Шри Ауробиндо "Савитри" КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ
Песнь X
ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА МАЛОГО УМА
Это тоже должно быть преодолено и оставлено,
Как и всё, пока не будет достигнуто Наивысшее,
В котором мир и "я" станут истинными и едиными:
Пока не достигнуто То, прекратиться не может наше путешествие.
Всегда безымянная цель манит за собой,
Всегда зигзаг богов поднимается вверх
И указывает на восходящий Огонь духа.
Это дыхание стоцветного восторга
И его чистый возвышенный образ радости Времени,
Разбросанной по волнам безупречного счастья,
Бьющегося в отдельных ударах экстаза,
Эта частица целого духа,
Пойманная в страстное величие крайностей,
Это ограниченное существо, поднятое к зениту блаженства,
Счастливое наслаждаться одним прикасанием к высочайшим вещам,
Упакованное в его запечатанную маленькую бесконечность,
Его бесконечный созданный временем мир, выходящий за пределы Времени, -
Маленький исход обширного восторга Бога.
Мгновения тянулись к вечному Сейчас,
Часы открывали бессмертие,
Но, удовлетворённые их возвышающим содержанием,
Они останавливались на вершинах, чьи макушки на полпути к Небесам
Указывали на пик, который они никогда не могли покорить,
На величие, в воздухе которого они не могли жить.
Привлекая в их высокую и изысканную сферу,
В их надёжные и прекрасные крайности
То существо, что держится за его пределы, чтобы чувствовать себя в безопасности,
Эти высоты отклоняли зов более великого приключения.
Слава и сладость удовлетворённого желания
Привязывали дух к золотым столбам блаженства.
Он не мог вместить в себя широту души,
Что нуждалась во всей бесконечности для её дома.
Память, мягкая, как трава, и слабая, как сон,
Красота и зов отступили, скрывшись позади,
Подобно сладкой песне, что слышится, затихая вдали,
На долгой высокой дороге в Безвременье.
Наверху было горячее белое спокойствие.
Размышляющий дух взирал на миры
И, подобно сверкающему взбиранию небес,
Проходящих через ясность к невидимому Свету,
Сверкал из тишины огромными сияющими царствами Ума.
Но сначала он встретил серебристо-серое пространство,
Где День и Ночь сочетались и были одним:
Это было поле тусклых и подвижных лучей,
Отделяющее чувственный поток Жизни от самообладания Мысли.
Коалиция неопределённостей
Осуществляла там нелёгкое правление
На почве, сохранённой для сомнений и обоснованных догадок,
При рандеву Знания с Невежеством.
В её низшей крайности с трудом удерживалось влияние
Ума, который едва видел и медленно находил;
Его природа близка нашей земной природе
И родственна нашей сомнительной смертной мысли,
Что смотрит с земли на небо и с неба на землю,
Но не знает ни низа, ни запредельного,
Он лишь ощущает себя и внешние вещи.
Это было первое средство нашего медленного восхождения
Из полусознания животной души,
Живущей в переполненном давлении форм событий
В царстве, которое она не может ни понять, ни изменить;
Она лишь видит и действует в данной сцене,
И чувствует, и радуется, и печалится какое-то время.
Идеи, что ведут тёмный воплощённый дух
По дорогам страдания и желания
В мире, что борется за открытие истины,
Нашли здесь их мощь существовать и силу Природы.
Здесь изобретены формы невежественной жизни,
Что видит эмпирический факт как установленный закон,
Что трудится для часа, а не для вечности,
И торгует своими достижениями, чтобы удовлетворить зов момента:
Медленный процесс материального ума,
Служащего телу, которым он должен управлять и использовать [его],
И нуждающегося в опоре на заблуждающееся чувство,
Рождался в этой освещённой темноте.
Медленно продвигаясь от хромающего старта,
Опираясь гипотезой на аргумент,
Водружая свои теории как несомненности,
Он рассуждает от полуизвестного к неизвестному,
Всегда конструируя его хрупкий дом мысли,
Всегда распутывая паутину, которую он же сплёл.
Сумеречный мудрец, чья тень кажется ему самим собой,
Живёт, двигаясь от минуты к краткой минуте;
Король, зависящий от его сателлитов,
Подписывает указы невежественных министров,
Судья, полувладеющий его доказательствами,
Голос, кричащий о постулатах неопределённости,
Архитектор знания, а не его источник.
Этот могущественный раб своих инструментов
Считает его низшее положение наивысшей вершиной Природы,
Забывая о её вкладе во всё созданное
И надменно смиряясь в его собственном тщеславии,
Полагает себя порождением из грязи Материи
И принимает его собственные творения за его причину.
К вечному свету и знанию, предназначенным для восхождения,
От голого начала человека идёт наш подъём;
Из тяжёлой малости земли мы должны вырваться,
Мы должны исследовать нашу природу духовным огнём:
Насекомое ползёт, предваряя наш славный полёт;
Наше человеческое состояние баюкает будущего бога,
Наша смертная слабость - бессмертную силу.
На светлячковой вершине этих бледных мерцающих царств,
Где сияние рассвета играло с природными сумерками
И помогало Дню расти, а Ночи - угасать,
Перейдя по широкому мерцающему мосту,
Он вошёл в царство раннего Света
И в регентство полувзошедшего солнца.
Из его лучей родился полный шар нашего ума.
Назначенный Духом Миров
Для посредничества с неизвестными глубинами,
Прототипичный ловкий Разум,
Балансирующий на равных крыльях мысли и сомнения,
Непрестанно трудился между скрытыми концами бытия.
Тайна дышала в движущемся действии жизни;
Тайная кормилица чудес Природы,
Она формировала чудеса жизни из грязи Материи:
Она вырезала узор форм вещей,
Она раскинула шатёр ума в смутном невежественном Просторе.
Мастерица-Магиня меры и устройства
Сотворила вечность из повторяющихся форм,
И блуждающей наблюдающей мысли
Отвела место на бессознательной сцене.
На земле волей этого Архи-Разума
Бестелесная энергия облачается в одеяние Материи;
Протон и фотон служили формирующему Глазу
Для превращения тонкого в физический мир,
И невидимое появлялось, как форма,
И неосязаемое ощущалось, как масса:
Магия восприятия соединилась с искусством концепции
И назначила каждому объекту интерпретирующее имя:
Идея была замаскирована в артистизме тела,
И странной мистикой атомного закона
Была сотворена основа, в которую разум мог поместить
Его символическую картину Вселенной.
Произошло ещё большее чудо.
Посреднический свет связал силу тела,
Сон и сновидения дерева и растения,
Вибрирующее чувство животного, мысль в человеке
С сиянием Луча наверху.
Его умение, подтверждающее право Материи на мысль,
Прорезало чувствующие проходы для ума плоти
И нашло средства для того, чтобы Невежество могло знать.
Предлагая свои маленькие квадраты и кубики слов
Как фигурные заменители реальности,
Мумифицированный мнемонический алфавит,
Он помогал невидящей Силе читать её работы.
Погребённое сознание поднялось в ней,
И теперь она видит себя человеком и бодрствует.
Но всё остаётся пока подвижным Невежеством;
Всё же Знание не могло прийти и твёрдо ухватить
Этот огромный вымысел, видимый как вселенная.
Специалист твёрдой машины логики
Наложил его жёсткую искусственность на душу;
Помощник изобретательного интеллекта,
Он разрезал Истину на управляемые кусочки,
Чтобы каждый мог получить его порцию мысленной пищи,
Затем вновь построенное тело Истины было убито его искусством:
Робот, точный, практичный и ложный,
Вытеснил более тонкий взгляд духа на вещи:
Отполированный двигатель делал работу бога.
Не было найдено ни одного истинного тела, его душа казалась мёртвой:
Никто не имел внутреннего взгляда, что видит Истину как целое;
Все прославляли сверкающую подмену.
Затем с тайных высот прихлынула волна,
Возник блистательный хаос мятежного света;
Он взглянул наверх и увидел ослепительные вершины,
Он заглянул внутрь и разбудил спящего бога.
Воображение призывало её сияющие отряды,
Что отваживаются [проникать] в [ещё] не открытые сцены,
Где скрываются все чудеса, [о которых] никто ещё не знал:
Подняв свою прекрасную и чудотворную голову,
Она сговорилась с потомством [её] сестры вдохновения
Наполнить небо мысли мерцающими туманностями.
Яркая Ошибка окаймляла фриз таинственного алтаря;
Тьма стала кормилицей оккультного солнца мудрости,
Миф вскормил знание её блестящим молоком;
Младенец перешёл от тусклых грудей к сияющим.
Так Могущество действовало на растущий мир;
Его тонкое мастерство сдерживало полный орб пламени,
Лелеяло детство души и питало вымыслами,
Гораздо более богатыми своим сладким и нектарным соком,
Вскармливающим её незрелое божество,
Чем сырьё или сухая солома пашни Разума,
Eго громоздящийся корм из бесчисленных фактов,
Плебейская пища, на которой мы сегодня процветаем.
Так из царства раннего Света стекали
Эфирные мысли в мир Материи;
Его золоторогие стада устремились в пещеру сердца земли.
Его утренние лучи освещают наши сумеречные глаза,
Его юные формации побуждают ум земли
Трудиться, мечтать и творить новое,
Чувствовать прикасание красоты и познавать мир и себя:
Золотое Дитя начало мыслить и видеть.
В этих светлых царствах Ум совершает первые шаги вперёд.
Невежественный во всём, но жаждущий познать всё,
Начинает там его пытливое медленное исследование;
Всегда его поиск цепляется за формы вокруг,
Всегда он надеется отыскать более великие вещи.
Пламенный и золотисто-сверкающий огнями рассвета,
Бдительный, он живёт на грани изобретения.
Но всё, что он делает, - в масштабе младенца,
Как если бы космос был детской игрой,
Ум, жизнь - игрушками Титанического ребёнка.
Он работает подобно тому, кто строит имитацию крепости,
Чудом устойчивую на какое-то время,
Сделанную из песка на берегу Времени
Посреди безбрежного моря оккультной вечности.
Маленький острый инструмент, выбранный великим Могуществом,
Тягостную забаву страстно преследует;
Обучать Невежество - её трудная обязанность,
Её мысль исходит из начальной несознающей Пустоты,
И то, чему она учит, она сама должна узнать,
Пробуждая знание из его сонной берлоги.
Ибо знание не приходит к нам, как гость,
Призванный в наши покои из внешнего мира;
Друг и обитатель нашего тайного "я",
Оно скрылось за нашими умами, заснуло
И медленно просыпается под ударами жизни;
Могучий демон лежит внутри, бесформенный,
Пробудить, придать ему форму - задача Природы.
Всё было хаосом истины и лжи,
Ум искал в глубоком тумане Неведения;
Он смотрел внутрь себя, но не видел Бога.
Материальная промежуточная дипломатия
Отрицала Истину о том, что преходящие истины могут жить,
И скрывала Божество за вероучением, и предполагала,
Что Невежество Мира может медленно становиться мудрым.
Это была путаница, созданная суверенным Умом,
Смотревшим с мерцающего гребня в Ночь
В её первых манипуляциях с бессознательным:
Чужой сумрак озадачивает её сияющие глаза;
Её быстрые руки должны научиться осторожному усердию;
Земля может выдержать лишь медленное продвижение.
И всё же её сила отличалась от [силы] невидящей земли,
Вынужденной обращаться с самодельными инструментами,
Изобретёнными жизненной силой и плотью.
Земля воспринимает всё через сомнительные образы,
Она всё рассматривает в опасных струях зрения,
Маленькими огоньками, зажжёнными от прикасаний ощупывающей мысли.
Неспособная к прямому взгляду души,
Она видит спазмами и припаивает кусочки знания,
Делает истину рабыней своей бедности,
Изгоняя мистическое единство Природы,
Разрезает на кванты и массы движущееся Целое;
Она принимает за мерило её невежество.
В её собственных владениях понтифик и провидец,
Эта большая Мощь с её полувзошедшим солнцем
Действовала внутри пределов, но обладала её полем;
Она знала по привилегии мыслящей силы
И претендовала на младенческий суверенитет видения.
В её глазах, как бы мрачно они ни были окаймлены, светился
Взор Архангела, который знает, что вдохновляет его действия,
И формирует мир в его дальновидящем пламени.
В её собственном царстве она не спотыкается и не терпит неудачу,
Но движется в границах тонкой силы,
Через которые ум может шагнуть к Солнцу.
Кандидатура на высший сюзеренитет,
Она прорубала проход из Ночи к Свету
И искала неизведанное Всеведение.
Карликовая трёхтелая троица была её рабой.
Во-первых, самая маленькая из трёх, но крепкая в конечностях,
Низколобая с квадратной тяжёлой челюстью
Пигмейская Мысль, нуждающаяся в границах, чтобы жить,
Вечно склонившаяся, чтобы вдолбить факт и форму.
Поглощённая и стеснённая внешним взглядом,
Она занимает своё положение на твёрдой базе Природы.
Замечательная специалистка, грубая мыслительница,
Клепающая Жизнь к бороздам привычки,
Покорная тирании грубой Материи,
Пленница форм, в которых она работает,
Она связывает себя тем, что сама создаёт.
Раба установленной массы абсолютных правил,
Она видит привычки мира, как Закон,
Она видит привычки ума, как Истину.
В её царстве конкретных образов и событий,
Вращающихся в изношенном круге идей
И всегда повторяющихся старых привычных действий,
Она живёт, довольствуясь общим и известным.
Она любит старую землю, что была её местожительством:
Отвращающаяся от перемен, как от дерзкого греха,
Недоверчивая к каждому новому открытию,
Она продвигается лишь осторожно шаг за шагом
И боится неизвестного, как смертельной бездны.
Расчётливая охранительница своего невежества,
Она избегает приключений, моргает от великолепной надежды,
Предпочитая безопасную опору на вещи
Опасной радости от широты и высоты.
Медленные впечатления мира на её трудящемся уме,
Запоздалые отпечатки, почти неизгладимые,
Увеличивают их ценность их бедностью;
Старые верные воспоминания - её основной капитал:
Лишь то, что может понять рассудок, считается абсолютным:
Она полагает единственной истиной внешний факт,
Отождествляет мудрость с земным взглядом,
А вещи, давно известные, и действия, всегда совершаемые,
Для её цепляющегося захвата - балюстрада
Безопасности на опасной лестнице Времени.
Доверие Небес к ней - это устоявшиеся древние пути,
Неизменные законы, которые человек не имеет права изменить,
Священное наследие великого мёртвого прошлого
Или единственная дорога, которую Бог проложил для жизни,
Твёрдый облик Природы, никогда не могущий измениться,
Часть огромного порядка вселенной.
Улыбка Хранителя Миров
Послана этим старым охраняющим Умом на землю,
Чтобы всё могло стоять в его зафиксированном неизменном виде
И никогда не сдвигаться со своего векового положения.
Мы видим, как она [п. Мысль - прим. перев.] кружит, верная её задаче,
Неутомимая, в круговороте предписанной традиции;
В обветшалых и разрушающихся офисах Времени
Она зорко стоит на страже перед стеной обычая,
Или в тусклых окрестностях древней Ночи
Дремлет на камнях маленького дворика
И лает на каждый незнакомый свет,
Как на врага, который разрушит её жилище,
Собака, сторожащая ограждённый рассудком дом духа
От незваных гостей из Невидимого,
Питающаяся обрывками жизни и костями Материи
В её конуре объективной уверенности.
И всё же за ней стоит космическая мощь:
Размеренное Величие хранит его обширный план,
Бездонное тождество ритмизирует поступь жизни;
Неизменные орбиты звёзд бороздят инертный Космос,
Миллионы видов следуют одному немому Закону.
Огромная инертность - это защита мира,
Даже в изменении сберегается неизменность;
В инерцию погружается революция,
В новом платье старое возвращает его роль;
Энергия действует, стабильность - её печать:
На груди Шивы остаётся [этот] огромный танец.
Огненный дух пришёл следующим из трёх.
Горбатый всадник красного Дикого Осла,
Опрометчивый Разум спрыгнул, с гривой льва,
Из великого мистического Пламени, что окружает миры
И своим страшным краем пожирает сердце существа.
Оттуда возникло жгучее видение Желания.
Тысячу обличий оно носило, принимало бесчисленные имена:
Нужда во множественности и изменчивости
Вынуждала его всегда преследовать Единое
На бесчисленных дорогах[, бегущих] через просторы Времени,
Через цепи бесконечных различий.
Оно сжигает все груди двусмысленным огнём.
Сияние, мерцающее в мутном потоке,
Оно вспыхивало до небес, затем снижалось, поглощённое, до ада;
Оно карабкалось, чтобы утащить Истину в болото,
И использовало его сверкающую Силу для грязных целей;
Огромный хамелеон золотого, синего и красного цвета,
Переходящих в чёрный, серый и буро-коричневый,
Голодный, он выглядывал с пёстрой ветки жизни,
Чтобы радостно хватать насекомых, его любимую еду,
Тёмный хлеб для роскошного тела,
Вскармливающий великолепную страсть его оттенков.
Огненный змей с тусклым облаком вместо хвоста,
Сопровождаемый грезящей стаей сверкающих мыслей,
Подняв голову с многоцветными мерцающими гребнями,
Он лизал знание закопчённым языком.
Всасывающий вихрь в пустом воздухе,
Он зиждется на пустоте колоссальных притязаний,
В Ничто рождённый, в Ничто возвращается,
Но всё время движется невольно
К скрытому Нечто, которое есть Всё.
Пылкое желание найти, неспособное удержать,
Сверкающая нестабильность были его метками,
Ошибаться было его врождённой тенденцией, его природным сигналом.
Склонный сразу к неразмышляющему доверию,
Он предполагал верным всё, что льстило его собственным надеждам;
Он лелеял золотые пустоты, рождённые желанием,
Он хватал нереальное, как пищу.
В темноте он обнаруживал светящиеся формы;
Вглядываясь в нависающую тенью полутьму,
Он видел цветные изображения, нацарапанные в пещере Фантазии;
Или он носился по кругу в ночи предположений
И ловил в камеру воображения
Яркие сцены обещаний, удерживаемые мимолётными вспышками,
Фиксировал в воздухе жизни ноги торопливых снов,
Сохранял отпечатки проходящих Форм и скрытых Могуществ
И вспышки-образы полувидимых истин.
Прыжок, жаждущий схватить и овладеть
Без помощи разума или видящей души,
Был его первым натуральным движением и последним,
Он растрачивал жизненную силу, чтобы достичь невозможного:
Он презирал прямую дорогу и бежал по извилистым тропам,
Оставляя то, что он выиграл, для неиспытанных вещей;
Он видел нереализованные цели, как мгновенную судьбу,
И выбирал обрыв для его прыжка на небеса.
Рискуя его системой в авантюре жизни,
Он принимал случайные достижения за надёжные результаты;
Ошибка не обескураживала его уверенный взгляд,
Неведающий о глубоком законе путей бытия,
И неудача не могла замедлить его огненную хватку;
Один шанс, ставший истинным, оправдывал всё остальное.
Попытка, а не победа, составляла очарование жизни.
Неуверенный победитель с неуверенными ставками,
Инстинкт был его матерью, а жизненный ум - отцом,
Он бежал в его гонке и приходил первым или последним.
Всё же его деяния не были малыми, тщетными и ничтожными;
Он кормился порцией силы бесконечности
И мог творить высокие вещи, что желало его воображение;
Его страсть ловила то, чего не хватало спокойному разуму.
Прозрение импульса направляло его прыгающий захват
На небеса, [где] высокая Мысль скрывалась в ослепительном тумане,
Улавливало проблески, что указывали на спрятавшееся солнце:
Он исследовал пустоту и находил там сокровище.
Полу-интуиция багровела в его рассудке;
Он бросал зубец молнии и попадал в невидимое.
Он видел в темноте и смутно моргал на свету,
Невежество было его полем, неизвестное - его призом.
Из всех этих Сил величайшей была последняя.
Прибыв позже с далёкого плана мысли
В переполненный иррациональный мир Возможностей,
Где всё ощущалось грубым и совершалось вслепую,
И всё же случайность казалась неизбежной,
Пришёл Разум, приземистый божественный мастер,
В его узкий дом на гребне Времени.
Адепт ясного устроения и замысла
С задумчивым лицом и близкими всматривающимися глазами,
Он занял его твёрдое и непоколебимое место,
Сильнейший, мудрейший из троллеподобной Триады.
Вооружившись его линзами, измерительной штангой и зондом,
Он смотрел на объективную Вселенную,
На множества, что жили и умирали в ней,
На тело пространства и на бегущую душу Времени,
И брал землю и звёзды в его руки
Попробовать, что он может сделать из этих странных вещей.
В своём сильном, целеустремленном, трудолюбивом уме,
Изобретая его схемы-линии реальности
И геометрические кривые его плана времени,
Он умножал свои медленные полусрезы[, взятые] из Истины:
Не выносящий загадки и неизвестного,
Нетерпимый к беззаконию и уникальности,
Навязывая рефлексию маршу Силы,
Навязывая ясность непостижимому,
Он стремился свести к правилам мистический мир.
Он ничего не знал, но обо всех вещах надеялся узнать.
В тёмных бессознательных царствах, когда-то лишённых мысли,
Призванный верховным Разумом
Направить свой луч на тёмный Простор,
Несовершенный свет, ведущий заблуждающуюся массу
Силой чувства, идеи и слова,
Он отыскивает Природный процесс, субстанцию, причину.
Гармонизируя всю жизнь контролем мысли,
Он всё ещё борется с гигантской неразберихой;
Невежественный во всём, кроме его собственного ищущего ума,
Он пришёл спасти мир от Невежества.
Суверенный работник, на протяжении веков
Наблюдающий и меняющий всё, что существует,
Он уверенно взял на себя огромную ответственность.
Там низко согнутая могучая фигура сидит,
Склонившись под дуговыми фонарями его фабричного дома
Среди грохота и звона его инструментов.
Строгий взгляд его творящих глаз
Принуждает пластичный материал космического Ума [принимать форму],
Он ставит жёсткие измышления его мозга
В образец вечной неподвижности:
Безразличный к космическому немому требованию,
Не сознавая слишком близкие реальности
Невысказанной мысли, безмолвного сердца,
Он склоняется выдумывать свои кредо, железные кодексы
И металлические структуры для заключённой [в них] жизни
И механические модели для всех вещей, что существуют.
Для видимого мира он соткал понимаемый мир:
Он плетёт тугие, но несубстанциальные нити
Его паутины словесных сетей абстрактной мысли,
Его сегментных систем Бесконечного,
Его теодицей, космогонических карт
И мифов, которыми он объясняет необъяснимое.
По воле он простирается в тонком воздухе ума,
Подобно картам, висящим в школе интеллекта,
Втискивая широкую Истину в узкую схему
Его бесчисленных враждующих строгих философий;
Из Природного тела феноменов
Он вырезает острым краем мысли в жёстких линиях,
Подобных рельсам для могущества Мировой Магии, чтобы [по ним] бежать,
Его науки, точные и абсолютные.
На огромных голых стенах человеческого неведения,
[Среди] начертанных вокруг глубоких немых иероглифов Природы,
Он пишет ясными демотическими знаками
Обширную энциклопедию его мыслей;
Алгебру знаков его математики,
Его чисел и безошибочных формул
Он строит, чтобы завершить его резюме вещей.
Со всех сторон бегут, как в космической мечети,
Отслеживая священные вирши его законов,
Затейливость его узорчатых арабесок,
Искусство его мудрости, хитрость его знаний.
Это искусство, эта хитрость - его единственный запас.
В его высоких трудах чистого разума,
При его отходе из ловушки чувств
Не происходит разрушения стен разума,
Не проскакивает разрывающая вспышка абсолютного могущества,
Не восходит свет небесной несомненности.
Миллион лиц носит его знание здесь,
И каждое лицо - в тюрбане сомнения.
Всё теперь под вопросом, всё сведено в ничто.
Когда-то монументальные в их массивном мастерстве,
Его старые великие мифические писания исчезают,
И на их месте стартуют строгие эфемерные знаки;
Эта постоянная перемена означает прогресс для его глаз:
Его мысль - это бесконечный марш без цели.
Нет вершины, на которую он мог бы встать
И одним взглядом охватить всю бесконечность.
Неубедительная пьеса - это труд Разума.
Любая сильная идея может использовать его, как свой инструмент;
Принимая каждое послание, он отстаивает его дело.
Открытый каждой мысли, он не может знать.
Вечный Адвокат, восседающий, как судья,
Облачает в неуязвимую кольчугу логики
Тысячи бойцов за завуалированный трон Истины,
И подстрекает с высокой конской спины аргумента
Всегда склонять словесные копья
В притворном турнире, где никто не может победить.
Анализируя ценность мыслей его жёсткими тестами,
Балансируя, он сидит на широком и пустом воздухе,
Отстранённый и чистый в его беспристрастном равновесии.
Его суждения выглядят абсолютными, но никто [в них] не уверен;
Время отменяет все его вердикты в апелляции.
Хотя, подобно солнечным лучам для нашего светлячкового ума,
Его знание притворяется падающим с ясных небес,
Его лучи - это свет фонаря в Ночи;
Он набрасывает сверкающее одеяние на Невежество.
Но теперь утрачено его древнее суверенное притязание
Править высшим царством ума по его абсолютному праву,
Связывать мысль кованой непогрешимой цепью логики
Или видеть истину обнажённой в ярком абстрактном тумане.
Хозяин и раб абсолютного явления,
Он путешествует по дорогам заблуждающегося зрения
Или смотрит на выстроенный механический мир,
Сконструированный для него его инструментами.
Вол, запряжённый в повозку с доказанными фактами,
Он тянет огромные тюки знаний по пыли Материи,
Чтобы достичь огромного базара полезности.
Ученик, он дорос до его старой ломовой лошади;
Помогающее чувство - арбитр его поисков.
Теперь он использует его в качестве пробного камня.
Как будто он не знает, что факты - это шелуха истины,
Шелуху он хранит, зерна выкидывает прочь.
Древняя мудрость уходит в прошлое,
Вера веков становится досужей сказкой,
Бог уходит из пробуждённой мысли,
Старая отброшенная мечта больше не нужна:
Он ищет лишь ключи от механической Природы.
Интерпретируя каменные законы, как неизбежные,
Он роется в твёрдой, сокрытой почве Материи,
Чтобы откопать процессы всех сотворённых вещей.
Нагруженная огромная работающая сама по себе машина предстаёт
Перед жадным и восхищённым взглядом его глаз,
Замысловатая и бессмысленная инженерия
Упорядоченного рокового и неизменного Шанса:
Изобретательное, тщательное и детальное,
Его грубое несознательное скрупулёзное устройство
Разворачивает безошибочный марш, отображает верную дорогу;
Он планирует без мышления, действует без воли,
Миллион целей не служит ни одной цели
И строит рациональный мир без ума.
У него нет ни движителя, ни творца, ни идеи:
Его обширное самодействие работает без причины;
Безжизненная Энергия, ведомая неудержимо,
Голова смерти на теле Необходимости,
Вызывает жизнь и порождает сознание,
Потом удивляется, почему всё возникло и откуда пришло.
Наши мысли - это части огромной машины,
Наши размышления - лишь причуда закона Материи,
Мистические знания были фантазией или слепотой;
Мы теперь не нуждаемся ни в душе, ни в духе:
Материя - это восхитительная Реальность,
Очевидное, неизбежное чудо,
Твёрдая истина вещей, простая, вечная, единственная.
Самоубийственная безрассудная трата,
Создающая мир мистерией самопотери,
Вылила её разрозненные труды в пустое Пространство;
Позднее саморазрушающаяся Сила
Сократит огромное расширение, которое она произвела:
Тогда завершается этот могучий и бессмысленный труд,
Пустота остаётся голой, пустой, как прежде.
Так подтверждённая, увенчанная, великая новая Мысль
Объяснила мир и овладела всеми его законами,
Коснулась немых корней, пробудила скрытые потрясающие силы;
Она обязана служить несознательным джиннам,
Что спят, не задействованные в невежественном трансе Материи.
Всё было точным, жёстким, бесспорным.
Но когда, основываясь на вековой скале Материи,
Встало целое, твёрдое, отчётливое и надёжное,
Всё отшатнулось назад в море сомнений;
Эта прочная схема плавилась в бесконечном потоке:
Он [рассудок - прим. перев.] встретил бесформенную Силу, изобретающую формы;
Внезапно он наткнулся на невидимые вещи:
Молния из не открытой Истины
Поразила его глаза её озадачивающим блеском
И вырыла пропасть между Реальным и Известным,
Пока всё его знание не показалось невежеством.
Мир вновь стал волшебной сетью,
Магическим процессом в магическом пространстве,
Непостижимыми глубинами чуда,
Чей источник теряется в Невыразимом.
Вновь мы сталкиваемся с чистым Непознаваемым.
В крушении ценностей, в огромном роковом сломе,
В распылении и рассеянии его разрушенной работы
Он потерял его чистый законсервированный сконструированный мир.
Остался квантовый танец, россыпь случайностей
В колоссальном опрокидывающем вихре Энергии:
Непрерывное движение в безграничной Пустоте,
Формы, изобретаемые без мысли и цели:
Необходимость и Причина стали бесформенными призраками;
Материя была инцидентом в потоке бытия,
Законной, но работающей по часам привычкой слепой силы.
Идеалы, этика, системы не имели основы
И вскоре рухнули или жили без санкции;
Всё превратилось в хаос, в волнение, в столкновение и борьбу.
Идеи, воюющие и свирепые, обрушивались на жизнь;
Жёсткое сжатие сдерживало анархию,
А свобода была лишь именем призрака:
Созидание и разрушение вальсировали, вооружённые,
На груди разорванной и дрожащей земли;
Всё погрузилось в мир танца Кали.
Так, обрушившись, утопая, растянувшись в Пустоте,
Хватаясь за подпорки, за почву, на которой можно [было] стоять,
Он видел лишь тонкий атомный Простор,
Разрежённый с редкими точками субстрат вселенной,
На котором плавает феноменальный облик твёрдого мира.
Только процесс событий был там
И пластичные и многообразные изменения Природы,
И, богатая смертью, чтобы убить или сотворить,
Всемогущая сила расщеплённого невидимого атома.
Оставался единственный шанс, что здесь может найтись могущество,
[Способное] освободить человека от старых неадекватных средств
И оставить его властелином земной сцены.
Поскольку Разум тогда мог бы схватить изначальную Силу,
Чтобы вести его машину по дорогам Времени.
Всё тогда могло бы служить нуждам мыслящей расы,
Абсолютное Государство нашло бы абсолют порядка,
Сократило бы все вещи до стандартизированного совершенства,
Построило бы в обществе справедливую точную машину.
Тогда наука и рассудок, не заботясь о душе,
Могли бы отладить спокойный единообразный мир,
Эонические искания переполнить внешними истинами,
И одношаблонно мыслящей силой - ум,
Навязали бы логику Материи видениям Духа,
Сделали бы из человека разумное животное,
А из его жизни - симметричную ткань.
Это было бы вершиной Природы на тёмном земном шаре,
Грандиозным результатом долгих веков усилий,
Эволюция Земли увенчалась бы успехом, её миссия выполнилась.
Так могло быть, если бы дух уснул;
Тогда человек мог бы отдыхать в довольстве и жить в мире,
Владыка Природы, кто когда-то трудился, будучи её рабом,
А беспорядок в мире уплотнился бы до Закона, -
Если бы ужасное сердце Жизни не восстало в бунте,
Если бы Бог внутри не мог отыскать более великого плана.
Но космическая Душа многолика;
Прикосновение может изменить установленный фронт Судьбы.
Внезапный поворот может произойти, дорога - появиться.
Ум более великий может увидеть более великую Истину,
Или мы можем обнаружить, когда всё остальное рухнет,
Скрытый в нас самих ключ к совершенному изменению.
Поднимаясь из почвы, где ползут наши дни,
Сознание Земли может сочетаться с Солнцем,
Наша смертная жизнь - лететь на крыльях духа,
Наши конечные мысли - общаться с Бесконечным.
В ярких царствах восходящего Солнца
Всё есть рождение в могущество света:
Всё, деформированное здесь, там хранит его счастливый облик,
Всё, что здесь смешано и искажено, там чисто и цело;
И всё же каждое из них - это преходящий шаг, фаза момента.
Пробудившись к более великой Истине за пределами её деяний,
Посредница сидела и смотрела на её творения
И чувствовала в них чудо и силу,
Но знала [и] могущество за ликом Времени:
Она выполнила задачу, повиновалась данному знанию,
Её глубокое сердце стремилось к великим идеальным вещам
И из света смотрело на более широкий свет:
Сверкающая изгородь, окружавшая её, сужала её могущество;
Верная её ограниченной сфере, она трудилась, но знала,
Что её наивысшее, широчайшее видение было наполовину поиском,
А самые могучие [её] действия - переходом или стадией.
Ибо не Разумом было создано творение,
И не Разумом может быть видима истина,
Которую сквозь завесы мысли, экраны чувств
Едва может рассмотреть видение духа,
Затемнённое несовершенством его средств:
Маленький Ум привязан к мелочам:
Его смысл - лишь внешнее касание духа,
Полупроснувшегося в мире тёмного Несознательного;
Он чувствует его существа и его формы,
Как некто, оставленный [идти] наощупь в невежественной Ночи.
В этом маленьком слепке детского ума и чувств
Желание - это плач детского сердца, взывающего к блаженству,
Наш разум - только мастер игрушек,
Создатель правил в странной спотыкающейся игре.
Но он с его карликовыми помощниками знал, чьё уверенное зрение
Ограниченная перспектива принимала за дальнюю цель.
Мир, который он создал, - это промежуточный отчёт
Путешественника к полуобретённой истине в вещах,
Движущегося между неведением и неведением.
Поскольку ничего не известно, пока что-то остаётся скрытым;
Истина познаётся только тогда, когда видно всё.
Привлечённый Всем, что есть Одно,
Он стремится к более высшему свету, чем его [свет];
Скрытый его культами и верованиями, он мельком видел лик Бога:
Он знает, что нашёл лишь форму, одежду,
Но всегда надеется увидеть его в своём сердце
И почувствовать тело его реальности.
Пока есть маска, а не чело,
Хотя иногда появляются два скрытых глаза:
Разум не может сорвать эту мерцающую маску,
Его усилия лишь заставляют её ярче мерцать;
Он увязывает Неделимое в свёртки;
Обнаружив, что его руки слишком малы, чтобы удержать безбрежную истину,
Он разбивает знание на отчуждённые части
Или всматривается сквозь облачный покров в исчезнувшее солнце:
Он видит, не понимая того, что видел,
Сквозь замкнутые облики конечных вещей
Мириады аспектов бесконечности.
Однажды Лик должен прожечь маску.
Наше невежество - это куколка Мудрости,
Наше заблуждение сочетается с новым знанием на его пути,
Его тьма - это почерневший узел света;
Мысль танцует рука об руку с Неведением
На серой дороге, что вьётся к Солнцу.
Даже когда его пальцы нащупывают узлы,
Что связывают их в странное компаньонство,
В моменты их супружеской борьбы
Иногда прорываются вспышки просветляющего Огня.
Даже теперь здесь есть великие мысли, что гуляют одни:
Вооружённые, они пришли с непогрешимым словом
В посвящении интуитивного света,
Что несёт санкцию от глаз Бога;
Предвестники далёкой Истины, они пылают,
Прибывая с края вечности.
Огонь выйдет из бесконечностей,
Более великий Гнозис взглянет на мир,
Приходя из какого-то далёкого всеведения
На сверкающих морях, из тихого восхищённого Одиночества,
Чтобы осветить глубокое сердце себя и вещей.
Вневременное знание он принесёт в Ум,
Его цель - в жизнь, в Невежество - его конец.
Наверху, в высокой бездыханной стратосфере,
Затеняя карликовую триаду,
Жили, устремлённые в безграничное Запределье,
Пленники пространства, окружённые ограничивающими небесами,
В нескончаемом круговороте часов,
Тоскующие по прямым путям вечности,
И с высоты своего положения смотрели вниз на этот мир
Два солнечноглазых Демона, свидетельствующие обо всём, что есть.
Могущество, [способное] возвысить отсталый мир,
Властное, ехало на огромной высококрылой Жизни-Мысли,
Не желая ступать по твёрдой неизменной почве:
Привыкшее к синей бесконечности,
Оно парило в солнечном небе и в звёздном воздухе;
Оно видело вдали дом недостижимого Бессмертного
И слышало вдали голоса Богов.
Иконоборец и разрушитель фортов Времени,
Преодолевающий предел и превышающий норму,
Оно освещало мысли, что сияли сквозь века
И двигали действиями сверхчеловеческой силы.
Так далеко, как могли долететь его крылатые самолёты,
Посещая будущее в великих сверкающих рейдах,
Оно разведывало перспективы мечты-судьбы.
Способное к зачатию, неспособное к достижению,
Оно рисовало его концептуальные карты и планы видения,
Слишком великие для архитектуры смертного Пространства.
За пределами в обширности, где нет опоры,
Имажинист бестелесных Идей,
Безразличный к крику жизни и рассудка,
Чистый Мыслящий Ум обозревал космическое действие.
Архангел белого трансцендентного царства,
Он видел мир с одиноких высот,
Сияющих в далёком и пустом воздухе.
Конец Песни X
перевод 17-31.05.2019 года, правка 19.07.19
ред. 14.11.2022