Виниловая пластинка завершала очередной оборот, и огромные динамики не уставали воспевать жизнь голосом Джона Леннона. Рука сжимала пустой бокал, пахнущий недорогим портвейном, и в такт с музыкой отстукивала большим пальцем простенький ритм. Галстук был расслаблен, а верхняя пуговица рубашки была расстёгнута. В увесистом кресле нашел свой покой юноша с глазами старика.
Покрытая толстым слоем пыли мрачная комната кондоминиума замерла в анабиозе. Спертый воздух и отсутствие красок. Окно, закрытое прибитым к углам проема пледом, выходило на пылающую жизнью улицу нового мира. Стены были усыпаны газетными и журнальными вырезками, распечатками интернет-страниц и блогов. У самой двери ютился маленький рабочий стол: старомодные цифровые фоторамки в режиме слайд-шоу показывали то старика в инвалидном кресле среди врачей, то юнца, приветствующего толпу. Пол был усеян пустыми бутылками и недокуренными сигарами. В углу покрывалась зеленой плесенью недельной давности рвота.
"Представь, что никто не убивает и не умирает..." - выдали приятным тенором динамики. Юное лицо ухмыльнулось. Секундой позже, саркастичную улыбку сменил страх. Следом появилась физиономия страдальца. И наконец, вернулась безмятежность.
Полный отчаянья взгляд, в очередном приступе беспамятства, скользнул по вырезкам на стене. Среди великого множества он выбрал одну: покрывшаяся желтизной газетная обложка изображала фото никчемного старика, а заголовок кричал: "Первый среди "вечных"". Юное лицо окунулось в блаженство воспоминаний. Он знал текст этой статьи наизусть: "95тилетнему уроженцу Лондона сделали инновационную операцию...". Он вернулся в тот день. На шее, чуть правее от кадыка, его тогда еще дряблая кожа в тот день ощутила поцелуй семилетней девочки. "Энжи, где ты теперь?". Правнучка очень за него боялась тогда, а он боялся её расстроить. Сильная рельефная рука с силой вытерла слезу с бледной кожи лица, едва ли не разорвав юные веки.
Он испугался своей руки. Она казалась чужой. Сквозь щели между растопыренными пальцами он увидел распечатку блога: "Мне не комфортно в собственном теле" гласил заголовок. "Мне тоже" с удивлением проговорило бледное лицо. Глаза побежали дальше. "Чудеса медицины: Человеку внедрен механизм регенерации клеток. Интервью с "первым из вечных"". "Это я - ответил он журнальному заголовку. - Энжи бы мной гордилась... Энжи?". Он начал озираться. Искать её за пыльными слоями на мебели. Махать руками в приступе паники. Кричать бессвязные звуки и топать ногами.
"Очередная попытка суицида "первого из вечных ". Фото и Видео". Алые буквы напомнили ему брызги собственной крови из распоротых вен. Восторг толпы. Вспышки софитов и голоса журналистов. То как растерзанная плоть срасталась вновь. Взгляд вновь потупился. "Нет! Не сейчас! Энжи!!! Что с ней... прошу, не сейчас". Мощные молодые руки принялись хлестать юное лицо. Царапать глаза, заставлять их искать. От заголовка к заголовку.
"Бессмертие для каждого!"; "Католики осуждают...";
"Мирный договор спустя 25 лет войны!"; "Глобальное разоружение";
"Запрет на зачатие. Вы против?". "Умер последний не привитый человек. Предсмертное интервью с Энжел Доунс"; "Рассвет неокоммунизма".
Рассеянный взгляд перестал воспринимать слова. Новая волна отчаянья принесла с собой воспоминания их последней встречи. Её лицо покрытое морщинами. Теплые объятия и кашель полный мокроты и крови. Она была не одна. "Кто же был с ней?" - скользнуло в его голове. Губы растворились в улыбке: "С ней был мишка. Плюшевый...я подарил ей его. Её первое Рождество". Улыбка сменилась в подсчете прожитого с того дня. "Господь, я помню все!" - стены содрогнулись от крика. Повторял вновь и вновь, все тише и тише.
Он начал шептать. Губы едва заметно то сходились, то расходились. Голос его был бесшумен. Вновь и вновь он молил о конце. О конце своей жизни. Полное сил мускулистое тело требовало от него того, что дать он не мог. Затертые кулаками, собирающими слезы, глаза приступили избавляться от красноты: на смену лопнувшим капиллярам образовывались новые. Организм, терзаемый поникшим рассудком, вновь и вновь обновлялся. Очередной предсмертный стон совпал с последними нотами виниловой пластинки. Поток мыслей оборвался, зрачки остановились. Автоматический механизм запустил мелодию заново, в бокал закапали с точностью вымеренные сто пятьдесят грамм дешевого портвейна. Джон Леннон воспевал жизнь, а старые глаза юноши вновь обрели движение. С минуту он выглядел растерянным, затем заметил стену, увешанную газетными и журнальными вывесками. Лицо озарилось воспоминаниями. "Энжи". Он сделал глоток. И принялся большим пальцем отбивать простенький ритм по бокалу, взглядом ощупывая заголовки на стене. "Энжи, где ты теперь?".