Аннотация: Рассказ, участвовавший в конкурсе "Игры судьбы" - прочно обосновался на 8 месте 5 группы
А бывает, жизнь не в жизнь,
Но держал пари - держись.
И я найду тебя, радость,
Счастье мое. Олег Сазонов
За решетчатым окном проливной дождь. Изредка раскаты грома, молния через ночное небо - зигзагом - рассекает темно-серое полотно на два рваных куска.
Кожаные ботинки, обмотанные бечевкой, бьют поступью в каменный пол мрачного коридора: идет крепко сбитый, смуглый мужчина в одежде смотрителя за животными. Коричневые штаны, местами заляпанные грязью, тугой ремень и плотная кожаная куртка с закатанными по локоть рукавами. Бесчисленные шрамы покрывают его тело, напоминают русла высохших рек - всех сразу и ни одной в отдельности. Это Гирт - знаменитый заводчик тварей, славящийся своим бесстрашием не меньше, чем своей жестокостью. На лице его печать злости. Впрочем, когда ее не было? Никто уж и не вспомнит...
А за крепкими плечами мужчины - сразу и не разглядишь - семенит молодой паренек, новый подмастерье. Ему все в новинку: глаза, словно два золотых, сверкают и мечутся косыми, оборванными на полувзмахе взглядами. Но блеск этот не похож на восторг, на невообразимый интерес. Тут что-то другое...
- Сюда! - гаркнул суровый заводчик, с силой отодвинул в сторону дверь-решетку и вошел в загон.
Внутри царил полумрак. Лишь свет факелов коридора нежно касался оранжевым части пола. Из дальнего угла доносилось мерное сопение. Чей-то мохнатый силуэт шевелился в такт дыханию - медленно и спокойно, словно волны тихого вечернего моря.
Гирт умело зажег один из факелов в угрюмом каменном загоне. Огонь озарил помещение и высветил существо в углу. Зверь проснулся, принялся потягиваться после сна - теперь его можно было разглядеть гораздо лучше. Львиная голова с сильно вдавленным, приплюснутым носом, густая грива, рельефное туловище, покрытое короткой шерстью, и длинный хвост с огненно-красной кисточкой на конце.
- Слушай, что говорю! - разошелся Гирт густым хриплым басом. - Это ездовая тварь нашей пигмарской армии, лиар. Он еще маленький, поэтому проблем не будет. Твоя работа: отходить его хлыстом, чтобы посмирнее был, подойти и осмотреть. Обнаружишь язву, вывих или еще что - зовешь лекаря. Понял меня? - паренек отрывисто кивнул. - И так будешь проверять всех по два раза в день. Держи! - заводчик снял один из хлыстов с пояса и передал его мальчонке.
Не может быть! С самого раннего детства этот странный паренек, новоприбывший подмастерье по имени Тэм, не переносил истязания животных. Эти избиения, удары дубиной, кнутом, сапогом. Кровь и пена из горла на песок... Как будто били не зверя, а били его. Хотя нет. Гораздо хуже. Свою боль он еще мог терпеть. Чужую едва ли. Эта работа вовсе не для него!
Но на другой чаше весов добродетель, забота, которую ему оказали люди Пигмара: приняли его, дали сироте кров в одном из приютов. И теперь пришло время отдавать долги - преданно служить правителю Пигмара, Величайшему звероводу Дагату.
Значит, так тому и быть. Тэм взял кнут, замахнулся, но... Рука ослабла и опустилась, будто старая кобра не сумевшая сделать бросок.
Тогда Гирт сам отходил паренька: руками, ногами, кнутом - жестоко, сильно. Кровь крупными каплями сочилась из ран, бесформенной лужей растекалась по пыльному полу. Знаменитый заводчик не видел разницы между подмастерьем и выращиваемыми им тварями. Методы едины для всех. Но в случае с Тэмом кнут не мог помочь. И Гирт знал это, отчего удары становились только яростнее.
* * *
Прошло две недели. На улице стояли теплые летние деньки - те самые, когда в полдень все вокруг одевается в манящую теплоту солнца; излучает приятное, доброе настроение. И оттого многим хотелось работать усерднее, а прочим не хотелось трудиться вовсе.
Тэм уже оправился от побоев и приступил к работе, по местным меркам самой дрянной из всех, что можно было придумать, - он чистил клетки. Зато не был обязан истязать зверей, что делало его жизнь на ферме не столь мучительной.
Весь день его проходил в загонах для животных. Сколько их здесь было! Трехметровые пауки с тонкими и острыми как шпаги лапами, гигантские землеройки способные перекопать поле за несколько часов, невообразимых размеров ящеры, змеи со стальными намордниками, длинношерстные медведи, которым не составило бы труда раскидать в бою добрый десяток копейщиков. Маги-звероводы постоянно контролировали рост животных различными заклинаниями, развивая те или иные свойства тварей. Однако Тэм видел в животных не инструмент для войны или бытовой жизни, а непонятную и в то же время такую очевидную красоту.
По вечерам подмастерье возвращался туда, куда сбредаются измученные тяжелым днем работяги. В бараки - деревянные, кое-как сбитые сараи, где на трехъярусных кроватях находили свой сон полсотни рабочих душ. Сон охватывал всех моментально, а Тэму напротив - часто не удавалось уснуть. В голове копошились странные мысли, возникали необычные образы: горы стального оружия ржавеют где-то на опушке леса; добродушные люди возделывают землю собственными руками, смеются. Но это были лишь мечты, обрывки мыслей...
Несколько раз подмастерье пытался поделиться наболевшим, но все только смеялись над ним. А однажды один усталый заводчик и вовсе надавал ему тумаков за "нудные бредни". И с тех пор Тэм замкнулся в себе. Думал, работал, мечтал.
* * *
Год проковылял кое-как мимо, оставив паренька совсем опустошенным. Кожа его и без того не кровь с молоком, побледнела совсем. Он осунулся, сгорбился.
Все вокруг, да и Тэм, понимали, что ему не место на ферме. Да, пожалуй, и вообще в мире. Потому в воздухе, вокруг нашего подмастерья, постоянно висел недоуменный вопрос - "Как?! Разве ты еще не откинул копыта?".
Мысли о смерти занимали его все больше и больше. Но появлялись они не просто так, а от мучительной безысходности. Свирепая жестокость вокруг и жуткая боль внутри. Боль от собственных мыслей, карающих его за то, что держит их взаперти. Все вокруг толкало его к выходу из этой жизни, к маленькой дверце в ничто - каждый день, каждый час. Но в перерывах между созерцанием бесконечной пелены смерти, надвигающейся со всех сторон, Тэм все же находил в себе силы радоваться и чему-то светлому.
По выходным, когда работяги уходили развлекаться в город, он частенько убегал на поляну за седьмым корпусом. Ведь в городе шумно, грязно, мерзко. А на полянке (конечно же!) тихо, чисто, прекрасно.
Но в эту ночь на той поляне все было немного иначе. Нет! Совсем по-другому.
* * *
Звезды, сверкающие мириадами серебряных стежков на бархатном полотне вселенной, шептались о своем. А Тэм сидел в высокой траве и слушал их пересуды. Во всяком случае, ему так казалось. Он вообще почти во всем мог видеть красоту, смысл, витиеватые изгибы эмоций. Но это страшное непонимание и даже нежелание слушать... Он был одинок, потому что был другим - совершенно чуждым для всех. Отчего превратился в котёл, в котором кипит сто литров раскаленного масла, а он даже не может снять крышку, чтобы выпустить пар. Он хотел измениться, стать проще. Но не мог, как не может воздух стать камнем, птица стать рыбой.
Ночь обнимала уставшего, грустного Тэма. Ласкала прохладой спину и сплетала обрывками ветра его волосы. Сегодня ночь особенно черная и в то же время невероятно ясная. Словно она надела свое лучшее вечернее платье, смахнула пыль с созвездий, поправила млечный путь и пришла на свиданье к уставшему подмастерью.
Верхушки деревьев колышутся вдали, кроны одеты серебром лунного света, кланяются друг другу. Невольно и Тэм стал качаться в такт им. А по дороге, ползущей из леса к городским воротам, идет одинокая фигура. И паренек отчего-то совсем не удивился, что незнакомец свернул и направился к нему. Вот странника уже можно разглядеть: движения плавные и мягкие, как у пантеры...
- Думал, я не разыщу тебя? - незнакомец с восхитительной грацией присел рядом. - Какая ночь? Не правда ли? Кое-кто считает, что происходит такое неспроста. И вот что я скажу тебе - истинная правда!
Сбитый с толку подмастерье робко осмотрел незнакомца: черные волосы едва касались плеч, резкие, точеные черты лица, глубоко посаженные глаза. Одежда таинственного странника черная как ночь, как его широко распахнутые, морозящие душу глаза: штаны, рубаха ниже пояса, рукава слегка закатаны. Руки сухие с длинными, заточенными на концах ногтями, сверкающими в лучах луны не хуже черного жемчуга.
- И если хочешь знать, - продолжил незнакомец. - Эта ночь сегодня моя спутница. Она всегда надевает свои лучшие украшения и свой лучший наряд, когда мы с ней выходим в люди. Ты ведь так и подумал о моей прекрасной подруге? Ей понравилось, поверь мне. Она вообще любит комплименты, - странник послал воздушный поцелуй куда-то в направлении Большой Медведицы и, казалось, звезды слегка вздрогнули.
Тэм был удивлен. Он словами незнакомца описывал сегодняшнюю ночь. Этот странник читает мысли? О небо, неужели появился человек, который может понять его...
- Ха, - усмехнулся нежданный собеседник Тэма. - Я способен не только читать мысли, но и делать другие интересные вещи. Могу забрать жизнь, - странник провел рукой над травой, и она вмиг пожухла. - А могу вернуть, - и при обратном движении рукой трава ожила вновь. - Кто-то называет меня смертью. Кто-то величайшим темным магом. Или вовсе демоном подземелий, - на этой фразе глаза незнакомца вспыхнули алым цветом и снова стали черными угольями. - Но, по правде, я лишь тот, кто хранит традиции темной грани нашей странной жизни. И скажу тебе честно, это не самое интересное занятие в мире. А потому я иногда позволяю себе маленькие развлечения. Вот сегодня, например, я в настроении сделать тебя чуть-чуть счастливее.
Тэм поднял на незнакомца глаза: странник широко улыбался и весело жестикулировал, что делало его похожим на заводилу в компании или удачливого бродячего торговца. Казалось, этот странный человек попросту дурачится.
- И ты можешь дать мне свободу? - спросил Тэм неуверенно и как-то тихо, словно боялся показаться смешным. - Оплатить мой долг перед Великим звероводом Дагатом?
- Право, что за мелочность! - удивленно воскликнул таинственный. - Думаю ты достаточно потрудился на этих скотофермах, чтобы не чувствовать себя должником. Уверен, что тебе недостает гораздо более серьезных вещей.
На последней фразе незнакомец замолк и, шевеля указательным пальцем, стал играть тремя звездами в чехарду - прямо на небе - изредка улыбаясь уголками рта. Наконец, расставил всё как было и продолжил.
- Знаешь, а я даже придумал кое-что. Представь: у тебя серебряный голос Сапреры - знаменитого певца древности. И, разумеется, ты виртуозно играешь на лютне, обладаешь идеальным слухом. Не хуже чем сам Фэрон - трубадур позапрошлого века, игравший при дворе Великого зверовода. Едва ли нужно объяснять, что с этими талантами тебя будут слушать все - завороженно и внимательно. Ведь музыка певца околдовывает не хуже неприступной красавицы или искусного волшебника. И противостоять ее прекрасным чарам вряд ли кто осмелится. А значит, у тебя появится возможность стать услышанным. И те, кто способен понять тебя, наверняка оценят твои мысли, поймут, о чем ты думаешь. Только представь! Разве не об этом ты мечтал всю свою жизнь?
В голове Тэма все перемешалось, неимоверное желание заклокотало в нем бешеным водоворотом чувств. Да - это именно то, то самое! Как будто он был птицей, не способной полететь и вдруг ему даруют крылья. Теперь жизнь обрела столь необходимый смысл. Он сможет вырваться из невыносимого круга непонимания, убивающего его день за днем. Но только... Только если незнакомец действительно способен все это дать.
- Не беспокойся, я сделаю то, что описал. Я вложу в тебя души певца Сапреры и трубадура Фэрона. Они наполнят тебя своими талантами, но попридержат собственные недостатки. И, наконец, ты станешь тем, кем всегда втайне мечтал быть. Но, знаешь ли, эти души - товар крайне дорогой. И я не отдам тебе их просто так. Ха-ха, не будь я Хранителем Тьмы! Все просто и банально. В обмен на использование этих двух душ, ты через десять лет отдашь мне свою, - Тэма как молнией прошибло от макушки до пяток. - Звучит, конечно, зловеще - Черный Протокол, Печать Тьмы! Но я смотрю на это проще. В обмен на десять лет Достойной жизни, ты пробудешь в моем обществе каких-то пять тысяч лет. Ну так как? Оставь отпечаток своей души в этом мире, либо отмучайся и уйди в вечность ни с чем. Выбор за тобой.
Тэм понимал, на что толкал его зловещий странник; торговец душ. Но желание понять этот мир, рассказать об этом людям, было настолько велико, что долгое рабство в когтях этого темного персонажа показалось ему не такой большой платой за истину для себя и для других.
Паренек закрыл глаза, словно решаясь выпрыгнуть из окна пылающего дома прямиком в пропасть, и вырвал из себя это слово - "Согласен!". И выкрик этот был весьма странным, глубоким; словно из его души. Разнесся по окрестностям и растворился в черном платье ночи, которая сохранила это столь важное слово, запомнила его для еще не родившегося будущего.
- По рукам! - густым низким голосом сказал незнакомец и, крепко сжав правую руку Тэма своей рукой, посмотрел подмастерью прямо в глаза. Поймав, наконец, взгляд паренька, темный впустил его в глубину своих глаз и хрипло выдохнул, будто вырывая из себя нечто тщательно запрятанное.
* * *
Тэм очнулся на земле. Незнакомец навис над ним, в руке его что-то было.
- Держи, - странник протянул мальчонке отлично сделанную, совершенно новую лютню. - Пока ты отдыхал, один мой спутник помог смастерить это чудо. Воистину, лучше него никто не научился делать лютни, - темный собеседник вдруг замолчал, с секунду пристально посмотрел в глаза Тэму, а затем продолжил. - Ну что ж, мне уже пора. Мы с ночкой еще пройдемся по окрестным землям. Пять лет я не видел жителей странной звероводческой страны. Этого вашего ненасытного до поголовья всевозможного скота, славного державного Пигмара. Встретимся на этом же месте через десять лет. Удачи тебе. И смотри - не загуби свою душу, живи полной жизнью!
Последние слова странник говорил, уже направляясь в сторону города. Некоторое время наш подмастерье наблюдал за удаляющимся силуэтом, пританцовывающим при ходьбе и уже начал подумывать, что это просто какой-то сумасшедший маг. Но, взяв лютню в руки, он понял, что это не так. Абсолютно не так.
Паренек играл всю ночь: виртуозно, божественно. Голос его, что хрустальные потоки прекрасных водопадов, струился меж ветвей окрестных деревьев. Тэм буквально в несколько мгновений (как ему показалось) сочинил три восхитительные песни. Каждая как прекрасный и по-своему необычный цветок. Он назвал эти песни: Роза, Ромашка и Лилия.
А совсем скоро наступило утро. Алое солнце стыдливо выглядывало из-за восточного леса, стесняясь так рано будить людей своим настырным неиссякаемым светом. Тэм приветливо улыбнулся первым ласковым лучикам, встал с земли, закинул лютню за спину и пошел по тропе прочь из города, прочь с заводческой фермы - навстречу новой жизни. Так родился еще один бард.
* * *
Однако скитания не проходили совсем беззаботно. И если бы не его безупречные таланты и способности, то Тэм наверняка умер бы с голоду. Люди повсюду озлоблены, некоторые и вовсе едят от случая к случаю - мало кому есть дело до искусства. Но как только наш бард начинал петь и играть, у многих на душе становилось легче. И кто-нибудь нет-нет, да разделит с бродячим музыкантом свою трапезу. Хотя потом и не может понять, отчего так поступил.
Многое повидал Тэм, где только не был и что только не видел. Пел свои добрые, красивые песни. А люди все равно не менялись. Молодой бард не мог понять их, не чувствовал людей. Но все еще верил, что песни о светлом и прекрасном непременно изменят мир к лучшему - рано или поздно. Однако вера эта с каждым городом, с каждым концертом становилась все слабее и слабее...
Так, путешествуя по извилистым дорогам, незаметно для самого себя Тэм оказался в другой великой державе, разделяющей Материк с Пигмаром.
Амбер - королевство свободных воителей и преданных крестьян. Здесь не было издевательств над животными и, казалось, люди тут добрее. Но первое мнение часто бывает обманчивым. Боли хватало и здесь, ведь воители-вассалы - умелые воины и искусные маги - нещадно карали своих крестьян, которых им даровал в услужение правитель этих земель, Величайший воин Кром.
И тут струною оборвалось - наш бард разуверился в людях. Он понял, что все бесполезно. Играть можно виртуозно, но мир не изменить. Он черств и враждебен, полон ненависти и корысти.
Дни и недели бесцельно топтали ноги барда пыльные дороги Амбера. Однако аплодисменты людей не дарили Тэму радости. Он все больше угасал, огонь, вспыхнувший в его глазах той ночью, начинал тускнеть - он страстно захотел покоя. И обрел его совершенно случайно в одной деревушке, затерявшейся вдали от торговых путей: владелица маленькой таверны в промозглый дождливый день пригласила Тэма поиграть вечером в ее заведении. Там он и остался жить по приглашению великодушной и доброй хозяйки.
* * *
Годы сыпались как осенние листья с дерева жизни. Наш бард почти каждый вечер исполнял свои песни да и просто жил, наслаждаясь нетронутой улыбкой природы здешних мест. Таверна стала известна на всю округу. Люди специально приходили сюда, чтобы послушать музыку Тэма. Но... Никто не слышал его слов. Да это уже и не заботило его так, как раньше. Он жил в себе и через свои песни мог говорить людям то, что чувствует. Да и чего еще можно желать?
Но кое-что ускользало от чуткой души Тэма. То, что люди становились все черствее и угрюмее. Что-то происходило с этим миром. Но природа пока не менялась, он любовался ей, говорил с ней по-своему. И потому ничто иное не волновало его.
Но однажды, словно удар в плечо, а быть может и вовсе в лицо - нечто, а точнее некто заставил его увидеть многое. И даже больше.
* * *
Осенний день; на улицах листья деревьев еще едва тронуты красным и желтым. Легкая, приятная прохлада радовала прохожих, пожелавших прогуляться погожим воскресным деньком. И именно в этот день в таверну зашел очередной бродячий бард. В просторном сером балахоне, с лютней через плечо - все как подобает служителю музы. Он заказал себе кружечку эля и представился как Самариэль. Разумеется, бард, как и прочие бродячие музыканты, желал выступить сегодня вечером. Хозяйка не возражала, учтиво договорилась с ним, а про себя уже подумывала - какое прекрасное действо ожидает всех посетителей сегодня вечером. Ведь выступать будет не только этот странствующий музыкант, но и Тэм. Великолепный Тэм.
Весть о новоприбывшем барде - Самариэле - стремглав облетела весь поселок, и, конечно же, под вечер в таверну не протиснулся бы даже семилетний сорванец. И как всегда первым перед зрителями появился Он.
Златовласый юноша взошел на сцену. То был наш Тэм - уже совсем возмужавший, но все такой же бледный и худощавый. Коснувшись пальцами звонких нитей лютни, он запел о чудесах и красоте природы. То исполнение было подобно возрождению природы по весне, подобно ручейку - серебряному, бурному, веселому. Потом он пел о лете, о зиме, об осени. Вокруг царила атмосфера волшебства, таинственным и теплым покрывалом накрывавшая людей вокруг. Лишь замолчала последняя струна, как тут же буря аплодисментов принялась ласкать певца. Да впрочем, как обычно, как всегда. И все уже ехидно посмеивались над новоприбывшим музыкантом, уверенные, что его умения никоим образом не смогут затмить виртуозность "нашего парня".
Но Самариэль не растерялся, уверенно взошел по ступеням на еще не остывшую от песен сцену. В воздухе повисла тишина. Самариэль устроился поудобнее, рука пробежалась по струнам, и зазвучал голос, повествуя о далеких войнах, кровных раздорах и вековой ненависти. С первых аккордов в толпе началось роптание - "разве так поют?", "а что, быстрее пальцами шевелить он не может?". Но потихоньку ехидные замечания и трескучее ворчание сошли на нет, рассосались сами собой. Ведь песни этого "пришельца" не звучали так же, как песни других бардов, осмеянных здесь ранее. Слова не были хулиганскими или даже веселыми. Нет. Они были полны грусти и злобы - чужой, не его. И люди прислушались к нему. Ведь в глубине души каждого из них тоже была эта тревога - пронизывающее дыхание злости всей страны, всего Амбера.
Самариэль закончил свое выступление, встал и в полной тишине сошел со сцены. Зазвучали сначала робкие, а затем уверенные аплодисменты, но в овацию они не превратились. Многие не понимали. Ведь той виртуозности у новоприбывшего нет. Однако он сыграл отменно. Но почему - оставалось для всех загадкой, как была для них загадкой собственная душа.
Люди начали расходиться. Впрочем, кое-кто остался, чтобы немного выпить с друзьями. Тэм тоже сидел в зале, за одним из столов в слабоосвещенном углу. Он думал, он что-то начинал понимать, но не мог осознать этого полностью. Что-то было в песне этого нового барда.
- Знаешь, а ты виртуозно играешь, - раздался чей-то голос совсем рядом, это Самариэль подсел к Тэму. - И поёшь ты превосходно. Но... Я скажу, чего не хватает в твоих песнях. Души. Да-да. Ты перекладываешь картинку, то прекрасное, что видишь вокруг. Но не это волнует тебя больше всего. Видимо ты никогда не испытывал истинную боль и потому не сочинял настоящих, своих песен...
Тэм молчал. Он не знал что ответить. Или попросту не хотел... И потому без цели смотрел на веселящихся подвыпивших людей. Слова незнакомого барда будто разрезали его мозг на мельчайшие кусочки, и он судорожно пытался склеить, собрать их вновь.
- Что ж, - продолжил Самариэль. - Скажу напоследок еще кое-что. Думаю, скоро ты испытаешь эту боль. Тебе представится уникальная возможность. Знаешь, моего брата, его семью, его детей уже накрыла ненависть Двух Великих. А скоро, очень скоро она придет и сюда. Прощай... - с этими словами бродячий музыкант удалился в комнату, отведенную ему для ночлега.
* * *
Тот самый бард ушел ранним утром, и кто бы мог подумать, что все изменится так быстро. Уже сегодня...
Глубокой ночью, когда таверна уже давно закрылась, в главную дверь кто-то настойчиво забарабанил. Хозяйка, чертыхаясь, спустилась вниз и отворила входную дверь. Из своей небольшой комнатушки Тэм стал слышать обрывки взволнованных голосов, потом звук передвигаемых столов. Поднявшись, он вышел посмотреть на происходящее.
В главном зале на столе лежал человек. Адамантиновые доспехи его наверняка некогда необычайно красивые, были помяты и надтреснуты в нескольких местах. Правая рука, латы с которой были сорваны, была болотно-зеленого цвета - похоже на ядовитое заражение.
В комнате, помимо хозяйки и раненого, были еще двое. Обычные солдаты армии Амбера. Один из них суматошно бегал вокруг израненного воина и все просил разыскать доктора. Второй же поспешно снимал с раненого доспехи.
Наконец, первый немного успокоился и зачем-то стал объяснять, что их патрульный отряд столкнулся с невесть откуда взявшимися "треклятыми зверодёрами". Они почти всех перебили, кое-кто убежал. Но тут появился, как выразился первый, "этот черный" - зверовод в добротных доспехах, знатный. На редкой твари, наверняка, выращенной специально для него. На этаком длинношеем ящере, сплошь покрытом твердой как камень чешуей. В конец хвоста был вживлен стальной резец, чтобы тварь разила им противников, подбирающихся сзади.
- Сражались с ней долго, - объяснял первый солдат хозяйке. - Пока сэр Эром, наконец, не взобрался ей на шею и не стал рубить голову. Тварь на последнем издыхании все ж смогла серьезно потрепать доспехи и укусить его за незащищенную руку. Уже раненный, наш командир в четыре удара расквитался с наездником, свалившимся со своей убитой твари - еще б у такого искусного воина были какие-нибудь проблемы с затрапезным звероводом...
И казалось, все позади, но рана оказалась отравленной. Мы, конечно же, сразу рванули к ближайшему поселку в надежде найти хорошего лекаря. То есть к вам.
- Сожалею, - ответила хозяйка. - Но лекаря у нас в поселке нет. Того, что был, мобилизовали еще полгода назад...
К тому времени, воин уже был раздет по пояс. Картина ужасающая: налитые вены, пульсирующие от напряжения, грудь беспорядочно вздымается в надежде насытиться воздухом. Зеленая отрава уже охватила половину туловища и продолжала распространяться прямо на глазах. Распускала свои щупальца все дальше, все глубже.
- Ублюдки, зверодёры! - вдруг выпалил израненный Эром. - Пусть я сдохну, но за меня отомстят! Слышите, мои верные псы? Так и передайте всем, кого встретите. Пусть режут всех зверодёров за меня, за себя, за всех остальных!
Оба воина эмоционально обещали не щадить никого из "зверодёрской своры" и стали потрясать своими мечами.
И тут Тэм понял. Он почувствовал. Как будто он всю жизнь это знал. Ненависть и злоба - вот что съедает этот мир. И что самое страшное: мир не только не изменился с момента его ухода со звероводческой фермы, а стал лишь хуже, стал злее. И как эта самая отрава на теле Эрома, она пожирает тело человечества.
Грусть накатила крупным комом, и песня начала рождаться сама. Пожалуй, так было лишь тогда, лишь той волшебной ночью...
Тэм пел о ненависти и о прощении, о толике доброты, которую любой может подарить каждому. Пел он необычайно вдохновенно, будто кто-то одним точным движением вложил в него прекрасную палитру эмоций. Слезы робкими струйками текли по его щекам, а песня всё продолжала литься. И находившиеся в комнате неизменно смотрели на него: удивленные и забывшие всё, о чем они только что говорили. Даже раненый воин, казалось, не думал о своей боли и завороженно смотрел на играющего барда. С глаз его спала пелена злобы, и появилась глубина задумчивости, как будто кто-то раздвинул шторы в его темной комнате и он увидел за окном то, что никогда не видел. Понял то, что всегда боялся понять.
Невероятно, но зараза на теле воина прекратила расти. Магия музыки? Воля к жизни? Кто теперь разберет...
- Не может быть! Ваше тело справилось с заразой, командир, - воскликнул первый солдат.
- Я здесь совсем ни при чем... Теперь я знаю, знаю... - сказал воин и, закрыв усталые веки, погрузился в сон.
Тэм закончил играть, встал и просто ушел в свою комнату - он погрузился в себя окончательно, увиденное потрясло его до глубины души. Бард уже не был, да и не мог оставаться тем светлым романтиком, поющим о прекрасной природе. Теперь другое волновало его. Но что именно - он понять пока не мог. Лишь пока.
* * *
Воину становилось всё лучше. Яд окончательно вышел из тела, хотя и оставил бледно-зеленое пятно на правой половине его тела. Эром вполне мог стоять на ногах и немного перемещаться по комнате, но все еще был недостаточно силен.
А Тэм после появления воина несколько дней пробыл в своей комнате. Никуда не выходил, погрузился в себя, думал, размышлял. И, наконец, просто взял свою лютню, оделся, собрал немного вещей в мешок и вышел в холл. Попрощавшись с хозяйкой, он уже выходил прочь, когда его окликнул тот самый воин. Эром стоял на лестнице, облокотившись на перила.
- Безвестный бард, ты спас меня. И теперь уходишь. А я многое хотел обсудить с тобой, отблагодарить тебя... Скажи мне хотя бы свое имя.
- Меня зовут Тэм и мне не нужно благодарности. Я ухожу, чтобы понять, что происходит с миром. Чтобы рассказать другим об этом. Может кто-то что-то поймет, может что-то пойму и я. Извини, но беседами я не смогу тебя развлечь. И это все, что я хочу тебе сказать.
- Так позволь же мне хотя бы стать твоим спутником, - проговорил воин с досадой, мольбой в голосе. - Если придется, я буду защищать тебя до последней капли крови. Буду слушать те песни, которые ты будешь петь. И даже если ты не споешь ни одной песни больше, то я просто буду там, где будешь ты. И смею надеяться, что обрету хоть частицу того, что ты понимаешь сейчас и что поймешь позже.
- Ты волен делать то, что пожелаешь, - сказал Тэм и вышел из таверны.
Бард медленно шел по пыльной дороге, рассеянно рассматривая землю под ногами. Спустя полчаса его нагнал Эром, уже без доспехов - в холщовом балахоне и с именным мечом на поясе. Так и пошли они вдвоем туда, куда вела их душа барда, а, быть может, судьба или воля богов...
* * *
За месяцы странствий Тэм и Эром посетили множество уголков раздираемого враждой Материка. Злость пировала на славу. Везде разруха, смерть, отчаяние и ненависть, много ненависти. Пигмарийцы проклинали амбрийцев, а амбрийцы, конечно же, проклинали пигмарийцев. Замкнутый круг.
Иногда Тэм пел песни, когда хотел петь. Когда просто не мог не петь. И это помогало многим: боль барда, покрытая исцеляющим бальзамом мыслей, передавалась измученным людям. Кому-то становилось легче, а кто-то просто плакал; оплакивал себя, раздавленного войной.
Но встречались и те люди, которые всецело проникались песнями. Такие оставались с Тэмом навсегда, внимали словам его песен всей душой, всем сердцем. То были и звероводы, и крестьяне, и маги армии Амбера, и бывалые воины, не видевшие почти ничего кроме оружия, тренировок и смерти. Но всех их объединяло одно - чуткая, хоть и забитая колючей жизнью, душа.
Время шло, а мир только сильнее погружался в отравляющий смог войны. И Тэм ничего не мог поделать с этим. Да и хотел ли он? Конечно, хотел. Но не знал как. Он вообще всегда жил эмоциями. Плыл по течению и поступал с другими так, как хотел, чтобы поступали с ним. Пожалуй, это был его главный принцип, а теперь и его спутников. Так они и жили, странствовали, пытаясь освободить людей от ядовитых оков ненависти. Но у страшной болезни всегда наступает момент, когда человек либо выживает, либо умирает. Так было и с заразой человечества в этот раз. Дагат и Кром собирали армии для Великой битвы. Ненависть изготовилась пожрать саму себя, а заодно и всех, кто кружится с ней в слепом танце.
Тэм и его спутники могли затаиться где-нибудь, переждать. Но Бард выбрал другой путь. Он пожелал увидеть две Армии своими глазами. Он просто не мог позволить стольким людям поубивать друг друга. Лучше попробовать остановить их и умереть, чем бездействовать и выжить. И его спутники, конечно же, не оставили его одного. Пошли за ним даже в пучину последствий этого отчаянного шага.
* * *
Серебряные струны дождя переплетались косыми в порывах ветра. Тэм стоял на огромном холме, подняв взор к небу. Дождь умывал его лицо и хрустальными тропинками сбегал по одежде. Спутники были тут же, рядом. Но смотрели они не наверх, а в долину, где уже перед решающей битвой собрались две Армии.
По правую руку от смотрящих плотно, несколькими черными пятнами, расположились дивизии всяких тварей со своими наездниками: лиары, ездовые ящеры, огромные медведи. Было много и пеших людей, вооруженных кто двумя прирученными ядовитыми змеями (по штуке на каждую руку), кто ятаганами, а кто и вовсе кнутами со стальными наконечниками. А в сером небе кружили и выделывали всевозможные пируэты гарпии и грифоны с бородатыми наездниками на спинах - заводчиками с пигмарского высокогорья.
На небольшой возвышенности справа, позади внушительной армии звероводов, топтался огромный черный дракон, на котором восседал рыцарь в невероятно красивых и искусно выполненных доспехах, наверняка заговоренных от многих напастей и стихий. Безусловно, это был Великий зверовод Дагат. Правитель изредка поднимал меч вверх, и тогда вся Армия отзывалась ему гулким рычанием сонма разноголосых тварей. Властителю Пигмара не терпелось вступить в битву, злость так и клокотала в нем. Оставались лишь последние приготовления, пара штрихов на перекошенном лице ярости.
Слева же раскинулась не менее внушительная Армия. Вассалы короля Амбера собрали всю свою рать на решающую сечу. Соединения этой Армии отличались стройностью рядов и отменной экипировкой солдат: простые, но крепкие кожаные доспехи, усиленные несколькими стальными щитками, мечи, пики. Позади пехотинцев в нетерпении натягивали тетиву своих луков ряды охотников равнинных земель. Перед каждой дивизией солдат стоял один, а то и несколько искусных воинов. В именных доспехах, с отлично выкованным оружием. Фанатики войны, вассалы Великого воина Крома. Едва ли среди звероводов нашелся бы хоть один человек, способный достойно сразиться без своей твари даже с самым молодым и неопытным из воинов-вассалов. Ведь это были соль, кости, хребет Амбера.
Равно как и маги - искусные чародеи огня, воды, света и тьмы. Десятки, а то и сотни лет, изучали они тайны стихий, чтобы в трудный час встать под стяги Великого воина. Вот они - в однотонных мантиях, на чистокровных рысаках прохаживаются среди стройных рядов, ожидают сигнала к атаке. Все уже продумано. Нет никаких сомнений - маги приготовили для звероводов не один десяток магических ловушек, обманок и разрушительных заклинаний.
А вот и сам Кром. В идеально белых, блестящих доспехах, в шлеме с двумя вертикально поднятыми крыльями. В руках два меча, светящихся белым пламенем. Великий воин твердо и уверенно потрясает мечами, выкрикивая что-то. Видимо посылает проклятия на весь род звероводский. И его Армия вторит ему громогласным эхом людских криков.
Сколько же в них ненависти! Готовы пожрать друг друга, а потом заодно сожрать и себя. Мало кто мог почувствовать торнадо черной силы, скопившейся здесь. Но Тэм чувствовал, и он не мог выносить ее. Он бросился бежать вниз, с холма, прямо в центр схождения двух армий, и, добежав до самой сердцевины клокочущего жерла ярости, как подкошенный упал на колени - злоба прошивала его насквозь. Не в силах держать в себе это, он взял лютню, свою старую добрую лютню, и заиграл. Заиграл так, как не играл никогда. НИКОГДА! И так, как вряд ли когда еще сыграет. Могучие спины четырех холмов отражали звуки, превращая мелодию в грациозную, хрустальную поэму звуков. Такое великолепие заставило замолчать даже многотысячные армии. Казалось, даже животные перестали сопеть и перетаптываться. Была только музыка. Лишь музыка. Одна Музыка.
Затем голос - рассек течение мелодии золотистой стрелой, запев о боли и ненависти. Проникая в самые глубины души и растекаясь в ней живительным теплом. В той песне сплелось все, что осознал за годы странствий Тэм, что так чутко приняли в себя его спутники. Люби даже тогда, когда тебя ненавидят. Прости даже тогда, когда тебя не прощают. Такие простые и вместе с тем давно забытые вещи вновь пробудились в сердцах многих.
Кровавые слезы текли по щекам Тэма, голос, извлекавший прекрасные звуки и созвучия, вдруг сорвался как порванная струна, лютня выпала из рук и ослабевшее тело опустилось на землю.
* * *
Тэм пришел в себя через два дня и лишь тогда узнал, что произошло после того, как он потерял сознание.
Кто-то из спутников стал рассказывать, что все они обступили упавшее тело Поэта. Эром взял его на руки и понес прочь с поля битвы.
Однако правителей заинтересовали неизвестные странники. Гонцы от обеих Армий нагнали их группу и договорились о встрече с представителем спутников Тэма.
И Двое встретились с Эромом, говорили многие часы и все же нашли в себе силы принять правильное решение. Мир был заключен, наметились первые ростки пробуждающегося света.
И Тэм был рад, что Это удалось остановить. Ведь подходили к концу те самые десять лет. И он уже совсем не надеялся... Однако случилось. И теперь начатое закончат другие, а он уже не в счет...
Выслушав рассказ своих верных спутников, Тэм обнял каждого, заглянул в их глаза и ушел. Все понимали, что в этот раз не нужно следовать за Ним. Не в этот раз.
Тэм пошел вслед закатывающемуся солнцу. И люди навсегда запомнили его силуэт, скрывающийся за западным холмом...
* * *
Бард сидел на том же самом месте, где мечтал десять лет назад. Ночь прекрасна, как тогда и как ни разу больше за минувшие годы. Вот уже и он - искрящийся энергией, темный странник. Пританцовывая в такт дуновениям ветра, он неизменно грациозно, так же как и десять лет назад, подошел к Тэму и начал говорить:
- Пришло время платить по счетам. Признаться, я даже несколько удивлен. Обычно приходилось выискивать моих, так скажем, партнеров по самым глухим местам. А ты пришел сам. Похвально, - странник осмотрел Тэма с ног до головы. - Что ж. Вижу, испытал и постиг ты многое. Душа у тебя стала просто любо-дорого посмотреть. Бриллиант, шедевр! Признаюсь тебе, ничто так не развлекает меня, как новенькая душа мастера. С ней я получаю таланты ее обладателя. Ну разве не замечательно? Хотя и ребячество. Да. Но извечным размышлениям о сути, истине и балансе, я предпочитаю милое коллекционирование. Моя сила начинает играть новыми красками. И меня это, знаешь ли, забавляет... Впрочем ладно. Пора забирать причитающееся мне вместе с эмоциональными дивидендами.
И темный странник стрелой прыгнул сквозь барда и тут же оказался за его спиной. Опустошенный Бард без дыхания рухнул на землю. Но легкая улыбка осталась на его лице - он знал, что сделка не была напрасной.
- Славненько, - Темный путник встряхнулся. - И чем же теперь ты сможешь мне услужить... Проклятье! Почему я не могу управлять этой душой? Что т...
Произошло невероятное. Тело Хранителя скривили судороги, он упал на землю, скрючился и начал извиваться как тарантул, пригвожденный спицей к столу. Из него одна за другой стали выскакивать и уноситься в черное небо разноцветные вспышки света. И последней выскочила мощная, белая, которая еще долго была видна на небосклоне.
Хранитель не верил своему поражению. Такого надругательства над собой он никогда не испытывал... Лежа в сочной траве и разглядывая звезды, он вдруг гулко расхохотался. Его позабавило произошедшее. Похоже, его вообще все развлекало в этом мире.
Над лежащим навзничь темным странником нависла фигура старца - с длинной белоснежной бородой, одетого в драпированные светлые одежды.
- Да, Тёмный. Вижу ты, наконец, обжегся на своей же игре. И я специально пришел полюбоваться на это, - сказал старец.
- Ба! Светлячок! - ехидно сказал странник, поднимаясь из объятий густой полевой травы. - Неужто это был ваш пресловутый "предсказанный"?
- Да. Как и было сказано, появится Белая душа, неподвластная никому из Хранителей. И она восстановит мир на тысячу лет; подарит людям столько света, сколько им понадобится, чтобы не уничтожить друг друга. Это она, Темный Хранитель. Все так.
- Да-а-а, - звонко протянул черный странник, отряхиваясь от пыли. - Даже забавно, что я именно на нее попал. Хотя в чем-то это было предопределено. Разве я мог пройти мимо такой души?! Похоже, коллекционирование завершилось прекрасным представителем, после чего экспозиция была распущена. Ха-ха-ха! - звонко расхохотался черный странник на всю округу.
- Слишком много темного было в этом мире. Теперь баланс восстановлен. И знай, что так будет всегда. Заигрываться тебе не удастся.
- Я знаю о балансе не меньше твоего, Светлячок. Так что оставь свои советы при себе: свет никогда не поглотит всю тьму. Такова суть вещей.
Кивнув друг другу, Хранители разошлись. Светлый растворился в лунном луче, а Темный нырнул в столь любимую им тень.