеют летать? Летучие мыши. Милые такие твари, верно?
Кажется, я все напрочь запутал. Попробую описать себя - для привнесения, как говорит герцог Тулузский, ясности.
Что-то в таком стиле:
...Рост выше среднего. Фигура никак не могучая. Волосы серые... (матушка сравнивала их по цвету с мышиной шерстью. Очень похоже, да). Острижены немного ниже ушей. Глаза мутного синего цвета (у людей, пожалуй, такого и не встретишь). Всегда ссутулен (оно и понятно, у меня три костных пояса, а не два, как положено). Короче, три пары конечностей. Из-за этого на спине что-то вроде горба. Крылья кожистые, бурые, и смотрятся на редкость отвратительно. Благо, они отлично скрываются плащом. Я его всегда ношу. Большинство моих знакомых - смешно, правда? - и не догадываются, что со мной не все в порядке.
Улыбаюсь я отвратительно. Проверено на практике - людей чуть ли не кондрашка хватает. В классической литературе это так и называется - "мерзкая улыбочка".
Ах да. Еще один важный вопрос - могу ли я летать? Или весь этот готичный антураж так, для общего испоганивания жизни? Что ж, если честно - летать я не могу...разве совсем чуть-чуть. Мышечная система недоразвита, я ведь не до конца летучая мышь. Обычно сил хватает на полдюжины взмахов. Зато я могу планировать, как Бэтмен из довоенных комиксов.
Удобно? Никто не спорит. Только очень муторно, и выматываешься после этого, как после хорошей десятикилометровой пробежки.
В общем, я стараюсь этим не злоупотреблять.
Теперь, после описаний и вступлений, легко представить ужас моей матушки, когда она произвела меня на свет. Готов поклясться, она меня не прибила только потому, что на дух не переносит кровь и мертвецов. Она вообще обладала - и обладает, насколько я знаю - очень тонкой душевной организацией.
Лет до пяти она меня терпела. Думаю, из-за пособия - других причин нет. Потом, когда какой-то богатенький хмырь предложил ей руку и сердце, она решила от меня избавиться. К слову, этот хмырь волочился за матушкой еще в юности, и вообще у них была взаимная великая любовь. Я, само собой, общую идиллию портил. Матушкин хмырь меня на дух не переносил, я платил ему той же монетой.
В конце концов, меня сплавили в приют. Есть такие, специальные, для детей-мутантов, от которых пачками отказываются родители. Поначалу, надо признать, я жил не плохо - один молодой врач, доктор Рэйнхард, (кажется, так его звали?) возился со мной, словно с родным братом. На него, видимо, произвели неизгладимое впечатление моя забитость и озлобленность. Это в таком-то возрасте, когда другие дети - воплощенные ангелы, по недоразумению отказавшиеся на нашей грешной земле.
Через год он куда-то уехал, и я остался один. Один - это в таком, метафорическом смысле. Народу в приюте (теперь их зовут интернатами) было полно, и дети более-менее нормальные - а имелись ведь и совсем запущенные экземпляры - сбивались в стати. Отвратительные звереныши. Впрочем, я был не лучше.
Как раз тогда у меня начались - в шесть-то лет! - "припадки немотивированного насилия", как это обозвала официальная экспертиза. Воспитатели не знали, что со мной делать. От наказаний я зверел еще больше.
С тех пор я ненавижу три вещи: людей, собственную беспомощность и холод. Меня частенько запирали в холодном чулане за разные проступки.
Когда мне стукнуло двенадцать, случилось одно событие, с которого началась моя карьера. У нас в группе был парень - как я сейчас вспоминаю, совсем обычный. Это я к тому, что классическая история "над бедным ребенком издевались сверстники, а он взял и всем отомстил" тут не работает. Товарищи меня никогда не трогали.
Однако я опять отвлекся. В общем, однажды мы с этим парнем поссорились - из-за чего, я уже не помню. Первый раз за всю свою жизнь в приюте я стал участником самого настоящего скандала. Он кричал на меня, я молчал. Не знаю, почему - может, мне казалось, что отвечать бессмысленно.
Помню, сначала я слушал очень внимательно, и голова была холодной и ясной, точно ее подержали на морозе. В какой-то момент меня словно ткнули толстенной иглой в висок -комната поплыла перед глазами. Я почувствовал, как внутри меня поднимется горячий вихрь - очень странное ощущение, словно в животе поставили кипятиться воду.
Я плохо помню, что делал потом. А вот результат у меня и сейчас лежит в памяти, словно фотография из семейного альбома: этот парень, на полу, из шеи у него театрально так торчит ручка столового ножа, а кровь беспорядочными потоками хлещет на дешевый клетчатый ковер.
Говорят, будто человека нельзя убить столовым ножом. Так вот - брехня все это.
Скандал был, конечно, ужасный. Официальный консилиум признал меня невменяемым, в приюте держать отказались. После долгих размышлений меня решили сплавить на Зараженные земли. Да, это, наверно, удивительного - мальчишку, на каторгу, где и взрослые не живут дольше пяти лет. Но, во-первых, они не говорили, что отправляют на каторгу. Сказали "пусть направить свои силы на ежедневный труд и борьбу за выживание, тогда и припадки агрессии пройдут". Бред, конечно. Во-вторых, члены консилиума не считали меня особо за человека.
Как, впрочем, и большинство людей до них. Аргумент такой: разница между ДНК человека и ДНК орангутанга шесть процентов. Моя же ДНК изменена на восемь. Что делают с взбесившимися орангутангами? Правильно, уничтожают. Удивительно еще, что меня не пристрелили, как бешеную собаку.
Я, кажется, упоминал карьеру? Сейчас все станет ясно. Обо мне прослышал один человек - его имя все равно ничего никому не скажет. Мы обычно зовем его Председателем, хватит и этого. Личность он в высшей степени загадочная, и, надо признать, довольно мерзкая. Он - шеф тайной организации, чем-то напоминающей средневековых шиноби. В нашем полуфеодальном мире очень полезная штука. Пользуется спросом.
Как раз Председатель и вытащил меня из лагеря, куда собирали к отправке ссыльных на Зараженные земли. Со мной провели парочку малопонятных тестов, после чего оставили у себя в Ордене. С месяц я жил, не ведая забот.
В один хмурый и слякотный день (еще одна фотография в моем воображаемом семейном альбоме) Председатель вызвал меня к себе. Его кабинет показался мне тогда красивым до невозможности. Мебель резного дерева, потемневшие старинные портреты, серебряная лампа в виде грифона.
Председатель состроил трагическую мину, и спросил, нравится ли мне убивать людей. Я ответил, что только в том случае, если они меня раздражают. Если я их ненавижу.
Он кивнул, печально мне улыбнулся.
- Иньиго, ты очень способный мальчик. Тебе хотелось бы превратить убийство...в свою профессию, м?
Я тогда уже знал кое-что об ассассинах и шиноби. Ничего удивительного - я очень любил читать. Пожалуй, это было моим единственным увлечением.
- Вроде как наемный убийца? - спросил я хмуро.
- Тебе не нравится? - Председатель сощурился. - Подумай, Иньиго, ты ведь не сможешь заниматься ничем больше. Тебя сошлют на Зараженные земли...там ты и трех лет не протянешь. Мне кажется, - тут он ухмыльнулся, - у тебя не очень широкий выбор. Подумай, мой мальчик, подумай как следует, прежде чем ответить. Разве люди, что тебя окружают, так хороши, что ты не хочешь убивать их, м?
Я вспомнил свой приют, товарищей, воспитателей, консилиум, и согласился. Не жалею о том решении до сих пор.
Надеюсь, уж теперь-то все ясно. Меня зовут Иньиго Делагири, мне девятнадцать, и я один из лучших наемных убийц на территории всей Западной Лиги.
Мои задания, скажу без ложной скромности, опасные и весьма важные. Иногда и правитель Федерации Лангедок, он же всеми обожаемый регент, не брезгует услугами Ордена.
Вопреки канону, стенать, мучится совестью и бить себя в грудь не приводилось. Мелочь мне не заказывают, а "важные люди", как их обычно называют - политики там всякие, дипломаты, буржуа - как на подбор отвратительны. Положение портит людей, не иначе.
Уж сколько пели дифирамбов королеве Аквитанской, дескать, мудра, добра, мать отечества и прочая, а любовник ее оказался такой тварью - хуже таракана. Помню, с ним было много возни. Он жил в особняке, сохранившемся еще с довоенных лет, где все по высшему классу. Охранная система почти идеальна - известно, какая наука была в прежние времена. Нам и не снилось подобное.
Когда я этого деятеля грохнул, подняли умопомрачительную шумиху. Королева, надо думать, ночами рыдала в подушку и страдала почище любой Джульетты. Каким-то образов вычислив исполнителя - то есть меня - она поклялась отомстить за любовничка.
Пусть попробует, ничего не имею против.
Однажды я подумал: неплохо бы поквитаться людьми, насолившими мне когда-то. Так, для восстановления справедливости. Сразу оговорю: я никогда не убиваю людей, которые по какой-то причине не могут мне ...ну, скажем так, противостоять. Это неинтересно.
По правде, обычные люди не смогут справиться со мной в любом случае. Но если они потенциально на такое способны - милости просим, вы мой клиент.
Ладно, я опять отвлекся.
С кое-кем из моих прежних врагов я разобрался. Все удовольствие испортило то, что они, в большинстве своем, давно меня забыли. Ужасно несправедливо, правда?
Тогда я решил разделаться с маменькой и отчимом. Они жили в одном из штатов Конфедерации Пути, в городе Мюнхене, уцелевшем еще с довоенных времен. Жили и здравствовали.
День встречи я отлично помню - еще одна фотография из семейного альбома.
Темный вечер, прохладный и бархатистый, как из рассказов про первую любовь. Чтобы не возится с охранной системой, я забрался по стене и взломал оконную решетку.
Квартира была шикарная: кругом бархат, старинная мебель, новейшая техника, дорогущие вещи. На столике в гостиной - фотография в золотой рамке: матушка и этот хмырь у какого-то старинного замка, улыбаются и держатся за руки.
Помню, не сдержался - рамку расколошматил об камин, фотографию изорвал в клочья.
Успокоился я не без труда.
Сел в кресло, поставив его спинкой к входу, закутался в плащ и даже попытался вздремнуть.
Безрезультатно - ненависть жгла изнутри, словно серная кислота. У меня даже руки дрожали.
Входная дверь отворилась, квартира наполнилась веселым говором, беспечным и очень...ну, домашним, что ли. Так говорят между собой счастливые супруги в семейных комедиях. Отчим смеялся, мать о чем-то восторженно рассказывала. Они зашли в гостиную.
- Фрау Декстер права, милый, тебе стоит сходить на эту выставку. Раз в несколько лет...а ты пропустишь? Нет, так...
Маменька. Она вдруг замолчала, и сказала как-то неуверенно:
- Здесь что-то не так. Милый, здесь что-то не...
Я повернулся в кресле, поздоровался. Голос, слава богу, придерживался обычных модуляций в стиле "испорченный магнитофон".
Оба уставились на меня так, словно я был Ангелом Судного дня.
Они здорово изменились за тринадцать лет. Маменька выглядела ухоженной, элегантной - настоящая светская дама. Дорогое платье неброского фасона, кулон с изумрудом, бархатная сумочка с вышивкой.
Отчим чуть пополнел, и стал солиден, словно джентльмен со старинных английских гравюр. Костюм подобран прекрасно, галстук заколот антикварной булавкой - надо думать, ой недешевой.
Они оба тупо пялились на меня минуты две.
Потом маменька выдохнула:
- И-иньиго?
Прозвучало как "это ты, мерзавец?".
Я улыбнулся. Обычной мерзкой улыбочкой.
- Какие-то сомнения, матушка?
Отчим дернулся вперед:
- Какого черта ты здесь...как ты сюда попал?
Я дернул плечами.
- Тебе так надо знать?
- Иньиго, зачем ты пришел? - спросила маменька, глядя на меня с каким-то отчаянием.
Должно быть, тогда я оскалился:
- А не ясно? Прикончить вас обоих. Мне до смерти обрыдло думать, что вы тут живете, как ни в чем не бывало.
Они оба оторопели. Отчим нервно усмехнулся, мать захлопала ресницами:
- Что ты говоришь такое! Это же преступле...
- Мне ничего не будет. - Я почувствовал, как бешенство бьет в голову, словно коньяк тридцатилетней выдержки . - Я наемный убийца. Для меня пришить человека - легче, чем стакан воды выпить.
- Ты... - маменька, кажется, думала разрыдаться, - как ты такое можешь говорить, сынок...
И вот тут я заорал:
- Не смей называть меня так! Слышишь, ты, тварь?!
Я помню, что вскочил с кресла. Мне было жарко, душно, невыносимо, словно меня жарили на медленном огне.
- Ненавижу вас! Обоих!
Почти инстинктивно я двинул плечом. Это как сигнал - у меня из рукава выезжает здоровенный нож по типу ассассинских кинжалов. Очень удобная штука.
Они оба отшатнулись, отчим закрыл мать собой. Он что-то говорил мне, быстро и яростно. Еще мгновенье - и я уже рассчитывал, с какой стороны его лучше ударить ножом.
А потом...потом мне стало паршиво. Я понял, что даже если убью их, мне не станет легче. Я в их жизни был лишь неприятностью, свалившейся на голову, словно весенняя сосулька. Они в моей жизни - кошмары и призраки прошлого, мучавшие меня долгие годы. Мы были в неравных условиях.
Они жили счастливо. Я - нет.
- Перетрусили оба? - меня вдруг разобрал нервный, истеричный такой смех. - Ха, размечтались, еще руки об вас марать! Будет настроение - тогда посмотрим.
Я ушел через дверь, как все нормальные люди. Они смотрели мне вслед - я чувствовал их перепуганные взгляды затылком.
С тех пор я прикончил парочку друзей отчима - ничего личного, они просто вели не ту политику. Не ту с точки зрения регента, герцога Тулузского.
Я знаю, что теперь матушка и отчим не такие, как прежде - дергаются от каждого шороха, в собственном доме шарахаются от каждой тени.
Не придумал еще, что мне с ними сделать.
В книгах часто пишут, что убить человека - неподъемное дело. Уверяю, чушь все это. Надо лишь правильно настроиться.
У меня хорошие, скажем так, исходные данные: я ненавижу людей, и я легко могу спроецировать эту ненависть на отдельного индивида. Тем более, среди моих клиентов не было людей, не заслуживших ненависти.
Наш орденский врач болтает, что когда-нибудь эта черта выйдет мне боком. Видите ли, я не отношусь к убийству как к работе, я слишком сильно проникаюсь чувствами к своей жертве, и все в таком духе. Дескать, моя система, конечно, работает лучше, чем безразлично-клерковское отношение большинства убийц. Когда клиент - это не просто задание от шефа, а мерзкая сволочь, которую ты искренне ненавидишь. Но мол, это значит, что я способен и привязаться к кому-нибудь.
Я убежден, что все это чепуха. Сейчас я ни к чему не привязан. Люди, отчасти, бесят меня еще и потому, что голова у них забита всякой дрянью. Страстишки помельче, побольше, пороки серьезные, и не очень. Даже коллеги по ордену - на что они просаживают деньги? Ясень пень, атрибуты "счастливой жизни". Женщины, попить-поесть, дома, довоенная техника и прочие глупости. Меня это никогда нет тянуло. По-настоящему мне интересны лишь два занятия: читать книги и убивать людей, много мнящих о себе и своем могуществе.
Вот и получается, что во мне очень мало черт, свойственных людям. Но я вроде как и не животное. Звери не умеют ненавидеть, презирать, и сходить с ума от ярости.
В общем, я что-то вроде тупиковой ветви эволюции. ДНК изменилась, но вовсе не в полезную сторону. Таких существ, как я, много появилось после Великой войны. Или Апокалипсиса, если угодно. Наша Земли умирает, природа сходит с ума, а люди тупят, как тупили на протяжении семи тысяч лет соей истории.
Ладно, что-то меня понесло в философию. Это со скуки. Сижу в башне у герцога Тулузского - он мне велел подождать, а потом, видимо, нагрузит очередным заданием.
Я наткнулся тут на довоенный диктофон - он валялся среди всякого хлама.
От нечего делать и записал все, что пришло в голову.
...какая-то автобиография вышла... черт, где же он выключается?