Сегодня я думаю о злодействе. Я думаю о его печальных развесистых полянах, покрывающих пылью чёрное зарево гор. Я мечтаю о красных ладонях, что так постоянно сияли в усыпляющем круговороте света. Я не могу забыть его беспомощное, но такое зовущее постоянство, что так часто отбрасывало меня в гущу изумрудно-зелёных теней сияющих цветов. Я размышляю о его неприметной кропотливости, удивительно точно показывающей мерило стали.
Весь день я думал о злодействе. Всю ночь я думал о злодействе. Весь вечер я думал о злодействе. И только утром я перестал думать о злодействе. Потому что я вспомнил о рабстве.
Я вспоминаю его надбровные дуги, так лирично простирающиеся в чёрном пространстве сна. Я думаю о его глазах, в которых так зыбко тонут красота и пластик. Я хочу вновь увидеть линию изгиба его необратимости. Я жажду лицезреть смущённую неординарность вечности. В тени его зрачков я хочу рассмотреть нижнюю границу реальности.
И всё-таки злодейство лучше рабства. Хотя бы потому, что пишется по-другому.