Было это в те далекие годы, когда мне ещё не надо было заботиться о завтрашнем дне и вкалывать от рассвета до заката в тщетных попытках заработать на кусок черного хлеба. Тогда я ещё был молодым и полным иллюзий студентом, не устававшим радоваться и удивляться жизни.
В тот день, а точнее вечер, мы, почти всей нашей 232-й группой, решили сдать лабы по автоматике. Время было уже позднее, где-то около 9-ти вечера. Настроения учиться, признаюсь, не было никакого. На дворе стоял март, заметно потеплело, и грудь переполняло ощущение радости и желания жить! Всё радовало глаз, и хотелось просто выйти на улицу и дышать, дышать, впуская внутрь своих легких удивительную смесь свежести и тепла, чистоты и возрождения, какую можно почувствовать только в самом начале весны.
Мы сидели на четвертом этаже, под самой крышей, в пустующей в этот поздний час аудитории. Находиться в душной лаборатории, где было полным-полно народу, совсем не хотелось, и мы нашли эту небольшую аудиторию, приоткрыли все окна и принялись читать методички. Кто-то тыкал пальцем в калькулятор, кто-то строил графики на миллиметровке, пара человек сидела на партах, уткнувшись в книжки.
Я стоял у окна и смотрел на поток машин, мчащихся в кругах желтого света куда-то по своим, вероятно очень важным и срочным, делам. Меня не покидало ощущение, что я пропускаю что-то интересное, и что пока я буду сидеть здесь и заниматься ерундой, все события мировой и государственной важности пройдут без моего участия, и когда я, наконец, выйду на свободу, мне уже ничего не достанется. Душа моя наполнилась печалью и в глазах появились слезы. В то время я был чувствителен и сентиментален. Я очень легко впадал в мелодраматизм, но и обрадовать меня было тоже очень легко. Достаточно было какой-нибудь симпатичной девчонке улыбнуться мне, как я тут же начинал просто светиться от удовольствия! Стихов писать я не умел, но всегда мечтал об этом. Я грезил картинами, где я с какой-то очаровательной, умной и нежной девушкой сижу на скамейке в парке, над нами светит полная луна, и я читаю ей свои стихи...
Вот и сейчас, когда все остальные учили формулы и рисовали таблицы, я предался мечтам о чём-то прекрасном и возвышенном, о чём-то недостижимом и от этого ещё более притягательном. Вдруг я понял, что нужно немного развеяться, если я, конечно, не хочу чтобы все увидели, как я плачу. Поэтому я отвернулся от окна и сказал:
- Ну чё, Билли, пойдем, может, водички попьём?
(Биллом мы звали нашего старосту Сашу Филиппкина. Почему мы так его звали - уже не помню, может, из-за созвучия Филли - Билли.)
Билли, симпатичный парень в очках и сером свитере, поднял голову от тетради и сказал: "Пошли..."
И я снова был счастлив! Мне снова казалось, что жизнь прекрасна, что события мирового и государственного масштаба - ничто по сравнению с весной, дружбой, любовью! В вечернем институте народа было мало, и мы с Биллом бежали по полутемным коридорам, смеясь и толкаясь, как дети в младших классах школы, которым сказали, что учительница заболела и можно идти домой. Попить водички мы решили в туалете на втором этаже. Это был единственный более-менее цивилизованный туалет во всём институте, в нём были даже кабинки с закрывающимися дверями! Но кабинки нам с Биллом нужны не были, нам были нужны простые водопроводные краны, которые ещё не были сломаны или вырваны с корнем из стены.
Мы промчались мимо двух курящих парней на лестничной клетке и через пару секунд с шумом ворвались в "комнату для водопоя". Первым у крана оказался Билли, и он с жадностью принялся ловить ртом тоненькую струйку холодной водопроводной воды. При этом он причмокивал от удовольствия и так фыркал, что напомнил мне бегемота, о чём я ему тут же и сообщил. Когда настал мой черед утолять свою жажду, Билл поведал мне, что я, когда пью, хрюкаю, как свинья. Я отвесил ему пинка, и через мгновение мы снова мчались по коридору, смеясь и толкаясь.
Мы бежали вверх по лестнице, когда нас кто-то окликнул.
- Ребята, постойте...
Я оглянулся. В темноте лестничной клетки я рассмотрел два чёрных силуэта. Один из них вышел чуть вперед и теперь стоял почти рядом с Биллом, в его руке я заметил красный огонёк сигареты.
Как же быстро может измениться жизнь! Казалось, только мгновение назад мою душу переполняли уверенность и радость, теперь же в ней поселились сомнение и страх. Кто это такой, этот незнакомец, этот чёрный человек? Что ему надо от нас? Какоё он имеет право так вот нагло вламываться в нашу жизнь, уничтожая всё самое светлое и чистое? Я внутренне напрягся и поднялся на пару ступенек выше, не отрывая взгляда от незнакомца. Теперь я был чуть дальше от него, и в случае опасности смог бы быстро добежать до верха, где в маленькой аудитории сидят наши друзья, которые никому не позволят дать себя (и меня тоже) в обиду.
- Постойте, ребята... - повторил незнакомец, и после небольшой паузы продолжил. - Вы не знаете, что такое единичная матрица?
И снова мир стал прекрасен! Я вновь ощутил все прелести весны, дружбы, любви. Жизнь опять казалась мне прекрасной и удивительной. Черная тревога отпустила меня, я отвернулся и снова побежал вверх. Я услышал, как Билли с облегчением в голосе быстро сказал: "Это матрица, в которой на главной диагонали стоят одни единицы", и спустя секунду он тоже бежал вслед за мной.
Мы ворвались в аудиторию, где наши товарищи всё ещё продолжали читать свои методички, с выражением радости на лицах. Билл тоже был очень доволен исходом странной встречи на лестнице, и он с улыбкой произнес:
- Я забыл ещё ему сказать, что остальные элементы матрицы - нули!
Я улыбнулся ему в ответ, повернулся к окну и набрал полные легкие прохладного весеннего воздуха. Глядя на мчащиеся машины внизу, я думал: "А ведь наша жизнь и есть такая матрица... Мы бежим по главной диагонали - нашей судьбе, куда-то вперед, к какой-то неясной цели, каждую секунду рискуя сорваться вниз. А единички - тоненькие дощечки из мостика над пропастью, такие непрочные, шаткие, а вокруг - нули, сплошные нули небытия... А мы торопимся, спешим, скользя по этим ступенькам, надеясь, что они нас выдержат, раскачивая и без того непрочную конструкцию. А куда спешим? Куда торопимся? Что ждет нас впереди, там - в конце диагонали? Стоит ли бежать, спешить, или же можно просто идти, тихонько шагая по плоским спинам единиц, глубоко вдыхая бодрящий весенний воздух?"
Красота и понятность мироздания, открывшегося передо мной, повергли меня в состояние блаженства! Мне ужасно хотелось поделиться всей своей радостью (или хотя бы её частью) с друзьями. И я повернулся к ним, и с огромной улыбкой на лице громко сказал:
--
А мы щас с Биллом ходили пить, и он когда пьет, фыркает, как бегемот!!!