Антонов Владимир Юрьевич : другие произведения.

Экзамен автоматом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания о военных сборах

ЭКЗАМЕН АВТОМАТОМ.

  
   Не знаю, стоит ли вообще говорить об этом сейчас, когда прошло столько лет... Но мои товарищи уже давно просят меня пролить свет на эти события. Они говорят, что люди должны знать правду... Да кому это сейчас надо? Кому нужны эти истории, кому нужна такая правда? Даже если это кого-нибудь и заинтересует, он всё равно не поверит ни единому слову. Каждый день мы узнаем столько сенсационных новостей, что они давно уже стали для нас обыденностью. Мы готовы поверить абсолютнейшей чепухе, если она будет смотреть на нас со страниц глянцевого журнала. В то же время правда, рассказанная устами очевидца, вызовет у нас лишь недоуменную улыбку. Ложь стала образом нашей жизни, а правда - назойливой мухой, не дающей заснуть...
   Это произошло в далеком 96-м ... Во всю кипела предвыборная кампания, на каждом столбе висел плакат с надписью "Голосуй или проиграешь!", Ельцин имитировал бодрость и здоровье, а первая (или 121-вая) российско-чеченская война была в самом разгаре.
   В то время я ещё не был дряхлым, сгорбленным, измученным отдышкой стариком. Мне было 20, и я переживал, пожалуй, самый лучший период своей жизни! Мне казалось, что я что-то из себя представляю, чего-то стою, что всё ещё сложится, что жизнь может приносить радость. Если бы я знал тогда, чем всё заканчивается... Одним словом, я был в тот момент на гребне волны! Сдав все зачеты в институте до начала зачетной недели, я, тем не менее, ежедневно посещал родное учебное заведение, с умилением наблюдая за мучениями своих одногруппников. Видя их нервные, измученные учебой лица, я испытывал почти садистское наслаждение от сознания собственного величия! Однако, настал момент, когда и я начал готовится к экзаменам. Но и тут мне везло! Половину экзаменов я получил автоматом, вторую с легкостью сдал на устраивающие меня отметки. Оставался только один экзамен - на военной кафедре. Он пугал всех. Кафедра была одним из тех мест, которые были ненавистны всем студентам, не зависимо от их успеваемости, наглости, социального происхождения и религиозных убеждений. Было что-то пугающее в самом этом мрачном четырехэтажном кирпичном здании, заставляющем вспомнить готические романы ужасов; в его длинных коридорах, гулкое эхо которых бросало тебя в дрожь, особенно если ты шел один, задержавшись вечером на самоподготовке; в этом дворике, окруженном с четырех сторон стенами с натянутой поверху колючей проволокой. Сама атмосфера здесь угнетала, и чтобы как-то снять напряжение, мы старались как можно больше шутить, смеяться и прикалываться. Подобное поведение шло вразрез с концепцией порядка в понимании руководства военной кафедры, и, дабы пресечь повальную деморализацию личного состава, к нам был приставлен специально обученный кадровый офицер - подполковник Луканин. Его тотальный контроль сводил нас с ума. Моя ежедневная вечерняя молитва "Отче наш" несколько видоизменилась:

"...Не введи нас во искушение

Но избавь нас от Луканина..."

   Наступил день выборов президента РФ. По такому случаю на "войне", как, впрочем, и во всей стране, объявили выходной день. Удачно проголосовав за "нашего президента" и посетив одну или две бесплатных дискотеки кампании "Голосуй или проиграешь!", я следующим утром пришел на кафедру с легким похмельным синдромом. Мои товарищи тоже прекрасно провели время: лицо Ромы Коровина украсилось свежими синяками, а Вова Шелякин провел ночь в милиции. Учить ничего не хотелось, и мы вяло перебрасывались незначащими фразами, безуспешно борясь со сном.
   Дверь аудитории распахнулась, и в комнату быстро вошел Луканин. Мы все повскакивали со своих мест, вытянувшись по стойке смирно. Луканин махнул рукой, давая понять, что мы можем сесть. Его раскрасневшееся лицо, казалось, выражало озабоченность.
   - Ребята, кто-нибудь хочет сдать экзамен автоматом? - спросил он, постукивая костяшками пальцев по столу.
   Поднялся лес рук.
   - Что, все хотят? Ну и замечательно... Быстро собираемся и вниз к подъезду. Машина ждет.
   И он ушел. Несколько секунд мы переваривали услышанное. Потом неохотно начали подниматься со своих мест и сдавать секретные тетради. Мы решили, что нас скорей всего бросят на сельхоз. работы на даче какого-нибудь военного чина, или что-то в этом роде. Заниматься физическим трудом на благо Родины ни у кого особенного желания не было, но это был единственный способ избежать мучительной процедуры сдачи экзамена. Все решили, что лучше поработать на свежем воздухе, чем чахнуть над учебниками, постоянно ощущая на себе пристальный взгляд офицерских глаз.
   Внизу нас ждал большой армейский грузовик. Луканин сделал перекличку, и мы, толкаясь, полезли в кузов. Брезентовый полог опустился, и грузовик поехал. Из-за шума двигателя разговаривать практически было невозможно, и я, прислонившись головой к матерчатой стенке, начал дремать. Правда, мне это плохо удавалось - грузовик постоянно скакал по каким-то ухабам, так что всех нас отчаянно трясло. Было почти ничего не видно, только иногда, когда машина проезжала какую-нибудь особенно глубокую рытвину, брезентовый полог начинал раскачиваться, впуская внутрь несколько лучиков света.
   Ехали мы довольно долго. Наконец мы остановились, но мотор не заглушили. Через несколько секунд мы снова тронулись. Грузовик въехал на какое-то возвышение, звук его мотора стал гулким, словно мы находились в пещере. Ближние к выходу начали выглядывать наружу.
   - Гараж, что ль, какой... или ангар... Стенки железные, - сказал Саша Бородулин, глядя наружу сквозь небольшую щелку.
   Грузовик остановился и заглушил мотор. Команды выходить не было, и мы продолжали сидеть на своих местах. Послышалось механическое жужжание и стук металла о металл. Видимо закрылись ворота ангара. Внезапно пол под нашими ногами дрогнул и завибрировал, одновременно с этим мы услышали рев авиационных двигателей.
   - Да что же это такое? - послышались со всех сторон крики, в которых звучал неприкрытый испуг. Мы начали выпрыгивать из грузовика в кромешную тьму. Натыкаясь друг на друга, мы пытались хоть что-нибудь рассмотреть в этой внезапно наступившей ночи. Пол под ногами продолжал дрожать и было ясно, что объект, в утробе которого мы находились, начал куда-то двигаться. Включились тусклые электрические лампы, и самые худшие наши опасения подтвердились - наш грузовик стоял в грузовом отсеке транспортного самолета, который, по всей видимости, выруливал на взлетную полосу.
   Началась паника. Все стали кричать, носиться туда-сюда, пытаться открыть наглухо задраенную дверь, стучать по бронированным стенам. Водителя в кабине не оказалось, как и не оказалось хоть кого-нибудь, кто мог бы нам объяснить, что происходит. Самолет тем временем продолжал набирать скорость. Нас несколько раз тряхнуло, и я почувствовал, что мы оторвались от земли.
   Я не бегал и не стучал в стены, как мои товарищи. Всё, что с нами произошло, буквально раздавило меня. Я просто сел на деревянную лавку привинченную к полу, опустил голову и с ужасом стал думать о том, что нас ждет дальше. Страх перед неизвестным был настолько силен, что я просто не мог пошевелиться, только колени мелко дрожали, да зубы выдавали барабанную дробь. Мое настроение перешло и на остальных. Через полчаса почти все уже молча сидели на длинных лавках вдоль борта самолета и обречённо смотрели в пустоту. Лишь немногие ещё продолжали искать выход, хотя всем давно было ясно, что выхода нет. Вскоре и они, один за другим, сели, кто на лавку, а кто и просто на пол, рядом со своими притихшими товарищами. Воцарилась тишина, нарушаемая только гудением двигателей.
   Прошло несколько тягостных часов... Первый шок прошёл, и мы начали потихоньку спрашивать друг у друга, куда нас везут. Мнений было много, но ни одно из них мне не нравилось. Сам я просто ничегошеньки не понимал.
   Гул за стенами изменился. Никто из нас не был хорошо знаком с самолетами, но всем почему-то показалось, что мы идем на снижение. Нас вновь несколько раз тряхнуло. Было слышно, как шасси зашуршало по земле, и мне ещё показалось, что я слышу громовые раскаты.
   Самолет остановился. Гул моторов затих, и снова наступила пугающая тишина. Когда металлическая стена лязгнула и пошла вниз, многие вздрогнули. Ворвавшийся внутрь дневной свет слепил глаза. Прикрываясь от солнца руками, мы стали выходить наружу по наклонному трапу, который откликался на каждый наш шаг каким-то звенящим гулом, от которого сводило скулы. Снова послышался гром.
   Когда я снова смог видеть, я тут же огляделся по сторонам. Аэродром, на котором мы находились, имел плачевный вид. То тут, то там были видны кучи мусора, даже скорее какие-то баррикады из кирпичей, металлической арматуры и листов искореженного железа. Где-то у самого края бетонного поля, которое давно уже нуждалось в капитальном ремонте, виднелся обгорелый остов небольшого самолета, по-видимому, истребителя. В воздухе явно пахло дымом, и я вдруг понял, что гром, доносившейся со стороны затянутого дымкой города, часть которого виднелась из-за нашего самолета, вовсе не гром, а звук артиллерийских залпов...
   Пока мы растерянно разглядывали окрестности, стараясь привыкнуть к новому для нас миру, откуда-то появился подполковник Луканин.
   - Филиппкин, строй взвод! - отрывисто бросил он нашему старосте, который на военной кафедре выполнял ещё и функции взводного. Все, толкаясь, стали занимать свои места, ожидая что, им наконец-то объяснят, что происходит. Но я уже все понял. То, что я увидел в ближайшей куче мусора, заставило мое сердце сжаться. Это был сильно помятый дорожный знак, такие обычно ставят на въездах в город. Надпись на нем гласила: "г. Грозный".
  
   Луканин так ничего и не объяснил... После того, как мы построились, он приказал идти за ним и категорически отказывался отвечать на какие либо вопросы. Мы сошли со взлетного поля и теперь шли по нешироким улочкам застроенных одноэтажными частными домами. Такие улицы есть в каждом городе, стоит только проехать чуть подальше от центра - и тебе уже кажется, что ты оказался в деревне, далеко-далеко от шумных улиц мегаполисов. Почти все дома были заброшены, во многих были выбиты окна или проломлена крыша, некоторые были сожжены или разрушены. Навстречу нам то и дело попадались группы вооруженных людей в военной форме и с усталыми лицами. Один раз нас обогнал бронетранспортер с сидящими на броне солдатами. Все эти картины добавили ещё несколько гирь на моё и без того тяжелое сердце.
   Наконец мы подошли к приземистому бетонному зданию с узкими бойницами окон. Это было что-то вроде недостроенного коровника или склада. Луканин завел нас внутрь и снова куда-то исчез. Вскоре он появился вместе с широкоплечим усатым майором в камуфляже. Фамилия майора была Хрусталёв. Используя шестиэтажные сложные матерные конструкции, Хрусталёв сказал приблизительно следующее:
   - Я слышал, вы хотели сдать экзамен автоматом... Вот автоматы, - он махнул рукой в сторону груды оружия, сваленной в углу комнаты. - а вон там вон (его палец указал на узкую щель окна) экзамен!
   После этих слов поднялся страшный шум, все кричали, возмущались, кто-то куда-то побежал... Только я стоял неподвижно, испытывая лишь обреченную покорность. Хрусталев выхватил из кучи автоматов один, передернул затвор и выстрелил короткой очередью в дальний конец длинного зала. Грохот оглушил всех. Многократно отраженный эхом выстрел, казалось, заполнил уши толстыми ватными тампонами. Все замерли.
   Я видел, что губы Хрусталёва шевелятся, но что он говорил, я смог понять только через несколько минут. А говорил он, что подобные нарушения дисциплины будут сурово наказываться, что теперь мы находимся на службе в вооруженных силах РФ и должны выполнять все приказы старших по званию, что наши родители предупреждены о том, что их сыновья отправлены на военные сборы в одну из военных частей, но они не знают, в какую именно, и что всякая попытка связаться с ними будет пресечена. Он ещё много чего говорил, но я его уже не слушал. В мою голову проникла липкая чернота, она, как паутина, ловила все мои мысли и эмоции, оставляя их биться в своих нитях где-то далеко внутри моей души. Мне почему-то стало абсолютно всё равно, что нас всех ждет в будущем, вернемся ли мы когда-нибудь домой, или навсегда останемся в этой стране, затерявшейся где-то среди мрачных гор. Я, кажется, вообще не испытывал никаких чувств, всё, что происходило здесь, как будто меня не касалось. Казалось, что я в полглаза смотрю какой-то не очень интересный фильм по телевизору, и чем этот фильм закончится, меня абсолютно не волнует.
   Нас отвели в соседний зал, где нам выдали военную форму. Форма была новая, ни разу не ношенная, правда, старого образца. В галифе мы все смотрелись забавно, но никто не смеялся... С сапогами было не так хорошо... Мне достались стоптанные, сморщенные кирзачи, к тому же на номер больше. Они всё время сваливались у меня с ног, даже если я наматывал портянки прямо на носки.
   Зато с оружием никаких проблем не было. Его было предостаточно. Оно, наверное, осталось от убитых и раненых солдат, и отчасти, было трофейным.
   Нам дали каждому по автомату Калашникова и по два запасных магазина. Саньку Филиппкину достался даже гранатомет. Никто, конечно, стрелять не умел, но это, похоже, никого не волновало.
   Луканин построил нас во дворе, сделал перекличку и сказал:
   - Ладно... Значит так, пойдете щас, поедите в полевой кухне... Потом посмотрим, что с вами делать.
   И он кратко объяснил нам, как найти кухню. Нагруженные оружием, мы вяло потащились по дороге. Теперь нас окружали многоэтажные жилые дома. Видимо, совсем недавно здесь прошли бои, и теперь на каждом шагу мы наталкивались на артиллерийские гильзы, воронки и следы пожаров. Где-то впереди строчил пулемет и ухала пушка. Мы просто брели вперед, изредка обходя осыпавшиеся здания, перегородившие нам дорогу. Никто специально не следил за маршрутом, все были настолько поглощены своими мыслями, что просто не обращали внимания на такие мелочи. Через двадцать минут стало ясно, что мы заблудились...
  
   Теперь пулемет стрелял где-то сзади и слева. Нам давно уже никто не попадался навстречу, и дома вокруг нас превратились в сплошные руины. Мы решили повернуть назад, но никто не мог вспомнить, как мы сюда пришли. Снова кое-кто начал возмущаться и обвинять товарищей, но вскоре всё успокоилось. Мы продолжали обреченно брести куда-то, пробираясь через разрушенные дома и переступая поваленные фонарные столбы...
   Так прошли ещё несколько часов. За всё это время нам повстречалось всего несколько человек. Это были, по всей видимости, местные жители, и они прятались, как только мы показывались из-за угла, не оставляя нам ни малейшего шанса узнать у них дорогу. Теперь канонада слышалась далеко позади, хотя нам казалось, что мы всё время шли прямо на неё. В этой части города разрушений было поменьше, только кое-где виднелись дома с выбитыми стеклами и следами от пуль на стенах. В одном из таких домов мы решили остановится и немного передохнуть. Это было какое-то государственное учреждение, с длинными коридорами и множеством комнат, мне оно почему-то напомнило военную кафедру. Меня непроизвольно передернуло. Мы нашли что-то вроде актового зала с рядами кресел и невысокой деревянной сценой. Наконец-то мы могли дать отдых ногам, истомленным долгой ходьбой в незнакомой обуви. Кто-то принялся рассматривать свои свежие мозоли, кто-то просто сидел, обхватив голову руками, кое-кто пытался заснуть, вытянувшись на нескольких откидных креслах.
   - Смотрите, что есть-то! - воскликнул Рома Коровин выглядывая из окна с выбитой с корнем рамой.
   Несколько человек подошли к нему.
   - Ни фига себе! Ну мы попали... - услышал я их испуганные голоса. Я мигом подскочил к окну. Оно выходило во двор, в глубине которого стояло двухэтажное кирпичное здание, похожее на школу сталинской постройки. Возле этого здания стояло несколько военных грузовиков и около десятка бородатых мужчин в военной форме и с автоматами через плечо. Они о чем-то оживленно разговаривали друг с другом, но слов разобрать было нельзя, иногда только до нас доносился их смех. Это явно были не наши. Мы встали так, чтобы нас нельзя было увидеть с улицы, а мы могли наблюдать всё, что происходит снаружи. Из дома напротив вышел человек и сказал несколько слов стоящим у входа. Видимо, он что-то приказал им, потому что они сразу же побросали сигареты и куда-то пошли. Через полминуты во дворе не осталось никого кроме человека, который только что вышел из дома. Он потянулся, расставив руки в сторону, да так и застыл с высоко поднятой головой. Казалось он просто наслаждается теплым солнечным деньком, и его совсем не смущает, что где-то рядом идет бой. Лицо этого человека показалось мне знакомым. Точно, я уже видел его не раз на экране телевизора. Это был лидер чеченских сепаратистов Джахар Дудаев.
   И тут со мной что-то произошло! В голову мою вселилась безумная идея, и я никак не мог от неё отвязаться. Не в силах справиться с охватившей меня горячкой, я подбежал к Саше Филиппкину и что-то стал шептать ему на ухо. В последствии вспоминая эти события, я никак не мог вспомнить, какие именно слова я тогда ему говорил, какие доводы приводил в подтверждение своей идеи. Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, как Саша меня послушался. Тем не менее, минут через пять моих страстных уговоров он как-то отстранено кивнул головой и начал стаскивать с плеча гранатомет. Руководствуясь инструкцией на корпусе, он проделал все необходимые операции и тщательно прицелился в окно. Мы отошли подальше в глубь комнаты, и Саша нажал на кнопку.
   Можно было бы предположить, что, не умея обращаться с оружием, Саша взорвался сам и убил ещё и всех нас. Или, по крайней мере, промахнулся бы на пятьдесят метров. Но ничего такого не произошло. Грянул выстрел, от которого мы все оглохли, а через мгновение с улицы раздался взрыв. Мы кинулись к окнам. Во дворе не было ничего, что можно было бы определенно назвать Джахаром Дудаевым. Из дома напротив стали выбегать люди, и мы все попадали на пол и затаились. С улицы доносились возбужденные крики, беспорядочные выстрелы. Видимо боевики никак не могли понять, что же произошло с их командиром. Несколько минут спустя мы услышали шум отъезжающих машин, и наступила тишина (если не считать, конечно, ни на секунду не смолкающих звуков далекого боя). Кто-то самый смелый наконец-то осторожно выглянул из окна. Двор опустел. Видимо, штаб боевиков, на который мы случайно набрели, был экстренно эвакуирован.
   Может быть, кто-то помнит сообщения в средствах массовой информации о том что Джахар Дудаев погиб в следствие прямого попадания самоуправляемой ракеты, настроенной на частоту его мобильного телефона. С таким же успехом можно было бы сказать, что он был убит вирусом настроенным на его генетический код. Такой техники у советской армии нет и не будет в ближайшие 150 лет. Все было гораздо проще... Конечно, кому-то легче поверить в волшебную ракету, чем в простого парня Сашу, первый раз державшего в руках оружие и вообще непонятно что делающего в этих местах.
   Вот практически и все, что я хотел вам рассказать. Непонятным образом нам всё-таки удалось найти обратную дорогу. Когда мы вернулись, все уже знали о нашем подвиге... Никто из нас до сих пор не понимает, откуда они это узнали. Сашу Филиппкина наградили званием героя России, а нас всех какой-то медалью, "За отвагу", кажется. Правда, своих наград мы так никогда и не увидели...
   Ещё неделю мы прожили в этом городе, но ни в каких военных действиях участия не принимали. В основном мы слонялись по окраинам, заходя в брошенные дома в поисках ценных вещей. Правда, все они были давным-давно разграблены, но иногда нам везло. Один раз я наткнулся на "Волгу" с разбитыми стеклами. Почти не надеясь на успех, я всё-таки тщательно исследовал её. И, о чудо! Под сиденьем я обнаружил плеер! Батареек хватило ровно на один куплет удивительно нежной и мелодичной песни. Несколько строк я запомнил и все время их напевал себе под нос, пробираясь через каменные катакомбы рассыпавшихся домов:

"...Зажатый шаткою толпой,

Я вынырну к реке

И, наконец, прижмусь щекой

К твоей щеке...

Куда мне укрыться от нашей капризной любви

Москва? "

   Не я один пел. Мой друг Рома Фатеев нашел текст модной в то время песенки в какой-то газете, валявшейся на подоконнике одной из брошенных квартир. Его охрипший голос можно было услышать то тут, то там, во время наших не очень-то законных рейдов:

"Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо,

И всего только надо - опустить паруса..."

   Вы, возможно, не поверите, но мы привыкли! Наше положение уже не казалось нам таким странным или ужасным. Более того, спустя годы я чуть ли не с умилением вспоминал те дни. Мне вспоминалось, как Рома приклеил на стену возле своей кровати (а мы спали всё в том же коровнике-складе) фотографию обнаженной модели Penthouse. Это был вкладыш от жвачки - единственного, что у него осталось от прежней, довоенной жизни. Каждое утро, наматывая портянки, он улыбался ей, а она улыбалась ему. Мне вспоминается, как заботливо перевязывал мне руку Саша Бородулин, когда я неосторожно расцарапал её о ржавую проволоку. Мне вспоминается какое-то единство, братство, которое сплотило нас в те трудные дни вместе, не давало падать духом, поддерживало в трудную минуту. Хотя... Едва ли бы я хотел снова оказаться там...
   Через неделю тот же самолет увез нас обратно. Автоматы с собой провезти всё-таки не удалось, а вот пару пистолетов, несколько гранат и много-много патронов мы спрятали.
   Когда самолет приземлился, Луканин объявил нам, что мы не имеем права кому бы то ни было рассказывать, где мы были и что делали.
   В родной стране, казалось, ничего не изменилось. На каждом столбе висел, немного правда поистрепавшийся, плакат с надписью "Голосуй или проиграешь!", наш новый старый президент продолжал имитировать бодрость и здоровье, а война и не думала прекращаться. Дома я нашел маму в предынфарктном состоянии, она уже и не надеялась увидеть меня живым. Я, как мог, успокоил её, сказав, что был на сборах в Калужской области. Не знаю, поверила она мне или нет...
   Вот, в общем, и всё... Мне кажется, что большинство читателей уже давно бросило читать мой сбивчивый рассказ, может быть, кто-то посмеивается над выжившим из ума стариком. Некоторые, наверное, ждут объяснений... Так вот, их не будет! Ни я, ни мои друзья так до сих пор и не знают, кому и зачем понадобилось проделывать с нами такое. Своих наград мы никогда не видели, единственное, что мы получили, так это отличные отметки в зачетной книжке. Да ещё, может быть, возможность по пьяни хвастаться своими боевыми заслугами. Правда, насколько мне известно, так из нас никто не поступал...
  
   Спустя полгода преподаватель по теории автоматического регулирования, хитро прищурившись, спросил:
   - А кто хочет получить экзамен автоматом?
   Он был очень удивлён, когда не увидел в большой аудитории ни одной поднявшейся руки...
  

25.02.2000

  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"