Я родился в 1963 году, в обычной реформистской иудейской семье в Баффало, штат Нью Йорк. Мой отец был высоким симпатичным мужчиной, которого в его лучшие дни сравнивали с молодым Грегори Пеком. Он был врачом, влюблённым в терапию (внутреннюю медицину), и очень уважаемым человеком в городе. Как родитель, он был рассудителен и последователен, но не слишком весел, он также не особенно много уделял внимания своим отпрыскам. Моя мать была отзывчивой, добродушной женщиной, которая оставалась дома чтобы заботиться о четверых детях, появившихся с промежутком в три года. Несмотря на то, что временами она бывала рассеянна, или переутомлена, она стремилась дать нам всё самое лучшее, пока отец тяжело трудился, чтобы устроить нас в платные школы, лагеря, колледжи, и аспирантуры. Не смотря ни на что мама и папа были друг другу преданны, и их брак был прочным и долговечным.
Большую часть времени дома я был единственным мальчиком, в окружении матери и троих сестёр: Кати, на полтора года старше, и близнецами Мириам и Лаурой, на полтора года младше. Поскольку три девочки были более темпераментны и общительны чем я, наши ежедневные разговоры и дела обычно вращались вокруг них. Иногда я скучал и чувствовал себя отстранённо, но гораздо чаще развлекал сам себя, или убегал играть с другими мальчиками нашего квартала.
Естественно, с самого первого дня родители ожидали, что я стану вести себя как мальчик, и поощряли меня действовать по мальчишески. И я, будучи гораздо более увлечён кубиками и рекордами, нежели куклами и чаепитиями, не разочаровывал их. Тем к большему моему огорчению, струйки девичьих мыслей начали волновать мой разум в возрасте четырёх лет, когда я изобрёл собственный вариант очаровательной игры Step on a Crack, Break Your Mother's Back ("Наступишь на трещину - сломаешь своей матери спину", игра связанная с поверьем, что если наступить на трещину в дорожном покрытии, то случится несчастье - April Wind) . Для меня наступить на трещину не значило сломать спину моей матери; это должно было превратить меня в девочку. И когда одна часть меня ясно выбирала мои собственные особые последствия промаха, другая шарахалась в ужасе от такой доли.
Тем не менее, я не мог удержаться от этой игры всякий раз, сбегая вниз по дорожке.
Могло ли взросление среди четырёх женщин привести меня к желанию быть девочкой? И в конечном итоге сделать кроссдрессером? Я полагаю такое возможно, но мне неизвестно о каких-либо исследованиях, подтверждающих это. Как бы то ни было, смешанные чувства, которые я испытывал при мыслях о детстве, оставили ощущение отстранённости от родителей, и ранили так, что позднее я стал обвинять их.
По иронии судьбы, моя мать не особенно интересовалась женскими штучками, но испытывала острый интерес к женскому движению. Она привнесла в семью изрядную толику феминизма, и позаботилась, чтобы мы твёрдо усвоили -- женщина может делать в мире всё что угодно. Утверждая свою точку зрения, она настаивала, что женщины и мужчины равны абсолютно во всём. Когда же я отметил простой факт, что большинство мальчиков бегают быстрее большинства девочек, она занервничала, потом задержала дыхание, и промолвила: "Именно это я и имела в виду".
"Хорошо, мам" - сказал я, так или иначе удовлетворённый услышанным.
Вопреки благим намерениям, своё чувство гендерного равенства она проводила в жизнь с изрядной долей неравенства. В нашем доме традиционная девичья работа подлежала распределению, но только не мальчишеские обязанности. Например, работа по дому, такая как мытьё тарелок, равно делилась между моими тремя сёстрами и мной, в то время как работа во дворе, вроде стрижки газона и уборки снега, никогда не вызывала никаких обсуждений, потому что совершенно однозначно была возложена на меня.
Я помню, как мы с отцом убирали листья одним ясным бодрящим воскресным утром. Мне тогда было восемь. "Знаешь, это на самом деле несправедливо, делить так домашние обязанности" - пожаловался я, объяснив ситуацию.
"Ну и чего бы ты хотел от нас?" - усмехнулся он. "Одеть тебя в свитер и юбку, и отправить в школу вместе с сёстрами?"
Внезапно пристыженный, я не имел иного выбора кроме как фыркнуть: "Конечно нет!", хотя глубоко внутри подумал: "На что бы это было похоже?", и нашёл идею обескураживающе притягательной. Привлекла ли она меня потому что сулила освобождение от дополнительных обязанностей? Возможно, отчасти так, но более вероятно, что мой наступи-на-трещину-превратись-в-девочку разум был уже на взводе, и готов сработать при упоминании любой подобной трансформации.
Хотя родители и не желали слышать от меня ничего иного, что выходило бы за рамки формулы "крепкий и бодрый", людьми, которые действительно искореняли любые признаки женоподобия, были мальчики-третьеклассники рядом со мной. Мы все знали, что нам непозволительно походить девочек в чём бы то ни было, и нас безжалостно задразнят, если такое случится. К счастью, я был пареньком, которому нравится игра в вышибалы и математика, который на самом деле никогда не имел девчачьих свойств характера или манер, но только смутное любопытство -- каково это, быть девочкой.
Хотя я был в состоянии игнорировать большинство неподобающих импульсов, время от времени я давал им волю. Однажды, в возрасте девяти лет, я захотел посмотреть, как бы выглядело моё тело, если бы я был девочкой. Зажав между бёдер пенис, я изучал малюсенький треугольник кожи промеж ног в большом зеркале, висящем на внутренней стороне двери моей комнаты. Именно в эту минуту наша приходящая няня распахнула дверь, чтобы проверить чем я занимаюсь, и челюсть её отвалилась. Я мгновенно отвернулся, и попытался прикрыться, но было слишком поздно. Никогда в жизни я не испытывал большего стыда. Онемев, я не мог найти никакого объяснения, спасибо, что она просто отступила назад, ничего не спросив. Единственное, что я мог сказать самому себе, было: "Разве не каждый мальчик интересуется чем-то подобным?"
Позже в этот же год, я помню, как отходил ко сну, представляя себя в бальном наряде Золушки, а затем вообразил в бальных платьях многих других мальчиков из моего класса. "Странно, хых?" - подумал я, и выкинул это из головы.
И даже если все эти картины и побуждения вели меня прямиком к переодеванию, я отказался от своей первой возможности однажды утром, когда оказалось, что у меня нет чистых носок, и мама предложила, чтобы я позаимствовал носки у сестёр. Хотя это были простые белые хлопковые носки, я настоял, чтобы надеть мои собственные, пусть даже грязные, чем скомпрометировать свой неоперившийся мужской образ. Если моему интересу к девчачьим вещам суждено было воплотиться в действие, это должно было произойти в тайне.
Разнообразные исследования показывают, что кроссдрессеры начинают переодеваться в период между девятью и одиннадцатью годами. Так что я более или менее попал в график, когда сделал первый решительный шаг в нежном одиннадцатилетнем возрасте. Кати и я поехали вместе с бабушкой на бар-мицву (иудейский обряд достижения совершеннолетия - April Wind) в Янгстаун, штат Огайо. Пока эти двое сидели внизу с нашими кузинами, я стащил пару бикини из чемодана моей старшей сестры. Я знал, что это дурно, опасно и дурно, и моё сердце колотилось от очевидной мысли о возможности быть пойманным. Пока я, лёжа под простынёй в своей койке, натягивал шёлковые трусики, они сделались скользкими, почти мокрыми от соприкосновения с моей голой кожей. И хотя я ещё не достиг пубертатного возраста, адреналиновая волна захлестнула меня, и я испытал сильную эрекцию.
Я не мог вынести возбуждение, страх и стыд, и всего через минуту вернул трусики Кати в её чемодан. Потом запрыгнул обратно в кровать, и лежал там, весь как комок нервов, а две части моей личности вели между собой яростный спор.
"Если где-то в глуши упадёт дерево -- говорила часть, призывавшая к миру -- и никто не услышит, значит ли это, что падение произвело звук? Может нет. Так что то, что я стащил трусики сестры, не имеет значения, раз никто не знает".
"Но Бог может видеть меня -- ответила часть, взывавшая к истине -- и он знает, что я сделал".
"Но я на самом деле не верю в Бога, как бы там ни было" - возражала миролюбивая сторона.
"Тем не менее, надевание белья Кати это в высшей степени реальное событие" -- настаивала научная сторона. "Оно навсегда останется на своём месте, отвратительное пятно позора на траектории моей жизни во времени и пространстве".
Возвратившись домой, я боролся с побуждением повторить это снова, но сдался два или три раза, заимствуя маленький помятый треугольничек из шкафа сестёр, и затем тащил его в самое дальнее место дома, в маленький стенной шкафчик на чердаке под крышей. Там я в буквальном смысле находился в чулане, среди пронафталиненной пыльной одежды, когда в каком-то безумии стаскивал с себя штаны, и натягивал трусики. Когда же они были надеты, я не знал, что делать дальше, кроме того, чтобы быстро скинуть их, и возвратить в комнату сестёр, прежде чем кто-нибудь мог заинтересоваться, что я делаю наверху.
С пятого по двенадцатый класс родители устроили всех нас четверых в школу Николса, старую частную школу всего в нескольких кварталах от дома. Несмотря на сохранение многих традиций, таких как пиджаки и галстуки для мальчиков, Николс недавно открыл свои двери для девочек, которые носили плиссированные юбки, и пытался держаться в русле времени, середины 70-х, вводя многие прогрессивные курсы.
В седьмом классе у нас был курс сексуального просвещения, который вела миссис Хоббс. Однажды, когда мы изучали женскую анатомию, я был удивлён, узнав что у женщин отверстия уретры, вагины и ануса расположены на одном маленьком участке между ногами. Я поднял руку, и спросил: "Когда пара соединяется, как может мужчина быть уверен, что нашёл правильное отверстие?"
"Обычно это не составляет проблемы - ответила учительница -- потому что уретра слишком мала, и легко найти разницу между вагиной и анусом. Однако, мужской пенис может войти в анус точно так же как и в вагину. Это то, что делают геи."
Нервный смех эхом прокатился по классу. Я был подавлен тем, что мой вопрос повёл разговор в таком направлении. Но в то же время загипнотизирован откровением, что мужчина может быть в сношении принимающей стороной, как женщина. Я был взволнован фантазией, что когда геи вместе, один из них мужчина, а другой женщина. И хотя вскоре я переключил свои размышления на другие вещи, слова миссис Хоббс произвели долговременное впечатление.
Примерно в это же время мне довелось увидеть рекламный ролик фильма "Шоу ужасов Рокки Хоррора" (Rocky Horror Picture Show). В нём все, и женщины и мужчины, порой довольно гротескные, бегали в женском белье. Меня бросило в дрожь от увиденного. И хотя я не видел сам фильм ещё много лет, ролик засел в голове, и преследовал меня неделями. Я не знал почему. Сейчас я понимаю, что мир предлагает не много укрытий тому, кто пытается сбежать от себя.
Чтобы провести меня и моих сестёр через пубертатный период, мать купила нам две книги, "Мальчики и секс" и "Девочки и секс". Хотя мне предназначалась книжка для мальчиков, я не мог устоять от соблазна заглянуть в девичью. Я залез на чердак, чтобы почитать её. Там, трясущимися руками, я с нетерпением перелистывал страницу за страницей. Мой интерес к женственности, так или иначе, оставался ограниченным приватными размышлениями и сбалансирован более традиционными интересами.
В раннем подростковом возрасте я много играл в квадрат (four square) и регби (tackle football) с ребятами по соседству. И хотя я никогда не был первым парнем на деревне, я всегда имел двух или трёх хороших друзей, и к середине отрочества мы увлекалсь в большей степени "Подземельями и драконами", и другими коллективными настольными играми. Между тем, я так же занимался футболом и парусным спортом. Эти занятия, вместе со школой, составляли большую часть моей жизни. Так что всё казалось нормальным, и даже лучше.
Посвятив себя футболу всерьёз, и стал одним из двух второкурсников (?) в школьной команде Николса. Я любил игру, и стал близок с некоторыми старшеклассниками из нашей команды. В отличие от меня, они были достаточно взрослыми, чтобы кататься по вечерам, и стали брать меня на вечеринки и пляски в барах. (Употреблять спиртное разрешено с восемнадцати, и у нас всех были поддельные удостоверения.) Впервые девушки стали меня замечать, и едва ли я мог испытывать от этого больший трепет. Но будучи по натуре больше учёным, нежели компанейским парнем, я абсолютно не знал, как вести себя среди старших по возрасту парней или девушек, и в конце концов всё закончилось тем, что я оказался хорошим центровым, но безнадёжным гиком.
И чтобы сделать положение вещей ещё хуже, в юности я обнаружил, что хотя мой рост составлял шесть футов, я был весьма тощ. У меня не было развитой, мощно выглядящей верхней части тела, как у других парней, и я понимал, что хилый вид не поможет мне ни завоевать уважение в их глазах, ни привлечь восторженное внимание девушек. Исследовав факты более близко, я признал, что мой торс узок, а запястья имеют тонкие кости. К счастью, я открыл для себя тренировки с отягощениями, и перенаправил свои подростковые переживания в строительство тела. Я усердствовал с настоящей самодисциплиной. Нет боли нет роста было моим девизом. По иронии судьбы, позднее я использовал ту же самую тонкокостность и самодисциплину в совершенно других целях.
Это может звучать удивительно, но я никогда не подозревал, что чем-то отличаюсь от других сексуально разочарованных подростков, пока мне не исполнилось семнадцать, и я впервые попробовал мастурбировать. Я никогда не отваживался заниматься этим ранее, потому что мои родители не верили в замки на дверях спальни и ванной, так же как не считали необходимым стучать. Но на весенних каникулах они вместе с сёстрами уехали во Флориду, а я остался один наслаждаться домом и второй машиной в своём полном распоряжении. Неожиданно я получил полную приватность.
Страстно желая попробовать мастурбацию, я сел на кровати с журналом Плейбой, баночкой вазелина, и несколькими бумажными полотенцами. Я представил, что занимаюсь сексом с красоткой в белье с центрального разворота. Я пробовал и пробовал, но никак не мог достичь оргазма. Когда правая рука устала, я продолжил левой. Когда задымилась левая, я вернулся к правой. В конце концов всё моё тело напряглось, и будто взорвалось. Я чувствовал себя триумфатором, но победа дорого мне обошлась. Кисти будто налились свинцом, а пенис опух, и болел несколько дней.
Когда я снова попробовал оторваться, глазея на хорошенькую подружку, мой мозг совершил ловкую подмену. Вместо того, чтобы представить, что я был с ней, я представил, что я был ею. И прежде чем осознать это, я испытал щекочущее чувство приближающегося оргазма, и -- вау! Что за ощущение, чего бы я только не сделал, чтобы достичь его.
Я наталкивался снова и снова на один и тот же тревожный факт: я должен был либо упорно бороться за удовлетворение, либо просто расслабиться, представив себя женщиной, и дело в шляпе. Эта фантазия имела почти магическое действие, но то была чёрная магия, которую я неосторожно использовал. Как будто бы я сорвал крышку с ящика Пандоры, полного отвратительных гомосексуальных мистерий. Тем не менее, я постепенно скользил по направлению к ним, медленно, но верно раздвигая ноги почти каждый раз когда мастурбировал.
Почему самоощущение личности так часто начинается с сексуальности? Почему так много кроссдрессеров и транссексуалов стартуют скорее с мечтаний на тему картинок с центральных разворотов и белья, чем с ощущения женской личности? Почему так много геев и бисексуальных мужчин начинают скорее с фантазий в раздевалках и тайных встреч, а не с любви с другим мужчиной? Быть может потому что напуганный тинейджер может удерживать себя в слепоте относительно глубинной правды, но не в состоянии уклониться от простых вещей, которые необходимы ему для достижения оргазма.
Как психиатр я узнал, что очень трудно для большинства молодых людей принять реальность бытия геем, лесбиянкой, бисексуалом или трансгендером. Многие остаются в неведении и забвении, но чувствуют пустоту и отсутствие каких-либо внутренних желаний. Несомненно, некоторые даже проживают всю жизнь в этом состоянии тихого помешательства. Но многие как я, кажется, сталкиваются с чем-то, что восторгает нас, и заставляет удивляться своей отличительности. С приходящим опытом, большинство из нас открывает, что наши отличия значительны, и не ограничиваются только сексуальностью, но затрагивают большую часть того, чем мы являемся.