Антонец Николай Анатольевич : другие произведения.

Серебряные Нити

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В годовщину смерти возлюбленной одинокий писатель вынужден столкнуться с воплощением кошмаров из забытого прошлого и вновь перелистнуть страницы своего рокового труда, книги "Серебряные нити". Обнаружится ли в проклятом тексте ответ на терзающие героя вопросы? И где пролегает граница между вымыслом распалённой фантазии и жестокой реальностью? Это читателю предстоит узнать самому.
  Мрачные небеса, казалось, почти приникли к земле, и тут же прорвались, протекли потоками серого ливня. Тяжёлые капли разбивались об одинаковые надгробья, словно бы выталкивая их за пределы моего крохотного мира - настойчиво, но безрезультатно.
  Запоздало открыв старенький зонт, я неохотно развернулся на месте и безвольно побрёл по выложенной сероватым камнем дорожке. На кладбище было пустынно и тихо, а с приходом дождя моё одиночество вдруг стало особенно броским, давящим даже.
  Борясь со стиснувшей сердце ноющей болью, я обернулся через плечо и невольно замер - там, у надгробия Акане, стояла подобная мне, столь же одинокая чёрная фигура. Я не мог разглядеть большего, но у Акане было много друзей, и не было ничего удивительного в том, что кто-то решил навестить её даже в столь ненастный день... Тем более что сегодня была годовщина её... ухода...
  Снова посмотрев перед собой, я решился вернуться и предложить неведомому товарищу зонт, но у могилы, украшенной прекрасными цветами, уже никого не было. Оглядевшись, я убедился, что поблизости действительно не оказалось знакомых лиц - да и вообще никого - и только после этого, списав мгновенную иллюзию на игры раздразненного тяжёлым днём сознания, всё же нашёл в себе силы покинуть утопающее в объятиях ливня кладбище.
  Пасмурная погода держалась уже несколько дней, и неширокие улицы Токио вдруг потеряли свою обычную оживлённость. Многие, очень многие прятались от промозглых дождей за стенами уютных домов, и лишь самые отчаянные, вроде меня, отваживались появляться под равнодушными и холодными небесами, низвергающими шумящие потоки воды.
  Давно изведанная и принятая мною тишина смотрела из каждой подворотни, из каждой неровной тени, отбрасываемой исполинскими зданиями и одинаковыми рекламными вывесками. Эта тишина пробивалась даже сквозь шипение дождя, пронзала насквозь, не оставляла надежды на призрачное успокоение.
  Мой дом находился достаточно далеко, но я всегда добирался от него до кладбища и обратно пешком. Это было своеобразным ритуалом, ритуалом памяти Акане, оставившей меня за неделю до нашей свадьбы.
  Я замер на месте, неожиданно для себя ощутив гнетущую пустоту в центре груди, и в странной печали склонил голову, опустил потяжелевший вдруг зонт. Щупальца дождя хлестнули меня по плечам и лицу, но я не замечал их - всё моё внимание было приковано к странной девушке в необычном чёрном кимоно, глядящей на меня из полумрака подворотни. Я бросил на неё всего один робкий взгляд, но и от этого взгляда всё моё естество подёрнулось незнакомым ранее холодом.
  Снова смерив взглядом бесконечную улицу, я двинулся с места почти автоматически, не без труда подняв над головой рвущийся из рук зонт.
  Оставшееся до дома расстояние я проделал в состоянии странной апатии, не замечая ничего вокруг себя, и слишком поздно понял, что нахожусь уже у порога добротного двухэтажного здания, которое мы с Акане приобрели за месяц до того, как решились на женитьбу. Слева и справа простирались неухоженные газоны, а под дверью лежала промокшая насквозь утренняя газета - всё здесь было неизменным, с того самого дня, как...
  Я неторопливо достал из кармана связку ключей и, подняв тяжёлый взгляд, отпер входную дверь; почти против воли посмотрел в окна второго этажа - и обмер. Там, за плотно сомкнутыми занавесками, я отчётливо различил размытое и почти неразличимое движение.
  В доме кто-то был!
  Не теряя времени, я вбежал в небольшую прихожую, парой движений снял ботинки, попутно взглянув влево, быстро осмотрел коридор. Дверь в ванную была распахнута. И кладовка просматривалась просто отлично. Закрыта была только широкая двустворчатая дверь гостиной - небольшой залы, в которой стоял поминальный алтарь Акане. Дальше коридор сворачивал влево, но что-то подсказывало мне, что заглядывать туда просто не имело смысла. Поэтому я без лишних мыслей прошёл тем путём, что был прямо передо мной, и осторожно вошёл в главный зал. Первым бросился в глаза широкоэкранный телевизор - точнее, размытое изображение, размазанное по его безразличному ко всему чёрному экрану. Как в зеркале в нём отражался нависающий над залом коридор второго этажа, и там, за невысокими перилами, можно было различить едва заметную тень.
  Запоздало вспомнив, что незваный гость может видеть меня с той же лёгкостью, я скользнул на небольшую кухню, отделённую от зала перегородкой, доходящей мне до низа груди, и поискал взглядом трубку переносного телефона. Нужно было вызвать полицию и задержать неведомого посетителя до приезда властей, но... Проклятая трубка лежала на телевизоре, слишком далеко, чтобы можно было прокрасться незамеченным.
  Осторожно покинув кухню и тесно прижавшись к перегородке, я миновал залу, приблизился к неширокой лестнице, ведущей на второй этаж. Отсюда уже можно было различить коридоры второго этажа, и я, мягко обогнув перила, медленно поднялся по знакомым и давно уже привычным ступеням. На втором этаже никого не было; Т-образный коридор, широким своим концом нависающий прямо над закутком кухни, был пуст и даже немного уныл. Дверь в мою комнату, смотрящая на залу, была заперта, дверь в комнату моего младшего брата не открывалась уже несколько месяцев. Оставалась только одна комната, где мог спрятаться незнакомец... Комната Акане, та самая, в окне которой я увидел движение ещё на улице.
  Я несмело вошёл в прямой коридор, заканчивающийся плотно прикрытой дверью, и замер - сделанная на европейский манер дверь была заперта, а ручка её давно покрылась слоем пыли. В комнату Акане никто не заходил с тех пор, как она поселилась там - и почти сразу же после этого исчезла из моей жизни.
  Переборов суеверный страх, я достал связку ключей и дрожащей рукой отпер замок двери, дёрнул ручку вправо - и вошёл в наполненное странно-свободным воздухом помещение.
  Комната Акане была ухоженной и чистой; сложно было представить, что здесь некогда жила весёлая и взбалмошная журналистка. И, хотя на строгом рабочем столе сейчас царил идеальный порядок, я помнил то время, когда различные заметки и книги были разбросаны повсюду, и мне порой приходилось доставать их даже из-под кровати. На подвесных полках, занимающих, на мой взгляд, слишком много места, в ряд были выставлены забавные и милые плюшевые игрушки, чередующиеся с фотографиями известных актёров и политических лиц, у которых Акане когда-либо брала интервью. У дальней стены возвышалась стопка небольших бумажных пакетов, в каждом из которых находились отсортированные и пухлые от закладок книги по массажу, готовке, религии, философии и социологии. Единственный шкаф, предусмотрительно спрятанный архитекторами в стену, был забит вместительными картонными коробками, поверх которых лежали давно уже не использовавшиеся вешалки.
  В комнате было пусто.
  Не зная, что именно думать обо всём произошедшем, я подошёл к широкому - почти во всю стену - окну и мрачно посмотрел на улицу; проводил взглядом несколько тяжёлых капель, скатившихся по холодному стеклу.
  Наверное, я просто был не в себе. Наверное, потеря Акане и годовщина её ухода до сих пор значили для меня слишком много, но... Я ничего не мог с собой поделать, даже если это и могло довести меня до сумасшествия.
  До сих пор сложно было поверить, что эта жизнерадостная, милая девушка могла просто раствориться в воздухе, исчезнуть... Исчезнуть вместе со всеми, кто попал в ту автокатастрофу. Исчезнуть навсегда.
  Проклятье, как же легко было обманывать себя даже сейчас...
  Я в бессильной злобе упёр ладони в стекло, наблюдая за тем, как вокруг пальцев образовался раздражающий белесый налёт, и развернулся на каблуках, бросил взгляд в сторону невысокой кровати - та была идеально убрана и накрыта широкой разноцветной простынёй. Без единой складочки или кривизны... На миг мне показалось, что сидящая на подвижном офисном стуле Акане сейчас поднимет удивлённый взгляд и спросит, почему я такой мрачный сегодня, но... Акане не было со мной. Её кровать была пустой, а стул одиноко стоял в стороне, уже давно потерявший её тепло и обычную ухоженность.
  Не знаю, что именно заставило меня находиться в этой комнате так долго, но больше я не мог бороться со своим страхом и своей болью - подался к двери, вышел в коридор и с холодной уверенностью запер за собой замок. Только после этого я смог ощутить лёгкое успокоение, как будто бы невидимые цепи отпустили мои руки и ноги, как будто бы застилавший голову туман вдруг начал отступать...
  Вспомнив о промокшей насквозь одежде и оставленном в прихожей зонте, я сделал несколько шагов по коридору, когда услышал странный щелчок позади себя. Щелчок - и тихое посвистывание стареньких дверных петель. А потом прямо за моей спиной послышался робкий вздох...
  Я резко обернулся, но встретил лишь голые стены коридора, сплошной прямоугольник двери и пыльную ручку, в которой торчал забытый мною ключ. Потянув его на себя, я неосторожно уронил всю связку, неохотно нагнулся за ней, проклиная расшатанные одиночеством и мрачным днём нервы. Взгляд мой упал на щель под дверью совершенно случайно, но одного этого взгляда было достаточно, чтобы привести меня в ужас. Там, в полосе приглушённого света, можно было с трудом разглядеть две небольших тени, как будто бы от небольших ступней того, кто прижимался к двери с другой стороны.
  Почти не сомневаясь в том, что сейчас произойдёт, я резко оттолкнул дверь от себя и ввалился в пустующую комнату. Тянущее, тошнотворное ощущение того, что вокруг меня распускала крылья очередная иллюзия, нарушалось простым и естественным фактом. Дверь была открыта, но я точно запер её какую-то минуту назад! Вставил ключ в замочную скважину, провернул два раза влево...
  Я, тяжело сглотнув, притворил за собой дверь и торопливо прошёлся по вдруг ставшему невероятно длинным коридору, дрожащими руками зажёг развешенные вдоль стен бра. Мягкий оранжевый свет если не бодрил, то хотя бы отгонял придуманные мною же галлюцинации, и, поддерживаемый им, я спустился на первый этаж и зажёг все лампы, какие только были в доме. Щёлкнул несколько кнопок на пульте от телевизора, но чёрный блестящий ящик остался безмолвным и мёртвым. Оставив его, я прошёл в ванную и сбросил с себя мокрую одежду, быстро переоделся в свободную белую рубашку и протёртые в коленях домашние джинсы.
  Этот коридор, коридор первого этажа, обычно тёмный и странно унылый, не нравился мне никогда, а сейчас каждый шаг по нему казался мне настоящей пыткой. Виной тому был церемониальный зал, или зал для приёма гостей, традиционный для подобных японских домов, у дальней стены которого располагался небольшой алтарь из чёрного дерева, окружённый несколькими ароматическими палочками. Обычно алтарь заставлял меня обходить церемониальный зал стороной, но в этот день к нему влекла какая-то поистине непреодолимая сила, влекла через страх и благоговейное уважение к ушедшим.
  Я отодвинул влево тонкую створку двери, невольно насладившись приятным шелестом дерева о дерево, и шагнул в небольшой равносторонний зал, в центре которого в небольшом углублении стоял добротный чёрный стол. Вокруг стола располагались удобные вытянутые подушки, но ими, насколько я помнил, никто не пользовался ещё ни разу - я предпочитал есть на крохотной кухне, а Акане просто не успела пригласить в этот дом своих родителей, чтобы разделить трапезу с ними.
  Странно, но зал вдруг показался мне слишком пустым, слишком огромным для своей бесполезности. Единственным, что имело в нём ценность, оставалась фотография Акане в тёмной рамке, верхние углы которой были крепко обняты чёрными шёлковыми лентами.
  Вспомнив о фотографии, я посмотрел на небольшой ритуальный алтарь. Акане всегда смотрела на меня оттуда. Смотрела не так, как при жизни, без огонька в глазах, без широкой улыбки на красивых губах. Я замечал это всякий раз, когда оказывался в этом помещений, и всегда вспоминал об Акане яркой, Акане радостной, но... Раз за разом воспоминания эти всё сильнее бередили старые душевные раны. Как будто бы боль моя со временем не притуплялась, а лишь крепчала.
  Я покинул зал с ощущением шокирующего одиночества - пустоты, залёгшей под сердцем - и почти по чистому наитию добрался до обыкновенно тёмной кухни, наугад бросил что-то в микроволновую печь и пробежался пальцами по нужным кнопкам.
  В холодильнике было пусто; вот уже несколько месяцев я питался только едой быстрого приготовления, совершенно позабыв о том, что существовала также возможность сходить за настоящими продуктами и приготовить что-нибудь собственноручно. Обычно вся готовка ложилась на плечи Акане, а когда её не стало - на моего младшего брата. Не так давно он переселился в общежитие при институте, а для меня оказалось уже слишком поздно учиться готовить...
  Проверив содержимое пластикового пакета с молоком, я отпил немного, но ледяное молоко отдалось в голове и горле тупой, раскатистой болью, и я с отвращением вернул пакет в холодильник.
  Призывно запищала микроволновая печь. Я уже готов был открыть её и достать аппетитно пахнущий ужин, когда заметил краем глаза какое-то движение в зале.
  День, наполненный каким-то нереальным бредом, заставил меня отнестись к новой галлюцинации с изрядной долей скепсиса ќ- и с каким-то неожиданным для самого себя удовольствием я убедился, что в зале кроме меня действительно никого не было.
  Наверное, годовщина гибели Акане действительно сводила меня с ума...
  
  Поужинав, я взял небольшую книгу с журнального столика, стоящего перед диваном в центре залы, поднялся на второй этаж и в последний раз обернулся к красивым резным перилам. Не знаю, зачем. Просто глянул искоса через плечо: посмотрел вниз, в огромное окно первого этажа, смерил взглядом всю свою безразмерную залу и нависающую над ней простую люстру. Наверное, я просто хотел снова почувствовать себя настоящим хозяином этого унылого домика... вот так вот незамысловато. Так просто. Будто бы одно только это могло вернуть мне спокойствие...
  Где-то там, за стенами дома, сверкнула первая за этот поздний вечер молния, отдалась в воздухе оглушительным раскатом грома.
  Случайно я задержал взгляд на залитом дождевой водой окне, попытался всмотреться в глубокий уличный мрак - и отпрянул к двери своей комнаты. Из-за расплывшегося множеством небольших разводов стекла на меня смотрела та самая девушка, которую я уже не раз видел сегодня, мрачная и просто пугающая. Сейчас она находилась снаружи, во мраке, и это изводило меня больше всего: из прекрасно освещённого дома я мог видеть только её силуэт, тогда как я для неё был как на ладони...
  Книга выскользнула из моих пальцев и глухо хлопнула об пол.
  Поддавшись мгновенному уколу паники, я нелепо крутнулся через плечо и, с трудом удержав равновесие, рванул на себя дверь собственной комнаты - безрезультатно. Выругавшись, вспомнил о ключах и после нескольких неудачных попыток отпер сложный замок, торопливо проскользнул в тёмное помещение.
  Эта странная девушка преследовала меня всюду, она как будто бы выслеживала меня, возможно - чтобы убить в порыве неразделённой любви, как поступают некоторые сумасшедшие сталкеры... Я не мог сказать, что именно заставляло меня думать в этом направлении, но, честное слово, иные домыслы возбуждённого мозга казались куда более невероятными.
  Не обнаружив под трясущейся ладонью переключатель света, я интуитивно прошёлся по затенённой комнате и схватил с попавшейся под руку полки сувенирную катану в изукрашенных декоративных ножнах. Это был подарок младшего брата, Юки, на мой двадцатый день рождения - пусть только дешёвый сувенир, но преподнесённый с искренним почтением и обожанием... Сейчас это импровизированное оружие, казалось, могло защитить меня от всего на свете. От всего, кроме моего собственного страха.
  Я думал, что смогу отдышаться, но осторожный стук в дверь заставил меня отскочить к озарённому вспышками молний окну, прижаться к нему спиной и выставить перед собой тускло поблёскивающее лезвие катаны. Здесь, у окна, хотя бы не было этого гнетущего мрака - доносящийся с улицы мертвенный свет фонарей разгонял сгущающуюся в углах комнаты темноту. Для моего сознания этот свет уравнивал всё - белое и чёрное, добро и зло... В нём не могло существовать ничего больше, кроме него самого - мертвенного, печального и одинокого.
  Снова полыхнула молния, разорвав моё мгновенное заблуждение, и тут же я понял, что от окна в комнату упали две удлинившихся и гротескно изломанных тени... Две. Моя и...
  Издав приглушённый вскрик, я окончательно потерял почву под ногами и бросился прочь от тускло освещённого стекла, снова пересёк комнату, разбросав всё, что встретилось по пути. Дверь поддалась слишком легко, но, я знал, в коридоре не было никого, как и на первом этаже.
  Я, перепрыгивая через несколько ступеней, сбежал с проклятой лестницы и юркнул в небольшую каморку под ней, резко задёрнул за собой тяжёлую штору. Со всех сторон мгновенно набросилась голодная полутьма, но она не могла испугать меня - не больше, чем я уже был напуган.
  Казалось, удары моего сердца разносились по всему дому, сотрясали его до основания и растворялись в нём... И больше всего я боялся, что этот грохот, разрывающий мою грудь, оповестит всех вокруг о том месте, где я решился спрятаться... Я боялся, что тяжёлая занавеска неторопливо скользнёт в сторону, а за ней...
  Ступени лестницы, что распростёрлась надо мной, немелодично заскрипели, словно уступая чьему-то весу. Кто-то спускался на первый этаж, кто-то был уже совсем близко...
  Откинувшись на спину, я прижал катану к груди и попытался успокоиться, несколько раз глубоко вдохнул - и тут же опьянел от заползшей в голову слабости. Ещё минуту назад мне казалось, что после этого дня я вообще вряд ли когда-нибудь смогу заснуть, но сон подкрался ко мне незаметно и быстро, быстрее даже, чем я успел это осознать.
  
  Когда я, проснувшись, открыл глаза, в примыкающей к кладовке зале уже было светло. Откуда-то из-за ширмы слышался шелест дождя, тихий и чуть нежный... Именно это окончательно вернуло меня к реальности, втолкнуло в обыкновенное серое утро, бесцветное, полное пьянящей пустоты, как бывало последние несколько дней.
  Я с трудом поднялся в сидячее положение и, опираясь на стенку каморки, медленно огляделся. Окружившие меня вещи - различные коробки и ящики, оставшиеся после переезда, какие-то непонятные ковры - были покрыты слоем устоявшейся пыли, а прямо над моей головой раскинулась ловчая сеть небольшого домашнего паука. Как в каком-то плохоньком склепе...
  Отчего-то события минувшего вечера отчаянно не желали возвращаться в голову, и я, решив, что просто переутомился, подобно последнему пьянице выполз из-за ширмы в зал. Всё моё тело ныло, а затёкшие руки и ноги порой просто отказывались слушаться - сказывалась проведённая в неудобном положении ночь...
  И, как будто бы дожидавшись только меня, подала звуковой сигнал переносная телефонная трубка. Подойдя к телевизору, я подхватил её и небрежно ткнул кнопку приёма входящего вызова.
  - Доброе утро, - незамедлительно поздоровался мой редактор, Амакура Рю.
  - Утро, - отозвался я, проходя на кухню.
  - Саюки, у тебя что-то с голосом...
  - Знаю. Просто вчера...
  - Да, я соболезную твоей потере. Извини, что спросил.
  Он даже не дал договорить. Отчеркнул. Поставил точку, как обычно.
  - Ничего, - с тенью недовольства отозвался я. - Но разве я не говорил, что сдам рукописи во вторник?
  - Я звоню не поэтому.
  - Вот как, - я открыл холодильник, после чего тупо посмотрел на открытый пакет молока, вспомнил пронизывающий до костей ледяной удар - и невольно отступил. Кто знает, сколько этот пакет вообще стоял вот так вот, окончательно замерзая и ожидая только, чтобы я из него отпил...
  - Просто хочу узнать, как у тебя дела, - Рю оторвал меня от бессмысленных размышлений, как всегда тактично и кратко.
  - Спасибо, нормально.
  - Тебе тяжело, но...
  - Слушай, - я толкнул дверцу холодильника и вышел с кухни, побрёл на второй этаж. Скрип ступеней отчего-то навёл на меня странную тоску, но я не мог сказать - отчего именно. - Со мной всё в порядке. Я могу жить без неё, сколько ещё раз мне нужно это повторить?..
  - Хорошо, извини. Да, я совсем забыл: твоя пресс-конференция назначена на следующую субботу...
  - Ты перенёс её? - я заглянул в коридор второго этажа, проверив взглядом дверь в комнату Акане.
  - Да, в пятницу, думаю, тебе лучше будет встретиться с госпожой Мисато...
  - Мне не нужен психотерапевт! - несдержанно огрызнулся я. Медовый голос Рю уже начинал раздражать, как и необыкновенная текучесть его речи. - У меня нет проблем с психикой, понимаешь?!
  Сдерживая дыхание, я подошёл к окну в своей комнате и выглянул на улицу, рассеянно окинул взглядом небольшой соседский дворик. На мгновение мне показалось, что за струями дождя появилось какое-то движение, и сознание моё тут же вспыхнуло целым каскадом картин вчерашнего вечера.
  - Подожди, - я прервал говорившего что-то Рю, чувствуя, как бисеринки пота собираются у моей переносицы. - Пожалуй, мне действительно лучше встретиться с... госпожой Мисато.
  - Я знал, - он вкрадчиво усмехнулся.
  - Нет, ты не понимаешь... Мне кажется, что кто-то преследует меня.
  - У тебя вчера был тяжёлый день...
  - Я не про то!
  - Ты просто переволновался. Я уверен, Акане...
  - Акане тут не при чём!
  - Хорошо, хорошо. Просто не садись сегодня за работу, ладно?
  Я бросил короткий взгляд на небольшой ноутбук, в котором содержались черновики всех моих рукописей и наброски будущих рассказов. Работать не хотелось, и виной тому был не столько пережитый кошмар, сколько давящая моральная усталость - однообразие серых дней словно бы иссушило меня, вытянуло что-то необходимое и крайне важное.
  - Спасибо, Рю, - я тяжело вздохнул.
  - Удачного дня.
  - Увидимся...
  Я оборвал связь и бросил трубку на кровать; усиленно потёр низ бровей, так, как если бы это могло помочь мне собраться с мыслями.
  Что-то действительно странное происходило со мной вчера, что-то, что не так просто было назвать всего лишь игрой воображения. Хотя, возможно, я и придумал добрую половину всех этих ужасов - посеял их зёрна в своём сознании, позволив фантазии писателя воплотить их в иллюзорную жизнь.
  Наверное, я просто медленно сходил с ума...
  Я снова выглянул из окна, вспомнил ту, вторую тень, что привиделась мне при вспышке необузданной молнии. Обладатель этой тени должен был находиться на одном со мной уровне, в шаге позади и левее меня - за прочным оконным стеклом, на высоте нескольких метров от земли. Если, конечно, он не спускался на верёвке...
  Я вздрогнул. Вздрогнул резко и нервно, чуть не рухнув при этом на колени.
  Акане не погибла в автомобильной аварии, как я привык говорить своим близким и её друзьям. На самом деле она... Она просто повесилась на чердаке... Что-то или кто-то заставило её... Я не знал большего, но... моя Акане никогда не оставила бы меня - никогда!
  Борясь с трясущимися коленями, я вышел из комнаты и навалился на перила, оградившие меня от падения на накрытый безрадостным полумраком пол первого этажа.
  Наверное, этот день ничем не отличался от предыдущего... Был таким же тёмным, сырым и промозглым. И... И мне просто нужно было прожить его, как я проживал день за днём до этого, неделю за неделей, месяц за месяцем.
  За окном первого этажа царил сероватый туман неторопливого, тихого утреннего дождя. Дождь был повсюду, но в то же время казался недосягаемым, невероятно удалённым и чужим. Он прятал в себе одинокие силуэты и незнакомые контуры, изменял их, превращал во что-то новое, во что-что, что порой не с чем было даже сравнить.
  Я знал, что именно увижу там, на улице, в небольшом парке, разделяющем мой дом с домом сварливой пожилой соседки. Я знал и ждал, когда появится та самая девушка, образ которой, размытый и непонятный, пугал меня, но в то же время рождал забытый уже интерес...
  И она была там, она ждала снаружи, смотрела мне точно в глаза, хотя я не мог разобрать даже общих черт её лица. Её взгляд был устремлён на меня из того самого парка, я чувствовал его собственной кожей... Во всяком случае, так мне казалось - неясное ощущение как будто бы собиралось на кончиках волос крохотными электрическими разрядами, покалывая кожу сотнями невидимых иголок.
  Прошла долгая, мучительная минута тишины, после чего я всё же различил её за водопадами дождевых стен, различил тонкую фигурку, кажется, поглощённую сохранившимся ночным мраком...
  Да, я, наверное, мог говорить об этом спокойно, но на самом деле страх сковывал меня прочней любых оков - страх перед неизвестностью, страх перед самим собой... И ещё какой-то страх, холодный и липкий, сущность которого я просто не мог разобрать за эти несколько мгновений, которые ушли у меня на спуск с лестницы и яростную пробежку к прихожей.
  Повторив вслух несколько бессмысленных ругательств, я быстро надел так и не просохшие за ночь туфли и выбежал под дождь. Оставить открытой входную дверь, не взять с собой зонтик, почти вслепую рвануться на первое же предчувствие - страх заставлял меня совершать отчаянные глупости, но...
  Но, наверное, таковы все мы, люди.
  Поскальзываясь и только чудом сохраняя равновесие, я добежал до угла своего дома, резко свернул налево - и почти сразу же натолкнулся на кого-то, кого по минутной глупости посчитал той самой нарушительницей моего спокойствия. Обхватив за плечи, я не дал ей упасть, равно, как и пресёк все её пути для бегства.
  Сначала девушка закричала, но, наглотавшись дождевой воды, просто оттолкнулась от моей груди и со всего размаха ударила меня по лицу увесистой сумочкой. Выиграв этим несколько секунд, она кошкой отскочила в сторону и как-то особенно подобралась, приготовилась к новым неприятностям. Наверное, она не убегала только потому, что хотела выяснить все подробности произошедшего. Хотела разгадать, из-за чего взрослый мужчина в простой домашней одежде набросился на неё, как на злейшего врага.
  Я поднял взгляд, до сих пор пытаясь прийти в себя - от удара незнакомки вся левая сторона моего лица вдруг налилась свинцовой тяжестью - и невольно оцепенел. На меня смотрела Акане... Точнее, девушка, которая была очень похожа на мою Акане, пусть и оказалась немного ниже, чуть тоньше сложена и попросту моложе...
  Вопреки таящемуся в груди страху, я вынужден был признать, что передо мной стояла та самая тень из парка...
  - Прошу меня извинить, - я торопливо поклонился незнакомке, пытаясь изобразить на лице мину лёгкого смущения. - В случившемся была только моя вина...
  - Ну, я тоже шла довольно быстро, - девушка подняла свой забавный розовый зонт, по моей вине оказавшийся на земле, и снова ввинтила мне в переносицу пытливый, молодой взгляд. - Но всё-таки... Вы преследовали кого-то? Возможно, стоит вызвать полицию?
  - Нет, что вы, - я нелепо рассмеялся, пытаясь придумать как можно более правдоподобную отговорку. - Просто я перепутал вас с... Ну, в общем перепутал...
  Я замялся, не в силах найти верное определение своей галлюцинации.
  - Вы выглядите нездорово, - она участливо подошла ближе. - Что-то произошло? Вы уверены, что в полиции нет необходимости?
  - Нет, - отрезал я. - Всё равно полиция не поможет...
  - Значит, ваши проблемы иного характера? Может, стоит вызвать "скорую"?
  Я промолчал, окинув взором свой дом, и тут же заметил, что из щели в плотно прикрытых занавесках в меньшем окне залы на меня смотрела ставшая уже знакомой тёмная гостья. Снова я не мог разглядеть её глаз, но одно осознание того, что эта девушка может прятаться где-то в моём доме, приводило в ужас.
  - Я... Я перепутал вас с ней, - мой палец указал на небольшое решётчатое окно, но щель между занавесками уже затянулась, как будто бы её и не было.
  - Наверное, вас мучают... Ну... Кошмары наяву? - незнакомка в свободном сером дождевике скептически посмотрела на мою дрожащую ладонь.
  - Нет, но... Почему вы спрашиваете?
  Она по-кошачьи лукаво улыбнулась, после чего с некоторой долей смущения произнесла:
  - Так уж получилось, что я занимаюсь вопросами религии и мифологии... Ну, вы знаете, колдовство, магия, потусторонние силы, и если...
  - Занимаетесь? - мрачно переспросил я, только сейчас ощутив, как отяжелела промокшая насквозь одежда.
  Неудивительно, что девушка приняла меня за человека, имеющего проблемы... потустороннего характера. Я просто был не в себе...
  - Это не то, о чём вы подумали! - она торопливо подошла на расстояние вытянутой руки и чуть прикрыла меня зонтом, после чего с видом лектора продолжила: - Большинство моих проектов для института посвящено различным оккультным областям... Я рассматриваю обряды удалённых поселений и изолированных областей, вычитываю о различных мистических историях - и пытаюсь сопоставить их с реальной жизнью...
  Из всех людей в Токио мне повезло столкнуться именно со студенткой, увлечённой призраками и магией. Со студенткой, которая тоже интересовалась религиозными обрядами удалённых поселений... Совсем как я когда-то.
  Только интерес у нас был, наверное, слишком разный...
  - И мне кажется, что в нашей обыденной жизни мы уделяем слишком мало внимания обратной стороне реальности... Понимаете меня?
  - Да, да, конечно, - я несколько раз кивнул, пытаясь уверить собеседницу в своей солидарности, хотя и слушал её только краем уха. - Как писатель, я могу понять что угодно, но...
  - Писатель?!
  - Но в то же время это не значит, что я должен верить во все эти сказки.
  Действительно, писатели - это самые большие скептики из всех живущих, и в этом я прочно уверился как на собственном опыте, так и на опыте моих коллег по перу. Именно скептицизм пока ещё сдерживал меня в рамках ясного сознания и не давал повода воспринимать творящиеся кошмары как что-то реальное или даже просто необъяснимое.
  - А вы не очень общительны, да? - она нахмурилась, точно маленькая девочка, но спустя миг её лицо поразительно изменилось, прояснилось даже. - Но... Подождите, разве вы не Тсубаса-но-Сора?!
  - Это псевдоним, - я холодно пресёк восторг девушки единственным взглядом. Нельзя было сказать, что узнавание было противно мне, но всё же здесь и сейчас, под моросящим дождём, по щиколотку в холодной чавкающей грязи, разговаривать об этом было как минимум глупо... Как и вообще обо всём, во что пыталась втянуть меня странная студентка.
  - Значит, это вы написали "Легенду Легенд", "Философию Улья" и всю "Драконью Серию"?!
  - Да, это мои произведения...
  - Скажите, а как же "Серебряные Нити"?.. - она, могло показаться, испугалась собственного вопроса, поникла, смущённо потупилась.
  - "Серебряные Нити"? - что-то внутри меня оборвалось. - Но... Я не собирался издавать этот текст... Его... Его даже нет в печати... И... Откуда вы знаете о нём?!
  - Простите, я, наверное, просто слишком много болтаю! - она несколько раз поклонилась, зацепив мой лоб краем зонта. - Значит, вы говорили, что нуждаетесь в помощи? Ну, по вашим делам...
  - Я не нуждаюсь в помощи!
  Все, все вокруг жаждали мне помогать! Рю, Юки, госпожа Мисато, а теперь и эта странная девушка... Как будто бы у них не было своих проблем, как будто бы во всём городе не находилось больше людей, подверженных галлюцинациям...
  - Извините, господин Тсубаса-но... - она вдруг осеклась, посмотрев на меня полными мольбы глазами.
  - Кей. Кей Саюки, - почти против воли промолвил я.
  - Ещё раз прошу меня извинить, господин Саюки...
  - Как бы то ни было, это я набросился на вас, - я улыбнулся одними губами.
  - Ничего страшного, иначе бы мы не познакомились... Ведь всё вокруг нас подчинено воле Судьбы...
  - До свидания, - я слишком явно спешил избавиться от неё, слишком резко и невежливо, но ей, кажется, не было до этого дела.
  - До свидания, - её лёгкие кивок и прощальная улыбка заставили меня вспомнить личико Акане...
  Я дошёл до двери в состоянии полусна, ничего не видя перед собой, и только у самого порога отважился всё же бросить последний взгляд на прикрытую морозным туманом улицу.
  
  В прихожей было сыро и темно, хотя ленивый свет и проникал сюда из небольшого прямоугольного оконца, что располагалось у самого потолка. Обувь моя ещё со вчерашнего дня была разбросана вокруг невысокой деревянной вешалки, но я и сегодня не обратил на неё внимания. Меня беспокоил совсем другой вопрос, вопрос, от которого у меня начинало ныть под сердцем.
  Откуда... Откуда неведомая девушка, любительница Судьбы с большой буквы и потусторонних сил, могла узнать о "Серебряных Нитях"?!
  Я, почти не различая дороги, прошёл в зал. Отовсюду на меня сразу же хлынул бессмысленный бледный свет. Дождь за окнами становился всё сильнее, и день уподобился позднему вечеру.
  А потом я вдруг осознал что-то, что заставило меня в смятении отпрянуть к прихожей - шторы, все шторы на окнах первого этажа были распахнуты, хотя ещё какую-то минуту назад, когда я находился на улице, между ними была лишь тонкая щель толщиною в палец ребёнка. Возможно, над этим поработала неизвестная посетительница, каким-то образом проникающая в мой дом и намеренно изводящая меня... Кем бы она ни была - если была вообще.
  Я одним прыжком преодолел прихожую и весом собственного тела смёл с пути прочную металлическую дверь, нервозно огляделся в поисках той самой странной девушки в тёмном дождевике. Обнаружив, я окликнул её, и та обернулась, как если бы не было между нами стен шумящего дождя и достаточно серьёзного расстояния, как если бы она просто знала, что рано или поздно я позову...
  
  - Простите, что заставил вас вернуться, - я закрыл за ней дверь, смерив печальным взглядом выпавший из гнезда замок, и быстро сбросил с ног промокшие тапки.
  - Ничего страшного, я же сказала, что буду рада помочь, - гостья повесила дождевик на вешалку и осталась в одном из самых странных костюмов, которые мне вообще приходилось когда-либо видеть. Нет, конечно, молодые девушки в Токио порой балуют себя и старинными европейскими платьями, и даже единственными в своём роде безумными нарядами, но всё же одежда из блестящей чёрной кожи, больше похожая на свободную военную форму из какого-нибудь фантастического фильма - это было... ну, по крайней мере странно.
  Встретив мой изумлённый взгляд с улыбкой и выдержав эффектную паузу, девушка вдруг выхватила из притороченных у бедра ножен длинный прямой меч и наигранно хохотнула.
  - Что это? - угрюмо поинтересовался я.
  - Наряд для костюмированного выступления, - горделиво ответила гостья. - Я сама сделала... Здорово, да?
  - Да, неплохо, - я не пытался скрыть скепсиса, но, казалось, она этого просто не замечала. - И что же это за персонаж?
  - Лорд Дюрандаль! - девушка воскликнула так, словно бы мой вопрос оказался неуместным и просто оскорбительным. Шагнув назад, она скрестила руки на груди и нахмурилась. - Неужели не похоже?!
  Звякнув колокольчиком, память услужливо вытолкнула из архива нужные воспоминания и тем самым удержала меня в зыбком подобии морального равновесия. Не хватало ещё накричать на бедную девочку за одни только странные увлечения...
  - Да нет, почему же, - я жестом указал в направлении залы, выражая готовность проводить гостью к старенькому широкому дивану. - Но разве это не мужской персонаж?..
  Мой вопрос нисколько не смутил девушку, даже наоборот...
  - Вообще-то она сестра...
  - Да, да, того волосатого блондина. Но всё же в остальное время она - парень...
  - Ну, возможно. А вы имеете что-то против того, что я изображаю парня?
  - Мне всё равно, - признание принесло мне истинное облегчение, но проклятая студентка, кажется, не желала переводить тему.
  - Наверное, вы не узнали меня в этом костюме из-за парика... Ну, белый парик, как волосы у Дюрандаля, я спрятала в сумочку, чтобы не испортился под дождём...
  - А... Конечно. Хотите чаю?
  - Если вас не затруднит, - она чуть фальшиво улыбнулась.
  Нельзя сказать, что я любил отаку, но я, хотя бы, и не презирал их. Мне самому доставляли удовольствие многие по-настоящему дельные анимационные сериалы, а моей коллекции сборных пластиковых моделей могли бы позавидовать даже коллекционеры со стажем... Но косплейеры - это совсем другой разговор, от них порой можно было ожидать чего угодно, любого безумства - и это даже в лучшем случае...
  - А над чем вы работаете сейчас? - осторожно спросила девушка, пока я доливал воду в обычно пустовавший электрический чайник.
  - "Сталь Сердца", - коротко ответил я. - И пока я не даю комментариев. Разговаривайте с моим менеджером...
  - О, вот как, - она лукаво усмехнулась, после чего принялась осматривать моё мрачное жилище. - Ну, зато я одной из первых узнала название будущего шедевра...
  - Конечно, - отчего-то я разговаривал с гостьей без интереса или даже простейшего внимания, просто отвечая на её вопросы и выслушивая ничего не значащие слова. - Подождите, пожалуйста, здесь, я пойду переоденусь...
  - Ладно! - она жизнерадостно кивнула. Наверное, так могла бы кивнуть моя Акане, окажись она в такой же глупой ситуации...
  Я быстро покинул залу и прошёл в ванную, сбросил с себя промерзшую и отяжелевшую одежду. Снял с сушилки свежую футболку и шорты, оделся и подошёл к умывальнику, расположенному прямо напротив дверного проёма; открыл воду, быстро смыл с лица морозящие кожу остатки дождевой воды. Умывшись, я было потянулся за полотенцем, когда увидел в небольшом прямоугольном зеркале над раковиной человеческую фигуру, идущую по коридору за моей спиной, идущую медленно и даже чуть торжественно - насколько торжественной может быть такая неестественная похоронная мрачность.
  Я резко обернулся через плечо, но увидел лишь пустоту - и тут же выбежал в коридор, посмотрел налево, убедившись, что овеянная ореолом страха фигура не оставила после себя и следа. Проклятые галлюцинации не отступали даже сейчас, когда тишина моего жилища была нарушена неожиданной гостьей.
  На кухне отчаянно кипел чайник, а за окном по-прежнему бушевали стоны необычно продолжительного ливня. Больше звуков не было. Не существовало. Не существовало - и не могло существовать, наверное. Только эта какофония, оставляющая меня наедине с собственным ужасом.
  Сражаясь с дрожью в коленях, я прошёл в залу и, тихо выругавшись, обнаружил, что студентка в костюме лорда Дюрандаля успела куда-то тихо исчезнуть. Её сумочка по-прежнему лежала на диване, но самой девушки не было видно поблизости...
  И тогда я услышал тихое поскрипывание ступеней на лестнице, услышал - и понял эту странную подсказку. Перестав бояться чего бы то ни было, я, обгоняя незримого подсказчика, взлетел по лестнице за миг до того, как дверь в комнату Акане бесшумно закрылась.
  Проклятая студентка... Она посягнула на сокровенное для меня место, не спросив разрешения и даже не подумав о том, что вот так вот исследовать чужие дома - это просто непозволительная наглость!
  Я подбежал к двери комнаты Акане, дёрнул её на себя и сразу же ввалился в помещение, схватил безымянную пока гостью за предплечье.
  - Кто дал тебе право свободно ходить по моему дому?! - я кричал на неё так, как не кричал ещё никогда и ни на кого, кричал, боясь, что эта девушка одним своим присутствием сможет осквернить моё вечное преклонение перед Акане, воплотившееся в сакральном хранении всего, что только связывало её с этим местом.
  - Отпустите меня, я... Я прошу прощения! - девушка, насупившись, отступила к двери, но я не отпускал её дальше. - Я не знала, что эта комната так дорога для вас...
  Значит, она попала в спальню Акане случайно? Случайно пропустила мою комнату и комнату Юки, случайно открыла эту дверь, замок на которой был определённо заперт со вчерашнего вечера? Нет, в такие случайности я не верил...
  - Что ты знаешь про эту комнату?! - я встряхнул её, как непослушного ребёнка. - Откуда тебе известно о "Серебряных Нитях"?! Кто ты такая на самом деле?!
  - Я отвечу, - она опустила тяжёлый взгляд. - Но не обещаю, что вам это понравится.
  - Говори, - мрачно предложил я.
  - Меня зовут Акане... - она запнулась, заметив скрытую ярость в моих глазах, но всё же нашла в себе силы продолжить. - Меня зовут Коджи Акане, мне восемнадцать и я студентка... Кроме того, я большая поклонница ваших работ - у меня есть все-все - и я по крупицам собирала информацию о "Серебряных Нитях"... Я знала только, что в этой книге вы собираетесь обратиться к некоторым... мистическим вопросам - и не могла устоять.
  - Да, можно сказать, что это в некотором роде история о беспокойных духах... Но... Я не афишировал её! Никто не должен был знать о ней! До момента её написания... я вообще скрывал её существование...
  - Почему?..
  - Мне было странно и непривычно писать о чём-то, во что я не верю и что считаю только глупыми сказками...
  - Тогда зачем вы начали?
  - Меня попросила... Нет, подожди! Не пытайся заговорить меня, выкладывай, что ты ещё утаила?
  - Ладно, ладно, - она покивала, совсем как готовый к нравоучениям уличный сорванец. - Я знаю о вас почти всё... Ну, всё, о чём говорилось в газетах. И я сочувствую вашей утрате...
  - А сегодня... Здесь и сейчас - ты всё это продумала?!
  - Вы меня переоцениваете... на самом деле, я просто хожу через парк у вашего дома в наш косплей-клуб. Нет, конечно, нельзя сказать, что я не надеялась на такой вариант, но...
  - Тогда почему ты играла дурочку там, на улице?.. - с каждой секундой я всё ощутимее терял весомость своих подозрений, и это заставляло меня искать зацепку в самых крохотных мелочах.
  - А вы бы хотели, чтобы я бросилась к вам на шею с криками восторга?! - её ответ был коротким и мастерски рассчитанным, мне просто нечего было возразить. - Я думала, что это просто минутная встреча, которая может и не повториться, и поэтому решила не раскрывать себя. Сумасшедших фанатов у вас и без меня более чем достаточно...
  - Ну а зачем ты вошла в эту комнату?
  - Я знаю, что вчера была годовщина ухода вашей...
  - Невесты, - глухо, с хрипотой подсказал я.
  - Да, - она столь же неохотно и коротко кивнула. - И я хотела посмотреть на её комнату, тем более после того, как вы пожаловались мне на проблемы потустороннего характера...
  - Послушай, я не жаловался ни на что, просто... Просто я переутомился, и мне мерещится всякая чертовщина! В этой жизни нет летающих тарелок, нет пришельцев с других планет и нет призраков! Зато есть сумасшествие, усталость, пьянство и ещё целый ворох таких же аргументов!
  - Но даже Токио представляет собой одну огромную пентаграмму...
  - Бред! Вымысел из второсортных сериалов!
  - Но!..
  - Всё, хватит, - я вытолкал девушку из комнаты и прикрыл за собой дверь. - Как бы то ни было, ты не имела права входить в эту спальню!
  - Но ведь... другого такого случая могло и не представиться... А я очень хотела знать, как жила эта, другая Акане...
  - Для меня другая Акане - ты, а не она...
  - Наверное, в этом самая большая из ваших проблем, - она передёрнула плечиками, словно бы ощущая на себе чей-то пронзительный взгляд.
  - Самая... большая... из проблем?! - жёстко переспросил я.
  - Одна мёртвая для вас значит больше, чем все живые...
  - Какое тебе дело до этого?!
  - Ну, вы даже остановили работу над всеми рукописями после того происшествия... Я жду выхода "Страниц Боли" уже около года...
  - Я буду работать тогда, когда посчитаю это необходимым...
  Мы спустились в залу, где шипел уже выпаривший всю воду чайник, но я, не останавливаясь ни на секунду, провёл гостью в прихожую.
  - Знаете, господин Саюки, - девушка, обуваясь, получила возможность не смотреть мне в глаза, и воспользовалась ею со странной, садистской охотой. - Если вы продолжите хранить чувства к мёртвым... В вашей жизни только мёртвые и останутся...
  Больше мы не обменялись ни словом. Молодая Акане просто накинула на себя дождевик и вышла на улицу, под флегматичные касания серого ливня. Я даже не проводил её взглядом - прикрыл входную дверь и занялся возвращением на место дверного замка, сбитого моим недавним рывком. И только когда замок был уже на месте, а день клонился к вечеру - я понял, что странная гостья забыла на диване свою сумочку... Точнее, я просто вытолкал эту девушку слишком быстро, у неё не оставалось ни малейшей возможности снова вернуться в залу.
  Издав протяжный стон, я прошёл на кухню и, наконец, выключил из розетки готовый взорваться электрический чайник.
  Я до сих пор не мог понять, что именно заставило меня пригласить в дом совершенно незнакомую и довольно странную девушку, даже не узнав её имени. Одиночество? Страх? Боль? Или... Или всё-таки мне просто захотелось хоть ненадолго отвлечься от мёртвых после минувшей проклятой годовщины?..
  Ответ если и находился где-то поблизости - я его не видел.
  
  Постепенно дождь стих, и за крышами невысоких двухэтажных домов зарделось засыпающее вечернее солнце. В доме стало немного светлее, но свет этот отчего-то не приносил ни радости, ни даже обыкновенного мягкого успокоения, которое, бывало, захватывало меня, стоило только посмотреть на пылающие фантастическим пламенем далёкие небеса.
  Я просто знал: грядёт новая ночь... А из-под её полупрозрачного покрывала свести с ума способны даже те страхи, которые при свете дня могут вызвать лишь скептическую ухмылку.
  Сидя на диване в центре зала и тупо глядя перед собой, я ждал, когда вокруг меня вновь закружится странная и страшная игра, о которой так не хотелось думать ещё какой-то час назад, и которая вдруг оказалась чем-то, что могло запросто высушить меня до основания. Оказалась чем-то, что могло выпить, выпотрошить - и бросить меня, лишившегося ума и сил, жалкого, не нужного никому в этом мире...
  Я содрогнулся, помотал головой, прогоняя созданные воображением фигуры за окном и тени, что казались в полумраке живыми существами. Нет, пока это были только иллюзии, созданные моим же мозгом, в них не было страха, не было видимости мрачной обречённости... И даже если я подсознательно боялся их - страха в них просто не было.
  Сглотнув вставший в горле ком, я поднялся в свою комнату и взял с кровати одинокую телефонную трубку, набрал нужный номер, не сводя взгляда с раскинувшейся за окном прекрасной картины. Ответ раздался всего после двух гудков, и это вселило в меня лёгкое ощущение уверенности.
  - Да, говорите, - голос Рю был приглушённым и чуть сиплым, как бывало с ним именно в такие чудные вечера.
  - Рю, добрый вечер, - я попытался скрыть волнение, подняв тон голоса, но это не помогло.
  - И тебе доброго вечера, Саюки... Чем могу помочь?
  - Рю... У меня к тебе просьба... - я говорил всё быстрее, понимая, что за миг до того, как на улице зажглись фонари, напротив моего окна появилось что-то вроде чуть заметной человеческой фигуры.
  - Для тебя всё, что только в моих силах, - он прокашлялся, пытаясь спрятать учащённое дыхание.
  - Могу я сегодня переночевать у тебя?..
  Казалось, пол под моими ногами провалился, а сверху навалилась глухая, текучая тьма. Повисшая в трубке тишина действовала отрезвляюще, даже слишком отрезвляюще - она возвращала в реальный мир быстро и жестоко.
  - Саюки, у тебя всё нормально? - когда Рю заговорил, голос его был спокойным и размеренным, как всегда. Значит, я всё же заставил его отвлечься от очередной любовницы.
  - У меня всё хорошо, - попытался солгать я. - Просто... У меня дома жуткое происшествие... И... Мне некуда пойти...
  - Ты вызвал полицию?
  - Нет, это... Это другое происшествие... Как бы то ни было... Я не могу оставаться дома на ночь.
  - Саюки, я всё понимаю, - Рю упоминал моё имя очень часто... Как он полагал, это давало ему некоторую психологическую власть надо мной, давало возможность успокоить и подвести меня к нужным выводам. - Но сейчас я с Миоко, и ты...
  - К чёрту Миоко, - я смотрел на девушку в чёрном кимоно, словно бы висящую над землёй напротив моего окна, а она точно так же смотрела на меня, не имея глаз, и с каждым мигом голос мой срывался всё сильнее. - Кто-то преследует меня... Кто-то... Проклятье! Если бы ты видел то, что вижу я... Проклятье, проклятье!
  Я выбежал из комнаты и слетел по лестнице, намереваясь снова ворваться в каморку, но на этот раз кто-то опередил меня - за тяжёлой ширмой, точно прикрытые тонким погребальным саваном, отпечатывались линии человеческого тела.
  - Рю, - я прикрыл трубку свободной ладонью и, наверное, сбился до самого тихого шёпота. - Рю, я сейчас приеду... Я не могу больше оставаться здесь...
  - Хорошо, - он ответил довольно решительно, хотя это, наверное, стоило ему немалых сил. - Хорошо, приезжай. Но у тебя должны быть действительно веские аргументы, Саюки, по-настоящему веские...
  - Спасибо, Рю...
  Не дождавшись ответного прощания, я бросил трубку на диван и выбежал в прихожую, обулся в полной темноте, не зажигая ни одной лампы. Ключи позвякивали в кармане, и, выйдя на улицу, я прочно запер входную дверь на все возможные замки, шагнул назад, понимая, что в окне комнаты Акане, прямо надо мной, стоит та самая чёрная гостья - и рванулся по освещаемой фонарями дороге. Я не знал, преследовали ли меня проклятые галлюцинации, и поэтому бежал без остановок и на одном дыхании до тех пор, пока не увидел неподалёку от себя огни позднего такси.
  Остановив машину, я не сразу залез в уютный салон, опасаясь увидеть в кресле водителя какого-нибудь воскресшего мертвеца, и только после этого сбивчиво назвал необходимый адрес.
  Сейчас меня сложно было назвать нормальным человеком: я оборачивался и ёрзал на каждом повороте, вглядывался в зеркала заднего вида, вытирал трясущиеся ладони о свободную домашнюю футболку, как если бы ожидал за собой погоню из целой армады космических пришельцев...
  Водитель не пытался заговорить со мной, но его суровые взгляды сквозь узкое прямоугольное зеркало говорили яснее любых слов. Конечно же, сейчас он не мог увидеть во мне писателя... Наверное, он - как мог бы подумать любой в его ситуации - считал, что подобрал бездомного бродягу, погрязшего в долгах перед якудза, или же обыкновенного пьяницу, связавшегося с "зоку", организованными байкерами. Как бы то ни было, я действительно был не в лучшей форме...
  Сама собой на ум пришла рукопись "Серебряные Нити" и вступление к ней - "Эпитафия Тысячи Верёвок", над которой работали мы с...
  - Вот ваш дом, - холодно промолвил водитель, и я с испугом приник к стеклу, опасаясь действительно увидеть снаружи свой двухэтажный приют ужасов. Но беспочвенные страхи оказались напрасными - прямо напротив моей дверцы возвышалось здание дорогого общежития... Нет, не общежития даже - скорее просто набора комнат, в которых селились и одинокие студенты, и даже молодые семьи. Какие-то из этих апартаментов занимал и Рю, предпочитая приводить подавляющее большинство своих друзей и знакомых именно сюда, а не в роскошный трёхэтажный особняк на окраине города.
  - Спасибо, - я нервно толкнул дверцу от себя, но водитель пресёк моё движение полным холодной неприязни взглядом. Не прекращая смотреть мне прямо в глаза, он назвал сумму, которую я должен был заплатить за проезд...
  И тут я понял, что при торопливом бегстве забыл захватить с собой куртку, в которой находились все мои деньги на подобные расходы...
  - Позвольте, я поднимусь к другу, - я указал на высокое, горящее множеством желтоватых оконных огней здание. - И вернусь с деньгами...
  Потеряв ко мне всякий интерес, водитель угрюмо сплюнул в сторону и упёр ладони в руль, давая понять, что моё общество неприятно не только ему лично, но и, наверное, всему спящему Токио...
  Я вывалился на улицу и на негнущихся ногах подошёл к входу в общежитие, по возможности быстро поднялся на третий этаж по неширокой наружной лестнице и оказался на длинном балконе, одном из многих составляющих многоярусной конструкции. По левую руку от меня выстроился целый ряд одинаковых дверей с номерами, и я, потерявшись в пространстве, постучал в первую же попавшуюся.
  Мне повезло...
  Рю впустил меня почти сразу, как будто бы только и ждал моего прихода. Одного оценивающего взгляда ему было достаточно, чтобы понять, что дела мои по-настоящему плохи.
  - Рю, - я привалился к стене в прихожей, пытаясь перевести дыхание. - А теперь... могу я занять у тебя сотню-другую йен?
  - Зачем? - в его вопросе было меньше интереса, чем тепла в обыкновенно беспристрастном взгляде.
  - Такси... Я забыл свою куртку...
  - Я спущусь и заплачу, - он переобулся и вышел в ночь, оставив меня наедине с прекрасной однокомнатной квартирой, до сих пор хранящей следы пребывания новой подружки Рю, Миоко.
  Рю любил холодные и сдержанные тона, подходящие к его натуре, но, вопреки этому, его комната была наполнена исключительно дерзкими цветами, среди которых превалировал цвет запёкшейся крови, тёмно-красный, даже немного бурый в желтовато-белом свете стоящих в каждом углу помещения торшеров. Посреди комнаты стоял старинный чёрный стол, утопленный в небольшом углублении в полу; вокруг стола в беспорядке были разбросаны упругие красные подушки и пустые чайные чашки. Чуть поодаль, у противоположной стены, лежала чья-то розовая сумочка с забавным амулетом-кошкой на ремешке. За сумочкой покоилась целая груда разнообразных кимоно, юката и плотно скатанных оби.
  Я заглянул на кухню, спрятанную от остального помещения за тонкой бамбуковой стенкой, и с удовлетворением обнаружил на кухонном столе бутылку саке, окружённую остатками дорогого - дорогого даже для меня - ужина. Наверное, изредка я тоже мог бы позволить себе такую еду на гонорары от книг, но мне просто не с кем было бы разделить удовольствие трапезы...
  Наконец, входная дверь со щелком прикрылась, и в комнату вошёл помрачневший Рю. И только сейчас я смог как следует рассмотреть его: простые чёрные джинсы и свободная футболка, беспалые мотоциклетные перчатки - одежда, в которой я мог бы представить Рю в последнюю очередь...
  - Добрый вечер, - Рю поклонился мне только потому, что такого обращения требовали приличия, и почти сразу же после этого прошёл на кухню, разлил саке в небольшие фарфоровые рюмочки.
  - Добрый вечер, - неохотно поддержал я, чувствуя себя по меньшей мере глупо.
  - Итак, Саюки, я жду объяснений...
  Он прошёл в комнату и сел за стол, спрятав ноги в небольшое углубление под ним, жестом предложил мне сесть напротив. Дождавшись, когда я осушу свою рюмку саке, он тем же суровым голосом повторил свою просьбу.
  - Рю... Мне сложно это объяснить, - я понял, что у меня нет ни одного веского доказательства в пользу собственного здравомыслия. - На самом деле это вообще очень трудно как-то сформулировать, но...
  Бровь Рю коротко дёрнулась, как бывало всякий раз, когда с ним случалось что-то неприятное. Тем не менее, он не оборвал моей тирады, с сухим интересом в зауженных даже для обитателя Токио глазах наблюдая за моими дёргаными жестами.
  - Дело в том, что меня, кажется, преследуют, - я упёр ладони в поверхность стола и резко выдохнул, сбрасывая с себя оковы страха.
  - Кто? - Рю напрягся.
  - Не знаю... Возможно, какая-то поклонница моих книг... Возможно - психопатка, серийная убийца или ещё кто-нибудь в этом роде...
  - Значит, это женщина?
  - Да. Да, похоже на то. Женщина в облегающем чёрном кимоно, и... и я ни разу не видел её лица. Она как будто бы прячется от меня. Прячется, но всегда находится где-то поблизости, даже в моём собственном доме! Я вижу её повсюду - куда ни посмотрю...
  Слишком поздно я понял, что последняя фраза была лишней...
  - Послушай, Саюки, - Рю прикрыл глаза, пытаясь подобрать наиболее верные слова. - Акане очень много для тебя значила, я помню тебя в день её ухода. Ты был точно таким же, как сейчас. Ты повсюду пытался увидеть её и найти следы её пребывания, тебе тоже казалось, что поблизости кто-то есть... Это естественно для человека - испытывать психозы того или иного рода, понимаешь?
  - Значит, тогда, год назад, всё было так же? - отчего-то у меня не получалось самостоятельно восстановить в памяти картины болезненного прошлого.
  - Ну, в общих чертах - да, - Рю снова посмотрел мне в глаза, ожидая моей реакции. Я знал, что друга лучше не мог бы найти во всём Токио, хотя на первый взгляд могло показаться, что мы едва терпим даже сам факт своего сотрудничества... Наверное, Рю был для меня названым старшим братом, пусть даже и уступал мне в возрасте. А когда Юки уехал, у меня вообще не осталось никого ближе, чем этот необычный, а порой даже чересчур странный молодой человек.
  Я бросил взгляд на залитый неярким светом прямоугольник занавешенного окна.
  - Я видел её, - в моих словах послышалась дрожь. - Когда разговаривал с тобой полчаса назад. Я смотрел за окно и видел её... Она висела в воздухе, как повесившаяся... самоубийца.
  - Ты же знаешь, что это невозможно, - он холодно усмехнулся.
  Нужно было сменить тему. Немедленно. Чтобы не стало ещё хуже.
  - Да, и ещё... Я недавно встретил одну девушку...
  - Неужели? - саркастический укол Рю заставил меня осечься.
  - Нет, не в том смысле, - уклончиво парировал я. - Просто девчонку, которой нравятся мои книги.
  - И в чём проблема?..
  - Дело в том, что она знает о "Серебряных Нитях".
  Брови Рю сошлись на переносице, холодный взгляд, казалось, мог содрать кожу с моих костей. Я знал, что это не обвинение, не морозная ярость и не что-нибудь в этом роде, просто мой редактор не умел выказывать изумление и скрытый страх так, как привыкли другие люди.
  - Ты не ошибся? - он сцепил пальцы в замок и ввинтил тяжёлый взгляд в гладкую поверхность стола. - Быть может, она произнесла какое-то другое название, оговорилась, а ты...
  - Нет, это не моя ошибка, Рю. Эта девушка точно знала, где именно находится комната Акане, и с той же уверенностью я могу сказать, что ей известно о "Серебряных Нитях"...
  - А почему бы и нет? - кажется, Рю вздохнул с облегчением. - Год назад мы ещё давали в прессу анонсы этой книги... Ты говорил о ней в интервью... О том, что проект закрывается...
  - Она знает намного больше, - я ощутил, как страх постепенно обрёл силу и вернулся в пространство под сердцем.
  - Быть может, она и есть та самая поклонница, которая преследует тебя повсюду? Если она действительно знает план дома, если действительно изучала твою биографию и все твои работы...
  Я проглотил уверенный взгляд Рю не сразу, не сразу поддался этой странной возможности. Слишком явными были различия между двумя гостьями моего дома, слишком сильно разнились их возможности. Нет, я не мог поверить в то, что разговаривал на равных с той самой сумрачной тенью! Тем более, что я видел их одновременно... Пусть всего один раз из всех, но...
  - Рю, мне кажется, что ты ошибаешься...
  - Возможно, - он неохотно пожал плечами. - Но у нас нет других вариантов...
  Он снова говорил "у нас", как и обычно, когда у меня возникали какие-либо проблемы.
  - Это уже кое-что, спасибо, Рю, - я побарабанил пальцами по столу, пытаясь хоть как-нибудь восстановить собственное душевное спокойствие. - Но всё равно... В моём доме что-то происходит. И это что-то определённо берёт начало в комнате Акане...
  - Почему ты так думаешь, Саюки? - Рю снова брал на себя роль психолога, наверное, желая в очередной раз вернуть меня к реальности. - Почему именно комната Акане?
  Я не знал, что ответить, и поэтому просто пожал плечами, заставив собеседника скосить скептический взгляд в сторону небольшой кухни.
  - Ты голоден? - он кивнул в сторону различных яств, занимающих добрую половину кухонного стола.
  - Нет, не очень, - я шёл против себя и собственного желудка, но не собирался испытывать гостеприимство Рю больше, чем было необходимо. - Да, и извини, что помешал...
  - Не беспокойся. Всё равно Миоко сегодня была не в лучшей форме.
  - Да? - без интереса поинтересовался я.
  - Она считает, что нам пора завести ребёнка...
  - А ты?
  - Я так не считаю! - слишком резко даже для самого себя отрезал Рю, впрочем, мгновенно успокоившись. - Как не считал никогда до неё, и не посчитаю впоследствии...
  - Ты уже хочешь расстаться с ней?
  - Она наскучила мне. Тебя это удивляет?
  - Да нет, совсем нет, - я опустил взгляд, вспомнив мои с Акане беззаботнее дни, чудные ночи и нежные рассветы... Могла ли она наскучить мне? Мог ли я вообще когда-нибудь подумать об этом?! Если даже после её ухода я... продолжаю любить её, совсем как прежде...
  - Я постелю тебе в противоположном углу, - Рю кивнул в дальнюю часть комнаты, где были беспорядочно разбросаны разнообразные спальные принадлежности - явные следы присутствия здесь очередной любовницы хозяина квартиры.
  - Конечно, - я кивнул и встал из-за стола, дождался, пока Рю не разгрёб залежи простыней и не отложил те, на которых мог бы спать я.
  Не раздеваясь, я лёг на помятую простынь и положил под голову одну из вытянутых - пускай и довольно мятых - подушек. Затем Рю выключил свет, и комната погрузилась в объятия мягкого ночного полумрака. После этой черты уже не могло существовать звуков и слов, настроений, чувств, решений - здесь были только удары сердца и приглушенный шум дыхания, единственные рабы прекрасной черноты.
  - Саюки, - Рю посмотрел мне в глаза с противоположной стороны комнаты, и я невольно вздрогнул. - Скажи... Что на самом деле случилось с "Серебряными Нитями"?
  - Акане сожгла рукопись. Я не мог решиться на это...
  - Она сожгла книгу при тебе?
  - К чему ты клонишь?! - я в странном припадке злобы смял в кулаке край простыни.
  - Скажи, Саюки, она сожгла книгу при тебе?
  - Я видел пепел.
  - Ясно, - он снова посмотрел в потолок. - Спокойной ночи, Саюки.
  - Спокойной ночи, - я отозвался автоматически, боясь даже представить себе, что Акане могла ослушаться меня и сохранить эту рукопись... Нет, нет, этого просто не могло быть... Я верил ей как себе самому, и не мог ошибаться. Акане сожгла книгу, сожгла и показала мне пепел, прах, пыль...
  Почти окончательно усмирив свой страх, я прикрыл глаза и погрузился в объятия ленного сна.
  
  Наутро меня разбудил шум воды и звон чистой посуды, совсем как в уже почти забытые дни, когда Акане поднималась раньше меня и начинала уборку в точно такой же однокомнатной квартирке... До сих пор казалось, что переселение в большой красивый дом было каким-то чудом, событием, радость которого моя милая Акане так и не успела разделить в полной мере.
  - Доброго утра, - коротко пожелал Рю, выглянув из-за кухонной перегородки. Сейчас, спросонья, он выглядел обыкновенным человеком, не лишённым своеобразной мягкости и расслабленного спокойствия.
  - Доброго, - я ответил громко, на выдохе, и тут же вынужден был извиниться. День для меня, привыкшего встречать рассветы в ранящем одиночестве, начинался крайне необычно, и это вносило в жизнь какой-то новый, особенный колорит.
  - Готовься, - Рю бросил взгляд на небольшие настенные часы, после чего отложил посуду и, скинув с себя мятую домашнюю одежду, быстро переоделся в строгий деловой костюм.
  - Готовиться к чему? - запоздало переспросил я.
  - Скоро приедет такси.
  - Такси? О чём ты?!
  - Я хочу лично осмотреть твой дом.
  - Ты хочешь сказать, что...
  - У тебя просто нет выбора, - Рю коротко пожал плечами и, в последний раз посмотрев на часы, вышел в прихожую. Я с трудом поспевал за ним, сонный и до сих пор не находящий себе места, поэтому на улицу мы выбежали с некоторым опозданием: неяркая машина такси уже ждала у самого входа в многоэтажное общежитие.
  Через четверть часа мы стояли у крыльца моего дома, стояли просто так, без каких-либо попыток с моей стороны открыть входную дверь. Опасаясь собственного сумасшествия, я поднял взгляд на окно второго этажа, окно комнаты Акане, и тут же вздрогнул - Рю положил руку мне на плечо, пусть прозрачно, но давая понять, что поддержит меня в любом случае.
  Найдя в бренчащей связке нужный ключ, я решительно - как мне показалось - отпер слабый замок, которому хватило бы и одного сдержанного удара, после чего шагнул в прихожую, не останавливаясь ни на миг, снял ботинки и вступил в недлинный коридор. Я знал, что если промедлю сейчас - то просто не найду в себе силы снова жить в этом доме, разделять одиночество его мрачных стен... Не смогу перебороть собственную скорбь и трусость.
  Рю вошёл следом. На его беспристрастном лице двигались только глаза, но в глубине их горел огонь столь явный и жаркий, что в словах или гримасах просто не было необходимости.
  - Рассказывай, - коротко скомандовал он, оглядываясь.
  - Один раз я видел её здесь, - я указал на коридор. - Она прошла позади, когда я стоял у умывальника. Вроде бы направилась туда, дальше, но... Наверное, мне просто показалось.
  Рю задумчиво кивнул, будто бы припоминая что-то или проводя в уме нетривиальные расчёты.
  Оставив ванную, я прошёл в зал. Остановился на полушаге и потёр подбородок, обнаружив, что на самом деле здесь было не так страшно, как можно было ожидать... Не так темно и вовсе не так уж мрачно... А с приходом Рю - и не так пустынно.
  - В основном из этой комнаты... я видел её там, в небольшом парке, - я указал на огромное окно. - Но в самый первый раз она появилась наверху, в коридоре второго этажа. Прошлым вечером мне показалось, что я видел её под лестницей... Где решил пережидать поначалу.
  Не промолвив ни слова, Рю заглянул в пыльную каморку и тут же вернулся в зал. Поднялся по нежно поскрипывающей старой лестнице. Я последовал за ним, вдруг ощутив себя частью какого-то запутанного расследования в стиле старых западных детективов.
  Первым делом Рю прошёл в мою комнату: приблизился к окну, тщательно вгляделся в него, похоже, пытаясь обнаружить следы мастерски спрятанной проволочной системы, затем распахнул его и выглянул наружу. Несколько раз проводил по стеклу ладонями, проверяя его целостность, после чего мрачно кашлянул в кулак и вышел в коридор. Я снова поплёлся за сосредоточенным товарищем, успев бросить последний сокрушённый взгляд на свой рабочий стол, и с изумлением обнаружил на его поверхности ту самую сувенирную катану, которую, казалось, оставил внизу, в помещении под лестницей.
  - Саюки, что-то не так? - голос Рю вывел меня из мгновенного оцепенения, и я, вздрогнув, покинул спальню, автоматически свернул влево, к комнате Акане. - Открой замок. Я понимаю, что эта комната для тебя...
  - Здесь не заперто, - тупо отозвался я. - Во всяком случае, не было заперто ещё вчера...
  Рю демонстративно подёргал дверную ручку из стороны в сторону, позволяя мне вслушаться во всю гамму недовольных щелчков и скрипов. Дверь была заперта...
  В который уже раз за последние дни я вставил ключ в замочную скважину, повернул, дождавшись мягкой упругой отдачи, и первым вошёл в комнату Акане. И, как будто бы дожидаясь этого моего прихода, за окном вновь обрели силу потоки чарующего ливня.
  - Ты не был здесь ни разу за весь год? - Рю медленно огляделся, пытаясь найти мельчайшие детали, так или иначе способные вывести нас к объяснимой истине.
  - Нет, - я отрицательно покачал головой.
  - Но мне кажется, что... этой комнатой пользовались...
  - Не может быть. Я бы знал...
  - Посмотри, - он указал на пол у дверцы широкого стенного шкафа. - Здесь нет и следа пыли, как если бы шкаф использовали всё это время...
  - Я отодвигал дверцу, когда разыскивал следы нарушительницы...
  - Пол отполирован до блеска по этой линии... Нет, такие следы не протереть за каких-то пару дней.
  Ладонь Рю легла на тонкую дверцу шкафа, качнулась в сторону, но я вдруг резко схватил друга за предплечье и оттащил его в сторону.
  - Саюки, что с тобой? - он нахмурился, закусил нижнюю губу.
  - Не надо, - я замотал головой, снова разгадав в себе страх, равного которому не испытывал ещё никогда. Как будто бы тонкие ледяные иглы вдруг прошили меня изнутри, пронзили слабое человеческое тело, насадив его на множество тонких нитей, сверкающих в свете новой луны... Серебряных Нитей...
  Казалось, ещё мгновение, ещё хоть мгновение в комнате ушедшей Акане - и горло моё исторгло бы протяжный истерический крик!.. Внезапный укол скорби был слишком силён, слишком яростен для того, чтоб его можно было оставить без внимания!..
  И тогда Рю просто ударил меня. Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы вернуть в мою голову ощущение реальности. Вся левая скула наполнилась болью, мгновенно отяжелела, но по сравнению с минувшим ужасом это была всего лишь естественная и осмысленная боль.
  - Открывай, - я утёр угол прикушенной губы рукавом.
  Рю оттолкнул дверь шкафа с силой настоящего боевика якудза, но запал его мгновенно сошёл на нет, сменившись сперва почти осязаемым страхом, а потом - обыкновенным смятением.
  Мы оба стояли, парализованные увиденным, и смотрели в нишу шкафа. Смотрели, не веря своим собственным глазам: там, перед горой коробок и каких-то ненужных вещей, стояла девочка лет одиннадцати, облачённая в траурное чёрное кимоно. Её волосы ниспадали до самого пола, почти полностью прикрывая лицо; оставляя только кажущийся странной выпуклостью треугольник носа и изящный разрез бледных бескровных губ.
  - Что это?! - я рухнул на колени, теряя от страха все оставшиеся силы.
  - Проклятье, я чуть было не испугался всерьёз, - Рю посмотрел на меня, и я впервые увидел его растерянным и смущённым. - После всех твоих рассказов...
  - Но... Подожди, что ты хочешь этим сказать?! А как же...
  - Саюки. Прошу тебя, - он вдохнул, задержал дыхание - и медленно выдохнул, пытаясь восстановить обычное спокойствие и унять грохочущее сердце. - Неужели ты не помнишь?
  - Помню?.. Что ещё я должен помнить?! - я продолжал испуганно смотреть на облизанную полумраком шкафа девочку в чёрном кимоно, на её тонкие бледные пальчики, выглядывающие из безвольно опущенных рукавов, на её безжизненные губы, на истинно-чёрные волосы, кажется, струящиеся настоящим чёрным шёлком...
  - Акане, - Рю заставил меня посмотреть ему в глаза одним упоминанием этого имени. - Это её любимая кукла. Ты уже забыл?
  - Любимая... кукла?!
  Я вздрогнул, содрогнулся всем телом, почти кожей чувствуя, как волосы на моей голове топорщатся, точно у перепуганной кошки. Да, у Акане была любимая кукла, Каору-тян, но... То была совсем другая игрушка, выполненная в рост двенадцатилетней двоюродной сестры Акане искусным кукольником, светлая и радостная. С нынешним жутковатым воплощением её связывал только цвет волос - но больше ничего!
  - Если ты не помнишь её, значит... Её переодел кто-то другой, и... - Рю, кажется, напрягся. То есть - напрягся по-настоящему. - И ты не заметил её в прошлый раз, когда открывал шкаф?
  - Её не было! - я набросился на него в истинном ужасе, получив ещё один рассчитанный удар, на этот раз в другую скулу.
  - Прости меня, Саюки, но ты должен сохранять спокойствие...
  - Я... понимаю, - действительно, сложно было не понять столь красноречивый язык действий! Он просто вырабатывал рефлекс на противодействие чувству страха. На миг это даже показалось мне забавным. Жаль только, что на единственный краткий миг.
  Рю снова посмотрел на высокую - по кукольным меркам - искусственную девочку, и шумно сглотнул, борясь с собственным волнением.
  - Саюки, - его вопрос заставил меня вздрогнуть. - Скажи... А разве её волосы всегда были такими?
  - Нет, - я вздрогнул вновь, на этот раз от звука собственного голоса. - Её чёлка была не длиннее пальца, а остальные пряди обычно собирались в какие-нибудь причудливые причёски... Ну... Ты знаешь, Акане любила всё необычное...
  - Нужно быть человеком немалой храбрости, чтобы держать поблизости от себя таких кукол, - Рю отступил к двери, по-прежнему неспособный победить свой неожиданный страх. - Они красивые, если они маленькие, но когда напоминают живых людей...
  - Проклятье, она не похожа на живую девчонку, скорее - на мёртвую и восставшую из могилы! - я снова начинал паниковать, но ноющая боль мгновенно отозвалась в саднённых скулах - и я затих.
  - Кто-то поставил себе целью запугать тебя, - Рю закусил нижнюю губу, пытаясь привести своё расследование к логическому завершению. - Может ли быть, что некто использовал именно эту куклу всякий раз, когда ты видел ту перемещающуюся тень?
  - Шутишь? - я нервно ухмыльнулся. - Та была ростом со взрослую женщину, и выглядела она слишком естественно... А это - только кукла.
  - Это не просто кукла, это, в некотором роде, шедевр... Она не менее подвижна, чем я или ты.
  - И всё равно... Нет, я не могу в это поверить.
  - Возможно, твоё воображение заставило принять эту куклу за настоящую девушку, - он хмуро потёр подбородок. - Ты слишком долго пробыл в одиночестве. Разум работает против тебя, твой собственный разум...
  - Прекрати, - я бросил последний взгляд на неподвижную куклу - настолько же мёртвую, как и другие деревянные игрушки, но из-за своей безумной реалистичности вызывающую почти подсознательное отвращение. - Это не смешно...
  Рю хотел добавить что-то ещё, но его прервала резко ударившая в тишине комнаты мелодия мобильного телефона. Это была открывающая тема старенького анимационного сериала, неспешная и мелодичная, но здесь, посреди мёртвой спальни, её мягкие переливы вдруг показались мне грохотом адских труб.
  Холодно извинившись, Рю вылетел из комнаты и уже в коридоре приложил трубку к уху. До меня доносились лишь обрывки его короткого, но яростного разговора, но и этого было достаточно чтобы понять: на этот раз мой редактор попал в настоящие паучьи сети... Было очевидно, что он отчитывался перед Миоко за минувший погубленный вечер и сегодняшнее утро, и в этом простом разговоре я вдруг обнаружил то, что, казалось, было уже давно потеряно для меня. Когда-то, в самом начале наших с Акане отношений, я точно так же, бывало, отвечал на её звонки и объяснял, что не смог забежать за ней на работу из-за проблем с очередной издаваемой книгой...
  Эти воспоминания, несмотря на свою горечь, приносили оттенки сладости и тепла...
  Тем временем Рю снова вошёл в спальню Акане, и лицо его было даже не мрачным - каменным, пустым и жутким.
  - Звонила Миоко, - он поднёс к глазам чёрный гробик телефона, словно бы пытаясь разглядеть в его глубине ответ на все свои вопросы, после чего продолжил: - Она хочет решить все проблемы в наших отношениях... Сегодня. Сейчас. Если я не приду, она обещала бросить меня.
  - Но ты же говорил, что...
  - Я говорил, что не собираюсь пока заводить ребёнка - не больше...
  Это слово, "пока", из уст Рю показалось мне чем-то диким и невообразимым, но... По всему выходило, что не я один готов был до последнего вздоха хвататься за то, что принято было именовать любовью. Миоко не наскучила ему... Вопреки всему - даже тем напыщенным словам, что были произнесены всерьёз, но все же потеряли свою силу.
  - Хорошо, Рю, ты должен ехать, - я оглянулся через плечо, встретив взгляд скрытых за ширмой волос глаз куклы, и тут же отвернулся. - И обязательно позвони мне потом.
  - Спасибо, - он порывисто кивнул. - Заодно я попытаюсь найти что-нибудь по твоей проблеме. Возможно, нам следует изучить фольклор и...
  - Фольклора с меня хватило ещё при работе над "Серебряными Нитями"... Но, кстати, я слышал, что у священных кукол, символизирующих умерших, волосы часто продолжали расти...
  - Только вот это не погребальная кукла, - опроверг Рю, вперёд меня спускаясь на первый этаж.
  - И всё-таки её волосы невероятно отрасли всего за год... Возможно, это связано с тем, что...
  - Нет, - неожиданно резко одёрнул меня Рю, остановился, вдруг позабыв обо всех своих проблемах. - Я знаю, о чём ты думаешь, и готов тысячу раз повторить - Акане больше нет, нет её тела, и нет её души в этом доме! Пока ты сам не поймёшь этого - искать ответ будет бесполезно!
  - Хорошо, хорошо, - я проследил за тем, как Рю надел неизменные плетёные ботинки, украшенные множеством блестящих чёрных ремешков, и подал ему один из десятка сложенных за вешалкой зонтов, припасённый как раз для таких случаев, когда гостю нужно уходить в неожиданно разверзшиеся пустоши дождя.
  - Держи меня в курсе происходящего, - бросив эту пустую фразу, Рю растворился в окружающем мой дом мире. Его не стало здесь, поблизости, и, как будто бы почувствовав это всеми несуществующими фибрами гротескного тела, в наполненные размеренным шумом помещения начал возвращаться первобытный, не имеющий никакого объяснения страх.
  Но вместе со страхом пришло ощущение тупой вседозволенности, той грани, переступив через которую можно оказаться в пучине безумия, а можно - свернуть голыми руками горы и высушить моря. Мне повезло сохранить рассудок. Мне повезло почувствовать в себе опьяняющую храбрость, волю к безграничной силе...
  И я не спеша поднялся в спальню Акане, начиная понимать смысл всех призрачных подсказок, распознавая ответ не столько в себе, сколько в окружающей меня пустоте. Раз за разом, вздох за вздохом - меня как будто бы вели к чему-то... И только на этот раз я не собирался сворачивать с предложенного пути.
  Дверца шкафа была плотно закрыта, хотя ни я, ни Рю не касались её перед уходом. И я почти знал, что за этой дверцей не окажется никого и ничего, и я свободно смогу подняться на чердак, к месту, где прервалась жизнь Акане.
  Я открыл шкаф на выдохе, как какой-то древний самурай в самоубийственной атаке, открыл - и тут же отлетел назад, смятённый и раздавленный. Вся моя напускная храбрость растворилась, и дело тут было не в её слабости или беспочвенности - просто увиденное мною и мгновенно обработанное мозгом действовало намного, намного сильнее!..
  Сначала я сам не понял, что именно заставило меня отскочить от шкафа, как если бы из него на меня бросились все демоны всех возможных миров, но с каждой секундой осознание пробивалось сквозь заслонку тупого ужаса всё уверенней, и через бесконечную минуту я всё же сообразил...
  Кукла стояла на том же месте, мрачная и безжизненная. Её бледное личико было сокрыто за водопадом блестящих чёрных волос, а губы презрительно сомкнуты. Руки же безвольно висели вдоль тела, как и в момент, когда Рю впервые взглянул на неё. И на первый взгляд всё осталось неизменным, но... Пальчики куклы, её белые детские пальчики двигались в такт несуществующему дыханию, совсем чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы разглядеть и осмыслить. Да, на этот раз фаланги её пальцев не были соединены мастерски подогнанными в пазы деревянными шариками, они представляли собой единое целое, кажется, покрытое настоящей мертвенно-бледной кожей...
  Я промедлил всего миг, после чего подскочил к кукле, схватил её за ворот облегающего траурного кимоно - и выбросил в окно, до последнего мига опасаясь, что случайно разгляжу её невидимое за щупальцами волос лицо...
  Сглотнув, я почти неосознанно выругался. Кукла ответила снаружи глухим, трескучим звуком, видимо, рухнув прямо на каменную дорожку перед домом. Чтобы удостовериться в этом, я приник к подоконнику, не боясь порезать ладони осколками битого стекла, и уверенно подался вперёд. Да, искусственная девочка в чёрном кимоно покоилась внизу, на серой полосе бетона, хотя ещё миг назад я готов был бы поклясться, что, стоит мне выглянуть из окна, как её ледяные пальчики сразу же окажутся на моём горле...
  Её личико по-прежнему было сокрыто, я видел только губы - даже сквозь покрывало шипящей воды - презрительно сомкнутые губы покойницы, бескровные и по-своему жестокие.
  Я отпрянул от окна и посмотрел на свои окровавленные ладони, покрытые сочащейся из мелких порезов кровью - страх, похоже, сдавил моё сердце достаточно для того, чтобы убить любую чувствительность к боли...
  В последний раз обернувшись на разом помрачневший шкаф, я покинул комнату и быстро спустился в ванную, промыл руки холодной водой, заклеил порезы тонкими полосками пластыря. Боли по-прежнему не было, на её месте царил невероятный ужас, до сих пор связывающий моё сознание. Отчего-то мне казалось, что кукла в чёрном кимоно сейчас появится из-за спины, заглянет через плечо, даже если ей не позволяет рост...
  Отражение в зеркале ответило ужасной гримасой - и меня передёрнуло от собственного облика. За последние два дня лицо моё преобразилось почти до неузнаваемости: глаза впали, под скулами залегли тени - впрочем, это могли быть и следы ударов Рю - а по всему подбородку раскинулись заросли некрасивой чёрной щетины. Возможно, это кукле следовало испугаться меня, а совсем не наоборот?..
  На миг я позабыл о страхе, и боль мгновенно скользнула в изрезанные пальцы, пронзила ладони насквозь, словно бы обдав их морозным, обнажающим плоть жаром. Вновь вспомнив несколько крепких ругательств, я развернулся на пятках и вышел в коридор, обулся в прихожей, понимая, что если немедленно не решить эту проблему по-другому, соседи могут счесть меня за убийцу и банального психопата, выбросившего из окна несовершеннолетнюю девочку.
  Входная дверь, кажется, поддалась неохотно, но на самом деле это мои руки двигались слишком медленно, и, хотя страх вновь заполнил всё моё естество, место для боли на этот раз осталось неприкосновенным.
  Как будто бы затеявший дурацкую игру дождь истощился - он словно б только и ждал, когда я снова окажусь в доме, чтобы показать всю свою мрачную силу - и я вышел под взгляды серых туч, глупо неся перед собой раскрытый чёрный зонт.
  Кукла не исчезла и не поднялась при моём приближении, она оставалась недвижимой, а конечности её - неестественно вывернутыми, как будто бы скрывающими множество серьёзных переломов. Тонкие губы теперь были чуть приоткрыты, и между ними существовала та странная тьма, которую боишься и можешь отнести к чему угодно, но только не к внутренней полости банальной деревянной болванки...
  Приблизиться к кукле было намного труднее, чем выкинуть её из окна, и с каждым шагом уверенность внутри меня умирала всё быстрей. Наконец, пересилив себя, я сделал последний шаг и осторожно подцепил полу её кимоно, поволок странную игрушку за собой, в задний дворик, окружённый с одной стороны зарослями крохотного сада, а с другой - каменным забором высотой в два человеческих роста.
  Не отводя взгляда от жутковатой куклы, я открыл прилипшее к стене здания складское помещение и выгреб оттуда ворох старых газет, вытащил увесистую лопату, которой мне всё не приходилось воспользоваться за последний год.
  Небольшую яму я выкопал прямо в центре дворика, между домом и высокой стеной напротив. Сырая почва поддавалась неохотно, и потому я, наверное, провозился чуть дольше, чем мог бы, с трудом перенося взгляд незримых глаз куклы. Наконец, когда усталость окончательно парализовала мышцы и разрываемые болью ладони, я воткнул лопату в землю и без особой гордости посмотрел на своё творение, опасно похожее на плохонькую детскую могилу. Впервые я испытывал к физическому труду столь явное и раздражающее отвращение, но... Мне казалось, что другого выбора просто не было...
  Отдышавшись, я разгрёб ворох сухих и толстых газет, выложил их на дне ямы, после чего подтащил куклу ближе и уложил её на эту импровизированную перину. Бросив на игрушку последний взгляд, я щедро засыпал её сухой полиграфической бумагой и потянулся за коробком спичек, нервно ожидая любых проявлений безумия. Впрочем, всё оставалось недвижимым. Могло даже показаться, что весь окружающий мир просто замер, ожидая, чем же закончится это дурацкое действо, в котором мне посчастливилось выступить за главного персонажа. Моей трагической героиней была проклятая кукла, а орудием убийства - небольшой коробок... Нет, мир явно переоценивал меня и созданные мною декорации.
  Чиркнув о коробок одной из спичек, я отбросил её от себя и до последнего мига смотрел за тем, как маленький жёлтый лепесток утопал в пучине просроченной прессы. Но прошла секунда - и от пугающего безмолвия не осталось и следа, безумный костёр вспыхнул быстро и яростно, вгрызаясь в долгожданную пищу, пожрал газеты за несколько секунд - и сразу же переключился на мёртвую, теперь уже точно мёртвую для меня куклу. Красивое чёрное кимоно поддалось не сразу, но устоять перед дыханием первородной стихии не могло даже оно; пожираемая огненной купелью чернота отступала с тела куклы, обнажая обыкновенные деревянные сочленения, связанные воедино множеством скрытых во всех подвижных частях блестящих сфер. Сферы эти теперь проглядывались и на тонких пальчиках, делали ладошку куклы похожей на ладонь робота из старых мультфильмов и новых фантастических боевиков...
  В последнюю очередь занимались пламенем прекрасные волосы искусственной девочки. Они горели медленно и жалко, танцуя и расползаясь по игрушечному - теперь я мог быть в этом уверен - детскому телу. А потом волосы сползли с тонко очерченного треугольного личика, и я впервые увидел глаза куклы - невыразительные провалы серых глаз, устремлённые прямо на меня, провалы, в центре каждого из которых существовало по безумному водовороту черноты... Эти глаза, сверлившие меня до самого последнего мига, не были глазами манекена... Они могли быть чем угодно - но только не обыкновенными стекляшками! И когда они, издав глухой стук, провалились внутрь полой головы куклы, меня чуть не стошнило от страха и ощущения странной свободы.
  Если бы я отодвинул волосы с лица куклы раньше, если бы встретил взгляд этих глаз, прямой, безразличный, пробирающий до костей... Если бы я встретил этот взгляд, то, уверен, просто сошёл бы с ума. Понимание этого не приносило облегчения или хотя бы успокоения, скорее даже наоборот - на сердце стало ещё чернее, ещё тяжелее.
  Не так давно я нарушил покой спальни Акане, а теперь сжёг драгоценную куклу усопшей невесты. Что могло ожидать меня дальше? Любовная измена на кровати, которую я когда-то делил с Акане? Бред... Бред всё крепче принимал меня в свои объятия...
  Я потряс головой, прогоняя проклятые мысли, и собрался уже засыпать кострище землёй, когда услышал приближающийся звук шагов. Кто-то шёл по направлению к этому закутку, и насыщенная влагой почва щедро отвечала неприятным, почти физически ощутимым причмокиванием.
  - Кто здесь? - я напрягся, потянул на себя лопату, неуверенно взвешивая её в руках.
  - Я, - девушка в чёрном блестящем дождевике выглянула из-за угла, сохраняя на губах широкую кошачью улыбку.
  - Акане, - я не смог сдержать облегчённого вздоха. - Я уже не знал, что думать...
  - Наверное, вы хотели сказать "Другая Акане"... Разве нет? - она как будто бы изменилась в лице, стала чуть более печальной, чуть более задумчивой...
  Я обмер. Осознание слов девушки пришло слишком поздно, принеся с собой какой-то странный, могильный холодок. Поначалу я даже не мог найти разницы между тем, что сказал я и тем, что предложила студентка... А когда всё-таки вспомнил...
  Выругавшись, я потёр переносицу, прогоняя из головы странную сонливость.
  - Что-то не так? - девушка неуверенно, бочком, приблизилась к умирающему кострищу и глупо остановилась на полушаге. Взгляд её вдруг стал необъяснимо серьёзным. - Эта кукла... Зачем вы сожгли её?
  - Долго объяснять, - огрызнулся я, бросив на почти уже пожранное огнём тело куклы первую горсть земли.
  - Она была красивой... Это... ваша?
  - Нет, - почему-то мне захотелось рассказать всё, вообще всё, что я только чувствовал и о чём боялся думать. - Кукла принадлежала Акане. Моей Акане, - не преминул исправиться я.
  - Вот как... Вы убиваете собственные воспоминания?.. Разве это правильно? Разве... Разве это позволит вам убежать от одиночества?!
  - Я не страдаю одиночеством! - странно, но этот ответ вызвал во мне больше неоправданной злобы, чем надлежащего осмысления. - И я не убиваю... Не убиваю воспоминания, просто...
  На миг мне показалось, что эта, другая Акане, сейчас угадала слишком верно, слишком точно, и... И я ничего не мог с этим поделать - только упорно отрицать всё, что вторгалось в мой мир извне...
  - Это ведь была очень красивая кукла, - повторилась девушка.
  - Не знаю.
  - Посмотрите, она совсем как маленький человечек... Как живой ребёнок. Как маленькая живая девочка...
  Она могла бы быть живой, если бы я не убил её, не сжёг её - но живой немного не так, как думала Акане, не живой даже - просто двигающейся, дышащей и...
  Что-то внутри меня оборвалось, к горлу снова подступил мерзкий и, кажется, шевелящийся комок дурноты.
  - Вы нездорово выглядите, - студентка решилась подойти ближе и только сейчас обнаружила, что мои ладони покрыты выбивающейся из глубоких порезов кровью. - И ваши руки... Что произошло?
  - Ничего особенного, - я бросил лопату в хранилище, оставив пепелище засыпанным лишь наполовину.
  - Вам кажется, что я задаю слишком много вопросов?
  Вместо ответа я одарил её таким взглядом, от которого любой вежливый человек поспешил бы спрятаться за сотней извинений и на более чем почтительном расстоянии. Юная Акане даже не вздрогнула.
  - Господин Саюки, - она попыталась подойти ближе, но я жестом приказал ей держаться в стороне. - Господин Саюки, возможно, я вмешиваюсь в вашу жизнь и всё в этом духе, возможно, я даже мешаю вам, но...
  - Но? - глухо поинтересовался я, понимая, что на крохотном заднем дворике меня не держит уже ничего.
  - Скажите, разве с моим приходом вам стало хуже? - она определённо шла ва-банк, ставила всё на этот простой вопрос, всё, что у неё было здесь, в пределах моего серого мира... Она рискнула - и не ошиблась. - Мне даже показалось, что я видела в ваших глазах облегчение... Ну, когда я только пришла сюда. Вам стало легче...
  - Просто ты оказалась не той, кого я боялся увидеть, - я свернул за угол и подошёл к раскрытой настежь входной двери, проверил замок, просто не решаясь признаться себе в том, что не могу вот так вот просто бросить девушку снаружи.
  - Боялись увидеть, - её глаза сузились - девушка явно вернулась на проторенную дорожку, углядела в моей простой фразе квинтэссенцию всех своих увлечений и интересов. - Вы боялись увидеть... её?!
  Я молча вошёл в прихожую и попытался закрыть за собой дверь, но Акане каким-то образом успела оказаться рядом, проскочить под моей вытянутой рукой и исчезнуть за моей спиной. Прошло несколько секунд - и я услышал её топот по лестнице на второй этаж...
  Странно, но раздражение отпустило меня, от тупой ноющей злобы не осталось и следа. Теперь, когда студентка сама отважилась войти в мой дом, я почувствовал, что был не один в своей боли. И мне действительно стало легче...
  
  ...Комната Акане, кажется, стала ещё мрачней, ещё холоднее с того мига, когда я швырнул в окно проклятую куклу. Хмурый утренний воздух, напоённый дыханьем дождя, проникал всюду, его присутствие вдруг стало столь же естественным, как и бесконечный страх у меня в сердце.
  Акане-студентка не заметила меня сразу, я некоторое время просто стоял за её спиной, поддерживая сложившуюся атмосферу угнетённости. Девушка ничего не искала и не высматривала - она вдыхала естество спальни с печалью и уважением к усопшей, боясь даже двинуться без моего непосредственного разрешения.
  - Что ты здесь делаешь? - наконец, промолвил я. При звуке моего голоса Акане вздрогнула, но не обернулась и не ответила, как если бы берегла таинство неведомого для меня ритуала. Затем, двигаясь с непонятной осторожностью и сожалением, она подошла к раскрытому шкафу и взяла с ближайшей коробки фотографию в красивой толстой рамке.
  - Это была... Акане? - она показала фотографию мне, и в лице её я впервые увидел страх.
  Я коротко кивнул. На фото действительно была изображена моя Акане, задорно улыбающаяся и крепко прижимающая к груди свою заветную куклу. Куклу, на лице которой тогда ещё жил забавный румянец, куклу с обыкновенными стекляшками глаз, куклу, столь же мёртвую, как и все остальные - даже очень хорошие - игрушки.
  - Она действительно похожа... - девушка осеклась. - Нет, это я действительно похожа на неё, на госпожу Акане. Только... У неё родинка на шее и глаза другие... Наверное, вы действительно могли перепутать меня с ней...
  Я хотел возразить, но не смог.
  - Подождите, - студентка вдруг оживилась. - Эта кукла... Это та самая, которую вы сожгли?!
  - Да...
  - Но... Это же... Это же две разных куклы! Они не похожи!
  - В нашем доме не могло быть двух таких игрушек. Это был единственный во всём Токио подарок, уникальный...
  - Уверена, Токио достаточно большой город, и в нём немало людей, готовых выложить деньги за столь...
  - Эту куклу делали по образу двоюродной сестры Акане, Мимиру...
  - Звучит... странно. Но... Эта Мимиру, что с ней произошло?
  - Она утонула, - тяжело ответил я. - Через несколько дней после того, как кукла была закончена.
  - Я сожалею, - девушка положила фотографию на стол и снова вернулась к дышащему враждебностью и скрытым ужасом шкафу. Она не хотела снова оскорбить меня своим незнанием, не хотела принести мне боль, и поэтому просто рассматривала воздух перед собой.
  Возникла напряжённая пауза.
  А потом потолок прямо над моей головой вздрогнул, мне показалось, что в сгустившемся воздухе послышались звуки шагов, тихий стон и грохот падающего тела - всё это одновременно, слившееся в сплошную феерию бессмысленных шумов.
  - Что это? - глаза Акане расширились, лицо её побелело, точно свежевыпавший снег.
  - Чердак!? - зло предположил я, отталкивая девушку от шкафа. Конечно же, все подсказки вели меня к чердаку, к месту, где моя Акане встретила свою судьбу, но... Каким же трусом я был, каким ничтожным, глупым трусом... И не потому, что бегал от каждой тени - из-за своего страха перед ответственностью, перед истиной, перед чем-то, что было рождено моим проклятым любопытством!
  Я ворвался в тесное углубление шкафа и упёр ладони в деревянную пластину прямо над собой, отодвинул её, насколько позволяли скрученные ужасом мышцы, и тут же упёр ногу в первую попавшуюся коробку. Набитый вещами контейнер выдержал мой вес - и я уверенно взобрался наверх, в наполненное затхлым воздухом чердачное помещение. Здесь было темно и тесно, а со всех сторон давили тонкие деревянные балки, словно бы сплетающиеся в единую мёртвую клетку, клетку для меня и моего страха.
  Я не боялся прыгнуть в черноту, не боялся встретиться лицом к лицу с творениями собственной фантазии... Слишком поздно я обнаружил правду. Слишком поздно заставил себя понять, что в этом тесном, давящем помещении прямо под низкой покатой крышей просто нельзя было повеситься: стоя в полный рост, я задевал макушкой самую высокую из поперечных балочных конструкций. Здесь. Нельзя. Было. Повеситься.
  Моя Акане стала жертвой убийства, и я остервенело скрывал это, в особенности - от самого себя...
  Акане-студентка последовала за мной, не спрашивая и не прося помощи. Она знала, что иначе никогда не сможет разгадать ту загадку, которую перед ней воздвиг обыкновенный человеческий интерес.
  Я осторожно перешагнул через балку, огораживающую лаз ко второму этажу, и припал на колено примерно в том месте, которое отдавалось внизу тем самым утробным грохотом. Грохотом падающего тела... Хотя... Ровно год и несколько дней назад я сам снимал возлюбленную покойницу, снимал бесшумно и осторожно. Значит, грохот должен был быть рождён немного раньше, ещё до того, как...
  Мою Акане задушили, вдели её голову в петлю - и повесили в сантиметре над полом. Её убили. А я... Я ничего не смог с этим поделать. Я был внизу. Я сердился на неё из-за чёртовой книги! Я... Я был таким дураком!
  - Посмотрите, - девушка подошла ближе и указала на тонкую щель в полу, больше похожую на трещину, продавленную чем-то, на что давили с почти животной ненавистью. Я сам не понял, как смог разглядеть эту щель в почти полной темноте, но ошибки быть не могло - под полом действительно существовало скрытое пространство...
  Выругавшись сквозь зубы, я попытался отодвинуть пластину пола и удивился той лёгкости, с которой та отошла в сторону. Под нею действительно существовала пустота, но... Не такая, какой она должна была быть - пустота полная страхов, надежд, боли, веры, истины и лжи... Пустота, ударившая в воздух запахом горелого мяса и криками пронзаемых сотнями игл храмовых жриц; шёпотом полумёртвых татуированных девушек, прибиваемых к полу в самой глубокой из пещер; дышащая странным смехом девочек в одеянии Химе-Мико, Принцессы-Жрицы, призванных вбивать в ладони и ступни жертв длинные серебряные колья. Пустота ответила даже на мой испуганный вздох, и в ответе этом сплелись последние секунды перед смертью, перед моментом, когда отражение в сокрытых под татуировками глазах поглотило весь потрясённый мир.
  Там, в объятиях этой осязаемой пустоты, лежала толстая пачка бумаги, сцепленная по углу пожелтевшей от времени шёлковой лентой. Бумага выглядела старой и почти рассыпающейся в прах, иероглифы на ней смазались... А кое-где ужасными провалами глазниц таращились на меня следы, оставленные неукротимым пламенем - отчасти почерневшие и съежившиеся страницы.
  - Что это? - голос Акане стал глухим и жалким, в нём сейчас было больше страха, чем я мог бы перенести за всю свою жизнь.
  - "Серебряные Нити", - только и смог пролепетать я. - Это "Серебряные Нити". Акане... Моя Акане так и не сожгла её...
  Трясущимися пальцами я дотронулся до полыхающей аурой злобы и страха рукописи. Это было моё творение, и оно узнало меня, узнало вопреки всему, вопреки даже своей мёртвой сущности. Я почувствовал жар костра, в который бросил эту книгу, почувствовал, впитывая его каждым порезом на окровавленной ладони.
  А потом я просто потянул книгу на себя - и встал во весь рост, обрывая её связь с основой этого здания. Множество криков, что жило в моей голове, вдруг почти растворилось, безумная какофония звуков вновь приобрела формы разрозненных, но вполне понятных фраз.
  "Больно ли, когда тебя пронзают кольями?"...
  "Я хочу, чтобы меня когда-нибудь пронзила Мисао. Мои руки. Мои ноги. Я хочу быть Священной Девой...".
  "Я правда не хотела бросать тебя. Прости. Мне... Мне действительно следовало вернуться и закончить ритуал..."
  "Во мне больше нет сил... видеть... этот мир!"
  - Что это?! - девушка, до последнего мига прятавшаяся за моей спиной, испуганно прижала кулачки к груди. - Я как будто бы слышу голоса...
  Не ответив, я оттолкнул Акане со своего пути и спрыгнул в пространство вдруг потерявшего свою простую красочность шкафа, вышел из потемневшей спальни, сытно напитавшейся зловонием смерти. Голоса следовали за мной, следовали даже после того, как я перестал слышать их - они рождались в моей голове, рождались, взлелеянные ужасом и странным, упёртым неверием...
  Я спустился на первый этаж и тяжело рухнул на старенький диван, после чего швырнул "Серебряные Нити" на журнальный столик прямо перед собой. Пока у нас было время, у меня и у этой книги, время побыть наедине, как если бы напротив меня находилось вполне живое и осознающее себя существо.
  - Почему?! - зло пробормотал я, проклиная себя за извечную слабость. - Почему я не смог сжечь эту... штуку... сам?!
  Студентка оказалась рядом почти неожиданно, за последнюю минуту я даже забыл, что она вообще находится в этом доме - шок от найденной рукописи отбросил все остальные проблемы слишком далеко, чтобы на них по-прежнему можно было бы обращать внимание.
  - Господин Саюки, - она уселась слева от меня, не сводя взгляда с жуткой бумажной стопки. - Это и есть... та самая книга?..
  - Да, похоже на то, - я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза ладонью.
  Несколько секунд в зале царила матовая, непрозрачная тишина, в которой плавали следы моих убегающих галлюцинаций. А потом, видимо, прочитав первые страницы "Серебряных Нитей", Акане всё же отважилась снова заговорить вслух:
  - Но ведь это не роман и не повествование вообще... Это больше похоже на научное исследование...
  - Можно сказать и так, - безразлично отозвался я.
  - Значит, сестра работала над этим...
  - Сестра?..
  - Вы, наверное, не помните её. Она была в той группе, которая сопровождала вас, ну, во время ваших поездок по горным деревням... Её звали Коджи Натсуме. И она не вернулась. Нам сказали, что она пропала в горах, сказали, что был несчастный случай... Я посвятила много времени тому, чтобы узнать о произошедшем как можно больше. Наверное, поэтому я начала интересоваться вашим творчеством вообще и вами в частности. Сестра много писала мне. О вас и о "Серебряных Нитях", писала о том, что виденное вашей экспедицией настолько ужасно, что для описания этого недостаточно человеческих слов... А в последнем письме она сообщила, что видела девушку, полностью покрытую тёмно-синими татуировками... Видела её как будто бы во сне...
  - Всё здесь! - я озлобленно положил ладонь на "Серебряные Нити". - Здесь - результат моих исследований. Здесь - всё, что не должно было покидать тех горных деревень, где оно родилось. Здесь тайны пропажи нескольких человек из моей экспедиции... Тогда Акане - моей Акане - не было со мной, она не видела всего того, что видел я, и... И она не захотела сжечь эту книгу.
  - Но зачем вы вообще работали над ней?! - девушка почти обвиняла меня за то зло, которое я переписывал своими собственными руками, за дотошно изложенные в рукописи ритуалы, за каждую мельчайшую подробность.
  - Я не знаю, - ответ высушил моё горло, я хотел сглотнуть - но не смог. - Акане попросила меня провести исследования фольклора тех поселений, которые до сих пор живут в среде наших предков. Ей нужно было для работы, а я... Я неожиданно для себя самого увлёкся этим делом, но... В конечном итоге... потерял троих, троих друзей. И... Да, я помню Натсуме...
  - Что с ней стало? - жалобно спросила девушка.
  - Здесь, - я снова, не опасаясь повториться, хлопнул по стопке пожелтевшей бумаги.
  - Вы не расскажете?.. Значит, мне нужно прочесть?..
  - Нет! - возглас разорвал моё горло прежде, чем успел возникнуть в сознании. - Я... Я запрещаю тебе!..
  - Н-но... В этом же нет никакой логики!.. И... Вы точно так же запрещали своей невесте сохранить эту книгу?! - проклятая девчонка раз за разом уязвляла меня всё больнее, всё опаснее - и я уступил, отвлёкся, позволил ей вырвать рукопись из-под моей ладони и скрыться в полумраке прихожей.
  И только после всего этого я понял, что же только что произошло...
  Издав что-то вроде бессвязного ругательства, я упёр кулаки в поверхность журнального стола и хотел было броситься за наглой и бесцеремонной гостьей, когда увидел прямо напротив себя, за огромным окном, изуродованную полумраком и странным вечерним воздухом тень. И это не была тень уже виденной мною девушки в чёрном кимоно... Нет. Это была женщина, женщина средних лет, облачённая в широкие штаны храмовой жрицы. А выше пояса... Выше пояса, от живота до горла, всё её тело было пронзено десятками, сотнями длинных - в ладонь взрослого человека - чёрных игл, пугающе подрагивающих при каждом сокращении изувеченных мускулов. Полуприкрытые чёрной ширмой волос глаза женщины скрывались под плотными грязными бинтами, из-под которых, как могло показаться, в тот же миг пробивались капли густой чёрной крови... Эти кошмарные тёмные пятна становились всё больше, приковывая к себе взгляд и заставляя отвлечься от кривой усмешки, что вдруг обезобразила тонкие кривые губы ночной посетительницы.
  Я закричал и рефлекторно отпрыгнул в сторону, переворачивая стол и опрокидывая диван назад. Покатился по полу... И понял, что мгновенное видение ушло столь же быстро, как и появилось.
  - Акане, - тихо позвал я, вслушиваясь в звенящую пустоту, пугаясь даже звука собственного голоса. - Акане, ты слышишь? Ты ведь ещё здесь, да?! Проклятая девчонка, верни эту чёртову книгу!
  Вспылив, я бросился в коридор, но там меня встретила только пустая и мрачная тишина.
  - Акане, - я снова повторил знакомое имя, вслушиваясь в малейший звук и дожидаясь чего-то, чему просто не мог дать верного названия. Слишком много страхов ожило во мне в единый миг, слишком много жестокой боли хлынуло по артериям и венам, чтобы я вообще мог бы верно оценить ситуацию.
  Я сполз на пол и привалился к стене неподалёку от двери в ванную, потёр виски указательными и средними пальцами, прогоняя из головы всё лишнее, заставляя себя хоть ненадолго отвлечься от вяжущего по рукам и ногам ужаса. Весь мир расплывался вокруг меня, приобретал изломанные и гротескные очертания, каждая тень в нём вдруг стала похожей на что-то опасное, на что-то давно мёртвое, но вдруг нашедшее в себе силы вернуться к жизни.
  А потом я снова вспомнил о "Серебряных Нитях", и воспоминание это отозвалось в основании черепа пронзающим насквозь холодком.
  Я резко открыл глаза и собирался уже оттолкнуться от пола, когда услышал слева от себя тонкое и удивительно мелодичное пение. Это была песня маленькой помощницы мастерицы ритуалов, колыбельная, призванная убаюкать избранную Принцессу-Жрицу. Убаюкать навсегда.
  Вокруг тут же стало слишком мало воздуха, слишком мало для моих лёгких, для малейшего вздоха - и тем более недостаточно для того, чтобы просто встать и уйти. Я мог только опустить взгляд и посмотреть на девочку в девственно-чистом белом кимоно и красных ритуальных юбках, согнувшуюся над моей левой рукой. Она тихо напевала услышанную мной колыбельную, скрестив руки у груди, напевала, отдавая этому священнодействию всю себя без остатка.
  Сердце моё застучало с безумной скоростью, кровь ударила в голову, но воздух по-прежнему не желал проникать в горло, спугиваемый множеством коротких сиплых выдохов.
  Девочка в одеянии жрицы произнесла последнее слово неровной, но чарующей песенки, после чего нагнулась над моей ладонью и, приставив к ней что-то холодное и острое, замахнулась небольшим - как раз по её крохотной руке - металлическим молоточком.
  Боль ударила по всему телу, а очаг её, вдруг зародившийся у левого запястья, вспыхнул с такой силой и яростью, что, казалось, руку мою ниже локтя просто оторвало. Я почти чувствовал на онемевших пальцах раскалённую кровь, слышал продолжающиеся мерные удары молоточка...
  Издав чудовищный вопль, я вырвал из руки окровавленный серебристый клин и отбросил его в сторону, зажал пальцами рваную дыру в опалённой болью левой ладони. Прижав брызжущую кровью конечность к животу и резво вскочив на ноги, я сделал было несколько шагов в направлении зала, когда из прихожей, справа от меня, вышла та самая женщина в иглах, которую я видел за окном... Услышав мои шаги, она вдруг замерла в напряжении и прислушалась, повела из стороны в сторону жуткой головой. Я рванулся мимо неё с яростью обезумевшего животного! Прорвался в зал, ощутив на своём боку больше десятка жгучих порезов от торчащих из вытянутой руки женщины церемониальных игл; прорвался - и рухнул на пол, перекатился через плечо, после чего почти сразу же вскочил снова. Ноги не слушались, как и всё тело вообще, но ценой невероятных усилий я всё же заставил себя дойти до лестницы и опереться здоровой рукой о перила. Мимо, печально проигнорировав меня, прошёл человек в высокой жреческой шапке с прямоугольным бумажным листком, прикрывающим изъеденное морщинами и язвами лицо. Его посох, позвякивающий полудюжиной небольших золотистых колец, упёрся в ступень на расстоянии волоса от моей правой ноги... Ещё немного - и... кто знает, что могло бы произойти?..
  Стараясь не оборачиваться, я осилил последние полметра и приблизился к своей комнате. Дёрнул ручку, но дверь не поддалась. В припадке сумасшествия я бросился к двери спальни Юки, всем телом налёг на неё - и отлетел к противоположной стене. Казалось, проще было пробить стену, чем сдвинуть с пути эту деревянную панель - и тогда, окончательно потерявшись в себе и окружающем мире, который вдруг стал таким близким и страшным, я побрёл к комнате Акане. Неуклюже ввалился в неё, захлопнул за собой дверь - и, как оказалось, вдруг нарушил какое-то особенно сокровенное таинство...
  В комнате было тихо и душно. Чуть приглушённый уличный свет падал на красивое бумажное окно, за которым неспешно опускались кажущиеся множеством чёрных точек снежинки. Сквозь тонкую бумагу виднелась также изломанная ветка сакуры, которой просто не могло быть там, у моего дома. Хрупкая ветвь эта подчёркивала странную траурную идиллию особенной нежностью, заставляла поверить в то, что вечная тишина - это сокровище, которое можно принять только один раз.
  Я, чётко осознавая, что в спальне находился ещё кто-то, помимо меня, оторвал взгляд от окна и перевёл взгляд к кровати Акане, на которой, в окружении нескольких теней плакальщиков, лежало прикрытое белым саваном человеческое тело. Лица нельзя было разобрать из-за белоснежного ритуального покрывала, но я без сомнения узнал покойницу - и боль отпустила меня, снова уступив место выжигающему сознание страху.
  Казалось, я нарушил прощальное таинство, казалось, сокрушил все устои уважения к мёртвым, но... Тени не обращали на меня внимания, они просто стояли, чуть покачиваясь, словно на ветру, и глядели перед собой невидящими глазами. Точнее, пустыми глазницами - необходимой жертвой всех могильных плакальщиков из того поселения в горах, где... Нет... Я не должен был думать об этом. Не должен был вспоминать!
  Синеватое пламя, венчающее ряд невысоких оплавленных свечей, нервно задёргалось от одного только моего взгляда, а через миг и вовсе погасло. Полумрак накинулся со всех сторон, вибрирующий и рассыпающийся на множество крохотных чёрных точек.
  Медленно, издав мягкий, слишком мягкий и нежный шелест, дверь позади меня распахнулась. Я обернулся - сперва через плечо, а потом и всем корпусом, встретив взглядом взгляд самой прекрасной, но в то же время и самой пугающей девушки из всех, кого мне когда-либо приходилось видеть. Её тело казалось тёмно-синим из-за невероятного переплетения безумных татуировок и выжженных металлом узоров, в которых угадывались змеиные очертания и заросли какого-то неведомого растения... И, словно бы одного этого было недостаточно, весь облик незнакомки отдавал какой-то неестественной, мрачной синевой. Он был словно бы соткан из застывшего потока чернил... Особенно прекрасные волосы, беспорядочно разбросанные по сторонам от худого лица. В их тени смутно угадывались глаза - пустые, ничего не выражающие, и больше похожие на пару сверкающих чистотой зеркала жемчужин. Вот только по жемчужинам этим тянулись те же мотивы татуировок... как если бы витиеватые узоры высекали прямо на глазном яблоке жрицы.
   Нет, Принцессы-Жрицы... Чего-то куда большего... И меньшего в равной степени.
  Она качнулась в мою сторону тихо и плавно, словно облачко синеватого тумана, поднимая ладонь с расставленными в стороны пальцами. А я мог только смотреть на неё, смотреть в её пустые глаза, в своё отражение в них... В отражение, смотрящее на меня с той стороны двух кристально чистых зеркал человеческой боли...
  То, что появилось на губах девушки, даже можно было бы назвать улыбкой, если бы она не принадлежала столь скорбной и безразличной ко всему сущности. Я был всего лишь ещё одним носителем печати страдания на её пути, ещё одним человеком, чью боль она готова была принять как свою... Вместе с жизнью, наверное.
  Я закричал и отшатнулся назад. Повалился, ударившись о стену, а затем попытался закрыться единственной послушной рукой...
  Звенящая тишина била в голову, оглушала, разрывала на части. В ней не было тихих вздохов, издаваемых плакальщиками, и не было шелеста юбок татуированной жрицы. Не доносилась до моих ушей и удивительная колыбельная, с наивным интересом исполняемая совсем ещё юными жрицами храма. Тишину не разрушал даже тихий перезвон жреческого посоха, как если бы я вдруг оказался в одиночестве посреди океана тишины. Как если бы Принцесса-Жрица всё же коснулась моего лица выставленной ладонью...
  Отказываясь верить в это, я резко открыл глаза и, впервые за последние полчаса глубоко вдохнув, обнаружил себя в комнате Акане - то есть в настоящей, знакомой комнате с разбитым стеклянным окном, за которым не было ни тонко падающего снега, ни болезненно изломанной сакуры.
  В недобром предвкушении я поднёс дрожащую левую ладонь к глазам, но неожиданно для самого себя обнаружил, что на ней не появилось ни единой новой царапины, кроме тех, что были неумело заклеены пластырем и вновь саднены древком лопаты.
  Дверь напротив меня была чуть приоткрыта. И на миг мне показалось, что из-за неё послышался звук сдерживаемых шагов. Затаив дыхание, я вжался в стену и приготовился к чему угодно - после всего, что мне уже пришлось увидеть, это вышло довольно легко. Шаги приближались с каким-то холодным мерным ритмом, и через несколько секунд я понял, что дверь осторожно приотворилась...
  Я закричал, срывая связки, и тут же получил серьёзную, взвешенную пощёчину.
  - Саюки! - Рю встряхнул меня, точно заплаканного ребёнка. - Саюки, это я! Слышишь?!
  - Слышу, - мне не оставалось ничего другого, кроме как признать это. - И вижу. Ну... теперь - вижу...
  - Что произошло, Саюки? Расскажи, Саюки, в чём дело?
  - Не надо упоминать моё имя так часто... Это не помогает... - язык заплетался. Казалось, теперь можно было нести любую чушь, говорить вообще о чём угодно! Я вдруг почувствовал себя свободным и независимым ни от чего... Проклятый ужас ушёл, и мною вдруг овладела сводящая с ума волна облегчения.
  - Саюки... что-то не так?
  - А ты? Как у тебя с Миоко? - я нервно рассмеялся, не понимая даже, что именно может так забавлять в этих словах.
  Проигнорировав бессмысленный вопрос, Рю подхватил меня под руку и помог спуститься в главный зал. Легко поставил на место диван, после чего усадил на него меня.
  - У тебя есть что-нибудь алкогольное? - мрачно поинтересовался он.
  - Молоко, - я снова в голос захохотал. - Пусть это не саке, но, похоже, холодильник у меня работает слишком эффективно, и пробирает оно не хуже!
  Не обращая внимания на мой истерический хохот, Рю прошёл на кухню и несколько минут искал там что-то, после чего, всё-таки остановив выбор на просроченном и ледяном молоке, вернулся в зал и хмуро посмотрел на меня. С выражением странного презрения он отпил из пакета, но, вдруг содрогнувшись, вернулся на кухню и выбросил его в мусорное ведро. Я рассмеялся вновь, пытаясь сдержать в себе отупляющий страх.
  - Саюки, - Рю подошёл ко мне и опустился на одно колено напротив, заставил встретить взгляд его невыразительных глаз. - Здесь что-то произошло, так? Что? Что случилось?
  - Я нашёл "Серебряные Нити"! - сначала я готов был пробормотать это просто так, для верности, но с упоминанием проклятой рукописи вдруг осознал, что нахожусь в довольно незавидном бреду...
  - Подожди, что?.. - Рю коротко отвернулся от меня, не веря этим простым словам.
  - Нет, я серьёзно, - мне вдруг стало тяжело и горестно, голос сам собой сорвался, и я продолжил уже шёпотом: - Акане не сожгла книгу. Она спрятала её на чердаке, под настилом пола. И я... Я нашёл рукопись там, полчаса назад.
  - Не может быть, - Рю зажмурился, прогоняя остатки пустого волнения. - Я думал - надеялся! - что со всем этим покончено...
  Я посмотрел на него исподлобья, снова увидев перед собой молодого редактора, только-только вступившего на свой собственный путь и вызвавшегося сопровождать меня в проклятой экспедиции. Тогда с нами пошло ещё четыре человека. Вернулось всего трое. Я, Рю и ещё одна девушка, которую после всего, что с нами произошло, заперли в психиатрической клинике без надежды на освобождение.
  - Оказалось, что всё не так уж и хорошо, - я снова посмотрел на свою левую ладонь. Резко взмахнул ею, пытаясь перебороть обжигающую нервную дрожь. - И, знаешь... Кажется, они пришли за мной... Все эти... жрицы... и плакальщики... и та девушка в татуировках...
  - Саюки, ты преувеличиваешь, - Рю устало уселся на диван неподалёку от меня.
  - Но... Я видел их, видел! Сначала чёрную плакальщицу в иглах, потом - жрицу, которая пронзила мне руку...
  - Саюки, Саюки, не надо! - он примирительно взмахнул раскрытой ладонью. - Я ожидал от тебя чего угодно, но только не такого!
  - Но почему ты?..
  Рю не дал мне договорить:
  - Саюки, в твоей книге нет ничего подобного, и не может быть! Это рукопись, текст, иероглифы на бумаге, и в них нет никакого проклятия! Ты не мог забрать с собой что-нибудь в этом роде, и ровно настолько же ничто из увиденного нами не могло появиться здесь...
  - Но я же видел...
  - Я понимаю, но... Возможно, твои нервные потрясения...
  - Ты считаешь меня ненормальным, так?
  - Нет, я...
  - Ты серьёзно считаешь, что я схожу с ума? Что я здесь как в одиночной камере, гнию и жду, когда разум окончательно меня покинет?!
  - Я только хотел сказать, что...
  Пальцы мои сцепились у груди. Белые от напряжения, они тряслись всё ощутимее, и слова сами собой начали срываться с моего языка:
  - Сначала госпожа Мисато, психотерапевт, а теперь и это?! Такое вот давление, да? Как я должен ещё это понимать? Разве есть ещё варианты?! Но нет уж, нет! Я не псих, Рю, не псих!
  - Значит, ты действительно видишь мёртвых? Думаешь, это достаточно правдоподобно?!
  Я осёкся. Долгая, мучительная пауза заставила меня задуматься обо всём, что произошло за последние дни, о чём я говорил и о чём думал. И вывод ударил в голову сам собой, обернувшись скользящим сквозь сжатые зубы стоном. Рю опять был прав...
  - Наверное, ты прав. Прости, - я опустил голову, пытаясь снова обрести упорхнувшую уверенность.
  - Всё нормально, - Рю вежливо кивнул. - Дело в том, что я... Я верю: за тобой может следить какая-то непонятная женщина. Могу принять даже то, что это так или иначе связано с Акане, но... Всё остальное - это просто безумие...
  - Да, конечно, я понимаю.
  Я действительно слишком много всего создал сам, сам для себя, желая испытать страх, желая уйти из собственной серой и угрюмой тюрьмы для единственного заключённого - меня самого, но... Наверное, у меня получилось слишком уж хорошо. Моё воображение заставляло видеть то, чего просто не могло быть, а воспалённый разум моментально создавал необходимые галлюцинации...
  - А "Серебряные Нити"... Где книга? - Рю вдруг поднял на меня чуть растерянный взгляд.
  - Её забрала та самая девчонка, про которую я тебе уже рассказывал, - я не знал, плакать мне сейчас или смеяться.
  - Забрала? "Серебряные Нити"?! Ты сам понимаешь, о чём говоришь?
  - Книга ведь безвредна... Ты сам сказал...
  - Да, но... Разве это нормально?! Кто-то просто приходит и берёт то, о чём ты так... И этот кто-то...
  - Она - сестра Коджи Натсуме...
  Рю неожиданно замолк. Переварил новую информацию, после чего обессилено откинулся на спинку дивана. Ему сейчас было почти так же тяжело, как и мне - связывающие нас воспоминания оставили след, похожий на шрамы на венах от порезов бритвой: сначала может показаться, что впереди ждёт свобода и тепло, но, если тебе не повезёт выжить, уродливое напоминание останется на всю оставшуюся жизнь...
  - И всё равно, - он упёр локти в колени и подпер ладонями голову. - Ты не чувствуешь себя... жутко... после того, как отдал этой девушке книгу?
  - Я чувствую себя жутко последние три дня, - я пытался иронизировать, но ирония получилась неуместной и жалкой. - Но что ты хотел этим сказать?
  - Если бы я был братом Натсуме и узнал бы, что на самом деле произошло с моей родной сестрой...
  Я приглушённо выругался, почувствовав себя совершенно никчёмным и слабым представителем рода человеческого. Рю снова мыслил слишком верно, слишком правильно... Он был хорошим человеком, по сравнению со мной. Очень хорошим... Пусть и пытался скрыть это за множеством профессиональных психологических масок.
  - А Миоко? - слабо поинтересовался я. - Ты говорил с ней?
  - Да, - Рю спокойно хмыкнул.
  - И?
  - Мы скоро поженимся, - он заключил просто и ясно, как если бы отвечал мне на простейший вопрос о погоде или времени, но в то же время вся его утончённая фигура на миг вспыхнула несдержанной, яркой гордостью.
  - Потрясающе, - только и смог вымолвить я. - Надеюсь, у вас всё будет хорошо...
  - А ты?
  - Что - я?
  - Рядом с тобой должен кто-то быть. Ты писатель, для тебя длительное одиночество вредно...
  - Не знаю, - впервые за последний год я не накричал на Рю за подобные слова, не выгнал его из своего дома... Как если бы что-то изменилось, что-то вокруг меня и внутри моего мира.
  Родившаяся пауза заполнила весь зал, облагородила его той печальной тишиной, в объятиях которой так хорошо и приятно думается, пишется и просто мечтается. В воздухе больше не было напряжения или страха, не было постоянных, грызущих душу воспоминаний. Как если бы вместе с "Серебряными Нитями" студентка-Акане забрала и часть моей душевной боли.
  - Да, и прости, что приехал так поздно, - Рю посмотрел на меня и сдержанно улыбнулся. - Меня задержала Миоко, и я не смог как следует разобраться в твоей проблеме, но...
  - Но?
  - Подумай сам, - тон Рю стал чуть ли не жизнерадостным. - Известно, что призраки посещают наш мир только в том случае, если их дела ещё не закончены, или если они хотят кому-то отомстить.
  - Да... Наверное.
  - Возможно, Акане и подталкивала тебя к "Серебряным Нитям"...
  - Да, я думал об этом, но...
  - Но это могло быть только её незримое присутствие - видимый облик имеют только мстительные призраки. А ведь ей незачем мстить тебе, незачем возвращаться...
  - Да... Ты прав, - я вдруг невесело хохотнул. - Значит, за мной всё-таки следила какая-то сумасшедшая поклонница? И не более того? Просто изворотливая и хитрая преследовательница...
  - Вполне возможно...
  - Рю, я бы сейчас не отказался от баночки пива...
  Он одобрительно рассмеялся, снова став тем юношей, каким я его помнил до проклятой экспедиции в горы. Забытая и почти нежилая туманная деревня сточила его изнутри, замкнула на самого себя, убила его былую светлую радость. К счастью, со временем все шрамы расползаются, даже те, что разрывают душу...
  Слишком поздно я задумался об этом и начал понимать, слишком поздно для себя и для мира, живущего за стенами моего интереса - я уже не был молодым и горячим, потерял способность ухаживать и нравиться девушкам... Нет, для меня было слишком много потеряно. Жаль, что Рю всё никак не хотел этого понимать.
  Некоторое время мы просто сидели и молчали, рассматривая тьму за широким окном, сидели, окружённые знакомым и привычным домашним полумраком. Вечер постепенно сменялся ночью, а Рю, казалось, даже не двинулся, даже не шелохнулся. Мы думали о чём-то своём, о чём-то, что для нас было странно общим.
  - Но... - я тяжело сглотнул. - Кто мог... убить мою Акане?
  - О чём ты? - Рю напрягся.
  - Её убили, - повторил я, сжав кулаки до боли в неглубоких порезах. - Её сначала убили, а потом...
  - Что заставляет тебя думать именно так? - его взгляд стал тяжёлым, гнетущим даже, но совсем не таким, к которому я привык. Я не понял сразу, но это не понравилось мне. Очень, очень не понравилось.
  Слишком раздражённым было моё сознание, раздражённым и подозрительным. Я мог воспринимать реальность неадекватно, мог - но в то же время я мог читать между строк этого текста реальности, цепляться за каждую возможность. И я знал Рю слишком хорошо, чтобы не понять его мгновенного напряжения.
  - Ты преувеличиваешь, - Рю вновь стал самим собой, непроницаемой статуей, эталоном самого безразличия, и меня как будто бы окатило ледяной волной.
  - Не говори, что ты не знаешь, - в моём голосе чувствовалось напряжение, я ощущал это даже сквозь грохочущие удары сердца.
  - Ты не говорил мне.
  - Нет, Рю, я сказал тебе. Я говорил тебе, и ты прекрасно знал...
  Рю не ответил - только сцепил пальцы перед лицом и нахмурился, похоже, принимая какое-то невероятное решение. Его плечи чуть подрагивали от скрываемого возбуждения, видно было, что на этот раз он сдерживает эмоции с огромным, невероятным трудом.
  Когда Рю заговорил снова, я думал, что задохнусь на месте, подавлюсь пресекшимся дыханием.
  - Она ограничивала тебя, - он задумчиво прикрыл глаза. - Она всегда ограничивала тебя. Да, она хотела сохранить "Серебряные Нити", но... С её появлением твои рукописи потеряли что-то очень важное. Она управляла тобой. Сводила гениальные идеи к нелепым байкам для домохозяек. Это нужно было пресечь!..
  - Рю, ты хочешь сказать, что?..
  - Прости, Саюки. Прости.
  - Ты...
  - Бегство из той горной деревни будто бы обесценило человеческую жизнь для меня... И когда всё закончилось... Нет! Я не хотел причинять ей вред, но... когда очнулся - было уже слишком поздно. И ещё раз я хочу попросить у вас прощения. У вас обоих.
  - Нет, нет, Рю, я не верю! - я кричал на него, срывая связки, кричал, не боясь больше никого и ничего.
  - Я любил её, Саюки, как и ты... Но... Рядом с ней было место только для одного, - на его губах появилась мрачная полуулыбка. - Как ни странно, но я даже не подумал о том, чтобы сдвинуть со своего пути тебя... Потому что ты мой друг, Саюки, и я сделаю всё, чтобы ты...
  - Чтобы я мог продолжать работу над рукописями?
  - И это тоже... Это моя работа...
  - Рю, прошу тебя, - я сдавил собственные колени. - Прошу, уходи. Мне... Мне нужно побыть в одиночестве. Наедине с Акане и этим домом...
  - Конечно, Саюки. Я понимаю, - он медленно поднялся с дивана и вышел в прихожую.
  Странно, но во мне не было ненависти, не было даже простейшей злобы, неверия, страха... Я просто ощутил себя одиноким. Невероятно, дико, варварски одиноким. Одиноким после злосчастного похода в горы, одиноким после предательства Акане, предательства Рю, даже предательства самого себя... Всё вокруг было против меня!
  Я посмотрел в потолок, уже ожидая - и надеясь - увидеть там бледные стопы повесившейся девушки в чёрном погребальном кимоно, но иллюзии покинули меня. Покинули из-за того, что реальная жизнь вдруг стала слишком насыщенной, слишком дикой для того, чтобы вновь пропустить в неё след недавних кошмаров.
  - Почему?! - я спросил у пустоты, зная, что она ответит мне, ответит, если я попрошу её снова... ќќ- Почему, Рю, почему? Моя милая Акане, как это могло произойти? Почему это всё произошло? Какая связь между...
  В горле моём взорвалось крохотное облачко сухости, и я умолк на половине очередного бессмысленного вопроса. Хотелось рыдать в ладонь, как рыдают все дети и страдающие романтики. Хотелось - но я не проронил ни одной слезы.
  Она вошла без стука. Вошла медленно и почти неслышно. Минула прихожую, с чинным траурным благоговением прошла через залу и села на диван справа от меня, медленно склонила голову. Журнальный стол по-прежнему был перевёрнут, поэтому девушка положила "Серебряные Нити" в пространство между нами.
  - Спасибо, что не говорили мне, - Другая Акане попыталась улыбнуться, но губы её лишь предательски задрожали. - Спасибо, что не сказали о том, что случилось с моей сестрой. Я... Я жалею, что прочла...
  Я несколько раз кивнул, покачиваясь всем корпусом.
  - Но... Могло ли это происходить на самом деле? - её брови скорбно изогнулись в стороны.
  - Да. Да, это было на самом деле. На самом деле я был в той деревне. На самом деле я видел всё, что описал. На самом деле мне везде мерещится образ моей Акане... Теперь нет смысла это скрывать.
  - Ваша Акане, - медленно повторила девушка. - Что с ней произошло?
  - Её... Её убил мой друг, самый лучший и единственный из настоящих друзей, - я не знал, что заставляло меня идти на откровения, и поэтому просто рассказывал, надеясь, что это принесёт хотя бы толику облегчения. - И я не знаю, что думать теперь, во что верить... Мне тяжело, Акане, мне слишком тяжело... Я даже не знаю - в здравом ли уме...
  - Вы снова назвали меня по имени, - в её голосе послышалась обида. - Я же не ваша Акане...
  Я угрюмо кивнул, после чего подтянул к себе "Серебряные Нити" и беспечно пролистал сухие жёлтые страницы. Приятный шорох сливался в бесконечный гул, гул сотен голосов, но я отогнал от себя эту галлюцинацию и просто открыл последнюю страницу. Там, прямо под почти стёршимися иероглифами, отчётливо виднелись следы любимой шариковой ручки Акане.
  - Что это? - моя гостья подсела ближе, нахмурилась, разглядывая неровные закорючки, готовые сложиться в осмысленные фразы - стоило только сосредоточиться на них чуть сильнее. - Это... Слова?
  - Ты не видела их? - я сам осознавал глупость вопроса, но не задать его не мог.
  - Я не читала до конца. Я вообще пробежалась глазами только по записям того ритуала, в которых вы описывали исчезновение... - она сделала короткую паузу. - В которых вы описывали смерть моей старшей сестры.
  - Эти иероглифы кажутся относительно недавними, - я попытался сменить тему.
  - Да, - девушка неохотно поддалась. - Они определённо начертаны здесь уже после того, как бумагу тронул огонь.
  Прищурившись и вчитавшись в потемневшие символы, я прочитал вслух:
  - "Мне кажется, что что-то влечёт меня туда... Даже если я никогда не была там, в этой странной деревне. Я вижу себя там во снах, в страшных, изматывающих снах. И я вижу её, девушку с телом синим от татуировок... Её глаза совершенно бесцветны, они как глаза змеи - как зеркала, как... Нет, я не могу объяснить. Прости меня, Саюки, я хочу рассказать тебе, но не могу. Уверена, рано или поздно ты найдёшь эту рукопись... И прочтёшь мои извинения. Дело в том, что эта странная девушка из сна коснулась моей ладони. Теперь я привязана к ней, прикована... И в лунном свете я вижу на своей руке разрастающиеся очертания татуировки... Эти нити бегут по моей коже, сплетаются в образы змей и листьев падуба. Это знак... Возможно, я скоро уйду... навсегда. Но не так, как хочет она, не так. Если... Если мне не хватит сил... Я попрошу Рю помочь. Прощай, Саюки."
  Я только сейчас понял, что не моргал и не дышал, пока пытался разобрать постепенно выступающие из пустоты иероглифы. Пот стекал по моему лбу и заползал в глаза, от напряжения тело моё словно бы замёрзло изнутри.
  - А здесь? - девушка указала пальчиком ниже, на те иероглифы, которые я не заметил сначала, и которые оказались неожиданно чёткими и понятными. - Посмотрите, здесь как будто бы писали углём...
  - Да, это не ручка, - неохотно подтвердил я. - "Рю, кажется, по-настоящему хотел убить меня. Саюки... Прости его. Пожалуйста."
  Книга выпала из моих трясущихся рук, а проклятая татуированная жрица вдруг привиделась в каждой тени - за широкими шторами, под лестницей, в отражении на экране телевизора, даже прямо за моей спиной! Она была повсюду и нигде, девушка, по телу которой бежали тёмно-синие змеи и листья татуировок. А потом я почувствовал её ладони на плечах, лице, груди, коленях и шее, как если бы каждый из гротескных иллюзорных образов вдруг захотел коснуться меня...
  - Господин Саюки, - голосок Акане вырвал меня из лап прожорливого мрака, резко вбил вокруг четыре осязаемые стены и накрыл их привычным уже потолком. - Господин Саюки, с вами что-то не так?
  - Я не...
  - Вы побледнели...
  - Кажется, я видел её, ту девушку, о которой писала Акане... Моя Акане. Пусть даже в собственных страхах, но... Она была совсем как живая!
  - Даже если учесть, что она давно мертва, - девушка грустно улыбнулась. Слёзы уже не искажали милое личико, и впервые за последние минуты я увидел её привычно раскованной.
  - Мне нужно лечиться...
  - А кто этот Рю?
  - Никто, - я поспешил бросить "Серебряные Нити" на пол.
  - Тот самый друг?
  - Я сказал - никто! - мой выкрик заставил гостью отстраниться и виновато закусить губу.
  Я всё не мог отдышаться, пойти на компромисс с самим собой и найти единственную правду. Не мог отбросить даже малейшую часть своих страхов и навеянных им предположений. Бред и истина слились в едином жутком хороводе, дополнительно сплетаемые моим угнетённым сознанием.
  - Господин Саюки, простите меня, - она подалась вперёд, вдруг оказавшись совсем близко, слишком, слишком близко. - Простите за всё.
  - Не стоит, - я выдавил из себя сдержанную улыбку.
  - Вам, наверное, действительно нелегко...
  - Да, - жёстко отрезал я, в очередной раз подтверждая эту полубезумную истину. - Действительно.
  - Мне тоже нелегко, - её брови чуть двинулись, придав юному лицу странный, почти взрослый шарм.
  Не знаю, как это произошло. Не знаю, что именно заставило меня схватить Акане - именно Акане, без каких-либо нелепых добавлений... - и грубо привлечь к себе, вдавить в себя её хрупкое маленькое тело. Жар неожиданного желания ударил мне в голову, и я не смог больше сдерживаться...
  Одно имя, которое так приятно было повторять, одно простое имя, любимое, как каждый новый рассвет и почитаемое, как сама луна. Я взывал к ней в эту ночь, взывал постоянно, потерявшись между двумя душами, прикованными к единственному имени. Для меня не было разницы... После года тёмного одиночества - для меня не было никакой разницы, и... Никакой боли в сердце, наверное. Впервые за все минувшие месяцы.
  Свобода. Пьянящая сильнее ярости, сильнее бессознательного страха... Моя, моя собственная свобода. Свобода без теней, кукол, жриц и татуированных покойниц.
  Новая жизнь... С этого мига я должен был открыть для себя совершенно новую жизнь. С этой ночи. С каждой секунды этой ночи, с каждого вздоха, с каждого стона!
  
  ...В моей комнате было темно и тихо. И тепло. Совсем как когда-то...
  Акане уже заснула слева от меня, милая и жизнерадостная вопреки всему. Она лежала на моём плече и тихонько посапывала, совсем как маленькая забавная кошечка...
  Я бросил короткий взгляд за окно, на этот раз зная, что снаружи не появится новых видений, после чего снова посмотрел в потолок. Со старой жизнью было покончено, я снова мог смотреть вперёд, а не назад, снова готов был жить ради кого-то живого, ради той, по чьим жилам бежит настоящая, горячая кровь, и чьё сердечко будет учащённо стучать в моём присутствии...
  Мне хотелось жить. Хотелось простить Рю, признать, что у него просто не было другого выбора, что он не мог отказать, когда любимая нами обоими Акане попросила... Хотелось забыть о прошлом, забыть о проклятой деревне в горах, о маленьких жрицах, стучащих молоточками по длинным серебристым кольям, о татуированной девушке, один вид которой способен привести в ужас любого из живущих.
  В моём новом мире больше не было места для этих страхов. Не было.
  Бесшумно и мягко дверь в спальню отворилась. В её движении не было таинственности, не было ни следа загробного таинства. Она просто скользнула наружу, уступая столь же простому усилию чьей-то руки.
  А потом в комнату вошла она. Девушка в длинном чёрном кимоно, лица которой не было видно из-за ширмы гладких красивых волос. Её осторожные, чуть нежные шаги не имели ничего общего с перемещением призрака, но всё же в этом странно знакомом облике существовали настолько яростные очертания ужаса, что один взгляд в сторону странной незнакомки пресекал воздух на полпути к лёгким.
  Она неторопливо прошествовала к окну, даже не глядя в мою сторону, после чего развернулась к кровати и с грацией истинной тени склонилась над сжавшейся в комочек Другой Акане - я снова называл её так, почти автоматически, как если бы вдруг встретился с той самой Акане, ради которой жил когда-то, моей Акане...
  - Рю не успел, - её шелестящий шепоток лез в уши против моего желания, заставлял вжаться в кровать всем телом. - Рю не смог предать тебя. Даже если он считает, что сделал всё так, как следовало... А ты... Ты предал меня. Я просто хотела напомнить о себе, увидеть тебя... А ты предал меня.
  Я вдруг увидел её глаза, пустые глаза мертвой и похороненной девушки, когда-то любимой и бесконечно яркой. Но она смотрела не на меня - только на мою молодую гостью - и снова я считал эту студентку кем-то чужим, хотя ещё минуту назад готов был разделить с ней собственную жизнь!
  Её бледные пальцы, пальцы моей Акане, выглянули из плотных длинных рукавов, дёрнулись, как будто бы в нерешительности, и как-то уж слишком резко сошлись на горле моей неожиданной любовницы. Девушка, что лежала рядом со мной, не смогла даже всхлипнуть, даже понять, что с ней произошло... Мрачная посетительница забрала её жизнь быстро и яростно, хранимая каким-то жутким безразличием, после чего отвернулась, снова подошла к потемневшему окну.
  - Прощай, - голос её заставил меня отпрянуть в сторону и свалиться с кровати.
  Когда я нашёл в себе силы оглядеть помещение, неестественно знакомая убийца уже растворилась в воздухе - во всяком случае, её не было поблизости, а в дверь уж точно никто не выходил...
  Я вдруг почувствовал себя легко и приятно, не так, как бывало за всю мою жизнь. Казалось, всё вокруг в единый миг преобразилось, и за окном родилось новое, милое и замечательное чёрное солнышко. А со всех сторон на меня смотрели презрительные серые глаза - смотрели из каждой тени, с поверхности стола, множества полок... даже с безразличных стен. И я смеялся под их суровыми взглядами, смеялся слишком беззаботно для человека, на расстоянии вытянутой руки от которого находилось тело задушенной студентки...
  И вдруг я понял, что разум покинул меня, что я потерял самого себя за эти последние дни, что проклятый ужас всё-таки сделал из меня сумасшедшего! Но... это оказалось даже приятно... Я мог бы прожить так ещё целую вечность, без осознания страха и принятия хоть каких-либо осмысленных решений!
  Я снова расхохотался, глядя в каждую пару серых глаз по отдельности...
  
  Комната была белой, очень белой, слишком белой! На белом фоне серые глаза казались почти невидимыми, но они были! Пусть никто не видел их - пусть! Они были, их не могло не быть! Их не могло не быть в этой комнате с мягкими белыми стенами, с мягким же потолком и удивительно мягким полом! Глаза... глаза смотрели на меня со всех сторон. Её глаза, которые я запомнил навсегда и сохранил в собственном сознании...
  Издав мерзкий скрип, входная дверь распахнулась наружу, дверь моей крохотной камеры, которую сложно было заметить за слоем мягких белых подушек. Я уже привык к этому скрипу - ко мне часто приходили гости... Какие-то люди с блокнотами, непонятные поклонники, утверждавшие, что я написал их любимые книги... Они все считали меня невменяемым, они сожалели, они... Я не мог понять их. У меня не было и не могло быть проблем, тем более - душевных!
  Но на этот раз посетитель казался другим, отличным от остальных. Это читалось в каждом его жесте, в удивительном спокойствии его взгляда, в замаскированной под безразличие скрытой силе. И... он казался мне знакомым... Пусть отдалённо, но я точно где-то уже видел его лицо, в прошлой жизни, полной страхов и пустых надежд... Это было странное ощущение, ни с чем не сравнимое и... Да, совершенно неоправданное!
  - Саюки, - он попытался улыбнуться, но улыбка эта получилась скорее печальной, чем дружелюбной.
  - Саюки? - я передразнил его, не понимая, к кому именно он обращается. - Я не Саюки... Саюки? Кто такой Саюки? Меня зовут Акане...
  Он неловко кивнул, шагнул вперёд, словно бы смущаясь. Его элегантное молодое тело было спрятано под строгим костюмом в элегантную белую полосу, а на тонкой переносице юноши красовались дорогие прямоугольные очки.
  - Я пришёл сказать тебе, - он мягко сложил ладони перед грудью в жесте примирения. - Сказать о "Серебряных Нитях".
  Я вздрогнул. Не могу объяснить, но... Как будто бы разряд цветного электричества пробежался по моим рукам и ногам.
  - Книгу опубликовали, и сейчас она пользуется невероятной популярностью. Пережитый нами ужас начал приносить доход... Как бы грубо это не звучало. И я хочу, чтобы ты знал - в большом мире тебя ждёт прежняя известность... Если ты захочешь вернуться...
  - Вернуться? Куда? - я неуверенно рассмеялся. - Кто вы такой?
  - Саюки, - в его глазах сверкнула холодная молния. - Ты можешь обманывать кого угодно, но я слишком хорошо тебя знаю! Буйный психопат... Так удобно бежать от окружающей действительности, да? Прятаться здесь, на краю города...
  - Я не понимаю вас!
  - Как тебе будет угодно. Я буду навещать тебя, Саюки. А теперь - прощай.
  Рю - я определённо знал это имя! - развернулся на каблуках и вышел из камеры, оставив меня наедине с собственными мыслями. Дверь закрылась за ним с холодной предопределённостью, от которой на душе у меня вдруг стало тяжело и пасмурно. Ведь...
  У меня ещё был шанс вернуться назад, в большой мир, полный проблем и безумных решений. Даже сейчас, в этом странном, окрылённом состоянии...
  В нерешительности я отступил назад, зная, что позади не должно быть ничего, но на полушаге в спину мне пахнуло неожиданным для этого изолированного места холодом. Я подождал миг, не веря собственным ощущениям, но все мои сомнения развеялись как дым, стоило только паре ледяных ладоней лечь на мои плечи.
  - Акане? - знакомое имя сейчас казалось божественно прекрасным, чудесным, волшебным даже. Оно прогоняло прочь все иллюзорные глаза, вычищало помещение, предавая ему осознанную, явную девственность.
  Ледяные пальцы скользнули к моему горлу, острые ноготки вонзились в кожу, выдавив струйку раскалённой крови. И за миг до того, как странная гостья открыто решилась убить во мне оставшуюся пародию на жизнь, я всё же понял...
  Последние слова я выдавил из последних сил, уже задыхаясь, уже теряя себя...
  - Неужели... Коджи?..
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"