Аннотация: Первоначально этот рассказ писался, как часть большой книги, но потом решено было оставить его отдельным рассказом.
ТАНЦУЮЩИЙ В ТЕНИ.
ГЛАВА 1.
ПРОСТО РАДИ ДЕНЕГ.
"Изучая устройство городов, надо помнить не только о том, может ли правитель города в случае надобности отстоять себя собственными силами, имея в достатке людей или денег, чтобы собрать войско и разбить неприятеля в поле. Ибо даже если правитель вынужден обороняться под прикрытием городских стен, но хорошо укрепил город, а народ его не озлоблен, то соседи остерегутся на него нападать. Ведь люди - враги всяких затруднительных предприятий, а кому же покажется лёгким нападение на того, чей город хорошо укреплён".
-- Николя де Ронсаль, "О силе и власти".
1.
Пятеро всадников в длинных плащах медленно ехали по полосе земли между чёрными водами реки и плотной стеной леса.
Трое из них выглядели профессиональными солдатами, опытными и умелыми. Внимательно и спокойно следили они за дорогой, чутко слушали звуки осенней чащи, будь то хлопанье крыльев тетерева или ветер, перебирающий листья, как скупой рыцарь - заветные золотые. Сюзерен, чей герб был вышит на их лазурно-зелёных налатниках, несомненно, не бедствовал: экипировке этих воинов можно было только позавидовать. Добротные дорогие кольчуги спускались почти до колен, стальные пластины наплечников и наручей ждали лишь луча солнца, чтобы вспыхнуть слепящим блеском. На спинах всадников висели цельнометаллические щиты-рондаши, а головы защищали гладкие остроконечные шишаки, какие продают купцы из Иверии, похваляясь, что любой меч лишь соскальзывает бессильно с этих шлемов, не оставляя ни царапины. В руках воины держали лёгкие кавалерийские пики, у каждого на боку был широкий меч, а у седёл на всякий случай висели секиры и шестопёры.
Другие два путника такого вооружения не имели -у них не было ни шлемов, ни щитов, ни копий, ни секир. У одного из седельных кобур торчали пистолеты, а на перекинутой через плечо портупее висела длинная шпага; второй был вообще безоружен.
Человек со шпагой что-то оживлённо рассказывал. Капюшон плаща свободно лежал на его широких плечах, ветер шевелил пряди каштановых волос. Открытое молодое лицо этого всадника ещё не огрубело, но уже носило следы стычек - два коротких шрама на щеке, словно от удара большой кошки. Он сам смеялся над своим рассказом, забавно вскидывая гладко выбритый подбородок; глаза прямо-таки горели, слова летели быстрыми стайками, цепляясь друг за друга.
Спутник его сидел ссутулившись, говорил мало, в основном лишь кивал, слушая словоохотливого собеседника. Это был худощавый, скупой в движениях человек с угрюмым взглядом глубоко посаженых глаз.
- И тогда мы вышли к Тирмингемскому замку. Граф сказал мне: "Освальд, ты родом из этих мест и поэтому должен знать, как перейти через топи"...
- Ты бы лучше следил за дорогой. Мне не нравится этот лес. От него становится как-то не по себе. Долго ли ещё до Вальцбурга?
- Два дня. В хорошую погоду добрались бы за один, но дорога совсем размыта. Честное слово, Конрад, осенью здесь всегда так. Не беспокойся! Теперь осталось только вдоль реки ехать, никуда не сворачивая.
Конрад чуть качнул головой, снова перевёл взгляд на лес. Там под порывами бродячего восточного ветра шевелили тяжёлыми, ещё мокрыми после утреннего ливня листьями ветвистые буки и грабы, шелестел колючий ломкий кустарник.
Освальд продолжил рассказывать, а Конрад погрузился в свои мысли, не забывая кивать, будто действительно его слушал. Он опять вспоминал по очереди события последних дней. После освобождения из тюрьмы любые мелочи глубоко и ярко врезались в память, как кнут палача в белое тело осуждённого.
Внезапно солдаты быстро перетянули щиты со спины на грудь и поудобнее перехватили пики. Вовремя: в воздухе как раз засвистели стрелы, опасные, впрочем, более своим количеством, чем точностью ― трудное это дело, стрелять из зарослей, когда любой куст мешает. Однако же к третьему воину сопровождения, что ехал позади всех, судьба была неблагосклонна. Не успел он закрыться, замешкав с перевязью щита, и вонзилась ему в горло стрела, вошла на половину длины чуть выше края кольчуги. Обливаясь кровью, он медленно наклонился вперёд, потом рухнул на землю, выронив щит и пику. Освальду попали в грудь, но ему сохранила жизнь надетая под камзолом прочная кольчуга, оправдав отданные мастеру-оружейнику звонкие монеты. Рыцарь выругался, переломил пополам тонкое древко и отбросил в сторону.
На дорогу из леса с громкими криками начали выбегать повстанцы, вооружённые охотничьими рогатинами, топорами, копьями, косами, молотильными цепами, вилами, дубинками - в общем, всем, что только могли найти или сделать. Чем-то их толпа была похожа на недавний град стрел ― такая же бестолковая, но вполне опасная своей численностью, несмотря на то что вояки из мужиков никудышные.
Кто-то, может, скептически усмехнётся и спросит, например, как можно сражаться косой. Но достаточно хоть однажды оказаться в горниле крестьянского восстания, чтобы навсегда запомнить, на что способно даже самое грубое оружие в руках обозлённых, почти безумных людей.
Освальд достал из седельных кобур пистолеты, взвёл курки, хладнокровно прицелился. Первым выстрелом разбило голову крестьянину, кричавшему громче прочих. Второго выстрела не последовало - порох отсырел и дал осечку.
Снова зло выругавшись сквозь стиснутые зубы, Освальд обнажил шпагу, длинный тяжёлый клинок маартенской работы, завертел ею, ловко отбивая оружие врагов и нанося ответные удары.
Конрад спрыгнул с коня. Жидкая дорожная грязь сначала брызнула во все стороны, потом опять плотно сомкнулась вокруг ноги. Поскальзываясь, он подбежал к сражённому стрелой воину, перевернул тело на спину, пачкая руки в земле и крови. Ухватившись за обмотанную кожаной лентой рукоять меча, выдернул его из ножен, одновременно вставая. Несколько круговых движений кистью разогрели руку; после двух лет тюрьмы мышцы быстро немели от бездействия, становились непослушными.
Один из крестьян бросился на него с рогатиной. Крепко сжав рукоять меча стынущими на ветру пальцами, Конрад отбил смертоносное остриё в сторону и рубанул врага по шее, затем шагнул вперёд и пронзил упавшего на колени повстанца точным выпадом; мёртвое тело мешком завалилось назад. Следующий получил вертикальный удар снизу вверх. Сделанное из косы копьё выскользнуло из рук и почти полностью скрылось в тёмно-коричневой дорожной жиже.
Слева от Конрада повстанцы самодельными крюками на длинных древках стащили с коней сначала Освальда, а затем ещё одного воина. Рыцарь тут же вскочил на ноги, круговыми движениями шпаги отбил нацеленное в грудь оружие, отогнал мятежников, давая товарищу время встать и обнажить меч.
Другому солдату повезло меньше. Его сбили с коня ударом копья, тут же саданули кистенем по шлему. Он ещё пытался подняться, ища опору в скользкой грязи, но подоспевшие повстанцы добили его короткими широкими ножами, какими обычно разделывают скотину.
Конрад сражался, как во сне, полностью положившись на рефлексы, медленно просыпающиеся внутри. Всё же, долгие годы обучения фехтованию в отцовском замке даром не прошли, пусть Конрад и не стал великим мастером. Удары его мало-помалу становились сильнее и точнее, движения обретали уверенность.
Словно глоток воды, наполняющий засохшее горло, забытые навыки начали возвращаться.
Он вспоминал, как надо бить с оборота широким полукружьем, как наносить диагональный удар с протягиванием, как пустить лезвие чуть ниже рукояти вражеского меча ― и тут же применял эти знания на деле, чудом успевая всё сделать правильно и уклониться от ответных атак. Сейчас, впервые взяв в руки оружие после двух лет тюрьмы, он напоминал себе музыканта, перед большим залом взявшегося исполнить подзабытое произведение. И нельзя отказаться, нельзя ошибиться, а вся надежда ― на руки, на волшебные руки, которые сами помнят, как играть, главное только им не мешать и не беспокоиться о неудаче.
Отступая к реке, Конрад чуть не упал, споткнувшись об окровавленное тело последнего воина сопровождения. Быстро оглядевшись по сторонам в поисках Освальда, он увидел, что рыцарь сражается, окружённый тремя мятежниками, принимая удары на намотанный на руку плащ; его шпага блистала, защищая хозяина от мешавших друг другу врагов.
Нога случайно ступила на мокрые листья. Конрад на мгновение потерял устойчивость, рука с мечом дрогнула. Этого хватило ближайшему повстанцу, чтобы вонзить вилы ему в бедро чуть выше колена. Конрад ответил ударом в голову, вдвоём с врагом они рухнули на землю. Подстёгиваемый ощущением опасности, он резко приподнялся. Последние трое крестьян попятились, потом развернулись и скрылись в лесу.
Он попытался встать, опираясь на меч, но лезвие легко ушло в мягкую землю, наклонилось, ковырнув грязь, и Конрад чуть не упал лицом вниз. Получилось с третьей попытки. Кровь струилась по ноге, во всём теле ощущалась слабость, голова звенела.
Вокруг лежали мёртвые тела, измазанные в грязи и крови - около полутора десятков повстанцев и трое воинов. И кто теперь разберёт, где пролилась простая мужицкая кровь, где ― солдатская, а где упали капли благородной, но ничуть не голубой, а такой же тёмно-красной.
Освальда Конрад обнаружил на берегу реки, среди примятого камыша. Левая сторона его головы была мокрой от крови, камзол - изодранным, шпага лежала неподалёку. Он повернул голову на звук шагов, еле заметно улыбнулся.
Прихрамывая, Конрад подошёл к рыцарю и присел рядом с ним, отложил меч в сторону, начал разминать совсем окоченевшие пальцы.
- Ну как? - спросил он.
- Паршиво. Эти канальи исключительно ловко научились обращаться с копьями за время прошлых восстаний.
Освальд грустно улыбнулся. Конрад заметил морщинки, появившиеся на лице рыцаря. Эти тонкие линии старили его на десяток лет.
- Ты неплохо дрался, - усмехнулся Освальд. - Что-то такое в тебе есть. Тебе следовало стать фехтовальщиком.
- Поздно. Да и не моё это призвание.
Раненый рыцарь внезапно приподнялся на локте и вцепился второй рукой в плечо Конрада, его лицо было похоже на белую маску уличного мима. Он зашептал, сбиваясь и торопясь:
- Ты должен мне поклясться, что поедешь в Вальцбург и исполнишь то, о чём мы с тобой договорились! Ты должен дать мне клятву! Я-то долго не протяну, но помни: если ты решишь скрыться, тебя всё равно найдут, и тогда прежняя темница покажется тебе раем!
Конрад отцепил окровавленные пальцы Освальда от своего плеча, и устало ответил:
- Тебе не о чем беспокоиться. То, для чего меня хочет нанять граф, ничуть не легче и не труднее обычного ремесла Танцующего, которым я всегда зарабатывал себе на жизнь. Если предлагают деньги, то почему я должен отказываться?
Освальд устало опустил голову на влажную листву, дальше говорил уже спокойным тоном:
- Это так. Но кто тебя знает. Помни - нельзя задерживаться, граф недвусмысленно выразился, что если ты не приедешь вовремя, то помощь станет бесполезной. Ты должен успеть...
Он молчал несколько мгновений, глядя на качающийся на холодном ветру камыш.
- Знаешь, - сказал он, - я иногда задумывался над тем, как мне предстоит погибнуть. Но я никогда не мог представить, что умру вот так, от дубин и тупых копий грязного мужичья. На что мне теперь уроки фехтования, философии, логики, риторики, музыки... Достаточно ноге проехать по влажной листве, и я ловлю этот злополучный удар в голову, после которого уже не встать. Сколько тебе лет, Танцующий?
- Тридцать четыре. Если я не ошибаюсь, что очень даже может быть.
- А мне ещё только двадцать три. Нам выпало жить в ужасной стране и в ужасное время. В моей жизни не было и половины того, о чём я мечтал. Я совершал ошибки, я обманывался в людях. Даже в тебе я обманулся, не разгадал тебя...
Конрад заставил себя улыбнуться тёплой улыбкой, хоть судорога сводила всё тело. Он не знал, это от холода или из-за боя.
- Во мне многие обманывались, - ответил он. - Такова уж моя профессия, никто не видит того, что есть на самом деле.
- Месяц назад я бы тебя убил не задумываясь, потому что слышал истории, что рассказывают о Танцующих в Тени и о тебе особенно.
- Я тоже слышал эти истории. И почти все они правдивы.
- А теперь ты провожаешь меня на тот свет... Прости, что тебе пришлось выслушать глупый бред умирающего.
- Не стоит извиняться. Многие в такие мгновения становятся разговорчивыми. Но Танцующие с должным почтением относятся к смерти и одинаково уважают её вне зависимости от того, кто умирает.
Вскоре Освальд тихо скончался. Конрад прошептал короткую молитву и закрыл его остекленевшие глаза.
Некоторое время Танцующий сидел без движения и молча смотрел на спокойные воды реки. Освальд, кажется, называл её Лаарой. Воды были черны, словно смертельный яд. Конрад думал о других странах, где пришлось ему побывать - и сравнение всякий раз оказывалось не в пользу Хорстена. Особенно близки душе Конрада были земли Фьорлинна, где реки прозрачно-белесые, под цвет неба, на котором почти никогда не сияет золотая монета солнца...
Наконец он встал. Достал из мешочка на поясе толстостенный пузырёк с дезинфицирующим раствором и обработал рану. Оторвав широкую полосу от плаща Освальда, туго перевязал ногу. Вместо прежнего меча подобрал шпагу Освальда, гораздо более лёгкую и с отличным балансом. Одна из лошадей не убежала далеко, что дало Конраду повод улыбнуться удаче: за последнее время он научился ценить даже маленькие подарки судьбы.
2.
Вальцбург совершенно не понравился Конраду. Скорее всего, в этом была виновата погода. Целый день лил дождь, и даже в полдень стояла мгла, за которой почти не видно было дороги. Конь шёл неуверенно, и всадник не стал его подгонять, боясь, что тот может сломать ногу, угодив в яму, после чего пришлось бы брести по непроходимой грязи пешком. Плотно закутавшись в плащ, низко надвинув капюшон, Конрад никак не мог дождаться, когда же наконец после бесконечных холмов и лесов появятся городские стены.
Показавшиеся сквозь потоки небесной воды укрепления были не менее черны, чем воды Лаары - то ли от времени, то ли из-за породы камня. Тяжёло-звонкого скаканья по мостовой не вышло - все звуки заглушал шум дождя. На улицах не было ни души, словно город вымер.
Первых людей Танцующий встретил лишь у ворот графского замка. Хмурые стражники молча взяли коня под уздцы и ушли, оставив путника посреди широкого внутреннего двора.
Конрад пожал плечами и направился к цитадели, сутулясь под ливнем, прибивающим к земле с неумолимостью пресса на печатном станке. На нетерпеливый стук массивную чугунную дверь приоткрыли, и наконец он оставил дождь за спиной.
Один из слуг отправился с донесением к хозяину, остальные недобрыми глазами смотрели, как Конрад сбрасывает насквозь промокший плащ. Какая-то миловидная служанка заботливо принесла подогретое вино. Оно грело тело, душу и оловянный кубок. Каждый глоток - словно раскалённый металл, вливаемый в горло фальшивомонетчикам.
Уходивший к графу вернулся и по тёмным коридорам замка проводил гостя в главную залу.
Это было мрачное помещение ― да и как ему не быть мрачным! Узкие высокие окна, больше похожие на прорези, наверно, даже в самые солнечные дни не пропускали достаточно света. Тьму под высоким потолком не могли разогнать ни огонь многочисленных свеч, ни бушующее пламя камина. Здесь человек всегда чувствовал, насколько толстые стены его окружают, и оттого смех в этой зале казался неуместным; за чувство абсолютной безопасности расплачивались монетками улыбок. Слегка разгонял общее гнетущее впечатление лишь пол, покрытый разноцветными плитками, словно кусками сложенной гигантами мозаики.
За широким столом сидели двое мужчин в богатой, расшитой серебром и золотом одежде, а перед ними как раз начинали накрывать обильный ужин. Несколько стражников и слуг молча стояли вдоль стен. Могучие барналузские доги вяло ворочались, лёжа в углу.
Один из мужчин - он первым развернулся на звук шагов - был настоящим гигантом. По широкой золотой цепи на груди Конрад узнал графа Воррингера и поклонился.
Граф был одним из тех людей, кого так легко представить в роскошной свите короля или на поле боя. Его длинные соломенные волосы были стянуты за спиной в хвост, открывая высокий лоб с кривым глубоким шрамом. Кожа туго обтягивала щеки, под глазами темнели круги, что указывало на череду бессонных ночей. Движения Воррингера были нервными, резкими, словно он постоянно ждал нападения.
Граф ответил на приветствие и спросил, где Освальд и остальные воины. Конрад коротко рассказал о засаде и добавил, что готов приступить к работе, о которой они договорились с Освальдом, после уточнения нескольких деталей.
Воррингер рассмеялся:
- Ты слишком поспешен, Танцующий. Сначала тебе надо сменить одежду, обогреться и вымыться. А ужин подождёт. Так ведь? - обернулся он к своему сотрапезнику, внешне очень похожему на графа.
Скорее всего, это был его младший брат Генрих. Не такой широкий в плечах, взгляд мягче и добрее. Он лишь усмехнулся в короткую бородку и молча посмотрел на Конрада, как бы ожидая его реплики.
Конрад согласился с доводами Воррингера и последовал за провожатым.
Что может быть прекраснее горячей ванны после боя с врагами и непогодой... В этом замке мытью явно уделяли особое внимание: банные помещения и комната с деревянными ваннами сияли чистотой, кружили голову запахом мыл, масел и панелей из липы: нагретые, они источали ласковый аромат мёда. Такую обшивку Конрад предпочитал любой другой. Ольха-то, например, слишком хорошо пропускает тепло и потому жжётся. Добротно построено. Всё, что надо для счастья. Даже стояла в углу дубовая купель - огромная лоханка с парой сиденьиц внутри, наполненная холодной водой, хотя можно там заварить траву или капнуть эфирного масла. Здорово было бы побывать в парной, а затем освежиться в купели, да только вот незадача - сейчас на обстоятельное знакомство с этим хозяйством времени не было, уж как-нибудь потом...
Умелые слуги пустили в дело добрую половину хранящихся в банных шкафчиках приятностей, а затем оставили Танцующего одного, наложив на рану плотную повязку, чтобы он немного полежал в горячей воде с ароматической солью. Когда Конрада насухо вытерли и одели во всё чистое, его уже поджидал графский лекарь, который обработал ногу очищающим раствором и наложил целительный компресс.
- Ну вот, совсем другое дело, - улыбнулся граф, когда Конрад снова вошёл в зал. - Теперь можно и на стол подавать, а после ужина побеседуем.
Танцующий был чертовски голоден и набросился на выставленные перед ним роскошные блюда с небывалым аппетитом, естественным после такой долгой изнурительной дороги.
Отужинав, все вытерли руки белоснежными салфетками и немного отодвинулись от стола. Вокруг засновали слуги, ловко собирая пустые блюда и столовые приборы.
- Итак, - сказал граф. - Ты согласен на предлагаемую работу.
Конрад молча наклонил голову.
- Сразу скажу, что приступить тебе надо не позже, чем через два дня, - продолжил Воррингер, - Ты ещё слишком слаб после выхода из тюрьмы, но за это время ты успеешь отдохнуть и подобрать себе в городе то снаряжение, которое будет необходимо. Результат не должен заставлять себя ждать: как ты уже понял на собственном опыте, страна горит в огне крестьянской войны. По графству ходят отряды повстанцев, а мои разведчики передают, что основное войско мятежников уже через несколько дней будет перед Вальцбургом. Город нельзя оставлять. А я, к несчастью, исчерпал все свои ресурсы, неблагоразумно пустив их в одну из торговых операций. Сам понимаешь, деньги мне нужны как можно скорее, иначе я не успею собрать войско для защиты. На награду я не поскуплюсь - из тех денег, что получу с твоей помощью, получишь две сотни полновесных кёнинов. Ты нужен мне, Танцующий в Тени. Я консультировался с несколькими твоими коллегами и узнал, что из всех ты наиболее опытен делах, подобных моей надобности. Сам понимаешь, иначе я бы не стал прилагать столько усилий, чтобы высвободить тебя из тюрьмы. Что скажешь?
- Будьте спокойны. Несмотря на то, что обычно я занимаюсь делами другого рода, ваше задание мне по силам. Но для успеха мне необходимо узнать у вас несколько фактов, касающихся смерти вашей жены. Надеюсь, вы понимаете, что я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому, что мне это может понадобиться для дела. Когда, как и где она была убита?
- Нескромный вопрос, - нахмурился Генрих.
- Там, где это касается дела, нет ничего нескромного, - ответил ему Воррингер. - Адель была убита двадцать седьмого августа, когда мы выезжали на пару дней в наш летний замок. Смерть наступила быстро - кинжалом поражено сердце. Мы нашли тело утром в её комнате на полу. Убийцу пока не отыскали, да и вряд ли отыщут - нет совершенно никаких улик. Что ещё тебе надо узнать?
- Какие церковные ритуалы были проведены над телом до погребения?
- Обычный набор молитв, насколько я знаю. Проводить ритуал после погребения я запретил.
- Очень мудрое решение. Оно весьма облегчает мне работу. Позвольте спросить, как вообще вышло так, что ваша жена единственная знала место тайника с сокровищами? - спросил Конрад.
- Он изначально был местом, где она хранила свои украшения, но потом я попросил её укрыть там крупную сумму денег, вырученную из продажи того, что я захватил во время набега на графа Фультера, - ответил Воррингер.
- Да, это была отличная короткая война на чужой территории, - тихо добавил Генрих, чему-то улыбаясь.
- Я не буду говорить о причинах, побудивших меня сделать это, - сказал граф.
Конрад развёл руками:
- Мне безразличны причины. Мне достаточно знать только то, что кроме вашей жены больше никто не знает место тайника, а она умерла, и вам понадобилась помощь Танцующего. Сколько вы мне хотите дать на экипировку?
- Рутгер выдаст тебе десять кёнинов, - ответил граф и указал рукой на воина, который стоял за его спиной, скрестив длинные руки на эфесе тяжёлой шпаги с блестящей ажурной гардой.
Это был высокий худой человек в сером камзоле, напоминающий чем-то учителя фехтования. Даже здесь, в помещении, он не снял чёрных перчаток, словно постоянно мёрз. Лицо Рутгера оставалось бесстрастным; казалось он был полностью поглощён рассматриванием струек воды на окнах.
- Рутгер - это мой мажордом, казначей, советник, телохранитель и добрый друг. Обращайся к нему по всем вопросам.
- Десяти кёнинов на экипировку будет мало. Надо не менее тридцати, - покачал головой Конрад. - Я ещё слишком слаб, чтобы полагаться только на свои силы, поэтому придётся купить определённые принадлежности для ритуала. И мне нужна какая-нибудь личная вещь покойной графини. Например, перстень.
Граф мрачно кивнул:
- Да, два года в заклятых цепях не проходят даром. Говорят, после них люди себя чувствуют выжатыми, как лимон. Что ж, Рутгер выдаст тебе три десятка кёнинов и достанет перстень.
Конрад молча поклонился.
3.
Рутгер напоминает волка, подумалось Конраду. Суровое лицо, словно высеченное из камня, прекрасные белые зубы, открывающиеся при каждой презрительной усмешке, неровно подстриженные серые жёсткие волосы, немного не достающие до плеч. Быстрый, ловкий, всегда готовый к бою - по крайней мере, внешне. И это несмотря на то, что ему можно дать на вид лет сорок.
Всем своим видом Рутгер показывал, насколько он презирает всяких бродяг, явившихся в замок в грязном и мокром камзоле, а потом ещё и требующих увеличения аванса.
Он провёл Конрада в комнату на первом этаже, где вручил мешочек с деньгами, дал выбрать одежду. Конрад отдал предпочтение такой одежде, которая не стесняет движений и не шуршит - он никогда не любил ни тяжёлых тканей, ни бархата, ни кожи. Хотя подбитый мехом плащ взять пришлось - иначе недолго и простудиться.
Заметив стоящую на стойке среди другого оружия длинную тяжёлую шпагу, Конрад не устоял перед искушением и взял её в руки.
Это было великолепное оружие, достойное короля. Клинок необычного синеватого цвета, с серыми разводами, на нём стояло всем известное клеймо барналузских мастеров, автоматически удваивающее стоимость любого меча. И было за что - клинки из Барналузии почти никогда не ломались и не щербились. Гарда тоже была сработана на славу. На шпаге Освальда она была простой - с крестовиной и сплошной чашкой. Эта же гарда была с защитными кольцами и соединительными дужками, S-образно изогнутой ветвью с внешней стороны, косо опускающейся от дужки к защитному кольцу.
Рутгер презрительно скривился, увидев, как плохо двигается кисть Конрада, вращая шпагу.
- Я думал, ты хорошо умеешь обращаться с оружием.
Конрад резко задвинул клинок в ножны и вернул шпагу на место.
- Я никогда не считал себя воином. Всё, что умею по части фехтования - лишь приёмы, которым меня учили в родительском замке, - ответил он.
Рутгер рассмеялся тихо, почти беззвучно:
- Не знал, что у тебя есть свой замок. Как-то не похоже. Ты, видно, мастер сочинять истории.
Конрад пропустил его слова мимо ушей, перебросил плащ через локоть и начал собирать вещи.
- Как же называется твоё родовое имение? - спросил Рутгер.
- Значит, ты тоже считаешься дворянином? Что же заставило тебя избрать такое ремесло, которое даже довело до тюрьмы?
- Дворянства меня ещё никто не лишал. Просто замок был уничтожен в ходе междоусобных войн, ещё когда мне было шестнадцать лет. Выжили только мы с братом, но наши пути разошлись, - в глазах Конрада появилось странное выражение, смесь гнева с болью. - Поэтому я стал Танцующим. Это ремесло ничуть не хуже прочих. Как видишь, даже твой хозяин нуждается в моей помощи. А что касается тюрьмы... Будь уверен, я не забыл тех, благодаря кому мне пришлось провести два года в заклятых цепях.
Рутгер насмешливо покачал головой:
- Хорош дворянин - ни замка, ни родственников, ни денег, одна фамилия да наглость в карманах.
Танцующий не ответил, только прикусил губу.
Когда он собрал всё, что ему было нужно, и пошёл к выходу, Рутгер окликнул его:
- Послушай, Конрад фон Вейсс. Не пытайся обмануть моего хозяина. И не суй свой нос в то, что тебя не касается. Иначе даже тебе тогда не скрыться от моей мести.
Конрад улыбнулся, задержавшись на пороге:
- Меня уже предупреждали об этом.
- Лишнее напоминание никому не повредит. Если только попробуешь выкинуть что-либо, не входящее в рамки договора, я просто скручу тебя и доставлю обратно в тюрьму.
- Получится ли? - спросил Конрад, оборачиваясь.
Рутгер развёл руками:
- Если бы не приказ графа, я бы продемонстрировал тебе это. И немедленно.
- Ты слишком самонадеян, Рутгер. Держи впредь свои эмоции при себе, потому что иначе ты когда-нибудь пожалеешь об этом.
- Уж не благодаря ли тебе?
Конрад пожал плечами:
- Возможно. Кому дано видеть будущее.
4.
Утром Танцующий отправился на городской рынок.
Вальцбург - крупный город, экономически сильный и удачно расположенный. Здесь проходят основные торговые пути, останавливаются караваны, идущие на восток и на запад, а по Лааре сплавляются целые флотилии барж, груженных всем, что производят графские мануфактуры.
Дождя, к счастью, не было. Чистое светло-серое небо было спокойно. Вместо безлюдного города на этот раз Конрад увидел оживлённые улицы, по которым трудно было протиснуться.
Танцующий с удовольствием влился в толпу, остро ощущая прелесть осеннего утра, такую необычную для недавно вышедшего на свободу. Мельтешащие вокруг люди вовсе не раздражали его, как это бывало прежде. Он шёл рядом со слугой, несущим ящик за своим господином, вдыхал запах свежего хлеба, слышал звон молоточков из ювелирной мастерской, скрип кожи из кожевенной, рассматривал богато одетых молодых людей, столпившихся перед входом к портному.
- Не желаете ли купить индульгенцию? - окликнул его толстый монах с характерным для продавца индульгенций ящиком на пузе.
Город поражал обилием высоких зданий. Большинство строений двух-трёхэтажные, искусно украшенные. Это понятно - такие дома могут себе позволить только дворяне либо очень крупные торговцы, а их здесь полно. В Вальцбурге не принято развешивать по стенам гирлянды цветов, как на Юге, заметил Конрад, тут в чести лепнина и резьба по дереву.
Здание городской ратуши выглядело запущенным и обветшавшим, лишь часы сверкали начищенными металлическими деталями и исправно показывали время. Видимо, городское самоуправление под рукой Воррингера переживало не лучшие времена.
Над всем городом возвышалась громада готического храма, видимая из любой точки города. Взлетевшие к небесам иглы тонких башен, высокие витражи, узкие окна, толстые стены - даже церкви здесь сооружали так, что они напоминали крепости.
Сейчас больше не строят такие величественные соборы, думал Конрад, подсчитывая примерную высоту сводов. Мир давно находится в состоянии кризиса и по архитектуре это тоже заметно. В Ладене последний храм построили в 1480 году, в Альбрехте остановилось строительство в 1495, в Адресциле ничего нового не строили с 1511. В 1523 году, вспоминал Конрад, обрушились своды Тирмингемского кафедрального собора, вознесённые над землёй на 160 футов. Выше уже никогда не взлетала готическая мечта.
На самой высокой башне храма - колокольня. Оттуда каждые пятнадцать минут летел мелодичный перезвон, за которым следовали глухие удары, отбивающие четверти часа. Следом за последней четвертью раздавались мерные удары самого большого колокола, слышные всему городу, и их считал каждый, кто хотел узнать, который час. Всякий раз перезвон заставал Конрада врасплох. Он даже инстинктивно вздрагивал, отчего прохожие смотрели на него с удивлением.
Пробегавший по улице здоровый парень чуть не сбил Конрада с ног - никогда не бывший человеком мощного телосложения, после тюрьмы Танцующий и вовсе исхудал и обессилел. Раненая нога также не улучшала положения.
Внутри пела тревожная струнка: физическое состояние быстро восстанавливается и вскоре придёт в норму, но вот в своих способностях Танцующего он до сих пор не был уверен.
Способности могут вообще не вернуться. Такое бывает после заклятых цепей. Никаким иным ремеслом Конрад не владеет. Никакого имущества, кроме полученного от графа Воррингера у него нет. Зато есть достаточно людей, которые с удовольствием отправят его уже не в тюрьму, а на тот свет.
К удивлению Конрада, даже в такой отличный день половина торговых рядов пустовала. Один из торговцев ответил на его вопрос, сказав, что многие покидают город и увозят свои товары - слухи о приближающейся армии повстанцев донеслись уже и сюда. Конрад угрюмо покачал головой: во время крестьянской войны разрушений и смертей едва ли не больше, чем во время войны обычной, потому что и та, и другая сторона воюют на уничтожение.
Конрад спросил торговца и о том, есть ли в городе какой-нибудь маг, имевший лицензию Церкви. Здесь его ждало разочарование: местный маг был кем-то убит неделю назад. Многое из того, что он намеревался приобрести, могло быть только у мага и Конрад не мог скрыть досады. Купив у торговца исключительно редкий ваальд - тёмно-синий драгоценный камень, - он отправился дальше, с трудом отыскивая необходимые вещи. К сожалению, никогда и нигде не существовало специальных магазинчиков для охотящихся на оборотней, ведьм, вампиров или призраков: те, кто посвятил свою жизнь борьбе с нечистью, старались никому не разглашать им одним известные способы охоты и уязвимые места своих врагов. На всякий случай.
Вскоре Конрад приобрёл серебряный кинжальчик, мел, пару игл, несколько колец, разнообразных камней, много других столь же мелких и будто бы бесполезных предметов: одним из аспектов борьбы с порождениями Тени было умение создавать оружие из самых обыкновенных подручных средств.
Последний торговец, напоминающий медведя косматыми волосами и телосложением, заломил совершенно неприемлемую цену за пузырьки из толстого стекла, пользуясь тем, что после ухода прочих стекольщиков, он остался монополистом. Конрад увлечённо торговался с ним в течение четверти часа, наконец купил десяток всевозможных бутылочек, склянок и пузырьков.
Когда он осторожно складывал покупки в кожаную сумку, к нему подошли двое людей.
- Простите нас, господин, не вы ли, случайно, некий Конрад фон Вейсс?
Танцующий застегнул сумку, окинул взглядом подошедших, каждый из которых был на две головы выше него. С виду это были слуги какого-нибудь купца, вооружённые лишь короткими кинжалами. Впрочем, таким гигантам оружие редко было необходимо.
- А по какому поводу я вам нужен? - спросил Конрад, его глаза сами собой хищно прищурились.
- Наш хозяин заметил, что вы ищете много таких вещей, которых нет ни у одного торговца в городе, и поручил нам пригласить вас к нему, потому что у него вы, может, и найдёте то, что вам нужно.
- Вот как? А если я откажусь с вами идти?
- В таком случае мы пожелаем вам доброго дня и удалимся.
Конрад помедлил лишь мгновение и согласился на предложение.
Он всегда доверял интуиции.
5.
Его вели не по главным и широким улицам, а по каким-то закоулкам, объяснив, что так можно срезать минут десять ходьбы.
Это были места, где Конрад не рискнул бы прогуливаться в одиночестве. Здесь не было мостовой, и потому под ногами чавкала грязь.
Странного вида вывески над странными заведениями, за тёмными дверями которых звучала громкая музыка, заглушая остальные звуки.
Люди в лохмотьях, молча провожающие прохожих взглядами, словно крысы.
И запахи еды и отбросов, будто единственной радостью и смыслом жизни обитателей этих трущоб было наесться до отвала.
Конраду приходилось осторожно выбирать каждое место, куда он хотел поставить ногу, чтобы не наступить на валяющиеся прямо на земле нечистоты. Часто рука сама стискивала рукоять шпаги, когда угрожающие взгляды со всех сторон напоминали волчью стаю перед атакой.
Внезапно проводники свернули и вышли на оживлённую улицу. Взгляд Конрада сразу привлекла огромная яркая вывеска гостиницы "Старый Петух". Видимо, хозяин подновлял краску довольно часто, иначе бы её давно смыли бесконечные дожди.
Как только Конрад зашёл внутрь гостиницы, его оглушил шум от стука кружек, криков подвыпивших посетителей, ведущих оживлённый спор, и гнусных песен, распеваемых скрипучими голосами. Конрад поморщился: даже годы тюрьмы не приучили его любить такие компании.
Двое проводников быстро растолкали людей, мешавших пройти, и провели Конрада в одну из комнат на втором этаже.
Это была, наверно, самая большая комната в гостинице. Мебель выглядела новой, а искусно сделанный камин с фигурной чугунной решёткой наполнял комнату теплом. За столом спиной к камину сидел маленький толстячок в зелёном костюме, быстро делающий записи в пухлой тетради, каждое мгновение сверяясь с кучей бумаг. На отдельных листах он оставлял пометки, ловко посыпал написанное мелким песком для просушки чернил, стряхивал его, раскладывал листы по стопкам. Когда один из проводников прокашлялся, толстячок поднял на вошедших своё румяное круглое лицо, похожее на пирог.
- Да, Клаус, я слушаю... А, это, если не ошибаюсь, господин фон Вейсс? Клаус, Гейне, можете идти и пока отдохнуть.
Толстячок проворно выполз из-за стола и скользнул к двери и пригласил Конрада пройти внутрь комнаты.
- Я, как вы уже, наверное, поняли, если эти парни не забыли упомянуть, Яков Кёллер, торговец. В этой гостинице я всегда останавливаюсь, когда дела приводят меня в Вальцбург, а приводят они сюда частенько. Хозяин, конечно, порядочная шельма, но комнаты хорошие, и всё, что нужно, здесь есть.
Конрад пересёк комнату, подошёл к камину. Снял перчатки и положил их на полочку, протянул руки ближе к пламени. В пальцах началось обычное покалывание.
- Да, сударь, становится холоднее с каждым днём, - сказал Яков Кёллер из-за спины Конрада, - В этих краях зима начинается в ноябре, а кончается в апреле. Была б моя воля, жил бы я на юге, близ моря. Верите ли, как вспомню солнечные города Гесиары, так слёзы на глаза наворачиваются. А вы не любите юг?
- Нет, не люблю, - ответил Конрад. - Для меня южные страны всегда ассоциируются с эпидемиями. В их воздухе мне постоянно чувствуется зараза. Я просто не могу там спокойно жить.
- Да, - быстро закивал торговец. - Чума пришла к нам с юга.
Конрад отогрел наконец пальцы и повернулся лицом к торговцу.
- Говорите же, мэтр Яков, зачем вам понадобился бедный бродяга.
Внезапный кашель прорвался наружу, сотрясая тело, клокоча в груди.
Торговец засмеялся забавным квохчущим смехом:
- Ну, не скромничайте, вы далеко не бродяга, а то, что бедный... так это поправимо. Я хочу предложить вам работу. Кстати, если хотите, могу ещё предложить и подогретого вина. Очень полезно, когда не желаете заболеть. Ваш кашель довольно опасен.
Конрад налил вина в посеребрённый кубок из стоящего на маленьком круглом столике кувшина. Вино отдавало пряностями и приятно растекалось во рту, оставляя хорошее послевкусие. Это был не тот напиток, который можно пить бочками.
Сделав несколько глотков, Конрад сощурился и облокотился о камин.
- Говорите же. Я весь внимание.
- Я знаю, что ваше освобождение из тюрьмы до срока было делом юристов нашего достопочтенного графа Воррингера. И я знаю, зачем вы прибыли в Вальцбург. Ведь не для того, чтобы простудиться на промозглом воздухе, верно?
- Ваша осведомлённость меня пугает, мэтр Яков, - заметил Конрад.
- В нашем ремесле главное - это обладать информацией, - усмехнулся Кёллер. - И я хочу сделать вам выгодное предложение. Я готов дать вам пятьсот кёнинов за то, что вы не исполните договорённости с графом.
- Вот как? И какая же вам выгода? - поднял бровь Конрад.
- Как вы уже должны знать, к Вальцбургу идёт армия повстанцев. И если граф не найдёт средств на защиту, город будет разграблен. А также будут преданы огню мануфактуры графа, которые здесь находятся. Посмотрите сюда.
С этими словами толстячок проворно подскочил к столу и развернул один из свитков. Там была карта всего Хорстена, включая соседние королевства.
Яков провёл пальцем по карте:
- Здесь - течёт Бранве, и все мануфактуры по её левую сторону принадлежат нам. Нам - это Северной Ганзе, которую я здесь представляю. Единственный наш конкурент - граф Воррингер. Он ловкий делец. Используя свои связи и недюжинный ум, он смог серьёзно пошатнуть наши позиции. Как считает Ганза, торговля должна оставаться уделом торговцев, а дворянам негоже заниматься поставками и производством товара. Сейчас из крупных феодалов почти что один лишь граф Воррингер набрался смелости и занялся торговлей, но что будет, если такая тенденция распространится среди других дворян? Пока что они считают наше ремесло недостойным благородного сословия, но всё течёт, всё меняется.
Яков отошёл от карты и принялся ходить взад-вперёд по комнате, отчаянно жестикулируя:
- Нам бы не хотелось иметь конкурентов среди дворян, так как они обладают более широкими возможностями по достижению своих целей. Иногда звучное имя может сделать больше, чем даже полный мешок золота. По крайней мере, здесь, на Севере. На Юге всё уже иначе, там богатый купец заслуженно получает больше уважения, чем рыцарь-ободранец. Но вернёмся к делу. На графа неодобрительно смотрят собратья-дворяне и его недолюбливают торговцы. Если его мануфактуры будут уничтожены, то будет уничтожен и вредный для Ганзы пример того, как дворянин может неплохо зарабатывать, производя и продавая товары...
Конрад прервал Кёллера, который готов был посвятить его в тонкости ведения торговли.
- Достаточно. Меня особенно не волнуют ваши причины.
- Так вы согласны? Вы ведь никогда, насколько я знаю, не были слишком щепетильны. Я предлагаю вам сумму большую, чем граф. Так что вы скажете?
- Скорее всего, я откажусь. Граф вызволил меня из тюрьмы, поэтому я чувствую себя несколько обязанным ему.
- Как будто вы когда-либо обращали внимание на такие тонкости, - засмеялся Яков.
- Вы правы, это не слишком много для меня значит. Просто он уже предложил мне работу, и мы договорились о цене. Кодекс наёмников требует, чтобы я оставался на стороне первого нанимателя. Ведь если никто не будет уверен в моих словах, кто тогда захочет иметь со мной дело. Я просто вынужден быть честным, вы ведь меня понимаете?
- Ну, полноте, я ведь не нанимаю вас убить графа. Я просто прошу устроить всё так, чтобы он не успел собрать необходимые деньги.
- Я ещё подумаю. Сами понимаете, мне не очень хочется ссориться с графом, чтобы снова попасть за решётку или распроститься с жизнью.
- А вам и не надо с ним ссориться. Просто устройте так, чтобы душа графини была окончательно загнана прочь от мира живых, и граф не смог защитить город. Тогда вы получите от меня пятьсот кёнинов - или же их эквивалент в любых монетах мира.
- Я подумаю, как это лучше устроить, - усмехнулся Конрад. - Ваши помощники упоминали, что вы могли бы мне кое-что продать. Это действительно так или лишь прикрытие?
Яков развёл руками:
- Назовите, что вам нужно.
Конрад назвал несколько вещей, которых не было ни у одного торговца в городе и, к его удивлению, Кёллер сообщил, что эти вещи у него есть.
- Откуда же у вас столько магических принадлежностей, например, кристалл альциона? - спросил Конрад.
- Мне недавно продал его и многие другие вещи, о которых вы спросили, брат графа, Генрих. Мы с ним давно ведём взаимовыгодное сотрудничество.
- Уж не он ли вам рассказал о планах графа?
- Нет. О планах графа мне рассказал сам Воррингер, - хитро улыбнулся торговец.
Конрад покачал головой. Этот город просто кишел загадками.
6.
Вернувшись в комнату, отведённую ему в замке, Конрад первым делом велел слугам растопить камин пожарче - за время прогулки он совсем продрог. Пламя начало наполнять комнату теплом, и он позволил себе несколько минут посидеть, блаженно закрыв глаза, в красном кресле с вычурными золочёными подлокотниками, что стояло рядом с камином.
Желанная дрёма подползла маленькими шажками и уже приготовилась обнять Танцующего, мягко, по-матерински, но не время пока было погружаться в сны. Чтобы не заснуть, он встал и принялся раскладывать сделанные за день покупки. Весьма интересно, что Генрих продал Кёллеру те вещи, которые могли быть только у мага. Так или иначе, Конрада волновало только одно: он нашёл всё необходимое для ритуала вызова души. Он надеялся, что этого хватит для призыва, ведь граф запретил проводить посмертный ритуал после положения в гроб. На свои силы Танцующий пока не рассчитывал.
Конрад встал, извлёк шпагу из обтянутых чёрной кожей ножен, сделал пробный выпад. Движения ещё были неловкими и грубыми. Конрад нахмурился: он не любил чувствовать свою слабость.
Разворот. Поперечный удар. Выпад.
Клинок со свистом рассекал воздух, ловя свет свечей.
Выпад получился плохим. В настоящем бою такая оплошность стоила бы Конраду жизни.
Он продолжал упражнения, пока рука совсем не отказалась держать шпагу. Сквозь кожу лица упрямо лезли капли пота, скатывались вниз. Танцующий сел в кресло, задвинул клинок в ножны, бросил их на кровать.
Несмотря на усталость, Конрад всё же чувствовал, что силы медленно возвращались к нему. Дело только в тренировках.
Отдохнув, Танцующий встал и погасил свечи, придавив фитили пальцами. В комнате стало темно - в это время года в Хорстен очень рано приходит ночь.
Только тени бегали по полу, стенам, потолку, играя с отсветами догорающего камина.
Конрад вышел на середину комнаты, застыл.
Тени бегали по комнате.
Медленно, контролируя каждый мускул, Конрад начал двигаться.
Это не было похоже ни на один из известных танцев. Но в каждом жесте была своя красота, сравнимая с красотой превосходно отточенного лезвия.
Иногда чувствовалась резкость - на доли секунды, словно взмах клинком. Но в основном это были мягкие, плавные движения, постепенно ускоряющиеся, обретая гармонию.
Человек среди теней был похож на танцующую струйку пламени.
Несколько раз Конрад почти перешагивал грань, за которой начинается Танец. И снова откатывался назад, ощущая себя просто измученным, уставшим человеком, который зачем-то махает руками и ногами.
Переход произошёл внезапно.
Обычно он получался с первого же движения.
Тени завертелись перед глазами. Конрад внезапно погрузился в мир ощущений, не доступных обычному человеку. Будто из ушей вынули затычки, и шум города ворвался в мозг, конечно, не реального города, а призрачного, всех многолетних наслоений, образующихся там, где долго жили люди.
Словно ещё одна тень металась по комнате, скользила вдоль стен, замирала и снова продолжала Танец. Вокруг всё кружилось, шаталось, мозг пел от радости Танца, в ушах был шёпот миллионов теней.
Широко известная способность оборотней особенно остро воспринимать мир в форме зверя - лишь жалкое подобие того, как воспринимают мир Танцующие в Тени.